AVIS 03 - 2023

Теги: организация науки и научно-исследовательских работ наука науковедение история науки научный журнал общественные науки сборник статей издательство президентской академии

Год: 2023

Похожие

Английский для юристов Ч.1

Гражданин и безумие

Основы судебной психиатрии: Учебник Фолка

Нация и демократия. Перспективы управления культурным разнообразием

Текст

AV I S
№3 март 2023

УДК 001.891.34
ББК 72.5

AVIS – научно-студенческий журнал, созданный в 2018 г. для
популяризации исследовательский деятельности студентов Института
общественных наук РАНХиГС. С 2022 г. журнал является официальным
печатным органом Научного студенческого общества Института общественных наук. Главная цель журнала сводится к созданию площадки
для научной самореализации студентов и повышению значимости
научно-студенческой среды в стенах Института общественных наук.
Название AVIS является аббревитуарой «Any view is sensible», которая
вольно переводится, как «каждая точка зрения заслуживает внимания». Этой аббревиатурой мы хотели подчеркнуть, что любая студенческая инициатива от мала до велика, от участия в организации каких-либо крупных мероприятий до небольшой научной работы, вносит
значимый вклад в общее развитие студенческой науки.
Если говорить о визуальной составляющей, то AVIS с латинского
языка переводится как птица. Птица для нас символизирует свободу,
прежде всего, парящую свободу мнения. Кто, как не птица, может охватить своим острым взглядом простирающееся под ней огромное пространство первозданной природы и рукотворных плодов человеческого разума? Кто, как не птица, может оторваться от земных страстей
и устремиться в интеллектуальную ввысь вольной добродетельной
жизни? Наконец, кто, как не птица, своими постоянными перелетами
демонстрирует умозрительную тщетность выстраивания всевозможных границ? Поэтому именно птица является краеугольным камнем
свободного оформления каждого выпуска журнала.
Таким образом, AVIS на своих страницах объединяет разные
по своему академическому жанру студенческие статьи, тематическая
пестрота которых позволяет охватить множество исследовательских
ниш, тем самым с точки зрения принципов формирования выпусков
журнала мы неизменно следуем нашей концепции поощрения всесторонности мнений и взглядов, заслуживающих внимания и широкого
распространения.

НАД ВЫПУСКОМ
РАБОТАЛИ
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР:
Овчинникова Анастасия
ОТВЕТСТВЕННЫЙ РЕДАКТОР:
Мельникова Екатерина
РЕДАКТОРЫ:
Антипкина Анастасия
Барбаняга Иван
Еречнева Варвара
Крутов Дмитрий
Кузнецова Екатерина
Новоселова Ирина
Ханова Яна
Чекмарева Елизавета
ВЕРСТАЛЬЩИЦА:
Мельникова Екатерина
РЕЦЕНЗЕНТ:
к.ф.н., доцент кафедры
гуманитарных дисциплин
ИОН РАНХиГС
Хурумов Станислав Юрьевич
АВТОРЫ:
Мирский Константин
Фарапонов Александр
Лазарев Дмитрий
Анопченко Дарья
Парамонова Таисия
Эльмурзаева Милана
Лузанова Ульяна
Корнеев Андрей

СЛОВО РЕЦЕНЗЕНТА
Дорогие друзья!
Я рад приветствовать выход
в свет третьего номера журнала
Научного Студенческого Общества
Института общественных наук
РАНХиГС – AVIS. Это – опыт дисциплинирующего письма, важный
результат исследовательской
работы студентов и свидетельство
их академического взросления.
Первые шаги на поприще академической науки – ответственный процесс. Студенты учатся читать научные статьи, усваивают теории
и методы, пытаются применить полученные знания, ищут свои темы и
проблемы, выдвигают гипотезы, проверяют их, делают множество ошибок и снова начинают работать. Написанный научный текст является
одновременно результатом кропотливой работы и предпосылкой для
нового изучения, нового поиска. Студент, который регулярно работает
над текстами своих исследований, постепенно привыкает к тому, что
образование – это образ жизни. Выдвигать гипотезы, проверять их,
придумывать теории, спорить с другими точками зрения – увлекательно. Тот, кто ощутил вкус к научной работе смолоду, скорее всего, не
оставит ее.
Авторы третьего номера говорят о социальных, политических,
культурных, психологических проблемах. Они ставят проблемы, анализируют источники, рецензируют и реферируют исследования. Одни – в
начале своего научного пути, другие – уверенно применяют знания. Но
у всех них есть мотивация, увлеченность и желание развиваться. Они
хотят быть услышанными и прочитанными.
Раздел «Исследовательские статьи» составляют четыре текста.
Работа Александра Фарапонова «Индивид и Власть в Ночном Городе»
интенсивно соединяет подходы Эдуардо Айбара, Уиба И. Бейкера,
Мишеля де Серто и др. в исследовании феномена городской ночи. В
работе «Каталония как «Сообщество Судьбы» в Концепции Бэра» Дмитрий Лазарев, опираясь на исследование Виктора Вахштайна*, предлагает осмыслить национальную общность каталонцев с помощью
«насыщенного» понятия Питера Бэра. Константин Мирский в своей
статье «Методология Школы «Истории Понятий» в Контексте Исследо* Признан на территории РФ иностранным агентом

ваний Проблемы Нации и Национализма» рассматривает вопрос о
продуктивности применения методологии «Кембриджской школы»
и «Begriffsgeschichte» в изучении феноменов нации и национализма.
Дарья Анопченко в работе «Мировые Языки: Лингвистическое Определение и Современные Тенденции Развития» формулирует проблему глобального и локального статусов языка. В настоящем выпуске
журнала представлены также три англоязычных текста. В эссе Ульяны
Лузановой «Romanticization of Mental Illness in Media» идет речь о романтизации психических заболеваний в современных медиа и фиксируются риски этой тенденции. Таисия Парамонова в эссе «Female
Artists as Outsiders: Why Is It Hard to Become and Be an Accountable
Woman in Art Industry» рассматривает причины аутсайдерства женщин в художественной сфере, дает характеристику гендерным исследованиям Дианы Миллер и Талии Гумы-Петерсон, Патриции Метьюз.
В тексте Миланы Эльмурзаевой «Prisoners as a Social Group» предпринята попытка отреферировать исследование Нормана Хейнера
и Элиса Эша «Сообщество Заключенных как Социальная Группа».
Раздел «Рецензии» содержит текст Андрея Корнеева о книге «Мифы
и Заблуждения в Изучении Империи и Национализма». В нем сделан
акцент на проблеме работы понятий «империя» и «нация» в исследованиях сборника.
Остается пожелать всем авторам найти благодарных и заинтересованных читателей, читателям стать авторами, а журналу AVIS,
чтобы его «начало славных дел» продолжалось!

С наилучшими пожеланиями,
Хурумов Станислав Юрьевич
к.ф.н., доцент кафедры
гуманитарных дисциплин
ИОН РАНХиГС.

СЛОВО РЕДАКТОРА
Дорогие друзья!
Мы рады представить третий
выпуск журнала AVIS. Несмотря на
тематическое разнообразие представленных в нем работ, нам кажется
справедливым замечание об их единстве в том смысле, что вместе они выявляют специфику функционирования
различных общественных институтов
применительно как к локальному, так
и глобальному контексту.
Журнал включает в себя три
рубрики. В рамках рубрики «Исследовательская статья» студентами был
осмыслен опыт политических и юридических общественных институтов, выявлен неоднозначный характер их работы, проявляющийся в существовании как адекватных, так и неадекватных реакций на социальные изменения. Рубрика «Эссе на английском языке» открыла
возможность для студентов презентации своих исследований на английском
языке. Осветив более широкий круг общественных институтов (образовательных, информационных, культурных), авторы сделали акцент на проблемных с
точки зрения практического вреда аспектах. Особняком стоит работа, представленная в рамках рубрики «Рецензия». Близкая по исследовательскому фокусу к
одной из работ первой рубрики, она предлагает критическое осмысление научного взгляда на работу прежде всего политических и информационных институтов.
В заключении отметим, что важным принципом любого исследовательского проекта нам представляется грамотное соотношение теоретической и
практической реальностей, поэтому нам радостно видеть присутствие в журнале
работ, обращающихся не только к феноменам, но и к понятиям, ставя вопросы о
точности языка описания первых. Надеемся, что в дальнейшем журналу удастся
стать областью соединения различных школ, через диалог которых возможно
будет выработать адекватную описательную и объяснительную модель реальности.
Овчинникова Анастасия,
Главный редактор,
студентка 4 курса
«Зарубежное регионоведение
и политэкономический анализ»,
ИОН РАНХиГС.

СОДЕРЖАНИЕ

Методология школы
«истории понятий» в
контексте исследований
проблемы нации и
нациоализма

Индивид и власть в
ночном городе

Каталония как
«сообщество судьбы» в
концепции Бэра

ESSAY IN
ENGLISH

Мировые языки: лингвистическое определение
и современные
тенденции развития

Female artists as
outsiders: why is it hard
to become and be an
accountable woman
in art industry

Romanticization of mental
illness in media

РЕЦЕНЗИЯ

Рецензия на книгу
«Мифы и заблуждения
в изучении империи и
национализма»

Prisoners as a social
group

МЕТОДОЛОГИЯ ШКОЛЫ
«ИСТОРИИ ПОНЯТИЙ» В
КОНТЕКСТЕ ИССЛЕДОВАНИЙ ПРОБЛЕМЫ НАЦИИ И
НАЦИОНАЛИЗМА
Автор работы: Мирский Константин
Эдуардович, 2 курс магистратуры.
«Политическая философия», МВШСЭН.

Аннотация: Настоящая статья посвящена анализу понятий «нация» и «национализм» с позиции «интеллектуальной истории» в лице «Кембриджской школы» и «истории понятий» в лице
«Begriffsgeschichte». Исследование основывается на гипотезе о том, что национализм наиболее полно проявляется в языке носителей этой
идеологии. Именно через обращение к языку
можно выстроить наиболее полную картину
природы и сущности национализма. В рамках
компаративного анализа работ «истории понятий» в западной и отечественной науке автор
выявляет основные черты новаторского взгляда данной методологии в изучении проблемы
нации и национализма.

Abstract: This article is devoted to the analysis
of the concepts of nation and nationalism
from the standpoint of «intellectual history»
represented by the «Cambridge School» and
«history of concepts» represented by the
«Begriffsgeschichte». The study is based on
the hypothesis that nationalism is most fully
manifested in the language of representatives of
this ideology. It is through an appeal to language
that one can build the most complete picture
of the nature and essence of nationalism. The
author reveals the main features of the innovative
view of this methodology in the study of the
problem of nation and nationalism, conducting a
comparative analysis of the works of the «history
of concepts» in western and native science.

Ключевые слова: интеллектуальная история,
история понятий, Begriffsgeschichte, Кембриджская школа, нация, национализм.

Keywords: intellectual history, history of
concepts, Begriffsgeschichte, Cambridge School,
nation, nationalism.

Методология школы «истории понятий» в контексте исследований проблемы нации и национализма ––––––––––––––––––– Мирский Константин

Метод «истории понятий» за свою
непродолжительную историю существования в лице «Кембриджской школы» и
«Begriffsgeschichte» охватил многие темы и
вопросы. В данной статье рассмотрим, как
представители «интеллектуальной истории»
подходили к изучению проблемы нации и
национализма. Эта область долгие годы включала в себя исследователей, часто называемых
в академической традиции «модернистами»
[Малахов 2005: 8]. Среди этих авторов можно
упомянуть Бенедикта Андерсона, Эрнеста Геллнера, Эрика Хобсбаума, Томаса Нэирна, Ханса
Кона и др. Конечно, исследования национализма не ограничиваются лишь теориями «модерна». Нельзя не отметить и другую парадигму
рассмотрения вопросов национализма, которую представляют такие авторы, как Энтони
Смит и Клиффорд Гирц. В академической науке
их подход принято называть примордиалистским [Там же: 52]. Однако, несмотря на их
существенный вклад, в этой работе внимание
будет сосредоточено на «модернистском» дискурсе, так как он на данный момент является
доминирующим в науке.

Однако все эти исследователи схожи в том, что
очерчивают один и тот же период рождения
национализма, обозначая его переходом от
Средневековья к Новому времени или началом эпохи модерна [Коротеева 1999: 13].
НАЦИЯ И НАЦИОНАЛИЗМ
В КОНТЕКСТЕ МЕТОДОЛОГИИ
«BEGRIFFSGESCHICHTE»
Представители «школы понятий» затрагивали большой спектр проблем, в том числе
и вопросы, связанные с национализмом. В
первую очередь стоит упомянуть классическую работу Райнхарта Козеллека, основателя
направления немецкой «школы понятий». В
его многотомном исследовании «Словарь Основных Исторических Понятий» большое внимание уделено терминам, связанным с проблемой национализма. Ключевая предпосылка в
подходе Райнхарта Козеллека заключается в
рассмотрении процесса «исчезновения старого мира и возникновение современного через
призму истории его осмысления в категориях
основных понятий» [Козеллек 2014a: 24]. Таким
образом, ключевым срезом истории для автора является период «водораздела» (Satelzeit),
когда в корне изменилась семантика основных
исторических понятий. Эти допущения верны
и для таких понятий, связанных с национализмом, как «народ» (Volk) и «нация», которые
долгое время обладали параллельным, даже
противоположным значением в немецком
языке [Козеллек 2014b: 327]. Здесь конечно же
прослеживается сходство теоретической концепции Козеллека с модернистским направлением изучения национализма, который также
берет за основу, за точку появления или «конструирования» нации и национализма начало
Нового времени. Однако несмотря на это, существуют коренные различия в теоретических
предпосылках немецкой «школы понятий» и
«модернистским» изучением национализма.
Сам Козеллек не ограничивался изучением
понятий в Новое время. Он прибегал также к
анализу их семантического ядра в Античности
и Средневековье для того, чтобы проследить
расширение спектра значений и изменение
семантики понятия «нация», повышение частотности его употребления в разнообразных
социальных кругах.

Большинство авторов-модернистов
объединяет фокус на вопросе о том, почему
до Нового времени не было национализма и в
чем заключаются основные предпосылки его
появления в определенный период времени. Объяснительная модель исследователей
представляется через культурно-экономические явления (Эрнест Геллнер), через теорию
коммуникации (Карл Дейч), через экзистенциальные вопросы (Бенедикт Андерсон), через
идеологию (Эли Кедури, Лия Гринфельд).

Примерно ту же ошибку допускает и один из
виднейших представителей немецкой школы
«истории понятий» в России Алексей Миллер
в своей работе «История Понятия Нация в
России». Исследователь отрицает распространенный тезис о том, что понятие «нации»
и «народности» было калькой с немецкого
языка, возникшей в ходе культурного обмена
между Россией и немецкими государствами в
словарях и юридических актах начала и середины XVIII в., в Германии же на тот момент этот
термин ещё использовался широко в политическом языке [Миллер 2012: 10]. К сожалению,
Миллер упускает контекстуальный анализ
этого понятия в определенном срезе, соединяя
воедино тексты юридические, политические
и художественные, написанные на разных
языках. Такой пример показывает лишь то, что
исследователям не стоит полагаться только
на точное исследование эволюции понятия,
уделяя вместо этого большее внимание основным идиомам националистического дискурса.
Именно это делают Маурицио Вироли и Олег
Хархордин, чьи работы будут рассмотрены
позже. Сам Козеллек довольно проницательно сосредотачивает внимание не на изучении
понятий «нация» и «народ» в современном их
понимании, а пытается определить значение
этих понятий в прошлом и проследить этапы
их изменения.

Гринфельд стала одним из немногих
авторов-модернистов, кто предпринял попытку провести анализ семантического изменения
понятия. В своей работе «Национализм: Пять
Путей к Современности» Гринфельд описывает
эволюцию понятия «нация» от древнеримского понимания «группы иностранцев, происходивших из одного географического региона»
до средневековых студенческих землячеств
[Гринфельд 2012: 9]. Однако с таким подходом
категорически не соглашается Козеллек.

По его мнению, термин «нация», которым обозначались этнические группы в средневековых
университетах, не являлся на
тот момент «политизированным» или социально значимым
[Козеллек 2014b: 449]. Несмотря
на то, что термин имел свой
аналог, настоящую семантику
он вобрал в себя от исследуемого Козеллеком понятия «Volk»
или «people». Таким образом, немецкая «школа понятий» предлагает концентрировать свое
внимание не на истории самого
слова, а на вне-словесной семантике.

Возвращаясь к базовым положениям
теории Козеллека, можно отметить, что они
хорошо соотносятся с анализом идеи национализма. В эпоху Просвещения понятие «народ» начинает охватывать не только верхушку
элиты, но и всех граждан немецких государств
(демократизация) [Козеллек 2014b: 332]. Далее

этого процесса через язык. Мышление людей и
их политические интенции лучше всего можно
понять через те идиомы, которые они используют в речи.

понятие начинает вбирать в себя все новые
смыслы, становясь более абстрактным и размытым (политизация). Понятием «завладевают»
представители разных течений: и либералы, и
консерваторы, и социалисты (идеологизация).
В конце концов понятие «народ», еще не имеющее под собой политической институционализации, но уже отражающее лингвистическую
и культурную общность, стало обращаться в
будущее многими идеологами и пропагандистами (темпорализация). Таким образом, выдвинутые Козеллеком в начале своей работы
гипотезы вполне соответствуют развитию основных понятий, связанных с национализмом.

Труд Козеллека является значимым в
изучении природы национализма, однако есть
ряд аспектов, которые упускаются в методологии немецкой школы «истории понятий».
Важнейшей предпосылкой этих недостающих
элементов является неполное выстраивание
лингвистического контекста. Пожалуй, в этом
заключается главная жертва, которую – в
силу ограниченности человеческих ресурсов – приносит такой подход. Труд Козеллека
довольно объемный, однако следует более
детально останавливаться на определенных
эпохах, привлекать большее число текстов, в
том числе и «второстепенных», чтобы в полной
мере понять дискурс, использование того или
иного смысла термина «нация» или «народ».
Работа Козеллека в большей степени посвящена анализу культурного сдвига в период эпохи
«водораздела». Именно поэтому им в первую
очередь исследуется то, какими смыслами
наполнялись термины в начале XIX в. в Германии. В то же время Козеллек сосредоточен на
восстановлении логики выстраивания смыслов
в текстах основных авторов эпохи, благодаря
которым сформировалось современное понимание этнического национализма (Фихте,
Гердер, Гумбольдт, Шиллер). Однако для создания полной картины историку нужно абстрагироваться от современных контекстов и попытаться восстановить контекст прошлого. В этом
состоит задача теории «Кембриджской школы»
[Скиннер 2006: 87].

В работе Козеллека также
прослеживаются элементы конструктивизма, что сближает
авторов теории модернизма с
представителями «истории понятий». Однако именно выстраивание понятийного аппарата
и лингвистического контекста
позволяет в большей мере понять «конструирование» нации и
механизмы его работы.
Поскольку национализм, как настоящая идеология, оперирует смыслами понятий, можно
проследить за тем, какую семантику они в себя
вбирают. Козеллек рассуждает о приватизации
понятия немецкой этничности или народности
немецкими гуманистами [Там же: 465]. Такие
идеологи немецкого национализма, как Иоганн
Фихте и Иоганн Гердер, выстраивали культурную общность через единые понятия. Так
или иначе эти теоретики опирались на работу
Тацита «Германия», в которой древние племена
обозначались тем же самым словом. Именно
это дало повод проследить преемственность
между древними германцами и современными немцами, что являлось одним из ключевых
оснований для выстраивания национализма.
Таким образом, работа Козеллека, пусть и не
отвечает на вопрос о том, зачем немецкие
просветители стали изобретать национальную
преемственность, все же показывает историю

Ключевым моментом, отличающим подход Вироли (а
также работы Козеллека) от
всех остальных работ по теории национализма, является его
представление о том, что национализм – это лишь продолжение
истории патриотизма, ведущей
свое начало от Античного полиса [Viroli 1995: 2]. Таким образом,
автор не анализирует национализм сам по себе, а производит
анализ понятия, которое является составным и определяющим в понимании природы национализма.

НАЦИЯ И НАЦИОНАЛИЗМ
В КОНТЕКСТЕ МЕТОДОЛОГИИ
«КЕМБРИДЖСКОЙ ШКОЛЫ»
В лагере представителей «Кембриджской школы» наиболее ярким автором, затрагивающим напрямую проблему национализма,
является итальянский исследователь Маурицио Вироли. Его подход сочетает в себе такие
элементы Скиннеровской методологии, как
установление языкового контекста (конвенции)
понятия, абстрагирование от современной
конвенции по поводу понятий, а также метод
изучения «идиом» из теоретической модели
Джона Покока. Его книга, «For Lovе of Country»,
уже содержит в названии намек на чувственный опыт, который анализируется посредством
языка. В действительности Вироли интересует
не столько то, как национализм «выдумывали»,
сколько выражение чувств разных мыслителей
по отношению к нему. Автор пытается расширить дискурс национализма и свести его к
более общей проблеме анализа любви к своей
социальной группе, то есть к патриотизму.

По мнению Вироли, главная проблема
классиков исследования национализма заключается в том, что они не разграничивали между
собой понятия «национализм» и «патриотизм»,
а использовали их как синонимы. Например, в
классической работе Андерсона национализм
приравнивается к любви к Отечеству [Ibid.: 5].
Однако сам Вироли видит в языке национализма только вражду, стремление к гетерогенности и культурно-политическому обособлению
[Ibid.: 5]. По его мнению, ошибочность такого
положения заключается в методологии. В то
время как понятие «национализм» использовалось в XVII в. англичанами в контексте любви к
стране, под ним на самом деле подразумевался
республиканский патриотизм [Ibid.: 7].
Свое повествование об истории средств
выражения любви к своей социальной группе
Вироли начинает с анализа языка патриотизма
в Античности. Изначально языки любви к родине берутся из религиозных обрядов, поэтому
в древнем полисе была очень важна гражданская свобода и желание сохранить общину во
что бы то ни стало [Ibid.: 19]. Именно это понимание патриотизма Вироли берет в качестве
точки отсчета анализа сути понятия.

Патриотизм – это одна из
форм общности и солидарности,
которая затем в Новое время
была вытеснена национализмом.
В ходе своей истории смысл патриотической любви претерпел
множество изменений. Так, например, уже в позднем Средневековье семантика корня «Рatre»

стала ассоциироваться с фигурой монарха, а патриотическая
связь стала тесно сплетена с
сыновье-отцовскими отношениями [Ibid.: 21].
В дальнейшем, период XVII-XVIII вв. стал порождать новые смыслы понятия «патриотизм».
Так, благодаря английским и французским
просветителям стал возрождаться гражданский патриотизм, который был основан на
законотворчестве и разумной общности людей.
Примечательно, что для Вироли, как и для других представителей «Кембриджской школы»,
именно период XVII-XVIII вв. является переломным моментом. Для него также разговор о
появлении «республиканской свободы» восходит к периоду XVII в. В этом состоит коренное
различие между представителями «Кембриджской школы» и «Begriffsgeschichte» и теоретиками-модернистами. Такой подход помогает
Вироли искать более глубинные основания для
появления языка национализма. В столь пристальном внимании к философии политической
мысли XVII в. в Европе состоит главное преимущество «интеллектуальной истории», при

помощи которого можно дополнить современные теории национализма.

ние патриотизма сформулировал Гердер, а
вслед за ним идеологизировал Фихте. Для
обоих мыслителей была важна духовная связь
граждан. Для Фихте патриотизм - это любовь
к нации, как к чему-то вечному. Патриотизм
вдохновляет отдавать за него жизнь, так как
он обещает вечность духовную на земле. Эта
вечность выражается в преемственности, то
есть в отождествлении себя с объектом любви
и патриотизма и как бы вечном продолжении
его: «какая разница, жива ли твоя физическая
оболочка, если твой дух продолжает жить в
лице духа всей нации» [Ibid.: 132]. Именно с
этого момента язык республиканского патриотизма, ведущий свое начало от Античности,
начинает замещаться языком национализма,
который перекрывает весь современный
дискурс. Теперь в любых апелляциях к поддержанию гражданских свобод и к гражданской
солидарности всегда фигурирует важная для
националистического дискурса предпосылка об этнокультурной общности нации. Язык
гражданского патриотизма был полностью
смещен. Однако для Вироли, как он отмечает
в начале своей работы, язык национализма
пропитан ксенофобией, желанием отделиться и выделиться культурно перед другими
сообществами, а не настоящим стремлением
к достижению свободы вне зависимости от
культурных и расовых отличий [Ibid.: 6].

Впрочем, стоит отметить, что такая
методология в некотором смысле вынуждена
базироваться на материале Нового времени,
чему есть несколько причин. В первую очередь, методология «истории понятий» ограничена количеством документального материала
в истории Античности и Средневековья, в
связи с чем представляется сложным понять
семантику употребления понятий. В то же
время довольно опасным полем для анализа
становится и Новейшее время с начала XX в.
Здесь появляется большое множество текстов,
и в каждом из них семантика понятий может
коренным образом отличаться в силу их абстрактности и идеологизации. Именно поэтому
труд Вироли ограничивается серединой XIX в.,
а Козеллек не заходит в своем анализе понятий дальше XX в. В связи с этим поля XX и XXI
вв. остаются все еще во власти теорий «модернизма», который наиболее приспособлен к
работе с таким материалом.
Для Вироли национализм появляется
на рубеже XIX-XX вв. в первую очередь в Германии. Пожалуй, то, что для исследователя
является национализмом, в академической
науке назвали бы этническим национализмом
[Малахов 2005: 29]. Отличительные особенности языка национализма, по мнению Вироли,
еще ранее осмыслил Жан Жак Руссо, осознавший бóльшую важность духовной (культурной)
связи, нежели политической [Viroli 1995: 94].
Однако четче националистическое понима-

Методология Вироли позволяет говорить о национализме,
как о специфическом языковом
дискурсе, который является продолжением языка патриотизма,
то есть средства выражения
любви к родине, к сообществу.
Такой нетривиальный подход
способствует переключению
внимания с анализа конкретного
термина «национализм» на те
языки, которые в какой-то момент стали составлять основу
современного национализма.
14

Этот метод позволяет отойти от сложности
точного определения национализма и деления
его на классификации (в современной академической науке зафиксировано как минимум
4 значения этого понятия [Малахов 2005: 10]) и
подойти к более узкому и точному пониманию
национализма как выражения эмоциональных
чувств к своему сообществу. Несмотря на то,
что Вироли фиксирует рождение языка национализма в эпохе Нового времени, его подход
позволяет рассуждать о формах такого языка
в более ранних периодах истории без угрозы
быть обвиненным в примордиализме.

у его западного коллеги по «Кембриджской»
методологии.
В своем исследовании Хархордин не
углубляется в историю семантики понятия
«нация», устанавливая разные контексты его
использования (хотя в самом начале все же
производится краткий обзор). В первую очередь автор концентрируется на важнейшей
составляющей категории национализма – на
категории «природы». Хархордин исследует
природу этнического национализма, который,
по его мнению, в последние десятилетия стал

Конечно, работа Вироли не лишена недостатков. Автор довольно часто эксплицирует
свои политические взгляды, особенно в самом
начале эссе. Из нашего анализа видно, что
исследователь не скрывает своего пренебрежительного отношения к современному национализму в силу в том числе своих социалистических взглядов [Viroli 1995: 15]. Работа Вироли
в конечном итоге превращается в манифест и
призыв к восстановлению гражданского патриотизма, подобного античному, а одним из образцов «правильного» патриотизма он считает
Американский патриотизм, в рамках которого
любовь к родине не связана ни религиозной,
ни этнокультурной, ни духовной общностью, а
построена сугубо на основаниях гражданской
свободы, подчиненной рациональным желаниям установления мира среди участников сообщества [Ibid.: 181]. Однако траектория, которую
наметил итальянский исследователь, должна,
как нам кажется, способствовать переменам в
изучении проблемы национализма и положить
новый этап в развитии конструктивистских
теорий.

наращивать свое влияние, главным образом
укрепившись в постсоветских странах [Хархордин 2011: 174]. Национальная общность в них
выстраивается по этнокультурному принципу.
В риторике и языках власти можно услышать
апелляции к «единой крови». В связи с этим
Хархордину в первую очередь представляется
важным провести анализ общей категории, на
которой разговаривает язык этнического национализма, то есть на понимании природного.
Такую привязку автор видит даже в совпадающем в русском языке корне «род» в словах
«народ» и «природа».

ПРОБЛЕМА НАЦИИ И НАЦИОНАЛИЗМА
В КОНТЕКСТЕ РОССИЙСКОЙ ШКОЛЫ
«ИСТОРИИ ПОНЯТИЙ»
Несмотря на непродолжительность
истории развития метода «истории понятий»
и изучения проблем национализма, в российской литературе появилось довольно большое
число хороших исследований, посвященных
этой теме. В данном случае считаем нужным
остановиться на статье Хархордина, посвященной «основным понятиям российской политики», в которой представлен, пожалуй, столь же
новаторский взгляд на проблему нации, как и

Хархордин отмечает, что несмотря на
свою кажущуюся аксиоматичность, «культурное» и «природное» не всегда было четко
разведено в мышлении человека. Начиная с
Античного мира не было четкого разделения
на то, какие вопросы касаются сугубо физических явлений (то есть не относящихся к дей-

ствию и влиянию человека), а какие касаются
области социального или культурного (воспроизводимого и создаваемого человеком). В
современном мире исследователи также часто
сталкиваются с тем, что крайне трудно определить проблему, которая касалась бы только
естественных наук или только гуманитарной и
социально-экономической области. К примеру,
проблема распространения СПИДа не может
решаться только изучением естественных
предпосылок его появления, но также затрагивает и вопросы по урегулированию социального отношения к ней [Там же: 182]. Таким
образом, четкое деление на природные и
культурные явления произошло лишь в Новое
время и носило сугубо политический характер.
Чтобы создать новую картину мира (после слома старой из-за религиозных войн), пришлось
провести разграничение между природным
и культурным, установив следующее видение
мира – «одна природа, разные культуры» [Там
же: 181].

Установив эту историческую предпосылку, Хархордин
пытается доказать, что лежащее в основе понимания естественного представление о неза-

программированности процесса
рождения (создания новой жизни)
является отнюдь не природным
явлением, а культурным [Там же:
186]. Для этого он прибегает к
аргументации Ханны Арендт о
понимании «деяния» человека как
социального акта [Там же: 192].
Процесс родов является именно
что «деянием», то есть чем-то
отличным от природных инстинктов животных.
Таким образом, главный вывод, к которому приходит Хархордин, заключается в том,
что понятие народ включает в себя ничуть
не меньше культурного элемента, чем природного. Под культурным понимается как раз
весь тот опыт, который не относится к заранее
запрограммированному – общие переживания
по поводу объектов материальной культуры.
Так, например, представление о березах, как
об общем российском символе, конструируется через выстраивание определенного опыта
вокруг них (социально-культурного). В конеч-

Методология школы «истории понятий» в контексте исследований проблемы нации и национализма ––––––––––
Мирский Константин

Однако несмотря на это, сама попытка
построения траектории развития исследования национализма с помощью методологии
«истории понятий» заслуживает похвалы.
Такой необычный подход имеет потенциал
приблизиться к пониманию природы национализма через язык и категории, которыми
он оперирует и которые используются в повседневной жизни. Так что труд Хархордина
занимает важное место в традиции изучения
национализма в рамках методологии «истории
понятий».

ном итоге Хархордин ставит перед собой задачу поставить под сомнение доминирование
природного в понятии народ (кровь, общее
происхождение) и пытается доказать, что в
него равным образом включены и культурные
явления.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Работы, созданные в рамках школы
«истории понятий», успели установить свою
траекторию исследований в области национализма. Существенным моментом, отличающим
все проанализированные тексты, является их
установка на рассмотрение национализма через языковые нормы и практики, в которых он
выражается. Таким образом, описанный подход позволит иначе взглянуть на субъективное
восприятие человеком явления. Ведь, если
верна предпосылка о том, что в языке так или
иначе выражается наше отношение к явлениям
мира, то, исходя из этого, можно продолжать
выстраивать подходы к анализу средств коммуникации человеком. Вполне возможно, что
важнее будет понять не то, как человек мыслит
тот или иной объект, а как он выражает это в
имеющемся у него языке.

Такой подход является уникальным, так
как позволяет работать с определенными категориями (семантическими частицами) в дискурсе национализма. Эта методология в чем-то
схожа с подходом Вироли и имеет хорошую
перспективу для выстраивания общего контекста объемного языка национализма. Конечно,
стоит отметить, что аргументация Хархордина
имеет свои недостатки. Само базирование
аргументации на категории «естественного»
– крайне смелый и опасный шаг. Она является
одной из самых запутанных и абстрактных категорий, поэтому теория, выстроенная в этом
поле, является крайне шаткой. Такая стратегия
была выбрана автором для того, чтобы попытаться опровергнуть представление о примордиальном характере нации (стоит отметить,
что настолько смелую задачу не ставили даже
самые ярые конструктивисты). К сожалению,
любая дискуссия с оперированием понятием
«природы» обречена на провал, так как аргументация, построенная на этой категории,
крайне гибка и готова подстроиться под любую модель или теорию. В связи с этим задача
повлиять на дискурс национализма и изменить
его в общественном пространстве, поставленная Хархординым, может быть усложнена
им самим. Для того, чтобы опровергнуть устоявшийся миф о том, что категория «кровного
родства» является природной, потребуется
гораздо более мощная аргументация.

Ведь язык является одним из
доминирующих средств воспроизводства смыслов в современном мире. Политика стала пространством создания смыслов,
управления и манипулирования
ими через язык, а удача той или
иной идеологии и программы
строится на грамотном использовании понятий и установлении общей конвенции по поводу
их значения.
17

Остается открытым и вопрос о том, почему долгое время работы в
рамках данной методологии остаются вне поля рассмотрения. Безусловно,
исследования в рамках «истории понятий» в большей степени сосредоточены
на изучении языков Нового времени в силу определенных методологических
причин. Широкое поле XX в. остается до сих пор под властью «модернистской
теории». Пожалуй, «история понятий» имеет не так много шансов закрепиться
в этом поле в силу того, что в эпоху обилия информационного потока языковые контексты меняются настолько быстро, что будет крайне сложно установить их в определенном срезе.
Также мы считаем, что должное внимание не уделяется «истории понятий» в контексте изучения национализма, потому что она не подразумевает
под собой прогностической функции, а также едва ли может в полной мере
сообщить о современном положении дел. Такие теории не отвечают на вопрос о том, что в будущем ждет национализм, в то время как многие классики
национализма затрагивали и эту проблему. Вероятно, этот аргумент относится
ко всему полю «истории понятий», наиболее четко его выразил Скиннер как
обвинение в «антикваризме» [Скиннер 2006: 90]. В то же время мы, вслед за
Скиннером, считаем отнюдь не бессмысленным анализ чувственного опыта
по отношению к национализму в определенные этапы истории, поскольку это
позволит соотнести его с нынешним положением дел. В конечном итоге вопрос об актуальности такого подхода остается открытым и будет раскрываться
в дальнейших исследованиях в рамках «истории понятий».

БИБЛИОГРАФИЯ
1. Гринфельд, Л.Г. Национализм. Пять Путей к Современности. М.: ПЕРСЭ. 2012. 528 с.
2. Кембриджская Школа: Теория и Практика Интеллектуальной Истории
/ Сост. Т.М. Атнашев, М.Б. Велижев. М.: Новое Литературное Обозрение, 2018.
632 с.
3.a Козеллек, Р. Словарь Основных Исторических Понятий. Избранные
Статьи в 2-х т. Т.1 / Пер. с нем. К.А. Левинсон. Сост. Ю.П. Зарецкий, К.А. Левинсон, И. Ширле. Науч. ред. перевода Ю.Е. Арнаутова. М.: Новое Литературное
Обозрение. 2014. 704 с.
4.b Козеллек, Р. Словарь Основных Исторических Понятий. Избранные
Статьи в 2-х т. Т.2 / Пер. с нем. К.А. Левинсон. Сост. Ю.П. Зарецкий, К.А. Левинсон, И. Ширле. Науч. ред. перевода Ю.Е. Арнаутова. М.: Новое Литературное
Обозрение. 2014. 756 с.
5. Коротеева, В.В. Теории Национализма в Зарубежных Социальных
Науках. М.: Российский Государственный Гуманитарный Университет. 1999.
140 с.
6. Малахов, В.С. Национализм как Политическая Идеология. Учебное
Пособие. М.: Книжный Дом «Университет». 2005. 320 с.
7. Миллер, А.И. Понятия о России: к Исторической Семантике Имперского Периода. Т.2. М.: Новое Литературное Обозрение. 2012. 456 с.
8. Скиннер, К. Свобода до Либерализма / Пер. с англ. А.В. Магуна. СПб.:
Издательство Европейского Университета в Санкт-Петербурге. 2006. 120 с.
9. Хархордин, О.В. Основные Понятия Российской Политики. М.: Новое
Литературное Обозрение. 2011. 328 с.
10. Viroli, M. For Love of Country: an Essay on Patriotism and Nationalism.
Oxford: Clarendon Press, 1995. pp. 206.

ИНДИВИД И ВЛАСТЬ
В НОЧНОМ ГОРОДЕ
Автор работы: Фарапонов Александр
Евгеньевич, 4 курс.
«Управление городским территориальным развитием», ИОН РАНХиГС.

Аннотация: В статье рассматривается проблема взаимодействия городских властей и
индивида в ночном городе. На основе исследований Эдуардо Айбара, Уиб Бейкера и Мишеля
де Серто, писавших по вышезаявленной проблематике, предлагается классификация форм
взаимоотношений между властью и индивидом: коллективная и индивидуальная. Рассмотрев феномен городской ночи через призму
разработанной типологии, автор приходит к заключению об отсутствии коллективной формы
взаимоотношений в городском пространстве.

Abstract: This article examines the relationship
between individual and power in spatial
and night contexts. Based on the research of
Eduardo Aibar, Bijker and Michel de Certeau,
the classification of the forms of relationship is
put forward: collective and individual. Having
analyzed the urban night through the lens of the
aforementioned typology, the author comes to
the conclusion that there is no collective form of
relationship in the urban night space.

Ключевые слова: власть, индивид, ночной город, формы взаимоотношений, коллективная,
индивидуальная.

Keywords: power, individual, night city, forms of
relationships, collective, individual.

Индивид и власть в ночном городе ––––––––––––––––––– Фарапонов Александр

С появлением экономики ночного
времени выросла необходимость в регуляции
городского пространства. Это связано с тем,
что ночь в городе обычно представляется «как
пространство-время трансгрессивного и антисоциального поведения» [van Liempt, Aalst,
Schwanen 2015: 413]. Безопасность достигается за счет «введения новых форм слежения и
превентивных мер охраны, например, технологически продвинутых систем камер видеонаблюдения и сканеров в ночных клубах»
[Ibid.: 413]. В этой связи мы можем говорить
о повышении значимости органов правопорядка и здравоохранения. Являясь представителем официального взгляда на вопрос об
общественном благополучии, власть способна

ны, и образцами поведения индивида, с другой? Как изучать частное, желаемое поведение
индивида и ограничивающие предписания
властных органов? В настоящей статье мы
постараемся дать ответы на эти вопросы, последовательно рассмотрев аспекты, связанные
с взаимодействием власти и индивида в городском пространстве, формами этого взаимодействия ночью, особенностями городской ночи.
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ВЛАСТИ
И ИНДИВИДА В ГОРОДСКОМ
ПРОСТРАНСТВЕ
В статье «Конструируя Город: План Серда по Расширению Барселоны» Эдуардо Айбар
и Уиб Бейкер рассматривают связь расширения Барселоны по плану Ильдефонса Серда
(испанский градостроитель) с перераспределением власти, сохранением артефактов и
взаимодействием между разными технологическими фреймами: «от инженерского фрейма
город получил составляющие мобильности и
удобного транспортного сообщения, а от архитекторского фрейма приобрел иерархическое
устройство и высокую плотность застройки»
[Айбар, Бейкер Уиб 2017: 223]. Увеличение
города, как отмечают исследователи, потребовало решение вопросов, связанных с политическим и социальным кодированием. Какой
статус приобретет старый город после расширения? Должны ли сохраниться социальные
различия между новым и старым пространством? [Там же: 211-212]. Однако расширение
связано не только с фреймами, вписанными во
властные и институционализированные структуры, но также и с технологическими фреймами рабочих, «основу … [которых] составляет
“повстанческая перспектива городского планирования”» [Там же: 217].

конструировать шаблоны поведения, которых
должен придерживаться индивид, находясь в
пространстве города.
Здесь возникает ряд вопросов. Каков
характер взаимодействия между официальным дискурсом и регуляцией, с одной сторо-

Ключевая мысль работы
Айбара и Бейкера заключается в
том, что технологические фреймы конструируются вокруг дискурсов о социальном положении,
мобильности и архитектуре.
Множественные стратегии технологических фреймов, переопре-

Индивид и власть в ночном городе ––––––––––––––––––– Фарапонов Александр

деляющих властные отношения,
приводят к расширению города в
барселонском варианте [Там же:
226].

которые вкладываются в них
через ходьбу и шаги. С ее [ходьбы]
помощью происходит расширение города – в городе-плане
рождается город подвижный и
метафорический, память, легенды и рассказы становятся тем
самым иным и избыточным и
“проникают в готовые рамки”»
[Там же: 36-38].

Бейкер и Айбар указывают на то, что индивид
не имеет весомой силы в принятии решений
на городском уровне. Такие полномочия были
у Серды, который, являясь инженером, относился к властному фрейму. Поэтому в концептуализации авторов индивид примыкает к
определенному фрейму на основе социальных
факторов, выстраивая свои стратегии относительно стратегий других групп.

Собственно, вернакулярные практики, которые создаются городом-планировщиком, модифицируют городское пространство, расширяя его до символической реальности.

Обратимся теперь к теоретическим
выводам Мишеля де Серто. В своей статье «По
Городу Пешком» исследователь выделяет два
взгляда на город: первый присущ тотальным
планировщикам, читающим город как текст,
второй принадлежит производящим этот текст
жителям [Де Серто 2008: 25]. Говоря о последнем, Де Серто отмечает, что именно пешеходы,
их шаги, выбранные ими маршруты «создают
“блуждающую семантику”, акцентируют одни
части города», «обращая другие в небытие»
[Там же: 32].

Хотя планировщики пытаются через топонимы «утверждать легитимность тех или
иных исторических деятелей
или явлений, они все же теряют
свой первоначальный смысл и
приобретают новые значения,

Таким образом, урбанисты, архитекторы смотрят на город как на экономическую
модель, выстраивают ее в соответствии с собственными представлениями о рациональном.

Индивид и власть в ночном городе ––––––––––––––––––– Фарапонов Александр

Власть в городе неоднородна: она
переходит от одних специалистов к другим, которые изменяют конечный продукт планирования. На этом этапе выступает коллективное
тело «городских повстанцев», способных на
сопротивление преподносимой сверху стратегии. Это первая форма воздействия индивида
на город, коллективная. Она, если использовать концептуализацию Айбара и Бейкера,
возникает в ответ на некоторые планировочные практики, которые затрагивают интересы
большого количества индивидов. Вторая форма, индивидуальная, происходит на пост-проектном этапе, т.е. в тот момент, когда стратегия
в ходе неоднократных модификаций и надстроек уже воплощена в реальность. Здесь
индивид воздействует на городскую ткань
через повседневные практики, влияет на них
путем расширения материальной реальности
в своем сознании, создает метафоры поверх
разработанных планировщиками объектов.

ФОРМЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ВЛАСТИ
И ИНДИВИДА В НОЧНОЕ ВРЕМЯ
Современная академическая литература о ночи уделяет большее внимание
индивидуальной форме участия индивида в
общественных пространствах. Например, в
статье «Beyond Night-Time Economy: Affective
Atmospheres of the Urban Night» Роберт Шоу
предлагает концепцию «атмосферы ночного
времени» [Shaw 2014: 89]. Исследователь обращает внимание на чувственное ощущение
города, а также на то, что «атмосфера» является продуктом локализации в пространстве
ансамблей, включающих в себя «объекты, дискурсы, люд[ей] и животны[х]» [Ibid.: 89]. Исходя
из этого, Шоу полагает, что «дневное и ночное
время отличаются ввиду практик и материалов, которые создают границы» [Ibid.: 94].

Рассмотрев ключевые подходы к взаимодействию власти и индивида в городском
пространстве, мы можем перейти к анализу
форм этого взаимодействия, реализуемых в
ночное время.

В статье «Fear of Crime and Affective
Ambiguities in the Night-Time Economy» Джили
Брэндс, Тим Шванен и Ирина ван Альст изучают отношение местных жителей, преимущественно студентов, к различным формам
контроля: освещению, полицейскому патрулированию и присутствию «иных» [Brands,
Schwanen, van Aalst 2015: 439]. Обращая

Индивид и власть в ночном городе ––––––––––––––––––– Фарапонов Александр

внимание на особенности индивидуальных
реакций в ответ на определенные меры, исследователи связывают возникновение страха с
неопределенностью будущего.

Так, респонденты, которые
привыкли проводить время в
крупных компаниях, не боятся
показа своих фотографий [Ibid.:
452]. Индивидуальный ответ
основывается на предыдущем
опыте информанта. Наличие
представления о развитии сценария ансамбля уменьшает
уровень страха. При этом даже
освещение не всегда может снижать беспокойство (например,
отсутствие освещения боковых
дорожек увеличивает непредсказуемость ситуации) [Ibid.: 449].

Регулирование, которое осуществляется со стороны администраций, основывается
на границах, территории. Однако с наступлением темноты возникает неопределенность, и
установленные границы стираются, из-за чего
начинает осуществляться телесное регулирование над индивидом.
Об особенностях ночного времени говорит Ник Данн в статье «Патология Городской
Ночи». Автор отмечает, что в это время «границы городского ландшафта стираются» [Данн
2021: 61]. Подобный слом структур дневного
времени, открытие для интерпретации скрытых аспектов потенциально могут стать объяснением тех тенденций, которые недоступны
при изучении сценариев пользования территорией днем. Данн акцентирует внимание на
том, что ночью отсутствует полная опора на
визуальное восприятие информации и города,
происходит обострение других средств перцепции [Там же: 59].
Взаимодействию тела и темноты посвящена работа Натали Марр «Contact Zones: the
Galloway Forest Dark Sky Park as Creative Milieu».
Исследователь подчеркивает, что ландшафты
темноты скрывают детали, глубины и расстояния, тем самым «перемещая чувствующее тело

Индивид и власть в ночном городе ––––––––––––––––––– Фарапонов Александр

мость в сфере, ставящей большое количество
вызовов [Straw 2018: 225]. Управление городской ночью подобными должностями создано
«для защиты и продвижения городской ночи»
[Ibid.: 227]. Строу также приводит пример из
французского опыта управления городской
ночью: ночной мэр Тулузы спросил кандидатов президентских выборов, «как они планируют “репрезентировать 10 млн. людей в стране,
которые активны в вечернее и ночное время и
вовлечены в ночную индустрию развлечений
и страдают ночью”» [Ibid.: 230].

в царство периферийного и условного» [Marr
2020: 139-140]. Ученый отмечает, что тело исследователя темноты не является привилегированным, выступая лишь «одним из элементов общей экологии тьмы и света» [Ibid.: 140].

В понимании Марр городская ночь расширяет телесные
практики, которые присущи
человеку в дневное время. Особенности восприятия свидетельствуют о том, что ночь по
отношению к дню является пространством расширения.

Адриана Сейджас и Мирик Гельдерс
в статье «Governing the Night-Time City: the
Rise of Night Mayors as a New Form of Urban
Governance After Dark» анализируют работу
должностных лиц, связанных с администрированием ночи. Опрошенные респонденты работали в городах Европы, Северной и Южной
Америки, Азии и Австралии. Исследователи
категоризируют их по 3 типам: мэры, работающие с физической средой города – «аппаратурой», с законодательством – «программное
обеспечение» и те, кто занимается медиацией
между различными акторами в ночное время
[Seijas, Gelders 2021: 319]. Исследователи указывают на то, что администраторы чаще являются назначаемой должностью. Они выполняют консультативную функцию и не принимают
решения самостоятельно [Ibid.: 333-334].

Однако коллективная форма воздействия индивида и ночи остается исключенной.
Так, в статье «Afterword: Night Mayors, Policy
Mobilities and the Question of Night’s End» Уилл
Строу изучает работу ночных мэров, царей и
амбассадоров. Каждое название репрезентирует разное понимание именно городских
властей к тому, чем для них является ночь: мэр
предполагает репрезентацию ночи и ее альтернативность дневному, амбассадор – навязывание желаний, царь – власть и независи-

Индивид и власть в ночном городе ––––––––––––––––––– Фарапонов Александр

Таким образом, среди выделенных форм взаимодействия
с властью в ночное время действительно работает только
пост-проектная или индивидуальная. Ей присущи опора на невизуальные формы восприятия
(аудиальные, тактильные), она
формируется под влиянием различных материальных и нематериальных тел, которые так
или иначе собираются во времени и пространстве, создавая
общую атмосферу. Во взаимоотношении власти и индивида нужно учитывать, что ночь также
влияет на ощущения последнего,
на телесную составляющую.
Вторая форма, коллективная или предпроектная, в ночное время либо отсутствует,
либо почти не проявляется. В этом отношении

становится актуальной работа Джона Ло «Объекты и Пространства», в которой развивается
идея о сетевом пространстве и пространстве
потоков. Ночное время в большей степени
напоминает изменчивость, которая протекает
сквозь сеть и у которой нет четко определенной системы отношений между объектами.
Эта постоянная изменчивость вызывает у сети,
города-планировщиков, необходимость в ее
регуляции и некотором политическом подчинении, установке четких границ. Исходя из теории Джона Ло, при изучении взаимодействия
власти и индивида ночью необходимо делать
фокус на двух аспектах, сети (город-планировщиков) и потоках (городская ночь и индивиды
в ней). Для первого актуален вопрос о регулировании расширения, для второго – о характере этого расширения.
КЛЮЧЕВЫЕ ВЫВОДЫ
Итак, в статье мы рассмотрели аспекты, касающиеся индивида, города-планировщиков, вписанных во фрейм ночного города
и можем в этой связи сделать следующее
заключение. Во-первых, городская ночь расширяет чувственность, она воздействует на
индивида, открывает телесное регулирование
и раскрывает новые формы взаимодействия с
пространствами и объектами, которые недо-

Индивид и власть в ночном городе ––––––––––––––––––– Фарапонов Александр

ступны в дневное время. Ночь таким образом является пространством расширения. Во-вторых, дневной город или город-планировщиков, пытается также
воздействовать на индивида ночью через административную и физическую
регуляции. Он, с точки зрения концептуализации Ло, пытается устранить текучесть и протекаемость метафорической ночи сквозь себя, установить для нее
четкие границы. Ярким проявлением этого является расширение административного аппарата до ночных мэров и царей, которые стремятся увеличить в
темпоральном и пространственном отношениях контроль над ночью и тем,
на что ночь пытается воздействовать, а именно практики индивидов. Важно
упомянуть участие индивидов, которые взаимодействуют с ночью. Индивиды
не включаются в процессы управления городом. Город-планировщиков оставляет ночь «за скобками», вынуждая индивидов подстраиваться под дневную
парадигму и дискурсы, генерируемые управленцами и администраторами.
В качестве дальнейшей перспективы исследований в этой области стоит обратить внимание прежде всего на телесные взаимодействия и ощущения
индивидов при сравнении дневных и ночных практик. Кроме того, отдельным
направлением для эмпирических исследований может стать вопрос об определении ночи как таковой. Если рассматривать ее как потоковое пространство, здесь сложно определить существование четких границ. В этом отношении городскую ночь и практики индивида стоит концептуализировать как
инаковую по отношению к дневному городу. Одной из возможностей определения ночи через экономику и администрирование может стать выбор того
времени, когда влияние дневного города минимально.

БИБЛИОГРАФИЯ
1. Айбар, Э., Бейкер Уиб, И. Конструируя Город: План Серда по Расширению Барселоны (перевод с английского К. Майоровой) // Социология Власти.
2017. №29. С. 203-232.
2. Данн, Н. Патология Городской Ночи // Городские Исследования и
Практики. 2021. №6. С. 56-64.
3. Де Серто, М. По Городу Пешком // Социологическое Обозрение. 2008.
№7. С. 24-38.
4. Ло, Д. Объекты и Пространства // Социологическое Обозрение. 2006.
№5. С. 30-42.
5. Brands, J., Schwanen, T., van Aalst, I. Fear of Crime and Affective
Ambiguities in the Night-Time Economy // Urban Studies. Vol. 3. No. 52. 2015. P.
439-455.
6. Bromley, R., Nelson, A. Alcohol-Related Crime and Disorder Across Urban
Space and Time: Evidence From a British City // Geoforum. Vol. 1. No. 33. 2002. P.
239-254.
7. Marr, N. Contact Zones: the Galloway Forest Dark Sky Park as Creative
Milieu // Rethinking Darkness: Cultures, Histories, Practices / Ed. by N. Dunn, T.
Edinsor. London: Routledge, 2020. P. 138-149.
8. Seijas, A., Gelders, M. Governing the Night-Time City: the Rise of Night
Mayors as a New Form of Urban Governance After Dark // Urban Studies. Vol. 2. No.
58. 2020. P. 316-334.
9. Shaw, R. Beyond Night-Time Economy: Affective Atmospheres of the
Urban Night // Geoforum. Vol. 1. No. 51. 2014. P. 87-95.
10. Straw, W. Afterword: Night Mayors, Policy Mobilities and the Question of
Night’s End // Exploring Nightlife: Space, Society & Governance / Ed. by M.J. Nofre,
A. Eldridge. London: Rowman & Littlefield Publishers, 2018. P. 225-232.
11. Thomas, C.J., Bromley, R.D. City-Centre Revitalisation: Problems of
Fragmentation and Fear in the Evening and Night-Time City // Urban Studies. Vol.
8. No. 37. 2000. P. 1403-1429.
12. Van Liempt, I., Aalst, I., Schwanen, T. Introduction: Geographies of the
Urban Night // Urban Studies. Vol. 3. No. 52. 2015. P. 407-421.

КАТАЛОНИЯ КАК
«СООБЩЕСТВО СУДЬБЫ»
В КОНЦЕПЦИИ БЭРА
Автор работы: Лазарев Дмитрий
Сергеевич, 2 курс.
«История государства и власти», ИОН
РАНХиГС.

Аннотация: В данной статье рассматривается
возможность применения концепта «сообщество судьбы» в трактовке Питера Бэра к феномену каталонского национализма. В рамках
работы выполнялось решение следующих
задач: дать характеристику концепции «сообщество судьбы» Бэра, сопоставить концепцию
исследователя с историей борьбы за каталонскую независимость. Полученные результаты
могут говорить о том, что история каталонской
национальной борьбы, хоть и с оговорками,

может считаться одним из примеров «сообщества судьбы». Данное положение может указывать на возможность рассмотрения феноменов
национализма, национальной идентичности,
сепаратизма с перспективы социальной теории.
Ключевые слова: сообщество судьбы, Каталония, независимость, социология, Бэр.

Каталония как «сообщество судьбы» в концепции Бэра ––––––––––––––––––– Лазарев Дмитрий

Abstract: The article discusses the possibility of
applying Peter Baehr’s concept of «community
of fate» to the case of the Catalan nationalism.
The objectives of the research are twofold: to
describe Baehr’s concept of «community of fate»,
to compare it with the history of the struggle
for the Catalan independence. The result of
the study suggests the validity of employing
the aforementioned concept to the case of the

Catalan nationalism. This finding is of scientific
significance, since it opens up the possibility of
viewing such phenomena as nationalism, national
identity, separatism from the perspective of social
theory.
Keywords: community of fate, Catalonia,
independence, sociology, Baehr.

показал трансформацию значения, которое
приобретало понятие «сообщество судьбы» в
зависимости от контекста его употребления
[Вахштайн 2019: 19-24].

Питера Бэра можно считать одним
из первых исследователей, кто предпринял
попытку восстановить понятие «сообщество
судьбы» в современной социологии. На протяжении долгого времени этот концепт оставался недостаточно точно определенным [Baehr
2016c: 1]. Помимо этого, ввиду активного
использования в текстах нацистской пропаганды, за ним закрепилась плохая репутация
[Ibid.: 3]. Так, на волне подъема имперской идеологии австрийский католический богослов
Алоис Карл Худал писал об одобрении католическими немцами Рейха национал-социалистической революции, поскольку она означала
возвращение к вечному порядку творения, к
общности крови и судьбы нации [Hudal 1937].
В отечественной социологии попытка реабилитации концепта представлена в работе Виктора Вахштайна* «Сообщество Cудьбы: к Военной Истории Идей». Обращаясь к трактовкам
середины XIX в., XX в. и XXI в., исследователь
* Признан на территории РФ иностранным агентом

Бэр предпринимает попытку интерпретировать его в современности как «community
of fate», разведя таким образом английское
и немецкое значение термина. Здесь можно
упомянуть статью британского социолога
Майкла Буравоя «The Extended Case Method».
Описывая механику разработанного им
метода, исследователь указывал на то, что
«институты раскрывают себя под давлением
обстоятельств, в ситуации кризиса» [Burrawoy
1998b: 14]. Согласно Бэру, «сообщества судьбы» устроены иначе. Они представляют собой
результат этого самого давления, и их появление приводит к установлению нового образа
жизни, непосредственно связанного с образовавшимся кризисом [Baehr 2008: 144].

Каталония как «сообщество судьбы» в концепции Бэра ––––––––––––––––––– Лазарев Дмитрий

телей города, что и привело к формированию
«сообщества судьбы» [Ibid.: 167-177].
В этом контексте особый интерес представляет не просто разоренное поселение или
осажденный город, а, например, целый регион
отдельного государства. Таковым в нашем случае выступит Каталония. Для более полного
понимания феномена каталонской общности
стоит уделить внимание процессу формирования этой исключительности. Начиная с ХIХ в.,
все более отчетливо артикулировалась идея
признания Каталонии нацией, идея, противоречившая, однако, испанской Конституции,
постулировавшей существование на территории Испании лишь одной нации – испанской
[Constitución de 1876]. Обращаясь к текущей
дискуссии относительно перспектив развития
сепаратизма в Испании, можно наблюдать
сосуществование двух точек зрения. Некоторые отмечают, что превращение государства
из «нации национальностей», каким оно является сейчас, в «нацию наций» приведет к
распаду. Вместе с тем распространена и другая
точка зрения, согласно которой «признание
Каталонии нацией не означает ни разрыва
с Испанией, ни предоставления каталонцам
прав, отличающихся от тех, которые имеют
остальные испанцы … В одном государстве
могут сосуществовать две или больше наций»
[Borrell, de Carreras, Burniol, Piqué 2017: 60].

«Сообщества судьбы» не
представляются большим конструктом. Они символически и
материально связаны, а также
способны к коллективному действию. Судьба для Бэра – это
синоним угрозы, чрезвычайных
обстоятельств, к которым невозможно подготовиться. Сообществом в этой трактовке
можно назвать коллективную
реакцию, реализация которой
возможна при наличии необходимых ресурсов, веры и эффективных мер противодействия [Ibid.:
117-132].

Национальное чувство каталонцев подкрепляется культурными, социальными, историческими и экономическими факторами. Более четко каталонское самосознание начинает
оформляться в XVIII в., после поражения 1714
г. от короля Филиппа V (речь идет о войне за
испанское наследство 1701-1714 гг.). Несмотря
на фактический запрет каталонского языка и
насаждение кастильского, местная фольклорная поэзия не исчезла. Так, в XVIII в. снова стал
популярен известный каталонский поэт Франсеска Висенса Гарсиа, писавший в том числе и
сатирические произведения [Плавскин 1984:
11].

Условия формирования «сообщества
судьбы» Бэр описал, напрямую столкнувшись
с эпидемией атипичной пневмонии в 2003 г. в
Гонконге (на тот момент времени исследователь занимал пост профессора Линнаньского
гуманитарного университета в Гонконге) [Ibid.:
142]. Тогда карантин, изоляция от внешнего
мира, угроза болезни и смерти сплотили жи-

В 1885 г. каталонская интеллигенция
обратилась к испанскому королю Альфонсо
XII с «Ходатайством о Защите Моральных и
Материальных Интересов Каталонии». Это был
первый манифест каталонских регионалистов.
В 1886 г. сотрудник каталонской газеты «Ренес-

Каталония как «сообщество судьбы» в концепции Бэра ––––––––––––––––––– Лазарев Дмитрий

санс» Хосеп Нарсис Рока-и-Фаррерас опубликовал статью «Ни Испанский, ни Французский», впервые озвучив предложение сделать
Каталонию отдельной независимой страной
[Farreras 1886: 1-3]. В 1901 г. образовалась первая региональная политическая партия, выступавшая за широкую автономию. 6 апреля 1914
г. было создано Каталонское содружество,
административное объединение 4 провинций
Каталонии [La Mancomunitat de Catalunya].

[Сагомонян, Пожарская 2014: 575587]. Лишь в 1979 г., через 4 года
после смерти Франко и вступления на престол принца Хуано
Карлоса, был утвержден «Статут Каталонской Автономии»,
остававшийся в силе до 2006 г.

При Франсиско Франко интенсивность, с которой продвигался вопрос об автономии,
снизилась, однако многие каталонские активисты и неравнодушные граждане продолжали
распространять идеи полноценной независимости через
духовенство, спортивные ассоциации и юридические конторы

В 2005 г. была представлена версия документа,
требующая одобрения национального парламента. Больше всего дискуссий в Испании
вызвали аспекты, связанные с определением
понятия «нация» для Каталонии и с системой
налогообложения, которая ассимилировала
новую каталонскую систему с системой регионов Страны Басков и Наварры. В июне 2006
г. Каталония в третий раз проголосовала за
утверждение «Статута», однако это событие
было отмечено низкой явкой избирателей, не
достигшей даже 50% [El Estatut Sale Adelante
con …].

Каталония как «сообщество судьбы» в концепции Бэра ––––––––––––––––––– Лазарев Дмитрий

2010 г. был отмечен усилением ограничений национальной автономии. Так, были
аннулированы 14 статей вышеупомянутого
«Статута», толкование 8 статей и 2 положений
было переосмыслено Конституционным судом
Испании, что спровоцировало массовые демонстрации 2010 г. [Вопрос о Независимости
Каталонии. Досье]. Число людей, принимавших
участие в демонстрациях, оценивалось в 1.1
млн. человек (по данным местной полиции) и
1.5 млн. человек (по данным организаторов), в
то время как мадридская консервативная газета «Эль Паис» оценила число демонстрантов
всего в 425 тыс. человек [Un Millón de Personas
Inundan …].
1 октября 2017 г. в Каталонии в одностороннем порядке местный Женералитат провел
референдум о независимости, который не был
принят консервативно настроенной королевской властью в Мадриде. Не получил он
поддержки и со стороны Евросоюза, который
апеллировал к сдержанности в данном вопросе и призывал к поиску мирного решения проблемы [Statement on the Events in …]. Далее
последовала массовая забастовка каталонцев,
приведшая к парализации практически всей
территории региона [В Каталонии в День Всеобщей …].

Здесь следует вновь обратиться к Бэру,
рассмотреть условия формирования «сообщества судьбы», которые исследователь выделял
в связи с наблюдениями за карантинным Гонконгом, и попытаться сравнить их с каталонским случаем.

В 2019 г. в связи с оглашением судебных приговоров лидерам
протестов 2017 г. манифестации в регионе получили еще более
интенсивное развитие. Несмотря на коронавирусные ограничения, выступления, связанные
с вопросом об автономии, происходили и в 2020 г. Годом позднее массовые беспорядки вызвал
арест Пабло Хаселя, испанского
рэпера и политического активиста, участника каталонского
национального движения [Las
Cuatro Condenas de Pablo …].

РАСПОЗНАВАНИЕ ОБЩЕЙ УГРОЗЫ
В своем примере с Гонконгом Бэр показывает, что обнаружение общей проблемы ведет к своевременному коллективному ответу.
Общественный резонанс и независимые СМИ
побудили местную власть и Всемирную организацию здравоохранения к действиям уже в
марте 2003 г., в результате чего город оказался
в карантине на несколько месяцев [Baehr
2008: 143]. Данный пункт подходит и для Каталонии. Если во второй половине XX в. королевству удалось снизить интенсивность сепаратизма (за счет ранее упомянутого «Статута»
и частичной маргинализации радикальных
сторонников независимости), то в 2010-х гг.
идея о Мадриде как препятствии на пути к независимости вновь приобрела популярность.
Бескомпромиссная риторика центра со вре-

Каталония как «сообщество судьбы» в концепции Бэра ––––––––––––––––––– Лазарев Дмитрий

ство подкрепляется и конкретными шагами.
Так, 7 декабря 2017 г. в Брюсселе состоялась
демонстрация сторонников независимости
Каталонии. По данным бельгийской полиции, в
ней участвовали примерно 45 тыс. чел. Среди них было много каталонцев, прибывших в
Брюссель малыми и большими группами на
самолетах, поездах и автомобилях поддержать
политическую акцию [Подъем Каталонского
Сепаратизма: Что Ответит …].

менем может все больше ассоциироваться с
внешней угрозой и привести в определенный
момент к новым массовым протестам.
МОРАЛЬНАЯ ПЛОТНОСТЬ
(НАЛИЧИЕ ПЛОТНЫХ
СОЦИАЛЬНЫХ СВЯЗЕЙ)
Сам Бэр описывал этот фактор следующим образом: «в моем определении моральная плотность лишь указывает на веру людей
в судьбическую общность с другими людьми,
а также на феномен эмоционального заражения, когда чувства – в данном случае чувства
страха и тревоги – пронизывают коллективную
жизнь» [Baehr 2008: 144]. В случае Каталонии
под моральной плотностью будут скорее подразумеваться чувство национальной гордости
и дух протеста. Конечно, уровень социальных
связей в крупном мегаполисе и целом регионе страны существенно отличается. Тем не
менее места выступлений и демонстраций
становятся теми площадками, где люди могут
больше узнать друг о друге, поддержать друг
в друге уверенность о независимости. Это чув-

ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ ИСПЫТАНИЯ

Понятно, что моментального стресса
недостаточно для формирования «сообщества
судьбы». Как отмечает Бэр, необходима цепь
событий, поддерживающих «витальность»
желания продолжать действие [Baehr 2008:
144]. История каталонской борьбы за независимость насчитывает не одно столетие. С трудом можно предположить, что Жениралитат в
скором времени согласится с полноправием
власти испанской короны в Каталонии и откажется от принципов государственной автономии. События 2010-х гг. могут лишь больше

Каталония как «сообщество судьбы» в концепции Бэра ––––––––––––––––––– Лазарев Дмитрий

МАТЕРИАЛЬНЫЕ И
ОРГАНИЗАЦИОННЫЕ
РЕСУРСЫ

убедить население в необходимости отстаивания своих прав на основании многолетнего
противостояния с королевской властью в
Мадриде.

Этот показатель может быть одним из
самых важных [Baehr 2008: 147].

ИЗОЛЯЦИЯ
В случае с Гонконгом и карантином Бэр
имел в виду социальную изоляцию. Близкие
родственники и друзья за границей отказываются от общения с жителями города, а ограничения в связи с распространением заболевания ведут к физической изоляции [Ibid.:
145]. Данный термин здесь применим скорее в
политическом аспекте. Если различные национальные праздники Каталонии воспринимаются как неотъемлемая часть местного колорита и всячески одобряются, то в серьезных
политических вопросах каталонский народ
пока не нашел должной поддержки. Показателен в этом плане ответ Евросоюза, который
признал протесты и проведение референдума
о независимости внутренним делом Испании
[Statement on the Events in …]. Слова одобрения были получены лишь от представителей
других сепаратистских движений в разных
частях Европы [Catalonia is at a Standstill …].

Доля Каталонии в экономике Испании составляет по
разным подсчетам до четверти
ВВП страны, что делает регион
одним из центров промышленности и торговли, опережая
даже Мадрид [Regions and Cities
Illustrated (RCI)]. Большинство
каталонцев трудоустраиваются у себя на родине, а уровень
безработицы ниже среднеиспанского. За 2021 г. средний уровень безработицы в Испании
составил 14.8%, в то время как в
самой Каталонии уровень безработицы составляет всего 11.6%
[Unemployment Rates by Sex,
Age …].
Собственные органы правопорядка и широкие
права местного самоуправления во главе с
Женералитатом действуют на жителей как убедительный факт самостоятельности и возможности существовать отдельно от Испании.
ОСИ КОНВЕРГЕНЦИИ

Под этим термином Бэр подразумевает
культурные основания коллективного ответа, а
именно общность языка и коллективную идентичность [Baehr 2008: 147]. Несмотря на то, что
число коренных каталонцев не превышает
половину от общего числа населения региона,
гораздо большее количество жителей воспринимает каталонскую идентичность и ассоциирует свою жизнь с Каталонией. Так, в ноябре
2014 г. был проведен неформальный рефе-

Каталония как «сообщество судьбы» в концепции Бэра ––––––––––––––––––– Лазарев Дмитрий

рендум об отношении населения к независимости, по результатам которого более 1.6 млн.
человек ответили утвердительно на вопрос о
желании видеть Каталонию в качестве независимого государства, что составило около
80% от общего числа избирателей [Более 80%
Каталонцев Высказались за …]. Важно также
упомянуть и о статусе каталанского языка.
Признаваемый в качестве официального, он
является рабочим языком большинства газет,
телевизионных программ. Он также преподается в школах и университетах, что уже на
первоначальном этапе жизни человека в Каталонии способствует формированию чувства
принадлежности к коллективной идентичности [Прутцков 2021: 29-33].
ВОЗНИКНОВЕНИЕ
СОЦИАЛЬНЫХ РИТУАЛОВ
Бэр понимает под этим условием механизм поддержания солидарности участников
возникшего «сообщества судьбы» [Baehr 2008:
150]. Говоря о кейсе Гонконга, исследователь
определил ношение масок в общественных
местах как пример социального ритуала.
Наблюдая за событиями в Каталонии можно
выделить подобные акты солидаризации и у
местных жителей. Так, в ходе протестов большинство участников носят с собой эстеладу,
неофициальный флаг каталонских земель. В
зависимости от предпочтений, кто-то носит
символ с синим треугольником слева и белой звездой, кто-то – однотонный желтый с
красными полосами и звездой. Помимо этого,
11 сентября отмечается Национальный день

Каталонии, именуемый «Ла Диада». 11 сентября 1714 г. Барселона потерпела поражение
от короля Филиппа V и потеряла автономию
[Diada Nacional de Catalunya: Història]. В этот
день жители надевают красно-желтые футболки с надписью: «Каталония – не Испания!».
Иногда можно встретить национальные каталонские символы даже на ошейниках домашних животных. Праздничные гулянья длятся
целый день, а некоторые правительственные
здания открыты для всех желающих. Подобные
социальные ритуалы уже давно стали частью
каталонской культуры и являются объединяющим фактором гражданского сопротивления
[Diada Nacional de Catalunya: Història …].
Безусловно, категория «сообщества
судьбы» еще нуждается в интерпретации на
конкретных проявлениях из прошлого или
настоящего. Тем не менее, на наш взгляд, каталонский случай вполне вписывается в концепцию «сообщества судьбы», которую Бэр применил к совершенно другим условиям. История
каталонского национализма требует более
подробных исследований, однако уже сейчас
мы можем сделать осторожный вывод о том,
что данный регион является одним из первых
полноценных примеров «сообщества судьбы»
в понимании Бэра. Изучение концепта на основании новых примеров может внести вклад не
только в изучение истории идей и понятий, но
и углубить социологическое понимание феноменов сепаратизма и национализма.

БИБЛИОГРАФИЯ
1. Более 80% Каталонцев Проголосовали за Независимость [Электронный ресурс] // Интерфакс. URL: https://www.interfax.ru/world/406187 (дата
обращения: 12.02.2023).
2. Вахштайн, В.С. Сообщество Судьбы: к Военной Истории Идей // Социология Власти. 2019. №4. С. 12-52.
3. В Каталонии в День Всеобщей Забастовки на Улицы Вышли
Сотни Человек [Электронный ресурс] // РИА Новости. URL: https://ria.
ru/20171003/1506118260.html (дата обращения: 12.02.2023).
4. Плавскин, З.И. Вступительная Статья // Из Каталонской Поэзии. Переводы с Каталанского / Сост. З.И. Плавскин, Вс. Багно. Ленинград: Художественная Литература, 1984. С. 4-19.
5. Прутцков, Г.В. Каталанский Язык как Фактор Национальной Идентичности в Региональной Медиасистеме // Меди@льманах. 2021. №4. С. 28-36.
6. Сагомонян, А.А., Пожарская, С.П. Франкизм // История Испании. От
Войны за Испанское Наследство до Начала XXI Века / Сост. А.А. Сагомонян, Е.Э.
Юрчик. М.: Индрик, 2014. С. 574-621.
7. Хенкин, С.М. Подъем Каталонского Сепаратизма: Что Ответит
Мадрид? [Электронный ресурс] // РСМД. URL: https://russiancouncil.ru/
analyticsand-comments/analytics/podem-katalonskogo-separatizma-chto-otvetitmadrid/ (дата обращения: 12.02.2023).
8. Baehr, P. Caesarism, Charisma and Fate: Historical Sources and Modern
Resonances in the Work of Max Weber. New Jersey: Transaction Publishers, 2008.
pp. 254.
9. Baehr, P. Community of Fate // The Blackwell Encyclopedia of Sociology /
Ed. by G. Ritzer. NY: John Wiley & Sons, 2016. P. 1-3.
10. Borrell, J., de Carreras, F., López Burniol, J.J., Piqué, J. Escucha, Cataluña,
Escucha, España: Cuatro Voces a Favor del Entendimiento y Contra la Secession.
Barcelona: Ediciones Peninsula, 2017. pp. 336.
11. Burrawoy, M. The Extended Case Method // Sociological Theory. Vol. 1.
No. 16. 1998. P. 4-33.
12. Constitución de 1876 [Электронный ресурс] // Senado de España. URL:
https://www.senado.es/web/conocersenado/senadohistoria/senado18341923/
Constitucion1876/detalle/index.html?id=18760630_constitucion (дата обращения: 08.02.2023).
13. Diada Nacional de Catalunya: Història [Электронный ресурс] //
Generalitat de Catalunya. URL: https://web.gencat.cat/ca/diada-nacionaldecatalunya/historia/ (дата обращения: 12.02.2023).
14. Diada Nacional de Catalunya: Història: Celebracions Històriques [Электронный ресурс] // Generalitat de Catalunya. URL: https://web.gencat.cat/ca/
diada-nacional-de-catalunya/historia/celebracions-historiques/ (дата обращения:
12.02.2023).
15. Farreras, J. Ni Espanyols ni Francesos // L’Arch de Sant Martí. Vol. 3. No.
199. 1886. P. 1-3.
16. González, D. Catalonia Is at a Standstill in Opposition to Sunday’s
Repression [Электронный ресурс] // El Nacional. URL: https://www.elnacional.
cat/en/news/catalonia-standstill-repression-referendum_198144_102.html (дата
обращения: 12.02.2023).
17. Hudal, A.K. Die Grundlagen des Nationalsozialismus. Leipzig und Wein:
Johannes Guntber Verlag, 1937. ss. 600.

18. La Mancomunitat de Catalunya [Электронный ресурс] // Històries
de Catalunya. URL: https://web.archive.org/web/20081121162147/http://www.
tvcatalunya.com/historiesdecatalunya/cronologia/cron103716314.htm (дата обращения: 12.02.2023).
19. Pozar, A. Las Cuatro Condenas de Pablo Hasél [Электронный ресурс] // Cadena SER. URL: https://cadenaser.com/ser/2021/02/18/
tribunales/1613661491_564846.html (дата обращения: 12.02.2023).
20. Regions and Cities Illustrated (RCI) [Электронный ресурс] // Eurostat.
URL: https://ec.europa.eu/eurostat/cache/RCI/#?vis=nuts2.economy&lang=en
(дата обращения: 12.02.2023).
21. Un Millón de Personas Inundan Barcelona en una Histórica
Manifestación de Rechazo a la Sentencia Contra el Estatut [Электронный ресурс] // La Vanguardia. URL: https://www.lavanguardia.com/
politica/20100710/53961206706/un-millon-de-personas-inundan-barcelonaenuna-historica-manifestacion-de-rechazo-a-la-sentencia-co.html (дата обращения: 12.02.2023).
22. Unemployment Rates by Sex, Age, Educational Attainment Level and
NUTS 2 Regions (%) [Электронный ресурс] // Eurostat. URL: https://ec.europa.eu/
eurostat/databrowser/view/LFST_R_LFU3RT/default/table?lang=en (дата обращения: 12.02.2023).
23. El Estatut Sale Adelante con el 74% del Voto, Pero la Participación No
Llega al 50% [Электронный ресурс] // El Mundo. URL: https://www.elmundo.es/
elmundo/2006/06/18/espana/1150653842.html (дата обращения: 12.02.2023).
24. Statement on the Events in Catalonia [Электронный ресурс] //
European Commission. URL: https://ec.europa.eu/commission/presscorner/detail/
en/STATEMENT_17_3626 (дата обращения: 12.02.2023).

МИРОВЫЕ ЯЗЫКИ:
ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ
ОПРЕДЕЛЕНИЕ И
СОВРЕМЕННЫЕ
ТЕНДЕНЦИИ
РАЗВИТИЯ
Автор работы: Анопченко Дарья
Сергеевна, 2 курс.
«Стратегическое управление
компанией», ИОН РАНХиГС.

сфер. С другой стороны, серьезным представляется проблема вымирания языков и культур.
Углубление понимания вышеобозначенных
тенденций может быть реализовано в плоскости различных сопряженных с языкознанием
дисциплин – экономика, социология и др.

Аннотация: Мировые языки представляют собой совокупность самых распространенных и
официально признанных языков. Целью настоящей статьи является определение основных
тенденций в развитии вышеобозначенного
феномена. Опираясь на ряд статистических
данных, автор приходит к заключению о сосуществовании двух трендов. С одной стороны, с
ускорением процесса глобализации роль иностранных языков существенно увеличилась,
что обусловлено необходимостью поддержания международной коммуникации в ряде

Ключевые слова: язык, мировые языки, глобализация, международная коммуникация, вымирающие языки, исчезающие культуры.

Мировые языки: лингвистическое определение и современные тенденции развития ––––––––––––––––––– Анопченко Дарья

Abstract: World language is defined as the one
that is geographically widespread and officially
recognized. The objective of the current study
is to identify the key trends in the development
of world languages. Based on a wide range of
data, the author outlines two tendencies. On the
one hand, the significance of certain languages
increases as it is through them that international
communication in a variety of spheres is
conducted. On the other hand, there is a growing

number of extinct languages and cultures.
Further research may focus on the conditions
that contributed to the present situation and
the implications it may have for the spheres of
economics, politics and society.
Keywords: language, world languages,
globalization, international communication,
extinct languages, extinct cultures.

выражающейся в расширенных возможностях
профессионального роста [Standing 1997: 7].
Потребность в международных специалистах
растет с каждым годом, как и предъявляемые
к ним требования, и в этом контексте роль
мировых языков для налаживания межкультурной коммуникации становится более заметной [Martinaj 2020: 161]. Однако, как и у любого
явления, в повышении интереса к главным
мировым языкам есть также и обратная сторона – ускорение исчезновения локальных
языковых систем [Austin, Sallabank 2011: 21].
Таким образом, изучение вышеперечисленных
процессов представляет особый интерес для
современной лингвистики.

«Народ жив, пока люди знают родной
язык», – отмечают представители общин, чьи
языки находятся на грани исчезновения [Народ Жив, Пока Люди Знают …]. Следуя этому
принципу, такие международные организации,
как ООН и ЮНЕСКО рассматривают сохранение
многообразия языков в мире в качестве одного из основных направлений своей деятельности [UNESCO 2021: 3]. Сегодня проводится
много исследований, ставящих целью определение соотношения роли мировых языков в
международной коммуникации и выявление
тех, что находятся на грани исчезновения
[Austin, Sallabank 2011; Piirainen, Sherris 2015].
В современном мире с ускорением процесса глобализации наблюдается повышение
интереса к другим культурам, изучению иностранных языков. Обращаясь к условию подобных тенденций, можно отметить увеличение
гибкости социально-экономической системы,

Обращаясь к определению мировых
языков, отметим, что существует множество
официальных терминологий. Например, Большая российская энциклопедия уравнивает
мировые языки с международными языками,

определяя их как языки-посредники, служащие средством общения разноязычных народов [Международные Языки].

экстралингвистических (политических, экономических, культурных) и лингвистических
(развитость функциональных подсистем языка,
отраслевых терминологий и др.) факторов вместе. Экстралингвистические факторы неразрывно связаны со временем, в котором происходит становление языка. Лингвистические же
особенности, отвечая за формирование мировоззрения, становятся так называемыми «призмами», через которые человек видит мир.
Исторически международные языки носили
региональный характер. Их использование
сопровождалось социальными (ими владели
относительно небольшие социальные группы)
или функциональными (зачастую международный язык использовался в этой роли лишь в
письменной форме) ограничениями [Международные Языки].

Согласно Словарю лингвистических терминов Т.В. Жеребило, мировые языки – это
«международные языки широкого
распространения» [Мировые
Языки]. Таким образом, мировыми
языками стоит считать языки
широкого, всеобщего распространения, часто применяемые
в международном взаимодействии.

Для категоризации языка
как международного выделяют
ряд критериев. Так, большое
количество людей должно считать этот язык родным и владеть этим языком как вторым
или иностранным. Также на языке должны говорить в различных
странах на разных континентах. Помимо этого, он должен
использоваться в качестве
официального в деятельности
международных организаций, в
сферах научного и культурного
общения [Ammon 2010: 101-103].

Категории мировых языков постоянно
менялись, обновлялись с течением времени. Исторически в межкультурном общении
преобладали разные языковые группы. Причина выдвижения того или иного языка на
роль мирового определяется совокупностью

Сегодня мировые языки включаются в программы обучения в общеобразовательных и
высших учебных заведениях разных стран в
качестве иностранных языков. Статус мировых
языков юридически закрепляется признанием
их официальными или рабочими языками международных организаций или конференций
(ООН, ЮНЕСКО и др.) [Международные Языки].

За всю историю человечества родилось и погибло около
30.000 языков. Некоторые из них
к настоящему времени продолжают существовать и использоваться в межкультурном общении, другие же не оставили после
себя никаких следов [How Many
Languages Are in …].
По последним данным, сегодня в мире говорят
на 7.151 языке [What Are the Top 200 …]. Это
число постоянно меняется. Знание о существующих на планете языках непрерывно увеличивается, поскольку открываются новые затерянные человеческие общества [Yager, Burenhult
2017: 493]. Кроме того, развитие языков характеризуется крайней динамичностью. Человечество живет в довольно противоречивое время.
Примерно 40% языков в мире сейчас находятся
под угрозой исчезновения, зачастую на них
осталось менее 1.000 носителей [How Many
Languages Are Endangered …]. Между тем, всего
на 23 языках говорит более половины населения мира [Народ Жив, Пока Люди Знают …].

Эти процессы связаны как и со всеохватывающей глобализацией, ассимиляцией, так и с
исчезновением целых человеческих культур в
результате неосторожной деятельности человека [Atifingar, Safari, Rafat 2021: 1].
Первым, кто предпринял попытку
установить генеалогическую классификацию
языков, был Иосиф-Юстус Скалигер (15401609), французский филолог и историк. В своем
труде «Рассуждение о Европейских Языках»,
вышедшем в 1610 г. во Франции, мыслитель
выделил 11 «языков-матерей»: 4 «больших» –
греческая, латинская, тевтонская и славянская,
и 7 «малых» – эпиротская, ирландская, кимрская с бретонским, татарская, финская с лопарским, венгерская и баскская [Scaligeri 1610:
119-122]. Сегодня все языки принято разделять
на разные языковые семьи, т.е. «объединения
родственных языков, более глубокое родство
которых неизвестно или превышает временную глубину в 7-8 тыс. лет» [Семья Языков]. Все
языки, составляющие одну семью, восходят к
одному праязыку. Согласно крупнейшему каталогу языков Ethnologue, по состоянию на 2022
г. в мире насчитывалось около 150 языковых
семей. Самые крупные из них: нигеро-конголезская (1536 языков), австронезийская (1225
языков), китайско-тибетская (456 языков),

индоевропейская (447 языков), афро-азиатская
(369 языка), дравидийская (86 языков) [What
Are the Largest Language …].

Сложности, которые возникают при изучении иностранного языка, объясняются разными
факторами, одним из которых
является принадлежность к разным языковым семьям. Например,
носителю славянского языка,
относящегося к славянской группе индоевропейской семьи языков
(русский, польский, болгарский)
легче выучить язык славянской
группы, чем язык другой группы
индоевропейской семьи (языки
романской группы (французский,
румынский) или германской группы (шведский, датский)). Сложнее
ему будет изучить язык другой
языковой семьи. Например, китайский, который не входит в
индоевропейскую семью, а относящийся к сино-тибетской семье
языков.

Вопрос о генезисе языка до сих пор сохраняет свою актуальность в научном сообществе. Существуют различные теории, пытающиеся объяснить причину появления языкового
общения. Так, в своей работе «Sapiens: Краткая
история человечества» Юваль Ной Харари
в качестве причины возникновения языка приводит сплетни. Исследователь отмечает, что
с ростом человеческих сообществ получили
свое распространение сплетни между людьми.
Именно потребность в таком взаимодействии
подтолкнула к появлению хорошо организованного языка [Харари 2016: 31-32].
Влияние мировых языков мы будем
рассматривать с древнегреческого периода.
Древнегреческий язык – это язык индоевропейской семьи, являющийся предком современного греческого языка, наиболее распространенный в период с начала II тыс. до н.э. до
IV в. н.э. [Greek Language]. Древнегреческой
культуре принадлежит множество изобретений человечества. Именно в это время было
созданы классические философские, научные
труды, сформировавшие уникальную научную базу для развития человеческой мысли
[Ancient Greek Civilization].

«Вечным» языком часто
называют латинский, который
со времени своего возникновения ни раз становился на место
доминирующих мировых языков.
Латинский язык принадлежит к
италийской группе индоевропейской семьи языков, сегодня относящийся к числу так называемых
«мертвых языков», необходимых
для изучения некоторыми профессиями (врачи, юристы). Но
когда-то латинский также был
мировым языком. Родиной латыни был город Рим. В ходе завоевательных войн и усиленной колонизации под власть Рима попали
другие племена Италии. Постепенно латинский язык – язык
города Рима, стал средством
общения почти всей объединенной Италии [Латинский Язык].

международное общение [Международные
Языки].
Сегодня в мире существует тысячи языков, находящихся в постоянном употреблении.
Рассматривая языковое распределение по
континентам, можно заметить, что наибольшая
вариативность преобладает в Африке, Южной
Америке и Тихоокеанском регионе [How Many
Languages Are There in …].
Периодически проводятся исследования для определения доли того или иного
языка в международном взаимодействии,
исчисления количества его носителей в мире
[Austin, Sallabank 2011; Piirainen, Sherris 2015].
Стоит внимательно анализировать полученные данные, так как могут отличаться объекты
исследования. Самым распространенным
языком как родным с рождения по количеству
носителей является китайский, испанский,
английский, хинди, арабский [What Is the Most
Spoken …]. Однако, если же рассматривать
всех носителей языков (относя тех, для кого

В XVI-XVII вв. как язык международного
взаимодействия использовался испанский
язык [Оболенская 1997: 1]. Затем в начале XVIII
в. французский язык стал важнейшим языком
международного общения в Европе, во многих
странах он стал вторым государственным языком (Россия, Германия, Англия). В это время на
французском были написаны практически все
великие произведения. Но постепенно популярность французского языка также угасла
[Белякова 2009: 217-218]. В конце XIX в. большое значение приобрел немецкий язык, не в
последнюю очередь благодаря высоким достижениям немецких ученых (Карл Гаусс) того
времени [Glück 2014: 44]. В XX в. к влиятельным
мировым языкам добавился английский, до
сих пор считающийся языком международного общения. В результате можно сказать, что
складывается современный клуб мировых
языков, в совокупности обеспечивающих

язык является родным, а также билингвов) первое место по распространенности будет занимать английский, далее будут идти китайский, хинди,
испанский и французский [What Are the Top 200 …]. Таким образом, независимо от направления исследования первые строчки занимают английский,
китайский и испанский языки, являющиеся главными мировыми языками на
сегодняшний день.
Таким образом, язык – сложная система с множеством элементов,
прошедшая определенное историческое развитие и неразрывно связанная
с культурой. Сложно с точностью сказать, какой язык может получить наибольшее распространение в будущем. К сожалению, сегодня тысячи языков
находятся на гране вымирания, вместе с ними и целые человеческие культуры. Для того чтобы не потерять наше драгоценное наследие в виде языка была введена степень сохранности языков, т.е. оценка, присваиваемая
ЮНЕСКО языкам, находящихся под угрозой исчезновения, и включающая
их в международный «Атлас Языков Мира» [UNESCO 2010: 30]. Такие языки
определяют в соответствии с 9 критериями: международное использование
языков, отношение людей к родному языку, влияние медиа и модных явлений на язык, официальное использование языка, степень передачи между
поколениями и так далее.
В заключение хотелось бы подчеркнуть, с распространением влияния глобализации, повышением интереса к мировым языкам также не стоит
забывать, что любой язык – величайшее богатство, сокровище, которое
человек должны ценить и бережно хранить.

БИБЛИОГРАФИЯ
1. Белякова, Т.А. Французский Язык в Международном Общении:
Curriculum Vitae // Вестник Гуманитарного Факультета ИГХТУ. 2009. №4. С. 216220.
2. Валуйцева, И.И. О Понятиях Глобального и Международного/Мирового Языков // Вестник Московского Государственного Областного Университета. Серия: Лингвистика. 2016. №2. С. 33-40.
3. Коряков, Ю.Б. Семья Языков [Электронный ресурс] // Большая Российская Энциклопедия. URL: https://old.bigenc.ru/linguistics/text/3548013 (дата
обращения: 04.02.2022).
4. Кузнецов, С.Н. Международные Языки [Электронный ресурс] //
Большая Российская Энциклопедия. URL: https://old.bigenc.ru/linguistics/
text/2199485 (дата обращения: 04.02.2022).
5. Народ Жив, Пока Люди Знают Родной Язык [Электронный ресурс] // Организация Объединенных Наций. URL: https://news.un.org/ru/
story/2019/02/1349541 (дата обращения: 19.02.2023).
6. Оболенская, Ю.Л. Испанский Язык во Взаимодействии с Иноязычными Культурами (на Материале Переводов Произведений Русских Писателей
XIX Века в Испании и Латинской Америке): Автореф. дисс. … докт. филол. наук.
М., 1997. 45 с.
7. Одегова, О.В. Глобализация Языка и Культуры: Специфика и Место
в Системе Глобальных Процессов Современности / Науч. ред. Г.И. Петрова.
Томск: Издательский Дом Томского Государственного Университета. 2017.
168 с.
8. Солопов, А.И. Латинский Язык [Электронный ресурс] // Большая Российская Энциклопедия. URL: https://old.bigenc.ru/linguistics/text/2938876 (дата
обращения: 06.02.2022).
9. Харари, Ю.Н. Sapiens. Краткая История Человечества / Пер. с англ. Л.
Сумм. М.: Синдбад. 2016. 520 с.
10. Число Иностранных Студентов в России за Три Года Выросло на 26
Тысяч [Электронный ресурс] // Министерство Науки и Высшего Образования
Российской Федерации. URL: https://minobrnauki.gov.ru/press-center/news/
mezhdunarodnoe-sotrudnichestvo/46158/ (дата обращения: 04.02.2022).
11. Чугаева, Т.Н., Шпак, Н.Е., Назмутдинова, С.С. В Мире Языка, Языки в
Мире // Вестник Пермского Федерального Исследовательского Центра. 2018.
№2. С. 69-76.
12. Ammon, U. World Languages: Trends and Futures // The Handbook of
Language and Globalization / Ed. by N. Coupland. Wiley, 2010. P. 101-122.
13. Atifingar, H., Safari, M.Z., Rafat, A.H. Exploring the Causes of Language
Death: a Review Paper // International Journal of Arts and Social Science. Vol. 4. No.
4. 2021. P. 1-5.
14. Austin, P.K., Sallabank, J. Introduction // The Cambridge Handbook of
Endangered Languages / Ed. by P.K. Austin, J. Sallabank. Cambridge: Cambridge
University Press, 2011. P. 1-24.
15. Glück, H. The History of German as a Foreign Language in Europe //
Language and History. Vol. 57. No. 1. 2014. P. 44-58.
16. Hornblower, S. Ancient Greek Civilization [Электронный ресурс] //
Britannica. URL: https://www.britannica.com/place/ancient-Greece (дата обращения: 06.02.2022).
17. How Many Languages Are in the World? [Электронный ресурс] //
Ethnologue. URL: https://www.ethnologue.com/guides/how-many-languages
(дата обращения: 04.02.2022).

18. How Many Languages Are Endangered? [Электронный ресурс] // Ethnologue. URL: https://www.ethnologue.com/guides/how-manylanguagesendangered (дата обращения: 13.02.2023).
19. Martinaj, F. Foreign Languages: the Key Factor in Employability //
Management. Vol. 15. No. 3. 2020. P. 161-178.
20. Northrup, D. How English Became the Global Language. NY: Palgrave
Macmillan, 2013. pp. 205.
21. Piirainen, E., Sherris, A. Introduction // Language Endangerment:
Disappearing Metaphors and Shifting Conceptualizations / Ed. by E. Piirainen, A.
Sherris. Amsterdam: John Benjamins Publishing Company, 2015. P. 1-14.
22. Ruijh, C.J., Malicouti-Drahman, A., Newton, B.E. Greek Language
[Электронный ресурс] // Britannica. URL: https://www.britannica.com/topic/
Greeklanguage (дата обращения: 06.02.2022).
23. Standing, G. Globalization, Labor Flexibility and Insecurity: the Era of
Market Regulation // European Journal of Industrial Relations. Vol. 3. No. 1. 1997.
P. 7-37.
24. UNESCO. Global Action Plan of the International Decade of Indigenous
Languages. Paris: UNESCO Publishing, 2021. pp. 53.
25. UNESCO. Atlas of the World’s Languages in Danger. Paris: UNESCO
Publishing, 2010. pp. 222.
26. What Are the Top 200 Most Spoken Languages? [Электронный ресурс]
// Ethnologue. URL: https://www.ethnologue.com/guides/ethnologue200 (дата
обращения: 04.02.2022).
27. What Are the Largest Language Families? [Электронный ресурс] //
Ethnologue. URL: https://www.ethnologue.com/guides/largest-families (дата обращения: 04.02.2022).
28. Yager, J., Burenhult, N. Jedek: a Newly Discovered Aslian Variety of
Malaysia // Linguistic Typology. Vol. 21. No. 3. 2017. P. 493-545.

ESSAY IN ENGLISH

FEMALE
ARTISTS
AS OUTSIDERS:
WHY IS IT HARD
TO BECOME
AND BE AN
ACCOUNTABLE
WOMAN IN
ART INDUSTRY
Автор работы: Парамонова Таисия
Александровна, 2 курс.
«Современная социальная теория»,
совместная программа ИОН и МВШСЭН.

Female artists as outsiders: why is it hard to become and be an accountable woman in art industry––––––––––––––––––– Парамонова Таисия

Since the XIX and until the second half
of the XX century there was no critique of art
history being extremely sexist, and long before
that the whole art world was also embracing
the patriarchal norms and serving male interests
in general. Male dominance in this area can
be viewed in the context of labeling theory.
Its founder, Howard S. Becker, is an American
scientist who belonged to the Chicago School
of Sociology. The theory of labeling is based
on the idea that agents of social control (in our
case, men from the art world) stigmatize certain
groups through stereotypes (in our case, women
in art), and the latter change their behavior under
the influence of such pressure and labeling:
«social groups create deviance by making the
rules whose infraction constitutes deviance,
and by applying those rules to particular people
and labeling them as outsiders» [Becker 1963:
9]. In this essay we are going to elaborate on the
following questions: why for so many centuries
has society made women outsiders in the artistic
sphere, why are there so few female artists and
why do we know nothing about these women,

who were actually very talented. Starting with
Linda Nochlin («Why Have There Been No Great
Women Artists?»), scientists have outlined several
reasons for gender inequality in arts: educational
gap experienced by women for a long time,
entrepreneurial activity, which is considered
to be exclusively for men, inability for women
to be acknowledged as genius and absence of
visual language to express female experience
[Nochlin 1971: 22-39]. Generally, we may divide
these reasons into two groups: first two reasons
represent career ladder and how it is organized
for different genders, the second two are more
about social conventions, about art itself that
turns out to be not gender-neutral.

Firstly, since education is
a basis for future success in any
field we need to talk about the
educational gap. Women had a
very limited access to educational

Female artists as outsiders: why is it hard to become and be an accountable woman in art industry––––––––––––––––––– Парамонова Таисия

resources because of the patriarchal
assumption that women need to
be modest (which comes from the
premise that women’s nature is filthy
and dissolute). For example, the USA
gave women the right to receive
higher education for the first time
in 1836, Switzerland – 1847, Russia
– 1875 [Here’s How Women Fought
for …]. «Lady» students, when
they were finally allowed to study
in universities, could not take live
drawing classes: at first, they were
using cows as models, and then
partially covered women’s bodies.

Diana Miller, a Canadian sociologist
specializing in gender studies, in her article
«Gender and the Artist Archetype: Understanding
Gender Inequality in Artistic Careers» observes
several other reasons for uneven representation
of the sexes in art. According to the researcher, if
a woman makes it to being a professional artist,
she needs to be somehow promoted, to find
clients, to sell her works, therefore, she needs to
be an entrepreneur in a way. Even though it may
seem that entrepreneurship should have nothing
to do with gender, this activity in the world of
artists actually turns out to be made for men.
On the one hand, it comes from a stereotype
that business is for men. On the other hand, it
is harder for women to be always available for
unexpected work-trips or other work activities,
because it «conflicts with childcare and domestic
responsibilities» [Miller 2016: 122], which are
usually tied with femininity. Moreover, when
a girl asks for sponsorship or media attention,
it is perceived more negatively and may even
cause sanctions imposed on such a girl. This
also turns women away from becoming an artist
and conducting entrepreneurial activity. Lastly,
the ties in art business are very important but
they assume the participants to be male: «Social
networks in artistic fields can resemble ‘old
boys clubs’ where information, resources, and
opportunities circulate through men’s friendship
networks and remain less accessible to women»
[Ibid.: 126].
The next obstacle to being an artist and
being acknowledged as one are vicious circles
of female perspective. Here we turn to the more
abstract and deeper, «intangible» observations.
Female experience is different from male
because «women perceive reality through a
uniquely female sensibility» [Gouma-Peterson,
Mathews 1987: 336], which leads to it affecting
the process of creating works of art. It is not
the «nature» of women but, if we use Becker’s
approach, – a circumstance of the patriarchal
system. So, Gouma-Peterson and Matthews in
their work «The Feminist Critique of Art History»
note that the perception of the world by people
of different sexes is determined precisely by
the difference and separation of sexual roles.
Anyway, this different «sensitivity» cannot be
expressed by art due to the lack of a special visual
language for it, since the predominance of the
expression of male experience did not imply the

Female artists as outsiders: why is it hard to become and be an accountable woman in art industry––––––––––––––––––– Парамонова Таисия

performing men, while requiring women to be
nicer in order to wield influence and authority»
[Ibid.: 123]. At the same time, it is emphasized
that the identical qualities in a woman are rather
perceived as selfishness and uncontrollability
[Ibid.: 123]. Apart from that, as Miller notes,
denial of female genius comes from patriarchal
ambiguous idea that, on the one hand, a woman
performer or artist should always be «sexually
available», «flirt» with their audience during the
performances or from their works but, on the
other hand, sexualization and attractiveness of
a woman can be counted as her way to the top
and the evidence of her incompetence as a result
[Ibid.: 125].

inclusion of female perception in the metaphor
of human existence [Ibid.: 334]. We can look at
it as a vicious circle because of women having
different experiences: they do not have special
language to express their female perception,
they do not enter this field or continue fitting
male expectations, which consequently leads to
the first stage of the circle. Among others, this
circle was the reason why women could not be
truly represented in the art industry.

The last reason, which
prevents female artists from being
represented in the artistic world, is
the masculine concept of genius. It
is historically a characteristic of a
man: «indeed, in the Renaissance
era, men argued that women artists
should be limited to painting simple
subjects like flowers and fruit, while
men should do major historical and
allegorical works because men are
the true artists, they have genius;
women have only taste» [Miller
2016: 123].
We can turn to the example of the Hayllar artistic
family. Even though the daughters of an artist
were good painters, they were described as
«talented amateurs». The artistic paths of the
members of the aforementioned family are
vividly illustrated and analyzed in the work of
Bawden and Greenaway «Women in Art and
Art History». The Hayllar sisters were not even
considered as real painters by historians of their
time. This example illustrates the tendency to
consider «genius», «high art» and «art» in general
to be for men, while «talent», «low art» and
«craft» were supposed to be «left» for women.
This stereotype flourished from the features that
society assigns to geniuses: artistic archetype is
masculine because antisocial behavior, which
usually considers accompanying genius, is more
acceptable for men. This asocial behavior often
includes «rudeness, aggression, and poor social
graces, which managers overlook from high-

In conclusion, we may note that
representation of women in art does not show
the real version of situation but is actually a selfsustained system of assumptions: «postmodern
cultural philosophers understand representation
not as a mimesis of some ultimate reality, but
rather as a way of reflecting the culture’s vision
of itself» [Gouma-Peterson, Mathews 1987: 335].
It is harder for women to express themselves,
to promote themselves, to stay in history and
be counted as a «real» genius or, at least, «real»

Female artists as outsiders: why is it hard to become and be an accountable woman in art industry––––––––––––––––––– Парамонова Таисия

artist. They need to overcome a variety of obstacles, or, we may say, implicit
unwritten rules that were made by the society, career ladders built by men and for
men, to escape from vicious circles of bad education, archetypes and stereotypes.
This system is sustainable, because it makes women insecure and escape the
art industry to be in a field that is more socially acceptable and easier to stay in.
Female artists have been outsiders for many centuries but this patriarchal injustice
is, at least, being observed not as a fact but as a problem, so we can hope for the
industry to become more gender-equitable.

BIBLIOGRAPHY
1. Bawden, A.C., Greenaway, W.K. Women in Art and Art History // Atlantis:
Critical Studies in Gender, Culture & Social Justice. Vol. 2. No. 2. 1977. P. 143-150.
2. Becker, H.S. Outsiders: Studies in the Sociology of Deviance. NY: The Free
Press, 1963. pp. 179.
3. Gouma-Peterson, T., Mathews, P. The Feminist Critique of Art History //
The Art Bulletin. Vol. 69. No. 3. 1987. P. 326-357.
4. Miller, D.L. Gender and the Artist Archetype: Understanding Gender
Inequality in Artistic Careers // Sociology Compass. Vol. 10. No. 2. 2016. P. 119-131.
5. Nochlin, L. Why Have There Been No Great Women Artists // ARTNews.
Vol. 1. No. 1. 1971. P. 22-39.
6. Thorpe, J.R. Here’s How Women Fought for the Right to Be Educated
[Электронный ресурс] // Bustle. URL: https://www.bustle.com/p/heres-howwomen-fought-for-the-right-to-be-educated-throughout-history-53150 (дата
обращения: 17.02.2023).

PRISONERS
AS A SOCIAL
GROUP
Автор работы: Эльмурзаева Милана
Мурадовна, 2 курс.
«Реклама и связи с общественностью»,
ИОН РАНХиГС.

Prisoners as a Social Group ––––––––––––––––––– Эльмурзаева Милана

Norman Sylvester Hayner, an American
sociologist and criminologist belonging to
the Chicago School of Sociology, was born in
Beijing in 1896. Hayner taught sociology at the
University of Washington and specialized in such
topics as juvenile delinquency, criminal law,
criminology, family sociology. The researcher
founded the Pacific Northwest Conference on
Family Relations and was a member of the Mental
Health and Mental Retardation Council [Norman
S. Hayner papers, 1913-1970].

convicts. In this work Hayner and
Ash view prisoners as a social
group whose members, being
hierarchically organized, share a
common goal (to get released from
prison) and interests [Hayner, Ash
1939: 362].

Judging by the scope of his research,
it becomes clear that a considerable part of
his work focused on the topic of criminology.
For example, during the 30s and early 40s
he conducted a prison research project in
Washington State. The conclusions of this
work were described in an article written in
collaboration with another prominent American
sociologist, Ellis Ash. The latter penetrated
prisons and observed the situation there.

Having briefly discussed Heyner’s
and Ash’s study, we are going to define the
constitutive features of social groups. According
to Steve Reicher, social group is an association
of more than two people who interact with each
other, have similar interests, goals, preferences
and a sense of unity. Groups are characterized
by two modes of interactions: interactions in
relationships and in tasks. The former may have
both positive and negative effects on internal
emotional connections. The latter consists in
self-organization of members and the use of their
skills to achieve their goals [Reicher 1982: 81-83].

«The Prisoner Community as
a Social Group», a study published
by the researchers in the journal
American Sociological Review
in 1939, explores a community
of prisoners, a type of social
organization consisting only of

In this essay we will consider the following
problem: whether the prisoner community can
be viewed as a valid example of a social group.

According to Hayner, the usual statistical
techniques are of little avail in forming a
comprehensive view of prison life. Given that,
his colleague had to penetrate the community

Prisoners as a Social Group ––––––––––––––––––– Эльмурзаева Милана

of prisoners and that of administration [Hayner,
Ash 1939: 362]. As a result, after some trials the
leaders of the prisoners accepted him meaning
that everyone else accepted him as well. Having
become a full member of the community, the
researcher could see many special features
of prison life. He was also accepted by the
administration, which was a special achievement.
The officers as a group did not have leaders
whose word would be sufficient to validate a
person’s new status. The trust of each staff officer
had to be sought separately. He helped organize
the classification clinic, which assisted him in
getting in touch with the prison administration.
He was allowed to walk around the Reformatory
at any time of the day and see everything that
was happening there. Apart from that, each
officer shared some personal information with
him [Ibid.: 363-365].

To begin with, in prison the
types of contacts are determined by
two factors, and that are the type of
work and the proximity of housing.

This can be seen, for example, in
the dramatic film «The Shawshank
Redemption», in which the main
character Andy becomes an
employee in the prison laundry and
interacts with people who also work
there [The Shawshank Redemption].
The conversations in the Reformatory
are conducted with fellow prisoners. As in other
social groups, the conversations usually touch
upon professional topics. In particular, prisoners
describe the types of skills and techniques they
are most familiar with: a forger of documents
talks about organization of documents, a thief –
about the methods of breaking into shops and
houses, a robber – about the ways of dealing with
resistance and a fraudster – about the techniques
of manipulating stocks. Thus, many prisoners
who sincerely wish to reestablish themselves
in society after prison are constantly faced with
such conversations. Whether they want it or not,
new criminal techniques are absorbed by them
[Hayner, Ash 1939: 369].

Prisoners as a Social Group ––––––––––––––––––– Эльмурзаева Милана

Being a set of rules, conniving emerges as
the guiding principle of maintaining the status
within the community of prisoners [Ibid.: 365].
It is thanks to this practice that institutional
forms, which are a way of adapting to the
current situation, are distributed in prisons.
Despite their desire to adhere to the rules of the
administration, every prisoner must also follow
the rules of the prisoner community (the most
emblematic of which is the ban on snitching).
Otherwise, they run the risk of facing revenge
from other convicts. For example, the Soviet film
«Mayhem» features a story of a man, a Philatelist,
who faces harsh beating and rape, once the gang,
he had previously belonged to, finds out that he
is a traitor [Bespredel].

By the way, prisoners often
doubt whether they should be
involved in conniving, fearing that
this will spoil the administration’s
opinion of them. However, later they
realize that it will bring them a lot
of benefits. For example, prisoners
often desire certain things that the
prison administration refuses to
give them. If they support conniving
activities, then these things will
become available to them [Hayner,
Ash 1939: 365-367].

Hayner and Ash also highlight the
pressure the prison community exerts on its
members. The researchers tell a story of a man
who owed another prisoner. Being afraid of
harsh punishment from other prisoners, he was
not afraid to challenge the administration and
tried to escape. Interestingly, the man went to
transgress the prison code, despite the fact that
he had always behaved diligently before and had
established himself as an ideal prisoner [Hayner,
Ash 1939: 365].

An important part of prison life is diversity,
an element which saves prisoners from routine
and consists in acting in accordance with the
established rules. Gambling, which is banned
in almost all prisons, is very common there.
Prisoners start a game under any pretext [Ibid.:
365]. For example, in the TV series «Prison Break»
prisoners place bets on which of the newcomers
will not withstand the atmosphere of the prison:
who will panic on the first night, who will start
screaming, and etc. [Prison Break]. Bets are most
frequently placed on cigarettes, money and
working shifts.

The researchers highlight that conniving
consists in working together to achieve some
goal. For example, prisoners cooperate and share
tasks in order to get coffee from the kitchen
[Ibid.: 366]. However, the authors emphasize that
successful violation of the rules gives even more
pleasure than the final product itself.

Prisoners as a Social Group ––––––––––––––––––– Эльмурзаева Милана

things. On the other hand, the state of being
subject to the norms and foundations existing in
the community may have far-reaching negative
consequences. Moreover, prisoner communities
have a certain hierarchy and combine existing
skills to perform joint tasks and obtain necessary
things.

Another trait of the community of
prisoners is hierarchy implying the division into
classes with superior and inferior positions.
The leaders’ high status and fame are achieved
through their ability to conduct business or
establish contacts [Ibid.: 367].
A common characteristic of the
communities under study is sexual hunger
most vividly expressed in the commitment to
homosexual behavior. Many young people
in prisons did not have this type of sexual
experience before. Despite that, it is suggested,
nevertheless, that they «may become willing
“punks” for a “smoothie” at the game» [Ibid.: 368].
It is important to note that homosexuality has
become an acceptable mode of behavior to many
prisoners not only because of the necessity to get
protection and money, but also because it poses
a challenge to the forces of law and order.
Thus, the features of prisoner communities
described by the authors characterize them as
social groups because prisoners are united by a
common goal, and that is to get out of prison.
It can be said that, on the one hand, conniving
has a positive impact on prisoners because it
allows them to receive prohibited but necessary

However, we cannot fully agree
that a community of prisoners can
be accurately called a social group
because we see some differences
between the characteristics of
prisoners and the concept of a social
group.

To begin with, an important factor in
crystallization of social groups is a common goal.
Prisoners do have it, which is the desire to be
released. However, the researchers point out that
the prisoners are not sure of their desire to join
the community. The reason, why they eventually
agree to become its members and follow its

Prisoners as a Social Group ––––––––––––––––––– Эльмурзаева Милана

principles, resides in the pursuit for their own
good [Ibid.: 365]. Thus, each member of the
group of prisoners is driven by their personal
considerations, and not by the goal of their
universal release.
Apart from that, in many cases people
decide for themselves whether they want to
become a part of a social group or not. However,
in the case of a community of prisoners,
becoming a participant is simply inevitable. Every
prisoner has no other choice but to become a
part of the community because, otherwise, in
case of violation of the principles of conniving,
they will be faced with physical or psychological
pressure from other prisoners.
It is also important to note that being
a part of a social group does not usually put a
person in critical conditions that force him or
her to take abnormal actions for themselves.
However, as we can see from the example
of homosexual behavior, even those who
have never tried to do something contrary to
their personal norms before, will have had to
succumb to the pressure and transgress own
understanding of right and wrong.
Moreover, an important feature of the
community of prisoners is the desire for diversity,
which is to be understood as the propensity to
violate the rules established over them. That trait,
from our perspective, does not define a social
group. Most often, if the latter strives for diversity,
it manifests itself in self-development. Only
criminal or oppositional social groups are willing
to challenge the normative code.
We can conclude that the community of
prisoners has a number of features validating
its quality of a social group: hierarchy, presence
of a leader, self-organization, establishment of
contacts by place of work and neighborhood.
However, a group of prisoners also has many
discrepancies with the concept of social group,
among which we can distinguish the inevitable
need to join a group, strong pressure, natural
compulsion to change personal foundations.
Thus, we believe that the community of prisoners
should be viewed as a special type of social
group.

BIBLIOGRAPHY
1. Bespredel [Электронный ресурс] // IMDb. URL: https://www.imdb.com/
title/tt0286502/ (дата обращения: 14.02.2023).
2. Forsyth, D.R. Group Dynamics. California: Wadsworth Cengage Learning,
2010. pp. 680.
3. Hayner, N.S., Ash, E. The Prisoner Community as a Social Group //
American Sociological Review. Vol. 4. No. 3. 1939. P. 362-369.
4. Norman S. Hayner, 1913-1970 [Электронный ресурс] // ORBIS Cascade
Alliance. URL: https://archiveswest.orbiscascade.org/ark:80444/xv99948 (дата обращения: 14.02.2023).
5. Prison Break [Электронный ресурс] // IMDb. URL: https://www.imdb.
com/title/tt0455275/ (дата обращения: 14.02.2023).
6. Reicher, S.D. The Determination of Collective Behavior // Social Identity
and Intergroup Relations / Ed. by H. Tajfel. Cambridge: Cambridge University Press,
1982. P. 41-83.
7. The Shawshank Redemption [Электронный ресурс] // IMDb. URL:
https://www.imdb.com/title/tt0111161/ (дата обращения: 14.02.2023).

ROMANTICIZATION
OF MENTAL ILLNESS
IN MEDIA
Автор работы: Лузанова Ульяна
Дмитриевна, 2 курс.
«Современная социальная теория»,
совместная программа ИОН и МВШСЭН.

Romanticization of mental illness in media ––––––––––––––––––– Лузанова Ульяна

Nowadays the media have a great
influence on our perception of the world. Over
the last few decades, every imaginable theme
was depicted in the media, including mental
health and mental illnesses. For some reason,
mental disorders were portrayed inaccurately in
most cases. The relatively new style of attitude
towards this theme is the romanticization
of mental illnesses. Unfortunately, despite
the numerous papers on mental health, this
phenomenon has been having far less attention
than required. In our opinion, there are likely to
be quite a few troublesome consequences of
glamorizing attitudes towards mental disorders.
Including the ones that can cause serious health
problems and even death. Thus, in the following
essay, we are going to discuss the impact the
romanticization of mental illness in the media has
on people and the dangerous outcomes of it.

in the psychological, biological, or
developmental processes underlying
mental functioning» [American
Psychiatric Association 2022: 20].

To begin with, not a lot of research can
be found relating specifically to this theme.
There are some magazine articles and students’
papers but their reliability is questionable. Some
scientific papers acknowledge romanticization
of mental illnesses but we did not find a single
relevant source which would provide us with a
full and detailed analysis of this phenomenon
and its impact. For example, some works that are
used in the essay mention the romanticization of
mental disorders, however, they do not depict it
in a required depth. Consequently, after careful
investigation and consideration of available
relevant works we are going to present the
description of romanticization of mental illness as
well as its possible impact and consequences.

We are going to talk about it in the sense of
romanticization that is also known as idealization,
or the glamorous, more attractive than in reality,
way of representation. Also, in this essay, the
term «mentally unstable» refers to people with
diagnosed mental disorders and «mentally
stable» to mentally healthy people.
Mental health in media, specifically
in the film industry, has a long history of
misrepresentation. Throughout TV existence
mentally ill people were portrayed as deeply
unpleasant and dangerous individuals, associated
with unpredictable and odd behavior. We may
say that it contributed to the formation of stigma
and discrimination against mentally ill people
[Pirkis, Blood, Francis, McCallum 2006: 533]. In
the XXI century, as society became more cautious
about mental health, media began the process
of destigmatization of mentally unstable people.
However, a few popular TV series and films,
instead of truthful representation, romanticized
the character of a mentally ill person. The most
prominent examples are «Skins» and «13 Reasons
Why». Also, we may take into account «Silver
Linings Playbook», «All the Bright Places», «Girl,

We would like to define a few terms for
the clarity of the following argumentation. This
work is focused on the romanticization of mental
disorders.

According to DSM-5 published
by American Psychiatric Association,
«a mental disorder is a syndrome
characterized by clinically significant
disturbance in an individual’s
cognition, emotion regulation, or
behavior that reflects a dysfunction
63

Romanticization of mental illness in media ––––––––––––––––––– Лузанова Ульяна

interrupted», «Gone Girl», «Killing Eve», «Lolita»
and «Looking for Alaska», which depict the
theme of mental illnesses of various kinds, from
depression to psychopathy.

Social media platforms played a vital role in this
process. For instance, there is a popular social
media platform TikTok where people post short
videos. The ones that portray depression and
eating disorders in a glamorous way are quite
popular (for instance, with such hashtags as
«sadgirl» (11.1 billion views), «depresion» (13.5
billion views), and «broken» (19.5 billion views))
[TikTok].

The romanticization of
these conditions can be found in
all of them. Just like that mental
illness became one of the kinds of
aesthetics rather than a serious
problem in the eyes of society. From
there the rest of the media continued
this «trend». Numerous pictures
with citations like «I’m jealous of
people with enough self-control to
be anorexic», «I think suicidal people
are just angels that want to go
home», «I like to draw with silver. It
comes out red. Magic?» and «This is a
different kind of art» (on the picture
with blades) can be found on the
Internet.

As media heavily influence our perception
of others and ourselves, idealization of mental
disorders makes people perceive them as
something beautiful and interesting, instead of
unhealthy and destructive [Metzl 2012: i-viii].
This erroneous image leads to several dangerous
consequences. One of which is adapting such
mentally unstable traits as romanticization makes
them desirable. There are a number of scientific
studies positing the «contagious» character of
mental illnesses. Gerald Haeffel and Jennifer
Hames in their research «Cognitive Vulnerability
to Depression Can Be Contagious» state that
cognitive vulnerability can be inherited especially
during major life changes [Haeffel, Hames 2014:
82]. Another illustrative research published
relatively recently points to the relation between
«rapid onset functional tic-like behaviors in
young females» and videos of such behaviors on
the social platform TikTok [Pringsheim, Martino
2021: 3806]. Even though the causes of mental
illnesses are still under debate, some scientific

Romanticization of mental illness in media ––––––––––––––––––– Лузанова Ульяна

works provide the ground for the theory of their
«contagiousness». Therefore, people who observe
idealized representation of mental disorders can
unconsciously develop unhealthy behavior or
even a mental illness.
Moreover, the romanticization of such
destructive behavior as self-harm, suicide, and
starving, can trigger such behavior. Doctors of
medicine Howard and Donna Sudak in their
article «The Media and Suicide» claim that there is
a possible correlation between the representation
of suicide in media and suicide rates [Sudak
2005: 498]. Furthermore, speaking of eating
disorders, one of its main causes is the sociocultural environment including the idealization
of thinness [Culbert, Racine, Klump 2015: 1145].
The additional romanticization of starving only
aggravates the situation, as more people not only
suffer from body image issues, but also find this
unhealthy lifestyle appealing.
Finally, the romanticization of some
disorders creates a potentially dangerous
situation. For instance, there is a quite common
trope known as «compensated psychopath»,
which portrays psychopaths, maniacs, and
murderers as successful, intelligent people and
as «good boyfriend material». It can be found
in such films and shows as «Dexter», «American
Psycho», and «Hannibal». This romantic
idealization puts women under psychological and
physical threat from such individuals, as it has no

connection with reality. We would say this is the
only case when it is acceptable and necessary
to show mental disorder as more disturbing and
scary.
On the contrary, there is an opinion that
romanticization of mental illnesses does not
bring much harm, and, thus, does not deserve
attention or concern. To be fair, a lot of points and
theories that we mentioned above are still under
dispute. As this phenomenon has only recently
become widespread, it and its consequences are
only to be examined and researched. However,
there is a high probability that the outcomes
described above will occur. This issue deals with
people’s health and even life, therefore, it cannot
be overlooked and must be studied, if there is the
slightest chance of its alarming influence.
In conclusion, the romanticization of
mental disorders in media can be called a
considerable problem affecting people’s mental
and physical well-being. Above, we presented
only some of its potential risks and impacts. We
must admit the information about this theme is
very limited. Considering the seriousness of the
phenomenon, much more research should be
conducted relating to it. In addition, we think
that romanticization of mental illness can prevent
mentally unstable people from seeking help, as
they view their mental condition as the unique
trade that online communities find appealing.

BIBLIOGRAPHY
1. American Psychiatric Association. Diagnostic and Statistical Manual of
Mental Disorders, Fifth Edition. Washington: American Psychiatric Association
Publishing, 2022. pp. 970.
2. Culbert, K.M., Racine, S.E., Klump, K.L. Research Review: What We Have
Learned About the Causes of Eating Disorders – a Synthesis of Sociocultural,
Psychological, and Biological Research // Journal of Child Psychology and
Psychiatry. Vol. 56. No. 11. 2015. P. 1141-1164.
3. Haeffel, G.J., Hames, J.L. Cognitive Vulnerability to Depression Can Be
Contagious // Clinical Psychological Science. Vol. 2. No. 1. 2014. P. 75-85.
4. Metzl, J. Foreword // Mental Illness in Popular Media: Essays on the
Representation of Disorders / Ed. by L.C. Rubin. North Carolina: McFarland &
Company, 2012. P. i-viii.
5. Pirkis, J., Blood, R.W., Francis, C., McCallum, K. On-Screen Portrayals of
Mental Illness: Extent, Nature, and Impacts // Journal of Health Communication.
Vol. 11. No. 5. 2006. P. 523-541.
6. Pringsheim, T., Martino, D. Rapid Onset of Functional Tic‐Like Behaviors
in Young Adults During the Covid‐19 Pandemic // European Journal of Neurology.
Vol. 28. No. 11. 2021. P. 3805-3808.
7. Sad Girl Club [Электронный ресурс] // TikTok. URL: https://www.tiktok.
com/@fqxvy/video/7000723626223734017?q=sad%20girl&t=1676746986102
(дата обращения: 01.02.2023).
8. Sudak, H.S., Sudak, D.M. The Media and Suicide // Academic Psychiatry.
Vol. 29. No. 5. 2005. P. 495-499.

РЕЦЕНЗИЯ

РЕЦЕНЗИЯ
НА КНИГУ «МИФЫ
И ЗАБЛУЖДЕНИЯ
В ИЗУЧЕНИИ
ИМПЕРИИ И
НАЦИОНАЛИЗМА»
Автор работы: Корнеев Андрей
Дмитриевич, 2 курс магистратуры.
«Политическая и культурная история
Европы», ИОН РАНХиГС.

Рецензия на книгу «Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма» ––––––––––––––––––– Корнеев Андрей

Перед читателем издание, опубликованное авторами известного международного
журнала Ab Imperio. Оно посвящено новым
подходам к пониманию национализма и империи, то есть темам, которые являются основными для журнала. Сборник состоит из двух
частей. В первой речь идет об определении
и осмыслении нации в социальных науках,
анализируются яркие примеры развития национализма, во второй – о феномене империи
в рамках теории национализма, где раскрывается опыт Российской империи. В своем сборнике авторы-составители отразили империю
и нацию не как воплощенные в реальности
политические и социальные явления, а как
категории анализа, которые позволяют описывать направления исторического процесса. В
рецензии мы сосредоточимся преимущественно на второй части издания, но некоторые
идеи из первой также рассмотрим.

вать Роджерсу Брубейкеру, исследователю,
чьи тексты вошли в сборник.

Ученый говорит о необходимости анализировать язык, с
помощью которого описывается национализм, поскольку существует серьезное расхождение
между теорией-анализом и практикой-политикой. Нацию Брубейкер рассматривает как когнитивную, познаваемую форму,
в которую люди облекают свое
представление о социальном и
политическом мире. Исследователь утверждает, что в реальности картина оказывается
гораздо более сложной, вариативной и ситуативной, поэтому проблема состоит не в самом
факте использования понятий, а
в том, как ими пользуются [Брубейкер, Купер 2010: 138].

Анализируя национализм и империю,
составители сборника указывают на то, что
этим терминам требуется новый аналитический язык. И в этом авторы призывают следо-

В своей первой статье «Мифы и Заблуждения в Изучении Национализма» Брубейкер рассматривает национализм в Восточной
Европе, опровергая ориенталистский взгляд
на эту территорию как на «большой паровой
котел» [Брубейкер 2010a: 63]. Помимо этого,
исследователь пересматривает утверждение о
существовании национальных конфликтов до
создания коммунистических режимов. Объединяет статьи Брубейкера идея о национальной политике советских режимов (что отличает его работы от мнения некоторых западных
ученых времен Холодной войны об СССР как
об антинациональном государстве [Conquest
1970]). Советская власть, наоборот, институционализировала национальные идеи и фактически создала политическое поле, которое
впоследствии способствовало расцвету национализма [Там же: 80]. В последующих статьях

Брубейкер развил свои идеи о Европейском
Союзе, которому удалось по большей части
погасить национальные конфликты в своих
странах-членах, превратив их в устойчивые
национальные государства [Брубейкер 2010b:
116].

По мнению Каппелера, создание СССР задержало процесс
неминуемого распада Российской
империи, которая, будучи полиэтнической и континентальной,
к концу своего существования
прибегла к политике гомогенизации, спровоцировавшей рост
национального самосознания на
периферии [Каппелер 2010: 265266].

Первая часть книги включает теоретические рассуждения о понятиях и языке описания в рамках теории национализма. Во второй
части исследования представлены тексты, в
которых авторы обращаются к российскому
и зарубежному опыту, затрагивают вопросы,
связанные с феноменом нации и империи.
Первая статья второй части «“Россия
– Многонациональная Империя”: Некоторые
Размышления Восемь Лет Спустя После Публикации Книги» посвящена Российской империи,
причем, как и последующие авторы, Андреас
Каппелер подразумевает не только период
правления династии Романовых, но и период
существования СССР, ставшего преемником
императорской России.

СССР по-новому связал территории, однако
с идеологической точки зрения изменилось
не так много. В дискурсе Российской империи
и СССР доминировала государствоцентричная парадигма русского народа. Иные этносы
оставались на периферии, хотя советская
власть и давала им небольшое пространство
для конструирования своей идентичности

[Там же: 266-267, 272-273, 275]. По мнению
Каппелера, основная задача при исследовании
полиэтнической империи сводится к анализу
взаимоотношений государства, его властных
элит, рассматриваемых как центральных, с
меньшинствами регионов. Лишь после распада СССР в исторической науке, как отмечает
автор, ученые начали отходить от имперского
нарратива, уделяя внимание истории периферии, а не российскому государству и русскому
народу, которые за долгое время успели фактически «срастись» в единое целое [Там же:
268, 277-278].

и подчинить другие народы противоречило
идеям демократии, народного суверенитета
и национального самоопределения, которые
сильно развились к началу XX в. Говоря другими словами, геополитический источник социальной власти (автор опирается на концепцию
источников социальной власти Майкла Манна
[Mann 1984]) вел империи в одном направлении, а политическая и идеологическая власть
– в противоположном [Ливен 2010: 301]. В
подобной ситуации оказалась и Российская
империя: перед элитами возник серьезный
вопрос о том, как и куда необходимо расширяться, как сохранить государственное образование в кризисный период.

В статье Доминика Ливена «Империя,
История и Современный Мировой Порядок»,
показавшейся нам наиболее примечательной
в сборнике, анализируется феномен империи
как государственного образования. Исследователь разделяет позицию, обозначенную
еще Каппелером, говоря о том, что империи
(полиэтнические государства) представляют
собой основу всей человеческой истории, в то
время как моноэтнические государства, кажущиеся сейчас наиболее естественной формой
государства, являются феноменом недавнего
прошлого (таковые начали появляться только
в XIX в.). Заслуживают внимания и характеристики империи, которые выделяет Ливен:
обширность, полиэтничность, принуждение,
могущество [Ливен 2010: 298-299]. Предложив
собственное определение феномену, автор
стремился упростить его, чтобы охватить все
известные типы империй прошлого.

В конце XIX в. Российская
империя пошла по пути построения империи-нации, что было
неоднозначным шагом, учитывая тот факт, что процент
русского населения был чуть

При этом Ливен утверждает, что империи по-прежнему существуют, хоть и в измененном варианте, и мы можем наблюдать их в
новой, «либеральной» ипостаси (самый яркий
пример – США). В авторской парадигме образ
империи получается не таким негативным.
История прошлого и настоящего показывает,
что их распад и формирование национальных
государств не только не ведет к стабильности,
а, наоборот, порождает новые конфликты. В
контексте печальных событий XX в., когда на
обломках империй годами шли этнические
конфликты, невольно можно задаться вопросом, а были ли империи так плохи?
Говоря о распаде империй, Ливен предлагает свое объяснение этому процессу в XX в.
Естественное стремление империй покорить

СССР нашел идеологический ответ на национальные движения на периферии, предложив
светское самосознание при возможности
сохранить этническую идентичность [Там же:
302]. В такой ситуации идеология панславизма,
активно развивавшаяся в середине XIX в., выглядит как нереализованный путь, по которому
Российская империя могла бы пойти в своем
развитии, оставаясь в стезе континентальной
империи, которую примут другие народы.

больше 40%, а вместе с белорусами и украинцами – около 60%
[Там же: 305]. Когда власть стремится своим ядром сделать не
одну нацию, она подвергается
опасности и становится более
искусственной, что обусловливает провал попыток создать
империю-нацию. Из-за невозможности превратить Россию
в русскую империю, в которой
подданные ассоциировали бы
себя с государством, Российская
империя распалась, оставив
несколько новых национальных
образований, которые в скором
времени были объединены новой
империей.

Итак, возникает неопределенность в контексте понимания «Что такое империя и
какие у нее характеристики?», и
авторы-составители предлагают нам выбрать одну точку
зрения из двух: 1) империя является «законной» формой правления (Бурбанк, Купер и частично
Ливен); 2) империя – «незаконное
72

образование» (Бейссингер). В статье Джейн Бурбанк и Фредерика
Купера высказывается мнение
о возможной недолговечности
государства-нации и о том, что
это – отнюдь не такая устойчивая политическая модель, как
представляется с перспективы
настоящего.
Важным аспектом анализа становится
язык описания имперского национализма.
Здесь возникает проблема, схожая с той,
которую озвучивали авторы из первой части
сборника: исследователь империй прошлого
должен осваивать чужой язык, что приводит к
затруднениям в корректном понимании «имперских текстов». Авторы поддерживают идею
Брубейкера не предопределять национализм
и империю в терминах, предлагаемых самими
националистами или активными деятелями империи. Иными словами, речь идет о сознательном отказе от языка самоописания и о выработке нового понятийного аппарата, который
даст ученому возможность дистанцироваться
от языка повседневной жизни актуальной политики при работе с объектом исследования.

Стоит упомянуть о некоторых общих идеях авторов,
чьи тексты вошли в сборник.
Как Ливен и Каппелер, Бурбанк и
Купер считают империи более
органичными и укорененными в
человеческой истории формами
государства. Так же как Ливен и
Брубейкер, Бурбанк и Купер воспринимают Европейский союз
как специфический новый вид империи, во многом отсылающий
к Священной Римской империи,
одной из самых устойчивых в мировой истории [Бурбанк,
Купер 2010: 326].
Последняя статья сборника «Феномен
Воспроизводства Империи в Евразии» написана Марком Бейссингером. Исследователь
показывает, что империя приобретает сегодня
иной смысл, отличный от того, что был в прошлом. Сейчас ни одно государство не желает
именовать себя империей, стремясь скорее
отречься от такого статуса (например, СССР и
США, которые трансформировались в новый

тип империи (ранее похожую мысль высказали Бурбанк и Купер)) [Бейссингер
2010: 370-371]. Также Бейссингер выделяет важное различие между Российской империей и СССР: первая всячески стремилась стать империей, второй,
наоборот, хотел дистанцироваться от этого образа, конструируя себя на принципах этнофедерализма. В XXI в. семантика термина «империя» окончательно
приобрела негативный характер [Там же: 375]. Таким образом, термины «национализм» и «империя» сегодня настолько нагружены конкретным политическим смыслом, что абстрагироваться от него не представляется возможным.
Бейссингер также пишет, что применение того или иного понятия диктуется не
только политической реальностью, но и исторической памятью [Там же: 380].
Подводя итоги, отметим, что авторы сборника стремились абстрагироваться от экономических и культурных проблем современных государств, при
этом сосредотачивая свой взгляд на вопросах, связанных с языком анализа
важных исторических явлений. Некоторые статьи, на наш взгляд, включают
большое количество терминологии и теоретических рассуждений, что особенно характерно для первой части сборника. Вторая часть в этом отношении
выглядит более сбалансированной. Отметим, что сборник открывает читателю
многочисленные подходы в рамках теории национализма. При этом авторы-составители не стремятся свести все к доминирующей теории. Напротив,
они предпринимают попытку определить новые направления в исследованиях национализма и империй, переосмыслить сложившиеся подходы и концепции, в рамках которых империи воспринимались как однозначно негативное
государственное образование, закономерно прекратившее свое существование в недавнем прошлом. Сборник может стать хорошей отправной точкой
для отечественных исследователей, которые могут позаимствовать теоретическую базу для своих работ о Российской империи. Помимо вышеуказанной
трактовки роли империй в истории человечества, важным остается новый
подход к анализу имперского нарратива, предполагающий рассмотрение
национализма в контексте исследуемого исторического периода, без использования актуальных для нас терминов и понятий.

БИБЛИОГРАФИЯ
1.a Брубейкер, Р., Купер, Ф. За Пределами «Идентичности» // Мифы и
Заблуждения в Изучении Империи и Национализма / Сост. А.М. Семенов, И.В.
Герасимов, М.Б. Могильнер. М.: Новое Издательство, 2010. С. 131-193.
2.b Брубейкер, Р. Именем Нации: Размышления о Национализме и
Патриотизме // Мифы и Заблуждения в Изучении Империи и Национализма /
Сост. А.М. Семенов, И.В. Герасимов, М.Б. Могильнер. М.: Новое Издательство,
2010. С. 110-130.
3.c Брубейкер, Р. Мифы и Заблуждения в Изучении Национализма //
Мифы и Заблуждения в Изучении Империи и Национализма / Сост. А.М. Семенов, И.В. Герасимов, М.Б. Могильнер. М.: Новое Издательство, 2010. С. 62-109.
4. Бейссингер, М. Феномен Воспроизводства Империи // Мифы и Заблуждения в Изучении Империи и Национализма / Сост. А.М. Семенов, И.В. Герасимов, М.Б. Могильнер. М.: Новое Издательство, 2010. С. 362-382.
5. Каппелер, А. «Россия – Многонациональная Империя»: Некоторые
Размышления Восемь Лет Спустя После Публикации Книги // Мифы и Заблуждения в Изучении Империи и Национализма / Сост. А.М. Семенов, И.В. Герасимов, М.Б. Могильнер. М.: Новое Издательство, 2010. С. 265-282.
6. Ливен, Д. Империя, История и Современный Мировой Порядок //
Мифы и Заблуждения в Изучении Империи и Национализма / Сост. А.М. Семенов, И.В. Герасимов, М.Б. Могильнер. М.: Новое Издательство, 2010. С. 283-325.
7. Шишков, В.В. Империя в Представлении Теории Нации и Национализма // Вестник Томского Государственного Университета. Философия. Социология. Политология. 2019. №48. С. 163-172.
8. Conquest, R. The Nation-Killers: The Soviet Deportation of Nationalities.
Glasgow: MacMillan, 1970. pp. 222.
9. Mann, М. The Autonomous Power of the State: Its Origins, Mechanisms
and Results // European Journal of Sociology. Vol. 25. No. 2. 1984. P. 185-213.

AVIS – научно-студенческий журнал,
созданный в 2018 г. для популяризации исследовательский деятельности студентов Института общественных наук РАНХиГС. С 2022
г. журнал является официальным печатным
органом Научного студенческого общества
Института общественных наук. Главная цель
журнала сводится к созданию площадки
для научной самореализации студентов и
повышению значимости научно-студенческой среды в стенах Института общественных
наук. Название AVIS является аббревитуарой
Any view is sensible, которая вольно переводится, как «каждая точка зрения заслуживает
внимания». Этой аббревиатурой мы хотели
подчеркнуть, что любая студенческая инициатива от мала до велика, от участия в организации каких-либо крупных мероприятий до
небольшой научной работы, вносит значимый вклад в общее развитие студенческой
науки.
Если говорить о визуальной составляющей, то AVIS с латинского языка переводится как птица. Птица для нас символизирует свободу, прежде всего, парящую свободу
мнения. Кто, как не птица, может охватить
своим острым взглядом простирающееся
под ней огромное пространство первозданной природы и рукотворных плодов человеческого разума? Кто, как не птица, может
оторваться от земных страстей и устремиться в интеллектуальную ввысь вольной
добродетельной жизни? Наконец, кто, как
не птица, своими постоянными перелетами
демонстрирует умозрительную тщетность
выстраивания всевозможных границ? Поэтому именно птица является краеугольным
камнем свободного оформления каждого
выпуска журнала.