002.6
У77
В начале XVIII века на берегу Дона был найден гро¬
мадный слоновый зуб. Откуда он тут взялся?
Древнегреческие писатели и историки сообщают, что
в землях скифов на вершинах гор жили «стерегущие золото
грифы», таинственные полуптицы-полулюди. Что это? Только
сказка? А если нет, то какими они были, эти древние жите¬
ли гор?
На скалах, на месте будущего Братского моря, в самое
последнее время обнаружены очень своеобразные рисунки,
выполненные тысячи и тысячи лет назад. И один из них
очень похож на топографическую карту Ангары. Что, если
это действительно так? Значит, существовали географы во
времена неолита?
Сколько вопросов, загадок, дел встает перед археолога¬
ми — людьми, изучающими скрытые за семью печатями сле¬
ды давно ушедшей жизни! Сколько неожиданностей прино¬
сит их трудная, порою кропотливая работа, помогающая
правильно осветить историю всех народов и времен!
Писатели Л. В. Успенский и К. Н. Шнейдер, увлеченные
замечательной наукой, живо и ярко рассказали на страницах
своей книги о ряде интересных археологических открытий,
результаты которых они видели своими глазами.
Большое место в книге уделено показу своеобразного
мира археологических экспедиций, работы «в поле», приемов
реставрации, сохранения, обработку и анализа собранного
материала, то есть той стороны деятельности ученых,, кото¬
рая остается скрытой от любознательного взгляда при
посещении археологических музеев.
Научный консультант доктор исторических наук
В. Б. Пиотровский
Оформление художника Я. Гришина

ПРЕДИСЛОВИЕ
Археология, которой посвящена эта книга, — наука о древностях.
Интерес к прошлому, свойственный в той или иной степени всем
людям, возник очень давно. Первобытные племена слагали сказания о
предках, о происхождении своего племени, о некогда живших героях.
У народов, имевших письменность, уже пять тысяч лет назад появились
исторические записи, летописи событий, легенды о прошлом своей страны.
Двадцать четыре века тому назад «отец истории» греческий писатель
Геродот написал «Историю греко-персидских войн», в которую были
включены исторические сведения не только о Греции, но и о Персии,
Египте и Скифии. Этот труд древнегреческого историка и до сего дня
признается достоверным свидетельством о прошлом народов древнего
мира.
Но если устные рассказы и письменные памятники издавна служили
людям источниками сведений о жизни предков, то развалины древних
замков и городов, так же как н старинные предметы, находимые в зем¬
ле, долгое время не вызывали к себе заслуженного интереса и рассмат¬
ривались лишь как редкие и любопытные вещи.
Собирание древностей началось еще в рабовладельческих государст¬
вах: древние ценные вещи часто бывали добычей многочисленных войн
и походов и накапливались в сокровищницах правителей.
Цари Вавилонии, жившие около двух с половиной тысяч лет назад,
проводили раскопки старых, пришедших в ветхость храмов, чтобы найти
там посвятительные строительные надписи своих предшественников.
В царском дворце последнего вавилонского царя Йабонида хранились
надписи древних царей, живших более чем за две тысячи лет до него.
3 древней Греции при храмах и святилищах скапливались памятни¬
ки искусства, копировались старые образцы. Римские скульнторы также
сохранили нам в копиях многие исчезнувшие памятники древнегреческо¬
го искусства.
Особенно усилился интерес к древностям в эпоху Возрождения.
Античные памятники принялись раскапывать по всей Италии. Именно
в это время создается романтический образ антиквара, собирателя древ¬
ностей, отрешенного от жизни, связанного с алхимией и окруженного
суеверным страхом современников.. В середине XV века Козимо Медичи
во Флоренции собрал большую коллекцию древних художественных па¬
мятников, положив тем самым начало музею античных древностей.
3

В России первое хранилище ценностей и памятников старины —
Оружейная палата в Кремле —? было основано в XVI веке. Позднее,
в 1718 году, Петр I издал указ, призывающий собирать находимые в
земле старые надписи, оружие и посуду. В свою кунсткамеру русский
царь поместил коллекцию золотых предметов, найденных в курганах
Сибири.
Планомерные же научные раскопки начались только в самом конце
XVIII века, с открытия римского города Помпеи, засыпанного в 79 году
при извержении Везувия. Наполеоновская военная экспедиция в Египет
дала толчок усиленному изучению древностей этой загадочной страны
с древнейшей культурой. Находка Розеттского камня с текстом, написан¬
ным иероглифами, демотическим и греческим письмом, дала основу для
расшифровки древнеегипетских иероглифов. К середине XIX века отно¬
сятся блестящие раскопки дворцов ассирийских царей, а еще позже Ген¬
рих Щлиман, увлеченный идеей доказать правильность событий, о кото¬
рых рассказала «Илиада», с громадной энергией и настойчивостью взял¬
ся за раскопки холма Гиссарлык и действительно нашел легендарную
Трою.
В России внимание археологов уже давно привлекало северное При¬
черноморье — край скифов и античных колоний. В 1763 году генерал
Мельгунов раскопал у Херсона древний курган, в котором были найдены
замечательные золотые ножны меча, украшенные изображениями фанта¬
стических животных в древневосточном стиле.
Делу изучения жизни древних обитателей России много сил и труда
отдал выдающийся археолог И. Е. Забелин, семнадцатилетним юношей
поступивший в канцелярию Оружейной палаты. За свою долгую и плодо¬
творную жизнь он раскопал много древних курганов, в частности знаме¬
нитый Чертомлыцкий курган, в котором была найдена большая серебря¬
ная ваза с изображением скифов, занятых приручением лошадей.
Постепенно раскопки древних памятников стали переходить от целей
коллекционерства к задачам изучения истории развития культуры наро¬
дов и стран. Археологов перестали удовлетворять раскопки богатых сок¬
ровищами курганов, так как курганы лишены наслоений и не дают воз¬
можности изучать последовательные ступени развития человечества.
В конце XIX века известный русский археолог Б. В. Фармаковский на¬
чал планомерные раскопки Ольвии — древнегреческого города в устье
реки Буга, — успешно продолжаемые его учениками и до. сего дня.
После Великой Октябрьской социалистической революции археология
в нашей стране из науки, собиравшей древности для музейных коллек¬
ций, окончательно превратилась в важную историческую дисциплину,
Только на основании изучения громадного археологического материала
можно было написать историю народов Советского Союза, так как мно¬
гие этапы этой истории совершенно лишены письменных сведений.,
4

В Советском Союзе ежегодно работают многочисленные археологи¬
ческие экспедиции, раскапывающие древние памятники различных эпох и
народов.
Больших успехов достигло изучение древнейшей поры развития че¬
ловеческого общества — древнекаменного века (палеолита). Раскопки
советских археологов в Костенках Воронежской области открыли жилища
и погребения давностью около тридцати тысяч лет.
Много труда положили археологи и на изучение новокаменного века
(неолита), особенно на исследование ранних земледельческих посе¬
лений в южной Туркмении, существовавших около шести тысячелетий
тому назад. Археология дает теперь возможность полно обрисовать кар¬
тину развития таких основных отраслей хозяйства, как земледелие и ско¬
товодство.
Но самые яркие памятники относятся к бронзовому веку. В Закав¬
казье были раскопаны богатые курганы вождей скотоводческих племен,
сооруженные около трех с половиной тысяч лет назад. В них в большом
количестве обнаружены золотые и серебряные предметы, свидетельству¬
ющие о том, что через Закавказье осуществлялись связи племен Кавказа
и северного Причерноморья со странами древнего Востока — Ассирией
и Урарту. Здесь археологами особенно хорошо изучены урартские памят¬
ники. Прочитаны клинообразные надписи на скалах, рассказывающие о
походах, постройках крепостей и проведении каналов. В развалинах
древних городов найдено большое число замечательных памятников
искусства.
Культуры древних государств, в частности Бактрийского царства,
обнаружены и в Средней Азии. Одновременно с ними в степях Причер¬
номорья развивалась богатая культура скифов. Курганы их вождей, как
указывалось выше, дали археологам громадное количество художест¬
венных предметов, украшающих музеи. Раскопки древнегреческих горо¬
дов-колоний, широко распространившихся в Причерноморье в VI—V ве¬
ках до нашей эры, открывают интереснейшие страницы древнейшей исто¬
рии нашей страны, связанной с крупнейшими центрами культуры древ¬
него мира.
Богатые результаты дали раскопки в Средней Азии и на Кавказе
средневековых городов, бывших центрами развитой торговли.
Археологические исследования имеют решающее значение для изуче¬
ния истории ранних славян. Они открывают раннеславянские поселения
и могильники, позволяют изучать культуру того времени. Широко раз¬
вернувшиеся раскопки древних русских городов выявляют богатые и
разнообразные памятники, освещающие неизвестные нам стороны жизни.
Так, раскопки в Новгороде открыли замечательные берестяные грамоты
XI—XIII веков и другие предметы с надписями, свидетельствующие о
широкой грамотности горожан в древней Руси. Читая скупые строки
5

берестяных грамот, реально осязаешь прошлую жизнь, узнаешь мелкие
подробности жизни, волнения и заботы простых людей.
Работа археологов трудна и не всегда благодарна. Не каждый день
и даже не каждый год бывают археологические открытия, привлекающие
всеобщее внимание. Археолог обращает внимание на то и долго зани¬
мается тем, что стороннему наблюдателю кажется совсем неинтересным.
Методика раскопок сложна, она требует и времени и упорного труда:
ведь все обнаруженные остатки построек, вплоть до отдельных камней
развалившихся стен, надо обмерить и занести на план, все найденные
предметы зачертить, осторожно очистить, сохранить от разрушения.
За каждым коротко описанным в этой книге занимательным архео¬
логическим открытием стоит долговременная повседневная работа.
В наши дни археология перестала быть кладоискательством и
сделалась важнейшей частью исторического исследования. Советские
археологи изучают на основе марксистского метода материальную куль-
туру прошлого и выявляют закономерность процесса ее развития. Эта
наука, ( разрешающая увлекательные загадки древней жизни, доступна
очень широкому кругу людей, многие археологические открытия пред¬
ставляют общий интерес. Не удивительно, что у археологов много дру¬
зей, и особенно среди молодежи, любярёй всякую романтику. Лекции о
раскопках и выставки древностей привлекают многочисленных слушате¬
лей и посетителей, а популярная археологическая литература имеет ши¬
рокий круг читателей.
Книга Л. В. Успенского и К. Н. Шнейдер «За семью печатями» рас¬
сказывает о ряде интересных открытий советских археологов. Эта книга
нацисана не учеными, а писателями, увлеченными этой наукой и присут¬
ствовавшими на многих археологических раскопках. Они видели раскопки
своими глазами, держали в руках древние предметы, беседовали с уче¬
ными, руководившими работами. Книга не претендует на систематичность
изложения, она не имеет целью быть учебным пособием и не стремится
обрисовать общую линию развития культуры на территории Советского
Союза или же одной из его областей. Авторы описали отдельные раскоп¬
ки, выбрав наиболее интересные и увлекательные открытия, их рассказ
ярок, красочен и эмоционален. Внимание писателей привлекает главным
образом то, что может заинтересовать наблюдателя-неспециалиста. По¬
этому в очерках не всегда отмечено самое существенное для археолога,
для его научных выводов, да и выводы свои авторы очерков часто де¬
лают смелее археологов. Тем не менее нет никакого сомнения в том, что
все те, кто любит археологию и следит за исследованиями прошлого, все
те, кого интересует история нашей страны, с удовольствием прочтут эту
книгу. Не пройдут мимо нее и археологи, так как она написана их испы¬
танными друзьями.
Доктор исторических наук Б. Б. ПИОТРОВСКИЙ

ОТ АВТОРОВ
В курортном городке Майори под Ригой, на углу двух
тихих улочек есть маленькое чудо. Его редко кто замечает,
а оно заслуживает внимания.
Здесь вдоль обычного садового забора тянется тротуар
из широких и толстых бетонных плит, такой, как во всех
городах Прибалтики. Плиты все, как одна, но на девяти или
десяти из них на протяжении десятка метров змеится цепоч¬
ка одинаковых округлых ямок. Не надо быть охотником или
зоологом, чтобы сказать: «Типичный след животного из по¬
роды собачьих».
Бетон тверд, как гранит, звенит под ногами, и все же на
нем отпечатан пунктир следов, как на снегу или песке, по
которым только что пробежала озабоченная чем-то соба¬
чонка.
Был день — лет двадцать или тридцать назад, когда пли¬
ты были еще податливой и пластичной цементной массой.
Рабочие, укладывавшие их, не доглядели: пес прыгнул на
новую панель и пустился по ней рысцой... Вот тут он, оста¬
новившись, к чему-то принюхивался, здесь испуганно прянул
в сторону, а там его вообще согнали прочь. Случилось это
давно, так давно, что и день тот изгладился из людской
памяти и собачонки, конечно, уже нет на свете, а курьезная
запись — лапами по камню! — нескольких минут ее короткой
жизни сохранилась до сих пор. И когда нам в первый раз
попался на глаза этот забавный собачий автограф, мы не¬
ожиданно вспомнили совершенно, казалось бы, не связан¬
ное с ним слово «археология»...
Звучит как-то несерьезно: следы безвестной собачонки
и «археология»... Пусть так; поговорим о другом.
Есть в Верхних Пиренеях грот Гаргос. В дальней, темной
его части видна гладкая стена. Она была гладкой и много
тысячелетий назад, когда в этой пещере обитали наши древ¬
ние предки. Нам неизвестно в точности, для чего и при
каких обстоятельствах стенка эта была покрыта слоем кра¬
ски— тут черной, сделанной из сажи, там красной, основой
для которой, вероятно, послужила широко распространенная
7

в природе охра. Но дело не в краске: на ее слое по всей
стене видно множество отпечатков человеческих рук.
Не двадцать пять и не сорок лет — двадцать пять, а мо¬
жет быть, и все сорок тысячелетий назад к этой стене
подходили неведомые нам люди и прикладывали зачем-то
к ее тогда еще липкой, только что окрашенной поверхности
свои ладони. По-видимому, это делалось не случайно, а с ка¬
кой-то таинственной целью. Может быть, совершался маги¬
ческий обряд. Ведь такая стена с отпечатками рук не одна
в Пиренеях; многие исследователи пещер находили подоб¬
ные собрания оттисков и в других гротах Испании и
Франции.
Странная подробность обратила на себя внимание уче¬
ных: многие отпечатки оставили люди, у которых не хвата¬
ло суставов на одном или нескольких пальцах. Что это —
следствие несчастных случаев на охоте, или, может
быть, то были какие-нибудь пленники, подвергшиеся жес¬
токому наказанию? На этот вопрос отпечатки ответить не
могли.
Но вот на другом конце Европы, в Крыму, в гроте
Мурзак-Коба, был найден скелет молодой еще женщины.
На обеих ее руках не хватало суставов на мизинцах. Умер¬
шая не была пленницей: ее похоронили с почетом. Трудно
представить себе также, чтобы она лишилась пальцев на
войне или охоте: ведь это женщина. Вероятнее всего, ампу¬
тации суставов потребовал какой-то древний магический ри¬
туал — жестокий и суровый.
Скелет, лишенный суставов, /^- видимо, один во всем ми¬
ре. Его легко могли бы и не найти. Но даже если бы мы и
не увидели его, мы все же знали бы, что такой обычай
существовал. Нам рассказали о нем пиренейские отпе¬
чатки.
Они бывают очень разными, эти свидетели далеких эпох.
Науке известны и другие гроты, где нет закрашенных стен,
но была когда-то глина, мягкий, вязкий слой глины на полу
пещеры, в ее дальнем, недоступном углу. В этот угол жите¬
ли грота пришли когда-то для выполнения другого обряда,
дикого, буйного танца. Они носились тут при свете ко¬
стра, как неистовые тени. Их ноги глубоко вдавливались
в мягкую глину. А теперь, десятки тысячелетий спустя, со¬
временный человек с неизъяснимым чувством смотрит на
следы, сохранившиеся на протяжении целой вечности.
Как они могли остаться тут? Почему их не затоптали дру¬
гие? Или совершенный древними обряд был так страшен, что
8

темный закоулок грота навсегда остался запретным местом,
стал для потомков непреодолимым табу?..
Кто даст на это ответ? Скажем пока одно: должно быть,
слово «археология» при виде отпечатков на тротуаре при¬
шло нам на память не напрасно.
О, эти следы утонувшего в тумане времен прошлого!..
...24 августа 79 года нашей эры Везувий разверз небо
над веселым, благоденствующим городом Помпеи на бе¬
регу Неаполитанского залива. На землю хлынул невиданной
силы дождь из пепла. Все было кончено в каких-нибудь де¬
сять-двенадцать часов: пепел засыпал Помпеи, погреб их
под своей восьмиметровой горячей толщей. Более тысячи
человек были удушены или сожжены им. Мало что удалось
спасти из гибнущего города — так внезапно обрушилась на
него ярость вулкана. Дома со всем имуществом, лавки со
съестными припасами, улицы и все, что на них было бро¬
шено второпях, скрылись по самые крыши под тяжелым
серым саваном. Появились они из-под него только семна¬
дцать веков спустя, когда на месте древних Помпей нача¬
лись археологические раскопки.
.Теперь, в XX столетии, мы ходим здесь по улицам I ве¬
ка. Вот дом, где жила семья Ветиев, тут обитал богач Панса,
здесь — неизвестный нам по имени «трагический поэт». Вез¬
де видна хорошо сохранившаяся фресковая роспись стен.
Темнеют кухонные очаги, на которых точно час назад гото¬
вили пищу. Зияют водоемы и писцины *, тысячу восемьсот
восемьдесят с лишком лет ожидающие, чтобы их наполнили
водой. И вот, наконец, в музее вы останавливаетесь перед
гипсовыми слепками с людей. Беглец, обессилев, падал и
умирал в накаленном пепле, безжалостный серный дождь
засыпал его дюйм за дюймом, и, спустя много веков, в ока¬
меневшей толще оставалась лишь пустота, хранящая ма¬
лейшую складку одежды погибшего.
Невозможно спокойно смотреть на эти трагические из¬
ваяния.
Вот скорченный в последней муке стройный, высокий че¬
ловек; вот двое юных людей — может быть, молодых су¬
пругов или влюбленных; они обняли друг друга перед
смертью и превратились в двойную сложную пустоту.
Люди приходят, дивятся на все это траурное великолепие
* Пи един а — бассейн для разведения рыбы, при жилом доме (от
латинского fiscis рыба).
9

и расходятся по своим делам. Они уходят из музея, а архео¬
логи остаются в его тихих залах. Их кропотливым трудом из
миллионов отнятых у вечности предметов слагается полная,
поразительно цельная и точная картина жизни, остановив¬
шейся в глубине времен.
Люди, как и все живое, рождаются, живут и умирают.
Поколения уступают место другим поколениям: из миллио¬
нов не остается ни одного, кто мог бы рассказать потомкам
о жизни предков. Но каждый из нас — хочет он того или
не хочет, знает об этом или не ведает — оставляет в мире
тысячи тысяч памяток, больших и малых, заметных и неза¬
метных. Они тоже не вечны, у них свои судьбы. Одни исче¬
зают быстро, порой раньше человека, их породившего.
Другие — вещи, изготовленные человеком: книги, которые
он написал, здания, возведенные его руками, — надолго пе¬
реживают его, а иной раз и всех его современников. И, на¬
конец, третьи как бы обретают право на бесконечно долгое
существование.
Последнее случается чаще всего как раз с теми предме¬
тами, о хранении которых в свое время не думал никто.
Оно и понятно: таких никому не нужных, бросовых вещей
человек рассыпает за собой множество, и, никого не при¬
влекая, они лежат века. А когда долгое время спустя воз¬
никает надобность вернуться к давно прошедшему, разгадать
его тайны, именно они выступают самыми честными, самыми
неопровержимыми свидетелями былого.
Наук, которые изучают следы жизни, пережившие саму
жизнь, немало. Когда речь идет об истории мертвой приро¬
ды, мы обращаемся к геологии. Там, где возникает интерес
к далекому прошлому растительного и животного мира,
вступает в дело палеонтология. Капли дождя, отпечатавшие
свои легкие луночки на прибрежном песке сотни миллионов
лет назад, можно и сегодня созерцать на тяжелых плитах
камня в наших горных музеях. Удивительный узор оперения
древней зубастой птицы археоптерикса доныне хранит ли¬
тографский сланец, добытый возле Золенгофена. Палеобо¬
таники ищут и находят в глубинах Земли тончайшую
пыльцу растений, благоухавших во времена, перед которыми
время фараонов кажется вчерашним днем.
Если же мы хотим заглянуть в раннюю пору жизни че¬
ловечества* в те эпохи, от которых не долетает до нас
людской голос, не доходит ни единого слова, ни письменно¬
го, ни устного, на сцену выступает археология. О ней мы и
будем говорить в этой книге.
10

Книга эта — не ученый труд. В ней не следует искать
ни подобранных в порядке сведений о деятельности наших
археологов, ни последовательного изложения основ самой
этой замечательной науки. Мы просто приглядывались
к своеобразному миру ее работников со стороны, поража¬
лись тем немногим открытиям, с которыми нам привелось
познакомиться лично, и написали об этом то, что думали.
Придирчивый читатель, возможно, скажет: «Вы изложили
тут не все,, даже не все самое главное». Но ведь мы не уче¬
ные, а писатели. Нам хотелось рассказать отнюдь не обо
всем, а только о том, что мы видели собственными глазами
или о чем слышали, так сказать, из первых уст. И вряд ли
можно отрицать, что это наше писательское право.
Повторяем: наша книга не претендует быть ни «введе¬
нием в археологию», хотя бы самым кратким и популярным,
ни очерком ее современного состояния. Это лишь отражение
нашего восхищения удивительной наукой и ее людьми.
И если это чувство наше передастся хотя бы некоторым из
читателей, мы сочтем свою задачу выполненной. Тех же из
них, кого потянет к более углубленным знаниям в этой об¬
ласти, придется направить к работам специалистов: книг
по археологии, солидных, основательных и очень интересных
книг много.
* * *
«За семью печатями» выходит вторым изданием; от пер¬
вого его отделяют пять недолгих лет. И все же за эти годы
советская археология ушла далеко вперед. Расширились ее
задачи, увеличилась и территория, подведомственная ей1.
Достаточно сказать, что наши ученые получили сейчас воз¬
можность работать в обетованном царстве археологов — на
берегах Нила у Асуана...
Многое, очень многое сделано археологами и на стары)
местах, «у себя дома»! Опираясь на развитие легководолаз¬
ного спорта, они начали поиски под волнами наших морей
и озер. Новые достижения физики радиоактивных веществ
дали им в руки невиданные по точности и «дальнобойности»
методы отсчетов во времени, перестроили археологический
календарь веков.
Совсем недавно на холме Кармир-Блур, в развалинах
города Тейшебаини после упорных и планомерных поисков
был обнаружен второй фрагмент того самого писаного кам¬
ня, с которого началась археология крепости бога Тейшебы.
Н

А ведь это — чудо: куски плиты, найденные через четверть
века один после другого, точно подошли друг к другу, стро¬
ки надписи совпали, и мы читаем теперь ее чуть ли не от
начала до конца. В Старой Нисе найдены десятки новых
пышных «ритонов». Удивительный материал принесли рас¬
копки на старых местах Алтая, Новгорода, Сибири. Откры-.
тий, нередко очень крупных, слишком много; даже краткий
разговор 0 них потребовал бы целой новой книги.
Мы не теряем надежды написать ее. А книга «За семью
печатями» пусть останется тем, чем она была и в первом из¬
дании. “ собранием написанных по горячим следам расска¬
зов о пленившей авторов науке археологии, советской архео¬
логии середины XX века, обо всем, что- было ее ра¬
достями, заботами, гордостью совсем недавно и что тем
не менее осталось уже так далеко позади...

ВО ДНИ ПЕТРОВЫ
УКАЗ О ДРЕВНИХ ВЕЩАХ
...Русский флот создан Петром I. Русское кораблестрое¬
ние начато Петром I. Ему мы обязаны современной нашей
азбукой. Он основал Академию наук. Им заложены начала
правильного развития горных промыслов. При нем начались
работы по прорытию канала Волга — Дон. Удивится ли кто-
либо, услыхав, что и археология в России началась во дни
Петровы?
Этому неуемному царю-труженику до всего было дело.
Недаром именно от него голландский художник де Брейн,
путешествовавший в начале XVIII века по Восточной Евро¬
пе и Азии, получил объяснение своей первой, случайной и
таинственной археологической находки. Когда на берегу
Дона де Брейн, к своему глубокому изумлению (Дон ведь
не Ганг и не Нигер!), поднял «зуб слона» и никто не мог
дать резонного толкования этому необычайному факту, царь,
встретившись с недоумевающим иностранцем где-то между
работой у кузнечного горна и приемом европейских послов,
нашел время — прочел любознательному «вояжеру» целую
лекцию о боевых слонах Александра Македонского, оставив¬
ших в придонских песках свои древние кости.
13

Неважно, что Петр ошибался! Как было правильно ре¬
шить задачу в дни, когда даже слово «мамонт» еще не было
произнесено? Существенно то, что в подземной находке он
видел уже не чудо, не подтверждение народных или библей¬
ских мифов, а предмет, могущий пролить свет на далекое
прошлое человечества, драгоценный для историка остаток
былой жизни. Уже тогда — в 1703 году Петру был только
тридцать один год — он понимал: остатки прошлого заслу¬
живают бережного к себе отношения; их надо искать в зем¬
ле: она — хранительница великого архива историй... И эти
мысли не были для него случайными.
Прошло пятнадцать лет. «Царь-плотник» побывал в Ев¬
ропе, посмотрел тамошние кабинеты древностей — собрания
раритетов и «кунштов», еще никем не разобранных и нико¬
му не понятных. Банки с заспиртованными уродцами были
выставлены там рядом с древними монетами. Скелеты тро¬
пических зверей и птиц соседствовали с анатомическими
препаратами и надписями на неизвестных языках. Русскому
царю захотелось создать у себя то же самое и даже боль¬
ше того.
13 февраля 1718 года Петр, вернувшись домой, подписы¬
вает указ о начале археологии в России — знаменательный
государственный акт, подобных которому немного в мире:
«...Ежели кто найдет в земле или в воде какие старые
вещи, а именно: каменья необыкновенные, кости человече¬
ские или скотские, рыбьи или птичьи, не такие, как у нас
ныне есть, или и такие, да зело велики и малы перед обык¬
новенными, также какие старые надписи на каменьях, же¬
лезе или меди, или какое старое, необыкновенное ружье *,
посуду и прочее все, что зело и старо и необыкновенно —
тако же бы приносили, за что будет довольная дача смотря
по вещи, понеже не видев, положить нельзя цены».
Замечательный документ! Читая его, надо помнить вот
о чем. Ведь археология была создана не столько любозна¬
тельностью человека, сколько корыстолюбием. Первыми
археологами были не пытливые, а жадные люди — искатели
сокровищ, грабители древних могил. Стремление углубить¬
ся в землю, чтобы узнать о прошлом, не могло даже воз¬
никнуть: никто не подозревал, что в земле хранятся следы
былого.
Конечно, и во времена Ивана Грозного или Фридриха
Барбароссы люди могли случайно наткнуться на древний
* Слово «ружье» в языке того времени означало «оружие».
14

глиняный сосуд, вырыть, копая колодец, груду погребенных
в земле углей. Но разве на них обратили бы внимание? Че¬
репки ничем не отличались от обычных. Уголь? Но в душах
людей жили давние сказки о неведомом подземном мире:
таинственные властелины глубин — гномы, кобольды, на¬
зывайте, как хотите, — испокон веков жгли там огни, зани¬
маясь волшебными делами своими. И человек равнодушно
отшвыривал ногой черепок, с опаской закапывал снова ста¬
рое огнище.
В лучшем случае создавалась еще одна легенда.
Другое дело — клады. Люди с незапамятных времен счи¬
тали земное лоно самой верной кладовой: одни зарывали
в землю сокровища в случае опасности; другие искали зары¬
тое. в надежде сразу, одним взмахом заступа обогатиться.
Копаясь в земле, кладоискатели и грабители могил преж¬
де всего жаждали золота или того, что можно в золото
превратить. Но часто они натыкались на вещи, замечатель¬
ные не материалом, из которого сделаны, а совсем дру¬
гим— красотой или необычайностью. Скоро выяснилось:
это тоже ценность; на обломки скульптур, великолепные и
странные сосуды, загадочные безделушки всегда находятся
любители, готовые за них заплатить. Появились первые со¬
брания подобных предметов, первые коллекции древностей.
К тому времени, как Петр попал за' границу, археология
уже существовала там. Но как мало походила она на то,
что мы теперь называем этим словом! В те дни она склады¬
валась не в науку о жизни давно прошедших дней, а скорее
в науку об искусстве античной древности. Все из сокровищ¬
ницы земных глубин, что не было ни драгоценным, ни пре¬
красным, что нельзя было использовать как предмет укра¬
шения или как забаву, казалось никому не нужным. В самом
деле, кого способны привлечь ржавый наконечник стрелы,
тысячелетняя ступка или зернотерка, обломок сотни лет
пролежавшего в земле, кое-как обитого кремнистого кам¬
ня, о котором даже не догадывались, что он мог служить
когда-то орудием или оружием человеку?
Вот теперь вдумайтесь в строки Петрова указа, и вы
поймете, насколько опередил он свое время. Слово «старый»
повторяется в нем чуть ли не в каждой строке, а слова
«драгоценный» или «прекрасный» не встречаются вовсе.
Древние вещи интересуют Петра независимо от их внеш¬
него вида и рыночной стоимости: останки человеческих ске¬
летов, старые надписи, старое оружие и посуда — вот что
нужно ему, вот за что сулит он «довольную дачу».
15

Будет справедливо, если мы назовем Петра I основопо¬
ложником русской археологической школы. Конечно, она
оформилась и выросла много позднее, но почин был положен
им. В его кунсткамеру уходят ее первые корни. И день
13 февраля 1718 года, по старому стилю, русская археология
имеет основание считать днем своего рождения.
Долгое время, впрочем, принято было думать, что пет¬
ровский указ остался указом на бумаге. Правда, в ожида¬
нии «довольной дачи» со всех концов России понесли в каз¬
ну всевозможные находки и курьезы: время было тугое,
лишний грош никому не мешал. Но разве сама кунсткамера
Петра не осталась на долгое время таким же беспорядоч¬
ным хаосом нагроможденных без толка и смысла раритетов
и «кунштов», какими были все музеи того времени? Разве
рядом с накоплением началась и наука?
Да, началась.
Из далекой Сибири и других мест пришли на берег
Невы найденные там удивительные древности, золотые и
серебряные вещи из курганов и могил. Но вместе с этими
блестящими предметами, ценность которых была ясна и
невежде, на глаза ученым попало нечто другое. Это-то «дру¬
гое» и возбудило интерес в широких кругах российского
общества.
Люди давно уже наталкивались при всевозможных зем¬
ляных работах на непонятно откуда берущиеся каменные
осколки своеобразной формы, тщательно обитые куски
кремня, отличные от всего созданного силами природы.
Петрова кунсткамера (с гравюры 1741 года).
1C

Народ объяснял их происхождение по-своему: странные кам¬
ни связывали с действием молнии, считали «громовыми
стрелами» выпадающими на землю во время гроз. Кто знает
теперь, как сложились эти легенды? Очень может быть, что
в одном полусказочном объяснении соединились тут факты,
относящиеся и к археологии, и к геологии, и к астрономии:
в те времена было так легко смешать воедино остатки древ¬
них моллюсков, памятки человеческой истории — кремневые
орудия, и метеориты — камни, действительно падающие
с неба в ударах грома и блеске неземного огня.
Тем важнее отметить, что уже в следующие за петров¬
ским временем годы русская наука, призванная к изучению
всего, «что зело старо или необыкновенно», пришла к вер¬
ному взгляду на это явление. В статье «О Перунах или гро¬
мовых стрелах», напечатанной еще в 1731 году (и не в ка¬
ком-нибудь научном издании, нет, — в «Примечаниях
к Санкт-Петербургским ведомостям», довольно широко
распространенной газете тогдашней России!), автор* пове¬
дав о вышеизложенных мистических взглядах, чудесным,
важным языком XVIII века не без возмущения пишет: «Сие
удивительно есть, что прежде того таким непристойным
рассказам не токмо простой народ, но и ученые и искусные
физики верили, которых мы множество находим». Мнению
этих заблуждающихся «физиков» он противопоставляет свое
понимание вопроса: «Они (каменные орудия. — Автл) у на¬
ших предков вместо военного оружия были, которые они
или за деревянную рукоятку, или так просто носили, и оны¬
ми с их неприятелями или вблизи билися, или издали
бросали».
Надо прямо сказать, что по ясности и решительности,
с какой выдвигается новая точка зрения, статья эта намно¬
го опередила все, что было сказано к тому времени по по¬
воду каменных орудий в целом мире.
Нет, петровский указ, несомненно, сделал свое дело!
Уже в первой половине XVIII века участники необычайных
по размаху экспедиций на Восток, задуманных еще Пет¬
ром I, но осуществленных после его смерти, — Д. Мессер-
шмидт, И. Гмелин, Ф. Миллер, С. Крашенинников и дру¬
гие — подходили к археологическим находкам, как к цен¬
нейшему вкладу в науку о прошлом человечества, твердо
и упорно продвигаясь к нашему современному представле¬
нию о трех великих рубежах в жизни человечества: камен¬
ном, бронзовом (медном) и железном веках.
Пусть они нередко делали ошибки и уступки духу вре-
2	*П. Успенский, К- Шнейдер
17

мени. Пусть, описывая наскальные рисунки, найденные на
берегу одной из сибирских рек, тот же трезвый и зоркий
Миллер еще видел в них ясное изображение евангельских
«страстей господних», различая на поверхности гранитной
стены здесь богоматерь, там поверженный крест распятия,
а тут чуть ли не висящих на таких же крестах разбойни¬
ков, — пусть! Это уже несущественно. Существенно то, что
великое дело было начато: наука археология родилась.'
ВЕНЕРА ИЛИ БРИГИТТА!
Не думайте, однако, что Петра и его продолжателей ин¬
тересовали только древнее оружие, кости и надписи. Петр
очень высоко ценил античное искусство. Он делал все, что
мог, чтобы заполучить в Россию прославленные редкости.
Достаточно вспомнить одну поистине замечательную исто¬
рию, разыгравшуюся только год спустя после издания зна¬
менитого указа, чтобы в этом не осталось никаких сомнений.
В 1719 году в Рим приехал московит капитан Юрий Ко-
логривов, один из «порученцев» Петра. Царь направил ка¬
питана в Италию не по бог весть какому интересному делу:
досматривать, как ведут себя там — не лодырничают ли, не
шумствуют ли — посланные в Рим для обучения русские не¬
доросли. Но Петр редко ограничивался одним заданием:
у человека две руки, может делать и несколько дел сразу.
Так и тут, на Кологривова было возложено, кроме сего:
доглядывать, нельзя ли где купить какой-нибудь ценный
антиквитет * — красивую древнюю статую, бюст, рельеф,
подобный тем, коими столь щедро украшены покои европей¬
ских дворцов и замков. Ежели таковой случай представится,
купить оный антиквитет, но при сем паче зеницы ока беречь
цареву копейку и тщиться заполучить означенную редкость
елико можно дешевле.
Юрию Кологривову повезло: едва прибыв на место, он
случайно наткнулся на человека, только что вырывшего из
земли великолепное изваяние. Казалось бы, полная удача.
Но скоро капитану пришлось вспомнить бабкину присказку:
«Вот это хорошо!» — «Хорошо, да не дюже...» — «Ну, зна¬
чит худо?» — «Худо, да не горазд...»
Было одно обстоятельство, которое умерило радость
сметливого Петрова посланца. Незадолго до его приезда по-
* Антиквитет — древность, античная вещь.
18

велитель Рима, наместник божий на земле папа Климент XI,
в миру Джованни Альбани, наложил категорический запрет
на продажу иностранцам добытых в Италии древностей.
Папа был признанным знатоком искусств, их покровителем.
Это он основал в Болонье знаменитую Академию художеств.
Это он платил большие деньги ученому-востоковеду Ассема-
ни за таинственные рукописи для ватиканской библиотеки.
Сердце его обливалось кровью при виде того, как великие
сокровища древнего Рима уплывают за границу; пройдет
немного времени, и Италия распродаст иноземцам все свое
славное прошлое; мода на прекрасные антики растет с каж¬
дым днем. С папским запретом и столкнулся посланец
Петра.
Казалось бы, худо. Но, прикинув все, Кологривов решил:
«Худо, да не горазд...»
Верно, строгий указ затруднял приобретение статуи, но
он же сбил цены на рынке: не каждый любитель решится
купить запрещенный товар, чтобы контрабандой увезти его
в свою страну. Спрос резко упал, и простодушный римский
«счастливчик», добывший статую, оказался перед перспек¬
тивой остаться навсегда собственником мраморного куми¬
ра, голодать, любуясь на его великолепие. Так не лучше ли
продать находку из-под полы, хотя бы и подешевле, если
найдется сумасброд или ловкач, который надеется похитить
каменную сабинянку под носом у таможенников папы?
Кологривов связался с продавцом, и в марте 1719 года
в Петербург полетело письмо:
«На сих днях купил я статую марморовую Венуса, ста¬
ринная, найдена с месяц; как могу, хоронюся от известного
охотника, и скультору вверил починку ее; не разнит ничем
от Флоренской славной (Кологривов подразумевает знамени¬
тую «Венеру Медичи». — Авт.), но еще лучше тем, что
сия — целая, а Флоренская изломана во многих местах;
у незнаемых людей попалась, и ради того заплатил я за нее
сто девяносто шесть ефимков, а как бы купить иначе,
скультор говорит — тысяч десять и более стоит; только за то
опасаюсь — о выпуске, однако уже она Вашего Величества
и еще будет починки кругом ее месяца на два...»
Вот, по-видимому, все нехорошо... Хорошо, да не совсем!
Кологривов недаром «опасался о выпуске», о разреше¬
нии на вывоз статуи за границу. Климент XI оказался
упрямым человеком. Он твердо стоял на своем, не желая
сделать исключения даже для государя, бывшего в те дни
притчей во языцех всей Европы: закон есть закон! Север-
19
2*

ный монарх купил статую? Что же, пусть владеет ею
здесь, на месте; вывозить ее за рубеж нельзя!
Плохо, очень плохо!.. Но и на этот раз хитрец Кологри-
вов имел основание пробурчать себе под нос: «Плохо, да
не горазд...»
Теперь уже трудно установить, самому ли капитану или
кому-либо из более опытных дипломатов русского посоль¬
ства при папском дворе пришла в голову эта мысль, но надо
признать — задача была решена гениально.
В те годы русские только что овладели Прибалтикой.
В столице Эстляндии Ревеле, в пригородном монастыре, они
обнаружили находящуюся там в жалком забвении славную
католическую святыню — мощи святой
Бригитты, «просветительницы эстов»,
как ее именовал Рим.
Забвение это не было случайным:
эсты уже с XVI века стали лютеранами,
а лютеране не чтут святых. Монастырь
пришел в упадок, монахи разбежались.
Что же касается русской церкви, то ей
до чужих святынь и вообще никакого
дела не было: мощи Бригитты оказались
просто «бесхозными». О них забыли все,
но их-то и вспомнил теперь кто-то из
русского посольства в Риме.
И вот по «святому городу» поползли
невесть откуда идущие слухи: его апо¬
столическое святейшество папа Климент,
в своем неусыпном рвении, в постоянных
заботах о славе и почестях, какие при¬
личествует оказывать мученикам и бла¬
женным давних дней, тяжко скорбит
о горестной судьбе мощей Бригитты. За
нетленные останки благочестивой супру¬
ги Альфо Шведского он готов заплатить
любую цену и перевезти их в Рим. Од¬
нако царь московитов не идет ни на
какие предложения. Царь далеко не
благочестив, и единственное, на что он
согласен, — это обмен: он готов уступить
бесценную для верующих реликвию,
Вен-оа Тавриче-	если в УплатУ за нее получит мерзкое
ская (Государст-	изваяние нагой языческой блудницы, су-
венный Эрмитаж), щей белой дьяволицы соблазна...
20

Папа призадумался, когда эти слухи достигли его
ушей. Его правление далеко не было ни счастливым, ни бле-'
стящим. Он запутался в неудачных международных интри¬
гах; при нем римский престол потерял лучшие владения-—
Сицилию, Сардинию, Парму, Пьяченцу. Да и его страстная
любовь к искусству и наукам далеко не у всех фанатиков-
католиков вызывала сочувствие: она смахивала на мирскую
суетность. И ежели теперь он рискнет предпочесть спасению
святых мощей сбережение нечестивого нагого кумира, кто
знает, к каким последствиям это приведет?
Папа, конечно, понимал, что статуя представляет собой
огромную ценность, а сомнительная кучка ветхих тряпочек и
неведомого праха, именуемая останками Бригитты, не стоит
даже и тех денег, которые придется затратить на ее пере¬
возку. Это так. Однако положение создалось весьма дели¬
катное. И глава католиков скрепя сердце вошел в хитро
раскинутую перед ним западню: разрешение на вывбз «белой
дьяволицы» было дано.
История перевозки в Петербург этой статуи обошла весь
мир. Мраморную Венеру поостереглись доверить случайно¬
стям морского плавания, она отправилась посуху. Местами
ее везли в люльке, прикрепленной постромкайи к несколь¬
ким лошадям. По горным тропам несли на руках. Перед
нею скакали нарочные, исправляя дороги, настилая мосты.
Через Северную Италию, через горы Тироля, по пушТам *
Венгрии, по веселым полям Австрии, через Польшу, Бело¬
руссию, Смоленщину и Псковщину двигался невиданный
кортеж. Темные слухи бежали по деревням. Бородатые
псковичи в ужасе крестились и отплевывались: царь совсем
отступился от веры! Везет в Петербург с такой честью, как
и пресвятую богородицу не возят, богохульную нагую девку!
И все же статуя благополучно прибыла на место. Очень
довольный Петр установил ее в Летнем саду на всеобщее
обозрение и на великий конфуз. Молодые дебошаны пялили
глаза на соблазнительное диво, старые раскольники рва¬
лись пострадать за веру — сокрушить каменный срам. Чуть
было не приключилось царской воле ослушания и воровских
дел: «подлые людишки» ладили тот кумир разбить. Но обо¬
шлось.
Теперь вы можете видеть эту прекрасную статую там,
где ей и надлежит быть, — в одном из залов ленинградского
Эрмитажа. Она попала, наконец, в музей, где хранятся со-
* П у ш т а (пуста) — название степей в Венгрии.
21

кровища искусствоведения и археологии. Но к тому времени,
как это случилось, археология уже вышла из своего младен¬
чества. Во второй половине XIX века эта наука переживала
свою бурную юность. Много замечательных людей пестовало
ее до совершеннолетия, и едва ли не самым замечательным
из них был Генрих Шлиман.

ПОСЛЕДНИЙ ТРОЯНЕЦ
МАЛЬЧИК ИЗ ЛАВКИ
Замок возле городка Анкерсхаген в Мекленбурге не при¬
надлежит к самым прославленным в Германии; да и самого
городка не найдешь ни в одной энциклопедии. Но мальчиш¬
кам, жившим здесь в двадцатых годах прошлого столетия,
на это было наплевать: для них у замка хватало достоинств.
Как и положено, на его освещенных солнцем камнях гре¬
ли спинки ящерицы. Дурман и крапива закрывали входы
в тайники; за каждой выщербленной плитой мерещился
если уж не заклятый клад, так, на худой конец, скелет, за¬
мурованный в стену. Башни разрушались, камни выпадали
из брешей. И от всего этого в душе рождалось тревожное и
приманчивое слово — «древность».
На большом сером валуне против ворот часто сидел
спокойный мальчик. Спустив на траву аккуратно заплатан¬
ные старые башмаки, Генрих Шлиман, пасторский сын из
Анкерсхагена, смотрел на стену и по целым часам думал
невесть о чем. А впрочем, догадаться нетрудно.
В семь лет он, как и все мальчуганы его времени, грезил
о щитах и шлемах, о рыцарских турнирах и средневековых
поэтах — миннезингерах. Германия еще не забыла Шиллера.
23

Und zum Ritter Delorges, spottender Weis’
Wendet slch Fraulein Kunigund... *
Но Генриху минуло восемь, и случилось непоправимое.
Господин пастор купил сыну книгу «Всеобщая история для
детей». Там была картинка: дворец троянских царей го¬
рит; дым занял половину неба. В узких улицах толпятся
коварные греки с голыми икрами и короткими мечами.
На маленькой площади высится лукавый дар данайцев —
пустотелый деревянный конь. Прекрасные троянки заламы¬
вают руки, старый Приам раздирает одежды, и Кассандра
пророчествует на готовой рухнуть стене...
Художник никогда не бывал в Малой Азии, не видел
восточных городов. Дворец Приама выглядел точь-в-точь,
как швабский шлосс**.
Теперь, сидя на своем камне, мальчик мечтал уже не
о том, как из ворот выйдет «фрейлейн Кунигунда». Он хо¬
тел бы, чтобы из них, сверкая золотом доспехов, выбежал
богоравный Гектор. Он хотел бы, чтобы Троя раскрылась
перед ним, ожила во всей своей чарующей древности.
Так родилась мечта открыть Гомерову Трою. Генрих
Шлиман «заболел» Троей.
Принято думать, что мечтатели — это мечтатели, - а дель¬
цы — это дельцы. Из Шейлока не выйдет Ромео, господин
Крупп не станет исследовать планету Марс. Но жизнь не
считается с нашими представлениями. Она порождает самые
странные гибриды характеров.
Семья Шлиманов обеднела. Школа, университет, а с ним
и образ пылающей Трои — все ушло в область недостижи¬
мого. Реальностью стал сальный прилавок мелочной лавки.
—	Эй, Генрих, отвесь мне фунт свечей!
—	Мальчик, покажи мне вон тот кнут!
Генрих продает мыло и деревянные башмаки, сахар и
гусиное сало со скипидаром. Думает ли он теперь о Мене-
лае Атриде, о том, как скрипели кили данайских кораблей,
когда их выволакивали на берег Илиона?
Наверное, он думал. Вскоре из Бремена к берегам Ве¬
несуэлы отплывает судно, и юнгой на нем Генрих Шлиман.
Бездомному подростку пришлось пройти долгий путь.
Сначала суровое Северное море, потом знаменитые голланд¬
* «И к рыцарю Делоржу, лукаво усмехнувшись, обратилась девица
Кунигунда» (Шиллер, «Перчатка»).
** Шлосс — замок (нем.— Schloss).
24

ские польдеры, ветряные мельницы, поля тюльпанов...
И вот — Амстердам.
Как будто на этот раз фантазер окончательно превратил¬
ся в делягу. Разве могут мечтатели без единого голландско¬
го слова в голове, без флорина в кармане устраивать на
чужбине свою карьеру, находить торговые дома, готовые
принять их на работу?
Генрих нашел такой дом. Он не только поступает на
службу в контору, он оказывается ловким малым, отлич¬
ным торговцем; хозяева его ценят.
А вечердми, пока его товарищи пьют пиво в кабачках и
целуются с девушками, Шлиман в своей конторе изучает
по собственной системе языки. Система, видно, не плоха:
он уже овладел голландским, английским, французским,
итальянским и испанским! Его сманивают в другую кон¬
тору, на лучшее место. Остается только жениться на со¬
стоятельной девушке — и цель достигнута.
Очевидно, он махнул рукой на детские грезы, решил
зубами и ногтями отвоевать у- мира свою долю успеха.
Но — странный человек!—он принимается за русский язык.
Подумайте только: за русский!.. У него есть все нужное —
грамматика, словарь и русская книжонка «Приключения
Телемака», — ему этого достаточно.
Шесть недель спустя он уже пишет для своих хозяев
письма в Россию. А еще через некоторое время, в 1846 го¬
ду, — Шлиману в это время не то двадцать шесть, не то
двадцать восемь лет: неизвестно в точности, когда он родил¬
ся, — он уже едет представителем от солидной фирмы
в Санкт-Петербург, город белых медведей и падающих с не¬
ба богатств: там так ценят европейцев!..
Проходит очень немного времени, и господин Генрих
Шлиман, полномочный представитель амстердамского торго¬
вого дома в Петербурге, открывает собственное небольшое
дельце. В России тысячи кустарей-синилыциков готовят из
белого льняного холста замечательную народную ткань —
набойку. Нужна синяя краска — индиго. И Шлиман начина¬
ет торговать индиго.
В 1858 году он уже богат, а в 1860 становится миллио¬
нером. Гомер, Троя забыты окончательно. Забыты? Кто его
разберет, этого Шлимана!.. Если правильно говорят, что
человек— загадка, то Шлиман — целый задачник, у кото¬
рого ответы все в конце. Миллионер снова учится. И опять
сам, один. На этот раз он принимается за греческие вокабу-
25

~лы. Сначала — новогреческий, а затем — древний. Да здрав¬
ствует громкозвучная речь Эллады *1
В 1863 году Шлиман ликвидирует все свои коммерческие
дела. Он теперь достаточно состоятелен, чтобы, ни у кого не
прося помощи, самому открыть никому не ведомый мир —
тот мир, который описал великий Гомер, тот мир, в сущест¬
вование которого страстно, фанатично, до одержимости уве¬
ровал с детства пасторский сын из Мекленбурга.
Мечту можно осуществить хоть завтра. Но опять загад¬
ка. Он не едет в Малую Азию. Он поселяется в Париже.
Он отправляется в Африку, Индию, Китай, Японию, Амери¬
ку. Он хочет «повидать свет», прежде чем зарыться окон¬
чательно в троянскую землю. Он как бу обходит кругами
свою цель, свою будущую добычу. Большой круг — по всей
земле. Меньший — по Греции, Архипелагу... Вот они, берега
Илиона! Но подождем, подождем... Мечтатель как будто хо¬
чет продлить блаженство предвкушения.
Удивительная жизнь! Все время кажется, что речь идет
не о реальном человеке, а об одном из вымышленных книж¬
ных героев: то ли о лорде Гленарване, то ли о графе Монте-
Кристо... Да и тем до Шлимана далеко!
СЕМЬ ГОРОДОВ СПОРЯТ
Только в 1868 году мекленбуржец вступает на земли
Троады. Пустынные, одичалые, лежат они перед ним. Кто
знает, какой холм скрывает Гомерову Трою? Тот ли, что
теперь зовется Гиссарлык, или другой, носящий имя Бали-
дага? Шлиман избирает Гиссарлык и надолго поселяется
здесь.
Деревянный дом, который он построил на Гиссарлыке и
в котором жил со своей второй женой, гречанкой Софией, не
похож на дом миллионера. По ночам керосиновые лампы
гаснут на сквозняках, свистящих во всех щелях. Вода, на¬
литая в кувшины, замерзает к утру. На маленькой кухне
четыре градуса мороза. «Кроме нашего воодушевления к ве¬
ликому делу открытия Трои, у нас не было ровно ничего,
что согревало бы нас», — вспоминал он- позднее.
Зимой раскопки не ведутся, но с самой ранней весны
Шлиман и его юная помощница-жена уже не замечают ни
холода, ни зноя. Они ищут сврю Трою. И вот наступает
* Эллада — древняя Греция (грен.).
26

день, когда приходит успех, громкая слава, победа. Под сте¬
ной открылся глубоко заложенный тайник, бесспорная со¬
кровищница древности. Копать опасно: грузная кладка
предков может в любой момент рухнуть. Шлиман не дове¬
ряет своим рабочим: эти люди в грязных чалмах и заса¬
ленных фесках уже почуяли запах золота. Нет, амстердам¬
ский приказчик сам хватает лопату. Санкт-петербургский
купец спускается в грязную яму раскопа. Первый троянец
XIX века проникает в тайник и с опасностью для жизни из¬
влекает из него свою первую (и немалую) награду — зна¬
менитый вскоре «Большой троянский клад».
Что в нем? Слитки серебра, груды золотых и серебря¬
ных сосудов, много бронзового оружия. В нем две велико¬
лепные диадемы, дорогие повязки, кубки отличной работы
и около восьми с половиной тысяч всевозможных золотых
безделушек. Золото Трои! Золото самых блистательных ле¬
генд мира!
Нельзя забывать: археология в семидесятых годах про¬
шлого века была еще совсем юной наукой, а Генрих Шли¬
ман гениальным, но явно одержимым человеком. Троя
вообще была ему совершенно не нужна. Он искал гомеров¬
скую Трою, такую, какой он рисовал ее себе в самых завет-
Гиссарлыкский холм в дни раскопок. На переднем плане мост через
речку Скамандр, упоминаемую в «Илиаде».
27

ных снах. Единственную истинную Трою — и никакую
другую.
И вот представьте себе его изумление, когда, точно по
заклятию, из-под древней земли Востока вместо этой Трои
начали подниматься один за другим призраки многих неве¬
домых и нежданных городов.
Снимали слой земли — под ним проступали черты когда-
то разрушенного поселения. Углублялись далее — намечал-
со второй, совсем иной город древности. Этажами, уходя
в глубь земли, лежали они один на другом — два, три, пять,
семь... Кто знает сколько?.. И везде развалины строений,
стены величавых крепостей, обломки расписной керамики,
кубки и оружие. Гигантский склад эпох, разложенный, как
в музее, по полкам. Недаром, видно, турки, современные хо¬
зяева Малой Азии, называли этот пустой, как лысое темя,
холм Гиссарлыком, что означает «Место старых крепостных
стен, место развалин».
Наверное, Шлиман почувствовал себя на положении уче¬
ников чародея из баллад Гёте: он вызвал из заточения ду¬
хов, справиться с которыми был не в силах.
Где же Троя, единственная Троя его грез, воспетая Гоме¬
ром? Шлиман был не из тех, кто легко отступает. Он ринул¬
ся в бой. Знаний все же не хватало — брал чутьем, интуи¬
цией, невиданным упорством. Человек смелого размаха и
буйной инициативы, он поражал мир ученых масштабом
своих дерзких замыслов.
Довольно скоро Шлиман разобрался по-своему в том не¬
слыханном нагромождении остатков прошлого, которое сам
Золотые ожерелья из «Большого троянского клада».
28

же раскрыл на Гиссарлыке.
Он насчитал в недрах холма
семь городов, спорящих за
честь быть гомеровской Троей,
и объявил настоящей Троей,
великим Илионом Приама и
Агамемнона, сначала третий,
потом второй снизу город.
От этой Трои, которую
Шлиман признал «своей», со¬
хранилось немало: окружная
стена с башнями и вратами,
портики дворца с женской и
мужской половинами. Ей при¬
надлежал и тот клад, который
зовется «Большим троянским».
История знает ошибки,
стоящие многих неопровержи¬
мых истин. Колумб ошибался,
разыскивая на Западе старую
Индию, однако он нашел там
Новый Свет. Шлиман ошибся,
признав вторую Трою ареной
гомеровских поединков; он
преувеличивал -в своем пред¬
ставлении древность Гомерова эпоса; он и не подозревал
непредставимой сложности античного мира. Подлинную
Трою нашли уже после его смерти. Эта Троя оказалась не
вторым и не третьим, а седьмым снизу мертвым городом Гис-
сарлыкского холма.
Шлиман ошибся, но зато
он распахнул перед человече¬
ством дверь в такие глубины
прошлого, на фоне которых
померкла древность «Илиады»
и «Одиссеи».
Тем временем истек срок
султанского фирмана — разре¬
шения на раскопки в Троаде.
Пока идут хлопоты о новом
разрешении, Шлиман отправ¬
ляется в Микены, на Пелопон¬
нес. Что нужно ему в городе две золотые булавки-заколки
Львиных ворот? Могила Ага-	для женской прически.
Причудливый терракотовый со¬
суд с украшением в виде совиной
головы.
29

Карасы (амфоры для хранения вина), раскопанные
Шлиманом под храмом Афины.
мемнона, ничего больше. Гомер говорит: разрушитель Трои,
сделав свое жестокое дело, удалился туда, на родину отцов.
А если говорит Гомер, Шлиман никому не позволит сомне¬
ваться в истине его слов. Пусть он находит не то, что ищет;
острый глаз великого дилетанта видит многое, что ускольза¬
ет от самых ученых взоров. Он начинает рыть там, где до
него никто еще не копал всерьез. Другие археологи устрем¬
ляются на Западный Крит.
И тотчас из древней рыжей земли появляется еще один
мир, еще одна эпоха, более удивительная и загадочная, чем
все, что было известно до тех пор.
Обнаружены циклопические сооружения; найден двой¬
ной круг из тяжких плит; встают каменные доски с изваян¬
ными на них сценами войны и охоты.
Странными и неожиданными кажутся эти вещи, бывшие
древностями и во дни Гомера. Вот сосуды с изображением
бычьих голов — Эллада не знала таких. Вот изделия из
страусовых яиц — от них веет скорее Африкой, чем Гре¬
цией.
Мы теперь именуем эту культуру крито-микенской; доны¬
не она остается во многом загадочной и для нас. Но мы
знаем: Микены существовали и до расцвета Трои и после
ее гибели; жизнь кипела в Кносском лабиринте задолго до
того, как предки царя Приама воздвигали Илионский дво¬
рец. Шлиман шел в Микены, рассчитывая найти там Ага¬
мемнона и его маленькое царство. Он нашел несравненно
30

больше, чем искал. И снова не понял, не сумел объяснить всю
грандиозность своего открытия. Ну что ж, мы теперь дела¬
ем это за него.
итоги
Шлиман написал много книг. Он знал победы и пораже¬
ния, знал друзей и последователей, слепых поклонников и
непримиримых врагов. Со своим другом Дерпфельдом он
одерживает победу на торжественном диспуте в Лондоне:
открытый им Тиринфский дворец признан подлинным памят¬
ником древнейшей, доэллинской поры. Греческие ученые
Львиные ворота в Микенах.
31

в Кноссе на Крите кик раз вовремя открыли еще один дво¬
рец, двойник Тйринфского. Шлиман прав!
Окрыленный успехом, ученый снова принимается за свои
изыскания^ В это время он прочно поселяется в Афинах. Ста¬
рый романтик, влюбленный в древнего слепца, построил
здесь «гомеровский» дом. Над ним смеются; все в этом доме
напоминает гекзаметры древних рапсодий, все, от статуй
в стенных нишах до имен прислуги: «Калипсо, подайте чай!
Полифем, не забудьте вынуть газету из ящика!» Смешно,
конечно: даже собственных детей он принес в жертву мифо¬
логии; дочку его звали Андромахой, сына — Агамемноном..,
Удивительный образ, рождавший в равной мере прекло¬
нение и насмешки, достойный изучения и сочувствия!
Загляните в книги по истории и археологии, написанные
в конце прошлого века: «Шлиман наивно верил в неоспори¬
мость свидетельств Гомера...», «Открытия Шлимана имеют
ценность, независимо от его ошибочных выводов...» Долгое
время не решались дать ответ на вопрос: можно ли верить
Гомеру, божественному слепому певцу, и если можно, то
насколько? А можно ли верить Шлиману?
Сходились на том, что Шлиман велик, гениален, что сде¬
лал он неизмеримо много.. Принимали от него с благодар¬
ностью все, кроме его идей. Все, кроме его наивной веры
в греческие мифы... А потом?
А потом наступило плодотворнейшее для археологии, как
и вообще для всех наук, время. Все отрасли знания шагнули
далеко вперед. Кипучая деятельность Шлимана вызвала
множество удивительных открытий. Мы коснемся лишь од¬
ного. Чешский лингвист Беджих Грозный нашел ключ к са¬
мым таинственным из тайных хеттских письмен. И вот они-
то, эти письмена, засвидетельствовали громко на весь мир:
«Напрасно вы сомневаетесь, дорогие потомки! Ваш Шлиман
был во многом, в главном, прав. Он верил Гомеру, а Гомер
мог ошибаться, мог преувеличивать, мог рассказывать
волшебные сказки, но, когда доходило до дела, он не
лгал».
. Да, была Троя! Был живший в Трое народ. Был и вождь
Агамемнон, правивший Микенами там, на далеком Пелопон¬
несе. В начале XII века до нашей эры он собрал великий
флот, отправился в Малую Азию и, напав на Трою, стер ее
с лица земли. Не в первый раз случалось такое над берега¬
ми Скамандра, ибо шесть городов лежали уже погребенны¬
ми в земле, на которую рухнули седьмые, троянские стены.
Вот что говорили хеттские письмена.
32

Споров о Трое больше нет: народное воображение, жи¬
вое и свободное всюду и всегда, не считаясь ни с чем, рас¬
цветило по-своему совершенные когда-то дела, подвиги ге¬
роев. Но в основу великих сказаний легла чистая истина, та
же, что лежит в глубине книг мудрого Геродота, та, которую
искал гениальный самоучка Генрих Шлиман, та, которую
теперь добывают в древней земле наши советские архео¬
логи.
О Шлимане мы рассказали здесь потому, что хотели на
этом ярком примере показать, чем была археология восемь¬
десят или девяносто лет назад. Молодость археологии и
Шлиман — одно.
3 Л. Успенский, К. Шнейдер

ГОСПОДИН ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД
СВИДЕТЕЛИ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Было время, когда древняя Русь представлялась потом¬
кам сказочным, пряничным царством.
Там по улицам древнего Новгорода гуляли осыпанные
драгоценностями улыбающиеся счастливцы в цветистых на¬
рядах: «Он — в мурмолке червленой, каменьем корзно *
шито, тесьмою золоченой вкрест голени обвиты. Она же —
молодая, вся в ткани серебристой, звенят на ней, сверкая,
граненые мониста...»
Там Садко — богатый гость удивлял щедростью индий¬
ских и варяжских купцов. Там для блестящих вельмож-по-
садников седобородые монахи переписывали священные кни¬
ги, выводя киноварью тончайшие заставки, переплетая книги
в дорогую телячью кожу. Мудрые и важные русичи вели
над Волховом безбедную, а порою и роскошную жизнь. Ли¬
товец Будрыс в стихотворении Адама Мицкевича недаром
советовал своим трем сыновьям:
Будет всем по награде: пусть один в Новеграде
Поживится от русских добычей.
* Корзно — дорогой плащ с застежкой на правом плече. Цити¬
руется стихотворение А. К. Толстого «Порой веселой мая...».
34

Жены их, как в окладах, в драгоценных нарядах,
Домы полны, богат их обычай.
В былинах и сказках вспоминал народ счастливое время
Владимира Красна Солнышка, Ярослава Мудрого, Владими¬
ра Мономаха. Столы там ломятся от питья и брашна *,
князья выдают своих дочерей замуж за заморских принцев;
из оправленных в золото рогов пьют на тризнах смелые вои¬
ны; в теремах с резными окошечками живут Василисы
Прекрасные; красивые пастушкй Лели играют на свирелях
сладкозвучные песенки...
Вот какой нарядной, чистой, веселой казалась когда-то
писателям, поэтам, художникам древняя Русь! Но прошли
годы, и в дело вмешалась история. И, точно декорация в те¬
атре, эту картину сменила другая.
...Темные бесконечные леса, суровые зимы, засушливые
лета. В жалких курных избенках ютятся полудикие люди —
пахари и рыбари, охотники и звероловы. Горестна их
жизнь, тяжел труд, безмерны темнота и невежество.
Да, может быть, у богатеев и вельмож где-нибудь в Кие¬
ве или Новгороде и были «тесьмою золоченой вкрест голени
обвиты», но простой-то народ ходил в лаптях и длинных
домотканых рубахах. Да, конечно, монахи в монастырях пе¬
реписывали древние книги, но народ знать не знал, ведать
не ведал о них.
Поэты воспевали одно, ученые вычитывали в старых гра¬
мотах другое. Появились как бы две разные Руси, и какая
из них настоящая — поди угадай! Ведь очевидцев того вре¬
мени не осталось, не у кого спросить, как же жили наши
пращуры на самом деле. Так и было до тех пор, пока на
помощь историкам и поэтам не пришла новая удивительная
наука — археология.
Археологи раскрыли древнюю землю, как гигантский
сундук, в котором укрыты тайны прошлого. Из-под земли
явилась толпа молчаливых, но зато правдивых свидетелей,
спорить с которыми нельзя.
Подумайте сами: если в летописи написано, будто
в таком-то году был в Новгороде великий пожар, — кто его,
летописца, знает, может быть, он это придумал? А вот если,
роясь в земле, археолог натыкается на бесконечные груды
древних углей и головешек, на кучи обугленного зерна, на
опаленные огнем бревна, — тут уж не поспоришь: пожар
действительно был, и немалый. Если поэт воспевает гране-
* Брашн о — яство, пища, кушанье.
3*
35

На мосту
ные мониста на гордой шее древней красавицы — все это
могло ему пригрезиться. Но когда тысячи зеленых, красных,
синих, желтых стеклянных бусин попадаются археологу
в земле, он твердо говорит: «Да, тогда носили эти самые
мониста».
«Тогда», — написали мы, но когда? Сказать «в древно¬
сти» — недостаточно. Уже десятый век стоит над старым
Волховом город, носивший когда-то имя Господин Великий
Новгород; в каком же из девяти столетий носили новгород¬
ские модницы эти стеклянные бусы?
Вырытые из земли древние предметы остаются складом
интересных, иногда прекрасных вещей, пока они не приве-
36

в древнем Новгороде.
дены в порядок, в систему. Чтобы привести их в систему,
надо прежде всего приурочить каждую из них к определен¬
ному времени, установить их археологический возраст.
Лет сто тому назад жил в России богатый археолог-лю¬
битель граф Алексей Сергеевич Уваров. Его страсть к ар¬
хеологии благодаря богатству приняла грандиозные мас¬
штабы. Судите сами: в пятидесятых годах Уваров раскопал
под Ярославлем почти восемь тысяч курганов. Восемь ты¬
сяч! Шлимановский размах. Можно себе представить, как
должны благословлять археологи всего мира щедрого и
энергичного дилетанта! А вот послушайте, что они про него
говорят:
37

«Добытые при этой спешке интересные вещи, не будучи
разделены даже по погребениям, остались почти бесполез¬
ными для науки. Предметы ряда веков, от VII до XIV, ока¬
зались безнадежно перемешаны в одной музейной груде...» *
Сказано сердито, но справедливо. Что подумали бы вы,
получив дюжину отличных рекомендаций в незнакомый го¬
род, но без фамилий и адресов? Или уникальную рукопись,
нужную вам для работы, в виде беспорядочной груды спу¬
танных и непронумерованных листов? Вряд ли вы расце¬
нили бы высоко такую любезность.
Да, но где тот календарь веков, на основании которого
можно определить археологический возраст вещей? Как со¬
ставить его и по каким признакам определить затем, между
какими именно листками этого календаря законное место
той или иной находки — этой ржавой мотыги, того куска
доспехов, того каменного топора или ярко-зеленой бусины?
Способов определения «возраста» немало. Среди них есть
старые, как сама археология, есть и только сегодня испы¬
тываемые.
Существует особая наука — стратиграфия. Почва со¬
стоит из ряда слоев; как правило, чем ниже лежит слой,
тем он древнее, тем старше, конечно, и вещи, погребенные
в нем. Зато все предметы, найденные в одном и том же
слое, — почти всегда ровесники. Стратиграфический ана¬
лиз — верное оружие археолога, когда он роется в глуби
времен, от которых до нас не дошло ничего: ни единой даты,
ни одного имени, ни устного слова, ни письменного. В этой
бездне на многое рассчитывать не приходится; счастье, если
удастся установить: эта находка старше, эта моложе, а те
две — сверстницы. Такую возможность стратиграфия дает.
Ближе к нашим дням положение меняется. Тут все уже
кишит событиями памятными и именами известными. Воз¬
никает надобность в более точных археологических рамках.
Здесь мало сказать: «Эта гривна моложе того ковша»; важ¬
но, что она ровесница вон той печати, а на печати дата и
имя: князь Всеволод, такой-то год.
Исследуя прошлое с глубокой древности до недавних ве¬
ков, археолог советуется с верным свидетелем былых дней,
с черепком обожженной глины, осколком простого печного
горшка или великолепной амфоры. На многих листках архео¬
логического календаря вы не увидите ни надписи, ни даты;
на вас смотрит только он, угловато-колючий простак — че¬
* А. В. А р ц и х о в с к и й. Основы археологии, стр. 8.

репок. «Времена шнуровой керамики», «племена ямочно¬
гребенчатой» или «чернолощеной керамики», — ученые по¬
стоянно удовлетворяются такими определениями. А рядом
с гончарным керамическим обломком-черепком работают
нам на пользу другие очевидцы прошлого, и, в частности,
вещь суетная, на первый взгляд несерьезная, — женские
украшения.
ГАЛАНТЕРЕЯ ДНЕЙ ГОСТОМЫСЛОВЫХ
В витрине археологического музея рядом с деловитыми
серпами и косами, бок о бок с воинственными мечами, шле¬
мами, наконечниками стрел лежат сотни странных кусочков
цветного стекла: ярко-зеленые, густо-синие, золотистые стек¬
лянные дужки всех оттенков -радуги. Что это такое? Это об¬
ломки (встречаются и целые) древних женских украше¬
ний — браслетов: франтихи и модницы русских городов во
дни Ярославовой «Правды» или Остромирова евангелия так
же кичились друг перед другом этими побрякушками, как их
праправнучки гордятся сегодня какими-нибудь нейлоновыми
чулками:
Не удивительно, что подобные стекляшки мы собираем и
бережно храним. Древность — всегда древность. Странно
другое: пестрые осколочки эти ученые разбирают по сортам,
как если бы они были драгоценными каменьями. Их де¬
тально изучают, о них пишут серьезные исследования...
Поищите — и среди наших археологов вы найдете искренне
увлеченных своим делом «браслетоведов». А не выдумка ли
все это? Браслет — не оружие прошлых лет, не орудие, по
которому можно судить о хозяйстве далеких предков, а все¬
го только хрупкий пустяк, так сказать, галантерея времен
Гостомысла. Так что же может дать науке даже самое при¬
стальное его изучение?
Оно может дать немало. Сопоставляя различные наблю¬
дения, удалось выяснить: такие изделия из стекла появились
у нас в XI веке, не раньше: как раз в это время великий
трудолюб дьякон Григорий переписал для посадника Иоси¬
фа, «мирским же именем Остромира», прославленное еван¬
гелие. Три столетия спустя, незадолго до рождения Димит¬
рия Донского, они окончательно вышли из моды, но в течение
этих двухсот пятидесяти или трехсот лет городские ще¬
голихи успели набить и натерять их такое множество, что
теперь они имеют в наших глазах совсем особенное эначе-
20

ние. «Стеклянные браслеты, — говорит крупный знаток этих
вещей Б. А. Колчин, — являются вернейшей находкой, да¬
тирующей слои XI—XIII веков». Иначе говоря, при состав¬
лении «календаря веков» и пользовании им они могут ока¬
зать нам существенную помощь.
В самом деле: вы роетесь в древнем черноземе... Кто ска¬
жет, когда образовался он тут? И вдруг под вашими паль¬
цами шевельнулась крошечная стекляшка, колючий осколок
полупрозрачного искусственного минерала с его характер¬
ным раковистым изломом. И все ясно — это XI— ХШ века!
Не X и не XV! А значит, к тому же времени принадлежит
и обрывок кольчуги, и черенок ножа из оленьего рога, и
даже подошва кожаного башмака, найденные рядом: ведь
они лежали в том же датированном слое. А кто его датиро¬
вал? Стеклянный браслет!
Этого мало: браслеты бывают разные, а мода во все
века была изменчива. Красавицы, опускавшие ресни¬
цы перед Садко и Василием Буслаевым, были, на
счастье археологов, не менее капризны и непостоянны во
вкусах, чем современные женщины: то все, как одна, они
гоняются за гладкими зелеными браслетами, то накидыва¬
ются на витые желтые с тонкой ниткой другого цвета, искус¬
но вплавленной в стекло, а некоторое время спустя их стали
привлекать только причудливые ребристые или крученые.
Того, что поколение назад было модным, четверть или пол¬
века спустя уже нельзя было нигде найти. Ни сном, ни ду¬
хом не ведали древние франтихи одного — какую великую
пользу принесут их причуды, сколько разговоров возбудят
они среди ученых лет семьсот, восемьсот спустя. И теперь
нам про эти браслеты известно, если хотите, больше, чем им.
Мы знаем точно: попадаются в земле крученые, как ве¬
ревочка, осколки — перед нами слой не моложе середины
XIII века. Встречаем только гладкие: видимо, мы на рубеже
этого столетия и следующего. Есть сразу и те и другие? Ну
что же?-Мы прибыли в XII век, время браслетного расцвета
и изобилия. Тогда их делали и носили во множестве. Они
поблескивали на запястьях Евпраксйи-Адельгейды, киевской
княжны, выданной замуж за императора Генриха IV, в ее
девичестве и в конце ее бурной жизни, когда она сбежала
из итальянской Каноссы на родные берега Днепра. Ими
пленяли молодые ловчие Владимира Мономаха пугливых
дев черниговских и переяславских, любечских и уветичских.
«Поганые половцы» ломали их на нежных руках русских
полонянок. По-видимому, не было ни одной мало-мальски
40

Осколки стеклянных браслетов.
принарядившейся горожанки в ту пору без такого браслета.
Правда, в деревне их не знали совсем: в сельских курганах
и могильниках того времени вы их не найдете. Зато при
раскопках городов они встречаются тысячами, и это как раз
делает их для нас верными свидетелями прошлого. Почему
именно это? При чем тут число находок?
Представьте себе археолога середины XXIII столетия.
Вот где-нибудь в песке морского прибрежья он нашел заме¬
чательную вещь — золотую медаль Мельбурнской олимпиа¬
ды. Медаль в безукоризненной сохранности: можно прочесть
год: 1956 — страшная древность! Но много ли ценного со¬
общит ученому этот уникум? Меньше, чем хотелось бы! Да,
он говорит о любопытном факте: всемирные состязания
в Австралии были, оказывается, действительно в 1956 году.
Но это и все. Редкую медаль могли хранить сто и больше
лет. Кто же знает, когда и как попала она в землю и ее ли
современниками являются остальные предметы, найденные
с нею? Это совершенно неизвестно: медаль-то одна!
Иное дело, если будущий ученый наткнется вдруг на не¬
сколько братских могил времен первой мировой войны, на
многочисленные серебряные крестики, скрытые в них. До¬
знавшись, что такие кресты (во время оно их звали «геор¬
гиевскими») были введены в начале XIX века, а упраздне¬
ны революцией 1917 года, он сможет уверенно датировать
по ним любую могилу, любой слой земли, где их много. Они
относятся именно к тем дням; это можно утверждать реши¬
тельно, так как крестов было много.
Вот почему, находя в земле цветные стеклышки брасле¬
тов, мы опознаем по ним XI—XIII века/ Раньше их не было.
Позднее их место заняли другие красивые безделицы.
41

А как же, спросите вы, с X веком? У него разве нет та¬
кого же точного опознавательного признака? Есть, но здесь
эту роль играет уже не браслет, а маленькая яркая бусинка.
Тоже стеклянная. Она — старшая сестра браслета.
Еще ни щеголихи, ни (что, пожалуй, существенней) сами
мастера не додумались до наручных украшений, а бусы из
стекла уже давно существовали. Их полюбили и в городе
и в деревне. Но ведь ожерелье — вещь непрочная: оно рвет¬
ся, бусинки брызжут в стороны, катятся по земле, по полу,
исчезая в щелях и ямках. Стеклянные шарики, бочоночки,
чечевички, спиральки прячутся от современников, чтобы по¬
явиться на солнечный свет много столетий спустя, к удо¬
вольствию археологов. Укладывая женщину на вечный отдых
в могилу под курганом, родные заботливо украшают ее луч¬
шими драгоценностями; опять бусы попадают на хранение
к той же матери — сырой земле. И отдаст она их только
тогда, когда они станут нужны науке.
Ученые насчитывают больше двух десятков различных
сортов древних стеклянных бус, да еще каждый сорт они де¬
лят на несколько разновидностей. Есть бусы шаровидные,
бочонкообразные, сплющенные — «зонные»; есть причудли¬
вые — с выпуклыми глазками, цилиндрические, спиральные —
каких только нет!.. А разные цвета, оттенки?! А степень
прозрачности и другие свойства стеклянной .массы?! И все
это можно использовать, составляя археологический кален¬
дарь.
Вот «лимонки» — очень древние бусины из желтого не¬
прозрачного стекла. Они и по форме похожи на маленькие
лимончики — продолговатые, с двумя острыми шишечками
на концах. Это «патриархи» стеклянного племени, старше
их только такой же желтый рубленый бисер. Ими могла
украшать гордую выю псковитянка Ольга, когда вещий
Олег сватал ее «во Плескове» своему наследнику Игорю.
Их носили жены древлян и полян, вятичей и радимичей. Но
век их короток: одно X столетие — и конец; немного спустя
появляются уже богатые бусы-бочоночки, то посеребренные,
а то и позолоченные. Они все еще непрозрачны: настоящее
стекло еще не умеют приготовлять.
Впрочем, одна-единственная бусинка-лимончик испытала,
по-видимому, более сложную судьбу: она попалась на глаза
археологам в кургане не X, а XIII века. И где? Под самым
Ленинградом, возле города Пушкина... Как занесло ее сюда,
как очутилась она тут, рядом с красивым тройным брасле¬
том? Может статься, уже была когда-то найдена также
42

в земле и хранилась, как удивительная древность и ред¬
кость. Что гадать: она этого не расскажет.
В XIII веке бродячие купцы торговали по деревням уже
совершенно прозрачными бусами — овальными и круглыми:
они стали теперь совсем гладкими, и по стеклу нередко бе¬
жали спирали и волны сплошной красивой инкрустации.
Можно вообразить, с каким восторгом любовались владели¬
цы цепочками этих застывших разноцветных слезок!.. А еще
некоторое время спустя они уже с ума сходили по хитро
закрученным винтовым бусинкам.
И вот странная, неожиданная вещь. Казалось бы, чем
ближе к нам, тем больше должно становиться всевозможных
бус, ведь с каждым годом их производство должно было со¬
вершенствоваться и расширяться: жизнь-то идет вперед!
А что случилось на деле? На деле, начиная со слоев земли,
относящихся к середине XIII века, число находимых буси¬
нок вдруг резко падает. Только что они попадались на каж¬
дом шагу, а тут их становится все меньше и меньше. Можно
подумать, древние прабабки наши внезапно разлюбили свои
ожерелья. Но этого быть не может. Что же произошло?
Чтобы понять, что случилось, стоит вернуться к брасле¬
там. Как обстоит дело с ними? Совершенно так же. Вот
какую табличку составили археологи, подсчитав число этих
стеклышек по векам в одном только месте, в Новгороде.
Века
XIV век
Х111 век
XII век
Ярусы
. . 8 9 10 И
12 13 14
15
16
17 18 19 20
Колич. браслетов
. . 23 36 96 153
273 461 461
271
243
122 69 46 9
Видите: число находимых браслетов быстро растет и
в XII и в начале XIII века. Больше всего их на рубеже этих
столетий; проходит несколько десятков лет, и их сразу ста¬
новится куда меньше. Крутой перелом графика падает на
середину двадцатых годов XIII века. А что это были за годы?
Это были страшные годы для русской земли. В 1223 году
орды Чингис-хана разгромили войска киевлян и их союзни¬
ков при Калке; в 1237 году, казалось, заколебался весь мир:
татары покорили Русь, хлынули на запад, в Венгрию и Поль¬
шу. Разгром был страшный: страна опустела, торговля поч¬
ти прекратилась, ремесла были заброшены, мастерские опыт¬
ных худажНиков-стеклодувов разорены, а сами они либо пе-
43

ребиту, либо уведены в Улус Джучиев — Золотую Орду,
в лихой полон. Старые привычки и обычаи исчезли, вкусы
переменились. Да и самим женщинам русским стало не до
нарядов и побрякушек. А когда гроза пронеслась, старое бы¬
ло уже поздно вспоминать: весь мир сделался другим, от са¬
мого большого до самого малого. Появились новые вещи,
в том числе и украшения из новых материалов. А прошлое,
что оно? Исчезло бесследно? Не совсем: глубоко в толще
родной земли лежали шарики бус, дужки браслетов, мно¬
жество других осколков минувшего. Лежали и ждали того
времени, когда осторожные руки вновь извлекут их на по¬
верхность земли.
ЭТАЖЕРКА О ДВАДЦАТИ ВОСЬМИ ПОЛКАХ
Каждое место раскопок чем-нибудь да своеобразно:
у каждого вновь появляющегося из-под земли людского по¬
селения, так сказать, «своя специальность». Помпеи пора¬
жают необычайно сохранившимися фресками на стенах жи¬
лых домов. В Египет ученые едут, рассчитывая найти там,
и только там, спеленатые, набальзамированные мумии древ¬
них царей. Развалины Двуречья — гигантский склад клино¬
писных табличек, удивительная библиотека глиняных книг.
Чем же примечательны в этом смысле археологические ра¬
боты в Новгороде?
Отличий от всех других раскопок тут много, но, пожа¬
луй, важнейшее из них — удивительные свойства новгород¬
ской почвы. Она идеально сохраняет в себе древесину. Нич¬
тожная щепка, горсть опилок, сделанные из дерева предме¬
ты и целые бревна лежат в ней веками, не истлевая, как
в других местах.
Это своеобразное свойство почвы создало другую особен¬
ность новгородской археологии. Как только ученые углуби¬
лись в землю, обнаружился факт, о котором еще недавно
никто не подозревал. С древнейших времен Новгород был
по сравнению с другими городами средневековья очень бла¬
гоустроенным городом. Весь мир тонул еще в грязи, а тут
уже с X века мостились главные улицы. Сторона была лес¬
ная, на мостовую шло дерево, такое же, из какого возводи¬
лись дома. Любопытно, что самое слово «мостовая», веро¬
ятно, означало в древности именно бревенчатую гать: слово
«мост» и сейчас в диалектах значит всякий деревянный на¬
стил, помост, а вовсе не обязательно виадук, по которому
44

дорога перекидывается через углубление; в дореволюционной
деревне можно было постоянно услышать в северных гово¬
рах: «Мост-то у него в избе хорош, да вот слеги под¬
гнивши...»
Мостовая строилась на совесть, но, конечно, была не веч¬
ной. Время от времени ее прйходилось менять. Снимать
предварительно старую долго и хлопотно. Не проще ли уло¬
жить новый «мост» поверх первого? Третий — на второй,
пятый — на четвертый, и так далее... Так новгородцы и по¬
ступали в течение примерно восьми веков, нарастив друг на
дружку двадцать восемь слоев бревен, двадцать восемь ря¬
дов, или «ярусов», мостовой., А благодат¬
ная почва помешала всем им рассыпать¬
ся в прах даже за такое долгое время.
Углубившись в землю, археологи, к сво¬
ему удивлению и, если угодно, восторгу,
нашли колоссальную деревянную «эта¬
жерку» о двадцати восьми великанских
полках-ярусах, какой вы не увидите,
думается, больше нигде в мире.
Этот рассказ может показаться
странным. Как так? Плахи, из которых
выложены мостовые, достигают в тол¬
щину где тридцати, а где и сорока сан¬
тиметров. Двадцать восемь рядов таких
бревен должны были составить гигант¬
скую, десятиметровой высоты, поленни¬
цу. Значит, ее верхние ряды проходили
выше крыш низеньких новгородских до¬
миков? Значит, люди ездили по улице,
словно по странной деревянной насыпи?
Так случилось бы, если бы в любом
живом человеческом поселении не нара¬
стали все время и по всей его поверхно¬
сти новые слои почвы. За счет чего? За
счет всевозможных отбросов — хозяйст¬
венного и строительного мусора, соло¬
мы, навоза, щепы, золы, угля, битого
кирпича — всего того, что человек при¬
возит в город и очень редко вывозит из
него. Не легко поверить, что в Новгоро¬
де есть места, где лопата не берет зем¬
лю, где машины прыгают, как на пру¬
жинном матраце: на метры и метры вся
Модель деревянного
здания, найденная
в 24-м ярусе, на ру¬
беже X—XI веков.
45

Металлическая фи¬
гурка «Человек на
столбике». Найдена
в 19-м ярусе, слое
XII века.
почва тут состоит из слежавшейся дре¬
весной массы. Ведь дерево здесь почти
не гниет! Вот почему улица с ее много¬
слойной мостовой не вспучивалась над
окружающими участками. Весь город
поднимался из года в год вместе с ней,
подминая под себя старые пожарища,
пустыри, брошенные усадьбы, фундамен¬
ты домов, свалки, целые кварталы со
всем, что на них и внутри них остава¬
лось от недавнего прошлого. Если разре¬
зать как бы огромным ножом новгород¬
скую землю, перед нами явится нечто
вроде грандиозного слоеного пирога,
в котором слои начинки обозначены чет¬
кими границами деревянных ярусов мо¬
стовых. При этом — очень важно! —
одну мостовую от другой отделяет не
только определенное число сантиметров
или дециметров. Они отстоят друг от
друга еще и на двадцать пять примерно
лет каждая. Удивительная «этажерка»
построена не только в пространстве, но и во времени: мосто¬
вые чинились приблизительно четыре раза в столетие.
Подумайте сами, почему это важно. Всюду и везде архео¬
логам стоит немалого труда стратиграфически прослеживать
земные слои, разнося по ним свои находки, чтобы их дати¬
ровать. Тут же все находки как бы заранее разложены по
совершенно четким деревянным полкам удивительного стел¬
лажа; если на полках и не написано «XIV век», «XII век» —
не беда! По целому ряду признаков определить время ока¬
зывается вполне возможным.
Вот, роясь в земле Неревского конца древнего Новгоро¬
да, археологи вскрыли на большом протяжении двенадцатый
сверху слой мостовых, дошли, по их выражению, до две¬
надцатого яруса. Что встретилось им тут?
Каждый взмах лопаты открывает следы огненного бед¬
ствия, огромного пожара. Бревна погребенных в земле по¬
строек кажутся громадными головешками; между ними —
груды золы, жженого, почерневшего камня и кирпича, опа¬
ленного злым пламенем, россыпь обугленного зерна, где —
ржаного, где — ячменного или просяного. Даже сама мо¬
стовая на перекрестке двух древних улиц, Великой и Хо¬
лопьей, напоминает остатки гигантского костра. Из двадцати
46

четырех построек, расположенных тут когда-то, двадцать
одна сгорела дотла. Что же это была за стихийная катастро¬
фа, отчего и когда она приключилась?
Все археологические приметы указывают на самое начало
второй половины XIII века: как раз в это время составля¬
лась в Новгороде первая его летопись. И вот что стоит там
под датой 6775, то есть 1267 года:
«По грехам нашим загореся на Кузьмодемьяне улицы
месяца майя, в 23, перед вечернею, и погоре весь конец
Неревскый. О горе, братье, толь лют пожар, яко и по воде
огонь хожаше и много товара погоре на Волхове в лодьях
и неколико голов сгоре и одинном часе все погоре; и мнози
от того разбогатеша, а инеи обнищаша мнозе».
Те бревна-головешки, которые сегодня археологи извле¬
кают из-под многометровой толщи земли, пылали шестьсот
девяносто лет назад. Именно тогда тлело и дымилось это
зерно, кто-то выволок из сарая и в страхе бросил одну бего¬
вую лыжу, спинку кресла... Из мастерской богатого ювелира
вытаскивали на двор, роняли на землю стеклянные брасле¬
ты, куски янтаря, слитки меди, ремесленные весы... В сума¬
тохе обронили даже большую ценность — золотую печать
XII века: хозяин, очевидно, держал ее у себя уже не в ка¬
честве печати, а как слиток золота. Кричали люди, плакали
дети, носились над клубами дыма галки и голуби...
Почти семь столетий об этом бедствии нам рассказывали
только скупые строки летописи, да и их свидетельству мы не
могли поверить. А теперь мы ступаем на ту самую опален*
ную огнем мостовую, держим в руках ту самую чашку ве¬
сов, которая упала на горячую землю 23 мая 1267 года после
начала вечерни. Археология говорит: «Летописец сказал
правду». Летопись подтверждает: «Археология — точная
наука». Можно ли желать лучшего примера их полного со¬
гласия?
СЕВЕРНЫЙ ПАПИРУС
Наши предки писали на пергаменте, потом на бумаге.
Эти материалы боятся влаги и огня, а того и другого у нас
всегда было слишком много: что не истлело, то сгорело
в пламени непрерывных пожаров деревянных городов и сел.
Сохранилось сравнительно немногое, тщательно сбереженное
для потомства. Это немногое давно найдено, взято на учет,
изучено. В начале XX века стало бесспорным: на какие-ни¬
47

будь мало-мальски существенные находки новых древних до¬
кументов у нас рассчитывать нечего, и уж во всяком случае
их сделают не археологи, а архивариусы.
Более того, создалось представление, будто средневеко¬
вая Русь и вообще-то была страной совершенно безграмот¬
ной. Кто там писал и что? Горсточка грамотеев монахов и
писцов и только важные, специальные документы. Народ се¬
го художества не разумел: грамота была ему и не нужна и
недоступна; пергамент стоил дорого, бумага появилась не
ранее XIV века и стоила не дешевле.
Правда, с некоторых пор мнение это поколебалось. По¬
правки в него стали вносить именно археологи. На стенах и
столпах храма Святой Софии в том же Новгороде заметили
кое-как нацарапанные надписи далеко не духовного содер¬
жания; делали их, конечно, не благочестивые монахи, а от¬
носились они явно к X веку. В 1949 году под Смоленском,
в Гнездове, нашли в кургане осколки глиняной посудины;
на ней было написано то ли «горухща» (горчица), то ли
«зерна горушна» (горчичные). Это свидетельствовало не
только о том, что сам гончар был грамотен; очевидно, гра¬
мотными быцалц и покупатели его товара: зачем бы иначе
он стал снабжать свою корчагу такой хозяйственной эти¬
кеткой? Кое-кто высказывал предположение, что древняя
Русь могла делать короткие записи на всяких бирках, до¬
щечках, древесной коре. В этом не было ничего неправдо¬
подобного: во-первых, даже в XVIII веке в сибирской глуши
иной раз заменяли бумагу кусками бересты; во-вторых, кора
деревьев и у других народов использовалась для письма: не¬
даром латинское слово «либер» (книга) первоначально
означало «лыко», «древесная кора». Однако все это были
только предположения, не более.
Так или иначе, начиная после Великой Отечественной
войны грандиозные раскопки в Новгороде, археологи, между
прочим, имели в виду и такую возможность: если и были
где-либо шансы обнаружить что-нибудь подобное, так, ко¬
нечно, здесь, в этой влажной древней земле; потемневшие
катышки бересты XII, XI, X веков попадались в раскопках
буквально на каждом шагу. Как знать, может быть, пусть
не первый и не второй из них... сотый или сто первый несет
на себе какую-нибудь запись?..
Но много ли надежды было найти такую драгоценность?
В древнем Новгороде бересту драли в течение чуть ли не
тысячелетия поминутно и на всякую потребу. Миллионы ее
полосок оставались под поленницами березовых дров; ее
48

остатки целыми грудами копились всюду, где из нее плели
туеса, кузова, коробья, кошелки. Пастушата скручивали из
бересты свои гулкие рожки; в каждой семье вместо ночных
туфель носили, как носят кое-где и сейчас, «ходаки», нечто
вроде берестяных ботиков для хождения по дому. Из той
же бересты, наконец, многочисленные рыбаки Волхова и
Ильменя испокон веков готовили поплавки для своих нево¬
дов и мережей *.
От всех поделок оставались обрезки, они падали на зем¬
лю, скручивались спиральками, уходили постепенно вглубь
на вечное сохранение. Теперь лопата археолога выбрасывает
их снова наверх. На каждом из этих кусочков неведомая ру¬
ка могла шестьсот, семьсот, восемьсот лет назад нацарапать
несколько букв. Пойди вылови из тысячи обрывков именно
этот единственный!
С конца тридцатых годов ученые начали приглядывать¬
ся к берестяным свиточкам, разворачивать и обследовать их.
Напрасно!..
В 1948 году произошел переполох, ложная тревога: поме¬
рещилось, что на одном куске проступают какие-то буквы.
Несколько минут спустя радостная паника кончилась: прос¬
тые трещины, только и всего! И прошло еще долгих три
года...
Шел июль 1951-го...
В четверг, 26-го числа, в раскопе началось волне¬
ние; сотрудница экспедиции Н. Ф. Акулова развернула
очередной кусок бересты, и... Да, буквы... Буквы!.. Не¬
ужели?!.
Вообразите себе эту торжественную минуту. Все кидают¬
ся к счастливице. Мобилизуются самые зоркие. Кто-то дро¬
жащими руками нацепляет очки, кто-то кричит: «Лупу! Дай¬
те лупу!» И вот действительно буквы, нацарапанные чем-то
острым на тогда еще мягком слое коры, самые настоящие,
знакомые каждому, кто имел дело со старорусскими руко¬
писями, церковнославянские буквы. Они еле видны, они
точно щурятся от солнца. Но они складываются в слова, сло¬
ва сцепляются во фразы.
«Рафанова села шло позему дару 30 бел без дво а с ва-
биных села 30 бел...»
Можно поверить А. В. Арциховскому: не одно сердце
* В древнем Новгороде много бересты шло еще на изоляцию водо¬
отводных труб, канализации. При этом обрезки ее, конечно, закапывались
вместе с самими трубами.
4 Л. Успенский, К. Шнейдер
49

дрогнуло! «Впечатление было потрясающее. Казалось, из-под
зе*мли раздались живые голоса древних новгородцев» *.
Теперь все зависело от одного — единственный ли это
случай или за первой последуют другие находки?
И вот 27-го числа были*найдены еще два «писаных» от¬
рывка бересты, за ними еще и еще... За 1951 год их появи¬
лось десять, в следующем году эта цифра доросла до восьми¬
десяти трех, а весной 1956 года А. В. Арциховский, доклады¬
вая на конференции археологов о новгородских работах,
назвал уже огромную цифру — сто девяносто че¬
тыре берестяные грамоты. «Их число, — так примерно ска¬
зал Артемии Владимирович, — может быть увеличено до
любой наперед заданной меры. Мы можем принимать, так
сказать, заказы на сотни и тысячи грамот».
Сказано смело, но ведь так оно и есть.
Произошло событие, по сути дела, неслыханное в лето¬
писях археологической науки — русской, во всяком случае.
Его можно сравнить разве что с находкой библиотеки царя
Ашурбанипала в Ниневии, да и то с оговоркой: ассириологи
заранее знали, что все развалины Междуречья набиты кли¬
нописными табличками; наши ученые не имели представле¬
ния о числе и распространенности берестяных грамот. В их
глазах эти грамоты буквально перевернули древний русский
мир.
•ОТ БОРИСА КО НОСТАСИИ»
Раскоп в Неревском конце на Софийской стороне Нов¬
города, на пустыре между нынешними улицами Декабристов
и Дмитриевской, разбит его хозяевами-археологами на во¬
семьсот с лишним двухметровых квадратов. Любая найден¬
ная вещь — хрустальная бусинка или половинка скорлупы
грецкого ореха, безразлично, — нумеруется по своему квад¬
рату. Помечается в ее паспорте и глубина, на которой она
лежала, определенная не на глаз, а по нивелиру.
В квадрате № 101, на уровне 6-го яруса мостовых, —
а значит, на рубеже XIV и XV столетий — в стороне от
построек и была найдена грамота № 43.
Осторожно, с соблюдением сложных правил и процедур,
развернули клочок бересты, сфотографировали. Но фотоап¬
парат упускает важные детали: мятая поверхность с разных
* «Труды Новгородской археологической экспедиции», вып. 1-й,
стр. 14.
50

точек зрения выглядит по-разному; глаз видит на ней боль¬
ше. Поэтому к снимку приложена «прорись», точная копия,
сделанная от руки. Вот как она выглядит:
Прорись грамоты № 43.
Разобрать написанное не легко: наши предки не знали
знаков препинания, не прибегали к прописным литерам,
а, пишучи по бересте, упрощали и строчные — сложных н
плавных кривых на ней не воспроизведешь.
Грамотка в руках палеографа, специалиста по древнему
письму. Что скажет он о ней?
Вот буква «а», повторенная десять раз. Всюду левая нож¬
ка ее имеет форму узкой петли, острой внизу, срезанной ввер¬
ху. Палеография знает: так писали «а» именно в XIV веке.
«Животик» буквы «р» угловат, квадратен; это опять-таки
признак того же столетия: раньше и позже «р» выглядело
иначе. Буква «д» менее характерна для этого времени, зато
она встречается всегда на бересте: тут ее было легче писать
такую. Очевидно, данные палеографии и стратиграфии под¬
тверждают друг друга; перед нами или самый конец XIV ве¬
ка, или начало XV. В Москве княжит Василий I, сын Дон¬
ского; Новгородом правит посаднический род Онцифоро-
вичей; каменный дом Юрия Онцифоровича как раз в это
время только что построен в сотне метров к югу по Великой
улице; удивленные люди называют его «чуден двор». А во¬
круг поблизости разбросаны деревянные усадьбы, службы,
частоколы... Тут-то и обронила чья-то небрежная рука испи¬
санный клочок бересты, в будущем «грамоту № 43», а тогда
простую, мирную записку от мужа к жене.
«От Бориса ко Ностасии. Како приде ся грамота, тако
4*
51

пришли ми цоловека на жерепце, зане ми здесе дел много.
Да пришли сороцицю, с'ороцицю забыле».
Что скажете вы по поводу этого письма? Все в нем так
просто и жизненно, все кажется таким человечным и понят¬
ным, что не веришь бездне в шесть столетий, лежащей между
этой супружеской парой и нами.
Состоятельный новгородский гражданин уехал куда-то
за город. У него там «много дел» («Во все времена, — фи¬
лософски замечает профессор Арциховский, — мужья жа¬
луются женам на свою занятость делами!»). В спешке он
забыл захватить рубашку и просит теперь жену прислать ее
с конным человеком. Видно, у него немало слуг: не пришли
мне Ивана или Петра; пришли мне вообще «цоловека», лю¬
бого. Видимо, его Настасья грамотна: не умей она читать, он
велел бы передать поручение устно; не искать же ей гра¬
мотея!
Трудно сказать, что вычитала эта Настасьюшка из муж¬
ниного «береста»; мы, больше полтысячи лет спустя, вычи¬
тываем из него очень многое. Его прортота овеяна высокой
поэзией времени: ведь «ся грамотка» пришла к нам откуда?
Из-за плечей Ивана Грозного, почти что из времен Куликов¬
ской битвы...
Но случаю этого показалось мало, и он поразил нас еще
одним, уже драматическим, сюрпризом.
В коллекции «берест», добытых новгородской экспедицией,
есть узкий длинный лоскуток. Он найден, так сказать, «вне
ярусов»: грубая лопата землекопа-канавщика перебросила
его откуда-то в осушительный ров XVII века. Однако палео¬
графические данные говорят ясно: это тот же самый рубеж
XIV—XV веков, то же время. Что написано в этой «грамо¬
те № 49»?
«•Поклон от Ностасьи к господину, к моей братьи. У мене
Бориса в животе нет. Как се, господо, мною попецалуете и
моими детьми...»
Предыдущее письмо найдено в квадрате 101, это —
в 241. Расстояние по прямой между ними двадцать семь
метров. Кто же усомнится: это те же люди, та же пара суп¬
ругов: немыслимо, чтобы совпали и место, и время, и оба
имени; уже то, что оба письма попали к нам в руки — ред¬
чайший случай. А вот уже Настасья извещает родных («бра¬
тью») о кончине ее деловитого хозяина. Она очень расстрое¬
на: она пропустила в третьем предложении слова «...бересто
полуците»; может быть, поэтому испорченный черновичок и
не был отправлен из Борисова дома... На пространстве двух
52

десятков метров развернулась и закончилась перед нами дра¬
ма семьи с ее повседневными делами и заботами, с добрыми
и скорбными чувствами, понятными каждому, с печальным
концом. Прошло шесть столетий, но и нам сейчас, прочитав
эти скупые строки, впору «попецаловать» с Настасьею и ее
детьми. И весь этот красочный узелок жизни воскрешен,
сохранен высоким искусством археологов.
«НЕВЕЖА ПИСА-.»
Вот еще одна грамотка, на радость читателям. Нашли ее
в квадрате 249, то есть на четырнадцать метров южнее пре¬
дыдущего траурного письма. Это «бересто» лежало прямо
на плахах мостовой, притоптанное к ее поверхности* напи¬
сано оно было на рубеже XIII и XIV веков: между ним и
предыдущим письмом целое столетие во времени.
На берестяном обрывке небрежно начирканы две строч¬
ки. Вглядитесь в них; сомнительно, чтобы вы уловили их
смысл.
Даже если переписать все нашими современными буква¬
ми, положение не облегчается.
Н ВЖПСНДМКЗАТСи,Т
е Я И А Е У А А А X О ЕИ А
Перед вами шифр — наивный, несложный, но все же
шифр, явно изобретенный мальчуганами-школярами тех
дней. Записку надо читать «зигзагом», перескакивая с верх¬
ней строчки на нижнюю и обратно — тогда все разъяс¬
няется.
ИЕВ Жя ПиСд НЕДуМА КдЗд А хт0 сЕ цитА
Дальше все оборвано.
Проще простого представить себе, что произошло. Шесть¬
сот пятьдесят лет назад по Великой улице шла шумная
ватага «невеж» и «недум», тогдашних школьников, малолет¬
них грамотеев. Один решил подшутить над менее бойким
товарищем. Вот он царапает по бересте небрежно, но доволь¬
но грамотно ехидную фразу-дразнилку, из тех, что во все
века на устах у шалунов. Вот он коварно подсовывает ее
своему другу, и тот, доверчиво прочитав, натыкается в кон¬
це на какое-то далеко не почтительное выражение по адресу
читателя. Мы не знаем, что это был за эпитет, — обижен-
53

ныи оторвал его и с досадой
швырнул клочок бересты в грязь.
Но ни он, ни его задира прия¬
тель не ведали, не гадали, что
через шесть с половиной веков
записка эта попадет на рабочий
стол археолога Арциховского,
под его сложные лупы и аппа¬
раты; что ее напечатают в книге,
над ней будут размышлять язы¬
коведы, ее начнут исследовать
палеографы.
Значит, даже маленькие нов¬
городцы умели читать и писать?
Может быть, они ходили в шко¬
лу? Да, видимо, ходили. Вот
перед нами явный очевидец
древней учебы — плоская мож¬
жевеловая дощечка в восемна¬
дцать сантиметров длиной и
семь шириной, найденная в нов¬
городских раскопках. Дощечка
сверху срезана треугольником,
внизу торцом. В верхней части
на ней написаны в строго алфа¬
витном порядке все тридцать
шесть букв славянской азбуки,
начиная от «а» и кончая «юсом»,
означавшим уже звук «я». Дер¬
жа это учебное пособие в левой
руке за нижнюю часть — руко¬
ятку, удобно было списывать
с нее буквы для упражнения.
В другом месте найден и инструмент для писания на бе¬
ресте — заостренная, изогнутая, до блеска отполированная
костяная палочка с ушком для подвешивания к поясу.
Может быть, такая именно палочка висела на ремешке,
подпоясывавшем рубашонку маленького Онфима, от которо¬
го до нас дошла, хоть и в разрозненном виде, чуть ли не
целая его берестяная тетрадь. Правда, это тетрадь довольно
своеобразная: первую ее страничку представляет донышко
берестяного туеска. На перекрещенных полосках бересты
мальчик усердно в строгом порядке выписывал буквы алфа¬
вита, упражняясь на свободных местах в начертании самых
Деревянная азбука рубежа
XIII — XIV веков.
54

трудных букв — скажем, того же «юса». Вот что-то вроде
диктовки, и не очень удачной: маленький писец, то ли^недо-
слышав, то ли не поняв, вместо священного текста настрочил
абракадабру из несвязных слов. Наверное, он просто устал,
ему надоело: под начатой работой он нарисовал целую ше¬
ренгу смешных человечков с граблеобразными руками, ка¬
ких и сейчас рисуют наши ребята. Да и вообще, кажется,
Онфим был больше художником, чем прилежным школьни¬
ком: на оборотной стороне того же донышка он изобразил
страшное чудовище на четырех ногах с хвостом-закорючкой,
зверской мордой и жалом змеи. «Я зверь», — написал он
поперек этого страшилища, как бы от его лица. Но тут же
рядом, в особом прямоугольничке, ему пришло в голову на¬
строчить поклон от Онфима ко Даниле. Кто его знает, может
быть, он посла л эту своеобразную «открытку» своему соседу
по тогдашней парте и начал письмо теми же вежливыми
словами, какими начинали свои письма взрослые? Так или
иначе, благодаря этой вежливости мы с вами узнали имя
маленького грамотея.
Кстати, сколько ему могло быть лет? Профессор Арци-
ховский уверен, что не больше пяти-шести. Его убеждают
в этом, во-первых, сами рисунки парнишки (на руках у че¬
ловечков пальцев то три, то четыре, то пять), а во-вторых,
древние летописи, в которых говорится о совсем маленьких
детях, уже умевших читать часослов и зубривших наизусть
молитвы.
Шесть лет! Разве удивительно, что такому малышу до
смерти надоедали буквы и молитвы и он, отложив эти забо¬
ты в сторону, с упоением рисовал всадника, заарканившего
и свалившего наземь врага, и ставил рядом свое собственное
имя — Онфим? Удивительно другое: благодаря этим кусоч¬
кам полуистлевшей бересты мы не только узнали имя маль¬
чика, но смогли заглянуть ему в душу, понять его мысли,
чувства и настроения.
Письма, которые мы только что получили из далекого
прошлого, трепещут всеми красками жизни. Но чем и поче¬
му они важны для науки? Что делает их научной сенсацией?
Их опубликовано сотни две или три, найдено уже много
больше. И все эти грамоты, от первой до последней, дают
в руки ученых — археологов и историков совершенно новый,
неведомый доныне материал. «Разве? — скажете вы. —
А что же, до этого мы были уж так бедны другими, пусть
55

«Поклон от Онфима ко Даниле».
не берестяными, древними документами? Чем эти новые
лучше старых, давно известных?»
Древних рукописей, начиная с XI века, собрано у нас
немало. Но что это за рукописи? Почти все они были книга-

ми церковного содержания, переведенными на русский g дру¬
гих языков. Два или три старых справочника, напоминаю¬
щих по замыслу наши нынешние энциклопедии, трактовали
вопросы, очень далекие от народной жизни. «Рубин цветом
красен... Говорят, его ищут не днем, а ночью... Когда его
носят, он светится сквозь любую одежду, чем его ни за¬
крой...» («Изборник Святослава», 1073 год). Или: «Есть пти¬
ца алконост... Птенцы ее выводятся зимою, и когда почует,
что им время вылупляться из яиц, берет она яйца, несет на
середину моря и опускает в глубину. Море в тот час сильно
волнуется и бьется о берег...» («Матица Златая», X век). Из
такого рода сказок не вынесешь представления о русской
действительности средних веков.
Дошло до нас несколько списков летописей; одна книга
содержит в себе знаменитый юридический памятник Киев¬
ской Руси, «Русскую правду». Но везде в них, как и в гра¬
мотах, известных нам с XIII века, как в челобитных и дар¬
ственных, мы встречаем не разговорный язык, а особую,
книжную или деловую, чиновничью речь. Да и содержание
их своеобразно: из них не узнать, чем дышал, что делал
у себя дома, о чем тревожился, чему радовался и огорчался
средний русич — смерд и холоп, воин и ремесленник, бро¬
дячий торговец или простой гражданин. Тем более ничего
не говорят они о жизни женщин того, времени; даже самые
имена женщин тех дней остались нам неведомыми, за исклю¬
чением двух-трех высокорожденных княгинь и княжен.
А берестяные грамоты Новгорода в большинстве своем —
частные письма, написанные самыми разнообразными людь¬
ми и по всевозможным поводам, нередко наспех, на ходу,
в самой гуще жизни. Они ввергают нас в самый бурный
поток ее.
«Поклон от Смешка Фомы к Есифу. Что позвал тебя
Сава, зде суду несть». Это деловая записка: Сава подал на
Есифа в суд, а Есифов друг, Фома, наведя справки, с ра¬
достью сообщает, что этот суд не состоится. А вот приказчик
крупного землевладельца робко испрашивает у него хозяй¬
ских распоряжений: «Поклон от Михайлы к осподину сво¬
ему Тимофею. Земля готова, надобе семена. Пришли, оспо-
дине, цоловек сполста, а мы не смеем имать ржи без тво¬
его слова».
Человек судится с «немцем» из-за коня и вызывает по
делу свидетеля. «Яков да Иван» решают между собою во¬
прос о серебре, которое один из них должен другому. Нов*-
городец со странным прозвищем Божба Михаль «во имя
57

отца и сына» завещает кому-то два рубля денег. Горожанин
именем Петр в волнении сообщает Марье — видимо, же¬
не, — что он скосил траву на пожне, но «озеричи» (очевид:
но, жители деревни Озерки) у него «то сено отъяли», Петр
просит, чтобы жена «списала список» с купчей грамоты и
прислала ему эту копию «разумно». А рядом мы видим пе¬
речень ловчих птиц, составленный сокольничим какого-то
боярина. А вот некто Терентий, воин новгородской рати,
сидя «добр здоров на Ярославля», извещает некоего Миха-
ля, что угличские ладьи у Ярославля вмерзли в лед. А бе¬
зыменный заимодавец доверяет другому лицу получить
с Тимоши большую по тем временам сумму — одиннадцать
гривен — и попутно забрать «у Воицина шурина» конскую
сбрую — расписной хомут, и вожжи, и оголовье (узду), и по¬
пону. Жизнь во всей ее пестроте, с безыскусственной речью,
изобилующей чисто новгородскими неправильностями, с обы¬
денной терминологией ремесленников и крестьян, с названия¬
ми ходовых мер, весов, инструментов, утвари, степеней род¬
ства, с формулами вежливых и подобострастных обращений
является нам в своем обычном течении. До нас долетают
звуки имен, которых мы никогда не слыхали. Нам становят¬
ся понятны обычаи, доныне неизвестные. Старые сведения,
взятые из летописей, или подтверждаются, или пополняются
свидетельством очевидцев. И, наконец, проясняется многое
в наших широких, общих представлениях о великой Новго¬
родской республике. Еще недавно историки изображали
Новгород республикой купцов, административным и торго¬
вым центром, который ничего не производил сам и которым
управляли богатейшие «торговые гости». Выходило, будто
среди других городов средневековья, объединявших прежде
всего людей ремесла, мастеров-производителей, он был един¬
ственным исключением, «уродом в семье».
Теперь доказано, что это досужие выдумки. Правили Нов¬
городом не «богатые гости», а земельные собственники —
феодалы. Основную часть его населения составляли не тор¬
говцы, а, как и повсюду, кустари-ремесленники. Новгород
не исключение: он еще одно подтверждение великих зако¬
нов развития общества.
Вывод этот основан на тысячах и десятках тысяч заме¬
чательных находок, на множестве следов разнообразных ма¬
стерских, найденных под землей. Тут открыты и сапожные,
и кожевенные с бесчисленными обрезками кожи всех сор¬
тов, и портняжные, и ювелирные, и всякие другие мастер¬
ские. Найдено оборудование многих производств — от куз-
58

нечных клещей и зубил до частей разнообразных станков и
несложных механизмов. Берестяные грамоты, разумеется,
только еще раз подтверждают вывод археологов. Спорам
положен конец.
Можно сказать поэтому: три основных открытия полу¬
чены от больших советских раскопок в Новгороде. Открыты
древние мостовые (а рядом с ними сложная система
очень совершенной городской канализации из деревянных
труб). Благодаря этому удалось добиться небывалой, до
четверти века, точности в хронологических расчетах. Най¬
дены берестяные грамоты, и это открыло нам целый мир
древней жизни. Наново перестроены представления о самом
Новгороде, о его государственном устройстве, его хозяйстве,
его значении и роли в истории.
Разумеется, решить этот вопрос позволили не только
плахи деревянных уличных настилов, не одни лишь разоб¬
ранные письмена «берест». Посчастливилось добыть из-под
земли богатейший музей древностей, составить неслыханно
обильную коллекцию вещей, которых до этого не видел ни¬
кто. Обо всем не расскажешь в коротком очерке, но кое-что
любопытное показать хочется.
ГОВОРЯТ ВЕЩИ
Среди других, порою очень ценных, вещей, наряду с тя¬
желыми золотыми печатями, рядом с серебряными монетами
Востока и Запада в коллекциях Новгородской экспедиции
вы можете наткнуться на странную драгоценность: почер¬
невшие целые или ломаные скорлупки обыкновенных грец¬
ких орехов. Иногда встречается и шелуха миндальных зе¬
рен. Чего ради хранят этот мусор?
А .вот подите же: археологи сумели заставить говорить
и орехи.
Вот табличка:
Век
находки
Найдено:
орехов
миндаля
X ...
11
1
XI ...
77
2
XII . . .
36
1
XIII . . .
4
Нет
XIV . . .
3
Нет
59

Что это значит? Почему число орехов сначала растет, по¬
том падает?
Грецкие орехи и миндаль на берегах Ильмень-озера не
родятся; в Новгород их привозили всегда с далекого юга по
волжскому или днепровскому водным путям, а то караван¬
ными дорогами через степи. В XI столетии степь «контроли¬
ровали» русичи: даже на Керченском проливе сидел тмута-
раканский князь Олег. Караваны шли свободно: вкусными
орехами лакомились и на Неревском конце.
Но вот положение изменилось: степями овладели сначала
половцы, затем татары. Торговля с югом пошла на убыль,
а затем и вовсе кончилась. И точно так же, как с бусами
и браслетами, мировое событие отозвалось на всем, вплоть
до состава новгородского мусора, выметаемого из изб. При¬
шлось забыть о лакомствах Ирана, Кавказа, Средней Азии,
Крыма. Ореховая скорлупа перестала падать на северную
землю. И мы теперь почти не находим ее в слоях XIII века.
Как видите, археологии важны иногда не только наход¬
ки, но и верное объяснение отсутствия их. Правило: «На нет
и суда нет», — тут не всегда действительно. Пожалуй, еще
лучше видно это на следующем примере.
Разбив окончательно башмак, человек выбрасывает его
вон. Во всяком случае, так поступали, когда еще не изобре¬
ли столярного клея, который варят из кожаного старья. Ста¬
новится понятным поэтому, что в новгородских раскопках
найдено множество, более ста тысяч, опорок и их частей.
Еще небрежней поступал русский народ с лаптями-«отопка*
ми»: от них проку ни на грош.
Но не странно ли: за двадцать восемь лет упорной работы
в Новгороде археологам только раз один повезло — они
наткнулись на старый лапоть. На один-единственный! А ведь
лыко, как и береста, отлично сохраняется в новгородской
земле, в виде кусков и различных поделок оно встречается
нередко. Куда же делись старинные лапти?
Очень просто: их тут вовсе не было. Их не носили. Нов¬
городцы были значительно состоятельней жителей других
древнерусских городов. Их обувью были обычно своеобраз¬
ные кожаные туфли: они попадаются при раскопках доволь¬
но часто, даже целые.
Однако бывает и так, что вчерашнее твердое «нет» архео¬
логия сегодня заменяет уверенным «есть, конечно!».
На старинных иконах можно видеть изображения воинов
в своеобразных «пластинчатых» панцирях. Такой панцирь
60

состоит, не из колечек, образующих сетку-кольчугу, а из
хитро пригнанных одна к другой пластинок стали.
Иконы эти издавна признавались у нас подражанием
иноземным, византийским образцам. Основание? Указывали
на то, что у нас нигде не обнаружены такие совершенные
пластинчатые доспехи. Очевидно, их просто не знали, и спи¬
сывать с натуры художники-богомазы их не могли. Значит,
это копии? Доказать противное было трудно: всюду на Руси
встречались в земле только кольчуги и их части. Но значило
ли это, что пластинчатых панцирей не было? Нет, оказа¬
лось, что их просто плохо искали.
Недавно в том же Неревском конце, буквально в несколь¬
ких метрах от места, где лежало письмо «Бориса ко Носта-
сии», но только на другом ярусе мостовых, внутри обгорев¬
шего сруба был найден кожаный фартук с нашитыми по
нему тремя сотнями стальных пластинок. Это самый настоя¬
щий «пластинчатый» доспех, точно такой, какие мы видим
на древних изображениях. Он гибок и удобен: у каждой
стальной пластинки верхний край прямой, нижний — дуго¬
образный; одна пластинка перекрывает другую без зазора
и не препятствует движениям. Это тонкая и умелая работа.
Совершенно очевидно, что такие латы и изготовлялись и
применялись на Руси. Наши иконописцы ничего не фантази¬
ровали и не копировали: они рисовали с натуры именно то,
с чем их сталкивала жизнь.
Едва ли не труднее всего нам теперь представить себе
людей такого сурового и далекого прошлого, буйную «воль¬
ницу» Новгорода, его могучих «ушкуйников», занятыми ка¬
ким-нибудь развлечением, кроме кулачного боя, какой-ни¬
будь игрой. Летописи и княжеские грамоты об этом молчат.
Но археология доносит до нас и отдаленный гул тогдашних
игрищ.
Вот кожаная маска с прорезями для глаз и рта; судя по
ее широкой ухмылке, это не злодей, а весельчак-скоморох.
Вот десятки прочно пошитых, набитых льняной «кострикой»
кожаных мячей, пригодных для игры в лапту или во что-то
вроде нынешнего хоккея. А вот и еще более интересные на^
ходки — шахматные фигурки: ферзи, ладьи, пешки... Во¬
образите себе Садко — богатого гостя, делающего мат Мор¬
скому царю, или Василия Буслаевича, гоняющего на волхов¬
ском льду мячи с Гаврилой Олексичем, героем Невской
битвы!
Да, наши предки могли быть не только суровыми воина¬
ми^ но и весельчаками, шутниками, острословами.,'На одну
61

Основатели Новгорода совершают жертвоприношение.
шутку школьников мы уже наткнулись, говоря о «невеже»
и «недуме». А как вы расцените такой древний курьез?
Установлено: в Новгороде жила состоятельная семья,
скорее всего землевладельцев (но, возможно, и торговцев
рыбой), состоявшая из отца и четырех сыновей молодец
к молодцу. Видимо, старика звали Линь; это не странно,
древняя Русь пользовалась в качестве имен почти всеми
существительными. Что же до сыновей, то их величали так:
Окунь Линев,	Ерш Линев
Сом Линев,	и даже Судак Линев.
62

Не семья, живорыбный судок какой-то! Видимо, старый
Линь был зубастым шутником.
Новгородцы внимательно следили за своей внешностью:
раскопки дают нам такое множество гребней и гребенок, что
создается впечатление — их носил с собой буквально
каждый.
И, видимо, русская борода еще не стала такой обязатель¬
ной, как впоследствии в Московской Руси: во всяком случае,
бритвы в форме рыбки попадаются тут нередко, и по свиде¬
тельству археологов, качеству их могут, пожалуй, позавидо¬
вать наши «безопасные» лезвия, — извлеченная через шесть-
семь веков из земли и слегка направленная, бритва-рыбка
великолепно бреет бороду в XX столетии!
У ИСТОКА ВРЕМЕН
Археологи-новгородцы настойчиво разгадывают загадки
земли, пробиваются сквозь препятствия, которые она ставит
на их пути. Мы уже видели в общих чертах, чего им удалось
добиться. И все-таки хочется кончить этот рассказ упоми¬
нанием об одной находке, может быть более всех других
овеянной суровой и задумчивой поэзией глубокой древности
нашего народа.
Ученые в Неревском раскопе сняли все 28 ярусов жизни
Новгорода. Под последней мостовой залегает первозданная
почва, первый «материк». По нему ступали Рюрик и его
дружинники, если такие люди жили на земле. По нему мог
проходить легендарный старец Гостомысл. Это самое нача¬
ло X века.
Дно обнажилось. В нем видна яма, вырытая тут тогда,
в той самой первобытной почве. В яме лежат девять деревян¬
ных узорчатых чаш. Две — в центре, рядом с двумя глыба¬
ми пчелиного воска, семь — по широкой дуге вокруг. Чаши
не просто поставлены; они полуопрокинуты с таким расче¬
том, чтобы их содержимое пролилось на лоно матери-
земли. Что это значит? Что случилось здесь тысячелетие
назад?
Девять семей прибыли в те дни неведомо откуда
на пустынный берег Волхова, где еще не жил никто. Девять
родоначальников собрались на холме, осмотрелись, пореши¬
ли обосноваться ыа новом месте и для начала сотворили
важный, строгий и не слишком еще пышный обряд жертво¬
приношения богам этих мест. Может быть, то было утром.
€3

может быть, вечером. Рваные тучи закрывали рдяную зарю,
или светила луна; Волхов катил свои воды вниз, к Ладоге,
как катит их и сегодня. А высоко над его берегом вольный
ветер древности трепал белые бороды, седые кудри старых
дворохозяев... Они смотрели вдаль, но не могли ни за какой
далью увидеть нас. А мы отсюда видим их. У нас есть архео¬
логия.

МАТЬ ГОРОДОВ РУССКИХ
РАЗОРЕНИЕ БАТЫЕВО
Летом 1240 года далеко на севере, на холодной Неве,
князь новгородский Александр, совсем еще мальчик, наго¬
лову разгромил биргеровых * шведов. А через пять месяцев
после этого, когда на киевских холмах облетели с деревьев
последние листья, когда в Днепре вода похолодела и над
неоглядными степями смолкла перекличка перелетных птиц,
вместе с запахом дальних костров ветры донесли до города
черную весть: «Татары! Татары идут!..»
Все всполошилось вокруг. За широкую преграду Днепра
Славутича под защиту городской твердыни хлынуло множе¬
ство людей — русских и половцев, торков и берендичей,
сидевших с давних времен на киевских землях. Иноземные
гости — народ осторожный — стали закрывать, заколачи¬
вать свои лавки: некоторые уже тронулись водою на юг, кон¬
ными караванами на запад. Под высокими «комарами» Де¬
сятинной церкви поплыли клубы ладана: пели молебны, про¬
сили помощи у заступницы; рядом, в Златоверхом соборе,
* Биргер аф Бьельбо — шведский ярл (герцог), возглавляв¬
ший крестовый поход против Новгорода.
б Л. Успенский, К. Шнейдер
65

молились архистратигу небесных воинств архангелу Михаи¬
лу... Молитвы не помогли: враг, как саранча, тучей надви¬
нулся из-за Днепра, перешел реку и со всех сторон обложил
город.
Зори стали кровавыми от пыли и дыма. По ночам далеко
вокруг полыхало зарево несчетных костров. Жутко стало
глядеть на Днепр с городских валов.
«...И бе Батый у города, и отроци его обседяху град. И не
бе слышати от гласа скрипенья телег его, множества ре-
венья верблюд его и ржанья от гласа стад конь его. И бе
исполнена земля Русская ратных».
6 декабря, в Николин день, Бату-хан взял город присту¬
пом. Вслед за тем была полонена и подавлена вся Русь,
исключая самые дальние окраины. Три десятилетия спустя
на горькой чужбине, в далеком Владимире, спасшийся из
Печерской лавры архимандрит Серапион, став уже еписко¬
пом, с гневом и болью вспоминал черную годину:
«Тогда навел на нас бог народ немилостивый, народ же¬
стокий, народ безжалостный и к юной красоте, и к старче¬
ской немощи, и к младенчеству детей... Раарушены божьи
церкви, осквернены священные сосуды, потоптаны святыни;
кровию наших отцов и братьев, как обильными водами, на¬
питалась земля. Исчезло могущество князей и воевод; мно¬
жество братьев наших и чад уведено в тяжкий полон. Кра¬
сота наша погибе, богатство наше инем в корысть бысть...
Сёла наша лядиною проросташа и величьство наше сми¬
рнея...»
Серапион доживал век во Владимире, но был-то он ки¬
евлянином. Перед его глазами еще полыхало пламя великого
разорения. Он был его очевидцем.
Казалось бы, по таким свидетельствам, дошедшим до нас
в древних записях, по свежим воспоминаниям современни¬
ков можно во всей полноте восстановить картину катастро¬
фы. Как сомневаться в ней? Разве не ясно, что именно про¬
изошло в те дни на берегах Днепра? А вся предшествовав¬
шая история древнейшей- столицы русской? Ведь мы знаем
о ней из рассказов наших предков, обитателей Киева и его
строителей, и эти рассказы подтверждены свидетельством
современников-иностранцев. Как можно думать, что она не
известна нам?
От летописного начала Киева до его катастрофического
конца протекли не тысячелетия — всего триста или четыре¬
ста лет. Неужели народная память так коротка, что к исхо¬
ду этого периода она уже забыла его исток, а потом заму¬
66

тила и картину его завершения;? В XIII веке, когда над
Русью разразилась беда, Европа давно уже вышла из глухо¬
го средневекового мрака. В Италии строился Миланский
собор. Во Франции благочестивый король Людовик Святой
вел душеспасительные разговоры с кардиналом Жуанвилем,
под шумок прибирая к рукам владения тулузских графов.
Уже была подписана Великая хартия английских вольно¬
стей. Уже пять раз возвращались крестоносцы из Палести¬
ны. Кончились бесписьменные времена, когда историю заме¬
няли смутные предания и сказки. Никак нельзя допустить,
чтобы конец империи Рюриковичей прошел незамеченным
в западных странах: еще со дней Ярославовых между ними
и Киевской Русью установилась тесная связь.
Киев родился, Киев жил, Киев завершил историю древ¬
ней Руси страшным Батыевым разорением. Что же может
тут быть не ясно историкам?
Оказывается, ясно не все.
люди и истины
Сыр-бор загорелся еще в середине XIX века, когда вы¬
шла в свет знаменитая статья историка М. П. Погодина
«Запаска о древнем языке русском». Она наделала немало
шума.
Погодин не был специалистом языковедом, да и само
языкознание русское находилось еще далеко не на высоте.
Опираясь на неточное представление об истории двух близ¬
ких языков — русского (великоросского, как он писал) и
украинского (малорусского), — автор построил неожидан¬
ную теорию, лестную для одного из народов-братьев и уни¬
жающую другой. Согласно его рассуждениям получалось, что
жители современной Украины ни в какой степени не явля¬
ются потомками и наследниками киевлян времен Владимира
и Ярослава. Их прямыми преемниками, единственными
продолжателями их исторического дела Погодин предла¬
гал считать только северных русских, «великоросский
народ».
Батый, так примерно поворачивал дело Погодин, столь
безжалостно сокрушил Киевское государство, пронесся по
нему таким огненным вихрем, что оно просто перестало су¬
ществовать. Юг Руси совершенно обезлюдел. Жители По-
днепровья вынуждены были ч покинуть свою страну и уйти
в глухую дрему лесов северо-востока. Там, в верховьях Вол¬

ги и Оки, во второй раз, наново, заложили они краеуголь¬
ный камень русской истории. Киевские же земли остались
лежать безлюдной пустыней и долго, несколько столетий,
продолжали быть мертвым пространством, зоной смерти.
Только потом откуда-то с запада, от Карпат, пришел сюда
новый народ, родственный прежнему, но отличный от него,
со своим языком, со своими обычаями, нравами, традиция¬
ми. Эти-то пришельцы и были-де предками нынешних «мало¬
россиян».
Но ведь, если это верно, то «малороссы» (украинцы) не
потомки древних русичей. Это, так сказать, люди «без роду
и племени». Они никак не связаны с древней Русью; быль
Олега и Святослава, слава Никиты Кожемяки и позор Свя-
тополка Окаянного — не их слава и не их позор. Они не по
праву первородства сидят на земле наших отцов и дедов;
их нынешние земли лишь случайно достались им. Настоящи¬
ми же наследниками великих традиций прошлого, так учил
Погодин, являемся мы, великороссы. Это у нас, на нашем
Севере, до сих пор поются былины о богатырях Киева, дав¬
но забытые над Днепром. Это наш язык, а не «малорусский»
близок к речи «Слова о полку Игореве» и первых летопи¬
сей; мы хранители и продолжатели истории Руси, наследники
ее прав. А тогда выходит, что и сама Украина по праву
наша, и ее обитатели должны безропотно исправить ошибку
истории — слиться со своим старшим братом, русским на¬
родом, раствориться в нем.
Теорию Погодина в восторге подняли на щит не столько
ученые-историки, сколько политики «охранительного», вели¬
кодержавного направления. Им она пришлась по сердцу:
можно было на «научной основе» унижать украинский на¬
род, презрительно отрицать за ним право на собственную
культуру. Неприятно было, что рассуждениями Погодина за¬
нялись и поляки: раз украинцы «пришли с Запада», не яв¬
ляются ли они заблудшими сынами Польши? Но это не осо¬
бенно смущало: ведь и сама Польша была зажата в кулаке
«белого царя».
На Украине же домыслы Погодина и его последователей
вызывали бурю протестов. Украинские ученые сделали все,
что могли, чтобы опровергнуть погодинские бредни. Однако
у них в руках тоже не оказалось неопровержимых данных
ни из области языкознания, ни иа области истории. Вот по¬
чему, хватаясь в справедливом негодовании за первые по¬
павшиеся, чаще всего умозрительные, доказательства, про¬
тивники Погодина наделали не меньше ошибок, чем он сам.
68

Больше всего украинцы нападали на утверждение «вели¬
короссов», будто разгром Бату-хана привел к полному запу¬
стению киевских земель, к решительному уничтожению древ¬
него государства. «Где доказательства этому?» — спрашива¬
ли они. Летописец, правда, усердно вздыхает и сетует, но
интересно, что все картины катастрофы у него как-то аб-
страктны^ лишены живых деталей. Были пожары, а что
сгорело — не сказано. Истреблена тьма людей, но погиб¬
шие, кроме одного воеводы Дмитрия, не названы по имени.
Город сровнен с землей, но из всех его великолепных
зданий только про Десятинную церковь, в которой этот
Дмитрий засел, сказано, что она рухнула. О гибели других
сооружений пышной столицы — ни слова. Чем это объяс¬
нить?
А что, если это не прямые воспоминания очевидцев? Мо¬
жет быть, это картины, восстановленные много позже и
разукрашенные привычными образами несчастья, взятыми на¬
прокат из разных источников, до библии включительно? Ле¬
тописец хотел во что бы то ни стало разжалобить читате¬
ля, вот он и преувеличивал, по старым образцам, ужасы
штурма. «Земля пропиталась кровью», «враг не щадил ни
старых, ни малых», «поля поросли лесами», — да ведь так
всегда рассказывают о вражеских нашествиях! А на деле
ничего особенного не произошло. Разумеется, Киев постра¬
дал от Батыя, но немногим больше, чем от дружинников
Андрея Боголюбского за семьдесят лет до татар, или от
Рюрика Ростиславича в 1203 году, или при набеге половцев
в конце XI века. Он пострадал, но продолжал жить: ведь
в позднейших летописях там и здесь упоминаются то Пе¬
черская лавра, то княжеский дворец-замок. Имя Киева не
исчезает со страниц истории, как исчезли навеки имена дей¬
ствительно уничтоженных городов земли Русской — Тму¬
таракани, хазарского Итиля и сотен других. Значит...
Значит, Погодин и его единомышленники не прави?
Безусловно. Но значит ли это, что в Киеве в 1240 году дей¬
ствительно не произошло ничего из ряда вон выходящего?
Вот это уже и тогда представлялось очень сомнительным.
Вся беда заключалась в том, что в яростной распре своей
обе группы ученых — и «северяне» и «южане» — могли
пользоваться только одними и теми же данными, черпать
доказательства из одного, довольно скудного, источника —
из древних документов. А источник этот обладал неприят¬
ным свойством: летописи пишутся не для того, чтобы раз¬
решать ученые споры; каждой цитате можно придать лю¬

бой смысл, подвергкуть ее какому угодно произвольному
толкованию.
Одни говорили: «Смотрите: ясно, что Батый разорил весь
город: даже Десятинная церковь рухнула». Другие отвеча¬
ли: «Видимо, одна только Десятинная церковь и погибла,
почему бы иначе летописец ни словом не обмолвился о дру¬
гих?» Первые указывали: «На протяжении долгих лет, от
середины XIII века до XV, Киев и киевские дела упомина¬
ются в летописях только считанные десятки раз». Вторые,
наоборот, торжествовали: «Вы твердите, что Киев был сме¬
тен с лица земли, а о нем говорится в десятках мест летопи¬
си». К тому же не было никакой возможности проверить ни
доводы ученых, ни точность древних рукописей; и тем и дру¬
гим можно было либо просто верить, либо же не верить.
Увлекаемые то рискованной смелостью, остроумием и ори¬
гинальностью собственных гипотез, то чисто политическими
побуждениями, люди упорно отстаивали крайние точки зре¬
ния. Истина же не только лежала где-то посередине, она
оставалась погребенной в могильниках старых киевских хол¬
мов, в древней, много видевшей и много сокрывшей придне¬
провской земле.
Таким образом и получилось, что вплоть до наших дней
никто, собственно, точно не знал, что представляла собой
история Киева, ее начало и ее драматический конец. Неяс¬
ным оставалось и другое: была ли здесь жизнь на протяже¬
нии долгих столетий после рокового Николина дня 1240 го¬
да, или на самом деле почти безлюдная пустыня на целые
века покрыла руины «матери русских городов»?
Правда, если говорить о дотатарском времени, то первые
летописцы наши со свойственной людям прошлого скрупу¬
лезной обстоятельностью нарисовали в своих писаниях топо¬
графию современного им и более древнего города: «Бе... то¬
гда воды, текущие вдоль горы Кыевьскые, на Подолье не се-
дяху людие, но на Горе. Град же бе Кыев, идеже есть ныне
двор Гордятин и Никифоров; а двор княж бяше в городе,
идеже есть ныне двор Воротиславль и Чудин, а перевесище
(то есть особо устроенные охотничьи тенета, место ловли)
бе вне города, и бе вне града двор (княжеский. — Авт.) дру-
гый, идеже есть двор Деместиков за Святою богороди¬
цею...» — значится в Лаврентьевской летописи под годом
945-м. Из таких отрывков историки могли выяснить много под¬
робностей относительно топографии Киева. Но вот какими
были эти «дворы» княжие и дружинницкие, что представля¬
ли собой, чем занимались, как жили Гордяты и Никифоры,
70

Деместики и Воротиславы, — оставалось неведомым. Каза¬
лось даже, что у нас нет и быть не может никаких шансов
узнать о них что-либо сверх кратких летописных сведений:
где взять теперь свидетелей и очевидцев?
Молчат гробницы, мумии и кости, —
Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы на мировом погосте
Звучат лишь письмена...
(И. Бунин)
Но все письмена прочтены, а ответы на интересующие
нас вопросы так и не получены. Как же быть, если речь
этих говорящих письмен сама вызывает сомнения и недо¬
верие?
Неясным казался не только период татарщины: и до него
и после него все затянул туман времени. Кто основал Киев
и когда? Существовал ли легендарный Кий со своими
братьями, или это простая «народная этимология», попытка
придать смысл ничего не означающему имени места? Исто¬
рические лица или герои преданий Аскольд и Дир, коварно
погубленные Олегом? Славяне или какие-то иные племена
были первонасельниками этих мест? Кое-кто из западных
историков выдвинул даже гипотезу о том, что Киев возник
на месте древней столицы Готской империи: им представ¬
лялось полезным еще раз подвергнуть сомнению способность
нашего народа к самостоятельной исторической деятель¬
ности.
Ничуть не яснее была и история Киева XIV, XV веков.
Редкие документальные упоминания не могли рассеять тьму:
подобно тонким лучикам света в глубоком погребе, они
только сгущали ее, делали окончательно непроницаемой.
Словом, полный простор для любых, самых противоречи¬
вых домыслов. Никаких твердых опорных пунктов. Все ста¬
рые источники исчерпаны, а новых нет и не может быть.
И вдруг они появились. Но открыла их миру не история,
а археология. Открыла уже в XX веке.
НЕ СЛОВОМ ЕДИНЫМ...
С очень давних времен и в самом Киеве и в его окрест¬
ностях люди, занятые своей повседневной жизнью, взрыхляя
огороды и баштаны, роя колодцы, закладывая фундаменты
новых домов, натыкались там и здесь на остатки прошлого.
71

То обнаруживался при рытье могилы у церкви клад восточ¬
ных монет, чеканенных в Самарканде, Мерве, Балхе. То по¬
падались другие монеты — римские колониальные, выбитые
в первые века нашей эры. В 1870 году на Кирилловской
улице, на той самой «Горе», о которой упоминал в своей то¬
пографической справке летописец, было найдено более двух
тысяч человеческих скелетов — нечто вроде огромной брат¬
ской могилы; два меча, янтарный крестик, обломки стеклян¬
ных браслетов, тех, что попадаются во всех древних городах
Руси, немало глиняных черепков разного рода. «Древно*-
сти» эти относились, по-видимому, к самым различным векам
и периодам. В музеях в беспорядке скапливались и дйрге-
мы * халифата ** из гробниц, отрытых на той же улице, и
каменные орудия неолита из пещер, находящихся тут же
рядом. Становилось все более и более ясно, что жить на
киевских холмах над Днепром люди начали очень давно, но
какой была эта жизнь в разное время, как сменяли друг
друга племена и народы, установить не представлялось воз¬
можным.
Да это и естественно. Если вы будете время от времени
приходить к морю, чтобы зачерпнуть ведро воды, у вас ока¬
жется очень мало шансов выяснить, какие рыбы в нем во¬
дятся. Совершенно так же трудно узнать, что скрывает
в себе земля того или другого места, рассматривая случай¬
ные находки. Фауну моря изучают, совершая планомерные
обловы его дна и поверхностных слоев, глубин и прибрежий.
О том, что находится в земле, узнают, выполняя такие же
планомерные раскопки. В XIX веке этого еще не умели де¬
лать.
В начале нашего столетия киевский археолог В. Хвойко
занимался поисками остатков каменного века в обрывах над
Днепром. Неожиданно в срезах берега он заметил следы
фундамента, сложенного из красноватого кварцита. Это
взволновало и заинтересовало ученого. Здесь на этой самой
горе «сидяху людие» летописного Киева. Тут же неподалеку
высилась не очень удачная, разностильная церковь, воздвиг¬
нутая в первой половине XIX века архитектором Стасовым
на месте, где когда-то стояла прославленная Десятинная
церковь, памятник времен Владимира Святославича. Тут
поднимались купола златоверхого Михайловского собора,
* Д йргем — средневековая арабская серебряная монета.
X а л и ф а т ■— средневековое государство арабов, включавшее в
свои границы и Среднюю Азию.
72	«

основанного в 1108 году. На стенах этого пощаженного та¬
тарами собора сохранились замечательные мозаики и фре¬
ски. Все говорило о том, что именно здесь надо искать остат¬
ки древней столицы. Хвойко начал поиски. Результат их
превзошел самые смелые ожидания. Из-под земли явились
на свет бесчисленные предметы, созданные при Владимире
и Ярославе. Обозначались здания и улицы времен креще¬
ния Руси. Впервые глаз современного человека увидел
утварь и оружие, орудия и бытовые вещи, Которыми поль¬
зовались, которые выделывали, берегли, ломали и выбра¬
сывали сверстники Никиты Кожемяки и воеводы Волчий
Хвост.
Ученый мир высоко оценил работы Хвойко, обнаружив¬
шего в Киеве остатки тех самых дворцов, частных жилищ,
мастерских и погребений, о которых писал летописец.
На XIV съезде археологов были произнесены слова о нача¬
ле «новой эры в русской археологии», о близящемся пере¬
вороте в наших представлениях о жизни Киева эпохи его
расцвета. Так были опровергнуты печальные мысли, вложен¬
ные Буниным в его чудесное стихотворение. Кроме «гроб¬
ниц» и «костей», на «мировом погосте» Киева нашлись и
другие, более примечательные древности. Эти древности не
были «молчаливыми», они готовы были заговорить во весь
голос. Надо было только придать раскопкам еще большую
широту, забросить в океан прошлого не десятки и сотни от¬
дельных удочек, а целый широкий невод. Но вот это-то и
оказалось невозможным даже для такого талантливого че¬
ловека, как Хвойко. Этому мешал самый уклад дореволю¬
ционного общества. Духовенство, живо интересуясь далеким
прошлым киевских храмов, не слишком охотно разрешало
научные работы на земле кладбищ, под стенами церквей.
Да и методика раскопок была еще несовершенной. Обсле¬
дуемую площадь пересекали узенькими траншеями, которые
не позволяли тщательно исследовать всю эту территорию.
Чтобы гарантировать полноту сведений, надо «прочесать»
каждый интересный археологический объект. Вот тогда он
раскроется во всей своей полноте. Вот тогда «могилы, мумии
и кости» заговорят громче, чем «письмена». Тогда станет
ясно, что не только слово может поведать нам о далеком
прошлом мира, — это точнее, бесспорнее, честнее сделает
вещь.
Но в начале нашего века ее еще не умели надлежащим
образом искать, да и найдя — не умели объяснить, как
должно.
73

МАСТЕР МАКСИМ
Жил в 1240 году в Киеве, в старом Владимировом горо¬
де, возле княжого двора человек, хорошо известный многим
киевлянам. Звали его Максимом, и был он «златокузнец» —
отливал из бронзы или золота всевозможные украшения:
узорные «кольты» — подвески, звездчатые, с простым орна¬
ментом и другие, с изображением таинственных зверей, раз¬
нообразные браслеты и запястья, а чаще всего любимые
в древности красивые трехбусинные серьги.
В своей полуизбе-полуземлянке, расположенной совсем
рядом с Десятинной церковью, Максим и жил и работал.
Здесь хранил он свое незамысловатое имущество; заготовки
для работы, материал и самое ценное, самое дорогое для
него — тщательно изготовленные литейные формочки из
сланца. Без них мастер чувствовал себя как без рук. Мож¬
но сказать прямо: случись беда — пожар, наводнение или
землетрясение, Максим, прежде чем спасать запасы зерна,
одежду, посуду, схватился бы за
свои формочки. Таков уж он
был.
Но кто из летописцев рассказал
нам об этом человеке? Никто. Ни
в одной древней грамоте не значит¬
ся его имя. Ни в каких старинных
песнях не упоминается о нем. И все
же мы знаем, что все сказанное
о нем — правда. И знаем, что по¬
гиб он трагической смертью.
В страшный Николин день
1240 года несчастье, хотя и давно
ожидаемое, как всегда бывает, обру¬
шилось на Киев скорее, чем предпо¬
лагали. Князь давно сбежал из го¬
рода, оставив за себя воеводу
Дмитрия. Киевляне защищались на
валах нового Ярославова города и
были оттеснены. Древние границы
Владимирова города тоже не удава¬
лось отстоять. Стало ясно, что сви¬
репый враг вот-вот ворвется в его
Наконечники	ножен из	пределы.
княжеского	погребения в	^ центре города высилась все-
Десятинной церкви. ми почитаемая церковь Божьей ма-
74

тери, Десятинная, с ее могучими стенами и высо¬
кими сводами. Люди хлынули туда, потому что
там, готовясь к неизбежной смерти, заперся
Дмитрий со своей дружиною. Туда, ища спасе¬
ния, побежал и златокузнец Максим. Путь его
был поистине страшным. Во всех узких переул¬
ках уже начались последние схватки. Многие
землянки пылали. Из одной, — в ней жил хоро¬
шо известный Максиму человек, собрат по ре¬
меслу, искусный художник, — доносилось отча¬
янное мяуканье кошки. Но на двери замок, его
не собьешь... Да и кто будет жалеть кошку, если
кругом трещит огонь, если рядом, в другой избе
слышны отчаянные девичьи голоса и все ближе
и ближе слышатся вопли опьяненных сражением
татар...
Златокузнецу Максиму удалось добраться до
церкви и скрыться в ней. Народу там набралось
великое множество. Даже все церковные гале¬
реи — комары — были переполнены людьми и их
скарбом. А татары уже подвозили к последнему
оплоту киевлян свои стенобитные машины — по¬
роки, уже тяжкими ударами сокрушали стены...
Что .делать? Куда скрыться?
В одном из углов церкви был для чего-то вы¬
копан в земле глубокий, почти пятиметровый,
колодезь-тайник. Настоятель не мог, конечно,
спрятать туда всех сбежавшихся: даже в такой
страшный миг он открыл это убежище лишь не¬
большому числу самых богатых и знатных. Но,
очутившись на дне ямы, люди вздумали прорыть
из нее горизонтальный ход к склону холма и
выйти на свободу. Двумя заступами в тесноте и
темноте начали эту отчаянную и совершенно без¬
надежную работу. Они толкали друг друга, ме¬
шали друг другу... Под ногами путалась, визжа,
чья-то собака. Землю надо было поднимать на¬
верх с помощью веревки. Пробившись ко входу
в тайник, Максим начал помогать несчастным.
Можно было наверняка сказать, что надежды
тщетны: огромную толщу земли не удастся про¬
бить, прежде чем враги ворвутся в церковь.
И вдруг своды церкви рухнули. Поднялся столб
кирпичной и известковой пыли; осколки «плин-
Меч из
тайника под
Десятинной
церковью.
75

фы» — плоского тогдашнего кирпича, куски мраморах
карнизов, щебень — все это обрушилось на головы за¬
бившихся в тайник людей. Максиму, видимо, удалось не¬
сколько секунд бороться с этой лавиной. Но вот обломок
свода ударил и его, он упал вниз, и сверху на него неодог
лимой тяжестью легли кирпичи, мрамор, щебень. Все было
кончено навсегда...
Прошло семьсот лет, прежде чем люди нашего века
вскрыли развалины Десятинной церкви. В XIX веке ученые
пытались подобраться к ним, но на руинах громоздилось
тогда безвкусное стасовское сооружение — новая Десятинная
церковь. Никто не позволил бы ее разрушить.
Только после Великой Отечественной войны из-под руин,
оставленных гитлеровцами, раскопали развалины времен
Батыя.
Из земли явилась древняя Десятинная церковь, ее
могучие фундаменты.
Открылся и тот самый тайник. На дне его сохранились
клочки дорогих, шитых золотом и серебром одежд — одежд
богатых киевлян — и много других предметов.
В начатом и незавершенном подкопе нашлись оба за¬
ступа, кости погибшей вместе с людьми собаки. А выше,
на двухметровом слое обвалившейся массы осколков, лежал
скелет человека рядом со множеством обломков формочек
для литья. Их обнаружено было тридцать шесть, но только
шесть удалось полностью собрать и склеить. На одной из
них по еле заметным царапинам ученые прочли слово
«Макосимов».
Своеобразное каменное приспособление,, даже настоящее
название которого нам теперь неизвестно (это мы назвали
его «литейной формочкой»), сохранило для нас имя своего
трудолюбивого владельца.
Но как узналось, что человек этот жил неподалеку от
Десятинной церкви?
В одной из многочисленных землянок, вместе с ремеслен¬
ными заготовками и другими следами работы литейщика,
археологам попалась еще одна, очевидно завалившаяся ку¬
да-то в роковой день формочка, тридцать седьмая. Достаточ¬
но взглянуть на нее, чтобы определить: она из того же
набора.
Сомневаться нечего — златокузнец Максим жил именно
здесь. О нем, о его исполненной труда жизни, о его печаль¬
ном конце, совпавшем с концом родного города, рассказы¬
вают вещи, погребенные в земле. Их рассказ волнует, учит.
76

КИЕВ ВЛАДИМИРА И ЯРОСЛАВА
Экспедиция профессора Каргера, начавшая раскопки на
Киевской Горе в конце тридцатых годов и затем продол¬
жавшая их после окончания Великой Отечественной войны,
как и все советские археологические группы, действовала
не по-старому, не способом прокладки на авось отдельных
узеньких траншей. Траншеи—дело не только ненадежное,
но и опасное: они часто разрушают и портят самые ценные
находки. Теперь советские археологи, определив, какая
площадь их интересует, снимают слой за слоем всю землю
на этой территории. При таком методе ничто не может быть
упущено. И не мудрено: вся земля на площади целых гек¬
таров перебирается горсть за горстью руками, просеивается
сквозь сита. Поиски иголки в стоге сена — пустяки в срав¬
нении с этим трудом!
Из киевской земли стали появляться на свет уже не при¬
близительные намеки на то, что здесь стояло когда-то, не
примерные очертания древнего города, а вещественные, бес¬
спорные остатки его строений, его улочек и улиц и, что еще
важнее, — следы самой жизни людей, обитавших в этих
строениях, на этих улочках. Киев времен Владимира и Яро¬
слава, Киев более позднего времени явился археологам
в богатой пестроте мельчайших деталей — с внутренним уст¬
ройством жилищ, с утварью, с инструментами ремесленни¬
ков, с зернами тех злаков, которые киевляне употребляли
в пищу, и, наконец, с трагическими следами роковых со¬
бытий Батыева нашествия.	,
Когда смотришь на план этих раскопок, видишь на нем
очертания многих обнаруженных в глубинах земли строений.
Вот на территории прославленного Михайловского Зла¬
товерхого монастыря, у самых его стен, обозначается скоп¬
ление небогатых лачуг, частично возвышающихся над зем¬
лей, частично углубленных в нее характерных для этого
города летописной поры своеобразных полуземлянок.
Кто в них жил? Что делал? Вот землянка, обозначенная
номером VIII. Очень хорошо сохранилась ее печь, поставлен¬
ная на возвышении из черепков битой глиняной посуды.
На полу валяются куски обгоревшего дерева, кости живот¬
ных и птиц, осколки обожженных сосудов и ручных жерно¬
вов для размола зерна. Сохранились ножки стола, глубоко
вросшие в земляной пол, столешница исчезла.
На наш взгляд, все это — хаос частей, но опытный глаз
археолога извлекает из этого хаоса очень многое.
77

Под столом стоял когда-то глиняный сосуд, наполненный
зерном. Сосуд раздавлен, пшеничные зерна обуглились, но
осколки можно собрать, пшеницу взвесить: ее более пуда.
Рядом — поливной светло-желтый кувшин с ручкой.
А вот ковш или чашка, тоже с ручкой. Есть остатки дере¬
вянного ведра, окованного железными обручёми, несколько
мисок, две овальные деревянные ложки. Уйма железных
предметов: гвозди, ключи, замки, скоба с петлей для запи¬
рания двери, кресало — высекать огонь. Целое хозяйство
семьи, погибшей за семьсот лет до наших дней. Тут эти лю¬
ди жили, тут они готовили пищу и ели ее, спали и просы¬
пались, ходили и разговаривали. Вот остатки их кожаной
обуви — лоскутки кожи со швами; вот клочки голубой тка¬
ни... Сохранившийся целым светец горел когда-то под не¬
высоким потолком. Эти шиферные пряслица заботливая рука
нанизывала на веретено, чтобы придать ему более быстрое
вращение. Кто-то из обитателей землянки был любителем
рыбной ловли: это ему принадлежали грузила и медная
блесна.
Но не это было самым интересным для археологов.
Их обрадовало другое.
В древней избушке было найдено множество разнооб¬
разных орудий — целый инструментарий, позволявший сде¬
лать важный вывод: она служила не только жильем, но и
мастерской, а хозяин ее был ремесленник, и притом, что
называется, мастер на все руки. Всю жизнь он возился с са¬
мыми разнообразными предметами — с медными крестами и
крестиками, с узорными пряжками, тоже отлитыми из ме¬
ди. Тут же, в этой избушке, нашлась литая лампадка,
точь-в-точь как та, что была найдена в конце XIX века в ме¬
стечке Тальное Уманского района. Видимо, такие лампадки
с грубо выполненными фигурками святых изготовлялись це¬
лыми сериями. Не в этой ли землянке их отливали? Рядом
с лампадкой лежали медная булава и серебряные подвески
с изображенными на них длиннохвостыми сказочными
птицами.
Из инструментов, найденных здесь, пять могли принад¬
лежать деревообделочнику — топор, сверло, скобель, каким
обдирают кору с бревен; ложкообразные ножи для фасонной
резьбы, несколько сильно сточенных брусков. Может быть,
хозяин был мастером, работавшим по дереву? Может быть,
но, во всяком случае, он не был простым столяром или плот¬
ником. Это был, по-видимому, очень ловкий специалист по
ремонту и восстановлению самых разных предметов — и ме-
78

I — городище VIII—X веков; II — город Владимира; III — город Ярослава;
IV — Михайловская гора; 1 — Капище, 2 — Десятинная церковь, 3 — Янчин
монастырь, 4 — церковь Василия (Трехсвятительская), 5	— церковь Федора,
6 — собор Михайловского Златоверхого монастыря, 7 — церковь Дмитрия, 8 —
церковь Петра, 9 — собор Софии, 10 — церковь Георгия, 11 — церковь Ирины,
12 — Золотые ворота, 13 — Лядские ворота, 14 — Батыевы ворота, 15 — Львовские
ворота.

Ожерелье с подвесками-монетами.
таллических и деревянных. Вероятно, работал он на заказ,
не гнушаясь никаким видом труда. А кроме того, умел и
еще кое-что. На полу его избенки найден, как мы уже го¬
ворили, светло-желтый поливной кувшин. В нем самом и
около него лежало множество янтарных кусочков — типич¬
ного сырья для выделки бус. Найдено и несколько уже
готовых, но забракованных или попорченных бусинок.
Попались и янтарные крестики-тельники, явно изготовлен¬
ные на продажу. И самое любопытное — четырнадцать гли¬
няных горшочков с красками, одни с ручками, другие без
ручек. Значит, хозяин был еще и художником!
Теперь обратите внимание вот на что: у стены избы, там,
где должна была быть дверь, лежала щеколда с навешенным
на нее, замкнутым и не отпертым замком. Кругом куски
обугленного дерева. Пшеница в сосуде превратилась в гру¬
ду полусгоревших зерен. В одном из горшков уцелели комки
плотно запекшейся от сильного жара пшенной каши. И ма¬
ленький скелетик на полу — все, что осталось от домашнего
кота, жившего когда-то в этом «ателье» древнего худож¬
ника.
Изба погибла от пожара, такого пожара, при котором
не было сделано даже попыток спасти имущество. Она пы¬
лала запертая, не нашлось никого, кто сбил бы замок и
хотя бы выпустил отчаянно мяукавшую кошку. Но оставим
в покое кошачьи кости, хотя это — первое по времени свиде¬
тельство о существовании домашних кошек в древней Руси.
Спросим себя: не был ли это случайный одиночный пожар —
80

обычное в старых деревянных русских городах бедствие?
Нет, не похоже на то.
Совсем близко от «жилища художника» археологи вскры¬
ли еще одну землянку: в нее вело несколько невысоких сту¬
пенек. И вот на этих ступеньках, по мере того как они
появлялись на свет, обнаруживались хрустальные бусинки;
на верхней — две или три, на следующей больше, на ниж¬
ней — еще больше. На полу помещения их было уже много.
А дальше? А дальше лежал разбившийся при падении со¬
суд, когда-то наполненный множеством хрустальных про¬
сверленных бусин. Что это?
Вспомните златокузнеца Максима. Спасаясь от гибели,
он захватил с собой свои драгоценные формочки. Наверняка
и хозяин «землянки номер VIII», этот мастер на все руки,
художник, будь он в роковой момент дома, унес бы лучшие
инструменты, дорогой янтарь, постарался бы спасти горшоч¬
ки с красками. Но его дома не было: изба была на запоре.
А вот мастер по хрусталю, видимо, прибежал домой в по¬
следнюю минуту. Охваченный ужасом, он схватил самое цен¬
ное, что имел, — кувшин с хрустальными шариками, кинулся
к двери, успел подняться с ним на ступени, и тут ноша вы¬
пала из его рук, прозрачные шарики покатились вниз,
а кувшин разбился.
А сам человек? Точно ответить на этот вопрос нельзя, но,
бросив взгляд на раскопанное пространство перед дверью
землянки, можно по¬
нять многое. Простран¬
ство это завалено ске¬
летами застигнутых
внезапной смертью лю¬
дей.
Антропологи гово¬
рят, что среди костей
тут встречаются и че¬
репа типично тата¬
ро-монгольского типа.
Очевидно, у Златовер¬
хого монастыря, у Де¬
сятинной церкви и
вдоль нынешней Жи*
томирской улицы ко¬
гда-то кипела жестокая
схватка.
Кто теперь скажет:
6 Л. Успенский, К- Шнейдер
Головка булавы из землянки
XIII века (Киев).

может быть, в этой могиле
почил и тот, что был когда-
то мастером хрустальных
бус? Может быть, он выгля¬
нул на улицу и, отпрянув
в ужасе, выпустил из рук
свой кувшин. Может быть,
стрела поразила его у са¬
мого порога дома? А может
статься, судьба благоприят¬
ствовала ему: пробившись
сквозь кричащую, дерущу¬
юся толпу, он мог шмыгнуть
в какой-нибудь закоулок и
спастись.
Так как же — обычным,
не выходящим из ряда вон
происшествием было то, что
случилось на Андреевской
горе в Киеве 6 декабря
1240 года, или это была на¬
стоящая катастрофа? Пожалуй, второе вернее.
ОТКРЫТАЯ КНИГА
Жизнь человеческих поселений всегда и текла по-разному
и заканчивалась по-разному. Чаще всего город (а тем бо¬
лее село или деревня) мало-помалу хирел, впадал в есте¬
ственную дряхлость. Число жителей начинало уменьшаться,
постройки разрушались. От деревни оставались отдельные
дворы; потом исчезали и они. На некогда обжитом месте
сохранились последние следы прошлого: ямы подвалов, кир¬
пич печей. Одичавшие домашние растения теряются в гуще
победившего бурьяна. Только в земле таятся надежно укры¬
тые ею предметы, бывшие когда-то вещами человека. Карта
нашей Родины пестрит такими названиями, как Печище,
Городище, Селище, Усадище. Есть Великие села, состоящие
из десятка домов, есть Городки и Городцы, которые и де-
ревнями-то назвать трудно. В таких местах археолог редко
находит богатую добычу: здесь процесс разрушения шел
постепенно, потомки могли долго, без помех, разрушать
созданное предками.
Бывало в старину и иначе: по тем или другим, часто
неясным для нас, причинам жители внезапно покидали ста-
32
Медный крестик с выемчатой
эмалью работы киевского мастера.

рое место и всем скопом переселялись куда-нибудь. Так бы¬
ло оставлено на Дону древнее поселение, именуемое теперь
Борщевским городищем. И поныне, тысячелетия спустя, там
еще заметны оплывшие ямы землянок. В таких местах архео¬
логу совсем мало работы: все более или менее ценное люди
наверняка унесли с собой.
Бывают, однако, и такие случаи, когда жизнь поселений
кончается внезапной катастрофой: землетрясением, как
в Помпеях, вражеским штурмом, как это было в Трое. В та¬
ких случаях следы прошлого сохраняются наилучшим обра¬
зом. Их изучение дает богатейший материал.
Теперь мы можем сказать точно: в Киеве произошла
именно такая страшная катастрофа. Прославленный город,
создававшийся в течение долгих веков, погиб за несколько
суток. Мало что удалось жителям унести прочь: почти все
было оставлено там, где стояло и лежало накануне нагря¬
нувшей беды. Бедствие было таким огромным, страх так
велик, что даже когда все кончилось, немного нашлось ма¬
родеров, способных разграбить до конца руины, и не многие
из уцелевших киевлян пытались из обугленных остатков
возводить новые постройки. Все это было —- победители гра¬
били, побежденные копошились на развалинах, но и тех и
других было слишком мало, и город вскоре превратился
в мертвую пустыню. Пепелища его заросли травой и лесом.
В буераках поселились дикие звери. Кое-где среди этого
запустения странно и жутко вздымались громады уцелевших
зданий — церкви Киево-Печерской лавры, поврежденный Со¬
фийский собор, другие храмы, бывшие недавно славой Киева.
Вокруг воцарилась смерть, царство ее протянулось не на
месяцы и не на годы — ему не предвиделось конца.
Но ведь мы, если помните, говорили, что именно по
вопросу о запустении города и шли самые жестокие споры,
именно этот вопрос и не удавалось разрешить окончатель¬
но. Да, не удавалось, пока решать задачу должна была
только история. А когда в дело вмешалась новая наука —
археология, — ответ был получен, такой ответ, оспаривать
который не может уже никто.
Распилите ствол старого дуба. Вы увидите на его торце
годичные кольца. Одни из них широки — они нарастали
в хорошие, богатые осадками и теплом годы жизни дерева;
другие скудны и тощи — эти образовались в годины засух
и холодов.
Археолог, проникая в глубь земли на месте древнего горо¬
да, может рассматривать ее слои, как древесные .кольца:
6* 83

они нарастали с такой же неодолимой последовательностью.
Чем глубже лежит слой, тем он, как правило, древнее.
Чем мощнее его толща, тем «жирнее» (в том смысле, какой
этому понятию придает «Слово о полку Игореве») было
время, когда он отлагался. Чем он тоньше и скуднее остат¬
ками жизни, тем более трудным и печальным был этап
истории, который его образовал. Очень легко понять, что
(опять-таки, как правило, потому что возможны исключения,
правда, довольно редкие) соседние по времени образования
слои непременно лежат рядом и в пространстве: толща, об¬
разовавшаяся в XIII веке, подостлана землей века XII,
а накрыта тем, что было почвой в XIV столетии.
Что же скажет археолог, если, производя раскопки, вне¬
запно заметит, что эта естественная последовательность сло¬
ев нарушена и непосредственно под слоем времен. Ивана IV
залегает слой, относящийся, скажем, ко дням Ярослава
Мудрого? Он сможет вывести отсюда только два заключе¬
ния: либо промежуточные слои были позднее стерты, смыты
с лица земли какой-то стихийной катастрофой, либо же,
если это не так, на этом месте просто в течение нескольких
веков не было города, не жил человек. Вряд ли возможно
какое-нибудь третье толкование.
Но зачем говорить об этом? Ведь ничего подобного мы
обычно не наблюдаем. Обычно — нет, а в Киеве — да.
Вот обстоятельство, с которым нельзя не считаться.
Едва раскопки в Киеве приняли достаточно широкий и
планомерный характер, а находки начали подвергаться на¬
стоящему научному анализу, как обнаружилось нечто новое,
неожиданное. Во-первых, было открыто многое, о чем мол¬
чали все письмена мира. Во-вторых, немало сведений,
донесенных до нас документами и преданиями, было реши¬
тельно опровергнуто красноречивыми молчальниками —
вещами. Рассыпался в прах длинный ряд сказок, может
быть, и красивых, но не подтвержденных этими безмолвны¬
ми свидетелями. В-третьих, неожиданную поддержку полу¬
чили иные рассказы и легенды — те, которые доныне расце¬
нивались, как выдумки предков. И, надо сказать, в этом
нет ничего удивительного. Так случается всякий раз, когда
на помощь истории является археология.
Исстари было принято считать, что гордый Киев Рюри¬
ковичей, стоявший некогда на Андреевской горе, — самое
древнее поселение этих мест, основанное в IX или X веке,
и что до него здесь не было ничего.
Теперь обнаружилось: внутри старого Владимирова горо¬
34:

да существовало некогда второе, меньшее по размерам и не¬
сравненно более древнее, городище с языческим капищем
в центре, с огромным могильником за окружавшими его
рвом и валом. Могильник хранил прах людей еще VIII века.
В одном из погребений возле детского скелетика лежало
множество различных предметов, вплоть до игрушек и костя¬
ной ложки.
Этого мало: глубже, под этими останками, земная толща
тоже не оказалась пустой, «стерильной», как выражаются
археологи. Она полна керамических осколков, следов прими¬
тивных жилищ. Нумизматам посчастливилось наткнуться на
римские монеты первых столетий нашей эры. Монеты лежали
вместе с глиняными черепками, и черепки эти говорили: нас
сделали славянские руки. Значит, еще во дни императорско¬
го Рима тут жили люди. Они не были ни германцами, ни
скандинавами-норманнами. Это были славяне. Теории о ва¬
ряжских корнях Киевской Руси, о том, что предшественни¬
ком Киева на берегах Днепра был неведомый готский город,
рухнули.
В то же время стало ясно: в докиевские времена в этом
месте стояло несколько селений — вероятно, три. Слились
они только к началу летописной эпохи. Древний миф о трех
братьях Кие, Щеке и Хориве — основателях Киева — при¬
обрел если не подтверждение, то некий смысл. Трудно, разу¬
меется, сейчас нам судить, сохранилась ли в этой легенде
память о когда-то на самом деле существовавших родона¬
чальниках, или их имена были позднее созданы народом на
основе непонятных ему географических названий. Во всяком
случае, пустой сказкой это предание вряд ли разумно счи¬
тать.
Но еще больше неожиданного и удивительного узнали
археологи о городе конца первого тысячелетия, о великокня¬
жеском Киеве летописцев.
Знаменитый Софийский собор стоит и сегодня. Пассажи¬
ры самолетов, прибывающих в столицу Украины, издали
видят его стройную колокольню. «Святая София» воздвиг¬
нута Ярославом Мудрым в 1037—1040 годах. В конце XI ве¬
ка ее перестроили. Хотя Батый и не разрушил это грандиоз¬
ное здание, позднейшие перестройки, доделки, ремонты
изменили его до неузнаваемости. К нашим дням никто уже
не мог составить представления о первоначальном внешнем
виде замечательного храма: по описаниям современников,
по наружным обмерам стен немыслимо было сказать, каким
он родился на свет. Восстановить его первоначальный харак-
85

Собор Софии в Киеве. XI век.
тер позволили только раскопки, произведенные в советское
время.
Огромный храм о тридцати главах, построенный Ярос¬
лавом, куда больше походил на другую прославленную «Со¬
фию» — новгородскую, чем на ту церковь, которую мы ви¬
дим в Киеве сейчас. Весь его облик, строгий и величественно¬
простой, говорил о высоком и своеобразном мастерстве
русских зодчих того времени. Усвоив каноны византийского
искусства, они сумели создать на его базе свой собственный,
неповторимый стиль, общий для всего народа, сходный на
юге и на севере.
Еще больше дала археология для суждения о внешности
другого архитектурного шедевра — Десятинной церкви Кие¬
ва. Ее-то татары разрушили до основания. О том, как вы¬
глядела она когда-то, велись яростные споры. Противники
доходили до исступления, сыпались обвинения в невежестве,
в прямом жульничестве, и — напрасно: никто из спорящих
86

не знал, да, казалось, и не мог знать ничего о древней Деся¬
тинной церкви. Батый стер ее с лица земли.
И только в наше время, когда снесли стасовскую поддел¬
ку под византийский стиль, по обнаруженным под ней ста¬
рым фундаментам, полам, остаткам кирпичной и каменной
кладки стен архитекторы смогли восстановить на бумаге
точный облик древнейшего из русских храмов. Теперь он
хорошо известен нам.
Трудами украинских, московских, ленинградских ученых
из земли уличка за уличкой вышел на свет древний Киев,
тот самый, о котором говорили нам летописцы, роскошь и
изобилие которого, дивясь, восхваляли люди Запада и Вос¬
тока. Тот самый могучий город, где стояли некогда «двор
Гордятин» и «двор Никифоров», где жили Воротислав и Де-
местик в пору, когда воды Днепра еще на свободе текли
у Боричева «вдоль горы Кыевьскые, на Подолье не седяху
людие, но на Горе».
Теперь появилась не только возможность проверить и
прояснить темные свидетельства очевидцев: стало возможно
добавить к ним многое, о чем летописцы забывали или не
считали нужным сообщать. Они расписывали только славу
и блеск великой столицы, нам же теперь стал виден и вто¬
рой ее, обыденный, житейский, трудовой лик.
Мы знакомимся с теми, кому Киев был обязан своей сла¬
вой, — с умельцами-ремесленниками, чеботарями и ювели¬
рами, столярами и оружейниками, кожемяками и художни¬
ками. Вслед за учеными мы входим в древние жилища, при¬
касаемся к инструментам, которые некогда держали умелые
руки, пересыпаем из горсти в горсть оставшееся несмолотым
з^ерно, видим кашу, увы, недоеденную в роковой Николин
день. Мы знаем почти что в лицо литейщика Максима, безы¬
менного художника, хрустальщика, многих других. А ведь
раньше нам понаслышке было известно только имя Никиты
Кожемяки или Яна Усмошвеца, которые прославились своей
силой и отвагой, но мы не знали, существовали ли они на
самом деле, или родились только в фантазии народа-мифо-
творца.
Да, после того как археология вмешалась в дело, нам
стало известно, «на чем стоял» летописный великокняжеский
Киев. Но не хуже знаем мы теперь и то, как он погиб. По
развалинам строений, по нагромождению человеческих кос¬
тяков во дворах и на улицах, по следам чудовищного по¬
жара, бушевавшего здесь, археологи деталь за деталью
восстанавливают картину великого бедствия. Нет, летопи¬
87

сец и его современники не преувеличивали размеров беды.
Они изображали ее не по литературным образцам, не ради
красного словца; они рисовали картину разорения Батыева
по живому, острому и страшному впечатлению. Смерть и
ужас царили в Киеве 6 декабря 1240 года, и влияние про¬
несшейся над городом бури нельзя сравнивать с тем, что
с ним случалось раньше.
Археологов, когда они приступили к большим расколкам
в Киеве, вскоре стало поражать одно замечательное явление.
Вот работа начата. Прежде всего ученый наталкивается
на толстый слой земли, лежащий на поверхности, наполнен¬
ный всевозможными остатками нашей сегодняшней — вернее,
вчерашней — жизни. Он отбрасывает в сторону кирпич и
щебень, винтовочные патроны и ржавое железо -г- следы фа¬
шистской ненавистной оккупации, затем все то, что было по¬
теряно и выброшено в предвоенное время. Дальше идут сле¬
ды Киева XIX века — того Киева, в котором жили удиви¬
тельные «печерские антики» Николая Лескова, где «лекарь
Николавра» делал «повертоны Бибиковской теще», где «квар¬
тальный классик» с удивительным искусством превращал
в одну ночь новые постройки в ветхие. Потом начинают по¬
падаться вещи-современники И. Котляревского и Квитки-
Основьяненки, попавшие в землю в начале прошлого века.
Ниже, ниже... Вот почва времен последних запорожцев, зем¬
ля дней Полтавской баталии... Можно ожидать, что под сло¬
ями XVIII и XVII веков вы наткнетесь на те, что отложились
во времена Тараса Бульбы и философа - Хомы Брута...
И вдруг... неожиданность! Непосредственно под «кладо¬
вой» остатков жизни Киева XVII века заступ натыкается на
культурный слой века XII! Между временем Богдана Хмель¬
ницкого и Петра Могилы, с одной стороны, и днями древних
Рюриковичей, с другой, — ничего, никакого перехода, словно
бы эти, совершенно разные и далекие эпохи прямо срседство-
вали одна с другой. Целый огромный период истории го¬
рода, долгие века господства сначала Литвы, потом Польши
не оставили здесь, на Андреевской горе Киева, решительно
никаких следов, точно этих столетий вовсе не было.
Археолог начинает придирчиво изучать стратиграфию ме¬
ста. Никаких следов? Этого не может быть! Он обнаружи¬
вает, что промежуточный слой, отделяющий глубокую древ¬
ность от сравнительно поздних времен, все же есть, но он
непомерно тонок. Он измеряется сантиметрами, а не метра¬
ми, как его верхние и нижние соседи. Притом он «стерилен»,
в нем не встречается остатков деятельности человека. Это
88

легкая прослойка чистого гумуса — чернозема, состоящего
из перегноя полевых и лесных растений, и она содержит
в себе кости животных, обитающих в пустынных местах. Та¬
кие прослойки образуются всюду, где жизнь идет своим
естественным ходом, в девственных пущах, в целинных сте¬
пях, там, где человек не вмешивается в ее течение. Местами
и этой тонкой прокладки между древностью и более позд¬
ним временем нельзя заметить: в почве XVIII—XVII веков
среди вещей этого времени попадаются черепки и стеклян¬
ные браслеты времен Ярослава и его наследников. Очевид¬
но, современники Петра I попирали ногами землю, пусто¬
вавшую со времен составления «Русской правды»; очевидно,
за четыре столетия культурный слой — обязательное след¬
ствие человеческой жизни —* не нарос или почти не нарос
на этих местах.
Вывод может быть только один: жаркий спор, разгорев¬
шийся в XIX веке между М. Погодиным и его оппонентами,
наконец, получил, по крайней мере в одной своей части,
окончательное и бесспорное разрешение. В одном отношении
Погодин оказался прав: разорение Батыево действительно
полностью разрушило старый великокняжеский Киев. На его
месте, в пределах древних стен Владимирова и Ярославова
городов, на несколько столетий простерся дикий пустырь, где
среди бурьяна, а возможно и настоящего леса, в жуткова¬
том величии вздымались над безлюдной холмистой и овра¬
жистой местностью могучие стены заброшенных великолеп¬
ных зданий и храмов. Жители покинули старую столицу.
Волки выли, и кукушки куковали там, где недавно шумела
и дышала краса и гордость древней Руси. И запустение это
продлилось до XVI—XVII веков.
Так что же? Может быть, прав был Погодин и в осталь¬
ных своих построениях? Нет, разумеется, не прав. Ведь все
сказанное относится лишь к совсем небольшой площади
украинской земли, к тому ее пространству, на котором когда-
то стояла «мать городов русских». Иначе говоря, речь идет
лишь о том, что летописцы именовали Киевской Горой.
Опустела Киевская Гора, но народ, несомненно, продолжал
катиться и жить й на Подоле, и во всей киевской окрестно¬
сти, и по всей южнорусской земле.
Да, верно: Киев перестал быть одним из крупнейших
городов Европы; да, несомненно, жизнь тут утратила под
долгим иноплеменным, сначала татарским, потом литовским
и польским, гнетом свой былой блеск, свое высокое напря^
жение. Путешественники, посещавшие Поднепровье после
89

нашествия Батыева, начиная с Джиованни Плано-Карпини,
папского посла, ездившего к самому Бату-хану, все согласно
описывают скудность и запустение, воцарившиеся в этих
местах, недавно благословенных. И тем не менее потомки
древних киевлян отнюдь не бросили на произвол судьбы
свою разоренную родину, не бежали отсюда в дебри северо¬
русских лесов, как уверял Погодин, не уступили «отчину
и дедчину свою» каким-то неведомым пришельцам. Нет, они
продолжали жить тут же, рядом; жизнь эта долгое время
была нелегкой и далеко не пышной, но где она могла быть
легкой в те трудные дни по всей великой Руси? Люди про¬
должали, стиснув зубы, жить и выжили, выстояли и сложили
постепенно могучую украинскую нацию, выросли в народ,
братский нам по крови и равноправный с нами перед лицом
истории. В его прошлом, как и в дальнейшей жизни Киева,
на протяжении ряда веков еще много невыясненного, нере¬
шенного. Но ведь надо иметь в виду: археология Украины
еще только-только приступила по-настоящему к изучению
этих времен. Ведь археологические работы в Киеве, при всем
их огромном размахе, охватили доныне только ничтожную
часть его территории, только самую вершину летописной
Горы. Уже здесь найдено множество поразительных сокро¬
вищ, решено немало загадок, получены ответы на целый ряд
самых сложных вопросов.
В ближайшем же будущем ученые, без сомнения, зай¬
мутся и окрестностями старого Киева, подвергнется исследо¬
ванию и более широкое пространство украинской древней
земли. Это даст возможность прийти на помощь историкам
в их работе над изучением жизни Киева в послетатарский
период. Нельзя сомневаться, что и в этих слоях археологи
найдут замечательные говорящие вещи и находки их позво¬
лят бросить яркий луч света на те годы и столетия, о кото¬
рых без помощи археологов мы не можем узнать почти
ничего.

ГОРОД С ДВОЙНЫМ дном
«ОДЕЯЛО» ДЕМЕТРЫ
Есть на восточной оконечности Крыма город, с виду по¬
хожий на все южные портовые города, — оживленный и
деловитый. Улицы, бегущие вверх и вниз по крутой горе,
неожиданно синие полотнища моря в просветах между до¬
мами, нарядные набережные, бульвары. Дымит огромный
металлургический комбинат, в темноте светятся огни рабо¬
чих клубов. В школах жужжат, словно пчелы в ульях, ре¬
бята... Город этот — Керчь.
Как все советские города, Керчь непрерывно строится.
Высоко вздымаются башенные краны, прокладываются но¬
вые водопроводные магистрали, поднимаются здания... Го¬
род растет вверх и вширь. Все знакомо, все как и везде
у нас.
И все же Керчь — город совсем особый. Пройдите по
одной из здешних улиц, ну, хотя бы по 4-й Предельной.
Дома, дома... Но загляните за ограду вот этого небольшого
участка. Вы увидите узкий коридор, ведущий под землю, и
там, в глубине коридора, — дверь. Что за этой дверью? На
прибитой дощечке вы прочтете: «Склеп Деметры». Да, вот
тут, чуть не в центре города, — подземелье с таким назва-
91

нием. Вы захотите немедленно проникнуть туда. Но нет:
дверь наглухо закрыта, и сторож скажет вам, что никого
пускать не велено. Только раз в десять дней он открывает
эту дверь и впускает туда ученого-археолога.
—	Что там хранится? Что делает там археолог? — при¬
стаете вы к сторожу с вопросами.
Он отвечает вам коротко и непонятно:
—	Одеяло меняет.
Сторож ушел, а вы остались в полном недоумении. Что
за «одеяло»? Почему меняет? При чем тут Деметра?
И вы уже не можете успокоиться, пока не увидите всего
собственными глазами. Вы решаете подкараулить тот день
и час, когда придет археолог, и упросить его позволить вам
хоть одним глазком заглянуть в таинственное подземелье.
Вы запасаетесь терпением. А пока читаете прекрасный
миф о богине земли Деметре, этой скорбной матери, кото¬
рая бродит среди людей в поисках своей юной дочери Коры,
похищенной богом подземного мира Плутоном.
Вы читаете и перечитываете миф, но нигде не находите
упоминания о каком-нибудь драгоценном одеяле.
Наконец наступает день, когда молодая девушка-архео¬
лог милостиво разрешает вам спуститься с ней в подзе¬
мелье. Первое, что вы ищите глазами, — одеяло. Посреди
склепа на деревянных козлах вы видите только некрасивый,
ничуть не драгоценный кусок ткани, простеганной на вате.
Больше ничего. Но вот вы поднимаете голову. С поверхности
свода смотрит на вас лицо с сурово сжатыми губами и
огромными скорбными глазами. Деметра! Дивная фреска,
написанная две тысячи лет назад. Вот что так бережно хра¬
нят ученые в подземелье, оберегая фреску от сырости, от
движения воздуха, от небрежного прикосновения. А то, что
они называют «одеялом», — лежащий на козлах ватник, впи¬
тывает в себя губительную сырость склепа. Вот почему раз
в десять дней приходит девушка-археолог и заменяет мокрое
одеяло сухим.
Вы узнали тайну подземелья и, узнав ее, коснулись мно¬
жества тайн, которыми полон этот удивительный город.
Случалось ли вам видеть старинные ларцы с двойным
дном? Самые обыкновенные житейские вещи- могут лежать
в таком ларце — клубки шерсти, пуговицы, карандаши или
домашняя аптечка... Но стоит нажать потайную пружинку —
верхнее дно сдвинется, и перед вами окажется второй ма¬
ленький ящичек, а в нем пачка старых, пожелтевших писем,
перевязанных ленточкой. Что в них? Может быть, целый
92

роман, живая тайна двух сердец, давно переставших бить¬
ся? Вот на такой секретный ларец и похожа Керчь — ны¬
нешний кипучий морской город сверху и полный разгаданных
и неразгаданных тайн город глубокой древности внизу,
под ним.
Итак, нажмем кнопку секретного ларца и, сдвинув его
дно, обнаружим то, что некогда звалось Пантикапеем —
столицей Боспорского царства.
ПАНТИКАПЕЙ
О том, что на берегах Боспора Киммерийского — ныне
Керченского пролива — находилось некогда могущественное
Боспорское царство, было известно давно из книг древних
историков и писателей. Писали о нем и греки, и римляне,
и ученые Востока — современники этого царства. Изучали
и никогда не переставали интересоваться им историки после¬
дующих веков вплоть до нашего времени. Слишком необыч¬
ным было это просуществовавшее тысячу — целую тысячу
лет! — государство, слишком своеобразным было и само его
возникновение, и пути его развития, расцвета и гибели, и
народ, его населявший. До сих пор тут многое и многое
остается неразгаданным, непонятным.
Сведения, почерпнутые из книг, часто бывали противо¬
речивыми, а порой и неверными. Нужно было увидеть следы
этой жизни собственными глазами, исследовать их, прове¬
рить показания древних, сделать окончательные выводы.
Нужна была археология. А ее еще не существовало.
В 1816 году русские ученые впервые начали раскапывать
Пантикапей. В те времена все в Керчи еще дышало дале¬
ким прошлым. Повсюду кругом валялись древние битые че¬
репки; в стены современных домов были вделаны старые
каменные плиты с античными надписями. Старинные моне¬
ты, драгоценные статуэтки — все это находили прямо на
земле. Но неизмеримо больше хранила земля в своей глу¬
бине.
Нелегко было археологам начинать работу. В те дни
в мире невозбранно царил закон собственности; каждый си¬
дел на своем участке, ак маленький царек, — на земле мое
и под землей мое же!
Однажды, роясь в своем огороде, один керчанин открыл
расписной склеп. На стене склепа была нарисована целая
картина: кочевая юрта, изображенная с удивительной точ-
93

ностыо, рядом с юртой женщина, сидящая в кресле, около
нее прислужники. Справа к юрте подъезжает вооруженный
всадник с нагайкой в руке; за ним другой, с пикой напере¬
вес. А над всем этим надпись по-гречески: «Анфестерий, сын
Гегесиппа, он же Ктесамен».
Все было замечательно в этой фреске: и яркие краски и
не совсем понятное содержание. Кто такой Анфестерий? По¬
чему он изображен рядом с юртой? Греки никогда не жили
в юртах, а судя по имени, по всему облику, Анфестерий —
грек. К кому же он приехал? С какими целями? Кто эта
женщина? Необходимо было сохранить этот склеп для нау¬
ки. Но сделать это было не так-то просто, хлопоты предстоя¬
ли немалые. И вот, пока ученые хлопотали, владелец ого¬
рода, а следовательно и склепа, пронюхав об этом, решил
поступить по-хозяйски. Он взял лопату и соскреб со стены
драгоценную фреску. Теперь склеп потерял для ученых вся¬
кую цену; можно было спокойно держать в нем картошку
и соленые огурцы. К счастью, осталась копия в красках, сде¬
ланная художником Гроссом. Но разве заменит она древнюю
подлинную фреску?
Когда несколько лет спустя был открыт склеп Деметры,
царское правительство быстрее пошло навстречу науке.
Склеп удалось отвоевать и сделать собственностью государ¬
ства.
Были у археологов и другие помехи и разочарования.
С незапамятных времен человеческая жадность множество
раз бродила над старыми кладбищами, врывалась в тишину
погребенных в земле храмов, рыла ямы, пробивала своды
гробниц. Аланы и сарматы, готы и гунны, татары и генуэз-
Стенная роспись в склепе Анфестерия. I век нашей эры (Керчь).
94

цы — все приложили руку к расхищению сокровищ древних
гробниц. Вот почему, когда археологи начали здесь свою
работу, большинство боспорских склепов и курганов оказа¬
лось разграбленными. Подземный музей достался ученым
полуразрушенным. Мало того: сами археологические раскоп¬
ки разбудили нездоровые страсти у местного населения.
Однажды пронесся слух, что в кургане Куль-Оба ученые
нашли в могиле скифского царя целый клад •— сотни пред¬
метов из чистого золота. И тотчас «золотая лихорадка»
охватила весь Крым. Словно лишившись рассудка, люди ки¬
нулись рыться в земле. Надеясь на счастье, разбивали гроб¬
ницы, сокрушали изумительные творения Эллады^— драго¬
ценные амфоры, статуэтки, отбрасывали в сторону кости
воинов, черепа вождей и рабов. Искали одно — золото. Этих
грабителей старины народ в насмешку прозвал «счастлив¬
чиками». С ужасом взирала археология на стаю новейших
варваров, сокрушавших достояние науки. Но в то время уче¬
ные немногое могли сделать.
Были и цивилизованные грабители. Эти знали, что не
одно только золото следует искать в земле; они понимали
ценность античных произведений искусства и не ленились
рыться в земле, чтобы отыскать расписную глиняную амфору
или бронзовую печатку с головой Аполлона. Выкапывали и
продавали, причем часто за границу. Так ушло от нас мно¬
жество драгоценных вещей.
Но и сама наука в те времена не всегда шла правильны¬
ми путями. Ценились главным образом произведения искус¬
ства; их хранили в музеях, описывали в книгах. А битые
черепки, кусочки камня и дерева, обуглившиеся клочки тка¬
ней, зерна на дне кувшинов — все это отбрасывалось как
ненужное.
А теперь? Вот перед нами дневник археолога нашего
времени. Заглянем в него.
«...на глубине 67 сантиметров обнаружены:
венчик тарелочки	—1,
бронзовый гвоздик без шляпки — 1».
Да, так и сказано — «гвоздик без шляпки». Он тоже вы¬
нут из земли, занесен в дневник и спрятан в коробочку. Он
тоже ценность.
Все изменилось. «Счастливчикам» пришел конец. У нас
земля — собственность государства. Никакие раскопки не
могут производиться без ведома и руководства ученых. И са¬
ми археологи работают теперь так, чтобы ни одна, мелочь
не была упущена. Золотые украшения, драгоценная посу¬
95

да — все это ценно и важно, но иногда простая черепица
радует ученых не меньше.
И вот мало-помалу из кремнистой почвы Керчи возник
целый забытый мир. Обнаружились уже не «следы каких-то
улиц», не «полузаросшие рвы», которые, проезжая здесь
в 1820 году, видел Пушкин. Обнаружился добрый .десяток
древних городов и поселков, окружавших некогда Пантика-
пей, с храмами и площадями, с банями и гимнасиями . (гим¬
настическими школами), с винодельнями и рыбосолильнями,
рынками и кладбищами. Вновь зазвучали давно забытые
имена, от которых веяло Гомером , и Геродотом: Нимфей —
город Нимф, Парфений, Ахиллий, Мирмекий, что по-русски
означает ^Муравейник».
И тут же рядом совсем другие названия, они говорят
о скифах, сарматах, киммерийцах — Тиритака, Короканда-
ма, Киммерик...
БОСПОРСКОЕ ЦАРСТВО
За семь веков до нашей эры греческие смельчаки-морехо¬
ды стали проникать в воды Черного моря. Неправильно бы¬
ло бы назвать этих людей путешественниками. Не любозна¬
тельность, не любовь к науке влекли их в далекие опасные
походы; цели у них были гораздо менее высокие — торгов¬
ля, нажива. Это были купцы или морские разбойники, а час¬
то и то и другое вместе: морской разбой не считался тогда
делом зазорным. Тем не менее и среди них находились люди
отважные, и любознательные, и даровитые; недаром их рас¬
сказы о виденном и слышанном часто ложились в основу
книг древних историков.
Суровым казалось этим людям Черное море после при¬
вычного более теплого Эгейского. Грозные беды обрушива¬
лись на них в пути. Дикие тавры * нападали на греческие
корабли, грабили их, а людей убивали ударом дубины по
голове и сбрасывали в море — приносили в жертву своим
богам. И все же опять и опять приплывали греки к берегам
чужого моря. Только называли они его на первых порах
Понтом Аксинским, что значит «Негостеприимное море».
Однако люди, жившие на землях теперешнего Крыма и
дальше на север, в глубь материка, таинственные кочевые
•Тавры — древнейшие обитатели Крымского полуострова, упо¬
минаемые греками с V века до нашей эры.
96

и полукочевые скифы, оказались далеко не такими дикими,
как представляли себе греки. Они охотно несли хлеб, шкуры,
шерсть, рыбу в обмен на красивое оружие, расписные вазы,
на виноградное вино, на оливковое масло. Греки быстро
богатели, и скоро сделали еще одно, самое важное откры¬
тие. Оказалось, что холодная, как представлялась им, земля
скифов необычайно плодородна. Да и климат вовсе не так
суров.
Далеко не всем грекам жилось одинаково хорошо у себя
на родине. Одним не хватало земли, других теснили бога¬
тые и знатные, мешая им торговать и заниматься ремесла¬
ми, третьи были замешаны в мятежах и вынуждены искать
убежища здесь, по соседству со скифами, которые, видимо,
согласны были потесниться и уступить грекам облюбованные
ими берега моря.
Сначала жили маленькими поселениями в местах при¬
чала кораблей. Потом поселения разрастались, превраща¬
лись в города. Теперь греки уже не называли Черное море
Аксинским. Наоборот, они называли его Понтом Евксинским,
то есть «Морем гостеприимным».
Так образовались греческие колонии на берегах северно¬
го Причерноморья, колонии, о которых Цицерон сказал, что
они «представляли собой как бы кайму, подшитую к обшир¬
ной ткани варварских * полей».
Мудрец Платон выразился не так пышно, но не менее
образно: греки, по его словам, «расположились у моря, как
муравьи или лягушки вокруг лужи».
Вот эти колонии и превратились со временем в сильное,
и цветущее Боспорское царство. Десять веков просущество¬
вало оно; и все это время греки и скифы жили бок о бок,
враждуя и мирясь, влияя друг на друга, строя вместе новую,
совершенно своеобразную культуру, которая во многом уже
была не греческой и в то же время не скифской, культуру,
которую мы называем боспорской. Вскоре и сам народ стал
просто называться народом боспорским — боспорцами. Его
цари и военачальники носили то греческие, то скифские или
иные варварские имена, и определить, кто же — эллин, скиф
или сармат — был родоначальником той или иной царской
династии, историкам не всегда удается.
Было время, когда гордые Афиг^ кормились боспорским
* Варварами древние греки называли все народы негреческой куль¬
туры и языка. Слово «варвар» (barbaros) первоначально означало «чело¬
век- с непонятной речью»:
7 Л. Успенский, К. Шнейдер
97

хлебом, время процветания и богатства. Потом пришли вой¬
ны и мятежи. Враги и стихийные бедствия разрушали горо¬
да, но упрямые потомки вновь обживали их. Век за веком,
слой за слоем уходили под землю $рамы и лачуги, монеты
и золотые украшения знатных боспорцев, зарытые в тайники
во дни нашествий и осад. Дети хоронили отцов. В глубокие
скйепы замуровывали они расписные лаковые вазы, оправ¬
ленное в золото оружие воинов. Высокие курганы скрывали
сокровища скифских могильников. Земля превращалась
в склад, в бесконечно богатый музей древности. Ученые на*-
ших дней непрерывно вскрывают эти подземные кладовые и
ищут в них ответов на все вопросы. Многое еще неясно им
в этом необычайном сплаве высококультурных греков с вар¬
варами, о которых Геродот в свое время писал: «Они пьют
кровь первого убитого врага и получают награду по числу
вражеских черепов, сложенных к ногам вождя».
ГОРОД МЕРТВЫХ
Археологи привыкли, что о жизни живых им рассказы¬
вают города мертвых — некрополи. Раскапывая курганы,
проникая в склепы, поднимая тяжелые плиты древних погре¬
бений, археологи находят в них не только скелеть* людей, но
и кости животных, оружие, домашнюю утварь, драгоценные
произведения искусства, а часто и рыболовные крючки, и
веретена, и детские игрушки. Наши предки верили, что
жизнь за гробом требует всего, что нужно живому, и щедро
снабжали в далекий путь своих мертвецов.
Заботливо построенные склепы, выложенные камнем мо¬
гилы, крепкие саркофаги должны были защищать покойного
и его имущество от разрушения; поэтому все, что не под¬
дается тлению, веками сохраняется в могилах и, попадая
в руки археолога, дает ему ценнейший материал для изуче¬
ния жизни древних.
Здесь, на Боспоре, в этом сложном греко-скифском госу¬
дарстве, естественно, должны находиться могилы и грече¬
ские и скифские; и разница между ними должна быть так
же велика, как и разница между этими культурами. Эллины
нё убивали жен и слуг покойного; они не укладывали в мо¬
гилу его любимых лошадей. В греческих погребениях не на¬
ходят того огромного количества вещей, тех несметных бо¬
гатств, которые посчастливилось найти ученым в неразграб¬
ленных курганах знатных скифов. Для греческой могилы

характерна мраморная погребальная стела с надписями на
ней, а часто и со скульптурным изображением покойного.
В мужской могиле почти всегда около скелета находятся
кувшинчик с маслом, которым греки натирали свое тело для
занятий спортом в палестре *, и етригиль — железный скре¬
бок, чтобы после занятий это масло снимать. Сосуды для
вина и воды, амфоры, гидрии, прославленные краснофигурные
вазы с художественной росписью ставились в могилы, но
пищей греки своих мертвых, видимо, не снабжали: лишь
иногда возле саркофага находят блюда с орехами, каштана¬
ми, миндалем и косточками от яблок, груш, слив и т. д.
В могилах знатных женщин находят драгоценности пре¬
красной работы и туалетные принадлежности: бронзовые
зеркала, ящички из слоновой кости, лекалы — кувшинчи¬
ки — с остатками белил и румян.
Такие классически эллинские могилы иногда попадают¬
ся на Боспоре, но они характерны только для первых этапов
развития Боспорского царства.
Еще примечательнее те величественные погребальные
сооружения, которые особенно интересуют ученых, помогая
им разгадывать тайну превращения двух столь разных наро¬
дов в один — боспорский народ. Их называют курганами.
В сентябре 1830 года в шести километрах от Керчи,
у кургана, носящего татарское название Куль-Оба, появи¬
лись солдаты, вооруженные лопатами и кирками. Они полу¬
чили задание добыть*^ этом месте камень для постройки
керченских казарм. Разрывая курган, солдаты наткнулись
на древнюю гробницу. Тотчас были вызваны из города пред¬
ставители власти, а вслед за ними прибыли и археологи.
Начались раскопки. К великой радостц ученых, погребаль¬
ный склеп оказался нетронутым. И вот здесь-то и были най¬
дены те драгоценные предметы, которые легли в основу зна¬
менитой коллекции древностей Боспора Киммерийского, вы¬
ставленной сейчас в особых залах Эрмитажа в Ленинграде.
Все говорило о том, что здесь был похоронен знатный
скифский воин: остатки остроконечной войлочной шапки, же¬
лезный меч с отделанной золотом рукояткой, выбитые на
этой рукоятке изображения животных в скифском «звери¬
ном стиле» — борющиеся звери, нападающие на трь Ьяд-
ных хищники, фантастические образы животных. Самым
ярким признаком скифского захоронения было наличие в мо-
* Палестра — в противоположность общественному учреждению —
гнмнасня — частная атлетическая школа.
7*
'99

Похороны богатого скифа.
гиле вождя женского скелета и еще одного мужского: на¬
ложница и раб, убитые и похороненные вместе с госпо¬
дином.
Были там и котлы, наполненные бараньими костями, и
несколько лошадиных костей.
То, что покойный был скифом, несомненно. Но похожа ли
картина погребения в кургане Куль-Оба на обычные скиф¬
ские курганные захоронения? Нет, это что-то другое.
100

Прежде всего сам монументальный склеп с его уступча¬
тыми перекрытиями, пирамидальным сводом особой кладки
построен в архитектурном стиле, принесенном на Боспор
греками. И потом известно, что в каждую могилу скифа-
кочевника, Даже очень бедного, клали непременно хотя бы
одного коня. В могилы же знатных скифов лошадей укла¬
дывали ДеЬятками и даже сотнями: в одном кургане нашли
однажды четыреста конских скелетов. Человек, погребенный
в кургане Куль-Оба, обладал сказочным богатством — это
видно по тем предметам роскоши, которые нашли в могиле.
Однако, кроме нескольких костей — остатка части конской
туши, никаких коней под курганом це обнаружено. Видимо,
сородичи покойного были уже в какой-то мере эллинизи¬
рованы и от некоторых скифских обычаев отказались.
Больше всего о влиянии греческой культуры говорят най¬
денные в могиле предметы роскоши. Вот как описано погре¬
бение женщины в книге профессора В. В. Гайдукевича
«Боспорское царство»:
«Кипарисовый расписной саркофаг ее был отделан сло¬
новой костью, причем часть облицовочных пластин украше¬
на поражающими своей тонкостью и изысканностью грави¬
рованными и отчасти раскрашенными рисунками. Голову
женщины украшала диадема в виде электроновой ленты,
верхний край которой усеян розетками, расцвеченными синей
и зеленой эмалью. Ниже тисненые украшения в виде паль¬
метт (пальмовых листьев), чередующихся с изображением
крылатых демонов и грифонов.
На женском костяке найдены три золотые подвески изу¬
мительно тонкой работы... Там же оказалась пара более
крупных золотых подвесок с медальонами, на которых изо¬
бражена голова- Афины в шлеме, воспроизводящая голову
статуи Афины-Девы, созданной из слоновой кости и золота
в 40-х годах V века до н. э. гениальным художником Фидием
для храма Парфенона».
Дальше идет описание браслетов, колец, ожерелья, одеж¬
ды, усыпанной золотыми бляшками, «число которых дости¬
гает нескольких сот».
Женщину эту нарядили самым изысканным образом в пол¬
ном соответствии с обычаями греков. Правда, нарядили ее,
чтобы тут же задушить, что уже было не в обычае эллинов;
видимо, заветы предков, связанные с культом мертвых, были
еще во многом крепки в ту пору. В более поздних скифских
захоронениях на Боспоре мы уже не находим ни убитых
женщин, ни рабов.
101

В одном из склепов курга¬
на Большая Близница, где, по-
видимому, погребена жрица
богини Деметры, о принадлеж¬
ности покойной к «варварской»
знати говорит только пышность
и богатство погребения да еще
наличие уздечек, седла и кон¬
ских украшений. Очевидно, да¬
же жрица Деметры имела при
жизни собственного коня.
Но вернемся к кургану
Куль-Оба. Среди многих золо¬
тых, серебряных и бронзовых
ваз, чаш, амфор, найденных тут,
есть круглый сосуд из драго¬
ценного сплава, называемого
по-гречески электрон *. По¬
смотрим, что изображено на
нем. По-видимому, это два
друга. Один лечит другому че¬
люсть. У больного, а может
быть раненого, — страдание
на лице. Он хватает товарища
за руку совсем так же, как мы
подчас хватаем руку зубного
врача, невольно мешая ему ле¬
чить нас. Ни одеждой, ни всем
обликом своим люди эти не по¬
хожи на греков. Это, без со¬
мнения, скифы. Это их борода¬
тые лица, длинные, нестриже¬
ные волосы, перетянутая рем¬
нем одежда. Художник-то-
ревт **, видимо, очень хорошо
изучил людей, которых изобра¬
зил на сосуде. Только живя
бок о бок со скифами, можно так верно изобразить их.
В Чертомлыцком кургане (неподалеку от города Нико¬
поля) найдена серебряная амфора для вина. В нижней ее
Серьга-подвеска с
Афины.
* Электрон — сплав золота и серебра, имел янтарный оттенок
(от греческого elektron — янтарь).
** Торе вт — резчик, гравер, скульптор (греч.— torevtes).
102

части, среди кованых львиных масок, есть отверстия, заткну*
тые серебряными пробочками. Покойный мог, при желании,
испить вина из этого сосуда. На плечах амфоры выкованные
из серебра и прикрепленные к сосуду фигурки. Это целая
картина — люди ловят пасущихся в степи коней: двое ору¬
дуют арканами, один стреноживает, еще один схватил коня
за хвост. Это те же скифы, те же лица, та же одежда. Не¬
сомненно, оба эти сосуда — и куль-обский и чертомлыц-
кий — сделаны в пантикапейских мастерских, вероятно, гре¬
ком, жившим на Боспоре.
Множество других курганных находок говорит о том,
что на Боспоре были художественные мастерские, где вы¬
делывались вещи, отвечающие вкусам и требованиям
скифских племен. На Боспоре создалось свое, очень своеоб¬
разное искусство, и творцами его были, несомненно, и гре¬
ки и скифы.
В то же время из Афин по-прежнему поступали распис¬
ные вазы, сосуды из драгоценных металлов, ювелирные
изделия. Угождая вкусам боспорцев, греческие мастера час¬
то брали сюжеты «из жизни
скифов», но что это получа¬
лись за скифы, можно по¬
нять, разглядывая хотя бы
великолепный лекиф — кув¬
шин для косметического
масла, найденный в одной
из гробниц на окраине
Керчи.
Это одна из прославлен¬
ных ваз «роскошного сти¬
ля», на которой, кроме обыч¬
ных краснофигурных изо¬
бражений, художник поме¬
щал рельефные фигуры,
раскрашенные золотом и
разноцветными красками.
На вазе имеется подпись
знаменитого греческого
художника начала IV века
до нашей эры Ксенофанта.
Мастер захотел изобра¬
зить охоту скифов на
грифонов и вепрей. Худож¬
ник слышал легенду о
103
Электроновый сосуд с изображе¬
ниями скифов из кургана Куль-
Оба. IV век до нашей эры;

Серебряная амфора из Чертомлыцкого
кургана.
борьбе скифов с грифонами. Сам он никогда, ве¬
роятно, живых скифов не видел и о жизни их не имел ни
малейшего представления. Он изобразил их так, как издавна
принято было изображать «варваров» в Элладе. Тут и золо¬
тая пальма, и оливковые деревьями охотники с золотыми во¬
лосами, и фантастические звери. Люди, лошади, собаки — все
условно, все нереально. Ксенофант создал красивую вещь, но
ничего нового к изучению скифов она нам не прибавляет.
104

Как ни велико значение курганных раскопок, археологи
не могут ими ограничиться. О боспорской знати, о могуще¬
ственных правителях, прославленных полководцах и гроз¬
ных скифских вождях много и подробно писали древние
историки. Раскопки богатых погребений и дополняют, и рас¬
ширяют, и. исправляют эти сведения. Они дают богатейший
материал для изучения удивительного искусства боспорцев.
Но этого мало. Чтобы понять историю Боспорского царства,
этого могущественного рабовладельческого государства,
нужно знать историю жизни простого народа, а о нем не мно¬
го писали древние. Погребения земледельцев и ремесленни¬
ков бедны и о многом рассказать не могут. И тут уж при¬
ходится от некрополей переходить к остаткам древних посе¬
лений, городов и городков Боспора Киммерийского, разыски¬
вать и раскапывать те самые места, в которых рождались,
трудились, умирали целые поколения людей самых разных
профессий, бедных и состоятельных, свободных и рабов. Вот
этим и занялась прежде всего и настойчивей всего наша со¬
ветская археология.
Деталь чертомлыцкой амфоры.
105

ГОРОДА ЖИВЫХ
Каждое лето работает археологическая экспедиция про¬
фессора В. Ф. Гайдукевича возле Керчи. Роются в земле Ти-
ритаки, исследуют Мирмекий, раскапывают древнюю кре¬
пость Илурат. Живут лагерями. Одни у самого моря, — эти
счастливцы бегают в перерывах-купаться; другие — подаль¬
ше от моря. Археологи, как всюду и везде у нас, выпускают
стенгазеты, поют песни, спорят ночи напролет, работают, не
считая времени. Когда только они спят — неизвестно! Здесь,
в маленьких городках, ученые добывают самый ценный и
нужный материал — летопись жизни простых людей прош¬
лого.
Старики керчане, люди опытные в делах археологии —
«сами копали!», — тодько плечами пожимают: и что они под¬
бирают, эти нынешние археологи, — бросовый материал!
Если такой многоопытный человек встретится среди рабо¬
чих эскпедиции, он не перестает удивляться.
— И на что вам черепица? У вас же таких уже десятки?!
А черепица с клеймом — большая ценность. Это значит —
был целый завод кровельных черепиц. Сам царь боспорский
был владельцем этого завода и основательно на нем разбо¬
гател. А клеймо — вот оно-то и гласит: «царя Спартока»
(конечно, по-гречески!).
Не говоря уже об интересном клейме, и сами черепицы
замечательны. Массивные, прямоугольные плиты весом до
двадцати девяти килограммов покрыты снаружи для красо¬
ты и долговечности кровли темно-красной глазурью; черепи¬
цы, лежавшие по краям кровли, украшены скульптурными
узорами и головой Медузы, которая должна была отгонять
злых духов.
Все меньше и меньше находок оставляют ученые земле,
как «бросовый материал». Каждый глиняный черепок, каж¬
дый кусочек металла может рассказать целую историю.
Даже ребятишки, которые вечно толкутся возле раскопок,
научились кое-чему и, разглядывая осколок скифской таре¬
лочки, важно заявляют: «В древности разбитая».
Раскопки поселений — работа трудная и кропотливая:
ни драгоценных сосудов, ни богатых уборов здесь не встре¬
тите; редко попадаются дорогие вещи. Тут приходится иметь
дело с обломками зданий, черепками посуды, рыбьими ко¬
стями, обуглившимися зернами пшеницы, ячменя, проса, че¬
чевицы, гороха. Однажды нашли бронзовый стерженек, рас¬
плющенный с одного конца. Очистили, рассмотрели. На дру-
106

гом конце стерженька
имелось выпуклое изобра¬
жение богини Афродиты,
точно такое, какое встре¬
чается на золотых бля¬
хах, украшающих одеж¬
ды знатных боспорцев,
погребенных в склепах.
О I/ООО ПЛЛ1			 TJT О Т I Т *Т Т1
Оказалось — нашли
нашли
штамп, которым чекани¬
лись все эти золотые бля¬
хи. А это значит, что не
только в Пантикапее, но
и в десяти километрах от
Глиняная игрушка-возок
из Скифского кургана.
него, в маленьком город¬
ке рыбаков и ремесленников, имелись ювелиры, а может
быть,- и целые мастерские.
Было известно, что боспорцы покупали в Греции вино,
что его ввозили в Пантикапей в больших остродонных амфо¬
рах. Скифы, по свидетельству древних писателей, пили
его неразбавленным. «Пить вино по-скифски» значило «пьян¬
ствовать». Долгое время считалось, что здесь, на Боспоре,
еще не умели в те времена выращивать виноградники, что
мешал этому недостаточно теплый климат. И вдруг обнару¬
жили настоящие винодельни с давильными площадками, сто¬
ками, целые резервуары, врытые в землю, выложенные кам¬
нем и оштукатуренные, вмещающие до пяти тысяч литров
виноградного сока. Сок этот потом разливался в огромные
глиняные «пифосы» и там уже превращался в вино.
Такие винодельни найдены в Пантикапее, в Тиритаке.
в Мирмекии. С течением времени боспорские виноделы на¬
учились делать более совершенные давильни с прессом для
выжимания сока, оставшегося в винограде, перемятом сна¬
чала простым способом, то есть ногами. Винодельни говорят
о виноградниках, сливовые и алычовые косточки — о фрук¬
товых садах вокруг Пантикапея, каменные зернотерки, руч¬
ные мельницы и зерна пшеницы на дне глиняных сосудов
рассказывают о хлебных полях Боспора Киммерийского.
Греческие писатели много писали о рыбных богатствах
Черного моря. Вот здесь, в Тиритаке, очевидно, и жили те
рыбаки, те мастера засолки, которых прославил грек Архе-
страт, написав специальное сочинение о боспорской соленой
рыбе. Именно здесь отрыты большие рыбосолильные ванны,
найдено множество бронзовых крючков, грузил для сетей и
107

огромное количество рыбьих костей. О крупных осетрах, ко¬
торых ловили в этих местах, греки писали, что они «величи¬
ной почти равны дельфинам».
И все же настоящая слава, богатство и сила Боспора
Киммерийского не в вине и не в рыбе, а в хлебе.
Об этом свидетельствует все: и писания древних, и деловые
документы, и надписи на камнях, и археологические находки.
Недаром самым почитаемым божеством была здесь Демет¬
ра — богиня земли и земледелия.
Правители Боспора очень умело пользовались продоволь¬
ственными затруднениями в Афинах, чтобы укрепить торго¬
вые и политические связи, поднять авторитет династии Спар-
токидов, превратить Боспорское царство в богатую, куль¬
турную страну. Есть очень интересный документ — судебная
речь афинского оратора Исократа, составленная им в 393 го¬
ду по поручению одного боспорского купца, который судился
с афинским банкиром Пасионом.
Вот что случилось с этим молодым купцом. Его отец —
богатейший боспорский хлеботорговец и судовладелец Со-
пей — был в то же время крупным государственным деяте¬
лем Боспора и находился в дружеских отношениях с самим
царем Сатиром I. Историки полагают, что Сопей был огре-
чившимся варваром. Желая, чтобы сын его получил грече¬
ское образование и нажил самостоятельно богатство, Сопей
отправил его в Афины с двумя кораблями, нагруженными
хлебом. Надо думать, что и денег он дал ему немало.
Сынок прибыл в Афины и первым делом, как и полагает¬
ся деловому человеку, положил свои деньги в банк — так
они и лучше сохранятся и дадут проценты.
Мы не знаем, насколько старательно молодой купец обу¬
чался в Афинах наукам, но думается, что жилось ему там
неплохо. И вдруг как гром среди ясного неба — приказ
от самого царя: вернуться немедленно на родину и строжай¬
шее распоряжение кому следовало о конфискации всех
денег Сопея, имеющихся у его сына. Оказалось, что царь
приказал арестовать своего друга Сопея по подозрению
в государственной измене. Но сын и тут не растерялся: он
живо сговорился с банкиром и заявил, что денег у него нет.
Банкир подтвердил.
А тем временем пришло новое известие: царь помирился
с Сопеем, восстановил его во всех правах и женил своего
сына, царевича Левкона, на сестре молодого купца, дочери
Сопея. Но теперь показал себя банкир. Он заявил, что этих
108

денег у него нет и не было, й он ничего платить не намерен.
Началось судебное дело, в которое вмешался сам боспорский
царь. Послания шли из Боспора в Афины и обратно. Банкир
посылал специальных людей в Пантикапей; им было поруче¬
но там защищать интересы банка, а царь созвал видней¬
ших купцов для защиты прав Сопея. Вот об этом деле и дер¬
жит речь Исократ. При этом он неумеренно восхищается и
самим царем Боспора и помощником его Сопеем, а заодно и
боспорскими купцами, напоминая афинянам, что они нико¬
гда не имели отказа в хлебе, даже тогда, когда купцам дру¬
гих стран почему-либо отказывали.
Мы не знаем, чем кончилась эта тяжба, но нам, в сущ¬
ности, не так уж важно, удалось ли царскому любимцу при¬
бавить к своим несметным богатствам еще и деньги, при¬
своенные мошенником банкиром. Нам интересно, как в этой
судебной речи отразилась картина отношений между Афина¬
ми и Боспором в годы его расцвета.
Чем больше богатели боспорские цари, тем больше поче¬
стей оказывали им далекие Афины. Их изображения-статуи
воздвигали на городских площадях, декреты, прославляю¬
щие боспорских владык, высеченные на мраморных досках,
выставлялись на людных перекрестках. Правда, расчетливые
афиняне хитро устраивали такие дела: например, увенчание
боспорцев золотыми венками не стоило им слишком дорого.
Был уговор: цари Боспора заранее посвящали свои пышные
награды Афине-Палладе; тогда они оставались на вечное
хранение в святилище богини в самих Афинах. Все склады¬
валось ко всеобщему удовольствию: царям — почет, а поли¬
су, городу, — почти никаких расходов.
ВОЖДЬ УГНЕТЕННЫХ САВМАК
Сейчас даже очень далекие от археологии люди знают,
что тот, кто ведет раскопки, добывает вещи не для себя,
а для науки. И все же многих удивляет: часто прекрасная
золотая старинная монета великолепной чеканки вызывает
у археологов меньший восторг, чем маленький, полустертый
медный или бронзовый грошик. А все дело в том, что золо¬
тая в данном случае оказалась не единственной, не первой:
такие точно уже есть в коллекциях наших музеев, она уже
изучена. А вот эта маленькая, бедная монетка — единствен¬
ная. Мало того — может быть, ее-то и не хватало для дока¬
109

зательства чьей-то смелой мысли или опровержения чьей-
нибудь ошибки.
До сих пор идут споры об одной такой монетке. На ней
только четыре греческие буквы: сигма, альфа, ипсилон, мю.
По-русски они читаются: САВМ. Что это значит? Имя? Часть
имени? Не Савмак ли?
Во II веке до нашей эры на Боспоре вспыхнуло восста¬
ние. Вождем восстания был царский раб, скиф Савмак.
Мало, очень мало писали об этом древние историки, но все
же кое-что дошло до нас. Из надписи на одной статуе стало
известно, что восставшие овладели Пантикапеем и Феодоси¬
ей, что против них был послан прославленный полководец
Диофант. Тот самый Диофант, которому за его «великие
деяния» и была воздвигнута бронзовая статуя с выбитым на
пьедестале кратким сообщением о его борьбе с восставшими.
Полгода шла длительная подготовка к военной экспеди¬
ции против Савмака. Понадобились целая регулярная армия
и военный флот, чтобы, наконец, подавить восстание. Савмак
был взят в плен и казнен. Если надпись на монетке следует
читать «Савмак», то значит было время, когда вождь вос¬
ставшего народа мог чеканить монеты! Да, но достаточно
ли этих четырех букв, чтобы сделать такое заключение? Нет
ли там еще чего-нибудь, на этой монетке? Есть. На лицевой
стороне изображен бог солнца — Гелиос — с лучами вокруг
головы. Но говорит ли это историкам о чем-нибудь?
Известно, что незадолго до того в другом месте, в Перга-
ме, тоже происходило восстание. Там восставшие называли
себя гелиополитами, то есть «гражданами солнца». Мог об
этом знать Савмак? Конечно, мог. Мечтавший о стране счаст¬
ливых, о «солнечном государстве», человек этот, став прави¬
телем Пантикапея, приказал чеканить монеты с изображе¬
нием бога солнца. Так думает большинство ученых. Но что¬
бы это стало бесспорным, нужно найти такую монетку, на
которой имя Савмак было бы написано полностью. И поиски
не прекращаются.
ОХРАННЫЕ РАСКОПКИ
Осенью экспедиция заканчивает свою работу. Ленинград¬
цы уезжают, керчане остаются. И с ними остается архео¬
логия.
Есть в нашей стране города, вся жизнь которых, равняет¬
ся по огромным заводам, находящимся в них или иоблизо-
110

сти. Таков Магнитогорск на Урале. Есть и такие, как Сева¬
стополь, Кронштадт: там всем командует гавань, порт.
А в Керчи распоряжается археологический музей.
Строить обычное городское хозяйство здесь так же не¬
просто, как жить в покоях какого-нибудь исторического
дворца. Вздумал пробить в стене дверь, а под обоями фрес¬
ка великого мастера. Поднял половицу, а там тайник с ар¬
хивом. Так и в Керчи. Здесь приходится строить дома на
земле, переполненной сокровищами. Не разобравшись, мож¬
но погубить их навеки. Страшно дробить камень на щебен¬
ку — рискуешь уничтожить могильную плиту большой цен¬
ности. Тут под. землей древний склеп, там остатки греческих
бань, гимнасия, рынка. Археологи давно уже безуспешно
ищут какой-нибудь след пантикапейского театра и ничего не
могут найти. А ведь театр был, это несомненно. Да и у древ-
ных писателей мы находим указания на это. Известен рас¬
сказ' о том, как в Боспор из Греции был прислан посол со
шпионскими заданиями (выведать размеры городов, числен¬
ность населения). Вместе с послом прибыл и знаменитый
в те времена актер Аристоник, который должен был своим
пением под аккомпанемент «кифары» привлекать жителей
в театр (чтобы легче было подсчитать людей).
Археологи предполагают, что театр находился где-то не¬
подалеку от развалин святилища Диониса, у подножия горы
Митридат. Теперь это улица Свердлова, застроенная совре¬
менными домами, и узнать, что там под ними, уже невоз¬
можно.
Да, то, что застроено, уже недоступно для археологов, но
вот с новым строительством дело тут обстоит по-особому.
Керченскому музею специальным постановлением правитель¬
ства дано право приостанавливать любую работу в городе,
если это окажется нужным. Но как уследить музею за всем?
Не могут же сотрудники быть везде и всюду в ожидании, не
наткнется ли экскаватор на старую гробницу, не ударится ли
лопата о древнюю амфору? А без археолога трудно распоз¬
нать, обычный ли камень попал в стальной ковш машины,
или древний, обработанный. Следует ли рыть дальше, или
нужно остановиться. Какой же выход? И выход найден,
очень правильный выход. Нельзя на каждый экскаватор по¬
садить ученого-археолога, но, может быть, можно всех рабо¬
тающих в Керчи заинтересовать археологией? Да, оказывает¬
ся, можно. И теперь то и дело в музее трещат телефоны:
звонят рабочие со стройки, звонят школьники, домашние хо¬
зяйки...
ill

Рыли траншею и наткнулись на плиту. Два-три человека;
уже, несомненно, слышали лекцию сотрудника музея, они
сразу сообразили, что плита особая, «обработанная в древ¬
ности». Звонят в музей: «Присылайте ваших».
Да, под землей древнее захоронение. Работы останови¬
лись. Вместо мощной железной лопаты-ковша в ход пошдд,
осторожные скребочки и щеточки археологов. А как же на¬
меченный тут водопровод? Ну что ж, если можно — пойдут
в обход гробницы, а то и переждут. И когда археологи вы¬
нут из могилы все, что им нужно, траншея пойдет дальше.
Правда, не всегда все проходит так гладко и дружелюбно,
бывают и стычки, и обиды, и жалобы. Но постановление есть
постановление, и строителям приходится терпеть власть
музея.
Такие раскопки называются охранными. Они ведутся зи¬
мой и летом — во все сезоны; их задача — сберечь то, на
что люди натыкаются случайно. Они дали музею немалую
часть его ценных коллекций.
Обычно на месте раскопок собирается народ. Разговоры
ведутся самые «керченские». Старики пбминают «счастливчи¬
ков», молодежь демонстрирует свою образованность, ребята
лезут к самой яме. Кое-кто, может быть, втайне и подозре¬
вает, что ученые нашли все же золото, однако виду не пока¬
зывает.
Часто тут же на месте возникает настоящая лекция. Од¬
нажды таким образом была открыта могила, в которой на¬
шли крошечные золотые украшения: браслетик, колечко,
сережки, золотые кончики пояска и несколько косточек, остав¬
шихся от скелетика ребенка. По вещам и косточкам опреде¬
лили, что ребенку не было и года. На колечке написано гре¬
ческое женское имя Хара, по-русски это значит «Радость».
Наверное, сильно любили родители эту маленькую «Ра¬
дость», если так украшали ее. Но попробуйте вообразить
себе в наши дни младенца, увешанного серьгами и браслета¬
ми, — невозможное зрелище!
Одну за другой сотрудница музея показывала находки
обступившим ее людям, рассказывала об обычаях древних,
о методе работы археолога, и тут же при всех вещи были
занесены в книгу.
Не первый год ведет свою работу Керченский музей, и
давно уже к небольшой группе сотрудников присоединились
сотни, а может быть, и тысячи помощников. Они разные по
возрасту и по знаниям; польза, приносимая ими, тоже не оди^
112

накова, но все они любят историю своего города и гордятся
своим музеем.
То, что скрыто в земле, может добыть, не повредив, толь¬
ко опытный и знающий ученый; добровольцам таких работ
доверять нельзя. Но в Керчи многое можно найти прямо на
поверхности — все то, что вымывают дожди, обнажают
оползни. Находки эти называют «подъемным материалом»,
и вот его-то и -приносят часто керчане в музей, приносят и
взрослые и дети.
Есть в Керчи пенсионер Юдкевич. От него то и дело по¬
лучает музей что-нибудь новое и удивительное. Это он нашел
«трехликую Гекату» — редчайшее скульптурное изображе¬
ние греческой богини. Рабочий Илюхин притащил однажды
найденное им на горе Митридат каменное надгробие — сте¬
лу. Она была необычной — расписной: на ней в. красках изо¬
бражен древний воин.
Инженер Веселов — железнодорожник по профессии, но
седая древность так увлекла его, что он стал теперь уже
почти археологом. Он пишет научные статьи в археологиче¬
ские журналы и сборники. С ним в большой дружбе живут
работники музея.
МИРОВОЕ СОКРОВИЩЕ
Есть* в Керченском музее сокровище мирового значения,
так называемый «лапидарий» — хранилище камней. Здесь
стоят и лежат сотни надгробных плит — стел. Немногие из
них — мраморные — привезены из Греции. Большинство
сделано местными мастерами из ракушечника. На камне вы¬
сечены надписи, портреты, целые группы. Вот муж и жена
пожимают друг другу руки: художник изобразил на надгро¬
бии неразлучность, верность. Вот шестеро детей выстроились
по росту: может быть, погибли от какой-нибудь эпидемии.
Вот прекрасная стела, на которой изображена женщина
в длинном, ниспадающем складками покрывале, сидящая в
кресле. Рядом юноша-подросток стоит, опираясь на щит.
За креслом женщины — крошечная фигурка. Кто это? Ре¬
бенок? Нет, и пропорции и весь облик взрослого человека.
На многих стелах можно увидеть такие фигурки, мужские и
женские, — это рабы, их изображали на стелах рядом, но
в половину роста их господ.
Сотрудник музея охотно прочтет и переведет вам не¬
сколько древнегреческих надписей. Одно надгробие скажет
8 Л. Успенский, К. Шнейдер
ИЗ

вам, что покойный «убит бурным Аресом номадов», то есть
скифским богом войны; другое, что «погибший наткнулся на
страшное варварское копье...». Вы услышите имена грече¬
ские: Аристип, Диофант, Гераклит; скифские: Ардар, Бастак;
римское Квинт, персидское Ахеймен. Вы узнаете профессии
тех времен: купец, судостроитель, флейтистка, учитель гим-
насия и даже любитель словесности — мы назвали бы его
филологом или историком литературы.
Если вы будете разглядывать эти надгробия очень внима¬
тельно, то заметите, что в конце большинства надписей
стоит одно и то же слово, которое вы, не зная греческого
языка, все же сможете прочитать — буквы очень похожи на
наши. Это слово ХАЙРЕ.
Вам читают: «Жена моя, Калия, прощай!», «Феотима,
жена Бакхия, и сын Мойрипп, прощайте», «Филотт, сын
Мирмека, прощай!» Вот как просто и грустно звучат эти
надписи. «Хайре» — слово последнего привета. Оно и зна¬
чит — «прощай».
Простимся же и мы с этим миром мертвых. Выйдем из
лапидария, пройдем вдоль моря и, свернув налево, подни¬
мемся на гору Митридат. Здесь некогда стоял акрополь *
Пантикапея, здесь сияли великолепием дворцы и храмы.
Встанем лицом к морю у высокого обелиска, который
поставлен в наши дни в честь героев, павших за освобожде¬
ние Крыма в Великую Отечественную войну. Отсюда, с са¬
мой высокой точки Керчи, далеко вокруг видна земля, на
которой родилось, цвело и умерло Боспорское царство.
Взглянем на юг. Там, за цепью курганов Юз-Оба («Сто мо¬
гил»), — Тиритака, город рыбаков, виноделов, гончаров.
Дальше, у самого моря, на берегу прекраснейшей бухты,
то, что осталось от Нимфея — города, из-за которого Афи¬
ны спорили с Боспором. Это был очень богатый город, с луч¬
шей на всем побережье гаванью, с плодороднейшими зем¬
лями вокруг. Здесь, на берегу, у подножия скал, находился
храм Деметры, покровительницы земледельцев, богини, ко¬
торую изнеженные эллины считали «мужицкой богиней» и
которую так любили и почитали боспорцы. Войны и земле¬
трясения много раз разрушали Храм Деметры, но люди сно¬
ва и снова восстанавливали его.
Обернемся к северу: нам хорошо виден отсюда Царский
* Акрополь—в древней Эылвде вышгороа, кремль. От гре¬
ческое» akeoe *— верхний, высокий и райе — город.
m

Стела-надгробие Каллисфении, жены Баста, и
ее брата Коллиона. I век до нашей эры (Керчь).
курган, это чудо архитектуры, увидев которое один раз, за¬
помнишь на всю жизнь.
Дальше за городом Мирмекием лежат друг против дру¬
га на противоположных берегах пролива городки Порфмий
и Ахиллий. Здесь некогда была переправа. Неподалеку от
этих мест во время подводных работ водолазы нашли на дне
ценную греческую амфору и преподнесли ее в дар съезду
археологов, который в эти дни проходил в Керчи.
Мы стоим на вершине холма, который назван именем мо¬
гущественного боспорского царя Митридата Евпатора.В дол-
гцй и упорной борьбе с Римом он был предан собственным
сыном и покончил с собой на вершине холма в Пантикапее.
8*
115

Так говорит предание. «Здесь закололся Митридат», — чи¬
таем мы у Пушкина.
Римляне завладели Боспором. Их владычество тянулось
несколько веков, пока на Европу не обрушился «бич бо¬
жий»— царь гуннов Аттила, пока «трава не перестала ра¬
сти повсюду, где ступали ноги его коня».
Тысячелетнее существование Боспорского царства кончи¬
лось в последней четверти IV века нашей эры.

В ЦАРСТВЕ ТЕЙШ Е Б Ы-В ОИ Т Е Л Я
У ГОРОДА ВАН
Город Ван расположен в шести километрах от огромного
соленого озера на северо-востоке Турции. Его небольшие
строения толпятся у подножия стометровой громады — Ван-
ской скалы. В самом начале XX века, повествуют очевидцы,
в Ване жил паша Северного Курдистана, «имелись четыре
мечети, базар, элегантные кофейни, госпиталь и школы».
Неизвестно, сохранились ли до нашего времени «элегантные
кофейни», — прошло ведь уже больше полувека! Зато вы¬
соко над городом, на гладком срезе Ванского утеса, и сейчас
на своем месте знаменитая «Хорхорская летопись».
Она высечена клинописью на одной из граней скалы ца¬
рем Аргишти, сыном Менуа, «царем великим, царем стран,
царем страны Наири, царем, который не имел себе равных,
пастырем, достойным удивления, не опасавшимся сражений,
царем, склонившим всех непокорных ему, царем царей», как
называл себя еще его прадед. Надписи этой две тысячи
семьсот лет. И она сохранилась.
Палимое солнцем и обдуваемое ветрами Востока, два¬
дцать семь веков безмолвствовало над Ваном это великое
хвастовство сурового владыки, но с тех пор, как тайна урарт-
П7

ского языка перестала быть для нас тайной, оно многое ус¬
пело рассказать ученым.
«Хорхорская летопись», царя Аргишти — самый внуши¬
тельный по объему из дошедших до нас урартских докумен¬
тов. Но он не одинок. Ванская скала — целый каменный
архив. В ее пещерах и нишах тут и там видны древние пись¬
мена. Обрывки и даже хорошо сохранившиеся надписи на¬
ходят повсюду в этих местах.
Тут же, около того же Вана, люди и сейчас пьют воду
из великолепного семидесятикилометрового канала, по кото¬
рому в накаленный солнцем город струится холодная вода
мощного горного родника. Искусственная речка то бежит по
акведукам * пятнадцатиметровой высоты, сложенным из гру¬
бо отесанных каменных глыб, то пересекает русло естествен¬
ного потока по мосту из могучих древесных стволов. И хотя,
конечно, это не те самые стволы, которые были срубле¬
ны рабами царя урартов за восемьсот лет до начала нашей
эры, но и сегодня стволы уложены там же и так же, как
тогда. -
Среди каменных блоков, образующих ложе канала, есть
такие, на которых сохранились клинописные строки. Царь
Менуа, отец того Аргишти, дела которого прославляет «Хор¬
хорская летопись», сообщает потомкам о своей великой гор¬
дости:, канал сооружен им, царем Менуа, сыном Ишпуини.
Гордость эта понятна и заслуживает уважения — вода несет
с собой жизнь.
Среди ста с лишним надписей, дошедших до нас от времен
Менуа,- девятнадцать говорят о водосборных сооружениях.
Это был поистине царь-ирригатор. Он очень ревниво отно¬
сился к своей славе; недаром почти каждая из таких надпи¬
сей кончается страшным заклятием, которое в полной форме
звучит так:
«Кто эту надпись уничтожит, кто ее разобьет, кто ее
с места сдвинет, кто ее в землю зароет, кто в воде утопит,
кто не по праву скажет — я это все соорудил, — кто мое
имя уничтожит и свое поставит, будь он житель страны
Биайны ** или житель вражеской страны, пусть боги Халди,
Шивини, Тейшеба, пусть все боги не оставят на земле ни его
имени, ни семьи, ни его потомства!»
История жестоко посмеялась над честолюбивым урартом;
* Акведук — открытый водопровод, нечто вроде моста, по кото¬
рому течет вода. От латинского aqua — вода и duco — вожу.
** Б и а й н а — центральная область государства урартов.
ИВ

великолепное это сооружение, гордость царя Менуа, предмет
его забот и хвастовства завется ныне «канал Шамирам».
Спросите жителей Вана: «Кем построен канал?» Ответ будет:
«Царицей Шамирам». Сам Моисей Хоренский, знаменитый
армянский историк, живший в V—VI веках нашей эры, ут*
верждал это. Кто мог опровергнуть его слова? Язык урарт¬
ской клинописи был уже забыт, и никто еще не открыл его
заново.
А между тем та, кого в Армении зовут Шамирам, была
ассирийской царицей Шамурамат, прославленной греками
под именем Семирамиды. Ненависти пламенней, чем та, ко¬
торая пылала между «орлиным гнездом» урартов и «логови¬
щем льва» — страной Ашура, —. не ведал мир. И ей-то,
ненавистной ассириянке, приписывают вот уже почти три
тысячелетия и знаменитый канал и все былое великолепие
Вана, который тогда, во дни Менуа и Аргишти, носил слав¬
ное урартское имя Тушпы. И случилось это не по чьей-
нибудь злой воле, а лишь потому, что люди древности не
знали истории своих народов.
Мы теперь знаем об их прошлом многое. Светлая Эллада,
кровожадная Ассирия, таинственный Египет открыли нам
свои сокровенные тайны. Их летописи поведали и о делах
их соседей. И все же рядом с ними жили некогда народы,
доныне почти неведомые. Одни из них не оставили после
себя никаких письменных свидетельств, языков других мы
еще не разгадали.
Еще совсем недавно в «Энциклопедическом словаре Брок¬
гауза и Ефрона», этом своде научных знаний XIX и самого
начала XX века, статьи на слово «Урарту» не было. Правда,
ученые уже знали тогда о существовании этого государства;
знали — по ассирийским летописям — и имена урартских
царей, трех Сардури, трех Рус, и Аргишти, и Менуа, и Ара¬
ма. Знали их важнейшие дела и даты. Словом, костяк исто¬
рических сведений об этом народе был уже в руках науки,
но вот живая плоть прошлого, облекавшая некогда этот
скелет фактов, — обычаи, быт, ремесла, искусства — все это
казалось безнадежно утерянным. Летописцы древности не
имели обыкновения задерживать свое внимание на таких
пустяках; об этих «пустяках», столь существенных для исто¬
рии, мы узнаём из археологических раскопок. Раскопок же
на территории Урартского царства в XIX веке велось мало,
только в самом конце столетия они были начаты в Ване и его
окрестностях. В этих местах, в глухом захолустье Оттоман¬
ской империи, вести работу было очень трудно.
П9

Больше делалось у нас в Закавказье, куда некогда про¬
стирались северные окраины страны Урарту. Однако только
после Октября этим работам был дан надлежащий размах.
А совсем, недавно, уже по окончании Великой Отечественной
войцы* удалось сразу сделать столько, что перед учеными
мира (вгкоторый раз за последние сто пятьдесят лет!), как
занавес в театре, поднялась завеса времени, и за ней из ту¬
мана выступил во плоти и крови еще один великан, почти
неведомый доныне народ древних дней, предок современных
армян — урарту.
ПО ВОДЕ БОГОВ
Впервые имя Урарту появляется в надписях ассирийского
царя Салманассара I в XIII веке до нашей эры. В последний
раз мы встречаемся с ним около 520 года до нашей эры в Би-
ситунекой надписи царя Дария; тут уже оно звучит по-пер¬
сидски, как Урашту. На протяжении этих семи столетий
взошла над миром и закатилась звезда Биайны — вся ее
история уложена в них.
Цари Урарту, такие, как Ишпуини, сын первого Сардури,
живший еще в IX веке, как его наследник и одно время со¬
правитель Менуа, как сын этого Менуа Аргишти I,
много сделали для процветания Биайны. Далеко на север и
на запад раздвинули они границы страны: город Менуахи-
нили красовался у нынешнего села Ташбурун, на Араксе;
город Аргиштихинили стоял на нынешнем Армавирском
холме в Армении. Но больше всего пеклись они о процве¬
тании своей столицы Тушпы (теперь город Ван) и ее окрест¬
ностей.
Со дней Аргишти в тяжелой глыбе Ванской скалы высе¬
чены обширные гроты, пещеры и каменные ниши — урар-
ты называли их «воротами бога»; теперь это «пещеры дья¬
вола». Там, в глубине этих пещер, найдена большая часть
клинообразных надписей, прославляющих дела урартских
царей.
Урарты насаждали сады и виноградники, орошали поля,
строили храмы и дворцы, вели оживленную торговлю по до¬
рогам древней Азии, но боги не благословили их страну ми¬
ром. Если верить древним надписям, вся вина лежала именно
на них, богах, ибо они любили кровь н никак не могли ужить¬
ся друг с другом.
Грозный Ашур, которому поклонялись ассирийцы, с нена-
120

вистью смотрел на возвышение урартского бога
Халда, и Халд платил ему тем же. Бог войны,
бог грозы и бури Тейшеба рвался в бой
против свирепого ассирийского Нергала. Цари
подчинялись велениям богов, народы волей-не¬
волей шли за царями, песни сменялись стонами,
небо темнело от дыма пожарищ, ужас и запу¬
стение воцарялись там, где вчера волновались
нивы, цвели виноградники, шумели рынки и ба¬
зары.
На глиняных призмах, заложенных в фунда¬
мент храма, записал ассирийский властитель
Тукультиапал-Эшара I (греки переименовали его
в Тиглатпалассара) страшную повесть о своем
вторжении в страну Наири, где жили и урарты:
«Ашур, владыка, послал меня на страны да-
леких царей, не знающих подчинения, и я по¬
шел... 23 царя страны Наири велели собрать
в своих странах колесницы и войска и поднялись
против меня на войну и на битву... Я надвинулся
на них в ярости моего грозного оружия. Я> как
наводнение Адада, учинил истребление их много¬
численного войска. Их большие города я завое¬
вал, их богатства я вывез. Их поселения я спа¬
лил огнем...»
Прошло два с половиной века, и новый бич
народов, Салманассар III, идет с огнем и ме¬
чом к берегам Верхнего моря — озера Ван:
«К царскому городу Арама-урарта я приблизился. Урарт
Арам испугался горечи моего сильного оружия и сильной
битвы и оставил свой город. В горы Аддури он поднялся, за
ним поднялся и я. Сильную битву устроил я в горах...
Их кровью окрасил я горы, как шерсть, его лагерь я захва¬
тил, его колесницы, всадников, коней, телят и богатое иму¬
щество привел я с гор... В моей могучей силе, как тур, раз¬
давил я его страну, поселения превратил в развалины и
сжег огнем...»
Бедная страна, бедный народ!.. Но военное счастье пере¬
менчиво, а богов, очевидно, преследуют свои удачи и неуда¬
чи. И вот уже сын Аргишти Сардури столетие спустя деяния
свои просто приписывает богу Халду:
«Бог Халд выступил, великой милостью своей покорил
он мне Мурину, царя Уеликухи, покорил он Синалиби, сына
Статуэтка
бога
Тейшебы.
121

Луехи-царя, страны города Ту лихи, покорил он Ашурнирари,
сына Ададнирари, царя стран Ассирии...»
Ассирия явно пришла в упадок: Сардури упоминает о ней
среди других побежденных областей. И надо сказать, вы¬
полняя приказы Халда, осеняемые кровавой десницей
Тейшебы, урартские цари были не милосерднее царей
Ашура.
«Направился я в Эрах, страну захватил, поселения сжег
и разрушил, все опустошил, мужчин и женщин увел
в Биайну».
Так на протяжении веков в непрерывном соперничестве
с «логовом львов» — Ассирией — жила страна Урарту —
разноплеменное и разноязычное целое, кое-как сшитое из
покоренных областей-лохмотьев иглами мечей и копий, гото¬
вое ежеминутно распасться и вновь возникнуть из этих слабо
связанных друг с другом частей. Она, эта пестрая страна, то
становилась могущественным государством, то приходила
в полный упадок.
Голова коня. Украшение на дыш¬
ле урартской колесницы.
В середине VIII века до на¬
шей эры новый Тукультиапал-
Эшара, Тиглатпалассар III,
вернул Ассирии ее страшную
славу. Он «запер Сардура-
урарта в Турушпе» (Тушпе),
он «сверху донизу» прошел его
страну, «большую резню уст¬
роил. перед его воротами».
Разгром был страшным. Асси¬
рийские летописцы долго по¬
том издевались над бежавшим
в горы Сардуром: он ускакал
из крепости на кобыле, очевид¬
но потеряв своего боевого коня.
Какой позор для воина!
Опять наступило тяжелое
время для урартов. Сыну Сар-
дура Русе досталась в наслед¬
ство разбитая, разоренная
страна, в которой к тому же
начались внутренние беспоряд¬
ки. Маленькие царьки и прави¬
тели, вполне покорные царю
в период могущества, теперь
вышли из-под его власти, вос-
122

ставали и отделялись один за другим. Когда Русе удалось,
наконец, справиться с ними, он приказал выбить на цоколе
статуи:
<гС моими двумя конями и одним колесничим рука моя
овладела царской властью Урарту».
Руса перенес столицу с Ванской скалы на близлежащую
неприступную гору: теперь ее зовут турецким именем Топрах-
кала. Потом взгляд его обратился на далекий север, туда,
за гору Арарат, к озеру Севан! Оттуда поднимался новый
враг — дикие кочевники. И Руса возводит целый ряд крепо¬
стей в тех дальних местах: ведь кочевники не умеют брать
крепостных сооружений; как суровые часовые, встали могу¬
чие твердыни на их пути на юг.
Новый ассирийский владыка Саргон II между всеми свои¬
ми войнами, набегами, государственными делами не забывал
об Урарту. Он наводнил страну противника своими агентами
и шпионами. В развалинах царского дворца в Ниневии со¬
хранились тлиняные таблички донесений, которые эти лазут¬
чики слали своему повелителю:
«Мы не преминули записать имена всех людей, — пишет
один, посылая по стране своих доверенных, — каждый вы¬
полняет свою работу, нет никакого упущения. Мы много¬
кратно слыхали следующее: урартский царь из Турушпы не
вышел, и мы будем продолжать наблюдения, как приказал
мой царь».
«Весть об урартском царе, — радуется другой, — преж¬
нее, что я писал, подтвердилась, у них произошла большая
резня; теперь страна его успокоилась. Царь урартский на¬
ходится в стране Уаси».	*
Руса решил опередить ассирийцев. Узнав о карательной
экспедиции Саргона в одну из взбунтовавшихся маленьких
стран, Руса задумал зайти с тыла и напасть на ассирийцев.
Саргон был вовремя предупрежден и разбил урартского
царя. Руса бежал в Тушпу и там покончил с собой. Найдено
письмо, адресованное ассирийским историографом не кому
иному, как богу, в котором он подробно излагает все, что
произошло затем. Саргон прошел по Урарту, сжигая по пути
селения и все запасы, .снося крепости, уничтожая каналы,
сады и посевы. Был разбит и разграблен храм бога Халда —
хранилище несметных сокровищ.
*£се Урарту до его предела, — торжествует Саргон в сво¬
их пабедных надписях, — поверг я в несчастье и заставил
его население стонать и плакать».
123

Нужды бога Ашура были тут ни при чем. Десятки тысяч
рабов, огромные стада, сокровища дворцов и храмов — вот
что нужно было победителю. Война была в те дни одним из
обычных способов вести торговые и хозяйственные дела, при*
чем способом очень выгодным. К тому же страна Урарту
была богата железом, а в этом металле правители уже тогда
знали толк.
Все это произошло в 714—713 годах до нашей эры, а уже
в 690 или 680-м новый Руса роет новые каналы,, возводит
города и крепости. С ассирийцами установились сравнительно
мирные отношения. Появляются общие враги — киммерийцы;
растет значение недавно еще слабой Мидии.
Наконец на севере, кажется, сам небосклон темнеет от
новых конных полчищ: то движутся дотоле неведомые на
юге скифы, и ужас охватывает даже львиные сердца.
«Вот идет народ от страны северной, — с трепетом во¬
пиет один из, библейских пророков, — народ великий подни¬
мается от краев земли; держат они в руках луки и копья;
они жестоки и немилосердны, голоса их шумны, как море,
и несутся они на конях все в ряд, как один человек...»
Скифы угрожали Ассирии. Но по пути лежали земли урар-
тов. У подножия древнего Арарата в нынешнем Закавказье
столкнулись две эти силы. Не сразу между ними началась
борьба; некоторое время они, как атлеты перед началом ре¬
шительного поединка, только присматривались друг к другу,
только стояли рядом.
Об этом времени конца VII и середины VI века до
нашей эры каменные летописи сохранили лишь смутные све¬
дения/ Известно, что Руса, сын Аргишти, строил в это время
мощные цитадели, охраняя свою страну от кочевников, но что
это за крепости, где они находились, — об этом почти никто
ничего не знал. Встречается имя Сардури III, который в сво¬
их посланиях ассирийскому царю называет себя уже не
«братом», как писалось прежде, а «сыном», как бы призна¬
вая власть сильнейшего. А между тем сама Ассирия к это¬
му времени уже теряла свое значенине — ее конец был бли¬
зок. И вот рухнуло «логовище львов», а Урарту еще су¬
ществует, еще одно имя — Руса, сын Эримена, упоми¬
нается в старых летописях, имя последнего властителя
Биайны.
О вражде богов и царств, о возведении городов и об их
разрушении, о доблести и коварстве царей, об их мудрости
и жестокости рассказали историкам клинописные надписи.
124

Сообщили ли они что-нибудь о простых людях, живших не¬
когда в этих местах? Да. Сардур, сын Аргишти, говорит:
«•Для бога Халда я захватил в полон 9 150 человек — одних
убил, других живьем полонил...»
Аргишти говорит: «12 735 юношей и 46 600 женщин
я увел».
Вот эти-то уведенные, угнанные, взятые живьем — они
и были теми людьми, руками которых вырыты превосходные
каналы, воздвигнуты мощные крепости и великолепные двор¬
цы, насажены чудесные сады и виноградники. У себя на ро¬
дине они — свободные люди, хотя и жестоко обремененные
налогами; взятые в плен, они становились рабами, полной
собственностью владельца, который мог их кормить, а мог
и не кормить. Господин имел право даже убить своего раба,
если этого, скажем, потребует бог. Каждый свободный зем¬
лепашец, ремесленник, художник мог завтра стать рабом
в чужой для него стране.
О них, об этих землепашцах, ткачах, строителях, камен¬
ные летописи упоминают только в хвастливых подсчетах,
наравне с угнанным скотом.
Рассказать нам о них могут только археологические рас¬
копки и труды ученых, умеющих читать по древним наход¬
кам повесть о жизни и смерти древних людей.
ГИБЕЛЬ ТЕШ1ЕБАИНИ
В нескольких километрах от столицы Армении Еревана,
на левом берегу быстрой Занги, высится небольшой холм.
Люди издавна зовут его Кармир-Блур, что значит по-армян¬
ски «Красный холм»: голая вершина его покрыта глиной крас¬
ного цвета.
Четверть века назад проходил в этом месте инженер-гео¬
лог Демехин. Он шел и собирал образцы базальта: откалы¬
вал своим молотком куски породы, подбирал интересные
для него камни и клал их в рюкзак. Вот он наклонился и
поднял с земли странный камень: на гладкой, видимо обра¬
ботанной, его поверхности были выбиты знаки — маленькие
черточки, заостренные к одному концу. «Клинопись!» — до¬
гадался геолог. А если так, то следует немедленно передать
находку специалистам по древним надписям в Ереванский
музей.
Обломок был передан по назначению, и вскоре надпись -1-
вернее, кусочек надписи— прочитали:
125

Клинописная надпись царя Русы (Кармир-Блур).
«Руса, сын Ар...»
Дальше поверхность камня была сильно попорчена, и про¬
честь ничего не удалось. Но и это уже много, очень много.
Так начиналась и так заканчивалась каждая надпись, про¬
славлявшая деяния царей урартов. По форме обломка уста¬
новили, что он содержал слова обычного заклятия: «Руса, сын
Аргишти, говорит: кто эту надпись уничтожит, кто ее в зем¬
лю зароет, кто в воду бросит...» — и так далее, вплоть до
угроз не оставить на земле ни имени нечестивца, ни семьи,
ни потомства.
Итак Руса, сын Аргишти, оставил знак своей былой сла¬
вы здесь, на «Красном холме», в нынешней Армении; тот са¬
мый Руса II, который знаменит возведением мощных крепо¬
стей на северо-востоке царства Урарту.
Кармир-Блур давно был взят на заметку археологами:
следы древней жизни, обломки оружия, черепки посуды не
раз находили здесь и ученые и просто жители этих мест.
Но чтобы начать раскопки, нужно иметь более веское ука¬
зание. И вот оно появилось.
Трудно сказать, какая картина представлялась археологу,
126

когда он, впервые поднявшись на вершину Кармир-Блура,
остановился, задумчиво глядя вниз, на странно красную
почву холма. Что виделось ему там, глубоко под землей? Это¬
го мы не знаем. Но вот прошло двадцать лет, и сегодня мы
расскажем вам о том, что таила под собой эта красная гли¬
на. Мы расскажем больше — о том, что случилось однаж¬
ды ночью две тысячи пятьсот пятьдесят лет назад
на этом самом месте, на крутом берегу реки Ильдаруни,
которую долго потом звали Зангою, а сегодня называют
Раздан.
В темную августовскую ночь по крепостной стене взад и
вперед ходили караульные, вглядываясь во тьму, сквозь ко¬
торую нельзя было разглядеть даже снежно-белой вершины
Арарата. Воины урартского царя охраняли крепость Тей-
шебаини от варваров, близко подступивших к ее мощным
стенам.
Дневная жара спала. Влажной прохладой веяло от ка¬
нала, проведенного из реки в город. В эту ночь во дворце
внутри цитадели было спокойно. Ничто не предвещало гроз¬
ных событий. Рабы заканчивали свой дневной труд. Один
из них только что скатал ковер-дорожку и поставил
сверток у двери, собираясь выколотить из него пыль
поутру.
Писец, держа на коленях длинную плитку, острой палоч¬
кой выдавливал на мягкой глине клинышки письма — при¬
каз наместника начальнику соседнего гарнизона. «Повелеваю
тебе, — писал он, — прислать в крепость двух волов, трех
ремесленников и одного коня».
В караульном помещении привратник занимался лю¬
бимым делом — вырезывал. из оленьего рога фигурки
зверей.
Жители города — одни спали, утомленные тяжким тру¬
дом, другие работали и ночью. В маленьких мастерских тка¬
ли шерсть, давили под гнетом кунжутное масло, с лязгом
ковали железо. Из рук оружейника выходили одна за другой
длинные стрелы. Может быть, именно в эту ночь искусный
мастер кончил чеканить большой круглый щит, украсив его
изображениями быков и оленей.
В тесных хлевах коровы пережевывали жвачку — авгу¬
стовские травы с перистыми листьями и маленькими цве¬
тами.
Какая-то женщина бросила на пол у своего очага дере¬
вянный совок: утром она провеет зерно, насыпанное в гли¬
127

няную корчагу. Но нет, она не коснется этого совка ни
завтра, ни в последующие дни... Непостижимый для нее
человек притронется к нему лишь двадцать пять веков
спустя.
Мы не знаем, что пела мать своему ребенку, качая его
на руках в эту ночь; но мы знаем, что то была ее последняя
песня.
В это самое время за стенами города в степи другие люди,
воины-скифы, навешивали на себя колчаны, полные маленьких
трехгранных стрел, брали в руки короткие копья, вооружа¬
лись для ночного штурма.
Дворец спал. И только в подземелье происходили еще
более странные вещи. Под дворцом были винные погреба.
По обе стороны длинной галереи поднимались над полом
огромные горла кувшинов для вина — карасов. В таком
кувшине мог бы утонуть в вине человек. Но в эту ночь ка-
расы были пусты: время сбора винограда еще не насту¬
пило.
Вдруг между карасами пробежала мышь. Тощая кошка
рванулась за ней. Вправо, влево... Неловкое движение, и
мышь провалилась в глубокий карас, а кошка с разбегу
прыгнула за ней. В опасности звери не трогают друг друга,
они пытаются спастись. Но стенки караса гладки, круто схо¬
дятся к горлу — самим животным отсюда не выбраться.
Кошке могут помочь люди, а заодно и мышь могла бы спа¬
стись. Слух у кошки тонкий; она услышала крадущиеся шаги,
отчаянно замяукала. Но людям было не до кошки; они шли,
еле слышно ступая, сгибаясь под тяжёлой ношей. Мы не
знаем, сколько их было, — может быть, двое, может быть,
четверо. Но мы знаем, что свет их факелов озарял бородатые
лица и отражался на блестящей поверхности того, что несли
эти люди. Вот они остановились у одного из карасов и
с большими предосторожностями стали опускать в него одну
за другой круглые, сверкающие, как золото, чаши. Когда
одна из них всё же задела за край караса, в подземелье раз¬
дался звук чистый и долгий, как удар колокола. Люди за¬
мерли в испуге и стояли так, пока не отзвенела эта чистая
нота. И снова стало тихо, только кошка жалобно мяукала,
тщетно призывая на помощь. Люди продолжали свою стран¬
ную работу. Девяносто седьмая чаша опущена на дно караса.
Это — все.
А в это время к северным воротам, ведущим в город со
стороны степи, уже подходили вооруженные скифы.
Натиск врага был стремительным и ошеломляющим, ера-
128

жение коротким и жестоким. В одну ночь город и цитадель
были разрушены. Страшный пожар довершил уничтожение
урартской твердыни Тейшебаини.
Кажется, история эта получилась похожей на рассказ оче¬
видца: она так же бессвязна и полна подробностей, для
самого события, может быть, и не существенных. А между
тем никогда ни один очевидец не передавал ничего потомкам
об этой страшной для урартов ночи. Тогда что же это? Фан¬
тазия? Нет, так всё и было. А подробностей можно было бы
привести еще немало, но нужно доказать, что они не выду¬
маны. Это мы и попробуем сейчас сделать.
Вернемся к нашему времени.
Летом 1939 года советская археологическая экспедиция,
в которой были ученые Еревана и Ленинграда, поднялась на
Кармир-Блур. Пришла пора начинать здесь раскопки. Но где
начинать? Как угадать, в каком месте выгоднее всего под¬
нять первый слой глины, чтоб не тратить попусту сил, вре¬
мени и средств? Сверкнули заступы, обнажая наудачу ниж¬
ние слои почвы. И вдруг полил проливной дождь и сорвал
все дело* Дрожа от нетерпения, отсиживались археологи
в палатках, ожидая, чтобы прекратился ливень и солнце вы¬
сушило красную глину холма. А когда вылезли из-под намок¬
шей парусины, крик изумления вырвался у людей.
На плоской вершине, словно нарисованный гигантским
карандашом, простирался огромный план — план города-
крепости. Темными линиями сквозь светлую почву просту¬
пали очертания стен, зданий. Дождевая вода пропитала
землю и скрытые в ней развалины. Но стены руин сохнут
медленнее, чем земля. И вот солнце подействовало на
мокрый Кармир-Блур, как проявитель на фотопластинку.
Тайное стало явным: теперь было совершенно ясно, где
копать.
С первых ударов лопат показались из-под земли толстые
стены, сложенные из больших квадратных сырцовых кир¬
пичей. Постепенно стал появляться город, с цитаделью на
холме, с высоким дворцом и целым лабиринтом узеньких
уличек с низкими строениями. С северо-запада в город вели
одни ворота, с юга прямо в цитадель — другие. Роясь у се¬
верных ворот, археологи извлекали там и тут наконечники
стрел. Одни из них грудами валялись среди развалин —
длинные боевые стрелы урартов; другие, маленькие, легкие,
торчали кое-где в кирпичах крепостной стены. Осторожно
9 Л. Успенский. К. Шнейдер
129

извлекали ученые из комьев земли драгоценные кусочки
бронзы, насквозь проеденные ржавчиной. Расположение их
позволяло понять, как именно погиб этот неизвестный пока
по имени город. Стало ясно, что враги ворвались через север¬
ные, боковые, ворота, что, судя по стрелам, они были ски¬
фами.
Чем дальше зарывались в землю ученые, тем больше
узнавали. Город погиб от пожара: на врем следы бушевав¬
шего огня. Кое-где сохранились скелеты людей. Вот кости
женщины и грудного ребенка; вот остатки древнего жилья.
У очага глиняная корчага, полная обугленной пшеницы...
Молодой сотрудник экспедиции на коленях работает около
погасшего две с половиной тысячи лет назад очага. Под
его осторожной рукой открылся деревянный совок для зерна,
брошенный тут когда-то хозяйкой. Такие находки — ред¬
кость: дерево плохо сохраняется в земле.
Увлекшийся юноша не торопится сообщить о своей удаче
начальнику. Но когда, наконец, он с волнением докладывает:
«Я нашел совок! Деревянный совок! Пойдемте, посмотри¬
те...» — начальник не трогается с места: «Когда? Час назад?
Возвращайтесь и спокойно копайте дальше — вашего совка
уже не существует». Испуганный молодой человек мчится
обратно. Увы!.. На месте драгоценного совка — горсточка
праха. Воздух коснулся ветхой древесины, и она рассыпа¬
лась. Надо было сразу же закрепить находку особым соста¬
вом, как это делают теперь все опытные археологи.
В одном из дворцовых помещений наткнулись на присло¬
ненный к стене обуглившийся высокий сверток. С величай¬
шей осторожностью отвернули его край, рассмотрели. Гру¬
бая шерстяная ткань — по-видимому, что-то вроде совре¬
менных наших ковровых дорожек.
У южных ворот, в помещении привратника, были найдены
надрезанный рог, начатая и незаконченная головка.живот¬
ного из того же рога и образец, по которому работал «само¬
деятельный» художник. Установили, что образец был скиф¬
ской работы. Может быть, и сам привратник был скифом,
одним из взятых в плен и обращенных в рабство кочев¬
ников?
В разгар работы начальнику экспедиции Борису Бори¬
совичу Пиотровскому пришлось поехать по срочному делу
в Ереван. Это недалеко, но археологи не любят отрываться
от раскопок: а вдруг как раз в это время отроют что-нибудь
замечательное?
Так и случилось. Пиотровский уехал, а люди, которые
130

Бронзовый щит царя Русы.
раскапывали винные погреба, вдруг услышали крик: «Клад!
Клад!..» Девяносто семь круглых звенящих и сверкающих
чаш были извлечены из глубины караса. Бронзовые чаши
эти найдены в такой великолепной сохранности, что никто
из нас не отказался бы поставить такую посудинку в виде
украшения на свой письменный стол. Но нет: сокровища
принадлежат всем. Двенадцать чаш выставлены сейчас
в ленинградском Эрмитаже, остальные хранятся в Ереван¬
ском музее. Кто и зачем спрятал их там, в глубине царских
погребов? Не знали ли эти люди о готовящемся нападении?
Может быть, они надеялись впоследствии забрать свои сокро¬
вища оттуда?
9*
131

Обследовали остальные карасы, но никаких кладов боль¬
ше не нашли. Обнаружили только скелеты злополучных
кошки и мыши» которым так никто и не помог выбраться из
огромного сосуда в ту страшную ночь.
Ученые особенно ценят находки, на которых сохранились
приметы времени. Вот мы видим: в городе произошла ката¬
строфа — набег, пожар, сражение. Изучая оружие — скажем,
стрелы, — мы понимаем: нападавшие были кочевники, ски¬
фы, таких стрел Не было ни у кого, кроме них. Но как же
дознались, что все это случилось темной ночью, что поля
были сжаты, а 'виноград еще не созрел?
Укрепленные города в древности обычно штурмовали по
ночам, это понятно. Днем труднее было бы произвести вне¬
запную атаку. Но как определили время года?
Сохранилось обугленное зерно в корчагах. Однако оно
могло остаться от прошлого урожая. Нет, превращенная
в уголь пшеница еще не могла рассказать о том, когда это
было. И все-таки археологи нашли то, что доказало неопро¬
вержимо: катастрофа произошла в середине августа. Где
нашли? В желудке коровы, жившей, мычавшей, дававшей
молоко во времена Дария Гистаспа Персидского и даже
раньше. Да, да: в обуглившемся желудке коровы обнаружи¬
ли арбузные семечки, травинки и даже один непереваренный
цветок. Науке этого достаточно: время грда и месяц были
установлены вполне точно.
Еще ценнее находки, на которых сохранились письмена.
Они могут поведать не только о труде, людей древней эпохи,
об их отношениях друг к другу, но даже об их мыслях и
чувствах. Вот извлекли из земли ту самую плитку, на кото¬
рой писец начертал когда-то приказ выслать в крепость ре¬
месленников, волов и коня. Может быть, тот самый талантли¬
вый художник, который изготовил чудесный чеканный щит,
был также прислан по приказу наместника сюда вместе
с волами и конями?
А таких художников в Тейшебаини было много. Найдено
множество бронзовых вещей с изображениями деревьев и
животных, с именами царей Сардури и Аргишти. Добыто
одиннадцать бронзовых щитов, превосходные бронзовые
шлемы.
Культура урартов была высокой: повсюду мы встречаем
признаки грамотности: клинописные значки видны на сосу¬
дах, на каменных плитах. На одной такой плите, найденной
в Ване, вырезано: «С этого места царь Аргишти, сын Русы,
пустил из лука стрелу более чем на девятьсот локтей».
132

Статуэтка «Крылатый лев с человеческим
лицом». Деталь урартского трона.
На другой: «С этого места конь Арциви под царем Ме-
нуа прыгнул на двадцать два локтя в длину». Так урартские
цари увековечивали свои спортивные достижения. И, на¬
до признать, они показались бы значительными и в наши
дни.
Находки одна другой важнее извлекались из красной
земли, но имя города все еще оставалось неизвестным. И вот
однажды нашли бронзовый засов от дверей одной из кладо-*
вых. Двери сгорели, а засов сохранился, хотя и сильно по¬
страдал от времени. Велика ли ценность такой находки?
О чем может рассказать простой кусок покрытого ржавчиной
металла? Однако, уезжая в Москву, начальник экспедиции
передал засов реставратору; «Будет время, повозитесь с этой
штукой».
Время у реставратора нашлось. И вот в Ленинград летит
телеграмма: вдоль засова тянется клинописная строка!
Надпись прочли: «Дом оружия Русы сына Аргишти Тей<
шебаини». Ученый мир ахнул: открыт город Тейшебы, бога
войны, урартского Марса!
133

К весне 1956 года было уже раскопано семьдесят семь
помещений во дворце, около половины этого подземного
музея. Добыто множество единственных в своем роде вещей,
повествующих нам об искусстве урартов, об их связях с Ас¬
сирией и другими странами, о жизни этого своеобразного
города-крепости, о его делах и гибели.
Тейшебаини был важным военно-административным цент¬
ром Урарту, его северным форпостом, сильной крепостью и
местом сбора самых различных товаров, направлявшихся
отсюда в центр страны, Биайну. Огромные запасы зерна,
масла, фруктов, вина были сосредоточены в обширных хра¬
нилищах и кладовых дворца внутри цитадели. Жители го¬
рода не держали у себя дома ничего: очень возможно, что
люди получали довольствие в самой крепости, как мы теперь
сказали бы, «из комендантских складов». Это заставляет
предположить, что все население Тейшебаини являлось гар¬
низоном крепости; тут же жили и семьи этих людей. В мир¬
ное время все они — рабы и пленные, согнанные сюда из
Винная кладовая цитадели урартского города Тейшебаини VII—VI веков
до нашей эры.
134

самых разных мест, —
занимались ремеслами;
в дни войны вооружались
и обороняли город. Воз¬
можно, часть населения
занималась и земледели¬
ем, хотя основные запасы
наместник получал в ви¬
де дани с покоренных
племен: найдены таблич¬
ки с клинописными переч¬
нями собранных това¬
ров — шкур овец, телят,
мотков шерсти.
Кроме винных погре¬
бов, отрытых в первые
годы раскопок, посчастли¬
вилось затем найти инте¬
ресную вещь — площад¬
ку, на которой выстрои¬
лись рядами карасы. Сна¬
чала находка вызвала не¬
доумение:	почему эта
Винница оказалась на воз¬
духе, под открытым не¬
бом? Потом современные виноделы разгадали загадку: тут
готовились «густые» вина типа мадеры — для их приготовле¬
ния необходим солнечный свет.
По найденным косточкам яблок, слив, граната, арбуза,
мелкой вишни можно составить представление об урартских
садах и бахчах; выяснилось, например, что две тысячи пять¬
сот лет назад у подножия Арарата зрели те же сорта вино*
града, которые и сейчас разводят жители нашей Армении.
Археологов порадовала еще одна важная находка: дорыв¬
шись до самого пола комнаты семиметровой высоты, вынув
из нее тысячи тонн окаменевшей глины, на полу обнару¬
жили одян-единственный предмет — маленькую бусинку, вы¬
точенную из косточки персика.
Неужели эта безделица, упавшая некогда на глиняный
пол с шеи какой-нибудь замурзанной урартской девчурки,
стоила таких трудов? Конечно, стоила: теперь мы знаем, что
урарты выращивали и персики, а из этого факта сделают для
себя важные выводы и ботаники, и растениеводы, и клима¬
тологи, и — как скажешь заранее, кто еще?..
Бронзовый шлем царя Аргишти
(Кармир-Блур).
135

С каждым годом растет число добытых в Тейшебаини
бронзовых вещей замечательной работы. На многих из них
своеобразные урартские мотивы рисунков: священные де¬
ревья, между которыми гуляют крылатые гении; колесницы
и всадники... В других сильно чувствуется влияние соседней
Ассирии и ее искусства.
Поражают, а порой даже кажутся каким-то волшебством,
точность и совершенство украшений на некоторых предметах.
Фигурки бычков величиной в два-три сантиметра при увели¬
чении снимков с них на экране в пятьдесят и сто раз не рас¬
плываются, не искажаются, остаются такими же четкими и
ясными. Шкурки сказочных животных испещрены крошеч¬
ными кружками — пятнышками. Эти кружки даже при очень
сильном увеличении кажутся совсем маленькими и вместе
с тем сохраняют геометрическую правильность. Просто невоз¬
можно понять, каким способом древние мастера гравировали
их на металле: ведь никаких луп или линз у них и в помине
не было!
А в то же время все эти замечательные художники, как
и большинство обитателей Тейшебаини, были людьми под¬
невольными, военнопленными, работавшими из-под палки.
По всему, что найдено на Кармир-Блуре, ученые считают
себя вправе судить о том, что случилось в самые последние
дни жизни крепости.
Что помогло кочевникам овладеть неприступной для них
твердыней? Похоже, у них нашлись пособники за ее стенами.
Может быть, обращенные в рабство скифы сумели сгово¬
риться со своими свободными соплеменниками? Может быть,
нашелся среди них смелый и вольнолюбивый человек, кото¬
рый, рискуя жизнью, взялся открыть ворота в роковую ночь
и впустить в город скифов? Похоже, что свои, а не нападав¬
шие расхищали сокровища дворца и в спешке кое-как пря¬
тали их, чтобы, вернувшись после штурма, украдкой достать
и унести с собою. Скифы-воины, едва ворвавшись в город,
не могли зарыть в землю внутри подвалов прекрасный брон¬
зовый шлем, да еще пометить это место большим красным
крестом на стене (по кресту его и нашли тут, только не тот,
кто его прятал, а археологи двадцать пять веков спустя).
Не они добыли где-то во дворце и опустили в огромный ка-
рас сотню бронзовых чаш. Под спекшимся пеплом одного из
найденных в крепости мертвецов обнаружили великолепный
золотой браслет, видимо похищенный и утаенный под одеж¬
дой. Наверное, похититель задохнулся в дыму, а медленно
тлевшее тело его не дало расплавиться золоту.
136

Сейчас ученые твердо считают: нападение на город Тей-
шебы не для всех его обитателей было неожиданностью*
К нему готовились и те, кто в ночи открывал ворота и впу¬
скал сородичей или единомышленников в неприступную твер¬
дыню ненавистных урартов, и те, кто думал в этот грозный
час только о грабеже и наживе. Неожиданным для всех,
может быть, был только страшный пожар, погубивший одних,
помешавший другим, спасший третьих. Пожар, сохранивший
для далеких потомков остатки древней жизни, оставивший
свой след на долгие века в красно-бурой окраске Кармир*
Блура.

«СТЕРЕГУЩИЕ ЗОЛОТО ГРИФЫ»
СЕМЬ ЯЗЫКОВ, СЕМЬ ПЕРЕВОДЧИКОВ
В середине последнего тысячелетия до нашей эры жил и
трудился в прекрасной Ольвии, на берегу Понта Евксинско-
го, нынешнего Черного моря, грек Геродот, писатель и исто¬
рик. Как и все историки, он изучал жизнь везде, где только
мог; смотрел, слушал, размышлял и записывал. О скифах,
многочисленном народе, населявшем некогда земли нашей
Родины от Дуная до Тянь-Шаня, люди больше всего знают
из записей Геродота. Он жил бок о бок с племенем «царских
скифов», он хорошо изучил их жизнь и много писал об их
обычаях, религии, ремеслах, искусстве. Но Геродота интере¬
совали и те далекие народы, что кочевали со своими стада¬
ми по степям, и те, никогда им не виданные, что жили на
границе мира, за которой, как верили греки, начинается уже
царство мифических гипербореев.
Странные, удивительные вещи рассказывали об этих пле¬
менах побывавшие в дальних краях путешественники. Все
это надо было проверить, выяснить, обдумать и записать.
В те времена самыми неутомимыми, самыми отважными
путешественниками были купцы. На легких галерах по мо¬
рям, на лошадях, верблюдах по степям и пустыням, пешком
138

через непроезжие перевалы они забирались так далеко, ви¬
дели так много, что рассказы их жадно слушали не только
простые люди, но и писатели и ученые. Слушали, сличали
с другими рассказами, чтобы отделить истину от вымысла, и
записывали. Так создавалась история. Один рассказывал чу¬
деса о непобедимости скифов, другой -— об их женах и доче¬
рях, которые ездят верхом на охоту, воюют вместе с мужчи¬
нами, одеваются, как мужчины. Третьи с ужасом передавали
подробности кровавых обычаев племени массагетов. И Геро¬
дот записывает: «Кто очень состарится, к тому сходятся род¬
ственники, убивают его, а вместе с ним разный скот, варят
вместе и поедают. Такой конец жизни считается у них сча¬
стливейшим».
Геродот слушает рассказы об аргиппеях, об исседонах,
о странном племени «плешивых от рождения», живущем
у подножия высоких гор.
«Туда ходят некоторые скифы; у них, равно как и у гре¬
ке» Борисфена и других понтийских торжищ, легко выспро¬
сить многое о тех местах. Кто бывает там по делу,, тому
приходится держать при себе семерых переводчиков, гово¬
рящих на семи языках».
А дальше, еще дальше и выше? Кто живет на вершинах
гор? Но об этом историку уже никто рассказать не может.
Этого «не ведает никто».
Геродот не успокаивается: он должен узнать и о тех,
к кому невозможно добраться через горные кручи. И вот что
он записывает, наконец, со слов другого греческого писате¬
ля — Аристея Проконесского: «Там живут одноглазые лю¬
ди — аримаспы, а еще над ними — стерегущие золото
грифы».
Мы читаем, и в нашем воображении встает таинственный
мир: тары, которые касаются облаков, снежные шапки на их
вершинах, бурные потоки рек; и там, высоко над царством
безволосых и одноглазых, — непрерывный шелест крыльев,
гортанный птичий клекот. То не виданные никем существа —
полуптицы-полулюди — охраняют жаром горящие плитки
сокровищ.
Верил ли сам Геродот этим легендам? Может быть, и не
верил, однако все же писал: «Одноглазые аримаспы похи¬
щают золото у грифов».
Где же эти места? О каких горах пишет Геродот? Что
здесь-вымысел и что правда?
Древний историк не умел рисовать карт. Он не обозна¬
чил точно, где именно жили «стерегущие золото грифы».
139

Ученые нашего времени дознались: горы эти мы зовем те¬
перь Алтаем. Алтай по-китайски Кин-Шан — «Золотая гора».
Может быть, и само слово «Алтай» происходит от турецкого
«алтын» — золотой? Об этом ученые толкуют различно.
Но, видимо, уже в те далекие времена горы были богаты
золотом.
Кто же они были,'эти «стерегущие золото грифы»? Раз¬
гадала ли наука эту тайну? Вот об этом и пойдет у нас речь.
БЕЛЫЙ ВСАДНИК НА БЕЛОМ КОНЕ
В 1929 году семеро всадников пробирались горными тро¬
пами через перевалы, поднимаясь все выше и выше в горы.
Не из спортивного интереса карабкались они по горным
кручам Алтая. Не были они ни туристами, ни путешествен¬
никами. Трудности и радости, которые ждали их в конце
пути, были совершенно особыми. Их влекла к себе высоко¬
горная долина, обещавшая разгадку тайны «грифов».
Пять лет готовилась группа археологов к экспедиции
в долину Пазырыка, с тех пор как начальник ее, обследуя
восточную часть горного Алтая, заметил группу больших
курганов, которые по ряду признаков, одним археологам ве¬
домых, сулили открытия необычайные, открытия, которые
обогатят историю Востока, двинут ее далеко вперед.
Великие трудности и лишения, ожидающие археологов, не
пугали их. Тревожило другое: если и на самом деле здесь
их ждет богатая добыча, как переправить драгоценные на¬
ходки в Ленинград, туда, где начнется настоящее их изу¬
чение? И еще беспокоило, найдут ли они нужное количест¬
во рабочих здесь, в горах Алтая? Колхозов тогда в этих. ме¬
стах еще не существовало, достать людей организованным
порядком нечего было и мечтать. Деньги? Но какими день¬
гами окупишь труд, который — археологи хорошо знали
это — будет необычайно тяжелым? Как передать энтузиазм,
которым полна маленькая группа ученых, этим далеко не
ученым горноалтайцам, скотоводам и охотникам, живущим
здесь на местах, где некогда жили легендарные племена?
А тут еще старики, ревниво охраняющие покой древних по¬
гребений. Не одобряли алтайские старцы этой затеи — тре¬
вожить прах мертвых, — говоря, что не будет от этого
добра.
Когда много лет спустя археологи вернулись в эти места,
чтобы продолжить раскопки Пазырыкских курганов, остав-
140

Карта Алтая и Пазырыкской долины.
шиеся в живых старики алтайцы рассказывали здесь таин¬
ственную историю о белом всаднике на белом коне. Появ¬
ляется всадник ночью неведомо откуда и исчезает неведомо
куда — покой душа потеряла. Дело и верно загадочное: бе¬
лый китель действительно был на начальнике экспедиции
Сергее Ивановиче Руденко в те далекие ночи 1929 года, ког¬
да он, и впрямь потеряв покой, объезжал свои любимые кур¬
ганы, но вот белой лошади он что-то не запомнил.
К раскопкам Первого Пазырыкского кургана группа при-
141

ступила в июне 1929 года. Ученым достаточно было взгля¬
нуть на каменную насыпь, чтобы понять: курган разграблен.
К этому уже привыкли — вряд ли один из сотни остается
нетронутым. Но а’рхеологи знали, что грабители великодуш¬
но оставили им то главное, ради чего теперь они и явились
сюда.
Да, грабители оставили, но оставила ли природа, сохра¬
нило ли время? У наших ученых имелись все основания по¬
лагать, что время не уничтожило здесь драгоценных остат¬
ков былой жизни. Курганы Пазырыка должны были дать
то, чего до сего времени не мог дать ни один из разрытых
археологами курганов.
И ученые не ошиблись: чудесным образом природа сбе¬
регла следы древнего человека в такой сохранности, какой
еще не знала археология.
Много раз случайности помогали археологам делать свои
открытия. Земледелец ведет плуг, и его лемех выворачивает
из борозды котел, наполненный древними монетами. Река
подмывает берег, и внезапный оползень открывает колонны
древнего храма. Мальчишки, неуемно-деятельный народ, ла¬
зят по склонам ущелий и натыкаются на вход в пещеру под
корнями вывороченного последней бурей дерева. А пещера
эта скрывает целый музей настенных рисунков человека эпо¬
хи камня. Археология полна рассказами о подобных проис¬
шествиях. Но куда интереснее случайности иного рода, не те,
которые позволяют открыть сохранившийся клад, а те, что
создают самую возможность его сохранения.
Когда древние горноалтайцы хоронили своего вождя и
насыпали гору камней на его могилу, они меньше всего ду¬
мали о том, чтобы осчастливить наших археологов. «Пусть
никто не потревожит умершего в его тайной загробной, жиз¬
ни...» Проходили века, и тело вождя превращалось в скелет,
ткани его пышного погребального одеяния истлевали, груда
костей осталась на том месте, где похоронены его любимые
кони. Еще позже разрушался древний саркофаг, и, наконец,
в могиле оставалось лишь то, что не поддается действию
времени, — металлические и глиняные сосуды, оружие, дра¬
гоценности. Тогда, а может быть и раньше, приходили гра¬
бители. После них на долю археологов остаются битые че¬
репки, хрупкие кости человека и животных да горсточка
праха, в котором каждая бусинка, каждый кусочек метал¬
ла — ценная находка.
И вдруг происходит небывалое. Курган превращается
в огромный ледник, в холодильник, где сохраняются от пор¬
142

чи, от разложения, от распада и дерево, и ткани, и тела че¬
ловека и животных. Как это случилось?
Археологам прекрасно известно, что в условиях вечной
мерзлоты древние остатки сохраняются наилучшим образом.
В Зоологическом музее Ленинграда стоит в большом зале
огромный древний слон — мамонт? Он выкопан целиком из
промерзшей земли; сохранился даже пучок травы, который
он не успел дожевать перед своей гибелью. Мамонт этот про¬
лежал в земле, может быть, семь, а может быть, десять ты¬
сячелетий. Да, но это там, на севере, в зоне сплошной мерз¬
лоты, а откуда ей взяться здесь, на Алтае? Как могли за¬
мерзнуть навечно недра курганов, если весной все вокруг
оттаивает, течет, плывет? Ведь даже сохранить лед в погре¬
бе летом нелегко; как же он мог здесь образоваться?
Ученые разобрались и поняли, как это произошло. Здесь,
в курганах Алтая, от сочетания самых различных причин
образовался свой микроклимат — ограниченный участок
вечной мерзлоты. Каменная наброска летом предохраняет
внутренность кургана от тепла солнечных лучей, а зимой
вследствие того, что камень охлаждается быстрей, чем зем¬
ля, происходит сильное теплоизлучение. Играют тут роль и
щели между камнями, сквозь которые проходит воздух. Сама
конструкция могильника тоже создает благоприятные усло¬
вия для промерзания земли. В пустотах воздух непрерывно
движется: холодный опускается вниз, теплый поднимается
вверх, к зоне охлаждения, чтобы затем снова спуститься
вниз. И так, пока во всем кургане не воцарится мороз. Тогда
вода, заполнившая могильную камеру, превращается в лед,
а затем промерзает и земля. Выяснено, что такое явление
наблюдается только в больших курганах, глубина которых
не меньше трех-четырех метров, высота — два с половиной,
а диаметр — сорок-пятьдесят метров.
Еще в XIX веке археолог В. В. Радлов набрел на один
из таких курганов и нашел прекрасно сохранившиеся изде¬
лия из дерева, меха и ткани. Та экспедиция, о которой мы
рассказываем, надеялась на большее.
Разобрать каменную насыпь, докопаться до мерзлоты,
врубиться в нее, по пути разбирая бревна креплений и на¬
валов, поднять их наверх, поставить новые крепления, чтобы
не произошел обвал, убрать большие камни, попавшие в мо¬
гильник через грабительский лаз, — вот трудный путь кур¬
ганных раскопок. А тут еще вдобавок ко всему погребаль¬
ные камеры заполнены льдом. Это хорошо, в этом и заклю¬
чается их ценность. Но что же делать? Ждать, пока солнце,
143

наконец-то проникшее сюда, растопит лед? Слишком долго!
Да и все равно до самого дна солнце не достанет. Значит,
надо «вытаивать» изо льда содержимое могилы. И вот на¬
чинают брезентовыми ведрами черпать тут же в могиле
образовавшуюся талую воду, поднимают ее наверх, греют
в больших котлах на костре из тысячелетних бревен, тоже
вынутых из кургана, снова спускают в недра кургана и там
поливают, чередуя горячую воду с теплой, еще не ведомое
содержимое могильников. Десятки, сотни ведер совершают
ежедневный круговорот — из могильника в котел и опять
в могильник.
Лето на Алтае короткое. Ночи в горах холодные. И даже
в разгар лета, в самые жаркие часы дня в промерзлой земле
кургана стоит ледянящий холод. Экспедиции удалось найти
рабочих, но как удержать людей, непривычных к такому тру¬
ду? Женщинам делалось дурно от тяжелого трупного запа¬
ха, которым пропитано все в могиле и который становится
нестерпимым, когда трупы, особенно трупы лошадей, начи¬
нают разлагаться. Вылечила алтаек махорка, которую на¬
чальник приказал выдавать им. В то время людям в горах
жилось нелегко: транспорт был не налажен, многого не хва¬
тало. С. И. Руденко рассказывает, что, пожалуй, больше
всего поначалу привлекал людей к этой работе чай, без ко¬
торого алтайцу жизнь не мила. Но все же рабочие быстро
уставали, изматывались. Тогда начальник установил рабо¬
чую смену через каждые двадцать минут. Это оказалось
очень удачно: люди успевали отдохнуть и работали веселей.
А как же сами археологи? Ведь и они не очень-то привыч¬
ны к физическому труду, ведь и среди них есть женщины?
Нет, археологам ничего не делается: в обморок не падают,
у костров не задерживаются, лезут в самую ледяную кашу и
очень довольны.
И ведь ни разу никто из группы не заболел: на чистом
горном воздухе ученые чувствовали себя здоровее, чем где
бы то ни было. О взятой с собой аптечке вспоминали только
в случаях ранений при раскопках — это бывает. Зато ап¬
течка пользовалась успехом у алтайцев. Они уверяли, что
лекарства археологов вылечивают от всех болезней, а те,
что в их районной аптеке, не помогают. Археологи давно
уже пополняли свои запасы из той же районной аптеки, но
алтайцы, не зная этого, продолжали вылечиваться.
Все это было давно. Теперь, когда археологи пускаются
в свой очередной поход на Алтай, их там с нетерпением
ждут друзья, крепко заинтересованные уже не в махорке,
144

не в чае и не в лекарствах, а в самих курганных находках.
И когда какой-нибудь маленький алтайский школьник ходит
теперь по пятам за начальником экспедиции и пристает
к нему с бесконечными вопросами об археологических рас¬
копках в других местах, можно думать, что со временем из
него вырастет такой же неистовый археолог, как и сам на¬
чальник.
КОЛЕСНИЦА ВОЖДЯ
Однажды в ленинградский Эрмитаж прибыл странный
груз. Целая груда бревен, деревянные колеса, поломанные
и покоробленные, что-то вроде кузова повозки и сотни раз¬
ных обломков и обломочков. Что такое? Неужели эту раз¬
битую телегу собираются выставить в одном из прекрасных
залов знаменитого на весь мир музея, там, где хранятся ве¬
личайшие произведения человеческого гения, ценнейшие об¬
разцы искусства древних народов? И как можно починить
ее? Ведь известно, что эрмитажные реставраторы ничего не
добавляют к древним находкам — ни кусочка мрамора
к античной скульптуре, ни одного мазка к полустершейся
фреске. Наконец, нужно сначала «разгадать» эту диковин¬
ную колымагу, увидеть ее в своем воображении. Нужно су¬
меть подогнать друг к другу все эти кусочки, понять каждую
деталь. Никогда реставратор не видел ничего подобного. Да
и никто не видел. Но историки уже роются в новых и древ¬
них книгах, ищут среди всевозможных изображений что-
нибудь подходящее. И пока реставратор занят тем, что про¬
питывает древнее дерево особыми смолами, предохраняющи¬
ми его от разрушения, ученые находят в старых китай¬
ских рисунках то, что им нужно знать о повозках далеких
дней.
Теперь работать становится легче. И все же проходит
больше двух лет, прежде чем это своеобразное и внушитель¬
ное сооружение водворяется в одном из так называемых
эрмитажных «залов Пазырыка».
Две с половиной тысячи лет назад на этой колеснице
привезли тело вождя к месту погребения. В разобранном ви¬
де она была положена в могилу, и за долгие века дерево не
сгнило, не превратилось в прах. Вся, до последнего колыш¬
ка, колесница была извлечена из кургана, с великими пре¬
досторожностями переправлена с гор в долину и, наконец,
доставлена в Ленинград.
Ю Л. Успенский, К. Шнейдер
145

Постоим, посмотрим подольше на эту колесницу. Разве
не изящна она со своими фигурными точеными балясинами
вокруг кузова, на высокие, со множеством тонких спиц ко¬
лесах? Есть предположение, что она пришла в дикую гор¬
ную страну из Китая. Быть может, на ней прибыла китай¬
ская принцесса, отданная в жены вождю какого-нибудь гор¬
ного племени по соображениям государственной важности...
...Она музыкантша и танцовщица, эта маленькая кита¬
янка, укутанная в покрывало из тончайшего шелка с вы¬
шитыми на нем Сказочными птицами. Эти фантастические
птицы-фениксы «поют славу своей принцессе», — так пи-,
шут о них в китайских книгах. Принцесса держит в руках
маленькое драгоценное зеркальце «типа цинь». Еще недавно
она виртуозно играла им при дворе китайского императора,
исполняя свой самый затейливый китайский танец. Теперь,
по обычаю невест, она прижимает зеркальце к своему серд¬
цу — оно принесет ей счастье. Принесет ли?.. Куда ее везут?
Кто эти люди, с которыми ей придется прожить теперь всю
остальную жизнь? Каким окажется ее будущий властелин?
И не ей ли, маленькой принцессе, выпадет честь в день смер¬
ти властелина провожать его в царство теней? Известно ли
ей, что, по обычаям этой страны, здесь убивают и хоронят
вместе с усопшим мужем не первую жену, не женщину свое¬
го племени; для этого есть другие жены и наложницы, при¬
везенные из чужих стран.
Мы стоим перед колесницей и фантазируем. Но, может
быть, все совсем не так? «Иногда они идут на смерть добро¬
вольно», — пишут древние историки. Почему? Из сильной
любви к мужу или потому, что жизнь их после смерти по¬
кровителя и защитника стала бы слишком тяжелой? А мо¬
жет быть, так крепка вера в лучшую жизнь за гробом? Или
просто — так надо, так делают все?
Как трудно проникнуть в мысли и чувства маленькой
китайской принцессы, жившей в незапамятные времена! Как
трудно понять тех людей! И все же как много открыли и
каждый день открывают нам ученые!
Когда археолог, сидя на корточках перед древней куриль¬
ницей, разглядывает в лупу зернышки конопли, найденные
поблизости во льду могилы, он думает: «Да, именно такую
курильницу описывает Геродот, рассказывая об обряде очи¬
щения после похорон: «После того как они поставят три древ¬
ка наклонно одно к другому, они покрывают их войлоком,
и, создав круговую защиту как можно лучше, подлезают под
войлок, и бросают семена конопли поверх раскаленных на
146

Колесница вождя (V век до нашей эры). Пятый Пазырыкский курган.
огне камней; брошенное курится, и получается такой пар, что
уж никакая эллинская парильня не превзойдет этого. Скифы,
восхищенные подобной парильней, громко ликуют. Это слу¬
жит им вместо омовения, ибо они совсем не моют тела во¬
дою».
Конечно, не пар, а дым получался при такой процедуре,
и не очищались скифы, а окуривали себя дурманящим ды¬
мом конопли. Оттого и ликовали громко, опьяненные. Но это
не меняет дела. Самое важное здесь то, что описанные Геро¬
дотом предметы в точности соответствуют найденным в кур¬
ганах на дне могилы: и медная курильница на ножках, и
связанные древки — деревянные жерди, покрытые тонким
войлоком, и семена конопли в мешочке. Но почему же все
это оказалось в могиле, если, по словам Геродота, служило
10*
147

Медная курильница. Второй Пазырыкский курган.
лишь для обряда очищения после похорон? Ведь курган
в это время был уже засыпан, как же попали в могилу эти
вещи? Нет, конечно же, не только после похорон курили
скифы коноплю. Это было привычным занятием. Недаром
один из античных авторов — Гесихий Александрийский, —
составляя свой словарь, так и писал: «Конопля — куре¬
ние скифское». А в могилу курильница и конопля положены
для того, чтобы покойный и сопровождающая его женщина
могли по пути в страну теней при желании и покурить.
Наш советский археолог делает то же, что и Геродот:
смотрит, размышляет, сопоставляет с записями своих пред¬
шественников и записывает. А мы читаем его книги и узнаем
подробности жизни древних.
Вот они лежат в саркофаге, набальзамированные тела
мужчины и женщины. И тут же, среди всего, что необходи¬
мо мертвым в их далеком пути в загробный мир, мы видим
и музыкальный инструмент, похожий на арфу, и малень¬
кое зеркальце «типа цинь».
ДРЕВНЕЙШИЙ В МИРЕ
В одном из «залов Пазырыка» неподалеку от колесницы
вождя висит на стене ковер персидской — и притом вели¬
колепной — работы. Это настоящее чудо археологии — о нем
читаются лекции, о нем пишут книги и у нас и за границей.
Ковров такой древности в мире больше нет. Самым старым
до сих пор считался ковер, вытканный четыреста лет назад.
148

Пазырыкский ковер старше на два тысячелетия. Размеры его
не так велики — два метра длины на один метр восемьдесят
сантиметров ширины. Но специалисты насчитали в нем один
миллион двести пятьдесят тысяч узлов. Лучшей из наших
туркменских мастериц пришлось бы полтора года, ткать та¬
кой ковер.
Тонкие, многокрасочные ковры с богатым орнаментом
высоко ценились в древности. По ним ступали ноги римских
императоров, их расстилали перед ложем Александра Маке¬
донского. А в самой Персии, на родине этих ковров, ступать
по ним имел право только царь. Наверное, властитель «сте¬
регущих золото» немало отдал этого самого золота за чу¬
десное изделие персидских мастеров.
И вот эта-то драгоценность была найдена в Пятом Па-
зырыкском кургане, в северной части могилы, там, где
в строгом порядке были уложены девять трупов лошадей,
разубранных, как на парад, и убитых ударами боевого че¬
кана в голову. Два лучше всего сохранившихся коня с про¬
битыми в нескольких местах черепами тоже находятся в «за¬
ле Пазырыка». Там же развешана и богатая упряжь, разу¬
крашенная шелком, золотом и художественной резьбой.
Да, коней украшали по-царски. Но где же сказочное бо¬
гатство легендарного племени? Где драгоценное оружие, зо¬
лотые и серебряные сосуды, ожерелья, браслеты, серьги?
Тот, кто видел в Эрмитаже собрание скифского золота или
только слышал о нем, тот знает, какие богатства таили в се¬
бе недра курганов. На Алтайской выставке мы их не видим.
Можно подумать, что все золото шло на украшение коней.
Но это, конечно, не так. Грабители, очевидно, хорошо знали
устройство могильников. Они и не пытались рыться в кон¬
ских захоронениях: то, что они искали, было много ценнее.
Поэтому человеческие могилы нашли разграбленными, кон¬
ские — нетронутыми.
' Грабители поистине «безбожно» расправлялись с погре¬
бенными: они отрубали у трупов пальцы, руки и даже голо¬
ву, чтобы получить кольца, браслеты, ожерелья, головные
уборы. По-видимому, они производили эту ампутацию на
маленьких столиках, обнаруженных во всех курганах. Сто¬
лики эти оказались интересной находкой — подобных ученым
видеть еще не приходилось. Их можно скорее назвать блюда¬
ми на ножках: овальное деревянное блюдо поставлено на че¬
тыре ножки, вырезанные или выточенные в форме фигурных
столбиков, иногда в виде животных, поднявшихся на задние
лапы. Интересно еще, что столики эти складные: блюда легко
14»

снимаются с ножек и наде¬
ваются на них. Вероятно,
это придумали кочевники
для удобства передвижения.
Столики во многих случаях
оказались порубленными.
Но археологи сумели ис¬
пользовать для науки и са¬
ми эти грабительские похо¬
ды. Представим себе, как
могли действовать воры.
Тайно, небольшими группа¬
ми могли ли они проделать
всю эту работу, какую про¬
делала Алтайская экспеди¬
ция? Вряд ли. Прежде всего они не смогли бы растопить лед,
заполнивший погребальные камеры, а именно они-то и оказа¬
лись разграбленными. Из этого ученые делают вывод, что
грабили в те времена, когда мерзлота еще не успела образо¬
ваться. Замечено, что лед в камерах двух сортов: нижний
слой — чистый, прозрачный, верхний — грязно-желтый, за¬
мусоренный. Сюда грабители проникли, когда процесс за¬
мерзания только' начинался. Проникли, набезобразничали,
намусорили и ушли, захватив с собой все, что было или счи¬
талось ценным. А потом вода наполнила пустоту, и образо¬
вался новый лед. Когда же это все происходило? И кто эти
люди, совершившие самое страшное для тех времен злодея¬
ние — осквернение могил предков? А может быть, то были
завоеватели, и чужие курганы не были для них святыней?
Все это не праздные вопросы. Это история.
КТО ЖЕ ОНИ!
Итак, ученые проникли
в заветные места, откуда
«одноглазые аримаспы» по¬
хищали золото у «грифов».
Археологи держали в руках
матерчатую рубашку неве¬
домого человека; они трога¬
ли собственными пальцами
женскую косу, хитро запле¬
тенную двадцать пять веков
150

назад. Они вглядывались в причудливую татуировку на теле
вождя племени. И что же? Могут ли они рассказать нам сей¬
час не о трупах и скелетах, не о могилах и саркофагах, а
о живых людях, обитавших в этих горных долинах в те дале¬
кие времена? Да, могут, потому что они знают теперь об этом
Горноалтайском племени больше, чем доныне было известно
науке о всех подобных ему скифских племенах. Это и не
удивительно: ведь из курганов Пазырыка добыты те подлин¬
ные вещи, о которых до сего времени могли судить только
по их изображениям на фресках, скульптурам, по художе¬
ственной резьбе и вышивке. Настоящее седло, а не его изоб¬
ражение, подлинная одежда, те самые кони, на которых езди¬
ли люди прошлого, и, наконец, они сами, их тела, сложно
бальзамированные и уложенные в саркофаги из цельных
стволов алтайской лиственницы.
Древние греки называли скифов варварами. Слово это
значило что-то вроде «человек с непонятной речью».
Когда-то к варварам гре¬
ки причисляли всех, кто
не говорит по-гречески.
Потом слово «варварст¬
во» стало обозначать ди¬
кость, бескультурье. Ко¬
нечно, цивилизованным
грекам такими и должны
были представляться ски¬
фы. Как же иначе: они
убивают своих стариков,
умерщвляют и хоронят
вместе с мужем жену, де¬
сятками укладывают в
могилы прекрасных моло¬
дых лошадей. У скифов
нет ни науки, ни своей
письменности; они не омы¬
вают свои тела ни в мра¬
морных термах, ни хотя
бы в мутных степных ре¬
ках. Чего стоят одни их
имена, которые в перево¬
де означают Кабан, Ист¬
ребитель волков, Много¬
ногий, Крепкобокий!.. Ка- Фигурка оленя из Второго Пазы*
залось, люди с такими	рыкского кургана.
151

Львы. Узор на персидской ткани. Пятый Пазырыкский курган.
именами годятся только на то, чтобы быть рабами изыскан¬
ных эллинов.
Но проходили века, и отношение к скифам менялось.
Выяснилось, что скифы охотно покупают изделия греческих
мастеров, что они способны ценить высокое мастерство и
стремятся украшать свою жизнь всем лучшим, что дает
культура. Торговать с ними оказалось очень выгодно. Разо¬
ренные войнами Афины не могли обходиться без помощи
далеких колоний, без их хлеба, рыбы, шерсти. Приходилось
ездить на поклон к варварам, к новым купцам и землевла¬
дельцам. Пришлось воспевать и восхвалять могуществен¬
ных царей, поддерживать с ними дружеские отношения, от¬
давать за них замуж своих дочерей и сестер. Все чаще и
чаще стали появляться в писаниях греческих авторов отзывы
о скифах, как о народе, заслуживающем внимания и уваже¬
ния. Да, они безжалостны к врагам, но, вольнолюбивые и
отважные, они далеко не всегда стремятся к войнам. Из¬
вестен ответ скифского вождя Идантриса послам персидско¬
го царя Дария Гистаепа. Послы требовали, чтобы скифы не
уклонялись от битвы и выступили против персов. «Пусть бо¬
ги по справедливости решат, кто должен властвовать», —
передали они слова своего царя. И вот как ответил им Идан-
трис: «Мы не убегаем от вас. Мы просто кочуем по своей
степи, как привыкли с давних пор. У нас нет городов, обне¬
сенных стенами, все свое имущество мы везем с собой. За¬
чем нам сражаться с вами? Если вы хотите крови, отыщите
могилы наших предков, троньте их, и вы узнаете, умеем ли
мы сражаться». Разве похож этот мудрый и благородный
ответ на слова дикаря?
152

Древние горноалтайцы не
были кочевниками. Не были
они и никому не известным, за¬
терянным в неприступных го¬
рах народом. Они заключали
дружеские и военные союзы
со своими близкими и дальни¬
ми соседями, торговали, обме¬
нивали ценные меха, прекрас¬
но выделанную кожу на доро¬
гие ткани, посуду, украшения.
Высокопородные кони их цени¬
лись повсюду и заменяли со¬
бой деньги. Лошади шли на
выкуп пленных, ими платили
за невест. В одной из древних
китайских книг рассказывает¬
ся о скифском племени, в ко¬
тором приговоренным к смер¬
ти дозволялось откупаться ло¬
шадьми. И, наконец, у них бы¬
ло ставшее легендарным зо¬
лото.
Были они людьми высоко¬
го роста и крепкого телосло¬
жения, одни с крупными чер¬
тами лица, прямым профилем
и мягкими, вьющимися светло-
каштановыми волосами, дру¬
гие — с узкими глазами, ши¬
рокоскулые и черноволосые.
Их жены и дочери умели не
хуже мужчин заарканить ко¬
ня, подстрелить горного барана, выследить барса, а если
нужно, то и сразиться с врагом. И они же умели выткать
тонкую материю из козьей шерсти, свалять мягкий войлок,
сшить затейливую одежду из кожи, меха и войлока, богато
разукрасить седло.
Семьи побогаче жили в крепких домах, сложенных из
бревен и увешанных и устланных коврами. Семьи победнее
делали свои жилища из поставленных конусом жердей и по¬
крывали их берестой и войлоком. Но и бедные и богатые са¬
ми пасли свои стада в горных долинах Алтая. И не за бо¬
гатство, не за знатность выбирало племя своего вождя, а за
Татуировка мужчины. Второй
Пазырыкский курган.
153

Вышитая подошва женского сапожка.
его личные достоинства. «Кто храбр, силен и способен ре¬
шать спорные дела, тех поставляют они старейшинами», —
писали китайские историки.
Люди эти любили красоту и знали в ней толк. Им нужны
были и дорогая посуда, и зеркала, и бисер. Они выменива¬
ли шкуры соболей и леопардов на шелковые китайские тка¬
ни, на тончайшие персидские шерстяные материи с искусно
вытканными рисунками. Украшали всё — жилища и одежду,
конскую упряжь и самих коней, украшали и собственное те¬
ло, покрывая его затейливой татуировкой. В диком, фанта¬
стическом переплетении мы найдем здесь и рогатую, клы¬
кастую кошку, и барана с вывернутыми, торчащими вверх
задними ногами, и оленей с птичьими головами на концах
огромных ветвистых рогов. Нет, это не просто украшения:
богатая татуировка вождя была знаком его мужества и от¬
ваги. И в то же время фантастические животные эти должны
были оберегать человека от злых козней нечистой силы.
Многое кажется нам на первый взгляд странным и непо¬
нятным в обычаях племени. Зачем, например, женщины из
богатых семей расшивали дорогим, привезенным из дальних
стран бисером подошвы своей обуви? Какой в этом смысл?
Но представим себе эту женщину, сидящую в своем доме
или в гостях на расписном войлочном ковре перед малень¬
ким столиком — блюдом на ножках. Она сидит по-восточно¬
му, со скрещенными ногами, и в такой позе вполне может
похвастать богатым узором своих подошв.
Были у горноалтайцев свои плотники и столяры, литейщи¬
ки и оружейники, токари и ювелиры. Но самыми изумитель¬
ными мастерами, истинными художниками были резчики по
154

дереву, металлу и кости. Вот несколько строчек из длинного
перечня находок Второго Пазырыкского кургана:
«Вырезанная из Дерева головка лося.
Вырезанная из дерева композиция головы оленя в клю¬
ве грифа.
Львиные головки — украшения уздечных ремней.
Кошачья головка.
Голова грифа — часть конского начельника.
Седло со сценой нападения тигра на лося».
Все эти оленьи, кошачьи, бараньи головки, эти сцены
яростных схваток, вытянутые в стремительном беге олени,
свившиеся в кольцо барсы сделаны с изумительной верно¬
стью природе. Даже там, где фантазия художника соединя¬
ет в одно существо разных животных и создает устрашаю¬
щее чудовище, способное якобы отогнать злых духов,—даже
там видны наблюдательность и великолепное знание на¬
туры. С каким совершенством владели алтайские мастера
тем, что у нас сейчас среди художников зовется композици¬
ей! Как умели расположить животных в длину, в круг,
«вписать» в треугольник, в квадрат! Длинный ряд тигров,
преследующих баранов, тянется вдоль деревянного саркофа¬
га; поднявшиеся на задние лапы барсы служат ножками
маленькому столику; голова фантастической рогатой пти¬
цы — это грозный убор боевого коня. Все это не случайно,
все глубоко осмысленно и выполнено с удивительным мас¬
терством.
Так, в легенде о «стерегущих золото грифах» правда от¬
делилась от вымысла и выступили черты живых людей с их
обычаями и характерами, в странном смешении темных
суеверий и своеобразной, яркой культуры.

АМУ-ДАРЬИНСКИЙ КЛАД
ПОЧТИ ПО КИПЛИНГУ
Эта удивительная история могла бы стать сюжетом про¬
изведения в духе английских колониальных романов конца
прошлого века. Но и огромный, богато иллюстрированный
труд известного английского искусствоведа О. Дальтона
«Аму-Дарьинский клад» («Treasure of Oxus») рассказывает
об этих событиях довольно красочно. Согласно ему все про¬
изошло вот как.
Как-то в мае 1880 года капитан Буртон (позднее полков¬
ник), один из английских резидентов в Южном Афганиста¬
не, был потревожен у себя в лагере неожиданным шумом.
Около девяти часов вечера измученный беглец добрался
до Сех-Баба, спустившись с горных тропинок. Он был слу¬
гой бухарского купца, одного из трех купцов, шедших ка¬
раваном через Кабул и Пешавар к Равалпинди, в Индию.
Во выоках их мулов было спрятано золото — «столько зо¬
лота, господин, сколько не унесет и верблюд!». Очевидно,
об этом узнали в горах. Стоило почтенным купцам по не¬
простительной оплошности отбиться от приданного им кон¬
воя — и неизбежное совершилось. Подобно грифам, на них
со стен теснины свалились вооруженные люди. Что сталось
156

с его хозяином и остальными — о том ведают скалы. Но
разбойники — «судьба человека — песчинка в руке всевыш¬
него» — в суматохе, не обратили внимания на слугу, и ему
удалось ускользнуть.. В последний миг он слышал* злодеи
собирались направиться в урочище . Карагач, чтобы там,
в его темных пещерах, без помехи поделить ниспосланную
небом дрбычу. Так их предки много веков подряд поступали
со всеми предками незадачливых бродячих купцов, искони
ведущих опасный торг между Бухарой и городами Индии.
Капитан Буртон был отважен и полон административного
восторга, а Британия как раз в последние годы начала энер¬
гично укреплять свои позиции к северу .от Кашмира. 8 ок¬
тября предыдущего года английские войска штурмовали,
а 9-го заняли Кабул. Две недели спустя афганцы обруши¬
лись на Шерпурский лагерь генерала Роберта и были с тру¬
дом отбиты. Эмира свергли. Но претендент на это место
уже двигался с войсками к Кабулу с севера. Резиденту
Англии в Тезинской долине надлежало быть начеку: все
вокруг было далеко не спокойно! Поэтому капитан не стал
терять времени, которое на сей раз могло оказаться бук¬
вально «золотым».
С двумя ординарцами Буртон направился к указанному
глухому месту. Ему повезло: около полуночи, никем не заме¬
ченный, он как снег на голову свалился на разбойников.
Если судить по ею рассказам, картина, открывшаяся ему,
была выдержана в совершенно романтическом духе. Захва¬
ченные сокровища подействовали на счастливцев, как коро¬
левский «анк» из «Книги джунглей» Киплинга на его похи¬
тителей. В темной пещере, озаряемые только зловещим све¬
том костра, грабители вне себя «дуванили дуван» (делили
добычу). Четверо из них, раненые, скрипя зубами* от ярос¬
ти, валялись на земле. Несколько человек, не обращая на них
внимания, дрались и проклинали друг друга. На полу пе¬
щеры были грудой навалены кожаные торбы, по которым,
очевидно, золото было перед тем разложено для укладки во
вьюки.
По-видимому, доблестному слуге королевы и впрямь уда¬
лось захватить простодушных афганистанских бандитов
врасплох: увидев трех до зубов вооруженных англичан, они
растерялись. Состоялись короткие переговоры, и значитель¬
ная часть похищенных ценностей «перешла в руки закона».
Капитан Буртон соединял в себе решительность с разум¬
ной осторожностью. Сообразив, что на ночной дороге к до¬
му он может в любом ущелье подвергнуться нечаянному
157

нападению, он не стал спешить: одно дело ненароком подкра¬
дываться со свободными руками к ничего не подозревающе¬
му противнику, но совсем другое — отходить, увозя с собой
мешки с вырванным из его зубов золотом. Прикинув все,
он решил не рисковать, пересидел темноту где-то в укромном
месте, дождался рассвета и прибыл в свой лагерь вполне
благополучно, но в шесть часов «on the following morping» —
«на следующее утро». Часть сокровища была при нем, но
только часть.
Буртон скоро сообразил, что ему вручили Далеко не все.
Встав во главе сформированного летучего отряда, он уже
седлал коня, чтобы пуститься в погоню, но дело повернулось
иначе. Молодцы Ягдаллы и хизарыкского Гюльсаида узнали
о собирающейся грозе раньше, чем она разразилась.
Игра, видимо, не стоила в их глазах свеч. Нам не¬
известно, каким именно путем были соблюдены приличия
при сношениях беззакония с законом, но разбойники побы¬
вали в лагере резидента. Ему была вручена вторая крупная
доля похищенного.
Буртон-саиб утверждал затем, что в его руки попало
примерно три четверти всего бухарского золота; потерпев¬
шие считали, что им возвращено ценностей на пятьдесят две
тысячи индийских рупий (около тридцати трех тысяч золо¬
тых рублей). Стоило, пожалуй, из-за этого померзнуть
в ночном ущелье, сжимая в руках штуцер и слушая, как
плачут в горах шакалы. Что же до недостающей четверти,
то она — так по крайней мере объяснял много позже пол¬
ковник Буртон — либо «разошлась на утруску», либо же
разбойники упрятали ее в столь надежном месте, что всякий
ее след утерялся.
Пора, однако, поинтересоваться, что же представляло
собою таинственное сокровище. Как попало оно на серые
спины бухарских мулов и почему разговор о нем зашел
в книге об археологии?
Короткое время спустя после этих событий три почтенных
купца с бородами, окрашенными хной, точь-в-точь как
в сказках «Тысячи и одной ночи», предстали перед Бурто-
ном. Одного из них звали Вази-ад-Дин, второго — Гулям
Мохаммед, третьего — Шукер-Али. Нет, они не были убиты
и не заблудились в диких горах. Натерпевшись страху, они
добрались — хвала всевышнему! — до жилья и английского
лагеря. Сокровище было тотчас же вручено им, и Вази-ад-
Дин, как старший из трех, так поведал о пережитых бедах:
«Когда Гюльсаид из Хизарыка напал на нас, его люди
158

взяли все, что у нас было. Они не тронули мулов, а просто
срезали вьюки и унесли их с собой. Там было много чего:
золотое и серебряное оружие прекрасного чекана, золотые
чаши, большие и малые, два нечестивых идола, один из се¬
ребра, другой из чистого золота, массивные украшения вро¬
де запястий, достаточно дорогих пряжек и перстней, чтобы
перессорить всех жен Сулеймана. Большая часть этих пре¬
восходных вещей была ранее найдена возле Кобадиана на
берегу Аму-Дарьи, как раз против устья Кундуза. В тех
местах есть древний город, лежащий в развалинах. Дарья
затопляет его большую часть года, но в засушливое время
она пересыхает. Люди благочестивые пробираются тогда
к развалинам и, по дозволению аллаха, находя в земле раз¬
личные ценности, продают их кому вздумается. Мы решили по¬
тратить на них свои наличные деньги, ибо боялись везти
с собой звонкую монету. Ходят слухи, что сейк Абдурах¬
ман, — да продлит всемогущий дни его жизни! — засел
в Кундузе и забирает всех мимоидущих в свое войско, еже¬
ли они довольно высоки ростом. Нам рассказали, будто идо¬
лы и запястья изготовлены во дни Искандера Великого и
найдены вместе с теми, которые недавно приобрел для сво¬
ей утехи его светлость Бурра-лорд-саиб. Нам подумалось,
что, имея во всех вьюках столь ценные вещи, а не деньги,
мы легче минуем таможенные заставы, и мы заботливо раз¬
ложили купленное по небольшим мешкам. Мы люди небога¬
тые, хотя давно ведем понемногу торг между Хивой, Самар¬
кандом и Индией. Мы сделали все, что могли, дабы не по¬
терпеть убытков, но что видит человек, когда аллах ослепляет
его? На заставах сейка нас не тронул никто, а вот тут эти
нечестивые хайберы привели бы нас к полному разорению,
если бы не Буртон-эффенди. Всего у нас было товара на
восемьдесят тысяч рупий; эффенди — да будет благословен¬
но его имя! — вернул нам большую половину этого добра.
О том же, чего тут нет, — что говорить понапрасну?»
Буртон-эффенди милостиво слушал эту речь, но глаза его
не отрывались от одного из кожаных мехов. Мех был при¬
открыт, и из-под клапана выглядывала золотая дужка брас¬
лета удивительной работы. Старый Вази понял значение
этого взгляда, и, как выражается ученый Дальтон, соблазни¬
тельная драгоценность «с того мгновения и навсегда» стала
собственностью капитана. «Впрочем, — пунктуально добав¬
ляет он, — теперь эту прекрасную вещь, которую я публи¬
кую здесь под № 116, каждый может обозревать на витрине
Южно-Кенсингтонского музея».
159

Золотой браслет из Аму-Дарьинского клада.
Пережив с восточным спокойствием свои потери, три доб¬
рых купца, воздавая хвалы Буртону, отправились дальше.
Хвалить было за что: если бы не решительность капитана,
вряд ли что-нибудь из груза их мулов сохранилось бы.
В этих местах есть старый обычай: «Если уж аллах где-ни¬
будь в ущелье послал тебе груду золотых вещей, не храни
их в целости, а, разломав поскорее на части, продавай как
лом. Так оно спокойнее!»
«Надо признать, — пишет Дальтон, — до индийской гра¬
ницы с сокровищем не случилось ничего особенного, кроме
некоторого дальнейшего уменьшения его в весе: бакшиш * —
* Бакшиш — взятка, чаевые деньги (восточн.).
160

великое зло на Востоке, а на пути было столько застав!
Но дальше дело пошло хуже. Вещи были проданы какому-то
«саффару», индусу-меняле из Раваль-Пинди. С этого часа и
до тех пор, когда их приобрели, наконец, просвещенные лю¬
бители редкостей, генерал сэр Александр Кэннигхэм и сэр
Э. У. Фрэнк, мы никак не можем установить, что именно
с ними происходило. Дело в том, что здешние дельцы охотно
скупают любые древности, где бы они ни были добыты; бой¬
ко торгуя ими затем, они измышляют про каждую самые
сногсшибательные сказки, связанные с воображаемыми об¬
стоятельствами ее находки. Что им до правды, лишь бы воз¬
будить азарт европейцев-любителей!
Было бы полбеды, если бы этим они и ограничивались.
Исследователей убивает то, что к действительно ценным ве¬
щам ювелиры Раваль-Пинди умудряются присоединить уйму
ловких подделок. К счастью, мы на Востоке. Здешние дель¬
цы одинаково беспечны и насчет обычной морали и по части
коммерческой репутации своих домов: при каждом удобном
случае они пускаются на плутни столь же коварные,
сколько наивные. ‘
Получив сокровище в руки, они и не подумали просто
двинуть его в продажу: зачем продавать один раз то, что
можно продать дважды? Они скопировали из чистого золота
те фигурки клада, которые были сделаны из дешевых спла¬
вов, и на пробу послали почтенным коллекционерам именно
эти копии. Трудно описать недоумение столь глубокого зна¬
тока дела, как сэр Фрэнк: такого типа цилиндрические пе¬
чатки и диски, такие горные козлы никогда не бывают и не
могут быть золотыми! Или перевернулась вся теория древ¬
него искусства, или...
Предметы из Аму-Дарьинского клада.
11 Л. Успенский, К. Шнейдер
161

Подозревая истину, сэр
Фрэнк сделал разумный ход:
чтобы не спугнуть продавца,
он приобрел фальшивки по це¬
не, ненамного отличающейся
от стоимости золота, которое
на них пошло. Его расчет ока¬
зался точным: вслед за золо¬
тыми подделками ему было
предложено купить и их под¬
линники, по мнению продавца,
куда менее ценные. Коллекцио¬
нер с удовольствием заплатил
за них ту же цену и не остал¬
ся в накладе: редчайшие об¬
разцы древнего искусства ока¬
зались у него в руках. Оба
контрагента посмеивались, но
по разным причинам».
Потом прошло немало лет.
И постепенно все, что из этого
сокровища стало собственно¬
стью европейцев, сосредоточи¬
лось в Лондонском королев¬
ском музее. Все эти золотые и
серебряные гуси, козлы, рыбы
сделаны так искусно, что на
самых крошечных из них вид¬
ны каждое перышко, каж¬
дая чешуйка. Некоторые фи¬
гурки напоминают своей фан¬
тастичностью скифские звериные статуэтки и украшения;
такова, например, крошечная — 3,35 сантиметра — золотая
змейка с огромной птичьей головой; на конце ее тельца пять
отверстий: видимо, для того, чтобы можно было подвесить
это украшение.
Великолепна маленькая золотая колесница. В нее впря¬
жены четыре лошади. Возница стоит, важный господин сидит
в ней. Все разукрашено богатой резьбой, всюду золотые кру¬
жева, узоры, шарики.. На сидящем человеке — длинная хла¬
мида, пустые рукава которой свешиваются вдоль тела. На
голове шапка с золотой ленточкой. На вознице примерно
такая же шапка, но без ленточки и короткая туника с по¬
ясом.
Золотая бляха.

Среди сокровищ Аму-Дарьинского клада есть и другие
колесницы. Все они не только ценны как произведения ис¬
кусства, но и представляют значительный интерес для исто¬
рии развития боевых колесниц на Востоке.
Удивительна судьба этих древних вещей. Их вырывали
из горячего песка дехкане Кобадиана, их бережно везли на
мулах бухарские торгаши, с воплями и руганью захватывали
разбойники кабульских ущелий, отбивал английский офи¬
цер, покупали индусские менялы, подделывали смуглые юве¬
лиры, с азартом хватали богатые собиратели красивых без¬
делок. Теперь, вновь собравшись воедино, все они — 177 раз¬
личных украшений и 1 300 монет — попали, наконец, в руки
ученых. Искусствовед О. Дальтон, изучив замечательное
собрание, описал его в солидном труде. Он вспомнил любо¬
пытную историю находки этого клада и так и озаглавил свою
книгу: «Treasure of Oxus» — «Аму-Дарьинский клад». Кни¬
га вышла в Лондоне. А спустя еще несколько десятилетий
о кладе этом вдруг заговорили археологи и историки Совет¬
ского Союза. Внезапно выяснилось, что сокровища Вази-ад-
Дина и его друзей должны сыграть необычайно важную роль
в изучении истории нашей страны. Как это могло случить¬
ся? А вот как.
БАКТРИЙСКИЯ ДОМ
Люди наивные часто думают, будто историю пародов,
«добру и злу внимая равнодушно», пишут беспристрастные
летописцы. Это неверно, да и нельзя, чтобы холодное бес¬
пристрастие торжествовало при этом: слишком важно про¬
шлое человечества для его настоящего и будущего. О жизни
людей судят такие же люди, и суд их беспристрастием
обычно не.отличается.
Одни и те же факты освещаются различно, с различных
точек зрения. События Великой Отечественной войны офицер
генерального штаба США увидит, истолкует и изобразит со¬
всем в другом свете;, нежели мы с вами. История — сложная
наука, в ней существуют различные направления, разные
школы; их взгляды на то или иное событие и его смысл не¬
редко могут оказаться прямо противоположными. Что этому
удивляться! Во-первых, наши знания о фактах прошлого и
недостаточны и неясны. Во-вторых, истолкование этих фак¬
тов задевает и волнует не только отдельных людей — целые
классы общества. Исказить ход былой жизни народа всегда
11*
М3

гораздо легче, чем, исправив ошибки, восстановить истину.
Но добиваться этого восстановления необходимо. Как этбгЬ
добиться? Возьмем один пример.
В XIX и начале XX века в мире господствовали буржу¬
азные исторические школы; в странах капитализма они
властвуют и по сей день. В их изображении народы мира
разделялись всегда на исторические, способные к большим
делам, к тому, чтобы оставить значительный след в жизни
мира, и неисторические. Древние римляне, греки, египтяне,
ассиро-вавилоняне, по их мнению, — исторические народы,
творцы неизгладимых дел. Нам известны судьбы создан¬
ных ими государств; порожденные ими великие цивилизации
дошли до нас в величавых руинах, в летописях и преданиях,
в развалинах городов и памяти о кровавых сражениях.
Рим — это Колизей и «Энеида», «Корпус юрис» и фрески
Помпей, акведуки Кампаньи и следы латинского языка
в языке современных румын. Вавилон живет в клинописных
табличках и в счете времени, в легенде о вавилонской баш¬
не и в имени Навуходоносор.
А что можно сказать про другие племена древнего мира?
Нам хорошо известно, что происходило на берегах Нила и
в Месопотамии, у Киммерийского Босфора или на островах
Архипелага две или три тысячи лет назад. А что представля¬
ла собою в эти времена Средняя Азия? Пустоту, сплошное
«белое пятно». Мы ничего не знаем о ней. Почему не знаем?
Потому, что еще не узнали, руки не дошли? Нет, потому, что
там и узнавать нечего, уверяют нас. Там жили «неисториче¬
ские народы», которые ничего не создали. Даки и савроматы,
аримаспы и массагеты, киммерийцы и гирканцы — много их
бродило некогда по просторам двух континентов, а что ос¬
талось от них, кроме причудливо звучащих имен? Ровно ни¬
чего: это были народы «второго сорта», неспособные созда¬
вать и вершить судьбы человечества. Их удел — подчинение
другим, и их потомки наследуют ту же участь.
Возьмите, к примеру, тот самый Аму-Дарьинский клад,
о котором только что шла речь. Говорят, он найден в самом
сердце этого «белого пятна» — где-то за железными ворота¬
ми цивилизованного мира, у диких подножий Гирканского
хребта. Что это может значить? Что его сокровища изготов¬
ляли там же на месте? Исключено! Там не было и не могло
быть столь высокой культуры. Очевидно, их, непонятно с ка¬
кой целью и зачем, кто-то привез туда со стороны, эти сде¬
ланные скульпторами Персии, граверами Мидии, златокуз-
нецами Эллады драгоценные и изящные безделушки; привез,
164

конечно, для самого себя, не для тамошних же грубых ди¬
карей! И если свет цивилизации и падал как-то во мрак здеш¬
него невежества, брезжил тут, на задворках мира, — то был
отраженный, заимствованный свет. Так думали историки не¬
давнего прошлого, так думают они за рубежом и сейчас.
Таких взглядов придерживался и известный уже нам
Дальтон.
Советские историки не согласились с ними. С нашей точ:
ки зрения, нельзя делить народы на первосортные и второ¬
сортные, как нельзя делить школьников на тупиц и отлични¬
ков от рождения. Нелепо думать, что все племена, обитав¬
шие на Востоке, были испокон веков хуже своих западных
соседей. Нельзя объяснять пустоты на нашей исторической
карте неполноценностью людей, обитавших в этих местах:
причина в недостаточности наших знаний. Мы не знаем ни
истории, ни культурного наследия тамошних племен, но,
спрашивается, много ли сделано для того, чтобы узнать обо
всем этом?
Где был найден клад древнего Оксуса*? В Кобадианском
оазисе Таджикистана. До этих мест, по свидетельству вели¬
ких писателей прошлого, простиралась некогда малоизвест¬
ная им страна Бактрия. Рядом лежали другие, столь же за¬
гадочные государства — Согд, Хорезм. Мы не много знаем
об их прошлом, нам неведомо, каких ступеней достигла их
цивилизация. Но еще раз: мы не знаем — это одно, а «этого
не было» — совсем другое.
Если вещи знаменитого клада найдены в Кобадиане,
очень возможно, культура Бактрии была куда выше, чем ее
представляют себе до сих пор. И уж, во всяком случае, если
даже все эти предметы привезены откуда-то, то не зря,
а потому, что тут на месте создалась уже потребность иметь
их у себя. Однако тот, кто способен сегодня любоваться чу¬
жой драгоценностью, завтра захочет изготовить себе свою.
Из всего этого один вывод: прямая обязанность науки
внести ясность в спорный вопрос. Историки навряд ли смо¬
гут решить его: об этой части мира сохранилось слишком
мало письменных свидетельств. А раз так — в дело должны
вступить археологи, вступить энергично и без промедления.
Во-первых, вопрос очень важен для нас: на месте древних
Бактрии, Согдианы, Хорезма сейчас лежат республики на¬
шей страны — Узбекистан, Таджикистан, Туркмения; исто¬
рия древних государств — их собственная история. Во-вто-
* О к с у с — древнеримское название Аму-Дарьи.
165

Каменный скульптурный фриз из Айртама.
рых, она же является составным звеном истории всего древ¬
него Востока, а там, о каком народе ни заговори, натыка¬
ешься на столь же спорные и неясные проблемы. Наконец,
археологические работы обещают многое: мы не знаем, ко¬
нечно, где именно и что именно находили семьдесят лет
назад жители Кобадианского оазиса, но все, что ими добыто,
найдено в среднеазиатской земле. Так кто же может предви¬
деть, сколько тайного и удивительного скрывает она и се¬
годня в своих горячих недрах?
Вопрос встал так, и на разрешение его с некоторых пор
были двинуты большие силы.
В 1946 году в южный Таджикистан выехали сразу два
отряда Таджикской экспедиции. Один, под начальством
А. М. Беленицкого, направился на юго-восток республики,
другой, которым руководил М. М. Дьяконов, — в ее юго-
западную часть, где расположено сердце республики, знаме¬
нитая Гиссарская долина.
В том же году из Москвы и Ленинграда, из Ашхабада
и Ташкента тронулось в путь много археологов. Не одина¬
ковые условия работы ожидали их: они ехали на различно
подготовленную почву. Одно дело — земли древнего Хо¬
резма: там к этому времени под главенством С. П. Толсто¬
ва была уже проделана огромная работа. Страна хорезмша-
хов воочию поднималась из пелены песков, и хотя замеча¬
тельно интересная книга начальника экспедиции, принесшая
ей впоследствии громкую славу, еще не вышла в свет, девяти¬
летний труд «хорезмийцев» живо обсуждался людьми науки.
Много лет проработал в Семиречье А. Н. Бернштам. Плано¬
мерные раскопки велись и в других местах.
Таджикистан был в этом смысле мало исследован, хотя
и здесь все время шли, то прерываясь, то вновь начинаясь,
интересные изыскания. Достаточно упомянуть работы
166

А. А. Фреймана на горе Муг, возле Пенджикента, открывшие
миру замок восточного князя и тесно связанные с порази¬
тельной находкой целого архива документов VIII века.
Можно сказать и об извлеченном из речных вод у Термеза
великолепном Айртамском фризе, первый фрагмент которого
случайна нашли пограничники, а остальные части были до¬
быты М. Е. Массоном. Тем не менее в целом территорию
этой республики предстояло еще археологически изучить.
Удивительная страна, необыкновенные народы, сложней¬
шая, во многом еще неясная история!
Границы Таджикистана включают в себя земли двух
древних стран: Бактрии и Согда. Его население, судя по
всему, ведет свой род от тех самых храбрецов, которых, ес¬
ли верить Геродоту, Кир Персидский боялся не меньше, чем
египтян и вавилонян, а двести лет спустя величайший воин
древности Александр Македонский покорил только с вели¬
ким трудом.
В • каждом имени племени, в каждом названии места
слышны здесь отзвуки старых преданий и легенд. Скажете ли
вы «Кей-Кобад» или «Тахти-Кобад», назовете ли имя «Ко-
бадиан» — перед вами замелькают образы «Шахнаме», ве¬
ликой эпической поэмы Персии. Попытаетесь разобраться
в слове «таджик» — и уйдете во времена, когда сюда при¬
несло ислам арабское племя Тай, когда слова «тайик»,
«тайский» стали равнозначны словам «мусульманин», «му¬
сульманский», а потому получили смысл племенного имени.
Такие вещи случаются. И у нас на Руси когда-то слово
«христианин» превратилось в другое — «крестьянин».
Да, страна удивительная. И одним из самых примеча¬
тельных ее уголков является та неширокая долина, по кото¬
рой, сбегая с Кара-Тегинских и Гиссарских гор, Кафирни-
ган спешит слиться с Аму-Дарьей. Здесь, у самых берегов
великой реки, еще видны развалины Тахти-Кобада, где рус¬
ский офицер Покатилло в 1886 году видел усердно роющих¬
ся в земле кладоискателей. Здесь, выше по Кафирнигану,
находится второе городище, связанное с тем же легендар^
ным именем Кей-Кобад-шах. Тут, прямо в центре Шаартуза,
лет десять тому назад еще можно было видеть нетро¬
нутую руину Калаи-мир — «эмирской крепости». Это понят¬
но: нынешний Шаартуз и есть тот Кобадиан восьмидеся¬
тых годов прошлого века, в котором три бухарских красно¬
бородых купца приобрели золотые вещи Аму-Дарьинского
клада. Люди, добывшие эти сокровища из-под земли, жили
именно здесь.
.167

С 1950 года Гиссарский отряд Таджикской экспедиции
избрал главным местом своей работы именно Кобадианский
оазис. Почему? Да как раз потому, что об этих местах и
сейчас ходила самая громкая кладоискательская слава.
Стоило задержаться в любом кишлаке, как вместе с чаем
и лепешками вас угощали рассказом о кладах. Это именно
здесь один старик, копая яму, вырыл золотого дракона.
Вы спросите: «Где же этот дракон?» Увы, он оказался так
страшен, что старик быстро закопал его обратно. Сказки —
сказками, но за ними археологи умеют нащупать нужную
для них правду.
Прибыв в Шаартуз, археологи не бросились туда, где,
по слухам, дремлют под лессовой почвой золотые чудища.
Они начали свои раскопки прямо посреди города, у стен
разрушенной крепости, отраженных в зеленой воде пруда.
Перед ними стоял один, очень прямой и ясный вопрос: «Ког¬
да началась тут жизнь? Когда пришел сюда первый человек
и каким он был?»
Раскоп заложен. Первые три метра — это еще не архе¬
ология, это то, что станет древностью через несколько ве¬
ков. В рыхлой земле видны мусорные ямы недавней свалки,
в ней обломки домашней утвари XVIII—XIX столетий, —
к сожалению, нашей эры.
Ниже тянется очень тонкий слой, но уже отмеченный пе¬
чатью древности: это время монгольского владычества. Тут
тогда не было пустыря: открылась большая зернотерка, об¬
наружены следы очага, найдена посуда — и простая и гла¬
зурованная. О, этот глиняный черепок — путеводитель по
лабиринту прошлого! Предки оставили нам столько битых
горшков, что по их осколкам, цвету, составу поливы, по ха¬
рактеру обжига, по самой технике изготовления археолог
с достаточной точностью определяет, когда сосуд явился на
свет.
Время установлено. Но что там, еще ниже, еще глубже?
Знаменательное обстоятельство: тонкий слой времен Тиму¬
ра и Тимуридов лежит прямо на толще, до отказа набитой
следами жизни, но какой? Это совсем другое время: остатки
жилых построек и служб, следы утвари говорят о глубокой
древности. Это II и III века до начала нашей эры, то время,
когда в Африке Ганнибал Барку готовился к борьбе с Ри¬
мом, когда в Македонии царь Филипп сколачивал первые
фаланги, а юный Александр Македонский еще не знал, что
приведет своих непобедимых воинов сюда, на берега Ка-
фирнигана. Но археологам мало и этой, глубины. Дна вре¬
168

мен, ма?ерика девственной земли они еще не достигли. Они
ломают пол,, утоптанный во II веке до нашей эры.
Пять метров ниже уровня почвы; здесь некогда стоял
дом. Он был сильно разрушен впоследствии, но его плани¬
ровку удалось восстановить. После расчистки стали видны
очаг, груды костей вокруг, обломки различных хозяйствен¬
ных предметов. А вот и своеобразная вещь — камень с про¬
тертым округлым углублением. Человек, еще не знающий
дверных петель, навешивает дверь на деревянную ось, хо¬
дящую в таком каменном подпятнике. Это старое изобрете¬
ние, но и сегодня в русских деревнях на таких же подпят¬
никах устанавливают большие полевые ворота, а в средне¬
азиатских кишлаках и в домах встречались еще недавно
такие двери.
Добираясь до древних предметов, археолог стремится
узнать, сколько им лет. Не каждый из них способен от¬
ветить на этот прямой вопрос, но некоторые дают впол¬
не удовлетворительную справку. Бактрийский дом был в свое
время построен из добротного сырцового кирпича; этот кир¬
пич был квадратным, а его размеры равнялись 35 X 35 X 12.
Вот вам и ответ.
Неосведомленный удивится: что же из этого? Но археоло¬
ги знают много типов кирпича. Именно такой кирпйч су¬
ществовал между VII веком до нашей эры и VI после ее
начала — больше тысячи лет.- Потом стали строить из про¬
долговатого, более крупного кирпича, а затем опять пере-,
шли на квадратный, но уже плоский и обожженный.
Бактрийский дом дал справку: его построили в глубо¬
кой древности. Дополнить эту справку помогли посуда и
оказавшиеся рядом с ней бронзовые наконечники стрел.
Форма сосудов была характерной: цилиндр с резким пе«
регибом в нижней части чуть вогнутых стенок. Еще типйч-.
нее три наконечника стрел. Археологи, безусловно, пони¬
мают в стрелах больше, чем самый опытный лучник. Это
стрелы скифского типа, а их причудливая форма — трех¬
гранная пирамидка, листок и ромб — позволяет еще уточ-.
нить расчет: они свистели в воздухе между концом VII и
началом VI века до нашей эры. Значит, именно в это время
пылали очаги бактрийского Дома под Калаи-мир, кипела во¬
да в цилиндрических сосудах и по крепко утоптанному зем¬
ляному полу ходили современники Сарданапала Ассирий¬
ского.
Время, когда был сооружен дом, удалось установить
точно, но важно было узнать, что предшествовало его по-
169

стройке на этом месте. Взломали и этот пол. И вот заступ
наткнулся на нетронутую целину, на землю, по которой
ступала нога человека, впервые пришедшего сюда две ты¬
сячи пятьсот лет назад. Раньше здесь не было ничего; от¬
крытый археологами дом явился первым человеческим зда¬
нием, стоящим на этом месте посреди долины Кафирнигана.
У СТЕН КЕЙ-КОБАД-ШАХА
Около Шаартуза есть хлопковое поле, окаймленное
со всех сторон рядами невысоких холмиков. Мы с вами
прошли бы мимо него сто раз совершенно равнодушно, видя
только лысые бугры да ярко-зеленые, бережно взлелеянные
кустики за ними. Но археологи смотрят и видят иначе, чем
мы. Вот они поднимаются на один из этих бурых холмов.
Солнце садится за их спинами, и внезапно хлопковое поле
изменяет свой обычный вид: оно стало похоже на шахмат¬
ную доску, сплошь расчерченную на темные и светлые квад¬
раты. Здесь зелень хлопчатника имеет один оттенок, а рядом
другой. В чем дело?
На месте мирного поля был когда-то могучий город-кре¬
пость. Кварталы его домов, выстроенных как по линейке,
прямые улицы — все скрыто под землей и обычно не видно.
Но косые лучи заката усиливают рельеф местности. Над
домами, где почва выше, зелень темнеет, улицы вытягивают¬
ся светлыми лентами.
Керамика древней Бактрии,
ПО

Знаки на кирпичах с городища Кей-Кобад-шах. II—IV века.
— Здесь стоял город, — говорят археологи, — имя ему
Кей-Кобад-шах.
Ученые немало потрудились над раскопками этой древ¬
ней твердыни. Их усилиями она извлечена из-под земли. Го¬
род существовал здесь две с лишним тысячи лет назад. Он
был обиталищем множества людей. Лучшие тому свидете¬
ли — тридцать шесть могучих башен его стен; для обороны
такой громады во время войн требовалось сильное войско.
Люди, жившие в Кей-Кобад-шахе, были настоящими го¬
рожанами, а города всегда живут с помощью тех, кто вокруг
них занимается земледелием. Здесь, в Средней Азии, в древ¬
ности, как и сейчас, можно было сеять и жать при одном
только условии: если воду на поля приводят человеческие
руки, если всюду бегут каналы, проложенные от удаленных
рек и источников, если построена и правильно работает
сложная система водоснабжения. Раз стоял этот город-кре¬
пость, раз в нем могли работать ремесленники, торговать
купцы, судьи судить, а вельможи управлять делами, если его
окружали могучие стены, охраняемые воинами, — значит
такая система орошения была. Кто же ее соорудил? Чьи ру¬
ки поддерживали ее в порядке? Кто умело распределял во¬
ду по полям? Кочевники, бродячие скотоводы? Смешно да¬
же говорить об этом; все, что мы видим здесь, говорит
о высоком уровне оседлой культуры, о могучей и уже силь¬
но развитой цивилизации.
Важно было решить, существовали ли в Кей-Кобад-шахе
ремесла, или, как это характерно для ранних стадий раз¬
вития общества, каждая семья делала для себя все, что
171

нужно для жизни, от пряжи и ткацкого станка до посуды.
Археологи изучили этот вопрос прежде всего на примере
гончарного ремесла, ибо ничто не сохраняется в земле лучше
керамики — целых сосудов и их осколков. Глиняный черепок
может рассказать многое, когда его умело спрашивают. Если
в его изломе видны неправильно налегшие друг на друга
слои глины, если поверхность его несовершенна, а обжиг слаб
и неумел — сосуд, от которого он остался, был вылеплен
.женщиной-хозяйкой от руки или, может быть, на примитив¬
ном, медленно вращающемся станке. Форма таких сосудов
поражает своим разнообразием: видно, что делали их мно¬
гие руки и каждый лепил как вздумается. Если же черепок
звенит, обжиг его красен и крепок, полива хороша, а глав¬
ное — если всюду на нем заметны правильные концентри¬
ческие черточки — окружности, тогда он как будто заявля¬
ет: «Я был горшком, изготовленным среди сотен собратьев.
Нас на быстро вращающемся ножном гончарном круге сде¬
лал опытный мастер».
По керамике Кей-Кобад-шаха можно уверенно сказать —
здесь работали настоящие гончарные мастерские; их хозяе¬
ва — высококвалифицированные гончары — занимались
только своим делом: готовили посуду на продажу. Более чем
вероятно, что они пользовались услугами рабов.
Очень много интересного дало само изучение крепостных
стен Кей-Кобад-шаха. Рассматривая отдельные кирпичи,
археологи почти на каждом замечали странные знаки, види¬
мо сделанные пальцами по еще влажной глине. Вот двойной
крест, вот лук со стрелой, козел с двумя головами. А тут
что-то напоминающее буквы. Разгадывая эту загадку, за¬
метили: значки повторяются — похоже, что целые партии
кирпича помечались одним знаком. Нельзя ли предполо¬
жить, что стену строили все жители города, разбившись на
небольшие артели? Каждая группа сдавала свой кирпич, по¬
мечая его условным знаком — клеймом: никому не хотелось
отрабатывать за соседей-лодырей, а в древние времена ма¬
ло кто рискнул бы подделать чужое тавро — это считалось
тягчайшим преступлением. Знаки, похожие на буквы, оказа¬
лись и на самом деле видоизмененными греческими литерами:
во дни Кушанского царства (I век до нашей эры) Бактрия
пользовалась таким алфавитом.
Вся крепость представляла собой хорошо продуманное
военное сооружение. Тридцать шесть ее башен располага¬
лись так, чтобы не оставлять мертвых пространств у подно¬
жия стен; были устроены даже навесные капониры для ве-
172

дения косоприцельного обстрела. На башнях было много
зубцов; по их числу видно, сколько людей требовалось для
обороны. Надо думать, что все свободные мужчины города
выступали на его защиту. Подобная система обороны свиде¬
тельствует о том, как далеко от начальных времен ушло
развитие этой страны.
Для археологического исследования целой республики
полтора десятка лет — ничтожное время. Как ни успешны
были работы Таджикской экспедиции с 1946 года по се¬
годняшний день, по существу они только еще начаты. Они
очень много дали, раскрыли широкие горизонты, но вместе
с тем сколько еще предстоит сделать!.. Все время растет
список памятников, и уже разведанных и только еще взя<
тых на учет. На полях и в долинах Таджикистана еще ждут
своих исследователей руины времен селевкидов и кушанов,
арабов и монголов. Но и сейчас уже ясно одно: от времен
первобытно-общинного строя до наших дней жизнь этой
страны течет, как река, и нет в ней ни рокового застоя, ни ка¬
кой-то особой восточной неподвижности, о которой упрямо
толкуют пристрастные историки Запада. Вопреки их высоко¬
мерным утверждениям, древние бактрийцы были такими же
высококультурными людьми, как персы или греки. Сомне¬
ваться нельзя — они умели ценить по достоинству прекрас¬
ные вещи вроде тех, из которых состоит Аму-Дарьинский
клад, а возможно, и создавать такие вещи своими руками.

В ДРЕВНЕМ ПЕНДЖИКЕНТЕ
«ЗАМОК МАГОВ»
Если вы двинетесь от Самарканда вверх гю течению Зе-
равшана, взяв на юго-восток, то через семьдесят километров
увидите Пенджикент. Это обыкновенный районный город
Средней Азии. На запад от него лежит плодородная равнина;
на востоке, совсем близко — горные ущелья, из которых,
слившись со своими притоками — Магиан-Дарьей и Кшту-
том, вырывается еще пенный, еще плещущий и клокочущий
водоворотами Зеравшан. Невысокие белые здания, строгие
аллеи пирамидальных тополей. Есть винодельческий завод,
есть рисовый мельничный комбинат. На подъездах к городу
виноград чередуется с кунжутом, кунжут — с табачными
плантациями. Есть все, что всегда бывает в таких городах:
новые школы и Дом культуры, базар и чайханы вокруг не¬
го. Но если вы хотите видеть величайшую достопримеча¬
тельность Пенджикента, вам придется покинуть Пенджикент.
Кто хочет ее увидеть, тот сядет в машину и, встречая
но дороге то «Москвича», то невозмутимого ишачонка, то
«Волгу», то брюзгливо-презрительных верблюдов, свысока
глядящих на мир, отправится по дороге, ведущей опять-таки
на юго-восток, к узбекскому кишлаку Кош-Тепе.
174

Тут на невысоких холмах левобережной поймы Зеравша-
на, в полутора километрах от современности, лежит и дрем¬
лет под землей городище Пенджикента древнего. Вернее, не
в полутора километрах, а в двенадцати веках от сегодняшне¬
го дня. И — это тоже вернее — оно не дремлет, а дремало,
пока его не пробудили лопаты археологов.
Вы не археолог; явившись сюда, вы не увидите ничего,
кроме плоского участка бурой земли, на котором там и здесь
поднимаются невысокие, округлые, странно похожие друг
на друга бугры: шестьдесят или семьдесят ничем не приме¬
чательных одинаковых возвышений. Но если бы вы были
одним из этих охотников за давно прошедшими днями, вы
остановились бы перед таким пустырем в благоговейном
трепете — под каждым бугром лессовой глины вы угадали бы
крупное древнее здание: тут храм, там дворец, здесь жилой
дом. Именно здесь цвел, шумел вплоть до первой половины
VIII века нашей эры великолепный город последних согдий¬
ских властителей, древний Пенджикент. А потом над зеле¬
ным Зеравшаном разыгралась одна из бесчисленных крова¬
вых драм прошлого. Кружным путем, из мусульманских ис¬
торических записей, из других источников о ней было извест¬
но давно. А вот прямо взглянуть в глаза древнему Согду
нам удалось только вчера. Но прежде чем рассказывать
о том, что нашли люди XX века под буграми, медленно на¬
раставшими тут двенадцать долгих столетий, есть смысл
подняться еще на шестьдесят километров выше по Зеравша-
ну, до того места, где в него вливается малый, но.сердитый
горный поток Кум и где на мысу между реками, на голой,
опаленной солнцем скале, на ее стодвадцатиметровой вер¬
шине, каждый может увидеть развалины древней крепости.
Это стоит сделать: крепость не простая; о чудесном говорит
уже само имя ее — .Калаи-Муг, то есть «Замок магов».
ЧАБАН И ЦАРЬ
Где-то около небольшого селения Хайрабад, тут же наЗе-
равшане, жил лет тридцать назад обыкновенный таджикский
пастух по имени Джур-Али-Махмад-Али. Он пас овец на
горных склонах и в долинах и меньше чем кто-нибудь соби¬
рался прославиться. Но разве знает человек утром, что с ним
случится к вечеру?
, В тот день Джур-Али пас свою отару неподалеку от Ка-
лаи-Муга. Утомленные карабканьем по склонам бараны улег¬
175

лись. Джур-Али долго смотрел в синее небо, где высоко
плавали грифы.
Неожиданная мысль пришла ему в голову. Место это
считалось худым, опасным: «Замок магов» построили неве¬
домые люди задолго до того, как сюда пришел ислам.
Но теперь все переменилось, кто же сейчас верит в старые
сказки? Почему бы не залезть туда? Вон сзади каменная
осыпь образовала как бы лестницу, по которой можно под¬
няться в уровень с неприступным когда-то, глухим цоколем
стен и проникнуть внутрь.
Так он и сделал. Внутри развалин была древняя рав¬
нодушная тишина. Чуть слышно шелестели расползающиеся
змеи; под сохранившимися карнизами висели летучие
мыши. Здание было когда-то двухэтажным, но второй этаж
почти повсюду обрушился, и обломками завалило длинные
узкие помещения; они были так узки, что становилось ясно:
велика древность этих стен; люди еще не умели тогда созда¬
вать прочные большие своды.
Пастух шел, осторожно ступая, и вдруг среди чужого,
далекого — огромных глыб, каких-то обгорелых бревен —
заметил хорошо знакомое, свое. На груде обломков лежала
сплетенная из ивовых прутьев корзина, точно занесенная сю¬
да вчера, почти такая же, какие плел и он сам в долгие дни
на пастбище у реки. Подойдя, он перевернул ее, ибо она бы¬
ла опрокинута. Корзина была пуста, но под ней оказался не¬
большой странный предмет — нечто вроде свернутого пись¬
ма, клочок какой-то нетеперешней сероватой бумаги. Осто¬
рожно, робея, пастух поднял его. Да, это было письмо. На бу¬
маге сквозь пыль и муть, наложенную временем, просту¬
пали строчки невнятных букв; не арабских букв, хорошо
знакомых таджику, но и не русских, нет...
Мы не знаем, с каким чувством этот хайрабадский кре¬
стьянин глядел на свою находку, — очень жаль, что ученых
не интересуют такие вещи! — что думал он о ней. Опасался
ли мести магов, или, наоборот, сразу же подумал, что та¬
кое письмо может принести пользу науке? Лет пятьдесят на¬
зад его отец, вероятно, ушел бы, тихо ступая, даже не кос¬
нувшись таинственной находки. Но ведь Джур-Али — хотя
это случилось в 1932 году, когда еще жива была память
о басмаческих бандах и мало кто из женщин снял па¬
ранджу, — Джур-Али был советским человеком. Поэтому
произошло самое правильное: спустя несколько месяцев его
находка уже лежала на столе русского ученого в Ленинграде,
и этот ученый, родившийся далеко от Калаи-Муга, но пони¬
176

мавший письмена предков таджикского народа лучше самих
таджиков, уверенно говорил окружающим:
«Да, перед нами документ величайшей ценности: подлин¬
ное письмо, написанное в восьмом веке согдийскими пись¬
менами и на согдийском языке на бумаге, сделанной из от¬
бросов шелка. Адресовано оно не кому иному, как согдий¬
скому царю, самаркандскому господину, владетелю древнего
Пенджикёнта, благородному и злополучному князю Диваш-
тичу кем-то из его подданных...
Да... до сих пор мы имели дело с согдийскими письмена¬
ми, но мы получали их только из согдийских колоний в Ки¬
тае. Сама Согдиана молчала. Теперь, мы впервые слышим
ее голос. И надо ли доказывать: где нашелся один доку¬
мент,— в этом неприступном замке Калаи-Муг, который две¬
надцать веков назад именовался замком Абаргар, — там
могли сохраниться и другие. Экспедиция в Калаи-Муг необ¬
ходима».
Экспедиция пришла к черной, неприветливой горе у слия¬
ния Кума и Зеравшана. Старые руины не обманули надежд.
В глиняном хуме, удачно упавшем на засыпанный мусором
пол первого этажа, нашли еще документы. На каменных и
глиняных осыпях — еще. Согдиана заговорила громко, пол¬
ным голосом, заговорила и по-согдийски и по-арабски. А уче¬
ные нашей страны — секретарь таджикского отделения Ака¬
демии наук Васильев, иранист Фрейман, знаменитый ара-;
бист Крачковский — перевели ее речи на наш современный
язык. Пастух Джур-Али стал известен всему ученому миру:
он проложил путь к неоценимому сокровищу. Восемьдесят
документов на бумаге, на коже, на очищенных от коры иво¬
вых палках стали достоянием науки. И все они когда-то
входили в архив человека примечательного, достойного по¬
четной памяти, смелого патриота Согдианы, последнего сво¬
бодного ее владетеля, погубленного коварными врагами, —
князя Диваштича.
«VAE VICTIS!» *
«От Согдийского ихшида ** Диваштича, — читаем мы
в одном из писем Калаи-Мугского архива, — начальнику...
* «Vae victis!» — «Горе побежденным!» (лат.).
** И х ш и д — царь.
12 Л. Успенский, К. Шнейдер
177

здравие! И когда письмо мое получишь, две меры (к несча¬
стью, мы не знаем, две меры чего. — Авт.) в дар нужно от¬
пустить. И сожаления не нужно делать».
Пенджикентский владетель Диваштич был крупной фигу¬
рой на согдийском Востоке. Афшин, то есть князь Пенджикен-
та, одно время он был даже ихшидом всего Согда. Но как бы
высоко ни поднимала его судьба, он оставался обаятельной
личностью, пылким патриотом, верным сыном своей родины.
Не так уж часто подобные эпитеты бывают приложимы
к владетельным особам. В VIII веке нашей эры арабские за¬
воеватели, огнем и мечом расширяя пределы своего моло¬
дого государства, поставили перед собой очередную задачу:
овладеть Маверанахром, Заречьем — землями, лежащими по
ту сторону Аму-Дарьи, на север. А там прежде всего лежал
Согд.
Арабы уже не первое десятилетие разоряли набегами
согдийцев, появляясь с юга, от Мерва. Но до сих пор, при¬
ходя за рабами и рабынями, за шелком, золотом и оружием,
они не задерживались надолго. Получив свое, они исчезали,
и жители Согда начали уже смотреть на них, как на пе¬
чальное, но терпимое зло: без них лучше, но и с ними мож¬
но кое-как жить.
Теперь положение менялось. Во главе исламистов-арабов
тут, на Крайнем Востоке, стал Кутейба-ибн-Муслим, сви¬
репый военачальник, коварный политик, фанатический воин
пророка. Шаг за шагом начал он прибирать к рукам бога¬
тые области Маверанахра, и прибирать безвозвратно, на¬
век. А ведь в них жил простой народ Согда, любивший свою
страну, ее обычаи и верования, ее язык и песни.
В начале двадцатых годов VIII века чужое иго стало не¬
стерпимым. В 721 году жители Самарканда, доведенные, оче¬
видно, до крайности, решились всем городом сняться с наси¬
женных мест и уйти далеко за горы, в Ферганскую долину.
Там, в загорном Ходженте, правил добрый царь Ат-Тар.
Он манил самаркандцев к себе, обещая им временное убе¬
жище. Целый город, наперекор тому, что говорил им афшин
Самарканда, старый шакал, вилявший хвостом то перед на¬
родом, то перед поработителями, поднялся и пошел за
тридевять земель.
Бедные люди!.. Случилось то, что должно было случить¬
ся: царь Ат-Тар оказался предателем — он навел на табор
переселенцев арабского наместника Ал-Хараши. Все были
перебиты. Радовались только оставшиеся на месте афшин
178

Гурек и самаркандская знать. Как это бывает везде и всюду,
богатые не боялись чужеземного ига, не дорожили свободой
страны.
Но владетель Пенджикента был не таким, как другие
князья Согда. Он не только не предал своих подданных, он
возглавил их борьбу с врагом. Собрав всех вокруг неболь¬
шого военного отряда, Диваштич увел людей в горы вверх
по Зеравшану. Мы не знаем теперь в точности, какими были
его планы. Может быть, он надеялся отсидеться в диких
ущельях на родине; а возможно, задумал пробиться в Фер¬
гану другим путем, через перевал Шахристан. Так или иначе,
ему повезло не больше, чем самаркандцам. Ал-Хараши от¬
правил вслед за беглецами своего верного слугу, жителя
Мерва, отступника, перешедшего в ислам и принявшего му¬
сульманское имя Сулеймана-ибн-абу-с-Сари.
Отступление отряда Диваштича было недолгим. Обратив¬
шись вспять, он встретился с преследователями в жестоком
бою над речкой Кум, в пяти километрах от Калаи-Муга, и,
потерпев поражение, заперся в своей твердыне. Однако ста¬
ло ясно, что дело безнадежно: пенджикентцам грозила го¬
лодная смерть.
Тогда — часто ли доносит до нас история весть о таких
деяниях? — загнанный в тупик афшин решил спасти своих
подданных ценой своего позора. Он — только он один! —
сдался в плен, дабы предотвратить кровопролитие, ©н не
знал, каковы были в те дни слуги пророка.
Кутейба принял его с почетом. Некоторое время он дер¬
жал его при своей ставке. А потом... а потом согдиец Диваш¬
тич был распят, по обычаю завоевателей, на внешней сте¬
не одного из тех могильных сооружений, внутри которых
зороастрийцы * Согда хранили кости своих усопших. Голо¬
ву его отрубили и послали в далекий Ирак, правую руку
отдали победителю Сулейману: «Vae victis!» — «Горе побеж¬
денному!»
Имя благородного афшина пенджикентского разные уче¬
ные читают и расшифровывают по-разному: одни, как Ди-
ваш-тич, другие, как Де-вас-тиц, третьи еще иначе. Но из
каких звуков ни складывай это имя, оно всегда прозву¬
чит гордым напоминанием о человеке, достойно носившем
высокое звание сына родины и отдавшем за это звание
жизнь.
* Зороастризм — религия древнего Ирана.
12*
179

ОТ КАЛАИ-МУГА К ПЕНДЖИКЕНТУ
Архив Калаи-Муга был найден в тридцатых годах. По¬
иски прошлого на землях Согда переместились в Пенджи-
кент.
Здесь уместно сказать: замечательные раскопки древнего
городища над Зеравшаном многим обязаны в самом начале
овоем научной прозорливости, организаторским способно¬
стям, напористому энтузиазму большого ученого, к несча¬
стью уже скончавшегося, А. Ю. Якубовского. Это он добил¬
ся, чтобы сюда направлена была в 1947 году экспедиция.
Он возглавил ее, придал ее работам верный ход и сумел
собрать и вырастить вокруг себя дружный коллектив предан¬
ных своему делу талантливых «пенджикентцев». Благодар¬
ная память ему!
Экспедиция явилась впервые на берега Зеравшана
в 1947 году, а уже в самом начале пятидесятых стало ясно:
новый, доныне лишь понаслышке известный нам мир под¬
нимается ее трудами над землей. Благодаря огромному чи¬
слу добытых в раскопках монет удалось точно установить,
с каким временем имеют здесь дело археологи: все монеты
были не древнее середины VII и не моложе пятидесятых го¬
дов VIII столетия нашей эры. Заступы врезались прямо
в эпоху Диваштича, в те времена, когда агония попавшего
под иго завоевателей Согда подходила к концу.
В'больших монументальных постройках, как всюду при
раскопках,- нашлись разнообразные украшения — и драго¬
ценные и более дешевые; они говорили о мастерстве согдий¬
ских художников по металлу, об уровне культуры ремесла.
Тут и там попадались клочки тканей совершенной выделки и
щедрой причудливой расцветки: синий шелк с золотистыми
звездами, фисташковый, затканный цветами; пурпуровая, го¬
лубая, золотисто-зеленая ткани местной выделки. Искусство
ткачей тоже было на высоте в Пенджикенте.
Вот остатки сложной системы оросительных каналов; вы¬
сока была и техника земледелия. Вот семена пшеницы, про¬
са, ячменя, гороха — мы знаем теперь, что сеяли пенджи-
кентцы. Были у них сады, в которых росли инжир и персик,
урюк и черешня. Легкие тростинки камышовых стрел расска¬
зали о метких лучниках; множество лаковых коробочек ки¬
тайской работы появилось как изящное свидетельство
предприимчивости и вкуса зеравшанских купцов. Вместе
с этими бесчисленными находками с каждым новым раско¬
пом, с каждым годом работ древний город приобретал для
180

археологов все более определенный облик, из туманной сказ¬
ки прошлого становился чем-то осязаемым, живым, точно
очерченным.	^
Древний город? Да. Но в душе почти каждого археолога
живет постоянная мечта, в которой он не всегда и сознает¬
ся. Радостно собственными глазами увидеть здание глубокой
древности, радостно положить руку на рукоять меча, побы¬
вавшего в руке легендарного героя. Но как чудесно было
бы, если бы мы могли заглядывать в лица не только эпох,
но и людей, живших в эти эпохи, видеть не только вещи
древних согдийцев, но и самих их, живых, разных — смелых
воинов благородного Диваштича и их нежных жен, состоя¬
тельных землевладельцев Согда и крестьян, древними кетме¬
нями рыхливших их виноградники, жрецов, молившихся
в храмах, и купцов, покупавших у них добрые предсказания
на дальний путь.
В археологии каждые новые раскопки наряду с ожидае¬
мыми результатами приносят или могут принести любую
неожиданность. Углубляясь в землю, мы вступаем в мир за¬
гадок и тайн. Так новгородские улицы принесли нам драго¬
ценный дар берестяных грамот. Так курганы Пазырыка ока¬
зались хранилищем замороженных тел людей и животных.
Так вручил нам неожиданный и щедрый подарок и Шахри-
стан древнего Пенджикента. Его храмы сохранили на протя¬
жении веков свои стены, выложенные из сырцового кирпича
или из блоков лессовой глины — пахсы, а на этих стенах,
когда осторожные руки ученых открыли их солнечным лу¬
чам, обнаружилось поистине нечто необыкновенное.
Да, теперь мы можем сказать: мы видели современников
Диваштича в лицо. Потому что отныне древний Пенджикент
для нас прежде всего подземная пинакотека — удивитель¬
ная картинная галерея.
ЖИВОПИСЬ СОГДИЙЦЕВ
Это было совсем недавно в Ленинграде. Мы стояли и
смотрели, а молодая женщина-археолог раскладывала на
паркете метровые листы. Из них, как в детстве из кубиков,
составлялись картины. Первые два листа — голова лошади,
темно-красный круп ее и всадник в желтом, расписном, тес¬
но облегающем кафтане. Нижние листы — появился весь
всадник на темно-гнедом коне, а внизу огромная змея с ка¬
181

кой-то странной, почти человеческой головой и женской
грудью.
Следующие четыре листа — группа всадников; еще ли¬
сты — и снова тот же темно-красный конь и тот же юноша
в желтом. Изображение повторяется, как рисунок на обоях.
Но нет. На этот раз с юношей происходит что-то страшное:
его корпус слегка откинут назад, женская рука схватила его
гг локоть, другая вцепилась в плечо, две головы слились
в одно мутное пятно.; длинное мощное змеиное туловище опу¬
тало, оплело ноли коня, сжало их каждую в отдельности
страшными кольцами.
Что делает эта женщина-змея с юношей на коне? Целует?
Пьет его кровь? Мы ждем объяснений, ко их не будет. Сей¬
час еще ученые сами этого не знают: ни в сказках, ни
в древнем иранском эпосе ничего похожего пока не на¬
шлось.
Но ученые знают многое другое об этих лежащих перед
нами картинах.
Мы правы в одном: всадник на красном коне изображен
здесь два раза; это один и тот же юноша. Он будет повто¬
ряться еще и еще на всем протяжении этой длинной и увле¬
кательной, как страшный рассказ, картины.
Да это и есть рассказ в картинах. Некогда с замирани¬
ем сердца их разглядывали пришедшие с просьбами и жа¬
лобами в пышный дом господина далекие предки наших
таджиков — согдийцы. Наверное, им все это было понятнее,
чем нам; вероятно, не раз слышали они эту неизвестную нам
легенду о прекрасном юноше и коварной женщине-змее. Но
даже если легенда слышана десятки раз, впечатление от кар¬
тины не слабее. Она потрясает сердца, должна потрясать,
иначе зачем бы писал ее художник? Ведь искусство и тогда
должно было, как и теперь, не только радовать глаз, но и
волновать душу. А художники древности прекрасно умели и
устрашить, и убедить, и научить.
Это было в те времена, когда проповедники новой рели¬
гии, «люди в белых одеждах», водили за собой живописцев,
чтобы наглядно доказывать преимущества своей веры. Гово¬
рят, сам пророк Мани, которому ангелы открыли тайну све¬
та и тьмы(, добра и зла, сам божественный Мани был живо¬
писцем, подобного которому нет и не будет вовек. Его «от¬
кровение» стало религией бедных и угнетенных и жестоко
преследовалось.
В книге великого персидского поэта Фирдоуси «Шахна-
112

ме» рассказывается о большом споре, который кончился
смертным приговором для одной из споривших сторон.
Персидский царь Бахрам I принудил Мани выступить
в открытом споре с жредами-огнепоклонниками, которые не
признавали никаких изображений божества. Вот что говорит
жрец, обращаясь к Мани:
Сказал ему: «О ты, человек, поклоняющийся картине!
Зачем же ты в доказательство приводишь картину?
Если же ты нарисовал ее, то заставь же и двигаться ее».
Но Мани не заставил картину двигаться. А когда царь
предложил ему выпить расплавленный свинец в доказатель¬
ство истины его учения, Мани опять отказался. И царь про¬
изнес свой приговор: «Этот человек производит волнения,
которые могут разрушить царство, а потому следует прежде
всего разрушить его самого». И Мани был убит, распят. Но
ученики его продолжали проповедовать манихейскую веру и
рисовать «агитационные» картины.
Та, что показали нам в этот день — «Юноша со зме¬
ей», — это копия последней из целой галереи монументаль¬
ных росписей древнего Пенджикента, открытых археологами
за время с 1948 года по сегодняшний день и относящихся
к VII—VIII векам нашей эры.
Ни в Хорезме, ни где бы то ни было в Средней Азии та¬
кого количества и таких размеров росписей до сих пор не
находили. Все найденное до 1954 года опубликовано в книге,
которая называется «Живопись древнего Пенджикента».
В ней можно любоваться и удивляться росписям в краске и
прорисовке; можно прочесть статьи А. Ю. Якубовского,
А. М. Беленицкого, М. М. Дьяконова и П. И. Кострова, где
говорится о той большой научной и практической работе,
которая проделана вокруг этих росписей. Сейчас вышла
в свет и вторая часть этого труда, с новыми материалами,
о новых открытиях.
Мы не будем здесь говорить о чисто искусствоведческих
вопросах, поднятых в этих работах, хотя они и очень инте¬
ресны. Сейчас нам важно показать, как, изучая эти роспи¬
си, ученые находят все новые и новые доказательства того,
что здесь, в Средней Азии, с давних времен жили народы со
своей развитой культурой, с большими духовными и эстети¬
ческими запросами, народы, умевшие ценить и сами созда¬
вать прекрасные произведения искусства.
Многие росписи прекрасно сохранились, на других едва
можно что-нибудь разобрать, но и те и другие ценны для
историка.
183

«Знатные всадники». Пенджикент. Настенная роспись.
Вот часть большой картины, фрагмент, который археоло¬
ги назвали «Знатные всадники».
Посмотрите, как гордо и независимо сидит в седле кра¬
сивая молодая женщина. Как не похожа она на гаремную
затворницу, на женщин более позднего, мусульманского Во¬
стока! Такая не закроет своего лица ни чадрой, ни покры¬
валом, ни просто рукавом. Прекрасная всадница выехала со
своим молодым спутником, может быть, с мужем, и каждому
разрешено любоваться ее гордым лицом.
Вот арфистка, женщина сверхъестественной стройности.
Эти преувеличенно длинные ноги, удлиненные глаза и ма¬
ленький рот — таких лиц на росписях очень много, так же
как молодых мужчин с тонкими талиями и черными локона-
184

ми, падающими на плечи. Очевидно, это тот идеал изыскан¬
ной красоты, который в какой-то период был обязательным
для художника.
А вот совсем другая живопись, картина, о которой больше
всего писали, которую дольше других изучали, о которой
без конца спорили. Она занимала всю южную стену главно¬
го зала в храме, стену, имеющую больше восьми метров
в длину. Зовется эта картина «Погребение Сиявуша». В ней
интересно все: и содержание, и характер изображения лю¬
дей, и пропорции, и подробности. Прежде всего ясно, что
эта картина религиозного содержания. Кого бы ни хоронили,
бога ли Сиявуша или царского сына того же имени/ обряд
похорон представлен очень выразительно. Женщины в печа¬
ли рвут на себе волосы, мужчины отрезают себе мочки
ушей... Так оно все и бывало: об этих обрядах писали древ¬
ние историки. В левом углу композиции художник изобразил
трех женщин; все они гораздо больших размеров, чем пла¬
кальщики и плакальщицы: то — люди, а это богини. Одна
из них особенно велика; у нее четыре руки (хотя сохрани¬
лись из них только две правые). Другая богиня наклони¬
лась над огнем и раздувает пламя большим веером. Богини
пришли за мертвым Сиявушем. Все это вполне отвечает из¬
вестному иранскому мифу о Сиявуше — о ежегодном уми¬
рании и возрождении природы.
185
Поединок двух пеших воинов. Роспись Пенджикента.

Сцена оплакивания Сиявуша.
На многих росписях мы не видим лиц. Это не случайно:
лица стерты, выскоблены, выцарапаны человеческой ру¬
кой — конечно, вражеской. Это сделали, несомненно, арабы-
завоеватели, выражая свою ненависть к божествам поко¬
ренных.
Изучая росписи Пенджикента, ученые приходят к выво¬
ду, что выполнены они в разное время и как бы представи¬
телями разных школ. Длинноногие красавицы, жеманные
186

юноши с осиными талиями, их условные позы и жесты напи¬
саны, полагают, позднее, чем плакальщицы и плакальщики
«Погребения Сиявуша», чем* многие другие росписи, изо¬
бражающие сильные чувства и страсти. Как будто утеряна
та непосредственность и наблюдательность, та близость
к природе, которые отличали художников более раннего вре¬
мени. Мастерство выросло, но правда жизни исчезла.
В странах Востока укрепляется феодализм. В искусстве
появляется условность, скованность.
Во всем исследователь ищет приметы времени. Если
всадник опирается на стремена — значит, стремена в то
время уже были, значит, эта роспись сделана позже той, на
которой стремян нет. Появились стремена — изменился и
характер оружия: вместо колющего появляется режущее;
действуя им, конный воин принимает иное положение.
Великолепная синяя краска ультрамарин делалась очень
сложным образом из драгоценного камня лазурита и на
росписях более раннего периода попадается редко, только
в самых необходимых случаях. Ультрамарин так дорог, что
купцы, продавая, клали на одну чашку весов его, на дру¬
гую — золото. Очевидно, пользоваться им приходилось эко¬
номно.
Но растут богатства согдийской знати, пышнее украшают¬
ся жилища; может быть, и сама живопись приобретает'та¬
кое значение, что художник может уже не соблюдать эконо¬
мии; и вот перед нами целый ряд росписей, где ультрама¬
рином нередко покрыт даже фон.
У исследователя есть еще много других оснований для
того, чтобы определить время написания картины, дать клас¬
сификацию по школам. Пока совершенно ясно одно: в Пенд-
жикенте была богатейшая монументальная живопись; она
развивалась вместе с ростом всей культуры доарабского Во¬
стока и оборвалась в период своего расцвета. Произошло
это в двадцатых годах VIII столетия, с приходом арабов-за-
воевателей.
Когда мы говорим об изучении и исследовании древней
живописи Пенджикента, мы, конечно, прежде всего хотим
понять, как же это делается, если предмет изучения находит¬
ся в пяти тысячах километров от научных институтов и ис¬
следовательских кабинетов, где есть для этого необходимые
условия. Ведь на этот раз речь идет не о статуэтках, не о со¬
судах/ даже не о рисунках, а о монументальной живописи,
187

об огромных картинах на стене из сырцового кирпича, кото¬
рые к тому же больше тринадцати веков находились под
землей. Неужели можно снять'такую многометровую карти¬
ну и перевезти ее в музей?
Может быть, ее фотографируют, зарисовывают и потом
уже изучают по снимкам и копиям? Да, все это делается
обязательно. Постоянный художник экспедиции Ю. П. Гре-
мячинская работает над этими копиями неустанно. Работают
и другие. Но этого далеко не достаточно. Должны быть изу¬
чены краски, грунт, вся техника письма, а для этого потре¬
буются и рентген, и ультрафиолетовые лучи, и люминесцент¬
ный анализ, а главное — сам подлинник, сама древняя рос¬
пись. И вот тут мы подходим к очень интересному вопросу:
кто же сделал возможным изучение этих росписей? Кто и
как?
Когда Таджикская экспедиция под руководством
А. Ю. Якубовского начала раскопки в Пенджикенте, архео¬
логи не знали о существовании росписей.
Говорят, у археологов как-то особенно устроены глаза:
смотрит он с горки на равнину, кое-где вздувшуюся бу¬
горками-холмиками, и видит город с дворцами и храмами,
с мастерскими и лачугами — видит сквозь землю. Мы сами
могли в этом убедиться. Однако на этот раз можно быть
уверенным, что никто из археологов не заподозрил у себя
под ногами никакого подобия картинной галереи. И даже
когда на стене раскопа обнаружились пятна красной и жел¬
той краски и стало ясно, что это роспись, ученые все еще не
догадывались, чго их тут ожидает. Только когда пробные
раскопы показали, что все сооружение, от айвана * до об¬
ширного зала, с востока открытое солнечным лучам, таит
в себе богатейшую храмовую роспись, археологи поняли, ка¬
кое громадное открытие они сделали.
Художник экспедиции С. В. Вознесенский зарисовал что
возможно, и снова все было укрыто землей. Археологи уеха¬
ли, взяв с собой только кусочки штукатурки с образцами
открытых росписей. Кусочки эти были переданы ученому-ре-
ставратору П. И. Кострову.
Не сразу поехал он в Пенджикент: почти год готовился
к этому. Надо было изобрести средство для закрепления
росписей — средство, которое было бы лучше всех, приме¬
нявшихся в этом дело до сих пор. Ничто не могло удовлет¬
ворить взыскательного ученого. Прозрачный осетровый клей,
♦Айван — первое при входе помещение.
188

«Игроки». Настенная роспись.
желатин, универсальный клей «БФ» — все казалось негод¬
ным, недостаточно совершенным для огромных композиций,
которые предстояло снять и привезти сюда, в Ленинград.
Легко сказать — снять! Штукатурка ломалась, алебаст¬
ровый фон крошился вместе с краской; даже пальцем страш¬
но было коснуться драгоценной живописи.
И все же необходимый закрепитель был найден. Назы¬
вается он длинно и трудно «Полибутилметакрилат», а коро¬
че «’ПБМА». Это волшебное средство — прочнейшая синте¬
тическая смола. Вот как говорят о нем сейчас: «ПБМА»
обладает наибольшей растяжимостью и эластичностью плен¬
ки, «ПБМА» совершенно бесцветен, прозрачен и не изме¬
няется в дальнейшем, химически стоек и инертен, «ПБМА»
абсолютно не поддается действию влаги, устойчив на старе¬
ние, может быть снова растворен ксилолом.
Этим-то чудодейственным средством и следовало пропит
тать, и тем самым закрепить, росписи. Их надлежало разре¬
зать на куски, заклеить марлей и уже после этого снимать.
189

В 1949 году Павел Ива'нович Костров со своими двумя
ассистентками приехал в Пенджикент и приступил к тому,
что нельзя назвать иначе, как настоящим подвигом. Быть
может, потому, что археологи очень уж нервничали при ви¬
де того,, как их дорогих богинь, всадников и длинноногих
красавиц режут на части и заклеивают марлей, мастер за¬
претил кому бы то ни было присутствовать при этой опера¬
ции. Они остались втроем: сам Костров, Евгения Григорьев¬
на Шейнина и Илона Борисовна Бентович — та самая Ило¬
на Бентович, которая показывала нам всадника со змеей не¬
сколькими страницами раньше.
А снятие росписи и на самом деле шло, как сложнейшая
хирургическая операция. Павел Иванович специальным ин¬
струментом выбирал размягченную землю из-за слоя штука¬
турки. К снимаемому куску плотно прижимали деревянный
щиток, повторяющий очертания куска. Когда вся размягчен¬
ная часть стенки была вынута из-под штукатурки, кусок рос¬
писи вместе со щитком отделялся от стенки, опрокидывался
и оказывался лежащим «лицом вниз». Снятие куска закон¬
чено. Можно приступать к следующему.
Время показало, что этот метод и синтетические смолы
вполне оправдали себя. Росписи выдерживают и долгие пу¬
ти по железной дороге, и ленинградский климат, и кропот¬
ливые исследования. Важно только, чтобы во всех случаях,
когда надо спасать драгоценные находки, реставраторы
вступали в дело возможно раньше. По существу, им следо¬
вало бы находиться на раскопках с самого их начала рядом
с археологами — вместе искать и копать.
Когда позже, в 1952 году, в том же Пенджикенте, в том
же доме с расписными стенами было обнаружено резное де¬
рево — фрагменты архитектурных украшений, деревянная
скульптура— стало ясно, что не только закреплять и гото¬
вить к перевозке, но и вынимать из земли эти сокровища
должны тоже они, реставраторы.
Резное дерево? Как же могло оно сохраниться в пенджи-
кентском грунте несколько столетий, не сгнить, не превра¬
титься в труху?
Вот что произошло с этим деревом. Оно, разумеется, сгни¬
ло, это так. Но не все. Часть деревянной скульптуры сохра¬
нилась, благодаря — да, в этом случае можно смело ска¬
зать «благодаря»! — пожару. Когда дерево горит на возду¬
хе, оно сгорает дотла, от него остается только немного золы.
Если же оно горит в тесном помещении, куда воздуху нет
190

доступа, оно в конце концов превращается в уголь. Уголь —
вот кто расскажет нам о согдийской деревянной скульптуре
восьмого века. Расскажет, однако, в том только случае, ес¬
ли фрагмент или статуя сгорят полностью, до последнего
куска, сохранив при этом свою форму, если удастся вынуть
их из земли и хрупкий уголь не рассыплется под руками. До¬
быть этот драгоценный кусок угля, эту головню-сокровище
из-под земли, закрепить ее, очистить от песка и глины так,
чтобы выступили орнамент, изображение животного, цветка,
виноградной лозы, — все это требует величайшего терпения,
мастерства, глубоких знаний и прямо-таки творческой ин¬
туиции.
Вообразите себе какую-нибудь обугленную часть резного
архитектурного украшения, пролежавшую долгие века
в земле. Это еще великое счастье, если она лежит «лицом
вверх»: тогда, осторожно подкапываясь под нее, можно под¬
нять ее, особенно не рискуя. А если — «лицом вниз»?
Тогда самое ценное, выпуклая резьба, может как раз.
остаться в земле, а добыть удастся только бесформенное,
пустое основание, доску...
Первое закрепление угля на месте делают с помощью па¬
рафина и марли. Потом, уже в мастерской, идут в ход син¬
тетические смолы, производится тщательная очистка, залив¬
ка горячей жидкой канифолью.
JB одном из залов ленинградского Эрмитажа стоит не¬
большая, чуть повыше метра, угольно-черная фигура. Строй¬
ное, хорошо сформированное тело с плотно сдвинутыми но*
гами, слегка изогнутым торсом. Пальцы рук лежат на бед¬
ре. По-видимому, скульптура изображает танцовщицу.
Эту прекрасно сохранившуюся статую нашли в 1954 году
вместе с другой, однотипной: та была в значительно худшем
состоянии. Легко представить себе, с каким трепетом смот¬
рели на эти хрупкие драгоценности реставраторы: малейшая
неосторожность — и все погибло...
Придумали такую хитрость: работать начали над той, ко¬
торая сохранилась хуже, так сказать, учась на ней. Страш¬
нее всего было, что уголь переломится в самом тонком ме¬
сте фигуры — в ногах. Сквозь ноги снизу до верха бедер
пропустили железный стержень. Статуя выдержала рестав¬
рацию. После этого уже смело приступили и ко второй, луч¬
шей из двух.
Сейчас таких статуй найдено и отреставрировано уже че¬
тыре.
191

Каждый день перед археологами и реставраторами, рабо¬
тающими в Пенджикенте да и в других местах нашей Роди¬
ны, встают новые задачи. Подобно морякам спасательных
береговых станций или врачам «Скорой помощи», каждый
из них готов по первому же сигналу мчаться за тридевять
земель на выручку найденных сокровищ прошлого.
Однажды в Институт археологии на Дворцовую набереж¬
ную Невы пришла срочная телеграмма из того же Пенджи-
кента: «Найдена новая скульптура, выполненная из лёсса».
Этого было достаточно: в тот же день специальным само¬
летом три крупных ученых — М. М. Дьяконов, А. Ю. Яку¬
бовский и главный мастер реставрации П. И. Костров, за¬
хватив с собою опытного фотографа, вылетели на место.
Через день они уже там, в Пенджикенте, на берегах Зеравша-
на, обсуждали совершенно новую, неожиданно вставшую
перед ними задачу: как снять с места и переправить за ты¬
сячи верст большой фрагмент глиняной скульптуры, целого
фриза, когда-то украшавшего собой жилище знатного сог-
дийца?..
Вероятно, следовало бы об этой важной находке расска¬
зать гораздо подробнее. Но обо всем не скажешь сразу.
Пенджикентская лёссоная скульптура заслуживает особого
разговора: его придется вести уже в другой книге.

«ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ»
«И видел я в деснице у сидящего на престоле
книгу... запечатанную семью печатями... И никто не
мог... раскрыть ее».
Апокалипсис
СЛОВО И ТО, ЧТО ЗА НИМ стоит
Встречая в живой человеческой речи привычное выраже¬
ние «за семью печатями», мы отлично понимаем, что оно
значит: «за семью печатями» — то есть «под покровом непре¬
одолимой тайны». И только лингвисты, эти археологи языка,
способны начать раскопки, доискиваясь, откуда пошло, как
могло появиться подобное словосочетание.
«Печати» и -у них не вызывают сомнений. С древнейших
времен они числились надежнейшими хранителями секретов,
самыми верными свидетелями того, что доверенная им тай¬
на, большая она или маленькая, глубокая или несуществен¬
ная, никем не будет потревожена. Печати существовали на
заре цивилизации: в руинах Мохенджо-Даро на берегах Ин¬
да на рубеже между третьим и вторым тысячелетием до на¬
шей эры встречаются их загадочные оттиски, испещренные
непонятными знаками. Мы находим древние печати в разва¬
линах ассирийских и вавилонских городов. Их отпечатки на
13 Л. Успенский. К. Шнейдер
193

дверях гробниц и сокровищниц царей останавливают архео¬
логов у порога подземелий Египта. В виде великолепных
гемм — резных изделий из драгоценного камня — оставил
их нам греко-римский мир. Книга за печатями — это, конеч¬
но, тайная книга. Но почему же именно за семью?
При раскопках в Парфиене, в тех местах, где сейчас на¬
ходится Туркменская ССР, печати и их оттиски попадаются
нередко. О них написал целую работу известный археолог
М. Е. Массон.
Археологи не удивляются и тогда, когда вместе со сле¬
дами древнего шнура появляются из земли висящие на нем
не одна и не две, а три, четыре и больше глиняных лепеше¬
чек с оттиснутыми на них знаками. Это не вызывает недо¬
умения — сокровища опечатывались. Печать не может пре¬
дупредить злодеяния, но она способна сообщить о нем. Есте¬
ственно, что чем ценнее было охраняемое, тем меньше дове¬
ряли сторожам. Для охраны пустяка довольно одного сторо¬
жа — пусть наложит свою собственную печать, пусть сни¬
мает .и восстанавливает ее, когда найдет нужным, на то он
и поставлен здесь. Но богатый клад или особо важную тай¬
ну рискованно отдать в руки одному лицу. Правильнее уст¬
роить так, чтобы проникнуть в заповедное место можно бы¬
ло лишь нескольким людям сразу. Самый честный человек
может поддаться соблазну, но трое или четверо жуликов
будут ревниво следить друг за дружкой. Из пяти грешников
составить одного праведника — вот поистине остроумная
мысль!
К такому способу прибегали всегда. Четки из нескольких
печатей на шнурах дошли до нас от глубокой древйости.
Нумизматы знают найденный в Киеве средневековый клад:
он уцелел только потому, что доступ к нему могли получить
лишь несколько монахов вместе. Да и сегодня проникнуть
в подвалы, хранящие золотой запас какого-нибудь государ¬
ства, может лишь целая комиссия, каждый член которой
имеет свой особенный ключ от дверей: замок открывают
только все ключи вместе.
Одним словом, в этом нет ничего невероятного. Но отку¬
да все же взялось число семь?
Нашим предкам все числа вообще представлялись таин¬
ственными и волшебными, а некоторые обладали, по их мне¬
нию, этими качествами в особой степени. То дюжина — две¬
надцать, то сорок, то семь получали в глазах древних людей
чудесные свойства. Человек видел порой и во внешнем мире
загадочные семерки: семь цветов радуги, семь звезд Боль¬
194

шой Медведицы, семь планет солнечной системы. «Это не
случайно», — думал он и охотно вводил волшебное число
в смутный мир своих размышлений и представлений.
«Семь раз примерь — один отрежь», «У семи нянек дитя
без глазу», «Один с сошкой, семеро с ложкой», «Семеро од¬
ного не ждут» — сколько подобных пословиц и поговорок вы
встречали! Так стоит ли удивляться, если именно семь, пе¬
чатей стали на долгие годы символом самой труднодоступ¬
ной, самой непроницаемой тайны?
Рассказывают, что при раскопках под Ашхабадом из-под
земли была однажды извлечена связка как раз из семи пе¬
чатей. Именно из семи. В чем же тут дело? Случайность это
или нет? Вероятно, нет. Очень возможно, что волшебное чи¬
сло и тут должно было сослужить службу в виде семи непре¬
одолимых запретов.
«История, — сказал однажды Гёте, — вот книга за семью
печатями!» Образ этот можно с таким же правом отнести
к археологии. Подобно тому, как для входа в тщательно за¬
печатанный тайник требовалось когда-то наличие семи стра¬
жей £ ключами и печатями, так при любых раскопках необ¬
ходимо сотрудничество когда семи, а когда и семижды семв
ученых разных специальностей.
ПАРФИЯ ВЕЛИКАЯ
Есть старинное выражение: «Пустить парфянскую стре¬
лу»; оно значит — во время спора озадачить противника
неожиданным и злым выпадом. Сочетание слов «парфянская
стрела» («сагитта партика») родилось в древнем Риме.
Марк Лициний Красе, триумвир, с небывалой жестоко¬
стью подавивший восстание благородного Спартака, великий'
честолюбец и стяжатель, в награду за свои заслуги получил
на пять лет в удел Сирию «с правом войны и мира». Сирия
граничила с Парфией. Красе вознамерился повторить по¬
двиг Александра Македонского: через Месопотамию про¬
рваться в Индостан. Во времена Александровы, три века
назад, в Месопотамии владычествовали персы; теперь их ме¬
сто заняли родственные персам парфяне. По словам
современников, Красса тревожило одно: не слишком ли лег¬
ко достанется ему победа над варварами, — в этом случае
он не завоюет большой славы.
Опасения оказались преждевременными: при Каррах пар¬
фяне наголову разгромили закованные в медь легионы Крас-
13*
19S

са. Сам он попал в плен и был убит врагами, а вернувшиеся
домой счастливцы с ужасом рассказывали о смелом, ковар¬
ном народе. «Парфянские конники непобедимы, — говорили
они, — чуть что, пускаются наутек, а когда обманутый про¬
тивник доверчиво начнет преследование, они на всем скаку,
не оборачиваясь, пускают через плечи назад свои губитель¬
ные стрелы...».
Именно с этих времен, с I века до нашей эры, в латин¬
ском языке и утвердилось выражение «парфянская стрела».
Кто же такие были парфяне?
Загляните в исторические книги, написанные в начале на¬
шего века. «Парфия, — прочтете вы там, — простиралась на
восток от Евфрата до Арахозии и с севера на юг от Каспий¬
ского ;моря до Красного. Важнейшею областью ее была Пар-
фиена, лежавшая на крайнем юге, с главным городом Гека-
томпилем...».
Но если обратиться к современному историку, он вас
огорошит.
— Интересуетесь Парфиеной? — спросит он. — Ну что ж!
Скорый номер тридцать шесть с Казанского вокзала^ От¬
правление в двадцать ноль пять, четыре тысячи семьсот
километров, четверо суток в пути, и вы — в парфянской сто¬
лице.
Как так? Берег Красного моря, границы Аравийских пу¬
стынь — и четверо суток? В чем дело?..
Дело в том, что на сегодняшних картах древнего мира
Парфиена лежит совсем не там, где ее помещали в XIX ве¬
ке. Южная окраина Каракумов, хребты Копет-Дага, север¬
ные провинции Ирана — вот ее нынешняя территория.
И главным городом ее наши ученые считают не загадочный
Гекатомпиль (его доныне усердно, но тщетно ищут с воздуха
американцы в Иране). Главный город древней Парфиены —
Ниса, руины которой можно видеть между Ашхабадом, сто¬
лицей Туркменской ССР, и пригородным курортом Фи-
рюзой.
Чем же объяснить подобные перемены? Мир обязан ими
работе советских археологов..
Говорят, школьники XIX века зубрили: «История мидян
темна и непонятна». История ближайших соседей Мидии,
парфян, не уступала в этом смысле мидийской.
Огромная страна, могучее государство, возникнув в се¬
редине III века до нашей эры, просуществовало только че¬
тыреста семьдесят шесть лет. Родившись после смелого вос¬
стания парфян против полугреческой-полуазиатской монар-
196

хин Селевкидов, Парфия исчезла с ли¬
ца земли в результате такого же вос¬
стания персов против нее самой.
Вся ее история — это лихорадка
походов и войн, побед и поражений.
Границы Парфии то безмерно расши¬
ряются, то как бы съеживаются. То в
ее пределы включены и Армения, и
Северная Индия, и Сирия вплоть до
берегов Средиземного моря, то она
умещается где-то далеко на таинст¬
венном Востоке. То молодая варвар¬
ская держава смело грозит хозяину
древнего мира, непоколебимому Риму,
дерзко посягая на его тяжелое первен¬
ство, то спустя какой-то срок от этой
грозной силы не остается почти ниче¬
го: разноплеменные составные части
царства откалываются, наспех сколо¬
ченное целое рассыпается. И вот уже
легионы Рима чеканят шаг по бе¬
регам Аракса и Евфрата, грозя от¬
мщением за поражение Красса.
И парадоксальная вещь: пока Пар¬
фия растет и крепнет при старших
Аршакидах, она питается крохами со
стола Эллады, два с лишним ' века
оставаясь эллинизированной страной.
Парфянские скульпторы послушно вы¬
секают из мрамора листья античного
астрагала — аканта. Живописцы украшают эллинским меан¬
дром стены восточных дворцов. При дворах царей в далекой
Азии ставятся греческие трагедии, и, выкопав сейчас из во¬
сточной земли чудесную статую, мы недоумеваем: кого
они изображают — греческую ли Афродиту или воин¬
ственную парфянскую принцессу Радогуну, прекрасную вар¬
варку?
А затем, когда Парфия начинает клониться к упадку,
вдруг происходит запоздалый взрыв культурного самосоз¬
нания. Эллинизму объявлена война, искусство приобретает
самобытные черты. Греческие боги забываются, чуждые об¬
разы исчезают из памяти. Торжествует Заратустра, и на ме¬
сто Зевса приходит Ахурамазда — отец мирового добра.
Просвещенным людям древнего Запада трудно было про-
Статуя парфянской ца¬
ревны, а может быть,
богини. Старая Ниса.
II век нашей эры.
13* Л. Успенский, К. Шнейдер
197

никнуть в непонятную для них душу людей Востока. И они
оставили нам по вопросу о Парфии и парфянах лишь раз¬
розненные отрывки сочинений, где тонкие наблюдения и яс¬
ные сведения перемешаны с небылицами и самым фантасти¬
ческим вымыслом.
Все это верно. Но где же то слово, которое, конечно, ска¬
зали, не могли не сказать о себе сами парфяне? Разумеется,
оно было ими сказано, но до нас не долетело. Парфянин
Аршак в 250 году до нашей эры впервые потряс одряхлев¬
шее государство Селевкидов, а спустя четыреста семьдесят
шесть лет перс Ардашир опрокинул . царство наследников
Аршака. Аршакидов сменили Сасаниды, Парфию — новая
Персия. Завоеватели сделали все, что могли, чтобы в тече¬
ние нескольких веков вытравить из памяти народов даже
самое имя — Парфия. Они заменили его словом «Хорасан»,
что значит «Место восхода солнца». Все, что говорилось
о парфянской культуре, что звучало на парфянском языке,
что напоминало о былой самостоятельности Парфии, было
постепенно предано забвению.
Надо отдать справедливость, персы сасанидских времен
еще не научились огнем сжигать прошлое народов, превра¬
щать в гигантские костры великие библиотеки, разбивать на
черепки произведения искусства; все это внесли в человече¬
скую историю завоеватели позднейших времен. Но иными
путями персы достигли своего: почти ничто из парфянских
архивов не сохранилось в наземном мире. До самого послед¬
него времени наши ученые должны были черпать сведения
о Парфии только из греко-римских, далеко не полных и не¬
надежных источников.
Сама Парфия молчала о себе, а если говорила, то так
скудно и мало, что на этих ее «речах» нельзя было построить
никаких выводов. Великой научной сенсацией явилась на¬
ходка во время первой мировой войны в Курдистане, возле
деревушки Авроман, кувшина с древними документами, на¬
писанными на коже. Однако большая часть этих хартий не
дошла до ученых; из тех же трех, которые попали им в ру¬
ки, по-парфянски была написана только одна — купчая кре¬
пость, запродажная на землю., да и в ней из двадцати трех
парфянских слов пятнадцать оказались именами собствен¬
ными. Что же до всех других записей-находок, то они либо
были сильно изменены переписчиками персами, либо отно¬
сились к гораздо более поздним временам. «Легенды» монет,
например, не позволили даже составить полный парфянский
алфавит. Чем же оперировать историку? Положение каза-
198

лось безвыходным, и луч надежды забрезжил лишь после
того, как советские археологи начали серьезно, упорно, не¬
прерывно работать в Нисе.
«МЕСТО, УДОБНОЕ ДЛЯ ОСЕДЛОЙ ЖИЗНИ»
Слово Ниса по-парфянски звучало, как Ниша; в Нису его
превратили греки. Это естественно: они же, подчиняясь за¬
конам своего языка, сделали Иисуса из древнееврейского
имени Иешу, превратили в Семирамиду ассириянку Шаму-
рамат, в благозвучного Ксеркса варвара Хшаярша.
В языках иранского происхождения», родственных парфян¬
скому, Ниса должно было означать нечто вроде «Места,
удобного для перехода кочевников к оседлому образу жиз¬
ни», — места, которое сама природа как бы приспособила
для человеческого поселения.
По-видимому, именно таким местом оказалась площадь
в недалеких окрестностях нынешнего Ашхабада, на которой
открыты развалины парфянской столицы: человек упорно
жил здесь за тысячи лет до парфян и продолжал жить века
и века после того, как перестала звучать парфянская речь.
Археологи вскрыли тут целый ряд поселений, начиная со
времен неолита и кончая средневековьем, целую лестницу
насыщенных остатками прошлого культурных слоев. Но сре¬
ди всех этих поселений нас интересуют сейчас два — Ста¬
рая Ниса и Новая Ниса. Оба эти городища принадлежали
Парфии.
У самого подножия Копет-Дага, обрывающегося на север
отвесной стеной, среди всхолмленной глинистой пустыни,
кое-где поросшей полынью и верблюжьей колючкой, вот уже
много лет ведет планомерные ежегодные раскопки ЮТАКЭ —
Южно.-Туркменистанская археологическая комплексная
экспедиция.
Старая туркменская земля, уступая упорству археологов,
все полнее открывает в своих недрах два древних поселения.
Одно из них, большое, раскинулось примерно на восемна¬
дцати гектарах пустыни; здесь когда-то стоял гордый город,
обнесенный шестикилометровой стеной, с многочисленными
жилыми домами и общественными зданиями, с правильно
налаженным водоснабжением — с той жизнью, которая во
множестве оставляет после себя бережно подбираемые те¬
перь вещественные следы: обломки утвари и посуды, все уте¬
рянное, выброшенное и словно в трясину ушедшее за долгие
13**
т

века в землю. Это Новая Ниса— «Тэзэ Нусой» по-турк-
менски.
К юго-востоку от Новой Нисы, вне ее древних стен, лежит
другой археологический памятник — «Койнэ Нусой», или
Старая Ниса.
Откуда эти названия? Они отражают историю обоих древ¬
них городов. Старая Ниса погибла в III веке кашей эры;
с тех пор это только оплывший пологий холм. Новая же
Ниса существовала вплоть до XVIII века; современники
Петра I и Екатерины II еще знали ее живым поселением.
Понятно, что имя Новой досталось ей.
Старая Ниса своеобразней своей соседки. Здесь никогда
не было людного города — шумных улиц, крикливых база¬
ров, мастерских. Здесь, тесно огороженный высокими сте¬
нами, красовался толстостенный приземистый дворец Ар-
щакидов, а вокруг него — сооружения фамильного «курука»,
заповедника этой царственной семьи, с таинственными хра¬
мами, высокими башнями, мрачноватыми складами и архи¬
вами. Здесь было царство богов земных и небесных; его
остатки дошли до нас. Если Новая Ниса радует ученых цен¬
ными бытовыми находками, Ниса Старая позволяет деталь¬
но изучить парфянскую архитектуру. Но ни в том, ни в дру¬
гом городище не встречалось до поры до времени ничего
похожего на письменные документы: ни папирусов, ни перга¬
ментов, ни глиняных плиток, подобных ассиро-вавилонским.
Их не ждали — историки привыкли к мысли, что никаких до¬
кументов от парфянского времени до нас не дошло, как не
сохранились они от мидян и многих других народов древ¬
ности. Необыкновенное, сенсационное открытие, как это час¬
то бывает, свалилось как снег на голову.
ОСТРАКОНЫ ЗАГОВОРИЛИ
Надо сказать, в то время, к огорчению археологов, копа¬
ли в Новой Нисе не одни они. Жирный перегной развалин,
образовавшийся за много веков разложения разных отбро¬
сов, издавно заменяет в Средней Азии другие виды удобре¬
ний. На поля вывозят и его и превращенную в порошок
пахсу — глину давних построек, когда-то смешанную с со¬
ломенной резкой, а то и с кизяком. Легко себе представить,
с каким чувством взирает археолог на не восстановимые уже
культурные слои городищ, переворошенные заступами и
кетменями, на осыпи, путающие все научные расчеты!
200

В сентябре 1948 года в южной части цитадели имелся
такой «карьер» для выемки земли-удобрения. И случилось
то, что было бы совершенно невозможно полвека назад:
колхозница-туркменка по собственному почину принесла
одной из научных сотрудниц ЮТАКЭ найденный ею на"по¬
верхности земли небольшой четырехугольный черепок, кусок
хорошо обожженного древнего хума — сосуда для вина. Он
ничем бы не отличался от множества других таких же череп¬
ков, если бы на его покрытой светло-кремовым «ангобом»
(обмазкой) поверхности не были когда-то и кем-то нанесены
черной краской поразившие любознательную женщину
странные значки — письмена.
Археолог Левина, первой увидевшая находку, немедлен¬
но передала ее начальнику отряда, опытной ученой
М. И. Вязьмитиной. В тот же миг по отряду пробежал вол¬
нующий слух: «Найден остракон — глиняный черепок с ти¬
пичной арамейской надписью!» С арамейской!.. Те немного¬
численные парфянские документы, которые дошли до нас,
бывали исполнена чаще всего именно арамейским письмом!
Мария Ивановна Вязьмитина бросилась к месту находки.
Она разузнала все, точно определила место, где лежал че¬
репок, за участком установили строгий надзор. И начались
поиски: весь отряд бродил по заветному месту, уставив гла¬
за в землю. Каждому мерещился второй остракон, третий,
сотый... Увы!.. Черепков хватало, но все они были безглас¬
ными: обычные черепки, недостойные звания остраконов.
Неспециалисту нелегко представить себе, в какое волне¬
ние привело археологов появление этого единственного сви¬
детеля давно прошедших времен, обладающего, по-видимому,
собственным голосом, умеющего говорить.
Лишь семнадцать дней спустя появились следующие
глиняные драгоценности. Год спустя число их достигало
семи.
Через пять лет уже не в Новой, а в Старой Нисе был
найден целый глиняный архив остраконов, но это торжество
пришло позднее, а тогда, в конце сороковых годов, еще ни¬
кто не знал, последуют ли за первыми дальнейшие находки.
Нельзя было терять времени, следовало немедленно при¬
ступить к расшифровке найденных документов или их ча¬
стей. Но как?..
Из книг, посвященных разгадыванию древних письмен,
всем нам известны имена героев и подвижников науки:
Шамполиона, посвятившего свою молодость тайнам египет¬
ских иероглифов, гениального разгадывателя ребусов Гро-
201

Текст остракона (прорисовка)
тефенда, ломавшего голову в тихом Геттингене над рисун¬
ками персидских письмен, наконец имя нашего современни¬
ка, высокого рыжеволосого чеха Беджиха Грозного, который
первым научился читать по-хеттски.
Был еще пронырливый и нечистый на руку, но упорный
и талантливый английский шпион на Востоке — Раулинсон,
вырвавший у бехистунских скал секрет вавилонской пись¬
менности, были и другие. Нас всегда поражало, что все они
вели свои работы в одиночку. И, пожалуй, в деле прочте¬
ния парфянских остраконов самым поучительным является
наш, новый, советский метод подхода к таким задачам.
«Ум — хорошо, а два — лучше». То, что требует десят¬
ков лет одинокого труда, может быть сделано несравненно
быстрее совокупными усилиями нескольких человек. Коллек¬
тивный труд — вот знамение нашей Советской страны и ее
науки. Коллективными усилиями были раскрыты и загадки
остраконов Нисы.
202

ЗНАКОМЬТЕСЬ: ФРИЙАДАТИПАТ, МАДУБАР1
Перед вами текст одного из остраконов, переписанный
латинским алфавитом, как говорят, «транскрибированный».
А ©от и точный перевод этих непонятных слов на русский
язык:
«В ЭТОМ СОСУДЕ, ИЗ СЕГАБИЧ ИЗ ВИНОГРАДНИ¬
КА ПОДАТНОГО, ГОТАРЗАКАН НАЗЫВАЕМОГО, ВИНА
19 МАРИ, ВНЕСЕНО НА ГОД 178. ПРИНЕС ФРИЙАДА¬
ТИПАТ МАДУБАР, КОТОРЫЙ ИЗ ВЕКИРТА».
Вы познакомились с весьма почтенным человеком. Он
работал две тысячи тридцать три года назад (сто семьдесят
восьмой год аршакидского календаря — это семидесятый до
нашей эры.) в Михрдаткирте, Митридатовом городе: так
называлась по-п-арфянски нынешняя Ниса. Как и его сослу¬
живцы— Тиренак из Аппадана, Михренак из Годезакана и
еще один Михренак, «который из Фрийапатикана», — он был
парфянином, зороастрийцем. Звание «мадубар» означало- по-
парфянски «доставщик вина»; оно было и довольно почетно
и, надо полагать, небезвыгодно: Винница, где они служили,
была придворной, царской Винницей.
Огромное винохранилище давно превратилось в руины,
но под развалинами сохранился целый архив выброшенных
в свое время за ненадобностью учетных бухгалтерских до^
кументов — черепков, пестрое множество глиняных квитан¬
ций, расписок, ведомостичек этого своеобразного предприя¬
тия. Семь найденных впервые остраконов превратились
в 3 тысячи известных нам сейчас. Те были случайной на¬
ходкой, эти разысканы уже сознательно.
Позвольте же вкратце рассказать об огромном труде,
затраченном учеными, чтобы вырвать у молчаливых облом¬
ков глины все их двухтысячелетние признания.

Как только первые семь остраконов Нисы были найдены,
начальник ЮТАКЭ М. Е. Массон поступил с ними так, как
и гюдббйе'ткрупному и настоящему советскому ученому.
Он не спрятал находку йод спуд, до более благоприятного
времени, йё стал рёЬниво оберегать ее «для себя». Он по¬
спешил сделать с остраконов фотографии и разослал их
мнорйм специалистам: «Не хотите ли поломать над этим го¬
лову?»
Один комплект снимков попал в руки ленинградского
историка и археолога М. М. Дьяконова.
Ос^грдкЬны прибыли из Нисы, Ниса в прошлом была сто¬
лицей Парфйи, парфяне по языку и племени — иранцы.
А Щ. М. Дьяконов'..имел, уже дело с иранскими древностя¬
ми. Казалось бы, что еще нужно? Призвать на помощь спе¬
циалиста иранйста-языковеда: вдвоем им будет легче пере¬
вести'; и истолковать всё, что записано на семи таинственных
табличках. К делу действительно был привлечен совсем еще
молодой тогда, но уже отлично себя зарекомендовавший язы-
ковед-иранисТ В. А. Лившиц.
И’‘все же случилось непредвиденное: начатая работа за¬
шла в тупик. Этого содружества оказалось недостаточно.
Было заранее известно, что парфянские, иранские докумен¬
ты написаны семитическими, арамейскими письменами:
удобным алфавитом арамеев пользовались тогда многие на¬
роды Востока. В этом нет ничего странного: поляки и че¬
хи— славяне, пишут же на латинице, которую изобрел на¬
род совсем иного, романского происхождения. И все же для
расшифровки нисских письмен понадобилось участие специа-
листа-семитолога. В работу включился брат М. М. Дьяконо¬
ва, Игорь Михайлович Дьяконов, крупный знаток древнесе¬
митских языков. И, надо сказать, в дальнейшем основная
тяжесть легла на его плечи.
Почему так случилось? Ведь уже было известно: язык —
парфянский, письмена — арамейские... Откуда возникло за¬
труднение? Чтобы вам это стало яснее, расскажем нечто
вроде «научного анекдота».
Едва первые фотоснимки остраконов появились в печати,
о них заговорили и в СССР и на Западе. Вскоре довольно
известный западный историк Ф. Альтхейм опубликовал
в итальянском журнале свою расшифровку одного из них.
Вот что у него получилось:
«Евтихий. От господина принесем мы тебе, а он примет
206». Текст невразумительный, но что поделаешь: древ¬
ность!.. Известны и еще более странные надписи.
204

Но прошло несколько лет,
и бригада советских ученых
выступила со своим чтением
того же остракона. Вот что на
самом деле на нем написано:
«В этом сосуде из вино¬
градника податного, называе¬
мого Хиндукан, вина 16 ма¬
ри...» Перед нами самая обыч¬
ная учетная карточка вино-
хранилища Нисы, такая же,
как сотни и сотни других.
С первых дней работы над
остраконами всплыл неожи¬
данный вопрос: «А на каком
же все-таки языке они с на¬
ми говорят?» Одним каза¬
лось — на иранском, другие
думали — на арамейском.
И. М. Дьяконов первый вы¬
двинул предположение, что де¬
ло приходится иметь с так на¬
зываемой «гетерографией» —	Остракон (прорисовка),
гетерографическим письмом.
Многое в этих иранских доку¬
ментах не только написано арамейскими письменами, но и
выражено арамейскими словами. Однако читаться они дол¬
жны по-парфянски.
Такая система письма восходит к ахеменидскому време¬
ни, когда в канцеляриях Парфии работали писцы-арамеи.
Парфянин диктовал писцу. Писец уже в уме переводил мно¬
гие знакомые слова на свой язык и записывал их по-ара¬
мейски. Он знал, что читатель, также в уме, сделает обрат¬
ный перевод и произнесет написанное по-парфянски. Про¬
читав по-арамейски «мин карма», он вслух выговорит по-
парфянски «хач разе» — «из виноградника». Увидев арамей¬
ское буквосочетание «млк», произносимое как «малка» —
«царь» (в семитском письме гласные звуки не обозначают¬
ся), он прочтет его не «малка», а «шах», по-ирански.
Вполне возможно, что вам попадалось в русском тексте
или в европейских языках условное сокращение «etc», заме¬
нитель сжатого до трех букв латинского выражения «et сае-
tera» («и прочее»). Натыкаясь на него, русский чтец произ¬
носит «и тому подобное», немец читает «унд зо вайтер»,
205

француз понимает его, как свое «эт энси* дё сюит» — «и так
далее». Это типичная гетерограмма. Чем же это может за¬
труднить ученых?
Дело в том, что у нас такие гетерограммы — редкость,
а остраконы Нисы ими переполнены. Иранист не мог про¬
честь ни строчки, не натыкаясь на «арамеизмы»; семитолог
разводил руками при виде непрерывных нарушений ара¬
мейской морфологии и синтаксиса. Он читал отдельные сло¬
ва, а смысл целого ускользал от него.
Понадобилось теснейшее сотрудничество всех троих —
историка, ираниста и семитолога, чтобы прорваться через
эту и другие препоны. И науке открылся еще один, пусть
сравнительно, узкий и ограниченный, но зато’ такой своеоб¬
разный, такой красочный, так четко прорисованный в мель¬
чайших деталях мирок, что затраченный труд окупился мно¬
гократно.
Мы показали вам одну трудность, а их было множество,
и эта являлась далеко не самой сложной. А теперь погово¬
рим о том, что же именно открыли нам прочтенные, расшиф¬
рованные и истолкованные остраконы Нисы.
В главе «Парфянские ритоны» вы прочитаете о том, как
в развалинах царского дворца Нисы нашли целый клад дра¬
гоценных кубков из слоновой кости. Прямо напротив этого
пышного дворца было расположено в парфянском Михрдат-
кирте приземистое сооружение — дворцовое винохранилище.
В его дворах и невысоких помещениях всегда царило ожив¬
ление: появлялись и уходили мадубары с бурдюками, сидя
на земле, писали на черепках писцы, кричали ослы, спорили
люди. В подвалах высились рядами наполовину зарытые
в землю кувшины — хумы по 20—25 м;ари, то есть литров на
двести каждый. В одних хранилось молодое, в других вы¬
держанное вино; в третьих было вино скисшее — винный
уксус.
Полные хумы закрывались крышкой из зеленого извест¬
няка, запечатывались. На крышку клали «учетную карточс
ку» — остракон, черепок такого же разбитого хума, со сде¬
ланной черной клеевой краской надписью. В ней указыва¬
лось, кем, когда, откуда было доставлено налитое в хум
вино.
Михрдаткирт окружало не менее двадцати дворцовых
имений; старые, отлично управляемые, они носили торжест¬
венные названия по именам древних и новых царей: «Арта-
206

банукан» — «Артабановское», «Михрдаткан» — «Митридато-
во». Были и названные иначе — скажем, «Бодич»— «Благо¬
уханное».
Виноградники этих хозяйств тоже обладали сходными
именами: «Артаксерксовский», «Михреновский» или «Готар-
зовский», откуда доставлял вино наш добрый знакомый
Фрийадатипат из Векирта.
Доставкой вина и ведали мадубары (иранское «маду»
перекликается со славянским «мед», да и «бар» родственно
греческому «фэро» — «несу», русскому «беру, брать»).
За ними нужен был глаз да глаз... Очень мало кому из них
доверялось обслуживать тот район, откуда они были родом.
И как только молодой сок азиатской земли звучно вливался
в пустое чрево хума, опытный писец немедленно садился за
свою карточку-квитанцию, оставляя в ней на всякий случай
пустые места для будущих приписок.
Вот черепок, на котором среди обычного текста прибав¬
лено: «Долито вина два мари». Хумы не держали полупу¬
стыми — так вино быстро закисает.
Вот другая запись: «Взято кравчим все». Видимо, этот
хум окончательно опустел. Здесь написано: «При проверке
(очевидно, ревизия шла по всему хранилищу) обнаружено
в этом хуме и перелито в другой столько-то мари»., — а на
другом черепке коротко значится: «Скисшее», или: «Уксус».
Как видите, учет был налажен строгий, отчетность была
жесткой — и не удивительно. Цари и их двор не выпивали
всего вина. Оно было их капиталом. Остраконы уличают
парфянских владык в их не слишком царственном поведе¬
нии: они занимались «винным ростовщичеством».
«Было вина двадцать мари, отдано в рост под процен¬
ты — десять». Иными словами: хочешь выпить и угостить
друзей, добрый подданный? Сделай одолжение, бери; но,
спустя положенный срок ты вернешь взятое вино с узако¬
ненной лихвой. Понятно, что эти сосуды-сейфы заботливо
опечатывались, а при снятии с них печатей составлялись пэ
строгой форме «глиняные акты».
В огромное складское хозяйство вино поступало не толь¬
ко из собственных имений царя, подати и сборы вином вно¬
сили и частные лица. Даже храмы выполняли эту повин¬
ность. Вот запись о поступлении вина из святилища богини
Анаиты, из «аязана», называемого «Нанайставакан» — «Ме¬
сто поклонения Анаите».
Понятно также, что для таких крупных дел требовались
кадры: существовала школа писцов, занятых здесь. Любо-
207

пытно нам теперь, два тысячелетия спустя, держать в руках
черепок — общую тетрадь, в которой рассеянный ученик
«диперпата» (главного писца) или одного из его помощни¬
ков терпеливо выписывал раз за разом в виде упражнения
один и тот же «пример»: «От Митридата брату... От Митри-
дата брату... от Митридата брату...» А опытный учитель тут
же исправлял его орфографию и неумелый почерк.
Не будем останавливаться на том, что, так сказать, лежит
на поверхности нисских остраконов, хотя бы на наименова¬
ниях должностных лиц, на «дизпатах» (начальниках селе-
ни), «хшахрапах» (сатрапах; в Парфии они были далеко не
большими вельможами), «марзбанах» (воеводах), «аспа-
тах» — начальниках конницы... Сведения о них помогают ра¬
зобраться в административном устройстве парфянской дер¬
жавы, но это —не самая хитроумная задача.
Ученые давно спорили, какова была государственная ре¬
лигия парфян (в Парфии были и зороастрийцы-огнепоклон-
ники и сторонники митраизма; на западе страны сохраня¬
лись древние семитские верования). 300 донесенных до нас
остраконами парфянских имен, принадлежавших этим же
самым мадубарам, дизпатам и диперпатам, решили вопрос:
подавляющее большинство из этих имен «теоморфны»,
то есть построены со включением в них имен богов; и все
эти боги принадлежат к зороастрийскому пантеону. Очень
убедительно!
Ученые умеют читать буквально между строк старые до¬
кументы, извлекая из бухгалтерских расписок и сухих ведо*
мостей данные, весьма далекие от царских винниц и ростов¬
щических расчетов.
Остраконы Нисы далй возможность решить очень слож¬
ный вопрос: когда впервые была записана священная книга
зороастрийцев — прославленная «Авеста»? Размах колеба¬
ний был немалым — от VI Века до нашей эры и вплоть до
VI после ее начала: на 1 200 лет. И только данные, извле¬
ченные из остраконов, дали в руки ученым нить для реше¬
ния этой загадки. На одном из них запечатлена запись
о принятии в Винницу вина от некоего Спосака. Спосак был
«атуршпати», «господином огня», то есть жрецом в одном
из парфянских храмов. Остракон ни звука не говорит об
«Авесте» и ее списках. Но названия дней, упоминаемые
в нем, имеют очень архаический вид: рука какого-нибудь
диперпата исправляла современные ему написания «святых
208

имен» на более древний лад, стараясь, чтобы они звучали,
«как в «Авесте». Но если это так, то тогда вполне вероятно,
что задолго до новой записи этого памятника существовал
его древний текст, не дошедший до нас. По иранским пре¬
даниям, такой текст, написанный на коже «золотыми черни¬
лами», сжег некогда враг рода человеческого проклятый
Искандер — Александр Македонский. И теперь вполне воз¬
можно думать, что какой-то текст «Авесты» действительно
был известен опытным писцам уже в I веке до нашей эры.
Работа над архивом Михрдаткиртской винницы продол¬
жается. Очень горько, что на шмуцтитуле одной из послед¬
них книг И. М. Дьяконова и В. А. Лившица, посвященной
остраконам Нисы, стоят печальные слова: «Памяти Михаила
Михайловича Дьяконова — начинателя этой работы». Но ра¬
достно, что дело, завершения которого не дождался его за¬
чинатель, живет. Радостно, что оно в верных руках и что
настанет день, когда с таинственного прошлого прекрасной
Парфиены трудом талантливых и настойчивых исследовате¬
лей будет снята не «седьмая», а вообще последняя печать.
Тогда мы вспомним о первых семи обломках парфянских ху-
мов: их привез из далекой Нисы в конце сороковых годов
совсем еще юный в то время археолог Вадим Михайлович
Массон-младший. Привез «не гораздо бережно» — в какой-
то кошелке или авоське. А ведь с них-то все началось.

«ВОЗДУШНЫЙ ЗАМОК»
Труд архитектора начинается с мечты. Мастер мечтает
с карандашом в руках, и ход его творческой мысли можно
проследить по этим, еще неясным наброскам. Вот первый
смутный намек на будущее творение: очертания высокого
здания, что-то вроде колоннады, рождающаяся арка пор¬
тала...
На следующем листе мысль уточняется. Появился и сно¬
ва исчез купол, портик стал другим, колонны кажутся вы¬
ше, стройнее. Художник пока еще не стеснен ничем, кроме
тех образов, что возникают в его фантазии.
Последний эскиз. Он уже иллюминован акварелью. Ясно
видно: задуман чудесный дом отдыха над лесным озером.
Остается только ждать, когда эта мечта воплотится в жизнь.
Мы ждем, а для строителя наступает второй этап рабо¬
ты: художник превращается в инженера. Материал, техника,
экономика предъявляют свои требования. Начинаются беско¬
нечные поправки, наступает пора вычислений, расчетов,
цифр. Наконец место арифмометра занимают кронциркуль
и рейсшина; на чистый лист ватмана ложатся строгие линии
чертежа.
Проект готов. Но надо ещё защитить его, доказать и кра¬
соту замысла и его целесообразность. И только тогда, когда
это испытание пройдено, только там, на строительной пло-
210

щадке, возле котлована и лесов, архитектор с полным пра¬
вом чувствует себя зодчим. Если ж^ случится самое печаль¬
ное: проект не утвердят, — ну, тогда мечта остается мечтой,
а задуманное здание — «воздушным замком». Ужасная
перспектива!..
Казалось бы, так в архитектуре всегда. Но нет, оказы¬
вается, есть архитекторы совсем особые: их труд разверты¬
вается в обратном порядке. Вначале — никаких грез: сразу
же кропотливое изучение материала, бесконечные расчеты,
выкладки, проверки и поправки. Потом работа воображения,
эскизы, наброски и, наконец, завершенный образ всего
здания.
Проект? Нет, это не проект. Строить никто ничего не
собирается. Мало того: ни в мечтах, ни в расчетах, ни во
всей своей упорной работе художник не думает о строи¬
тельстве. Не думают об этом и те строгие судьи, которые
принимают результат его работы — картину, чертеж. Камен¬
щики никогда не начнут возводить эти стены, живописцы
не станут расписывать их, скульптор не поставит здесь
статуй.
Здание не будет построено. Почему? Потому что оно уже
было построено пятьсот, тысячу, три тысячи лет назад. Вре¬
мя оставило от него руину, и задача архитектора — по ни¬
чтожным следам, по кускам кирпичной кладки, по фрагмен¬
там выкопанных из земли украшений угадать, каким был
когда-то этот величавый дворец.
Такой архитектор — соратник и друг археолога. Он сде¬
лает свое дело, а археологи и историки, основываясь на его
работе, будут судить о жизни и деятельности владельцев и
строителей этих дворцов, крепостей, храмов. Искусство это
называется искусством реконструкции.
Посмотрите на цветную вкладку в конце книги: перед
вами реконструкция дворцового зала Старой Нисы. А ведь
сегодня на его месте из земли торчат только гигантские ка¬
менные обрубки — остатки древних колонн. Жалко выглядит
сейчас то, что две тысячи лет назад было пышным аудиенц-
залом парфянских царей, местом, где они принимали послан¬
цев покоренных стран, где, быть может, собирался совет со¬
родичей, совет магов.
Прежде чем реконструкция стала возможной, здесь, на
городище Старой Нисы, несколько лет работала экспедиция
профессора Массона. Архитектор должен был изо дня в день
наблюдать, как появляются из земли остатки здания, как и
211

где лежат мельчайшие детали руин, какая между ними
связь. Да, если Такой архитектор хочет работать по-настоя¬
щему, он должен стать археологом.
Галина Анатольевна Пугаченкова, архитектор Но обра¬
зованию и призванию, своей специальностью сделала не
строительство, а изучение архитектуры древнего Востока.
Реконструкция квадратного зала парфянских царей выпол¬
нена ею по тем материалам, которые дали раскопки, но нуж¬
но было хорошо изучить памятники древневосточной архитек¬
туры и более новых времен, вплоть до наших дней, чтобы ра¬
зобраться в этих руинах.
Вернемся на минуту к изображению зала, сравним его
еще раз с руинами. Легко ли поверить, что все действитель¬
но так и было? Неужели это не фантазия? Ведь на маете мы
не видим ничего, кроме остатков колонн. Архитектор воспро¬
извел их странную четырехлопастную форму. Но как узнал
он хотя бы высоту колонн, а значит, и всего зала?
— Ну, это как раз несложно, — ответит нам архитек¬
тор.—Было бы еще проще, если бы речь шла об архитекту¬
ре Греции или Рима.-Греки установили точные соотношения
между поперечником и высотой колонны. Зная ее нижний
Диаметр и умножив его на восемь, вы получите высоту до¬
рической колонны, на девять — ионийской, на десять —ко¬
ринфской. С восточным зодчеством сложнее: его каноны не
столь определенны. Но все-таки известно, например, что
в Персии при Ахеменидах высота колонн иной раз была
в тринадцать раз больше их нижнего диаметра. Тот, кто
изучает архитектуру Востока, разрешит и эту задачу. База
колонн? Она-то как раз есть на любом фотоснимке руин.
Кстати, относительно странной четырехлопастной формы ко¬
лонн: ни в Риме, ни в Греции таких колонн нет. И хотя во
всей архитектуре зала чувствуется эллинское влияние, мно¬
гое в ней совершенно своеобразно.
Вы спросите, как узнали, что стены зала были вот тако¬
го, пурпурно-красного цвета? И на это просто ответить:
краска хорошо сохранилась на кусках штукатурки, найден¬
ных в земле; на некоторых из них видны даже остатки ор¬
намента— типичного греческого меандра.
А статуи? Сохранились ли они в развалинах двор¬
ца? Как дознались, что они стояли не на полу, не на
специальных постаментах, а высоко под потолком в стенных
нишах?
Вот это уже сложнее. То, что ниши существовали, не вы-
212

Орнаментальный мотив Старой Нисы.
зывало сомнений. На полу были найдены куски сводов,
а вверху кое-где сохранились в стенах и нижние части ниш.
Так определились их форма и размер. А вот каково было
назначение их, долгое время определить не удавалось. Ре¬
шить этот вопрос стало можно лишь тогда, когда вплотную
занялись статуями, с которыми тоже, кстати сказать, было
немало хлопот.
Ведь, собственно говоря, трудно было даже назвать ста¬
туями те разрозненные куски раскрашенной глины, которые
там и сям попадались на полу. По ним не только нельзя
было узнать, кого они когда-то изображали, но* и вообще
сказать, что это такое. Позже нашли руку, ногу, часть торса.
Некоторое время думали, что все эти куски — части од¬
ной фигуры, что была только одна статуя. И вдруг натк¬
нулись на женскую фигуру, совершенно целую, только без
головы.
Постепенно не осталось сомнений: зал украшало множе¬
ство статуй. Удивительным было одно — ни поблизости, ни
поодаль не находили ни целых голов, ни их обломков. Что
же, статуи так и были безголовыми?
Пока историки размышляли над этой загадкой, архитек¬
тор занимался другим — решал вопрос, где стояли эти круп¬
ные, больше человеческого роста, изваяния? Первые архео¬
логи, работавшие в Нисе еще в тридцатых годах, считали,
что если были тут статуи, то они, конечно, располагались на
особых цоколях. Это оказалось неверным.
Внимательно изучая расположение осколков на древнем
глиняном полу, архитектор установил совершенно точно:
статуи стояли в нишах наверху. Очень важно при этом было
то, что с момента падения статуй осколков никто не касался.
Вы, вероятно, знаете, как существенно для следователя,
чтобы ни одна рука не трогала ничего на месте происшест¬
вия. Архитектору в данном случае это так же необходимо.
Бывает это важно и в других случаях.
14 Л. Успенский, К- Шнейдер
213

В Русском музее в Ленинграде произошла однажды тра¬
гическая история. Туда пришел душевнобольной человек; он
увидел майоликовую голову врубелевского «Демона» и был
так потрясен безумным выражением его глаз, что сбросил
скульптуру на пол; она разбилась на сотни кусков. Однако
голова «Демона» сейчас вновь стоит на своем месте в музее:
искусный художник-реставратор собрал ее из мельчайших
осколков.
Как удалось ему пригнать друг к другу лежавшие в бес¬
порядке кусочки? А вот как. Доступ в зал был строго вос¬
прещен, место, где лежали осколки, оцеплено веревочным
барьером, сфотографировано.
Скульптор-реставратор долгое время только смотрел.
Часами стоял он над разбитой скульптурой, пристально
вглядываясь в картину разрушения. А затем взялся за ра¬
боту и выполнил ее в совершенстве.
Здесь, в Старой Нисе, надо было не только собрать все,
что осталось от статуй, но по расположению частей устано¬
вить, откуда они упали. Это было сделано.
Но куда' же все-таки девались головы статуй?
Историкам многое известно об обычаях древних. Вернее
всего, дело происходило так: однажды, уже в конце могуще¬
ства Парфянской державы, когда крепости Парфиены пере¬
стали быть неприступными, враги ворвались во дворец и
наткнулись на его статуи. Свирепые воины тех времен по¬
нимали, конечно, что перед ними изображения парфянских
богов или обожествленных предков царей. Недостаточно,
значит, было разбить и уничтожить их; надо было посту¬
пить с изваяниями так, как поступали с живым врагом —
обезглавить их; надо было надругаться над вражеской свя¬
тыней, опозорить вражеских царей. Вернее всего, победите¬
ли унесли головы с собой как трофеи, чтобы, сложив их
к ногам военачальника, получить заслуженную награду.
Возможно, что некоторые статуи были сброшены на
пол, но во всяком случае не все. Выяснилось, что мно¬
гие из них упали во время какого-то давнего землетрясе¬
ния, конечно, уже тогда, когда дворец был заброшен и не¬
обитаем.
Как это узнали? Путем интересного умозаключения.
Дело в том, что при раскопках в квадратном зале обна^
ружен не один глиняный пол, а целых пять, один на дру¬
гом— пять ремонтов, пять этапов в жизни здания. Осколки
статуй найдены на одном из нижних полов, а также и на са-
214

мом верхнем. После нашествий здание еще ремонтировалось,
а в момент большого землетрясения в нем уже никто не
жил.
Пурпурные стены, строгие лики статуй в высоко подня¬
тых нишах, причудливые колонны и своеобразный потолок
из перекрещивающихся балок, сквозь единственное централь¬
ное окно которого падает вниз целый сноп горячего южного
солнечного света. Мы поняли, откуда архитектор взял эти
статуи, эти ниши, эти колонны. Но потолок? Как стало из¬
вестно, что потолок был именно таким: ведь он-то не мог
сохраниться в руинах дворца? Да, от него не осталось ниче¬
го, кроме древесной трухи, маленьких кусочков дерева, по¬
падающихся изредка в земле. По ним ничего нельзя понять.
И все-таки потолок не выдуман. Архитектор не напрасно
изучал зодчество Востока от древности до наших дней. Та¬
кие деревянные перекрытия существуют в туркменских жи¬
лых домах и сегодня. Были они и в средние века, были и
в седой древности. Их не могло не быть, потому что они
лучше всего отвечают природным условиям сухого и жар¬
кого юга. Это самый старый, но и самый удобный
здесь вид потолка. Конечно, таким он был и в парфянском
дворце.
Теперь еще один, последний вопрос. На реконструкции
весь пол огромного зала устлан ковром; уж это-то, наверное,
вымысел художника?
Нет, скажут нам, —и ковер был! Конечно, никаких сле¬
дов его не сохранилось в земле, но он все-таки существовал.
Тут ход мыслей архитектора был примерно таков. Все пять
полов, вскрытые при раскопках, разные по цвету и по каче¬
ству работы, лишены каких бы то ни было украшений. Это
обычная глина. Такой пол слишком прост для пышного зала,
но именно такие полы делались испокон веков в этих местах;
их только всегда чем-нибудь застилали — циновками, кош¬
мой или ворсистым ковром; застилают и поныне. Естествен¬
но предположить, что и здесь было устроено так же. Но ре¬
конструктор не может остановиться на одном предположе¬
нии. И тут, как во многих случаях, ему приходят на помощь
древние писатели. И у крупнейшего географа Греции Стра¬
бона и в сочинениях великого римлянина Плиния не раз
упоминаются «прекрасные парфянские ковры». А если так,
то где же им было и красоваться, как не в царских’двор¬
цах Парфиены? И с полным правом архитектор-реконструк¬
тор «застилает» пол аудиенц-зала, великолепным парфян¬
ским ковром.
14*
215

Картина, созданная точным знанием и творческим вооб¬
ражением, закончена. Словно прожектор выхватил из тьмы
времен кусок могучего сооружения, самую сердцевину таин¬
ственного,во многом еще не разгаданного царского заповед¬
ника.
Теперь; судите сами, интересны ли нам, нужны ли науке
такие «воздушные замки?» Безусловно, нужны.

ПАРФЯНСКИЕ РИТОНЫ
Осенью 1948 года на раскопках Старой Нисы работала
группа в семь человек. Все семеро были так молоды, что не
только сами друг друга звали просто по имени — Лена, Та¬
мара, Саша (а то и Сашка), — но и рабочим не приходило
в голову величать их по отчеству. С тех пор прошло больше
восьми лет, все они теперь взрослые люди, всех давно
уже зовут полными именами, а когда фамилии их упомина¬
ют в научных трудах, то прибавляют звания: кандидат или
даже доктор наук, доцент, ассистент, научный сотрудник ин¬
ститута или Академии наук Туркменской, Таджикской, Узбек¬
ской ССР. Все или почти все они и сами теперь пишут книги,
статьи, читают лекции, делают доклады о своих открытиях.
Но и в те времена, о которых идет речь, они были уже на¬
стоящими, хотя и очень юными, археологами и историками,
влюбленными в свою науку.
Та, что звалась Леной, и тогда была ценным сотрудни¬
ком экспедиции, с трехгодичным стажем работы в ЮТАКЭ.
Ей, Елене Абрамовне Давидович, было двадцать пять лег,
когда профессор Массон назначил ее начальником этой ма¬
ленькой группы, а сыну профессора, студенту Вадиму, сотруд¬
нику группы, и того меньше.
Жили лагерем в селении Багир, в восемнадцати километ-
217

pax от Ашхабада, у самого подножия горной цепи Копет-Даг.
Жили не одни, а вместе с другой группой молодежи, копав¬
шей Новую Нису.
Обосновались в здании старой мусульманской школы —
медресе. И хотя ближе к октябрю ночи становились все хо¬
лоднее и холоднее, спали во внутреннем дворике под откры¬
тым небом; таково было строгое предписание начальника
экспедиции. Надо сказать, что дисциплина в ЮТАКЭ всегда
была и остается жесткой, ее законы волей-неволей выполня¬
ются всеми.
Вдоль стен дворика тянулись решетки дверей, служивших
и окнами маленьким кельям — худжам, где лет тридцать
назад сидели, поджав под себя ноги, склонившись над ни¬
зенькими столиками, будущие муллы. Не поднимая глаз от
раскрытых перед ними огромных книг, юноши с утра до но¬
чи бормотали мудреные арабские слова — зубрили суры ко¬
рана.
Теперь в маленьких худжах были сложены вещи, а в дожд¬
ливые ночи сюда перетаскивали и походные кровати со дво¬
ра. Был только один работник экспедиции, который мог не
подчиняться строгим правилам, царившим в ЮТАКЭ, и спать
под крышей в любую погоду. Это был заведующий хозяй¬
ством лагеря, человек вполне солидный и ответственный; он
и ночью не расставался с подотчетным богатством.
В больших помещениях находились склад, столовая и два
музея — Старой Нисы и Новой. Музеи были неравноценны:
иовонисийский пополнялся ежедневно, старонисийский в эту
осень мог похвастаться только новыми образцами сырцового
и обожженного кирпича.
И дело тут было не в недостатке рвения у копателей Ста¬
рой Нисы.
Молодежь, очевидно, подобралась надежная, если стро¬
гий и требовательный начальник, Михаил Евгеньевич Массон,
доверил ей самостоятельную работу. Метод раскопок был хо¬
рошо усвоен его учениками. Сами точные, как на чертеже,
линии раскопа говорили о том, что все продумано, выверено,
никаких вольностей, никакого самоуправства быть не могло.
Землю вынимали квадратами 2X2 метра, толщиной в 10 сан¬
тиметров. Расчистка велась так, что ни один черепок, ни одна
глиняная печатка не должны были ускользнуть из рук.
Но в том-то и беда, что ускользать здесь было решитель¬
но нечему. Тут, в северном комплексе городища, ничего, кро¬
ме стен и остатков колонн, не находили. Кирпичи, конечно,
не ускользали из рук; вот их и тащили в лагерный музей, на
248

потеху более удачливым товарищам из Новой Нисы: у них
там копать было гораздо веселее.
Само по себе это отсутствие в Старой Нисе находок было
доказательно, и настоящему ученому даже интересно. Дело
в том, что таким образом постепенно выяснялось назначение
этого мощного крепостного сооружения. В отличие от Новой
Нисы, где люди жили и трудились, назначение Старой Нисы
было иное. Здесь происходили пышные приемы, торжествен¬
ные богослужения, здесь хранились громадные запасы вина
и продовольствия для царского дворца и храмов. Людей тут
жило немного, а значит, и остатков было мало. Разыскать
это малое на такой большой территории очень трудно.
А где же сказочные богатства восточных деспотов, где
сокровища храмов, драгоценности* скрытые в недрах парфян¬
ских дворцов? Разве всего этого не было в Старой Нисе? Бы¬
ло, конечно. Но вряд ли завоеватели, сокрушившие некогда
эту твердыню, оставили на месте золотые и серебряные сосу¬
ды, драгоценное оружие и украшения: захват добычи всегда
входил в задачу грабительских войн.
Все это прекрасно понимали и молодые ученые, но работа
от этого не становилась веселее. Хоть бы какая-нибудь монет¬
ка с еле зримой «легендой»; хоть бы ржавый наконечник
стрелы!.. И этого не было! Даже рабочие приуныли.
Конечно, археологи работали добросовестно. Все шло
строго по плану; разнообразие вносили только совсем особен¬
ные нарушители, которые путали порядок раскопок. Это бы¬
ли дикобразы. Они не только бегали повсюду, гремя своими
черно-белыми иголками, они рыли норы в самйх древних по¬
мещениях. Кирпичной кладки не трогали — берегли свои иг¬
лы; таинственным образом, вслепую, они находили в земле
дверные проемы и вкапывались в середину комнат, а там уже
хозяйничали, как хотели, путая и перемешивая слои почвы.
Мог лежать какой-нибудь колчан или керамический осколок
тысячи лет на своем законном месте, и вдруг непрошеный
труженик перемещал его, нарушая всю стратиграфию буду¬
щей находки, на метр вверх или вниз, из аршакидского слоя
в сасанидскнй. Археологи утешались тем, что подбирали
сброшенные дикобразами красивые иголки: ими удобно очи¬
щать от земли найденные предметы.
Было и еще одно развлечение: при раскопках наткнулись
глубоко в земле на кладбище позднейшей поры; вмурован¬
ные в породу, здесь залегали скелеты. Для историка это бы¬
ло ничуть не интересно, но студенты использовали скелеты
для практики. Они окапывали их кругом вместе с целой глы-
219

Фриз наверху ритона.
бой земли и в свободное время тщательно препарировали на
этих земляных столах, превращая угол раскопа в своеобраз¬
ный анатомический театр, учась работать так, чтобы ни одна
косточка не была сдвинута.
Итак, все шло спокойно, даже слишком спокойно в Ста¬
рой Нисе. А соседи-соперники, новонисийцы, в это самое вре¬
мя нашли тот знаменитый первый остракон,- о котором вы
только что^ читали. Жить стало просто невозможно: все
только и мечтали, что вдруг... Словом, о каком-нибудь
«вдруг», которое даст материал для дипломов, диссертаций,
которое иногда опрокидывает целые теории и во всяком слу¬
чае делает археолога счастливым человеком.
И вот это «вдруг» случилось.
Однажды парнишка-рабочий, копавший в одной из четы-
220

рехколонных комнат, дико закричал: «Дяденька, идите сюда!
Скорее!..» Все ринулись к нему. Теснясь и толкаясь, спусти¬
лись в раскоп и воззрились на то место, куда указывал ра¬
бочий. Из земли на них смотрела крохотная женская головка.
Что это было? Терракотовая статуэтка? Очень интересно!
Пусть таких много в Крыму и других местах, но здесь и она
была желанной. Чтобы осторожно вынуть находку из земли,
копнули рядом — еще головка! Копнули дальше — опять:
мужская голова. Нет, это не статуэтка; похоже на фриз какой-
то большой вещи и, пожалуй, не керамической, не глиняной.
Заложили контрольные раскопчики по пятнадцать санти¬
метров в обе стороны — выступила голова грифона; наконец
обрисовалась форма рога. Перед археологами оказался древ¬
ний ритон — кубок, из каких в древности пили йино и со¬
вершали жертвенные возлияния.
Драгоценные ритоны эти делались из золота, серебра, сло¬
новой кости. Кто-то наклонился и сильно подул, чтобы сдуть
с головки землю. И внезапно маленькое лицо сдвинулось,
а половина его исчезла, исчезла совсем, рассыпалась... Все
Нижняя часть ритона.
221

замерли: боялись дышать, боялись громко говорить. Перед
ними было что-то невероятно хрупкое и, кажется, очень цен¬
ное. Слоновая кость?!
Да, в этот день в Старой Нисе был найден целый клад ри-
тонов из слоновой кости, украшенных великолепной художе¬
ственной резьбой. Они лежали на глубине двух метров и за¬
нимали пространство в пять метров. Один ряд? Два, три?
Это было тогда еще неизвестно: много, во всяком случае.
Было отчего прийти в восторг. Подобного еще не приходи¬
лось откапывать. Но молодые археологи стояли молча, рас¬
терянные, подавленные. Сейчас, вспоминая этот день, они
говорят: «Что мы испытали? Ужас!.. Ведь ни один из вас поня¬
тия не имел о том, как вынимать из земли древнюю слоно¬
вую кость| как закреплять ее, чтобы драгоценная находка не
рассыпалась в прах».
Ритоны казались на первый взгляд целыми; форма сохра¬
нилась, потому что на протяжении веков вода намыла в них
землю. Но, приглядевшись, можно было увидеть множество
трещин на кости — стоит тронуть, и ритоны распадутся на
сотни кусков.
Однако не век же стоять так, надо было действовать. И на¬
чалась лихорадка. Немедленно сообщить начальнику экспе¬
диции в Ташкент — это раз; организовать ночные дежурства
у ритонов — два; хранить тайну до ответа из Ташкента, —
три.
Срочно отрядили Сашу Ганялина в Ашхабад: «Добирайся,
как хочешь... Лови автобус, грузовик, голосуй, цепляйся, но
скорей, скорей! Посылай «молнию»... Тут же, не считаясь
с расходами, составили телеграмму. Уж одни слова «немед¬
ленно» и «мирового значения» были бы достаточно убеди¬
тельны, но «молния» вышла пространная: едва хватило со¬
бранных денег.
С этого момента ритоны ни на час не оставались без охра¬
ны. В первую ночь дежурило четверо, и все же было жутко¬
вато. Дело в том, что тайны не получилось; туркменский
«узун-кулак» * — «длинное ухо» работает не хуже «молнии».
Новость скоро стала известна далеко вокруг. Началось па¬
ломничество в медресе. Люди спрашивали: правда ли, что
нашли золотого человека, в шесть раз больше настоящего?
Эта легенда о большом человеке всплывает всякий раз, когда
археологам удается найти что-нибудь интересное. Показать
* Узун-кулак — своеобразная «устная почта» в степных местно¬
стях Азии, передача новостей из уст в уста.
222

людям находку, чтобы страсти поулеглись, было невозможно:
ритоны в то время уже были осторожно укрыты ватой и
сверху присыпаны землей; никто их не смел касаться.
Дежурные брали с собой на вахту археологические топо¬
рики, на случай, если бы появились особенно пламенные це¬
нители золотых статуй. Не очень приятно было и соседство
скелетов, чинно лежавших на своих земляных столиках; днем
они никого не смущали, но тут ночь все-таки...
Ответ из Ташкента пришел быстро. Начальник приказывал
законсервировать находку до его приезда и сообщал, что
из Москвы и Ленинграда вызваны специалисты-реставраторы.
Все было дельно и обстоятельно, но ребятам казалось, что
начальник не слишком поверил в «мировое значение». Каза¬
лось, что он должен был бы примчаться самолетом в тот же
день.
Вечером 6 октября на дежурство отправился студент Ка-
каджан. Остальные, забравшись в спальные мешки, понемно¬
гу засыпали. Кто-то из девушек вознамерился было спать
в худже, уверяя, что пойдет дождь, — не разрешили. Повор¬
чав, девушка улеглась на дворе.
Этой ночью Вадиму Массону привиделся сон, будто не
Какаджан, а он сам дежурит у ритонов. Все как наяву, толь¬
ко ночь светлее, чем следовало бы. Он сидит с топориком
в руках и смотрит на стену раскопа. Вдруг стена качнулась,
зашаталась и с грохотом обрушилась прямо на него. Вадим
дернулся и открыл глаза. Тяжесть, еще во сне сковавшая его
тело, не исчезала. Шум и грохот продолжались, а в руке он
чувствовал сильную, вовсе не призрачную боль. Не сразу
он понял, что это уже не сон, что он в лагере, на своей койке.
Он не может пошевелиться, чем-то придавленный. Творилось
что-то невообразимое, страшное...
Это была ночь девятибалльного ашхабадского землетрясе¬
ния 1948 года, когда огромной силы подземный толчок в не¬
сколько секунд разрушил большую часть города и погубил
многих людей.
Тот, кто пережил эту катастрофу, никогда не забудет кри¬
ка людей в кромешной тьме безлунной южной ночи. Крича¬
ли от боли, от страха, оттого, что ничего еще не могли по¬
нять.
Стены медресе рухнули, но все, кто спал во дворе, оста¬
лись живы. Многих засыпало землей, ушибло камнями, а Ва¬
диму довольно сильно повредило палец. Но живы, живы —
это главное! Серьезно пострадал только завхоз, который, как
всегда, спал в помещении: упавшей балкой ему сломало ногу.
223

Вот когда ребята мысленно сказали спасибо не судьбе, а
строгой дисциплине своей экспедиции.
В то время в селении Багир, где стоял лагерь археологов,
не было еще электрического света. В лагере вечерами горели
маленькие керосиновые лампы. Час назад одна из них мир¬
но коптила на столе —кто-то писал возле нее, а вокруг лета¬
ли, как самолеты, огромные ночные бабочки; теперь и коптил¬
ка и стол исчезли среди обломков. Пока одни выкарабкива¬
лись в полной темноте из заваленных глиной и камнями
сйальных мешков, другие раздобыли в уцелевшей келье
лампу, зажгли. С великим трудом достали из мешков просты¬
ни-вкладыши и как могли оказали первую помощь стонуще¬
му завхозу.
Потом все сгрудились посреди дворика. Сидели, закутав¬
шись в одеяла, и дрожали. Стыдиться этого не приходилось:
дрожало и колебалось все, сотрясался сам Копет-Даг, и кто
мог сказать, что случится через минуту? Землетрясение удру¬
чает все живое сильнее других стихийных катастроф.
Одна мысль была у всех в ту ночь: «А Какаджан в Ста¬
рой Нисе? А ритоны? Неужели там все погибло?» Но нечего
было и думать двигаться в городище во тьме, когда даже по
двору трудно сделать несколько шагов. После первого,
страшного, последовало еще несколько, более слабых толчков;
древняя земля Туркмении гудела и шаталась под ногами, как
палуба корабля; идущего швыряло из стороны в сторону.
Но чуть стало светать, побежали на городище. Вещь уди¬
вительная — там не произошло ничего страшного. Только ме¬
сто находки ритонов слегка засыпало землей. А Какаджан?
Студент Какаджан крепко спал. Его утомил ночной страх, и
он заснул — так бывает!..
О том, какой ад был в Ашхабаде в ту ночь, еще никто из
отряда не знал. Посмотрите на тектоническую карту: у Баги-
ра сила первого толчка равнялась семи баллам, в Ашхаба¬
де — девяти. Два балла — громадная разница...
Только через несколько часов страшная картина стала
ясна.
Археология, Ниса, Парфия — все отошло на задний план.
Жизнь встала дыбом. Вместе со всеми, кто остался живым и
невредимым, молодежь отряда бросилась спасать пострадав¬
ших.
Не знали в отряде и того, что в самое утро катастрофы
Василий Николаевич Кононов, вызванный из Ленинграда ре¬
ставратор, прибыл самолетом в Баку. Куда он летит? В Аш¬
хабад? Да знает ли он, что там творится?! Самолеты везут
224

туда только врачей, медикаменты и продовольствие; они ухо¬
дят и не возвращаются в Баку: на них ложится огромная
работа по эвакуации раненых в Ташкент и другие города.
О ритонах, о реставрации, об археологических раскопках не¬
ловко было даже говорить. Слово «раскопки» звучало поми¬
нутно, но приобрело в эти дни совсем другой, трагический
смысл. Через час реставратор уехал поездом в Ленинград.
В Ашхабад входили саперные части; строились времен¬
ные жилища из обломков домов; помощь шла отовсюду, и
люди понемногу успокаивались.
Как только наладилась связь, в Туркменскую академию
наук пришла инструкция из Ташкента. Профессор Массон
просил: «Если они ранены — доставить в Ташкент; если уби¬
ты — похоронить в Старой Нисе, чтобы потом поставить
TiaM общий памятник; если живы — беречь ритоны». А им
действительно грозила гибель: начались дожди. Что делать?
Конечно, прежде всего закрепить ветхую, сохраненную, но
изъеденную землей слоновую кость. А как? Чем? Вспомнили
о желатине — надо попробовать. Но где в тяжко израненном
городе в первые дни после пережитого взять желатин? На¬
чальники разных учреждений багровели, когда к ним обра¬
щались за такой ерундой: «Подумайте, им нужен желатин,
чтобы клеить какие-то древние черепки!» Наконец сообразили
сами: запасы желатина должны были быть в типографии. Да,
очень хорошо, но типографию сровняло с землей, а ее скла¬
ды погребены в развалинах. И вот юноши из Нисы приступи¬
ли к раскопкам здания, которое было обитаемо неделю назад.
Опытные искатели, они добрались до желатина, притащили
его в Старую Нису и попытались самостоятельно спасать
ритоны. Прежде всего нужно было попробовать очистить
хоть один от земли. Чем? Любой инструмент оказывался сли¬
шком грубым. И вот тут-то пригодились иглы бесцеремон¬
ных зверюшек — дикобразов. Гибкие и'мягкие иголки эти
оказались самым подходящим инструментом. За этим заня¬
тием и застал их начальник, которому, наконец, удалось про¬
рваться в Ашхабад.
К этому времени плановая работа была уже свернута, и
начальник отправил людей по домам. У ритонов остались
профессор М. Е. Массон, археолог Мершиев и двое молодых
археологов, а вскоре приехали и реставраторы: Кононов из
Ленинграда и Кирьянов из Москвы.
Началась выемка ритонов.
Прежде всего выяснилось, что нужен не желатин, а гипс.
Найти его было нетрудно, но о каком-либо транспорте тогда
225

не приходилось и думать. Доставка гипса в буквальном смы¬
сле слова легла на плечи самых молодых. А ведь нужно бы¬
ло не только тащить мешки с гипсом целый километр на пле¬
чах, но и уносить обратно в лагерь из Нисы тяжеленные гип¬
совые, насквозь сырые метровые блоки, внутри которых
таилось вынутое из земли сокровище.
Работа шла таким образом. Прежде всего ритон осторож¬
но окапывали на три четверти его объема, четвертая часть
оставалась до поры до времени в
земле. Затем эту освобожденную
часть старательно чистили иголка¬
ми дикобразов. Вычистив, покрыва¬
ли слоем мокрой бумаги, потом за¬
ливали гипсом. При этом гипс для
прочности делался на каркасе. По¬
сле этого, опять-таки с великой осто¬
рожностью, ритон переворачивали
и очищали другую сторону. Потом
с двух сторон снимали часть гипса,
чтобы загипсованной осталась ров¬
но половина; и только после этого
покрывали гипсом вторую половину.
Обе гипсовые половинки существо¬
вали самостоятельно, так что весь
блок был разъемным и формой сво¬
ей был похож на огромный боб. Его
отправляли в Ашхабад и принима¬
лись готовить следующий.
Ритон из слоновой кости (Старая Ниса).
226

Работа продолжалась около месяца. Все это время, как на
грек, лил дождь. В такую погоду археологи обычно прекра¬
щают полевую работу: берегут не столько себя, сколько хруп¬
кую добычу. Но тут дело иное: оставлять в разрыхленной
земле ритоны было слишком рискованно. А их не два, не пять,
а десятки. И сколько этих десятков там, внизу, неизвестно.
Лежали они тесно, навалом, и окапывать их приходилось пря¬
мо со сверхъестественными предосторожностями. Наконец, ко¬
гда в руках археологов оказалось больше тридцати штук,
а конца им не предвиделось, работу прекратили. Яму зали¬
ли гипсом, а драгоценные блоки перевезли в Ташкент, за иск¬
лючением нескольких, увезенных в Москву и Ленинград ре¬
ставраторами.
Часть дела была сделана. Но далеко не самая большая,
не самая трудная. Теперь предстояло реставрировать ритоны.
А это значит снять гипс, разобрать весь растрескавшийся за
много веков кубок по кусочкам и снова собрать, вернув ему
форму, восстановив резьбу.
В Ташкенте реставрацией ритонов занялся Мершиев, а по¬
том, научившись у него, продолжали дело и два друга —
Вадим Массон и Искандер Баишев.
Что это был за труд, можно себе представить, если знать,
что осколочков слоновой кости было в каждом ритоне до де¬
вятисот штук! И все они до единого должны были найти свое
место, а то, чего не хватало, что рассыпалось в пыль, заменя¬
лось мастикой. Важнее всего было сохранить резьбу, потому
что именно она должна была рассказать историкам и искус¬
ствоведам новое о Па-рфии.
В 1949 году были вынуты из раскопа оставшиеся ритоны,
а в 1950 году реставрация была закончена.
И тут наступил последний этап работы, который продол¬
жается и до сего времени, — изучение. Рано еще говорить
о том, что открыли ученым ритоны. Но кое-что сказать
можно.
Было ясно, что лежали они в земле Старой Нисы, свален¬
ные в кучу кем-то, для кого ни сама слоновая кость, ни худо¬
жественная резьба не представляли интереса. Очевидно, это
были грабители, которые, содрав украшавшие ритоны золото,
серебро и драгоценные камни, свалили кубки в одной из
разграбленных комнат. Осталась лишь одна серебряная фигу¬
ра какого-то фантастического существа — нижняя часть ри-
тона. На фризах сохранились овалы, в которые обычно вправ¬
лялись драгоценные или полудрагоценные камни. Они исчез¬
ли, а стеклышки, вставленные то здесь, то там, остались.
227

. Ритоны могли служить кубками для вина на парадных
пиршествах. Но еще вернее — для жертвенных возлияний во
время религиозных праздников. Кто их делал? Греки? Парфя¬
не? Это пока неизвестно. На фризах изображены и греческие
боги в туниках, и люди в одеждах из шкур. Можно рассмот¬
реть целые картины культового содержания и бытовые сцен¬
ки. Тут к жрецу подводят жертвенных животных, а стоящая
рядом девушка играет на флейте; там два человека стоят и
разговаривают, по-видимому, о житейских делах.
Нижняя часть ритона представляет собой то грифона,
то женщину, то быка с человеческим лицом, то самую реаль¬
ную лошадь. Есть даже один слон. И все это надо разгадать,
всему найти объяснение, за всем увидеть мысли, чувства,
интересы и мастеров-художников и тех, для кого делались
эти прекрасные кубки.
Культура, быт, верования, идеология — все это во все ве¬
ка отражалось в искусстве народов.
А ритоны из Старой Нисы — это поистине произведения
искусства.

У КОЛЫБЕЛИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
УСЫПАЛЬНИЦА ГИГАНТОВ
А как же с удивительной находкой де Брейна, о которой
мы упомянули в начале книги? Были ли слоны на Дону?
Разгадала ли археология, достигнув зрелости, эту загадку
своего детства?
Говорят, что во времена Бориса Годунова на одном из
крупных мысов между оврагами в берегах Дона, южнее ны¬
нешнего города Воронежа, поселился человек по имени Кон¬
стантин. Теперь уже забылось, был ли он свирепым разбой¬
ником, суровым монахом или беглым холопом, которому мо¬
сковский воевода хуже государыни пустыни, злее татарского
Дикого Поля. Так или иначе, после его смерти тот мыс стали
звать Константиновым яром.
Прошли годы. Память о человеке исчезла, а название ме¬
ста сохранилось: так бывает постоянно. «Острожек нарочито
невелик», выстроенный возле яра, сохранил никому уже не
понятное имя — Костенек. А когда и он запустел, деревушка,
выросшая возле него, унаследовала это название: ее и поныне
именуют Костенками. Впрочем, происхождение географиче¬
ских названий всегда вызывает много сомнений: быть может,
«Костенки» связано со словом «кости».
229

В самом конце XVII века в глухих придонских Костенках
закипела жизнь. Царь Петр строил на Дону азовскую флоти¬
лию. Тут-то через несколько лет и отыскал голландский
художник де Брейн «слоновый зуб».
Де Брейн был любознателен и подвижен: в наши дни его
назвали бы умелым репортером. Он записывал и зарисовывал
в своих тетрадях: тут москвитянина в тулупе, там вид Воро¬
нежа, еще дальше — кисленькую ягоду «бруснитса, вид мел¬
кой смородины», овощ «сяснбк» или редкостное дерево «ас-
сину». Он обо всем расспрашивал, всюду совал нос. Каждый
может и сейчас познакомиться с ого наблюдениями в солид¬
ном «томе», который спустя пятнадцать лет он издал в Гол¬
ландии под характерным для того времени непомерно по¬
дробным заглавием:
«Путешествие
Корнелиуса де Брейна через
Московию в Персию и Ост-Индию.
Издание, обогащенное
более чем S20 гравюрами, чрезвычайно
любопытными, изображающими
наиболее прекрасные пейзажи этих стран,
их главнейшие города, различные одежды народов,
обитающих в сих дальних странах, животных, птиц,
рыб и необычайные растения, которые там имеются.
С присовокуплением древностей этих краев,
а особливо антиквитетов
Персепольского дворца,
который персами именуется Хельминар.
Все это рисовано на местах с натуры.
К сему добавлены путь, коим следовал
„ господин Исбрантс, посол в Московии,
пересекая Россию и Татарию, дабы попасть в Китай,
а равно несколько заметок против господ Шардэна и
Кемпфера вместе с письмом, полученным автором.
Том lull
в Амстердаме
У братьев Ветштейн
1718».
«На сем месте, — значится «а одной из страниц его запи¬
сок, — мы, к великому недоумению нашему, обрели валяю¬
щиеся во множестве по земле слоновые зубы. Один из них
я курьеза ради сберег у себя, не зная, впрочем, как объяснить
их появление здесь. Правда, царь сказал нам, будто по сви¬
230

детельству неких историкусов, Александр Македонский, про¬
ходя вдоль сей реки, поднялся до маленького городка Костен-
ска, что в восьми верстах отсюда. При македонском войске,
по восточному обычаю, были слоны. Их-то бренные останки
и обнаруживаются здесь доныне...»
Видимо, все же ответ Петра не вполне удовлетворил де
Брейна. Но обратись он к местным жителям, он услышал бы
еще более странные басни. «Ходит у нас под землею зверь-
великан, — сказали бы ему, — водит за собою своих чадушек.
Однажды добрался зверь до Дона-реки и захотел перевести
свой выводок на ту сторону. Но Дон глубок, детушки могут
потонуть. Страшный Индрик-зверь уставил чудовищное рыло
в реку для того, чтобы всю воду выпить, осушить дно. Да не
рассчитал сил: брюхо его раздулось, страшилище лопнуло,
а тяжкие кости его раскидало по пескам на донском берегу.
От него и зубы».
Сказки этой не слыхал голландский художник, но через
семьдесят лет после него в тех же местах путешествовал «для
исследования трех царств естества» петербургский академик
Самуил Готлиб Гмелин.-младший. С немецкой тщательно¬
стью записал он небылицы о звере Индрике и специально за¬
держался в Костенках, чтобы ознакомиться с таинственной
«братской могилой» слонов: его недоумение было не мень¬
шим, чем у де Брейна.
«Кто видел слоновый скелет, — озадаченно рассуждал
пунктуальный Гмелин, — и находящиеся при Костенске ко¬
сти похочет с ним сравнить, тот, нимало не сомневаясь, поч¬
тет их за настоящие останки от слонов: ибо кто станет про¬
тив сего спорить, чтоб сходствующие во всем со слоновыми
костями не были прежде самым делом слоновыми? Таким
образом, в рассуждении вещи довольно известно, какого она
свойства... Но остается показать, откуда взялись сии слоно¬
вые кости?»
Как могла «показать» это тогдашняя наука? Историю
Земли и жизни на Земле она все еще укладывала в тесные
рамки библейского мифа. Было раз навсегда установлено:
хочешь узнать, когда сотворен мир, прибавь к сегодняшней
дате 5 508 лет, ни более, ни менее, отсчитай этот отрезок вре¬
мени назад, и попадешь как раз в первый день творения.
Сегодня 1812 год? Значит, космос вышел из рук создателя
«во единую от суббот», ровно 7320 лет тому назад. Вышел
целый и готовый, в божественном совершенстве, с растения¬
ми, что прозябают и сейчас, с животными, которым предназ¬
начено пастись в их тени, и с точно таким венцом творе-
231

ния — человеком, какой и сегодня ломает голову над своим
прошлым.	л , :
Рассуждения: этой науки' — .вековой служанки богосло¬
вия — были безукоризненно ясными. /Будь мамонты сотво¬
рены богом, праотец Ной волей-неволей погрузил бы в ков¬
чег по крайней мере четверку этих зверей, ежели они отно¬
сились к «нечистым тварям», а то и все четырнадцать штук.'
Но тогда они жили бы и сейчас. А раз их нет теперь, не бы¬
ло их и до потопа. Попробуйте возразить!
Пытливые умы могли, как Давид, метать камешки
в Голиафа мракобесия, он твердо стоял на ногах. В. основан¬
ных Петром «Санкт-Петербургских ведомостях» еще в
1731 году безыменный автор горячо громил суеверов, счи¬
тающих находимые в земле обработанные кремни за «гро¬
мовые стрелы».
Мы уже видели: он великолепно понимал, что перед
ним — древние орудия или оружие боя дальнего и ближнего.
С гневным негодованием описывал он наивных консервато¬
ров ученых, смешных «физиков», продолжающих, вопреки
здравому смыслу, держаться за народные сказки й мифоло¬
гические объяснения, множа туманные легенды о происхож¬
дении пресловутых «чертовых пальцев». К сожалению, од¬
нако, он не мог отрицать, что подобных «физиков» вокруг
него было еще очень много.
Прошло еще несколько десятков лет. Ломоносов загово¬
рил о земных недрах, сокровищнице таких сведений о прош¬
лом, которые не нуждаются в проверке библией. Радищев
опубликовал замечательный труд о трех периодах развития
человека — каменном, бронзовом и железном веках. Но об
этом осмеливались думать, а тем более говорить только са¬
мые светлые умы науки и на Западе и у нас; да и фактов
у них в руках было еще недостаточно.
В силу этих причин еще долго название «Костенки» в
представлении наших ученых связывалось лишь с рассказом
об удивительной усыпальнице громадных скелетов. Сначала
их считали слоновыми, позднее, после знаменитой находки
целой туши мамонта на севере Сибири, ошибка была исправ¬
лена. Но дальше этого исправления никто не шел.
РОВЕСНИК МАМОНТА
Середина XIX столетия — великий рубеж в истории нау¬
ки: Лайель перестроил наново геологию, Дарвин — учение
о жизни. Человечество как бы поднялось на высокую верши-
232

ну, и необозримые горизонты открылись перед ним в прост¬
ранстве и во времени. Вчера еще оно вело счет на мили и
века, завтра будет считать миллиардами лет* сотнями све¬
товых годов и радиусами земной орбиты. Вчера мир челове¬
ка ограничивался крошечной планеткой, на которой он вооб¬
ражал себя образом и подобием божества, и жалкими семью
тысячелетиями. Сегодня он увидел вечность и бесконечность
вселенной и за собой и впереди, стал первым из равных
в нескончаемой эстафете живых существ. Перед ним встал
вопрос: когда же среди этих бездн началось его собственное
существование? Где его начало?
Еще в первой половине века ученые Буше де Перт и Лар-
тэ отодвинули это начало далеко за библейский рубеж, в не¬
привычную даль времени. В 1856 году заступ немецкого
землекопа натыкается на черепную кость человека, жившего,
может быть, за сотни тысяч лет до, того, как богу вздума¬
лось сотворить мир. Семь лет спустя Лайель выпускает свои
«Геологические доказательства». Чернышевский со страстной
убежденностью говорит о каменном веке. Мир прозрел; каза¬
лось бы, никому нет нужды вспоминать теперь нелепые да¬
ты — 7373, 7374 годы от «начала века».
Но это не так. Одни ищут истину, другие боятся и не¬
навидят ее. Правда мешает многим. Бесспорное оспаривает¬
ся с яростным упорством; каждую вновь открытую дверь
стараются если не захлопнуть наглухо, то хоть задекориро¬
вать так, чтобы она не была видна. На факты биолога Дар¬
вина, на железную логику отца геологии Лайеля, на строй¬
ные выводы палеонтолога Ковалевского обрушивается злоба
ханжей, тупое зубоскальство профанов.
Что я вижу, что я слышу, —
язвительно констатирует, наблюдая все это, А. К. Толстой
в эпиграмме на мракобеса-цензора Михаила Лонгинова, —
молвят овамо и семо:
огорчает очень Мишу
Чарлза Дарвина система.
Но таких огорченных «Миш», вельмож и «отцов церкви»,
мракобесов и изуверов было много во всех концах света, и
они были сильны, на их стороне грубая сила, сила. денег,
сила косности. Мобилизовано все — от богословия до фаль¬
сифицированной науки. Чтобы противостоять этому бешено¬
му напору, истине нужны новые факты, свежие находки.
Официальная наука в лучшем случае отмалчивается. Правде
15 Л. Успенский, К. Шнейдер
233

приходится пробираться окольными путями, добывать настоя¬
щие знания чуть не украдкой.
В конце семидесятых годов Академия наук командирует
в Костенки видного зоолога, а также археолога и этнографа
Ивана Полякова. Мы не знаем теперь, какую миссию возла¬
гали на Полякова его хозяева и начальники. Зато нам от¬
лично известно, какую цель ставил перед собою он сам. Она
была очень ясной и конкретной: найти следы деятельности
человека в тех же слоях Земли, в которых попадаются ко¬
сти мамонта, доказать, что человек и первобытный северный
слон были сверстниками, обитали на Земле в одно время и,
так сказать, видели друг друга.
Эти смелые расчеты Костенки оправдали.
Мир, в котором жил и действовал ученый Поляков, был,
на наш взгляд, прекурьезным миром. Вот с важной, высокой
целью прибывает в глушь представитель первого научного
учреждения страны, лицо, облеченное в некотором роде
чрезвычайными полномочиями. На его удостоверениях и ре¬
комендациях темнеют печати с двуглавыми орлами; в заго¬
ловках его документов стоят громкие слова: «Императорская
академия наук», «его высокопревосходительство господин
тайный советник, академик такой-то...» Казалось бы, такого
гостя должны на руках носить. Но не тут-то было!
Каждая пядь земли в этих забытых богом Костенках ко¬
му-нибудь да принадлежит. От хозяина участка — купца
третьей гильдии, кулака, акцизного чиновника или мещанина
без определенных занятий — зависит: позволить копать эту
землю или нет. А кому это, спрашивается, нужно, чтобы на
его усадьбу пришли какие-то посторонние люди и начали
рыться в земле? Да притом — зачем? Добро бы искать клад,
золото: так нет, — для науки. Знаем мы эту науку!.. Поко¬
пают, покопают, да и выкопают чуму или холеру. Кости им,
видите ли, старые понадобились... не желаю!
Ну, и конец! Наука может отступить: торжествует свя¬
щенная собственность.
Помогла счастливая случайность: археолог Поляков ока¬
зался тонким дипломатом, а местный псаломщик Мануйлов
был великим любителем меда и пчел. Дьячку Мануйлову
очень нужен был новый омшаник {погреб для ульев), и как
раз в том углу его сада, где земля хранила в себе много ка¬
ких-то костей.
Но омшаник стоит дорого...
И вот посланец Академии наук лукаво берет на себя роль
подрядчика по земляным работам. Чудесно; он соорудит
234

дьячку вожделенный сарай, если тот позволит вырыть в сво¬
ем саду достаточно глубокую яму.
Рано утром 16 июня 1879 года заступы взрезали роси¬
стую еще землю в садочке хозяйственного дьячка Мануйло¬
ва, а к вечеру Поляков, взволнованный до предела, в вели¬
ком возбуждении выбрался из только что отрытого неболь¬
шого котлована. На его дне он увидел то, что, по его словам,
произвело на него «неизгладимое глубокое, потрясающее впе¬
чатление». Вся глина была переполнена костями мамонта
и их обломками, а вперемежку с ними — да, да, именно впе¬
ремежку! — лежали кремневые орудия, бесспорно изготов¬
ленные рукой доисторического человека. Одни кости были
просто расколоты, другие обожжены на очаге, обгорели в
пламени костра... наконец, в третьих засели осколочки крем¬
ня, может быть, отколовшиеся от камня при обработке этой
кости.
Сомнений больше быть не могло. Много тысячелетий на¬
зад здесь, над Доном, обитали люди-мамонтоеды. Ни на шаг
не отставая от клыкастых стад, они неустанно преследова¬
ли их. Они жили мамонтами, питались ими. Не было поща¬
ды зверям от страшных гонителей. Шла смертельная битва
дикой силы и только начавшего брезжить разума. И разум
уже побеждал...
Из первых же своих раскопов — они теперь представ¬
ляются нам такими жалкими — Поляков за несколько дней
извлек кости по меньшей мере десяти мамонтов. Так, спра¬
шивается, сколько же умерщвленных людьми колоссов по¬
коится подо всей окрестной землей?
Произошло событие примечательное: острый ум. и умелые
руки ученого превратили любопытную и непонятную могилу
слонов над воронежским ручьем Покровским в вещь куда
более удивительную — в богатейший музей далекого прош¬
лого человечества. Но этим было положено только начало.
КНИГА ДРЕВНЕГО БЫТИЯ
Иван Поляков развернул перед нами титульный лист уди¬
вительной книги прошлого — той, что сохранилась в воро¬
нежской земле. А затем ее захлопнули и не листали почти
сорок лет. Почему? Как это ни странно, к концу XIX и на¬
чалу XX века археология стала областью знания почти за¬
претной. В моду снова вошла библия; науку упорно тащили
назад к ней. Хозяевам мира не требовалось что-либо менять
1В*
235

в нем; овладев властью, они не собирались выпускать ее из
рук. Они требовали теперь научного обоснования очень про¬
стой мысли: все в мире было, остается и пребудет неизмен¬
ным. Горько сказать, но многие ученые легко сдались перед
этим требованием.
Встречались, конечно, честные исследователи, зоркие гла¬
за, ясные умы. Может быть, таких было даже большинство.
Но от них остались нам лишь сетования и жалобы: лишен¬
ные средств, затравленные услужливыми шарлатанами, они
не могли повести археологию вперед, и тем более там, где
речь заходила о самом далеком прошлом.
Археология... Археологи бывают разные. Если ученый за¬
нимается неустанным сбором, бесконечной сортировкой
древних, посудин или кремневых осколков и не делает из
всего этого никаких выводов, от него нет вреда, он безопа¬
сен. Если, роясь в земле, он добывает в ней только лишнее
подтверждение давно известных истин, если его находки
упорно твердят о том, что в Риме были цезари и рабы,
в Египте — фараоны и рабы, в Ассирии — цари и рабы, —
это даже полезно: так было, так будет — известная муд¬
рость властелинов. А вот если он спускается ниже, идет
глубже, проникает в такое время, когда не было еще клас¬
сового общества, дерзает подтверждать, будто все течет и
меняется, будто одно общество может смениться другим, буд¬
то человек и на самом деле произошел от других живот¬
ных — словом, если он обосновывает своей работой гибель¬
ные идеи революционеров науки, — это совсем другое. За¬
претить это! И запретили.
Понадобилась Октябрьская революция, чтобы хотя бы
в нашей стране этот запрет был снят. Археология впервые
получила право обнаруживать любые факты и делать из них
все те выводы, которых требует наука. Никакой оглядки на
древние сказки, ни малейшей уступки обветшалым теориям.
Пусть в любом споре о прошлом древние вещи поднимаются
из земли как самые нелицеприятные свидетели. Задача нау¬
ки — понять их рассказ, а не подделать, не приспособить его
к каким-то идеям. А кроме того, археология получила и дру¬
гое важное право: из полунауки-полузабавы самоотвержен¬
ных чудаков она стала настоящей наукой, важной для всей
страны, охраняющей памятники и исследующей их, уверенно
расходующей на это'большие, а порой огромные, но всегда
необходимые средства.
Одним из важнейших памятников самого далекого прош¬
лого в границах нашей Родины оказались Костенки.
236

АРХЕОЛОГИЯ В КОСИНКАХ
В Советском Союзе немало мест, где жил в свое время
человек каменного века. Мы встречаем его стоянки и в гро¬
тах Крыма, и в ущельях Средней. Азии, и над забайкальской
Леной, и среди полей Смоленщины и Черниговщины. Но имен¬
но в Костенках сохранился один из самых интересных му¬
зеев древнейшей жизни.
Загляните сюда теперь. Приезжайте летом — везде на
полях возле знаменитого в науке Покровского лога вы, как
всюду в наших колхозах, встретите трактористов, доярок,
зоотехников. Но вот особенность: в летние месяцы тут встре¬
чается много людей, занятых совсем другими, неколхозными
делами, людей нездешних, приезжих, хотя давно уже при¬
мелькавшихся местным жителям.
Это археологи. Вон там, севернее овражного мыса, замет¬
на еще первая, поляковская разработка, она свято охра¬
няется и в специальных работах числится под обозначением
Костенки I. А рядом давно существуют и Костенки II, ле¬
вее, за строением, и Костенки XIV, на Марьиной горе, и Ко¬
стенки XVI, в самой глубине извилистого лога на левом его
берегу. Везде раскопки, люди, всюду либо сама работа, либо
следы работ.
За семьдесят пять лет тут возникла и выросла целая шко¬
ла советских археологов, возглавляемая теперь П. П. Ефи¬
менко. Тут была разработана строго научная методика ис¬
следования палеолитических памятников.
Чем же привлекло ученых это место?
Десятки тысячелетий назад последний язык последнего
ледника тянулся с севера на юг к верховьям Дона. По тунд¬
ре на его окраинах бродили огромные стада мамонтов.
А вслед за ними, не отставая от них, двигались по дикому
миру .ватаги сильных, высокорослых людей, легконогих, сви¬
репых и настойчивых, упорных, с крепкими мышцами и дея¬
тельным умом. Сегодня мы условно зовем их кроманьонца¬
ми, по имени той французской пещеры, где впервые были
отрыты кости людей этой расы.
Археологи знают: там, где находятся в земле останки ма¬
монта, постоянно обнаруживаются следы кроманьонца. Там,
где жил он, присутствуют и кости древнего слона.
Человек выделывал из этих костей свои орудия и оружие,
вытачивал из бивней мамонта таинственные фигурки, жег
обломки челюстей и лопаток на своих кострах. Но глав-
237

ное — он питался этим зверем. Для людей той поры мамонт
был такой же необходимой пищей, как для нас мясо коровы;
скажем больше; — он был для них таким же хлебом насущ¬
ным, как для китайца рис, для- некоторых племен Америки
маис или сорго. Кроманьонец жил мамонтовым мясом и дви¬
гался вместе со стадами мамонтов, пока не истребил их
всех до последнего.
На берегах Дона, у нынешнего Воронежа, человек посе¬
лился в< незапамятные времена и обитал здесь* тысячелетие
за тысячелетием’: видно; место это было хорошо для охоты.
Во много ярусов слои за слоем нагромоздились поэтому
тут пласты земли, хранящие в себе памятки его существо¬
вания.
Человек поселился на мысах внутри, логов* поселился от¬
крыто на поверхности земли. Но, ведь* до последнего времени
людей той эпохи звали «пещерными людьми», «троглодита¬
ми»: следы их жизни обнаруживали раньше всего и чаще
всего в пещерах и гротах Западной Европы. Это понятно:
на той ступени развития какое бы другое жилище могли
избрать себе люди?' Именно поэтому считалось, что в нашей
стране мало надежды найти их останки: как на равнине, от¬
крытой всем ветрам, мог найти себе приют человек? Не сле¬
дует ли предположить, что восток Европы в те времена был
необитаем, что люди заселили его много позже?
Изучение Костенок и. других таких же мест как ветром
сдуло эти мудрствования. Нет, человек палеолита был куда
более стоек и гибок в жизненной борьбе, чем о нем думали!
Он научился жить там, где не было ни укромных гротов, ни
надежных пещер. По голым тундрам будущей России он раз¬
бросал кротовые кучи приземистых и уродливых, но спаси¬
тельных для него землянок. А вот мы не сразу научились об¬
наруживать следы его наземных поселений. Да, и надо пря¬
мо сказать, — это далеко не легкое дело.
Что такое «наземное поселение» кроманьонца? По укреп¬
ленным в земле огромным бивням, по разбросанным- там и
здесь остаткам кремневых орудий можно судить о многом,
но поди узнай по ним, каким было оно, это обиталище пред¬
ков! Его не восстановишь, если просто копать землю там,
где опытный глаз археолога угадывает нужный объект. Но
в том-то и дело, что археолог не просто копает. Осторожно
слой за слоем срезает он землю на всем этом, угаданном им
пространстве, и по едва заметным признакам восстанавли¬
вает картину.
От древнего жилища не осталось ничего, просто-таки ни¬

чего. Но вот черное пятно пережженных в уголь костей —
здесь пылал жаркий очаг. Вот другое пятно — бурой охры;
без нее, кажется, не мог обходиться первобытный человек.
Таинственный символ жизни и крови, она все время была
нужна ему: охрой он раскрашивал свое тело, охрой засы¬
пал труп, опущенный в могилу. Наверное, в этой части жи¬
лья совершались не ведомые нам обряды. И еще самое боль¬
шое пятно — перегноя. Оно обрисовывает очертания по¬
стройки: сотни и сотни лет втаптывались в землю объедки
диких трапез, всевозможные остатки тогдашней, не слишком
опрятной и совсем уж не гигиеничной жизни. Внимательней¬
шим образом следя за границами всех этих пятен и пятны¬
шек, изучая положение в земле каждой кости, вид и форму
каждого кремневого осколка, археолог обрисовывает снача¬
ла всю землянку, потом устанавливает границы между раз¬
личными ее отделами и, наконец, получает возможность сде¬
лать то, что недавно еще казалось немыслимым, — ответить
на вопрос: какими же они были, жилища кроманьонцев,
здесь, на берегах Дона?
Высокий мыс лежит между двумя оврагами. На его лы¬
сом горбу или на покатых склонах вырыты в земле неглу¬
бокие котлованы. Над ними поднимаются сооруженные из
подручного материала, обычно из мягких сортов дерева
с прочными не справиться — покрытые и отделенные от зем¬
ли, чтоб не сгнивали, мамонтовыми костями кровли зем¬
лянок.
Иногда такая землянка одна; иногда несколько их сли¬
ваются вместе, образуя большое, до десятка метров в дли¬
ну, полуподземное помещение. Это и есть искусственная пеще¬
ра палеолита. Ее внутренность раскрывается перед архео¬
логом как бы в плане: здесь пылал очаг, вот в этом месте
находилась «мастерская» — тут люди обивали и оттачива¬
ли свои кремневые ножи, топоры, заостряли наконечники ко¬
пий; в этот угол они сбрасывали золу; а в той «комнате»
какой-нибудь специалист разукрашивал тела своих сороди¬
чей рыжей охрой.
Все истлевает, все рассыпается в прах, но уголь, зола и
охра, погребенные в земле, переживают тысячелетия. Под
толщей новых наслоений они спрессовываются, сжимаются,
от них остаются только пятна, порой только цвет, окрасив¬
ший землю. И вот, ничего не добавляя, ничего не примыс¬
ливая, археолог восстанавливает и внутренний и внешний
вид сооружения, от которого не осталось решительно ничего.
А ведь это не просто сооружение, это жилье человека, ко-
'239

Чтобы охота
торое он сам себе построил, в котором он долго, так беско¬
нечно долго жил.
Что может сказать о человеке больше и яснее, чем его
жилище?!
ДРЕВНЕЙШАЯ ГЛИПОТЕКА МИРА
В пещерах Западной Европы, в самых глубоких гротах,
куда тысячелетиями не проникал любопытный и невежест¬
венный разрушитель прошлого — человек, хранятся изуми¬
тельные произведения искусства. На стенах подземелий ску¬
пыми, необыкновенно выразительными штрихами изобразили
кроманьонцы хорошо знакомых им зверей той поры —
гороподобного мамонта, стремительного, страшного носоро-
240

была удачной...
га, ветвиещрогого лося или бизона, тонущего в лохматой
шерсти.
Поразительны энергия и сила выражения этих рисунков
на камне, восхищает острота глаза и твердость руки
охотников-рисовальщиков. Видно, что этому делу они отда¬
вали немало сил и времени. Ради чего? Делалось это, конеч¬
но, не на досуге, не для того, чтобы убить время. В некото¬
рых пещерах обстоятельства сохранили на тонком песке
у подножия «картин» следы многочисленных ступней. То
носились тут в неистовой пляске-заклинании наши предки.
Есть изображения, яростно истыканные сотнями брошенных
в упор копий и стрел. Можно думать — так люди старались
обеспечить себе удачную охоту.
Но для чего бы ни служили замечательные изображения,
они там существуют, в этих пустотах земли, и если бы о них
241

знали сто лет назад, вопроса, был ли человек современни¬
ком мамонта, не возникло бы.
У нас, на плоской равнине Европейской части СССР, не¬
где искать подобных пинакотек — картинных галерей древ¬
ности. Зато у нас есть не -менее замечательные глипотеки —
хранилища изваяний, скульптур. И больше всего их и самые
интересные (свыше полусотни статуэток) найдены в Ко-
стенках.
Что же это за статуэтки? Какая «тематика» волновала
ваятелей палеолита? Что заставило их заняться этим
делом, еще более трудоемким, чем рисование на стенах
пещер?
Прежде всего интересно вот что: если рисовальщики
кроманьонского и близкого к нему времени изображали ча¬
ще всего зверя-добычу, пищу (может быть, обожествляя
его), а человека гораздо реже, то кроманьонцы-скульпторы
вдохновлялись и человеческими образами.
Из мягкого камня или из кости они вырезывали фигурки
иногда до полуметра высотой, а чаще в пять-десять санти¬
метров. И почти всегда это было изображение женщины, зре¬
лой, сильной матери, с могучим животом, огромной, тяже¬
лой грудью, иногда явно беременной. Нам эти женщины не
кажутся красивыми; нам не нравятся жировые складки на
их боках, непропорционально тонкие, недоразвитые руки,
сложенные на груди, бесформенная головка без лица. Но
именно за их некрасивость какой-нибудь западный коллек¬
ционер древностей заплатил бы огромные деньги и был бы
счастлив, заполучив такую статуэтку^ Однако ни за какие
деньги он ее не приобретет: она принадлежит науке, ее изу¬
чают, по ней судят о многом.
Вряд ли и сам художник воплощал в этих образах свое
понятие о красоте. Вероятно, у него были другие, более важ¬
ные задачи.
Эти могучие женские торсы, вернее всего, служили симво¬
лом таинственной силы материнства, были образами зрелой
мощи, важного и сытого спокойствия, на которое весь род
взирал с благоговением, как на источник своей жизни, на
непременное условие ее продолжения.
Есть много оснований предполагать, что первобытный че¬
ловек плохо отдавал себе отчет в родстве, в аависимости
между ребенком и отцом. Ведь связь между ними не непо¬
средственна, дитя не отделяется прямо -от тела отца. Другое
дело — мать: и для нее самой и для окружающих вопроса
242

о том, ее ли это ребенок, не возникает. Вполне естественно
поэтому, что смутные представления об обновляющей силе
жизни, о родственной связи между младшим и старшим, по¬
колением воплощались в образе женщины-матери. А отсюда
один шаг к обожествлению этого образа.
Фигуры эти встречаются не в одних Костенках. Такие
же или подобные им находили и в Гагарине^на-Дону, и в Бу-
рети-на-Лене, и во Франции, в пещере Mac-д’Азиль, и в Вил-
лендорфе в Австрии...
Наверное, они играли какую-то важную роль в жизни
первобытного человека, но какую именно, пока, еще с уве¬
ренностью сказать нельзя* Поиски новых фигурок и изучение
их продолжаются.
КАК ЭТО могла СЛУЧИТЬСЯ!'
Два года назад, роя в Костенках новый колхозный пруд,
рабочие наткнулись на палеолитическую могилу — погребе^-
ние ребенка лет четырех-пяти.
Маленький скелетик за десяток тысяч лет превратился
в кучку костей. Вся небольшая яма была заполнена одно¬
родной массой земли. В ней в беспорядке попадались самые
разнообразные предметы, множество уложенных в могилу
вещей: просверленные зубы песца (две сотни!:), рукоять и
конец лезвия костяного кинжала, иголка с ушком и лощиль-
це —. лопаточка для заглаживания' швов на шкурках, — де¬
сяток кремневых скребков и много пластинок, похожих на
ножики. Странно, что кости были найдены в одном кон¬
це овальной могилы, а череп — в другом. Как это
случилось* почему? Казалось бы, ответа нет и быты не
может. А вот что теперь, изучив этот хаос вещей, говорят
археологи.
Умершего похоронили необычно, на наш взгляд. Могилу
вырыли не снаружи, а в полу жилого строения, не заброса¬
ли сразу землей, а накрыли прочным сводом из костей ма^
монта. В этом маленьком склепе тело не уложили, скорчен¬
ное, на боку, как всегда’ бывало; а посадили на своеобразную
подушку из красной охры и зеленоватого сеноманского *
песка, привязав ему за спину красивый костяной кинжал.
Неизвестно, сколько времени просидел маленький мертвый
*;Сеноман (геологический термин)1 —. верхний ярус меловых от¬
ложений.
243

человечек в темной и безмолвной пустоте подземной поло¬
сти. Может быть, несколько лет, а возможно, много больше.
Но однажды часть кровли внезапно обрушилась. Истлевший
костяк распался; череп покатился по пустому днищу и лег
в противоположном конце склепа. И кинжал тоже упал
в этот миг, потом его средняя часть сгнила; он распался на¬
двое. А после этого (именно после, никак не до) пустота
могилы понемногу заполнилась землей. Ее намыли просачи¬
вающиеся сюда воды, сделав склеп обыкновенной могилой.
Ученые утверждают, что это так. Но кто сказал им об
этом? А может быть, умерший с самого начала не сидел,
а лежал на своем ложе? Как разглядеть, что происходило
тысячелетия назад, да еще глубоко под землей?
Следите за рассуждениями археологов.
Череп без нижней челюсти лежит поодаль от скелета.
Может быть, голова была отделена зачем-либо еще до по¬
гребения? Нет: тогда первый позвонок, атлант, отделился
бы вместе с ней, а его нашли на обычном для него месте.
Нашли и челюсть — под бедром скелета, у его таза. Зна¬
чит, они отпали сами уже в могиле, когда тление освобо¬
дило их.
Да, но как же попала голова в противоположную часть
могилы? Просверленные песцовые зубы-бусинки были найде¬
ны не в одном, а в трех местах: кучка — возле колен скеле¬
та, несколько дорожек по всей длине могилки и горсточка —
вокруг самого черепа. Значит, на голове мертвого в день по¬
хорон был головной убор, обшитый бусами из таких зубов.
Нитки-жилки истлевали постепенно. Пока труп сидел, накло¬
нясь вперед, они как бы капали с него в колени. Потом
сильный толчок отбросил голову: она покатилась по пусто¬
му -дну, уронив на пути еще несколько бусин-зубов. Наконец
она надолго остановилась в конце пустого пространства,
и тут за десятки веков рассыпалось в прах само убранство;
последние бусинки с него упали венчиком на землю. Будь
могила полна земли с начала, этого не произошло бы. Будь
покойник в лежачем положении, картина тоже была бы
другой.
Что же потревожило покой подземелья? Кто осквернил
могилу в Городцовской стоянке? Еще раз внимательно ис¬
следовав все, ученые узнали и это.
То ли мамонтовая лопатка сама подгнила, то ли была
размыта почва вокруг нее, но она рухнула, эта кость ги¬
ганта. А это опять-таки могло случиться только до заполне¬
ния склепа землей.
244

ЮБИЛЕЙНЫЙ ПОДАРОК
Летом 1954 года Костенкам, с точки зрения ученых, ис¬
полнилось семьдесят пять лет. Три четверти века назад впер¬
вые в здешнюю землю врезался заступ археолога. Об этом
много говорили. Одни философствовали о ничтожестве на¬
ших юбилейных сроков перед лицом бесчисленных тысяче¬
летий, осеняющих эти холмы: семьдесят пять лет — и сорок
тысяч! Другие предлагали почтить юбиляра подарком.
Вышло наоборот: замечательный подарок сделал своим
исследователям сам юбиляр.
В том году на Маркиной горе работала группа ленин¬
градцев под руководством А. Н. Рогачева. Здесь, к югу от
деревни, ведя обычную планомерную работу, они раскапыва¬
ли место, где древние поселения налегли одно на другое
в три этажа.
Многослойный памятник особенно интересен: он позво¬
ляет уточнить календарь времени, всегда не до конца
установленный, внести большую ясность в хронологию дав¬
них эпох. А Костенки именно такой многослойностью сла¬
вятся — уж очень долго жил здесь древний человек.
Неподалеку от основного места работы сделали три проб¬
ных раскопа. Это необходимо: опытный археолог по внешне¬
му виду местности видит, могут ли скрываться на этом хол¬
ме, вон в той балке, следы былых ее обитателей; но где
именно они таятся — возле того валуна или за теми куста¬
ми, на двадцать метров ближе или дальше по склону го¬
ры — сказать безошибочно нельзя.
Прежде чем поднимать тяжелую крышку земного сунду¬
ка, необходимо, пробив в нем дырочку, заглянуть — не пуст
ли он?
На стенке одного из раскопов, в четырех метрах глуби¬
ны, наметанный глаз Рогачева углядел совсем маленькое,
со спичечный коробок, цветное пятнышко, красный мазочек
охры. Следы охры в земле всегда заставляют археолога,
изучающего каменный век, насторожиться. Ее присутствие
обещает либо жилище, либо погребение. Люди палеолита не
считали возможным отпускать усопшего на тот свет без за¬
паса краски: кто знал, легко ли добыть ее в стране мерт¬
вых? Началось обычное волнение: что может скрываться за
буровато-красным мазком?
Лопата и заступ отложены в сторону: в ход пошли кис¬
точки. Миллиметр за миллиметром снимается со стенки по¬
кров праха. И вот характерные мелкие зубчики костного
245

шва... Человеческий череп на нетронутой пятиметровой глу¬
бине. Это замечательно: под таким надежным укрытием ко¬
сти могли сохраниться лучше, чем в других могилах! Что
же нового откроет нам этот пока еще безвестный посланец
прошлого?
А он, выйдя на свет из своего уединения, загадал архео¬
логам великую и сложную загадку.
Он лежал в могиле на ее густо покрытом охрой дне
в обычной позе покойника тех времен: на боку, с подогнуты¬
ми ногами — так лежит безмятежно спящий или ребенок
в утробе матери. Пожалуй, на этот раз скелет был сильнее
скорчен, чем те, что попадались прежде: колени подтянуты
к грудной клетке, кисти рук поднесены к самому рту;
вероятно, тело перед погребением было крепко стянуто рем¬
нями из звериных шкур. Не вполне обычным было и то, что
отсутствовали какие бы то ни было предметы из тех, что
клались обычно в могилу: ни кремневых ножей, ни украше¬
ний из бус.
Удивляло еще одно: совсем близко от места погребения
были заметны следы домашнего очага. Это редкий случай:
взрослых мертвецов не полагалось зарывать внутри жилищ.
Но главная странность заключалась вот в чем.
Какими были кроманьонцы, мы знаем хорошо: антропо¬
логи рисуют их нам как одну из самых красивых рас мира.
Великаны ростом до 190 сантиметров, великолепные бегуны
на длинных ногах с высокими голенями, они обладали очень
широкой грудью и на редкость могучими плечами. Берцо¬
вые кости ног были у них плоски и широки, вероятно, пото¬
му, что они большую часть жизни проводили на быстром бе¬
гу, гоняясь за добычей; отдыхая же от охоты, они обычно
сидели на корточках и обрабатывали свои кремневые ору¬
дия. Таковы были кроманьонцы.
А тут перед исследователями лежал костяк совершенно
другого вида, костяк человека низкорослого, совсем иначе
сложенного. Череп, кости лица — все было иным. Кто же
он? Почему не похож на всех остальных?. Почему и похоро¬
нен по какому-то другому обряду?
Загадку эту взялся разрешить известный ученый-скульп¬
тор Михаил Михайлович Герасимов. Он завладел костями и
черепом и на долгое время закрылся с ними в стенах своего
московского кабинета. И вот из его рук вышел скульптур¬
ный портрет человека с маленькими глазами под тяжелова¬
тым лбом, с крупным, закругленным носом из тех, которые
по форме сравнивают с ятаганом. Если он и походил на ко-
246

го-нибудь из современных
людей, то уж никак не на
европейца, а скорее на тем¬
нокожего жителя Африки.
Изучение костяка пока¬
зало, что ходил этот чело¬
век на полусогнутых ногах,
слегка наклонясь вперед.
Итак, негроид? Негроид
на Маркиной горе под Во¬
ронежем? Как попал он сю¬
да? Не ясно! И загадоч¬
ность этого факта только
усиливается, если знать, что
примерно такие же скеле¬
ты уже находили в Европе,
только не у нас, а в Ита¬
лии.
В 1906 году в местности
Гримальди у французской
границы были отрыты
в «Гроте детей» скелеты
юношей и пожилой женщи¬
ны. По росту, по виду чере¬
пов, по многим особенно¬
стям строения костяка эти
«гримальдийские люди»
очень походили на человека, отрытого в Костен-
ках. Ученые много судили и рядили о грималь-
дийцах. Одни считают их людьми особой первобытной расы,
жившими в Европе задолго до кроманьонцев, бок о бок с бо¬
лее древними неандертальцами; другие видят в них нечто
среднее между европейцами и неграми; третьи полагают, что
и среди кроманьонцев могли быть люди такого необычного
типа.
Советские антропологи думаю^т, что в свое время сущест¬
вовали племена, кое в чем похожие на европейцев и в то же
время напоминающие жителей тропиков. Европеоиды попа¬
даются в Африке, негроиды — в Европе.
Споры эти еще далеко не разрешены и не закончены,
а то, что похожий на гримальдийцев негроид жил и умер
в свое время так далеко на севере, у среднего течения До¬
на, делает эти споры еще интереснее для археологов. Как
попал сюда негроид? Почему его похоронили по обряду,
Голова молодого мужчины, вос¬
становленная по черепу, найден¬
ному в Маркиной горе.
247

очень похожему на обряд гримальдийцев? Как объяснить,
что в Костенках рядом с кроманьонской культурой брезжат
черты другой культуры, напоминающей далекую Африку?
Создавалась ли она здесь, или была занесена с юга? Как
шло заселение нашей страны, не оттуда ли, не с юга ли,
следуя за отступающим льдом, явились сюда ее первые дву¬
ногие обитатели?
Мы этого не знаем. Но мы узнаем об этом со всей точно¬
стью. И сколько бы научных споров ни разгоралось над но¬
вым вестником из глубины времен, какие бы сражения ни
разыгрывались в процессе разгадки тайны скелета негрои¬
да из Костенок XIV, можно сказать одно: с каждой такой
нахрдкой все ощутимее развеивается туман мифов, все бли¬
же й ближе подходим мы к правильному решению вопроса.

ЧЕЛОВЕК И ЧЕРЕП
МЕРТВЫЕ ГОВОРЯТ
По стенкам выработанного раскопа в последний раз про¬
шуршали, осыпаясь, ручейки подсохшего песка. На прочных
веревках со всяческой осторожностью, с великой опаской лю¬
ди подняли из вскрытой могильной ямы тщательно залитый
воском или алебастром, превращенный в грузный «блок»
скелет.
Двадцать с лишков тысяч лет почивал он здесь, никем
не тревожимый, никем не зримый, под четырехметровой тол¬
щей земли. Мускулы, кожа, хрящи — все это распалось
в первые годы тления. Волосы и шерсть звериных шкур дер¬
жались дольше, потом не стало и их. Только рудая охра —
символ жизни, живой крови, — которой когда-то обильно бы¬
ло посыпано тело, постепенно окрасила обнажившиеся кости.
Теперь могила опустела. Опять, как двести веков назад,
в час погребения звезды заглядывают на ее дно, — но не
те, совсем не те звезды! Сами созвездия переменили свой
облик за этот чудовищный срок, так что же говорить об
остальном мире?! Где воздух тех дней, насыщенный дикими
запахами древности? Ветер уже не приносит с собой ни горь¬
кого дыма горящих на костре мамонтовых костей, ни труб-
16	Л.-Успенский, К. Шнейдер

ных голосов косматых гигантов. Все стало другим: даже
козявки и гусеницы, падающие сегодня на дно ямы, не те,
что падали когда-то... А люди хотят узнать, что тогда было!
Кто расскажет им про это?
Когда из земли извлекают каменную плиту, оплошь по¬
крытую причудливой вязью невиданных иероглифов, над ней,
допрашивая ее, склоняются языковеды. Они заставляют ка¬
мень сначала невнятно бормотать, потом громко кричать обо
всем, что ему доверено. У найденного в руинах кинжала или
бронзового топорика-кельта вырвут его тайну оружейни¬
ки и металлурги. Они устроят им «очную ставку» с десят¬
ками других похожих кинжалов и кельтов. Они выпытают,
из какой руды, местной или привозной, выплавлена их медь
и каким именно способом. Они дознаются, где был выкован
и самый клинок — тут или где-нибудь за тридевять земель.
Уголь тысячелетнего кострища назовет породы деревьев,
росших здесь, когда он пылал. В руках опытного археолога
становится красноречивым каждый черепок глиняного сосу¬
да, разбитого невзначай бог весть когда, любой кремневый
скребок, костяное шильце не более спинки толщиной. Мерт¬
вые вещи начинают говорить, выдавая тайны прошлого. Так
может ли быть, чтобы самой немой из этих вещей оказа¬
лось вдруг именно то, что некогда было живым? Этот костяк
нашего предка, этот могучий череп, хранивший некогда жи¬
вой и деятельный, человеческий мозг, — неужто именно он
бессилен поведать, кем он был когда-то?
Нет, это не так. Останки предков вовсе не немы. Надо
только заставить их говорить; надо уметь их слушать. Как?
Начнем с самого простого.
На одном из днепровских мысов обнаружен в земле ске¬
лет человеческого существа, невысокого, в полтора метра
ростом, но очень крепко сложенного. Кости его так мас¬
сивны и сильны, что невольно приходит в голову: это был
мужчина.
И вдруг — таинственная деталь, последний намек на жи¬
тейскую драму, разыгравшуюся примерно за пять тысячеле¬
тий до наших дней здесь, над седым Днепром. Эта деталь
меняет все: между широкими тазовыми костями скелета ар¬
хеологи заметили несколько хрупких, словно бы птичьих,
косточек. Это все, что осталось от никогда не родившегося
ребенка. Перед нами могила беременной.
Что случилось с ней? У нас слишком мало данных, что¬
бы разгадать это. Может быть, мать была погублена бо¬
лезнью; может статься, несчастные роды закончились смер-
250

тыб ее и дитяти. Так или иначе ее скелет рассказывает нам
больше, чем другие: он не просто свидетельствует: «Я был
человеком»; он каю бы говорит: «Я- был женщиной, и вот
что со мной приключилось! Ищите, вглядывайтесь... Может
быть, вы узнаете и больше!»
И бывает, что это большее в самом деле узнается.
В Днепропетровской области, недалеко от Никополя, ар¬
хеологи* вскрыли один из многочисленных курганов, насы¬
панных тут над могилами почти две тысячи пятьсот лет назад.
Под курганом был найден скелет, на этот раз, несомнен¬
но, мужской, принадлежавший сильному человеку лет соро¬
ка — сорока пяти. Едва взглянув на его череп, каждый бо¬
лее или менее опытный исследователь тотчас сказал бы:
вот останки скифа-воина, который задолго до своей кончи¬
ны был ранен в лицо. На правой челюсти черепа заметны
следы давно зарубцевавшегося серьезного повреждения; ка¬
кая-то сила на три сантиметра сколола наискось ее край
вместе с зубными ямками-альвеолами задних коренных. Ра¬
на была залечена, но, вероятно, давала себя чувствовать до
конца жизни: правая сторона челюсти не могла уже рабо¬
тать нормально; она несколько ослабела, частично атрофи¬
ровалась, как выражаются врачи. Напротив, левая челюсть
слегка переразвилась: старый воин жевал теперь пищу преи¬
мущественно левой стороной рта, поэтому лицо его под ко¬
нец жизни наверняка стало немного несимметричным.
Все, о чем до сих пор было сказано, можно увидеть на
черепе, так сказать, простым глазом, не прибегая ни к каким
особым рассуждениям и допущениям. А если поразмыс¬
лить? Тогда из-за полуистлевших человеческих костей про¬
глянут подробности события, поведать о котором нам, ныне
живущим, никто ничего не может.
Вот что утверждает ученый, тщательно исследовавший
этот череп «скифа» причерноморских степей из кургана
«Сирко».
«Древний воин был всадником. Ранен он был в тот миг,
когда сидел на коне; противник его, пеший лучник, выстре¬
лил с достаточно большого расстояния, целясь вверх. Стре¬
ла пролетела значительную часть пути, но отнюдь еще не
была на излете; свистнув, она впилась в живое тело в пер¬
вой восходящей части своей траектории». Спрашивается, от¬
куда взял исследователь такие точные и подробные све¬
дения?
Судите сами: ранение было произведено явно стрелой;
широкое лезвие дротика гораздо шире и сильнее разрушило
16*	251

бы и обе челюсти, и верхнее нёбо, и язык. Если бы раненый
при этом выжил, он онемел бы, а немота вызывает такие из¬
менения в форме подъязычных костей, которых на этом чере¬
пе нет.
Но, может быть, дротик лишь скользнул по лицу? Нет,
это тоже невозможно: на противоположной стороне рта не
хватает двух коренных зубов. Они выпали не по старости
или болезни, их вышиб тот же удар: отколотая его силой
часть кости поразила вторую половину челюсти. Это могла
сделать только стрела.
Она была не на взлете: заканчивая полет, она наклонилась
бы острием книзу. Она впилась бы в челюсть или сломала
ее, но уж никак не отколола бы от нее куска. Да и вся
рана оказалась бы совсем другой. А ведь она именно не
«другая»!
По форме скола кости можно твердо установить: стреляв¬
ший выпускал стрелу снизу вверх. Зачем? Скиф ведь не мог
стоять ни на крепостной стене, ни на валу — никаких ук¬
реплений эти кочевники не знали. Зато они всегда сража¬
лись в конном строю, наводя ужас на врагов: они были в те
времена лучшими в мире наездниками, следовательно, воин
сидел в седле и сражался с пешим противником.
Вот как много совершенно неведомых подробностей рас¬
сказал современному ученому древний череп! Но их значи¬
тельно меньше, чем хотелось бы самим ученым археологам.
А чего бы они хотели, о чем уже давно мечтали? Прежде
всего об одной на первый взгляд совершенно несбыточной
вещи: научиться по человеческим костям, по форме черепа,
по его размерам, по отдельным чертам его костяной мерт¬
вой маски восстанавливать самое лицо, самый, облик чело¬
века, которому когда-то, давно или недавно, принадлежал
скелет.
ДЕТЕКТИВ И НАУКА
Некоторое время назад среди широкой публики живой
интерес вызвала детективная повесть, которая печаталась
в «Огоньке» за 1956 год. Называлась она «По следу».
Содержание повести было несложным. Работники мили¬
ции разыскивают преступника, некоего Урганова, бежавшего
из лагеря и подозреваемого в целом ряде злодеяний. Но вот
приходит известие: беглец погиб, он замерз в тундре. Во
всяком случае, весной из-под снега вытаял скелет, возле ко-*
252

торого найдены вещи Урганова. Да, но Урганова ли? Не
уловка ли это со стороны опытного уголовника?
На север командируется сотрудник угрозыска с поруче¬
нием привезти останки заме|рзшего. А теперь предоставим
слово авторам повести;
«Брайдев привез череп, который отлично сохранился и
был вполне пригоден для предстоящих исследований.
В... «деле» имелись фотографии Урганова. С них сделали
репродукции и получили негатив. Точно в том же ракурсе,
в каком был заснят в свое время Урганов, сфотографирова¬
ли череп. Теперь в отпечаток с первого негатива предстояло
впечатать второй. Если череп действительно принадлежал
человеку, запечатленному на фотографии, то в ряде мест оп¬
ределенные точки первого и' второго снимков должны были
абсолютно совпасть. Этот тип исследования носит в крими¬
налистике наименование метода фотоаппликации.
Но как ни пытались совместить оба негатива, критиче¬
ские точки упрямо отказывались совпадать.
Тогда Северцев решил прибегнуть еще к одному мето¬
ду. Он обратился к профессору Тарасову с просьбой вос¬
становить портрет по черепу.
По мере того как подвигалась работа Тарасова, остава¬
лось все меньше и меньше сомнений в том, что Урганов жив.
Искусный мастер воссоздал скульптурный портрет человека
монгольского типа, с резко выдающимися скулами и узкой
прорезью глаз.
Нет, можно было с уверенностью сказать, что это кто
угодно, только не Урганов...» Чтобы уничтожить последнюю
тень сомнений, связались с Архангельским областным уп¬
равлением МВД, просили выяснить не исчезал ли в извест¬
ный период какой-либо человек, живший в районе Н-ского
лагеря. «Среди старых нераскрытых «дел» фигурировало...
заявление... ненки Угарэ о том, что ее муж, отправившийся
в тундру проверять капканы, пропал без вести. По телефо¬
ну Северцев срочно запросил фотографию охотника. Взгля¬
нув на фотографию, Северцев понял, что нет даже необходи¬
мости фотоаппликации: перед ним был человек, которого
воспроизвел в своей скульптуре Тарасов».
Приключенческий рассказ, напечатанный в массовом
журнале, разумеется, не источник для получения научных
сведений: мало ли что могут придумать писатели! Но в то
же время каждому ясно: если бы то, о чем они пишут, было
на самом деле осуществимо, мечты археологов оказались бы
близки к своему воплощению.
253

В самом деле, чем располагает профессор Тарасов? Че¬
репом человека, которого он никогда не видал, о котором
он ровно ничего не знает. Скульптор, видя перед собой на¬
туру, может вылепить ее достаточно точную копию. Но
в данном случае модель отсутствует: ее место занимает
только череп. Неужели же его достаточно для воссоздания
облика живого существа?
Науке известны чудеса в таком роде. Палеонтологи, зани¬
мающиеся изучением окаменелых останков древних живот¬
ных, давно уже восстанавливают их облик по частям скеле¬
та, нередко даже разрозненным » неполным. Знаменитый
Кювье утверждал когда-то, что для подобного восстановле¬
ния ему достаточно одного зуба неизвестного животного.
Пусть это было некоторым преувеличением, бесспорно од¬
но: имея перед собой череп мамонта, динотерия или како¬
го-нибудь птеродактиля, современный палеонтолог без осо¬
бого труда и с достаточным правдоподобием восстанавли¬
вает внешний вид его головы.
Казалось бы, совершенно очевидно, что возможное в от¬
ношении ископаемых животных должно быть возможно и
по отношению к человеку.
Это, конечно, так. Во здесь упущено важнейшее обстоя¬
тельство: когда речь идет о палеонтологическом восстанов¬
лении, мы удовлетворяемся общим, так сказать, типовым
сходством. Если по черепу коровы ученый воссоздал внеш¬
ний облик коровы, этого уже достаточно: никто не будет
требовать, чтобы эта корова была именно моей Зорькой или
вашей Пеструшкой; важно только, чтобы она не выг.лядела,
как лошадь или лось Когда же речь заходит о восстановле¬
нии лица человека, существенное значение приобретает и ра¬
совое, и национальное, и семейное, и, наконец, индивидуаль¬
ное сходство. Если бы профессор Тарасов по черепу, дан¬
ному ему, создал голову человека вообще, какого-то неиз¬
вестного человека, его работа потеряла бы всякий интерес
в глазах следственной части. Он должен был вылепить (и,
по утверждению авторов, вылепил) голову именно того охот-
ника-ненца, которому принадлежал найденный череп. Вы¬
лепить так, чтобы этого человека можно было опознать.
Прежде чем перекидывать отсюда мостик к задачам ар¬
хеологии и мечтам археологов, следует ответить на простои
вопрос: сфантазировали авторы эту возможность* или она яв¬
ляется реальностью? Заглянем еще раз в журнал «Огонек»,
в № 21 за 1956 год, на страницу двадцать семь. Здесь уже
не. рассказ и не повесть — хроникерская заметка с фото-
254

графиями, посвященная действительному случаю из жизни
розыскных органов. Следователям угрозыска удалось найти
убийцу, хотя тело его жертвы извлекли в совершенно разло¬
жившемся состоянии из вод Финского залива. Опознать
труп не было возможности. Но адъюнкт Военно-медицин¬
ской академии В. ч1. Петров изготовил, так сказать, «мо¬
дель» лица погибшего, и по фототографии, снятой с этой мо¬
дели, мать покойного узнала сына. Видимо, то, что произо¬
шло в повести «По следу», — вещь реальная. Правда, в дан¬
ном случае имели дело не с черепом, а с целой головой че¬
ловека, пусть очень поврежденной разложением, но все же
головой, а это не одно и то же.
Есть основание полагать, что, говоря о профессоре Тара¬
сове, авторы имели в виду реально существующего ученого —
археолога, антрополога и скульптора Михаила Михайловича
Герасимова, учителя В. П. Петрова.
В объемистом труде «Восстановление лица по черепу»
М. М. Герасимов изложил основы создаваемой им науки*
Книга в шестьсот страниц на девяносто процентов состоит
из выкладок, цифр, перечней и расчетов — и тем не менее
это увлекательное чтение.
Долгое время ученые не рисковали даже пытаться вос¬
станавливать облик живых людей по их мертвым останкам.
Вот обратные задачи пробовали решать, и не без успеха.
В начале прошлого века, спустя двадцать один год после
смерти Шиллера, вскрыли склеп, в котором он был захоро¬
нен. Однако там оказался не один, а двадцать три скелета.
Который же из них Шиллера? Один из черепов сравнили
с гипсовой маской, снятой с усопшего, но мнения разделились:
кое-кто находил, что маска и череп совпадают, другие это
отрицали. Спор тянулся целых четыре года. И только при
вторичном вскрытии склепа был обнаружен череп, размеры
которого точно совпали с размерами маски.
После этого примерно тем же способом были опознаны
скелеты многих знаменитых людей прошлого: Гайдна и
Баха, Данте и Гёте, философа Канта и английского государ¬
ственного деятеля Кромвеля.
Все эти случаи к археологии прямого отношения не име¬
ют. Здесь ведь исследователю надо было отыскать череп по
портрету. Перед археологом, как правило, встает противо¬
положный вопрос. Тогда же, в XIX веке, были сделаны пер¬
вые попытки подойти к его разрешению. При этом сразу
обнаружились обстоятельства и окрыляющие и обескура¬
живающие. Антропологи к этому времени уже твердо уста¬

новили: есть разные типы черепов. Есть люди «долихокран-
ного» — длинночерепного и «брахикранного» — короткоче¬
репного, круглоголового типов. Черепа негров, монголов, ев¬
ропейцев имеют свои характерные особенности. Да и вся
анатомия головы человека позволяет думать: между костной
основой и внешним видом лица непременно должна сущест¬
вовать некоторая закономерность, зависимость.
Общие очертания наметить возможно. Шишковатому че¬
репу, конечно, будет соответствовать такая же голова. Череп
Сократа не мог принадлежать человеку с низким лбом. За
мощным подбородком английского премьера Остина Чем¬
берлена, в свое время обошедшим все юмористические жур¬
налы, не могла скрываться недоразвитая нижняя челюсть.
Если при жизни зубы человека резко выдавались вперед,
было бы крайне странно обнаружить на черепе иное стро¬
ение прикуса. Все это позволяло на что-то надеяться. Одна¬
ко можно ли по черепу судить хотя бы о носе — органе,
состоящем в основном из мягких тканей и хрящей? Импе¬
ратор Павел I был чрезвычайно курнос, а многие венце¬
носцы из дома Габсбургов обладали тяжелым, крупным но¬
сом. Значит ли это, что их черепа тоже резко отличаются
друг от друга. А губы? У Бурбонов, родичей Габсбургов,
славилась их переходившая из рода в род мясистая нижняя
губа. Она являлась, б1езусловно, характернейшей чертой всех
их фамильных портретов. Но следует ли из этого, что при
виде черепа Габсбурга или Бурбона каждый сразу скажет:
«Наверное, у этого человека были весьма мясистые губы или
могучий нос?»
Трудность увеличивалась тем, что большинство анатомов
XIX, да и XX века в лучшем случае просто не занимались
вопросом о закономерных соотношениях между черепом и
тканями лица; некоторые из них прямо и сердито отрицали
самую возможность таких соотношений. Понадобилась гро¬
мадная, кропотливейшая работа, чтобы опровергнуть эту
безнадежную точку зрения. Потребовалось собрать, систе¬
матизировать и изучить тысячи различных наблюдений и из¬
мерений, проанализировать их, свести в четкие таблицы пра¬
вил. Только после этого стало возможным утверждать: вот
эта особенность строения черепных костей неизменно сопут¬
ствует лбу с толстым слоем кожи, изборожденной морщи¬
нами, а та — лбу, обтянутому и костлявому. У вздернутого
носа — одно костное основание, а у орлиного — совсем дру¬
гое. Но и этого было мало: между размерами костей чере¬
па, их формой, свойствами самой их поверхности, с одной
256

стороны, и видом, формой, величиной щек, носа, губ, под¬
бородка, ушей — с другой, надо было найти постоянные,
во всех случаях одинаковые математические численные вза¬
имоотношения. Вздернутый нос? Да ведь существуют сотни
различных вздернутых носов! Неужто каждый из них опре¬
деляется своей формой черепа?
Пока все это оставалось нерешенным, любая попытка
воспроизвести облик человека по его черепу была
делом фантазии и случая. Речь могла идти только об
отдельных удачах. Можно, пожалуй, представить себе та¬
лантливого скульптора, котдрый вылепит портрет Пушкина
по описаниям современников и «попадет в цель» — бюст
окажется похожим. Нр научная, ценность такой работы (рав¬
на нулю. Точно такого же отзыва заслуживают почти все из¬
вестные нам попытки дать по костям и черепам реконст¬
рукцию облика людей древности, предпринятые наудачу
в XIX веке.
Допустим, однако, что все основные связи и соотноше¬
ния найдены. Тогда остается главное — найти практиче¬
ский способ такого построения лица, при котором получалась
бы точная копия жившего некогда человека. И что же?
Неужели эта задача выполнена? Неужели найден метод вос¬
становления лиц по черепу?
Мы могли бы попробовать доказать, что это так, начав
сначала и следуя за М. М. Герасимовым, так сказать, «след
в след» от одного достижения к другому, поднимаясь со сту¬
пени на ступень в построении его метода. Но нам кажется
более соблазнительным другой путь: посмотрим сначала на
результаты, а затем уже, если понадобится, вернемся вспять,
чтобы увидеть, как они достигнуты.
Начнем с предупреждения: результаты получены в двух
весьма далеких друг от друга областях — в археологии и
в розыскном деле. Цели людей, работающих там и тут, со¬
вершенно различны, но нужно им, как это ни странно, почти
одно и то же. При этом и ученые-археологи и криминалисты-
практики совсем не склонны кому бы то ни было, в том
числе и М. М. Герасимову, верить на слово. Пойдем же
вслед за ними, и сначала в архивах угрозыска, затем в архе¬
ологических институтах и музеях постараемся отыскать те
особые случаи, когда работа по восстановлению лица допус¬
кала контроль, прямую и наглядную проверку фактом. Имен¬
но об этих случаях мы и намерены рассказать здесь, хотя,
возможно, с точки зрения археологии,, отнюдь не они яв¬
ляются самыми важными.
257

1940 год. Кафедра судебной медицины одного из,москов¬
ских вузов ставит интереснейший опыт.
В анатомическом театре института ведутся занятия на
трупах, получаемых из городского морга. Чаще всего это те¬
ла людей, погибших при невыясненных обстоятельствах и
никем не опознанных: покойники, имеющие близких, редко
попадают в морг; их обычно хоронят родные. Именно поэто¬
му угрозыск фотографирует трупы, перед тем, как они
пойдут под нож анатома: кто поручится, что в будущем
в связи с ними не начнется какое-нибудь расследование?
Точно так же и морг составляет на каждое тело особый
протокол.
Анатомическая работа, как правило, уничтожает труп: он
разрезается на части. Но в одном случае дело поставили
иначе. Двенадцать черепов сохранили в целости и отправили
в Ленинград. М. Герасимову было „предложено попытаться
восстановить прижизненный облик этих неведомых умерших,
которых он никогда не видал. Что же до относящихся к ним
фотографий и протоколов, то их оставили в Москве: нужно
было испытать метод ученого именно в таких, особо слож¬
ных условиях.
Работа была выполнена. На трех конференциях антропо¬
лог-скульптор продемонстрировал созданные им изображе¬
ния, и во всех двенадцати случаях судьям пришлось при¬
знать — это те самые лица! Даже то, что фотографирова¬
лись в свое время не живые, а уже умершие люди, не поме¬
шало проявлению сходства: хотя, конечно, смерть и раз¬
ложение быстро меняют черты человека, а М. М. Герасимов
стремился воссоздать прижизненный, а не посмертный об¬
лик. Не имея никакого представления о том, что за черепа
у него в руках, ученый создал портрет китайца по черепу
китайца, портрет женщины по черепу женщины. Разве этого
не было достаточно, чтобы признать его метод весьма ин¬
тересным? Не удивительно, что и этнографы, и антропологи,
и представители археологии отнеслись к работам Герасимо¬
ва с пристальным вниманием.
В те годы ученый работал в ИИМКе, ленинградском ин¬
ституте истории материальной культуры. Казалось бы, что
общего между интересами историков и криминалистов или,
тем более, следственных органов? Но когда в августе
1940 года в Волгограде, в пригородной степи был обнаружен
разрозненный скелет неизвестной женщины и следователь,
ведущий дело, обратился к Герасимову с просьбой изгото¬
вить по черепу предполагаемый скульптурный портрет уби*
258

той, археологический институт принял в этом самое горячее
участие.
Была создана особая комиссия. Она приняла и вскрыла
траурную посылку из Волгограда. Один только череп по¬
гибшей был передан Михаилу Михайловичу; фотография
женщины, некоей Вали Косовой, которая пропала без вести
в том же Волгограде весной 1940 года, была запечатана
в конверт и тщательно спрятана в сейф; ее показали Гера¬
симову только после окончания работы. Когда мастеру пона¬
добилось узнать, какую прическу носила исчезнувшая, ему
лишь рассказали об этом, но не дали взглянуть на фото. За¬
чем такие строгости? Очень важно было; застраховать ра¬
боту от малейших подозрений: если скульптор: не видел фо¬
топортрета, он не может даже невольно поддаться его вли¬
янию. Это было одинаково важно и для работников угро¬
зыска и для археологов: первые хотели получить беспри¬
страстное, точное определение — принадлежал ли труп не¬
счастной В. Косовой или другому человеку; вторым было не¬
обходимо ответить на куда более сложный вопрос: позво¬
ляет ли метод Герасимова создавать заново лица, уже раз¬
рушенные тлением, можно ли опираться на него при попыт¬
ках угадать внешность людей, скончавшихся сотни и тысячи
лет назад? Данная задача могла ответить на оба эти воп¬
роса.
Ответ был получен. Скульптура: изготовлена, рядом с ней
положена фотография Косовой. Невозможно; отрицать — это
то же лицо: череп, несомненно, принадлежал изображенной
на снимке молодой еще женщине. Вот только подбородок
что-то как будто немного не тот...
Бывает иной раз на экзаменах: сделанная ошибка ярче
свидетельствует о познаниях студента, нежели самый верный
ответ. Так произошло и тут: на скульптуре нижняя часть
лица разошлась с фотографией, но почему? У найденного
в степи черепа не хватало нижней челюсти; подбородок при¬
шлось «сфантазировать», вернее,, выполнить по приставлен¬
ной к нему «подходящей» чужой челюсти. И единственно
эта вымышленная часть оказалась непохожей. Трудно при¬
думать лучшее доказательство правильности самого метода
восстановления.
Следует добавить, что вскоре воссозданный портрет вы¬
держал и второе нелегкое испытание. С него был изготовлен
снимок; волгоградские следователи предъявили его в числе
других родным погибшей, и они без труда опознали Косову,
Преступник был найден.
259

Сомневаться трудно: вос¬
становить черты лица по че¬
репу, видимо, возможно. Но
вот можно ли этот метод при¬
менить в археологии — точнее
говоря, при изучении облика
древних людей? Это еще во¬
прос.
Работая над черепами на¬
ших современников, Герасимов
использует данные, получен¬
ные при изучении таких же со¬
временников, европейских в
основном, черепов. Для них
найденные им отношения меж¬
ду костями и мягкими тканя¬
ми справедливы и обязатель¬
ны. Да, но были ли они таки¬
ми же обязательными пять,
десять, сорок тысячелетий на¬
зад? Приложимы ли они к
готтентоту или остяку в такой
же степени, как к русскому че¬
ловеку? Может быть, для каж¬
дой расы, для каждой эпохи
надо искать эти закономерно¬
сти заново? А тогда по отно¬
шению к прошлому дело ока¬
зывается безнадежным — ни¬
что не поможет нам узнать,
какими были щеки и губы, но¬
сы и уши наших далеких пред¬
ков: они исчезли окончательно
и навек. Что же делать? Как
быть?
Как решить, универсальны
или нет все эти законы, мож¬
но ли руководствоваться ими
всюду и везде?
М. М. Герасимов думает: да, можно!
В 1939 году ему пришла посылка из Музея антропо¬
логии при Московском университете. Чей-то череп и обычная
просьба — воссоздать по этому черепу лицо того, кому оно
некогда принадлежало. И — никаких объяснений, ну, ни
Контрольный опыт восстановле¬
ния головы папуаса.
260

единой справки о том, кем был этот человек, — русским или
иностранцем, мужчиной или женщиной, крестьянином или
вельможей. Совершенно очевидно — и эга задача была про¬
верочной, контрольной. Ученый взялся за дело.:
Чем дальше продвигалась работа, чем дальше шел Ге¬
расимов, применяя свои обычные расчеты и приемы, тем яс¬
нее, как бы само собой, независимо от его воли, вырисовы¬
вался перед ним облик толстогубого человека с выдающими¬
ся надбровными дугами, с тяжелым характерным носом.
Абиссинец? Дравид? Кто угодно, но только не европеец, не
славянин.
Работа закончена, и мастер видит, наконец, фотографию
того, кого он изобразил заочно. О, радость — это папуас!
В 1912 году он вместе с целой группой соплеменников был
привезен с далекой родины в Москву каким-то бойким дель¬
цом. Зачем привезен? В те времена казалось вполне нор¬
мальным где-нибудь в зоосаде рядом с верблюдами и беге¬
мотами демонстрировать публике «дикарей».
Московский климат губителен для жителей Меланезии.
Настойчивые требования нескольких ученых вынудили «рус¬
ской Барнума» возвратить папуасов домой. Но одного из
них. спасти не удалось: он умер, его скелет стал собственно¬
стью Антропологического музея, и именно его череп и по¬
пал в руки «воскресителя мертвых» — Герасимова.
Вглядитесь в два рисунка на 260-й странице. Разве на
них в разных прическах и уборах изображено не одно и то
же характерное лицо? Безусловно, одно: скульптурное изо¬
бражение передает и индивидуальное, личное, и расовое, эт¬
нографическое сходство. Значит, найденные законы и соот¬
ветствия в основных чертах универсальны. Значит, есть все
основания предполагать: действуя этим методом, мы можем
работать и над ископаемыми древними черепами. Две, пять,
пятьдесят тысяч лет назад они принадлежали людям, кото¬
рые уже и тогда в главных чертах своих были людьми.
Важнейшие соотношения и тогда уже были теми же, какие
известны нам сейчас. А если забраться глубже в бездну
прошлого, если добраться до отдаленных предшественников
человека — обезьяно-людей чудовищной древности, то не по¬
может ли нам тщательное, изучение черепов и голов наших
современных обезьян? Надо полагать, поможет.
Так думает М. М. Герасимов. А что же он делает? .Что
он уже сделал?
Нет никакой возможности хотя бы вкратце описать все
261

его работы: они составляют целый музей образов — от пи¬
текантропа до наших современников. Мы расскажем лишь
о нескольких случаях из этой интереснейшей практики —
о тех, которые нам самим кажутся наиболее убедительными
и удачными.
ВЕЛИКИЕ ТЕНИ
Началом всему были тени великих людей.
Мы неплохо знаем дела Ярослава, сына Владимира Ки¬
евского. Современники недаром прозвали его Мудрым: вы¬
соко вознес он честь и славу приднепровской «империи Рю¬
риковичей» в годы своего правления.
Он хорошо понимал древнюю мудрость — ту, которая сто
лет спустя прозвучала в лукавых словах великой русской
поэмы: «Аже сокол ко гнезду летит, а ве сокольца опутаеве
красною девицею». Всю Европу «опутал» он нежной преле¬
стью дочерей Руси, паутиной брачных связей своего дома.
Сам муж шведской принцессы, он выдал одну дочь за Га-
ральда-норвежского, другую — за Генриха I, короля Фран¬
ции, третью, Анастасию, — за Андрея, повелителя венгров.
Его сын был женат на византийской царевне, сестра заму¬
жем за польским крулем Казимиром. Английские, датские,
скандинавские принцы и военачальники, попадая в опалу
у себя дома, искали приюта в Киеве и дивились его красо¬
те, мощи и блеску. «Заложи Ярослав город Великий Киев,
у него же града суть Златые ворота; заложи же и церковь
святые Софии, митрополью, и по сем церковь на Золотых во¬
ротах Богородице Благовещенья, а по сем святого Георгия
монастырь и святые Ирины... И книгам прилежа и почитая
е часто в нощи и в дне... и списаша книгы многы...»
Да, нам известны дела этого человека, хромого мудре¬
ца и отважного воина. Но вплоть до сороковых годов XX ве¬
ка мы не знали ни единого изображения, про которое можно
было бы уверенно сказать: вот это он!
В 1939 году была вскрыта мраморная гробница Ярослава
в том самом Софийском соборе, который он воздвиг. Покоив¬
шийся в ней мужской скелет, несомненно, принадлежал ему:
это были останки человека на склоне дней, высокорослого,
.бесспорного славянина, с чуть заметной примесью* северной
крови, и притом хромого (летописцы прошлого не любили
сочинять!). Перед М. М. Герасимовым, приглашенным по
этому поводу в Киев, на сей раз не вставал вопрос о раз-
262

решении тайн и загадок —
надо было восстановить об¬
лик по черепу, не вызывав¬
шему сомнений. Но дело от
этого не стало менее ответ¬
ственным.
Да, вот он в руках ма¬
стера, этот череп, хранив¬
ший некогда думы мудре¬
ца. Впервые заходит речь о
воссоздании черт историче¬
ской личности. И методика
такой работы еще не выра¬
ботана: ее придется всю
создавать на ходу.
Ученый с блеском раз¬
решил трудную задачу. Он
вылепил голову мужчины,
усопшего девять веков на¬
зад. Было немало хлрпот,
особенно когда пришлось
придавать изображению го¬
ловной убор, прическу, одеяние. По фрескам, по книжным
миниатюрам, по отдельным археологическим находкам все
это было восстановлено. Появился скульптурный образ
властелина в преклонных годах, человека с глубоко запав¬
шими умными глазами, с клинообразной характерной бо¬
родой.
И тут случилось неожиданное: вскоре там же, в ярослав¬
ском Софийском соборе, реставраторы обнаружили под сло¬
ем позднейшей штукатурки древнюю фреску. В центре ее
в княжеском уборе был изображен современниками «старец
доблий» на склоне дней. Его глаза прятались глубоко в ор¬
битах, клиновидная борода ниспадала с подбородка. Не воз¬
никло никаких сомнений — это один и тот же человек. Пол¬
ная победа!
Говорят: «От великого до смешного — один шаг». Вот
что случилось спустя недолгий срок после создания головы
Ярослава. Герасимов выполнил свою работу и был почтен
учеными собратьями. Но широкая известность еще не при¬
шла к нему; надежд на скорую вторую удачу, на такое же
ответственное и почетное поручение было немного: не так
263

Андрей Боголюбский. XII век.
уж часто вскрывают гробницы
великих людей прошлого.
И вот однажды в квартире
Герасимова раздался звонок.
Вошел очень серьезный, мож¬
но сказать — солидный, маль¬
чик с пионерским галстуком.
«Юнкор газеты «Пионерская
правда», — с достоинством от¬
рекомендовался он, — мне по¬
ручено написать статью о ра¬
ботах и замыслах товарища
Герасимова».
М. М. Герасимов, чело¬
век с чувством юмора, не
стыдится признаться: он был
растроган и обрадован. Прес¬
са еще не баловала его внима¬
нием. Ну что ж, что «Пионер¬
ка», для начала и это хорошо!
С большим увлечением и
жаром он долго вводил «кор¬
респондента» в положение дел.
Товарищ юнкор деловито строчил в традиционном блокноте.
Очень вежливо попрощавшись, он заверил ученого, что как
только статья появится в печати, она будет ему непременно
прислана. А потом произошло то, что, к сожалению, случает¬
ся нередко: ни статьи, ни юного репортера Герасимов не до¬
ждался. Впрочем, занятый неотложными повседневными де¬
лами, он, собственно, и забыл об этом случае.
Вдруг — телеграмма из Ташкента. Научные учреждения
Узбекской ССР приглашали глубокоуважаемого товарища
Герасимова принять участие во вскрытии могилы великого
Тимурленга — Тамерлана европейских летописей. Предпола¬
галось, если это окажется возможным, восстановить по кост*
ным останкам его не ведомый миру облик: Тимур был вер¬
ным сыном пророка, а магометанство запрещает изображе¬
ние человека; никаких его портретов нет.
Это было совершенно неожиданным, даже необъяснимым
счастьем: работать над черепом Тимура! Проникнуть в су¬
мрак мусульманской святыни, мечети Гур-Эмир в Самаркан¬
де, вырвать у нее пятисотлетнюю тайну! Без сомнения, очень
важные причины побудили Узбекистан начать такое велико¬
лепное и смелое дело. Согласен ли он? Ответная телеграм-
264

Фреска € Деметра» из склепа в Керчи.

Деталь войлочного пазырыкского ковра.

€ Арфист ко*. Стенная роспись Пенджикента.

Реконструкция <гквадратного зала» парфянского ансамбля Старой Нисы.

ма была отправлена немедленно. Билеты взяты. В Узбеки¬
стан!
И вот там, в Ташкенте, в доме известного скульптора,
старого знакомого, за столом возник любопытный разговор.
Герасимов поинтересовался, как родилась эта замечатель¬
ная идея — потревожить прах «Бича мира».
—	О, — сказал скульптор, — да это вот кто виноват! —
И он указал на чернокосую девочку, дочку. — А очень про¬
сто, почему. Так же вот раз сидели мы за пловом у меня
с одним моим другом, очень влиятельным товарищем...
Ну, говорили о том, о сем... Коснулись истории Узбекистана,
коснулись Тимура. А она вдруг: «Папа, ты слышал? Ученый
Герасимов будет восстанавливать по черепу лицо Тимура».
Мы крайне удивились: как же так? Тимур-то погребен
все-таки у нас, в Самарканде! Как же без нашего ведома
можно его восстановить?
Оказалось, в «Пионерской правде» напечатано. Дочка
газету принесла. Все правильно: там и про Ярослава Мудро¬
го, и что Герасимов теперь намерен заняться черепом Ти¬
мура. Да! Подумали мы, поудивлялись. «А ведь мысль-то,—
говорим, — прекрасная! Замечательная, — говорим, —
мысль!»
Ну, потолковали, с кем следует, и провели идею. Вашу
идею, товарищ Герасимов!
А товарищ Герасимов был в полном недоумении: нико¬
гда, ни с одним человеком не говорил он о черепе Тимура.
—	Ну-ка, покажите мне, друзья, эту газету?
Теперь все ясно: почтенный двенадцатилетний корреспон¬
дент, написав статью, не удовлетворился собранным мате¬
риалом. Он решил пополнить его. «Теперь М. М. Герасимов
мечтает о том, чтобы восстановить облик великого Тимура...»
Кто знает, почему ему пришел в голову именно Тимур? Мо¬
жет быть, сам он только что прочел повесть Гайдара «Тимур
и его команда»...
Вот с этого смешного случая и началось большое дело.
Место, где почиют кости Хромого Тигра, было издавна
известно. Оставалось только узнать, сохранился ли в гроб»
нице его скелет; если да, — создать скульптурный портрет.
Казалось бы, все ясно. Но, как и всюду, где речь идет о вла¬
стителях дум целых столетий, о тех, перед кем в ужасе тре¬
петали народы, таинственная романтика окутывала имя Ти¬
мура. И (отличить правду от вымыслов было не просто.
Считалось бесспорным: Тимур, сын Таргая, был «бар-
л4с» — отуреченный монгол. Он родился в 1334 году, умер
*|7 Л. Успенский, К. Шнейдер
265

во время Китайского похода 1405 года. По-видимому, на
двадцать восьмом году жизни он повредил себе ногу в бою
с туркменами. Великий воин был хромым и сухоруким.
Но дух его был деятелен и свиреп. Он покорил себе полмира:
Хорезм, Золотую Орду, Турцию, Индию... Только его смерть
спасла мир от огня и меча, которые он принес человечеству.
Судя по всему, конец его скрывали от народа, боясь возму¬
щений; тело привезли в Самарканд и тайнр погребли под
голубым, как небо, куполом Гур-Эмира.\Об> этом свидетель¬
ствуют древние хартии, начертанные вязью совершенней¬
шей красоты.
Но рядом с хартиями живут легенды, которым неохотно
верят ученые. Много рассказов ходило о Тимуре. Говорили,
что в юности властелин, не подозревая этого, столкнулся
в боевой схватке с собственным отцом. Сверкнули занесен¬
ные сабли, когда Тимур узнал Таргая. Для слов не остава¬
лось времени; голой рукой схватился он за лезвие отцовской
сабли и остановил ее в воздухе; но ладонь его глубоко про¬
резала страшная рана.
Об этом пели в песнях. Но было ли так на самом деле?
Народ вспоминал: Хромой Тигр был рыжим. Ученые
историки качали головами: не вернее ли думать, что по обы¬
чаю Востока он красил бороду хной? Было немало и дру¬
гих преданий, то прекрасных, то жестоких, но всегда овеян¬
ных туманом древности. И никто-никто на земле не мог ска¬
зать, каков был лик Тимура.
И вот с трудом поднялась — впервые за пятьсот лет —
тяжелая известняковая плита, облицованная сверху ониксом.
Сняты грубые каменные брусья перекрытия, расчищен нава¬
ленный на них ганч — среднеазиатский алебастр. Остатки
темно-синего, расшитого серебром покрова совлечены с де¬
ревянного гроба, сделанного из арчи. Приподнята крышка...
Клуб благовонной пыли вырвался из-под нее; пряный, душ¬
ный запах каких-то смол наполнил подземелье. Кружились
головы, люди теряли сознание. Постепенно слабея, аромат
этот держался над могилой еще долгие-долгие часы.
А в гробнице, вытянувшись во весь ро£т, лежал скелет Ти-
мурленга.
Нет, романтика, окружавшая э,того' человека при жизни,
не развеялась и за пять веков, крепкая и пряная, как смолы
его саркофага! И не приходится удивляться, что даже во¬
круг раскрытия его могилы люди сплели новую сказку.
Буквально через несколько дней после этого события нача¬
лась Великая Отечественная война, и белобородые старцы
266

узбеки закачали головами:
«Великого убийцу выпустили
на свободу, и в мире снова по¬
текли реки крови».
Старики творили свои ле¬
генды, а для М. М. Герасимова
наступали страдные дни, и
почти каждый из них приносил
с собою новое. Кисть правой
руки Тимура и на деле оказа¬
лась поврежденной скользя¬
щим ударом сабли. На голове
его сохранились длинные воло¬
сы (в последнем походе суро¬
вый воин не успевал бриться,
как требовал закон магоме¬
тан), и волосы эти были крас¬
но-рыжими, а не окрашенными
хной. Усы у Тимура оказались
висячими, монгольскими, точ¬
но такими, какие приписывала
ему народная память. Ученые
отвергали это — мусульманин
обязан подстригать усы! Теперь пришлось проверить правил
ло. Оказалось, есть и исключение: воин мог выбирать себе
форму усов и бороды по своему желанию.
И, наконец, в мире появилось первое подлинное изобра*
жение Тамерлана. Так вот каким он был, этот высокий
монгол, с телом могучим, но перекошенным давней хромо¬
той, со сведенной в локте, но вовсе не иссохшей, не потеряв¬
шей силы рукой. Гордо посаженная на плечах голова — го*
лова типичного «барласа», в которой монгольские черты
смешиваются с чертами тюркского племени. Вот он каков,
этот бич вселенной!
В Самарканде, на фронтоне мечети Биби-Ханым, также
воздвигнутой Тамерланом, есть странная надпись, надпись*
ошибка, если хотите — забавная, если угодно — мудрая.
Зодчий намеревался начертать над миром гордые слова:
«Тимур есть тень бога на земле», — но он не рассчитал, и
у него не хватило места. Пять веков читали люди, задумы¬
ваясь над смыслом этих слов, другую надпись: «Тимур есть
тень». Замечательное искусство Герасимова сделало эту
тень снова зримым образом. Наука благодарна ему за
это.
17*
267

имя вождя
Есть чудесное стихотворение Бунина «Без имени». Труд¬
но удержаться от того, чтобы не вспомнить его в этой главе.
Курган разрыт. В тяжелом саркофаге
Он спит, как страж. Железный меч в руке.
Поют над ним узорной вязью саги,
беззвучные, на звучном языке.
Но лик сокрыт — опущено забрало.
Но плащ истлел на ржавленйой броне.
Был воин, вождь. Но имя смерть украла
И унеслась на черном скакуне.
Вот уже тридцать лет, как советские археологи ведут
раскопки в Неаполе Скифском, крупном торговом и админи¬
стративном центре полуварварского, полуэллинского мира.
Эта работа привела к целому ряду замечательных открытий:
среди них выделяется богатый мавзолей — усыпальница
знатных скифов. Семьдесят две могилы обнаружены здесь,
и одна из них — древняя гробница скифского царя. Около
восьмисот предметов из чистого золота найдено возле скеле¬
та. Все сохранилось нетронутым до нашего времени. Бес¬
следно исчезло только одно — имя погребенного. Современ¬
ники не позаботились начертать его на могильной плите
в тот день, когда во времена Мария и Суллы, головой на
запад, с согнутой правой рукой, они уложили здесь своего
владыку. Да они и не могли этого сделать: у скифов не бы¬
ло своей письменности.
Все черепа поступили в музеи, и только один — массив¬
ный, сильный, с теменем, очевидно, искусственно деформи¬
рованным в детстве, по обычаю этого народа, — череп из цар¬
ского захоронения был передан Герасимову.
По рисункам из его книги вы можете проследить этапы ра¬
боты ученого-художника. Вот возникла голова очень здоро¬
вого и полного сил мужчины. Вот скульптор убрал ее ха¬
рактерной скифской прической из длинных, откинутых назад
волос. Племенной расовый облик наметился. Но скифы но¬
сили еще и бороды. По изображениям на древнем серебря¬
ном сосуде была подобрана такая борода, какую мог носить
древний вождь. Наконец скульптор одел его в соответствую¬
щую одежду. И как только образ человека индивидуализи¬
ровался, произошло событие, которого и надо было ожидать,
если метод восстановления по черепу правилен. Едва курча¬
вая борода окаймила лицо неизвестного, едва только он
вновь приобрел тот облик^ который был ведом современни-
268

Слева — монета царя Скилура, выбитая в Ольвии во II веке до на¬
шей эры; в середине — часть барельефа с памятника Скилуру;
справа — реконструкция по черепу из мавзолея Неаполя Скифского-
кам, историки узнали его. Да это же Скилур! Тот самый
Скилур, при котором Неаполь Скифский достиг наибольше¬
го процветания, который покорил Ольвию, воевал с Херсо¬
ном, породил сына Палака, а если верить Аполлониду-гре-
ку — так и еще семьдесят девять сыновей. Историкам из¬
вестен барельеф с его памятника, изображающий самого
Скилура.
Известны целых три монеты с его спокойным, благород¬
ным профилем, монеты, выбитые в Ольвии. Он знаком исто¬
рикам, и это, бесспорно, он!
Посмотрите внимательно и придирчиво на изображение
и барельефа, и монет, и выполненной Герасимовым скульп¬
туры, и вы, вероятно, скажете сами: «Это он!»
На этот раз воскрес образ мертвеца, о котором никто не
знал, кто он. Скилур был узнан по изображениям, которые
до сего времени никто не сближал со скелетом. Подтверди¬
лась даже та деформация черепа, на которую обратил вни¬
мание Герасимов еще при первом обследовании; она отме¬
чена на монетах и на барельефе.
И вот что стоит при этом особо отметить. Здесь свиде¬
тельства художников — современников Скилура и ученого на¬
шего времени совпали. А что бы мы сказали, если бы они,
напротив, разошлись, оказались противоречащими друг дру¬
гу? Кому пришлось бы верить, тому, кто видел человека жи¬
вым, или тому, кто видит только его череп? «Конечно, пер¬
вым»,— скажете вы.
269

ВЕРНЕЕ, ЧЕМ С НАТУРЫ
В 1944 году был учрежден орден Ушакова. Понадоби¬
лось узнать, какова была внешность славного адмирала —
его лицо предполагалась изобразить на орденском знаке.
Историкам хорошо известен портрет Ф. Ф. Ушакова,
написанный в последние годы его жизни. С него смотрит на
потомков спокойный и важный «екатерининский орел», пол¬
ный вельможа с холодным, правильным лицом, с продолго¬
ватым его овалом и тонкими чертами типичного аристократа.
Чем-то неуловимым он похож на многих других сановников
своего времени. Но что-то уж очень не совпадает этот облик
с тем образом старого морского волка, совсем не высоко¬
родного, мужественного воина, чуть ли не республиканца по
некоторым поступкам, человека сильной воли и большой
прямоты, который завещали нам его друзья и современники.
Точен ли портрет?
По счастью, место погребения великого флотоводца,
«российского Нельсона», хорошо известно: он похоронен
в ограде одного из монастырей у городка Темникова, в По¬
волжье. За сто с лишним лет могила пришла в запустение,
ее едва нашли. Осевший свод склепа повредил скелет, но,
череп, по счастью, остался целым. В гробу были найдены
остатки золотого шитья воротника и целый адмиральский
погон с тремя черными орлами. Сомнений в том, кто здесь
похоронен, не осталось никаких.
И вот на столе у Герасимова лежит грубоватый череп,
широкий и короткий, каждая деталь которого, казалось, кри¬
чит: «Я — не тот!» Даже по первому взгляду было совершен¬
но ясно: если восстановить облик обладателя этого черепа,
с него невозможно будет написать тот портрет.
Первые зрительные впечатления ученого бывают иногда
совершенно верными, но доказательством они служить не
могут. И ради их подтверждения Герасимов предпринимает
сложную работу, прокладывает окольный путь.
Помните, что такое метод «фотоаппликации», о котором
нам рассказали авторы детективной повести из «Огонька»?
Фотографии Ушакова не было и не могло быть нигде.
Но с портрета сняли его точную «прорись» — сухой и вер¬
ный чертеж. А потом в этот чертеж впечатали снимок чере¬
па. И оказалось: череп намного короче лица на портрете;
его нижняя челюсть пришлась чуть ли не на середине под¬
бородка. Кости черепа значительно шире лица на портрете:
они не умещаются в абрисе щек, выступают наружу.
270

Итак, либо череп не при¬
надлежит Ушакову, либо
художник написал заведомо
непохожий портрет. Почему?
Может быть, он писал по па¬
мяти? Может быть, по другим,
не дошедшим до нас изобра¬
жениям?
Герасимов строго и при¬
дирчиво изучил не только че¬
реп, но и портрет. Нет, обви¬
нять старинного художника в
небрежности не приходилось;
он, несомненно, писал с нату¬
ры, он точно воспроизвел не¬
которые индивидуальные осо¬
бенности лица: на портрете
глаза лежат не на одной гори¬
зонтальной прямой; такая же
асимметрия на черепе. Можно
найти и другие аналогичные
соответствия. Что же это озна¬
чает?
Объяснение пришло от ис¬
ториков живописи. У художни¬
ков того времени существова¬
ло свое точное представление о том, что такое «благородство
лица». Прежде всего это удлиненный овал. И если даже за¬
казчик, крупный государственный муж, к беде своей, не об¬
ладал таким «родовитым» лицом, дело художника — придать
ему таковое, хотя бы на портрете.
И живописцы того времени старались: сохраняя отдель¬
ные, даже не украшающие натуру, черты, они усердно боро¬
лись с «простонародностью»; они вытягивали лица, как
в цилиндрическом зеркале, придавая им один, раз навсегда
установленный овал. Так именно обошелся живописец и
с грубоватым, овеянным всеми бурями океана лицом Федо¬
ра Ушакова, моряка и воина, человека совсем не царедвор¬
ческой складки: сходство было принесено в жертву моде и
вкусам века. Сто лет не знали, каким был некогда прослав¬
ленный адмирал. И только теперь новорожденное искусство
восстановления облика человека по его черепу позволило
нам впервые взглянуть в лицо героя морей, основателя
Ионийской республики.
Адмирал Ф. Ф. Ушаков. (Рекон¬
струкция М. М. Герасимова).
271

Кажется, на этом можно поставить точку. Искусство Ге¬
расимова говорит само за себя; и самое ценное в нем то,
что оно не может быть целиком уложено в слово «искусст¬
во». Оно одновременно и рождающаяся наука. Написаны
объемистые учебники, которые показывают, как надо восста¬
навливать лицо не по вдохновению, а по точным правилам,
по математическому расчету. Последователи ученого-скульп-
тора уже осуществляют подобные же работы, вовсе не буду¬
чи талантливыми ваятелями. Каждый из них при помощи
добросовестного усидчивого труда может выполнить любое
задание, откуда бы оно ни исходило, — из криминологиче¬
ских кабинетов или из институтов, занятых изучением про¬
шлого человечества.
Что же до нас с вами, то мы можем сказать одно: наука
об этом прошлом получила новое и очень важное орудие.
Есть все основания верить, что метод Герасимова, так бле¬
стяще оправдывающий себя на материале, поддающемся
контролю и проверке, не обманет нас и там, где никакая
проверка невозможна.
При помощи последних достижений языковедов нам
удается теперь услышать как бы живые голоса людей отда¬
леннейших эпох; они звучат нам сквозь испещренные иерог¬
лифами стены египетских храмов, вырываются из ассирий¬
ских и вавилонских клинописных табличек, шелестят
клочками берестяных грамот Новгорода. А искусство восста¬
навливать лица по черепам позволяет нам, как при помо¬
щи удивительного телевизора, бросить в глубь времени пыт¬
ливый взгляд, увидеть там то, чего уже давно не существует,
но что существовало когда-то. Этот взгляд может проникнуть
очень далеко в прошлое, до того предела, с которого дожи¬
вают до наших дней костные останки человека. Вот почему,
видя в музее созданную по методу Герасимова фигуру
неандертальца, жившего за сотню тысячелетий до нас с ва¬
ми, или еще более древнего синантропа, мы можем уверен¬
но сказать: «Да, это не фантазия! Именно такими они и бы¬
ли, эти наши далекие предки».

СОКРОВИЩА БРАТСКОГО МОРЯ
АНГАРА,-РЕК А
Хорошо было в берендеевской сказочной Руси: за ночь
город вместе с жителями мирно погружался в пучину, и
только меланхолический перезвон подводных колоколов
смущал по зорям в розовом тумане благочестивых странни¬
ков, бредущих по легендарным местам!
Теперь не то. Теперь, прежде чем уйдут под воду двести
тридцать восемь таких Китеж-градов, надо поднять с наси¬
женных дедовских печин * и перевести на новое место семь¬
десят тысяч человек. И при этом никакой «кутерьмы»: все
строго по плану. Да чтоб каждая «дева Феврония» получила
отличный дом вместо старого, затонувшего в новом море.
Так с людьми. А лес? Миллионы обомшелых великанов
приангарской тайги — что делать с ними? Не оставишь же
просто на дне те сорок миллионов кубометров древесины,
которая сегодня еще шумит ветвями, благоухает смолой,
цветет и дышит на пространстве в сотни километров по Анга¬
ре до Братска? Ничего не получится. Не только нельзя за¬
быть на месте ни одного «древесного хлыста, ни стоячего,
* Печина — место, занятое домом и двором, усадьба (области.).
273

ни лежачего», — надо выскоблить и выскрести, как пол
в опрятной избе, каждый квадратный метр будущего мор¬
ского дна. Оставшиеся под водой бревна — это завтрашний
топляк, кошмар капиганов-речников. Несрубленное дерево
превратится в страшную «карчу» — основу для будущей ме¬
ли. Куча хвороста наделает бед. Дно должно быть чистым,
как стол, А ведь оно огромно: 570 километров по Ангаре, око¬
ло 400 по ее притоку Оке, и где 5, где 7, а где и 20 в попе¬
речнике. Создавать моря — хлопотливое занятие, а создавать
их нужно...
Триста тридцать рек впадают в Байкал-озеро, а вытека¬
ет только одна. Вот образ, драгоценный для поэта. Вот
факт, приводящий в восторг инженеров-гидротехников. Не¬
трудно понять, чем он их пленяет: триста тридцать водолеев
накачивают воду в каменную чашу, а одна Ангара успевает
вычерпать всю эту прибыль, свести на нет их неустанную ра¬
боту. Вообразите, что это за река!
У самых ангарских верховий стоит Иркутск. Ежегодно
мимо него, клубясь и пенясь, пролетает вниз к Енисею
шестьдесят кубических километров чистой, как слеза, бай¬
кальской влаги. Никем не обузданная праздная сила
беснуется и ликует на протяжении двух тысяч верст — точит
пороги, гремит валунами, грызет берега. Дикая, непрости¬
тельная расточительность...
Спросите у гидротехника, что значит слово «Ангара»?
Он ответит вам: «Это свыше девяноста миллиардов кило¬
ватт-часов энергии в год, больше, чем могут дать нам Вол¬
га и все ее притоки». Что же сделать, чтобы такая бездна
энергии досталась не природе, а человеку? Надо соорудить
могучий каскад электростанций: Иркутскую, Братскую, Усть-
Илимскую и другие. Они и будут сооружены. В Иркутске
Ангару уже перекрыли огромной плотиной. Стройка у Брат¬
ских порогов закончена. До остальных очередь тоже дойдет
в овой срок.
СЕМЬДЕСЯТ ВЕКОВ
Надо ли удивляться, что вот уже почти сто лет прошло
с тех пор, как ангарские берега стали обетованной землей
археологов? Взгляните на любую археологическую карту:
вся река на ней, как ветка винограда, усыпана гроздьями
черных кружков — могильников и мест древних кочевых
стойбищ и более поздних оседлых поселений. Их много и
274

Карта раскопок древних погребений на Ангаре. Черными кружками обо<
значены могильники и погребения.

с каждым годом становится все больше. К каждому из этих
кружков — уже не на карте, а там, на самой сибирской зем¬
ле,— ежегодно, чуть стает снег, устремляются ученые; за
каждым кружком — лагерь экспедиции, глубокие раскопы,
замечательные открытия.
Да, Ангара нужна нам, людям XX века, нужна как
огромный источник энергии. Но по-своему, по-другому — как
кормилица, как широкий водный путь, как преграда для
врага — она нужна была и нашим предкам и пять, и пять¬
десят, и сто пятьдесят столетий назад.
Когда Европа еще спала подобно сказочной принцессе
в хрустальном гробу великого оледенения, здесь, в Прибай¬
калье, было сравнительно тепло. На тысячи верст во все
стороны тянулась полярная тундра — гигантское пастбище
мамонтов и косматых носорогов. За стадами этих чудовищ
неотступно следовал страшный их враг — человек палеоли¬
та. Кто скажет, какими приемами пригонял он тяжело то¬
почущие табуны к утесистым обрывам Ангары? Но он де¬
лал это. Он сумел превратить ангарские берега в колоссаль¬
ную ловчую яму для толстокожей добычи. И сотни рычащих,
трубящих от страха громадин в дикой панике рушились
вниз. Они погибали на острых камнях прибрежья, а чело¬
век поселялся на время у места гекатомбы *, жег свои кост¬
ры, ел жизнетворное мясо. И в скудной земле берегов на¬
долго, на сотни веков, оставались на сохранение следы этой
суровой, жестокой, труднопредставимой для нас жизни.
Прошли тысячелетия. Ледник растаял, тундра заросла
тайгой. Лоси, олени, медведи пили ангарскую воду там, где
когда-то набирали ее хоботами мамойты. И место людей па¬
леолита заняли племена новокаменного, затем бронзового
и железного веков. Всех манила к себе гладь вековечной
реки. А в земле все накапливались и накапливались поверх
древних остатков новые погребения усопших, зола вековых
кострищ, весь тот драгоценный хлам, который так щедро
рассыпает вокруг себя человек.
Слушая рассказы археологов, люди обычно больше всего
умиляются удивительным находкам. В самом деле, найти
щиты и шлемы троянцев, разыскать смертные останки Хро¬
мого Тигра — Тимура, добыть из-под земли золото скифских
курганов или меч урартского царя Аргишти — все это звучит
великолепно. Найти их уже великое счастье. Но ведь этого
* Гекатомба — жертвоприношение ста быков сразу (греч.),
* переносном значении — бойня, избиение.
276

мало — найти! Находки археологов подобны словам в кни¬
ге древнего бытия земли; из этих слов слагаются строки.
Научиться понимать их, читать и между строк — вот что
должны уметь археологи.
ЗАГАДОЧНЫЕ РЫБКИ
В XVII веке протопоп Аввакум, раскольник и фанатик и
в то же время писатель необычайного таланта, едучи
в страшную ссылку, повидал Байкал.
«Около его, — писал он потом, — горы высокие, утесы
каменные и зело высокие... Птиц зело много, гусей, лебедей,
по морю яко снег плавают. Рыбы в нем — осетры и таймени,
стерляди и омули и сиги и прочих родов много. А рыбы зело
густо в нем: осетры и таймени жирны гораздо — нельзя
жарить на сковородке: жир все будет».
Не приходится сомневаться: во времена позднекаменного
века изобилие здешней природы было еще большим. Опыт¬
ные охотники, люди неолита не могли не обратить внимания
на щедрые источники добычи. Они ловили рыбу удочкой —
земля сохранила нам их костяные, каменные, а позднее и
бронзовые крючки: по форме и устройству и даже по разме¬
рам (так сказать, «номерам») они очень похожи на наши.
Применялись и разные виды сетей. Конечно, сети не долежа¬
ли в земле до наших раскопок. Мы знаем о них из древних
рисунков — писаниц — на скалах, где они изображены. Би¬
ли рыбу гарпунами-острогами, перегораживали узкие заводи
заколами — словом, делали все, что делают на реках и
озерах и по сей день. Но, кроме этих общеизвестных спосо¬
бов, древние прибайкальцы придумали еще один, своеобраз¬
ный, до которого додумались далеко не во всех странах. Мы
ничего не узнали бы об этой их хитрости, если бы не ангар¬
ские и ленские раскопки.
Где ни начнешь копать на территории Восточной Сибири,
среди прочих находок непременно попадутся удивительные
изображения рыб, скульптуры, выполненные здесь из мра¬
мора, там — из жировика, в третьем месте — из других ка¬
менных пород. Материалы разные, а фигурки очень схожи
между собой: все они изготовлены с необыкновенной тща¬
тельностью, все живо напоминают по очертаниям ту или дру¬
гую настоящую рыбу. Разглядывая их, видишь: на каждую
каменную рыбку, большую или маленькую (а их размеры
колеблются от пятнадцати до пятидесяти сантиметров), за-
277

Каменная рыбка.
трачена уйма упорного труда. Попадаются не только закон¬
ченные выделкой рыбки, но и заготовки для них, так сказать,
полуфабрикаты. Вот кусок твердого камня, по которому ма¬
стер уже прошелся специальным отбойником, чтобы потом
заботливо отшлифовать грубую болванку. Вот другая буду¬
щая рыбка: здесь начали как бы выстругивать из мягкого
талькового сланца характерную форму налима. Встречаются
готовые широколобки, омули, форели-ленки, даже остро¬
мордые осетры и стерляди, и каждую породу легко узнать.
Чего ради люди так старались?
Если бы подобные изображения попадались в одном-двух
местах, не стоило бы ломать над ними голову. Но рыбок
находят десятки — на Енисее и на Ангаре, в верховьях Ле¬
ны и у берегов самого Байкала. Очевидно, без них нельзя
было обойтись, их изготовление было делом важным — люди
древности не имели досуга и не мастерили для развлечения
забавных каменных игрушек: они решительно не могли тра¬
тить столько сил на пустяки. Но если так, необходимо выяс¬
нить, как эти рыбки служили человеку?
Высказывали много разных предположений. Самые глу¬
бокомысленные ученые утверждали: разумеется, это своеоб¬
разные охотничьи фетиши, магические изваяния, цель кото¬
рых — волшебным образом увеличить улов. Другие, знав¬
шие о каменных рыбках только понаслышке, считали их
украшениями шаманской одежды. Ничего себе украшение —
кусок камня в полметра длиной!
Решить вопрос помогла одна особенность рыбок: все они
аккуратнейшим образом просверлены в одних и тех же ме¬
стах: на спине, у плавников, у хвоста. Зачем? Заметили, что
спинное отверстие — главное: оно всегда прорезано забот¬
ливее других, у него наиболее прочные стенки.
Попробовали пропустить в это отверстие шнурок и под*
278

нить за него рыбку, — она тотчас приняла то самое положе¬
ние, в котором живая рыбешка держится в воде. Уж не ис¬
пользовались ли они при рыбной ловле?
Трудно было бы окончательно ответить на этот вопрос,
если бы на помощь археологам не пришла смежная наука —
этнография.
Этнографы собрали в. своих коллекциях немало совре¬
менных рыбок-грузил, вырезанных то из кости, то из моржо¬
вого клыка и просверленных совершенно так же, как их
старшие сестры — таинственные ‘каменные рыбы неолита.
Рыбак привязывает такое грузило на снасть и опускает
в воду. К остальным дырочкам прицепляются яркие лоскут¬
ки, в йих вставляются цветные блестящие бусинки; иногда
заправляют в них куски пахучей рыбьей кожи. Для чего?
Для того, чтобы грузило стало приманкой. Завидев в под¬
водном мраке пеструю искусственную рыбку, речной хищник
жадно кидается к ней: так бросается щука на современную
металлическую блесну. Конечно, никакая рыба не будет гло¬
тать каменную приманку; но не успеет она разочароваться и
повернуть обратно, как искусный рыболов, сидящий на пере¬
кинутом через речку бревне или на льду у лунки, одним уда¬
лом остроги пронзает добычу.
Могли ли когда-нибудь так ловить рыбу? Могли и лови¬
ли в те далекие времена. Ведь даже во дни Екатерины II
академик Паллас наблюдал на сибирских реках такую кар¬
тину:
«Самоеды, вскоре, как оные (речки. — Авт.) замерзнут,
делают проруби, потом пущают в воду вырезанные из дере¬
ва, на нитках с каменьями для грузил, рыбки, кои им служаг
для приманки других хищных рыб, коих они весьма мастеро-
вато клюют острогою».
Да что Паллас! Еще в 1920 году старик эвенк рассказы¬
вал ученым, как бьют рыбу на его родине:
«Рыбак устраивается у проруби с острогой и спускает
в прорубь манку в виде рыбки, привязанной на поводке.
Рыбка делается размером до одной четв.ерти, на месте плав¬
ников делаются отверстия, в которые продеваются красные
тряпочки. Называется эта манка «коляру». В воде рыбку
поворачивают, и когда к ней подходит настоящая рыба, ры¬
бак бьет последнюю острогой».
Мы не знаем, каким словом называли своих каменных
рыбок люди неолита, предки современных эвенков, но как бы
они их ни называли, они их выдумали и широко применяли:
били рыбу не менее «мастеровато», чем их далекие потомки.
279

ЧЕЛНЫ И ОМОРОЧКИ
В глубинных пластах ангарских берегов, в тех их слоях,
которые богаты остатками каменного века, археологи сплошь
и рядом находили странные инструменты. Это каменные то¬
поры и тесла, лезвия у них идут не вдоль рукоятей, а попе¬
рек. Таким орудием рубить невозможно, им удобно только
тесать или долбить.
Мы и сейчас применяем тесла — ну, хотя бы для того,
чтобы выдолбить деревянное корыто. Но для чего бы понадо¬
бились корыта людям каменного века? Одежду из звериных
шкур не очень-то постираешь. А может быть, тогда уже де«
лали лодки из цельных древесных стволов, такие же про¬
стенькие, немудреные челны-долбленки, какие и сейчас пла¬
вают по тихим речкам кое-где в глуши?
Чтобы ответить на этот вопрос, надо сначала поставить
другой: а нужна ли была в те времена человеку лодка?
Очень долго, бесчисленные тысячелетия, он в ней почти
не нуждался. Люди жили только охотой: недаром что ни
стоянка, то огромная груда звериных костей. Никаких
остатков рыбы здесь и не сыщешь. Эти свирепые звероловы,
если и знали реку, то только с берега. Ее богатства их не
интересовали. Зачем им лодки?
«Медведь я охотник». Писаница, найденная около
поселка Свирского на Ангаре.
280

Прошли века; многое переменилось в мире. Как мы толь¬
ко что видели, человек стал искусным рыбаком. Теперь он
во множестве выделывал из кости крючки, плел сети, выду¬
мал даже своих каменных рыбок. Наверное, и лодки появи¬
лись у него.
Но доказать это не так-то легко. Тут, в Прибайкалье, ни¬
каких следов древних лодок не сохранилось. Правда, это
еще ничего не значит: за шесть-семь тысяч лет самое прочное
дерево, конечно, может рассыпаться .в прах. Да, но, с другой
стороны, ни крючки, ни остроги, ни сети не доказывают,
что человек плавает в лодке: рыбу всеми тогдашними
снастями можно было великолепно ловить и с берега, и
подо льдом, и просто бредя по горло в воде с несложным
бреднем.
Решить этот вопрос археологам помогла еще одна дру¬
жественная наука — языкознание. От древних суденышек не
осталось ничего, зато человеческая речь донесла до нас от
того времени несколько слов — их ровесников. Века и века
эти слова переходили от предков к потомкам, от прибай-
кальцев палеолита к современным восточносибирским народ¬
ностям и дозвучали до наших дней. На языке эвенков сло¬
во «лодка», например, родственно слову «дупло» и, что сов¬
сем уж странно, слову «клюв». А птица дятел у них именует¬
ся «хиптахири» — делатель лодок. Лингвисты говорят: раз
так, значит, первые лодки в этих местах сооружались очень
давно и притом по дятловому методу — их долбили из це¬
лых стволов.
Соберем воедино все, что нам стало известно. Семь тысяч
лет назад люди изготовляли тесла. И в это время и позднее
они занимались рыбной ловлей. Язык свидетельствует, что
первые лодки были долблеными, что для их постройки тесло
было необходимо. Неужели этого мало? Да, мало, потому
что свидетельство языка может и не относиться к такому
давнему периоду, может и не объяснять существование имен¬
но этих древнейших тесел.
Последнее доказательство пришло с совершенно неожи¬
данной стороны. Изучая более поздние слои на берегах Ан¬
гары, наросшие уже не семь, а только пять тысячелетий
назад, археологи убедились: рыболовство шагнуло далеко
вперед. Оно сгало основным занятием здешних людей. Те¬
перь у каждой стоянки — груды не звериных, а рыбьих ко¬
стей; всюду целые и битые каменные рыбки, поломанные
крючки, гарпуны, самые разные орудия промысла. Казалось
бы, если теслами строили челны, тесел должно стать несрав-
18 Л. Успенский, К. Шнейдер
281

ненно больше, они должны усовершенствоваться, улуч¬
шиться.
И вдруг — полная неожиданность: в этих новых слоях
тесла почти исчезают. Почему? Чем же теперь долбят лод¬
ку? Или их вовсе перестали долбить?
Разгадать эту загадку, может быть, так и не удалось,
если бы на глаза ученым не попало еще одно странное древ¬
нее орудие — нечто вроде костяного кинжала с отверстием
в рукоятке, сделанным как будто для того, чтобы носить
кинжал на поясе. Оружие? Нет, не похоже: слишком тупы
эти кинжалы, вроде наших, вышедших теперь из моды, но¬
жей для разрезания книжных страниц. Это какой-то иной
инструмент, и притом очень нужный: почти всегда на его ко¬
стяной поверхности следы усердной работы. Но какой?
И тут на помощь опять пришла этнография. Оказывается,
и сейчас эскимосы Америки носят на поясе точно такие же
ножи, сделанные из берцовых костей лося. Они сдирают ими
со стволов берез кору и шьют из нее легкие берестяные ло¬
дочки. Да и не одни эскимосы. На таких же берестяных
оморочках можно и у нас в Сибири увидать и эвенка, и голь¬
да, и других жителей Севера. Лодочки не грузоподъемны,*
но зато очень легки и портативны.
Теперь подумайте сами. Пока не было костяных ножей,
были тесла. Как только появились костяные ножи, тесла ста¬
ли исчезать. Костяные ножи употребляли только для строи¬
тельства лодок — оморочек. Значит, тесла применялись для
долбления челнов. Иначе они не исчезли бы.
'ПРОНИКАЮЩИЙ В СТАЛЬ»
Медики скажут вам: «Нефрит — это болезнь почек». Гео¬
логи возразят: «Нефрит — зеленый камень». Не удивляй¬
тесь: в древности считали, что именно этот камень может
исцелять от болезни почек.
Таким чудесным свойством нефриг не обладает. Но вот
на древнем Востоке его называли «проникающий в сталь»,
и это справедливо; недаром сейчас у нас делают из него рез¬
цы для обработки металлов. Самое чудесное свойство неф¬
рита — его неимоверная вязкость. Вязкость камня не то что
его твердость. Есть много камней (кремень, кварц, алмаз)
куда тверже нефрита. Острыми краями их можно царапать,
сверлить, пилить нефрит. Однако алмаз легко раздробить са¬
мым обычным молоточком, а когда на одном из заводов
Ш

вздумали однажды могучим паровым молотом расколоть не¬
фритовый валун, он остался цел, а стальная наковадьня раз¬
летелась на куски. Вот из этого красивого непокорного кам¬
ня жители древнего таежного Прибайкалья выделывали себе
топоры и ножи, причем затачивали их до очень большой
остроты. И сейчас при раскопках студенты-практиканты —
легкомысленный народ — чинят карандаши каменными лез¬
виями, изготовленными четыре тысячи лет назад. Делать
это не полагается, но —что греха таить! — озорники дела¬
ют, и не без успеха.
Зеленый же нефритовый топорик, отшлифованный в то
время, вы бы не отказались положить на свой письменный
стол как изящное пресс-папье.
И не только орудия делали люди прошлого из нефрита.
Они умели выделывать из него украшения: налобные диски,
кольца... Для этого употребляли обычно не зеленый, а бело¬
ватый нефрит.
Кто были те умельцы, которые в такой глуби времен спо¬
койно и уверенно сверлили, пилили, обтачивали камень, за«
трудняющий при обработке даже нас? Долгое время и не по¬
дозревали, что в Прибайкалье можно найти нефрит. Его
месторождения были известны в Средней Азии и в Месопота*
мии. Дороже золота ценился нефрит в Китае. Может быть,
эти ножи и топорики пришли сюда из культурного уже тог*
да Китая? Так можно было думать, пока не знали, что бога¬
тейшие залежи лучшего в мире нефрита таятся в долинах
притоков Ангары, в Саянских горах. Можно было ошибать¬
ся, пока число находок было сравнительно небольшим, и
главное, пока археологам не удалось найти именно тут, а не
где-либо на краю света, кроме самих вещей, еще всевозмож¬
ные заготовки: пластинки с начатыми и неоконченными коль¬
цами и дисками, тяжелые нефритовые валуны, частично рас¬
пиленные, и, наконец, сами шиферные пилы, точно подходя¬
щие к прорези в этих валунах.
Когда это случилось — а случилось это в значительной
мере благодаря раскопкам пятидесятых годов на Ангаре, —
в археологии изменилось многое. Во-первых, стало ясно, что
здесь, у берегов Байкала, четыре тысячелетия назад жили
мастера ничуть не менее искусные, нежели где-нибудь в Ме¬
сопотамии или в Китае. А затем стали ясны и истинные пути
взаимоотношений между народами глубокой древности. Да,
драгоценный нефрит был уже тогда предметом обмена ме¬
жду племенами. Уже в те дни между ними на расстояниях
в тысячи километров шла своеобразная меновая торговля.
18*
283

И мы знаем направление ее путей: они вели отсюда, с бере¬
гов ангарских притоков, туда, в далекий Китай, к низовьям
Ангары, на юг и на северо-запад. В Китай шел нефрит, из
Китая приходили к Байкалу редкостные украшения — пер¬
ламутровые раковины далекого .теплого моря. Очень важно
найти в земле вещественные следы этой оживленной торгов¬
ли. Еще важнее сделать из них верные выводы.
Мы знаем: наличие обмена свидетельствует о таком вы¬
соком уровне развития первобытного общества, когда впер¬
вые у старейших родов появляется возможность накапли¬
вать ценности, держать их про запас; впервые одни стано¬
вятся богатыми, другие бедными. Именно это и происходило
в Прибайкалье в те годы, когда его жители пилили и обта¬
чивали свой зеленоватый нефрит. Их поделки пролежали
в земле до наших дней. Они рассказывают о многом; пере¬
вести эти рассказы на наш язык — важнейшая задача архео¬
логов.
ЛУК И СТРЕЛЫ
Древние жители Прибайкалья были прежде всего рыбо¬
ловами и охотниками. Чтобы существовать, они должны бы¬
ли непрерывно изобретать новые виды оружия и'орудий.
Они оставили нам столько их образцов, что теперь, изучая
места, где прибайкальцы жили и умирали, ученые то и дело
заново переписывают целые страницы истории техники.
Возьмите, к примеру, прославленный лук. Что нового со¬
общают. о нем раскопки на Ангаре и других ближних
реках?
Известны три вида луков, изобретенных человеком. Са¬
мым древним и самым стойким является простой лук; каж¬
дый, кто помнит себя мальчишкой, знает, что это такое: гиб¬
кая пружинящая палка, стянутая по хорде тетивой в дугу.
Недаром слово «хорда» по-гречески означало именно стру¬
ну — тетиву.
Знаем мы и другой тип луков; его можно увидеть на ан¬
тичных изображениях купидона-амура, поражающего сердца
людей своими стрелами. У этого лука более сложная форма;
ее уже не сравнишь с обычной дугой. С таким луком срав¬
нивают красивый двойной изгиб верхней губы человека.
Или еще яснее, — древнегреческие писатели рассказывали,
что сложные луки скифов напоминают им букву сигму, 2.
Этот лук — уже не стянутая жилой палка или ветка; его со-
284

Луки: простой и сложный.
бирали из многих частей, из кусков дерева, рога, кости,
а позднее и металла.
Между этими двумя типами стоит третий, не сложный, но
и не простой, а, как его окрестили в науке о луках (есть и
такая), усиленный. Он тоже составляется из нескольких
разнородных частей, для его сооружения нужны и дерево, и
рог, и кость. Но части эти еще не скрепляются наглухо, не
склеиваются, не врезаются одна в другую; их просто плотно
соединяют обвязкой из звериных жил или других прочных
волокон.
Все три вида луков существовали одновременно на про¬
тяжении веков. Но, посмотрев на карту их распределения по
земному шару, каждый обратит внимание на странную че¬
респолосицу.
«Не удивительно, конечно, — думают некоторые европей¬
ские ученые, — если простой лук живет доныне у каких-ни¬
будь айну Сахалина, у веддов и бхиллов Индии: ведь это
народы, самим происхождением своим обреченные на отста¬
лость и вымирание. Странно другое: им же испокон веков
пользовались предки европейцев — древние германцы вре¬
мен Тацита, скандинавские отважные викинги, представите¬
ли «избранной расы господ». Сам знаменитый Робин Гуд,
•величайший стрелок Англии, знал только простой лук.
В древних могильниках Европы, в ее торфяных болотах, на
местах свайных построек прошлого находят остатки именно
таких луков».
Напротив того, в странах Востока всегда был известен
как раз сложный лук. Правда, им очень рано стали пользо¬
ваться и древние греки. Быстроглазый Пандар гомеровской
«Илиады» изготовил для войны в точности такой лук из ро¬
гов горного козла.
Лук полированный взял он, из рога козла-верхолаза
Выгнутый; раньше стрелою козла поразил он меж ребер,
С камня готового прянуть. Его подстерегши в засаде,
В грудь ему бросил стрелу и хребтом опрокинул на скалы.
Гордо рога от главы на шестнадцать ладоней вздымались.
285

Их, обработав искусно, сплотил рогорез знаменитый,
Вылощил тщательно лук и покрыл дорогой позолотой..,
Такой же лук легко натянул, вернувшись домой, Одиссей,
хотя с его оружием никак не могли справиться незадачливые
женихи Пенелопы. Но ведь точно такие же, сложные Луки
были на вооружении и в войсках египетских фараонов. Мы
видим их в руках скифов на куль-обской вазе; из них стре¬
ляли монголы Чингис-хана. А капитан Ченслер в XVI веке
встретил их и у московского воинства.
Кто же изобрел их? Какой народ? Была придумана целая
теория. Согласно ей, сложный лук никак не мог быть создан
сразу или в разное время в нескольких местах. Наверное,
его открыл какой-нибудь высококультурный народ, принад¬
лежавший к высшей расе, ну хотя бы шумеры. А затем, пе¬
редаваясь от племени к племени, он начал совершать овое
победное шествие среди дикарей, пробравшись и в Среднюю
и в Восточную Азию, и даже через океан в Северную Аме¬
рику. «Во всяком случае, — говорили защитники подобных
взглядов, — во времена, когда цари Египта натягивали те¬
тивы дивных луков, выгнутых из длинных рогов саблерогой
антилопы, — что тогда было в руках у бедных варваров се¬
веро-востока?»
Что же отвечают на это могильники и древние поселения
Прибайкалья? Впервые их ответ дошел до нас в 1929 году.
При раскопках на Лене у села Жигалова А. П. Окладни¬
ков обнаружил в могиле рядом со скелетом странные, очень
длинные и тонкие костяные пластины. Нельзя было понять,
что это такое: их так и записали в число «предметов неиз¬
вестного назначения». Но вскоре последовали новые наход¬
ки, и назначение их стало для нас ясным: то были обклад¬
ки лука промежуточного типа, не простого и не сложного,
а усиленного *.
Каков же был он, этот лук древних людей далекого Севе¬
ра, живших задолго до фараона Рамсеса и его воинов? При
невысоком росте прибайкальцев он доходил им от ступней
до темени, если его поставить концом на землю, то есть те-
fHea его имела длину сто пятьдесят — сто шестьдесят сан¬
тиметров. Действуя так же, как через тысячу лет племена
островитян Океании, люди Севера охотно украшали свое
любимое оружие пышными кистями из резцов лося, краси¬
* Много луков (точнее, костяных пластин обкладки) было найдено
летом 1957 года в новых местах раскопок, в зоне затопления Братского
моря.

вым плетением вокруг тех мест, где крепится тетива. Но де¬
ло не в украшениях: сами луки очень сходны с тем оружи¬
ем, которым сражались воины полинезийца Тамеа-меа на
рубеже XVIII и XIX веков.
, Древние берегли и лелеяли эти луки. Торжественно,
иногда в целом виде, иногда траурно переломленные попо¬
лам, их укладывали в каждую могилу — мужскую, женскую
и даже детскую. Лук в те времена был таким же источни¬
ком жизни для наших предков, каким соха или плуг стали
много тысячелетий спустя. Он был и страшным оружием.
Подумайте сами: о луках аляскинских эскимосов первые
русские путешественники в Америку сообщали: «Сим оружи¬
ем дикари здешние управляют весьма искусно: стрела, иду¬
щая из лука с обыкновенной силой, достигает до 80—90 са¬
жен * расстояния». Стрелы индейцев — апачей пронзали че¬
ловека насквозь с трехсот шагов, а король Англии Эду¬
ард VI хвалился своими лучниками, пробивавшими дюймо¬
вую доску так, что стрелы вонзались во вторую, поставлен¬
ную сзади.
Не менее могучим оружием, конечно, были и древние лу¬
ки Прибайкалья, луки усиленного типа. Открыв их существо*
ванне за много веков до египетских фараонов и царей Перед¬
ней Азии, наша археология доказала, что такие луки роди¬
лись именно здесь, на кресте, изобретены здешними племена¬
ми, а не переданы им со стороны. Не исключена даже
возможность, что как раз из этих усиленных луков вырос
позднейший тип лука сложного. И, может быть, именно отсю¬
да, с берегов Байкала, новое изобретение распространилось
позднее на Запад. Что же остается после этого от лженауч¬
ной теории этнографов-расистов?
НЕСЧАСТНАЯ ЛЮБОВЬ И ДРЕВНИЕ ЧЕРЕПКИ
Было время, когда ученых привлекали только самые бе¬
рега Ангары. А потом одна романтическая случайность
вдруг расширила сферу их действий.
В конце двадцатых годов иркутяне часто видели на Ан¬
гаре легкую лодочку. Подчиняясь воле и мускулистым рукам
гребца, она быстро шла то вниз, то вверх по течению. «Вот
опять М. направился на Кочергу-остров ловить хариу¬
сов!» — говорили люди. Но не хариусы интересовали ' их,
* 140—150 метров; вспомните царя урартов Аргишти.
287

а сама загадочная личность молодого рыбака. Ну как же!
Живет один на острове, в городе появляется чрезвычайно
редко. По виду человек интеллигентный, к тому же молодой
и красивый, а откуда пришел, кто родители, где учился, ра¬
ботал, — все это неизвестно. Больше всех интересовались
молодым отшельником, конечно, женщины. От них и пошел
слух: несчастная любовь! Там, где-то в России, жестокая
красавица разбила юноше сердце. Покинув шумный свет, он
уехал в тайгу и, видите, ловит хариусов, бедняжка!
Трудно сказать, как узнали об этом женщины; возможно,
сам разочарованный М. открылся все же одной из них. И по¬
хоже, что всё это было правдой. Молодой человек встречал
общее сочувствие.
Так он жил себе в одиночестве, и команды ангарских
буксиров часто принюхивались к дымку его костров, когда
где-нибудь на Кочерге, на Сосновом или Лесном острове,
под космами черемухи, он варил себе ушицу на обед.
Однажды этот М. с рюкзаком за плечами ранним утром
пришел в знаменитый Сибирский музей.
— Я — М., — коротко отрекомендовался он. — Рыбачу
на Ангаре. На одном из островов в прибрежной гальке по¬
падаются странные черепки. Я не археолог, не берусь су¬
дить об их ценности, однако... Словом, дайте мне кого-ни¬
будь из знающих...
За знающим пошли, и им оказался в те дни совсем моло¬
дой еще ученый, будущий доктор исторических наук, про¬
фессор Алексей Павлович ОклаДников. Черепкам повезло:
они попали в хорошие руки. .Находки на острове перестали
быть фактом частной жизни гражданина М. Они преврати¬
лись в факт из жизни советской науки. Археологи удивля¬
лись: по какой странной недоглядке им доныне не пришло
в голову заглянуть с раскопками на Ангарские острова, по¬
ка не свершилось их затопление? Им стало ясно теперь:
самые богатые памятниками прошлого места, целая сокро¬
вищница удивительных древностей должны находиться не
на берегах рек, не в их логах, падях и глухих дебрях, а имен¬
но там, на островах.
ПЯТИЭТАЖНЫЙ МУЗЕЙ
Там и на самом деле обнаружился целый подземный му¬
зей, коллекции которого притом были найдены расположен¬
ными уже в строгом хронологическом порядке, одна под дру¬
288

гой, пятью этажами. Почему это произошло? Понять не¬
трудно.
Вначале был страх. Страх правил древним миром и чело¬
веком. Выбравшись из прародительской пещеры, человек
стремился оградить себя от опасностей, грозивших на каж¬
дом шагу Окруженный бурными течениями остров —
«о-струй» — казался лучшей крепостью. Спины лесистых
ангарских, ленских, других островов, как лучшие гостиницы
современного города, никогда не пустовали. Потомки сели¬
лись на местах, где еще тлели очаги предков. Один на дру¬
гой ложились культурные слои почвы, накрывая своей тол¬
щей остатки прошлого. На древних огнищах зажигались но¬
вые костры.
Что знали жители островов о своих' предшественниках?
Ничего: они о них даже не подозревали. Они не трогали ста¬
рых следов. Вот почему вертикальный разрез каждого ост¬
рова, когда сюда в пятидесятых годах пришли ученые, ока¬
зался необычайно интересным: каждый дециметр углубле¬
ния в почву уводил во все более седую древность.
Сверху лежал слой современного, нашего, дерна, войлок
жадных сегодняшних корней—* 1955, 1956 или 1957 год.
Дерн снят. Под ним — желтая супесь, и это уже та
земля, которую солнце освещало во дни крещения Руси. Тут
сидело тогда тюркское племя «курыкан»*— «гу-ли-гань»
китайских летописей.
«По переправе через море Байкал на север, — написано
в книге Тан-Шу,— дни долги, ночи коротки. На закате нач¬
нешь жарить баранью селезенку, и она еще не поспела,
а с востока уже грядет рассвет. Близки, близки места гули-
ганей к месту солнечного восхождения!»
Через тысячу лет эту запись прочел ученый император
Цянь-Лунь и не поверил таким сказкам. «Как может быть, —
досадливо возражал он, — как может быть правдой, будто от
сумерек до рассвета сварится одно лишь баранье между-
плечье? Хвастливы эти слова и зря занесены в летопись:
дело не соответствует истине!»
Не станем смеяться над наивным Цянь-Лунем: многим
нашим ученым еще недавно найти тюркское племя на столь
далеком Севере тоже казалось не менее невозможным: одно
* В 1957 году Н. Н, Забелина, археолог экспедиции А. П. Окладни¬
кова, раскопала на Ангаре первую курыканскую крепость, поселение
IX—XII веков.

его открытие прославило бы ангарские острова. А ведь мы
спустились лишь на первую ступеньку «музея».
Торопясь познакомиться с ним, пока современная жизнь
не покроет острова толщей ангарских морей, археологи
в пятидесятых годах упорно копали дальше. Несколько сан¬
тиметров вглубь — несколько веков по лестнице истории: ра¬
боты велись уже на уровне первых столетий нашей эры, если
не во дни гибели Помпей, то рядом с Каталаунской битвой.
Закатывалась слава Рима, расцветала Византия. Клавдий
Птолемей уже создал свою систему мира. А здесь, у не ведо¬
мого ему Байкала, люди только вступали в железный век.
И может показаться, что именно тут протекал «медовый ме¬
сяц» раннего-железа. На ангарских островах поселилось
племя заядлых кузнецов и плавильщиков. В земле, где ни
копни, вперемешку с грубой речной галькой, дожили до на¬
ших дней остатки древнего горнорудного промысла: ямы-
горны, обломки глиняных трубок для дутья, ржавые «кри¬
цы»— куски еще не прокованного металла, тяжкие каменные
молоты и наковальни для его обработки. Повсюду льячки
и тигли, части железных изделий: в те времена из железа
изготовляли не только необходимые предметы, оно шло и на
«железные драгоценности» — украшения. Это был редкий
металл; ценился он дорого.
Металлургическая вакханалия разыгралась не случайно
именно здесь: бассейн Ангары богат желваками сидорита,
самой простой в обработке железной руды.
«Лось». Писаница на скалах.

Еще один шаг вниз, такой же незаметный в пространстве,
еще более разительный во времени. Опять грязно-желтая
земля, опять галька, но более мелкая, а исследователь —
уже за пределами нашей эры, в глубочайшей древности.
Шаг за шагом, этап за этапом... Вот эпоха «развитой
бронзы»', с ее топориками-кельтами, похожими на те, что на¬
ходят при раскопках в Китае. Но это не привозное оружие;
его делали тут же на месте: китайский узор упрощен, изме¬
нен. Здесь была своя культура бронзы, а ведь как недавно
в этом сомневались!
Вот следующая ступень — «бронза ранняя». Форма метал¬
лических изделий подражает еще нефритовым образцам*
Металл соперничает с камнем, но все еще не может побе¬
дить его.
И, наконец, совсем внизу — начало начал, каменный век,
уходящий в такую даль, в которой, как говорится в сказках,
«и времени не было».
Текли годы, проносились столетия. Где-то там созрева¬
ли и падали могучие цивилизации. Выросла и рухнула Асси¬
рия. Лавры Эллады венчали то Мильтиада, то Фемистокла,
а здесь, в Прибайкалье, все так же шумела тайга, зло и тон¬
ко ныли тучи гнуса, выли зимние ветры и, — так же как
сегодня, — стряхивая снег с еловых лап, выходили на лесные
поляны люди. Какие люди? Как выглядели они? Какими
были?
По обрывкам и обломкам древних вещей работающие
с археологами художники научились восстанавливать одеж¬
ду и внешний облик человека бронзовой и более ранних
эпох. Антропологи по черепам и скелетам помогают опреде¬
лить физический тип охотника и рыбака, жившего в палео^
лите в Прибайкалье на островах тамошних рек. И — удиви¬
тельное дело! — все это оказывается почти неизменным на
протяжении тысячелетни, почти до нашего времени.
Из древних могил выходят клочки одежды шаманов, точ^
но такие, как в 1900 году, оружие, служившее еще нашим
дедам, как бы сегодняшние «дымокуры», изготовленные со¬
временниками мамонтов. Они ничем не отличаются от тех
тунгусских горшочков, о которых в XVIII веке Георги, автор
«Описания всех обитающих в России народов», писал: «Для
прогнаяия от себя летающей в превеликом множестве мошки,
которая крайне беспокоит, перевешивают часто,кроме махала
и селезеньих голов... небольшие горшочки, в которых курится
гнилое дерево, через плечо так, что курево сие то впереди,
то назади висит, смотря по делу их и по ветру. И так они
291

беспрестанно бывают в дыму, отчего около носу нарочито
смугла бывает у них кожа...»
Археологи, работавшие в Сибири, тоже, случалось, воз¬
вращались в Ленинград и Москву с кожей, «нарочито смуг¬
лой около носа»; так же смугла от тех же причин была
она, несомненно, и у людей, живших за пять, за десять тысяч
лет до начала нашей эры.
Сцена камлания.
292

Ископаемые ритуальные принадлежности признал бы
своими шаман XVII или XVIII века. Искусно выточенные
из камня рыбки-приманки изготовлены во дни фараонов,
но в точности похожи на костяных рыбок тунгуса, сделанных
полвека назад: сыновья этого искусника, вероятно, еще живы
сегодня, а может быть, доживает свой век и он сам, сего¬
дняшний пенсионер.
Поразительная картина. «Ныне дикой тунгуз» Пушкина,
идя на белкованье, все еще брал с собой вместе с тяжелой
винтовкой на сошках и лук, почти такой же, как во дни
неолита. И Энциклопедия Брокгауза (том 67-й, вышедший
в свет в 1902 году) спокойно отмечала: «Желая снабдить
покойника всем необходимым для будущей жизни, тунгусы
кладут с ним ружье, котел, лыжи, лук со стрелами...» Это
в 1902 году, за сорок три года до первого атомного взрыва!
И десять и пятнадцать лет спустя младшие братья этого
тунгуса всё еще погружали свои искусно вырезанные рыб¬
ки-приманки в холодные воды Ангары. Им и не снилось, что
дети их и внуки, спокойно повернув выключатель приемника,
прослушают в своем доме лекцию про этих рыбок при элек¬
трическом свете, зажженном тою же вечной работницей, веч¬
ной кормилицей — Ангарой.
Археологи на великих реках Сибири торопятся. С каждым
годом нарастают темпы наших строек: волны вновь созда¬
ваемых морей скоро закроют навсегда их берега и острова.
Остались считанные дни: терять нельзя ни одного: все на¬
ходки последних лет доказывают — необозримо велики
запасники подземного музея Сибири.
В 1957 году одна из машин экспедиции мчалась-по новому
шоссе над Ангарой. На полном ходу острый глаз руководи¬
теля работ заметил тонкую черточку — прослойку угля в от¬
косе свежей выемки: «Стой, стой!,.»
Шофер затормозил, откос обследовали, и на карте древ¬
них стоянок Ангарского бассейна появился новый черный
кружок, а в музеях страны — новые экспонаты.
Богатые погребения поздних эпох у деревни Серово при¬
несли отлично сохранившиеся костяные обкладки луков, вы¬
резанные из кости статуэтки. Там же была сделана сенса¬
ционная находка — изображение странного двухголового
существа, человека-зверя, какие никогда не попадались
раньше.
У Бурети, у Свирска, на Каменных островах были обна-
293

ружены «совершенно сногсшибательные» наскальные рисун¬
ки, очень своеобразные по стилю. А на одной скале заметили
нечто, отдаленно напоминающее примитивную топографиче¬
скую карту, какой-то набросок местности... Подумайте, что
это могло бы значить: географический чертеж новокаменного
века! Топографы неолита... Разве надежда найти что-либо
подобное не оправдает любой трудности и опасности рабо¬
ту на отвесных скалах, над падунами и порогами еще не
укрощенных рек?
Четыре тысячелетия отделяют дымные землянки сибир¬
ской древности от веселых палаток и красных флажков
археологического лагеря там, на взлобке. Но через все эти
десятки веков оттуда и досюда, от них и до нас, тянется
одна, ни в едином звене не прервавшаяся цепь развития,
доносится могучее дыхание миллионов живых существ, пере¬
дающих от поколения поколению великую эстафету истории*
Восстановить ее утраченные звенья — задача археологов.
Этой задаче посвящают они свое сложное искусство, свои
отточенные знания, свой напряженный и порой тяжелый труд*

СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие		 3
От авторов				 7
Во дни Петровы
Указ о древних вещах		 13
Вейера или Бригитта? .	.	 	 13
Последний троянец
Мальчик из лавки		 23
Семь городов спорят	 26
Итоги		 31
Господин Великий Новгород
Свидетели древней Руси	34
Галантерея дней Гостомысловых .........	39
Этажерка о двадцати восьми	полках .......	44
Северный папирус .	.............	47
«От Бориса ко Ностасии» .	.	...	......	50
«Невежа писа...» .			 53
Говорят вещи 		 59
У истока времен	  63
Мать городов русских
Разорение Батыево 		 65
Люди и истины	  67
Не словом единым		 71
Мастер Максим	 74
Киев Владимира и Ярослава	  77
Открытая книга 		 82
Город с двойным дном
«Одеяло» Деметры		 91
Пантикапей	 93
Боспорское царство 	 96
Город мертвых	 93
Города живых	106
Вождь угнетенных Савмак	 109
Охранные раскопки 		110
Мировое сокровище 		113
В царстве Тейшебы-воителя
У города Ван ................	117
По воле богов	    120
Гибель Тейшебаини . . .	.,	125
«Стерегущие золото грифы»
Семь языков, семь переводчиков 		138
Белый всадник на белом коне	.......... НО
Колесница вождя 		 145
Древнейший в мире .	. . 			 .	148
Кто же они? .	.	.	•	  150
Аму-Дарьинский клад
Почти по Киплингу	 156
Бактрийский дом ,	  163
У стен Кей-Кобад-шаха 		 170
295

В древнем Пенджикенте
«Замок магов»			 • . .	174
Чабан и царь .......	175
«Vae victis» .				 177
От Калаи-Муга к. Пенджикенту .........	180
Живопись согдийцев	  .	181
«За семью печатями»
Слово и то, что за ним стоит ..........	193
Парфия великая .				 195
«Место, удобное для оседлой жизни» .......	199
Остраконы заговорили	.	200
Знакомьтесь: Фрийадатипат, мадубар!	 203
«Воздушный замок»	. ...	 210
Парфянские ритоны	. . 		 217
У колыбели человечества
Усыпальница гигантов	229
Ровесник мамонта 		232
Книга древнего бытия . 		 235
Археология в Костенках	 	 237
Древнейшая глипотека мира	240
Как это могло случиться?	  . .	243
Юбилейный подарок	245
Человек и череп
Мертвые говорят	   249
Детектив и наука	  252
Великие тени		 *	  262
Имя вождя	  ...	268
Вернее, чем с натуры 		  .	270
Сокровища Братского моря
Ангара-река  	* » • 273
Семьдесят веков	. .	274
Загадочные рыбки .■ . 		277
Чёлны и оморочки .	  280
«Проникающий в сталь» .	    -282
Лук и стрелы 		  284
Несчастная любовь и древние черепки 		287
Пятиэтажный музей 		  288
Успенский Лев Васильевич и Шнейдер Ксения Николаевна
ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ. Очерки по археологии. М., «Мо¬
лодая гвардия», 1963.
296 с., с илл.
902.6
У77
Редактор М. Катаева
Художественные редакторы Я. Печникова и А. Степанова
Технический редактор Л. Лясникова
А07124.	Подп. к печ. 4/VII 1963 г. Бум. 60х901/,6.
Печ. л. 18,5(18,5) + 4 вкл. Уч.-иэд. л. 16,7. Тираж 50 000 экз.
Заказ 393. Цена 73 коп.
Тийография «Красное знамя» иэд*ва «Молодая гвардия».
Москва, А-30, Сущевская, 21.