Текст
                    
Рональд Рейган, 40-й Президент США (1981–1989) Америка сама по себе – это не причуда географии или политологии. Она – часть замысла Господа Бога по сохранению и распространению священного пламени человеческой свободы. Рональд Рейган, 1991 год Если фашизм когда-нибудь придет в Америку, то придет он под именем либерализма. Он же, 1975 год.
АМЕРИКА ПРОТИВ ВСЕХ Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность Москва 2023 1
УДК 001.51 ББК 99.1 А61 АВТОРСКИЙ КОЛЛЕКТИВ Яковенко А. В., д-р юрид. наук, профессор, Чрезвычайный и Полномочный Посол (руководитель) Манасенко К. А., канд. экон. наук (руководитель) Карпович О. Г., д-р юрид. наук, д-р полит. наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ Крамаренко А. М., Чрезвычайный и Полномочный Посол Егоров В. Н., канд. ист. наук, Чрезвычайный и Полномочный Посланник Гришанов А. А., канд. полит. наук (ответственный секретарь) А61 Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность. – М.: ООО «Содружество культур», 2023. – 588 с. ISBN 978-5-6045984-0-5 Настоящее издание посвящено анализу и оценке исторической эволюции американской и в целом западной геополитической стратегии, рассмотренной через призму становления и развития США как государства. Работа состоит из четырех частей, в которых прослеживается формирование в Америке экспансионистских и империалистических идей, исторические корни американской государственности (XVII–XIX вв.), распространение гегемонии США в различных регионах, а также в глобальном масштабе (с конца XIX в. до нашего времени). Книгу завершает анализ недемократической сущности США, а также глубоких противоречий, свойственных политическому и социально-экономическому устройству современной Америки. Отдельное внимание уделено российскому вкладу в сохранение государственности США и ряда других западных держав, в борьбу с германским нацизмом, японским милитаризмом и попытками их возрождения после 1945 г., а также роли нашей страны в сломе колониализма и противодействии неоколониальным практикам. Представленный в книге анализ основывается на достижениях современной американистики и смежных дисциплин, широко используются документальные свидетельства, приведены обширные статистические данные и высказывания очевидцев и участников исторических событий. Отдельное внимание уделяется критическим оценкам общественно-политического строя и курса США, исходящим от видных западных интеллектуалов. УДК 001.51 ББК 99.1 ISBN 978-5-6045984-0-5 © Коллектив авторов, 2023 © ООО «Содружество культур», оформление, 2023 2
ОГЛАВЛЕНИЕ ВВЕДЕНИЕ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ США в меняющемся мире: концепции, теории, доктрины . . . . . . . . . . . . . . . . . 13 Глава 1. Американская геополитическая мысль: от истоков к современности . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Глава 2. Американский подход к современному миропорядку . . . . . . . . . . . . . . . Глава 3. Доктринальные основы глобальной политики США . . . . . . . . . . . . . . . . Глава 4. Глобализация, неолиберализм, «золотой миллиард» . . . . . . . . . . . . . . . . 14 41 55 73 ЧАСТЬ ВТОРАЯ Исторические корни американской государственности . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 106 Глава 5. Миф о «колыбели демократии» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Глава 6. Град на холме: духовные корни американского государства . . . . . . . . . Глава 7. Возникновение мифа о «Стране свободы»: прав ли был Алексис де Токвиль? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Глава 8. Агрессия на американской земле: Вашингтон учится завоевывать новые земли . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Глава 9. «Суд Божий» над Америкой: Гражданская война 1861–1865 гг. . . . . . . . Глава 10. Геноцид на американской земле . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Глава 11. Вклад России в сохранение американской государственности . . . . . . Глава 12. Когда Америка была русской: геополитическое присутствие России на американском континенте в 1772–1867 годах . . . . . . . . . . . . . . . 109 122 133 148 161 181 207 214 ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Становление «американской империи» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 255 Глава 13. Доктрина Монро, «большая дубинка», панамериканизм и «дипломатия канонерок» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 257 Глава 14. «Наконец-то мир узнает своего спасителя»: США в Первой мировой войне . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 279 Глава 15. «Не мир, а перемирие на двадцать лет»: США, Версаль и путь ко Второй мировой войне . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 297 3
Глава 16. США между мировыми войнами . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Глава 17. США во Второй мировой войне: от Тихого океана до «внутреннего фронта» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Глава 18. Кто бомбил Хиросиму и Нагасаки? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Глава 19. Дорога к холодной войне . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Глава 20. Холодная война и апофеоз «американской империи» . . . . . . . . . . . . . . Глава 21. От холодной войны к многополярному миру: региональные аспекты американского стремления к гегемонии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Глава 22. Роль военных и невоенных инструментов в глобальной стратегии США . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 315 336 367 387 400 433 465 ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Власть народа, волей народа и для народа: являются ли США демократическим государством? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 509 Глава 23. Глава 24. Глава 25. Глава 26. Глава 27. Глава 28. Понятие демократии и «геттисбергская формула» Линкольна . . . . . . Власть народа? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Власть волей народа? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Власть для народа? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Как Америке стать подлинной демократией? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . «Демократия по-американски» в глобальном масштабе . . . . . . . . . . . . 4 511 518 534 560 573 577
Введение Америка, американцы, США, Вашингтон, Белый дом… Все эти слова десятилетиями мелькают перед нами в СМИ и Интернете, звучат в политических дискуссиях, научных диспутах, в фильмах и сериалах, художественных книгах и научных трудах – и даже в застольных разговорах. В последние годы количество упоминаний Америки растет буквально взрывными темпами. Да и как может быть иначе в ситуации, когда США открыто объявляют Россию угрозой так называемому «свободному миру» и уже не пытаются скрыть, что фактически открыто воюют с нашей страной на поле боя на Украине (и в слабо завуалированной форме – на десятках других фронтах от Африки и Латинской Америки до космического и киберпространства). Однако что же такое – Америка? Ответить на этот вопрос не так уж просто. В свое время У. Черчилль сказал, что Россия – это загадка, завернутая в тайну, помещенную внутрь головоломки. Вместе с тем современные США остаются такой же загадкой для миллионов россиян, а также жителей других государств и регионов. Как США смогли стать великой державой? Почему Америка претендует на роль мирового гегемона? Почему американцы и их лидеры искренне считают, что на США должно равняться остальное человечество? Почему в Америке так много говорят о свободе и демократии и при этом пытаются навязать свои устои остальному миру? Всегда ли США были враждебны России? Откуда берет свои корни американская русофобия? Все это, казалось бы, основополагающие вопросы, однако ответить на них зачастую непросто не только обывателю, но и специалисту. Еще более парадоксальным выглядит то, что нередко еще меньше об Америке знают сами американцы! Многие граждане США не только не могут найти на карте свою страну, но и вообще не представляют, откуда взялись Соединенные Штаты, как они развивались и почему сегодня они такие, какие они есть. И это отнюдь не вина самих американцев, ставших жертвами идеологизированного подхода к образованию, десятилетиями внедряемого властями страны. Используемые в школах США учебники истории еще в середине XX века выродились в пропагандистские методички, местами напоминающие фантастические романы, тогда как попытки преподнести более взвешенную и правдивую трактовку американской истории воспринимаются в «Стране свободы» едва ли не как подрывная деятельность. Неслучайно выдающийся американский писатель Г. Видал в свое время назвал США «Соединенными Штатами Амнезии». Кстати говоря, борьба против откровенной фальсификации истории в школах и вузах США – важная часть работы критически настроенных американских интеллектуалов, среди которых можно назвать такие выдающиеся имена как Г. Зинн и Дж. Лёвен, чьи книги (например, 5
«Народная история США»1 и «Ложь, которую рассказывал мне учитель»2) внесли огромный вклад в историческое просвещение американцев. Америка – это не просто одно из современных государств на карте мира, но и сложное историческое явление, которое мало кто сегодня понимает. Отсюда проистекают многочисленные иллюзии, ошибки и заблуждения, которые мешают адекватно воспринимать США и выстраивать в их отношении эффективную политику. А ведь без глубокого осознания превратностей исторического пути Америки, без тщательного анализа того, в каком месте и по каким причинам она «свернула не туда», почему американские элиты возомнили себя избранными и развернули настоящий крестовый поход против всех несогласных, включая Россию, – без всего этого невозможно адекватно противодействовать все более агрессивным и непредсказуемым попыткам Вашингтона и его союзников сохранить свою глобальную гегемонию любой ценой. Именно поэтому авторы настоящей работы искренне надеются на то, что читатели найдут ее актуальной и своевременной. В ней предпринята попытка нарисовать масштабную картину зарождения и развития американской гегемонии, начиная еще с тех времен, когда США не существовало на карте в качестве суверенного государства, и вплоть до момента обретения ими статуса единственной глобальной сверхдержавы в конце XX столетия. Данная книга ни в коей мере не является учебником американской истории и не претендует на полное и всеобъемлющее изложение основных вех развития Америки за четыре столетия – такая работа вышла бы далеко за рамки одного тома3. Книга не претендует на то, чтобы произвести научные открытия в американистике. Мы также далеки от того, чтобы перечислять или тем более анализировать все существующие или когда-либо существовавшие трактовки исторического развития Соединенных Штатов. Желающих глубже погрузиться в данную и, бесспорно, захватывающую тему мы отсылаем к специальной литературе. Перед нами же стоит задача критически пересмот­ реть основные вехи в истории и политической мысли США, не ограничивая себя рамками одной-двух отдельно взятых историографических концепций. Наш подход заключается в том, чтобы сформировать аргументированный взгляд, который позволит переосмыслить значение США в мире. Главная цель книги заключается в том, чтобы предложить читателю своего рода систему координат, познакомить его с основными категориями, проблемами и явлениями, связанными с развитием американского общества и государства как глобального явления. А это развитие, как аргументированно доказывается в данной книге, уже на ранних этапах существования США пошло по строго определенной траектории, которую можно описать в таких термиЗинн Г. Народная история США. М.: Весь Мир, 2006. Loewen J.W. Lies My Teacher Told Me: Everything Your High School History Textbook Got Wrong. New York: The New Press, 1995. 3 См., например, академический четырехтомник, по-прежнему не утративший актуальности: История США. Т. 1−4. М.: Наука, 1983–1987. 1 2 6
нах, как гегемонизм, империализм, колониальные устремления и, конечно, мессианство, то есть уверенность в моральной непогрешимости Америки и ее высшем праве определять, чтó хорошо для всего остального человечества, а что плохо. Внимательный читатель, несомненно, отметит, что ростки этих явлений начали пробиваться на американской почве задолго до того, как США во всеуслышание заявили свои претензии на статус великой державы. Авторы убеждены, что сегодня для каждого образованного человека очень важно ознакомиться с представленной работой. Мы имеем в виду не только граждан России, но и жителей других стран и регионов мира – в том числе самих США. Это важно потому, что в настоящее время гегемонистская политика Вашингтона во многом достигла своего апогея, а американские элиты, как и правящие круги коллективного Запада в целом, уже больше не скрывают своих намерений в отношении России. Они говорят исключительно о нанесении нашей стране военного поражения, причем не тактического, а стратегического – или, как сейчас любят говорить на Западе, экзистенциального, то есть ставящего под вопрос само дальнейшее существование России. Именно по­ этому так важно подвергнуть бесстрастному анализу исторический путь США, который в конечном итоге привел к созданию агрессивной и бескомпромиссной «Американской империи». Исходя из сказанного, становится ясно, почему мы назвали свою книгу «Америка против всех». Это сделано неслучайно – ведь один из ключевых посылов, в справедливости которого, мы надеемся, читатель убедится после прочтения нашего труда, является то, что американское государство сегодня дошло до той фазы, при которой его политика начинает угрожать абсолютно всем без исключения странам и народам, в том числе самим американцам и тем, кто наивно полагает себя партнером или союзником Вашингтона. Одна из важных задач настоящей работы заключается в том, чтобы помочь читателю избавиться от целого ряда непродуктивных, абсурдных и даже откровенно вредных мифов, которыми сегодня окружена Америка. Мифы эти создавались как ненамеренно, на фоне незнания реалий американской истории и современности, так и с совершенно конкретным умыслом, усилиями пропагандистской машины Вашингтона. Во власть этих мифов попадают не только обыватели, но и эксперты, аналитики, журналисты, публицисты, и даже политические деятели. Как следствие, в массовом сознании формируется не взвешенный и реалистичный взгляд на США, а масса вымышленных и порой совершенно фантастических образов Америки, тяготеющих к одному из двух полюсов, которые можно условно обозначить как «Абсолютный идеал» и «Абсолютное зло». Некоторые исследователи идеализировали США, видя в них высшую точку исторического процесса и величайшее достижение человеческого духа. Еще в XIX в. многие европейские мыслители славили Америку едва ли не как землю обетованную, на которой торжествует свобода и прогресс, а социальные пороки хотя и присутствуют, но искореняются семимильными шагами. 7
Такой взгляд был присущ и многим в XX веке – например, после 1918 и 1945 годов в Европе было широко распространено мнение о том, что американцы положат конец многовековым войнам в Старом свете и в итоге на всей земле воцарится мир – а вместе с ним придет экономическое процветание. И в нашей стране, особенно после крушения Советского Союза, находилось немало тех, кто рассчитывал на благотворную роль Соединенных Штатов – и даже их помощь в радикальном социально-экономическом и политическом преобразовании российского государства. О том, в какой степени сбылись надежды этих мечтателей, хорошо известно, – однако и по сей день таковые встречаются среди граждан России (правда, все чаще из числа тех, кто покинул пределы нашей страны). Конечно, идеализация США – это глубокое заблуждение. Безусловно, в истории Америки случались такие периоды, когда казалось, что еще немного – и эта страна войдет в золотой век. Однако это отнюдь не означает, что США следует рассматривать как светоч для всего человечества. Все больше появляется свидетельств того, что надежды на американский золотой век давно ушли в прошлое. Социальные проблемы Америки сегодня как никогда далеки от разрешения – и ведь многие из них власти и лучшие умы этой страны не могут разрешить десятилетиями, несмотря на прилагаемые огромные усилия! Наконец, если США – это идеал, то как быть с миллионами людей по всему миру, заживо сожженных сброшенными американцами ядерными и зажигательными бомбами, фосфором и напалмом, отравленных токсичными веществами, зверски убитых в результате спровоцированных Вашингтоном войн и конфликтов? Очевидно, все это не укладывается в картину мира тех, для кого США – это высшая точка истории. На эти факты указывают те, кто придерживается другой позиции, ведущей к демонизации Америки. Для них США – это империя зла и каждый свободно­ мыслящий человек на планете должен подобно древним римлянам повторять: «Vasingtonia delenda est»4. Сегодня ни для кого не является тайной та деструктивная роль, которую США сыграли и продолжают играть в новейшей истории. Ни одна другая страна не развязала столько войн и военных конфликтов, не спровоцировала столько разрушительных экономических кризисов. Тотальное насаждение примитивной потребительской культуры, нежелание считаться с политическим и духовным многообразием стран и народов, агрессивное менторство, поддержанное применением силового ресурса – все это давно стало отличительной чертой «американского стиля» в политике. Однако нельзя ставить знак равенства между американцами с одной стороны и американским государством, Вашингтоном, Белым домом, американВ переводе с латинского – «Вашингтон должен быть разрушен». Во время Второй пунической войны между Карфагеном и Римом непримиримый враг карфагенян Марк Порций Катон все свои речи в римском сенате заканчивал фразой «Ceterum censeo Carthaginem delendam esse» («И все же я думаю, что Карфаген должен быть разрушен»), краткая форма которой («Carthago delenda est») стала крылатой. 4 8
скими элитами – с другой. Народ Соединенных Штатов – такой же заложник необдуманной и кровожадной политики своих властей, как и жители арабских или африканских стран, на головы которых сыплются американские бомбы. Да, армия США научилась воевать малой кровью, задавливая (хотя и не всегда успешно – вспомним Афганистан) слаборазвитых противников подавляющей материальной мощью. Сегодня многим жителям Америки кажутся страшным сном десятки тысяч гробов, приходивших когда-то из Вьетнама. Однако американский народ несет чудовищные потери на других фронтах – например, во время опиоидной эпидемии, фактически спровоцированной властями США в угоду фармацевтическим кампаниям. А между тем от наркотиков каждый год жителей Америки погибает значительно больше, чем было убито их соотечественников в кровавой мясорубке Первой мировой войны или во вьетнамских джунглях. В «Стране свободы» миллионы граждан лишены элементарных гарантий безопасности, доступа к медицине, образованию, социальной защите, даже избирательных прав. Говорить о том, что эти люди стоят за имперскими амбициями Белого дома и всей душой поддерживают геополитические авантюры своих властей, просто нелепо. Напротив, сегодня все больше жителей США осознают, что именно агрессивная глобальная политика Вашингтона уничтожила то, что принято называть американской мечтой. Американская культура и образование деградируют уже не одно десятилетие – сейчас их упадок очевиден любому. Социальные лифты, благодаря которым в свое время США и рассматривались как общество будущего, уже давно не работают – и диплом престижного университета вместо билета на высшие этажи американской иерархии превратился в свидетельство о наличии богатых и влиятельных родителей. Более того, образованные, умные и целеустремленные граждане не нужны сегодня прежде всего самой американской элите, которая настолько закостенела в своем умственном и духовном развитии, что вместо отбора и выдвижения лучших из своих рядов пытается отыскать хоть кого-то, кто еще способен связно владеть английским языком и зачитывать подготовленные помощниками памятки. Однако нельзя мерить всю Америку единым стандартом. Несмотря на усилия власть предержащих «новаторов», вводящих на уроках математики песни и танцы вместо решения уравнений, в Соединенных Штатах остается еще достаточное число высококультурных интеллектуалов. И большинство из них с горечью смотрит на то, что творят американские элиты внутри США и за рубежом. Вопреки всем попыткам вашингтонских пропагандистов представить критиков режима как маргиналов или помешанных, число убежденных противников нынешней государственной системы в Америке и ее глобальной политики пополняется все новыми и новыми выдающимися людьми. Такие американцы, как Ноам Хомский, считающийся одним из величайших лингвистов современности, нобелевский лауреат по экономике Джозеф Стиглиц, обладатель трех «Оскаров» Оливер Стоун и многие другие не менее значимые фигуры не устают доводить до соотечественников неприятную мысль – Америка 9
свернула не туда и катится в пропасть, рискуя увлечь за собой весь остальной мир. Безусловно, к позициям этих мыслителей нужно отнестись весьма внимательно, ведь они изнутри наблюдают происходящее в США, а их выдающийся опыт и интеллектуальный уровень позволяют давать квалифицированные и обоснованные умозаключения относительно того, что происходит с этой страной – и как это влияет на все человечество. Таким образом, трезвый взгляд на историю Америки и ее современность требует осознания того факта, что американский народ и американские элиты – это два разных мира, исторические пути которых окончательно разошлись как минимум столетие назад. Российская американистика (в отличие, кстати, от американской «советологии», тяжелое наследие которой по-прежнему живо в умах вашингтонских стратегов), несмотря на все пережитые ею перипетии, традиционно отличалась взвешенным и всеобъемлющим взглядом на США, признанием за американскими гражданами их глубокого культурного и цивилизационного своеобразия, права жить сообразно своим традициям и приоритетам – права, которое у американского народа сегодня фактически отобрали его же правящие круги. В этой связи одной из задач книги стало помочь читателю глубже вникнуть в целый ряд непростых проблем. Каким образом американцы позволили завести себя в ту геополитическую, экономическую и социальную трясину, которая сегодня все глубже поглощает США? Как не дать американским элитам отсрочить свой крах за счет новых войн и кризисов? Как можно общими усилиями создать такой миропорядок, в котором Америка не будет пытаться диктовать всему человечеству свои правила – и в котором американцы наряду с остальными народами мира смогут пользоваться всеми преимуществами экономического процветания, а также культурного, политического и социального многообразия нашей планеты? Надеемся, что наша книга даст достаточно информации, необходимой для ответа на данные вопросы – хотя сам ответ, безусловно, остается за читателем. Бесспорно, вдумчивые читатели нашей книги могут сделать собственные выводы, согласившись или не согласившись с представленной нами логикой и аргументацией. В этой связи авторы книги особо отмечают, что они открыты к любой конструктивной дискуссии и критике высказанных ими аргументов и прочтений американской и всемирной истории5. 5 Замечания и пожелания просим направлять на электронный адрес iamp@dipacademy.ru. 10
Благодарности Авторы считают своим долгом выразить сердечную благодарность целому ряду коллег за помощь, оказанную в работе над настоящим изданием. Большой вклад в подготовку его итогового текста внес коллектив ИМЭМО РАН во главе с его руководителем Ф.Г.Войтоловским. Отдельной благодарности достойны его коллеги – руководитель Центра североамериканских исследований института В.Ю.Журавлева, а также С.В.Кислицын и А.А.Алешин. Не меньшей признательности заслуживают сотрудники факультета международных отношений МГИМО под руководством его декана А.А.Сушенцова, в первую очередь – заведующий кафедрой прикладного анализа международных отношений И.А.Истомин. Кроме того, нельзя не отметить немалое число коллег, которые оказали большую помощь в работе над отдельными разделами и главами книги. Среди них – коллективы Института востоковедения РАН во главе с его научным руководителем В.В.Наумкиным и заведующим Центром научно-аналитической информации Н.Д.Плотниковым, Института Африки РАН, возглавляемого И.О.Абрамовой и Л.Л.Фитуни. Важный вклад внес Институт Латинской Америки РАН во главе с действующим директором Д.М.Розенталем, а также его предшественником Д.В.Разумовским, в особенности сотрудники Института В.П.Сударев, В.А.Голиней и М.А.-М.Кодзоев. Авторы также признательны коллегам из РУДН – Д.А.Дегтереву и М.А.Никулину. Отдельную благодарность коллектив выражает доктору исторических наук А.Ю.Петрову за его неоценимый вклад в подготовку текста. 11

Часть первая США в меняющемся мире: концепции, теории, доктрины Изучение роли и места США в новом мире логично начать с анализа теорий и доктрин, из которых представители американской элиты черпают ­вдохновение при выстраивании своей глобальной стратегии. Подчеркнем: зачастую речь идет именно о вдохновении, а не о каких-то конкретных практических решениях. Не стоит искать стройной и единой концепции, которая определяла бы геополитическое мышление людей, правящих Америкой. Напротив, порой теоретический багаж архитекторов глобального курса Вашингтона представляет собой причудливую и противоречивую смесь полунаучных (а нередко и откровенно лженаучных) элементов, культурно-психологических стереотипов и даже религиозных доктрин, уходящих своими корнями на несколько столетий назад. Британский экономист Дж. М. Кейнс еще в 1930-е гг. весьма тонко охарактеризовал англо-американскую и в целом западную политику: «Идеи экономистов и политических мыслителей – и когда они правы, и когда ошибаются – имеют гораздо большее значение, чем принято думать. В действительности только они и правят миром. Люди – практики, которые считают себя совершенно неподверженными интеллектуальным влияниям, обычно являются рабами какого-нибудь экономиста прошлого. Безумцы, стоящие у власти, которые слышат голоса с неба, извлекают свои сумасбродные идеи из творений какого-нибудь академического писаки, сочинявшего несколько лет назад»1. Эти слова в полной мере относятся к политической и деловой элите, на протяжении многих десятилетий определяющей курс США на мировой арене. Замечания Кейнса удивительно точны, в том числе и его слова о «голосе с неба», который западные политики нередко якобы слышат (история знает немало признаний, например, президентов США, о том, как с ними напрямую общается сам Господь). Находится ли у власти демократ или республиканец, окружают ли его советники из Гарвардского или Йельского университета, так или иначе, геополитическое мировоззрение людей, правящих Америкой, определяют спорные и противоречивые идеи «академических писак», часто творивших с корыстным умыслом или выполнявших определенный поли­ тический заказ. Именно поэтому начать изучение роли США в современном мире следует с краткого анализа этих идей и концепций. 1 Кейнс Дж. Общая теория занятости, процента и денег. – М.: АСТ, 2021. 13
Глава 1 Американская геополитическая мысль: от истоков к современности В современном мире термин «геополитика» вошел не только в научный оборот, но и в повседневный лексикон политиков, государственных деятелей, журналистов и даже обывателей. Мы говорим о геополитической стратегии государства, современной геополитической обстановке, геополитических интересах. При этом зачастую отсутствует четкое понимание того, чтó именно представляет собой геополитика и какой комплекс идей стоит за этим поня­ тием. Как следствие, отсутствует и ясное понимание того, какие цели преследуют творцы «новой геополитической картины мира», в первую очередь Со­ единенные Штаты. Таким образом, оценка современной ситуации невозможна без понимания того, чтó же на самом деле представляет собой геополитика и какие теории образуют ее фундамент. Геополитика – это область мысли, возникшая на пересечении политической теории, географии, истории, демографии, социологии, военных и других научных и околонаучных дисциплин более ста лет назад. Исследуя политический потенциал территориально-пространственных характеристик государства, геополитика призвана раскрывать его возможности и мотивы действий на международной арене. Общей чертой всех геополитических учений являются попытки установить связь между географией и возможностями государств на мировой арене. Понимание и различные трактовки подобной взаимосвязи характерны для геополитики как столетие назад, так и в наши дни. Это иллюстрируют рассуждения директора центра «Стратфор», известного как «неформальное ЦРУ», Джорджа Фридмана. В своем докладе «Методология геополитики» он пишет: «Важно лишь одно: нации и их сообщества действуют на основании страха в гораздо большей степени, нежели из любви или зависти. Страх перед лицом грядущей катастрофы определяет внешнюю политику кочевых племен и современных национальных государств. Этот страх, в свою очередь, обусловлен фактором местоположения. География задает возможности, в равной степени определяя также слабости и уязвимости. Страх зависимости и уничтожения движет народами – и страх этот укоренен в местоположении»2. Впервые термин «геополитика» был применен и развит шведским ученым Рудольфом Челленом (1864–1922) в капитальном труде «Государство как форма жизни», вышедшем в 1916 г. В его книге геополитика определялась в качестве «науки о государстве как географическом организме, воплощенном в 2 Friedman G. The Methodology of Geopolitics. Love of One’s Own and the Importance of Place – Stratfor, 2008. P. 8. 14
пространстве»3. В то же время первые геополитические учения зародились в последней четверти XIX в., еще до того как появился сам термин. Произошло это примерно одновременно в Германии, Англии и США. Соответственно, сформировались две школы геополитической мысли – германская и англосаксонская. Их условно называют континентальной и морской. По сути, всю геополитическую мысль можно, хотя и очень упрощенно, представить с позиций борьбы или, напротив, синтеза этих двух интеллектуальных течений. Противо­ стояние морских и континентальных держав рассматривается как наиболее фундаментальный закон геополитики. Зарождение геополитики неслучайно связано с Германией второй половины XIX в. В этот период начинается процесс объединения нескольких десятков раздробленных германских государств в единую империю под эгидой Пруссии4. Среди идей, которые внушались немцам, главенствовал тезис об исторической несправедливости в отношении Германии, искусственно раз­ дроб­ленной и зажатой среди враждебных государств, препятствовавших ее развитию. Воинственный реваншизм, соединенный с методичной пропагандой, стал катализатором зарождения геополитической мысли. Эти два начала во многом подпитывают и современную геополитику. В этих условиях возникла необходимость в теоретическом обосновании проводимой Германией агрессивной политики. В конечном итоге доктрины, формировавшиеся на этой почве, привели к развитию концепции «жизненного пространства» (Lebensraum) Карла Хаусхофера (1869–1946), которая, в свою очередь, послужила одной из идеологических основ гитлеровского экспансионизма («нацист номер два» Рудольф Гесс был учеником Хаусхофера). Kjellén R. Der Staat als Lebensform. – Leipzig, 1917. Идеологической основой для этого движения стала теория пангерманизма, согласно которой германский народ является единым в политическом, экономическом, этническом, культурном, языковом отношениях и, следовательно, должен развиваться в рамках одного государства. Перенаселенность, неравномерное распределение ресурсов, невыгодное стратегическое положение сдерживали развитие германских княжеств и препятствовали процессу объединения. Это побудило немецких мыслителей вплотную заняться исследованием взаимосвязи между географическими факторами и политическим развитием государств. Выраженным пангерманистом был сам Челлен. В ходе франко-прусской войны 1870–1871 годов союз германских государств во главе с Пруссией нанес сокрушительное поражение Франции, считавшейся в то время наиболее мощной державой континентальной Европы. Военная победа была достигнута не только за счет организационно-технического превосходства армии, объединенной под началом пруссаков, но и вследствие невероятно высокого боевого духа немецких солдат, многие из которых едва покинули школьную скамью, где им годами методично внушались идеи, которые впоследствии станут лейтмотивом германской геополитики. Показательно, что творцу Второго рейха канцлеру Отто фон Бисмарку приписывается фраза о том, что битву при Седане выиграл прусский учитель (в действительности фраза взята из статьи немецкого учителя О. Пешеля о победоносной для пруссаков битве при Садове – решающем событии австро-прусской войны 1866 года, в ходе которой Австрия и Пруссия решали, под чьей эгидой объединятся германские государства). 3 4 15
У американцев в конце XIX века тоже появился свой вариант доктрины жизненного пространства. Пожалуй, ни одно государство мира в ту эпоху не претерпело такого стремительного территориального расширения, как ­Соединенные Штаты. Приобретение у наполеоновской Франции огромных территорий от Мексиканского залива до канадской границы в рамках Луи­ зианской покупки 1803 года, присоединение Флориды и других испанских земель в 1819 г., включение в свой состав Техаса, Калифорнии и отторжение от Мексики более половины ее площади после Американо-мексиканской войны 1845 года – вот лишь неполный список действий Вашингтона, которые позволили зажатым на восточном побережье бывшим британским колониям за полвека разрастись до берегов Тихого океана5. Тогда в умах американского общества начали зарождаться далеко идущие идеи экспансионизма и гегемонизма, выходящие за пределы «скромных» задач завоевания североамериканских земель. Уже на рубеже XIX–XX вв. в США сложилась идеология, которая удивительным образом перекликается с проникнутыми великодержавным шовинизмом и расизмом идеями германской геополитики, позднее вдохновившими нацистов. Интересно, что исследователи такую связь подметили довольно давно. Как указывал Дж. Пратт в своей работе «Экспансионисты 1890-х годов»6, вышедшей в 1936 г., многие идеи американского экспансионизма в дальнейшем были положены в основу идеологии нацистской Германии. В 1900 г. в книге «Экономическое господство Америки» американский историк Б. Адамс выступил с пропагандой англосаксонского доминирования и призывами превратить Тихий океан во внутреннее американское море7. Группа историков при университете Дж. Хопкинса во главе с Адамсом стала обосновывать «исключительность» американского народа, провозглашая «пра­во» и «обязанность» Соединенных Штатов распространять свою политическую систему во всем мире. С верой в «избранный народ» и предназначенную ему власть над миром они принялись вырабатывать идеологические установки грядущего мирового американского экспансионизма. Их современник, историк Дж. Берджес в своей книге «Политическая наука и сравнительное конституционное право», вышедшей в 1890 г., писал, что англосаксы имеют неоспоримое расовое превосходство над другими народами8. Поэтому перед США стоит задача распространить свою политическую систему на весь мир. Другие страны «следует заставить подчиниться, применив, если потребуется, любые средства». Этим авторам вторит Ч. Конант в своей работе «Экономические основы “империализма”»: «Создастся впечатление, что сегодня Соединенные Штаты вступают на путь, предназначенный им как отпрыскам англо5 6 7 8 Подробнее см. Гл. 2. Pratt J.W. Expansionists of 1898: The Acquisition of Hawaii and the Spanish Islands. LLC, 2012. Adams B. America’s Economic Supremacy. Origami, 2019. Burgess J.W. Political Science and Comparative Constitutional Law. HardPress, 2013. 16
саксонской расы, но еще не пройденный ими, поскольку у них было пока много дел дома… Неукротимое стремление к экспансии, которое заставляет растущее дерево преодолевать любые преграды, которое руководило готами, вандалами и, наконец, нашими саксонскими предками в последовательных и жестоких войнах, проносившихся над приходившими в упадок римскими провинциями, как будто вновь ожило и ищет новые возможности для приложения американского капитала и американской предприимчивости»9. Важный вклад в теоретическое и идеологическое обоснование масштабной территориальной экспансии США внес целый ряд концепций, которые носят явный геополитический характер (хотя научными теориями их едва ли можно назвать). Возможно, самая известная из них – «доктрина фронтира», разработчиком которой стал американский историк Фредерик Тёрнер (1861– 1932)10. Согласно этой концепции, американская государственность не была привнесена извне с колонистами и эмигрантами, но развилась естественным образом в ходе освоения пограничных территорий и постепенного продви­ жения переселенцев на Запад. Продвигаясь за пределы обитаемых земель, утверждает Ф. Тёрнер, американцы оказывались предоставлены самим себе, поскольку на новых территориях государство фактически отсутствовало. Следовательно, для выживания переселенцам приходилось находить эффективные формы кооперации и самоорганизации, из которых и выросла американская демократия. Именно эти достижения позволили в короткое время продвинуть границы США вплоть до тихоокеанского побережья. Хотя концепция Тёрнера была подвергнута критике академическими историками еще при жизни ее создателя, отдельные ее положения развиваются и по сей день. Тезис об особой роли «фронтира» стал одним из краеугольных камней американского национального самосознания. Идеи Тёрнера были с восторгом приняты и развиты другим историком, будущим президентом США Теодором Рузвельтом. Еще один американский лидер Вудро Вильсон также подчеркивал, что его взгляды на американский экспансионизм возникли под влиянием бесед с Тёрнером, и писал: «Американский континент уже завоеван Соединенным Штатами и служит целям нашей цивилизации. США должны теперь обратить свой взор на новые границы». Вспомним, что именно при Вильсоне Америка вступила в Первую мировую войну, а сам он стал первым президентом страны, побывавшим за рубежом в период нахождения в должности. И в наши дни американцам всех поколений импонирует миф о герояхпереселенцах, которые своими руками «создали Америку». Романтика Дикого Запада, покорения и освоения новых территорий, населенных «дикими племенами», прославленное певцом британского империализма Р. Киплингом Цит. по: Галин В. Политэкономия войны. Алгоритм, 2021. Turner F. The Frontier in American History. – New York: Holt, 1921. Рус. перевод: Тернер Ф. Фронтир в американской истории. – М.: Весь Мир, 2009. 19 10 17
«бремя белого человека»11, заключающееся в «высокой цивилизаторской миссии» – все эти стереотипы по-прежнему живут в умах американцев и напрямую влияют на политику Вашингтона. Ярким свидетельством этому является книга американского журналиста и теоретика геополитики Р. Каплана «Пехотинцы империи: американские военные на земле», в которой автор описывает свой опыт командировок в разные уголки земного шара с бойцами спецназа12. Он утверждает, что пафос Дикого Запада – главное, что движет американскими солдатами, повсюду приветствовавшими его характерной фразой: «Добро пожаловать в страну краснокожих, парень!». Обозначенные выше идеи во многом были синтезированы в концепции, которая сформировалась в Америке в середине XIX в. и стала известна как Manifest Destiny. Наиболее удачный перевод этого термина – «явное предназначение» или «предопределение судьбы». «Неизбежный удел американского народа – это покорение континента <…> пробиться через бескрайние просторы к Тихому океану, воодушевить миллионы людей <…> установить новый порядок в человеческих взаимоотношениях, оживить одряхлевшие народы, обратить тьму в свет, развеять сон сотен столетий, приучить старые народы к новой цивилизации, укрепить судьбу рода человеческого, вести путь человечества к его кульминационной точке, дать переродиться тем, кто пал духом <…> объединить мир в рамках одной семьи, одного общества <…> и излить благословение на весь мир!» – так в своей речи перед Сенатом США в 1846 г. описал концепцию «явного предназначения» один из ее авторов, путешест­ венник и политический деятель Уильям Гилпин (1813–1894)13. Как видно, риторика американской избранности, звучащая в этой произнесенной более полтора столетия тому назад речи, практически не изменилась вплоть до ­наших дней. Вашингтон до сих пор стремится «изливать благословение» на весь мир. Таким образом, псевдотеоретические концепции геополитического характера, оправдывавшие территориальную экспансию американского государства, появились в США даже несколько раньше, чем интеллектуалы и полиНапомним знаменитые строки английского поэта: Несите бремя белых, – И лучших сыновей На тяжкий труд пошлите За тридевять морей; На службу к покоренным Угрюмым племенам, На службу к полудетям, А может быть – чертям! (Пер. М. Фромана) 12 Kaplan R. Imperial Grunts: On the Ground with the American Military, from Mongolia to the Philippines to Iraq and Beyond. Vintage, 2006. 13 Glaab Ch. Visions of Metropolis: William Gilpin and Theories of City Growth in the American West. – Wisconsin, 1961. 11 18
тики в Европе начали формировать первые собственные геополитические доктрины. Сегодня ни один американский исследователь развития геополитической мысли не обойдет вниманием германских теоретиков геополитики, обосновывавших агрессивную политику Второго и Третьего рейха. Однако движение американцев на Запад, сопровождавшееся массовым уничтожением индейцев, являлось таким же расширением «жизненного пространства», как и франко-прусская война 1870–1871 гг. или авантюры Гитлера. Более того, масштабы истребления коренных народов Северной Америки не уступали Холокосту в Европе, однако растянутость этого процесса во времени, отсутствие широкого информационного освещения этих событий и пренебрежение европейцев внутренними делами Америки сделали свое дело. Конечно, «доктрина фронтира» и концепция «явного предназначения» относятся, скорее, к области идеологии. Вместе с тем американцы и в целом ­англосаксы внесли свой весомый вклад в формирование теоретической геополитики как таковой. В отличие от германских геополитиков, английские и американские теоретики ставят во главу угла контроль не над сушей, а над морем. Источником вдохновения в этом случае стал опыт создания британцами своей всемирной и беспрецедентной по масштабу империи, которая была бы невозможна без получения Англией статуса «владычицы морей». К концу XIX века США отказались от политики изоляционизма и приступили к активному вмешательству во внутренние дела других государств и территориальным приобретениям, в том числе силовым путем. В это же время появляются труды Альфреда Мэхэна (1840–1914), сформулировавшего теорию морской силы (морской мощи). Согласно этой теории, определяющим фактором мировой истории является достижение господства на море при помощи военно-морского флота, который позволяет развернуть глобальную морскую торговлю и проводить экономическую экспансию. В свое время именно с помощью морской силы добились процветания Нидерланды, которые затем были оттеснены Англией – новой «владычицей морей». Теперь, утверждал Мэхэн, время перенять эту эстафету настало для Америки. Мэхэн не видел ничего предосудительного в том, чтобы в геополитической картине мира ставить во главу угла понятие военной силы. В своей работе «Заинтересованность Америки в морской силе» он недвусмысленно провозгласил, что «военная сила является одним из преобладающих факторов для оправдания политики», поскольку «конфликты на международной арене закаляют нации и способствуют их возмужанию»14. На основе своей теории Мэхэн обосновывал необходимость оказания Вашингтоном давления (вплоть до прямого применения силы) на государства в любом регионе мира в целях со­ здания наиболее благоприятных условий как для деятельности американского бизнеса, так и для размещения вооруженных сил. 14 Mahan A. The Interest of America in See Power. – Boston, 1897. P. 171. 19
В сущности, теория морской силы капитана Мэхэна вдохновлена знаменитой стратегией «Анаконда», разработанной генералом Скоттом на начальном этапе Гражданской войны в США. Напомним, что данная стратегия сводилась прежде всего к постепенному окружению территории противника и захвату стратегически важных пунктов, через которые тот мог вести морскую торговлю, а также вытеснению его с коммуникаций – иными словами, речь идет об экономическом удушении противоборствующей стороны15. По мнению Мэхэна, доминирование США на море позволит американцам навязывать свою волю любому противнику, атакуя и отступая в любой удобный момент, а также надежно изолировать оппонента от мировых рынков и тем самым истощать его экономически. Господство на море, утверждает американский теоретик, покоится в первую очередь на мощном торговом флоте, тогда как военно-морские силы обес­ печивают безопасность морской торговли, устраняя возможные угрозы со стороны противника, и ее беспрепятственность, принуждая силой оружия к соблюдению режима свободы мореплавания. Однако морская сила, учит Мэхэн, не тождественна обладанию сильным военно-морским флотом. В самом деле, в свое время и Испания, и Франция обладали грозным флотом, корабли которого превосходили английские аналоги, тем не менее именно Великобритания стала в итоге «владычицей морей». Причина этого, по мнению Мэхэна, заключается в том, что испанцы и французы воспринимали море как дорогу, по которой товары доставляются на рынки, а войска – на заморские театры военных действий. Они использо­ вали флот пассивно. Однако морское пространство – это не дорога, а потенциальное поле боя, а флот – это инструмент не оборонительный, а сугубо наступательный. Бесполезно использовать военный флот для защиты своего транспорта и гаваней, всегда найдется слабое место или скажется нехватка кораблей. В равной степени бесполезно пытаться нарушить морскую торговлю противника, атакуя его конвои. Вместо этого военный флот должен сконцентрироваться в единую атакующую силу и искать решающего сражения, чтобы уничтожить противника. Именно наступление и победа дают гос­ подство на море, учит Мэхэн, тогда как оборонительный образ действий ­неизменно связан с распылением собственных сил и неминуемым пораже­ нием. Когда военно-морские силы противника будут уничтожены и «вражеский флаг будет появляться над морем лишь в качестве беглеца», следует очередь торгового флота противника, исчезновение которого знаменует конец войны. Исходя из этих рассуждений, американский мыслитель делает вывод о том, что эффективный военно-морской флот должен состоять из небольшого количества мощных кораблей – capital ships, которые легко сосредоточить в одном месте для нанесения решительного поражения противнику. Во времена 15 Подробнее о стратегии «Анаконда» будет рассказано во второй части. 20
Мэхэна эту роль выполняли линкоры, защищенные броней и вооруженные крупнокалиберными орудиями. Пришествие авиации обесценило роль линкоров и заменило их авианосцами, которые прекрасно подходят под мэхэновское описание. Важным элементом теории «морской силы» стали военные базы. Мэхэн приветствовал приобретение стратегически выгодных территорий и строительство на них баз, которые обеспечивали бы флоту полную свободу действий, увеличивали его шансы на встречу с противником и навязывание ему генерального сражения, которое решило бы исход войны. Теория Мэхэна вызвала подлинный интеллектуальный подъем в англосаксонском обществе. Как и в случае с «доктриной фронтира», она нашла своего почитателя в лице Теодора Рузвельта, приложившего много усилий для воплощения в жизнь доктрины Мэхэна. Одним из наиболее нашумевших его предприятий был поход «Великий белый флот» – кругосветное путешествие 16‑ти броненосцев (1907–1909), призванное продемонстрировать всему миру величие США как морской державы. Именно Т. Рузвельт заложил традиции использования военно-морского флота как главного инструмента американской геополитики. Другим важным шагом в создании англосаксонской геополитики стала ­теория британского географа и политического деятеля Халфорда Макиндера (1861–1947), который обратился к понятию «сердцевинная земля» (или Хартленд), господство над которой, по его мнению, дает ключ к глобальному доминированию. В его понимании Евразия и Африка образуют единый континент, который Макиндер называл «мировым островом». Именно через Хартленд пролегает «географическая ось истории»16, вдоль которой разворачивались события, определявшие судьбы мира. Британец выводит свою знаменитую формулу: «Кто контролирует Восточную Европу – тот господствует над “Хартлендом”; кто контролирует “Хартленд” – тот господствует над “мировым островом”; кто контролирует “мировой остров” – тот господствует над миром»17. Очевидно, что важнейшей частью Хартленда Х. Макиндер считал территорию России и приложил немало усилий для пропаганды идеи отторжения у нее жизненно важных пространств (в частности, во время Гражданской войны он выполнял ряд дипломатических поручений при белом движении на юге России). «В этом мире, – писал английский исследователь, – Россия занимает центральное стратегическое положение, которое в Европе принадлежит Германии. Она может по всем направлениям, за исключением севера, наносить, а одновременно и получать удары. Окончательное развитие ее мобильности, связанное с железными дорогами, является лишь вопросом времени. Да и ни437. 16 Mackinder H. The geographical pivot of history // The Geographical Journal. 1904. 23. P. 421– 17 Классика геополитики XX века. – М.: АСТ, 2003. С. 7–33. 21
какая социальная революция не изменит ее отношения к великим географическим границам ее существования»18. Следовательно, в практической плоскости англосаксонская геополитика должна быть нацелена на ослабление российского контроля над Хартлендом. Это предполагает антироссийскую деятельность в Восточной Европе, дестабилизацию Центральной Азии, установление контроля над Ближним Востоком, Афганистаном и Пакистаном, сдерживание России на тихоокеанском направлении и попытки «вбить клин» между Москвой и Пекином. В западном политико-экспертном сообществе периодически озвучивались идеи объявления российских территорий и ресурсов чуть ли не общим достоянием человечества, иначе го­воря, установления над этим обширным регионом американского контроля19. Удивительно, насколько выводы, проистекающие из учения столетней давности, соответствуют современным устремлениям западных стратегов. На протяжении XX века геополитика прошла сложную эволюцию. В 1930‑е годы благодаря деятельности немецкого теоретика К. Хаусхофера и основанного им Института геополитики за этой дисциплиной закрепился ярлык нацистской псевдонауки, помогавшей оправдывать агрессивные устремления Германии в Европе и Японии в Азии. Как мы помним, геополитические концепции немецких ученых стали одним из столпов военной и внешнеполитической доктрины нацизма. Несмотря на это, уже во время войны геополитические учения претерпели второе рождение в Соединенных Штатах, а сразу вслед за победой над нацизмом Вашингтон приложил немало усилий для вывоза за океан не только ведущих немецких физиков, инженеров и конструкторов, но и экспертов в области геополитики. Неудивительно, что в США после окончания Второй мировой войны были проведены масштабная исследовательская работа по изучению германского геополитического наследия с целью его использования для формулирования собственной глобальной стратегии, а также кампания по очищению «доброго имени» геополитики от ярлыка нацистской псевдонауки. ­Одной из ведущих фигур этого движения стал Роберт Штрауш-Хюпе (1903– 2002) – уроженец Австрии, в 1923 г. эмигрировавший в Соединенные Штаты и сделавший там как дипломатическую, так и академическую карьеру. В фундаментальной работе «Геополитика: борьба за пространство и власть»20, созданной еще в 1942 г., он уделяет большое внимание как идеологическому обоснованию применения геополитического наследия К. Хаусхофера для нужд Вашингтона, так и чисто практическим аспектам современной ему военнополитической ситуации. Классика геополитики XX века. С. 7–33. «Лавров: в США и Европе есть люди, которые продвигают мысль, что Россия слишком большая. ТАСС, 2 февраля 2023. 20 Strausz-Hupé R. Geopolitics: the Struggle for Space and Power. – New York: G.P. Putnam’s Sons, 1942. 18 19 22
Вторая мировая война стала во многом моментом истины для англосаксонской геополитики. Для Вашингтона и Лондона стратегической целью их участия в глобальном конфликте явилось недопущение установления полного контроля над Хартлендом со стороны какой-либо континентальной силы, будь это Третий рейх или СССР. С другой стороны, война также ясно продемонстрировала решающую роль морской силы, во многом благодаря которой Англии удалось удержаться, а потом вместе с США подорвать экономический потенциал Германии и Японии, фактически попавших в плотную морскую блокаду. После окончания Второй мировой войны в американской геополитике на первый план выдвинулась доктрина «Римленд», разработанная Николасом Спайкменом (1893–1943). Хотя преждевременная смерть не позволила этому теоретику провести анализ итогов войны, он удивительно точно предсказал направления геополитической активности американцев и англичан в послевоенный период. Книга Спайкмена «Американская стратегия в мировой политике», по мнению видного политолога Р. Каплана, «дает даже больше, чем работа Макиндера, теоретических оснований для понимания мира в период после “холодной войны”»21. В своих работах Спайкмен синтезировал идеи Х. Макиндера и А. Мэхэна22, однако по-своему сместил акценты, обратив внимание на важность так называемых «окраинных территорий» (Римленда), которые опоясывают Хартленд. Их использование, по мысли теоретика, должно стать базисом для сдержи­ вания геополитических противников США, в первую очередь России и Китая. Спайкмен представлял Римленд в качестве дуги, проходящей от Балтики через Западную Европу, Средиземноморье, Ближний и Средний Восток до Юго-Восточной Азии. Он постулировал, что «тот, кто держит под своим конт­ ролем “евроазиатский обод”, правит в Евразии, а тот, кто правит в Евразии, держит в своих руках судьбу мира». В своих трудах Спайкмен неоднократно подчеркивал большое значение Евразии для Америки. Он предупреждал, что угроза США исходит со стороны стран-гегемонов или центров сосредоточения сил, находящихся в Евразии: «Безопасность и независимость нашей страны могут быть сохранены только в случае проведения внешней политики, которая исключит возможность появления на Евро-Азиатском континенте державы, занимающей господствующее положение в Европе и на Дальнем Востоке»23 (вывод вполне созвучен макиндеровскому). Цит. по: Kaplan R. The Revenge of Geography. Random, 2012. Основные работы Спайкмена: Spykman N. The Geography of the Peace. – New York: Harcourt, Brace and Company, 1944; Id. America’s Strategy in World Politics: The United States and the Balance of Power. – New York: Harcourt, Brace and Company, 1942. 23 Spykman N. America’s Strategy in World Politics: The United States and the Balance of Power. – New York: Harcourt, Brace and Company, 1942. 21 22 23
Важнейшей задачей Америки, утверждает Спайкмен, является недопущение политического сближения мощных континентальных держав. Россия и Китай могут образовать опаснейший тандем на Востоке, тогда как основную угрозу на Западе представляет российско-германский союз. «Величайшая труд­ность, – писал Спайкмен в 1942 г. на страницах книги “Американская стратегия в мировой политике”, – будет заключаться в нахождении баланса между Германией и Россией. В случае победы союзников СССР выйдет из вой­ ны в качестве одной из величайших промышленных держав мира, имея при этом громадный военный потенциал. Германия, пока она не разгромлена, продолжит представлять внушительную военную мощь, какую она продемонстри­ ровала в обеих мировых войнах… Политический союз между ними станет величайшей европейской федерацией на пространстве между Балтикой и Средиземным морем»24. Интересно отметить, что укрепление Европы и создание общеевропейской федерации (к чему в настоящее время стремится Евросоюз) мыслилось Спайк­ меном как крайне нежелательное явление: «Федеральная Европа <…> полностью изменила бы наше [США] значение как атлантической силы и в значительной степени ослабило бы наши позиции в Западном полушарии»25. Сходные идеи можно обнаружить в трудах Збигнева Бжезинского26 или в вышедшей в 2015 г. книге «Горячие точки: зарождающийся кризис в Европе»27 основателя центра «Стратфор» Джорджа Фридмана. Таким образом, круг основ­­ных геополитических проблем, которые волнуют американских стратегов в наши дни, – укрепление России, ее потенциальный альянс с Китаем и Германией, создание европейской федерации – был очерчен еще семьюде­ сятью годами ранее, на исходе Второй мировой войны. В целом работы Мэхэна, Макиндера и Спайкмена образуют основу классической англосаксонской геополитики. Именно эти теоретики очертили наиболее фундаментальные понятия и категории геополитической мысли запад­ного мира и задали тут систему координат, в которой по-прежнему живут и действуют американские и британские политики, военные, академические эксперты. Последующие поколения теоретиков геополитики занимались в ­основном конкретизацией этих доктрин и их корректировкой в условиях изменявшейся глобальной конъюнктуры. Важное слово здесь сказали два видных представителя американского истеблишмента, которые одновременно завоевали большой авторитет в западном академическом мире и внесли существенный вклад в развитие американской геополитической мысли. Речь идет о З. Бжезинском и Г. Киссинджере. Spykman N. America’s Strategy in World Politics… Ibid. 26 Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. – М.: АСТ, 2015. 27 Friedman G. Flashpoints: the Emerging Crisis in Europe. – New York: Doubleday, 2015. 24 25 24
З. Бжезинский является многосторонним мыслителем, автором глобальной стратегии антикоммунизма, теории технотронной эры, концепции американского лидерства. Особого внимания заслуживают его работы «Великая шахматная доска» и «Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство»28. Развивая идеи Макиндера в книге «Великая шахматная доска», Бжезинский настойчиво проводит идею о необходимости использования политического, экономического, военного и культурного превосходства США для удержания контроля над Евразией. Он пишет, что после окончания холодной войны «главный геополитический приз для Америки – Евразия»: «Половину тысячелетия преобладающее влияние в мировых делах имели евразийские государства и народы, которые боролись друг с другом за региональное гос­ подство и пытались добиться глобальной власти. Сегодня в Евразии руко­ водящую роль играет неевразийское государство, и глобальное первенство Америки непосредственно зависит от того, насколько долго и эффективно будет сохраняться ее превосходство на Евразийском континенте»29. В книге «Вне контроля» Бжезинский заявил, что «если Америка желает контролировать мир – а она этого желает, тогда она должна установить главенство над Евразией, особенно над ее “западной периферией” – Европой и над ее сердцевиной – Россией, а также над Ближним Востоком и Центральной Азией, и имеющимися там запасами углеводородов»30. Такую позицию разделяет и бывший госсекретарь и советник президента по национальной безопасности США Г. Киссинджер. Он пишет, что «геополитически Америка представляет собой остров между берегами гигантской Евразии, чьи ресурсы и население в огромной степени превосходят имеющиеся в Соединенных Штатах. Господство какой-либо одной державы над любым из составляющих Евразию континентов: Европой или Азией – все еще остается критерием стратегической опасности для Америки». Он уточняет: «Такого рода перегруппировка стран смогла бы превзойти Америку в экономическом и в военном отношении. Недопущение такого поворота событий – одна из важнейших целей американской внешней политики»31. Как видим, эти идеи целиком укладываются в теории Макиндера и Спайкмена. Явные параллели с идеями классиков геополитики видны в работе «Ядерное оружие и внешняя политика» – первой книге тогда еще молодого Киссинджера: «Ограниченные боевые действия являются единственным способом без больших потерь предотвратить захват периферийных территорий Евразии советским блоком. Особенно потому, что Советский Союз как континен28 См.: Бжезинский З. Великая шахматная доска. – М.: Международные отношения, 1999; Бжезинский З. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство. – М.: Международные отношения, 2005. 29 Бжезинский З. Великая шахматная доска. С. 43. 30 Там же. 31 Киссинджер Г. Нужна ли Америке внешняя политика? К дипломатии для XXI века. – М.: «Ладомир», 2002. – 352 с. 25
тальная держава обладает “внутренними линиями коммуникаций”, позволяющими ему собрать значительные силы в любой точке его периферии»32. Здесь очевидно созвучие с классическим предостережением британского теоретика: обладание Хартлендом позволяет наносить удары в любом направлении. Таким образом, с геополитической точки зрения Россия неудобна для США не в силу сиюминутных соображений, основанных на существующей конъюнктуре и идеологической ситуации, а исходя из фундаментальных фактов ее истории и географии. Имперская, социалистическая или современная демократическая Россия в равной степени мыслится американской элитой как геополитическая мишень номер один. Этот тезис является одним из лейтмотивов работ классиков западной геополитики. По меткому замечанию Алена де Бенуа, одного из авторитетных критиков американской геополитической теории, «если отбросить в сторону риторику, превалировавшую в эпоху холодной войны <…> проклятия в адрес коммунизма часто маскировали враждебность по отношению к России, появившуюся задолго до большевистской революции и не исчезнувшую после краха советского блока». Евразия представляется Вашингтону в виде шахматной доски, на которой ведется борьба за мировое господство. Контроль над Евразией автоматически влечет за собой подчинение Африки. Все это, в понимании американских политиков, предопределяет Евразию как сосредоточение геополитических интересов США. В самом деле, значение «мирового острова» сегодня очевидно как никогда. По мнению Бжезинского, «роль Америки как единственной сверхдержавы мирового масштаба диктует сейчас необходимость выработать целостную и ясную стратегию в отношении Евразии»33. Сначала Соединенные Штаты должны закрепить в Евразии геополитический плюрализм. На первом этапе – посредством дипломатического маневрирования, исключающего образование враждебных США коалиций. На втором этапе установления контроля над Евразией у Вашингтона должны появиться стратегически приемлемые парт­ неры, с помощью которых можно создать трансъевразийскую систему без­ опасности, объединяющую как можно большее число стран и закрепляющую американское глобальное лидерство. При этом стратегической задачей Вашингтона является создание условий, при которых ни одно государство или группа государств Евразии не создали бы потенциал, необходимый для вытеснения Америки либо даже ослабления ее ведущих позиций на евразийском континенте. Реализация американских геополитических подходов и идей глобального переформатирования мира хорошо прослеживается на примере создания в 32 Киссингер Г.А. Ядерное оружие и внешняя политика: Сокр. пер. с англ. / Под ред. и с вступ. статьей [с. 5-32] д-ра воен. наук проф. ген.-лейт. С. Н. Красильникова. – М.: Изд-во иностр. лит., 1959. 33 Бжезинский З. Великая шахматная доска. 26
период холодной войны так называемой петли анаконды – сети военных баз, опоясывавших СССР по периметру его границ и сохраняющихся в настоящее время. Следует отметить, что Россия – не единственная важная континентальная держава. Особое внимание Макиндера привлекала Германия, которая контролировала своеобразный «малый Хартленд» – территории Центральной Европы. То же самое можно сказать и о Китае, перспективы усиления которого волновали и Мэхэна, посвятившего ряд работ этой проблеме, и Макиндера, и Спайкмена. Особенность Китая, по мнению классиков геополитической мысли, заключается в том, что эта страна может быть в равной степени ориентирована как на континентальную, так и на морскую модели развития. Опасность, которая может исходить от Китая, с точки зрения классиков западной геополитики, состоит в том, что эта держава может использовать свои обширные континентальные ресурсы для того, чтобы обеспечить морское могущество. На протяжении столетий китайцы делали выбор в пользу сухопутной стратегии. Могущественной империи нечего было искать за мо­ рями, поскольку все необходимые ресурсы можно было найти у себя дома. Сегодня ситуация изменилась: не отказываясь от континентальных планов, Пекин возлагает большие надежды на освоение морских пространств, непрерывно наращивая морскую торговлю и развивая военно-морской флот. Эта тенденция вызывает значительные опасения со стороны США, так как в перспективе Желтое, Восточно-Китайское и Южно-Китайское моря могут превратиться фактически во внутренние акватории под контролем Пекина. Это тем более неприятно для Вашингтона, что данный район позволяет контролировать наиболее оживленные морские маршруты мира, которые по своей загруженности не уступают Атлантике, а с учетом роста азиатских экономик открывают все новые возможности. Еще в 1900 г. Мэхэн в книге «Проблема Азии и ее влияние на международную политику» утверждал, что в обозримом будущем Китай сможет претендовать на роль лидера азиатского мира и начать активно использовать выгодное географическое положение, потеснив западные державы. Американского теоретика при этом волновало, сможет ли США распространить свое влияние на этот регион34. В свою очередь, Спайкмен был еще более откровенен. «Современный, возрожденный и милитаризованный Китай с его 400 миллионами населения будет представлять угрозу не только Японии, но и позициям западных держав в азиатском средиземноморье <…> Его географическое положение будет таким, как у США в отношении американского средиземноморья. Когда Китай окрепнет, его текущая экономическая вовлеченность в этот ре­ гион несомненно приобретет политический оттенок. Уже сейчас возможно представить тот день, когда прилегающее водное пространство будет контро34 Mahan A. The Problem of Asia. Its Effect upon International Politics. Taylor and Francis, 2003. 27
лироваться не британскими, американскими или японскими военно-морскими силами, а военно-воздушными силами Китая»35. Другой важный игрок в глазах классиков геополитики – Германия. Потенциальный союз этой страны с Россией воспринимался ими как источник смертельной угрозы для евроатлантического сообщества: подобный сценарий неизбежно перечеркнет надежды Соединенных Штатов на доминирование в Евразии. Этот геополитический императив четко сформулировал Киссинджер: «Не в интересах ни одной из стран, чтобы Германия и Россия сконцентрировались друг на друге либо как на главном партнере, либо как на главном оппоненте. Если они чересчур сблизятся, то создадут страх перед кондоми­ ниумом; если будут ссориться, то вовлекут Европу в эскалацию кризисов. У Америки и Европы существует взаимная заинтересованность не допустить, чтобы национальная германская и российская политика бесконтрольно сталкивались в самом центре континента. Без Америки Великобритания и Франция не смогут поддерживать политическое равновесие в Центральной Европе; Германию начнет искушать национализм; России будет не хватать собеседника глобального масштаба. А в отрыве от Европы Америка может превратиться не только психологически, но и географически в остров у берегов Евразии»36. Чтобы предотвратить сближение Москвы и Берлина, США выступили в качестве поборника идеи евроинтеграции, «локомотивом» которой должна была стать Германия. Казалось бы, подобная политика противоречит рекомендациям классиков. Достаточно вспомнить, что еще в разгар Второй мировой войны Н. Спайкмен предостерегал американское руководство от создания «Федеративных Штатов Европы», которые стали бы противовесом американскому влиянию в Старом Свете. Однако анализ того, каким образом создавался Европейский союз, а также единая валютная система, показывает, что результат оказался прямо противоположным. В рамках нового объединения Германия стала значительно более ослабленной и, что самое важное, лишилась своего основного конкурентного преимущества – немецкой марки, которая являлась самой стабильной и эффективно управляемой валютой в Европе. Неслучайно в канун создания еврозоны заголовки немецких газет пестрели фразами о «третьей за последние сто лет капитуляции Германии» и «предательстве национальных интересов». После распада Советского Союза устремления США направлены уже на обеспечение своего влияния в новых независимых государствах. Акцент при этом делается на формировании вокруг России своего рода «санитарного кордона», состоящего из республик Балтии, Украины, Молдавии и государств Закавказья, а также на проникновении в Центральную Азию. Эта идея тоже была четко выражена в трудах Макиндера, особенно в его книге «Демократи35 Spykman N. America’s Strategy in World Politics: The United States and the Balance of Power. – New York: Harcourt, Brace and Company, 1942. 36 Киссинджер Г. Дипломатия. М., 1994. 28
ческие идеалы и реальность», где он осмыслял итоги Первой мировой войны и революции в России. Один из идеологов неоконсерваторов 1990-х годов Пол Волфовиц писал: «Наша стратегия после распада СССР должна состоять в том, чтобы сосредоточиться на том, чтобы не допустить появления в будущем потенциальной глобальной силы или глобального конкурента. В первую очередь на территории Евразии»37. Именно необходимостью решения этих задач, а также контроля над Западной Европой («периферией Евразии») объясняется упорное стремление американцев к сохранению и расширению блока НАТО, а также стойкое неприятие предложений России по разработке Договора европейской безопасности, интеграционных инициатив на постсоветском пространстве, особенно в рамках Организации Договора о коллективной безопасности. Что касается продвигаемой в настоящее время Россией стратегии создания Большого евразийского партнерства, то она, согласно классической англосаксонской геополитике, вовсе является прямым вызовом господству США над «мировым островом» и, следовательно, всем миром. Мэхэновская доктрина морской силы тоже никуда не исчезла из арсенала американских геополитиков. Другое дело, что она приобретает сегодня в большей степени антикитайский оттенок, по мере того как Пекин все более активно включается в международную экономику, по-прежнему опирающуюся на морскую торговлю, а также наращивает свое военно-морское могущество. Сочетание геополитических идей Мэхэна (контроль морских пространств и закрытие доступа враждебных США военно-морских сил в нужные районы Азиатско-Тихоокеанского региона) и Спайкмена (контроль «окраинных» государств Южной и Юго-Восточной Азии) нацелено в первую очередь на «опоясывание» Китая и сдерживание его растущего влияния в регионе. Как отмечает известный британский специалист в области морской стратегии Дж. Тилль, глобализация в своей основе имеет морскую торговлю. Гигантским шагом в развитии международной торговли в современном мире стало изобретение контейнера, что позволило вывести морские перевозки на качественно новый уровень. В настоящий момент не менее 90 % товаров в мире так или иначе перевозится по водным артериям38. Таким образом, нет ничего удивительного в том, что контроль над морскими торговыми путями служит одним из столпов американской геополитической стратегии. Именно учения по осуществлению контроля над основными районами движения торговых судов являются истинной целью многочисленных «антипиратских» операций военно-морского флота США. Те же самые мотивы лежат в постоянно наращиваемой активности американского флота у спорных островов в Южно-Китайском море. Не меньший интерес для Пентагона представляют и другие ключевые транспортные артерии – Малаккский, 37 38 Цит. по: Сушенцов А.А. Международные последствия распада СССР. – М.: МГИМО, 2012. Till G. Seapower: A Guide for the Twenty-First Century. London: Routledge, 2018. 29
Зондский, Баб-эль-Мандебский проливы, Персидский залив. Сегодня этот список пополняется также Северным морским путем. Интересно отметить, что после распада СССР и окончания холодной войны на Западе активно высказывалось мнение о том, что эпоха геополитики безвозвратно ушла в прошлое. Наиболее радикальные теоретики, среди которых широко известен американский ученый японского происхождения Ф. Фукуяма (р. 1952), выдвинули идею о «конце истории», согласно которой после крушения СССР во всем мире естественным порядком, чуть ли не автоматически, установятся прозападные либеральные режимы, между которыми в принципе невозможно политическое соперничество39. Таким обществам ­геополитические доктрины будут просто не нужны. Всеобщая конвергенция моделей политического и экономического развития уничтожит любые противоречия между государствами, которые всегда составляли суть мировой истории. На смену конфликтам, порожденным глобальными и локальными проблемами, придет мирное сотрудничество. История «закончится», поскольку лишится самого своего содержания, а вместе с ней «закончится» и геополитика, которая новому миру будет просто не нужна. Ее место займет стратегия внешней политики, которая предполагает решение проблем дипломатическими методами, гибкий подход к межгосударственному взаимодействию, а также апеллирование к многосторонним диалоговым форматам и нормам международного права. Эти и подобные идеи вызвали настоящую интеллектуальную эйфорию в западном мире. Многие ведущие университеты начали значительно сокращать или вовсе ликвидировать кафедры, занимавшиеся проблемами геополитики, международной безопасности, стратегии. Однако наряду с концепцией «конца истории» внимание общественности захватила разработанная С. Хантингтоном (1927–2008) теория «столкновения цивилизаций»40. В рамках этой концепции утверждалось, что основным фактором развития человечества становится не противостояние политических идеологий, а конфликты цивилизаций, имеющие в своей основе глубинные культурные, психологические, религиозные и этнические различия. «В этом новом мире, – заявлял американский теоретик, – наиболее масштабные, важные и опасные конфликты произойдут не между социальными классами, бедными и богатыми, а между народами различной культурной идентификации <…> Наиболее опасные культурные конфликты – те, которые имеют место вдоль линий разлома между цивилизациями»41. Теория С. Хантингтона предполагала, что противоречия, которые вышли на первый план по окончании холодной войны, оказались значительно сильнее тех, что составляли ее сущность. Если политические и экономические системы можно с боль39 40 41 Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. – М.: АСТ, 2007. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. – М.: АСТ, 2003. Там же. 30
шим или меньшим успехом подвергать конвергенции и трансформации, то глубинные историко-культурные различия стереть практически невозможно. Следует добавить, что в эпоху холодной войны обе противоборствующие стороны использовали продукты европейской политической мысли, хотя и кардинально различные, а именно либерально-демократические и марксистские учения. Не будет преувеличением сказать, что это был конфликт в рамках одной европейской цивилизации и что прежняя биполярность была способом ее глобального доминирования. Теория «столкновения цивилизаций» С. Хантингтона, несомненно, находится ближе к реальному положению дел в геополитической картине современного мира. Она была с пониманием воспринята стратегами в Белом доме, несмотря на то, что в академических кругах эта концепция подверглась яростной критике. Впрочем, знакомство с книгами американского исследователя не мешает творцам современной американской геополитики по желанию игнорировать (или же, напротив, намеренно углублять) цивилизационные различия при выработке стратегии укрепления гегемонии США. Значение классических геополитических теорий для формирования концептуальных основ современной американской стратегии подчеркивается как теоретиками, так и практиками, имеющими отношение к ее разработке. Разумеется, эти доктрины дополняются и переосмысливаются, однако их содержание остается неизменным. В этом нет ничего удивительного, если учесть, что идеологическая направленность глобальной стратегии США, вопреки громким заявлениям официального Вашингтона, мало изменилась со времен холодной войны. В 1990-е годы стратеги в Белом доме радикально изменили гео­ политический лексикон. Между тем суть геополитической линии США не только осталась прежней, более того, в последние годы наблюдается возвращение к «испытанным» практикам времен противостояния сверхдержав. Все чаще высказывания представителей американского истеблишмента почти дословно повторяют штампы 1945–1990 гг. Такие понятия, как «сфера влияния», «сдерживание», «реалистическое устрашение», «гибкое реагирование», удивительно точно отражают линию, проводимую Вашингтоном в наши дни. Из забвения извлекаются и такие грозные доктрины, как «массированное возмездие» или даже «взаимное гарантированное уничтожение». Николас Спайкмен утверждал, что «география есть наиболее фундаментальный фактор внешней политики, поскольку это наиболее постоянный фактор»42. Ему вторит современный автор, журналист, исследователь и в недавнем прошлом один из глашатаев американских неоконсерваторов Роберт Каплан. Утверждая, что «география не есть синоним фатализма», он тем не менее делает многозначительную оговорку: «Она является основным ограничителем и подстрекателем действий государства». В этом можно усмотреть одно из объяснений того, почему геополитические концепции, многим из ко42 Spykman N. The Geography of Peace. Anchon, 1969. 31
торых уже более ста лет, до сих пор оказывают серьезное, а порой и решающее влияние на принятие решений американским руководством. В самом деле, фундаментальные факторы географии остаются неизменными. Например, тот факт, что США по сути являются островом, омываемым двумя океанами, а Европа представляет собой ни что иное, как большой мыс, выступающий из евразийского континента. После окончания холодной войны возникло мнение о том, что геополитика исчерпала себя и к началу XXI века прекратит свое существование в эпоху стремительного распространения либеральных демократий по всему миру. Однако наряду с этой быстро дискредитировавшей себя идеей развивалась и другая точка зрения, согласно которой геополитика исчерпает себя в силу бурного технологического развития человечества. Речь шла, например, о распространении информационных технологий, транспорта и, конечно, революционных изменениях в области способов и методов ведения войны. Действительно, может показаться, что география уходит на второй план в нашу эпоху, когда авиация может подняться с баз на своей территории или в крайнем случае с палубы авианосца и, преодолев моря и горные хребты, нанести удар по противнику. Еще меньшее значение должен иметь географический фактор для таких активно разрабатываемых в наши дни технологий, как глобальный молниеносный неядерный удар, в рамках которого вооруженные силы США надеются получить возможность поразить высокоточными гиперзвуковыми ракетами любую цель в любой точке земного шара в течение часа после получения приказа об атаке. В результате многих политиков и экспертов охватила эйфория от осознания того, что большинство проблем можно решить «нажатием кнопки». Эта точка зрения восходит еще ко временам Второй мировой войны, когда такие теоретики, как Александр де Северский и Джордж Реннер, а еще ранее итальянский генерал Джулио Дуэ, писали о том, что применение военно-воздушных сил не только в корне изменит характер ведения войны, но и поставит крест на прежнем геополитическом видении мира, которое основывалось на соотношении суши и моря. Сама концепция «кнопочной войны» зародилась в 1960-е – 1970-е гг. среди натовских военных теоретиков, которые развивали идею о том, что можно вести войну без реальных боестолкновений из защищенных командных центров (разумеется, речь шла о войне с применением ядерного оружия). Череда неудач, постигшая Белый дом в Афганистане, Ираке, Ливии и теперь в Сирии, быстро развеяла заблуждения сторонников «воздушной теории» и прочих технократов. Уже упомянутый Р. Каплан назвал это «местью географии»43. Вступив в Афганистан, коалиционные силы во главе с США обнаружили, что, несмотря на господство в воздухе и техническое превосходство, они столкнулись с точно такими же проблемами, которые обусловили 43 Kaplan R. The Revenge of Geography. Random, 2012. 32
поражение британцев в англо-афганской войне 1838–1842 гг. Американцы в Афганистане столкнулись с де-факто феодальными племенами, в течение столетий существующими в условиях жесткого климата, отсутствия природных ресурсов и в то же время в опасной близости от богатых торговых путей. Оказалось, что в XXI веке с присущими ему безграничными технологическими возможностями построить государство западного образца в азиатской стране, населенной воинственными горцами, просто невозможно. То же самое случилось в Ираке. Воздушная мощь Соединенных Штатов позволила в считанные дни разгромить армию Саддама Хусейна, однако геополитические особенности региона поставили крест на послевоенных планах Вашингтона по созданию «оазиса демократии» в Междуречье. Превосходный пример «мести географии» представляет собой деятельность США на Украине. Приветствуя антиконституционный переворот в этой стране и обеспечивая ему мощную идеологическую и информационно-пропагандистскую поддержку Запада, Белый дом делал ставку на противопоставление Европы и России. При этом геополитическая судьба Украины, по мысли вашингтонских пропагандистов, состоит якобы в том, чтобы стать частью европейского сообщества. Глубокая ошибочность этой стратегии, которая в конечном итоге спровоцировала настоящую гражданскую войну на востоке страны, заключается в нежелании понимать тот факт, что государственная граница между Россией и Украиной не обозначает границы между обществами, культурами или цивилизациями. Граница между двумя государствами проходит по равнинному пространству, которое в течение столетий свободно пересекалось представителями различных народов, конфессий, языковых групп, в ходе чего происходил интенсивный экономический, духовный и культурный обмен. Иными словами, никакой границы в геополитическом (а не в административном) смысле этого слова между Россией и Украиной не существовало. Факт географической близости территории Украины и к Европе не означает ее безусловной принадлежности к европейской цивилизации. Именно поэтому планы Вашингтона по одномоментному созданию границы на пространстве, которое исторически отрицает создание какой-либо четкой границы, были обречены на неудачу. Упорство Запада в этом заведомо провальном проекте было оплачено кровью тысяч людей, погибших при проведении Киевом так называемой антитеррористической операции на востоке Украины. Следует отметить, что у деструктивной американской стратегии создания искусственных границ имеются удивительно точные параллели и идейные предшественники в прошлом. В 1907 г. известный английский государственный деятель лорд Джордж Керзон прочел публичную лекцию, посвященную проблеме границ. Его выступление повествовало преимущественно о том, каким образом можно стереть естественные границы между народами и государствами и вместо них создать новые, искусственные границы для реализа33
ции собственных геополитических целей. По сути, этот подход повторяет известный императив «Разделяй и властвуй!»44. Интересно, что Керзон, с которым Х. Макиндер тесно общался и обменивался мнениями, после Первой мировой войны был одним из создателей новой карты Европы, которая произвольно делила единые народы, культурные и конфессиональные группы в целях создания «санитарного кордона» по границам России. Стратегию, которая удивительно точно повторяет план Керзона, сегодня реализует в Восточной Европе американское правительство. Однако американские геополитические амбиции с годами возросли настолько, что в современных условиях даже у США не хватает экономических возможностей для их воплощения в жизнь. Отсюда стремление к созданию глобальной системы «разделения труда» в рамках НАТО, региональных зон свободной торговли и «коалиций желающих» под конкретные военные опе­ рации. Таким образом, провозглашаемый западными геополитиками акцент на сотрудничестве является тактическим ходом, призванным экономить ресурсы США. Самое главное, что осталось неизменным, это сам статус геополитики как концептуальной основы глобальной американской стратегии. Этот феномен глубоко укоренен в психологии руководства Государственного департамента США, которое не признает ценности дипломатических методов. Для любого из руководителей американского внешнеполитического ведомства дипломатия воспринимается как синоним слабости. Расхожим в Госдепе является и мнение о том, что только слабые апеллируют к защите международного права. Большинство американских «дипломатов» вообще не обладают необходимыми профессиональными навыками. Это признают и сами американцы, как, например, ветеран Госдепа Ч. Фримен, отмечающий, что «внешней политикой по большей части занимаются тщеславные дилетанты – наивные идеологи, проводники интересов крупного капитала, силовики, ищущие легкой и хо­ рошо оплачиваемой работы, политические пиарщики и случайные ученые»45. Вместе с тем для современной геополитики характерен ряд отличительных черт, привнесенных эпохой холодной войны и событиями последующих лет. В первую очередь значительно расширился арсенал геополитических методов. Классическая геополитика мыслилась с точки зрения возможности или, по крайней мере, угрозы применения военной силы. Напротив, в наши дни разработан гибкий инструментарий, который получил собирательное название теории «мягкой силы». Термин предложил в 1990 г. американский политолог Дж. Най (р. 1937), охарактеризовав его как совокупность способов влияния The Romanes Lecture, 1907. Frontiers by Lord Curzon of Kedleston. Фримен Ч. Когда бессильна дипломатия // Россия в глобальной политике. 2014. № 4 (июль – август). С. 14. Читатель, безусловно, обратит внимание, что перечень Ч. Фримена исчерпывающим образом характеризует абсолютное большинство творцов американской геополитической мысли, упомянутых выше. 44 45 34
при помощи вовлечения в сотрудничество. «“Мягкая сила”, – пишет Най, – осно­вывается на способности менять предпочтения других»46. Другими словами, речь идет о воздействии на то, каким образом партнер определяет свои национальные интересы и формулирует соответствующие задачи. Фактически ему задают систему координат на уровне ценностей, в том числе внешнеполитических, и иных факторов, что и гарантирует получение желаемого результата. Американский исследователь первоначально выделял три типа ресурсов «мягкой силы» – культуру, политические ценности и внешнюю политику47. В настоящее время этот список значительно расширился. Западные стратеги быстро осознали, что в роли инструмента «мягкой силы» могут выступать экономическое влияние, информационно-пропагандистские методики и даже конфессиональная политика. При этом не стоит обманываться насчет самого термина «мягкая сила», так как последствия ее применения могут оказаться не менее катастрофическими, чем результаты задействования «жестких» инструментов вроде военной интервенции. Одним из ключевых инструментов современной геополитики является экономическое влияние. В настоящее время роль экономической составляющей в геополитической стратегии возросла настолько, что дала жизнь новому термину «геоэкономика». Экономические средства геополитики примечательны тем, что сочетают в себе элементы «мягкой» и «жесткой» силы. Так, в качестве действенного геополитического инструмента Вашингтон использует экономическое закабаление слаборазвитых стран, навязывая им «помощь» по линии международных финансовых институтов – МВФ и Всемирного банка. В 1990-е гг. особенно агрессивно продвигалась практика «вашингтонского консенсуса» – стандартного набора требований к макроэкономической политике государства-реципиента, что приводило к тяжелейшим последствиям, во многих случаях заканчиваясь установлением неформального протектората со стороны МВФ. В настоящее время эта практика переживает свое второе рождение на Украине. Если в случае «вашингтонского консенсуса» очевидно грубое навязывание условий слабой стороне, то для развитых стран Белый дом избрал стратегию установления «всеобъемлющих» форм экономического сотрудничества, наиболее амбициозными из которых являются Трансатлантическое торговоинвестиционное (ТТИП) и Транстихоокеанское партнерство (ТТП). Теоретически эти соглашения способны принести значительные экономические дивиденды как США, так и их заокеанским партнерам. Однако в реальности речь идет не о безобидных зонах свободной торговли, а о полноценном подчинении центров экономической силы в Европе и Азии интересам Соединенных Штатов, по сути создании инструментов по сдерживанию России и Китая, ко46 47 Nye J. Soft Power: The Means to Success in World Politics. – New-York: Public Affairs, 2004. P. 5. Ibid. P. 11. 35
торые оставались бы «за бортом». Администрация Д. Трампа в русле своей философии «Америка прежде всего» отказалась от участия в обоих проектах, что создало «окно возможности» для Китая, который в ноябре 2019 г. добился заключения соглашения о Всестороннем региональном экономическом парт­ нерстве (ВРЭП) со своим участием и опорой на АСЕАН, а также парафировал Инвестиционное соглашение с Евросоюзом. Смена администрации в результате выборов 2020 года создала условия для возобновления трансатлантического партнерства, включая подключение ЕС к линии Вашингтона на торговоэкономическое и технологическое сдерживание Китая. В наши дни становится очевидным, что Вашингтон никогда не отказывался от доктрин, выработанных во времена холодной войны. Классические геополитические теории и подходы не только не устарели в наши дни, но даже приобрели новое звучание и дополнительную актуальность. Созданные еще 50–100 лет назад доктрины прекрасно укладываются в канву современной американской картины мира. Благодаря этому теории, которые были рас­ смотрены выше, представляют не только исторический, но и вполне практический интерес и до сих пор активно используются стратегами в Соединенных Штатах. Сегодня американское геополитическое мышление эволюционировало, проделав масштабный и долгий путь. На первый план вышли экономические инструменты, которые вполне могут являться образцом геополитической «жесткой силы». В пользу этого говорит и открытая экономическая война, развязанная Западом против России под предлогом проведения СВО на Украи­не. Она является заменой войне «горячей», к которой Запад, по его собственному признанию, не готов. Отсюда и появление такого понятия, как гиб­ ридная война, в которой главная роль отводится экономическому и иному санкционному давлению, а также информационному противоборству. Легко заметить, что потери, которые сам коллективный Запад несет в санкционном противостоянии с Россией, по своей тяжести приближаются к полноценной войне. В целом попытка Вашингтона воспользоваться временным ослаблением государственных институтов (в том числе и в России) и под прикрытием «экономической помощи» по линии МВФ и Всемирного банка построить на развалинах прежних режимов марионеточные государства провалилась. Уже к началу XXI столетия стало очевидно, что предсказанного «конца истории» со всеобщей конвергенцией социальных и экономических систем, их сведением к общему знаменателю неолиберальной экономической политики не предвидится. Решительные действия российского руководства в 2022 г. подвели окончательную черту под этими авантюристическими планами. 36
Иллюстрации к главе 1 Карл Риттер (слева), Фридрих Ратцель (в центре) и Рудольф Челлен (справа) считаются основоположниками ­ современной геополитики. Все они были академическими учеными, которые пытались найти общую взаимосвязь между политическим развитием государств и географическими характеристиками территорий, которые занимали эти государства. Фредерик Джексон Тёрнер был одним из наиболее уважаемых академических исто­ риков своего времени. Его «теория фронтира» явилась одной из первых американских геополитических доктрин. 37 Альфред Тайер Мэхэн – автор доктрины «морской силы».
Карл Хаусхофер и Рудольф Гесс в начале 1920-х гг. «Великий белый флот» в Магеллановом проливе. 38
«Мягкая сила» США. Дядя Сэм предлагает выбор между солдатом и школьным учителем. Журнал Puck, 1901. Знаменитая картина Джона Гаста «Американский прогресс» (или «Шествие Америки»; 1872 год) стала воплощением метафоры «манифеста судьбы», который и сегодня оказывает серьезнейшее влияние на умы американцев. На картине аллегорическая Америка в виде женщины в белом ведет поселенцев на Запад. В одной руке она держит учебник, в другой – телеграфный провод. 39
Карта Х. Маккиндера. Римленд – карта Н. Спайкмена. Г. Киссинджер и З. Бжезинский. 40
Глава 2 Американский подход к современному миропорядку Распад биполярной структуры международных отношений, произошедший на рубеже 1980–1990-х гг., привел к кардинальному нарушению силового равновесия в пользу США, единолично оказавшихся на вершине мировой иерархии. Этот сдвиг в сторону однополярности означал не просто наступление эпохи доминирования одной сверхдержавы. В состоянии кризиса оказались механизмы поддержания межгосударственного равновесия, ранее ограничивавшие гегемонистские устремления великих держав. В течение десяти лет с момента распада СССР американское господство в глобальном масштабе казалось непоколебимым. Однако 11 сентября 2001 г. произошли беспрецедентные теракты, воспринятые руководством США как вызов американскому лидерству. Эти события способствовали росту уверенности американцев в том, что мировой порядок нуждается в регулировании и управлении, в том числе с использованием военной силы, невзирая на существующие правовые нормы и правила международного поведения. В результате переоценка угроз национальной безопасности США, включая не только терроризм, но и риски распространения оружия массового уничтожения и его попадания в руки «неблагонадежных» режимов, обусловила принципиаль­ ные изменения в восприятии внешнего мира не только политической элитой США, но и американским обществом в целом. Новая угрожающая международная среда побудила администрацию Дж. Буша-младшего выработать подход к обеспечению национальной безопасности, утверждающий необходимость роста военной мощи и распространения «универсальных ценностей» в глобальном масштабе (разумеется, сами США объявлялись их высшим воплощением). Как следствие, резко повысилось внимание американского руководства к внутренней динамике развития других государств, природе их политических режимов, отношению к международному терроризму и демократии. Огромное влияние на американские элиты, прежде всего республиканцев (в первую очередь саму команду Дж. Буша-мл.), оказала доктрина «Нового американского века», которая начала разрабатываться в 1997 г. группой неоконсерваторов во главе с У. Кристолом и Р. Каганом. Они исходили из того, что «американское лидерство одинаково хорошо как для Америки, так и для всего мира», и выступали в поддержку «политики военной силы и моральной чистоты», якобы заложенной Р. Рейганом на позднем этапе холодной войны1. Новое видение окружающего мира было основано на светском и религиозном мессианизме, предполагающем установление «имперского правления во имя универсальных ценностей», а также убеждении, что «США имеют исто1 Rise and Demise of the New American Century. Barry T. IRC, 2006. 41
рически и теологически обоснованное право и обязанность спасти или преобразовать мир в соответствии с их собственными универсально применимыми принципами2». Закономерным последствием принятия подобных установок стал односторонний пересмотр американским руководством основополагающих норм международного порядка, касающихся прежде всего суверенитета и невмешательства во внутренние дела национальных государств. Пренебрежение нормами международного права, а также мнением союзников и мирового сообщества оправдывалось соображениями безопасности, причем не только и не столько американской, сколько региональной (на Ближнем Востоке) и глобальной. Решимость США нарушать суверенитет национальных государств, активно вмешиваться в их внутренние дела, а также готовность содействовать смене нелояльных режимов побудили многих западных экспертов говорить о формировании «благотворной империи», стремящейся установить порядок в мире путем сокращения избыточных (с точки зрения США) суверенных прав отдельно взятых государств и режимов. З. Бжезинский назвал Америку «последним сувереном»3, подразумевая, что именно ей принадлежит решающее право подтверждать или отказывать другим государствам в их суверенном статусе. Таким образом, новый подход США к проблеме управления мировым порядком в условиях усиления транснациональных угроз получил воплощение в двух взаимосвязанных направлениях имперской внешней политики администрации Дж. Буша-младшего. Первое предполагало реализацию политики силового давления и смены режимов в отношении так называемых государств-изгоев. Второе направление ориентировалось на повсеместное распространение демократии и либеральных ценностей, допуская при этом использование военных мер с целью отстранения от власти враждебных по отношению к США авторитарных режимов. Как следствие, в начале 2000-х годов новая мировая структура начинает оцениваться американским руководством уже не как традиционный баланс сил (как это было во времена холодной войны), но как противостояние «центра», воплощающего высшие цивилизационные стандарты, и отсталой авторитарной «периферии». Ирак, Иран, Ливия, Сирия, Северная Корея стали рассматриваться в качестве наиболее опасных нарушителей норм международного порядка. Суверенитет таких государств имел для США условный характер. Второе направление имперской внешней политики республиканской администрации Дж. Буша-мл. апеллировало к необходимости защиты демократии не только внутри США, но и за пределами «свободного мира». Как пока2 Богданов А.Н. «Американская империя» и мировой порядок в XXI веке // Геополитика и безопасность. 2014. № 4. С. 79–86. 3 Бжезинский З. Последний суверен на распутье. 2006. URL: https://globalaffairs.ru/articles/ poslednij-suveren-na-raspute/ 42
зал опыт Афганистана и Ирака, реализация имперской стратегии распространения демократии на недружественные режимы стран мировой периферии предполагала приход к власти зависимых от США местных политических элит, сохраняющих власть в стране главным образом благодаря своей лояльности могущественному патрону. В странах, подвергшихся демократизации, нередко создавалась парадоксальная ситуация, когда проамериканские «легитимные» режимы держались лишь на штыках американских солдат. Показателен пример Афганистана, где местные администрации считались «дневными», тогда как с заходом солнца и прекращением активных действий западных войск власть в свои руки брали противостоявшие им подпольные формирования талибов и других воюющих группировок. Издержки, связанные с необходимостью поддерживать такие клонированные режимы, оказались тяжелым бременем для США. Формирование под эгидой США глобальной антитеррористической коалиции после терактов 11 сентября, совместные операции коалиционных сил в Афганистане, Ираке, Ливии и Сирии выявили стремление Америки придерживаться стратегии разделения бремени расходов на «демократизаторские миссии» со своими союзниками и партнерами. Провозгласив себя победительницей в холодной войне в 1991 году, «американская империя» к началу XXI века несколько сменила свое амплуа, сделав акцент на борьбе с угрозами цивилизации и несении «общечеловеческих ценностей» по всему миру. Впрочем, такой маневр (во многом имиджевый) лишь отчасти помог Вашингтону упрочить свою гегемонию. Стало ясно, что Америка начала терять свои позиции. Мощным импульсом к этому послужил разразившийся в 2008 году мировой финансовый кризис, который заставил задуматься о необходимости оптимизировать нарастающие издержки военного присутствия США на Ближнем Востоке и в Центральной Азии. Все более явным становилось и недовольство международного сообщества, желающего видеть в лице США защитника норм международного порядка, а не их агрессивного нарушителя, а также появление государств, заявляющих о своем праве на лидерство. В итоге имперская система правления оказалась слишком дорогостоящей как для США, так и для всего остального мира, что побудило пришедшую на смену республиканцам демократическую администрацию Б. Обамы обратиться к более мягким формам господства, включая «лидерство из-за спины» (leading from behind)4. Встал вопрос об альтернативном видении глобальной стратегии США с упором на воссоздание внутренних основ американской мощи и конкурентоспособности страны, подорванных глобализацией и инерционной политикой элит, и демилитаризации самого понятия национальной безопасности, которое все больше расходилось с реальными интересами и ну4 The Obama Doctrine. The Washington Post, 2011. https://www.washingtonpost.com/opinions/ the-obama-doctrine-leading-from-behind/2011/04/28/AFBCy18E_story.html 43
ждами рядовых американцев. Дань подобной риторике отдал сам З. Бжезинский, который пишет о «глобальном политическом пробуждении», ключевая характеристика которого заключается во «всеобщей устремленности к обретению человеческого достоинства»5. В свою очередь, геополитика «глобального пробуждения» должна с пониманием относиться к тому, что мировое развитие в наши дни стало «антиимперским, политически антизападным и эмоционально все более антиамериканским»6. С точки зрения развития американской стратегии период администрации Б. Обамы носил характер «передышки» после сокрушительного провала неоконсервативного проекта «Нового американского столетия» при Дж. Буше-мл. В экспертной среде Америки заговорили о «постамериканском мире», «имперском перенапряжении сил» и даже «провале американской миссии». Поэтому при Б. Обаме элиты, пытаясь оправиться от осознания ограниченности ресурсов США, сформулировали видение американской миссии, адаптированное к новой глобальной среде и при этом укладывавшееся в русло традиционной послевоенной внешнеполитической философии и позиции о незаменимости лидерства Америки. Правда, отстаивать все эти постулаты становилось все труднее. Уже в последние годы администрации Обамы Китай догнал США по размеру ВВП по паритету покупательной способности (ППС). Если взять ту же методику подсчета и различия в структурах военных бюджетов двух стран, то Китай сравнялся и по закупкам вооружений. И это не говоря о том, что украинский кризис 2014 года и операция в Сирии показали, что Россия вполне достигает своих целей эффективной модернизации вооруженных сил при размерах военного бюджета в одну десятую от совокупного показателя всех стран – членов НАТО. Администрация Обамы попыталась (впрочем, не очень удачно) дать свой концептуальный ответ на все эти вызовы. Единоличное лидерство США новый американский президент попытался заменить на так называемые многостороннее партнерство и цивилизационный плюрализм. Американское и в целом западное экспертные сообщества рукоплескали этим «смелым» идеям, которые казались глотком свежего воздуха после грубых силовых доктрин эпохи Буша-младшего, не говоря уже о временах холодной войны. Зримым свидетельством энтузиазма, охватившего Запад после избрания Обамы, стала Нобелевская премия мира, которой новоиспеченный американский лидер был удостоен менее чем через девять месяцев после своей инаугурации, фактически за свои громкие и исполненные благих намерений речи («за экстраординарные усилия в укреплении международной дипломатии и сотрудничества между людьми» в формулировке нобелевского комитета). К сожалению, на практике глобальная политика США при первом чернокожем президенте 5 Бжезинский З. Еще один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы. – М.: Международные отношения, 2010. С.174-175. 6 Там же. С. 177. 44
сохранила претензии на американскую исключительность и статус США как образца для подражания для всех других государств и регионов. Не менее показательным для понимания эволюции американской стратегии является четырехлетнее президентство Д. Трампа, которое многие аналитики называют «аномальным». Несмотря на громкие заявления, сделанные им еще в статусе кандидата в президенты, которые некоторые эксперты истолковали едва ли не как стремление вернуться к изоляционистскому курсу образца 1920–1930-х годов, международный курс Вашингтона стал еще жестче. ­Этому во многом способствовало стремление команды Трампа сделать американскую стратегию более прагматичной, избавившись от риторической «шелухи» времен Обамы. В определенном смысле это было попыткой возвращения к стратегии реальной политики, принимающей в расчет прежде всего конкретные возможности партнеров и соперников, а не отвлеченные лозунги и доктрины. Поскольку к тому моменту стало очевидно, что основными соперниками США реально могут быть лишь две державы – сильная в военном отношении Россия и теснящий американцев в экономике Китай, – то основной акцент был сделан именно на попытке ослабить эти державы, попутно переложив значительную часть ресурсного бремени на союзников. Трамп и его стратеги, в особенности длинная череда его помощников по национальной безопасности (среди них особенно выделялся авторитетный «ястреб» Дж. Болтон) не стеснялись заявлять о том, что их основная цель – максимально упростить и удешевить реализацию стратегических приоритетов США. С этой целью они запустили беспрецедентную по своему масштабу кампанию, направленную на развал широкого комплекса договоренностей в сфере стратегической стабильности, похоронив Договор о ракетах средней и меньшей дальности, Договор по открытому небу и едва не подведя черту под Договором о стратегических наступательных вооружениях. В свою очередь, тактика «оптимизации расходов» вылилась прежде всего в жесткий финансовый шантаж союзников по НАТО и за ее пределами. Таким образом, объективно в трамповской глобальной стратегии гегемонистская составляющая серьезных изменений не претерпела. Если Обама пытался вести мир «из-за спины», то Трамп пытался делать это, сидя в своей бухгалтерии, где он сводил доходы и расходы, связанные с внешней политикой. И хотя многие трамписты превозносили своего лидера как первого за длительное время американского президента, во время правления которого не было развязано ни одной войны, прагматизм Трампа в итоге привел к глубокому моральному кризису в мировой политике, прежде всего связанному с продемонстрированным Вашингтоном пренебрежением международно-правовыми инструментами и самим духом международного права. Последствия этого кризиса особенно остро ощущаются сегодня, когда военно-политическая эскалация в Евро-Атлантике достигла небывалого уровня. 45
Администрация Байдена (бывшего вице-президентом при Обаме), продолжившая курс Обамы (и американского истеблишмента в целом) после четырехлетнего «перерыва» на президентство Трампа, взяла курс на восстановление идеологической связанности внутренней и внешней политики. Выдвинувшая Байдена ультралиберальная часть американской элиты стремилась взять реванш, в том числе выведя на новый уровень навязывание мировому сообществу своих идеологических установок, продвижение которых прагматичного консерватора Трампа заботило в последнюю очередь. Новая администрация также взяла курс на разрешение проблемы «войны на два фронта», вновь определив в качестве главных противников Россию и Китай. Говоря простым языком, американская внешняя политика сделала очередной круг и вновь замкнула петлю, которая вот уже многие десятилетия вьется вокруг главного приоритета – всемирной гегемонии США, альтернативы которой в Вашингтоне попросту не усматривают. Все «теоретические» дискуссии по этому вопросу, как мы видели, в итоге свелись лишь к тому, чтобы выжимать из этой гегемонии как можно больше, тратить на это меньше ресурсов и продавать мировому сообществу разнообразные мифы о вовлеченности в управление глобальными процессами всех «свободных и демократических государств». За последние тридцать лет Вашингтон так и не смог кардинально переоценить мир после окончания холодной войны и столкнулся с неизбежной дилеммой, которую бывший глава штаба внешнеполитического планирования Госдепартамента, политолог-международник А.-М. Слотер сформулировала еще в 2011 году: либо США осуществляют контроль в закрытой системе, либо пользуются основанным на доверии влиянием в открытой системе, при этом проведя общую демилитаризацию внешней политики и самого понятия национальной безопасности7. Ее коллега, нынешний президент влиятельного нью-йоркского Совета по международным отношениям Ричард Хаас говорил о необходимости создания подобия европейского «концерта держав», учрежденного по итогам разгрома Наполеона на Венском конгрессе 1815 года (при ведущей роли России), только уже на глобальном уровне8. О провале в период после окончания холодной войны «американской миссии в мире, созданном самими США»9, и необходимости пересмотра внешнеполитической философии страны писали многие американские политологи-международники, например Майкл Мандельбаум и Питер Бейнарт. Иными словами, в экспертном сообществе самой Америки, начиная с провального президентства Дж. Буша-мл., все чаще раздаются голоса о необходимости считаться с качественно новой глобальной средой, прежде всего попытавшись реально интегрировать Пекин и Москву в институты сложившегося 7 8 9 Adapting U.S. Policy in a Changing International System. The Atlantic, 2011. Haass R., Kupchan Ch. The New Concert of Powers. Foreign Affairs, 2021. Mission Failure: America and the World in the Post-Cold War Era. Oxford, 2016. 46
геополитического порядка, то есть отнестись к ним как к равным. В противном случае вряд ли будет возможно обеспечить устойчивость миропорядка даже в краткосрочной перспективе. Однако, как можно судить по делам Вашингтона, выбор был сделан в пользу сдерживания обоих конкурентов. Цель – упредить их до того, как они смогут бросить вызов безусловному глобальному лидерству Америки (в политологии эта ситуация известна под названием «ловушка Фукидида»). Причем под сдерживанием может пониматься любое воздействие вплоть до демонтажа политического строя. Как отмечал в своей статье в августе 2021 года Уэсс Митчелл, ушедший двумя годами ранее с поста заместителя госсекретаря по делам Евразии, США не имеют достаточно ресурсов, чтобы одновременно противостоять России и Китаю10 (примером может служить Германия, которая дважды ввязывалась в войну на два фронта). К 2030 году ВВП Китая в 1,5–2 раза превысит ВВП Америки, причем уже в номинальном исчислении, а не по паритету покупательной способности, как в данный момент. Поэтому надо начать с более слабого звена, каким в американской элите считается Россия. Ее надо «остановить» на Украине и развернуть ее «экспансию» в сторону Евразии. Существуют и другие заслуживающие внимания подходы, которые так или иначе проявляются во внешнеполитическом планировании Вашингтона. Так, американская политика сдерживания вписывается в попытки выстроить широкое сотрудничество центров силы при ведущей роли США и на американских условиях. В зарубежной литературе такая стратегия определяется как «сверхбалансирование» (overbalancing)11. Она предполагает размывание растущей роли наиболее вероятных конкурентов Вашингтона, в первую очередь Китая, но также и России, за счет поощрения амбиций восходящих государств «второго эшелона». Неслучайно американским экспертным сообществом несколько лет назад была вброшена идея «бесполюсного мира»12. Вместо перераспределения силы между ограниченным числом держав, характерного для полицентричного порядка, во главу угла ставится ее распределение среди разнотипных игроков. Для этого Вашингтону рекомендовалось использовать разного рода многосторонние форматы вроде «Группы двадцати», которая включает не только США, их традиционных союзников из числа развитых государств, страны БРИКС, но и Аргентину, Индонезию, Мексику, Саудовскую Аравию, Турцию, Южную Корею. В системе с множеством влиятельных участников растет потребность в координирующей силе, предотвращающей ее хаотизацию. Соединенные Штаты будут претендовать именно на такую регулирующую роль, добиваясь отношеMitchell W.A. A Strategy for Avoiding Two-Front War. The National Interest, 2021. Rosencrance R.N. Allies, Overbalance and War // The Next Great War? The Roots of World War I and the Risk of U.S.-China Conflict / Ed. by R. Rosencrance, St. Miller. Cambridge MA: MIT Press, 2014. P. 45–56. 12 Haass R. The Age of Nonpolarity // Foreign Affairs. May/June 2008. № 3. 10 11 47
ний привилегированного партнерства со всеми основными игроками и поддерживая конкуренцию между ними. Формирующийся таким образом между­ народный порядок, уверяют американские эксперты, будет характеризоваться снижением военно-политической напряженности между странами при сохранении активного экономического соперничества. Номинальные позиции США в институтах управления мировым хозяйством (МВФ, Всемирный банк, ВТО, ОЭСР), а также в ООН якобы ослабнут, но они, как отмечают эксперты, обретут большую свободу маневра между множеством конкурирующих коалиций. Однако исторический опыт свидетельствует о том, что построение и тем более поддержание такой системы требуют большого дипломатического искусства и политической мудрости (примером может служить Византия, просуществовавшая тысячу лет после падения Западной Римской империи). Как правило, оно связано с деятельностью выдающихся государственных деятелей и редко переживает своих создателей. Последовательная реализация стратегии «сверхбалансирования» потребует от американской элиты выработки долгосрочного стратегического видения, причем такого, которое разделялось бы другими ведущими международными игроками. Однако, как показывают события последних десятилетий, ничего подобного у американцев попросту нет и вряд ли появится в обозримом будущем. Во многом это является следствием отсутствия у американских элит достаточной интеллектуальной гибкости. Попытки избежать «имперского перенапряжения» заставляют американских политиков и экспертов изобретать новые, более «экономные» подходы сохранения гегемонии США. Тенденция к усилению сдержанности в американской внешнеполитической стратегии в рамках «удаленного балансирования» (off-shore balancing)13 преобладала в годы администраций Обамы и Трампа как естественная реакция на эксцессы времен Дж. Буша-мл. В данном случае речь, конечно, не идет о возвращении к практике изоляционизма первой половины XX века. Такой курс предполагает мягкое сдерживание потенциальных конкурентов, прежде всего Китая, с опорой на широкую сеть формальных и неформальных союзов и партнерств. В связи с этим показательны американские усилия последних лет по увеличению числа разноуровневых партнерств в Азии, включая AUKUS, Индо-Тихоокеанских инициатив, а также возрождению евроатлантической солидарности в рамках НАТО и упорному продвижению блока в другие регионы мира14. Эта стратегия восходит к «блестящей изоляции» Лондона в XIX веке по отношению к континентальной Layne Ch. The Unipolar Illusion Revisited // International Security. 2006. Vol. 31. №. 2. Campbell K., Andrews B. Explaining the U.S. «Pivot» to Asia. Chatham House. August 2013. URL: http://www.chathamhouse.org/sites/files/chathamhouse/public/Research/Americas/0813pp_ pivottoasia.pdf; Nuland V. The Transatlantic Trends 2014. Remarks at German Marshall Fund. Washington D.C., 10.09.2014. URL: http://london.usembassy.gov/europe441.html 13 14 48
Европе и характерна для островных государств (Северная Америка, напомним, с точки зрения классической геополитики представляет собой остров, находящийся в стороне от другого, «мирового евразийского острова»). Такая политика привела к Крымской войне и затем Первой мировой, поскольку отрицала необходимость создания общерегиональной, инклюзивной и действенной системы коллективной безопасности на европейском континенте. При осуществлении «удаленного балансирования», которое вписывается в логику Римленда (как и вся политика сдерживания России и Китая), основная роль в формирующейся гибкой архитектуре будет отводиться региональным игрокам, в то время как США будут оказывать политическую и экономическую поддержку, допуская более активное вмешательство только в случае крупных кризисных ситуаций, создающих угрозу резкой смены соотношения сил в мире15. В рамках политики «удаленного балансирования» уменьшится непосредственное влияние США на текущую международную повестку дня, по крайней мере в теории. Одновременно они смогут сократить расходы на оборону и сосредоточиться на укреплении своего экономического потенциала. Развитие данных тенденций может происходить даже на фоне обострения гонки вооружений в Азии, на Ближнем и Среднем Востоке. Осуществление Вашингтоном этой стратегии будет способствовать расширению роли региональных экономических группировок и военных альянсов. Вместе с этим стоит ожидать обострения конкуренции между региональными проектами. Мир вряд ли станет более стабильным. «Удаленное балансирование» предполагает наименее ресурсозатратный способ обеспечения интересов США. Отказ от таких дорогостоящих компонентов внешней политики, как проведение военных операций по всему миру, призван укрепить позиции Вашингтона в мировой экономике. В то же время такая политика подтолкнет даже традиционных союзников США к более активному экономическому сотрудничеству с Пекином. Еще одним вариантом политики Вашингтона может стать попытка образования альянса с наиболее вероятным претендентом или претендентами на преобладание в международной системе. Такая альтернатива уже обсуждалась на раннем этапе работы администрации Б. Обамы, когда выдвигалась идея создания «Группы двух» в составе США и КНР, за что выступали Г. Киссинджер и З. Бжезинский. Этот проект в прессе иронично называли «Кимерикой». Такое сближение, по мысли американских стратегов, позволило бы США укрепить военно-политическую стабильность в мире и действующие международные институты путем включения в их управление потенциальных «ревизионистов», главным из которых считался и продолжает считаться Китай (Россия тоже ранее расценивалась как ревизионист, но сейчас формулировки 15 См.: Kissinger H. World Order. N.Y.: Penguin, 2014. P. 68–81. 49
явно ужесточились). В то же время им придется в большей степени делиться влиянием в этих институтах с новыми партнерами. Пока же США не проявили готовности к обеспечению реальной инклюзивности контролируемых ими институтов и переходу к подлинно равноправному сотрудничеству в кругу ведущих государств мира. Осуществление подобного сближения возможно за счет интересов ряда западных стран и Японии, а также других крупных игроков. Примером такого размена в ограниченном масштабе может служить очередной этап реформирования Всемирного банка в 2010 году, в ходе которого произошло частичное перераспределение доли в его капитале от развитых стран, прежде всего ЕС и Японии, к развивающимся16. Перспективы реализации рассматриваемого сценария обусловлены готовностью возможных конкурентов США к сближению с ними на условиях подчиненного партнерства. До сих пор они ее не проявляли. Их отношение может измениться только в случае, если они почувствуют достижение потолка самостоятельного укрепления собственных возможностей, что маловероятно хотя бы в силу очевидного относительного упадка США. Китай также дал четко понять, что ни в какой «двойке» участвовать не намерен. Поэтому наиболее реалистичный вариант для Вашингтона сегодня – переход США к реальному и равноправному сотрудничеству в рамках складывающейся полицентричной системы с психологически переходным, частичным уходом в изоляционизм для восстановления основ своей конкурентоспособности. Впрочем, рассчитывать на то, что американские элиты по доброй воле прислушаются к голосу разума и пойдут по этому наиболее безопасному для Америки и всего мира пути, не приходится. Нынешний вариант эволюции американской международной стратегии представляет собой агрессивную реакцию Белого дома на постепенную утрату им привилегированных позиций. Если она носит ускоряющийся и необратимый характер, что наиболее вероятно, то мы имеем дело с последней и решительной попыткой превентивного ослабления России и Китая. Она может заключаться в переносе военно-технологического соперничества на новый уровень, новые геополитические провокации, переходе к большему протекционизму в международной торговле (развернутая Западом беспрецедентная антироссийская кампания вполне может быть названа агрессивной формой протекционизма). Результатами такой политики станут расшатывание основ глобальной стабильности, формирование новой блоковой архитектуры, углубление недоверия в мире. Одновременно последовательное осуществление агрессивной стратегии может привести к перенапряжению сил самих США и подрыву долгосрочных основ их безопасности. Однако обстановка не остав16 Vestergaard J., Wade R.H. Protecting Power: How Western States Retain the Dominant Voice in The World Bank’s Governance // World Development. 2013. Vol. 46. Issue C. P. 153–164. 50
ляет Вашингтону много времени на реализацию этого подхода. Развитие событий в любой момент может пойти по обвальному сценарию. Можно заключить, что нынешний радикальный вираж во внешней политике Вашингтона связан с приходом к власти нового более агрессивного поколения управленцев, которые сегодня входят в команды всех без исключения ведущих политических деятелей США. Яркий пример – администрация Дж. Байдена, который сам является ветераном американской политики и в свое время был известен трезвым и взвешенным взглядом на стратегию ­Вашингтона, в том числе в отношении России. Однако сегодня его команду составляет «молодежь» (разумеется, в сравнении с самим лидером), которая обвиняет предшествующее поколение в том, что те «дали слабину» и проигрывают Кремлю и Пекину со своей реалистичной политикой, предлагая альтернативу в виде агрессивного разогрева возросших противоречий. Такой курс отражает не столько интересы страны, сколько мироощущение либеральных элит, которые не могут перешагнуть через себя и пускаются во все тяжкие, не стесняясь пугать союзников и рядовых американцев, в том числе ядерной войной. Как будет развиваться ситуация дальше и к каким реальным последствиям приведет деятельность этого нового поколения вашингтонских доктринеров? Многое будет решать исход российской СВО на Украине. Ее сроки, по сути, не ограничены ничем, кроме достижения Москвой поставленных перед собой целей. В какой степени США и Запад в целом способны выдерживать затяжной конфликт на Украине (при показной готовности к нему) – серьезный вопрос, однако уже сейчас ясно, что запас прочности западных обществ на ­словах оказался куда больше, чем на деле. Уже никто не отрицает катастрофического воздействия антироссийских санкций на положение дел в самих западных странах, оказавшихся на грани глубокого экономического кризиса. Москва смогла своей ответной политикой активно воздействовать на Запад через широко открытые санкционные «ворота». Упорное стремление Байдена и его европейских партнеров возложить на Кремль ответственность за рост инфляции в стране говорят о многом. Такое положение дел американским «ястребам» неприятно, однако вряд ли они задумаются о работоспособности своих теорий, скорее, возьмутся за их воплощение с удвоенной силой. Не менее важно и то, что часть консервативного (республиканского) истеблишмента, в том числе сам Д. Трамп, разделяет мнение Киссинджера о необходимости вести диалог с Москвой и выходить на определенные договоренности, без чего у США не остается никакой надежды на эффективное сдерживание Китая. При таком раскладе нельзя исключать нормализации отношений с Рос­ сией, форсированной Евросоюзом и продиктованной также интересами бизнеса (взять хотя бы ныне утраченный европейцами доступ на российский рынок) и разочарованием в американском лидерстве, которое заставило Старый 51
Свет поверить в абсолютно абсурдную иллюзию «победы Украины на поле боя» и «смены режима» в России. Дальнейшее ослабление Европы американцы воспримут позитивно, ведь это приведет к превращению ЕС в придаток США с перспективой нового плана Маршалла – на этот раз энергетического. Более того, именно ЕС придется в сотрудничестве с Россией пожинать плоды американской политики на Украине, что может составить содержание европейской политики на ее новом «постукраинском» этапе. Не исключено, что уже в ближайшие годы начнется масштабный процесс смены элит в западных странах, предпосылки для которого уже сформированы в силу нарастающих там внутренних противоречий. Все это создает дополнительные возможности для незападных держав продвигать свои интересы, укрепив перспективы построения многополярного миропорядка и демократизации международных отношений. 52
Иллюстрации к главе 2 11 сентября 2001 г. Глава аппарата Белого дома сообщает Дж.Бушу-мл. – Америка атакована. Выступление Дж.Буша-мл в Конгрессе с речью об Оси зла. 53
Б. Обама выдвинул концепцию лидерства из-за спины. Телефонный разговор Д. Трампа с В.В. Путиным. 54
Глава 3 Доктринальные основы глобальной политики США До сих пор речь шла об идеях и концепциях, которые составляют интеллектуальный багаж современных американских элит. Вместе с тем для анализа глобальной политики США не меньший интерес представляет и то, какие приоритеты, цели, задачи официально провозглашает Вашингтон. Иными словами, необходимо рассмотреть уровень доктрин, к которым относятся не только собственно стратегические документы, но и программные заявления американского руководства, которые зачастую играют не менее важную роль для определения курса страны, чем официальные тексты вроде Стратегии национальной безопасности. В предыдущих разделах мы неоднократно обращали внимание на то, каким удивительным образом основополагающие геополитические идеи сохраняются в умах американских руководителей. Поколения политиков и стратегов в США сменяются, а их интеллектуальные стереотипы во многом остаются прежними. Это неизбежно находит отражение и на уровне концептуальных документов1. В целостном виде доктринальные основы глобальной политики США начали формироваться на завершающем этапе Второй мировой войны. В условиях развернувшегося противостояния СССР и США потребовался единый комплексный взгляд на выстраивание среднесрочной и долгосрочной линий Вашингтона в мире в целом и в ключевых регионах. Американской элите стало очевидно, что пришло время во всеуслышание заявить о своих гегемонистских амбициях, которые до этого зачастую подразумевались, но четко не ­обозначались в официальной риторике. Вернее, требовалась выработка определенной концепции. Значительный вклад в решение этой задачи внесли дипломат Дж. Кеннан и выходец с Уолл-стрит П. Нитце, выступавшие за радикальный пересмотр изоляционистской парадигмы внешней политики, которой Вашингтон старался придерживаться между двумя мировыми войнами. Советник-посланник посольства США в Москве Дж. Кеннан в феврале 1946 года направил в Государственный департамент так называемую длинную телеграмму, в которой впервые изложил и тщательно обосновал принципы стратегии сдерживания в отношении Советского Союза, выражавшиеся в необходимости долгосрочной политики сопротивления советской экспансии. До широкой общественности этот текст был доведен в качестве статьи «Истоки советского поведения» в авторитетном журнале Foreign Affairs2, опубликованной автором под псевдонимом «Икс». Ее автор сделал следующие выводы: 1 2 Представлена общественности в 2022 г. администрацией Дж. Байдена. Kennan G. The Sources of Soviet Conduct. Foreign Affairs, 1947. 55
«Иметь дело с советской дипломатией одновременно и легче, и труднее, чем с дипломатией таких агрессивных лидеров, как Наполеон или Гитлер. С одной стороны, она более чувствительна к сопротивлению, готова отступить на отдельных участках дипломатического фронта, если противостоящая ей сила оценивается как превосходящая и, следовательно, более рациональная с точки зрения логики и риторики власти. С другой стороны, ее непросто одолеть или остановить, одержав над ней одну единственную победу. А настойчивое упорство, которое движет ею, говорит о том, что успешно противостоять ей можно не с помощью спорадических действий, зависящих от мимолетных капризов демократического общественного мнения, но только с помощью продуманной долговременной политики противников России, которая была бы не менее последовательной в своих целях и не менее разнообразной и изобретательной в средствах, чем политика самого Советского Союза. В данных обстоятельствах краеугольным камнем политики Соединенных Штатов по отношению к Советскому Союзу, несомненно, должно быть длительное, терпеливое, но твердое и бдительное сдерживание экспансионистских тенденций России… В свете сказанного становится ясно, что советское давление на свободные институты западного мира можно сдержать лишь с помощью искусного и бдительного противодействия в различных географических и политических точках…»3. Статья Кеннана проникнута идеями, не просто созвучными, а во многом почти дословно повторяющими основные теоретические положения «Американской стратегии в мировой политике» Спайкмена. Достаточно вчитаться в описание Советского Союза: «Мы имеем политическую силу, которая фанатично верит в то, что с Соединенными Штатами невозможно неизменное сосуществование, что разрушение внутренней гармонии нашего общества является желательным и обязательным, что наш традиционный образ жизни должен быть уничтожен, международный авторитет нашего государства должен быть подорван, и все это ради безопасности советской власти. Эта политическая сила, полностью подчинившая себе энергию одного из величайших народов мира и ресурсы самой богатой национальной территории, берет свое начало в глубоких и мощных течениях русского национализма». Американский дипломат утверждает, что у США есть одно важное преимущество: Россия противостоит всему миру, который в принципе сильнее ее, – вопрос лишь в степени сплоченности. Однако, предупреждает он, советское влияние уже распространяется на территории, граничащие с СССР, и только Соединенные Штаты способны в настоящий момент стать лидером, который сплотит мир против «русской угрозы». Для этого необходимо решительно пресекать любые попытки Москвы установить добрососедские отношения с другими государствами, ибо, как утверждает Кеннан, это есть прямой путь к подчинению 3 Цит. по: Румельт Р. Хорошая стратегия, плохая стратегия. В чем отличие и почему это важно. Манн, 2014. 56
суверенных государств воле СССР. Вместо этого Россия должна быть окружена кольцом врагов, в конфликтах (необязательно военных) с которыми будут растрачиваться советские ресурсы. Эти выводы более чем созвучны идеям классиков геополитики. По сути, в «Длинной телеграмме» и «Истоках» была сформулирована первая современная глобальная доктрина США – доктрина сдерживания. Опираясь на доводы Кеннана, вскоре назначенного первым в истории руководителем отдела политического планирования Госдепартамента, президент США Г. Трумэн инициировал в 1947 году принятие так называемой доктрины Трумэна, в рамках которой объявил о поддержке правительств Греции и Турции в качестве меры сдерживания СССР. В следующем году в развитие данных мер был запущен разработанный при активном участии Кеннана план Маршалла, названный в честь госсекретаря Дж. Маршалла и предусматривавший выделение 13 млрд долларов на послевоенное восстановление стран Западной Европы с условием невключения в правительства последних представителей компартий. Параллельно с подачи США был подготовлен Североатлантический договор и создана НАТО. Главным принципом, консолидировавшим ее участников, стала статья 5 договора, согласно которой нападение на одну из стран альянса считалось и нападением на всех его членов. Таким образом, «ядерный зонтик» США был распростерт над европейскими союзниками США, круг которых продолжил расширяться с годами. Чуть позже идеология сдерживания была развита в доктрине Эйзенхауэра, гласившей, что любое государство, суверенитету которого угрожал «международный коммунизм», могло запросить военную помощь у Вашингтона (интересно отметить, что, Эйзенхауэр, выдвигая свою доктрину, заявил: «Широко известно…, что Соединенные Штаты не стремятся к политическому или экономическому господству над другими людьми»4). Концепция сдерживания, достаточно умеренная в своем изначальном виде, на этапе практической реализации быстро переросла в граничащую с истерикой антисоветскую и антикоммунистическую кампанию. С помощью средств массовой информации формировался стереотип, суть которого сводилась к простой формуле: все неамериканское – это коммунизм, то есть зло. Соответственно, Вашингтон стремился поставить все государства в мире перед выбором: либо с Америкой, либо против Америки. Один из видных современных критиков имперской политики США Роберт Блум отметил: «Политика независимости проявлялась в деятельности многочисленных лидеров и революционеров третьего мира, при этом на нее нельзя навешивать ярлык "посткоммунистической" или "антиамериканской", их позиция была простым проявлением нейтралитета или неприсоединения к той или иной сверхдержаве. Однако <…> США не были готовы мириться с таким положением вещей 4 «Доктрина Эйзенхауэра». Послание к Конгрессу США 15 января 1957 г. 57
<…>. Все они [неприсоединившиеся страны], настаивал Дядя Сэм, должны однозначно занять сторону "свободного мира" или ответить за последствия отказа»5. Для того чтобы призывать такие государства к ответу более эффективно и в то же время экономить собственные силы и средства, США обратились к блоковой стратегии. Уже в первые послевоенные годы во внешней политике США наметилось стремление создавать в дополнение к НАТО локальные военно-политические блоки, призванные решать региональные задачи, основной из которых являлась «борьба с коммунистической угрозой», а на деле – подавление национально-освободительных движений. В качестве проводника интересов Вашингтона на Ближнем Востоке в 1955 году был образован блок СЕНТО, известный как Организация центрального договора, или Багдадский пакт. В эту организацию входили Ирак, Иран, Пакистан, Турция, а также бывший колониальный «хозяин» региона – Великобритания. Примечательно, что сами США формально не входили в СЕНТО, хотя являлись «ассоциированным членом», принимали самое активное участие в работе руководящих органов блока, его основных комитетов. Для усиления американского влияния в Юго-Восточной Азии был образован блок СЕАТО, оформленный Манильским договором в 1954 году. Помимо США, участниками блока стали Австралия, Великобритания, Новая Зеландия, Пакистан, Таиланд, Филиппины и Франция. Кроме того, статус партнеров по диалогу имели Южная Корея и Южный Вьетнам. Наконец, для координации деятельности в Азиатско-Тихоокеанском регионе в 1952 году был создан блок АНЗЮС, куда вошли США, Австралия и Новая Зеландия. Создание этих блоков преследовало цель подчинить региональные державы американским интересам и использовать их ресурсы для поддержания выгодной Вашингтону военно-политической и экономической ситуации. Под прикрытием этих альянсов проводились также открытые интервенции, как в случае с Ираном, где в 1953 году был организован государственный переворот6. Члены блоков не без влияния США занимались подавлением неугодных освободительных движений, например в Малайзии, Вьетнаме и Камбодже. Однако альянсам СЕНТО и СЕАТО, в отличие от НАТО, не суждено было стать долговечными военно-политическими объединениями. Подъем национально-освободительных движений, а также ряд эпизодов, показавших Вашингтону ненадежность большинства партнеров, вынудили распустить СЕАТО в 1977 г. и СЕНТО в 1979 г. На сегодняшний день существует лишь АНЗЮС. Блум У. Убийство демократии. М.: Кучково поле, 2021. Спецслужбами США и Великобритании свергнуто правительство М. Мосаддыка. После этого США предоставили стране помощь в размере 69 миллионов долларов, их нефтяные компании получили 40% акций национальной нефтяной компании. Другие 40% получила Англо-иранская нефтяная компания, впоследствии переименованная в «Бритиш Петролеум». 5 6 58
Таким образом, концепция сдерживания уже на первом этапе холодной войны начала приобретать отчетливый глобальный характер. Ответственность за это несет следующее поколение американских стратегов, сменивших Дж. Кеннана, прежде всего П. Нитце, который разработал новый доктринальный документ, вошедший в историю как директива СНБ-68. Она предусматривала существенную милитаризацию внешней политики США на советском направлении, что обуславливало кратное повышение риска ядерного столкновения. На основе этого документа в 1950-е годы разрабатывались концепции «сдерживания посредством устрашения», «отбрасывания коммунизма» и «обороны на передовых рубежах». В эпоху противостояния двух сверхдержав прямой военный конфликт между ними неизбежно вел к глобальной ядерной войне и потенциальному уничтожению человечества. Однако в первые послевоенные десятилетия подобный сценарий не казался американцам фатальным, что нашло отражение в ядерной доктрине «массированного возмездия», суть которой выразил председатель объединенного комитета начальников штабов (1953–1957) адмирал А. Рэдфорд: «Если хотя бы один коммунистический солдат переступит границу с Западом, США немедленно объявят всеобщую ядерную войну»7. Таким образом, стратегические и доктринальные установки Вашингтона на ранних этапах холодной войны носили откровенно рискованный характер. Подобный подход привел к втягиванию США в конфликты в Корее и Вьетнаме, а также возникновению кризисов вокруг Берлина и Кубы, грозивших перерасти в ядерное столкновение с Москвой. Отдельные инициативы по сворачиванию с данного курса, в том числе озвученные Дж. Кеннеди незадолго до его убийства, так и не были воплощены в жизнь. Вместе с тем в дальнейшем расчеты, проведенные в ведущих американских «мозговых центрах», продемонстрировали абсурдность надежд Белого дома на победу в тотальном ядерном конфликте. В этих условиях Вашингтон обратился к опосредованным методам борьбы. В рамках принятой в 1967 году доктрины «гибкого реагирования» предлагалось перенести акцент на периферию, сделав ставку на локальные войны, не угрожавшие ядерной эскалацией. Одним из главных козырей Штатов в рамках этой доктрины являлись региональные «борцы с большевизмом», нередко действовавшие откровенно незаконными и даже террористическими методами. Убежденным сторонником этой идеи стал З. Бжезинский, чьими стараниями была начата кампания, в результате которой малоизвестный в то время исламист (в будущем полевой командир) О. бин Ладен регулярно получал военную помощь, которая, как предполагалось, должна была быть использована в американских интересах. Политика США на концептуальном уровне оставалась глубоко милитаристской. Наступившая в начале 1970-х годов разрядка в отношениях с СССР была в большей степени продиктована внутриполитическими соображения7 Цит. по: Schlesinger A., Jr. Thousand Days. New-York, 1965. P. 289. 59
ми и необходимостью передышки перед новым раундом конфронтации, идеологической базой которого стали экспансионистские доктрина Картера и доктрина Рейгана. Первая фактически объявляла Ближний Восток зоной исключительных интересов США: «Попытки каких-либо внешних сил получить контроль над регионом Персидского залива будут рассматриваться как посягательство на жизненно важные интересы Соединенных Штатов Америки, и такое нападение будет отражено любыми необходимыми средствами, в том числе военной силой». Вторая из названных доктрин делала ставку на так называемых борцов с коммунизмом: «Мы не должны потерять веру тех, кто рискует жизнью на всех континентах от Афганистана до Никарагуа, бросая вызов советской агрессии и обеспечивая сохранение свобод, принадлежащих нам с рождения. Поддержка борцов за свободу является самообороной»8. Распад СССР не привел к уходу в прошлое американских устремлений к мировому господству, несмотря на провозглашение Дж. Бушем-ст. «нового мирового порядка» с опорой на институты ООН. Продвижение демократии при Б. Клинтоне было официально закреплено в его стратегиях национальной безопасности, тогда как при Дж. Буше-мл. был взят курс на навязывание американского миропорядка еще более агрессивным силовым путем, в том числе через военные интервенции и организацию цветных революций. В концептуальном плане установки всех этих американских лидеров представляли собой, по сути, декларации единоличного американского доминирования, основанные на якобы одержанной США победе в холодной войне. Как уже отмечалось в предыдущем разделе, уже в начале XXI столетия эйфория от «триумфа» Америки над Советским Союзом сменилась в Вашингтоне нарастающей растерянностью. Стратегия национальной безопасности США, а также другие доктринальные документы приобретают все менее конкретный характер, вместо точных и выверенных формулировок заполняясь пафосными заявлениями о «незаменимости» США в современном мире, «непоколебимой решимости» Вашингтона отстаивать «ценности демократии», «твердом намерении» Америки играть лидирующую роль в решении глобальных проблем современности. Все это свидетельствует об определенной растерянности, которая по-прежнему царит в умах американских элит и отражается в лихорадочном и довольно хаотичном идейном поиске, о котором было подробно рассказано ранее. Говоря коротко, американцы стремительно утрачивают понимание того, кто они, каково их место в мире, каким образом США следует поддерживать свою глобальную гегемонию и нужна ли она Америке и ее народу. Такая растерянность становится очевидной при анализе текста Стратегии национальной безопасности США 2015 года, утвержденной Б. Обамой. В Стратегии-2015 основными внешнеполитическими приоритетами определены комплексное обеспечение безопасности США и их союзников, стрем8 Доктрина Картера, 23 января 1980 г. 60
ление к полной ликвидации ядерного оружия, поддержание беспрепятственного доступа американских товаров на мировые рынки, продвижение в мире американских ценностей, формирование «более эффективного и справедливого» миропорядка при ведущей роли США9. К угрозам национальной безопасности в стратегии были отнесены: нападение на территорию США и объекты критической инфраструктуры, американских граждан и представителей стран-союзниц; глобальный экономический кризис; применение и распространение оружия массового поражения; эпидемии инфекционных заболеваний; негативные последствия изменений климата; нарушение функционирования мирового энергетического рынка; распространение насилия и преступности с территорий нестабильных стран. Вооруженные силы США, как подчеркивалось в документе, продолжат помимо штатных оборонительных функций «проведение глобальных антитеррористических операций, оказание поддержки союзникам и проецирование силы». Был декларирован отказ от проведения затратных масштабных операций за рубежом (по типу Ирака и Афганистана). Если интересы США не будут затрагиваться напрямую, Вашингтон будет добиваться привлечения сил союзников и региональных партнеров и, как следует из текста, возглавлять их действия для достижения так называемых приемлемых решений в пользу «адресных» военных акций во взаимодействии с союзниками. В стратегии также делался акцент на поддержании высокой боевой готовности Вооруженных сил США и инвестициях в комплексное развитие их возможностей. Вооруженные силы рассматривались как основа национальной безопасности США, а военное превосходство характеризовалось как главный фактор обеспечения американского мирового лидерства. При этом в Стратегии-2015 была сохранена преемственность в установках на применение военной силы в одностороннем порядке и в любой точке мира, а также на сохранение военного присутствия за рубежом. Экономика США в документе рассматривается как самая открытая и инновационная в мире. Американцы, как утверждается в стратегии, намерены лидировать в мире, чтобы перейти за счет этого лидерства в эру глобального процветания. В целях обеспечения своего экономического роста США фак­ тически объявили весь мир зоной своих жизненных интересов: в документе ставится задача формирования глобального экономического порядка, отражающего американские приоритеты и ценности. В стратегии отмечалось, что торговая и инвестиционная политика США будет реализовываться таким образом, чтобы процессы глобализации осуществлялись в интересах аме­ риканцев. В целях обеспечения глобального первенства США ставилась задача сохранения и преумножения лидирующих позиций в области науки, технологий и образования. Кроме того, согласно Стратегии-2015 США должны были обе9 NSS-2015. 61
регать свои идеалы внутри страны, одновременно продвигая американские ценности за рубежом. Признано, что на всех фронтах Соединенные Штаты «должны лидировать с позиции силы», используя все инструменты американской мощи. США намеревались отстаивать свое лидерство, полагаясь на надежных партнеров. Признавалось, что нет ни одной глобальной проблемы, которая могла бы быть решена США самостоятельно. В связи с этим Вашингтон продвигал тезис о том, что американская вовлеченность в мировые дела строится на партнерской политике при американской руководящей роли. США были намерены расширять рамки взаимодействия с другими странами, негосударственными организациями, международными институтами, чтобы те проводили необходимые Вашингтону реформы. Важнейший постулат Стратегии-2015 заключается в том, что обязательства США не заканчиваются на границах государства. Администрация оставляет за собой право и обязанность совершенствовать, а если надо, и создавать правила, нормы и институты для укрепления глобального мира и безопасности. Кстати говоря, этой идее охотно вторили и продолжают вторить преданные партнеры американцев в других странах, такие как британский премьер-министр Э. Блэр, заявлявший: «Границы нашей безопасности больше не заканчиваются Ла-Маншем <…> Новые границы безопасности глобальны. Наши вооруженные силы будут размещаться на территориях других государств вдали от дома – там, где нет непосредственной угрозы нашей стране». В Стратегии-2015 Россия была переведена из категории ключевых центров влияния, с которыми следует развивать партнерство, в разряд «правонарушителя», «агрессора» и «угрозы» в одном ряду с ИГИЛ (террористическая организация, запрещена в РФ) и лихорадкой Эбола. Отмечалось, что США будут «сохранять бдительность» относительно стратегических возможностей России. Вашингтон в своей стратегии угрожал усилением давления и заявлял о готовности помогать союзникам и партнерам (особый акцент был сделан на Европе) в деле сдерживания России, ее политической и экономической изоляции «за вмешательство в дела Украины», в том числе путем снижения зависимости от российских энергоносителей. Возможность возобновления американо-российского сотрудничества ставилась в зависимость от изменения Россией внешнеполитического курса в направлении «уважения суверенитета и демократических процессов» в соседних государствах. США декларировали в Стратегии-2015, что американское лидерство необходимо для поддержания в Азиатско-Тихоокеанском регионе стабильности и безопасности, развития торговли и деловой активности, соблюдения прав и свобод граждан (пресловутый «поворот к Азии»). В связи с этим Вашингтон взял курс на расширение контактов с азиатскими странами в области безопасности, реконфигурировал присутствие своих войск и усиливал военную группировку в регионе с опорой на давних союзников – Японию, Республику Ко62
рея, Австралию, Новую Зеландию. Особое внимание планировалось уделять усилению американских позиций в АТЭС и АСЕАН. Авторы Стратегии-2015 видели в Китае сильного соперника в этом регионе. С учетом того, что КНР является самым серьезным торговым партнером США, Вашингтон заявлял, что отвергает конфронтационный путь и будет добиваться конструктивных и взаимовыгодных отношений с Пекином. В то же время американцы предупреждали, что будут разговаривать с позиции силы, если Китай не станет соблюдать нормы международного права. Чтобы противостоять Китаю по экономическим вопросам, США предложили создать зону свободной торговли – Транстихоокеанское партнерство, где планировали занимать лидирующее положение. США также намеревались упрочить отношения с теми государствами, у которых с КНР существуют противоречия (например, Японией, Вьетнамом, Филиппинами, Малайзией). Отдельно Вашингтон заявлял о намерении углублять сотрудничество по линии НАТО–ЕС как в военно-политическом плане, так и в экономическом. США планировали поддерживать своих европейских союзников, демонстрируя приверженность взятым обязательствам в сфере безопасности, реагируя путем активизации соответствующих мероприятий учебно-боевой подготовки войск и наращивая свое военное присутствие в Центральной и Восточной Европе для «сдерживания российской агрессии». Кроме того, стремясь поддержать трансатлантические торговые связи, сохранить за счет этого мил­ лионы рабочих мест в США, поддержать американский экспорт, Вашингтон выступил за подписание соглашения о Трансатлантическом торгово-инвестиционном партнерстве. Таким образом, американское военно-политическое руководство в Стратегии национальной безопасности 2015 года продемонстрировало амбициозное стремление утвердить свое глобальное лидерство, заявив о намерении и впредь вмешиваться во внутренние дела суверенных государств, а также использовать военную силу далеко за пределами США в любое время и по своему усмотрению. Новую попытку «нащупать» место Америки в мире сделал Д. Трамп в с­ воей Стратегии национальной безопасности 2017 года. Этот документ основывается на излюбленном трамповском девизе «Америка прежде всего». В стратегии США рассматривают весь земной шар как зону своих интересов под предлогом того, что Америка стремится принести мир и процветание другим государствам. В качестве мер «продвижения процветания» выделены «защита мира посредством силы» и распространение американского влияния с упором на совершенствование союзнической и партнерской политики США10. В разделе «Защита мира посредством силы» определены угрозы для США. Приоритетными из них названы «ревизионистские государства – Россия и Китай», которые стремятся создать мир, противоречащий интересам США, 10 NSS-2017. 63
развивают вооруженные силы, подавляют демократию, а также расширяют сферу своего влияния за счет лишения суверенитета других государств. При этом отмечалось, что Вашингтон не будет исключать сотрудничества со странами, которые они считают своими главными соперниками. Ко второй группе угроз отнесены «страны-изгои» (КНДР и Иран), диктаторские режимы которых нацелены на создание оружия массового поражения, дестабилизацию обстановки в регионах, а также истребляют свой народ и угрожают США и их союзникам. Третьей группой угроз названы транснациональные террористические организации и преступные синдикаты, причиняющие вред Америке. Военный потенциал США охарактеризован в Стратегии-2017 как жизненно важный элемент международной конкуренции крупных держав, нуждающийся в совершенствовании. Согласно документу Вашингтону надлежало вывести на должный уровень оборонно-промышленный комплекс; развивать противоракетную оборону; обновлять стратегические наступательные силы, расположенные как на континентальной части США, так и за рубежом; быть готовым противостоять любому воздействию на космическую инфраструктуру США; распознавать и своевременно реагировать на кибератаки со стороны противника; развивать возможности и повышать эффективность работы разведывательного сообщества; совершенствовать мастерство американской дипломатии с опорой на военную мощь. Идеи трамповской стратегии нашли свое развитие в других доктринальных документах, прежде всего в новой военной доктрине – Стратегии национальной обороны США, принятой в 2018 г. В ней получило развитие основ­ное внешнеполитическое положение Стратегии национальной безопасности: «Поддерживая традиционные инструменты дипломатии, Министерство обороны США обеспечит необходимые военные приготовления, чтобы создать условия Президенту США и дипломатическому корпусу для ведения переговоров с позиции силы»11. В своей стратегии Пентагон определил, что «долгосрочное соперничество со стороны других государств, а не терроризм является для США главным вызовом». В отношении России было заявлено, что она создает вызов для США, поскольку расширяет и модернизирует ядерный потенциал, пытается разрушить НАТО, изменяет в своих интересах систему безопасности в Европе и на Ближнем Востоке, применила новые технологии для подрыва демократических процессов в Грузии, Крыму и на востоке Украины. Увеличение расходов на оборону в военной доктрине оправдывалось тем, что США должны были выйти из периода «стратегического застоя» и учесть усложнившуюся обстановку в области международной безопасности: «Если ранее США могли сконцентрировать свои вооруженные силы в любом месте Земли и действовать по своему усмотрению, то в настоящее время такие воз11 NDS-2018 64
можности США оспариваются, причем как в воздухе, на земле и на море, так и в киберпространстве». Обеспечить военное превосходство предполагалось путем создания мощного боевого потенциала вооруженных сил, укрепления отношений с союзниками, проведения оптимальной партнерской политики, а также совершенствования работы Министерства обороны США. В области обороны документ определил следующие основные задачи, стоявшие перед военным ведомством: защита от нападения на страну, сдерживание государств от агрессии в отношении жизненно важных интересов США; обеспечение военного превосходства США как в глобальном масштабе, так и в ключевых регионах; поддержание оптимального баланса сил в Индо-Тихоокеанском регионе, Европе, на Ближнем Востоке, в Западном полушарии и Африке; противодействие распространению оружия массового поражения; предотвращение террористических атак против США, их граждан, союзников и партнеров; развитие инновационных технологий в интересах обороны. Другим важным доктринальным документом эпохи Трампа стал Обзор ядерной политики США (2018 г.) – по сути, ядерная доктрина страны. В нем указывается, что ядерный потенциал США имеет решающее значение для сдерживания агрессии как с применением, так и без применения ядерного оружия: «Присущие ему [ядерному оружию] факторы устрашения уникальны и совершенно необходимы для предотвращения ядерных ударов со стороны противников, что является для Соединенных Штатов первоочередной задачей»12. В Обзоре ядерной политики была подчеркнута способность США «распознать и привлечь к ответственности за агрессивные действия» любое государство, а также отразить любую атаку с применением неядерного стратегического оружия. Особо отмечено, что всякая ядерная эскалация не позволит противникам достичь своих целей, но обернется для них неприемлемыми последствиями. При этом в документе заявлялось, что «не существует какого-то универсального, применимого во всех ситуациях подхода к сдерживанию». Из этого следовало, что «Соединенные Штаты будут применять оптимизированный с учетом конкретных задач и гибкий подход к эффективному сдерживанию, в зависимости от вида противника, характера угроз и конкретной ситуации». Несмотря на то, что в Обзоре отмечается готовность Вашингтона рассматривать возможность использования ядерного оружия только в исключительных обстоятельствах для защиты жизненно важных интересов США, их союзников и партнеров, в нем содержится важная оговорка: «Если сдерживание не принесет желаемых результатов, Соединенные Штаты постараются положить конец любому конфликту с минимально возможными потерями и на максимально выгодных условиях для США, наших союзников и партнеров». 12 2018 Nuclear Posture Review Final Report 65
Еще более расплывчатое определение условий применения американского ядерного оружия содержится в дальнейшем тексте: «В целях эффективного сдерживания Соединенные Штаты намерены возлагать всю ответственность на любое государство, террористическую группу или других негосударственных субъектов, поддерживающих террористов или способствующих получению или использованию ими ядерных устройств. Хотя роль ядерного оружия США в противодействии ядерному терроризму ограничена, наши противники должны понимать, что террористическая атака с применением ядерного оружия против Соединенных Штатов, наших союзников и партнеров будет считаться "чрезвычайной ситуацией", в которой Соединенные Штаты не исключают возможности принятия крайних мер в качестве ответного удара». Принятые администрацией Д. Трампа доктринальные документы вызвали множество вопросов. Особенно это касалось положений, определявших порядок применения ядерного оружия Вашингтоном. Вместо четкого разъяснения (как это сделано, например, в принятых в 2020 году Основах государственной политики Российской Федерации в области ядерного сдерживания) американцы пошли по пути туманных намеков и запутывания читателя (видимо, умышленного). Таким образом, США оставили за собой право единолично определять виновного, в частности как они указали на Россию, якобы вмешавшуюся в президентские выборы в этой стране в 2016 году. При таком подходе цена ошибки – развязывание ядерной войны со всеми вытекающими последствиями для человечества. После поражения Д. Трампа на выборах 2020 года администрация Дж. Байдена была вынуждена считаться с качественно новой ситуацией в мире и в самой Америке, однако делала это в духе отжившей политики с позиции силы. В Стратегии национальной безопасности, обнародованной в октябре 2022 года, была заявлена демагогическая цель по созданию «открытого, свободного, процветающего и безопасного мира», хотя в реальности речь шла о сохранении американского лидерства путем «победы в соревновании с Китаем» и «сдерживания России», которая была признана более опасным актором для американоцентричного миропорядка, нежели КНР. При этом особый акцент команда Байдена сделала на стремлении адаптировать заявленные в стратегии цели к нуждам американского народа. Фактически было прямо сказано о необходимости подстроить глобальную систему международных отношений под потребности американских избирателей, подчинив внешнюю политику США внутриполитической повестке13. Для новой Стратегии, как и для всей линии администрации Байдена, характерен значительно более лицемерный стиль, особенно в сравнении с подходом команды Трампа. Если в стратегии предыдущей администрации прямо обозначалась важность так называемой экономической дипломатии, под ко13 NSS-2022. 66
торой также подразумевалась санкционная политика как инстру-мент решения внешнеполитических задач, то Дж. Байден ограничивается исключительно общими заверениями о приверженности Вашингтона глобалистским идеалам, а о санкциях упоминает лишь в контексте уже принятых против России мер. Он продолжает говорить о необходимости диалога по укреплению контроля над вооружениями с Россией (скептического отношения к которому не скрывал его предшественник), тем не менее не конкретизирует, как он может быть воплощен в жизнь в условиях объявленной Москве гибридной войны, которой администрация открыто гордится. Интересно, что 46-й президент также уделяет куда большее, нежели Д. Трамп, внимание «продвижению демократии», признавая при этом наличие проблем в самих США, однако лишь через призму существования неких антидемократических сил, упоминая о которых, он, по сути, сводит счеты с бывшим конкурентом на выборах и его сторонниками. Несмотря на балансирование ситуации в стране на грани вооруженного гражданского противостояния, администрация Байдена твердо привержена идее сохранять активное американское присутствие (с претензией на лидерство) во всех регионах мира, видя в этом залог поддержания выгодного Вашингтону миропорядка. Стратегия 2022 года стала свидетельством отказа амери-канского истеблишмента от рефлексии и его стремления и дальше пребывать в вымышленной реальности, в которой во главу угла поставлены мечты ветеранов холодной войны о возвращении к де-факто однополярности. Если документ Д. Трампа, подготовленный за пять лет до этого, предлагал не лишенный традиционного высокомерия, но несколько более взвешенный и рациональный взгляд на международную ситуацию, с куда меньшим фокусом на мессианстве США, его преемник предпочел повторить изжившие себя мантры минувших десятилетий, игнорируя произошедшие в мире изменения, включая провал попытки Вашингтона мобилизовать против России и Китая страны Глобального Юга. Подход Байдена резко контрастирует с реалиями, в которых пытается оперировать его администрация, и наглядно свидетельствует о растущем идеологическом и интеллектуальном кризисе в США. Другие опубликованные осенью 2022 года стратегические документы администрации Байдена – Стратегия национальной обороны и Обзор ядерной политики – также продемонстрировали сохранение курса США на глобальное доминирование с ярко выраженным антироссийским и антикитайским оттенком. Вашингтон, вновь определив в этих документах КНР как долгосрочного противника, а Россию – как объект новой политики сдерживания, по сути, констатировал начало новой фазы «второй холодной войны», в рамках которой США отводится прежняя роль лидера «демократического лагеря». Противоречие этого постулата реальному положению дел и тенденции к снижению мирового влияния Соединенных Штатов не были приняты во внимание. Ради 67
сохранения (фактически возвращения) глобального доминирования США выразили готовность интенсифицировать милитаризацию космоса и киберпространства, значительно снизив порог риска в рамках противодействия Москве. В том, что касается возможности использования ядерного оружия, США по-прежнему руководствуются крайне расплывчатыми формулировками, развязывающими руки Белому дому и Пентагону в кризисной ситуации14. По прогнозам аналитиков, основанным на анализе американских доктринальных документов, в ближайшие годы политика Соединенных Штатов будет определяться тремя фундаментальными характеристиками. Во-первых, это стремление во что бы то ни стало сохранить видимость «однополярного момента» в качестве базового наследия «победы в холодной войне», преобразовав его, если того потребуют обстоятельства, в «лидерство в Западном мире» или, еще шире, в кругу «демократических государств», противостоящих «автократиям», прежде всего России и Китаю. Раскол мирового сообщества на два противостоящих друг другу лагеря – привычная для американских элит парадигма, унаследованная от эпохи холодной войны. Она во многом обесценивает послевоенный международный правопорядок с его общими для всех, универсальными нормами и принципами, закрепленными в коллективно принятых международно-правовых инструментах. В результате появляются разговоры о некоем «порядке, основанном на правилах», которые не раскрываются. Такая линия предполагает «двойное сдерживание» и балансирование на грани «войны на два фронта»: ведение «войны по доверенности» (by proxy) против России в связи с СВО на Украине, в том числе по линии НАТО и в рамках более широкой коалиции государств, готовых в той или иной форме участвовать в неприкрытой экономической войне против России; обострение вокруг Китая, являющегося стратегическим партнером России, ввиду того что он может воспользоваться ситуацией противостояния Запада с Россией для установления контроля над Тайванем, что лишило бы США главного козыря на восточном направлении политики сдерживания. Во-вторых, США будут вынуждены иметь дело с серьезными социальными и экономическими вызовами – увеличением государственного долга, деиндустриализацией, старением населения и другими проблемами. Предсказуемо продолжится имущественное и этническое расслоение среди американцев. Подобное положение может привести к использованию политическими силами фактора «внешней угрозы» для отвлечения общественного внимания от внутренних проблем, как это уже не раз бывало в истории США. В-третьих, продолжающееся перераспределение потенциала в мировом хозяйстве постепенно подтачивает основы американской экономики, в которой реальный сектор сегодня представлен незначительно. Наблюдается сокращение отрыва США от потенциальных конкурентов. Соответственно, гло14 NDS-2022, NPR-2022. 68
бальный курс Вашингтона будет все больше ориентироваться на борьбу с соперниками и попытки повернуть вспять процессы реконфигурации международной экономики, разумеется, в свою пользу. Изучение эволюции американских доктринальных установок, начиная с «Длинной телеграммы» Кеннана, позволяет сделать вывод о том, что за последние 70 с лишним лет многое в глобальной стратегии США остается неизменным. Более того, целый ряд подходов, выработанных еще на раннем этапе холодной войны, сегодня вновь активно возрождается Вашингтоном. Достаточно вспомнить энергично продвигаемые Белым домом Индо-Тихоокеанские инициативы, которые во многом напоминают давно канувший в небытие блок СЕАТО. В целом после некоторого ослабления традиционного агрессивного внешнеполитического курса либеральный истеблишмент США с удвоенной силой взялся за устранение препятствий для их (и западной) глобальной гегемонии в рамках политики «двойного сдерживания», которую можно было бы определить как финальный этап 30-летнего периода мировой истории, начавшегося после окончания холодной войны. Обострение между Западом и Россией, вызванное этим стратегическим выбором Америки, все чаще характеризуется как «новая холодная война» или «холодная война 2.0», сопряженная с угрозой перехода в ядерный конфликт. 69
Иллюстрации к главе 3 Первая страница «Длинной телеграммы» Дж. Кеннана. 70
Дж. Кеннан – автор «длинной телеграммы», считается идейным отцом доктрины сдерживания Конференция СЕАТО в Маниле Б. Обама и С. Райс, советник президента по нацбезопасности, отвечавшая за подготовку Стратегии 2015 года. Юбилейный саммит НАТО в Вашингтоне (1999). 71
Д. Трамп пытался трансформировать подходы США к мировой политике, в том числе выступая с критикой блока НАТО. Одним из практических воплощений установок Дж. Байдена в сфере национальной безопасности стало решение о продаже ядерных подлодок Австралии в рамках инициативы AUKUS. 72
Глава 4 Глобализация, неолиберализм, «золотой миллиард» Один из наиболее любимых американскими идеологами приемов аргументации заключается в ссылке на некие «объективные» глобальные проблемы, с которыми борются «прогрессивные» и «демократические» государства во главе с США. Логика американских стратегов проста: если внушить общест­ венности, что терроризм, наркоторговля или тотальная утечка персональных данных – это данность, то сопротивляться попыткам Вашингтона «побороть» эти вызовы не просто неразумно, но и опасно. На этом фоне захватнические войны объявляются борьбой с терроризмом, инспирированные Белым домом антиконституционные перевороты именуются проявлением воли свободолюбивых граждан, а экономическое закабаление отдельных государств и целых регионов – стиранием границ на пути свободного движения товаров. Подобный стереотип тщательно культивируется не только в средствах массовой информации, но и в стенах университетов, где cпонсируемые Белым домом «исследователи» (зачастую отставные политики) публикуют все новые работы, открывая очередные «исторически неизбежные явления», с кото­рыми будет бороться «страна свободы». Одним из наиболее ярких примеров такого рода является изменение климата, с которым в последние годы ожесточенно борется весь коллективный Запад во главе с США, при том, что само это явление мировое научное сообщество до сих пор не смогло убедительно доказать. США эффективно используют непрерывно нарастающую сложность глобальных процессов в целях сокрытия истинных мотивов своей геополити­ ческой стратегии. Уже не первое десятилетие Вашингтоном проводится по­ литика, которая преподносится как благородная борьба с «глобальными проблемами современности» и характеризуется близкими к Белому дому теоретиками едва ли не как поворотная точка в мировой истории. Поэтому анализ концептуальных основ американской глобальной политики будет неполным без понимания той интеллектуальной (или псевдоинтеллектуальной) среды, в которую погружены творцы американской политики. Речь идет не только о руководстве США, но и о деловых кругах, интеллектуалах и деятелях культуры, общественных активистах – короче говоря, разно­ образных группах влияния, которые воздействуют на сердца и умы Америки, а во многом и всего остального западного мира. Многие из этих «борцов» активно работают публично, завоевывая имидж «пророков» и «спасителей человечества» (вспомним известную Грету Тунберг), оказывая на политику такое влияние, какое порой неспособны оказать сотни тысяч простых избирателей. Разумеется, подобные персонажи возникают не на пустом месте, за ними ­стоят элитарные группы, лоббисты крупнейших корпораций и другие влия73
тельные структуры. Именно поэтому так важно понимать, какого рода «интеллектуальный товар» они продают американской власти, которая впоследствии навязывает его всему остальному миру, зарабатывая на этом огромные геополитические, экономические и иные дивиденды. Начать следует, безусловно, с понятия глобализации. Представители американского истеблишмента в наши дни любят говорить об этом феномене, посвящая ему публичные выступления, статьи, популярные книги и научные монографии. Общепринятого определения глобализации не существует. Данный термин может описывать множество разнородных процессов и явлений, и ­ меющих место в современном мире. В сущности, речь идет о нарастающем взаимодействии национальных экономик в рамках общемировой системы, основанной на усилении интеграции и мирового разделения труда, свободном перемещении капитала и информации, активном использовании достижений научной и технологической революций, размывании барьеров и границ между государствами, социальными группами и индивидами, а также повсеместном распространении определенных систем ценностей и массовой культуры. По сути дела, это определение можно расширять, добавляя в него все новые и новые характеристики. Шесть волн глобализации (по Й. Терборну1) Первая волна IV–VIII вв. Распространение основных мировых религий (христианство, ислам, буддизм, индуизм) и закат прежних конфессий (греко-римский политеизм, зороастризм), установление границ между крупнейшими цивилизациями. Вторая волна XVI–XVII вв. Завершение эпохи географических открытий и создание европейских континентальных империй, основанных на заморской торговле. Третья волна 1750–1815 гг. Формирование типа «европейской сверхдержавы», на роль которой претендуют Англия и Франция, сопровождающееся борьбой за передел колоний. Четвертая волна 1830–1918 гг. Оформление империалистического миропорядка, промышленная революция и разделение мира на развитые и развивающиеся страны. Пятая волна 1919–1989 гг. Эра «глобализированной политики», в рамках которой сформировался биполярный миропорядок, при котором сверхдержавы стремились объединить вокруг себя союзников на идеологической основе. Шестая волна 1990–н.в. Создание современной неолиберальной экономической модели, основанной на достижениях информационной революции и функционировании глобальной финансово-экономической системы. 1 См.: Терборн Й. Мир. Руководство для начинающих. М.: ВШЭ, 2015. 74
Глобализация характеризуется в первую очередь так называемым международным разделением труда. В результате формируется своего рода всемирная фабрика, в которой различные страны и регионы отвечают за те или иные производственные участки. В основе этого явления лежит то, что в современной теории мировой экономики обозначается как специализация за счет использования относительных преимуществ. В силу определенных причин (например, выгодное географическое положение или доступность природных ресурсов) производство некоторых видов товаров оказывается менее затратным для одних экономик и более затратным для других. У современных западных экономистов этот вывод уже не одно десятилетие вызывает эйфорию. Они утверждают, что в результате международного разделения труда возникает беспроигрышная ситуация: любая страна может найти свою нишу и начать специализироваться на определенном виде товаров, которые она производит наиболее эффективно. Таким образом, даже те государства, которые наиболее успешны в выращивании бобов, могут повышать свое благосостояние, не отставая от производителей микрочипов или промышленного оборудования. Из этих рассуждений, которые особенно усердно развивают американские академические экономисты, следует практический вывод: успешная экономика должна быть открытой, что предполагает полную ликвидацию препятствий на пути движения товаров, услуг, капитала, технологий и рабочей силы. Если правительство следует стратегии протекционизма, пытается защитить отечественного производителя с помощью различных искусственных барьеров на пути импортных товаров, то тем самым оно будет оказывать поддержку не­ эффективным отраслям. Исходя из этой логики, США при посредничестве международных институтов (ведущим среди которых, безусловно, является ВТО) беззастенчиво навязывают развивающимся странам модель открытой экономики. Следует только убрать все барьеры, а глобализация, как утверждали экономисты из Гарварда и Принстона, сделает свое дело. К сожалению, практика показала, что подобные научные теории являются не чем иным, как оружием массового поражения, благодаря которому Вашингтону удалось последовательно уни­ чтожить зарождавшуюся промышленность десятков государств, попавших в итоге в полуколониальную зависимость от Соединенных Штатов. Подавляющее большинство жертв этой стратегии отчаянно нуждались в финансовой помощи от международных институтов развития и потому предпочитали безропотно следовать рекомендациям «экспертов» из МВФ и Всемирного банка, а в итоге оказывались на обочине глобальной конкуренции. В 1990-е годы такую же стратегию Запад реализовывал и в отношении России. Экономисты, державшиеся в стороне от модных веяний американской экономической науки и сосредоточивавшие свои усилия на изучении исторического и фактического материала, давно пришли к выводу об абсурдности 75
рецептов «беспроигрышного» встраивания в мировое разделение труда, предлагаемых заокеанскими теоретиками. Один из критиков западоцентричных подходов в экономике норвежский ученый Эрик Райнерт отмечает, что стратегии специализации равносильны тому, как если бы самим американским гражданам предлагали сразу после окончания школы специализироваться на мытье посуды на основании того, что среднестатистический старшеклассник хорошо справляется с грязными тарелками, тогда как для профессий инженера или врача у него явно не хватает навыков2. Норвежский исследователь добавляет, что в результате применения таких абстрактных теорий к реальным проблемам развивающихся стран последние начинают специализироваться на бедности. При этом сами США в эпоху становления своей национальной экономики не только не отказывались от защиты отечественного производителя, но и агрессивно применяли весь арсенал протекционизма, отстаивая привилегии для своего бизнеса политическими и военными методами. Не будет преувеличением сказать, что весь XIX век прошел для экономики Соединенных Штатов под знаком протекционизма. Подобных методов Вашингтон не чуждался и перед Первой мировой войной, и даже в период правления такого сторонника экономического прогресса, как Ф. Рузвельт. И в наше время, несмотря на либеральную риторику американских властей, Вашингтон регулярно идет на ограничение доступа зарубежных поставщиков на внутренний рынок. Достаточно вспомнить развязанную Д. Трампом торговую войну с Китаем. Стоит отметить, что антироссийские санкции также всецело укладываются в определение протекционизма. Характерно, что ВТО в этой ситуации предпочитает отмалчиваться. Другим следствием экономической глобализации является формирование глобальных цепочек стоимости. Разделение труда достигает такой глубины, что любой более или менее сложный продукт в наше время является совокупностью стоимостей, произведенных в различных точках земного шара. К примеру, хотя смартфоны многих известных марок собираются на Тайване, на долю экономики этой страны приходится не более 4 % вклада в добавленную стоимость. Остальное приходится на работу американских дизайнеров, японских инженеров, электронику из Германии, редкоземельные металлы из Китая и других стран. В результате в каждый из смартфонов закладываются результаты труда более 60 000 человек по всему миру, не считая еще порядка 750 000 человек, результаты работы которых используются опосредованно. Перспективы, которые открывают глобальные цепочки стоимости, очевидны. Однако в то же время нельзя не заметить, что подобные цепочки со­ здают критическую зависимость одних экономик от других, что чревато не только рисками для национальной безопасности отдельно взятых стран, но и 2 Райнерт Э. Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными. М.: ВШЭ, 2015. 76
угрозой дестабилизации глобальной торгово-экономической системы в целом. Важной характеристикой современных глобальных цепочек является практика «точно в срок», когда для минимизации логистических издержек поставки комплектующих осуществляются ровно тогда, когда это необходимо. Очевидно, что малейшие перебои в выверенной последовательности операций чреваты огромными потерями. Об этом свидетельствует опыт пандемии коронавирусной инфекции, в считанные месяцы погрузившей мировую экономику в глубокий кризис. Какую политику избирают при этом сами Соединенные Штаты? В ее основе лежит контроль над глобальными цепочками добавленной стоимости с помощью широкого спектра инструментов, среди которых выделяются информационные технологии и военное присутствие на морских торговых путях (хотя эти средства далеко не исчерпывают перечень). Принуждая потенциально успешных игроков следовать заведомо разорительной стратегии, американские политики создают необоснованные конкурентные преимущества для собственной экономики. По сути дела, позиции США в мировой хозяйственной системе – это позиции монополиста, который силой воздействует на ­потенциальных конкурентов, вынуждая тех отказываться от вхождения в ­рынок. В итоге несостоявшиеся конкуренты оказываются в положении поставщиков сырья по ценам, удобным монополисту, и одновременно потребителей конечного продукта, произведенного из этого сырья. В целом политика создания необоснованных конкурентных преимуществ широко применяется корпорациями и внутри США, вызывая огромные дисбалансы в самой американской экономике. При этом в эпоху глобализации внутренние проблемы и противоречия, от которых страдает большая часть граждан Соединенных Штатов, проецируются на весь мир. Разумеется, в развивающихся странах / странах Глобального Юга, где экономический «запас прочности» далеко не так велик, как в самих США, эта тенденция имеет куда более серьезные последствия, включая голод и эпидемии. Известный современный экономист Майкл Тодаро сказал: «Когда в Нью-Йорке чихают, остальной мир подхватывает воспаление легких». Несмотря на то что современный этап глобализации отмечен формированием специфической модели мировой экономики, было бы ошибкой сводить данный феномен исключительно к экономической составляющей. Радикальные перемены наблюдаются также в политической сфере, что связано с целым рядом глубинных трансформаций. Основной среди них является изменение сущности и роли современного государства. С одной стороны, наблюдаются тенденции размывания функций государства, постепенная передача полномочий другим действующим лицам, таким как корпорации, политические движения или религиозные объединения. С другой стороны, государство было и остается наиболее эффективным инструментом мобилизации ресурсов, а в условиях глобализации его эффектив77
ность уже возросла до беспрецедентных масштабов. В связи с этим популярные в 1990-х годах теории, предрекавшие грядущий упадок государства, постепенно ушли со сцены, а их место заняли пугающие предостережения о наступлении эры всесильного государства, способного установить абсолютный контроль над всеми аспектами жизни своих граждан. Авторы этих прогнозов, которые в изобилии появляются как в научной, так и в популярной литературе, а также в искусстве, во многом черпают вдохновение из наблю­ дений за современными Соединенными Штатами, которые сегодня наиболее ярко демонстрируют обе разнонаправленные тенденции – размывание функций государства и стремительный рост его могущества. Первое, что следует отметить при анализе роли государства в геополитике эпохи глобализации, это роль его границ. Западные средства массовой информации в течение последних десятилетий активно насаждают в общественном сознании стереотип об устарелости понятия государственной границы. Страны, открывающие друг для друга границы посредством отмены визового и таможенного режима, преподносятся как образец прогресса в международной сфере. Между тем в реальности дело обстоит совершенно иначе. Нынешний мир является в гораздо большей степени закрытым и разделенным, чем, к примеру, в 1900 году. В то время практика выдачи виз и строгого паспортного контроля была исключительным явлением, вызывавшим изумление у граждан большинства развитых стран. Однако в наши дни удивляет скорее обратное. Даже отсутствие визового режима, как, например, в странах Шенгенской зоны, не говорит о полной прозрачности границы. Современные информа­ ционные технологии позволяют контролировать трансграничное перемещение людей и товаров гораздо более пристально, нежели традиционные пунк­ ты пограничного контроля. Когда обладатель шенгенской визы на автомобиле пересекает, к примеру, границу между Германией и Нидерландами, он может восхищаться прогрессивностью европейцев, обозначивших границу простой информационной вывеской. Однако мало кто догадывается, что установленные под этой вывеской видеокамеры фиксируют не только номера автомобилей, но и характерные черты лиц пересекающих границу путешественников. Эти данные далее направляются для сортировки и анализа в центры обработки информации, находящиеся в ведении европейских спецслужб. Оперативность, с которой ЦРУ и ФБР удается производить аресты на территории Европы, во многом объясняется именно внедрением подобных технологий. Проблема государственных границ в современном мире демонстрирует одно из основополагающих идеологических и политических противоречий глобализации, которое заключается в декларировании максимальной свободы личности при наличии негласных механизмов контроля, пронизывающих общество. Это противоречие издавна преследует идеологию нео­либерализма, которая сегодня фактически возведена в ранг высшего интеллектуального достижения Запада и почитается почти с религиозным пиететом. 78
Хотя современные либералы, подобно своим предшественникам в XIX столетии, провозглашают свободу в качестве высшей ценности, однако признают, что свобода как таковая имеет тенденцию ограничивать саму себя. Так, из свободной рыночной конкуренции вырастают монополии, а на почве гражданского общества часто создаются авторитарные режимы. Поэтому государство, которое классические либералы мыслили как «ночного сторожа», крайне осторожно обеспечивающего неприкосновенность права собственности, в понимании неолибералов должно взять на себя функции по охране свободы. Например, атаковать профсоюзы, которые под видом защиты прав рабочих создают преграды для функционирования рыночного механизма. Проблема неолиберализма заключается в неспособности увидеть тонкую грань, за которой функции охраны свободы превращаются в государственный произвол. Большинство американцев и европейцев, искренне считая себя либералами, приветствуют антитеррористическую деятельность Вашингтона, запугивающего граждан скорым пришествием исламистов. Однако те же самые граждане с удивлением обнаруживают, что разведывательная деятельность, направленная на сбор данных о потенциальных террористах, превратилась в тотальную слежку за гражданами. Западный неолиберализм на протяжении всей своей истории сталкивается с подобным противоречием, впрочем, не пытаясь преодолеть его. Еще в эпоху холодной войны перед проводниками либеральной стратегии вставала дилемма, касающаяся поддержки диктаторских режимов в развивающихся государствах. Их лидеры, которые зачастую представляли собой откровенно фашистские типажи, были преисполнены решимостью бороться с социалистическими силами в своих странах и регионах. Их готовность защищать частную собственность и свободный рынок подкупали либералов в Вашингтоне, которые содействовали в организации переворотов и ведении войн в пользу авторитарных сил. Предполагалось, что социализм (который во многих случаях обеспечивал несравненно более высокий уровень свободы граждан) является абсолютным злом, тогда как жестокие диктатуры, поддерживающие рынок, со временем переродятся в демократические режимы. Показателен пример Чили, где США оказали мощную поддержку А. Пиночету, который покорил вашингтонских либералов обещаниями в корне уничтожить социалистическую модель, выстраиваемую С. Альенде. Тот факт, что одновременно с проведением либераль­ ных реформ (проходивших под непосредственным надзором американцев) по стране рыскали «эскадроны смерти», тысячами истреблявшие противников режима, не смущал США, лицемерно заявлявших о том, что спасли чилийский народ. Сегодня ситуация повторяется. Неолиберальная мания использования государства для охраны свободы вырвалась за пределы национальных границ и отныне обрушивается на страны, придерживающиеся альтернативных моде79
лей. Глобализация играет ведущую роль в этом процессе, поскольку, в усло­ виях непрерывно растущей интенсивности информационных потоков и торгово-экономических связей в общемировом масштабе, идеологии становятся одним из продуктов, которые можно покупать и продавать, эффективно встраивая их в общество массового потребления. По сути, сама модель об­ щест­ва, которая имеет в своей основе потребление, как никакая другая близка неолиберальной идеологии. В основе экономической модели неолиберализма лежит идея поддержания спроса, который считается залогом развития. Собственно говоря, именно проблемы с готовностью частных лиц тратить деньги на товары и услуги считаются современными либералами главной причиной экономических кризисов. В этом случае на помощь приходит государство, которое на сей раз выполняет свою функцию по охране свободы ­посредством скорейшего преодоления негативного влияния экономического спада. Основной инструмент здесь – государственные расходы, с помощью которых правительство может восполнить недостаток спроса и тем самым вернуть экономику на рельсы нормального функционирования. Этот вывод экономического характера имеет самое непосредственное отношение к сфере геополитики, поскольку наибольшие возможности для наращивания государственных расходов предоставляет война. В свою очередь, война в эпоху глобализации также радикально меняет свой облик, что не может не сказаться и на облике современного неолиберального государства. Вплоть до Первой мировой войны подавляющее большинство вооруженных конфликтов имело выраженный формат, который М. ван Кревельд назвал тринитарной (тройственной) войной, или войной по Клаузевицу, в честь великого военного теоретика, описавшего войны классической эпохи. В основе этой модели лежало взаимодействие элементов триады «народ – правительство – армия». Народ, в понимании Клаузевица и его последователей, предоставлял правительству полномочия ведения военных действий, а правительство, в свою очередь, делегировало эти полномочия армии, то есть специально сформированной организации, набранной из народа, но не тождественной ему. Из этого следовал вывод о том, что ведение войны является функцией армии, которая рассматривает в качестве своего противника другую армию, но не другой народ. Война армии против народа (например, военные пре­ ступления), а равно война народа против армии (партизанские действия) объявлялись недопустимыми3. Эта модель, которая успешно объясняла вооруженные конфликты на протяжении XVIII и XIX столетий, совершенно обесценилась в эпоху глобали­ зации. После удара, нанесенного по ней концепцией тотального конфликта (воплощенного во Второй мировой войне), на сцену вышли войны нового поколения. Национально-освободительные движения, террористические груп3 См. об этом: Купряшкин И.В. Современные вооруженные конфликты в трактовке М. Кревельда и М. Калдор // Вестник ДГУ, 2017. 80
пировки, преступные кланы – все они сформировали качественно новую модель военного конфликта. В ней нет места прежней триаде, поскольку во многих случаях речь даже не идет о государстве. Отсюда возникает феномен современной войны, в которой воюющие группировки могут свободно действовать против мирных жителей и наоборот. Не менее радикальные изменения происходят и на Западе. Там также армия все больше отчуждается от народа, что связано с ее возрастающей профессионализацией. Развитие военных технологий, как совсем недавно полагали западные теоретики, делает массовые армии ненужными, по крайней мере на текущем этапе. Вместо этого создаются относительно небольшие контингенты профессионалов, которые все меньше ассоциируют себя с народом. Расцветают частные военные компании, которые рекрутируют профессионалов, прошедших военную подготовку, для выполнения задач не по приказам правительства, а в соответствии с рыночной конъюнктурой. Ситуацию усугубляет обезличенность войны. Еще во время Второй мировой войны бой предполагал возможность, а во многих случаях и необходимость столкновения лицом к лицу с противником. В эпоху беспилотных летательных аппаратов и высокоточного оружия цель на другом конце света можно поразить, не вставая с кресла. Постоянный риск и физические тяготы, которые тысячелетиями были связаны с войной, здесь не играют никакой роли. Для оператора беспилотного летательного аппарата война не отличается от компьютерной игры, в которой бессмысленность насилия и страдания остаются за скобками. Тем самым формируется еще одна характерная черта войн глобальной эпохи – моральный нигилизм, открывающий широкий простор для совершения военных преступлений. Обе тенденции сегодня хорошо видны на примере Украины, куда коллективный Запад во главе с США отправил сражаться тысячи своих военных специалистов и наемников. Преступления, которые они совершают против простых украинцев, ясно свидетельствуют о том, что оборотной стороной «прогрессивных» войн эпохи глобализации, которые десятилетиями Вашингтон развязывает по всему миру, являются ничем не оправданные страдания невинных людей. Таким образом, обзор основных тенденций глобализации позволяет сделать вывод о том, что современные глобальные процессы опосредованы как объективными процессами, так и субъективной, целенаправленной страте­ гией, проводимой развитыми странами Запада. Безусловным «лидером глобализации», а на самом деле центром ее управления, являются Соединенные Штаты. Возникает вопрос: неужели мировая общественность не в силах обнаружить это, казалось бы, очевидное явление, которое заключает в себе такой разрушительный потенциал, и поддержать разрозненные очаги сопротивления «глобализации с американским лицом»? В мире существует немало движений, которые пытаются противостоять подобным тенденциям. Так, анти81
глобалисты критикуют глобализацию как таковую, считая ее однозначно негативным, разрушительным явлением. Другие движения (альтерглобалисты) не отрицают созидательного потенциала современных глобальных процессов, однако выступают за качественно иную модель мирового развития, в рамках которой США не выступали бы в качестве «локомотива глобализации». Современная эпоха дает много свидетельств тому, как навязываемая западными транснациональными корпорациями культура потребления поставила на грань гибели целые самобытные уклады, существовавшие в течение тысячелетий. Формирование глобальных рынков ведет к появлению универсальных стандартов потребления. Одновременно искусственно создаваемое потребительское общество требует внедрения ценностных моделей, которые ставят во главу угла максимизацию объема потребляемых благ и услуг. В свою очередь, в среде, где господствуют подобные ценности, претерпевают значительные изменения и экономические институты. Например, наблюдается энергичный рост финансового сектора, направленного на обслуживание массового потребления, зачастую ценой отказа от инвестиций в реальный сектор экономики. Наконец, в обществе массового потребления, где основу эконо­ мики составляет финансовый сектор, зарождаются своеобразные политические институты, которые обычно обозначают себя как демократические, но в реальности представляют собой агрессивный популизм, основанный на манипуляции общественным мнением, завоевываемой обещаниями роста потребления. Десятки стран, едва добившись независимости и освободившись от колониальных режимов, незамедлительно получали от Вашингтона заманчивое предложение вступить в «глобальную семью успешных наций». В этих целях оказывалась щедрая финансовая помощь по линии международных инсти­ тутов, разворачивались масштабные образовательные, социальные, гуманитарные программы, снимались таможенные барьеры, проводилась модернизация государственного аппарата. К сожалению, ни одно из подобных благих начинаний не заканчивалось благополучно для молодых государств. Как результат, их первоначальная отсталость не просто усугублялась, а консервировалась, и вместо триумфального вступления в «глобальную семью» эти государства становились источниками дешевого сырья и рынком сбыта для низкокачественной массовой продукции. Во многом именно эта стратегия обусловила успех американской экспансии после 1945 года. То, что вначале преподносилось американцами как взаимо­выгодное торгово-экономическое сотрудничество, на деле оказывалось подлинной агрессией, сопровождавшейся подавлением традиционных политических и культурных институтов во всемирном масштабе. Для стран третьего мира это обернулось настоящей трагедией, в результате которой ­целый ряд перспективных государств погружался в нищету и фактически попадал под негласный американский протекторат. 82
Логическим следствием ведомой американцами глобализации является возрождение колониальной системы, которая принимает новые, более изощренные формы, известные как неоколониализм. Еще несколько десятилетий тому назад понятия империализма и колониализма казались устаревшими. Они воскрешали в памяти картины захватнических экспедиций, истребления туземцев, потогонных сахарных и кофейных плантаций, всевластия белой администрации и бесправия «цветных». Волна национально-освободительных движений, прокатившаяся по всем континентам после окончания Второй мировой войны, как считалось, поставила крест на этих явлениях. Примечательно, что на рубеже XX–XXI столетий интерес к колониальной тематике начал возрождаться, причем в самих западных государствах. Внешне это выглядело вполне безобидно и даже прогрессивно. В США и Европе при щедром финансировании из бюджетных и частных фондов начали развиваться так называемые постколониальные исследования, якобы направленные на восстановление исторической справедливости и возвращение достоинства народам, ранее находившимся под колониальным гнетом4. Апофеозом этого стало известное движение Black lives matter («Жизни черных имеют значение»), сопровождавшееся бесчисленными эпизодами стояния потомков «белых угнетателей» на коленях перед чернокожими, варварским сносом па­ мятников и разорением музеев с «колониальными» экспонатами, а также «перераспределением благ» в пользу «угнетенных», которое в основном принимало формы уличного грабежа. По сути, колониальная повестка для западных элит стала мощным способом формирования комплекса исторической вины, посредством которого западные власти стремятся восстановить конт­ роль над обществом. Подобные действия направлены главным образом на отвлечение внимания от геополитических действий Запада, на которые стояние белых на коленях никак не повлияет. В реальности колониализм и империализм, который в законченном виде сформировался к концу XIX века, на современном этапе мирового развития фактически восстановлены, хотя и в менее явной форме. Более того, методы остаются все те же. Излюбленный прием «классических» колонизаторов, позволявший захватывать с минимальными потерями обширные территории, заключался в стравливании между собой местных правителей, которым поставлялось оружие и боеприпасы. После серии междо­ усобных войн ослабленные народы можно было легко завоевать ограниченным военным контингентом. Обратимся теперь к современным картам Африки, Азии или Ближнего Востока. Первое, что бросается в глаза, – это обилие строгих границ, словно проведенных по линейке. Ничего подобного нельзя найти в Старом Свете, где границы сложились естественным путем. Объяснение простое: когда после Второй мировой войны колонизаторы покидали бывшие колонии, они «любезно» соглашались выступить в роли арбитра между ново4 Postcolonial Studies and Beyond. Duke, 2005. 83
образованными странами и провести совместную демаркацию границ. В итоге государственные границы разрезали народы, транспортные коммуникации, месторождения полезных ископаемых, места религиозного поклонения. Таким образом, уже во времена слома классической колониальной системы закладывались основы для обновленной версии колониализма. Примечательно, что в качестве арбитра в большинстве случаев наряду со старыми империя­ ми выступали американцы, к которым местные правительства испытывали больше доверия. Как известно, США формально не имели крупных колоний. Основной «ударной силой» западного империализма, как и столетия назад, продолжают служить частные корпорации. Так, гигантская британская колониальная империя, включавшая Индию, была построена преимущественно силами частной Ост-Индской компанией, которая имела в своем распоряжении собственный военный флот и армию. Использование корпораций отвечало интересам западных держав по многим причинам. Прежде всего, эта деятельность практически не требовала государственных расходов, так как их брали на себя компании, однако сулила огромные финансовые, политические и территориальные дивиденды, которые частный капитал обеспечивал в обмен на покровительство со стороны правительств. Эта стратегия имела и другое важное преимущество: в случае, если ситуация выходила из-под контроля (например, происходили военные столкновения с другими колониальными державами), правительство легко могло уйти от ответственности, приписав все частной инициативе, которую можно было формально наказать в рамках национальной юрисдикции. Эти преимущества не потеряли своей силы и в наши дни. Западные транснациональные корпорации организовали новый виток колониальной экспансии. Зачастую интересы сталкиваются, что выливается в классические колониальные войны, как это случилось, например, в свое время в Анголе. Современные «Ост-Индские» компании располагают внушительным военным потенциалом в виде частных военных компаний, которым под силу вести полноценные боевые действия и организовывать свержение тех правительств, которые не желают отдавать свои страны на очередное колониальное разграб­ ление. На пике военного присутствия США в Ираке численность персонала частных военных компаний равнялась численности американских военных – 125 тыс. человек. Тем не менее не одни только внешние атрибуты империализма остались неизменными. Его глубинные причины также не подверглись значительной трансформации. Экономическая и политическая теория этого явления была разработана еще на рубеже XIX–XX столетий английским ученым Дж. Гобсоном5 (1858–1940) и обобщена в одноименной книге, вышедшей в 1902 г.6 Hobson J. Imperialism. A Study. New York, 1902. 6 В России больше известна работа В. И. Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма», однако Ленин во многом заимствовал логику работы английского исследователя. 5 84
Современные капиталистические экономики, писал Гобсон на рубеже XIX–XX вв., достигли такой стадии развития, на которой промышленность производит столько товаров, что само общество уже не в состоянии их потребить. Капиталисты исправно получают прибыль, однако даже наиболее богатые индивиды не могут разумно направить свои средства ни в потребление, ни в инвестиции, поскольку рынки практически затоварены. Ситуация проецируется на социальную сферу: бедные по-прежнему бедны, а богатые в буквальном смысле захлебываются деньгами, которые некуда девать. Это угро­ жает обществу взрывом. Выход один – вывозить капитал за рубеж и там же находить рынки сбыта для производимой продукции, а в случае необходимости вывозить туда и «излишки населения», которые не смогли найти себя на родине. Английский магнат Сесил Родс (1853–1902), один из архитекторов Британской империи, выразил это следующим образом: «Я уже давно лелею решение всех проблем нашего общества. Чтобы избавить 40 миллионов британских подданных от неизбежной гражданской войны, мы, политики колоний, должны получить новые земли, на которых разместится избыточное население и где возникнут новые рынки для продукции, которые эти люди производят в шахтах и на заводах». Примерно за столетие имперского строительства с Британских островов выехало свыше 20 миллионов человек. Разумеется, в современных условиях открытое завоевание слаборазвитых государств для Запада неприемлемо по политическим и экономическим соображениям. Поэтому Вашингтон, Лондон и их союзники прибегают к военной силе лишь там, где «мирная» экспансия невозможна. В основе западной стратегии лежит модель «вашингтонского консенсуса». Пришло время остановиться на ней более подробно. Эта модель была разработана в 1990 г., то есть в канун крушения социалистической системы. Ее разработчик, англо-американский экономист Джон Уильямсон7 (р. 1937) сделал карьеру, типичную для представителей западного академического истеблишмента: несколько ведущих университетов в США, экспертные позиции в ООН, директорское кресло в МВФ. Его модель сводилась к десяти простым правилам, которые, как утверждалось, были призваны помочь развивающимся экономикам (в первую очередь из бывшего социалистического лагеря) встать на «путь истинный». Вот эти рецепты: – оптимизация государственных расходов (следует отказаться от практики субсидирования фирм и граждан за счет бюджета, перенаправив расходы туда, где они действительно нужны, в первую очередь в инфраструктуру); – либерализация торговли (максимальное снятие тарифных и нетарифных барьеров, включая квоты, лицензирование, субсидии); – привлечение в экономику прямых иностранных инвестиций (также предполагает максимальную либерализацию законодательства для создания привлекательного инвестиционного климата); 7 Williamson J. The Strange History of the Washington Consensus. Journal of Post Keynesian Economics. 2004. 85
– приватизация (максимально возможное число компаний, находящихся в государственной собственности, следует отдать в частные руки, поскольку в условиях рынка государство в большинстве случаев неэффективно управ­ ляет своими активами); – дерегулирование (возможно, более полный отказ от любых практик воздействия на рыночный механизм, исключая лишь те инструменты, которые обеспечивают приемлемый уровень безопасности потребителя и окружающей среды); – права собственности (требуется обеспечить их максимально полную защиту, что, в принципе, и является первоочередной задачей государства в рамках «вашингтонского консенсуса»); – либерализация рынков капитала (процентная ставка должна определяться взаимодействием спроса и предложения, что обеспечит ее оптимальность); – обменный курс (также должен устанавливаться за счет рыночного механизма, при этом следует избегать любых методов воздействия на него, например валютных интервенций); – налоговая дисциплина (необходимо более тщательно и эффективно собирать налоги, избегая значительного налогового дефицита); – налоговая реформа (требуется расширять налоговую базу, устанавливать умеренные ставки налога). Эти правила опираются на богатую традицию западной либеральной экономической мысли, в первую очередь чикагской школы, созданной нобелевским лауреатом М. Фридманом (1912–2006)8. Воплощение этих постулатов на практике выливается в стратегию, которая хороша известна в том числе и россиянам, под названием «шоковая терапия». Ее суть можно выразить в одной фразе: следует как можно скорее перейти к рынку, невзирая на негативные эффекты. Чем быстрее в экономике снимаются все преграды, которые могут мешать работе рыночного механизма, тем лучше. Возникающие при этом многочисленные дисбалансы – инфляция, безработица, падение уровня жизни, ухудшение качества государственных услуг, дефицит бюджета, рост преступности – будут со временем преодолены автоматически. «Шок» будет неприятным, но пройдет как только произойдет максимально полный переход к рынку, что якобы с избытком окупит любые потери. В чем состоит геополитическая сущность концепции «вашингтонского консенсуса»? Сложность в данном случае заключается в том, что в теории все составляющие этой модели не заслуживают порицания. В самом деле, никто не возразит, что налоги требуется собирать эффективно, государственный бюджет расходовать экономно, охранять права собственности, привлекать в экономику зарубежные инвестиции. Поэтому нет ничего удивительного в том, что десятки обществ не просто добровольно, но с энтузиазмом препору8 См.: Miller L.H. On the “Chicago School of Economics” // Journal of Political Economy, 1962. 86
чали себя «чикагским мальчикам», как в свое время назвали учеников Фридмана, консультировавших А. Пиночета. В реальности внешне безобидные положения доктрины несут в себе разрушительный потенциал. Приватизация в большинстве случаев приобретает стихийный характер, выражаясь в неприкрытом переделе собственности. Излишне говорить, что в процессе приватизации западные компании, которые через команды правительственных советников получают последнюю инсайдерскую информацию, приобретают наиболее выгодные активы, в том числе концессии на разработку месторождений полезных ископаемых и крупнейшие инфраструктурные предприятия. В этих условиях налоговая реформа сводится к тому, что капитал, в особенности крупный, освобождается от налогов, тяжесть которых ложится на плечи наемных работников и малого бизнеса. Неудивительно, что в подобной ситуации все больше предприятий предпочитают уходить в тень, чтобы избежать банкротства под гнетом неподъемного налогового бремени. Связанное с этим снижение поступлений в бюджет компенсируется «улучшением налоговой дисциплины», что в реальности оборачивается еще более агрессивным выбиванием налогов с тех, кто не успел или не смог уйти в теневой сектор. Одновременно происходит «оптимизация» государственных расходов – урезаются пенсии, расходы на здравоохранение, правоохранительную деятельность, образование, что приводит к росту социальной напряженности, ухудшению качества жизни, а также к тому, что фактически на улицу выбрасываются целые группы населения. При этом попытки отчаявшихся граждан защищать свои права, к примеру создавая профсоюзы, беспощадно подавляются, ведь профсоюзы, согласно выводам западных экономистов, подавляют рыночный механизм и препятствуют установлению «оптимальной» ставки заработной платы. Затем в дело вступает фактор открытой экономики. На рынок, который остро нуждается в самом широком спектре товаров, приходят зарубежные производители, окончательно подрывая позиции местных игроков. Складывается парадоксальная ситуация: в стране, обеспеченной ресурсами, технологиями и во многих случаях промышленными мощностями, выгоднее реализовывать продукцию, произведенную за тысячи километров от нее. Отмена лицензирования, фитосанитарных и прочих норм приводит к тому, что на местный рынок импортируется откровенно низкокачественный и опасный товар. Впрочем, поскольку политика дерегулирования приводит в первую очередь к отмене стандартов качества, безопасности, экологических норм, то эти проблемы остаются вне поля зрения правительств, которые не могут помешать зарубежным корпорациям. Государство теряет экономический суверенитет, население нищает, рабочая сила теряет квалификацию, а экономика лишается индустриального и научного-технического потенциала. В результате формируется современная версия колониальной системы, которую 87
­ тли­чает не менее безжалостная эксплуатация, маскируемая под оказание поо мощи. По удачному выражению антрополога Р. Пейна, формируется «благотворительный колониализм», при котором коренное население «интегрируется» в современный мир таким образом, что уничтожаются его прежние источники существования, а сами местные жители получают своего рода «пособия по безработице», которые мало отличаются от подачек туземцам со стороны колониальной администрации. К сожалению, подобные трансформации, которые в большинстве случаев заканчиваются трагедиями, легко найти и в наше время. Наиболее свежий пример – Украина, которая из перспективного государства с солидной ин­ дустриальной базой советского периода стремительно превратилась в экономическом отношении в страну третьего мира. В 1990-е годы описанный выше вариант развития событий был уготован вашингтонскими стратегами и России, однако последующий ход истории перечеркнул их замыслы. Решительный отход нашей страны от навязанной извне неолиберальной стратегии является одним из редких примеров в новейшей мировой истории и, безусловно, должен быть расценен как крупнейшая геополитическая победа России. Итак, развивающиеся страны служат одной из важнейших мишеней для американской геополитической стратегии. Подрывая их экономику, искусственно ограничивая возможности стабильного роста, США преследуют несколько ключевых целей. Во-первых, таким образом консервируется однополярный миропорядок. Во-вторых, с помощью подобной политики Вашингтон удерживает на плаву собственную экономику, которая способна существовать лишь за счет внешней экспансии. Отказ от политики принудительного разорения разви­ вающихся государств для последующей «помощи» означал бы в перспективе крах американской экономики. Стратеги в Белом доме прекрасно понимают правоту приведенных слов С. Родса: либо вы захватываете колонии, либо готовитесь к гражданской войне у себя дома. Иных вариантов американская парадигма не предусматривает. В-третьих, посредством построения неоколониальной системы форми­ руются и поддерживаются глобальные дисбалансы и разделительные линии, которые США эффективно используют в своей внешней политике. Слаборазвитые государства объявляются основным рассадником терроризма, трансграничной преступности, наркоторговли, нелегальной миграции, инфек­ ционных заболеваний. Это оправдывает бесцеремонное вмешательство американцев во внутренние дела суверенных государств якобы для нейтрализации угрозы всему миру. Для оправдания агрессивных акций, осуществляемых под видом миссий мира, находящиеся на службе Вашингтона неолиберальные интеллектуалы разработали изощренный понятийный аппарат. Широко известен термин 88
«государство-изгой», который используется американской элитой для обоснования агрессивных устремлений США. Другое важное понятие – «государство-банкрот», или «несостоятельное государство» (failed state), – которое характеризует ситуацию безвластия при наличии номинального правительства и государственного аппарата. Государства-банкроты, такие как Афганистан или Сомали, являются излюбленным объектом американской опеки. При этом пропагандистская машина максимально уводит внимание общественности внутри США и за рубежом от истинных причин «банкротства», которые, как мы уже отметили, напрямую связаны с деструктивной империалистической политикой Вашингтона. Да и сами США, как мы увидим в следующих главах, все больше демонстрируют признаки банкротства собственного общественно-политического устройства. Для оправдания вмешательства во внутренние дела государств, которые показали полную или частичную «несостоятельность», американцы изобрели еще один термин – «гуманитарная интервенция». Современные теоретики определяют это явление как использование военной силы одним государством против другого в том случае, когда последнее серьезно нарушает права человека. Данное определение несостоятельно как с логической, так и с фактической точки зрения. В течение всей истории человечества политики, ученые, философы спорили о том, может ли война быть «хорошей», оправдано ли ведение боевых действий во имя благих целей. Американские теоретики дают однозначный ответ на этот вопрос: да, война во имя высоких, общечеловеческих целей оправдана. Никаких весомых доказательств в защиту этой точки зрения не приводится, однако при этом счет гуманитарным интервенциям Вашингтона идет на десятки. По сути, все войны, которые США вели за последние десятилетия, так или иначе причисляются к разряду подобных операций. Таким образом, использование развивающихся стран для наращивания собственного военно-политического и экономического доминирования в глобальном масштабе – одна из ключевых характеристик геополитической стратегии США. Архитектура международных финансово-экономических отношений, которая выстраивается МВФ, Всемирным банком и ВТО еще со времен холодной войны, создает условия для размывания государственного суверенитета развивающихся стран и укрепления позиций западных корпораций. Неолиберальная парадигма развития, которая искусственно навязывается развивающимся нациям, ведет к реставрации колониальной системы в ее современном варианте, а то, что преподносится как равноправное партнерство во имя развития третьего мира, является не чем иным, как империализмом XXI века. Однако американские стратеги идут дальше и строят еще более смелые планы, касающиеся регулирования численности населения земного шара. В публицистике часто говорят о теории «золотого миллиарда», согласно ко­ 89
торой ресурсов на планете хватит для благополучной жизни лишь одного миллиарда человек. Нищета, голод, преждевременная смерть – удел о ­ стальных. Такие воззрения родились отнюдь не вчера. Еще с XX столетия тематика перенаселенности планеты стоит в верхних строчках рейтинга приоритетов не только Белого дома, но и влиятельных кланов, которые формально остаются вне его стен, но при этом вносят решающий вклад в формирование глобальной стратегии США. Именно они приняли решение взять на себя роль Бога и решить, кто на этой планете достоин продолжать человеческий род, а кто должен сойти со сцены. Для этого в арсенале Вашингтона есть широкий спектр инструментов. Здесь мы видим и «мягкие» методы искусственной депопуляции отдельных стран и регионов, которые скрываются под вывеской «гуманитарных кампаний» и «программ планирования семьи», и несравненно более агрессивные средства вроде массовой стерилизации населения с помощью якобы безобидных вакцин. Не остается в стороне и эпидемиологический фактор, который всегда являлся одним из главных регуляторов численности мирового населения. Прекрасно зная об этом, США не перестают совершенствоваться в области ведения биологической войны. Убедительные свидетельства тому дают материалы биологических лабораторий, функционировавших под контролем Пентагона на территории Украины, доступ к которым российские специа­ листы получили в результате специальной военной операции в 2022 г. О скрытой военно-биологической деятельности США, прежде всего по периметру российских границ, говорит и упорное нежелание Вашингтона согласиться на разработку верификационного протокола к Конвенции о запрещении бактериологического оружия (КБТО). Вопросы вызывает и затягивание американской стороной под надуманным предлогом (нехватка средств!) уничтожения своего химоружия в соответствии с КЗХО. На этом фоне есть все основания сомневаться в естественном происхождении COVID-19, особенно ввиду того, что администрация Д. Трампа сразу же попыталась использовать пандемию для изоляции КНР, заявив о «китайской заразе». Еще в конце XVIII века в среде западных интеллектуалов начали зарождаться первые теории, которые пытались связать численность населения и экономическое развитие. Одной из наиболее влиятельных концепций является учение английского экономиста Т. Мальтуса (1766–1834). В своей книге «Опыт о законе народонаселения»9 он разработал теорию, которая оказывает огромное влияние вплоть до нашего времени. Наблюдая за демографической динамикой в Англии и других современных ему государствах, Мальтус пришел к выводу, что численность населения растет в геометрической прогрессии, тогда как ресурсы, необходимые для производства средств существования, увеличиваются лишь в арифметической прогрессии. Из этих наблюдений английский мыслитель сделал вывод о том, что уже в обозримом будущем на9 Мальтус Т. Опыт о законе народонаселения. Наше завтра, 2022. 90
селение в западных странах возрастет настолько, что ему уже не будет хватать имеющихся ресурсов, и это спровоцирует голод и социальную нестабильность. Идеи Мальтуса произвели огромный резонанс в западном обществе. Многие из современников сделали вывод о необходимости для правящих классов задуматься об искусственном ограничении рождаемости у низших слоев общества. Кроме того, из теории английского исследователя вытекала идея о благотворной роли войн, эпидемий и природных катастроф, помогающих снизить численность населения и отсрочить наступление демографического кризиса. В упрощенном и популяризованном виде идеи Мальтуса породили интеллектуальное движение мальтузианства, приверженцы которого выступали за необходимость всеми доступными средствами ограничивать рождаемость, особенно среди рабочего класса, и введение жесткого контроля над распределением ресурсов в обществе. Именно идеи Мальтуса стали отправной точкой для Чарльза Дарвина в формулировании им теории естест­ венного отбора. В свою очередь, идеи естественного отбора и выживания наиболее приспособленных особей были перенесены в политическую мысль и стали известны как социал-дарвинизм. Вскоре после окончания Второй мировой войны и обретения колониями независимости идеи Мальтуса вновь обрели былую популярность в рамках так называемого неомальтузианства. Сторонники этого движения обратили внимание на то, что основным источником демографического давления на ресурсы в общемировом масштабе стали развивающиеся и слаборазвитые страны. Современные технологии (например, антибиотики) подняли среднюю продолжительность жизни в этих странах, одновременно уменьшив показатели смертности. Как следствие, там начался взрывной рост населения. Всплеск интереса к неомальтузианским идеям произошел в США в 1970-х годах. Видной фигурой движения стал американский биолог Пол Эрлих10 (р. 1932), опубликовавший в 1968 г. работу «Популяционная бомба», в которой он доказывал, что в условиях наблюдающегося роста населения и нехватки продовольствия в мире США и прочие развитые государства (не говоря уже о развивающихся странах) могут столкнуться с перспективой голода уже в ближайшее десятилетие. Книга ученого открывается грозным предупреждением: «Битва за то, чтобы накормить все человечество, проиграна. В 1970-х годах мир будет охвачен голодом, который убьет сотни миллионов людей». Практически одновременно с работами Эрлиха в США появилась целая череда популярных книг, в которых делались еще более мрачные предсказания. Чтобы избежать катастрофы, единомышленники Эрлиха предлагали рецепты, которые мало чем отличались от рекомендаций нацистской «расовой науки». Так, Марта Уиллинг пишет: «Право иметь детей является элементом сети других наших прав и обязанностей и должно сочетаться с соблюдением 10 Эрлих П. Крах цивилизации не за горами. 2018. – URL: https://inosmi.ru/20180324/241798 721.html 91
прав других людей. Когда всем приходится урезать суммарное производство детей, никто не имеет преимущественного права на это. Чем больше нас на Земле и чем скученнее мы живем, тем больше приходится ограничивать гражданские права, чтобы те не нарушали интересы других». Ее коллега Кингсли Дэвис идет дальше: «Можно доказать, что чрезмерное число детей в семье, то есть больше четырех, хуже большинства других преступлений и должно преследоваться по закону»11. Эти лозунги сегодня активно возрождаются на Западе в рамках разного рода «зеленых» движений, вдохновленных персонажами наподобие Греты Тунберг. Хорошо известны, например, распространенные в Европе призывы отказаться от рождения детей во имя борьбы с изменением климата, чтобы не создавать излишний «углеродный след». Интересно отметить, что расцвет неомальтузианства в 1970-х гг. произо­ шел при активной поддержке американского истеблишмента. По сути дела, современное экологическое движение, которое активно поддерживается в глобальном масштабе американской элитой, берет свое начало именно в неомальтузианстве 1970-х гг. Достаточно сказать, что влиятельный и поныне Фонд окружающей среды изначально назывался «Равновесие природы и людей». Примечательно, что к этой организации имели непосредственное отношение такие видные фигуры, как З. Бжезинский или нефтяной магнат П. Гетти (первый в истории долларовый миллиардер), а также многие другие выходцы из политической элиты и финансово-промышленных кланов. При их активной поддержке в американском обществе продвигались идеи о неизбежности глобального демографического кризиса. К примеру, в октябре 1975 г. «Уолл-стрит джорнэл» опубликовал тревож­ ный манифест, подписанный не только вышеупомянутыми лицами, но и целой плеядой видных политиков, общественных деятелей и ученых, включая нескольких нобелевских лауреатов. В этом воззвании напрямую заявлялось: «Весьма вероятно, что привычный нам мир будет разрушен еще до 2000 г. и причиной станет неспособность его обитателей осознать два факта. Эти факты таковы: (1) мировое производство продовольствия не поспевает за галопирующим ростом населения; (2) в обозримом будущем планирование семьи не сможет обуздать этот бесконтрольный рост». Одновременно схожие идеи стали появляться в школьных учебниках, со страниц которых детям внушалось: миру угрожает перенаселение и голод, лишь Соединенные Штаты способны предотвратить или по меньшей мере смягчить надвигающуюся катастрофу, но для этого потребуются жесткие и, возможно, даже жестокие меры в масштабе всей планеты. Удивительным образом эти алармистские заявления перекликаются с речами современных экологических активистов12! По сути, история вновь повторяется. 11 См. об этом: Ритцер Дж. Современные социологические теории. 5-е изд. СПб.: Питер, 2002 (Серия «Мастера психологии»). 12 Приведем выдержку из нашумевшего выступления Г. Тунберг на климатическом саммите ООН в 2019 г.: «Вы отняли мои мечты и мое детство своим пустословием. А мне еще повезло. 92
В отличие от правящей элиты и широких масс населения, с восторгом принявших достаточно поверхностные выводы новых мальтузианцев, целый ряд выдающихся ученых подверг жесткой критике подобные алармистские умо­ заключения. На протяжении холодной войны руководству США представлялись многочисленные доклады о перспективах роста населения в мире и угрозах, которые это несет для США. Д. Эйзенхауэр, Дж. Кеннеди, Р. Никсон и другие американские лидеры с интересом знакомились с соответствующими докладами. Хотя отдельные предложения отвергались ими как чрезмерно радикальные, в целом демографическая составляющая геополитической стратегии США приобрела первостепенную значимость именно в эти годы. Американские стратеги еще в 1960–1970 гг. пришли к мысли о том, что на этом направлении нужно смещать акценты в сторону работы неправительственных организаций и, что особенно важно, структур ООН, это поможет придать соответствующим проектам статус «инициатив мирового сообщества». На доктринальном уровне неомальтузианство нашло свое отражение в секретном меморандуме № 200 «Последствия глобального роста населения для безопасности США и их заморских интересов», известном также как доклад Киссинджера. Этот объемный документ, разработанный при участии широкого круга государственных структур (Совет национальной безопасности, ЦРУ, Государственный департамент, министерство обороны, министерство сельского хозяйства, Агентство по международному развитию), был представлен в конце 1974 г. президенту Дж. Форду. Хотя с момента публикации доклада Киссинджера прошло почти 50 лет, в наши дни он практически не утратил своей актуальности. Знакомство с текстом меморандума позволяет получить представление о подлинных приоритетах и замыслах Вашингтона в отношении глобального демографического развития13. Доклад открывается кратким аналитическим обзором основных тенденций глобального развития. Взрывной рост населения в развивающихся странах, по мнению авторов доклада, приведет к тому, что через сто лет население Земли достигнет отметки порядка 12 млрд человек (современные оценки предполагают, что к этой цифре человечество приблизится лишь к 2100 г.). Этот рост, как утверждают авторы меморандума, не может быть бесконечным, в противном случае весь человеческий род окажется на грани катастрофы. С точки зрения Киссинджера и его соавторов, существует предел численности населения Земли в 8 млрд человек, которые могут быть обеспечены продовольствием с учетом текущих возможностей мировой экономики. Чтобы сохранить такой показатель, в последней части меморандума предлагается Люди страдают. Люди умирают. Погибают целые экосистемы. Мы стоим на пороге массового вымирания, а вы только и можете обсуждать деньги и рассказывать сказки о бесконечном экономическом росте. Как вы смеете!». 13 National Security Study Memorandum 200: Implications of Worldwide Population Growth for U.S. Security and Overseas Interests. 93
глобальная демографическая стратегия США. Формально основной акцент в тексте делается на распространении современных средств и методик планирования семьи, однако за техническими выкладками стоит легко различимый подтекст, который и реализовывался на практике. Он заключается в ведении активной пропаганды в пользу малочисленных семей и даже бездетности, поощрении абортов, развале институтов социального обеспечения, лишении многодетных семей государственного обслуживания в сфере медицины и образования. Все эти идеи должны были проводиться в первую очередь через Агентство по международному развитию и «гуманитарные» организации. В качестве приоритетных целей стратегии были названы такие страны, как Индия, Бангладеш, Пакистан, Нигерия, Мексика, Бразилия, Филиппины, Таиланд, Турция, Эфиопия, Колумбия. В сущности, описанная программа представляет собой не что иное, как план демографической войны Вашингтона, опасающегося ослабления своих возможностей по контролю над «многолюдным миром». Еще на рубеже 1960-х – 1970-х гг. сторонники неомальтузианства разработали комплексную программу, направленную на ограничение рождаемости. Несмотря на то что со временем официальные власти предпочли дистанцироваться от подобных проектов, которые слишком напоминали инициативы нацистских ученых, есть свидетельства того, что большинство пунктов этой программы активно продвигается в глобальном масштабе при содействии американских неправительственных организаций и спецслужб. В самих США она также используется, но избирательно, применительно к определенным районам и общинам, где требуется, к примеру, ограничить прирост афроамериканцев или выходцев из Латинской Америки. Впрочем, отдельные ее пунк­ ты, такие как активная пропаганда гомосексуализма и иных форм нетрадиционной сексуальной ориентации, реализуются сегодня в глобальном масштабе под аккомпанемент требований ЛГБТ-сообщества о соблюдении их прав. Современная наука дает в руки Запада еще более утонченные способы воплощения западной «неомальтузианской мечты». Речь идет о так называемых контрацептивных вакцинах. Еще на рубеже XIX–XX вв. ученые пришли к выводу, что введение в организм человека определенных химических веществ может снизить репродуктивную функцию вплоть до полного бесплодия. Особый интерес данное открытие вызвало в США, где в период между мировыми войнами огромную популярность приобрела евгеника – учение о способах «научного улучшения» человеческой расы. Американские евгенисты, среди которых встречались как именитые врачи, так и откровенные шарлатаны, рассчитывали создать человеческую особь, которая являлась бы совершенной как с физической, так и психологической точек зрения. При этом, разумеется, они имели собственные специфические взгляды на совершенство. Очевидно, что наиболее дружеские отношения сложились у евгенистов из США с их нацистскими коллегами, которые с удовольствием выступали на симпозиумах 94
Неомальтузианская программа снижения над рождаемостью, предложенная в США на заключительном этапе холодной войны Универсальные методы снижения рождаемости Экономические методы снижения рождаемости Административные методы снижения рождаемости Медицинские методы снижения рождаемости Изменение норм семейной жизни: пропаганда идеала позднего брака, безбрачия, малой семьи, семьи без детей (движение «чайлд­ фри»). Информационная обработка детей на всех этапах обязательного образования. Поощрение гомосексуализма. Распространение веществ, подавляющих способность к деторождению, посредством их добавления в питьевую воду и продукты питания. Активное вовлечение женщин в трудовую жизнь. Изменение налогообложения физических лиц: введение налога на вступление в брак, налога на детей, дифференцированных налогов для семейных и холостых граждан, дополнительных налогов на каждого нового ребенка. Отмена или сокращение отпусков и выплат по рождению и уходу за ребенком. Отмена или сокращение пособий на детей, отмена социальных пособий в случае превышения лимита на количество детей в семье. Государственные субсидии за поздний брак или отказ от деторождения. Ограничение количества мест в детских садах и прочих дошкольных учреждениях. Введение обязательной занятости для женщин. Сокращение государственных программ здравоохранения, обеспечения жильем, социальной защиты, льготного кредитования для многодетных семей. Принудительное прерывание внебрачной беременности. Принудительная стерилизация женщин после рождения определенного количества детей. Введение системы сертификатов на право рождения ребенка. Ограничение многодетных семей в праве на жилищную площадь. Государственные дотации за прохождение стерилизации. Государственные дотации за использование противозачаточных средств. Государственные дотации за совершение аборта. Распространение контрацептивов и пропаганда их использования негосударственными организациями. Снижение стоимости контрацептивов и увеличение объемов их производства. Ориентирование женских консультаций на работу по снижению рождаемости в качестве главного направления деятельности. 95
в «Стране свободы», охотно приглашая американских единомышленников на свои семинары, посвященные «расовой науке». Однако проблема создания сверхчеловека влекла за собой другой вопрос: что делать с «неполноценными» индивидами? Как известно, нацисты в конечном итоге отдали предпочтение физическому уничтожению таких лиц, однако они вели также работы по более «гуманным» методам, включавшим стерилизацию при помощи химических веществ или рентгеновского излучения. Этими экспериментами занимался также главный нацистский врач-убийца Йозеф Менгеле. Американские исследователи также взялись за разработку контрацептивных вакцин. Первый патент был получен уже в 1937 г. Однако настоящий всплеск интереса к подобным разработкам пришелся на послевоенное время. Американская политическая элита быстро осознала, что решение острых демографических проблем в глобальном масштабе требует наличия более надежных средств, чем раздача бесплатных контрацептивов или развал систем соцобеспечения в странах третьего мира. Провоцирование войн и вооруженных конфликтов, которые влекут за собой массовое истребление мирного населения, представлялось более надежным средством. Тем не менее это также не вполне устраивало американских стратегов в силу высокой стоимости подобных предприятий, непредсказуемости их последствий и, конечно, постоянного риска разоблачения роли США. Поэтому Вашингтон заинтересовала перспектива разработки препарата, который вызывал бы долговременное или необратимое бесплодие и который при этом можно было бы смешивать с обыкновенной вакциной против столбняка или кори. Основным заказчиком и спонсором исследований в области контрацептивных вакцин выступил Фонд Рокфеллера. Как мы помним, именно Рокфеллеры стали одной из ведущих фигур неомальтузианского движения, развернувшегося в США. Неслучайно влиятельнейший Нельсон Рокфеллер в администрации Эйзенхауэра занимал пост заместителя министра здраво­ охранения и социальных служб. Он же организовал снабжение исследователей «подопытными кроликами» из числа пуэрториканцев: их вывозили в США для работы на фабриках Рокфеллеров. Научную базу для изысканий предоставлял Центр медицинских исследований Рокфеллера в штате НьюЙорк (ныне – Университет Рокфеллера). Примечательно, что в этом центре в предвоенное время работали нобелевский лауреат из Германии, доктор Карл Ландштайнер (1868–1943), который первым начал разрабатывать теоретические основы иммунной контрацепции, а также французский доктор, также лауреат Алексис Каррель (1873–1944), всемирно известный евгенист, активно сотрудничавший с нацистами. Программу «ограничения численности населения» курировал брат Нельсона – Джон Рокфеллер Третий, который подолгу беседовал с Генри Киссинджером. Напомним, что в это время последний занимался изысканиями, приведшими к разработке меморандума № 200. 96
Сегодня американская политическая элита не только не отказалась от с­ воих демографических теорий эпохи холодной войны, но и продолжает воплощать в жизнь вытекающие из них практические императивы. В основе этой теории лежит упрощенная, если не сказать примитивная, доктрина неомальтузианства. В сущности, перед нами теория из того же ряда, что и идеи «расовых ученых», оправдывавших массовое уничтожение «недочеловеков» в нацистских лагерях смерти. В настоящее время неомальтузианская доктрина не только не исчезла из идеологического арсенала Вашингтона, но, напротив, переживает свое новое рождение. Официально США пересмотрели подходы к демографическим проблемам развивающихся стран еще при Б. Клинтоне, который объявил о «перегибах» в данной сфере и взял курс на их исправление. Однако о какихлибо позитивных переменах в государствах третьего мира, произошедших после столь громких заявлений, сказать трудно. Любопытно отметить, что борьба против неомальтузианской идеологии и ее проявлений в американской глобальной политике стала одним из лозунгов развернувшегося в 1970-е гг. Движения неприсоединения. США и их западные союзники пытались дискредитировать эту борьбу, ассигнуя значительные средства на проведение научных исследований, через которые красной нитью проходила ключевая мысль: рост населения, в целом, крайне нежелателен, а позитивный эффект может проявиться лишь в тех странах, которые уже достигли некоторого уровня экономического развития. Другой излюбленной концепцией американских стратегов на протяжении последних десятилетий является борьба с глобальным голодом. Для этого было поднято знамя Зеленой революции. В 1970 г. Нобелевская премия мира была присуждена Норману Борлаугу (1914–2009) – американскому агроному, которого считают идейным вдохновителем этого движения и непосредственным автором целого ряда методик, позволивших резко повысить эффективность сельского хозяйства. Однако Зеленая революция была инициирована США еще в годы войны. В 1943 г. первым полигоном для апробации разработок вашингтонских ученых стала Мексика. Основным лоббистом и спонсором мексиканской программы выступил Фонд Рокфеллера. В последующем активным проводником этой кампании по всему миру стало Агентство США по международному развитию. Сам Н. Борлауг был убежденным неомальтузианцем. Читая свою нобелевскую лекцию, он заявил: «Большинство людей все еще не в состоянии оценить размах и угрозу “популяционного чудовища” <…>. Сейчас, с каждым движением стрелки часов население Земли увеличивается примерно на 2,2 человека <…> Эти часы тикают все громче и все более угрожающе с каждым десятилетием. Когда же наступит конец?»14. 14 Borlaug N. Nobel Lecture. – URL: https://www.nobelprize.org/prizes/peace/1970/borlaug/ lecture/ 97
Н. Борлауг дает своего рода квинтэссенцию взглядов современных мальтузианцев на природу человека: «Неестественный стресс и напряжение имеют тенденцию пробуждать в человеке животные инстинкты и провоцировать иррациональное и разрушительное для общества поведение наименее устойчивых индивидов, присутствующих в обезумевших толпах»15. Таким образом, концепция Зеленой революции в корне неотделима от неомальтузианской идеологии. Что включает в себя доктрина Зеленой революции? Прежде всего это активное применение новейших технологий, ведущее место среди которых занимают достижения генетики и химии. Новые, более стойкие и плодовитые сорта сельскохозяйственных культур, а также более мощные и эффективные удобрения и пестициды составляют основу Зеленой революции. Они дополняются также новыми методами обработки почвы, ирригации, применением более эффективных технических средств. Развернутая США кампания была восторженно принята по всему миру, в особенности в Тропической Африке и Азии. Ее первоначальные успехи были настолько многообещающими, что в 1974 г. на международной продовольственной конференции в Риме была провозглашена амбициозная цель – покончить с голодом в течение ближайшего десятилетия. К сожалению, именно в 1984 г. по Африке прокатился голод, число жертв которого до сих пор не поддается точной оценке (несколько миллионов человек). Что же пошло не так? С одной стороны, имелись объективные предпосылки, которые были связаны с биологическими свойствами культур, выведенных при помощи селекции. В частности, оказалось, что для достижения требуемой продуктивности им необходимо, как правило, значительно большее количество воды. Кроме того, для надлежащего ухода за модифицированными культурами необходимы были специальные знания и навыки, которые ­совершенно отсутствовали у крестьян третьего мира. Высокие результаты ­демонстрировались лишь до тех пор, пока весь процесс контролировали западные специалисты. Наконец, оказалось, что в долгосрочной перспективе предлагаемые методы несут значительные угрозы для окружающей среды. Многообещающие удобрения и пестициды обнаружили свойство накапливаться в человеческом организме, вызывая тяжелые заболевания и уродства, а также уничтожая местную флору и фауну. Помимо этого, многие из них оседали в почве и со временем значительно снижали ее плодородные свойства, в частности уничтожали микроорганизмы, за счет которых растения подпитываются необходимыми для роста веществами. Ситуация стала еще более сложной, когда оказалось, что именно за счет внесения огромных доз этих химикатов и достигалась высокая урожайность. Таким образом, технологии Зеленой революции имели в лучшем случае лишь среднесрочный эффект, нане15 Borlaug N. Nobel Lecture. 98
ся в итоге непоправимый урон экологической системе и фактически оставляя местных жителей в еще более тяжелом положении, чем прежде. Однако даже там, где аграрная кампания добивалась результатов и обес­ печивала относительно высокие урожаи, продовольственная проблема еще не была решена до конца. Дело в том, что модифицированные сорта сельскохозяйственных культур имели совершенно иные показатели пищевой ценности. В результате потребление такого продовольствия несет угрозу здоровью. Главными мишенями Зеленой революции стали государства, на которые Вашингтон имел особые виды. В попытках «закормить» население этих стран с помощью пестицидов и удобрений с высоким содержанием металлов за­ океан­ские благотворители обращали мало внимания на то, какой именно политический режим контролирует территории, засевавшиеся новыми сортами пшеницы и риса. Тот факт, что сельское хозяйство в слаборазвитых странах страдало не только от засухи, но и от набегов полубандитских формирований, представлявших государственную власть и реквизировавших запасы зерна для последующей выгодной перепродажи, оставался за пределами внимания вашингтонских «агрономов». В итоге вместо того, чтобы накормить местное население, творцы Зеленой революции кормили диктаторские режимы Африки и Азии, которые выразили готовность признать американский протекторат над своей территорией. Нельзя забывать и об активной роли американских корпораций, которые приняли участие в глобальной кампании Вашингтона. Это предприятие, с одной стороны, предоставило им уникальные возможности протестировать свои разработки в полевых условиях, зачастую ценой тысяч жизней жителей третьего мира, умерших от применения неопробованных пестицидов. Это позволило сделать соответствующие выводы и в дальнейшем выводить эти вещества на рынки развитых стран. С другой стороны, Зеленая революция предоставила возможность этим корпорациям легко проникнуть на обширные рынки развивающихся стран. Убедившись в неспособности местных жителей строго выдерживать технологию ухода за новыми типами культур, местные правительства охотно позволяли западным сельскохозяйственным дельцам разбивать у себя огромные плантации, на которых в качестве батраков трудились вчерашние фермеры и крестьяне. Тем самым был получен фактически неограниченный доступ к источникам дешевой рабочей силы. Стоит ли говорить, что подобная борьба за конкурентные преимущества также была оплачена тысячами жизней. В конечном итоге Зеленая революция не только не решила, но в значительной степени усугубила продовольственную проблему в глобальном масштабе. Лишившись каких бы то ни было источников к существованию, бывшие земледельцы массово мигрировали в города, которые стремительно обрастали трущобами. 99
Однако проект Зеленой революции не ушел в прошлое. Сегодня западные «гуманисты» говорят о Второй зеленой революции, основанной на применении генно-модифицированных культур и новейших, ранее неизвестных пестицидов. Не приходится сомневаться в том, что за внешне благородными целями, которые провозглашают политические лидеры и представители деловых кругов на Западе, скрывается хорошо продуманный план действий по подрыву продовольственной безопасности государств по всему миру. Многие выдающиеся мыслители еще в прошлом столетии отметили, что мы живем в эпоху биополитики, в основе которой лежит идея осуществляемого государством контроля над человеческой биологией. Наблюдаемые сегодня на Западе эксперименты с гендерной принадлежностью, попытки дать детям право определять свой пол и при необходимости менять его, пресловутые «родитель номер один и номер два» – все это логическое развитие идей, которые берут свои истоки в созданных западными интеллектуалами и так энергично подхваченных американскими элитами доктринах неомальтузианства. На фоне трансформации медицинской сферы в бизнес-индустрию с не­ ограниченными перспективами развития, ключевыми проводниками био­ политической идеологии стали транснациональные фармацевтические корпорации. Рост их влияния сопровождается усилением внимания властей западных стран к разработкам в данной области, в том числе в рамках создания новых систем вооружения, включая гипотетически существующее генетическое оружие. Пандемия COVID-19 продемонстрировала, насколько существенным инструментом влияния на мировые политические процессы может быть наличие военно-биологических разработок. В связи с активными шагами США по расширению сети биолабораторий представляется очевидной необходимость обеспечения готовности к противодействию использованию биополитических механизмов в рамках «новой холодной войны». Подводя итоги данного раздела, можно сказать, что геополитика, родившаяся вместе с современным западным обществом и изначально созданная как инструмент оправдания империализма, претерпела существенные изменения за последнее столетие. Это произошло, в том числе, вследствие развития неолиберальных и глобализационных концепций, определяющих характер американской внешней политики на современном этапе. Вместе с тем многое в современных геополитических подходах США остается нетронутым. Это их ярко очерченная идеологическая направленность, ориентация на экспансионизм и расширение сфер влияния и контроля за счет более слабых игроков, зачастую неприкрыто апологетический характер теорий (иными словами, они используются в качестве способа оправдать те или иные политические акции). Можно с уверенностью сказать, что, вопреки прогнозам либеральных теоретиков, предсказывавших в канун крушения Советского Союза скорое наступление «конца истории», а с ним и конца геополитики, современная эпоха знаменует собой расцвет геополитической мысли по всему миру. 100
Самое главное, что требуется от современных стратегов, – это осознать, что продолжать бездумно эксплуатировать прежние геополитические конструкции не просто глупо, но и опасно. За последние два десятилетия геополитическая картина мира изменилась во многих отношениях сильнее, чем за полвека, прошедшие с окончания Второй мировой войны. Однобокость, неполнота, а зачастую и откровенная наивность теорий, которыми пользуются заокеанские политики, их нежелание или неумение корректировать собственные доктрины на основе полученного опыта – все это дорого обходится не только США, но и всему миру. «Краткий мир на нашей планете заканчи­ вается, – отмечает видный британо-американский консервативный историк Н. Фер­гюссон. – Запад получил свои мирные дивиденды после 1991 года. Но мы промотали их за 20 лет безудержного потребления, кредитных пузырей и спекуляций. Сначала наступило финансовое похмелье, а теперь пришло время расплачиваться по геополитическим счетам»16. К сожалению, опыт американской истории демонстрирует склонность Вашингтона «расплачиваться по геополитическим счетам» за счет всего остального мира, что доказывает бесконечная череда развязанных Белым домом войн и спровоцированных им кризисов. В этих условиях государства, которые не готовы в очередной раз платить за имперские амбиции заокеанской державы, жертвуя благополучием своих народов, должны не просто тщательно изучить американскую геополитическую стратегию, но и выработать эффективные средства противодействия. Без этого невозможно построение многополярной, подлинно демократической системы международных отношений. 16 Ferguson N. We need to relearn the arts of war and grand strategy // The Financial Times. September 25, 2015. 101
Иллюстрации к главе 4 Вклад Томаса Мальтуса в общественные науки весьма обширен, однако широкой публике он известен прежде всего как отец «мальтузианства», которое имеет весьма опосредованное отношение к разработанной им теории народонаселения. Норман Борлоуг – «отец» концепции «зеленой эволюции»… Грета Тунберг – «дитя» движения по борьбе с изменением климата. 102
Несмотря на яростное продвижение политики открытой торговли по всему миру, в самих США политики и представители бизнеса давно осознали необходимость защищать отечественного производителя. На иллюстрации из американского журнала конца XIX столетия изображен фермер, приехавший в город продавать произведенные им продукты. Картинка сверху изображает ситуацию защиты внутреннего рынка. Фермер, чью забитую доверху телегу тянут холеные лошади, произносит: «Дайте мне внутренний рынок и пусть хорошо оплачиваемые инженеры покупают мои продукты». Картинка внизу изображает ситуацию свободной торговли: на этот раз фермер приезжает в почти пустой повозке, запряженной тощими лошадьми, восклицая: «Где все мои друзья-инженеры, которым я бы мог продавать мои продукты!» 103
Номер журнала «Тайм», посвященный проблемы перенаселенности (1960). Обложка одного из ранних изданий «Популяционной бомбы» П. Эрлиха. Текст под заголовком гласит: Пока вы читаете эти слова, три ребенка умирают от голода, и еще два­ дцать четыре ребенка появляются на свет». Одна из карикатур, высмеивающих идеи П. Эрлиха. Ученые стоят вокруг бомбы с надписью «Население». «Что ж, – говорит один из них, – бомба, кажется, упала». Другой возражает: «Но она так и не взорвалась». 104
Корнелиус Роадс (1898–1959) считается одним из основоположников современной онкологии. Влиятельный журнал «Тайм» в 1949 г. присудил ему почетный титул «Борец с раком». Лишь в нашу эпоху начали выясняться подробности деятельности доктора Роадса. Как и его коллеги в более поздний период, доктор предпочел работать с «живым материалом» в виде жителей Пуэрто-Рико, которым вводились различные канцерогенные вещества. Развивавшиеся у пациентов злокачественные опухоли изучались затем на предмет воздействия различных лекарственных препаратов. Сохранился отзыв К. Роадса о народе Пуэрто-Рико: «Пуэрториканцы несомненно самые грязные, ленивые, дегенеративные и воровские отродья когда-либо населявшие земной шар. Что нужно этому острову, так это не общественное здравоохранение, а какое-нибудь наводнение. Или что-нибудь, что полностью уничтожит население. Я тоже внес посильный вклад в их истребление, прикончив восемь человек». Любопытно, что копию письма с этим шокирующим признанием, которое удалось достать пуэрториканским патриотам, еще в 1932 г. опубликовал уже упомянутый журнал «Тайм». 105
Часть вторая Исторические корни американской государственности Начиная с обретения независимости в 1776 г. Соединенные Штаты Америки не только неизменно позиционируют себя в качестве эталона демократии, но и открыто заявляют о себе как о единственном подлинно демократическом государстве в мире. За два с половиной столетия, прошедших с момента появления США на карте мира, это государство и его руководители настолько далеко зашли в создании этой легенды, что сегодня в одностороннем порядке взяли на себя прерогативу определять, какое из суверенных государств идет по пути демократического развития, а какое – ушло в сторону. Альтернативные подходы, которые представляются Белому дому не соответствующими «американскому идеалу», объявляются ложными и даже опасными, что подразумевает принятие определенных мер, включая политическое давление, экономические санкции, пропагандистские атаки и все чаще – применение военной силы. Риторика избранности американской демократии является обязательной и неизменной для любого лидера этой страны независимо от его убеждений и партийной принадлежности. Говоря словами Р. Никсона, «если это делает Президент [CША. – Авт.], значит это не может быть незаконным». В этих словах заключено кредо американской геополитики. При этом всячески подчеркивается миролюбивый и бескорыстный характер поведения США – страны, которая всегда готова «делиться демократией» со всеми желающими. Вступая в должность президента США в январе 2001 года, Дж. Буш-младший охарактеризовал Америку как «державу, которая пришла в мир для того, чтобы защищать, а не обладать, оберегать, а не завоевывать»1. Он заявил: «На протяжении большей части минувшего столетия вера Америки в свободу и демократию была утесом в бушующем море. Теперь же она представляет собой семя, летящее по ветру и пускающее корни во многих странах»2. Это «летящее по ветру семя» за два президентских срока самого Дж. Буша обернулось вторжением ведомой американцами коалиции в Афганистан, агрессией против Ирака, погрузившей эту страну в хаос и кровопролитие, официально санкционированными пытками под надуманными об­ винениями в терроризме тысяч людей по всему миру, репрессивной и 1 2 Из инаугурационной речи, 2001 год. Там же. 106
противоречащей мировому праву политикой в отношении стран, объявленных Вашингтоном «осью зла». Все эти события, однако, не помешали американскому лидеру, покинув­ шему свой пост в 2009 году, заявить в прощальном обращении к нации сле­ дующее: «Америка защищает свободу и права человека, человеческое до­ стоинство во всем мире. Наша великая республика, родившаяся свободной, ведет мир к новой эре, когда свобода станет достоянием всех наций. Если Америка не возглавит борьбу за свободу, эту борьбу не возглавит никто. Голос нашей страны должен по-прежнему громко звучать в защиту справедливости и свободы. Мы должны всегда стремиться к борьбе за эти цели – и отстаивать дело мира». Эти слова иллюстрируют еще одну характерную черту так называемой демократии по-американски – веру в абсолютную непогрешимость США. И если внутри страны, перед избирателями национальная элита время от времени вынуждена признавать свои ошибки, чтобы не потерять рейтинги, то за ее пределами об этом не может быть и речи. «Я никогда не буду извиняться за Соединенные Штаты Америки, несмотря ни на какие факты»3, – провозгласил в 1988 г. еще один представитель клана Бушей, годом спустя занявший высший государственный пост. Эти слова сказаны им после того, как было официально установлено, что именно американский крейсер «Винсеннес» уни­ чтожил иранский пассажирский лайнер в небе над Персидским заливом. При этом Белый дом пошел еще дальше: отказавшись признать трагическую ошибку, он цинично объявил 290 человек, погибших при крушении лайнера (в том числе 65 детей), «необходимой жертвой», которая должна продемонстрировать иранскому руководству всю ошибочность его курса. Показательно, что инцидент произошел во время войны Ирана и Ирака, в ходе которой Вашингтон поддерживал (в том числе поставками оружия) С. Хусейна, в то время объявленного едва ли не другом «американской демократии»4. Итак, образцовость, исключительность, непогрешимость и, само собой, недостижимое моральное превосходство над остальным миром – таковы отличительные черты демократии по-американски. И нет ничего удивительного в том, что с подобной идеологической базой за два с половиной века своего существования США отметились чередой «достижений», которые, применяя современную терминологию, можно квалифицировать как преступления против человечности. Интересно отметить, что многие здравомыслящие американские интеллектуалы с тревогой относятся к комплексу исключительности, присущему политической культуре их страны, и даже видят в нем угрозу ее существованию. «Если нам предстоит погибнуть, то жестокость противника будет лишь вторичной причиной нашего бедствия. Основной же причиной будет то, что 3 4 August 2, 1988. Bush Ethnic Coalition Speech. Exclusive: CIA Files Prove America Helped Saddam as He Gassed Iran. Foreign Policy, 2013. 107
могучая сила великой нации ослеплена тщеславием былых побед, ненавистью и пренебрежительным отношением к грядущим опасностям»5, – писал в свое время видный американский философ Р. Нибур (1892–1971). Возникает закономерный вопрос: что обеспечивает США подобную исключительность, чем обусловлено право Вашингтона диктовать свою волю государствам и народам во всех уголках земного шара? В чем заключается величие самих США в их собственном понимании и благодаря чему за четыре с небольшим столетия со дня высадки первых европейских переселенцев и чуть более двух веков после своего появления как единого государства они оказались во главе глобальной империи исторического Запада? В предыдущей главе был сделан акцент на интеллектуальных истоках американской гегемонистской стратегии. Мы неоднократно убеждались в том, что многие ее элементы уходят своими корнями глубоко в историю. Подчерк­ нутое Нибуром «тщеславие былых побед» по-прежнему оказывает огромное влияние на умы американцев. Поэтому теперь настало время обратиться к исторической ретроспективе и рассмотреть истоки американской государственности, чтобы ответить на вопрос, в самом ли деле зарождение и историческое развитие американской государственности была настолько уникальным и не имеющим прецедентов в мировой истории. 5 Цит. по: Стратегия глобального лидерства: смена парадигмы образа. М.: МГИМО, 2010 . 108
Глава 5 Миф о «колыбели демократии» Формирование американской государственности началось задолго до того, как в 1776 году была провозглашена независимость Соединенных Штатов Америки. Фактически самобытные институты, регулирующие отношения общества и власти, стали создаваться на американской земле в тот период, когда первые колонии Новой Англии начали свое развитие. Воспевание колониального периода как колыбели американской демократии типично для американской историографии. Еще в XIX веке в ней сформировалась так называемая романтическая школа, представители которой утверждали, что в то время, когда западные страны шли путем преодоления феодальных отношений и медленного перехода к капитализму и однобокой и неуклюжей демократии, на американской земле вопреки всем законам истории расцветала демократия иного типа, которая и сегодня смотрится прогрессивнее всех остальных. Иными словами, уже двести лет назад был создан миф об Америке как «колыбели демократии», которая призвана научить ей остальное человечество. Однако общество первых поселенцев вряд ли вообще можно назвать демократическим. Новый Свет осваивали несколько типов колонистов: предприниматели, которые действовали на свой страх и риск или по поручению крупных акционерных компаний; аристократы, которые были лишены возможности наследовать в Англии большие участки земли, а потому искали их за океаном; религиозные беженцы, которые хотели на новой территории построить общество сообразно своим принципам. Сами особенности жизни в Америке накладывали жесткие ограничения на возможность демократии. Многие колонии изначально возникали как большие поместья. Не имея желания или возможности вознаградить аристократа за службу землей на родине, корона щедро одаривала их заморскими владениями. Именно таким образом возникли Мэриленд, Нью-Йорк, НьюДжерси, Каролина, Джорджия – колонии, давшие начало современным штатам. Это происхождение отражено в самих названиях. Так, Нью-Йорк был владением брата Карла II герцога Йоркского, а Каролина названа по имени самого монарха, который подарил ее сразу восьми своим любимцам. В XVIII столетии британская монархия принялась энергично «наводить порядок» в колониях, которые начали выходить из-под контроля. Были усилены функции губернаторов, большинство из которых назначались из Англии непосредственно монархом или собственником колонии с ведома короля и имели широкие полномочия. При губернаторе создавались советы из наи­ более влиятельных колонистов, которые отчасти имели исполнительные и 109
з­ аконодательные функции. В целом система правления была выраженно не­ демократической. Американские историки указывают на колониальные ассамблеи, члены которых избирались и имели статус законодательных органов1. Поскольку они обладали значительной экономической властью, то в их силах было предоставлять губернатору ресурсы или отказывать в них в обмен на утверждение или отклонение тех или иных инициатив. Известны многочисленные случаи, когда губернаторы были вынуждены принимать неудобные законы после угрозы остаться без поддержки местных магнатов. Утверждение о доминировании «демократических» ассамблей вряд ли можно назвать справедливым. Губернаторы одерживали победу над ассамб­ леями не реже, чем ассамблеи – над губернаторами. Более того, к началу Войны за независимость власть ассамблей значительно ослабла. Сами ассамблеи, в которые избирались представители верхушки быстро расслоившегося колониального общества, трудно назвать выразителями воли широких слоев на­ селения. Контингент избирателей был ограничен прежде всего имущественным цензом, вследствие чего правом голоса наделялись в среднем 25–50 % белых мужчин (белым в колониях был лишь каждый пятый мужчина), а к имущественному цензу нередко добавлялся также религиозный. Во многих колониях к участию в политической жизни допускалось менее 10 % населения. Нельзя не отметить, что светлая кожа в колониальном обществе не была гарантией от бесправия и рабства. «Белое рабство» в колониях было местами распространено не меньше, чем «черное рабство». Многие поселенцы ступали на американскую землю априори несвободными. Например, они были обременены долгом перед колониальными компаниями, которые доставляли их за океан и обеспечивали предметами первой необходимости – все это нужно было отрабатывать. По сути, колонисты жили и трудились фактически на положении рабов. Именно в таком положении на американскую землю попали многие ирландцы. Американские землевладельцы и фабриканты оценили ­открывающиеся перед ними возможности, когда в Америку хлынул поток мигрантов из Ирландии, спасавшихся от англичан, политика которых в отношении населения острова зачастую напоминала геноцид. Участь среднестатистического ирландца в колониях была такова, что он мог завидовать судьбе чернокожего раба. В среднем такие поселенцы находились в кабале от трех до семи лет, а их число доходило до 60–70 % белого населения колоний. Со временем были отлажены эффективные механизмы закабаления вновь прибывших, которые действовали в полную силу еще в XIX веке. В целом в политической жизни колоний участвовало ничтожно малое число жителей. Однако каким было это участие? Уже в ту эпоху американская политика имела выраженно клановый характер. Небольшая группа местных 1 См., например, работу: Бурстин Д. Американцы: Колониальный опыт. М.: Литера, 1993. 110
олигархов поколениями держала бразды правления в той или иной колонии, а идея о том, что кандидат во власть должен иметь избирательную программу, казалась смехотворной. В XVIII веке 90 % членов органов власти составляли выходцы из семей, прибывших на американскую землю в числе первых. Главным козырем любого кандидата была его фамилия, за которую и голосовал избиратель. Сами выборы часто являлись торжеством произвола и коррупции. На площади кандидаты устраивали банкеты, выкатывали бочки с вином для своего электората, а строптивые избиратели могли быть пойманы по пути на выборы. Покупка и продажа голосов были распространены повсеместно, особенно в «гнилых местечках», то есть захолустных селениях с небогатым и малообразованным населением, которое охотно отдавало голоса любому демагогу с деньгами. Идеологи, занятые написанием школьных учебников и выпуском фильмов, часто вкладывают в уста исторических героев тирады о том, насколько истинным американцам ненавистна сама идея аристократии, при которой люди уже по факту рождения могут занимать высокое положение или, напротив, обречены всю жизнь провести в низах общества. Между тем сознательно умалчивается о том, что аристократия существовала в США с момента их ­основания как государства, а ее истоки можно проследить с колониальных времен. Мощной базой американского аристократизма явилось плантационное хозяйство, которое было распространено во всех тринадцати колониях, ставших первыми штатами. Относительно малочисленное население колоний быстро расслаивалось на богатых и бедных, собственников и наемных рабочих, а постоянный приток рабской силы позволял удерживать эффективность плантационного хозяйства на высоком уровне. В отсутствие развитой финансовой системы богатые колонисты ссужали деньги, выполняли функции судей, брали на себя контроль над местными законодательными инициативами, а также руководили военными операциями против индейцев и колонистов других государств. До сих пор власти большинства штатов в знак особой признательности перед тем или иным гражданином могут присвоить ему звание полковника, не имеющее никакой связи с военной службой. Эта традиция восходит к временам колоний, когда жители избирали руководивших ополчением полковников из числа богатых плантаторов. В официальной американской историографии часто подчеркивается, что одной из причин войны за независимость США стали свободолюбие жителей колоний и их неприятие устаревшего и несправедливого монархического строя, навязывавшегося со стороны Британской империи2. Этому типу об­ щественного устройства восставшие жители колоний якобы противопоста2 line. The American Revolution, 1763–1783. Library of Congress. U.S. History Primary Source Time- 111
вили «первую в мире подлинную демократию», основанную на принципах равноправия и верховенства закона. Однако неприятным для официальной истории фактом является то, что к Войне за независимость привели попытки этой богатой колониальной верхушки сохранить стабильный приток доходов, получаемых за счет торговли. Если обратиться к биографии семи отцов – основателей США, которые имеют в американской истории статус едва ли не священных фигур, можно увидеть, что они были представителями наиболее влиятельных семей, которые составляли основу общества при старом режиме. Все они заняли высокие государственные посты после обретения страной независимости. Среди ­отцов-основателей четыре президента, министр финансов, председатель верховного суда и главный почтмейстер Соединенных Штатов. Таким образом, к моменту провозглашения Соединенных Штатов Америки как независимого государства ни о какой демократии в них не могло идти и речи. Драматичное описание Войны за независимость Соединенных Штатов традиционно занимает самое почетное место на уроках истории в американских школах. Бостонское чаепитие, скачка Пола Ревира, переход Джорджа Вашингтона через реку Делавер, подвиги капитана Джона Пола Джонса и, наконец, капитуляция британцев при Саратоге – все эти события известны любому более или менее образованному американцу, а многочисленные памятники событиям 1775–1783 годов украшают любой город в каждом из тринадцати первых американских штатов. Американцы часто называют эту войну Первой американской революцией, подчеркивая тем самым, что это событие открыло новую страницу в истории не только всего континента, но и человечества в целом (Второй американской революцией называют Гражданскую войну 1861–1865 годов). Более того, на событиях, связанных с обретением Америкой независимости, в настоящее время построен подлинный культ. Войну за независимость в историографии часто представляют как один из образцов справедливой войны, в которой американский народ боролся за право распоряжаться своей судьбой и избавиться от жестких и порой абсурдных ограничений, навязанных английской короной3. Исследование этого вопроса заслуживает отдельной работы, однако стоит заметить, что война была начата колониальной элитой – плантаторами, промышленниками, финансистами и коммерсантами, которых не устраивал контроль со стороны Лондона. По сути дела, сам термин «революция» неприменим к событиям 1775–1783 годов, поскольку речь идет об элитарном заговоре или перевороте. Что касается других жителей американского континента, включая не ­только широкие слои населения колоний, но также индейцев и чернокожих, то тезис о справедливом характере войны вызывает большое сомнение. Примечательно, что некоторые свободомыслящие американцы готовы открыто 3 line. The American Revolution, 1763–1783. Library of Congress. U.S. History Primary Source Time- 112
признать это, как, например, журналист Дилан Мэтьюс, выступивший со статьей «Три причины, почему американская революция была ошибкой». По мнению Мэтьюса, если бы колонии остались под властью Британской империи, они бы неизбежно получили независимость мирным путем, как это сделала Канада. Однако при этом гораздо быстрее было бы отменено рабство, удалось бы избежать жесточайшего геноцида индейцев, и, что немаловажно, политическая система государства выстраивалась бы по принципиально иной модели, в то время как американская модель изначально задумана для того, чтобы под вывеской демократии маскировать откровенно деспотические практики. Вывод Мэтьюса однозначен: «Нам следует оплакивать тот факт, что мы отделились от Соединенного Королевства, а не превращать его в повод для национального праздника»4. История рассудила по-иному. Те плантаторы и коммерсанты, которые составили заговор, стали первыми вождями нового государства – Соединенных Штатов Америки. Признанным лидером в этой борьбе стал Джордж Вашингтон – выходец из богатой и влиятельной плантаторской семьи, посвятивший молодые годы истреблению индейцев и войне с французами, за что получил звание полковника. Конечно, легенда о Вашингтоне как об отце нации, глубоко чтимая каждым американцем, не выдерживает никакой критики. Еще незадолго до начала восстания будущий первый президент во всеуслышание заявлял, что идея независимости колоний – бессмыслица, которую не поддержит ни один американец. Деловой интерес к военным вопросам был присущ многим полководцам новой армии. Примером тому является биография Бенедикта Арнольда – ближайшего соратника Вашингтона. Арнольд был торговцем, промышлявшим контрабандой. Напомним, что именно высокие таможенные тарифы стали одной из главных претензий восставших к англичанам. Когда его перестали удовлетворять уровень почестей и личного благосостояния, который предоставлялся ему в новообразованном государстве, генерал Арнольд без сму­ щения перешел на сторону англичан, причем по весьма приемлемой для Лондона цене. Другой пример – Александр Гамильтон, также близкий друг и соратник Вашингтона, служивший его адъютантом. Хотя в 1798–1800 гг. Гамильтон формально являлся главнокомандующим американской армией, в историю США он вошел как первый министр финансов, выстроивший экономическую архитектуру молодого государства. Между тем уже в XX веке изучение британских архивов показало, что он годами получал от Лондона вознаграждение за шпион­ские услуги. В событиях 1775–1783 гг. участвовали «верхи» и «низы». К первым относились все те, кто уже имел власть при колониальных порядках, но стремился ее 4 Мэттьюз Д. Почему Американская революция была ошибкой. 4 июля 2015. Цит. по: ИноСМИ. – URL: https://inosmi.ru/20150704/228932922.html 113
упрочить и расширить, забыв о необходимости отчитываться перед эмиссарами британской короны. Ко второй группе относились те, кто власти был лишен, но полагал, что имеет реальные шансы получить к ней доступ. Это те колонисты, которые не смогли преодолеть имущественный ценз, то есть бедные фермеры, ремесленники, мелкие купцы. Разумеется, за бортом при этом оставались огромные массы населения, которые ни при каком разумном сценарии не могли даже мечтать о власти, – женщины, чернокожие, городской пролетариат, индейцы и многие другие. Об уровне сознательности низов американского общества того времени говорят слова американского лейтенанта, попавшего в плен при Банкер-Хилле5: «Я был сапожником и зарабатывал на жизнь своим трудом. Когда началось это восстание, обнаружилось, что некоторые из моих соседей, которые были ничуть не лучше меня, получили первое офицерское звание. Я был очень честолюбив и не хотел, чтобы эти люди превосходили меня. Мне предложили завербоваться рядовым <…> я просил произвести меня в лейтенанты, и они согласились. Я представил себе путь продвижения по службе: если меня убьют в битве, то это конец, но если погибнет мой капитан, то меня повысят в звании и будут шансы подняться еще выше. Такова, сэр, была единственная причина, из-за чего я пошел в армию, а что касается разногласий между Англией и колониями, то я в этом ничего не понимаю…»6. Утверждать, что движущей силой борьбы за американскую независимость были широкие слои населения, можно лишь с очень серьезной оговоркой. К началу противостояния с Британией в самих колониях уже формировалось полноценное по меркам второй половины XVIII столетия капиталистическое общество со всеми атрибутами капитализма того времени – имущественным расслоением, агрессивной защитой класса собственников от любых посягательств, стремлением капиталистов получить доступ к дешевым деньгам и возникновением финансового капитала ростовщического типа. Недовольство бедных слоев населения американских колоний политикой зажиточных владельцев частной собственности в этих условиях также нарастало, что снова было вполне в духе эпохи. На этой почве развернули энергичную деятельность демагоги-популисты. Таким образом, социальная обстановка была напряженной, и колониальную верхушку не могла не беспокоить перспектива новых выступлений народа, протестовавшего против олигархического правления узкой группы лиц, резавших «пирог» в своих интересах. В этих условиях представители олигархии изобрели блестящее решение – продемонстрировать согражданам, что все их беды на самом деле происходят от английских колониальных властей, с которыми вступили в сговор некоторые предатели из числа самих колонистов. 5 Одно из первых крупных сражений Войны за независимость, окончившееся победой британцев. 6 Цит. по: Зинн Г. Американская империя // Родина. 2019. 114
Тем самым можно было не только спровоцировать войну за освобождение от контроля британской короны, но и свести старые счеты с недругами. Англичан и их пособников обвиняли во всех возможных грехах: они якобы уничтожают честную конкуренцию, облагают колонии налогами, ограничивают в своих интересах торговлю, принудительно вербуют солдат и моряков, подстрекают индейцев к нападению. Нужно сказать, что в некоторых аспектах данные обвинения действительно имели под собой основание, однако это вовсе не значит, что будущие лидеры «революции» сами не подрывали в свою пользу конкуренцию и не облагали сограждан непомерными налогами. Каким бы шокирующим для современного американца ни было заявление о том, что борьба колоний за независимость имела в своей основе мотив передела финансовых потоков, оно вполне правдиво отражает суть вещей. Война за независимость мало что изменила в реальном балансе политических сил на американской земле. Единственным различием было то, что теперь над кланами богатых землевладельцев, а также появившихся к тому времени финансистов и промышленников, уже не стояло никакой заокеанской власти. Конечно, эта мысль не всегда очевидно прослеживается в учебниках, по которым учатся в школах современных США. На их страницах представлены картины конституционного конвента 1787 года, на котором группа достойных американцев в интересах всего американского народа разработала и утвердила Конституцию Соединенных Штатов, в своей безграничной мудрости вложив в нее настолько глубокий смысл, что она не устарела и по сей день, да и вообще вряд ли когда устареет. Такое невероятное событие, как часто утверждают, обязано своим появлением прогрессивной идеологии Просвещения, которая прочно утвердилась в умах отцов – основателей США. Намного опережая свое время, они буквально дышали идеей общественного договора, когда подотчетное и подчиненное гражданам государство является гарантом равноправия и индивидуальных свобод, защиты частной собственности и предпринимательства, независимой судебной системы, минимального вмешательства власти в дела общества. В то же время американские историки альтернативного направления сравнивали американскую конституцию с уставом акционерного общества, ко­ торый был принят определенной группой единомышленников с определен­ ными целями. Так, классик американской историографии Ч. Бирд в своей работе «Экономическое истолкование Конституции Соединенных Штатов»7 доказывал, что она отражала интересы четырех основных групп: финансового капитала, владельцев государственного долга, промышленников и торговых кругов. Само слово «демократия» пугало отцов-основателей. В своих письмах и публицистике они неоднократно повторяли, что демократия едва ли достижи7 См. обзор в статье: Согрин В.В. Принятие конституции США: мифы и реальность // Новая и новейшая история. 1987. № 2. 115
ма и губительна для общества. При этом саму демократию они, будучи внимательными читателями Аристотеля, также понимали вполне в духе древнегреческого мыслителя – как попытку уравнять всех граждан в доступе к власти. Такую попытку они считали вредной и опасной. Огромное значение для последующего развития американской государственности имело то, что американцы эпохи Войны за независимость мыслили категорией своего штата, а не Соединенных Штатов Америки как единого государства. По сути, государством каждый считал свою колонию, а само слово state в английском языке означает «государство» и «штат». Сами США мыслились не как федеративное государство, а как конфедерация. Как известно, первый конституционный документ в истории независимого американского государства назывался «Статьи конфедерации и вечного союза»8. Любопытно заметить, что основные дискуссии уже тогда развернулись ­вокруг бумажных денег. Подобно тому, как сегодняшние политики ломают ­копья вокруг споров о необходимости печатать все новые и новые доллары, тогдашние американцы также сражались в ожесточенных баталиях по этому поводу. Все, кому приходилось расплачиваться за что-либо, то есть фермеры и предприниматели, яростно требовали «дешевых» денег, а именно бумаг, которые ходили бы по своей номинальной стоимости. Сторонники этой идеи рассчитывали, что напечатанные властями деньги именно они в первую очередь будут получать в свое распоряжение и расплачиваться ими, а потом уже те, кто приобретет бумажные доллары в качестве оплаты, будут разбираться с обесценившимися банкнотами. Сам факт того, что американское государство выросло снизу из отдельных колоний, которые стали впоследствии первыми тринадцатью штатами, сформировал характерную для США институциональную архитектуру. Основным ее принципом является идея о том, что исполнять властные полномочия должны прежде всего правительства штатов, а федеральному центру следует брать на себя лишь отдельные функции. В начальный период истории Соединенных Штатов таких было весьма немного – внешняя политика, оборона, почтовая служба, торговля между штатами. Однако даже такая сфера, как оборона, не выходила за рамки формирования запасов оружия и амуниции в арсеналах, а также содержания военной академии в Вест-Пойнте и весьма небольшой армии, которая насчитывала в первой половине XIX века не более 10–15 тыс. человек. В военное время основ­ ная функция Белого дома ограничивалась выплатой жалованья волонтерам, поступавшим на службу. Вербовка волонтеров в большинстве своем лежала на штатах, которые охотно пользовались этим полномочием, доставшимся им с колониальных времен, когда каждая колония формировала свое ополчение, а ее губернатор брал на себя функции командующего. Набор местного ополчения (милиции) мог проводиться сообразно необходимости. Губернатор имел 8 Articles of Confederation (1777). 116
право набрать батальоны и полки, снабдить их оружием, назначить своих офицеров и отправить их в бой по своему усмотрению, без разрешения федерального центра. Впрочем, если операции выходили за рамки локальных, то тогда штаты могли потребовать от федерального правительства помощи, прежде всего оружия и денег. Направление на территорию того или иного штата федеральной армии всегда рассматривалось как последняя мера, ибо, с одной стороны, это вызывало ревность местной милиции, которая воспринимала этот шаг как признание своей неспособности, а с другой – возбуждало в обществе волну негодования по поводу «тирании» Белого дома. Стоит отметить, что многие из этих институтов дожили до наших дней. К примеру, губернатор имеет право мобилизовать национальную гвардию штата – милиционные отряды, которые состоят из граждан, имеющих по­ стоянную занятость, но в свободное время проходящих военную подготовку. Это не просто отряды самообороны или иные полувоенные формирования, а фактически настоящая армия, имеющая свои танки и боевые самолеты, под руководством опытных офицеров, которые соответствующим образом организуют подготовку «солдат выходного дня». Национальная гвардия может быть задействована для подавления городских бунтов или ликвидации последствий стихийных бедствий. Сказанное относится не только к военным вопросам, но и другим аспектам общественной жизни, начиная с полиции и заканчивая школами. Даже сегодня в США нет единой системы органов внутренних дел. Вместо этого каждый штат имеет свою полицию, которая решает широкий круг вопросов охраны порядка. Лишь в тех случаях, когда налицо преступление, отнесенное к числу федеральных, формально требуется вызвать представителей федеральных силовых структур, например ФБР. Однако такая система часто порождает местническую идеологию и ненависть к «федералам», которые якобы стараются поручить «грязную работу» местной полиции, а славу от раскры­ того преступления присвоить себе. Зачастую полиция штата преднамеренно медлит с заявлением о совершении федерального преступления, стараясь раскрыть его своими силами, чтобы доказать превосходство над федеральными силовиками. Поскольку соответствующего опыта и ресурсов у них обычно нет, это открывает большие возможности для организованной преступности, наркоторговцев, террористов. Одной из ключевых проблем борьбы с гангстерами в годы Великой депрессии были именно крайне слабое взаимодействие между штатами, местничество и беспомощность федерального центра. Доходило до того, что бандиты, преследуемые агентами ФБР, перемещались из одного штата в другой, где спокойно сдавались агентам, зная, что у них нет полномочий производить аресты на данной территории и что первый же судья освободит их, предварительно 117
прочитав сотрудникам спецслужбы нотацию о недопустимости преследования добропорядочных граждан. Сегодня в числе главных причин, по которым штаты имеют крайне широкие полномочия, является свойственное американцам недоверие к федеральному правительству. Оно глубоко укоренено в сознании многих современных американцев, несмотря на их восторженный патриотизм и привычку горячо выражать преданность государству и его символическим атрибутам – флагу, гербу, гимну. При этом граждане США четко разделяют правительство и нацию. Сама страна и американская нация в сознании граждан США стоят на высшей ступени духовной иерархии – непосредственно рядом с Богом – и не могут подвергаться критике или сомнению. Но это не относится к правительству, к которому трудно применить знаменитую геттисбергскую формулу Линкольна: «Из народа, для народа и ради народа»9. Это очень важный момент, поскольку многие из критиков политики Соеди­ненных Штатов за рубежом склонны обрушиваться одновременно на американское правительство и американский народ, который, по их логике, одобряет действия правительства, позволяет ввести себя в заблуждение и безропотно спонсирует своими налогами самые невероятные авантюры Белого дома. Действительно, несмотря на то что социальные противоречия в отдельные моменты истории достигали предела, американцам удалось избежать насильственной смены режима. Однако это свидетельствует не о наивности американского народа, а о его почти религиозной вере в американскую нацию и ее особую судьбу. Результаты воплощения этой веры в практической политике будут рассмотрены в следующих главах. 9 The Gettysburg Address, 1863. 118
Иллюстрации к главе 5 Прибытие отцов-пилигримов. Художник А. Гисберт. Отцы-основатели США. 119
Один из создателей США – А. Гамильтон. По некоторым данным, он параллельно сотрудничал и с Лондоном. Б. Арнольд, контрабандист и соратник Дж. Вашингтона, перешедший на сторону англичан. Гибель генерала Уоррена при Банкер-Хилле. Картина Джона Трамбулла (1786). 120
Бостонское чаепитие. Гравюра У. Купера (1789). Дж. Вашингтон и его рабы на ферме в Маунт-Вернон. Художник Дж. Стирнс. 121
Глава 6 Град на холме: духовные корни американского государства Прибытие в Новый Свет из Англии первых переселенцев (пилигримов) в начале XVII века – это знаменитый пролог к истории американского государства, который занимает важнейшее место в историческом самосознании граждан «Страны свободы». В любом школьном учебнике непременно содержится красочное описание плавания корабля «Мэйфлауэр», на котором пилигримы совершили свое путешествие, первой зимы на американской земле, когда колонисты едва не вымерли из-за жестокого голода, варварских набегов полчищ индейцев, с которыми горстка предков современных американцев вела смертельную борьбу. Историкам особенно нравится подчеркивать, какие возвышенные мотивы вели первых переселенцев на запад. Если Южную Америку, как пишут они, покоряли конкистадоры – банды маргиналов, искавших легкой добычи, то американское государство основали глубоко религиозные люди, не искавшие в Новом Свете ничего, кроме возможности воплотить в жизнь Божий замысел – создать государство, свободное от порока и греха, граждане которого будут посвящать себя служению Господу и ближнему свое­ му, живя строго по заветам Священного Писания. Каждый образованный американец знаком с речью Джона Уинтропа, одного из лидеров переселенцев, который еще на борту корабля произнес: «Будем мы подобны Граду на холме, взоры всех народов будут устремлены на нас; и если мы обманем ожидания нашего Господа в деле, за которое взялись, и заставим Его отказать нам в помощи, которую он оказывает нам ныне, мы станем притчей во языцех всему миру»1. Знаменитая метафора о Граде на холме, заимствованная Уинтропом из Библии2, стала одним из наиболее знаменитых символов американской истории. Конечно, яркие картины, с которыми каждый американец знакомится с первых лет жизни, представляют собой пеструю смесь правды и вымысла. Однако именно это сочетание заложило духовные основы американской государственности, которые сформировали облик современных Соединенных Штатов в не меньшей степени, чем Билль о правах и Прокламация об освобождении рабов Линкольна. Именно поэтому, изучая становление государственности в США, так важно понять, каковы ее духовные основы. Американское общество было основано не просто переселенцами из Анг­ лии, а подлинными религиозными фундаменталистами – пуританами (в свою The American Yawp Reader. John Winthrop Dreams of a City on a Hill, 1630. Ис. 2: 2–3: «И будет в последние дни, гора дома Господня будет поставлена во главу гор и возвысится над холмами, и потекут к ней все народы. И пойдут многие народы и скажут: придите, и взойдем на гору Господню, в дом Бога Иаковлева, и научит Он нас Своим путям и будем ходить по стезям Его; ибо от Сиона выйдет закон, и слово Господне – из Иерусалима». 1 2 122
очередь делились на пресвитериан и индепендентов). Они не позиционировали себя в качестве духовной аристократии, которая обладает бóльшими правами как перед представителями других социальных групп, так и перед коренным населением американского континента. Само слово «пуританин» происходит от латинского слова puritas, то есть «чистота». Нетрудно понять, что пуританство представляло собой фундаменталистское течение, сторонники которого полагали, что другие христиане в недостаточной степени следуют учению, заложенному в Священном Писании, извращая истинную веру и используя ее для прикрытия собственных греховных деяний. В XVI веке благодаря королю Генриху VIII в Англии появилась собственная, англиканская церковь во главе с действующим монархом. Многие англичане сочли этот шаг достаточным в деле избавления от «религиозной тирании», исходившей от католической церковной бюрократии. Однако для религиозных фундаменталистов это было лишь началом пути, который в самой Англии привел к революции, гражданской войне и публичной казни главы англиканской церкви – короля Карла I. К тому времени, как в 1649 г. голова короля скатилась с плахи, отдельные американские колонии развивались под властью пуритан. Нельзя сказать, что они были первыми или единственными колонистами, основавшими поселения на американской земле. Еще до начала переселения пуритан в Америке существовали английские колонии, в которых обитал контингент, мало от­ личающийся от испанских конкистадоров, – авантюристы, маргиналы, бе­ жавшие от правосудия преступники, искатели легкой наживы. Английские власти предпринимали усилия по заселению колоний более достойными поселенцами, однако удача им не сопутствовала: хозяйство развивалось плохо, а голод, эпидемии или внутренние беспорядки время от времени уничтожали то одну, то другую колонию. Многие колонисты, не выдерживая тягот, возвращались обратно в Англию. Преимущество пуритан, однако, заключалось в другом – в их твердом убеждении в отсутствии пути назад. Свою прежнюю родину они рассматривали как обреченную на гибель из-за многочисленных извращений веры. События первой половины XVII в. продемонстрировали американским пуританам всю тщетность попыток перестроить общество, в котором, по их мнению, порок укоренился слишком глубоко. В самом деле, революционные силы, в которых пуритане играли ведущую роль, одержали победу в гражданской войне и свергли короля. Однако в 1660 г. произошла реставрация монархии и на трон сел Карл II, сын Карла I. Установленные им порядки для богобоязненных пуритан показались едва ли не адом на земле. Так, монарх не просто разрешил открыть театры, но и одобрял комедии, где высмеивались сами пуритане. Конечно, всей Англии были известны и другие слабости верховной власти – вроде разнузданных оргий в окружении разного рода сомнительных личностей, которые имел обыкновение регулярно устраивать король в своем дворце. 123
Для пуритан в Новом Свете эти события, с одной стороны, носили радостный, а с другой – обязывающий характер. Дело в том, что в пуританском учении ключевую роль играла доктрина миллениаризма (в русской литературе часто употребляется греческий синоним «хилиазм»3). Согласно этой доктрине второе пришествие Иисуса Христа, Страшный суд и последующее установление на земле Тысячелетнего царства Божия – это не метафоры и не предска­ зания, относящиеся к отдаленному будущему, а вполне реальные события в ближайшей исторической перспективе. При этом в силах самого человека приблизить эти события. Для этого грешники должны своими грехами переполнить чашу терпения Господа, а праведники в достаточной степени доказать свою преданность вере и любовь к Богу. В понимании пуритан, с ужасом получавших вести об окончательно погрязших в разврате соотечественниках, успехи грешников были несомненны и означали приближение конца света. Однако к этому радостному для пуритан событию нужно было подготовиться соответствующим образом. Идеальным вариантом было построение прообраза Царства Божия в отдельно взятом государстве. Это обусловило важную характеристику ментальности пуританских колонистов в Новой Англии – их ориентацию на практическую деятельность. Несмотря на глубокую духовность, которая по современным меркам имела порой не вполне понятное выражение (к примеру, самым светским развлечением считалась хорошая проповедь или пение церковных гимнов), «люди Бога» имели практический склад ума. В то время как в Европе кипели теологические диспуты, которые нередко разрешались силой оружия, в Новом Свете сочли неразумным тратить время на богословские искания перед лицом грядущего Второго пришествия. Теоретические споры были оставлены до лучших времен в пользу мирских задач хозяйственного характера. Пуритане не имели никаких серьезных возражений против самого вероучения в том виде, в каком оно преподносилось в англиканстве. Они были недовольны тем, как это вероучение претворяется в жизнь – на уровне экономики и политики, культуры и повседневного быта. Конкретность пуритан доходила до того, что некоторые из них доказывали, что из текста Священного Писания следует, будто под Землей обетованной имеется в виду именно Северная Америка. В целом духовных лидеров пуритан едва ли можно назвать людьми «не от мира сего». Едва добравшись до рычагов влияния, такие люди, как Джон Уинтроп, начали энергично сосредотачивать в своих руках военную, законо­ дательную и экономическую власть. Новоявленный лидер по своему усмотрению вводил налоги и даровал земли. Некоторые переселенцы пытались протестовать и были изгнаны на необжитые земли (так, например, возник штат Род-Айленд). Религиозный фанатизм, перенесенный в практическую плоскость, был во многом защитной реакцией на враждебные условия, с которыми пришлось 3 Хилиазм // Православная энциклопедия. Азбука веры. – URL: https://azbyka.ru/hiliazm. 124
столкнуться первым поселенцам, испытывавшим порой жесточайшие лишения. В этих условиях глубокая вера в свою избранность и высшее предначертание помогали мобилизовать общество. Заметим, что уже в описываемую эпоху пуритане не считали себя англичанами по вышеописанным причинам, предпочитая идентифицировать себя как «людей Бога», отдельный народ, избранный свыше для главной миссии в истории человечества. «Особый статус» колонистов, обусловленный их высшей миссией, в их понимании предписывал им исходить в первую очередь не из английских законов, а из законов Божьих, как они их понимали. Так была заложена одна из характерных черт американского политического менталитета, согласно которой Соединенные Штаты Америки могут диктовать законы другим государствам, но сами в силу «особой миссии» при необходимости могут стать выше этих законов. Особенно популярно в среде пуритан было сравнение с библейскими ев­ реями4, которые, как и новоявленные американцы, скитались по пустыне и претерпевали многочисленные лишения. Поэтому многие модели поведения и институты американского общества были скопированы с древнееврейских. Яркий пример – церкви, напоминавшие синагоги. Соответственным образом понимались и функции посещения церкви, важнейшей из которых было ознакомление прихожан с их обязанностями в рамках общины. Проповедник мог с одинаковой легкостью говорить с прихожанами о сельском хозяйстве или торговле, причем вес его словам придавали многочисленные и весьма меткие ссылки на текст Священного Писания. Будучи, вероятно, самым осведомленным членом общины, священнослужитель выполнял также роль посредника в мирских делах, например свести заказчика с хорошим работником, купца – с выгодным поставщиком, подыскать прихожанину супругу исходя из его предпочтений и уровня материального достатка. Проповедник был для прихожан авторитетом не только в духовных и этических, но и в экономических, политических, семейных и даже военных вопросах. Нередко в молельных домах Новой Англии можно было услышать и проповеди, в которых доступно объяснялось, почему индейцы заслуживают смерти, как нужно с ними расправляться и каким образом уничтожение коренных американцев поможет построить богоугодное общество. Сравнение с ветхозаветными евреями было бы неполным, если бы «люди Бога» не были вынуждены вести вооруженную борьбу с племенами, отвергавшими их веру и не признававшими их богоизбранность. Проповедь была не только центральным событием повседневной жизни колонистов Новой Англии, но также сопровождала любые, хоть скольконибудь значимые события. С учетом достаточно высокого уровня грамотности колонистов и внимательного изучения ими Библии сочинение проповедей было непростым делом, однако именно проповедник был центром внимания 4 2007. Glaser E. Judaism Without Jews Philosemitism and Christian Polemic in Early Modern England. 125
в любой ситуации. Огромное значение имели проповеди, приуроченные к политическим событиям, в первую очередь к выборам, в которых поддержка проповедника могла оказать решающее значение. Отметим, что стиль и риторика колониальных проповедников не утратили актуальности и в наши дни. К ним активно прибегают спичрайтеры американских президентов, сенаторов, губернаторов и иных крупных политических фигур. Проповедники выступали во время сбора колониального ополчения, стоя у пушки, – так называемые артиллерийские проповеди. Исполнение смертного приговора предварялось сразу несколькими проповедями, произносившимися заблаговременно и непосредственно у виселицы, причем нередко слово брал сам приговоренный, что производило сильное впечатление на зрителей. Произнесенные у виселицы речи преступников, в которых те раскаивались в совершенных преступлениях и увещевали сограждан идти по пути добро­ детели и служения Богу, собирались и публиковались вместе с предварявшими казнь проповедями. Эти книги пользовались большой популярностью у жителей колоний. В целом страсть к театральным эффектам и стремление срежиссировать любое событие таким образом, чтобы у наблюдателей не могло быть и тени сомнения в присутствии длани Господа, современные американские политики исторически унаследовали от пуританских лидеров. Таким образом, усилиями проповедников у колонистов Новой Англии создавалось впечатление, что они находятся под неусыпной опекой высших сил, которые оберегают их и посылают им испытания сообразно Божьему замыслу. Неудивительно, что духовенство стало центром общественно-политической жизни колоний. В первые десятилетия существования колоний на восточном побережье в них поддерживалась своего рода теократия, в которой верховной властью обладали духовные лидеры переселенцев. Режим, который установился в поселениях, вряд ли можно назвать толерантным. Так, в 1637 г. было принято постановление, согласно которому всякий вновь прибывший должен изложить местным властям свои религиозные воззрения, после чего будет принято решение о его дальнейшей судьбе5. Посещение проповедей также контролировалось под угрозой крупного денежного штрафа. Жители колоний верили, что собратьев нужно не только увещевать, но и в случае необходимости принуждать вступать на путь истинной веры. Конечно, граничащая с фанатизмом религиозность первых колонистов имела неприятные стороны. Достаточно сказать, что особо фанатичные пуритане в погоне за труднодостижимым идеалом праведной жизни нередко доводили себя до нервных срывов и психических расстройств. Беспредельная вера в могущество Бога и Его руководство каждым шагом пуританина давала некоторым из них недюжинные интеллектуальные силы: в 5 Nelson W. The Common Law of Colonial America. Vol. I: The Chesapeake and New England 1607–1660. 2008. 126
эпоху научной революции пуританские ученые сделали немало замечательных открытий. И все же распространенными явлениями среди пуритан были невежество и нетерпимость, нередко принимавшие весьма агрессивным формы. Эти печальные веяния, пришедшие на землю Северной Америки вместе с пуританами, на протяжении всей американской истории время от времени переживают очередное рождение. Развернутое сенатором Маккарти пре­ следование всех, кто был заподозрен в абстрактной нелояльности в США в 1950‑е гг., травля «непатриотично настроенных лиц» в эпоху Буша-мл., а также ведущиеся сегодня по всей Америке поиски «проводников российского влияния» – это явления того же порядка, что и печально известные «салемские процессы», которые стали первым из многочисленных эпизодов охоты на ведьм в американской истории. Тогда, в 1692 г., в городе Салеме (штат Массачусетс) несколько колонистов, руководствуясь мотивами личной мести, инициировали процесс по обвинению в колдовстве. В результате было казнено 20 человек, еще до 200 человек было заключено в тюрьму, многие из них умерли в заключении. Подобные черты, характерные для пуритан, стали причиной многих печальных событий в американской истории. Так, пуританство фактически дало идеальную идеологическую основу для истребления коренных американцев, которые виделись большинству колонистов приспешниками Сатаны, созданными последним для того, чтобы те попытались уничтожить «людей Бога» и не дать им осуществить свою миссию. Агрессия в отношении индейцев подкреплялась теоретическими обоснованиями, которые сегодня кажутся абсурдными, однако в те времена производили сильное впечатление на жителей колоний. К примеру, проповедники с кафедры выражали сомнение в том, что индейцы – это вообще люди, так как не понимали, как могли потомки Ноя оказаться в далекой Америке, отделенной океаном, когда он со своим семейством вышел с ковчега и дал начало новому роду людскому, как известно, в Старом Свете. Однако индейцы были далеко не единственными и в большинстве своем не главными противниками пуритан в Новой Англии. Огромную угрозу для себя и своей власти их лидеры видели в возникновении на соседних территориях поселений, в которых исповедовались альтернативные взгляды. Пока инакомыслие принимало спорадические формы и исходило от отдельных лиц или групп граждан, его не приходилось сильно опасаться, так как в конечном итоге таких индивидов можно было изгнать или повесить, в очередной раз разыграв торжество высших сил. Однако институциональное оформление инакомыслия в непосредственной близости от пуританских колоний не могло не обеспокоить их руководство. Участие в основании колоний также принимали квакеры – так назывались члены Религиозного общества друзей, основанного английским проповед­ ником Джорджем Фоксом около 1652 г. Фокс учил, что для общения с Богом 127
человеку не нужно ходить в церковь, общаться со священнослужителями и даже читать Библию, достаточно прислушиваться к внутреннему голосу, через который высшие силы донесут до него все, что необходимо. Эта возможность есть у каждого человека на Земле, даже у представителей других религий и атеистов. «Друзья» полагали, что доброта заложена в самой природе человека, а потому нет необходимости пытаться воспитать ее внешними средствами. Из этих взглядов проистекал мирный характер квакерства и их стремление к терпимости и равенству. Существует версия, согласно которой название течения, произошедшее от английского слова quake («дрожать, трепетать»), было изобретено противниками квакеров, которые называли их «трепетунами» за миролюбивые убеждения. По другой версии это слово обозначало священный трепет, снисходивший на квакеров в минуты божественного озарения. Наконец, есть мнение, что слово произошло от искаженного co-worker, то есть товарищ по труду. Разумеется, английские светские и духовные власти «друзьям» были не рады: сам Джордж Фокс сидел в тюрьме восемь раз. Выходом стала эмиграция в Новый Свет. Королю Карлу II не хватало денег на пышные увеселения, и он брал существенные займы у аристократов, одним из которых был адмирал Пенн. В 1682 г. король, не желая отдавать долг деньгами, даровал грамоту на заселение свободных земель в североамериканских колониях его сыну Уильяму Пенну, который стал к тому времени ведущим последователем Фокса и одним из лидеров движения. Квакеры, прибывшие в Новый Свет во главе с Пенном, избрали для проживания лесистую территорию, которую они назвали Пенсильванией (от лат. silvus – «лес»), то есть лесной землей Пенна. Узнав о прибытии «друзей» и об основании ими собственной колонии, пуритане пришли в ярость. Причин тому несколько. Прежде всего, в понимании квакеров общение человека с Богом – это процесс, который не требует посредников в лице священнослужителей. Конечно, у квакеров были свои духовные лидеры, подобные тому же Уильяму Пенну, однако они выполняли, скорее, роль наставников и были первыми среди равных. С точки зрения квакерского вероучения проповедником и проводником слова Божьего как для самого себя, так и для окружающих мог служить любой человек, который приложил достаточно усилий для того, чтобы прислушаться к высшему голосу внутри себя. Основным религиозным обрядом «друзей» были молчаливые собрания, в ходе которых члены общины читали Писание, пытаясь услышать голос свыше. Когда кого-то из них озаряло нечто подобное, он просто вставал и начинал рассказывать товарищам все, что ему подсказывал этот голос. Соответственно, не существует ни одной признанной книги, в которой сами квакеры последовательно бы излагали суть своего учения. По этой логике последователи Фокса и Пенна не рассматривали Библию как необходимый и достаточный источник божественной мудрости. Они по128
лагали, что Священное Писание, бесспорно, является замечательной книгой, чтение которой полезно, но сам факт того, что человек не знаком с Библией и даже не слышал о ней, не закрывает для него дорогу к Богу. У всякого живущего на Земле разумного существа есть возможность услышать Его голос в самом себе. Следовательно, любой человек в любом месте земного шара может быть не менее добрым христианином, чем самый яростный пуританин. Квакеры учили, что даже индейцы, которых пуритане клеймили как человекоподобных существ, не способных воспринимать христианство и служащих игрушкой дьявола, могут вести жизнь, не менее соответствующую христианским канонам, нежели колонисты Новой Англии, причем для этого им не потребуется храмов или проповедников6. Квакеры последовательно исповедовали идеалы равенства и естественности. Они считали, что обращать в рабство и завоевывать кого бы то ни было, прикрываясь лозунгом о распространении «истинной веры», неприемлемо и в корне подрывает христианство. Точно так же «друзья» отвергали запутанный этикет и условности современного им общества, ибо это отчуждало людей друг от друга, нарушало их возможности наслаждаться божественным прозрением сообща. По какому праву аристократ или зажиточный буржуа считается достойнее бедного рабочего, если последний может слышать и понимать голос Бога? Очевидно, что такие взгляды не только встречали отторжение пуританских лидеров, но и неизбежно должны были привести к кровавой атаке последних на квакерское инакомыслие. В отличие от квакеров, пуритане считали еретиками всех, кто исповедовал христианское учение в иной форме, не говоря уже о представителях других религий или верованиях коренных американцев. Пуритан раздражало и то, что квакеры бесстрашно отправлялись в самое сердце Новой Англии в попытке донести свое учение до ее обитателей. Еще больше духовные власти колоний Восточного побережья злило то, что пришельцы из Пенсильвании с радостью принимали наказания, с улыбкой перенося пытки и идя к виселице, словно на праздник. Конечно, пуритане не могли по своему обыкновению превратить казнь очередного из «друзей» в душе­полезное и приятное зрелище, кульминацией которого стала бы прочувствованная речь с эшафота самого осужденного. Напротив, последователи Пенна, уже стоя с петлей на шее, продолжали излагать собравшимся вокруг зрителям свое учение, из-за чего казни приходилось проводить поспешно, сопровождая их оглушительным грохотом барабанов, дабы не дать свидетелям услышать слова осужденного. Все это, разумеется, приводило к тому, что подобные события сильно проигрывали в зрелищности и наводили на мысль о том, что пуритане попросту устраняют конкурентов. 6 The Puritans: A Captivating Guide to the English Protestants Who Grew Discontent in the Church of England and Established the Massachusetts Bay Colony. 2021. 129
Объемистая «Книга мучеников» Джорджа Бишопа7 известна также как «Новая Англия под судом Духа Божьего» и представляет собой огромный каталог бесконечных пыток и казней, которым подвергались «друзья» на американской земле. Достаточно прочесть несколько страниц этого сочинения, чтобы понять всю тщетность попыток официальных историков доказать, будто американское государство основано на идеалах равенства, терпимости и взаимопонимания. Жестокость и бескомпромиссность, с которой последователей Фокса и Пенна преследовали пуританские власти, в некоторых деталях даже напоминают казни в Третьем рейхе протестантских пасторов, не согласных с нацистской идеологией. Квакеры остались относительно малочисленной группой американского населения, вследствие изложенной выше специфики их учения, и в отличие от пуритан не смогли (да и не стремились) создать собственную модель государственности. Конечно, со временем ослабевало и пуританское влияние в американском обществе8. Приток переселенцев, нараставший с каждым годом, привел к тому, что даже строгий контроль со стороны властей не смог предотвратить размывание пуританской идеологии и постепенный отход все новых и новых групп населения от следования букве того учения, которое развивали первые поколения колонистов. Однако это вовсе не означает, что идеи о богоизбранности американской нации, ее исключительной исторической роли и особом предназначении стать спасительницей всего рода человеческого исчезли. Они лишь переместились из сферы теологии в область национальной мифологии, которая до сих пор властвует над умами многих американцев и правящих элит. Bishop G. New England Judged By the Spirit of the Lord. 2010. Свидетельством этому стали две волны так называемого Великого пробуждения, захватившие восточные штаты в 1734 и 1739 гг. Первая из них зародилась в Коннектикуте, где проповедовал священник Джонатан Эдвардс (1703–1758). Колонисты бросали работу, забывали о пище и любых обязанностях, посвящая дни и недели чтению Библии. Многие начинали биться в экстазе, одни безудержно рыдали, другие столь же неистово заливались смехом, кто-то вдохновенно рассказывал о снизошедшей на него Господней благодати, а кто-то в ужасе причитал, что осужден на вечные муки в аду. Подобные явления одинаково распространились среди фермеров и городских жителей, богачей и бедняков, даже профессоров и студентов колледжей в Йеле и Гарварде. Вместе с тем, когда очередная волна Пробуждения начала ослабевать, у «пробудившихся» вновь стали проявляться все те же тревожные симптомы, похожие на нервное или психическое расстройство. Некоторые впадали в глубочайшую депрессию, иные признавались, что постоянно слышат голоса, приказывающие им покончить с собой. 7 8 130
Иллюстрации к главе 6 Казнь квакерши М. Дайер пуританами. Неизвестный художник. Сожжение запрещенных книг пуританами в Массачусетсе. 131
Джордж Фокс, создатель Религиозного общества друзей. Лидер квакеров и заклятый враг пуритан У. Пенн. Суд над М. Уолкотт и «салемскими ведьмами», одно из самых трагических проявлений религиозного фанатизма в Америке. 132
Глава 7 Возникновение мифа о «Стране свободы»: прав ли был Алексис де Токвиль? Итак, становление американской государственности началось задолго до провозглашения в 1776 г. Соединенных Штатов Америки. Американское государство было основано выходцами из Англии, в большинстве своем принадлежавшими к пуританам, по сути религиозными фанатиками, которые привыкли видеть во всем промысел высших сил и чье поклонение Богу нередко принимало экстремистские, даже бесчеловечные формы. Несмотря на то что пуритане покинули свое прежнее отечество в первую очередь потому, что считали современное английское общество глубоко греховным, они принесли на американскую землю многие социальные и экономические институты, которые совершенствовались в течение столетий. Прецедентное право, развитое для своего времени гражданское общество, относительно высокая социальная мобильность, преобладание частной инициативы, высокоорганизованные торговые институты – эти и многие другие сильные стороны английского общества, которые помогли Англии со временем стать мировой империей, были успешно перенесены на американскую почву. Тем не менее общество, которое удалось построить английским колонистам, не стало улучшенной копией английского. Напротив, уже в XIX столетии стало очевидно, что Соединенные Штаты Америки обладают особыми признаками государственности, которые не только отличают их от Англии, но делают непохожими вообще на какое бы то ни было из современных обществ. Одним из первых европейских наблюдателей, отметивших это, стал Алексис де Токвиль (1805–1859). Будучи еще совсем молодым человеком, Токвиль был отправлен в рабочую поездку по США с целью изучения местной пенитенциарной системы. Путешествие молодого француза затянулось, и его исследование со временем вышло за рамки первоначальной задачи, превратившись в анализ американского общества, прежде всего его политического устройства. Результатом стала знаменитая книга «Демократия в Америке»1, вышедшая в 1835 г. Некоторые называют ее лучшей книгой о демократии, другие – лучшей книгой об Америке. И хотя труд Токвиля действительно является значимым произведением общественной мысли своего времени, вряд ли его можно считать непредвзятым. Книга «Демократия в Америке» от начала до конца проникнута восторженно-апологетическим духом. При ее чтении может сложиться впечатление, будто США представляют собой венец политической истории человечества, общество будущего, которому непостижимым образом за считанные десятилетия удалось достичь того, чего другие го1 Токвиль А. де. О демократии в Америке. М., 2018. 133
сударства не могут добиться столетиями. Разумеется, труд французского исследователя не теряет своей популярности и в современной Америке. В работе Алексиса де Токвиля многое из того, что в той или иной степени можно было встретить в современном ему американском обществе, было гипертрофировано воображением автора. Француза удивляет, каким образом американцы способны самостоятельно выстраивать общественную жизнь, не прибегая к помощи государства, которое к тому же само не желает вмешиваться больше, чем требуется. Американцы склонны к самоорганизации: они объединяются в общества и клубы по любому поводу, что нередко доходит до абсурда, однако часто помогает решать социальные проблемы своими силами. При этом американское правительство и государственный аппарат, как отмечает Токвиль, немногочисленны и имеют относительно небольшие полномочия, не стремясь приумножить свою власть над народом. В Соединенных Штатах, с удивлением восклицает автор «Демократии в Америке», даже нет прослойки чиновников как таковой. Продолжая перечисление того, чем его удивили Америка и американцы, француз отмечает, что американцы – хорошие солдаты, однако сами по себе миролюбивы и не стремятся воевать с другими государствами. Они изобретательны, дружелюбны, гостеприимны, открыты, ответственны и вместе с тем в нужный момент готовы взять на себя разумный риск. Несложно понять, что книга Токвиля является исчерпывающим каталогом мифов о США и американцах, большинство из которых не только существуют в наши дни, но и активно используются официальной пропагандой. Впрочем, в этом нет вины автора. Нужно понимать, что француз описал то, что увидел и смог понять, а в самих США он был только несколько месяцев. При этом он преимущественно посещал наиболее крупные города и поселки. Далеко в стороне от маршрута Токвиля остался знаменитый фронтир, где, как мы помним, властвовали совсем иные порядки, чем на Восточном побережье. Поэтому многое осталось скрытым от глаз французского путешественника: чудовищный геноцид индейцев, которых Белый дом упорно отказывался признавать американскими гражданами; двуличие в вопросах рабства; жестокая расовая и этническая сегрегация, от которой страдали не только чернокожие; нечеловеческие условия фабричного труда; рассеянные по стране очаги анархии и преступности; повальная коррупция среди политиков; торговля должностями; бесконтрольность в вопросах государственных финансов, которые фактически обслуживали узкокорпоративные интересы элиты. Самоорганизация американцев, так восхищавшая автора «Демократии в Америке», приводила к местничеству, сепаратизму и необузданному лоббизму самых ­абсурдных идей во властных кругах. Отсутствие профессиональных чинов­ ников создавало основу для вопиющей некомпетентности в принятии государственных решений. Хваленая «сдержанность» государства и его невмешательство в дела гражданского общества в реальности были обусловлены тем, 134
что Вашингтон был занят обслуживанием интересов торгово-экономических элит, наделявших президентов властью и лишавших ее. На объективности анализа, проведенного в книге Токвиля, сказалось и то, что других достоверных источников информации о заокеанском государстве в те времена было немного. В глазах европейцев Соединенные Штаты были полулегендарной страной, а самих американцев считали едва ли не дикарями. Достаточно сказать, что А. С. Грибоедов принял роковое решение ехать в Персию после того, как узнал, что альтернативой этому является работа в российской дипмиссии в США2. Даже в середине XIX столетия, отправляя академика Иосифа Гамеля в поездку в Америку для ознакомления с состоянием науки, царское правительство взяло с него письменное обещание не употреблять там человеческого мяса. В связи с этим увиденное Алексисом де Токвилем в Америке и описанное им в книге стало откровением как для автора, так и для читателей. Нужно понимать, что в тот момент, когда книга «Демократия в Америке» вышла в свет, политическая ситуация во Франции была крайне неспокойной. Реставрация монархии после наполеоновских войн привела к застою и регрессу в экономической и политической жизни, что в конечном итоге вызвало волнения в стране. В результате Июльской революции 1830 года к власти во Франции пришла финансовая аристократия, за которой прослеживалась тень всемогущего семейства Ротшильдов. В низах общества шло брожение: их в одинаковой сте­ пени не устраивал старый порядок и новая власть. Многие из тех, кто помнил ужасы Великой французской революции, ее террор, голод, кровопролитие, опасались, что нечто подобное возникнет вновь. Именно поэтому после путешествия в США убежденному консерватору Алексису де Токвилю показалось, будто он нашел противоядие от «революционной заразы», которая в его понимании угрожала Франции и всей Европе. Он призвал как можно более тщательно изучить опыт «Страны свободы» и последовать по ее пути. Интересно отметить, что через несколько лет после выхода книги Токвиля другой французский консерватор, маркиз Астольф де Кюстин (1790–1857) выпустил свой труд «Россия в 1839 году»3, где описал свои впечатления от поездки на восток. Если работа Токвиля написана в восторженном ключе, то Кюстин, напротив, изобразил Россию в мрачных тонах, как деспотическое государство, чьи успехи завоеваны лишь рабским трудом и полным пренебрежением к человеческой жизни. Поскольку французский язык в те времена являлся общеевропейским языком культуры, то обе книги – Алексиса де Токвиля и Астольфа де Кюстина – стали почти мгновенно известны всем образованным читателям Старого Света. Эти два автора внесли немалый вклад в то, чтобы научить Европу взирать с надеждой в сторону США и с тревогой и опасением – в сторону России. 2 3 Кириллова Г. «Дом Грибоедова» не по Булгакову // Коммерсант. 2007. Кюстин А. де. Россия в 1839 году. КоЛибри. 135
Итак, в какой степени был прав Токвиль, когда утверждал, что американское государство и общество первой половины XIX столетия представляли собой едва ли не высшую точку прогресса? К началу XIX столетия, через четверть века после формального обретения независимости, Соединенные Штаты Америки оставались довольно непримечательным государством. Их территория лишь незначительно расширилась за пределы первых тринадцати штатов. С экономической или военной точки зрения они также ничем не могли удивить европейцев. Европа оставалась для образованных американцев предметом преклонения в культурном плане, о чем свидетельствует тот факт, что большинство американских интеллектуалов XIX столетия получили образование в германских университетах. Европа задавала тон американцам и в хорошем вкусе. Удивительно, но даже во время Гражданской войны 1861–1865 гг., когда флот северян блокировал морскую торговлю Юга, многие корабли южан, с риском прорывавшие блокаду, везли из Европы не только оружие и боеприпасы, но и платья, алкоголь и дорогую мебель – настолько американцы привыкли ко всему европейскому. К 1863 г. Конфедерация была вынуждена принять закон, по которому все корабли обязывались освобождать 50 % грузового пространства для военных поставок. Однако уже первые десятилетия XIX века принесли серьезные перемены. В эту эпоху Америка испытала беспрецедентно бурный рост на всех направлениях. Прежде всего, расширилась территория. Штаты, некогда зажатые между неосвоенными землями Запада и Атлантическим океаном, приросли сперва за счет Луизианской покупки Томаса Джефферсона, потом у испанцев была куп­ лена «по ошибке» оккупированная американцами Флорида, а в 1806 г. снаряженная правительством экспедиция Мэриуэзера Льюиса (1774–1809) и Уильяма Кларка (1770–1838) вышла к Тихому океану, провозгласив открытые земли частью Соединенных Штатов. Территориальное расширение США в эти де­ сятилетия по своим масштабам, видимо, уступает лишь освоению Сибири в XVII–XVIII столетиях. Других подобных прецедентов история Нового времени просто не знает. На новые американские земли практически мгновенно хлынул поток пе­ реселенцев. Изобилие ресурсов и свободной земли стимулировали рождаемость, которая превышала европейские показатели, а также привлекала потоки мигрантов из густонаселенной Европы, где земли катастрофически не хватало. Благодаря огромным пространствам плотность населения была крайне невысокой, вследствие чего локальные вспышки инфекционных заболеваний не приводили к повальным эпидемиям. Все эти факторы привели к бурному росту населения в США: число американцев в XIX веке удваивалось каждые 23 года. Америка быстро урбанизировалась. Уже в первой половине XIX в. городское население уравновесило сельское, чему способствовала широкая по ­своим масштабам индустриализация. К началу Гражданской войны чуть ме136
нее половины всех американцев работали вне сельского хозяйства, прежде всего в промышленности, на транспорте и в сфере услуг. Благодаря этому, повидимому, примерно с 1820-х гг. темп роста валового продукта начал обгонять увеличение населения. Американский ВВП удваивался в среднем за 15 лет. В чем заключается секрет стремительного роста американской экономики? Первые два фактора – это население и земля. Нельзя не упомянуть и в высшей степени благоприятную географию новых земель. С одной стороны, это равномерное чередование ландшафтов, отсутствие труднопроходимых горных хребтов, разветвленная речная сеть, с другой – мягкий климат даже в северных штатах. Еще одним важнейшим фактором является дешевый капитал, который американские финансовые власти стремились предоставить предпринима­ телям. Безусловно, Вашингтон рассматривал банковскую систему в первую очередь через призму собственных интересов, однако нельзя отрицать, что политика правительства США на протяжении начального периода истории государства во многих аспектах отвечала потребностям растущей экономики. Другой ключевой фактор, связанный с политикой правительства, состоит в защите отечественного производителя. Классическая точка зрения, приводимая в учебниках по истории, заключается в том, что руководство страны с момента обретения независимости вело в целом либеральную внешнеэкономическую политику, содействуя снятию таможенных барьеров и снижению пошлин и тарифов. Однако это заблуждение. Александр Гамильтон, первый министр финансов США и близкий друг Вашингтона, еще в канун Войны за независимость сформулировал свою программу экономического развития американского государства, глубоко протекционистскую по своей сути. Американцы понимали, что защита национальной промышленности позволяет форсированными темпами провести индустриализацию, что в реальности и произошло4. Вместе с тем протекционизм, который проводил в жизнь президент, имел гибкий и избирательный характер, так как был направлен в основном на те отрасли (с учетом специфики регионов), которые имели потенциал с точки зрения внутреннего и мирового рынка. Программа Гамильтона, в итоге принятая с учетом концепции Т. Джефферсона, служила источником вдохновения для американских государственных деятелей едва ли не на протяжении всего XIX столетия. В то же время сегодня ее роль всячески замалчи­ вается исследователями, которые вместо этого превозносят теоретиков свободной торговли, хотя большинство таких авторов в свое время поднималось на смех самими американцами. В целом на протяжении XIX века американские власти не просто помогали национальной экономике, но и сами активно выступали в качестве хозяйственного субъекта. Власти штатов учреждали банки, выпускали облигации 4 Meardon S. “A Reciprocity of Advantages”: Carey, Hamilton, and the American Protective Doctrine. Early American Studies, 2013. 137
муниципального займа, входили в число учредителей предприятий, меняли местное законодательство, экспериментировали с налогообложением и таможенным режимом, то есть вели себя как настоящие предприниматели, не полагаясь на решения федерального правительства, которое они справедливо считали малокомпетентным в вопросах экономики. И эту особенность можно уверенно отнести к сильным сторонам американской государственности, обеспечившим значительные показатели роста промышленности и торговли. Большое значение для экономического роста в США в описываемый пе­ риод имеет развитие транспортной инфраструктуры. К тому моменту, когда США начали стремительно прирастать новыми территориями, состояние путей сообщения даже на Восточном побережье оставалось плачевным. Разу­ меется, на вновь присоединенных территориях путей сообщения не было вовсе. Имеющиеся дороги были настолько непригодны для передвижений, что доставка груза морским путем от Лондона до Нью-Йорка занимала меньше времени и обходилась дешевле, чем перемещение того же груза из Нью-Йорка до городов в глубине материка. В этих условиях основной акцент был сделан на развитии внутренних водных сообщений. По примеру англичан американцы взялись за расчистку рек и устройство каналов, наиболее известным из которых стал прорытый до Нью-Йорка канал Эри, который обеспечил главный город государства надежным сообщением с районом Великих озер, где уже начал свой подъем новый финансово-промышленный центр страны – Чикаго. Параллельно много усилий было сделано по обустройству дорог. Американцы быстро поняли выгоды, которые открывает метод дорожного строительства, разработанный шотландским инженером Джоном Мак-Адамом, и переняли эту технологию. Однако настоящим символом Америки того времени стали железные дороги. Один из американских публицистов писал в 1853 г.: «Строительство ­железных дорог – это поистине промысел Божий. До сих пор было два промысла – древнегреческая и христианская цивилизация, и вот сейчас пришла железная дорога». Железные дороги действительно сыграли фундаментальную роль в американской истории. Долгое время считалось, что они стали основ­ным двигателем экономического роста в США в описываемый период. Исследования середины XX века, прежде всего работы нобелевского лауреата Роберта Фогеля, показали, что значение железных дорог больше: хотя непосредственный вклад железнодорожного транспорта в рост американского ВВП в XIX столетии не превышает 5 %, строительство и эксплуатация железных дорог стимулировали рост посредством создания большого количества рабочих мест, возможностей для выгодных инвестиций, рынка сбыта промышленных товаров и, конечно, спроса на технологические новшества. Однако строительство железных дорог наложило неизгладимый отпечаток на социальные и политические институты. Не будет преувеличением ­сказать, что они стали одним из ключевых факторов формирования амери138
канской государственности. Одна из главных инноваций, привнесенная ими, заключается в невероятном усилении политической власти частного сектора. Уникальность американского опыта строительства железных дорог заключалась прежде всего в том, что именно частные корпорации играли ведущую роль в этом процессе. При этом федеральная и муниципальная власть была не просто оттеснена, она была низведена до уровня придатка частного капитала, обслуживавшего за соответствующее вознаграждение его интересы. В этом состоит радикальное отличие американского опыта, к примеру, от Англии или Франции, где сама идея отдать строительство дорог всецело в руки коммерсантов вызывала резкое отторжение общества. Конечно, частный капитал широко использовался и в этих странах, однако государство в этом процессе всегда занимало сильную позицию. США изначально пошли по другому пути. На заре эры строительства железных дорог, главную роль по традиции пытались играть власти штатов. Тем не менее вскоре выяснилось, что ни в финансовом, ни в организационно-техническом плане они не могут задавать тон в реализации больших проектов хотя бы потому, что любая дорога проходила по территории многих штатов. Федеральное правительство также потерпело фиаско. Оказалось, что влиятельные финансово-промышленные группы не только желают видеть Вашингтон в роли своего помощника, а не наставника, но и имеют для этого все ресурсы. Железнодорожные магнаты прокладывали дороги, как хотели и куда хотели. При этом федеральная власть и власти штатов старательно разыгрывали роль контролеров и выразителей интересов общества. На самом деле за этим спектаклем скрывалась жестокая коррупционная борьба. Так, мэры городов соперничали в подкупе руководителей частных компаний, стремясь к тому, чтобы очередная ветка прошла именно через их город. В Америке XIX века это было поистине вопросом жизни и смерти. Известно немало случаев, когда обойденный дорогой город приходил в упадок за несколько лет. Государственные и муниципальные власти нередко сами становились предпринимателями и использовали бюджетные деньги для осуществления проектов по сооружению железных дорог. Часто эти проекты в силу неумелого руководства заканчивались крахом, который ставил местные правительства на грань банкротства. В таких случаях на помощь приходил частный капитал, для которого эта ситуация всегда означала прекрасную возможность «купить» правительство штата. Подсчитано, что к 1870-м годам общая площадь земель, переданных государством частным компаниям для прокладки железных дорог, превысила территорию Франции и Германии вместе взятых. При этом зачастую дороги строили, говоря современным языком, гастарбайтеры (в основном ирландские и китайские рабочие). Однако железнодорожные магнаты увлекались строительством реальных путей сообщения лишь до тех пор, пока видели в этом источник сверхприбылей. Когда банковская система и финансовый рынок развились настолько, что 139
позволили до мелочей отработать сделки с акционерным капиталом, американские олигархи поняли, что железная дорога является замечательным прикрытием для их проектов, причем в отличие от прежних времен даже не требовалось заботиться о качестве исполнения. Замечательным примером этой тенденции стало строительство первой трансконтинентальной железной дороги, широко разрекламированной на всю страну как проект столетия, поистине общенациональное предприятие, беспримерный подвиг американского народа. На волне всеобщего возбуждения была открыта подписка: огромное количество простых американцев горело желанием внести посильный вклад в великий проект, а заодно прилично подзаработать. Для строительства были привлечены также значительные суммы из государственного бюджета. Однако, когда в 1883 г. «Юнион Пасифик» и «Вестерн Пасифик» – две крупнейшие железнодорожные корпорации – закончили строительство дороги, когда утихло ликование и закончились роскошные банкеты по поводу окончания проекта, выяснилось, что железную дорогу фактически придется отстраивать заново. Качество работ было не просто низким, казалось, речь шла о намеренном саботаже: даже рельсы были уложены настолько неровно, что паровоз не был в состоянии двигаться по ним. В ходе последовавшего грандиозного скандала обнаружилось, что аферу лично прикрывали высшие должностные лица государства вплоть до вице-президента Ш. Колфакса и конгрессмена Дж. Гарфилда, занявшего президентское кресло в 1881 г. Именно президент Гарфилд сыграл главную роль в «прикрытии» всего проекта5. Таким образом, фундаментальное значение железнодорожного бума XIX столетия для становления американской государственности заключается в том, что в эти десятилетия сложились основы американской корпоратократии – политического и экономического доминирования частных корпораций. Именно корпоративная элита становилась центром принятия политических решений. Государственная власть оказывалась при этом в довольно незавидной роли, выполняя в лучшем случае роль компаньона, в худшем – слуги корпоративной олигархии. Тогда же берет свое начало практика использования государства в качестве спасателя, готового в кризисной ситуации прийти на помощь частному капиталу, снабдив его деньгами налогоплательщиков. Описанная система взаимоотношений бизнеса и государства, если опустить детали, мало отличается от того, что можно наблюдать в современной Америке. При этом откровенный цинизм, с которым Вашингтон принуждает налогоплательщиков оплачивать авантюры корпораций остается фактически неизменным. Спасение за государственный счет группы нечистоплотных маг­ 5 Уже через полгода на Гарфилда напал террорист-одиночка. По иронии судьбы это случилось на вокзале. Анархист лишь нанес ранение средней тяжести, и Гарфилд имел все шансы на выздоровление, если бы не главный хирург военно-морского флота, который почему-то забыл элементарные правила медицины и принялся искать пулю в открытой ране, даже не обработав руки. Неудивительно, что вскоре развилось тяжелое заражение, от которого глава государства скончался. 140
натов, которые решили сделать «легкие деньги» из наспех проложенной железной дороги, мало чем отличается от «заливания деньгами» Уолл-Стрит после того, как современные финансисты спровоцировали крах 2008 года. Тем не менее история становления железнодорожной отрасли в США примечательна не только с точки зрения формирования корпоратократии. Она интересна еще и тем, что характеризует саму систему государственного управления в США, которая сделала возможным доминирование частных интересов над структурами, стремившимися к выражению интересов всей американской нации. Дело в том, что в Америке XIX века таких структур в их классическом понимании не было. Как уже было отмечено, класс профессиональных государственных служащих в то время не существовал. Считалось, что «Стране свободы» не нужна профессиональная бюрократия, которая якобы может быстро взять в свои руки бразды правления и разрушить демократию. Подобно тому, как в представлении американцев того времени вести войну должны были солдаты-любители, которые берут в руки оружие лишь на время боевых действий, обеспечивать функционирование государства должны были чиновники-любители, которые не посвящали профессиональную жизнь совершенствованию своих навыков, а занимали и оставляли посты исходя из личных склонностей и пристрастий. Эта модель пронизывала все уровни государственной службы, начиная с правительства и заканчивая самыми скромными должностями муниципальной службы. В правительстве распределение министерских кресел было результатом сложной системы договоренностей, которая существовала внутри партий и между ними. Определенная фракция внутри партии могла поддержать кандидатуру на пост президента из другой фракции при условии предоставления ей тех или иных министерских портфелей. Губернаторы раздавали должности друзьям и родственникам тех, кто оказывал им поддержку во время избирательной кампании. Ответственные посты, связанные с необходи­ мостью иметь специальные знания и навыки, часто занимали популисты, ­которые умели очаровать толпу своим красноречием. Эта практика не пред­ усматривала поэтапное построение карьеры на государственной службе: нахождение в должности обычно ограничивалось избирательным сроком или пребыванием у власти патрона. Разумеется, в этих условиях главным мотивом обладателя заветной должности было извлечение максимальной выгоды для себя. Понятия репутации государственного служащего или деловой этики просто не существовало, а потери при уходе с поста были минимальными. Все это приводило к разгулу коррупции и откровенному лоббизму интересов тех, на кого работал временный чиновник. Еще одной стороной этой практики была вопиющая некомпетентность. Большинство управленцев-любителей не имели представления о той сфере деятельности, где им предстояло работать. Свою задачу они видели в том, что141
бы на максимально выгодных для себя условиях найти частного подрядчика, который выполнит требуемую работу. Разумеется, качество результата они практически не могли проконтролировать и полагались на советников и консультантов – также из частной сферы. Неудивительно, что в итоге возводились железные дороги или каналы, полностью непригодные для езды или плавания по ним6. Итак, история США в XIX столетии дает, с одной стороны, пример блестящего роста национальной экономики, а с другой – доходящих до крайности противоречий в области политики и государственного управления. Каким ­образом этот период отразился на развитии американской государственности, ведь сама по себе политическая жизнь и государственный аппарат еще не формируют государственности? Коррумпированность американских управленцев XIX века и их лояльность в отношении корпораций мало характеризуют государственность в США как таковую. Поэтому важно проследить, каким образом и под воздействием каких сил формировались и эволюционировали важнейшие институты американского государства после того, как начался его бурный рост. Пожалуй, наибольшее влияние на характер «Страны свободы» в первой половине XIX века оказала эпоха президента Эндрю Джексона. «Джексоновская демократия», сформировавшаяся в 1820–1840 гг., определила лицо Америки, которая со временем изберет такого колоритного президента, как Ав­ раам Линкольн, президента немыслимого, скажем, для начала столетия, и придет к междоусобной войне. Алексис де Токвиль посвятил не одну страницу анализу «джексоновской демократии». Его вердикт был таков: этот режим олицетворял собой пример экстремального демократического правления, когда малейшее изменение настроений народных масс побуждало руководство страны принимать поспешные и далеко не всегда удачные политические решения. В качестве примера Токвиль приводил судьбу Второго банка Соединенных Штатов, предшественника современных государственных регуляторов кредитно-денежной поли­ тики, который был упразднен Джексоном якобы в ответ на требования широНекоторую помощь в сложившейся ситуации оказывали представители вооруженных сил. Военная академия в Вест-Пойнте являлась единственным в стране учебным заведением, где можно было не только изучить военное дело и приобрести навыки командования и управления, но также овладеть разносторонними знаниями из инженерно-технической области. Именно поэтому Вест-Пойнт был так популярен среди зажиточных слоев общества. Даже если молодой человек не был настроен на военную карьеру, его зачастую посылали в Вест-Пойнт с тем расчетом, что после прохождения службы в положенный срок он сможет занять выгодную гражданскую должность. Особенно это касалось наиболее способных кадетов, которые по окончании службы распределялись в инженерные войска и артиллерию – армейскую элиту, где можно было усовершенствовать свои познания в технической сфере. Философия воинской чести, достаточно активно исповедовавшаяся в стенах академии, также в некоторой степени помогала ее выпускникам если не сохранять безупречный моральный облик, то, по крайней мере, не собирать взятки со всех, кто их мог предложить. 6 142
ких масс населения. Безусловно, этот шаг побудил вернуться на федеральном уровне к золотому стандарту, что на время отсрочило наступление эпохи глобальных денежных махинаций олигархических кланов. Однако ликвидация банка, который хотя бы в некоторой степени мог сдерживать разгул бесконт­ рольной эмиссии бумажных денег в интересах этих кланов, также породила возникновение огромного количества частных кредитных учреждений, которые со временем образовали фундамент сомнительной финансовой архитектуры, обслуживавшей корпоративные интересы ценой общественного благосостояния. Этот пример демонстрирует противоречивость изменений в американской государственности, которые наблюдались в первой половине XIX века. С одной стороны, в эту эпоху произошло становление модели массовой политики. Действительно, политический ландшафт при Джексоне изменился весьма заметно: политика перестала быть заповедником выходцев из богатых и знатных семей, которые в буквальном смысле монополизировали право решать судьбу государства, избирательно прислушиваясь к гласу народа. Теперь как на уровне штатов, так и на федеральном уровне появились политики, которые, если и не были непосредственными выразителями воли широких слоев общества, по крайней мере, были с ними как-то связаны. Сам Эндрю Джексон имел биографию, которая сильно отличалась от биографий, к примеру, Вашингтона или Джефферсона. Его родители не были плантаторами, они не принадлежали к колониальной аристократии и даже не могли похвастаться принадлежностью к первым поколениям переселенцев. Они были бедны и имели ирландские корни, что само по себе было большим минусом с точки зрения положения в обществе. Молодой Джексон самостоятельно пробивался, занимаясь адвокатской практикой, фермерством, а потом делал карьеру в ополчении, где он «прославился» истреблением индейцев. По меркам своего времени это был настоящий американский self-made man – «человек, сделавший себя сам». Соответствующим образом Джексон выстраивал свою политическую риторику. Он жестко критиковал имущественный ценз для избирателей, аристократизм современных ему политиков, требовал равенства возможностей для всех граждан страны. Казалось бы, налицо истинный демократ, который в роли президента будет отстаивать интересы незащищенных и бедных слоев американского общества. Не стоит впадать в подобную иллюзию: «джексоновский демократизм» заканчивался тогда, когда он переставал быть удобен элите, и бывший «победитель» индейцев с такой же легкостью отправлял солдат расстреливать бастующих рабочих, как некогда – краснокожих. Демократические тенденции в политической жизни Америки той эпохи на деле носили глубоко прагматический подтекст. Как мы помним, страну буквально захлестнула волна эмигрантов, которые искали лучшей жизни на американской земле. Очень многие из них такой жизни либо не находили, либо 143
были вынуждены работать в призрачной попытке стать очередным «человеком, который сделал себя сам». Испытания, которые выпали на долю рядовых американцев в эпоху становления промышленного капитализма, легко могли до крайности обострить напряженность в обществе. Поэтому стала насущной необходимость снизойти до тех этажей социальной иерархии, которые политики более ранних эпох посещали лишь время от времени. Яркая примета джексоновской эпохи – публичность политики. Если на рубеже XVIII–XIX вв. перед простыми гражданами выступали преимущественно отъявленные демагоги, то в 1820-х гг. речи перед самыми разнообразными группами избирателей не просто стали считаться хорошим тоном, но и стали обязательным атрибутом политика. Конечно, это не означает, что популизм и откровенно лживая демагогия ушли из политической жизни. Напротив, как отмечает в упомянутой книге Токвиль, «парады, пикники и клеветнические кампании характеризовали политиканство времен Джексона». Приемы и ­инструменты манипуляции общественным мнением, которые широко применяются современными американскими политиками, могут использовать риторику и образы времен пуритан, однако в техническом отношении они восходят к эпохе «джексоновской демократии». Следующими шагами в развитии американской государственности станут Гражданская война 1861–1865 гг. и эпоха «баронов-разбойников» конца XIX в., когда корпорации и кланы открыто заявят о своем доминировании над государством. 144
Иллюстрации к главе 7 Алексис де Токвиль. Обложка одного из первых изданий книги «Демократия в Америке». Один из первых пассажирских поездов в Америке. 145
Чикаго в XIX веке. Э. Джексон, один из самых неординарных и радикальных президентов США, приносит присягу на Библии. 146
Истребление индейцев. Убийство президента Дж. Гарфилда. 147
Глава 8 Агрессия на американской земле: Вашингтон учится завоевывать новые земли Бурное экономическое развитие США в XIX столетии заставляет многих авторов говорить об этой эпохе как о золотом веке Америки и американского общества, когда идеалы свободы и демократии действительно претворялись в жизнь. Однако эта же эпоха ознаменовалась целым рядом масштабных войн, развязанных США. Американская государственность неотделима от традиции агрессивных, завоевательных войн. Они начались задолго до того, как Вашингтон вышел на мировую арену в эпоху Первой мировой войны. Уже первые шаги Америки как самостоятельного государства были неразрывно связаны с военной экспансией, поводы для которой американская элита не уставала искать на всем протяжении XIX века. Даже Гражданская война 1861–1865 гг. по многим признакам может рассматриваться как завоевательная. Захватнический замысел лежал в основе второго крупного вооруженного конфликта в истории США – Англо-американской войны 1812–1815 г., которую сами американцы иногда (совершенно неправомерно, как мы увидим далее) называют Второй войной за независимость. Как известно, в 1812 г. к своему апофеозу подошли наполеоновские войны. Французский император готовился к вторжению в Россию. Увлеченный идеей установления гегемонии в Старом Свете, он до такой степени потерял интерес к заморским колониям, что продал Вашингтону в 1803 г. французскую Луизиа­ ну – огромную территорию в 2,1 млн кв. километров, простиравшуюся от Канады до Мексиканского залива, – за смехотворную сумму, в пересчете по текущей покупательной способности за 230 млн долларов. Сегодня на этой территории, занимающей 22 % общей площади страны, частично или полностью располагаются пятнадцать штатов. К северу от американских владений находились обширные земли Канады, принадлежавшей англичанам. Южные провинции этой колонии представляли несомненный интерес в сельскохозяйственном отношении, а также с точки зрения рыболовства, добычи пушнины, деревозаготовки. Наконец, огромное значение имел контроль над Великими озерами – транспортной артерией стратегической важности. К 1812 г. Англия оказалась далеко не в лучшем положении. Лишившаяся союзников в Европе, она находилась в объявленной Наполеоном континентальной блокаде, которая нарушалась преимущественно с помощью американских торговых кораблей. Британская армия, и без того традиционно немногочисленная, была разбросана по огромным колониям, а ее лучшие ча148
сти находились на Пиренейском полуострове, где велась изнурительная борьба с французами. Это прекрасно понимали в Вашингтоне, рассчитывая совершить легкую «военную прогулку», результатом которой станет падение Канады и окончательное изгнание британцев с континента. Третий президент США Томас Джефферсон (в его правление была совершена Луизианская покупка) писал: «Приобретение Канады <…> будет всего лишь вопросом перехода войск и даст нам опыт для последующей атаки Галифакса и оконча­ тельного выдворения Англии с американского континента»1. В еще более хвастливом тоне говорил военный министр Уильям Юстис: «Мы можем взять Канаду без помощи солдат – достаточно послать в провинции офицеров, и люди сами соберутся вокруг наших знамен»2. В США была выпущена популярная гравюра «Боксерский поединок, или Еще один разбитый нос Джона Булла» (Джон Булл – традиционное олицетворение Британии), на которой президент Джеймс Мэдисон, преемник Джефферсона, без лишних усилий справляется с английским королем. В этих условиях США оценили представившуюся им возможность захватить земли соседа. Эксплуатируя незначительные поводы, вроде досмотра аме­риканских торговых судов на предмет скрывавшихся дезертиров, развернула свою деятельность «партия войны», которую поддерживал как Джефферсон, так и Мэдисон, который и объявил 18 июня 1812 г. войну Англии. Однако американские стратеги не учли, что во время Войны за независимость на стороне США действовал мощный французский флот, который мешал британцам перебрасывать подкрепления и снабжение по морю. В 1812 г., после поражения в Трафальгарской битве, французы не ре­ша­лись оспаривать господство Англии на море даже в собственных интересах. Наскоро собрав войска, американцы попытались вторгнуться в Канаду, однако были остановлены на первых пограничных фортах. В 1812–1813 гг. армия США безуспешно пыталась продвинуться вглубь канадской территории, но ее успехи ограничились захватом слабозащищенного Йорка (нынешний Торонто), который «армия свободы» разграбила и сожгла дотла. На остальных направлениях американцы не только не имели успеха, но и потерпели ряд существенных поражений, после которых уже самим Соединенным Штатам угрожало вторжение. Это, конечно, сразу использовала официальная пропаганда, которая изобрела тезис о Второй войне за независимость, изобразив конфликт как попытку Лондона вернуть потерянные колонии и лишить американцев свободы. Эта уловка помогла привлечь значительное число добровольцев и сделать выгодные займы внутри страны. Вскоре пришлось расплачиваться за Йорк. Англичане выступили в сторону Вашингтона. Преградившая им путь американская милиция, которая по Алексеев А. Вашингтон, спаленный пожаром // Коммерсант. 2021. [Jeff_Wallenfeldt] The American Revolutionary War and the War of 1812. People, Politics, and Power (America at War). 1 2 149
численности превосходила противника в два с половиной раза, разбежалась в первом же бою под Бланденбургом. Примеру бойцов последовал и президент Мэдисон, бежавший из столицы вместе с командованием вооруженных сил и своим кабинетом. 24 августа 1814 г. английские войска вступили в столицу США, обнаружив в столовой Белого дома не съеденный президентом ужин. В отличие от американцев, которые сожгли и разграбили будущую канадскую столицу, британское командование строго запретило уничтожать дома гражданского населения, приказав поджигать лишь государственные постройки. Белый дом и Капитолий были преданы огню. Хорошо зная беспринципность и лживость американской пропаганды, английский адмирал Коберн намеревался сжечь и редакцию главной столичной газеты «Национальный осведомитель» (National Intelligencer). Однако после того, как живущие рядом со зданием женщины попросили не делать этого, опасаясь за свои дома, адмирал приказал солдатам аккуратно разобрать здание по кирпичу и уничтожить все типографские литеры с буквой C, поскольку газета регулярно публиковала заявления, порочившие имя адмирала. Ситуация приблизилась к катастрофической. Еще в апреле 1814 г. силы VI антифранцузской коалиции во главе с русской армией взяли Париж, закончив войну с Наполеоном. Тем самым у англичан освободились дополнительные ресурсы для боевых действий за океаном, в то время как американский бюджет истощился полностью, а государство оказалось на грани финансового краха. Единственным значимым успехом были победы американской флотилии на Великих озерах, которые позволили затруднить перевозку британцами грузов по этой важной водной артерии. Однако в то же время эффективная морская блокада, установленная английским флотом, фактически парализовала американскую торговлю, угрожая коллапсом экономики. Вскоре англичане действовали уже не только на севере, но и на юге – у Нового Орлеана, который отошел к США вместе с Луизианой. Несколько недель шли бои, хотя не слишком ожесточенные, в результате которых к 18 января 1815 г. американцам под руководством Эндрю Джексона удалось заставить противника покинуть район Нового Орлеана. Лишь после этого пришли новости о том, что еще 24 декабря предыдущего года в Европе был подписан мирный договор, который восстанавливал довоенный статус-кво. Неожиданное прекращение боевых действий и готовность Англии отказаться от плодов своих многочисленных побед остаются одной из больших загадок американской истории. Исследователи обычно отмечают, что война и связанное с ней прекращение торговли наносили серьезный удар по самой Англии, и без того ослабленной наполеоновскими войнами. Вместе с тем нельзя упускать из виду и тот факт, что определенным влиятельным группам в Великобритании разгром США выгоден не был. В первую очередь речь идет о финансовых магнатах, среди которых к тому времени несомненное лидерство принадлежало клану Ротшильдов. 150
Ротшильды, имевшие внушительные ресурсы еще до войны с Наполеоном, в ходе нее добились поистине невероятного могущества. Финальным актом стала серия спекуляций и финансовых афер вокруг битвы при Ватерлоо в 1815 г., в результате чего под контроль Ротшильдов фактически перешел Банк Англии. Еще раньше представители клана выражали свое недовольство по поводу того, что Мэдисон отказался продлевать лицензию Первому банку Со­ единенных Штатов, который выполнял функции центрального банка. Сейчас, когда США оказались фактическим банкротом, их поражение или вообще потеря суверенитета были крайне нежелательны. Однако тяжелое финансовое положение располагало к открытию Второго банка Соединенных Штатов, который запустил активное печатание денег в целях восстановления экономики. Тем самым заокеанские финансисты не просто восстановили надежный инструмент экономического влияния, но и вывели его деятельность на новый уровень. Разумеется, официальная историография США приписала ­«победоносное» окончание войны мужеству американских солдат и решимости народа отстаи­ вать свою свободу до конца. После заключения мира американское общество охватила эйфория: создалось впечатление, что США во второй раз разгромили мощнейшую Британскую империю. На этой почве в стране наблюдался небывалый духовный подъем, известный как «эра доброго согласия», плодом которой стала доктрина Монро. Эта доктрина вложила в умы американцев сознание того, что только их страна властна «наводить порядок» в Новом Свете, что дало моральное оправдание следующему крупному военному конфликту первой половины XIX века – войне с Мексикой 1846–1848 гг. Мексиканская война стала первым эпизодом в истории Соединенных Шта­тов, когда американские геополитические интересы были успешно реализованы силой оружия в крупном военном конфликте. Ключевую роль при этом сыграли не столько амбиции Белого дома и стремление американцев реа­ лизовать «явное предначертание», сколько политические и экономические дисбалансы внутри страны, вызвавшие стремление определенных влиятельных группировок решить эти проблемы за счет завоевательной войны. Тот факт, что война с южным соседом имела характер насильственной аннексии территорий и была развязана при помощи провокаций, не укрылся от взгляда современников. Улисс Грант, будущий прославленный генерал и президент США, а во время Мексиканской войны скромный лейтенант, писал в своих мемуарах: «Оккупация, отторжение и аннексия [мексиканских территорий] были с самого начала этого предприятия вплоть до их окончательного поглощения заговором с целью приобретения территорий <…> И если аннексия сама по себе могла быть оправдана, то способ, которым Мексика была принуждена к последующей войне, оправдан быть не мог»3. 3 Grant U.S. Memoir on the Mexican War (1885) - W.W. Norton. 151
В первой половине XIX столетия Мексика, получившая независимость от Испании в 1810 г., была крупным государством, обладавшим обширными мало­заселенными землями, которые предоставляли широкие возможности для ведения сельского хозяйства. Граница между США и Мексикой, проходившая значительно севернее и восточнее нынешней, была лишь номинально проложена на карте. По сути, никто в обоих государствах не имел ясного представления о том, как она должна проходить. С севера на территорию Мексики двигались американские переселенцы, которые оседали на землях южного соседа и организовывали процветающие хозяйства, что вполне устраивало мексиканские власти, во многом поощрявшие колонизацию. Большинство американских колонистов были рабовладельцами, которые стремились на юг и запад, в том числе и в силу Миссурийского компромисса – внутриполитического соглашения, заключенного в 1820 г. и объявлявшего все новые земли к западу от реки Миссури свободными от рабства. Однако демографическая ситуация в северных мексиканских провинциях быстро менялась в пользу американских колонистов, которые к тому же не желали признавать местные власти, вступая с ними в открытые конфликты. В 1835 г. американцы объявили о том, что отныне Техас – в то время штат в составе Мексики – становится независимой республикой. После ряда поражений «техасцы» разгромили мексиканские войска в битве у Сан-Хосинто, причем в плен попал сам генерал Антонио де Санта-Анна – президент Мексики. Находясь в плену, он подписал договор, признающий независимый Техас. Вскоре после этого в Мехико произошел переворот, и новые власти объявили Санта-Анну низложенным, а договор с Техасом недействительным. На протяжении последующих лет мексиканцы пытались вновь вернуть штат в состав государства силой оружия, однако терпели поражения от техасцев, за которыми стоял мощный северный сосед. Таким образом, прологом к большой войне стали мятеж на территории соседнего государства, создание квазигосударственного образования, а вместе с ним и постоянного очага напряженности у границ южного соседа. В 1845 г. к власти в США пришел Джеймс Полк. Территориальные захваты были поставлены в центр его предвыборной программы: уже в речах перед избирателями политик открыто обещал захватить земли южного соседа. Характерно, что Вашингтон даже не попытался найти удобного повода для войны. В 1845 г. президент Полк отдал приказ кораблям в Тихом океане готовиться к захвату мексиканских портов, а американскому консулу в Монтерее активно подстрекать американских колонистов к вооруженному ­выступлению против властей. В Калифорнии, принадлежавшей тогда, как и Техас, Мексике, события развивались еще более прямолинейно: знаменитый первопроходец Джон Фримонт просто объявил ее независимой республикой, находящейся в состоянии войны с Мехико. И хотя официально война была объявлена 13 мая 1846 г., американская армия еще в марте начала боевые действия. 152
Действуя совместно со своевременно подошедшим американским флотом, Фримонт захватил крупнейшие города западного побережья – Сан-Франциско и Лос-Анджелес. Однако вскоре американцы оказались изгнаны из Лос-Анджелеса, охваченного восстанием. Почти четыре месяца американские отряды не могли вернуть этот город, поскольку мексиканские крестьяне развернули на калифорнийской земле партизанскую войну. Лишь к концу зимы 1847 г. США удалось подавить все очаги сопротивления. Основные события войны развернулись на севере. Американская армия генерала Захари Тейлора успешно продвигалась в самое сердце мексиканских земель, захватывая один за другим провинциальные города4. Вскоре у американских солдат вошло в привычку разорять каждый взятый город, обирая и без того полунищих жителей. Многие американские солдаты, которым заманивавшая их на службу пропаганда обещала горы золота в захваченной стране, были взбешены тем, что в реальности Мексика оказалась отсталым государством, населенным преимущественно бедными крестьянами. Пополнив силы, Тейлор двинулся к горному проходу Буэна-Виста, куда уже спешила мексиканская армия. К тому времени ее вновь возглавил президент Санта-Анна, некогда сдавшийся в Техасе. На момент начала американской агрессии бывший мексиканский президент находился на Кубе, где он вел жизнь как частное лицо, наслаждаясь вывезенными из Мексики миллионами песо. Однако вскоре после начала войны в Мехико произошел государственный переворот, руководители которого обратились к Санта-Анне с просьбой взять бразды правления в свои руки. На первых порах Санта-Анна проявил себя неплохо. Собрав серьезные силы – до 20 тыс. человек, – он поспешил навстречу Тейлору, окопавшемуся у Буэна-Виста, и в феврале 1847 г. атаковал его. Американские историки заявляют, что на одного американца приходилось четыре–пять мексиканцев. Солдаты Санта-Анны сражались превосходно, да и сам генерал неплохо управлял войсками: Тейлор едва не оказался полностью окруженным, а его войска в спешке отошли на последнюю линию обороны, где укрепилась пехота Джефферсона Дэвиса – будущего президента Конфедерации. Казалось, американцев ждет если не полный разгром, то наверняка позорное бегство. Однако в этот момент произошло то, что рядовым солдатам Тейлора показалось чудом: вместо решительной атаки войска Санта-Анны устремились назад. Некоторые историки объясняют это тем, что мексиканцы израсходовали все боеприпасы. Другие полагают, что генерал поспешил обратно в Мехико, получив известия о начавшихся там волнениях. Впрочем, уже тогда ходили слухи о том, что «чудо» объяснялось внушительным вознаграждением, кото4 Нужно отметить, что само понятие «армия» к контингенту Тейлора можно применить лишь условно, поскольку ее численность составляла едва ли 7 тыс. солдат. Однако для американцев того времени такое войско действительно являлось большой силой, особенно если учесть, что Калифорнию захватывали отряды в 300–400 человек. 153
рые американцы, не очень уповавшие на военную удачу, передали генералитету противника под обещания будущих территориальных уступок. Мятеж, разгоревшийся в Мехико, был успешно подавлен, благодаря чему мексиканский президент получил поистине диктаторские полномочия. Тем не менее для того, чтобы сохранить честь нации, требовалось продолжать разыгрывать вооруженную борьбу. После Буэна-Виста президент Полк утратил веру в генерала Тейлора. Помимо прочего, тот был неудобной политической фигурой, ибо к тому моменту стало известно о его президентских амбициях. Новым фаворитом президента стал генерал-майор Уинфилд Скотт – старый солдат, который сражался еще в войне 1812–1815 гг. С помощью кораблей он перебросил 13 тыс. солдат и 50 орудий морем, высадившись у города Веракрус. Такой план был значительно выгоднее марша по пустыне: из Веракруса американцам открывался короткий путь через достаточно обжитые земли, которые могли бы обеспечивать армию Скотта. На пути американской армии снова встал генерал Санта-Анна, но и в сражении в ущелье Серро-Гордо «неудачный» приказ мексиканского генерала вновь решил исход сражения в пользу американцев. Основной проблемой для войск Скотта оказались партизаны. Действуя в тылу американцев, они перехватывали большие обозы, двигавшиеся на запад. Партизаны не боялись нападать даже на большие – в тысячу или полторы тысячи человек – отряды, которые сопровождала артиллерия. Размах партизанской войны оказался таким, что, несмотря на скромную численность полевых армий, Вашингтону пришлось довести общую численность войск на театре военных действий до 100 тыс. человек. Однако армия Скотта продолжала неуклонно двигаться к мексиканской столице. В августе 1847 г. Скотт разбил войска генерала Валенсии у городка Чурубуско, после чего американское правительство посчитало возможным начать мирные переговоры. К моменту боя у Чурубуско взаимодействие генерала Санта-Анны и эмиссаров президента Полка проходило в рабочем режиме на постоянной основе. Мексиканский президент лично разрабатывал условия мира, которые, по его мнению, американцам было бы выгодно навязать его стране. Кроме того, Санта-Анна не стремился как можно скорее закончить войну, настаивая на дальнейшем продвижении войск Скотта к столице. Это помогло бы запугать мексиканцев и еще больше упрочить власть президента. Но условия, выдвинутые Вашингтоном после поражения генерала Валенсии, по-видимому, поразили даже Санта-Анну. Одни только территориальные уступки предусматривали отторжение более 60 % мексиканской территории. Мир не состоялся, и Скотт продолжил победоносный марш. Самым драматичным его эпизодом стало сражение за старый замок Чапультепек. Номинально его гарнизон насчитывал несколько тысяч человек, которые могли бы более или менее успешно противостоять американцам, однако в реальности 154
большинство мексиканских подразделений поспешно покинули позиции, оставив лицом к лицу с американцами несколько сотен кадетов местной академии, верных своему долгу. Несмотря на то что большая часть из них даже не вышла из детского возраста, они оказали настолько яростное сопротивление, что на подступах к замку полегло более девятисот солдат и офицеров Скотта. Когда же американцы наконец ворвались в Чапультепек, шесть кадетов, не желавших сдаваться противнику, спрыгнули с крепостных стен. В то время, пока дети отчаянно пытались защитить честь народа, генерал Санта-Анна готовил отход своей армии, которая к тому моменту уже превосходила силы Скотта и вполне могла рассчитывать на успех. Тем не менее вместо сражений с американцами эти силы спешно покинули Мехико, куда 14 сентября 1847 г. триумфально вошел Скотт во главе своей армии, поредевшей не столько из-за боевых потерь, сколько вследствие вспышек холеры и желтой лихорадки. Ограбив горожан на значительную сумму под видом контрибуции, Скотт смог, наконец, бросить основные силы на борьбу с партизанами. В октябре того же года Санта-Анна потерпел еще одно поражение, после чего счел свою миссию выполненной. Генерал без сожалений сложил полномочия, которые перешли к партии «умеренных», выступавших за мир с США. Любопытно, что после всех странных поражений и маневров Санта-Анны в Мексике его продолжали считать «ястребом», готовым сражаться до победы. 2 февраля 1848 г. в городке Гвадалупе-Идальго делегации США и Мексики подписали мирный договор. По его условиям мексиканцы теряли более половины своей территории – сегодня на этих землях находятся семь американских штатов. Слабым утешением служило то, что Вашингтон согласился выплатить Мексике 15 млн долларов, а также оплатил мексиканским гражданам ущерб, нанесенный действиями американцев5. Таким образом, кампания против Мексики развивалась быстротечно: вся война длилась двадцать один месяц, что по меркам Америки первой половины XIX столетия было почти блицкригом. Из стотысячной американской армии в битвах пало немногим более 1,7 тыс. солдат, остальные 13 тыс. умерли от эпидемий. «Славные победы» американской армии, именуемые в учебниках громким словом «битва» – у Монтерея, Буэно-Виста, Чурубуско, Чапультепека, – являлись довольно мелкими стычками, которые по европейским меркам вообще не заслуживали внимания. Генерал де Санта-Анна спокойно отправился в очередное изгнание, на Ямайку, где вернулся к своим любимым увлечениям – петушиным боям и коллекционированию раритетов, связанных с Наполеоном (себя он именовал «Наполеоном Запада»). В 1853 г. его вновь призвали в Мехико. Генерал, по старой памяти провозгласив себя диктатором, по удобной цене продал американцам еще 77 тыс. кв. километров вдоль границы. После этого он жил на Кубе и в США, проводя время между петушиными боями, коммерцией и сбором средств для новой армии, которая бы помогла ему вернуться в Мексику. В конечном итоге он действительно вернулся на родину, однако уже как частное лицо. На празднования по поводу тридцатилетней годовщины событий войны он не был приглашен и в 1876 г. незаметно ушел из жизни в Мехико. 5 155
Впрочем, это трудно понять по рисункам и литографиям, которые тиражировались многими тысячами экземпляров и распространялись среди американцев, в глазах которых эти бои ничуть не уступали Аустерлицу или Ватер­ лоо. Триумфальное вступление генерала Уинфилда Скотта в Мехико-сити в сентябре 1846 г. преподносилось как одно из величайших событий американской истории. Так работала пропагандистская машина Вашингтона, которая играла на зарождавшемся национальном самосознании во имя оправдания завоевательной кампании, выгодной немногим. В результате из исторической памяти американцев исчез тот факт, что война с Мексикой была развязана без всякого повода, в буквальном смысле росчерком пера президента США. Главное значение американо-мексиканской войны заключается в том, что она явилась прологом к центральному событию военной истории США – Гражданской войне 1861–1865 гг. Тот факт, что завоевание огромных территорий приведет к возникновению труднопреодолимого разлома между северными и южными штатами, в конце 1840-х гг. осознавали лишь немногие. Великий интеллектуал Ральф Уолдо Эмерсон уподоблял мексиканские земли мышьяку, который отравит проглотившую его Америку. Еще более резко выражался Томас Корвин – известный политик, который в то время был сенатором от Огайо. В своей блестящей речи о войне с Мексикой, адресованной президенту Полку, он говорил: «Вы можете отторгнуть провинции Мексики путем войны, вы можете удерживать их правом сильного, вы можете ограбить ее, но мирного договора в подтверждение этого от народа Мексики, договора легитимного и подписанного по своей воле, вы никогда не получите! И я благодарю Бога за то, что Он устроил так – для блага мексиканского народа, а равно и нашего собственного, ибо [в отличие от других американских политиков] я не ценю жизни граждан Соединенных Штатов превыше жизней сотен тысяч мексиканских женщин и детей – по моему мнению, это довольно мерзкий вид филантропии…»6. В своей речи, которая сегодня незаслуженно забыта, Корвин сравнивал американских лидеров с Наполеоном, который провозгласил себя посланцем свободы, развязав под предлогом освобождения угнетенных череду кровопролитных войн. Сегодня, как утверждал сенатор, сами США уподобляются имперской Франции и пытаются силой оружия отнимать территории, насаждая собственные порядки. Дальновидный политик предупреждал, что если позволить этой привычке укорениться в американском государстве, то Соединенные Штаты погибнут. Эти слова остаются актуальными и по сей день. Однако в те дни, когда Томас Корвин произнес их, всеобщее ликование по поводу великой победы над южным соседом затмевало доводы разума. Отрезвление пришло лишь тринадцать лет спустя, когда разразилась самая кровопролитная в американской истории война – гражданская. 6 Graebner N. Thomas Corwin and the Election of 1848: A Study in Conservative Politics. 1951. 156
Иллюстрации к главе 8 Раскрашенные гравюры демонстрируют образцы американской пропаганды начального периода войны с Англией. Гравюра слева называется «Сценка из пограничной жизни, согласно обыкновениям человечных британцев и их достойных союзников». Индейцы преподносят английскому королю Георгу III скальпы, снятые с убитых американских офицеров, в уста монарху вложены слова: «Приноси мне скальпы, и твой владыка король Георг воз­наградит тебя» – надпись на ружье, висящем за спиной индейца, поясняет, что оно и послужило наградой, и именно из этого ружья убиты несчастные американцы. Гравюра справа озаглавлена «Боксерский поединок, или Еще один разбитый нос Джона Булла» (Джон Булл – традиционное олицетворение Британии), на ней президент Мэдисон без лишних усилий справ­ ляется с английским королем. Воспроизведенные здесь акварели изображают сожженный Белый дом (слева) и Капитолий (справа), первая из картин сегодня украшает одну из галерей здания, которое она изображает. Оккупация Мехико американской армией. 157 Сожжение Белого дома англичанами.
Вождь Пушматаха (его имя, по разным версиям, означает «посланец смерти» или «удостоенный всех почестей своего рода») был искренним патриотом индейского народа, который, осознавая неизбежность дальнейшего истребления коренных американцев, пытался избежать или, по крайней мере, отстрочить подобное развитие событий, идя на сотрудничество с американским правительством. После войны 1812–1815 гг. индейский лидер пытался отстаивать права соплеменников, идя на постепенные и достаточно разумные уступки Вашингтону. В конечном итоге, он выехал в столицу для проведения очередных переговоров, где и нашел свою смерть – как утверждается, от респираторного заболевания. За день до смерти его посетил президент Эндрю Джексон, до этого прославившийся, в частности, уничтожением семинолов (из числа «цивилизованных племен»), а также разгромом Текумсе – противника Пушматахи в период англо-американской войны. Умирающий вождь выразил президенту свое удовлетворение тем, что ему довелось окончить жизнь в американской столице. Покойный вождь был удостоен невероятной для коренного американца чести – единственным из индейских лидеров он был погребен на кладбище Конгресса с почестями, полагавшимися ему как бригадному ге­ нералу американской армии. Когда семь лет спустя благодарный Эндрю Джексон решил изгнать «цивилизованные племена» в пустынную местность, попутно уни­ чтожив значительную их часть, чокто – родное племя Пушматахи – первыми отправились по печальной известной «Дороге слез». 158
«Миссурийский компромисс», карта 1856 года. Генерал Тэйлор на войне с Мексикой. 159
Территориальная экспансия США. 160
Глава 9 «Суд Божий» над Америкой: Гражданская война Гражданская война 1861–1865 годов оставила неизгладимый след в американской истории, не только военной, но и политической, экономической, демографической, культурной и духовной. Без изучения ее событий невозможно понять мышление американцев. Жители Севера испытали на себе преимущественно финансовое бремя вой­ны и лишь отчасти последствия призыва: в многолюдных северных штатах он был достаточно ограничен и, кроме того, предусматривал возможность выставить замену или откупиться законным способом. Однако южане на собст­ венном опыте пережили страшный опыт войны на своей территории. До сих пор в памяти жителей Джорджии и соседних штатов живы истории о страшном марше к морю армии генерала Шермана, сжигавшей все на своем пути, – это было одно из первых применений в современной истории «тактики вы­ жженной земли». Для многих жителей США эта война до сих пор является центральным событием в американской истории, память о которой хранят с не меньшим почтением, чем память о Великой Отечественной войне в России. Гражданская война остается самым кровавым из всех вооруженных конфликтов, в которых когда-либо участвовали Соединенные Штаты. Даже Вторая мировая война, несмотря на свои масштабы, стоила Америке меньшего числа жизней. Если учесть при этом, что численность населения страны на момент начала этих войн различается более чем четырехкратно, становится понятен масштаб опустошения. Хотя в литературе обычно встречаются оценки человеческих потерь с 1861 по 1865 год на уровне 500–550 тыс. человек, по некоторым достаточно достоверным подсчетам, которые корректируют неточную демографическую статистику тех лет, совокупные американские потери (включая боевые потери и гибель гражданского населения) составляют до 750 тыс. человек, или около 2,3 % довоенного населения. Это сопоставимо с германскими или французскими потерями в Первой мировой войне. Гражданская война во многом подвела черту под длительным процессом становления американской государственности. На протяжении первого столетия истории США американцы слабо идентифицировали себя как граждане единого государства. Для большинства из них понятие отечества ограничивалось пределами собственного штата. Когда американского путешественника за рубежом спрашивали о его национальной принадлежности, он в первую очередь представлялся как вирджинец, мэрилендец или техасец. Лишь во времена Гражданской войны американцы впервые в полном смысле почувствовали себя единым народом. На полях сражений уроженцы разных штатов проливали кровь сообща, во имя общего дела, хотя и понимаемого каждым 161
по-своему. Несмотря на то что каждый полк американский армии в 1861–1865 годах шел в бой под двумя знаменами – США и своим собственным, обычно отражавшим символику родного штата, – на поле боя полки одних штатов приходили на помощь другим и стояли плечом к плечу под жестоким огнем противника. Кроме того, не стоит забывать, что события 1861–1865 гг. перемешали жителей разных штатов и чисто физически, вызвав перемещения миллионов солдат, пленных, беженцев, переселенцев, многие из которых потеряли свою малую родину. Однако процесс «переплавки» в единую нацию имеет и другую сторону, значительно менее импонирующую официальным историкам, – недоверие к федеральному правительству. Для жителей южных штатов ненависть к Вашингтону была аргументом, который заставлял их браться за оружие. В их понимании президент Линкольн и его правительство были сборищем тиранов, которые силой оружия намеревались раз и навсегда уничтожить демократический строй южных штатов. До сих пор есть диссиденты, которые не признают легитимность властей США, считая их оккупационным режимом. Однако и у жителей Севера было мало оснований восторженно поддерживать решения федерального правительства. Интересы, за которые американские солдаты проливали кровь на полях сражений, мало волновали граждан. Им было непонятно, почему казавшиеся ошибочными решения Линкольна должны были оплачиваться жизнями американцев. Едва заняв президентское кресло, Авраам Линкольн осознал, что страна находится на грани раскола. Промышленный Север не желал мириться с сохранением экономически сильного (хотя и с однобоким, плантационным хозяйством) и независимого Юга, который, в свою очередь, не хотел становиться поставщиком дешевых ресурсов. Южные штаты набирали и политическую силу, что окончательно вывело из себя промышленников и финансистов, отчаянно пытавшихся воздействовать на правительство в целях подавления «зреющего мятежа». Наиболее популярным был план как можно скорее собрать многочисленную армию, а затем раз и навсегда расправиться с неугодными штатами. Южная элита понимала, что Линкольн является удобной фигурой, за которой стоят мощные финансово-промышленные группировки, заинтересованные в развитии событий по наихудшему сценарию. Стремясь упредить неизбежное, южане решили покинуть состав Союза, то есть Соединенных Штатов. 20 декабря 1860 г. такое решение приняло законодательное собрание Южной Каролины, за ней последовали Миссисипи, Флорида, Алабама, Луизиана, Джорджия и Техас, которые провозгласили новое государство – Конфедеративные Штаты Америки (КША). Несколько позже к Конфедерации присоединились Арканзас, Северная Каролина и Вирджиния. Выход из состава федерации явился фактически результатом демократического волеизъявления. Сам процесс проходил мирно. Южане позволили 162
лояль­ным Вашингтону солдатам и офицерам, расквартированным в отколовшихся штатах, отправиться на север. Вашингтонская «партия войны» с радостью ухватилась за прекрасный повод начать конфликт. Тем более что пока Линкольна склоняли к решительным действиям, южане сделали первые выстрелы: 12 апреля 1861 г. их береговая артиллерия начала обстреливать небольшой форт Самтер в гавани Чарльстона (Южная Каролина). После длительной бомбардировки форт сдался, а гарнизону позволили беспрепятственно эвакуироваться на север. В этом первом сражении самой кровавой войны в американской истории погиб лишь один солдат, который был убит, когда разорвалась пушка, салютовавшая спускаемому американскому флагу. Формально с точки зрения права конфедераты не совершили ничего противозаконного: американские войска для КША являлись иностранными во­ оруженными формированиями, которые подлежали выдворению с их территории. К тому же форт Самтер контролировал вход в стратегически важный морской порт. Поэтому когда гарнизон форта отказался эвакуироваться добровольно, заговорила артиллерия. Линкольн наконец начал действовать. Прежде всего требовалась многочисленная армия, и президент объявил о наборе 75 тыс. волонтеров. Контракт подписывался всего на три месяца, так как именно за этот срок Вашингтон рассчитывал уничтожить Конфедерацию. Одновременно Линкольн озаботился проблемами стратегии. План ведения разгоравшейся войны ему предложил Уинфилд Скотт – тот самый, кто привел американцев к Мехико. Этот план стал известен как «Анаконда». Генерал рассчитывал окружить Конфедерацию на суше и заблокировать флотом ее побережье, атаковать и захватить стратегически важные с точки зрения экономики пункты, после чего южане задохнутся без ресурсов. Однако вашингтонская клика и поддержавшая ее общественность этот план отвергли, насмехаясь над генералом, казавшимся большинству слабоумным стариком, ведь его стратегия предусматривала месяцы, если не годы ведения войны. Вместо того чтобы последовать совету опытного военачальника, Вашингтон решил закончить войну одним ударом, послав армию на Ричмонд – этот вирджинский город к тому времени был объявлен столицей Конфедерации. Решение оказалось неразумным и популистским. Взятие Ричмонда никак бы не смогло сокрушить противника. Это был небольшой город, который не имел стратегического значения. Однако общественность требовала как можно скорее расправиться с «гидрой мятежа». Вероятно, президент Линкольн принял судьбоносное политическое решение после чтения газет, которые пестрели заголовками «Вперед на Ричмонд». В целом Линкольн, которого современные историки славят как искусного стратега, на начальном этапе войны демонстрировал примитивные взгляды на ведение боевых действий. В его понимании у каждой из сторон ключевой 163
задачей был захват столицы противника. В то же время подрыв экономического потенциала Конфедерации президент фактически оставил без внимания. Итогом его популистской стратегии явилось то, что четыре года войны федеральная армия перемещалась на пространстве между Вашингтоном и столицей Конфедерации, пытаясь сокрушить армию южан и преодолеть заветные 170 километров до столицы противника1. Летом 1861 г. это казалось простой задачей. 75 тыс. «трехмесячных солдат» были набраны с невероятной быстротой. Американцев привлекали хорошее вознаграждение, красивая форма и новые впечатления. Однако огромное количество волонтеров обеспечили не только деньги и синие мундиры привлекательного покроя. Еще задолго до начала войны велась информационно-идеологическая работа с рядовыми гражданами северных штатов. Основной акцент делался на рабстве. В любом американском школьном учебнике истории можно прочитать, что основной причиной начала Гражданской войны было желание северян осво­бодить рабов из-под гнета южных рабовладельцев. Газеты тиражировали шокирующие истории о жестоких рабовладельцах, которые истязают и насилуют невольников, поодиночке распродают семьи и за малейшую провинность до смерти забивают африканцев. Раздувались истории о фантастической коррупции и имущественном расслоении в южном обществе. Огромный вклад в создание нужных настроений внесли литераторы, такие как Гарриет Бичер-Стоу. Ее книга «Хижина дяди Тома» (1852), в которой южные плантаторы предстают настоящими чудовищами, пользовалась огромной популярностью среди жителей Севера, несмотря на посредственное литературное качество. Однако мало кто из читателей знал, что автор «Хижины дяди Тома» ни разу не видела своими глазами рабовладельческие плантации и написала ее на основе газетных заметок и историй из вторых и третьих уст. Журналисты, писатели, священнослужители рассказывали северянам об ужасах рабства и о миссии американского народа – скинуть оковы с угнетенных. Грядущая война приобретала едва ли не религиозный характер. Одним из ее символов стала песня «Тело Джона Брауна», воспевавшая лидера восстания 1856–1858 гг. в Канзасе, который боролся с рабством, убивая всех, кого он подозревал в симпатии к рабовладельческому строю. В конечном итоге армия разгромила его сопротивление, а сам Браун, которого южане считали маньяком, был повешен. Однако на Севере он стал героем-мучеником, перед которым меркли заслуги святых прежних столетий. «Джон Браун лежит в сырой могиле, но дух его шествует по земле, – пелось в песне. – Он ушел, чтобы стать солдатом в армии Господа»2. Уже после начала Гражданской войны на мотив «Тела Джона Брауна» возникла еще более популярная песня – «Боевой гимн Республики». В ней армию 1 2 См.: McPherson J. Battle Cry for Freedom. A Civil War Era. 2003. PBS. History of John Brown’s Body. 164
освободителей вел уже сам Иисус Христос, который заносил свой «ужасный быстрый меч» над головами противников. «Если Он умер за то, чтобы сделать людей святыми, – пелось в “Боевом гимне”, – давай же умрем за то, чтобы сделать их свободными». Припев гласил: «Слава, слава, аллилуйя! Наш Господь шествует вперед». Между тем в самих южных штатах противников рабства становилось все больше. Многие лидеры Конфедерации, включая легендарного главнокомандующего Роберта Ли, ненавидели этот институт, вынашивали планы его ликвидации и нередко отпускали своих рабов на волю. В то же время в армии северян можно было встретить генералов, владевших рабами. Что же касается мифа о том, что армия южан была «рабовладельческой», то он не выдерживает никакой критики. Конфедераты шутили, что у большинства из них есть лишь по два раба – левая и правая руки. Однако для федерального правительства вопрос рабства все-таки стоял на втором месте. В одном из интервью в 1862 г. Авраам Линкольн заметил: «Моей высшей целью в этой борьбе является сохранение союза, не сохранение или уни­чтожение рабства. Если бы я смог спасти союз, не освободив ни одного раба, я бы сделал это, и если бы я мог спасти его, освободив всех рабов, я бы сделал это, и если бы мог спасти его, освободив одних рабов, а других не освободив, я бы сделал это. Что я предпринимаю в вопросе рабства и для цветной расы, я делаю потому, что верю, это поможет сохранить союз»3. В середине июня 1861 г. 30-тысячная армия северян выступила на Ричмонд под командованием Ирвинга Мак-Дауэлла – посредственного военного, спешно произведенного из майоров в бригадные генералы по протекции влиятельных друзей в Вашингтоне. Он осознавал, насколько безнадежное задание ему поручено, с горечью наблюдая, как вверенная ему армия разваливается прямо на марше, а солдаты разбредаются вдоль дороги для сбора ягод. За армией из Вашингтона спешили экипажи с представителями высшего света и множество журналистов. Всем им не терпелось увидеть, как доблестная армия расправится с мятежниками. Нужно отдать должное Мак-Дауэллу: не будучи выдающимся полководцем, он приложил много усилий, чтобы убедить правительство дать ему время хотя бы обучить солдат слаженно двигаться в боевом порядке и правильно вести огонь. Однако Линкольн не дал отсрочки, так как на него давили «ястребы», общество и, самое главное, трехмесячные контракты уже истекали. Даже опытный Скотт не стал возражать. 21 июля состоялось сражение у ручья Булл-Ран. Федеральная армия потерпела сокрушительное поражение, не выдержав даже минимальных потерь, и в беспорядочном бегстве устремилась обратно к Вашингтону, сминая на своем пути многочисленных свидетелей неудавшегося триумфа. Вскоре сам Линкольн мог наблюдать, как все столичные трактиры заполонили беглецы из 3 Интервью газете «Нью-Йорк Трибюн», 1862. 165
«трехмесячной армии», сеявшие панику и смятение. Теперь уже в самом Вашингтоне с тревогой ожидали мятежников. Военный министр Эдвин Стэнтон (1814–1869) писал: «Захват Вашингтона выглядит неизбежным <…> поражение, бегство и деморализация кажутся полными»4. Впрочем, конфедераты даже при желании не могли решиться на штурм хорошо защищенной фортами федеральной столицы. Они и сами были недостаточно подготовлены и организованы для решительных действий. Потери в первой крупной стычке кажутся достаточно незначительными для сражения такого масштаба – 460 убитых у северян (а также около 1300 пленных) и 387 убитых у южан. Однако для скромной военной истории американского государства это была кровопролитная битва, которая вскоре померкла на фоне новых сражений. Военному руководству в Вашингтоне стало ясно, что нужно готовиться к долгой войне, для чего требовалась соответствующая армия. Этой задачей занялся Джордж Мак-Клеллан. На протяжении десятилетий историки спорят о качествах Мак-Клеллана как военачальника, упрекая его в излишней осторожности и нерешительности на поле боя, вследствие чего он так и не смог прославить себя решительной победой. Однако бесспорно, что он был в высшей степени талантливым организатором, который преподнес Линкольну лучшую армию из всех, какие можно было ожидать в непростых условиях второй половины 1861 г. В начавшейся войне американцы в очередной раз с радостью ухватились за миф о героях-волонтерах, которые одержат победу одним энтузиазмом. Формированием войск занимались на уровне штатов. Формально руководить этим должны были губернаторы, но они с радостью перекладывали эту обязанность на друзей, родственников и просто авантюристов, которые имели определенные связи, средства и ораторские навыки. В результате армию создавали в основном политики, коммерсанты или просто лица с неудовлетворенными амбициями, которые набирали в свои полки кого угодно, а сами с готовностью получали от губернаторов звания вплоть до полковника и всю полноту власти командиров. Новые полковники назначали своих офицеров. Часть офицеров солдаты избирали сами. Если учесть, что довоенная армия США насчитывала около 13 тыс. человек, то становится очевидным, что кадровых офицеров катастрофически не хватало. Те из них, кто смог обратить на себя внимание власти и сформировать собственные части, быстро становились из майоров, капитанов и лейтенантов генералами. Другие же слишком пугали своим опытом и компетентностью, вследствие чего провели всю войну в невысоких званиях. Огромную популярность военный мундир приобрел среди вашингтонских политиков. Генералами становились сенаторы, конгрессмены, редакторы газет, представители бизнеса и просто знаменитости. Раздача генеральских 4 Маль К.М. Гражданская война в США 1861–1865. — М.: ACT; Минск: Харвест, 2002. 166
эполетов была для Линкольна дешевым способом заручиться лояльностью тех или иных политических сил. Дороже эта практика обходилась солдатам, которые тысячами гибли вследствие некомпетентности и коррумпированности новоявленных генералов. Большинство из них имели смутные представления даже об основах военного дела. Разумеется, никто из «генералов-политиканов», как их называли в армии, не пользовался авторитетом среди подчиненных. Высокие чины получали и дети влиятельных граждан. В рядах федеральных войск было немало 20-летних полковников и 25-летних генералов. Качество рядового состава также далеко не всегда было на высоте. После начала призыва волонтеров в армию хлынуло огромное количество мошенников – «премиальных прыгунов». Получив премию за поступление на службу, они дезертировали и направлялись к новому пункту вербовки. Многие проделывали это по нескольку десятков раз. Значительную часть новобранцев составляли подростки, которые записывались в армию в поисках романтики, зачастую сбегая из дома. Нужно сказать, что недостатка в театральных эффектах в новой армии не было: стремясь завлечь как можно больше любопытных, творцы новых рот и полков наперебой заказывали новую яркую форму и придумывали самые невероятные названия, подобно «Превосходной бригаде» или сформированному из нью-йор­ к­ских пожарных полку «Огненных зуавов», разбежавшемуся при Булл-Ране. Наконец, огромную роль в формировании новой армии сыграли наиболее обездоленные слои общества, для которых набор в войска представлял собой единственную возможность избежать голода и нищеты. В ряды новобранцев попадало много эмигрантов, которые приехали в США в поисках лучшей жизни и, не найдя ее, были вынуждены записаться в армию. Ирландцы, которых на Севере считали людьми второго сорта и притесняли всеми возможными способами, стали лучшими солдатами федеральной армии во многом потому, что кроме денежных мотивов они руководствовались идейными соображе­ ниями. Бежав из Ирландии, находившейся под властью англичан, они хотели воевать за свободу. Впрочем, по тем же причинам другие ирландцы шли и в армию Конфедерации. Южное общество, которое северные газеты и книги изображали как аморальное и развращенное, продемонстрировало значительно больше патриотизма и национального единства. Там сразу серьезно подошли к вопросу формирования армии, хотя сперва также вербовались волонтеры. Приток добровольцев оказался таким, что вербовка фактически стала массовым призывом. Оставаться в стороне было затруднительно хотя бы потому, что южанки развернули целую кампанию, клеймя позором тех, кто не пожелал поступить на службу. Для патриархального южного общества это был очень сильный довод. Влиятельные и богатые уроженцы того или иного штата, как правило, брали на себя руководящую роль при вербовке, однако большинство из них отказывалось от высоких постов в армии, ссылаясь на свою некомпетентность в 167
военном деле. В то же время немало аристократов и их детей служили в качестве рядовых солдат и воевали плечом к плечу с теми, кто работал на их ферме батраками и чернорабочими. Таким образом, «аморальное общество рабовладельцев» продемонстрировало большую приверженность демократическим принципам, чем «свободные» северные штаты. Хотя по-иному вряд ли удалось бы набрать серьезную армию. В отличие от 22-миллионного севера на юге проживало лишь 9 мил­ лионов человек, причем около трети составляли рабы. Многие невольники добровольно отправлялись в армию вслед за хозяевами, не только выполняя функции денщиков, но и зачастую сражаясь вместе с ними и демонстрируя настоящие чудеса самопожертвования. Мак-Клеллан смог в достаточно короткое время из массы пестрых полков, навербованных разного рода «предпринимателями», создать более или менее боеспособную и организованную армию численностью около 100 тыс. человек. Он придал войскам известное единообразие, обучил их выполнять сложные маневры, а также заменил многих некомпетентных офицеров и генералов. Чего не смог сделать генерал, так это организовать эффективную штабную службу. Но это было едва ли решаемой задачей, поскольку американские военные не имели опыта управления многотысячными армиями. Еще одним недостатком, который был в равной степени присущ обеим сторонам, являлось устаревшее тактическое мышление. Несмотря на качест­ венное образование в Вест-Пойнте, основой преподавания военного искусства оставались наполеоновские войны с их культом плотных и глубоких построений, призванных подвести бой к кульминации в виде решительной, нередко штыковой атаки. И хотя к 1861 г. не было изобретено пулеметов, а многозарядные винтовки оставались дорогими и сложными в производстве, ряд инноваций, таких как пуля Минье, позволявшая кратно ускорить процесс заряжания с дула нарезного оружия, резко усилил огневую мощь пехоты, дав обороняющимся огромное преимущество. В этих условиях слепое потакание наполеоновской тактике могло привести лишь к колоссальным потерям. На первых порах указанные недостатки компенсировались небывало высоким духом федеральных войск. Во многом это стало возможным благодаря самой фигуре Мак-Клеллана, перед которым солдаты испытывали едва ли не священный трепет. Его назначение на пост главнокомандующего вызвало всенародное ликование. Параллельно генерал командовал главной военной силой США – Потомакской армией, названной в честь реки, на которой стоит Вашингтон. Именно она должна была взять Ричмонд. Однако на поле боя Мак-Клеллан проявил себя не столь блестяще. Как и многие из американских профессиональных военных той эпохи, он разрабатывал превосходные планы, но осуществить их был не в силах. Его главным недостатком была запредельная переоценка сил противника, чему способствовала разведка северян. Ее возглавил не военный, а частный детектив Алан 168
Пинкертон – бывший бочар, который незадолго до этого якобы спас Линкольна от покушения. Пинкертон сослужил плохую службу Потомакской армии, постоянно преувеличивая численность войск противника в полтора-два раза. Во главе армии Конфедерации, действовавшей против Потомакской армии, стоял талантливый военачальник Роберт Эдвард Ли. Незадолго до начала войны тогда еще полковника Ли вызывали в Вашингтон, предлагая именно ему возглавить 75-тысячную армию Линкольна. Будучи истинным патриотом своего родного штата Вирджинии, полковник отказал президенту, который через считанные дни станет в его глазах главой иностранного государстваагрессора. Роберту Ли суждено было стать величайшим полководцем Гражданской войны и настоящим кумиром Конфедерации и ее солдат. Президент Линкольн, чей военный опыт ограничивался номинальным участием в милиции штата Иллинойс, считал себя стратегом, имевшим право вмешиваться в непосредственное руководство армией. В отличие от него президент КША Джефферсон Дэвис сознательно дистанцировался от непосредственного руководства вооруженными силами, несмотря на то, что Дэвис был кадровым военным, который четыре года занимал пост военного министра США (вспомним его роль в Мексиканской войне). Вместо грубого вмешательства в дела армии он предпочел назначить лидера, который мог повести за собой солдат. Такой фигурой и стал Роберт Ли. Этот генерал, получивший в начале войны пост командующего Вирджинской армией, верно служил Конфедерации до последнего выстрела. В это же время Линкольн лихорадочно менял командующих, внимательно следя не столько за их военными успехами, сколько за политическими амбициями. Президент не раз высказывал опасение, что удачливый генерал легко сможет стать диктатором5. Дэвис же нашел в себе силы довериться одному командующему, дав ему свободу подбирать для себя тех генералов, которые действительно представляли ценность. В подчинении у Ли находилась целая плеяда блестящих военачальников, стоявших на голову выше противников с Севера. Этот подход дал свои плоды – победы не заставили себя ждать. Часть армии северян, переправленная Мак-Клелланом морем, высадилась в непосредственной близости у Ричмонда. В течение нескольких дней столица Конфедерации была в опасности, однако генералу Ли удалось в серии боев, известных как Семидневная битва (25 июня – 1 июля 1862), остановить федеральные войска и заставить их погрузиться обратно на суда. Одновременно к Ричмонду двинулась еще одна федеральная армия во главе с Джоном Поупом. Если Мак-Клеллана лишь удалось остановить, то Поупа генерал Ли смог полностью разбить, причем это произошло у того же ручья Булл-Ран (28–30 августа 1862). Эта кампания демонстрирует огромный недостаток военного руководства США – неумение скоординировать действия и нанести согласованные по вре5 Lincoln as Commander in Chief. Smithsonian, 2009. 169
мени и месту удары. В то время как Ли даже в самом благоприятном варианте мог стянуть к месту битвы не более 100 тыс. (а фактически около 75 тыс.) человек, то северяне могли с легкостью сосредоточить против него армию в 150– 200 тыс. солдат. Однако Линкольн не мог противиться нажиму многочисленных политических партнеров, которые предлагали конкурирующие планы действий и генералов на ключевые командные посты, вследствие чего президент предпочитал «диверсифицировать риск», поручая различным генералам разные задания. В результате Ли и другие командующие-конфедераты, не имея даже возможности собрать сопоставимые по численности силы, могли бить противников поодиночке. Вскоре после второго Булл-Рана Роберт Ли решил сам нанести удар и вторгнуться в Мэриленд, в сердце которого находятся федеральный округ Колумбия и Вашингтон. Однако одну из копий его приказа № 191, содержащего детали плана, потерял штабной офицер. Таким образом, Мак-Клеллану стал известен замысел противника. Противоборствующие армии встретились у небольшого города Шарпсберг в Мэриленде. Но федеральная армия действовала нерешительно и хаотично, не добившись большого успеха. Эта битва, более известная как сражение на Энтитеме, по названию протекавшего рядом ручья, стала самым кровопролитным днем в американской истории. Федеральная армия потеряла более 2 тыс. человек, конфедераты – более 1,5 тыс. Несмотря на потери, Север торжествовал. Мак-Клеллану удалось остановить «вторжение» южан. В реальности это было явное поражение, поскольку федеральные силы упустили блестящую возможность наголову разбить противника. Понимал это и Линкольн, который 5 ноября освободил генерала от руководства Потомакской армией. Еще ранее Мак-Клеллан был лишен поста главнокомандующего, так как президент начал осознавать невозможность совместить в одной фигуре сразу несколько ключевых военных ролей. Если самые громкие события Гражданской войны происходили на востоке, то судьба всего конфликта решалась на западе, где текла Миссисипи – ключевая транспортная артерия США, находившаяся под контролем Конфедерации. Река разрезáла территорию надвое и могла бы стать для северян идеальной дорогой в сердце территорий противника. Подобный образ действий вполне укладывался в логику «Анаконды». Первым шагом на пути к осуществлению этого замысла стало взятие северянами в конце 1861 г. Нового Орлеана, что позволило заблокировать Миссисипи в ее устье. Однако основное течение реки защищала сеть мощных фортов и крепостей, без уничтожения которых невозможно было выиграть войну. За решение этой задачи взялся генерал Улисс Грант6, который не только смог захватить ряд стратегически 6 Грант часто считается вторым после Линкольна героем Гражданской войны (со стороны Союза). Однако его довоенную карьеру вряд ли можно назвать выдающейся. Участник войны с Мексикой, вышедший в отставку в капитанском чине, он успел поторговать конской упряжью, разориться и к началу войны медленно спивался. Приняв деятельное участие в формировании 170
важных укреплений конфедератов, но и выиграл весной 1862 г. крупное сражении при Шайло (фактически впервые с начала войны конфедератов удалось разгромить в поле). Пока на западе восходила звезда Гранта, на восточном театре Вашингтон продолжал менять командующих Потомакской армией, которые терпели всё новые поражения. В декабре 1862 г. под началом Эмброуза Бернсайда армия была втянута в бессмысленное, кровавое и заведомо безнадежное сражение при Фредериксберге7, после которого боевой дух северян упал до низшей точки (более 40 тыс. солдат и офицеров числились в «незаконных отпусках», то есть дезертировали). В такой тяжелой обстановке близился к завершению третий год президентского срока Линкольна, который успел убедиться в своей беспомощности в качестве верховного главнокомандующего. Впервые с начала войны на Севере обозначились трудности с набором волонтеров. Кроме того, осложнилась международная ситуация: появились признаки того, что Лондон начинает склоняться в пользу Конфедерации, с которой его связывали тесные торговые отношения. Генерал Дж. Хукер, сменивший Бернсайда в начале 1863 г. и отличившийся в предыдущих операциях, также не смог переломить ситуацию в пользу Вашингтона. Он потерпел неудачу в местности под названием Глушь (так называется густо поросшая лесом, труднопроходимая территория на севере штата Вирджиния). Длившееся с 30 апреля по 5 мая сражение в Глуши (известно также как битва у Чанселорсвилля) стало подлинным триумфом Роберта Ли. Усту­пая противнику более чем в два раза, командующий Вирджинской ар­ мией, вопреки любым разумным соображениям, не только отказался от обороны, но и разделил армию, нанеся удары с разных направлений. Эта блестящая победа возродила планы по вторжению на территорию северных штатов. Материальные и человеческие ресурсы Конфедерации были войск в родном для Линкольна штате Иллинойс (он набрал более двух десятков полков), Грант получил генеральское звание и отправился со своими солдатами на запад, где взял штурмом несколько укрепленных пунктов конфедератов и смог привлечь к себе внимание президента. 7 Несмотря на численное превосходство, федеральным солдатам не удалось даже дойти до первой линии обороны южан. Вскоре поле боя было усеяно таким количеством убитых и раненых, что новым федеральным частям, выдвигавшимся в атаку, было трудно идти вперед, сохраняя строй. Большинство из убитых северян не успевали сделать ни единого выстрела. Исключительную храбрость показала Ирландская бригада генерала Мигера. Ирландцы, которых «настоя­ щие американцы» считали людьми второго сорта, немногим лучше чернокожих, продвинулись дальше других подразделений, но и они были остановлены и откатились с ужасающими потерями. По жестокому совпадению, свойственному Гражданской войне, с другой стороны фронта огонь по ним вели их соотечественники – уроженцы Ирландии, воевавшие на стороне Конфедерации. Очевидцы вспоминали, как последние не могли сдержать слез при виде идущих на верную смерть земляков, продолжая, однако, вести по ним убийственный огонь. За несколько часов северяне понесли чудовищные потери и были деморализованы. Осознав масштабы поражения, генерал Бернсайд пришел в оцепенение, но не нашел в себе сил отменить своих приказов идти в атаку. Пока командующий пытался прийти в себя, новые дивизии продолжали само­ убийственные атаки. Большинство генералов просто проигнорировали приказы Бернсайда. 171
на грани истощения. Если Север, несмотря на череду поражений, мог обеспечивать солдатам комфортные условия, включая теплое обмундирование и превосходный паек, то рядовые конфедераты еще с начала войны представляли собой печальное зрелище – оборванные голодные солдаты, многие из которых маршировали босиком. Одна из жительниц Севера, увидев армию южан на марше, удивилась, что эти люди вообще могут совершать пешие переходы, не говоря о самих боях. Поэтому командующий Вирджинской армией был заинтересован в том, чтобы решительным ударом поставить точку, принудив Вашингтон заключить мир и тем самым признать КША в качестве суверенного государства. Генерал прекрасно понимал, что Соединенным Штатам для победы нужно победить, а Конфедерации – не проиграть. Удачный момент для решающего усилия настал после Глуши. В то время, когда Ли начал вторжение в северные штаты, в Потомакской армии снова сменился командующий. На этот раз им стал генерал Дж. Мид, который мало чем себя проявил ранее. Многие восприняли его назначение как акт отчаяния со стороны президента. Однако именно Миду выпала честь одержать самую громкую из побед федеральной армии – победу в сражении у Геттисберга. Этот небольшой город в Пенсильвании имел важное значение, поскольку в нем сходятся несколько дорог, ведущих вглубь северных штатов8. В битве у Геттисберга фактически в первый раз за войну обе стороны поменялись ролями: южане под началом Ли атаковали, а северяне Мида оборонялись, причем держались на редкость стойко (возможно, из-за того, что они в первый раз оказались в роли защитников своих штатов от вторжения). После особенно больших потерь, понесенных на третий день битвы, потрясенный генерал Ли приказал отступать обратно в южные штаты. 4 июня 1863 г., ознаменованное победой при Геттисберге, стало одной из наиболее прославленных дат в истории США. Дело не только в том, что победа совпала с Днем независимости – главным праздником американцев. Одновременно с новостью о триумфе Потомакской армии на востоке радостные вести пришли и с запада: генерал Грант принудил к капитуляции Виксберг, который являлся последней и наиболее мощной цитаделью южан на Миссисипи. И если Геттисберг имел скорее политическое значение, развеяв ореол непобедимости Ли, то взятие Виксберга имело стратегический смысл, поскольку теперь территория Конфедерации была разрезана надвое: на берегах Миссисипи укрепились федеральные войска, а саму реку патрулировали мощные речные флотилии северян. Одновременно давала знать о себе и морская блокада Конфедерации. С самого начала войны руководство военно-морского флота США отнеслось к пла­ ну «Анаконда» с большим пониманием, приняв решение закупорить основ­ные порты конфедератов, тем самым уничтожив их морские перевозки. 8 1 июля 1863 г. в Геттисберг подошла передовая дивизия конфедератов, причем в городок их привел не стратегический замысел, а поиск обуви – обычное занятие для армии южан. 172
Торговля с заморскими государствами имела решающее значение для южных штатов. Собственная промышленность была в них развита слабее, поэтому промышленное оборудование и оружие следовало закупать в обмен на хлопок в Англии. Однако федеральная блокада ставила под угрозу трансатлантическое сообщение. И если на суше конфедеративная армия, хотя не столь многочисленная, как противник, представляла мощную силу, то на море южане практически ничего не могли противопоставить федеральному флоту, который перехватывал и уничтожал торговые корабли, следовавшие в Англию с хлопком, а обратно – с оружием, боеприпасами, медикаментами и другими важными товарами. Однако северяне не только пассивно блокировали побережье, они также атаковали стратегически важные форты и гавани. В качестве ответной меры конфедераты высылали на коммуникации рейдеров – быстроходные крейсера, которые атаковали торговый флот северян. В учебники истории вошли героические рейды крейсеров «Алабама», уничтожившего 53 корабля противника, и «Шенандоа», чьей жертвой стали 38 торговых судов северян9. Однако даже эти успехи не могли переломить ход войны на море. Следует отметить, что южане в известном смысле сами помогли федеральной блокаде. На протяжении всей войны морское сообщение с Англией и другими важными партнерами так и не было поставлено в рамки централизованного государственного контроля, будучи отдано преимущественно частной инициативе. Как следствие, в то время, когда южане остро нуждались в винтовках или палатках, в гавани КША заходили корабли, которые героически прорывали блокаду лишь для того, чтобы доставить шампанское и корсеты. На суше хозяйственная машина Юга также работала не без сбоев. Хотя масштабы успехов военной экономики при изначальной промышленной слабости южных штатов впечатляют, многие проблемы оказались трудноразре­ шимыми. К примеру, в то время, когда солдаты-конфедераты в буквальном смысле умирали от голода и побирались по деревням в поисках обуви, на армейских складах гнили миллионы рационов и лежали тонны сапог. Тем временем на фронте после Геттисберга чаша весов также понемногу склонялась в сторону северян. Летом 1863 г. казалось, что удача улыбнулась южанам на западе: в сентябре в битве у Чикамуги (штат Теннеси) федеральная армия Уильяма Роузкранса была полностью разгромлена южанами генерала Брэкстона Брэгга, загнана в город Чаттануга и блокирована там. За всю войну конфедераты больше не смогут добиться такого успеха. Однако и здесь Грант смог исправить положение. Вовремя придя на помощь осажденным товарищам, его армия к концу ноября разгромила Брэгга, деблокировав осажденных солдат Роузкранса. После этих побед Линкольн, наконец, понял, что нашел человека, который завершит войну. В начале следующего года Грант торжественно получил звание генерал-лейтенанта – высший чин в американской армии 9 The CSS Alabama and CSS Shenandoah: The History and Legacy of the Confederacy's Legendary Raiding Ships during the Civil War. 2018. 173
того времени (до него лишь Вашингтон и Скотт носили это звание, причем последний был повышен лишь временно). Оставив войска на западе под командованием своего старого товарища и соратника генерала Уильяма Шермана, Грант отбыл на восток, чтобы руководить Потомакской армией. Именно на востоке особенно ярко проявился основной полководческий «талант» Улисса Гранта – умение посылать солдат в лобовые атаки, не считаясь с потерями. Однако в отличие от Бернсайда, нервы которого сдали к концу первого же сражения, Грант был методичен и неумолим. Пытаясь маневри­ ровать и занимать выгодные позиции, он терпел неудачи. Его подводила излишняя уверенность в своих возможностях, отвратительная работа штабов, отправлявших корпуса и дивизии в диаметрально противоположные направления, и умелое противодействие Ли. Потеряв надежду переиграть коман­ дующего южан, Грант перешел к тактике грубой силы, развязав целую серию сражений, перед которыми померкли ужасы Фредериксберга. Стратагема фаворита Линкольна была проста: не давать южанам опомниться, беспрерывно атаковать их и утопить в крови – неважно, в их собственной или своих же федеральных солдат. В череде непрерывных сражений буквально за месяц армия под руководством Гранта потеряла почти 50 тыс. человек10, около половины своей первоначальной численности. Однако федерального командующего эти потери не волновали. Он был обеспечен стабильным притоком живой силы, который не мог позволить себе малонаселенный Юг. Конечно, на тот момент эйфория первых месяцев войны, доставившая Вашингтону сотни тысяч волонтеров, сошла на нет. Уже к 1863 г. желающих идти на смертельный риск во имя малопонятных идеалов становилось все меньше, тем более что по ходу войны регулярно вскрывались шокирующие факты коррупции, некомпетентности и откровенного цинизма военного руководства страны, которое на завершающем этапе войны стало напоминать заложников промышленных корпораций и банков. В этих условиях Линкольн пошел на беспрецедентный для американской истории шаг. Он объявил принудительный призыв на военную службу, который в следующий раз проводился лишь во время Первой мировой войны. Конечно, правительство не могло позволить себе поставить под удар зажиточных граждан, поэтому для них была предусмотрена возможность совершенно легально избежать призыва, внеся в казну 300 долларов, что примерно соответствовало жалованию солдата за два года. Впрочем, закон позволял даже сэкономить, если человек выставлял вместо себя заместителя. Разумеется, лицемерие властей не могло не вызвать взрыв протеста. По восточному побережью прокатилась волна бунтов, самые ожесточенные и кровавые из которых захлестнули Вашингтон. Их масштаб был таков, что к подавлению беспорядков пришлось подключить армию. Победоносные полки, вернувшиеся с полей Геттисберга, расстреливали толпу, а прибывшие в 10 Маль К.М. Гражданская война в США 1861–1865. 174
нью-йоркскую гавань канонерки сокрушали вышедшие из-под контроля городские кварталы. Еще одним источником человеческих ресурсов стали чернокожие граждане Севера. «Цветные» и «негритянские» полки, как они официально назывались в федеральной армии, начали формироваться уже на второй год войны, но долгое время их рассматривали лишь как дешевую рабочую силу. Чернокожие солдаты получали меньшее жалование, а оружие и амуниция им направлялись по остаточному принципу. Большинство федеральных генералов и офицеров проявляли в отношении этих подразделений гораздо больший расизм, чем могли бы продемонстрировать убежденные рабовладельцы. В «цветных» войсках офицерские звания, которые были недоступны для африканцев, получали либо убежденные сторонники идеи равенства белых и черных солдат, либо те, кого командование сочло нужным наказать «позорной службой среди негров». Тем не менее незатейливая стратегия генерала Гранта вскоре привела к тому, что военному руководству США пришлось быть менее щепетильным в расовых вопросах. К 1864 г. «негритянские» полки выполняли роль «пушечного мяса» в армии северян11. Однако, даже имея обширные человеческие ресурсы, Грант в итоге не смог нанести решительное поражение генералу Ли. В конечном итоге конфедераты отступили к Питерсбергу – городу, который находится в непосредственной близости от Ричмонда. Вокруг Питерсберга завязались долгие и кровопролитные бои в стиле Гранта – непрерывные лобовые атаки, сопровождавшиеся бессмысленными потерями, – в ходе которых северяне пытались взять город в плотное кольцо, отрезать его от снабжения и принудить противника сложить оружие. Во время длившейся девять месяцев осады федеральные силы потеряли более 42 тыс. солдат и офицеров. Тем временем на западе события приближались к финалу. Уильям Шерман, оставленный Грантом на посту командующего, был талантливым генералом, однако во многих отношениях он был не менее бесчеловечен, чем прежний начальник. Пользуясь начавшимся упадком южной экономики и истощением человеческих ресурсов, Шерман начал знаменитый «марш к морю», сметая слабые группировки конфедератов, пытавшихся преградить ему путь. Желая раз и навсегда лишить противника ресурсов для сопротивления, он отдал приказ уничтожать любое имущество. Солдаты, которые некогда распевали «Боевой гимн Республики», призывавший отдать жизнь за свободу, теперь жгли поместья и деревни, уничтожали фабрики и плантации, оставляя гражданское население без средств к существованию. Насилие, мародерство и убийства мирных жителей стали нормой. Даже рабы, чьих хозяев сокрушали солдаты Шермана, в ужасе бежали от освободителей. В сентябре федералы захватили Атланту – крупнейший город Джорджии, а в конце декабря вышли к морю, взяв важный порт Саванна. Оба города по11 Там же. 175
стигла та же самая участь, что и десятки других более мелких населенных пунктов. Теперь южные штаты были окончательно расчленены, что предрешило исход всей войны. Капитуляция состоялась 9 апреля 1865 г. в доме судьи в деревушке Аппоматокс, штат Вирджиния. Генерал Роберт Эдвард Ли, как и подобает южному джентльмену, явился на подписание акта о капитуляции своей армии в парадном мундире и при шпаге. Грант, напротив, пришел в грязной форме и пьяным. Оба командующих поставили свои подписи, после чего конфедераты прошли маршем вдоль строя федеральных войск, салютовавших их непревзойденной доблести. Однако далеко не каждый американец согласится с тем, что война закончилась в Аппоматоксе. Многие жители южных штатов до сих пор считают, что они находятся в оккупации12. В пользу этой, на первый взгляд, парадоксальной точки зрения есть немало доводов. Сразу же после захвата южных штатов на их территории был установлен режим, который трудно отличить от оккупационного. Всю полноту власти на местах получило военное командование. Лежавшей в руинах экономикой южных штатов управляли генералы, многие из которых во время боевых действий не могли справиться даже с собственными полками и бригадами. Президент Эндрю Джонсон – преемник убитого после окончания войны Линкольна – пытался назначать гражданских губернаторов, однако олигархи быстро пресекли эти попытки, которые могли бы помешать переделу собственности. Американский бизнес больше устраивала власть военных, с большинством из которых еще со времен войны имелись прочные связи. К примеру, многие генералы за вознаграждение позволяли вести торговлю с противником прямо через линию фронта. Вскоре Вашингтон объявил так называемую Реконструкцию Юга, которая должна была помочь заново интегрировать мятежные штаты в состав США. На деле Реконструкция была направлена на подрыв традиционного экономического уклада и институтов южного общества. Она свелась к намеренному разорению богатых плантаторов и фермеров, изгнанию их с наиболее вы­ годных территорий, банкротству немногих уцелевших предприятий для их последующей передачи за бесценок в руки промышленников с Севера. Характерным явлением той эпохи был наплыв «саквояжников» (carpetbaggers) – так называли предприимчивых дельцов с Севера, которые отправлялись в южные штаты, имея при себе лишь один саквояж, чтобы дешево скупать собственность разоренных плантаторов, а также сотрудничавших с ними южан«прохвостов» (scalawags)13. В попытке хотя бы минимальным образом защитить свои права южане, большинство из которых имели военный опыт и уже не могли ничего потерять, организовывали отряды самообороны, противостоявшие откровенным 12 13 Pierce J. The Reasons for Secession: A Documentary Study. Carpetbaggers & Scalawags. History.com, 2010. 176
рейдерским захватам со стороны северных коммерсантов, пользовавшихся поддержкой подкупленных генералов. Другим выходом было бегство. Многие уроженцы южных штатов предпочли покинуть родную землю, будучи не в силах мириться с новыми порядками. В Бразилии до сих пор существует этническая группа «конфедерадос» (confederados) – это никто иные, как потомки плантаторов, покинувших свою родину после поражения Юга. Бразильский император Педру II, зная об искусстве южан в выращивании хлопка, лично предложил им помощь с переездом и обустройством на новом месте. Что характерно, вместе с хозяевами в Бразилию, где рабство сохранялось до 1888 г., добровольно последовали многие рабы, которых пресловутая Реконструкция и перспектива нищенствовать свободными гражданами ужасали не меньше хозяев. Более того, на новую родину отправились и те афроамериканцы, которые получили свободу еще до начала Гражданской войны и успели обзавестись своим бизнесом на Юге («расистские» южные законы это вполне позволяли). Формально Реконструкция была отменена в 1877 г. Пятью годами ранее военным и политическим лидерам Конфедеративных Штатов Америки были в полном объеме возвращены их гражданские права, которых они лишились как государственные изменники. Впрочем, руководство КША и генералитет конфедератов не понесли никакого наказания, если не считать кратковременное заключение в тюрьме Джефферсона Дэвиса и некоторых его сподвижников. Однако, если в экономическом плане южные штаты более или менее оправились от постигшей их катастрофы, то в исторической памяти их жителей воспоминания о ней продолжают жить до сих пор. Значение Гражданской войны заключается прежде всего в том, что она была единственным полномасштабным вооруженным конфликтом, который прошел по американской земле. В 1861–1865 гг. американцы единственный раз в своей истории испытали на себе настоящие тяготы войны, включая жертвы среди гражданского населения и оккупацию армией противника (несмотря на то, что эту армию составляли их сограждане). Впервые в американской истории правительство начало принудительно призывать солдат на военную службу. Это само по себе является редким событием для США, но для середины XIX века оно вызвало настоящий шок: граждане «Страны свободы» даже не могли себе представить, каким образом люди из Вашингтона, о которых в мирное время мало кто слышал, могли получить такую власть, чтобы посылать своих сограждан погибать на полях сражений. Беспрецедентный рост полномочий федерального центра, произошедший во время войны, стал еще одной революционной переменой, которую принесла Гражданская война. 177
Иллюстрации к главе 9 А. Линкольн в роли верховного главнокомандующего. Джордж Мак-Клеллан. Памятник Дж. Дэвису в Ричмонде, снесенный в 2020 г. Роберт Эдвард Ли. 178
Осада Виксберга, штат Миссисипи. Атланта после сожжения войсками генерала Шермана. 179
Генерал Улисс Грант на Гражданской войне. «Это правительство белых». Карикатура времен Реконструкции Юга. 180
Глава 10 Геноцид на американской земле Бесконечные войны с коренным населением американского континента, вылившиеся в итоге в жесточайшее истребление индейцев, являются неотъемлемой, хотя и весьма нелицеприятной, составляющей становления американской государственности. Как мы помним из первой главы, распространившиеся в XIX столетии в США экспансионистские теории утверждали, что на американцев возложена высокая цивилизационная миссия. Пафос индейских войн настолько сильно впитался в культуру и национальную традицию США, что и сегодня вдохновляет американских солдат по всему миру (вспомним фразу «Добро пожаловать в страну краснокожих, парень!»1). Однако, если сбросить с этой темы покров романтики, старательно создававшийся многими поколениями американских историков, индейские войны предстают как геноцид, который можно по праву считать одним из наиболее жестоких в истории. Это дает основание ряду исследователей говорить об американском Холокосте. Количество уничтоженных коренных жителей не поддается окончательной оценке. По мнению современных ученых, непосредственными жертвами истребления индейцев, проводившегося властями США с 1600 по 1900 г., стало около 3 млн человек. Если принимать в расчет многочисленные «косвенные» жертвы (например, умерших в результате эпидемий и голода), то число погибших может возрасти до 10 миллионов. Войны с коренными американцами на Восточном побережье часто не требовали большого напряжения сил и не были связаны с опасностью значительных жертв со стороны жителей Новой Англии. Индейцы в этом регионе не были настолько воинственными, как их изображают мемуаристы из числа жителей колоний. Рассказы об их изуверстве и природной жестокости являются вымыслом, поскольку те же самые племена, которые американцы называли бандами убийц, мирно сосуществовали с французскими колонистами. Сами природные условия восточного региона отодвигали войну на второй план. Густые леса и полноводные реки, богатые дичью и рыбой, давали больше стимулов для мирной жизни, нежели для столкновений с соседями. Однако именно леса и реки сыграли роковую роль в истории индейцев Восточного побережья. Экономика коренных американцев была чрезвычайно эффективна в том смысле, что она основывалась на сложной системе обычаев, благодаря которым дары природы использовались в высшей степени рационально. Обожествление практически всего, что древние жители Америки видели вокруг себя, заставляло их относиться к окружающему миру с глубоким почтением. Безудержное истребление дичи ради ее сбыта соседям или убий1 Kaplan R. Imperial Grunts: The American Military on the Ground. Random House, 2005. 181
ство животных исключительно ради меха считалось кощунственным. Добыв на охоте зверя, индейцы не только совершали ритуалы, призванные выказать уважение его духу, но и разделывали тушу таким образом, чтобы все части были использованы в хозяйстве. Поэтому племена могли существовать столетиями, не нарушая баланса в экологической системе. Все изменилось с приходом «новых» американцев. Колонисты Новой Анг­ лии были не в силах понять глубокий смысл верований коренных жителей континента, считая их в лучшем случае свидетельством примитивности их мышления, а в худшем – поклонением дьяволу. Эта идеология послужила моральным оправданием захвата земель, на которых жили индейцы. Заметим, что утверждать, будто индейцы владели природными ресурсами, за исключением отдельных эпизодов, неправильно, поскольку, с их точки зрения, все эти блага не могли принадлежать никому. У колонистов же была своя позиция на этот счет, а потому поселенцы на Среднем Западе начали варварское истребление ресурсов, без которых местные племена просто не смогли бы выжить. Когда коренные народы попытались остановить надвигавшуюся катастрофу, уничтожению подверглись уже они сами. К концу первого столетия истории современной Америки индейцы Восточного побережья были фактически уничтожены. Показательна история алгонкинских племен, населявших этот регион. Они имели богатые военные традиции и хороший боевой опыт, однако все же предпочли установить добрососедские отношения с жителями Новой Англии, чему в немалой степени способствовала позиция Поухатана – выдающегося вождя одноименного племени, которому удалось создать конфедерацию индейских племен. В качестве жеста доброй воли он выдал свою дочь Матоаку (более известную в истории под именем Покахонтас) замуж за одного из поселенцев. Ситуация изменилась к началу 1620-х годов. Этому способствовала смерть Поухатана, который мог вести диалог с поселенцами и в случае необходимости сдерживать соплеменников, а также поведение самих колонистов. Уже в 1622 г. вспыхнула первая крупная война с индейцами, продлившаяся до 1637 г. В ходе этой войны индейцам во главе с вождем Опеканканофом удалось захватить укрепленное поселение Джеймстаун и пленить капитана Джона Смита – одного из основателей Новой Англии2. Великодушный вождь отпустил англичан нетронутыми, о чем пожалел через двадцать четыре года, когда сам, уже будучи в возрасте девяноста лет, был захвачен в плен. 2 Джон Смит (1580–1631) служил в качестве наемника сперва в голландской, а потом в австрийской армии. В конечном итоге он попал в плен к туркам, откуда бежал на Дон, проведя несколько лет среди русских казаков. Именно там он увидел укрепленные поселения, приспособленные для круговой обороны. Впечатленный фортификационными техниками казаков, он перенес этот опыт на американскую землю, куда прибыл в 1607 г. Знаменитые бревенчатые домики первых американских поселенцев – не что иное, как копия казацких изб, какими они в свое время запомнились англичанину. 182
Колонисты к тому времени позабыли о благородном поступке вождя. Он был убит в тюремной камере одним из своих надзирателей. Индейская конфедерация к тому времени потеряла более 75 % своих жителей, как из-за военных операций колонистов, так и вследствие завезенных ими инфекционных заболеваний, и фактически прекратила существование. Некоторые индейские племена уничтожались буквально одним ударом, например племя пекота, поселение которых было атаковано в 1637 г. колонистами и союзными индейцами под командованием капитана Джона Мэйсона. Это событие стало известно как бойня на реке Мистик, ее результатом стало почти поголовное истребление пекота. Примечательно, что один из офицеров ополчения, описывая уни­ чтожение индейцев, апеллирует к тексту Библии, в котором поселенцы якобы усмотрели указание Господа убивать без разбора женщин и детей. Кстати, именно последние стали объектом атаки: немногочисленные мужчины покинули поселение за несколько дней до этого, уйдя на поиски пищи. Борьба с индейцами велась и на уровне пропаганды. Огромной популярностью среди жителей Восточного побережья пользовались сочинения в жанре «повести об индейском плене», которые представляли собой в разной степени приукрашенные вымыслом свидетельства тех, кто якобы был захвачен в плен индейцами и лишь чудом смог бежать. Такие рассказы изобиловали свидетельствами нечеловеческой жестокости и изуверских пыток, которым коренные жители подвергали ни в чем не повинных жертв из числа жителей поселений. К пропагандистской работе подключилось и духовенство. Во многом благодаря усилиям представителей Церкви поселенцы не считали индейцев за людей и уж тем более равными себе. Теологи Новой Англии развивали теорию о том, что индейцам по природе чуждо христианство, поскольку они от рождения настолько тупы и бесчувственны, что не в состоянии воспринять его вероучение3. В часовнях Новой Англии колониальной эпохи нередко можно было слышать, как святой отец с кафедры призывает добрых прихожан убивать индейцев и снимать с них скальпы, дабы вся община могла убедиться в совершении богоугодного дела. По мнению колонистов, Господь Бог лично руководил истреблением коренного населения. В 1677 г. один из проповедников Джон ­Элиот писал английскому ученому Роберту Бойлю: «Во время нашей первой войны с индейцами Господь открыл нам всю тщетность нашего военного искусства на европейский манер. Теперь, к нашему счастью, мы научились тайной войне. А какова цель Господа, открывшего нам эту науку, мне неведомо». Позже, в 1703 г., преподобный Соломон Стоддард из Нортхемптона выступал с идеей обучать собак для охоты на индейцев, так как те «ведут себя словно волки и поступать с ними надо, как с волками»4. Несколько лет спустя колонии Массачусетс и Коннектикут действительно начали разведение соответ3 4 Newell M. Race Frontiers: Indian Slavery in Colonial New England. OSU.EDU Miller P. Solomon Stoddard, 1643–1729. Cambridge, 1941. 183
ствующих пород собак и приняли положения о выплате поселенцам, практикующим подобную «охоту». До нашего времени дошла популярная песня тех лет, воспевающая героя-священника, который собственноручно убивал индейцев и срезал с них скальпы. Разумеется, скальпы можно было обменять на хорошее вознаграждение, которое выплачивалось из колониальной казны. Его размер регламентировался специальными законами в зависимости от того, был ли скальп снят с мужчины, женщины или ребенка (при этом разница между премией за убитого взрослого воина и за ребенка была достаточно незначительной). Таким образом, с первых лет своего пребывания на новой земле предки современных американцев искусственно создали образ врага, который использовался для оправдания убийств местного населения. Геноцид проводился настолько эффективно, что к середине XVII столетия стало очевидно, что никакие военные усилия индейцев уже не смогут остановить захватчиков. Наряду с индейцами кровавому и беспощадному избиению подвергались и европейские конкуренты – голландские и шведские колонисты. Постепенно расширяя свои территории, американские колонисты вплотную приблизились к землям французских поселенцев, которые пролегали полумесяцем от современных канадских городов Квебек и Галифакс вдоль Великих озер и шли к югу вдоль реки Миссисипи до Нового Орлеана, основанного на месте впадения реки в Мексиканский залив. Особенностью французской колонизации было доброжелательное отношение к индейцам, с которыми французы зачастую вели совместное хозяйство и создавали семьи. Освоение Америки выходцами из Франции имело по разным причинам значительно более мирный характер и не сопровождалось актами геноцида. В свою очередь, нападения индейских племен на поселенцев также представляли собой редкие исключения. Это еще раз опровергает тезис о враждебных дикарях, которые с первого знакомства с европейцами якобы воспылали к ним ненавистью. Этот миф, который и сегодня с большим удовольствием эксплуатируется не только в школьных учебниках, но и нередко во вполне серьезных научных исследованиях, не заслуживает доверия, поскольку изначально основывается на пред­ взятых свидетельствах тех, кто был заинтересован в уничтожении индейцев и захвате их земель. Наиболее верными союзниками французов были ирокезы, чье племя образовывало ядро союза, куда входили пять других индейских племен. Интересно, что ирокезы отнюдь не славились миролюбием и считались превосходными воинами, но при этом в конфронтацию с французами не вступали. В то же время напряженными были их отношения с алгонкинскими племенам, что вскоре использовали в Новой Англии, власти которой, чтобы избежать прямого столкновения с Францией, взялись за стравливание между собой враждующих индейских племен. К тому времени, когда Англия и Франция начали боевые действия в Европе, эта стратегия была уже отлажена и использовалась 184
в ходе франко-индейской войны, которая рассматривается как часть Семилетней войны 1754–1763 гг. Результатом ее стало завоевание колонистами Новой Франции – обширных земель к северу от Восточного побережья. Это противостояние также сопровождалось активной информационной войной, развернутой американскими колонистами. Как среди сограждан, так и среди других индейцев распространялись описания ужасов, которые якобы творили ирокезы. Для многих поколений американцев само слово «ирокез» стало синонимом злобы, коварства, бессмысленной жестокости. Свою лепту в очернение ирокезов внес известный писатель Джеймс Фенимор Купер (1789– 1851), творивший уже в то время, когда племя было в значительной степени истреблено. В его романах ирокезы всегда предстают главными врагами, которым нельзя доверять и которые наслаждаются совершенными злодеяниями, тогда как союзники колонистов – делавары – изображены в самом лучшем свете. Впрочем, верная служба американцам не помогла и им. Вплоть до начала XX века племя балансировало на грани гибели. Фактически индейцы при любом развитии событий оказывались в безвыходном положении, чью бы сторону они не занимали. Это отмечает, например, современный историк Гарри Уорд: «Коренные американцы оказались во время войны в безвыходной ситуации: выиграли бы британцы или американцы, мало что могло быть сделано для того, чтобы остановить экспансию белых на запад…»5. Сознавая, что индейские племена используются колонистами для решения собственных военных задач, лидер алгонкинского племени оттава Понтиак созвал весной 1763 г. совет вождей, на котором произнес речь, изложив свое понимание стратегии колонистов и мрачного будущего, которое ожидает индейский народ. Восстание, которое поднялось под его руководством, продолжалось до 1766 г. и считается самым крупным выступлением индейцев в колониальную эпоху. Понтиак и его отряды успешно действовали против британских королевских войск, но не имели опыта штурма укрепленных пунктов. Осадив Детройт, воины Понтиака утратили инициативу и понесли большие потери. Кроме того, мирное индейское население, включая нейтральные племена, получили от британского генерала Дж. Амхерста «подарок» – большое количество одеял, зараженных оспой, что спровоцировало жестокую эпидемию. Все это вынудило вождя заключить мир с британцами, после которого он стал регулярно вызываться колониальными властями на допросы по поводу отдельных эпизодов восстания. В ходе одной из таких поездок Понтиак был убит индейцем из другого племени. Однако избиение индейских племен в XVII–XVIII вв. стало лишь прологом к подлинной катастрофе, постигшей коренных американцев в следующем столетии, когда планомерное уничтожение краснокожих стало фактически официальной политикой Вашингтона. 5 Слова Г. Уорда относятся к Войне за независимость. 185
Это прекрасно иллюстрируют уже известные нам события 1812–1815 гг.6 Чтобы настроить общественное мнение в пользу войны с англичанами, Вашингтоном в очередной раз была разыграна «индейская карта». Американцам внушали, что Лондон хочет защититься от растущих Соединенных Штатов, создав между ними и Канадой индейское государство. В США выпускались многочисленные гравюры вроде «Сценки из пограничной жизни, согласно обыкновениям человечных британцев и их достойных союзников». На ней индеец преподносит скальпы, снятые с убитых американских офицеров, анг­ лийскому королю Георгу III, который говорит: «Приноси мне скальпы, и твой владыка король Георг вознаградит тебя». Надпись на ружье, висящем за спиной индейца, поясняет, что оно и послужило наградой и именно из него убиты несчастные американцы. Антииндейская идеология, однако, не помешала руководству США отправить воевать за свою страну силы из числа пяти цивилизованных племен. Так назывались индейские сообщества, которые долгое время взаимодействовали с белыми и успели в той или иной степени перенять западную культуру. Их перечень был определен еще во времена Дж. Вашингтона и включал племена чероки, чикасоу, чокто, криков и семинолов. Командующим индейскими силами стал вождь чокто Пушматаха (около 1764–1824), которому Конгресс позже присвоил звание генерала. Вождь в синем американском мундире с эполетами смотрелся весьма курьезно среди своих соплеменников в традиционной боевой раскраске и так и не смог собрать значительные силы, ибо коренные американцы не желали сражаться за интересы, которые они не в состоянии были понять. Из весьма скромного отряда в 500 человек к концу войны у Пушматахи оставались считанные десятки воинов, да и самого вождя на поле боя никто так и не видел. В свою очередь, против США боролись индейские племена во главе с Текумсе (1768–1813) – вождем племени шауни, талантливым стратегом и политиком. В отличие от Пушматахи, Текумсе не строил иллюзий относительно сотрудничества с американцами. Последней каплей стал кабальный договор, который генерал У. Гаррисон (будущий президент США) навязал индейцам, которые должны были за номинальное вознаграждение уступить американцам 12 тысяч квадратных километров своих территорий. Текумсе вступил в переговоры с Гаррисоном, доказывая незаконность подобной сделки и требуя ее пересмотра. Когда тот отказал, вождь призвал к оружию соплеменников и союзные племена из созданной им конфедерации пятнадцати племен. Он пробовал привлечь на свою сторону и индейцев Пушматахи, однако последний воздержался от сотрудничества. Таким образом, в начавшейся войне между США и Англией Текумсе занял английскую сторону. В отличие от Пушматахи, ему удалось собрать внушительные силы и нанести ощутимые удары по американцам. 6 Подробнее о войне см. Раздел 3. 186
Большинство влиятельных племен на северо-западе США решились на открытое выступление против Вашингтона, примкнув к созданной Текумсе конфедерации. Однако восстание было подавлено, вождь погиб, а многие мятежные племена были попросту вырезаны американскими войсками или другими племенами, которые полагали, будто после подобных «услуг» американцам те позволят им мирно существовать на родной земле. Печальной была судьба воинственного племени криков, которые являлись южным союзником Текумсе. Индейцы-крики издревле обитали на территории современных Джорджии и Алабамы, куда в 1813 г. вторглись американцы. Вашингтон умело воспользовался междоусобной войной, которая разразилась между верхними криками, пытавшимися отразить набеги американских поселенцев, и нижними криками, выступавшими за сотрудничество с захватчиками. Нижние крики присоединились к армии генерала Э. Джексона, который питал почти иррациональную ненависть к индейцам, с легкой душой отдавая приказы уничтожать женщин и детей. В марте 1814 г. верхние крики потерпели поражение, потеряв больше семисот воинов – чудовищные жертвы по индейским меркам, – после чего вынуждены были подписать кабальный договор. По его условиям крики обязались уступить американцам 92 тыс. кв. километров своей земли – территория, которая превышала размеры Южной Каролины, родного штата Джексона. При этом изгнанию подлежали не только воевавшие против США верхние крики, но и их союзники – нижние крики, которые сражались вместе с американцами. Логика генерала была проста: если нижние крики один раз подняли оружие против своих соплеменников, то они являются предателями, которые не заслуживают доверия со стороны Америки. Таким образом, власти «Страны свободы» в очередной раз воспользовались излюбленной стратегией «разделяй и властвуй». Уцелевшие индейцы частично были оттеснены на непригодные для проживания земли, другая часть примкнула к племени семинолов во Флориде, находившейся тогда под властью Испании. Когда остатки племени в 1836 г. взялись за оружие в последней отчаянной попытке отстоять свои права, их выступление было буквально утоплено в крови по приказу того же Джексона, который к тому времени занял президентское кресло. Немногочисленные представители когда-то могущественного племени криков, оставшиеся в живых после рейдов американской армии, были депортированы на запад. Примечательно, что в пути к ним присоединились некогда заклятые враги криков, пытавшиеся служить американцам, – чероки, чикасоу и чокто, которых не спасла даже слава знаменитого Пушматахи. Так Вашингтон вознаградил коренных жителей, которые согласились сражаться за чуждые им интересы. Шони, которых некогда возглавлял Текумсе, вместе с союзными племенами делаваров, кикапу, потаватоми к тому времени были изгнаны на юг. Близкие к ним племена сауков и фокс, понимая, что приходит их черед, попыта187
лись сопротивляться под руководством знаменитого вождя Черного Ястреба, который начал боевые действия против американцев в штате Иллинойс в 1832 г. Однако война Черного Ястреба закончилась трагически: отступая с боя­ми, племена переместились в Висконсин, а потом вынуждены были бежать за Миссисипи, понеся невосполнимые потери. Некоторые племена со временем ушли в Мексику, в которой, как и в Канаде, отношение к коренным жителям традиционно было гораздо более терпимым, чем в США. В 1828 г. Э. Джексону наконец удалось стать хозяином Белого дома. Многие американские историки и политики дают позитивные оценки его правлению. Однако одно из главных «достижений» генерала вряд ли заслуживает восхищения: именно он стал одним из архитекторов индейского Холокоста. Идея отправить индейцев на необитаемые, плохо приспособленные для жизни территории давно будоражила умы в Вашингтоне. Целый ряд американских президентов последовательно вырабатывал стратегию изгнания коренных американцев из родных мест. Еще после Луизианской покупки президент Джефферсон предложил начать массовую депортацию индейцев с новых территорий, разработав характерную для американского менталитета «гуманитарную» аргументацию. По мнению Джефферсона, американцы не могли позволить индейцам соседствовать рядом с собой ради их же блага. Коренные жители якобы были не в состоянии интегрироваться в американское общество и воспринять американскую культуру. Поэтому индейцам нужно было дать время, необходимое для развития, где-нибудь подальше от цивилизованных людей7. Каким образом коренные народы будут постигать институты и культуру Соединенных Штатов, находясь в необитаемой глуши, осталось за рамками дискуссии. Президент Дж. Монро и его военный министр Дж. Калхун уже не утруждали себя столь изощренной риторикой. Сохранилась их переписка, в которой с маниакальным упорством проводится одна и та же мысль: изгонять, депортировать, переселять. И если Дж. Адамс, преемник Монро в президентском кресле, еще не решался начать переселение, предлагая разработать юридические процедуры уступки земли коренными американцами, то Джексон отмел любые возражения и просто предложил Конгрессу соответствующий закон, который и был принят 28 мая 1830 г. Этот закон представлял собой абсурдное с юридической точки зрения явление, ведь согласно ему США принимали решение о судьбе людей, которые не имели гражданства, то есть юридически оформленной связи с американским государством. В соседних государствах – Канаде и Мексике – индейцам изначально было предоставлено гражданство, благодаря чему они рассматривались как полноправные члены общества, вследствие чего судьба коренных народностей сложилась гораздо менее трагично. В то же время коренным американцам в США гражданство было окончательно предоставлено лишь в 7 Onuf Peter S. We Shall All Be Americans. Indiana Magazine of History, 1999. 188
1924 г., через 100 лет после создания Бюро по делам индейцев. Это федеральное ведомство в течение целого столетия осуществляло полномочия в отношении лиц, формально не имевших правовых отношений с США. Эти детали не помешали начать массовую депортацию коренных американцев на запад, за Миссисипи, где из южной части штата Арканзас была выделена специальная «Индейская территория», ныне являющаяся частью Оклахомы. Эти земли сами по себе являются малопригодными для жизни, а с учетом особенностей уклада коренных американцев они и вовсе давали немного шансов на выживание. Кроме того, предложенные индейцам земли находились рядом с территориями других племен, которых не радовал приход многочисленных чужаков. Тем не менее к 1838 г. более 70 тыс. индейцев были насильно перемещены на запад. В авангарде депортации должны были встать «пять цивилизованных племен». Первыми в 1831 г. в изгнание отправились чокто, в 1834 г. пришла очередь криков, а в 1837–1838 гг. – чикасо и чероки. Путь, который пришлось проделать этим племенам под конвоем подразделений американской армии, остался в истории индейского народа как «дорога слез». Вместо того чтобы должным образом организовать переселение, власти решили устроить нечто похожее на перегон скота. Лишь в нескольких случаях индейцам оказали содействие военные моряки, перевезшие по морю отдельные группы. В остальном это был путь лишений и смерти. Сегодня уже не представляется возможным установить общее количество жертв, однако имеющиеся данные позволяют говорить, что смертность в дороге составляла около 25–30 %. Уже известный нам Алексис де Токвиль наблюдал в городе Мемфис (штат Теннеси) одну из групп индейцев и так описал увиденное: «Никогда это мрачное зрелище не увянет в памяти моей. Ни плача, ни рыданий не было слышно в этой скученной толпе – все молчали. Бедствия их были стародавнего времени, и они знали, что эти бедствия неотвратимы». Проницательный француз отметил, что не верит, будто столь жестокое изгнание коренных американцев способно решить их проблемы, как утверждали власти. Токвиль отмечал, что наибольшую угрозу для индейцев представляет не голод или непогода, а риск утраты ими культурного и духовного единства, распад социальных связей, разрушение политического и экономического уклада коренных жителей континента: «У них уже нет страны, а скоро не станет и народа»8. Нужно отметить, что руководившие операциями против индейцев генералы и офицеры нередко выражали неприятие того, что армию заставляют фактически обрекать тысячи мирных людей на смерть. Один из таких офицеров, молодой Уильям Текумсе Шерман (его второе имя было дано именно в честь мятежного вождя), будущий герой Гражданской войны, писал: «Если когдалибо на народ или часть его падет проклятие за явное и неприкрытое злодей8 Токвиль А. де. О демократии в Америке. М., 2018. 189
ство, совершенное в отношении тварей Божьих, то именно мы заслужили его за то, что не защитили чероки, до последнего времени живших и охотившихся в мире и довольстве в долинах западной Джорджии». Сопротивление индейских племен иногда все же приводило к победе. Замечательный пример демонстрирует история племени семинолов – послед­ него из «цивилизованной пятерки», проживавшего во Флориде. Многочисленные и сильные в военном отношении семинолы, с которыми испанским колонистам удавалось жить в мире, сразу после присоединения земли к США стали преследоваться американскими властями. Президент Джексон, чьи войска в свое время захватили Флориду, относился к этому племени ненамного лучше, чем к крикам. Семинолы должны были последовать под дулами мушкетов по «дороге слез» вслед другими племенами. Зная об этом, коренные жители Флориды предпочли взяться за оружие. В 1835 г. началась Вторая семинольская война (первой считается конфликт 1816–1819 гг., приведший к захвату испанских земель). Будучи искусными воинами и имея во главе вы­ дающегося лидера Оцеолу, семинолы не стали вступать в открытые схватки, отступив в непроходимые болота Эверглейдс, откуда наносили чувствительные удары по американским войскам. В свою очередь, американцам приходилось предпринимать опасные экспедиции в самое сердце болот. Длившаяся до августа 1842 г. война стала самой продолжительной и дорогостоящей за всю историю конфликтов с коренными жителями американского континента: для борьбы с индейцами было привлечено 10 тыс. солдат регулярной армии и 30 тыс. ополченцев, что сопоставимо с силами, задействованными в войне с Мексикой. Боевые действия не принесли желаемого результата. Хотя часть семинолов все же была выдворена на запад, многие из них остались в родных местах и, вопреки американской практике, эта индейская война не закончилась подписанием договоров, в которых коренные жители «добровольно» уступали свои земли. Еще перед началом войны, когда переговорщики положили перед Оцеолой текст одного из таких договоров, вождь выхватил нож и пронзил им бумаги, продемонстрировав свое отношение к сомнительным предложениям американского правительства. Сам вождь не дожил до окончания войны. В сентябре 1837 г. под предлогом мирных переговоров он был предательски захвачен в плен и вскоре умер в тюрьме. Однако его борьба не была бессмысленной. В 1855–1858 гг. американцы в третий раз попытались решить «семинольский вопрос», однако снова потерпели неудачу. После трех лет борьбы власти поняли, что настало время оставить семинолов в покое. Во многом этому способствовала сама география: семинолы так и остались хозяевами болот, куда решались отправиться лишь немногие отчаянные солдаты. Со временем семинолы успешно интегрировались в американское общество. Сегодня многие представители племени владеют процветающим бизнесом во Флориде, что сильно контрастирует с судьбой менее удачливых племен, загнанных в резервации и постепенно дегради190
ровавших там. История семинольского народа – один из редких примеров поражения Соединенных Штатов в борьбе с коренными американцами. К сожалению, несмотря на упорную борьбу многих других племен, почти никто из них не смог достичь такого же успеха, тем более что ближе к середине XIX столетия основные события индейских войн переместились в другой регион, где географические условия предоставляли американцам намного больше шансов на успех. В первой четверти XIX века массы переселенцев с востока двинулись на запад в поисках плодородной земли и новых ресурсов через Великие Равнины – обширные пространства прерий, которые тянутся более чем на 3600 километров от южной части Канады почти до берегов Мексиканского залива. На этой огромной территории обитали более двадцати многочисленных и весьма развитых индейских племен, многие из которых были воинственными и имели огромный боевой опыт. Сиу, шайены, команчи, черноногие и кайовы считались лучшими воинами среди индейцев Великих Равнин. Большинство вело кочевой или оседло-кочевой образ жизни, добывая пропитание охотой или несложным сельским хозяйством. Одним из основных источников существования равнинных племен была охота на бизонов, занимавших важнейшее место в жизни индейцев, в том числе в религиозном пантеоне. Каждого добытого бизона они разделывали с большой тщательностью, получая не только мясо, но и одежду, оружие, инструменты, предметы быта, амуницию для лошадей и многое другое. Благодаря этому к моменту появления на равнинах американцев по ним бродили стада общей численностью более 60 млн голов. Присутствие на равнинах коренных жителей, которые оберегали не только огромное поголовье чрезвычайно ценных животных, но и представляли собой препятствие для использования плодородных почв региона, казалось переселенцам исторической несправедливостью. Вознамерившись исправить ее силой оружия, они быстро убедились в том, что истребление жителей Великих Равнин вряд ли по силам отрядам вооруженных любителей. На помощь пришла американская армия, однако и ей пришлось изрядно потрудиться. Военное искусство индейцев определялось их уникальной общественной организацией и психологией. Многие из коренных американцев были прирожденными воинами, война для них была смыслом жизни. Так, в некоторых племенах считалось большим позором дожить до старости, избежав смерти в схватке. Большое значение придавалось личному мужеству, которое воспитывалось не только в бою, но и на чрезвычайно опасной охоте на бизонов и медведей. Вместе с тем индейским воинам была чужда показная храбрость и бравада перед лицом опасности. Жизнь каждого члена племени ценилась необычайно высоко, а потому индейские вожди старались использовать любую возможность, чтобы минимизировать риск в сражении. Коренные американцы считали глупостью атаки превосходящих сил противника в поле в укреплениях. Индейские вожди, которые наблюдали за маневрами аме191
риканской армии, не могли понять, зачем полки отрабатывают атаки на открытой местности или штурмовые действия, так как с точки зрения индейского военного искусства наиболее разумным были бы действия из засады или ночью. Красочные рассказы о том, как полчища индейцев с луками и томагавками бросаются на штурм фортов и крепостей, являются в большей степени вымыслом историков. В случае если намечался неблагоприятный исход боя, индейцы легко отрывались от преследования, сохраняя силы для новых столк­ новений. Гибель полутора-двух десятков воинов в бою считалась тяжелыми потерями для племени. Понятия победы любой ценой у коренных американцев просто не существовало: жизнь воина была главным приоритетом, поскольку человеческие ресурсы в индейских племенах восстанавливались медленно, а на обученного воина они привыкли смотреть как на своего рода произведение искусства. Напротив, солдат американской армии XIX века был, как правило, откровенно асоциальным элементом или выходцем из низов общества, которому некуда было податься, так как слишком большие возможности предоставляла та Америка, чтобы военная служба пользовалась популярностью. Таким образом, индейцы были мастерами такого типа войны, которая была мало знакома американским офицерам, обучавшимся в военной академии в Вест-Пойнте, где профессора заставляли их разбирать сражения наполеоновских войн. Неудивительно, что индейцы оказались грозным против­ ником, полной победы над которым американская армия не могла одержать более пятидесяти лет. Не приходится удивляться и тому, что индейскую тактику американцы считали недостойной. Умение действовать из засады, ошеломлять противника внезапностью и совершать искусные диверсии – все это давало обширную пищу для фантазий писателей, газетчиков и пропагандистов, которые развивали теории о том, что краснокожие от природы вероломны и трусливы, что они, скорее, воры и убийцы, чем доблестные воины. Война на уничтожение противника была чужда коренным народам Великих Равнин, как и другим американским племенам. Если храбрость в бою была высшей добродетелью в глазах индейца, то следующими в иерархии стояли великодушие и щедрость. Основной целью сражения было продемонстрировать свою доблесть и доказать врагу собственное моральное превосходство. Противник, если таковым выступало другое племя, мог в определенный момент признать, что в этом бою он не проявлял равное мужество, поэтому преклонялся перед своим соперником. Такой исход сражения считался наиболее желательным. Конечно, индейцы воевали и за материальные блага, в первую очередь лошадей, однако захватнические походы никогда не являлись само­ целью. Престиж или месть – вот два ключевых мотива любой войны в понимании коренного жителя Великих Равнин9. Однако американцы, появившие9 При этом культура жителей Великих Равнин не знала принципа эквивалентности наказания: месть необязательно сводилась к убийству того, кто убил вашего соплеменника. За престу- 192
ся на Великих Равнинах, не считали нужным знакомиться с культурой и обычаями местных жителей, заведомо считая тех дикарями и преградой на пути цивилизации. Любое непонятное действие со стороны индейцев воспринималось как агрессия и вызывало соответствующую реакцию10. Конечно, не стоит идеализировать индейцев, приписывая им исключительное миролюбие. Агрессивность была свойственна многим индейским племенам от Восточного побережья до Тихого океана. Культурные и языковые различия, неспособность европейцев понять тонкости хозяйственного уклада коренных жителей Америки часто провоцировали кровопролитные конфликты. Даже русские колонисты на Аляске в 1802–1805 гг. оказались вовлечены в жестокое противостояние с тлинкитами, хотя русские, в отличие от американцев, не были заинтересованы в насильственном переселении коренных жителей, а использовали их как рабочую силу. Тем не менее подобные конфликты обычно заканчивались достижением договоренностей, устанавливавших мир. В США же на государственном уровне была принята идеология геноцида коренных народов. Известная концепция «явного предначертания»11 как нельзя лучше служила идеологическим оправданием избиению коренных жителей американского континента. Как мы помним, согласно этой идеологии самой судьбой предопределено, чтобы белые американцы безраздельно владели землей «от моря до сияющего моря». Все, что стоит на пути, должно быть уни­ чтожено. Попытки найти экономическое обоснование истреблению индейцев лишены смысла. Племена равнин, безусловно, мешали переселенцам использовать природные ресурсы. Однако войны с краснокожими, которые велись на деньги налогоплательщиков, приводили к таким расходам, на фоне которых меркли любые материальные потери. Многие американские интеллектуалы и военные понимали это. Узнав о том, какие огромные деньги были потрачены на истребление нескольких сотен мирных индейцев, Марк Твен с горечью воскликнул, что на эти же деньги можно было отправить всех их учиться в самый престижный университет. В 1864 г. генерал Р. Митчелл писал: «Хорошо известно, что содержание одного кавалерийского полка в полевых условиях обходится ежегодно в миллион долларов. В моем округе <…> расквартировано три полка, то есть на них тратится три миллиона в год <…>. Я бы увел этих пление несло ответственность все племя в целом. Именно этого не могли понять американские переселенцы, которые с легкостью убивали индейцев в бытовых ссорах по самому незначительному поводу. Когда затем племя убитого начинало мстить совсем другим людям, это принималось за свидетельство невероятной жестокости коренных народов. 10 К примеру, у жителей равнин существовал следующий обычай: заметив незнакомцев, они пускали лошадей галопом прямо к ним, что ни в коей мере не являлось свидетельством враждебных намерений. Более того, даже в случае наличия таковых обычай требовал от всадников заранее подавать противнику сигнал о том, что он подвергается нападению. Американцы же при виде несущихся на них краснокожих предпочитали сразу же открывать огонь. 11 Сиротинская М.М. Идея «Предопределения судьбы» в восприятии американских современников: середина XIX в. М.: РГГУ, 2017. 193
индейцев в резервации, разодел их в шелка, кормил жареными устрицами и снабжал карманными деньгами на игру в покер, а также давал им столько табака и виски, сколько бы они захотели. Благодаря этому у меня бы каждый год оставался лишний миллион долларов». В течение XIX столетия Соединенные Штаты провели несколько десятков более или менее масштабных войн с индейским населением. Большинство экспедиций американской армии в рамках этих конфликтов представляло собой многомесячный изнурительный поиск противника, сопровождавшийся бесконечными мелкими стычками и засадами. Приемлемым результатом похода являлся захват брошенного лагеря или деревни племени, который сопровождался сожжением и уничтожением всего найденного имущества. Более благоприятным исходом, сулившим награды и почести руководителям экспедиции, было истребление самого индейского населения. Врываясь в индейское поселение, солдаты обычно беспощадно убивали женщин и детей, часто пользуясь тем, что мужчины ушли на охоту. Иногда американские власти стремились «соблюсти закон», принуждая вождей побежденных племен подписывать с ними формальные договоры, по которым те соглашались уступить свои земли бесплатно или за номинальное вознаграждение и переместиться в резервации. Эти договоры, безусловно, ничтожны с правовой точки зрения, поскольку подписаны под дулом винтовок. Их юридическая абсурдность также обусловлена тем, что они подписывались формально с коренными американцами, не имевшими гражданства США. Отметим, что современные американские корпорации, заинтересовавшись теми или иными землями индейцев, не стесняются идти по тому же пути, устраивая подписание фиктивных договоров. В послевоенное время американские компании, к примеру, устроили массовое переселение индейцев из резерваций в Нью-Мексико и Аризоне, где были открыты месторождения урана. Те, кто избежал насильственной депортации, вынуждены были за скромную плату работать на урановых рудниках. Тем не менее решающим фактором, который стал причиной поражения индейцев и успеха организованного американцами геноцида, были не действия армии, а подрыв экономической базы коренных жителей континента. Самый страшный удар был нанесен уничтожением бизонов, вдохновителем которого стал генерал Ф. Шеридан. Во время Гражданской войны Шеридан был командующим федеральной кавалерией и прославил себя многочисленными победами. Однако в последующем бравый кавалерист запятнал свое имя, став одним из палачей индейского народа. Один из захваченных вождей команчей заявил ему на ломанном английском: «Мой есть хороший индеец». Генерал же мгновенно парировал: «Все хорошие индейцы, которых я видел, были мертвыми»12. Впоследствии это фраза стала печально знаменитым изречением «Хороший индеец – мертвый индеец». 12 Величанский А.Л. Схороните мое сердце у Вундед-Ни. Хабаровск, 1988. 194
Истребление бизонов было любимой идеей Шеридана. Он выступил с речью перед Конгрессом, убеждая его не только ассигновать бюджетные деньги в качестве субсидий охотникам, но даже отчеканить медаль, аверс которой изображал бы убитого бизона, а реверс – мертвого индейца. Менее трети уни­ чтоженных животных было хоть как-то использовано в хозяйственных целях, остальные были застрелены в качестве «спорта». Воспоминания «спортс­ менов» поражают воображение: один из них хвастался тем, что смог за двадцать минут убить сорок животных, а за лето – более пяти тысяч. Вносили свою лепту и железнодорожные компании. Именно строительство трансконтинентальной линии стало одним из мощнейших аргументов в пользу «решения индейского вопроса». Пассажирам поездов, замедлявших движение на равнинах, предлагалось позабавиться отстрелом бизонов прямо из окон вагонов. Выдающийся канадский натуралист Ф. Моуэт подытожил: «Неприглядная истина, похоже, такова: великолепное, сильное животное стало жертвой необузданного стремления к убийству, безнаказанного истребления всех и вся на бескрайних просторах Северной Америки». Немногочисленные общественные деятели пытались вынести на рассмотрение Конгресса законопроект о запрещении подобного варварства, однако эти инициативы неизменно блокировались главой государства, которым в те годы был не кто иной, как Улисс Грант – бывший командир Шеридана. Большими «достижениями» Шеридана были две бойни мирного населения – в Уошите в 1868 г. и на реке Мариас в 1870 г. В первом случае солдаты другого героя-кавалериста времен Гражданской войны Джорджа Кастера вырезали большую деревню шайенов, скальпировав их вождя по имени Черный Котел, который уже давно раздражал Шеридана. После этой «героической победы» довольный генерал даже принял парад, в ходе которого мимо него прошествовали солдаты, размахивавшие скальпами женщин и детей. Стоит отметить, что в разгар бойни индейские воины из соседних селений поспешили на помощь погибавшей деревне. Когда об этом доложили полковнику Кастеру, руководившему операцией, тот приказал отступить, причем сделал это настолько поспешно, что «забыл» небольшое подразделение майора Дж. Эллиота, которое вскоре было вырезано подошедшими индейцами. На реке Мариас произошло еще более трагическое событие. Отряд майора Ю. Бейкера вышел якобы на поиски конокрадов, досаждавших местным властям. В реальности Бейкер лишь воспользовался пропажей нескольких мулов, чтобы устроить резню племени пигеанов (черноногих), чья деревня стояла у реки. Воинов в деревне не было: пигеаны уже давно не воевали и угрозы не представляли, к тому же в деревне бушевала оспа. Почти все жители были истреблены с особой жестокостью, некоторые из них сожжены заживо. Бойня на реке Мариас имеет особое значение для истории уничтожения американских индейцев. И дело не только в том, что она показывает, какие события в реальности стояли за громким словом «война», которое использо195
вало американское правительство. Очевидно, что большинство известных истории экспедиций против коренного населения было такой же «войной», как отстрел бизонов скучающими пассажирами поездов. После уничтожения деревни черноногих, которое местные власти пытались скрыть, слухи дошли до Вашингтона. На этот раз Бюро по делам индейцев, обычно закрывавшее глаза на проблемы своих подопечных, взялось за расследование, которое возглавил руководитель агентства Эли Паркер. За английской фамилией Паркера скрывалось настоящее имя Донехогава (Хранитель западных дверей длинного дома) – индеец из племени ирокезов, прошедший длинный путь, полный унижений и разочарований, связанных с презрительным отношением к краснокожим. Сменив имя, он попробовал себя в юриспруденции, но подняться выше клерка не смог, так как к экзаменам на лицензию адвоката его не допустили. Однако Паркер получил высшее образование и диплом инженера. Именно в этот период он познакомился с У. Грантом, в то время разорившимся и спивающимся отставным капитаномнеудачником. С началом Гражданской войны Паркер сперва попытался сформировать полк из ирокезов, потом подал прошение о приеме его на службу в качестве военного инженера, но в обоих случаях военные власти заявили ему, что не нуждаются в услугах дикарей, какие бы дипломы те не имели. Однако вскоре старый знакомый, который к тому времени стал генералом, вспомнив о Паркере и его красивом почерке, сделал индейца своим адъютантом. Именно рукой Паркера были написаны условия капитуляции при Виксберге и итоговый документ в Апоматоксе. Некоторые историки даже полагают, что именно он и стал их автором. Грант, ценивший своего талантливого помощника, выбил ему звание бригадного генерала – неслыханное событие со времен Пушматахи. Став президентом, бывший главнокомандующий не забыл о ­своем соратнике, поручив ему управление Бюро по делам индейцев. Э. Паркер прекрасно понимал, что вверенное ему Бюро организовано вовсе не в гуманитарных целях. Он с горечью писал: «Несмотря на то, что эта страна была когда-то целиком заселена индейцами, племена, многие из которых были могущественными и жили на землях, составляющих ныне штаты к востоку от Миссисипи, одно за другим были уничтожены при неудавшихся попытках противостоять наступлению западной цивилизации <…>. Если какое-либо племя протестовало против нарушения своих естественных и договорных прав, членов этого племени бесчеловечно убивали, и в целом с индейцами обращались попросту как с собаками…»13. Осознавая шаткость своего положения, Паркер сперва действовал осторожно. Бойня на Мариасе побудила его отбросить всякую предусмотрительность и перейти к решительным действиям. Глава Бюро пригласил в Вашингтон для переговоров влиятельного лидера племени сиу Красное Облако. В 1866–1868 гг. этот знаменитый вождь возглав13 Kleiman A. We are all Americans. Johns Hopkins, 2014. 196
лял борьбу племен лакота, уроженцем которого он являлся, а также северных шайенов и северных арапахо против американских колонистов, стремившихся изгнать его соплеменников на необжитые территории. В конце 1861 г. Красное Облако уничтожил американский отряд капитана У. Феттермана. Хотя война Красного Облака не была масштабной, ее можно считать одной из немногочисленных побед индейского народа, поскольку по ее итогам американские власти пошли на беспрецедентные уступки и знаки внимания к представителям коренных американцев. Главным среди них стала поездка Красного Облака в Вашингтон. Вождю организовали путешествие по железной дороге, поселив его и сопровождающих в роскошных апартаментах первоклассной гостиницы. Гостей любезно приняли, развлекали экскурсиями по столице и пригласили на прием в Белый дом, где их встретил сам Улисс Грант – Великий Отец, как индейцы называли президента. Отведав изысканного обеда, один из вождей многозначительно заметил: «Несомненно, у белых гораздо больше вкусной еды, чем они присылают индейцам». Переговоры в министерстве внутренних дел проходили трудно. Красное Облако в своих выступлениях обрушился на эмиссаров американского пра­ вительства, которые навязывали кабальные сделки индейским племенам, ­оказавшимся в безвыходном положении. Вождь сетовал, что «у людей, которых Великий Отец присылает к нам, нет разума и вовсе нет сердца». Индейский лидер подчеркивал, что его народ имеет лишь мирные намерения и не желает воевать против американского правительства. Однако, как подчеркивал Красное Облако, его соплеменники силой загоняются в резервации, которые устраиваются в совершенно непригодных для жизни местах, ведь их организацией занимаются те, кто вообще не имеет представления об образе жизни индейцев. Не придя к решению на переговорах с министром, индейцы обратились к президенту Гранту. Вождь снова изложил просьбу своего племени: индейцы хотят жить в благоприятных условиях и иметь возможность торговать с поселенцами. При этом Красное Облако ссылался на договор, подписанный им два года назад. В ходе беседы выяснилось, что о таком договоре глава государства не слышал. Когда, наконец, на следующий день документ был найден, то оказалось, что в государственных архивах хранится совсем иной текст, нежели тот, который подписывал вождь. Иными словами, коренных американцев обманули самым циничным образом. Взбешенный вождь уже собирался покинуть Вашингтон, когда в дело вмешался Паркер. Ему удалось убедить Гранта пересмотреть договор в несколько более выгодном для коренных народов ключе. Хотя это достижение нельзя считать полной победой, Красное Облако имел основания торжествовать, по крайней мере, его народ теперь не обрекался на медленное вымирание. Однако когда вождь вернулся обратно, оказа197
лось, что местные власти не спешат выполнять указания Вашингтона. Точнее сказать, эти указания выполнялись, но нарочито медленно и не до конца. Как следствие, другие индейские племена, которые начали группироваться вокруг Красного Облака, признавая его своим лидером, стали подозревать вождя в сговоре с белыми. Встревоженный вождь вновь обратился к Паркеру, однако его звезда к тому времени уже клонилась к закату. Против руководителя Бюро по делам индейцев была развернута ожесточенная кампания. Не выдержав давления, Паркер оставил государственную службу и занялся бизнесом, где сумел достичь значительных успехов. Но с его уходом индейцы потеряли последний шанс быть услышанными в Вашингтоне. Пережив других вождей эпохи индейских войн, Красное Облако скончался в 1909 г. в возрасте восьмидесяти восьми лет в резервации – доме, построенном за счет американского правительства. Незадолго до смерти он сказал: «Много белые люди давали нам обещаний – столько, сколько мне уже не упомнить. Лишь одно они сдержали: они пообещали отнять нашу землю – и они ее отняли». Американское правительство между тем решило покончить с жителями северной части Великих Равнин. В 1876 г. началась Великая война сиу, также известная как Война за черные холмы – последний масштабный военный конфликт с индейцами. Той зимой индейцы сиу14, а также шайенны получили от властей распоряжение немедленно покинуть места проживания и явиться в места сбора, откуда их должны были отправить в новые резервации. Индейцев поразили не только сжатые сроки, но и то, что переход они должны были совершить в самый разгар зимы. Даже кочевые племена коренных американцев оставались на зимовье на одном месте, поскольку на Великих Равнинах такие предприятия были равносильны смерти. Неудивительно, что сиу и ­шайенны оставили без внимания указание властей. Интересно, что абсурдное распоряжение, которое демонстрировало полное нежелание понимать уклад жизни коренных американцев, было разработано чиновниками, отвечавшими за индейские вопросы, и поддержано прежде всего генералом Шериданом. Некоторые правительственные агенты на местах выражали сомнения в реалистичности правительственного плана и докладывали в Вашингтон, что индейцы просто не снимутся с места посреди зимы, однако все эти донесения были оставлены без внимания. По всей видимости, речь шла о намеренной провокации. «Неповиновение» племен было воспринято как повод для начала масштабной карательной операции. Старый кавалерист Шеридан без долгих раздумий отправил своих солдат на запад с приказом уничтожать индейские деревни. Началась настоящая резня, первыми жертвами которой стали женщины и дети. Командование американской армии не предвидело долгой борьбы, поскольку коренные на14 Это собирательное название группы индейских племен, куда, в частности, входили соплеменники Красного Облака – индейцы лакота. 198
роды равнин уже были ослаблены многолетней борьбой, а также не имели достаточно оружия и боеприпасов, поставки которых строго ограничивались. Многие из индейских воинов были вооружены ружьями времен Текумсе или самого Понтиака. Однако американских генералов А. Терри и Дж. Крука, возглавлявших экспедицию, ждало разочарование. В первых столкновениях – у реки Паудер и Роузбада – американцы не только не смогли одержать решительной победы, но были вынуждены отступить, столкнувшись с упорным сопротивлением. За действия у реки Паудер полковник Рейнольдс, командовавший американскими подразделениями, предстал перед военным трибуналом и был сурово наказан. Ему не помогла даже дружба с Улиссом Грантом. Тем не менее главным действующим лицом войны стал другой офицер – полковник Кастер – «герой» бойни в Уошите15. Летом 1876 г. генерал Терри выслал 7-й кавалерийский полк под командованием Кастера для преследования индейских племен, по традиции уклонявшихся от решительного столкновения. Наткнувшись на свежие следы огромного лагеря у реки Литтл-Бигхорн, Кастер вскоре обнаружил противника и принял решение разделить свои силы на три части, полагая, что так увеличивается вероятность навязать индейцам бой в открытом поле, где преимущество американских солдат в огнестрельном оружии сыграло бы решающую роль. Два других отряда, ведомые майором Рино и капитаном Бентином, столк­ нулись с решительным сопротивлением многочисленных индейцев. Видимо, уже не питая иллюзий в отношении диверсионной тактики, отчаявшиеся жители равнин во главе с вождем Сидящим Быком решили вступить в бой на открытой местности. Мощь, с которой они обрушились на американцев, была такова, что Рино и Бентин, соединившись, поспешили отступить. Однако они не смогли обнаружить третий отряд, возглавляемый Кастером. Как известно, при Уошите «забывчивость» последнего привела к тому, что он бросил отряд майора Эллиота, который погиб в полном составе. На сей раз офицеры решили, что их командир поступил так же, уйдя без них, и поспешили в расположение главных сил. 15 Кастер, выпускник Вест-Пойнта, в 22 года попал в самый центр событий Гражданской войны. Его отвага, граничившая с безрассудством и пренебрежением как своей, так и солдатскими жизнями, принесла ему громкую славу. В 23 года он стал бригадным генералом волонтеров, одним из самых молодых генералов в армии Союза. Его смелые тактические ходы, невероятные по своему замыслу атаки и маневры – все это было продиктовано не только его качествами как командира, но и запредельными амбициями 23-летнего генерала. После войны, когда части волонтеров были расформированы, Кастер был возвращен в чин капитана регулярной армии (обычное явление для того времени). Такая перемена, несомненно, сказалась на его личных качествах, сделав и без того агрессивного офицера настоящим фанатиком, горящим желанием отличиться на поле боя и скорее вернуть высокие звания. Джордж Кастер демонстрировал не только беспримерную храбрость в бою с противником, но и чудовищную жестокость в отношении мирного населения. 199
Между тем Кастер и его роты попали в плотное кольцо и были загнаны на вершину холма. Шайенны бросили в бой несколько тысяч воинов-смертников, которые были призваны принять на себя винтовочный огонь американцев. Напор был такой, что солдаты Кастера просто не успевали перезаряжать оружие, и вскоре воины сиу и шайеннов смогли вступить в рукопашную схватку. Имевшиеся у американцев картечницы Гатлинга (прообраз пулемета, приводившегося в движение ручной силой) самоуверенный полковник оставил в лагере. В завязавшейся рукопашной схватке преимущество было на стороне коренных американцев. Вскоре больше двух с половиной сотен солдат Кастера вместе с их командиром были уничтожены. После этого индейцы попытались атаковать остатки 7-го полка, однако те уже успели окопаться, а отсутствие смертников, которые почти все погибли при штурме позиций Кастера, не позволило повторить успех. Появление генерала Терри со своими солдатами заставило индейцев отступить. Поражение у Литтл-Бигхорна повергло американское общество в шок. Примитивные дикари, как их представляли себе жители США, смогли заманить в ловушку и уничтожить одного из самых опытных и бесстрашных командиров в американской армии. Сторонники Кастера требовали судить Рино и Бентина, которые якобы бросили своего командира. Другие утверждали, что поражение стало логическим итогом бесшабашного стиля ведения войны, избранного покойным полковником и так полюбившегося обывателям, которые с восторгом читали в газетах о подвигах мужественной кавалерии на Диком Западе. Так или иначе, но победа у Литтл-Бигхорна не смогла в корне изменить ход Войны за черные холмы. Многие нейтральные племена, воодушевленные победой, стали под знамена Сидящего Быка, но силы, которые собрал Вашингтон, не оставляли шансов на победу. В 1877 г. равнинные индейцы были окончательно разгромлены. Американские скауты из числа искателей приключений и уголовников время от времени предавали смерти того или иного краснокожего, объявляя его убийцей Кастера. Сам Сидящий Бык некоторое время провел в заключении, после чего вынужден был осваивать роль циркового артиста в шоу знаменитого Баффало Билла, который также в свое время «отомстил» за Кастера. Со временем вождь вернулся в племя, которое переживало появление нового духовного учения мессианского толка. Встревоженные американские власти решили устранить наиболее авторитетных лидеров, и в 1890 г. Сидящий Бык был застрелен при аресте. Символично, что одну из пуль выпустил американский офицер, а другую – индеец из числа туземной полиции, которую власти сформировали для поддержания порядка в резервациях. Великая война сиу стала последним крупным конфликтом в длинной череде индейских войн на американском континенте. Одновременно с ней закончилась достаточно трудная война с племенем не-персе, которую генерал Шерман назвал одной из наиболее выдающихся среди индейских войн. Однако 200
последние выстрелы были еще впереди: их спровоцировали те же самые события, которые стоили жизни Сидящему Быку. В начале 1890-х гг. среди коренных американцев появился некий Вовока, называвший себя пророком, которому явился Иисус, сообщивший о своем Втором пришествии в образе индейца и пообещавший привести всех коренных американцев на благодатные земли, где будет изобилие бизонов. Американские поселенцы, которые давно мечтали избавиться от соседства последних индейских деревень и кочевий, с удовольствием принялись доносить властям о готовящемся восстании. В итоге всю зиму отдельные группы индейцев были вынуждены скитаться по равнинам, спасаясь от карателей. Даже если среди них и были воины, их физические силы были на исходе, и никто уже даже подумать не мог о вооруженном сопротивлении. В начале зимы 1890 г. солдаты 7-го кавалерийского полка, который некогда возглавлял Кастер, по приказу военного министра выдвинулись с целью захватить вождя по имени Большая Нога, также известного как Пятнистый Лось. Памятуя о судьбе Сидящего Быка, вождь вместе с соплеменниками пытался бежать к Красному Облаку, надеясь на его защиту. Однако дорога через зимнюю прерию изматывала индейцев, среди которых было много женщин, детей и стариков, и сам вождь в итоге получил тяжелое воспаление легких. К тому моменту, когда беженцы наткнулись на кавалеристов, он уже не мог идти. Узнав о встрече, он велел выбросить белый флаг и, несмотря на легочное кровотечение, нашел в себе силы поговорить с майором С. Уайтсайдом, который сообщил вождю о приказе арестовать его и задержать его соплеменников. Вскоре солдаты препроводили индейцев в лагерь у ручья Вундед-Ни, где их уже ожидал командир полка полковник Д. Форсайт. Этот ручей, который сами индейцы именовали Чанкпе-Опи-Вакпала, имел особое значение. По одной из версий, на его берегах было похоронено сердце знаменитого Бешеного Коня – одного из вождей, разбивших отряд Кастера. В лагере индейцев пересчитали и разместили по вигвамам, выставив часовых и установив на холме четыре скорострельные пушки, нацеленные на лагерь. Весь вечер офицеры во главе с Форсайтом и Уайтсайдом распивали виски, отмечая «блестящую» поимку вождя. На следующее утро, 29 декабря, индейцев собрали в центре лагеря и приказали сдать оружие. Этот приказ выполнили все, за исключением одного из них, который, как показалось американцам, не хотел расставаться с винчестером, стоившим немалую сумму (потом выяснилось, что владелец винтовки был глухим). Случайный выстрел, прозвучавший в ходе завязавшейся потасовки, стал сигналом к началу бойни. Кавалеристы открыли беспорядочную стрельбу по всему, что движется. Услышав выстрелы, артиллеристы запаниковали и открыли по лагерю огонь шрапнелью, забыв, что там находятся их же товарищи. 201
Итогом бойни стала гибель в общей сложности трех сотен человек, из которых две трети составляли женщины и дети. Полсотни выживших индейцев были ранены, многие из них вскоре скончались. Погиб и 31 солдат: их настигли пули и шрапнель своих же сослуживцев, ведших беспорядочный огонь по мечущимся в ужасе безоружным людям. Так закончились индейские войны – самая длинная и, возможно, самая бесславная череда конфликтов из всех, что когда-либо вели Соединенные Штаты. Одним из выживших у Вундед-Ни был Черный Лось – известный целитель и родственник Бешеного Коня. Много лет спустя, вспоминая резню, он сказал: «Тогда я еще не знал, сколь многому пришел конец. Когда я оглядываюсь назад с высокого холма моей старости, я все еще могу видеть зверски убитых женщин и детей, лежащих грудами вдоль узкого извилистого ущелья, я вижу их так же ясно, как видел молодыми глазами. И я могу видеть нечто иное, что умерло там, в кровавой грязи, и похоронено в метели. Там умерла мечта на­ рода». Не менее тягостные впечатления Вундед-Ни оставил и у самих солдат, учинивших бойню. В 1964 г. последний из живых участников этих событий, тогда 21-летний рядовой кавалерии Х. Мак-Гиннис написал: «И вот мне девяносто четыре, и я последний из живых солдат роты “К” седьмого кавалерийского… Семьдесят четыре года не смогли полностью стереть из моей памяти смертельный ужас тех событий и я все еще просыпаюсь среди ночи от кошмарных снов о той бойне…». Бойня у Вундед-Ни стала зловещим предвестником будущих военных преступлений американцев уже на землях других стран и континентов. Однако американское общество восприняло эти страшные события как блестящую победу американской армии, подавившей последний очаг сопротивления краснокожих. Газеты и журналы публиковали красочные описания подвигов «горстки солдат», доблестно отбивавшихся от полчищ индейцев. Никто из простых американцев даже не мог себе представить, что почти все погибшие солдаты пали от своих же пуль и снарядов. Трудно поверить, но за уничтожение женщин и детей у Вундед-Ни власти удостоили Медали почета – высшей военной награды США – 20 человек. Для сравнения: за подвиги в битве при Геттисберге в 1863 г., в которой более 160 тысяч человек с обеих сторон сражались три дня, эту награду получили 63 человека16. Уничтожение безоружных индейцев у ручья Вундед-Ни стало последним аккордом индейских войн, однако не поставило точку на угнетении коренных американцев. Время от времени армия, полиция и позднее спецслужбы производили «зачистки» резерваций, открывая огонь по мирным жителям. К примеру, в 1973 г. в деревне у того же самого ручья агенты ФБР убили двоих и ранили тринадцать индейцев. Однако событий, подобных резне при Уошите или Вундед-Ни, уже не повторялось, поскольку необходимость в них отпала. 16 Величанский А.Л. Схороните мое сердце у Вундед-Ни. Хабаровск, 1988. 202
К концу XIX века индейские племена были окончательно загнаны в резервации, а на место армии пришли корпорации, которые продолжали вытеснять коренных американцев с их земель. Преступность, нищета, деградация, алкоголизм и наркомания стали повсеместными явлениями в индейских резервациях. В отношении коренных народностей был фактически установлен оккупационный режим, который сохраняется и по сей день. Индейские войны составили целую эпоху в американской истории. Они создавали солдат и командиров, которые теряли связь с реальностью, переставали ценить человеческую жизнь, будь то их собственная, их солдат или противника. Такие люди быстро становились подлинными маньяками, живущими одним насилием, убивающими ради того, чтобы убивать. Этот тип людей особенно ярко проявляется в локальных войнах прошлого века – от Вьетнама до Ирака. В этих конфликтах можно найти много схожего с индейскими войнами. Непрерывное напряжение, длительное пребывание вдали от дома, постоянная угроза нападения из засады, скрытность и осторожность противника, его умение растворяться среди мирных жителей – все это во многом напоминает войны эпохи Кастера. Бессмысленность применения военной силы, массовые убийства мирного населения и быстрое перерождение солдат и офицеров в бездушных исполнителей любых, даже наиболее бесчеловечных, приказов – все это также роднит современные войны Соединенных Штатов с трагическими событиями, некогда разворачивавшимися на Великих Равнинах. Многие граждане США гордятся тем, что основополагающие законы их страны, такие как Конституция или Билль о правах, были созданы еще в XVIII веке и при этом содержат концепции, актуальные и сегодня: равенство граждан перед законом, беспристрастность правосудия, невмешательство государства в частную жизнь. При этом мало кто вспоминает, что упомянутые в этих документах «американский народ», «граждане» и даже «люди» как таковые в понимании их авторов представляли собой узкую группу лиц со строго определенными параметрами – расовой принадлежностью, цветом кожи, полом, вероисповеданием, материальным положением. Тем самым «нация свободных людей» сводилась до узкой группы «белых джентльменов», которые одни наслаждались «демократией». На остальных (женщины, малоимущие, иммигранты) «демократические блага» распространялись частично или вовсе не распространялись. Речь идет также и о коренных американцах. Истребление индейских племен, обитавших в районе Восточного побе­ режья, стало первым военным опытом молодой американской нации. Стра­ тегия, избранная американскими колонистами в отношении коренного населения, может быть названа стратегией тотальной войны, поскольку предполагала полное физическое уничтожение индейцев и зачастую велась единственно с этой целью. 203
Иллюстрации к главе 10 Торговля Дж. Смита с индейцами. Уничтожение индейцев пуританами. 204
Резня индейцев при Форт-Мимс. Сражение времен первой войны США с семинолами. 205
Облагороженный воображением художника один из последних эпизодов расширения американского «жизненного пространства» – бойня у ручья Вундед-Ни 29 декабря 1890 года, когда более четырехсот солдат 7-го кавалерийского полка армии США одержали «героическую победу» над 350 индейцами, три четверти из которых составляли женщины и дети. Вождь племени чероки сдается генералу, будущему президенту Э.Джексону. 206
Глава 11 Вклад России в сохранение американской государственности Рассматривая вопрос об исторических корнях американской государственности, нельзя обойти стороной в высшей степени интересную, но достаточно мало освещенную тему помощи, неоднократно оказанной России молодым Соединенным Штатам. Российская империя внесла существенный вклад в становление и сохранение американской государственности еще до того, как было провозглашено создание США как суверенной державы. В июне 1775 г., то есть в самом начале Войны за независимость США (1775– 1783), английский король Георг III обратился к Екатерине II с просьбой о содействии в подавлении восстания в американских колониях. Речь шла о направлении в Америку 20 тыс. русских солдат, которых предполагалось «взять в аренду» (для того времени это была обычная практика, на которой неплохо зарабатывали многие государства). Тогда, в эпоху А. В. Суворова и Г. А. Потемкина, русская армия заслуженно пользовалась авторитетом лучшей в Европе. Несомненно, в случае удовлетворения российской императрицей просьбы британского монарха, который предлагал привлекательные финансовые условия сделки, американцы могли бы потерпеть сокрушительное поражение, ведь армия Дж. Вашингтона насчитывала не более 27 тыс. слабо подготовленных солдат, которые едва выдерживали напор английских войск. Вместе с тем в ответном письме Екатерина II сообщила британскому монарху о невозможности для России оказать такую помощь. Причиной отказа явилось ее желание преподать урок Великобритании, чья морская и коммерческая экспансия наносила ущерб российским интересам. В своих частных письмах императрица высказывала убеждение в правоте дела американских колоний и предсказывала им победу. Позднее, в 1777 г., Георг III вновь обратился к Екатерине II, запросив на этот раз 10 тысяч солдат, понимая, что даже такой контингент вполне смог бы переломить ход войны в пользу Великобритании. Однако российская самодержица отказала и на этот раз. Примечательно, что американское руководство было осведомлено о данных просьбах Лондона и «немало обрадовано» отказом российской стороны1. Как следствие, британскому монарху пришлось прибегнуть к помощи мелких германских княжеств, в первую очередь Гессена, которые фактически продавали своих подданных (многие из них были схвачены на улицах и насильно завербованы на военную службу). Очевидно, что такие солдаты не отличались высокими качествами. В самом деле, в американской историографии тех лет 1 Как и почему Россия помогла США 150 лет назад // История РФ – портал. 207
гессенские наемники описываются по большей части как грабители и мародеры, а не как высокопрофессиональные солдаты, на которых рассчитывал король Георг III, отправляя послание Екатерине II. Более того, 10 марта 1780 г. Екатерина II провозгласила политику вооруженного нейтралитета, имевшую целью защиту морской торговли с воюющими сторонами. В данной политике были заинтересованы Великобритания, Франция и Испания. На ее основе впоследствии была создана Лига вооруженного нейтралитета, в которую со временем вошли практически все европейские страны. Лига распалась с окончанием Войны за независимость. Американские лидеры того времени высоко оценивали эту поддержку со стороны России, по сути предотвратившей морскую блокаду Лондоном их восставших колоний в Северной Америке. Еще более существенную помощь Россия оказала США в ходе Гражданской войны 1861–1865 гг. После начала конфликта Россия выступила за сохранение единства американского государства, признав в качестве официального правительства Авраама Линкольна в Вашингтоне. Дело Севера вызвало в России широкую общественную поддержку и сочувствие, особенно с учетом лозунга отмены рабства (вспомним, что 1861 год стал годом упразднения крепостного права в России). В то же время Англия и Франция придерживались иных позиций, поддерживая КША, которые они рассчитывали использовать в собственных геополитических интересах. Так, англичан пугала промышленная мощь США, тогда как роль КША как слаборазвитого поставщика хлопка Лондон вполне устраивала. Французы, в свою очередь, боялись претензий США на Мексику, которую они считали сферой своих интересов (в Мексике даже находился французский военный контингент), и добивались от КША отказа от каких-либо притязаний на эту страну. С учетом этих планов Лондон и Париж оказывали КША поддержку как дипломатическими средствами, так и путем поставок конфедератам широкого спектра стратегически важных товаров, включая оружие и боеприпасы. Причем южанам поставлялось не только стрелковое оружие, но и артиллерия, а на британских верфях для южных штатов даже была построена серия броненосцев. Параллельно британцы и французы прорабатывали планы оказания прямой военной помощи Конфедерации, в том числе путем проведения экспедиционной операции с высадкой в Мексике и последующих совместных действий англо-французских сил вместе с южанами. Опыт таких действий уже был: в 1855 г. закончилась Крымская война, в ходе которой обе державы воевали против России. В качестве основного предлога для возможной агрессии Лондон рассматривал установленную США морскую блокаду Конфедерации. Понимая, что основную часть вооружений и стратегических ресурсов Юг получает по морю из-за рубежа, северяне воспользовались своим подавляющим преимуществом 208
в военно-морском флоте и попытались парализовать коммерческое судоходство, задерживая также следовавшие в порты Конфедерации британские торговые суда, груз которых подлежал конфискации и уничтожению. Вынашивая планы агрессии против США, французы и британцы планировали привлечь к ней и Россию. В октябре 1862 г. Париж и Лондон предложили Санкт-Петербургу начать совместные военные действия против Вашингтона, на что император Александр II ответил отказом. Понимая, что совместная военная операция Великобритании и Франции фактически может превратить США в англо-французский протекторат или даже колонию, в Санкт-Петербурге приступили к подготовке превентивных мер, которые могли бы удержать англо-французов от агрессивных действий. К 1863 году, ознаменовавшему высшую точку в войне, ситуация вокруг возможного вмешательства Англии и Франции в конфликт, который вполне мог привести к полному распаду американской государственности, накалилась до предела. Именно в этот момент Россия приняла решение направить в Нью-Йорк и Сан-Франциско две эскадры под командованием контр-адмирала С. С. Лесовского и контр-адмирала А. А. Попова. В общей сложности в их составе насчитывалось 12 крейсеров2. Оба командующих русскими эскадрами имели прямое указание оказывать содействие США, охраняя побережье от возможных атак противника и высадки десанта, а также защищая американское коммерческое судоходство. Все русские командиры получили приказ открывать огонь по любым кораблям, атакующим суда под американским флагом. Особенно важно это было на тихоокеанском побережье США, где у Вашингтона вообще не было военно-морских сил. Прибытие русских эскадр не только стало важным политико-дипломатическим шагом, но и имело большое стратегическое значение. Как мы помним, Конфедерация прибегла к тактике крейсерских действий на морских коммуникациях, нанося огромный ущерб экономике северных штатов. Однако появление в американских портах сразу 12 российских крейсеров, каждый из которых по скорости не уступал, а по вооружению и выучке экипажа уверенно превосходил любой из рейдеров южан, помогло значительно разрядить обстановку, в том числе резко снизить взлетевшие страховые ставки, грозившие привести к упадку коммерческого судоходства. Следует отметить, что российские корабли не просто «демонстрировали флаг», но активно действовали, крейсируя в основных районах активности конфедеративных рейдеров, включая Карибское море, Мексиканский залив, районы Кубы, Ямайки, Бермудских островов, Гавайев, Алеутских островов и Аляски. Этим шагом в условиях угрозы военного вмешательства Англии и Франции на стороне южан Россия объективно оказала Северу серьезную поддерж2 Комоедов В. Как Россия спасла США. РГ, 2016. 209
ку и существенно подняла престиж правительства А. Линкольна на международной арене. После появления двух эскадр в американских водах Лондон быстро сменил воинственный тон на более миролюбивый. Это было связано с тем, что британские торговые и финансовые круги осознали, что в случае начала боевых действий русские крейсеры смогут нанести огромный ущерб британскому судоходству. Британский бизнес хорошо понимал, что если одна «Алабама», переделанная из гражданского судна и укомплектованная экипажем из полупрофессиональных наемных иностранцев, смогла нанести огромный ущерб морской торговле США, то 12 русских «алабам» с прекрасно обученными экипажами и мощным вооружением в случае войны на месяцы парализуют английское коммерческое судоходство. В этих условиях Лондон отказался от поддержки Парижа, который также был вынужден отступить. Американская общественность и власти США по достоинству оценили помощь России. Российским морякам был оказан самый рад