В. С. СветловПРОИСХОЖДЕНИЕ
КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ ЯПОНИИВторое издание
исправленноеГосударственное
Социально-экономическое издательствоМосква 9 1934: • Ленинград
ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮНастоящая работа представляет собой попытку
марксистского объяснения переворота 1868 г., с которого
буржуазно-капиталистическая Япония вздет свое начало. Для
этого нам пришлось рассмотреть предшествовавшую перево¬
роту «токугавскую эпоху» (1603—1868), которая является
не чем иным, как японской разновидностью поздней фазы
феодализма, со всеми характерными ее особенностями, в
недрах которой уже стали складываться первичные элементы
капиталистических отношений. Указанными рамками опре¬
деляется содержание предлагаемой вниманию читателя
книжки. Характеристика развития Японии после 1868 г. не
входила и не входит в нашу задачу. Однако для всякого
хоть немного знакомого с условиями и обстановкой совре¬
менной империалистической Японии совершенно ясно, какое
громадное значение для правильного понимания японского
сегодняшнего дня имеет правильное понимание переворота
1868 г. Ибо ни одна из крупных империалистических
держав наших дней не сохранила в своем настоянием столько
пережитков феодального прешлого, как именно Япония.В настоящее, второе, издание нами внесен ряд исправ¬
лений и уточнений, вытекающих из дальнейшего изучения
предмета.В. СветловЯнварь 1934 г.
СОДЕРЖАНИЕ	Стр.Предисловие ко второму изданию	3Введение	—	5Глава первая. Токугавский режима)	Рождение токугавского режима		 10б)	Структура токугавского режима	 15в)	Крестьянство				 20г)	Даймио и самураи	 23д)	Император 	:				 26е)	С-ёгун —	30Глава вторая. Разложение токугавского режима и предпосылки «ре¬
волюции Мейдзи»а)	Развитие денежного хозяйства 	 36б)	Рост городов	—.—		 42в)	Нарождение буржуазии 							 50г)	Разложение феодального дворянства 			 55д)	Разложение деревенской общины				— 62е)	Классовое расслоение в городах					 68ж)	Идеологическая надстройка				 73з)	Разложение сёгуната 			—		 83Глава третья. «Революция Мейдзи»а)	«Черные корабли» Пириб)	«Революция Мейдзи» —
' в) Выводы—	. 89
. 95
108
ВВЕДЕНИЕТот переворот, который Япония пережила в
60-х гг. прошлого столетия и который положил начало ее
стремительно быстрому капиталистическому взлету, представ¬
ляет собой во многих отношениях чрезвычайно интересное яв¬
ление. О нем много писали и говорили на всех языках мира
на протяжении последнего полустолетия. Однако серьез¬
ного марксистского анализа этого события до сих пор еще
нет. Буржуазные же историки и публицисты вместо дей¬
ствительного изучения причин и условий данного пере¬
ворота в большинстве случаев занимались созданием благо¬
честиво-монархических легенд о «мудрости», «дальновид¬
ности» и «бескорыстии» императора я его советников, сумев-
ших-де во имя «интересов родины» подняться над узко¬
классовыми чувствами феодального дворянства и одним
смелым взмахом перебросить свою страну на рельсы евро¬
пеизации и культуры. Если послушать этих патентованных
фальсификаторов истории, то окажется, что переворот
1868 г., который они так охотно именуют «революцией
Мейдзи» х, представляет собой какой-то крутой излом в
историческом развитии Японии, не имеющий никаких кор¬
ней в прошлом. Нет никакой органической связи с процес¬
сами минувших веков, нет никакой внутренней логики в
ходе эволюции до и после 1868 г.! «Революция» пришла как-
то внезапно, неожиданно, точно гром из ясного неба. Новая
капиталистическая Япония точно появилась на пустом месте.
Между ней и старой Японией точно полный и безнадежный
разрыв. При такой трактовке события 1868 г. принимают
характер какого-то «исторического чуда,». В действитель¬
ности ход развития был, конечно, совершенно иной. «Рево¬
люция Мейдзи» (о том, насколько справедливо она может
именоваться «революцией», речь будет ниже) отнюдь не
свалилась на Японию внезапно, откуда-то из-за облаков.1	Т. е. «революция», совершенная императором Мейдзи, царствовавшим
В 1868-1912 гг,О
Наоборот, or:, явилась законным детищем предшествующего
ей развития. Она естественно и неизбежно вытекала ш прош¬
лого Японии, в особенности из того периода ее прошлого,
который именуется эпохой Токугава (1603—1868 гг.)* Пере¬
ворот 1868 г. имел свои глубокие экономические и социаль¬
ные корни, ничуть не походившие на фантомы буржуазно-
исторической легенды. Коротко говоря, он, как и все вообще
перевороты в истории человечества, являлся продуктом мас¬
совой борьбы.Для более ясного понимания того, что читатель найдет
на последующих страницах, необходимо сделать несколько
предварительных замечаний. Хотя история Японии до сих
пор марксистски еще не изучена и многое в ходе ее раз¬
вития еще представляется недостаточно ясным и твердо
установленным, один крупный факт все-таки не вызывает
сомпений: в IX—X веках нашей эры мы встречаем в Япо¬
нии уже вполне сложившийся и оформившийся феодализм,
представляющий собой (конечно, с некоторыми чисто мест¬
ными особенностями) полную аналогию западноевропейскому
феодализму той же эпохи. Японский феодализм просущество¬
вал около тысячи лет и окончание господства феодальных
общественных отношений в Японии формально было завер¬
шено лишь переворотом 1868 г. Однако на деле крупнейшие
пережитки феодализма продолжают накладывать чрезвычайно
глубокий отпечаток на Японию вплоть до настоящего дня.
Тысячелетняя история японского феодализма может быть раз¬
делена на два главных периода: эпоха IX—XVI вв. являет
собой то, что можно назвать «классической фавой» феодализ¬
ма, эпоха же XVII—XIX вв. правильнее всего может быть
определена как «поздняя фаза» феодализма. В первой фазе
в стране господствует натуральное хозяйство, ремесло на¬
ходится в зачаточном состоянии, товарно-денежное обра¬
щение сначала отсутствует и лишь во второй половине
данного периода начинает постепенно развиваться. Основным
занятием населения являются земледелие (возделывание
риса) и рыболовство. Значительно меньшую роль играет
охота и совсем скромную роль играет скотоводство. Произ¬
водственная техника стоит на чрезвычайно низком уровне.
Главную массу населения составляет крестьянство, живущее
на землях феодалов, обязанное платить им рисовую подать,
выполнять барщину и содержать феодальную дружину. Со¬
вершенно так же, как в свое время в России и различных
странах Западной Европы, японский крестьянин на протя¬
жения рассматриваемого периода все больше и больше при¬
крепляется к земле, так что к концу описываемой эпохи он
становится в сущности крепостной собственностью феодала.6
Господствующим классом страны является феодальное дво¬
рянство, распадающееся на целый ряд многочисленных,
друг с другом враждующих семей. Теоретически верхов¬
ная власть и вся земля в государстве принадлежит наслед¬
ственному императору, т. е. одному из феодалов, отличаю¬
щемуся от других лишь тем, что легенда выводит его род
от богини солнца Аматерасу. Однако реальная власть импе¬
ратора не простирается дальше его столицы Киото и не¬
скольких близлежащих районов, да и тут она сильно огра¬
ничена другими влияниями. Вся остальная Япония, фор¬
мально признавая авторитет императора, на самом деле
представляет собой ряд самостоятельных феодальных вла¬
дений, во главе которых стоят наследственные князья, на¬
деленные всей полнотой государственной власти в пределах
этих владений. Число феодальных вотчин значительно варьи¬
рует из века в век, но в среднем исчисляется в количестве
около 250—300. Среди феодалов есть крупные, средние и
мелкие. Между ними в течение семи веков идет постоянная
то обостряющаяся, то ослабевающая междоусобная война.
Военные дружины феодалов постепенно складываются в
многочисленное и влиятельное сословие «самураев», япон¬
скую разновидность средневекового рыцарства.На фоне этой общей картины вырос и развился один
чрезвычайно своеобразный институт, составляющий ориги¬
нальную черту исторического развития Японии. Мы имеем
в виду институт сёгуната. Сёгун — это в первоначальном
понимании данного слова главнокомандующий 'император¬
скими войсками. Как всякий главнокомандующий, он назна¬
чается монархом. Таких сегунов было много и в прежние .
века, однако теперь, в период феодализма, значение этого
института начинает изменяться. Сёгун попрежнему фор¬
мально назначаются императором, но звание сёгуна стано¬
вится наследственным в его роде. Создаются «династии»
сёгунов, существование которых подчас измеряется столе¬
тиями. Так, в рассматриваемую эпоху Япония 'имела три
династии сёгунов из домов: Минамото (1186—1219), Ход-
зё (1215—1326)х, Асикага (1334—1573). Как видим, ди¬
настия Аеикага просуществовала почти два с половиной
века, причем на сёгунском «престоле» за это время сменилось
15 человек.Но сёгуны мало-помалу превратились не только в на¬
следственных главнокомандующих, — они в конце концов1	В интересIX исторической точности необходимо заметить, что влас¬
тители из дома Ходзё носили официальный титул не «сёгунов», а «регеи-
тов еэгуца», однако существо дела от этого нисколько не менялось.7
присвоили себе всю ту реальную власть В стране, которой
раньше владел император. Они создали так называемое Во¬
енное правительство (Бакуфу), которое подразделялось на
различные отделы и департаменты, управлявшие страной.
Конечно в IX—XVI кв., при непрекращающейся междоусоб¬
ной свалке князей, возможности эти были довольно ограни¬
чены. Однако все то наличие центральной государственной
власти, какое допускали условия описываемого периода,
всегда находилось в руках сегуна,, а не императора. В конце
концсв сёгун стал Верховным правителем страны именем
императора., но волею своего собственного феодального могу¬
щества. Ибо совершенно естественно, что сёгунат всегда
попадал лишь в руки наиболее крупных феодальных семей.Это двоевластие проходит красной нитью через всю рас¬
сматриваемую эпоху и, как увидим ниже, оно полностью
сохранилось даже на протяжении «поздней фазы» фео¬
дализма.К концу XVI в. «классическая фаза» феодализма стала
явно разлагаться. Появление городов, увеличение внешней
торговли с Китаем и европейскими странами (первые евро¬
пейцы появились в Японии в 1542 г.), распространение
промыслов и ремесел, зарождение денежного хозяйства, свя¬
занное с указанными изменениями, усложнение и обострение
классовой борьбы в недрах феодального общества — все это
неизбежно приводило к распаду «классической фазы» феода¬
лизма и перехода ее в «позднюю фазу», фазу разложения
феодально-производственных отношений с дальнейшим раз¬
витием товарно-денежных отношений и формированием пер¬
вичных элементов капиталистических отношений, а одно¬
временно и с созданием более централизованной государ¬
ственной власти, т. е. политической диктатуры японских
крепостников. Буржуазная историография связывает обычно
формирование централизованного* японского государства с
именами трех крупнейших фигур той эпохи —Ода Нобу-
нага (1543—1582), Хидейоси Тойотоми (1540—1598) и То-
кугява Иэясу (1542—1616), которые на протяжении полу¬
века «железом и кровью» объединили Японию и создали
тот крепкий и жестокий «токугавский режим», который
без сколько-нибудь существенных изменений просущество¬
вал более 2i/a веков, вплоть до самой «революции Мейдзи».
На самом деле однако полководцы и диктаторы конца
XVI в., при всех своих талантах и способностях, явля¬
лись лишь более яркими выразителями тех социально-эко¬
номических и политических тенденций, которые имели место
во всех странах. На; базе роста товарно-денежных отноше¬
ний централизованная монархия во Франции и Англии ут¬8
вердилась во второй половине XV, а в России — во второй
половине XVI века. Хронологически, таким образом:, в Япо¬
нии победа централизованной государственной власти над
децентрализованной властью феодальных князей отстала от
стран Западной Европы примерно на столетие и соверши¬
лась почти одновременно с этой победой в России. При¬
веденные факты лишь еще ярче подчеркивают справедли¬
вость известного изречения К. Маркса о том, что японский
феодализм является настоящим феодализмом классического
типа, в основе своей родственном феодализму, существо¬
вавшему в целом ряде других стран.На последующих страницах мы сделаем попытку осве¬
тить, насколько это позволяет состояние современной япон¬
ской историографии, те подлинные движущие силы «рево¬
люции Мейдзи», которые постепенно сложились и оформи¬
лись в рамках токугавской Японии и которые буржуазные
ученые и публицисты обычно предпочитают обходить мол¬
чанием.
V.taea перваяТОКУГАВСКИЙ РЕЖИМа)	Рождение токугавского режимаВнешняя сторона создания токугавского ре¬
жима в основном сводится к следующему.После битвы 1600 г. при Секигахара, в которой Току-
гава йэясу разбил наголову враждебных ему феодальных
князей, он стал фактическим владыкой Японии. В 1603 г.
Иэясу получил от императора титул сёгуна и сделался уже
формально верховным правителем страны. На этом посту
оп однако оставался всего лишь три года и в Г605 г. уступил
сёгунский «трон» своему сыну Хидетада. Это не значило
однако, что Иэясу удалился от мира. Наоборот, вплоть до
самого дня своей смерти, последовавшей в 1616 г., Иэясу
оказывал решающее влияние на ход государственных дел
и в частности разработал и воплотил в своих «Восемнадцати
законах» (1615 г.) ту сложную, но крепкую государствен¬
ную систему, которая в японской истории стала известна
под именем токугавского режима. Сын Иэясу Хидетада
(1605—1623) и внук Нэмитсу (1623—1651) внесли в ‘на¬
следство, полученное от своего родоначальника, некото¬
рые дополнения и изменения частичного характера. К се¬
редине XVII в. токугавский режим окончательно сложил¬
ся и в таком виде, без сколько-нибудь существенных из¬
менений, просуществовал вплоть до «революции Мейдзи»,
т. е. в течение более 200 лет.Как всякий феодальный режим, отражающий в своей
политической и идеологической надстройке неподвижность
техники и застойность экономики, свойственные данной си¬
стеме хозяйства, токугавский режим больше всего забо¬
тился о сохранении полной неизменности тех общественных
отношений, которые в Японии сложились к началу XVII в.
Основатель его Иэясу, например, установил как священ¬
ное правило, что изданные им «Восемнадцать законов» яв¬
ляются неизменными во веки веков я обязательными для10
всех его преемников. Вот почему каждый из последующих
сегунов при своем вступлении в должность приносил пе¬
ред собранием феодальных князей клятву в верности зако¬
нам Иэясу, как если бы это были законы, изданные им
самим. Токугавский режим задавался таким образом целью
остановить время и прекратить движение истории вперед.
Пожалуй, еще более ярким проявлением той же тенденции
был разрыв отношений между Японией и внешним миром,
который совершился во второй четверти XVII столетия и
продолжался вплоть до средины XIX века. Это последнее
событие является столь исключительным во всемирной ис¬
тории, а влияние его на судьбы «страны восходящего
солнца» было столь многообразно и серьезно, что мы счи¬
таем необходимым остановиться на характеристике данно¬
го события несколько подробнее.Япония XVII века поддерживала политические, торго¬
вые и культурные связи с Китаем, Малайским архипела¬
гом и некоторыми европейскими странами. -Огромная роль
Китая в развитии Японии до 1868 г. общеизвестна и нам
едва ли нужно здесь специально доказывать, что для Япо¬
нии первой половины XVII в. поддержание отношений со
«Срединной империей» представляло чрезвычайную важ¬
ность. Связи Японии с Малайским архипелагом в ту эпо¬
ху носили главным образом торгово-пиратский характер.
Но особенно крупное значение имели начавшиеся около се¬
редины XVI в. сношения между Японией и Европой.Пионерами тут явились португальцы, впервые пристав¬
шие к берегам Японии в 1542 г. В 1585 г. португальцев
дополнили испанцы. В 1600 г. в двери Японии постучались
голландцы, а в 1613 г. — англичане. Попытка Великобри¬
тании завязать серьезные торговые отношения с Японией
не удалась в силу некоторых случайных причин, несмотря
даже на то, что Иэясу соглашался предоставить англий¬
ским купцам целый ряд специальных привилегий, в том
числе право экстерриториальности 1. Немногим успешнее
были попытки испанцев. Иначе вышло с португальцами и
голландцами.Португальцы, первые «открывшие» Японию, очень бы¬
стро пустили там крепкие корни, главным образом на
южном острове Кюсю. Имея прекрасную базу в Макао,
португальцы развили во второй половине XVI в. чрезвы¬
чайно выгодную торговлю с Японией, приносившую им
огромные прибыли. В гаванях Нагасаки и Хирадо порту¬
гальские купцы построили крупные склады и магазины,1	К. Gowenу An Outline History of Japan, New-Jork, 1927, p. 238.11
пользовавшиеся большим успехом среди местной японской
знати. Нередки были браки между португальскими бога¬
чами и дочерьми южнояпонских феодалов. Параллельно
с торговлей однако шло неизбежное распространение «сло¬
ва божия». В 1549 г. известный иезуит Ксавьер прибыл
в Японию и начал обращать туземное население в христиан¬
ство. На первых порах Ксавьер имел несомненный успех.
Целый ряд феодалов на острове Кюсю стали сторонниками
нового учения, а вместе с ними под знамена христианства
стали приливать вое новые и новые толпы последователей.
Около 1580 г. в Японии насчитывалось до 150 тыс. хри¬
стиан, причем Нагасаки стал настоящим «христианским
городом». Однако с конца XVI в. положение стало резко
изменяться.Миссионер и купец всегда являются авангардом воина,
раз дело идет о какой-либо «дикой» или «полудикой»
стране. Не иначе случилось и в Японии. После того как в
1580 г. Филипп ii объединил под своим владычеством
Испанию и Португалию, испанский воин стал слишком яв¬
ственно вырисовываться за спиной португальского купца
и португальского монаха. Это сильно напугало властителей
Японии. Ода Нобунага относился к христианству покро¬
вительственно, стараясь использовать его в борьбе про¬
тив ненавистного ему буддийского духовенства. Но уже
Хидейоси к концу своего господства весьма круто повер¬
нул курс и открыл гонения на христианство. Иэясу перво¬
начально проявлял к португальским миссионерам сравни¬
тельно большую терпимость, но примерно с 1610 г. и он
открыл против них поход. В 1614 г. христианство в Япо¬
нии было запрещено специальным указом сёгуната. Между
1617—1637 гг. преследования христианства сопровождались
громадным количеством жертв' и подчас приводили даже
к открытым восстаниям (например в Симамбара) 1. Гоне¬
ния эти, впрочем, не в состоянии были совершенно уни¬
чтожить христианство в Японии, и кое-какие бледные остатки
его сохранились в стране вплоть до самой «революции Мейд¬
зи». Смысл борьбы токугавского режима с христианством был
ясен. Это была борьба против колониальной экспансии евро¬^ Хотя буржуазные историки очень любят изображать восстание
в Симамбара как продукт преследования христианства сёгунатом, на самом
деле это восстание имело глубокие социальные корни. Как раз в районе
Симамбара население было чрезвычайно угнетено натогами и повинно¬
стями. В I главе восстания стоял Мае у да Токизада — наследственный враг
то -сугавского дома. В восстании принимали участие крестьяне и довольно
значительное количество низшего самурайства. Токизада с 37 тыс. повстан¬
цев, после убийства местного губернатора, удалился в замок Хара, где
в течение трех месяцев он мужественно выдерживал осаду. Сёгун для12
пейского торгового капитала, оборачивавшейся к Японии су¬
таной миссионера. В 1637 г. при третьем сегуне Иэмитсу на¬
званная борьба была доведена до логического конца: был
издан эдикт об изгнании всех португальцев. И, когда в 1640 г.
в Японию прибыло специальное португальское посольство из
Макао для переговоров с сёгуном о возобновлении торговых
отношений, оно было арестовано и обезглавлено. Токугавские
политики больше не хотели ничего знать о португальских
купцах и католических миссионерах.Более удачливыми оказались голландцы. Во-первых, они
показали себя значительно ловчее и гибче португальцев
как купцы. Во-вторых, они были протестантами, находив¬
шимися в жестокой борьбе с католической Испанией, и по¬
тому являлись естественными союзниками японцев в борьбе
против иезуитов и испано-португальских колонизаторов. Дей¬
ствительно, влияние голландцев сыграло немшгую роль
в повороте, который проделал Иэясу в своем отношении к
христианству. Голландцы помогали также Иэмитсу пода¬
вить «христианские восстания» в годы преследований ка¬
толической религии. В итоге, после изгнания португаль¬
цев, голландцы оказались единственным связывающим звеном
между Европой и Японией г Вместе с тем в их руки попала
монополия торговых сношений между европейским Запа¬
дом и «страной восходящего солнца».Однако и для голландских купцов были введены огра¬
ничения.В 1617 г. был издан, указ, ограничивающий торговлю
с заграницей лишь двумя портами — Нагасаки и Хи-
радо. В 1621 г. японцам было запрещено выезжать за
пределы своей страны. Морякам, унесенным бурями или
морскими течениями в другие страны, не разрешалось
возвращаться к себе домой. В 1624—1636 гг. было пред¬
писано сжечь все японские суда водоизместимостью свыше
80 тонн и впредь запрещалось строить суда большого
размера. Правда, в конце XVII в. сёгунат разрешил.
постройку судов водоизместимостью до 160 тонн специ¬
ально для транспорта риса между Осака и Иэдо, однако
предписанная законом конструкция этих судов была та¬
кова, что делала их непригодными для дальних морскихборьбы с восстанием вынужден был сосредоточить в Симамбара гсвыше
100 тыс. воВск, аг также просить голландцев прпттн ему на помощь своими
пушками и судами.* В конце концов замок Хара был взят сёгунекими
войсками» причем из 37 тыс. осажденных в плен попали всего лишь
100 человек. Остальные были зверски перебиты (подробности об этом
замечательном событии см. 1. Murdoch, A Iiistory of Japan, London 1925,
т. И, стр. 642—662).la
плавали it. Сёгупат сознательно стремился к тому, чтобы
лишить Японию физической возможности сноситься с дру¬
гими странами 1.Через год после изгнания португальцев голландским куп¬
цам было предписано уничтожить свои торговые склады
в Хпрадо. В 1639 г. сёгун Иэмитсу издал эдикт, кото¬
рый гласил:«На будущие времена, доколе гсолице освещает "мир, никто не смеет
приставать к берегам Японии, хотя бы он даже был послом, и этот закон
никогда не может быть отменен под страхом смерти 2.Япония таким образом заявляла о своем решении пор¬
вать коммерческие сношения даже с Китаем.В действительности это решение все-таки не удалось про¬
вести до конца. Как ни круто были настроены токугав-
ские владыки, они вынуждены были сделать два исключе¬
ния—для голландцев и для китайцев. В самом деле в
1641 г. голландцам было запрещено дальнейшее прожи¬
вание в Нагасаки, но зато им предоставлялась возможность
пребывания на маленьком острове против Нагасаки — Де-
сима, куда они и вынуждены были перенести свои фактории.
Здесь голландцы оказывались как в тюрьме. Только один
раз в году им разрешалось покидать остров для принесения
сёгуну поздравлений и подарков. Данный режим сохранился
для голландцев в течение всех последующих 200 лет. Одно¬
временно в чрезвычайной степени были ограничены возмож¬
ности японо-голландской торговли: первоначально голланд¬
цам было разрешено присылать в Японию только 7 судов в
год, позднее это число было сокращено до 2. В свою очередь
вывоз золота из Японии в 1652 г. был совершенно запре¬
щен, а вывоз серебра из Японии в Голландию сначала
(1685 т.) был ограничен 120, а потом (1790 г.) даже только
30 тоннами в год. С 1715 г. нормирован был и вьшоз меди:
он был определен в 900 тонн в год. При таких масштабах
.говорить о сколько-нибудь серьезном развитии торговли,
конечно, не приходилось. Немногим лучше было положе¬
ние японо-китайской торговли. До конца XVII в. раз¬
решался приход в Японию 70 китайских джонок еже¬
годно, а с начала XVIII в. это число было сокращено
до 13. Равным образом вывоз серебра из Японии в Китай
был ограничен 240 тоннами в год.Конкретно это означало, что торговые сношения даже
с Голландией и Китаем почти совершенно замирают. Во*	I. Murdoch, цит. соч., т. II, стр. 695.2 11. Gowen, цит. соч., стр. 255.U
всяком случае внешняя торговля Японии принимает столь
ничтожные размеры, что теряет сколько-нибудь заметное
народнохозяйственное значение. Можно поэтому смело го¬
ворить, что с экономической точки зрения Япония с сере¬
дины XVII в. окончательно закупоривает все двери и окна,
ведущие наружу, глубоко изолируется от внешнего мира
и вступает на путь такой полной «автаркии», какой не
знала ни одна другая страна.Ряд обстоятельств объективного порядка в сильной сте¬
пени облегчал токугавскому режиму осуществление его за¬
творнических планов. Япония была островным государ¬
ством, географически расположенным далеко не только от
Европы, но — по тогдашним масштабам — даже от Китая.
Примитивность методов транспорта делала Японию для дру¬
гих держав почти недосягаемой. К тому же страна была
бедна естественными богатствами и потому не могла счи¬
таться особенно заманчивой добычей для авантюристов и
колонизаторов европейского торгового капитала. Короче, на¬
жим извне на Японию был слаб, почти совсем отсутствовал.
Это открывало пред сёгунатом сравнительно легкую воз¬
можность запереться в пределах своих границ, отгородив¬
шись высокой стеной от всех четырех стран света.б)	CiyyKTjpa токугавского режимаКаков же был тот режим, который установился в Японии
на рубеже XVII в.?С точки зрения социальш^классовой картина была очень
проста. Основание общественной пирамиды составляло мел¬
кое крепостное крестьянство, а вад ним возвышалось круп¬
ное феодальное землевладение разных рангов и степеней,
жестоко эксплуатировавшее крестьянство. Кроме этих двух
основных классов имелись еще зародыши городской бур¬
жуазии, состоявшей главным образом из купцов и ремес¬
ленников. Однако в XVII в. японское «третье сословие»
было еще сравнительно слабо и только с середины XVIII в.
оно начинает приобретать более серьезное экономическое,
а отчасти и политическое влияние, которое, постепенно
возрастая, становится особенно явственным в эпоху «рево¬
люции Мейдзи».Совсем иначе обстоит дело с государственной структу¬
рой токугавсюого режима. Она очень сложна, своеобразна
и запутана. Для того чтобы составить себе о ней более
ясное представление, лучше всего будет ознакомиться с
ее важнейшими составными элементами.Двоевластие, установившееся в эпоху «раннего» феода-15
лизма, сохранилось в полной мере и в токугавский период.
Официальным главой государства считался шшрежнему им¬
ператор, живший в Киото, но никогда оттуда не выез¬
жавший. Ему номинально принадлежала вся земля, которой
фактически распоряжались феодалы. Он же сам фактически
распоряжался лишь маленькими поместьями в окружности
Киото. Император «назначал» сёгуна, но на самом деле он
был безвольной игрушкой в руках сёгуна. Императору
оказывался внешний почет, но в руках его но было даже
и тени реальной власти.Наряду с императором имелся сёгун, живший в Иэдо
(нынешнее Токио) и бывший настоящим хозяином госу¬
дарства. Сёгун, принадлежавший непременно к jp-оду Току-
гава, являлся прежде всего’крупнейшим феодалом страны.
Действительно семье Токугава в начале XVII в. принадле¬
жало около трети всей Японии, причем земли ее были
разбросаны в 47 различных провинциях из общего ко¬
личества 68. Далее сёгун был главнокомандующим воору¬
женных сил и главой исполнительной власти. При сёгуне
имелось уже упоминавшееся выше Бакуфу (Военное пра¬
вительство), которое состояло из двух государственных со¬
ветов “-высшего и низшего — и подразделялось на отделы
и департаменты. Членами государственных советов ‘были
дружественные токугавскому роду князья по назначению
самого сёгуна. Бакуфу посылало губернаторов во вое про¬
винции и крупнейшие города. В Киото оно имело особого
резидента, который должен был осуществлять функции над¬
зора над императором и его двором. Кроме того в распоря¬
жении Бакуфу находился многочисленный штат всякой
иной государственной бюрократии. В руках Бакуфу были
и государственные финансы.При таком положении вещей, перефразируя известный
афоризм Сиэйса времен Великой французской революции,
по справедливости можно было сказать: «Что такое сёгун?
Все. Что такое император? Ничто». И все-таки и сёгун и
император продолжали существовать параллельно на протя¬
жении всей токугавской эпохи!Под сёгуном, подчиняясь ему и завися от него, ходили
все остальные крупные феодалы, которым фактически при¬
надлежали остальные две трети Японии. Назывались они
«даймио», и число их колебалось между 250 и 300. Даймио
были владетельными князьями, располагавшими большой
самостоятельностью во всем, что касалось внутренних дел
их вотчин, однако они всегда оставались объектом самого
пристального и подозрительного внимания со стороны сё¬
гуна. Последний имел даже специальных разъездных игр10
ciieRTopofc (метсукэ), задачей которых являлось следить ">А
даймио и во-время предупреждать сёгуна о заачжорах и дру¬
гих враждебных выступлениях феодалов против Бакуфу.Ниже даймио стояли самураи — японское рыцарство, чис¬
ленность которого (с семьями) определялась примерно в10	о/о населения, т. е. около 2У2 млн. человек (население
Японии к концу XVII в. достигало 25 млн. дущ и в даль¬
нейшем, вплоть до «революции Мейдзи», оно оставалось
более дли менее стабильным. Число воинов среди саму-
райства в начале токугавской эпохи составляло примерно
800 тыс., однако в силу ряда процессов, о которых речь
будет ниже, к середине XIX в. оно сократилось почти
вдвое. Самураи делились на две группы: самураи сёгуна
(хатамото) и самураи отдельных даймио (гокенин). Ко¬
нечно процент самураев не везде был одинаков. Так в
Иэдо самураи составляли около трети всего населения,
а в княжестве Сатсума число их доходило до 25о/0. Зато
в ряде феодальных владений оно падало до 2—3—5 о/оСамураи были вооруженной силой Японии и жили они
либо на землях, предоставляемых им сегуном и феода¬
лами, либо получая от своих хозяев так называемую «ри¬
совую стипендию». Даймио и самураи представляли собой
благородное сословие, наделенное целым рядом специаль¬
ных привилегий наподобие феодального дворянства евро¬
пейских государств.Ниже самураев по иерархической лестнице токугавской
эпохи было расположено духовенство — буддийское и син¬
тоистское. Церковь имела довольно большие земельные вла¬
дения, в пределах которых она располагала известным, но
сравнительно ограниченным правом самоуправления. При¬
близительно на том же уровне находилось и сословие
ученых, которые в соответствии с духом конфуцианской
философии, сильно распространенной в тот период в Япо¬
нии, пользовались среди господствующих классов страны
довольно большим уважением.Основанием общественной пирамиды было крестьянство,
составлявшее не менее 80 о/о 2 всего населения. Крестьян¬
ство жило на землях феодалов, выполняло барщину, пла¬
тило рисовый налог, составлявший обычно не меньше 40 од,
урожая, и фактически находилось в состоянии крепост¬
ной зависимости. Лишь в дальнейшем, в связи с раз¬
витием товарно-денежных отношений, способствовавших вы¬
делению крестьянской верхушки, экономически более оиль-1	I. Murdoch, цит. соч., т. III, стр. 33.2	Там же, стр. 44.2	Светлов, Проиехоаед. капнталистич. Японии
и oft, известная часть крестьян постепенно стала превращаться
в собственников обрабатываемой ими земли. Однако этот
процесс внутренней диференциации нашел свое оконча¬
тельное завершение только уже после «революции Мейдзи».Наряду с двумя основными классами феодального об¬
щества— крепостным крестьянством и владетельными князь¬
ями—уже. в этот период существовала городская буржуа¬
зия. В токугавекую эпоху почти каждый феодальный замок
оброс связанным с ним и зависящим от него городским
поселением. Таких «замковых городов» в рассматриваемый
период в стране насчитывалось около 250. Однако лишь
сравнительно' небольшое количество из них, особенно рас¬
положенные’ по берегам моря торговые центры, преврати¬
лись в действительно крупные города (Осака, Иэдо, Киото
и др.). Население токугавских городов состояло главным
образом из ремесленников и купцов. Юридическое положение
ремесленников было значительно выше, чем купцов. Тор¬
говцы, менялы издавна считались- в феодальной Японии
самым низшим презренным сословием, и принадлежность
к нему считалась предосудительной. Остатки этого от¬
ношения к торговцам сохранились и в токугавекую эпоху.
Ремесленники были организованы в цехи (дза), а купцы —
в гильдии (куми), сильно напоминавшие по своей струк¬
туре соответствующие организации западноевропейских го¬
родов эпохи феодализма.Наконец на самом дне токугавекого общества находи¬
лась сравнительно немногочисленная (около 1. млн. чело¬
век) группа париев (эта), поставлявшая палачей, живоде-
'ров, корзинщиков, нищих и т. д.Таковы были основные элементы токугавского режима.
Следуя принципу неподвижности, о котором мы говорили
выше, сёгунат принял все меры к тому, чтобы описанная
структура оставалась по возможности неизменной. Пере¬
ход из одного сошовия в другое был крайне затруднен,
фактически в большинстве случаев сделан даже невоз¬
можным. Та или иная профессия, то или иное состояние
являлись наследственными, переходящими от отца к сыну.
В семье власть главы дома была абсолютной. Все и всяче¬
ские проявления политической, экономической, культурной
и бытовой жизни строжайшим образом регламентировались
свыше. Для того чтобы дать более наглядное представ¬
ление о характере данной регламентации, приведем не¬
сколько характерных примеров.Крестьянам специально изданными правилами предпи¬
сывалось вставать на заре, не пить водки и чая, не курить
табака, употреблять в пищу только простое зерно, носить18
одежду из хлопчатобумажных тканей, строить маленькие
жилища, не употреблять носилок при свадьбах, не класть
ковер на седло, разводиться с женами, которые ходят по
гостям и веселятся, и т. п. В деревне запрещалось также
устраивать какие-либо театральные представления и спор¬
тивные состязания. Не меньше внимания сёгунат уделял и
городскому' населению. Горожанам было запрещено носить
шелковую одежду, иметь в доме лакированную утварь,
употреблять в одежде золотые и серебряные украшения,
строить трехэтажпые дома и т. д. Фасоны мужского и
женского платья, характер и количество потребной для него
материи, форма и качество зонтиков, гребней, шпилек
ит. п. — все это было совершенно точно регламентировано
специальными декретами высшей власти.Мелочная назойливая опека, которой было подвержено
все население страны, опека, просуществовавшая два с
половиной века, не могла не оставить глубоких следов на
характере и психологии японского народа. Следы этой
опеки можно нередко встретить даже в Японии наших дней.
Та же самая опека к концу токугавской эпохи стала вели¬
чайшим препятствием для- развития прошв од ительных сил
страны и явилась объектом самой ожесточенной критики со
стороны носителей нового «буржуазного» духа.Как бы то ни было, но токугавский режим впервые за
много столетий создал в Японии сильную центральную власть,
являвшуюся диктатурой крепостников, и обеспечил также
впервые за много столетий длительный период внутреннего
«мира», нарушавшегося постоянными крестьянскими восста¬
ниями.Японские историки вычисляют, что в 1596—1615 гг.
национальный доход страны составлял в среднем 11 млн.
коку 1 риса в_ год, а примерно столетие спустя, в 1688—
1704 rr.j этот доход поднялся до 26 млн. коку. Накануне
«революции Мейдзи», в 1830—1844 гг., национальный доход
Японии достиг 30 млн. коку 2. В высшей степени замечатель¬
но, что в то время как на протяжении первого столетия
токугавского владычества национальный доход возрос на
1360/0, за последующие полгора века он увеличился веего
лишь на 16о/о. Это не случайность. Токугавский режим был
относительно прогрессивен в течение первых 100—120 лет
своего существования, — в дальнейшем он уже стал тормо¬
зить развитие дроизвод ительных сил страны и окончательно*	Японская мера коку равна приблизительно 160 кило.2	Хондзё Эйдзщо, Социальная история Японии, Москва 1927, изд.
Московского института востоковедения, стр. 95.2‘	19
протратился п роакДйонную силу. Со второй Полойййм
Will в. токугавский режим явно идет наиотречу своей ги¬
бели, подрываемый и расшатываемый нарождением новых
экономических форм и новых социальных классов.Для того чтобы лучше понять сущность процессов, под¬
готовивших неизбежность «революции Мейдзи», мы перейдем
теперь от общей характеристики токугавского режима к
знакомству с некоторыми важнейшими деталями этого свое¬
образного механизма.в) КрестьянствоОсновную массу населения токугавской Японии вне вся¬
кого сомнения составляло крестьянство. Оно было фунда¬
ментом всей общественной пирамиды, оно же являлось основ¬
ным источником богатства страны. Как же жило и работало
крестьянство?Для того чтобы составить себе более ясное представлениео	положении крестьянства, необходимо прежде всего ознако¬
миться с внутренней организацией токугавской деревни.Земля, которую обрабатывали крестьяне, принадлежала
владетельному князю. Отдельные крестьянские семьи сидели
на ней на праве наследственной аренды, из поколения в
поколение, причем существовал закон, что даймио не может
согнать крестьянина с земли, если последний обрабатывал
ее не меньше 15 (в некоторых районах 20) лет. Однако этот
закон очень часто не соблюдался, ибо крестьянин токугавской
эпохи (особенно в первой ее половине) малю чем отличался
от крепостного. Лишь во вторую половину этой эпохи стали
постепенно выделяться крестьяне-собственники земли. Тор¬
говля землей была запрещена под страхом «жестоких наказа¬
ний. Лицо, виновное в продаже земли, заключалось в тюрьму
и, если оно умирало до истечения срока заключения, место
умершего отца занимал сын. Лицо, виновное в покупке зем¬
ли, наказывалось штрафом и конфискацией земельного уча¬
стка, причем и в этом случай за умершего отца отвечал сын.
Но не только торговля землей была запрещена — запрещено
было также излишнее дробление земли. Так в крестьянских
семьях, располагающих участками ниже одного тё (при¬
близительно 1 десятина), деление их между сыновьями не
допускалось. Весь участок переходил в руки старшего сына.
Если в семье не находилось подходящего человека, который
мог бы с успехом вести хозяйство, то глава семьи обычно
усыновлял какого-нибудь крепкого работника со стороны.В области производственных процессов даймио предостав¬
лял крестьянам полную свободу. Каждый хозяин на своем20
клочке земли мог делать вое, что и как ему угодно, однако
при условии, что он во-время и полностью уплатил свою
рисовую подать. Но, когда производственный процесс был
кончен и обмолоченное рисовое зерно лежало ссыпанным в
соломенные мешки, на рцене появлялся даймио в лице своего
местного чиновника («дайкан» во владениях сёгуна и «гун-
дай» во владениях прочих феодалов), который требовал не¬
медленной уплаты налога. Предварительно однако чиновник
производил учет урожая, а также качества эемли, обрабаты¬
ваемой отдельными крестьянами. В зависимости от этого
качества все участки подразделялись на три класса с различ¬
ной ставкой налога. Всякое сокрытие обработанной земли
каралось с исключительной жестокостью распятием винов¬
ного на кресте. В общем крестьянин токугавской эпохи вы¬
нужден был отдавать своему господину больше 50 о/о сво¬
его урожая. Вдобавок к этому он еще выполнял известную
барщину, а также делал несколько раз в год обязательные
«подарки» своему господину. В конечном итоге у крестьянина
оставался лишь «голодный минимум», ' который давал ему
возможность только о величайшим трудом поддерживать свое
существование. Питаться рисом он почти не мог — это была
для него роскошь. Пищей крестьянина служили обычно
какие-либо более дешевые злаки, ягоды, коренья, овощи,
рыба, морские молюски и т. п.Само собой разумеется, что внутри токугавской деревни
,не было полного равенства. Уже в то время имела место
диференциация крестьянства, хотя для развития'настоящей
классовой борьбы в деревне еще не созрели условия. Со свой¬
ственными токугавскому режиму мелочностью и детальностью
крестьянство подразделялось не меньше, чем на шесть групп
в зависимости от уровня своего экономического состояния/
Мы можем свести эти группы, как они сложились к концу
токугавской эпохи, в три основные деления. Внизу находи¬
лась многочисленная группа мелких крестьян-арендаторов
и батраков (батраки вербовались главным образом из числа
младших сыновей беднейших домов, не получавших по
наследству земли). Выше их стояла группа, которую мы
могли бы назвать середняками. Сюда входили более зажи¬
точные крестьяне-арендаторы, а также крестъяне-собствеп-
нвки. Наконец на самом верху стояла маленькая, но чрез¬
вычайно влиятельная группа деревенских богатеев, кото¬
рая сдавала землю в аренду беднейшему крестьянству в
поставляла членов деревенской администрации. Из этой
группы выбирались или назначались деревенские старосты
и их помощники. В этой группе имелся обычно так назы¬
ваемый «госи», т. е. сельский самурай, каковой титул при-21
спаивался самому богатому хозяину деревни. Иногда эти
<'ГОСи<» были богачо настоящих самураев или даже мелких
даймио. «Госи» пользовался целым рядом особых привилегий,
и* в .частности он имел право носить два меча.Вместе с тем токугавская деревня представляла собой
известную экономическую и юридическую единицу. Деревня
как целое платила все оборы и налоги по принципу круго¬
вой ответственности. Деревня как целое заключала договоры
и контракты с другими деревнями, владела общей собствен¬
ностью (например лес, луг и т. п.), выступала истцом или
являлась ответчиком. Деревня как целое несла те или иные
наказания.Во главе деревни стоял староста (нануси), который,
смотря по местности, либо избирался всей деревней, либо
назначался даймио или его локальным чиновником. Если
деревця была велика, староста имел несколько помощников
(кумигасира), каждый из которых имел на своей обязан¬
ности определенную группу односельчан. Помощники обыч¬
но выбирались либо всей деревней, либо более зажиточными
ее хоаяевами. Далее, вое жители деревни подразделялись
на так называемые «пятерки» (гонингуми), так что в каждую
пятерку входило пять соседних домов. Во главе каждой
пятерки имелся особый уполномоченный. Вое члены пятерки
были взаимно 'ответственными как за свое поведение, так и
за свое материальное благосостояние. Если один испытывал
нужду, другие должны были 'ему помогать. Если один
совершал преступление, вое другие отвечали за него.- В
случае же, когда пятерка не в силах была справиться сама
с возникшими затруднениями, ответственность перелагалась
уже на всю деревню.Эта круговая порука, касающаяся не .только уплаты
налогов, но и повседневного поведения каждого члена дере¬
венской общины, имела результатом совершенно беспример¬
ное развитие взаимной подозрительности и шпионажа. Каж¬
дый крестьянин тщательно следил за своим соседом, боясь,
как бы проступок, совершенный последним, не навлек не¬
счастья на него самого.Староста деревни являлся посредником между > своими
'односельчанами и владетельным князем. На обязанности
старосты лежало заботиться об аккуратном сборе податей,
следить за усердной обработкой земли крестьянами, вести
записи рождений и смертей и разбирать наименее значитель¬
ные конфликты деревенской жизни. Излишне говорить, что в
обстановке токугавской эпохи староста являлся важнейшим
инструментом в руках даймио для эксплоатации крестьян¬
ства.23
г) Даймио и самураиКак мы уже знаем, общее число владетельных князей
на протяжении токугавской эпохи изменялось сравнительно
мало, все время колеблясь в пределах 250—300 семей. Мы
знаем также, что князья эти сильно отличались друг от
друга как по размерам своих вотчин, так и по сумме своих
доходов. Низшая граница была 10 тыс. коку годового дохода,
высшая подымалась до 1 млн. Кто имел меньшею тыс. коку,
был уже не владетельный князь, не даймио, а самурайЭкономической базой высшего сословия в государстве
было, как мы уже знаем, владение землей и жестокая экс-
плоатация крепостного крестьянства. Рисовал подать, бар¬
щина, обязательные «подарки», многочисленные сборы и
оброки подчас самого фантастического характера системати¬
чески держали крестьянина на рубеже голодной смерти и
вместе с тем превращали каждого даймио в полного власте¬
лина живущих на его земле землеробов.Действительно, владетельные князья обладали очень ши¬
рокой автономией в подвластных им пределах. Каждый из
них имел свою вооруженную силу в лице дружины, состав¬
ленной из самураев — японских рыцарей. Численность дру¬
жины конечно сильно колебалась в зависимости от мощи я
богатства князя, — мелкие князья располагали нескольки¬
ми сотнями воинов, но зато крупнейшие из даймио коман¬
довали целыми армиями в несколько десятков тысяч человек,
ибо феодалы были обязаны на каждые 100 тыс. коку годо¬
вого дохода выставлять в среднем 2 805 самураев.В области внутреннего управления даймио были, в сущ¬
ности, совершенно самостоятельны. Каждый из них имел в
миниатюре свой двор и свое правительство, устроенные по
образцу двора и правительства сёгуна. Каждый жил в замке,
окруженном укреплениями, около которого вырастал не-< Все даймио делились на три основных группы: 1) низшая — с дохо¬
дом от 10 до 100 тыс. коку, 2) средняя — с доходом от 100 до 300 тыс.
коку и 3) высшая—с доходом свыше 300 тыс. коку. На рубеже XVIII в.
к высшей группе принадлежали только 16 феодальных князей, среди кото¬
рых самым могущественным был Моэда из Kara, располагавший доходом
свыше 1 млн. коку в год. Чрезвычайно богат был также князь Симадзу
из Кагосима (Сатсума) — он имел свыше 700 тыс. коку — сыгр хвшпй столь
крупную роль в низвержении сёгуната в XIX в. Особое место среди дай¬
мио занимали три княжеских рода, родственники Токугава—Токугава пз
Нагойя (619 тыс. коку), Токугава из Вакаяма (555 тыс. коку) и Току¬
гава из Мито (350 тыс. коку). Значение отдельных даймио определялось
размерами их годового дохода, и в зависимости от этого признака они
рассаживались по старшинству на пирах и приемах у сёгуна. Порядок
местничества при этом соблюдался очень строго. См. Хондзё Эйдзиро,
стр. 95 И' К. Нага, Histoire du Japon, стр. 237.23
большой город с торговцами и ремесленниками, удовлетво¬
рявшими потребности феодала и его свиты. 'Каждый был
совершенно свободен в фиксации сборов и налогов, со¬
биравшихся с населения, мог. чеканить свою монету при
условии, что она будет иметь хождение только в границах
его владений, а также выпускать бумажные деньги. Монету
чеканили главным образом богатые феодалы экономически
более развитых южных и юго-западных провинций, ^бумаж¬
ные деньги в виде так называемых «рисовых бонов» как
увидим ниже, во вторую половину токугавской эпохи стали
постоянным источником доходов подавляющего большинства
даймио. Суд и администрация внутри феодальных владений
также находились целиком в руках князя. Князь имел право
запрещать вывоз из своих владений или /ввоз в них тех
или иных продуктов, по своему усмотрению. Границы кня¬
жества тщательно «охранялись, и проезд через его территорию
разрешался только ,в определенных пунктах и по определен¬
ным дорогам.Взаимоотношения между даймио и сёгунатом регулиро¬
вались целым рядом законов и обычаев. Даймио был обязан
уплачивать в сёгунскую казну определенную, довольно часто
менявшуюся, часть своих доходов. Даймио был обязан при¬
ходить на помощь еёгуну своей вооруженной силой, если в
том бывала надобность. Даймио далее был обязан строго
соблюдать вое законы, издаваемые сегуном, и подчиняться
его‘верховной юрисдикции. Третий сёгун Иэмитсу на собра¬
нии владетельных князей открыто заявил: «Отныне я буду
всех вас без исключения рассматривать как моих наслед¬
ственных вассалов»!. Этот принцип последовательно про¬
водился токугавским режимом. Больше тот. Владетель¬
ные князья, систематически бедневшие в результате внутрен¬
ней политики сёгуната, постепенно превращались из воин¬
ственных феодалов, перед которыми когда-то бледнели сегуны,
в блестящих, но зависимых от сёгуна придворных, жадной
толпой наполнявших столичные дворцы. В Японии в XVII и
ХУШ вв. происходил тот же самый процесс, какой прибли¬
зительно столетием раньше совершался во Франции и
Англии.С даймио теснейшим образом были связаны самураи.
Как мы уже видели, самураи представляли собой вооружен¬
ную силу токугавского феодализма. Самураи распадались на
две главные группы — «хатамого», личную гвардию сёгуяа,I	1 Кроме деления на хатамото и гокенин самураи подразделялись еще
на три группы в плоскости военной иерархии, а именно самураи в под¬
линном смысле слова, т. е. конные воины, каси, т. е. пешие воины, и
наконец, асигару, т. е. легкая инфантерия. См. К. Нага, стр. 240.24
жившую в столице , и, помимо военных функций, заполняв¬
шую вое места в центральном государственном аппарате, и
«рокенин», дружины отдельных феодальных князей, раз¬
бросанные по различным углам страны. Первые являлись бо¬
лее привилегированным элементом, чем вторые. Самураи трех
боковых родов Токугава (Нагойя, Вакаяма и Мито) находи¬
лись на положении, близком к «хатамото». Часть «гокенян»
жила доходом с земель, полученных ими от даймио, — это
были старшие самураи, нередко сами имевшие свои неболь¬
шие отряды воинов, однако подавляющее большинство «гоке-
нин» существовало на «рисовую стипендию», которую выпла¬
чивал им князь и высота которой вариировала от 50 коку до
20 ООО—30 ООО коку в год, в среднем колеблясь около 100 коку.
Старшие самураи крупных князей очень часто были богаче
мелких даймио, но по рангу они все-таки уступали послед¬
ним* Во вторую половину токугавской эпохи самурайская
стипендия "иногда выплачивалась (особенно на юге и юго-
западе) не только в рисе, но и в деньгах.Самураи представляли собой профессиональных воинов,
с детства воспитывавшихся .в правилах 'особого «кодекса
чести», известную под именем «Бусидо». Кодекс этот был
очень сложен и своеобразен, во многом напоминая анало¬
гичные кодексы западноевропейского рыцарства. «Бусидо»
предписывал каждому самураю непоколебимую верность гос¬
подину и полное презрение к смерти. Он давал ему правила
повседневного поведения, а также обязывал его «в целом
ряде случаев кончать жизнь с помощью харакири (на более
изящном японском языке именуемом «сеппуку»), для чего
каждый самурай, кроме своего длинного боевого меча,
носил за поясом еще короткий меч, более похожий на кин¬
жал. Право ношения двух мечей являлось особой привиле¬
гией и отличительной чертой самурайства как благородного
сословия. «Бусидо» также чрезвычайно поощряло поддержа¬
ние обычая «следования за господином в смерть». Считалось
чрезвычайно доблестным, если самурай на могиле владе¬
тельного князя, которому он служил, вспарывал себе живот.
Считалось также совершенно нормальным, что самурай на
поле битвы отрубает голову поверженному врагу. Одновре¬
менно то же «Бусидо» воспитывало в самурае крайнее пре¬
зрение к производительному труду. Самурай считал, что
единственно достойным его занятием является военное дело.С неменьшим презрением самураи относились и к деньгам.
Среди них считалось признаком хорошего тона не уметь
считать деньги. Как господствующее сословие самураи фак¬
тически пользовались полной безнаказанностью. Они могли
издеваться над мирными жителями, буйствовать и бесчин-
ствовать на улице, устраивать погромы кабачков и лавок,—,
им все сходило с рук. Существовало даже правило, то
самурай имеет право убить на меоте оскорбившего его кре¬
стьянина или купца1,, причем «благородное сословие» весь¬
ма часто пользовалось этой своей привилегией.В начале XVIII в. разыгралась следующая характерная
история. Владетельный князь Асано был убит своим сопер¬
ником князем Иосинако. Осиротевшие дружинники убитого,
в числе 47, поклялись отомстить за смерть своего господина,
и в течение двух лет упорно, систематически, прибегая кГзличным хитростям и интригам, стремились к своей цели.конце концов это им удалось. В темную зимнюю ночь они
ворвались в замок ничего не ожидавшего убийцы их гос¬
подина, и нанесли ему смертельный удар. Когда дело было
сделано, все 47, по предписанию сёгуна, покончили жизнь
харакири. Они похоронены в Сангакудзи (предместье нынеш¬
него Токио), и могила их вплоть до настоящего" дня явля¬
ется местом паломничества для японской молодежи. История
«47 ронинов»2 стала любимой темой японских драматур¬
гов и поэтов. Еще и сейчас мрачная трагедия этого наиме¬
нования, принадлежащая перу одного из знаменитейших
японских драматургов Такеда Идзумо, не сходит со сцены
японских театров. Так сильна была власть «Бусидо» над
сознанием токугавской Японии. Ее пережитки сильны даже
в наши дни.д)	ИмператорВся эта феодальная лестница возглавлялась микадо, или
императором. 1В эпоху Токугава, как и в предшествовавшие ей века,
император официально считался источником всякой власти
и всякого богатства в стране. Он представлял ©обой «бо¬
жественное начало» на земле, ведя свое. происхождение от
легендарной богини солнца Аматерасу. В Японии до сих
пор считается, что династическая линия императорского
дома, начавшись за 660 лет до н. э., непрерывно тянется в
течение последующих 2 500 лет. Ныне царствующий импера¬
тор Хирохито считается 123-м по счету представителем
своего рода на троне. На протяжении токугавский эпохи
сменилось 14 императоров (в том числе 2 императрицы),
занесенных в династический список под № 106—120,—они
должны были воплощать собой в глазах широких масс на¬*	Хоидзё Эйдзирг/, цйт соч., стр. 106.2 Ронин — эгосамурай, не имеющий своего: господина.26
селения тот «священный» родник, откуда на него изливались
все проявления государственной власти. Однако император
должен был являться не только источником власти, но также
и источником богатства, ибо формально он считался, как и
раньше, собственником всей земли, а земля в описываемый
нами период составляла основное богатство страны. Такова
была декорация. Действительность же представляла совер¬
шенно иную картину.В самом деле, для того чтобы составить себе надлежащее
представление о реальном значении императора, в высшей
степени интересно заглянуть в упоминавшиеся выше «Восем¬
надцать законов Иэясу» и ознакомиться с теми их статьями,
которые характеризуют права и взаимоотношения императора
и сёгуна. Вот эти статьи во всей своей восточной цвети¬
стости и со всем своим наивно-откровенным цинизмом:«Ст. 1. Среди 12 небесных и земных божеств Японии геликая богиня,
озаряющая небо, отличается своим просвещенным правлением. Унаследо¬
ванные от этого века богов три божественных чудодейственных предмета
помогают сыну неба кормить и воспитывать все народы среди четырех
морей. Согласно древнему учению страны богов, боги являются божествами
неба, императоры же являются божествами земли. Божества неб1 и земли
можно сравнить с солнцем п луюй. По той же причине, по которой солнце
и луна совершают свой путь, император обязан сохранять свое сердце не¬
тронутым. Поэтому он обитает во дворце, как на небе, ибо дворец его
называется, 'соответственно девяти небесам, девятиярусным жилищем и
имеет 12 ворот и 80 палат. Далее, качествами императора являются 10 до¬
бродетелей, а в распоряжении императора имеется 10 тыс. колесниц.
Каждодневно император обязан молить небо о том, чтобы он сиял перед
всей стран й, как образец человеколюбия, любви к родителям, разума и
бережливости. Равным образом он не должен пренебрегать занятиями,
науками и калиграфией. Возвышенная добродетель императора обнару¬
живается тогда, когда на лицах подданных не появляется цвет горя, и
когда повсюду среди четырех морей царят спокойствие и мир.Ст. 2. Сёгун указывает все государственные повинности и не нужда¬
ется при отправлении правительственных дел в рпярешении императора.
Когда земля среди четырех морей неспокойна, то это вина сегуна.Ст. 3. Храм на Ейдзане служит стражником для ворот духов импера¬
торского дворца... Когда тело дракона (т. е. император) недобросовестно
охраняется, тогда гневаются божества неба, море проникает в столицу
и преследует обитателей болезнями и горем. В настоящее время однако,
когда управление государствам императором доверено сёгуну, бог горы
Ейдзан должен быть богом-хранителем сёгуна.Ст. 4. В древчие времена было в обычае, ччобы императоры палом¬
ничали к синтоистским храмам п буддийским кумирням в Кум то, в про¬
винции Исэ, для ознакомления по дороге со страданиями народi. Однако
в настоящее время импер угор реформировал правительство, поручив госу¬
дарство военному дворянству. В случае, если военно1 дворянство не будет
знакомо со страд шиями народа, - вина падает на сёгуна. Вследствие этого
царствующий император не должен оставлять своего дворца за ИСК’Юче-
нием того случая, когда он посещает отрекшегося от престола императора
во дворце- его...»27
Or. 8. Князьям Японии не разрешается отправляться в имперптор-
Chiiii дворец дчже по поселению саМто императора. В особенности КНЯЗЬЯ
западных провинций по дороге в Иэдо не должны проезжать через импе¬
раторскую резиденцию в Киото. Если, негмотря на это, какой-либо князь
тайно п«>схчл бы чер.-з Киото, и если бы это было доказано, то весь род
его до.гжсн быть истреблен, невзирая ни на какие его богатства. В случае
еслп бы кто-либо из князей пожелал осмотреть части Киото, расположен¬
ные за пределами внутреннего города, он обязан просить на это разре¬
шение, которое ему должно быть дано. Но и в таком случае ему не раз¬
решается перешагнуть через середину моста по Сандзио (название улицы
в Кпото).Ст. 9. Пожалование государственных должностей князьям, соответ¬
ственно их происхождению и рангу ихдома, отныне и впредь будет про¬
изводиться с&уном. В случае, если бы какой-либо князь для получения
высшего титула обращался к императорским советникам, то и он и совет¬
ник, доложивший подлежащее прошение императору, а равно и все посред¬
ники, должны быть наказаны» (курсив наш.—В. О'.).Этот замечательный документ настолько характерен, что
едва ли нуждается в слишком обстоятельных комментариях.
Итак, в соответствии о «Восемнадцатью законами Иэясу» им¬
ператор превращался в вечного затворника, прикованного
к своему роскошному дворцу! в Киото и -отрезанного от вся¬
кого общения с внешним миром, в особенности с феодаль¬
ными князьями. Он мог заниматься чем угодно в пределах
своих «80 палат», но ему было строго запрещено касаться
всяких вопросов государственной жизни. Наоборот, сёгун
сосредоточивал в своих руках все фактическое управление
страной, а также, — что очень важно, — пожалование долж¬
ностей и наград представителям феодального дворянства.
Больше того, сёгун притязал не только на власть земную,
но также и на власть «небесную»: в ст. 3 он требовал, чтобы
«бог горы Ейдзан», который до того всегда был покровителем
императора, отныне стал «богом-хр-анителем сёгуна». По-'
ложение было совершенно ясно. Власть императора превра¬
щалась в бесплотную тень, которую в случае надобности
сёгун старался использовать в своих целях. Для большей
изоляции киотоского затворника от феодального дворянства
существовало даже запрещение браков между придворными
императора и владетельными князьями. Впрочем, это правило
не всегда соблюдалось слишком строго.Чрезвычайно наглядное представление о реальном соот¬
ношении сил между императором и сёгуном дает сопостав¬
ление доходов того и другого. В самом начале XVII в. общий
доход страны, как мы видим, исчислялся приблизительно
в 11 млн. коку риса, из них на долю сёгуна приходилось4	млн., а на долю императора только 10 тыс. Два века
спустя, в 1832 г., общий доход страны достигал уже 30 млн.
icoity, — из ййх йа долю сёгуна приходилось И млй., а
на долю императора около 300 тыс. 1.При таких условиях нисколько не удивительно, что
император всегда являлся безвольной игрушкой в руках
сёгуна.Еще 'в первой половине XVII в., когда токугавский
режим только становился прочное на ноги, императоры
осмеливались проявлять некоторую самостоятельность, глав¬
ным образом в вопросах этикетного порядка, и даже итти
на конфликт с сёгуном, однако это продолжалось недолго.С эпохи четвертого сёгуна из дома Токугава — Йэцунэ
(1651—1680) всякая оппозиция со стороны - Киото по отно¬
шению к йэдо прекращается, и так дело обстоит вплоть
до самой «революции Мейдзи».Невольно возникает вопрос, каким образом все-таки ин¬
ститут императорской власти сохранился в Японии? Почему
он не исчез совершенно? Почему всемогущий, всевластный
сёгун не присвоил себе всех атрибутов потомка божествен¬
ной Аматерасу, восстановив таким образом единовластие в
стране?Известный японский историк ’ Фукуда дает такой ответна этот вопрос:«Несомненно, что на протяжении эпохи феодализма jie раз возникала
мысль об устранении дуализма власти ( императора и сёгуна) путем свер¬
жения императорского дома 2. Однако тот факт, что эта мысль не могла
быть приведена в исполнение, свидетельствовал о том, что императорский
дом все время играл известную роль. С внешней стороны ка алось, что
император является простой декорацией. Но в глазах народа он лвлялся
прямым потомком богини-родоначальницы, и к его власти присоединялось
предсивдение о законности. Если мы примем это во внимание, то легко
придем к выводу, что декорации, о которо i идет речь, все еще было при¬
суще некоторое политическое значение, хотя бы и небольшое. Тот, в чьих
руках была реальная верховная власть, не мог обойтись без императора.
Он должен был привлечь императора на свою сторону, дабы его господ¬
ство было освящено санкцией законности. Чем больше в феодальном*	Фукуда, Общественное и экономическое развитие Японии, 1926 г.,
изд. Ленинградского института живых восточных языков, стр. 68 и Хондзё
Э&дзиро, стр. 95. Про |>ессор Хара (см. К. Sara. Histo re da Japon, стр. 244)
полагает, чг цивильный лист императора и его семьи в начале токугав-
cicofi эры равнялся 100 тыс. коку и к концу ее поднялся (включая
сюда и содержание придворных) до 400—500 тыс. коку. Цифры профессора
Хара нам кажутся нисколько преувеличенными, но, даже если считать их
пр вильйыми, все-таки выраженная в этих цифрах реалшая власть импе¬
ратора даже отдаленно не может итти ни в какое сравнение с реальной
властью сёгун I.*	Один из крупнейших государственных деятелей токугавской эпохи
Араи Кумми (1657—1725) сделал попытку осуществить принцип единовла¬
стия путем низложения императора, однако не имел успеха.29
государстве было равновесие соперничающих владетельных князей, тем
важнее было то, на чьей стороне стоял столь слабый сам по себе импера¬
тор, ибо чапт весов склонялась тогда в пользу того, которого поддерживал
император. Вот почему всякий феодальный князь, фактически достигавший
господства, всеми мерами стремился воспрепятствовать тому, чтобы какой-
нибудь его соперник привлек императора на свою сторону» *.В этих соображениях много правильного. Институт им¬
ператорской власти обязан был долговечностью не своей
собственной силе, а лишь относительной слабости своего
соперника — сёгуната. Это верно не только по отношению
к эпохе «классического феодализма» (930—1603), но также
п по отношению к эпохе «позднего феодализма», ибо, как
увидим ниже, даже всемогущий токугавский режим никогда
не чувствовал себя настолько упрочившимся, чтобы не
бояться каких-либо внутренних потрясений. Вот почему как
Иэясу, так и все его наследники не только сохранили,ин¬
ститут императорской власти, но даже, в зависимости от
той или иной исторической конъюнктуры, нередко старались
различными поблажками и подарками поддержать ‘доброе
настроение в киотоском затворнике. Между прочим именно
этим обстоятельством объясняется тот факт, что доходы импе¬
раторского двора на протяжении токугавской эпохи об¬
наруживали. постепенный, хотя и не очень значитель¬
ный рост.е)	СёгунВ противоположность императору сёгун в токугавскую
эпоху являлся подлинным носителем реальной государ¬
ственной власти.Сила сёгуната основывалась на том, что дом Токугава
х являлся бесспорно крупнейшим владетельным домом в Япо¬
нии. Как мы уже Знаем, собственные владения Токугава
покрывали собой около трети Японии, сосредоточивая в
его руках и около трети всего национального дохода стра¬
ны. На протяжении всего периода своего господства дом
Токугава путем распашки новых земель, а также с по¬
мощью «округления» своих домэнов за счет отдельных фео¬
далов2 систематически увеличивал свою экономическую
мощь. Сверх того он сильно покровительствовал разви-1	Фукуда, цит. соч., стр. 62.2	Вот характерный пример. В первый период токугавского «господ¬
ства существовал‘оставшийся в наследство от эпохи «классического фео¬
дализма» закон, согласно которому земля дворянина (даймио или самурая)#
не имеющего мужского наследника, переходит к его господину. На осно¬
вании данного залгона Токугава за 1601—1651 гг. присвоили себе 61 фео-
дитьное владение, годовой доход которых исчислялся около 5 мли. коку.30
тшо крупных городов, которых в пределах его владений
насчитывалось сначала 16, а затем 17. Среди этих городов
кроме Иэдо (ныне Токио) находились еще Осака, Киото,
Фусима, Нар,а, Сакайи, Нагасаки, Сидзуока, Никко, Хако-
датэ и др. Рост городов и связанной с ними торговли:
также в немалой степени повышал хозяйственную, а вместе
с тем и политическую силу дома Токугава.■Токугавский режим имел к своим услугам широко
разветвленный и крепко сколоченный государственный ап¬
парат, охватывавший всю страну. Этот аппарат, носивший
наименование Военного правительства (Бакуфу), в основ¬
ном строился следующим образом. При сегуне имелся пяти¬
членный Государственный совет (Городзю), игравший роль
министерства. Члены Государственного совета, назначавшие¬
ся сёгуном из числа наиболее дружественных к нему феода¬
лов, выполняли двойную роль: они были одновременно как
министрами всего государства, так и министрами дома Току¬
гава. В помощь «большому» Государственному совету имелось
еще 6 «малых советов», состоявших также из близких току-
гавскому дому князей и самураев и игравших подсобную
роль по отношению к Главному совету. Далее, имелся целый
ряд специальных коллегий (бугэ), непосредственно ведав¬
ших различными отраслями государственного управления
(финансами, городами, храмами и т. п.). В каждой провин¬
ции, в каждом крупном городе были назначенные из центра
губернаторы и уполномоченные. В Киото имелся особый
резидент сёгуна, на обязанности которого лежало наблю¬
дать за императором и его двором.Целая армия чиновников ходила под этим верховным
аппаратом власти, проникая во все поры жизни и доби¬
раясь до самых отдаленных деревень г. В распоряжении
сёгуна находилась также крупная военная сила в лице осо¬
бой «гвардии телохранителей», именовавшаяся «хатамото»
(в буквальном переводе «находящиеся под знаменами») и
насчитывавшая около 80 тыс. человек. «Хатамото» всегда
пребывали в столице и жили за счет «рисовой стипендии»,
получаемой от сёгуна. Кроме* собственного войска сёгун
в случае нужды мог рассчитывать также на дружины
более близких токугавсмшу дому феодальных князей. Го¬
сударственные финансы складывались из двух, основныхЧрезвычайно любопытно наглядно представить себе, что это означало
в количестве вооруженной силы. Согласно законам 1616 и 1633 гг. даймио
на каждые 100 тыс. коку годового дохода ‘ должны были содержать 2805
воинов. Таким образом 5 млн. коку означало армию в 140 тыс. человек,
которую Токугава приобрели благодаря политике «округления».*	Фукуда, цит. соч., стр. 71.31
чаевой — собственных доходов дома 'Гокугавй, и податй, ко¬
торую в определенных размерах уплачивали сёгуиату от¬
дельные феодалы (сверх того феодалы были обязаны в
соответствии со своими доходами выставлять то или иное ко¬
личество воинов). Далее, сегуны то и дело производили
специальные целевые оборы с даймио — на постройку храма,
на ночинку дорог, На сооружение дворцов и т." д..Совершенно очевидно,' что режим, питающийся соками
вышеуказанных источников, должен был сам по себе обла¬
дать очень большими мощностью и устойчивостью. Соб¬
ственная сила его однако еще в громадной степени уве¬
личивалась слабостью и раздробленностью его потенциаль¬
ного противника — феодального дворянства, привязанного к
нему общностью классовых интересов.Придя к власти, токугавский дом подразделил всех
владетельных князей на две группы — «Фудаи» и «Тозама».
«Фудаи» —это были давнишние вассалы Токугава, связан¬
ные о ними в течение ряда поколений до знаменитой
битвы 1600 г. при Секигахара. Они теперь стали приви¬
легированным сословием режима, пользуясь особым покро¬
вительством сёгуната и заполняя сверху донизу сложную
иерархию государственного аппарата и армии. «Тозама» —
это были все прочие владетельные князья, в большинстве
те князья, которые до 1600 г. либо были открытыми вра¬
гами Токугава, либо держались от них в стороне. Теперь
они были побеждены и приведены к покорности, однако
отнюдь не стали друзьями Токугава. Волей обстоятельств
они вынуждены были сносить господство токугавского дома,
но на лойяльность их сёгунат никогда не мог положиться.
В кругах «Тозама» всегда имелась подходящая почва для
каких-либо заговоров и восстаний, и, как увидим ниже, имен¬
но из этих кругов вышли люди и силы, сыгравшие чрез¬
вычайно важную, роль в «революции Мейдзи». «Тозама» ни¬
какими милостями и привилегиями при токугавском режиме
не пользовались. Наоборот, они всегда находились на подо¬
зрении. В количественном отношении обе группы феодалов
были приблизительно одинаковы. В самом деле, накануне'
«революции Мейдзи», в 1862 г.,- 160 феодалов «Фудаи»
располагали годовым доходом в 9,4 млн. коку, а 105 феода¬
лов «Тозама» — годовым , доходом в 9,3 млн. коку1. Таким
образом в руках сёгуната и его сторонников находилось
около двух третей всех ресурсов страны.Это «естественное» в. данных условиях расслоение фео¬
дального дворянства, само по себе служившее источником1 Фукуда, дит. соч., стр. 69.32
его внутренней слабости, сёгунат дополнял целым рядом
весьма лукавых и хитроумных мероприятий, которые должны
были предупреждать самую возможность возникновения для
него какой-либо опасности со стороны владетельных князей.Прежде всего Токугава стремились перемешать земли
«Фудаи» и «Тозама» таким об_разом, чтобы владения по
крайней мере наиболее опасных «Тозама» всегда были окру¬
жены владениями дружественных сёгунату родов. Эти дру¬
жественные роды становились неизбежно врагами соседей
из группы «Тозама» и агентами центральной власти, всегда
державшими дамоклов меч над головой возможного мя¬
тежника.Однако было бы ошибкой полагать, что сёгунат пол¬
ностью доверял также «Фудаи». Чем могущественное ста¬
новился какой-либо феодал, хотя бы и связанный с Току¬
гава узами очень долгой и крепкой вассальной зависимости,
тем опаснее он казался центральной власти. Поэтому сё¬
гунат изобретал самые фантастические средства, чтобы дер¬
жать в своих руках всех владетельных князей вообще
как «Тозама», так и «Фудаи». Важнейшие из этих средств
сводились к следующему.Во-первых, сёгунат применял к провинившимся феода¬
лам разнообразные меры прямо! репрессии. Третий сёгун
Нэмитсу установил четыре главных вида наказания для
«даймио» (т. е. владетельных князей):1.	Отказ от звания владетельного князя в пользу на¬
следника.2.	Перевод владетельного князя из крупной вотчины в
мелкую вотчину.3.	Наложение определенной денежной пени, например,
обязательство провинившегося князя возвести какую-либо
постройку, расчистить дорогу и т. п.4.	Наконец, лишение звания владетельного князя и пере¬
вод в низшее сословие, харакири (вспарывание живота) или
даже уничтожение всего рода1,.История токугавской эпохи с несомненностью свидетель¬
ствует, что вышеперечисленные формы наказания применя¬
лись весьма часто. .На этом однако изобретательность сёгуната не останав¬
ливалась. Все время опасаясь каких-либо заговоров и вос¬
станий со стороны феодалов, Токугава ввели в постоян¬
ную систему институт заложников. Такими заложниками
владетельных князей являлись их семьи (жены и дети),
которые были обязаны всегда жить в Иэдо. Сами феодалы*	Фуку да, цнт. соч.. стр. 69.3	Светлов. Происхожд. капиталистич.. Японии33
тоже не имели права все время проживать в своих вотчи¬
нах. Согласно установленным нормам полагалось, что вла¬
детельный князь год живет в своей резиденции, а год в
Иэдо. Таким образом если семьи феодалов являлись за¬
ложниками сёгуната в полном смысле этого слова, то главы
этих семей играли роль полузаложников.Данная мера имела и свою чрезвычайно важную эконо¬
мическую сторону. Жизнь на два дома стоила феодалам
очень дорого. Обязательные поездки из своей резиденции
в столицу и обратно тоже обходились в громадные суммы,
так как владетельные князья той эпохи- отправлялись в
путь обычно в сопровождении большой толпы самураев и
всякой домашней челяди. Неизбежность жизни в Иэдо вы¬
зывала потребность в постройке здесь пышных дворцов с
многочисленными помещениями как для самого князя, так
и для его свиты. Все это ложилось тяжелым бременем на
доходы феодалов, ослабляло их экономическую мощь и не¬
редко просто разоряло, тем более, что владетельный князь,
вынужденный каждый второй год проводить вне дома,
должен был доверить управление своей вотчиной различ¬
ным уполномоченным и чиновникам. Тем самым подрыва¬
лась хозяйственная сила феодального дворянства, и оно ста¬
новилось менее опасным для сёгуна. В результате «дай¬
мио» экономически вырождались.Чтобы еще больше обезопасить себя ют возможности
каких-либо сюрпризов, сёгунат любил часто перемещать
феодальных князей из одной местности в другую, из одной
вотчины в другую с расчетом, что новый человек в чужюй
провинции всегда будет слабее, чем на своей родине, где
он имеет обширные связи и крепкие традиции. Было уста¬
новлено также, что все ■браки и усыновления среди даймио
могут присходить только с разрешения сёгуна. Исклю¬
чительно лишь с разрешения сегуна могли также строиться
новые или перестраиваться старые замки феодальных кня¬
зей. Равным образом сёгунат строго запрещал отдельным
даймио строить большие корабли и поддерживать каше бы
то ни было сношения! с заграницей. Наряду с этими мера¬
ми репрессивного и ограничительного характера дом Току-
гава применял иногда и меры подкупа, разложения и рас¬
слоения своих возможных противников, например, осыпая
почестям» и милостями отдельных крупных феодалов, или
устанавливая семейные связи с наиболее могущественным
даймио. И всегда, во всех обстоятельствах сёгунат энер¬
гично старался помочь себе широко разветвленной систе¬
мой шпионажа, которая должна была держать его в курсе
всех мелочей жизни больших и малых владетельных князей.34
Надо ли удивляться при таких условиях, что власть
сёгуната в эпоху 'Токугава была не только реальна, но
почти всемогуща? Надо ли удивляться, что эдо посте¬
пенно превращалось в подлинную столицу Японии, которая
автократически правит страной?Никаких представительных учреждений не было. Власть
целиком находилась в руках крупнейшей феодальной семьи,
которая с помощью централизованного административного и
военного аппарата держала в своих руках судьбы страны и
государства.з*
i'.iaea втораяРАЗЛОЖЕНИЕ
ТОКУГАВСКОГО РЕЖИМА
И ПРЕДПОСЫЛКИ
«РЕВОЛЮЦИИ МЕЙДЗИ»а) Развитие денежного хозяйстваДо сих пор мы рассматривали- те элементы
токугавского режима, которые ярко воплощали в себе за¬
стой экономическо-еоциальной и политической системы эпо¬
хи. Теперь нам предстоит познакомиться с рядом явле¬
ний и факторов иного порядка, которые в условиях току¬
гавской эпохи имели революционизирующее значение и ко¬
торые исподволь подготовляли падение сёгуната, факти.-
чески совершившееся лишь в 1868 г.В эпоху «классического феодализма» страна в общем
и целом жила в условиях натурального хозяйства. Правда,
имелись кое-какие зачатки менового хозяйства — внешняя
торговля, портовые города, металлические деньги в не¬
которых провинциях и т. д., однако они играли совершенно
ничтожную роль в общем обороте народного хозяйства
страны.Япония XIV—XVI вв. в основном неизменно оставалась
страной натурально-феодального хозяйства, мерилом цен¬
ностей в котором был рис. В самом деле всякое богатство
в ту эпоху измерялось не иначе, как в том или ином ко¬
личестве коку* риса. Как мы уже знаем, в коку риса
определялась сумма поступлений государства, высота до¬
ходов отдельных даймио, жалованье самураев и урожай
крестьянства. Токутавский режим на первых порах не внес
никаких существенных изменений в этот основной эконо¬
мический фактор. Правда, еще Хидейоси в -конце XVI в.
стал чеканить золотую и серебряную монету2, а Иэясу,1	Напоминаем, что 1 коку равняется приблизительно 160 кг.2	Хидейоси выпустил золотые монеты двух сортов: «большая»—длиной
6,5, шириною 4,2 дюйма и весом 163 г и «малая» — длиной 5,7, ширимой
3,3 дюйма и весом 142 г. Конечно эти огромные монеты были крайне
неудобны в употреблении и потому не пользовались особой популярностью.36
помимо золотой и серебряной монеты, ввел в употребле¬
ние еще медную, запретив дальнейший импорт из Китая
китайской медной монеты «эйракузэн». Правда, отдель¬
ные владетельные князья, имевшие в пределах подвла¬
стных им территорий залежи золота, серебра или меди,
особенно в южной и юго-западной части страны, нередко-
пускали в обращение местную металлическую монету. Прав¬
да, в области внешней торговли, при всей ее ограничен¬
ности, чрезвычайно крупную роль играли драгоценные ме¬
таллы (например, за период 1648—1708 гг. из Японии было-
вывезено золота примерно на 25 млн. руб., а серебра — около
1,500 т)1. Но вее-таки можно смело утверждать, что на
протяжении первых трех четвертей XVII в. Япония про¬
должала жить- еще на основе феодально-натурального хо¬
зяйства и что металлические деньги имели распростра¬
нение только в немногочисленных кругах высших классов»
Широкие массы ш	ггали основнымлюстрируется между прочим тем обстоятельством, что все-
руководящие философы, писатели и политики того периода
относились к металлическим деньгам с необычайным пре¬
зрением, а популярная народная поговорка гласила: «Как
бы много ни было денег, нельзя прожить и одного дня,
питаясь деньгами» 2.Однако на рубеже XVII—ХУШ вв. развитие денежного
хозяйства стало уже себя настолько явственно обнаружи¬
вать, что металлические деньги в качестве мерила ценносте-it
вступили в ожесточенную борьбу с коку риса, постепенно-
все более оттесняя его на задний план. Симптомов этого-
огромной важности поворота было много. Так, например, в:
конце XVII в. в более развитой экономически западной
Японии подати стали взиматься лишь на две трети рисом,,
а на треть — металлическими деньгами. С 1719 г. все по¬
дати в Иэдо стали собираться в серебре. Около того же
времени сёгунат начал энергично регулировать потребле¬
ние драгоценных металлов в стране. В 1696 г. было создано
особое правительственное бюро, которое должно было контро¬
лировать количество золота и серебра, идущее на изготовле¬
ние украшений.Целью этого регулирования было сохранить возможно
большее количество драгоценных металлов для чеканки
монеты. В 1698 г. правительство пошло еще дальше и по¬
просту запретило трату золота и серебра на украшения.мерилом ценностипрекрасно ил-1	Matsuyo Takizaiva. цит. соч., стр. 36.2	Хондзё Эйдзиро, цит. соч., стр. 109.
В 1705 г. сёгунат'монополизировал в своих руках всю тор¬
говлю золотом и серебром, однако четырьмя годами позже
он вынужден был отказаться от этой меры ввиду невоз¬
можности осуществить ее на практике. Около того же пе¬
риода целый ряд статуй Будды был перелит на медную
монету. Параллельно с этим сёгунат систематически огра¬
ничивал размеры внешней торговли Японии, а также эк¬
спорт драгоценных металлов из страны.Так как однако потребность Японии в деньгах возрас¬
тала чрезвычайно быстро, то сёгунат с конца XVII в. в по¬
исках новых источников дохода набрел на одно средство,
которое неоднократно применялось в тех же целях и евро¬
пейскими правительствами, а именно он занялся системати¬
ческой «порчей» монеты. Первая такая порча была произве¬
дена в 1695 г. 'Сёгунат выпустил в обращение новую зо¬
лотую и серебряную монету, которая по качеству "значи¬
тельно уступала старой. В старой монете соотношение зо¬
лота и серебра было как 85,69 :15,25, а в новей монете это
отношение выражалось уже цифрами 56,41:43,19. При¬
мерно в такой же -степени 'была «испорчена» и серебряная
монета. При этом сёгунат первоначально пытался обме¬
нивать новую монету на старую по курсу 100 старых монет
за 101 новую. Правительственный трюк очень скоро был
открыт и вызвал громкие протесты со стороны населения.
Сёгунат вынужден был несколько раз менять специальный
курс обмена, пока наконец он не был установлен окон¬
чательно в размере 120 новых монет за '100 старых. Впро¬
чем даже и этот курс представлял для государственной
казны несомненную выгоду. В дальнейшем порча монеты
повторялась много раз. Так, например, па протяжении
1695—1712 гг. золотая монета портилась два раза, а се¬
ребряная— 5 раз. Порча монеты производилась также в
1736, 1765, 1772 гг. и Т. д.1.Непосредственным результатом этих своеобразных фи¬
нансовых экспериментов было водворение настоящего ха¬
оса на денежном рынке. Частая порча монеты вызывала
постоянные и резкие колебания в курсе обмена монет
одних на другие, а это влекло за собой неизбежную финан¬
совую спекуляцию. В XVIII в. в Иэдо, Осака, Киото и дру¬
гих крупнейших городах страны создалась довольно мно¬
гочисленная группа «менял», которые, конечно, стремились
использовать частую порчу монеты в своих целях, назна¬
чая по произволу курсы обмена. Спекуляция приняла в1	Matsuyo ТаЫгаюа, The penetration of money economy in Japan,*	New-Vork 1927 г., стр. 39—44.38
конце концов такие скандальные размеры, что сёгунат вы¬
нужден был вмешаться и искать путей для законодатель¬
ного регулирования меновых операций. Первоначально сё¬
гунат пытался противодействовать злу воспрещением вся¬
кого 'Объединения менял. Закон 1711 г. преследовал именно
эту цель. В 1714 т. он был дополнен еще одним законом,
который устанавливал суровое наказание для всякого «ме¬
нялы», виновного в злостной спекуляции, причем все «иму¬
щество виновного отдавалось в качестве награды тому,
кто доносил на преступника. Однако эти меры не имели
успеха. Тогда сёгунат ударился в другую крайность, и
в 1718 г. был издан новый закон, согласно которому для
производства меняльных операций требовалось специаль¬
ное разрешение правительства. Эти легализованные менялы,
которых в Иэдо насчитывалось около 650 человек, были
объединены в 37 гильдий. Гильдии каждый вечер собира¬
лись в определенном месте и устанавливали курс обмена
для следующего дня. Такая сиетема тоже оказывалась да¬
леко не идеальной. Организованные менялы теп-ерь стали
монополистами обмена, в результате чего процент, который
они брали за производство операций, стал быстро воз¬
растать: за первую половину XVIII в. он увеличился в5	раз. Чем дальше, тем громче становились протесты против
эксплоатации финансовых гильдий, однако вплоть до самой
«революции Мейдзи» правительство оказывалось бессильным
в деле налаживания аппарата обмена.Другим результатом частой порчи монеты была дикая
пляска рисовых цен. Для примера приведем несколько
любопытных цифр, относящихся к первой половине XVIII в.
Около 1711 г. была произведена очередная порча серебря¬
ной монеты, причем на этот раз процент лигатуры был
доведен до 88. В результате цена на коку риса, державшаяся
около 81—90 моммэ1, сразу поднялась до 155 в 1713 г.,
до 202 в 1714 г. и до 230 в 1715 г. Это колоссальное вздоро¬
жание вызвало сильное волнение среди городского насе¬
ления, в силу чего сёгунат решил улучшить качество мо¬
неты до уровня, соблюдавшегося перед 1695 г., и ради¬
кально сократить количество металлических денег в об¬
ращении. Соответственные меры были проведены в 1715—
1717 гг. Следствием данной реформы явилось резкое па¬
дение рисовых цен: с 230 моммэ в 1715 г. цена риса, дошла
до 130—150 в 1717 г. и до 33 в 1718 г. Столь стремительный
скачок вниз тоже оказался настоящей катастрофой, ибо
крестьянство и самурайство сразу почувствовали себя не-1 Моммэ—серебряная монета ценностью приблизительно 20 коп. золотом.39
вероятно обедневшими. Это вызвало новые протесты, но
только но со стороны горожан, а со стороны сельских жи¬
телей.Тогда сёгунат попытался бороться с катастрофическим
падением цен путем ограничения количества риса,* выбра¬
сываемого на рынок. В 1729—1782 гг. был издан ряд за¬
конов, поощряющих закупку риса впрок частными лица¬
ми, изготовление сакэ (рисовой водки) и создание специаль¬
ных гильдий рисоторговцев, снабженных монопольными пра¬
вами. Эти меры однако не имели больших результатов.
Только страшный неурожай 1732 г. заставил рисовые цены
круто вскочить до 130—135 моммэ, что вновь вызвало
протесты и волнения в городах. Чтобы несколько разрядить
атмосферу, сёгунат открыл свои рисовые склады и стал
продавать рис по более дешевым ценам. Однако в следую¬
щем году в связи с хорошим урожаем рисовые цены
вновь резко упали, так что сёгунат был вынужден фик¬
сировать минимальную цену на рис лучшего качества'
в размере 42 моммэ за коку. Так как низкие цены на ,
рис подрывали материальное состояние самурайства, сё¬
гунат решил еще раз помочь делу новой порчей монеты.
Таковая действительно была проведена в 1736 г., в резуль¬
тате чего рисовые цены вновь круто поползли вверх х.Указанный пример далеко не исключение. Та же самая
скачка цен наблюдалась на протяжении всего токугавско-
го периода, причем сёгунат в борьбе с этим ошисным явле¬
нием применял самые разнообразные средства — нормиро¬
вание цен, установление твердых цен, принудительное сни¬
жение цен, прямое регулирование спроса и предложения
'(сокращение или увеличение рыночных запасов риса, огра¬
ничение или расширение винокурения, ограничение или
увеличение потребления риса в ишце), косвенное регу¬
лирование спроса и предложения (путем регулирования
спроса и предложения мерами денежной политики), нако¬
нец законодательное и административное вмешательство в
деятельность рисовых бирж и гильдий рисоторговцев. Одна¬
ко все эти мероприятия особенно больших результатов не
имели, и сёгунат по существу оказывался бессильным в
борьбе с пляской рисовых цен. Да оно и понятно. Поскольку
гонимый финансовыми затруднениями сёгунат системати¬
чески портил монету, он лишен был возможности (изыски¬
вать эффективные способы для достижения устойчивых цен
на рис. Тем самым сёгунат фатально расшатывал основы
своего господства, ибо, как увидим ниже, скачка рисовых .* Matsuyo Takizawa, цит. соч., стр. 41.40
цен и вызываемые ею волнения городского и сельского на¬
селения явились тем тараном, который неустанно наносил
удары по подгнившему фундаменту токугагвского режима-Развитие денежного хозяйства находило свое проявле¬
ние также еще в одном чрезвычайно любопытном факте —
именно в колоссальном увеличении в судах так называе¬
мых «денежных дел». В первый период токугавской эпохи
судебные учреждения знали главным образом «рисовые де¬
ла». Однако с конца XVII в. суды все больше заваливаются
многочисленными конфликтами, возникшими на почве де¬
нежных взаимоотношений. Одни жалуются на ростовщи¬
ческие проценты, которые с них дерут менялы; другие тре¬
буют судебного, решения по спорам, возникшим на почве по¬
лучения денежных ссуд и займов; третьи преследуют своих
компанионов за растрату торговых фондов и т. д. и т. д..Количество «денежных дел» в конце концов принимает
столь крупные размеры, что суды устанавливают специаль¬
ные месяцы (обычно апрель и ноябрь) для разбора исклю¬
чительно этого рода претензий. Постепенно разрабатыва¬
ется весьма сложная техника разбора денежных конфлик¬
тов, издаются многочисленные законы, имеющие целью во¬
оружить судебные учреждения необходимыми правами для
осуществления своих новых функций, шаг за шагом зак¬
ладываются основы гражданского права, соответствующего-
сильно развитым товарно-денежным отношениям.Как далеко пошли токугавские судьи по пути проник¬
новения «новым духом», можно судить хотя бы по одному-
решению‘высшей судебной инстанции от 1746 г., в котором?
между прочим говорится, что всякие долги и обязатель¬
ства, образовавшиеся за период 1744—1746 гг., должны
быть ликвидированы «на протяжении 30 дней». Если после*
этого все-таки останется какая-либо недоимка, хотя бы
самая незначительная, она должна быть покрыта полу¬
месячными взносами.«Если должник и после того окажется несостоятельным, он должен*
быть объявлен бхнкротолг. Если должник откажется явиться по требованик>
суда или станет злостно задерживать платежи после получения решения
суда, он должен быть наюзан, если является членом духовного, крестьян¬
ского или городского сословия, и передан в распоряжение государственного
совета, еслп он является членом сословия самураев»Куда же дальше? Капиталистические судьи наших дней
могли бы вполне удовлетвориться решительностью, с ко¬
торой токугавские юристы XVIII в. защищали интересы:
частной собственности.1 Matsuyo Takisawct, цнт. соч., стр. 48.41
<>) Гост городовЗарождение городов в Японии относится к временам
гораздо более ранним, чем утверждение токугавской дик¬
татуры. Если отвлечься от Киото, который уже в IX—
X вв. нашей эры представлял собой чрезвычайно крупный
центр, то можно утверждать, что города появляются в Япо¬
нии в XIII—XIV вв., вырастая, как это всегда бывает
в эпоху феодализма, около замков владетельных князей,
а также и в местах, особенно удобных для развития тор¬
говли и ремесел. Действительного вторую половину XV в.
«замковые города» уже сравнительно густо покрываю»;
страну, а некоторые портовые центры, занятые торговлей
с заграницей, достигают даже высокой степени расцвета.
Из числа этих последних следует упомянуть Хаката, На¬
гасаки, Осака и Сакаи, поддерживавшие оживленные ком¬
мерческие сношения с Китаем.Особенного внимания заслуживает Сакаи, город, распо¬
ложенный на берегу Внутреннего моря Японии, на рубежеXVI	в. обнаруживший совершенно исключительный эко¬
номический и культурный подъем. Сакаи в описываемый
период стал важнейшим центром производства и торговли
в стране. В нем зародилось как раз в этот момент изго¬
товление знаменитых лакированных изделий, которыми Япо¬
ния славится до сих пор, в нем началась выделка порце-
лана и шелковых тканей, завезенная сюда китайскими
мастерами. Несколько позднее, с появлением европейцев
в Японии, в Сакаи стало вырабатываться огнестрельное
оружие.Вместе с экономическим подъемом начался и культур¬
ный расцвет города. Сюда стали со всех сторон стекаться
писатели, артисты, художники, ученые, религиозные рефор¬
маторы. Весьма характерно, что, когда иезуит Ксавьер
в 1549 г. прибыл в Японию для проповеди «слова божия»,
он начал свою деятельность с Сакаи. Рост богатства и
могущества города имел последствием .то, что феодальные
владыки признали за Сакаи далеко идущую автономию.
Сакаи имел собственное муниципальное управление, нахо¬
дившееся в руках сначала 10, а потом 26 богатейших купе¬
ческих семей, был окружен сильными укреплениями и рас¬
полагал собственной вооруженной силой, вербовавшейся из
состава «ронинов», т. е. бродячих самураев, лишившихся
своего феодального господина. Мало-помалу этот «воль¬
ный город», так сильно наноминающий «вольные города»
европейского средневековья, сделался столь влиятельным,
что стал играть крупную роль в борьбе и интригах фео-42
дальних князей, нередко выступая с резкой оппозицией
против того или иного даймио. Конечно главную силу Сакаи
составляли не окружающие его рвы и самураи, а огромное
богатство: сакайские купцы очень скоро стали кредито¬
рами не только многих даймио, но даже и самого сё¬
гуна. Сакаи продолжал играть еще очень важную роль в
начале токугавской эпохи, однако последовавшее с сере¬
дины XVII в. почти полное прекращение торговли Японии
с заграницей нанесло ему тягчайший удар, от последствий
которого он уже больше никогда не мог оправиться *.Но, если таким образом развитие городов в Японии
можно отметить уже в дотокугавскую эпоху, то все-таки
не приходится отрицать, что лишь со второй половиныXVII	в., в связи с сильным ростом торгового капитала
и прогрессирующим развитием денежного хозяйства, го¬
рода начинают приобретать серьезное значение в эконо¬
мической, политической и культурной жизни страны. Эти
города делились на две группы — города, расположенные
на землях отдельных даймио, и города, расположенные
во владениях Токугава, или так называемые «сёгунские
города». Последних всего было 17, в том числе Иэдо, Осака,
Киото, Нагасаки, Сакаи, Нара. Никко, Хакодате и пр., и
именно они со второй половины XVII столетия обнаружили
необыкновенно мощное развитие.О	размерах токугавских городов у ваю имеются лишь
очень неполные сведения. Тем не менее то, что нам о них
известно, не оставляет сомнения в их многолюдности и
богатстве. Так, например, Оаака в 1665 г. насчитывала 270,
а Киото в 1681 г. — 507 тыс. жителей. Иэдо в началеXVIII	в. имел населения (гражданского и самураев) около
1 млн. 2. Вспомним, что на рубеже XVII в. Париж нас¬
читывал 540, а Лондон—530 тыс. жителей. По мере при¬
ближения к XIX в. городское население все больше росло.
Иэдо в 1787 г. имело уже 2 285 тыс. жителей, т. е. даже
больше, чем в настоящее время (Токио в 1925 г. насчитывал
1996 тыс. жителей). Между тем Париж в эпоху Великой
революции имел лишь около 600 тыс., а Лондон около1	млн. жителей. Если приведенная цифра населения Иэдо
даже несколько преувеличена, все-таки не подлежит сомне¬
нию, что японская столица в конце XVII в. представляла
собой гигантский город. Быстрый рост Иэдо имел своим
последствием сильный подъем цен на городские земельные
участки и на дома. На рубеже XIX в. сдаяа домов в наем*	К. Нага, цит. соч., стр. 196-200.2	I. Murdoshy цит. соч., т. Ill, стр. 152.43
стала в Пэдо обычным делом. На центральных торговых
улицах купцы нередко платили по 1 тыс. «рио» (14 тыс.
золотых руб.) за один «кэн» (6 футов) по фасаду дома.II	недаром. В таких домах крупные торговцы продавали на1	тыс. рио в день. Иными словами, крупнейшие негоциан¬
ты этой эпохи имели годовой оборот в 40—50 млн. рублей1.Зтот колоссальный подъем Иэдо тем более замечателен,
что город не раз испытывал тяжкие разрушения как
результат землетрясений и пожаров. Так, в 1657 г. большая
часть столицы была уничтожена трехдневным пожаром,
во время которого погибло 108 тыс. человек. В 1703 г.
столица была полуразрушена огромным землетрясением,
стоившим жизни нескольким десяткам тысяч человек. Ана¬
логичные случаи повторялись не раз и позднее, вплоть
до колоссального землетрясения 1855 г., превратившего чуть
не весь город в сплошные развалины. II все-таки Иэдо каж¬
дый раз вновь возрождался, привлекая в свои стены все
новые и новые сотни тысяч жителей.Само собой разумеется, что рост городов вызывал пот¬
ребность в особых формах внутреннего управления огром¬
ными скоплениями человеческих масс. Нисколько не уди¬
вительно поэтому, что сёгуны стали представлять более
крупным городам специальные «хартии», гарантировавшие
им известную долю самоуправления. Так, в Иэдо во главе
городской администрации стояли два городских началь¬
ника (мати —бугэ)— один для северной, другой — для юж¬
ной части города. Городские начальники ведали граждан¬
ским управлением, юстицией и полицией. Жалование им
платил сёгун, а непосредственный надзор за их деятель¬
ностью имел государственный совет («Городзю»). В распо¬
ряжении городских начальников имелось несколько сот кон¬
ных и пеших полицейских. Следующей ступенью вниз были
«городские старейшины» (мати — досиёри), должность ко¬
торых находилась в наследственном владении трех фами¬
лий: Тару, Татэ и Китамура. Еще ниже стояли «уполномо¬
ченные округов» (мати — нануси), ибо Иэдо распадался на
ряд округов, состоявших каждый из нескольких улиц.
«Уполномоченные» частью выбирались землевладельцами
каждого округа, частью наследственно занимали назван¬
ную должность. Уполномоченные свое жалование полу¬
чали от округов и потому естественно являли собой пред¬
ставительство интересов городских землевладельцев и до¬
мовладельцев. Городские старейшины занимали промежу¬
точное положение в качестве связующего звена между став¬1 Mat m-у о ТаЫгагоа, цит. соч., стр. 53.44
ленниками сёгуна — городскими начальниками, с одной сто¬
роны, и ставленниками городского землевладения — упол¬
номоченного округов, с другой стороны. Иэдо покрывал
свои расходы за счет особых городских налогов, вносимых
.частью натурой, частью деньгами, частью барщиной.Аналогичная система управления, с небольшими вариа¬
циями, существовала и в других городах. Так, в Киото
главным начальником был наместник сёгуна, первой обя¬
занностью которого являлось вести наблюдение за импера¬
торским двором. В остальном организация внутреннего упра¬
вления городом была очень похожа на то, что имело
место в Иэдо. В Осака главой городского управления был
смотритель осакского замка, которому подчинены были все
остальные звенья токугавской городской системы. Примерно
то же самое наблюдалось и в остальных городских центрах1,.Небезинтересно отметить, что к началу XIX в. в Осака точно тлк же,
как ив Иэд). ч юзвычьйно распространен был обычай сд1чи домов в наем.
Чем дальше, тем больше этот обычай укреплялся, и, например, в 1840 г.
из общего количества населения Осака 122 ты ;, семей (60:)—700 тыс. жи¬
телей) только 18 тыс. семей проживали в собственных домах. Остальные
пользовались наемными помещениями.Но города отличались не только особой системой управ¬
ления. Они неизбежно вырабатывали и особые формы объе¬
динения городских жителей, среди которых наибольшее
значение имели гильдгт и цехи. Коречно, и эти орга¬
низации отнюдь не являлись продуктом исключительно лишь
токугавской эпохи. Зародыши их имелись значительно рань¬
ше, в период сёгуната Асикага (1334—1573), — некоторые
исследователи (например, Хондзё, Эйдзиро) относят их за¬
рождение даже к Х111 в., однако только теперь, в усло¬
виях все более крепнущего денежного хозяйства, гильдии
и цехи стали приобретать особенно крупное значение.В начале токугавской эпохи еще не существовало резкой
разницы между понятием ремесла и торговли. Лишь к
концу XVII в. процесс диференциации настолько про¬
двинулся вперед, что не только ремесленники отделились
от купцов, но и внутри каждой из этих групп оформились
свои более мелкие подразделения. Купцы распадались на
оптовых и розничных, а также в соответствии с родом
товаров, которыми они торговали. Ремесленники подразде¬
лялись на мелкие и мельчайшие группы профессиональ¬
ного характера. (На рубеже XVIII в. в Японии имелось
свыше 130 различных ремесел.) Параллельно шел процесс
объединения купцов и ремесленников.1 Фукуда, цит. соч., стр. 79—81.45
Купцы создавали гильдии (куми), получавшие за деньги
особые грамоты от сёгунов. Эти грамоты предоставляли
им право регулирования торговли, а также целый ряд
особых прав и привилегий. Наиболее ярким примером по¬
добного рода организации может считаться могуществен¬
ное объединение «Десяти гильдий» оптовиков (Токуми
Донья), возникшее в Иэдо в 1694 г. В состав «Десяти
гильдий» входили десять различных групп оптовиков, а
именно:22 торговца маслом, 4 — хлопчатобумажными тканями,12	— циновками, 12 —лакированными изделиями, 16 — мате¬
риями, 14 —скобяными изделиями, 25 — медикаментами,
9 — бумагой, 45 —сакэ (рисовой водкой), неизвестное число
торговцев — готовым платьем.Таким образом «Десять гильдий» при своем основании
объединяли примерна две сотни столичных оптовиков. Пер¬
воначально главной целью объединения было страхошние
от потерь, вызываемых длинным и опасным фрахтом това¬
ров из Осака в Иэдо. Однако в дальнейшем «Десять гиль¬
дий» занялись весьма энергичным регулированием торго¬
вых операций, а в 1803 г. даже получили от сёгуна осо¬
бую грамоту, согласно которой все столичные оптовики
в принудительном порядке должны были участвовать в
их организации. В результате в начале XIX в. число отдель¬
ных групп оптовиков внутри «Десяти гильдий» дошло до
35, хотя организация продолжала носить свое старое на¬
звание 1. Аналогичное объединение создалось и в Осака,
с той только разницей, что оно с самого начала охваты¬
вало 24 различных группы оптовиков. Между гильдиями
Иэдо и Осака всегда существовала тесная связь, которая
в 1808 г. была закреплена в форме некоего совета, состоя¬
щего из представителей обоих городов.В торговой политике гильдии можно различить два
основных периода. До 1716—1735 гг. гильдии стремились
к тому, чтобы все купцы, занимавшиеся продажей тех
или иных товаров, непременно входили в их состав. С
этой целью они нередко за большие деньги покупали у
сегунов грамоты, предоставлявшие им право принудитель¬
но объединять купцов той или иной отрасли торговли.
Наоборот, после 1716—1735 гг. гильдии пошли как рае
по обратному пути — они стали искусственно ограничивать
прием новых членов, так что в конце концов превратились
в замкнутые привилегированные корпорации, доступ в ко¬
торые был открыт лишь немногим избранным, да и то1 Matsuyo TaMzawa, цит. соч., стр. 58.46
лишь за большие деньги и при наличии свободной вакан¬
сии. Эти изменения в политике гильдий вполне понятны.
В первый период, когда число купцов было сравнительно
невелико, гильдии имели все основания бороться против,
«неорганизованных» торговцев, которые своими действиями
могли «портить» цены или приводить рынок в беспорядок.
Во второй период, #огда число купцов колоссально воз¬
росло, гильдии, боясь потерять свои привилегии, сделали
оборот в 180 градусов и стали замыкаться в узком кругу
наследственных членов.Развитие денежного хозяйства и рост городов имели
своим последствием, с одной стороны, значительное уве¬
личение внутреннего обмена, а с другой стороны, создание
(в известном, ограниченном смысле) национального рынкаг
охватывавшего по тогдашним масштабам обширную тер¬
риторию и многочисленное население (около 25 млн. душ).
Потребности рынка оказывали сильное влияние на формы:
производства и действовали. главным образом в двух на¬
правлениях.Во-первых, создавалось географическое разделение тру¬
да между отдельными районами. Так, например, шелковое
производство вое больше сосредоточивалось в Киото, хлоп¬
чатобумажное—в Сатсума и Итиго, шерстяное —в Химедзи,
фарфоровое — в Овари,. лаковое — в Kara, бумажное —в То-
са, лесное — в Кии и т. д.Во-вторых, торговый капитал, как это в аналогичные
эпохи имело место и в Европе, стал обнаруживать явст¬
венное стремление захватить в свои руки производство
промышленных продуктов. Данная сторона токугавской
эпохи еще сравнительно мало изучена и потому нам
трудно сейчас сделать окончательное заключение по затро¬
нутому вопросу. Однако даже имеющиеся в настоящее
время материалы с несомненностью свидетельствуют о про¬
никновении торгового капитала в сферу производственных
отношений. В самом деле, гильдии купцов, каждая в со¬
ответствии с характером своих торговых операций, вступали,
в постоянную связь с той или иной провинцией, делали
определенные заказы ей на промышленные продукты и
затем сбывали их на городских рынках. Агенты гильдий
периодически разъезжали по провинциям и следили за
точным выполнением заключенных с производителями со¬
глашений. В случае особой спешности купцы посылали
своим поставщикам письма со специальными бегунами-курье¬
рами («хикияку» —в буквальном переводе «летучая нога»),
которые доставляли инструкции заказчиков на места с
чрезвычайной по тем временам быстротой.47
Ярче всего указанные процессы обнаруживались в тек¬
стильной промышленности. Здесь во вторую половину то¬
кугавской эпохи установился порядок, по которому .бога¬
тые купцы-скупщики снабжали женщин-крестьянок опре¬
деленных районов сырьем и получали от них уже готовый
продукт. За проделанную работу крестьянки получали уста¬
новленную плату. В некоторых крупнейших центрах тек¬
стильного производства, особенно в Киото, был сделан даль¬
нейший шаг вперед и созданы ткацкие мастерские, в ко¬
торых женщины “ работали уже группами в одном и том
же помещении, получая заработную плату. На рубеже XIX в.
«в японских городах имелся довольно многочисленный слой
«девушек-ткачих», т. е. профессиональных р*аботниц-тек-
■стилыциц, переходивших из одного предприятия в другое
а живших продажей своего труда. Это уже был зародыш
настоящего промышленного пролетариата г.Таким .образом в недрах токугавской Японии мало-по¬
малу складывались первичные элементы чисто капиталисти¬
ческих отношений в форме работы на скупщика и даже в
форме мануфактуры. Хотя мануфактура в классическом
«воем виде встречалась в описываемый период сравнительно
редко, но зато очень широко была развита система домашней
промышленности, кредитуемой и эксллоатируемой богатым
городским купечеством.Чтобы покончить с гильдиями, остановимся еще вкратце
на их внутренней организации. В общем она была весьма
примитивна. Члены гильдии выбирали обычно сроком на
год одного или нескольких руководителей, которые ведали
всеми текущими делами. В некоторых гильдиях командные
должности заполнялись всеми членами до очереди. От
времени до времени созывались общие собрания членов
гильдий, которые и разрешали все возникавшие перед ними
вопросы (фиксация цен, методы торговли и т. п.). Каждый
новый член гильдии при своем вступлении обязан был
уплачивать известный взнос и выставлять определенное ко¬
личество сакэ для попойки. Так, например, при вступлении
в гильдию книгопродавцев в Иэдо нужно было внести2	листа серебром и 10 кварт сакэ. Сёгунат стремился к тому,
чтобы вступительные условия не превратились в совершенно
запретительные, однако это ему далеко не всегда удава¬
лось. Зато сёгунат всегда имел хороший доход от гильдий.
Как мы видели, каждая гильдия обязана была уплачивать
правительству определенную сумму ежегодно за пользование
предоставленными ей привилегиями. Размер этих оплат был1 Matsuyo Taldsawa, цит. соч., стр. 122.48
весьма различен, в зависимости от рода торговли, а также
от условий времени и места. Однако речь тут шла очень
часто о весьма крупных суммах. Достаточно сказать, на¬
пример, что гильдия торговцев хлопчатобумажными това¬
рами, входившая в состав вышеупоминавшихся «Десяти
гильдий», платила 10 тыс. руб. в год, что по тогдашним
ценам представляло целое состояние. Неудивительно поэтому,
что вечно нуждавшийся В деньгах сёгунат так охотно давал
разрешение на учреждение гильдий и так покровительст¬
вовал развитию городов.Одновременно с гильдиями купцов вырастали грехи ре¬
месленников. В конце XVII в. мы находим уже весьма
разветвленную систему этого рода организаций. Как и
повсюду в Западной Европе, японские цехи (дза) стре¬
мились объединить каждую дробную отрасль производства.
Так, например, в строительном деле имелись особые цехи
плотников, пильщиков, маляров, кровельщиков, каменщи¬
ков, мостильщиков, паллыцикав и циновщиков. Каждый
из названных цехов был чрезвычайно ревнив в отношении
собственных интересов и нередко противопоставлял себя
воем остальным цехам строительной промышленности. То
же самое наблюдалось и в других сферах производства.Задачи цехов в основном сводились, с одной стороны,
к установлению точно фиксированных границ между от¬
дельными ремеслами], а с другой стороны, к регулированию
продукции и фиксации цен на продукт труда своих членов.
При этом дело в конечной инстанции не обходилось без
вмешательства правительства. Так, в области разграниче¬
ния сфер работы споры между отдельными цехами прини¬
мали подчас столь острый характер, что сёгунату прихо¬
дилось выносить окончательное решение. Равным образом,
когда после большого пожара 1657 г. в. Иэдо строительные
цехи в чрезвычайной степени взвинтили цены на постройку
домов, правительство издало декрет, воспрещающий поды¬
мать эти цены выше тех, которые существовали до пожара.
Так как этот декрет не произвел желаемого действия, пра¬
вительство сделало дальнейший шаг и установило точно
фиксированную шкалу цен на строительные работы, грозя
нарушителям ее тяжелыми наказаниями.Несколько позднее, в 1664 г., после большого тайфуна,
разрушившего в Иэдо много домов, кровельщики подняли
цены на свою работу так высоко, что в широких кругах
городского населения начались сильные волнения. Не обра¬
щая внимания на это, кровельщики в целях дальнейшего
повышения своей оплаты стали практиковать нечто вроде
своеобразной забастовки, бросая полуоконченные крыши и4	Свсглов. Проясхожд. капиталистич. Японии49
уходя туда, гдо им предлагали лучшие условия. Тогда
сёгунат вмешался в создавшийся конфликт и издал специ¬
альный декрет, карающий кровельщиков, не закончивших
постройку крыши, заключением в клетку. ’ Аналогичные
случаи не раз происходили и в дальнейшем, причем пра¬
вительство постоянно проявляло большую активность в де¬
ле надзора за деятельностью цехов. Впрочем этот надзор
никогда не был слишком суровым, так как цехи, подобно
гильдиям, платили сёгунату крупные деньги за свой
привилегии и потому находили у него всегда достаточное
«понимание» своих интересов. Сверх того цехи умели хорошо
подкупать правительственных чиновников, сплошь да рядом
смотревших сквозь пальцы на различные их излишества.Подобно гильдиям, цехи до начала XVIII в. преследо¬
вали цели принудительной организации всех членов данной
профессии и, подобно же гильдиям, в позднейший период
они перешли к прямо противоположной политике, стремясь
превратиться в замкнутые корпорации привилегированных
мастеров. В этих видах цехи систематически ограничивали
размеры ученичества. Ни один мастер не мог принять уче¬
ника без оповещения о том всех членов цеха. Ученичество
по общему правилу продолжалось ю лет, после чего уче¬
ник превращался в подмастерье и в течение еще нескольких
лет бесплатно работал на своего мастера. Только затем
уже он принимался в .качестве полноправного члена цеха, даи,	то если к тому имелась свободная вакансия. В против¬
ном случае подмастерью разрешалось открывать лишь фи¬
лиальное отделение фирмы его хозяина. Широко распрост¬
раненного О’бычая странствования подмастерьев, как это
имело место в Европе, в Японии не существовало. Об осо¬
бых союзах подмастерьев, а также о зародышах классовой
борьбы между мастерами и подмастерьями ничего неизвестно.
Повидимому таких явлений, по крайней мере в сколько-ни¬
будь крупном масштабе, токугавсюая эпоха не знала.Гильдии и цехи, домашняя промышленность и ману¬
фактура придавали уже совсем своеобразное лицо японскому,
городу являя собой элементы совершенно новой экономиче¬
ской и общественно-политической сисгемы, разлагающей си¬
стему сёгуната. Здесь ярко сказывалась та внутренняя диа¬
лектика развития, которая особенно свойственна эпохе позд¬
него феодализма.в)	Нарождение буржуазииЭкономические процессы, вызванные ростом товарно-де¬
нежных отношений, имели также и социальные последствия.
Важнейшим из них было то, ,что в недрах токугавской Япо¬50
нии стал постепенна выкристаллизовываться новый класс —
класс буржуазии. Конечно, в соответствии с условиями
эпохи, это была главным образом торговая или еще точнее
торгово-ростовщическая буржуазия, ибо наряду с покуп¬
кой и продажей продуктов она также в весьма широких
размерах занималась различного рода • кредитными опера¬
циями, большей частью носившими чисто спекулятивный
характер.Мы уже знаем, что в японском феодальном обществе
купцы представляли собой самое* низшее и наиболее пре-
'^чюаемое сословие. Самурай того времени считал для себя
велЬцайшим бесчестием иметь что-либо общее с купцом.
Он поз^цял себе такую роскошь, ибо в эпоху «классического
феодализмЬцФорговля еще играла ничтожную роль в народ¬
ном хозяйствЫ^раны, а купец, как общее правило, мало
чем отличался <л*нш)стого воробейника. Для характеристи¬
ки отношения к торт^^вв рассматриваемый период в выс¬
шей степени симптоматич^тот факт,' что купцы тогда не
облагались никакими налог&Ицг ибо считалось, что, по¬
скольку единственным источншмиК^атства является земле¬
делие, с людей, занимающихся тор*цвлей, • нечего брать.В итоге население крупных городов7%поде Кито, Иэдо,
Осака, Нара и др., вплоть до начала таН|тавской эпохи
было освобождено от каких-либо сборов и нало^ш.Однако XVII в. принес тут значительные т^ремены.К концу этого века, в связи с описанным выше%^Т(Ж
денежного хозяйства, стал постепенно складываться доиЬц^-
но многочисленный и делавшийся все более могущественный^
торгово-ростовщический класс. К середине ХУШ в. класс
этот уже явственно оформился и приобрел весьма серьезный
удельный юс в области экономики. Чем дальше, тем боль¬
ше, его удельный вес возрастал вплоть до эпохи «рево¬
люции Мейдзи». Параллельно с указанным процессом шла
известная перестройка социальных п правовых отношений
внутри токугавского общества, но, как всегда бывает в по¬
добных случаях, она значительно отставала от темпа хозяй¬
ственного развития. В результате получалось все ярче об¬
наруживавшееся противоречие между реальным могущест¬
вом и социально-политическим положением тогдашней бур¬
жуазии, сильно способствовавшее обострению классовой борь¬
бы в недрах феодального общества.В самом деле на рубеже XVIII в., когда торгово-ростов¬
щический класс уже играл весьма значительную роль в
экономической жизни страны, юридически и социально он
оставался еще на уровне эпохи «классического феодализма».
Власть целиком сохранялась в руках крупных феодалов,4’51
купец оставался еще политически бесправным. Внешне это
выражалось в том', что купцам строго запрещалось носить
мечи и одеваться, как самураи, а в присутствии даймио или
сёгуна они должны были склоняться головой до земли, не
смея поднять глаза на господ жизни. Купцам, далее, за¬
прещалось селиться в самурайских кварталах Иэдо, поль¬
зоваться паланкинами для передвижения и обнаруживать
какое-либо пристрастие к роскоши.Вся жизнь и весь быт купеческого сословия были строго
регулированы мельчайшими предписаниями сёгуната, стре¬
мившегося на каждом шагу подчеркнуть его бесправие и
его презренность. Когда кто-либо из крупных магнатов
буржуазии слишком явно нарушал установленные правила
и вызывал против себя гнев со стороны сёгуната, правитель¬
ство не стеснялось црименять даже столь крайние меры
воздействия, как конфискация всей его собственности, ко¬
торая в этих случаях переходила.в ведение вечно нуждав¬
шейся в деньгах государственной казны. В качестве при¬
мера подобных репрессий.-, можно указать на конфискацию
имущества крупнейшего рисового купца из Осака —Ио-
дойия Сабуроэмон, осуществленную в 1707 г. Японские
историки рассказывают, что собственность Иодойия была
■огромна. Она включала между прочим пятьдесят ширм,
сделанных из золота, два сундука) золотых слитков и 3 тыс.
^’больших золотых монет, три игрушечных корабля, сделан-
чных из драгоценных камней, сверх того 273 больших и
«бесконечное число малых драгоценных камней, 150 парус¬
ных судов, 92 дома в Осака и других городах, около ты¬
сячи складочных помещений, разбросанных по всей стране,
огромное количество серебряно! и медной монеты, круп¬
нейшие запасы риса и т. д. Этот почтенный Иодойия даже
в наши дни считался бы миллионером, — легко себе пред¬
ставить поэтому, как велико было его богатство, а стало
быть и его экономическое могущество в условиях того
времени г.Несмотря однако на все усилия сёгуната и феодального
дворянства, значение торговой буржуазии все больше воз¬
растало, а одновременно менялось соотношение обществен¬
ных сил в недрах токугавской системы. Князья и самураи,
потребность которых в деньгах год от году все больше воз¬
растала, стали все чаще прибегать к займам у богатых куп¬
цов. Постепенно представители торгового сословия прев¬
ратились в постоянных кредиторов феодальной знати. За
свои услуги, оказываемые господствующему классу, купцы1 Matsuyo Tamzawa, цит. соч., стр. 103.
требовали не только процентов, но и различных привилегий.
Чем больше даймио нуждались в деньгах, тем труднее им
было отказывать своим кредиторам в их притязаниях. От¬
дельные владетельные князья начали предоставлять куп¬
цам право покупать знатные титулы, носить, подобно са¬
мураям, мечи, и даже вступать в качестве членов в состав
самурайских дружин. В этом последнем случае купцу выда¬
валась обычная самурайская рисовая стипендия, за честь по¬
лучения которой он, по правил,у, вносил владетельному кня¬
зю сумму, во много превышавшую стоимость стипендии.За даймио наступила очередь сёгуна. Наиболее крупные
из торгово-ростовщических домов той эпохи упорно стре¬
мились стать и действ|Ителъно становились «поставщиками
ссгуна» и его кредиторами. За это они получали целый ряд
особых вольностей и привилегий, в чрезвычайной степени
увеличивавших их могущество и вводивших их в круг
«высшего общества» токугавского режима. Такие крупные
торговые магнаты нередко соперничали в блеске и вели¬
колепии с виднейшими феодальными князьями, покрови¬
тельствовали развитию наук и искусств и даже вступали:
в родственные отношения с феодальным дворянством.Прекрасным образчиком подобного магната токугавской
эпохи может служить знаменитая фирма Митеуи, дожив¬
шая благополучно до наших дней и держащая сейчас в
своих руках около трети всей внешней торговли Японии.
Начало ей было положено в первые десятилетия токугав-
ской эпохи, однако особенно быстрый расцвет ее относится
к концу XVII в., когда во главе фирмы оказался талант¬
ливый делец Такатоси Митсуи, носивший торговое имя
Хациробей Есигойя.Этот исключительно ловкий коммерсант в детстве и ран¬
ней молодости работал в суконной лавке своего старшего
брата, а затем в течение почти четверти века занимался ро¬
стовщичеством. В 1673 г., в возрасте около 50 лет, Такатоси
занялся торговлей шелковыми тканями. Он открыл лавку в
Иэдо и Киото и стал применять «новые методы», сразу снис¬
кавшие ему шумный успех. Во-первых, Такатоси продавал
только за наличные (до тех пор вгя торговля велась в кре¬
дит), во-вторых, он отпускал товар в любых, даже самых
малых количествах (до того покупающий должен был брать
обычно целый кусок). Далее Такатоси обратил большое
внимание на рекламу, проявив в этом отношении 'немалую
изобретательность. Мало того, что он печатал и расклеивал
повсюду плакаты и объявления о своих товарах, мало того,
что он раздавал покупателям бумажные зонтики с именем
своей фирмы, — Такатоси сумел использовать для свои*53
целей театр и литературу. На сцене разыгрывались специ¬
альные пьесы и пантомимы, славившие фирму и ее товары.
Той же цели служили многочисленные рассказы и поэмы,
сочинявшиеся лучшими- авторами эпохи. Равным образом
Такатоси ввел в своей фирме впервые в Японии двойную
бухгалтерию и установил принцип участия* служащих в
прибылях предприятия.Способности, обнаруженные Такатоси, сторицей принесли
плоды. Его предприятие стало быстро развиваться. Очень
скоро он имел в Иэдо 2, в Киото 3 и в Осака 1 лавку. В
центральном управлении фирмы, в Иэдо -работало около
тысячи человек. В 1687 г. Такатоси удалось стать «постав¬
щиком сёгуна» и одновременно открыть «меняльную кон¬
тору», которая быстро распространила свои операции на все
крупнейшие центры Японии. В 1691 г. фирма Такатоси
сделалась «финансовым агентом сёгуна», а в 1707 г. — «бан¬
киром императора». Меняльная контора, мало-помалу превра¬
тившаяся в весьма серьезное банковское предприятие, стала
выпускать свои бумажные деньги, приобретшие большую
популярность благодаря своей хорошей обеспеченности.Основным принципом Такатоси в его финансовых опе¬
рациях было не давать займов даймио и самураям, вое
больше приходившим в состояние экономического упадка,
а ограничивать свои операции обслуживанием сёгуната,
императорского двора и собственных предприятий. Уча¬
стниками фирмы Митсуи являлись исключительно лишь
члены его семьи в ближних и дальних разветвлениях, при¬
чем во главе каждого филиального отделения фирмы непре¬
менно должен' был стоять один из рода Такатоси. Прибыли
оставались таким образом всегда в одних и тех же руках.
Чужие, не связанные с Такатоси узами родства, в состав
фирмы не допускались. Когда Такатоси в 1694 г. умер, он
оставил после себя особое завещание, ставшее отныне основой
«семейной конституции» дома Митсуи. Завещание Такатоси,
представляющее собой тщательно продуманный сборник ко-
мерческо-административных правил, явилось главным регу¬
лятором всей деятельности фирмы на протяжении последую¬
щих двух веков и в своих наиболее существенных чертах не
потеряло значения поныне. Небезынтересно отметить, что
фирма Митсуи в 1708 г. открыла специальное агентство в
Нагасаки и тем самым впервые приобщилась к области
внешней торговли, в которой в дальнейшем ей пришлось
играть столь крупную роль г.1 «Thft Mitsui Bank» A brief history, Tokijo и «The House of Mitsui»
Tokijo 1927.54
Дом Митсуи не был каким-то одиноким, изолированно
стоящим исключением. Приблизительно одновременно воз¬
никли и широко развернули свою деятельность такие круп¬
ные фирмы, как Даймару, Эбисуйя, Хамадайя, Яматойя,
Симайя и другие. •Нарождение могущественной и влиятельной торговой
аристократии, ставшее особенно явственным с середины
XVlIi в., знаменовало собой появление на исторической
арене нового крупного фактора, с которым, как увидим
ниже, приходилось самым серьезным образом считаться
как сёгунату, так и феодальному дворянству..Торговал аристократия однако стояла не одна. Под ней и
ниже ее в описываемую эпоху создался многочисленный
слой средних и мелких торговцев, занимавшихся розницей
и находившихся в полной зависимости от крупных оптови¬
ков, составлявших ядро торговой буржуазии. В то время как
крупные оптовики были организованы в описанные выше
гильдии, мелкие розничные торговцы представляли собой
пеструю, ничем не связанную массу. Благодаря этому мо¬
гущество торговой аристократии еще более возрастало.И однако вся политическая власть целиком оставалась
в руках крупных феодалов! В этом противоречии были за¬
ложены серьезные элементы классовой борьбы между фео¬
дальным дворянством, с одной стороны, и торговой буржуа¬
зией, с другой. Здесь таились те силы и причины, кото¬
рые наряду с основной предпосылкой — массовой борьбой
крестьянства против экснлоатации сёгуна, даймио и саму¬
раев, в конце концов привели к падению токугавской си¬
стемы.г)	Разложение феодального дворянстваОписанные перемены не могли не вызвать целого ряда
чрезвычайно важных экономических, социальных, полити¬
ческих и культурных последствий.Первым, и притом чрезвычайно важным, последствием
указанного развития товарно-денежных отношений явилось
неудержимое разложение господствующего класса токугав¬
ской эпохи—феодального дворянства. Как мы знаем, в пе¬
риод «классического феодализма» • и в первые времена току-
гавского режима даймио и самураи относились к деньгам
с величайшим презрением. Однако в XV111 в. положение
круто изменилось. Деньги уже одержали решительную по¬
беду над рисом в качестве всеобщего эквивалента ценности.
Теперь даймио и самурая, подгоняемые все возраставшей
роскошью сёгунского двора, чрезвычайно нуждались в день-55
гах для покрытия своих расходов и вечно находились в
поисках все новых и новых источников обогащения.Мы уже видели, что даймио обязаны были каждый вто¬
рой год проводить в Иэдо. Жизнь даймио в Иэдо, постоян¬
ное пребывание там ого семьи, содержание обширной своры
вооруженной и невооруженной челяди требовали очень мно¬
го денег, ибо в столице, вдали от своего поместья, владе¬
тельному князю приходилось за все платить. Обязатель¬
ные подарки сегуну и его министрам, подарки, от которых
нередко зависело все будущее даймио и его рода, опять-
таки требовали много денег. *А если сёгун в знак своего
особого расположения оказывал да'ймио честь своим посе¬
щением, то целому феодальному княжеству нередко гро¬
зило настоящее разорение. Часто даймио специально для
приема высокого гостя строили роскошные дворцы и раз¬
водили великолепные сады и парки. Японские историки
рассказывают про одного владетельного князя из провинции
Kara, который на прием сёгуна израсходовал сумму в 10 млн.
рублей.Откуда же даймио брали деньги для покрытия своих
расходов?чДеньги шли в подавляющем большинстве случаев из
двух главных источников.Во-первых, владетельные князья продавали на рынке
весь тот рис, без которого они могли обойтись в своем
хозяйстве. Уже в конце XVII в. среди многочисленной
группы рисоторговцев выделился йодойия Сабуроэмон —
крупный осакский купец, который фактически монополи¬
зировал в своих руках скупку риса у различных даймио.
Мало-помалу этот йодойия стал грозой и одновременно объек¬
том ненависти феодальных князей, не могших простить
ему своего унижения. Так как йодойия к тому же отличался
не вполне уравновешенным характером, то княжеской знати,
в конце концов нетрудно было найти подходящий повод
для его уничтожения, что фактически и случилось около
1700 г. Бее огромное имущество рисового магната, как
мы видели выше, было конфисковано, а сам он подвергнут
тяжелому наказанию.Это однако нисколько не изменило существа дела. Вме¬
сто одного йодойия появилось несколько других, которые
в широких размерах занимались скупкой риса у даймио и
дальнейшей перепродажей его на рынке. На этом дело не
остановилось. Так как нужда даймио в деньгах год от
году росла, то они примерно с середины ХУШ в. стали в
широких размерах применять выпуск так навиваемых «ри¬
совых банкнот» под обеспечение ближайшего урожая. На-5<>
званные банкноты неизбежно стекались в Осака, где очень
скоро выросла настоящая биржа,число членов которой пре¬
вышало тысячу человек и которая управлялась на основе
специального статута.Биржевая игра и все обострявшаяся нужда даймио в
деньгах имели своим последствием громадный рост спекуля¬
ции рисовыми банкнотами. Чем больше даймио нуждались
в деньгах, тем больше они выбрасывали банкнот на рынок,
мало соображаясь со своими экономическими возможностями.В борьбе с этим злом сёгунат, начиная с 1760 г., стал
издавать одно за другим запрещения чрезмерного выпуска
рисовых банкнот. Репрессивные меры однако мало помогали:
делу. Ценность рисовых банкнот подавляющего большинства
даймио постепенно взе больше падала, пока наконец к се¬
редине XIX в. не дошла почти до нуля. Лишь очень не¬
многие владетельные князья (главным образом из группы
«Тозама» в южной и юго-западной Японии), ведшие более-
здоровую экономическую политику, сумели избежать этой
катастрофы.В конечном итоге даймио все больше превращались в
неоплатных должников богатых рисоторговцев, ибо нака¬
нуне падения сёгуната нередки были случаи, когда задол¬
женность того или иного владетельного князя в 20, 40 и:
даже 60 раз превосходила размеры его годового' дохода.
Такое положение вещей, с одной стороны, вое менее рас¬
полагало рисоторговцев к авансированию даймио, а с дру¬
гой стороны, делало даймио все более зависимыми от круп¬
ных купцов. Можно без преувеличения утверждать, что в.
первые десятилетия XIX в. контроль за сбором и исполь¬
зованием рисового налога во владениях даймио окончатель¬
но перешел в руки немногих осакских негоциантов. Если
на рубеже XVIII в. владетельные князья еще чувствовали:
себя настолько сильными, что могли решиться на уничтоже¬
ние Иодойия, то теперь они не осмеливались даже и помы¬
слить о чем-либо подобном КВо-вторых, даймио получали нужные им средства путем
чрезвычайного усиления эксплоатации крестьянства, при¬
нимавшей весьма разнообразные формы. Так, в начале току¬
гавской эпохи рисовая подать составляла обычно около
40 о/о урожая,—постепенно ее стали увеличивать, так что в.
конце концов она поднялась до 60—70%. Еще гораздо боль¬
ше ’ловкости и виртуозности феодалы проявили в- установле¬
нии и взвинчивании денежных налогов со своих подданных.
Еще в конце XVIII в. стало входить в обычай взимать налоги. 1 Хондзё Эйдзиро, цит. соч., стр. 116.5?
с земель, засеянных ипыми культурами, чем рис, не натурой
(как с рисовых полей), а деньгами. В XVIII и XIX вв. эта
система получила чрезвычайно широкое развитие. Даймио
всемерно покровительствовали разведению крестьянами шел¬
ковичных деревьев, чаю, табака, хлопка, льна и т. д., ибо
здесь они усматривали выгодный источник для получения
большего количества денег. Мало того. Даймио с необычай¬
ной изобретательностью стремились превратить все и всяче¬
ские свои привилегии в деньги.Так, например, еще вэ время «классического феодализ¬
ма» даймио взимали со своих подданных особый налог сеном,
которое шло на корм лошадям княжеской конницы. В эпоху
Токугава, в обстановке длительного мира, конница мало-
помалу была упразднена, и сбор сена потерял всякое реаль¬
ное значение. Тогда ловкие даймио превратили этот сбор
в денежную повинность и стали немилосердно выжимать ее
из крестьян. Во времена «классического феодализма» поддан¬
ные даймио обязаны были ежегодно делать господину по¬
дарки изделиями своих рук — тканями, циновками,v дож¬
девыми плащами из соломы и т. д., — в XVIII в. владетель¬
ные князья превратили и этот старинный обычай в деньги.
Вместо изделий своих рук крестьяне должны были платить
определенную подать. И так было во всем.Барщина все больше стала заменяться денежным об¬
роком, а количество самых разнообразных налогов стреми¬
тельно возрастать. Деньги брали за все — за опавшие листья
в лесу феодала, употреблявшиеся крестьянами в качестве
удобрения, за право постройки водяной мельницы, за право
возведения домов с черепичной крышей, за разрешение зани¬
маться ремесло^ и за многое, очень многое другое. В од¬
ной деревне, например, когда-то было большое ореховое де¬
рево. Крестьяне ежегодно (приносили своему господину по11	четвертей орехов в качестве «подарка». Затем дерево
сгнило и было срублено. Тем не менее крестьяне были об¬
ложены особой «ореховой податью», которую с 1727 г. они
должны были вносить в серебре 1. Не довольствуясь «нор¬
мальным» цоступлением налогов, даймио нередко прибегали
еще к следующему трюку: они требовали от своих подданных
уплаты налога вперед — за год, за два и т. д. Легко понять,
как вся эта фискальная система отражалась на широких
массах крестьянства. Деревня была буквально задавлена‘под
тяжестью налогового бремени, а даймио денег все нехватало.Впрочем не все владетельные князья следовали ука¬
занным выше путям экономической и финансовой политики.1 Matmyo Takieawa, цит. соч., стр. 92.58
Имелись среди них и исключения. Некоторые крупные дай¬
мио на юге и юго-западе Японии:, в особенности такие, как
Сатсума, Цёсю, Тоса и др., во владениях которых феодаль¬
ные методы эксплоатации все больше сочетались с капи¬
талистическими, сумели лучше приспособиться к новым
условиям. В этих княжествах развитие товарно-денежных
отношений было особенно сильно, торговля и ремесла стояли
на более высоком уровне, денежное хозяйство находилось в
относительном порядке, влияние буржуазных элементов ощу¬
щалось крепче и отчетливей.Княжества, о которых идет речь, принадлежали поч¬
ти сплошь к враждебной Токугава группе «“Тозама». Гео¬
графически их владения расположены были в тех райо¬
нах, которые издавна вели торговлю с Китаем, с Малай¬
ским архипелагом, с Европой и которые, даже после
окончательного разрыва Японии с другими странами, все-
таки имели некоторую связь с заграницей через Нагасаки.Неудивительно, что в названных княжествах значение
торговой буржуазии было сильнее, чем в других частях
страны, а давление ее на феодальное дворянство серьезнее,
чем там. Можно с ^известным правом утверждать, что дай¬
мио этих районов накануне «революции Мейдзи» уже на¬
столько срослись с буржуазией, настолько пропитались
взглядами и психологией торгового капитала, что могли рас¬
сматриваться как выразители его чаяний и стремлений.
В высшей степени характерен тот факт, что первые прядиль¬
ные фабрики в Японии с применением европейских машин
(известной английской фирмы Платт в Манчестере) были
построены в 1866—1867 гг. в Кагосима,, в княжестве Сат¬
сума, причем владельцем их был младший брат тогдашнего
даймио Сатсума — Наяки Симазу!. Недаром именно фео¬
далы южной и юго-западной Японии явились могильщиками
токугавского режима.За всем тем необходимо все-таки сказать, что экономи¬
чески более прогрессивные княжества во вторую половину
токугавской эпохи представляли собой лишь весьма скром¬
ное меньшинство. Подавляющая масса даймио, составлявшая
основной костяк феодального дворянства, в середине XIX в.
находилась в состоянии того глубокого экономического раз¬
ложения, о котором речь была выше.Еще быстрее шло вырождение самурайства. Долгий мир
вообще лишал всякого внутреннего смысла существование
этого многочисленного, но совершенно непроизводительного
военного сословия.1	<Histo;’y of Japan’s Spinning industry» в «Japan Times > 27 ноября 1927 г.50
К. этому прибавлялось действие экономических факто¬
ров. В XVII в. самураи жили частью от доходов с земель,
пожалованных им даймио, частью от рисовых стипендий,
которые они получали от своего господина. В XVIII в.
положение изменилось. Даймио перестали раздавать саму¬
раям земли, которые теперь нужны были им самим для вы¬
колачивания возможно большего количества денег, и основ¬
ная масса дружинников была переведет на рисовые сти-
пендпп.Таким образом благосостояние каждого самурая теперь
было теснейшим образом связано с рисом, т. е. с количе¬
ством риса, получаемого им из княжеской казны, и с сценами
на рис, господствовавшими на рынке. Подобно даймио,
самураи во второй половине токугавской эпохи сильно нуж¬
дались в деньгам и чем дальше, тем острее. Для получения
денег они имели только один способ — продавать на сторону
свою рисовую стипендию. Они действительно и начали это
делать во все более широких размерах.Конечно и тут дело не обошлось без торговых посред¬
ников. О происхождении этих последних японские исто¬
рики рассказывают некоторые любопытные детали. По об¬
щему правилу, самураи по определенным дням собирались ■
к рисовым складам даймио за получением своей стипендии.
Ввиду большого количества получателей процедура эта про¬
должалась довольно долго. Ловкие дельцы сумели исполь¬
зовать в своих интересах данное обстоятельство и стали от¬
крывать чайные и харчевни против рисовых складов; здесь
самураи могли приятно проводить время в ожидании своей
очереди на получение стипендии. Постепенно однако саму¬
раи, не желая попусту терять время, стали поручать хозяе¬
вам чайных получение причитающегося им количества риса,
а хозяева этих последних стали выдавать нетерпеливым
клиентам известные денежные авансы под их стипендию.Так постепенно создалась особая группа рисоторговцев,
именовавшаяся «фудасаси», которая монополизировала в сво¬
их руках получение и продажу на рынке самурайского риса.
Число фудасаси. колебалось около 100, причем все они с
1724 г. были объединены в особую гильдию и находились в
постоянных сношениях с наиболее могущественными рисо¬
выми негоциантами в стране, вроде упоминавшегося выше
Иодойия.Само собой разумеется, что те огромные колебания ри¬
совых цен, о которых мы говорили выше, крайне разру¬
шительно отражались на экономическом положении саму-
райства. Бывали годы, когда десятки и сотни тысяч рыца¬
рей, в связи с резким падением рисовых цен, разорялись до-СО
тла. Для того чтобы поддержать свое существование, эти
неудачники шли к фудасаюи, занимали у них деньги в
счет будупщх благ и в конце концов все больше запутыва¬
лись в ^вершенно безнадежных долгах.к этому со второй половины XVIII в. прибавила-сь еще
«о^на беда: даймио, которые, как мы видели, сами тоже все
больше беднели и попадали в зависимость от торговой бур¬
жуазии, стали сокращать свои расходы на содержание дру¬
жин. С одной стороны, они распускали часть своих воору¬
женных сил, надобность в которых вообще была минимальна,
с другой стороны, они уменьшали (иногда до 50о/о) размер
рисовых стипендий, выплачиваемых ими остающимся на
службе самураям. Это еще больше подрывало экономиче¬
ское благосостояние японского рыцарства, а сверх того вело
к нарождению многочисленной группы так навиваемых «ре¬
нинов», т. е. самураев, не имеющих своего господина.Из среды ронинов, лишенных каких-либо постоянных
источников доходов., выходили всякого рода повстанцы, за¬
говорщики, разбойники с большой дороги и т. д. Еще в
1651 г. сёгунат с большим трудом подавил крупный заговор
ронинов под руководством Юи, который имел целью под¬
жечь Иэдо и во время смятения, которое должен был выз¬
вать пожар, убить сёгуна Иемитсу и ниспровергнуть его
правительство. Но в XVII в. число ронинов было еще не¬
значительно. Во вторую половину токугавской эпохи коли¬
чество «беспризорных» самураев колоссально возросло и
стало превращаться уже в серьезную угрозу для сёгуната.
Ниже мы увидим, что как раз ронины сыграли весьма
крупную роль в осуществлении «революции Мейдзи».В конечном итоге к середине XIX в. задолженность
самураев осакским купцам исчислялась примерно в 600 млн.
руб., причем в качестве процентов они ежегодно уплачивали
около 3 млн. коку риса. В борьбе за жизнь японское рыцар¬
ство пыталось применять разнообразные средства. Так мень-.
шинство из них делало робкие попытки заняться каким-
либо производительным трудом. Некоторые группы самураев
стали переходить к ремеслам — изготовлять обувь, фонари
и т. п. Однако особенно широкого распространения это
начинание не получило: в качестве непреодолимого препят¬
ствия на его пути стояли вековые традиции самурайского
сословия, с молоком матери всосанное презрение ко вся¬
кому труду. Поэтому самурайство гораздо охотнее пыта¬
лось помочь себе, используя для этой цели механизм госу¬
дарственной власти, на который оно имело сильное влияние.В 1716 г. сёгунат под давлением самураев издал декретоб	аннулировании всех ранее сделанных самураями долгов.61
Это мероприятие, конечно, сильно-_цодорвало кредитоспо¬
собность самурайства в глазах торговой^у-ржуазии, но зато
дало ему на некоторое время значительна** облегчение.
А дальше все вновь пошло по-старому. Нуждавшийся в день¬
гах самураи вновь пришли на поклон к фудасас1ГХстали
все глубже запутываться в крепких тенетах долгов. Ъцда
самураи вновь прибегли к аннулированию своих обя&к
тельств. В 1730 г., например, правительство запретило куп¬
цам надоедать самураям обором причитающихся с них про¬
центов. Аналогичные меры сёгунат неоднократно проводил
на протяжении всего XVIII и первой половины XIX в.,—
в последний .раз в 1844 г. Однако они не могли спасти
самурайства. Чем дальше, тем глубже шел процесс его эко¬
номического разложения и тем сильнее становилась его
зависимость от торговой буржуазии.Мы знаем, что, согласно старинному кодексу чести,
каждому самураю предоставлялось право убивать на месте
обидчика, если этим обидчиком был простой горожанин.
Данным правом самураи часто пользовались еще в первую
половину токугавской эпохи. Однако к началу XIX в. дер¬
зость самураев сильно ослабела. Хотя кодекс чести оста¬
вался все тот же, теперь самураи уже не решались расправ¬
ляться по-старинке с представителями городского населе¬
ния. А в 1863 г., накануне «революции Мейдзи», даже по¬
следовал специальный декрет сёгуната, запрещавший са¬
мураям прибегать к употреблению" меча в столкновениях с
горожанами, если только при этом не была затронута «са¬
мурайская честь» *.Из предыдущего с полной очевидностью Явствует, что
развитие товарно-денежных отношений в Японии имело те
же последствия, какие в свое время оно имело и в странах
Западной Европы: оно подрывало хозяйственные основы,
на которых держалось могущество феодального дворянства,
и тем самым способствовало прогрессивному вырождению
этого класса.д) Разложение деревенской общиныРазвитие товарно-денежных отношений имело одним из
своих последствий также усиление феодального гнета и
эксплоатации крестьянства, на что мы указывали уже рань¬
ше. Та строго регламентированная, внутренне спаянная
традициями - и законом деревенская община, которая была
описана выше, во вторую половину токугавской эпохи также1 Хондзё ЭйдзирОу цит. соч., стр. 106.62
вступила в полосу глубокого разложения. Происходило это
следующим образом.Чем дальше заходил процесс распада феодализма, тем
больше крестьянин нуждался в деньгах. Прежде всего
стала сильно возрастать его потребность в деньгах для
уплаты налогов. Пока даймио жили на основе натураль¬
ного хозяйства, они удовлетворялись сравнительно скром¬
ной рисовой податью. В первую половину токугавской эпохи
эта подать обычно колебалась около 40 о/о урожая. Во вто¬
рую половину токугавской эры, когда даймио стал выбра¬
сывать рис на рынок, притязания его сразу сильно воз¬
росли: рисовая подать поднялась до 60—70о/о урожая. Так
как одновременно финансовое положение правительства тоже
сильно пошатнулось, то стали быстро увеличиваться на¬
логовые ставки и во владениях сёгуната, которые до того
предоставляли своему населению значительные фискальные
льготы по сравнению с тем, что имело место в отдельных
феодальных княжествах.На этом однако дело не остановилось. Мы знаем уже,,
что со всех полей, засеянных иными культурами, чем рис,,
даймио взимали налоги не натурой, а деньгами. Перво¬
начально высота налога и тут колебалась в соответствии
с уровнем урожая. Однако с первых десятилетий XVIII в.
феодальные князья стали повсеместно вводить твердые
ставки денежного налога, независимо от ежегодных коле¬
баний урожая. Эта мера нанесла тяжелый удар крестьян¬
ству. Нередко целые селения и даже округа разорялись-
только потому, что в неурожайный год обязаны была
под страхом тяжедых наказаний вносить своему господину
раз навсегда фиксированную сумму денежного налога. Далее,
как мы уже видели, целый ряд служб, повинностей и
привилегий крестьян во вторую половину токугавской эпохи
был превращен князьями в денежный оброк. Все это есте¬
ственно вызывало острую потребность крестьянина в деньгах.Но не только это. В прежние времена крестьянин жил
почти продуктом своих рук. На стороне ему почти ничего
не приходилось покупать. Теперь положение изменилось.С развитием товарно-денежных отношений, с соЬдаииём це¬
лого ряда специализированных ремесл, с увеличением в.
стране общего товарообмена крестьянин поневоле стал втя¬
гиваться в орбиту новых экономических отношений. В целях
повышения производительности своих полей крестьянин вы¬
нужден был в гораздо больших размерах, чем раньше,
применять удобрение из сушеной рыбы (обычное удобрение
в Японии). В прежние времена за мешок риса крестьянин
получал от рыбака столько этого удобрения, что ему не6&
приходилось думать о завтрашнем дне. С развитием го¬
родов открылся выгодный рынок для продуктов рыболов¬
ной промышленности. Цены на рыбу сильно возросли (на
протяжении XVIII в. в 7—8 раз), а вместе с тем рыбаки
вместо риса стали требовать от крестьянина денег. В преж¬
ние времена крестьянин сам делал веревки и соломенные
мешки, в которых он сдавал ’ рис своему даймио, — теперь
народились специалисты-ремесленники, которые по дешевым
ценам, но за деньги предлагали этот товар. В прежние
времена крестьянские женщины сами занимались прядением
и ткачеством, — теперь на рынке появились гораздо более
красивые и совершенные ткани, которые естественно привле¬
кали к себе сердца деревенских жителей, особенно же их
женской половины. Все эти изменения вызывали значитель¬
ные сдвиги в структуре крестьянского Хозяйства, делали его
более товарным, чем раньше, и вместе с тем толкали кре¬
стьянина на поиски денег.Каковы были последствия этой перемены?Прежде всего крестьянин конечно стремился принять
•самые разнообразные меры для увеличения своего денеж¬
ного дохода. Он стал разводить в больших количествах по¬
севы картофеля, очень скоро ставшего главным продуктом
его питания, чтобы иметь возможность сбывать весь свой
рис (за вычетом налога даймио) на рынок. Он стал также
выращивать столь выгодные растения, ,ка'к табак и дыни,
находившие хороший сбыт в городах. Крестьянин тем охотнее
прибегал к подобного рода средствам, что он нередко на¬
ходил в этом поддержку свыше. Так например сёгун Ио-
симуне (1716—1745), вообще обращавший большое внимание
на развитие сельского хозяйства, усиленно покровительство¬
вал разведению более интенсивных рыночных культур.Далее, в качестве подсобного промысла крестьянин стал
держать мелкие лавочки и харчевни, несмотря на то, что
власти во многих местах относились с большой неприязнью
к подобного рода занятиям как «воспитывающим леность» и
-совершенно излишние потребности среди сельского населе¬
ния. Он стал наконец торговать землей. Правда, закон 1643 г.
под страхом тяжелого наказания запрещал такого рода опе¬
рации. Однако находились десятки и сотни способов, чтобы
Обходить закон. Так, например, наследственный владелец
земельного участка за определенную сумму денег передавал
его в пользование более богатого крестьянина с тем, что
последний снимает для себя весь урожай, а первый платит
причитающийся с участка налог. Или один крестьянин
«оставлял завещание о передаче своей земли в пользу дру¬
гого крестьянина, причем последний платил первому извест¬
ен
ное количества денег. Или впавший в нужду крестьянин
закладывал свою землю у деревенского богатея, и, так как
всрок он не в состоянии был уплатить свой долг, то земля,
в конце концов оставалась во владении кредитора. Несмотря
на неоднократные попытки сёгуната с помощью законов и
декретов поставить предел торговле землей, эти и им по¬
добные методы нарушения правительственных .распоряжений
неизменно осуществлялись на протяжении всего XVIII и пер¬
вой половины XIX в. «Экономика» оказывалась сильнее «по¬
литики». Настолько сильнее, что в некоторых провинциях
в порядке местного законодательства продажа земли была
разрешена, с тем однако, что такие операции могли происхо¬
дить только между подданными одного и того же князя
и что земля не должна была поиадаггь в руки самураев или
горожан. Тем не менее Японские историки свидетельствуют,
что в начале XIX столетия многие купцы владели крупными
земельными участками в деревне.Неизбежным следствием торговли землей был быстрый
рост диференцгшции крестьянства, та которую мы имели
случай обратить внимание уже раньше. Вполне понятно,
что в токугавской деревне никогда не было полного равен¬
ства. Всегда в ней имелись более богатые и более бедные
крестьяне. Однако в первую половину описываемой эры,
когда деревзнская община по существу оставалась еще кре¬
постной общиной, расслоение крестьянства не давало себя
знать особенно остро. Наоборот, во вторую половину токугав¬
ской эпохи, когда под влиянием развития денежного хо¬
зяйства крепостная община стала отживать свой век, дифе-
ренциация сельского населения пошла быстрыми шагами
вперед. В деревне теперь появляются богатые кулаки, сдаю¬
щие свои земли в наем бедноте, середняки, продолжающие
сидеть на своих исконных наследственных участках, мелкие
крестьяне, арендующие землю у односельчан-богатеев, на¬
конец безземельные батраки, вербующиеся главным образом
из числа младших сыновей беднейшего крестьянства (напом¬
ним, что - токугавский закон запрещал дробление участков
ниже одной десятины).К началу XIX в. концентрация земли в jpymx отдельных
владельцев приняла столь крупные размеры, что стала
серьезной проблемой правительственной политики. В кру¬
гах сёгуната, а также среди более могущественных даймио
обсуждались различные методы борьбы с указанным явле¬
нием.Но, несмотря на всяческие меры, концентрация земли
неудержимо продолжалась, а классовые противоречия в
деревне проступали все отчетливее.5 Светлов. Происхожд. капиталистпч. Японии	65
Широкие массы крестьянства реагировали на отмеченные
выше процессы так, как они реагировали повсюду в ана¬
логичных положениях. Во вторую половину токугавской
эпохи в Японии повседневным «бытовым явлением» стала
практика детоубийства. Крестьянин, желая сократить ко¬
личество ртов в своей семье, во многих случаях старался
отделаться от каждого лишнего новорожденного. Именно
благодаря этому количество населения страны в XVIII и
первой половине XIX в. все время оставалось стабильным,
колеблясь около 25 млн. душ. Правительство прекрасно
знало об этой жестокой практике, но не считало пи нужным,
ни возможным вести с нею сколько-нибудь серьезно борьбу.Детоубийства однако пе. могли спасти деревенское на¬
селение от тяжелых испытаний. Если крестьянину плохо
жилось в нормальных условиях,’ то каждый неурожай,
каждое стихийное бедствие вроде землетрясения или исклю¬
чительного но силе тайфуна немедленно же ставили его на
край гибели. В стране начинался подлинный голод. Де¬
сятки и сотни тысяч людей умирали от жестокого недоеда¬
ния. А доведенные до отчаяния массы устраивали вос¬
стания и бунты. Хондзё Эйдзиро так описывает характер
крестьянских волнений того периода:«Обычно крестьяне «сей дерев пой, с главными зачинщиками в центре,
направлялись к замку, причем, если крестьяне лежащих по дороге деревень
не присоединялись к ним, повстанцы принуждали их к этому путем угрозы
поджога их жилищ. Большею частью такая угроза действовала, тем более
что крестьяне попутных деревень, как правило, находились в столь же
тяжелом положении, как и крестьяне, поднявшие знамя Суита. Толпа,
словно лавина, с каждым шагом вас больше росла и, в конце концов,
достигала нескольких тысяч, а то и десятка тысяч человек. Повстанцы
били в барабаны, трубили в трубы, поднимали знамя и шли к замку. Так
как со времен походов Хидейоси крестьянам и горожанам запрещено было
.носить оружие, то повстанцы вооружались бамбуковыми пиками, кирками,
серпами и т. и. Феодалы, подвергшиеся нападению буптовщиков, обычно
запирались но замкам и не пытались противодействовать им силою оружия.
Нмосго этого они посылали из замков посредников для переговоров и до¬
вольно ч юто полностью или частично удовлетворяли требования крестьян»1.Но затем приходила расплата. Сёгунат вмест# с владе¬
тельными князьями начинал наводить «порядок». Вождей
крестьянских восстаний распинали на крестах, обезглав¬
ливали или подвергали иным жестоким и позорным нака¬
заниям. Репрессии сыпались на голову более активных
представителей деревни. Правительство издавало приказы,
запрещающие устройство крестьянских организаций (первый
такой приказ относится к 1722 г._), созыв крестьянских
собраний и т. д. Когда же «порядок» бывал восстановлен,* Хонд;)/} Эйдзиро, цит. соч., стр. 129.GU
князья вновь начинали выжимать из своих подданных все,
что только можно было выжать.Несмотря на вею свирепость токугавского режима, кре¬
стьянские волнения не прекращались. Начиная с 1714 г. и
вплоть до середины XIX в. японскими историками зареги¬
стрировано свыше 50 больших крестьянских бунтов, ^при¬
чем конечно далеко не все крестьянские восстания были
отмечены в литературе. Это значит, что в среднем чуть
не каждый второй год был ознаменован большими кре¬
стьянскими волнениями. Некоторые из этих волнений но¬
сили более ограниченный, местный характер, но были и
крупные восстания, распространявшиеся на целый ряд смеж¬
ных районов, подавление которых стоило властям чрезвы¬
чайных усилий и средств.Наконец, проникновение денежного хозяйства в деревню
имело еще один чрезвычайно важный результат. Не только
распадалась старая деревенская община, но стала распа¬
даться также старая японская семья. Началось массовое
бегство крестьян в города. Туда бежали батраки, привле¬
каемые возможностью получения более высокой заработ¬
ной платы. Туда бежали младшие сыновья беднейших кре¬
стьян, которые не могли рассчитывать получить дома до¬
статочный для жизни участок земли. Туда бежали запутав¬
шиеся в долгах арендаторы, потерявшие надежду • когда-
либо вновь встать на ноги. Туда бежали даже крестьянские
дочери в надежде службой в . богатых купеческих домах
заработать себе приданое или оказать поддержку нуждаю¬
щейся семье. Насколько могущественна была эта тяга из
деревни в город, можно судить по тому, что, например, во
владениях одного только князя Мацудайра Саданобу за
период 1781—1788 гг. убыль сельского населения достигала1	400 тыс. человек. Если эта цифра даже несколько пре¬
увеличена, она все-таки дает представление о широте того
крестьянского потока, который во второй половине XVIII в.
направлялся из деревни в город.Сегунат и феодальное дворян/ство пытались разными
способами бороться с этой опасной для них тенденцией.
Неоднократно издавались различные законы, запрещавшие
уход крестьян в города или возвращавшие деревенских
беглецов из города на родину. Неоднократно издавались
распоряжения, воспрещавшие открытие в деревнях лавок
или устройство в них каких-либо увеселительных заведе¬
ний, ибо, по господствовавшим среди тогдашних прави¬
телей взглядам, такие учреждения, равно как и непосред¬
ственный контакт между крестьянами и горожанами только
способствовали «развращению» сельского населения и уси-5*67
лению у него тяги из деревни в город. Некоторые писа¬
тели того времени (например, Уэзаки Кухачиро) заходили да¬
же так далеко, что требовали запрещения для крестьян выхо¬
дить за пределы своей околицы1. Другие советовали раз¬
личные меры поощрения сельского хозяйства, различные
способы поддержки и укрепления крестьянства. Третьи ре¬
комендовали покрепче держать деревню в темноте, утвер¬
ждая, что просвещение есть мать всякого недовольства.
Однако вое эти рассуждения и проекты не могли ничего
изменить в стихийном ходе событий.Таким образом к середине XIX в. токугавская деревня '
находилась в состоянии глубокого разложений. Старая кре¬
постная община и тесно связанная с ней семейная система
рушились под влиянием описанных процессов. Нужда кре¬
стьянина в деньгах росла не по дням, а по часам. Эксплоа-
тация его феодальным дворянством подымалась до колос¬
сальных размеров. Земля превратилась в объект купли-
продажи, в связи с чем явственно обнаружилась диферен-
циация крестьянства. Детоубийство и голодовки стали «бы¬
товым явлением» в японской деревне. Началось массовое бег¬
ство крестьян в города, а одновременно вге ширящаяся
волна крестьянских бунтов и волнений стала одной из
главных причин, которая грозно сотрясала самые устои
токугавско-го режима.% е) Классовое расслоение в ГородахК началу XIX в. в Иэдо, Осака, Киото и других круп¬
нейших центрах страны вполне сложилась и оформилась
торговая аристократия, состоявшая из представителей
крупной буржуазии, главным образом из числа рисоторгов-
цев и ростовщиков. Эта верхушка буржуазии располагала
огромными богатствами и с помощью монополистически ор¬
ганизованных гильдий держала в своих руках «националь¬
ный рынок» (поскольку в тот период можно было говорить
вообще о «национальном рынке»).Эта взрхушка буржуазии, как мы уже знаем, занимала
командные высоты в области городского управления. Она
ссужала деньгами самураев, даймио и даже самого сёгуна,
благодаря чему приобретала сильное влияние на феодаль¬
ное дворянство. Она роднилась с помощью браков с вла¬
детельными князьями и благородными рыцарями, вступая
тем самым в тесный контакт с «высшим обществом» эпохи.
Юна покупала во многих случаях для себя право ношения1 Masuyo Takizawa, цит. соч., стр. 81—82.€8
двух мечей со всеми вытекающими отсюда привилегиям*?.
Вместе с тем она нередко выступала с упорной оппозицией
правительству там, где были затронуты ее классовые инте¬
ресы. Так, например, когда сёгун Иехару (1760—1786>
учредил бюро для регулирования шелковой торговли, ко¬
торое требовало уплаты определенного налога с каждого
куска шелка, оптовые купцы, торговавшие этим товаром,
устроили своеобразную стачку: они перестали покупать
шелк, надеясь таким путем добиться отмены налога. Произ¬
водители шелка были поставлены в критическое положение
и, в свою очередь, подняли бунт против правительства..
Давление было столь велико, что Иехару в конце концов
вынужден был уступить. Аналогичные случаи происходили
неоднократно и позднее. В первой половине XIX в. целый
ряд министров вынужден был подать в отставку только
потому, что к ним враждебно относилась торговая аристо¬
кратия. В высшей степени характерно, что в тщетных по¬
пытках справиться с экономическими затруднениями сёгунат
в 1842 г. издал декрет о роспуске всех купеческих гильдий.
Зта мера вызвала столь резкие протесты со стороны торго¬
вой аристократии и повела к столь острым потрясениям на
рынке, что уже в 1851 г. сёгунат вынужден был отменить
свой декрет и вновь восстановить гильдрш. Здесь мы яв¬
ственно видим элемент классовой борьбы между торговой
буржуазией и феодализмом, той борьбы, которая принимала
подчас столь драматические формы в истории Западной
Европы.Другим элементом, входящим как весьма важная со¬
ставная часть в господствующий класс токугаеского го¬
рода, были цеховые мастера, особенно с того времени,
когда цехи ■ превратились в замкнутые привилегированные
корпорации. Многие из этих мастеров точно так же распо¬
лагали значительными капиталами, сколоченными 'нередко
жестокой эвсплоатацией ремесленников, остававшихся за
пределами цехов. Крупные негоцианты и цеховые мастера,
всегда ревниво охраняя свою «независимость» друг от друга,
тем не менее имели целый ряд общих интересов и во всяком
случае неизменно выступали единым фронтом против чая¬
ний и притязаний городской «демократии».Действительно, в противовес богатой торгово-ремеслен-
ной аристократии в тюкугавском городе к началу XIX в.
сложилось и оформилось весьма многочисленное пле5ек~
ство, представлявшее собой довольно пеструю смесь са¬
мых разнообразных элементов. Сюда относились прежде
всего мелкие лавочники, не входившие в гильдии и жестоко
эксплоатируемые этими последними. Таких лавочников бы¬69
ло бесконечное множество, и все они находились в жесто¬
кой оппозиции к крупному торговому ‘капиталу. Сюда от¬
носились не менее многочисленные ремесленники, стоявшие
за пределами цехов. Ремесло к началу XIX в. получило
чрезвычайно широкое развитие. Появились десятки и сотни
различных профессий, причем в рядах нецеховых ремеслен¬
ников все чаще стали появляться женщины. Купцы-скуп¬
щики энергично исиользовывали этих «вольных ремеслен¬
ников» для массового производства, продуктов промышлен¬
ности и мало-помалу создавали из них кадры, которые
в дальнейшем, уже после «революции Мейдзи», влились
в состав японского пролетариата.Сюда относились уже извзстные нам «ронины» — самураи
без хозяина и без всяких средств к существованию, число
которых во второй половине токугавской эры стало быстро
увеличиваться в связи с обеднением и упадком феодальных
князей. Точной статистики «ронинов» никогда не было, но
во всяком случае к середине XIX в. общее их количество
исчислялось сотнями тысяч.Сюда относились огромные массы чернорабочих, взрбо-
вавшиеся из числа крестьян, * бежавших из деревни в го¬
рода. Сюда относились также квалифицированные рабочие-
ремесленники (столяры, жестянщики, медники, гончары
и т. п.), занятые в мелких мастерских за заработную плату.
Сюда же относились весьма, многочисленные проститутки,
вербовавшиеся главным образом из крестьянских девушек.
Очень часто крестьянские семьи, попавшие в нужду, про¬
давали своих дочерей и даже жен в городские дома раз¬
врата. Токугавское правительство легализовало проституцию
и отвело под ее учреждения специалные кварталы в городах.
Однако наряду с легализованной проституцией в чрезвы¬
чайно широких размерах практиковалась «незаконная», тай¬
ная проституция, с которой сёгунат пытался бороться са¬
мыми жестокими, но мало эффективными средствами. На¬
сколько широко распространена была, продажа женского
тела, можно судить, например, п-о тому факту, что в июне
1790 г. в Киото во время большой облавы на «незаконных»,
проституток в одну ночь их было арестовано свыше 2 тыс.
человек. По другому свидетельству, в начале XIX в. в
Иэдо в районе всего лишь 23 улиц было насчитано свыше
4 тыс. «незаконных» проституток г.Все эти разнообразные группы, вместе взятые, представ¬
ляли собой то плебейство, те низы городского населения,
которые жили впроголодь, были лишены каких-либо при-* Matsuyo Toldzawdy цит. соч., стр. 123..70
вилегий и потому находились в состоянии перманентной
оппозиции как к сёгунату, так и к торговой и ремесленной
аристократии. Впрочем рабочий и ремесленный элемент по¬
степенно начинал приобретать все более важную роль р
рядах тогдашней городской «демократии». Свидетельством
этому может служить учреждение в Иэдо и некоторых
других более крупных центрах особых бирж труда, управ¬
ляемых лицами, назначаемыми городскими властями. Дру¬
гим симптомом того же явления может считаться факт соз¬
дания в Иэдо в первой половине XIX в. специальной пра¬
вительственной комиссии по регулированию заработной
платы.Городское плебейство в Японии, как и повсюду в Запад¬
ной Европе, представляло собой наиболее .подвижный и
легче всего воспламеняющийся элемент тогдашнего обще¬
ства. Обычно его активность пробуждалась к жизни в мо¬
менты каких-либо стихийных бедствий и катастроф. Исто¬
рия XVIII и первой половины XIX в. пестрит многочи¬
сленными «рисовыми бунтами» городского плебейства.Причиной таких бунтов, как общее правило, являлись
высокие цены на рис, устанавливавшиеся в годы крупных
неурожаев. Если для феодалов такой год представлял из¬
вестную выгоду, ибо ценность риса внезапно повышалась,
то для городского плебейства, наоборот, он являлся чистым
несчастном. Оно реагировало на это несчастие нередко в
высшей степени бурно. Городская беднота обычно подымала
бунт, к ней присоединялись бродяги, «ронины», беглые кре¬
стьяне. Огромные толпы нападали сначала на рисовые
лавки, требуя дешевой или бесплатной раздачи риса. На
этом дело однако не останавливалось. От рисовых лавок
переходили ко воем лавкам вообще, громили не только ма¬
газины, но и частные -жилища богачей. Мало-помалу ри¬
совый бунт превращался в стихийное восстание городского
плебейства против сёгуната и торговой аристократии, против
которого правительство пускало в ход крайние средства.
Богатые купцы спешно организовывали временную само¬
оборону, а официальные власти бросали на улицу поли¬
цейскую, и воинскую силу. Зачинщиков убивали, активных
участников арестовывали и жестоко судили. Тем не менее
даже токугавский сёгунат не мог довольствоваться одними
лишь мерами репрессии. Как мы знаем, он неоднократно
открывал в подобных случаях государственные рисовые
склады и с помощью весьма сложной системы администра¬
тивных и финансовых мероприятий пытался регулировать
уровень рисовых цен.Таких рисовых бунтов в городах на протяжении второй71
половили токугавской эпохи было чрезвычайно много. Как
на весьма характерный пример, можно указать на широкое
движение 17S7 г. Предшествовавший 1786 г. был годом
большого неурожая. Цены на рис круто вскочили с 61 до
187 моммэ за коку. Это вызвало в городском населении
сильное волнение. Бунт начался в Осака, где па протяжении
одного дня было разрушено свыше 200 домов. Из Осака
движение перекинулось в Киото, Сакаи, Вакаяма, Нагасаки,
Цуруга п т. д. Серьезнее всего были события в Иэдо.
Здесь разъяренная толпа громила в течение нескольких
дней рисовые лавки, дома богачей, мастерские одежды
и т. д. Городские власти были совершенно бессильны. Ни
полиция, ни солдаты не решались появляться на улице.
Только на пятый день после начала бунта правительство
начало постепенно овладевать положением и в конце кон¬
цов, оказалось в состоянии восстановить «порядок» г.Параллельно с ростом классового расслоения и классо¬
вой борьбы в городах шло все более интенсивное разруше¬
ние старой семейной системы. Мы видели уже, как подры¬
валась эта система процессами, развивавшимися в деревне.
В крупных торговых центрах то же самое происходило еще
быстрее. Политики и писатели второй половины токугав¬
ской эры не перестают жаловаться на быстро прогресси¬
рующую «порчу нравов», наблюдающуюся особенно среди
молодого поколения. Эта «порча» выражалась главным обра¬
зом в том, что дети переставали слушаться родителей,
братья и сестры переставали помогать друг другу, между
родственниками одной и той же семьи все чаще возникали
острые ссоры, которые подчас приходилось разрешать у
судебных властей.Старая семья, представлявшая собой крепкий союз род¬
ственников (близких и дальних), противопоставляющий себя
всему остальному миру, явно разрушалась под влиянием
новых веяний, вызванных распадом феодальной системы
и ростом товарно-денежных отношений. Моралисты того вре¬
мени предлагали выдавать награды и знаки отличия добрым
детям и почтительным родственникам. Сёгун действительно
в некоторых случаях поступал по этому рецепту. Однако
никакие искусственные меры не могли задержать хода неиз¬
бежных исторических процессов. К середине XIX в. япон¬
ский город в результате роста классового расслоения и раз¬
вития классовой борьбы оказался хорошо подготовленным
к активному участию в «революции Мейдзи».* ХонсЫ' Эйдзиро, цит. соч., стр. 124.72
sb) Идеологическая надстройкаВсе эти крупнейшие экономические и социальные пере¬
мены вызвали, конечно, соответствующие им идеологические'
сдвиги. С первых десятилетий XVIII в. в токугавской
Японии начинается глубокое и все ширящееся движение
умов, которое явилось необходимой духовной подготовкой
к перевороту 1868 г. Это движение шло по двум главным
линиям — возрождения национальной культуры Японии w
приобщения страны к на,чалам европейской цивилизации.Возрождение национальной культуры происходило во-
всех областях духовной жизни. В VI в. н. э. Япония вошла
в соприкосновение с Китаем, в результате чего китайское
влияние широкой волной потекло на японские острова.
Все стороны японской жизни — социальный уклад, админи¬
стративное устройство, правовые нормы, религия, литера¬
тура, искусство, ремесла — подверглись сильнейшей трале-
формации под могущественным воздействием неизмеримо
более высокой культуры Срединного царства., В течение
последующей тысячи лет китайское влияние сохраняло свою-
власть над Японией. Начало токугавского периода ничего
не изменило в этом отношении. Быть может ярче всего
данное явление сказывалось в области религии.Древняя Япония имела свою собственную религию в.
виде так называемого «синто», представлявшего собой до¬
вольно примитивную форму поклонения силам природы
и обожествления предков. Пришедший в VI в. из Китая;
буддизм вступил в длительную и упорную борьбу с синто^
нередко сопровождавшуюся даже кровавыми схватками. По¬
беда в конце концов осталась за идеологически гораздо-
более сильным буддизмом, но в IX в. в целях восстанов¬
ления внутреннего мира между обеими религиями был'
достигнут известный компромисс в виде учения «риобу»,.
которое, сохраняя за каждой религией право самостоятель¬
ного существования, тем не менее устанавливало между
ними известный союз (впрочем от этого союза больше всего
выиграл буддизм). В дальнейшем, на протяжении почти
семи веков, буддизм, то и дело дробясь и подразделяясь,
па различные секты (Тендай, Сингон, Зен, Ничирен, Иодо.
Иодо-Синзу и др.), стремился играть и, действительно,
играл чрезвычайно крупную роль в истории страны.Роль буддизма в Японии можно до известной степенн
сравнить с ролью католицизма в Европе. В эпоху феода¬
лизма, когда Япония распалась на сотни независимых,
постоянно друг с другом враждующих удельных княжеств,
буддизм представлял собой мощную организацию, которая73
мало считалась с границами феодальных владений и ко¬
торая поэтому' являлась связующим звеном между различ¬
ными частями страны и между различными группами насе¬
ления. Многочисленные буддийские храмы были разбросаны
во всех уголках Японии, еще более многочисленные буд¬
дийские монахи не пропускали ни одной деревни, ни одного
поселка без соответствующего воздействия «сло-ва божия».Но этим однако дело не ограничилось. Крупные буддий¬
ские монастыри постепенно стали превращаться в опасных
соперников феодальных князей. Многие из них станови¬
лись крепостями, заводили свою собственную вооруженную
силу и активно вмешивались во все драки и интриги дай¬
мио. Особенно энергично в этом направлении действовали
буддисты секты Тендай, возникшей в IX в.-На. горе Хией-
сан, около Киото, они построили огромный монастырь, ко¬
торый превратился в штаб-квартиру церковного феодализма
той эпохи. Хиейсан располагал большими доходами, имел
могущественную армию и в течение ряда поколений тер¬
роризировал как императорскую столицу, так и все другие
конкурирующие с ним буддийские секты.Хиейсан вместе с тем являлся весьма важным фактором
во взаимной борьбе владетельных князей. Именно эта роль
знаменитого монастыря вызвала к нему непримиримую -вра¬
жду со стороны Ода Нобунага, положившего первые камни
в основу токугавско'го господства. В 1571 г. Ода Нобунага
взял штурмом Хиейсан и разрушил его до основания.
Одновременно в целях борьбы с ненавистными ему буддий¬
скими влияниями Ода Нобунага стал покровительствовать
распространению христианства. Тем не менее буддизм все-
таки не сдавался. Когда Иеясу окончательно утвердил
господство дома Токугава, буддизм, несколько опаливший
себе крылья в борьбе с объединителями Японии, довольно
быстро пошел на службу новому режиму. Таким образом,
буддизм сумел сохранить командные высоты и в токугавскую
эпоху. Синто же в XVII в., как и на протяжении ряда
минувших веков, продолжало влачить бледное существова¬
ние, оставаясь все время на заднем плане, оттиснутое
своим более могущественным союзником и конкурентом от
жирных кусков и высоких мест.Однако в XVIII в. положение изменилось. Сдвиги, вы¬
званные в экономической и социальной жизни зарождением
капиталистических отношений, способствовали возникнове¬
нию оппозиции к существующему режиму в кругах как
городского, так и сельского населения. Эта оппозиция
искала внешних форм для своего выявления и нашла их
прежде в'зего в области религии. Так как буддизм являлся74
опорой токугавской диктатуры, то оппозиция выступила с
критикой буддизма и в противовес ему стала выдвигшгь
древнюю религию Японии синто, как истинно националь¬
ную, истинно здоровую И1 истинно прекрасную во всех
отношениях. Началась эпоха всемерного осмеяния буддизма,
который-де является чуждым народу иноземным продуктом,
и такой же всемерной идеализации синто, рисовавшегося
его апологетами исключительно лишь в тонах и красках
сплошной добродетели.Эта религиозная борьба имела и свою политическую сто¬
рону. Согласно верованиям синто, император ведет прямое
происхождение от главного божества доисторической Япо¬
нии—-богини солнца Аматерасу. Он является наместником
этой богини на земле. Именно поэтому император рассма¬
тривается как начало и источник всякой «законной» власти.
Между тем сёгунат, как мы знаем, фактически узурпировал
прерогативы императора, и потому, с синтоистской точки
зрения, власть сёгуна являлась властью «незаконной». Буд¬
дизм же, пошедший на службу новому режиму, на протя¬
жении всего токугавского периода усердно старался освя¬
тить и легализовать в главах, широких масс диктатуру сёгу-
ната. Выступая против буддизма, почитатели синто одно¬
временно выступали таким образом против «незаконной»
власти токугавского дома и в пользу «законной» власти *
императора. Неудивительно при таких условиях, что по
внешности чисто религиозная борьба между буддизмом и
синтоизмом была до краев насыщена • горячей кровью по¬
литических страстей! Впрочем так бывало везде в истории,
а не только в токугавской Японии.Среди провозвестников новых течений имелся ряд выда¬
ющихся людей. Так, например, Камо Мабучи (1697—1769),
выходец из кругов синтоистского духовенства, еще в пер¬
вой половине ХУШ ♦в., поднял знамя восстания против
буддизма и одновременно — китаизма. Работа его состояла
главным образом в раэборе и комментировании произведений
древнего периода Японии, причем он тщательно восста¬
навливал разрушенное веками здание первобытного синто¬
изма с неизменным подчеркиванием «законности» император¬
ской власти. Мабучи писал .в то же время философские трак¬
таты, литературно-критические статьи и стихотворные произ¬
ведения. В области стиля он тщательно избегал употребления
тех слов, • которые имели китайское происхождение.Еще более крупной фигзфой был талантливый учеиик
Мабучи, самурай по происхождению и врач по первоначаль¬
ной профессии, Мотоори Иоринага (1730—1801). Мотоори,
подобно мабучи, занимался изучением и толкованием древ-75
tteit литературы Японии. Главным его трудом считаются
44-томные комментарии к «Кодзики», которую японцы счи¬
тают «святой книгой синтоизма» и которую правильнее
будет назвать книгой японской мифологии. В своем труде
Мотоори постарался возвести синто на пьедестал недосягае¬
мой красоты и величия, попутно нанося сокрушительные
удары началам китайской этики и китайской философии.Литературное наследство, оставленное им, огромно —
оно состоит из 55 произведений в 180 томах. Среди произве¬
дений Мотоори имеется много философских трактатов, рас-
суждений о поэзии и науке, описаний древних обычаев
и народных сказаний и т. п. Мотоори составил также первую
грамматику японского языка... в 15 томах! Стрит отметить,
что Мотоори, который во вторую половину своей жизни
состоял советником одного из южных владетельных князей
Кюсю, написал для своего господина «небольшой» двух¬
томный труд под названием «Драгоценный ларчик», в кото¬
ром он выступает в качестве политического реформатора.
Мотоори с большим «сочувствием» относился к тяжелому по¬
ложению крестьянства, убеждал даймио облегчить судьбу
своих подданных, высказывался в пользу сокращения коли¬
чества чиновников и самураев, а также проповедывал огра¬
ничение применения харакири*.Заслуживает упоминания Хирата Атсутане (1776-н-
1843), ученик Мотоори, подобно своему учителю самурай по
происхождению и врач по профессии. По складу ума и по
характеру своей работы он' был по преимуществу теолог.
Его главные произведения «Коси-сейбун» и «Коси-ден», яв¬
лявшиеся тщательным толкованием синто, легенд и преда¬
ний древней Японии, были проникнуты пламенной враждой
к буддизму и китаизму и не менее пламенной защитой «бо¬
жественного происхождения» и абсолютной «законности» им¬
ператорской власти. Эти взгляды Хирата вызвали, с одной
стороны, большой интерес к нему при дворе микадо в
Киото, а с другой стороны, большое раздражение в кругах
сёгуната, обрушившегося на Хирата под конец его жизни с
репрессиями.Усилия отцов японского национального возрождения ожи¬
вить и восстановить сипто оказались бесплодными. Это не¬
удивительно. Синто — весьма паивная и примитивная рели¬
гия, которая конечно пе могла удовлетворить запросов че¬
ловека эпохи распада феодализма. Синто поэтому было не
иод силу выдерживать успешную конкуренцию со столь вы-‘ W. (}. Aston,!V ПЫогу of Japanese Literature, London 1918, его. 318
и сл.70,
соко развитой религией, как буддизм. Попытка после 1868 г.
поднять синто до господствующего положения в государстве
окончилась неудачей. Но дело не в этом. Нам важно отме¬
тить и подчеркнуть, что во вторую половину токугавской
эпохи подымающийся класс торговой буржуазии и связанная
с ним группа южных феодалов в поисках духовного оружия
против сёгуната мобилизовали древнее синто, в котором
они взяли не столько его религиозно-этнографическую ми¬
фологию, сколько его чисто политическую идею о «закон¬
ности» власти императора, т. е., иначе говоря, о «незакон¬
ности» власти сёгуна.Аналогичные процессы наблюдались и © других областях
духовной жизни, в частности; и в особенности в литерату¬
ре, живописи, прикладных искусствах и т. д.Наибольший интерес с этой точки зрения представляла,
конечно, литература. И здесь через всю историю японского
развития красной нитью проходит могущественное китайское
влияние. Классическая литература» эпохи Нара и Хейян
VIII—X вв.) выросла и создалась как прямое подражание
китайским образцам. Одно из крупнейших произведений
той эпохи «Нихонги» («История Японии»), появившееся в
720 г. н. э., даже написано на китайском языке. Около
того же времени японцами воспринята китайская письмен¬
ность, сохраняющаяся поныне, а также изобретена япон¬
ская скоропись — «Катакана» и «Хирагана», шляющаяся уп¬
рощенной формой китайского письма. На протяжении после¬
дующих шести взков китайское влияние в литературе и ис¬
кусстве продолжало оставаться доминирующим, так что,
когда токугавский дом стал господином Японии, страна пе¬
реживала эпоху исключительного увлечения китаизмом.Знаменитый ученый и философ Сейква (1560—1619) стал
родоначальником и проповедником новой школы мысли —
так называемой «Китайской школы» (по-японски «Кангаку-
ся»). Горячий поклонник Конфуция, Сейква сумел оказать
сильное влияние на господствующие классы того времени,
в частности на круги сёгуната, и вырастил целую армию
учеников во всех областях духовной жизни — в литературе,
театре, философии, этике, религии. Засилие китаизт в пер¬
вую половину токугавской эпохи было беспримерным.Однако и в данной сфере XVIII в. принес весьма суще¬
ственные изменения. В противовес «Кангакуся» (Китайская
школа) к середине XVIII в. сложилась и оформилась «Ва-
гакуся» (Японская школа), которая проповедывала осво¬
бождение от чуждых китайских влияний и возрождение ис¬
тинно национальных, подлинно японских начал. К школе
«Вагакуся» принадлежали уже известные нам религиозные77
реформаторы Мабучи, Мотоори и Хирата. Но кроме них име¬
лось еще большое количество' ученых и писателей, которые
преследовали те же цели возрождения «национальной Япо¬
нии» в светской литературе и искусстве.Среди этих последних следует указалъ на Митсукуни,
князя Мито (1622—1700), который может рассматриваться
как настоящий предтеча «Вагакуея». Митсукуни положил
основание целой школе историков, которые на протяжении2	v'o веков заняты были составлением монументальной «Дай
Нихонси» («Большая история Японии») в 240 томах. Хотя
это огромное произведение впервые было напечатано лишь
в середине XIX в. (причем последний том его появился
даже только в 1906 г.), однако духовное влияние учеников
школы Митсукуни было очень велико. Оно накладывало
глубокий отпечаток на умственные течения второй половины
токугавской эры. А между тем основная мысль, положенная
в основу «Дай Нихонси», сводилась к всемерной идеализа¬
ции древней императорской власти и к доказательству, что
верность императору является прирожденной добродетелью
японской нации. Таким образом Митсукуни и его школа по-
своему делали то самое дело, которым занимшшсь и апо¬
столы возрождения синто. Они тоже тяжелым тараном своих
240 томов крепко ударяли в основы токугавского господ¬
ства.Не иначе было и в сфере изящной литературы. Вторая
половина XVIII в. видела рождение целого ряда талант¬
ливых беллетристов, которые при всем разнообразии их ха¬
рактера и дарований имели одну общую черту. В противо¬
положность писателям более ранних эпох, занимавшихся
главным образом перепевами с китайского и идеализацией
средневековья, авторы, примыкавшие к школе «Вагакуся»,
стремились - проявлять максимум национальной оригиналь¬
ности и внимания к современности. Некоторые из них были
настоящими реалистами. Разумеется было бы ошибкой ут¬
верждать, будто бы писатели «Ватачкуся» являлись совер¬
шенно свободными от китайских влияний, — конечно, нет!
Зтого в особенности нельзя сказать о наиболее знаменитом
из них — Бакине, но вее-таки романисты конца XVIII и на¬
чала XIX в. явственно знаменовали собой литературную
оппозицию сёгунату. Наиболее известными из них были:
Киоден (1761—1816), Бакин (1767—1848), Танехико (1783—
1842), Самба (1775—1822), Икку (год рождения неизвестен,
умер в 1831 г.) и др.Самбо и Икку были юмористами своей эпохи. Самбо на¬
писал ряд произведений, изображающих мещанский быт его
вх>емени. Среди наиболее известных из них можно назвать78
«Баня», «Парикмахерская» (как то, так и другое учрежде¬
ние в Японии еще и до сих пор является своеобразным
клубом сплетен), «Сто дураков — старых и новых» и т. д.
Пкку прославился главным образом своим юмористическим
романом «Хиза Куриге» (Двуногая кобыла), в котором он
на протяжении многих томов изображает разные смешные
приключения двух бродяг, странствующих по полям и весям
Японии. Танехико является творцом японского «сентимен¬
тального романа». Однако все эти писатели далеко отступают
назад по сравнению с двумя великанами тогдашней литера¬
туры— Киоденом и Бакином.Киоден, происходивший из купеческой семьи и в мо¬
лодости отличавшийся чрезвычайно разгульным образом жиз¬
ни, начал свою литературную карьеру тем, что в 1791 г.
был приговорен властями к 50 дням ношения наручни¬
ков (но с оставлением в своем доме) за порнографию. Поводом
для этого странного наказания послужила «Книга веселых
рассказов», незадолго перед тем выпущенная Киоденом.В дальнейшем знаменитый писатель, бывший чрезвычайно
плодовитым автором, выпустил целый ряд повестей и рома¬
нов, которые по справедливости могут быть причислены к
категории «сенсационно-авантюрных» произведений. Самым
известным из них считается «Инадзумо Хиоси» — типично
японская история кровавой мести, поражающая огромным
количеством участвующих персонажей и чрезвычайной слож¬
ностью интриги. В этом романе можно найти все — убийст¬
ва, самоубийства, харакири, пытки, воровство, фантастиче¬
ские побеги, битвы, дуэли, продажи женщин в рабство и
т. д. Для характеристики духа произведения небезынтересно
привести несколько заголовков глав романа, например: «Ша¬
лаш и странная хитрость», «Опасность в придорожном хра¬
ме», «Порванная струна гитары», «Колдовство ядовитых крыс»,
«Барабан дьявола» и т. д. Чем не Конан-Дойль? Чем не
Нат Пинкертон? Чрезвычайно характерно, что Киоден был
первым японским писателем, введшим в систему принцип
литературного гонорара.Бакин, считавший себя учеником Киодена, был выходцем
из самурайского сословия и имел чрезвычайно пеструю
карьеру, от врача до гадальщика в портовом городе Иоко¬
гаме. ’ Человек весьма образованный, хорошо знавший как
японскую, так и китайскую литературу, он поражал своих
читателей яркостью изложения и необыкновенным богат¬
ством фантазии. В произведениях Бакина то и дело тво¬
рятся настоящие чудеса, совершенно стирающие грань меж¬
ду возможным и невозможным. В отличие от Киодена Бакин
совершенно свободен от порнографии, но лишен юмора и7»
веселости. Писал он, подобно большинству японских авто¬
ров, колоссально много. Наследство, оставленное им, насчи¬
тывает почти 300 самостоятельных произведений, причем
многие из них состоят из нескольких томов. В начале своей
•карьеры Бакпн был весьма дружен с знаменитым японским
художником Хокусай (1759—1849), который иллюстрировал
не один из романов Бакина. В дальнейшем однако между
друзьями произошла большая ссора, разделившая их на¬
всегда. Самым известным из произведений Бакина является
чХаккенден» («История 8 собак»), в котором на протяжении
106 томов рассказываются бесконечные приключения и под¬
виги 8 героев, полу человеческого, полуеобачьего происхож¬
дения, олицетворяющие собой 8 основных добродетелей.
Даже в новейшем типографском издании этот роман зани¬
мает свыше 3 тыс. убористо напечатанных .страниц 1.Живопись не отставала от литературы. Китайские влия¬
ния, китайские образцы, китайские мотивы, которые в те¬
чение многих взков господствовали над умами японских ху¬
дожников, теперь стали отбрасываться в сторону. Живопись
тоже объявила войну поработившему ее чужеземному ис¬
кусству и лихорадочно искала новых, «национальных» путей
для своего развития. Японская природа, японский ланд¬
шафт, японские люди сделались теперь главными объек¬
тами ее изображения. Точно так же, как и: в литературе,
в живописи в рассматриваемый период появляется целая
плеяда талантливых мастеров, из которых мы отметим здесь
только трех: Окио (1732—1795), отца японского натурализ¬
ма, воспитавшегося под сильным голландским влиянием
и особенно специализировавшегося на изображении живот¬
ных; Сосен (1747—1821), несравненного мастера японского
ландшафта; наконец Хокусая (1759—1849), величайшего из
художников, когда-либо рожденных в Японии и даже, пожа¬
луй, вообще на Дальнем Востоке. Живопись таким образом
шла в ногу с временем, своими особыми методами, с по¬
мощью кисти и краски нанося глубокие удары духовному
оснащению сёгуната.Однако наряду с возрождением национальной культуры
Японии как протеста против опиравшегося на китаизм
токугавекого режима, в XVIII и в первой половине XIX в.
все отчетливее выявлялось и другое течение — за приобще¬
ние страны к началам европейской цивилизации. Это вто¬
рое течение стояло в сущности в глубоком внутреннем про¬
тиворечии с первым, — тем не менее оба они в описываемую
эпоху били в одну и ту же точку, подрывая и расшатывая* W. G. Aston, стр. 344 и слSO
самые устои сёгуната. Таким образом во вторую половину
токугавского периода оба эти течения оказывались временно
союзниками.Главным центром, откуда европейские влияния проника¬
ли в.Японию, при сёгунате явился город Нагасаки. Здесь,
как мы знаем, на маленьком островке Десима голландские
купцы на протяжении всего периода японского затвор¬
ничества имели свои торговые фактории и несколько раз
в год принимали голландские корабли. Здесь была малень¬
кая узкая щелочка, через которую токугавская Япония под¬
держивала слабую связь с внешним миром. Поэтому не¬
удивительно, что уже с конца XVTI в. Нагасаки стал ме- 1
етом паломничества со стороны тех японцев, которые, не
удовлетворяясь тем, что видели дома, искали способа озна¬
комиться с элементами европейской цивилизации. А та¬
ких японцев было довольно много, и число их год от году
воо увеличивалось. В первой половине XVIII в. сёгун Ио-
симуне (1716—1745), сильно увлекавшийся астрономией и
даже соорудивший для себя в Иэдо обсерваторию, отменил
ранее изданное запрещение ввозить в Японию голландские
книги. Книги потекли, а [вместе с ними потекли и европей¬
ские идеи. Сотни молодых студентов и ученых стремились
в Нагасаки для того, чтобы установить связь с голландцами,
приобщиться к миру европейской культуры. Они изучали
голландский язык, читали и переводили на японский язык
голландские книги, составляли голландско-японские сжн
вари. Особенный интерес японцы проявили к европей¬
ской медицине, и японские врачи были одними из первых,
ставших на пути знакомству с чужеземной наукой. Среди них
были знаменитые ученые Сугита Гемпаку (1732—1817) и
Маено Ристаку (1723—1803), подвергавшиеся преследова¬
ниям. Маено Риотаку на протяжении всей своей жизни был
столь ярым поклонником европейской цивилизации, что
получил даже кличку «Оранда Гесин», т. е. «околдован¬
ный голландцами». В 1823 г. в Нагасаки на службу к гол¬
ландцам прибыл знаменитый в свое время немецкий врач Зи-
больд, который очень быстро приобрел собе в Японии широ¬
кую славу и создал многочисленную школу последователей.В XIX в. течение в пользу европеизации'Японии чрез¬
вычайно усиливается. Появляется целый ряд ‘борцов за лик¬
видацию японской изолированности и за приобщение ее к за¬
падной культуре. В первых рядах этих борцов можно назвать
таких людей, как Рин Сихеи, Квазан Ватаиабе, Шозан
Сакумо, Юкичи Фукудзава (основатель христианского уни¬
верситета Кейо в Токио), Джозеф Ниисими (основатель хри¬
стианского унивзрсигета в Киото) и др. Борьба, за европеиза-® Светлов. Происхожу, капиталистич. Японии	81
дню имела даже своих мучеников. Среди них стоит упомя¬
нуть двух.Первый — это Такано Багах и де (1804—1840), врач по
профессии, вышедший из школы только -что упоминавше¬
гося Знбольда, очень рано выделился как своими способ¬
ностями, так п незаурядными смелостью и энергией. Такано
мпого писал. Он оставил после себя 213 томов различных
произведений по самым разнообразным вопросам — по ме¬
дицине, химии, физике, астрономии, языковедению и даже
по военному делу. Известны например его трактаты о «За¬
щите берегов» и о «Сущности орудийного дела». Вместе
с тем Такано был горячим сторонником восстановления
отношений между Японией и другими странами. Не имея
возможности открыто проповедывать эту мысль, он прибег
к помощи фантастического романа «Юми. Моногатари» («Ис¬
тория одного сна»), в котором резко выступал против двух¬
векового затворничества страны. Однако эта литературная
уловка не спасла смелого автора. На голову Такано посы¬
пались жестокие репрессии со стороны сёгуната. Он был по-
с'ажер в тюрьму, бежал, долго скрывался от властей, причем,
чтобы не быть узнанным, изуродовал свое лицо серной кис¬
лотой. В конце концо;в_ он был выдан человеком, которому
оказал благодеяние, и, чтобы избежаяъ жестокой казни, по¬
кончил жизнь харакири.Другим мучеником идеи европеизации был Есида Сиоин
(1830—1859), который с детства мечтал о том, чтобы по¬
бывать в чужих странах. Когда американские корабли Пири,
«открывшие» Японию, стояли у Иокогамы, Сиоин пять раз
пытался бежать на них за границу, но безуспешно. После
того он выступил с рядом произведений, в которых резко
критиковал приводимую сёгунатом политику изоляции, и
проповедывал мысли, ставшие в дальнейшем руководящими
началами японского империализма. Так, он доказывал необ¬
ходимость захвата Курильских островов и Камчатки, Рюкю
и Формозы, а также подчинения японскому владычеству
Кореи и части Манчжурии. Около Сиоина очень быстро
сформировалась целая школ)а последователей, не скрывавшая
своей ненависти к токугавскому режиму. В результате Сиоин
был схвачен, посажен в тюрьму и 25 октября 1859 г. обез-
- главлен.Комбинированное действие охарактеризованных выше обо¬
их течений — течения национального возрождения и течения
европеизации — в конечном счете имело чрезвычайно важ¬
ный результат. Оно расшатывало авторитет токугавского
режима и обнажало его от всяких идеологических покровов.
Сёгунат все больше выступал в глазах широких масс населе-82
ния, прежде всего широких масс городской буржуазии и
крестьянства, как голая диктатура одного феодального дома-,,
пережившая себя и обреченная историей на слом.з) Разложение сёгунатаКак же реагирсвал сёгунат на грозящую ему опасность?
Что делал он для борьбы со все выше поднимавшейся вол¬
ной недовольства?-Сёгунат в эти критические для него времена обнаружил
лишь полную растерянность и беспомощность. Сложившийся
и окрепший в первой половине XVII в., когда торговый ка¬
питал еще не играл особенно большой роли и когда страна
держалась на базе «рисовой экономики», два века спустя, в
эпоху, когда развитие товарно-денежных отношений и появ¬
ление первичных форм мануфактуры стало непреложным
фактом действительности, он почувствовал, что почва рушит¬
ся у него под ногами. Подобно другим осужденным историей
режимам, токугавская диктатура в последний период своего
существования не имела никакой определенной линии по¬
литики, живя со дня на день, бросаясь из стороны в сто¬
рону, от уступок к репрессиям и обратно. В особенно
трудные минуты она выдвигала проекты плохо продуманных
реформ, с тем чтобы каждую попытку ^реформы трусливо
приостановить на полдороге. В итоге вся экономическаяг
социальная и. политическая система сёгуната только еще
быстрее разрушалась, обнаруживая зияющие раны во всех
областях.Возьмем для примера область экономики. Какова была
здесь картина? Сёгунат всеми доступными ему мерами к
средствами старался поддержать благосостояние феодаль¬
ного дворянства, — и однако феодальное дворянство неудер¬
жимо вырождалось, запутываясь в безнадежных долгах у
торговой буржуазии. Сёгунат точно так же всеми мерами и
средствами стремился сохранить полученную им от эпохи
«классического феодализма» деревенскую общину, — и однако'
деревенская община быстро разрушалась, а широкие массы:
крестьянства все больше впадали в состояние глубокой ни¬
щеты и недовольства. Вое более нарастало и ширилось кре¬
стьянское движение. Сёгунат с помощью в высшей степени*
сложного законодательства стремился регулировать торго¬
вую и ремесленную деятельность, стараясь предупредить зло¬
употребления, вытекающие из монопольного характера гиль¬
дий и цехов, — и однако он оказывался здесь совершенно
бессильным. Тирания этих организаций в конце концов
стала столь нестерпимой, что в 1842 г,, как мы знаем, все6*
шльдии были разом отменены. А 9 лет спустя сегунат был
вынужден вновь восстановить эти гильдии. Сёгунат на про¬
тяжении всего своего господства прилагая большие уси¬
лия к стабилизации рисовых цен, — и однако потерпел в
этой области полное фиаско. Сёгунат был чрезвычайно
заинтересован в создании единой твердой валюты, — и однако
систематически поддерживал денежный рынок страны в со¬
стоянии полного хаоса.А в других сферах жизни?Та же самая беспомощность сёгуната ярко проявлялась
повеюду. Сёгунат был бессилен предупредить или хотя
бы ослабить все ширящуюся волну городских и деревен¬
ских восстаний. Сёгунат оказывался не в состоянии при¬
остановить падение социального престижа даймио и саму¬
раев и сколько-нибудь серьезно задержать нарастание влия¬
ния торговой буржуазии. Больше того, сёгунат но сумел
хотя бы ввести этот опасный для него процесс в такие рамки,
которые обеспечивали бы возможность его дальнейшего су¬
ществования.Но иначе было и в области политики. Государственная
машина токугавского режима, казавшаяся столь мощной
и крепкой в начале XVII в., теперь уже не отвечала пот¬
ребностям сильно изменившейся и усложнившейся жизни.
Сёгунское правительство, Бакуфу, в обстановке XIX в. по¬
ражало примитивностью и несовершенством своей организа¬
ции. Не было точного распределения сфер деятельности
между различными министерствами, не было* твердого по¬
рядка, нормирующего отношения сёгуна, и министров, число
и ранги чиновников, издание законов и распоряжений пра¬
вительства. Во главе каждого ведомства или управления
стоял обычно не один начальник, а целая коллегия, члены
которой по очереди несли свои обязанности. Козни и интри¬
ги при дворе сёгуна цвели обыкновенно пышным цве¬
том, протекция и подкуп имели решающее значение. Мест¬
ное управление в городах и деревнях явно не справлялось со
своими задачами. Весь аппарат государственной власти свер¬
ху донизу был глубоко разъеден ядом коррупции и продаж¬
ности.Общее разложение режима полностью отразилось и на
вооруженных силах сёгуната. Войст были плохо обучены
н вооружены, военного флота не существовало. За два
с половиной века непрерывного мира сёгунская армия со¬
вершенно отвыкла от войны и годилась разве только для
устрашения гражданского населения. Эта военная беспомощ¬
ность токугавской диктатуры с полной ясностью обнаружи¬
лась в момент появления кораблей Пири у берегов Японии,84
о чем речь будет ниже. Не менее взлика была его беспомощ¬
ность и в области финансовой. Роскошь и расточительность
сегунов и сёгунского двора вскоре после смерти Иеясу стали
систематически съедать не только все наличные доходы, но
также и те сравнительно крупные запасы золота и серебра,
которые токугавский дом сохранил от прошлого. При пя¬
том сёгуне, Цунайеси (1681—1709), покровительствовав¬
шем искусствам и наукам, строившем несметное количества
храмов и тратившем колоссальные деньги на содержание
целых полчищ собак государственная казна пришла в
окончательное расстройство. Ежегодный дефицит доходил до
17 млн. руб. — сумма колоссальная по тогдашним временам.В дальнейшем положение не только не ^улучшилось, а
наоборот, в сильной степени ухудшилось. Каждый новый
сёгун прибавлял дефицитов и долгов, так что Бакуфу,
подобно даймио и самураям, вынуждено было в конце кон¬
цов пойти на поклон к крупнейшим представителям торго¬
вой буржуазии. Богатейшие негоцианты Осака и Иэдо (в
том числе уже известная нам фирма Митсуи) становились
кредиторами «садого» сёгуна и получали в обмен за своп
услуги права, привилегии и твердое положение в «выс¬
шем обществе». К середине XIX в. сёгунат стоял на краю
финансового банкротства и уже не имел никаких возмож¬
ностей уйти от надвигавшейся катастрофы. В связи со
всем этим авторитет центральной власти быстро падал, а
своеволие отдельных даймио _ пропорционально вюзрастало,
тем более, что сёгунат даже в своп лучшие времена не в
состоянии был сколько-нибудь серьезно контролировать вну¬
тренние дела феодальных княжеств. Как характерный симп¬
том ослабления сёгунского имущества следует отметить,
что в 40-х гг. XIX в. семьям даймио, жившим в Иэдо в
качестве заложников, была предоставлена возможность на¬
вещать князей в их родовых владениях.Еще более слабым чувствовал себя сёгунат в сфере идео¬
логической. Здесь он не мог мобилизовать в свою защиту1 Один из советников Цунайеси убедил его, что отсутствие у него
мужского потомства объясняется недобрым отношением сегуна к собакам
в одном из его прошлых существований. В стремлении непременно полу¬
чить наследника Цунайеси решил с лихвой искупить свой прежний грех
и превратил Японию в настоящее собачье эльдорадо. Были изданы специ¬
альные законы для охраны собак, и люди жестоко наказывались за при-
мииение какого-либо неудобства собакам. В результате, в течение несколь¬
ких лет число собак в стране увеличилось до такой степени, что населе¬
нию стало очень трудно жить. В Токио, например, по ночам нельзя было
спать от оглушительного л<1я и воя собак. Когда Цунайеси умер, из тюрем
было выпущено около 7 тыс. человек, брошенных туда за различные
«преступления» против собак. Едва ли приходится удивляться, что Цунай¬
еси остался в народной памяти под кличкой «собачьего сегуна».85
решительно никаких сколько-нибудь серьезных ресурсов.
Критика оппозиции в области религии, философии, этиш,
политики, литературы била его не в бровь, а в глаз... Убе¬
дительных контраргументов у сёгуната не было. Поэтому
ему приходилось все чаще прибегать к. тому методу борьбы,
который свойствен всем умирающим режимам, — к методу го¬
лой репрессии. В ходе предшествующего изложения мы не
раз уже имели случай указать на те преследования (вклю¬
чительно до смертной казни), которые обрушивались на го¬
лову мыслителей, художников и общественных деятелей, вос¬
стававших против установленных канонов и традиций. В
этой связи небезинтересно будет отметить, что в 1842 г. сё-
гунатом издал был особый декрет, огулом запрещавший
всю художественную литературу предшествовавшего по-
лустолетия как «безнравственную». Единственным исклю¬
чением из данного запрета были лишь произведения уже
знакомого нам Бакина г.Это общее вырождение токугавского режима, явственно
надвигавшееся с середины XVIII в., стало выступать осо¬
бенно отчетливо в первой половине XIX в. Данный период,
ознаменовавшийся настоящей революцией цен, принес с
собой много лишений я страданий японскому населению.
Экономические затруднения совпали с целым рядом бед¬
ствий стихийного характера. Особенно тяжелы были 1825—
1850 гг. Несколько жестоких неурожаев окончательно по¬
дорвали благосостояние крестьянства и вызвали массовые
волнения в городах. Свирепые тайфуны один за другим
налетали на страну, каждый раз производя огромные опу¬
стошения. Два ужасных землетрясения — в 1828 и 1844 гг.—
стоили жизни десяткам тысяч человек.Все это создавало очень сгущенную атмосферу и застав¬
ляло суеверные народные массы говорить о «гневе божьем»
л о приближении великой расплаты «за грехи». Финансовые
мероприятия сёгуната,, руководимого в этот период способ¬
ным, но крайне жестоким министром Этизен-но-Ками (иначе
Мизуно Тадакуни), только еще более обостряли положение.
В 1836 г. в Осака разразилось настоящее восстание против
сёгуна, во главе которого стоял один из крупных токугав-
ских чиновников Осио Хейхатиро. Восстание шло под ло¬
зунгом восстановления «законной» власти императора и от¬
личалось чрезвычайным упорством. Достаточно сказать, что
во время боев между повстанцами и правительственными
войсками было сожжено и разрушено свыше 18 тыс. до¬
мов. Однако попытка переворота оказалась преждевремен-‘ W. G. Aston, стр. 361.86
ной, и после ее подавления Осио согласно старой японской
традиции покончил жизнь самоубийством.Одновременно все явственнее стала ощущаться бес по¬
койная оппозиция даймио из группы «Тозама». Враждебные
Токугавам южные и юго-западные феодалы повели сначала
скрытую, а затем все более открытую атаку против сёгуната.
Они заявляли, что причиной всех бедствий, от которых
страдает Япония, является токугавская диктатура. Они тре¬
бовали восстановления «законной» власти императора и лик¬
видации всемогущего сёгуната. Согласно старинной леген¬
ды, основатель токугавской династии Иеясу завещал по¬
ставить свое изображение на границах своих владений ли¬
цом к юго-западу, ибо считал, что главная опасность сё-
гунату угрожает именно с той стороны. Теперь это проро¬
чество находило себе полное оправдание. Даймио «Тозама»
из южных провинций Японии открыто подымали восстание
против Токугава, выступая горячими поборниками попран¬
ных прав императора. Это грозило весьма серьезной опас¬
ностью для расшатанного режима сёгуната.Одно крупное событие внешнеполитического порядка на¬
несло сокрушительный удар престижу последнего. Мы имеем
в виду Нанкинский договор 1842 г. между Китаем, с одной
стороны, и Англией, с другой 1. Этот договор, превращав¬
ший великое Серединное царство в полуколонию западно¬
европейского капитализма, громким эхом отозвался в Япо¬
нии. Он наглядно демонстрировал всякому превосходство
европейской цивилизации над цивилизацией Китая. А так
как сёгунат был теснейшим образом связан с культом китаиз-
ма, то Нанкинский договор рикошетом отозвался и на нем.
Авторитет сёгуната еще больше упал, влияние оппозиции
против сёгуната еще больше возросло. Оппозиция поста¬
ралась использовать в своих интересах императорский двор,
противопоставив его сёгунату.1 Нанкинский договор 1842 г., дополненный затем торговым договором
1813 г., явился результатом поражения Китая в войне с Англией и*-за
права британских купцов ввозить в Китай опиум. По Нанкинскому дого¬
вору Китай уступал Англии Гонконг, открывая для торговли и поселения
иностранцев ги ть портов - IUhtoh, Шанхай, Амой, Фучжоу и Нингпо,
обеспечивал английским товар ш благоприятный таможенный тариф, упла¬
чивал Англии контрибуцию в общей сумме 21 млн. долл. и впервые уста¬
навливал порядок официальной переписки между Китаем и Англией. Тор¬
говый договор 1843 г. сверх того гарантиров»л английским гражданам
экстерритор 11льность и признавал за Великобританией права наиболее
благоприятствуомой нации. Нанкинский договор явился настоящей хар¬
тией in hit мистической эксплоатации Китая. Но его образцу все другие
европейские и американские держшы заключили в последующие годы
аналогичные соглашения с Некином.87
Когда в 1S4G г. па трон вступил новый микадо Камеи,
его побудили сделать первый решительный шаг к «восстанем
влению» своей власти. Еомеи потребовал передачи ему вер¬
ховного контроля над иностранной политикой Японии. Это
была неслыханная дерзость. Это был крутой разрыв с веко¬
выми традициями страны. Вся Япония с затаенным дыха¬
нием ожидала исхода конфликта между императором и се¬
гуном, между Киото и Иэдо. Каково же было всеобщее по¬
трясение, когда «всемогущий сёгун» 'уступил императору.
Удар, нанесенный престижу сёгуната, был непоправим.
Вместе с тем для всех стало ясно, что соотношение сил
в стране в результате молекулярных процессов предшествую¬
щих десятилетий резко изменилось и что старые токугав¬
ские времена приходят к концу.Около середины XIX в. дни сёгуната были явно сочтены.
Его старая экономическая и социальная база к этому вре¬
мени исчезла. Его политическая система находилась в со¬
стоянии глубокого распада. Его казна была пуста. Его го- *
су дарственный аппарагг был в конец разъеден коррупцией.
Е^о идеологическая надстройка до основа/ния разрушена.
Его правящая верхушка переживала последние стадии мо¬
рального разложения. Его беспомощность в разрешении выд¬
винутых ходом исторических событий проблем была всем
очевидна. Токугавский режим в этот момент напоминал со¬
бой цирамиду, фундамент которой размыт историческим
потоком, а стены глубоко изъедены гнилью и разложением.
Гибель его была совершенно неизбежна. Достаточно было
какого-нибудь резкого толчка — изнутри или извне — для
того, чтобы вся эта огромная и неуклюжая махина начала
быстро рушиться, увлекая за собой в бездну поддерживав¬
шие ее реакционные силы.	*
Глава трет ьи„РЕВОЛЮЦИЯ МЕЙДЗИ“а)	„Черные корабли* ПприТолчок на этот раз пришел извне.За время двухсотлетие!* изоляции Японии мир не стоял
на месте. Жизнь, как мы знаем, двигалась и в Японии. Од¬
нако еще быстрее она двигалась в Западной Европе и
Америке. К началу XIX в. Англия уже стала мировой дер¬
жавой, во владениях которой никогда не заходило солнце.
Франция сотрясала Европу грохотом наполеонских походов.
Соединенные штаты на базе только что завоеванной свобо¬
ды закладывали фундамент своего будущего богатства и
упорно тянулись к берегам Тихого океана. Царская Рос¬
сия продвигала свои аванпосты на Восток и все увереннее
выходила на берега Камчатки и Охотского моря. Она даже
переправилась через Берингов пролив и стала твердой но¬
гой на американском континенте. Европейский капитализм
наливался соками и кровью, становясь решающей силой
на земном шаре. Революция транспорта, вызванная изобре¬
тением парохода и железной дороги, сразу в невероятной
степени раздвинула пределы и возможности колониально it
экспансии. Европейский капитализм добрался теперь без тру¬
да до Китая и Нанкинским договором 1842 г. поставил его
на колени. На очереди была Япония.Действительно с конца XVIII, а в особенности: с начала
XIX в. европейско-американский капитализм в разных фор¬
мах и с разных сторон стал упорно наступать на Японию.
С севера ей угрожала Россия. Еще в 1786 г. знаменитый
японский министр Мацудайра Саданобу опубликовал книгу
«Три страны», в‘которой он с явной тревогой отмечал расту¬
щую опасность, идущую из пределов царской империи. В
1792 г. поручик Лаксман привез в Хакодате нескольких
японцев, потерпевших кораблекрушение около русских бе¬
регов, и одновременно, по поручению Екатерины II, стал
убеждать японцев в необходимости установления торговых
отношений между обеими странами. Сёгунат однако отка-8<>
зался принять назад своих подданных и порекомендовал рус¬
ским для переговоров о торговле прибыть в Нагасаки. В
1804 г. капитан Рязанов действительно пришел в этот порт,
точно так же привезя несколькях потерпевших кораблекру¬
шение японских моряков. Но и на этот раз японские власти
отказались принять назад своих сородичей д сверх того
потребовали срочного ухода русского корабля из Нагасаки.
В 1811 г. капитан Головнин на «Диане» произвел обсле¬
дование берегов северного японского острова Хоккайдо.
Благодаря случайной неосторожности он попал к японцам
в плен, из которого был освобожден только спустя два
года. Головнин оставил после себя интересное описание
Японии, не потерявшее известного значения вплоть до на¬
стоящего дня г. В дальнейшем русские суда то и дело
появлялись около берегов Японии, преследуя то торговые,
то военно-исследовательские цели. Стоит отметить, что уже
в первой половине XIX в. существовали «нелегальные» ком¬
мерческие отношения между русскими с берегов Охотского
моря и японцами с Хоккайдо.Одновременно с юга на Японию вели наступление Ан¬
глия, Франция и Голландия. Уже в 1795—1797 гг. капитаи
Броутон на судне «Providence» произвел обследование япон¬
ских вод и даже сделал высадку на Хоккайдо. В 1803 г.
калькутские купцы из Индии отправили в Нагасаки судно,
нагруженное товарами. Однако сёгунские власти заставили
судно в течение 24 часов покинуть японские воды. В 1808 г.
британский фрегат «Phaeton» неожиданно вошел в нагасак¬
ский порт, приведя в страшное смятение местное население.
Однако' прежде чем сёгунские чиновники могли что-нибудь
предпринять, судно уже покинуло гавань. Подобные «на¬
леты» английских кораблей не раз производились в после¬
дующие годы, наводя сильнейшую панику на правителей
Японии. С начала сороковых годов прошлого века к ан¬
гличанам присоединились французы. Они облюбовали себе
острова Рюкю и оттуда производили разведки в сторону
Японии. В 1847 и 1849 гг. голландский король дважды
писал сёгуну, дружески «совзтуя» ему добровольно открыть
Японию для иностранцев.Однако наибольший интерес и наибольшую энергию в
указанном направлении проявляли Соединенные штаты. Бы¬
стро развивавшаяся буржуазия молодой республики ■ уже в
первой половине XIX в. мечтала о господствующем положе-1 «Записки флота шпигат Головнина о приключении его в плену
у японцев в 1811, 1812, 1813 гг., с приобщением замечаний его о японском
государстве и народе», Спб. 1816.90
нии в пределах Тихого океана. Американская торговля бы¬
стро развивалась, американские китобои ежегодно опериро¬
вали в северных японских водах, американские суда ча¬
сто заходили в китайские порты. Вполне естественно по¬
этому, что американский капитализм жадными глазами по¬
сматривал на затворившую свои ворота Японию, предполагая
наличие несметных богатств за ее стенами. Отсюда неодно¬
кратные попытки Вашингтона громко постучаться в двери
таинственной страны.Действительно, в 1837 г. капитан Кинг на американском
судне «Morisson» привез из Макао семь японских моряков,
потерпевших крушение, однако был обстрелян в районе
Иэдо и вынужден вернуться ни с чем. Семь лет спустя
первый американский посланник в Китае Калеб Кешин
получил от своего правительства полномочия заключить
с Японией такой же договор, как Соединенные штаты
около того же времени заключили с Китаем (приблизи¬
тельная копия Нанкинского договора). Однако из этого
начинания не получилось никаких практических результа¬
тов. В 1846 г. коммодор Бидл был отправлен американским
правительством к японскому императору, но потерпел пол¬
ную неудачу. Прибыв в порт Иэдо, он в течение десяти
дней дожидался ответа от сёгуна для того, чтобы, в конце
концов получить письмо без подписи и даты, в котором
ему предлагалось немедленно покинуть гавань и больше
никогда сюда не возвращаться. Три года спустя, в 1849 г.,
американское правительство вновь отправило в Японию ком¬
модора Глинна, ближайшей целью которого было добиться
освобождения группы потерпевших крушение американских
моряков, содержавшихся сёгунатом на положении узников.
Миссия Глинна в конце концов увенчалась успехом, и по
возвращении домой он стал энергично настаивать пред
властями Соединенных штатов на необходимости отправить
в Иэдо «тактичного капитана», который сумел бы уста¬
новить добрые отношения с японским правительством.Действительно', в 1851 г. у берегов Японии появился ком¬
модор Аулйк, который должен был добиться для Америки
права торговать в одном или нескольких портах Японии,
для американских судов —права брать провизию в япон¬
ских гаванях и для американских моряков, потерпевших
крушение у берегов Японии, — права свободно возвращаться
на родину. Так как Аулик не принадлежал к числу особенно
«тактичных капитанов», то через год он был отозван, не до¬
бившись никаких результатов. Все эти неудачи, впрочем,
не обескуражили правительство Соединенных штатов, и два
года спустя после возвращения Аулика оно предприняло01
новы it, ставший на, этот раз уже историческим, шаг, «от¬
крывший», наконец, Японию для капиталистического мира.7	июля 1853 г. в порт’Урага (недалеко от. Иэдо) вошла
американская эскадра из 4 судов под командой коммодора
Пири. В составе эскадры было два паровых фрегата: «Мис¬
сисипи» и «Сусквехана» и два транспорта с общим числом
экипажа в 560 человек. Пири имел с собой письмо от
американского президента Филмора к японскому импера¬
тору, в котором Соединенные штаты «предлагали» Японии
дружбу, торговые отношения и взаимное открытие портов.
Кроме того Соединенные штаты требовали гуманного от¬
ношения со стороны японцев к американским морякам,
попадающим на японскую территорию в результате корабле¬
крушения. В инструкциях, которые Пири получил от своего
правительства, ему предлагалось действовать по возмож¬
ности путем убеждения, однако инструкции не запрещали
применения силы.Появление «черных кораблей» Пир,д у самых ворот сто¬
лицы сёгуната вызвало необычайное волнение по всей стра¬
не. В напуганном воображении масс действительность при¬
нимала фантастические размеры, и весть о прибытии дерз¬
ких иностранцев докатилась до Киото уже в таком виде,
что будто бы американцы явились на 100 судах в количестве
100 тыс. человзк. 14 июля 1853 г. Пири передал сегуну
письмо президента Филмора, чем поставил сёгуна в
чрезвычайно затруднительное положение. Под дулами аме¬
риканских пушек нельзя было' попросту отправить Пири
во-свояси, как это за семь лет перед тем было Проделано с
коммодором Бидл. В крайнем смущении сёгун Иеоси,
круто порывая с двухвековыми традициями токугавского
дома, созвал экстренное совещание владетельных князей.
Одновременно императорский двор, следуя , историческим
«прецедентам», объявил великое моление в надежде, что
боги снова сумеют спасти Японию от иноземной опасно¬
сти, как они спасли ее уже однажды от монгольского на¬
шествия г. Но боги на этот раз молчали, и потому сёгуну
пришлось пойти на уступки. Вместо того, чтобы, следуя
установившейся традиции, направить Пири с его письмом
в Нагасаки, откуда письмо могло быть доставлено -импе¬
ратору через голландские руки, Иеоси разрешил амери-* В 1281 г. огромное войско Хубилай-Хана, тогдашнего китайского
императора из ькнгольской династии Юань, пыталось высадиться па бере¬
гах Японии. Войско это состояло из 100 тыс. человек и переплыло Корей¬
ский пролив на 3500 судах. Японии угрожала величайшая опасность,
однако внезапно нал тел страшный тайфун, который уничтожил ыонголь*
скую армаду.92
каицам сойти на берег в двух шагах от столицы и здесь
оставить послание президента Филмора. Пири со своей
стороны но очень торопил сёгуна с ответом. Он заявил,
что уходит сейчас на зимовку и Китай, но ранней весной
следующего года взрнется в Иэдо и тогда будят ужо иметь
с японским правительством окончательный разговор.Ситуация, создавшаяся в стране после ухода кораблей
Пири, приняла критический характер. Волнение широких
масс достигло необычайной высоты. В Иэдо и н Киото iico
руководящие группы потеряли голову. Внешняя опасность
рисовалась тем грознее, что почти одновременно с Нири
у японских берегов появился русский адмирал Путятин,
требовавший заключения торгового договора между Рос¬
сией и Японией и одновременно внимательно следивший
за всеми действиями американского коммодора. Француз¬
ский фрегат «Constantine» также курсировал поблизости от
Японии, выжидая развития событий.Среди этого внутреннего хаоса в конце концов намети¬
лись три главные партии. Сёгупат и его сторонники, нод-
. вергавшиеся наиболее непосредственной опасности в слу¬
чае военных действий, поддерживали идею подписания до¬
говора с американцами и вообще с иностранцами. Импе¬
раторский двор в Киото, расположенный вне пределов не¬
посредственной опасности и стремившийся сколотить себе
политический капитал на несчастьях сёгуната, отстаивал
необходимость полного отказа чужеземцам в их домога¬
тельствах. Двор выдвинул лозунг: «Да здраютвует импе¬
ратор! Долой иноземных варваров!» Наконец, имелась еще
третья партия — партия компромисса, которая предлагала
заключить договоры на время, с тем, чтобы использовать
полученную таким образом передышку для надлежащей
подготовки к борьбе с иностранцами. В обоснование своей
точки зрения эта последняя партия указывала на полную
военную беспомощность Японии.В разгар борьбы партий и мнений на сёгупеком троне
' произошла очередная смета декораций. Иеоеи умер через8	дней после отплытия кораблей Пири. Все более прогрес¬
сивные элементы токугавской Японии, в особенности торго¬
вая буржуазия и некоторые из южных и юго-западных фео¬
далов, требовали, чтобы наследником его был энергичный
и способной Кейкки, князь из рода Мито. Кеикки был
либерал, признавал необходимость восстановления отноше¬
ний между Японией и остальным миром, — попади он в
конце 1853 г. сегуном на место Иеоси, возможно,
дальнейшее развитие событий пошло бы несколько иным
путем. Во всяком случае есть основания думать, что в93
этом случае за ликвидацию двухсотлетнего затворничества
Японии пришлось бы уплатить европейско-американскому
капитализму значительно меньше, чем она уплатила на
самом деле. Однако всякий умирающий режим имеет свою
логику. Не составлял исключения из этого правила и уми¬
рающий токугавский режим. Благодаря интригам Киото,
наследником был назначен не талантливый Кейкки, а полу-
идиот Иесада (1853—1858).13 февраля 1854 г. Пири, верный своему обещанию,
вновь явился у берегов Иэдо, на этот раз с значительно
увеличенным флотом. Флот состоял из Ю судов с 2 тыс.
человек экипажа. Пири теперь требовал уже окончатель¬
ного ответа, и у сёгуната, несмотря на всю оппозицию
и все интриги Киото, не было другого выбора, как только
сказать вполне определенное «да». 8 марта состоялось пер¬
вое деловое свидание представителей обеих сторон, а»
31 марта 1854 г. в Канагава (местечко под Иэдо) был
подписан формальный договор между Японией и Соеди¬
ненными штатами. Договор этот, состоявшей из 12 статей,
в основном сводился к следующему: потерпевшим крушение
морякам обеспечивалось гуманное обращение; американ¬
ские суда получали право забирать воду и провизию в япон¬
ских портах; Симода и Хакодатэ объявлялись открытыми
гаванями, через которые могла совершаться торговля между
Америкой и Японией. Двухвековое затворничество страны
кончилось. Ворота токугавской Японии слегка приоткры¬
лись для пропуска иностранцев.Брешь, проделанная американцами, стала быстро рас¬
ширяться усилиями других капиталистических страд.
31 октября 1854 г. был заключен договор, подобный дого¬
вору Пири, между Японией и Англией, 7 февраля
1855 г. — между Японией и Россией, 30 января 1856 г.—
между Японией и Голландией. Вместе с тем открытым
для иностранной торговли был объявлен третий порт —
Нагасаки. В августе 1856 г. в Иэдо был назначен амери¬
канский генеральный консул, которому два года спустя
(29 июля 1858 г.) удалось подписать торговый договор
с Японией. Согласно договору, Япония в известной по¬
следовательности открывала для навигации и торговли,
кроме уже упомянутых выше трех портов, еще целый ряд
важнейших пунктов, как Канагава, Ниигата, Хиого, Осака
и Иэдо. Она признавала далее принцип экстерриториаль¬
ности за американскими гражданами, обязывалась предо¬
ставить последним полную свободу вероисповедания и уста¬
новить благоприятный для американской торговли тамо¬
женный тариф. Соединенные штаты, в свою очередь, обе-94
щали снабдить Японию' пароходами, военными судами, ору¬
жием, а также офицерами и техническими специалистами в
качестве инструкторов в различных отраслях промышлен¬
ности и военного дела. Указанный договор в течение почти
полувека являлся базой, регулирующей взаимоотношения
между Америкой и Японией, и образцом для других ка¬
питалистических стран при заключении аналогичных согла¬
шений. Действительно, в конце 50-х и начале 60-х гт.
Англия, Россия, Франция, Пруссия, Голландия подписали
с Японией торговые договоры, в основном воспроизводя¬
щие американский договор 1858 г.Таким образом в середине XIX в. токугавская Япония,
вынужденная обстоятельствами, круто порвала со своим
двухвековым затворничеством й вновь вступила в сношения
с заграницей.6)	„Революция Мейдзи*14	лет, которые отделяют японо-американский договор
от падения сёгуната, были совершенно исключительным
периодом в истории Японии. Все классовые противоречия,
имевшиеся в недрах токугавского общества, теперь напряг¬
лись до крайней степени, вышли наружу и создали ат¬
мосферу небывалого кипения умственной и политической
жизни страны. Казалось, точно удар европейско-американ¬
ского капитализма, открывший двери Японии внешнему
миру, разогнал чары двухвекового сне и поставил на ноги
все население.Широкие массы крестьянства все сильнее волновались
от постоянных неурожаев и дикой пляски цен. • Городское
плебейство то и дело устраивало демонстрации, разгромы
лавок, восстания. Сотни тысяч «ронинов», озлобленные по¬
терей привилегированного положения, угрожаемые безна¬
дежностью перспектив в будущем, резко выступали против
сёгуната и готовы были 'на все в поисках какого-нибудь
выхода из тупика, в который они попали. Торговая бур¬
жуазия, ощущая приближение агонии токугавского режима,
все громче требовала перестройки государственной машины
и развития сношений с заграницей. Могущественные фео¬
далы из группы «Тозама», под руководством Сатсума п
Цесю, открыто готовились к борьбе против сёгуната, идя
под лозунгом восстановления «законной» власти императора.
Между этими феодалами и торговой буржуазией постепенно
устанавливалась все более тесная связь. Двор мпкадо в
Киото, используя благоприятную ситуацию, все больше
эмансипировался от тяжелой руки сёгуната и становился95
орудием в руках южных даймио, торговой буржуазии и
даже либеральной интеллигенции — для решительного боя
против токугавского режима. А сам этот режим вместе
с остающимися еще ему верными княжескими домами все
явственнее дряхлел, разрушался и терял свой престиж
в массах.Описываемый 14-летний период характеризовался прежде
всего быстрым и решительным ослаблением сёгуната и,
как неизбежное следствие этого, столь же быстрым и ре¬
шительным усилением императорского двора. Данное явле¬
ние находило свое выражение в целом ряде в .высшей
степени характерных фактов. Мы знаем, что, в соответствии
с «Восемнадцатью законами» Иеясу, всем даймио под стра¬
хом смерти было запрещено посещать императора, однако
в 1862 г. князь Сатсума, направляясь из своих владений
в Иэдо, по дороге заехал в Киото и не только видел
императора, но даже взялся сопровождать придворного по¬
сланца, который вез приказ сёгувкигу явиться в Киото пред
светлые очи микадо. И тем не менее молнии токугавского
гнева не обрушились на несчастного! Наоборот, сёгун
Иемоти в 1863 г. прибыл в Киото и был принят на
аудиенции императором. Больше того. Император, вопреки
предписаниям все тех же «Восемнадцати законов», вышел
при этом случае из пределов своего дворца и в храме
бога войны вручил сёгуну старый японский меч в знак
того, что он повелевает ему силою оружия изгнать из
пределов страны иноземных «варваров».Описанное паломничество сёгуна было не единственным,
В 1864 г. оно вновь повторилось и стало как будто бы
даже входить в обычай. Одновременно император начал
все решительнее выявлять свою «самостийность» во всех
доступных ему областях. Нам известно, что токугавский
режим предоставлял сбор денежных средств с даймио исклю¬
чительно лишь сёгунату. Императору было запрещено это
делать наистрожайшим образом. Теперь же микадо стал
пытаться ликвидировать финансовый контроль сёгуна над
собой и приступил к сбору взносов и налогов с даймио
непосредственно в свою казну. Не менее «своевольно» дей¬
ствовал император и в сфере внешней политики. Описан¬
ные выше договоры с иностранными державами были под¬
писаны сёгунатом, однако для своей полной законности
они нуждались в ратификации императора. Но импера¬
тор, опять-таки из оппозиции к сёгунату и в интересах
популяризации своего имени, в течение ряда лет упорно
отказывался санкционировать соглашения между Японией
и иностранными державами.%
Он даже пытался предписать сёгуну разорвать только
что заключенные договоры и вернуть Японию к состоянию
изоляции от внешнего мира, но, конечно, сёгун отказался
от выполнения такого поручения. Только энергичный на¬
жим со стороны иностранных держав, о чем речь будет
ниже, заставил, наконец, микадо изменить свою позицию.Еще более важное значение, чем борьба между Иэдо и
Киото, имело бурное 'развитие массового движения кре¬
стьянства и городского плебейства, которое отличало
рассматриваемый период. Все то недовольство своим поло¬
жением, вся та ненависть к жестокой эксплуатации фео¬
дальным режимом, которые накопились в недрах городских
и деревенских масс за 21/2 века токугавского господства,
теперь рвались наружу и нашли выход в различных внеш¬
них проявлениях. Это массовое движение, японских низов
являлось в сущности основным фактором, поскольку оно
угрожало существовавшему режиму и заставляло феода¬
лов итти на решительные действия против Токугава — под
угрозой аграрной революции. Нажим со стороны крестьян¬
ства усиливал 'активность оппозиции. Правда, движение масс
было раздроблено, носило чисто стихийный характер, часть
чисто стихийных выступлений, особенно в городах, легко
подпадала под влияние торговой буржуазии и южных фео¬
далов и шла под лозунгом: «Да здравствует император!
Долой чужеземных варваров!» Но основная масса кре-
стьянскш восстаний была направлена против феодалов,
купцов, чиновников и угрожала самим вождям оппозиции.Боязнь массового народного движения также и со сто¬
роны наиболее «передовых» представителей юго-западных
феодалов и торговой буржуазии не препятствовала частич¬
ному его использованию, что в сильной степени облегчалось
тем беспардонным грабежом Японии, который начался
сразу же после открытия ее дверей для иностранцев. Осо¬
бенное возмущение масс вызывала валютная спекуляция
чужеземцев. В Японии с давних пор было установлено
соотношение ценностей золота и серебра как 1:4. Между
тем в остальном мире это соотношение выражалось циф¬
рами 1:15. Поэтому европейцы и американцы закупали
серебра по дешевке в Китае, продавали его дорого в
Японию и в результате выкачивали из Японии громадное
количество золота, получая при этом верный барыш в200о/о.
Легко понять, какое озлобление против иностранцев должны
были вызвать подобного рода операции! К этому присое¬
динялся еще ряд стихийных бедствий (страшные тайфуны,
наводнения, неурожаи, землетрясения и т. п.), которыми
были богаты 50—60-е гг. прошлого века в Японии. Суе¬7 С в в т л о в. Происхожд. капиталиетич. Японии	97
верные массы усматривали в переживаемых несчастьях про¬
явление «гнева божия» за то пренебрежение вековыми тра¬
дициями затворничества, виновником которого народная
молва делала токугавский режим. Большое количество «ро-
нинов», скопившихся в городах к середине XIX в., всегда
готовых на восстание, бунт или авантюру, делало положе¬
ние особенно тревожным. Агитация императорского двора
против сёгуната и против «чужеземных варваров» падала
таким образом на хорошо подготовленную почву. Результаты
не замедлили сказаться.Уже 24 марта 1360 г. группой самураев из дома князя
Мито был убит премьер-министр сёгуна Ии-Камон-но-Ками,
которого общественное мнение страны считало ответствен¬
ным за подписание договоров с иностранцами. Около того же
времени банды «ронинов» два раза устраивали нападение на
английскую миссию в Иэдо. В январе 1861 г. жертвой
«патриотов» пал секретарь американской миссии. Так как
сёгунское правительство оказывалось бессильным справиться
с положением, то миссии Англии, Франции, Пруссии и
Голландии временно переселились из Иэдо в Иокогаму, где
они чувствовали себя в большей безопасности. Впрочем,,
американская миссия, не последовав примеру других, оста¬
лась в столице. В сентябре 1862 г. толпа самураев из
клана Сатсума, неподалеку от Иэдо, возмущенная тем,
что трое англичан, ехавших в коляске, но сошли на землю,
как полагалось по японскому ритуалу, при приближении их
владетельного князя, убила одного и тяжело ранила двух
других иностранцев.Английское правительство требовало удовлетворения за
этот инцидент от сёгуната, но последний был совершенно
беспомощен в отношении столь могущественного феодала,
как князь Сатсума. Тогда на сцену появились британские
корабли, которые обстреляли столицу княжества Сатсума
Кагосима. В начале 1863 г. самураи Цесю, движимые все
той же агитацией против иностранцев, выпустили несколько
ядер против американских, французских и голландских
судов, плававших в запрещенной зоне в районе Симонооеки.
Так как и в этом случае сёгува/т был бессилен дать
удовлетворение затронутым державам, то Лна сцене опять
появились военные корабли, — на этот раз уже не только
британские, но также американские, французские и гол¬
ландские, — которые артиллерийским огнем уничтожили
форты Симоносеки, а сверх того наложили на клад- Цесю-
контрибуцию, расчеты по которой окончательно были 'лик¬
видированы только в 1875 г. Наконец 25 июня 1865 г.,
по инициативе Англии, все подписавшие с Японией до-
говоры державы произвели внушительную морскую демон¬
страцию против Хиого (район Осака) с требованием не¬
медленной ратификации договоров императором. Это по¬
действовало, и, несмотря на всю свою ненависть к ино¬
странцам, Комеи вынужден был санкционировать то, что
сделал сёгунат.Это событие сыграло роль поворотного пункта. В£е
сторонники «изгнания варваров» теперь поняли и почув¬
ствовали, что «варвары» на этот раз пришли всерьез и
надолго, что они располагают весьма могущественными сред¬
ствами атаки и принуждения, и что токугавской Японии
совсем не под силу с ними бороться. Отсюда неизбежен
был ряд практических выводов, которые и были сделаны
в течение ближайших лет. Влияние шовинистически на¬
строенных «патриотов» стало быстро падать (хотя оно окон¬
чательно сошло на-нет лишь лет десять спустя), влияние
сторонников европеизации Японии стало быстро возрас¬
тать. В короткое время общественное мнение страны про¬
делало довольно крутую эволюцию от лозунга «Долой чуже¬
земных варваров!»- к лозунгу «Будем учиться у иностран¬
цев!» Этому в немалой степени способствовало одно слу¬
чайное обстоятельство. В сентябре 1866 г. умер сёгун
Иемоти, и его место занял уже знакомый вам Кейкки,
принявший имя Иоеинобу, а 3 февраля 1867 г. умер
император Комеи, являвшийся душой антиевропейеких влия¬
ний, уступив место своему наследнику 16-летнему мальчику
Мутсухито, принявшему имя императора Мейдзи. Факти¬
чески при этом власть в императорском дворце перешла
к нескольким выдающимся феодалам и самураям южных
кланов (Кидо, О куба, Ито, Иноуе, Сайго, Ямагаза, Иагаки
и др.), которые считали единственным спасением для Япо¬
нии быстрый переход ее на рельсы последовательной евро¬
пеизации. Эти персональные перемены сильно облегчили
указанный перелом в общественных настроениях широких
масс и подготовили почву для самой «революции Мейдзи».«Партия реформы» приступила к действию. В конце1867	г. даймио Тоса от имени всех феодалов группы «То¬
зама» обратился к Кейкки с требованием сложить с себя
звание сёгуна и, ликвидировав самый институт сёгуната,
■вернуть всю полноту власти ее «законному» носителю — им¬
ператору. Кейкки, понимавший, что пришел смертный час
сёгуната и рассчитывавший, что своевременная уступчи¬
вость может облегчить ему участие в том новом прави¬
тельстве, которое должно было притти на смену токугав¬
скому господству, 3 ноября 1867 г. в торжественном пос¬
лании ко всем феодальным князьям изъявил свое согла-
сио добровольно отречься от звания сёгуна. 12 ноября того
же года император утвердил решение Кейкки, и с 1 января
1868 г. было объявлено официальное наступление новой
эры — эры всемогущества императорской власти. Руково¬
дители государства в Иэдо и Киото расечитывали ташм пу¬
тем произвести мирную ликвидацию токугавского режима
и осуществить бескровный переход к новой системе управ¬
ления.Однако, как и следовало ожидать, они ошиблись в своих
расчетах. Ни один класс не сдает своих позиций добро¬
вольно, а ведь токугавский режим опирался на широкие
круги феодального дворянства. И, хотя, как увидим ниже,
«революция Мейдзи» не приводила к власти в полном
смысле нового класса, класса городской буржуазии, а толь¬
ко выбрасывала за борт наиболее реакционную группу
феодального дворянства, заменяя ее более прогрессивной,
связанной с буржуазией группой того же дворянства, —
тем не менее без крови* и открытой борьбы такая операция
не могла быть проведена. Это именно и случилось в дей¬
ствительности.Новое правительство, сформированное императором, со¬
стояло из премьера, вице-премьера и семи министров: Ре¬
зиденцией его было Киото. Однако самое главное состояло
в том, что в состав правительства вошли исключительно
лишь представители феодальных княжеств Са/гсума, Цесю
и Тоса, т. е. наиболее враждебных сёгунату элементов
«Тозама». Ни один Токугава не был привлечен к власти.
Наоборот, как личный состав, так. и все поведение нового
правительства предрекало открытую войну токугавскому
дому.Кейкки, таким образом, жестоко обманулся в своих рас¬
четах, и это вызвало у него глубокую обиду вместе с
чувством вражды к новому режиму. 7 января 1868 г. он
демонстративно удалился в Осака и стал кристаллизацион¬
ным пунктом всех тех элементов, которые по разным при¬
чинам имели основания быть недовольными новым курсом
политики. Все члены токугавского клана были глубоко
возмущены исключением Кейкки из правительства. За этим
актом они видели потерю своего господствующего поло¬
жения, к которому они привыкали на протяжении двух с
половиной веков. Последней каплей явилось произведенное
в начале января увольнение императорской охраны, состо¬
явшей из самураев клана Айзу, несших эту обязанность
из поколения в поколение и глубоко преданных токугав-
скому дому. Тогда сторонники сёгуната объявили вооружен¬
ный поход па Киото. Сатсума и Цесю выступили на защиту100
императора. В конце января близ Фусими разыгралась
трехдневная битва между войсками обеих сторон, закон¬
чившаяся решительным поражением сторонников Токугава.
Кейкки, стоявший во главе повстанцев, отказался, вопреки
стародавнему обычаю, покончить жизнь харакири и бе¬
жал в Осака.. Из Осака он вскоре перебрался в Иэдо и
здесь в конце концов сдался на милость победителей. Новое
правительство сохранило ему жизнь и предоставило возмож¬
ность, удалившись от государственных дел, уйти в частную
жизнь. Умер Кейкки уже много лет спустя после «революции
Мейдзи».Однако на этом борьба не кончилась. Правда, Кейкки
был побежден и примирился со своим поражением. Но
многочисленные сторонники токугавского клана, все эти
даймио, самураи, чиновники бывшего сёгуната, которые с
переменой режима теряли все, не хотели так просто сда¬
ваться. Их штаб-квартирой теперь являлось Иэдо, город,
где традиции сёгуната были всего сильнее, и где много¬
численные группы населения были теснее, чем в других
местах, связаны интересами с умирающим режимом. 4 ию¬
ля 1868 г. дело и здесь дошло до своего логического кон¬
ца. Сторонники Токугава восстали с оружием в руках и в
Уэно, тогдашнем предместья Иэдо, разыгралась битва между
ними и войсками клана Хизен 1. Битва и на этот раз
кончилась поражением Токугава. Владетельный князь Айзу
также пытался оказать вооруженное сопротивление Киото.
Вместе со своими самураями он храбро дрался против
императора, но, в конце концов, был разбит и в ноябре
' 1868 г. сдал свой замок победителям. Большинство даймио
средней Японии не принимало активного участия в войне
между Иэдо и Киото, предпочитая выжидать развития
событий. После неудач Токугава и Айзу они сделали свои
выбор и массами стали переходить на сторону императора.
Как последний эпизод вооруженной борьбы того периода
необходимо упомянуть еще выступление токугавского ад¬
мирала Еномото, получившего свою выучку в Голландии.
С семыо военным судами он удалился из Иэдо на остров
Хоккайдо, объявил свою независимость от Киото, провоз¬
гласил в Хакодатэ республику и продержался там около
года. В конце 1869 г. Еномото, подобно Кейкки, тоже
сдался на милость правительства, которое оставило ему
жизнь.В высшей степени характерно, что с самого начала* Клан Хизен, наряду с Салсума, Десю и Тоса, играл наиболее крупную
роль в подготовке и проведении «революции Мейдзи».101
острого конфликта между Киото и Иэдо подавляющая масса
крупной торговой буржуазии решительно стала за Киото.
Богатейшие негоцианты той эпохи охотно финансировали
переворот 1868 г., причем особенно крупную роль в этом
отношении играл уже известный нам дом Митсуи, ныне пред¬
ставляющий собой несомненно самую могущественную фирму
капиталистической Японии. Да иначе >и< не могло быть.
«Революция Мейдзи» являлась воротами буржуазного разви¬
тия страны.Итак «партия реформы» одержала победу. Это однако
еще отнюдь не означало, что «революция Мейдзи» уже
закончилась и переход от одного режима к другому уже
совершен. Ничего подобного! События 1868 г. впервые-открыли
лишь возможность для ликвидации токугавской Японии,—
самая ликвидация теперь только начиналась. Данный про¬
цесс, действительно, вступил в свои права, но это не был
процесс резкий, быстрый и крутой, как, например, во
Франции в эпоху Великой революции. Именно потому, что
в Японии переворот 1868 г. носил половинчатый характер,
именно потому, что на смену токугавской группе феодалов
пришла не непосредственно сама буржуазия, а лишь другая
более прогрессивная группа феодалов, переход от старой
Японии к новой здесь должен быть и, действительно,
был довольно медленным, постепенным, нерешительным.
Потребовалось целое десятилетие для того, чтобы переход
этот был вчерне совершен. Однако даже сейчас, 60 лет
спустя, в Японии имеется еще немало феодальных пережит¬
ков токугавской эпохи.Фактический ход событий в основном представляется в
следующем виде.3	февраля 1868 г. император официально довел до све¬
дения иностранных дипломатических представителей о том,
что отныне он взял на себя руководство всей внутренней
и внешней политикой страны. На 23 марта того же года
была назначена первая аудиенция у императора послан¬
никам чужеземных держав. Зто был столь крутой разрыв
с вековыми традициями прошлого, что вызвал сильнейшее
волнение во всех реакционных кругах, волнение, имевшее
несколько неожиданный результат. Французский и голланд¬
ский посланники были приняты императором без всяких
инцидентов. Но, когда английский посланник направлялся
ко дворцу микадо, два террориста из числа крайних «патрио¬
тов» сделали попытку его убить, не увенчавшуюся, правда,
успехом. Император публично выразил по этому поводу
свое негодование, чем еще резче подчеркнул окончательный
переход Киото на рельсы новой политики.102
17 апреля 1868 г. император произнес свою знаменитую
«Клятву», текст которой гласил следующее:«1. Должно быть создано совещательное собрание и все мероприятия
должны решаться общественным мнением.2.	Принципы социальной и политической экономики должны тщательно
изучаться как высшими, так и низшими классами народа.3.	Каждому члену общества должнь быть оказана поддержка в стре¬
млении его служить добрым делам.4.	Все старые, нелепые обычаи прежних времен должны быть отбро¬
шены, и справедливость и беспристрастие, наблюдающиеся в деяниях при¬
роды, должны быть приняты за основу всех действий.5.	Мудрость и способности должны изыскиваться во всех концах мира
в целях укрепления основ империи».Нельзя сказать, чтобы эта «Клятва», о которой с таким
энтузиазмом говорят всегда буржуазные японские политики
и историки, представляла собой ясный и продуманный до¬
кумент. В ней также нет решительно ничего радикального.
Форма и содержание клятвы как раз чрезвычайно ярко во¬
площают ту крайнюю робость и половинчатость, которыми
характеризуется вся «революция Мейдзи». Тем не менее
необходимо все-таки признать, что в сопоставлении с прин¬
ципами токугавского режима, названная клятва являет собой
известный шаг вперед. Особенное значение имел пункт 5,
который с полной определенностью подчеркивал решение
нового режима итти по пути европеизации Японии.В апреле 1869 г. император сделал попытку реализовать
первый пункт своей клятвы, касающийся созыва «Совеща¬
тельного собрания» для обсуждения государственных дел.
В состав этого «Собрания» были приглашены все феодальные
князья. Попытка императора кончилась жалким фиаско.
Княжеский «Парламент» оказался совершенно неработоспо¬
собным и в высшей степени реакционным. Достаточно ска¬
зать, что, когда на голосование князей был поставлен вопрос
об отмене харакири, то предложение это было отклонено
большинством 300 против 3, при 6 воздержавшихся! В ок¬
тябре 1870 г. заседания княжеского «Парламента» были
прерваны!, а в шше 1873 г. о:н уже официально был упразд¬
нен специальным императорским декретом.Одновременно новое правительство проводило целый ряд
мероприятий по ликвидации токугавского режима, касав¬
шихся самых разнообразных отраслей жизни. Так, в 1869 г.
столица государства была официально перенесена из Киото
в Иэдо, которое теперь было переименовано в' Токио (в бук¬
вальном переводе «Восточная столица»). Далее произведено
было решительное сокращение многочисленных синекур в
государственном аппарате страны.. Между Токио и Иокога¬
мой сначала была проведена первая телеграфная линия, а10Я
затем построена первая железная дорога. Расстояние между
обоими городами, правда, невелико — всего лишь 27 км, од¬
нако введение новых, заимствованных из Европы, средств-
сообщения, хотя бы и на столь ограниченном пространстве,
имело огромное принципиальное значение. В начале 70-х гг.
в Японии была введена европейская почтовая система, по¬
строен монетный двор и стали выходить первые газеты
современного типа. С 1 января 1873 г. в Японии был
принят грегорианский календарь, а также установлено пра¬
зднование воскресенья.Но самая главная реформа, относящаяся к данному пе¬
риоду, состояла конечно в отмене 'феодальных прав и при¬
вилегий даймио и самураев. Буржуазные историки — япон¬
ские и иностранные — очень любят изображать эту реформу
как акт высокого самопожертвования и патриотизма со сто¬
роны даймио и самураев, которые-де добровольно отказались
от своих вековых привилегий в интересах развития и преус¬
пеяния отечества. При этом в параллель нередко приво¬
дится ночь 4 августа 1789 г., когда французское феодаль¬
ное дворянство в эпоху Великой революции также якобы
под влиянием исключительно лишь «патриотического энту¬
зиазма» само отказалось от своих сеньоральных прав.Не говоря уже о том,* что «патриотический энтузиазм»
французского дворянства объяснялся мощным развитием аг¬
рарной революции, которая все равно захватывала их земли
и ликвидировала их феодальные права, следует заметить,,
тго буржуазные историки в данном случае делают совер¬
шенно незаслуженные комплименты по адресу японских
даймио. Как мы знаем, к моменту «революции Мейдзи»
почти все феодальные князья Японии находились в неоп¬
латном долгу у торговой буржуазии. У них в сущности
не было уже никаких собственных поместий, у них были
только гигантские долги, сделанные под гарантию этих по¬
местий. Выйти нормально, буржуазным путем, из этого
финансового тупика для даймио было невозможно.Поэтому нисколько не удивительно, что, когда прави¬
тельство предложило им отказаться от своих феодальных
прав в обмен на пенсию, составляющую 10 о/о их прежнего
годового дохода, подавляющее большинство князей нашло
эту сделку выгодной. Равным образом, когда правительство
решило упразднить самурайство, установив для его членов
ежегодную государственную пенсию, последнее тоже призна¬
ло, что пенсия лучше, чем те безнадежные долги, в которых
к описываемому периоду беспомощно барахталось японское
рыцарство. К тому же правительство открывало для даймио-
и самураев широкую дорогу во вновь создаваемый государ¬104
ственный аппарат, в строившиеся уже па европейскому
образцу армию и флот. В таких условиях феодальному
дворянству Японии нетрудно было обнаружить «глубокий
патриотизм», обеспечивший сравнительно безболезненно© уни¬
чтожение социально-экономических основ токугавского ре¬
жима.В июле 1868 г. императорское правительство формально
отменило феодальное право даймио ка/к по отношению к.
землям, так и по отношению к проживавшему на них на¬
селению. Однако границы княжеств остались неизменными
и сами даймио остались на местах в качестве «наследствен¬
ных губернаторов» своих бывших владений. Такое положение
вызвало большое беспокойство и протесты в кругах буржуа¬
зии, крестьянства и даже некоторой части юго-западных
кланов, боявшихся попыток реставрации со стороны току-
гавских элементов. В результате нажима «партии реформы»
правительство в августе 1871' г. произвело новый раздел
страны на губернии, границы которых не совпадали с
границами прежних княжеств, и повсюду наеначило новых
сменяемых губернаторов. «Наследственные губернаторы» были
устранены и получили свои пенсии,' о которых речь шла.
выше. Одновременно институт самурайства был упразднен
с выплатой его представителям небольшой ежегодной ком¬
пенсации и введена всеобщая воинская повинность, как.
основа вооруженной силы страны. Далее, в том же 1871 г.
произошла отмена сословий, причем, по крайней мере., юри¬
дически, «эта» — нечистые—были уравнены в правах со
всем остальным населением1 и было издано запрещение-
ношения мечей. В последующие годы были объявлены сво¬
бода частной собственности на землю и отмена всех ограни¬
чений по торговле землей, допустимость земельных разде¬
лов и право каждого земледельца возделывать злаки, по
своему усмотрению. Вместе с тем была ликвидировала от¬
ветственность главы дома за с-вою семью и за каждым
японцем признано право свободы выбора занятия и заклю-
• чепия договоров. Когда к середине 70-х гг. законодатель¬
ная работа в основном была закончена, системе токугаь-
ского феодализма был* нанесен смертельный удар.Однако даже и теперь дело не обошлось совсем гладко.
«Революция Мейдзи» лишила привычного заработка и опре¬
деленного положения 400 тыс. самураев. Пенсии, которые
они стали получать от государства, были невеликн. Далеко
не все самураи оказывались пригодными для работы вi Фактически «эта» остаются не вполне равноправными вплоть до-
настоящего дня.10*
военно-административном аппарате нового режима, да и
не все могли быть там использованы. Вековые традиции
мешали многим самураям обратиться к производительному
ТРУДУ- В результате среди бывших самураев, превратив¬
шихся теперь в «ронинов», росло недовольство, воспиты¬
валась резкая оппозиция против нового правительства.- Не
все, конечно, представляли собою горючий .материал, ибо
значительная часть самураев сумела так или иначе «устро¬
иться» в условиях пореформенной Японии, но все-таки
имелись значительные группы, готовые на всякую аван¬
тюру. Государство, находившееся в чрезвычайно тяжелом
финансовом положении, с трудом переносило бремя саму¬
райских пенсий, — поэтому., в 1878 г. был издан декрет,
согласно которому самураи могли капитализировать свою
пенсию в шестикратном размере. Так как лишь сравнительно
немногие воспользовались этим предложением правительства,
то в 1876 г., одновременно с введением воинской повин¬
ности, эта добровольная капитализация пенсий была превра¬
щена в принудительную.Этот шаг правительства сыграл роль искры, брошен¬
ной в пороховую бочку. В феврале 1877 г. на южном острове
Кюсю вспыхнуло восстание самураев. Ирония судьбы хотела,
чтобы восстание было организовано самураями княжества
Сатсума, того самого княжества Сатсума, которое играло
столь руководящую роль в деле низвержения сёгуната.
Ирония судьбы далее хотела, чтобы вождем сатсумских
повстанцев оказался знаменитый Сайго Такамори, один из
крупнейших вождей переворота 1868 г., занимавший в
дальнейшем в течение нескольких лет пост военного мини¬
стра в новом правительстве. Сатсумское восстание оказалось
очень серьезным испытанием. На стороне Сайго дрались
свыше 40 тыс. испытанных, прекрасно обученных воинов,
руководимых к тому же блестящим и талантливым вождем.
Правительство имело к своим услугам лишь только что
созданную армию всеобщей воинской повинности, армию,
плохо обученную и вооруженную, в основном состоявшую §
из крестьянских сыновей, впервые призывавшихся под зна- ‘
мена. Положение создавалось очень опасное. Борьба отли¬
чалась кровопролитностью и затянулась на целых семь
месяцев. Только к концу 1877 г. сатсумское восстание
было, наконец, подавлено, причем Сайго Такамори покончил
жизнь самоубийством. Самурайский бунт 1877 г. можно
рассматривать, как последние предсмертные судороги току¬
гавского режима, и вместе с тем как последнее вооруженное
столкновение «революции Мейдзи». Дорога буржуазно-капи¬
талистическому режиму отныне была окончательно открыта.106
Правда, даже и теперь, по известной французской по¬
говорке, мертвый на каждом шагу продолжал хватать жи¬
вого. Неравноправные договоры 50-х. гг. были отменены
только на рубеже XX в. С этого времени Япония высту¬
пает как вполне суверенная империалистическая держава.
В течение двух десятилетий после переворота 1868 г.
страной правило самодержавное правительство, руководимое
группой высших представителей кланов, совершивших «рево¬
люцию Мейдзи» и известных под именем так называемого
«Генро» 1. Парламент появился в Японии только в 1890 г.
(притом ограниченный в правах и ограниченный в избира¬
тельном праве), а настоящего парламентаризма, свойствен¬
ного развитым буржуазным государствам, в Японии нет и
по настоящий день. Судьбы страны до сих пор находятся
в руках потомков бывших феодалов, перемешавшихся и пере¬
роднившихся с верхушкой финансово-промышленного капи¬
тала. Несмотря на уничтожение токугавского режима, еще и
до недавнего времени весь командный состав армии вербо¬
вался исключительно лишь из членов клана Цесю, а весь
командный состав флота исключительно лишь из членов
клана Сатсума, представляя в наши дни яркий образчик
пережитков феодализма. В аграрных отношениях, в семейном
укладе, в нравах, обычаях, психологии современной Японии
сохранилось еще много, очень много пережитков токугавской
эпохи, что вполне естественно, так как ликвидация феодализ¬
ма в стране совершилась не революционным франко-амери¬
канским, а реакционным, прусско-российским путем. Но все-
таки не подлежит ни малейшему сомнению, что переворот
в 1868 г., включая сюда и события ближайших после него
лет, может и должен считаться крупнейшей поворотной
вехой в исторической эволюции страны. «Революция Мейдзи»
открыла ворота буржуазно-капиталистического развития Япо¬
нии, которое позднее, уже в XX столетии, привело к столь
пышному расцвету японского империализма. Впрочем судь¬
бы пореформенной Японии выходят уже за рамки настоящей
работы, а потому мы предпочитаем поставить на этом
месте точку.1 «Генро» в буквальном переводе «старейшины государства» — это
вожди феодальных кланов Сатсума, Цесю, Тоса и Хидзен, сыгравших ре¬
шающую роль в перевороте 1868 г. Они образовали непредусмотренную
никакой конституцией, но чрезвычайно могущественную олигархию, кото¬
рая в течение полувека (1868 — 1924) оказывала решающее влияние на
судьбы Японии. Руководящими лицами в «ген[,о» были князь Ито, маршал
Ямагата, Курода и Матцуката. Так как «генро» новыми лицами не попол¬
нялось, то постепенно члены его вымерли. В настоящее время в живых
остается только один из самых младших членов «генро», принц Сайондзн,
которому около 90 лет.107
и) ВыводыПопробуем подвести некоторые итоги.Для этого нам необходимо ответить на два основных
вопроса:1.	Какой тип государства представляла собой токугав-
ская 'Япония?2.	Что представляла собой «революция Мейдзи»? Была,
ли она действительно революцией? Привела ли она к власти
новый социальный класс?Начнем с первого вопроса.Что представляла собой токугавская Япония? Из пре¬
дыдущего изложения с несомненностью явствует, что Япо¬
нию описанного периода можно рассматривать, как государ¬
ство поздней фазы феодализма, с наличием самодержавной
централизованной власти, с значительным развитием товарно-
денежных отношений и с зарождением первичных форм
капиталистических производственных отношений в виде до¬
машней промышленности и мануфактуры. Это именно тот
тип государства, который например Франция знала перед
1789 г., а Россия — перед 1861 г. Однако токугавский режим
является японской разновидностью данного типа, отличаю¬
щейся целым рядом характерных особенностей от соответ¬
ственных европейских образцов.Самой важной из этих особенностей было более чем
200-летнее затворничество Японии, ставшее возможным
главным образом благодаря островному характеру страны,
а также ее географической удаленности от тогдашних
экономических центров. Факт затворничества имел своим
последствием почти полное отсутствие внешней торговли
и развитие всех экономических процессов эпохи на базе
одного лишь внутреннего товарооборота, который в силу
относительной бедности Японии естественными богатствами
(а также малого разнообразия их) не мог принять особенно
широких размеров. В итоге хозяйственные процессы токугав¬
ской эпохи протекали гораздо медленнее, слабее и худосоч¬
нее, чем они протекали бы, если бы Япония поддерживала
связь с внешним миром. Мы легко поймем все значение
данного обстоятельства, если вспомним, какую огромную роль
как раз внешняя торговля сыграла в развитии капитализма
в Испании, Голландии, Италии, Англии и других европей¬
ских странах.Пониженность темпов экономического развития, в свою
очередь, имела последствием, с одной стороны, сравнитель¬
ную слабость торговой (а отчасти и промышленной) бур-108
зкуазии, а, с другой стороны, сравнительную крепость пере¬
житков феодального дворянства.В самом деле, торговал буржуазия токугавской эпохи,
несмотря на громадный рост своего экономического и финан¬
сового могущества, нигде не сумела добиться признания
своих политических прав, да никогда и не выставляла с
полной отчетливостью такого требования. «Сёгунские города»
XVII—XVIII вв. были лишь бледной копией «вольных
городов» европейского континента. «Сёгунские города» ни¬
когда не вели действительно серьезной борьбы с центральной
властью за свою автономию. «Сёгунские города» никогда
пе имели ни собственных армий, ни торгово-патрицианского
управления, совершенно независимого от токугавской дик¬
татуры. Хозяевами «сёгунских городов» всегда были назна¬
чаемые правительством чиновники, которые лишь допускали
представителей буржуазии к некоторому участию «во власти»
на вторых и третьих ролях. Весьма характерно также, что
токугавская Япония знала лишь сравнительно слабые за¬
чатки промышленной мануфактуры и что в ней не было ни
союзов подмастерьев, ни сколько-нибудь серьезных зароды¬
шей борьбы между подмастерьями и мастерами. Все это —
несомненно симптомы относительной слабости японской бур¬
жуазии рассматриваемой эпохи.Наоборот, феодальные отношения господствовали при то-
кугавском режиме. Несмотря на жестокую централизацию,
проводившуюся сёгунатом, несмотря на драконовские меры,
применявшиеся в целях обеспечения покорности 'даймио,
Токугава осуществляли эту власть в интересах класса
феодалов в целом. Владетельные князья во внутренних
делах своих вотчин фактически были совершенно само¬
стоятельны. Они не только вольны были творить суд и
расправу над своими подданными по своему усмотрению,
но также не знали никаких ограничений в регулировании
налогового обложения. Некоторые князья чеканили собствен¬
ную монету. Все князья без исключения имели свою воору¬
женную силу в лице самурайских дружин, которую они
сохранили вплоть до переворота 1868 г.Равным образом центральная власть не только вынуждена
была терпеть столь далеко идущую «самостийность» фео¬
далов, но даже мириться с тем фактом, что на протяжении
21/2 веков целый ряд крупнейших даймио из группы «Тозама»
сохранял явно враждебную по отношению к ней позицию.
Сёгунат так до конца и не сумел ни ассимилировать,
ни уничтожить этих своих опаснейших противников. Сё¬
гунат также не решался на низложение императора и на
ликвидацию векового двоевластия в государстве.т
■Таким образом наш ответ на первый вопрос в основном
будет сводиться к следующему: токугавская Япония пред¬
ставляла собой государство поздней фазы феодализма, од¬
нако— в силу бедности естественными ресурсами и в осо¬
бенности двухвековой изоляции от внешнего мира — госу¬
дарство поздней фазы феодализма отсталого типа, с от¬
носительно слабым развитием буржуазии и относительно
крепким феодальным дворянством.Перейдем теперь ко второму вопросу.Что такое «революция Мейдзи»?В свете только что приведенных соображений стано¬
вится совершенно очевидным, что «революция Мейдзи»„ от¬
нюдь не представляя собой какого-то внезапного удара
грома из ясного неба, на самом деле является вполне закон¬
ным и естественным продуктом предшествующего развития.
«Революция Мейдзи» —это та историческая грань, которая
знаменует собой падение феодализма и наступление капи¬
тализма. Конечно, данная грань, как и все вообще исто¬
рические грани, условна, ибо зачатки капитализма имелись
еще до 1866 г., а пережитки феодализма сохранились
и после 1868 г. (вплоть до настоящего дня). Однако в изве¬
стном ограниченном смысле «революцию Мейдзи» для Японии
можно считать гранью, отделяющей эпоху феодализма от
эпохи капитализма, подобно тому, как можно считать такой
же гранью для России 1861 г. Однако в силу вышеуказанных
причин Япония подошла к этой грани экономически, поли¬
тически и культурно гораздо менее развитой и подготовлен¬
ной, чем даже дореформенная Россия. Данное обстоятельство
вполне естественно определило собой и характер перево¬
рота 1868 г.Расстановка классовых сил в эпоху «революции Мейдзи»
в основном сводилась к следующему. На одной стороне
стоял токугавский феодализм, т. е. главная масса владетель¬
ных князей, феодализм, сгнивший и изъеденный червото¬
чиной во всех направлениях, лишившийся своей экономи¬
ческой и социальной базы, потерявший свой политический
и моральный авторитет. На другой стороне стояли огромные
массы крестьянства, ремесленников и ^рабочих, широкие слои
торговой (отчасти промышленной) буржуазии, а также бо¬
лее прогрессивное меньшинство феодального дворянства, со¬
знававшее гибельность старой и неизбежность новой, капита¬
листической системы, причем именно это прогрессивное дво¬
рянство играло руководящую роль в стане врагов феода¬
лизма.Последствия такой расстановки классовых сил понятны.
При наличии ее переворот д868 г. не мог развиться и дей-110
ствительно не развился в подлинную буржуазную революцию.
Мощной исторической грозы не разразилось. Этому, помимо
указанных выше причин, пометала в особенности слабость
и недостаточная организованность крестьянского движения
описываемой эпохи. В результате весь процесс перехода от
феодализма к капитализму принял неуверенно-половинча¬
тый характер. Сёгунат пал, но кто ему пришел на смену?
Не буржуазия, не новый класс в своем собственном, незама¬
скированном виде! На смену сёгунату пришли вожди более
прогрессивных — экономически и политически — южных и
юго-западных кланов. Они заняли место вождей более отста¬
лых— экономически и политически — северных и северо-
восточных кланов.Произошла таким образом передвижка в рядах одного
и того же класса — феодального дворянства. Правда, вожди
южных кланов были тесно связаны с буржуазией. Прада, их
до известной степени можно рассматривать, как проводников
буржуазного влияния в стране. Тем не менее факт оста*ется
фактом: после переворота 1868 г. у власти оказались не
крупные негоцианты из Осака и Иэдо, а потомки древних
феодальных родов, которые лишь в процессе дальнейших
десятилетий стали по-настоящему переплетаться и переме¬
шиваться с руководящими кругами буржуазии. Однако
вплоть до настоящего дня этот процесс смешения еще не
дошел до своего полного завершения. И точно так же вплоть
до настоящего дня Япония представляет собой причудливо¬
пеструю амальгаму настоящего и прошлого, рафинирован¬
ного американизма с токугавской примитивностью.Это значит, что «революция Мейдзи» не была подлинной
буржуазной революцией. «Революция Мейдзи» по существу
была реформой — очень крупной, подлинно исторической,
но все-таки лишь реформой. Это значит также, что, поль¬
зуясь известным сравнением В. И. Ленина, переход Японии
от феодализма к капитализму совершился не американским,
а прусским путем. «Революция Мейдзи» уничтожила сёгунат,
но не создала чисто буржуазного государства. Она открыла
ворота развитию промышленного и финансового капитала,
но не распахнула этих ворот широко, а приоткрыла их
только наполовину.Впрочем, несмотря на всю свою незавершенность и по¬
ловинчатость, «революция Мейдзи» все-таки сумела создать
условия, обеспечившие на протяжении последующих шести
десятилетий стремительно-быстрый подъем японского капи¬
тализма, происходящий однако на фоне огромного количе¬
ства феодальных пережитков, продолжающих играть круп¬
ную роль и в современной Японии.11!
В. С. Свэтлов
Происхождение капиталистической ЯпонииРедактор Е. Жуков. Технический редактор Л. КопгутинаСдано в набор 25/1 1934 г. Подписано' к печати 17/И 1934 г.
Формат бум. 82Х1Ю;з2> п- л- 7> бУм- л- 31/2» зн. в бум. л. 40 000.Тираж 15000. Заказ 461. Уполномоченный Главлита Б-35084-1-я Образцовая тииография Огиза РСФСР треста „Полиграфкнига" Москва, Валовая, 28.