Г. В. ПЛАТОНОВ
МИРОВОЗЗРЕНИЕ
К.А. ТИМИРЯЗЕВА

К. А. ТИМИРЯЗЕВ

академия НАУК СССР

институт ФИЛОСОФИИ
Г. В. ПЛАТОНОВ
МИРОВОЗЗРЕНИЕ

К. А. ТИМИРЯЗЕВА
ИЗДАТЕЛЬСТВО

АКАДЕМИИ НАУК СССР
МОСКВА - I052

Постановлением Совета Министров

Союза ССР

кандидату философских наук

Г. В. Платонову

за научный труд

€Мировоззрение К. А. Тимирязева»,

опубликованный в 1951 г.

присуждена Сталинская премия

третьей степени.
ОТВЕТСТВЕННЫЙ РЕДАКТОР

В. М. Каганов

ПРЕДИСЛОВИЕ
Оеликий русский народ, идущий ныне в авангарде всего

Ό прогрессивного человечества в борьбе за мир, демокра¬

тию и социализм» на всем протяжении истории выдвигал из

своей среды величайших мыслителей, ученых, писателей,

художников и других деятелей науки и культуры. Почетное

место среди них принадлежит гениальному русскому ученому,

мыслителю и революционеру — Клименіу Аркадьевичу

Тимирязеву.
К. А. Тимирязев был первым исследователем, поставившим

на вполне научную почву физиологию растений. Он тща¬

тельно изучил явление фотосинтеза и дал направление даль¬

нейшему развитию науки в области этого важнейшего про¬

цесса в жизни растений — процесса образования органических

соединений из минеральных веществ под действием солнечных

лучей. Он внес много нового в изучение и других сторон

жизни растений — их роста и развития, водного режима и

минерального питания.
Всю свою деятельность в области физиологии растений

Тимирязев строил на основе материалистической теории раз¬

вития органического мира. Вместе с И. М. Сеченовым,

И. И. Мечниковым, А. О. и В. О. Ковалевскими Тимирязев

продолжил лучшие, материалистические традиции прогрес¬

сивно мыслящих биологов-эволюционистов XVIII—XIX вв.

Опираясь на труды классиков русской философии и естество¬

знания, а также на свои собственные научные исследования,

он обогатил и развил дарвинизм, сыграв большую роль

в подготовке научно-теоретических предпосылок для возник¬

новения и победы мичуринской биологической науки.
К. А. Тимирязев поставил вопрос о целесообразном, созна¬

тельном управлении природой организмов путем воздействия

на них условиями внешней среды. Это дало основание акаде¬

мику Т. Д. Лысенко сказать о Тимирязеве: «Лучший теоретик
1*
3

и учитель подлинного дарвинизма, К. А. Тимирязев указал

нам, советским ученый, верные пути для управления приро¬

дой организмов» К
Тимирязев вел непримиримую борьбу против всех

идеалистических извращений в биологической науке, в осо¬

бенности против витализма и вейсманизма-менделизма. Он

признавал возможность наследования признаков и свойств,

приобретаемых организмами в течение их индивидуальной

жизни. Это особенно ярко характеризует его как биолога-

материалиста.
Тимирязев — не только биолог, последовательно про¬

водящий принципы материализма в узко специальной области

знания, но и мыслитель, поднимающийся до широких

философских обобщений и выдвигающий в своих трудах

важнейшие методологические вопросы всего естествознания.

Он — замечательный философ-материалист, разрабатываю¬

щий и последовательно проводящий в биологии исторический

метод, который содержит в себе важнейшие элементы мате¬

риалистической диалектики. Тимирязев приближается к пони¬

манию истории философии и науки как истории борьбы мате¬

риализма с идеализмом. Он выступает с резкой критикой

идеализма, показывая, что только ученые-материалисты

являются подлинными творцами науки. Тимирязев горячо от¬

стаивает материалистический тезис о познаваемости мира,

подчеркивая огромное значение практики в процессе позна¬

ния, в истории развития науки.
Передовые материалистические взгляды Тимирязева

в области философии и естествознания, неразрывно связанные

с его прогрессивными общественно-политическими убежде¬

ниями, были обусловлены прежде всего русским револю¬

ционно-освободительным движением. Начав свою научную и

общественную деятельность как последователь русских рево¬

люционных демократов — Герцена, Белинского, Чернышев¬

ского, Писарева, Тимирязев с начала XX в., под влиянием все

возрастающей, революционной борьбы русского рабочего

класса, руководимого большевистской партией, и ознакомле¬

ния с трудами классиков марксизма-ленинизма, начинает все

больше и больше обращать свои взоры к пролетариату.

В последние годы жизни Тимирязев окончательно становится

под непобедимое знамя научного коммунизма, под знамя

Маркса—Энгельса—Ленина—Сталина.
Тимирязев активно выступает как непримиримый против¬

ник помещичье-буржуазного строя в России и горячий защит¬

ник свободы и независимости русского народа. Патриот своей
IT. Д. Лысенко. Лучший теоретик дарвинизма. Журн. «Пар¬

тийное строительство», 1940, № 9, стр. 23.
4

Родины, он последовательно отстаивает приоритет русской

науки в ряде важнейших научных открытий.
Всю свою жизнь Тимирязев был пламенным борцом за

науку, служащую народу, способствующую подъему мате¬

риального и духовного уровня трудящихся. Тимирязев создал

до сих пор непревзойденные по своему мастерству, глубине,

ясности и простоте изложения популярные работы о жизни

растений, о развитии органического мира на Земле. Борясь

за распространение научных знаний в народе, Тимирязев вы¬

двинул свой знаменитый призыв: «наука и демократия», осу¬

ществление которого он увидел в победе Великой Октябрь¬

ской социалистической революции.
Питая на протяжении всей своей жизни неистребимую не¬

нависть к несправедливым, захватническим войнам импе¬

риалистов, Тимирязев после победы Великой Октябрьской

социалистической революции выступает с горячей поддержкой

большевистской партии, поднявшей рабочих и крестьян на

справедливую отечественную войну против иностранных за¬

хватчиков и буржуазно-помещичьей белогвардейщины. Тими¬

рязев призывает трудящихся к защите социалистического

отечества. Он пишет гневные обличительные статьи против

Черчилля и других поджигателей войны, пытавшихся задушить

молодую советскую республику. Вместе с тем он выступает и

против внутренних врагов — против саботажников, пытав¬

шихся затормозить проведение революционных преобразова¬

ний в стране.
Великий вождь социалистической революции В. И. Ленин

в своем письме К. А. Тимирязеву от души благодарит его за

выступления «против буржуазии и за Советскую власть». От¬

давая последний долг ученому — беспартийному большевику,

председатель ВЦИК М. И. Калинин на могиле Тимирязева

30 апреля 1920 г. подчеркивает как особую заслугу Тимиря¬

зева то, что, перейдя на сторону рабочего класса в самый тя¬

желый момент борьбы за освобождение трудящихся, он

«бросал смертельные стрелы в самого злейшего врага рабо¬

чих — в английский либерализм».
Переход Тимирязева на сторону пролетариата, его борьба

против внешней и внутренней контрреволюции, активное уча¬

стие в подъеме культурной работы в нашей стране оказали

большевистской партии и советскому правительству неоцени¬

мую помощь в деле перевоспитания старой буржуазной ин¬

теллигенции и привлечения ее на сторону советской власти.
Изучение научного наследства Тимирязева, того нового,

что он внес в развитие философии и науки, той борьбы про¬

тив различных реакционно-идеалистических направлений, ко¬

торую он последовательно вел всю свою жизнь, имеет

огромное значение. На примере научного творчества Тимиря¬

зева особенно убедительно вскрывается теснейшая связь и

взаимозависимость между философией и естествознанием,

характерные для истории передовой научной и философской

мысли в нашей стране.
Большое значение имеют воззрения Тимирязева в общих

вопросах биологической науки. Его труды в этой области сы¬

грали важную роль в подготовке мичуринской биологии и до сих

пор не утратили своей научной ценности. Вместе с трудами

И. В. Мичурина и Т. Д. Лысенко они являются прекрасным

руководством для изучения важнейших проблем биоло¬

гической науки, помогают исследователям глубже познать за¬

кономерности развития живой природы. То же самое следует

сказать и о работах Тимирязева в области физиологии расте¬

ний, в особенности по вопросам воздушного и корневого пи¬

тания, а также водного режима растений. В советской агро¬

биологической науке находит свое разрешение целый ряд

вопросов, в свое время поставленных Тимирязевым. Великий

Сталинский план преобразования природы включает многие

мероприятия, о которых мечтал Тимирязев.
Некоторые положения Тимирязева в области биологии,

которые соответствовали общему уровню развития современ¬

ной ему науки, в настоящее время устарели. Одни из них уже

пересмотрены в свете мичуринской биологии, другие, несо¬

мненно, будут подвергаться дальнейшим изменениям в соот¬

ветствии с прогрессом наших знаний о закономерностях раз¬

вития органического мира. Однако Тимирязев был, есть и на¬

всегда останется великим корифеем русской науки и филосо¬

фии, внесшим неоценимый вклад в их прогрессивное развитие.
Советский народ свято чтит память о Тимирязеве как

о выдающемся мыслителе, ученом и замечательном человеке,

который в переломный момент всемирной истории не цеплялся

за обломки старого мира, а смело и решительно стал в ряды

строителей нового, социалистического общества.
Прогрессивный характер общественно-политических взгля¬

дов Тимирязева и огромная роль его в развитии материали¬

стической философии и естествознания обусловливают все

возрастающий интерес к нему со стороны многочисленных

исследователей в области истории отечественной науки. В на¬

стоящее время о Тимирязеве опубликовано несколько сот

книг и статей. Его имя в той или иной связи упоминается

в тысячах других печатных работ.
Исключительный интерес среди них представляют произ¬

ведения академика Т. Д. Лысенко и его последователей. Их

работы, характеризующие взгляды Тимирязева как выдаю¬

щегося биолога, со всей очевидностью устанавливают прямую
6

связь и преемственность между его трудами и трудами дру¬

гих выдающихся советских биологов — И. В. Мичурина,
В.	Р. Вильямса, Т. Д. Лысенко. Подчеркивая эту связь,

Т. Д. Лысенко в своей работе «И. В. Сталин и мичуринская

агробиология» пишет: «Своими трудами, советами и указа¬

ниями товарищ Сталин учил и учит нас, работников сельско¬

хозяйственной науки и практики, все глубже и глубже по¬

нимать и все больше и больше ценить и развивать идеи

наших прогрессивных биологов — Тимирязева, Мичурина,

Вильямса»
В литературе о Тимирязеве освещается также ряд других

сторон его жизни и деятельности — его общественно-политиче¬

ские взгляды, его борьба за популяризацию науки. Однако

ни в одной из опубликованных работ о Тимирязеве до сих

пор нет цельного и систематического освещения всех сторон

его мировоззрения. Особенно мало внимания было уделено

изучению философских взглядов Тимирязева. В этом отноше¬

нии по существу сделаны лишь первые шаги. Еще меньше

изучена роль Тимирязева как историка науки. Почти совер¬

шенно не нашли отражения в опубликованных до настоящего

времени работах о Тимирязеве его горячий патриотизм,

борьба за приоритет русской науки, против раболепия и

низкопоклонства перед западной наукой.
Хотя общественно-политические взгляды Тимирязева и

рассматриваются в целом ряде работ, все же ни в одной из

них не показана решающая роль большевистской партии

в развитии его мировоззрения от революционного демокра¬

тизма к научному коммунизму. В некоторых работах совер¬

шенно неправильно освещаются идейные источники мировоз¬

зрения Тимирязева — утверждается определяющая роль

Конта, Спенсера, Гельмгольца, Мейера и других буржуазных

философов и ученых Запада в формировании его мировоз¬

зрения; при этом недооценивается или вовсе игнорируется

роль классиков русской философии и естествознания и

основоположников марксизма-ленинизма. В других работах,

наоборот, необоснованно утверждается, будто Тимирязев

в последние годы жизни под влиянием идей марксизма-

ленинизма вполне овладел диалектическим и историческим

материализмом.
Настоящая работа представляет собой попытку, руковод¬

ствуясь идеями классиков марксизма-ленинизма и историче¬

скими решениями партии по идеологическим вопросам, охарак¬

теризовать основные черты мировоззрения К. А. Тимирязева,
1 Иосифу Виссарионовичу Сталину Академия Наук СССР, 1919,

сгр. 436.
7

восполнить имеющиеся пробелы и устранить недочеты

в освещении его общественно-политических, философских и

естественно-научных взглядов. При написании книги были

использованы не только все опубликованные труды Тимиря¬

зева и важнейшие произведения о нем, написанные ранее

другими авторами, но и ряд неопубликованных рукописей

ученого, черновые наброски его лекций, пометки на прочитан¬

ных книгах и другие материалы, хранящиеся в мемориальном

музее его имени.
Неоценимую помощь в подготовке книги к печати оказали

автору указания, сделанные при ее обсуждении на объединен¬

ном заседании секторов философии естествознания и истории

русской философии Института философии Академии Наук

СССР, а также на кафедре основ марксизма-ленинизма

ордена Ленина Сельскохозяйственной академии имени

К. А. Тимирязева. Автор пользуется случаем, чтобы выразить

свою глубокую благодарность участникам этих заседаний,

а также президенту Всесоюзной академии сельскохозяйствен¬

ных наук имени В. И. Ленина академику Т. Д. Лысенко, ди¬

ректору Института физиологии растений АН СССР им. К. А.

Тимирязева академику [Н. А. Максимову |, старшему научному

сотруднику Института философии, члену-корр. АН СССР

А. А. Максимову и другим товарищам, прочитавшим эту ра¬

боту в рукописи и сделавшим ряд указаний, которые были

учтены при подготовке книги к печати. Автор выражает свою

искреннюю признательность директору Музея К. А. Тимиря¬

зева Е. В. Полосатовой и научным сотрудникам Музея —

М. Ф. Закарян и Т. Г. Пашковской, любезно предоставившим

ему материалы Музея и оказавшим необходимую помощь

в расшифровке неопубликованных ранее рукописей Тимиря¬

зева, которые существенно дополняют материалы, характери¬

зующие его мировоззрение.
После выхода в свет первого издания настоящей книги на

нее появились рецензии в ряде периодических изданий:

И. Е. Глущенко («Правда», 23 августа 1951 г.), Н. И. Фей-

гинсона («Советская книга», 1951, № 11), О. А. Геодакян

(«Изв. АН Армянской ССР», биологические и с.-х. науки,

т. 5, 1952, № 2), А. А. Ничипоровича («Новый мир», 1952,

№ 5), Я. Савенко («Наука і життя», 1952, № 5), Елагина

(«Социалистическое земледелие», 26 апреля 1952 г.), Бар-

скова («Северная правда», 14 мая 1952 г.). В этих рецен¬

зиях, так же как и в выступлениях ряда товарищей при обсу¬

ждении книги в ордена Ленина Сельскохозяйственной акаде¬

мии им. К. А. Тимирязева, наряду с общей положительной

оценкой книги, был высказан ряд справедливых упреков за

неполноту освещения различных сторон деятельности Тими«
8

рязева, а также за неточность некоторых формулировок и до¬

пущенные в первом издании фактические погрешности. Под¬

готовляя к печати второе издание книги, автор стремился

учесть все критические замечания, сделанные по его адресу.
В настоящем издании, по совету проф. И. Е. Глущенко,

значительно более полно использован неопубликованный ра¬

нее обширный материал, почерпнутый как в Музее К. А. Ти¬

мирязева, так и в ряде архивов Москвы и Ленинграда. При

зтом были обнаружены чрезвычайно интересные документы,,

свидетельствующие о том, что начиная с 1894 г. Тимирязев

находился под постоянным наблюдением царской охранки,

что уже с этого времени он был тесно связан с подпольными

студенческими организациями. Считая справедливыми заме¬

чания других рецензентов о недостаточном освещении деятель¬

ности Тимирязева как педагога и популяризатора науки, автор

посвятил этой теме специальную главу, в которой, кроме опу¬

бликованных трудов самого Тимирязева и воспоминаний его

учеников, были использованы некоторые материалы из Музея

К. А. Тимирязева и из годичных отчетов Петровской земле¬

дельческой и лесной академии. Ранее имевшийся параграф

о роли Тимирязева в развитии физиологии растений и агро¬

номии был значительно расширен и включен в книгу в каче¬

стве особой главы.
Принося искреннюю благодарность всем товарищам, про¬

читавшим книгу и сделавшим свои критические замечания по

ней, автор обращается с просьбой к читателям высказать

свои пожелания и замечания также и по второму изданию*

книги.
Автор
Московская область, Чоботы,
16 августа 1952 г.

Г лава 1
СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ

И ИДЕЙНЫЕ ИСТОКИ МИРОВОЗЗРЕНИЯ

К. А. ТИМИРЯЗЕВА
Начало формирования мировоззрения Тимирязева отно¬

сится к одному из интереснейших периодов в истории

нашей Родины — к 60-м годам XIX в. Характеризуя этот

период, В. И. Ленин писал: «Оживление демократического

движения в Европе, польское брожение, недовольство в Фин¬

ляндии, требование политических реформ всей печатью и всем

дворянством, распространение по всей России „Колокола«,

могучая проповедь Чернышевского, умевшего и подцензур¬

ными статьями воспитывать настоящих революционеров, по¬

явление прокламаций, возбуждение крестьян, которых „очень

часто“ приходилось с помощью военной силы и с пролитием

крови заставлять принять „Положение", обдирающее их, как

липку, коллективные отказы дворян — мировых посредников

применять такое „Положение“, студенческие беспорядки —

при таких условиях самый осторожный и трезвый политик

должен был бы признать революционный взрыв вполне воз¬

можным и крестьянское восстание — опасностью весьма

серьезной» 1.
Эта революционная ситуация была неизбежным след¬

ствием развития капиталистического уклада в недрах фео¬

дально-крепостнического строя. К I860 г. в России насчиты¬

валось уже 15 388 фабрик. Число рабочих поднялось до

565 тыс., тогда как в 1825 г. их было 210 тыс., а в 1804 г. всего

лишь 95 тыс. Однако крепостной строй тормозил развитие

«промышленности. Подневольный труд крепостных в сельском

хозяйстве и промышленности был чрезвычайно мало произво¬

дительным. Господство натурального хозяйства и крайне низ¬
1	R. И. Ленин. Соч., т. 5. стр. 26—27.
10

кий технический уровень сельского хозяйства сильно стесняли

дальнейшее расширение внутреннего рынка. Личная зависи¬

мость крестьян от помещика и прикрепление их к земле ме¬

шали освобождению необходимого количества рабочих рук

для промышленности. К этому присоединялось сознательное

стремление части помещиков задержать рост промышлен¬

ности. Но ни объективные, ни субъективные факторы, тормо¬

зившие этот рост, не могли остановить процесс капиталистиче¬

ского развития России.
Назревание кризиса крепостного строя было ускорено

военным поражением России в Крымской войне. «Стомил¬

лионная нация, играющая важную роль в мировой истории, —

писал Энгельс, — не могла бы при современных экономиче¬

ских и промышленных условиях продолжать оставаться в том

состоянии, в каком Россия находилась вплоть до Крымской

войны»1.
Обострение внутренних противоречий между растущим

капиталистическим укладом и отживавшим свой век кре¬

постничеством проявлялось прежде всего в росте противоре¬

чий между двумя основными классами дореформенной

России — крестьянами и помещиками. Вторжение товарных

отношений в систему натурального хозяйства побуждало по-

мещиков-крепостников расширять производство хлеба на

продажу. Это вызвало усиление эксплуатации крестьян. По¬

ложение крестьянства стало совершенно невыносимым. Голод,

нужда, полное политическое бесправие все сильнее и сильнее

толкали крестьянство на борьбу за свое освобождение. Если

ранее протест крестьян против зверского надругательства и

жесточайшей эксплуатации выражался в бегстве на свобод¬

ные земли, отдельных убийствах и поджогах имений наиболее

деспотичных помещиков, то в описываемый период он все

чаще выливался в форму массовых выступлений.
Выступления крестьян приобрели ярко выраженный анти¬

крепостнический характер, проявляясь в отказе выходить на

барщину, платить подати и оброки. Все чаще и чаще

крестьяне громили и сжигали помещичьи имения, убивали их

владельцев. Восстания крестьян отдельных селений распро¬

странялись на соседние, охватывая иногда целые волости и

даже уезды. Царское правительство жестоко подавляло эти

восстания, учиняя на месте военно-полевые суды. Десятки вос¬

ставших тут же на глазах односельчан расстреливались,

сотни — отправлялись на каторгу. Но никакие репрессии уже

не могли задушить стихийное революционное движение
‘К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные письма, 1948, стр. 450.
И

крестьян. С каждым годом число крестьянских волнений не¬

уклонно возрастало:
в 1826—1834 гг. их было 145 в 1845—1854 гг. их было 348

» 1835—1844 гг. » » 216 » 1855—1860 гг. » » 474
Маркс, внимательно следивший за русским крестьянским

движением, писал Энгельсу в 1858 г., что, по его мнению,

в России «началась революция». Сложности создавшейся

обстановки не могло не понять и царское правительство.

«Крестьянские „бунты“, — писал В. И. Ленин, — возрастая

с каждым десятилетием перед освобождением, заставили пер¬

вого помещика, Александра II, признать* что лучше осво¬

бодить сверху, чем ждать, пока свергнут снизу» К
Крепостное право составляло главное препятствие в бур¬

ном развитии капитализма в России. От того, каким путем

будет устранено это препятствие, зависел весь ход дальней¬

шего исторического развития страны.
Вполне понятно поэтому, что и размежевание классовых

сил в России в этот период происходило главным образом по

вопросу об отношении к крепостному праву. «... Все обще¬

ственные вопросы, — писал В. И. Ленин о 40—60-х годах, —

сводились к борьбе с крепостным правом и его остатками» 2.
Совершенно неправильным является взгляд, ведущий свое

начало от либеральных и либерально-народнических истори¬

ков, будто решающее значение в тот период имела борьба

между крепостниками и либералами. В действительности эта

«борьба» была «борьбой» внутри господствующих классов.

«Либералы так же, как и крепостники, стояли на почве при¬

знания собственности и власти помещиков, осуждая с негодо¬

ванием всякие революционные мысли об уничтожении этой

собственности, о полном свержении этой власти» 3.
Либералы, хотя и сознавали необходимость отмены крепо¬

стного права, все же, как и помещики-крепостники, больше

всего боялись отмены его снизу, путем крестьянской

революции. Поэтому либералы стояли за отмену крепостного

права путем реформы, проведенной самим царским прави¬

тельством. «Либералы, — писал Ленин, — были и остаются

идеологами буржуазии, которая не может мириться с кре¬

постничеством, но которая боится революции, боится движе¬

ния масс, способного свергнуть монархию и уничтожить

власть помещиков. Либералы ограничиваются поэтому
1	В. И. Ленин. Соч., т. 17, стр. 95.
2	Там же, т. 2, стр. 473.
3	Там же, т. 17, стр. 96.
12

„борьбой за реформы«, „борьбой за права«, т. е. дележом

власти между крепостниками и буржуазией» 1.
Подлинная борьба в тот период шла между либерально¬

монархическим лагерем помещиков и капиталистов и

революционно-демократическим лагерем крестьянства и рево¬

люционной разночинной интеллигенции. · Революционно-демо¬

кратический лагерь вел борьбу за полное уничтожение

крепостного права не реформистским, не соглашательским

путем, а путем крестьянской революции. Вождь революцион¬

ной демократии Н. Г. Чернышевский, несмотря на все цен¬

зурные рогатки, последовательно проводил в своих сочине¬

ниях идею крестьянской революции, идею свержения царско-

крепостнического строя. Вместе с Н. Г. Чернышевским шли

лучшие представители русской интеллигенции — Н. А. Добро¬

любов, Н. А. Серно-Соловьевич, Н. В. Шелгунов, М. И. Ми¬

хайлов и др. В 60-х годах и А. И. Герцен окончательно изжил

свои прежние либеральные колебания и твердо стал на пози¬

ции революционной демократии.
В 1861 г. победу одержал либерально-монархический

лагерь. Крепостное право было отменено сверху — путем

реформы. В результате крестьяне после «освобождения» стали

терпеть еще больше бедствий, чем раньше. «Ни в одной

стране в мире, — писал В. И. Ленин, — крестьянство не пере¬

живало и после „освобождения“ такого разорения, такой ни¬

щеты, таких унижений и такого надругательства, как в Рос¬

сии» 2. Лишенное каких-либо гражданских прав крестьянство

попрежнему находилось полностью в руках помещиков *и

поставленных ими начальников. Несмотря на отмену кре¬

постного права, крестьян за малейшую провинность порол%и

розгами. Находясь в полной политической и экономической

зависимости от помещиков, крестьяне отличались от кре¬

постных только тем, что их нельзя было теперь купить или

продать как вещь.
Вот почему на реформу, которую Чернышевский назвал

«мерзостью», а Герцен определил как «новое крепостное

право», крестьяне ответили новым усилением революционной

борьбы. «... Падение крепостного права встряхнуло весь

народ, разбудило его от векового сна, научило его самого

искать выхода, самого вести борьбу за полную свободу»3.

Только за один 1861 г. в России имело место 1200 крестьян¬

ских выступлений, в которых , участвовало 2000 сел. Кре¬

стьянское движение охватило 90% всех губерний.
1	Там же, стр. 96—97.
2	Там же, стр. 65.
3	Там же.
13

Чернышевский и его соратники не ограничивались в то

время легальными методами борьбы. В изданной нелегально

прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей

поклон» Чернышевский, показав грабительский характер ре¬

формы, призывал крестьянство готовиться к вооруженному

восстанию. Аналогичные листовки были выпущены последо¬

вателями Чернышевского — Михайловым, Шелгуновым и дру¬

гими авторами. Прокламации эти расклеивались на улицах,

передавались из рук в руки, производя огромное впечатление

на народные массы, вызывая страх и бешенство в правитель¬

ственных кругах.
Большую роль в развитии революционного сознания пере¬

довой русской интеллигенции сыграл в то время «Колокол»

Герцена. Широкое распространение получили студенческие

волнения, носившие ярко выраженный политический характер.

Казанские студенты в апреле 1861 г. выразили бурный про¬

тест против жестокой расправы царских властей с вос¬

ставшими крестьянами в селе Бездна. Их поддержали сту¬

денты Петербурга, Москвы, Харькова и других городов.
Царское правительство, серьезно напуганное этими собы¬

тиями в стране, приняло решительные меры против проникно¬

вения революционно-демократических идей в народные массы.

В деревню были направлены многочисленные карательные

экспедиции, чинившие зверскую расправу с восставшими

крестьянами. Достаточно сказать, что в результате страшного

террора царизма за один только 1861 г. было убито 210 чело¬

век, заключено под стражу 1712, предано суду 1213, наказано

розгами и шпицрутенами 4777, отправлено в ссылку 220

человек.
Наряду с жестоким подавлением крестьянских восстаний

были произведены массовые аресты среди тех, кто проявлял

симпатии к крестьянам, кто выражал малейшее недовольство

проведенной реформой. С целью дискредитации революцион¬

ных демократов и оправдания массовых арестов царское

правительство организовало в Петербурге провокационные

пожары, обвиняя в них Чернышевского и его соратников.

Царские власти выследили и арестовали Михайлова, Шслгу-

нова, Серно-Соловьевича и других революционеров--демскра-

тов, запретили выпуск «Современника» и «Русского слова».

В июле 1862 г. был посажен в каземат Петропавловской кре¬

пости Писарев. Почти одновременно был арестован Черны¬

шевский, который затем, в 1864 г., после гнусного суда, был

сослан в Сибирь на каторгу. Однако идеи Чернышевского и

после его ареста продолжали служить революционно-демокра¬

тическому лагерю руководством в борьбе против крепостни¬

ков и либералов.
14

Либералы, напуганные революционным движением, не

только прославляли проведенную царем реформу, но и при¬

зывали правительство к жесточайшему подавлению народного

недовольства ею. Либерал ‘Кавелин, которого В. И. Ленин

назвал «одним из отвратительнейших типов либерального

хамства», приветствовал арест Чернышевского и его друзей.

Он цинично заявил, что аресты, проводимые царскими вла¬

стями, ему «не кажутся возмутительными». Это была точка

зрения всего либерально-монархического лагеря.
Весь пореформенный период развития России характери¬

зуется непримиримой борьбой революционно-демократического

лагеря против лагеря либерально-монархического. «Либералы

1860-х годов и Чернышевский, — писал В. И. Ленин

в 1911 г., — суть представители двух исторических тенденций,

двух исторических сил, которые с тех пор и вплоть до нашего

времени определяют исход борьбы за новую Россию» 1.
Вполне понятно поэтому, что для определения места и

значения того или иного общественного деятеля, философа,

ученого, художника, жившего в ту эпоху, нужно прежде всего

определить его отношение к этим двум лагерям. Это в полной

мере относится и к Тимирязеву, ученому-демократу, который

никогда не замыкался в рамках кабинетной, «чистой» науки,

а всегда стремился связывать свою научную деятельность

с нуждами трудящихся.
*	*
*
Общественно-политические и философские взгляды

К. А. Тимирязева сложились под непосредственным влиянием

революционно-освободительного движения в России и новей¬

ших достижений естествознания.
«Освободительное движение в России, — писал В. И. Ленин

в 1914 г., — прошло три главные этапа, соответственно трем

главным классам русского общества, налагавшим свою

печать на движение: 1) период дворянский, примерно с 1825

по 1861 год; 2) разночинский или буржуазно-демократиче¬

ский, приблизительно с 1861 по 1895 год; 3) пролетарский,

с 1895 по настоящее время»2. Тимирязев жил с 1843 по

1920 г., захватив, таким образом, все три основных этапа

в развитии освободительного движения в России: дворянский,

разночинский, или буржуазно-демократический, и проле¬

тарский.
1	В. И. Ленин. Соч., т. 17, стр. 96.
2	Там же, т. 20, стр. 223.
15

К. А. Тимирязев родился 22 мая (3 июня) 1843 г. в дво¬

рянской семье, сочувствовавшей декабристам. Традиции

дворянских революционеров свято хранились отцом Тимиря¬

зева— Аркадием Семеновичем и его братьями. А. С. Тими¬

рязев принимал участие в Отечественной войне 1812 г., но за

«вольнодумство» и «неблагонадежность» был отчислен из

действующей армии во время похода русской армии на

Париж. Впоследствии он работал в Петербурге директором

таможни, где постоянно испытывал на себе «всевидящее око»

III отделения. После ряда интриг и необоснованных обвине¬

ний в служебных «попущениях» его, наконец, изгнали со

•службы под предлогом упразднения занимаемой им долж¬

ности. А. С. Тимирязев был страстным поклонником

Робеспьера и чрезвычайно гордился тем, что его рождение

•совпало с началом французской революции 1789—1793 гг. Он

любил рассказывать детям о восстании в Петербурге 14 де¬

кабря 1825 г., о его мужественных организаторах, о том, как

народ, сочувствовавший восставшим, бросал в царские войска

камни из-за забора, окружавшего Исаакиевский собор.
Светлые образы героев 14 декабря навсегда запечатлелись

в сознании молодого К. А. Тимирязева. Он видел прямую

преемственную связь между событиями 14 декабря 1825 г. и

25 октября (7 ноября) 1917 г. Тимирязев гордился тем, что

родился и жил в Петербурге «в самом начале той Галерной

улицы, которую менее чем за два десятка лет перед тем

залил кровью победитель 14 декабря своей картечью, ко¬

сившей дрогнувшие ряды восставших — войска и народ» К

Дети Тимирязевых воспитывались в духе патриотизма, любви

к русскому народу и страстной ненависти к царскому кре¬

постническому строю. «Мое детство, — писал К. А. Тимиря¬

зев, — прошло еще под впечатлением живого предания „свя¬

щенной памяти двенадцатого года“; знал я лично и

героев-севастопольцев и тех, что проделали зимний поход

через Балканы (1877 г.) и освободили болгарский народ»2.
Для характеристики той семейной обстановки, в которой

воспитывался Тимирязев, весьма показательно следующее его

воспоминание: «В 1848 году к отцу один собеседник пристал

с вопросом: „какую карьеру готовите вы своим четырем

сыновьям?“ Отец отшучивался, но когда тот не отставал,

ответил: „Какую карьеру?—А вот какую. Сошью я пять си¬

них блуз, как у французских рабочих, куплю пять ружей и

пойдем с другими — на Зимний дворец“» 3.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 275—276.
2	Там же, стр. 416.
3	Там же, стр. 276.
16

Так как дети А. С. Тимирязева не учились в казенной

школе, а получили среднее образование дома, то влияние

семьи на них было особенно значительным. Тимирязев очень

любил своих родителей и всю жизнь испытывал к ним глубо¬

чайшую благодарность за то воспитание, которое они дали

ему. Незадолго до своей кончины, посвящая им свою книгу

«Наука и демократия», он писал: «С первых проблесков

моего сознания, в ту темную пору, когда, по словам поэта,

„под кровлею отеческой не западало ни одно жизни чистой,

человеческой, плодотворное зерно“, вы внушали мне, словом

и примером, безграничную любовь к истине и кипучую нена¬

висть ко всякой, особенно общественной, неправде. Вам по¬

свящаю я эти страницы, связанные общим стремлением

к научной истине и к этической, общественно-этической,

социалистической правде» К
После увольнения отца с работы К. А. Тимирязев уже

с 15-летнего возраста был вынужден сам зарабатывать себе

средства для существования. Прекрасное знание английского

языка дало ему возможность устроиться на работу в качестве

переводчика с английского языка и референта в газете

«Голос». Впоследствии он занимался также переводами рома¬

нов Диккенса и других английских писателей на русский

язык. Работа в редакции способствовала дальнейшему поли¬

тическому развитию Тимирязева, помогала ему знакомиться не

только с русской, но и с иностранной прессой, внимательно сле¬

дить за общественно-политическими событиями во всем мире.
Неизгладимое впечатление произвели на Тимирязева сочи¬

нения А. И. Герцена и в особенности издаваемый им «Коло¬

кол», нелегально распространявшийся в России. «Чуть не

с детских лет, — пишет Тимирязев, — приучился я чтить

автора „Кто виноват“, а в бурные студенческие годы украд¬

кой почитывал „Колокол“»2. Горячая любовь и уважение

к Герцену сохранились у Тимирязева на всю жизнь.
Тимирязев горячо любил и ценил Герцена за его

патриотизм, за любовь к своему народу, за то, что он высоко

ставил естествознание, за преодоление им идеализма Гегеля.

«... В своем кружке, исключительно изучавшем Гегеля,—

подчеркивает Тимирязев, — Герцен составляет исключение

своим сочувствием к естествознанию, своим убеждением, что

именно естествознание должно лечь в основу разумного

воспитания, готовящего к разумной жизни»3. Тимирязев

сочувственно цитирует далее собственные слова Герцена:

«Одно из главных требований нашего времени — обобщение
1	Там же, т. IX, стр. 11.
2	Там же, стр. 89.
3	Там же, стр. 429.
2	Г. В. Платонов
17

истинных дельных сведений об естествознании. Их много

в науке, мало в обществе, надобно втиснуть их в поток об¬

щественного сознания, надобно их сделать доступными; на¬

добно дать им форму живую, как жива природа, надобно

дать им язык откровенный, простой, как ее собственный

язык, которым она развертывает бесконечное богатство своей

сущности в величественной и величавой простоте. Нам

кажется почти невозможным без естествоведения воспитать

действительное мощное умственное развитие» *.
У Тимирязева находил горячий отклик призыв Герцена

к молодежи двигать науку, отдаваясь ей целиком. Его не¬

удержимо влекло к «властителю дум современной русской

молодежи, — к Герцену»2. В 1870 г., находясь в заграничной

командировке в Париже, Тимирязев стремился познакомиться

с другом Герцена — Вырубовым, а через него и с самим

Герценом. Но в этот момент оборвалась жизнь замечатель¬

ного русского философа и революционера. Тысячи парижан

шли отдать ему последний долг. Среди них был и Тимирязев.

Он вспоминает впоследствии об этих днях: «Кого прославлял

в Герцене этот Париж, собиравшийся сбросить с себя два¬

дцатилетний позор второй империи? Борца против император¬

ской России, красноречивого защитника социалистических

идей, беспощадно бичевавшего восторжествовавшую в крови

июньских дней буржуазию, и наконец защитника угнетаемого

польского народа»3. Именно за все эти заслуги перед наро¬

дом царские сатрапы и их оруженосцы типа Каткова или

Чичерина травили Герцена. «В этой Катковской Москве за

простое упоминание имени Герцена, по поводу его смерти,

закрывались газеты и профессора лишались кафедры. Гер¬

цен и Катков! В этой антитезе целая мрач¬

ная полоса русской истории»4 (подчеркнуто

мной. — Г. Я.). Эти замечательные слова Тимирязева пока¬

зывают нам, что для него было совершенно ясно размежева¬

ние основных классовых сил в России в тот период. Вырази¬

телем интересов революционно-демократического лагеря

в конце 60-х годов, когда Чернышевский находился в Си¬

бири, а Добролюбова уже не было в живых, Тимирязев счи¬

тает Герцена, а выразителем интересов лагеря крепостников —

верного царского лакея Каткова.
Тимирязев в 1920 г. говорит о Герцене как о «защитнике

русского народа, с таким неугасимым энтузиазмом проро¬

чившем ему ту будущность, начало исполнения которой
1	к. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 429.
2	Там же, т. VIII, стр. 350.
3	Там же, т. IX, стр. 430.
*	Там же, стр. 430—431.
18

в наши дни может не сознавать разве только тот, кто желает

умышленно закрывать глаза перед действительностью» К

В той же статье («21 января 1870 г. — 20 января 1920 г.»)

Тимирязев проводит нить, связывающую Герцена с Лениным:

Герцен мечтал о свободной России, Ленин воплотил эту мечту

в действительность.
Уже одни эти прямые высказывания указывают на огром¬

ное влияние, которое оказал Герцен на молодого Тимирязева.

Еще убедительнее это выступит при рассмотрении философ¬

ских и политических взглядов Тимирязева. Тимирязев тща¬

тельно изучал произведения Герцена—этого замечатель¬

ного классика русской философии. В его библиотеке сохрани¬

лись работы Герцена «Дилетантизм в науке», «Письма об

изучении природы», с многочисленными пометками Тими¬

рязева.
Изучение сочинений Герцена, начавшееся еще до по¬

ступления Тимирязева в университет, завершает период

влияния на него идеологии дворянских революционеров.
В 1860 г. Тимирязев поступил в Петербургский универси¬

тет на камеральный факультет, но очень скоро перешел на

естественное отделение физико-математического факультета.

Шелгунов писал, что Чернышевский и Добролюбов были

тогда пророками университетской молодежи. Мы уже видели,

что студенчество в тот период живо откликалось на полити¬

ческие события в стране. Студенты Петербургского универси¬

тета принимали деятельное участие в студенческих выступле¬

ниях, которые происходили тогда в России почти повсеместно

в знак протеста против антинародного, крепостнического ха¬

рактера реформы 19 февраля 1861 г. и кровавого подавления

вызванных ею крестьянских восстаний. Много студентов было

арестовано. Аресты студентов приняли столь широкие

масштабы, что на стенах одной из тюрем, куда их бросали,

оставшиеся на воле товарищи с полным основанием написали:

«Петербургский университет». Среди студентов-«забастовщи-

ков» находился тогда и студент второго курса университета

Климент Тимирязев.
Выдвинутый реакционными дворянскими кругами на пост

министра просвещения адмирал Путятин в 1861 г. провел ряд

карательных мер, направленных на уничтожение «крамолы»

среди студентов — запрещение студенческих сходок и орга¬

низаций, ограничение в приеме студентов, введение особых

студенческих книжек — «матрикул», где были записаны

установленные вновь жесточайшие дисциплинарные прави¬

ла. Каждый студент должен был подписать матрикулы как
1 Там же, стр. 428.
2·	J 9

обязательство строгого соблюдения устанавливаемых в уни¬

верситете полицейских порядков. Студенты, отказывавшиеся

это делать, исключались из университета.
Несмотря на сильное желание учиться, Тимирязев наотрез

отказался подписать этот унизительный документ. Впослед¬

ствии, 7 сентября 1905 г., вспоминая об этом моменте, он

писал: «Много, чересчур много, писали о студентах-забастов-

щиках, но разъяснил ли кто-нибудь психологию студента-

забастовщика? А я пережил эту психологию... В наше время

мы любили университет, как теперь, может быть, не любят, —

да и не без основания. Для меня лично наука была все.

К этому чувству не примешивалось никаких соображений

о карьере, не потому, чтобы я находился в особых благо¬

приятных обстоятельствах, — нет, я сам зарабатывал свое

пропитание, — а просто мысли о карьере, о будущем не было

места в голове: слишком полна она была настоящим. Но вот

налетела буря в образе, недоброй памяти, министра Путя¬

тина с его пресловутыми матрикулами. Приходилось или

подчиниться новому полицейскому строю, или отказаться от

университета, отказаться, может быть, навсегда от науки,—

и тысячи из нас не поколебались в выборе. Дело было,

конечно, не в каких-то матрикулах, а в убе¬

ждении, что мы в своей скромной доле де¬

лаем общее дело, даем отпор первому

дуновению реакции, — в убеждении, что сда¬

ваться перед этой реакцией позорно»1 (под¬

черкнуто мной. — Г. Я.). В этих словах — весь Тимирязев

с его любовью к народу, к науке, с его ненавистью «ко вся¬

кой, особенно общественной неправде». Таким образом, уже

в самом начале своей сознательной жизни Тимирязев активно

выступил на стороне революционно-демократического лагеря

против лагеря крепостников. Уже в этом первом столкновении

с царскими властями Тимирязев проявил себя как смелый и

мужественный борец.
За отказ подписать матрикулы Тимирязев был исключен

из университета и на протяжении года не мог появляться

в его стенах. Только через год он получил право продолжать

свое образование и то лишь в качестве вольнослушателя.

Это не помешало ему окончить университет в 1866 г. с ученой

степенью кандидата наук; еще студентом он получил золотую

медаль за работу «История развития печеночных мхов».
В университете Тимирязев начинает усваивать идеи рус¬

ских революционных демократов. Правда, это удается ему

не сразу, и отголоски тех отступлений в сторону либерализма,
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 45—46.
20

которые иногда имели место у Герцена, в течение длитель¬

ного времени проявлялись и у Тимирязева. Однако в целом

демократ в нем, как и в Герцене, всегда брал верх.
Интересы развития производительных сил России и могу¬

чая революционная проповедь Чернышевского образовали ту

силу, которая на многие десятилетия вперед определила об¬

щее направление научной и общественной деятельности Ти¬

мирязева. Всю свою жизнь он с гордостью называл себя

«шестидесятником». Он весьма тонко подметил одну из ха¬

рактерных особенностей русских революционных демокра-

тов-шестидесятников, на которую указывал В. И. Ленин, —

их исторический оптимизм. «С типическим образом старого

шестидесятника, — писал Тимирязев, — неразрывно связано

представление о каком-то устойчивом оптимизме, неискорени¬

мой уверенности в лучшее будущее» К Тимирязев отмечал

далее, что этот оптимизм не был равнодушием к настоящему,

напротив, он сочетался с горячим протестом против суще¬

ствующего строя. Этот оптимизм основывался на уверенно¬

сти, что если первый напор революционных сил привел к по¬

ражению «фараона» (царя. — Г. Я.), заставил его отменить

крепостное право, то последующие удары по царскому строю

приведут к полному освобождению народа.
«Поколение, для которого начало его сознательного суще¬

ствования совпало с тем, что принято называть шестидесятыми

годами, — писал Тимирязев — было, без сомнения, счаст¬

ливейшим из когда-либо нарождавшихся на Руси. Весна его

личной жизни совпала с тем дуновением общей весны, кото¬

рое пронеслось из края в край страны, пробуждая от умст¬

венного окоченения и спячки, сковывавших ее более четверти

столетия. И вот почему те, кто сознают себя созданием этой

эпохи, неизменно хранят благодарную память о тех, кто были

ее творцами»2.
Говоря о «творцах» эпохи 60-х годов, Тимирязев безу¬

словно имеет в виду Чернышевского и его соратников. Это

видно из того, что в другом месте он отзывается о Черны¬

шевском как об одном из людей, «которые по силе своего та¬

ланта, по чистоте своих побуждений призваны быть учите¬

лями своего общества, своего народа»3. Тимирязев считал

Чернышевского самоотверженным общественным деятелем,

революционером, борцом за народное счастье. Когда ему

нужно было противопоставить двух людей с диаметрально

противоположными взглядами — самого последовательного

революционера-народолюбца и самого отъявленного реак¬
1	Там же, стр. 72.
2	Там же, т. VIII, стр. 139.
3	Там же, т. VII, стр. 56.
21

ционера-человеконенавистника, — он называл имена Черны*

шевского и Наполеона III. (В другом месте Тимирязев назы¬

вает Наполеона III «бандитом 2 декабря».)
Тимирязев с гордостью отмечает, что Чернышевский всегда

выступал непримиримым противником человеконенавистниче¬

ских «законов» Мальтуса. Хорошо зная произведения Черны¬

шевского, Тимирязев на память цитирует его в своих сочине¬

ниях. Так, например, в одной из своих работ, указав, в связи

с рассмотрением значения зеленого цвета растений, что зеле-

ный цвет стал эмблемой жизни и надежды, Тимирязев в при¬

мечании пишет: «К сожалению, он стал цветом кадетов. Не¬

вольно вспоминаются слова Чернышевского: „Мухи знают, что

сахар сладок, но зачем они его засиживают“» 1.
Глубокое уважение Тимирязева к Чернышевскому прояви¬

лось и в том, что после смерти Чернышевского он в под¬

держку студентов, устроивших забастовку в память вождя

революционной демократии, не явился в аудиторию для чте¬

ния лекции, за что получил от начальства выговор в при¬

сутствии студентов.
Выступая в 1905 г. в защиту студенческих забастовок, про¬

тив тех, кто утверждал, что эти забастовки якобы бессмыс¬

ленны, поскольку университет — не фабрика, а преподаватель

не капиталист, Тимирязев приводит в пример мужественный

протест Чернышевского во время его тюремного заключения.

«Если уже прибегать к сравнению, — пишет Тимирязев, — то

скорее с другим, также чисто русским явлением, — с голод¬

ным бунтом в тюрьмах; ведь не думали же прибегавшие

к ним (во всяком случае, такие серьезные люди, как Черны¬

шевский), что они этим нанесут материальный ущерб своим

тюремщикам... Действия бессмысленные, безумные при нор¬

мальном течении жизни, получают иной, символический

смысл, когда сама жизнь издевается над логикой»2.
Тимирязев, как и Чернышевский, материалистически ре¬

шал важнейшие вопросы философии. Он последовательно,

с материалистических позиций, боролся с агностиками, махи¬

стами, спиритуалистами и другими идеалистическими направ¬

лениями.
Усвоение материалистической философии Чернышевского

помогало Тимирязеву в его борьбе за подлинную науку. Раз¬

облачая попытки своих противников подкрепить их взгляды

ссылками на тех или иных модных реакционных философов,

Тимирязев нередко указывает, что эти последние были раз¬

облачены в трудах Чернышевского. Так, выступая против
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. I, стр. 236.
2	Там же. т. IX, стр. 47.
22

идеалистических вывертов академика А. С. Фаминцына, Ти¬

мирязев в пометках на его статье «Современное естествозна¬

ние и ближайшая его задача», опубликованной в журнале

«Мир божий», пишет: «А против берклеевщины возражает

Чернышевский» К
Критика Беркли Чернышевским помогла Тимирязеву разо¬

браться в реакционной философии его последователя — Маха,

против которого он неоднократно выступал. Тимирязев, как

мы увидим позднее, опирался на Чернышевского и в своей

борьбе против мальтузианства.
Влияние Чернышевского на Тимирязева проявляется и

в вопросах эстетики. Для Тимирязева, как и для автора книги

«Эстетические отношения искусства к действительности»,

в искусстве — жизненная правда. Как и Чернышевский, он

требовал демократизации искусства, боролся за здоровое

реалистическое искусство для народа.
Значительную роль в формировании мировоззрения Тими¬

рязева сыграл также Д. И. Писарев. Статья Писарева «Наша

университетская наука» способствовала укреплению критиче¬

ского отношения Тимирязева к системе официального уни¬

верситетского образования. Следуя призыву Писарева к борьбе

с низкопоклонством перед Западом, Тимирязев уделял особое

внимание освещению достижений русской научной мысли. Он

писал: «... Если в чем мы наиболее отстали от Запада, то

именно в ближайшем знакомстве с своею страной и ее произ¬

ведениями» 2. В разгоревшемся споре по поводу романа Тур¬

генева «Отцы и дети» Тимирязев вместе с Писаревым дает

положительную оценку его главному герою—Базарову, видя

в нем тип нового, передового человека.
С Писаревым Тимирязева роднит борьба за идеи дарви¬

низма, за популяризацию науки вообще. «По образованию

филолог, дилетант в естествознании, знакомом ему только из

книг, увлекающийся, но зато и увлекавший, — писал Тимиря¬

зев, — Писарев выступил убежденным защитником культур¬

ной задачи естествознания вообще и в современном русском

обществе в особенности»3. Но Тимирязев отличался от Писа¬

рева большей широтой взглядов. Он не соглашался с Писа¬

ревым в его переоценке значения популяризации естественных

наук в общественном развитии. Тимирязев по этому поводу

писал: «Теперь может вызвать улыбку, например, его

горячий призыв, обращенный к Салтыкову-Щедрину, — бро¬

сить свои побасенки вроде „Губернских очерков« и заняться
1	К. А. Тимирязев. Папка XVI (Полемический материал). Му¬

зей К. А. Тимирязева.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 42.
3	Там же, т. VIII, стр. 175.
23

единственной насущной, по его мнению, задачей — популяри¬

зацией естествознания, но, тем не менее, пробегая на расстоя¬

нии полувека эти горячие красноречивые страницы так рано

отнятого судьбой у русской литературы талантливого и ши¬

роко образованного критика-публициста, понимаешь, какие

глубокие корни пустило в общество того времени сознание не

узко утилитарного, а общеобразовательного, философского

значения того самого естествознания, занятие которым еще так

недавно обыкновенному русскому обывателю представлялось

каким-то непонятным барским чудачеством» *.
Известное влияние на Тимирязева оказал также и Белин¬

ский. Тимирязев глубоко изучал и любил Белинского, воспри¬

нимая у него лучшие передовые идеи русской революционной

демократии.
В формировании мировоззрения Тимирязева играла роль

русская классическая художественная литература, пропаганди¬

ровавшая освободительные и материалистические идеи рус¬

ских революционных демократов.
Говоря о тех, кто в годы юности были «властителями его

дум», Тимирязев имеет в виду, наряду с Чернышевским, Гер¬

ценом, Писаревым, также и Некрасова, Салтыкова-Щедрина:

«Людям моего возраста, — писал он, — свойственно возвра¬

щаться мыслью к тем, кто когда-то, в годы нашей молодости,

были „властителями наших дум“, и, конечно, я не мог бы

придумать лучшего приветствия молодым товарищам, несу¬

щим свой труд и знания на народную ниву, как повторив

старые, но вечно юные строки поэта:
Сейте разумное, доброе, вечное,
Сейте. Спасибо вам скажет сердечное

Русский народ.
Некрасов, несомненно, был прав, — вечно только доброе, по¬

тому что только доброе разумно» 2. Тимирязев любил и много

читал произведения Н. А. Некрасова, М. Е. Салтыкова-Ще¬

дрина, работавших совместно с Чернышевским в редакции

«Современника». Эти писатели еще более укрепляли любовь

Тимирязева к своей Родине, к своему народу и ненависть

к угнетателям трудящихся.
Для более образного и яркого выражения своих мыслей

Тимирязев нередко цитировал Некрасова и Щедрина. Так,

в тяжелые годы столыпинской реакции Тимирязев снова пишет

о тех тяжелых и честных мыслях, «в которых так много и

злобы и боли, в которых так много любви».
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 175.
2	Там же, т. III, стр. 375.
24

В период революционного подъема, в 1913 г., в одной из

его статей можно встретить такую фразу: «Народу, наконец,

удалось натолкнуться на вопрос: „Чем хуже был бы твой

удел, когда бы меньше ты терпел“» *. Призывая трудящихся

в 1917 г. к борьбе против царского строя, Тимирязев напоми¬

нает слова Некрасова: «то сердце разучилось и любить, ко¬

торое устало ненавидеть». Для характеристики казенной

царской «науки» Тимирязев применяет ироническое наименова¬

ние, данное ей Салтыковым-Щедриным, — «громпобедыразда-

вайся». Совершенно очевидно, что Тимирязев приводит слова

великих русских писателей-демократов потому, что они соответ¬

ствовали его общественно-политическим убеждениям, помогали

ему ярче выразить свои мысли и настроения. Тимирязев рас¬

сматривает их как своих учителей и соратников в борьбе про¬

тив царского произвола и насилия. Он живет их мыслями, их

борьбой и поэтому использует их образные выражения как

разящее оружие, направленное против угнетателей.
*	*
*
Еще с детства, под влиянием своего старшего брата Ди¬

митрия, Тимирязев проявил большой интерес к естественным

наукам. Этот интерес еще более возрос у него после изуче¬

ния классиков русской философии, придававших естественным

наукам огромное значение. Они-το и заложили фундамент его

материалистического понимания природы, подготовили его

к изучению специальных естественно-научных дисциплин.

Немаловажную роль в этом отношении сыграли классики

русского естествознания — И. М. Сеченов, Д. И. Менделеев,

А. Н. Бекетов и др. Некоторые из них были его непосредствен¬

ными учителями в университете. Других он знал по литера¬

туре. Тимирязев, еще будучи студентом, внимательно следил

за научной литературой. Помногу часов он просиживал еже¬

дневно в Петербургской публичной библиотеке. Уже на склоне

лет, посылая ей свой искренний привет ко дню ее столетнего

юбилея, Тимирязев писал: «С нею связаны лучшие воспоми¬

нания моих университетских лет; вижу перед собою ее старую

читальную залу с изображением трех первопечатников, — там

научился я понимать науку в ее историческом развитии;

помню и узенькую с одним окном комнату новых журналов,

где я научился прислушиваться к пульсу живой, сегодняшней

науки» 2.
Шестидесятые годы характеризуются необычайным рас¬

цветом русского естествознания, связанным с ростом
1	Там же, т. IX, стр. 76.
2	Там же, стр. 91.
25

отечественных производительных сил и необходимостью их

изучения. В Петербурге, Москве, Казани и других городах

России создаются сильные творческие коллективы ученых.
Великий русский революционер и мыслитель Чернышев¬

ский неоднократно указывал на тот огромный сдвиг в разви¬

тии естественных наук, который произошел в России в сере¬

дине XIX в. Он писал тогда: «Наше время — время великих

открытий, твердых убеждений в науке» К
Прогрессивную роль естественных наук не раз подчерки¬

вали в то время и ближайшие соратники Чернышевского.

«Благодаря тому, что современное естествознание, — писал

Н. А. Серно-Соловьевич, — сумело стать вразрез со старыми

рутинными приемами научного исследования и разорвало

всякую связь с метафизическими пошлостями, оно привлекло

на свою сторону самые энергические умы и стало лучше дру¬

гих наук удовлетворять требованиям настоящего поколения»2.
Характерной особенностью передовых русских ученых-есте-

ствоиспытателей было их материалистическое мировоззрение

и широкий научный кругозор.
Одним из самых любимых учителей Тимирязева в универ¬

ситете был Д. И. Менделеев (1834—1907), пользовавшийся

огромной популярностью среди студенчества.
Будучи студентом, Тимирязев занимался в лаборатории

Менделеева. Под руководством Менделеева он выполнял ряд

задач по химии, овладевая при этом важнейшими приемами

и методами химических исследований. Тимирязев, вспоминая

о своем отчислении из университета за участие в студенческой

забастовке, писал, что в то время ему «нелегко было на

душе» прежде всего потому, что он, как ему казалось, на¬

всегда будет лишен возможности работать у Менделеева, лек¬

циями которого он особенно увлекался. По окончании универ¬

ситета Тимирязев с большой радостью принял предложение

Менделеева работать под его руководством на первых опыт¬

ных полях по исследованию применения минеральных удобре¬

ний и новых приемов агротехники.
Менделеев, как известно, был одним из инициаторов при¬

менения минеральных удобрений в России. С целью выяс¬

нения роли минеральных удобрений он превратил свое не¬

большое имение Боблово (близ г. Клина) в опытную сельско¬

хозяйственную станцию. Он показал здесь, что минеральные

удобрения позволяют утроить урожаи сельскохозяйственных

культур. Менделеев выступал на собраниях Вольно-экономи¬
1 Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в пятна¬

дцати томах, т. II, 1949, стр. 681.
2Н. А. Серно-Соловьевич. Не требует ли нынешнее состоя-

■яие знания новой науки? «Русское слово», 1865, № 1, стр. 127.
26

ческого общества с призывом к организации широких иссле¬

дований по применению минеральных удобрений, а также

к организации их отечественного производства. Хотя призыв

Менделеева не нашел в царской России сколько-нибудь серьез¬

ной поддержки, он добился все же организации четырех опыт¬

ных полей в Симбирской, Смоленской, Московской и Твер¬

ской губерниях. Тимирязев поехал тогда для проведения опы¬

тов в Симбирскую губернию, в остальные губернии отправи¬

лись другие ученики Менделеева — Густавсон, Яковлев и Ка¬

пустин. Идея Менделеева о производстве и применении мине¬

ральных удобрений в отечественном земледелии нашла в даль¬

нейшем в трудах Тимирязева и его учеников всестороннее

развитие и экспериментальное обоснование.
В 1880 г., будучи профессором Петровской земледельче¬

ской и лесной академии, Тимирязев внес предложение об из¬

брании Д. И. Менделеева почетным членом Петровской ака¬

демии. Против этого возражал профессор Шене, мотивируя

свое возражение тем, что Менделсев-де не является специа¬

листом в области сельского хозяйства. Тимирязев резко вы¬

ступил против этой попытки Шене отвести кандидатуру вели¬

кого русского ученого. Он сказал, что, во-первых, согласно

уставу академии почетные члены ее совсем не обязательно

должны быть агрономическими работниками, а, во-вторых,

Д. И. Менделеев имеет значительные заслуги «специально по

агрономической химии. Произведенные им опыты над дейст¬

вием удобрения на урожай по обширности, единству плана,

новизне и по полученным результатам единственные в своем

роде в России и едва ли много подобных опытов в Западной

Европе» *.
Предложение Тимирязева было поддержано профессором

Густавсоном, и Менделеев единогласно был избран в почет*

ные члены Петровской академии.
Тимирязев глубоко усвоил мысли Менделеева о необходи¬

мости союза науки и практики, проникся его стремлением по¬

святить всю свою научную деятельность повышению народ¬

ного благосостояния.
«Химия, как и всякая наука, — писал Д. И. Менделеев, —

есть в одно время и средство, и цель. Она есть средство для

достижения тех или других практических, в общем смысле

этого слова, стремлений. Так, при содействии ее облегчается

обладание веществом в разных его видах, она дает новую

возможность пользоваться силами природы, указывает спо¬

собы получения и свойства множества веществ и т. п. В этом
1	Известия Петровской земледельческой и лесной академии. Заседа-

вие Совета Академии от 29 ноября 1880 г. 1881, стр. 113.
27

смысле химия близка к делам заводчика и мастера, роль ее

служебная, она составляет средство для достижения блага» *.

Тимирязев, как это будет подробно показано в дальнейшем,

проводил эту идею Менделеева о единстве науки и практики

в отношении физиологии растений, рассматривая ее как ос¬

нову рационального земледелия. Он настойчиво подчеркивал

мысль о единстве цели ученого и практика в области сель¬

ского хозяйства.
Таким образом, именно Менделеев был тем учителем Ти¬

мирязева, который не только воспитал в нем тонкого и вдум¬

чивого экспериментатора, прекрасно владеющего современ¬

ными методами исследования, но и научил его направлять

свою научную работу на решение практических задач. Влия¬

ние Менделеева сказалось на формировании и других сторон

мировоззрения Тимирязева. Известно, что Менделеев был

материалистом, непримиримым врагом реакционеров и мрако¬

бесов от науки. В своей статье «Естествознание и ландшафт»

Тимирязев вполне солидаризируется с мыслью Менделеева

о том, что «природа человека, включая и его сознание и разум,

только часть одного целого и как таковая была легче пости¬

жима чрез изучение внешней природы, чем внутреннего чело¬

века» 2.
Так же, как Менделеев в своем курсе «Органическая хи¬

мия», Тимирязев в ряде своих работ разоблачает искателей

какой-то особой «жизненной силы», якобы присущей органи¬

ческому миру. Вслед за Менделеевым Тимирязев выступал

против спиритуализма, против попытки Оствальда отрицать

объективное существование атомов.
Подобно Менделееву Тимирязев не раз отстаивал приори¬

тет русских ученых в решении многих важнейших на¬

учных вопросов. Тимирязев восхищался научной деятель¬

ностью Менделеева, открывшего в химии периодический

закон и предсказавшего на его основании существование

неизвестных тогда химических элементов. Об этом гениаль¬

ном научном предвидении Менделеева, которое Энгельс

называл «научным подвигом», Тимирязев писал: «Димитрий

Иванович Менделеев объявляет ученому миру, что где-то во

вселенной, может быть на нашей планете, а может быть и

в иных звездных мирах, должен найтись элемент, которого не

видел еще человеческий глаз; и этот элемент находится, и

тот, кто его находит при помощи своих чувств, видит его на

первый раз хуже, чем видел своим умственным взором Мен¬

делеев, — это ли не пророчество?» 3.
1	Д. И. Менделеев. Основы химии, т. I, М., 1947, стр. 8.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 431.
3	Там же, стр. 48.
28

Тимирязев с гордостью отмечает, что Менделеев всегда

сочетал в себе качества ученого и гражданина, никогда не

шел на компромиссы со своей совестью, какими бы лишениями

это ему нн угрожало.
«Каждый русский профессор, лично и коллективно, со

школьной скамьи и до преклонной старости вынужден раз¬

решать дилемму: „или бросить свою науку, или забыть о своем

человеческом достоинстве“. Двадцать лет тому назад

(в 1890 году) вынужден был разрешить эту дилемму Дми¬

трий Иванович Менделеев и не задумался покинуть горячо

любимый им Петербургский университет» К
Мужественность и принципиальность учителя способство¬

вали укреплению этих качеств и у Тимирязева. Тимирязеву,

как и Менделееву, пришлось не раз решать эту дилемму, и

всегда он решал ее как смелый, непримиримый борец за

истину.
Менделеев горячо любил свою Родину, боролся за демо¬

кратизацию науки. Все эти черты характерны также и для

Тимирязева.
Годы учения Тимирязева в университете протекали во

время славной научной деятельности в Медико-хирургической

академии великого русского физиолога и психолога-материа-

листа И. М. Сеченова (1829—1905). По своим политическим

взглядам Сеченов был горячим сторонником революцион¬

но-демократических преобразований в стране. Он был лич¬

но знаком с Чернышевским и послужил прототипом одного

из героев, выведенных Чернышевским в его романе «Что де¬

лать?».
Тимирязев отмечает огромное, исключительное влияние

Сеченова на дальнейшее развитие русской науки и на распро¬

странение философского материализма в России. «... Буду¬

щая, история,— говорит Тимирязев, — признает, что ни один

русский ученый не имел такого широкого и благотворного

влияния на русскую науку и развитие научного духа в нашем

обществе...»2. Одним из тех, кто испытал на себе это благо¬

творное влияние политических, философских и естественно¬

научных взглядов Сеченова, был Тимирязев. Он прямо назы¬

вает Сеченова своим учителем.
Со взглядами Сеченова Тимирязев ознакомился в 1862 г.

на знаменитой публичной лекции Сеченова, в которой были

изложены основные идеи его позднее опубликованного труда

«Рефлексы головного мозга». Тимирязев писал впоследствии,

что эта лекция Сеченова «была событием не для одной только
1	Там же, т. IX, стр. 57.
2.Там же, т. VIII, стр. 165.
29

медицинской академии, а всколыхнула умы русских натурали¬

стов и далеко за ее пределами» К
С тех пор Тимирязев внимательно следил за работами Се¬

ченова. Особенно близко Тимирязев сошелся с ним в 1889 г.»

когда Сеченов начал преподавать в Московском университете»

где работал также и Тимирязев. Он называл Сеченова «не¬

оспоримым отцом» русской физиологии, отмечал его огромную

эрудицию и принципиальную непримиримость к идеалистиче¬

ским направлениям в физиологии и психологии. «Едва ли ка¬

кой из современных ему физиологос... обладал таким широ¬

ким охватом в сфере своих собственных исследований, начи¬

ная с чисто физических исследований в области растворения

газов и кончая исследованием в области нервной физиологии

и строго научной психологии, где он выступил таким же

строгим мыслителем, как и в области физиологии, вызывая

сильное неудовольствие психологов старого метафизического

закала» 2.
С огромным уважением относится Тимирязев к деятель¬

ности Сеченова как популяризатора науки и, прежде всего, к его

лекциям по анатомии и физиологии на Пречистенских рабочих

курсах в Москве в 1904 г. Сеченов с восторгом рассказывал

о рабочей аудитории, с жадностью слушавшей своих препода¬

вателей: «Еще большим уважением я проникся к этой аудито¬

рии, когда узнал, что некоторые рабочие бегут на эти лекции по

окончании вечерних работ на фабрике, из-за Бутырской за¬

ставы. ..»3. Однако царское правительство вскоре запретило

лекции Сеченова, считая опасным для себя общение прогрес¬

сивного ученого с рабочими массами. Вместе с Сеченовым Ти¬

мирязев выражает глубокое возмущение этим позорным актом

со стороны «царских ревнителей народного просвещения».
Учение И. М. Сеченова, а впоследствии и И. П. Павлова,

о работе больших полушарий головного мозга, как указывал

сам Тимирязев, значительно способствовало укреплению его

материалистических взглядов, оказывало ему неоценимую по¬

мощь в борьбе против виталистов. Тимирязев был не только

учеником, но и соратником Сеченова, распространяя материа¬

листическое истолкование физиологии животных также и на

физиологию растений. Если Сеченов учил, что вся тайна жи¬

вотной жизни заключается в непрерывных химических пре¬

вращениях веществ, входящих в состав животного тела, то

Тимирязев аналогичные взгляды высказывал в отношении

жизни растений.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 165.
2	Там же, стр. 164.
3	И. М. Сеченов. Автобиографические записки, изд. АН СССР»

1945, стр. 176.
30

Значительную роль в формировании взглядов К. А. Тими¬

рязева, несомненно, сыграл и его научный руководитель в уни¬

верситете— проф. А. Н. Бекетов (1825—1902). Бекетов зани¬

мал в Петербургском университете кафедру морфологии ра¬

стений. В этой области, так же как и в области географии

растений, он имел ряд серьезных научных работ, отличаю¬

щихся большой смелостью и оригинальностью мысли. Одно¬

временно с появлением книги Дарвина «Происхождение ви¬

дов» он в своей статье «Гармония в природе» высказал мысль

об эволюционном развитии органического мира под влиянием

внешних условий. Об этом говорил Тимирязев в своей речи

«Факторы органической эволюции», обращая внимание слуша¬

телей на роль Бекетова в подготовке русского общества к вос¬

приятию идей дарвинизма.
Высказанные Бекетовым эволюционные идеи, наряду с тру¬

дами других русских биологов, были тем источником, из кото¬

рого Тимирязев еще до ознакомления с теорией Дарвина по¬

лучил представление о естественном происхождении и разви¬

тии органического мира.
А. Н. Бекетов был горячим поборником распространения

научных знаний в народных массах. Он принимал деятельное

участие в организации общества естествоиспытателей при

Петербургском университете, а также Петербургских высших

женских курсов и ряда съездов русских естествоиспытателей

и врачей. Оригинальность взглядов Бекетова, глубокие по¬

знания в самых различных областях науки, преподаватель¬

ский талант, его активное участие в общественной жизни —

все это вызывало у Тимирязева глубокие симпатии к своему

«дорогому, незабвенному учителю».
Вспоминая на склоне лет о глубоком сожалении, испытан¬

ном им от сознания невозможности заниматься у Менделеева

в случае исключения из университета, Тимирязев писал и

о других своих любимых учителях — А. Н. Бекетове и H. Н.

Соколове: «Любопытная подробность: мы продолжали любить

и уважать своих не только профессоров, но и учителей: А. Н.

Бекетова, H. Н. Соколова, оставшихся на бреши разгромлен¬

ного университета, а они уважали нас, отсутствовавших, более,

чем тех, что продолжали посещать опустевшие аудитории» lè
В другом месте Тимирязев указывал, что он с глубокой

благодарностью вспоминает о дорогом для целого поколения

петербургских студентов А. Н. Бекетове, который прививал

своим ученикам любовь не только к специальной дисциплине,

но и к смежным дисциплинам, а также к философии и логике.

«В наши студенческие годы он собирал у себя студентов-
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 46.
31

натуралистов для чтения рефератов, научных споров и т. д. На

этих четвергах пишущему эти строки приходилось именно

излагать логику Милля. Остаюсь при убеждении, что это была

более здоровая пища для молодых умов, чем Шопенгауэр и

Ницше, которыми дурманили головы позднейших поколений» 1.
Тимирязев пишет о выдающейся роли Бекетова как истин¬

ного ученого, мыслителя и педагога, который был живым про¬

водником современного ему движения научной мысли, возбу¬

ждавшим в своих учениках желание принять участие в этом

движении. Со своей стороны и Бекетов также чрезвычайно

любил и уважал Тимирязева, считая его своим лучшим уче¬

ником. Известно, что Тимирязев по окончании университета

был направлен в заграничную командировку по рекоменда¬

ции Бекетова. При этом Бекетов настолько был уверен в зна¬

ниях и способностях своего ученика, что поручил Тимирязеву

самому написать себе инструкцию о характере и задачах

командировки за границу, хотя по существовавшим в универ-

систете правилам это должен был сделать научный руково-

дель командируемого.
Тимирязев подчеркивает «научно-философское» значение

деятельности Бекетова в развитии русского естествознания,

в развитии его собственных взглядов. Он усвоил и настойчиво

проводил в жизнь требование Бекетова — не ограничиваться

простым описанием растительных форм, а экспериментальным

путем находить причины их образования. «Четверть века

назад, — говорил Тимирязев в 1890 г. на VIII съезде русских

естествоиспытателей и врачей, — наш глубоко уважаемый

председатель, Андрей Николаевич Бекетов, учил нас, что за¬

дача морфологии — „исследовать законы и причины форм*»2.

Тимирязев утверждал далее, что Бекетов стоял в этом отно¬

шении значительно выше лучших физиологов Западной

Европы, даже таких, как Клод Бернар, который отрицал воз¬

можность исследования причин образования органических

форм.
Большое влияние оказал на Тимирязева замечательный

русский хирург и педагог Н. И. Пирогов (1810—1881), кото¬

рого Чернышевский называл «славой наших специалистов».

Тимирязев следовал принципу Пирогова — внимательно изу¬

чать факты и считал, что без фактов невозможно изучение

окружающей нас природы. Он называл Н. И. Пирогова «вели¬

ким педагогом земли русской». Тимирязев солидаризировался

с Пироговым в оценке огромной роли естествознания в общей

системе воспитания. Вместе с тем так же, как и Пирогов, он
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 87.
1	Там же, т. V, стр. 137.
32

считал, что решающее значение для воспитания молодежи

имеет изменение общественного строя, обеспечение широких

демократических преобразований в стране. В 1880 г. Тимиря¬

зев, как член делегации Петровской академии, вручил Н. И.

Пирогову приветственный адрес в связи с его 70-летним юби¬

леем, праздновавшимся в Московском университете.
Тимирязев называл своими учителями целый ряд таких

выдающихся русских естествоиспытателей, как Л. С. Ценков-

ский, А. М. Бутлеров, H. Н. Зинин, С. С. Куторга, H. Н. Со¬

колов, представлявших различные области отечественного

естествознания.
С.	С. Куторга был первым русским профессором, начавшим

с университетской кафедры пропагандировать учение Дар¬

вина. Именно здесь и познакомился впервые с дарвинизмом

молодой Тимирязев.
Будучи профессором Московского университета, К. А. Ти¬

мирязев поддерживал близкие идейные и дружеские отноше¬

ния с профессорами университета А. Г. Столетовым, П. Н.

Лебедевым, Н. А. Умовым, И. А. Каблуковым, М. А. Мензби-

ром, а также с И. И. Мечниковым, И. П. Павловым, братьями
А.	О. и В. О. Ковалевскими и другими прогрессивными уче¬

ными, работавшими в других городах. Вся эта славная ко¬

горта замечательных русских естествоиспытателей составляла

своеобразный фронт демократии и материализма, активно

боровшийся против реакционных, идеалистических поползнове¬

ний в науке. Тесное общение и взаимная поддержка ученых,

прокладывавших новые, неизведанные пути в различных от¬

раслях знания, сильно способствовали дальнейшему развитию

и укреплению материалистических убеждений каждого из них,

вдохновляли их на борьбу против идеализма. Об этом гово¬

рит уже не раз освещавшаяся в нашей литературе глубокая

дружба, которая связывала И. М. Сеченова, И. И. Мечни¬

кова, В. О. Ковалевского и Н. А. Умова. Известна их интен¬

сивная переписка между собой в тот период, когда они рабо¬

тали в разных городах России. Об этом же говорит и дружба

Тимирязева со всеми этими и другими прогрессивными дея¬

телями русской науки.
Большой интерес представляет переписка Тимирязева

с русскими учеными.
Недавно в Музее К. А. Тимирязева был обнаружен ответ1

И. И. Мечникова на письмо Тимирязева, приглашавшего его

принять участие в работе IX съезда русских естествоиспыта¬

телей и врачей. В этом письме И. И. Мечников благодарит
1	См. статью Е. В. Полосатовой «К истории борьбы за материали¬

стическую биологию в России», «Изв. АН СССР», серия биологическая,
1950, № 3, стр. 14—19.
3	Г. В. Платонов
33

К. А. Тимирязева за приглашение и пишет, что давно уже

следит за его интересными работами, с наслаждением читает

его популярные статьи.
В свою очередь Тимирязев, внимательно изучая работы

Мечникова, давал высокую оценку его теории фагоцитоза, его

трудам по изменчивости микроорганизмов под влиянием усло¬

вий существования. Когда в 1913 г. вышла книга Мечникова

«Сорок лет искания рационального мировоззрения», Тимиря¬

зев написал восторженную рецензию на нее. «Мы, читающая

русская публика, — пишет Тимирязев, — с благодарностью

встречая все, что выходит из-под пера знаменитого ученого и

талантливого писателя, должны особенно горячо приветство¬

вать появление нового произведения, так непритязательно

названного им „сорокалетними исканиями“» 1. Тимирязев со¬

лидаризируется с Мечниковым в его критике идеалистических

направлений в философии и науке, развивает и углубляет ее.
В близких отношениях находился Тимирязев с братьями

Ковалевскими. С В. О. Ковалевским и его женой С. В. Кова¬

левской он подружился во время совместного пребывания

в Гейдельберге в 1868—1869 гг. В дальнейшем он всю

жизнь с большой теплотой отзывался о них, как* о выдаю¬

щихся русских ученых и искренних, преданных друзьях. Тими¬

рязев с гордостью отмечал высокую оценку научных заслуг
В.	О. Ковалевского Дарвином.
С особым восхищением отзывался Тимирязев о смелом и

мужественном характере Владимира Онуфриевича, вступив¬

шего в 1866 г. добровольцем в итальянскую национально-

освободительную армию Гарибальди, к которому сам Тими¬

рязев питал глубокие симпатии.
Тимирязев неоднократно встречался и переписывался

с А. О. Ковалевским. В одном из своих писем А. О. Ковалев¬

ский писал Тимирязеву: «Премного Вам благодарен за Вашу

речь „Витализм и наука« *; не могу Вам не выразить моего

глубочайшего сочувствия. Я помню, с какой печалью, даже

просто стыдом я слушал в прошлом году пресловутую речь

Бородина, и помню, с каким ужасом увидел, что она встре¬

чается громом аплодисментов... Речи Московского съезда

меня успокоили, есть же, думалось мне, в сердце России люди

одинакового со мной мнения, а ваша ныне напечатанная речь

доказывает, что есть и блестящие защитники здравого и на¬

учного направления»2.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 176.
♦	Речь Тимирязева на годичном заседании Общества любителек

естествознания 15 октября 1894 г.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 453.
34

С глубоким уважением относился Тимирязев к И. П. Пав¬

лову. Он дал самую высокую оценку произнесенного И. Ц.

Павловым, на XII съезде русских естествоиспытателей и вра¬

чей доклада «Естествознание и мозг». В ответ на это И. П‘

Павлов написал Тимирязеву следующее письмо:
«Глубокоуважаемый Климент Аркадьевич!
Уехав из Москвы со съезда 29 дек., я только вчера, полу¬

чив нумера „Дневника съезда“, узнал про Ваш отзыв о моей

речи. Нахожу естественным и уместным засвидетельствовать

Вам, что этот отзыв дал мне много радости. Научное едино¬

мыслие, признание товарищами по оружию правильности и

ценности наших взглядов есть законнейший источник нашего

успокоения и удовлетворения. И то, и другое я чувствую тем

сильнее, что принадлежу, к моему огорчению, к типу наклон¬

ных всегда тревожиться и сомневаться, в чем, очевидно, вино¬

вата моя неврастения. Позвольте же мне этими строками

выразить Вам мою сердечнейшую признательность.
С горячим пожеланием Вам полного восстановления здо¬

ровья и возврата к прежней деятельности.
Искренно Вас уважающий и преданный Вам Ив. Павлов»1.
Тимирязев в это время был прикован к постели тяжелой

болезнью. Несмотря на тяжелый недуг, он нашел в себе силы,

чтобы ответить на письмо Павлова:
«Глубокоуважаемый Иван Петрович!
Не сумею передать Вам, как меня обрадовало и успокоило

Ваше любезное письмо. Отправив телеграмму под глубоким впе¬

чатлением Вашей речи, я только после спохватился, что могли

сказать, а кому какое дело до того, что я, ничего не смыслящий

в ее предмете, о ней думаю, но потом успокоил себя тем, что

восхищаться-то никому, не запрещено. Ваше дружеское, тоба-

рищеское отношение ко мне меня окончательно успокоило и

обрадовало не только за себя, но и за нашу науку. Уже мне

лично приходится воевать с ботаниками старыми и молодыми,

русскими и немецкими, проповедующими, что физиологи расте¬

ний должны отказаться от „строгих правил естественно-науч¬

ного мышления“ 2, заменив их бреднями о какой-то, по счастью,

не существующей „фито-психологии“. А теперь, когда я могу

указать, что „великий физиолог земли русской“, каким Вас

считает весь свет, призван изгнать психологический метод из

последнего его оплота в физиологии, я чувствую твердую

почву под ногами для оказания им дальнейшего отпора.
*	«Изв. АН СССР», серия биологическая, 1949, № 5, стр. 547.
2	Слова из речи Павлова «Естествознание и мозг».
3*
35

Ваша речь мне представляется событием в истории есте¬

ствознания; я глубоко сожалею, что не был его очевидцем, и

вообще возможность увидеть Вас и позаняться с Вами было

для меня главной приманкой съезда.
Позвольте же мне еще раз принести Вам сердечную благо¬

дарность за Ваши добрые и лестные для меня строки.
Искренне Вас уважающий и преданный К. Тимирязев» 1.
Тимирязев неоднократно с восхищением отзывался о науч¬

ной деятельности И. П. Павлова. В свою очередь И. П. Пав¬

лов был чрезвычайно высокого мнения о Тимирязеве как

ученом и гражданине. В сборнике, посвященном 70-летию Ти¬

мирязева, Павлов поместил статью, в заключении которой он

пишет: «Мы рады, хотя бы этим скромным трудом, выразить

чувство нашего глубокого уважения Клименту Аркадьевичу

Тимирязеву как выдающемуся деятелю родной науки и не¬

устанному борцу за истинно научный анализ в области биоло¬

гии, все еще нередко сбивающейся, в лице многих ее предста¬

вителей, на фальшивые пути»2.
Дружба Тимирязева с Павловым продолжалась до послед¬

них лет его жизни.
Уже эти приведенные здесь немногие отрывки из пере¬

писки Тимирязева с другими выдающимися русскими естество¬

испытателями показывают, насколько тесно было общение

между ними, как внимательно следили они за успехами в ра¬

боте своих соратников и помогали друг другу в совместной

борьбе против сил реакции и деспотизма. Тимирязев тщательно

:изучал не только современные ему науку и философию, но и

их историю, строго критически относясь к изучаемому мате¬

риалу. Он проверял, испытывал на практике и самостоятельно

развивал дальше те прогрессивные естественно-научные тео¬

рии, которые знаменовали собой превращение естествознании

в систему материалистического познания природы.
Широко известно, какое сильное влияние на формирование

мировоззрения Тимирязева оказало учение Дарвина. Тимиря¬

зев ценил теорию Дарвина за материалистическое объяснение

происхождения органического мира и за ту роль, которую

сыграл дарвинизм в укреплении исторического подхода к изу¬

чению любого явления природы. Однако Тимирязев не оста¬

новился на достигнутом Дарвином уровне развития биологи¬

ческой науки, а поднял его значительно выше. Это относится

не только к естественно-научным основам дарвинизма, но в

еще большей степени к философскому истолкованию эволю¬

ционной теории.
1	«Изв. АН СССР», серия биологическая, 1949, № 5. стр. 547.
2	И. ГГ. Павлов. Полное собр. соч., т. III, книга первая, 1951,

стр. 322.
36

У Тимирязева уже в первые годы научной деятельности

элементы диалектики в трактовке явлений природы выражены

гораздо отчетливее, чем у Дарвина. А в последние годы своей

жизни Тимирязев начинает сознательно воспринимать основ¬

ные принципы диалектического и исторического материализма.

Творческий подход к эволюционной теории, прямая критика

ряда ошибочных идеалистических положений Дарвина убеди¬

тельно показывают, что Тимирязев не был слепым последова¬

телем английского биолога. В своих исследованиях по физио¬

логии растений Тимирязев опирался на новейшие открытия,

достигнутые в различных областях знания как русскими, так.

и иностранными учеными.
Тимирязев был лично знаком со многими виднейшими дея¬

телями науки за рубежом. Во время заграничной команди¬

ровки 1868—1870 гг. он работал в лабораториях Кирхгофа,

Бунзена, Гофмейстера (Германия), Бертло, Буссенго, Клода

Бернара (Франция). Впоследствии Тимирязев встречался

с английскими учеными, в частности с Ч. Дарвином. Чуждый

какого бы то ни было шовинизма и национализма, он высоко

ценил и охотно использовал в своей работе все лучшее, что

было создано мировой наукой, всегда восставая, однако, про¬

тив рабского преклонения перед зарубежными авторитетами.
Что касается различных идеалистических школок и наг

правлений в буржуазной науке Запада, то с ними Тимирязев

вел решительную борьбу. Более того, он с негодованием от¬

вергал все попытки некоторых русских ученых перетащить

этот хлам в Россию под видом «самоновейшей» науки.
Если передовые западноевропейские естественно-научные

теории, наряду с нашим отечественным естествознанием,

играли значительную роль в формировании мировоззрения

Тимирязева, то этого нельзя сказать ни об одной из буржуаз-,

ных философских школ Запада. И это вполне понятно, по¬

скольку Тимирязев, вооруженный передовыми идеями рус¬

ской классической философии, стоял на голову выше любого

из представителей домарксистских философов Западной

Европы.
Разоблачая ложный, антинаучный характер современных

ему идеалистических направлений в философии и естествозна¬

нии — Маха, Петцольда, Бергсона, Бэтсона и др., Тимирязев

бичует в то же время и их «духовных отцов» — Платона,

Фому Аквинского, Беркли, Канта, Гегеля, Ницше, Шопен¬

гауэра — всю линию идеализма в философии.
О представителях материализма Тимирязев, напротив, от¬

зывается чрезвычайно высоко, показывая, что прогрессивные

идеи материалистов прошлого сыграли важную роль в разви¬

тии современного научного мировоззрения, в борьбе против
37

Идеализма. Тимирязев отмечает заслуги Э. Роттердамского,

Р. Бэкона, Ф. Бэкона, Дж. Бруно, Декарта, Спинозы, Локка,

Пристли, Дидро и др. Однако он понимает, что их воззре¬

ния — уже пройденная ступень в развитии научной и фило¬

софской мысли.
В сочинениях Тимирязева можно нередко встретить хва¬

лебные отзывы о философии О. Конта. Известно, что Конт был

идеологом французской реакционной буржуазии, склонившейся

в середине XIX в. под страхом пролетарской революции к

союзу с дворянством. К.. Маркс писал о нем: «Конт известен

парижским рабочим как пророк империи (личной диктатуры)

в политике, господства капиталистов в политической экономии,

иерархии во всех сферах человеческой деятельности, даже

в сфере науки, и как автор нового катехизиса с новым папой

и новыми святыми вместо старых» *.
Философия Конта — «позитивизм» — была своеобразной

попыткой протащить в философию и науку идеализм, придав

еМу «наукообразную» форму. Реакционный и идеалистический

характер философии Конта был верно раскрыт в русской

философии Белинским и Чернышевским.
Тимирязев, так же как Писарев и многие естествоиспыта¬

тели, не будучи в состоянии до конца раскрыть идеалистиче¬

ское существо философии Конта, нередко называл его «ве¬

ликим мыслителем», а себя — «убежденным позитивистом*.

Это, однако, не может служить основанием для того, чтобы

безоговорочно относить Тимирязева к позитивистам, как то де¬

лают некоторые авторы. «О человеке, — писал В. И. Ленин, —

судят не по тому, что он о себе говорит или думает, а по

делам его. О философах надо судить не по тем вывескам, ко¬

торые они сами на себя навешивают („позитивизм«, филосо¬

фия „чистого опыта“, „монизм« или „эмпириомонизм«, „фило¬

софия естествознания« и т. п.), а по тому, как они на деле

решают основные теоретические вопросы, с кем они идут рука

об руку, чему они учат и чему они научили своих учеников и

последователей»2. Если мы так подойдем к рассмотрению

взглядов Тимирязева (а только такой подход и может быть

действительно научным подходом к изучению той или иной

исторической личности), то увидим, что Тимирязев отнюдь

не был последователем О. Конта.
Тимирязева подкупало в Конте то, что подкупало в нем

и других естествоиспытателей, — его, по словам Маркса, «эн-

циклопедичность, его синтез» 3. Тимирязеву казалось, что Конт
1	Архив Маркса и Энгельса, т. Ill (VIII),' стр. 347.
2	В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 205.
3	К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXIII, стр. 363.
3*

искренне требует борьбы с «метафизикой», развития науки на

основе «опыта», и его философия может поэтому служить ору¬

жием в борьбе за науку, против господствовавшего официаль¬

ного религиозно-идеалистического мировоззрения. Этому спо¬

собствовал, между прочим, и тот факт, что книги Конта были

значительное время запрещены царской цензурой.
Чл.-корр. АН СССР А. А. Максимов совершенно справед¬

ливо указывает в своей книге «Очерки по истории борьбы за

материализм в русском естествознании», что многие русские

ученые и общественные деятели видели в позитивизме то, чего

в нем на самом деле не было, усматривали в нем материали¬

стические и революционные взгляды. Так, например, В. Зай¬

цев, один из ближайших соратников Писарева по журналу

«Русское слово», писал: «В сущности позитивизм есть одна из

реальных положительных концепций всего сущего, с которым

нигилизм, материализм, атеизм совпадают».
Тимирязев (особенно на первых порах своей деятельности)

точно так же расценивал позитивизм как материалистическое

учение, ведущее борьбу против идеализма. Именно поэтому

он и называл себя «убежденным позитивистом». В действи¬

тельности же Тимирязев по существу не только не был после¬

дователем Конта, но и подвергал критике те положения, кото¬

рые доставляют краеугольный камень позитивизма.
В отличие от Конта, который вовсе не являлся сторонни¬

ком атеизма, Тимирязев еще в юношеские годы потерял веру

в бога, и с тех пор всю жизнь был атеистом.
Тимирязев не разделял утверждения Конта, что наука

должна заниматься простым описанием явлений. В противовес

этому Тимирязев считал, что вскрытие причин составляет

главный предмет науки. На полях «Курса позитивной филосо¬

фии» Конта Тимирязев ставит большой вопросительный знак

по поводу заявления автора, что «внутренняя природа явле¬

ний непознаваема». Он отвергает всякие попытки установить

границы познания природы. Тимирязев был убежден в полной

познаваемости мира. Он решительно боролся против агности¬

цизма, присущего философии Конта.
Принципиальное различие философских взглядов Тимиря¬

зева и Конта выступает и в диаметрально противоположном

понимании того, что представляет собой опыт. Конт, пытаясь

завуалировать идеалистическое существо своей философии и

привлечь на свою сторону естествоиспытателей, постоянно

жонглировал термином «опыт». Нередко он называл свою

философию философией опыта, философией науки. Но истол¬

кование термина «опыт» он давал идеалистическое, сходное

с тем, которое давали ему впоследствии эмпириокритики. Для

него опыт — не более как установление отношений между
39

ощущениями, «согласование наблюдаемых фактов». Тимиря¬

зев же, наоборот, истолковывает опыт материалистически:

опыт — это исходный и конечный момент процесса познанияг

это воздействие человека на окружающие предметы своими

органами и орудиями и отражение этих предметов в нашем

сознании через органы чувств. В противоположность Конту»

который считал опыт лишенным объективного содержания.

Тимирязев никак не мог представить себе опыт без объектив¬

ного содержания, т. е. такого содержания, которое не зависит

от воли и сознания человека.
Точно так же обстоит дело и с истолкованием понятия

«метафизика». Конт подразумевал под метафизикой всякое

философское учение, которое признает нечто, лежащее за

явлениями, — внутреннюю сущность предмета. При этом

острие своей критики он явно направлял не против идеализма,

а против материализма. Всех, кто не разделяет точки зрения

агностицизма, он относил к лагерю «метафизиков». Конт на¬

зывал метафизиками тех, кто считает природу объективной

реальностью. Тимирязев же, наоборот, термином «метафи¬

зика» обозначал идеализм. Он называл метафизику «пьяной

спекуляцией», «схоластикой», «телеологией».
В определении метафизики Тимирязев допускал ту же

ошибку, что и Чернышевский: В. И. Ленин писал, что Черны¬

шевский «в своей терминологии смешивает противоположение

материализма идеализму с противоположением метафизиче¬

ского мышления диалектическому» *. Однако эта ошибка Ти¬

мирязева, как видим, не имеет ничего общего с уловкой Конта,

пытавшегося под видом борьбы с метафизикой отвергать вся¬

кое учение, признающее объективное существование внешнего

мира вне и независимо от сознания людей.
Тимирязев указывает на несостоятельность утверждения

Конта о неизменности органического мира, об абсолютном

характере гармонии в нем, о равновесии между организмом

и средой. Взглядам Конта Тимирязев противопоставляет тео¬

рию развития органического мира. Конт высказывает утвер¬

ждение, что если бы все мыслимые организмы были помещены

в данную среду, то подавляющее большинство их, как непри¬

способленных к ней, были бы уничтожены, элиминированы и

остались бы только те, которые ныне в ней находятся. Тими¬

рязев видит в этой мысли сходство с теорией Дарвина, но

в то же время подчеркивает и огромное различие между ними,

указывая на порочность воззрений Конта: «Их (Конта и Дар¬

вина.— Г. П.) коренное различие заключается, во-первых,,

в том, что объяснение Конта начинается с момента, когда.
» В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 345.
40

органические формы (по его мнению, как мы видели, непо¬

движные) уже даны; между тем, Дарвин в свое объяснение,

в свой исторический процесс включает и самое образование

формы. Для Конта этот процесс клонится к водворению пре¬

дельного, наиболее устойчивого равновесия между средой

и заранее данным ограниченным числом форм. По Дарвину,

самые формы пластичны и равновесие подвижное, беспре¬

дельно меняющееся, так как самые формы, изменяясь и услож¬

няясь, осуществляют все более сложные и более тонко обеспе¬

ченные состояния равновесия. Второе коренное различие

заключается в том, что процесс элиминации Конта является

только логическою возможностью; вполне понятен и очевиден

он только по отношению к формам уродливым, явно не соот¬

ветствующим условиям их существования. У Дарвина этот

процесс является роковою необходимостью, грозящею не только

форме уродливой, но и всякой форме, хотя бы в данный мо¬

мент она и была совершенной, если только рядом с ней воз¬

никла форма более совершенная» 1.
Тимирязев осуждает Конта за то, что он «считает истори¬

ческий метод уделом одной только социологии». Вместе с тем

Тимирязев показывает, что в социологии исторический метод

Конта был далек от действительного понимания характера

исторического процесса. В последние годы жизни Тимирязев

убедился, что действительным создателем исторического ме¬

тода в социологии был не Конт, а Маркс: «Мост между био¬

логией и социологией в форме применения исторического метода

строится одновременно с обоих концов Дарвином и Марксом,

как это превосходно выразил Энгельс в своей речи над моги¬

лой своего друга»2. Таким образом, Тимирязев сводит на нет

«заслуги», которые приписывал себе Конт.
Боязнь революций, желание во что бы то ни стало дока¬

зать их неправомерность заставляли Конта закрывать глаза

на действительную жизнь, где развитие немыслимо без проти¬

воречий, без скачков, без перехода количественных изменений

в изменения качественные. Конт отрицал противоречия и диа¬

лектические скачки также и в природе. В то же время Конт

превозносил теорию катаклизмов Кювье и называл Кювье

«положительным философом». В отличие от Конта Тимирязев

отвергает теорию катаклизмов Кювье. Вместе с тем он начи¬

нает отходить и от плоского эволюционизма Дарвина, стано¬

вясь на единственно верный путь признания скачкообразных

качественных изменений в результате накопления изменений

количественных.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 115—116.
2	Там же, стр. 236.
41

Как закоренелый метафизик Конт считал, что между орга¬

ническим миром и «инертной природой» лежит ничем не запол-

нимая бездна. Тимирязев же целые десятилетия проводит над

работой по исследованию явлений фотосинтеза, доказывая един¬

ство органического и неорганического мира. Мысль об этом

единстве проходит у Тимирязева красной нитью через все его

произведения. Отлично от Конта решает Тимирязев и вопрос

о соотношении теории и практики, наук теоретических и прак¬

тических. Тимирязев твердо убежден, что науки ведут свое

происхождение от практики, развиваются под давлением мате¬

риальных потребностей человека.
Конт, кичась приписанным им самому себе «открытием»

пресловутого «закона трех состояний», одним росчерком пера

уничтожал труды всех исследователей законов общественного

развития. Прежде всего он обрушивался на экономистов, уве¬

ряя, что они якобы неизбежно чужды всякой идее научного

наблюдения, всякому пониманию естественных законов... Ти¬

мирязев возражает-Конту в пометке на полях его книги:

«Маркс» К Тимирязев видит, что именно Маркс, а не кто-либо

другой и тем более не Конт, подошел к истории общества как

к естественно-историческому процессу, происходящему в силу

внутренних закономерностей развития общества. В одном из

поздних вариантов 10-й лекции своего «Исторического метода

в биологии» Тимирязев развивает эту мысль, критикуя Конта:

«Конт в своей социологии отправляется от современной ему

политической экономии, как от чего-то данного... Маркс по¬

нял, что нужно начинать с „Критики политической экономии".

Только построенная на научной основе „Экономического мате¬

риализма“ * социология была бы более согласна с духом по¬

ложительной философии, чем социология самого творца поло¬

жительной философии» 2. В тех же черновых записях мы нахо¬

дим высказывания Тимирязева, которые показывают, что он

считал действительно научными не биологию и социологию

Конта, а биологию Дарвина и социологию Маркса: «Как дар¬

винизм должен заменить и в известной степени дать более

глубокое научное обоснование биологии Конта, так экономи¬

ческий материализм должен существенным образом изменить

основы его социологии, но оба в сходном направлении — в на¬

правлении естественно-историческом, естественно-научном, т. е.

в духе... политического освобождения от пережитков теолого¬
1	A. Comte. Cours de philosophie positive, vol. IV. Paris, 1869,

p. 195. Музей К. А. Тимирязева.
*	Тимирязев здесь, как будет показано в VII главе, неправильно на¬

зывает исторический материализм «экономическим материализмом».
2	Папка к 10-й главе «Исторического метода в биологии». Музей

К. А. Тимирязева.
42

метафизических, пережитков эпохи наследников остатков этого

учения»
От Конта у Тимирязева, в конце концов, сохраняется, та¬

ким образом, только одно название: «положительная филосо¬

фия». Больше того, он прямо говорит о том, что философия

Конта страдала «теолого-метафизическими пережитками», от

которых были свободны философия Маркса и в значительной

мере учение Дарвина.
Таким образом, Тимирязев, вопреки собственному заявле¬

нию о принадлежности к позитивизму, в действительности

критикует основные реакционные и идеалистические положе¬

ния Конта. Однако Тимирязев, указывая на порочность этих

положений, не понимает того, что именно они составляют

существо позитивизма. Не владея диалектическим мате¬

риализмом, Тимирязев не смог понять, что квазинаучная

фразеология Конта, его утверждение, будто позитивизм есть

«философия науки», является всего лишь вывеской, ширмой,

прикрывающей идеалистическое существо его взглядов. Тими¬

рязев начал приоткрывать эту завесу, правильно указывая на

основные пороки позитивизма, но делал это робко, нереши¬

тельно, считая эти по существу исходные идеалистические по¬

ложения позитивизма чем-то побочным и второстепенным для

него. Поэтому Тимирязев иногда использует фразеологию

Конта, давая ей материалистическое истолкование.
Итак, решающее значение в формировании взглядов Тими¬

рязева имели те общественно-экономические условия, которые

сложились в России во второй половине XIX в. Распад фео¬

дальных отношений, рост капитализма, усиление классовой

борьбы крестьянства против крепостничества и его пережит¬

ков и отражавшая эти условия русская классическая филосо¬

фия и наука, а также эволюционное учение Дарвина — вот те

основные социальные и идейные факторы, которые опреде¬

ляли направление общественно-политических, философских и

естественно-научных взглядов славного корифея русского есте¬

ствознания. Мировоззрение Тимирязева так же, как и его учи¬

телей— Чернышевского, Герцена, Белинского, Писарева, Се¬

ченова, характеризуют следующие принципы: горячая защита

интересов трудящихся, борьба за их просвещение и свободу,

глубокий, неиссякаемый патриотизм, непоколебимая вера

в творческие силы русского народа, в его светлое будущее;

материалистическое решение основного вопроса философии об

отношении материи, природы, бытия к сознанию, духу, идее
1	Там же
43

и непримиримая борьба против идеализма, против всего от¬

жившего, косного, устарелого; изучение явлений природы в их

движении и взаимосвязи; рассмотрение философских проблем

в тесной связи с естествознанием, с его новейшими достиже¬

ниями.
С конца XIX в. огромное влияние на развитие мировоззре¬

ния Тимирязева оказала героическая борьба русского проле¬

тариата, возглавляемая марксистско-ленинской партией. Актив¬

ное участие Тимирязева в борьбе прогрессивных сил общества

против сил реакции и мракобесия привело Тимирязева к един¬

ственному, до конца революционному классу — пролетариату и

к его единственно научной идеологии — марксизму-ленинизму.

Изучение выдающихся произведений марксистско-ленинской

теории помогло Тимирязеву к концу жизни стать в области

политики приверженцем идей пролетарской революции и дик¬

татуры пролетариата, в области философии — начать переход

к диалектическому материализму. Как происходил этот пере¬

ход, мы подробно рассмотрим позднее, в заключительной главе,

книги.

Глава II
ФИЛОСОФСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ

К. А. ТИМИРЯЗЕВА
! Изучение печатных трудов Тимирязева, а также неопуб-

*1 линованных заметок в его записных книжках и многочис¬

ленных пометок на прочитанных книгах обнаруживает в нем

выдающегося мыслителя-материалиста, подымавшегося до

широких философских обобщений. Он с огромным интересом

изучал не только современную ему науку, но и философию, ее

историю, давая критическую оценку мыслителям прошлого и

своим современникам. Его работы проникнуты стремлением

разрешить прежде всего коренные методологические вопросы

естествознания.
Изучению общих, руководящих принципов научного позна¬

ния Тимирязев придавал не меньшее значение, чем конкрет¬

ным фактам, составляющим и характеризующим то или иное

частное естественно-научное достижение. «Творчество поэта,

диалектика философа, искусство исследователя — вот мате¬

риалы, из которых, — утверждает Тимирязев, — слагается ве¬

ликий ученый» *. Поэтому он с особым уважением говорит

о тех ученых, которые не только давали специальные иссле¬

дования, но и «предпосылали им изложение основных правил

научного мышления, которыми они руководились, или даже

уделяли этому особые произведения» 2.
Внимательное и серьезное отношение к методу всегда было

одним из наиболее ярких признаков, характеризующих выдаю¬

щихся деятелей науки. Так, другой выдающийся русский уче¬

ный, И. П. Павлов, философские взгляды которого имеют

чрезвычайно много общего с философскими взглядами

Тимирязева, писал: «Метод — самая первая, основная вещь.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 61.
2	Там же, т. VIII, стр. 14.
45

От метода, от способа действия зависит вся серьезность иссле¬

дования» 1.
Высокая оценка великими русскими учеными роли и значе¬

ния метода в научной работе была одним из результатов

усвоения ими прогрессивных материалистических идей класси¬

ков русской философии. А. И. Герцен в «Письмах об изучении

природы» писал: «Метода в науке вовсе не есть дело личного

вкуса или какого-нибудь внешнего удобства, ... она, сверх

своих формальных значений, есть самое развитие содержа¬

ния, — эмбриология истины, если хотите» 2.
Тимирязев подчеркивает, что применение в научном иссле¬

довании правильного метода дает возможность не только по¬

знавать и объяснять законы природы, но и активно воздей¬

ствовать на нее, все более и более подчиняя ее силы воле и

власти человека. Он сознает, что метод может быть плодо¬

творен лишь в том случае, если он сам будет находиться

в полном соответствии с объективными закономерностями

природы.
Природу Тимирязев рассматривает как совокупность раз¬

личных форм материи, находящейся в постоянном движении

и изменении. «... В природе, — пишет он, — в доступной нам

части вселенной, существует известное количество вещества,

одаренного известным количеством движения»3. Эта мысль

об объективном существовании материи, о неразрывности ма¬

терии и движения повторяется у него неоднократно: «Физика

учит нас, что частицам вещества присуще движение, что мы

не знаем материи без движения» 4. В тесной связи с движе¬

нием Тимирязев рассматривает и такие объективные формы

существования материи, как пространство и время. Возражая

английскому физику-идеалисту Лоджу, отрывающему про¬

странство и время от движения, Тимирязев в пометках на его

статье «Непрерывность» пишет: «Основное понятие — движе¬

ние. Пространство и время—только [ответвления] из него» 5.
Тимирязев приближается к пониманию жизни как одной из

форм движения материи. Он исходит из того, что живая мате¬

рия, как и вся материя в целом, подчинена определенным зако¬

нам: закону сохранения материи, закону сохранения и превра¬

щения энергии и т. д. Тимирязев не отрицает качественной

специфики живых существ, но при этом указывает, что в них
1	Лекции И. П. Павлова по физиологии, 1949, стр. 16.
2	А. И. Герцен. Письма об изучении природы, 1946, стр. 25
3	К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 306—307.
*	Там же, т. IV, стр. 73.
5 К. А. Тимирязев. Пометки в журнале «Nature», № 2289,

vol. 92, September 11, 1913. Вкладыш между 34 и 35 стр. Музей

К. А. Тимирязева.
46

нет ничего сверхъестественного. Он неоднократно говорит, что

в природе — как живой, так и мертвой — нет ничего, кроме

постоянных изменений вещества, энергии и формы.
Признавая всеобщий характер движения в природе и обще¬

стве, Тимирязев приходит к выводу, что главным и основным

в научном методе должно быть историческое рассмотрение ка¬

ждого явления в природе, обществе, науке, т. е. рассмотрение

его не статически, а в движении, изменении, развитии. Метод,

удовлетворяющий этому основному требованию, Тимирязев

называет историческим методом. «История, как „новая

наука“, — пишет он, — научно-исторический метод, связываю¬

щий всю совокупность наших знаний о природе со включением

человека... — вот одна из характеристических черт современ¬

ного периода в развитии наук» К
Однако, говорит Тимирязев, это поняли еще далеко не все

естествоиспытатели. Многие из них попрежнему пытаются

рассматривать мир вне всякого развития, а каждую его часть,

каждый предмет — вне зависимости друг от друга. Тимирязев

указывает на существование двух школ, двух направлений

в естествознании. Одно из них — по существу метафизическое,

второе — диалектическое. Тимирязев высоко отзывается о вто¬

ром и беспощадно критикует первое. «Известно, — пишет он, —

что в настоящее время в области естествознания выступают

две школы, борются два лагеря. Крайние представители первой

школы готовы видеть в живой природе только собрание, какой-

то музей живых существ, не изменяющихся, вылитых в опреде¬

ленные, неподвижные формы; задача натуралиста, по их мне¬

нию, сводится к тому, чтобы сделать общую перепись этим

формам, налепить на каждую соответствующий ярлык и по¬

ставить на соответствующее место в коллекции. Для предста¬

вителей второй — вся органическая природа, рассматри¬

ваемая как целое, изменяется, превращается

(подчеркнуто мной. — Г. П.): органический мир сегодня не

таков, каким был вчера, и завтра будет иным, чем был сегодня.

Существа, теперь населяющие землю, произошли от прежде ее

населявших путем постепенного изменения, и притом более

совершенные от менее совершенных. Эта школа имеет во главе

Дарвина, который свел в одно стройное целое накопившуюся

массу свидетельств и дал строго определенное направление

ее, до той поры неясным, стремлениям. Понятно, что для за¬

щитников первого воззрения не может и существовать вопроса,

как сложились и усовершенствовались органы и вообще орга¬

низмы. Для них они никогда не слагались, никогда не совер¬

шенствовались, они возникли вполне законченными, — бЫЛИ'
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 236—237.
47

созданы в той совершенной форме, в которой мы их застаем

теперь. Только для тех, кто убежден, что органические суще¬

ства по природе изменчивы, что они произошли одни из дру¬

гих, усложняясь или упрощаясь, но постоянно совершенст¬

вуясь, — только для тех и может существовать вопрос: как

возникли органические формы и почему они так приспособ¬

лены к своему отправлению и среде?» 1.
Тимирязев решительно относит себя ко второму лагерю

биологов, т. е. твердо придерживается концепции развития.

Но есть две концепции развития — диалектическая и метафи¬

зическая. Четкую и ясную характеристику их дал В. И. Ленин:

«Две основные (или две возможные? или две в истории на¬

блюдающиеся?) концепции развития (эволюции) суть: разви¬

тие как уменьшение и увеличение, как повторение, и развитие

как единство противоположностей (раздвоение единого на

взаимоисключающие противоположности и взаимоотношение

между ними). При первой концепции движения остается

в тени с а м одвижение, его двигательная сила, его

источник, его мотив (или сей источник переносится во вне —

бог, субъект etc.). При второй концепции главное внимание

устремляется именно на познание источника „само*движе¬

ния. Первая концепция мертва, бедна, суха. Вторая — жиз¬

ненна. Только вторая дает ключ к „самодвижению“ всего

сущего; только она дает ключ к „скачкам«, к „перерыву посте¬

пенности“, к „превращению в противоположность“, к уничто¬

жению старого и возникновению нового»2. Диалектическая

концепция развития «в ее наиболее последовательной, полной,

продуманной и богатой содержанием форме...»3 была дана

лишь основоположниками пролетарского мировоззрения —

Марксом, Энгельсом, Лениным, Сталиным.
Буржуазные ученые, если и говорят о развитии, то пони¬

мают его метафизически, а метафизическая концепция разви¬

тия — только завуалированная форма отрицания действитель¬

ного развития, утверждение незыблемости, неизменяемости

мира. Типичным выражением метафизической концепции раз¬

вития в биологии является вейсманизм-морганизм. Это реак¬

ционное, лженаучное направление отрицает эволюцию органи¬

ческого мира как прогрессивное развитие. Вейсман, так же

как и его последователи, вплоть до Шмальгаузена, говорит

о затухании эволюционного процесса. Да и сама эволюция

у них выглядит не как процесс новообразований, а как про¬

стое развертывание и перекомбинации, т. е. повторение из¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IV, стр. 58.
2	В. И. Ленин. Философские тетради, 1947, стр. 327—328.
3	В. И. Ленин. Соч., т. 25, стр. 430.
48

вечно заложенных в «первозданных» существах признаков —

«специфических детерминантов» или «ген». Правда, морга¬

нисты говорят не о постепенном, а о скачкообразном измене¬

нии — «мутациях». Но от этого метафизическая суть их теории

не меняется, ибо их скачки-мутации не подготовляются пред¬

варительным накоплением количественных изменений. «Мута¬

ции » вейсманистов, как и катаклизмы Кювье, происходят по

неизвестным причинам. Признание такого рода скачков, как

показал Энгельс, революционно на словах, но реакционно на

деле. Оно неразрывно связано с признанием творческих актов

как причин изменений в природе. Только понимание разви¬

тия в единстве его эволюционной и революционной формы

дает нам действительно диалектическую концепцию раз¬

вития.
Для Тимирязева развитие — не простой рост, не простое

увеличение или уменьшение, а движение в восходящем на¬

правлении, поступательное движение от простого к сложному.

«. .. В природе, —говорит Тимирязев, — существует движение,

и это движение в итоге поступательное, т. е. клонится к усо¬

вершенствованию существ». 1 В каждой частице материи, в от¬

дельных особях, конечно, нет какого-то особого мистического

«стремления» к совершенствованию, к градации, как это счи¬

тали Ламарк и его последователи психоламаркисты. Посту¬

пательное движение — не результат проявления особой воли,

стремления отдельных организмов к чему-то высшему. Напро¬

тив, каждый из них, взятый в отдельности, может и дегради¬

ровать. Но в целом все развитие органической природы, бла¬

годаря естественному отбору, приводит в конечном результате

к прогрессу, к появлению все более и более приспособленных

форм, целесообразно организованных для данных условий.

Тимирязев говорит, что вся окружающая нас действительность

есть тот сметающий на своем пути всякое сопротивление

безличный, стихийный мировой прогресс, о котором так яс¬

но и согласно свидетельствует и звездное небо, и развитие

органического мира, и исторические судьбы человеческой

мысли.
Объяснение этого причинно-обусловленного процесса вос¬

хождения от низшего к высшему, объяснение, не прибегающее

ни к каким потусторонним силам, а основывающееся целиком

на наблюдаемых в природе явлениях, и привлекает Тимиря¬

зева в учении Дарвина. Именно на эту сторону теории Дар¬

вина обращали особое внимание классики марксизма.
Рассматривая изменчивость организмов как одно из про¬

явлений всеобщего движения материи, Тимирязев видит в
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 155.
4	Г. с. Платонов	49

движении и в развитии возникновение качественно новых

предметов и явлений в природе.
Правда, долгое время Тимирязев, вслед за Дарвином, го¬

ворил лишь о постепенных изменениях, отрицая скачки, но

уже и тогда он, в отличие от метафизиков, считал, что не вся¬

кое качественное отличие может быть сведено к отличию коли¬

чественному.
Глубокое изучение явлений природы и еще больше обще¬

ственные события, особенно Великая Октябрьская социалисти¬

ческая революция, а также ознакомление с трудами Маркса,

Энгельса, Ленина привели Тимирязева к признанию, наряду

с постепенным, эволюционным изменением, также и скачков,

революционной формы развития. Если раньше, вслед за Дар¬

вином, он нередко заявлял: природа не делает скачков, то

в 1919 г. в послесловии к статье «От дела к слову» он сделал

следующий вывод: «Выходи т, что и эволюция, и ре¬

волюция имеют свои определенные законы —

от механики до истории»1 (подчеркнуто мной. —

Г. П.).
В статье «Ч. Дарвин и К. Маркс» Тимирязев пытается до¬

казать, что объективно эволюционная теория Дарвина не

исключает скачков, революций; отрицание же скачков самим

Дарвином Тимирязев объясняет его отрицательным отноше¬

нием к катаклизмам Кювье. «Говорят, дарвинизм, это — уче¬

ние об эволюции, а эволюция будто бы прямая противополож¬

ность революции. У Дарвина слово революция не встречается

и, вероятно, потому, что в биологии это слово вызывало еще

свежее воспоминание о Révolutions du globe * Кювье, под ко¬

торыми разумелись вымышленные геологами катаклизмы, со¬

вершавшиеся будто бы с быстротой какой-нибудь театральной

частой перемены декораций и сопровождавшиеся исчезнове¬

нием целых населений земли и сотворением новых. Но зато

у единственного унаследовавшего качества своего отца —

сына Дарвина, Джорджа — известного астронома, — мы встре¬

чаем подробное развитие мысли о научной, гомологической

связи (а не простой риторической только аналогии) между

понятиями о революции как в сфере явлений политических,

так и в сфере явлений космических и просто механических» 2.
Тимирязев исходит из того, что революции имеют место

и в развитии научного познания. Новые открытия в науке на¬

зревают медленно и лишь на определенном этапе приносят

плод. Он называет дарвинизм научным подвигом, сделавшим

в науке целый переворот. В другом месте Тимирязев ха¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 364.
*	О революциях земного шара. — Ред.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 339—340.
50

рактеризует дарвинизм как «самую глубокую рево¬

люцию (подчеркнуто мной. — Г. П.), когда-либо произве¬

денную в области естествознания» К
Тем не менее Тимирязев, признав положение марксизма об

эволюционной и революционной формах развития, не смог

вполне освободить дарвинизм от присущего ему плоского эво¬

люционизма. Эта заслуга принадлежит академику Лысенко.

Разрабатывая свою теорию стадийного развития, Т. Д. Лысенко

нашел, что онтогенетическое развитие складывается из после¬

довательных качественно отличных друг от друга стадий.

Последующее изучение закономерностей развития органиче¬

ского мира показало ему, что филогенетическое развитие,

так же как и онтогенетическое, включает в себя как эволю¬

ционную, так и революционную формы движения.
Тимирязев приближался к, пониманию борьбы противо¬

положностей как внутреннего содержания процесса развития.

Это особенно ярко проявляется в его истолковании наслед¬

ственности и изменчивости организмов. Сложных отношений

наследственности и изменчивости нельзя понять с точки зре¬

ния метафизики, отрицающей наличие внутренних противоре¬

чий в явлениях и предметах. Тимирязев, напротив, пишет, что

«наследственность проявляется как в сохранении неизменного,

так и в сохранении изменившегося...»2. Он рассматривает из¬

менчивость и наследственность не как самостоятельные и

независимые друг от друга свойства организма. Наследствен¬

ность— понятие более широкое, включающее в себя также и

понятие изменчивости. На полях книги Генслоу «Наслед¬

ственность приобретенных признаков у растений», где автор

говорит об изменениях водяного лютика при выращивании его

в наземных условиях, Тимирязев отмечает: «Наследственность,

начинающая изменяться»3. Развивая это положение, академик

Т. Д. Лысенко говорит не вообще об изменчивости как тако¬

вой, а об изменчивости наследственности (см. его книгу

«Наследственность и ее изменчивость»). Тимирязев уста¬

навливает, таким образом, диалектически противоречивую

связь между наследственностью и изменчивостью и с этих

позиций борется против метафизического противопоставления

их друг другу. Но не будучи в течение долгого времени зна¬

ком с марксистской материалистической диалектикой, он, по

существу признавая единство и борьбу наследственности и

изменчивости, в то же время как будто отрицает противоре¬

чие между ними. «Нередко, — говорит Тймирязев, — в этих
1	Там же, т. VII, стр. 578.
^ Там же, т. VI, стр. 165.
Цит. по статье Е. В. Полосатовой «В музее великого ученого»,

напечатанной в газ. «Тимирязевец» от 4 июня 1949 г.
4*
51

двух свойствах усматривается будто противоречие. Но по¬

нятно, что закон наследственности так же мало противоречит

закону изменчивости, как понятие инерции не противоречит

понятию движения. В силу означенной инерции, т. е. наслед¬

ственности, форма может неизменно передаваться из поколе¬

ния в поколение; в силу той же наследственности, изменение,

однажды вызванное, будет также передаваться, не может

исчезнуть бесследно, не отразившись на отдаленных поколе¬

ниях, пока не будет уравновешено другими влияниями. Таким

образом, изменчивость, как необходимое следствие по¬

движности состава организма, и наследственность, т. е. пре¬

емственность всех процессов, передающихся из поколения

в поколение и делающих из всего живущего и жившего одно

причинное целое, — вот что характеризует организм по отно¬

шению к неорганизму» *.
Мы видим, что у Тимирязева здесь по существу речь

идет именно о борьбе противоположностей — наследствен¬

ности и изменчивости, о той борьбе противоположностей, ко¬

торую Энгельс называет основной движущей силой органиче¬

ской эволюции. «... Теория развития, — писал Энгельс, —

показывает, как, начиная с простой клетки, каждый шаг впе¬

ред до наисложнейшего растения, с одной стороны, и до

человека — с другой, совершается через постоянную

борьбу наследственности и приспособле¬

ния»2 (подчеркнуто мной.—Г. П.). Эта же мысль выражена

и у Тимирязева, но недостаточно определенно. Нечто подоб¬

ное имеет место у него и при рассмотрении противоречия

между единством органических форм и отсутствием переходов

между ними, т. е. противоречия между непрерывностью и пре¬

рывностью эволюционного процесса. Тимирязев также назы¬

вает его иногда лишь мыслимым, кажущимся противоречием.

Но в других местах он говорит об этом противоречии, как

о противоречии, присущем самой объективной действитель¬

ности.
Говоря об отсутствии противоречия между наследствен¬

ностью и изменчивостью, Тимирязев собственно старается

только доказать, что изменчивость и наследственность

являются незыблемыми законами природы, которые в равной

мере присущи организму и не исключают друг друга. Это

с очевидностью вытекает из следующего его рассуждения:

«Похожи ли дети на своих родителей? И да и нет, вообще

говоря, похожи, но не безусловно. Это да есть заявление од¬

ного закона природы — закона наследственности: это нет есть
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 160.
2	Ф. Энгельс. Диалектика природы. 1949, стр. 166.

заявление другого закона природы — закона изменчивости.

Органические существа могут неизменно передавать свои осо¬

бенности потомству, но могут также изменяться и передавать

свои изменения потомству» 1.
Тимирязев далек от такой формально-логической поста¬

новки вопроса, что о предмете можно сказать только «да—

да» или «нет—нет». Он критикует биолога Негели, руковод¬

ствовавшегося метафизическим методом, мешавшим ему

вскрыть реальные противоречия жизни. «И самый прием

Негели везде тот же схоластически-диалектический * —

entweder oder: tertium non datur; ergo... (либо, либо: третье

не в счет; следовательно... — Ред.). Как будто живую при¬

роду так легко защемить между этими entweder,

ode г!» 2 (подчеркнуто мной. — Г. П.).
Тимирязев вскрывает противоречивость самого явления

жизни, рассматривая жизнь в динамике, в борьбе противо¬

положностей: «Только совокупность двух процессов, созидания

и разрушения, характеризует живое тело. Организм живет

только пока разрушается. „Жизнь, — говорит Клод Бернар, —

это — смерть«, и в этих словах заключается и меткая истина

и тонкая ирония над погоней за звонкими определениями»3.
Противоречива не только вся жизнь в целом, но и каждый

из слагающих ее процессов, протекающих в организме. Проти¬

воречив, например, процесс синтеза крахмала в зеленом листе

растения. Тимирязев пишет, что наличие крахмала в растении

является только результатом двух противоположных процес¬

сов— образования крахмала и его растворения. Хлорофилл,

улавливающий солнечную энергию и как сенсибилизатор на¬

правляющий ее на осуществление фотосинтеза, не остается

сам все время в неизменном состоянии. Он находится в по¬

движном равновесии между процессом распада и процессом

новообразования. Обе реакции происходят одновременно и

идут в обратных направлениях. В остром противоречии между

собой находятся также условия воздушного питания и вод¬

ного режима растения. Листовая поверхность растения для

обеспечения воздушного питания его углекислым газом по¬

строена так, что представляет возможно большую поверхность

соприкосновения с воздухом и солнечным светом. Но это

приводит к излишнему испарению, вредному для растения.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 49—50.
*	Тимирязев, не будучи вполне сознательным диалектиком-материали-

стом, никогда не называл диалектическим свой исторический метод, хотя

он и содержал в себе ряд элементов материалистической диалектики.

Под диалектикой Тимирязев по старинному словоупотреблению понимал

лишь искусство спорить.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 375. Примеч.
3	Там же, т. V, стр. 148.
п і

Растение, как указывает Тимирязев, вынуждено чрезмерно

испарять для того, чтобы успешно питаться. Оно могло бы

избежать опасности засухи, только обрекая себя на верный

голод. Это неизбежное противоречие приводит к образованию

у растений замечательного, автоматически действующего при¬

способления — устьиц, позволяющих растениям достичь мак¬

симального поглощения углекислоты при минимальной трате

влаги на испарение. При этом механизмы, выработанные

растением для защиты от засухи, действуют автомати¬

чески, при помощи тех самых враждебных сил. с которыми

растение вступает в борьбу. Условия, вызывающие или

ускоряющие испарение, так же как и его последствия, обра¬

щаются растением в орудия успешной борьбы с грозящим

злом.
Борьбу противоположностей Тимирязев видит и в развитии

человеческой мысли. Тимирязев часто говорил, что не следует

бояться противоречащих фактов, ибо именно в них заложены

зачатки новых открытий.
*
Рассмотрение всех предметов, явлений в природе и об¬

ществе в их движении и развитии тесно связано у Тимиря¬

зева с рассмотрением их в единстве и взаимообусловленности.

Исторический подход, по его глубокому убеждению, помогает

установить причину этого единства, т. е. позволяет от про¬

стого описания явлений обратиться к вскрытию их сущности,

закона их существования.
Связь явлений, обнаруживаемая при применении одного

только сравнительного метода лишь как их сходство и сосу¬

ществование, с переходом науки к историческому методу стала

выявляться уже как единство всей природы, как всеобщая

причинная связь между всеми ее предметами и явлениями.

Поэтому Тимирязев от исторического метода требует прежде

всего не абстрактного, а конкретного подхода, рассмотрения

каждого явления лишь как звена в бесконечной цепи причин¬

ной связи. Тимирязев пишет:
«Химия, физика, механика, говорят, не знают истории. Но

это верно только в известном, условном смысле. Конечно,

жизненный процесс, являясь всегда только эпизодом, только

отрывком одного непрерывного явления, при начале которого

хмы никогда не присутствуем, более, чем процессы неорганиче¬

ской природы, нуждается в пособии истории. Но, с другой

стороны, разве существует какое-нибудь явле¬

ние, которое не было бы только звеном

в бесконечной цепи причинной связи?
54

Только абстрактное отношение к явлению,

причем исследователь, отвлекаясь от реал ь-

ной. связи с прошлым и будущим, произ¬

вольно определяет границы изучаемого яв¬

ления, освобождает этого исследователя от

восхождения к прошлому. Всякое же воз¬

можно полное изучение конкретного явле¬

ния неизменно приводит к изучению его

истории (подчеркнуто мной. — Г. Я.). Для изучения зако¬

нов равновесия и падения тел довольно данных эксперимен¬

тального метода и вычисления; для объяснения же, почему

именно развалился дом на Кузнецком мосту, нужна его исто¬

рия. Для раскрытия законов движения небесных тел довольно

законов механики, но для объяснения, почему планеты сол¬

нечной системы движутся именно так, а не иначе (т. е. в одну

сторону и т. д.), нельзя было обойтись без попытки восста¬

новить их историю...» !. Требование рассматривать каждое

явление в природе только как одно из звеньев бесконечной

цепи причинной связи, т. е. требование рассматривать все

явления в природе в их взаимных связях и опосредствова-

ниях, Тимирязев обосновывает тем, что только такой подход

будет соответствовать самой окружающей нас действитель¬

ности.
Замечательным примером глубокого понимания взаимо¬

связи и взаимообусловленности предметов и явлений в при¬

роде является трактовка Тимирязевым вопроса о тесной за¬

висимости органических существ от окружающих их внешних

условий.
Тимирязев принадлежал к той категории ученых-мысли-

телей, которые, по его собственному выражению, были

способны, отрывая свой взгляд от ближайших, узких задач

своего ежедневного труда, окинуть взором всю совокупность

биологического целого. Он беспощадно критикует представи¬

телей метафизического взгляда на природу как на хаос изо¬

лированных, ничем не связанных друг с другом частей.

«Показав в тумане, — пишет Тимирязев, — какое величествен¬

ное целое представляет природа, они спешили разбить его на

бесчисленные осколки, утверждая, что между ними никогда

не существовало связи!»2.
Блестящим доказательством единства неорганической при¬

роды Тимирязев считает закон сохранения и превраще¬

ния энергии, периодический закон химических элементов,

открытый Д. И. Менделеевым, электромагнитную теорию,
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 57—58.
2	Там же, т. VII, стр. 79.
55

подтвержденную в замечательных экспериментах П. Н. Лебе¬

дева, и другие новейшие открытия в области физики и химии.
Тимирязев старается выявить и показать также связи,

устанавливающие единство органической природы. Он под¬

черкивает единство в многообразии видов растений и живот¬

ных. В лекции «Растение и животное» Тимирязев показывает,

что движение, раздражимость, характер питания и другие

явления у животных и растений не разделяют их каменной

стеной, ибо каждое из этих явлений присуще в той или иной

степени как животным, так и растениям. Замечательным

подтверждением единства мира животных и растений он

считает также новейшие открытия в биологии: наличие железа

в хлорофилле и гемоглобине — важнейших органических ве¬

ществах того и другого царства, наличие у растений фер¬

мента папаина, сходного с пепсином — ферментом, характер¬

ным для животных.
С особым вниманием Тимирязев отмечает факты перехо¬

дов, связующих звеньев между различными группами орга¬

низмов внутри растительного -и животного мира. Так, он

большое значение придает открытию Гофмейстером переход¬

ных форм между явнобрачными и тайнобрачными расте¬

ниями. Тимирязев называет замечательным открытием работу

русского биолога А. О. Ковалевского по изучению зачатков

осевых опорных органов и нервной систёмы у асцидии и

ланцетника.
Тимирязев указывает не только на сходство, но и на

тесную, неразрывную связь отдельных организмов между

собой. Он пишет, что мы не вправе рассматривать жизнь

любого организма независимо от жизни всего органического

мира в целом. Он требует от каждого биолога изучения

бесчисленных сложных соотношений зависимости, связываю¬

щих между собой все органические существа К Он считает,

что дарвиновский метафорический термин «борьба за суще¬

ствование» является не чем иным, как выражением всей

совокупности сложных отношений, которые существуют

между организмами.
Тимирязев указывает на существование не только внеш¬

них, но и внутренних форм связей, т. е. связей и зависимостей

не только между данной особью и средой, но и внутри особи,

между отдельными ее органами — так называемый закон

соотношения развития (корреляция). Согласно этому законуг

между отдельными органами живых существ имеется опреде¬

ленная зависимость, вследствие которой изменение одной

части сопровождается изменением другой.
1	См. К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 139.
56

Тимирязев говорит об организме как о едином целом, где

каждый орган, каждая часть, каждая клеточка находятся

в согласном взаимодействии, координации между собой. Ти¬

мирязев далек от понимания организма как простой суммы

клеток, как утверждали это Вирхов и Ферворн. Он называет

неудачным притязание Ферворна обосновать какую-то новую

физиологию клеточки, независимую от физиологии всего

организма.
Тимирязев рассматривает как единое целое не только весь

животный и растительный мир, но и всю неорганическую и

органическую природу. Единство тел мертвой и живой при¬

роды Тимирязев видит прежде всего в том, что они имеют

общий химический состав, что неорганические вещества, бу¬

дучи усвоены организмом, сами становятся его неотъемлемой

составной частью, что в основе биологических процессов

лежат физико-химические превращения. Тимирязев указывает,

что в природе постоянно происходит круговорот химических

элементов — углерода, кислорода, водорода и т. д. Вместе

с этим идет непрерывный процесс превращения энергии.

Лучшим подтверждением единства живой и мертвой природы

Тимирязев считает искусственный синтез ряда сложнейших

органических соединений. У Тимирязева нет никаких сомне¬

ний в том, что органическая природа, так же как неорганиче¬

ская, подчинена закону сохранения материи и закону сохра¬

нения энергии.
Для обоснования единства мертвой и живой природы Ти¬

мирязев много сделал своими исследованиями в области

фотосинтеза. Разрабатывая проблему усвоения света и угле¬

кислоты растением, он вскрыл самую тесную и непосредствен¬

ную связь между такими, казалось бы, весьма далекими друг

от друга видами материи, как солнечный свет, воздух, почва,

растительный и животный мир. Если до Тимирязева делались

только предположения о возможности действия закона сохра¬

нения энергии в процессах, происходящих в живом теле,

в частности, в процессе фотосинтеза, то он своими блестящими

экспериментальными работами превратил это предположение

в неоспоримую истину. Тимирязев первый доказал примени¬

мость закона сохранения и превращения энергии к растениям.

Вместе с тем он доказал, что не только не существует

непроходимой пропасти между неорганическими и органиче¬

скими телами, но при известных условиях первые могут

превращаться во вторые.
Тимирязев требует рассмотрения в единстве, во взаимо¬

связи не только явлений и предметов природы, но и отдель¬

ных отраслей науки. Он считает необходимым, чтобы ученый,

занимающийся узко специальными задачами, не забывал об
57

их связи с целым, ибо отдельные отрасли науки составляют

лишь тесно связанные друг с другом звенья общей цепи. Так,

характеризуя комплекс агрономических дисциплин, он пишет:

«... агрономия ставит вопросы; агрономическая химия дает

средства для их научного разрешения; физиология растений,

исследуя их на живом объекте деятельности агронома, дает

окончательный ответ на запросы практики» 1. Тимирязев под¬

черкивает, что современный уровень развития науки дает все

возможности для широких обобщений, для сближения ее от¬

дельных дисциплин. Он отнюдь не выступает против спе¬

циализации научного труда, считая, наоборот, что без нее

невозможно дальнейшее развитие науки. Он говорит только

о необходимости обезвредить последствия этой специализации,

обеспечив совершенный обмен продуктами разделенного

труда. Объективной основой единства и связи наук Тимиря¬

зев считает единство и связь, присущие объективной мате¬

риальной действительности.
Свои взгляды на материальное единство мира Тимирязев

развивает в борьбе с метафизически-идеалистическим утвер¬

ждением виталистов о существовании якобы непроходимой

пропасти между органическим и неорганическим миром.
Отвергая витализм с его абсолютным противопоставлением

живой и неживой природы, Тимирязев в своей полемике с ви¬

талистами нередко впадает в другую крайность, говоря

о необходимости «сведёния» сложных процессов в живых

организмах к более простым явлениям неорганической при¬

роды.
На этом основании многие авторы обвиняли Тимирязева

в механицизме, но обвинение это исходит из неправильного

толкования того, что Тимирязев подразумевал под «сведё-

нием» сложного к простому. Говоря о «сведёнии», он прово¬

дил лишь мысль о необходимости всегда иметь в виду, что

наиболее общие законы природы, например, закон сохранения

и превращения энергии, присущи как мертвой, так и живой

природе, что сложным явлениям предшествовали простые

и т. п. «Историческое развитие каждой науки, — говорит Ти¬

мирязев, — требует, чтобы простейшее в ней предшествовало

более сложному... Для того, чтобы быть морфологом, нужно

быть морфологом, и только. Для того, чтобы быть физиоло¬

гом, нужно быть в известной степени и физиком, и химиком,

ц морфологом. Отсюда понятно, что физиологическое направ-
’· К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 51.
58

ление могло появиться в науке позже, т. е. только после

развития физики и химии» 1. Точно так же не дает основания

считать Тимирязева механистом и его требование найти для

всякого явления «механическое» объяснение. В отличие от

Грова, который «сильно склонен думать, что прочие состояния

материи являются модификациями движения и в конце кон¬

цов будут сведены к ним» в отличие от Декарта, сводив¬

шего все явления к движению частей материи по законам

механики, Тимирязев под «механическим мировоззрением»

подразумевает, как он сам нередко пишет об этом, нечто со¬

вершенно иное, а именно—причинное, каузальное объясне¬

ние явлений, которое он противопоставляет объяснению теле¬

ологическому. Употребляя выражение «механические явле¬

ния», Тимирязев имеет в виду объективные, материальные

процессы.
Говоря о единстве мира, Тимирязев не игнорирует его

многообразия, качественного отличия одних форм движения

материи от других. Тимирязев совершенно определенно ука¬

зывает на то, что одними только законами физики и химии,

достаточными для объяснения процессов, происходящих в не¬

органической природе, невозможно объяснить всю сложность

процессов в органической природе. Решительно отвергая пре¬

словутую «жизненную силу» виталистов и показывая на ряде

примеров, что многие явления в организме могут быть

объяснены законами физики и химии, Тимирязев пишет:

«До тех пор, пока нам не докажут противного, мы вправе

видеть в растении — „механизм, сам себя обновляю¬

щий" и обладающий историей (подчеркнуто

мной. — Г. Я.). Мы вправе требовать от этой науки (физиоло¬

гии.— Г. Я.), при ее современном состоянии, чтобы при объ¬

яснении явлений жизни она прибегала только к троякого рода

причинам: химическим, физическим и историческим»3.
Таким образом, наряду с химическими и физическими

факторами, Тимирязев считал совершенно необходимым при

изучении органических форм учитывать также и их историю,

которая как раз и определяет специфику живых существ, их

качественное отличие от тел мертвой природы. Под «исто¬

рическими» причинами явлений жизни Тимирязев подразу¬

мевает не что иное, как специфически биологические законо¬

мерности. Как мы подробнее рассмотрим в четвертой главе,

к ним он относит прежде всего постоянный обмен веществ

между организмом и средой, обмен, который не только не
1	Там же, т. IV, стр. 36.
2	Цит. по книге: Ф. Энгельс. Диалектика природы, 1949, стр. 197.
3К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 168—169.
59

приводит к разрушению живого тела, но, напротив, является

непременным условием его существования.
Сюда же Тимирязев относит такие закономерности, как

наследственное! ь и изменчивость органических форм, которые,

как он пишет, ярко характеризуют организм по отношению

к неорганизму.
Тесно связано с наследственностью и изменчивостью такое

существенное отличие живого от мертвого, как целесообраз¬

ная приспособленность организма к окружающей среде.

Тимирязев предлагает сравнить между собой две сходные по

внешнему виду картины: густо заросший клочок земли

с бесконечным разнообразием растительных форм и их

окраски и один из тех фантастических ландшафтов, которые

мороз рисует на наших окнах. Между этими картинами есть

безусловно сходство, но в то же время они качественно от¬

личны друг от друга. «Кристалл представляет части, самое

слово организм указывает, что его части — органы, т. е. ору¬

дия. Организмы суть тела орудийные, как выражались в ста¬

рину. Но если слово организм включает понятие об орудии,

то понятие об орудии предполагает понятие об употреблении,

об отправлении, о служебном значении, или, как говорилось

также в старину, о цели»
Указание Тимирязева на качественные особенности живых

организмов — постоянный обмен веществ, наследственность и

ее изменчивость, целесообразность организации живых су¬

ществ — показывает, что он был далек от механистического

отождествления живого и мертвого.
Признавая единство органических форм, Тимирязев в то же

время настойчиво проводит мысль об их качественном отли¬

чии друг от друга. Он пишет, что эволюционное учение, дока¬

зав единство органического мира, ни на йоту не сблизило его

полюсы. «Человек остался человеком, а протоплазма — прото¬

плазмой. И, наконец, кто же сказал, что все проявления

сложного должны встречаться и в простом?»2. Таким образом,

Тимирязев категорически возражает против попытки свести

сложное к простому, высшее к низшему.
Тимирязев с негодованием отводит от себя обвинение Фа¬

минцына в том, что он якобы стирает грани между различ¬

ными типами организмов. Обращаясь к Фаминцыну, Тимиря¬

зев говорит: «... Я не только никогда не смешивал березы

с человеком, но даже укорял своих противников за такие

скачки и за произвольное навязывание такого легкомыслия

представителям строгой науки» 3.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 111.
2	Там же, стр. 421.
3	Там же, стр. 456.
60

Говоря о качественных различиях между животными и ра¬

стениями, Тимирязев указывает на способность растений син¬

тезировать органические вещества, тогда как животные могут

лишь усваивать и перерабатывать уже готовые органические

соединения. Велико различие между ними и в том, что живот¬

ные выбрасывают значительную часть поглощенных ими азо¬

тистых веществ, тогда как растения проявляют здесь заме¬

чательную экономию. Различие в обмене веществ находит

свое отражение и в различии анатомического строения живот¬

ных и растений. Пища растений легко подвижна (газы, кри¬

сталлоиды), поэтому само растение может быть неподвиж¬

ным. Пища животного мало подвижна (труднорастворимое

или нерастворимое коллоидное вещество), поэтому животное

вынуждено идти ему навстречу. Для этого ему необходимы

органы хватания, органы движения, органы чувств и коорди¬

нирующая их деятельность нервная система, которые отсут¬

ствуют у растения.
Тимирязев указывает на огромное многообразие и каче¬

ственные отличия между видами также и внутри животного

и растительного мира. Он пишет, что идеи единства типа и

постепенности верны лишь в общих, широких чертах, что

лестница органических существ представляет собой крутые

ступени. К вопросу о единстве и многообразии, о прерывности

и непрерывности органического мира Тимирязев возвращается

неоднократно. Факт единства целого при фактической разроз¬

ненности частей он называет «антиномией», внутренне прису¬

щей объективному миру. «Причина этого противоречия, —

пишет Тимирязев, — заключалась в противоречии, представ¬

ляемом самой природой» !.
Глубокое понимание Тимирязевым специфики различных

форм движущейся материи, указание на диалектически про¬

тиворечивую связь единства и многообразия предметов и явле¬

ний в природе убедительно показывают нам, что, несмотря на

неточности терминологии, которые свидетельствуют лишь

о наличии некоторых пережитков механицизма, назвать Тими¬

рязева механистом было бы совершенно необоснованным.
Тимирязев не ограничивается простым наблюдением, про¬

стой констатацией всеобщих связей, присущих явлениям при¬

роды. Он считает необходимым установление внутренних

законов, обусловливающих связь между ее отдельными явле¬

ниями. Особое внимание он уделяет «закону причинности,
1	Там же, т. VII, стр. 79.
61

лежащему в основе всех наших представлений о естественных

явлениях».1 Тимирязев ведет беспощадную борьбу против

утверждения виталистов, «будто обычная причинная точка

зрения положительной науки недостаточна для объяснения

всех вопросов, предъявленных физиологией, что имеется еще

известный остаток явлений, для объяснения которых необхо¬

димо вернуться к телеологической, финалистической точке

зрения» 2.
В своих возражениях Лоджу, который, по словам Тимиря¬

зева, виляет по отношению к витализму, то отмахиваясь, то

признавая его, Тимирязев ссылается на замечательные физио¬

логические исследования И. П. Павлова. «Павлов, — пишет

он, — устраняет беспричинные явления».3
Тимирязев показывает, что беспричинных явлений в при¬

роде не существует и поэтому наука не может допускать их

существования. Наука только тогда становится подлинной

наукой, когда она выясняет причины явлений: именно поэтому

дарвинизм возвел биологию на ступень науки. «Только зна¬

ние причины явлений, — говорит Тимирязев, — дает человеку

в руки и средство управлять ими. А находить причину явле¬

ний нас учит только опыт»4. Тимирязев значительно углуб¬

ляет дарвинизм, вскрывая материальные причины изменчиво¬

сти. Он прямо пишет о существовании причинной связи между

органической формой и условиями, в которых она обра¬

зуется.
В связи с вопросом о целесообразности органических

форм Тимирязев указывает на необратимость причинной

связи, на то, что следствие (целесообразность) не может

быть причиной своей причины (новообразование). Но всякое

следствие является причиной какого-то третьего явления, им

вызываемого. Вместе с телеологическим объяснением проис¬

хождения целесообразности ссылкой на «конечную причину»

Тимирязев критикует также и механистическую попытку объ¬

яснить совершенство организмов простым случаем. Тимирязев

указывает, что принцип естественного отбора дает явлениям

целесообразности третье разрешение — не слепой случай и не

конечную причину.
В связи с этим Тимирязев высказывает свою точку зре¬

ния на вопрос о случайности и необходимости. Трактовка им

этого вопроса весьма показательна для его исторического ме-
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 145.
2	Там же, стр. 451.
3	К. А. Тимирязев. Пометки на журнале «Nature», N 2289,

vol. 92, September 11, 1913. Вкладыш между 34 и 35 стр. Музей:
К. А. Тимирязева.
4	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 226.
62

тола, как перехода от стихийной диалектики к сознатель¬

ному применению материалистической диалектики в естество¬

знании.
Идеалисты и метафизические материалисты решают вопрос

о соотношении случайности и необходимости в корне неверно.

Одни из них признают только случайность, отрицая объектив¬

ную закономерность в природе и обществе. Другие провоз¬

глашают только необходимость, совершенно отрицая случай¬

ность; в результате необходимость принижается до уровня

случайности. Некоторые, отрицая случайность, пытаются опе¬

реться на идеальные, божественные законы, которые управ¬

ляют якобы косной, инертной материей. Так или иначе все эти

направления по существу отрицают объективную закономер¬

ность, внутренне присущую самой материальной действитель¬

ности.
Только марксистская философия решает вопрос о случай¬

ности и необходимости до конца правильно. Она признает

объективный характер обеих этих категорий, причем случай¬

ность и необходимость рассматриваются не как нечто само¬

довлеющее и исключающее друг друга. Случайность, — только

форма проявления необходимости и ее дополнение. Тимирязев

весьма близко подошел к такому пониманию случайности и

необходимости.
Вначале, впервые излагая теорию Дарвина (1864), Тими¬

рязев в трактовке случайности и необходимости следует за

автором эволюционной теории, который не смог подняться до

правильного понимания отношения между случайностью и не¬

обходимостью. Между тем, стихийно, помимо своего сознания,

не называя вещи своими именами, именно Дарвин нанес силь¬

нейший удар старому, метафизическому взгляду, противопо¬

ставляющему эти категории. Об этом Энгельс писал: «.. .Дар-

винова теория является практическим доказательством геге¬

левской концепции о внутренней связи между необходимостью

и случайностью» *. Но прямые высказывания Дарвина о слу¬

чайности и необходимости выдержаны в духе механистиче¬

ского детерминизма. Для него случайное означает беспричин¬

ное.
В своей книге «Чарлз Дарвин и его учение» Тимирязев

вслед за Дарвином отрицает случай на том основании, что

невозможно действие без причины. «Но что такое случай?

Пустое слово, которым прикрывается невежество, уловка лени¬

вого ума. Разве случай существует в природе? Разве он воз¬

можен? Разве возможно действие без причины?»2. Точно.
1	Ф. Энгельс. Диалектика природы, 1949, стр. 248.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 133.
63

так же в своей докторской диссертации «Об усвоении света

растением» (1874) он продолжает отрицательно относиться

к признанию случайности, утверждая, что допущение элемента

случайности даже оскорбляет логику. Так же и в «Жизни

растения» (1876) Тимирязев пишет, что случайных, в букваль¬

ном смысле слова, явлений наука не может допустить.

«... Случайным, — пишет здесь Тимирязев, — мы называем его

только, пока его необходимая причина для нас скрыта» *.
Определение случайности здесь идет по линии механисти¬

ческого детерминизма. Но Тимирязев не остановился, подобно

Дарвину, на этой метафизической точке зрения. Уже в 80-х

годах в ходе полемики с метафизиками-идеалистами — Дани¬

левским, Страховым, объявившими войну дарвинизму, Тими¬

рязев значительно уточняет свое понимание случайности.

Данилевский пытался опровергнуть дарвинизм на том осно¬

вании, что он якобы целиком зиждется на случайности, кото¬

рой в природе, по его мнению, не существует. Критику этого

положения Данилевского Тимирязев в своей публичной лек¬

ции «Опровергнут ли дарвинизм?» (1887) ведет по двум на¬

правлениям. Во-первых, он показывает, что процесс естествен¬

ного отбора — не простая случайность, а вполне закономер¬

ный, необходимый процесс. Во-вторых, Тимирязев доказывает

несостоятельность механистического отрицания объективного

существования случайности в органической природе. Он пи¬

шет, что закономерное развитие органической жизни не только

не отрицает случайности, но, наоборот, имеет в своей основе

бесчисленное множество случайностей. Объективность случай¬

ности в органической природе доказывается им на том осно¬

вании, что она имеет место и в неорганической природе и

в обществе.
«Найдется ли какой-нибудь сложный механический про¬

цесс, дающий вполне определенный, вперед вычисляемый ре¬

зультат, и не представляющий при более глубоком анализе,

при рассмотрении в другом масштабе целого хаоса случайно¬

стей? Когда сельский хозяин в своей сортировке отделяет

одни семена от других, пользуется ли он определенным меха¬

низмом или только игрой случайностей? Когда химик отделяет

на фильтре твердый осадок от жидкости, пользуется он меха¬

низмом или случайным явлением? Конечно, и да и нет.

Каждый из этих процессов является и определенным механиз¬

мом, и хаосом случайностей, смотря по тому, с какой точки

зрения мы себе представим явление. Проследите, что происхо¬

дит с каждым мелким зернышком в сортировке, какой путь

оно опишет, пока дойдет до отверстия в сетке, сколько раз
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IV, стр. 320.
64

проскользнет мимо, а может быть, так и ухитрится уйти, спря¬

тавшись за крупными. Или эта частица раствора, которая

должна пройти через фильтр и упорно засела в осадке, не

доказывает ли она, что вся операция фильтрования основана

на случайности? Но попытайтесь убедить химика, что все его

анализы основаны на случае, и он, конечно, только встретит

смехом такое философское возражение. Или, еще лучше, убе¬

дите человека, садящегося в поезд Николаевской железной

дороги, с расчетом быть завтра в Петербурге, — убедите его,

что эта уверенность основана на целом хаосе нелепейших слу¬

чайностей. А между тем с философской точки зрения это

верно. Какая сила движет паровоз? Упругость пара. Но фи¬

зика нас учит, что это только результат несметных случайных

ударов несметного числа частиц, носящихся по всем направ¬

лениям, сталкивающихся и отскакивающих и тЛд. Но это

далеко не все. Есть еще другой хаос случайных явлений, кото¬

рый называют трением. Вооружимся микроскопом, даже не

апохроматом, а идеальным микроскопом, который показал бы

нам, что творится с частицами железа там, где колесо локо¬

мотива прильнуло к рельсу. Вон одна частица зацепилась за

другую, как зубец шестерни, а рядом две, может быть, так

прильнули, что их не разорвать, вон третья оторвалась от ко¬

леса, а вон четвертая — от рельса, а пятая, быть может, со¬

единилась с кислородом и, накалившись, улетела. Это ли не

хаос? И однако из этих двух хаосов, — а сколько бы их еще

набралось, если бы посчитать! — слагается, может быть, и

тривиальный, но вполне определенный результат, что завтра

я буду в Петербурге.
Итак, мы вправе называть естественный отбор механиз¬

мом, механическим объяснением не потому, чтобы в основе

его не лежало элементов случайности, а наоборот, потому,

что в основе всякого сложного механизма нетрудно найти этот

хаос случайностей» !.
Дальше Тимирязев пишет, что все в мире проявляется

внешне как хаос случайностей, и это не мешает закономер¬

ному течению всех процессов. Солнце, каким его представляет

современная астрономия, — это хаос случайностей. И все же

солнечная система движется по вполне определенным, стро¬

гим законам. История общества — вполне закономерный про¬

цесс — также складывается из бесчисленных случайностей,

которые мы называем человеческими побуждениями и стра¬

стями. Следовательно, нет никакого основания отрицать объек¬

тивный характер случая, его связь с закономерностью также и

в органической природе.
1	Там же, т. VII, стр. 315—316.
5	Г. В. Платонов	в.5

Указывая на объективный характер случайности, Тимиря¬

зев говорил не о простом хаосе случайностей, лишенном необ¬

ходимых связей и закономерностей, а о законах, проявляю¬

щихся через массу случайностей. Тимирязев неоднократно

подчеркивал объективный характер закономерностей природы

и в то же время показывал, что закономерные процессы скла¬

дываются, осуществляются через массу случайностей. «Орга¬

нический мир, — говорит Тимирязев, — управляется желез¬

ным законом необходимости (подчеркнуто мной. —

Г. Я.); все бесполезное и вредное заранее обречено на

смерть» К
Марксистская философия, указывая на объективный харак¬

тер не только закономерности, но и случайности, в то же время

всегда подчеркивает определяющее значение первой. Об этом

говорит уже само определение случайности лишь как формы

проявления необходимости. Господство необходимости над

случайностью с особой силой проявляется в эпоху социализма,

когда миллионы людей на основе познания объективных за¬

кономерностей материального мира под руководством партии

сознательно строят свою жизнь. Это относится к области как

общественных, так и природных явлений.
Сознательное и планомерное преобразование человеком

природы с особой силой проявляется в мичуринском учении.

Поэтому академик Лысенко, критикуя вейсманистско-морга¬

нистские взгляды на живую природу, как на хаос случайных,

разорванных явлений, вне необходимых связей и закономер¬

ностей, совершенно правильно говорит: «Наука — враг слу¬

чайностей». Положение: «Наука — враг случайности» без¬

условно не является отрицанием объективности случая. Оно

подчеркивает лишь, что наука не должна ориентироваться на

случайности и не может ограничиваться описанием единичных,

случайных процессов и явлений. Чтобы правильно познать мир

и активно воздействовать на него, необходимо познать

сущность явлений, т. е. их законы. Вот почему наука дол¬

жна за массой случайных явлений вскрывать закон их суще¬

ствования.
Тимирязев не сумел поставить и решить вопрос о случай¬

ности и необходимости так, как в настоящее время он ста¬

вится в мичуринской биологии. Тем не менее из рассмотрения

взглядов Тимирязева мы видим, что он весьма близко подхо¬

дил к правильному пониманию соотношения случайности и

необходимости.
Тимирязев считает, что наука только тогда становится до¬

стойной своего названия, когда она познает законы изучае-
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 320.
66

мой ею области природы, отнюдь не ограничиваясь простым

описанием явлений. Только знание законов дает возмож¬

ность предвидеть ход развития явлений и управлять ими.

Объяснение и управление природой, а не только ее описа¬

ние— одно из основных положений Тимирязева в разработке

теории развития органического мира. Это положение — один

из наиболее важных элементов диалектики, присущих истори¬

ческому методу Тимирязева. «Мочь и предвидеть» — таков

замечательный девиз, выдвигаемый Тимирязевым в противо¬

положность загнивающей буржуазной науке, которая не

только отказывается изменять окружающий мир, но и отри¬

цает возможность его правильного познания. Элемент актив¬

ности, действенности в методе Тимирязева сыграл особенно

важную роль в развитии им материалистического ядра дар¬

винизма, в приближении его к современной мичуринской био¬

логической науке.
Итак, «исторический метод» Тимирязева зиждется на сле¬

дующих основных принципах и требованиях: брать все явле¬

ния в природе в их изменении и развитии, ибо в мире нет

ничего неподвижного, неизменного; рассматривать развитие

как поступательное движение от простого к сложному; не

ограничивать понимание развития лишь постепенной, эволю¬

ционной формой, ибо в действительности, наряду с ней, имеет

место и скачкообразная, революционная форма развития; не

•останавливаться перед противоречивыми фактами, ибо про¬

тиворечия свойственны самой действительности; учитывать

нее связи и взаимодействия данного предмета или явления

с условиями окружающей среды, а также многосторонние

внутренние связи между отдельными сторонами этого пред¬

мета; везде и всюду исходить из того, что все в природе при¬

чинно обусловлено, причинность есть объективная, не зави¬

сящая от нашего сознания связь явлений; при изучении при¬

роды вскрывать прежде всего решающие, необходимые

связи, объективные законы, присущие самой материи; позна¬

вая их, стремиться не только объяснять окружающий мир,

по и управлять им, переделывая его в нужном для человека

направлении.
*	*
*
Элементы диалектики в историческом методе Тимирязева

сочетались у него с материалистическим истолкованием явле¬

ний природы, с материалистической теорией познания.
Хотя у Тимирязева нет специальных работ, посвященных

теории познания, тем не менее в его трудах находят отра¬

жение все ее основные вопросы. Он сознательно ставит и
67

материалистически решает основной вопрос философии — об

отношении сознания к материи, а также вопросы о соотноше¬

нии чувственной и логической ступеней познания, о познавае¬

мости мира, о роли практики в процессе познания.
Тимирязев убежден в материальности мира, в объектив¬

ном, независимом от сознания существовании окружающей

нас действительности. Сознание он рассматривает как про¬

дукт материи, как нечто вторичное по отношению к ней. На

своих низших ступенях развития материя не обладала еще

этим свойством. Сознание возникло позднее, с появлением

высоко организованных живых существ. В одном из черновых

набросков лекции Тимирязев писал: «Сознание возникло во

времени и в истории органического мира»} В записной

книжке № 14 мы находим у него такое выражение: «Дарвин

и Маркс как знатоки жизни понимали, что в начале было не

слово, а бытие, породившее и слово и мысль» 2. Тимирязев за¬

являет, что и на современном уровне развития жизни мышле¬

ние присуще далеко не всем представителям органического

мира, как считали, руководствуясь пресловутым «интроспек¬

тивным методом», фитопсихологи — сторонники признания

души у растений — Гартман, Франсе, Паули, Немец, а за

ними и некоторые преклоняющиеся перед западными «автори¬

тетами» русские ученые — Фаминцын, Бородин, Половцев

и др. Линия их рассуждений была такова: внутренний опыт

каждого человека свидетельствует о том, что он чувствует и

мыслит; эволюционное учение доказало единство органиче¬

ского мира; следовательно, весь органический мир чувствует

и мыслит. Таков формально-логический вывод, к которому

пришли представители метафизического взгляда на эволюцию

как на простое накопление количественных изменений без

изменений качественных.
Тимирязев дал блестящую отповедь защитникам фитопси¬

хологии. Он писал: «Точно, так ли? Эволюционное учение счи¬

тает одним из своих устоев положение, что индивидуальное

развитие, онтогенезис, есть сокращенное повторение фило¬

генезиса, т. е. истории существ, стоящих на различных ступе¬

нях органической лестницы. С другой стороны, к кому же при¬

менять этот внутренний опыт, как не к самому себе, как не

к человеку. И, однако, я никогда еще не читал автобиографии

или мемуаров, где бы автор посвящал первую главу впечатле¬

ниям из периода своей эмбриональной жизни. Пресловутый

интроспективный метод, в том единственном случае, где бы он
1	К. А. Тимирязев. Черновая запись лекции. Музей К. А. Ти¬

мирязева.
2	К. А. Тимирязев. Записная книжка № 14. Музей К. А. Ти¬

мирязева.
68

мог пригодиться, оказывается неприменимым. Если я не могу

себе представить, что я чувствовал не только в состоянии

клетки, но даже годовалого ребенка, то как же я буду угады¬

вать психику растения?» К
Это рассуждение Тимирязева обнаруживает не только фи-

лософски-сознательное материалистическое понимание отноше¬

ния мышления к материи, но и дает яркий образец диалекти¬

ческого подхода Тимирязева к явлениям природы. Он отрицает

наличие сознания у растений и низших животных, признавая

у них лишь чувствительность, раздражимость, т. е. способность

реагировать на воздействие внешнего раздражителя. В 1876 г.

Тимирязев писал: «Если под чувствительностью разуметь от¬

зывчивость к раздражению, т. е. раздражительность, возбуди¬

мость, то мы должны признать эту способность и за расте¬

нием» 2. Позднее, в конце XIX — начале XX в., когда «теория»

панпсихизма распространилась особенно широко, Тимирязев,

чтобы не давать повода отождествлять признаваемую им раз¬

дражимость растений с «раздражением» в психическом смысле,

как понимали его сторонники фитопсихологии, заменяет этот

термин в применении к растениям следующим выражением:

«... Явления движения, которыми растение отвечает на внеш¬

ние воздействия» 3. Раздражение у высших животных он харак¬

теризует как быструю реакцию животного на внешние воздей¬

ствия благодаря присутствию в нем нервной системы.
Стремление Тимирязева избежать термина «раздражение»,

«раздражимость» в применении к растениям и низшим живот¬

ным, не обладающим нервной системой, не оправдано. Мар¬

ксистский философский материализм понимает под раздражи¬

мостью именно всякую простейшую реакцию организма на

внешние воздействия. Раздражимость обща и растениям и про¬

стейшим животным. Животные же, обладающие нервной си¬

стемой, имеют уже более высокий уровень отражения — ощу¬

щение, восприятие. «Первое живое существо, — пишет

И. В. Сталин, — не обладало никаким сознанием, оно обла¬

дало лишь свойством раздражимости и первыми зачатками

ощущения. Затем у животных постепенно развивалась способ¬

ность ощущения, медленно переходя в сознание, в соответ¬

ствии с развитием строения их организма и нервной системы»4.
Борясь с идеализмом фитопсихологов, Тимирязев про¬

являет, таким образом, излишнюю осторожность, когда отка¬

зывается от термина «раздражимость» в отношении растений

и низших животных. Но он правильно указывает на возникно¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 421.
2	Там же, т. IV, стр. 291—292.
3	Там же, т. V, стр. 419.
4	И. В. Сталин. Соч., т. 1, стр. 313.
69

вение на определенных ступенях развития материи сначала

раздражимости, затем — ощущения и, наконец, — сознания.

Тимирязев пишет: «Если то, что мы называем сознанием, на¬

чинается во времени в нашем личном развитии, то мы должны

заключить, что оно возникло во времени и в истории органи¬

ческого мира» !. Он правильно считает, что раздражимость,

ощущение и сознание не могут быть отождествлены друг с дру¬

гом. Утверждение фитопсихологов, будто растение мыслит,

Тимирязев опровергает следующим образом: никто не станет

утверждать, что каждая клетка видит, но зрение — простое

чувство, сознание же — ряд сложных чувств, поэтому допу¬

стить, что клетка мыслит, сознает, было бы еще менее разум¬

ным.
Решение этого вопроса Тимирязевым совпадает с тем отве¬

том, который давал на него И. П. Павлов. «В самом деле, —

писал академик Павлов, — трудно же, неестественно было бы

думать и говорить о мыслях и желаниях какой-нибудь амебы

или инфузории»2.
Тимирязев видит качественное различие между ощущением

и сознанием, мышлением. В отличие от Фейербаха и других

материалистов-метафизиков он отнюдь не сводит сознание

к «универсальному чувству». «Сознание, — пишет Тимиря¬

зев, — это нечто бесконечно сложное, низший гомолог которого

нисколько на него не похож и поэтому не может служить для

психологического объяснения». И далее: «Сознание — высшая

стадия усложнения» 3.
Тимирязев рассматривает сознание как функцию определен¬

ного материального органа — головного мозга человека. «Если

мы знаем, что оно (сознание.—Г. П.) утрачивается с повре¬

ждением известного органа, то правильно заключить, что оно

есть атрибут этого органа» 4. Если нет органа, то не может

быть его функции. Нет головного мозга — не может быть и со¬

знания. Поэтому, продолжая критику фитопсихологов, Тими¬

рязев пишет, что современная фитопсихология предлагает

науке XX в. задачу — изучить несуществующую функцию не¬

существующего органа.
Тимирязев считает сознание вторичным также и потому,

что оно представляет собой лишь отражение объективного, вне

нас и независимо от нас существующего мира. «Я немыслимо
1	К. А. Тимирязев. Черновая запись лекции, стр. 2. Музей

К. А. Тимирязева.
2	И. П. ГГ а в л о в. Поли. собр. соч., т. 3, книга первая, изд.

АН СССР, 1951, стр. 14.
3К. А. Тимирязев. Записная книжка № 22. Музей К. А. Ти¬

мирязева.
«К. А. Тимирязев. Черновая запись лекции, стр. 2. Музей

К. А. Тимирязева.
70

без не-я, — пишет он, — как изнанка без лицевой стороны,

я без не-я лишено содержания и не существует» *. Эта

мысль Тимирязева соответствует следующему положению

И. В. Сталина: «.. .наши представления, наше „яа существует

лишь постольку, поскольку существуют внешние условия,

вызывающие впечатления в нашем „я“»2.
Природу, материальную действительность Тимирязев на¬

зывает единственным источником знания. Он пишет: «... Если

я допускаю, что теория верна..., то тем самым заявляю, что

она согласна с подлинником, т. е. природой

(подчеркнуто мной.—Г. /7.), и, наоборот, опровержение

-ее могу видеть только в ее несогласии с этим подлинником.

Верность теории и согласие ее с природой для натура¬

листа — одно и то же: говоря об одном, говоришь и о

другом»3.
Указывая, что Тимирязев стоял на позициях материали¬

стической теории отражения, мы должны вместе с тем под¬

черкнуть, что эта теория выражена у него лишь в самых об¬

щих чертах. Тимирязев не вскрывает всей сложности процесса

отражения материальной действительности в сознании чело¬

века, как это делает диалектический материализм.
Порой Тимирязев допускает в области гносеологии ошибоч¬

ные формулировки. Так, например, он говорит: «... Понятие

о яркости света чисто субъективное, вне глаза, в природе не

имеющее смысла... Световое, в тесном смысле слова, напря¬

жение лучей, или их относительная яркость, в природе, помимо

глаза, не существует; это — только субъективное впечатление

нашего зрительного аппарата...»4. Правильно указывая на то,

что понятия и ощущения яркости света в природе не суще¬

ствуют, что они образуются лишь в нашем сознании, Тимиря¬

зев упускает в своей формулировке тот факт, что они имеют

своим источником вне нас существующую объективную реаль¬

ность, что свет есть один из видов движущейся материи, ото¬

бражаемой в наших понятиях и ощущениях.
В. И. Ленин указывает на то, что всякое ощущение не

лишено элемента субъективности, но в то же время он подчер¬

кивает объективный характер источника ощущения. Он пишет,

что ощущение есть субъективный образ объективного мира.

Характеризуя специально световые ощущения, В. И. Ленин

пишет: «Наши ощущения света зависят от действия колебаний

эфира на человеческий орган зрения. Наши ощущения отра¬
1	К. А. Тимирязев. Записная книжка № 22. Музей К. А. Ти¬

мирязева.
2	И. В. Сталин. Соч., т. 1, стр. 318.
К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 384.
4	Там же, т. I, стр. 247. 248.
71

жают объективную реальность, т. е. то, что существует неза¬

висимо от человечества и от человеческих ощущений» 1.
В отличие от субъективных идеалистов Тимирязев, разу¬

меется, не отрицает объективности источника световых ощу¬

щений. Наоборот, чтобы подчеркнуть объективность света, он

считает даже необходимым термин «свет» заменить другим —

«лучистая энергия».
Вместе с физиками-материалистами он считает, что «истин¬

ная физика начинается только тогда, когда явления из обла¬

сти субъективно-физиологической переходят в область объек¬

тивно-механических представлений, когда физика раскрывает,

что такое звук, свет до их восприятия ухом или глазом, то есть

когда она отрешилась от того антропоморфизма, который

желали бы ей навязать Мах и прочие философы необер-

клеянцы» 2.
Это лишний раз свидетельствует о том, что нет никаких

оснований сомневаться в материалистическом характере пони¬

мания Тимирязевым соотношения между светом как опреде¬

ленным видом материи и его отражением в нашем сознании.

Но, не владея марксистским диалектическим методом, Тимиря¬

зев не мог дать подлинно научного определения соотношения

ощущения и отражаемого им внешнего мира.
*	*
*
Тимирязева как философа-материалиста ярко характери¬

зует его требование в изучении природы идти «от природы к

.человеку», т. е. от объекта к субъекту, а не наоборот, как это

делают субъективные идеалисты, утверждающие, что мир есть

лишь комплекс наших ощущений. Ленин писал по этому по¬

воду: «От вещей ли идти к ощущению и мысли? Или от мысли

и ощущения к вещам? Первой, т. е. материалистической, ли¬

нии держится Энгельс. Второй, т. е. идеалистической, линии

держится Мах»3. Как видим, Тимирязев держится материали¬

стической линии. Самая широкая задача науки, пишет он,

«сводится к тому, чтобы, отправляясь от „бытия", как данного,

объяснить, почему оно таково, а не иное...»4.
Отражение природы в сознании человека Тимирязев рас¬

сматривает как процесс, который складывается из ряда ступе¬

ней.
Как и все материалисты, он считает первой ступенью по¬

знания чувственное восприятие предмета. Хотя вопрос о роли
1	В.	И.	Ленин. Соч., т. 14, стр. 288—289.
2	К.	А.	Тимирязев. Соч., т. 1, стр. 190.
3	В.	И.	Ленин. Соч., т. 14, стр. 30.
4	К.	А.	Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 192.
72

чувственной ступени познания разработан у Тимирязева зна¬

чительно слабее, чем вопрос о логической ступени, но в его

сочинениях имеется достаточно материала для установления,

что исходным моментом познания он считает чувственное вос¬

приятие, получающееся в результате наблюдения и опыта.

Говоря о единстве путей, которыми идут ученый и практик

в своем стремлении изучить природу и подчинить ее разумной

воле человека, Тимирязев подчеркивает, что знание, основан¬

ное на наблюдении и опыте, является единственно верным

путем в том и другом случае.
Источником ощущений Тимирязев считает окружающую

человека материальную действительность. Он сознает, что

окружающий мир человек воспринимает при помощи своих

органов чувств. Ощущения рассматриваются Тимирязевым как

посредники между окружающим нас объективным миром и на¬

шим сознанием. Выступая против субъективных идеалистов

с их сведёнием мира к комплексу ощущений, Тимирязев пи¬

шет: «Оба конца, которые они (ощущения. — Г. /7.) соеди¬

няют, одинаково реальны — только ребенок ищет свет в глазу,

звук в ухе» К В тех случаях, когда материальные явления не

воспринимаются органами чувств непосредственно (например»

магнитные волны), на помощь нам, говорит Тимирязев, при¬

ходит ряд инструментов, которые в громадной мере увели¬

чивают мощь отдельного наблюдателя, расширяют наши

органы чувств. С помощью этих приборов человек вполне

способен к чувственному восприятию всех видов материи,

окружающих нас.
Тимирязев считает, что наши чувственные восприятия зна¬

чительно обогащаются, если мы не довольствуемся страда¬

тельной ролью наблюдателя, а вступаем в борьбу с природой,

активно воздействуя на нее разнообразными средствами. Осо¬

бенно большое значение в процессе познания Тимирязев при¬

дает тем чувственным восприятиям, которые получаются в

результате активного воздействия человека на природу, в ре¬

зультате опыта, эксперимента. Он называет опыт «важней¬

шим средством познания» и восстает против попытки

махистов, в частности, Петцольда, дать идеалистическое

истолкование опыта как простой совокупности наших ощу¬

щений.
Тимирязев пишет, что опыт помогает человеку объяснять

явления вместо того, чтобы просто описывать их. Он подвер¬

гает критике утверждение Гёте, что человек познает истину

только при помощи разума, а не при помощи третируемых им
1	К. А. Тимирязев. Записная книжка № 22. Музей К. А. Ти

мирязева.
73

«рычагов и тисков». Как на пример блестящего опровержения

доводов Гёте, Тимирязев ссылается на научную деятельность

Пастера: «Пастер показал, чего можно достигнуть при помощи

этих ненавистных Гёте Hebeln und Schrauben *, и если кто

желает поучиться этому величайшему из искусств, искусству

допрашивать природу и выпытывать ее тайны, над которыми

глумился Гёте, тот найдет в трудах Пастера редко досягаемые

образцы экспериментальной логики — этой логики в дей¬

ствии» Тимирязев считает опыт лозунгом и самым важным

признаком «научной философии». С опыта, говорит Тимирязев,

наука начинается и опытом заканчивается. Больше того, при

помощи опыта, навыка наши чувства и разум постоянно совер¬

шенствуются. Опытный глаз и привычное ухо, говорит Тими¬

рязев, схватывают сходства, подмечают различия, которые для

других остаются незамеченными.
Рассматривая чувственное восприятие предметов как пер¬

вую и совершенно необходимую ступень процесса познания,

Тимирязев сознает, что для объяснения явлений природы, для

понимания сущности предметов мало одних этих восприятий.

Для этого нужно еще использовать «умственные орудия» —

нашу способность к отвлеченному мышлению и обобщению, —

«стремление к сближению отдаленного, к соединению раз¬

деленного — к обобщению, составляющее сущность мысли¬

тельной деятельности ученого.. .» 2.
Тимирязев критикует как тех, кто отказывается от чувствен¬

ного опыта, основывая все свои представления на умозрении,

так и тех, кто ограничивается простым наблюдением и описа¬

нием фактов. Он протестует против того, что наука так бесце¬

ремонно загромождается сырым материалом, нередко еще но¬

сящим название «ценного вклада», — массой наблюдений и

опытов, которые даже самого наблюдателя не привели еще

к какому-либо определенному заключению. Эмпирическое на¬

копление фактов без теоретического осмысливания их Тимиря¬

зев называл «заболачиванием науки».
В своих трудах Тимирязев дал замечательные образцы

широких философских обобщений накопленных наукой фактов.

Несомненно, что в понимании Тимирязевым роли и значения

подобных обобщений, в его отрицательном отношении к про¬

стому эмпиризму немаловажную роль сыграли труды клас¬

сиков русской философии, в частности А. И. Герцена, кото¬

рый писал* «Собрание материалов, разбор, изучение их чрез¬

вычайно важны; но масса сведений, не пережжённых мыслью,

не удовлетворяют разуму... Факты, это — только скопление
*	Рычагов и тисков.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 207
2	Там же, т. IX, стр. 254.
74

однородного материала, а не живой рост, как бы сумма частей

ни была полна»
Понятия, получающиеся в результате критической перера¬

ботки наших чувственных восприятий и представлений, по

мнению Тимирязева, не являются чем-то субъективным,—

в их основе, так же как и в основе наших ощущений, лежит

объективный мир. Весьма показательно в эгом отношении рас¬

суждение Тимирязева о понятии биологического вида, которое

будет более подробно рассмотрено в следующей главе.
Критикуя Шлейдена, отрицавшего объективное содержа¬

ние понятия вида, Тимирязев писал, что только потому человек

и может создавать понятие вида, что вид, как таковой, суще¬

ствует в природе независимо от нашего сознания. Не человек

вносит в природу понятие вида, а, напротив, природа навязы¬

вает ему это понятие. Тимирязев подчеркивает, что род и

вид даны природой, а не выдуманы.
Тимирязев указывает, что общие понятия, которые со¬

здаются мышлением в результате отвлечения от частностей

отдельных наблюдений, от деталей отдельных конкретных

фактов, дают более глубокое проникновение в действитель¬

ность. Он понимает огромную роль теории и критикует тех, кто

отрицал ее. Чувственная и логическая ступени познания вы¬

ступают у него в тесной связи, как и у Герцена: последний

сравнивал опыт и умозрение с двумя магдебургскими полу¬

шариями, которых лошадьми не разорвешь.
Высокая оценка роли теории в научном познании особенно

ярко проявляется в отношении Тимирязева к гипотезе. Гипо¬

теза — это научное предположение, которое делается для

объяснения объективной связи явлений до того момента, когда

оно еще не нашло полного доказательства на основе наблю¬

дений или опытов. Тем не менее гипотеза не есть оторванное

от действительности порождение нашего ума. В основе гипо¬

тезы лежит материальная действительность. Она создается на

основе ранее познанных законов и вновь открытых единичных

фактов.
Идеалисты отрицают роль гипотезы в процессе познания.

Особенно усердствовали в этом отношении махисты, обруши¬

вавшиеся на гипотезу атомного строения материи. Тимирязев,

наоборот, видит в гипотезе «могучее логическое орудие иссле¬

дования». Он считает, что наука не может развиваться, не

создавая гипотез. «Без нее, — пишет Тимирязев, — современ¬

ный биолог не может сделать ни шага, если не хочет огра¬

ничить свой труд одним только описанием встречающихся

-ему живых тел» 2. Тимирязев иллюстрирует значение гипотезы
1	А. И. Герцен. Письма об изучении природы, 1946, стр. 33—34.
2	К. А. Тимирязев. Соч., τ. VII, стр. 210.
75

на ряде научных открытий. «Самым наглядным и в то же

время простым примером научной гипотезы справедливо счи¬

тают открытие планеты Нептуна Адамсом и Леверье. Пертур¬

бации в движении Урана объясняются гипотезой существова¬

ния неизвестной, невиданной планеты; руководясь этой рабо¬

чей гипотезой, предпринимается громадный труд вычисления,

где должна находиться эта невиданная планета для того,

чтобы вызвать приписываемое ей действие. Сравнительно не¬

значительный труд нахождения планеты на указанном ей

месте превращает гипотезу в несомненный факт, и факт пер¬

турбаций из опровержения превращается в новое доказатель¬

ство верности Ньютонова учения» *.
Тимирязев требует, чтобы гипотеза строилась на основе

фактов и не претендовала на безгрешность до подтверждения

ее новыми опытными данными. Тимирязев называет научную

гипотезу не только обобщающей, но и направляющей мыслью,

новой рабочей силой, в высшей степени плодотворной, побуж¬

дающей к свежей деятельности и открывающей новые области

для исследования. Такого рода гипотезой он считает учение

Дарвина. Вместе с тем он говорит, что учение Дарвина не есть

только гипотеза в смысле простой догадки, что оно является

необходимым, логически обязательным выводом из многочис¬

ленных фактов, — выводом, от которого нельзя уклониться.
По Тимирязеву, научная гипотеза — не просто служебный

прием, а обобщение, вывод из имеющихся в настоящее время

опытных данных. В своих пометках на книге О. Д. Хвольсона

«Популярные лекции об основных гипотезах физики» Тими¬

рязев, уточняя формулировку автора, что гипотеза должна

тлногое обнимать», отмечает: «обобщать все до нее касаю¬

щееся и чем более, тем ценнее» 2. Это обобщение могут опро¬

вергнуть лишь новые факты, идущие вразрез с имеющимися.

Гипотеза, подтвержденная фактами, становится теорией, отра¬

жающей объективную закономерность.
Тимирязев близок к тому, что писал о гипотезе Энгельс:

«Формой развития естествознания, поскольку оно мыслит,

является гипотеза. Наблюдение открывает какой-нибудь но¬

вый факт, делающий невозможным прежний способ объясне¬

ния фактов, относящихся к той же самой группе. С этого мо¬

мента возникает потребность в новых способах объяснения,

опирающегося сперва только на ограниченное количество фак¬

тов и наблюдений. Дальнейший опытный материал приводит

к очищению этих гипотез, устраняет одни из них, исправляет

другие, пока, наконец, не будет установлен в чистом виде за¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 466.
*	К. А. Тимирязев. Пометки на книге Хвольсона «Популярные

лекции об основных гипотезах физики», 1887. Музей К. А. Тимирязева.
76

кон. Если бы мы захотели ждать, пока материал будет готов

в чистом виде для закона, то это значило бы приостановить

до тех пор мыслящее исследование, и уже по одному этому

мы никогда не получили бы закона» К
Тимирязев дает последовательную, принципиальную кри¬

тику идеалистических воззрений на гипотезу. «В недавнее

время, — пишет он, — явилась научная школа, отрицающая

значение гипотезы вообще. Оствальд проповедовал освобожде¬

ние науки от какой бы то ни было гипотезы и прежде всего

от гипотезы атомистической, но новейшие успехи физики при¬

нудили его торжественно признать свою ошибку и сознаться,

что в настоящее время атом, молекула — факты, наблюдаемые

и подлежащие опытному исследованию» 2. Тимирязев показы¬

вает несостоятельность попытки Оствальда свести к нулю

значение гипотезы заменой самого термина «гипотеза» новым

словечком «прототеза» (предварительное допущение). Тимиря¬

зев говорит, что неправильное отношение к роли гипотезы

вызвало воззрение, что настоящее значение науки заклю¬

чается в разработке частностей. «Явились целые полчища спе¬

циалистов, различных истов и логов, размежевавших природу

на мелкие участки и не желавших знать, что творится за

пределами их узкой полосы. Смешивая осторожность с огра¬

ниченностью, трезвость и строгость мысли — с отсутствием

всякой мысли, эти пигмеи самодовольно провозглашали, что

наш век — не век великих задач, а всякого, пытавшегося под¬

няться над общим уровнем, чтобы окинуть взором более ши¬

рокий горизонт, величали мечтателем и фантазером» 3. Науч¬

ную гипотезу Тимирязев широко использует в своей исследо¬

вательской работе, в частности при изучении явления фото¬

синтеза.
Тимирязев говорит о возможности научного предвидения,

предсказания того, что будет, на основе изучения того, что

есть. Для этого существует тот же единственный путь — изу¬

чение действительности. При этом Тимирязев подчеркивает,

что «всякое, даже научное, пророчество, всякое экстраполиро¬

вание, пока оно не подтверждено опытом, не может иметь той

обязательной логической силы, как наблюденная действи¬

тельность» 4.
Так же материалистически решает Тимирязев и близкий

к вопросу о научном предвидении вопрос о воображении,

о научной фантазии. Он вскрывает объективную основу во¬

ображения и подчеркивает его роль в развитии науки.
1	Ф. Энгельс. Диалектика природы, 1949, стр. 191.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 463—464.
3	Там же, т. VII, стр. 62.
4	Там же, т. V, стр. 19.
77

Фантазия — это не что иное, как своеобразное отражение*

объективного мира в сознании человека. Она комбинирует,

перерабатывает явления действительности. В. И. Ленин при¬

давал фантазии огромное значение, требуя только, чтобы это·

полезное свойство человеческого ума не абсолютизировалось.

«Эта способность, — писал В. И. Ленин, — чрезвычайно ценна.

Напрасно думают, что она нужна только поэту. Это глупый

предрассудок! Даже в математике она нужна, даже открытие

диференциального и интегрального исчислений невозможно

было бы без фантазии. Фантазия есть качество величайшей

ценности...» *.
Идеалист отрывает воображение от материальной действи¬

тельности, считая его имманентным свойством нашего ума.

Еще Н. Г. Чернышевский указывал на ложность подобного

истолкования фантазии. Он писал, что фантазия, хотя и имеет

элементы активной субъективной переделки отражающейся

действительности, в основе своей содержит все-таки мате¬

риальный мир, те его предметы, которые мы когда-то уже

чувственно воспринимали. В таком же духе высказывается

и Тимирязев. Он пишет, что в воображении человека, наяву

или даже во сне, не может возникнуть ничего такого, что

в своих элементах не слагалось бы из впечатлений реального

мира. Даже смелая фантазия художников или поэтов, же¬

лавших вызвать чувство поклонения или священный ужас,

создавала чудовищ, которые были не чем иным, как только

умножением числа, искажением или перетасовкой, в причуд¬

ливых сочетаниях, известных органов, известных живых

существ. Многоголовый, многорукий индусский идол, так же

как и создания мифологии Европы, крылатые амуры, цен¬

тавры, сирены являются доказательством того, что человече¬

ская мысль не может отрешиться от доступной наблюдению

действительности.
В отличие от высокой оценки научной гипотезы и научной

фантазии, играющих важную роль в процессе научного иссле¬

дования, Тимирязев резко выступает против беспочвенных

мечтаний и предвзятых идей в науке. «Предвзятая идея, —

говорит Тимирязев,—это — мысль, не вытекающая прямо из

условий изучаемого явления, а навязываемая извне, мысль,

под которую стараются пригнуть факты. А подобная мысль

в науке, конечно, может быть только предна» 2.
Тимирязев опровергает утверждение биографа Пастера,,

что последний был сторонником предвзятых идей, и в этом

якобы заключалось большое преимущество его исследований.
1	В. И. Ленин. Соч., т. 33, стр. 284.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 211.
78

Тимирязев, напротив, подчеркивает, что Пастер сам неодно¬

кратно выступал против предвзятых идей, придерживаясь

обычно метода строгой индукции. Когда же он действительно

оказывался в плену предвзятой идеи — например, идеи, будто

оптически деятельные вещества образуются только в организ¬

мах или при их содействии, — он неизбежно терпел крах.
Д. И. Писарев в статье «Промахи незрелой мысли» писал

о двух видах мечты. Одна оторвана от действительности и

рождается от праздности и бессилия; эта мечта расслабляет

человека, уводит его от непосредственных практических задач.

Другая мечта обгоняет естественный ход событий, не отры¬

ваясь от него; такого рода мечта не только не вредна, а, на¬

оборот, даже полезна. «Если бы человек был совершенно

лишен способности мечтать таким образом, если бы он не мог

изредка забегать вперед и созерцать воображением своим

в цельной и законченной красоте то самое творение, которое

только что начинает складываться под его руками, — тогда

я решительно не могу себе представить, какая побудительная

причина заставляла бы человека предпринимать и доводить

до конца обширные и утомительные работы в области искус¬

ства, науки и практической жизни» К
Известно, как высоко ценил Ленин эту мысль Писарева

о реальной, жизненной фантазии. Тимирязев также говорит об

огромном значении подобной фантазии в жизни человека. Он

считает, что воображение является не только источником

всякого вдохновения в искусстве и в поэзии, но и родником

научных открытий, что в жизни оно дает первый толчок вся¬

кому развитию, всякому прогрессу.
Придавая большое значение «умственным орудиям», Тими¬

рязев, вполне естественно, высоко оценивает роль логики

в познании истины.
В полемике со своими противниками он нередко указы¬

вает, что их рассуждения грешат явным нарушением законов

элементарной логики и поэтому не могут приниматься во вни¬

мание. Нарушение элементарных законов мышления Тимиря¬

зев отмечает в воззрениях Пфеффера, Данилевского, Стра¬

хова.
Указывая на необходимость соблюдения законов логики,

Тимирязев, вместе с тем, не ограничивает понятия логики

старыми, формальными его рамками, а требует, чтобы логика

не только выводила одни истины из других, но и добывала их

из материальной действительности. «... Ваша старая фор¬

мальная логика, от греков до схоластиков, — пишет он,—

учила только, как умозаключать, выводить истины из других.
1 Д. И. Писарев. Избр. соч., т. И, 1935, стр. 124.
79

истин или того, что произвольно признавалось за истину.

Только наука учит тому, как добывать истину из ее един¬

ственного первоисточника — из действительности» 1.
Тимирязев уделял много внимания таким логическим фор¬

мам, как анализ и синтез, индукция и дедукция.
Тимирязев требует неразрывного слияния анализа и син¬

теза в процессе познания, подчеркивая, что аналитическая и

синтетическая деятельности должны составлять одно целое,

одна должна служить дополнением и продолжением другой.

Он подвергает критике одностороннее метафизическое увлече¬

ние одной из этих форм в ущерб другой, что нередко имеет

место среди мужей науки.
«С одной стороны, — говорит Тимирязев, — можно встре¬

тить ученых, обладающих громадным запасом сведений,

обладающих аналитической способностью изучать частные

явления и обогащать этим материалом науку, но неспособных

к синтетической работе мысли, — неспособных связывать,

обобщать этот сырой материал. С другой стороны, можно

встретить умы, которые, тяготясь разработкой частностей,

пытаются истолковать природу путем смелых догадок, по¬

строенных на очень тесном и шатком фундаменте, забывая,

что достоинство этого синтетического труда находится в пря¬

мой зависимости от качества предшествовавшего ему труда

аналитического» 2.
Тимирязев приближается к правильному пониманию зна¬

чения индукции и дедукции, их взаимного проникновения

в процессе познания. В отличие от Геккеля и некоторых дру¬

гих естествоиспытателей, он не является сторонником проти¬

вопоставления этих форм умозаключений. Тимирязев сознает,

что никакая дедукция не была бы возможна без предвари¬

тельного индуктивного изучения материала, что индукция

в свою очередь основана на знании общих законов развития,

устанавливаемых при помощи дедукции.
В понимании соотношения дедукции и индукции Тимиря¬

зев стоял на голову выше других естествоиспытателей, даже

таких, как Дарвин, который писал, что он руководствовался

истинно бэконианскими принципами и без всякой теории

собрал факты оптом. Правда, в споре, разгоревшемся между

сторонником чисто дедуктивного метода — Либихом и сторон¬

никами индуктивного бэконианского метода — Буссенго,

Лоозом и Гильбертом, — Тимирязев встал главным образом

па защиту последних. Но он выступал при этом не против

применения дедукции вообще, а против абстрактных, оторван¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 245.
2	Там же, т. VII, стр. 61—62.
80

ных от действительности, нередко противоречащих фактам

умозрительных построений Либиха. С другой стороны, Тими¬

рязев высоко отзывался о дедуктивном заключении Пристли,

что растение «очищает испорченный воздух», называя этот

вывод «блестящей дедукцией», которой мир обязан одним из

величайших открытий, касающихся жизни органического

мира. Тимирязев пишет, что подлинная наука должна от¬

крывать простор «для применения всех познающих способ¬

ностей человеческого ума, начиная с свободного полета

творческой фантазии, проходя через горнило опытной индук¬

ции и завершаясь строгой дедукцией математического ана¬

лиза» К
Тимирязев приближается к пониманию единства логиче¬

ского и исторического. Он неоднократно говорил, что «логи¬

ческий ход мышления, присущий не только науке, но и

обычному человеческому рассуждению» 2, — это процесс

восхождения от простого к сложному. Точно так же и при¬

рода, по глубокому убеждению Тимирязева, находится в со¬

стоянии постоянного движения и изменения от простого

к сложному. Следовательно, для него было вполне очевидно,

что логический процесс познания идет в том же направлении,

что и исторический процесс развития материального мира.

И это характерно не только для индивидуального сознания,

но и для исторического развития человеческой мысли. Дока¬

зывая ложность витализма, Тимирязев пишет, что точка зре¬

ния науки, основанная на принципах материализма, «верна и

a priori, т. е. с обшей, логической точки зрения, оправдывается

и a posteriori — всею историей науки» 3.
#	*
*
Тимирязев ставит также и вопрос о том, насколько пра¬

вильно, адэкватно наше сознание отражает окружающую

действительность. Касаясь вопроса о познаваемости мира и

выражая уверенность в силе человеческого разума, он подвер¬

гает уничтожающей критике сторонников агностицизма.

Стремление поставить предел нашему познанию Тимирязев

характеризует как «какой-то мистический экстаз невежества,

бьющего себя в грудь, радостно причитая: Не понимаю! Не

пойму! Никогда не пойму!»4. Он издевается над «вечными

мировыми загадками» Дюбуа-Раймона. Сторонникам пресло¬

вутого «ignorabimus» он говорит: «Никто так не ошибался
1	Там же, т. V, стр. 267.
2	Там же, стр. 24.
3	Там же, стр. 174.
4	Там же, стр. 423.
6	Г. В. Платонов	8/

в своих предсказаниях, как пророки ограниченности челове¬

ческого знания» 1.
Читая книгу Каутского «Этика и материалистическое по¬

нимание истории», Тимирязев категорически возражает против

агностических утверждений автора. Там, где автор заявляет,

будто бы познание вещей в себе «для нашего существования

в высшей степени безразлично», Тимирязев пишет на полях:

«Но не для науки»2.
В своих трудах Тимирязев убедительно показывает, что

прогрессивный ход развития науки шаг за шагом вел от

незнания к знанию.
Тимирязев считал, что истина познается не вся сразу.

Наука стремится ко все более и более глубокому познанию

истины, но не претендует на полноту и абсолютную безгреш¬

ность своих знаний, на окончательность своих выводов. «Пер¬

вый и самый общий вывод, который может быть сделан, —

тот, что всякий окончательный вывод был бы преждевре¬

менен» 3. Наука прямо и откровенно заявляет, что знания ее

далеко не полны, что их следует все более и более углублять,

не успокаиваясь на достигнутых успехах и не ставя никакого

предела познанию истины. «Если наука говорит: „не знаю“

там, где люди менее сведущие говорят: „знаем*4, то этим

только доказывается большая требовательность науки,

а также заявляется факт, что она еще не успела, не имела

времени разрешить ,те вопросы, которые ей предлагают¬

ся практикой»4. В природе нет явлений необъяснимых, а

есть только пока «необъясненные, еще ожидающие объяс¬

нения». Тимирязев подходит, таким образом, к правильному

пониманию соотношения абсолютной и относительной

истин.
Он подчеркивает огромное, принципиальное значение пра¬

вильного решения вопроса о познаваемости мира. Уверен¬

ность в силе человеческого разума вооружает нас на новые

научные изыскания. Агностицизм, напротив, расслабляет нашу

волю к борьбе за истину. Убедив себя заранее, что имеешь

перед собой неразрешимую тайну, желая найти оправдание

для этого убеждения, лишаешь себя необходимого стимула

в практической и научной деятельности. Агностики, исходя из

убеждения в бессилии человеческого ума познать сущность

предметов и явлений в природе, приходят к выводу, что за¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 44.
2	К. А. Тимирязев. Пометки на книге Каутского «Этика и ма¬

териалистическое понимание истории», 1906, стр. 47. Музей К. А. Тими¬

рязева.
3	К. А. Тимирязев. Соч., т. II, стр. 189.
« Там же, т. 111, стр. 291.
82

дача науки — не объяснять, а лишь описывать наблюдаемые

явления. Так утверждали Мах, Оствальд, Петцольд, Пирсон,

пытаясь при этом подкрепить свою точку зрения ссылкой на

виднейших естествоиспытателей, в частности на Кирхгофа.

Тимирязев показывает, что ссылка на Кирхгофа — клевета;

Кирхгоф действительно предлагал заменить «объяснение»

«описанием», но он имел при этом в виду только механику,

изучающую простейшую форму движения материи. Всякая

иная, более сложная форма движения, говорит Тимирязев, не

может не нуждаться в объяснении, что и делает соответствую¬

щая ей наука.
Трусливый прием махистов — обосновывать свою вздорную

теорию ссылкой на крупных ученых, извращая при этом под¬

линный смысл их высказываний, был еще ранее разоблачен

В. И. Лениным в его книге «Материализм и эмпириокрити¬

цизм». Ленин обнажил всю фальшь попытки Маха приравнять

свои взгляды к взглядам Кирхгофа и Грассмана. Ленин пи¬

сал: «Ну, разве же это не образец путаницы? „Экономия

мысли“, из которой Мах в 1872 году выводил существование

одних только ощущений (точка зрения, которую он сам впо¬

следствии должен был признать идеалистической), приравни¬

вается к чисто материалистическому изречению математика

Грассмана о необходимости согласовать мышление с бытием\

приравнивается к простейшему описанию (объективной

реальности, в существовании которой Кирхгоф и не думал

сомневаться!)» !. Ленин показал, таким образом, что описа¬

ние у Кирхгофа и описание у Маха принципиально

различны. Первый говорит об описании объективной реаль¬

ности, а второй — лишь своих личных переживаний.
Определение, которое дает термину «объяснение» К. А. Ти¬

мирязев, не оставляет никаких сомнений в его материалисти¬

ческом характере: «Объяснение предполагает понимание са¬

мого процесса, установление его зависимости от условий, при

которых он происходит.. .» 2.
Тимирязев отбрасывает попытки виталистов «доказать»,

что в органической природе имеются какие-то потусторонние

сущности, недоступные человеческому разуму. На полях жур¬

нальной статьи одного из столпов вейсманизма — Бэтсона,

в которой тот сравнивал природу с неприступной скалой,

Тимирязев с гневом замечает: «Вот скотина-то»3. Бичуя Бэт¬

сона за его утверждение непознаваемости мира, Тимирязев

пишет: «Основная мысль Бэтсона, выражаясь словами
1	В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 158.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 68.
Тимирязев. ПЬметки на статье Бэтсона в журн. «Nature»,

N 2338, vol. 93, 20 Auguste, 1914, p. 638. Музей К. А. Тимирязева.
6*
83

Щедрина: „наш век — не век великих задач“. Стоит прочесть

введение в его книгу „Materials for the study of variation“*,

вся она как будто сводится к основному лозунгу: „поп

possumus“**. Вопрос о происхождении видов — неразрешим.

Вопрос о приспособлениях — неразрешим... Остается, как не¬

когда похвалялся по этому же поводу Бланшар, „только оп¬

ределять и описывать, описывать и определять“» 1.
Тимирязев требует критического подхода ко всякой воз¬

никающей идее, проверки ее на опыте. Приведя слова Ла¬

марка: «В конце концов, пожалуй, лучше, чтобы вновь от¬

крытая истина была обречена на долгую борьбу, не встречая

заслуженного внимания, чем чтобы любое порождение чело¬

веческой фантазии встречало обеспеченный благосклонный

прием», Тимирязев продолжает: «В этих словах звучит та

вера в человеческий разум, в конечное торжество истины, ко¬

торою было проникнуто могучее поколение деятелей восем¬

надцатого века»2.
Критерием истины Тимирязев считает опыт, практику.
«Главное дело, — говорит он, — не в том, чтобы высказать

мысль, хотя бы и вполне верную, а в том, чтобы подтвердить

ее на опыте. Nullius in verba *** теперь, как и столетия тому

назад, должно быть руководящим правилом всякого исследо¬

вателя» 3.
Эта мысль повторяется у Тимирязева неоднократно. Тими¬

рязев отвергает, как совершенно ненаучный, взгляд, согласно

которому критерий истины заключается не в практике,

а в распространенности тех или иных мнений среди людей.

Высмеивая решение вопроса об истинности знаний голосова¬

нием, Тимирязев приводит доводы, сходные с теми, которые

использует В. И. Ленин, разоблачая абсурдность подобной же

точки зрения махистов.
«Нас прежде всего, — говорит Тимирязев, — призывают

прислушиваться к заветам мудрости народов. Целые народы,

индусы, например, верят, что у растений есть душа. Но ведь

наш народ тоже верит, что у кошки не душа, а пар. Одно

верование, по меньшей мере, уравновешено другим. Но оста¬

вим в стороне это непривычное для науки

решение вопросов простым голосованием

масс...»4 (подчеркнуто мной. — Г. П.).
•	«Материалы по изучению изменчивости».
*· «Не можем».
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 600.
2	Там же, т. VI, стр. 80.
*** Девиз королевского общества, имеющий смысл: не верить одним

только словам.
3	Там же, т. I, стр. 397.
4	Там же, т. V, стр. 419.
84

Говоря о связи, о единстве теории и практики, Тимирязев

исходит из того, что практика является не только критерием

истинности науки, но также основой и стимулом ее развития.

И хотя Тимирязев имеет здесь в виду главным образом

научный эксперимент, научный опыт, а не всю общественно¬

историческую практику людей, включаемую в понятие крите¬

рия истины марксистской философией, все же в понимании

роли теории и практики в процессе познания он близко под¬

ходит к позиции диалектического материализма.
*	*
*
Свои материалистические взгляды в области философии,

так же как и в области естествознания, Тимирязев отстаивает

и развивает в непримиримой борьбе с идеализмом.
Он беспощадно критикует субъективных идеалистов, пы¬

тающихся представить мир как комплекс ощущений. Полнее

всего такая критика представлена в его работах: «Наука»,

«Погоня за чудом, как умственный атавизм у людей науки»,

«Год итогов и поминок», «И. И. Мечников — борец за науч¬

ное мировоззрение».
Тимирязев бьет по тем же представителям «модного» в

коние XIX — начале XX в. эмпириокритицизма — Маху,

Оствальду, Петцольду, Юшкевичу и др., которые были

разгромлены В. И. Лениным в его книге «Материализм и

эмпириокритицизм».
Тимирязев вскрывает идейную связь Маха с Беркли, пока¬

зывает реакционную сущность махизма. «Только Мах и его

фанатические поклонники вроде Петцольда, идя по стопам

Беркли (в чем сам Мах и признается), доходят до признания,

что истинные и единственные элементы мира — наши ощуще-

ния (Мах). Петцольд в своем фанатизме доходит до полного

отрицания различия между „кажется“ и „есть“ и утверждает,

что, когда горы издали нам кажутся малыми, они не каэ/сутся,

а действительно малы... Таковы Геркулесовы столбы, до ко¬

торых доходят необерклиянцы» К
Тимирязев указывает на то, что вся история науки свиде¬

тельствует о ложности утверждений махистов. Ощущения не

могут быть «истинными и единственными элементами мира».

Наука обнаруживает ряд явлений природы, которые не¬

посредственно нами не ощущаются, но тем не менее суще¬

ствуют и могут быть обнаружены при помощи соответствую¬

щих вспомогательных приборов. Человек не видит атомов, но

с помощью спинтарископа, камеры Вильсона и других приборов
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 41—42.
85

теория атомного строения вещества нашла свое неопровер¬

жимое подтверждение.
Вместе с другими русскими учеными — Менделеевым, Сто¬

летовым, Умовым, Лебедевым — Тимирязев ведет борьбу

против отрицания Оствальдом атомной теории. Чувство возму¬

щения вызывает у Тимирязева книга Оствальда «Натурфило¬

софия», в которой автор объявляет атомы фикцией. Тимиря¬

зев понимает всю абсурдность подобного утверждения и

с огромной радостью воспринимает эксперимент Крукса, на¬

глядно доказавший объективное существование атома. Вот

что он пишет о впечатлении, произведенном на него прибором

Крукса: «Когда я пришел в себя от волнения, понятного

только ученому, перед блестящим завоеванием человеческого

ума, первая мысль, пришедшая мне в голову, была: „Ну, что

теперь скажут гг. Оствальд и К0? Куда упрячет он свое про¬

рочество, не пережившее и нескольких недель?*1. С тех пор

прошло семь лет. Физики не только видят целые рои, но и

улавливают отдельные атомы. Оствальд, кажется, раскаялся,

но тот философ, которому посвящена „Naturphilosophie“

(Мах. — Г. /7.), даже в эту минуту, после окончательного

торжества атомизма, продолжает обнаруживать упорство, до¬

стойное лучшего дела» *.
Свой отказ признать реальность атомов Мах лицемерно

пытался объяснить тем, что он дорожит своей «свободой

мысли», а атомная теория основана якобы всего лишь на

вере. Тимирязев беспощадно разоблачает эту неуклюжую по¬

пытку Маха спрятаться за ширму «свободомыслия» и пока¬

зывает, что истинным побуждением Маха является стремление

оправдать теологию: «Какие трескучие фразы! Свобода от

чего? От строго научно доказанного факта, опровергающего

излюбленную философскую теорийку. А еще недавно Мах

просил своих читателей считать его ученым, а не философом.

Как неудачно это глумление над физиками, это обзывание их

общиной верующих в устах человека, выбывшего когда-то из

рядов физиков, чтобы стать адептом учения его преосвя¬

щенства, епископа Клойнского! (Беркли)»2.
Исходя из своих субъективно-идеалистических взглядов,

махисты считают, что дело науки — исследование и класси¬

фикация ощущений. Они отрицают при этом объективное

существование предметов, явлений материального мира, отра¬

жением которых являются ощущения. Тимирязев подчерки¬

вает, что современная наука говорит как раз об обратном —

она рассматривает ощущения как отражение внешнего мира.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 130.
2	Там же, т. IX, стр. 131.
86

«... Современные физики делают... заключения, диаметрально

противоположные тем, которые делает группа философов

необерклиянцев (Мах, Оствальд, Петцольд, к сожалению, от¬

части и Пирсон), утверждающих, что наука должна ограни¬

чиваться этими чувственными восприятиями, а не пытаться

проникнуть в объективную область тех внешних явлений, ко¬

торыми вызываются эти ощущения» К
Тимирязев высмеивает махистов, испытавших панический

страх в связи с абсурдным заявлением английского физика

лорда Кельвина о неизбежности скорой гибели человечества

от якобы имеющего место прогрессивного сокращения коли¬

чества кислорода в воздухе. Тимирязев пишет по поводу

«беспокойства» махистов: «Еще за несколько минут они были

готовы, во всеоружии своей диалектики, убеждать меня

в том, что этот внешний мир не имеет объективного бытия,

что это — только форма моего сознания, в реальном источ¬

нике которой я не могу быть уверен, что это тот же сон, ми¬

раж, грезы на яву... И, тем не менее, они, как и простые

смертные, были также озабочены слухом, будто от этого сна

можно скоро пробудиться, будто эти грезы могут рассеяться

в очень недалеком будущем» 2. В самом деле, чего бы трево¬

житься о гибели мира тем, кто считает его не более как

комплексом своих ощущений. Своей тревогой по этому поводу

махисты только еще раз доказали, что, вопреки своим «науч¬

ным» трактатам, в своей практической жизни они придержи¬

ваются того «наивного реализма», в котором упрекают

материалистов.
Наряду с зарубежными махистами Тимирязев разоблачает

и их российских приверженцев. Взгляды Юшкевича, напри¬

мер, он презрительно называет «метафизятиной». Тимирязев

саркастически высмеивает Челпанова за его попытку, с одной

стороны, утверждать, что философия есть «царица науки»,

а с другой стороны, — поставить ее на посылки «не только

теологии, но даже культа» 3.
Тимирязев ведет борьбу не только против махизма, но и

против других разновидностей идеализма. Он дает резкую

отповедь реакционному субъективно-идеалистическому на¬

правлению буржуазной философии — интуитивизму. Интуити¬

визм, отвергая познание мира при помощи чувств и разума,

единственным источником познания считает интуицию. Рьяным

апологетом интуитивизма в эпоху империализма был из¬

вестный мистик и реакционер Бергсон. Философия этого

мракобеса направлена на укрепление религии, на затемнение
1	Там же, Соч., т. VIII, стр. 16.
2	Там же, т. III, стр. 331—332.
3	Там же, т. IX, стр. 232. Примеч.
87

классового сознания пролетариата, на отвлечение пролета¬

риата от классовой борьбы путем увода его в потусторонний

мир. Впоследствии интуитивизм стал одним из источников

идеологии фашизма. В настоящее время он состоит на воору¬

жении англо-американской империалистической реакции.
Тимирязев характеризует мистическую философию интуи¬

тивизма как попятное движение «лет на 300, а то и на целых

2 500, т. е. до начала современной науки или какого бы то ни

было систематического мышления» К
Сознавая вред, приносимый философией Бергсона, Тими¬

рязев считает необходимым вести против нее самую реши¬

тельную борьбу. Он показывает, что интуитивизм является не

простым бредом сумасшедшего, а сознательной попыткой по¬

дорвать значение разума, чтобы обосновать и укрепить веру

в бога.
Разоблачая антинаучное, реакционное существо филосо¬

фии Бергсона, Тимирязев пишет, что этот неообскурант при¬

зывает к отказу «от разума в пользу инстинкта — очевидно,

в ожидании более благоприятного времени, когда этот

инстинкт можно будет успешнее заменить верою, подобно

тому, как его предшественник Гартман долго морочил своих

адептов своим „бессознательным", чтобы потом разъяснить,

что под бессознательным нужно разуметь „сверхсознатель-

ноеа» 2.
Тимирязев беспощадно бичует и других представи¬

телей религиозно-идеалистической буржуазной философии —

Рудольфа Эйкена, Уильяма Джемса. Эйкен откровенно призна¬

вал философию введением в религию. Он считал, что человек

не может мириться со скромной долей «простого естественного

существа», а должен стремиться к слиянию с «самодвижу-

щимся всецелым». Джемс, объявляя истинным только то, что

полезно, не видит никакой разницы между «истинами» науки

и «истинами» религии. За религией он признает даже преиму¬

щество перед наукой, поскольку она позволяет якобы про¬

никать в «иную сферу действительности», которая стоит за

пределами природы. Ленин писал, что прагматизм Джемса

является едва ли не «последней модой» самоновейшей амери¬

канской философии, что, опираясь на воззрения Маха,

Оствальда, Пирсона и др., Джемс пытается оправдать су¬

ществование бога.
В своей рецензии на книгу И. И. Мечникова «40 лет иска¬

ния рационального мировоззрения» Тимирязев солидаризи¬

руется с той сокрушительной критикой спиритизма и
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 24.
2	Там же, т. IX, стр. 168.
88

интуитивизма Бергсона, прагматизма Джемса, откровенной

мистики Эйкена, которую дал Мечников. Вместе с тем, Тими¬

рязев развивает и углубляет эту критику. Он считает невер¬

ным объяснение Мечниковым причины распространения идеа¬

листического мракобесия и обскурантизма. Согласно Мечни¬

кову к интуитивизму людей гонит «потребность в утешении от

горестей жизни». Возражая ему, Тимирязев пишет, что рабо¬

чий класс нуждается в утешении больше, чем аристократы,,

однако именно последние переполняют аудитории на лекциях

Бергсона.
Подлинную причину распространения интуитивизма Тими¬

рязев видит в общем усилении клерикально-буржуазной ре¬

акции в конце XIX — начале XX в., т. е. с момента наступле¬

ния эпохи империализма. Внимательно наблюдая за развитием

философской мысли, знакомясь не только с новыми книгами

по философии, но и с материалами философских съездов,

Тимирязев с возмущением отмечает, что современная бур¬

жуазная философия ставит перед собой задачу сообщить

многовековому поступательному движению научной мысли

обратный ход. Все эти реакционные течения «с приставкой нео

(вплоть до фигурировавшего на последнем философском

съезде нео-схоластизма)» Тимирязев характеризует «общим

собирательным прозвищем нео-обскурантизма» *. Тимирязев

подвергает критике председателя съезда — итальянского мате¬

матика Энрикеса, пытавшегося в своей речи отстаивать фило¬

софскую равноправность представителей науки и веры.
Он просматривает книгу Энрикеса «Проблемы науки»

в переводе известных русских философов-реакционероз
А.	И. Бачинского и Г. Г. Шпета. В пометках на этой книге

Тимирязев с огромной силой бичует плоские построения

автора. По поводу его «глубокомысленного» заявления, что

источником познания является «желание человека не быть

обманутым», Тимирязев с издевкой замечает: «т. е. желание

знания есть источник знания — глубокая мысль!!!»2. Там, где

автор утверждает, что в объективном познании якобы должен

содержаться субъективный элемент, Тимирязев пишет: «Это

главное, к чему гнет. Берклеевщина и ничем недоказанный

вздор»3.
Тимирязев делает массу бичующих заметок на полях книги

махрового русского идеалиста П. А. Некрасова «Философия и

логика науки в массовых проявлениях человеческой деятель¬

ности». Вся книга Некрасова направлена на доказательство*
1	Там же, Соч., т. IX, стр. 148.
2	К. А. Тимирязев. Пометки на книге Энрикеса «Проблемы:

науки», М., 1911, стр. 18. Музей К. А. Тимирязева.
3	Там же, стр. 35.
89

того, что в мире господствует свобода воли. Последняя рас¬

сматривается им как «великая реальная психическая мировая

сила». Вместе с тем Некрасов пытается создать впечатление,

что наряду со свободой воли он признает также и причин¬

ность. На это Тимирязев с возмущением замечает: «Это уже

Геркулесовы столпы» *. В другом месте Тимирязев снова

показывает всю нелепость попытки Некрасова примирить

закономерность с признанием свободы воли в природе. Eiue

более резкий характер носят заметки Тимирязева на по¬

лях книги, где была напечатана речь философа-мракобеса

Л. М. Лопатина, произнесенная на торжественном собрании

Московского университета 12 января 1917 г. Сугубо реак¬

ционная речь Лопатина была открыто направлена против

науки, в защиту и обоснование христианской религии. Он го¬

ворил о «преимуществе» религии перед наукой и философией,

поскольку религия знакомит человека «с непостижимым для

нас божественным знанием», а выводы науки имеют якобы

«шаткий и крайне сомнительный вид». На это Тимирязев

с возмущением пишет: «Болван!»2. По поводу утверждения

Лопатина, что физик в границах своей компетенции ничего не

может высказать, кроме принципа сохранения вещества,

Тимирязев спрашивает автора: «А ты-то что еще можешь

сказать—врать можешь сколько угодно?!»3. В ответ на

утверждение Лопатина о неспособности науки дать оправда¬

ние какого бы то ни было знания без помощи религии Тими¬

рязев пишет: «Наука сама себя оправдывает и не нуждается

в постороннем оправдании» 4.
Лопатин тшится доказать, что вся наука будто бы скла¬

дывается из шатких гипотез, которые ничего не решают.

Особенно сомнительным является якобы употребление

подобных «допущений специальных наук» в качестве «осново¬

положных начал законченного миропонимания», имеющих

«абсолютное онтологическое значение». Иначе говоря, Лопа¬

тин борется против материалистического понимания природы

и ее законов, как объективных категорий, не зависящих от

сознания. Тимирязев дает зарвавшемуся обскуранту резкую

отповедь. «Ваша онтология, — пишет он, — говорит о сущно¬

стях, а наша о том, что есть. Наука изучает действительность
1	К. А. Тимирязев. Пометки на книге ГТ. А. Некрасова «Фи¬

лософия и логика науки в массовых проявлениях человеческой деятель¬

ности», М., 1902, стр. 70. Музей К. А. Тимирязева.
2	К. А. Тимирязев. Пометки на книге «Отчет о состоянии и

действиях императорского Московского университета за 1916 г.»,

•стр. 15. Музей К. А. Тимирязева.
3	Там же
« Там жеі стр. 19.
90

(тут наблюдения и опыт), а вы изучаете (пустопорожней

болтовней) сущность вне сущего» 1.
Тимирязев не проходит мимо идеалистических поползно¬

вений и в области философских вопросов физики. В 1913 г.

президент очередной сессии Британской ассоциации профессор

физики Лодж, тот самый Лодж, о котором Ленин еще

в 1908 г. писал, что он «пустился защищать бога от Гек¬

келя» 2, произнес речь в защиту спиритизма и мистики. Раз¬

бирая вопрос о том, что представляет собой эфир, Лодж при¬

писывал ему какие-то особые мистические свойства потусто¬

ронней сущности.
В ответ на эту позорную речь ученого, добровольно

уступающего мистике позиции науки, Тимирязев пишет гнев¬

ную статью: «Погоня за чудом, как умственный атавизм

у людей науки». Тимирязев называет Лоджа «адептом

спиритизма и других аберраций человеческого ума». Особое

негодование Тимирязева вызывает заявление Лоджа, что

«мистицизму должно отвести соответственное место в науке»,

что «личное бытие сохраняется за пределами телесной

смерти» и т. д. Разоблачая цели и стремления Лоджа и ему

подобных поборников мистики, пытающихся отождествить

науку с «оккультизмом», Тимирязев спрашивает: «... Для кого

это нужно? Конечно, только для тех, кто продолжает мечтать

о возвращении себе прежней неограниченной власти над тем¬

ными массами, — прежде всего для клерикалов, но также и

для их пособников, вроде Бергсонов (которому Лодж в своей

речи возносит хвалу)...»3.
Тимирязев пишет, что конец прошлого и начало нового

века в буржуазной философии, науке и искусстве были отме¬

чены признаками регресса, упадка научного мышления. Этими

признаками он считает «вызванные подъемом клерикально¬

метафизической реакции, ясно атавистические (вырождаю¬

щиеся) течения, выразившиеся в пробуждении погони за чудом

(Лодж), в попятном движении от разума к инстинкту (интуи¬

ции— Бергсона), возврат к витализму и прославление

менделизма в биологии, веру в воскрешение Валаамовой

ослицы (лошади сверхчеловека) и прочие аберрации челове¬

ческого ума. Для внимательного наблюдателя, — продолжает

Тимирязев, — эти признаки регресса научной

мысли вместе с подобным же движением

в области искусства и литературы были

только частным проявлением давно заду¬

манной клерикально-капиталистической и
1	Там же.
2	В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 334.
*	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 199.
91

политической реакции. Все силы мрака

ополчились против двух сил, которым при¬

надлежит будущее: в области мысли — про¬

тив науки, в жизни — против социализма»1

(подчеркнуто мной. — Г. П.).
Тимирязев не только вскрывает классовые корни идеа¬

лизма, но и делает далее вывод, что наука и демократия

должны объединиться для совместной борьбы против всех

видов идеологической и политической реакции.
*	*
*
Ведя пламенную, непримиримую борьбу против современ¬

ных ему идеалистических течений в философии и науке, Тими¬

рязев обнаруживает историческую преемственность, неразрыв¬

ную идейную связь современного идеализма с идеализмом

античности и средневековья.
Тимирязев сознает, что для всей истории философии

характерна непрерывная борьба материализма против идеа¬

лизма. Выражая эту мысль, он приводит слова Больцмана:

«Всякий знает старый спор между идеализмом и материализ¬

мом. Идеализм предполагает только существование Я, суще¬

ствование различных представлений, и пытается, исходя из них,

объяснить материю. Материализм отправляется от существо¬

вания материи и пытается, исходя из этого, объяснить ощу¬

щения» 2.
Разоблачая лживый, антинаучный характер современных

ему идеалистических направлений, Тимирязев бичует и их

родоначальников — Платона, Фому Аквинского, Беркли,

Канта и др. — всю линию идеализма в философии.
В статье «Праздник русской науки» Тимирязев выражает

свое враждебное отношение к философии Платона, заявляя

с гордостью, что русская творческая мысль движется по пути

научного истолкования мира, а не по стопам оторванных от

жизни умозрений Платона.
Отмечая положительные, материалистические элементы

в философии Аристотеля, Тимирязев вместе с тем критикует

его отступления от материализма, его «энтелехию», пере¬

оценку роли открытого им силлогизма в познании природы.

Он говорит, что «энтелехия» Аристотеля послужила в даль¬

нейшем основой для витализма, а переоценка силлогизма —

для схоластики. Критикуя виталиста Дриша, Тимирязев

пишет, что он успокоился только дойдя в попятном движе¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 18.
2	Цит. по книге К. А. Тимирязев. Соч.. т. V, стр. 369.
92

нии до Аристотеля, с его парными и тройными душами. Зна¬

чительная часть критики Аристотеля дается в связи с крити¬

кой схоластики. «Господствовавшая схоластика видела в ло¬

гике Аристотеля всемогущий талисман, способный отвечать на

все запросы человеческого разума» х. Из схоластов Тимирязев

больше всех критикует Фому Аквинского, в лице которого, по

его выражению, схоластика достигла своего апогея. Уси¬

лившаяся реакция призывает науку вернуться назад «и чем

далее — тем лучше, к Канту — так к Канту, а еще лучше

к Фоме Аквинскому. Какого еще нужно более наглядного

testimonium paupertatis,* более очевидного доказательства

полного бесплодия этого прославляемого возрождения фило¬

софской мысли, не предлагающей ничего своего, нового,

а только с вожделением обращающей свои взоры назад»2.
Средневековая схоластика и в особенности «труды» Фомы

Аквинского получили ныне особенно широкое распространение

в человеконенавистнической философии англо-американских

реакционеров. В США издаются даже специальные философ¬

ские журналы под названиями «Новая схоластика», «Фомист»

и др. Начало этого ретроградного движения разлагающейся

буржуазной философии вспять к средневековью было подме¬

чено еще К. А. Тимирязевым. «Философия этого схоластика

(Фомы Аквинского. — Г. П.), — писал он, — в недавнее

время вновь распространяется под названием «томизма».

Центром этой пропаганды является клерикальный универси¬

тет Лувена. Некоторые шотландские последователи этого уче¬

ния (например, А. Томсон — зоолог) развивают, даже в изда¬

ниях, предназначенных для широкого распространения

в народе, такое воззрение: „Наука не в состоянии ничего

объяснить... объяснять может только метафизика; а где бес¬

сильна даже метафизика, на помощь ей приходит теология".

Этот „неосхоластицизм“ или, попросту, „неообскурантизм“

глубоко враждебен науке. Для нанесения ей наибольшего

вреда противники ее нередко принимают на себя ее личину...

Борьба с этими противниками современной науки и их

явными и тайными сторонниками составляет одну из очеред¬

ных задач современной науки» 3.
Мы уже видели, что Тимирязев подчеркивал идейную

связь антинаучной философии махизма с субъективным

идеализмом Беркли. Он считает реакционным призыв многих

буржуазных философов и ученых вернуться к Канту. Правда,

в сочинениях Тимирязева мы найдем и сочувственные отзывы
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 29.
*	Свидетельства о бедности.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 17.
3	Там же, т. VIII, стр. 14.
93

о Канте, но это относится, как говорит сам Тимирязев,,

к «Канту № 1», а не к «Канту № 2». Тимирязев считает за¬

слугой «Канта № 1» его механистическое, каузальное объясне¬

ние происхождения солнечной системы, но он указывает на

ложность утверждения Канта, будто бы в органической при¬

роде, в отличие от неорганического мира, невозможно

естественное объяснение присущей ей целесообразности,

будто бы здесь необходимо прибегнуть к помощи так назы¬

ваемых «конечных причин». Через свое учение о «конечных

причинах» Кант, по мнению Тимирязева, вступает в пред¬

дверие теологии. Тимирязев видит особую заслугу Ламарка

в том, что тот нашел в себе мужество «отрешиться от пред¬

взятых идей, навязанных науке теологами и философами (даже

такими, как Кант)»1.
Тимирязев видит, таким образом, идеалистический харак¬

тер философии Канта. Но он допускает ошибку, резко про¬

тивопоставляя «Канта № 1» «Канту № 2», т. е. Канта «до-

критического» «критическому». На самом деле второй, как

известно, лишь усилил реакционно-идеалистические черты,

уже имевшие место у первого.
Тимирязев отвергает как не имеющее ничего общего с

наукой утверждение Гегеля, будто «только дух имеет историю,

а в природе все формы одновременны». Тимирязев указывает

на «неверность попыток видеть в Гегеле одного из предтечей

современного эволюционного учения, тогда как для него

эволюционировали только идеи, реальная же эволюция орга¬

низмов представлялась ему абсурдом» 2.
Тимирязев характеризует Гегеля и Шеллинга как «самих

глав современного метафизического движения». В своей

статье о Пастере он критикует схоластическую попытку по¬

следователей Гегеля строить всю систему, исходя исключи¬

тельно из разума, игнорируя изучение самой материальной

действительности: «А те, кто все еще полагают, что intellectus

sibi permissus * может с пользой громоздить системы над

системами и, в витиеватых или неуклюжих периодах, что

угодно опровергать, что угодно доказывать,— пусть поучатся

у него (Пастера. — Г. /7.), что значит, на языке точной науки,

это слово доказать» 3.
Тимирязев, как мы уже видели, высоко ценит Белинского*

за то, что тот «выпутался из сетей гегельянства», Герцена —

за то, что он не остановился на гегельянщине, как другие

члены его кружка.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 113.
2	Там же, т. VII, стр. 640.
*	Разум, себе самому предоставленный.
3	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 207.
94

Точно так же, как и Чернышевский, который писал, что

«Шеллинг—представитель партии, запуганной револю-

циею,... желавшей восстановить феодальное государство...» \

Тимирязев вскрывает классовую сущность немецкой идеали¬

стической философии. Так, давая отповедь известному эпи¬

гону гегельянства — Штраусу, Тимирязев показывает, что вся

его философия есть не что иное, как апология кумира прус¬

ского юнкерства — Бисмарка.
Особенно резкой критике Тимирязева подвергаются реак¬

ционные буржуазные философы — Шопенгауэр и Ницше, сочи¬

нения которых явились одним из идейных источников идеоло¬

гии фашизма. «Философию» Шопенгауэра и Ницше он считает

не чем иным, как одурманиванием голов. Тимирязев высмеи¬

вает Московское психологическое общество за то, что там

«чествование метафизика Шопенгауэра состоялось с подобаю¬

щей помпой». Тимирязев переводит на русский язык статью

Больцмана, в которой Шопенгауэр характеризуется как бес¬

смысленный и невежественный философ, размазывающий глу¬

пости и набивающий головы пустопорожней болтовней.
Но Тимирязев не ограничивается этой характеристикой. Он

считает, что Шопенгауэр не только бессмысленный и невеже¬

ственный философ, но и заклятый враг всего прогрессивного*

ярый защитник интересов своего класса — буржуазии. Пока¬

зав классовый смысл философии Ницше, Тимирязев пишет:

«Отсюда понятно, что люди настоящего, торжествующее ме¬

щанство, ставят на пьедестал философа, обнимающего в своей

ненависти и демократию, и науку. Не знаю, по какому недо¬

разумению принято считать Ницше бичом буржуазии, когда

его учение осуществляет самые сокровенные ее вожделения...

Что бы ни говорили, а, несмотря на свою кажущуюся ориги¬

нальность, Ницше не ушел от рокового влияния своей среды

и времени.. .» 2.
Заумным, схоластическим домыслам идеалистов Тимиря¬

зев противопоставляет здравые философские воззрения уче¬

ных и мыслителей — материалистов. Привлекая большой фак¬

тический материал из истории философии и науки, Тимирязев

показывает, что прогрессивные идеи материалистов прошлого

сыграли важную роль в развитии современного научного миро¬

воззрения. В то же время он отмечает и ограниченность их

взглядов.
Из материалистов античного мира в сочинениях Тимиря¬

зева упоминается Эмпедокл. Тимирязев подвергает критике

его метафизическое понимание случайности как якобы един¬
1	Н. Г. Чернышевский. Избранные философские сочинения,.

1938, стр. 44.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 19—20.
95

ственного источника изменений в природе. В противовес

Эмпедоклу Тимирязев доказывает, что наличие случайности

не отрицает закономерности. Слепым случаем нельзя объ¬

яснить целесообразность органического мира, как это делает

Эмпедокл.
Наиболее яркими фигурами эпохи Возрождения Тимирязев

считает Эразма Роттердамского и Джордано Бруно. Говоря

о непрекращающейся в истории борьбе двух сил — сил реак¬

ции и прогресса, Тимирязев в 1907 г. пишет: «Последний год

истекшего столетия отмечен двумя годовщинами — рождения

Гутенберга и мученической смерти Джордано Бруно. Не сим¬

волично ли это совпадение? Не наводит ли оно нас на мысль

о борьбе двух сил, орудиями которых были костер и книга.

Которое из них было сильнее, страшнее и победоноснее вна¬

чале? Костер задушил голос Бруно, исторг отречение Галилея,

вынудил малодушие Декарта. А что он боролся против книги,

не доказывает ли этого тот факт, что еще долго после того, как

палач перестал возводить на костер мыслителя, он продолжал

бросать в огонь его оружие — книгу. Но победила книга» К
Особенно высокой оценки Тимирязева удостоились те фило¬

софы, которые требовали отказа от пустых умозрительных

упражнений схоластов и обращения к опытным наукам. Важ¬

ную роль в этом отношении Тимирязев придает деятельности

Роджера Бэкона. Книгу Р. Бэкона «Большой труд» («Opus

majus») Тимирязев называет изумительной. Он ценит Р. Бэ¬

кона как борца за научные знания. Тимирязев характеризует

^го как человека, который вполне понял значение науки.
Однако, пишет Тимирязев, голос первого Бэкона был бес¬

силен против теолого-метафизического союза церкви и схо¬

ластики.
Гораздо большую силу приобрели защита и требования

опытного знания в трудах его однофамильца — Фрэнсиса Бэ¬

кона, жившего почти на 400 лет позднее. «Scientia est poten-

tia *, провозгласил, если не законодатель, то герольд, глаша¬

тай новой научной эры — Бэкон» 2.
Более всего ценит Тимирязев требование Ф. Бэкона строить

знания из опыта, из данных активного воздействия человека

на природу. Сильную сторону Бэкона он усматривает в его

попытке преодолеть разрыв между теорией и практикой:

«В третьем афоризме своей бессмертной книги (имеется в виду

«Новый органон». — Г. П.) Бэкон раз навсегда устраняет эту

ходячую антитезу между теорией и практикой — между зна¬

нием и властью человека над природою. Что в теории при¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 362—363.
•	Наука — могущество.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 48.
96

чина, то средство для практики. Только знание причины явле¬

ний дает человеку в руки и средство управлять ими. А нахо¬

дить причину явлений нас учит только опыт» *.
Тимирязев указывает, что Бэкону и Галилею принадлежит

заслуга провозглашения новой эры в истории не только той

или иной науки, но и всего умственного склада человечества.

У них было немало предшественников и современников, боров¬

шихся за действительную науку, — Коперник, Везалий, Сервет,

Джильберт, Кеплер и др., но «самым оригинальным и плодо¬

творным представителем этого умственного брожения, — гово¬

рит Тимирязев, — был, конечно, этот „крутобровый Верулам“,

„Instaurator Artium“ („обновитель искусств“)...»2.
К Бэкону, так же как и к другим мыслителям прошлого»

Тимирязев обращается не в порядке простой исторической

справки, — обращаясь к прошлому, он выступает как непри¬

миримый и страстный борец за истину. Тимирязев пишет, что

подобно тому, как Бэкон, Галилей, Ньютон требовали в свое

время очистить физику от метафизики, так и теперь насущ¬

ная задача современного естествознания заключается именно

в борьбе против поползновений метафизики найти лазейку

в область положительного знания. Критикуя виталистов,

Тимирязев указывает, что измышляемые ими «жизненная

сила», «энтелехия» и т. п. «так же бесплодны, как и конеч¬

ные причины старой философии, так что Бэкон с равным

правом мог бы сказать о первых, что сказал о последних:

они подобны весталкам, посвященным божеству и бесплод¬

ным» 3.
В мемориальном музее К- А. Тимирязева сохранилась книга

Бэкона «Новый орган», издания 1895 г., с многочисленными

подчеркиваниями, заметками и выписками Тимирязева. Тими¬

рязев подчеркивает, в частности, мысль Бэкона о том, что

цель нашего познания заключается в том, чтобы «начертить

в уме человеческом изображение, копию со вселенной, и при¬

том такой вселенной, какая существует в действительности»,

и ставит на полях «№»4. На вкладыше в книге Бэкона Ти¬

мирязев пишет: «Главная задача философии — гнуть природу

на пользу человека», и еще: «Задача — власть над приро¬

дой». Все эти пометки и выписки Тимирязева свидетельст¬

вуют о том, что особенно импонирует Тимирязеву у Бэкона.
В своих сочинениях Тимирязев упоминает с одобрением и

таких философов-материалистов, как Декарт, Спиноза, Локк,
1	Там же, стр. 226.
2	Там же, т. IX, стр. 158.
3	Там же, т. VII, стр. 510.
4	К. А. Тимирязев. Пометки на книге «Бэкон, том второй.

Новый органон>, 1895, стр. 102. Музей К. А. Тимирязева.
7	Г. В. Платонов	Р7

Даламбер, Дидро, характеризуя их как борцов против учения

о «конечных причинах», как мыслителей, рассматривавших

развитие материи на основе внутренних, присущих ей законо¬

мерностей.
Исключительное уважение и симпатию Тимирязева вызы¬

вают, как уже говорилось, русские философы-материалисты —

Чернышевский, Герцен, Белинский, Писарев, Сеченов. Главной

заслугой их он считает героическую борьбу против царизма

и всех видов реакции, разоблачение идеализма, утверждение

материалистического взгляда на природу.
Марксизм Тимирязев рассматривал как вершину в развитии

философской мысли. Огромной заслугой Маркса он считал

освобождение истории от «метафизической идеи» Гегеля. Как

будет показано в заключительной главе, марксизм-ленинизм

оказал огромное влияние на формирование мировоззрения

Тимирязева в последние десятилетия его жизни.
*	*
*
Изучение философских взглядов Тимирязева, его установок

в вопросах теории и метода познания приводит нас к следую¬

щим выводам:
1.	Тимирязев был представителем не стихийного, естествен¬

но-исторического материализма, как это утверждают некото¬

рые авторы, а вполне сознательным мыслителем-материали-

стом, отстаивавшим и развивавшим дальше философский

материализм Чернышевского, Герцена, Писарева, Сеченова.

Распространенный в литературе взгляд, что Тимирязев был

только естественно-историческим материалистом, совершенно

неправилен. Он основан на чисто формальном умозаключении:

Тимирязев — естествоиспытатель, материалист; В. И. Ленин

называл материализм подавляющего большинства естество¬

испытателей «естественно-историческим». Следовательно,

Тимирязев — «естественно-исторический материалист». Но

при таком подходе придется любого естествоиспыта¬

теля, даже философски-сознательного диалектика-материали¬

ста, относить к категории естественно-исторических мате¬

риалистов.
Подобный подход к определению мировоззрения естество¬

испытателей схоластичен. Он представляет прямую вульгари¬

зацию ленинского определения естественно-исторического ма¬

териализма. В. И. Ленин никогда не отождествлял, да и не

мог отождествлять материализм естествоиспытателей с есте¬

ственно-историческим материализмом. Употребляя в своем

гениальном труде «Материализм и эмпириокритицизм» тер¬

мин «естественно-исторический материализм» десятки раз,
98

В. И. Ленин всюду понимает под ним особую, специфическую

форму материализма естествоиспытателей, когда ученый не

философски сознательно, а стихийно исходит из признания

объективной реальности внешнего мира, отражаемой нашим

сознанием. Ленин пишет: «.. .Естественно-исторический мате¬

риализм, т. е. стихийное, несознаваемое, неоформленное, фило-

софски-бессознательное убеждение подавляющего большинства

естествоиспытателей в объективной реальности внешнего

мира, отражаемой нашим сознанием»!. Нет необходимости

разъяснять смысл этого предельно ясного и в то же время

непревзойденного по своей глубине и научности определения

В. И. Ленина. Из этого определения Ленина отнюдь не выте¬

кает, будто всякий естествоиспытатель-материалист есть есте¬

ственно-исторический материалист.
Типичный представитель естественно-исторического мате¬

риализма Э. Геккель, пишет Ленин, не входит в разбор фило¬

софских вопросов и не умеет противопоставить материалисти¬

ческой и идеалистической теории познания. Даже такой

стихийный материализм играет огромную роль в борьбе

с идеализмом. В. И. Ленин называет естественно-исторический

материализм тем устоем, «о который разбиваются все усилия

и потуги тысячи и одной школки философского идеализма,

позитивизма, реализма, эмпириокритицизма и прочего кон-

фузионизма» 2.
Но будучи только стихийным, естественно-историческим

материалистом, естествоиспытатель, как только начинает

делать попытку выйти из пределов своей узкой спе¬

циальности, сплошь и рядом попадает в сети той или иной

разновидности идеализма. Даже в своей области знания он не

может последовательно и вполне научно решать стоящие

перед ним задачи. В своей статье «О значении воинствую¬

щего материализма» В. И. Ленин указывал, что «без солид¬

ного философского обоснования никакие естественные науки,

никакой материализм не может выдержать борьбы против на¬

тиска буржуазных идей и восстановления буржуазного миро¬

созерцания. Чтобы выдержать эту борьбу и провести ее до

конца с полным успехом, естественник должен быть современ¬

ным материалистом, сознательным сторонником того материа¬

лизма, который представлен Марксом, то-есть должен быть

диалектическим материалистом»8.
Ленин писал, что прямой и открытый идеалист Уорд ловит

слабые места стихийного, естественно-исторического материя-
1	В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 331.
2	Там же, стр. 336.
3	Там же, т. 33, стр. 207.
7*	99

лизма Риккера, который не умеет разъяснить соотношение от¬

носительной и абсолютной истины. Больцман, как один из

представителей естественно-исторического материализма,

боится назвать себя материалистом и даже говорит, что он

вовсе не против бытия божия. Подобно Больцману напуган

профессорским воем против «метафизики» материализма также

и один из виднейших физиков конца XIX — начала XX в.

Герц. Все эти типичные представители естественно-историче¬

ского материализма — Геккель, Риккер, Больцман, а также

Кирхгоф, Корню, Максвелл, Фарадей и др., бессознательно

принимая, что их учение отражает объективную реальность,

в то же время продолжают считаться с господствующим фили¬

стерским предрассудком против материализма, высказывают

примирительные тенденции в отношении религии. Таковы те

признаки, на которые указывает В. И. Ленин, характеризуя

естественно-исторический материализм.
Философские воззрения Тимирязева не имеют ничего об¬

щего с этим ограниченным подходом к истолкованию явлений

природы. Тимирязев не стихийно, а вполне сознательно ставит

и решает материалистически основной вопрос философии.

В отличие от Риккера Тимирязев приближается к правильному

пониманию соотношения относительной и абсолютной истины.

В отличие от Герца он не только не дает никаких поводов к по¬

пыткам идеалистов зачислить его в свой лагерь, но, наоборот,

ведет против идеализма непримиримую борьбу. Он, в отличие

от Геккеля, не только не выдумывает своей особой религии, не

только не отстаивает союза религии с наукой, но решительно

разоблачает и клеймит позором все подобные попытки, от¬

куда бы они ни исходили.
Все это убедительно показывает, что Тимирязев был не

стихийным, а убежденным сторонником материалистической

философии.
В одной из работ Тимирязева можно встретить такую

фразу: «Наука сама себе философия». И вот нашлись «муд¬

рецы» >, которые, вырвав это выражение из контекста, утвер¬

ждали, что Тимирязев подобно Конту выступает противником

материалистической философии. Но достаточно прочесть не¬

сколько предложений, предшествующих этой фразе, как ста¬

новится ясной вся несостоятельность такого обвинения. Тими¬

рязев проявляет враждебное отношение не к философии вообще

и, тем более, не к материалистической философии, а лишь к ре¬

акционной идеалистической философии, к «сверхнаучной, вне-
1	И. А. Б о р и ч е в с к и и — см. дискуссионный сборник «Механи¬

стическое естествознание и диалектический материализм», —1925,

стр. 48—55.
100

научной, а попросту ненаучной философии» \ к той схоласти¬

ческой галиматье, которая, выступая «под ферулой филосо¬

фии», претендует на роль «царицы наук», а в действительности

«похожа на какую-то жалкую собачку, водимую иа привязи

„служанкой теологии“»2.
Отвергая философский обскурантизм идеалистов, Тимиря¬

зев, наоборот, считает совершенно необходимым развитие на¬

учной материалистической философии, которая вооружает

ученых передовым мировоззрением и, используя достижения

в конкретных областях знания, дает им широкое обобщение.

В таком философском обобщении он видит высшее совершен¬

ство науки. «Всякое философское знание, — пишет он, — есть

знание объединенное, и степень осуществления этого объеди¬

нения лучшее мерило совершенства» 3.
Тимирязев приветствует здоровую материалистическую фи¬

лософию, основанную на последних данных науки. Так, на¬

пример, он пишет: «Средина девятнадцатого века всегда будет

считаться золотым веком науки, эпохой широких обобщений

в области философской, экономической и научной» 4. В устах

Тимирязева как высшая похвала деятелю науки звучит выра¬

жение «ученый-философ». Единственно научным, глубоким

знанием он считает знание философское. Тимирязев ведет

пламенную, непримиримую борьбу против всех форм идеа¬

лизма в науке и философии. Таким образом, можно опреде¬

ленно сказать, что Тимирязев, так же как и Сеченов5, яв¬

ляется не стихийным, не естественно-историческим, а философ¬

ски сознательным, воинствующим мыслителем-материалистом.
2.	Тимирязев был не только философски сознательным,

убежденным материалистом, неуклонно проводившим свои

материалистические принципы в борьбе за подлинную науку,

он вышел далеко за пределы метафизического материализма,

на позициях которого стояло большинство даже крупнейших

естествоиспытателей XIX в.
Даже у таких выдающихся ученых, как Дарвин, которые

смогли охватить и обобщить громадную массу фактов, сти¬

хийно вскрывая при этом объективную диалектику природы,

старый метафизический метод налагал неизгладимый отпеча¬

ток на их теории, ухудшая, уродуя их. В результате стихийно¬

диалектическая по своему содержанию теория Дарвина носила

у него еще форму плоского эволюционизма, признающего
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 17.
2	Там же, т. IX, стр. 232.
3	Там же, т. V, стр. 387.
4	Там же, т. VIII, стр. 249.
194$5г^М !Шигу	Каганова. «Мировоззрение И. М. Сеченова»,
101

развитие живой природы, но развитие без скачков, путем про¬

стого количественного роста.
Причины подобного положения в науке, при котором «кон¬

фликт между достигнутыми результатами и укоренившимся

способом мышления»1 приводил к серьезному извращению

в истолковании даже важнейших научных открытий, были

вскрыты основоположниками марксизма. Этот конфликт, как

было показано Марксом и Энгельсом, имеет глубокие со¬

циальные корни.
Научным методом, единственно соответствующим уровню

развития естественных наук, начиная с середины XIX в., яв¬

ляется марксистский диалектический метод. Открытие и обосно¬

вание диалектического материализма вождями и идеологами

рабочего класса — Марксом и Энгельсом — было величайшей

революцией в области философии. Возникновение марксист¬

ской философии, составляющей теоретический фундамент на¬

учного коммунизма, давало надежную основу для развития

естественных наук, открывало для них широчайшие перспек¬

тивы. Однако буржуазные естествоиспытатели под давлением

всей социальной обстановки, в которой они жили, отшатну¬

лись от этого единственно научного метода, единственно пра¬

вильного способа мышления. «В своем рациональном виде,—

писал Маркс, — диалектика внушает буржуазии и ее доктри-

нерам-идеологам лишь злобу и ужас...»2.
В результате с начала XIX в. устанавливается такое поло¬

жение, когда естествознание по своему объективному содер¬

жанию становилось новым, диалектическим, а способ мышле¬

ния многих естествоиспытателей оставался старым, метафизи¬

ческим.
Так обстояло дело даже у наиболее прогрессивных пред¬

ставителей естествознания начала и середины XIX в. Еще хуже

обстоит оно у буржуазных естествоиспытателей, начиная

с конца XIX в. В этот период многие из них уже не ограни¬

чиваются пребыванием на позициях старого, метафизического

материализма, как это было в первые три четверти XIX в.,

а делают шаг назад, переходя на позиции идеализма. Это

сползание буржуазного естествознания к идеализму, отказ

даже от метафизического материализма было обусловлено

дальнейшим ростом реакционности буржуазии. Загнивание ка¬

питализма, характерное для начавшегося периода империа¬

лизма, животный страх, охвативший буржуазию после Париж¬

ской Коммуны и русской революции 1905—1907 гг., которые со

всей силой обнаружили мощь пролетариата и неизбежно на¬
1 Ф. Энгельс. Анти-Дюринг, 1950, стр. 23.
*	К. Маркс. Капитал, т. I, 1949, стр. 20.
102

двигающуюся гибель капитализма, привели к усилению реак¬

ции во всех сферах духовной и политической деятельности

буржуазии.
В результате в конце XIX в. начинается жесточайший кри¬

зис буржуазного естествознания, продолжающийся и по на¬

стоящее время. В области физики он проявляется в том, что

многие новые важнейшие открытия, связанные с расщепле¬

нием атома, используются для отрицания материи, для «на¬

учного подтверждения» позиций субъективного идеализма.

В области биологии кризис проявляется в виде оживления

витализма, вейсманизма и тому подобных реакционных тече¬

ний. Последовательное проведение идеалистических и мета¬

физических идей вейсманизма с неизбежностью ведет к отказу

от теории развития, от всякой науки, к признанию неизменно¬

сти органических форм и, следовательно, к признанию сотво¬

рения их богом.
Окончательно выйти из пут этого кризиса естествознание

смогло лишь в условиях нашей, советской действительности

благодаря неустанным заботам и вниманию к науке со сто¬

роны коммунистической партии, благодаря овладению передо¬

выми советскими учеными марксистско-ленинской философией.

Этому содействовали и труды Тимирязева, который еще до

Великой Октябрьской социалистической революции вместе

с другими выдающимися русскими учеными — И. М. Сечено¬

вым, И. П. Павловым, Д. И. Менделеевым, И. В. Мичури¬

ным, В. Р. Вильямсом, А. Н. Бахом и др. шел по правиль¬

ному пути научного познания законов природы, не только не

делая здесь никаких уступок идеализму, но и приближаясь

к диалектико-материалистическому истолкованию явлений

природы. «К. А. Тимирязев, — писал В. Р. Вильямс, — мой

учитель. Под влиянием этого великого ученого складывалось

мое мировоззрение, он научил меня мыслить, он помог мне

овладеть единственным действительно научным методом по¬

знания— методом диалектического материализма»1.
Энгельс указывал, что переход естествоиспытателей от

метафизического к диалектическому способу мышления может

осуществиться двояким путем. «Он может проложить себе

путь стихийно, просто благодаря напору самих естественно¬

научных открытий, не умещающихся больше в старом метафи¬

зическом прокрустовом ложе. Но это — длительный и трудный

процесс, при котором приходится преодолевать бесконеч¬

ное множество излишних трений. Процесс этот в значитель¬

ной степени уже происходит, в особенности в биологии. Он

может быть сильно сокращен, если представители теоретиче-
1 В. Р. Вильямс. «Совхозная газета», 1937, № 74.
103

CKörd естествознания захотят поближе познакомиться с диа¬

лектической философией в ее исторически данных формах» *.
В движении Тимирязева к материалистической диалектике

играли важную роль глубокое изучение им явлений природы,

активное участие в общественной жизни страны на стороне

передовых, прогрессивных сил русского общества и, наконец,

Непосредственное ознакомление с диалектическим материализ¬

мом. Кроме того, в отличие от естествоиспытателей, о которых

говорил Энгельс, путь Тимирязева к диалектике значительно

Облегчался еще и тем, что исходными позициями, с которых

он начал свое философское развитие, был не обычный меха¬

нистический, метафизический материализм, а материализм

классиков русской философии, который стоял на голову выше

всего того, что было достигнуто философской мыслью до

Маркса и Энгельса. Ленин говорил, что Герцен вплотную

подошел к диалектическому материализму и остановился перед

историческим материализмом. То же можно сказать и о дру¬

гих выдающихся русских мыслителях — Чернышевском и

Добролюбове.
Таким образом, Тимирязев стоит значительно выше не

только тех буржуазных ученых, которые погрязли в болоте

идеализма, но и тех, которые продолжали стоять на позициях

материализма, но не сумели выйти за пределы стихийной

диалектики. Тимирязев сознательно стремится привести свой

метод в максимальное соответствие с самой материальной

действительностью, с ее объективными диалектическими зако¬

номерностями. Он начинает преодолевать дарвиновское отри¬

цание скачков в природе и приходит к важному выводу об

объективном существовании противоречий, т. е. в значитель¬

ной мере устраняет те отрицательные стороны эволюционной

теории Дарвина, которые критиковал И. В. Сталин. В отли¬

чие от представителей созерцательного материализма Тимиря¬

зев ставил уже задачу управления органической природой,

приближаясь, таким образом, к марксистской постановке во¬

проса об изменении мира.
3.	Указывая на сознательный характер философского мате¬

риализма Тимирязева, а также на его движение к материали¬

стической диалектике, мы должны вместе с тем признать, что

Тимирязев, в отличие от И. В. Мичурина, даже после озна¬

комления с марксистско-ленинской философией, не стал еше до

конца последовательным диалектическим материалистом. Мы

уже видели, что, решая в основном правильно важнейшие

вопросы теории познания, Тимирязев допускал неточности

в определении соотношения ощущения и отражаемого им внеш¬
1	Ф. Энгельс. Диалектика природы, 1949, стр. 24.
104

него мира. Говоря о значении практики в процессе познания.,

он не поднялся до понимания практики как всей производ¬

ственной, общественно-исторической деятельности человека.

Он смешивал противоположение метафизики и диалектики

с противоположением материализма и идеализма. Свои фило¬

софские взгляды он, как и другие русские философы-материа¬

листы, называл не материализмом, а «реализмом».
Исторический метод Тимирязева также не может быть на¬

зван вполне последовательным диалектическим методом. В его

работах встречаются ошибочные положения и неточные, нося¬

щие следы механицизма, формулировки. Таково его требова¬

ние «свести» сложные явления органического мира к про¬

стым физико-химическим процессам. Таково его утверждение,

будто противоречие между изменчивостью и наследственно¬

стью является лишь кажущимся противоречием. Признавая

скачки в природе, он не ставит сознательно и четко вопроса

о соотношении эволюционной и революционной форм разви¬

тия, о подготовке коренных, качественных изменений накопле¬

нием изменений постепенных, количественных. Точно так же

обстоит дело и с противоречиями. Признавая на деле наличие

противоречий в природе и, по существу, даже показывая их

как источник движения, он прямо и решительно нигде об этом

не говорит.
Несмотря на то, что его исторический метод содержал

в себе важнейшие элементы материалистической диалектики

и по своему существу в значительной мере соответствовал

марксистскому диалектическому методу, Тимирязев не только

не называл свой метод диалектическим, но нередко называл

диалектику схоластикой, употребляя слово «диалектика» в его

устаревшем значении, как искусство спорить.
Идя к диалектическому материализму и сознательно овла¬

девая в последние годы своей жизни марксистско-ленинской

философией, Тимирязев все же не овладел ею настолько,,

чтобы его можно было назвать вполне последовательным диа¬

лектическим материалистом.

Глава ПІ
ПРОВОЗВЕСТНИК

МИЧУРИНСКОЙ БИОЛОГИИ
«Такие выдающиеся биологи-дарвинисты, как

В. О. Ковалевский, И. И. Мечников, И. М. Сече¬

нов и, в особенности, К. А. Тимирязев, со всей

присущей истинным ученым страстью отстаивали

и развивали дарвинизм».
(Т. Д. Л ы с е н к о. О положении в биологи¬

ческой науке. Стенографический отчет сессии

ВАСХНИЛ 31 июля—7 августа 1948 г., стр. 10).
Т/ак убежденный, философски-сознательный материалист

К. А. Тимирязев особенно ярко проявил себя в непри¬

миримой борьбе за дарвинизм, против витализма, вейсманизма

и других разновидностей идеалистических, антидарвинистиче-

ских направлений в биологической науке. Отстаивая дарви¬

низм от нападок со стороны реакционеров и мракобесов, он

вместе с И. М. Сеченовым, В. О. и А. О. Ковалевскими,

И. И. Мечниковым и другими передовыми русскими биоло¬

гами разрабатывал дальше материалистические основы дарви¬

низма. Тимирязев прекрасно сознавал, что двигать вперед

биологическую науку можно только на основе дальнейшего

развития теории Дарвина.
Теория развития органического мира, созданная Чарлзом

Дарвином, нашла высокую оценку в трудах основоположни¬

ков марксизма-ленинизма. Карл Маркс отзывался о книге

Дарвина «Происхождение видов» как о естественно-историче¬

ской основе своих взглядов. Фридрих Энгельс писал, что ка¬

кие бы превращения ни предстояли еще этой теории в частно¬

стях, в целом она решает проблему более чем удовлетвори¬

тельно. В. И. Ленин сравнивает учение Дарвина по его

значению для обоснования материалистического мировоззре¬

ния с учением Маркса: «Как Дарвин положил конец воззре¬

нию на виды животных и растений, как на ничем не

связанные, случайные, «богом созданные» и неизменяемые, и

впервые поставил биологию на вполне научную почву, уста¬

новив изменяемость видов и преемственность между ними, —

гак и Маркс положил конец воззрению на общество, как на
106

механический агрегат индивидов, допускающий всякие изме¬

нения по воле начальства...» 1 И. В. Сталин в своей работе

«Анархизм или социализм» указывал, что эволюционный ме¬

тод Ламарка и Дарвина «поставил на ноги биологическую

науку». Позднее, в речи на приеме в Кремле работников

высшей школы 17 мая 1938 г. И. В. Сталин говорил о Дар¬

вине как об одном из тех мужественных людей науки, кото¬

рые умели ломать старое и создавать новое, несмотря ни на

какие препятствия, вопреки всему. Вместе с тем классики

марксизма, как будет показано ниже, подвергли критике ряд

промахов и ошибочных положений Дарвина и прежде всего

его мальтузианство, недооценку роли среды в развитии орга¬

нического мира, плоский эволюционизм. Марксистско-

ленинская оценка положительных и отрицательных сторон

учения Дарвина легла в основу перестройки и дальнейшего

развития дарвинизма в мичуринской биологии.
К. А. Тимирязев познакомился с теорией Дарвина, будучи

еще студентом первого курса Петербургского университета,

менее чем через год после выхода в свет первого издания

книги «Происхождение видов». Вспоминая об этом моменте,

он писал: «... покойный Степан Семенович Куторга на одной

из первых лекций нам, первокурсникам, с отличавшею его

обстоятельностью изобразил на черной доске длинное и не¬

сколько неуклюжее название этой книги... „Книга новая,

но хорошая“, помнится, прибавил Степан Семенович и вслед

затем, со свойственным ему мастерством, в ясных, сжатых

чертах изложил содержание этой удивительной книги, пока¬

завшей нам органический мир в совершенно новом свете» *.

В 1861 г. Куторга изложил основные положения теории Дар¬

вина в журнале «Библиотека для чтения» (статья была

опубликована без подписи, авторство С. С. Куторги было

установлено позднее).
Вскоре после этого Тимирязев прочитал книгу Дарвина

в подлиннике и выступил с докладом об эволюционной теории

на студенческом кружке, которым руководил проф. А. Н. Бе¬

кетов. В 1864 г. в журнале «Отечественные записки» Тимиря¬

зев, тогда еще студент третьего курса, поместил изложение

теории Дарвина. Статьи Тимирязева под общим названием

«Книга Дарвина, ее критики и комментаторы» появилась

в 8, 10 и 12-й книгах «Отечественных записок» за 1864 г.

В 1865 г. эти статьи Тимирязева вышли отдельной книгой,

под заглавием «Краткий очерк теории Дарвина»3.
1	В. И. Ленин. Соч., т. 1, стр. 124.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 107—108.
3	Начиная со второго 'издания, вышедшего в 1883 г., книга выпуска¬

лась под названием «Чарлз Дарвин и его учение»
107

Теория Дарвина, как и всякое крупное научное открытие,

встретила' неодинаковый прием у представителей различных

классов России. Реакционные буржуазные и клерикально¬

дворянские круги объявили ей беспощадную войну. В журна¬

лах «Русский вестник», «Духовный вестник», в изданиях

Московской и Петербургской духовных академий и других

органах реакционной печати публиковались статьи, направ¬

ленные на дискредитацию и опошление дарвинизма.
Демократический лагерь, напротив, встретил теорию Дар¬

вина весьма сочувственно. Теория органической эволюции

расценивалась русскими революционными демократами как

естественно-научная основа их революционного, материали¬

стического мировоззрения.
Соратник великого Н. Г. Чернышевского, М. А. Антонович,

указывая на причины широкого распространения у нас теории

Дарвина, впоследствии писал: «Теория Дарвина вполне

соответствовала духу времени. Она имела философский харак¬

тер и широкое философское основание; она объясняла про¬

стым и естественным способом всеобщее биологическое явле¬

ние, до тех пор не поддававшееся никакому объяснению и

казавшееся непостижимым, чудесным, т. е. целесообраз¬

ность» К
На более благоприятные, чем в Западной Европе, условия

для распространения дарвинизма в России указывал также

один из крупнейших русских дарвинистов — А. О. Ковалев¬

ский: «Теория Дарвина была с особым сочувствием принята

у нас в России. Тогда как в Западной Европе она встретила

твердо установленные старые традиции, которые ей пришлось

первоначально побороть, у нас ее появление совпало с про¬

буждением нашего общества после Крымской войны и она

сразу получила право гражданства как в научном, так и

общественном мире и до сих пор пользуется общим сочув¬

ствием» 2. Больше того, можно утверждать, что идея развития

вообще, и развития живой природы, в частности, была далека

не новой для русской науки. Еще до Ламарка и Дарвина ее со

всей определенностью высказывали М. В. Ломоносов и
А.	Н. Радищев. Ее развивал до выхода в свет «Происхождения

видов» ряд русских ученых — А. А. Каверзнев, П. Ф. Горяни-

иов, И. Е. Дядьковский, К. Ф. Рулье, А. Д. Галахов, А. Н. Бе¬

кетов, Н. А. Северцов. Характерной особенностью их исследо¬

ваний является идея изменчивости органических форм под влия-
1	М. А. Антонович. Избранные философские сочинения, 1945,

стр. 354.
чЗ Д. О. Ковалевский. Цитируется по сборнику «Памяти Дар¬

вина», 1910, стр. 1.
108

ниєм окружающих условий внешней среды и наследственности

приобретаемых таким путем признаков, свойств, отличий.
«Дарвинизм, как и все в науке, — говорил Тимирязев на

VIII съезде русских естествоиспытателей и врачей в 1890 г.,—

не был, конечно, внезапным откровением, не вышел, как Ми¬

нерва, из чела Юпитера, — он был только гениальным, два¬

дцать лет продуманным ответом на запросы науки, на

стремления, глухо таившиеся и бродившие в умах передовых

представителей естествознания. По крайней мере, один из

здесь присутствующих, наш уважаемый председатель, Андрей

Николаевич Бекетов, мог бы смело предъявить одно свое

литературное произведение, совпавшее с появлением книги

Дарвина и доказывающее, на какую подготовленную почву

упало у нас это учение» 1.
Таким образом, русские ученые-эволюционисты додарви-

новского периода сыграли немаловажную роль в подготовке

почвы для распространения и дальнейшего развития дарви¬

низма в России. Теория Дарвина не была для русской науки

чем-то неожиданным — она дала лишь более детальное и на¬

учно обоснованное объяснение того, что уже ранее высказы¬

валось передовыми русскими учеными. О многих русских

биологах можно сказать то, что было сказано по этому по¬

воду Тимирязевым об А. Н. Бекетове: «...Новые течения

научной мысли не захватили его врасплох, а вполне подго¬

товленным; мало того, многие из мыслей, рассеянных в его

руководствах, а отчасти и популярных произведениях, были

как бы предчувствием надвигавшегося, а в некоторых слу¬

чаях он вполне определенно ставил широкие задачи, которые

начали осуществляться лишь полвека спустя»2.
Сам Тимирязев, будучи учеником Бекетова, еще до озна¬

комления с теорией Дарвина был также сторонником мате¬

риалистической теории развития. Об этом свидетельствует

следующая, весьма интересная запись Тимирязева, сделанная

им на полях книги Данилевского «Дарвинизм»: «Дарвинизм

дал возможность работать не боясь психологии, а как

я боялся — это всего лучше видно из выписок Бэра, который

сам был сторонником продуктивной гармонии»3. Эта запись

показывает, во-первых, что еще до ознакомления с теорией

Дарвина Тимирязев был знаком с идеей развития органиче¬

ского мира, высказанной Бэром, и, во-вторых, что уже тогда у

него вызывала сомнение и совершенно не удовлетворяла авто-

генетическая теория развития органического мира, которой
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 108.
2	Там же, т. VIII, стр. 160.
3К. А. Тимирязев. Пометки на книге Данилевского «Дарви¬

низм», т. I, ч. 2, стр. III. Музей К. А. Тимирязева.
109

придерживался К. Бэр. Теория Дарвина помогла Тимирязеву

найти научное разрешение волновавших его вопросов.
Первыми наиболее известными пропагандистами дарви¬

низма в России были, после С. С. Куторги, наряду с Тими¬

рязевым С. А. Рачинский, Д. И. Писарев, М. А. Антонович.

В 1863 г. краткое изложение учения Дарвина и его оценка

даются С. А. Рачинским в журнале «Русский вестник».

В 1864 г. в журнале «Русское слово» публикует свою статью

«Прогресс в мире животных и растений» Д. И. Писарев.

В это же время в «Современнике» о дарвинизме печатается

статья М. А. Антоновича. В 1864 г. выходит в свет первое,

а в 1865 г. второе издание перевода «Происхождения видов»*

сделанного Рачинским. Учение Дарвина получило в России

значительно более широкое распространениё, чем на Западе.
Теория эволюции органического мира получает в России

не только широкое распространение, но и дальнейшее творче¬

ское развитие.
В 60-х годах И. М. Сеченов, исходя из теории развития

органического мира, создает новое физиологическое учение*

поднятое впоследствии на новую ступень в трудах И. П. Пав¬

лова. Начиная с 1865 г. А. О. Ковалевский и И. И. Мечников

публикуют ряд исследований по зародышевому развитию

беспозвоночных. Эти работы заложили основу эмбриологиче¬

ской науки, построенной на принципах дарвинизма. В 70-х го¬

дах В. О. Ковалевский делает ряд замечательных открытий

в области палеонтологии, позволивших перестроить всю эту

науку в духе эволюционного учения. И. И. Мечников создает

свою фагоцитарную теорию, являющуюся новым блестящим

подтверждением учения Дарвина о переживании наиболее

приспособленных. А. Н. Бекетов и Н. А. Северцов заложили

основы дарвинистской географии животных и растений. Труды

всех этих выдающихся русских ученых внесли неоценимый

вклад в развитие и обоснование теории Дарвина.
Особенно большое значение для распространения и разви¬

тия идей дарвинизма, начиная с 60-х годов, имели работы

К. А. Тимирязева, который не только создал основанную на

учении Дарвина физиологию растений, но и сыграл выдаю¬

щуюся роль в пропаганде учения Дарвина и разработке ряда

его важнейших теоретических положений. Совершенно спра¬

ведливо говорят, что если дарвинизм был рожден великим

Дарвином, то утвержден он был великим Тимирязевым.
В.	Л. Комаров писал, что многие поколения русских

биологов воспитывались на блестящих работах Тимирязева

о дарвинизме, отличающихся железной логикой и ясностью.

Об этом же свидетельствует В. Р. Вильямс в своей статье

«Чарлз Дарвин и К. А. Тимирязев»: «Для меня представление
110

о Дарвине, дарвинизме и о теории эволюции неразрывно свя¬

зано с образом К. А. Тимирязева. Еще учеником Московского

реального училища Мазинга я под влиянием нашего бота¬

ника Ярцева, бывшего слушателя лекций Тимирязева, воспри¬

нял дарвинизм как единственно правильную теорию развития

органического мира. А о Клименте Аркадьевиче я составил

себе представление, как о замечательном продолжателе дар¬

винизма на русской почве» *.
Кроме книги «Чарлз Дарвин и его учение», Тимирязев на¬

писал целый ряд других работ, посвященных эволюционному

учению. Чрезвычайно большой интерес среди них представляет

книга «Исторический метод в биологии» — курс дарви¬

низма, читанный им в Москве зимой 1889/90 г. Первые

6 лекций («чтений») этого курса были опубликованы в жур¬

нале «Русская мысль» в 1892—1895 гг., варианты следующих

трех лекций («Изменчивость», «Наследственность» и «Отбор

естественный») были напечатаны в энциклопедическом сло¬

варе «Гранат»; часть заключительной, десятой лекции впервые

была опубликована в 1901 г. под заглавием «Творчество

природы и творчество человека». В целом весь курс был

подготовлен Тимирязевым к печати в последние годы его

жизни и вышел в свет в 1922 г. В этой книге Тимирязев

освещает историю возникновения и развития идеи эволюции

органического мира и дает глубокий анализ учения Дарвина.

Поскольку работа эта была написана Тимирязевым значи¬

тельно позднее, чем книга «Чарлз Дарвин и его учение»,

в период, когда он уже вполне сложился как самостоятель¬

ный, зрелый ученый, многие вопросы теории развития орга¬

нического мира решаются здесь значительно глубже, чем

в ранних работах, в которых он ближе следовал взглядам са¬

мого Дарвина. Это ясно следует при рассмотрении целого

ряда вопросов — роль среды, борьба за существование, опре¬

деление вида и т. д.
Большую роль в пропаганде дарвинизма Тимирязев сыграл

и как переводчик трудов Дарвина на русский язык.

Четвертое русское издание «Происхождения видов» (1896)

вышло в переводе К. А. Тимирязева, А. П. Павлова,.

М. А. Мензбира и И. А. Петровского, причем перевод боль¬

шей части глав принадлежит Тимирязеву. Все советские из¬

дания «Происхождения видов» в нашей стране основывались

на этом переводе.
В изложении Тимирязева теория Дарвина приобретала ту

ясность и последовательность, которой нередко недоставало

самому Дарвину. Маркс писал о свойственной Дарвину грубо

английской манере изложения материала. На этот недостаток^
1 В. Р. Вильямс. Избр. соч., 1950, стр. 37.
111

'книги Дарвина указывал ігакже и Н. Г. Чернышевский.

Тимирязев, по его собственному признанию, старался сообщить

изложению по возможности дидактический характер, раскрыг

вая, прежде всего, внутренний остов учения. В. Л. Комаров

писал, что Тимирязев, как стальным молотком, вбивает

в память читателя свои аргументы, что его изложение запо¬

минается надолго и дает сильный толчок к диалектическому

воззрению на природу. Своей деятельностью по пропаганде,

защите и дальнейшему развитию дарвинизма Тимирязев, на¬

ряду с другими русскими философами и учеными-материали-

стами, сыграл немаловажную роль в подготовке благоприят¬

ной идейной почвы для восприятия и распространения в нашей

стране диалектико-материалистического мировоззрения.
Вполне понятно поэтому, что нападки со стороны реак¬

ционеров и мракобесов от науки были направлены против

Тимирязева не в меньшей, если не в большей мере, чем про¬

тив самого Дарвина.
В 1885—1889 гг. вышли в свет два огромных тома книги

Н. Я. Данилевского «Дарвинизм», где автор пытается опро¬

вергнуть эволюционную теорию Дарвина с религиозно-идеа¬

листических позиций. Вслед за Данилевским выступили

H. Н. Страхов, Вл. Соловьев и другие реакционеры. Эти вы¬

ступления против дарвинизма означали не что иное, как

буржуазно-помещичью идеалистическую реакцию на учение,

заложившее основы научной, материалистической биологии.
Н. Я. Данилевский (1822—1885)—в молодости «петра¬

шевец», а потом реакционер, признанный глава позднего

славянофильства. Будучи магистром биологических наук, он

занимался ихтиологией, но в то же время много внимания

уделял общественным вопросам. Его главный труд «Россия

и Европа», рекомендованный правительством Александра III

в качестве настольного руководства всем преподавателям

истории, являлся выражением классового мировоззрения рус¬

ских помещиков, исполненных ужасом перед надвигающейся

демократической революцией. Противопоставляя Россию За¬

паду, Данилевский развертывал систему реакционного велико¬

державного национализма, призывал вспять к допетровским

временам. Крепостнический режим Данилевский считал идеа¬

лом общественного строя, самодержавие — «внутренней сущ¬

ностью» русского народа. Царь, по Данилевскому, есть

«живое осуществление политического самосознания и воли

народной». Ратуя за «самостоятельность» и «самобытность»

развития России, ее хозяйственной и культурной жизни,

Данилевский вместе с тем просто приспосабливал гегелевское

учение о превосходстве немецкой нации на потребу русского

помещика. Он выдвинул теорию «культурно-исторических ти¬
112

пов», согласно которой существуют, с одной стороны, избран¬

ные народы, являющиеся «культурно-историческими типами»,

с другой стороны — не способные к самостоятельному разви¬

тию, являющиеся всего лишь «навозом истории». Из избран¬

ных народов полностью развить все стороны культурно-исто¬

рического типа, по Данилевскому, могут лишь русские, которые

якобы призваны создать единое всеславянское государство.

Отсюда он делал вывод: «Идея славянства должна быть выс¬

шей идеей, выше свободы, выше науки, выше просвещения».
Интересна судьба этой концепции Данилевского. Будучи

сама в известной мере развитием и приспособлением на рус¬

ский лад гегелевского учения о превосходстве немецкой

нации, она нашла себе в 20-х годах нашего века горячих при¬

верженцев в лице нарождавшегося германского фашизма.

Книга Данилевского «Россия и Европа» в 1920 г. появилась

в немецком переводе. В духе развиваемых в ней реакционных

идей была написана книга Шпенглера «Закат Европы», явив¬

шаяся одним из идейных истоков фашизма. Шпенглер по су¬

ществу повторял философско-историческую концепцию Дани¬

левского о своеобразии культурно-исторических типов, его

отрицание преемственности культурно-исторического процесса,

его «морфологический» метод изучения культур и т. д.
Классовым чутьем крепостника-помещика Данилевский по¬

чуял в науке и просвещении своих заклятых врагов. И вот

в то самое время, когда Д. Толстой вместе с Победоносцевым

и Катковым вел крайне реакционную войну с наукой, в об¬

щий хор черносотенцев врывается вопль Данилевского против

дарвинизма. Данилевский взывал к «блюстителям порядка»

о войне против дарвинизма, ибо это учение, отрицая «руко-

вождение Верховного Божества», подрывает самые основы

крепостнического строя. Борьбу с дарвинизмом он считал

кровным делом всякого «мыслящего» (читай: заинтересован¬

ного в сохранении реакционно-помещичьего строя) человека.
Дав характеристику философского значения положений

дарвинизма, Данилевский писал: «Из сказанного ясно, какой

первостепенной важности вопрос о том, прав Дарвин или

нет, не для зоологов и ботаников только, но для всякого мало-

мальски мыслящего человека. Важность его такова, что я

твердо убежден, что нет другого вопроса, который рав¬

нялся бы ему по важности, ни в одной области нашего зна¬

ния и ни в одной области практической жизни. Ведь в этом

самом деле вопрос о «быть или не быть» в самом полном и са¬

мом широком смысле. Можно ли, следовательно, полагаться

в вопросе такой важности на то, что скажут другие, хотя бы и

самые высшие авторитеты, хотя бы даже сама срвременная

наука, как любят у нас выражаться. Ведь если бы современная
8	Г. В. Платонов	J

наука решила, что нам ничего не остается, как лишиться

своего имущества, самых дорогих нам благ и лиц, нашей

жизни наконец, оставив нам впрочем на произвол: исполнить

ее решение, или нет, — разве мы последовали бы ему, не

вникнув самым внимательнейшим образом, к какому только

способны, и притом не доверившись никому — в вопрос: да

полно, правильно ли она решила это дело, столь близко нас

касающееся, не ошиблась ли в чем? А вопрос, решаемый

Дарвинизмом, неизмеримо важнее и всего имущества, и всех

благ, и жизни не только каждого из нас в отдельности, но

жизни всех нас и всего нашего потомства в совокупности» К
В этом дышащем злобой предостережении отъявленного

реакционера со всей силой звучит ужас крепостника перед

наукой, перед прогрессом, перед надвигающейся революцией.
Данилевский хвастливо утверждал, что «после долгого

изучения и еще более долгого размышления... все здание тео¬

рии (Дарвина. — Л П.) изрешетилось, а наконец, и развали¬

лось в бессвязную кучу мусора» 2.
В реакционных кругах книга Данилевского встретила горя¬

чую поддержку. В катковском журнале «Русский вестник» на

нее появляется кричащая хвалебная рецензия: «Полное опро¬

вержение дарвинизма», написанная другим мракобесом —

H. Н. Страховым. Русские читатели уже ранее успели озна¬

комиться с этим отъявленным реакционером по проводимой

им травле Чернышевского и Писарева. Страхов считал себя

учеником Гегеля и развил свои идеалистические взгляды

в ряде книг: «Мир как целое», «Об основных понятиях психо¬

логии и физиологии» и др.
Нет ничего удивительного в том, что и этот адепт крепо¬

стничества усмотрел в дарвинизме своего ярого противника.

Правда, в начале своей деятельности он выступал как сторон¬

ник Дарвина, не поняв как следует, что дарвинизм несовме¬

стим с гегелевской системой идеализма, отрицающей развитие

в природе. В журнале «Время» была напечатана в 1862 г.

его статья «Дурные признаки», в которой Страхов давал поло¬

жительное изложение теории Дарвина. Но позднее он осознал

свою непоследовательность в проведении гегелевского идеа¬

лизма и курил фимиам Данилевскому за его «выдающийся»

труд: «Эта книга есть истинный подвиг русского ума и рус¬

ского чувства... Труд Н. Я. Данилевского нужно причислить

к самым редким явлениям во всемирной печати... эта книга

составляет честь русской ученой литературы...»3.
1	Н. Я. Данилевский. Дарвинизм, т. I, кн. I, СПб., 1885,

стр. 18—19.
2	Там же, стр. 23.
3	H. Н. Страхов. «Русский вестник», 1887, январь, стр. 62.
114

Статья Страхова наделала много шуму. И Тимирязев,

видя огромный вред, который она приносила, решил высту¬

пить против Страхова и разрекламированной им книги Дани¬

левского.
В Музее К. А. Тимирязева сохранились экземпляры обоих

томов сочинения Данилевского с многочисленными пометками

Тимирязева, в которых он обрушивается на Данилевского

рядом убийственных для него эпитетов, характеристик и сужде¬

ний. На одной из первых страниц, где автор приводит абсурд¬

ные возражения против теории Дарвина, Тимирязев пишет:

«Скажут, стоит ли тратить время на эти возражения. Законы

умственной перспективы. Мизинец может заслонить Солнце» *.

Тимирязев был глубоко убежден, что, как бы ни были ми¬

зерны и нелепы возражения Данилевского, нельзя жалеть

время на их опровержение. Мизинец, несмотря на ничтожность

своего размера, может заслонить Солнце, если его приставить

к самому зрачку. Так и книга Данилевского может создать

у неискушенного читателя впечатление, будто ее автор дейст¬

вительно опровергнул Дарвина. Поэтому нельзя оставлять ее

без внимания. Нужно беспощадно бороться с ее тлетворным

влиянием.
Данилевский признает лишь одно «положительное» на его

взгляд значение дарвинизма — это возможность обосновать

с его помощью проповедуемый им национализм. Отрицая

истинный дарвинизм, Данилевский не прочь воспользоваться

его извращением — социал-дарвинизмом — для обоснования

своей теории культурно-исторических типов. Это не может

ускользнуть от внимательного глаза Тимирязева. Он сразу

улавливает прямую связь между этой похвалой Данилевского

Дарвину и его реакционными общественно-политическими

взглядами, высказанными им ранее в его книге «Россия и

Европа». Он замечает на полях книги Данилевского: «Сказы¬

вается автор „России и Европы“»2. По поводу многих

утверждений Данилевского Тимирязев восклицает: «Вздор!»,

«Чепуха!», «Тысячу раз вздор и вздор!», «Нахальство!»,

«Пустозвонство!» 3.
Подводя итог. рассмотрению антинаучных измышлений

Данилевского, Тимирязев пишет о его книге: «Не возражения

или опровержения, а только перечень, вопреки всякой логике

и уважению к читателям» 4.
1	К. А. Тимирязев. Пометки на книге Данилевского сДарви-

низм», т. 1,ч. 1, стр. V.
2	Там же, стр 26.
3	К. А. Тимирязев. ГГометки на книге Данилевского «Дарви¬

низм», т. I, ч. 2, стр. 19, 80, 105, 124, 213 и др. Музей К. А. Тимирязева.
4	Там же, стр. 111.

К книге Данилевского Тимирязевым приложено несколько

листочков с записью основных мыслей, возникших у него при

ее чтении. В этих заметках особенно ярко виден зрелый, само¬

стоятельный подход Тимирязева к теории Дарвина. Указывая,

что дарвинизм дает прочную основу для понимания законов

живой природы, Тимирязев вместе с тем подчеркивает, что

теория Дарвина далеко не совершенна и подлежит дальней¬

шей разработке. «Никто не утверждал, — говорит он, — что

дарвинизм все разрешил, что остается только сидеть сложа

руки и созерцать. Напротиб, потому он только и важен, что

он развязывает эти руки, тянет их к работе, сняв тот гнет,

то отвращение, которое лежало на этих вопросах и которое

так прекрасно изобразил Бэр — этот враг дарвинизма»1.
Эти заметки послужили материалом для публичной лекции

Тимирязева «Опровергнут ли дарвинизм», прочитанной

в Политехническом музее весной 1887 г. Лекция эта была

триумфом дарвинизма. Тимирязев блестяще опровергает в ней

один за другим все приводимые Данилевским доводы против

дарвинизма.
Теперь отравленные копья, ранее направлявшиеся из реак¬

ционного лагеря против Дарвина, полетели на его лучшего

последователя — Тимирязева.
В связи с этим Тимирязев писал: «Министры, влиятельные

петербургские круги, услужливый капитал (без которого уве¬

систые томы Данилевского не увидели бы света), литература

в лице такого выдающегося критика, каким считался Страхов,

господствовавшие тогда органы ежедневной печати, фило¬

софы, официальная наука (академия собиралась присудить

Данилевскому высшую премию) — все было на стороне Дани¬

левского, когда я выступил против него» 2.
Страхов опубликовал статью «Всегдашняя ошибка дарви¬

нистов», в которой всячески пытался опорочить великого рус¬

ского дарвиниста — Тимирязева. В ответной статье «Бессиль¬

ная злоба антидарвиниста» Тимирязев показал всю необос¬

нованность нападок Страхова и полностью раскрыл антинауч¬

ный характер развиваемых им взглядов. Большое значение

в борьбе против антидарвинизма имела также статья Тимиря¬

зева «Странный образчик научной критики», направленная

против антидарвинистических выпадов академика Фаминцына.
В разгоревшейся борьбе столкнулись два мировоззрения —

реакционно-идеалистическое с его попыткой восстановить

в правах «верховный разум», «разумное руковождение Боже¬

ства» и передовое, материалистическое, стремящееся к науч¬
1	К. А. Тимирязев. Вкладыш к книге Данилевского «Дарви¬

низм». Музей К. А. Тимирязева.
2	K. А. Т и м и р я з е ü. Соч., т. VII, стр. 28.
Ив

ному познанию мира. Мужественно борясь против антидарви¬

низма, Тимирязев обнаружил глубокое понимание огромной

общественной и политической значимости этой борьбы. Тими¬

рязев писал, что почва, на которой стоял Данилевский со

своей попыткой восстановить учение о конечных причинах,

была «реакционно-националистическая».
Русские революционные демократы высоко оценивали

борьбу Тимирязева против антидарвинизма. М. А. Антонович,

направляя Тимирязеву экземпляр подготовленной им популяр¬

ной книги по дарвинизму, писал:
«Многоуважаемый Клементий Аркадьевич! Я позволил

себе послать Вам мою книгу о Дарвине. Я знаю, конечно, что

она бесполезна для Вас, так как Вы сами гораздо лучше

меня знаете Дарвина, и его теорию, и его сочинения. Но по¬

сылкой Вам моей книги я желал выразить Вам мое глубокое

уважение к Вам за Ваши научные труды и в особенности

за Ваши плодотворные усилия популяризировать Дарвина и

отражать нелепые нападки на него со стороны наших квасных

и невежественных патриотов.
Искренне Вас уважающий М. Антонович. 13 февраля

1896 г.» 1
Борьба Тимирязева и других русских дарвинистов против

антидарвинизма, представлявшая собой один из участков

борьбы революционно-демократического лагеря против сил

реакции и мракобесия, нанесла серьезный удар всем попыткам

церковников и идеалистов опровергнуть дарвинизм и восста¬

новить библейскую легенду о сотворении мира богом. В ре¬

зультате этой борьбы материалистическое учение о развитии

органического мира стало в России все глубже и глубже про¬

никать в общественное сознание.
Хотя основной удар Тимирязева был направлен непосред¬

ственно против русских антидарвинистов — Данилевского,

Страхова, Фаминцына и др., — его победа имела огромное

значение для развития науки и в других странах. Тимирязев

сам отмечал, что Данилевский, написав свой объемистый

«труд», собрал мысли, высказанные антидарвинистами всего

мира. Следовательно, удар по Данилевскому был ударом по

всему антидарвинизму в целом. Впоследствии многие анти¬

дарвинисты, боровшиеся против дарвинизма во имя фидеизма,

непосредственно опирались на Данилевского. Поэтому работы

Тимирязева и по настоящее время играют огромную роль

в борьбе всего материалистического лагеря в биологии против

лагеря идеалистов. В своих сочинениях Тимирязев дает и пря¬

мую критику антидарвинистов Европы и Америки: Агассиса
1 Музей К. А. Тимирязева. Папка А. 165.
/77

(США), которого Энгельс называл «Дон-Кихотом господа

бога», герцога Аргайля (Англия), получившего у Тимирязева

наименование «английского Данилевского», Катрфажа (Фран¬

ция), Виганда (Германия )и др.
В 1908 г. Тимирязев совершенно справедливо выражал

уверенность в том, что труд, затраченный им на разоблачение

Данилевского и К0, не утратил своего значения. «Я глубоко

убежден, что, ознакомившись с ним, читатель окажется на¬

столько вооруженным, что, встретившись с совершенно сход¬

ной, но менее искусной аргументацией всевозможных Рейнке,

Дришей, Вольфов, Вагнеров, Паули, Франсе и других немец¬

ких погребателей дарвинизма, сумеет сам в ней разобраться.

Все они так же, как и русские антидарвинисты, тщетно

пытаются восстановить учение о конечных причинах,—это

порождение схоластической метафизики...»1.
Все эти перечисленные Тимирязевым псевдоученые отно¬

сятся к той группе антидарвинистов, которые выступали про¬

тив теории Дарвина под флагом витализма. Это реакционное

идеалистическое направление в биологии, как будет показано

ниже, также встретило со стороны Тимирязева самый реши¬

тельный отпор.
*	*
Пламенная борьба Тимирязева за материалистические

основы дарвинизма не ограничилась его схваткой с врагами

дарвинизма, выступавшими против эволюционной теории

с открытым забралом. Тимирязев очень много сделал для

разоблачения идеалистического и метафизического существа

того направления в биологии, которое получило наименование

«неодарвинизма», а также связанного с ним мальтузианства.
В эпоху империализма буржуазия не только стала тормо¬

зом всякого прогресса, но и стремится уничтожить все то под¬

линно научное, что было достигнуто прогрессивно-мыслящими

учеными в эпоху домонополистического капитализма.
Выполняя социальный заказ империалистической буржуа¬

зии, ее дипломированные лакеи пытаются подменить подлин¬

ную науку всякого рода лжеучениями. В области биологии

среди таких лжеучений видное место занимает вейсманизм-

морганизм.
Вейсманизм-морганизм используется империалистической

буржуазией как одно из идейных орудий в борьбе против

демократических сил. Он составляет «теоретическую» базу

расистских теорий, призванных оправдать самые отвратнтель-
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 29.
118

ные черты и злодеяния капитализма: эксплуатацию, войны,

расовую и национальную дискриминацию, геноцид и т. д!

Полная победа подлинной, материалистической науки над

реакционно-идеалистическим вейсманистско-моргановским на¬

правлением в биологии оказалась возможной лишь в нашей

стране социализма благодаря неустанным заботам коммунисти¬

ческой партии и ее гениального вождя товарища И. В. Сталина.

Вооруженные непобедимым идейным оружием диалектиче¬

ского материализма, лучшие советские ученые — И. В. Мичу¬

рин, В. Р. Вильямс и Т. Д. Лысенко — возглавили борьбу

передовых биологов против антинаучных взглядов Вейсмана —

Моргана и добились полного ра. грома этого реакционного

течения в биологии.
В борьбе против вейсманизма-менделизма-морганизма

советские ученые использовали богатый опыт борьбы Тими¬

рязева и других русских би )лгтов-материалистов против идеа¬

листических извращений L науке.
Тимирязев был первым биологом в мире, который вскрыл

антинаучный и реакционный характер вейсманизма-менде-

лизма и объявил ему беспощадную борьбу. Критика вейсма¬

низма Тимирязевым вошла как золотой фонд в сокровищницу

материалистической биологии.
Тимирязев указывал, что спекулятивные теории вейсмани¬

стов являются не чем иным, как пережитком модных

в XVIII в. метафизических теорий преформации. «Все они

представляют одну и ту же попытку материального изобра¬

жения преемственной передачи свойств от одного поколения

другому. Все они в основе — только вариации на тему:

потомство „плоть от плоти, кровь от крови« своих предков;

только с успехами наблюдения подставляются все более глу¬

бокие черты строения, „клеточка от клеточки«, „плазма от

плазмы“, „ядро от ядра«, „хромозома от хромозомы« и т. д.

А когда оказывалось недостаточно этих реальных материаль¬

ных носителей наследственности, изобретались легионы вооб¬

ражаемых (геммул, идиоплазм, зародышевых плазм, ид, идан-

тов, детерминантов, генератуль, эргатуль, эргатин, панген,

просто ген, мнем и т. д.), вся задача которых сводилась

к тому, чтобы наглядно изобразить основной факт непосред¬

ственной материальной связи между частями организма и

преемственной связи при смене поколений. Самой загадочной

при этом обыкновенно представлялась возможность совмеще¬

ния в ничтожном объеме зачатка каждого организма всех

особенностей строения, обнаруживаемых его вполне развитой

формой со всеми проявлениями ее деятельности» 1.
1 Там же, т. VI, стр. 191.
119

Тимирязев совершенно правильно указывал вместе с тем*

на прямую связь вейсманизма с идеалистическими натурфило¬

софскими воззрениями Шеллинга и Окена.
Видя огромный вред, приносимый науке вейсманистами,

Тимирязев подвергает критике и Дарвина за его гипотезу

«пангенезиса», которая, по мнению Тимирязева, способство¬

вала распространению «теорий» об особых материальных но¬

сителях наследственности. Некоторые антидарвинисты, вроде

H. Н. Страхова, упрекали Тимирязева в том, что он

будто бы всегда слишком восторженно и некритически отно¬

сился к Дарвину. Тимирязев справедливо замечает по этому

поводу: «На это обвинение я могу ответить, что ни один

дарвинист не позволял себе такой резкой критики того, что

являлось в дарвинизме ошибочным и в чем значительно

позднее Дарвин сам сознался, но что вызвало и про¬

должает вызывать похвалы многих его сторонников — именно

его гипотезы о пангенезисе»
В критике гипотезы пангенезиса Тимирязев допускает

даже известный перегиб. Тимирязев был прав, критикуя Дар¬

вина за умозрительный характер и грубую механистичность

гипотезы пангенезиса. Но он не учитывал коренного отличия

«геммул» Дарвина от «зародышевой плазмы» Вейсмана,

«идиоплазмы» Негели, «панген» де Фриза и других вейсмани¬

стов. Гемулы рассматривались Дарвином не как особое, отлич¬

ное от тела организма вещество наследственности, подобное

«бессмертному наследственному веществу» вейсманистов. Со¬

гласно гипотезе пангенезиса Дарвина, геммулы выделяются

клетками всех частей тела и дают начало развитию поло¬

вых клеток. Гипотеза Дарвина в отличие от учения вейсманистов

не только не отрицала наследования приобретенных признаков,

но, напротив, была попыткой материалистического объясне¬

ния того, как совершается это наследование. Дарвин выдви¬

гал мысль об участии всех клеток организма в фор¬

мировании наследственности. Тимирязев не смог оценить зна¬

чение этой правильной по существу попытки Дарвина. Будучи

убежден в том, что «геммулы» Дарвина дали толчок реак¬

ционным и идеалистическим измышлениям вейсманистов об

особых* от тела независимых носителях наследственности, он

объявляет ее «ненаучной в основе и бесплодной в последст¬

виях», выбрасывая, таким образом, и то рациональное, что

имело место в гипотезе пангенезиса. Но даже в этой ошибке

Тимирязева лишний раз проявляется его страстный характер

борЦа, непримиримого ко всему, чт0 хотя бы косвенно играла

на руку реакционерам, противникам подлинной науки.
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 99.
120

Тимирязев считает абсурдным и недопустимым метафизи¬

ческий подход к зародышу как морфологическому сокраще¬

нию, редукции готового организма. В этом он видит важней¬

ший порок того «учения», которое «предполагает существова¬

ние готовых материальных зачатков вместо того, чтобы пред¬

положить, что в зародыше даны только условия развития

в том или другом направлении» ].
Тимирязев относит это замечание прежде всего к спекуля¬

тивным теориям формальных генетиков: «... эти попытки, —

пишег он, — представляют примеры незаконного вторжения

в область биологической динамики статического склада мыш¬

ления морфологов, порожденного их навязчивым убежде¬

нием, будто форма объясняется другой ей предшествовавшей

формой, и если порывается наконец ряд видимых, то стоит

только придумать ряд невидимых форм и так до бесконеч¬

ности» 2.
Гениальный русский биолог считал совершенно ненаучными

эксперименты Вейсмана с обрубанием мышиных хвостов и

основанный на них вывод о независимости «наследственного

вещества» от тела и окружающей среды. «Категорически

отрицающие возможность наследственной передачи какого-

нибудь приобретенного в течение явной (т. е. не эмбриональ¬

ной) жизни признака иногда опираются на опыты, состоящие

в грубом механическом повреждении: так, например, Вейсман

обрубал хвосты мышам и не наблюдал у них куцого потом¬

ства. Бездоказательность такого опыта очевидна. В примене¬

нии к отдельному организму нужно, очевидно, руководиться

тем же представлением, как и в применении к родственной

преемственности, выражаемой родословным деревом. Измене¬

ния в организации дяди не могут влиять на организацию

племянника, ^ точно так же и клеточки ткани хвоста не

представляют предков тех воспроизводящих клеточек, из

которых разовьется потомство мыши с обрубленным

хвостом» 3.
Значение этих замечательных мыслей Тимирязева о необ¬

ходимости изменить воспроизводительные клетки или клетки,

из которых они получаются, для того, чтобы появилось изме¬

ненное потомство, особенно ярко раскрывается в наше время,

в свете учения академика Т. Д. Лысенко об управлении при¬

родой организмов. Т. Д. Лысенко говорит: «Степень наслед¬

ственной передачи изменений будет зависеть от степени вклю¬

чения веществ измененного участка тела в общую цепь-
1	Там же, т. V, стр. 159.
2	Там же, т. VIII, стр. 78.
3	Там же, т. VI, стр. 179—180.
121

процесса, ведущего к образованию воспроизводящих половых

или вегетативных клеток» 1.
Тимирязев говорит, что пресловутая теория Вейсмана о двух

плазмах — зародышевой (Keimplasma) —вечной и исклю¬

чительной носительницы наследственности, и телесной

(Somatoplasma)—смертной и не имеющей отношения к на¬

следственности, является по своему существу ненаучной. По¬

добная теория, говорит он, могла быть создана только при

полном игнорировании того факта, что дерево является по

существу не отдельной особью, а сложным организмом, отдель¬

ные побеги которого — особи последовательных поколений.
Сходство побегов дерева с отдельными растительными осо¬

бями выступает особенно наглядно, когда на срубе старого

дерева отбивается молодая поросль, появляются отдельные

особи из клеток камбия, в течение веков производивших

только определенные элементы коры и древесины. Здесь моло¬

дые побеги берут начало не от почек, а прямо от клеточек,

как и в процессе полового размножения. Тимирязев показы¬

вает очевидную несостоятельность учения Вейсмана о заро¬

дышевой и телесной плазме также на примере с бегонией.

«Стоило ботанику (Сидней-Вайнзу) вскоре после возникнове¬

ния этой теории произнести одно слово — бегония, чтобы раз¬

рушить вконец это учение о двух плазмах. У бегонии из над¬

резов листа, положенного на землю, вырастет целое растение,

приносящее цветы и семена, т. е. смертная, телесная плазма

родит бессмертную носительницу наследственности»2.
Тимирязев подвергает уничтожающей критике реакцион¬

ные, идеалистические взгляды не только Вейсмана, но и его

последователей — Пеннета, Донкастера, Локка, Кибля и

в особенности Бэтсона, которого он считал главой современ¬

ного антидарвинизма. Действительно, Бэтсон на третьей меж¬

дународной конференции по гибридизации в 1906 г. провозгла¬

сил, что работами Менделя якобы положено начало новой

науке о наследственности, которую он, Бэтсон, назвал гене¬

тикой. Это рекламное заявление Бэтсона было безусловно

лживым, ибо начало науки о наследственности и ее изменчи¬

вости было в действительности заложено не Менделем и Бэт¬

соном, а Дарвином. Тимирязев справедливо возмущался по¬

пыткой фанатических поклонников Менделя, возглавляемых

Бэтсоном, утверждать, будто менделизм призван заменить

'Собой теорию Дарвина
Рассмотрев тот объем фактов, который в действительности

охватывают законы Менделя, Тимирязев показывает, что они
1	О положении в биологической науке. Стенографический отчет сес¬

сии ВАСХНИЛ 31 июля —7 августа 1948 г.. стр. 30.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 166.
122

составляют только маленький эпизод в необъятном целом, на¬

зываемом дарвинизмом. Отсюда он делает вывод, что ника¬

кого препятствия на пути дарвинизма менделизм не выдви¬

гает и тем менее может быть рассматриваем как нечто, иду¬

щее на смену теории Дарвина. При этом Тимирязев указы¬

вает, что отмечаемый Менделем факт расщепления признаков

во втором поколении гибридов гороха был известен задолго

до него. В трудах Дарвина мы можем найти ссылку на соот¬

ветствующие опыты Гартнера, проделанные еще в 1720 г.

Интересно замечание Тимирязева на полях одной из книг

Бэтсона, где автор признает, что Мендель был знаком с рабо¬

тами Гартнера. Тимирязев пишет по этому поводу: «То-то!

У него мог узнать о горохе» 1.
Все это антинаучное направление в биологии, претенциозно

именующее себя наукой о наследственности, а на деле состав¬

ляющее эклектическую похлебку из нередко противоречащих

друг другу догадок и измышлений, Тимирязев презрительно

называет «мендельянством». Он решительно возражает против

математизации биологии, против попытки мендельянцев свести

сложные биологические закономерности к математическим фор¬

мулам. Известно, что подобные поползновения идеалистов

в области физики были до основания разбиты в начале XX в.
В.	И. Лениным. В это же самое время Тимирязев выступает

против математизации биологии. Он не устает повторять, что

объяснить явление наследственности может только «деталь¬

ный физиологический опыт, а не простая статистическая реги¬

страция наблюдений, к чему собственно и сводится метод

Менделя» 2.
Недавно в Музее К. А. Тимирязева в одной из записных

книжек найдено весьма интересное высказывание Тимирязева:

«Математики отравили существование Дарвина! Менделизм

соблазнителен тем, что по его схеме можно печь сколько

угодно докторских диссертаций: сколько растений, столько

опытов»3. Эта запись лишний раз показывает, что Тимирязев

глубоко сознавал специфику закономерностей органической

природы. Вместе с тем эта запись снова и снова свидетель¬

ствует о том, насколько правильно понимал Тимирязев всю

несостоятельность псевдонаучных бесплодных измышлений

морганистов, не приносящих никакой пользы народу, но

весьма удобных для приобретения ученых званий и степеней.
Чрезвычайно важным является указание Тимирязева на
1	К. А. Тимирязев. Пометки на книге «Mendel’s principles of

heredity», W. Bateson, 1913. Музей К. А. Тимирязева.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 263.
3	Цит. по статье Е. В. Полосатовой «В Музее великого ученого».

Газ. «Тимирязевец» от 4 июня 1949 г.
123

отсутствие абсолютного закона доминирования одних призна¬

ков над другими вне зависимости от условий среды. Нередко

признаки, рецессивные в одних условиях, оказываются доми¬

нирующими в других. При скрещивании одной красной при¬

мулы с белой английской оказалось, что красный цвет может

быть то доминирующим, то рецессивным. «Перед

этим фактом, — пишет Тимирязев, — мендельянцы со своим

пресловутым „мендельянским анализом“ оказались оконча¬

тельно бессильными и должны были обратиться за объясне¬

нием к физиологии и химии, что давно было ясно людям,

понимавшим, что вопрос о наследственности в ко¬

нечной инстанции разрешается не статисти¬

кой, а физиологией»1 (подчеркнуто мной. — Г. Я.).
Тимирязев видит всю несостоятельность попытки мендель-

янцев дать объяснение явлению доминирования с точки зре¬

ния хромосомной теории наследственности. Когда Бэтсон

в своей книге «Mendel’s principles of heredity» вынужден при¬

знать, что менделизм не может объяснить, почему один и

тот же признак оказывается то доминантным, то рецессивным,

Тимирязев пишет на полях: «То-то. Тупик» 2.
Тимирязев делает попытку физиологического объяснения

причин доминирования желтого цвета при скрещивании жел¬

того и зеленого гороха: «Весьма вероятно, что способность,

например, желтого цвета вытеснять зеленый принадлежит не

самому желтому пигменту, а третьему, постоянно его сопрово¬

ждающему телу. Зеленый цвет превращается в желтый от дей¬

ствия кислоты. Если допустить, что желтый горох обязан этим

цветом присутствию кислоты, то этим объясняется и превра¬

щение зеленого от примеси к нему вещества желтого» 3.
Наиболее полный критический разбор схоластических из¬

мышлений Бэтсона и других мендельянцев Тимирязев дает

в статьях: «Из научной летописи 1912 г. (Отповедь витали¬

стов и отбой мендельянцев)» и «Из летописи науки за ужас¬

ный год», опубликованных в VII томе его сочинений. Послед¬

няя статья посвящена критике речи Бэтсона на съезде Бри¬

танской ассоциации, состоявшемся в 1914 г. в Австралии.

Речь Бэтсона, как и всегда, отличалась крайней бессистемно

стью, отсутствием руководящей идеи. «Связующим цемен¬

том,— говорит о ней Тимирязев, — служило только не поки¬

дающее его желание доказать несостоятельность на этот раз

не только дарвинизма, но и вообще эволюционного учения»4.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 264.
2	К. А. Тимирязев. Пометки на книге «Mendel’s principles of

heredity», W. Bateson, 1913, стр. 14. Музей К. А. Тимирязева.
3	к. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 190.
4	Там же, т. VII, стр. 487.
124

Бэтсон лицемерно хвалит Дарвина за приведение «широкого

свода фактов», но тут же обвиняет его в недостаточности

«философского авторитета». Он клевещет на Дарвина, назы¬

вая его систему телеологической. Тимирязев с возмущением

отвечает на это: «Болван! Любой гимназист знает, что Дар¬

вин не имел ничего общего с Панглоссом — идиотская пере¬

держка» 1.
Разоблачая Бэтсона, Тимирязев пишет: «Бэтсон снова при¬

бегает к своему излюбленному приему, который Щедрин так

метко характеризует: „если сознаешь в себе какой-нибудь по¬

рок— припиши его непременно своему сопернику«. Почтенный

сын клэрджимена, выступивший с первого же своего шага

(в эпиграфе к своей первой книге) не только телеологом, но

и креационистом, называет Дарвина телеологом и Панглос¬

сом, вполне сознавая, что вся причина его ненависти к Дар¬

вину лежит именно в том, что тот навсегда покончил с за¬

щитниками телеологии и креационизма»2.
Тимирязев ловит Бэтсона на его попытке незаметным об¬

разом отречься от своей прежней точки зрения, будто вскры¬

тые Менделем результаты скрещивания гороха составляют

универсальный закон. Из одной крайности Бэтсон ударяется

в другую, утверждая, что более обычный результат скрещи¬

вания заключается в образовании формы, средней между

чистыми формами родителей. «Этим категорическим заявле¬

нием, — говорит Тимирязев, — ... бэтсоновское мендельянство

упраздняется, сдается в архив излюбленный случай в учении,

обязанный своим происхождением упрямству ограниченного,

фанатического человека, в течение длинного ряда лет утвер¬

ждавшего прямо противоречившее подавляющему числу фак¬

тов и — что еще изумительнее — находившего последователей

и поклонников» 3.
Признание Бэтсоном наличия средних форм, получаю¬

щихся при скрещивании, произошло не спроста. Бэтсон решил

доказать этим, что получение средних форм является преобла¬

дающим источником наблюдающейся в природе изменчивости.

Кроме изменчивости через усреднение, Бэтсон признает еще

только изменчивость через потерю ранее существовавших

признаков — его пресловутая теория «отсутствия — присут¬

ствия». Таким образом, Бэтсон признает «изменчивость» только

через перетасовку или потерю старого. Действительную измен¬

чивость— образование совершенно новых признаков — Бэтсон

категорически отрицает. По Бэтсону, эволюционный процесс
1	К. А. Тимирязев. Пометки на полях статьи Бэтсона в жур¬

нале «Nature» № 2338, vol. 93, 1914, p. 638. Музей К. А. Тимирязева.
2	K. А. Тимирязев. Соч.. т. VII, стр. 492—493.
3	Там же, стр. 496.
J2J

идет не от простого к сложному, а, как он сам говорит, «со¬

всем навыворот».
Свою заумную точку зрения Бэтсон поясняет таким приме¬

ром: «Я уверен втом, что когда-нибудь окажется, что артисти¬

ческие способности человечества зависят не от придачи чего-

нибудь к экипировке обыкновенного человека, а от удаления

факторов, которые в нормальном человеке препятствуют про¬

явлению этих дарований. Почти не подлежит сомнению,

что они должны быть рассматриваемы, как кнопки, при дав¬

лении на которые освобождаются способности, обыкновенно

задерживаемые. Инструмент всегда налицо, но он за¬

торможен» 1.
Тимирязев очень метко замечает по поводу этого заявле¬

ния обскуранта Бэтсона: «В награду за такое блестящее от¬

крытие невольно хочется пожелать самому Бэтсону поскорее

нажать на кнопку, которая тормозит его собственный умствен¬

ный механизм»2. А на полях журнала, где напечатана эта

абсурдная мысль, Тимирязев пишет: «Осел». В другом месте,

где Бэтсон продолжает развивать свою теорию «отсутствия —

присутствия» и говорит о ее «преимуществе» перед дарвиниз¬

мом, Тимирязев с возмущением замечает: «Трескучий слдор!

Вот сволочь-то!»3.
Тимирязев доказывает, что утверждение о вечном сущест¬

вовании признаков есть не что иное, как возврат к учению

Линнея о «созданных видах», к учению об «emboîtement»,

т. е. о включении зародышей одного поколения в зародыши

другого, и так далее, вплоть до вычислений, сколько зароды¬

шей находилось в утробе праматери, если она заключала го¬

товые зачатки зародышей всего последующего человечества.

Но даже и этот возврат к средневековью Бэтсон не осмелился

сделать самостоятельно, а по существу повторил другого анти¬

дарвиниста— Лотси, сделавшего свое заключение в такой

«нелепо-откровенной форме»: «Причину образования новых

видов я усматриваю только в новой перегруппировке пред-

существовавших уже в родоначальных, а в коние-концов

в первозданных, организмах (Urorganismen) потенций или

ген. И в этом отношении разделяю мнение Гагедорна: „что,

может быть, у Парамеции уже передавалась из поколения

в поколение генетическая вещь, обладавшая способностью

сделать хвост животного вьющимся или зубы его тупыми, но

за отсутствием хвоста и зубов эти вещи должны были дожи-
1	Бэтсон. Цит. по книге: К. А. Тимирязев. Соч., т. VII,

стр. 501.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 501.
3	К. А. Тимирязев. Пометки на полях статьи Бэтсона в журн.

«Nature» № 2338, vol. 93. Auguste, 1914, p. 638. Музей К. А. Тимирязева.
126

[August 20, 1914
NATURE
UIIU 111 U»C ІМІМ№ V*	»v	, V
it mere eighieenth-century optimism. Yet il wai in

applîfâïISnô П»е рігЯГТо tb· deülft of specific differ-

г nee, to the spots 00 the peacock’· tail, to the colouring

of an orchid flower, and höüT of auch example*, that

the ‘poteriFv’ оГ rîntural selection was urged with the

'»trongest emphasis. Shorn of these pretensions the

doctrine of the survivaToT favoured race· is a truism,

helping scarcely at all to account for the diversity of

'peçîes. Tolerance plays nlmost as considerable a (5»rt.

Bv tKese admissions almost the last shred of that

teleotogical Luiiftn with which Victorian philoaophv

IWW Τό clotn^ne tTÛ4>rf 6f evolution is destroyed.

Ίΐϊδβ who would pfôdaîm that whatever [»Je right

will be wise henceforth to base thie faith frankly on

the impregnable rork o( superstition and lo_abstain

from direct appeals to natural fact.
""My ~predëces*6r said list year that in physics the

age it one of rapid procrées ànd_ profound scepticism.
thought wfc must confess also to a deepbut irksomt

ДІНу in preaenc* of great vital^ЕоНеЫГТвд
draw. For us it is rather

> out of which the truth can

isolated fragments. Of the
Страница из статьи Бэтсона в журнале «Nature» с заметками

К. А. Тимирязева.

даться своего времени» 1. Тимирязев едко высмеивает эти*

заявления Бэтсона и Лотси, от которых так и веет средне¬

вековой схоластикой: «Итак, по современным эволюционистам,

любая инфузория со дня творения обладала несметными ми¬

риадами таких бесполезных „вещей«, как кудрявость несуще¬

ствующих хвостов и тупость несуществующих зубов. И только

потеряв по дороге кое-что от этих ненужных вещей, кое-что

перетасовав, из этой первозданной инфузории произошли

новые формы животных вплоть до червяка. Неужели необхо¬

дим новый Вильям Оккамский, чтобы обуздать этих воскрес¬

ших схоластиков-реалистов?» 2.
Критику взглядов Бэтсона и его последователей Тимирязев

продолжает и в своих пометках на книге Г. С. Вильямса

«Лютер Бербанк, его жизнь и его дело» (1916). Тимирязев

вскрывает непоследовательность автора книги в проведении

материалистического принципа наследования приобретенных

признаков. Там, где Вильямс, сползая на позиции вейсманизма,

пишет, что изменение видимых свойств растений является

якобы лишь выявлением ранее подавленных склонностей,

Тимирязев метко определяет истоки подобных взглядов, ставя

на полях: «Бэтсон»3. Он высмеивает заявление автора о «пред¬

существовании» красок в зародышевых клетках: «Предсущест¬

вование красок в цветах! Ерунда. Анилиновые краски не суще¬

ствуют, но появились, могут появиться и в природе» 4. На¬

против, там, где Вильямс говорит, что ряд опытов Бербанка

показал несостоятельность законов Менделя, Тимирязев пи¬

шет: «То-то. На этом и провалились мендельянцы» 5. На утвер¬

ждение Вильямса, что все биологи признают появление выс¬

ших форм из низших путем воздействия внешних факторов,

Тимирязев возражает: «Кроме болвана Бэтсона»6.
Глубоко критический ум Тимирязева беспощадно разобла¬

чает попытку мендельянцев выдать за нечто новое старый

схоластический вздор, который они преподносили в форме,

претендующей на научность. Но он не ограничивается вскры¬

тием исторических корней реакционного мендельянства. Тими¬

рязев показывает также классовую сущность и цели этого

«прямого антипода действительно современной науки».
Тимирязев пишет, что целью Бэтсона и К° является воскре¬

шение линнеевского креационизма, и называет Бэтсона
1	Лотси. Цит. по книге: К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 505.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 505.
3	Заметки К. А. Тимирязева на полях книги Г. С. Вильямса «Лютер*

Бербанк, его жизнь и его дело», 1916, стр. 300.
4	Там же, стр. 10—11.
5	Там же, стр. 13.
6	Там же, стр. 15.
127

«главой клерикального антидарвинизма», неоднократно пытав¬

шегося опровергнуть дарвинизм, чтобы упрочить веру в

со^орение мира богом. Сначала Бэтсон предпринял самостоя¬

тельный поход против Дарвина, но когда этот поход прова¬

лился, он ухватился за Менделя. Социальной почвой мен-

дельадства Тимирязев считает «расцвет в последние годы

истекшего столетия немецкого шовинизма и общеевропейского

клерикализма. В Германии всеми средствами раздувалась

вражда к Англии, ко всему английскому, превознесение всего

немецкого, а клерикалы всех стран и оттенков подняли свои

клич о „банкротстве науки«, о „смертном одре дарвинизма“...

В Англии, конечно, не шовинизм, а клерикальная реакция

цротив дарвинизма, после долгого молчания внорь поднявшая

голову, нашла в Бэтсоне одного из своих верных слуг. Мен-

дельянство... только небольшой эпизод на фоне... борьбы

между почуявшим вновь свою силу клерикальным обскуран¬

тизмом и наукой» *.
Пусть не прикрываются мендельянцы маской новейшей

науки! — Не науке, а ее антиподу — религии — служат их

хитроумные выдумки. Так решительно и со всей убедительно¬

стью разоблачает их замечательный русский биолог-материа¬

лист.
Подвергнув уничтожающей критике зарубежных мендель-

янцев, Тимирязев с еще большим негодованием выступает

против тех русских биологов, которые слепо переносили в нашу

страну их реакционные и антинаучные измышления. Он вы¬

смеивает проф. Н. К. Кольцова, который, вместо того, чтобы

показать всю абсурдность утверждения Лотси, будто инфузо¬

рия обладала несметными мириадами «ген» со дня сотворения

мира, начинает глубокомысленно рассуждать: чему уподо¬

бить эти гены — атомам ли обыкновенных элементов или ра¬

диоактивных?
С глубоким возмущением читает Тимирязев статью Коль¬

цова «Взгляды Лотси на эволюцию». По поводу утверждения

автора, будто возможность эволюции возникла лишь после

того, как у тех или иных организмов возникла способность

к соединению, к половому процессу, Тимирязев пишет на по¬

лях: «О, ослы, ослу вислоухие!»2.
Тимирязев показывает неблаговидную роль проф. Коль¬

цова при организации Института им. Лебедева: Кольцов

вместе с другими буржуазными профессорами монополизиро¬

вал работу в этом институте, опираясь «на благоволящих им

представителей капитала» и давая тем самым «наглядное
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 484.
2	Цит. по книге: Й. Е. Глущенко. Значение вегетативной гибри¬

дизации для познания наследственности растений, 1950, стр. 6—7.
12Я

представление о том, что в последние дни царско-капитали-

стической России представляла из себя наука, величавшая

себя „общественной“ и „свободной«» К Особенно возмущает

Тимирязева тот факт, что вся работа по вопросам биологии

была посвящена в этом институте так называемой «экспери¬

ментальной зоологии» (наименование, которое присвоил

Т. Г. Морган возглавляемому им антинаучному направлению,

продолжающему реакционно-идеалистическую линию Мен¬

деля — Вейсмана—Бэтсона).
Тимирязев с презрением пишет «Болван!» 2 на полях статьи

морганиста А. С. Серебровского «Современное состояние теории

мутаций» в том месте, где автор ведет схоластические рассу¬

ждения о смертной и бессмертной плазме. Тимирязев категори¬

чески возражает против теории затухания эволюции. Там, где

Серебровский пишет, будто бы мы a priori должны допустить,

что чем сложнее устроен организм, тем реже он будет давать

мутации, Тимирязев справедливо замечает: «Почему?»3
Совершенно необоснованной оказалась попытка Б. М. За-

вадовского, Η. П. Дубинина, И. М. Полякова и других мен-

дельянцев исказить отношение Тимирязева к менделизму,

представить его чуть ли не сторонником этого реакционного

направления. Еще более возмутительной является попытка

Ф. Дучинского поставить Тимирязева рядом с Вейсманом,

назвав последнего, так же как и Тимирязева, «великим мысли-

телем-дарвинистом»4. Подобное несуразное отожествление

взглядов величайшего русского биолога-материалиста К. А.

Тимирязева и одного из родоначальников растленной бур¬

жуазной лжебиологии является либо плодом полного недомыс¬

лия, либо сознательной клеветой на Тимирязева. Нет ника¬

кого сомнения, что Тимирязев не только не был вейсманистом -

менделистом, но и сыграл огромную роль в борьбе против

этого лженаучного направления, в укреплении позиций после¬

довательного дарвинизма, особенно в нашей стране. Многие

выступления Тимирязева против антидарвинистов и до сих пор

звучат как смертный приговор их прямым наследникам, совре¬

менным менделистам-морганистам—прислужникам американ¬

ского капитала, тщетно пытающимся остановить развитие под¬

линной науки. Тимирязев вел партийно-непримиримую борьбу

против всех проявлений мендельянства, последовательно

отстаивая линию материализма в биологии.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 327.
2	Цит. по книге: И. Е. Глущенко. Значение вегетативной гибри¬

дизации для познания наследственности растений, 1950, стр. 6.
3	Там же.
4	Ф. Д учинский. К. А. Тимирязев как дарвинист. «Под знаме¬

нем марксизма», 1925, МЬ 7, стр. 97.
9 Г. В. Платонов	129

Крупнейшей ошибкой Дарвина была его попытка приме¬

нить к явлениям природы и использовать в своей эволюцион¬

ной теории реакционную схему Мальтуса, хотя в действитель¬

ности мальтузианские идеи чужды и враждебны материали¬

стическим основам дарвинизма. Маркс и Энгельс подвергли

эту грубейшую ошибку Дарвина резкой критике. Они бле¬

стяще вскрыли ее классовую подоплеку. «Все учение Дарвина

о борьбе за существование, — писал Энгельс, — это просто-

напросто перенесение из общества в область живой природы

учения Гоббса о войне всех против всех и буржуазно-экономи-

ческого учения о конкуренции наряду с теорией народонасе¬

ления Мальтуса. Проделав этот фокус (безусловную допусти¬

мость которого я оспариваю... в особенности в отношении

теории Мальтуса), опять переносят эти же самые теории из

органической природы в историю и затем утверждают, будто

доказано, что они имеют силу вечных законов человеческого

общества. Наивность этой процедуры бросается в глаза, на

это не стоит тратить слов» !.
Реакционные буржуазные биологи и социологи подхватили

эту ошибку Дарвина, раздули ее и образовали на ее основе

ряд направлений в буржуазной лженауке — социал-дарвинизм,

евгенику, педологию и др. Эти направления сомкнулись

с идеалистическим учением о наследственности — вейсманиз¬

мом-морганизмом — и послужили началом для расистских

бредней апологетов империализма.
Сам Дарвин, конечно, не доходил до чудовищных выводов

современных морганистов о том, что «миллионеры суть про¬

дукт естественного отбора, действовавшего на человечество»,

что задача науки якобы заключается в «выведении новых

пород людей путем искусственного осеменения», как это

утверждают в наше время ученые прислужники англо-амери-

канского капитала. Однако он неоднократно высказывал мне¬

ние, что борьба за существование и естественный отбор харак¬

терны для общества так же, как и для природы. Дарвин не

понимал качественного различия между законами развития

природы и законами развития общества. В своем истолкова¬

нии происхождения человека он опирался на закономерности,

присущие животному и растительному миру. Так, Дарвин

писал: «Человек, подобно всякому другому животному, оче¬

видно поднялся до своего настоящего высокого уровня путем

борьбы за существование, проистекающей из его быстрого
1	К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные письма, 1947, стр. 306.
130

размножения; если ему суждено подвигаться еще далее впе¬

ред, то ему необходимо оставаться под влиянием жестокой

борьбы. Иначе он быстро впадет в бездействие, и наиболее

одаренные люди не получат большего успеха в битве жизни,

чем менее одаренные» К
Тимирязев никогда не разделял этого вредного, антинауч¬

ного положения Дарвина. Более того, он пытался даже дока¬

зать, что и Дарвин якобы не распространял учения о борьбе

за существование и естественном отборе на современного куль¬

турного человека. Приведенные слова Дарвина показывают,

что Тимирязев был здесь не прав. Выражая свой собственный,

совершенно правильный взгляд, что «борьба за существование

останавливается на пороге культурной истории», Тимирязев

приписал его и Дарвину. Понятны причины этого обстоятель¬

ства. Против Дарвина велась бешеная травля. Его учение

объявлялось церковниками и буржуазными моралистами по¬

винным в кровавых войнах, в падении нравов в капиталисти¬

ческом обществе. Целью этой клеветнической кампании было

сложить с буржуазии ответственность за войны, за угнетение

колоний и эксплуатацию трудящихся, вызвать в массах отвра¬

щение к материалистической теории происхождения органи¬

ческого мира и восстановить пошатнувшуюся религиозную

веру.
Тимирязев разоблачал эту дикую клевету на Дарвина,

но при этом он ошибочно затушевывал мысль Дарвина о на¬

личии в обществе «борьбы за существование». Тимирязев

считал, что борьба за существование происходила в «темном

прошлом» человечества, но не в его настоящем и будущем.

Так, в цикле лекций «Исторический метод в биологии» он

говорит: «Останавливаясь на отношении дарвинизма к чело¬

веку, мы должны различать две точки зрения: отношение к его

прошлому и к его настоящему. Дарвин никогда не предла¬

гал своего учения в качестве кодекса для поведения человека

в его настоящем; оно должно было служить только ключом

для объяснения его темного прошлого» 2.
В своем предисловии к сборнику «Некоторые основные

задачи современного естествознания» (1895) Тимирязев при¬

ходит к выводу,. что человеческое общество не управляется

законом «борьбы за существование»: «... несчастное выра¬

жение „борьба за существование“, — говорит он, — не имеет

ничего общего с учением о нравственности, так как чело¬

веческая нравственность создана не б и о л о*
1	Ч. Дарвин. Полное собр. соч., т. II, книга первая, 1927

стр. 609—610.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 230—231.
9*	131

ги чески м, а социальным строем, создана

„обществом и для общества“»1 (подчеркиутомной.—

Г. П.). А в 1901 г. Тимирязев еще более определенно пишет,

что «учение о борьбе за существование останавливается на

пороге культурной истории. Вся разумная, культурная дея¬

тельность человека только одна борьба, — с борьбой за суще¬

ствование» 2.
Тимирязев называет естественный отбор «грубым непово¬

ротливым механизмом», который в человеческом обществе

заменяется более «тонким механизмом» — разумной деятель¬

ностью. Он подвергает критике тех, кто ищет в обществе

аналогии с борьбой за существование, происходящей в при¬

роде: «... задача исследователя заключается не только в том,

чтобы видеть сходство, где оно есть, но и не видеть его там,

где его нет, где оно прекращается» 3.
Отрицательное отношение к Мальтусу и его эпигонам сло¬

жилось у Тимирязева под благотворным влиянием русских

революционных демократов.
Известно, что Чернышевский дал решительную .критику

мальтузианства. Он называл Мальтуса шарлатаном и мрако¬

бесом. Будучи горячим сторонником теории эволюции органи¬

ческого мира еще до ознакомления с книгой Дарвина «Проис¬

хождение видов», Чернышевский выступил с резкой критикой

его мальтузианских ошибок. В 1888 г. Чернышевский поместил

в «Русской мысли» свою статью «Происхождение теории

благотворности борьбы за жизнь», где показал прямую связь

дарвинизма с «законом» Мальтуса. Отмечая «неутомимое тру¬

долюбие, безусловную добросовестность, искреннейшую скром¬

ность, доброжелательнейшую готовность признавать чужие

заслуги, отдавать полную справедливость трудам соперников,

кротость незлобивой души, непоколебимую никакими напа¬

дениями врагов... сильный ум, громадный запас знаний...»4

Дарвина, Чернышевский вместе с тем называет его «наивным

оптимистом», не понявшим реакционности идеи Мальтуса,

которую он, по собственному признанию, положил в основу

своей теории. «В восторге от внезапного озарения ума, —

говорит Чернышевский, — Дарвин вырвал из аргументации

Мальтуса очаровавшую его мысль, не потрудившись рас¬

смотреть мыслей, с которыми она соединена... и которыми

определяется ее смысл»5. Чернышевский показывает, что
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 31.
2	Там же, стр. 426.
3	Там же, стр. 360.
4	Н. Г. Чернышевский. Полное собр. соч., т. X, ч. 2, 1906,

стр. 39.
5	Там же, стр. 42.
132

реакционная идея Мальтуса, найдя такого приверженца, как

Дарвин, расползлась затем по наукам о человеческой жизни.

Именно это «расползание» и заставило Чернышевского высту¬

пить не только против реакционного социал-дарвинизма, но и

против ошибочных воззрений самого Дарвина.
Этот факт говорит о гениальной прозорливости великого

русского мыслителя, что с особой ясностью подтверждается

теперь, когда советские ученые окончательно разоблачили

антинаучный характер мальтузианской схемы, примененной

Дарвином к органической природе. Чернышевский отнюдь не

был противником теории развития органического мира, как это

до последнего времени утверждали многие авторы. Чернышев¬

ский писал, что с ранней юности он является горячим привер¬

женцем идеи трансформизма. «Дарвинизм для меня, — гово¬

рил он, — не новость своими справедливыми сторонами»
Чернышевский выступал против попытки антидарвинистов

отрицать «то, что совершенно справедливо у Дарвина: транс¬

формизм» 2. В своей статье «Происхождение теории благотвор¬

ности борьбы за жизнь» Чернышевский, наряду с критикой

мальтузианства, подчеркивал, что он признает основную идею

Дарвина о естественном происхождении органического мира.

Он указывал на огромную роль внешних условий в развитии

органических форм, на выдающиеся заслуги Ламарка в уста¬

новлении этой роли. Таким образом, правильно различая по¬

ложительные и отрицательные стороны в учении Дарвина,

Чернышевский активно поддерживал первые и решительно

возражал против вторых.
Тимирязев высоко ценил борьбу Чернышевского против

мальтузианства. Читая статью Чернышевского, в местах, где

автор бичует мальтузианство, Тимирязев пишет на полях:

«Одобряю» 3. С чувством гордости за русскую науку он гово¬

рил, что теорию Мальтуса «с негодованием всегда отвергали

русские экономисты, — вспомним хотя бы только Чернышев¬

ского. Закон Мальтуса грозен только для бессознательных

существ; творческая мысль человека его себе подчиняет» 4.
Со всей страстью последовательного борца за передовую

науку Тимирязев обрушивается на стремление буржуазных

ученых использовать дарвинизм в своих классово-эгоистиче-

ских целях. Он клеймит позором Геккеля за его попытку
1	Чернышевский в Сибири. Переписка с родными, вып. II, 1913,
2	Там же, стр. 57.
3	Κ. Λ. Тимирязев. Пометки на статье Н. Г. Чернышевского

в журнале «Русская мысль», кн. IX, 1888, стр. 83. Музей К. А. Тимиря¬

зева.
4	К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 31.
133

противопоставить дарвинизм социализму. Несмотря на уваже¬

ние к Геккелю за его разработку проблем эволюции, Тимирязев

в некрологе о нем в 1919 г. пишет: «Честный и смелый борец,

пока дело шло о свободе мысли, он выступает тупым невеже-

ственньщ буржуа, как только переходит на почву политики» *.

Слова Геккеля о том, что эволюционная теория Дарвина слу¬

жит опровержением социалистического учения о равенстве

прав и обязанностей для каждого гражданина, Тимирязев

называет «возмутительным вздором». «Но еще бессмысленнее

также двукратно повторяемое Геккелем утверждение, что дар¬

винизм по существу „аристократичен« и потому враждебен со¬

циализму» 2.
На примере Вирхова и Геккеля Тимирязев показывает,

что буржуазные деятели науки, толкуя о свободе слова и

мысли вообще, неизбежно начинают «высказывать „отврати¬

тельно“ безнравственные и возмутительно бессмысленные

вещи, как только дело касается буржуазного догмата имуще¬

ственного неравенства»3.
Однако признавая заслугу Чернышевского в разоблачении

антинаучного существа мальтузианства в применении к чело¬

веческому обществу, Тимирязев допускает серьезную ошибку,

расходясь с Чернышевским в вопросе о действии «закона»

Мальтуса в органической природе. В сочинениях Тимирязева

можно найти мысль о том, что закон Мальтуса якобы является

чуть ли не основным законом органической природы. Так, он

пишет, что XIX в. «в дарвинизме возвысил этот закон на сте¬

пень мирового, определившего весь ход развития органиче¬

ского мира...»4.
В этом вопросе, более чем где бы то ни было, над Тими¬

рязевым довлели ошибочные воззрения Дарвина. Исходя из

абстрактного подсчета количества одуванчиков, которое мо¬

жет дать потомство этого растения за десять лет, Тимирязев

пытается доказать наличие перенаселенности в природе. Такой

формальный математический подсчет игнорирует действитель¬

ную жизнь растения, его сложнейшие взаимоотношения с дру¬

гими видами животных и растений, с климатическими, почвен¬

ными и иными факторами среды. Академик Т. Д. Лысен¬

ко указал на допущенные в этом отношении ошибки Тими¬

рязева.
В то же время Т. Д. Лысенко неоднократно подчеркивал

выдающуюся роль Тимирязева в развитии материалистических

основ биологической науки. Действительно, в решении ряда
1	К. А. Тимирязев. Сч., т. VIII, стр. 360.
2	Там же, стр. 361.
3	Там же.
4	Там же, т. V, стр. 425.
134

важнейших вопросов биологии, в том числе и вопроса о харак¬

тере и значении борьбы за существование в развитии органи¬

ческого мира, Тимирязев пошел значительно дальше Дарвина,

приближаясь к мичуринской биологической науке.
Дарвиновский термин «борьба за существование» Тимиря¬

зев считает весьма неудачным, ибо он, по сути своей, охватывает

далеко не все сложнейшие формы взаимоотношений, склады¬

вающиеся в органической природе. Тимирязев очень часто

высказывает мысль, что все отношения организмов никак не

могут быть сведены к «борьбе за существование». Он указы¬

вает на наличие в природе не только борьбы, но и взаимо¬

помощи, особенно ярко проявляющейся в так называемом

симбиозе.
Тимирязев называет термин «борьба за существование»

«несчастной метафорой». По собственным его словам, на про¬

тяжении 20 лет он излагал курс дарвинизма, не пользуясь

этим термином. Он категорически возражает против попытки

свести эволюционную теорию Дарвина к борьбе за существо¬

вание, а под борьбой за существование подразумевать лишь

прямую борьбу и внутривидовую конкуренцию. Тимирязев

показывает, что не только внутривидовая борьба, но даже

в целом вся борьба за существование — далеко не самое глав¬

ное в процессе эволюции. «Сущность дарвинизма в законе

естественного отбора, борьба же за существование — случай¬

ное явление: она может отсутствовать в бессознательной при¬

роде и должна отсутствовать в нормальной сознательной дея¬

тельности человека...» К
Тимирязев выступает против тех, кто пытался свести

борьбу за существование к прямой борьбе. «Борьба за суще¬

ствование в глазах философов (Дюринг), моралистов (Л. Н.

Толстой) или просто литераторов (Доде) —это борьба ког¬

тями, зубами, кулаком, ножом, штыком, пулеметом, борьба

тигра — от четвероногих до Клемансо включительно, — борьба,

клонящаяся к уничтожению противника и его прямому или

косвенному пожиранию»2. Тимирязев подчеркивает, что в дей¬

ствительности борьба за существование является по преиму¬

ществу не агрессивной, а защитной борьбой с враждебными

стихиями и всякими неблагоприятными условиями существо¬

вания. «...Если в данном случае, — говорит Тимирязев,—

какой-нибудь организм погибает или сохраняется, в зависи¬

мости от какого-нибудь внешнего влияния, то он умирает или

сохраняется в живых независимо от того, много ли, мало ли

умирает или сохраняется живых существ вокруг» 3.
1	Там же, т. VI, стр. 229.
2	Там же, стр. 228.
3	Там же, т. VII, стр. 392.
135

Тимирязев трактовал борьбу за существование прежде

всего в том смысле, в каком говорят, например, что утопаю¬

щий, делающий усилия выплыть, борется за жизнь. Особенно

наглядно это понимание выступает в ботанике, где слово

«борьба» означает «не истребление себе подобных, а только

самооборону, — победу жизни над враждебными си¬

лами мертвой природы»1 (подчеркнуто мной. —

Г. П.).
Та же самая мысль проводится им и в пометках на книге

Данилевского. Возражая автору по данному вопросу, Тими¬

рязев пишет: «Здесь может быть не состязание, а борьба

с условиями существования» 2.
Тимирязев считает, что если уже применять термин

«борьба за существование», то под ним нужно понимать не

только прямую борьбу, не только внутривидовую конкурен¬

цию, но всю сложную систему отношений и взаимозависимо¬

стей, присущих природе. «Итак, только подведя общий итог

всем этим борьбам — борьбе со средой, борьбе между осо¬

бями одного вида, борьбе между различными видами, борьбе

с прямыми врагами, только постоянно имея в виду бесконечно

сложную сеть соотношений и зависимости, переплетающую все

живое в одно громадное целое, — мы в состоянии получить

верное представление о том, что разумеет Дарвин под борь¬

бой за существование»3. Таким образом, Тимирязев хотя и

стоит на ошибочной точке зрения признания внутривидовой

борьбы, отнюдь не считает ее главной и тем более единствен¬

ной формой борьбы за существование.
Тимирязев высказывает мысль, что перенаселенность

в природе существует лишь в потенции, лишь как логический

вывод из размножения организмов при условии, что, рассмат¬

ривая размножение особей одного вида, мы абстрагируемся от

размножения тех видов, которые уничтожают так или иначе

особей данного вида: «.. .число организмов, возникающих, так

сказать, in potentia (в возможности), неизмеримо превышает

число осуществляющихся в действительности» 4; каждый орга¬

низм имеет тенденцию к безграничному размножению, но

иметь тенденцию, стремиться прогрессивно размножаться

в возможности, еще не означает прогрессивно размножаться

в действительности.
Подавляющее большинство особей, которые могли бы су¬

ществовать при отсутствии препятствий для их размножения
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 177.
2	К. А. Тимирязев. Пометки на книге Данилевского «Дарвинизм»,,

т. I, ч. I, стр. 458. Музей К. А. Тимирязева.
3	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 144.
4	Там же, т. VI, стр. 122.
136

со стороны других видов и факторов абиотической среды,

погибает, даже и не появляясь на земле: «на каждый сохра- .

няющийся организм гибнут миллионы; большая часть жизней

гибнет в состоянии возможности»1 (подчеркнуто

мной. — Г. П.).
Вопреки своим собственным заявлениям, будто закон

Мальтуса имеет всеобщее распространение в природе, Тими¬

рязев высказывает, таким образом, весьма интересную, правда,

не нашедшую в его сочинениях достаточного развития, мысль

о том, что абсолютная перенаселенность в природе имеет

место лишь в возможности.
Другой русский биолог, И. И. Мечников, точно так же

считал, что понятие о перенаселенности в природе в высшей

степени условно. Он показывает, что бурное размножение

водорослей и некоторых животных на ограниченных простран¬

ствах не приводит к ожесточенной борьбе и не служит фак¬

тором видообразования. Мечников подвергает мальтузианские

ошибки Дарвина прямой критике. «... Дарвин, — писал Меч¬

ников,— слишком изолирует самое явление усиленного раз¬

множения и ставит его в основу борьбы и подбора, между

тем как оно само подлежит изменению и влиянию того же

естественного подбора. Сам Дарвин приводит случаи, где

организмы одолевали в борьбе за существование исключи¬

тельно ради усилившейся их плодовитости, следовательно уже

по этому одному на эту способность нельзя смотреть как на

незыблемую и неизменную основу всего процесса борьбы»2.
Мечников приводит много примеров, доказывающих отсут¬

ствие перенаселенности в природе. Он указывает и на при¬

чины основных недостатков теории Дарвина: «Все эти недо¬

статки происходят от слишком поверхностного взгляда на

влияние внешних условий на организм, что составляет, ко¬

нечно, главный факт организации и жизни; автор (Дарвин. —

Г. Я.), несмотря на свои сведения из области геологии, ни¬

мало не остановился на природе и значении изменений внеш¬

них условий...»3.
Против признания внутривидовой борьбы в качестве важ¬

нейшего фактора эволюции выступал и А. Н. Бекетов. В своей

статье «География растений» Бекетов показывает, что внутри¬

видовые отношения нельзя рассматривать как борьбу за суще¬

ствование. Он называет их жизненным состязанием. Бекетов

выступает против смешения этих понятий, смешения, которое
1	Там же, т. VII, стр. 51.
2	И. И. Мечников. Сорок лет искания рационального мировоззре¬

ния, Гос. изд-во, 1925, стр. 124.
3	И. И. Мечников. Избранные биологические работы, 1950>.

с*р. 672.	Р
137

«замечается и у Дарвина и у его последователей, бросаясь

в глаза на каждом конкретном случае из биологии животных

или растений. Так, если две охотничьи собаки вступили в бой

с волком, то, с точки зрения дарвинистов, мы еще должны

спросить себя: кто тут борется? Собаки ли с волком, или со¬

баки между собой; ибо та из собак, которая сильнее и лов¬

чее, останется в живых, задушив окончательно волка, а менее

сильная и ловкая сама погибнет: значит — сильнейшая собака

поборола слабейшую! С нашей же точки зрения мы скажем

не колеблясь, что обе собаки борются с волком, находясь

между собой в состязании» 1.
Больше того, Бекетов говорит, что нельзя относить всякое

уничтожение организмов к жизненному состязанию. Такое

уничтожение проявляется только при ограниченности про¬

странства и излишке в нарождении. Если же этих условий

нет, то, подчеркивает Бекетов, так называемый закон Маль¬

туса не применим.
Русские дарвинисты, развивая прогрессивную сторону уче¬

ния Дарвина, сделали, таким образом, известный шаг вперед

в деле освобождения дарвинизма от реакционного мальтузиан¬

ства. Однако до конца эту очистительную работу довели лишь

советские ученые, возглавляемые лучшим дарвинистом совре¬

менности — академиком Т. Д. Лысенко. Т. Д. Лысенко, опи¬

раясь на изучение опыта социалистического сельского хозяй¬

ства и руководствуясь при этом указаниями классиков марк¬

сизма-ленинизма, смог окончательно освободить рациональное

зерно дарвинизма от идеалистической шелухи мальтузианства.
Новые экспериментальные данные (гнездовой посев кок-

сагыза, полезащитных лесных полос и др.) позволили

Т. Д. Лысенко притти к выводу об отсутствии в природе вну¬

тривидовой борьбы, а вместе с ней и перенаселенности.

Т. Д. Лысенко нашел, что особи одного вида представляют со¬

бой не атомизированные части его, а составляют как бы органы

единого целого, между которыми не может быть ни борьбы, ни

взаимопомощи, как не может быть ни борьбы, ни взаимо¬

помощи между органами здорового организма. И если огром¬

ное количество особей гибнет в процессе своего развития, то

не потому, что существует перенаселенность особей данного

вида, а в результате борьбы этого вида с другими видами

и неблагоприятными климатическими и другими физическими

факторами среды. В природе имеет место не внутривидовая

борьба за существование, а самоизреживание, являющееся

одним из изумительных приспособлений органического мира.

Эти огромной теоретической и практической важности выводы
•А. Н. Бекетов. География растений, 1896, стр. 15.
138

были сделаны Т. Д. Лысенко в ходе решительной и неприми¬

римой борьбы против проводников буржуазного влияния

в советской биологии — академика Шмальгаузена и его

школки, пытавшихся догматизировать и даже усилить ошибки

Дарвина своим утверждением, что внутривидовая борьба со¬

ставляет «краеугольный камень дарвинизма».
Многие из вейсманистов пытались приписать к своему

ведомству и Тимирязева. Один из «столпов» этой школки,

проф. Парамонов, утверждал, будто бы Тимирязев в призна¬

нии внутривидовой борьбы «целиком следует за Дарвином и

следовательно в той же, если не в большей степени подлежит

критике» К Рассмотрение истинного отношения Тимирязева

к данному вопросу показало нам, что оно не имеет ничего

общего с этим клеветническим заявлением так же, как и с рас¬

смотренной ранее попыткой морганистов приписать Тимиря¬

зеву доброжелательное отношение к менделизму.
* *
*
Тимирязев не только пропагандировал дарвинизм, не

только стойко и последовательно защищал его, но и внес не¬

оценимый вклад в дело дальнейшей разработки эволюционной

теории Дарвина, развивая ее материалистическое ядро, очи¬

щая это ядро от всяких идеалистических и реакционных на¬

слоений.
В 1909 г. в статье «У Дарвина в Дауне», написанной по

поводу 100-летия со дня рождения Дарвина и 50-летия выхода

в свет его книги «Происхождение видов», Тимирязев писал:

«.. .из этих пятидесяти лет целых сорок пять я верой и прав¬

дой служил дарвинизму, пропагандируя, защищая и разви¬

вая его...»2 (подчеркнуто мной. — Г. П.).
В другой статье, относящейся к этому же времени, «Год

итогов и поминок», Тимирязев пишет, что уже с начала 70-х

годов XIX в. он указывал на то направление, в котором дол¬

жен далее развиваться дарвинизм: если Дарвин своей теорией

ответил на вопрос о том, каким образом происходит измене¬

ние органического мира, то «ближайшее развитие эволюцион¬

ного учения, если не собственно дарвинизма», должно отве¬

тить на вопрос — какими средствами.
Усвоив материалистические и освободительные идеи рус¬

ской классической философии, Тимирязев с самого начала

своей деятельности был в значительной степени свободен от

основного порока буржуазного мировоззрения, отмеченного

Марксом, — от его созерцательности. Последующее участие
1	«К. А. Тимирязев». Сборник, 1940, стр. 76.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 552.
139

в борьбе за революционное изменение общества укрепило·

в нем сознание необходимости переделки также и органиче¬

ской природы.
«Цель стремлений физиологии растений, — говорил Тими¬

рязев, — заключается в том, чтобы изучить и объяснить жиз¬

ненные явления растительного организма и не только изучить-

и объяснить их, но путем этого изучения и объяснения вполне

подчинить их разумной воле человека, так чтобы он мог по

произволу видоизменять, прекращать или вызывать эти явле¬

ния. Физиолог не может довольствоваться пассивной ролью

наблюдателя; как экспериментатор, он является деятелем,

управляющим природой» 1.
Эта мысль проходит красной нитью через все биологиче¬

ские работы Тимирязева. Он борется за изменение живой

природы в целях лучшего приспособления ее к удовлетворе¬

нию нужд и потребностей человека, а не в любом направле¬

нии, не ради забавы или пустого любопытства.
Люди уже и раньше могли создавать новые формы орга¬

низмов, необходимые для удовлетворения своих материальных

потребностей. Долгое время они делали это, не ставя перед

собой определенной дели создания каких-то новых пород жи¬

вотных или новых сортов растений. Люди просто предпочитали

сохранять на племя более молочную корову, более крупную

свинью, собирать семена с растений, обладающих более высо¬

кими хозяйственными признаками, справедливо ожидая, что

полученные от них новые поколения унаследуют положитель¬

ные качества своих родителей. Подобную деятельность земле¬

дельцев и скотоводов Дарвин назвал бессознательным отбо¬

ром. Со временем на смену ему пришел отбор сознательный,

направленный на создание новых форм с нужными человеку

признаками. Так были созданы многочисленные сорта куль¬

турных растений и домашних животных. Тимирязев указывает,

что каждый из них носит на себе печать сознательной дея¬

тельности человека, а не является просто объектом природы.

Для него ясна огромная преобразующая роль человеческой

практики. «Довольно взглянуть на любое культурное расте¬

ние, любой садовый цветок, любой огородный овощ, чтобы

увидать в них направляющую руку и мысль человека» 2.
Однако на старом пути создания новых органических форм

принцип активной их переделки проводится далеко не после¬

довательно. Конечно, в известной мере и здесь происходит

направленное изменение наследственности домашних живот¬

ных и культурных растений, поскольку создаются какие-тс*
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 143.
2	Там же, т. IV, стр. 254.
140

новые, более благоприятные условия существования, а по¬

стоянно осуществляемый подбор направляет изменчивость

в нужную для человека сторону. Но эти воздействия среды

не носят здесь планомерного, сознательного характера. Вни¬

мание селекционера сосредоточивается не на создании усло¬

вий, вызывающих определенные изменения, а на отборе, со¬

хранении того, что природа уже дала ему сама. Не случайно

Мичурин называл этот способ «кладоискательством». Способ

простого отбора не удовлетворяет Тимирязева, ученого-нова-

тора, революционера. Он ставит задачу активного вмешатель¬

ства в самый процесс изменчивости.
Тимирязев пишет, что человек должен действовать, «не

подчиняясь, а подчиняя себе природу». Это требование Тими¬

рязева совпадает с основным принципом, которым руковод¬

ствовались основоположники современного этапа в развитии

биологии — И. В. Мичурин и И. П. Павлов. «Мы не можем

ждать милостей от природы, взять их у нее — наша за¬

дача»1,— писал И. В. Мичурин. Аналогичную мысль выска¬

зывал И. П. Павлов. «Объяснения, — говорил он, — это деше¬

вая вещь, объяснение не наука. Наука отличается абсолют¬

ным предсказанием и властностью» 2. Исходя из подобного же

понимания роли и значения науки, Тимирязев в 1890 г. вы¬

сказался за создание особой науки — эксперименталь¬

ной морфологии, т. е. морфологии не анатомической, опи¬

сательной, а физиологической, творческой. Задачу этой науки

он видел в установлении путей и методов активного воздей¬

ствия человека на органические формы с целью вызвать в них

изменения в заранее избранном направлении, т. е. добиться

того, что в наше время носит название планового управления

формообразовательным процессом в органической природе.

На рубеже XIX и XX вв. Тимирязев выразил уверенность, что

дальнейшее развитие науки пойдет именно в этом направ¬

лении.
Мечта Тимирязева о создании науки, не только объясняю¬

щей, но и изменяющей органический мир, нашла блестящее

осуществление в трудах славных советских биологов — И. В.

Мичурина, В. Р. Вильямса, Т. Д. Лысенко и их последова¬

телей.
Таким образом, уже в определении задачи биологии Ти¬

мирязев сделал огромный шаг вперед по сравнению с Дарви¬

ном, оставшимся, несмотря на все значение проделанной им

работы, представителем старого, созерцательного материал

лизма. Значение этого шага, сделанного Тимирязевым, станет
1	И. В. Мичурин. Собр. соч., т. I, 1939, стр. 428.
2	И. П. Павлов. Полное собр. трудов, т. I, стр. 377.
141

еще более очевидным, если мы вспомним, что современные

ему буржуазные ученые не только не ставили задачу управ¬

ления природой, но все больше и больше скатывались в ла¬

герь агностицизма и прагматизма, отрицая даже возможность

познания мира и видя задачу науки в простом описании явле¬

ний.
Чтобы сознательно управлять эволюцией, нужно знать ее

движущие силы, ее факторы. Тимирязев оставил специальную

работу по этому вопросу: «Факторы органической эволюции»,

о которой академик Т. Д. Лысенко в своем докладе на 4-й

сессии ВАСХНИЛ в 1948 г. отозвался как о «замечательной

теоретической работе». Тимирязев называет здесь три фак¬

тора: «среду — изменяющую, наследственность — накопляю¬

щую эти изменения, и отбор — приспособляющий, организую¬

щий, налагающий на живые формы ту печать совершенства,

которая представлялась назойливой загадкой с той минуты*

как человек только начал мыслить» *.
Возвращаясь к этому вопросу в начале XX в., Тимирязев

подчеркивал, что «дальнейшее развитие биологии должно за¬

ключаться в более глубоком анализе двух основных свойств

организмов, от которых дарвинизм отправляется, как от дан¬

ных: в анализе изменчивости и наследственности и, прежде

всего, первой, как самого первичного фактора эволюции»2.
Рассмотрим, что нового внес Тимирязев в изучение каждого

из этих факторов.
*	*
ta
Важнейшим законом развития органического мира Тими¬

рязев считает изменчивость органических форм. Особое вни¬

мание он уделяет изучению причин изменчивости, изучению

«начального происхождения того материала, без которого и

процесс отбора не может осуществиться» 3.
Известно, что Дарвин вопрос о конкретных причинах из¬

менчивости оставил почти не разработанным. При этом он

явно недооценивал роль среды, нередко сводя ее к роли внеш¬

него толчка, который якобы совершенно не определяет харак¬

тера изменений организма подобно тому, как искра не влияет

на свойства вызванного ею пламени. В последние годы жизни

Дарвин сам писал как об одном из своих крупных упущений

о недооценке прямого влияния среды на изменчивость орга¬

низмов.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 141.
2	Там же, т. IX, стр. 110.
3	Там же, т. VIII, стр. 121.
142

За умаление роли прямого действия среды на организм

критиковали Дарвина Маркс и Энгельс. Способность организ¬

мов приспособляться к изменившимся климатическим и гео¬

графическим условиям Энгельс считает важнейшим фактором

эволюции. Он решительно говорит об изменении организмов

под прямым действием физических и химических факторов:

«Если, следовательно, древесная лягушка или насекомое, пи¬

тающееся листьями, имеет зеленую окраску, если животные

пустынь имеют окраску песочножелтую, а полярные живот¬

ные— преимущественно снежнобелую, то, конечно, они при¬

обрели такую окраску не намеренно и не руководствуясь

какими-либо представлениями: напротив, эта окраска объяс¬

няется только действием физических сил и химических факто¬

ров» к
На огромную роль среды в процессе эволюции указывает

и Маркс. По поводу книги Тремо «Происхождение и превраще¬

ние человека и других живых существ» (1865), в которой

была высказана мысль об огромном влиянии почвы на разви¬

тие организмов, Маркс пишет, что, несмотря на ряд ее недо¬

статков, автор книги «имеет ту заслугу, что умно, т. е. умнее*

чем это делали раньше, подчеркнул влияние „почвы“ на обра¬

зование рас и, следовательно, видов...»2. Основную идею

книги о влиянии почвы на органическую эволюцию Маркс на¬

зывает «такой идеей, которую нужно только высказать, чтобы

она навсегда завоевала себе право гражданства в науке...»3;
Тимирязев тоже видел недостаточность трактовки Дарви¬

ном причин изменчивости. Он писал, что за общей биологиче¬

ской задачей объяснения эволюционного процесса «... высту¬

пает физиологическая или, скорее, бесконечный ряд физиоло¬

гических задач, раскрывающих causae efficientes (действующие

причины. — Г. П.) тех морфологических изменений, от которых

учение о естественном отборе отправляется, как от готовых

данных»4. Тимирязев считает необходимым теорию естествен¬

ного отбора Дарвина дополнить учением Ламарка об опреде¬

ляющей роли среды в развитии организмов.
Представители вейсманистского направления третируют

Ламарка и его учение как якобы «ненаучное», «недостойное

внимания биологов». Однако умаление заслуг Ламарка совер¬

шенно неправильно. И. В. Сталин в своей работе «Анархизм

или социализм?» указывает, что неодарвинизм на самом деле

уступает место теории неоламаркизма. Опираясь на это по¬

ложение И. В. Сталина, Т. Д. Лысенко в своем докладе
1	Ф. Энгельс. Анти-Дюринг, 1950, стр. 68.
2	К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXIII, стр. 381.
3	Там же, стр. 380.
4	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 32.
143

«О положении в биологической науке» говорит: «... в споре,

разгоревшемся в начале XX века между вейсманистами и

ламаркистами, последние были ближе к истине, ибо они

отстаивали интересы науки, тогда как вейсманисты ударялись

в мистику и порывали с наукой» К
Тимирязев так же высоко отзывается о Ламарке. Он

характеризует Ламарка смелым мыслителем, решившимся по¬

рвать цепь предрассудков, которые опутывали в его время

вопрос о происхождении живых веществ. Тимирязев называет

замечательным произведение Ламарка «Философия зоологии»,

в котором была изложена его эволюционная теория. Он чрез¬

вычайно высоко отзывается об основной идее Ламарка —

о влиянии внешней среды на формообразовательные процессы

в органической природе. Тимирязев указывает при этом, что

и сам Дарвин высоко ценил этот принцип Ламарка. Но Тими¬

рязев придает ему еще большее значение. Он считает, что

«только соединение этой стороны Ламаркизма

с Дарвинизмом (подчеркнуто мной. — Г. П.) и обещает

полное разрешение биологической задачи» 2.
Вместе с тем Тимирязев подвергает критике утверждение

Ламарка и его последователей, будто все органические суще¬

ства обладают каким-то внутренним мистическим стремлением

к прогрессу, будто «сама потребность», «внутреннее чувство»,

«стремления» животных порождают орган. Иначе говоря, Ти¬

мирязев критикует Ламарка за известные уступки идеализму.
При оценке Ламарка Тимирязев различает выдвинутые им

принципы эволюции животных и растений. Если в своем

истолковании эволюции животных Ламарк допускал серьез¬

ную ошибку, говоря о возникновении новых органов под

влиянием «психического импульса» и отрицая непосредствен¬

ное изменение животных форм под действием внешних факто¬

ров, то в отношении растений он придерживался совершенно

правильной точки зрения. «По отношению к растениям, — го¬

ворит Тимирязев, — Ламарк стоял на строго научной почве

фактов, и высказанные им мысли сохранили полное значение

и в настоящее время. ... Можно сказать, что если бы Ламарк

ограничился своими ботаническими воззрениями, потомство

без оговорок признало бы его одним из блестящих пионеров

эволюционного учения, выдвинувшего вперед несомненно важ¬

нейший фактор изменчивости органических существ — дей¬

ствие внешних условий» 3.
1	Т. Д. Л ы с е н к о. О положении в биологической науке. Стеногра¬

фический отчет сессии ВАСХНИЛ, 1948, стр. 14.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 289.
3	Там же, стр. 248—249.
144

При всех допущенных ошибках Ламарк безусловно сыграл

выдающуюся роль в развитии эволюционной идеи. Его учение

не только не утратило силы с возникновением дарвинизма, но

и является серьезным дополнением к нему. Тимирязев счи¬

тает Ламарка одним из провозвестников экспериментальной

морфологии. Он подвергает резкой критике как противопо¬

ставление Ламарка Дарвину, так и недооценку, игнорирование

значения Ламарка в развитии науки. Тимирязев справедливо

подчеркивает, что не те недочеты, которые были допущены

французским биологом, «... а именно общая широта научного

мировоззрения Ламарка, шедшая в разрез с торжествовавшею

в то время по всей линии реакцией, была причиной тому, что

современники не оценили значения „Philosophie Zoologique“

и не признали в Ламарке одного из величайших натурали-

стов-мыслителей своего века» *.
Указывая на необходимость соединения положительных

сторон ламаркизма и дарвинизма, Тимирязев в то же время

выступает на защиту теории Дарвина от попыток ряда анти¬

дарвинистов (Гартман, Негели, Коопидр.) подорвать все зда¬

ние дарвинизма на том основании, что Дарвин не дал объяс¬

нения причин изменчивости. Тимирязев писал, что Дарвин

совершенно не был обязан сам разрабатывать эту сложную

проблему.
Изучение причин изменчивости в силу их бесконечной

сложности, по мнению Тимирязева, должно составлять одну

из задач особого отдела биологии — экспериментальной мор¬

фологии.
Тимирязев считает необходимой детальную разработку

проблемы изменчивости. Он определяет изменчивость как

«одно из основных свойств организмов», которое «заклю¬

чается в их способности находиться в постоянном взаимодей¬

ствии с веществами и силами окружающей среды, находиться

в подвижном равновесии с этою средой, постоянно изме¬

няться. ..» 2.
Подобное определение изменчивости вытекает у Тимиря¬

зева из глубокого понимания им диалектического единства

организма и среды. Среда и только она является причиной

изменчивости организмов. Первым фактором эволюции Тими¬

рязев не случайно называет «среду — изменяющую орга¬

низм». Для него ясно, что не может быть изменчивости по¬

мимо воздействия среды. Он пишет: «Исходной причиной,

вызывающей в организме изменения, должно быть непосред¬

ственное или посредственное действие внешних условий, а
1	Там же, стр. 79.
2	Там же, т. V, стр. 160.
Ю Г. В. Платонов	145

затем уже действие вторичных влияний, соотношения в разви¬

тии частей, упражнения органов и т. д.» *.
На полях упомянутой ранее книги Г. С. Вильямса о Лю¬

тере Бербанке Тимирязев, отчеркнув в тексте фразу Бербанка:

«Наследственность есть сумма всех прошлых окружающих

условий», — ставит на полях NB, подчеркнув его тремя чер¬

тами, и далее пишет: «Молодец, верно»2.
Пометки Тимирязева на полях книги о Бербанке представ¬

ляют особый интерес, поскольку они являются одними из

последних его записей по вопросам биологической теории и

относятся к тому периоду, когда он уже основательно ознако¬

мился с сочинениями классиков марксизма-ленинизма. Эти

пометки лишний раз показывают, какую огромную роль

в эволюции отводил Тимирязев наследованию приобретенных

признаков.
В конце XIX в., когда с особой силой подняли голову вита¬

лизм и вейсманизм с его теорией имманентной эволюции и

отрицанием роли среды, Тимирязев приготовил специальный

цикл публичных лекций на тему «Организм и среда (экспери¬

ментальная морфология растений)». Однако устроители лек¬

ции совершенно неожиданно для Тимирязева за несколько

дней до назначенного срока отменили его выступление и по¬

ручили чтение лекций другому лицу. Возмущенный этим фак¬

том, Тимирязев выступил с протестом в открытом письме,

опубликованном в «Русских ведомостях» 26 февраля 1899 г.

(письмо это так и осталось без ответа). Нетрудно догадаться,

что отмена лекций Тимирязева была далеко не случайной.

Из материалов, хранящихся ныне в Московском областном

архиве, стали известны обстоятельства, при которых были

подвергнуты запрету эти лекции Тимирязева. 1 февраля

1899 г. московский генерал-губернатор писал попечителю Мос¬

ковского учебного округа: «Публичные лекции проф. Тимиря¬

зева „Организм и среда“ могут быть допущены к чтению лишь

при условии исходатайствования на каждую отдельную лек¬

цию особого разрешения по утверждении Вами программы

каждой лекции» 3. Далее в письме указывалось на необходи¬

мость соблюдения особого «порядка устройства лекций»,

который был обусловлен столь сложными формальностями, что

осуществление их было практически невозможно. Указания

губернатора по существу представляли собой «вежливую»

форму запрещения выступлений Тимирязева. Царское прави¬

тельство и официальная наука не были заинтересованы в про-
ГК. А. Тимирязев. Соч., т. IV, стр. 320.
2	Заметки К. А. Тимирязева на полях книги Г. С. Вильямса «Лютер

Бербанк, его жизнь и его дело», 1916, стр. 268.
3	Мособлархив, ф. 16/5, д. 2, 1899, тетр. 250.
146

f'S'·- <^f	—η
Ж
С г	.
ffl~*	^^^€^t4r~(LtA~i ß^ б*-*-*'£^£л-4 <€, J
/іГ ^	t'/ **	^
~~~^4 ^
^	£ÿ+ * âtM <* 2-« ^Л^€Л^Л^
План цикла лекций К. А. Тимирязева на тему «Организм и среда»

(один из вариантов).

паганде материалистических взглядов да еще из уст столь

популярного среди народа ученого, каким был Тимирязев.
Как видно из сохранившихся документов, Тимирязев тща¬

тельно готовился к чтению указанного цикла лекций. В Му¬

зее К. А. Тимирязева сохранились пять вариантов плана этого

цикла. Последний, повидимому, вариант плана представлен

в следующем виде:
«I. Организм и среда. — Экспериментальная морфология

растений.
И. Организм и среда. — Приспособления организма к усло¬

виям существования.
III.	Организм и среда. — Действие условий существования

на организм.
IV.	Организм и среда. — Кажущаяся целесообразность

в реакции организма на действие среды. — Существует ли

психика растения?
V.	Организм и среда. — Три фактора органической эволю¬

ции» К
Помимо этого краткого плана лекций, сохранились также

три варианта развернутого плана-конспекта.
Приводим наиболее полный и систематизированный из этих

вариантов: «Организм и среда» (экспериментальная морфоло¬

гия растений).
1.	Организм как тело и как явление. Два отдела биоло¬

гии — статика и динамика. Морфология и феноменология или

физиология. Коренное изменение прежней точки зрения, выра¬

жающееся в слиянии этих двух отделов. Форма как резуль¬

тат взаимодействия между пластическим организмом и влияю¬

щей на него средой. Экспериментальная морфология растений.

Преимущество ботаники перед зоологией. Три функции расти¬

тельного организма: питание, рост, воспроизведение. Начало

физиологического разделения труда. Механизм роста и деле¬

ния клеточки. Клеточка и сложный организм. Неудачные

притязания на создание какой-то новой целлюлярной физио

логии. Протоплазма, понятие о приспособлении (гармонии,

целесообразности) организмов.
2.	Приспособление в области явлений питания и роста.

Приспособление в области явлений воспроизведения и рассе¬

ления. Взаимные приспособления организмов — паразитизм и

симбиоз.
3.	Условия, непосредственно влияющие на образование

растительных форм: а) химический состав среды; б) влага;

в) свет; г) теплота; д) сила тяжести и другие механические

воздействия.
1	Музей К. А. Тимирязева. Папка «Организм и среда».

10*	147

4.	Воздействие других организмов. Вредные влияния пере¬

численных факторов (патология растений). Самооборона

растения. Автоматичность этих защитных приспособлений.

Недостаточность перечисленных факторов для объяснения

всей совокупности рассмотренных явлений. Частое смешение

словесного объяснения с фактическим. Нуждается ли физио¬

логия растений в услугах психологии?
5.	Растение в пространстве и во времени. Исторический

процесс образования органических форм. Три фактора: измен¬

чивость, наследственность и размножение, сопровождающее

воспроизведение. Совместное действие всех трех факторов.

Неудачные попытки преувеличения одного из них в ущерб

другим. Ошибочные направления господствующих теорий на¬

следственности. Ультра-дарвинисты и нео-ламаркисты. Троя¬

кая задача экспериментальной морфологии. Биология и исто¬

рия. Сближение этих двух областей знания характеризует

успехи биологии во второй половине нашего столетия» 1.
Многие мысли Тимирязева о единстве организма и условий

существования, изложенные в этой записи весьма сжато и кон¬

спективно, были развиты им в целом ряде его произведений

по вопросам дарвинизма и физиологии растений.
Тесную связь организма со средой, постоянный обмен ве¬

ществ между ними Тимирязев считает основным отличитель¬

ным свойством живых существ.
Это позволяет ему понять роль среды в возникновении

новых признаков организмов несравненно глубже, чем это

имело место у Дарвина. Тимирязев приближается к современ¬

ной трактовке этого вопроса в мичуринской биологии, когда

говорит: «Причины изменчивости бывают, главным образом,

троякого рода: 1) упражнение органов, 2) скрещивание между

собою двух или большего числа органических форм, 3) влия¬

ние среды, непосредственное или косвенное»2. Последнюю

причину изменчивости он называет самой важной, ибо лишь

она «единственно возможный источник возникновения совер¬

шенно новых особенностей строения или отправления, так как

первые два сводятся на развитие или перетасовку уже суще¬

ствующих» 3.
При чтении книги Г. С. Вильямса о Бербанке Тимирязев

обращает особое внимание на случаи образования под влия¬

нием среды совершенно новых признаков. Так, подчеркнув

конец фразы Вильямса: «Бербанк, развивая свои растения,

обыкновенно заводил их так далеко, что их крайне усилен¬
1	Музей К. А. Тимирязева. Папка «Организм и среда». Рукопись

расшифрована старшим научным сотрудником музея М. Ф. Закарян.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 160.
3	Там же.
148

ные, измененные признаки делались совершенно несравни¬

мыми с признаками родительских форм», Тимирязев пишет на

полях: «Новые свойства» К Тимирязев, далее, подчеркивает

фразу, где говорится, что успех Бербанка в получении снежно¬

белой ежевики из грязно-буроватой прародительницы зависит

не только от слияния желательных признаков плода, уже

существующих в наличности у того или другого родительского

растения. Поставив возле этой фразы N3, Тимирязев тут же

пишет: «Как уверял Бэтсон» 2. В работе Бербанка Тимирязев

видит, таким образом, новое подтверждение несостоятельности

менделизма и правоты своих собственных убеждений в решаю¬

щем значении среды для образования новых признаков.
В приведенном выше плане-конспекте цикла лекций

«Организм и среда» Тимирязев высказывает чрезвычайно

важную мысль, что форма, т. е. строение организма, есть

результат взаимодействия между пласти¬

ческим организмом и влияющей на него сре¬

дой.
Таким образом, Тимирязев совершенно определенно гово¬

рит о пластичности организма. Как известно, понимание

пластичности органических форм является одной из важней¬

ших особенностей мичуринско-павловской биологии.
В отличие от морганистов, допускающих наследственную

изменчивость, но лишь неопределенную и только под воздей¬

ствием на организм каких-то особых, сильнодействующих

«мутагенных» средств, как рентген, колхицин и т. п., Тими¬

рязев считал, что изменение пищи, влажности, тепла, света

и т. д., т. е. изменение условий существования при¬

водит к изменению наследственных признаков организмов.
«Мы положительно научились непосредственно лепить ра¬

стительные формы; мы можем изменять формы стеблей,

листьев, цветов, мы можем даже изменять форму клеточек

в глубине тканей, и все это при помощи простых физических

деятелей: света, тепла, влажности, земного притяжения»3.
В лекциях «Организм и среда» Тимирязев хотел более

подробно развить свои взгляды на условия внешней среды,

вызывающие изменение органических форм. Кроме только что

перечисленных физических деятелей, он указывает в своем

конспекте также на такие условия, как химический состав

пищи и воздействие других организмов.
Тимирязев еще не проводил четкого разграничения поня¬

тий «среды обитания», «условий существования» и «факторов
1	К. А. Тимирязев. Пометки на полях книги Г. С. Вильямса

«Лютер Бербанк, его жизнь и его дело», 1916.
2	Там же.
3	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 415—416.
149

воздействия», как это сделано мичуринской биологией в связи

с более глубоким познанием закона единства организма и

условий существования. Нередко Тимирязев употребляет эти

термины как равнозначащие. Однако в более поздних своих

работах, говоря о причинах, вызывающих изменения органиче¬

ских форм, он чаще всего употребляет выражение: «условия

существования». Весьма интересно, что в первых вариантах

плана лекций «Организм и среда» Тимирязев третий пункт

формулирует так: «действие среды на организм». В оконча¬

тельном же варианте, как мы уже видели, он дает более точ¬

ное выражение: «действие условий существования на ор¬

ганизм».
Выступая против виталистов, усматривающих причину из

менения органических форм в каком-то особом «жизненном

начале», Тимирязев пишет: «Каждый раз, когда анализ науки

проникает в новую, еще не завоеванную область, явление,

приписывавшееся единичному жизненному началу, оказывается

результатом взаимодействия организма и

известных нам внешних физических усло¬

вий»1 (подчеркнуто мною. — Г. П.).
Тимирязев считает логически немыслимым, чтобы какое-

нибудь воздействие на организм исчезло без следа. Усложне¬

ние организма рассматривается им как суммирование этих

воздействий условий существования, повторяющихся из поко¬

ления в поколение. «Каждая органическая форма, — пишет

Тимирязев, — есть результат воздействия на нее не только

современных ей условий, но и всех неисчислимых условий,

действовавших на несметные ряды форм, из которых она

произошла» 2.
В определении роли условий существования в развитии

органических форм Тимирязев весьма близко подходит

к И. В. Мичурину, который писал: «Все особенности свойств

каждого сорта плодовых растений есть результат комбина¬

ции влияния внешних факторов на сому как в эмбриональный

период построения семени, так и в постэмбриона л ьный период

дальнейшего развития сеянца из семени»3.
Тимирязев, таким образом, делает значительный шаг впе¬

ред по сравнению с Дарвином в понимании характера изме¬

нений под влиянием условий существования. Правда, следуя

вначале за Дарвином, он называет основным типом изменчи¬

вости случайные, «неопределенные» отклонения. Общая из¬

менчивость расценивается им в это время как менее важная

для эволюции. Однако с течением времени он все больше и
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 145—146.
2	Там же, т. VII, стр. 311.
3	И. В. Мичурин. Соч., т. I, 1939, стр. 531.
150

больше избегает употреблять дарвиновские термины «опреде¬

ленная» и «неопределенная» изменчивость. Известно, что

подобное резкое разграничение Дарвином изменчивости на

определенную и неопределенную было использовано Вейсма-

ном и другими антидарвинистами для подтверждения необос¬

нованного, идеалистического разграничения ими организма на

зародышевую и телесную плазму. По мнению вейсманистов,

определенная изменчивость, названная ими, вопреки Дарвину,

модификациями, является результатом воздействия среды и

носит якобы ненаследственный характер, а неопределенная

изменчивость, называемая мутациями, является результатом

внутренних изменений зародышевой плазмы и потому пере¬

дается по наследству. Выше уже указывалось, что Тимирязев

подвергал подобную точку зрения уничтожающей критике.

Тимирязев считал, что не может быть резкого разделения

изменчивости на определенную и неопределенную, ибо и та

и другая являются наследственными и вызываются условиями

внешней среды. Вторая получила у Дарвина наименование

неопределенной только потому, что вызывается она действием

среды на ранние, эмбриональные стадии развития организма,

в результате чего оказывается более трудным определить кон¬

кретные причины ее появления.
Мичуринская биология накопила большое количество фак¬

тов, показывающих, что никакой пропасти между двумя ти¬

пами изменчивости, установленными Дарвином, не суще¬

ствует. Оба эти типа изменчивости вызываются условиями

существования и оба передаются по наследству. «Неопреде¬

ленная» индивидуальная изменчивость является по существу

той же определенной изменчивостью. Вся масса организмов

под действием тех или иных условий существования изме¬

няется в .одном определенном направлении, но в силу инди¬

видуальных особенностей каждого организма изменения эти

проявляются в различной степени. Только в этом смысле и

можно говорить о «неопределенной» изменчивости.
Для Тимирязева изменчивость организмов — строго зако¬

номерный процесс, определяющийся условиями их существо¬

вания. В понимании этой закономерности большое значение

имеет то, что Тимирязев в основном правильно объясняет

диалектическое соотношение случайности и необходимости.
Указывая на закономерность изменчивости, Тимирязев, од¬

нако, не доходит до прямого признания приспособительного

характера изменчивости к условиям внешней среды, вызываю¬

щим изменения. Он смешивает понятие целесообразности

с понятием приспособительности. Но приспособительный ха¬

рактер реакции на воздействие внешней среды и целесообраз

ность органических форм — это не одно и то же.
151

Энгельс говорил не об изменчивости вообще, а о приспо¬

соблении организмов, и в то же время считал, что целесо¬

образность органических форм создается только отбором.
Мичуринское направление в биологии дает большой фак¬

тический материал, подтверждающий приспособительный ха¬

рактер изменчивости и в то же время показывающий, что

приспособление и целесообразность — не тождественны между

собой. Т. Д. Лысенко пишет об этом: «Изменчивость процес¬

сов развития органов и признаков всегда приспособительна

к условиям внешней среды, но нужно помнить, что свойство

приспособленности не всегда будет аналогичным целесообраз¬

ности. Относительная целесообразность, гармоничность расте¬

ний и животных в естественной природе создавались только

естественным отбором, т. е. наследственностью, ее изменчи¬

востью и выживаемостью» К
Приспособление организма к данным условиям среды озна¬

чает появление у него требований именно к этим, а не иным

условиям. Однако удовлетворение этих требований бывает не

всегда полезно организму, т. е. данное приспособление не

всегда целесообразно, что особенно ярко будет видно из сле¬

дующего примера, приведенного проф. В. Н. Столетовым

в одной из его публичных лекций во Всесоюзном обществе по

распространению политических и научных знаний. В том

случае, когда прохождение стадии яровизации у озимой пше¬

ницы заканчивается в условиях повышенной температуры

(10—15°), происходит переделка ее природы из озимой в яро¬

вую. Данное изменение будет безусловно приспособительным

к новым условиям, появившимся в момент окончания про¬

хождения стадии яровизации. Однако это приспособление

оказывается не только не полезным, не целесообразным, но

даже вредным для изменившейся пшеницы. Такая пшеница,

будучи высеяна осенью, пройдет стадию яровизации в значи¬

тельно более короткие сроки. Растения пойдут в трубку и

легко могут подвергнуться в таком состоянии вымерзанию.

В результате — данное приспособление не только не будет за¬

креплено естественным отбором, а, наоборот, будет им от¬

сеяно. Иначе говоря, целесообразными можно назвать лишь те

изменения организма, которые, будучи приспособительными

на данном этапе его развития, окажутся в то же время при¬

способительными или по крайней мере безвредными и на по¬

следующих этапах онтогенеза. В рассмотренном нами примере

с превращением озимой пшеницы в яровую, напротив, при¬

способление в момент окончания стадии яровизации вело

к явной неприспособленности этих растений в зимний период*
1 Т. Д. Лысенко. Агробиология, 1948, стр. 483.
152

что обусловливало их вымерзание, гибель. Таким образом,,

отбор сохраняет и закрепляет в последующем филогенетиче¬

ском развитии лишь те формы, приспособление которых

к условиям существования в тот или иной период их разви¬

тия не оказывается вредным в последующие периоды. Только

такие приспособления оказываются действительно целесо¬

образными. Их-το и сохраняет и закрепляет естественный от¬

бор, обусловливая относительную целесообразность всего

органического мира.
Разграничение понятий приспособления и целесообразности

стало возможным лишь благодаря глубокому пониманию за¬

кономерностей развития органического мира, которое достиг¬

нуто в наше время мичуринской биологией. Тимирязев теоре¬

тически не различал целесообразности и приспособленности.

Поэтому, правильно критикуя ламаркистов за признание пря¬

мой целесообразности без всякого отбора, Тимирязев допускал

ошибку, отрицая вместе с прямой целесообразностью также и

возможность приспособительной изменчивости. «Печать при¬

способления, полезности, — писал он, — налагается не физиче¬

ским процессом изменчивости, а последующим историческим

процессом устранения, или элиминации бесполезного, т. е. от¬

бором» к
Но если Тимирязев ошибочно отрицал прямое приспособле¬

ние, когда речь об этом шла у него в общей абстрактной

форме, то при рассмотрении тех или иных конкретных слу¬

чаев он высказывал взгляды совершенно правильные. В упомя¬

нутой выше работе «Факторы эволюции» он рассматривает

десятки самых разнообразных приспособлений, которые осу¬

ществляются под прямым воздействием условий существова¬

ния. Так, под действием притяжения земли лучистое располо¬

жение цветка, сидящего на поникшей цветоножке, изменяется,

приобретает иную форму, в самом совершенном случае обра¬

зуя две губы. Это приспособление оказывается весьма целе¬

сообразным, поскольку обеспечивает лучшие возможности для

перекрестного опыления цветов при помощи насекомых. При¬

способление, явившееся прямой реакцией на действие силы

тяжести, в дальнейшем под действием все той же силы и

естественного отбора все более усиливается, ведя к образова¬

нию нового вида растения. Тот же внешний фактор — земное

притяжение — Тимирязев называет первоначальной причиной

возникновения вьющихся растений.
Тимирязев показывает, как человек путем воздействия на

растение условиями внешней среды может вызывать у него

изменения, адэкватные этому воздействию. Он приводит
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 163.
153

пример искусственного получения под влиянием сухой атмо¬

сферы таких признаков растений, которые обычно характерны

для засухоустойчивых форм.
В сухой атмосфере, при недостатке воды в почве растение

сильно утолщает слой листовой кутикулы, а также обнаружи¬

вает стремление к образованию волосков, — словом, выраба¬

тывается тип растения, приспособленного к борьбе с сухим

климатом. Одним из типов приспособления растений к сухой

атмосфере и действию ветра, под прямым влиянием этих фак¬

торов, является образование пробки на стеблях. Напротив, вос¬

питание растения в атмосфере, насыщенной парами, ведет

к образованию совершенно противоположного типа.
Тимирязев подчеркивает, что адэкватные изменения под

действием тех или иных условий существования происходят не

только в наружных, но и во внутренних тканях растения. Из¬

вестно, что в стеблях наземных растений широко распростра¬

нена механическая ткань, почти отсутствующая в подводных и

подземных частях растений, например, в корневищах. В

качестве действующей причины Тимирязев и здесь называет

внешние условия и прежде всего свет, который способствует

утолщению клеточных стенок, приводя тем самым к выработке

прочных элементов механической ткани воздушных стеблей.

Обобщая все эти примеры, Тимирязев пишет: «Я полагаю,

сказанного уже достаточно, чтобы оправдать положение, что

физиология уже начинает разоблачать тайну образования

растительных форм, что она понемногу научается сама руко¬

водить образованием этих форм»
В своем отзыве на докторскую диссертацию М. И. Голсн-

кина Тимирязев подвергает резкой критике утверждение

автора, будто бы он установил специфические особенности

маршанциевых растений, «не поддающиеся изменению под

влиянием внешних условий», — образование воздухоносных

камер и устьиц. Тимирязев приводит большой фактический

материал, свидетельствующий о необоснованности этого вы¬

вода. Устьица и камеры, как это доказано многими учеными,

образуются только под влиянием определенных условий суще¬

ствования и прежде всего света. «При недостаточном освеще¬

нии даже через два месяца не было ни следа камер и

устьиц» 2.
В VII главе «Историческою метода в биологии», посвя¬

щенной изменчивости, Тимирязев пишет, что приспособления

вырабатываются как бы автоматически под влиянием окру¬

жающих условий. «Так, самый факт, сделавший возможным
1 К. А. Тимирязев. Сеч., т. V, стр. 13G.
- Там же, т. X, стр. 23—24.
154

переход растительного мира из воды на сушу, вероятно, осу¬

ществился благодаря действию кислорода воздуха на клеточ¬

ные стенки, сделавшему их непроницаемыми для воды. Такая

зависимость даже логически необходима: изменения должны

совершаться под влиянием именно тех условий, которые

окружают организм; действие условий отдаленных было бы

actio in distans — действием на расстоянии, так же мало допу¬

стимым в биологии, как и в физике» К
Вот почему академик Т. Д. Лысенко пишет, что для

Тимирязева вопрос о наследовании так называемых «благо¬

приобретенных» признаков был совершенно ясен, несмотря на

то, что он не знал блестящих достижений Мичурина в этой об¬

ласти. Новым доказательством признания Тимирязевым на¬

следственного характера приобретаемых организмом призна¬

ков является следующая его запись, недавно обнаруженная

в его бумагах: «И так по отношению к форме — исследовать

изменчивость под влиянием условий, действующих на взрос¬

лый и зачаточный организм. — Доказать путем опыта, что она

наследственна (здесь у Тимирязева сноска: «а затем изучение

шаг за шагом зависимости каждой стадии развития от пред¬

шествующей, пока не дойдем до бесформенного начала, где

форма в потенции». — Г. П.), — вот что нам нужно, а не сло¬

весные упражнения и фактические измышления относительно

воображаемых неведомых морфологических сущностей —

биофор, детерминат, ид и идант. Следовательно, путь опытный

индуктивный, а не умозрительный фантастический» 2.
Мичуринская биология с полной очевидностью показала,

что наследственные изменения организмов происходят путем

изменения типа их обмена веществ, путем усвоения организ¬

мами ранее не свойственных им условий существования.

«Для того, чтобы изменить данный габитус растения, — писал

И. В. Мичурин, — нужно суметь заставить растение принять

в свой строительный материал такие части, какие прежде

растением не употреблялись»3.
Приближение к мичуринскому пониманию изменчивости

организмов в направлении, адэкватном воздействию внеш¬

него фактора, особенно ярко характеризует Тимирязева как

Оиолога-материалиста. В самом деле, подобно тому как в об¬

ласти гносеологии материализм признает не только первич¬

ность материи и вторичность сознания, но и адэкватность

отражения в нашем сознании предметов внешнего мира, так

в области биологии материалистической может считаться
*	Там же, т. VI, стр. 162.
: Цит. по статье Е. В. Полосатовой «Неопубликованные заметки вели¬

кого ученого». Газ. «Тимирязевец», 7 июня 1952 г.
3	И. В. Мичурин. Соч., т. III, 1948, стр. 235.
75.7

лишь та теория, которая не только признает источником,

изменчивости факторы внешней среды, но и исходит из при¬

знания адэкватного характера изменчивости, признания на-

следственности приобретенных признаков. «Материалистиче¬

ская теория развития живой природы, — говорит Т. Д.

Лысенко, — немыслима без признания необходимости наслед¬

ственности приобретаемых организмом в определенных усло¬

виях его жизни индивидуальных отличий, немыслима без при¬

знания наследования приобретаемых свойств» К
Вместе с тем, не будучи диалектическим материалистом,

Тимирязев не смог до конца верно показать отношение между

наследованием приобретенных признаков и эволюцией орга¬

нических форм. Тимирязев придерживался взгляда, что или

существует наследственность приобретенных признаков, или не

существует эволюции. Известно, что такая механистическая

установка, высказанная Спенсером, была определена

И. В. Мичуриным как крайне ошибочная.
Нет никакого сомнения, что эволюция может совершаться

и действительно совершается только через наследование при¬

обретенных признаков. Однако очень часто бывает трудно

заметить, что тот или иной признак унаследован потомством,

ибо при отсутствии определенных условий среды он может

сохраняться некоторое время в латентном (скрытом) состоя¬

нии. При появлении соответствующих условий этот признак

может вновь обнаружиться. Наоборот, в случае продолжи¬

тельного отсутствия требуемых условий внешней среды дан¬

ный признак, постепенно ослабевая, совершенно исчезнет.

В то же время другие признаки, группируясь с прежде скры¬

тыми, а затем выступающими наружу свойствами особи, ока¬

зываются доминирующими в различных группировках, харак¬

терных для каждой отдельной особи. «Следовательно, — пишет

Мичурин, — суждение о быстрых и длительных модификациях

в данном случае совершенно неуместно, ибо между ошибоч¬

ным представлением о совершенном исчезновении приобретен¬

ных свойств и представлением об их существовании в скры¬

том состоянии в потомстве — дистанция слишком велика,,

а всюду видимое эволюционное движение форм живых орга¬

низмов, имеющее своей причиной наследование приобретен¬

ных признаков, настолько очевидно, что решительно устраняет

всякие сомнения в этом отношении. Таким образом, изменения

комбинаций свойств растений нисколько не мешают эволю¬

ционному движению форм живых организмов»2.
1	О положении в биологической науке. Стенографический отчет сес¬

сии ВАСХНИЛ 31 июля — 7 августа 1948 г., стр. 11.
2	И. В. Мичурин. Соч., т. I, 1939, стр. 469.
7.76'

Категорическая формулировка Спенсера является, следо¬

вательно, упрощенной, не учитывающей всей чрезвычайной

сложности взаимного отношения различных признаков орга¬

низма между собой и с факторами внешней среды. Следуя

формулировке Спенсера, Тимирязев, таким образом, не под¬

нимается до уровня понимания этого вопооса Мичуриным,

познавшим теснейшую связь организма и условий существо¬

вания неизмеримо глубже любого из своих предшественников.

Однако насколько сам Тимирязев стоял выше Дарвина, не

говоря уже о Спенсере, в понимании наследственности при¬

обретенных признаков, видно из его глубокого убеждения

в том, что воздействие факторов внешней »среды на организм

далеко не одинаково на разных ступенях его развития. Тимиря¬

зев считал, что изменения, вызванные в организме условиями

существования его во время эмбрионального развития, оказы¬

ваются наиболее глубокими. «... Внешние влияния, — писал

Тимирязев, — редко оказывают прочное действие на вполне

развитый организм, а вероятнее, гораздо чаще — на организмы

зачаточные, еще развивающиеся, что само собой понятно, так

как чем раньше подействует влияние, тем глубже должны

быть последствия» *.
Такой подход к определению влияния среды на организм

показывает, что Тимирязев рассматривает организм не как

нечто статическое, качественно постоянное, изменяющееся

в процессе жизни лишь количественно, а как тело, испыты¬

вающее значительные качественные изменения. Тимирязев

считал, что в жизни растений, наряду с ростом, который

сопровождается увеличением объема, происходит «чередование

ступеней развития». Это еще раз указывает на диалектический

подход Тимирязева к изучению природы. Тимирязев считает,

что органический мир изменяется, развивается не только

в процессе филогенеза, но и в процессе онтогенеза. Онтогенез

особи есть лишь частица, одно из звеньев общей цепи разви¬

тия вида в целом. Эволюционное, филогенетическое развитие

возможно только через развитие индивидуальное, онтогенети¬

ческое.
Тимирязев сознает, таким образом, неразрывное единство

онтогенеза и филогенеза организма. При этом трактовка так

называемого биогенетического закона у Тимирязева в отличие

от Геккеля лишена односторонности: 1) Тимирязев говорит

о единстве в онтогенезе и филогенезе не только морфологи¬

ческих, часто несущественных, но главным образом физиоло¬

гических признаков; 2) Тимирязев имеет в виду не только

факт повторяемости филогенеза в онтогенезе, но и отражение
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IV, стр. 321.
157

онтогенеза в филогенезе, включение его как одного из звеньев

в общую цепь развития вида.
Тимирязев пишет: «Мы не в праве рассматривать единич¬

ный организм, как самостоятельное, замкнутое явление: это —

только звено в цепи явлений, связанное причинной связью

с бесконечным рядом предшествовавших звеньев и, в свою

очередь, влияющее на последующие звенья» *. Поэтому нельзя

согласиться с утверждением К. Ю. Кострюковой 2, что Тими¬

рязев видит процесс развития только в филогенезе и отрицает

его в онтогенезе. Об этом же говорит и признание Тимирязе

вым наследования приобретаемых в процессе индивидуального

развития организма признаков. Утверждение, что Тимирязев

не видит процесса развития в жизни индивида, ведет к не¬

оправданному противопоставлению Тимирязева Мичурину и

Лысенко. В действительности же учение Мичурина и Лысенко

о единстве онто- и филогенеза является дальнейшим разви¬

тием взглядов Тимирязева по этому вопросу.
На основании своей многолетней плодотворной работы по

созданию новых сортов плодо-ягодных и других растений Ми¬

чурин приходит к тому выводу, что растения проходят в своем

развитии целый ряд стадий, в процессе которых они изме¬

няются как по морфологическим, так и по физиологическим

признакам. Развивая положение Тимирязева о «чередовании

ступеней развития» организма в процессе его онтогенеза, Ми¬

чурин указывает, что на разных стадиях своего развития ор¬

ганизм предъявляет и различные требования к условиям сво¬

его существования.
Т. Д. Лысенко, изучая длину вегетационного периода раз¬

личных растений в зависимости от условий существования,

воздействующих на них на разных стадиях их развития,

создает свою стройную и целостную теорию стадийного раз¬

вития растений. Эта теория, будучи одним из замечательных

достижений Т. Д. Лысенко, является в то же время логиче¬

ским развитием высказанной Тимирязевым и Мичуриным

мысли о качественном изменении биологических признаков

растений в процессе их онтогенетического развития. Теория

стадийного развития растений стала в руках советских агро¬

биологов мощным орудием переделки природы растений,

управления их эволюционным процессом.
В изучении роли среды в развитии организма Тимирязев

шел рука об руку с другими русскими биологами-материали-

стами: И. М. Сеченовым, А. Н. Бекетовым, И. И. Мечнико¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 158.
2	См. Наукові записки Київського державного університету ім. Т. Г.

Шевченка, 1951, т. X, вып. II, стр. 9.
158

вым, В. О. Ковалевским и др. Сеченов писал, что жизнь

организма слагается из кооперации двух факторов — опреде¬

ленной, но изменяющейся организации и воздействия условий

ее существования. Он определяет наследственность как спо¬

собность передавать потомству изменения, приобретенные

в течение индивидуальной жизни. «Степень и прочность видо¬

изменения, — пишет он, — стоит всегда в прямом отношении

с продолжительностью действия видоизмененных внешних

влияний (или условий существования) или с тем, как часто

они повторяются...» К
Сеченов подчеркивал, что организм без внешней среды,

поддерживающей его существование, невозможен. Поэтому

в научное определение организма он считает необходимым

включить и влияющую на него среду. Таким образом, в опре¬

делении роли среды в развитии органических форм Сеченов

шел значительно дальше Дарвина.
Об определяющей роли условий существования в разви¬

тии органического мира настойчиво говорил и А. Н. Бекетов.

В качестве основных факторов эволюции он называет: «1. Спо¬

собность данной органической формы изменяться, приспо¬

собляясь к окружающим условиям. 2. Способность передавать

по наследству приобретенные изменения» 2.
О формообразующем влиянии внешних условий Бекетов

писал еще в своей работе «Гармония природы», подготовлен¬

ной к печати до выхода в свет «Происхождения видов» Дар¬

вина. Взгляды Сеченова и Бекетова, являвшихся учителями

Тимирязева, не могли не оказать на нею благотворного

влияния.
Укреплению материалистических взглядов Тимирязева спо¬

собствовали также работы его современников — В. О. Кова¬

левского и И. И. Мечникова.
В. О. Ковалевский с очевидностью доказал, что изменение

органов животных происходит в тесной зависимости от изме¬

нения их функции, которое в свою очередь определяется изме¬

нением внешней среды. Идея зависимости эволюционного раз¬

вития организмов от среды и ее изменений проходит красной

нитыо через все сочинения В. О. Ковалевского. «Толчок к из¬

менению организма, — писал он, — был даваем всегда

внешними условиями»3. Установленный В. О. Ковалевским

закон адаптивной и инадаптивной редукции конечностей

копытных был дальнейшим развитием эволюционной теории
1	И. М. Сеченов. Элементы мысли. Собр. соч., т. II, отд. 1, 1908.

стр. 287.
2	А. Н. Бекетов. Учебник ботаники, 1883, стр. 501.
3	В. О. Ковалевский. Палеонтология лошадей, 1948, стр. 245.
159

«а основе глубокого осмысливания единства организма и усло¬

вий существования.
Наряду с работами Ковалевского Тимирязев высоко ценил

также работы И. И. Мечникова, называя блестящей его тео¬

рию фагоцитоза. Говоря о наследственном характере приобре¬

тенных признаков, он ссылается в своих сочинениях на ра¬

боты Мечникова с бактериями. «Мечников, — пишет он, —

указывает на общий факт, что некоторые физиологические

разновидности бактерий, возникающие в ненормальных для

них условиях, наследственно сохраняются и при возвращении

последующих поколений в нормальные условия» К
В свою очередь труды Тимирязева, справедливо считавше¬

гося на протяжении многих десятилетий лидером в борьбе за

дарвинизм, помогали Сеченову, Бекетову, Мечникову и дру¬

гим осознать решающую роль среды в органической эволюции.
Известно, например, что мысль Тимирязева о создании экспе¬

риментальной морфологии, как дальнейшем развитии дарви¬

низма, была воспринята и поддержана Бекетовым, который

писал: «Биологи нашего времени за первоначальную причину

изменения, а затем и за основную причину последующего

развития изменений принимают влияние внешних условий...

То, что можно назвать экспериментальной - морфологиею, есть

шаг вперед после Дарвина. На этом пути еще мало сделано,

но это путь верный» 2.
Глубокое убеждение в существовании неразрывной связи

между организмом и средой, в наследственности приобретен¬

ных признаков характерно для русских биологов-материа-

листов, работавших в самых различных областях. Блестя¬

щим обобщением и дальнейшим развитием их идей явились

классические труды И. В. Мичурина, В. Р. Вильямса и

Т. Д. Лысенко.
Признание Тимирязевым наследования приобретенных при¬

знаков вытекает из его правильного понимания наследствен¬

ности не как особого вещества, а как специфического свойства

всего живого. Тимирязев пишет: «Наследственность — общее

свойство организмов сохранять сходство в силу преемственной

передачи особенностей организации и отправлений»3. В дру¬

гом месте он определяет наследственность как «свойство

сохранить влияние прежде действовавших условий» 4.
Это последнее определение наследственности очень близко

к одному из определений наследственности, даваемых акаде¬

миком Т. Д. Лысенко: «Наследственность есть как бы кон
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 181.
2	А. Н. Бекетов. География растений, стр. 4—7.
3	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 652.
4	Там же, т. V, стр. 160.
160

центрат условий внешней среды, ассимилированных раститель¬

ными организмами в ряде предшествующих поколений» >.
Весьма ценно для углубленного понимания таких важней¬

ших свойств организма, как изменчивость и наследственность,

указание Тимирязева не только на их неразрывное единство,

но и на то, что понятие наследственности шире понятия из¬

менчивости и фактически включает его в себя. Это коренным

образом отличает Тимирязева от биологов-метафизиков, ко¬

торые противопоставляют наследственность и изменчивость

как абсолютно противоположные свойства организма. Подоб¬

ный метафизический подход ведет свое начало еще от мате¬

риалистов XVIII в., согласно взглядам которых причины раз¬

личий между видами уже заложены или в свойстве организ¬

мов или в различии окружающей их среды. В последнем

случае наследственность исключает изменчивость. С этой ме¬

тафизической точки зрения происхождение видов оказывается

необъяснимым.
Тимирязев критикует взгляд тех биологов (академика За¬

ленского), которые смотрят на наследственность, как на ка-

кую-то силу, и противополагают ее «изменчивости, уподобляя

различие между ними различию между покоем и движением.

«.. .Это сравнение, — пишет Тимирязев, — не выдерживает

критики, так как понятие наследственности шире и

обнимает собой и понятие изменчивости (под¬

черкнуто мной. — Г. П.). Удачнее, пожалуй... сравнение

с принципом или началом инерции, обнимающим оба поня¬

тий — покоя и движения... Наследственность проявляется как

в сохранении неизменного, так и в сохранении изменивше¬

гося. ..»2.
Тимирязев не поднялся до единственно правильного опреде¬

ления наследственности как свойства живого тела требовать

определенных условий для своей жизни, своего развития и опре¬

деленно реагировать на те или иные условия, — определения,

которое дает Т. Д. Лысенко. Однако очевидно, что Тимирязев

понимал наследственность не только как воспроизведение себе

подобных, как толкуют ее морганисты. Понятие требования

организма к внешним условиям и характер его реакции на них

безусловно включались Тимирязевым в понятие наследствен¬

ности. Он писал: «.. .Культурное растение и предъявляемое им

требование — вот коренная научная задача земледелия»3. Это

положение Тимирязева находит горячую поддержку и дальней¬

шее развитие в трудах Мичурина и Лысенко. Лысенко пишет

о нем: «Ученый агробиолог прежде всего должен положить
1	Т. Д. Лысенко. Агробиология, стр. 522.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 165.
3	Там же, т. III, стр. 52.
П Г. В. Платонов
161

в основу своих работ указание Климента Аркадьевича, что

изучать культурное растение, изучать его требования — вот

коренная задача научного земледелия» 1.
Учение о требованиях организма, а значит, и его избира¬

тельной способности реагировать на определенные условия

среды, находит у Тимирязева отражение и в понимании им

избирательного характера процесса оплодотворения, на кото¬

рое обращается особенно серьезное внимание в современной

мичуринской биологии, где оно получило метафорическое наи¬

менование «брака по любви». «У высших растений, — говорит

Тимирязев, — на поверхность одного рыльца может попадать

пыльца различных растений, но результат оплодотворения не

зависит от случая, а всегда наблюдается, что между конкурен¬

тами находятся обладающие каким-то преимуществом перед

своими соперниками» 2.
Тимирязев впервые дал в основном правильную класси¬

фикацию различных типов наследственности, исходя из кото¬

рой Лысенко строит современную классификацию наслед¬

ственности в своей книге «Наследственность и ее изменчи¬

вость».
Явление наследственности Тимирязев разделяет на две

основные группы — простую и сложную. Простая наследствен¬

ность получается в случае бесполого размножения, когда по¬

томство обладает наследственностью материнской формы. Про¬

стейшим примером такого размножения в природе является

механическое расчленение взрослого экземпляра на части,

как это имеет место у пресноводного растения Ellodea cana¬

densis. Несколько более сложным будет размножение путем

образования специальных органов, одноклеточных (споры, ко¬

нидии и пр.) или многоклеточных (почки, луковицы, побеги

и пр.). Аналогичным такому размножению в природе будет

искусственное размножение отводками, черенками и пр. Уна¬

следование признаков материнской формы здесь обнаружи¬

вается с наибольшей очевидностью. Однако было бы непра¬

вильно полагать, что явление изменчивости при этом способе со¬

вершенно не обнаруживается. Явление изменчивости у отдель¬

ных побегов дерева было подмечено еще Дарвином, который

назвал его почковой вариацией. Мичурин при помощи поч¬

ковой вариации получил один из своих замечательных сор¬

тов яблони — антоновку шестисотграммовую. Лысенко на

этой основе развил учение о разнокачественности тканей и

указал на большое значение этого явления для клоновой

селекции.
1	Т. Д. Лысенко. Агробиология, стр. 437.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 175—176.
162

Т. Д. Лысенко считает необходимым наследственность,

имеющую место при вегетативной гибридизации, перенести из

группы простой, куда относит ее Тимирязев, в группу слож¬

ной наследственности, поскольку здесь, как и при половом

размножении, получается сложная, двойственная наследствен¬

ность. Напротив, наследственность, имеющая место при само¬

оплодотворении (например, у растений-самоопылителей) и при

партеногенезисе, переносится Лысенко в группу простой, по¬

скольку потомство здесь, как и при вегетативном размноже¬

нии, происходит лишь от материнской особи. Но так как этот

тип наследственности все же осуществляется половым путем,

то вся категория простой наследственности не может быть

отнесена к бесполому размножению, как это имеет место

в схеме Тимирязева.
Такие уточнения в классификации наследственности стали

возможны в связи с новейшими исследованиями мичуринцев

в области вегетативной гибридизации.
Один из крупнейших специалистов по вегетативной гибри¬

дизации, удостоенный за работу в этой области звания Лауреата

Сталинской премии, И. Е. Глущенко пишет: «Между половой

и вегетативной гибридизацией существует сходство, паралле¬

лизм. Заключается он в том, что вторым способом, так же как

и первым, можно передать любой признак, любое свойство от

одного компонента другому. Эти свойства закрепляются в се¬

менных поколениях» К
Исследования И. Е. Глущенко и других мичуринцев позво¬

лили Лысенко сделать вывод: «Теперь уже ясно, что все разно¬

образие форм наследственности может иметь место и при веге¬

тативной гибридизации» 2.
Недостаточность фактических данных по вегетативной ги¬

бридизации не позволяла в свое время Тимирязеву притти к та¬

кому широкому обобщению. Однако как заслугу Тимирязева

следует отметить, что он, так же как и Дарвин, признавал

вегетативные гибриды и указывал на их аналогию с половыми

гибридами. Тимирязев подвергал критике мендельянцев за

отрицание ими вегетативных гибридов, за утверждение, что

вегетативные гибриды являются якобы всего лишь «химерами».

Тимирязев приводил убедительные примеры сложной наслед¬

ственности у вегетативных гибридов. Отсюда он делает вывод:

«... В настоящее время не подлежит сомнению, что и при

простых вегетативных процессах возможны явления сложной

наследственности, хотя бы и не такие полные, как при половом
1	И. Е. Глущенко. Значение вегетативной гибридизации для по¬

знания наследственности растений, 1950, стр. 62.
2	Т. Д. Лысенко. Агробиология, стр. 513.
163

процессе, где происходит более тесное сочетание воспроизво¬

дящих элементов» *.
Тимирязев развивает идею дарвинизма об аналогии и взаи-

мопереходах между формами наследственности, связанными

с половым и вегетативным размножением.
Весьма важным приближением взглядов Тимирязева к ми¬

чуринской биологии является также его глубокое убеждение

в полезности перекрестного оплодотворения. Открытое Дар¬

вином повышение мощности организма и его плодовитости

при перекрестном опылении самоопыляющихся растений Ти¬

мирязев считает настолько важным, что называет его «зако¬

ном Дарвина», или дарвинизмом в тесном смысле слова (в от¬

личие от его основной теории — дарвинизма) 2.
Тимирязев подчеркивает, что только этим можно объяснить

все бесчисленные сложные приспособления у растений, направ¬

ленные к обеспечению перекрестного оплодотворения, и даже

само возникновение полового процесса. К этому вопросу Тими¬

рязев возвращается неоднократно, подвергая критике взгляды

мендельянцев, отрицающих преимущество перекрестного

опыления. Тимирязев приводит весьма убедительный факт

повышения урожайности кукурузы на 95% в результате пере¬

крестного опыления. Поддержанное Тимирязевым положение

Дарвина о полезнбсти перекрестного оплодотворения самоопы¬

ляющихся растений было развито Лысенко и получило широкое

практическое применение. На социалистических полях в на¬

стоящее время широко применяется разработанное им внутри-

сортовое скрещивание пшеницы и других самоопыляющихся

растений.
Лысенко показал, что путем объединения в одну клетку

различающихся в определенной мере женской и мужской поло¬

вых клеток создается противоречивость живого тела, обуслов¬

ливающая его жизненность, т. е. свойство вступать в единство

с условиями жизни. «Оплодотворение, — говорит он, — создает

жизненность, жизненный импульс» 3. Поэтому внутрисортовые

скрещивания обычно самоопыляющихся культурных растений

не только значительно повышают их урожайность, но и предо¬

храняют от свойственного им вырождения.
Переходим к рассмотрению сложной наследственности по

классификации Тимирязева. Этот тип наследственности полу¬

чается при скрещивании. В данном случае имеет место объеди¬

нение наследственности обеих родительских особей. По форме
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 171.
2	См. там же, стр. 176.
3	Т. Д. Лысенко. И. В. Сталин и мичуринская агробиология. Сб.

«Иосифу Виссарионовичу Сталину Академия Наук СССР», 1949,

стр. 435.
164

своего проявления сложная наследственность также может

быть разделена на несколько групп. Некоторые подразделе¬

ния тимирязевской классификации сложной наследственности

оказались в настоящее время излишними. Поэтому, минуя про¬

межуточные звенья, Лысенко считает необходимым оставить

в современной классификации лишь ее заключительные под¬

разделения. Сложная наследственность разделяется им на сме¬

шанную (или расчлененную), слитную и взаимоисключаю¬

щуюся.
В случае смешанной наследственности признаки родите¬

лей только перетасовываются, т. е. остаются разделенными

в пространстве, представляя собой явление так называемой

мозаичности: одни участки тела помеси воспроизводят свой¬

ства одного родителя, другие — другого. Примеры такой на¬

следственности у животных дают особи, у которых одни участки

шерсти похожи на отцовскую форму, другие на материнскую.

У растений имеет место полосчатость лепестков; одна полоска

воспроизводит окраску материнской, другая — отцовской

особи.
Наиболее часты случаи слитной наследственности, когда

наследственные свойства обоих родителей в потомстве сли¬

ваются. Классический пример такой наследственности дает

люцерна Medicago media, полученная от скрещивания Ai. sativa

и Ai. falcata. Первая имеет признаки, промежуточные между

признаками родительских форм: М. sativa имеет спиралеоб¬

разные плоды и сине-фиолетовые цветы, М. falcata — серповид¬

ные плоды и желтые цветы, а М. media имеет плоды с полу¬

тора — двумя раздвинутыми оборотами спирали и цветы гряз¬

нозеленой окраски. Типу слитной наследственности Тимирязев

придавал наибольшее значение, видя в нем один из источни¬

ков образования новых форм, новых видов животных и расте¬

ний.
Здесь весьма важно отметить, что Тимирязев, подобно

Мичурину, считал гибрид не простой комбинацией признаков,

присущих родительским формам. Тимирязев отводит как со¬

вершенно ненаучную, механистическую попытку инженера

Дженкинса, выступившего с опровержением дарвинизма на том

основании, что возникновение новых признаков не может де

служить основой для эволюций вследствие якобы неизбежного

усреднения, нивелировки их в последующих поколениях. В от¬

вет на эти домыслы Дженкинса Тимирязев пишет: «Но Джен¬

кинс рассуждал как чистый математик (недаром Дарвин

с детства так недолюбливал алгебру!). Уже физик не заклю¬

чил бы, что фунт жидкости при 10° и фунт жидкости при 20°

должны дать 2 фунта при 15°, а знал бы, что еще надо счи¬

таться с видовой (специфической на всех европейских языках).
165

т. e. удельной теплотой жидкостей. А химик — тот знал бы.

что, сливая синюю и желтую жидкость, не всегда получишь

зеленую жидкость, а порой даже красный осадок. Во сколько

же раз сложнее вопрос о слиянии двух организаций, так смело

и победоносно разрешенный Дженкинсом!» 1.
Лучшим подтверждением несостоятельности такого механи¬

стического подхода к организму Тимирязев считает третий

тип наследственности —наследственность взаимоисключаю¬

щуюся. В этом случае признаки скрещивающихся организмов

оказываются несовместимыми, один из признаков осиливает

другой. Этот тип распадается на две категории: «мильярдеизм^

и «менделизм».
«Мильярдеизм» — категория наследственности, впервые ис¬

следованная французским ученым Мильярде. Здесь вытесняю¬

щий признак окончательно осиливает другой. Гибридные особи

оказываются однообразными во всех поколениях, начинав

с первого. «Менделизм» — категория наследственности, очень

редко встречающаяся в природе, впервые была исследована

Гартнером. Мендель исследовал ее значительно позднее, при¬

дав ее изучению статистически-математическое направление,

игнорирующее существо происходящих при этом процессов.

Эта категория наследственности заключается в том, что їй

двух скрещивающихся форм признак одной при определенных

условиях оказывается осиливающим, доминирующим, а при¬

знак другой—отступающим, рецессивным. В первом поколе¬

нии все особи обладают исключительно этим доминирующим

признаком. Начиная со второго поколения, у гибридов идет

расщепление: одни особи оказываются похожими на отцов¬

скую, другие — на материнскую форму. Тимирязев указывает,

что именно этот весьма редко встречающийся частный случай

наследственности фанатические поклонники Менделя желают

возвести в основной закон наследственности, вопреки очевид¬

ности отрицая явно противоречащие ему факты.
Разгромив попытку мендельянцев придать видимость зсе-

общности и абсолютности «законам» Менделя, Тимирязев ука¬

зывает, что доминантность или рецессивность того или иного

признака обусловливается физиологическими процессами и

может изменяться с изменением условий жизни данных орга¬

низмов. Тимирязев неоднократно подчеркивал, что наслед¬

ственность может и должна быть объяснена не морфологами,

ищущими в организме крупиц «вещества наследственности»,

а физиологами, объясняющими причины возникновения тех

или иных признаков. «Физиология, конечно, пойдет строго си¬

стематическим путем, и на место внешних эмпирически связуе-
1	К. А. Тимирязев. Соч. Т: VII, стр. 233.
т.

ЧЫХ форм, окраски и других признаков проникнет в их вну¬

треннюю физико-химическую, причинную связь» К
Весьма важно указание Тимирязева на то, что ключ к изу¬

чению наследования того или иного признака следует искать

«в несравненно более простых случаях так называемых послед¬

ствий. .., примеры которых доставляет физиология, особенно

физиология растений»2. Тимирязев говорит, что и в наслед¬

ственности и в «последствиях» проявляется действие отсут¬

ствующей, но существовавшей в прошлом причины. Разница

лишь в том, что в случае «последствий» она действует лишь

на ближайший период истории организма, предшествующий

изучаемому на несколько часов, а в обычных явлениях наслед¬

ственности он измеряется годами и тысячелетиями. «Изучая

все более и более сложные последствия, физиолог со временем

доберется и до явлений наследственности» 3.
В том, что Тимирязев в так называемых последствиях ви¬

дит ключ к объяснению наследственности в целом, еще раз

проявляется глубокое понимание им единства и связи онтоге¬

неза с филогенезом, а также понимание того, что наследствен¬

ность может быть объяснена только физиологией. Мичурин¬

ская биология со всей очевидностью показала истинность этого

замечательного предположения Тимирязева и дала возмож¬

ность через физиологию не только объяснять, но и изменять

наследственность организма. Академик Лысенко говорит: «Один

из теоретических разделов агробиологической науки — наука

о наследственности и ее изменчивости — у нас становится та¬

ким, каким его хотел видеть К. А. Тимирязев» 4.
Задумываясь о путях изменения наследственности организ¬

мов, Тимирязев неоднократно высказывал сочувствие методу

«расшатывания» наследственности, применявшемуся извест¬

ными селекционерами Бербанком и Вильмореном.
К великому сожалению, в силу того, что в дореволюцион¬

ной России царские мракобесы душили все новое, здоровое,

идущее из народа, Тимирязев не знал замечательных трудов

Мичурина в этом направлении. Мичурину лишь с большим

трудом удавалось печатать свои работы в специальных жур¬

налах по садоводству, а этих журналов, как это видно из со¬

хранившейся в музее его имени библиотеки, Тимирязев не вы¬

писывал. Редакторы научных изданий смотрели на Мичурина

свысока, как на любителя-самоучку. В то же время еще за¬

долго до Великой Октябрьской социалистической революции

Мичурин пришел к важным теоретическим выводам, заклады¬
1	Там же, т. VI, стр. 192.
2	Там же.
3	Там же, стр. 193.
4	Т. Д. Лысенко. Агробиология, стр. 448.
167

вающим основы новой подлинно научной биологии. То, что

у Бербанка и Вильморена было лишь эпизодическим техниче¬

ским приемом, получило у Мичурина глубокую теоретическую

и практическую разработку. Однако Тимирязев, даже не зная

исследований Мичурина, обращает свой взор в том же направ¬

лении, в каком работал и великий русский преобразователь

природы. «Не зная друг друга, — пишет о Мичурине и Тими¬

рязеве проф. В. Н. Столетов, — в своих исканиях они шли раз¬

ными путями, но в одном направлении и к одной цели. В их

творческой деятельности, а равно и в их общественном пути и

судьбе много сходного, общего при крупном различии во внеш¬

ней обстановке жизни этих замечательных людей» К
-»	v>
*
Переходим к рассмотрению третьего фактора эволюции, от¬

мечаемого Тимирязевым, —естественного и искуственного

отбора. Отбор он рассматривает в тесной связи с другими фак¬

торами эволюции — наследственностью и изменчивостью,

а также с постоянным стремлением организмов к безгранич¬

ному размножению.
В некоторых своих работах Тимирязев более правильно

называет отбор не отдельным, особым фактором эволюции,

а результатом совокупного действия только что перечисленных

моментов. Он подвергает уничтожающей критике как тех, кто

отрицает роль отбора в эволюции (Гертвиг и др.), так и тех,

кто, отрывая его от других факторов эволюции, отрицает его

творческую роль, рассматривая отбор как простое сито, отсеи¬

вающее уже имеющиеся налицо наиболее приспособленные

оргаиические формы. Тимирязев развивает в дарвинизме

прежде всего его основное материалистическое ядро — учение

о творческой роли отбора.
Так же, как и Дарвин, Тимирязев сознает, что изменчи¬

вость организмов при естественном и умелом искусственном

отборе идет в направлении самого отбора. Он неоднократно

указывал, что в результате отбора не только сохраняется та

или иная уже возникшая форма, но идет и усиление нового

признака, возрастает наклонность, тенденция производить эти

формы в данных условиях среды. В подтверждение Тимирязев

приводит весьма интересное наблюдение над одной уродливой

формой мака: «Когда она была первоначально подмечена, число

уродливых форм составляло 1 % ; посеянные отдельно и еже-
1	В. Н. Столетов. Создатели идейно-научной основы современной

агробиологии. Журн. «Социалистическое сельское хозяйство», 1945,.

№ 7—8, стр. 72.
168

годно отбираемые, уродливые неделимые дали последова¬

тельно 6%, 17%, 27%, 69%, 97% себе подобных форм. Здесь

любопытно то, что передавалась не целиком известная уродли¬

вая форма, а только возрастала наклонность про¬

изводить эти уродливые формы»1 (подчеркнуто

мной. — Г. /7.).
Как известно, положение Дарвина—Тимирязева о творче¬

ской, созидательной роли отбора категорически отрицалось,

а нередко просто замалчивалось вейсманистами-моргани-

стами. Только в мичуринской биологии это научно верное по¬

ложение дарвинизма нашло заслуженную оценку и получило

дальнейшее развитие и всестороннее обоснование.
В мичуринской биологии отбор рассматривается как под¬

линный творец, создатель новых свойств и признаков организ¬

мов. Материалистическое учение о творческой роли отбора

Мичурин положил в основу своей преобразующей природу

деятельности.
Указывая на метафорическое значение термина «есте¬

ственный отбор», Тимирязев вместе с тем считает его весьма

плодотворным, поскольку он устанавливает аналогию между

изучаемым естественным явлением и искусственным отбором,

при помощи которого человек создает новые формы организ¬

мов. Тимирязев указывает, что применяемый иногда вместо

выражения «естественный отбор» термин «элиминация» гораздо

менее удачен, ибо первый «указывает на результат процесса

(гармонию), а выражение Конта (элиминация. — Г. П.) указы¬

вает только на его содержание» 2.
Тимирязев совершенно правильно фиксирует внимание не

на отсеивании неприспособленного, а на сохранении приспо¬

собленного. Развивая эту мысль Тимирязева, Лысенко при

указании трех основных факторов, из которых складывается

отбор, говорит об изменчивости, наследственности и выжи¬

ваемости, в отличие от Дарвина, который третьим факто¬

ром называл перенаселенность.
Тимирязев считает клеветой на дарвинизм утверждение,

будто выражением «отбор» Дарвин приписывает природе со¬

знательную деятельность. Он разоблачает попытку известного

английского идеалиста герцога Аргайля доказать несостоя¬

тельность всего учения Дарвина на том основании, будто

сочетание слова «естественный», предполагающего деятель¬

ность материальных, физических сил, и слова «отбор», пред¬

полагающего вмешательство разума, способность выбирать,,

является нелогичным. Тимирязев ведет непримиримую борьбу
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 296.
2	Там же, т. IX, стр. 107.
169

против всех, кто отрицает в природе естественный отбор, —

против Коопа, ле Дантека, Веттштейна, Варминга, Коржин-

ского, Лотси, Данилевского и пр. Попытки Коржинского заме¬

нить учение о естественном отборе гипотезой о мистической

«тенденции прогресса» Тимирязев называет просто ненауч¬

ными, несовместимыми с законами мышления. Тимирязев иро¬

низирует, что Коржинский «присоединяет еще какую-то virtus

progressiva к тем virtus dormitiva и virtus purgativa, которые

.уже слишком два века тому назад заклеймил своей насмеш¬

кой Мольер» А на полях статьи последователя Коржин¬

ского — В. Арнольда, где тот утверждает, что понять происхо¬

ждение высших форм из низших невозможно без допущения

«особой тенденции прогресса, ведущей организмы к совершен¬

ствованию», Тимирязев замечает: «Идиотская болтовня» 2.
Тимирязев опровергает заявление Лотси, будто наука не

имеет фактов, подтверждающих наличие естественною отбора.

Он приводит в пример очень интересное исследование русского

ботаника Н. В. Цингера о происхождении нового вида сор¬

няка— рыжика (Camelina linicola), засоряющего льняные

поля.
Этот сорняк, как показали исследования Цтнгера, кроме

льняных посевов, нигде не существует. Другие виды Camelina,

в отличие от С. linicola, являются не «влаголюбами», а, напро¬

тив, «сухолюбами»; кроме того, они имеют также значительно

более мелкие семена и другие резкие отличия. Тщательным

изучением С. linicola и его сородичей Цингер неопровержимо

доказал, что этот совершенно новый вид произошел от одного

из близких к нему видов в условиях достаточной влажности и

затемнения соседними растениями, т. е. в тех условиях, кото¬

рые создаются обычно на льняных полях. Став здесь влаго-

любом, этот новый вид уже не мог расселяться за пределы

своей новой среды и тем самым все более и более уклонялся

по своим признакам от своих предков. Вместе с этим шел от¬

бор на укрупнение семян рыжика, ибо при сортировке льняных

семян вместе с ними могли проникать лишь наиболее крупные

семена рыжика. Таким образом, под влиянием благоприятных

условий путем естественного отбора выработался новый вид

растения.
В качестве других примеров, подтверждающих учение Дар¬

вина о естественном отборе, Тимирязев приводит изучение

Уэльдоном образования узколобой формы крабов в мутной

воде, а также опыт Чеснолы по установлению причин пребыва¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 231.
2	К. А. Тимирязев. Пометки на статье В. Арнольдн «Современное

^состояние вопроса о происхождении видов у растений», 1903. Музеи

•Κ. Λ. Тимирязева.
170

ния в зеленой траве насекомого богомола преимущественно

зеленой разновидности, а в побуревшей, выжженной траве —

бурой разновидности.
Важным вкладом в теорию естественного отбора является

показ Тимирязевым, как и почему нивелирующее действие

скрещивания, действительно замедляя ход эволюции, отнюдь

не может его остановить, что утверждали Данилевский, Стра¬

хов и другие антидарвинисты.
Прежде всего Тимирязев, как это было уже показано при

рассмотрении его классификации типов наследственности, ука¬

зывал, что далеко не всегда скрещивание различных форм ве¬

дет к усреднению того или иного признака. Очень часто тот

или иной признак оказывается в данных условиях среды доми¬

нирующим. Нет никакого сомнения, что таким доминирующим

признаком должен быть именно .новый признак организма, по¬

явившийся в данной среде. Тогда никакого усреднения при

скрещивании вообще не будет получаться. Но если это усред¬

нение и будет иметь место, то оно будет проявляться лишь

у ближайших поколений. Вполне очевидно, что при условии

полезности этого (нового признака в последующих поколениях

наибольшей выживаемостью будут обладать особи, обладаю¬

щие хотя бы некоторой долей данного признака. Тем самым

с. каждым новым поколением возможности дальнейшего раст¬

ворения нового полезного признака, благодаря постоянному

действию отбора, будут все более и более сокращаться. «Скре¬

щивание и отбор — это два начала, находящиеся в антаго¬

низме и действующие одновременно «и неизменно. Образование

новых форм идет по равнодействующей этих двух противо¬

положных влияний»
Тимирязев считает учение о естественном отборе «характе¬

ристической сущностью дарвинизма», основой всего современ¬

ного эволюционизма. «Естественный отбор, — говорит он, —

единственный до сих пор известный фактор, объясняющий, по¬

чему исторический процесс развития органического мира пре¬

вращается в биологический процесс, разумея под ним сохране¬

ние и накопление тех особенностей, которые наилучшим обра¬

зом обеспечивают существование организма и устранение всего

вредною, а в силу строгости этой браковки даже всего беспо¬

лезного для данного организма» 2.
Главную заслугу теории естественного отбора Тимирязев

видит в том, что она правильно, материалистически, без обра¬

щения к каким-либо мистическим потусторонним силам объяс¬

няет целесообразность органического мира, а также резкую
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 282.
2	Там же, т. VIII, стр. 118.
171

очерченность органических групп, отсутствие между ними пе¬

реходных форм.
Пытливая человеческая мысль давно уже билась над рас¬

крытием причины целесообразности, гармонии органического

мира. Однако целесообразность нельзя было объяснить меха¬

нистически простой ссылкой на слепой случай или на прямое

действие физических сил. «Эта невозможность прямого, меха¬

нического объяснения органических форм породила телеоло¬

гию. Все в организме отвечает известным целям; и эти цели,

а не что иное, определяют форму, — так думал еще Аристо¬

тель. Совершенство организмов необъяснимо, как результат,—

оно понятно только, как осуществление цели. И эта цель, —

услужливо пояснила схоластика, — в сущности та же причина,

только причина, стоящая не в начале, а в конце явления:

это — причина конечная, causa finalis... Таким образом, еще

со времени Аристотеля и Эмпедокла пытливому уму, старав¬

шемуся объяснить себе совершенство органических форм,

предлагалось два исхода: слепой случай или causa finalis. Ни

то, ни другое не могло, конечно, удовлетворить умов, на дру¬

гих отраслях изучения природы уже привыкших к строго ло¬

гическому сцеплению причины и следствия... Гениальность

основной идеи Дарвина в том и заключалась, что он нашел

выход из этой дилеммы, третье разрешение, не Эмпедоклово и

не Аристотелево— не слепой случай и не конечную причину» *.
Естественный отбор, приводящий к целесообразности, пред¬

ставляет собой строго закономерный процесс, ведущий к со¬

хранению лишь наиболее приспособленных, совершенных форм.

Старому слову — целесообразность — с возникновением дар¬

винизма придается совершенно новый смысл. Теория отбора

показывает, что целесообразность — не осуществление непо¬

нятной и необъяснимой цели, а вполне понятный результат

достоверных, всем известных причин.
Тимирязев высмеивает Клебса за его метафизическую огра¬

ниченность, приводящую к непониманию различия между кау¬

зальным и телеологическим объяснением целесообразности.

Он пишет, что осуществленная цель есть в то же время и

следствие. Однако цель всегда предполагает наличие созна¬

тельного предусмотрительного деятеля. Сторонники

телеологии произвольно навязывают эту предусмотрительность,

как единичному организму (по отношению к процессу раз¬

вития), так и всей органической природе в совокупности.

Наоборот, «философская заслуга Дарвина в том и состояла,

что он навсегда устранил из словаря биолога это ненужное-

слово — цель» 2.
» К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 309—310.
2	Таи же, т. VI, стр. 308.
J72

С появлением теории Дарвина целесообразность органиче¬

ских форм перестала быть оружием в руках церковников, пре¬

вративших ее в одно из «доказательств» существования бога.

Вполне понятно поэтому, что изменилось и отношение нату¬

ралистов к этому замечательнейшему свойству организмов.

Если раньше наиболее прогрессивные из них вынуждены были,

в противовес теологии и телеологии, отрицать наличие целе¬

сообразности, то теперь, напротив, их внимание было привле¬

чено к исследованию ее материальных причин.
Совершенно очевидно, что термин «целесообразность» орга¬

нических форм при этом употребляется ими не в буквальном

смысле этого слова, как это имеет место у сторонников телео¬

логического взгляда на мир. Животные и растения, изменяясь

приспособительно к окружающим их условиям существования,

конечно, не действуют сообразно какой-то заранее поставлен¬

ной «цели», как не имеет «цели» и процесс отбора, сохраняю¬

щий формы, приспособленные на всех этапах их индивидуаль¬

ного развития. Целесообразными в полном смысле этого слова

могут быть лишь действия человека, сознательно ставящего

перед собой определенную цель и добивающегося ее осущест¬

вления. Будучи далек от какого бы то ни было признания

телеологии, Тимирязев прекрасно сознает метафорический

характер термина «целесообразность» в применении к органи¬

ческой природе. Вместе с тем, он считает этот термин весьма

удобным для характеристики одного из важнейших отличий

живых существ от тел неживой природы.
«Сохраняя старое слово — целесообразность, — писал Ти¬

мирязев, — мы придаем ему новый смысл. Не в виду, не

в ожидании пользы созидались все эти совершенные органы

и целые организмы, а сама польза создала их. Вместо пред¬

полагаемой цели мы имеем действительную причину. Совер¬

шенство органического мира не есть возможная, гадательная

цель, а неизбежный, роковой результат законов природы» К
Механисты, не понявшие нового разумного содержания

понятия целесообразности живых организмов, даже и после

Дарвина делают попытки отрицать ее. Тимирязев иронизирует

над одной «ультра-реалистической группой» американских

биологов, которые, объявляют войну даже всем словам, имею¬

щим «подозрительную» внешность, вплоть до изгнания слов

«to» и «for» («чтобы» и «для»). Тимирязев подчеркивает, что

самым могущественным из факторов исторического процесса

эволюции является полезность, совершенство самих организ¬

мов, их гармония с условиями существования. Большая или

меньшая приспособленность особи к среде на всем протя-
1 Там же, т. VII, стр. 53.
173

женин ее индивидуального развития определяет сохранение

ее потомства, ее выживаемость. Таким образом, то, что харак¬

теризовалось схоластиками как непонятная конечная причина,

как цель, оказалось на самом деле обыкновенной причиной.
Тимирязев показывает, что Дарвин нанес сокрушительный

удар по антинаучному, абсурдному утверждению схоластов,

будто причина идет после своего следствия. «Дарвин не отверг

конечных причин, он сделал лучше — он их завоевал, пере¬

местив их на их законное место. Причина, вместо того, чтобы

следовать за своим следствием, стала ему предшествовать,

т. е. вернулась на указанное ей логикой место, из схоласти¬

ческой causa finalis стала механической causa efficiens — vera

causa. Таким образом, дарвинизм дал в первый раз механи¬

ческое объяснение совершенства, целесообразности организ¬

мов, разумея под механическим объяснением обыкновенное

каузальное, в отличие от телеологического...» 1.
Тимирязев, следовательно, вскрывает глубокие философ¬

ские основы произведенного Дарвином переворота в биологии.

В этом отношении он пошел значительно дальше самого

автора эволюционной теории, установившего факт эволюции и

ее причины, но не сделавшего всех философских выводов из

своей теории.
Известно, что Маркс точно так же считал одной из вели¬

чайших философских заслуг Дарвина материалистическое

истолкование целесообразности живых существ. Он писал:

«... здесь впервые не только нанесен смертельный удар „телео¬

логии« в естественных науках, но и эмпирически выяснен ее

рациональный смысл...» 2.
Весьма ярко характеризует Тимирязева как замечательного

биолога-диалектика его понимание относительности, динамич¬

ности самой целесообразности организмов. Тимирязев приво¬

дит целый ряд примеров, указывающих, что целесообразность

отнюдь не носит абсолютный, законченный характер. Так, он

пишет, бичуя Данилевского: «Для Данилевского гармония

природы нечто уже законченное, установившееся, даже пред¬

установленное; это — sein (быть. — Ред.), и невольно спраши¬

ваешь себя, как же объяснить себе эти громадные (по его

мнению) недочеты? Для дарвинизма эта гармония нечто теку¬

чее, вечно нарождающееся, это — werden (стать. — Ред.)\ ее

совершенство — это успехи исторического процесса, ее недо¬

четы — только будущие его задачи» 3.
Журнал «Яровизация» в редакционной статье, посвящен¬

ной 20-летию со дня смерти Тимирязева, писал: «Именно
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 311—312.
2	К. Маркс, Ф. Энгельс. Избранные письма, 1948, стр. 121.
3	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 320.
174

Тимирязев понял и развил главное в дарвинизме — исто¬

рико-материалистическое понимание приспособленности и роль

такого учета приспособленности в созидании новых органи¬

ческих форм человеком. Именно Тимирязев раскрыл и

теоретически осмыслил, что дарвинизм, выросший как синте¬

тическое учение на основании анализа достижений практики

селекции, является мощным орудием познания и действия

в творческой, созидательной деятельности селекционеров»1.
Процесс приспособления животных и растений к условиям

своего существования Тимирязев видит в выработке «органов,

т. е. орудий». «В былое время, еще в начале XIX века, —

писал Тимирязев, — русские ученые называли организмы,

организованные тела телами „орудийными«. К объяснению,

почему живые существа являются телами орудийными — орга¬

низмами, сводилась по Дарвину главная задача естествоиспы¬

тателя, желавшего себе объяснить их происхождение» 2. Каж¬

дый орган выполняет определенные служебные отправления,,

определенные функции. Он представляет собой определенное

средство приспособления организма к данным условиям среды.
Тимирязев указывает на различное понимание совершен¬

ства в морфологии и физиологии. Для морфолога совершен¬

ство или более высокая организация представляет почти

синоним большей сложности, большей степени дифференциа¬

ции. Для физиолога критерием совершенства является не

сложность организации, а приспособленность организма к жиз¬

ненной среде, соответствие между организацией и отправле¬

ниями организма. Конечно, противопоставление морфологиче¬

ских и физиологических признаков не может быть абсолют¬

ным, ибо существует неразрывная связь между формой и

функцией организма в целом и каждого его отдельного органа.

Всякий организм представляет собой единое целое, где каж¬

дый орган изумительно приспособлен не только к условиям

среды, но также и к другим органам индивидуума. Тимирязев

неоднократно подчеркивает эту внутреннюю слаженность орга¬

низма. «Коренная особенность организма, выражающаяся

в самом этом слове, указывает на то, что он состоит не из

частей только, а из органов, т. е. орудий, исполняющих

известные служебные отправления»3.
Говоря об орудийности живых существ, Тимирязев рас¬

сматривает, таким образом, одну из важнейших особенностей

организма, которая еще ранее была отмечена Марксом сле¬

дующим образом: «Дарвин направил интерес на историю есте¬

ственной технологии, т. е. на образование растительных и
1	Журн. «Яровизация», 1940, № 2, стр. 3—4.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 342.
3	Там же, т. VII, стр. 244.
175

животных органов, которые играют роль орудий производства

ö жизни растений и животных» *.
Мысли Тимирязева об орудийности живых существ,
о	целостности организма, его понимание органа как единства

формы и функции находят дальнейшее развитие в трудах

Мичурина и Лысенко и до сих пор имеют важное значение

для понимания закономерностей развития органического мира.
Значительным вкладом Тимирязева в биологию было мате¬

риалистическое развитие дарвиновского истолкования вида.
Известно, что сам творец эволюционного учения не имел

четкого понятия об объективности вида, считая, что опреде¬

ление видов, как и установление числа видов в одном роде,

относится к субъективным воззрениям исследователя. Тими¬

рязев первое время придерживался такой же точки зрения.

Так, в его книге «Чарлз Дарвин и его учение» мы находим

следующее рассуждение: «... Как невозможно положить гра¬

ницы между ребенком и взрослым, так же невозможно поло¬

жить границы между разновидностью и видом, и невозможно

потому, что ни ребенок, ни взрослый, ни вид, ни разновид¬

ность в природе не существуют: это — отвлеченные понятия,

средние величины, которые мы выводим из огромного числа

фактов» 2.
Действительно, все резкие разграничительные линии несо¬

вместимы с теорией развития. Дарвин нанес сокрушительный

удар по метафизическому понятию вида как чего-то окосте¬

нелого, раз навсегда данного и неизменного. В этом его несо¬

мненная заслуга. «Диалектика, — писал Энгельс, — которая

точно так же не знает hard and fast lines [абсолютно резких

разграничительных линий] и безусловного, пригодного повсюду

„или—или*4, которая переводит друг в друга неподвижные

метафизические различия, признает в надлежащих случаях

наряду с „или—или« также „как то, так и другое« и опосред¬

ствует противоположности, — является единственным, в выс¬

шей инстанции, методом мышления, соответствующим тепе¬

решней стадии развития естествознания»3.
Однако диалектика, как наиболее полное учение о раз¬

витии, в отличие от эволюционной теории Дарвина свободна

от сковывающей ее односторонности. Дарвин явно переоценил

момент текучести, непрерывной изменяемости органических

{видов. Отрицая скачки, перерывы постепенности, резкие каче-
1	К. Маркс. Капитал, т. I, 1949, стр. 378. Примеч.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 106.
3	Ф. Энгельс. Диалектика природы, 1949, стр. 167!
176

сгвенные изменения, он с неизбежностью должен был утвер¬

ждать, что виды — лишь плод классифицирующей способности

нашего ума.
«...Термин „вид», — говорил Дарвин, — я считаю совер¬

шенно произвольным, придуманным ради удобства, для обо¬

значения группы особей, близко между собой схожих.. .» *.
Подобная точка зрения по существу подрывала самую

основу теории Дарвина. Энгельс писал: «Но без понятия вида

вся наука превращалась в ничто. Все ее отрасли нуждались

в понятии вида в качестве основы: чем были бы без понятия

вида анатомия человека и сравнительная анатомия, эмбрио¬

логия, зоология, палеонтология, ботаника и т. д.?»2.
Плоско эволюционистские установки Дарвина были под¬

вергнуты прямой критике И. В. Сталиным. Считая правиль¬

ным отрицание Дарвином катаклизмов Кювье, И. В. Сталин

в то же время рассматривает как серьезный недостаток тот

факт, что «дарвинизм отвергает не только катаклизмы Кювье,

но также и диалектически понятое развитие, включающее

революцию, тогда как с точки зрения диалектического метода

эволюция и революция, количественное и качественное изме¬

нения,— это две необходимые формы одного и того же дви¬

жения» 3.
В ходе борьбы за материалистические основы дарвинизма

Тимирязев делает значительный шаг к устранению реляти¬

вистских ошибок Дарвина, угрожающих сползанием к агно¬

стицизму и субъективному идеализму. Поэтому в своих после¬

дующих работах он дает гораздо более правильное истолко¬

вание вида. Он развивает дарвиновское понятие вида,

ослабляя его односторонность, приближая его к той диалек¬

тико-материалистической интерпретации, которую оно находит

в настоящее время в мичуринской биологии.
Развитие взглядов Тимирязева на вид особенно отчетливо

выражается в изменении его отношения к трактовке этого

вопроса Шлейденом. Шлейден так же, как и Дарвин, утвер¬

ждал, что вид не имеет объективного существования. Он срав¬

нивал понятие вида с «универсалиями» реалистов. Тимирязев

первоначально соглашался со Шлейденом, заявляя, что спор

о виде есть только последний отголосок схоластических спо-

ров между реалистами и номиналистами. Правда, в отличие

от Шлейдена Тимирязев уже тогда писал, что, отрицая реаль¬

ное существование вида, как чего-то, ясно отличающегося от

разновидности, мы не отрицаем существования видов, т. е.

вполне обособленных групп существ, отличающихся от
1 Ч. Дарвин. Происхождение видов. Сельхозгиз, 1937, стр. 149.
*	Ф. Энгельс. Диалектика природы, стр. 174.
*	И. В. Сталин. Соч., т. I, стр. 309
12 Г. В Платонов	у 77

остальных групп и не связанных с ними переходами. Однако

прямой критики ІІІлейдена, четкого определения объективного

характера вида Тимирязев в своей книге «Чарлз Дарвин и его

учение» еще не давал.
Значительный шаг вперед в понимании объективно*

го характера вида Тимирязев делает в 80-е годы, что

можно установить из его пометок на книге Данилевского

«Дарвинизм».
Данилевский для опровержения учения Дарвина о превра¬

щении видов пытался доказать несостоятельность положения

Дарвина о том, что меньшие различия между видами в боль¬

ших родах говорят об их близком родстве. Данилевский

утверждал, что основной объективной единицей органического

мира является не вид, а род. Один род, по его мнению, равно¬

ценен другому. Поэтому, если поделить одни роды на большее

число видов, а другие — на меньшее, то различия между

видами первых будут-де меньше, чем различия между видами

вторых. Этим якобы — без всякого родства, без превращения

видов — объясняется факт, приводимый Дарвином как довод

в пользу эволюционной теории. Тимирязев вскрывает пороч¬

ность такого подхода, относящего вид к чисто произвольному

подразделению рода, зависящему якобы целиком от воли

исследователя. Он пишет на полях: «Почему же род есть

группа с постоянными признаками, а вид — произвольными».

И далее: «Но ведь это (деление рода на большее или меньшее

количество видов. — Г. П.) вытекает из природы вещей, а не

из прихоти ученого — значит, положение Дарвина верно, —

вполне верно» *. Против заявления Данилевского, что в боль¬

шом роде «легче сделать ошибку» и признать разновидность

за вид, Тимирязев пишет: сЭто напускное тупоумие — ведь

род и вид даны природой, а не выдуманы!!!»*

(подчеркнуто мной. — Г. П.).
Мысль, что вид является объективной реальностью, что он

«дан природой, а не выдуман», развивается Тимирязевым в его

книге «Исторический метод в биологии». Отмечая и здесь

положительное значение критики Шлейденом точки зрения

реалистов, утверждавших, будто в природе существует

«лошадь вообще», а не огромное количество определенных

лошадей, обладающих той или иной мастью, ростом и другими

признаками, он в то же время пишет: «Едва ли, однако,

мысль, высказываемая Шлейденом, вполне верна, едва ли без

известной степени односторонности можно видеть в есте¬

ственно-историческом виде только нечто аналогичное „универ-
1	R А. Тимирязев. Пометки на книге Данилевского «Даовнннам»

т. I, ч. 1, 'стр.' 266.' Музей К. А. Тимирязева.
3	Там же. стр. 267.
т

салиям« схоластического реализма, едва ли мы не должны

скорее признать, что... естественно-исторический вид не про¬

стое отвлеченное понятие, что в нем есть еще присущий ему

элемент и что этот-то элемент имеет объективное существо¬

вание» *.
Это общее положение об объективном существовании вида

Тимирязев поясняет следующим образом: «Шлейден прав,

говоря, что „лошадь« вообще не существует иначе, как в на¬

шем представлении, потому что отвлеченная лошадь не имеет

масти. Это верно по отношению к вариации в пределах этого

понятия. Но отвлеченность общего понятия „лошадь« по отно¬

шению к обнимаемым им конкретным частным случаям не

уничтожает того реального факта, что лошадь как группа

сходных существ, т. е. все лошади, резко отличается от других

групп сходных между собою существ, каковы осел, зебра,

квагга и т. д. Эти грани, эти разорванные звенья

органической цепи не внесены человеком

в природу, а навязаны ему самою природо

(подчеркнуто мной. — Г. П.).
Тимирязев совершенно правильно отмечает, что если бы

виды как таковые, с определенными гранями между ними, не

существовали, в человеческом уме не могло бы возникнуть

и понятия вида. Так сознательно-материалистическое истолко¬

вание явлений природы позволяет Тимирязеву сделать значи¬

тельный шаг вперед в развитии понятия вида. В этом он зна¬

чительно превзошел не только Дарвина, но и его последова¬

телей на Западе — Геккеля, Шмидта и других, считавших,

что вид — лишь искусственная абстракция, а не конкретное

понятие, соответствующее действительности. Будучи механи¬

стами, они абсолютизировали принцип релятивизма, не могли

понять диалектическую связь частного и общего, не могли

понять, что за каждым отвлеченным понятием стоит мате¬

риальная действительность.
Тимирязев не ограничивается критикой метафизической

односторонности в понимании вида. Он пытается вскрыть ее

гносеологические корни. Он пишет, что если мы рассматриваем

организмы с известного расстояния, охватывая их в одном

общем взгляде, органический мир предстанет перед нами как

несомненная цепь существ. Если же подойти ближе, то будет

видно, что это не сплошная цепь, но непосредственно при¬

мыкающие друг к другу самостоятельные звенья. И то и дру¬

гое впечатление опирается на реальную действительность, но

страдает односторонностью. «Не будучи в состоянии согласить
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 104.
*	Там же, стр. 105.	^ ■: «
12
179

эти два факта, связать их в одном логическом представлении^

одни, согласно обшей склонности своего ума, приписывали вы->

дающееся значение только первому, признавая только за ним

реальную действительность, другие, наоборот, признавали

реальность второго факта, приписывая первому выводу только

идеальное бытие, видя в нем только построение творческого

ума. Одни, одаренные склонностью к синтезу, останавливали

свои взоры на органическом мире, как на целом, скользя по

противоречиям этого представления с бесчисленным рядом

частных фактов. Другие, со складом более аналитическим,

сосредоточивали свое внимание на частных фактах, закрывая

глаза перед впечатлением, выносимым из рассмотрения

целого» *.
Вскрыв причины искажения понятия вида, Тимирязев пока¬

зывает далее единственно верный путь ликвидации этого иска¬

жения — покончить с метафизической односторонностью, учи¬

тывать в определении вида и ту и другую точку зрения:

»Разрешить вопрос можно было, только допустив одинаковую

реальность фактов обеих категорий, признав их полную рав¬

ноправность и найдя, в то же время, фактическую почву

для их соглашения. Но именно это единственное возможное

разрешение и не давалось первым смелым и убежденным

защитникам идеи исторического развития органического

мира» 2.
Мы видим, что Тимирязев исходит по существу из диалек¬

тического подхода к органическому миру как единству пре¬

рывного и непрерывного, как к одной из форм вечно движу¬

щейся и изменяющейся материи. Он подчеркивает, что «вііда,

как категории, строго определенной, всегда себе равной и не¬

изменной, в природе не существует·, утверждать обратное зна¬

чило бы действительно повторять старую ошибку схоласти¬

ков— „реалистов«. Но рядом с этим, и совершенно независимо

от этого вывода, мы должны признать, что виды — в наблю¬

даемый нами момент—имеют реальное существование, и

это — факт, ожидающий объяснения» 3.
Такое понимание вида стоит значительно выше, чем пони¬

мание вида у Дарвина. Однако Тимирязев не смог до конца

преодолеть плоский эволюционизм Дарвина в понимании вида.

Он не подверг критике и своих первоначальных воззрений

на вид. Более того, он попрежнему придерживается метафизи¬

ческой формулировки Дарвина, что «разновидность есть зачи¬

нающийся вид, вид — резко выраженная разновидность». Он

пишет, что если вид, противополагаемый другому виду, есть
*	К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 65.
2	Там же, стр. 65—66.
5	Там же, стр. 106.
!80

объективный факт, то вид, противополагаемый разновидности,

есть лишь «отвлеченное понятие».
Тимирязев строго по-дарвиновски объясняет и диверген¬

цию, т. е. расхождение признаков организмов в процессе эво¬

люции. Одной из заслуг дарвиновской теории отбора Тими¬

рязев считает объяснение противоречия между непрерывностью

органического мира в целом и разрозненностью в частностях»

т. е. наличие резких граней между видами, отсутствие промежу¬

точных форм между ними. В отличие от Геккеля, Роменса и

других дарвинистов Запада, Тимирязев обращает на эту сто¬

рону дарвинизма особенно серьезное внимание. Он указывает

на ее огромное значение в эволюции. «С логической, фило¬

софской точки зрения, это, несомненно, одна из самых ори¬

гинальных, блестящих сторон его (Дарвина. — Г. /7.) уче¬

ния, и невольно удивляешься тому, как относительно мало

ее оценили даже самые ревностные сторонники великого

ученого» К
Враги эволюционной теории выставляли отсутствие проме¬

жуточных форм как доказательство невозможности объясне¬

ния происхождения органического мира естественным путем.

Некоторые из них (Агассис и др.) пытались объяснить нали¬

чие глубокой связи, сродства между различными органиче¬

скими видами при одновременном разграничении их тем, что

единство органических форм является не действительным,

реальным, а только выражением «плана творения», осуще¬

ствлением общей «идеи», положенной в основу органического

мира. Тимирязев подвергает критике как эти явно идеалисти¬

ческие измышления, так и механистическую попытку отрицать

наличие резких граней между видами. Он называет совер¬

шенно неправдоподобным предположение Ламарка, будто про¬

межуточные формы между видами сохранились до сих пор,

но остаются человеку неизвестными, схоронившись где-то

в не исследованных человеком уголках земли.
На попытку Данилевского убедить читателя цитатой из

антидарвинистической болтовни академика Миддендорфа,

отрицавшего естественное видообразование, Тимирязев на по¬

лях его книги пишет: «Тупоумный немец, не читавший Д[ар-

вина], иначе знал бы, что расхождение признаков имеется и

что большинство в[идов] имеют резко очерченные границы» *.
Органическая природа напоминает Тимирязеву «мозаичную

картину», которая кажется сплошной лишь при рассмотрении

ее издалека, подобно Млечному пути, где невооружен¬

ный глаз не различает отдельных светил. «... Совокупность
1	Там же, стр. 133.
2	К. А. Тимирязев. Пометки на книге Данилевского «Дарвинизм»,

т. 1,4.1, стр. 247—248. Музей К. А. Тимирязева.

органических существ, — пишет Тимирязев, — представляет

несомненную цепь, но именно цепь из отдельных звеньев, а не

непрерывную нить»1.
Тимирязев подчеркивает, что отсутствие промежуточных

форм не только не является препятствием для эволюционной

теории, но, наоборот, оказывается неизбежным выводом из

нее. Объяснение стремления органического мира к разно¬

образию и к одновременному уничтожению промежуточных

звеньев между этими бесконечно разнообразными формами

Тимирязев называет одним из неотразимых логических выво¬

дов учения о естественном отборе. «То, что было камнем

преткновения для Ламарка и Конта, — говорит он, — легло

во главу угла стройного здания дарвинизма» 2.
Причиной резкого разграничения видов одного от другого

Тимирязев считает расхождение признаков — сохранение осо¬

бей с наиболее резко выраженными приспособительными при¬

знаками и уничтожение менее приспособленных форм. Однако,

совершенно правильно подчеркивая огромное значение рас¬

хождения признаков, Тимирязев, вслед за Дарвином, дает ему

неверное объяснение. Тимирязев считает, что промежуточные

между видами формы существовали в прошлом, но впослед¬

ствии вымерли в результате якобы имеющей место внутри¬

видовой конкуренции.
Вымирание промежуточных форм и сохранение крайних,

по его мнению, происходят потому, что борьба между наиболее

сходными организмами оказывается и наиболее истребитель¬

ной, вследствие чего средние формы вымирают, а крайние

сохраняются.
Мы уже видели, что при объяснении органической эволю¬

ции Тимирязев исходил из признания перенаселенности

в живой природе. Это привело его и к неверному истолкова¬

нию причин расхождения признаков. Расхождение призна¬

ков— реальный факт, действительно имеющий место в при¬

роде. Однако осуществление его идет независимо от перена¬

селенности. Мичуринская биология наглядно показывает,

что расхождение признаков осуществляется в результате на¬

правленного характера изменчивости под влиянием условий

среды.
Согласно новому учению о биологическом виде, разрабо¬

танному Т. Д. Лысенко, промежуточные между видами формы

отсутствуют не потому, что они вымерли в результате внутри¬

видовой борьбы, а потому, что в природе их вообще никогда

не было и не может быть. Рождение разновидности и рожде-
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр 115.
*	Там же, т. VI, стр. 137.
JW

ниє вида — явления разнородные. Новые виды образуются

отнюдь не через последовательное уклонение той или иной

разновидности. «Разновидности, — говорит Лысенко, — это

формы существования данного вида, а не ступеньки его пре¬

вращения в другой вид. Богатство разновидностей обеспечи¬

вается многогранной экологической приспособленностью дай-

ного вида, содействуя его процветанию и сохранению» *.

Резкие грани, разрывы между видами получились не в резуль¬

тате механического выпадения или уничтожения друг другом

качественно не различающихся между собой промежуточных

органических форм, а в результате зарождения под воздей¬

ствием внешней среды качественно новых групп организмов

новых видов в недрах старого вида.
«Мичуринское учение — творческий дарвинизм — понимает

развитие не как плоскую эволюцию, а как зарождение в не¬

драх старого противоречащего ему начала нового качества,

претерпевающего постепенное количественное накопление

своих особенностей и, в процессе борьбы со старым каче¬

ством, оформляющегося в новую, принципиально отличную

совокупность свойств со своим собственным, отличным зако¬

ном существования» 2.
Это важнейшее теоретическое положение, устраняющее

плоскую, монотонную эволюционность Дарвина, Лысенко

иллюстрирует примерами превращения твердой пшеницы

(Triticum durum) в мягкую (Тг. vulgare). Данное превращение

осуществляется под влиянием двух-, четырехлетнего осеннего

посева яровой пшеницы. При этом 28-хромосомная пшеница

Tr. durum превращается в различные разновидности 42-хромо-

сомной пшеницы Tr. vulgare скачкообразно, без каких-либо

промежуточных форм. Точно так же, без всяких промежуточ¬

ных мостиков, происходит образование зерен ржи в колосьях

твердой и мягкой пшеницы, зерна овсюга в метелке овса, зерен

твердой и мягкой пшеницы в колосьях ветвистой пшеницы

и т. д. На основе этих наблюдений и опытов Т. Д. Лысенко

делает вывод, поднимающий на новую ступень учение о виде:

«Виды — не абстракция, а реально существующие узлы

(звенья) в общей биологической цепи. Живая природа — это

биологическая цепь, как бы разорванная на отдельные

звенья — виды. Поэтому неправильно говорить, что виды ни

на какой период не сохраняют постоянства своей качественно¬

видовой определенности. Говорить так — это значит призна¬

вать развитие живой природы как плоскую эволюцию без
1	Т. Д. Лысенко. Новое в науке о биологическом виде. Сб. «Филос¬

офские вопросы современной биологии», 1951, стр. 9.
*	Там же. стр. 8.
183

скачков»'. Академик Лысенко подчеркивает, что основной

единицей органического мира является вид, а не особь, как

это имело место у Дарвина. Виды — это особые качества, из

которых складывается вся органическая материя.
Мы видим, таким образом, что Лысенко, опираясь на поня¬

тие вида, развитое Тимирязевым, поднимает его на новую

ьысоту, приведя в полное соответствие с принципами диалек¬

тического материализма. Это позволило ему совершенно

по-новому поставить вопрос о видообразовании, о движущих

силах эволюции, освободив теорию развития органического

мира от плоского эволюционизма и связанного с ним маль¬

тузианства.
♦ *
*
Борьба Тимирязева за материализм в биологии сыграла

огромную роль в создании научно-теоретических предпосылок

возникновения и победы в нашей стране мичуринской биоло¬

гической науки.
Было бы преувеличением утверждать, что, развивая дарви¬

низм, Тимирязев смог полностью очистить его от присущих

Дарвину ошибок и идеалистических извращений, что он совер¬

шил революцию в развитии биологической науки.
Полная и решительная победа материалистической био¬

логии над реакционным менделизмом-морганизмом, означаю¬

щая подлинный переворот в области биологии, была достиг¬

нута лишь в наше время, в условиях победившего социализма,

передовыми биологами-мичуринцами.
«Мичуринское учение, — писали в своем письме

И. В. Сталину участники сессии ВАСХНИЛ в августе 1948 г.,—

ковый высший этап в развитии материалистической био¬

логии» 2.
Материально-техническую, производственную основу мичу¬

ринской биологической науки составляет социалистическое

сельское хозяйство, в невиданных масштабах преобразующее

живую и мертвую природу. Ее философскую основу состав¬

ляет диалектический материализм — мировоззрение марксист¬

ско-ленинской партии.
Главной и решающей силой, обеспечившей победу мичу¬

ринского учения, является коммунистическая партия. Под ее

руководством советский народ первым в мире построил социа¬

листическое общество. Благодаря ее неустанной деятельности

по воспитанию народных масс марксистская философия —
1	«О положении в биологической науке. Стенографический отчет сес¬

сии ВАСХНИЛ 31 июля —7 августа 1948 г.», 1948, стр. 39.
2	Там же. стр. 530.
т

диалектический материализм — стала мировоззрением подав¬

ляющего большинства советских людей — рабочих, колхозни¬

ков, интеллигентов. Партия и ее вожди — В. И. Ленин и

И. В. Сталин — открыли и спасли И. В. Мичурина для на¬

рода, сделали его учение достоянием масс. «Гению челове¬

чества — товарищу Сталину, — говорит Т. Д. Лысенко, — мы

обязаны тем, что биология в нашей великой Родине вступила

в новую, высшую фазу своего развития» ·.
В. М. Молотов в своем докладе о 31-й годовщине Великой

Октябрьской социалистической революции подчеркнул, что на¬

учная дискуссия по вопросам биологии, принесшая полную

победу мичуринскому направлению, была проведена под на¬

правляющим влиянием нашей партии. «Руководящие идеи

товарища Сталина, — сказал В. М. Молотов, — и здесь

сыграли решающую роль, открыв новые широкие перспективы

в научной и практической работе» 2.
Классики марксизма-ленинизма — Маркс, Энгельс, Ленин,

Сталин — не только создали философию диалектического ма¬

териализма, на незыблемых принципах которого развивается

мичуринская биология, но и сделали ряд прямых указаний,

в каком направлении следовало развивать эволюционную

теорию Дарвина, какие стороны его учения должны быть от¬

брошены при построении подлинно материалистической

биологии. Таковы указания классиков марксизма-ленинизма

о необходимости перехода от созерцательной, только объяс¬

няющей науки к науке действенной, преобразующей мир.

Таковы указания о необходимости более глубокого изучения

влияния среды на организм, ее огромной преобразующей роли

в органической эволюции. Таковы указания о необходимости

освобождения дарвинизма от плоского эволюционизма и

реакционных идеалистических пережитков мальтузианства.
Мичуринская биология, претворив в жизнь все эти требо¬

вания, является, таким образом, воплощением марксистско-

ленинских идей в биологии.
При жизни Тимирязева не было социалистического сель¬

ского хозяйства, следовательно, тогда не могло быть и речи

об обобщении его опыта. Тимирязев лишь в последние годы

жизни начал сознательно овладевать диалектическим мате¬

риализмом. Он поставил задачу активной переделки живой

природы, но практически и теоретически эта задача была раз¬

решена лишь И. В. Мичуриным и Т. Д. Лысенко. Кроме того,

Тимирязев придерживался ряда ошибочных взглядов: он
1 Т. Д. Лысенко. Гениальное творение корифея науки. «Правда»..

! октября 1948 г.
*	В. М. Мол ото в. 31-я годовщина Великой Октябрьской социали¬

стической революции, 1948, стр. 20.
185

признавал перенаселенность и внутривидовую борьбу в живой

природе, недостаточно отчетливо представляя себе скачко¬

образный характер процесса видообразования и т. д. Все это

говорит нам, что, развивая дарвинизм в том же направлении,

в котором впоследствии добились блестящих успехов И. В. Ми¬

чурин, Т. Д. Лысенко и их последователи, К. А. Тимирязев не

смог еще поднять теории развития органического мира на ту

качественно новую ступень, на которую подняло ее мичурин¬

ское учение. Вместе с тем мы должны подчеркнуть, что Тими¬

рязев является не только блестящим популяризатором и пла¬

менным борцом за дарвинизм. В своих трудах он творчески

развивал материалистические основы дарвинизма, выступая

против ряда его ошибочных положений.
Тимирязев стоит значительно выше Дарвина в решении

целого ряда важнейших вопросов теории развития органи¬

ческого мира. Ряд ошибочных положений Дарвина он под¬

вергает прямой критике. В других случаях, не критикуя Дар¬

вина в прямей форме, он делает это косвенно, высказывая

в целом ряде вопросов взгляды более правильные, чем

Дарвин.
Огромная роль принадлежит Тимирязеву и в разоблачении

реакционной сущности антидарвинизма-вейсманизма, вита¬

лизма и других идеалистических течений в биологии.
Тимирязев развивает мысль о единстве науки и практики.

Сущность науки он видит в том, чтобы «мочь и предвидеть».

Считая, что теория Дарвина до некоторой степени отвечает

этому требованию, Тимирязев в то же время сознавал, что

дарвинизм дает главным образом лишь истолкование про¬

шлого органического мира, а не метод его преобразования

в настоящем и будущем. Так, проводя параллель между уче¬

ниями Маркса и Дарвина, Тимирязев подчеркивает огромное

преимущество первого в том, что оно является не только

объяснением, но и руководством для изменения мира: «В сво¬

их объяснениях и Дарвин и Маркс, — говорил Тимиря¬

зев, — исходили из фактического изучения настоящего, но

первый, главным образом, для объяснения темного прошлого

всего органического мира, Маркс же, главным образом, для

предсказания будущего, на основании „тенденции“ настоя¬

щего, и не только предсказания, но и воздействия на него,

так как, по его словам, „философы занимаются тем, что

каждый на свой лад объясняют мир, а дело в том, как его

изменить«» '.
Исходя из благородного демократического принципа

единства «науки и демократии», принципа служения науки
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 340.
!Яв

народу, Тимирязев ставит вопрос о сознательном управлении

органической природой для лучшего удовлетворения нужд тру¬

дящихся, вопрос о выращивании двух колосьев там, где

раньше рос один. Это побуждает его к дальнейшей разработке

факторов органической эволюции — изменчивости, наслед¬

ственности и выживаемости. И в понимании каждого из них

Тимирязев идет значительно дальше Дарвина. Он вскрывает

решающую роль среды в процессе эволюции, требуя от биоло¬

гов умелого сочетания положительных сторон ламаркизма и

дарвинизма. Он подвергает беспощадной критике вымысел

вейсманистов о том, что наследственность есть функция осо¬

бого вещества, а не свойство всего организма в целом. Он дает

в основном верную классификацию типов наследственности.

Тимирязев признает творческую, созидательную роль отбора.

Он развивает дарвиновское причинное объяснение целесо¬

образности. Он гораздо правильнее Дарвина ставит вопрос

об объективном существовании вида, о связи онтогенеза и

филогенеза, о расхождении признаков. Академик Лысенко

говорит: «Лучший биолог, пламенный борец с идеализмом,

с реакцией в науке, К· А. Тимирязев, хотя и не имел в свое

время возможности преодолеть в науке эволюционизм дарви¬

низма, тем не менее ясно видел, что виды — это не условности,

а реальные явления природы» '.
В то время как буржуазные биологи Европы и Америки

после смерти Дарвина не только не пошли по пути дальней¬

шей разработки его учения, а, наоборот, прилагали все усилия

к тому, чтобы подорвать дарвинизм, выбросить из него мате¬

риалистические элементы, Тимирязев сделал выдающийся

вклад в теорию развития органического мира. В своей борьбе

за развитие подлинной науки Тимирязев был не одинок.

Вместе с ним шли лучшие, прогрессивные ученые-материа-

листы, смело отбивая все атаки многочисленного лагеря

реакционных буржуазных биологов. Ведущую роль среди

борцов за дарвинизм играли выдающиеся русские естество¬

испытатели И. М. Сеченов, И. П. Павлов, А. О. и В. О. Ко¬

валевские, И. И. Мечников и А. Н. Бекетов — та «могучая

кучка» русских биологов-материалистов, которые, вопреки

дружному хору антидарвннистов из лагеря реакционных

биологов всего мира, вместе с К. А. Тимирязевым отстаивали

и развивали дарвинизм дальше. Своими блестящими экспе¬

риментальными и теоретическими исследованиями они внесли

неоценимый вклад в дело научного познания законов разви¬

тия органического мира.
1	Т. Д. Лысенко. Новое в науке о биологическом виде. Сб. «Фило¬

софские вопросы современной биологии», стр. 7.
т

Значительно обогащенный Тимирязевым и его соратниками

дарвинизм создал необходимые теоретические предпосылки

для дальнейшего развития биологической науки в трудах

создателей советского творческого дарвинизма — И. В. Ми¬

чурина, В. Р. Вильямса и Т. Д. Лысенко. Руководствуясь ме¬

тодом материалистической диалектики, они критически пере¬

смотрели все накопленное до них в биологии и на основе

обобщения опыта социалистического сельского хозяйства со¬

здали новую, качественно отличную от старого дарвинизма

мичуринскую биологическую науку.
Нет ничего удивительного, что ряд положений Дарвина,

признававшихся правильными Тимирязевым и другими рус¬

скими биологами, был при этом отброшен как не соответ¬

ствующий действительности. Однако не только основное на¬

правление, в котором они развивали дарвинизм, но и ре¬

шение ими многих конкретных вопросов эволюционной теории

вошли в мичуринскую биологию как се неотъемлемая состав¬

ная часть. И это прежде всего относится к К. А. Тимирязеву,

к тому, что было сделано им в дополнение и в развитие тео¬

рии Дарвина.
Можно с уверенностью сказать, что нельзя глубоко по¬

знать и во всем объеме применить в практической жизни все

богатство мичуринской биологии, не изучив внимательно, на¬

ряду с произведениями И. В. Мичурина, В. Р. Вильямса и

Т. Д. Лысенко, всего, что написано по вопросам теории разви¬

тия органического мира К· А. Тимирязевым — славным борцом

за материализм в биологии, гениальным провозвестников

мичуринского учения.

Глава IV
ОСНОВОПОЛОЖНИК СОВРЕМЕННОЙ

ФИЗИОЛОГИИ РАСТЕНИЙ И НАУЧНОЙ

АГРОНОМИИ
Развивая дарвинизм как общебиологическую теорию,

Тимирязев вместе с тем дал превосходный образец

правильного применения эволюционной идеи к одному из важ¬

нейших разделов биологической науки — к физиологии

растений.
Подобно тому, как И. М. Сеченов и И. П. Павлов

являются основоположниками научной физиологии животных

и человека, так Тимирязев является основоположником науч¬

ной физиологии растений. Хотя и до него в области физиоло¬

гии растений были сделаны важные открытия такими

учеными, как Д. Пристли, Я. Ингенгуз, Ж. Сенебье, Ж. Бус-

сенго, С. А. Рачи некий, И. Д. Чистяков, Н. И. Железное,

А. С. Фаминцын и др., тем не менее физиологии растений, как

целой и стройной научной дисциплины, тогда еще не суще¬

ствовало. Только Тимирязев, руководствуясь материалистиче¬

скими установками, в частности, учением Дарвина и законом

сохранения и превращения энергии, смог заложить подлинно

научные основы физиологии растений. «В 70-х годах прошлого

столетия, — писал В. Р. Вильямс, — Тимирязев, пользуясь

методом Дарвина, положил начало тому проникновению идей

эволюции в физиологию, которое позднее послужило для

практических целей яровизации и других методов переделки

растений»
Еще в 1868 г. Тимирязев писал, что «физиология, как наука

молодая, еще не установившаяся, не обладает ни твердыми

теоретическими основаниями, ни выработанными методами,

так что собственно физиологической школы в настоящее время
' В. Р. Вильямс. Избр. соч., 1950, сгр. 39.
/*</

не существует» 1. Отдельные вопросы физиологии растений

рассматривались либо в курсе ботаники, либо в курсах агро¬

номических дисциплин.
Тимирязев, как об этом свидетельствует один из его не¬

посредственных учеников — акад. Е. Ф. Вотчал, «впервые

оформил тот состав физиологии, какой мы признаем за ней

сейчас. Он впервые внес в состав своего курса ряд вопросов,

которые затрагивались ботаниками того времени лишь отчасти

и считались вопросами агрономическими (зольное питание

в деталях, долговечность семян и пр.). Он впервые выдвинул

на надлежащее место значение точного физико-химического

учета в физиологических работах» 2.
Тимирязев дает четкое определение задачи физиологии

растений, а также применяемых в ней методов. Уже в первой

лекции цикла «Жизнь растения» Тимирязев говорит:

«... Задача физиолога не описывать, а объяснять природу и

управлять ею,... его прием должен заключаться не в страда¬

тельной роли наблюдателя, а в деятельной роли испытателя,...

он должен вступать в борьбу с природой и силой своего ума,

своей логики вымогать, выпытывать у нее ответы на свои

вопросы, для того чтобы завладеть ею и, подчинив ее себе,

быть в состоянии по своему произволу вызывать или прекра¬

щать, видоизменять или направлять жизненные явления»3.

Это классическое определение задачи, а вместе с тем и пред¬

мета физиологии растений остается незыблемым и в настоя¬

щее время. С него начинаются учебники по физиологии расте¬

ний, издаваемые в нашей стране.
Определив общую цель физиологии растений, Тимирязев

далее уточняет свое определение. В своей речи «Основные

задачи физиологии растений» он указывает, что в задачу

физиолога входит изучение происхождения, поступления и

всех превращений вещества и энергии в теле растения,

а также изучение формы, т. е. того строения и организации

растения, которые поражают нас своей приспособленностью

к данным условиям существования. Тимирязев подчеркивает,

что физиология растений может и должна быть такой же

точной наукой, как и науки о неорганической природе, по¬

скольку она не нуждается в допущении какой-то особой жиз¬

ненной силы, не подчиняющейся законам материального мира.
Благодаря трудам Тимирязева физиология растений стала

наукой, прочно базирующейся на принципах материализма и

историзма, что дает полное основание называть ее эволюцион¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 377.
2	Е. Ф. Вотчал. Послесловие к IV тому Собрания сочинений

К. А. Тимирязева, стр. 368.
3	К. А. Тимирязев. Соч., т. IV, стр. 35.

ной физиологией. Свои материалистические убеждения в об

ласти физиологии растений Тимирязев отстаивает и развивает

в непримиримой борьбе с господствовавшей в то время анти¬

научной, идеалистической школой Сакса — Пфеффера, счи¬

тавшихся среди физиологов растений непререкаемыми миро¬

выми авторитетами. Вопреки установившемуся мнению об их.

непогрешимости Тимирязев обнаруживает коренные пороки их

школы и, объявив ей беспощадную войну, одерживает над ней

блистательную победу.
Тимирязев внес много нового в изучение всех основных

процессов жизни растения — его воздушного и корневого пи¬

тания, водного режима, роста, развития и размножения. Ти¬

мирязев закладывает основы физиологии развития растений,

получившей глубокую и всестороннюю разработку в трудах

Мичурина и Лысенко.
Наиболее полному и тщательному изучению Тимирязев

подверг важнейший вопрос в физиологии растений — процесс

фотосинтеза.
В то время, когда он окончил Петербургский университет

(1866) и приступил к работе в области фотосинтеза, изучение

этого явления находилось еще в зачаточном состоянии. Больше

того, работы американского ученого Дрэпера и немецкой

школы Сакса—Пфеффера, направив его по неверному, идеали¬

стическому пути, по существу делали в изучении фотосинтеза

шаг назад. В своей докторской диссертации «Об усвоении

света растением», защищенной в 1875 г., Тимирязев говорил:

«Против этого обратного хода науки я и восстал, указывая на

те новые экспериментальные средства, которые наука при¬

обрела в новом методе исследования...»
Тимирязев писал, что начало экспериментального изучения

воздушного питания растений было положено Пристли, Инген-

гузом, Сенебье и Соссюром в период с 1772 по 1802 г. Но еще

задолго до этого гениальный М. В. Ломоносов сделал совер¬

шенно определенный вывод, что растение при помощи листьев

строит свое тело за счет окружающей их воздушной

атмосферы. В 1753 г. в своей работе «Слово о явлениях воз¬

душных, от электрической силы происходящих» Ломоносов

писал: «... преизобильное ращение тучных дерев, которые на

бесплодном песку корень свой утвердили, ясно изъявляет, что

жирными листами жирный тук из воздуха впивают» 2.
Через двадцать лет после этого Пристли эксперимен¬

тально установил, что растение способно восстанавливать хо

рошие качества воздуха, «испорченного» дыханием животных.
1	Там же, т. II, стр. 98.
fM. В. Ломоносов. Избранные философские произведения, 1950

стр. 229.
191

Ингенгуз показал, что улучшение воздуха растениями проис¬

ходит только под влиянием света. Сенебье выяснил, что расте¬

ние не только может очищать «испорченный» воздух, но

с необходимостью должно это делать, чтобы не умереть с го¬

лода. Он установил, таким образом, факт воздушного питания

растения. Соссюр применил к изучению фотосинтеза коли¬

чественный анализ, наглядно доказав факт усвоения углерода

листьями растений. Быстрое развитие знаний в этой области

так же, как и в других областях науки, обусловливалось бур¬

ным ростом производительных сил в этот период. Однако

в начале XIX в., в связи с наступившей в Европе политиче¬

ской реакцией и распространением гегелевской идеалистиче¬

ской философии, в биологии начинает особенно сильно про¬

цветать витализм. Виталисты делают попытки опровержения

достигнутых ранее успехов в изучении фотосинтеза. Против

учения о фотосинтезе выступают Тревиранус, Шлейден и др.

Шлейден в 1842 г. писал, что растения своими зелеными

частями не питаются углекислотой атмосферы. Известный шаг

вперед в изучении фотосинтеза был сделан в 40-х годах Бус¬

сенго, подтвердившим и уточнившим опыты Соссюра с разло¬

жением атмосферной углекислоты растением. В этот же

период Р. Мейер высказал предположение, что в процессе

фотосинтеза происходит усвоение не только углерода, но и

солнечной энергии, которая переходит при этом в скрытое

состояние. Однако это предположение долгое время не нахо¬

дило экспериментального подтверждения. Идеалисты и цер¬

ковники приложили немало сил для того, чтобы опорочить

взгляды Мейера и тем самым доказать, что растения, как и

все живые существа, не подчиняются установленным наукой

законам природы, в частности, закону сохранения и превраще¬

ния энергии. Эта реакционная, идеалистическая точка зрения

опиралась на ошибочные утверждения англичанина Добени,

американца Дрэпера, немцев Сакса и Пфеффера, будто

наиболее интенсивно фотосинтез протекает в желтых лучах,

воспринимаемых нашим глазом как наиболее яркие, но не об¬

ладающих максимумом энергии и весьма слабо поглощаемых

зеленым листом растения.
Сторонники идеализма делали отсюда выводы: 1) закон

превращения и сохранения энергии в отношении живой при¬

роды неприменим; 2) процессы, протекающие в организме,

в частности, в зеленом листе растения, не имеют ничего общего

с процессами, протекающими в мертвой природе; 3) в основе

живых организмов лежит какая-то особая, неуловимая, непо¬

знаваемая «жизненная сила». Роль солнечного света своди¬

лась ими к действию простого «раздражителя», а не источ¬

ника энергии.
!92

Таким образом, казалось бы, частный вопрос физиологии

растений приобретал, как прекрасно видел Тимирязев, огром¬

ное философское значение. С самого начала работы в этой

области он понимал всю сомнительность утверждения Дрэпера

и его сторонников. Твердо придерживаясь принципов мате¬

риализма, Тимирязев, как было указано выше, был убежден,

что закон сохранения энергии приложим не только к не¬

живой, но и к живой природе. Отсюда Тимирязев заклю¬

чает, что наиболее интенсивно фотосинтез должен протекать

под действием тех лучей, которые больше всего поглощаются

зелеными частями растений. Зеленый цвет листьев говорит

о том, что они поглощают главным образом красные, а не

желтые лучи спектра. Уже по одному этому нельзя было

согласиться с Дрэпером, что наибольший эффект фотосин¬

теза приходится на желтый участок спектра. Во-вторых,

Тимирязев был убежден, что наиболее интенсивно фотосин¬

тез должен протекать в тех поглощаемых листьями лучах,

которые передают растению максимум энергии. По данным

физики было известно, что желтые лучи хотя и восприни¬

маются нашим глазом как наиболее яркие, но не обладают

этим максимумом. Исходя из этого, Тимирязев писал:

«Здравая логика требовала заключить, что производимая

лучом работа зависит от его работоспособности, а не от его

чисто субъективного свойства — яркости. Света, помимо

глаза, в природе не существует, и невозможно допустить,

чтобы такое объективное явление, как разложение угле¬

кислоты, зависело от несуществующего вне глаза свойства

солнечного луча — его яркости. На моей стороне была ло¬

гика, против меня были все ученые как ботаники, так и

физики, а главное — на их стороне, казалось, были факты.

Для того, чтобы доказать верность моей точки зрения, мне

предстояла двойная задача: доказать неверность их фактов

и новыми более точными опытами фактически доказать

верность моего логически верного воззрения» *.
Несмотря на допущенную здесь ошибку в формулировке,
о	чем уже говорилось во второй главе книги, мысль Тими¬

рязева о том, что явление фотосинтеза определяется объ¬

ективными свойствами поглощенных зелеными листьями

лучей — количеством энергии, — является совершенно правиль¬

ной. Теоретическое и экспериментальное ее обоснование позво¬

лило Тимирязеву нанести сокрушительный удар по идеалисти¬

ческим извращениям в этой области и заложить прочные

материалистические основы современного учения о фотосин¬

тезе. При этом следует отметить, что уже приведенное
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. I, стр. 190—191.
13 Г. В. Платонов	[Qg

выше исходное рассуждение Тимирязева свидетельствовало

ό большой теоретической мощи молодого русского ученого,
0	понимании им того, что логика, последовательность мысли

помогает, как говорил Энгельс, недостаточным еще знаниям

двигаться вперед. В этом состояло огромное преимущество

Тимирязева, как физиолога, перед Саксом, Пфеффером и дру¬

гими буржуазными учеными Запада, в том числе Дрэпером,

«антитеоретический мозг» которого был особо отмечен

Энгельсом *.
Летом 1867 г. Тимирязев приступил к экспериментальному

изучению фотосинтеза, сконструировав с этой целью свой

оригинальный прибор, о котором он сделал доклад на
1	съезде русских естествоиспытателей и врачей в Петербурге
5	января 1868 г. Уже в этой первой своей работе по изуче¬

нию фотосинтеза — «Прибор для исследования воздушного

питания листьев» — Тимирязев с предельной четкостью сфор¬

мулировал основные задачи, стоящие перед физиологами.

«Изучить химические и физические условия этого явления

(образование органического вещества в растении. — Г. Я.),

определить составные части солнечного луча, участвующие

посредственно или непосредственно в этом процессе, про¬

следить их участь в растении до их уничтожения, г. е. до их

превращения во внутреннюю работу, определить соотношение

между действующей силой и произведенной работой — вот та

светлая, хотя, может быть, отдаленная задача, к достижению

которой должны быть дружно направлены все силы

физиологов»2.
Вся последующая работа Тимирязева представляла собой

изумительно последовательное и целеустремленное осуще¬

ствление этой программы, составленной им в самом начале

своей деятельности.
Тимирязев ставит ряд блестящих опытов, направленных

на опровержение выводов Дрэпера, использованных, как мы

уже видели, идеалистами. В этой работе Тимирязеву помог,

наряду с ясностью и последовательностью логического мы¬

шления, изумительный дар экспериментального исследования.

Он сам создает точнейшие приборы для практического дока¬

зательства правильности своих теоретических выводов.

В физиологии растений и до настоящего времени исполь¬

зуются приборы, сконструированные Тимирязевым еще 70—

80 лет назад.
Тимирязев показал, что ошибочные выводы Дрэпера яви¬

лись результатом неверно поставленных опытов. При изуче¬
1	Ф. Энгельс. Диалектика природы, 1948, стр. 20.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. II, стр. 13.
194

нии интенсивности фотосинтеза в различных участках

спектра солнечный луч через узкую щель направляется

в совершенно темной комнате на трехгранную стеклянную

призму. При этом сложный луч солнца вследствие различной

преломляемости составляющих его элементарных лучей

расщепляется, образуя спектр солнечного света. В каждый

из участков спектра помещается стеклянная трубочка, на¬

полненная воздухом с небольшой примесью углекислоты. Во

все трубочки, находящиеся в различных участках спектра,

вставляются одинаковой величины зеленые листья с одного и

того же растения. Через несколько часов облучения путем

-газового анализа определяется количество углекислоты, раз¬

ложившейся зелеными листьями под воздействием света

в каждой из этих трубочек. Максимум разложения углекис¬

лоты в трубочке, находящейся в определенном участке спектра,

говорит о том, что здесь имели место наиболее благоприят¬

ные условия для фотосинтеза.
Непременным условием успешности этих опытов является

чистота спектра. Чтобы спектр был чистым, т. е. чтобы

каждый его участок был четко отграничен от других, щель,

через которую проходит луч света, должна быть не шире

1—1,5 мм. Но с уменьшением щели уменьшается и количе¬

ство света, падающего на помещенный в трубочке лист,

а вместе с тем уменьшается и количество поглощаемой им

энергии. В связи с этим количество разлагаемой листьями

углекислоты становится настолько малым, что с трудом под¬

дается учету. Используя известные в то время методы газового

анализа, Дрэпер вынужден был расширить щель до 3/4 дюйма

(т. е. до 20 мм )в диаметре. В результате спектр оказался

крайне нечистым. Наибольшее смешение лучей при этом имело

место в средней, желто-зеленой части, которая становилась от

этого почти белой, слегка окрашенной в желтый цвет. Именно

здесь Дрэпер и нашел максимальный эффект фотосинтеза.

Но при этом в действительности им учитывалось действие

не одних только желтых, а суммы всех лучей спектра.

В результате выводы Дрэпера оказались совершенно не¬

верными.
Тимирязев в своих опытах добился устранения ошибки, до¬

пущенной Дрэпером. В своем исследовании относительного

значения различных лучей спектра в процессе фотосинтеза,

произведенном летом 1868 г., он достигает этого путем приме¬

нения так называемых светофильтров (Тимирязев называл его

«способом цветных экранов»). В данном случае исследование

интенсивности фотосинтеза в различных лучах солнечного

света проводится не в спектре, а в отдельных лучах, изолиро¬

ванных от остальных лучей с помощью цветных жидкостей.
13*
195

Вскрыв этим путем ошибочность опытов Дрэпера, Тимиря¬

зев прекрасно понимал в то же время, что точных результа¬

тов, подтверждающих его гипотезу о зависимости фотосин¬

теза от степени поглощения данных лучей зеленым листом и

от количества их энергии, можно добиться лишь при помощи

опытов, произведенных непосредственно в спектре. Задумав

целый комплекс исследований в этом плане, Тимирязев

прежде всего обращает внимание на изучение свойств хлоро¬

филла.
В 1869 г. он проводит тщательную работу по спектраль¬

ному исследованию хлорофилла, которая в том же году была

доложена II съезду русских естествоиспытателей и врачей

в Москве, а затем легла в основу диссертации «Спектральный

анализ хлорофилла», защищенной Тимирязевым в 1871 г. на

соискание ученой степени магистра ботаники.
В предисловии к магистерской диссертации Тимирязев ука¬

зывает на огромную роль хлорофилла: «В настоящее время

не подлежит сомнению, что зерно хлорофилла — тот орган,

в котором неорганическое вещество, углекислота и вода, пре¬

вращается в органическое, что зерно хлорофилла тот фокус,

та точка в мировом пространстве, в которой живая сила сол¬

нечного луча, превращаясь в химическое напряжение, сла¬

гается, накопляется для того, чтобы впоследствии исподволь

освобождаться в тех разнообразных проявлениях движения,

которые нам представляют организмы, как растительные, так

и животные. Таким образом, зерно хлорофилла — исходная

точка всякого органического движения, всего того, что мы

разумеем под словом жизнь» К
Своими работами по изучению хлорофилла Тимирязев

кладет начало широкому использованию спектроскопии, зна¬

чение которой в изучении фотосинтеза долгое время оспарива¬

лось Саксом и его школой. Он вводит способ изображения

спектра поглощения с учетом его зависимости от толщины

слоя или концентраций испытуемого раствора. Таким образом,

он закладывает прочные основы для количественного опреде¬

ления хлорофилла путем спектрофотометрии, без которой

в настоящее время совершенно немыслимо изучение важней¬

ших моментов фотосинтеза. Тимирязеву удалось установить,

что хлорофилл наиболее полно поглощает красные лучи,

соответствующие той части спектра, которая лежит между

фраунгоферовыми линиями В и С. Именно в этой части

спектра была им обнаружена также и наибольшая интенсив¬

ность фотосинтеза, что указывало на решающую роль хлоро¬

филла в изучаемом явлении.
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. II, стр. 27—28.
196

Тимирязев устанавливает, что хлорофилл играет в расте¬

нии роль оптического и химического сенсибилизатора. Как

оптический сенсибилизатор он, поглощая энергию солнечных

лучей, затем передает ее веществам, непосредственно претер¬

певающим превращения, — углекислоте и воде. Как химиче¬

ский сенсибилизатор хлорофилл, по мнению Тимирязева, по¬

добно гемоглобину крови, вступает в химическую реакцию

с окисью углерода, получающейся в результате диссоциации

С02 на СО и О. Соединение хлорофилла с окисью углерода

вступает в реакцию с водой и дает начало формальдегиду

СН20, из которого путем полимеризации образуется углевод

СбНігОб.
Схема фотосинтеза, созданная Тимирязевым на основе су¬

ществовавших тогда данных науки, с ростом знаний в области

физики, химии и фотохимии претерпела известные изменения.

Однако понимание Тимирязевым фотосинтеза как окислитель-

но-восстановцтельного процесса, в котором окислительно-вос¬

становительным преобразованиям подвергается хлорофилл,

нашло в настоящее время блестящее подтверждение. Значи¬

тельную роль в исследовании этого вопроса сыграли наши

русские ученые, ученики Тимирязева.
Отличие современного взгляда от представлений Тимиря¬

зева состоит лишь в том, что хлорофилл считается теперь

переносчиком не окиси углерода от углекислоты к воде, а во¬

дорода от воды к углекислоте. Надо сказать, что толчок

к развитию такого понимания окислительно-восстановитель¬

ного процесса фотосинтеза был дан также Тимирязевым.

В отличие от господствовавшего среди физиологов XIX в.

мнения, Тимирязев высказывал предположение, что хлоро¬

филл, поглощая солнечную энергию, направляет ее не только

на разложение углекислоты, но и на разложение воды. Эта

мысль Тимирязева нашла впоследствии блестящее подтвер¬

ждение. В настоящее время установлено, что исходным мо¬

ментом в процессе фотосинтеза является расщепление солнеч¬

ным светом молекулы воды, водород которой в дальнейшем

вступает в реакцию с углекислотой.
Точно так же современной наукой подтверждается идея

Тимирязева о хлорофилле как химическом сенсибилизаторе,

о сходстве его с гемоглобином, о наличии двух форм хлоро¬

филла — восстановленной и окисленной. Еще при жизни Ти¬

мирязева русский биохимик М. В. Ненский (1847—1901) и

польский ученый Л. П. Мархлевский (р. 1869) показали, что

из гемоглобина крови и хлорофилла можно получить весьма

похожие вещества. Это дало повод Ненцкому высказать бле¬

стящую по отзывам Тимирязева гипотезу об общности проис¬

хождения хлорофилла и гемоглобина. Ныне доказано, что
197

хлорофилл и гемоглобин имеют в основе строения своих моле¬

кул пиррольные кольца, находящиеся в комплексе с белками.
Тимирязев положил также начало совершенно правиль*

ному пониманию образования в процессе фотосинтеза проме¬

жуточных комплексных соединений, что значительно продви¬

нуло решение вопроса об энергетике фотохимических реакций

фотосинтеза.
Изучение роли хлорофилла позволило Тимирязеву вновь

обратиться к решению поставленного им основного вопроса

о том, какие лучи — и почему — играют наиболее важную

роль в процессе фотосинтеза. В решении дилеммы, стоявшей

перед изучающим фотосинтез, — увеличить щель для прохо¬

ждения солнечного луча и в результате получить нечистый

спектр или сократить щель и получить весьма незначительную

интенсивность света, — Тимирязев в отличие от Дрэпера по¬

шел по второму пути. Для устранения его отрицательной сто¬

роны — незначительного притока солнечной энергии, приводя¬

щего к ослаблению фотосинтеза, — Тимирязев создал совер¬

шенно новую конструкцию прибора для газового анализа

углекислоты, распадающейся в трубочках с зеленым листом.

Этот прибор (эвдиометр) позволял производить анализ вна¬

чале с точностью до 0,1 см3, затем — до 0,001 см3 и, нако¬

нец,— до 0,000001 см3 (микроэвдиометр). Французский химик

Бертло, восхищенный достижениями Тимирязева, говорил ему:

«... каждый раз, что Вы приезжаете к нам (1870, 1877, 1884),

Вы привозите новый метод газового анализа, в тысячу раз

более чувствительный» 1. Создание такого прибора позволило

Тимирязеву сократить щель до 1 мм, что привело к получе¬

нию чистого спектра с четким разграничением его участков.

В результате Тимирязевым было окончательно установлено,

что наиболее интенсивно фотосинтез протекает в красных лу¬

чах, поглощаемых хлорофиллом.
Исходя из того, что максимум энергии несут те лучи, в ко¬

торых наблюдается максимум фотосинтеза, т. е. красные лучи,

Тимирязев выступил против господствовавшего тогда убежде¬

ния физиков, будто наибольшей энергией обладают инфра¬

красные лучи. Тимирязев высказал совершенно правильную

мысль, что это утверждение физиков обусловлено игнорирова¬

нием различной рассеиваемости лучей в призматическом

спектре. Пучок инфракрасных лучей, обладающих наиболь¬

шей длиной волны, оказывается в призматическом спектре

наименее рассеянным, а поэтому и создается впечатление, что

он обладает наибольшим тепловым эффектом. Последующие

работы физиков с нормальным спектром вполне подтвердили
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. I, стр. 199.
198

правильность научного предвидения Тимирязева. Точно так же

были подтверждены положения Тимирязева, что наибольшее

количество энергии, которое несут красные лучи, по сравне¬

нию с другими лучами солнечного света, достигающими зем¬

ной поверхности, является одной из причин наибольшей интен¬

сивности фотосинтеза именно в этих лучах. Правда, второе со¬

ображение Тимирязева, будто красные лучи вследствие боль¬

шой амплитуды волны обладают наивысшей активностью и

потому могут подвергать разложению наиболее прочные мо¬

лекулы, которые не разлагаются другими лучами, оказывается

ныне устаревшим.
Квантовая теория показала, что, в отличие от господство¬

вавших ранее представлений, наибольшей активностью об¬

ладают не красные, а фиолетовые и ультрафиолетовые лучи,

поскольку величина энергии квантов света обратно пропор¬

циональна длине волны. Вследствие этого квант фиолетового

света, имеющего наименьшую длину волны среди лучей ви¬

димого спектра, несет в 1,5—2 раза больше энергии, чем

квант красного света. Тем не менее эти открытия не только

не поколебали утверждения Тимирязева, что наиболее интен¬

сивно фотосинтез происходит именно в красных лучах, но, на¬

против, еще раз блестяще подтвердили его и дали ему лишь

новое объяснение. Дело в том, что при фотохимических реак¬

циях каждая молекула поглощает один квант, обладающий

достаточным запасом энергии для того, чтобы вызвать в ней

соответствующие изменения. Если величина кванта окажется

ниже определенного для данного типа реакции минимума (та¬

ковы кванты инфракрасных лучей), превращения молекул не

будут иметь места. Если, наоборот, квант окажется слишком

большим (таковы кванты синих и фиолетовых лучей), дан¬

ная фотохимическая реакция хотя и будет осуществляться, но

приведет к значительным непроизводительным затратам энер¬

гии.
При фотосинтезе имеется до 8 промежуточных фотохимиче¬

ских реакций, протекающих до момента образования углевода

из углекислоты и воды. Для каждой из них оказывается

вполне достаточным количество энергии, которым обладает

один квант красного света. Поэтому затрата энергии красного

света оказывается наиболее производительной. Подсчитано,

что каждая калория энергии красного света обеспечивает пре¬

вращение количества молекул, в 1,5—2 раза большее, чем ка¬

лория энергии синего света, также высоко поглощаемого

листьями растений К Таким образом, квантовая теория света
1	См. А. А. Ничипорович. Приложение к книге: К. А. Тим и-

р я з е в. Избранные работы по хлорофиллу, 1948, стр. 325.
199

вполне подтверждает вывод Тимирязева о том, что наиболее

благоприятные энергетические условия для фотосинтеза име¬

ются именно в красных лучах.
Исходя из этого вывода, Тимирязев ставит и дает блестя¬

щий ответ на вопрос: «Почему и зачем растение зелено?».

Растение зелено потому, что в его листьях находится веще¬

ство, обладающее зеленым цветом, — хлорофилл (листозе-

лень). Своеобразный зеленый цвет хлорофилла объясняется

тем, что он поглощает преимущественно красные лучи солнеч¬

ного света. «... Лучи, поглощаемые хлорофиллом, отличаются

от всех остальных наибольшею пригодностью для потребно¬

стей растения. Значит, хлорофилл не выполнял бы своего от¬

правления с таким же совершенством, если бы поглощал не

те лучи, которые поглощает. Значит, отправление хлорофилла

прямо зависит от его своеобразного спектра, то-есть, другими

словами, от его характеристического зеленого цвета. Мы по¬

лучаем, следовательно, вполне определенный ответ на наш

вопрос. Зеленый цвет не случайное только свойство растения.

Оно зелено потому, что от этого именно цвета зависит его

важнейшее отправление. В зеленом цвете, этом самом широко

распространенном свойстве растения, лежит ключ к пониманию

главной, космической роли растения в природе» *.
В другом месте Тимирязев спрашивает: не протекал ли бы

фотосинтез еще энергичнее, если бы листья были не зеленого,

а черного цвета, обеспечивающего поглощение не только

красных, но и всех остальных солнечных лучей? И тут же

отвечает, что такой скороспелый ответ был бы неправильным.

В этом случае растение поглощало бы столько же наиболее

полезных для фотосинтеза лучей, как и при зеленой окраске,

но в то же время излишне перегревалось бы за счет остальных

лучей, не используемых для фотосинтеза. Эта мысль Тими¬

рязева блестяще подтверждается, как мы только что видели,

квантовой теорией света.
Таким образом, как последовательный дарвинист, Тимиря¬

зев и при изучении физиологии растений считает необходи¬

мым прежде всего найти причину приспособленности изучае¬

мого признака организма к соответствующим условиям. Воз¬

ражая Уоллесу, одному из создателей эволюционной теории,

утверждавшему, что зеленый цвет листьев растений — такой

же простой физический факт, как и цвет, например, драгоцен¬

ных камней, Тимирязев пишет, что в зеленом цвете листьев

следует видеть едва ли не одно из самых поразительных при¬

способлений растения. Требуя во всех научных работах при¬

менения не только экспериментального, но и исторического^
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. I, стр. 257—258.
200

метода, Тимирязев ставит вопрос о том, каким путем растение*

достигло этого изумительного результата. И тут же отвечает:

«Очевидно, что хлорофилловая функция должна была перво¬

начально выработаться у первобытных морских водорослей,

и именно в этой подводной флоре встречаемся мы с наиболь¬

шим разнообразием пигментов. Из всех этих веществ вероятно

самое важное — хлорофилл; оно-то и вышло победителем

в борьбе за существование и завоевало сушу» К
По существу все работы Тимирязева по фотосинтезу яв¬

ляются блестящим развитием эволюционной теории в примене¬

нии к растительному миру. При этом он использовал все но¬

вейшие достижения различных областей естествознания —

физики, химии и биологии. Тимирязев справедливо писал о себе,

что он был первым ботаником, применившим к растениям за¬

кон сохранения энергии и использовавшим метод спектрального

анализа. Его работы создали коренной переворот в развитии

знаний по фотосинтезу. Проф. А. А. Ничипорович, работаю¬

щий над изучением фотосинтеза, отмечает, что работы Тими¬

рязева «послужили истинно научной основой развития тех

направлений в этой области, которые являются важнейшими

и в современных исследованиях» 2. Многие из положений Ти¬

мирязева благодаря его неутомимой деятельности, благодаря

его изумительному таланту экспериментатора стали в настоя¬

щее время настолько очевидными, что кажутся нам чуть ли не

само собой разумеющимися. Но не следует забывать, что

в свое время Тимирязев должен был приложить громадные

усилия, чтобы утвердить их в науке, доказать их правоту.

Нельзя только согласиться с проф. Ничипоровичем, что боль¬

шую роль в достижении Тимирязевым значительных успехов

в области фотосинтеза сыграла его «интуиция убежден¬

ного материалиста» или «интуиция выбирать то, что

является наиболее существенным». Дело здесь не в интуи¬

ции — каком-то подсознательном, полумистическом явлении,

а в совершенно сознательном философском убе¬

ждении материалиста, что в живой природе так же,

как и в мертвой, действуют определенные естественные за¬

коны. Как диалектик, умеющий охватить всю сложность окру¬

жающих нас явлений, Тимирязев мог в то же время избрать,

вычленить из данного сложного комплекса основные, решаю¬

щие процессы, с помощью которых можно было в дальнейшем

изучить весь сложный механизм фотосинтеза.
Тимирязев не ограничился установлением тех лучей, в ко¬

торых протекает максимум фотосинтеза, и изучением роли
1	Там же, стр. 385.
2	А. А. Ничипорович. Приложение к книге: К. А. Тимиря¬

зев. Избранные работы по хлорофиллу, стр. 302.
201

хлорофилла в этом процессе. Он предпринял попытку устано¬

вить, какую часть всей получаемой энергии растение исполь¬

зует для создания органического вещества. Для этого он

создал чрезвычайно точный термоэлектрический прибор, кон¬

струкция которого, кстати сказать, была присвоена впослед¬

ствии немецким физиком Рубенсом. Тимирязев нашел, что

зеленый лист растения поглощает в среднем 27% всей свето¬

вой энергии, падающей на него. Однако из этих 27% большая

часть расходуется на испарение воды. Непосредственно на

•создание органического вещества используется примерно 3,3%

всей падающей на лист энергии. Эти цифры, полученные

Тимирязевым, нашли полное подтверждение в последующих

исследованиях. В настоящее время установлено, что даже

культурные сельскохозяйственные растения утилизируют всего

лишь 2—2,5%, в лучших случаях 5%, падающей на них сол¬

нечной энергии.
Тимирязев считал, что «экономический коэффициент» фо¬

тосинтеза может, а потому и должен быть значительно повы¬

шен. Он указывал, что это может быть достигнуто повыше¬

нием содержания углекислоты в воздухе, выведением новых,

более урожайных сортов, а также повышением агротехники —

хорошей обработкой почвы, применением удобрений, улучше¬

нием водоснабжения и т. д. Даже такой сугубо теоретический

вопрос, как зависимость фотосинтеза от характера и интенсив¬

ности света, Тимирязев решал, как и другие теоретические

вопросы, под углом зрения практики и повышения материаль¬

ного благосостояния русского народа.
Важное значение для развития учения о фотосинтезе и для

сельскохозяйственной практики сыграли также его исследова¬

ния зависимости фотосинтеза от интенсивности света. Прове¬

денные тремя различными приемами, они с характерной для

всех опытов Тимирязева точностью показали, что интенсив¬

ность фотосинтеза при слабой интенсивности света (до 0,25

полной инсоляции) возрастает пропорционально ее повыше¬

нию. Затем коэффициент пропорциональности понижается.

Максимальное действие солнечных лучей достигается при ин¬

тенсивности, приблизительно равной половине интенсивности

солнечного света, падающего на лист в нормальном направ¬

лении. С дальнейшим повышением интенсивности света интен¬

сивность фотосинтеза не только не возрастает, но даже не¬

сколько понижается, так как чрезмерное испарение воды при

этом создает неблагоприятные условия для процесса фотосин¬

теза. Отсюда Тимирязев делает вывод, что в полуденные часы

имеет место излишек света, ухудшающий условия накопления

органического вещества растением. Это позволяет Тимирязеву,

на основе его исторического метода, установить, почему
202

растение выработало ряд приспособлений для того, чтобы

избежать падения солнечных лучей перпендикулярно поверхно-"

сти листьев и тем самым сократить приток энергии к ним.
В связи с этим Тимирязев высказывает следующую мысль]

которая вместе с тем снова и снова характеризует его как

последовательного физиолога-дарвиниста: «Весьма любопытно,

что эти самые совершенные приспособления в борьбе с засу¬

хой растение выработало в самых высших своих представите¬

лях, позднее всех явившихся на нашей планете, — в растениях;

из семейств мотыльковых и сложноцветных» 1.
Установление факта избыточности света в полуденные часы

имеет и большое практическое значение. В настоящее время

стахановцы социалистических полей в районах с недостаточ-.

ным количеством выпадающих осадков, опираясь на это ука¬

зание Тимирязева, при выращивании пропашных и овощных

культур производят посев растений таким образом, чтобы

в полуденные часы получалось максимальное затенение расте^

ний друг другом.
Это достигается путем посева пропашных растений в на¬

правлении север—юг (конечно, если этому не препятствует

рельеф местности). Кроме того, при выращивании особо цен-,

ных культур нередко применяются так называемые освежаю?

щие поливы путем дождевания растений в часы возможного

их перегрева. Это создает лучшие условия для протекания

фотосинтеза, а следовательно, и для повышения урожайности«
В ходе своих замечательных работ по фотосинтезу Тими:

рязев не только значительно увеличил сумму наших знаний

о живой природе, но и подготовил целую плеяду последовате¬

лей. Физиология растений в России была поднята Тимирязев

вым на огромную высоту. Еще Ч. Дарвин рекомендовал

английским ученым в области физиологии растений учиться

у Тимирязева, и они, хотя и с большим опозданием, пригла¬

сили его прочесть Крунианскую лекцию в 1903 г. Наследие

Тимирязева в области фотосинтеза нашло свое дальнейшее раз¬

витие в трудах многих русских ученых — А. Н. Баха, С. П. Ко:

стычева, А. А. Рихтера, Д. И. Ивановского, В. Н. Люби*

менко, Л. А. Иванова, Т. Н. Годневаидр. Ученики Тимирязева

и ученики его учеников внесли новый вклад в дальнейшее изу¬

чение процесса фотосинтеза. Проф. Ф. Н. Крашенинников впер¬

вые в мире доказал, что в ассимилирующих листьях образуются

продукты, теплота сгорания которых близка к теплоте сгора¬

ния углеводов. В. В. Сапожников установил, что в процессе

фотосинтеза образуются не только углеводы, но также и

белки. К. А. Пуриевич дал новые доказательства утилизации
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 159.
203

растением света для синтеза органического вещества.
А.	А. Красновский развил дальше и экспериментально доказал

мысль Тимирязева о фотосинтезе как окислительно-восстано-

вительном процессе.
Исследования Тимирязева и его школы сыграли огромную

роль в развитии учения о фотосинтезе. Тимирязев показал, что

этот важнейший биологический процесс не содержит в себе

ничего мистического и полностью подчиняется закону сохране¬

ния и превращения энергии. Он исследовал огромное значение

хлорофилла, показал космическую роль растения, а также

пути дальнейшего повышения его «коэффициента полезного

действия». Тимирязев называл растение посредником между

солнцем и жизнью на нашей планете. «Зеленый лист, или,

вернее, микроскопическое зеленое зерно хлорофилла является

фокусом, точкой в мировом пространстве, в которую с одного

конца притекает энергия солнца, а с другого берут начало

все проявления жизни на земле. Растение — посредник между

небом и землею. Оно истинный Прометей, похитивший огонь

с неба. Похищенный им луч солнца горит и в мерцающей

лучине, и в ослепительной искре электричества. Луч солнца

приводит в движение и чудовищный маховик гигантской па¬

ровой машины, и кисть художника, и перо поэта» *.
Тимирязев был первым исследователем, который подошел

к изучению фотосинтеза не только с химической, но и с энер¬

гетической стороны. Тем самым он заложил прочный фунда¬

мент разработке проблем биоэнергетики, которая ныне начи¬

нает приобретать все большее значение. В настоящее время

становится совершенно очевидным, что глубокое понимание

физиологических процессов, происходящих в организме, невоз¬

можно без изучения энергетической стороны обмена веществ.

В дальнейшей разработке проблем биоэнергетики важную

роль сыграли труды другого русского ученого В. О. Таусона,

выдвинувшего свою теорию экзотермичности биохимических

синтезов. Хотя в концепции Таусона далеко не все может быть

признано верным, она безусловно явилась новым ценным

вкладом в изучение энергетики живых организмов.
Благодаря трудам Тимирязева в науке прочно утвердился

взгляд на растение, как на замечательный аккумулятор сол¬

нечной энергии. Энгельс в своем цисьме к Марксу 19 декабря

1882 г. имел полное основание писать: «Растения (это уже

старая история) являются великими поглотителями солнечной

теплоты и отлагают ее в измененной форме. При помощи

труда, поскольку он закрепляет солнечную теплоту (и в про¬

мышленности, а также и в других отраслях, это происходит
1 К. А. Тимирязев/ Соч., т. V, стр. 407.
204

далеко не всегда), человеку удается соединить естественные

функции животного, поглощающего энергию, с такими же

функциями растения, накопляющего энергию» 1.
* *
*
Совершенно неправильным является представление, будто

Тимирязев экспериментально изучал только явление фотосин¬

теза. В действительности Тимирязев провел целый ряд экспе¬

риментальных исследований по важнейшим вопросам физио¬

логии растений.
Большое внимание Тимирязев уделял, в частности, изуче¬

нию дыхания растений. Им был сконструирован специальный

прибор для изучения дыхания, о котором он сделал сообще¬

ние в 1880 г. на VI съезде русских естествоиспытателей и вра¬

чей: «Дифференциальный атмоскоп, прибор, служащий для

изучения дыхания растений». На этом же съезде Тимирязев

сделал доклад: «Клейковина, как объект для осмотических

опытов». В том же году Тимирязев на заседании Московского

общества испытателей природы выступил с докладами: «Осмо¬

тические исследования» и «Влажная камера нового устрой¬

ства». Еще раньше, в 1871 г., он сделал в Петербургском об¬

ществе естествоиспытателей доклад: «Приготовление пленок

из клетчатки для диффузионных опытов». Предложенный

Тимирязевым способ получения коллоидного мешочка для изу¬

чения осмотического давления находит широкое применение

до настоящего времени.
Для изучения роста растений он сконструировал ориги¬

нальный прибор, чувствительно измеряющий быстроту роста

растительных органов. Тимирязев занимался также изучением

физиологических функций отдельных элементов клетки, о чем

можно, например, судить по сделанному им в 1878 г. в Пе¬

тербургском обществе естествоиспытателей докладу: «О роли

клеточного ядра у Leptomicus».
Особенно много времени Тимирязев посвятил, как будет

показано ниже, изучению минерального питания растений,

а также фитопатологии. Тем самым он внес неоценимый вклад

в дело создания и развития физиологии растений.
Исключительно важными для оформления физиологии ра¬

стений как науки являются широкие теоретические обобщения

Тимирязева в этой области. Систематическое изложение

основных вопросов физиологии растений Тимирязев дал

в своей книге «Жизнь растения», представляющей собой цикл

десяти публичных лекций, прочитанных им в 1875—1876 гг.

в Политехническом музее.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Письма, Соцэкгиз, 1931, стр. 345.
205

Эта книга Тимирязева была далеко не обычным популяр¬

ным изложением того, что уже раньше было известно

в науке, — это был подлинно научный труд, в котором мно¬

гие вопросы жизни растений освещались совершенно по-но¬

вому. Нет сомнения, что Тимирязев использовал в своей книге

не только богатый фактический материал, накопленный в науке

его предшественниками и современниками, но и результаты

своих собственных экспериментальных исследований. Тимиря¬

зев не ограничивается рассмотрением отдельных сторон жизни

растения — жизнь растения ' предстает здесь перед читателем

как единый строго закономерный процесс, а не как простая

сумма тех или иных отдельных жизненных отправлений.

Больше того, Тимирязев рассматривает каждый орган расте¬

ния и его функции как результат исторического развития ра¬

стительного мира, показывает их приспособительное значение

в определенных условиях существования.
Весьма характерно для Тимирязева изучение физиологиче¬

ских явлений в тесной связи с морфологией и анатомией ра¬

стения. Тимирязев неустанно подвергал самой решительной

критике тех, кто изучал морфологию и анатомию органов

растения вне зависимости от их физиологических отправле¬

ний. Он настойчиво подчеркивал недопустимость разрыва

между морфологией и физиологией организмов. Обе эти

науки изучают один и тот же предмет — организм, характери¬

зующийся единством присущих ему формы и функций. Нельзя

поэтому изучать форму, строение организмов и отдельных его

органов вне зависимости от их функции, действия. Сближение

морфологии и физиологии происходит не только потому, что

с развитием науки стали понятными ранее неизвестные функ¬

ции многих органов, но и потому, что изменились взгляды на

форму. «Если в начале века, — пишет Тимирязев в своей

работе «Основные черты истории развития биологии в XIX сто¬

летии»,— она (форма.—Г. П.) представлялась чем-то стати¬

чески неподвижным, раз навсегда созданным, законченным, то

в конце века сама форма представлялась уже явлением; она

предстала перед нами, как процесс, как нечто не просто от

века существующее, а непрерывно образующееся» *. Указывая,

что распадение биологии на морфологию и физиологию в из¬

вестной мере вызвано необходимостью применить принцип раз¬

деления труда к обработке громадного фактического мате¬

риала, он в то же время предупреждает о вредных послед¬

ствиях, к которым может привести этот разрыв: «... Морфолог

перестанет понимать физиолога; физиолог перестанет интере¬

соваться деятельностью морфолога; каждый специалист зам-
і К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 67.
206

кнется в своей узкой области, не заботясь о том, что творится

за ее пределом» К Труды Тимирязева и, в частности, «Жизнь

растения» дают блестящий образец рассмотрения организма

в аспекте взаимообусловленности формы и функции *. Вместе

с тем Тимирязев указывает на примат функции над формой.
Во всем построении книги «Жизнь растения» ярко про¬

является также единство исторического и логического в под¬

ходе Тимирязева к изучению жизни растения. Показав в пер¬

вой лекции цели и задачи физиологии растения, а также со¬

ставные части растения — его важнейшие органы, Тимирязев

в последующих лекциях рассматривает жизнь и строение

клетки растения, его семени, корня, листа, стебля, цветка и

плода. Тимирязев проводит далее параллель между животным и

растением и, наконец, завершает книгу рассмотрением вопроса

об образовании органических форм в их истории. Такое распо¬

ложение материала лучше всего соответствует как истории
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IV, стр. 33.
*	Эта особенность характерна для изложения Тимирязевым не только

физиологии, но и анатомии растений. Об этом можно судить по имею¬

щемуся в музее К. А. Тимирязева рукописному курсу лекций по анато¬

мии растений, читанному Тимирязевым в Московском университете

в 1891/92 академическом году. Курс этот восстановлен по собственным

записям бывшим слушателем Тимирязева — С. Н. Некрасовым. В преди¬

словии С. Н. Некрасов пишет, что в данном курсе имеется много выска¬

зываний Тимирязева, которые нигде не были напечатаны, особенно это

касается его полемики с крупнейшими авторитетами того времени в обла¬

сти анатомии растений — Шимпером, Негели, Саксом, Габерландтом и др.

Не имея возможности хотя бы вкратце осветить содержание этого курса

(он имеет объем не менее 20 п. л.), приведем здесь лишь его оглавление:

Часть первая. Учение о клетке.
Движение протоплазмы. Клеточное ядро. Покоящееся ядро. Деление

ядра. Пластиды. Хлоропласты. Лейкопласты. Алейроновые зерна. Крах¬

мальные зерна. Инулиновые кристаллы. Кристаллы щавелевокислой из¬

вести. Отложения углекислой извести. Вакуоли. Клеточные оболочки.

Химический состав оболочки и реакции на клетчатку. Изменения клеточ¬

ной стенки (одревеснение, пробковый метаморфоз, ослизнение, минерали¬

зация). Геометрическая форма и строение клеточной стенки. Распределе¬

ние вещества в клеточной стенке (слоеватость и полосатость). Размно¬

жение клеток (деление, свободное образование, почкование, обновление

и копуляция). Взаимная связь клеточек.
Часть вторая. Учение о тканях и о строении органов.
Отдел 1. Учение о тканях.
Ткань. Законы строения тканей. Классификация тканей. Типы тканей.

Ткани, служащие для восприятия питательных веществ. Ассимиляционная

ткань листа. Ткани, служащие для запасания питательных веществ. По¬

кровные ткани. Кожица (кутикула, устьица, волоски). Пробка. Корка.

Эндодерма. Механические ткани (луб, древесина, колленхима, склероиды).

Проводящая ткань. Трахеиды и сосуды, ситовидные трубки, млечные

сосуды. Системы тканей. Сосудистоволокнистые пучки.
Отдел II. Учение о строении органов.
Строение стебля. Строение корня. Строение лист (С. Некрасов,

1937. Рукопись «Анатомия растений». Музей К. А. Тимирязева).
207

развития каждого растения, так и логическому анализу

важнейших отправлений растения в целом и его отдельных

органов. Перед читателем как бы проходит весь цикл разви¬

тия растения — от образования его зародышевой клетки и се¬

мени до образования плода и появления нового семени.

Параллельно с этим рассматриваются важнейшие жизненные

процессы, характерные для растительного организма: кор¬

невое и воздушное питание, дыхание, рост, развитие и пло¬

доношение.
Вместе с этим, как подчеркивает и сам Тимирязев, при

изучении жизни растения строго соблюдается единство

анализа и синтеза. «Поставив себе целью ознакомиться

с жизнью растения, — говорит Тимирязев в заключительной

лекции своего курса, — мы в первой лекции старались разло¬

жить это сложное явление на его элементы, показав, что ра¬

стение состоит из органов, что эти органы состоят из простей¬

ших органов — из клеточек, которые, в свою очередь, представ¬

ляют агрегат известных химических тел. Согласно с этим

результатом анализа мы затем в обратном, восходящем, син¬

тетическом порядке ознакомились со свойствами этих ве¬

ществ, с жизнью клеточки, с жизнью органов, с жизнью целого

растения и, наконец, в этой заключительной беседе—с жизнью

всего растительного мира. Этим, очевидно, исчерпывается

наша задача, оканчивается путь, в котором я взялся быть

вашим руководителем, — путь длинный, нередко утомитель¬

ный, порой скучный, но, тем не менее, позволю себе на¬

деяться, не вполне бесплодный. Если хотя для некоторых из

вас, милостивые государыни и государи, растение перестанет

быть мертвым предметом, ожидающим только латинского

ярлыка, или исключительно предметом эстетического насла¬

ждения, но рядом с тем станет источником более глубокого

умственного наслаждения; если, благодаря открытиям микро¬

скопа, оно предстанет перед вами выросшим до колоссальных

размеров и совершенно прозрачным, так что, заглянув в глубь

его бесчисленных клеточек, вы увидите беспрерывно, подобно

морскому прибою, вращающуюся протоплазму, это начало

всякой жизни; если теми же умственными взорами вы будете

видеть схоронившийся в земле корень, сосущий и гложущий

частицы почвы, пробегая свой многоверстный путь; если зеле¬

ный лист будет вызывать в вашем уме представление о ни¬

чтожной крупинке хлорофилла, в которой совершается величе¬

ственный и далеко еще не разгаданный процесс превращения

солнечного луча в ту химическую силу, которая служит источ¬

ником всякого проявления жизни на нашей планете; если

в цветке, с толкущимися вокруг него насекомыми, вы не бу¬

дете видеть одну лишь затейливую форму, а невольно вспом-
208

ните о чудной связи, соединяющей оба царства природы; если,

наконец, заглохший уголок лесной чащи или буйная раститель¬

ность полевой межи, где столпились и переплелись дикие

травы, то расстилая широкую поверхность своих вырез¬

ных листьев, то просовывая свои узкие былинки, то пока¬

чивая раскидистой метелкой, то обхватывая своими кольцами

и взбегая по избранной жертве для того, чтоб с ее верхушки

перекинуться на другую, но везде и во всем обнаруживая

одно стремление завладеть возможно большим клочком земли,

возможно большей долей воздуха и света; если эта обычная,

знакомая картина невольно пробудит в вас целый строй новых

идей о тех законах, которые, управляя органическим миром,

неизбежным, роковым образом направляют его к совершен¬

ству и гармонии; — словом, если при одном взгляде на расте¬

ние в вашем уме будет возникать нескончаемый ряд вопросов,

настойчиво требующих ответа, а, быть может, даже западет

желание задавать эти вопросы и вымогать на них ответы у са¬

мой природы, — в таком случае, я полагаю, наше время не

было потеряно, и я могу утешаться мыслью, что, доставив вам

в будущем несколько минут сознательного наслаждения при¬

родой, успел хотя отчасти, хотя в слабой мере, уплатить тот

долг признательности, который на меня налагает ваше про¬

должительное снисходительное внимание» К
Более полный и обстоятельный курс физиологии растений

Тимирязев читал для студентов Московского университета и

Петровской земледельческой и лесной академии. Тимирязев

впервые излагал здесь физиологию растений как самостоятель¬

ную научную дисциплину, определяя круг вопросов, подлежа¬

щих ее изучению. При этом он обнаружил глубоко крити¬

ческий подход не только к различным теориям и концепциям,

распространенным среди физиологов, но и к сообщаемым ими

фактическим данным. В противовес им он нередко приводил

результаты своих собственных, значительно более точных экспе¬

риментальных исследований. К сожалению, курс физиологии

растений, который Тимирязев читал в университете и в акаде¬

мии, не был опубликован, и о нем можно судить лишь по тем

планам и конспектам, которые сохранились в Музее К. А. Ти¬

мирязева, а также по оставшимся у некоторых бывших слуша¬

телей Тимирязева литографированным лекциям, издававшимся

в то время студентами. В Музее К. А. Тимирязева имеется

в настоящее время часть такого литографированного курса лек¬

ций в виде отдельной тетради объемом около 5 печатных

листов. На титульном листе тетради написано: «Физиология

растений. Лекции о. п. (ординарного профессора. — Г. Я.)
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IV, стр. 329—330.
14 Г. В. Платонов
2U9

Тимирязева. 1884—5». В тетради имеется примечание о том,

что лекции печатались с разрешения профессора. По этому

примечанию можно предположить, что лекции предварительно

просматривались Тимирязевым, что устраняет в них возмож¬

ность грубых неточностей, вероятных при заппси лекций

студентами. В тетради имеются следующие разделы — «Фи¬

зиология корня» и «Физиология листа». В последнем разделе

даются подзаголовки «Испарение» и «Дыхание». Каждый

раздел Тимирязев начинает с рассмотрения строения соответ¬

ствующего органа, показывая при этом его приспособительный

характер.
Далее он переходит к всестороннему анализу функций

данного органа. Все эти вопросы рассматриваются здесь

значительно подробнее, чем в книге «Жизнь растения». Осо¬

бенно тщательно рассмотрен процесс дыхания. Лекцию о ды¬

хании Тимирязев начинает так: «Та часть физиологии ра¬

стений, в которой рассматривается принятие питательных на¬

чал и передвижение их по растению, может быть названа

учением о создании или производстве вещества. Вторую часть

физиологии растений составит учение о потреблении вещества

(дыхание и рост). Такое деление будет едва ли не самое удоб¬

ное» *. Далее Тимирязев подвергает критике деление физиоло¬

гии растений Пфеффером на круговорот вещества и кругово¬

рот энергии, подчеркивая, что нельзя говорить о превращении

вещества, не говоря о превращении энергии.
Учение о потреблении вещества Тимирязев подразделяет на

учение о росте, рассматривающее использование усвоенного

растением вещества на построение своего тела, и учение

о дыхании, которое изучает потребление вещества в качестве

источника кинетической энергии. Превращение потенциальной

энергии в кинетическую происходит не только при дыхании, но

и при брожении. Однако последнее является нарушением

нормальной жизнедеятельности растения, ведущим к разло¬

жению организма. В другом месте Тимирязев пишет, что бро¬

жение для высших растений является только как бы суррога¬

том дыхания в условиях недостатка необходимого для дыха¬

ния кислорода.
Тимирязев подвергает критике Соссюра, который смешивал

ассимиляцию растением углекислоты и дыхание, называя

первое дыханием дневьым, а второе — дыханием ночным.

С другой стороны, он критикует Либиха, сомневавшегося

в том, что процесс дыхания растений равнозначущ с процессом

дыхания животных, и утверждавшего, что выделяемая ли¬
1	«Физиология растений. Лекции о. п. Тимирязева», стр. 70. Музей

К. А. Тимирязева.
210

стьями растений углекислота была просто поглощена корнями

растений в почве.
Тимирязев приводит факты, показывающие, что дыхание,

т. е. выделение углекислоты, происходит не только ночью, но

и днем, во время ассимиляции. Он рассматривает зависимость

дыхания от количества кислорода в атмосфере, от темпера¬

туры и интенсивности света. Рассматривая вопрос о химизме

процесса дыхания, Тимирязев подвергает критике точку зре¬

ния Пфеффера и Вортмана, утверждавших, что выделение

углекислоты следует считать первичным актом, а поглощение

кислорода — вторичным. Тимирязев указывает на существова¬

ние зависимости между процессами ассимиляции и дыхания.

При этом он обращает внимание на ошибку, допущенную

в вычислении этого соотношения Буссенго: «Обыкновенно,—

говорит Тимирязев, — приводятся цифры Буссенго, нов эти

цифры вкралась ошибка. Буссенго приводит данные относи¬

тельно ассимиляции и сравнивает их с общей поверхностью

листа (т. е. с суммой верхней и нижней поверхности листа),

данные же относительно образования СО2 он относит к одной

только поверхности (а не к обшей поверхности, как это следо¬

вало бы). По исследованию Буссенго разложение СО2 отно¬

сится к образованию С02, как 1 :20. Но очевидно, что это от¬

ношение неверно»1. Тимирязев производит собственные экспе¬

риментальные исследования процесса дыхания, сконструировав

с этой целью специальный прибор. Он устанавливает, что ра¬

стение в действительности тратит на дыхание от 10 до 15%

усвоенного им углерода.
Среди физиологических работ Тимирязева исключительный

интерес представляет также его речь «Основные задачи фи¬

зиологии растений», прочитанная на акте Петровской земле¬

дельческой и лесной академии. Здесь были не только опре¬

делены цели и задачи физиологии растений, о чем уже

говорилось выше, но и дано также исключительно глубокое

определение сущности жизни: «Основное свойство, характе¬

ризующее организмы, отличающее их от неоргапизмов, за¬

ключается в постоянном деятельном обмене между их ве¬

ществом и веществом окружающей среды. Организм

постоянно воспринимает вещество, превращает его в себе по¬

добное (усвояет, ассимилирует), вновь изменяет и выделяет.

Жизнь простейшей клеточки, комка протоплазмы, существо¬

вание организма слагается из этих двух превращений, при^

нятия и накопления — выделения и траты вещества. Напро¬

тив, существование кристалла только и мыслимо при
*	сФичиопогия растений. Лекции о. п. Тимирязева», стр. 92. Музей

К. А. Тимирязева.
14*	211

отсутствии каких-либо превращений, при отсутствии всякого

обмена между его веществом и веществами среды» 1.
Эта мысль Тимирязева вполне соответствует положению

Энгельса о том, что основное отличие живых тел от тел

неживой природы состоит именно в обмене веществ. «Жизнь, —

писал Энгельс, — это способ существования белковых тел,

существенным моментом которого является постоянный

обмен веществ с окружающей их внешней природой, причем

с прекращением этого обмена веществ прекращается

и жизнь, что приводит к разложению белка» 2.
Ни Энгельс, ни Тимирязев не отрицали того, что тела

неживой природы также подвергаются внешнему воздействию,

но они указывали, что эти тела превращаются при таком

воздействии уже в нечто иное. «Скала, — писал Энгельс, —

которая подверглась выветриванию, уже больше не скала;

металл в результате окисления превращается в ржавчину.

Но то, что в мертвых телах является причиной разрушения,

у белка становится основным условием существования. Как

только в белковом теле прекращается это непрерывное

превращение составных частей, эта постоянная смена пи¬

тания и выделения, — с этого момента само белковое тело

прекращает свое существование, оно разлагается, т. е.

умирает»3.
Ту же мысль высказывает и Тимирязев. Отмечая, что об¬

мену веществ подвергаются не только живые существа, но и

тела неживой природы, он в то же время, как это видно из

приведенной выше цитаты, подчеркивает, что если для орга¬

низма непременным условием сохранения его как живого

существа является постоянный обмен веществ, то для кри¬

сталла условием его существования является отсутствие

всякого обмена. Таким образом, хотя Тимирязев, в отличие

от Энгельса, и не говорит прямо о самообновлении, как

специфической особенности живого, он, безусловно, имеет его

в виду.
Правда, в пылу полемики с виталистами, совершенно

справедливо утверждая, что между живой и неживой приро¬

дой нет никакой непроходимой пропасти, Тимирязев допу¬

скает иногда неточности в формулировках, считая, например,

что «и превращение вещества, и превращение энергии совер¬

шаются в растительном организме по тем же законам, как

в неорганической природе»4. Однако, как видно из кон¬

текста, Тимирязев под этими общими законами для живой
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 146.
2	Ф. Энгельс. Диалектика природы, 1949, стр. 244.
*	Ф. Энгельс. Анги-Дюринг, 1951, стр. 77.
*	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 156.
212

и неживой природы имеет в виду лишь такие общие законы,

как закон сохранения материи и закон сохранения энергии.

Он говорит о невозможности полного отождествления химиче¬

ских процессов в живом теле и вне его. Эта мысль Тими¬

рязева вполне соответствует положению Энгельса о том,

что в органическом мире «химические процессы происходят

согласно тем же самым законам, но при иных условиях,

чем в неорганическом мире, для объяснения которого доста¬

точно химии» *. Кроме того, Тимирязев подчеркивает, что,

помимо превращения вещества и энергии, жизнь организмов

обладает еще третьей категорией явлений — превращением,

формы, которая и составляет самую характерную сторону

жизни.
Таким образом, мы видим, что в вопросе о сущности

жизни выдающийся русский естествоиспытатель стоит на пра¬

вильных, материалистических позициях.
Весьма знаменательно, что чрезвычайно близкие по своему

содержанию ответы на основной вопрос биологии—что такое

жизнь? — Энгельс и Тимирязев дают независимо друг от дру¬

га почти в один и тот же период времени. У Энгельса мы

встречаем это определение в «Диалектике природы», над

которой он работал в основном в 1873—1876 гг., а Ти¬

мирязев дает свое определение основного свойства жизни

в 1878 г.
Создание Тимирязевым подлинно научной физиологии ра¬

стений, зиждущейся на материалистических принципах,

сыграло важную роль для всего последующего развития этой

науки как в нашей стране, так и во всем мире. Русская

физиологическая школа, созданная Тимирязевым, продолжала

и после его смерти держать в своих руках знамя первенства.

Советские агробиологи завершили построение здания фи¬

зиологии растений. Если уже Тимирязев указал на необходи¬

мость изучения трех важнейших жизненных явлений — превра¬

щения вещества, превращения энергии и превращения формы —

и сформулировал основные положения в изучении первых

двух из них, то в изучении последней, т. е. превращения

формы, им было сделано еще мало. Эта задача была всесто¬

ронне разработана и решена И. В. Мичуриным и Т. Д. Лы¬

сенко. И. В. Мичурин не только получил свыше 300 новых

форм плодоягодных и других растений, но и создал стройную

теорию сознательного управления природой организмов.

Мичуринские принципы получили дальнейшее развитие в тру¬

дах Т. Д. Лысенко, который своей теорией стадийного разви¬

тия растений поднял физиологию растений на новую ступень.
1 Ф. Энгельс. Диалектика природы, стр. 204.
213

*	*
*
В определении сущности жизни, так же как и во всех

других вопросах биологии, Тимирязев выступает как воин¬

ствующий материалист, глубоко убежденный, что в природе

нет ничего таинственного, мистического, нематериального,

как непримиримый борец против витализма с его «учением»

о якобы присущей жизни «особой жизненной силы, неулови¬

мой и своевольной, ускользающей от закона причинности, не

подчиняющейся числу и мере.. .» х.
Борьба против витализма находит свое отражение почти

во всех сочинениях Тимирязева по вопросам биологии. Им

написаны и две специальные работы, посвященные разобла¬

чению витализма — «Витализм и наука» и «Витализм»

(статья в Энциклопедическом словаре «Гранат»).
Творцом витализма Тимирязев считает Бартеза, жившего

в середине XVIII в. Взгляды Бартеза на физиологические

явления, как на проявление особой «жизненной силы», не

подчиняющейся законам развития материальной действитель¬

ности, были впоследствии подхвачены Борде, Галлером,

Биша и другими биологами-идеалистами первой половины

XIX в. В начале второй половины XIX в. под влиянием

эволюционной теории Дарвина и достижений в области

искусственного синтеза органических веществ витализм был

значительно ослаблен. Однако в конце XIX в. под наимено¬

ванием «неовитализма» он был возрожден Бунге, Дришем,

Рейнке, Паули, Франсе, Коржинским, Бородиным, Половце-

вым и другими виталистами, выступившими против мате¬

риалистических основ дарвинизма.
Тимирязев глубоко вскрывает реакционную сущность ви¬

тализма, его классовые и гносеологические корни. «Перво¬

начально вызванный неудовлетворительным состоянием

физических, химических и, в особенности, физиологических

знаний, — говорит Тимирязев, — витализм, с развитием этих

наук, встречает в XIX веке отпор со стороны всех видных

представителей научной мысли и к середине века исчезает

почти бесследно, но в конце века под неуместным названием

неовитализма возникает вновь как продукт общей

теологометафизической реакции против

строго научного склада мышления — сначала

на Запале, а затем, из подражания, и у нас»2

(подчеркнуто мной. — Г. У7.).
Тимирязев показал, что неовитализм по существу не вно¬

сит ничего нового по сравнению со старым витализмом.
і К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 168.
* Там же, стр. 449.
214

И тот и другой являются лишь перепевом средневековой схо¬

ластики и аристотелевского идеалистического учения об

энтелехии. Виталист Дриш прямо воспользовался этим тер¬

мином Аристотеля для обозначения того, что Бартез называл

«жизненной силой», Борде — «направляющим духом»,

Биша — «жизненным свойством», Бергсон — «жизненным

порывом» и т. д.
«Таким образом, — говорит Тимирязев, — неовитализм

является направлением мысли исключительно отрицательным

и ретроградным; по своему существу он не может служить

«рабочей гипотезой», так как объявляет задачи физиологии

неразрешимыми путем научного исследования, а проповедует

возврат к чисто схоластическим приемам — к изобретению

метафизических начал целесообразного действия (энтелехия

Дриша, детерминанты Рейнке, сознательно творящая прото¬

плазма неоламаркистов, душа растения фитопсихологов

и т. д.), представляющих только вариации на тему spiritus

rector’a старых виталистов» 1.
Разоблачая реакционный, антинаучный смысл утвержде¬

ний виталистов о жизненной силе, Тимирязев писал, что

атрибуты «жизненной силы», ее сфера деятельности чисто

отрицательного свойства. «Главный ее атрибут — не подчи¬

няться анализу, скрываться там, куда еще не проннкло

точное исследование; ее область — все то, что еще не объ¬

яснено наукой, тот остаток, с каждым днем уменьшающийся

остаток, фактов, которые еще ждут объяснения»2.
Вскрывая откровенно реакционную и идеалистическую

сущность витализма, Тимирязев указывает на утверждения

проф. Бородина о том, что витализм представляет собой

реакцию против «крайностей материализма 60-х годов», про¬

тив «либерального лагеря с Писаревым во главе». Тимирязев

подчеркивает, что в конце XIX в. буржуазная идеалистиче¬

ская философия и наука выступили против принципа причин¬

ности. Стали высказываться мнения, что, исходя из принципа

причинности, якобы невозможно дать объяснение жизненных

явлений, что имеется еще известный остаток явлений, для

объяснения которого необходимо вернуться к телеологиче¬

ской, финалистической точке зрения.
Философской основой неовитализма, как об этом прямо

заявляли сами виталисты, был махизм. Глава неовитализма

Ганс Дриш в своей книге «Витализм», ссылаясь на Маха,

писал, что задача науки — изучение «феноменов», что вопрос

об изучении объективной материальной действительности

«должен быть отвергнут». Другой виталист, Вагнер, пропове-
1	Там же, стр. 451—452.
2	Там же, стр. 145.
215

дующий под видом «нового курса в биологии» так назы¬

ваемый психоламаркизм, признавал, что этот «новый курс»

имеет в своей основе теорию познания Маха и Авенариуса.

Таким образом, Тимирязев, борясь против витализма, вел

вместе с тем и борьбу против махизма в биологии. Он ука¬

зывал на то, что «неовитализм» и «фитопсихология» являются

не чем иным, как «болезненными наростами» на широко

распространенной в начале XX в. махистской «физиологии

раздражения» (Reizphysiologie). Согласно последней, дело

науки — изучение «раздражения», возбудимости, присущей

организмам независимо от того, чем это раздражение вы¬

зывается. Вскрывая порочность подобной точки зрения,

Тимирязев писал: «В современной погоне за якобы нервным

возбуждением мы потеряли из виду самый объект возбужде¬

ния и образ действия внешнего агента» К
Главную причину реставрации витализма Тимирязев со¬

вершенно правильно усматривал в стремлении освободиться

от полученных научных объяснений и найти почву для

необъяснимого, таинственного, чудесного с целью подкрепле¬

ния антинаучных построений фидеизма и теологии.
Придавая своим идеалистическим, схоластическим по¬

строениям наукообразную форму, виталисты претендовали на

то, чтобы их учение считалось одним из научных направлений

в биологии. Тимирязев решительно отметает эту претензию

витализма. «Неовитализм, — пишет он, — не может быть

рассматриваем как научное учение, противополагаемое дру¬

гому научному учению, — это вненаучная реакция против на¬

учного духа времени, возврат к теолого-метафизическому

складу мышления»2. Тимирязев, выявив логическую

несостоятельность витализма, вскрывает далее и его исто¬

рическую несостоятельность. Он показывает, что вся

история развития наших знаний есть история все новых и

новых побед науки над витализмом. При этом он рассматри¬

вает достижения науки в отношении трех важнейших кате¬

горий, к которым сводятся «все объективные проявления

жизни»: превращение вещества, превращение энергии и пре¬

вращение формы 3.
В отношении первой категории виталисты долгое время

утверждали, будто растение, вопреки закону сохранения ма¬

терии, само созидает вещество своего тела с помощью

«жизненной силы», а не берет его из окружающей среды.

Исследования ряда ученых доказали абсурдность этого

утверждения. Более того, путем анализа органических ве¬
*	К. А. Тимирязев. Соч., т. IV, стр. 23.
*	Там же, т. V, стр. 452.
s См. К. А. Тимирязев. Соч. т. VI, стр. 41.
216

ществ было доказано, что они состоят из обычных химических:

элементов, распространенных в неорганической природе.
Тогда виталисты попытались доказать, что синтез органи¬

ческих веществ — это «непостижимая тайна», что он осу¬

ществляется только благодаря наличию в организме «жиз¬

ненной силы». Искусственный синтез мочевины Вёлером*

сахаров, углеводов и прочих органических соединений Бутле¬

ровым, Бертло, Фишером и другими исследователями опро¬

кинул и эту попытку.
Однако в синтезе органических веществ многое еще оста¬

валось тайной. Ряд процессов, например спиртовое броже¬

ние, долгое время не удавалось воспроизвести искусственно.

Виталисты воспользовались и этим затруднением науки,,

чтобы вновь найти место «старушке жизненной силе». Многие

даже крупные биологи, такие, как Пастер, не имея прочной

философской материалистической базы, оказались в сетях

витализма. Но прошло немного времени, и Бертло доказал,

что и процесс спиртового брожения не таит в себе ничего чу¬

десного, необъяснимого.
Точно так же завоевывала наука одну позицию за другой

и в отношении второй категории жизненных отправлений —

превращения энергии. В первой половине XIX в. считалось,

что растение создает в своем теле энергию независимо от

внешних источников. Находились и такие «ученые», которые

доказывали, что «животная теплота передается новорожден¬

ному по наследству», что «жизненная энергия» всегда суще¬

ствовала и только передавалась от поколения к поколению.

Подтверждение своих антинаучных взглядов виталисты пы¬

тались найти в упомянутых выше ошибочно поставленных

экспериментах Дрэпера по изучению относительной актив¬

ности различных лучей спектра в процессе фотосинтеза.

Исходя из выводов Дрэпера, виталисты стали доказывать,

что солнечный свет является якобы не источником энергии,

а просто «раздражителем», вызывающим в зеленом листе

какие-то «необъяснимые», чудесные процессы, приводящие

к накоплению в нем энергии. Основываясь на своих собствен¬

ных экспериментальных и теоретических исследованиях, Тими¬

рязев, как мы уже видели, доказал, что органический мир

так же, как и неорганический подчиняется закону сохране¬

ния и превращения энергии, что в превращениях энергии

внутри организма так же нет места «жизненной силе», как

и в превращениях вещества.
В отношении третьей категории жизненных отправле¬

ний — превращения формы организмов — виталисты долгое

время чувствовали себя неуязвимыми. Главным их козырем

была целесообразность, совершенство органических формт„
217

которое, по их мнению, не могло быть объяснено матери¬

алистически. Органический мир рассматривался ими как

продукт высшей сознательной воли, направляющей его

к известной цели. Ч. Дарвин нанес сокрушительный удар ви¬

тализму и в этой области, показав, как исторически, в ре¬

зультате естественного отбора, с неизбежностью образуется

совершенная, приспособленная к окружающей среде форма.

Последующее изучение причин изменчивости — то, что Тими¬

рязев называл экспериментальной или физиологической мор¬

фологией, — еще убедительнее показало, что и здесь нет ни¬

чего сверхъестественного, необъяснимого. Тимирязев подчер¬

кивает, что изменения формы растений, происходящие под

действием простейших физических факторов — света, тепла,

влаги и т. д., показывают нам, насколько абсурдно видеть

в этих явлениях какую-то психическую, сознательную дея¬

тельность растения. Он утверждает, что огромный успех

в создании новых форм путем простого изменения условий

существования организма грозит «отвоевать у жизненной

силы последнюю треть ее владения». Нет сомнения, что

если бы Тимирязев знал о достижениях И. В. Мичурина

в этой области, он безусловно сделал бы вывод, что и эта

последняя «треть владений жизненной силы» уже оконча¬

тельно у нее отвоевана.
Последний уголок науки, в котором виталисты еще про¬

должали считать себя хозяевами, был вопрос о происхожде¬

нии жизни. Неудачи опытов по получению живых существ

путем «самозарождения» расценивались виталистами, по вы¬

ражению одного из них — проф. И. П. Бородина, как решаю¬

щий «козырь» в борьбе с материализмом.
Бородин злорадно заявлял, что в своем стремлении

воспроизвести простейшее живое вещество из веществ неживой

природы наука «осеклась». Но Тимирязев с присущим ему

научным оптимизмом не переставал доказывать, что ликова¬

ние виталистов преждевременно и необоснованно. Так же, как

и Энгельс, Тимирязев отрицает возможность самозарождения

даже одноклеточных организмов в том виде, в каком они

существуют на Земле в настоящее время. Он показывает, что

неудачи в воспроизведении процесса самозарождения живого

вещества объясняются упрошенным подходом к этому слож¬

нейшему явлению. Он иронизирует над попыткой Бастиана

получить «самопроизвольное зарождение» в репном настое

с гнилым сыром. Он говорит, что подобные «зловонные смеси

эмпирика XIX века» не имеют никаких преимуществ «перед

неопрятной смесью эмпирика XVI века».
Не согласен Тимирязев и с теми, кто пытается объяснить

происхождение жизни на Земле заносом ее с других планет
218

{Аррениус и др.). Он один из первых высказывает мысль, что

препятствием к такому заносу явились бы смертоносные для

микроорганизмов ультрафиолетовые лучи.
В то же время Тимирязев критикует утверждение Фая,

будто жизнь существует только на Земле, будто Земля зани¬

мает во вселенной какое-то особое, исключительное, «аристо¬

кратическое» положение. Он считает, что основные законо¬

мерности развития материи одинаковы на всех небесных

телах, и поэтому признает возможность существования

жизни на многих из них. Тимирязев дает весьма сочувственную

рецензию на книгу Лоуэлля «Марс как обиталище жизни».
Убеждение Тимирязева в существовании жизни на Марсе

находит в настоящее время блестящее подтверждение в ис¬

следованиях советского ученого, основателя астроботаники

члена-корр. АН СССР Г. А. Тихова. Начав изучение расти¬

тельности на Марсе еще в 1909 г., Г. А. Тихов не только

научно доказал существование на нем растении, но и отметил

своеобразие марсианской флоры: в отличие от земной расти¬

тельности она не отражает, а поглощает полностью инфра¬

красные лучи, а также большую часть красных, оранжевых,

желтых и зеленых лучей. В результате растительность имеет

там сине-голубую окраску, что предохраняет ее от действия

ультрафиолетовых лучей, проникающих через разреженную

атмосферу планеты.
Тимирязев считает возможным существование жизни и на

других планетах: «... Если сходству спектров Урана и Неп¬

туна и хлорофилла суждено оправдаться, то спектроскопу,

этому изумительному наследию науки XIX века, мы будем не

только обязаны раскрытием единства химического состава

мирового вещества, не только раскрытием его... эволюции,

но и раскрытием сходства в основных чертах эволюции орга¬

нического вещества в ближайших к нам частях космоса» 1.

Хотя современная наука считает невозможным жизнь на

Уране и Нептуне, это рассуждение показывает правильность

материалистической постановки Тимирязевым вопроса

о сходстве происходящих на планетах процессов при из¬

вестных необходимых для этого условиях.
Отвергая грубые, механистические теории самозарождения,

Тимирязев пишет: «Не должны ли мы на этом основании

заключить, что переход от неорганической природы к органи¬

ческой немыслим, невозможен? Такой вывод ничем не оп¬

равдался бы. Мы имеем право сказать, что его не нашли

там, где искали»2. Для искусственного воспроизведения жи¬

вого вещества Тимирязев считает необходимым прежде всего
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. I, стр. 464.
8 Там же, т. VI, стр. 52.
219

точно установить состав и структуру белков. Он высказывает

уверенность, что когда будет осуществлена эта аналитиче¬

ская задача науки, безусловно, будет разрешена и ее синтети¬

ческая задача.
Труды советских биологов — О. Б. Лепешинской \ ее уче¬

ников и последователей, показавшие возможность образова¬

ния клеток из неклеточного живого вещества и превращения

одних форм микроорганизмов в другие под влиянием внешней

среды, составили новый вклад в разрешение проблемы созда¬

ния живых существ в лабораторных условиях. Нет никакого·

сомнения, что наука в недалеком будущем не только сможет

получать живые существа из живого неклеточного вещества,

но и синтетическим путем изготовлять живое вещество из

веществ неживой природы.
Таким образом, Тимирязев показывает, что вся история

науки есть не что иное, как история побед научного, мате¬

риалистического направления и поражений антинаучных,,

идеалистических вымыслов витализма.
Отметая претензии некоторых виталистов на научность их

воззрений, Тимирязев вместе с тем не оставляет без внимания

и попытки другой части виталистов доказать, будто наука не

имеет объективного содержания, будто наука и витализм —

это только «догматы верования» двух различных лагерей.
В.	И. Ленин в своей бессмертной книге «Материализм и

эмпириокритицизм» показал, что в настоящее время фидеизм

вовсе не отрицает науки, он отрицает лишь «чрезмерные пре¬

тензии» науки, именно претензию на объективную истину.

Указанная выше уловка витализма приравнять значение на¬

учной и виталистической точек зрения в развитии знаний

о живой природе представляет собой не что иное, как разно¬

видность этого отрицания возможности познания объектив¬

ной истины. Тимирязев беспощадно ее критикует. «При¬

знаюсь, ни в той, ни в другой точке зрения я не усматриваю

элементов веры. Защитники методов точных наук руково¬

дятся не верою, а делают только строго-индуктивное заклю¬

чение: солнце встает каждый день, конечно, оно встанет и

завтра; этот метод оказывался успешным в течение целого

века, конечно, он окажется таким же и впредь. В воззрениях

виталистов, отрекающихся от всего прошлого, я также не

вижу почвы для веры; это только смутная, злорадная на¬

дежда,— а может быть завтра солнце и не встанет, а может

быть наука, до сих пор вносившая всюду за собою свет, очу¬

тится завтра в темном тупике?» 2
1	О. Б. «Пепешинская. Происхождение клеток из живого вещества

в роль живого вещества в организме, 1945.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 186.
220

Тимирязев критикует агностицизм виталистов, показывая,

что если биолог последовательно придерживается виталисти¬

ческих воззрений, то он обречен на бесплодие. Принимаясь

за работу, он должен забыть о витализме. «Приступая

к объяснению какого-либо явления, нельзя отправляться от

того положения, что оно необъяснимо»1. Это замечание

Тимирязева вполне соответствует мысли В. И. Ленина о том,

что в своей узко специальной области даже ученый-идеалист

неминуемо забывает свои идеалистические построения и берет

окружающий его мир не как «комплекс ощущений», а как

независимое от него материальное бытие.
Тимирязев показывает, что виталисты, не надеясь на

успех своих доводов в воздействии на разум человека, пы¬

таются воздействовать на его чувства. Чтобы отпугнуть

читателей от материалистического истолкования живой при¬

роды, они обычно кричат, что материалисты сравнивают

организм с машиной. «При своих запугиваниях читателя этим

вечным сравнением с машиной, виталисты неизменно на¬

деются на то, что при этом слове у него перед глазами будет

безотчетно возникать образ человека, окруженного семьей,

а рядом с ним образ паровоза, который никогда не женится

и не имеет детей» 2. Но эти апелляции витализма к чувству

не могут принести ему успеха, как не принесли ему успеха и

претензии на научность его реакционно-идеалистических

воззрений. «Не подлежит сомнению, — говорит Тимирязев

в своей речи „Столетние итоги физиологии растений« 12 ян¬

варя 1901 г., — что наука и в наступившем столетии будет

итти своим путем, не обращая внимания на старческое бор¬

мотание запоздалых эпигонов витализма, как, по счастию, не

обратила внимания на ребяческий лепет их родоначальников

начала века, и всех этих Дришей и Риндфлейшей ожидает

судьба их предшественников, разных Кизеров и Ритов, имена

которых поглотила Лета, а хитроумные теории, от времени

до времени, историк науки извлекает из пыли архивов на

забаву своим читателям»3.
Предвидение Тимирязева о дальнейшем успешном раз¬

витии науки в XX в., вопреки «старческому бормотанию за¬

поздалых эпигонов витализма», блестяще подтвердилось.

Продолжая традиции Тимирязева, мичуринская биологическая

наука нанесла новый сокрушительный удар по всем идеали¬

стическим измышлениям, в том числе и по витализму.
Одной из разновидностей витализма, против которой Тими¬

рязев вел особенно упорную и настойчивую борьбу, была
1	Там же, стр. 188.
2	Там же, т. VI, стр. 318.
8 Там же, т. V, стр. 423.
221

«фитопсихология», получившая широкое распространение

в конце XIX в. Сторонники этого идеалистического направления

утверждали, что растения якобы могут чувствовать, сознавать,

хотеть, что они обладают «душой», которая управляет

всеми проявлениями растительной жизни. Некоторые из фито¬

психологов говорили, что незачем искать какие-то объяснения

для фактов растительной жизни, достаточно допустить, что

протоплазма растительной клетки «хочет», «помнит», и тогда

все будет совершенно ясно. Все эти измышления о «душе»

растений Тимирязев называет не иначе, как «фантастическим

вздором», который не имеет ничего общего с наукой. «Неови¬

талисты,— пишет он, — кажется, серьезно думают, что выра¬

ботали новую точку зрения, забывая, что уже древние олице¬

творяли почти любое растение, а еще долго после того

природа у метафизиков боялась пустоты. Но ни мифология, ни

гилозоизм ни на шаг не подвинули науки» lè
Тимирязев показывает, что для подкрепления своих идеали¬

стических взглядов авторитетом Дарвина виталисты исполь¬

зовали и абсолютизировали одно из ошибочных высказываний

английского ученого. В заключении своего последнего труда

«Способность растения к движению» Дарвин «высказал,— пи¬

шет Тимирязев,— неудачную мысль, что кончик корня у ра¬

стения можно уподобить мозгу (brain), так как по его удале¬

нии известные искривления растущей части корня не

проявляются или, скорее, проявляются не так резко»2. Это

неудачное сравнение Дарвина пришлось очень по вкусу целому

ряду немецких ботаников — Франсе, Немеиу, Паули и др.,

которые, ухватившись за мысль Дарвина о «сознании корня»,

раздули ее до учения об органах чувств и даже души у расте¬

ния. Несмотря на огромное уважение к Дарвину, Тимирязев

ставит вопрос «об ответственности гения перед потомством.

К сожалению, не только его великие идеи, но и вскользь бро¬

шенная неудачная мысль оставляет по себе след»3.
В Музее К. А. Тимирязева сохранилась панка с надписью

ученого: «Ругань с идиотами». В ней он собирал материалы,

направленные против фитопсихологов.
В России наиболее рьяными сторонниками фитопсихологии

были академики А. С. Фаминцын и С. И. Коржинский, профес¬

сора И. П. Бородин и Половцев. Фаминцын издал в 1898 г.

свою книгу «Современное естествознание и психология», в ко¬

торой пытался доказать, что за основу изучения как живой,

так и неживой природы нужно взять психические явления, по¬

скольку они являются-де «наиболее доступными всесторон-
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 175.
2	Там же, т. IX, стр. 113.
3	Там же, стр. 112.
222

нему изучению». Лучший метод науки Фаминцын усматривает

в «самонаблюдении». Иначе говоря, Фаминцын предлагает

ученым руководствоваться идущим от Сократа субъективно¬

идеалистическим методом исследования: для познания при¬

роды прежде всего «познай самого себя». При этом он

гилозоистически наделяет сознанием, психикой не только весь

животный и растительный мир, но также и неживую природу.

Он пишет, что всюду, где «оказываются налицо признаки,

несомненной разумности», там есть и сознание. Знакомясь

с книгой Фаминцына, Тимирязев делает ироническое замеча¬

ние на ее полях: «Замерзание воды при 0° несомненно ра¬

зумно, значит живое» 1. Фаминцын отожествляет понятие

сознания с понятием жизни. На это Тимирязев возражает:

«Жизнь не значит сознание, в этом весь спор»2. Тимирязева

особенно возмущает попытка Фаминцына доказать наличие

души у растений ссылкой на то, что многие миллионы инду¬

сов и других племен считают растения существами одушевлен¬

ными. В ответ на этот «довод» Тимирязев пишет: «Мораль:

многие миллионы верят, что (земля стоит.—Г. П.) на трех

китах. Почему бы астрономам не воспользоваться первым

затемнением, для того чтобы посмотреть силуэты китов» 3.
Для большей убедительности аргументов Фаминцын часто

цитирует своего немецкого единомышленника Фехнера и,

в частности, приводит его высказывание, что органы чувств

якобы не обязательны для того, чтобы организм мог ощущать.

Тимирязев едко замечает по этому поводу: «Но тогда можно

допустить, что лошадь видит хвостом и слышит гривой»4.

А когда Фехнер, вступая в противоречие с собственным утвер¬

ждением, пишет, что растение в отличие от животных лишена

приспособлений для восприятия изображения предметов,

Тимирязев ловит его на этой непоследовательности и задает

следующий вопрос: «Почему же? Если можно чувствовать без

органов чувств, то почему же нельзя видеть без глаз? Почему

в одном случае можно играть словами, а в другом нельзя?» 5

Фехнер, пытаясь выкрутиться из затруднительного положе¬

ния, заявляет, что глаза не нужны растению, поскольку оно

не должно гоняться за пищей, как животное. Этим он только

лишний раз доказывает несостоятельность своих исходных

позиций. «Аргумент, — пишет Тимирязев, — как раз в пользу

того, что у растения нет ненужных ощущений, как нет их и
1	К. А. Тимирязев. Пометки на книге А. С. Фаминцына «Совре¬

менное естествознание и психология>, 1898, стр. 186. Музей К. А. Тими¬

рязева. Папка № XVI.
2	Там же стр. І85.
3	Там же, стр. 194.
4	Там же, стр. 195.
5	Там же, стр. 196.
223

у человека — все органы чувств имеют сигнальные аппа¬

раты»1. Свои идеалистические и метафизические взгляды

Фаминцын продолжает развивать в статье «Современное есте¬

ствознание и ближайшая его задача», помещенной в № 12

журнала «Мир божий» за 1899 г. Призывая к широкому при¬

менению психологического метода в естествознании, автор

клевещет на науку, утверждая, что естествоиспытатели якобы

не дали пока работ по изучению психических явлений. На это

Тимирязев ставит ему законный вопрос: «А Сеченов?»2 Это

возражение Тимирязев делает автору на ряде страниц.
Фаминцын рекомендует особенно широко использовать

метод гипноза, который якобы проливает свет не только на

жизнь животных, но и на жизнь растений, на том основании,

что с его помощью у человека можно будто бы вызвать от¬

правления, не зависящие от его сознания и воли. «Словесным

внушением, — говорит Фаминцын, — удается по произволу

вызывать как запор, так и понос». Тимирязев зло высмеивает

абсурдное утверждение автора в ремарке: «Пусть вызовет

в растении запор и понос». В связи с утверждением акаде¬

мика Фаминцына о сходстве психики растений с психикой

человека Тимирязев саркастически замечает: «т. е. и сходство

триба с академиком». На хвастовство Фаминцына, что его

взгляды достаточно убедительны и что в наступающем XX в.

они удостоятся внимания, Тимирязев возражает: «Не твои,

а другие, здравые мысли развивались и в XIX — Сеченов».
Подводя итог рассмотрению всех построений Фаминцына,

Тимирязев на вложенных в его стагью листочках пишет: «„От

человека к мертвой природе« — это и есть метод .мифологиче¬

ский. Вся задача (по Фаминцыну. — Г. П.) сводится к упразд¬

нению всяких [видимых и] новых понятий, все должно обозна¬

чаться одним словом. Раз что нет различия между живым и

мертвым, черным и белым и т. д., жизнь = смерти. Логический

сумбур вытекает из плохо переваренного понятия об эволю¬

ции. Из того, что осел и лошадь произошли из одного племени,

не следует, что нужно предложить общий термин и отказаться

от старых. В эволюции запоздал на десятки лет, в философии

на тысячелетия»3. Вся эта запись Тимирязева направлена

против плоского эволюционизма Фаминцына, приводящего его

к отрицанию качественных различий между животными и ра¬

стениями, между живыми существами и телами неживой при¬
1	К. А. Тимирязев. ГТометки на книге А. С. Фаминцына «Совре¬

менное естествознание и психология», стр. 196.
2	К. А. Тимирязев. Пометки на журнале «Мир божий», 1899,

№ 12, стр. 3, 4, 9, 12 Музей К. А. Тимирязева. ГТапка Nb XVI.
3	К. А. Тимирязев. Запись на вкладыше № 1 в журнале «Мир

божий», 1899, № 12. Музей К. А. Тимирязева. Папка № XVI.
224

роды. Об этом Тимирязев пишет еще раз «а последнем вкла¬

дыше в журнале: «Источник его (Фаминцына. — Г. П.)

ошибки — непереваренный эволюционизм — нет границ, значит

все = всему» К Позднее эту мысль Тимирязев развивает в своей

статье «Год итогов и поминок». «Главным доводом (фито¬

психологов. — Г. Я.), — пишет здесь Тимирязев, — является

все тот же аргумент от непрерывности, который еще с таким

блеском применяли греческие софисты: человек состоит из

твердого вещества; твердое происходит из жидкого, жидкое —

из воздушного; но человек обладает сознанием — зиачит, и

воздух обладает сознанием» 2. Весьма характерно, что Фамин¬

цын, не признавая сйм качественных различий между живыми

и неживыми телами, пытается в то же время приписать Тими¬

рязеву сведёние жизни к чисто механическим явлениям. На

это Тимирязев в открытом письме 12 января 1898 г. отвечал

Фаминцыну: «Вы приписали мне мысль, будто современная

наука может механически объяснить все жизненные явления

от жизни растения до жизни человека включительно... Я про¬

тестовал против вашего голословного заявления, утверждая,

что никогда такой мысли не высказывал»3.
Идеалистическим попыткам объяснить физиологические

отправления растений с помощью психологии Тимирязев про¬

тивопоставил материалистическую, строго научную постановку

вопроса о соотношении психологии и физиологии у великих

русских биологов, основоположников физиологии высшей

нервной деятельности — И. М. Сеченова и И. П. Павлова.

Эти замечательные ученые-материалисты доказали, что изуче¬

ние психологии должно опираться на физиологию, что слож¬

ное может быть изучено с помощью простого, а не наоборот.

«Едва ли не самым глубоким исследователем в области науч¬

ной психологии,— говорит Тимирязев, — был Сеченов, не оста¬

навливавшийся перед самыми сложными ее вопросами и при¬

ступивший к их разрешению с той осторожностью ученого и

проницательностью мыслителя, об отсутствии которых у совре¬

менных ему физиологов сетовал И. Мюллер и которое вновь

начинает сказываться у некоторых ученых новейшей формации.

Такова, например, совершенно неудачная попытка некоторых

ученых извратить законную последовательность развития зна¬

ний и даже логическое содержание понятия объяснение —

попытка искать объяснения физиологических явлений в психо¬

логических, чисто словесных толкованиях» 4.
1	К. А. Тимирязев. Там же, вкладыш № 4.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 114.
3	Там же, т. V, стр. 458—459.
*	Там же, т. VIII, стр. 100—101.
15 Г. В. Платонов
225

Второй момент, на который Тимирязев обращает особое

внимание в критике Фаминцына, — это доказательство несо¬

стоятельности субъективно-психологического метода исследо¬

вания и противопоставление ему объективного метода. В ли¬

сточке, вложенном в упомянутую выше книгу Фаминцына,.

Тимирязев пишет: «Против субъективного метода. В науке

прочно только то, что изучается объективно, — запахи и вкусы

исключительно субъективны и потому нет даже их классифи¬

кации» !.
Тимирязев считает необходимым изучать каждый предмет

таким, каков он есть сам по себе, без какого бы то ни было

распространения на него своих субъективных психологических

переживаний. Субъективно-идеалистическому методу фитопси¬

хологов он все время противопоставляет объективно-материа¬

листический метод Сеченова—Павлова. В противовес бес¬

помощной попытке фитопсихологов строить догадки о внутрен¬

них процессах, происходящих в растении, по образцу своих

субъективных состояний, Тимирязев в своей статье «Год ито¬

гов и поминок» приводит выдержки из знаменитой речи

И. П. Павлова «Естествознание и мозг», в которой великий

русский физиолог убедительно показывает, что даже в сфере

изучения функций головного мозга физиология должна отка¬

заться от ненадежной союзницы — психологии и твердо при¬

держиваться области точного опыта. Тимирязев сохранил

вырезку из газеты с публикацией речи И. П. Павлова «Объ¬

ективное изучение высшей нервной деятельности животных»,

прочитанной 4 марта 1913 г.2
Тимирязев и Павлов занимали общие исходные позиции

по ряду философских и общебиологических вопросов. Особенно

ярко единство взглядов этих корифеев русской науки про¬

является в их общей борьбе за объективный метод в науке.

Павлов применяет этот метод в физиологии животных,

Тимирязев — в физиологии растений. Оба они убеждены,

что точный эксперимент, поставленный на целом, нормально

функционирующем организме, позволяет изучить даже самые

сложные жизненные проявления. Сторонником объективного

метода Тимирязев, как мы видели, проявлял себя уже в своих

первых исследованиях по фотосинтезу. Объективный подход

характерен для Тимирязева и в его исследованиях минераль¬

ного питания растений. Тимирязев делает попытки выйти из

рамок чисто аналитической физиологии, ограничивающейся

изучением тех или иных изолированных частей организма без
1	К. А. Тимирязев. Запись на вкладыше в книге А. С. Фамин¬

цына «Современное естествознание и психология», 1898 г.
2475.
2	Музей К. А. Тимирязева, шифр .
226

рассмотрения организма в его целостности, вне его связи,

единства с условиями существования.
Он пишет: «Если нам удается разложить сложный жизнен¬

ный процесс на его слагаемые, химические и физические про¬

цессы, то не можем ли мы успеть и в обратном направлении?

Если физиология аналитическая оказалась столь плодотвор¬

ною, то не может ли возникнуть рядом с нею или по ее следам

и физиология синтетическая?» 1
Тимирязев ведет прямую борьбу против тех, кто пытался

подорвать физиологическое учение И. П. Павлова. В статье

«Наука в современной жизни», опубликованной в 1916 г.

в журнале А. М. Горького «Летопись», Тимирязев со всей

страстностью обрушивается на С. С. Метальникова, напеча¬

тавшего в tИзвестиях императорской Академии Наук» статыо

«Рефлексы, как творческие акты». Статья эта, чрезвычайно

путаная, написанная на низком теоретическом уровне и в то

же время весьма претенциозная, была направлена против

материалистического учения И. П. Павлова о безусловных и

условных рефлексах. Как сам автор откровенно признает, она

была написана во славу идеалистической философии Бергсона

с его учением о «творческой эволюции».
«Несколько лет тому назад, — пишет Тимирязев, — Петер¬

бургская Академия Наук на нескольких страничках, руками

Коржинского, уничтожала Дарвинизм.
Теперь снова на нескольких страничках, руками Металь¬

никова, уничтожается целая блестящая область физиологии;

труды Сеченова и Ивана Петровича Павлова сводятся на

ничто» 2.
Вопреки учению Сеченова и Павлова о том, что известное

внешнее явление вызывает только определенное закономерное

изменение в организме, Метальников тщится доказать, что

животное на одно и то же раздражение, при тех же усло¬

виях, отвечает различными рефлексами, поскольку здесь якобы

действует некое внутреннее творческое начало. При этом автор

называет рефлексом явление, ничего общего не имеющее

с подлинными рефлексами. «Всякий, кому приходилось, — го¬

ворит Тимирязев, — что-нибудь читать или слыхать о физио¬

логии нервной системы, знает, что именно физиологи разу¬

меют под словом „рефлексы“, а всякий образованный русский

человек с гордостью связывает это слово с именами Сеченова

и Ивана Петровича Павлова»3. Метальников же назвал ре¬

флексами явления заглатывания и последующего выбрасыва¬

ния мелких взвешенных в воде крупинок кармина инфузо¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 48.
2	Там же, т. IX, стр. 235.
3	Там же, стр. 233.
15*
227

риями. Не найдя повторяемости в этих явлениях, Металіьников

делает вывод, что рефлексы зависят от «творчества инфузо¬

рий», что рефлексы являются «творческими актами».
Тимирязев показывает, что, во-первых, автор не имеет

права распространять свои выводы на рефлексы, поскольку

он изучал совершенно иные явления, и что, во-вторых, даже

и в отношении изучаемой им области он не имеет права на

подобный вывод. Наблюдаемые им явления не вызываются

действием какою-то мистического «творческого акта», но

отличаются сложностью, пока еще не раскрытой исследова¬

телем.
Большой интерес представляют сделанные Тимирязевым

пометки на полях статьи Метальникова. Они лишний раз сви¬

детельствуют о последовательном, воинствующем материа¬

лизме Тимирязева, о диалектическом подходе его к изучению

природы.
На утверждение автора, будто у амеб и инфузорий все

реакции до такой степени не единообразны, что амеба даже

двух раз не отвечает одинаково на одно и то же раздражение,

Тимирязев иронически замечает: «Хороша наука» К В другом

месте он пишет: «Без однообразия нет науки». Метальников

пытается убедить читателя, что под действием одного и того

же раздражителя при равенстве всех прочих условий инфу¬

зория реагирует различно. Тимирязев возражает: «Вот это

докажите!» А когда Метальников уверяет, что для доказа¬

тельства этого нужно наблюдать один и тот же организм

в течение продолжительного времени, Тимирязев резонно воз¬

ражает: «Т. е. уже не тот». Тимирязеву как диалектику совер¬

шенно ясно, что организм не остается неизменным, равным

самому себе, что он испытывает со временем существенные

изменения, тем более если он подвергается при этом несвой¬

ственному для обычных условий кормлению кармином. Ме¬

тальников констатирует, что инфузории при постоянном корм¬

лении кармином через несколько дней перестают его заглаты¬

вать. На это Тимирязев замечает: «Еще бы! Человек даже

стал бы блеваться! Ах, болван, болван!»
Из этого несомненного факта Метальников делает далеко

идущие выводы о наличии у инфузорий особой силы, целе¬

сообразно направляющей их деятельность. По этому поводу

Тимирязев с негодованием пишет: «Тот же парамеций и оплот

фатализма и свободного творчества». Автор определяет вся¬

кое проявление жизнедеятельности организма как «творческий

акт», как «творение собственной индивидуальности». «Все
*	К. А. Тимирязев. Пометки на статье С. С. Метальникова «Ре¬

флекс как творческий акт». Музей К. А. Тимирязева.
228

время, — продолжает Метальников, — мы творим самих себя».

Перефразируя его, Тимирязев говорит: «Т. е. болван творит

болвана/». Весьма интересна еще ремарка Тимирязева по по¬

воду заявления Метальникова, что внутренний фактор регу¬

лирует рефлексы целесообразности: «Ай да молодец! Жаль,

что Кассо умер, быть бы тебе генералом!».1 Тимирязев пре¬

красно сознает, что подобные идеалистические выкрутасы не

могут не встретить одобрения со стороны реакционных кругов,

ставленником которых был царский министр просвещения

Кассо.
Так, шаг за шагом Тимирязев разбирает и подвергает

уничтожающей критике чуждую науке статью Метальникова,

призванную дискредитировать физиологическое учение

И. П. Павлова.
*	*
*
Все работы Тимирязева в области физиологии растений

характеризуются стремлением связать науку с сельскохозяй¬

ственной практикой, подчинить ее нуждам крестьянского

земледелия.
Тимирязев был подлинным представителем той науки,

которая, как говорил И. В. Сталин, «не отгораживается от

народа, не держит себя вдали от народа, а готова служить

народу, готова передать народу все завоевания науки, кото¬

рая обслуживает народ не по принуждению, а добровольно,

с охотой» 2.
Высшим назначением биологической науки Тимирязев счи¬

тал научить крестьянина выращивать два колоса там, где

раньше рос один. Тимирязев указывает, что вопрос о двух

колосьях намного перерастает рамки чисто научного вопроса.

«Задача о двух колосьях, быть может, самый жгучий, самый

коренной политический вопрос, который в ближайшем буду¬

щем предстоит разрешить...» 3.
Еще в 1868 г. в составленной им инструкции для руковод¬

ства во время пребывания в заграничной командировке Тими¬

рязев писал, что, подобно тому как физиология животных

обязана своим началом медицинским школам, так и физио¬

логия растений будет в значительной мере обязана своим раз¬

витием агрономическим школам. В дальнейшем он указывал

также и на обратный характер этих отношений: медицина
1	К. А. Тимирязев. Пометки на статье С. С. Метальникова «Ре¬

флекс как творческий акт». Музей К- А. Тимирязева.
2	Речь И. В. Сталина на приеме в Кремле работников высшей школы

17 мая 1938 г., Госполитиздат, 1938, стр. 3.
3	К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 16.
229

стала наукой, лишь опираясь на физиологию человека; точно

так же и агрономия может стать подлинно научной, лишь

положив в свою основу физиологию растений.
Эта мысль высказана Тимирязевым в первой же лекции

«Жизни растения» и подробно развивалась в последующих

трудах по агрономии. Тимирязев подчеркивал, что цель уче-

ного-физиолога и практика сельского хозяйства — земледельца

и лесовода — по отношению к растению одна: «... Тот и дру¬

гой стремятся подчинить растительный организм своей власти,

направить его деятельность так, чтобы он давал возможно

большее количество продуктов возможно лучшего качества» 1.
Глубокое понимание связи науки и практики, горячее

стремление поставить свою научную деятельность на службу

народу играли известную роль при выборе Тимирязевым своей

научной специальности. Вспоминая об этом на склоне своих

лет, Тимирязев писал: «При выборе своей научной специаль¬

ности — физиологии растения я в известной степени руковод¬

ствовался и ее отношением к земледелию, определяя это отно¬

шение весьма просто: „Наука призвана сделать труд земле¬

дельца более производительным“»2.
Работа Тимирязева в области агрономии началась сразу же

после окончания университета, в 1866 г. Как уже упомина¬

лось, он работал тогда под руководством Менделеева на опыт¬

ном сельскохозяйственном поле в Симбирской губернии. Тими¬

рязев занимался здесь главным образом изучением следую¬

щих вопросов: 1) влияния минеральных удобрений на урожай¬

ность зерновых культур; 2) значения глубокой вспашки

в борьбе с засухой; 3) значения средней люцерны в земле¬

делии; 4) ценности семян, осыпающихся при перевозке снопов.
Выводы Тимирязева по всем этим главным направлениям

его работы вошли в золотой фонд агрономической науки.

Тимирязев установил, что применение фосфатов на чернозе¬

мах дает значительную прибавку урожайности. Вместе с тем

он впервые установил факт вредного действия сернокислого

аммония на растения. Впоследствии этот факт нашел подтвер¬

ждение для почв с повышенной кислотностью.
Тимирязев показал огромное значение глубокой вспашки

для борьбы с засухой. Это положение оспаривалось многими

специалистами. Однако в исследованиях академика В. Р. Виль¬

ямса оно нашло блестящее подтверждение и является ныне

одним из важнейших агротехнических мероприятий в траво¬

польной системе земледелия. Вильямс показал также большую

ценность для земледелия рекомендуемой Тимирязевым сред-
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 143—144.
* Там же, т. Ιλ, стр. 14.
230

•лей люцерны. Указание Тимирязева на высокие качества

семян, осыпающихся при перевозке, нашло полное подтвер¬

ждение в опытах академика И. В. Якушкина на Полевой опыт¬

ной станции ордена Ленина Сельскохозяйственной академии

имени К. А. Тимирязева.
В последующие годы, наряду с работой в области фото¬

синтеза, Тимирязев продолжал интересоваться вопросами

минерального питания и водного режима растений.
Будучи профессором Петровской академии земледелия и

лесоводства, Тимирязев не только строит свой курс лекций

по физиологии растений в соответствии с требованиями агро¬

номической науки, но и всю научную работу кафедры направ¬

ляет на решение важнейших задач сельскохозяйственной

практики. С этой целью он в 1872 г. создает в Петровской

академии один из первых в мире вегетационных домиков, где

проводилось изучение действия минеральных удобрений и дру¬

гих вопросов агрономической науки. Впоследствии он создает

такой же домик на крыше Московского университета,

а в 1896 г. — на Нижегородской выставке. Тимирязев руко¬

водил всей научной деятельностью в этих вегетационных до¬

миках. Поручая ту или иную тему своим ученикам, Тимирязев

вырабатывал вместе с ними план и методику исследования,

внимательно следил за ходом ее выполнения. В 1876 г. Тими¬

рязев вошел в состав комиссии по выработке проекта опыт¬

ной сельскохозяйственной станции при Петровской академии.
После изгнания из Петровской академии в 1892 г. Тими¬

рязев не только не прекратил своих занятий агрономией, но

уделял ей еще большее внимание. Он попрежнему руководил

научной деятельностью своих учеников — Д. Н. Прянишни¬

кова, П. С. Коссовича, Е. Ф. Вотчала и др.; он выступал

с публичными лекциями по животрепещущим вопросам агро¬

номической науки.
Тимирязев был горячим борцом за создание широкой сети

опытных станций и полей во всех уголках нашей Родины.

В 1885 г. в своей публичной лекции «Полвека опытных стан¬

ций» он выдвинул идею создания при Московском политех¬

ническом музее показательной опытной ботанической станции

в Александровском саду возле Кремля. Основное назначение

этой станции он видел в производстве «физиологических иссле¬

дований, имеющих прямое или косвенное отношение к земле¬

делию, т. е. касающихся вообще питания и условий благо¬

приятного развития растений...» !.
Тимирязев указывал, что лаборатории этой станции должны

быть открыты для всякого, кто желает и в состоянии
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 255.
231

работать в них. Вместе с тем эта станция должна была, па

мысли Тимирязева, явиться средством широкой популяризации

агрономических знаний среди народных масс. Тимирязев под¬

черкивает, что лучшим средством оценить значение науки

является знакомство с теми приемами, которыми наука при¬

обретает свои данные.
В соответствии с этой двуединой задачей Тимирязев

подробно разработал проект опытной станции. Самой суще¬

ственной частью станции он считал теплицу для искусствен¬

ных культур с вагонетками, которые можно по рельсам выка¬

тывать на открытый воздух. Здесь же предусматривались

цементные ящики с лизиметром и дождемером для изучения

прихода и расхода воды и питательных веществ в почве

(подобные лизиметры нашли впоследствии широкое применение

в исследованиях В. Р. Вильямса), парник, грядки с коллек¬

циями важнейших культурных и сорных растений, участки

почвы для исследования действия удобрений и других вопро¬

сов, химическая, микроскопическая и другие лаборатории,

а также аудитория для публичных лекций. Все эти отделы

опытной станции были спроектированы и рассчитаны Тими¬

рязевым с учетом последних данных современной ему науки

и техники.
Нарисовав перед своей аудиторией увлекательную картину

будущей опытной станции, Тимирязев в конце лекции поде¬

лился с ней сомнениями в возможности осуществления своего

проекта. С горечью указывал он, что несмотря на преобла¬

дающую роль земледелия в народном хозяйстве России

царское правительство и господствующие классы не приняли

никаких мер к созданию опытных станций в стране. Вместе

с тем он призывал своих слушателей не отчаиваться, а бо¬

роться за осуществление поставленной цели. «... Я твердо

убежден, — говорил Тимирязев, — что если не мы, если НС

наше поколение, то те, кто придут нам на смену, увидят эти

воздушные замки не на бумаге только и холсте, а из камня

и железа. Так должно быть и так будет...» К
Действительно, эти «воздушные замки» нашли свое осу¬

ществление и даже в таких широких масштабах, о которых

Тимирязев не мог и мечтать, в нашей Советской стране. Сотни

мощных, прекрасно оборудованных научно-исследовательских

институтов, лабораторий и опытных станций, изучающих раз¬

личные вопросы сельскохозяйственной науки, раскинулись по

всей нашей необъятной Родине, открывая все новые и новые

пути и методы покорения природы. При организации этих

научных учреждений немаловажную роль сыграли те глу<5о-
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. III, сгр. 251.
232

кие мысли, которые были высказаны в свое время Тимиря¬

зевым при попытке создания опытной станции в Москве.
В частности, эти идеи Тимирязева реализуются в настоя¬

щее время в сельскохозяйственной академии, носящей его имя.

Здесь под руководством доцента И. И. Гунар создана первая

в СССР физиологическая лаборатория «искусственного

климата», позволяющая выращивать любые растения и в любое

время года, причем выращивать при строго контролируемых

условиях света, тепла, влаги, воздушного и корневого пита¬

ния. Еще более совершенные лаборатории «искусственного

климата» создаются при Институте физиологии растений

им. К. А. Тимирязева Академии Наук СССР и на территории

нового здания Московского государственного университета.
Наряду с дорогостоящей центральной опытной станцией

Тимирязев считал необходимым выработать такой тип стан¬

ции, который можно было бы осуществить в любой сельской

школе. Он мечтал о том, чтобы в России было не 4, не 400

и даже не 4000, а 40 000 опытных станций, которые вели бы

не только научную, но и огромную пропагандистскую деятель¬

ность. Но и эта мечта Тимирязева нашла свое осуществление

только в нашей советской действительности в виде много¬

численных колхозных агролабораторий и домов сельскохозяй¬

ственной культуры, которые уже сейчас имеют лучшие кол¬

хозы нашей социалистической деревни.
*	*
В 1906 г. Тимирязев выпустил сборник «Земледелие и

физиология растений», куда вошли прочитанные им в разное

время лекции по вопросам агрономической науки и связанным

с ними проблемам физиологии растений. Этот сборник Тими¬

рязева, несмотря на то, что он написан в форме популярной

книги, является серьезным научным трудом. Тимирязев глу¬

боко раскрывает здесь сущность важнейших вопросов агро¬

номии и физиологии. Он намечает пути их разрешения, на¬

много предвосхищая последующее развитие науки. Сборник

этот не потерял своего значения до настоящего времени.
Уже один перечень его статей говорит о широте агроно¬

мических интересов и о большой целеустремленности Тими¬

рязева в решении важнейших вопросов земледелия: «Наука

и земледелец», «Физиология растений, как основа рациональ¬

ного земледелия», «Борьба растения с засухой», «Источники

азота растений», «Полвека опытных станций», «Лен», «Воз¬

можна ли культура при электрическом свете», «Точно ли чело¬

вечеству грозит близкая гибель», «Новая победа науки над

природой» и др. Если центральной проблемой опубликованных
233

ранее работ Тимирязева по физиологии растений являлись

вопросы воздушного питания растений, то важнейшей пробле¬

мой этого сборника были вопросы их корневого питания,

вопросы, связанные с применением травосеяния и минераль¬

ных удобрений.
Изучение этих материалов, а также других статей Тими¬

рязева, рассматривающих вопросы, смежные между физио¬

логией растений и агрономией, показывает, что Тимирязев

по праву считается одним из основателей научной агрономии.

Поставленные в трудах Тимирязева вопросы послужили раз¬

вернутой программой для работы его многочисленных учени¬

ков и последователей. Об этом особенно наглядно говорит

сборник научных статей, посвященный учениками Тимирязева

своему учителю в день его 70-летия. В этом сборнике пред¬

ставлены почти все выдающиеся деятели русской агрономи¬

ческой науки начала XX в. Можно без преувеличения сказать,

что подавляющее большинство деятелей советской агрономии

является прямыми учениками Тимирязева или учениками его

учеников.
Газета «Правда» в своей передовой «За высокую культуру

сельского хозяйства» от 3 декабря 1951 г., указывая на бога¬

тые традиции в нашей отечественной агрономической науке,

писала: «Русским агрономам всегда были присущи широкий

размах творческой мысли, глубина и принципиальность науч¬

ных исследований. Они внесли неоценимый вклад в сокровищ¬

ницу мировой сельскохозяйственной науки, их открытия по сей

день служат основой научного прогресса. Богатыри русской

агрономии В. В. Докучаев, П. А. Костычев, К. А. Тимирязев,

И. В. Мичурин, В. Р. Вильямс явились основоположниками

передовой науки о сельском хозяйстве, науки, которая в на¬

шей стране поставлена на службу народу». Величайшей заслу¬

гой русской агрономической науки является разработка не

только отдельных вопросов земледелия, как это имело место

в ряде зарубежных стран, а целого комплекса агротехниче¬

ских мероприятий, направленных на неуклонное повышение

урожайности.
Значение трудов Тимирязева и других передовых деятелей

русской агрономии, продолжавших и развивавших лучшие

традиции русских и зарубежных агрономов, становится тем

более очевидным, что агрономическая наука на Западе в конце

XIX—начале XX в. не смогла сохранить даже то ценное, что

было создано в ней в середине XIX в.
Экономические кризисы, охватывавшие не только промыш¬

ленность, но и сельское хозяйство Западной Европы, прогрес¬

сивный рост абсолютного обнищания трудящихся масс вели

к все большему застою капиталистического сельского хозяй¬
234

ства. Западная Европа все больше переходила на импорт

хлеба из России и колониальных стран. Это не могло не отра¬

зиться на состоянии ее земледелия, а вместе с тем и на физио¬

логии растений и агрономии в западноевропейских государ¬

ствах.
Если видные деятели агрономической науки середины

XIX в. — Буссенго, Гельригель, Гильберт, Лооз, которых вы¬

соко ценил Тимирязев, сделали немалый вклад в ее развитие,

то в конце XIX—начале XX в. в агрономической науке Запад¬

ной Европы стала процветать односторонняя метафизическая

и идеалистическая теория Митчерлиха, открыто заявлявшего,

что основной его задачей является подведение биологической

основы под «закон убывающего плодородия почвы» — совер¬

шенно несостоятельный «закон», выдуманный буржуазной

«наукой».
Прогрессивная в свое время система Буссенго и его англий¬

ских и немецких единомышленников все более и более пере¬

рождается. Митчерлих исходит из убеждения, что урожайность

любой культуры имеет свой предел, выше которого, в данных

климатических условиях, его не могут поднять никакие дости¬

жения науки и техники. Таким образом, он пессимистически

утверждает, что агрономическая наука исчерпала себя, что она

не может добиться в дальнейшем сколько-нибудь значитель¬

ных успехов. Все значение науки он сводит к простому выяс¬

нению, сколько и каких удобрений нужно добавить к имею¬

щемуся «запасу почвы», чтобы достичь «предельного урожая».
Агрономический анализ почвы в этот период чаще всего

рассматривается как средство определить цену того или иного

участка земли. Агрономия на Западе оказывается явной слу¬

жанкой сельскохозяйственной буржуазии. Напротив, Тими¬

рязев как патриот и демократ стремится все завоевания агро¬

номической науки передать народу, трудящимся массам

крестьянства. Конечно, выполнять это в условиях царской

России было нелегко. Как и другие демократически мыслящие

ученые, он в условиях эксплуататорского строя постоянно

испытывал мучительное противоречие. С одной стороны, он

стремился вести свою научную работу в интересах отечествен¬

ного земледелия, а с другой — всегда возмущался тем, что

плоды, добытые наукой, как правило, не доходят до народных

масс, оставаясь в руках их угнетателей — помещиков и капи¬

талистов.
Об	этом трагическом противоречии В. Р. Вильямс писал:

«Люди науки должны были писать и говорить только то, что

угодно было капиталистам. Наиболее честные из нас всегда

переживали трудные противоречия: делать полезное в науке

означало множить власть капиталистов и усиливать ограбле¬
235

ние трудящихся. Так не лучше ли совсем не делать полезного,

а прожить свой век как-нибудь или работать для теории, для

„чистой“ науки. Нам, не вышедшим из господствующего

класса, учиться было мучительно, но еще мучительнее было

работать. Поэтому так много трагического в судьбе больших

ученых капиталистического общества» !.
Тимирязев пытается прорвать этот заколдованный круг,

стремясь донести агрономические знания непосредственно до

трудового крестьянства. Отсюда и внимание его, как ученого,

приковывается прежде всею к тем вопросам, разработка кото¬

рых может принести непосредственную пользу русскому кре¬

стьянину.
В своей лекции «Наука и земледелец» он пишет: «В настоя¬

щее время разве только какие-нибудь щедринские генералы

не сознают, что Россию кормит крестьянин»2. И в то же время

тот, кто кормит Россию, сам недоедает. Тимирязев призывал

слушателей своей жизнью и научной деятельностью помогать

русскому крестьянину выйти из состояния непрерывного голода

и нищеты. «Поднятие крестьянского земледелия, — говорил

Тимирязев, — самая существенная задача, прямо или кос¬

венно касающаяся каждого русского гражданина»3.
Тимирязев указывал на необходимость широкой пропа¬

ганды среди крестьян агрономических знаний, особенно про¬

паганды культуры бобовых, а также минеральных удобрений.

Он горячо поддержал группу московских агрономов, начав¬

ших введение клеверосеяния на крестьянских землях. Под¬

черкивая преимущество восьмипольных севооборотов, он

демонстрировал таблицу перехода к ним от трехпольных сево¬

оборотов.
В 1908 г. Тимирязев был избран председателем совещания

земских агрономов по вопросу о применении минеральных

удобрений в крестьянских хозяйствах. Он написал вводную

статью в сборнике «Опыты с минеральными удобрениями на

крестьянских землях», изданном под редакцией его ученика

Д. Н. Прянишникова. Тимирязев рекомендовал шире прово¬

дить опыты с минеральными удобрениями — не только

в теплицах, но и в поле, чтобы сделать их более доступными

русским крестьянам. «... Полевой опыт, — писал он, — должен

итти навстречу нужде крестьянина, а не дожидаться, пока он

сам про них узнает, их разыщет» 4.
Тимирязев разрабатывает простую и наглядную для кре¬

стьянина схему проведения таких опытов. Сознавая всю
1	В. Р. Вильямс. Собр. соч., т. I, 1948, стр. 41.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 16.
3	Там же, стр. 32.
« Там же, стр. 26.

иллюзорность надежд на организацию опытных полей с по¬

мощью царского правительства, он обращался к русской

интеллигенции с патриотическим призывом возглавить дело

ннедрения агрономической науки в практику крестьянского

земледелия.
Мысли о широком применении травосеяния и минераль¬

ных удобрений развиваются Тимирязевым и в других статьях

сборника, особенно в лекции «Физиология растений, как ос¬

нова рационального земледелия», прочитанной им в Истори¬

ческом музее в Москве 15 марта 1897 г. и как бы обобщаю¬

щей другие его выступления по различным вопросам агроно¬

мии. В ней подчеркивается, что для обеспечения урожая

необходимы знакомство с потребностями растения и умение

удовлетворять их. Это положение об изучении «требований»,

«мнения» растений и создании условий для их удовлетворе¬

ния является центральным пунктом всех агрономических ра¬

бот Тимирязева. «... Истинный кормилец крестьянина, —

говорил он, — не земля, а растение, и все искусство земледе¬

лия состоит в том, чтобы освободить растение и, следова¬

тельно, и земледельца ог „власти земли“» К
Последние слова Тимирязева нельзя понимать как отри¬

цание значения качества почвы для урожая (такие по¬

пытки делались в литературе). Речь у Тимирязева идет

о другом — об освобождении крестьянина от убеждения

в фаталистической предопределенности высоты урожая неким

неизменным, от века существующим плодородием почвы. До

сих пор можно слышать утверждение, что на той или иной

почве нельзя добиться высоких урожаев вследствие ее низ¬

кого качества. Это утверждение совершенно неправильно:

нет плохих почв, есть плохие хозяева. Тимирязев настойчиво

доказывает, что плодородие почвы подчиняется воле чело¬

века, вооруженного научными знаниями. Любая, самая низ¬

кая по своему качеству почва, при надлежащем уходе за ра¬

стением, при внесении необходимых удобрений, проведении

травосеяния и других агротехнических мероприятий, может

обеспечить максимальные урожаи. Вот что имеет в виду

Тимирязев, говоря об освобождении крестьянина от мистиче¬

ской «власти земли», а отнюдь не бесплодность борьбы за

повышение плодородия почвы.
Тимирязев указывает, что наиболее полное и глубокое По¬

нимание потребностей растения и способов их удовлетворения

дают физиология растений и агрономическая химия. Только

благодаря им агрономия превратилась из бёссвязного собра¬

ния рецептов в настоящую науку. «Земледелие, — говорит
1 Там же, стр. 17.
237

Тимирязев, — стало тем, что оно есть, только благодаря агро¬

номической химии и физиологии растений...» 1
Тимирязев приводит интересный факт, свидетельствующий

о быстром развитии учения об искусственных минеральных

удобрениях, а также указывающий на тех, кто стоял в нашей

стране у его колыбели. «Оно возникло и развилось, — пишет

Тимирязев, — можно сказать, на глазах нашего поколения.

Живо помню следующий факт, относящийся к моим студен¬

ческим годам. А. В. Советов защищал в Петербургском уни¬

верситете свою диссертацию „О системах земледелия“ на сте¬

пень доктора — первого доктора земледелия в России. В числе

оппонентов был Д. И. Менделеев, указавший на пробел в дис¬

сертации, на отсутствие в числе систем—системы, основанной

на применении химических минеральных удобрений, на что

докторант самым убежденным тоном возражал: «Дмитрий

Иванович! Помилуйте! Да какая же это система? Кабинетная,

лабораторная!» И вот, на глазах одного поколения, эта каби¬

нетная система стала чуть не самой выдающейся чертой...»2.
Тимирязев отнюдь не абсолютизирует роли минеральных

удобрений. Он выдвигает чрезвычайно важное методологиче¬

ское положение о том, что удобрения, почву, климат, а также

все агротехнические мероприятия необходимо изучать не сами

по себе, а в связи с жизнью растения. Исходя из этого прин¬

ципа, Тимирязев рассматривает далее отношение растения

к почве, влаге, воздуху и солнцу.
Тимирязев подвергает критике убеждение, будто растение

питается веществами, поглощаемыми только из почвы, под¬

черкивая, что большая часть его массы усваивается не из

почвы, а из воздуха. С другой стороны, он указывает, что

вещества, поглощаемые растением из почвы, далеко не всегда

являются жизненно-необходимыми для него. К таким веще¬

ствам относится, например, кремнезем. Тимирязев иронизи¬

рует над предложением Либиха вводить в состав минераль¬

ных удобрений растворимые соли кремневой кислоты только

на том основании, что в золе растений встречается кремнезем.
Таким образом, Тимирязев делает известный шаг к пони¬

манию метафизического характера либиховской теории выноса

и полного возврата. Согласно этой теории в почву необхо¬

димо возвращать в том же количестве все те минеральные

вещества, которые были вывезены с поля вместе с собранным

урожаем. Подобные взгляды имеют хождение среди некото¬

рой части агрохимиков до настоящего времени. Ими руковод¬

ствуются нередко при вычислении дозы вносимых в почву
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 51.
2	Там же, стр. 20.
238

удобрений. Однако такой подход к определению дозы удобре¬

ний совершенно не обоснован. Нельзя определять потребность

растения и высоту его урожая только по одному фактору, по¬

скольку урожай является результатом действия сложного

комплекса факторов роста и развития растений. Некоторые

вещества, как это отмечал уже и Тимирязев, поглощаются

растением совсем не потому, что они необходимы для его

жизни, а поэтому возврат их на поле был бы совершенно из¬

лишним. Кроме того, известно, что содержание различных

питательных веществ в одних и тех же растениях весьма раз¬

лично, поэтому не существует прямой связи между высотой

урожая и выносом питательных веществ. Различен и коэф¬

фициент использования удобрений в зависимости от техники

и сроков их внесения, а также от особенностей как удобрений,

так и самих растений.
Уровень развития агрономической науки при жизни

Тимирязева еще не позволял ему в полной мере осознать меха¬

нистический характер закона выноса и возврата. Но, как мы

только что видели, Тимирязев уже указывает на недопусти¬

мость абсолютизации этого закона, показывает его ограни¬

ченность. Тимирязев считает совершенно неправильным сужде¬

ние Либиха и его учеников о необходимых для растения тех

или иных веществах только по результатам химического ана¬

лиза золы, получающейся при сжигании растений. Он пока¬

зывает, что подобное суждение совершенно несостоятельно

уже по одному тому, что поглощаемый из почвы азот при

сжигании растений не остается в золе, а улетучивается. Опре¬

делить состав необходимых растению веществ, подчеркивает

Тимирязев, может только само растение, т. е. умеющий до¬

просить его физиолог при помощи соответствующих опытов.
В качестве приемов, позволяющих узнать требования са¬

мого растения, Тимирязев рекомендует искусственные пес¬

чаные и водные культуры, выращиваемые в вегетационных

домиках или в специальных цементных ящиках, зарываемых

в землю под открытым небом. «... Последнее слово, — говорит

Тимирязев, — всегда остается за самим растением... надеж¬

ный ответ дает только этот путь научных культур, в отличие

от пути аналитического получивший название синтетиче¬

ского» Этот путь позволяет определить состав и количество

питательных веществ, необходимых растению, но недостаю¬

щих в той или иной почве.
В более поздних своих работах (в частности, в рассмот¬

ренной выше статье «Наука и земледелец») Тимирязев ука¬

зывает на необходимость сочетания вегетационных опытов·
1 Там же, стр. 261.
239

с опытами непосредственно в поле: в борьбе за широкое при¬

менение минеральных удобрений опыт в поле имеет решаю¬

щее значение.
Таким образом, Тимирязев идет значительно дальше не

только Либиха с его односторонним химическим анализом

золы, но и таких немецких агрохимиков, как Гельригель и

Кноп, которые считали возможным изучение вопроса о мине¬

ральных удобрениях ограничить исследованиями в вегетацион¬

ных домиках. И все же нельзя не отметить, что Тимирязев

проявил известную недооценку как полевых опытов, так и

изучения почвы, выступая против почвоведческой школы

Докучаева: он не осознал огромного значения учения Доку¬

чаева о почве, как особом природном теле.
Хотя между Тимирязевым и Докучаевым были известные

разногласия в трактовке отдельных вопросов агрономической

науки, тем не менее каждый из них вел борьбу против идеа¬

лизма и метафизики в науке, против рабского преклонения

перед буржуазной наукой Запада, оказывая при этом под¬

держку друг другу. Известно, например, что свою знаменитую

речь «Факторы органической эволюции» Тимирязев произнес

на VIII съезде естествоиспытателей и врачей по просьбе До¬

кучаева, который был одним из организаторов этого съезда.
*
Видное место в трудах Тимирязева по агрономии занимает

выяснение роли азота в жизни растений и его источников.

Азот, как известно, является одним из наиболее важных для

организма химических элементов, он достигает 16—18% от

веса главной составной части протоплазмы — белковых ве¬

ществ. Как указывает один из крупнейших мировых уче¬

ных в области агрохимии, ученик Тимирязева — академик

Д. Н. Прянишников, история земледелия «свидетельствует о том,

что главным условием, определяющим среднюю высоту уро¬

жая в разные эпохи, была степень обеспеченности сельско¬

хозяйственных растений азотом» *.
Тимирязев опровергает Либиха, отрицавшего необходи¬

мость внесения в почву азотных удобрений на том основании,

что растение окружено в избытке азотом. Доказав, что сво¬

бодный атмосферный азот непосредственно растением не ус¬

ваивается, он подчеркивает, что высота урожаев чаще всего

определяется содержанием в почве именно усвояемых расте¬

нием форм связанного азота.
1 Д. Н. Прянишников. Азот в жизни растений и в земледелии

СССР, 1945, стр. 134.
240

В специальной лекции, прочитанной в 1890 г., Тимирязев

рассматривает вопрос об источниках азота растений. Расте¬

ние соприкасается с различными формами азота: со свободным

газообразным азотом, составляющим 79% атмосферы, с азо¬

том сложных органических веществ, с азотом солей азотной

кислоты и аммиачных соединений. В увлекательной форме

рисует Тимирязев историю последовательного развития наших

знаний о том, какие из этих разнообразных форм азота яв¬

ляются подлинными источниками азота растений. Раньше

всего было установлено, что растение легко усваивает азот со¬

лей азотной кислоты. В дальнейшем исследования Д. Н. Пря¬

нишникова неоспоримо доказали, что азот аммиачных со¬

единений усваивается растениями не хуже, а в определенных

условиях даже лучше, чем азот солей азотной кислоты.
Большие затруднения возникли в вопросе о способности

растений усваивать свободный азот атмосферы. Этот вопрос

не случайно давно уже приковывал к себе внимание ученых

и практиков сельского хозяйства. Подсчитано, что столб воз¬

духа над каждым квадратным метром земной поверхности

содержит около 8 тонн свободного азота. При условии исполь¬

зования атмосферного азота его хватило бы растениям на

миллион лет.
Тимирязев открывает перед читателем картину самоотвер¬

женного и упорного труда целого ряда ученых по изучению

этого вопроса: Буссенго, М. С. Воронина, С. Н. Виноград¬

ского, Гельригеля, Пражмовского, К. А. Тимирязева, П. С. Кос-

совича и др. Особое внимание ученых привлекла роль

бобовых растений в усвоении азота. Путь их исканий был

сложен и противоречив. Если в отношении зерновых и других

культур было сравнительно легко установлено, что они не

могут усваивать свободный азот атмосферы, то в отношении

бобовых растений данные были весьма противоречивыми.

«С одной стороны, вековая практика, подкрепляемая хими¬

ческими анализами Буссенго и Лооза и Гильберта, невольно

приводила к заключению, что роль бобовых растений в пло¬

досменном хозяйстве объясняется тем, что для них доступен

источник азота, недоступный для злаков, и что этот источ¬

ник— свободный азот атмосферы. С другой стороны, точные

физиологические опыты доказывали еще более очевидным

образом, что этого источника азота для растения как бы не

существует» Несколько десятилетий было потрачено на по¬

пытку примирить эти противоречия.
Между тем в 1866 г. русский ученый М. С. Воронин обра¬

тил внимание на клубеньки (желвачки), образующиеся обычно
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 203.
16 Г. В. Платонов	241

на корнях бобовых растений. Он показал, что эти клубеньки

представляют собой болезненные образования, вызванные

заражением корней определенными бактериями. Против этого

воззрения ополчились немецкий профессор Франк и его уче¬

ники Брунгорст и Тчирх, рассматривавшие клубеньки как

нормальные физиологические образования клеточной плазмы —

запасы белковых питательных веществ. Позднее они выну¬

ждены были отказаться от своих неверных воззрений, что не

помешало им с бесцеремонной развязностью дать свое назва¬

ние микроорганизму, открытому до них.
Исходя из открытия Воронина, а также из высказываний

Бертло и Пастера о наличии в почве микроорганизмов, свя¬

зывающих свободный азот, Гельригель предположил, что бак¬

терии, населяющие желвачки бобовых растений, также обла¬

дают этим свойством, что и обусловливает способность бобо¬

вых усваивать азот атмосферы. Проведенные им опыты

давали известное подтверждение этим предположениям. Бобо¬

вые растения даже при выращивании их в сосуде со стерили¬

зованным песком росли и развивались нормально, если к ним

добавлялось несколько кубических сантиметров настоя, полу¬

ченного взбалтыванием воды с кусочком почвы, взятой на

поле с бобовыми культурами.
Однако окончательное доказательство того, что здесь

усваивался азот атмосферы и именно при помощи населяю¬

щих клубеньки бактерий, было дано лишь польским микро¬

биологом Пражмовским. «... задача Пражмовского, — как

указывал Тимирязев, — была гораздо сложнее и тоньше за¬

дачи Гельригеля. Последний только желал доказать и дока¬

зал, что оба процесса [образование желвачков и усвоение

бобовыми свободного азота. — Г. П.] зависят от присутствия

в почве чего-то, что должно быть микроорганизмом, так как

уничтожается нагреванием, стерилизацией почвы или ее на¬

стоя. Пражмовский, как бактериолог, пожелал увидеть это

нечто, убедиться, что это — бактерия, проследить ее участь

в растении до образования желвачков и доказать, что именно

эта бактерия, а не что иное способствует усвоению азота» К
Пражмовский показал, что заражение бобовых бактериями

происходит через корневые волоски или поверхностные клетки

молодых частей корня. Однако установить, как проникают

бактерии через оболочку клеточки, он не смог. Большое вни¬

мание изучению этого и других вопросов, связанных с выяс¬

нением роли бобовых в усвоении азота атмосферы, уделяет

в своих экспериментальных исследованиях сам Тимирязев.

«... Исследуя, — пишет Тимирязев, — первые моменты зараже-
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 219—220.
242

ния одного бобового растения (язвенника — Anthyllis vul-

neraria), я мог наблюдать целые колонии бактерий (так на¬

зываемые Zoogloea) на наружной поверхности корневых волос¬

ков. В некоторых случаях они встречались почти на каждом

кончике волоска в виде кисточки, следовательно, заражение

идет весьма энергично» К
В настоящее время картина заражения корней бобовых

клубеньковыми бактериями хорошо изучена. Новые данные

блестяще подтвердили наблюдения Тимирязева над зараже¬

нием корней язвенника. К сожалению, в нашей специальной

литературе по сельскохозяйственной микробиологии далеко

не всегда отдают должное исследованиям Тимирязева по во¬

просам усвоения атмосферного азота, в частности, его экспе¬

риментальным работам по изучению жизнедеятельности клу¬

беньковых бактерий. Так, даже такой крупный специалист по

этому вопросу, как проф. М. В. Федоров, руководитель

кафедры микробиологии в Сельскохозяйственной ака¬

демии им. К. А. Тимирязева, в своем учебнике «Микробио¬

логия» ни словом не упоминает о работах Тимирязева в этой

области.
Тимирязев не только сам занимался изучением клубенько¬

вых бактерий, но и направлял внимание своих учеников к этому

вопросу. Под его руководством студент Московского универ¬

ситета П. С. Коссович (впоследствии известный русский агро¬

химик и почвовед) произвел чрезвычайно важные исследова¬

ния о происхождении азота бобовых растений.
' В 1890 г. Коссович своими опытами дал подтверждение

усвоения азота бобовыми, за что был удостоен золотой ме¬

дали Московского университета. Через два года он добился

новых успехов. «Весьма тщательными опытами... Коссовичу

удалось доказать, что когда из почвы будет устранен азот

(почвенный воздух заменяется искусственною смесью кисло¬

рода и водорода), то растение (горох) не развивается. Сле¬

довательно, для усвоения азота необходимо, чтобы он нахо¬

дился именно в почве»2. Тимирязев подчеркивает, что опыты

Коссовича дали прекрасное опровержение домыслов немец¬

кого ученого Франка, будто заражение бобовых бактериями

не ограничивается одними желвачками, а распространяется

далее, сообщая всему растению, включая и листья, способ¬

ность усваивать азот.
Результаты исследований Коссовича были опубликованы

в его статье «Через корни или надземные части поступает

в мотыльковые растения свободный азот, усвояемый ими»,
1	Там же, стр. 220.
2	Там же, стр. 229.
16*
243

напечатанной в «Известиях Петровской сельскохозяйствен¬

ной академии» в 1892 г. Под влиянием Тимирязева и другой

его ученик — Д. Н. Прянишников начинает заниматься изуче¬

нием роли азота в жизни растений. Это дало направление

всей последующей научной деятельности Прянишникова,

подытоженной им в монографии «Азот в жизни растений и

земледелии СССР» ( 1945).
Для полного понимания усвоения азота бобовыми нужно

было еще установить, где и когда именно клубеньковые бак¬

терии усваивают азот — тогда ли, когда находятся в свобод¬

ном состоянии в почве или когда уже проникли внутрь расте¬

ния. С целью изучения этого вопроса Тимирязев ставит летом

1892 г. лично 40 опытов, методика проведения и результаты

которых были изложены им в декабре 1892 г. в реферате «Га¬

зовый обмен в корневых желвачках бобовых растений», опуб¬

ликованном в трудах Петербургского общества естествоиспы¬

тателей (XXIII, отд. бот., протоколы № 36—37 за 1893 г.).

«Опыты, — пишет Тимирязев, — производились как над жел¬

вачками, отделенными от корней (что достигается без их по¬

вреждения), так и над корнями, покрытыми желвачками, и

ни в одном случае нельзя было показать поглощения азота

из атмосферы» К Тимирязев делает предположение, что бак¬

терии усваивают азот во время пребывания их в почве. Од¬

нако он не считает еще это предположение вполне обоснован¬

ным. В дальнейшем наукой было установлено, что усвоение

молекулярного азота клубеньковыми бактериями происходит

прежде всего внутри клубенька. М. П. Корсакова и Г. В. Ло¬

патина (Микробиология, III, стр. 204, 1934) показали, что

фиксация азота клубеньковыми бактериями вне корня бобо¬

вого является весьма маловероятной.
Участие Тимирязева в разработке вопроса об усвоении

азота бобовыми не ограничивается теми экспериментами,

которые ставил он сам и его ученики. Он стремился дать

общебиологическое объяснение характера отношений, скла¬

дывающихся между бактериями и растениями. Указав, что

бактерии, проникнув в бобовое растение, быстро размно¬

жаются только пока они обособлены от тканей самого расте¬

ния специальными оболочками, что после разрушения этих

оболочек бактерии, войдя в соприкосновение с растительной

плазмой, подвергаются ожирению и теряют свою активность,

Тимирязев пишет: «Таким образом, в явлениях развития и

разрушения желвачков на корнях бобовых растений мы имеем

нечто совершенно своеобразное. Это не паразитизм, в котором

бывает одна жертва, один эксплоататор. Это и не симбиоз,
1 K. А. Т и м и р я з е в. Соч., т. III, стр. 230.
244

т. e. не мирное сожительство, ассоциация двух организмов,

связанных обоюдною пользой. Это какая-то своеобразная

борьба, из которой обе стороны выходят поочередно победи¬

телями, обе стороны извлекают свою долю пользы. Бактерии,

просуществовав некоторое время в растении и пользуясь его

пищею, возвращаются обратно в почву и, конечно, в большем

числе, чем сколько их проникло в корни, — следовательно,

с точки зрения сохранения вида процесс этот не может не

быть для них выгоден. Но они оставляют за собою еще более

многочисленные трупы своих отяжелевших товарищей, которые

идут на питание одолевающего их растения» *.
Научные открытия роли клубеньковых бактерий в фикса¬

ции атмосферного азота привели к выводу о необходимости

предварительного заражения почвы соответствующими бакте¬

риями при посеве тех или иных видов бобовых культур.

С этой целью был выпущен специальный препарат клубенько¬

вых бактерий — «нитрагин». Тимирязев горячо поддерживает

этот практический прием. Он пишет, что это будет «удобре¬

ние для целого поля в жилетном кармане». В то же время

он предупреждает, что внесение нового удобрения — нитраги¬

на — не должно рассматриваться как некое универсальное

средство. Он считает, что применение его будет особенно

эффективно на таких почвах, например, торфяниковых, где

нет соответствующей микрофлоры, а также на любых почвах

для редких форм бобовых растений. Эти указания Тимирязева

находят блестящее подтверждение в практике применения

нитрагина на наших социалистических полях. Массовые про¬

изводственные опыты, проведенные в 1934—1936 гг., показали,

что при условии получения нитрагина без большого засорения

его посторонними видами бактерий получается весьма значи¬

тельная (до 20—30%) прибавка урожая как бобовых, так и

высеваемых после них зерновых культур.
Эффективность нитрагина еще более повышается при усло¬

вии параллельного внесения минеральных удобрений. В на¬

стоящее время посевная площадь в СССР, на которой приме¬

няется нитрагин, исчисляется в сотнях тысяч гектаров. На¬

ряду с нитрагином начинает находить широкое применение

«удобрение» почвы азотом путем внесения на поля искус¬

ственных штаммов некоторых свободноживущих бактерий,

усваивающих атмосферный азот. Особенно большую роль при

этом играет культура азотогена, дающая значительное обога¬

щение почвы азотом. Применение нового вида бактериаль¬

ного удобрения обеспечивает значительную (до 40%) при¬

бавку урожайности полевых и овощных культур.
1 Там же, стр. 226.
245

При рассмотрении источников азота растений Тимирязев

придает большое значение открытию русским микробиологом
С.	Н. Виноградским двух видов нитрифицирующих бактерий.

Последние переводят неусвояемые растениями формы органи¬

ческих азотистых соединений в азотную кислоту, которая

тут же вступает в соединение с различными солями, находя¬

щимися в почве, образуя легкоусвояемые соли азотной ки¬

слоты (селитры). «В природе, — говорит Тимирязев, — в есте¬

ственных почвах, растение также постоянно встречает селитру,

являющуюся результатом действия двух микроорганизмов,

изученных нашим известным ученым С. Виноградским» *.

Тимирязев называет работы Виноградского замечательными и

выражает уверенность, что культура открытых им бактерий

будет иметь в будущем большое значение. «Быть может, они

принесут нам научную разгадку и для других приемов прак¬

тики, например, объяснят нам значение пара и т. д.»2. Пред¬

сказание Тимирязева в дальнейшем нашло блестящее под¬

тверждение. Как показали специальные исследования, систе¬

матическая обработка почвы во время пара не только приво¬

дит к уничтожению сорняков, но и способствует интенсифика¬

ции жизнедеятельности нитрифицирующих бактерий, что обес¬

печивает значительное накопление селитры в почве. Тимиря¬

зев обращает внимание и на другую сторону достижений

Виноградского — на открытие им химических источников

энергии в растении. «Оказалось, — пишет Тимирязев, — что,

между тем как мы дышим только на счет углерода и водо¬

рода, растение может дышать и на счет других элементов —

азота, серы, даже железа, окисляя их некислородные соеди¬

нения или переводя их из одного окисла в другой» 3.
*	*
•І'
Огромное значение придавал Тимирязев открытию про¬

мышленного способа связывания атмосферного азота, пред¬

сказывая ему великую будущность. Его статьи «Точно ли

человечеству грозит близкая гибель» (1898) и «Новая победа

науки над природой» (1906) разоблачают мальтузианские

расчеты и предсказания английских ученых — Крукса и Том¬

сона (лорда Кельвина), пророчивших человечеству скорую

гибель. Крукс исходил из убеждения, что рост производства

хлеба не поспевает за ростом населения. По его расчетам, все¬

общий голод должен был начаться уже через 33 года после
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 337.
2	Там же, стр. 83.
3	Там же, т. V, стр. 411.
246

его выступления, т. е. в 1931 г. Он утверждал, что посевные

площади сельскохозяйственных культур, в том числе пшеницы,

этого главного источника питания, могут быть расширены

якобы весьма незначительно — всего лишь на 100 000 000 ак¬

ров* (при существовавшей тогда, по Круксу, площади посева

пшеницы в 163 000 000 акров). Известную роль в повышении

валового сбора пшеницы могут сыграть минеральные удобре¬

ния, в частности, селитра, но запасы ее на земле весьма огра¬

ничены, и по исчерпании их человечеству, по мнению Крукса,

грозит неминуемая гибель от голода, если наука не вырабо¬

тает способов искусственного получения азотной кислоты.
Данные Крукса о возможном расширении посевных пло¬

щадей безусловно сильно преуменьшены, но, даже принимая

его вычисления, Тимирязев показывает, что скептицизм

Крукса совершенно не обоснован, поскольку получение деше¬

вой синтетической азотной кислоты является делом не отда¬

ленного будущего, а самого ближайшего времени. «Мы, — го¬

ворит Тимирязев, — быть может, находимся накануне капи¬

тального переворота в земледелии, получения самого важного

из удобрительных средств прямо из воздуха, везде, где только

найдется дешевый источник силы» 1.
В статье «Новая победа науки над природой» Тимирязев

снова возвращается к вопросу о синтезе азотной кислоты

путем окисления азота воздуха с помощью электричества.

К этому времени норвежскими учеными Биркеляндом и Эйде

был разработан и осуществлен в заводской установке эконо¬

мически вполне рентабельный (при наличии дешевой гидро¬

энергии) способ получения азотной кислоты из воздуха.

Тимирязев с восторгом отзывается об этом методе, предска¬

зывая ему широкое применение в будущем. Если Тимирязев

восхищался работой небольшого завода по синтезу азотной

кислоты, то что бы он сказал теперь, ознакомившись с нашими

современными социалистическими предприятиями химической

промышленности, дающими сотни тысяч тонн селитры еже¬

годно!
Правда, в настоящее время основная масса промышлен¬

ного азота получается не путем непосредственного окисления

азота, а путем предварительного восстановления его водоро¬

дом (с получением аммиака) и последующего окисления ам¬

миака до азотной кислоты. Но и здесь мы видим силу

проницательности гения Тимирязева, который писал, что

для овладения методом синтеза азотной кислоты человек дол¬

жен пойти по пути связывания атмосферного азота микро-
*	Акр — английская и американская земельная мера, равная

<0,4047 га.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 341.
247

организмами. С. Н. Виноградский и др. показали, что

такой фиксатор азота, как азотобактер, связывает азот в

виде аммиака, т. е. тем же путем, которым получается сейчас

основная масса синтетических соединений азота в про¬

мышленности.
Сокрушительной критике подвергает Тимирязев утвержде¬

ние лорда Кельвина о неминуемой якобы гибели человече¬

ства вследствие исчезновения кислорода. По мнению Кель¬

вина, все возрастающее население земного шара, а также

рост количества сжигаемого угля, торфа, нефти и другого топ¬

лива приведут со временем к полному исчерпанию кислорода

в атмосфере. Тимирязев показывает абсурдность этого утвер¬

ждения. Кельвин неправ уже потому, что если бы даже была

опасность удушения, то скорее не от исчезновения кислорода,

а из-за повышения содержания углекислоты в атмосфере. Но

и этого не может произойти, поскольку колоссальное количе¬

ство растений на земле ежедневно и ежечасно разлагает

огромную массу атмосферной углекислоты, усваивая углерод

и отдавая воздуху свободный кислород. При этом процесс

разложения углекислоты идет тем более интенсивно, чем

больше ее содержится в атмосфере. Максимум разложения

углекислоты растением наблюдается при 10% ее содержания,

что примерно в 300 раз превышает ее нормальное содержа¬

ние в атмосферном воздухе. Производительность растений

может быть еще более повышена, если предоставить им доста¬

точное количество минеральных удобрений. Если бы и это не

спасло от вредного возрастания углекислоты в воздухе, то чело¬

век, безусловно, смог бы найти технические возможности для

устранения углерода из этого круговорота в наиболее полез¬

ной для себя форме или для замены сжигания угля непосред¬

ственным использованием энергии солнечных лучей. Наконец,

не исключена возможность и искусственного синтеза пита¬

тельных веществ из углекислоты, воды и других веществ при

помощи прямого использования солнечного света, что значи¬

тельно повысило бы коэффициент полезного действия по

сравнению с растением. Найдено, что количества солнечной

энергии, падающей на 1 м2, достаточно для покрытия потреб¬

ностей пяти человек. «Следовательно, — говорит Тимирязев, —

если бы люди размножились до того, что почти стояли бы

плечом к плечу, так что негде было бы ни сесть ни лечь, и

тогда даже солнечной энергии, улавливаемой над их головами,

было бы достаточно для покрытия их потребностей, т. е. и

тогда они могли бы жить, как говорится в поговорке, „в тес¬

ноте, да не в обиде“» К
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 360.
248

Насколько сильна и убедительна была критика Тимиря¬

зевым предсказаний лорда Кельвина, можно судить по

тому, что уже через три недели после опубликования речи

Тимирязева на эту тему Кельвин отказался от своих воз¬

зрений.
В своем выступлении против Крукса и Кельвина Тимиря¬

зев не только разоблачал их теоретическую несостоятельность,

но^и раскрыл классово-буржуазный характер их рассужде¬

ний. Кельвин проявлял беспокойство о возможной через*

несколько столетий порче атмосферы, тогда как миллионы тру¬

дящихся живут и в настоящее время почти в такой атмо¬

сфере, о появлении которой на всей земле в далеком будущем

он говорит с таким ужасом. Круксу Тимирязев отвечает: «Мы

озабочены возможным голодом или, вернее, только недостат¬

ком белого хлеба через каких-нибудь тридцать лет, а разве

настоящий голод не стоит у наших дверей?» ].
Изучение трудов Чернышевского, выступавшего с резкой

критикой теории Мальтуса, помогло Тимирязеву глубоко осо¬

знать, что мальтузианские прогнозы буржуазных ученых

имеют целью оправдать голод и обнищание масс при капи¬

тализме, внушить трудящимся мысль о безнадежности их

борьбы с существующим социальным строем. Тимирязев пи¬

шет, что учение Мальтуса является «оправданием преждевре¬

менного, безучастно-пассивного подчинения возмущающей

нравственное чувство действительности, — проповедью самой

бездушной косности. . .» 2.
Тимирязев активно выступает не только против зловещих

предсказаний Кельвина и Крукса, но и против других проявле¬

ний мальтузианства в буржуазной науке. Он считает чудо¬

вищными и совершенно ненаучными реакционные утверждения

Мальтуса и его последователей, будто нищета трудящихся,

болезни и все возрастающая среди них смертность являются

результатом перенаселенности, несоответствия между ростом

населения в геометрической прогрессии, а средств существо¬

вания — в арифметической, результатом собственной непре¬

дусмотрительности трудящихся, их невоздержания в деторо¬

ждении, ведущего к недостатку для них места «за трапезой

природы». Возражая против отвратительных рецептов сокра¬

щения населения, Тимирязев задает последователям Мальтуса

два вопроса: «... А сколько блюд получают заседающие за

этою трапезой и не справедливее ли было бы, прежде чем от¬

лучать кого-нибудь от участия в ней, озаботиться о возможно

равномерном распределении имеющихся яств? А затем
1	Там же, стр. 361.
2	Там же, т. VI, стр. 119.
249

возникает второй вопрос: точно ли на этой трапезе выставлены

все яства, которые может доставить человеку природа?» 1.
Как видно из этих вопросов, Тимирязев ясно сознавал, что

причина голода и нищеты народных масс при капитализме за¬

ключается не в недостатке средств существования для всего

общества, а в недоступности их для трудящихся вследствие

неравномерности их распределения, не в фатальном законе

природы, а в капиталистической эксплуатации трудящихся.
Тимирязев утверждает, что учение Мальтуса о несоответ¬

ствии между средствами существования и ростом населения

не имеет под собой научной основы, поскольку «разумная дея¬

тельность человека в сфере материальной вся к тому направ¬

лена, чтобы увеличить эти средства существования»2.
Тимирязев показывает, что технические улучшения в земле¬

делии могут повысить урожайность полей на 200—300 и даже

на 400—500%. Тем самым он наносит удар по пресловутому

«закону убывающего плодородия почвы», призванному дать

«научное» обоснование реакционной схемы народонаселения

Мальтуса. Этот закон гласит, что каждая последующая за¬

трата труда и средств производства на данном участке земли

приносит якобы меньшую прибавку в урожайности, чем пре¬

дыдущая затрата.
«Закон убывающего плодородия почвы» впервые был

сформулирован в XVIII в. французским буржуазным экономи¬

стом Тюрго. Объявив этот закон «всеобщим органическим

законом природы», буржуазные экономисты, в том числе из¬

вестные русские апологеты капитализма Струве, Булгаков и др.,

использовали его для «объяснения» абсолютного обнищания

народных масс в условиях капитализма.
Уничтожающая критика «закона убывающего плодородия

почвы» была дана К. Марксом и В. И. Лениным. Они вскрыли

антинаучный характер рассуждений буржуазных экономистов,

исходивших из того, что развитие сельского хозяйства цели¬

ком определяется законами природы.
К. Маркс в третьем томе «Капитала» указывал, что плодо¬

родие почвы, помимо климатических и других моментов, за¬

висит от различного содержания питательных веществ, необ¬

ходимых растениям. Так как химические элементы, необходи¬

мые растениям, далеко не всегда находятся в доступных для

них соединениях, то совершенно очевидно, что земельные

участки даже с одинаковым валовым составом тех или иных

элементов оказываются различными по содержанию этих эле¬

ментов в усвояемой форме, т. е. различными по своему эффек-
» К. А Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 118.
2 Там же, стр. 233.
250

тивнаму плодородию. Перевод неусвояемых или трудноусвояе¬

мых соединений в легкоусвояемые формы зависит от механи¬

ческих и химических приемов обработки почвы, а следова¬

тельно, от уровня развития науки и техники. «С развитием

естественных наук и агрономии, — пишет Маркс, — изменяется

и плодородие земли, так как изменяются средства, при по¬

мощи которых становится возможным подвергнуть немедлен¬

ному использованию элементы почвы» К Следовательно, пло¬

дородие почвы повышается вместе с развитием науки и тех¬

ники.
Продолжая марксистскую критику «закона убывающего

плодородия», В. И. Ленин полностью опроверг его. Он пока¬

зал, что этот «закон» мог бы иметь под собой какое-то осно¬

вание лишь при условии неизменного состояния техники. Даже

при этом условии «отнюдь не всегда и не безусловно будет

наблюдаться уменьшение производительности каждого такого

добавочного вложения»2. А так как техника сельскохозяй¬

ственного производства непрерывно растет и совершен¬

ствуется, то ни о каком абсолютном «законе убывающего пло¬

дородия» не может быть и речи. Ленин показал, что «плодоро¬

дие почвы» не остается неизменным и раз навсегда данным

природным свойством почвы, а постоянно изменяется в зави¬

симости не только от естественных, но и от социально-эконо¬

мических условий, от уровня развития науки и техники, про¬

изводительных сил и характера производственных отношений.
Один из учеников К. А. Тимирязева, В. Р. Вильямс, дал

естественнонаучное обоснование ленинской критики «закона

убывающего плодородия почвы». Он показал антинаучный

характер закона минимума, закона максимума и закона опти¬

мума, которые буржуазные ученые придумали для подтвер¬

ждения «закона убывающего плодородия почвы». Вильямс

доказал, что при прогрессивном повышении всех четырех

основных условий жизни растений — света, тепла, пищи и

влаги, а не какого-нибудь одного из них (да еще за счет со¬

кращения другого, как это обычно имело место в опытах бур¬

жуазных ученых) растение не только не сокращает прибавки

урожайности, а, напротив, безгранично повышает ее. Опираясь

на соответствующие высказывания Тимирязева, Вильямс пи¬

шет: «Ничто не может ограничить роста урожаев, кроме вели¬

чины притока солнечного света и тепла. А этот приток огро¬

мен. Сейчас мы используем лишь очень-очень маленькую

часть притока света и тепла» 3.
1	К. Маркс. Капитал, т. III, 1935, стр. 555.
2	В. И. Ленин. Соч., т. 5, стр. 93.
3	В. Р. Вильямс. Избр. соч., 1950, стр. 128.
251

Тимирязев, хотя и не поднялся до понимания метафизиче¬

ской односторонности закона минимума, сформулированного·

Либихом, также сознавал, что развитие науки и техники со¬

здает все необходимые условия для безграничного роста уро¬

жайности. Об этом говорит уже тот факт, что, выступая про¬

тив мальтузианских выводов Крукса, Тимирязев лучшим опро¬

вержением его прогнозов считает изобретение технического

способа связывания азота. Он указывает и на другие успехи

в науке, технике и сельском хозяйстве, которые уже в XIX в.

привели к полному опровержению реакционного учения Маль¬

туса. «Девятнадцатый век, — пишет Тимирязев, — зарождался

при мрачном напутствии мальтузианского учения, доказывав¬

шего, что рост производительности земли не поспевает за ро¬

стом населения, и что роковым, неотвратимым последствием

этого несоответствия являются все социальные бедствия: ни¬

щета, преступность, болезни и, наконец, возрастающая смерт¬

ность, провиденциальным образом возвращающая население

к прежней гармонии со средствами существования. Но когда

стало возможным подвести столетние итоги, зловещее пророче¬

ство Мальтуса не оправдалось: оказалось, что, по крайней

мере, в той стране, где указания науки наиболее проникали

в жизнь — в Германии, население увеличилось в три раза,

а средства пропитания возросли в четыре» *.
Касаясь этого вопроса в другой своей работе, Тимирязев

после приведения указанных фактов восклицает: «Как далеки

мы от зловещих предсказаний Мальтуса»2. Вместе с тем

Тимирязев подчеркивает, что общий подъем богатства в

какой-нибудь стране, конечно, ничего еще не говорит о его рас¬

пределении. Тимирязев прекрасно сознает, что рост урожай¬

ности не привел к повышению уровня жизни трудящихся Гер¬

мании, а увеличил лишь доходы юнкеров и капиталистов; он

все более и более убеждается в том, что никакие достижения

науки, никакие улучшения в технике не могут существенным

образом изменить положение трудящихся, пока не будет уни¬

чтожен характерный для капитализма способ распределения

материальных благ, а вместе с ним, следовательно, и весь

капиталистический строй. Подвергая критике мальтузианские

прогнозы, Тимирязев призывает не предаваться панике из-за

надуманных ужасов в будущем, а итти на помощь тем, κπ>

терпит нужду и голод в настоящем. Он с негодованием гово¬

рит о том, что нередко «раздаются сытые голоса, которые на¬

зывают эту помощь неразумной, даже деморализующею»3.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 129.
2	Там же, т. V, стр. 424.
3	Там же, т. III, стр. 361.
252

Отвергая эти циничные рассуждения эксплуататоров

о «деморализующей» роли оказания помощи голодающим

крестьянам, Тимирязев в конце своей лекции «Точно ли чело¬

вечеству грозит близкая гибель?» обращается к слушателям

со следующим призывом: «Позаботимся о том, чтобы из этой

светлой теплой залы нам виделась далекая холодная и темная

деревня, чтобы когда погаснут эти огни и стихнет шум город¬

ской суеты, ночью, когда мы останемся с глазу на глаз со

своею совестью, чтобы и тогда из мрака этой ночи к нам про¬

тягивались еще недавно могучие, а теперь, не по своей вине,

беспомощные руки, чтобы в каждом неясном звуке, каждом

ночном шорохе нам слышался далекий стон детей, повторяю¬

щих все то же слово — хлеба!»1.
Поступивший с этой, как и с многих других лекций сбор

Тимирязев передал в пользу пострадавших от неурожая.
*	*
Хищническое уничтожение лесов и чрезвычайно низкий

уровень агротехники в царской России привели к системати¬

ческим засухам и недородам на огромных территориях степ¬

ной и лесостепной части страны. Особенно пагубной оказалась

засуха 1891 г., охватившая обширную площадь Поволжья и

прилегающих к нему областей. Русское крестьянство, ограб¬

ленное помещиками и капиталистами, и без того влачило жал¬

кое существование. Стихийное бедствие лишило миллионы

людей последнего куска хлеба. Огромные массы крестьянства,

не получая никакой поддержки от царского правительства,

буквально умирали с голода. Голод увел в могилу около

полумиллиона людей. Десятки тысяч крестьянских хозяйств

были доведены до полного разорения.
Передовые деятели русской науки приложили тогда все

усилия к тому, чтобы отыскать действенные пути борьбы с за¬

сухой. В качестве одного из таких путей русские ученые еще

с начала XVIII в. выдвигали применение лесонасаждений

в степях, намного опережая в этом вопросе агрономическую

науку Западной Европы и Америки. «Облесение степей, —

говорит автор книги «Очерк истории степного лесоразведе¬

ния» В. П. Доброхвалов, — явление чисто русское, отечествен¬

ное. Более двух столетий русская наука и практика осваивали

эту новую отрасль хозяйства, доказав, что лес в степи разво¬

дить возможно и необходимо» 2.
1	Там же, стр. 362.
2	В. ГГ. Доброхвалов. Очерк истории степного лесоразведения,

1950, стр. 3.
253

Вопрос о значительном расширении лесонасаждений в сте¬

пях, так же как и о других способах борьбы с засухой, с но¬

вой силой встал после засухи 1891 г. Особенно важное зна¬

чение для развития теории и практики борьбы с засухой

имели четыре появившиеся в этот период работы: В. В. Доку¬

чаева— «Наши степи прежде и теперь» (1892), К. А. Тимиря¬

зева— «Борьба растения с засухой» (1893), П. А. Косты-

чева — «О борьбе с засухами в черноземной области посред¬

ством обработки полей и накопления в них снега» (1893) и
А.	А. Измаильского — «Как высохла наша степь» (1894).
Во многом перекликаясь между собой, эти работы в то же

время рассматривали вопросы борьбы с засухой в различных

аспектах. Тем самым они существенно дополняли друг друга

и вырабатывали целостную систему мероприятий против

этого страшного бедствия. Известно, что основное внимание

Докучаева в борьбе с засухой было обращено на создание

системы, как он говорил, «живых изгородей», а также пру¬

дов и водоемов. Костычев и Измаильский указывали на необ¬

ходимость, наряду с защитным лесоразведением, также си¬

стемы мероприятий по накоплению, сбережению и лучшему

использованию влаги путем правильной обработки почвы,,

травосеяния и снегозадержания. Признавая огромное значе¬

ние этих мероприятий, Тимирязев дополнял их требованием

выведения новых наиболее засухоустойчивых сортов растений

и правильного применения минеральных удобрений. Он вы¬

двинул глубокие теоретические положения о водном режиме

растений, о путях сокращения потребности растений в воде.

Академик Н. А. Максимов, один из крупнейших специалистов

в области изучения водного режима растений уже в наше

время, писал об этой лекции: «Блестящая лекция Тимирязева

„Борьба растения с засухой« не только подвела итоги тому,

что было известно в науке того времени о водном режиме ра¬

стений, но и во многом опередила господствовавшие представ¬

ления» 1.
Среди физиологов растений в Западной Европе царило

одностороннее убеждение, что засухоустойчивость должна

определяться исключительно тем, насколько экономно расте¬

ние тратит воду. Проповедником такого взгляда был Шимпер.

Однако последующие исследования, в особенности русских

физиологов, показали ложность этого упрощенного подхода

к водному режиму. Вместе с тем было дано замечатель¬

ное подтверждение вывода Тимирязева о том, что транспира¬

ция растений находится в противоречии с ассимиляцией и не
1	В. Л. Комаров, Н. А. Максимов, Б. Г. Кузнецов. Климент

Аркадьевич Тимирязев, 1945, стр. 191.
254

может быть ограничена без ущерба для углеродного пита¬

ния растений. Тимирязев показал, что растение поглощает

из почвы гораздо больше воды, чем это необходимо для его

жизни. Прежде всего он разбирает вопрос о том, для чего

растение нуждается в воде. Он различает в растении органи¬

зационную и расхожую воду. К организационной относится

вода, входящая в химический состав тела растения*

а также вода, находящаяся в его клетках и необходимая для

нормального роста и развития особи. К расхожей относится

вода, которую растение, «получая с одного конца, расходует

с другого, — поглощая корнями, испаряет листьями. Вот эта-то

'расхожая вода, — говорит Тимирязев, — только проходящая

через растение, и составляет источник всех бед для растения

и стоящего в зависимости от него человека»
Тимирязев показывает ложность представления, будто без

обильного испарения было бы невозможно питание растения.

Действительно, испарение способствует всасыванию корнями

воды, а вместе с ней и минеральных солей из почвы. Однако·

«эти рассуждения грешат с двоякой точки зрения: во-первых,

испарение и вызываемое им движение воды — не единствен¬

ный нам известный механизм, доставляющий растению мине¬

ральные вещества из почвы; а во-вторых, для снабжения

растения необходимым количеством минеральных веществ из

почвы нет надобности в таких громадных количествах воды,

как те, которые испаряются растением»2. Тимирязев показы¬

вает, что, благодаря диффузии, всасывание пищи корнями

могло бы в значительной мере осуществляться и без всасыва¬

ния воды.
Следует указать, что изучение осмоса выяснило еще боль¬

шие возможности растения в этом отношении. Известно, чго

концентрация фосфатов в клеточном соку может быть даже

в несколько сот раз выше концентрации их в почвенном рас¬

творе. Кроме того, корни растений, помимо всякого испаре¬

ния, способны всасывать воду из почвы и гнать ее в стебли

и листья. Это явление получило название корневого давления.

Оно легко обнаруживается при срезании стебля растений.
Тимирязев производил собственные исследования по изу¬

чению поднятия воды в растениях. О результатах этих иссле¬

дований он в 1885 г. сделал на заседании Ботанического от¬

дела Общества любителей естествознания доклад «О движе¬

нии воды в растении».
Большое значение для углубления наших знаний о водном^

режиме растений имели произведенные под непосредственным»
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 128.
* Там же, стр. 139.
255

руководством Тимирязева исследования его ученика

Е. Ф. Вотчала.
Современный взгляд на причины поднятия воды в растении

дает новое доказательство того, что испарение отнюдь не

играет при этом решающей роли. Отсюда ясно, что растение

могло бы питаться вполне нормально и без обычной громад¬

ной траты воды на испарение. Правда, испарение играет еще

известную положительную роль как регулятор температуры

зеленого листа, что совершенно необходимо для его нормаль¬

ной жизнедеятельности. Однако для этого совершенно не

нужно того огромного количества воды, которое фактически

тратится при испарении. Отсюда Тимирязев делает вывод,

что большая часть воды испаряется совершенно бесполезно

для растения. Испарение Тимирязев рассматривает лишь как

неизбежное физическое зло, с которым приходится бороться

растению и человеку.
Растение вынуждено испарять большие количества воды

в силу своего строения, необходимого для удовлетворения

совершенно иной существенной его потребности. Дело в том,

что растение, поглощая при помощи листьев углекислый газ,

не может полностью покрыть их непроницаемым для воды

веществом, ибо тогда растение умерло бы с голода. «Следова¬

тельно,— говорит Тимирязев, — растение роковым образом

вынуждено много испарять для того, чтобы успешно питаться,

так как условия обоих процессов одни и те же» ]. Прав¬

да, у растения есть целый ряд приспособлений, при помощи

которых оно находит некоторое разрешение этого про¬

тиворечия.
Растение большую часть своих листьев покрывает оболоч¬

кой, подобной клеенке или вощанке. Так оно обеспечивает бо¬

лее экономное расходование воды. А для проникновения угле¬

кислого газа эта непроницаемая оболочка имеет огромное

количество отверстий, так называемых устьиц. При остром

недостатке влаги устьица автоматически закрываются, сокра¬

щая расход воды. Кроме устьиц, растения имеют ряд других

приспособлений для сокращения испарения: густое покрытие

листьев серебристыми волосками, расположение листьев реб¬

ром по отношению к солнечным лучам и т. д. Но все эти

автоматически действующие приспособления растения оказы¬

ваются недостаточными при наступлении засухи. Здесь-το, по

мнению Тимирязева, и должен человек притти на помощь

растению.
Эти глубокие теоретические положения Тимирязева нашли

свое дальнейшее развитие в трудах его учеников. Русская
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 147.
256

агрономическая наука и физиология растений сумели выра¬

ботать единственно правильные пути при решении вопросов

борьбы с засухой. Тимирязев указывает, что этих путей суще¬

ствует два: 1) создание условий для более экономного расхо¬

дования растением воды и 2) увеличение необходимого для

растения прихода воды.
К первому пути Тимирязев относит выведение новых, бо¬

лее засухоустойчивых сортов растений, борьбу с сорняками,

применение удобрений (в этом случае растение на единицу

созданного им сухого вещества расходует воды значительно

меньше), создание полезащитных лесных полос, замедляющих

движение ветра и тем значительно сокращающих испарение.
Впервые в агрономической науке Тимирязев высказывает

также мысль о необходимости сокращения числа растении,

возделываемых на данной площади, в районах с недостаточ¬

ным количеством влаги.
В качестве второго пути он называет борьбу за сохранение

осенних и весенних вод. «Здесь, очевидно, могут принести

пользу две меры: во-первых, задержание возможно большего

количества воды в самой почве при помощи ее разрыхле¬

ния, т. е. глубокой, особенно осенней, вспашки, и сохра¬

нение неудержимого почвой избытка в оврагах, превра¬

щенных в водохранилища» К Второй мерой он называет

создание такой ирригационной системы, при помощи кото¬

рой можно было бы из этих водоемов автоматически по¬

давать воду на поля. Для этого он предлагает использовать

ветряные и солнечные двигатели, которые будут увеличивать

подачу воды с усилением ветра и зноя, вызывающих также

и усиление испарения воды растениями. Эти последние меры

борьбы с засухой Тимирязев называет активными, ибо чело¬

век выступает здесь «активным деятелем, не приспособляясь

к данным климатическим условиям, не подчиняясь, а подчи¬

няя себе природу» 2.
О необходимости создания мощных оросительных систем

и защиты лесов Тимирязев писал также в 1907 г. в своем

письме А. И. Чупрову, где рассматривает те меры, кото¬

рые необходимо принять для подъема крестьянского хо¬

зяйства в России. «Я полагаю, — писал Тимирязев, — что

без каких-либо оросительных работ на большую ногу у нас

не обойдется. Теперь меня пугает мысль, как бы при

погоне за увеличением площади возделанной земли наши

умники (как например М. Энгельгардт, Мертваго и др.) не

подняли своего похода против лесов. Помнится, об этом даже
1	Там же, стр. 171—172.
2	Там же, стр. 171.
17 Г. В. Платонов
257

заходила речь в Думской Комиссии прошлой весной. У меня

был проездом Воейков (знаменитый русский метеоролог. —

Г. П.), — прямо от Брюкнера, и я его подбивал начать метео¬

рологический поход против наших лесофобов, почему-то всегда

ссылающихся на авторитет Брюкнера» К
*	*
Кроме указанных выше вопросов физиологии растений,

тесно связанных с агрономией, пристальное внимание Тими¬

рязева привлекало изучение патологии растений. В современ¬

ной литературе о Тимирязеве его занятия в этой области по¬

чему-то совершенно преданы забвению. А между тем Тими¬

рязев был пионером не только в преподавании, но и в изуче¬

нии болезней растений и мер борьбы с ними. «По предложе¬

нию К. А. Тимирязева, — пишет один из его учеников, про¬

фессор А. Ф. Фортунатов, — с осени 1889 г. (в Петровской

академии. — Г. П.) введено преподавание патологии растений,

а когда в 1891 г. преподававший ее ассистент С. Г. Навашин

перешел в С.-Петербург, Климент Аркадьевич сам взялся за

преподавание этого предмета. К сожалению, курс этот, так же

как и курс физиологии, не был обработан автором для печати;

пишущему эти строки посчастливилось ознакомиться с курсом

патологии по обстоятельным стенографическим запискам тог¬

дашнего студента В. В. Винера; с сельскохозяйственной точки

зрения курс этот представлялся чрезвычайно поучительным,

особенно в мало затронутой исследователями области негриб¬

ных заболеваний» 2.
В Музее К. А. Тимирязева имеется ряд его рукописей, по¬

священных патологии растений. Одна из них, озаглавленная

«Болезни растений», начинается с определения того, что пред¬

ставляет собой болезнь: «Много времени, слов и бумаги по¬

трачено на определение того, что должно разуметь под

болезнь. ... Нас этот вопрос интересует только с практической

точки зрения — и потому болезнью мы вправе называть всякое

уклонение от нормального состояния — а нормальным состоя¬

нием опять-таки с нашей практической точки зрения считаем

такое, когда р[астеиие] дает нам наибольшее количество про¬

дуктов наилучшего качества.
Учение о болезнях — патология, следовательно, представ¬

ляет нам как бы оборотную сторону физиологии, т. е. учения
1	К. А. Тимирязев. Письмо А. И. Чупрову. Фонды Рукописного

отдела биб-ки им. В. И. Ленина.
2	Ф. Ф. Фортунатов. К. А. Тимирязев, как деятель агрономиче¬

ской школы. Журн. «Хозяин», 1898, № 17, стр. 605.
258

о нормальных жизненных отправлениях. Отсюда и все болез¬

ненные процессы можно подвести под случаи нарушения нор¬

мальных условий существования.
Р[астение] нуждается прежде всего в пище. Недостаток

или избыток пищи будет вызывать нарушение нормальных

процессов. Нуждается в О. Недостаток или избыток вызывает

болезнь. То же верно относительно воды — тепла — света.

Нормальная жизнь протекает между крайностями, и обыкно¬

венно даже можно определить наиболее благоприятное коли¬

чество того или другого фактора. Но рядом с этой категорией

болезненных явлений существуют еще и другие. Растение

может получать всего вдоволь, но тем не менее будет стра¬

дать, так как плоды этой нормальной жизни будут у него

отняты другим растением — паразитом. Этот паразит отнимает

следовательно и у человека плоды его труда.
При изучении болезненных явлений, как и в медицине, мы

должны заботиться о верном диагнозе — знать его этиоло¬

гию — и на основании этого представить здоровую гигиену,

а в случае заболевания — терапию. И здесь, как и там, клю¬

чом к патологии служит физиология» *.
Далее Тимирязев рассматривает, какие заболевания могуг

быть у растений в результате недостатка питательных ве¬

ществ, в частности, железа, хлора, азота, а также избытка тех

или иных веществ в почве, в результате действия неблаго¬

приятных физических факторов, недостатка или избытка

кислорода, воды, тепла. Говоря об установлении количествен¬

ных норм необходимой воды, Тимирязев указывает, что впер¬

вые это сделал Ильенков, а в скобочках замечает: «Гельри-

гель и Вюильмен только повторяли»2.
Рассмотрев причины заболеваний растений, Тимирязев

переходит далее к показу средств и путей борьбы с ними.
В другой рукописи — «Физиология и патология» — Тимиря¬

зев, кроме болезней, вызываемых действием неблагоприятных

условий существования, рассматривает также и болезни, вызы¬

ваемые бактериями и грибами, в частности ржавчину, головню,

спорынью. Здесь же он указывает на меры борьбы с ними.
Эти рукописи, видимо, представляют собой предваритель¬

ные записи Тимирязева, произведенные им в процессе подго¬

товки к соответствующим лекциям. Как видно из годичных

отчетов Петровской земледельческой и лесной академии, Ти¬

мирязев читал патологию растений не только для студентов,

но и для народа, выступая с публичными лекциями на темы
1	К. А. Тимирязев. Рукопись «Болезни растения». Музей К. А.

Тимирязева.
2	Там же.
259

«О пользе и вреде грибов» (1878), «Заразные болезни расте¬

ний и человека» (1885).
По совету Тимирязева и под его непосредственным pyKOj-

водством ассистент С. Г. Навашин провел ряд исследований

по изучению болезней растений. В частности в Известиях

Петровской земледельческой и лесной академии в 1889 г. он

опубликовал работу: «Понятие о болезнях растений и об их

причинах». Кроме того, им было сделано научное сообщение:

«О новой головне, паразитирующей в спорогонии торфяных

мхов». Как следует из годичного отчета Петровской академии,

Тимирязев и на практических занятиях со студентами по си¬

стематике растений обращал «особое внимание на описание

паразитных грибов, причиняющих болезни культурным расте¬

ниям» 1.
Как видим, всю свою научную и педагогическую деятель¬

ность в области физиологии и систематики растений Тимиря¬

зев стремился самым тесным образом связать с агрономией,

с решением практически важных в сельском хозяйстве задач.
*	*
*
Агрономическое учение Тимирязева, Докучаева, Костычева

и других корифеев русской агрономии нашло дальнейшее раз¬

витие в трудах академика-большевика В. Р. Вильямса

(1863—1939), академика Д. Н. Прянишникова (1865—1945),

почетного академика И. В. Мичурина (1855—1935), акаде¬

мика Т. Д. Лысенко (р. 1898 г.) и др.
Будучи студентом Петровской академии, Вильямс слушал

лекции Тимирязева по физиологии растений и считал его

своим учителем наряду с Костычевым, Докучаевым и Сибпр-

цевым. Развивая идеи своих предшественников, Вильямс все¬

сторонне обосновал учение о почвообразовательном процессе.
Учение Тимирязева о космической роли растений у Виль¬

ямса — краеугольный камень его травопольной системы земле¬

делия. Говоря о том, что задачей сельскохозяйственного

производства является преобразование кинетической энергии

солнечного луча в потенциальную энергию, заключенную

в сельскохозяйственных продуктах, Вильямс прямо следует

соответствующим высказываниям Тимирязева. В полном

согласии с указанием Тимирязева, что растение занимает

в земледелии центральное место, Вильямс подчеркивал в своих

трудах, что зеленые культурные растения служат основой

сельского хозяйства. Отсюда главная забота земледельца

должна заключаться в том, чтобы создать условия для макси¬
1 Годичный акт Петровской земледельческой и лесной академии,

1879, стр. 11.
260

мальной производительности зеленых растений. А для этого

прежде всего необходимо обеспечить все возрастающее плодо¬

родие почвы, которое немыслимо без создания мелкокомкова¬

той структуры почвы путем посева смеси многолетних бобо¬

вых и злаковых трав.
Вильямс подчеркнул важную роль мелкокомковатой

структуры почвы в борьбе с засухой и другими неблагоприят¬

ными климатическими условиями. Он показал, что культура

поля, леса, луга, сада, огорода, а также животноводство на¬

ходятся в тесной связи между собой и должны слиться

в стройное организационное целое — травопольную систему

земледелия. Хотя агрономическое учение Вильямса и содер-.

жит известные недочеты (см. Т. Д. Лысенко «Об агрономи¬

ческом учении В. Р. Вильямса», 1950), творческое использо¬

вание его имеет большое значение для развития социалисти¬

ческого земледелия, в особенности для осуществления

Великого Сталинского плана преобразования природы.
Человек кристальной чистоты, Вильямс всю свою жизнь

посвятил бескорыстному служению советскому народу, пар¬

тии Ленина—Сталина. Следуя тимирязевским традициям

союза науки и демократии, Вильямс был не только выдаю¬

щимся ученым, но и крупным деятелем советского государ¬

ства. В 1937 г. он был избран депутатом Верховного Совета

СССР. Он принимал активное участие в работе партии и

Советского правительства по созданию крупного социалисти¬

ческого сельского хозяйства. Народ по праву называл его

«старшим агрономом нашей страны». За выдающиеся заслуги

перед Социалистической Родиной Советское правительство

наградило В. Р. Вильямса орденом Ленина и двумя орденами

Трудового Красного Знамени.
Другой ученик Тимирязева, выдающийся русский ученый

Д. Н. Прянишников, слушавший лекции Тимирязева в Мос¬

ковском университете, а затем в Петровской академии, под

непосредственным руководством Тимирязева начал исследова¬

тельскую работу по агрономической химии. Тимирязев высту¬

пал его официальным онпонентом как по магистерской, так и

по докторской диссертации. Прянишников сыграл важную

роль в подъеме социалистического земледелия всесторонней

разработкой правильного применения в сельском хозяйстве

минеральных и органических удобрений, а также клеверосея-

ния.
Тимирязев чрезвычайно ценил своего ученика как выдаю¬

щегося исследователя. Еще в 1903 г. он рекомендовал книги

Прянишникова «Учение об удобрении» (впоследствии эта книга,

значительно переработанная и расширенная, выходила в ряде

изданий под названием «Агрохимия») и «Вегетационный
261

метод в агрономии» как лучшие книги по вопросу о приме¬

нении минеральных удобрений.
Особенно крупных масштабов деятельность Прянишникова

как ученого, педагога и организатора в области химизации

отечественного земледелия достигла после Великой Октябрь¬

ской социалистической революции. За многогранную и пло¬

дотворную деятельность Советское правительство присвоило

Д. Н. Прянишникову высокие звания Героя Социалистического

труда и лауреата Сталинской премии, наградило его орденом

Ленина, орденом Отечественной войны I степени и другими

орденами Советского Союза.
Если в условиях царизма труды выдающихся русских уче-

ных-агрономов не получали сколько-нибудь значительной

поддержки со стороны правительства, то совершенно иную

картину мы видим после Великой Октябрьской социалисти¬

ческой революции. С ликвидацией класса помещиков и капи¬

талистов, с созданием в сельском хозяйстве могучего колхоз¬

но-совхозного строя коммунистическая партия повела совет¬

ский народ на великую битву со стихийными силами природы.

Масштабы преобразующей природу деятельности советских

людей, следующих заветам Тимирязева, приняли такие раз¬

меры, которые намного превосходят самые смелые мечты его

самого и его соратников.
В СССР только на территории водоохранных лесов

с 1927 по 1938 г. произведено свыше 1 млн. га лесонасажде¬

ний. Это более чем в 10 раз превышает площадь лесонасажде¬

ний, проведенных за 40 лет в США. Еще более крупных мас¬

штабов лесонасаждения достигли у нас после окончания

Великой Отечественной войны. В октябре 1948 г., по инициа¬

тиве И. В. Сталина, было принято историческое постановле¬

ние: «О плане полезащитных лесонасаждений, внедрения

травопольных севооборотов, строительства прудов и водоемов

для обеспечения высоких и устойчивых урожаев в степных и

лесостепных районах европейской части СССР».
Согласно этому плану протяженность одних только госу¬

дарственных лесных полос составит 5.320 км с площалью

в 117,9 тыс. га. Рассчитанный на 15 лет план государственных

лесонасаждений уже в 1951 г. был выполнен советским

народом больше, чем наполовину. Помимо государственных

полезащитных полос, создаются колхозные и совхозные лес¬

ные насаждения. «За последние три с половиной года, —

говорил Г. М. Маленков на XIX съезде партии, — колхозы,

совхозы и лесхозы произвели посадку полезащитных лесо¬

насаждений на площади 2,6 миллиона гектаров и построили

свыше 12 тысяч прудов и водоемов. В районах избыточ¬

ного увлажнения, в первую очередь в Белоруссии и в при¬
262

балтийских республиках, как и до войны, проводятся боль¬

шие работы по осушению болот и заболоченных земель» К

В течение пятой пятилетки, 1951 —1955 гг., будет заложено не

менее 2,5 млн. га защитных лесных насаждений в колхозах и

совхозах и около 2,5 млн. га посевов и посадок государствен¬

ных лесов. На миллионах га земли будут введены правиль¬

ные травопольные севообороты.
В 1950 г. Советское правительство приняло ряд важ¬

ных постановлений, направленных на борьбу с засухой, на

дальнейшее подчинение человеку стихийных сил природы:

о строительстве гидроэлектростанций, каналов и оросительных

систем в бассейнах Волги, Дона, Днепра и Аму-Дарьи, о но¬

вой системе орошения и т. д. С каждым годом ширится фронт

борьбы советского народа за осуществление гениального Ста¬

линского плана преобразования природы. Преодолевая на

своем пути все трудности, советские люди одерживают

в борьбе с природой все новые и новые победы.
После Великой Октябрьской социалистической революции

находит замечательное воплощение и другая мечта Тимиря¬

зева— о широком применении русским крестьянством мине¬

ральных удобрений. Советское правительство обратило серьез¬

ное внимание на химизацию социалистического сельского хо¬

зяйства. Если в 1913 г. в России применялось лишь 0,6 млн. т

минеральных удобрений, причем преимущественно ввезенных

из-за границы, то в 1938 г. их использовалось в СССР
3,86 млн. т, а в 1950 г. в десять с лишним раз больше, чем

до революции. При этом все указанное количество удобрений

производится нашей отечественной промышленностью из оте¬

чественного же сырья. Колхозы и совхозы Советского Союза

широко применяют сейчас на своих полях различные мине¬

ральные удобрения, что в сочетании с другими приемами

агротехники ведет к невиданному ранее росту урожайности

наших социалистических полей. Если Тимирязев мечтал

только об удвоении урожаев, то теперь стахановцы социали¬

стических полей добиваются урожая пшеницы в 30—40,

а в отдельных случаях и 70—80 ц с га, что в десять раз пре¬

вышает средний урожай пшеницы в 1909—1913 гг.
В борьбе за неуклонное повышение урожайности социали¬

стических полей, за осуществление Великого Сталинского

плана преобразования природы сыграли и продолжают играть

огромную роль идеи К. А. Тимирязева, В. В. Докучаева, П. А.

Костычева, получившие дальнейшее развитие в трудах В. Р.

Вильямса, Д. Н. Прянишникова, И. В. Мичурина, Т. Д. Лы¬

сенко и других советских ученых.
1	Г. М. Маленков. Отчетный доклад XIX съезду партии о работе

Центрального комитета ВКП(б), Госполитиздат, 1952, стр. 53.
263

Глава V
ВЫДАЮЩИЙСЯ ИСТОРИК НАУКИ,

БОРЕЦ ЗА ПРИОРИТЕТ РУССКОГО

ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ
Борьба за материализм в биологии связана у Тимиря¬

зева с изучением истории биологии и смежных с ней

дисциплин. В историческом развитии науки, которое он

рассматривает как историю побед материализма над идеализ¬

мом, Тимирязев видит новое доказательство правильности

своих материалистических убеждений. В истории науки он ви¬

дит ключ к разрешению актуальных научных проблем, вве¬

дение к современной борьбе науки против идеализма и реак¬

ции. Изучение истории науки Тимирязев считает необходимым

для глубокого понимания ее современного состояния. «Для

знакомства с содержанием науки, — пишет он, — всего лучше

прибегнуть к беглому очерку исторического ее развития, кото¬

рый в то же время может служить кратким перечнем наибо¬

лее выдающегося содержания современной науки» *. Отсюда

огромный интерес Тимирязева к вопросам истории науки.

Историю науки Тимирязев считает необходимым изучать в тес¬

ной связи с практикой, с производством, в котором он видит

важнейший источник развития науки. «Запросы жизни, — го¬

ворит он, — всегда являлись первыми стимулами, побуждав¬

шими искать знания, и, в свою очередь, степень их удовлетво¬

рения служила самым доступным, самым наглядным знаме¬

нием его успехов»2.
Тимирязев подвергает уничтожающей критике взгляды ма¬

хиста Петцольда, считавшего движущей силой развития науки

идейные мотивы, якобы извечно присущие человеку три «стрем¬

ления»— «стремление» к познанию, действию и эстетическому

наслаждению. Тимирязев показывает, что, напротив, «все три
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 28—29.
2	Там же, т. V, стр. 423.
264

стремления, перечисленные Петцольдом, утилитарного проис¬

хождения, т. е. служили сначала средством, и только позднее*

в силу упражнения, превратились в самостоятельную потреб¬

ность, влечение (Trieb) высшего порядка» К
Так, стремление к действию, которое в настоящее время

у людей, оторванных от физического труда, проявляется в виде

спорта как источника наслаждения, зародилось у зоологиче¬

ских предков человека в результате постоянной потребности

в средствах защиты, нападения и добывания пищи. Точно

так же, говорит далее Тимирязев, обстоит дело и со стремле¬

нием к познанию и к эстетическому наслаждению.
Источники происхождения науки Тимирязев видит не

в идейных побуждениях человека, а в его материальных по¬

требностях, в его производственной деятельности. «Почти

каждая наука обязана своим происхождением какому-нибудь

искусству (как видно из последующего текста, Тимирязев под

искусством подразумевает медицину, земледелие, технику

и т. п. — Г. Я.), точно так же, как всякое искусство, в свою

очередь, вытекает из какой-нибудь потребности человека»2.

К этим потребностям Тимирязев относит потребность в пище,,

одежде, жилище, средствах передвижения и т. д.
Наука не была развита у людей первобытно-общинной фор¬

мации. Она получила значительное развитие лишь с разделе¬

нием умственного и физического труда, что стало возможным

только в результате перехода общества к более высокой сту¬

пени развития—рабовладельческому строю. Этот переход имел

большое значение для последующего прогрессивного развития

общества, о чем писал еще Энгельс. Тимирязев понимает роль

поступательного развития общества и историческое значение

разделения труда для прогресса науки. Он пишет: «Принято

считать, что Афинская республика достигла высшего уровня

развития в области литературы и философии. Причина этого

ясна: каждый свободный афинский гражданин имел необхо¬

димый досуг думать и обсуждать свои мысли, — к его услугам

было по крайней мере пять илотов» 3. В других местах он пи¬

шет, что, поскольку наука появилась и могла развиваться

в условиях классового общества только за счет непомерного

труда миллионов трудящихся, долг ученого заключается в вер¬

ном служении трудящимся своего народа.
Тимирязев показывает, что практика не только ставит но¬

вые проблемы перед наукой, но нередко и опережает ее. Мы

можем встретить у него целый ряд примеров подобного
1	Там же, т. VIII, стр. 19.
2	Там же, т. IV, стр. 37.
3	Там же т. VIII, стр. 249.
265

опережения. Человек из многих тысяч злаков выбрал себе в ка¬

честве основной зерновой культуры — пшеницу. Химический

анализ зерновых культур показал в настоящее время, что ни

один другой хлебный злак не представляет нам такого выгод¬

ного сочетания двух основных начал пищи: азотистого — бел¬

ков и безазотистого— углеводов, как зерна пшеницы. Но

практика гораздо раньше науки установила наличие этого

наиболее благоприятного сочетания того и другого именно

в пшенице. Поэтому пшеница уже давно была избрана основ¬

ной зерновой культурой для пищи людей. Тимирязев говорит,

что этот пример составляет одно из тех эмпирических откры¬

тий, которые позднейшим научным изысканиям приходится

только подтверждать и объяснять.
Точно так же обстоит дело с использованием дрожжей для

хлебопечения, с открытием минеральных удобрений, с устано¬

влением факта обогащения почвы азотом при посеве бобовых

растений и т. д. Все это было установлено практикой задолго

до того, как наука смогла дать соответствующее объяснение.

«Наконец, стоит напомнить, — говорит Тимирязев, — и тот

общеизвестный случай, что практики, всего далее стоящие от

области науки, простые земледельцы, в том числе и наши мо¬

сковские крестьяне, ... в одном сложном вопросе опередили

науку. Непосредственным наблюдением они самостоятельно и

задолго до науки открыли факт перехода ржавчины с барба¬

риса на злаки, — факт вместе с другими, подобными ему, по¬

ложивший основание учению о полиморфизме микроскопиче¬

ских грибов, которым так справедливо гордилась наука пяти¬

десятых и шестидесятых годов» !.
Тимирязев не устает повторять, что ученые, которые дей¬

ствительно двигали науку вперед, никогда не игнорировали

многовекового опыта простых людей, тружеников. В качестве

примера такого тесного единства науки и практики Тимирязев

приводит деятельность Дарвина, который открытием своей

теории отбора целиком обязан практике: «Почти излишне на¬

поминать, насколько учение Дарвина обязано фактам, приоб¬

ретенным практическими деятелями на поприще садоводства и

скотоводства; всем известно, что одна из главных заслуг этого

ученого заключается именно в том, что он воспользовался этим

громадным запасом фактических знаний для построения своей

теории, что самой основною мыслью своего учения он обязан

практикам. Едва ли в истории наук можно найти более рази¬

тельный пример плодотворности взаимного влияния этих двух

отраслей человеческого знания — теоретической и практиче¬

ской» 2.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 66.
2	Там же, стр. 163.
266

К этому вопросу Тимирязев возвращается неоднократно,

показывая, что предшественники Дарвина не имели успеха*

в обосновании своих эволюционных воззрений именно потому,

ято они не были достаточно знакомы с практикой выведения'

новых пород домашних животных и новых сортов культурных

растений.
Одну из важных заслуг Дарвина Тимирязев видит в том,

что он не почел унизительным воспользоваться сокровищами

знания, которые приобрели долголетним опытом практические

деятели его страны. Это тем более важно, говорит Тимирязев,

что наука до Дарвина не имела обыкновения обращаться за

сведениями к практике и с презрительным равнодушием про¬

пускала без внимания наблюдения и опыты скотоводов и са¬

доводов.
Тимирязев, как мы видели уже во второй главе, подчерки¬

вает также огромную роль практики как критерия истины

в научном познании.
Таковы основные, определяющие взгляды Тимирязева на

неразрывную связь практики и науки, на первенствующее,

определяющее положение первой из них. Глубокое понимание

единства науки и практики еще и еще раз показывает, что Ти¬

мирязев в своем подходе к науке, ее задачам шел в том же

направлении, как и великий русский преобразователь при¬

роды — И. В. Мичурин.
Однако было бы неправильно утверждать, что Тимирязев

до конца верно решал вопрос о роли практики в развитии

«ауки. У него имеется целый ряд высказываний о том, что

истинная наука не должна руководствоваться стремлением

к достижению ближайших материальных целей, что она сама

по себе является целью, развиваясь якобы исключительно

в силу своей внутренней логики. Говоря, например, о причинах

быстрого развития промышленного синтеза азота в Норвегии,

Тимирязев утверждает, что решающим здесь были знания и

талант Биркеланда: «Новый пример того, что не давление

потребностей, не запросы техники налагают свой отпечаток

на развитие науки, как это нередко утверждают, а наука,

развивающаяся своим самостоятельным логическим путем,

и личные таланты ее служителей рассыпают щедрой ру¬

кой те приложения к жизни, которые поражают воображение

масс» !.
Тимирязев различает вопрос о происхождении науки и во¬

прос о ее дальнейшем развитии. Причину происхождения

науки он видит в материальных потребностях человека и в его

производственной деятельности. Λ после своего возникновения

наука якобы уже теряет эту зависимость от производства.
1 Там же, т. III, стр. 367.
267

«Происхождение науки, как и других отраслей деятельности

человека (как это признает, например, экономический мате¬

риализм), носит печать непосредственной утилитарности, но из

этого, конечно, не вытекает, что и в более совершенных ста¬

диях своего развития наука сохраняет или должна сохранять

этот утилитарный характер. Непонимание этого коренного

различия двух стадий развития науки обнаруживает в людях

их полное незнакомство с характером истинной науки... Ути¬

литарное происхождение науки наглядно обнаруживается в со¬

держании, а порою и в самом названии, наиболее рано воз¬

никших ее областей: стоит вспомнить связь геометрии с земле¬

мерным искусством, механики — с употреблением простейших

орудий (восторженный отзыв Архимеда о рычаге), астроно¬

мии— с путеводительством странствующими в пустыне или

по морям и с измерением времени; стоит вспомнить близкое

соотношение химии с горным делом и технологией и почти

всех отделов биологии —с медициной»
В другом месте Тимирязев говорит: «По мере развития

чистой науки приложения являются сами собой. Развитие

науки может определяться только внутренней логикой фактов,

а не внешним давлением потребностей. Научная мысль, как и

всякая мысль, может работать только под условием полной

свободы... Можно перерыть архивы любой науки, и вряд ли

в них найдется смелая мысль, блестящее обобщение, сделан¬

ное с целью и в виду их приложения, и, наоборот, история

полна примерами открытий, стоявших, повидимому, в стороне

от всякой практической цели и сделавшихся источником бес¬

численных применений»2.
В утверждении Тимирязева, что развитие науки опреде¬

ляется своей внутренней логикой, есть зерно истины.

И. В. Сталин в своей гениальной работе «Марксизм и вопросы

языкознания» пишет: «... главной задачей языкознания

является изучение внутренних законов развития языка...»3.

Нет сомнения, что главной задачей истории науки точно также

является изучение внутренних законов ее развития.
В развитии науки безусловно есть своя определенная логи¬

ческая последовательность. Мичуринская биология, например,

не могла восторжествовать до того, как появилось учение

Дарвина, а это последнее базировалось на предварительном

развитии палеонтологии, эмбриологии, сравнительной анато¬

мии, открытии клеточного строения организмов и т. д. Однако*

источником развития науки, побудительной силой ее развита»
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 16.
2	Там же, т. IV, стр. 40.
3	И. В. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания, стр. 30.
268

по присущим ей внутренним законам является прежде всего

практика, производство. Это относится как к моменту возник¬

новения науки, так и к последующим этапам ее развития.

Энгельс писал: «... с самого начала возникновение и развитие

наук обусловлено производством» К И еще: «До сих пор вы¬

ставляют хвастливо напоказ только то, чем производство обя¬

зано науке; но наука обязана производству бесконечно боль¬

шим» 2.
Тимирязев, как мы уже видели, и сам справедливо указы¬

вал, что запросы жизни всегда являлись первыми стимулами,

побуждавшими искать знания. Однако он не проводил этой

точки зрения достаточно полно и последовательно.
Не владея материалистическим пониманием истории обще¬

ства, Тимирязев не мог до конца верно решать и вопросы,

связанные с историей науки, не мог установить истинное отно¬

шение между наукой и производством. В результате этого он

придавал чрезмерное значение внутренней логике развития

науки, преувеличивал ее роль. В известной мере это объяс¬

няется также стремлением Тимирязева отстоять право науки

на свободное развитие в условиях царизма. «Большинство же¬

лающих, чтобы наука приняла преимущественно прикладное

направление, — пишет Тимирязев, — конечно, руководится

опять чисто реакционным стремлением направить положитель¬

ную науку исключительно в это узко-утилитарное ложе для

того, чтобы разрешение более широких запро¬

сов мысли сделать монополией представите¬

лей совершенно иного склада мышления»3 (под¬

черкнуто мной. — Г. П.). В том же направлении толкают раз¬

витие науки реакционные буржуазные течения в философии —

эмпиризм и прагматизм. Эмпиризм довольствуется простым

собиранием и описанием наблюдаемых явлений, избегает глу¬

боких теоретических обобщений. Прагматизм, отказываясь

совсем от познания объективной истины, выдвигает свое

правило: «истинно то, что полезно». И тот и другой взгляды

принижают значение науки, ограничивая ее приспособлением,

подлаживанием к нуждам сегодняшнего дня, к нуждам экс¬

плуататорских классов, дрожащих перед будущим. Вот именно

против этих-то сил и боролся Тимирязев, требуя предоставле¬

ния науке свободы от узко-практических, как он говорит, «ути¬

литарных» претензий к ней со стороны государства и реак¬

ционных классов. Но при этом он явно преувеличивает момент

самостоятельности в развитии науки. Однако в понимании

истории науки, особенно в вопросе о происхождении науки и
1	Ф. Энгельс. Диалектика природы, 1949, стр. 145.
2	Там же, стр. 146.
3	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 25.
269

путях ее дальнейшего развития Тимирязев стоит неизмеримо

выше буржуазных историков естествознания — Петцольда,

Пирсона, Даннемана, Розенбергера и др.
Развитие науки в трудах Тимирязева представляется не

в виде простого перечня научных открытий отдельными уче¬

ными или пересказа их биографий, а как закономерный про¬

цесс все более и более глубокого проникновения человече¬

ского разума в сущность предметов и процессов природы.

Тимирязев неоднократно говорит о «строго последовательном

логическом развитии научной мысли, неизбежно переходящей

к сложному от простого» !.
Важнейшим завоеванием научной мысли XVIII—XIX вв.

Тимирязев считал исторический метод, т. е. изучение всех

предметов и явлений в их развитии, в их зависимости от усло¬

вий места и времени. Тимирязев показывает, что мысль об

историческом развитии природы восторжествовала далеко не

с момента возникновения науки и притом не одновремен¬

но в различных областях знания: прежде всего она была

проведена в астрономии, затем в геологии и, наконец, в

биологии.
Приход к изучению природы в ее развитии рассматри¬

вается Тимирязевым как закономерный результат накопления

знаний человека об окружающей его действительности.

В своих замечательных трудах «Исторический метод в биоло¬

гии» и «Основные чергы истории развития биологии в XIX сто¬

летии» Тимирязев очень хорошо показывает ту железную необ¬

ходимость, с которой, в частности, биология приходит на опре¬

деленном этапе к историческому методу, сочетающемуся с

существовавшими ранее сравнительным и эксперименталь¬

ным методами.
В биологии развивалась сначала морфология — наука,

изучающая строение организмов, наука о формах, как говорил

Тимирязев. Еще Аристотель в отношении животных и Теофраст

в отношении растений поставили перед морфологией задачу

изучения их органов. Ознакомление со все новыми и новыми

организмами вызвало также еще в древности вопрос о класси¬

фикации животных и растений. Так сложились первоначально

два раздела морфологии — органография и систематика. Оба

они основывались на сравнительном методе исследования.

Развитие систематики и органографии все более и более при¬

водило к выводу о значительном сходстве, единстве всего

живого.
Большое значение в этом отношении имели попытки созда¬

ния естественной классификации организмов: критикуя суще-
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 126.
270

ствовавшие ранее классификации, в частности, классификацию*

Линнея, Тимирязев пишет: «Они являлись продуктами челове¬

ческого ума, навязанными им природе» ‘. По мере освоения

биологами все большего фактического материала появлялся

уже новый подход к классификации. «Сама классификация

становилась целью\ задача из чисто субъективной, зависящей

от остроумия автора, стала превращаться в объективную; вме¬

сто изобретения того или другого легкого приема группировки

живых существ выступал вопрос о раскрытии одной действи¬

тельной, истинной, данной самой природой, т. е. естественной

классификации. При разыскании этой не внесенной извне,

а запечатленной в самой природе системы, уже не ограничи¬

вались выбором того или иного признака, а стремились при¬

нять во внимание их совокупность...» 2.
В числе других завоеваний науки, позволивших лучше

понять единство органического мира, Тимирязев называет

сравнительную анатомию, учение о метаморфозе, эмбриоло¬

гию, палеонтологию, географию животных и растений, гисто¬

логию, открытие клеточного строения живых организмов.

«Все они, — говорит Тимирязев, — заявляли факт сходства,

связи всего живущего и громко предъявляли требование

объяснить причину этого основного факта» 3.
С еще большей силой толкает мысль биологов к раскры¬

тию этой причины развитие физиологии, науки о происходя¬

щих в организме процессах, как называл ее Тимирязев —

науки о явлениях. Ее основным методом служит метод экспе¬

риментальный. Экспериментальный метод оказался более мо¬

гущественным, чем сравнительный метод морфологии.
Экспериментальный метод не ограничивается простым

описанием, он не только объясняет изучаемые явления, но и

дает человеку власть над ними. Пользуясь экспериментальным

методом, физиология, так же как и морфология с ее сравни¬

тельным методом, приходит к выводу о единстве всего живого,

на этот раз единстве функциональном.
Это единство всего живого как процесса точно так же ста¬

вит вопрос о его причинах. Вместе с тем физиология подни¬

мает еще и вопрос о причинах высокого совершенства орга¬

нических форм, их приспособленности к условиям существо¬

вания. Однако ответить на этот вопрос физиологии растений

экспериментальный метод оказался бессильным. Решить за¬

дачу морфологии — о причине единства строения всех орга¬

низмов и задачу физиологии—о причине их совершенства —

могла лишь третья область биологии — история организмов.
1	Там же, стр. 70.
2	Там же.
3	Там же, т. VI, стр. 38.
271

Так сама логика развития науки от простого описания явле¬

ний к вскрытию их причин с неизбежностью толкала к откры¬

тию исторического метода. Тимирязев писал, что в этом об¬

щем требовании всех отраслей биологии — признать историче¬

ский процесс развития органического мира — «было нечто

роковое, как бы независимое от воли и даже нередко шедшее

наперекор внутренним стремлениям научных деятелей, направ¬

лявших биологию к этому неизбежному исходу» К
Эта мысль Тимирязева соответствует указанию Энгельса
о	том, что «... сознание диалектического характера этой

симзи (т. е. связи между достигнутыми результатами изучения

природы. — Г. Я.) проникает даже в метафизические головы

естествоиспытателей вопреки их воле...» 2.
Весьма интересен подход Тимирязева к оценке успехов

развития науки, совершенства полученных ею знаний. Здесь

он выдвигает три критерия: «Первая и самая общая мера,

применимая ко всякой области знания, это степень его обоб¬

щения, его объединения... Всякое философское знание есть

знание объединенное, и степень осуществления этого объеди¬

нения лучшее мерило совершенства... Возможность prévoir et

agir (предвидеть и действовать. — Г. Я.)... — вот этот вто¬

рой, единственный точный и неотразимый аргумент, опреде¬

ляющий совершенство наших знаний с точки зрения философ¬

ской науки — философии положительной. Наконец, третьей...

мерой совершенства наших знаний служит степень их прило¬

жимости к удовлетворению материальных потребностей

человека»3.
Под углом зрения этих критериев Тимирязев рассматривает

историю всех естественных наук.
Глубоко сознавая преемственность и последовательность

в развитии науки, Тимирязев в то же время рассматривает это

развитие не только как плавный процесс постепенного накоп¬

ления эмпирических фактов. Время такого количественного

роста науки длится десятилетия и даже столетия, способствуя

приращению наших знаний о природе. Но еще большее значе¬

ние имеют широкие теоретические обобщения, совершаемые

на основе ранее накопленных фактов и часто производящие

подлинные перевороты, революции в развитии науки. В биоло¬

гии подобной революцией в середине XIX в. Тимирязев счи¬

тает учение Дарвина. Он пишет специальную работу:

«Значение переворота, произведенного Дарвином»,^ в которой

показывает роль дарвинизма в коренной перестройке как об¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 63.
2	Ф. Энгельс. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой

философии 1950, стр. 40.
3	к, А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 387.
272

щих воззрений в биологии, так и всех частных биологических

дисциплин.
Тимирязев трактует не только историю биологических наук,

но и историю наук о неорганической природе. Он поместил

в Энциклопедическом словаре Гранат общую статью по исто¬

рии науки, которая в 1920 г. была опубликована отдельным

изданием под заголовком: «Наука. Очерк развития естество¬

знания за 3 века (1620—1920)». В этой статье Тимирязев

рассматривает цели и методы научного творчества, развитие

науки до XIX в., науку в XIX и начале XX в., а также вопросы

классификации науки.
Он дает следующее определение естествознания: «Наука,

это итог положительных знаний о действительности, о том,

что есть, откуда — естествознание»K В другом месте он пи¬

шет, что наука учит тому, как добывать истину из ее един¬

ственного первоисточника — из действительности. Эти опре¬

деления ярко характеризуют материалистическое понимание

Тимирязевым содержания науки.
Наука, согласно Тимирязеву, должна охватывать «изуче¬

ние ее происхождения, ее исторического развития и современ¬

ного состояния, намечающего ее дальнейшие задачи» 2.
Тимирязев справедливо отмечал, что классическая древ¬

ность не знала науки в ее современном смысле, но он допу¬

скает неточность, относя ее возникновение к концу XVI—

началу XVII в. Энгельс показал, что современное естествозна¬

ние ведет свое летоисчисление с эпохи Возрождения,

начинающейся со второй половины XV в. Точно так же нельзя

согласиться с мнением Тимирязева, что свет на общую историю

человеческой мысли якобы пролили Тюрго, Кондорсе, Сен-

Симон и, в особенности, Конт с его учением о трех стадиях

развития человечества — теологической, метафизической и по¬

зитивной, соответствующих трем путям или методам познания

истины: простое угадывание истины, логическое выслежива¬

ние ее из других истин и непосредственное добывание ее из

действительности при помощи опыта. Эта схема периодизации

истории развития научного метода идеалистична и антинаучна

в своей основе. Единственно научное учение о развитии метода

дали основоположники марксизма-ленинизма, которые пока¬

зали, что в соответствии с общественным развитием человека

и его естественнонаучных знаний развитие метода шло от

наивно-диалектического к метафизическому и от него — к по¬

следовательно-диалектическому.
Особенно важное значение в истории науки XVI—XVII вв.

Тимирязев придает экспериментальным исследованиям, исполь¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 13.
*	Там же, стр. 15.
18 Г. В. Платонов
273

зованию научных приборов и инструментов, начавшемуся

главным образом с XVI в., а также созданию в этот период

научных обществ, называемых Тимирязевым «ассоциациями

человеческой мысли и труда».
Тимирязев считает, что развитие опытных знаний и мате¬

матики обеспечило еще до XIX в. быстрый рост астрономии,

механики, оптики; больших успехов достигли систематика ра¬

стений, сравнительная анатомия. Но особенно успешно наука

начала развиваться в XIX в., который Тимирязев один из пер¬

вых стал называть «веком науки», справедливо отмечая,

что именно в это время началось дружное развитие всех от¬

раслей естествознания.
«В XIX веке, „веке науки“, — говорит он, — можно ска¬

зать, все области науки стали развиваться „фронтом«» '.
Не менее важным тезисом Тимирязева, характеризующим

его как глубокого и тонкого знатока истории науки, пред¬

ставляет его утверждение, что важнейшими особенностями

науки в этот период является сближение отдельных наук

между собой путем обобщения их воззрений и методов,

а также стремление всех ее областей к объяснению явлений

вместо простого их описания. Середину XIX в. Тимирязев на¬

зывает «золотым веком науки, эпохой широких обобщений

в области философской, экономической и научной» 2.
Тимирязев последовательно рассматривает успехи науки

в XIX в. в области астрономии, физики, химии, минералогии,

геологии, ботаники и зоологии. Особенно большое внимание

уделяет он вопросам физики, подчеркивая ее колоссальные

успехи в XIX—начале XX в. не только в целом ряде важней¬

ших научных открытий, но и в объединении в одно стройное

целое ее ранее разрозненных частей. Тимирязев обнаруживает

при этом исключительно глубокие познания в этой области.

Физика была той наукой, которой, вслед за биологией, Тими¬

рязев особенно интересовался. В своем посвящении сыну

в сборнике «Солнце, жизнь и хлорофилл» Тимирязев писал,

что стать физиком было мечтой его жизни.
Излагая историю развития физики, Тимирязев указывает

на присущие физическим теориям недостатки. Его не удовле¬

творяет понятие потенциальной энергии, и он предполагает,

что это понятие будет поглощено одной всеобщей категорией

кинетической энергии, т. е. движения. Тимирязев считает, что

к этой общей категории движения должно быть отнесено

также и электромагнитное поле. Он отвергает претензии Маха

и его поклонников на научность их субъективно-идеалистиче¬

ских воззрений, подчеркивая, что «всякая область наших
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 35.
2	Там же. стр. 249.
274

чувственных восприятий становится предметом науки тогда

только, когда переходит из сферы ощущений в сферу внешних

механических явлений» К
Рассматривая историю химии, Тимирязев справедливо от¬

мечает, что важнейшими руководящими принципами в ней

были закон сохранения вещества, учение об атомном строении

вещества, периодическая система химических элементов

Д. И. Менделеева. Тимирязев отмечает крупные успехи орга¬

нической химии, указывая, что важную роль в ее развитии

сыграли теории замещения, ядер, типов, остатков, строения.

Большое значение он придает успехам синтетической органиче¬

ской химии, позволившим нанести сильнейший удар витализму.
В истории геологии крупнейшей победой Тимирязев счи¬

тает освобождение этой науки от катастрофизма Кювье.

Он называет глубочайшим переворотом в геологии появле¬

ние книги Лайеля «Принципы геологии» с ее объяснением

геологического прошлого земли «ныие действующими при¬

чинами».
Переходя к истории биологии, Тимирязев пишет, что она

«представляет едва ли не самую характеристическую черту

истории науки последних двух веков, конечно, не в смысле

большей ценности ее завоеваний, которые не могут быть

сравнены с завоеваниями, например, физики, а в смысле глу¬

бокого изменения ее задач, в смысле ее постепенного превра¬

щения из науки описательной в науку объяснительную...»2.

Важнейшим успехом биолоіической науки Тимирязев счи¬

тает торжество теории развития органического мира. Он пи¬

шет, что с появлением дарвинизма совершенно преобразились

оба основные раздела биологии — ботаника и зоология и все

составляющие их более узкие научные дисциплины. Тимиря¬

зев вместе с тем подчеркивает и роль Ламарка в развитии

биологии, говоря, что он с полным правом может считаться

если не творцом, то предвозвестником будущей эволюционной

теории. Тимирязев пишет, что дальнейшее развитие био¬

логической науки пойдет по пути экспериментальной морфо¬

логии, пути, предсказанном им еще в 1890 г.
В заключение статьи Тимирязев коротко останавливается

на классификации наук, придерживаясь при этом классифика¬

ции Конта, заимствованной последним у Сен-Симона: матема¬

тика, астрономия, физика, химия, биология и социология.

Тимирязева привлекает в этой классификации то, что она

строится не на субъективных представлениях, не на свойствах

человеческой души, а на объективных признаках, присущих

предметам природы, изучаемым теми или иными дисципли¬
1	K. А. Т и м и р я з е в. Соч., т. VIII, стр. 41.
2	Там же. стр. 50.
18*
275

нами. Тимирязев отвергает попытку строить классификацию

науки на психологической основе. «... Те отрасли эмпириче¬

ского знания, — пишет он, — которые ограничиваются одним

свидетельством чувств, не доискиваясь до их объективного ме¬

ханического субстрата..., не только не создали соответствен¬

ных отделов физики, но и не сделали первого шага на пути

всякого научного знания — не создали сколько-нибудь удовле¬

творительной классификации относящихся к их области

явлений» К
Указывая на достоинства данной классификации, Тимиря¬

зев вместе с тем сознает и ее коренной недостаток — абсолю¬

тизацию разграничений отдельных отраслей науки, вызванную

в свою очередь взглядом на различные области явлений при¬

роды как на неизменные, сосуществующие, а не развиваю¬

щиеся одна из другой. «Строгая классификация и разграниче¬

ние науки, — говорит Тимирязев, — являются к тому же все

менее необходимыми и возможными в виду наблюдаемого

факта их взаимного сближения, сглаживающего границы, вы¬

зывающего возникновение промежуточных, спаивающих обла¬

стей» 2.
Таким образом, в контовской классификации наук Тимиря¬

зев видел те же достоинства и недостатки, на которые указы¬

вал и Энгельс. Однако Энгельс делает это гораздо более четко

и последовательно. Энгельс показывает, что эта классифика¬

ция не была способна установить внутреннюю зависимость

между науками, ограничиваясь внешним расположением мате¬

риала: «Как мало Конт является автором своей, списанной им

у Сен-Симона, энциклопедической иерархии естественных наук,

видно уже из того, что она служит ему лишь ради располо¬

жения учебного материала и в целях преподавания, приводя

тем самым к несуразному enseignement intégral (интегральному

обучению), где каждая наука исчерпывается прежде, чем

успели хотя бы только приступить к другой, где правильная

в основе мысль математически утрируется до абсурда»3.

В противоположность метафизической «иерархии наук» Сен-

Симона, еще более ухудшенной Контом, Энгельс строит свою,

единственно правильную классификацию наук. Тимирязев не

сделал этого, ограничившись указанием на некоторые недо¬

статки в классификации Сен-Симона—Конта.
Кроме рассмотренных выше статей, вопросам истории науки

Тимирязев посвятил ряд других специальных работ: «Столет¬

ние итоги физиологии растений», «Праздник русской науки»,

«Развитие естествознания в России в эпоху 60-х годов»,

«Главнейшие успехи ботаники в начале XX столетия». Исто¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 16—17.
2	Там же, стр. 59.
3	ф, Энгельс. Диалектика природы, 1949, стр. 199.
276

рии отдельных вопросов естествознания Тимирязев уделил

большое внимание в своих магистерской и докторской диссер¬

тациях, в книгах «Чарлз Дарвин и его учение», «Жизнь расте¬

ния», в сборнике «Земледелие и физиология растений» и дру¬

гих работах.
Тимирязев написал целый ряд замечательных научно¬

биографических очерков, посвященных крупнейшим деятелям

отечественной и мировой науки. «Узнать истинную цель, —

пишет Тимирязев, — и общее содержание науки, ее методы,

приемы и средства исследования... можно, конечно, только на

основании близкого знакомства с произведениями ее великих

творцов» *.
В деле воспитания молодежи Тимирязев придавал большое

значение ознакомлению ее с жизнью и деятельностью великих

корифеев науки, с их мужественной борьбой за осуществление

своих гениальных идей. Перу Тимирязева принадлежат спе¬

циальные очерки, посвященные таким деятелям науки, как

Ч. Дарвин, Ж. Б. Ламарк, И. И. Мечников, П. Н. Лебедев,
А.	Г. Столетов, Л. Пастер, М. Бертло, Ж. Сенебье, П. А.

Ильенков, В. Ф. Лугинин, В. Гофмейстер, М. Буссенго,

П. Ф. Маевский, П. К. Штернберг и др.
У Тимирязева мы находим также прекрасные страницы

о М. В. Ломоносове, Дж. Пристли, Д. И. Менделееве, А. М.

Бутлерове, Р. Майере, А. Н. Бекетове, братьях Ковалевских,

И. М. Сеченове, И. П. Павлове и других замечательных уче¬

ных. Тимирязев отчетливо характеризует заслуги этих ученых

перед наукой и обществом. С особой любовью говорит он

о тех из них, которые умели сочетать свою научную деятель¬

ность с борьбой за освобождение своего народа.
Вместе с тем Тимирязев умеет подметить и слабые сто¬

роны того или иного ученого. Он восстает и против неумерен¬

ного захваливания, и против огульного осуждения историче¬

ских деятелей, требуя объективного подхода к их оценке. Он

часто повторяет: «Наш долг по отношению к мертвым

тот же, что и по отношению к живым, — правда». Так, на¬

пример, отмечая огромную роль Ламарка в развитии эволю¬

ционной идеи, он в то же время критикует его идеалистиче¬

ский тезис о присущем организмам внутреннем стремлении

к совершенствованию. Признавая заслуги Геккеля, Тимирязев

со всей силой обрушивается на него за нападки на со¬

циализм. Исключительно высоко отзываясь о заслугах

Пастера, Тимирязев указывает на односторонность его воз¬

зрений в вопросе о брожении, приводящую его к уступкам

витализму.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 14.
277

Одной из замечательных особенностей Тимирязева как

историка науки является высоко развитое у него чувство но¬

вого. Из многих научных открытий он умеет всегда вычленить

наиболее важное, имеющее большие перспективы дальней¬

шего развития. Так, в своих трудах по физиологии растений

в конце XIX в. он особенно внимательно останавливается на

изучении ферментов, подчеркивая их выдающуюся роль. В

статье «Сезон научных съездов» (1911) он обращает внимание

на новые достижения физики, позволяющие ставить вопрос

о возможности практического использования атомной энергии.
В отличие от западных буржуазных историков науки,

пытающихся доказать, что только Европа и Америка

являются обетованной землей для развития науки, что на¬

роды Востока не способны к самостоятельному научному

творчеству, Тимирязев показывает успехи развития науки

в азиатских странах, в частности в Индии и Японии. Он пи¬

шет, что развитие науки в странах Азии «знаменует новую

эпоху в развитии мировой науки». «Мы уже привыкли, — го¬

ворит далее Тимирязев, — ...к той роли, которую заняли

в ней японцы. Теперь приходится присутствовать при вы¬

ступлении другой, быть может, еще более древней расы —

индусской. В широких кругах общества, считающего себя

просвещенным, принято восхищаться фокусами индусских

факиров, но для многих его представителей будет совершенно

неожиданною новостью весть о завоеваниях индусских ученых

в области положительной науки» К Среди выдающихся успе¬

хов индусской науки Тимирязев называет достижения моло¬

дого индусского физика Джагадиса Хундера Бооза, зани¬

мавшегося изучением реакции живых и неживых тел на

внешние воздействия. Тимирязев отмечает особенно тонкие

исследования Боозом явления движения у растений и посвя¬

щает им специальный параграф в статье «Главнейшие успехи

ботаники в начале XX столетия».
В работах Тимирязева можно нередко встретить ссылки на

исследования японских ученых. Так, большой заслугой япон¬

ских, ученых Икено и Гиразе он считает открытие ими пред¬

сказанных Гофмейстером простейших семенных растений,

обладающих, подобно высшим споровым, подвижными поло¬

выми органами — антерозоидами. Японский химик Иошида,

изучая процесс образования черного лака из бесцветного

сока лакового дерева, обнаружил, что процесс этот, пред¬

ставляющий собой окисление за счет кислорода воздуха, про¬

исходит только под влиянием особого фермента; впоследствии

эти ферменты были названы оксидазами.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 204.
278

Тимирязев внимательно следил за развитием науки у сла¬

вянских народов. Он указывал, что глава немецкой школы

физиологии растений Ю. Сакс был ассистентом в лаборатории

известного чешского физиолога Пуркинье, установившего явле¬

ние убыли ощущения красного цвета в связи с убылью напря¬

жения света — так называемый «эффект Пуркинье». В трудах

Тимирязева нередко указывается на заслуги другого чешского

ученого — Чапека в изучении протоплазмы и законов деления

клеток, в изучении явления геотропизма и образования устьиц

на слоевище, культивируемом на вращающихся аппаратах.

Тимирязев высоко отзывался о работах целого ряда польских

ученых — химика Ненского, показавшего вместе с Мархлев¬

ским, что из гемоглобина крови и хлорофилла можно полу¬

чить продукты, весьма схожие между собой; Пражмовского,

изучавшего фиксацию азота клубеньковыми бактериями; Год¬

левского, Луневского, Штрамма, Закржевского, работавших

в области фотосинтеза, Тондера — в области роста растений,

Л. Суминского — в области полового процесса у папорот¬

ников.
Отдавая должное заслугам передовых прогрессивно мыс¬

лящих зарубежных ученых, Тимирязев с особой любовью

говорит о том вкладе, который внесли в мировую науку рус¬

ские ученые. Истории естественных наук в России им посвя¬

щены две специальные работы: «Праздник русской науки» и

«Развитие естествознания в России в эпоху 60-х годов»,

а также ряд очерков об отдельных выдающихся русских уче¬

ных. Большое внимание уделяет им Тимирязев и в тех трудах,

которые рассматривают вопросы общей истории естествознания.
Тимирязев подчеркивает самостоятельный характер и ве¬

личие русской науки н культуры, решительно выступая про¬

тив национального нигилизма. Он приближается к правиль¬

ному пониманию интернационального характера науки,

в развитие которой каждый народ вносит свой посильный

ржлад.
Тимирязев выступает и против безродного космополитизма

и против узкого национализма в науке, широко распростра¬

ненных среди господствовавших классов в царской России.

Космополитизм, отрицая роль и значение национального мо¬

мента в развитии культуры отдельных стран, создает миф

о какой-то внеисторической, надклассовой, общечеловеческой

культуре. В действительности же космополитизм является не

чем иным, как оборотной стороной узкого национализма, до¬

ходящего до отрицания суверенитета других наций в интересах
279

эксплоататорских классов данной нации. Напротив, интерна¬

ционализм означает не умаление роли национальной куль¬

туры, а полное признание ее огромного значения. На совеща¬

нии в ЦК ВКП(б) по вопросам музыки А. А. Жданов сказал:

«Нельзя быть интернационалистом в музыке, как и во всем,

не будучи подлинным патриотом своей Родины. Если в основе

интернационализма положено уважение к другим народам, то

нельзя быть интернационалистом, не уважая и не любя своего

собственного народа» 1. Именно в таком духе уважения

к своему народу написаны все работы Тимирязева.
Тимирязев говорит об очевидных плодах, которые «при¬

несло древо русской мысли», о том, что, начиная от Ломоно¬

сова, русская творческая мысль движется свободнее, что ее

результаты плодотворнее, когда она осуществляет в искусстве

жизненную правду и реальную истину в науке, когда она дви¬

жется по «пути, указанному Невтоном, а не по стопам Пла¬

тона». Тимирязев указывает, что идеализм чужд деятелям

передовой русской культуры и что в выработке их материали¬

стического мировоззрения значительную роль сыграла «школа

естествознания». «Только выпутавшись из сетей гегелиансгва,

Белинский стал Белинским; только погрузившись в волны

мистицизма, Гоголь перестал быть Гоголем. В школе есте¬

ствознания воспиталась мысль Герцена, точно так же, как и

в ту единственную эпоху, когда все (или с виду все) русское

общество рванулось вперед к разумной и плодотворной цели,

оно находилось под господствующим влиянием не метафизи¬

ческой схоластики, а реально-научного склада мысли» 2.
Тимирязев с особой силой подчеркивает стремление пере¬

довых русских ученых к широким теоретическим обобщениям:

«Не в накоплении бесчисленных цифр метеорологических

дневников, а в раскрытии основных законов математического

мышления, не в изучении местных фаун и флор, а в раскры¬

тии основных законов истории развития организмов, не в опи¬

сании ископаемых богатств своей страны, а в раскрытии

основных законов химических явлений, — вот в чем, главным

образом, русская наука заявила свою равноправность, а по¬

рою и превосходство»3.
Тимирязев показывает, что русские ученые не только не

являются учениками западноевропейских, но, наоборот, до¬

казав во всех областях естествознания полную зрелость и

самостоятельность русского ума, нередко ведут за собой уче¬

ных Европы. «Существуют, — пишет Тимирязев, — целые от¬
1	Совещание деятелей советской музыки в ЦК ВКЩ'б), 1948,

стр. 140.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 22.
3	Там же, стр. 42.
280

расли точного знания: укажу на математику, химию и исто¬

рию развития организмов, в которых русские имена не

могли бы быть вычеркнуты, не оставив за собой ощутительных

пробелов. Значит, в этих областях русские ученые не только

догоняют, но уже поровнялись, а порой ведут за собой своих

европейских собратий, гораздо раньше их вышедших на ра¬

боту» 1.
Тимирязев с гордостью указывает на небывалый рост

естественных наук в России, начиная с 60-х годов XIX в.

Правда, нельзя согласиться с его утверждением, что этот пе¬

риод нужно считать эпохой зарождения самостоятель¬

ной русской науки, наступивший якобы «после долгих веков

молчания». Тимирязев и сам в другой своей работе писал, что

Россия еще в XVIII в. дала ряд замечательных ученых в раз¬

личных отраслях знания. Он неоднократно указывал на вы¬

дающуюся роль Ломоносова, Лобачевского и других ученых,

прославивших русскую науку еще задолго до 60-х годов
XIX	в. Гораздо правильнее будет поэтому его утверждение,

что именно Ломоносов — «самый русский из русских лю¬

дей» — был первым ученым нашей «могущественной и слав¬

ной родины». Тимирязев с особой гордостью говорит о том,

что Ломоносов был сам выходцем из народа, «тружеником

земли».
Бурное развитие русской науки в середине XIX в. Тимиря¬

зев связывает с общим подъемом революционно-демократиче¬

ского движения в стране: «... не пробудись наше общество

вообще к новой кипучей деятельности, может быть, Менде¬

леев и Ценковский скоротали бы свой век учителями в Сим¬

ферополе и Ярославле, правовед Ковалевский был бы проку¬

рором, юнкер Бекетов — эскадронным командиром, а сапер

Сеченов рыл бы траншеи по всем правилам своего искусства.
Говоря о пробуждении естествознания, мы, конечно,

должны здесь иметь в виду не только развитие его в тесном

круге специалистов, изучивших и двигавших науку, но и то

общее движение, которое охватило широкие круги общества,

наложило свою печать на школу (высшую и среднюю), на

литературу, повлияло более или менее глубоко на общий

склад мышления»2. Наряду с этим Тимирязев отмечает и

такой фактор, как успехи естествознания за границей в этот

период.
Одним из условий, благоприятствовавших развитию есте¬

ствознания в России, Тимирязев считает «то обстоятельство,

что естественные науки, как наиболее удаленные от
1	Там же, стр. 41.
2	Там же, т. VIII, стр. 144.
281

политики, считались и наиболее безвредными... Только этой

относительной терпимостью по отношению к естествознанию

и, благодаря ей, неслышно, невидимо нараставшим вкусом

к изучению природы мы, вероятно, можем объяснить тот

факт, что это ясно выразившееся во втором пятилетии пяти¬

десятых годов стремление к изучению естествознания было

вызвано целой плеядой талантливых деятелей, начальное

развитие которых должно быть отнесено к концу сороковых и

первой половине пятидесятых годов» К
Первостепенную роль в развитии русской науки Тимирязев

отводит деятельности университетов, в особенности Петер¬

бургского, Московского, Казанского и Харьковского, а также

высших специальных школ — военно-медицинской, артил¬

лерийской, инженерной академии, горного и технологического

институтов, которые получили более или менее благоприятные

материальные условия для развития науки даже несколько

ранее университетов.
Раньше других отраслей естествознания крупных успехов

достигли в России в середине XIX в. математика и медицина.

Математика в России получила небывалый расцвет благодаря

деятельности таких выдающихся русских ученых, какН. И. Ло¬

бачевский (1793—1856), М. В. Остроградский (1801—1861),
В.	Я. Буняковский (1804—1889), П. Л. Чебышев (182) —

1894). Гордостью русской медицины был Н. И. Пирогов

(1810—1881).
Но особенно ярким и показательным в этот период было

развитие русской химии. Выдающиеся заслуги в этом при¬

надлежали H. Н. Зинину (1812—1880), А. М. Бутлерову

(1828—1886), В. В. Марковникову (1838—1904), А. М. Зай¬

цеву (1841 —1910) —представителям той преемствен¬

ной группы «известных далеко за пределами России хими¬

ков, которая справедливо получила название Казанской

школы»2. Тимирязев называет блестящим «открытие Бутле¬

рова, доказавшего возможность производить углеводы или

сахаристые вещества от муравьиного альдегида, — открытие,

составившее исходный пункт всех наших современных пред¬

ставлений об этой группе» 3.
Новым и еще более важным центром химической науки

Тимирязев называет Петербургский университет, притянувший

к себе затем и главные силы из Казани. Огромную роль

в развитии химии здесь сыграла деятельность Д. И. Менде¬

леева, H. Н. Соколова (1826—1877) и Н. А. Меншуткина

(1842—1907). H. Н. Соколов издавал первый в России
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 143.
2	Там же, т. V, стр. 148—149.
3	Там же, т. V, стр. 401.
282

«Химический журнал». На свои средства он основал первую

в России частную химическую лабораторию, где наряду

с органической химией обращал внимание на аналитическую.

Соколов всегда воевал, рассказывает Тимирязев, против того

чисто ремесленного, рецептурного характера, который при¬

няла аналитическая химия в Германии. Идеи H. Н. Соколова

были восприняты его учеником Н. А. Меншуткиным. Благо¬

даря написанному последним руководству по химии, которое

было переведено на несколько языков, русский химик

сделался «учителем европейских химиков»* Д. И. Менделеев

в этот период работает главным образом в области органи¬

ческой химии. «Его превосходный по ясности и простоте

изложения учебник „Органическая химия« не имел себе по¬

добного в европейской литературе...» *. С переходом в Петер¬

бург А. М. Бутлерова, с выступлением Н. А. Меншуткина

в Петербурге возникли настоящие химические лаборатории,

закипела научная жизнь. Тимирязев с гордостью восклицает:

«Зинин, Менделеев, Бутлеров, Бейлыитейн, Бекетов, Меншут-

кин — едва ли какой европейский научный центр в ту эпоху

мог выставить столько выдающихся деятелей по химии»2.

Тимирязев констатирует, что, кроме Петербурга и Казани,

химическая наука в России сделала большие успехи в Харь¬

кове благодаря работам H. Н. Бекетова и в Киеве — Фон-

берга и Абашева, а с переходом В. В. Марковникова в Москву

вторым после Петербурга центром химической деятельности

становится Московский университет. «Таким образом, за какие-

нибудь 10—15 лет русские химики не только догнали своих

старших европейских собратий, но порою даже выступали

во главе движения, так что в конце рассматриваемого периода

английский химик Франкланд мог с полным убеждением ска¬

зать, что химия представлена в России лучше, чем в Англии,

отечестве Гумфри Дэви, Долтона и Фарадея»3.
Вслед за химиками выступили на сцену русские физики

во главе с А. Г. Столетовым (1839—1896). «С его появле¬

нием. .. Московский университет сыграл в развитии этой

науки такую же роль, какую Петербургский за два-три

десятилетия перед тем сыграл по отношению к химии»4.

Среди выдающихся физиков Тимирязев называет академика

Ф. А. Бредихина (1831 —1904), прославившегося своими

исследованиями в области спектрального анализа и изучением

комет, а также проф. П. Н. Лебедева (1866—1912), устано¬
1	Там же, т. VIII, стр. 151.
2	Там же, стр. 154.
3	Там же.
4	Там же, стр. 155.
283

вившего давление света на газы и твердые тела. Эту работу

П. Н. Лебедева специалисты недаром называли верхом,

экспериментального искусства современной физики. По значе¬

нию произведенных П. Н. Лебедевым открытий Тимирязев

приравнивает его к И. П. Павлову. «Если Петербург, — пишет

Тимирязев, — имеет своего Павлова, то Москва имеет своего

Лебедева» *. В области кристаллографии Тимирязев отме¬

чает деятельность таких замечательных русских ученых, как
A.	В. Гадолин (1828—1892), Н. И. Кокшаров (1818—1892)

и в особенности Е. С. Федоров (1853—1919), «имя которого

получило широкую европейскую известность».
Больших успехов достигли в этот период русские геологи.

Самыми видными представителями геологической науки

в данную эпоху Тимирязев называет, вслед за С. С. Куторгой,

совмещающего в себе почти все отрасли естествознания, про¬

фессора Г. Е. Щуровского (1803—1884), Э. И. Гофмана

(ум. 1867 г.) и Н. А. Головкинского (1834—1897), особенно

обратившего на себя внимание своими исследованиями геоло¬

гии Крыма.
В области минералогии Тимирязев указывает на Г. Н. Вы¬

рубова (1843—1913). Вырубов, «хотя его диссертация отвер¬

гается Московским университетом, составляет себе имя

в науке, и наконец, первый русский ученый занимает кафедру

в Collège de France» 2.
Из русских палеонтологов Тимирязев особо выделяет
B.	О. Ковалевского (1842—1883), обратившего «на себя вни¬

мание европейских ученых своими выдающимися трудами».
Вместе с науками о неорганической природе плодотворно

развивались также и биологические дисциплины. Родоначаль¬

ником всех современных русских ботаников Тимирязев назы¬

вает проф. Л. С. Ценковского (1822—1887), «не только сто¬

явшего на уровне европейской науки, но и принимавшего

участие в ее движении наравне со своими западноевропей¬

скими товарищами» 3.
Ценковский был выдающимся авторитетом в изучении

микроскопических организмов, особенно водорослей. Его

исследования пласмодий сыграли важную роль в установле¬

нии понятия о протоплазме, составляющей начало всего жи¬

вого и играющей первенствующую роль в учении о клеточке.

Его преемниками были в области морфологии растений

А. Н. Бекетов и в области физиологии растений А. С. Фа-

минцын.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 60.
2	Там же, т. VIII, стр. 157.
3	Там же, стр. 158.
284

Тимирязев отмечает большое «научно-философское значе¬

ние» деятельности А. Н. Бекетова, предвосхитившего эволю¬

ционную теорию Дарвина. «Его руководство для универси¬

тетских слушателей, не имевшее в свое время себе подобного

в европейской литературе, в своих основных положениях опе¬

режало науку почти на полстолетие. С первых же строк его

он становился на точку зрения экспериментальной морфоло¬

гии, получившей общее признание только за порогом XX сто¬

летия» К
А. Н. Бекетов доказал ошибочность выделения Линнеем

лишайников в самостоятельный класс. Проведенные в даль¬

нейшем исследования Баранецкого и Фаминцына показали,

что лишайники представляют собой сожительство водорослей

и грибов.
Академика А. С. Фаминцына. (1835—1918) Тимирязев на¬

зывает «первым русским ботаником, избравшим своей спе¬

циальностью физиологию, едва только начавшую обращать на

себя внимание немецких ботаников... Таким образом, в Пе¬

тербургском университете изучение физиологии, как само¬

стоятельной дисциплины, возникло не только ранее, чем

в других русских университетах, но и ранее, чем где-либо на

свете, и он сделался рассадником молодых русских физиоло¬

гов (Розанов, Баранецкий, Баталин, Бородин)»2.
Однако отмечая заслуги Фаминцына в развитии физиоло¬

гии растений, Тимирязев в то же время выступает, как мы ви¬

дели, с резкой критикой его антидарвинизма и фитопсихоло¬

гии. Среди русских физиологов растений Тимирязев отмечает

уже упомянутого выше С. А. Рачинского и И. Д. Чистякова

(1843—1876), который первым в мире изучил процесс деле¬

ния клеточного ядра (так называемый кариокинез). В статье

«Главнейшие успехи ботаники в начале XX столетия» Тими¬

рязев указывает на заслуги академика К. Е. Мерклина

(1821—1904) в изучении ископаемых растений путем получе¬

ния тонких прозрачных шлифов из окаменелого дерева, его

листьев, плодов и семян. Он отмечает также большое значе¬

ние трудов дерптского профессора Э. Руссова (1841—1897)

в области анатомии растений.
Успехам физиологии растений в России Тимирязев проти¬

вопоставляет Англию с ее низким уровнем физиологических

знаний и Германию, где немецкие физиологи больше кичатся

своими достижениями, чем действительно двигают эту науку

вперед.
Тимирязев обращает внимание на выдающуюся роль рус¬

ских ученых в развитии новых направлений и в области
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 160.
2	Там же, стр. 159.
2S5

зоологии. «Представителями нового течения в науке, в кото¬

ром русским зоологам суждено было по праву на равной ноге

вступить в общеевропейскую семью, — писал Тимирязев, —

были два молодых зоолога, имена которых через несколько лет

стали общим достоянием европейской и в течение полувека про¬

должали и продолжают составлять гордость русской науки» 1.

Это были И. И. Мечников и А. О. Ковалевский, которых Тими¬

рязев по праву считает не учениками, а пионерами-учителями,

ведущими вперед европейскую науку. Оба они сделали неоце¬

нимый вклад в развитие эмбриологии, продолжая дело своих

предшественников — выдающихся русских ученых. «Этой

молодой науке, — говорил Тимирязев, — ... особенно по¬

счастливилось на русской почве» 2. Блестящие эмбриологиче¬

ские исследования русского академика К. Ф. Вольфа ( 1733—

1794) наметили уже в XVIII столетии пути для зачинавшейся

науки. Продолжая его работы, другой русский академик

К. М. Бэр (1792—1876) заложил основы эмбриологии. Важ¬

ную роль здесь сыграли также труды X. И. Пандера (1794—

1865). Наконец своего расцвета, как указывает Тимирязев,

эмбриологическая наука достигает в деятельности Мечникова

и Ковалевского. «Только на этот раз полем исследования яви¬

лись простейшие представители позвоночных и представители

различных типов беспозвоночных, а руководящей идеей яви¬

лось учение Дарвина, к которому престарелый Бэр относился

далеко не сочувственно» 3.
Тимирязев обращает внимание на интересные исследования

в области партеногенезиса казанского профессора Η. П. Ваг¬

нера (1829—1907), работавшего с 1871 г. в Петербурге.
Особенно высокую оценку Тимирязев дает деятельности

«неоспоримого отца» физиологии — И. М. Сеченова: «Можно

сказать, что это была самая типическая центральная фигура

того научного движения, которое характеризует рассматри¬

ваемую нами эпоху»4. Тимирязев, как мы уже видели в пер¬

вой главе, указывал на огромное влияние, которое оказал

Сеченов на развитие русской и мировой науки. Мы знаем

также, как чтил Тимирязев научное творчество И. П. Пав¬

лова, которого он называл «великим физиологом земли

русской». Работы Сеченова и Павлова, писал он, «составляют

гордость и силу русской науки».
Тимирязев отмечал выдающееся значение и работ русских

гистологов. «... Труды наших гистологов, — констатирует

он, — сами по себе также довольно рано начали обращать на
1	K. А. Т и м и р я з е в. Соч., т. VIII, стр. 162.
2	Там же, т. VI, стр. 32.
3	Там же, т. VIII, стр. 163.
*	Там же, стр. 164.
286

себя внимание и на Западе, и некоторые из них, как напри¬

мер, исследование Якубовича и Овсянникова, были премиро¬

ваны Парижской академией. Совершенно самостоятельного

значения достигла гистология в трудах Александра Ивано¬

вича Бабухина, признанного европейским авторитетом

в области изучения микроскопического строения нервной

системы.. .» *.
Подводя итоги истории русской науки в середине XIX в.,

Тимирязев пишет: «Этого, по необходимости слишком беглого,

обзора, тем не менее, достаточно, чтобы показать, чем было

и чем стало у нас естествознание в начале и в конце прибли¬

зительно одной четверти столетия благодаря таким деятелям,

как Менделеев, Бутлеров, Ценковский, Ковалевский, Мечни¬

ков, Сеченов, Столетов, Бабухин и др., в каких-нибудь 10—

15 лет двинувшим русскую науку в общеевропейскую семью

уже не в качестве учеников, а полноправными деятелями,

сотрудниками, а порою и намечающими путь руководите¬

лями» 2.
Тимирязев отмечает огромное — «не узкоутилитарное,

а общеобразовательное философское значение» отечествен¬

ного естествознания в общей борьбе прогрессивных сил об¬

ществ против сил реакции и мракобесия. Последние в свою

очередь чинили всевозможные препятствия развитию свобод¬

ной русской науки. И «если путь тех, — говорит Тимирязев,—

кто насаждал у нас истинную науку, не всегда был усыпан

розами, если, несмотря на противодействие науки официаль¬

ной, мундирной, они все же успевали много сделать, то не

значит ли это, что и в самих деятелях и в той среде (русском

народе. — Г. Я.), на которую они воздействовали, существует

что-то, по своей природе к тому особенно пригодное»3.
Большое значение в подъеме естествознания в России Тими¬

рязев придавал, наряду с университетами, научным съездам

и ученым обществам. Тимирязев был сам членом ряда ученых

обществ: Общества любителей естествознания, антропологии

и этнографии при Московском университете, Московского об¬

щества испытателей природы, Петербургского общества

естествоиспытателей, Русского физико-химического общества

и др. В их работе он принимал деятельное участие: выступал

с речами и докладами, участвовал в обсуждении докладов

других ученых, публиковал свои работы в ученых трудах

и т. д. В Обществе любителей естествознания он долго был

председателем ботанического отделения. Как видно из отчета

этого отделения, Тимирязев только за 10 лет (с 1884 по;
1	Там же, стр. 165.
2	Там же, стр. 165—166.
3	Там же, т. V, стр. 26.
287

1894 г.) сделал на его заседаниях 16 сообщений, каждое из

которых представляет оригинальное научное исследование.

Тимирязев выступал с докладами также на съездах русских

естествоиспытателей и врачей (на I, II, VI, VIII, IX) и при¬

нимал участие в их организации. На некоторых из них он

сделал даже не по одному, а по нескольку сообщений, высту¬

пая как на пленарных, так и на секционных заседаниях.

Так, на VI съезде русских естествоиспытателей и врачей он

сделал такие сообщения: 1) О физиологическом значении

хлорофилла; 2) Дифференциальный атмоскоп, прибор, служа¬

щий для изучения дыхания растений; 3) Количественный ана¬

лиз хлорофилла; 4) Объективное изучение закона абсорбции

и количественное изучение смесей двух хлорофилловых пиг¬

ментов; 5) Клейковина, как материал для осмотических

исследований; 6) О методах спектрального исследования

в применении к хлорофиллу.
Тимирязев был избран председателем IX съезда русских

естествоиспытателей и врачей, состоявшегося в Москве в де¬

кабре 1893—январе 1894 г. Он был одним из организаторов

XII съезда в конце 1909 г. Тяжелая болезнь помешала ему

принять личное участие в съезде, но он, как мы уже видели

в первой главе, внимательно следил за его работой, в част¬

ности ознакомился с произнесенной на съезде исторической

речью И. П. Павлова «Естествознание и мозг».
Тимирязев неоднократно указывал на необходимость еже¬

годных съездов ученых России, видя в них мощное средство

развития и популяризации отечественной науки. Он негодует

против того, что царское правительство, несмотря на много¬

кратные требования русских ученых о разрешении ежегодных

научных съездов, неизменно отвечало на них отказом.
Деятелям русской науки приходилось ограничиваться лишь

эпизодическими съездами. «Тем не менее, — говорит Тимиря¬

зев, — даже в своей отрывочной форме съезды сыграли не¬

сомненную полезную роль. Они периодически объединяли,

сближали всех русских натуралистов, поддерживая в них идею

какого-то общего и общественно-важного дела» К
Уже на I съезде русских естествоиспытателей и врачей,

состоявшемся в Петербурге в конце 1867—начале 1868 г.,

было организовано Русское химическое общество, явившееся

образцом нового типа ученых обществ, полных кипучей, бод¬

рой жизни. По его примеру вскоре возник целый ряд обществ

естествознания при всех русских университетах. Наиболее

выдающимся Тимирязев называет Московское общество лю¬

бителей естествознания, антропологии и этнографии.
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 166.
288

В своей речи «Общественные задачи ученых обществ»,

произнесенной на заседании Московского общества любителей

естествознания, Тимирязев указал на необходимость коренной

перестройки деятельности научных обществ, обсуждения

больших принципиальных методологических вопросов. Тими¬

рязев выдвинул предложение об организации широкого об¬

мена знаниями, об усилении научной критики. «Кроме откры¬

тия новых и по необходимости чаще мелких, чем крупных

фактов, — говорил он, — для научной деятельности в настоя¬

щее время представляется и другое, не менее полезное

поприще, — в широком применении научной

критики (подчеркнуто мной. — Г. /7.), отсутствием кото¬

рой, за недосугом, в погоне за приобретением эмпирических

фактов, так страдает наша наука. Этой-то стороне дела и

должен быть, по моему мнению, открыт наибольший простор

в деятельности ученых обществ» *. В обсуждении общих

вопросов естествознания, в усилении научной критики и об¬

мене знаниями Тимирязев видит решающее «преимущество

коллективной мысли перед одинокими усилиями или произ¬

волом отдельного лица» 2.
Указание на необходимость «проверять свои мысли столк¬

новением с чужими мыслями» Тимирязев делает и в своей

речи «Праздник русской науки», произнесенной на IX съезде

русских естествоиспытателей и врачей в 1894 г. Эти требова¬

ния Тимирязева об усилении критики, о коллективной борьбе

против «произвола одного лица», об организации всесторон¬

него обсуждения в ученых обществах и на съездах важней¬

ших вопросов науки особенно актуально звучат в свете ука¬

заний И. В. Сталина о невозможности развития науки «без

борьбы мнений, без свободы критики», о недопустимости

монополий и «аракчеевского режима» в науке, о необходи¬

мости организации широких творческих дискуссий.
В той же речи Тимирязев высказывает глубокую мысль

о том, что научные общества должны стать местом встреч

ученых «с представителями практического, прикладного зна¬

ния, ботаника, например, с сельским хозяином и садоводом»

Тимирязев подчеркивает исключительное значение таких

встреч как для учёных, так и для практиков.
На протяжении многих десятилетий Тимирязев выступал

с рецензиями, с публицистическими статьями по различным

животрепещущим вопросам текущей научной жизни. Таковы

его статьи: «Бессильная злоба антидарвиниста», «Точно ли
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 64.
2	Там же, стр. 60.
3	Там же, стр. 65.
19 Г. В. Платовой	08У

человечеству грозит скорая гибель», «Возможна ли жизнь Hâ

других планетах?», «Новая победа науки над природой», «Из

летописи науки за ужасный год», «Химическая смута», «По¬

гоня за чудом, как умственный атавизм у людей науки» и

много других. В этих статьях Тимирязев поддерживал все

передовое и беспощадно расправлялся со всеми реакционными

поползновениями и вульгаризацией в науке.
Участием в работе ученых обществ, своими научно-публи¬

цистическими статьями Тимирязев оказывал большое влияние

на развитие отечественного естествознания, на сохранение и

укрепление в нем материалистических традиций. В этом —

огромная заслуга Тимирязева как организатора науки. Тими¬

рязев не занимал в царской России никаких административ¬

ных постов по руководству наукой. Участие его в этом боль¬

шом деле было «любительским». Тимирязев постоянно встре¬

чал на своем пути упорное противодействие со стороны цар¬

ских властей, реакционной печати и официальной науки. Но

смелая мысль Тимирязева прорывалась через все эти кор¬

доны, доходила до сознания молодых русских ученых и на¬

кладывала на развитие русской науки свой неизгладимый

отпечаток. Конечно, в этой борьбе Тимирязев был не одинок.

Рука об руку с ним боролись И. М. Сеченов, И. П. Павлов,

И. И. Мечников, Д. И. Менделеев, А. Г. Столетов, П. Н. Ле¬

бедев, А. М. Бутлеров, Н. А. Умов и многие другие. Оказы¬

вая друг другу идейную и моральную поддержку, эти корифен

науки высоко держали знамя русской науки вопреки много¬

голосому хору ее врагов как внутри нашей Родины, так и за

ее пределами.
В своих работах по истории наук Тимирязев не только от¬

мечал выдающуюся роль русских ученых в развитии мировой

научной мысли, но и вел непримиримую борьбу против тех,

кто в интересах эксплуататорских классов принижал их зна¬

чение, заставлял их пойти на выучку к различным западно¬

европейским буржуазным специалистам. Тимирязев бичевал

русских ученых, «поющих с голосов» немецких мракобесов, —

Фаминцына, Бородина, Половцева, Коржинского, Данилев¬

ского, Страхова, Кольцова и др.
Многие из них, как Данилевский и Страхов, проповеды-

вали борьбу с «вредоносным», «тлетворным» влиянием За¬

пада, но все их доводы, например, против дарвинизма — не

что иное, как плагиат у тех или иных «авторитетов» Европы.

В полемике с Тимирязевым Страхов прибегает к ссылке на

Негели, как на высшую инстанцию в области биологии. По

этому поводу Тимирязев пишет: «Скажу я, во-первых, не ко¬

мично ли, прежде всего, положение, в которое добровольно

ставит себя сам г. Страхов, проповедующий „борьбу с Запа¬
290

дом“, чающий искоренения вредоносной западной науки

какою-то внеевропейскою русскою наукой и бегущий, чуть

дело за спором, судиться к представителю той же тлетворной

науки Запада? Во-вторых, я скажу, что magister dixit (что

в настоящем случае пришлось бы перевести „немец сказал«)

я никогда не признавал и не признаю за логический аргумент.

Мнения, чьи бы то ни были, для меня только слова, — убеди¬

тельную силу я признаю за фактами и логическими дово¬

дами» *.
Верный патриот своей Родины, горячий защитник на¬

циональной самостоятельности русской науки, Тимирязев до

глубины души возмущен приемом Страхова, рассчитанным

«на внешний эффект, на уверенность, что, в глазах читателя,

доморощенный ученый должен всегда стоять руки по швам

перед немецким авторитетом»2.
Сам Тимирязев никогда не пренебрегал достижениями

иностранной науки, но в то же время он никогда не относился

к ней слепо, без всякого критического анализа. Даже самые

передовые теории в естествознании, какой была тогда, напри¬

мер, эволюционная теория Дарвина, не воспринимаются им

как непререкаемая истина в последней инстанции. Тимирязев

признает убедительными не слова, не мнения, а только факты

и логические доводы. Когда в Европе началось повальное

увлечение мендельянством, Тимирязев первым из биологов

всего мира объявил ему беспощадную борьбу. В борьбе

Тимирязева и других передовых русских ученых против фор¬

мальной генетики с особой силой проявился самостоятельный

и независимый от Европы характер развития нашей биологи¬

ческой науки. Конечно, и в России были сторонники реакцион¬

ного менделизма-морганизма, как, например, Коржинский,

Филиппченко, Кольцов, усердно повторявшие зады западной

буржуазной науки. Тимирязев, чтобы сокрушить этих «вну¬

тренних врагов», прежде всего разоблачал «первоисточник»

распространения менделизма — английских и немецких биоло-

гов-реакционеров. Доказав несостоятельность «учения» Бэтсона

и К0, Тимирязев не без иронии спрашивает: «Что скажут на

это наши русские их поклонники?» 8.
Точно так же Тимирязев решительно выступил против за¬

несенного к нам с Запада мальтузианства. Он разоблачил

домыслы о близкой гибели человечества, высказанные англий¬

скими учеными лордом Кельвином (У. Томсон) и Круксом.
Самостоятельность и независимость научной мысли Тими¬

рязева проявились уже в первый период его работы. Так, еще
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 353.
* Там же, стр. 358.
5 Там же. т. VI, стр. 191.
19*

в ответах о первоіі заграничной командировке в 1868 г. Тими¬

рязев подверг неумолимой критике весьма уважаемых им

ученых, в лабораториях которых он занимался, — Гельм¬

гольца, Бунзена и др., считавших, что разложение углекис¬

лоты в зеленом листе растения идет наиболее интенсивно

в синих, фиолетовых и ультрафиолетовых участках спектра,

по аналогии с действием их на фотопластинки. Здесь же он

критикует и утверждение Дрэпера, что наиболее интенсивно

фотосинтез протекает в желтых лучах. На протяжении всей

жизни он вел острую и напряженную борьбу с представите¬

лями идеалистических направлений в немецком естествозна¬

нии и с их русскими последователями. Таковы, например,

различные «школы» немецких виталистов и антидарвини¬

стов— Вирхова, Менделя, Вейсмана, Паули, Дриша, Рейнке,

Франсе, Сакса, Пфеффера и др. В последние годы жизни он

ожесточенно боролся также и с реакционными идеями

растленной английской и французской буржуазной науки,

представленной Бэтсоном, Бергсоном, Донкастером, Пенне-

том, Лоджем и др.
Тимирязев неустанно разоблачал тех иностранных ученых,

которые бессовестно посягали на приоритет русской науки

в той или иной области. Он восстанавливает . приоритет

Мусина-Пушкина в открытии разложения фосфором уголь

ного ангидрида, приоритет Бутлерова в синтезе сахаристых

веществ, приоритет Баха, Палладина, Костычева в изу¬

чении дыхания, приоритет Чистякова в открытии кариоки¬

неза и т. д.
Особенно упорную борьбу Тимирязеву пришлось весі и

с немецкой школой физиологии растений, возглавляемой Сак¬

сом и Пфеффером. Находясь в 1869 г. в Германии, Тимирязев

изучал в лаборатории Бунзена действие различных лучей

спектра в процессе фотосинтеза и напечатал в «Botanische

Zeitung» краткое предварительное сообщение об этом иссле¬

довании. Вначале немецкая критика обошла эту статью мол¬

чанием, но в то же время, как пишет Тимирязев, эта статья

«послужила сигналом к пробуждению оживленной деятель¬

ности немецких ученых на целых десять лет»
В 1871 г. ученик Сакса, Пфеффер, обрушился на Тимиря¬

зева с обвинением в грубом невежестве и даже подделке

цифр. «Тон этих нападок, — писал Тимирязев, — был таков,

что на них мог быть только один ответ — презрительное

молчание. К тому же и причина этого озлобления была слиш¬

ком понятна: доктор Пфеффер сполна воспользовался моими

приемами исследования и для того старался выставить меня
і К. А. Тимирязев. Соч., т. I, стр. 195.
292

таким невеждой, у которого он, очевидно, ничего не мог заим¬

ствовать» Дело не ограничилось тем, что Пфеффер «заим¬

ствовал» у Тимирязева методику его работ. Немецкие ученые

приписали своему соотечественнику Ломмелю и мысль, что

разложение углекислого газа должно рассматриваться как

функция относительной энергии данного луча и степени его

поглощения хлорофиллом. Тимирязев доказал, что первая

половина этого вывода принадлежит ему, а вторая высказана

еще ранее французами — Жаменом и Э. Беккерелем.
Тимирязев, как мы знаем, дал блестящее эксперименталь¬

ное доказательство того, что наиболее интенсивно фотосинтез

протекает в красных лучах, больше всего поглощаемых хло¬

рофиллом. Немцы пытались присвоить и это важнейшее откры¬

тие, приписав его Н. И. К. Мюллеру. На эту новую наглую

выходку Тимирязев отвечал: «Мюллер не доставил этого пря-

мг го доказательства о связи между поглощением света листом

и совершающимся в нем химическим процессом, да и не мог

сделать этого, так как не располагал единственным средством

избежать ошибки Дрэпера» 2. Однако цепь научных хищений

со стороны зарубежных ученых на этом не кончается. Пфеф¬

фер, долгое время отвергавший выводы Тимирязева о роли

красных лучей в процессе фотосинтеза, когда эти выводы

были подтверждены Энгельманом и Рейнке, приписал послед¬

ним научное открытие Тимирязева. Тому же Энгельману при¬

писывалось в немецкой литературе изобретение мпкроспектро-

скопа, хотя он дал его описание лишь в 1884 г., а Тимирязев

сконструировал такой прибор еще в 1871 г., доложив о нем

в 1874 г. на Международном съезде ботаников.
Немецкие авторы точно так же без всякого на то'осно¬

вания приписывали честь первого микроанализа газов своим

соотечественникам, в частности Августу Крону, который

в 1907 г., т. е. через 30 лет после Тимирязева, опубликовал

метод газового микроанализа с помощью прибора, весьма

сходного с микроэвдиометром Тимирязева (конечно, без вся¬

кой ссылки на него). Выражая свое возмущение подобными

фактами, Тимирязев писал, что предложенные им методы газо¬

вого микроанализа вошли в общее употребление, но приписы¬

ваются различным немецким ботаникам, несмотря на то, что

они применяли их через двадцать, тридцать лет позже него.

Аналогичный случай произошел с прибором для изучения

кривой поглощения света жидкостями (получения их спектро¬

грамм). Тимирязев предложил его еще в 1868 г., а немецкий

автор Кайзер в своем обширном трактате по спектроскопии
1	Там же, т. И, стр. 101.
2	Там же, т. I, стр. 397.	*:	'

приписывает изобретение прибора Бэми и Дему, давшим его.

описание только в 1904 г. Известно далее, что Бонье и Пфеф¬

фер' приписывали себе демонстрацию явления фотосинтеза

при электрическом свете, хотя впервые в мире это было сде¬

лано Тимирязевым. Тимирязев разоблачил ложь немецкого

ботаника Габерланда, утверждавшего, будто он первый уста¬

новил, что растение для покрытия своих потребностей в пище

может довольствоваться гораздо менее значительным испаре¬

нием воды. Это открытие также было сделано Тимирязевым

раньше Габерланда. Так, шаг за шагом Тимирязев уличает

реакционных немецких ученых в научной недобросовестности,

в попытке присвоить себе заслуги, принадлежащие на самом

деле русской науке.
Тимирязев при этом выступал в защиту своего приоритета

из тех же самых побуждений, как и его учитель Менделеев,

который писал, что, борясь за свой приоритет, он делает это

«не ради славы своего, а ради славы русского имени».
Приоритет русской науки Тимирязеву приходилось отстаи¬

вать от посягательств не только со стороны немцев, но и со

стороны англичан. Президент Лондонского королевского обще¬

ства Горас Браун в 1899 г. заявил, будто роль хлорофилла

как сенсибилизатора была открыта англичанином Абнеем, а не

Тимирязевым. В своем письме Брауну Тимирязев разоблачил

это лживое утверждение президента.
Умаление научных заслуг Тимирязева продолжалось

в английской и американской печати и после его смерти. Так,

уже в некрологе о Тимирязеве, помещенном в английском

журнале «Nature»J, утверждалось, что методы Тимирязева

в исследовании фотосинтеза «являются почти точным выраже¬

нием комбинированного влияния его учителей» — Бунзена,

Кирхгофа, Гельмгольца, Бертло и Буссенго. Роль самого Тими¬

рязева сводится здесь к простой популяризации науки. Жур¬

нал видит в Тимирязеве «пример, когда человек, достигнув

славы благодаря одному важному направлению исследовании

и возрасте 40 лет, довольствовался затем посвящением остаю¬

щейся части своей жизни преподаванию и популяризации».

Это утверждение — не что иное, как возмутительная клевета

на замечательного русского ученого, который всю свою жизнь

боролся за укрепление и развитие материалистических основ

науки и философии и оставался неутомимым исследователем,

ученым-новатором в области биологии вообще и физиологии

растений в особенности. Даже после постигшего его в 1909 г.

паралича Тимирязев продолжал работать в своей лабора¬

тории.
I cNature», 1920, № 105.
794

Тот же журнал 1 в 1943 г., в связи с празднованием

в СССР 100-летия со дня рождения Тимирязева, утвер¬

ждал, что русский народ гордится Тимирязевым якобы

прежде всего потому, что англичане удостоили Тимирязева

чести быть почетным доктором университета Глазго и

членом Эдинбургского и Манчестерского ботанических об¬

ществ. Прогрессивные деятели пауки Англии действительно

питали к Тимирязеву глубокое уважение, как к крупней¬

шему деятелю мировой науки. Не случайно Ч. Дарвин

советовал Тизельтону Дайеру и другим английским ученым

именно у Тимирязева учиться методам исследований в области

физиологии растений. Не случайно в 1903 г. Лондонское коро¬

левское общество, когда оно еще не было столь реакционным,

как в настоящее время, именно Тимирязева пригласило про¬

честь лекцию но теории фотосинтеза английским мужам науки.

Не случайно английская пресса, отмечая в 1912 г. выход

английского перевода «Жизни растения», писала: «Не подле¬

жит сомнению, что книга Тимирязева на целую голову, с пле¬

чами в придачу, выше своих товарок». А Дукинфильд-Скотт,

английский ученый с мировой известностью, сказал: «Это,

пожалуй, самая интересная книга, которую я когда-либо

читал». Тимирязев неоднократно принимал участие в между¬

народных научных конгрессах, выступая на них с докладами
о	своей научной деятельности. Он был избран членом многих

заграничных академий, университетов, научных обществ.

По если уж кто действительно должен гордиться этим, то

прежде всего те учреждения, членом которых согласился быть

замечательный деятель русской науки. И это прекрасно пони¬

мали те, кто не страдал манией величия. Так, проф. Шода,

извещая Тимирязева об избрании его почетным доктором

Женевского университета, писал о величайшем удовольствии

женевских ученых видеть Тимирязева в списке своих док¬

торов.
В последние годы, когда в Англин, как и в США, клевет¬

ническая пропаганда вражды к СССР приняла невиданные

размеры, мы видим уже не только умаление роли Тимиря¬

зева, но и попытку обвинения его в возврате к схоластике.

Так, отъявленный реакционер, заклятый враг Советского

Союза Дарлингтон в февральском номере журнала «Disco¬

very» за 1947 г. утверждал, что открытия Тимирязева якобы

«не представляют собой ничего иною, как требование

Вильяма Оккама». Подобные же статьи печатаются в амери¬

канском журнале «Science» Карлом Саксом и другими при¬

служниками американского империализма. Такова злобная
* «Nature», 1943, № 3848.
295

ненависть душителей истинной науки к ученому, который всю

свою жизнь боролся против подобных им слуг мрака и деспо¬

тизма.
Приведенные факты лишний раз показывают, каким путем

буржуазные лжеученые Запада пытаются создать впечатление,

будто русская наука плетется в хвосте, тогда как на самом

леле честь очень многих крупнейших открытий принадлежала

именно русским исследователям.
Весьма характерно, что реакционные русские профессора,

до мозга костей зараженные раболепием перед иностранными

авторитетами, не только не оказали Тимирязеву никакого

содействия в его борьбе за приоритет русской науки, но, на¬

против, поддерживали его врагов. Таким оказался, например,

академик Фаминцын, о котором Тимирязев с негодованием

писал: «Академик Фаминцын в своем труде приписал даже

мой прием (прием разложения углекислоты воздушными

листьями в смеси, обогащенной этим газом. — Г. П.) Буссенго,

а обо мне добавил, что я также употреблял этот прием. Бус¬

сенго никогда не употреблял его и не нуждался в нем»
С возмущением отзывается Тимирязев о проф. Бородине,

который, не обращая внимания на важные открытия русского

исследователя Вотчала в области движения воды в растении,

превозносил «заслуги» Сакса, высказывавшего по этому во¬

просу абсурдные взгляды. Тимирязев не ограничился борьбой

против отдельных проявлений рабского преклонения перед

иностранщиной. Он понимал, что раболепие перед Западом

было распространенным явлением, подогревавшимся царским

правительством. В. М. Молотов в своем докладе о 30-летии

Великой Октябрьской социалистической революции вскрыл

социальные корни этого низкопоклонства: «...Господствую¬

щие классы старой России были нередко в большой духовной

зависимости от более развитых в капиталистическом отноше¬

нии государств Европы. Это позволяло культивировать среди

некоторых кругов старой интеллигенции рабское сознание

неполноценности и духовной зависимости от буржуазных

стран Европы»2.
Барская неприязнь господствующих классов к народным

массам, боязнь их революционного пробуждения заставляли

царское правительство насаждать преклонение перед бур¬

жуазным Западом, неверие в способность русского народа

к самостоятельному развитию. В связи с этим в Император¬

ской академии наук долгое время царило засилие немцев,

что очень тормозило развитие отечественной науки, рост и вы¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 282.
2	Журн. «Большевик», 1947, № 21, стр. 16.
29в

движение собственных научных кадров. Та же картина наблю¬

далась в і осударственных учреждениях и промышленных

предприятиях. Все это не могло не вызывать законного него¬

дования как со стороны передовых людей России, так и со

стороны всего русского народа. Выражая эти настроения,

Тимирязев писал в 1907 г.: «Берущая начало еще со времен

Ломоносова,... враждебность к академии была в значитель¬

ной степени только одним из проявлений затаенного опшего

озлобления против всего немецкого, которое было так распро¬

странено в самую темную пору царствования Николая I,

когда, начиная с Бенкендорфа и Дуббе-льта, Дибича и Клейн¬

михеля, Адлерберга и Брока и кончая хозяином и мастером

ri любом ремесленном заведении или управителем имения —

всюду, помимо общего гнета Системы, чуялся еще нажим чу¬

жака. Это было время, когда Вяземский, в своем известном

стихотворении, жаловался, что „русский Бог« — „Бог в осо¬

бенности немцев“; когда Ермолов просил единственной на¬

грады — быть произведенным в немцы; когда студент Черны¬

шевский недоумевал, почему это все золотые медали раз¬

лаются немцам, когда, наконец, такой ничтожный факт, как

открытие в Петербурге первой русской булочной, рассматри¬

вался чуть не как удовлетворение законному национальному

чувству, а о возможности русских аптек никто и не мог помы¬

слить» *.
Говоря об Академии наук, Тимирязев более всего возму¬

щался тем, что «самые видные деятели науки блистали в ней

отсутствием, когда к Ценковскому, Менделееву, Сеченову,

Столетову можно было применить слова известной эпитафии-

эпиграммы:
«Ci — gît...
Qui ne fut rien
Pag même académicien» * *.
Не был избран действительным членом Академии наук и

сам Тимирязев. Идя на уступку общественному мнению, реак¬

ционное руководство Академии допустило избрание Тимиря¬

зева, так же как и другого гения русской науки — Менде¬

леева, лишь в члены-корреспонденты Академии.
Это было и не удивительно, если учесть, что президента¬

ми Академии обычно бывали люди, подобные графу Дми¬

трию Толстому — тому самому Толстому, который ранее был
1	К. А. Тимирязев Соч., т. VIII, стр. 146.
2	Там же. стр. 147.
•	Здесь погребен...
Который не был никем,
Даже — академиком.

министром просвещения, а затем министром внутренних дел,

оберпрокурором святейшего синода, шефом особого корпуса

жандармов. Лауреат Сталинской премии О. Писаржевский

совершенно справедливо пишет: «Не любя и не ценя отече¬

ственную науку, дворянская знать предпочитала опираться на

иностранные бездарности, которые беспрепятственно просачи¬

вались во все поры русской научной жизни. Пришлые ничто¬

жества, они ненавидели все яркое, самобытное. Преданные

своим покровителям, они разделяли их страх перед развитием

самостоятельной русской науки» К
* ·*
■S
Работы Тимирязева по истории естествознания составляют

неотъемлемую часть его общей борьбы за материализм, про¬

тив всех проявлений идеализма и реакции. Здесь так же, как

и в других его трудах, проявляется его несгибаемая воля

воинствующего материалиста, его исключительная целеустрем¬

ленность и целостность его научных позиций, его неиссякаемый

патриотизм и демократизм, его непримиримость к проявлениям

шовинизма и национального нигилизма. Тимирязев показы¬

вает самостоятельность и величие русской науки, подчеркивая

ее ведущую роль в ряде отраслей знания. Он разоблачает

многочисленные случаи плагиата и присвоения реакционными

учеными Запада приоритета русских ученых.
Однако, не овладев методом исторического материализма,

Тимирязев не мог до конца верно решить вопрос о роли обще-

ственно-исторической практики в развитии научного познания.

При всем том он стоит неизмеримо выше буржуазных истори¬

ков науки и делает весьма значительные успехи в понимании

закономерностей развития естествознания. Он указывает, что

естественные науки обязаны своим происхождением технике,

земледелию и медицине. В его трудах история естествознания

предстает перед читателем как история борьбы подлинной,

материалистической науки с идеалистическими пережитками

η ней. В свою очередь борьба материализма с идеализмом

в естествознании рассматривается им как отражение борьбы

между прогрессивными и реакционными силами общества.
Тимирязев указывает на упадок буржуазной науки и

культуры в эпоху империализма. Он говорит о явных призна¬

ках «регресса, упадка научного мышления, как

частного проявления общего реакционного

поворота, отметившего конец прошлого и

начало нового века»2 (подчеркнуто мной. — Г. П.).
•О. Писаржевский. Менделеев, 1951, стр. 337.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 18.
298

Тимирязев видит прямую связь реакционных течений

в науке с общественно-политической реакцией, характерной

для эпохи империализма. Тимирязев понимает, что буржуаз¬

ная наука в конце XIX—начале XX в. зашла в тупик. Загни¬

вание, кризис буржуазного естествознания он видит в рас¬

цвете витализма, менделизма, интуитивизма, субъективного

идеализма и других реакционных и явно антинаучных направ¬

лений. Против всех этих проявлений маразма и разложения

буржуазной науки Тимирязев ведет страстную, непримиримую

борьбу.
Не говоря уже о специально полемических работах, Тими¬

рязев даже в статьях для Энциклопедического словаря не

ограничивается простым изложением своих взглядов, но дает

решительную критику реакционных идеалистических направ¬

лений в науке. «Борьба с этими противниками современной

науки и их явными и тайными сторонниками, — говорит Тими¬

рязев,— составляет одну из очередных задач современной

науки» К
Указывая на задачи науки и достигнутые ею успехи, Тими¬

рязев возражает против попыток оставить место вере путем

ограничения прав естествознания. Он считает это возвратом

к средневековью, к Фоме Аквинскому, который учил: «Где

кончается область науки, начинается область веры». Тими¬

рязев показывает, что противники науки «нередко принимают

на себя ее личину», чтобы вести под нею свою реакционную,

«знтинаучную деятельность.
По глубокому убеждению Тимирязева, только наука спо¬

собна давать правильное объяснение окружающей действи¬

тельности, разгадывать все новые и новые «загадки природы».

Он борется против попытки сведения роли науки к простому

описанию явлении природы, показывая, что ее задача —

вскрыть закономерности природы и управлять ими в интере¬

сах народа.
Тимирязев не терпит в науке бесстрастного, сухого, акаде¬

мического тона. «Наличность известного рода страстности, —

пишет Тимирязев, — нисколько не вредит интересам науки,
и,	наоборот, я полагаю, что всевозможные: „с одной стороны

нельзя не сознаться, а с другой стороны должно признаться14,

очень полезные в житейском смысле, к науке никакого отно¬

шения не имеют. .. без страстного, живого, горячего отноше¬

ния, без увлечения исследователя своим предметом, едва ли

увидело бы свет хоть одно существенное завоевание науки.

Напрасно смешивают бесстрастие с беспристрастием. Не олим¬

пийское бесстрастие „бессмертного“, а простая человеческая
1 К. Л. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 14.
299

честность — вот что необходимо в науке, как и во всякой дру¬

гой человеческой деятельности» *. Именно это страстное

желание бороться за истину, простая человеческая честность

и вела неудержимо Тимирязева к пролетариату — классу,

который один только в условиях капитализма заинтересован

в том, чтобы до конца последовательно и честно бороться за

раскрытие объективной истины.
Связывая кризис буржуазной науки с общим загниванием

капиталистического строя, с борьбой буржуазии против креп¬

нущих сил социализма, Тимирязев вместе с тем утверждает,

что подлинная наука может и должна служить нуждам тру¬

дящихся, ибо только рабочие и крестьяне являются той силой,

которая создает материальные условия для развития науки.

Приветствуя организацию первого рабфака в Москве в 1919 г.,

он писал: «Рабочий станет действительной разумной творче¬

ской силой, когда его пониманию станут доступны главнейшие

завоевания науки, а наука получит прочную верную опору,

когда ее судьба будет в руках самих просвещенных народов,

а не царей и пресмыкающихся перед ними холопов, хотя бы

они величали себя министрами просвещения, академиками,

профессорами» 2.
1	K. А. Т и миря з е г». Соч., т. VIT, стр. 418
2	Там же, т. IX, стр. 297.

Глава VI
К. А. ТИМИРЯЗЕВ КАК ПЕДАГОГ

И ПОПУЛЯРИЗАТОР НАУКИ
В конце 50-х и в 60-х годах XIX в., т. е. в то время, когда

начинало формироваться мировоззрение Тимирязева, пред¬

ставители революционно-демократического лагеря России уде¬

ляли большое внимание вопросам народного просвещения.

Вожди революционной демократии — Н. Г. Чернышевский,

Н. А. Добролюбов, А. И. Герцен — придавали важное значе¬

ние борьбе за народное просвещение, за коренную перестройку

методов воспитания. Вопросы педагогики, под влиянием

нарастающего революционного движения, все чаще и чаще

освещались в издававшихся тогда литературных и литера¬

турно-критических журналах. Впервые появляются и специаль¬

ные педагогические журналы: «Журнал для воспитания»,

«Учитель», «Русский педагогический вестник». Большое влия¬

ние приобретают в стране такие выдающиеся русские педа¬

гоги, как К. Д. Ушинский, Н. И. Пирогов, Л. Н. Толстой и др.

Под давлением демократического движения царское прави¬

тельство провело реформу университетского (1863), а затем

начального и среднего образования (1864). Вновь утвержден¬

ные университетский и гимназический уставы были наиболее

прогрессивными уставами из всех существовавших в доре¬

волюционной России. Оживленную деятельность в этот пе¬

риод развернул Комитет грамотности при Вольном экономиче¬

ском обществе. Были открыты сотни воскресных школ для

взрослых.
Во второй половине 60-х годов царское правительство

перешло в контрнаступление по всем линиям. Министр народ¬

ного просвещения граф Д. А. Толстой ввел новые, реакцион¬

ные уставы начальной и средней школы. Еще раньше были

закрыты все воскресные школы. В 1884 г. была отменена
Ю1

гак называемая автономия университетов и введен новый —

реакционный — университетский устав.
В этой обстановке складывались педагогические взгляды

Тимирязева. Так же, как и в других вопросах, он проводил

и здесь линию русских революционных демократов.
Резко критически относясь к господствовавшей в России

системе образования, Тимирязев возмущается тем, чти народ¬

ная школа признавалась царскими властями «непосильной для

страны роскошью». Он считает необходимым широкое народ¬

ное образование. Используя образное выражение К. Д. Ушин-

ского, Тимирязев пишет, что правильная система учебных

заведений в стране должна представлять собой пирамиду

с прочно покоящимся основанием в виде широкой сети началь¬

ных школ и вершиной в виде высших учебных заведений:

только наука, построенная на широком фундаменте народно¬

го образования, имеет достаточно прочную основу для сво¬

его развития. Тимирязев подчеркивает при этом, что такая

система «более согласна с демократическим строем

страны».
Тимирязев неоднократно высказывался против закона,

запрещавшего университетам принимать в свой состав лиц,

окончивших не классическую гимназию, а другие существо¬

вавшие в стране средние учебные заведения. С негодованием

он писал, что из-за этого «мудрого» закона выдающийся рус¬

ский физик П. Н. Лебедев, окончивший реальное училище,

вынужден был получать университетское образование не у себя

на родине, а на чужбине. Тимирязев стоял за всемерное рас¬

ширение приема студентов в высшие учебные заведения.

По свидетельству проф. А. Ф. Фортунатова, он еще в 1873 г.

высказывался в пользу приема в высшую сельскохозяйствен¬

ную школу окончивших не только гимназию, но и земледель¬

ческие училища. Тимирязев подвергал критике существовав¬

шие в начальных и средних школах учебные программы. В его

сочинениях можно найти многократные высказывания, направ¬

ленные против «классицизма» в среднем образовании, т. е.

против насаждавшихся царизмом «классических гимназий»,

которые получили свое название потому, что значительная

часть всего учебного времени в них отводилась на изучение

мертвых классических — древнегреческого и латинского — язы¬

ков на том основании, что это будто бы лучше всего способ¬

ствует умственному развитию школьника, как своеобразная

«умственная гимнастика». В действительности же усиленное

изучение древних языков насаждалось с целью отвлечь вни¬

мание учащихся от современности и от естественных наук,

способствующих развитию материалистического мировоз¬

зрения.
302

Тимирязев, напротив, так же как Чернышевский, Герцен,

Добролюбов, Писарев, Ушинский, считал, что значительную

часть учебного времени в средней школе следует посвятить

естественнонаучным дисциплинам. Преподавание физики,

химии, биологии он считал необходимым не только потому,

что оно увеличивает сумму полезных знаний об окружающей

природе, но прежде всего потому, что естествознание является

важнейшим фактором правильного воспитания ребенка, фор¬

мирования у него научного мировоззрения. Оно приучает

человека логически мыслить, подготавливает его к смелому

и самостоятельному решению также и вопросов общественной

жизни. Иначе говоря, Тимирязев выступал защитником есте¬

ственных наук с целью воспитания школьников в материали¬

стическом и демократическом духе. А это как раз больше

всего и пугало царское правительство и его ставленников

Д. А. Толстого и Победоносцева, Каткова и Леонтьева, кото¬

рые отстаивали усиление классицизма в школе.
Тимирязев с возмущением отзывался о реакционном уставе

гимназий, введенном Д. А. Толстым в 1871 г. Согласно этому

уставу, в мужских гимназиях свыше 40% учебного времени

отводилось древним языкам, а преподавание химии и био¬

логии полностью изгонялось. О «реформах» Д. А. Толстого
з	народном образовании Тимирязев отзывался как об «ум¬

ственном избиении младенцев вифлеемских». Автора этих

«реформ», как крайнего реакционера, Тимирязев сравнивал

с царем-вешателем — Николаем Палкиным и называл его

«зловещей фигурой». Об учрежденных гимназиях Тимирязев

отзывался не иначе, как о «проклятой классической школе,

которая отравляла» юношеские годы человека. Он указывал,

что отсутствие естественнонаучных дисциплин в учебной про¬

грамме гимназий делало «невозможным серьезное изучение

какой бы то ни было университетской науки» ]. Вред класси¬

ческого образования не ограничивался этим. Оно дурманило

головы целых поколений интеллигенции, способствуя развитию

в них мистических и идеалистических настроений. И Тими¬

рязев писал, что «принесшая свои плоды толстовская средняя

школа успела в своем деле разрушения»2, увеличив число

адептов идеалистической философии.
Как на одно из вредных последствий классического обра¬

зования Тимирязев указывал на «систематическое задержива¬

ние» молодежи в гимназиях, связанное с большой потерей

времени на изучение древних языков, а также с системати¬

ческим второгодничеством. Тимирязев считал необходимой
1 Κ. Λ. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 314.
* Там же, стр. 173.
303

действительную и притом коренную реформу средней ШКОЛЫ,

которая позволила бы перейти от механического заучивания

литературных и грамматических форм древних языков к науч¬

ному познанию окружающей человека природы. Тимирязев

считал, что, конечно, школа, не только средняя, но даже и

высшая, не может снабдить человека всей суммой знаний,

которые будут нужны ему на протяжении его жизни. Задача

школы — привить подрастающему поколению прочный инте¬

рес к науке, стремление ко все более полному и широкому ее

охвату. Человек, обладающий этим стремлением и минимумом

знаний, полученных в школе, сможет продолжать свое обра¬

зование и после выхода из стен школы.
Тимирязев был сторонником сочетания умственного и фи¬

зического воспитания школьника, он требовал, чтобы школа

подготавливала его к реальной жизни, приучала к труду и

в то же время предоставляла ему право на беззаботную весе¬

лость и полную свободу. Тимирязев выступал против чисто

книжных знаний и указывал на необходимость прививать

школьникам практические навыки, но он был решительным

противником «излишнего увлечения школьными практиче¬

скими занятиями, которые по необходимости очень суживают

круг понятий и знакомство с общим содержанием наук и

тем едва ли способствуют возбуждению общего интереса

к науке» 1.
Тимирязев указывает, что учащийся не может вывести

закон или сделать обобщение, сколько бы он ни проводил

своих собственных наблюдений и опытов. В то же время про¬

ведение многочисленных опытов заставило бы его вращаться

в весьма ограниченном, нередко совершенно случайном круге

идей, мешая широкому и разностороннему знакомству с нау¬

кой и ее методами, что является непременным условием под¬

готовки к будущей, * действительно самостоятельной деятель¬

ности человека.
Тимирязев так же, как К. Д. Ушинский и другие выдаю¬

щиеся русские педагоги, рекомендовал при обучении детей

широко использовать наглядные пособия; он и сам сконструи¬

ровал ряд приборов, предназначенных для средних учебных

заведений. Большое значение в воспитании ребенка Тимиря¬

зев придавал иллюстрациям, считая, что иллюстрации, с одной

стороны, способствуют умственному развитие ребенка, а с дру¬

гой — по отношению к ним детей легче всего судить об уже

достигнутом ими уровне умственного развития. «Не знаю,

согласятся ли со мной присяжные педагоги, — писал Тими¬

рязев,— но, наблюдая за детьми, я всегда приходил к заклю-
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 226—227.
304

чению, что отношение к картинкам едва ли не лучшее мерило

умственного развития ребенка. Присмотритесь, как он пере¬

листывает страницы какой-нибудь старой иллюстрации, и вы

получите гораздо более ясное понятие о том, насколько в нем

проснулась собственная мысль, чем выслушивая, как он

с чужого голоса отбарабанивает басни или рапортует, остав¬

ляющий его совершенно безучастным, урок грамматики» *.
В своем предисловии к книге Ф. Берге «Иллюстрирован¬

ная естественная история» Тимирязев высказывает интересную

мысль о размерах иллюстраций для детей. Он считает, что

дети особенно любят не большие, а маленькие картинки.
Одним из способов расширения кругозора учащихся и вос¬

питания у них интереса к науке Тимирязев считает знаком¬

ство с жизнью и деятельностью великих ученых-новаторов

науки.
У Тимирязева можно встретить и другие весьма интерес¬

ные мысли о воспитании детей и работе начальной и средней

школы. Многие из них не потеряли своей значимости и по

настоящее время. Касаясь, например, огромной роли учителя

в воспитании народа, Тимирязев призывает русских учителей

поднять народ на борьбу за покорение стихийных сил при¬

роды: «Немецкий учитель, говорят, победил под Седаном.

Будем утешать себя надеждой, что наш учитель поведет наш

народ к иной победе — бескровной и не угрожающей отмест¬

кой, — к победе над природой, над невежеством и его неиз¬

менной спутницею — нищетою» 2.
*	*
*
Будучи сам на протяжении многих лет работником высшей

школы, Тимирязев, естественно, обращает внимание больше

всего на работу высших учебных заведений. Он резко от¬

зывается о реакционном университетском уставе 1884 г., отме¬

нявшем даже ту ограниченную автономию, которая ранее

имела место в университетах. Согласно новому уставу универ¬

ситеты были полностью подчинены власти попечителей учеб¬

ных округов. Студенты лишались права устройства студенче¬

ских собраний, научных кружков и касс взаимопомощи. За

нарушение устава устанавливались наказания, вплоть до кар¬

цера и увольнения из университета.
В своей статье «Академическая свобода» (1904) Тимирязев

бичует реакционный устав 1884 г., требуя его отмены и предо¬

ставления университетам самоуправления, являющегося их
•	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 256.
*	Там же, т. III, стр. 88.
20 Г. В. Платонов	305

«жизненным нервом». При этом он подчеркивает, что «право

университетского самоуправления является, конечно, не само¬

довлеющей целью, а только средством осуществления гораздо

более важного общего блага — обеспечения одного из корен¬

ных и первичных источников свободной мысли — свободы

преподавания» *.
Тимирязев требует отмены «бюрократической опеки»

в лице назначаемых царскими властями попечителей, ректо¬

ров и деканов, которые сами очень часто оказывались не

столько блюстителями закона, сколько «охранителями нару¬

шений закона», усугублявшими его реакционный характер.
Наряду с требованием «академической свободы» для про¬

фессорско-преподавательского состава Тимирязев выступает

за расширение прав студенчества. Считая, что годы, прове¬

денные в университете, являются самой важной эпохой

в жизни человека, когда формируется его будущий облик,

Тимирязев требовал создания в университете такой обста¬

новки, которая благоприятствовала бы воспитанию в молодом

человеке благородных качеств истинного гражданина, борца

за народное счастье. Тимирязев видел, насколько условия

воспитания студенчества в царской России были далеки от

осуществления этого требования. Он рисует мрачную картину

господства тайной и явной полиции в жизни университета.

«Университетская и внеуниверситетская, тайная и явная,

в форме педеля или старшего дворника, субинспектора или

околоточного, жандарма или таинственной безмундирной лич¬

ности, — полиция, бесконечно переплетающаяся в своем воз¬

действии, то взаимно поддерживая и прикрывая, то расходясь

в оценке того же поступка, но всегда безответственная, без

тени какого-либо суда и защиты, могущая разбить молодую

жизнь, навсегда прервать ее мирное течение, оказать свое

зловещее влияние даже долго по окончании университета и

негласно закрыть молодому человеку пути к разумной, полез¬

ной для общества деятельности, на которую дают ему право

годы добросовестного труда, засвидетельствованные офи¬

циальными дипломами. Неудивительно, что при этой безна¬

дежной обстановке учащаяся молодежь привыкает видеть и

в университетских властях не законных своих защитников,

а более выдающихся представителей той же со всех сторон

охватывающей ее полиции» 2.
Тимирязев клеймил позором реакционный устав, согласно

которому запрещался прием женщин в университет. Он воз¬

мущался тем, что образование в царской России «является
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 22.
* Там же, стр. 27—28.
306

предметом ведення казенного ведомства, по какой-то оскор¬

бительной иронии судьбы носящего титул министерства про¬

свещения»
Требуя предоставления университетам права на самоуправ¬

ление, Тимирязев вместе с тем никогда не был сторонником

проповедовавшейся некоторыми профессорами изоляции уни¬

верситетов от общественной жизни, от интересов народа, замы¬

кания университетов в своей собственной скорлупе. Напротив,

Тимирязев подчеркивал, что умственный и нравственный уро¬

вень представителей университетской науки может быгь

обеспечен только при условии полного контроля их действий

со стороны народа. «Право университетских коллегий избирать

своих членов, — пишет Тимирязев, — конечно, должно

являться в то же время самой ответственной и священной

их обязанностью. И, конечно, не действуя втихомолку, под

покровом канцелярской тайны, научатся бесправные коллегии

исполнению этой самой важной своей гражданской обязан¬

ности — проникнуться сознанием, что за каждое свое избра¬

ние они должны нести ответ перед общественным судом,

перед теми плательщиками податей, из чьих трудовых гро¬

шей слагаются поглощаемые университетами миллионы»2.

Таким образом, Тимирязев, выступая за академические

свободы, ратовал не за независимость университетов от кон¬

троля трудящихся, а за освобождение университетов от

постоянного вмешательства со стороны царского правитель¬

ства. Это коренное отличие Тимирязева от сторонников реак¬

ционной университетской автономии особенно ярко проявилось

после Великой Октябрьской социалистической революции,

когда Тимирязев выступил с решительной поддержкой меро¬

приятий советского правительства по перестройке всей системы

высшего образования в стране.
Тимирязев всегда подчеркивал необходимость увязки пре¬

подавания с теми практическими задачами, которые стояли

перед народом необходимость воспитания гражданского само¬

сознания у студенчества. В период подготовки и проведения

революции 1905—1907 гг. эта мысль находит у него особенно

четкие и ясные формы. Тимирязев обрушивался на тех, кто

считал, что студенты не должны заниматься политикой, что

все их внимание нужно сосредоточить только на усвоении

академических дисциплин. «Желая говорить с учащимися, —

писал он, — учащие должны сознавать, что в большей части

случаев говорят с людьми, превосходно знающими цену зна¬

нию и прямо заинтересованными в его приобретении, н о

знающими, чувствующими и еще кое-что
1	Там же, т. VIII, стр. 240.
*	Там же, т. IX, стр. 22—23.
20*	307

помимо этого похвального стремления к

знанию (подчеркнуто мною. — Г. Я.). Нужно раз на¬

всегда отказаться от мысли, что есть что-то, что можно гово¬

рить учащимся и чего им нельзя говорить» 1.
Утверждению «официальных педагогов», что лучшей шко¬

лой для студенческой молодежи, так же как и для учащихся

средних школ, является якобы изучение классической древ¬

ности, Тимирязев противопоставляет требование приучать

студенческую молодежь присматриваться к современной поли¬

тической жизни своей страны. В этом он видит важнейшее

условие правильного воспитания учащихся. Только при гар¬

моническом сочетании задач науки и жизни можно воспитать

молодое поколение, способное строить жизнь на разумных

началах. Воспитанием в широком смысле слова Тимирязев

считает воздействие на человека окружающей его социальной

среды. «Это могущественное средство, — пишет Тимирязев, —

верно оценивали наши шестидесятники в поднятом позднее

насмех выражении „среда заела“. Конечно, как социальный

двигатель, это сознание вредного и благотворного действия

живой среды было важнее сменившей его в следующие десяти¬

летия проповеди внутреннего самосовершенствования, шед¬

шего рука об руку с каким-то равнодушным отношением

к среде, каким-то квиетизмом, являвшимся несомненным фак¬

тором регресса. Не забудем, что современная наука признает

в организме не вечно неподвижную форму, а нечто сохра¬

няющее с собою сходство только при одинаковости условий —

откуда и зависимость нравственного типа человека от нрав¬

ственной среды, его окружающей, на него влияющей, но и от

него зависящей» 2.
Эта мысль Тимирязева показывает, что он был решитель¬

ным противником идеалистической теории наследственной

обреченности развития личности с вытекающим из нее кви-

этизмом, т. е. пассивно-выжидательным, безразличным отно¬

шением к формированию личности. Подобные взгляды под

наименованием педологии получили в конце XIX—начале
XX	в. особенно широкое распространение в буржуазной науке.

Педологи утверждают, что развитие человека предопределено

его наследственностью, а также какой-то неизменной социаль¬

ной средой, в которой осуществляется его воспитание.

Согласно реакционным построениям педологов наиболее ода¬

ренными являются представители эксплуататорских классов,

как имеющие якобы лучшую наследственность и наиболее

благоприятную обстановку для своего развития.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 45.
2	Там же, т. VI, стр. 233—234.
308

Тимирязев, напротив, неоднократно подчеркивал, что наи¬

более одаренные деятели лауки и культуры выходят не из

буржуазной, а из народной среды. При этом он приводил

в пример Ломоносова, Фарадея, Бербанка' и других выдаю¬

щихся ученых, выходцев из семей трудящихся. Тимирязев

выступал против идеалистических и реакционных выводов

о предопределенности характера и степени развития личности

ее наследственными признаками, указывая, что даже в био¬

логии научным может считаться лишь взгляд об изменчивости

наследственности в соответствии с изменением среды, окру¬

жающей организм. Тимирязев писал: «...Человек таков,

каким его делает социальная среда и прежде всего воспитание.

Именно эта точка зрения и налагает на каждого мыслящего

гражданина не только обязанность поддерживать высокий

уровень этой среды, но и вступать в борьбу со всем, что его

принижает» Таким образом, Тимирязев отнюдь не считал

человека пассивным по отношению к среде, только испыты¬

вающим на себе ее влияние, но не способным изменять ее,

как это имело место у французских материалистов.
Взгляды французских материалистов на роль среды в вос¬

питании человека были более правильными, чем получившие

позднее широкое хождение в буржуазной науке бредни педо¬

логов. Однако в силу своей буржуазной ограниченности они

не понимали того, что сама социальная среда далеко не неиз¬

менна, что она подвергается коренной переделке в процессе

революционной практики.
Критикуя подобные убеждения в своих тезисах о Фейер¬

бахе, Маркс писал: с Материалистическое учение об изменении

обстоятельств и воспитании забывает, что обстоятельства изме¬

няются людьми и что воспитателя самого надо воспитывать.

Оно вынуждено поэтому расколоть общество на две части,

из которых одна возвышается над ним. Совпадение изменения

обстоятельств и человеческой деятельности или самоизменения

может быть постигнуто и рационально понято только как

революционная практика»2. Этот тезис Маркса получил у него

дальнейшее развитие и обоснование в «Капитале» и других

сочинениях.
Вполне вероятно, что именно под влиянием изучения

«Капитала» Тимирязев в одном из вариантов подготовлявше¬

гося им в начале 1899 г. цикла лекций «Организм и среда»

писал: «Человек сам себе и объект, сам и среда». Это изре¬

чение еще раз встречается на небольшом листочке, вложен¬

ном Тимирязевым в его сборнике «Насущные задачи совре-
1 К. А. Тимирязев Соч., т. V, стр. 318.
8 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IV, стр. 590.
309

менного естествознания» (издание 3-є, 1908 г.), хранящемся

η его библиотеке. Рукой Тимирязева здесь написано: «1. Маркс

ставил в укор материалистам-натуралистам (Молешотт, Бюх¬

нер и т. д.), что забывали историческую точку зрения.

2. В развитии человека он и объект и среда

(подчеркнуто мной. — Г. П.).
Биологическая история. Историческая биология и экономи¬

ческий материализм. Биологическая история и исторический

материализм» *.
Наконец, позднее мы встречаем у Тимирязева ту же мысль,

но выраженную в более развернутой и отчетливой форме

в X лекции «Исторического метода в биологии». Развивая

положение о том, что не только среда творит человека, но

и человек творит среду, Тимирязев пишет: «Здесь он является

в двоякой роли: как объект изменяющийся и как условие

изменяющее — как живая среда...»2. Таким образом, Ти¬

мирязев признает не только воздействие социальной среды

на человека, но и активную роль человека в изменении

срелы.
Тимирязев говорит о серьезном значении личного примера

педагога в процессе воспитания учащихся. Он предъявляет

к педагогу чрезвычайно высокие требования, категорически

возражая против допущения к преподавательской деятельности

лип, не достойных быть воспитателями молодежи. На засе¬

даниях совета Петровской академии ему неоднократно при¬

ходилось выступать против попыток некоторых профессоров

из приятельских отношений протащить на кафедру лиц, заве¬

домо не удовлетворяющих высокому назначению педагога.

Так, в связи с подобной попыткой проф. Линдемана провести

на кафедру зоотехники некоего Перепелкина, проявившего

свою неспособность к научной и педагогической деятельности,

Тимирязев заявил: «Я вообще не смотрю на вакантную ка¬

федру как на дыру или течь в корабле, которая должна быть

заткнута чем бы то ни было, лишь бы поскорей» 3.
Тимирязев следующим образом определяет те требования,

которым должен удовлетворять человек, намечаемый для за-

ведывания кафедрой:
«1. Лицо это должно быть литературно образовано, быть

знакомо с литературой своего предмета и уметь письменно и

устно излагать свои мысли и передавать чужие.
2.	Лицо это должно быть научно образовано, что предпо¬

лагает знание литературы предмета и методов исследования
1	К. А. Тимирязев. Фонды музея К. А. Тимирязева.
8	К. А Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 233.
3 Известия Петровской земледельческой академии, 1879, вып. 2, стр. 62.
310

своей науки, умение критически пользоваться ими для своих

целей.
3.	Лицо это должно быть образовано практически. Под

знаниями практическими, в отличие от знаний теоретических,

кабинетных, лабораторных, я разумею те знания, которые

приобретаются личным наблюдением явлений: медиком —

в клинике, технологом — на заводе, агрономом — в поле.

Сюда же относятся и те сведения, которые приобретаются пу¬

тем частных сношений с практическими деятелями, т. е. зна¬

комство с их задачами и условиями, с их нуждами и сред¬

ствами. В науках прикладных, каково земледелие, — только

этого рода знание сообщает полное значение, окончательный

смысл знаниям первых двух категорий» *.
Тимирязев считал, что преподаватель должен быть не

узким специалистом, замыкающимся в рамки своей научной

дисциплины, а общественным деятелем, гражданином в пол¬

ном смысле этого слова. Преподаватель должен с уважением

относиться к учащимся, любить преподаваемую им научную

дисциплину, постоянно совершенствовать свои знания и прини¬

мать личное участие в развитии науки. Неотъемлемыми каче¬

ствами нравственного облика преподавателя Тимирязев счи¬

тает смелость и непреклонность в решении поставленных за¬

дач, высокую требовательность к себе и своим ученикам, по¬

стоянную заботу о последовательном росте их научных зна¬

ний. Одно присутствие педагога, удовлетворяющего этим тре¬

бованиям, заставляет учащихся подтянуться и стремиться быть

похожими на него.
Все эти качества, отмечаемые Тимирязевым у таких заме¬

чательных ученых и педагогов, как А. Г. Столетов, П. Н. Ле¬

бедев и др., были во всей полноте присущи и самому Тими¬

рязеву.
Все, кто знали Тимирязева, отмечают исключительную силу

и обаятельность его нравственной личности. Тимирязев бле¬

стяще сочетал в себе стремление «к научной истине и к этиче¬

ской, общественно-этической, социалистической правде»2.

Важнейшими особенностями нравственного облика Тимирязева

являются его глубокий демократизм и патриотизм, горячая

преданность науке, решительная и мужественная борьба про¬

тив различных проявлений реакции, кипучая, неистребимая

любовь к человеку, особенно молодежи, чуткое и внимательное

отношение к ее запросам и нуждам, редкая доброта и сердеч¬

ность, неиссякаемая энергия и оптимизм, не покидавшие его
1	Мособлархив, фонд Тимирязевской академии, № 228. Журнал Засе¬

даний Совета Петровской земледельческой и лесной академии за 1875—

76 г., стр. 76.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 11.
311

даже в самые тяжелые моменты жизни, умение заразить этой

энергией окружающих его людей, Тимирязев был человеком

безукоризненной честности, нравственной чистоты, цельности

и стойкости характера. Для него характерно неизменное муже¬

ство, которое позволяло ему бороться за то, что он считал

справедливым, даже в том случае, если оставался при этом

в полном одиночестве. Он горячо откликался на все общест¬

венные события, волнующие передовых людей России. «Ваше

общественное поведение, — писали Тимирязеву в день 30-ле¬

тия его научной деятельности В. И. Немирович-Данченко,

Л. Лункевич и другие слушатели его публичных лекций, —

служило лучшим комментарием к Вашим теоретическим поло¬

жениям. Нужда, горе и беды находили отголосок в Вашем

добром сердце не только тогда, когда они попадали в поле

непосредственного Вашего зрения, но и тогда, когда доходили

до Вас отдаленные глухие стоны нуждающихся, были ли то

голодавшие кормильцы земли русской или пострадавшие от

турецких зверств армяне»1. Тимирязев презрительно относился

к приспособленчеству, к погоне за милостью власть имущих.

Выработав себе нравственный идеал, он не отступал от него,

каких бы трудностей и лишений это ему ни стоило.
Одной из замечательных особенностей личности Тимиря¬

зева была его редкая всесторонняя образованность. «О лич¬

ности К. А. Тимирязева, — говорит Е. Ф. Вотчал, — нужно ска¬

зать, что это соединение блеска эрудиции, необыкновенного

остроумия, высочайшей культурности и непоколебимой верно¬

сти своим основным научным и общественным взглядам» *.

Тимирязев был не только биологом широкого охвата, — он

хорошо знал физику и химию, он был философом, внима¬

тельно изучавшим историю философии и современные ему

философские школы, историком, с интересом зачитывавшимся

историческими работами, принимавшим участие в редактиро¬

вании «Истории России в XIX веке» (в изд. Гранат) и создав¬

шим ряд замечательных работ по истории естествознания. Он

был также тонким знатоком искусства и литературы, в обла¬

сти которых высказывал свои оригинальные суждения. Он сво¬

бодно владел четырьмя иностранными языками. «Слушать его,

говорить с ним, — пишет в своих воспоминаниях о Тимирязеве

его бессменный ассистент, а впоследствии профессор, А. Н.

Строганов, — было величайшим наслаждением... Спраши¬

вается теперь, как было приобретено такое богатство разно¬

сторонних знаний? Конечно, первым условием были удиви¬

тельные способности, ум и память, но здесь приходится обра¬
•	Лит. по статье Е. В. ГТолосатовой «Вдохновенный пример служения

народу». «Естествознание в школе», 1950, W» 5, стр. 48.
*	Е. Ф. Вотчал. «Русское слово», 22 мая 1913 г.
312

тить внимание еще на колоссальное трудолюбие. Это откры¬

лось для меня сразу, когда я познакомился с режимом его дня:

до конца жизни, уже больной, не владея полностью рукой,

Климент Аркадьевич работал, и работал до отказа. Одним из

любимых его определений было такое определение ученого,

„научного работника“, как теперь говорят: „Это тот, кто

учится всю жизнь, не переставая«. И Климент Аркадьевич

всегда учился; он не мог делать перерывов в этом занятии;

он продолжал все начатые линии своего образования; мало того,

он начинал иногда новый путь со рвением молодого адепта...

редкая для нашего времени всесторонняя эрудиция Климента

Аркадьевича — плод настойчивого труда» ·.
Уделяя большое внимание повышению качества учебного

процесса, Тимирязев вместе с тем не забывал и вопросов, свя¬

занных с бытом студентов, условиями их самостоятельных за¬

нятий за академическими стенами. Так, в 1876 г. он принял

деятельное участие в работе комиссии по «изысканию спосо¬

бов улучшения» работы студенческой столовой в Петровской

академии. В 1878 г. он сделал в Совете Академии запрос о ра¬

боте студенческой читальни.
Все это не могло не вызывать чувства глубокого восхище¬

ния и горячей любви к Тимирязеву в среде студенческой мо¬

лодежи. Е. Ф. Вотчал приводит слова одного из бывших сту¬

дентов Тимирязева: «Я отлично помню, как среди споров одна

ссылка на Тимирязева, упоминание, что он говорил так-то,

прекращало дальнейшие споры, как решение окончательной

инстанции»2. В Музее К. А. Тимирязева хранятся десятки

адресов и писем, врученных Тимирязеву его учениками. Все

эти документы свидетельствуют о самых искренних чувствах

студенческой молодежи к своему учителю. «Мы, имеющие

дело с общественными явлениями, — писали, например, Тими¬

рязеву студенты юридического факультета, — видим в Вас

прежде всего гражданина. Ведь несомненно, что те полторы

тысячи студентов, в числе которых были и представители на¬

шего курса, сошлись в аудиторию, желая выразить восхище¬

ние перед Вами, как перед гражданином. За все время, как

мы Вас знаем, а мы Вас знали еще в стенах мертвящих жи¬

вой дух гимназий, Ваша личность была для нас примером

того, как нужно жить. Вы были одним из немногих, оберегав¬

ших свои прекрасные заветные принципы, которым служили

лучшие русские люди с момента пробуждения русской обще¬
1 «К. А. Тимирязев как профессор в оценке учеников*. Публикация

Музея К. А. Тимирязева. «Вестник высшей школы», 1951, JA 11,

стр. 52—53.
*	См. статью Е. Ф. Вотчала о Тимирязеве в газете «Киевская мысль»,

22 мая 1913 г.
313

ственной мысли... Вы, Климент Аркадьевич, остаетесь до

конца верны своим прекрасным принципам, ни на шаг не от¬

ступая от резко очерченного, всем ясного направления. В на¬

стоящее время Вы служите для юношества высоким образцом

подражания, Вы воспитываете его своим личным примером».

(Из адреса студентов четвертого курса юридического факуль¬

тета Московского университета в память 18 октября 1901 г.) К
*	*
*
Преподавательской деятельностью Тимирязев занимался

с 1870 по 1911 г. В 1869 г., еще находясь в заграничной

командировке, он, по предложению проф. П. А. Ильен¬

кова, подал заявление во вновь организованную Петровскую

земледельческую и лесную академию и был избран в каче¬

стве преподавателя ботаники. К исполнению своих обязанно¬

стей он приступил после возвращения из-за границы в 1870 г.

Представляют интерес хранящиеся в Музее К. А. Тимирязева

три письма Ильенкова, связанные с зачислением Тимирязева

в Петровскую академию. Первое письмо относится к маю

1869 г., когда Ильенков исполнял обязанности директора Ака¬

демии. Не получив ответа от Тимирязева, он 23 октября

1869 г. послал ему второе письмо, в котором писал: «Я обра¬

щаюсь к Вам с предложением изъявить Ваше согласие под¬

вергнуться баллотировке... Вы будете единственным препода¬

вателем ботаники, и поэтому на Вас ляжет преподавание всех

частей ботаники... Совет наш, я имею полное основание так

думать, выберет Вас...»2. Через месяц Ильенков уже сообщил

Тимирязеву об избрании его преподавателем ботаники боль¬

шинством 14-ти голосов против 2-х. Некоторые члены Совета

предлагали, кроме Тимирязева, еще кандидатуру бывшего

профессора Московского университета С. А. Рачинского, но

последний, узнав, что вместе с ним должен баллотироваться

и Тимирязев, взял свою кандидатуру назад. Сообщив о том,

что он постарается уладить дело с разрешением Тимирязеву

приступить к работе с сентября 1870 г., Ильенков заканчивает

письмо словами: «Итак, изъявляя Вам мою искреннюю ра¬

дость, что наша Академия будет иметь Вас в числе своих чле¬

нов, остаюсь искренне преданный Вам Ильенков»3.
Через год после начала работы в Петровской академии

Тимирязев защитил в 1871 г. магистерскую диссертацию,
1 «К. А. Тимирязев как профессор в оценке учеников». Публикация

Музея К. А. Тимирязева. «Вестник высшей школы», 1951, № И, стр. 54.
9 Цит. по статье Е. В. Полосатовой в журнале «Советская педаго¬

гика», 1951, № 3, стр. 111.
3 Там же.
314

после чего он был избран экстраординарным профессором,

а в 1875 г., по защите докторской диссертации, утвержден

в качестве ординарного профессора. В Петровской академии

Тимирязев работал до 1892 г., когда Академия была закрыта

с целью пресечения революционных настроений, усиливав¬

шихся среди студенчества.
Прием в Академию по секретному приказу министра пре¬

кратился еще в 1890 г., но Академия еще продолжала рабо¬

тать до завершения выпуска ранее поступивших студентов.

Профессорско-преподавательский состав освобождался от

работы по мере сдачи студентами экзаменов по соответствую¬

щим дисциплинам. Приказ об отчислении Тимирязева после¬

довал 1 февраля 1892 г., но весной этого гола он еще про¬

должал работать в качестве нештатного профессора, ведя

курс патологии растений. 31 января 1894 г. после выпуска

всех студентов было последнее публичное заседание Совета

Академии, на котором, между прочим, состоялась защита ма¬

гистерской диссертации В. Р. Вильямса.
Когда стало окончательно известно об увольнении Тими¬

рязева из Академии, студенты преподнесли ему следующий

адрес:
«Глубокоуважаемый Климентий Аркадьевич!
С тяжелым чувством мы ожидали наступления сегодняш¬

него дня, в который Академия лишается одного из славней¬

ших ее профессоров. В течение десятков лет Ваше имя было

тесно связано с умственной жизнью Академии и служило укра¬

шением высшего рассадника агрономических знаний, откуда

сотни молодых людей, под влиянием Вашей обаятельной лич¬

ности, уносили в различные уголки обширного отечества веру

в науку, человека и прогресс... Мы гордимся тем, что можем

назвать Вас своим учителем, идеальный образ которого всегда

вызовет в нас самые светлые мысли и чувства. Позвольте же

выразить Вам нашу любовь и глубокое уважение и пожелать

еще много-много лет трудиться на столь благотворном по¬

прище для блага своей родины» '.
Осенью 1894 г. на базе Академии был организован Сель¬

скохозяйственный институт, но Тимирязев, считавшийся цар¬

ским правительством «политически неблагонадежным»,

в штаты института уже не был зачислен.
Одновременно с работой в Петровской академии Тимиря¬

зев с 1872 г. работал в Московском университете на кафедре

анатомии и физиологии растений в качестве нештатного (воль-
•	Адрес студентов Петровской академии, 22 ноября 1891 г. МузеР

К. А. Тимирязева.
315

нонаемного) приват-доцента; осенью 1877 г. он был избран на

должность профессора, заведующего кафедрой. В 1898 г. его

отстранили от заведывания кафедрой под предлогом выслуги

лет; Тимирязев сохранил за собой право лишь на чтение лек¬

ций и заведывание физиологической лабораторией. В 1902 г.

его отстранили и от чтения лекций, оставив за ним лишь заве¬

дывание ботаническим кабинетом. В 1911 г., в знак протеста

против разгрома Московского университета царским мини¬

стром просвещения Кассо, Тимирязев совершенно покинул

университет вместе со 124 другими профессорами и препода¬

вателями.
Кроме Петровской академии и Московского университета,

Тимирязев некоторое время читал еще лекции на московских

женских «Коллективных курсах».
В Московском университете и Петровской академии

Тимирязев вел большую преподавательскую работу. Нагрузка

его, как профессора, была чрезвычайно велика. На первом

курсе университета он читал анатомию растений и дополни¬

тельно так называемые демонстративные лекции. Одно¬

временно на третьем курсе он читал физиологию растений и

наблюдал за практическими занятиями по анатомии растений,

проводимыми его ассистентами — И. А. Петровским и другими,

а на четвертом курсе читал дополнительный курс физиологии

растений и руководил практическими занятиями студентов по

этой дисциплине. Наконец, Тимирязев руководил еще работой

тех студентов, которые брали у него специальные темы (нечто

подобное нынешним дипломным работам).
В Петровской академии Тимирязев читал лекции по всем

разделам ботаники и руководил практическими занятиями

студентов и научной деятельностью молодых научных работ¬

ников. О Той нагрузке, которую имел здесь Тимирязев, можно

судить по ежегодным отчетам Академии. Так, например,

в акте 1875 г. записано: «Ботаника излагалась профессо¬

ром К. А. Тимирязевым, которым прочитаны: а) в осен¬

нем семестре, для студентов 1 курса, морфология; б) в весен¬

нем семестре, для студентов 1 и 2 курсов, общая систематика

и в) в течение обоих полугодий, для студентов 2 курса, физио¬

логия растений. Чтение лекций сопровождалось практическими

занятиями со студентами (микроскопические исследования и

определение растений), как в течение всего года (по 4 часа

в неделю), так и в летнее вакационное время, с 15 июня по

15 июля, по 3 часа ежедневно» *. С небольшими вариациями

эта запись повторяется в отчетах на протяжении всего вре¬

мени работы Тимирязева в Академии. Как видно из этих же
1	Годичный акт Петровской земледельческой академии, 21 ноября

1875 г., стр. 15.
316

отчетов, у Тимирязева на кафедре, кроме него, долгое время

не было ни одного преподавателя, ни одного ассистента.

Только в 1885 г. он добился расширения кафедры на одну

штатную единицу и взял к себе в качестве ассистента С. Г.

Навашина, впоследствии академика.
Если еще учесть время на подготовку к лекциям и колос¬

сальное количество экзаменов, которые он должен был при¬

нимать у студентов различных курсов, то станет совершенно

понятным, с каким трудом ему приходилось урывать время

для собственной научно-исследовательской работы. Ему при¬

ходилось отдавать этой работе и почти весь свой летний от¬

пуск. Тимирязев считал, что хорошим преподавателем в выс¬

шей школе может быть лишь лицо, которое само ведет экспе¬

риментальную работу. Без этого преподаватель превращается

в простого передатчика чужих мыслей и положений и не мо¬

жет стать подлинным воспитателем студенческой молодежи.
Тимирязев, так же как Менделеев, настаивал на сокраще¬

нии обязательного количества часов педагогической нагрузки

профессорско-преподавательского состава и предоставлении

ему возможностей для научной работы, а также на создании

специальных научных учреждений, в которых наиболее та¬

лантливые ученые могли бы целиком посвятить себя научной

деятельности. Он возмущен тем, что даже такие выдающиеся

ученые, как П. Н. Лебедев, вынуждены были нести огромную

педагогическую нагрузку и лишь за счет непомерного удлине¬

ния своего рабочего дня урывать время для занятий в универ¬

ситетской лаборатории, ютившейся к тому же в подвальном

помещении. Тимирязев неоднократно писал о нищенском

окладе профессоров в условиях царизма, о необходимости ко¬

ренного улучшения условий работы профессорско-преподава¬

тельского состава. Однако все эти справедливые требования

Тимирязева оставались в условиях царской России гласом

вопиющего в пустыне.
Условия работы самого Тимирязева были особенно тяжелы.

Реакционное университетское начальство, ненавидевшее про¬

грессивного профессора, старалось всеми мерами затруднить

его педагогическую деятельность и отравить его существова¬

ние. Ректорат пытался изолировать Тимирязева от студенчества,

сократить число его слушателей и практикантов. С этой целью

в 1893 г. Тимирязева лишили помещения для занятий студен¬

тов с микроскопом, в результате чего он вынужден был отка¬

зывать многим студентам, желавшим вести у него работу по

физиологии растений. Тимирязев не имел и постоянной ауди¬

тории для чтения лекций. Он вынужден был читать их то

в физической, то в химической аудиториях, находившихся

в различных зданиях университета. В таких условиях
317

Тимирязев не имел возможности поставить на лекциях

все те демонстрации, которые ему хотелось. В конце 1893 г.

его лишили даже этих временных аудиторий, и Тимирязев стал

читать лекции в настолько тесном помещении, что и сам он и

его слушатели буквально задыхались в нем — в комнату на

30 мест втискивалось 160—170 студентов.
Однако все эти притеснения не достигали своей цели. Сту¬

денты всегда переполняли аудиторию, где читал лекции Тими¬

рязев. Кроме студентов основного курса, для которого эти

лекции читались, собирались также студенты разных курсов и

не только физико-математического, но и других факультетов

университета. Старшекурсники приходили для того, чтобы

восполнить некоторые пробелы в своих знаниях, а нередко

просто для того, чтобы еще раз прослушать особенно понра¬

вившиеся им лекции. Студенты младших курсов досрочно шли

на лекции Тимирязева, чтобы скорее познакомиться с профес¬

сором, о котором они слышали много восторженных отзывов

от своих старших товарищей. Были и такие энтузиасты, кото¬

рые не ограничивались посещением лекций Тимирязева в уни¬

верситете, но слушали также все его публичные лекции, чи¬

тали до последней строчки все его печатные работы.
Огромный интерес к лекциям Тимирязева объясняется не

каким-то особым их внешним блеском. «У Тимирязева, — го¬

ворит один из его учеников, доцент С. А. Некрасов, — таких

внешних данных было немного: голос его не был сильным,

дикция не вполне удовлетворительна, причем нередко он

как бы проглатывал окончания слов. Этот недостаток в дикции

Тимирязева несколько мешал нам, особенно когда мы были

еще на первом курсе, разбирать произносимые им фамилии

иностранных ученых, а также некоторые научные термины, и

мы их иногда немилосердно коверкали. Это еще раз подчер¬

кивает, что лекции Тимирязева обязаны своим успехом не

внешним ораторским данным, а их содержанию, и тем более

велика их ценность. И нет ничего удивительного, что некото¬

рые студенты, в первый раз его слышавшие, сначала даже

разочаровывались и лишь постепенно захватывались интере¬

сом к его лекциям, переходившим затем прямо в восторг.

Однако из внешних положительных сторон его речи может

быть отмечена ее музыкальность, одновременно с чрезвычайно

приятным тембром голоса, легкость и непринужденность, и на¬

конец, что важнее всего, в его речи очень сильно проявлялась

его индивидуальность, его личный темперамент, его собствен¬

ный интерес и собственное увлечение преподаваемым предме¬

том, которые не могли не передаваться слушателям и не зара¬

жать их собой. Тимирязев сам представлял собой то conta-

gium vivum в области мысли, которому он придавал столь
318

большое значение, когда говорил, что ничто не может срав¬

ниться с благотворным действием этой живой заразы, живого

слова, живой личности» 1.
Воспоминания бывших слушателей и живых свидетелей

научной и педагогической деятельности Тимирязева представ¬

ляют огромный интерес, особенно если их сравнить с его запи¬

сями «О способе преподавания», которые до самого недавнего

времени не были известны читателю, находясь среди других

неопубликованных документов в мемориальном музее его

имени. В этом случае воспоминания очевидцев оказываются

не только документами, характеризующими впечатления уче¬

ников о своем учителе, но и свидетельством того, насколько

хорошо удавалось Тимирязеву осуществить на практике свои

теоретические положения в области педагогики.
Ввиду исключительной важности для характеристики педа¬

гогических воззрений Тимирязева мыслей, высказанных им

в упомянутых записях, приводим их полностью, тем более, что

они до сих пор известны лишь ограниченному кругу читате¬

лей, так как были опубликованы только в специальных педа¬

гогических журналах. Рукопись представляет собой, повиди-

мому, часть вступительной лекции к какому-то курсу и отно¬

сится примерно к 80-м годам XIX в. «Способ преподавания.

Догматический или исторический. Объективный или субъек¬

тивный. Не говоря уже о недостатке, присущем догматиче¬

скому изложению, недостатке, заключающемся в том, что

истины науки преподаются без указания на их относительную

ценность (необходимо знать, что приобрела наука, но почти

так же важно знать, как приобрела]2 это что) 3, так что впо¬

следствии многому приходится переучиваться, — а известно,

как это трудно, — метод исторический имеет то преимущество,

что выставляет науку в ее истинном свете, как творение рук

челове[ческих], следовательно, как нечто изменчивое и, следо¬

вательно, движущееся, живое, нечто представляющее недо¬

статки, а следовательно, способное совершенствоваться, а не

как законченное, завершенное, непогрешимое целое, вышедшее

(возникшее) во всеоружии, как Минерва из головы Юпитера.

Подобное изложение важно для обоих разрядов слушателей

(сослаться, говоря о второй категории, на уже высказанную

надежду, что из их рядов выйдут физиологи), которых препода¬
1	С. А. Некрасов. К. А. Тимирязев как преподаватель. Сб. «Па¬

мяти К. А. Тимирязева», 1936, стр. 39—40.
2	В квадратные скобки взяты отдельные слова или окончания слов,

которые удалось расшифровать больше по смыслу, чем по их начертанию.
3	В круглые скобки взяты фразы и слова, вписанные К. А. Тимиря¬

зевым при повторных его обращениях к первоначальному тексту руко¬

писи.
319

ватель должен иметь в виду. Для одних наука нужна как метод,

как школа логики мышления, как орудие для развития мышле¬

ния, для них важно не что, а как (слова Кювье), для них,

повторяю, ничто не может быть так назидательно, как повесть

тех усилий, тех побед, которые одерживал, тех поражений, ко¬

торые претерпевал человеческий ум в своих попытках разобла¬

чать природу. (Отучает от верхоглядства, дорожащего только,

так называемым, последним словом, научает ценить тех ге¬

ниальных двигателей, которым приходилось бороться с [тол¬

пами], бороться с самим собой, чтобы освободиться от пред¬

рассудков, которыми были зараже[ны]). Для другой части

слушателей, для тех, кто наметили впоследствии быть деяте¬

лями на этом поприще, также важно видеть изнанку науки,

видеть относительность всех ее приобретений, рядом с тем,

что сделано, видеть, что еще остается сделать — или потому,

что упущено, или потому, что не поддается ни на какие уси¬

лия. Важно раскрыть (подстрекать, важно открывать) то

поприще, на котором могут найти применение их мысль, их

труд. Но само собой понятно, что историческое изложение тре¬

бует от преподавателя критического отношения к предмету,

необходимо отличать крупное от мелкого. В этом критическом

отношении заключается главная деятельность преподавателя,

собственная опытность доставляет ему особое чутье при оценке

работ. (Я далек от мысли, что преподаватель может изба¬

виться от ответственности], связанной с данным способ[ом], и

излагать желаемые факты в хронологическом порядке, — на¬

против. Иное дело историк — он имеет дело с материалом

законченным, ученый — часто с предметом, еще развиваю¬

щимся). Из сказанного уже явствует, что преподавание

должно быть субъективное, а не объективное, преподаватель

должен относиться к предмету как художник, а не как фото¬

граф; он не может, не должен спускаться до роли простого

передаточного, акустического снаряда, передающего устно

почерпнутое из книг (представляет науку, как она ему пред¬

ставляется); (стушевываться, отказываться от своей [лично¬

сти]). Все сообщаемое им должно быть им воспринято, пере¬

работано, войти в плоть и в кровь и являться как бы само¬

бытным продуктом. Обыкновенно под объективным разумеется

бесстрастное (трезвое), скептическое отношение, под субъек¬

тивным какое-то (одностороннее) [ослепление] теоретическое.

Скептицизм такое же субъективное воззрение, воззрение, по¬

являющееся] вследствие здравого выправления ума. Это не

верно. Для избежания одностороннего [ослепления] нужно

другое качество — честность, [которая] необходима в каждой

деятельности. Да, (не отсутствие увлечения, не бесстрастное,

холодное отношение], — это нисколько не верно; увлечение
320

горячее, [отношение дорогое] в науке; так же [в более утон¬

ченном смысле]) [ученый] прежде всего должен быть честный

человек, какая [унизительная] честность должна руководить

человеком, чтобы он во всякий данный момент готов был от¬

казаться от заветной идеи, сжечь то, чему поклонялся, покло¬

ниться тому, что сжигал (вы увидели примеры, что люди пи¬

сали фолианты, а их повторяли, изменяли [противники], что

вовсе отказывались от науки), *... остановиться перед одной

неблагоприятной цифрой, которая стоит между ним и ею и,

употребив все усилия, чтобы... ** препятствия, наконец, при¬

знать себя побежденным. (Это искушение, в сравнении с ко¬

торым ничтожны многие искушения практической жизни; не

утаишь, не ослабишь довод противника; и не думайте, чтобы

это свойство — научная честность — была так распространена;

могут вам представить сколько угодно примеров, что человек,

сознавая несостоятельность своего мнения, держится за него

только потому, что оно — его). С своей [стороны] и преподава¬

тель, как и гражданин, должен всегда помнить, что от него

требуют не только правду, но всю правду и ничего, [как]

правду. (Лишь бы только это условие и тогда не вред[ит]... ***

Не бесстраст[ное], а только чест[ное]). Итак, господа, по моему

мнению, метод преподавания должен быть историческим и

критическим и потому (самому) необходимо субъективным,

что не мешает ему быть скептическим и честным. (Фарадей.

Есть вещи нелепые, но возможные — absurdes mais possib¬

les)» К
Как видим, Тимирязев считает одним из важнейших тре¬

бований к изложению материала на лекциях — освещение

научных вопросов в их историческом развитии. Наука не дает

сразу окончательного ответа ни на какой изучаемый ею во¬

прос. Знания человека в каждый данный момент относи¬

тельны, но они все более и более совершенствуются. Знаком¬

ство с успехами человеческого познания в прошлом является

лучшим залогом его триумфа в настоящем и будущем. Кроме

того, исторический подход обеспечивает и более глубокое по¬

нимание самой сущности предмета.
Известно, что В. И. Ленин исторический подход считал

единственно научным подходом к изучению тех или иных

явлений. «Самое надежное в вопросе общественной науки и

необходимое для того, чтобы действительно приобрести навык
•	Далее два слова неразборчивы, и фраза, видимо, не закончена.
·· Неразборчивое слово.
*** Следующая фраза неразборчива.
1 Вестник высшей школы, 1950, JS6 11, стр. 50—51. Пуб¬

ликация подготовлена к печати директором Музея К. А. Тимирязева

.Е. В. ГТолосатовой и старшим научным сотрудником М. Ф. Закарян.
21 Г. В. Платонов	32]

подходить правильно к этому вопросу и не дать затеряться

в массе мелочей или громадном разнообразии борющихся

мнений, — самое важное, чтобы подойти к этому вопросу

с точки зрения научной, это — не забывать основной истори¬

ческой связи, смотреть на каждый вопрос с точки зрения того,

как известное явление в истории возникло, какие главные

этапы в свеем развитии это явление проходило, и с точки зре¬

ния этого его развития смотреть, чем данная вещь стала те¬

перь» Сказанное Лениным в отношении общественной науки

целиком относится также и к естествознанию.
Исторический подход к изложению учебного материала

в процессе педагогической деятельности был у Тимирязева

одним из применений его исторического метода, которому он

следовал во всей своей научной деятельности. Но в своих лек¬

циях Тимирязев отнюдь не злоупотреблял историей, рассма¬

тривая ее лишь очень сжато, без всякого ущерба для основ¬

ного содержания своих курсов.
Исторический способ преподавания находился у Тимиря¬

зева в тесной связи с критическим подходом к излагаемому

материалу, к существующим в науке различным точкам зре¬

ния. Иногда этот критический подход Тимирязев не совсем

удачно называет субъективным, противопоставляемым им

объективному подходу. Вполне очевидно, что при этом он

вкладывает в термины «объективный» и «субъективный» иной

смысл, чем это принято в наше время. Под объективным из¬

ложением он понимает формальное, бесстрастное, по суще¬

ству объективистское изложение различных направлений

в науке, без сколько-нибудь определенной их оценки. Препо¬

давателя, следующего подобному методу, Тимирязев ирони¬

чески сравнивает с акустическим снарядом, передающим устно

почерпнутое из книг. Напротив, субъективным изложением

он называет критически переработанное, подвергнутое глубо¬

кому теоретическому анализу последовательное освещение тех

или иных вопросов со смелой оценкой имеющихся точек зре¬

ния. В постановке этих вопросов Тимирязев приближается

к пониманию принципа партийности в преподавании и науке.
При таком подходе к рассматриваемым вопросам Тимиря¬

зев подвергает на своих лекциях уничтожающей критике реак¬

ционные идеалистические направления в науке. Лекции его

всегда носили боевой, полемический характер. «Лекциям Кли¬

мента Аркадьевича, — пишет ученик Тимирязева А. М. Касат¬

кин, — никогда не был присущ индиферентно-бесстрастный,

академический тон официального курса... Давая образцы

серьезной научной критики, Климент Аркадьевич воспитывал
1 В. И Ленин. Соч., т. 29, стр. 436.
322

в своих слушателях привычки критического мышления, позво¬

ляющего отличить научный труд от его фальсификации...

Слушатели Климента Аркадьевича видели перед собой бес¬

страшного борца, готового принять любой вызов противников

и, во всеоружии огромной эрудиции и строгой критики, защи¬

щать и отстаивать свои научные убеждения» К
Тимирязев придерживался того взгляда, что от студентов

не нужно скрывать ожесточенную борьбу, которая всегда ве¬

дется между различными течениями в науке, что не следует

ограничиваться сообщением им лишь вещей совершенно бес¬

спорных, по которым нет разногласий. Тимирязев всегда стре¬

мился показать науку как живой развивающийся организм, со

всеми присущими ей противоречиями, борьбой мнений. Он

старался довести до своих слушателей последнее слово науки.

Это требовало от него внимательного изучения всех новейших

исследований не только по физиологии растений, но и в смеж¬

ных с ней областях науки. «Насколько внимательно следил

Тимирязев за литературой, — говорит С. А. Некрасов, — пока¬

зывает следующий факт. Касаясь вопроса о генетической

связи углеводов с белками, Тимирязев сказал, что это положе¬

ние пока не нашло поддержки со стороны химиков, однако

уже на следующей лекции он говорил, что в промежуток

между двумя лекциями была получена работа английского

ученого Бэли, который на основании своих исследований при¬

шел к заключению, что углеводы могут получаться из бел¬

ков: таким образом Тимирязев все время наполнял свои лек¬

ции самыми свежими данными» 2.
Тимирязев считал, что метод преподавания должен быть не

только критическим, но и самокритичным. Это следует из его

указаний, что преподаватель, горячо отстаивая те или иные

убеждения, должен в то же время уметь «отказаться от завет¬

ной идеи, сжечь то, чему поклонялся, поклониться тому, что

сжигал», когда новые открытия в науке приводят к опровер¬

жению тех взглядов, которых он раньше придерживался. Ко¬

нечно, для опровержения той или иной подтвержденной ранее

на опыте теории далеко недостаточно одного или нескольких

фактов, противоречащих ей. Не всякому факту можно верить.

Тимирязев обрушивается на имеющее нередко место прекло¬

нение перед фактом в ущерб теоретическому мышлению.
В своих лекциях Тимирязев даже в тех областях науки,

в которых он не имел экспериментальных работ, не просто

сообщал установленные наукой факты, а давал им обычно
1 К. А. Тимирязев как профессор в оценке учеников. Публикация

Музея К. А. Тимирязева. «Вестник высшей школы», 1951, № 11, стр. 53.
1	С. А. Некрасов. К. А. Тимирязев как преподаватель. Сб. «Па¬

мяти К. А. Тимирязева», стр. 40—41.
323

свое, более глубокое материалистическое истолкование. Свя¬

зывая одну область естествознания с другой, сопоставляя и

обобщая факты, он открывал перед своими слушателями но¬

вые, более широкие научные горизонты. Интересно в этом от¬

ношении воспоминание еще одного ученика Тимирязева —

проф. С. Л. Иванова: «На фоне других университетских учите¬

лей нас пленяла философская глубина научного анализа и

широта его обобщений. Каждая мысль, изложенная Тимиря¬

зевым, доводилась им до логического конца, и нередко трудно

было считать, что ты слушаешь только профессора-ботаника,

а не философа» !.
Наряду с широкими теоретическими обобщениями, Тими¬

рязев стремился насытить свои лекции такими вопросами, ко¬

торые имеют важное практическое значение. Даже курс систе¬

матики растений, читанный им в Петровской академии,

Тимирязев строил таким образом, чтобы сообщить слушателям

как можно больше материала, необходимого им для их буду¬

щей агрономической деятельности. Так, в отчете Петровской

академии за 1878/79 г. говорится, что Тимирязев излагал

систематику растений, обращая особое внимание на описание

растительных групп, имеющих значение в практике сельского

хозяйства и лесоводства. Об этом свидетельствует также

проф. А. Ф. Фортунатов: «Все лекции по физиологии растений

изобиловали примерами из жизни сельскохозяйственных расте¬

ний. Многие факты, относящиеся к полевой культуре, вперпые

были почерпнуты нами из лекций Тимирязева, и это представ¬

ляло существенное подспорье к последующим беседам И. А.

Стебута» 2.
Читанные Тимирязевым курсы так же, как и его отдельные

лекции, всегда отличались исключительной стройностью и по¬

следовательностью в изложении материала. Он был ярым про¬

тивником простого перечисления преподавателем отрывочных

сведений по излагаемому вопросу, не связанных единой вну¬

тренней идеей. Каждая следующая мысль в его лекциях была

закономерным развитием высказанных ранее положений.

Поэтому из текста его лекций нельзя было опустить буквально

ни одного абзаца, ни одной фразы, чтобы не терялась общая

нить изложения. Слушатели Тимирязева утверждают, что

у него никогда не было такого случая, чтобы он упустил что-

нибудь в своей лекции и потом возвращался к рассмотренному

уже вопросу с дополнениями. Он умел удивительно точно за¬
1	С. Л. Иванов. Исследователь, популяризатор, педагог. сСовет-

ская агрономия», 1940, № 5, стр. 15.
2	А. Ф. Фортунатов. К. А. Тимирязев. «Русские ведомости»,

22 мая 1913 г. (И. А. Стебут—профессор кафедры частного земледе¬

лия Петровской академии. — Г. П.)л	ι
324

планировать материал соответственно тому количеству часов,

которое отводилось для чтения того или иного курса. При

этом Тимирязев никогда не пользовался на лекциях никакими

записями и конспектами, что придавало им особую живость.
Конечно, такая систематичность лекций, изящность и про¬

стота формулировок не приходили сами собой. Они были

результатом тщательной предварительной подготовки Тимиря¬

зева к чтению как всего курса, так и каждой отдельной лек¬

ции.
Рукописные материалы Тимирязева, хранящиеся в музее

его имени, свидетельствуют о глубокой внутренней работе уче¬

ного, начинавшейся задолго до чтения той или иной лекции.

Тимирязев составлял сначала краткий план своих лекций,

затем расширял его, подготавливая развернутый конспект.

При этом он неоднократно переписывал свой конспект, уточ¬

няя в нем расположение материала и даже отдельные форму¬

лировки. Это была упорная и кропотливая работа, но Тимиря¬

зев не жалел на нее времени. И это обусловливало как ту

простоту и непринужденность, с которой он держался в ауди¬

тории, так и поразительную точность и ясность его языка.
Но особенно отличались лекции Тимирязева тем, что со¬

провождались многочисленными и блестяще поставленными

опытами, использованием диапозитивов, большого количества

схем, как заранее подготовленных художниками, так и тут же

начерченных им мелом на доске. При помощи простых фото¬

аппаратов он сам создавал обширные коллекции диапозити¬

вов. По его просьбе В. Г. Короленко, будучи студентом Пет¬

ровской академии, сделал ряд иллюстраций и, в частности, на¬

писал огромную картину, в несколько метров длиной, которую

Тимирязев использовал на лекциях на протяжении ряда лет.

О насыщенности лекций Тимирязева иллюстрациями можно

судить по тому, что в его упомянутом выше курсе анатомии

растений, воспроизведенном С. А. Некрасовым, имеется

537 различных рисунков и схем.
На огромное значение наглядности в преподавании указы¬

вал В. Г. Белинский и другие русские философы-материа¬

листы. «Наглядность, — писал Белинский, — признана теперь

всеми единодушно самым необходимым и могущественным

помощником при учении. Она состоит в том, чтобы помогать

памяти и уму ребенка представлением вида и образа предме¬

тов, которые он изучает. Это материальное и чувственное

вспомогательное средство для спасения бедных детей от убий¬

ственного, подавляющего способности, сухого и мертвого от¬

влечения, столь любимого идеалистами» К
1 В. Г. Белинский. Избранные философские сочинения, том вто¬

рой, 1948, стр. 348.
325

Тимирязев глубоко усвоил это указание своих учителей й

идейных руководителей и умело проводил его в жизнь. Он

первый еще с 1870 г. ввел в практику преподавания своих

предметов лекционные опыты, в то время как Ю. Сакс, счи¬

тавшийся главой германской физиологии растений, не пока¬

зывал на своих лекциях никаких опытов до 1877 г. Демон¬

стрируемые Тимирязевым опыты и другие наглядные пособия

обычно использовались им не просто как иллюстрация к тому

или иному высказанному положению, а служили вехами

к самостоятельным выводам слушателей по рассматриваемому

вопросу. К этому была направлена и вся композиция его лек¬

ций. Тимирязев заставлял слушателей думать на лекциях, рас¬

суждать, а не просто усваивать излагаемые истины. Он ста¬

рался добиться того, чтобы его слушатели могли самостоя¬

тельно как бы воспроизвести вкратце в своем сознании тот

путь, по которому ученые пришли к решению данного вопроса.

Когда в заключение Тимирязев делал в чеканной формули¬

ровке свой вывод, слушатели воспринимали его как подтвер¬

ждение того, к чему они и сами уже начинали подходить в про¬

цессе слушания его лекций.
Тимирязев не только сам тщательно готовился к лекцион¬

ным опытам, но приучал своего ассистента и лаборанта

заранее продумывать каждую деталь эксперимента, чтобы

исключить возможность каких-либо неудач. Особенно это от¬

носится к популярным лекциям Тимирязева. Он считал, что

неудача опыта не только роняет авторитет преподавателя

в глазах слушателя, но и наносит ущерб науке, внушая слу¬

шателям неверие в ее силы.
В дополнение к обычным учебным лекциям Тимирязев

читал еще специальные демонстративные лекции для неболь¬

ших аудиторий в микроскопической лаборатории с тем, чтобы

студенты имели возможность закрепить и обогатить получен¬

ные на обычных лекциях сведения просмотром под микро¬

скопом заранее подготовленных для них препаратов.
*	*
*
Большое значение придавал Тимирязев практическим ла¬

бораторным занятиям со студентами. Он подчеркивал, что

«преподаватель должен сообщать ученику не один только

здпас знаний, но, что не менее важно, и запас уменья, т. е.

должен выпускать готового нового работника, нового двига¬

теля новой науки»1. Тимирязев называл университет — не

храмом, а мастерской, так как такое определение «выражает
1 K. А. Т н м и р я з е р. Соч., т. VIII, стр. 149.
Ж

деятельный, трудовой характер науки лучше, чем молитвенно¬

созерцательное настроение храма» 1.
Внедрение лабораторных занятий в учебный процесс выс¬

шей школы Тимирязев рассматривал как одну из причин успе¬

хов естествознания в России, начиная с середины XIX в.

Особенно высоко ставил он в этом отношении Казанский уни¬

верситет, где была создана могучая школа русских химиков —

H. Н. Зинин, А. М. Бутлеров, В. В. Марковников. Такую же

высокую оценку дает Тимирязев организации практических

занятий со студентами в физических лабораториях Москов¬

ского университета у А. Г. Столетова, П. Н. Лебедева. В со¬

зданной Столетовым физической лаборатории студенты под

руководством своего профессора «могли испытать свои силы

на самостоятельных исследованиях, — за чем прежде прихо¬

дилось ездить на чужбину...»2. При этом создание подобных

лабораторий Тимирязев считал исключительно заслугой та¬

лантливых русских ученых-энтузиастов, которые стоически

преодолевали всевозможные материальные затруднения, не¬

редко вкладывали в лаборатории свои личные средства.
Царское правительство считало лаборатории излишней

роскошью, отпускало на их организацию лишь нищенские

средства и отводило для них жалкие, часто сырые подвальные

помещения. Не было необходимых приборов, нехватало нуж¬

ных препаратов. О той обстановке, которая царила в универ¬

ситетских лабораториях, лучше всего можно судить по рас¬

сказу самого Тимирязева, вспоминавшего свои студенческие

годы и занятия в лаборатории Менделеева. «Когда Д. И. Мен¬

делеев,— вспоминает Тимирязев, — предложил студентам, для

практики в органической химии, повторить некоторые класси¬

ческие работы, пишущему эти строки выпало проделать изве¬

стное исследование Зинина — получение анилина. Материал —

бензойную кислоту, конечно пришлось купить на свои гроши,

так как этот расход не был под силу лаборатории, с ее 300-

рублевым бюджетом, но затем понадобилась едкая известь.

При исследовании — находившаяся в складе оказалась почти

начисто углекислой. Почтенный лаборант Э. Ф. Радлов дал

благой совет: „А затопите-ка горн да прокалите сами, кстати

ознакомитесь с тем, как обжигают известь“. Сказано — сде¬

лано, но здесь встретилось новое препятствие: сырые дрова

шипели, свистели, кипели, но толком не разгорались. На вы¬

ручку подоспел сторож. „Эх, барин, чего захотел, казенными

дровами да горн растопить, а вот что ты сделай: там в тем¬

ненькой есть такая маленькая не то лежаночка, не то плита,
1 Там же, т. IX, стр. 52.
3 Там же, т. V, стр. 263.
327

положи прежде на нее вязаночку, да денек протопи, — дрова

и просохнут“. Так и пришлось поступить. Сушка казенных

дров, как первый шаг к реакции Зинина, вот уже подлинно,

что называется, начинать сначала!» '. Когда читаешь эти

строки, то отчетливо представляешь себе, какая огромная раз¬

ница существует между этой жалкой лабораторией, в которой

в условиях царизма вынуждены были работать приват-доцент

Д. И. Менделеев и студент К. А. Тимирязев, и тем поистине

сказочным дворцом Московского университета на Ленинских

горах, который Советское правительство построило для нашего

студенчества.
Позднее, уже будучи профессором Московского универси¬

тета, Тимирязев с горечью писал, что университетская кафедра

физиологии растений не располагает даже самым необходи¬

мым, что едва ли можно ожидать улучшения этого положения

и в ближайшем будущем. И все же, несмотря на мизерные

средства, отпускаемые для лабораторий, Тимирязев, как и дру¬

гие русские ученые, прилагал все усилия к тому, чтобы соз¬

дать в них условия, позволяющие студентам приобрести опре¬

деленный минимум навыков экспериментальной работы. Как

видно из отчетов Петровской академии, с первого же года

работы на кафедре ботаники Тимирязев предпринял энергич¬

ные меры для оборудования ботанической лаборатории. Он

приобрел микроскопы и другие приборы, необходимые для

проведения лабораторных занятий по анатомии и физиологии

растений. «Слушатели, — говорится в отчете, — весьма интере¬

совались этими практическими занятиями и число желавших

ими заниматься было более 70 человек»2.
Не ограничиваясь оборудованием ботанического кабинета,

Тимирязев вместе с профессором кафедры земледелия И. А.

Стебутом добились в 1872 г. постройки вегетационного домика

«для растительно-физиологических опытов, производство кото¬

рых обуславливает успешное преподавание как ботаники, так

и земледелия и без которых многие научные исследования

делаются невозможными»3. Подобный же вегетационный до¬

мик был организован Тимирязевым в 1890 г. на крыше

Московского университета.
В 1876 г. по инициативе Тимирязева Совет Академии вынес

решение «об изыскании средств» для устройства ботаниче¬

ского сада, необходимого для практических занятий студентов

по ботанике. Однако в течение долгого времени средства эти

не отпускались, место для сада было отведено на свалке строи¬
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 152.
*	Годичный акт Петровской земледельческой и лесной академии..

21 ноября 1872 г., стр. 11.
3	Там же, стр. 68.
328

тельных отбросов, и только благодаря героическим усилиям

Тимирязева ботанический сад начал понемногу приобретать

нужные формы.
Больших усилий стоила Тимирязеву организация физиоло¬

гической лаборатории и в Московском университете.
Тимирязев много внимания уделял оснащению лаборатории

точными и в то же время простыми и удобными в обращении

приборами. В этом ему помогал его личный конструкторский

талант. Он широко пользовался приборами своей собственной

конструкции, многие из которых, оставаясь непревзойденными

и в настоящее время, находят применение в современных лабо¬

раториях по физиологии растений.
Подробную и всестороннюю характеристику многих прибо¬

ров и установок Тимирязева и их значения дал ученик Тимиря¬

зева проф. Ф. Н. Крашенинников ·, являвшийся его преемни¬

ком по заведыванию кафедрой анатомии и физиологии

растений Московского университета. Мы ограничимся здесь

кратким перечнем некоторых из приборов Тимирязева.
Еще на студенческой скамье он сконструировал прибор для

выяснения закономерностей в заложении и расположении

листьев по стеблю; этот прибор использовал Бекетов на своих

лекциях в Петербургском университете. По окончании универ¬

ситета Тимирязев создал в 1867 г. прибор для определения

количества разложенной листом углекислоты. В дальнейшем

Тимирязев сконструировал: прибор для определения ассими¬

ляции углекислого газа в токе атмосферного воздуха; уста¬

новку для демонстрации ассимиляции водяными растениями

во время лекций; микроэвдиометр, позволяющий производить

анализ газа объемом с булавочную головку; установку для

определения лучей, наиболее деятельных при ассимиляции, при

помощи цветных экранов; ряд приборов для спектрального

анализа хлорофилла; клиновидный прибор для получения

фотоспектрограмм; прибор, с помощью которого можно брать

одинаковые объемы газа и обрабатывать газы жидкими реак¬

тивами; несколько приборов для определения зависимости

ассимиляции от силы света; прибор для определения газового

обмена в корневых желвачках бобовых и ряд других приборов

и удтановок. Проф. Ф. Н. Крашенинников пишет, что, кроме

этих приборов и установок, Тимирязев в своих научных иссле¬

дованиях, а также для преподавания «применял большое

число приспособлений, как изготовленных им самим, собствен¬

норучно, так и специально сделанных в мастерских. Многие из

них вошли сами собою в лабораторный обиход и нашли
1	См. К. А. Тимирязев. Соч., т. II, стр. 373—472. Заключительная

стаїья Ф Н Крашенинникова.
329

широкое распространение: коллоидальные мешки, демонстра¬

ция осмотических явлений, световой луч, как рычаг для уве¬

личения масштаба роста, прием, за последние годы применен¬

ный Бозом, Уэдсуарт, приспособления для исследования

дыхания, по проращиванию семян и др. Описание всех их

соответствовало бы полному курсу физиологии растений» К
Каким виртуозом был Тимирязев в достижении объектив¬

ных и точных показателей происходящих в растении процессов

можно заключить уже из того, что на своих лекциях он демон¬

стрировал, например, прибор, наглядно показывающий рост

растения даже на протяжении двухчасовой лекции, а также

прибор, извещающий о том, что растение «голодно». Проде¬

монстрировав действие последнего прибора, Тимирязев гово¬

рил своим слушателям: «Если бы за несколько минут я пред¬

ложил вам вопрос: можно ли заставить растение каждый раз,

когда оно проголодается, мало того, каждый раз, когда

ему только грозит голод, предупреждать нас о том зво¬

ном колокольчика, то вы, конечно, сочли бы это за неуме¬

стную шутку. А между тем таково буквальное значение нашего

прибора. Причина его действия заключается в деятельности

растения, в его способности разлагать углекислоту, выделять

кислород. Этой способностью мы воспользовались, чтобы за¬

ставить растение извещать нас от времени до времени корот¬

ким звоном, когда его питание идет успешно, и бить тревогу,

звать на помощь, когда ему грозит голод. Одним словом, мы

заставляем его условными звуками сообщать нам, когда ему

живется хорошо, когда дурно» 2.
Кроме весьма сложных и тонких приборов, Тимирязев

стремился к выработке возможно более «доступных и нагляд¬

ных приемов изучения основных явлений растительной жизни,

особенно в целях преподавания в сельскохозяйственной

школе»3. Таковы предложенные им в лекции «Наука и земле¬

делец» приемы для изучения физиологии корня, а также наи¬

более простые приемы для изучения воздушного питания,

о которых Тимирязев сделал специальное сообщение на засе¬

дании Общества испытателей природы 17 сентября 1909 г.
Занятия студентов в лабораториях и вегетационном домике

Тимирязев считал необходимым дополнить практическими ра¬

ботами непосредственно в полевых условиях. Вместе с про¬

фессорами Петровской академии А. П. Захаровым, В. Т. Соби-

чевским и доцентом А. А. Фадеевым Тимирязев разработал

в 1880/81 учебном году вопрос об «организации практических
1	См. К. А. Тимирязев. Соч., т. II, стр. 470
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. IV, стр. 230.
3	Там же, т. III, стр. 277.
330

занятий студентов и способе оценки успехов этих занятий» Ч

Ежегодно в июне—июле Тимирязев проводил со студентами

практические занятия по систематике растений. Занятия про¬

ходили каждый день продолжительностью от 3 до 5 часов на

протяжении двух недель. Каждый студент должен был во

время этих занятий определить минимум 75 растений, преиму¬

щественно злаков, наиболее трудных для определения и в то же

время наиболее важных для практической работы агрономов.
Ввиду исключительно высокой оценки Тимирязевым роли и

значения практических занятий со студентами может пока¬

заться странным, что на заседаниях Совета он выступал про¬

тив обязательности таких занятий по большинству преподавае¬

мых дисциплин. Но нельзя забывать о чрезвычайно разношер¬

стном составе студенчества Академии в условиях царизма.

Значительная часть его состояла из помещичьих сынков, кото¬

рые шли в Академию не для того, чтобы приобрести знания,

а для того, чтобы получить диплом о высшем образовании.

Привлечение подобных студентов к обязательным практиче¬

ским занятиям Тимирязев считал пустой потерей времени.

Выступая против обязательности практических занятий,

Тимирязев был озабочен тем, чтобы преподаватель приносил

максимум пользы тем студентам, которые действительно

хотели приобрести в Академии необходимые знания. «Все вни¬

мание, все заботы, все средства Академии, — писал он в до

кладной записке Совету Петровской академии в 1881 г.,—

должны быть направлены на вторую категорию. Первая —

неизбежный балласт, с которым приходится мириться; эту

категорию надо сделать безвредной для второй, что дости¬

гается на лекциях размером аудитории, на практических заня¬

тиях — необязательностью» 2.
В решении вопроса об обязательности практических заня¬

тий, так же как и других вопросов преподавания, снова и

снова проявляются демократические убеждения Тимирязева.
Наряду с лекциями, лабораторными и практическими за¬

нятиями Тимирязев придавал в педагогическом процессе

большое значение учебникам. Подготовка учебника, по его

мнению, является одной из важнейших обязанностей профес¬

сора. При этом он подчеркивал, что создание учебника должно

быть результатом долгой преподавательской деятельности.

Требуя от учебника систематичности и последовательности

изложения основ науки, Тимирязев выступал против пере¬

грузки его изложением результатов тех или иных отдельных
1	Годичный акт Петровской земледельческой и лесной академии,
2) ноября 1881 г., стр. 45.
*	Цит. по статье А. Ф. Фортунатова «К. А. Тимирязев, как деятель

агрономической школы». Журн. «Хозяин», 1898, № 17, стр. 604.
331

исследований. Тимирязев отметил одну и поныне имеющую

место серьезную ошибку составителей учебников, когда из¬

данный вначале «краткий учебник в последующих изданиях

разрастается в объемистый свод науки, уклоняясь, таким

образом, от своего первоначального назначения» *.
Особенно вредным он считал некритическое приведение

в учебнике противоречивых фактов, отказ автора от их ана¬

лиза и определения своей точки зрения, взваливая решение

этой задачи на плечи самого учащегося. Одной из основных

задач учебника, по мнению Тимирязева, является ознакомле¬

ние учащихся не только с тем или иным фактическим мате¬

риалом, но, прежде всего, с их объяснением, с законами и вы¬

водами науки, а также с методами ее работы.
В своей преподавательской работе Тимирязев большое

внимание уделял подготовке молодых научных работников,

видя в них будущее русской науки. В предыдущих главах мы

уже видели, что Тимирязев не только сам сделал неоценимый

вклад в области дарвинизма, физиологии растений и агроно¬

мии, но и оставил после себя многочисленные кадры учеников

и последователей. Он внимательно следил за научным ростом

своих питомцев, помогал им правильно определить тему и на¬

правление их научной работы, подобрать нужную литературу,

выработать методику исследований и сделать правильные

выводы из полученных фактических данных. При этом Тими¬

рязев не ограничивал самостоятельности работы молодых

исследователей. Уже при выборе темы он обычно советовал

самому студенту сформулировать ее, поскольку «своя тема

всегда способна более воодушевить к работе». Если молодой

человек затруднялся, он помогал ему определить свои науч¬

ные интересы.
Тимирязев считал необходимым прививать молодежи

любовь к исследовательской работе уже на студенческой

скамье, будучи при этом уверен, что студенты в процессе

своей научной работы не только приобретают соответствующие

навыки, но и могут дать ценные научные исследования.

Лучшим доказательством правоты Тимирязева в этом отноше¬

нии является научная работа его ученика С. П. Коссовича по

азоту, которую он выполнил еще будучи студентом Москов¬

ского университета. В связи с этим Тимирязев высказывался

за публикацию лучших студенческих работ в Известиях

Петровской академии. Он вступил в резкую полемику

с проф. Линдеманом, который заявил, что «опубликование

работ студентов было бы слишком большим комплиментом

для студентов». Тимирязев, возражая Линдеману, указывал,
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IV, стр. 15.
332

что среди студенческих работ «могут находиться очень дель¬

ные статьи и во всяком случае следует поощрять стремление

студентов к производству самостоятельных научных исследо¬

ваний» К
Мысль Тимирязева о всемерном поощрении научной ра¬

боты среди студентов нашла блестящее осуществление

в наше, советское время, когда десятки тысяч студентов

высших учебных заведений, объединенные в студенческие на¬

учные общества, принимают активное участие в научной

работе и нередко дают серьезные научные исследования,

имеющие большое теоретическое и практическое значение.
Очень внимательно относился Тимирязев к защищаемым

диссертациям на соискание ученых степеней магистра и, осо¬

бенно, доктора наук. «Доктор, — говорил Тимирязев, — не

только человек, заявивший о своей способности производить

самостоятельные исследования, но он может сделаться на

долгие годы и руководителем начинающих исследователей. От

самостоятельного исследователя мы в праве требовать:

1) умения выбрать и поставить вопрос; 2) умения пользо¬

ваться средствами исследования, которыми располагает наука

(если уже не находить свои, новые); 3) умения разобраться

в полученных результатах, т. е. понимать, что дало исследова¬

ние и дало ли оно что-нибудь» 2. Тимирязев часто выступал

в качестве официального и неофициального оппонента при

защите докторских диссертаций. Тщательно изучив диссерта¬

цию, он давал ей строгую, но беспристрастную, справедливую

оценку. При этом Тимирязев не шел ни на какие компро¬

миссы, ни на какие сделки со своей совестью, открыто

заявляя свое положительное или отрицательное мнение о пред¬

ставленном труде, независимо от своих личных отношений

с диссертантом или от занимаемого им положения в обще¬

стве, что в условиях царской России сделать было далеко не

легко и не безопасно.
*	*
*
Стремясь к возможно более широкому распространению

научных знаний среди трудящихся, Тимирязев не ограни¬

чивался преподавательской работой в высших учебных заве¬

дениях. Он часто выступал с публичными лекциями, писал

популярные книги и статьи. «С первых шагов своей умствен¬

ной деятельности, — писал Тимирязев, — я поставил себе две

параллельные задачи: работать для науки и писать для
1	Известия Петровской земледельческой и лесной академии, вып. I,

1878, стр. 46.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. X, стр. Î8.
333

народа, т. е. популярно (от populus — народ)» 1. Он не только

создал целый ряд классических научно-популярных лекций и

книг, но и выступал как историк и теоретик популяризации

науки. Он напоминал, что необходимость популяризации науки

в России прекрасно сознавал еще Петр I, который при орга¬

низации Российской Академии Наук указывал на двоякую

задачу ученого, определяя ее словами: «науки производить и

совершенствовать и оные распространять». Популяризацией

науки, наряду со своими замечательными научными иссле¬

дованиями, занимался гениальный русский ученый М. В. Ло¬

моносов, читавший в 1750 г. публичные лекции по физике на

русском языке. Как указывал Тимирязев, популяризацией зани¬

мались такие русские ученые, как академик Э. К. Ленц, про¬

фессора С. С. Куторга, Л. С. Ценковский, И. В. Вышнеград¬

ский, А. Н. Бекетов, И. М. Сеченов, А. Г. Столетов и многие

другие. Тимирязев писал, что талантливое популярное произ¬

ведение Куторги «История земной коры» проникло в середине

50-х годов XIX в. в широкие круги русской читающей публики.
Большую роль в популяризации науки играло в то время

в Петербурге товарищество «Общественная польза», задачей

которого «было способствовать обнаруживавшейся в обществе

„настоятельной потребности в изучении естественных наук*

путем издания подходящих книг и организации публичных

научных курсов»2. Читавшиеся в специально построенном

этим товариществом зале лекции могли бы, по словам Тими¬

рязева, принести честь и любому европейскому научному

центру. Ленц читал здесь лекции по гальванизму и его новей¬

шим применениям, знакомя слушателей с устройством элек¬

трического телеграфа, электрических подводных мин, ослепи¬

тельной вольтовой дуги и другими «чудесами науки». Впервые

в Европе здесь читал Ценковский публичные лекции о вновь

открытых тайнах жизни микроскопических растений и живот¬

ных. Вышнеградский в общедоступной форме знакомил слу¬

шателей с основами механической теории теплоты. В этот же

период Сеченов выступал со своими историческими публич¬

ными лекциями о работе больших полушарий головного

мозга, об органах чувств, о физиологии процессов раститель¬

ной жизни и т. д. Тимирязев с восхищением отзывался также

о блестящих публичных лекциях и речах Столетова, изла¬

гавшего слушателям самые трудные и сложные вопросы

в новейших завоеваниях физической науки. Его лекции, писал

Тимирязев, «отличались едва ли кем превзойденным искус¬

ством изящного слияния слова и опыта, друг друга под¬

креплявших и сливавшихся в одно стройное целое.
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 13—14.
* Там же, т. VIII, стр. 170.
334

К шестидесятым годам относятся и первые удачные по

пытки популяризации науки не только в привилегированных

слоях общества, но и в народе. Книжку А. Н. Бекетова

„Беседы о земле и тварях, на ней живущих«, разошедшуюся

в 50 тысячах экземплярах... действительно можно было

видеть в руках народа. Этой же цели должны были служить

в широких размерах воскресные школы, учить в которых

с таким энтузиазмом устремились и стар и млад. Но на этот

авангард просветительной армии посыпались и первые удары

уже успевшей поднять голову реакции» !.
Удары реакции продолжали сыпаться на воскресные

школы и другие учреждения, а также отдельных лиц, популя¬

ризирующих знания, и в последующее время. В 1895 г. министр

внутренних дел писал обер-прокурору Синода Победоносцеву

о вредном, с точки зрения царского правительства, направле¬

нии преподавания в воскресных школах и о «неблагонадеж¬

ном» в политическом отношении составе учителей в них.

В своей статье «О чем думают наши министры?», написанной

по поводу этого письма, В. И. Ленин говорил, что царские

министры душат всякую попытку распространять знания

среди рабочих: «Министр смотрит на рабочих как на порох,

а на знание и образование как на искру; министр уверен, что

если искра попадет в порох, то взрыв направится прежде

всего на правительство» 2. Ленин призывал рабочих к овладе¬

нию знаниями, поскольку без знания рабочие — беззащитны,

со знанием они — сила.
Одним из тех, кто нес науку в рабочие массы, был и

К. А. Тимирязев. Нет ничего удивительного, что и он, начиная

с конца XIX в. оказался под специальным наблюдением

III отделения государственного департамента царской поли¬

ции. В одном из собранных здесь о Тимирязеве документов,

между прочим, сообщалось: «В 1895 году Московский Коми¬

тет грамотности ходатайствовал о разрешении устройства ряда

публичных лекций профессоров и литераторов; в числе

19 избранных лекторов был указан и Тимирязев. Чтение

лекций признано нежелательным»3 (подчерк¬

нуто мной. — Г. П.).
Для. такого отношения к лекциям Тимирязева перед наро¬

дом у царского правительства были свои «основания».
Популярные лекции и книги Тимирязева получали в Рос¬

сии огромный политический резонанс. Об этом, например,

очень ясно говорит М. Бойков в своем письме Д. Н. Пряниш¬

никову: «Прошу передать мое приветствие Клименту
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 169.
* В. И. Ленин. Соч., т. 2, стр. 74.
3 ЦГИАМ. ДП, 00. 90, 1901 г.
335

Аркадьевичу Тимирязеву. Блестящий истолкователь природы,

друг демократии и благородный учитель — он дорог не только

официальной науке, но и широким массам населения, которые

на его трудах воспитываются в уважении и любви к истинной

науке: книги его о Дарвине и «Жизнь растения»

еще в начале 90-х годов штудировались рабо¬

чим классом наравне с марксистской лите¬

ратурой...»1 (подчеркнуто мной. — Г. П.).
Аналогичная мысль высказывается также в биографии

легендарного героя гражданской войны Сергея Лазо: «Целое

поколение русских революционеров-марксистов нашло в этой

книге («Жизнь растения». — Г. П.) еще одно убедительное

подтверждение своих взглядов, а многим, еще формирую¬

щим свое мировоззрение людям она помогла приблизиться

к пониманию марксизма. К последним принадлежал Сергей

Лазо» 2.
*	*
*
В отношении популяризации науки особеннно ярко про¬

является особенность Тимирязева как ученого-демократа,

общественника и народолюбца. Он придавал популяризации

науки огромное общественно-политическое значение. Тимиря¬

зев считал, что наука является достоянием всего народа,

поэтому популяризация ее есть не что иное, как выполнение

гражданского долга ученого перед народом. Однако некото¬

рые ученые рассматривали популяризацию как нечто унизи¬

тельное для себя, другие относились к ней как к благотвори¬

тельности, как к одолжению по отношению к народу. Тимиря¬

зев, напротив, был убежден, что наука как своим возникнове¬

нием, так и дальнейшим развитием обязана практике, народу.

Поэтому святая обязанность ученых — честно служить народу,

удовлетворению его материальных и духовных потребностей,

стремиться ликвидировать пропасть, разделяющую представи¬

телей умственного и физического труда, пропасть, вызванную

эксплуатацией одного класса другим. «Что бы ни говорили,—

пишет Тимирязев, — а в основе тех страстных обвинений,

которыми Руссо осыпал цивилизацию, лежит гнетущая, не¬

отразимая мысль, от которой не отмахнешься одним словом,—

парадокс. Та мысль, что вся цивилизация возникла на почве

неравенства, что в своем течении она еще закрепляла это

неравенство, увеличивая пропасть между двумя половинами

человечества, между представителями умственного и физиче¬

ского труда. Конечно, если так было, то, видно, не могло быть
1 М. Бойков. 27 мая 1913 г. Музей К. А. Тимирязева, папка 973.
1	М. Губельман. Сергей Лазо, 1946, стр. 5.
336

иначе; это факт исторический, естественно-исторический, один

из актов мировой драмы... Но не был ли то ее последний

акт? Не чудится ли порою, что человечество стоит где-то на

перевале между двух течений? Если уходящая во мрак

прошлого история повествует о своей задаче — о создании

цивилизации ценой неравенства, то не дает ли угадывать

уходящее в туманную даль будущее свою задачу — восста¬

новление равенства усилиями цивилизации? Конечно, не на

почве общего невежества совершится это примирение, а путем

справедливого раздела плодов этой цивилизации, добытых

общими усилиями. Не пятясь назад, не научившись ползать

на четвереньках, как острил Вольтер, разрешит цивилизован¬

ный человек эту задачу, но и не продолжая безмятежно свой

путь вперед, гордо подняв голову, в сиянии электрического

света, между тем как где-то далеко позади миллионы пле¬

тутся, спотыкаясь, в непроглядном мраке» !.
Тимирязев пишет, что ученые — слуги общества, слуги на¬

рода и поэтому обязаны отчитываться перед своим доверителем

о тех результатах, которых они добились в борьбе со стихий¬

ными силами природы, используя предоставленные им наро¬

дом средства. При этом Тимирязев подчеркивает, что подоб¬

ные отчеты в виде публичных лекций, выставок, музеев и

книг представляют собой только «начало осуществления

колоссальной задачи будущих веков, что это только начало

расплаты того веками накопившегося долга, который наука,

цивилизация, рано или поздно, должны же вернуть тем тем¬

ным массам, на плечах которых они совершали и совершают

свое торжественное шествие»2.
Эта мысль Тимирязева как бы перекликается с современ¬

ностью, с требованием коммунистической партии к советским

ученым — поставить науку на службу социалистическому

производству, подчинить ее удовлетворению насущных по¬

требностей народа, широко пропагандировать научные знания

среди трудящихся, способствуя дальнейшему росту их куль¬

туры. Тимирязев предвосхищает то единение науки и труда,

ту колоссальную роль науки, которую она приобрела ныне

в нашем социалистическом обществе.
Тимирязев нередко называет популяризацию «демократи¬

зацией», «обобществлением» науки. Иначе говоря, он рас¬

сматривал популяризацию как одну из форм общественно-

политической борьбы за демократизацию всей общественной

жизни. Этот вывод обусловливался в значительной мере тем,

что Тимирязев видел, какое ожесточенное сопротивление
1	K. А. Т и м нрязе в. Соч., т. V, стр. 75.
2	Там же, стр. 74—75.
22 Г. В. Платонов	33J

встречает его популяризаторская деятельность, как и деятель¬

ность И. М. Сеченова и других ученых-демократов, со стороны

царских властей и их ученых прислужников. Эти обскуранты

и мракобесы из числа кастовых буржуазных ученых боялись

распространения науки в массах и не считали настоящим

ученым того, кто выходил из стен университетов для популя¬

ризации науки. Против Тимирязева велась ожесточенная кле¬

ветническая кампания с целью дискредитации его как ученого

и как гражданина. Тимирязев прекрасно понимал, что все пре¬

пятствия, чинившиеся популяризации науки, вызваны в дей¬

ствительности не заботой о поддержании «чести и достоин¬

ства» науки, как утверждали его идейные противники, а опре¬

деленными классово-политическими целями — стремлением

задержать умственное развитие трудящихся и тем самым

оттянуть срок неизбежной гибели буржуазно-помещичьего

строя.
В 1904 г. Тимирязев выдвинул свой знаменитый лозунг:

«Наука и демократия». Если и раньше он считал необходи¬

мым единение науки и практики, служение людей науки на¬

роду, то теперь этот принцип приобретал более ярко выра¬

женную политическую окраску. Наука, говорил Тимирязев,

приучает людей к строгому мышлению, а оно необходимо для

того, чтобы каждый разобрался в сложной общественной

жизни, определил свое место в борьбе прогрессивных сил

против сил реакции. Он развивает мысль Герцена, что

популяризатор должен помогать читателю самостоятельно

думать, возбуждать его умственную деятельность и желание

ближе узнать то, что может быть лишь едва обозначено в его

популярном труде.
В 1907 г. в предисловии к книге «Жизнь растения» Тими¬

рязев писал: «Не каждый читающий эту книгу будет ботани¬

ком, но каждый, надеюсь, извлечет из этого чтения верное

понятие о том, как наука относится к своим задачам, как

добывает она свои новые и прочные истины, а навык к стро¬

гому мышлению, приобретенный подобным чтением, он бу¬

дет распространять и на обсуждение тех более сложных фак¬

тов, которые — хочет ли он того или нет — ему

предъявит жизнь. А в этом и заключается

главная задача самообразования (подчеркнуто

мной.—Г. #.), широкое распространение которого составляет

одну из насущных современных потребностей» К
Тимирязев настойчиво убеждает своих коллег из ученого

мира отдать себя служению народу, многомиллионным мас¬

сам рабочих и крестьян. Он старается доказать, что капитали¬
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IV, стр. 21.
338

стическое общество отнюдь не является идеальным для разви¬

тия науки, как это утверждали ученые апологеты капита¬

лизма. Тимирязев показывает, что в условиях капитализма

наука, во-первых, занимает жалкое положение, ибо она поль¬

зуется здесь лишь минимумом материальных благ и нередко

обязана играть роль служанки теологии, во-вторых, что даже

інтими получаемыми ею крохами она приковывает себя к ко¬

леснице капитализма, мчащейся с неизбежностью в пропасть.

«Современный буржуазный строй не отказывает науке в из¬

вестной доле почета, он готов предоставить ей крупицы, па¬

дающие с роскошной трапезы 'капитализма, и это невольно

заставляет порою задуматься о будущности этой науки: раз¬

деляя с сегодняшними победителями их добычу, не будет ли

она когда-нибудь вместе с ними призвана к ответу?» К Не

упиваться с наслаждением этими крохами и продолжать при¬

служничать своим хозяевам, а беззаветно отдаться служению

народу, борьбе за его освобождение и вместе с тем борьбе

за освобождение науки от гнета капитализма — вот к чему

зовет Тимирязев деятелей науки.
После победы Великой Октябрьской социалистической

революции Тимирязев правильно определяет новые задачи

популяризации науки. В 1919 г. в предисловии к девятому

“изданию «Жизни растения» он пишет: «Совершив свой вели¬

кий и неотложный исторический подвиг, русский народ один,

быть может, еще долго окажется вынужденным напрягать

свои силы для защиты своего завоевания от натиска несмет¬

ных внешних и предательства еще худших, внутренних врагов,

вместо того, чтобы сосредоточить все эти силы на задачах

общего строительства, на возведении на обломках старого,

сгнившего строя — нового, основанного на прочном фунда¬

менте истинного народовластия и просвещения. Самой верной

и необходимой пособницей в этом творческом подвиге народа

должна быть истинная, а не показная и прислуживающая

эксплоататорам народа наука, а для этого она должна вы¬

ступать с разъяснением своего истинного значения перед

самим народом в популярной, т. е. народной, форме... Вот

уже более полувека, что я обращаюсь к русскому народу

с той простой речью, какую передовые английские ученые

приглашают взять за пример по отношению к своему более

культурному народу. Тем более горячо хотелось бы, чтобы

зта речь пошла на пользу русскому народу в предстоящем

ему деле широкого просветительного строительства, в ос¬

нову которого должна лечь наука как средство борьбы с на¬

следием буржуазного строя — „мистицизмом, метафизическим
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 284.
22*	339

празднословием и всякого рода декадентством“, так ярко

отметившим годы реакции и произвола, последние дни и годы

издыхавшего царско-буржуазного строя» 1.
.V.
Рассматривая цели и задачи популяризации науки, Тими¬

рязев показывает то значение, которое имеет популяризация

не только для народа, но и для развития самой науки. «Без¬

надежно, — говорит Тимирязев, — состояние науки, когда она

находится в положении искусственно насажденного оазиса

среди безграничной пустыни всеобщего равнодушия. Безна¬

дежно положение ученого, сознающего, что окружающая

среда его терпит и только»2. Только наука, пользующаяся

доверием и уважением народа, опирающаяся на его постоян¬

ную поддержку, имеет необходимые условия для своего по¬

ступательного развития. А для того, чтобы наука завоевала

высокое признание народа, она не может и не должна таиться

от народа, как этого требуют кастовые ученые, которые видят

в популяризации какое-то падение, унижение науки. Наука

должна нести свои завоевания в народ, делая его участником

своих интересов, призывая его делить с нею радости и го¬

ре. Только тогда наука приобретает в лице трудящихся

своего союзника, надежную опору для своего дальнейшего

развития.
«В популяризации науки, или, что все равно, в ее демо¬

кратизации, обнаружилось, — говорит Тимирязев о 60-х го¬

дах XIX в. в России, — одно из проявлений духа времени —

стремление найти себе опору не в одних представителях про¬

свещенного абсолютизма, или меценатах, какого бы то ни

было вида, а на более прочном фундаменте широкого сочув¬

ствия к науке, основанного на более распространенном пони¬

мании ее значения и задач»3.
Как один из важнейших моментов, характеризующих зна¬

чение популяризации для развития самой науки, Тимирязев

отмечает привлечение в науку при помощи популяризации

новых молодых работников и тем самым расширение круга

борцов за познание и покорение природы. Ссылаясь на исто¬

рический опыт развития русской науки, Тимирязев утверждает,

что распространение популярной литературы и чтение попу¬

лярных лекций в известной мере даже определили и подгото¬

вили у нас развитие самой науки. «Пишущему эти строки, —
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IV, стр. 29—30.
2	Там же, т. V, стр. 70.
3	Там же, т. VIII, стр. 168.
340

говорит; о себе Тимирязев, — проверяя собственные впечатле¬

ния, не раз приходилось делать опрос своих сверстников по

науке, и многие из ннх признавали в этих лекциях первый

толчок, пробудивший и в них желание изучать естество¬

знание» К
Чрезвычайно большое значение для привлечения в науку

новых кадров играли популярные книги и лекции самого

Тимирязева, о чем свидетельствуют заявления многих выдаю¬

щихся русских ученых, подчеркивавших, что они стали зани¬

маться наукой благодаря ознакомлению с теми или иными

произведениями Климента Аркадьевича. «... Еще в юности, —

писал, например, академик Н. А. Максимов, — я выбрал себе

свою научную специальность под влиянием его вдохновенной

„Жизни растения“ и в течение всей своей научной и научно¬

педагогической деятельности старался по мере своих сил быть

достойным его учеником»2.
Тимирязев неоднократно указывал, что популяризация спо¬

собствует обогащению науки данными практики, поскольку

она дает возможность привлечь к разработке научных вопро¬

сов не только профессионалов-ученых, но и многие тысячи

практических работников в области промышленности и сель¬

ского хозяйства. Эта сторона популяризации науки приобрела

особенно большое значение в условиях нашего, социалистиче¬

ского общества.
Популяризация научных знаний играет важную роль в раз¬

витии самой науки, как указывает Тимирязев, еще и потому,

что она помогает устранить однобокую специализацию и

профессиональную узость самих ученых, которые с развитием

науки стали превращаться в какое-то неизбежное зло.

Действительно, с накоплением знаний человека об окружаю¬

щей природе, с ростом дифференциации науки стало невоз¬

можно одному человеку охватить все области научного

знания. Для того, чтобы двигать науку вперед, ученый должен

сосредоточить свои усилия на решении каких-то определенных

вопросов. Но получающаяся в результате этого недостаточ¬

ность знаний в смежных областях науки приводит в то же

время к ограничению возможностей работы ученого и в его

специальной области. Рассмотрев это противоречие, Тимирязев

делает следующий вывод: «Следовательно, не отказаться от

специализации научного труда, что невозможно, а сделать

безвредными ее последствия, обеспечив возможно совершен¬

ный обмен продуктами этого разделенного труда, — вот в чем
1	Там же, стр. 170.
2	Н. А. Максимов. Краткий курс физиологии растений, 1948,

стр. 5.
341

задача. И здесь на первый план, мне кажется, выступает

деятельность ученых обществ» *.
Но известную роль в этом играет и популярная литера¬

тура, которая позволяет ученому сравнительно легко, без

большой траты времени, быть в курсе новейших достижений

во всех отраслях знания. Вполне очевидно, что к популярной

литературе, необходимой для расширения кругозора самих

деятелей науки, должны предъявляться особые требования.

В этой связи следует отметить, что популярные работы самого

Тимирязева отличались одним изумительным свойством — все

они были доступны и читались с захватывающим интересом

как опытными научными работниками, так и людьми, только

начинающими свое знакомство с наукой.
Наконец, наиболее существенным проявлением обратного

действия популяризации на развитие самой науки является

то, что она, повышая уровень знаний среди трудящихся, спо¬

собствует скорейшей победе их над своими угнетателями и

установлению нового, демократического строя, при котором

только и могут быть созданы условия для свободного науч¬

ного творчества. Тимирязев подчеркивает, что наука может

быть свободной только при демократии, которая берет

на себя заботу о создании необходимых условий для раз¬

вития науки. Но для этого демократия сама должна про¬

никнуться пониманием значения науки для жизни народа.

Поэтому популяризация науки, являясь верным орудием

народного просзещения, явится и залогом свободы самой

науки.
Чрезвычайно интересна высказанная в 1919 г. мысль

Тимирязева о новых взаимоотношениях науки и демократии

в условиях, лобеды диктатуры пролетариата. Известно, что

в это время 'Значительная часть буржуазной интеллигенции

враждебно относилась к Советской власти, саботируя ее

решения, а нередко прибегая и к активным антисоветским дейст¬

виям. Коммунистическая партия, решительно борясь против

явно контрреволюционной части интеллигенции, в то же время

проводила большую воспитательную работу среди колеблю¬

щихся элементов с целью привлечения их на сторону рабочего

класса. Стремясь помочь партии в этой большой и важной

работе, Тимирязев разъясняет своим коллегам смысл и значе¬

ние происшедших в стране социальных сдвигов. Тимирязев

обращается к ним с призывом отдать свои силы служению

советскому народу, подчеркивая, что сами деятели науки за*

интересованы в этом в не меньшей степени, чем рабочие и

крестьяне, взявшие власть в свои руки.
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 57.
342

«Значение популяризации, — пишет Тимирязев, — растет

с ростом демократии. Уже не .одним чувством социальной

справедливости, т. е. стремлением к более равномерному

распределению плодов знания между тружениками мысли и

тружениками мышц, руководится ученый, но’ и сознанием

совершающегося на наших глазах перемещения центра тя¬

жести общественной власти в сторону демократии. В дальней¬

шей своей судьбе наука, как и другие стороны жизни, будет

итти рука об руку с демократией, считаясь с ее силою, при¬

меняясь к ее пониманию, как ранее вынуждена была

считаться с силою и уровнем понимания своих прежних вла¬

дык: царей, церкви, капитала, министров и меценатов. Отсюда

насущная задача науки — разъяснять демократии, что цели и

потребности науки и демократии, истинной науки и истинной

демократии одни и те же. А с другой стороны все чаще и

чаще высказывается мысль, что для сознательного исполнения

своих гражданских обязанностей и демократия должна пройти

единственную разумную школу — школу научную, свободную

от гнета церкви и ее прислужницы метафизики. Для этого и

наука должна сойти со своего старого пьедестала и заговорить

языком народа, т. е. популярно»
*	*
*
Одной из важнейших задач популяризации науки Тимиря¬

зев считает научно-атеистическую пропаганду, борьбу против

засилия церкви и насаждаемого ею религиозно-идеалистиче-

ского мировоззрения. Тимирязев рассматривает науку как

непримиримого противника религии. Вместе с углублением

наших знаний о природе религия вынуждена была сдавать

свои позиции одну за другой. Наука доказала, что все наблю¬

даемые человеком явления в живой и неживой природе про¬

текают не по божественным велениям, а по естественным

законам. Ознакомление трудящихся с этими законами, науч¬

ное объяснение того, каким образом произошла земля и

населяющие ее животные и растения, каким образом еже¬

дневно и ежечасно без вмешательства какой-либо чудесной,

божественной силы происходит постоянное превращение

неживого в живое — все это способствует формированию у них

материалистического мировоззрения и навсегда опрокидывает

религиозную догму о сотворении мира богом.
Коммунистическая партия и ее вожди — В. И. Ленин и

И. В. Сталин — всегда подчеркивали огромное значение

научно-атеистической пропаганды. Как на одну из основных

задач в работе партии с демократической интеллигенцией они
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 14—15.
343

указывали на привлечение ее к пропаганде таких знаний,,

которые обеспечили бы формирование у трудящихся научцо-

материалистического мировоззрения. Внимание к научно-

просветительной пропаганде партия продолжает уделять и

в настоящее время. В 1944 г. было издано специальное поста¬

новление ЦК ВКП(б), в котором говорилось: «Пропаганда

естественно-научных знаний приобретает в нынешних условиях

особо важное значение в деле дальнейшего подъема культур¬

ного уровня широких слоев трудящихся и преодоления пере¬

житков бескультурья, суеверий и предрассудков» К
В своей научно-атеистической пропаганде Тимирязев хотя

обычно и не обрушивается прямо и открыто на веру в бога,

но он проводит ее таким образом, что атеистические выводы

сами собой напрашиваются у его читателей и слушателей,

поскольку самые сложные явления природы объясняются им

при помощи естественных законов, и богу в природе не

остается места.
Не упоминая имени бога, как понятия, явно вымышленного,

Тимирязев обрушивает свой гнев против тех, кто ввел это

понятие и усиленно насаждал его с целью затемнения созна¬

ния народных масс и превращения их в послушное стадо,

удобное для угнетения и эксплуатации. Он говорит о клери¬

кальной партии, которая ведет крестовый поход против науки,

особенно среди молодого поколения. «Подорвать в его глазах

значение науки и свободной мысли и привести послушное

стадо к стопам ватиканского пастыря — вот мысль, которая

сквозит во всех этих притворных разочарованиях в науке,

этих радостных восклицаниях о пробуждении какого-то нового

идеализма, а на деле очень старого мистицизма, самого вер¬

ного орудия для осуществления вожделений весьма мате¬

риального свойства»2.
Тимирязев вел непримиримую борьбу против реакционеров-

клерикалов и лжеученых, которые пытались примирить науку

с верой в бога и чудеса. В своей статье «Странный образчик

научной критики» Тимирязев категорически отвергает попытку

академика Фаминцына доказать, что учение Дарвина не про¬

тиворечит религии. «Я полагаю, — пишет Тимирязев, — ника¬

ким числом примеров нельзя доказать этого тезиса» 3.
Как мы уже видели, Тимирязев беспощадно разоблачал все

идеалистические направления в науке — вейсманизм-менде¬

лизм, витализм, «физический» идеализм и другие извращения,

которые прямо или косвенно направлены на спасение рели¬

гии от смелого натиска подлинной материалистической науки.
1	«Пропагандист», № 18, 1944, стр. 6.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 280—281.
3	Там же, т. VII, стр. 431.
344

Эти реакционные течения в науке Тимирязев правильно рас¬

сматривал как одно из проявлений усиливающейся капита¬

листической и клерикальной реакции. Он призывал людей

науки к бдительности и неустанной борьбе против идеа¬

лизма и религии. «Вселенский клерикализм, — писал Тими¬

рязев, — повсюду вооружается, в надежде вернуть себе утра¬

ченную власть, и, конечно, главным препятствием на его

пути является наука. Самым могущественным оружием

в этой борьбе мрака с разумом является погоня за чу¬

десным» К
Тимирязев считает недостойным человеческого разума вся¬

кую веру в чудесное, сверхъестественное: «Разум создался, —

пишет он, — в мире закономерных явлений и для него, а для

мира чудес достаточно юродивых и кликуш» 2. Тимирязев зло

высмеивает тех «ученых», которые пытались превратить науку

в прислужницу теологии и выступали против научных откры¬

тий, опровергавших легенду о боге. Он пишет, что противники

Ламарка предприняли все от них зависящее, чтобы опорочить

эволюционную теорию великого французского ученого прежде

всего потому, что она шла «в разрез с их религиозным миро¬

воззрением». Считая неудобным открыто говорить об этом,

они ухватились за отдельные недочеты учения Ламарка, видя

в них благовидный предлог утверждать, что они отвергают

теорию не как люди верующие в бога, а как истинные уче¬

ные. Такому трусливому приему антиэволюционистов Тими¬

рязев противопоставляет смелую попытку Ламарка дать

естественное, без признания божественного акта творения,

объяснение происхождения животных и растений: «широкий,

свободный от религионых предрассудков ум Ламарка не

остановился перед разрешением указанной нами задачи во

всей ее совокупности» 3.
Так же, как в свое время Д. И. Менделеев, Тимирязев

обрушивается на попытки некоторых буржуазных «уче¬

ных» дать «научное» обоснование спиритизму. В цитиро¬

ванной уже статье «Погоня за чудом как умственный атавизм»

Тимирязев пишет по поводу спиритических увлечений аглий-

ского физика-идеалиста Лоджа: «Никто ни ему, ни его

друзьям не препятствует заниматься вызыванием духор, столо¬

верчением; протестуют только против того, чтобы на эти

препровождения времени ставился штемпель науки, а над

самой наукой глумились бы и рекомендовали ей вернуться·

в обучение к восточным поэтам и западным богословам» 4.
1	Там же, т. IX, стр. 200.
2	Там же.
3	Там же, стр. 111.
4	Там же, т. IX, стр. 198—199.
345

Критика клерикализма и спиритизма в этой статье была

настолько убийственной, что вызвала переполох в лагере

церковников. Один из поборников религиозного мракобесия,

H. М. Соловьев, в ответ на нее выступил в 1915 г. с книгой:

«Научный атеизм. О профессорах Геккеле, Мечникове и

Тимирязеве», в которой предпринял тщетные попытки

отстоять дорогие его сердцу религиозные убеждения и опо¬

рочить материализм. Автор пытался доказать «превосход¬

ство» идеалистических взглядов Лоджа и Бергсона над якобы

устаревшими взглядами биологов-материалистов. Ему хоте¬

лось бы, чтобы книги Тимирязева и других материалистов

были преданы забвению. Однако факты говорили о другом.

Печатные и устные выступления Тимирязева, разоблачающие

религиозные легенды и распространяющие научные знания,

с захватывающим интересом воспринимались миллионами

людей, способствуя формированию их научно-материалистиче-.

ского мировоззрения.
Учитывая большое значение произведений Тимирязева для

борьбы с политической реакцией и религиозным мракобесием,
А.	М. Горький обратился к нему в 1915 г. с просьбой принять

участие в работе журнала «Летопись», считавшего одной из

своих задач борьбу против тех, кто призывает людей обра¬

титься «от деяния — к созерцанию, от изучения — к фантазии;

от науки — к религии и мистике» !. Тимирязев с удовлетворе¬

нием принял это предложение и не только сам публиковал

в журнале ряд статей, но и старался привлечь к сотрудни¬

честву в нем и других прогрессивно мыслящих ученых.
*	#
*
Наряду с определением целей и задач популяризации

науки Тимирязев разрабатывал и вопрос о ее формах. Важ¬

нейшими формами популяризации науки Тимирязев считал

издание научно-популярной литературы, чтение публичных

лекций, устройство опытно-показательных станций, музеев,

выставок, а также работу научных обществ. И Тимирязев

использовал все эти формы популяризации науки.
Наибольшее значение из них Тимирязев придавал печат¬

ной пропаганде. Он говорил, что лучшим средством распро-.

странения знаний служат не лабораторные занятия немно-'

гих, а популярная литература для всех. Исходя из того,

что популярная .литература — это «литература для всех»,

Тимирязев предъявляет к ней целый ряд особых требова¬

ний. Прежде всего он указывает на необходимость краткости
1 Цит. по книге: К. А. Тимирязев, роч., т. IXі, стр. 438.
34$

и ясности изложения материала в популярной литературе.

Тимирязев писал, что популярное произведение не должно

превышать известного объема, свыше которого простое чтение

превращается в непосильный для каждого читателя труд

изучения. «Изучать толстые книги, — говорил Тимирязев, — не·

всякому досуг и охота, прочесть же десятка два—три страни¬

чек удосужится всякий, а затем может явиться и желание

запастись более полными сведениями» !. Весьма характерно,

что это требование к популярной литературе выдвигал if
В.	И. Ленин, который писал: «... Популярное изложение тре¬

бует также устранения повторений. Читать большие книги

„народу“ некогда» 2. Об одной популярной книге Ленин писая,:

что она чрезмерно велика, и это мешает ее популярности.
Тимирязев указывал далее, что популярная книга должна·

быть написана простым и доходчивым для народа языком,

что в ней нельзя ограничиться простым описанием явлений,

нельзя превращать общедоступное изложение научного пред¬

мета в стремление поучать в возможно легкой и забавной

форме. В популярном произведении нужно давать разъясне¬

ние описываемых фактов, доказывать правильность научных

положений на основе наблюдений и опытов. Важнейшая за1

дача популярной литературы — заставить читателя серьезнЪ

работать над предметом, научить его на основе немногих

рассмотренных в книге фактов правильно анализировать и

делать выводы из тех новых фактов, которые он встречает

в своей практической деятельности.
Прекрасные примеры удовлетворения всех этих требований

дают популярные произведения самого Тимирязева. Его перу

принадлежат замечательные популярные книги: «Чарлз Дар¬

вин и его учение», «Жизнь растения», «Насущные задачи со¬

временного естествознания», «Земледелие и физиология расте^

ний», ряд статей в книге «Солнце, жизнь и хлорофилл»,

«Исторический метод в биологии», «Наука и демократия»!

а также многие статьи, опубликованные в Энциклопедическом

словаре Гранат и в периодической прессе. Многие из книг

Тимирязева выдержали десятки изданий на русском языке w

переведены на языки народов СССР и других стран.
По данным Книжной палаты на 1 марта 1952 г., «Жизнь

растения» Тимирязева только на русском языке выходила env

дельными изданиями 20 раз: 8 изданий до Великой Октябрь¬

ской социалистической революции и 12 — после нее. Кроме

того, эта книга переведена на языки народов СССР: армяне

ский, белорусский (2 издания), латышский (2 издания)·;
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 91.
2	В. И Ленин. Соч., т. 33, стр. 332.
347

литовский, молдавский, татарский (3 издания), украинский

(2 издания), эстонский, а также иностранные языки: англий¬

ский, болгарский, польский и румынский (2 издания). Книга

«Чарлз Дарвин и его учение» выдержала 23 издания: б до

Великой Октябрьской социалистической революции (включая

одно издание «Краткого очерка теории Дарвина») и 17 —

после (включая 5 изданий «Краткого очерка теории Дарвина»

и 3 издания книги «Дарвин и его учение»). Эта книга пере¬

ведена на армянский, белорусский, грузинский, латышский,

литовский, молдавский, татарский, узбекский, украинский,

эстонский, венгерский и румынский языки. Три раза только

на русском языке переиздавалась книга «Исторический метод

в биологии»; ее переводы имеются на украинском, эстонском,

румынском, венгерском и уругвайском языках. По нескольку

изданий выдержали и другие труды Тимирязева. В Советском

Союзе изданы сочинения Тимирязева в 10 томах, а также

«Избранные сочинения» в 4 томах. Общий тираж трудов

К. А. Тимирязева в нашей стране за 30 лет до Вели¬

кой Октябрьской социалистической революции составил

143 000 экз., а с 1918 по 1 марта 1952 г. — 2 269 000 экз.

Труды Тимирязева издавались за это время в СССР более

100 раз на 13 языках народов нашей страны. Эти цифры

говорят о том, что книги Тимирязева читаются и ныне

с неослабевающим интересом, хотя первые их издания вышли

много десятков лет назад: книга «Краткий очерк теории

Дарвина» вышла впервые около 90 лет назад (1865) и «Жизнь

растения» почти 75 лет назад (1878).
Естественно, что наука накопила за это время много но¬

вых фактов, сделала много новых открытий, которые позво¬

ляют по-новому и более глубоко проникнуть в сущность тех

явлений, которые освещал Тимирязев. Поэтому некоторые его

положения оказались устаревшими, однако в целом книги

Тимирязева и по настоящее время сохранили свое актуальное

значение. Они как нельзя лучше удовлетворяют тем требова¬

ниям, которые предъявляют к популярной литературе клас¬

сики марксизма-ленинизма. «... Популярная литература, —

писал В. И. Ленин, — только та и хороша, только та и годится,

которая служит десятилетия. Ибо популярная литература есть

ряд учебников для народа, а учебники излагают азы, не ме¬

няющиеся по полу столетиям»!. Книги Тимирязева

являются именно такими учебниками для народа, и некото¬

рые из них продолжают служить ему уже не одно, а почти

два полустолетия.
Чрезвычайно широкую и повсеместную популярность СОЧИ“
1 В. И. Ленин. Соч., т. 6, стр. 280.
348

нений Тимирязева в стране отмечал А. М. Горький еще

в 1911 г. в своей статье «О писателях-самоучках»: «Пора¬

жаешься, откуда в посаде Снеговом, Херсонской губернии,

или в Осе, Пермской, знают... Тимирязева — часто спраши¬

вают его чудесную „Жизнь растения«» К Горький сам нередко

называл Тимирязева своим «дорогим учителем», «исключи¬

тельно прекрасным популяризатором научных истин». Но, как

видно из приведенных данных Книжной палаты, труды Тими¬

рязева получили еще большее распространение после Великой

Октябрьской социалистической революции. Книги Тимирязева

читают теперь у нас не только ученые, агрономы и другие

категории советской интеллигенции, но и широкие массы рабо¬

чих и колхозников. О том исключительном интересе, который

проявляют к его трудам многочисленные советские читатели,

лишний раз свидетельствует, например, следующее письмо,

присланное сыну К. А. Тимирязева — профессору А. К. Тими¬

рязеву жителем г. Лукоянова Горьковской области Б. П. Со-

лопаевым: «Посылая Вам это письмо, по просьбе всей нашей

семьи, я свидетельствую нашу большую любовь к Клименту

Аркадьевичу, книги которого являются самыми любимыми

книгами нашей семьи, очень часто читаются вечерами вслух.

И каждое такое чтение приводит в восторг, наполняет жела¬

нием еще больше работать, учиться, познавать новое. Многие

изречения Климента Аркадьевича невольно заучены наизусть

и служат путеводными лозунгами в жизни» 2.
Важно подчеркнуть, что книги Тимирязева читаются не

только в русском народе, но имеют успех и среди других

советских народов и народов ряда зарубежных стран. Проф.
А.	Н. Бекетов писал о «Жизни растения» Тимирязева, что

ему «неизвестно ни одно общедоступное сочинение по бота¬

нике и притом ни на одном из главных языков цивилизован¬

ного мира, которое бы равнялось произведению нашего

автора» 3.
За рубежом книги Тимирязева особенным успехом поль¬

зуются в славянских и других странах, в которых теперь уста¬

новлен режим народной демократии. «Жизнь растения» Тими¬

рязева была переведена на болгарский язык еще в 1894 г.

В 1900 г. болгарский ученый Теодор Николов в письме Тими¬

рязеву, сообщая о большом уважении к нему среди болгар¬

ского народа, просил разрешения перевести на болгарский

язык работу Тимирязева «Растение и солнечная энергия» и
1	М. Горький. Литературно-критические статьи, 1937, стр. 99.
2	Цит. по статье Е. В. Полосатовой «Вдохновенный пример служения

народу». Жури. «Естествознание в школе», 1950, № 5, стр. 49—50.
3	См. К. А. Тимирязев. Соч., т. IV, стр. 11.
349

написать , небольшое предисловие к болгарскому переводу..

Приводим полный текст этого письма.
«Женева, 27 ноября, 1900.
Г-ну Тимирязеву и уважаемому Учителю!
, . , Я вам бесконечно благодарен за удовольствие, полученное

от чтения прекрасной книги „Растение и солнечная энергия“,

котррую Вы мне оставили в гостинице „Еси“. Чтение это

.побудило меня не довольствоваться знакомством с резюме

•Ваших исследований, которые можно найти в различных науч¬

ных изданиях, но заставило меня искать Ваши работы в отче¬

тах Академии (Comptes rendus de Г Académie) и в других

местах. Я сожалею поэтому, что не мог прочесть те из них

(из Ваших статей), которые были опубликованы в русской

периодике, так как не имею возможности найти эти последние

здесь. Мне бы хотелось перевести эту книгу на болгарский

язык, книгу, которую Вы любезно мне подарили, и я прошу

Вашего разрешения на этот перевод. У нас в Болгарии есть

«категория людей, которые с удовлетворением прочтут о пери-

цетиях в области истории этого вопроса. Эти люди знают Вас

уже давно, читали многие Ваши книги и глубоко Вас ува¬

жают. Я себе представляю их радость при виде Ваших слов,

обращенных непосредственно к ним, и я прошу Вас также

ответить, согласились ли бы Вы дать небольшое предисловие

•к переводу специально для болгарского народа, которое несо¬

мненно окажет на них стимулирующее влияние. Я придаю

большое значение этому вопросу, принимая во внимание Ваше

влияние на нашу молодежь и особенно еще, я это повторяю,

цмея в виду симпатию, которую молодежь питает к Вам.
В ожидании благоприятного ответа с Вашей стороны,

прошу Вас, г-н Тимирязев и уважаемый Учитель, принять мой,

полный уважения привет. Теодор Николов.
Ул. de Carouge, № 25, III, Женева» 1
Многие труды Тимирязева печатались на французском,

английском и немецком языках. Ввиду чрезвычайно большого

интереса к трудам Тимирязева в Англии, одно из лондонских

издательств сочло нужным в 1912 г. перевести на английский

язык, его «Жизнь растения». Некоторые английские журналы

поместили на книгу Тимирязева рецензии, в которых ей дава¬

лась весьма высокая оценка. Однако в дальнейшем англичане
1	Ццт. по статье Е. В. Полосатовой «Вдохновенный пример служения:

народу^. «Естествознание в школе>, 1950, № 5, стр. 50—51. Перевод

Т. Г. Пашковской.	! 1
350

больше не издавали ее, хотя первое издание книги разошлось

очень быстро.
В силу дарившего в немецкой науке узкого национализма

было приостановлено издание книги «Жизнь растения» на не¬

мецком языке, которое, как видно из писем немецкого пере¬

водчика, хранящихся в Музее К. А. Тимирязева, подготавли¬

валось в 1883 г.
Чрезвычайно большой популярностью среди народа поль¬

зовались публичные лекции Тимирязева. Почти все пере¬

численные выше книги Тимирязева были первоначально изло¬

жены им в виде публичных лекций. Тимирязев читал не

только отдельные эпизодические лекции, но и целые курсы

лекций по тем или иным вопросам. Таким циклом, например,

были 10 публичных лекций по физиологии и анатомии расте¬

ний, составившие затем книгу «Жизнь растения».
Кроме обычных популярных лекций, рассчитанных на более

или менее подготовленных слушателей, Тимирязев проводил

еще так называемые народные беседы, которые предназнача¬

лись для самых широких слоев трудящихся. В Политехниче¬

ском музее им были проведены, например, беседы на такие

темы: «Как растение кормится», «Хлебное зерно», «Заразные

болезни растений и человека», «Почему полезно сеять клевер»

и др. Как популярные лекции, так и народные беседы Тими¬

рязева собирали всегда массу слушателей.
Профессор П. В. Танеев в своих воспоминаниях сообщает,

что на лекции Тимирязева в большой аудитории Политехни¬

ческого музея билеты можно было получить только после дол¬

гих ожиданий, «...аудитория была так переполнена, что, как

говорят, негде было упасть яблоку» К О лекциях Тимирязева

высоко отзывались даже его злейшие враги. Так, закоренелый

антидарвинист Страхов называл публичные лекции Тимиря¬

зева «страшным оружием». О публичной лекции Тимирязева

«Опровергнут ли дарвинизм», прочитанной в 1887 г., Страхов

с явным раздражением писал JI. Н. Толстому: «... Кончи¬

лась (лекция Тимирязева. — Г. П.) стоном и ревом восторга

слушателей» 2.
Если слушатели публичных лекций Тимирязева с огромной

любовью и уважением относились к своему лектору, то сам

Тимирязев с неменьшим восхищением отзывался о тех, кто

собирался на лекции, читавшиеся в зале Политехнического

музея в Москве: «Не знаю, многим ли из вас, м. г., — говорил

Тимирязев, — случалось бывать в этой зале в воскресенье

утром, но я позволяю себе утверждать, что ни в лондонском
1	П. В. Танеев. Сб. «К. А. Тимирязев», изд. ТСХА, 1940, стр. 111.
2	Переписка JI. Н. Толстого с H. Н. Страховым. СПб., 1914, стр. 350.
351

Кенсингтоне, ни в парижском Conservatoire^ не встречал я

картины более утешительной. Вы встретите здесь толпу, самую

пеструю, какую, по старой привычке, могли бы себе предста¬

вить где угодно, но уж никак не в аудитории. А между тем,

это — факт; эта толпа в аудитории, она составляет аудито¬

рию, внимательно, жадно ловящую слова не сказки, не потеш¬

ного рассказа, а ставшего доступным ее пониманию научного

вопроса» К
Тимирязев считал, что важную роль в научной пропаганде

играют музеи и выставки. В деле агрономической пропаганды

он придавал особенно большое значение организации опытно¬

показательных станций, на которых можно не только наглядно

доказать крестьянину преимущество научного ведения хозяй¬

ства, но и научить его всем тем агротехническим приемам,

которые обеспечивают наибольший подъем урожайности.

Сравнивая подобные станции с обычными музейными коллек¬

циями, Тимирязев указывал: «Для того, чтобы оживить эту

коллекцию, сделать ее более назидательной для обыкновен¬

ного посетителя, ее нужно показать ему в действии; для того

чтобы этот капитал не лежал мертвым, его нужно пустить

в оборот, чтобы он приносил процент — нравственным,

конечно, в форме обогащения науки новыми приобретениями,

новыми опытными исследованиями»2.
Подобную пропаганду физиологических и агрономических

знаний в действии Тимирязев рассматривал как одну из задач

проектировавшейся им опытно-показательной станции в Але¬

ксандровском парке в Москве, о которой мы уже говорили

в четвертой главе книги. После того как эта попытка не увен¬

чалась успехом, Тимирязев предпринял героические усилия

к тому, чтобы организовать показательную опытную сельско¬

хозяйственную станцию на Нижегородской выставке в 1896 г.
Как писал впоследствии сам Тимирязев, «это был первый
и,	насколько мне известно, до сих пор единственный не только

у нас, но и на Западе пример такой широкой и наглядной

пропаганды законов питания растений, лежащих в основе

их разумной культуры»3. Таким образом, в задачу этой стан¬

ции, в отличие от проектировавшейся ранее станции в Москве,

входила чисто пропагандистская, а не научно-исследователь¬

ская деятельность, почему мы и рассматриваем ее в данной

главе.
Центральное место на Нижегородской станции занимала

небольшая теплица (или, как Тимирязев предпочитал назы¬

вать ее, — вегетационный домик), построенная по типу
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 74.
2	Там же, т. Ill, стр. 235—236.
3	Там же, стр. 23.
35?

теплицы, созданной Тимирязевым в 1872 г. в Петровской

академии. Теплица была снабжена двумя путями рельсов,

выходящими на наружную площадку. На рельсах’ стояли

6 вагонеток с сосудами, в которых были посажены различ¬

ные растения. Вагонетки с растениями днем находились на

открытом воздухе, а ночью и в ненастную погоду, чтобы убе¬

речь растение от возможных повреждений, вкатывались

в теплицу. Кроме того, для показа еще более простой опыт¬

ной обстановки, которую могли бы воспроизвести у себя не

только средние, но и низшие сельскохозяйственные учебные

заведения, Тимирязев сажал растения в сосуды, остающиеся

неподвижно на земле или врытые в землю. На ночь и в не¬

настную погоду на эти сосуды накатывалась движущаяся по

рельсам тепличка (стеклянная будка). Были устроены здесь

также и ящики, сделанные из цемента и погруженные в почву.

В них растения выращивались без какой бы то ни было

защиты. Внизу под ящиками устанавливались сосуды, соби¬

рающие просачивающуюся через них воду. Эта вода подвер¬

галась затем анализу с целью определения химического

состава растворенных в ней веществ.
На своей станции Тимирязев и его помощники демонстри¬

ровали крестьянам опыты по изучению минерального и воз¬

душного питания растений, а также их водного режима.

Тысячи посетителей имели возможность на опыте убедиться

в огромной роли минеральных удобрений, получить необходи¬

мые сведения об их применении у себя на полях. Тимирязев

прочитал на станции четыре популярные лекции о роли почвы,

воды, воздуха и солнечного света как важнейших факторов

развития растений. Опытная станция и лекции Тимирязева

пользовались огромной популярностью среди крестьян.
Хотя вследствие страшной нищеты русского крестьянства

и большой дороговизны импортировавшихся при царизме из-за

границы минеральных удобрений крестьяне, как правило, не

имели возможности использовать на практике полученные

здесь знания, они с благодарностью вспоминали об ученом,

стремившемся помочь им повысить урожайность их полей.

Об этом свидетельствует, например, рассказ И. Емельянова,

председателя колхоза им. К. А. Тимирязева Городецкого

района Горьковской области. На Ученом совете Тимирязевской

сельскохозяйственной академии, посвященном 30-летию со дня

смерти К. А. Тимирязева, И. Емельянов сказал: «Классиче¬

ские тимирязевские опыты с удобрениями вызвали огромный

интерес у крестьян. Были там (на опытной станции Тимиря¬

зева в г. Нижнем-Новгороде. — Г. П.) и наши, городецкие.

Они до сих пор помнят, как Тимирязев бросил первый луч

науки в деревню. Так, наш колхозник Никита Кириллович
23 Г. В. Платонов
353

Кузнецов — ему теперь 75 лет — называет тот день на вы¬

ставке большим событием в своей жизни. Крестьяне воочию

увидели значение науки для земледелия. Покидая выставку,

народ говорил, что не молебен, а наука помогает выращивать

хлеб»
Вопросам пропаганды практических агрономических зна¬

ний Тимирязев уделял много внимания и в дальнейшем. Ов

не раз подчеркивал, что «самым успешным орудием научной

пропаганды является „странствующая кафедра« cattedra

ambulanta, т. е. наука, идущая чуть не на дом земледельца,

разыскивающая его в деревне и говорящая ему на вполне

доступном ему языке и в форме, прямо затрагивающей его

насущные потребности»2. Тимирязев считал необходимым

организацию в каждой деревне опытных участков, указывая,

что такая форма пропаганды является для крестьян безу¬

словно наиболее доходчивой и убедительной.
Одной из форм популяризации науки Тимирязев считал

работу ученых обществ. В своей лекции «Общественные

задачи ученых обществ», прочитанной в Обществе любителей

естествознания в 1884 г., Тимирязев указывал, что эти орга¬

низации должны способствовать не только дальнейшему росту

науки, но и ее распространению в массах.
Совершенно очевидно, что вся эта широкая программа про¬

паганды научных и, в частности, агрономических знаний»

составленная Тимирязевым, не могла быть выполнена в цар¬

ской России. Только в условиях социалистического общества

мысли Тимирязева о популяризации науки нашли свое осуще¬

ствление. Коммунистическая партия и Советское правительство

организовали Всесоюзное общество по распространению поли¬

тических и научных знаний, а также специальное Управление

по пропаганде агротехнических знаний при Министерстве сель¬

ского хозяйства. В Советском Союзе выпускается огромное

количество политической, научной и художественной литера¬

туры, организуются многочисленные лекции научных работ¬

ников, инженеров, агрономов, врачей, педагогов и передовиков

нашей промышленности и социалистического сельского хозяй¬

ства. Колоссальных масштабов достигла у нас сеть система¬

тической партийно-политической, технической и агротехниче¬

ской учебы, охватывающей согни тысяч тружеников города

и деревни. Согласно данным Центрального статистического

управления при Совете Министров СССР число обучавшихся

в Советском Союзе, включая все виды обучения, составляло
1	И. Емельянов. Мыслитель и борец. Журн. «Смена», 1950,

№ 10, стр. 8.
9	К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 21.
354

в 1951 г. Щ миллионов человек. За годы советской власти

в нашей стране издано свыше 1 млн. 50 тыс. книг и брошюр

общим тиражом более 14 млрд. экземпляров.
t
*
Тимирязев, как популяризатор науки, отличался исключи¬

тельной способностью в простой и увлекательной форме изла¬

гать самые сложные научные вопросы без малейшего их упро¬

щения и вульгаризации. Даже многие ученые — популяриза¬

торы науки, не говоря уже о противниках популяризации,

считали, что популярность и научность якобы совершенно

исключают друг друга. Так, знаменитый английский физик

Фарадей хотя и признавал необходимость популяризации

науки и даже сам написал хорошую популярную работу

«История свечи», в то же время утверждал, что лекции,

которые действительно чему-нибудь учат, никогда якобы не

будут популярны, а лекции, которые популярны, никогда не

будут давать действительного знания. Вся популяризаторская

деятельность Тимирязева является лучшим опровержением

подобной точки зрения. Оценивая популярные работы Тими¬

рязева, можно без преувеличения сказать, что нет ни одной

его популярной лекции, ни одной популярной статьи или

книги, которая не давала бы их слушателю или читателю,

даже и образованному, много нового и интересного.
Тимирязев был страстным противником той «популяриза¬

ции», которая упрощает науку. «... Я всегда строго разли¬

чал, — пишет он, — популяризацию науки от пародии на нее.

И потому именно, что я относился к этому делу серьезно,

я не могу видеть равнодушно его превращения в орудие ка¬

кой-то дешевой рекламы, неприличной по отношению к науке,

вредной по отношению к обществу» К
Тимирязев неоднократно подчеркивал, что вульгаризация

науки не может принести ничего, кроме вреда делу популяри¬

зации. Он выступает против того, чтобы в популярных изда¬

ниях сообщались еще не проверенные в науке факты и дела¬

лись из них преждевременные, поспешные выводы. Он указы¬

вал на то, что в случае, если научно не проверенные сенса¬

ционные сообщения не получат подтверждения, они могут

вызвать у людей только разочарование в науке и тем самым

сыграть на руку церковникам и другим врагам научного

мировоззрения. «Роль научно-популярного издания, беруще¬

гося быть посредником между наукой и малоосведомленными

о ней читателями, — пишет Тимирязев, — сообщать им только
1 K. А. Т и м и р я з с в Соч., т. III, стр. 384.
23*
355

тщательно проверенные факты (благо их так много и таких

важных) и воспитывать на них строго научную критическую

мысль. Такова задача популяризатора всегда и везде, осо¬

бенно же у нас и в настоящее время» 1.
Все печатные работы Тимирязева, так же как и его устные

выступления, являются блестящим образцом гармонического

сочетания подлинной научности и популярности, доходчивости

для широкого читателя. Труды Тимирязева невозможно раз¬

ложить на две различные полочки — «научные исследования»

и «популярные работы». Все его научные исследования изло¬

жены популярным языком, а все его популярные работы не

только строго научны, но представляют собой и серьезный

вклад в науку. Выступая против тех, кто пытался возвести

каменную стену между наукой и ее популяризацией, Тимиря¬

зев приводит в пример работы Дарвина, подчеркивая, что все

вышедшее из-под его пера доступно всякому человеку со сред¬

ним образованием. Сам Тимирязев дал пример такого науч¬

ного изложения, которое доступно пониманию человека не

только со средним, но даже и с начальным образованием.
Требование Тимирязева излагать популярно самые серьез¬

ные научные труды вполне отвечает указанию В. И. Ленина

о том, что в ученых трудах необходимо «стараться писать

просто, без тех ненужных ухищрений слога, без тех внешних

признаков „учености“, которые так пленяют декадентов и

титулованных представителей официальной науки»2. Говоря,

что каждая популярная работа Тимирязева является в то же

время и строго научной, мы не хотим сказать, что во всех

областях науки, которые в них рассматриваются, Тимирязев

имел свои экспериментальные труды. Такое утверждение

было бы безусловно неправильным. Но даже в той области,

где Тимирязев не проводил своих собственных эксперимен¬

тальных исследований, он не ограничивался простым пере¬

сказом уже известных научных истин.
Скромно оценивая свою многолетнюю деятельность, Тими¬

рязев на склоне своих лет писал, что он был не только физио-

логом-экспериментатором, но и биологом-критиком,

выступавшим убежденным защитником и толкователем учения

Дарвина. В действительности его труды представляют собой

нечто гораздо более важное и значительное. Тимирязев дает

в них глубокий философский анализ и обобщение добытых

наукой фактов, критическую оценку и разбор господствующих

и нарождающихся воззрений в науке, намечает новые пути

научных исследований. «Подобные критические труды — пере-
1 К. А Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 437.
* В. И. Ленин. Соч., т. 5, стр. 135.	;
356

смотры, — писал Тимирязев в своем отзыве на докторскую

диссертацию своего ученика Е. Ф. Вотчала, —... представ¬

ляют одну из самых существенных потребностей современной

биологической науки — более существенных, может быть, чем

накопление и без того подавляющих числом отрывочных и не

согласованных между собой фактов» *.
Теоретические выводы и обобщения самого Тимирязева

имели для науки не меньшее значение, чем его личные экспе¬

риментальные работы. Вот почему одни и те же труды Тими¬

рязева с большим интересом читаются как людьми, впервые

знакомящимися с предметом, так и опытными научными

работниками в данной области, причем и те и другие чер¬

пают в них чрезвычайно много полезного для обогащения

своих знаний, а нередко и для руководства в своей практи¬

ческой работе.
И. В. Мичурин, например, советовал начинающим садо¬

водам обращаться к трудам Тимирязева, чтобы ознакомиться

в них с многими важными для практика вопросами жизне¬

деятельности растений. Отвечая на вопрос одного садовода

о способе внекорневого питания дерева, Мичурин писал: «Все

сведения по этому вопросу Вы найдете в книге под названием

„Жизнь растения“ покойного проф. Тимирязева; прочитавши

эту прекрасную книгу (подчеркнуто мной. — Г. П.),

Вы получите полное представление о всех составах и солях,

нужных для питания растений, и вообще обо всем нужном

для растения» 2.
Академик В. Р. Вильямс писал, что книга Тимирязева

«вызвала огромный интерес не только среди интеллиген¬

ции, но и среди передовых рабочих и крестьян... Она до сих

пор сохранила значение прекрасного научно-популярного

труда, построенного в строгом соответствии с теорией Дарви¬

низма» 3.
Чрезвычайно интересным для понимания того значения,

которое имели книги Тимирязева для читателя с различным

уровнем знания, является следующее высказывание академика
В.	JI. Комарова: «К. А. Тимирязев принадлежит к так назы¬

ваемым „вечным спутникам“. Его читают и перечитывают.

Книги его и через 50 лет полны остроты и научного интереса.

Пишущий эти строки впервые читал „Жизнь растения“, еще

напечатанную в журнале „Русский вестник“, будучи учеником

средней школы; читал ее вторично, уже более сознательно*
1	Цит. по статье А. К. Тимирязева «Мысли К. А. Тимирязева об оче¬

редных задачах науки». Агробиология, 1948, № б, стр. 5.
2	И. В. Мичурин. Соч., т. IV, Сельхозгиз, 1941, стр. 309—310.
*	В. Р. Вильямс. Избр. соч.. 1950, стр. 38.
357

будучи студентом, перечитывал не один раз, будучи молодым

профессором, да и теперь не прочь заглянуть в эту прекрас¬

ную и по форме и по содержанию книгу» '.
Об этом же писал и академик Е. Ф. Вотчал, указывая, что

он и другие биологи его поколения много раз возвращались

к чтению книги «Жизнь растения». Сначала читали ее, чтобы

почерпнуть первые знания по физиологии растений. Затеи

возвращались к чтению потому, что она будила мысль, ста¬

вила новые вопросы, заставляла самих повторять описанные

в ней опыты. По книге учились делать самостоятельные

заключения из собственных наблюдений. При чтении книги

Тимирязева становилось особенно ясным, что главное в науч¬

ной работе — точный метод, определенная постановка вопроса

и правильная экспериментальная его разработка. «Все это, —

продолжает Вотчал, — было, однако, лишь первым этапом

изучения „Жизни растения«. Второй этап наступал тогда,

когда мы сами начинали преподавать. Теперь мы искали

в „Жизни растения« сведений и примеров по лекционным опы¬

там, по их технике, по их размещению в ходе лекции. Мы

искали в книге указаний по отбору материала для лекции, по

ее структуре, по путям к достижению простоты и ясности

в изложении сложных вещей и, наконец, по разгадке тайны

великого искусства владеть вниманием и захватом слушателей

и проводить прочные нити, связующие вопросы практики с за¬

даниями производства.
Мы не забывали этой книги и позднее, когда, разбираясь

в некоторых спорных вопросах, мь) возвращались иногда к ней

с мыслью: а как об этом думал К. А. Тимирязев, во всем

оригинальный, объективно-мыслящий, опирающийся на глубо¬

кие и широкие познания, — физиолог—физик, физиолог—хи¬

мик, физиолог—методолог» 2.
If	it
*
Одним из существенных достоинств популярных работ Ти¬

мирязева, обеспечивающих им исключительный успех, является

их высокая не только научная, но и художественная ценность.
Характеризуя А. Г. Столетова, как замечательного популя¬

ризатора, Тимирязев писал, что со страниц своей книги «Сбор¬

ник речей и публичных лекций» «он выступает таким, каков он

был, ученым-мыслителем, приглашающим читаТелй проникнуть
1	В. JI. Комаров. Предисловие к Собранию сочинений К. Â. Тими¬

рязева, т. I, стр. 37.
*	Е. Ф. Вотчал. Послесловие к IV тому Собрания сочинений

К. А. Тимирязева, стр. 365.
358

с ним в глубину научной мысли, ученым-художником, развер¬

тывающим перед ним всю ее поэтическую ширь»
Эта характеристика в полной мере относится и к самому

Тимирязеву. Когда читаешь его сочинения, то чувствуешь, что

их писал и крупный ученый, проводящий сам замечательные

экспериментальные исследования, и глубокий мыслитель, охва¬

тывающий широкий круг явлений природы и связывающий

их в единое целое, и яркий художник, создающий правдивые,

незабываемые образы людей и красочные картины из жизни

природы. Д. Н. Прянишников справедливо писал, что в пуб¬

личных лекциях и многочисленных статьях Тимирязева «глу¬

бина содержания спорит с исключительным талантом писателя,

художника слова»2.
Популярные работы Тимирязева не только имеют огромное

познавательное значение, но и доставляют читателю глубокое

эстетическое наслаждение. Изложение сложнейших научных

вопросов Тимирязев, как никто другой, умел облечь в краси¬

вую и яркую, художественную форму. Незабываемое впечат¬

ление оставляет, например, описание роли и значения солнеч¬

ного света, падающего на зеленую растительность, описание,

которое он дает в своей публичной лекции «Растение как

источник силы»: «Когда-то, где-то на землю упал луч солнца,

но он упал не на бесплодную почву, он упал на зеленую бы¬

линку пшеничного ростка, или, лучше сказать, на хлорофилло¬

вое зерно. Ударяясь о него, он потух, перестал быть светом, но

не исчез. Он только затратился на внутреннюю работу, он

рассек, разорвал связь между частицами углерода и кисло¬

рода, соединенными в углекислоте. Освобожденный углерод,

соединяясь с водой, образовал крахмал... В той или другой

форме он вошел в состав хлеба, который послужил нам пй-

щей. Он преобразился в наши мускулы, в наши нервы. И вот

теперь атомы углерода стремятся в наших организмах вновь

соединиться с кислородом, который кровь разносит во все

концы нашего тела. При этом луч солнца, таившийся в них

в виде химического напряжения, вновь принимает форму

явной силы. Этот луч солнца согревает нас. Он приводит нас

в движение. Быть может, в эту минуту он играет в нашем

мозгу» 3.
О большой художественной силе этой нарисованной Тими¬

рязевым картины падения солнечного луча и его последующей

истории совершенно справедливо писалось в одном из препод¬

несенных ученому приветственных адресов: «Иные места (речь
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 270.
2	Д. Н. Прянишников. К. А. Тимирязев, Пенза, 1043, сґр. 2.
*	К. А. Тимирязев. Соч., т. I, стр. 293.
359

идет о трудах К. А. Тимирязева.—Г. Я.) соперничают с ше¬

деврами лучших мастеров нашего слова. Так, в главе „Расте¬

ние как источник силы«4 широкая картина судьбы солнечного

луча, упавшего на хлорофилловое зерно пшеничного ростка, —

это настоящее стихотворение в прозе» *.
Наряду с собственными художественными образами и

сравнениями Тимирязев удачно использует в своих сочине¬

ниях многие произведения художников слова, скульпторов и

живописцев. Широко известно, например, образное сравнение

Тимирязева своей научной деятельности с занятием одного из

действующих лиц повести Свифта «Похождение Гулливера»,

сравнение, примененное им в начале его знаменитой Круниан-

ской лекции. Такое вступление к лекции сразу приковывает

к ней внимание слушателя и вместе с тем способствует луч¬

шему запоминанию, давая ему возможность сочетать логиче¬

ское и эмоциональное восприятие материала лекции.
Иногда он делает подобное художественное отступление

в заключении лекции, чтобы более выпукло, образно выразить

ее основную идею. Так, проводя мысль о необходимости соче¬

тать повседневные, будничные задачи научных обществ с борь¬

бой за осуществление самых широких их целей, Тимирязев

пишет: «Толстой, в своих „Казаках«, описывает впечатления

человека, завидевшего на дальнем горизонте первые очерта¬

ния снеговых вершин. Сначала это впечатление всецело овла¬

девает им, вытесняя все остальные, но мало-помалу мысли

принимают свое обычное течение и лишь от времени до вре¬

мени их нить прерывается восклицанием: а горы? — и взор не¬

вольно обращается туда, в ту сторону, где показались эти не¬

уловимые то светлые, то грозные очертания, пытаясь уловить,

растут ли они, выдвигаются ли навстречу или убегают в даль.

Не то ли испытывает и современный человек, пред умствен¬

ными взорами которого хоть раз мелькнули то светлые, то

грозные образы будущего, — а перед кем они не мелькали?

Ежедневная жизнь, привычная деятельность текут своим обыч¬

ным чередом, и лишь от времени до времени, непроизвольно,

сам собой всплывает этот вопрос: а горы? — а эти отдаленные

идеалы будущего?» 2.
Не менее яркой и запоминающейся является концовка дру¬

гой лекции Тимирязева — «Наука и земледелец». Здесь худо¬

жественное воплощение основной мысли лекции о плодотвор¬

ности союза науки и труда Тимирязев дает в виде мастерской

зарисовки памятника Буссенго в Париже: «За решеткою не¬
1	Цит. по статье Е. В. Полосатовой «Вдохновенный пример служения

народу». Журн. «Естествознание в школе», 1950, № 5, стр. 47.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 75—76.
360

большого дворика Консерватории искусств и ремесел... воз¬

вышается на невысокой колонке красного мрамора его брон¬

зовый бюст. У подножия колонны две также бронзовых

фигуры. Одна — молодая женщина, задрапированная в изящ¬

ные складки античной одежды, присела на цоколь; она окру¬

жена атрибутами науки — ретортами, колбами; в левой руке

она держит книгу, которую только что читала, а властным

движением правой указывает на землю. Очевидно, она дает

совет стоящему перед ней работнику. Могучий, стройный, он

опирается на мотыгу, которой только что в поте лица возде¬

лывал неблагодарную землю, родящую только „тернии и вол¬

чец“; во всей фигуре его видно напряженное внимание; он

весь — слух, а на лице уже скользит радостная улыбка; он

угадал смысл ее речей, перед ним уже раскрываются новые

горизонты плодотворного, разумного труда. Эта группа —

Наука и земледелец... — едва ли не лучшее произведение та¬

лантливого Далу. Невозможно было бы удачнее воплотить

в пластические образы эту идею союза знания и труда» ·.
Можно было бы привести немало других художественных

иетафор и образов, используемых Тимирязевым в его сочине¬

ниях. Все они свидетельствуют о том, что Тимирязев, этот

крупнейший ученый и блестящий популяризатор науки, в то же

время был человеком, одаренным художественным чутьем, был

глубоким знатоком и любителем искусства. Искусство было

для Тимирязева не только могучим средством эмоционального

воздействия на слушателя, но и источником удовлетворения

глубоко развитого у него чувства прекрасного. Высказываясь

против узкого профессионализма ученого, Тимирязев всегда

настаивал на необходимости развития не только разума, но

также и истинного эстетического чувства. Он высказал не¬

мало оригинальных мыслей в области эстетики.
Тимирязев был очень начитан в художественной литера-

гуре. Он особенно ценил русских писателей и поэтов: Пуш¬

кина, Гоголя, Некрасова, Тургенева, Салтыкова-Щедрина,

Толстого, Чехова, Горького и др.
В его сочинениях можно встретить очень частые ссылки на

произведения этих классиков русской литературы и востор¬

женные отзывы об их художественном творчестве. Как уже

указывалось в первой главе, эти выдающиеся русские писа^

тели и поэты сыграли немаловажную роль в формировании

мировоззрения Тимирязева. Тимирязев лично встречался

с Л. Н. Толстым, И. С. Тургеневым, А. М. Горьким, В. Г.

Короленко, А. П. Чеховым и другими писателями.
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. III, стр. 33—34.
36J

Тимирязев пишет, что Пушкин, Гоголь, Тургенев, Толстой

были теми художниками слова, которые создали наш «... »мо¬

гучий, правдивый и свободный русский язык«, одно существо¬

вание которого служит „поддержкой и опорой в дни сомнений

й тягостных раздумий“», что это были русские люди, которые

вместе с представителями точного знания, начиная от Ломо¬

носова, «„заставили уважать русское имя в области мысли и

творчества“»
Используя в своих произведениях все богатство замечатель¬

ного русского языка, Тимирязев решительно боролся против

засорения нашей литературы ненужными иностранными тер¬

минами. Он всегда старался «избегать тех варварских ино¬

странных слов с русскими приставками, которыми мы так

часто, без нужды, засоряем русскую речь» 2. Тимирязев напо¬

минал молодым поэтам, что они должны учиться у классиков

поэзии, произведения которых всегда отличались глубиной

мысли и художественным, сжатым языком. Он решительно

возражал против распространявшегося в начале XX в. пред¬

рассудка, будто все то, что набирается в типографии непол¬

ными строками, представляет собой поэзию.
Тимирязев с детства очень любил музыку, в особенности

произведения классиков — П. И. Чайковского, М. И. Глинки,

А. П. Бородина, Л. Бетховена, Ф. Шопена, Ф. Шуберта и др.

Проф. П. В. Танеев в своих воспоминаниях пишет, что во

Ьремя своего пребывания на даче в Демьянове семья Тимиря¬

зевых нередко приглашала к себе родственницу Танеевых

А. С. Евтропову, которая подолгу играла у них на рояле. Ти¬

мирязев принимал участие в музыкальных вечерах на квартире

известного композитора С. И. Танеева, который очень часто

играл и сам. Тимирязев нередко выступал на этих вечерах

с докладами на эстетические темы.
Тимирязев всегда проявлял большой интерес к живописи и

скульптуре. Он был лично знаком со многими великими рус¬

скими художниками — И. И. Шишкиным, В. Д. Поленовым,

И. И. Левитаном, А. М. Васнецовым и другими. В Музее

К. А. Тимирязева хранится подаренная ученому картина А. М.

Васнецова, в которой он изобразил лабораторию Тимирязева

на даче Танеева под Клином. В. Д. Поленов преподнес Тими¬

рязеву красочную заставку к адресу. Среди реликвий, храня¬

щихся в Музее К. А. Тимирязева, имеются также портреты
Ч.	Дарвина, М. Бертло, И. С. Тургенева с автографами.

В библиотеке музея хранится до 500 преподнесенных Тими¬

рязеву различными авторами книг с автографами.
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 40.
* Там же, т. III, стр. 92.
362

Тимирязев был не только любителем, но и тонким цените¬

лем и знатоком изобразительного искусства. Во время науч¬

ных командировок он неизменно посещал местные музеи и

художественные галереи и нередко делился своими впечатле¬

ниями с читателем о виденных им там картинах и скульпту¬

рах. Тимирязев рассказывает о том, как он часами простаивал

у отдельных картин на выставках живописи, в частности

у картин Рембрандта. Он восторженно отзывался о картине

русского художника Якоби «Террористы и умеренные», где

была изображена одна из сцен борьбы Робеспьера — этого

«человека нового мира» — «с озверелыми защитниками ста¬

рого» '. Он высоко ценил картины И. Е. Репина, В. Д. Поле¬

нова и других художников-реалистов. Особенно любил он

ландшафтную живопись и восхищался картинами русских пей¬

зажистов — Куинджи, Левитана, Шишкина, а также англий¬

ского пейзажиста Тернера. Тимирязев перевел на русский

язык книгу Л. Гайнда «Тернер» и написал к ней предисловие

Естествознание и ландшафт».
Тймирязев страстно любил природу, получая от общения

с ней высшее эстетическое наслаждение. Особенно глубокое

наслаждение и радость вызывают у него простая и суровая

красота родной природы. У Тимирязева можно найти немало

волнующих строк, посвященных изумительным уголкам нашей

русской природы. Тимирязев иронизирует над людьми, кото¬

рые видят красоту только в заграничном, нерусском. «Мй

знаем по именам, — говорит Тимирязев о подобных поклонни¬

ках всего иностранного, — знаменитые дубы и буки Фон¬

тенбло, но, я уверен, найдется немало москвичей, не видавших

кунцевского дуба; мы интересуемся бледными описаниями

роскошной тропической природы, а не обращаем внимания на

красоту какого-нибудь глухого лесного уголка на расстоянии

часа езды от Кремля»2.
Тймирязев отмечал огромную любовь к природе простых

русских людей. Осматривая художественный отдел Нижего¬

родской выставки, он замечал, что особое восхищение вызы¬

вали у зрителей-крестьян картины, воспроизводящие природу,

в особенности картины Шишкина. Этой простой и здоровой

любви к природе, характерной для народа и народного искус¬

ства, Тимирязев противопоставлял кривляющуюся, жеманнунЬ

попытку «современных поэтиков-пигмеев» также выдать себя

$ä любителей природы, «для придания себе росту, заверяю¬

щий, что действительность их не вмещает и преподносящих

нам себя в придачу к ней...»3.
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 283.
* Там же, т. IV, стр. 17.
1 Там же, т. V, стр. 238.
Ш

Изображение природы, по мнению Тимирязева, представ¬

ляет собой такую область, где искусство смыкается с наукой.

Их различают лишь цели и средства, а отсюда и возможности

изображения. Наука имеет в этом отношении огромные

преимущества перед искусством: «... Ни поэт кисти, ни поэт

пера, — пишет Тимирязев, — не говорят нашему воображению,

не создают перед нашим умственным взором такой величе¬

ственной, безграничной, всеобъемлющей картины солнца, как

та, которую развертывает современная наука» *. Однако искус¬

ство художника, говорит Тимирязев в другом месте, оказы¬

вает незаменимую услугу науке. Он отмечает, что между ло¬

гикою исследователя природы и эстетическим чувством це¬

нителя ее красот имеется внутренняя органическая связь. Этим

он объясняет расцвет ландшафтной живописи именно в XIX в.,

который он обычно называет «веком естествознания». Тимиря¬

зев был рад узнать, что подобные же взгляды о связи естество¬

знания и ландшафтной живописи высказывал также и Менде¬

леев. В качестве эпиграфа к своей статье «Естествознание и

ландшафт» он помещает следующие слова Менделеева: «И быть

может придет время, когда наш век будет считаться эпохой

естествознания в философии и ландшафта —в живописи».*
Менделеев высказал интересную мысль, что появление

пейзажа в живописи связано с отказом от субъективного

идеализма в познании, с появлением интереса к объективному

изучению реального мира. Как бы развивая мысль Менде¬

леева, Тимирязев указывает, что искусство и наука имеют

один и тот же объект изображения: «Изображение природы —

ландшафт, это по преимуществу создание искусства XIX ве¬

ка, „века естествознания“, — невольно наводит на мысль о

сходстве объектов науки и естественного, здорового ис¬

кусства» 3.
Так же, как в области философии и науки, Тимирязев и

в области искусства придерживается материалистической тео¬

рии отражения. Он выступает с критикой идеализма и фор¬

мализма в искусстве, стремящихся оторвать искусство от ма¬

териальной действительности. «Напрасно жрецы новой кра¬

соты, — пишет Тимирязев, — рвутся из пределов действитель¬

ности, пытаясь дополнить ее болезненной фантазией мистика

или бредом морфиномана, — одна действительность была и

будет предметом истинного, здорового искусства»4. Продол¬

жая эту мысль, Тимирязев утверждает, что задача искусства

состоит в том, чтобы «изображение было равносильно изобра¬
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 408.
*	Цит. по книге: К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 429.
3	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 26.
4	Там же, стр. 229.
364

жаемому, т. е. истинно». Выполнение этой задачи он считает

основным требованием эстетической правды.
Как уже отмечалось в первой главе, эстетические взгляды

Тимирязева формировались под влиянием Чернышевского.

Как и Чернышевский, Тимирязев считал, что дело искусства —

«размножать действительность, природу и прежде всего

жизньсеерадостями и горем»1 (подчеркнуто мной. —

Г. Я.).
Тимирязев одобряет реалистический подход И. С. Турге¬

нева к изображению природы — без всякого «подкладывания

ей собственных своих чувств и сожалений». Он вышучивает

одного из разрекламированных тогда на Западе эстетиков —

Гюйо, который писал, что для того, чтобы чувствовать весну,

необходимо «хоть немного той легкости, какая есть в крыльях

бабочки, тончайшую пыльцу которых, рассеянную в весеннем

воздухе, мы вдыхаем в себя». Иронизируя над субъективным

истолкованием искусства Гюйо, Тимирязев писал: «Говоря по

правде, что кроме чиханья или перхоты в горле может вы¬

звать такое вдыхание?» 2.
Высмеивая картину одного русского художника-декадента,

который вокруг одного багрового солнца — настоящего — раз¬

местил несколько зеленых, Тимирязев пишет: «Это, очевидно,

субъективные впечатления ослепленного солнцем глаза. Изо¬

бразить природу с точки зрения человека, у которого в глазах

позеленело, это, кажется, последнее слово — не знаешь

только чего — реализма или идеализма, субъективизма»3.
Очень интересна мысль Тимирязева о значении критики

в процессе научного и художественного творчества. Лучшие

произведения науки и искусства, по его мысли, есть резуль¬

тат громадного числа попыток и неумолимой критики, сопро¬

вождаемой уничтожением всего неудачного, всего менее со¬

вершенного.
Тимирязев выступает за демократизацию искусства, за его

распространение в народных массах, его служение трудя¬

щимся: без этого искусство неизбежно будет вырождаться.

Говоря его собственными словами, произнесенными им об

одном из своих знакомых, Тимирязев — не холодный эстет,

ставящий свои художественные переживания выше горя и ра¬

достей простого народа. Тимирязев считает, что и искусство не

может ограничиваться воспроизведением только одной природы.

В центре внимания художника должна быть «прежде всего

жизнь с ее радостями и горем». «... Любовь к природе, —

пишет Тимирязев, — как-то всегда шла рука об руку с лю¬
1 Там же, стр. 229.
*	Там же, стр. 230. Прим.
*	Там же, стр. 236.
365

бовью к человеку. Примеры налицо: Тургенев, Некрасов,

Мицкевич...»
Будущность искусства, по его мнению, зависит от того,

по какому пути пойдет его развитие: «... Станет ли оно де^ом

»народа и для народа, счастием для того, кто творит, и для

того, кто воспринимает“, или будет оно только содействовать

утверждению рядом с „моралью господ“ и той эстетики гос¬

под, которая всегда отталкивала от себя тех русских людей,

кому было дорого развитие народа, от Чернышевского и Пи¬

сарева до Толстого» 2.
Одним из средств демократизации искусства Тимирязев

считал фотографию. В своей статье «Фотография и чувствр

природы», впервые опубликованной в 1897 г. в сборнике

«Братская помощь пострадавшим в Турции армянам», Тими¬

рязев писал: «Не всякому дано быть художником — актив¬

ным,— пишет Тимирязев, — но зато число пассивных, страда¬

тельных художников, тех, кто только чутки к красоте природы

и ее воспроизведению в искусстве, конечно, должно быть не¬

измеримо больше, иначе не было бы почвы для искусства.

Вот этому-то значительному числу людей, любящих и природу

и искусство такою несчастною любовью — любовью без взаим¬

ности, — является на помощь фотография» 3.
Тимирязев подвергает критике «присяжных эстетиков», от¬

рицающих право фотографии на принадлежность к искусству.

Он предсказывает фотографии блестящую будущность.
Рассматривая фотографию как один из видов искусства,

Тимирязев, безусловно, имел в виду не всякую, а только худо¬

жественную фотографию, о чем можно судить хотя бы из сле¬

дующих его слов: «Я убежден, что, разумно руководи¬

мое художественным вкусом (подчеркнуто мной. —

Г. /7.), это новое орудие исследования (современная фотогра¬

фия.— Г. П.) могло бы способствовать развитию так мало

еще распространенного у нас „чувства природы“» 4.
Тимирязев теоретически обосновывает право художествен¬

ной фотографии рассматриваться в качестве одного из видов

изобразительного искусства. Он указывает, что художествен¬

ная фотография увеличивает сумму эстетических наслаждений

красотами природы. Фотография, кроме того, развивает у че¬

ловека способность подмечать и схватывать элементы красоты

в окружающей действительности и тем самым способствует

развитию активных художников, способных воспроизводить

жизнь и природу при помощи кисти.
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 238.
*	Там же, стр. 27.
3	Там же, стр. 228.
4	Там же, т. IV, стр. 17.
366

Тимирязев считает, что фотограф-художник должен видеть

и отбирать в жизни наиболее яркие и типичные явления.

В художественной фотографии, как и в картине, вышедшей^

из-под кисти художника, «должно видеть не одну природу,

а и любующегося ею человека».
Мысли Тимирязева о значении фотографии нашли горячую

поддержку со стороны одного из крупнейших русских худож¬

ников— И. И. Левитана. В своем письме к Тимирязеву Леви¬

тан писал, что брошюру Тимирязева «Фотография и чувство

природы» он прочитал с большим интересом. «Есть положе¬

ния,— писал он, — удивительно глубокие в ней. Ваша мысль,

что фотография увеличивает сумму эстетических наслажде¬

ний, абсолютно верна, и будущность фотографии в этом

смысле громадна» К
В 1951 г. лауреат Сталинской премии Ю. И. Екельчи#

в своей книге «Изобразительное искусство и фотография» со¬

лидаризируется с оценкой Тимирязевым художественной фото¬

графии как одного из видов изобразительного искусства. Он

подчеркивает, что сила искусства фотографии заключается

в ее способности документально изображать реальную дей¬

ствительность путем выбора типичных явлений и сюжетов

жизни, создавать яркое художественное обобщение.
Тимирязев сам был не только тонким ценителем, но и при¬

знанным мастером художественной фотографии. Он любил

бродить с фотоаппаратом по лесам и полям, по берегу моря

и горным тропинкам, фотографируя особенно понравившиеся

ему виды природы. В мемориальном Музее К. А. Тимирязева

и сейчас сохранились сотни художественных фотоснимков, ис¬

полненных Тимирязевым, и свыше 2000 негативов.
Журнал «Вестник фотографии», отмечая 70-летний юбилей

К. А. Тимирязева в 1913 г., писал: «К. А. был один из первых

фотографов-любителей в России, всегда сознававший важное

значение фотографии, как науки, как помощницы ученого

исследователя и как воспитательного средства. К. А. Тимиря¬

зев состоит сочленом нашего общества с 1894 г., в 1896 г. он

был избран в почетные члены нашего общества, а в период

около 1903 г. был членом нашего правления. Он нередко

экспонировал на выставках (например, на выставке 1898 г.

в Москве) обширные коллекции своих диапозитивов, сделан¬

ных при помощи простых аппаратов и иллюстрирующих, как

нужно изучать природу, его статья „Фотография и чувству

природы« многим и многим открыла глаза на истинные задач?,

светописи» 2.
1	Цит. по книге: К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 463.
*	«Вестник фотографии», 1913, стр. 141—142. Музей К. А. Тимирязева.
367

Предвидение Тимирязева о широком распространении фото¬

графии в народе, об огромной роли фотографии в увеличении

суммы эстетических наслаждений нашло блестящее оправда¬

ние в нашей советской действительности, где миллионы фото-

графов-любителей ежегодно производят огромное число сним¬

ков, запечатлевая на пленке изумительнейшие красоты самых

разнообразных уголков нашей прекрасной социалистической

Родины.
Решительно борясь за демократизацию искусства, Тимиря¬

зев напоминает, что великие художники, как и великие уче¬

ные, в конце концов создавали свои произведения не для

кучки «избранных», а для широких масс народа. Он ссылается

при этом на скульптуру Венеры Милосской, на картины Ра¬

фаэля и Тициана, на легионы безвестных художников, возво¬

дивших шедевры средневековой готики.
Тимирязев противопоставлял этому искусству, имеющему

непреходящее значение, произведения декадентов, которые со¬

здавались не для народа и не могли поэтому претендовать

на будущее. Декадентство, это упадочническое, разлагающееся

искусство эпохи империализма, встречало у Тимирязева самую

суровую критику. Он называл это направление «опошлив¬

шимся». Произведения декадентского искусства Тимирязев

характеризовал как вычурные, бездарно вымученные; «в этих

произведениях, — говорил он, — и озолоченное мещанство на¬

деется найти еще одну преграду между собою и презираемой

толпой, не сознавая, что отличаться еще не значит стоягь

выше» К
Тимирязев указывает на связь декадентства и символизма

в искусстве с идеалистическими направлениями в науке и

философии. Он разоблачает миф об общечеловеческом, над¬

классовом характере буржуазного искусства, как и всей бур¬

жуазной культуры в целом. Указывая, что в буржуазной куль¬

туре царит атмосфера лакейства и прислужничества, Тимиря¬

зев приводит ряд примеров продажности буржуазных деятелей

культуры. С негодованием он говорит о Шаляпине, который

однажды публично «стоял на коленях перед Николаем»,

исполняя царский гимн. Он считает, что слова, сказанные

Дидро о дворянской культуре — «сгнила, еще не созрев», —

относятся в такой же мере и к буржуазной культуре. Тимиря¬

зев пишет, что для русской буржуазной «культуры» была

характерна порнография, «в которой часть культурной „интел¬

лигенции" искала утешения после неудачи движения

1905 года» 2.
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 27.
* Там же, т. IX. стр. 301.
368

Он говорит, что человечество «замучено плодами империа¬

листической культуры».
Тимирязев клеймит позором буржуазных представителен

искусства, которые в своих классовых, партийных интересах

искажают историческую правду. Он называет пошлой одну из

драм французского писателя-реакционера Сарду, исказив¬

шего образ Робеспьера. О другой драме того же автора, где

на Робеспьера возводится клевета, будто бы он отправил на

эшафот своего сына, Тимирязев пишет, что и выражение

«пошлая» было бы для нее слишком мягким: «...Так как Ро¬

беспьер детей не имел, то это доказывает, к каким опрятным

приемам прибегают французские литературных дел мастера,

даже из академиков, в угоду своей клерикальной, аристокра¬

тической и буржуазной публике» *.
Большой интерес представляют неопубликованные записи

Тимирязева об искусстве эпохи империализма, о неминуемой

гибели всех форм растленной идеологии доживающей свой

век буржуазии — ее философии, этики и эстетики: «Ярче всего

представляющая все бесплодие умирающего буржуазного

мира — его эстетика — все эти. проявления ее импотентности,

все эти декадентства fin de siècle — футуризм, кубизм и дру¬

гие измы с приставкой нео и без нее, все эти легионы пиитов

и художников с полным отсутствием дарования и какой-либо

культуры — им же несть числа, в которых будущий историк

будет читать несомненные черты ее полнейшей пустоты и пош¬

лости, познавших куда и как ухлопать свои нахватанные мил¬

лионы и воображавших, что они оставят по себе следы какого-

то нового, созданного ими и для них искусства и красоты.

И если история народа... будет всегда любоваться их насле¬

дием, ... то только презрительно и хихикая будет переворачи¬

вать страницы их поэтов, изображения их художников. Их

предшественники оставили по себе память — буржуазия исче¬

зает без следа» 2.
В последние годы перед Великой Октябрьской социалисти¬

ческой революцией Тимирязев пришел к выводу о необходи¬

мости союза «всех элементов грядущей культуры, с наукой и

демократией во главе, для предотвращения полного крушения

всеобщей культуры, невиданного со времени распада класси¬

ческого мира»3. В 1919 г. в статье «Ч. Дарвин и К. Маркс»

Тимирязев говорит о необходимости создания пролетарской

культуры, которую он называет культурой будущего. Он под¬

черкивает, что при создании пролетарской культуры важную
1	К А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 283. Прим.
2	К. А. Тимирязев. Черновые наброски последних лет жизни
(1917—1920). Фонды Музея К. А. Тимирязева.
3	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 18.
24 Г. В. Платонов
369

роль должно сыграть естествознание. Он пишет, что К. Маркс

рассматривал естествознание как естественно-научную основу

своих революционных убеждений. Противопоставляя пролетар¬

скую культуру футуристическим потугам и призывам буржуаз¬

ных эстетов вернуться на путь «свободной классической эро¬

тики», Тимирязев называет последнюю пережитками «позорна

издыхающей буржуазной культуры» К
Разоблачая распространяемую за границей наглую клевету

о «большевистском вандализме», Тимирязев в статье «Русский

англичанину об интервенции» пишет о той огромной работе,

которую проводят коммунистическая партия и Советское пра¬

вительство в области культурной революции, в области эстети¬

ческого воспитания народа, несмотря на вызванные войной и

блокадой страшную разруху и голод в стране. «Прибавьте

к ужаснейшему положению, когда-либо испытанному каким-

нибудь народом, непрерывающиеся заботы о народном обра¬

зовании, возникающие бесчисленные школы, читальни, ауди¬

тории, небывалый спрос на книгу для народа, успешно удовле¬

творяемый советским почином, подъем эстетического разви¬

тия народа, благодаря впервые ставшим действительно народ¬

ными театрам, концертам, лекциям. Подведите итоги всему

этому, и вы оцените по достоинству наглую клевету о боль¬

шевистском вандализме, распускаемую подкупленною печатью

всего мира» 2.
•Η· Ή*
*
Работа Тимирязева в качестве педагога и популяризатора

науки составляет одну из наиболее существенных сторон его

деятельности. Будучи более 40 лет профессором Петровской

земледельческой и лесной академии и Московского универси¬

тета, Тимирязев принимал участие в подготовке десятков ты¬

сяч специалистов, которые несли затем свои знания в самую

гущу народа. Кроме студентов высших учебных заведений,

многие тысячи людей слушали его публичные лекции. Еще

большее значение имели для распространения научных зна¬

ний печатные работы Тимирязева. Его лекции и печатные ра¬

боты представляют собой замечательные образцы педагогиче¬

ского мастерства. Вместе с тем в них содержатся интересные

мысли и в области теории педагогики. Изучение педагогиче¬

ского наследства Тимирязева заслуживает серьезного внима¬

ния со стороны многочисленной армии советских ученых и пре¬

подавателей высшей и средней школы. Тимирязев разрабаты¬
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 345.
8 Там же, стр. 388.
370

вал также теоретические основы популяризации науки,

поднимаясь до понимания не только ее чисто образователь¬

ного, но и политического значения.
В деятельности Тимирязева как педагога и популяризатора

науки особенно ярко проявились его демократические и

патриотические убеждения. Осуществление своего призыва

к единению «науки и демократии» он увидел в Великой

Октябрьской социалистической революции. С первых же дней

установления Советской власти он принимал активное участие

в реформе народного образования в нашей стране, в борьбе

коммунистической партии за всемерное распространение зна¬

ний среди трудящихся. Народный комиссариат просвещения

назначил Тимирязева членом Государственного Ученого Со¬

вета, он был избран действительным членом Социалистической

(позднее названной Коммунистической) Академии и восста¬

новлен профессором Московского университета. Тимирязев

был избран почетным председателем «Ассоциации натурали¬

стов и рабочих самоучек». И всюду, несмотря на свой пре¬

клонный возраст, он развивал кипучую деятельность.
Тимирязев внимательно изучал Положение о российских

университетах, изданное Советским правительством в качестве

основы для обсуждения вопроса о реформе высшей школы на

съезде представителей всех высших учебных заведений. Вы¬

сказывая в печати свои соображения по этому Положению,

Тимирязев приветствовал его демократический характер, обес¬

печивающий достижение высших ступеней знания трудящи¬

мися массами. С особым удовлетворением отмечал Тимирязев

пункты Положения, говорящие о работе университета в обла¬

сти популяризации науки. Вместе с тем он высказывал и ряд

критических замечаний, направленных на дальнейшее улуч¬

шение системы высшего образования.
Тимирязев приветствовал организацию первого русского

рабочего факультета, видя в нем осуществление своей мечты.

«Наука и демократия, — писал Тимирязев в своем письме

в рабочий факультет Института имени Карла Маркса, — тес¬

ный союз знания и труда — десятки лет был моим любимым

призывным кличем, и в сегодняшнем вашем собрании я вижу

начало осуществления одного из важнейших проявлений его

в жизнь» 1.
Большую организационную работу в эти годы Тимирязев

сочетал с широкой литературной деятельностью. Он горячо

откликнулся на предложение газеты «Правда» помещать

в «Еженедельнике» «Правды» статьи по научным вопросам и

опубликовал там свои статьи «Два дара науки», «Эрнст
* К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 296—297.
24*
371

Геккель» (некролог) и др. В журнале «Рабочий мир» он поме¬

стил в 1918 г. статью «Перед памятником неподкупному».

Тимирязев в это время подготовил к печати ряд работ для но¬

вых и повторных изданий: «Наука и демократия», «Истори¬

ческий метод в биологии», «Солнце, жизнь и хлорофилл»,

«Насущные задачи современного естествознания», «Чарлз

Дарвин и его учение», «Жизнь растения», «Наука», «Разви¬

тие естествознания в эпоху 60-х годов» и др.
Наряду с борьбой за популяризацию науки Тимирязев вы¬

ступал также за демократизацию искусства, придавая боль¬

шое значение воспитанию в народе эстетического чувства. Он

был горячим поборником реалистического направления в искус¬

стве и со всей силой обрушивался против формалистических и

натуралистических тенденций, выявляющих распад буржуаз¬

ного искусства. Единственный выход из состояния маразма и

разложения буржуазной культуры он видел в уничтожении

буржуазного строя и установлении социалистического строя,

который приведет к созданию пролетарской культуры — куль¬

туры будущего.

Глава VU
ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ

ВЗГЛЯДЫ К. А. ТИМИРЯЗЕВА
«... Инженер придет к признанню коммунизма не так,

как пришел подпольщик-пропагандист, литератор, а

через данные своей науки, ... по-своему прилет к при¬

знанию коммунизма агроном, по-своему лесовод и т. д.>

(В. И. Ленин. Соч., т. 32, стр. 120—121).
Эволюцию общественно-политических взглядов Тимирязева

коротко можно охарактеризовать как путь от рево¬

люционного демократизма к научному коммунизму. Его

демократические убеждения, его участие в общей борьбе

прогрессивных сил общества против сил реакции и мракобесия

росли и крепли вместе с ростом революционного движения

в России во второй половине XIX—начале XX в.
После падения крепостного права развитие капитализма

в России хотя и продолжало испытывать тормозящее действие

со стороны сохранившихся остатков крепостничества, но про¬

исходило все же неизмеримо быстрее, чем до реформы 1861 г.

Все быстрее и быстрее стали расти города, появились крупные

фабрики и заводы, усилилось строительство железных дорог.

Вместе с этим росло и число рабочих на промышленных пред¬

приятиях.
Развитие капиталистических отношений в деревне вызывает

усиленную дифференциацию крестьянства. К 1903 г. из 10 млн.

крестьянских дворов 1,5 млн. кулацких хозяйств присвоили

себе половину всех крестьянских посевов. 3,5 млн. беднейших

крестьянских дворов не имели лошадей. Многие из них сда¬

вали свою землю за небольшую плату кулакам, а сами ухо¬

дили батрачить или совсем покидали деревню. Это создало

колоссальный приток рабочей силы в городах. Количество

рабочих на одних только крупных промышленных предприя¬

тиях достигло к 1890 г. 1433 тыс., а к 1900 г. — 2792 тыс.,

тогда как в 1865 г. их было только 706 тыс. Таким образом,

за 35 лет численность рабочих выросла почти в 4 раза. Вместе

с этим растут сплоченность, классовое самосознание, револю¬

ционный дух рабочего класса. Крайне, низкая оплата труда,
373

12—15-часовой рабочий день, чрезвычайно тяжелые жилищные

условия, штрафы и надувательства со стороны капиталистов и

заводской администрации с каждым днем все сильнее возбу¬

ждают недовольство рабочих. Начиная с 70-х годов, вспыхи¬

вают забастовки, количество которых особенно возрастает

в 80-х и 90-х годах. Число бастовавших рабочих только за
5	лет — с 1895 по 1899 г. — составляло не менее 221 тыс. Ра¬

бочее движение становится значительной силой в политической

жизни страны.
В 80—90-х годах во многих городах России возникли со¬

циал-демократические кружки и группы, поставившие перед

собой задачу пропаганды великих и непобедимых идей Маркса

и Энгельса. Ведущую роль среди них приобрел Петербургский

«Союз борьбы за освобождение рабочего класса», организован¬

ный в 1895 г. В. И. Лениным. Создание этого Союза послу¬

жило подготовкой к организации революционной марксистской

партии. В 1900 г. Ленин организовал общерусскую газету

революционных марксистов — «Искру», которая помогла свя¬

зать разрозненные марксистские организации и подготовить

создание рабочей партии. Эту огромную и важную работу

Ленин проводил в непримиримой борьбе с народниками и «эко¬

номистами», выступавшими против революционного марксизма,

против внесения социалистического сознания в стихийное ра¬

бочее движение. В 1903 г. на 11 съезде1 была фактически со¬

здана Российская социал-демократическая рабочая партия.

Вопреки раскольнической, антимарксистской позиции, занятой

на съезде и после него группой меньшевиков, основное ядро

партии, возглавляемое Лениным и Сталиным, играло огромную

роль в мобилизации рабочего класса на борьбу против ца¬

ризма и против капитализма.
С каждым годом росло число членов партии, увеличива¬

лось ее влияние на рабочие массы, усиливалось недовольство

трудящихся царским строем. Поражение царского правитель¬

ства в войне с Японией в 1904—1905 гг. способствовало даль¬

нейшему росту рабочего движения в стране. Неслыханная

расправа царя над рабочими Петербурга 9 января 1905 г.

обострила политический характер революционной борьбы

трудящихся. В России началась революция. Политические

стачки, демонстрации, вооруженные выступления рабочих,

крестьянские «бунты» заставили насмерть перепуганного царя

пойти на уступку — обещать народу в своем манифесте от

17 октября 1905 г. «незыблемые основы гражданской свободы».
1	I съезд РСДРП состоялся в 1898 г., однако социал-демократическая

партия в России тогда еще не была создана, поскольку съезд не вырабо¬

тал ни программы, ни устава партии, а избранные на нем члены ЦК

партии были вскоре после ^съезда арестованы.
374

Большевики во главе с Лениным и Сталиным разоблачили эту

фарисейскую уловку царя, призывая рабочих к подготовке вос¬

стания. Вооруженное восстание в Москве и в других городах

началось в декабре 1905 г. Рабочие проявили в ходе восста¬

ния чудеса героизма. Однако отсутствие прочного союза ра¬

бочих и крестьян, предательская, соглашательская поли¬

тика меньшевиков и поддержка царя западноевропейскими

империалистами привели к поражению первой русской рево¬

люции.
Хотя революция 1905—1907 гг. имела не социалистический,

а буржуазно-демократический характер, либеральная буржуа¬

зия не только не поддержала рабочий класс и крестьянство

в борьбе против царизма, но, напротив, пошла на прямой сго¬

вор с царизмом. Либеральное движение теперь еще в боль¬

шей степени, чем в 1861 г., обнаружило свое контрреволюцион¬

ное существо. «В революции 1905-го года те две тенденции,

которые в 61-м году только наметились в жизни, только-только

обрисовались в литературе, развились, выросли, нашли себе

выражение в движении масс, в борьбе партий на самых раз¬

личных поприщах, в печати, на митингах, в союзах, в стачках,

в восстании, в Государственных думах» *.
Отношение к революции явилось лучшим критерием для

определения истинного лица не только целых классов, партий,

но и отдельных общественных деятелей. Многие из тех бур¬

жуазных интеллигентов, которые до революции высказывали

«недовольство» отдельными «крайностями» царского прави¬

тельства, в ходе революции и особенно после ее поражения

окончательно переметнулись в лагерь контрреволюции. Но

честные и мужественные представители интеллигенции в ходе

революции все более убеждались, что только пролетариат и

^го партия являются последовательными борцами за освобо¬

ждение народа.
Большевистская партия и ее вожди Ленин и Сталин при¬

давали большое значение привлечению передовой части интел¬

лигенции на сторону борющегося пролетариата. Революцион¬

ная интеллигенция, наряду с революционным крестьянством,

рассматривалась партией как союзник пролетариата в его

борьбе за свое освобождение. В. И. Ленин писал, что для обес¬

печения своей победы рабочий класс должен поднять общена¬

родное знамя борьбы за свободу, поддерживая и привлекая

«а свою сторону всех, кого царское правительство толкает

в число недовольных. В то же время Ленин разъяснял интел¬

лигенции, что ее борьба за подлинную науку и культуру бес¬

плодна без борьбы за свержение царизма.
1 В. И. Ленив. Соч., т. 17, стр. 58.
375

Вожди большевистской партии прилагали немало усилий

к тому, чтобы помочь людям науки освободиться от влияния

буржуазного мировоззрения как в области политических,,

философских, так и в области специальных естественнонаучных

дисциплин. Историческую роль в этом отношении сыграли

книга В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»

(1909) и работа И. В. Сталина «Анархизм или социа¬

лизм?» (19U6—1907). Эти замечательные произведения не

только нанесли сокрушительный удар зарождавшимся в бур¬

жуазной науке реакционным, идеалистическим течениям —

физическому идеализму, «неодарвинизму» и т. п., но и указали

единственно верный путь для выхода из создавшегося кризиса

в естествознании — сознательное овладение диалектическим

материализмом. Ленин говорил при этом о тех естествоиспы¬

тателях, которые, находясь на позициях стихийного, естествен¬

но-исторического материализма, в силу своей непоследователь¬

ности делали те или иные уступки идеализму. Реакционно¬

идеалистический лагерь силился сделать их своими единомыш¬

ленниками, но Ленин, разоблачая эти попытки реакционеров

в отношении Герца, Больцмана, Максвелла и др., показал, как

марксисты должны вскрывать их материализм, не давая зачи¬

слить их в лагерь идеализма, ведя в то же время борьбу про¬

тив их непоследовательности.
Рост революционного движения в стране, распространение

идей марксизма-ленинизма, борьба большевистской партии за

лучших людей науки, за их переход на сторону пролетариата

имели огромное значение для развития науки в нашей стране,

для воспитания демократических и материалистических взгля¬

дов у наиболее передовых естествоиспытателей. А. А. Макси¬

мов правильно отмечает, что передовые устремления русских

естествоиспытателей, опиравшиеся в середине XIX в. на рево¬

люционное движение крестьянства и интеллигенции, в конце
XIX	— начале XX в. нашли мощную поддержку в революцион¬

ном движении пролетариата. Когда буржуазная наука Запада

и копирующая ее официальная «наука» царской России всту¬

пили в полосу кризиса, все сильнее и сильнее погружаясь

в болото идеализма и метафизики, русские естествоиспытатели-

материалисты продолжали двигать вперед развитие естествен¬

ных наук. Устоять, выдержать напор все возрастающей поли¬

тической и идеологической реакции они смогли только потому,

что против царизма и его прислужников поднялся могучий

русский пролетариат.
Такие выдающиеся русские ученые, как И. В. Мичурин,

В. Р. Вильямс, Е. С. Федоров, И. М. Губкин, уже в XIX—

начале XX в. испытывают на себе благотворное влияние идей

марксизма-ленинизма. Многие из ученых — Г. М. Кржижа¬
376

новский, Н. А. Семашко, M. Ф. Владимирский, П. К. Штерн¬

берг, Л. Я. Карпов — еще в условиях царизма вступают

в большевистскую партию и ведут в ней активную работу на¬

ряду со своей плодотворной научной деятельностью.
Рост к концу XIX в. революционного пролетарского дви¬

жения в стране и распространение марксистско-ленинских

идей оказали огромное влияние также и на Тимирязева,

приведя его к активной борьбе за победу социалистической

революции.
В годы столыпинской реакции большевистская партия, не¬

смотря на жесточайшие преследования, сумела сохранить свои

кадры в глубоком подполье, исподволь собирая силы для но¬

вой борьбы против царизма. «Революционная социал-демокра¬

тия,— писал Ленин в 1911 г., — очищая себя от маловеров,

отвернувшихся от революции и нелегальной партии рабочего

класса, собирает свои ряды и сплачивается для грядущих ве¬

ликих битв» К Новый подъем рабочего движения в 1912—

1914 гг. показал возросшую мощь рабочего класса. Царское

правительство искало спасения от революции в начавшейся

в 1914 г. империалистической войне. Выражая чаяния рабо¬

чего класса и всех прогрессивных элементов общества, боль¬

шевистская партия выступала за поражение царского прави¬

тельства в этой войне, за превращение войны империалистиче¬

ской в войну гражданскую. Империалистическая война обо¬

стрила общий кризис капитализма, значительно ослабив пози¬

ции буржуазии.
«Рабочие России и партия большевиков, — пишет

И. В. Сталин, — оказались первыми в мире, которые с успе¬

хом использовали слабость капитализма, прорвали фронт

империализма, свергли царя и создали Советы рабочих и сол¬

датских депутатов» 2.
Меньшевики и эсеры, составлявшие первое время в Советах

большинство, передали власть представителям буржуазии, ко¬

торая не замедлила использовать ее в целях продолжения*

антинародной, грабительской войны, в целях подавления рабо¬

чего движения. Партия большевиков, разъясняя массам преда¬

тельскую политику меньшевиков и эсеров, нацеливала массы*

на социалистическую революцию. Вооруженное восстание

трудящихся в октябре 1917 г., руководимое большевистской-

партией, окончилось полной победой пролетариата. Созданное

большевистской партией новое Советское социалистическое

государство немедленно начало осуществлять интересы рабо¬

чих, крестьян и трудовой интеллигенции — экспроприировало*
1	В. И. Ленин. Соч., т. 17, стр. 67.
2	История ВКП(б). Краткий курс, стр. 173.
377

капиталистов и помещиков, национализировало землю и про¬

мышленные предприятия, добилось выхода из войны. Великая

Октябрьская социалистическая революция открыла новую

эру в истории человечества — эру пролетарских революций.

Вызывая восхищение и любовь всего передового человечества,

она, естественно, была встречена в штыки реакционерами

всех мастей как в нашей стране, так и за границей. Между¬

народная реакция во главе с правительствами стран Антанты

приложила все силы к тому, чтобы задушить первое в мире

социалистическое государство. Однако все коварные происки

буржуазии потерпели полное поражение.
«Большевистская партия поднимает рабочих и крестьян

на отечественную войну против иностранных захватчиков и

буржуазно-помещичьей белогвардейщины. Советская респуб¬

лика и ее Красная армия разбивают одного за другим став¬

ленников Антанты — Колчака, Юденича, Деникина, Краснова,

Врангеля, вышибают из Украины и Белоруссии еще одного

ставленника Антанты — Пилсудского и, таким образом, отби¬

вают иностранную военную интервенцию, изгоняют вон ее

войска из пределов Советской страны» К
Такова вкратце та историческая обстановка, в которой

протекали жизнь и деятельность Тимирязева, таковы те

социально-политические условия, которые определяли форми¬

рование его мировоззрения и прежде всего его общественно-

политические взгляды в последние десятилетия его жизни.
В первой главе было указано, что общественно-политиче¬

ские взгляды Тимирязева, начиная с периода его учебы

в университете и до начала XX в., могут быть охарактеризо¬

ваны как революционный демократизм. Революционно-демо¬

кратические убеждения Тимирязева не были выражены

столь последовательно и полно, как у Чернышевского. Ти¬

мирязев не принимал непосредственного участия в рево¬

люционно-демократических организациях. В первое время

он ограничивал свою деятельность преимущественно рам¬

ками научной работы. Однако, определяя место Тимирязева

в борьбе двух лагерей — лагеря Чернышевского, Добро¬

любова, Герцена, т. е. лагеря революционно-демократического,

и лагеря Каткова, Кавелина, Анненкова, т. е. лагеря либе-

рально-монархического, — мы ясно видим, что он был на сто¬

роне первого из них. Это видно из того, что Тимирязев, как

и все революционные демократы, всеми силами своей души
1	История ВКГТ(б). Краткий курс, стр. 236.
378

ненавидел крепостное право и его остатки, сохранившиеся

после реформы 1861 г. Он с возмущением писал о «сатурна¬

лии крепостного права», которая «поборниками этого порядка,

фарисейски начертавшими на своем знамени слово „народ¬

ность“, выдавалась за патриархальное благоденствие на¬

рода» *. Тимирязев — страстный поборник просвещении

народа, его самоуправления и подлинной свободы. Он горячо

отстаивал интересы крестьянства и искренне желал улучшения

его благосостояния. Он посвятил всю свою жизнь тому, чтобы

помочь крестьянам повысить урожайность своих полей. В своих

лекциях в Петровской земледельческой и лесной академии и

Московском университете Тимирязев постоянно напоминал

•студентам, чтобы они, занимаясь наукой, никогда не забывали

о тех,
Кто бредет по житейской дороге

В беспросветной, глубокой ночи...
Чьи работают грубые руки,
Предоставив почтительно нам

Погружаться в искусства, науки,
Предаваться страстям и мечтам...
Некрасов 2
Тимирязев неоднократно подчеркивал, что наука должна

служить удовлетворению насущных интересов беднейшего

крестьянства, а не прихоти богачей. Когда в России в 1891 г.

разразилась страшная засуха и сотни тысяч крестьян умирали

‘С голоду, Тимирязев обращался к людям науки с требованием

заняться вплотную изучением путей борьбы с засухой, пока¬

зывая и в этом вопросе достойный пример своим коллегам.
Таким образом, Тимирязеву были присущи все три черты,

которые отмечены В. И. Лениным при характеристике «на¬

следства 60-х годов»: «Как и просветители западно-европей¬

ские, как и большинство литературных представителей

60-х годов, Скалдин одушевлен горячей враждой к кре¬

постному праву и всем его порождениям в экономической,

социальной и юридической области. Это первая характерная

черта „просветителя«. Вторая характерная черта, общая всем

русским просветителям, — горячая защита просвещения, само¬

управления, свободы, европейских форм жизни и вообще все¬

сторонней европеизации России. Наконец, третья характерная

черта „просветителя“ это — отстаивание интересов народных

масс, главным образом крестьян (которые еще не были
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 37.
2	См. «Воспоминания академика Д. Н. Прянишникова о К. А. Тими¬

рязеве». Сб. «К- А. Тимирязев», изд. ТСХА, 1940, стр. 101.
379

вполне освобождены или только освобождались в эпоху про¬

светителей), искренняя вера в то, что отмена крепостного*

права и его остатков принесет с собой общее благосостояние»

и искреннее желание содействовать этому» *.
Известно, что по цензурным соображениям Ленин, говоря
об	идейном «наследстве» 60-х годов, вынужден был приво¬

дить в пример Скалдина, хотя и считал, что он не вполне

типичен для характеризуемого идейного течения. Наиболее

ярким и последовательным выразителем «наследства»

60-х годов Ленин в своем письме из сибирской ссылки от

26 января 1899 г. называл Н. Г. Чернышевского2.
В то же время известно, что Ленин позднее называл Чер¬

нышевского революционным демократом, что более точно

определяет характер его общественно-политических взглядов.

Тимирязев безусловно стоял к Чернышевскому гораздо ближе,

чем Скалдин. Еще будучи студентом, он принимает

в 1861 г. участие в студенческой забастовке. В том же году

он помещает в «Отечественных записках» две статьи, харак¬

тер которых говорит о его демократических убеждениях, —

«Голод в Ланкашире» и «Гарибальди на Капрере». Не имея

возможности по цензурным условиям писать о крайне бед¬

ственном положении русских крестьян, Тимирязев старается

привлечь к этому вопросу внимание русского читателя описа¬

нием голода английских рабочих. Точно так же обстоит дело^

и с описанием жизни героя национально-освободительного

движения в Италии Д. Гарибальди. Своей статьей о Гари¬

бальди Тимирязев стремится воспитать у русского читателя

любовь и уважение к тому, кто не щадит своей жизни во имя

освобождения своего народа. Об этом говорит уже та теплота,

с которой Тимирязев описывает своего любимого героя. Он

пишет, что Гарибальди прославлен всем, что есть в человеке

совершенного, что возвышает и очаровывает душу. Тимирязев

характеризует Гарибальди как друга человечества. Он выска¬

зывает возмущение по адресу итальянского правительства

в связи с тем, что оно «упорно хранило молчание», когда весь

итальянский народ проявил тревогу и беспокойство за жизнь

первого гражданина своей республики, узнав о совершенном

на него покушении подосланными убийцами.
Изучение сочинений Тимирязева показывает, что он всегда

испытывал огромное уважение и любовь к общественным

деятелям, мужественно боровшимся за счастье своего на¬

рода. Он писал о себе: «Всегда я увлекался историей. И осо¬

бенно останавливали на себе мое внимание трагически вели-
1 В. И. Ленин. Соч., т. 2, стр. 472.
3 См. В. И. Ленин. Соч., т. 2, стр. 520. Прим. 106.
380

•чавые образы борцов за правду и свободу во всех ее видах,

которые роковым образом падали жертвами этой борьбы:

Гракхи, Гус, Мор, Бруно, Галилей, Робеспьер... вплоть до

завершивших этот печальный список на наших глазах Жореса

и Кэзмента» '.
Горячее сочувствие и уважение Тимирязева к декабристам,

к Французской революции XVIII в. и ее наиболее радикаль¬

ному вождю — Робеспьеру — ясно показывает, что он уже

с молодых лет стоял за низвержение царского строя и уста¬

новление республики. Конечно, писать об этом прямо Тимиря¬

зев, в силу цензурных условий, не мог, но приведенные факты

говорят сами за себя.
В первой главе мы уже видели, что Чернышевского, Гер¬

цена, Писарева, проповедовавших крестьянскую революцию,

Тимирязев называет «властителями дум современной моло¬

дежи», безусловно относя к этой молодежи также и самого

себя.
Студенты Московского университета в адресе, преподне¬

сенном Тимирязеву в день 30-летнего юбилея его научной и

педагогической деятельности, писали в 1898 г., что они при¬

ветствуют его «как человека, прошедшего школу шестидеся¬

тых годов, усвоившего ее лучшие заветы и идеалы и вот уже

целых 30 лет проводящего их в жизнь»2.
Высказывая глубокие симпатии к вождям революционно-

демократического лагеря, Тимирязев в то же время всегда

выражал ненависть и презрение к идеологам реакционного

либерально-монархического лагеря, в частности, к Каткову,

которого он называл теоретиком человеконенавистнической

царской политики. Тимирязев бичует Каткова за его прекло¬

нение перед английскими консерваторами, за его издеватель¬

ские насмешки над I Интернационалом, за проводимую им

травлю Герцена. Ввиду того, что Катков был самым злостным

врагом революционной демократии, выступление Тимирязева

против этого столпа царско-крепостнического строя наглядно

показывает его враждебное отношение к либерально-монархи¬

ческому лагерю.
Тимирязев с негодованием пишет и о других реакционерах-

крепостниках: «Кто из живых свидетелей нашей первой осво¬

бодительной эпохи не помнит ликующей дилеммы, за которую

прятались, как за неприступную стену, самобытники-охрани¬

тели того времени: „Освобождать невежественных рабов!

Прежде просветите их“. И вслед за тем: „Просвещать рабов!
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 281.
2	Адрес, преподнесенный студентами-медиками Московского универ¬

ситета. Музей К. А. Тимирязева.
381

Чтобы они только поняли всю тяжесть своих цепей44. Но эта

торжествующая дилемма сгинула без следа...»1.
Можно привести еще один интересный факт, свидетель¬

ствующий о революционно-демократических убеждениях

Тимирязева. Данилевский, пытаясь опровергнуть теорию Дар¬

вина, приводил в своей упоминавшейся выше книге примеры,

якобы противоречащие дарвиновскому утверждению, что

естественный отбор сохраняет лишь те признаки, которые по¬

лезны для данного, а не какого-либо другого вида. В качестве

такого примера он привел случай, когда некоторые муравьи,

попав во власть своих победителей — муравьев другого

вида, — исполняют те же работы, что и в своем муравейнике.

На полях книги Данилевского Тимирязев возражает: «А разве

человечество не разделяется на защищающихся и казнящих}»2.

«Рабский» инстинкт муравьев действительно полезен победи¬

телям, а не побежденным. В связи с этим Данилевский пишет,

что муравьи-рабы могли бы только на годик умерить свою

рабскую угодливость, чтобы притеснители их погибли. На

это Тимирязев отвечает: «И миллионы могли бы сделать

то же, да не делают!!»3.
Развивая эту мысль в статье «Опровергнут ли дарви¬

низм?», Тимирязев пишет: «Совет недурен, — и не му¬

равьям бы впору, — но так ли он легко исполним, как

полагаег Данилевский?» 4 (подчеркнуто мной. — Г. П.). Не

разбирая вопроса о правильности аналогии между муравьями

и людьми (Тимирязев и сам отнюдь не думает отождествлять

действия людей и муравьев), обратим здесь внимание на два

момента: во-первых, Тимирязев говорит о том, что челове¬

чество разделяется на две группы — «защищающихся» и

«казнящих», имея в виду эксплуатируемых и эксплуататоров;

он отнюдь не намерен представить человеческое общество,

как это делают некоторые буржуазные социологи, в виде «еди¬

ного организма», где каждый класс выполняет свою функцию

подобно органам живого организма, он сознает антаго¬

нистический характер классовых отношений в буржуазном

обществе. Во-вторых, Тимирязев считает, что совет угнетен¬

ным организованно бороться против своих угнетателей с целью

ликвидации последних, т. е. совет о революции, — очень не¬

дурной совет: «и не муравьям бы впору!». Здесь безусловно

имеются в виду трудящиеся массы. Едва ли подобный намек
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 32—33.
2	К. А. Тимирязев. Пометки на книге Данилевского «Дарвинизм»,

т. I, ч. 2, стр. 214. Музей К. А. Тимирязева.
3	Там же, стр. 215.
4	К. А. Тимирязев. Соч., т. VII,*стр. 305.
382

о целесообразности революции можно было услышать из уст

либерала!
Но наиболее важным моментом в определении того места,

которое занимал Тимирязев в борьбе двух политических ла¬

герей пореформенной России, является его борьба за передо¬

вую науку, основанную на принципах материализма, против

схоластики, идеализма и явной теологии, которые были харак¬

терны для официальной биологической науки в царской Рос¬

сии. Борьба Тимирязева за дарвинизм в биологии, как это

было показано во второй главе, была вместе с тем и борьбой

против идейных основ царского строя, против идейных основ

либерально-монархического лагеря.
«Быть в условиях царской России дарвинистом, — писал

В. Р. Вильямс, — значило быть мужественным бойцом не

только на фронте науки, но и на более широком общественном

фронте» *.
Роль естественных наук в освободительном движении под¬

черкивалась еще Белинским, Герценом, Чернышевским. Они

рассматривали естествознание как серьезную научную школу

для освобождения сознания народа от религиозно-идеалисти¬

ческих взглядов. Передовые русские естествоиспытатели, на¬

нося своей научной деятельностью удары реакционно-идеали-

стическому мировоззрению, тем самым подрывали идейную

основу самодержавия в России, вносили огромный вклад

в общую борьбу прогрессивных сил общества против реак¬

ционного царизма.
Естественные науки получали в 60-х годах неизмеримо

больше возможностей для своего развития, чем науки обще¬

ственные. Особенно ярко это обстоятельство стало проявляться

во второй половине 60-х годов, когда политическая реакция

оказывала давление на философию, историю и другие

гуманитарные науки. В то же время развитие произ¬

водительных сил в стране вызывало быстрое развитие есте¬

ственных наук, увеличение количества научных и учебных

учреждений.
Все это обусловливало и тот небывалый расцвет, которого

достигло естествознание в России, и то особое, выдающееся

место, которое занял тогда естествоиспытатель в прогрессив¬

ных слоях русского общества. Его олицетворением может

служить образ нигилиста-шестидесятника Базарова в романе

Тургенева «Отцы и дети». Базаров — типичный представитель

«детей» — считает значительно более полезным резать лягу¬

шек, чем вести бесконечные либеральные споры. Академик

В. Л. Комаров пишет по этому поводу: «Эти лягушки были,.
1 В. Р. Вильямс. Избр. соч., 1950, стр. 38.
383

в известной мере, символом: экспериментальная физиология,

в частности, и естествознание, вообще, подрывали те обще¬

ственные устои, защитниками которых были „отцы“» 1.
Огромное значение естествознанию придавал Д. И. Писа¬

рев. Взгляд на науку как на орудие в борьбе за определенные

политические цели был характерен также и для Тимирязева.

Подчеркивая роль науки в борьбе за освобождение народа,

Тимирязев говорил о глубокой органической связи между

деятельностью основоположника научной биологии — Дарвина

и героя народно-освободительного движения в Италии —

Гарибальди: «... Оба, — пишет он, — вели борьбу за сво¬

боду — один мысли, другой — жизни и против того же общего

врага — клерикализма, опирающегося на невежество наро¬

дов» 2. Для Тимирязева наука была, следовательно, не тихой

заводью, куда можно было погрузиться, чтобы отвлечься от

раздиравших общество противоречий и борьбы. Наука, по

мнению Тимирязева, была тем горнилом, где куется счастье

трудового народа.
Характеризуя важнейшие черты естествознания 60-х годов,

Тимирязев пишет: «Если спросят: какая была самая выдаю¬

щаяся черта этого движения? можно не задумываясь ответить

одним словом — энтузиазм. Тот увлекающий человека и возвы¬

шающий его энтузиазм, то убеждение, что делается дело, спо¬

собное поглотить все умственные влечения и нравственные

силы, дело, не только лучше всякого другого могущее скра¬

сить личное существование, но, по глубокому сознанию, и

такое, которое входит необходимою составною частью в бо¬

лее широкое общее дело, как залог подъема

целого народа, подъема умственного и материального»3

(подчеркнуто мной. — Г. /7.). Тимирязев с негодованием го¬

ворит о том, что правящие классы царской России не только

не способствовали, а, напротив, всемерно тормозили развитие

науки.
Все эти факты рисуют нам облик Тимирязева как сторон¬

ника революционно-демократического лагеря уже в первые

десятилетия его научной и общественной деятельности.

Правда, свои первые печатные работы Тимирязев публикует

не в революционно-демократическом «Современнике», а в уме-

ренно-либеральных «Отечественных записках». В дальнейшем,

вплоть до 1916 г., он печатает свои статьи и в других либе¬

ральных органах. Долгое время Тимирязев находится в близ¬

ких отношениях с некоторыми либеральными профессорами,
1	В. Л. Комаров, Н. А. Максимов, Б. Г. Кузнецов.

'К. А. Тимирязев. 1945, стр. 8.
*	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 4J7.
3	Там же, т. VIII, стр. 176.
384

©последствии ставшими видными политическими деятелями

либерального лагеря. В этом, а также и в других фактах,

о которых будет сказано ниже, нельзя не видеть известной

непоследовательности Тимирязева в проведении принципов ре¬

волюционного демократизма, известных отступлений его

в сторону либерализма. Однако с начала XX в., в ходе рево¬

люции 1905—1907 гг. и в особенности в период столыпинской

реакции, Тимирязев все больше начинает убеждаться, что

единственным классом, способным возглавить борьбу народа

с царизмом, является рабочий класс. В этот период Тимирязев

нередко выступает уже не только против царизма, но и против

капитализма. Таким образом, можно считать, что с начала
XX	в. намечается переход Тимирязева на позиции пролетариата.
*	*
♦
Рост революционных убеждений Тимирязева идет в тесной

связи с его непосредственным участием в освободительном

движении в стране. Если в первые десятилетия научной

деятельности его участие в борьбе революционно-демократи¬

ческого лагеря против лагеря либерально-монархического

ограничивается главным образом его борьбой за развитие

материалистической биологии как одной из естественнонауч¬

ных основ революционно-демократической идеологии, то

с 80 — 90-х годов XIX в. и в особенности с начала XX в. это

участие начинает выходить за рамки одной лишь научной,

преподавательской и популяризаторской деятельности.
Воодушевленный демократическим и патриотическим по¬

буждением добиться повышения урожайности полей русского

крестьянства, Тимирязев сразу же по окончании университета

в 1866 г. развертывает энергичную научную деятельность. Под

руководством Менделеева он изучает пути повышения урожай¬

ности крестьянских полей. Он с энтузиазмом осуществляет

исследование процессов, происходящих в зеленом листе ра¬

стения, ведет пропаганду и развивает дальше эволюционную

теорию Дарвина. Очень скоро ему пришлось столкнуться

в науке с различными реакционно-идеалистическими направле¬

ниями: с витализмом, вейсманизмом и другими разновидно¬

стями антидарвинизма. Не ограничиваясь критикой их анти¬

научного характера, он вскрывает их идейную и материальную

связь с политической реакцией. Особенно ярко это обнаружи¬

вается в ходе его борьбы против Данилевского, Страхова и

других антидарзинисюв. Тимирязев видит, что явно анти¬

научные, схоластические утверждения антидарвинистов нахо¬

дят прямую поддержку со стороны царского правительства.

Он с возмущением пишет, что в Императорской академии наук
25 Г. В. Платонов	S85

возбуждается вопрос о присуждении Данилевскому высшей

премии. Книга Данилевского получает хвалебные отзывы

в официальной печати и в близких к ней реакционных орга¬

нах. Академик Коржинский за свою борьбу против дарви¬

низма получает от царя денежную субсидию в 25 000 рублей

«для продолжения своей научной деятельности». Проф. Тихо¬

миров, выступивший с лекцией «Два лжеца — Дарвин и Тол¬

стой», получает повышение по службе — становится попечите¬

лем Московского учебного округа. Выдающиеся же русские

ученые-дарвинисты — В. О. Ковалевский, И. И. Мечников —

были вынуждены работать за границей. Публицист-черносоте¬

нец князь Мещерский в своей газете «Гражданин» обрушился

на Тимирязева за то, что он «изгоняет бога из природы». Как

раз в период разгара борьбы за дарвинизм, в 1892 г., Тими¬

рязев был удален из Петровской земледельческой и лесной

академии.
Все эти факты приводят Тимирязева к выводу о прямой

связи науки с политикой и другими областями общественной

жизни: «То, что называется политикой, — пишет он,—т. е.

жизнь целого тысячью нитей связана с развитием и процвета¬

нием каждой его части» '. Этот вывод был весьма важным

шагом в политическом развитии Тимирязева. Для него стано¬

вится все более ясным, что нельзя быть гражданином, не за¬

нимаясь политическими вопросами. В ноябре 1904 г. он пишет

статью «Академическая свобода», содержание которой было

много шире этого заголовка. Впоследствии сам Тимирязев

вспоминает об этой статье: «Соответственно задачам того

чисто политического движения и моя задача была чисто поли¬

тическая» 2.
Тимирязев начинает понимать, что господствующие в усло¬

виях капитализма классы используют науку в своих классово¬

эгоистических интересах. Проводя свои агрономические

исследования и делая попытку довести их до русского крестья¬

нина, он все более и более убеждается, что все достижения

науки в буржуазном обществе используются не для облегче¬

ния положения народа, а для усиления его эксплуатации

помещиками и капиталистами. Вскрывая причину начавше¬

гося в конце XIX в. кризиса естествознания, усиления в нем

ретроградных течений, Тимирязев связывает его с общей

реакцией, охватившей капиталистические страны, в частности

царскую Россию. «Настоящий век, как и его предшествен¬

ник,— пишет Тимирязев, — склоняется к закату при несомнен¬

ных признаках всеобщей реакции. Реакция в области науки —
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 40.
5 Там же, стр. 304.
386

только одно из ее частных проявлений. Как всякая реакция

не выступает с открытым забралом, а любит скрываться под

не принадлежащей ей по праву личиной, так и современный

поход против науки, провозглашающий ее мнимое банкрот¬

ство, любит величать себя „возрождением идеализма"» *.
Тимирязев не ограничивается указанием на связь реакции

в науке с общей политической реакцией: он показывает

социальные корни этой реакции и общественных носителей

ее — контрреволюционную буржуазию, солидаризирующуюся

в новых условиях с дворянством и опирающуюся на клери¬

кализм и идеалистическую философию. «... Разлагающаяся

буржуазия, — пишет Тимирязев, — все более и более сбли¬

жается с отживающей свой век метафизикой, не брезгует

вступать в союз и с мистикой и с воинствующей цер¬

ковью. ..»2.
Новое, отвоевывая себе место в условиях общества, разде¬

ленного на антагонистические классы, всегда вынуждено

вступать в смертельную схватку со старым, отживающим, но

оно неизбежно выходит из этой борьбы победителем. В про¬

тивоположность предсказанию мракобеса Бергсона, что

«прошлое загрызет будущее и оттого растолстеет», Тимирязев

иишет: «... Наука, действительность, история учат против¬

ному: просветы настоящего, разгоняя мрак прошлого, подго¬

товляют более светлое будущее»3. Тимирязев твердо верит

в победу прогрессивных сил над силами реакции. «Тем, кто

прямо заинтересован в ... попятном движении, — говорит

Тимирязев, — оно, конечно, внушает розовые надежды; многих

из тех, кому дороги давшиеся ценою таких трудов умственные

завоевания века, оно наводит на мрачные мысли; но те, кто

в состоянии хладнокровно оценить значение этих приобрете¬

ний, конечно, не страшатся за их участь и видят в этой реак¬

ции обычное явление — попытку напрячь последние силы

в надежде оказать сопротивление неотразимому историческому

прогрессу мысли, — сопротивление, могущее затормозить на

время, но, конечно, не задержать ее поступательное движе¬

ние» 4.
Реакция вынуждена прибегать в борьбе против подлинной

науки к всевозможным уловкам. Она кричит о наступившем

якобы банкротстве науки, о невозможности дальнейшего

научного познания природы, о необходимости возврата

к средневековой схоластике и теологии. Тимирязев усматри¬

вает в этом прием, рассчитанный «на то, чтобы поселить
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 279.
2	Там же, т. IX, стр. 100.
3	Там же, стр. 236.
4	Там же, т. V, стр. 280.
25*
387

смуту среди преобладающей всегда массы колеблющихся

умов и пополнить ими ряды воинствующей реакции» ■. Он го¬

ворит, что только на умственно расшатанной почве мог рас¬

считывать на успех этот союз поборников мрака и защитников

насилия. Тимирязев сравнивает эту попытку реакционеров

с известным приемом садоводов, применяемым для подчине¬

ния человеку данной растительной формы, для изменения ее

в желаемом направлении. Для этого считают достаточным

«сбить организм с толку», чтобы он обезумел, стал метаться,

изменяться во всех направлениях, и уже из этого неустойчи¬

вого материала они лепят, что угодно. «Такова тактика и всех,

кто задался целью осуществить умственную реставрацию,

возвращение к тому, что, казалось, навсегда осталось позади,

во мраке средневековья. Мистицизм, оккультизм с их новей¬

шим переодеванием в теософию (или в самоновейшую —

антропософию), вера, подогреваемая театральными чуде¬

сами, — все вплоть до Валаамовой ослицы (т. е. лошади

сверхчеловека), все это только средства pour faire affoler

(сбить организм с толку. — Г. Я.)»2. Такой же попыткой рас¬

шатать уверенность трудящихся в разуме, в непреложных за¬

конах развития природы и общества являются современные

формы идеализма и мистики, — экзистенциализм, интуити¬

визм, холизм и прочие разновидности философии маразма и

разложения отживающей свой век буржуазии.
Тимирязев дает резкую отповедь реакционным решениям

международного конгресса философов о «равноправии» науки

и веры, он бичует физика-идеалиста Лоджа, требующего

«оккультизм» признать наукой. «Кому нужно это смешение

науки с „оккультизмом“, как не тем, кому необходим подъем

всего темного, возврат ко всем диким суевериям средне¬

вековья! Старое юридическое правило гласит: is fecit cui

prodest — тот сделал, кому это полезно, а кому нужен мрак,

как не тем, кто на мраке основывает всю свою силу? Огля¬

нитесь на то, что творится в Испании; неужели у людей так

коротка память, что они забыли совершенное на глазах всего

мира злодейское убийство Ферреро? А что творится в Бель¬

гии? А Франция, на грустном опыте вспоминающая завет

Гамбеты: le cléricalisme — voilà l’ennemi (клерикализм — вот

враг)! И эта недавняя угроза Инсбрукских клерикалов, что

они поведут темных крестьян на штурм университета. Да и

в самой Англии представители „высокой® церкви, по всей ли¬

нии пытающиеся возобновить внешние стороны давно покину¬

того католического культа» 3.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 280.
2	Там же, т. IX, стр. 199.
3	Там же, стр. 197—198.
388

Тимирязев вскрывает социальные корни многих прояв¬

лений реакции в науке. Так, например, главную причину

отрицательного отношения современников Ламарка к его

теории Тимирязев справедливо усматривает в том, что она

шла в разрез с торжествовавшей в то время по всей линии

реакцией.
Мы уже видели, что возникновение и распространение

вейсманизма Тимирязев точно так же объясняет усилением

политической реакции, загниванием буржуазного строя и

вызванным им стремлением опровергнуть дарвинизм для

восстановления религиозной догмы о сотворении мира

богом.
По глубокому убеждению Тимирязева в обществе, где все

материальные богатства и вся государственная машина нахо¬

дятся в руках кучки эксплуататоров, не может быть и речи

о свободе культуры и науки. Господствующие эксплуататор¬

ские классы пускают все находящиеся в их руках политиче¬

ские и экономические рычаги, чтобы заставить ученых гово¬

рить и делать то, что им нужно.
Ученые в условиях капиталистического общества выну¬

ждены для проведения своей научной работы становиться

в прямую материальную зависимость от представителей

эксплуататорских классов, искать себе меценатов. А если ме¬

ценаты дают деньги на научные учреждения, то они на¬

саждают там своих людей и водворяют угодный им порядок.

Так было с организованным в 1912 г. по инициативе Тими¬

рязева добровольным Леденцовским обществом для устрой¬

ства «убежища свободной науки». Очень скоро оно превра¬

тилось в убежище лишь для небольшой кучки буржуазных

ученых, особенно усердствовавших в своем лакействе перед

буржуазией. Так угасла у Тимирязева последняя надежда на

возможность организации уголка свободной науки в условиях

капитализма.
Статья «Наука и свобода», в которой Тимирязев вскрывает

грязную кухню, устроенную вокруг добровольного Леденцов-

ского общества, была написана им 24 февраля 1917 г., т. е.

как раз в канун Февральской революции. Но опубликована

она была лишь после Великой Октябрьской социалистической

революции. Объясняя, почему он все же решил напечатать

свою статью, хотя и с таким опозданием, Тимирязев пишег,

что это было необходимо для того, чтобы «наглядно обнару¬

жить образ мыслей кружка профессоров, опирающихся на

благоволящих им представителей капитала и располагающих

поддержкой либеральной профессорской газеты, следова¬

тельно, дающей нам наглядное представление о том, что

в последние дни царско-капиталистической России представ¬
389

ляла из себя наука, величавшая себя „общественной« и

„свободной«» 1.
Тимирязев указывает и на такое широко применяемое при

капитализме средство подчинения науки господствующим

классам, как прямой политический нажим на ученых, запуги¬

вание и репрессии по отношению к неугодным и всяческая

поддержка тех, кто послушно выполняет волю помещичье-

буржуазного государства. Тимирязев пишет, что в буржуаз¬

ном обществе господствующие классы добиваются «умствен¬

ного и нравственного растления целых поколений ученых,

стремящихся угадать, к каким выводам должна приходить их

свободная наука для того, чтобы оказаться в согласии с воз¬

зрениями ее бюрократических оценщиков»2. Он показывает,

как карательные меры правительства развивают «усиленное

предложение тех качеств, на которые предъявляется спрос

всемогущими бюрократическими охранителями науки»3.
Вскрытие Тимирязевым причин нравственного растления

целых поколений буржуазных ученых бьет не в бровь, а в глаз

тем продажным слугам капитала, которые и в настоящее

время, прикрываясь флером «объективизма» и «свободы на¬

уки», развивают свои абсурдные идеалистические теории

в угоду англо-американским империалистам.
Борясь за науку, Тимирязев сталкивается с тем, что тор¬

мозит ее дальнейшее развитие, прежде всего с реакцией

в самой науке, а затем и с порождающей ее общей политиче¬

ской реакцией, с клерикализмом. Тимирязев приходит к вы¬

воду, что наука, действительная наука, в свою очередь может

быть сильнейшим оружием в борьбе с реакцией во всех

областях общественной жизни. В 1904 г. в предисловии ко

второму изданию сборника своих статей под заголовком

«Насущные задачи современного естествознания» Тимирязев,

поясняя смысл и значение этого заголовка, писал: «Одною из

наиболее выдающихся особенностей переживаемого момента

являются течения мысли с явно выраженным реакционным

направлением. Борьба со всеми проявлениями этой реакции —

вот самая общая, самая насущная задача естествознания —

отзвук о ней слышен почти на каждой странице этой книги» 4.
Так, борясь за развитие подлинной науки, Тимирязев ре¬

шительно выступает против реакции в ней. Это приводит его

к осознанию прямой связи реакции в науке с общеполитиче¬

ской реакцией в стране, к борьбе против всех реакционных

сил царской России.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 327.
2	Там же, стр. 22.
3	Там же, стр. 23.
4	Там же, т. V. стр. 17.
390

♦	*
*
Большую роль в развитии политических убеждений, в росте

революционного сознания Тимирязева играет его опыт не

только научной, но и преподавательской деятельности, его

активное участие в общественной жизни учебных заведений,

в которых он работал.
Когда в 70-х годах на сугубо реакционный курс прави¬

тельства студенчество ответило массовыми волнениями, Тими¬

рязев горячо вступился за интересы учащихся, требуя сво¬

боды науки. В 1876 г. студенты Петровской академии подали

письменный протест против полицейского режима академиче¬

ской администрации. Инициаторы протеста, в том числе став¬

ший впоследствии известным писателем В. Г. Короленко,

были арестованы. На Совете Академии стоял вопрос о «за¬

бастовщиках», и князь Ливен, товарищ министра просвеще¬

ния, требовал их исключения. Тимирязев, единственный из

всех членов Совета, выступил в защиту студентов. Впослед¬

ствии В. Г. Короленко в своем письме к Тимирязеву писал

о беспредельной любви и уважении, с которыми относились

к нему студенты: «Мне в моей жизни так часто хотелось

сказать Вам, как мы, Ваши питомцы, любили и уважали Вас

в то время, когда Вы с нами спорили, и тогда, когда учили

нас ценить разум, как святыню. И тогда, наконец, когда

Вы пришли к нам, троим арестованным Вашим студен¬

там, а после до нас доносился из комнаты, где заседал

Совет с Ливеном, Ваш звонкий, независимый и честный

голос. Мы не знали, что Вы тогда говорили, но знали,

что то лучшее, к, чему нас влекло тогда неопределенно и

•смутно, звучит и в Вашей душе в иной, более зрелой

форме» *.
Этот случай прямой защиты Тимирязевым передовой сту¬

денческой молодежи является далеко не единственным.

В 1880 г. он выступил против решения 10 остальных членов

Совета Академии об исключении четырех студентов за их

политические убеждения. В 1887 г. он, вместе с проф. Столе¬

товым и другими профессорами, предупредил массовые

убийства студентов полицией. В 1889 г. Тимирязев принял и

непосредственное участие в студенческой забастовке, устроен¬

ной в память Н. Г. Чернышевского. Взбешенная подоб¬

ным беспрецедентным случаем личного участия профессора

в студенческих волнениях, администрация университета

•объявила Тимирязеву выговор в присутствии студентов. Наглое
1 Цит. по книге: К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 470.
391

поведение администрации по отношению к любимому профес¬

сору вызвало у студентов бурю протеста.
Так постепенно росли и крепли тесные связи Тимирязева

с революционно настроенной молодежью. Борясь за свободу

науки для своих питомцев, он резко столкнулся со всей деспо¬

тической системой царского строя. Когда Тимирязев в числе

других профессоров (И. М. Сеченов, А. Г. Столетов, М. А.

Мензбир и др.) выступил в защиту арестованных и выслан¬

ных студентов, министр просвещения в январе 1895 г. поста¬

вил ему на вид и вынес «порицание образу действия» как

защитнику «бунтарей». В феврале 1895 г. министр просвеще¬

ния дает отрицательный ответ на ходатайство университета

о присвоении Тимирязеву звания заслуженного профессора.

Этот отказ, как следует из обнаруженных в настоящее

время архивных документов, был далеко не случайным. Еще

в 1894 г. Тимирязев попадает под «недреманное око» тайной

полиции. На него заводится специальное дело в Особом

отделе департамента полиции и в отделении по охранению

общественной безопасности и порядка в г. Москве (т. е.

в «охранке», как называли ее обычно в народе). Как пока¬

зывают документы, сохранившиеся в Центральном государ¬

ственном историческом архиве, слежка тайной полиции за

Тимирязевым не прекращалась до самой революции. Из

этих же документов с очевидностью следует, что Тимирязев

находился в постоянном контакте со студенческими подполь¬

ными организациями. Одним из первых документов, подши¬

тых к личному делу Тимирязева в московской «охранке»,

является донесение департамента полиции от 25 ноября

1895 г. Это донесение гласит:
«В феврале 1894 г. начальник отделения по охранению

общественной безопасности и спокойствия в С. Петербурге

уведомил Д-т, что 8 того же февраля в одной из кухмистер¬

ских по Разъездной ул. была устроена студентами С. Пе¬

тербургского университета холодная закуска с чаем, при чем

взималась плата по 1 р. с посетителя. На вечеринке этой

присутствовало до 500 человек, в том числе литераторы, сту¬

денты других высших учебных заведений и профессора, между

коими находился профессор Московского университета Тими¬

рязев. На вечере этом производился сбор в пользу Об-ва для

ПОМОЩИ политическим ССЫЛЬНЫМ И заключенным и ДЛЯ'

устройства народных библиотек» *.
В справке Особого отдела департамента полиции, состав¬

ленной в 1901 г., об указанной в приведенном донесении·
» ЦГИАМ, ДП, III, 1124, 1895 г., л. 10 об.
392

«вечеринке» сообщается еще, что на ней «произносились речи4

в противоправительственном духе»
В этой справке не осталось без внимания и участие

Тимирязева в подписании поданной на «высочайшее имя»вде-

кабре 1894 г. петиции об облегчении участи высланных из

Москвы студентов. Здесь же приводится выписка из перехва¬

ченного полицией письма студента Московского университетаг

где говорится о мужественном поведении Тимирязева в связи

с возвращением в университет профессорской петиции об

изменении университетского устава, посланной на имя Москов¬

ского генерал-губернатора. «В январе 1895 года, — говорится

в справке, — студент Московского университета Шатерников

сообщал Переплетчиковой в Париж: „Хотя петиция профес¬

сорская и была принята великим князем, но в конце концов

оказалось, что вся она есть не что иное, как потрясение основ

(т. е. признана за таковую). И на ректорском собрании про¬

фессорам петпционерам пришлось подписать бумагу, идущую

в разрез с петицией. Из петиционеров не подписал эту бумагу

один только Тимирязев, не бывший на этом собрании. Боятся,

не принудили бы его подать в отставку«»2.
Революционно-настроенные студенты видели в Тимирязеве

стойкого защитника своих интересов от произвола царского

правительства. Вполне доверяя ему, они советовались с ним,

помогали знакомиться с издававшейся в то время нелегаль¬

ной литературой. Об этом свидетельствует, например, следую¬

щая выписка из справки Особого отдела: «В мае 1899 г.

некто „Феодор« прислал из Вильны в Москву на имя Пацке-

вича-Михеева для Павки несколько экземпляров воззвания по

поводу студенческих беспорядков и просил: 1) один экземпляр

спрятать в весьма надежном месте; 2) несколько экземпляров

раздать наиболее уважаемым профессорам и доцентам

(Чупрову, Тимирязеву, Умову, Мензбиру и т. д.), но, конечно,

остерегаясь отдавать профессорам-доносчикам; 3) один

экземпляр в редакцию «Русских ведомостей»; 4) экземпляра

3—5 постараться осторожно отправить в Питер; 5) остальные

экземпляры разослать в провинциальные города, наиболее

культурные, каковы Вязьма, Орел, Рязань, Нижний, Яро¬

славль и т. д. При этом постарайтесь переслать не по почте,

а с каким-либо лицом, едущим в данный город. Воззвания

эти не для студентов, а для общества постороннего»3.
0	том же свидетельствует и ряд писем к Тимирязеву,

сохранившихся ныне в его мемориальном музее. Так, в фев¬

рале 1897 г. к Тимирязеву обращается его бывший слушатель
1	ЦГИАМ, ДП, 00, 90, 1901 г.
2	Там же.
3	Там же.
393

Р. Ефимов с просьбой оказать содействие одной девушке, вы¬

сылаемой в Архангельск по политическому делу. «Зная Вашу

всегдашнюю отзывчивость, — пишет автор, — решил обра¬

титься и к Вам. Ваши слушатели рассыпаны по всей России.

Будьте любезны сообщить, нет ли у Вас знакомых в Архан¬

гельске, к которым можно было бы обратиться и которые

пожелали бы принять некоторое участие в судьбе этой де¬

вушки. Вам известно тяжелое положение высланных лиц (она

высылается по политическому делу). Находясь с одной сто¬

роны под гнетом администрации, с другой испытывая недо¬

брожелательное отношение местных обывателей, они являются

подчас какими-то париями. Положение женщин особенно

тяжело» *. В 1902 г. Тимирязев получил письмо из тюрьмы от

арестованного студента А. Колмогорова. В письме говорится:

«Уважаемый Климент Аркадьевич! Я арестован и нахожусь

в губернской тюрьме. Так как в Москве у меня нет никого

из близких родственников, кому могло бы быть дано разре¬

шение на свидание со мной, то я беру на себя смелость про¬

сить Вас, дорогой профессор, приехать ко мне в тюрьму —

Вам, наверное, разрешат свидание. Я болен (у меня чахотка)

и мне о многом хотелось бы поговорить с Вами» 2.
С конца 90-х годов, под влиянием все расширявшегося

революционного движения рабочего класса и распростра¬

нявшихся в России идей марксизма, усиливалась революцион¬

ная борьба студенчества против царизма. Царское прави¬

тельство в ответ на студенческое движение в 1899 г. издало

так называемые «временные правила» об «отдаче в солдаты»

студентов-забастовщиков. В начале 1901 г. эти правила были

применены к 183 студентам Киевского университета.
В.	И. Ленин во втором номере только что начавшей выходить

«Искры» посвятил этому вопросу специальную статью. Он

призывал социал-демократов и всех рабочих не проходить

мимо этой невиданной и жестокой карательной меры, не

считать ее частным делом студенчества. «... Все сознательные

элементы во всех слоях народа, — писал В. И. Ленин, — обя¬

заны ответить на этот вызов, если они не хотят пасть до по¬

ложения безгласных, молча переносящих оскорбления рабов.

А во главе этих сознательных элементов стоят передовые

рабочие и неразрывно связанные с ними социал-демократиче-

ские организации» 3.
Ленин предлагал устроить широкие собрания протеста и

демонстрации, распространять листовки, бичующие воз¬

мутительный акт надругательства над студентами, воспитывая
1	Р. Ефимов. Музей К. А. Тимирязева, папка 1226.
2	А. Колмогоров. Музей К. А. Тимирязева, папка 493.
3	В. И. Ленин. Соч., т. 4, стр. 391.
394

этим революционный дух и сознание трудящихся масс. Он

писал, что единственным достойным ответом на отдачу в сол¬

даты студентов была бы стойкая забастовка учащихся с тре¬

бованием отмены временных правил 29 июля 1899 года.

Подхватывая этот призыв, студенчество Москвы, Петербурга

и других городов организовало широкую волну выступлений.

Волнениями было охвачено около 20 ООО студентов. Во многих

высших учебных заведениях академическая жизнь совершенно

прекратилась. Правительство приняло новые «контрмеры».

Только в одной Москве около 500 студентов в феврале 1901 г.

было арестовано и заключено в Бутырскую тюрьму. Но эти

репрессивные меры не испугали студентов и поддерживавших

их рабочих. Тогда совет профессоров Московского универси¬

тета обратился к студентам с воззванием, предлагая им

«образумиться» и вернуться к занятиям.
Газета «Искра» охарактеризовала это обращение профес¬

суры как «гнусное воззвание». «Жрецы науки, — писалось

в отделе «Из нашей общественной жизни» № 3 «Искры», —

позорно молчали, когда правительство сдало киевских и пе¬

тербургских студентов в солдаты, хотя не могли не знать, что

этот акт должен будет вызвать студенческие беспорядки; они

не ответили на эту гнусность правительства единственно до¬

стойной мерой — коллективным выходом в отставку. Но когда

протест охватил массу студентов, когда он завоевал сочув¬

ствие общества, когда народная масса в Харькове и Москве

вступилась в дело студентов, московские профессора вылезли

из своих уютных кабинетов и выступили открыто в роли за¬

щитников порядка, коварно задумав внести раскол в студен¬

ческую среду...
Политически-мыслящей части студенчества этот гнусный

документ должен был открыть глаза на то, какую нравствен¬

ную порчу вносит в храм науки самодержавный режим, как

убивает он в профессорской среде всякую порядочность...

Вот почему чисто профессиональная борьба студентов за

лучшие университетские порядки должна стать политической

борьбой за общую реформу нашего общественного строя» *.
0	том впечатлении, которое произвел на бастующих сту¬

дентов отказ Тимирязева подписать обращение профессоров,

рассказывает автор книги о Тимирязеве J1. С. Цетлин, один

из 500 студентов, находившихся тогда в Бутырской тюрьме:

«В тюрьму был доставлен номер либеральной газеты „Рус¬

ские ведомости« с обращением московской профессуры,

призывавшим студентов прекратить „беспорядки“, вызван¬

ные будто бы влиянием на них „посторонних элементов«,
1	сИскра», Истпарт, 1925, вып. I, №>3, стр. 17.
395

вернуться к мирным учебным занятиям и слушаться профес¬

соров, своих наставников и т. п. Обращение вызвало общее

негодование студентов как в тюрьме, так и вне ее стен. Мос¬

ковская профессура оказалась не только глуха к обществен¬

ному подъему, но сделала активный шаг к его погашению.

Под обращением стояли подписи 71 профессора. С волнением

искали студенты подписи Тимирязева — ее здесь не было.

Значит, Тимирязев идет в одних рядах с „бунтующими« сту¬

дентами. .. Это сильно подняло дух студентов, поддержало их

в борьбе» 1.
Тимирязев не только отказался подписать профессорское

«увещевание» студентов, но и внес предложение ходатай¬

ствовать перед правительством об отмене «временных пра¬

вил». В то же время он призывал оставшихся на свободе сту¬

дентов продолжать забастовку. В справке Особого отдела

полиции по этому поводу говорится: «В марте 1901 г. Розонов

сообщал из Москвы в Иваново-Вознесенск земскому врачу
С.	А. Чернобровцеву: „Профессора большинством голосов

(80 против 2) отправили ходатайство об отмене „временных

правил«. Работает для нас главным образом Тимирязев, он же

советует продолжать и забастовку. Будет теперь победа на

нашей стороне, в этом почти все уверены. Будет теперь за¬

брано еще много студентов, заподозренных в подстрекатель¬

стве рабочих; здесь забастовали три мануфактуры“»2. Внима¬

тельно следя за каждым шагом Тимирязева, тайная полиция

присовокупляет к делу Тимирязева и этот документ.
0	событиях в Московском университете и в частности

о выступлении Тимирязева с требованием об отмене «времен¬

ных правил» в Харькове 14 марта 1901 г. появляется спе¬

циальная студенческая прокламация. Это еще более усиливает

враждебное отношение министерства к Тимирязеву. Против

ученого в министерстве возбуждается специальное «дело».

В результате за «уклонение от влияния на студентов в инте¬

ресах их успокоения» Тимирязеву, по поручению министра

просвещения, был объявлен выговор. Не считая себя винов¬

ным, Тимирязев подал заявление об отставке из университета.

В этих условиях уход любимого студентами профессора мог вы¬

звать новую волну возмущения студенчества. Министерство

нриложило все усилия к тому, чтобы удержать ученого в сте¬

нах университета. Чтобы понять любовь и уважение, которые

питала студенческая молодежь к Тимирязеву, надо было

видеть восторженную встречу, устроенную ему студентами,

когда он вернулся в университет. Его встретили громом апло¬
1	Л. С. Цетлин. К. А. Тимирязев, 1952, стр. 759.
2	ЦГИАМ, ДП, 00, 90, 1901 г.
396

дисментов и засыпали букетами цветов. От разных курсов

были прочитаны приветственные адреса.
«19 октября 1901 г.,—говорится в справке Особого от¬

дела,— в газете „Курьер" (№ 289) была помещена следую¬

щая заметка:
Редко бывают такие трогательные встречи, какая была

устроена 18 октября в университете профессору К. А. Тими¬

рязеву, который должен был в первый раз в этом году читать

лекцию. В громадной аудитории собралось так много студен¬

тов, что они не только сидели по нескольку человек на одном

месте, не только заняты были все проходы, но даже для того,

чтобы аплодировать, нужно было поднимать руки над голо¬

вой. От медиков 3 и 5 кур., от естественников 1 и 3 курсов

были прочтены адреса, приветствовавшие начало лекций

многоуважаемого Климента Аркадьевича, искренно выражав¬

шие ему свою любовь и уважение, высказывавшие радость по

поводу того, что упорно ходившие слухи о выходе в отставку

любимого профессора не оправдались. После чтения адресов

забросанный цветами К. А., перецеловав читавших студентов,

со слезами на глазах, очень взволнованным голосом сказал

приблизительно следующее: „Господа, я пришел сюда, чтобы

читать лекцию по физиологии растений, но вижу, что нужно

сказать нечто более обширное. Я всегда был уверен в сочув¬

ствии ко мне с вашей стороны, но того, что теперь происхо¬

дит, я никогда не ожидал... Я считаю своим долгом испове¬

даться перед вами. Я исповедую три добродетели: веру,

надежду и любовь; я люблю науку, как средство достижения

истины, верю в прогресс и надеюсь на вас«. Слова эти по¬

крыты были аплодисментами. „Естественное волнение, испы¬

тываемое мной, — продолжал К. А., — мешает мне сейчас на¬

чать лекцию«. Громкими аплодисментами проводила

многочисленная молодежь своего любимого профессора» *.
Мужественное поведение Тимирязева нашло положитель¬

ную оценку на страницах ленинской «Искры». В декабре

1901 г. газета, продолжая публикацию материалов о студен¬

ческих волнениях, писала: «Тимирязева... восторженно при¬

ветствовали студенты по поводу его решения остаться в уни¬

верситете; по рукам ходил проект адреса ему, отдававший

должное человеку независимому и убежденному...»2.
Вернувшись в университет, Тимирязев не прекратил

борьбы. Он принимает активное участие в том движении,

которое развернуло передовое студенчество против начатой

князем Мещерским кампании за запрещение приема женщин
1 ЦГИАМ, ДГЇ, 00, 90. 1901 г.
*	«Искра», Истпарт, 1926, вып. II, № 13, стр. 6.
397

в высшие учебные заведения и закрытие Высших женских

курсов. Как сообщает газета «Искра» \ Тимирязев вместе

с Н; А. Умовым был избран в состав комиссии по разоблаче¬

нию клеветнической статьи Мещерского, напечатанной в га¬

зете «Гражданин». Он принял участие в нелегальных студен¬

ческих курсовых совещаниях, где выдвигалось требование

наказания князя Мещерского за его подлый пасквиль. «На

лекциях профессора Тимирязева, — говорится в «Совершенно

секретном» сообщении Охранного отделения от 28 октября

1901 г., — в физической аудитории, где собрались естествен¬

ники всех курсов и часть медиков из клиник, двери так плотно

держались, что помощник инспектора, пытавшийся неодно-.

кратно отворить их, никак сделать этого не мог» 2.
В свою очередь царские власти усилили репрессии против

Тимирязева. Убедившись, что открытый нажим на любимого

студенчеством профессора может привести к новым нежела¬

тельным последствиям, чиновники министерства просвещения

приняли меры к тому, чтобы изолировать Тимирязева от сту¬

дентов, освободив его от обязательного чтения лекций.
В своем секретном донесении министру просвещения о про¬

должающихся беспорядках в университете попечитель Мос¬

ковского учебного округа Некрасов писал, что одной из при¬

чин его беспокойства о возможности новой забастовки

студентов является деятельность профессора Тимирязева,

выражающего сочувствие студентам-забастовщикам. «По от¬

ношению к образу действий К. А. Тимирязева..., — говорится

далее в донесении, — в настоящий момент еще не следует

принимать резких репрессивных мер. Но считаю совершенно

необходимым более не пользоваться его услугами по поруче¬

нию обязанностей штатного профессора и принять неотложные

меры к назначению ему преемника, оставив его на положении

заштатного профессора, которое ему принадлежит по закону.

Физико-математический факультет уже рекомендовал на его

место приват-доцента Крашенинникова, и эту меру нужно

осуществить в возможно непродолжительное время» 3.
7	июня 1902 г. Некрасов сообщает, что вопрос о передаче

профессором Тимирязевым обязательного преподавания Кра¬

шенинникову окончательно решен, и Тимирязев остается лишь

при необязательных курсах.
Так был осуществлен новый шаг к изгнанию Тимирязева

из Московского университета. Выражая свое возмущение

этим, студенты направили Некрасову решительный протест.
1	«Искра», Истпарт, 1926, вып. II, № 13, стр. 6.
*	Мособлархив, ф. 16/5, д. 178, т. I, окт. 1901 г., л. 15.

9 Там же, т. II, ч. 1, 1902 г., февр., л. 148.
394

«Нам нужны профессора, а не лакеи, вылизывающие лакомое

блюдо, бросаемое правительством»1, — говорилось в этом про¬

тесте. Таким образом, каждое выступление Тимирязева про¬

тив сил реакции, так же, как и ответные действия последней

против ученого, имели огромный политический резонанс, спо¬

собствовали революционизированию передовой русской интел¬

лигенции.
Вместе с тем росло и политическое сознание самого Тими¬

рязева. Для него становилось совершенно ясно, что не

только свобода научной работы, но и свобода преподавания

невозможны без коренной ломки всего старого общественного

и политического строя, без установления демократии.
В конце 1904 г. Тимирязев с радостью отметил наступле¬

ние в стране новой волны революционного движения, рас¬

сматривая ее как продолжение революционного движения

1859—1863 гг. «Через полвека, — писал он, — мы стоим снова

на пороге второго и более важного освободительного пе¬

риода»2. Характеризуя политику царизма изречением сума¬

сбродного деспота — римского императора Калигулы: «пусть

ненавидят, лишь бы боялись», Тимирязев указывал на необ¬

ходимость решительно покончить с ней, предоставив «русскому

человеку пользоваться своими правами и свободой во всей их

полноте» 3. Это был значительный шаг вперед в политическом

развитии Тимирязева. Будучи и ранее убежденным врагом

царского правительства, он нигде об этом до тех пор не писал

(да и не мог писать в условиях жестокой царской цензуры).

Все новые и новые надругательства над наукой, притеснения

народа царским правительством, с одной стороны, и мощный

поток революционного движения трудящихся, с другой, при¬

водят Тимирязева к все более непосредственному участию

в обостряющейся в стране классовой борьбе. Весьма харак¬

терной в этом отношении является статья Тимирязева, напи¬

санная им 8 января 1905 г.
В январе 1905 г. должно было состояться празднование

150-летнего юбилея Московского университета. Однако прави¬

тельство, чувствуя назревание грозных революционных собы¬

тий, отменило празднование, боясь, что оно может вылиться

в антиправительственное выступление. С болью в сердце и не¬

годованием по поводу правительственного решения Тимирязев

пишет статью «Полвека (1855—1905). По поводу отмененного

юбилея». Тимирязев прямо заявляет здесь о необходимости

установления в России «полной гражданской свободы», имея
1	Мособлархив, ф. 16/5, № 178, т. II, ч. I, 1902, февр., л. 82.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 33.
3	Там же, стр. 32.
399

іПри этом в виду свержение царизма и создание демократиче¬

ской республики. «Только в стране, внутренний мир которой

обеспечен пользованием полной гражданской свободой, могут

и университеты исполнять свое высокое мирное назначение.

Пожелаем же мы нашим детям и внукам, — ведь им придется

жить и действовать до следующего разрешенного юбилея, —

пожелаем им, как можно скорее, испытать на себе благотвор¬

ное действие того свободного гражданского строя, нрав¬

ственно· воспитательное значение которого так верно оценил

„великий педагог земли русской“ (речь идет о Н. И. Пиро¬

гове.— Г. П.). Пожелаем, чтобы, освободившись, как можно

скорее, от кровавых ужасов настоящей минуты, наступающее

полусголетие началось так же светло и ясно, но не окончи¬

лось бы так трагически, как прошедшее. Пожелаем, чтобы,

сохранив священную память искупительной жертвы двух Сева-

стополей (под «вторым Севастополем» Тимирязев имеет в виду

падение Порт-Артура. — Г. /7.), русский народ стал свобод¬

ным вершителем своих судеб и оградил себя от возможности

повторения третьего» !.
Как вспоминал впоследствии сам Тимирязев, при чтении

этой статьи в редакции либеральных «Русских ведомостей»

послышалось возражение одного из присутствующих: «Ого,

батенька, да вы никак прямо намекаете на республику!»2.
Статья эта была написана Тимирязевым вскоре после па¬

дения Порт-Артура. Отношение Тимирязева к этому событию

и в целом к русско-японской войне дает основание полагать,

что оно складывалось у него под влиянием большевистской

партии.
Либерально-монархическая пресса в это время изо всех сил

старалась раздуть лжепатриотический, шовинистический дух

у народа, призывая к «отмщению за свою честь». Больше¬

вистская партия, указав с самого начала на грабительский

характер войны, стояла за поражение в ней собственного пра¬

вительства. Ленин говорил, что военный крах царской России

в этой войне неизбежен, что он ослабит позиции царизма,

ускорит его неизбежную гибель. Когда в декабре 1904 г. пал

Порт-Артур, Ленин писал: «Не русский народ, а русское само¬

державие начало эту колониальную войну, превратившуюся

в войну старого и нового буржуазного мира. Не русский на¬

род, а самодержавие пришло к позорному поражению. Рус¬

ский народ выиграл от поражения самодержавия. Капитуля¬

ция Порт-Артура есть пролог капитуляции царизма. Война
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 42—43.
2	Там же, стр. 43.
400

далеко еще не кончена, но всякий шаг в ее продолжении

расширяет необъятно брожение и возмущение в русском на¬

роде, приближает момент новой великой войны, войны народа

против самодержавия, войны пролетариата за свободу» 1.
Мысль о том, что русский народ только выиграл от пора¬

жения царского правительства в войне с Японией, что капи¬

туляция Порт-Артура есть лишь пролог капитуляции царизма,

находит отражение и в высказываниях Тимирязева по этому

вопросу. В противовес тем, которые уверяли, что падение

Порт-Артура является позором для русского народа, Тимиря¬

зев писал, что, во-первых, честь народа этим отнюдь не затро¬

нута. Никто не скажет, что Пушкин, будучи смертельно ранен,

из поединка с Дантесом вышел обесчещенным. А «честь на¬

родов еще менее, чем честь отдельных лиц, бывает задета

исходом поединка, потому что и ответственными они бывают

только косвенно, особенно те из них, которые лишены права

голоса при вызове»2. Во-вторых, вся история предыдущих

войн учит, что победа царского правительства в войне отнюдь

не означала улучшения положения народа. Так было, напри¬

мер, после победоносной войны с Наполеоном, когда положе¬

ние народа стало еще более ужасным, чем раньше. Напротив,

поражение царского правительства в Крымской войне 1853—

1855 гг. подорвало его силы и способствовало тому, что пра¬

вительство пошло на уступки народу, отменив крепостное

право. Тимирязев выражал уверенность, что поражение цар¬

ского правительства и в русско-японской войне может быть

использовано для достижения новой победы народа над

царизмом. Выше уже указывалось, что такой победой он счи¬

тал установление в стране демократической республики.
Об	этом же говорит и статья Тимирязева «На пороге обнов¬

ленного университета», написанная в сентябре 1905 г.
Тимирязев обрушивается здесь на «охранительную» печать,

требующую, чтобы студенты не интересовались политической

жизнью страны, т. е. той жизнью, которой «живет вся созна¬

тельная часть человечества» 3. Идеологи либерально-монархи¬

ческого лагеря, стараясь отвлечь студенчество от революцион¬

ного движения в стране, изолировать его от борющегося

пролетариата, пытались увлечь его другими интересами, тол¬

кающими на путь полового разврата под видом «культа лич¬

ности». Отстаивая право студентов на участие в политической

жизни, Тимирязев напоминает, что большинство студентов

являются совершеннолетними гражданами и потому обязаны

заниматься политикой. «Если это совершеннолетие, — пишет
1	В. И. Ленин. Соч., т. 8, стр. 37—38.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 36.
3	Там же. стр. 48.
26 Г. В. Платонов
401

он, — налагает на молодого человека обязанности, заставляет

его нести гражданские повинности, и, прежде всего, самую

страшную из них — повинность крови, — то неужели ему мо¬

жет быть безразлично, в защиту чего и против кого он будет

нести эту повинность?» *.
Если студенты не могут не принимать участия в полити¬

ческой жизни страны в обычное время, то тем более нельзя

их лишать права на это участие тогда, когда решается судьба

дальнейшего развития народа. Тимирязев пишет, что крова¬

вые ужасы, которые были учинены царскими властями, рас¬

правлявшимися с революционным движением, уничтожают

всякую возможность мириться с прошлым и его продолже¬

нием в настоящем.
Особый интерес в этой статье представляет критика булы-

гинской реформы, при помощи которой царь думал расколоть

силы революции и оторвать от нее умеренные слои народа —*

имущие классы.
Тимирязев отвергал булыгинскую реформу как совершенно

не отвечающую интересам трудящихся: «Она говорит прямо

обратное: трудись ты хоть всю свою жизнь, но если ты не

владеешь, — не гражданин ты своей страны. Она говорит:

учись ты хоть всю жизнь, но если ты недостаточно благо-

приобрел, — не гражданин ты своей страны» 2.
Выступая против булыгинской реформы, Тимирязев не

писал прямо о революционном свержении царского правитель¬

ства— либеральная газета «Русские ведомости», на страницах

которой была напечатана его статья, безусловно не потер¬

пела бы этого, — но Тимирязев писал об этом иносказательно,

говоря о том, что спасти русский народ от «бездны ужаса и

зла», порождаемого царизмом, может только «взрыв общего

энтузиазма», т. е. революция, свержение царского строя.

«Спасти теперь, — писал Тимирязев, — может только взрыв

общего энтузиазма, — того энтузиазма, о котором еще Сен-

Симон говорил, что без него не делается никакое великое дело.

Потому-то и предстоящее русскому народу созидательное дело

обновления должно быть так велико, чтобы оно могло соеди¬

нить самые широкие общественные слои в одном могучем

порыве энтузиазма» 3.
Таким образом, борьба Тимирязева против реакции

в науке, борьба за свободу науки и ее преподавания еще

более убеждают его, что подлинная свобода науки и культуры

не может быть достигнута в условиях царского строя. И он
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 48.
2	Там же, стр. 50.
3	Там же, стр. 53.
402

призывает к соединению «самых широких общественных сил

в одном могучем порыве энтузиазма», т. е. к революционному

свержению царизма.
Однако сознавая необходимость революционного сверже¬

ния самодержавия, Тимирязев в этот период еще не поднялся

до понимания необходимости установления в стране револю¬

ционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьян

ства, как этого требовала большевистская партия во главе

с Лениным и Сталиным. Тимирязев видел всю гнусность

царско-помещичьего строя, но, не будучи в это время маркси¬

стом, он еще не представлял себе, каким путем и что именно

должно притти на смену прогнившему царизму, и не шел пока

дальше буржуазно-демократической республики. Если верить

«Русским ведомостям» *, буржуазно-либеральной профессуре

удалось даже привлечь Тимирязева в октябре 1905 г. на орга¬

низационное заседание Московской группы Конституционно¬

демократической партии. Учитывая колоссальный авторитет

Тимирязева в народных массах, кадеты пытались привлечь

его на свою сторону, чтобы за его счет нажить себе полити¬

ческий капитал.
Не будучи знаком с грязными приемами политических

дельцов кадетской партии и с ее истинными целями, Тими¬

рязев, видимо, поддался их демагогической болтовне. Не

сразу понял Тимирязев и то, что царский манифест 17 октября

1905 г. был «обманом народных масс, царской уловкой,

своего рода передышкой, необходимой царю для того, чтобы

усыпить легковерных, выиграть время, собраться с силами и

потом ударить по революции» *.
«Утром 18 октября 1905 г., — пишет Тимирязев, — я пошел

поздравить Ивана Михайловича Сеченова, как учителя, с со¬

бытием 17-го октября. На мои слова, что наше поколение

пережило два памятных дня—вчерашний и 19 февраля

(имеется в виду отмена крепостного права 19 февраля

1861 г. — Г. /7.), он ответил: „Да, но этот будет поважнее“,

и вслед затем как будто скачком, но в сущности с глубокой

логической последовательностью мысли добавил: „А теперь

К. А. надо работать, работать, работатьuè Это были последние

слова, которые мне привелось от него слышать — то был завет

могучего поколения, сходящего со сцены, грядущим»2. Тими¬

рязев справедливо усматривал в манифесте 17 октября победу

народа над царем, который, будучи насмерть перепуган рево¬

люцией, вынужден был пойти на уступки. Именно поэтому
*	См. «Русские ведомости», 1905, 29 октября, № 284.
1	История ВКП(б). Краткий курс, стр. 74.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 174.
26*	403

Тимирязев выражал свою радость по поводу «события 17 ок¬

тября». Но в это время он еще не понимал, что царский

манифест является вместе с тем ловушкой, провокацией со

стороны царского правительства.
Однако последующий период реакции, жестокая расправа

с восставшим народом, разгон Государственной думы все

более и более укрепляли его революционное сознание, помогая

освободиться от иллюзий буржуазного демократизма и идти

дальше, вперед, к суровой, непреклонной, непобедимой классо¬

вой борьбе пролетариата. Он писал, что разгон I Думы, новая

волна последовавших за ним убийств «со слишком явной оче¬

видностью показала смысл совершающегося, и снова мрак

водворился над несчастной страной» 1.
Тимирязев постепенно распознает подлинную антинарод¬

ную сущность партии кадетов, лицемерно прикрывавшей свой

реакционный характер демагогической вывеской «партии на¬

родной свободы». Последующие сообщения «Русских ведомо¬

стей» о заседаниях кадетской группы в Москве говорят о том,

что Тимирязев не присутствовал более ни на одном из них,

а впоследствии Тимирязев писал, что кадетская партия двига¬

лась в своем развитии не вперед, а «раком», выбрасывая «по

своему пути все основные принципы, когда-то взятые напрокат

у партий действительно демократических»2. В своей пере¬

писке с Горьким в 1916 г. Тимирязев советует Алексею Макси¬

мовичу не огорчаться «писком всех этих кадетских крыс».

В том же году он писал, что с начала войны у него были

серьезные разногласия с М. М. Ковалевским, с которым ранее

был в дружеских отношениях. А после Февральской революции
1917	г. Тимирязев неоднократно клеймил кадетов и их гла¬

варя Милюкова, как прямых врагов народа, как продажных

слуг американо-английского империализма. О господстве бур¬

жуазного Временного правительства в 1917 г. Тимирязев

говорил как о «худшем из рабств, к тому же еще замаскиро¬

ванном отвратительной комедией парламентаризма, состря¬

панного Столыпиными, Гучковыми, Саблерами и им подоб¬

ными, разыгранной Милюковыми, Пуришкевичами, Маклако-

выми и всеми прочими» 3.
Для понимания тех сдвигов, которые присходят в сознании

Тимирязева в период столыпинской реакции, большой интерес

представляет его переписка в этот период с проф. А. И. Чу-

провым. Весной 1906 г. Тимирязев выехал в Дрезден, где

пробыл до осени 1907 г., а в Мюнхене в это время жил его

старый знакомый по Московскому университету, Чупров.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 80.
2	Там же, т. VIII, стр. 340.
3	Там же, т. IX, стр. 385.
404

Между ними завязалась оживленная переписка. Из писем

Тимирязева к Чупрову видно, что он внимательно следил по

газетам за событиями в России. В письме, написанном, пови¬

димому, в январе 1907 г. («повидимому» — потому, что Тими¬

рязев, как правило, не датировал своих писем, о датах же

его писем можно судить лишь приблизительно по письмам

Чупрова, на которые отвечал Тимирязев), Тимирязев называл

царских правителей ворами и головорезами. В другом письме,

относящемся примерно к маю—июню 1907 г., он писал:

«Л сколько воды утекло с Вашего письма — сколько новых

ужасов, сколько упорного дикого тупоумия со стороны власть

имущих, и попрежнему стоишь упершись в стену, ничего не

видя перед собой» *. В этом же письме Тимирязев сообщал,

что наряду с газетами он читает много книг и что особенно

заинтересовала его книга Атлантикуса 2, о которой он читал,

что в ней дается «точная, на цифрах основанная, картина

будущего социалистического строя». Но книга эта слишком

упрощенно подходила к вопросу об осуществлении социализма

и не удовлетворила Тимирязева.
Несколько позднее, очевидно, после разгона II Государ¬

ственной думы и отправки в Сибирь социал-демократической

думской фракции, Тимирязев с горечью и возмущением пишет:

«... Теперь выяснилось, что придется вернуться в Москву, не

повидавшись с Вами. Не скажу, чтобы сожаление об этом

искупалось радостью увидеть дорогое отечество. Никогда оно,

кажется, не представлялось в более мерзостном виде. Невольно

вспоминаются слова Робеспьера: Разбойники торжествуют —

все погибло. Такого ликования мерзавцев, такого виляния

людей, которых считал порядочными (хотя бы Евг. Трубец¬

кого— вчера рассыпавшегося перед Центральным Органом и

сегодня перед Октябристами) даже я не ожидал» 3.
По возвращении в Москву Тимирязев, несмотря на тяже¬

лую политическую обстановку в стране, убеждается в том,

что силы и вера народа в победу не сломлены, что рано или

поздно царизм будет разгромлен.
В годы первой русской революции и последовавший за

ними период реакции Тимирязев особенно усиленно развер¬

нул свою популяризаторскую деятельность. В 1904 г. он
1	К. А. Тимирязев. Письмо к Чупрову. Рукописный фонд библио¬

теки им. В. И. Ленина.
2	Здесь речь идет о книге Атлантикуса (проф. К. Баллода) «Госу¬

дарство будущего. Производство и потребление в социалистическом госу¬

дарстве». Об этой книге Ленин упоминает в статье «Об едином хозяй¬

ственном плане».
3К. А. Тимирязев. Письмо А. И. Чупрову, июль (август?)

1907 г. Рукописный фонд Государственной Библиотеки им. В. И. Ленина.
405

выпустил в свет шестое издание «Жизни растения», в 1906 г. —

сборник «Земледелие и физиология растений», в 1907 г. под¬

готовил к печати работы: «Основные черты истории развития

биологии в XIX веке», «Пробуждение естествознания в третьей

четверти века» и седьмое издание «Жизни растения», в 1908 г.

третье издание сборника «Насущные задачи современного

естествознания», в 1909 г. печатает ряд работ, посвященных

50-летнему юбилею дарвинизма, и т. д.
И эта сторона деятельности Тимирязева — борьба за попу¬

ляризацию науки — имела точно так же огромное значение

для развития его политических убеждений. Если в первые

десятилетия деятельность Тимирязева как популяризатора

науки носила в значительной мере просветительский характер,

то с начала XX в. он начинает смотреть на популяризацию

как на одну из форм политической борьбы. Он выдвигает

свой знаменитый призыв: «Наука и демократия», указывая

на наличие двоякой связи между ними — связи материальной

и духовной. Первая заключается в том, что наука, приходя

на помощь труду, делает его более производительным,

а с другой стороны, она, опираясь на сознательную поддержку

демократии, освобождается от унизительной опеки буржуаз¬

ных правительств и меценатства. Умственная и нравственная

связь их не менее сильна. Демократизация общества возла¬

гает на каждого гражданина высокую нравственную ответ¬

ственность за участие в общественных делах. Необходи¬

мым условием этого является способность к логическому

мышлению. А эта способность лучше всего вырабаты¬

вается при изучении естествознания. Наука в свою очередь

при демократии получает полную свободу для своего

развития.
Материальная и духовная связь науки и демократии под¬

крепляется также и сходством их исторического прошлого, их

эволюции. «Как в науке человечество нашло третью и верную

форму искания истины, изверившись в первых двух (теологии

и метафизике. — Г. /7.), так и в демократии оно видит третью

форму осуществления правды в жизни, изверившись в первых

двух (аристократии и буржуазии. — Г. П.). Как... науке при¬

ходится выдерживать натиск ближайшей своей предшествен¬

ницы метафизики, так и демократии приходится

выдерживать натиск со стороны вырождаю¬

щейся буржуазии (подчеркнуто мной.—Г. П.). Как

метафизика, желая удержать развитие человеческого разума

рамками своей схоластической диалектики, невольно выну¬

ждена бросать приветливые взгляды своему исконному

эрагу—клерикализму, так и та часть буржуазии, которая не

желает подчиниться закону развития, вынуждена вступать
406

в союз с теми силами, победительницею которых еще недавно

себя считала. Наконец, и вздыхающая по прошлому

метафизика, и пятящаяся назад буржуазия

не прочь протянуть друг другу руку помощи

(подчеркнуто мной. — Г. П.). В мировой борьбе, завязываю¬

щейся между той частью человечества, которая смотрит впе¬

ред, и той, которая, роковым образом, вынуждена обращать

свои взоры назад, на знамени первой будут начертаны эти

слова — наука и демократия. — In hoc signo vinces!*»1. Эти

бодрые, оптимистические слова были написаны Тимирязевым

в 1908 г., т. е. в период реакции, в разгар столыпинщины.

Период первой русской революции 1905—1907 гг. и последо¬

вавшие за ним годы реакции воочию обнаружили перед ним

начало раскола мира на два враждебных лагеря, показали

загнивание, разложение и неизбежность гибели одного из

них — лагеря буржуазии и рост, консолидацию сил второго —

лагеря демократии.
Очень важно отметить, что здесь Тимирязев уже противо¬

поставляет демократию не только царско-помещичьему строю,

но и буржуазии. Более того, он указывал на наличие

связи между буржуазией и дворянством. Под демократией

здесь он понимает, следовательно, пролетарскую демо¬

кратию. Это наглядно подтверждается еще и тем, что

в статье «Наука и демократия» от 1 января 1913 г. Тимиря¬

зев отзывается о Базельском конгрессе II интернационала,

как о «мощном голосе демократии всей Европы». Говоря

о союзе науки и демократии, он характеризует его как «все¬

мирное братство представителей науки и труда» (подчерк¬

нуто мной. — Г. П.).
Призыв Тимирязева к союзу науки и демократии теперь

стал, следовательно, призывом к соединению науки и проле¬

тарского движения. Так, на первых порах расплывчатый про¬

светительский лозунг распространения науки в массах в ходе

дальнейшей борьбы становится все более и более определен¬

ным и острым.
Таким образом, в годы реакции и наступившего за ними

периода подъема революционного движения все энергичнее

отстаивая интересы революционной демократии, Тимирязев

делает новые шаги в сторону пролетариата.
0	росте внимания Тимирязева к рабочему движению в этот

период свидетельствует еще такой штрих. Встретив в какой-то

из газет подвальную статью «Международное профессиональ¬

ное движение», он вырезал и сохранил ее, как это он всегда
*	Сим победишь!
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 15.
407

делал со статьями, которые казались ему особенно важными

и необходимыми для своей работы. Вырезка эта и сейчас хра¬

нится в Музее К. А. Тимирязева, но ни название газеты, из

которой она была вырезана, ни точную дату ее опубликования

определить сейчас не представляется возможным. Однако по

фактам, которые освещаются в статье, видно, что она отно¬

сится примерно к концу 1907—1908 гг.1
Весьма показательно, что Тимирязев все более сближается

с рабочим классом именно в тот период, когда подавляющая

масса буржуазной интеллигенции в тяжелой обстановке реак¬

ции открыто переходит в лагерь контрреволюции. Предатель¬

ский, антинародный характер позиции идеологов буржуазно¬

помещичьего либерализма наиболее ярко проявился в сбор¬

нике «Вехи». Один из его авторов, М. О. Гершензон, с откро¬

венным цинизмом признавался: «Нам не только нельзя меч¬

тать о слиянии с народом, — бояться его мы должны пуще

всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна

своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости

народной» 2. В этом бесстыдном и злобном признании продаж¬

ного царского холуя раскрывается во всей своей омерзитель¬

ной наготе антинародная сущность буржуазно-помещичьего

либерализма. Примыкавшая к нему буржуазная интеллиген¬

ция, пытавшаяся до революции 1905—1907 гг. разыгрывать из

себя «оппозицию» по отношению к царю, теперь увидела

в царском режиме единственную надежду на спасение от

нарастающего движения народных масс.
*
*
Сильное воздействие на общественно-политические взгляды

Тимирязева оказывают начавшееся в 1911 г. оживление в ра¬

бочем движении и новый подъем революционного движения

в 1912—1914 гг. Весьма показательным для характеристики

политических убеждений Тимирязева в этот период является

опубликованное недавно письмо Тимирязева от 31 мая 1911 г.

ректору Московского университета Любавскому.
В начале 1911 г. в знак протеста против действий министра

народного просвещения Кассо, предоставившего в связи со

студенческими волнениями Московский университет в распоря¬

жение полиции, 125 профессоров и преподавателей университета

подали в отставку. Среди них был, разумеется, и Тими¬

рязев. Отставка значительной части профессорско-преподава¬

тельского состава университета произвела большое впечатле-
1	См. Музей К. А. Тимирязева, папка 2436.
2	«Вехи». Сборник статей, изд. 5, М., 1910, стр. 89.
408

ниє не только в России, но и за границей. В целях смягчения

создавшегося положения администрация решила пригласить

подавших в отставку заслуженных профессоров вернуться

в университет, обещая им возвращение всех «принадлежащих

им по закону прав». В числе прочих профессоров приглашение

было послано ректором университета и Тимирязеву.
В заключение своего ответного письма, в котором он кате¬

горически отказался от возвращения в университет, Тимирязев

писал: «Говорить о пользовании законным правом в нашей

несчастной стране будет возможно лишь тогда, когда в ней

водворится уважение к закону и праву, ревниво охраняемое

законным народным (подчеркнуто мной. — Г. П.) пред¬

ставительством от покушений на них находящейся у власти

администрации» V
Только благодаря усилению революционного движения

в стране и колоссальному авторитету Тимирязева среди рус¬

ского народа и научной общественности всего мира царское

правительство стерпело столь «дерзкий» ответ ученого и не

предприняло по отношению к нему никаких административных

мер.
Вскоре после этого, в 1912 г., скончался один из наиболее

близких Тимирязеву людей — выдающийся русский физик

П. Н. Лебедев, покинувший в 1911 г. вместе с Тимирязевым

Московский университет. Вынужденный уход из университета

вызвал у Лебедева сильное нервное потрясение, приведшее

к смерти. Сознавая, что подлинным виновником преждевремен¬

ной гибели ученого, находившегося в расцвете сил (Лебедеву

было всего лишь 48 лет) является царское правительство, Ти¬

мирязев в своей статье «Смерть Лебедева» пишет гневные,

обличительные слова: «Успокоили Лебедева. Успокоили Мос¬

ковский университет...
Но что до этого политикам золота и железа? Их не

тревожат вчерашние ужасы Мукдена и Цусимы, а се¬

годняшние страдания народа только настраивают на

шутливый лад *. Что им до будущего? Они уверены, что

доведут свое дело успокоения до конца. На их языке это на¬

зывается ars gubernandi» ** 2.
И тут же Тимирязев выражает надежду, что этого не слу¬

чится, что Россия доживет до своего возрождения, и тогда

людям «с умом и с сердцем» откроется возможность жить и
1	Цит. по статье А. К. Тимирязева «Борец и мыслитель». «Знание —

сила», 1950, № 4, стр. 14.
*	Намек на слова Коковцева в Думе по поводу голода: «Днэта

иногда полезна».
** «Искусством управления» — выражение Столыпина в Государ¬

ственном совете по поводу его выборной системы для Польши.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 312.
409

работать в ней, а не только родиться, чтобы умирать с раз¬

битым сердцем.
Тимирязев не только сам шел навстречу пролетариату, со¬

чувствуя и помогая ему в борьбе против царского строя, но и

вел за собой наиболее прогрессивную часть русских ученых.

Своими печатными трудами, лекциями и докладами, личной

беседой и другими путями он всегда стремился поддержать

все новое, молодое, прогрессивное и наносить сокрушительные

удары всему реакционному, тормозящему поступательное дви¬

жение науки и общества. Как в Московском университете, так

и в Петровской академии Тимирязев возглавлял наиболее ле¬

вую часть профессуры, находясь в постоянной оппозиции

к администрации, последовательно отстаивая демократические

права учащихся и учащих. С течением времени эта роль Ти¬

мирязева, как вожака передовых ученых, стала выходить да¬

леко за пределы учебных заведений, в которых он работал.
Мы уже видели, что Тимирязев оказывал постоянную под¬

держку революционному студенчеству, выступая в защиту его

политических прав. Точно так же Тимирязев выступает в за¬

щиту наиболее передовой части ученых. Тимирязев клеймил

позором Императорскую академию наук за отсутствие в ее со¬

ставе таких выдающихся русских ученых, как Менделеев, Се¬

ченов, Столетов и др. Он был одним из инициаторов письма

группы русских ученых Д. И. Менделееву, когда стало изве¬

стно, что его кандидатура в академики в 1880 г. была забалло¬

тирована. В этом письме говорилось: «Во имя науки, во имя

народного чувства, во имя справедливости, — мы считаем

своим долгом выразить наше осуждение действию, несовмести¬

мому с достоинством ученой корпорации и оскорбительному

для русского общества...»1. Вместе с Тимирязевым это

письмо было подписано Ф. А. Бредихиным, Я. А. Борзенковым,

В. В. Марковниковым, А. Г. Столетовым и другими профессо¬

рами Московского университета.
Позднее Тимирязев выступил против той травли, которой

подвергались выдающиеся русские физики А. Г. Столетов и

П. Н. Лебедев. Он был одним из организаторов проводив¬

шихся в России съездов естествоиспытателей и врачей, высту¬

пал активным поборником организации «Русской ассоциации

естествоиспытателей и врачей», когда ассоциация была, на¬

конец, организована (1916), Тимирязев был избран одним из

членов ее Совета.
К Тимирязеву, как наиболее прогрессивному и влиятель¬

ному русскому ученому, в 1905 г. 22 польских профессора об¬
1	Цит. по брошюре А. К. Тимирязева «Александр Григорьевич Сто¬

летов», 1948, 24 стр.
410

ратились с просьбой организовать обмен мнений по вопросу

о праве поляков преподавать в польских школах, в частности,

в Варшавском университете, на родном языке. Тимирязев

опубликовал письмо польских ученых в печати, призывая

своих коллег высказаться по затронутому в нем вопросу, и

писал при этом: «Трудно было бы найти положение столь же

очевидное, как защищаемый в заявлении тезис, что народ,

доказавший свою способность к высокой культуре в такой

мере, как это сделал братский нам народ польский, не может

поступиться своим правом — учить и учиться на родном

языке» К
Тимирязев привлекал передовых русских ученых к популя¬

ризации знаний в печати и в народной аудитории. Наряду

с подготовкой своих собственных книг и статей в защиту дар¬

винизма и других прогрессивных направлений в науке, Тими¬

рязев в 1910 г. совместно с профессорами Н. А. Умовым, И. П.

Павловым, И. И. Мечниковым, М. А. Мензбиром и другими

издал сборник «Памяти Дарвина».
Тимирязев принимал активное участие в кружке извест¬

ного адвоката В. И. Танеева (брат композитора С. И. Та¬

неева). Каждый месяц Танеев, начиная с 70-х годов XIX в. и

на протяжении нескольких десятилетий, устраивал «академиче¬

ские обеды», на которые приглашались наиболее прогрессив¬

ные ученые, писатели, композиторы, артисты. У Танеева по¬

стоянно собирались А. Г. Столетов, К. А. Тимирязев, В. Ф. Лу-

гинин, В. В. Марковников, П. Н. Лебедев, М. М. Ковалевский,

нередко принимали участие в обедах И. С. Тургенев, М. Е.

Салтыков-Щедрин, А. И. Сумбатов-Южин, П. И. Чайковский

и др.
Сам В. И. Танеев был исключительно интересной лич¬

ностью. Он горячо ненавидел царский строй и старался ока¬

зать всемерную поддержку борцам за народное освобождение.

Очень часто он выступал в качестве защитника на политиче¬

ских процессах, в частности, он выступал по «Нечаевскому»

процессу. К нему с большим уважением относился К. Маркс.

Желая оказать помощь одной из участниц Парижской Ком¬

муны — Е. Дмитриевой, муж которой был привлечен к суду

в Петербурге, Маркс пишет знакомому ему профессору

М. М. Ковалевскому, который в свою очередь был близок

с Танеевым, следующее письмо: «Г-н Танеев, которого Вы

знаете и которого я с давних пор уважаю как преданного

друга освобождения народа, — может быть, единственный

адвокат в Москве, который возьмется за такое неблагодарное

дело. Я буду Вам очень благодарен, если Вы от моего имени
1 «Русские ведомости», 4 декабря 1905 г.
411

попросите его принять участие в исключительно тяжелом по¬

ложении нашего друга. Ваш Карл Маркс» '.
Танеев написал ряд социологических трудов — «Коммуни¬

стическое государство будущего», «Эйтихнология — наука

о счастье при коммунистическом обществе» и др., которые ему

не удалось опубликовать. Танеев дожил до Великой Октябрь¬

ской социалистической революции. Высоко ценя его деятель¬

ность, В. И. Ленин 26 апреля 1919 г. подписал документ, ха¬

рактеризующий Танеева как человека, «который долгие годы

работал научно и, по свидетельству Карла Маркса, проявил

себя „преданным другом освобождения народа“»2.
По постановлению Московского областного совета депута¬

тов трудящихся, утвержденному в октябре 1946 г. Советом

Министров РСФСР, на доме Танеева в селе Демьянове и на

его могиле установлены мемориальные доски.
Тимирязев познакомился с В. И. Танеевым в 1877 г. на

одном из очередных обедов. Известный историк-реакционер

Д. И. Иловайский выступил на обеде с призывом к русской

интеллигенции дружески протянуть «руку примирения»

царизму. «В. И. Танеев в ответ на тост Иловайского демон¬

стративно швырнул на пол налитый бокал с вином и крикнул

по адресу Иловайского несколько презрительных слов. Климент

Аркадьевич, не будучи знаком с Владимиром Ивановичем

Танеевым, подошел пожать ему руку. В дальнейшем между

ними завязалась крепкая и долголетняя дружба»3.
Тимирязев постоянно стремился укреплять среди передо¬

вых ученых то замечательное «чувство локтя», которое при¬

дает бойцам силу и уверенность в окончательной победе над

врагом. В свою очередь, он сам в своей борьбе с реакцией

находит поддержку не только со стороны прогрессивно МЫСЛЯ¬

ЩИХ ученых, но и со стороны писателей, художников и сотен

тысяч простых русских людей.
В 1891 г. А. П. Чехов, слушавший ранее лекции Тимирязева

в Московском университете, поддержал своего учителя, высту¬

пившего с брошюрой «Пародия науки». Эта брошюра была

направлена против опошления проф. Богдановым выдвинутой

Тимирязевым ранее идеи опытной ботанической станции. От¬

правляя в редакцию газеты брошюру Тимирязева и свой

фельетон «Фокусники», в котором он не только солидаризиро¬

вался с автором брошюры, но и приводил новые факты, под¬

креплявшие обвинения Тимирязева, Чехов писал: «За сим по¬

сылаю Вам злобу дня, брошюрку нашего московского про¬
1	К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXVI, стр. 445.
2	«Ленинский сборник», XXXV, стр. 65.
3	С. А. Новиков. К. А. Тимирязев, Сельхозгиз, 1948. стр. 20.
412

фессора Тимирязева, наделавшую много шуму. Дело в том,

что у нас в Москве и в России вообще есть проф. Богданов,

зоолог, очень важная, превосходительная особа, забравшая

в свои руки все и вся, начиная от зоологии и кончая россий¬

ской прессой. Сия особа проделывает безнаказанно все, что ей

угодно. И вот Тимирязев выступил в поход. Напечатал он

свою статью в брошюре, а не в газете, потому что, повторяю,

все газеты в руках Богданова... Как добавление к брошюре,

посылаю заметку» !.
Фельетон Чехова, хотя был напечатан без подписи автора,

произвел большой эффект. Впоследствии Тимирязев писал

М. П. Чеховой: «Приношу Вам глубокую благодарность за

присланную мне крайне для меня интересную статью Вашего

незабвенного брата. Статья эта была для меня долгие годы

загадкой, пока Антон Павлович не разрешил ее мне лично при

встрече в редакции „Русской мысли«... последним резуль¬

татом деятельности проф. Богданова было то, что я был

выгнан из Петровской Академии...» 2.
Другой ученик Тимирязева — В. Г. Короленко создал пле¬

нительный образ своего учителя в «Истории моего современ¬

ника» и повести «С двух сторон» в лице профессора Избор-

ского. Короленко сумел правдиво показать Тимирязева, его

горячую преданность науке, его чуткое отношение к нуждам

и запросам молодежи.
0	том, каким огромным уважением и авторитетом пользо¬

вался Тимирязев среди передовых ученых и всех демократи¬

ческих слоев русского народа, а также за пределами России,

говорит поток приветствий и адресов, полученных им в день

30-летия его научной деятельности в 1898 г. Отмечая 30-лет-

иий юбилей научной деятельности Тимирязева, Общество люби¬

телей естествознания организовало торжественное заседание.

Председательствовавший проф. H. Е. Жуковский характе¬

ризовал Тимирязева как «гордость русской науки». С докла¬

дами о жизни и научной деятельности Тимирязева выступили
В.	И. Палладии и Д. Н. Прянишников. Юбиляра тепло при¬

ветствовали В. В. Марковников, И. А. Стебут, Н. А. Умов

и др. Выступая с ответным словом, К. А. Тимирязев высказал

мысль о том, что ученые должны помочь «разгрузить рус¬

ского крестьянина и крестьянку от физической черновой ра¬

боты по специальности»3. Вечером чествование Тимирязе¬

ва продолжалось в колонном зале «Эрмитажа». Отвечая на

приветствия студентов, Тимирязев сказал: «Нас разделяет
1	Цит. по статье Г. Фиш «Тимирязев и Чехов». Огонек, 1951, № 38,

стр 24.
2	Там же.
3	См. рукопись А. М. Касаткина, стр. 6, Музей К. А. Тимирязева.
413

возраст, — вы молоды, я — стар, но существует два рода ста¬

рости: одна, которая с удовольствием вспоминает о своей

молодости, — до этой старости я дожил, но есть и другая ста¬

рость, которая начинает относиться враждебно к чужой моло¬

дости. До этой старости я надеюсь никогда не дожить; ее

у меня не будет» !. В заключение Тимирязев поднял тост за

«русских студентов — будущих слуг и учителей русского на¬

рода».
Хотя в 1913 г. Тимирязев по состоянию здоровья укло¬

нился от публичных чествований в связи с 70-летием со дня

его рождения, поток приветствий к нему был еще более зна¬

чительным. Тимирязева приветствовали высшие учебные заве¬

дения, ученые общества, его соратники и многочисленные уче¬

ники. В Музее К. А. Тимирязева хранятся приветственные

письма и телеграммы профессоров Н. Д. Зелинского, H. Е. Жу¬

ковского, А. П. Павлова, В. И. Палладина, И. А. Каблукова,

А. Н. Реформатского, И. А. Стебута, Д. Н. Прянишникова,
C.	J1. Иванова, А. Ф. Фортунатова, композитора П. И. Чайков¬

ского, художника В. Д. Поленова и десятки других. Газеты

опубликовали отзывы выдающихся русских и зарубежных уче¬

ных о Тимирязеве.
И. И. Мечников из Парижа сообщал: «Всем сердцем при¬

соединяюсь к чествованию видного русского ученого, труды

которого пользуются широкой известностью в Европе»2.

Бывший ученик Тимирязева, профессор геологии А. П. Пав¬

лов, писал: «К. А. Тимирязев сам, как и горячо любимые им

растения, всю жизнь стремился к свету, запасая в себе

сокровища ума и высшей правды, и сам был источником света

для многих поколений, стремившихся к свету и знанию и

искавших тепла и правды в суровых условиях жизни»3.

О своих чувствах глубокой любви и уважения к Тимиря¬

зеву писали и другие ученые, в частности, его ученики Е. Ф.

Вотчал, С. Г. Навашин.
Из иностранных ученых Тимирязева приветствовали сын

Ч. Дарвина — Ф. Дарвин (Лондон), Ю. Винер (Вена),

Г. Бонье (Париж), Фармер, Грум (Лондон) и др. Ф. Дар¬

вин писал о том, что его отец с удовольствием вспоминал

о своем свидании с Тимирязевым. Профессор Г. Бонье

заявил, что «чествование Тимирязева является праздником не

только русской, но и европейской науки, в которую Тимирязев

сделал весьма ценные вклады своими выдающимися тру-
1	Журн. «Естествознание и география». 1898, № 4, стр. 11.
2	И. И. Мечников. «Русское слово». 22 мая 1913 г.
3	А. П. Павлов. Там же. Следует отметить, что с чьей-то легкой

руки эти слова А. П. Павлова стали приписываться почему-то И. П. Пав¬

лову.
414

дами» !. Профессор Фармер говорил о своем убеждении в том*

что Тимирязев является самым замечательным ботаником на¬

шего времени.
Вполне естественно, что при наличии такого авторитета

Тимирязева каждое его слово, каждое действие приобретали

большое общественное значение. И если царские власти и хо¬

лопствующие перед ними академики и профессора ненавидели

и боялись Тимирязева, то наиболее передовые русские ученые

равнялись по нему, справедливо видя в нем честь и совесть

русской науки.
В 1916 г. вышел в свет «Сборник, посвященный Клименту

Аркадьевичу Тимирязеву его учениками», который был заду¬

ман еще в дни юбилея Тимирязева в 1913 г. В сборнике поме¬

стили свои статьи И. П. Павлов, Д. Н. Прянишников, Ф. Н.

Крашенинников, Е. Ф. Вотчал, П. С. Коссович, В. И. Палла¬

дии, И. А. Стебут, J1. Иванов, JI. Курсанов, С. Навашин, В. С.

Буткевич и др. Один из страстных последователей Тимирязева
А.	П. Модестов написал для сборника стихотворение «Учи¬

телю»:
Взгляни, учитель наш, на рать твоих питомцев —
Их тысячи рассеяны по облику Руси:
От кафедральных сил, родных тебе петровцев

До участкового инструктора в глуши,
И все они сплоченною стеною

Ведут борьбу с народною нуждой,
Заветы помня, данные тобою,
Храня в душе моральный облик твой...» 2
В ответ на присланные ему в связи с 70-летним юбилеем

приветствия, Тимирязев писал: «Юбилеи полезны для того,

чтобы молодости было не повадно растрачивать непроизводи¬

тельно самые дорогие годы жизни, когда слагается будущий

человек. Людям зрелого возраста юбилей является случаем

выставлять на вид свои собственные идеалы и те требования,

которые они предъявляют жизни, — случаем для переклички,

для проверки своих рядов, для подсчета своих противников.

Наконец, в юбилярах они должны поддерживать то чувство

солидарности, в отсутствие которого слабеет самая энергичная

воля, самый острый ум» 3. Даже перешагнув на восьмой десяток

лет, Тимирязев попрежнему чувствует себя неутомимым
1	Г. Бонье. «Русское слово», 22 мая 1913 г.
2	«Сборник, посвященный К. А. Тимирязеву его учениками», 1916*

стр. IV.
3	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 459.
415

борцом против насилия и тьмы. Он призывает своих дру¬

зей и последователей к ненависти, к неустанной борьбе против

сил реакции. «Недаром, — продолжал он, — всегда уравнове¬

шенный и уже на склоне своих дней Гёте молил судьбы: Чтоб

прежней силою звучало и ненавижу и люблю, — отдай мне

молодость мою«. А другой, более близкий нам поэт (Некра¬

сов— Г. /7.), в минуту нравственной усталости восклицавший:

„Злобою сердце питаться устало, много в ней правды, да

радости мало44, — в минуты более ясного сознания не призна¬

вал ли он, что то сердце разучилось и любить, „которое устало

ненавидеть“?» 1.
0	революционизирующем действии Тимирязева на ученых

особенно убедительно говорит академик В. Р. Вильямс в своем

поздравительном письме академику Н. Я. Демьянову в связи

с 45-летним юбилеем его научной и педагогической деятель¬

ности: «... Мы с Вами были теми немногими, которых Москов¬

ский Сельскохозяйственный институт получил в наследство от

разгромленного революционного очага Петровской академии.

Мы с Вами несли революционные заветы наших учителей

Гавриила Гаврииловича Густавсона и Климента Аркадьевича

Тимирязева, не давая затухнуть этим заветам в вихре арестов,

засад, провокаций, повальных обысков и прочих прелестей

царского режима. В этой неприглядной обстановке мы все-

таки сумели создать на развалинах Петровки центр револю¬

ционной и научной мысли» 2. Не случайно такие ученые, как
В.	Р. Вильямс, Н. Я. Демьянов, хранившие тимирязевские

традиции, в 1917 г. были первыми в Петровской академии

профессорами, приветствовавшими Великую Октябрьскую со¬

циалистическую революцию.
Подъем революционного движения в стране все более

убеждает Тимирязева в приближении решительной схватки

между силами реакции и прогресса, в назревании столкно¬

вения этих двух противоположных сил общества. «... В мире

назревает борьба двух лагерей..., — писал Тимирязев в на¬

чале 1914 г. — Надежда одного из этих лагерей еще не¬

давно была высказана таким знатоком его сокровенных

вожделений, как Гюисманс, и в таких красноречивых

выражениях: „несколько саванов, пропитанных серою, да

несколько костров хорошо просушенных дров и человече¬

ство еще могло бы быть спасено“. Надежды другого лагеря

высказал на днях депутации французских академиков старик

Сольвей: „La vérité sera la science ou ne sera pas“*. Которой
1	К. A. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 460.
2	Цит. по книге: И. и Л. К р у п е н и к о в ы. В. Р. Вильямс, 1951,

•стр. 269
*	Истина станет наукой или перестанет существовать.
416

из этих двух надежд предстоит оправдаться — that is the

question» * К
Позднее, в 1917 г., Тимирязев, уже окончательно перейдя

на сторону пролетариата, писал, что если в развернувшейся

борьбе двух лагерей победителем окажется лагерь реакции,

борющийся против лагеря науки и демократии, то в мире оста¬

нутся лишь «„ложь и золото и купленные им железо и кровь“.
Вот та культура, — продолжает он, — которая ждет чело¬

вечество, если оно не осуществит одной из самых существен¬

ных и неотложных задач своих: свободной науки у свободного

народа»2.	!
Слова Тимирязева о катастрофическом положении обще¬

ства при сохранении науки в руках империалистов особенно

убедительно звучат теперь, когда высшее достижение совре¬

менной науки — использование атомной энергии — в руках

буржуазии оказалось не средством дальнейшего покорения сил

природы, а орудием проведения человеконенавистнической

«атомной» политики.
Тимирязев не только видит назревание столкновения двух

лагерей, но и высказывает глубокое убеждение в победе рево¬

люции, в победе трудящихся над силами реакции. В начале

1914 г. в своей статье ««„Ошибка" и „отрадное явление«» Ти¬

мирязев клеймит позором как предателя и ренегата одного из

125 научных работников, покинувших в 1911 г. университет,—

приват-доцента Усова, который подал позднее заявление

с просьбой о возвращении его в университет. В заключение

статьи Тимирязев выражает твердую уверенность, что

«рабью мораль старухи, в которой Некра¬

сов** олицетворяет крепостную Россию, не

навязать народу, в сознание которого уже

„запало" „жизни чистой, человеческой пло¬

дотворное зерно"»3 (подчеркнуто мной. — Г. П.).
Можно полагать, что, говоря о «плодотворном зерне», за¬

павшем в сознание народа, Тимирязев имеет в виду освободи¬

тельные идеи марксизма-ленинизма, которые начиная с 90-х
•	Вот в чем вопрос.
1	К. А. Тимирязев. Соч., τ. IX, стр. 200.
*	Там же, стр. 335.
*· Тимирязев имеет в виду следующие слова Некрасова:
Сила ломит и соломушку —
Поклонись пониже ей,
Чтобы старшие Еремушку

В люди вывели скорей.
Эти стихи Некрасова Тимйрязев привел в качестве эпиграфа к своей

статье «„Ошибка« и „отрадное, явление“».
3	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 70.
27 Г. В. Платонов
417

годов XIX в. и особенно с революции 1905—1907 гг. все силь

нее и сильнее овладевают пролетарскими массами. Тимирязев

пишет, что после удушливой атмосферы периода столыпинской

реакции «снова брезжит луч надежды и на этот раз с более

далекого, но зато и необъятно широкого горизонта. Как лучи

восходящего солнца отражаются в каждой капельке росы, как

морской прибой заливает каждую песчинку прибрежья, так и

могучий подъем общественного движения проявляется в от¬

дельных фактах жизни, как бы они ни были ничтожны»

Далее Тимирязев поясняет, что этим «необъятно широким го¬

ризонтом», с которого вновь начал блистать для него луч

надежды, является могучее рабочее движение.
Из статьи Горького «Писатели-самоучки» 2 Тимирязев узнает

о том, что его книги находят широкого читателя среди рабо¬

чих и крестьян. Тимирязев испытывает в связи с этим чувство

огромной радости. Он пишет: «Неужели, думалось, моя книга

появилась уже в руках его Нила, этого представителя здоро¬

вого молодого поколения... Неужели простое, здоровое слово

науки уже приходит на помощь нарождающейся здоровой рус¬

ской демократии? И невольно западает в ум не тщеславная,

а бодрящая, утешительная мечта: а что если и впрямь —
Я, может, тем народу был полезен,
Что мысли здравые в нем словом вызывал?»3
Таким образом, внимание Тимирязева, его мысли и надежды

на близкое освобождение народа от ига царизма все больше

и больше обращаются к рабочему классу, к большевикам,

образы которых были выведены Горьким в его замечательных

произведениях.
* *
*
Наметившийся в начале XX в. переход Тимирязева на по¬

зиции пролетариата завершается во время первой мировой

войны 1914—1918 гг. Тимирязев, будучи непримиримым про¬

тивником империалистической войны, в ходе ее окончательно

убеждается, что только пролетариат и его большевистская пар¬

тия могут вывести русский народ из завязавшейся мировой

бойни. В этом отношении большой интерес представляют вос¬

поминания о Тимирязеве проф. П. В. Танеева, у отца которого

на даче в Демьянове обычно проводил Тимирязев летние ме¬

сяцы. П. В. Танеев в годы войны находился в Могилеве, где

в это время размещалась ставка главнокомандующего.

«Когда я приезжал в Демьяново, — пишет он, — Климент Ар¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IV, стр. 27.
2	См. «Современный мир», февр. 1911 г., стр. 189.
3	К. А. Тимирязев. Соч., т. IV, стр. 28.
418

кадьевич всегда меня расспрашивал о последних военных но¬

востях, глубоко возмущался военными действиями и неизменно

говорил, что война должна быть во что бы то ни стало пре¬

кращена. Так как за окончание войны стояла

партия большевиков, Климент Аркадьевич

говорил, что эта единственная партия, ко¬

торая, взявши власть в руки, выведет Рос¬

сию из состояния войны и создавшегося

тупика»1 (подчеркнуто мной. — Г. П.).
Глубокая ненависть к захватническим войнам и ко всякого

рода шовинизму характерна для Тимирязева на протяжении

всей его жизни. Он писал, что ему пришлось пережить более

20 войн, начиная с венгерского похода 1848 г. Уже тогда под

влиянием родителей у Тимирязева возникает чувство нена¬

висти к захватчикам. «Между тем, как кругом все ликовало

по поводу побед, — вспоминал он впоследствии, — дома от

отца и матери я слышал о несчастных венграх и их герое

Кошуте, и живо помню две картинки лондонской иллюстрации:

на одной был изображен триумфальный въезд в Лондон героя

побежденных — Кошута, а на другой рабочие известной лон¬

донской пивоварни (Баркли и Перкинс) избивали палками

героя победителей, позорно знаменитого австрийского гене¬

рала Гайнау»2.
До начала мировой войны взгляды Тимирязева на войну не

были лишены известной пацифистской окраски. Он еще не

пришел тогда к выводу, что только уничтожение капитализма

может спасти человечество от опасности новых войн. В 1912 г.

Тимирязев переводит на русский язык статью американского

ученого Дж. Киттеля «Наука и всеобщий мир», написанную

в типичном буржуазно-пацифистском духе. Автор ее считает,

что «наука не только обеспечивает нам мир, но и дает сред¬

ства для достойного его использования». Лишь в 1919 г. в при¬

мечаниях к этой статье Тимирязев пишет, что многие ее поло¬

жения опровергнуты проклятой войной 1914—1918 гг. и звучат

теперь злой иронией.
Известно, что с наступлением первой мировой войны волна

шовинизма задела и широкие круги ученых. В каждой стране

ученые прислужники капитала вслед за своими хозяевами и

социал-предателями из II Интернационала призывали трудя¬

щихся к поддержке своих империалистических правительств.

Помогая буржуазии натравливать рабочих и крестьян воюю¬

щих стран друг против друга, они пытались доказать, что
1	П. В. Танеев. Статья в сборнике «К. А. Тимирязев», изд. ТСХА,

1940, стр. 119.
*	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 251.
27ф	419

война эта для каждой данной страны является оборонитель¬

ной, справедливой, ведущейся против нападения «варваров».

Так было и в австро-германском лагере и в лагере Антанты.

На самом деле, война с обеих сторон была несправедливой,

захватнической, империалистической.
Это с первых дней войны прекрасно понял Тимирязев. Он

вступил в открытую и непримиримую борьбу с милитаризмом.

Угар шовинизма, охвативший всю реакционную и либераль¬

ную прессу, не миновал и газеты «Русские ведомости» и жур¬

налов «Русская мысль» и «Вестник Европы», в которых со¬

трудничал ранее Тимирязев. В годы войны Тимирязев совер¬

шенно порывает с ними. В своем письме Горькому он назы¬

вает эти печатные органы либеральной буржуазии «прямо-

таки оподлившимися». По приглашению М. Горького он

с 1915 г. начинает сотрудничать в журнале «Летопись».

Между Тимирязевым и Горьким завязывается оживленная

переписка.
Дружба с Горьким способствует дальнейшему переходу

Тимирязева на марксистско-ленинские позиции. Великого про¬

летарского писателя и замечательного ученого земли русской

связывают беспредельная ненависть к войне и силам, ее по¬

родившим, безграничная любовь к своему народу и желание

бороться за его счастливое будущее. В своем ответе на пер¬

вое письмо Горького Тимирязев, говоря об общности их стрем¬

лений, использует старую русскую пословицу «Рыбак рыбака

узнает издалека». Его радует антимилитаристический тон

«Летописи». Тимирязев пишет Горькому свои впечатления
о	ней: «Словно форточку открыли и потянуло свежим возду¬

хом» '. Он пытается организовать вокруг «Летописи» кружок

из лучших прогрессивных деятелей русской науки — Павлова,

Мечникова, Мензбира и др. С негодованием отзывается Тими¬

рязев о всей той продажной шовинистической прессе у нас и

за границей, которая, надрываясь, кричит о войне до побед¬

ного конца. Он просит Горького заехать в Москву: «... Только

с Вами душу отводишь — здесь только, знай, орут — до конца!

а самим жрать нечего!» 2.
Тимирязев называет империалистическую войну 1914—
1918	гг. самой позорной из войн, которые знало человечество.

Он с возмущением отмечает, что «известные категории людей»

стремятся к тому, чтобы война была не только столкновением

вооруженных сил, а поголовным истреблением мирного насе¬

ления. Тимирязев клеймит позором «разных Ллойд-Джорджей

и им подобных», которые пытаются прикрыть подлинный смысл
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 456.
• Таи же, стр. 462.
420

империалистической войны упорным и бесстыдным заверением,

что эта война есть «борьба за мир», борьба за культуру.
Известно, что к подобным демагогическим приемам, разоб¬

лаченным в свое время Тимирязевым, прибегают и в настоя¬

щее время правящие круги США и Англии. Под давлением все

возрастающей борьбы народных масс за мир они не прочь

прикрыть начатую ими преступную войну в Корее, а также

бешеную милитаризацию США и ее сателлитов дымовой заве¬

сой— лживыми словами о том, что война и гонка вооруже¬

ний проводится якобы в интересах мира, в интересах «зашиты

цивилизации». Демократические силы всех стран во главе

с советским народом последовательно разоблачают эти лжи¬

вые заверения заправил американского империализма.
В Музее К. А, Тимирязева имеются книги, написанные во

время войны известными английскими буржуазными писате¬

лями и учеными — Г. Дж. Уэльсом, О. Лоджем, Р. Дэвисом

и др. Все эти книги насквозь пропитаны шовинистическим

духом. Авторы их пытаются доказать, будто бы единственным

виновником войны является Германия, будто бы Англия не

преследует в войне никаких захватнических целей и выполняет

лишь освободительную миссию по отношению к народам

Европы. Читая этих продажных слуг английского империа¬

лизма, Тимирязев с возмущением наносит на полях их книг

массу бичующих, разоблачительных пометок, показывая, что

обе воюющие стороны преследуют в войне империалистические,

захватнические цели. Позднее, говоря о причинах империалисти¬

ческой войны, Тимирязев писал: «Не против милитаризма

велась она, а за милитаризм владык Lombard Street, к которым

незамедлили присоединиться и владыки из Wall Street, и про¬

тив назревавшей общей социалистической революции» !.
Как выкристаллизовывался у Тимирязева этот совершенно

правильный вывод, мы можем проследить, рассмотрев характер

его пометок на упомянутых выше книгах. Приведем некоторые

наиболее интересные заметки Тимирязева на полях книги Г. Д.

Уэльса «Война против войны».
Там, где Уэльс демагогически заявляет, что Англия воюет

против империализма Германии, Тимирязев возражает ему:

«А кто же начал проповедь империализма? и кто добился,

рекрутчины и вопреки кому?»2. Уэльс клятвенно заверяет, что

англичане «приступили с чистыми руками к войне». Тимиря¬

зев разоблачает его ложь: «Ой ли? А Персия?». Всю вину

в развязывании войны Уэльс пытается возложить на немцев:

«В самом корне этого зла, охватившего мир, лежит круппизм,
1	Там же, стр 386.
2	K. А. Т и м и р я з е в. Пометки на книге Г. Д. Уэльса «Война проти і

войны*, стр. 41. Музей К. А. Тимирязева.	ι .
421

эта грязная торговля орудиями смерти». Тимирязев показы¬

вает, что виновна вся империалистическая буржуазия, незави¬

симо от нации: «Почему же не Крезоизм? Кто показал при

мер — Шнейдер или Крупп!?». По поводу слов Уэльса о «ко¬

медиантском империализме в Берлине» Тимирязев иронически

замечает: «А истинный в Лондоне?».
Уэльс поет дифирамбы крупнейшим военным поставщикам

Девонпорту и Т. Липтону, которые якобы «разоряются» вой“

ной ради своего народа. Тимирязев понимает, что именно та¬

кого рода капиталистическим заправилам война приносит не¬

исчислимые прибыли, ради которых буржуазия и затевает

империалистические войны. И он язвительно замечает на эти

уверения: «Скажите! Откуда же разорение?!».
Уэльс лирически поет о «нейтрализации моря» как об

одной из целей войны. Тимирязев по поводу этой «нейтрали¬

зации» пишет: «т. е. утверждение английского грабежа».
Уэльс заверяет, что победа над Германией приведет к уни¬

чтожению военно-морского флота во всем мире, и тут же го¬

ворит о том, что конфедерация мирных держав будет охра¬

нять моря. Тимирязев ловит его на этой вопиющей непоследо¬

вательности и пишет: «Чем же она охраняет — святой водой?!».

Не удается Уэльсу и наглая попытка потребовать уничтоже¬

ния военного флота во всех странах, кроме тех, где «суще¬

ствует морская связь* между его отдельными частями». Тими¬

рязев сразу разгадывает этот хитрый ход и заявляет: «т. е,

исключая одну Англию. Вот фарисей-τοϋ Вот мерзавец!!!».
Уэльс заверяет, что главная цель войны — это принужде¬

ние Берлина к послушанию, уничтожение круппизма и нейтра¬

лизация моря. Тимирязев возмущенно бросает ему: «Идиот!»

и в другом месте: «Иезуит, зачем лгать? Говорил-бы — торже¬

ство Крезо и разбой Англии на океанах! Нейтрализация —

это вооруженный нейтралитет!!». Он с удовольствием ловит

лицемера, вынужденного, наконец, признать, что империа¬

листы Англии, Франции, Бельгии и России «радостно начали

эту войну», и пишет по этому поводу: «Наконец прорвалось!!!».

Ту же реплику вызывает вскрывающее истинные вожделения

английского капитала заявление Уэльса, что «англичанам

надлежит стать во главе послевоенного мира». Взрыв негодо¬

вания вызывает у Тимирязева требование Уэльса возвратить

после войны Триест Италии: «Иезуит! Триест никогда не был

итальянским!!!».
Тимирязев разоблачает и традиционную политику англий¬

ского капитала — загребание жара чужими руками. Обращаясь

к английским империалистам, он пишет:«Это ваше дело раз¬

бойничать в союзе с японцами, которых раньше натравливали

на нас, а теперь на немцев».
422

— 68 —
I
rAiïL
â
жаловалось на это, но опо никогда не бы¬

ло достаточно мощно для того, чтобы опро¬

кинуть это установленіе. Что возможно въ

такомъ масштабе— возможно для всемір-

наго примішенія, какъ только торговець

вооружешемъ будетъ устраненъ отъ воз¬

можности творить зло. И съ помощью кон¬

федерацій мирныхъ державъ, охраняющихъ

моря и гарантирующихъ мирную свободу

b	~ м°Рей Для всего человечества,считающихъ
ТраНСПОрТЪ ВООружеННЫХЪ ЛЮДеА ИЛИ ВО-

енныхъ матеріалові исключая такового

к	4 л между двумя отдельными "частями однрго
и того же государства, контрабандой, и

Jliti (	безпристрастно блокирующихъ BCt воюю-
щія державы, rfe, кто знакомы лучше съ
I	вначешемъ морской власти, яснЄє предста-
вятъ cefâ уменьшеніе опасности напря*

—	/;женныхъ войнъ.
j	0 Это не мечта. Это простой здраїшп
IfAL·*4**	смыслъ представляющагося сейчасъ бла-
Vгопріятнаго случая.
!!(
Страница из книги Г. Д. Уэльса «Война против войны» с заметками
К. А. Тимирязева.

В пометках на книге О. Лоджа «Война и что будет дальше»

Тимирязев разоблачает лицемерие и демагогические заявления

английских империалистов о защите ими малых наций. Лодж

пишет: «Бельгия, Голландия, Швейцария, Скандинавские

страны, Греция и Балканские государства должны быть при¬

гнаны независимыми и имеющими одинаковое с другими госу¬

дарствами право на существование». Тимирязев спрашивает

его: «А Персия — ей только виселицы? Сволочь!»!. Лодж

демагогически заявляет, что все народы, малые и большие,

после войны должны развиваться независимо. Как бы про¬

должая его мысль, Тимирязев замечает: «А во время войны

все (они. — Г. П.) наши рабы». Лодж предлагает присоеди¬

нить после войны Палестину к Египту, уже подпавшему под

влияние Англии, что означало бы удобную форму захвата

англичанами вслед за Египтом также и Палестины. Именно

эту грязную цель преследовали американские и английские

империалисты и после второй мировой войны, спровоцировав

войну в Палестине. Тимирязев пишет на полях: «Лавочник

сказался!».
Профессора Оксфордского университета Э. Баркер, Г. Дэ¬

вис, А. Гассоль и др. составили сборник под названием «Из-за

чего мы воюем». Они настойчиво проводят здесь мысль, что

единственные виновники войны — немцы, что английское пра¬

вительство всегда было самым миролюбивым и принимало

якобы ряд мер против войны. Тимирязев возмущенно заме¬

чает: «Это двуличество-то Грея, Черчилля и пр. империа¬

листов. Да и сам Асквит, не говоря уже о Гладстоне»2.

Стараясь крепче привязать царскую Россию к колеснице

англо-французского капитала, авторы расхваливают империа¬

листическую политику царизма, пытаясь приукрасить англий¬

ский империализм заявлением об «общности цели» Англии и

России, которая якобы заключалась в «осуществлении между¬

народного арбитража и всеобщего разоружения». Тимирязев

пишет по этому поводу: «Вот наглые лжецы-то!». Именующие

себя прогрессивными деятелями оксфордские профессора не

брезгуют здесь сделать даже реверанс перед Государственной

думой России, называя ее англофильской. Тимирязев лако¬

нично замечает: «Хамской, а не англофильской. Но и Англия

идет по дороге хамства».
1	К. А. Тимирязев. Пометки на книге Оливера Лоджа «Война н

что будет дальше». М., 1916, стр. 77. Музей К. А. Тимирязева.
2	К. А. Тимирязев. Пометки на сборнике «Из-за чего мы воюем.

Позиция Великобритании». Составили профессора Оксфордского универ¬

ситета по факультету новой истории Э. Баркер, Г. В. К. Дэвис. А. Гассоль,

Л. Г. Уикген Легг, Ф. Морган, К. Р. Л. Флетнер. Петроград, 1914,

стр. 58. Музей К. А. Тимирязева.
423

Далее Тимирязев вскрывает закулисную империалистиче¬

скую политику русского и английского министров иностран¬

ных дел — Сазонова и Грея, приукрашенную и разрисованную

в самых розовых и невинных тонах учеными фарисеями. Про¬

фессора клянутся в стремлении Англии и Франции к вечной

дружбе с Россией. Все это нужно было английским империа¬

листам для того, чтобы добиться от царского правитель¬

ства отправки все новых и новых дивизий на фронт.

И Тимирязев пишет: «Что за излияния дружбы с ножом

за пазухой».
Достаточно наговорившись о «высоких целях» Англии,

авторы книги пытаются оправдать войну также разговорами

«о долге Англии». На это Тимирязев ставит вопрос, требую-,

щий прямого ответа: «Какой Англии? Демократической или

империалистической?».
У Тимирязева теперь нет никакого сомнения в том, чго

у пролетариев и магнатов финансового капитала не может

быть общих, единых интересов. Размежевание по вопросу об

отношении к войне идет не между нациями, а между силами

демократии и силами империализма, имеющимися в каждой

из воюющих стран.
Острой критике Тимирязева подверглась статья проф. А. К.

Дживелегова «Социальные и политические факторы войны»,

помещенная в 31-м выпуске «Истории нашего времени», выхо¬

дившей в издании Гранат. Через всю статью Дживелегова

проходит мысль о якобы высокой демократичности государ¬

ственного строя США, Англии, Франции, об их невиновности

в развязывании империалистической войны. Так, автор утвер¬

ждал, что английское государство «не угнетает и не порабо¬

щает личность». На это Тимирязев возражает ему: «Это теперь

и видно» !. Там, где автор пишет об огромной роли Франции

«в мировой культуре, в эволюции свободы и гуманитарных

идей», Тимирязев замечает: «Особенно при Пуанкаре!».

Дживелегов утверждал, что после войны Европа должна

преодолеть «много такого, что давным давно преодолела

Северная Америка». Тимирязев, знавший цену действительной

«демократии» США, пишет: «Ой ли?». Больше всего вызывает

негодование Тимирязева заверение Дживелегова, будто война

приведет к полному устранению милитаризма, если немецкие

державы будут побиты. Тимирязев убежден, что победа цар¬

ской России и ее союзников в войне, отнюдь не сулит мирного

процветания народам. Поэтому, когда Дживелегов пытается

доказать, что после победы англо-франко-американского
1 К. А. Тимирязев. Пометки на 31-м выпуске «Истории вашего

времени», стр. 60, 61, 96. Музей К. А. Тимирязева.
424

блока над Европой «засияет солнце мирного культурного

сожительства народов и оснуется царство ничем не нару¬

шаемой созидательной культурной работы», — Тимирязев от¬

вечает ему: «Под нагайкой казаков». Тимирязев не сомне¬

вается, что одной из целей царской России так же, как и

других империалистических государств, в разгоревшейся войне

является как раз подавление революционного движения. По¬

этому в ответ на слова Дживелегова, что германское прави¬

тельство «в войне захотело найти этот искусственный предел

росту демократических сил в Германии», Тимирязев резонно

возражает: «А у нас что ищет правительство в войне? Тор¬

жество демократии? или интеллигенции, и без того ползающей

на брюхе перед ним?» 1.
В том же выпуске «Истории нашего времени» была

опубликована статья М. М. Ковалевского «Международная

война и ее вероятные последствия», где также развивались

идеи шовинизма и вместе с тем раболепия перед «свободой и

культурой» империалистических Англии и Франции. Не¬

смотря на свои прежние симпатии к Ковалевскому, Тимиря

зев пишет ему: «Стыдно»2, когда автор заявляет, что тор¬

жество народного самоуправления в России якобы «нераз¬

рывно связано с победой русского государства и его союзни¬

ков над общими врагами». Далее Ковалевский пишет, что

после войны «Англия получит немецкие колонии». На это

Тимирязев возражает ему: «По какому праву?!!».
Многие вопросы, поднимаемые Тимирязевым в указанных

пометках лишь вскользь, рассматриваются им в более широ¬

ком и систематизированном виде в его статье «Наука, демо¬

кратия и мир», написанной в январе 1917 г., т. е. в канун

Февральской буржуазно-демократической революции в Рос¬

сии. Тимирязев вполне сознает теперь, что пустые пацифист¬

ские разговоры о мире без организации широких народных

масс на борьбу за мир, против милитаризма буржуазии ни

к чему не могут привести, что они являются не более как

демагогической ложью апологетов капитализма. «... Дипло¬

маты, — пишет он, — ведут свой народ с завязанными гла¬

зами до самого края пропасти, в которую его момен¬

тально сталкивают. То же делают дипломаты другого берега.

А когда ничего не ожидавшие, ничего не понимающие

народы оказываются в смертельной схватке, в которой

остается лишь одно — скорее перегрызть горло, пока тебе

его не перегрызли, — дипломаты любуются на дело своих
1	К. А. Тимирязев. Пометки на 31-м выпуске «Истории нашего

времени», стр. 85. Музей К. А. Тимирязева.
*	Там же, стр. 49, 52.
425

рук, объясняя его расовой ненавистью, историческими зада¬

чами, борьбой за культуру и другими хорошими словеч¬

ками, придуманными après coup *. И это тем более легко, что

с войной водворяется царство лжи, лжи вынужденной и

доброхотной, лжи купленной и даровой, лжи обманывающих

и обманутых, и тогда уже нет исхода. Вот почему очевидно,

что на борьбу с войной можно рассчитывать не во время

войны и даже не после нее, а только пред¬

отвратив ее возможность устранением тех,

чья специальность — спускать с цепи

этого демона войны»1 (подчеркнуто мной. —

Г. П.).
Непосредственными специалистами по спусканию с цепи

демона войны Тимирязев называет здесь «дипломатов». Но

ясно, что, говоря об устранении «дипломатов», Тимирязев

имеет в виду также и тех, кто стоит за их спиной, — маг¬

натов финансового капитала, чью волю выполняют бур¬

жуазные дипломаты и вся буржуазная государственная ма

шина в целом.
Таким образом, единственно верным средством навсегда

уничтожить войны и порождающие их причины Тимирязев

считает теперь самую решительную борьбу широких слоев

народа против политики разжигания империалистических

войн, борьбу за уничтожение капитализма. Нет никакого

сомнения, что данный вывод был сделан Тимирязевым под

влиянием большевистской партии, боровшейся в тот период

под лозунгом превращения войны империалистической в войну

гражданскую. Мы уже видели из воспоминаний проф. Та¬

неева, с каким сочувствием и одобрением относился Тимиря¬

зев к этому лозунгу. Он пишет, что требования науки и демо¬

кратии сходятся на одном — на объявлении войны против

войны. «Согласится ли человечество когда-нибудь с этими

требованиями, захочет ли оно выйти на новый путь — войны

против войны? Кто знает. Одно только очевидно для всякого

мыслящего человека: — если не захочет, то останется при

том, что было, при безысходном безумном ужасе того, что

есть»2. Тимирязев еще не уверен, насколько будет возможно

осуществление этого требования, но он знает, что иного пути

для человечества нет: «безысходный, безумный ужас того, что

есть», или война — войне.
Может показаться противоречием, что у Тимирязева

в той же статье можно встретить и такую фразу: «Нет,
•	Задним числом.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 250—251.
2	Там же, стр. 253.
426

войны войной не уничтожают» *. Но не следует забывать,

о какой войне здесь идет речь. В первом случае говорится

о войне гражданской, о войне науки и демократии против

войны империалистической. Во втором случае Тимирязев дает

ответ тем, кто прикрывает свой империалистический человеко¬

ненавистнический лозунг «война до победного конца» фразой

о том, что это, мол, «последняя война», «война за уничтоже¬

ние войны». Показав, что у империалистов-победителей война

вызывает жадность к новым завоеваниям, а у империалистов-

побежденных возникает против них неизбежная злоба, вопло¬

щающаяся в слове «реванш», Тимирязев говорит: «Нет, войны

войной не уничтожают. Ни милитаризмом, ни маринизхмом не

уничтожают милитаризма и маринизма. Синдикат капитали¬

стов, что бы там ни говорили, может раздавить капиталиста,

но не уничтожить зло капитализма, также и с синдикатом

милитаристов...»2.
Следует обратить здесь внимание на последнюю фразу.

Еще до первой мировой войны презренные слуги капита¬

лизма — вожди II Интернационала, не стеснявшиеся име¬

новать себя марксистами, пытались доказывать, будто эпоха

капитализма делает излишней пролетарскую революцию,

будто капитализм становится организованным, изживает

анархию, конкуренцию и тем самым подготавливает условия

для «спокойного» превращения капиталистического общества

в социалистическое. После первой и в особенности после

окончания второй мировой войны социал-демократические

прислужники англо-американского капитала — Эттли, Спаак,

Ги Молле, Сарагат и другие подобные им проповедники

санглийского» или «демократического» социализма думают

одурачить рабочий класс идеей достижения социализма без

революции, без слома капиталистической государственной ма¬

шины, путем простой организации частного капитала в син¬

дикат национального, а затем и интернационального

масштаба. Все это проводится под флагом пресловутых «плана

Маршалла» и Северо-атлантического пакта. Передовой рус¬

ский ученый К. А. Тимирязев еще в январе 1917 г. со всей

страстностью и убеждением заявляет, что синдикат капитали¬

стов может раздавить капиталиста, но не может уничтожить

зло капитализма. В этом выводе Тимирязева особенно ярко

проявляется влияние на него революционных идей марксизма-

ленинизма, усвоение которых позволяет Тимирязеву все вер¬

нее и глубже понимать общественные явления, все ближе и

ближе подходить к идее социалистической революции.
1 Там же, стр. 238.
* Таи же.
427

* *
*
В настоящее время нет точных данных о том, когда именно

началось систематическое изучение Тимирязевым классиков

марксизма-ленинизма, с какого времени он узнал о работе

марксистских кружков и групп, действовавших в России,

когда познакомился он с деятельностью вождей пролетарского

движения — Ленина и Сталина. Однако мы с достоверностью

знаем, что первое знакомство Тимирязева с «Капиталом»

Маркса произошло еще в 1867 г. «... С „Капиталом“, — писал

он в 1919 г., — я ознакомился, вероятно, один из первых

в России. Это было так давно, что Владимир Ильич тогда еще

не родился, а Плеханову, которого многие наши марксисты

считают своим учителем, было всего десять лет. Осенью

1867 года проездом из Симбирска, где я производил опыты

по плану Д. И. Менделеева, я заехал к П. А. Ильенкову,

в недавно открытую Петровскую (ныне Тимирязевскую. —

Ред.) академию. Я застал П. А. Ильенкова в его кабинете-

библиотеке за письменным столом: перед ним лежал толстый,

свеженький немецкий том с еще заложенным в него разре¬

зальным ножом, это был первый том „Капитала« Маркса. Так

как он вышел в конце 1867 года, то, очевидно, это был один

из первых экземпляров, попавших в русские руки. Павел

Антонович тут же с восхищением и свойственным ему умением

прочел мне чуть не целую лекцию о том, что уже успел про¬

честь. ,.»1. С идеями марксизма Тимирязев имел также воз¬

можность знакомиться впоследствии через В. И. Танеева и

М. М. Ковалевского, получившего, как известно, в подарок

от Маркса книгу Энгельса «Анти-Дюринг».
Весьма характерно, что Тимирязев еще в условиях

царизма с гордостью говорил о своем знакомстве с трудами

Маркса. Так, еще в примечании к своему некрологу
о	П. А. Ильенкове, относящемуся к 1878 г., Тимирязев писал:

«У него у первого видел я, тотчас по его появлении, первый

том „Капитала« Маркса, который он тщательно изучал» 2. Это

примечание Тимирязев повторяет в своем сборнике «Насущные

задачи современного естествознания», в который входила

указанная статья об Ильенкове (изд. 1904 г.и 1908 г.). Нужно

было иметь мужество, чтобы, будучи профессором универси¬

тета, в самый разгар реакции в 1908 г. не побояться упоми¬

нать в публичном выступлении имя вождя международного

рабочего движения — Карла Маркса.
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 337. Прим.
- Там же, т. V. стр. 251.
428

Можно полагать, что не без участия К. А. Тимирязева

студенты Петровской академии после смерти Маркса послали

в 1883 г. в редакцию английской газеты «Дейли-Ньюс» сле¬

дующую телеграмму: «Благоволите передать г. Энгельсу,

автору „Рабочего класса в Англии« и интимному другу по¬

койного Карла Маркса, нашу просьбу возложить на гроб

незабвенного автора „Капитала“ венок со следующей над¬

писью: „Защитнику прав труда в теории и борцу за их осу¬

ществление в жизни — от студентов Петровской сельскохозяй¬

ственной академии в Москве«» '. Выполнив просьбу петровцев,

Энгельс сообщил об этом в письме П. JT. Лаврову ог

24 марта 1883 г.
Первое ознакомление с «Капиталом» Маркса, очевидно,

не имело еще решающего значения для развития общественно-

политических взглядов Тимирязева. В то время он еще не мог

понять и оценить огромного значения, которое имеет открытие

Марксом и Энгельсом законов общественного развития, не

смог оценить той всемирно-исторической роли пролетариата,

которая была вскрыта вождями пролетарского движения.

Тимирязев понял это лишь с течением времени, под влиянием

мужественной борьбы русского пролетариата за свое осво¬

бождение. При этом и рабочее движение в России в первые

десятилетия (70—80-е годы) точно так же не сразу было вос¬

принято Тимирязевым как та могучая сила, которая со време¬

нем приведет к поражению помещичье-буржуазного строя.

Однако уже в тот период оно сыграло немаловажную роль

в росте политической активности Тимирязева, в усилении его

борьбы против реакции в науке и университетском образо¬

вании. В дальнейшем убеждения Тимирязева уже не просто

стихийно отражают рост революционного рабочего движения.

Нет никакого сомнения, что уже в конце 90-х—начале

900-х годов Тимирязев как ученый, интересовавшийся всеми

общественными событиями, поддерживавший самые тесные

отношения с революционно настроенной частью русской интел¬

лигенции, в особенности студенчества, знал о существовании

социал-демократических кружков и групп, почти повсеместно

организованных в. тот период в России.
Известно, что один из ближайших учеников и сотрудников

Тимирязева — Д. Н. Прянишников во время заграничной ко¬

мандировки зимой 1893—1894 гг. посещал Международный

конгресс социалистов в Цюрихе, где слушал выступления

Бебеля, Либкнехта и дочери Карла Маркса2. Нет никакого
•	См. сПереписка К. Маркса и Ф. Энгельса с русскими цоЛЯтическийв

деятелями», 1947, стр. 217.
*	См. статью П. М. Жуковского «Д. Н. Прянишников». Вестник АН

СССР, 1945, № 10—11, стр. 17.
429

сомнения, что Прянишников делился со своим любимым учи¬

телем впечатлениями, полученными от знакомства с европей¬

скими социалистами. Конечно, писать что-либо о социал-де-

мократическом движении в России, призывать студенчество

к широкому участию в нем Тимирязев не мог. Но он пишет

о социал-демократической партии Германии, указывая, что

некоторые германские профессора советуют студентам

«выбирать для зимних семестров именно толчею крупных поли¬

тических центров, посещать (horribile dictu! *) собра¬

ния социал-демократической партии (под¬

черкнуто мной.—Г. #.), чтобы заранее ознакомиться с

запросами того народа, которому они призваны служить»

Тимирязев, как видно по всему характеру его статьи, вполне

разделяет убеждение в том, что запросы народа лучше всего

выражала тогда именно социал-демократическая партия. Так

иносказательно, эзоповским языком, на котором только и

можно было говорить в царской России о рабочей партии,

Тимирязев еще в 1904 г. советует нашему студенчеству ближе

ознакомиться с деятельностью РСДРП.
Тимирязев в своих сочинениях неоднократно высказывал

горячие симпатии Парижской Коммуне 1871 г. Он приводил

слова очевидцев Коммуны об исключительном порядке, под¬

держиваемом тогда в городе, чтобы разоблачить клевету на

коммунаров, распускавшуюся реакционерами. Тимирязев глу¬

боко возмущался кровавым террором буржуазии после паде¬

ния Коммуны. «Никогда озверение человека, — пишет он, —

не доходило до таких пределов, как в эти дни торжества

„порядка" и „сильной власти«. Когда по улицам Версаля

гнали толпы обезоруженных, связанных коммунаров, чувстви¬

тельные и, конечно, религиозно воспитанные буржуазки и

аристократки своими изящными весенними зонтиками выка¬

лывали глаза этим несчастным. Ужас этих дней был превзой¬

ден разве только в ту отдаленную эпоху, когда благочестивые

византийские автократоры и их клевреты выкалывали глаза

разом целым тысячам болгарских пленных» 2.
В 1901 г., вскоре после статьи Ленина «Отдача в солдаты

183-х студентов», напечатанной в «Искре», Тимирязев, как мы

уже видели, выступает с требованием отмены «временных

правил» и призывает студентов к продолжению забастовки.
В секретной справке московской «охранки», составленной

в феврале 1910 г., указывается: «В 1903 году адрес Тимиря¬

зева был обнаружен в записной книжке, отобранной у привле¬

ченной при С. Петербургском губернском жандармском
♦	Страшно сказать!
1	К. А. Тимирязев Соч., т. IX, стр. 2&
2	Там же, стр. 256.
430

управлении к дознанию за принадлежность к преступному

сообществу, именовавшемуся „Российской социал-демократи¬

ческой рабочей партией«, учительницы Зинаиды Коноплян-

никовой» К В начале 1905 г., вслед за большевиками, Тимиря¬

зев, как мы видели, выступал за поражение царского прави¬

тельства в русско-японской войне. В сентябре 1905 г. он

подвергает критике проект Булыгинской думы. Будучи за

границей в 1907 г., Тимирязев с жадностью читает социали¬

стическую литературу. Либерально-монархически настроенная

часть профессуры, как это видно из стихов реакционного

поэта Андрея Белого, чуждается Тимирязева как крайне

«опасного элемента», как человека «недосягаемой левизны».
Нет сомнения, что со временем будут найдены новые дока¬

зательства, свидетельствующие о связи Тимирязева с рабочим

движением, с деятельностью марксистско-ленинской партии

в этот период. Однако уже перечисленные выше факты доста¬

точно убедительно показывают нам, что еще до революции

1905 г. Тимирязев испытывал на себе несомненное влияние

возрастающего рабочего движения в России, деятельности

большевистской партии и ее марксистско-ленинского мировоз¬

зрения. Об этом по существу говорит и собственное признание

Тимирязева в его предисловии к книге «Наука и демократия»:

«Пятнадцатилетний период, охватываемый собранными в этой

книге статьями, начинается с освободительного движения

1904 года, охватывая обе революции 17-го и следующие за

ними годы. Того не переживал за такой краткий период, ко¬

нечно, ни один народ в мире. Отголоски этих собы¬

тий слышатся на всем протяжении книги.

Их предчувствие, течение и последствия

кладут свой отпечаток на все ее содержа¬

ние»2 (подчеркнуто мной. — Г. #.). Об этом же свидетель¬

ствуют слова Тимирязева, обращенные к большевикам за не¬

сколько часов до его смерти: «Я всегда был ваш и с вами».
Безусловно было бы неправильно утверждать, что Тими¬

рязев уже в 1904—1905 гг. стал марксистом. Его переход

к марксизму в то время только-только намечался, но с ка¬

ждым годом его политическое сознание все более и более

укреплялось. В 1908 г., т. е. в тот период, когда большевист¬

ская партия сочетала борьбу за осуществление основных

революционных лозунгов (одним из которых являлось требо¬

вание 8-часового рабочего дня) с работой в легальных рабо-

чих учреждениях (в частности, в народных университетах),

Тимирязев в предисловии к третьему изданию своего сборника
« ЦГИАМ, ДП, IV, 145, 1910 г.
•К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 15.
431

«Насущные задачи современного естествознания» пишет, что

он считает вполне современными затронутые в первых изда¬

ниях сборника вопросы и в примечании уточняет, что речь

идет о вопросах «до восьмичасового рабочего дня и рабочих

университетов включительно» !.
В этом же предисловии Тимирязев выражал удовлетворе¬

ние тем, что германская социал-демократическая партия возло¬

жила на памятнйк Гёте венок с теми же словами немецкого

поэта, которыми Тимирязев в свое время заканчивал свою

статью «Значение переворота, произведенного в современном

естествознании Дарвином»:
«Вот мудрости конечный вывод:
Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день берет их с бою*.
Из этого видно, что Тимирязев считал теперь авторитет¬

ным суждение социал-демократии в том или ином вопросе.

(Конечно, трудно ожидать от Тимирязева, чтобы он уже в то

время сумел понять оппортунистический характер германских

социал-демократов. Это было достигнуто им значительно

позднее.) Не менее важным моментом для характеристики

роста политических убеждений Тимирязева является то, что

в этом же предисловии он, как мы уже видели, противо¬

поставляет демократию — буржуазии, понимая, следовательно,

под демократией пролетарскую демократию.
Таким образом, в годы столыпинской реакции и особенно

в период нового подъема революционного движения в России

Тимирязев делал новые шаги в сторону пролетариата. Нема¬

лую роль в этом сыграла его дружба с А. М. Горьким. Во

время империалистической войны и буржуазно-демократиче-

ской революции 1917 г. Тимирязев окончательно убеждается,

что только большевистская партия Ленина—Сталина является

единственно верной выразительницей интересов трудящихся,

что только она может вывести русский народ из той бездны

ужаса зла, в которую втолкнули его господствующие классы

царско-помещичьей России. И Тимирязев смело и безогово¬

рочно становится под боевое красное знамя большевистской

партии.
В процессе развития и укрепления революционных убе¬

ждений Тимирязева, наряду с влиянием общего роста рабо¬

чего движения в стране, большую роль сыграло и непосред¬

ственное ознакомление Тимирязева с трудами классиков

марксизма-ленинизма и большевистской прессой. В Музее

К. А. Тимирязева хранится экземпляр I тома «Капитала»
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. V, стр. 13.
432

К. Маркса, изданный в Петербурге в 1898 г. На его страни¬

цах имеется много подчеркиваний и пометок Тимирязева.
В частности, Тимирязев подчеркивает и ставит N3 против

следующей фразы Маркса: «Не сознание человека определяет

формы его бытия, а наоборот, его общественное бытие опре¬

деляет формы его сознания» К Тимирязев подчеркивает также

мысль Маркса об объективности законов природы и об¬

щества, о том, что определенные явления неизбежно влекут

за собой определенный результат (стр. XX), о том, что Дар¬

вин пробудил интерес к истории естественной технологии, т. е.

к развитию органов растений и животных (стр. 44), и ряд

других мест. Чрезвычайно большой интерес представляет

пометка Тимирязева на той странице, где Маркс, указав, что

«у капитала из всех пор, с головы до пяток, сочится кровь и

грязь», приводит далее слова обозревателя: «Капитал боится

отсутствия прибыли, или очень маленькой прибыли, как при¬

рода, как прежде говорили, боится пустого пространства. По

мере возрастания прибыли капитал делается смелее. Если

имеется верных 10%, то его можно прилагать на что угодно;

при 20% он оживляется; при 50% он делается положительно

удальцом; ради 100% он готов попирать ногами все чело¬

веческие законы; при 300% нет преступления, на которое бы

он не отважился, даже рискуя, что владелец его попадет на

виселицу. Если бунт и борьба станут приносить прибыль, то

он будет поощрять их. Доказательство — контрабанда и тор¬

говля невольниками». Тимирязев отчеркивает данный абзац,

ставит на полях № и, как бы продолжая мысль автора,

пишет «и настоящая война»...2.
Таким образом, не ограничиваясь ознакомлением с «Капи¬

талом» в 1867 г., Тимирязев продолжает интересоваться им

и позднее. В 1911 г. он пишет о Марксе в своей рецензии на

только что вышедшую в свет Британскую энциклопедию.

В этой рецензии Тимирязев сочувственно отзывается о точке

зрения автора статьи «История», в которой подчеркивалось, что

Маркс сыграл большую роль в развитии общественных наук.
Это еще раз свидетельствует о том, что Тимирязев был

знаком тогда с основными произведениями Карла Маркса.

К этому же выводу нас приводит и следующее замечание Ти¬

мирязева в данной рецензии: «Странное впечатление произвол

дит только маленькая статейка „Капитал“, в которой высказы¬

вается наивно архаическое воззрение на него как на продукт

„сбережения и воздержания«. Впрочем, анонимный автор

напоминает, что исчерпать этот вопрос может только вся сово¬
1	К. Маркс. Капитал, 1898, стр. 44.
2	К. А. Тимирязев. Пометки на «Капитале» К. Маркса, 1898,

стр. 671. Музей К. А. Тимирязева.
28 Г. В. Платонов	433

купность статей по политической экономии и социализму и

приводит небольшой перечень источников, не разделяющих его

ортодоксального воззрения» *. В данном высказывании Тими¬

рязева интересны два момента:
1)	Тимирязев не только отрицает, но ему кажется просто

«наивно архаическим» взгляд, будто капитал есть продукт

«сбережения и воздержания» (между прочим, это лишний раз

показывает, как далек был Тимирязев от Конта, выражавшего

подобный же взгляд по этому вопросу).
2)	Поскольку Тимирязев указывает, что авторы, на кото¬

рых ссылается Энциклопедия (Милль, Вальпер, Маршалл,

Бем-Баверк, Маркс, Маллон и др.). не разделяют приведен¬

ного выше взгляда, он, следовательно, уже ранее был хорошо

знаком с их произведениями.
Приведенные ранее факты говорят также о том, что Тими¬

рязев, повидимому, был знаком и со статьями В. И. Ленина

в «Искре».
Однако многие важнейшие произведения классиков мар¬

ксизма-ленинизма в этот период, повидимому, еще не были

известны Тимирязеву. Указывая впоследствии, что в 1909 г.

в печати не было подмечено совпадение выхода в свет книги

Маркса «К критике политической экономии» и книги Дарвина

«Происхождение видов», Тимирязев в отношении себя объяс¬

няет этот факт следующим образом: «Что касается меня, то

этот пробел объясняется очень просто. К стыду моему, я дол¬

жен признаться, что с содержанием замечательного предисло¬

вия к этой книге я ознакомился уже после 1909 г. из статьи

В. И. Ильина (Ленина) в XVIII томе Энциклопедии

бр. Гранат»2.* Статья, о которой говорит здесь Тимирязев,—

это известная работа В. И. Ленина «К. Маркс», написанная

в ноябре 1914 г. Тимирязев, как один из редакторов Словаря,

мог ознакомиться со статьей В. И. Ленина, очевидно, в конце

1914—начале 1915 г.
Годы первой мировой войны, Февральской революции и

Великой Октябрьской социалистической революции были

годами, когда Тимирязев много и настойчиво занимался

изучением марксизма. Об этом свидетельствует уже тот факт,

что в своих статьях, написанных после Великой Октябрьской

социалистической революции, Тимирязев цитирует многие про¬

изведения классиков марксизма: «Капитал», «К критике поли¬

тической экономии», «Святое семейство», «Положение рабо¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. VIII, стр. 448—449 Прим. 1.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 337. Прим.
•	Здесь явная опечатка: статья В. И. Ленина «Маркс» помещена

в XXVIII, а не в XVIII томе Энциклопедического словаря Гранат.
414

чего класса в Англии». В его личной библиотеке до сих пор

сохранилась и популярная марксистская литература.
Наиболее полно свое отношение к марксизму Тимирязев

высказывает в статье «Ч. Дарвин и К. Маркс» 1 и в заключи¬

тельной (десятой) лекции «Исторического метода в биоло¬

гии»2. Отдельные высказывания о К. Марксе, Ф. Энгельсе,

В. И. Ленине и ссылки на их труды встречаются и в других

работах, написанных Тимирязевым после Великой Октябрь¬

ской социалистической революции.
Приход к марксизму был логическим завершением эволю¬

ции общественно-политических и философских взглядов Тими¬

рязева. Благодаря усвоенным у классиков русской философии

демократическим принципам и философскому материализму

Тимирязев пошел по правильному пути научного познания

объективных законов природы. Полученные им в процессе

изучения органического мира знания объективных диалек¬

тических закономерностей вплотную подводят его к диалек¬

тическому материализму. Познакомившись с трудами

классиков марксизма-ленинизма, Тимирязев не только не

испугался последовательно-революционных выводов марксист¬

ской теории, но и сознательно положил их в основу своей

дальнейшей научной и общественно-политической деятель¬

ности.
Тимирязев усваивает не только основы диалектического

материализма, но и важнейшие положения исторического мате¬

риализма. Сравнивая исторический материализм с дарвиниз¬

мом, главную их заслугу Тимирязев видит в том, что для

всей совокупности явлений они находят объяснение, заклю¬

чающееся «в их материальных условиях, констатируемых

с точностью естественных наук». Последнее выражение Тими¬

рязев цитирует по Марксу и Ленину. Он использует термины

Маркса: «исторический материализм», «экономический ба¬

зис», «надстройка», «производительные силы», «производ¬

ственные отношения» и т. д.
Проводя параллель между учением Дарвина и Маркса,

Тимирязев пишет: «Как Дарвин, усомнившись в пригодности

библейского учения о сотворении органических форм, к кото¬

рому так или иначе прилаживалась теологически или мета¬

физически настроенная современная ему наука, нашел дей¬

ствительное объяснение для происхождения эчих форм в „м а-

териальных условиях« (подчеркнуто мной. — Г. /7.)

их возникновения, так и Маркс, как он сам пояснил, усо¬

мнившись в гегелевской метафизической „философии права“,
1	См. К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 336—346.
2	См. там же, т. VI, стр. 13—237.
28*
435

пришел к послужившему ему „путеводной нитью“ во всей

его последующей деятельности выводу, что „правоотно¬

шения и формы государственности необъяснимы ни сами из

себя, ни из так называемого человеческого духа, а берут

основание из материальных условий жизни“. Оба учения от¬

мечены общей чертой искания начального исходного объясне¬

ния исключительно в „научно изучаемых«, „материальных"

явлениях...» 1. Это сравнение Дарвина и Маркса весьма на¬

поминает аналогичные сравнения, сделанные в свое время

Энгельсом и Лениным. Все это показывает, что Тимирязев

безусловно усвоил основные положения марксистско-ленин¬

ской теории.
Огромной заслугой Маркса Тимирязев считает установле¬

ние неизбежности победы коммунизма во всем мире. Это от¬

крытие Маркса вооружило пролетариат сознанием непоколе¬

бимой уверенности в своей победе, в победе пролетарской

революции, «... Мировой пожар, который уничтожит все

оплоты мировой реакции, является уже сознательным,

уверенным ожиданием мирового пролета¬

риат а»2 (подчеркнуто мной. — Г. П.).
Тимирязев понимает, что диктатура пролетариата является

совершенно необходимым орудием в борьбе за построение но¬

вого, коммунистического общества. Как мы позднее увидим,

он и сам принимает активное участие в работе его органов.

Таким образом, главное в марксизме — установление того,

что, во-первых, существование классов связано лишь с опре¬

деленными историческими фазами развития производства;

во-вторых, что классовая борьба необходимо ведет к дикта¬

туре пролетариата; в-третьих, что эта диктатура сама

составляет лишь переход к уничтожению всяких классов,

к бесклассовому обществу, — было вполне усвоено и воспри¬

нято Тимирязевым.
Однако у него остается еще и недостаточно глубокое пони¬

мание ряда важнейших положений исторического материа¬

лизма. Тимирязев не видит коренного, качественного отличия

исторического материализма от домарксовских социологических

воззрений. Говоря об освобождении исторической науки от

творца и промыслителя, а также от абсолютной идеи, он счи¬

тает, что это было сделано Боклем (!!) и Марксом. Таким

образом, Тимирязев считает труды Маркса и Бокля чуть ли не

равноценными в раскрытии социальной основы развития об¬

щества. Тимирязев, наряду с термином «исторический мате¬

риализм», нередко употребляет извращающий учение Маркса
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 338—339.
2	Там же, стр. 351.
436

термин — «экономический материализм». Но главная ошибка

его заключается в том, что он пытается сблизить историче¬

ский материализм с дарвинизмом.
Ранее указывалось, что Тимирязев не только не был со-

циал-дарвинистом, но и активно боролся с этим буржуазным

извращением дарвинизма. Однако, даже после ознакомления

с марксизмом, он продолжает отождествлять ряд положений

дарвинизма и исторического материализма. У Тимирязева не

было полной ясности в вопросе о границах применения зако¬

нов дарвинизма. У него встречаются даже противоречащие

друг другу положения. Так, несмотря на высказанное еще

ранее совершенно правильное положение, что «человеческая

нравственность создана не биологическим, а социальным

строем», а также на признание им положения Маркса о том,

что идеологическая надстройка, в частности, мораль, опреде¬

ляется экономическим базисом, Тимирязев в известной мере

придерживается в' этом вопросе взглядов Дарвина, развитых

позднее Сутерландом. Он считал, например, что «и нравствен¬

ность, как все полезное, является предметом отбора...» К

Реальным простейшим качеством наших предков, на основе

которого шел, по его мнению, естественный отбор, является

«социальный инстинкт» и т. п.
Таким образом, овладев основными положениями диалек¬

тического и исторического материализма, Тимирязев не успел

еще усвоить марксистско-ленинской философии настолько,

чтобы последовательно материалистически решать вопросы

общественного развития. В предыдущих главах мы видели, что

не сделал он этого в полной мере и в отношении изучения

природы.
Идя по пути овладения диалектическим и историческим

материализмом, Тимирязев не успел завершить этот

путь, не смог в полном объеме понять и последовательно при¬

менить в своей работе положения и выводы марксистско-

ленинской философии диалектического материализма.
*	*
*
Изучение трудов классиков марксизма дало возможность

Тимирязеву в последние годы жизни лучше разобраться

в сложной общественной обстановке. В свою очередь круп¬

нейшие события общественной жизни — первая мировая

война, Февральская буржуазно-демократическая революция и

Великая Октябрьская социалистическая революция, освободи-
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. VI, стр. 230.
437

тельная борьба советского народа против иноземных захват¬

чиков и контрреволюции внутри России, а также активное

участие самого Тимирязева во всех этих событиях — помогают

ему глубже осознать правильность марксистско-ленинского

учения.
Февральскую революцию 1917 г. Тимирязев сначала встре¬

тил с энтузиазмом. Первое время ему казалось, что теперь

его «старческие мечты превратились в молодую действитель¬

ность». В первом же письме Горькому после свержения ца¬

ризма Тимирязев пишет: «Поздравляю Вас с днем, какого

еще не видывала настрадавшаяся страна. „Что день грядущий

мне готовит?« — Кто знает, одно только всякому ясно — мы

отчалили наконец от того берега и отчалили навсегда! Это

повторяешь себе десятки раз — так неожиданно пришла эта

счастливая весть, когда уже охватывало такое отчаяние» *.

Из этих слов Тимирязева видно, что свержение самодержавия

было его давнишней заветной мечтой.
Тимирязева радует отнюдь не буржуазный характер Фев¬

ральской революции. Он считал, что революция действительно

принесла народу полную свободу, обеспечила прекращение

империалистической войны. Говоря о победе «демократиче¬

ской молодой России», Тимирязев имеет в виду победу трудя¬

щихся — «рабочих, работниц и солдат». Вместе с ними он

участвует в первой свободной первомайской демонстрации

в России в 1917 г. Тимирязев восторженно описывает эту

демонстрацию в своей статье «Красное знамя»: «... Как сон,

как светлое видение, выступает картина московской улицы

в день того первого международного, общечеловеческого празд¬

ника, в первый раз приобщившего молодую демократическую

Россию к культурным трудовым массам всего мира. Без конца,

без начала, заполняющий всю ширину улицы, человеческий

поток, а над ним, залитые ярким солнцем, раздуваемые весен¬

ним ветерком, радуя взоры бесконечными переливами того же

ликующего алого цвета, — несметные флажки, флаги, знамена,

хоругви, только яснее выявлявшие могучее, стройное движе¬

ние этой сплошной текучей, живущей одной общей разумной

волей, могучей массы человеческих существ. Тайна свободы

чуялась в стихийном единстве этого непреодолимого поступа¬

тельного движения. Более великого дня, конечно, никогда не

переживал наш, — да, полно, переживал ли и какой другой

народ!» 2.
Однако очень скоро Тимирязев убеждается, что надежды

его оказались тщетными. Он обнаруживает, что «плоды
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 463.
2	Там же, стр. 263—264.
438

Февральской революции, добытые петербургскими рабочими и

солдатами, достались случайно вынесенным на гребень ее

волны представителям цензовых классов...» 1, которые созна¬

тельно оттягивали созыв Учредительного собрания и желали

повторить парижские события 1848 г.
В апреле 1917 г. были опубликованы исторические «Ап¬

рельские тезисы» В. И. Ленина. Сын Тимирязева, Аркадий

Клементьевич Тимирязев, рассказывает, что страницы номера

«Правды», где был опубликован этот замечательный доку¬

мент, были буквально испещрены восторженными замеча¬

ниями его отца. Простые и ясные слова гения социалистиче¬

ской революции В. И. Ленина, призывавшего пролетариат

к борьбе за переход от буржуазно-демократической революции

к социалистической, помогли Тимирязеву вполне осознать

характер происходящих событий. С этого времени он оконча¬

тельно стал под красное знамя социалистической революции. Он

уже четко отграничивал его от трехцветного знамени буржуаз¬

ных революций, тем самым присоединяясь к последователь¬

ным сторонникам социалистической революции. Весь харак¬

тер статьи «Красное знамя», написанной вскоре после опубли¬

кования Апрельских тезисов, свидетельствует о том, что

наименование «Красное знамя» Тимирязев употреблял для

выражения идеи социалистической революции, диктатуры

пролетариата.
Он разоблачал клевету контрреволюционных писак, будто

красное знамя социалистической революции несет человечеству

гибель и кровь. Напротив, утверждал Тимирязев, только крас¬

ное знамя может спасти человечество от тех новых потоков

крови, которые полились в связи с возобновлением русского

наступления 18 июня 1917 г. по приказу англо-американских

капиталистов и их верных прислужников—Керенского,

Милюкова, Родзянко и т. п. Керенского Тимирязев прямо

называет «предателем своего народа», а Милюкова — «лакеем

проконсула английского капитала Бьюкенена». Тимирязев

изобличает позорную зависимость буржуазного Временного

правительства от английского и американского капитала.
Вскоре после начавшегося 18 июня 1917 г. наступления

русской армии газеты опубликовали телеграмму о повышении

курса русских ценностей в Америке. Тимирязев дает блестя¬

щий анализ причин подобного явления: «Когда американские

капиталисты приветствуют войну повышением, вывод может

быть только один: она ведется в их интересах... Цар¬

ская Россия не жалела миллионов жизней в угоду англий¬

ским капиталистам. Россия освободившаяся, как видно из
1 Там же, стр. 387.
439

телеграммы, имеет дело уже с капиталистами великой заатлан¬

тической демократии. Неужели в этом весь успех? Неужели

в этом завоевание нашей славной революции? Неужели исто¬

рия повторяется, и кровавые Июньские дни являются ответом

на славные Февральские, как в 1848 г. во Франции...?»1.

Тимирязев вскрывает международные связи всего капитали¬

стического мира, говорит о «капиталистически государствен¬

ном международном организме».
Истинные побуждения заправил финансового капитала, их

призывы к продолжению империалистической войны Тимиря¬

зев охарактеризовал как бешеный вой: «Дайте нам перебить

еще несколько миллионов людей. Дайте нам обложить еще

несколькими сотнями миллиардов живущие и еще не родив¬

шиеся поколения. Дайте нам перевести эти миллиарды из

сумы трудящихся в золотые мешки миллиардеров, или в сун¬

дуки их биллионных синдикатов... А прежде всего дайте нам

безнаказанно лгать и клеветать, ограждая свою ложь благо¬

детельной цензурой и желтой прессой. Дайте нам все это,

и тогда придет наше царство — царство золота и лжи, железа

и крови» 2.
Читая эти строки, вскрывающие затаенные мысли миллиар¬

деров, жаждущих крови для превращения ее в золото, можна

подумать, что они написаны автором не 30 лет назад, а

теперь, когда свора Эйзенхауэров и ачесонов исступленно воет,

раздувая психоз войны. И так же по-современному звучит

дышащий силой и гневом призыв Тимирязева к трудящимся

бороться против своих эксплуататоров: «„Воспряньте, народы,

и подсчитайте своих утеснителей«, а подсчитав — вырвите из

их рук нагло отнятые у вас священнейшие права ваши: право на

жизнь, на труд, на свет и прежде всего на свободу, и тогда

водворится на земле истина и разум, производительный труд

и честный обмен их плодами»3.
Нередко в литературе о Тимирязеве можно встретить как

высшую похвалу заявление, что Тимирязев не задумываясь

«принял» или «признал» Великую Октябрьскую социалисти¬

ческую революцию. Но сама постановка вопроса здесь явно

ложная. Ему не нужно было ни «признавать», ни «принимать»

революцию. Задолго до ее совершения, с того момента, когда

Ленин поставил вопрос о борьбе за осуществление социали¬

стической революции, Тимирязев всецело проникается идеей

революционного свержения буржуазного строя. Уже одна

статья «Красное знамя» показывает, что Тимирязев не только
*	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 270.
2	Там же, стр. 271.
3	Там же, стр. 271—272.
440

встал под боевое знамя Ленина—Сталина, но и принимал не¬

посредственное участие в борьбе за осуществление идеи социа¬

листической революции. Возвращаясь впоследствии к мысли

о красном знамени в своем приветствии первому рабочему

факультету, Тимирязев с гордостью писал: «... Я стал под это

знамя, как раз в те дни, когда темные силы всего мира на¬

бросились на него в надежде еще раз потопить его в крови.

Красное знамя — это символ грядущей победы труда и знания

над их врагами» К
Летом 1917 г. Тимирязев указывает на дилемму, вставшую

перед народами, — либо победа пролетарской революции, либо

неминуемая гибель: «Развернет ли человечество свое славное

красное знамя, или исступленным и трусливым врагам „крас¬

ной тряпки« удастся еще раз волочить его в лужах пролитой

ими крови? Раздастся ли победный гимн свободе и миру всего

мира, или он потонет в диком вопле поклонников войны:

„Кровушки! кровушки! кровушки! Крови посвежей!« Вот в чем

вопрос» 2.
Беспредельную ненависть к буржуазии вызывает у Тими¬

рязева расстрел демонстрации в Петербурге 3 июля 1917 г.

и последовавший за ним разгул реакции. Он пишет в письме

к Горькому: «Снова и снова повторяю Некрасова — „были

времена и хуже, не было подлее«... Кажется, мерзавцы тор¬

жествуют по всей линии — и не сегодня завтра г.г. Корниловы,

Милюковы-Дарданельские и Родзянки-болванские восстановят

Столыпинское „успокоение« или что еще хуже»3.
В другом письме, несмотря на все свое уважение к Коро¬

ленко как художнику, Тимирязев бичует его за елейные

письма к народу с призывом продолжать империалистическую

войну, ведущуюся якобы в интересах защиты отечества. Тими¬

рязев говорит здесь о необходимости торопиться сказать, что

хотелось, «пока нас не прихлопнули всякие Бурцевы и про¬

чие Милюковские лакеи». Действительно, такая опасность

была вполне реальной. Контрреволюционный лагерь видит

в Тимирязеве одного из своих опасных врагов. Тимирязев

пишет Горькому о создавшейся обстановке: «Здесь я „впал

в разбойникиокружен кадетской сволочью в роде „Оглина“

из „Р. B.“— этого органа Белорусовых и прочих охран¬

ников» 4.
Придерживаясь установки большевистской партии, Тими¬

рязев до июля 1917 г. считал возможным мирное развитие

революции. Но после событий 3 июля он ясно увидел, что
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 298.
2	Там же, стр. 272—273.
3	Там же, стр. 465.
4	Там же, стр. 467.
441

буржуазное Временное правительство само толкает рабочий

класс и солдатские массы к вооруженному восстанию. Глав¬

нейшими проявлениями реакции, вызвавшими неизбежность

вооруженного свержения власти буржуазии, Тимирязев считал

«предательство корниловщины, недостойную комедию Москов¬

ского совещания и Булыгинского (республиканского?!) совета,

два похода главнокомандующих на Петербург...»1.
Тимирязев глубоко возмущался лживостью буржуазной

прессы, особенно кадетской газеты «Русские ведомости»,

а начиная с июля 1917 г. и меньшевистской газеты «Новая

жизнь». Напротив, чтение большевистских газет, по свиде¬

тельству проф. С. А. Новикова2, вызывало у Тимирязева при¬

лив бодрости и энергии. Он высказывает восхищение после¬

довательной революционностью большевистской партии, ее

преданностью народу. С начала выхода в свет (март 1917 г.)

органа Московского комитета РСДРП (б) «Социал-Демо¬

крат» Тимирязев регулярно и с большим удовлетворением

читал эту газету наряду с центральным органом большевист¬

ской партии — газетой «Правда». Все это говорит о том, что

еще задолго до Октября идея социалистической революции

стала родной и близкой Тимирязеву.
Будучи сам активным пропагандистом социалистической

революции, Тимирязев с радостью приветствовал ее победу

в октябре 1917 г. Он понимал, что Великая Октябрьская

социалистическая революция была единственным средством

спасения русского народа от нищеты, разорения и пора¬

бощения иностранным капиталом. Тимирязеву была ясна

огромная роль большевистской партии в подготовке и про¬

ведении Октябрьской революции. Он прямо указывал, что

Петербург от предательских походов Корнилова был спасен

только благодаря большевикам. Характеризуя Октябрьскую

революцию, он пишет: «Победа оказалась на стороне больше¬

визма, а побежденными оказались разношерстные враги рево¬

люции» 3.
Когда заклятый враг советского народа Черчилль органи¬

зовал свой разбойничий «поход 14 государств» против моло¬

дой Советской республики, Тимирязев писал страстные статьи

в защиту социалистического отечества, где разоблачал перед

всем миром захватнические, империалистические цели этого

«похода» и призывал трудящихся Англии, Франции, Америки

и других стран встать на защиту цитадели социализма —

Советской России.
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 273.
2	С. А. Новиков. Тимирязев. М., 1946, стр. 109.
3	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 387.
442

*	*
*
Тимирязев всегда был горячим патриотом своей Родины.

Он справедливо писал, что в течение всей своей жизни по

мере сил и разумения своего старался служить тому, что счи¬

тал соответствующим свободе и культуре своей страны. Вся

научная и общественная деятельность Тимирязева была

служением своему народу, своей Родине. Патриотизм был

одним из самых сильных побудительных мотивов, которые

заставляли его, преодолевая самые разнообразные препят¬

ствия, двигать вперед биологическую науку, бороться за то,

чтобы поставить ее на службу трудящимся массам родной

страны. Тимирязев гордился деятелями русской науки, куль¬

туры, прославившими свою Родину. Как мы уже видели, он

выступал пламенным борцом за приоритет русской науки

во многих ее областях. Он всегда выражал свое восхищение

героическим русским народом: «Русский народ и вышедший

из его рядов русский солдат был всегда равно достоин, равно

велик и в счастьи, и в несчастьи; и в несчастьи, может быть,

еще более, чем в счастьи» 1.
Тимирязев с возмущением отметал ложь и клевету на рус¬

ского человека, распространяемую на Западе. Глубокое него¬

дование слышится в его словах об «одной мисс», выступившей

в Лондоне с модным в 1917 г. рефератом «О русском народе»,

где она утверждала, что наиболее выдающиеся качества рус¬

ского человека выявляются в «Господи помилуй», которое он

будто бы на каждом шагу повторяет, и «в современном балете».

Вместе с тем Тимирязев указывает, что лучшие представители

мировой науки чрезвычайно высоко отзывались о русском

народе. Так, Дарвин «указывал на хорошие качества русского

народа и пророчил ему светлую будущность». Тимирязев

вспоминает слова, произнесенные Дарвином во время их

встречи в Дауне: «В эту минуту (это было в июле 1877 г.) вы

встретите в этой стране много дураков, которые только и

думают о том, чтобы вовлечь Англию в войну с Россией, но

будьте уверены, что в этом доме симпатии на вашей стороне,

и мы каждое утро берем в руки газету с желанием прочесть

известия о ваших новых победах»2. Весьма характерно для

активного, действенного патриотизма Тимирязева и его при¬

мечание к этим словам Дарвина, сделанное им в 1918 г.:

«Что бы сказал великий мыслитель и честнейший человек, так

клеймивший своих соотечественников в 1877 году, о совре¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 36.
2	Цит. по книге: К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 70.
443

менных правителях, заправляющих жалким английским наро¬

дом, отшатнувшимся от своих светлых политических пре¬

даний!» !.
Тимирязев с большим удовлетворением отмечал факты

интернациональной солидарности передовых людей Европы

с русским народом и большевистской партией. Так, он сделал

вырезку из газеты с сообщением РОСТА о выступлении в пе¬

чати Романа Роллана. Тимирязев подчеркнул в этой вырезке

следующие слова о великом французском писателе: «Он

(Р. Роллан. — Г. Я.) подтверждает свое чувство интернацио¬

нальной солидарности с русским большевизмом, относительно

которого его хотели заставить высказать порицание» 2.
Испытывая безграничную любовь к своему народу, Тими¬

рязев в то же время всегда выступал против буржуазного на¬

ционализма и шовинизма, против человеконенавистнических

расовых теорий. В понимании патриотизма мы видим у Тими¬

рязева продолжение славной традиции, идущей от русских

революционных демократов. Добролюбов писал: «Настоящий

патриотизм, как частное проявление любви к человечеству, не

уживается с неприязнью к отдельным народностям»3. Тими¬

рязев понимал лживый, антинародный характер официального

«патриотизма», насаждавшегося господствующими классами

царской России. Безгранично любя и уважая русский народ,

Тимирязев испытывал острую боль от сознания того, что про¬

стые русские люди — рабочие и крестьяне, с честью отстаивав¬

шие всегда интересы своего отечества, в условиях царизма

оказывались после одержанных ими побед над внешним вра¬

гом нередко в еще большей кабале у своих внутренних пора¬

ботителей. Так, в 1905 г. в разгар империалистической войны

с Японией Тимирязев писал: «У воинствующих патриотов не

сходит с уст „священная память двенадцатого года«. Правда,

героичны были усилия, почти сказочно победное шествие от

Москвы до Парижа, а что получил в награду русский народ?

Ту свободу, на которую он с таким правом мог рассчиты¬

вать? Нет, его наградой была полувековая сатурналия крепо¬

стного права, которая поборниками этого порядка, фари¬

сейски начертавшими на своем знамени слово „народность“,

выдавалась за патриархальное благоденствие народа. Только

ежегодные всеподданнейшие отчеты министров, сообщавшие

о числе зарезанных помещиков, о задушенных подушками по¬

мещицах, заставляли подозревать, что не „все обстоит благо¬

получно“. А геройская армия, что получила она в награду? —

Аракчеевщину, залитые кровью военные поселения, царство
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 70, сноска 2.
* Музей К. А. Тимирязева, папка 2496.
3Н. А. Добролюбов. Соч., т. III, стр. 228.
444

шпицрутена и полного забвения человеческих прав солдата...

Вот что заслужил русский народ, геройски защищая свою

честьъ !.
Тимирязев понимает, что проповедуемый эксплуататор¬

скими классами «патриотизм» не имеет ничего общего с под¬

линным патриотизмом трудящихся. Тимирязев видит, что

«патриотизм» помещиков и капиталистов по существу является

лишь прикрытой формой самого оголтелого шовинизма и на¬

ционализма, что он означает стремление эксплуататоров со¬

хранить и закрепить свое господствующее положение за счет

порабощения и эксплуатации не только своего народа, но и

народов других стран. И против этого «патриотизма» Тимиря¬

зев ведет решительную борьбу. Он разоблачает продажность

русского дворянства и буржуазии. В 1918 г. в примечании

к своей статье «Полвека, 1855—1905», в которой в 1905 г. он

выступал за поражение царского правительства в русско-япон¬

ской войне, Тимирязев писал: «.. .Недавние царские патриоты,

клеймившие этой кличкой («пораженец». — Г. П.) всех инако

мыслящих, теперь, в Свободной России, превратились в пора¬

женцев активных, возлагающих все свои надежды на какого

бы то ни было внешнего врага, вчера немцев, сегодня англи¬

чан»2. Тимирязев показывает, что русские помещики и капи¬

талисты «ждут получить конституцию из рук английского

майора или полковника, а заодно что-нибудь и лично себе —

„на водку«» 3.
Тимирязев понимает, что единственным и до конца верным

патриотом своей Родины является трудящийся народ, руково¬

димый большевистской партией. А дворянство и буржуазия,

завершив «полный круг своей ориентации: от Николая (или

Михаила) и войны до конца, на костях Вильгельма — через

Корнилова — до гетмана-предателя и их командующего Виль-

гельмовского лейтенанта»4, продемонстрировали перед всем

миром омерзительную картину измены национальным интере¬

сам.
Глубокое чувство патриотизма, присущее Тимирязеву на

протяжении всей его жизни, после Великой Октябрьской социа¬

листической революции приобретает совершенно новый смысл.

Тимирязев пишет о себе в этот период: «...Я сам патриот;

горячо, инстинктивно и сознательно люблю свою родину»5.

К чувству гордости русским народом, его трудолюбием, хра¬

бростью, красотой его языка, достижениями его науки у
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 37.
2	Там же, стр. 38, сноска 1.
3	Там же, стр. 384.
4	Там же, стр. 277.
5	Там же, стр. 275.
445

Тимирязева присоединяется гордость тем, что русский народ

первый в мире сбросил с себя ярмо капитализма и начал

строительство нового, социалистического общества, указав

тем самым путь народам всех стран.
Величие неиссякаемого патриотизма Тимирязева, его жела¬

ние всеми средствами содействовать победе горячо любимой

социалистической Родины со всей силой прозвучало в ряде

опубликованных им в 1918—1920 гг. статей. Одну из них, по¬

священную 50-летию со дня смерти Герцена, Тимирязев за¬

кончил следующими словами: «Пророчество Герцена осуще¬

ствилось на наших глазах и, вспоминая крик отчаяния,

когда-то вырвавшийся у его лучшего друга (Огарева. — Г. Я.)
Скажите, как, какою силой

Закон природы извращен,
Восходит с запада светило,
А на востоке мрак и сон?
Мы теперь отвечаем, — нет! Перед русским народом уже

раскрылась возможность восстановить этот закон природы:

Ex oriente lux * — Заря светлого будущего уже зарделась на

востоке!» 1.
Если в условиях царизма Тимирязев рассматривал запад¬

ные буржуазные демократии как значительный шаг вперед по

сравнению с деспотическим царским строем, то теперь, с уста-,

новлением в нашей стране пролетарской демократии, он пони¬

мает реакционный характер современного буржуазного парла¬

ментаризма и выражение «передовые демократии» Европы бе¬

рет в иронические кавычки.
Тимирязев разоблачает реакционную человеконенавистни¬

ческую политику англо-американского империализма, прикры¬

вающегося фиговым листком буржуазной «демократии» и

«либерализма». В этом ярко проявляется полная солидарность

Тимирязева с целями и задачами русского рабочего класса.

Именно на эту сторону деятельности Тимирязева обратил осо¬

бое внимание М. И. Калинин в своем выступлении на могиле

Тимирязева 30 апреля 1920 г.
«Я хочу остановиться, — говорил М. И. Калинин, — на том,

что особенно сблизило К. А. Тимирязева с рабочими и кре¬

стьянскими массами. Это произошло в наиболее тяжелый мо¬

мент борьбы рабочего класса за свое освобождение. В это

время маститый ученый, как юноша, бросился вместе с проле¬

тариатом в борьбу. Он бросал смертельные стрелы в с а м о г о
•	Свет с востока.
1 Там же, стр. 431.
446

злостного врага рабочих — в английский

либерализм»1 (подчеркнуто мной. — Г. Я.).
Тимирязев пишет о жестокой цензуре и официальной лжи,

которыми «современные диктаторы Англии» оиепили англий¬

ский народ. Глубокое негодование вызывает у него ликуюшая

передовица «Times» по поводу речи начальника главного

штаба британской армии генерала Робертсона, где тот утвер¬

ждал, что английская нация может быть спасена лишь при

условии, если англичане откажутся «от своей воли, от

своей свобод ы».
Недавно сотрудниками Музея К. А. Тимирязева Е. В. По-

лосатовой и М. Ф. Закарян была обнаружена рукопись Тими¬

рязева, относящаяся, повидимому, к лету 1917 г. и свидетель¬

ствующая о том, что уже до Великой Октябрьской

социалистической революции Тимирязев прекрасно осознал

лживый характер английской буржуазной демократии. Опи¬

раясь на выступления наиболее прогрессивно мыслящих

английских ученых, Тимирязев разоблачает здесь реакционную

сущность хваленой буржуазной демократии Англии и ее рус¬

ских апологетов — Временное буржуазное правительство и его

продажную печать. Поскольку этот документ еще не известен

нашим читателям, приводим его почти полностью:
«До сих пор в свободной России большие газеты (к газе¬

там малого формата * этот упрек не относится) так же тща¬

тельно скрывают от своих читателей эту правду **, как и

в былой царской России.
Самой возмутительной неправдой является неизменно, но

на все лады повторяемое газетами бесстыдное восхваление

«демократичности» правительств, захвативших в свои руки

власть у наших союзников, между тем как всякому, урывками

узнающему истину или умеющему улавливать ее между

строк, изложенных добровольческой свободной цензурой,

удается хоть отчасти угадывать действительность. Недаром

«Русские ведомости» не так давно поместили статью своего

парижского корреспондента «В защиту цензуры» и тот же

корреспондент прославлял на тех же страницах Эрве, когда-то

изрекшего, что если во Франции будет уничтожена цензура,

он переселится в Россию. Бедный, он не ожидал, что дни до¬

рогой ему царской России уже сочтены. Или быть может он

пророчески угадывал, что добровольческая цензура не усту¬

пит и царской...
1	«Правда», 1 мая 1920 г., № 93, стр. 3.
*	«Газетами малого формата», как видно из переписки Тимирязева

с Горьким, он называл рабочие газеты, действительно выходившие тогда*

небольшим форматом. — Г. П.
·· Правду о том, что творится за пределами России. — Г. IL
447

Вот что я прочел вчера в полученном мною с значитель¬

ным запозданием выпуске „Nature“ от 8-го марта (т. е. от

нашего 23 февраля — дня первой прелюдии отныне незабвен¬

ного 27). „Политические статьи“ редко встречаются на стра¬

ницах научных журналов и вот почему появившаяся в „Science

Progress“ передовица мистера Коуена М. Р. (члена парла¬

мента) о „Научной политической реформе“, конечно, возбудит

в научном мире оживленный обмен мыслей. В этой статье

современное положение английской нации рассматривается

с политической точки зрения, а общие выводы очень напоми¬

нают точку зрения покойного ученого Джонатана Стони

F. R. S.*, изложенную им в брошюре „Опасность, грозящая

в наше время Британской свободе“. Было время, когда Брита¬

ния ценой долгой борьбы обеспечила себе форму представи¬

тельного правления, которая была принята за образец всеми

новейшими нациями. Но в последнее время обнаруживается

быстро растущее стремление подчинить волю парламента

самодержавию кабинета (cabinet autocracy), кото¬

рое, если ему не будет положен предел, превратит так назы¬

ваемое парламентское правление в худшую из тираний.
Внимательное изучение статьи Коуена приводит читателя

к заключению, что средний М. Р. (член парламента) факти¬

чески лишен возможности применять свои способности сво¬

бодного эксперта к задачам общей национальной важности.

Сверх того благодаря практикующемуся приему closure

(французскому clôture) свободное обсуждение сведено к нулю

и за исключением ограниченного числа лиц, могущих при¬

влечь на себя внимание Спикера (председателя), любой член

парламента, желающий провести частный биль, вскоре

убеждается, что все его попытки будут задушены министер¬

ским или иным давлением. Что же касается парламентского

контроля над финансами, то это одна пустая похвальба: не¬

сметные миллионы вотируются без обсуждения под конец

затянутого до утра ночного заседания. Автор признается, что

не в состоянии предложить общего средства для исцеления

этого растущего недуга — бюрократической тира-

fl и и, но между прочим предлагает Home rule all round

(самоуправление для всей страны), т. е. вернуть всему англий¬

скому народу ту самую свободу, которую в первые же часы

войны он отнял у несчастного ирландского народа, возбудив

тем его отчаянное сопротивление, которое самодержав¬

ное министерство потом так победоносно потопило в пото¬

ках крови.. .
*	Известного физика, отца электронной теории.
448

Это падение английской политической свободы было са¬

мым ужасным проявлением (а в известной мере и причиной)

позорной войны, которую наши патриотические защитники ее

бесстыдно продолжают выдавать темным массам как борьбу

„за свободу и культуру“» *.
Что бы сказал великий русский ученый-патриот, если бы

он был свидетелем современной тирании правительственного

кабинета консерваторов в Англии, кабинета, который во сто¬

крат усилил теперь попрание демократических прав англий¬

ского народа?!
В годы Великой Октябрьской социалистической революции

Тимирязев все более и более усиливал разоблачение антиде¬

мократических и милитаристических правительств Англин,

Франции и США.
Навязанный германскому народу со стороны англо-франко-

американских империалистических хищников Версальский

договор 1919 г. Тимирязев называет «каннибальским тор¬

жеством победителей», которое «приводит этих „варваров под

маской мира“ к новому священному союзу, ставящему себе за¬

дачей борьбу с революцией и прогрессом...»2. В другом

месте, сравнивая Версальский договор с учиненной в 1871 г.

расправой версальцев над парижскими коммунарами, Тими¬

рязев пишет: «Теперь, через пол века, в Версале пытались

также задушить, но уже не Париж, а без малого весь

мир...»3.
Когда англо-франко-амеріжанские империалисты, объеди¬

нившись со езерги/тыми Октябрьской революцией русскими

помещиками и капиталистами, начали гражданскую войну и

интервенцию против Советской России, Советское правитель¬

ство объявило социалистическое отечество в опасности и

призвало весь народ к решительному отпору врагу. «Партия

объявила страну военным лагерем и перестроила ее хозяй¬

ственную и культурно-политическую жизнь на военный лад» 4.

Следуя призыву партии, Тимирязев решительно выступает

в защиту социалистического отечества.
В знак протеста против вероломного нападения английских

и других империалистов на Советскую республику он отка¬

зался от присвоенного ему ранее звания доктора Кембридж¬

ского университета и написал открытое письмо «Русский
1	К. А. Тимирязев. Рукопись «Английские ученые на страже

политической свободы». Музей К. А. Тимирязева. Рукопись расшифрована

старшим научным сотрудником музея М. Ф. Закарян.
2	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 16.
8 Там же, стр. 348.
« История ВКП(б). Краткий курс, стр. 218.
29 Г. В. Платонов
449

англичанину об интервенции», напечатанное в журнале «Ком¬

мунистический интернационал» (1919 г., № 6).
В Англии было немало людей, недовольных участием

английских войск в военной интервенции против Советской

России. Английские рабочие организовали общество «Руки

прочь от Советской России», устраивали забастовки, препят¬

ствуя отправке снаряжения войскам интервентов и русских

белогвардейцев. Однако известные слои английского обще¬

ства умывали при этом руки, успокаивая свою совесть тем,

что они не отвечают за действия своего правительства. Дока¬

зывая ложность подобной точки зрения, Тимирязев писал:

«Давно сказано — всякий народ имеет прави¬

тельство, какого заслуживает... Только бес¬

сознательные рабы могут говорить: вино¬

ваты не мы, а наши правители. Народы

порабощенные, но не утратившие сознание

позора своего рабства, несут прежде всего

самую тяжелую обязанность — бороться со

своими поработителями, пока не свергнут

И X» 1 (подчеркнуто мной. — Г. П.). И он с гордостью гово¬

рит, что русский народ с честью выполнил эту свою священ¬

ную обязанность, показывая достойный пример остальным

народам: «Разоренный до тла, истекающий кровью русский

народ нашел в себе силы, чтобы исполнить этот свой долг пе¬

ред историей...»2.
Тимирязев говорит о всемирноисторической заслуге рус¬

ского народа перед народами всего мира в их борьбе за мир

и свободу. Он смотрит на Великую Октябрьскую социалисти¬

ческую революцию как на предтечу мировой пролетарской

революции, которая положит «предел безудержной оргии ка¬

питализма, милитаризма и клерикализма, полагающих, что их

дружными усилиями возможно дать попятный ход развитию

человечества»3. Это понимали и сами империалистические

хищники, видевшие в Великой Октябрьской социалистической

революции начало своего неизбежного конца.
Вместе с прямым вооруженным вторжением в Советскую

Россию англо-американский капитал предпринимает ожесто¬

ченную клеветническую кампанию против большевиков. Для

оправдания своих захватнических действий против русского

народа английский капитал выпускает на сцену тысячи рус¬

ских белоэмигрантов, воющих на все лады об «ужасах»,

якобы творящихся в Советской России. Поэтому как нельзя

более актуально прозвучали слова правды великого ученого
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 385.
* Там же, стр. 386.
3 Там же, стр. 19.
450

с мировым именем о коммунистической партии и ее вождях.

Обращаясь к англичанам, он восклицает: «Вы, из вашего

далека, можете обвинить большевиков в утопизме, в желании

использовать так дорого стоившую русскому народу револю¬

цию до конца, сразу осуществить последнее слово

социального строительства, но всякий беспристрастный рус¬

ский человек не может не признать, что за тысячелетнее суще¬

ствование России в рядах правительства нельзя было найти

столько честности, ума, знания, таланта и преданности сво¬

ему народу, как в рядах большевиков» Тимирязев пишет да¬

лее, что имя В. И. Ленина уже навсегда вписано в летопись

истории как имя самоотверженного борца за народное

счастье.
Т и мирязев восхищается изумительной прозорливостью,

которую обнаружил В. И. Ленин в своем предсказании рево¬

люции в Германии, в своей уверенности, что Брестский мир

даст русскому народу необходимую передышку. Он востор¬

гается непревзойденными организаторскими способностями,

проявленными В. И. Лениным в борьбе против белогвардей¬

ских банд, в культурном строительстве страны. «Спросите

себя, — обращается Тимирязев к английскому народу, — при¬

ходилось ли какой-либо стране вести борьбу на таком про¬

тяжении, и вы оцените деятельность большевистского Карно

и его талантливых сотрудников, создавших первую в истории,

действительно народную армию — красную, умеющую, защи¬

щая родину, бить врага»2.' Тимирязев указывает, что ноты

Советского правительства являются единственными в истории

произведениями честной дипломатии.
Главного виновника всех бедствий Советской России Ти¬

мирязев видит в международном капитале, возглавляемом

англо-американскими империалистами. Это они организовали

кровавую опустошительную войну против Советской России

в надежде на восстановление ига царизма. Это они инспири¬

ровали взрыв мостов на Волге с дьявольской целью уморить

голодом мирное население Советской России — женщин, ста¬

риков и детей. «... Война без объявления войны, — изобли¬

чает Тимирязев английских империалистов, — война наемными

убийцами, война голодом, истребляющим миллионы неповин¬

ного населения, для достижения чего все средства хороши

вплоть до вероломного использования уважаемой даже вар¬

варскими народами посольской неприкосновенности (Иуланс,

Локарт!) — вот последнее слово пресловутого международ¬

ного права, практикуемое теми, кто управляет английским
*	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 387.
*	Там же, стр. 388.
29·
451

народом. И все это творится против русского народа, который

не приносил, не приносит, не хочет, да и фактически не может

приносить никакого вреда английскому народу»
В другой статье, относящейся к тому же периоду («21 ян¬

варя 1870—20 января 1920 г.»), Тимирязев говгрит и

о французской буржуазии, как об одной из участниц того

международного заговора реакционеров, который пытался

восстановить в России царизм. Еще ранее Тимирязев писал,

что французские капиталисты всегда были «прирожденными

милитаристами». В ответ на угрозы и наглую похвальбу аме¬

риканского президента Вильсона, что американский капитал

может «все купить», Тимирязев напоминает ему, что суще¬

ствуют на свете и «неподкупные», имея в виду русский,

советский народ, руководимый коммунистической партией.
Тимирязев показывает, что начатая англо-франко-амери¬

канскими империалистами интервенция в Советской России

носит империалистический, грабительский, а отнюдь не благо¬

творительный, спасительный характер, как это пытались пред¬

ставить ее лицемерные организаторы. Тимирязев напомийает

зарвавшимся агрессорам Парижа, Лондона и Вашингтона, что

«все попытки достигнуть мирового владычества оканчивались

ничем». Положение не изменяется от того, что к мировому

владычеству стремится теперь не одно государство, а целый

«трест» милитаристических держав. «Давно сказано, разбой¬

ники дружны в грабеже, грызутся только при дележе». И он

предупреждает, что наскоро сколоченный Антантой «Храм

Конкордии» * чреват внутренними противоречиями. Вслед за

Лениным Тимирязев указывает на неизбежность столкновения

Америки с Японией, на соперничество США, Англии и Фран¬

ции между собой. Называя прямо конкретных организаторов

интервенции против Советской России, Тимирязев пишет

о них: «Неужели ваши Ллойд Джордж и Черчилль (Дарда-

нельский) думают, что дело их рук окончательно и не обра¬

тится на их головы (или, вернее, на голову народа, им

повинующегося)...?» 2. Ллойд Джорджа Тимирязев характе¬

ризует как «самозванного диктатора» Англии.
Тимирязев раскрывает широкую сеть империалистических

махинаций английского капитала, предсказывая их гибельные

последствия для английского народа в целом. Он пишет: «Не¬

ужели английский народ серьезно полагает, что захватившие

в свои руки власть его современные правители, сеющие нена¬

висть во всех странах мира, — в Германии и России, в Ирлан¬
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 389.
*	«Храм согласия».
2	Там же, стр. 392.
452

дии и Венгрии, Турции и Персии, Индии и Египте—готовят

ему годы благоденствия и мирного процветания?» К
Тимирязев призывает английских трудящихся отрешиться

от подобных иллюзий, понять, что нейтралитет народа по от¬

ношению к захватнической политике, проводимой правитель¬

ством, не может привести ни к чему хорошему. В заключение

он выражает уверенность, что английский народ вернет себе

«обманом, все под тем же предлогом войны, отнятую у него

свободу и, прежде всего, откажется быть в руках своих угне¬

тателей палачом других народов, а вместе с ними пойдет на

завоевание более широкой и прочной свободы всех народов,

сознавая, что только сами народы сумеют оградить себя

в будущем от „милитаризма« и бесконечных войн»2.
Весьма характерно, что Тимирязев, осознав всю лживость

английского либерализма, обращается через головы правящей

империалистической клики непосредственно к народу, к тру¬

дящимся Англии, призывая их объявить беспощадную борьбу

империалистическим хищникам, заинтересованным в поддер¬

жании непрерывной войны. Слова замечательного русского

ученого и революционера, произнесенные им в защиту мира,

в защиту горячо любимого им социалистического отечества

уже более 30 лет назад, звучат и по сей день столь актуально

и свежо, что кажется, мы слышим их сейчас с трибуны Все¬

мирного Конгресса сторонников мира.
Гениальный русский ученый был провозвестником не

только современной, высшей ступени биологической науки, еди¬

нения науки и труда, но и широкого участия прогрессивных

деятелей науки и культуры в борьбе трудящихся за мир и

подлинную демократию, в борьбе, которая в настоящее время

начинает накладывать узду на алчные стремления американо¬

английского империализма разжечь новую мировую войну.
Общественно-политические взгляды Тимирязева в послед¬

ний период жизни характеризуются не только искренней сим¬

патией к рабочим массам и глубокой ненавистью к буржуазии,

но и величайшим, презрением к верным псам капитализма —

правым социалистам. Говоря в 1920 г. о Париже, Тимирязев

называет его «отрекшимся от собственной свободы; с со·

циал-предателями в роли социалистов (под¬

черкнуто мной. — Г. П.)\ по воле своего „тигра“ стремя¬

щимся восстановить царизм в России» 3. Тимирязев вскрывает
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 392.
2	Там же, стр. 393.
3	Там же, стр. 430.
453

таким образом контрреволюционную сущность вождей социал-

демократии. Для понимания отношения Тимирязева к правым

социал-демократам большой интерес представляют его по¬

метки на книге Бернштейна «Исторический материализм».

Эти пометки носят резко критический характер. Тимирязев

с возмущением возражает Бернштейну там, где тот извращает

марксизм, отвергая пролетарскую революцию, диктатуру про¬

летариата и т. д.
Разоблачая попытку Бернштейна представить учение

Маркса как фаталистическое, он отмечает: «Не остроумно.

Детерминизм и фатализм очень далеки» К Тимирязев уличает

жонглерство Бернштейна понятиями «детерминизм» и «фата¬

лизм» как синонимами. По поводу признания Бернштейна,

что Маркс в своем предисловии к I тому «Капитала» дает

детерминистичное изложение истории общества, Тимирязев

пишет: «То-то, а не фаталистично, как Кальвин». Этим

Тимирязев подчеркивает, что учение Маркса действительно

строго детерминистично, но в нем нет ничего общего с фата¬

лизмом.
Бернштейн приводит отрывок из предисловия «К критике

политической экономии» Маркса и обрушивается на автора за

признание им якобы некоей особой исторической силы, кото¬

рая диктует свою волю человеку. Маркс писал: «Не сознание

людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное

бытие определяет их сознание» 2, а Бернштейн в связи с этим

пишет, что и «сознание» и «бытие» противопоставляются

Марксом так резко, что люди рассматриваются якобы «только

как живые агенты исторической силы, дело которых исполнять

ее веления против своей воли и сознания». Тимирязев с воз¬

мущением отмечает на полях этой страницы: «Передержка.

Вторая передержка».
Попутно Тимирязев вскрывает шулерский прием Берн¬

штейна, опустившего из цитированного абзаца Маркса одну

фразу как якобы «несущественную».
Бернштейн пытался иронизировать над тем, что Маркс

в предисловии к I тому «Капитала», говоря о законе капита¬

листического производства, употребляет вместе с тем слово

«тенденция». Маркс пишет: «Дело в самих этих законах,

в самих этих тенденциях, действующих и осуществляющихся

с железной необходимостью»3. Вполне соглашаясь с мыслью
1 К. А. Тимирязев. Пометки на книге Бернштейна «Историче¬

ский материализм». Перев. J1. Канцоль. СПб., 1901, стр. 7. Музей

К. А. Тимирязева.
*	К. Маркс. К критике политической экономии, 1940, стр. 7.
3	К. Маркс, Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах,

т. I. 1948, стр. 410.
454

Маркса, Тимирязев ставит на полях: «Верно». В примечании

к статье «Ч. Дарвин и К. Маркс» Тимирязев в связи с этим

заявляет: «Э. Бернштейн напрасно глумится над этим выра¬

жением Маркса» !.
В высшей степени интересна заметка Тимирязева в за¬

щиту пролетарского государства, как органа классового

господства пролетариата над буржуазией. Возражая против

диктатуры пролетариата, Бернштейн пытается оправдать свое

возражение ссылкой на Энгельса. Извращая смысл известного

письма Энгельса к К. Шмидту от 27 октября 1890 г., Берн¬

штейн пишет: «...он (Энгельс — Г. П.) дополняет главным

образом им данное определение государства, как

органа классового господства и подчине¬

ния, очень значительным сведёнием роли государства

к общественному разделению труда». На это

Тимирязев возражает: «То-то! Когда было капиталистическим,

все признавали, когда становилось пролетарским, кричали

караул».
Это был гневный возглас против Бернштейна и прочих из¬

менников пролетариату, поднявших после победы Великой

Октябрьской социалистической революции злобный вой про¬

тив диктатуры пролетариата, против осуществления господ¬

ства пролетариата над буржуазией, против экспроприации

экспроприаторов. Подлая буржуазная душонка изменника

делу пролетариата проявилась тогда во всей наготе. Берн¬

штейн вместе с Каутским и К0 не возражал против буржуаз¬

ного государства как орудия классового господства буржуазии,

против вмешательства государства в экономическую жизнь

страны в интересах буржуазии. Они же изрыгали горы кле¬

веты и грязи на первое рабоче-крестьянское государство, когда

оно стало осуществлять подобные функции, но уже не в инте¬

ресах кучки кровопийц, а в интересах подавляющего боль¬

шинства трудящихся, называя эти действия деспотическими.

Вот тут-то и ловит Тимирязев с поличным верного апологета

капитализма.
Тимирязев ловит его на гнусных верноподданнических

излияниях капиталу и в другом месте. Характеризуя капита¬

лизм, Бернштейн заявлял, будто капитализм обеспечивает

свободу развития идеологическим и этическим факторам.

Тимирязев прекрасно сознавал всю ложь, грязь и продаж¬

ность буржуазной морали и всякой иной буржуазной идеоло¬

гии. О какой свободе может итти речь в обществе, где все

определяется всемогущим денежным мешком?! И он с иронией
1 К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 340, сноска 2.
455

замечает на полях этого утверждения Бернштейна: «Это мы

и видим!!!».
В нескольких местах, где Бернштейн лукавит и виляет,

пытаясь как бы и признавать марксизм и в то же время

обосновать свою до предела сбивчивую и эклектичную «но¬

вую» точку зрения, Тимирязев пишет: «Темно!» По поводу

замечания Бернштейна об участии буржуазии в революции

Тимирязев пишет: «Буржуазная революция — nonsens!».
После второй мировой войны правые социалисты, завер¬

шая линию предательского поведения Бернштейна, открыто

перешли в антидемократический, империалистический лагерь,

возглавляемый американо-английской реакцией. «Правые

социалисты в настоящее время выступают не только как

агенты буржуазии своих стран, но и как агенты американ¬

ского империализма, превращая социал-демократические пар¬

тии европейских стран в американские партии, в прямое

орудие империалистической агрессии США» *.
Гневные, бичующие слова великого русского ученого про¬

тив изменников делу рабочего класса лишний раз показывают

нам глубокую преданность Тимирязева пролетариату и его

горячую ненависть к буржуазии и ее прислужникам.
*	*
*
Ведя борьбу против внешнего врага Советской России —

англо-американского капитализма и его ставленников в лице

цсрских генералов, против контрреволюционной социал-демо-

кратии, Тимирязев выступает также и против врага внутрен¬

него, в первую очередь против саботажников — буржуазных

интеллигентов и, в частности, против профессоров, отказываю¬

щихся работать на благо социалистического государства. Эти

дипломированные ученые, лакействовавшие перед царизмом и

буржуазией, угрожали трудящимся посредством саботажа и

бойкота оставить молодое Советское государство без необхо¬

димых научных кадров. На это Тимирязев отвечает им: «Не

испугаете, не в вас ее (науки. — Г. П.) сила; в свободной

стране всегда найдутся рабочие, черпающие науку не из ва¬

ших in 4-to *, а из ее первоисточников, и делающие из них

свои „чудесные" применения. Найдутся и самоучки, научные

пророки, не признающие вашей иерархии, смеющиеся над

вашим преемственным рукоположением и вашими традицион¬

ными „храмами« или, скорее, „бестами" науки. Наука сво¬

бодна; она— там, где знание и труд; ее не закабалить
1	Единство рабочего класса и задачи коммунистических и рабочих

партий. Резолюция Информационного бюро. «Правда», 29 ноября 1949 г.
•	In-quarto — книга большого формата, в четвертую долю листа.—
Ред.
456

никакими привилегиями и монополиями науки, никакими за¬

бронированными убежищами, какие бы ни предъявлялись на

то воображаемые исторические права» К
Выражением своей непоколебимой уверенности в неисчер¬

паемые творческие способности рабочего класса во всех обла¬

стях общественной деятельности и науки Тимирязев дает

прямой ответ тем, кто считал, что наука свойственна лишь

аристократическо-капиталистическому строю, что только бур¬

жуазия («средние классы», как говорил Пирсон) дает

наибольший процент талантливых ученых. В своей статье

«Два дара науки» Тимирязев, напротив, показывает, что даже

в условиях капитализма ученые, действительно двигающие

науку вперед, происходят не из привилегированных классов,

а из рядов трудящихся. Он уверен, что подобное явление бу¬

дет тем более широко распространено в Советской России —

«истинно-демократической стране».
Тимирязев решительно выступает с разоблачением обвине¬

ний буржуазных писак в «вандализме» пролетариата. «Для

людей этого лагеря, — пишет он, — культура, конечно, только

синоним просвещенного деспотизма и меценатства (дворян¬

ского или мещанского), с их атмосферой лакейства и при-

служничанья, а всякое появление на мировой сцене эксплоати-

руемых масс, заявляющих свои права на человеческое

существование и на приобщение к благам культуры, добытым

их руками, равносильно ужасу появления новых вандалов,

диких орд, сметающих всякую культуру» 2.
Тимирязев отвергает всю ложь буржуазии о том, что Со¬

ветская власть будто бы «уничтожила свободу науки и

культуры». Он, наоборот, доказывает, что Советская власть не

только не уничтожила, а впервые в истории предоставила

подлинную свободу для развития науки и культуры. Показав,

что именно при капитализме наука стоит в прямой зависи¬

мости от денежного мешка меценатов и буржуазного прави¬

тельства, Тимирязев пишет: «... Во всяком случае не Совет¬

ское правительство можно обвинять в научном вандализме,

когда безо всяких мер воздействия, поощрительных или кара¬

тельных, практиковавшихся при царском режиме, а одним

только фактом своего присутствия оно способствует распро¬

странению в стране здравых научных понятий, одним из вид¬

ных показателей которых является дарвинизм» 3.
Тимирязев показывает, что коммунистическая партия, не¬

смотря на колоссальные усилия, которых требовала борьба
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 414.
2	Там же. стр. 300.
3	Там же, т. VII, стр. 36.
457

с белогвардейщиной и иностранной интервенцией, много вни¬

мания уделяла развитию подлинно народной науки и искус¬

ства в стране.
Тимирязев сознает, что создать новую, социалистическую

культуру нельзя без усвоения достижений культуры про¬

шлого. При чтении брошюры А. Богданова «Наука и рабочий

класс» (1918) он наносит на полях ряд пометок, свидетель¬

ствующих о его несогласии с автором. Возражая против

основной идеи Богданова, что рабочий класс в ходе революции

должен уничтожить старую и создать свою совершенно отлич¬

ную от нее «пролетарскую» науку, Тимирязев пишет: «Все это

верно в применении к экономике, но не науке...» К В корне

не согласен Тимирязев и с требованием Богданова ликвиди¬

ровать оформившуюся в науке специализацию. В ответ на

это предложение автора Тимирязев пишет: «А как иначе

работать?» Особенно большое возмущение вызывает у Тими¬

рязева попытка Богданова принизить значение популяриза¬

ции и демократизации науки, заменив ее какой-то неведо¬

мой «социализацией» науки. По этому поводу Тимирязев пи¬

шет: «Что за чепуха!» И в другом месте: «Чепуха, набор

слов!!».
Чрезвычайно большой интерес для характеристики полити¬

ческой зрелости Тимирязева представляет его возражение на

меньшевистское, антиленинское заявление Богданова, будто

империалистическая война доказала, что «социализм не может

осуществиться в какой-нибудь отдельной стране». Тимирязев,

глубоко усвоив ленинско-сталинское учение о возможности

победы социализма в одной стране, очень метко и лаконично

возражает автору: «И наоборот».
Несмотря на преклонный возраст и затяжную болезнь,

Тимирязев, как уже говорилось в предыдущей главе, принял

участие и в повседневной организационной работе партии по

осуществлению культурной революции в стране.
За выдающиеся заслуги перед революцией рабочие Москов-

ско-Курской железной дороги избрали Тимирязева своим

депутатом в Московский Совет. Будучи в это время прикован

болезнью к постели, Тимирязев не мог присутствовать на пле¬

нуме Моссовета. Однако высокое чувство ответственности

перед народом, доверившим ему представлять в Совете свои

интересы, не позволило ему оставаться в стороне от происхо¬

дящего заседания. И он пишет свое знаменитое письмо членам

Моссовета, опубликованное в «Правде» и «Известиях ЦИК».

Письмо это навсегда войдет в историю и как замечательный
1	К. А. Тимирязев. Пометки на брошюре А. Богданова «Наука и

рабочий класс», 1918, стр. 12. Музей К. А. Тимирязева.
458

пример той высокой ответственности, которую испытывает

советский депутат перед своими избирателями, и как доку¬

мент, раскрывающий всю глубину большевистского понимания

Тимирязевым исторической обстановки, которую переживала

страна. Письмо звучит как страстный апофеоз труда. Тими¬

рязев понимает, что в период окончания гражданской войны

главная задача, которая встает перед трудящимися, — это

организация труда, привлечение к нему всего трудоспособного

населения. Вот это письмо:
«Товарищи!
Избранный товаришами, работающими в вагонных мастер¬

ских Московско-Курской железной дороги, я прежде всего

спешу выразить свою глубокую признательность и в то же

время высказать сожаление, что мои годы и болезнь не дозво¬

ляют мне присутствовать на сегодняшнем заседании.
А вслед за тем передо мной встает вопрос: а чем же

я могу оправдать оказанное мне лестное доверие, что могу

я принести на служение нашему общему делу?
После изумительных, самоотверженных успехов наших то¬

варищей в рядах Красной армии, спасших стоявшую на краю

гибели нашу Советскую республику и вынудивших тем удивле¬

ние и уважение наших врагов, — очередь за Красной армией

труда. Все мы — стар и млад, труженики мышц и труженики

мысли —должны сомкнуться в эту общую армию труда, чтобы

добиться дальнейших плодов этих побед. Война с внешним

врагом, война с саботажем внутренним, самая свобода — все

это только средства; цель — процветание и счастье народа,

а они созидаются только производительным трудом. Работать,

работать, работать! Вот призывный клич, который должен

раздаваться с утра и до вечера и с края до края многостра¬

дальной страны, имеющей законное право гордиться тем, что

она уже совершила, но еще не получившей заслуженной

награды за все свои жертвы, за все свои подвиги. Нет в эту

минуту труда мелкого, неважного, а и подавно нет труда

постыдного. Есть один труд необходимый и осмысленный.

Но труд старика может иметь и особы.ι смысл. Вольный,

необязательный, не входящий в общенародную смету, — этот

труд старика может подогревать энтузиазм молодого, может

пристыдить ленивого. У меня всего одна рука здоровая, но

и она могла бы вертеть рукоятку привода, у меня всего одна

нога здоровая, но и это не помешало бы мне ходить на

топчаке.
Есть страны, считающие себя свободными, где такой труд

вменяется в позорное наказание преступникам, но, повторяю,
459

в нашей свободной стране в переживаемый момент не может

быть труда постыдного, позорного.
Моя голова стара, но она не отказывается от работы.

Может быть, моя долголетняя научная опытность могла бы

найти применение в школьных делах или в области земле¬

делия. Наконец, еще одно соображение: когда-то мое убе¬

жденное слово находило отклик в ряде поколений учащихся;

быть может, и теперь оно при случае поддержит колеб¬

лющихся, заставит призадуматься убегающих от общего

дела.
Итак, товарищи, все за общую работу, не покладая

рук, и да процветет наша Советская республика, созданная

самоотверженным подвигом рабочих и крестьян и только

что у нас на глазах спасенная нашей славной Красной

армией)
Клементий Аркадьевич Тимирязев,

член Московского Совета Рабочих, Крестьян¬

ских и Красноармейских Депутатов.
6 марта 1920 г.» К
Это письмо, а также предсмертные слова Тимирязева

лечившему его врачу-коммунисту Б. С. Вейсброду завершают

характеристику политических взглядов, к которым он пришел

в последние годы своей жизни.
«Я всегда старался служить человечеству и рад, что в эти

серьезные для меня минуты вижу вас, представителя той пар¬

тии, которая действительно служит человечеству. Большевики,

проводящие ленинизм, — я верю и убежден — работают для

счастья народа и приведут его к счастью. Я всегда был ваш

и с вами. Передайте Владимиру Ильичу мое восхищение его

гениальным разрешением мировых вопросов в теории и на

деле. Я считаю за счастье быть его современником и свиде¬

телем его славной деятельности. Я преклоняюсь перед ним

и хочу, чтобы об этом все знали. Передайте всем товарищам

мой искренний привет и пожелания дальнейшей успешной

работы для счастья человечества»2.
Незадолго перед этим Тимирязев послал Владимиру

Ильичу экземпляр только что изданного им сборника «Наука

и демократия». Ознакомившись с книгой, Ленин 27 апреля

1920 г. направил ему следующее письмо:
1	К. А. Тимирязев. Соч., т. IX, стр. 432—433.
2	К. А. Тимирязев. Газ. «Социалистический труд», 29 апреля

1920 г.
460

«Дорогой Клементий Аркадьевич!
Большое спасибо Вам за Вашу книгу и добрые слова.

Я был прямо в восторге, читая Ваши замечания против бур¬

жуазии и за Советскую власть. Крепко, крепко жму Вашу

руку и от всей души желаю Вам здоровья, здоровья и здо¬

ровья!
Ваш В. Ульянов (Ленин)» 1
Выраженные Тимирязевым в период с апреля 1917 г. и до

последних дней его жизни политические взгляды, вполне соот¬

ветствующие политике коммунистической партии, активное

участие его в подготовке трудящихся к Великой Октябрьской

социалистической революции, защита социалистического оте¬

чества от внешней и внутренней контрреволюции, активное

участие в проводимой партией культурной революции, выра¬

жение чувств глубокой любви и преданности делу рабочего

класса, коммунистической партии и ее вождю — В. И. Ленину,

а также личная благодарность В. И. Ленина Тимирязеву за

его борьбу «против буржуазии и за Советскую власть» — все

это дает полное основание называть Тимирязева ученым-рево-

люционером. Не случайно на венке от редакции газеты

«Правда», возложенном на могилу Тимирязева, стояла такая

надпись: «Великому борцу за точную науку и пролетарскую

революцию — дорогому сотруднику „Правды“ тов. К. А. Тими¬

рязеву». Московский Городской Совет профессиональных сою¬

зов на своем венке Тимирязеву сделал надпись: «Гениальному

провозвестнику союза науки и физического труда». Рабочие

вагонных мастерских Курской железной дороги писали:

«Нашему избраннику — великому ученому, силой мысли своей

ведущему к коммунизму». Районный комитет Коммунистиче¬

ской партии Краснопресненского района на могилу Тимиря¬

зева возложил венок, где стояли слова: «Титану науки и по¬

борнику коммунизма»2.
*	*
*
Такова эволюция общественно-политических взглядов Ти¬

мирязева от революционного демократизма к научному ком¬

мунизму. Вместе с этим, как мы уже видели, шло и развитие

его философских взглядов от материализма классиков русской

философии к диалектическому материализму.
Таким образом, характерное для материалистической линии

русского естествознания движение к диалектическому мате¬
1 В. И. Лен и п. Соч., т. 35, стр. 380.
3 См. газ. сПравда», 1 мая 1920 г., № 93, стр. 3.
461

риализму находит в лице Тимирязева свое логическое завер¬

шение. Тимирязев был тем соединительным звеном, которое

бесповоротно связало русскую науку с научным социализмом.

Тимирязев был первым из величайших мужей русского есте¬

ствознания, кто протянул руку борющемуся пролетариату, идя

вместе с ним на завоевание власти и последовательно защи¬

щая его позиции в борьбе против внешнего и внутреннего

врага.
Горячая любовь к своей Родине, своему народу, воспитан¬

ная в нем славной плеядой революционеров-демократов, еще

в юношеские годы привела Тимирязева к занятию наукой.

Тогда он еще не был революционером, а тем более комму¬

нистом. Но борьба за науку, как средство освобождения чело¬

вечества от темных, непознанных сил природы, показала ему,

что она может принести победу только после освобождения

трудящихся от гнета социального и политического. И он, не

колеблясь, становится на сторону самых последовательных

борцов за освобождение народа от ига царизма и эксплуата¬

ции — на сторону большевиков. Решающую роль в этом пере¬

ходе сыграла деятельность большевистской партии, внима¬

тельно следившей за работой выдающихся русских ученых,

за ростом их политического и философского развития.
Материалистическое истолкование явлений природы и исто¬

рический подход к ним помогли Тимирязеву в восприятии не

только политической программы, но и диалектико-материали¬

стической философии марксистско-ленинской партии. Таков

замечательный путь великого русского ученого, мыслителя и*

борца, путь к коммунизму «через данные своей науки», через

идею беззаветного служения своему народу. Таков неизбеж¬

ный путь и всякого другого честного ученого, не боящегося

трудностей в борьбе за истину, не идущего на искажение

науки в угоду «сильным мира сего», не на словах, а на деле

любящего свой народ и стремящегося к осуществлению его

свободы, к его процветанию.

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ

И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ К. А. ТИМИРЯЗЕВА
1843 — 22 мая (3 июня по новому стилю) родился в Петербурге в семье

чиновника таможни.
1858 — Начало работы в качестве переводчика и газетного референта.
I860 —Поступление в Петербургский университет на камеральный

факультет, а затем на естественное отделение физико-математиче-

ского факультета.
1861—Участие в студенческом движении и увольнение из университета

за отказ принять путятинские «матрикулы» (дисциплинарные пра¬

вила).
1862	— Первая печатная работа «Гарибальди на Капрере», опубликован¬
ная в журнале «Отечественные записки».
1863	— Возобновление занятий в университете в качестве вольнослуша¬
теля. Публикация статьи «Голод в Ланкашире» в том же журнале.
1864—	Публикация серии статей под общим	заголовком «Книга Дар¬

вина, ее критики и комментаторы» в	журнале «Отечественные

записки». Присуждение золотой медали	за работу «История раз¬

вития печеночных мхов».
1865—	Первое отдельное издание работы о дарвинизме под заглавием:

«Краткий очерк теории Дарвина». (Эта работа с приложением не¬

которых других статей по дарвинизму издавалась в дальнейшем
под заглавием: «Чарлз Дарвин и его учение».)
1866	— Окончание университета с получением ученой степени кандидата
наук.
1867	— Работа на опытном поле в Симбирской губернии под руковод¬
ством Д. И. Менделеева.
Первое ознакомление с «Капиталом» Маркса в изложении про¬

фессора Петровской земледельческой и лесной академии П. А. Иль¬

енкова.
1868	— Доклад на I съезде русских естествоиспытателей и врачей:
«Прибор для исследования воздушного питания листьев и приме¬

нения искусственного освещения к исследованиям подобного рода».

Научная командировка за границу (сначала в Германию, а затем

во Францию).
463

1869	—Доклад на II съезде русских естествоиспытателей и врачей
в Москве: «Спектральное исследование хлорофилла» (доклад был

зачитан заочно). Избрание преподавателем кафедры ботаники

Петровской земледельческой и лесной академии. Публикация

в немецкой «Ботанической газете» статьи «О значении лучей раз¬

личной преломляемости в процессе разложения углекислоты

растениями».
1870	—Участие в похоронах А. И. Герцена в Париже. Начало работы
в Петровской академии.
1871—Защита магистерской диссертации на тему: «Спектральный анализ

хлорофилла». Утверждение экстраординарным профессором Петров¬

ской академии.
1872	— Начало работы в Московском университете в качестве стороннего
преподавателя. Создание первого в России вегетационного домика

в Петровской академии.
1873	— Доклад в Русском физико-химическом обществе: «О разложении
угольной кислоты в солнечном спектре».
1874	— Речь на международном конгрессе ботаников во Флоренции:
«Действие света на хлорофилловое зерно».
1875	— Защита докторской диссертации на тему: «Об усвоении света
растением». Утверждение ординарным профессором Петровской

академии. Доклад в Петербургском обществе естествоиспытателей:

«Опровержение исследований Прингсгейма над желтыми раститель¬

ными пигментами». Публичная лекция «Растенне как источник

силы» в Техническом обществе в Петербурге. Публикация этой

лекции в журнале «Русский вестник».
1875—1876 — Чтение публичного курса лекций по физиологии растений

в Политехническом музее в Москве (десять лекций, положенных

затем в основу книги «Жизнь растения»).
1876	— Выступление К. А. Тимирязева на Совете Петровской академии
против князя А. А. Ливена, требовавшего исключения В. Г. Коро¬

ленко и двух других студентов — инициаторов студенческих вол¬

нений. Публикация лекций из цикла «Жизнь растений» в журнале

«Русский вестник». Знакомство с В. И. Танеевым.
1877— Посещение Ч. Дарвина в Дауне. Избрание экстраординяр-

ным профессором кафедры анатомии и физиологии растений

Московского университета.
1878	— Речь на публичном акте Петровской Академии «Основные задачи
физиологии растений». Первое издание книги «Жизнь растения».

Публичная лекция в Московском университете «Дарвин, как тип

ученого».
1879	— Доклады на VI Съезде русских естествоиспытателей и врачей
в Петербурге: 1) «Новый метод для изучения процесса дыхания

и разложения углекислоты растений», 2) «Количественный анализ

хлорофилла», 3) «Объективное изучение закона абсорбции и коли¬

чественное изучение смесей двух хлорофилловых пигментов»,
4)	«Клейковина, как материал для осмотических исследований»,
5)	«О методах спектрального исследования в применении к хлоро¬

филлу», 6) «О физиологическом значении хлорофилла».
464

1880	— Выступление с особым мнением против десяти членов Совета

Петровской академии по вопросу об исключении четырех студентов.
1881—Доклад в Московском обществе любителей естествознания, антро¬

пологии и этнографии: «О количестве полезной работы, произво¬

димой зеленым листом».
1882	—Речь на годичном заседании Музея прикладных знаний «Действие
электрического света на растение».
1883	— Участие в похоронах И. С. Тургенева, превратившихся в крупную
политическую демонстрацию. Сообщения в Петербургском обществе

естествоиспытателей: «О демонстрации физиологических оиытов»,

«Солнечная энергия и хлорофилл».
1884	— Доклад в Русском физико-химическом обществе: «Зависимость
фотохимических явлений от амплитуды световой волны». Доклад

в Московском обществе любителей естествознания, антропологии и

этнографии: «Растение и солнечная энергия». Речь на общем собра¬

нии международного конгресса ботаников в Петербурге: «Совре¬

менное состояние наших сведений о функции хлорофилла». Речь

в Обществе любителей естествознания: «Общественные задачи уче¬

ных обществ». Утверждение ординарным профессором Московского

университета.
1885	— Речь на годичном заседании Политехнического музея в Москве:
«Полвека опытных станций». Лекция «Растение — сфинкс» в Поли¬

техническом музее.
1887	— Предотвращение полицейской расправы над студентами. Публич¬
ная лекция «Опровергнут ли дарвинизм?» и опубликование ее

в журнале «Русская мысль» (№ 9 и 10).
1888	— Издание сборника «Публичные лекции и речи».
1889	— Публикация статей в защиту дарвинизма против нападок на него
со стороны H Н. Страхова и А. С. Фаминцына: «Бессильная злоба

аитидарвнниста» («Русская мысль», № 5, 7) и «Странный образчик

научной критики» (там же, № 3). Участие в студенческой заба¬

стовке в память Н. Г. Чернышевского, выговор от администрации

университета за это участие.
1889—1890	— Курс публичных лекций по дарвинизму, положенный затем

в основу книги «Исторический метод в биологии».
1890—Избрание	членом-корреспондентом	Российской Академии Наук.

Доклады на VIII съезде русских	естествоиспытателей и врачей:

«Факторы органическом эволюции», «О зависимости усвоения света

растениями от его напряжения».
1891 — Публикация статьи «Земледелие и физиология растений. Новейшее

исследование о происхождении азота растений». Доклад в Обще¬

стве любителей естествознания, антропологии и этнографии:

«О соотношении между поглощением света и его химическим дей¬

ствием». Перевод книги П. Вагнера «Основы разумного удобрения»
1892— Публичная лекция «Борьба растения с засухой». Увольнение из

Петровской земледельческой и лесной академии.
1892—1895 — Публикация в журнале «Русская мысль» первых шести

лекций из цикла «Исторический метод в биологии».
30 Г. В. Платонов	465

У893 — Доклад в Петербургском обществе естествоиспытателей: «Газовый

обмен в корневых желвачках бобовых растений». Выступление

в защиту А. Г. Столетова, подвергшегося травле в Московскою

университете.
1894	—Речь на открытии IX съезда русских естествоиспытателей и врачей
в Москве: «Праздник русской науки». Речь «Витализм и наука»

на годичном заседании Общества любителей естествознания.
1895	— Получение выговора от министра народного просвещения за уча¬
стие в коллективном выступлении в защиту арестованных и выслан¬

ных студентов. Отказ министра просвещения в присвоении Тими¬

рязеву звания заслуженного профессора. Начало слежки царской

охранки за К. А. Тимирязевым. Оформление на него личного дела

в Третьем отделении государственного департамента полиции.
Первое издание сборника «Некоторые основные задачи современ¬

ного естествознания» (в дальнейшем сборник выходил под загла^

вием: «Насущные задачи современного естествознания»). Публи¬

кация статьи «Луи Пастер» в журнале «Новое слово».
1896	— Участие в переводе собрания сочинений Ч. Дарвина. Публикация
статьи: «Значение переворота, произведенного в современном есте¬

ствознании Дарвином» ('в первом томе русского издания Сочинений

Ч. Дарвина). Организация опытной станции на Всероссийской вы¬

ставке в Нижнем-Новгороде.
1897	— Публикация статей: «Фотография природы и фотография в при¬
роде», «Фотография и чувство природы».
1898	— Празднование 30-летнего юбилея научной деятельности К. А. Тими¬
рязева. Увольнение его из числа штатных профессоров Московского

университета под предлогом «выслуги лет». Публикация статей:

«Физиология растений, как основа национального земледелия»,

«Ответ проф. К. А. Тимирязева на открытое письмо акад. А. С. Фа-

минцына». Публичная лекция «Точно ли человечеству грозит близ¬

кая гибель».
1899	— Подготовка к чтению цикла публичных лекций на тему «Организм
и среда». Запрещение лекций Московским генерал-губернаторэм.
1901—Требование на университетском совете отмены «временных пра¬

вил» об отдаче в солдаты студентов-забастовщиков. Получение

выговора «за уклонение от влияния на студентов в интересах их

успокоения». Одобрительная оценка действий К. А. Тимирязева

в газете «Искра». Актовая речь в Московском университете «Сто¬

летние итоги физиологии растений».
1902 — Отстранение Тимирязева от чтения лекций в Московском универ¬

ситете (с сохранением заведывания ботаническим кабинетом).
1903— Крунианская лекция «Космическая роль растений» в Лондонском

королевском обществе. Публикация статьи: «Творчество природы

и творчество человека».
1904	— Публикация статьи «Академическая свобода», в которой в завуа¬
лированной форме говорится о необходимости свержения царского

самодержавия.
1905	— Статья «Полвека (1855—1905). По поводу отмененного юбилея»,
в которой высказывается мысль· о том, что поражение царского

правительства в войне с Японией может ускорить победу народа

над самодержавием. Критика Булыгинской думы в статье «На по¬

роге обновленного университета». Лекция «Наука и земледелец»,
466

читанная в Демьянове. Перевод книги Г. Клебса «Произвольное

изменение растительных форм».
1906	— Первое издание сборника «Земледелие и физиология растепий».
Публикация в газете «Русские ведомости» статьи: «Новая победа

науки над природой».
1907	— Публикация работы «Основные черты истории развития биологии
в XIX столетии» в томе VII «Истории XIX века» (издание Гранат).

Статья «От дела к слову, от зверя к человеку» в газете «Русские

ведомости».
J908—Публикация работы «Пробуждение естествознания в третьей чет¬

верти века» Ов России) в томе VII «Истории России в XIX веке»

(в 1920 г. работа издана под названием «Развитие естествознания

в России в эпоху 60-х годов»). Призыв Тимирязева к борьбе наукн

и демократии против метафизики и буржуазии (в предисловии

к 3-му изданию сборника «Насущные задачи современного естество¬

знания»). Публикация статей: «Пятидесятилетний юбилей дар¬

винизма», «Дарвинизм перед судом философии и нравствен пости»,

«Возможна ли жизнь на других планетах». Перевод статьи

Л. Больцмана «Антиметафизик. По поводу одного тезиса Шопен¬

гауэра».
1909	— Публикация ряда статей, посвященных 50-летию выхода в свет
книги Дарвина «Происхождение видов»: «Дарвин и современная

наука», «У Дарвина в Дауне», «Кембридж и Дарвин», «Чарлз

Дарвин. (Полувековые итоги дарвинизма)». Публикация статей:

«Возможна ли жизнь на Марсе» и «Марс, как обиталище жизни».

Участие в празднествах в честь Дарвина в Кембриджском универси¬

тете в качестве представителя Московского университета. Получение

почетного дипломя доктора Кембриджского университета. Перевод

и сокращенное изложение книги А. Гарвуда «Обновленная земля».

Апоплексический удар, вызвавший паралич левой стороны тела.
1910	— Выпуск в свет сборника «Памяти Дарвина» с участием
И. П. Павлова, И. И. Мечникова, Н. А. Умова, М. А. Мензбира.
1911—Публикация рецензии на Британскую энциклопедию, в которой

Тимирязев дает сочувственный отзыв о статье «История», где под¬

черкивалось, что Маркс сыграл большую роль в развитии обще¬

ственных наук. Уход из Московского университета вместе с 124 дру¬

гими научными работниками в знак протеста против разгрома

университета министром просвещения Кассо. Публикация статей:

«Год итогов и поминок», «Новые потребности науки XX века и их

удовлетворение на Западе и у нас», «Сезон научных съездов».
1912	— Публикация статей: «Петр Николаевич Лебедев», «Пятый юбилей
„новой философии« — философии науки». Перевод с английского

пацифистской статьи американского ученого Дж. Киттеля «Наука

н всеобщий мир».
1913	— Поток приветствий К. А. Тимирязеву в связи с его 70-летием.
Публикация ряда статей, направленных против менделистов и вита¬

листов: «Из научной летописи 1912 г.», «Отбой мендельянцев»,

«Отповедь виталистам». Публикация статей: «Лебедев — классик»,

«Наука и демократия», «Новая книга Мечникова», «Химическая

смута», «Письмо в редакцию. По поводу своего 70-летнего юбилея».
1914	— Публикация статьи: «Погоня за чудом, как атавизм у людей
науки», в которой дается уничтожающая критика попытки англий¬
467

ского физика Лоджа примирить науку с религией. Публикация

статьи «„Ошибка" и „отрадное явление"».
1915—Начало сотрудничества в антимилитаристическом журнале «Лето¬

пись» по приглашению А. М. Горького. Публикация статьи «Глав¬

нейшие успехи ботаники в начале XX столетия» в «Истории нашего

времени» под редакцией М. М. Ковалевского и К. А. Тимирязева

(изд. Гранат).
1915—1916 — Нанесение бичующих пометок на книгах апологетов импе¬

риалистической войны. Заявление, что большевистская партия

является «единственной партией, которая, взявши власть в руки,

выведет Россию из состояния войны и создавшегося тупика».
1916	— Публикация статей: «Из летописи науки за ужасный год», «Наука
в современной жизни», «Об организации и дальнейшей участи

состоящей при университете Шанявского физической лаборатории

им. Лебедева».
1917	— Январь. Написание статьи «Наука, демократия и мир», в которой
высказывается мысль о том, что для уничтожения войн необходимо

ликвидировать буржуазный строй.
—	Апрель. Восторженные отзывы об «Апрельских тезисах»

В. И. Ленина.
—	Июнь. Написание статьи «Красное Знамя», содержащей призыв

к свержению буржуазии.
1918	— Выпуск в свет брошюры «Демократическая реформа высшей
школы», в которой высказывается одобрение проводимой Советским

правительством реформы высшей школы.
1919	— Написание статьи «Ч. Дарвин и К. Маркс». Публикация статей
«Русский англичанину об интервенции», «Пророчество Байрона

о Москве», «Привет первому русскому рабочему факультету»,

«Перед памятником Неподкупному» (Робеспьеру). Отказ от почет¬

ного звания доктора Кембриджского университета в знак протеста

против английской интервенции в Советской России.
J920 — Избрание К. А. Тимирязева депутатом Московского Совета от

рабочих вагоноремонтных мастерских Московско-Курской железной

дороги. Письмо к депутатам Московского Совета, опубликованное

в «Правде» и «Известиях ЦИК». Выпуск в свет отдельной бро¬

шюрой работы «Наука. Очерк развития естествознания за 3 века

(1620—1920)» (перепечатка статьи в XXX томе «Энциклопедического

словаря» Гранат). Написание статьи «21 января 1870 г.—20 янпаря

1920 г.», посвященной 50-летию со дня смерти Герцена. Выпуск

в свет книги «Наука и Демократия (Сборник статей 1904—

1919 гг.)». Представление в издательство Гранат для выпуска и свет

книги «Исторический метод в биологии» (вышла в свет в 1922 г.)1.

Письмо В. И. Ленина Тимирязеву от 27 апреля.
28 апреля, 00 ч> 10 м. — смерть К. А. Тимирязева.

БИБЛИОГРАФИЯ·

за 1945—1952·* гг.
ПУБЛИКАЦИЯ ТЕКСТОВ К. А. ТИМИРЯЗЕВА
Тимирязев К. А. Из педагогического наследства К. А. Тимирязева.

(Публикация текста рукописи по вопросу о методе преподавания.)

«Вестник высш. школы», 1951, № 11, стр. 50—51.
Переписка И. П. Павлова с К. А. Тимирязевым (Письмо И. П. Пав¬

лова от 11 янв. 1900 г. и ответ К. А. Тимирязева. Публикация

и комментарии Е. В. Полосатовой). «Известия АН СССР», серия

биолог., 1949, № 5, стр. 544—547.
ЛИТЕРАТУРА О К. А. ТИМИРЯЗЕВЕ
Отдельные издания на русском языке
Александров Б. А. Творцы передовой биологической наука

К. А. Тимирязев, И. В. Мичурин, В. Р. Вильямс, Т. Д. Лысенко.

М., Моск. о-во испытателей природы, 1949, 186 стр.
Блукет Н. А. Великие преобразователи природы (К. А. Тимирязев,

И. В. Мичурин, Т. Д. Лысенко). Чкалов, Чкал. коммуна, 1949,
36	стр.
Гомозов Д. Г. Климент Аркадьевич Тимирязев Очерк из жизнв

и научной деятельности. Воронеж, обл. кн-во, 1950, 51 стр.

Гулканян В. О. Великий русский дарвинист Тимирязев. Ереван,

АН Арм. ССР, 1946, 89 стр.
Делиникайтис С. А. Тимирязев в борьбе с засухой. Саратоз, «Ком¬

мунист», 1948, 24 стр. (‘Сарат. обл. ком. ВЛКСМ. Сарат. обл.

лекцион. бюро при Обл. отд. культ.-просвет. работы.)
Добру нов Л. Г. К. А. Тимирязев — великий русский ученый и гра¬

жданин. Алма-Ата, АН Казах. ССР, 1949, 63 стр.
•	Составлено Отделом справочнэ-библиографической и инфор¬

мационной работы Государственной ордена Ленина библиотеки СССР

ям. В. И. Ленина. Составитель — главный библиограф Л. П. Гурвич.
*· Библиографический список книг и статей о К. А. Тимирязеве

до 1945 г. см. в книге В. Л. Комарова, Н. А. Максимова и Б Г. Кузне¬

цова «К. А. Тимирязев», М., Сельхозгиз, 1945, стр. 198—211.
469

Доклады Моск. сельскохозяйственной академии им. К. А. Тимирязева,

вып. 6. Научная конференция 1945 г. (К 25-летию со дня смерти

великого русского ученого К. А. Тимирязева). М., 1946, 75 стр.
Дорохов Л. М. Великий русский ученый К. А. Тимирязев. Киши¬

нев, Госиздат Молдавии, 1949, 64 стр. То же, 1950.
Зарубайло Т. Я. Великий русский ученый К. А. Тимирязев. Стено¬

грамма публичной лекции. М., «Правда», 1950, 40 стр. (Всес. о-во

по распростр. полит, и научи, знаний).
Зарубайло Т. Я. К. А. Тимирязев — великий русский дарвинист.

Стенограмма публичной лекции. Л., 1948, 52 стр. (Всес. о-во по

распростр. полит, и научи, знаний).
Келлер Б. А. Преобразователи природы растений К. А. Тимирязев,

И. В. Мичурин и Т. Д. Лысенко. Л., Госполитиздат, 1945, 123 стр.

То же: М., Военгиз, 1948, 96 стр. Смоленск, обл. кн-во, 1945,

53 стр., Смоленск, Смолгиз, 1947, 71 стр.
К оку ев В. И. Учение Мичурина, Тимирязева, Лысенко о выведение

и размножении сельскохозяйственных культур. Ташкент, Госиздат,

Узб. ССР, 1950, 59 стр.
Комаров В. Л., Максимов Н. А. и Кузнецов Б. Г. Климент

Аркадьевич Тимирязев (1843—1920). М., Сельхозгиз, 1945, 227 стр.

Библиогр. список книг и статей о К. А. Тимирязеве, стр. 198—211.
Корчагин А. И. К. А. Тимирязев. Жизнь и творчество. М., Сель¬

хозгиз, 1948, 157 стр.
Красо вс ка я И. В. К. А. Тимирязев, его жизнь и творчество. Саратов,

«Коммунист», 1948, 21 стр. (Сэрат. обл. ком. ВЛКСМ. Сарат. обл.

лекцион. бюро при Обл. отд. культ.-прссвет работы.)
Нал и в кин А. А. К. А. Тимирязев и сельское хозяйство. Саратов,

Картпредприятие Обл. упр. с.-х-ва, 1948, 19 стр.
Новиков В. В. Великие исследователи природы (Ч Дарвин, К. А. Ти¬

мирязев, И. В. Мичурин). Ставрополь, Краев, кн-во, 1946, 157 стр.
Новиков С. А. К. А. Тимирязев. М., Сельхозгиз, 1948, 110 стр.
Новиков С. А. Тимирязев Климент Аркадьевич. 1843—1920. Жизаь

и деятельность. М.—Л., АН СССР, 1946, 127 стр.
Очерки по истории русской ботаники. М., Моск. о-во испыт. природы,
1947,	318 стр.
(Перед загл. авт.: Л. ГР. Бреславец, Б. Л. Исаченко, Н. А. Ко-

марницкий и др.).
П е к к е р М. 3. К. А. Тимирязев — великий революционер науки. Минск,

АН БССР, 1950, 36 стр.
Платонов Г. В. Мировоззрение К. А. Тимирязева. М., АН СССР,

1951, 291 стр.
Платонов Г. В. Основные черты мировоззрения К. А. Тимирязева.

Стенограмма публичн. лекции. М., «Правда», 1949, 31 стр. (Всес.

о-во по распространению полит, и научи, знаний).
Сафонов В. А. Климент Аркадьевич Тимирязев. М., «Молодая гвар¬

дия», 1945, 31 стр.
Сафонов В. А. Климент Аркадьевич Тимирязев. (К 25-летию со дня

смерти.) Стенограмма публичн. лекции. М., 1945, 27 стр. (Лекц.

бюро при Комит. по делам высшей школы при СНК СССР).
Сидор у к И. К. А. Тимирязев. Куйбышев, Обл. изд-во, 1950, 16 стр.
Станков С. С. К. А. Тимирязев и физиология растений. (Речь,

читан. 3 июня 1943 г. на общегородском торжественном заседания
470

в г. Горьком, посвященном 100-летней годовщине со дня рождения

К. А. Тимирязева.) Горький, Обл. изд-во, 1945, 24 стр.
Федорова В. Н. Борьба К. А. Тимирязева с вейсманизмом-менде¬

лизмом. Казань, Татгосиздат, 1949, 64 стр.
Холодный Н. Г. К. А. Тимирязев и современные представления

о фитогормонах. Доложено на 7-м ежегод. Тимирязевск. чтении

28 апр. 1946 г. М.—Л., АН СССР, 1946, 35 стр.
Хохлов С. С. От Ломоносова до Тимирязева. (Из истории эволю¬

ционной идеи в России.) Саратов, Картпредприятие Обл. управл.

сельского х-ва, 1948, 20 стр.
Из цикла лекций «Тимирязевские чтения». Литограф, изд.
Цетлин Л. С. К. А. Тимирязев. Изд. 2-е доп. М., АН СССР, 1952,

208 стр.
Цетлин Л. С. Тимирязев (1843—1920). М.—Л., АН СССР, 1945, 155 стр
Отдельные издания на языках народов СССР
Бил а б В. И. Солнце, жизнь и хлорофилл. О жизни и деятельности

К. А. Тимирязева. Киев, «Рад. школа», 1950, 68 стр.
(На укр. яз.).
Васадзе Е. К. А. Тимирязев. Тбилиси, Госиздат Груз. ССР, 1950,

47 стр.
(На груз. яз.).
Власюк П. А. Великий русский ученый революционер-демократ Кли¬

ментий Аркадьевич Тимирязев. Киев, АН УССР, 1948, 62 стр.

(Ценгр. лекцион. бюро Ком. по делам культ.-просвет. учреждений

УССР).
(На укр. яз.).
Дорохов Л. М. Великий русский ученый К. А. Тимирязев. Кишинев,

Госиздат Молдавии, 1949, 68 стр.
(На молдав. яз.).
Дорохов Л. М. Тимирязев и его учение о физиологии растений.

Кишинев, Касей агрономулуй, 1948, 20 стр.
(На молдав. яз.).
Зогробян А. Н. Жизнь и деятельность Климента Аркадьевича Тими¬

рязева. Ереван, Армгиз, 1949, 35 стр.
(На арм. яз.).
Келлер Б. А. Преобразователи природы растений К- А. Тимирязев,

И. В. Мичурин, Т. Д. Лысенко. Тбилиси, Груз. с.-х. ин-т, 1948,

86 стр.
(На груз. яз.).
Келлер Б. А. Преобразователи природы растений. К. А. Тимирязев,

И. В. Мичурин и Т. Д. Лысенко. Вильнюс, Гос. изд-во полит, и

науч. лит-ры. 1950, 83 стр.
(На литов, яз.).
Келлер Б. А. Преобразователи природы растений. К. А. Тимирязев,

И. В. Мичурин, Т. Д. Лысенко. Чебоксары, Чувашгосиздат, 1950,

104 стр.
(На чуваш, яз.).
Корчагин А. К. А. Тимирязев. Жизнь и творчество 01843—1920).

Рига, Латгосиздат, 1949, 148 стр.
(На латыш, яз.).
471

Корчагин А. И. К. А. Тимирязев. Жизнь и творчество. Каунас^

Изд. энциклопед. словарей и науч. лит-ры, 1947, 159 стр.
(На литовск. яз.).
Корчагин А. И. К. А. Тимирязев Жизнь и творчество (1843—
1920). Казань, Татгосиздат, 1950, 176 стр.
(На татар, яз.).
Максимов Н. А. К. А. Тимирязев и современная биологическая

наука. Стенограмма публичной лекции. Вильнюс, \ и:политнаучиздат,

1951, 28 стр. (Всесоюзн. о-во по распространению полит, и научи

знаний).
(На литовск. яз.).
Новиков С. А. К. А. Тимирязев. 1843—1920 гг. Таллнн—Тарту, Эстов.

Госиздат, 1950, 116 стр.
(На эстон. яз.).
Поруцкий Ю. К. А. Тимирязев. Киев, «Рад. школа», 1951, 68 стр.
(На укр. яз.).
Проценко Д. Ф. Роль К. А. Тимирязева в развитии физиологии

растений и земледелия. (Лекция для студентов-заочннков фак. есте¬

ствознания пед. ии-тов). Киев, «Рад. школа», 1950, 43 стр.
(На укр. яз.).
Сафонов В. А. Климент Аркадьевич Тимирязев. Львов. «Вільна

Україна», 1946, 32 стр.
(На укр. яз.).
Федоров А. И. Климент Аркадьевич Тимирязев — великий ученый-

революционер. Ташкент, АН Узб. ССР, 1949, 24 стр.
(На узб. яз.).
Федоров А. И. Климент Аркадьевич Тимирязев — великий ученый-

революционер. Ташкент, «Правда Востока», 1951, 39 стр.
(На уйгур, яз., араб, шрифт).
Чайлахян М. X. К. А. Тимирязев как борец за дарвинизм. Ереван,

АН Арм. ССР, 1946, 32 стр.
(На арм. яз.).
Чаиишвили К. Великий ученый и революционер К. А. Тимирязев.

Тбилиси, 1948, 52 стр. (Ком. по делам культ.-просвег. учреждений

при Совете Министров Груз. ССР. Отд. лекцион. пропаганды).
(На груз. яз.).
Статьи, помещенные в книгах, журналах

и сборниках
Белаш Т. И. Наука и демократия. К 30-летию со дня издания сбор¬

ника статей К. А. Тимирязева. «Агробиология», 1950, № 4,

стр. 162—170.
Белов И. Г. Илей К. А. Тимирязева в преподавании темы «Лист»

(Опыт преподавания в средн. школе № 352 г. Москвы). «Естество¬

знание в школе», 1950, № 5, стр. 60—68.
Бриллиант В. А. Разработка научного наследства К. А. Тимиря¬

зева. К 25-летию со дня смерти. «Сов. ботаника», 1945, Mb 5,

стр. 7—13.
Васецкий Г. С. Философские воззрения К. А. Тимирязева. В кн.?

Из истории русской философии. М., 1951, стр. 582—601.
472

Власюк П. А. Классик советской агробиологии Климент Аркадьевич

Тимирязев (1843—1920). «Научные труды Ин-та физиологии расте¬

ний н агрохимии. АН УССР», 1951, № 4, стр. 5—19.
Власюк П. А. Классик советской агробиологии Климент Аркадьевич

Тимирязев. «Сборник научных трудов Уманск. с.-х. ин-та», 1949,

вып. 10, стр. 5—16.
Власюк ГТ. А. Климентий Аркадьевич Тимирязев и земледелие. «Науч¬

ные записки Киевск. гос. ун-та», 1950, т. 9, вып. 7, Труды биолого-

почвовед. фак., № 5, стр. 27—44.
Геодакян О. А. Великий русский ученый-революционер. К 30-летию

со дня смерти К. А. Тимирязева. «Изв. АН Арм. ÔCP», Биол. и

с.-х. науки, 1950, № 4, стр. 289—294.
Глеки н Г. В. Жизнь и деятельность К. А. Тимирязева как предмет

изучения в средней школе. (Доклад на сессии Акад. пед. наук

РСФСР 27 июня—1 июля 1949 г.) «Изв. Акад. пед. наук РСФСР»,

1951, вып. 31, стр. 223—225.
Годнее Т. Н. К. А. Тимирязев и современные теории об образование

хлорофилла в растении. «Ученые записки Белорусск. гос. ун-та»,

1948, вып. 7, стр. 3—18.
Годнее Т. Н. К. А. Тимирязев и совремеипое учение о фотосинтезе.

К 30-летию со дня смерти. «Изв. АН Белорус. ССР», 1950, К,г 4,

стр. 33—44.
Голубев Б. А. К. А. Тимирязев и агрономическая химия. «Доклады

Моск. с.-х. акад. им. Тимирязева», 1946, вып. 6, стр. 19—33.
Гурьянов В. Новые материалы о К. А. Тимирязеве. (Документы·

из архива Моск. гос. ун-та.) «Огонек», 1950, № 18, стр. 21.
Дворянкин Ф. А. и Смирнов Г. Д. Великий ученый-демократ.

К 30-легию со дня смерти К. А. Тимирязева. «Сов. книга», 1950,

№ 4, стр. 43—52.
Дворянкин Ф. А. На грани двух эпох. (О научной деятельности

К. А. Тимирязева.) «Селекция и семеноводство», 1949, № 10,

стр. 61-68.
Дворянкин Ф. А. Учение К. А. Тимирязева о демократической

биологической науке. «Естествознание в школе», 1949, № 4,

стр. 11—22.
Жуковский П. М. Русские іСлассики ботаники. «Вестник АН СССР»,

1945, № 5—6, стр. 126—141. К. А. Тимирязев, стр. 128—130.
Заруба йло Т. Я. К. А. Тимирязев. К 30-летию со дня смерти*

«Наука и жизнь», 1950, № 4, стр. 33--37.
Зыков Д. Учение Тимирязева о жизни растений. В кн.: Школа пере¬

довой агротехники. Алма-Ата, 1946, стр. 5—12.
Иванов Л. А. Великий дарвинист К. А. Тимирязев. К 30-летию со дня,

смерти. «Лес и степь», 1950, № 4, стр. 19—27.
К. А. Тимирязев как профессор в оценке учеников. (Отрывки из вос¬

поминаний и юбилейных материалов.) «Вестник высшей школы».

1951, № И, стр. 52—54.
Кадников А. Тимирязев как лектор. «Культ.-просвет. работа», 1950,

№ 3, стр. 12—15.
Калашникова А. П. Климент Аркадьевич Тимирязев (к 30-летию

со дня смерти). «Фельдшер и акушерка», 1950, № 5, стр. 40—45.
Келлер Б. А. Великий русский ученый Климент Аркадьевич Тими¬

рязев. 22 мая 1843 г.—28 апр. 1920 г. «ГТолитпросветработа», 1945*

№ 4—5, стр. 16—18.
473

Клешнин А. Климент Аркадьевич Тимирязев и наука о земледелии.

«Культ.-просвет. работа», 1948, № 7, стр. 12—17.
Климент Аркадьевич Тимирязев. К 25-летию со дня смерти. «Колхоз¬

ное производство», 1945, № 4—5, стр. 14.
Коваль Т. А. К. А. Тимирязев о борьбе растений с засухой. «Совет¬

ская агрономия», 1947, № 4, стр. 76—80.
Комаров В. Л. Жизнь и творчество К. А. Тимирязева. В кн.:

К. А. Тимирязев. Избр. соч. (в четырех томах). T. I, М., Сель¬

хозгиз, 1948, стр. 11—73.
Комаров В. Л., Максимов Н. А. и Кузнецов Б. Г. Жизпь

и общественное мировоззрение К. А. Тимирязева. «Новый мир»,
1945,	№ 4, стр. 131—140.
Комаров В. Л., Максимов Н. А. и Кузнецов Б. Г. Климент

Аркадьевич Тимирязев. В кн.: Комаров В. Л. Избранные сочинения,

т. II, М., АН СССР, 1948, стр. 239—432.
Комаров В. Л., Максимов Н. А. и Кузнецов Б. Г. Климент

Аркадьевич Тимирязев. «Краснофлотец», 1945, № 12, стр. 14.
Комаров В. Л., Максимов Н. А. и Кузнецов Б. Г. Пропа¬

ганда дарвинизма и его исторический анализ в работах Тимирязева

«Вестник АН СССР», 1945, № 4, стр. 45—66.
Комаров В. Л., Максимов Н. А. и Кузнецов Б. Г. Солнце,

жизнь и хлорофилл. К 25-летию о дня смерти К. А. Тими¬

рязева. «Успехи современной биологии», 1945, т. 19, вып. 2.

стр. 137—154.
Комаров В. Л.·, Максимов Н. А. и Кузнецов Б. Г. Тими¬

рязев и история науки. «Изв. АН СССР», сер. истории и фило¬

софии, 1945, № 2, стр. 79—99.
Корен м а и И. М. К. А. Тимирязев — основатель микроанализа глзов.
(Реферат). «Сообщения о научных работах членов Всесоюзн. хны.

о-ва им. Менделеева», 1949, вып. 2, стр. 21.
Кострюкова К. Ю. К. А. Тимирязев — выдающийся представи¬

тель естественно-научного материализма. (К 30-летию со дня

смерти). «Научные записки Киевск. гос. ун-та», 1951, т. 10, вып. 2

Труды Ботанич. сада имени Фомина, № 21, стр. 29—36.
Кострюкова К. Ю. Основной вопрос биологии в трудах Тими¬

рязева и Мичурина в свете учения Энгельса. «Научные записки

Киевск. гос. ун-та», 1951, т. 10, вып. 2. Труды Ботанич. сада

им. Фомина, № 21, стр. 5—14.
Коштоянц X. С. Тимирязев и основные проблемы эволюционной

физиологии. «Вестник АН СССР», 1945, № 12, стр. 17—32.
Красовская И. К. А. Тимирязев. Лекция, прочитанная для моло¬

дежи Ершовского района Саратовской обл. на Тимирязевских

чтениях. «Молодой большевик», 1950, № 1, стр. 68—76.
Кречетович Л. М. Памяти К. А. Тимирязева. К годовщине его

смерти. «Естествознание в школе», 1947, № 2, стр. 3—4.
Ложечко А. Зеленый лист (рассказ о К. А. Тимирязеве). «Огонек»,
1945,	№ 19, стр. 12.
Ложечко А. Страницы большой жизни. (По иеопублик. материа¬

лам лома-музея К. А. Тимирязева. Москва). «Октябрь», 1951, № 5.

стр. 145—173; № 6, стр. 146—156.
Лысенко Т. Д. К. А. Тимирязев и задачи нашей агробиологии.

В кн.: Т. Д. Лысенко. Агробиология. Изд. 4-е, доп. М., Сельхозгиз,

1948, стр. 435—453.
474

Максимов Н. А. Великий русский ученый К. А. Тимирязев и совре¬

менная биологическая наука (Лекция.) «Тр. Ин-та физиологии

растений им. Тимирязева», 1951, т. 7, вып. 2, стр. 3—21.
Максимов Н. А. Тимирязев и физиология растений. «Доклады Моек

с.-х. акад. им. Тимирязева», 1946, вып. 6, стр. 34—50.
Петербургский А. В. На конференции ученых. (Обзор работы

научной конференции в Моск. с.-х. акад. им. Тимирязева, посвя¬

щенной 101-й годовщине со дня рождении К. А. Тимирязева.) «Сов¬

хозное производство», 1944, № 12, стр. 42—43.
Петербургский А. В. Общественно-политическая деятельность

К. А. Тимирязева. «Доклады Моск. с.-х. акад. им. Тимирязева».
1946,	вып. 6, стр. 51—64.
Петинов Н. С Осуществление идей Тимирязева и учения Доку

чаева—Вильямса в орошаемом земледелии СССР. В кн.: Проблемы

ботаники. Т. 1. М., АН СССР. Всесоюзное ботанич. о-во, 1950,

стр. 321—341.
Платонов Г. В. Борьба К. А. Тимирязева против империалисти¬

ческой войны и антисоветской интервенции. «Изв. АН СССР», сер.

истории и философии, 1950, № 2, стр. 160—166.
Платонов Г. В. Вопросы теории познания в трудах К· А. Тими¬

рязева. «Философ, записки», 1950, т. 3, стр. 67—98.
Платонов Г. В. К. А. Тимирязев и мичуринская биологическая наука.

«Культ.-просвет. работа», 1950, № 3, стр. 5—12.
Платонов Г. В. К. А. Тимирязев о единстве организма и условий

существования. «Природа», 1952, № 6, стр. 13—22.
Платонов Г. В. Провозвестник мичуринской биологической науки.

К 30-летию со дня смерти К. А. Тимирязева. «Вестник АН СССР»,
1950,	№ 5, стр. 29—42.
Платонов Г. В. Развитие дарвинизма в научном творчестве К. А. Ти¬

мирязева. В кн.: Философские вопросы современной биологии. М.,
1951,	стр. 267—287.
Платонов Г. В. Философские воззрения К. А. Тимирязева. «Вопросы

философии», 1949, № 1 (6), стр. 204—222.
Полосатова Є. В. В мемориальном музее К. А. Тимирязева.

(Москва). «Культ.-просвет. работа», 1951, Jw 1, стр. 43—44.
Полосатова Є. В. Вдохновенный пример служения народу. (По не-

опублик. материалам о К. А. Тимирязеве). «Естествознание в школе»,
1950,	№ 5, стр. 47—51.
Полосатова Е. В. К истории борьбы за материалистическую

биологию в России. (Неопубликованное письмо И. И. Мечникова

к К. А. Тимирязеву.) «Изв. АН СССР», сер. биол., 1950, Na 3.

стр. 14—19.
Полосатова Е. В. Музей великого ученого К. А. Тимирязева.

(Москва). «Наука и жизнь», 1949, стр. 39—40.
Полосатова Е. В. Первое выступление К. А. Тимирязева как препо¬

давателя высшей школы (1870). «Сов. педагогика», 1951, № 3.

стр. 110—113.
Полянский В. И. Деятель передовой науки. К 25-летию со дня смерти

К. А. Тимирязева. «Природа», 1945, № 2, стр. 76—79.
Прянишников Д. Н. Из воспоминаний о Тимирязеве. К 25-летию

со дня смерти. «Наука и жизнь», 1945, № 4, стр. 43—48.
Пряпишников Д. Н. Тимирязев и наука. «Доклады Моск. с.-х. акад.

им. Тимирязева» 1946, вып. 6, стр. 7—18.
475

Савич А. Л. К. А. Тимирязев как лектор. «Вестник высш. школы»,
1951,	№ 11, стр. 45—49.
Сасковец Е. Л. Борьба К. А. Тимирязева с идеализмом и мисти¬

кой в естествознании. «Доклады Моск. с.-х. акад. им. Тимирязева»,
1947,	вып. 5, стр. 5—11.
Сасковец Е. Л. К вопросу о борьбе К. А. Тимирязева с идеализмом

в естествознании. По неопубликованным материалам мемориального

музея К. А. Тимирязева (Москва). «Рефераты докладов Моск. с.-х.

академии», 1951, вып. 12, стр. 17—23.
Сафонов В. Созидание светом. (О К. А. Тимирязеве.) «Звезда», 1947,

JS6 4, стр. 142—157.
Сафонов В. А. Тайна зеленого листа. (Ό работах К. А. Тимиря¬

зева.) В кн.: «Наука и жизнь». М., 1949, стр. 195—210.
Симонов И. Н. Активно изучать научное наследство И. В. Мичурина

и К. А. Тимирязева. «Вестник высшей школы», 1949, № 5,

стр. 28—31.
Столетов В. Создатели идейно-научной основы современной агробио¬

логии. Памяти К. А. Тимирязева и И. В. Мичурина. «Соц. сельское

хоз-во», 1945, № 7—8, стр. 72—78.
Тимирязев А. К Борец и мыслитель. (К 30-летию со дня смерти

К. А. Тимирязева. С предисл. ред.). «Знание — сила», 1950, № 4,

стр. 12—15.
Тимирязев А. К. Мысли Климента Аркадьевича Тимирязева об оче¬

редных задачах науки. По личным воспоминаниям. «Агробиология»,
1948,	№ б, стр. 3—12.
Тимирязев А. К. Ученый, патриот, гражданин (К. А. Тимирязев).

«Огонек», 1950, № 18, стр. 20—21.
Фиш Г. Тимирязев и Чехов. «Огонек», 1951, № 38, стр. 24.
Штамм В. К. А. Тимирязев о Тернере. Бнблиогр. справка (о кн.)

Тернер. Пять писем и postscriptum Льюиса Гайнда. Пер. с прим.

и предисл. К. Тимирязева М.—СПб.—Киев—Одесса. Кни-

гоизд. Ю. И. Лепковского, 1910. «Наука и жизнь», 1945, № 4,

стр. 48.
Якушкин И. В. Тимирязев и академия его имени. «Доклады Моск. с.-х.

акад. им. Тимирязева», 1946, вып. 6, стр. 73—75.
Газетные статьи
Баранов М. Великий ученый-революционер. «Красный флот», 1950,

28 аир.
Васецкий Г. Великий ученый и патриот (к 29-й годовщине со дня

смерти К. А. Тимирязева). «Соц. земледелие», 1949, 28 апр.

Васецкий Г. Пламенный борец за передовую науку. «Соц. земле¬

делие», 1950, 28 апр.
Григорьев В. Борец и мыслитель. «Комсом. правда», 1950, 28 апр.

Дворянкин Ф. Великий ученый-патриот. «Сталинский сокол», 1950,.

28 апр.
Добру нов Л. Великий русский ученый. «Казахст. правда», 1950,
28	апр.
Еникеев С. Великий ученый и патриот. «Сов. Киргизия». 1950».
28	апр.
476

Келлер Б. А. Климент Аркадьевич Тимирязев. «Комсом. правда», 1945,

26 мая.
Коваль Т. К. А. Тимирязев о борьбе растений с засухой. «Соц. земле-

делие», 1947, 10 янв.
К о м а о о в В. Л. Любимый учитель советских бгологов и агрономов.
«Соц. земледелие», 1945, 28 а пр.
Корчагин А. И. К. А. Тимирязев (Великие русские ученые — преобра¬

зователи природы.) «Моск. комсомолец», 1949, 25 янв.
Котлов В. Там, где жил Тимирязев. (Дом-музей. Москва.) «Комсом.
правда», 1947, 6 марта.
Котовский А. Здесь жил Тимирязев. (Музей-квартира. Москва.)
«Соц. земледелие», 1948, 19 сент.
Крупеников И. Пламенный борец за науку и демократию. «Сов.
Молдавия», 1950, 29 апр.
Кузнецов Б. Г. К. А. Тимирязев. «Красная звезда», 1947,

13 сент.
Кузнецов Б. Г. Корифей передовой русской науки. «Коммунист»

(Ереван), 1950, 27 апр., «Правда Востока», 1950, 28 апр.; «Правда

Украины», 1950, 28 апр.; «Сов. Латвия», 1950, 28 и 29 апр.; «Сов.

Эстония», 1950, 28 апр.
Максимов Н. А. Выдающийся ботаник-физиолог. «Соц. земледелие»,
1945,	28 апр.
Н у ж д и н И. Преобразователи природы растений. (По материалам

книги Б. А. Келлера «Преобразователи природы растений К. А. Ти¬

мирязев, И. В. Мичурин и Т. Д. Лысенко».) «Красная звезда»,
1949,	2 аог.
Овчаров К. К. А. Тимирязев. «Коммунист Таджикистана», 1950,

26 апр.
Платонов Г. В. Великий русский ученый. «Красная звезда», 1950,
28	апр.
Платонов Г. В. Великий русский ученый К. А. Тимирязев. «Ленинское

знамя», Петрозаводск, 19о0, 29 апр.; «Сов. Белоруссия», 1950, 29 апр.

Полосатова Е. В Музее К. А. Тимирязева. «Учиг. газета», 1949,
3	авг.
Полосатова Е. Провозвестник мичуринских идей. «Соц. земледелие»*
1950,	28 апр.
Пруцков Ф. Великий биолог-материалист. «Совхозная газета», 1950,
29	апр.
Прянишников Д. Н. Великий ученый-патриот. «Труд», 1945,
29	апр.
Ракитин Ю. Великий ученый, борец и мыслитель. Памяти К. А. Тими¬

рязева. «Соц. земледелие», 1947, 24 апр.
Синельников А. В музее-квартире К· А. Тимирязева. «Вечерняя

Москва», 1948, 2 дек.
С о м о в Ю. В доме, где жил и творил Тимирязев. «Соц. земледелие»,
1946,	17 мая.
Столетов В. Н. Великий русский ученый-биолог. (Беседа с дирек¬

тором Моск. с.-х. акад. им. Тимирязева В. Н. Столетовым). «Труд».

1950, 28 апр.
Ташлиев А. Великий русский дарвинист. «Туркм. искра», 1950,
28	апр.
477

Тимирязев А. К. Из воспоминаний. «Соц. земледелие», 1945,.
28	апр.
Т у т а ю к В. Великий русский ученый. «Бакинский рабочий», 1950,
29	апр.
Ученый-революционер. (Ред. статья.) «Известия», 1950, 28 апр.
Фролов Г. Естественно-научные основы земледелия (К. А. Тимирязев

«Избранные сочинения»). «Соц. земледелие», 1949, 18 мая.
Указатели
ВацадзеИ. Е. и Гимельфарб Б. А. Библиографический спи¬

сок книг и статей о К. А. Тимирязеве на русском языке. В кн.:

Комаров В. JI., Максимов Н. А. и Кузнецов Б. Г. «К. А. Тимирязев».

М., Сельхозгиз, 1945, стр. 198—211.
Гольдрина Э. Л. и Гринберг М. Г. Великие ученые-дарвинисты

нашей Родины. Краткий указатель литературы. Харьков, Кн.-газ.

изд во, 1946. 72 стр.
Зимовский Ф. Я. Климент Аркадьевич Тимирязев. Аннотирован¬

ный рекомендательный указатель лит-ры. М., 1947. 105 стр. (Гос.

библиотека СССР им. В. И. Ленина. Великие русские естество¬

испытатели. Вып. 1).
Зиневич Н. А. Что читать учителю о Тимирязеве. (Аннотированный

указатель литературы.) «Естествознание в школе», 1946, № 2,.

стр. 79—183.
Капкановская М. Великие преобразователи природы (К. А. Ти¬

мирязев, В. В. Докучаев, И. В. Мичурин, В. Р. Вильямс, Т. Д. Лы¬

сенко. Библиогр. материалы). Ульяновск, «Ульян, правда», 1948.
37	стр.
Климент Аркадьевич Тимирязев. Ботапик-физиопог-биолог. (2/VI 1843—

28/IV 1920.) Рига, 1950. 8 стр. (Фунд. б-ка ЛИ Латв. ССР. Видней¬

шие ученые Сов. Союза. Список рекоменд. литературы на латыш, в

русском яз.).
Левина С. С. Климент Аркадьевич Тимирязев. (К 30-летию со дня

смерти. В помощь библиотекарю.) «Библиотекарь», 1950, № 3,

стр. 5—10.
Левина С. С. Климент Аркадьевич Тимирязев. Краткий обзор лит-ры.

Научн. ред В. Н. Столетова. М., 1950. 27 стр. (Гос. библиотека

СССР им. В. И. Ленина).
Пейле Е. и Пуце О. Климент Аркадьевич Тимирязев. (Библиогр.)

Материалы для библиотек. Рига, Гос. б-ка Латв. ССР, 1950. 9 стр

Стеклографическое издание на латыш, яз.

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Маркс К.— И, 12, 38, 41—43, 48,
50,	68, 98, 99, 102, 104, 106, 130,

143, 185, 186, 204, 250, 251, 309,

310, 369, 370, 374, 411, 412, 428,

429, 433—437, 454, 455

Энгельс Ф. — 11, 12, 28, 41, 48,

49, 63, 72, 76, 102-104, 106, 130,

143, 176, 177, 185, 194, 204, 212,

218, 265, 268, 272, 273, 276, 309,

374, 412, 429, 435, 436, 455

Ленин В. И. — 5, 10, 12, 13, 15,

19, 21, 38, 40, 48, 71, 72, 78,

79, 83—85, 88, 91, 98—100, 104,
106,	123, 185, 220, 221, 250, 251,

321, 322, 335, 343, 347, 348, 356,

373—377. 379, 380, 394, 400, 401,

403, 405, 412, 428, 430, 432—

436, 439, 441, 451, 452, 460, 461
Сталин И. В. —7, 48, 69, 76, 104,
107,	119, 143, 177, 184, 185, 229,

262, 268, 343, 374—377, 403, 428,

432, 441
Жданов А. А. — 280

Калинин М. И. — 5, 446

Молотов В. М. — 185, 296
Абашев — 283
Абней В. — 294
Авенариус — 215
Адамс Дж. К.— 76
Адлерберг В. Ф. — 297
Анненков П. В. — 368
Антонович М. А. —108, 110, 117
Аристотель — 92, 93, 172, 270
Арнольди В. М. — 170
Архимед — 268
Асквит Г. — 423
Атлантикус (К. Баллод) — 405
Бабухин А. И.— 287

Баранецкий О. В.—285

Баркер Э. —423

Бартез П. Ж. — 214.
Баталин А. Ф. — 285

Бах A. H. —103, 203, 292

Бачинский А. И. — 89

Бебель А. — 429

Бевин Э. — 427

Бейльштейн Ф. Ф. — 283

Бекетов A. H. —25, 31, 32, 107—

1Ю, 137, 158, 160, 187, 277, 281,

283—285, 329, 334, 335, 349

Беккерель Э. — 293

Белинский В. Г.— 4, 24, 38, 43, 94,

98. 280, 325, 383

Белый А.— 431

Бем-Баверк Е. — 434

Бенкендорф A. X. — 297

Бербанк Л. — 146, 148, 149, 167,

168, 309

Берге Ф. — 304
Бергсон А. —37, 87—89, 292, 346,

387
Беркли Дж. — 92

Бернар К.— 32, 53

Бернштейн Э. — 454—456

Бертло М. — 198, 217, 242, 277, 294,

362
Бетховен Л. — 362

Биркеланд X. — 247, 267

Биша М. Ф. К. — 214

Бланшар Э. — 84

Богданов А. А.—412, 413, 458

Бойков М. — 335, 336

Бокль Г.— 436

Больцман Л. — 92, 100, 376

Бонье Г.— 294, 414, 415

Бооз Д. X. —278, 330

Борде — 214

Борзенков Я. А.—411

Бородин И. П. —68, 214, 215, 218

222, 285, 290, 296

Бородин А. П. — 362

Браун Г. — 294

Бредихин Ф. А. — 283, 410

Брок П. Г. — 297
479

Брунгорст — 242

Бруно Д. — 38, 96, 381

Бркжнер — 258

Булгаков С. Н.—250

Бунге —214

Бунзен Р. — 292, 294

Буняковский В. Я. — 282

Буссеню Ж. —80, 189, 192, 210, 235,

241, 277, 294, 296, 360

Бутлеров А. М. —33, 217, 277, 282.
283, 287, 290, 292, 327

Буткевич В. С. — 415

Бэкон Ф. — 38, 96

Бэкои Р. — 38, 96, 97

Бэл и Е. — 293
Бэр К. М. — 109, 110, 116, 286

Бэтсон В. —37, 83, 122, 124—129,
291,	292

Бюхнер Д. — 310
Вагнер Р.— 118, 215

Вагнер Η. П. — 286

Вальпер — 434

Варминг Е.— 170

Васнецов В. М. — 362

Везалий А. — 97

Вейсброд Б. С. — 460

Вейсман А. —48, 118, 120—122, 129,

292
Веттштейн — 170

Вильморен — 167, 168
Вильсон В. — 452
Вильямс В. Р. — 7, 103, 110, 119,

141, 160, 188, 189, 230, 232, 234,

236, 251, 260, 261, 263, 315, 357,

376, 383, 416

Вильямс Г. С. —127, 146, 148

Винер В. В. — 258

Винер О. —414
Виноградский С. Н. — 241, 246, 248

Вирхов Р.—57. 134, 292

Владимирский М. Ф.—377

Воейков А. И. — 257

Вольтер Ф. — 337

Вольф К. Ф. —118, 286

Воронин М. С. — 241, 242

Вортман — 210
Вотчал Е. Ф. — 190, 231, 256, 296,

312, 313, 357, 358, 414, 415

Вырубов Г. Н. — 18. 284

Вышнеградский И. А.—334

Вюильмен — 259

Вяземский П. А. — 297
Габерланд Г. — 294

Гадолии А. В. — 284

Гайнд Л. — 363
Гайнау Ю. Я.—419

Галахов А. Д.— 108

Галилей Г.—96, 97, 381

Галлер А.—214

Гамбетта Л. М. — 388

Гарибальди Д.—380, 384

Гартман Э. — 68, 88, 145

Гартнер—.1.23, 166

Гассоль А. — 423
Гегель Г. В. Ф. —37, 94, 98, 114,

134
Геккель Э. —99, 100, 134, 179, 181,

277, 346, 371

Гельмгольтц Г.—7, 292, 294

Гельригель Г. — 235, 240—242, 259

Герц Г. Р. — 100, 376

Герцен А. И. —4, 13, 14, 17—19, 43,

46, 74, 75, 94, 98, 280, 301, 303,

338, 378, 381, 383, 446

Гершензон М. О.—408

Гете И. В. — 73, 74, 416, 432

Гильберт Ж. К. —80, 235, 241

Гиразе — 278

Глинка М. И. — 362

Глущенко И. Е. — 8, 163

Гоббс—130	!
Гоголь Н. В. — 280, 361, 362

Годлевский Е. — 279

Годнее Т. Н. — 203

Голеикин М. И.— 154

Головкинский Н. А.—284

Горький А. М. —227, 346, 348, 349,

361, 404, 418, 420, 432, 438, 441.

447
Горянииов П. Ф.— 108

Гофман Э. И. — 284

Гофмейстер В. — 277, 278

Гракх Г. — 381

Гракх Т. — 381

Грей Э. — 423, 424

Г ров В. Р. — 59
Грум —414	!
Губильмлн М. И.— 336
Губкин И. М. — 376
Гумфри — 283
Гунэр И. И. — 233
Г>сс Ян — 381
Густавсон Г. Г.—27, 416
Гучков А. И. — 404
Гюисманс Ж. К.— 416
Гюйо Ж. М.-365
Дайер Т. —295

Даламбер Ж.—98

Дал у Ж. — 361
Данилевский Н. Я.—64, 79, 109,

112—114, 116—118, 170, 171, 174,

178, 181, 290, 382. 385. 386
т

Даннеман —270

Дантек Ф.— 170

Дантес Ж. Ш. — 401

Дарвин Дж. — 50

Дарвин Ф. — 414
Дарвин Ч. — 31, 34, 36, 37, 40—43,

49, 50, 63, 68, 76, 101, 104, 106—

115, 1 і 7, 120, 122, 123, 125, 128,

130—135, 137—140, 142, 143, 145,

148, 150, 151, 159, 160, 168, 169,

172—180, 184—189, 203, 217, 222,

266—268, 272, 277, 285, 286, 291,

295, 336, 344, 347, 348, 356, 362,

369, 371, 382, 384—386, 411, 414,

428, 432—437, 443, 455

Дарлингтон — 295

Девонпорт — 422

Декарт Р. — 3Ь, 59, 96, 98

Дем — 293
Демьянов Н. Я.— 416

Дженкинс Ф. — 166

Джемс У. — 88

Дживилегов А. К. — 424, 425

Джильберт У.—97

Дибич И. И. — 297

Дидро Д. —38, 98, 363

Дмитриева Е. Л. — 411

Добени Ч. — 192
Добролюбов Н. А. —13, 18, 19, 104,

301, 303, 378, 444

Доброхвалов В. П.— 253

Докучаев В. В. — 234, 240, 254,260,

263
Долтон (Дальтон) Д. — 283

Донкастер — 122, 292

Дриш Г. — 92. 118, 214, 292

Дрэпер Д.— 191—195, 198, 217,
292,	293

Дуббельт Л. В. — 297

Дубинин Н. П.— 129

Дукинфильд-Скотт А. —295

Дэви Г. —283

Дэвис Г.— 421, 423

Дюбуа-Раймон Э. — 81

Дядьковский И. Е. — 108
Евтропова А. С —362

Екельчик Ю. И.—367

Емельянов И. П. — 353, 354

Ермолов А. П. — 297

Ефимов Р.— 394
Жамен Ж.—293

Железняков Н. И. — 189

Жорес Ж- —381

Жуковский H. E. —413, 414
Згвадовский Б. М. — 129

Зайцев А* М. — 282
Зайцев В. — 39
Закарян М. Ф. — 321, 447, 449

Згкржевский К. — 279

Захаров А. П. — 330

Зелинский Н. Д. — 414

Зинин H. H.—33, 282, 283, 327,

328
Иванов Л. А.—203, 415

Иванов С. Л. — 324, 414

Ивановский Д. И.—203

Избарский — 413

Измаильский А. А. — 254

Икено — 278
Иловайский Д. И. — 412

Ильенков П. А.— 259, 277, 314,

428
Ингенгуз Я. — 189, 191

Иошида — 278
Каблуков И. А.—33, 414
Кавелин К. Д.— 368
Каверзнев А. А. — 108
Кайзер Г. — 293
Калигула Г. Ц. — 399
Кальвин Ж. — 454
Кант Э. — 92, 94
Капустин 27
Карпов В. П.— 377
Касаткин А. М.— 322, 413
Кассо Л. А.— 316, 408
Катков М. П.— 113, 303, 368, 381
Каутский К. — 455
Кеплер И. — 97
Керенский А. Ф. — 439
Кибль— 122
Кирхгоф Г. К.— 83, 100

Киттель Дж. — 419

Клебс Г.—172

Клейнмихель П. А. — 297

Кноп И. — 240

Ковалевская С. В.— 34

Ковалевский А. О. — 3, 33, 34, 106,
108,	110, 187, 277, 286

Ковалевский В. О. — 3, 33, 34, 106,

110, 169, 187, 277, 284, 386

Ковалевский М. М.—281, 404, 411,

424, 425

Коковцев В. Н. — 409

Кокшаров Н. И. — 284

Колмогоров А. — 394

Кольцов Η. К.— 128, 290, 291

Комаров В. Л.— НО, 112, 254, 257,

358, 383, 384

Кондорсе Ж. A. H. —273

Конт 0.-7, 38—43, 182, 273, 275,

276, 434

Коперник H. — 97

Кооп Э. Д.—145, 170

Коржинский С. И.— 170, 214, 222,

227, 290, 291, 386

Корнилов Л. Г.— 445

Корню М. А — 100

Короленко В. Г. — 325, 361, 391,

413, 441

Корсакова М. П. — 244

Коссович П. С. — 231, 241, 243,

332, 415

Кострюкова К. Ю.— 158

Костычез П. А. — 234, 254, 263

Костычев С. П. — 203

Коуен — 448

Кошут Л. — 419

Краеновский А. А. — 204

Крашенинников Ф. Н. — 203, 329,

398, 415

Кржижановский Г. М. — 377

Крон А. — 293
Крукс У.—246, 247, 249, 252, 291

Крупп — 422
Кузнецов Б. Г. — 254, 384

Кузнецов Н. К.— 354

Куинлжи А. И. —363

Курсанов Л. Н. — 415

Куторга С. С. —33, 107, 110, 284,

334
Кэзмент Р.—381
Кювье Ж. —49, 177, 275, 320
Лавров П. Л. — 429

Лазо С. — 336

Лайель Ч. —275
Ламарк Ж. —49, 84, 107, 108, 133,

143—145, 181, 182, 275, 277, 345,

389
Лебедев П. H.—33, 56, 86, 277,

283, 284. 290, 302, 311, 317, 327,

409, 411

Леверье И. Ж. Ж. —76

Левитан И. И. - 362, 363, 367

Легг Л. Г. У. —423

Ленц Э. X. —334

Леонтьев К. Н.—303

Лепешинская О. Б. — 220

Либих Ю. — 81, 210, 238—240, 252

Либкнехт К — 429

Ливен А. А.—391

Линдеман Κ. X. — 310, 332

Линней К. — 271, 285

Липтон Т. — 422

Ллойл-Джорж Д. — 452

Лобачевский Н. И —281, 282

Лодж О.— 62, 91, 292, 345, 346,

388, 421, 423

Локк Дж. — 38, 98, 122
Ломмель Э. — 293

Ломоносов М. В. — 108, 191, 277,

280, 281, 297, 309, 334, 362

Л ооз Дж. — 80, 235, 241

Лопатин Л. М.— 90

Лопатина Г. В. — 244

Лотси Я. П.— 126—128, 170

Лоуэлль П. — 219

Лугинин В. Ф. — 277, 411

Луневский Т.—279

Лункевич Л.—312

Лысенко Т. Д. — 3, 4 (сноска), 6—8,
51,	66, 106, 119, 121, 134, 138,

141—143, 152, 155, 156, 158, 160—

165, 167, 169, 176, 182—188, 191.

211, 260—263

Любавский — 408

Любименко В. Н. — 203
Маевский П. Ф. — 277

Майер Р. Ю. — 277

Маклаков Н. А.—404

Максвелл Дж. — 100, 376

Максимов А. А. — 8, 39, 376

Максимов Н. А. —8, 254, 341, 384

Маллон Дж. — 434

Мальтус Т. Р. — 130, 132—134, 138,

249, 250, 251

Марковников В. В. — 282, 283, 327,

411, 413

Мархлевский Л. П. — 197, 279

Маршаль — 434
Мах Э.—37, 72, 83, 85, 86, 88,

215, 274

Мейер Э. —7, 192

Менделеев Д. И. — 25—29, 55, 86,

103, 230, 238, 275, 277, 281—283,

287, 290, 294, 297, 317, 327, 328,

345, 364, 385, 410, 428

Мендель И. Г. — 122, 128, 129, 166,

292
Мензбир Д. И.— 33, 34

Мензбир М. А. — 111, 392, 393, 411,

420
Меншуткин Н. А. — 282, 283

Мерклин K. E. —285

Мертва го — 257
Метальников С. И. — 227—229

Мечников И. И. — 3, 33, 34, 85, 88,

89, 106, 110, 137, 138, 159, 160,

187, 277, 286, 287, 290, 346, 386,

411, 414, 420

Мещерский В. П. — 386, 39Ö

Милль Дж. — 434

Мильярде А.— 166

Милюков П. Н. — 404, 439

Митчерлих Э.—235

Михайлов М. И. — 13, 14
482

Мицкевич A. — Збб

Мичурин И. В.— 6, 7, 103, 104,141,

150, 155—158, 160—162, 167, 168,

176, 185, 186, 188, 191, 211, 218,

234, 260, 263, 267, 357, 376

Модестов А. П. — 415

Молешотт Я.— 310

Мольер Ж. Б. — 170

Мор Т. —381

Морган Т. Г. — 119, 129

Морган Ф. — 423

Мусин-Пушкин А. А. — 292

Мюллер И. — 225

Мюллер Н. И. К. —293
Навашин С. Г.— 258, 260, 317, 414,

415
Наполеон I — 401

Невтон — см. Ньютон

Негели К. В. — 145, 290

Некрасов Н. А.—361, 366, 379,

416, 417, 441

Некрасов П. А. — 24, 25, 89, 90

Некрасов С. А.— 318, 319, 323, 325

Немец Б. — 222
Немирович-Данченко В. И. — 312

Ненский М. В.—197. 279

Николов Т. — 349, 350

Ницше Ф. — 32, 37, 95

Ничипорович А. А. — 201

Новиков С. А. — 412

Ньютон И. — 97, 281
Овсянников Ф. В. — 287

Огарев Η. П. — 446

Окен Л. — 120
Оккам В. (Оккамский У.) —127,

295
Оствальд В. — 83, 85, 88

Остроградский М. В. — 282
Павлов И. П. — 30, 33, 35, 36, 45,

62, 70, 103, 110, 111, 141, 187,

189, 225—227, 229, 277, 284, 286,

290, 411, 414, 420

Палладии В. И.— 292, 413—415

Пандер X. Г. — 286

Парамонов А. А. — 139

Пастер Л. —74, 78, 79, 217, 242,

277
Паули —68, 118, 214, 222, 292

Пацкевич-Михеев — 393

Пашковская Т. Г.—350

Пеннет— 122, 292

Переплетчикова — 393

Петр 1—334
Петровский И. А.— 111, 316
Петцольд —37, 73, 83, 85, 264, 265,

270
Пирогов Н. И.—32, 33, 282, 301,

400
Пирсон К. — 83, 88, 270, 457

Писарев Д. И.—4, 14, 23, 43, 79,

98, 110, 114, 215, 303, 366, 381,

382
Писаржевский О. — 298

Платон — 92, 280

Плеханов Г. В.—428

Победоносцев К. П. — 113, 303, 335

Поленов В. Д. — 362, 363, 414

Половцев — 68, 214, 222, 290

Полосатова Е. В. — 312, 314, 321,

349, 350, 360, 447

Поляков И. М. — 129

Пражмовский — 241, 242, 279

Ппистли Дж.—38, 189. 191. 277

Прянишников Д. Н. — 231, 236, 240.

241, 244, 260—262, 335, 359, 379,

413—415, 429, 430

Пуанкаре А. — 424

Пуриевич К. А. — 203

Пуркинье H. Е. — 279

Путятин Е. В.— 19

Пушкин А. С. — 361, 362, 401

ПкЬеффер В.— 79, 192, 194, 210,

292—294
Радищев A. H.—108

Радлов Э. Ф. — 327

Разумовский А. И. — 281

Рафаель С. — 363

Рачинский С. А.— 110, 189, 285

314
Рейнке И. — 118, 214, 215, 292, 293
Рембрандт ван Рейн —363
Репин И. Е. — 363
Реформатский А. Н.—414
Риккер — 100
Рихтер А. А. — 203
Робеспьер М.—363, 369, 381, 405
Родіянко М. В. — 439
Розанов С. М. — 285, 396
Розенбергер — 270
Роллан Р. — 444
Ромене (Романее), Г. Д.— 181
Рубенс Г. — 202
Рулье К Ф. — 108 ·
Руссо Ж. Ж -336

Руссов Э. — 285
Саблер В. К. — 404

Сазонов С. Д. — 424

Сакс К. — 192 194—196

Сакс Ю. —279, 292, 326
483

Салтыков-Щедрпн М. Е. — 23—25*

361, 411

Сапожников В. В. — 203

Сарагат — 427

Сарду В. — 369

Свифт Дж. — 360

Северцов Н. А.— 108, 110

Семашко Н. А. — 377

Сенебье Ж.— 189. 191, 192, 277

Сен-Симон А. —273, 275, 276, 402

Сервет М. — 97

Серебровский А. С. — 129

Серно-Соловьевич Н. А. — 13,14,26.

Сеченов И. М. — 3, 25, 29, 30, 33,

43, 98, 103. 106, ПО, 158, 159, 160,

187, 189, 224—227, 277, 281, 286,

287, 290, 297, 334, 338, 392, 403,

410
Сибирцев H. М. — 260

Скалдин — 379, 380

Скабичевский В. Т. — 330

Советов А. В. — 238

Соколов H. Н. —31. 33, 282, 283

Соловьев В. С. — 112

Соловьев H. М. — 346

Солопаев Б. П. — 346

Соссюр Н. Т.—19І, 192, 210

Спенсер Г.— 7, 156, 157

Спиноза Б. — 38, 98

Стебут И. А.—324. 328, 413—415

Столетов А. Г. —33, 86, 274, 283.

2Я7, 290, 297. 311, 327, 334, 358.

391, 392. 410. 411

Столетов В. Н. —152, 168

Столыпин П. А. — 404, 409

Стони (Стоней) Д. — 448

Страхов H. H. — 79, 112, 114—117.
120. 171, 290. 291, 351, 385

Строганов А. Н. — 312

Струве В. Я. — 250

Сумбатов-Южин А. И.—411

Суминский JT. — 279

Сутерланд — 437
Танеев В. И. —411, 412
Танеев П. В.—351, 362. 418. 419
Танеев С. М.—411
Таусон В. О. — 204
Теофраст — 270
Тернер *Д ж. —.363
Тимирязев А. К. — 410
Тимирязев Д. А.—25
Тихов Г. А. — 291
Тихомиров А. А. — 386
Тициан В. — 363
Толстой Д. А. — 113. 298. 301.

303
Толстой Л. H.—301, 351, 360—362.

366, 386
Томсон В. (лорд Кельвин) — 246.
248,	249, 291

Тон дер — 279

Тревиранус Г. Р.— 192

Трубецкой E. Н. — 405

Тургенев И. С — 361, 362, 365.
366, 383, 411

Тчирх А. — 242

Тюрго А. — 250, 273
Умов Н. А. — 33, 86, 290, 393, 398,

411, 413

Уоллес А. — 200

Уорд Г. М. — 100

Усов Н. А. —417

Ушинскнй К. Д. — 301—304

Уэдсуарт — 330

Уэльс Г. Дж. — 421. 422

Уэльдон — 170
Фадеев А. А. — 330

Фаминиын А. С. — 23, 68, 117, 189,

222—226. 284, 285, 290, 296, 344

Фарадей М.— 100, 283, 309, 321

Фармер Ж. Б. — 414, 415

Фай Э. О. —218

Федоров Е. С. — 284, 376

Федоров М. В. — 243

Фейгинсон Н. И. — 8

Фейербах Л. — 309

Ферворн М.— 57

Ферреро Ф. — 388

Фехнер Г. Т. — 223

Филиппов М. М. — 120

Филипченко Ю. А. — 291

Фиш Г.—413

Фишер Э. — 217

Флетнер К. Р. Л. — 423

Фома Аквинский — 92, 93, 299

Фонберг И. М. — 283

Фортунатов А. Ф. — 258. 302. 324.
331, 414

Франк А. Б. — 242, 243

Франкланд — 283
Франсе Р. —68, 118, 214. 222, 292

Франсе Рауль — 292
Хвольсон О. Д. — 76
Ценковский Л. С. — 33, 281, 284.
287, 297, 334

ІІетлин Л. С. — 395, 396

Цингер Н. В. — 170
Чайковский П. И.—362, 411. 414

Чапек Ф. — 279

Чебышев П. Л. — 282
484

Челпанов Г. И.— 87

Чернобровцев С. А. — 396

Чернышевский Н. Г. — 4, 13, 18, 19,

21, 22, 26. 29. 32, 38, 40, 43, 78,

95, 98, 104, 108, 112, 132—134,
249,	297, 301, 303, 365, 366, 378,

380, 381, 383, 391

Черчилль У.—423, 452

Чехов А. П. —361, 412, 413

Чехова М. П. — 413

Чистяков И. Д.— 189, 285, 292

Чупров А. И.—257, 258, 393, 404.

405
Шаляпин Ф. И.—363

Шатерников М. Н. — 393

Шелгунов Н. В.—13, 14, 19

Шеллинг Ф. В. И.— 120

Шене — 27
Шимпер А. Ф. В.—254

Шишкин И. И. — 362, 363

Шлейден М. Я.—75, 177—179, 192

Шмальгаузен И. И. — 48, 139

Шмидт Э. О.—179

Шмидт К. — 455

Шода — 295
Шопен Ф. — 362

Шопенгауэр А. — 32, 37, 9S

Шнейдер К. — 422

Шпенглер О. — 113

Шпет Г. Г. —89

Штернберг П. К.— 277, 377

Штрамм А. — 279

Шуберт Ф. — 362
Щуровский Г. E. —284
Эйде — 247

Эйкен Р. — 88

Эмпедокл — 172

Энгельгардт A. H.—257

Энгельман Т. В. — 293

Экрикес — 89
Эразм Роттердамский — 38, 96

Эрве И. — 447

Эттли — 427
Юшкевич П. С. — 85, 87
Якоби В. И. — 363

Яковлев — 27

Якубович H. М. — 287

Якушкин И. В.— 231

Ярцев — 111

ОГЛАВЛЕНИЕ
Стр.
Предисловие		3
Глава I. Социально-политические и идейные истоки мировоззрения
К. А. Тимирязева		Ю
Глава II. Философские воззрения К. А. Тимирязева		45
Глава III. Провозвестник мичуринской биологии		106
Глава IV. Основоположник современной физиологии растений и
научной агрономии		189
Глава V. Выдающийся историк науки и борец за приоритет рус*
ского естествознания		264
Г л а в а VI. К. А. Тимирязев как педагог и популяризатор науки	301
Глава VII. Общественно-политические взгляды К. А. Тимирязева	373
Основные даты жизни и деятельности К. А. Тимирязева ....	463
Библиография за 1945—1952 гг	469
Указатель имен	479

Утверждено к печати Институтом Философии

Академии Наук СССР
Редактор издательства Ц. М. Подгорненская

Технический редактор Т. А. Землякова.

Корректор Η. П. Буранова
РИСО № 37—40. Т-07779. Издат. № 3755. Тип. 465.

Печ. л. 30,5 -f- 4 вклейки. Уч.-издат. 32 0,2.

Подп. к печ. 22/XI 1952 г. Формат бум. 60><92/1в.

Бум. л. 15,25 -f- 4 вклейки. Тираж 10.000.
Цена по прейскуранту 1952 г. 21 руб. 50 коп.
1-я тип. Издательства Академии Наук СССР.

Ленинград, В. О., 9 лин., д. 12.

ГЗ.ППАІОНОВ
МИРОВОЗЗРЕНИЕ
КАЛШИРЯЗШ.