Текст
Сергей Михайлович
СОЛОВЬЕВ
ЧТЕНИЯ И РАССКАЗЫ
ПО ИСТОРИИ РОССИИ
РУССКАЯ ЛЕТОПИСЬ
ИЗ «ИСТОРИИ РОССИИ
С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН»
ПУБЛИЧНЫЕ ЧТЕНИЯ
О ПЕТРЕ ВЕЛИКОМ
РАССКАЗЫ ИЗ РУССКОЙ
ИСТОРИИ XVIII ВЕКА
ИЗДАНИЕ ПОДГОТОВИЛ
С. С. ДМИТРИЕВ
МОСКВА
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПРАВДА»
1989
84 P I
С 60
Составление и вступительная статья
С. С. Дмитриева
Комментарии
С. С. Дмитриева и Л. П. Дойниковой
Иллюстрации
В. В. Лукашова
Соловьев С. М.
С 60 Чтения и рассказы по истории России. / Сост.
и вступ. ст. С. С. Дмитриева; Комм. С. С. Дмит-
риева и Л. П. Дойниковой; Ил. В. В. Лукашова.—
М.: Правда, 1989.—768 с., ил.
В сборник великого русского историка С. М. Соловьева
(1820—1879) включены наиболее характерные н общедо-
ступные произведения: «Русская летопись для первона-
чального чтения», «Публичные чтения о Петре Великом»,
отдельные материалы из его главного труда «История Рос-
сии с древнейших времен», а также документальные очер-
ки «Рассказы из русской истории XVIII века».
С
4702010100— 1937
080(02) — 89
1937—89
84 Р I
© Издательство «Правда». 1989. Составление. Вступительная статья.
Комментарии. Иллюстрации.
СОЛОВЬЕВ — ЧЕЛОВЕК, ИСТОРИК
Обширному кругу наших современников мало знакомы судьбы и
взгляды историков России. Биографии и труды немногих из них об-
стоятельно изучены. Немало написано о В. Н. Татищеве, Н. М. Ка-
рамзине, В. О. Ключевском. Не так обстоит дело с С. М. Соловьевым,
изборник сочинений которого в руках читателя.
Нужно предварить чтение этих сочинений очерком жизни — тру-
дов и дней Соловьева. Кто ои и откуда? Из какой семьи и среды
вышел? Где учился? Как образовывалась его личность? Чему и как
сам учил? Как жил и работал? Далее: каковы мысли ученого об
истории, особенно об истории России? Что из его духовного насле-
дия вошло в русскую культуру и остается в общественной памяти?
Существенно значимы для постижения человека и историка об-
становка, условия его детства, отрочества и юности. «Москва, России
дочь любима», полноводные русские реки — Волга, Ока, Волхов, слав-
ные города срединной России: Ростов, Ярославль, Тверь, Коломна,
Новгород, Псков — вот родные, с юности близкие места будущего
историка. Впечатления от них, живое общение с местным людом —
духовными особами, лицами купеческого, мещанского сословий, с
разночинцами, с крестьянами, нередко уже приобыкшими к городским
запросам,— вот что окружало и наполняло молодую душу картинами
российской жизни двадцатых — тридцатых годов прошлого столетия.
Родился Сергей Михайлович Соловьев 5 (по н. ст. 17) мая 1820
года в Москве в семье священника и законоучителя (то есть препода-
вателя закона божия) Московского коммерческого училища. В учи-
лищных стенах, в служебной квартире жила семья его отца.
Михаил Васильевич Соловьев, отец будущего историка, принад-
лежал к духовному сословию. «Родия отца моего, священники, дьяко-
ны, дьячки оставались в селах...»'. Помог отцу выбраться в город,
вероятно, влиятельный московский митрополит Платон Левшин. Он
вызволил отца из сельской глуши н пристроил в дом графа И. А. Ос-
термана, жившего в отставке в первопрестольной столице. Для того
времени это был хорошо образованный священник: свободно говорил
по-французски, знал древнегреческий, имел небольшое собрание
книг. В московском дворянско-чиновном обществе был принят,
неизменно благодушен и разговорчив.
1 Соловьев С. М. Избранные труды. Записки. М., 1983,
с. 241. Далее — Записки, с указанием страниц по данному изданию.
5
Женился М. В. Соловьев на дочери небольшого чиновника, до-
бравшегося до дворянского звания, Е. И. Шатровой. В детстве она
осталась сиротой; помог воспитать и выходить ее дядя, занимавший
высокий пост ярославского и ростовского архиерея. Считая себя
особой светской, по отцу дворянкой, она тяготела к светским лю-
дям, людей из духовенства не жаловала. Именно мать внушала
сыну «отвращение от духовного' звания, желание как можно скорее
выйти из него, поступить в светское училище» (Записки, с. 241),
Однако отец по заведенному в семьях белого духовенства обы-
чаю записал восьмилетнего мальчика в Московское духовное учили-
ще. При этом оговорено было, что жить мальчик будет дома, в семье,
отец сам будет его учить закону божию, греческому и латинскому
языкам; по другим предметам ученик будет ходить в классы Ком-
мерческого училища. Только сдавать экзамены он должен был в
духовном училище. Поездки на экзамены н обстановка там мучили
ученика: все в училище выглядело бедным, неопрятным; учителя
поражали грубостью. В Коммерческом училище учили тоже плохо.
Но тут был свой плюс: мальчик мог доставать книги и всласть пре-
даваться чтению. Страсть к чтению рано овладела им. Отец, сам
педагог, видел, что нет прока в дальнейшем пребывании сына в этих
училищах. Решено было выписать сына из духовного звания и от-
править в гимназию.
В семье, в домашнем уюте, от отца и матери, да еще от двоих
«самых близких и любимых существ» — бабушки и няни — мальчик
получил много доброго. Сам историк, вспоминая свои ранние годы,
полагал, что няня — для мальчика Марьюшка, для взрослых в доме
Марья-нянька—немало повлияла на формирование его характера.
Простая, добрая, многое иа своем веку повидавшая, рассказчица,
она стала во многом наставницей для своего питомца.
Родилась ияня в помещичьей деревне Тульской губернии. Девоч-
кой, когда ее родители работали в поле, приказчик продал ее куп-
цам. Те перепродали ее в Астраханскую губернию, в Черный Яр,
тоже купцу. «Рассказы об этой дальней стороне, которой природа
так резко отлична от нашей, о Волге, о рыбной ловле, больших
фруктовых садах, о ка-лмыках и киргизах, о похищении последними
русских людей, об их страданиях в неволе и бегстве, также сильно
меня занимали» (Записки, с. 230). Прошел известный срок, и купцы
«отпустили ее на волю за усердную службу». На руках у нее была
отпускная, ио денег не было. Пришлось, чтобы вернуться в родные
места, пойти «в кабалу к купцам, отправлявшимся с товарами в Мо-
скву, то есть те обязались доставить ее на родину, с тем чтобы
она после заслужила у них деньги, сколько стоил провоз». Добра-
лась до родных краев, повидалась на тульской земле с матерью.
Затем переселилась в Москву и жила там, нанимаясь в услужение.
Человек бывалый, веселый, с прекрасным, чистым характером, ма-
стерица рассказывать где с шуткой, где трогательно. Была она силь-
но набожной, но «набожность не придавала ее характеру ничего
сурового». Рассказывала охотно, без умолку «о странствиях своих
вдоль по Великой и Малой России». «Несколько раз, не менее трех,
путешествовала она в Соловецкий монастырь и столько же раз в Ки-
ев, и рассказы об этих путешествиях составляли для меня высочай-
шее наслаждение; если я и родился со склонностью к занятиям
историческим и географическим, то постоянные рассказы старой ияии
о своих хождениях, о любопытных дальних местах, о любопытных
приключениях не могли не развить врожденной в ребенке склонно-
сти» (Записки, с. 229). Затрагивала няня и религиозные чувства
б
слушателя. В ее сказаниях о странствиях бывали и страшные при-
ключения в дороге, морские бури, встречи с подозрительными людь-
ми. Юный слушатель в сильном волнении спрашивал: «„И ты это не
испугалась, Марьюшка?” В ответ слышал: „А Бог-то, батюшка?”
Вспоминая, как росла и крепла его душа, Соловьев писал: «Если
я и родился с религиозным чувством, если в трудных обстоятельст-
вах моей жизни меня поддерживает постоянно надежда на Высшую
Силу, то думаю, что не имею права отвергать и влияния нянькиных
слов: „А Бог-то!”» (Записки, с. 231).
Рано определившееся влечение мальчика к истории подкрепляли
поездки его, обычно с родителями, в старинные города средней
России.
Влиятельным родственником матери был архиерей. «До гимна-
зии и во время гимназического курса ездил я с отцом и матерью три
раза в Ярославль, для свидания с дядею моей матери, который был
там архиереем (Авраам, архиепископ, знаменитый своею страстью
к строению церквей)» (Записки, с. 270). Поездки совершались по-
старинному. Ехали «на долгих, то есть бралась кибитка тройкою от
Москвы до самого Ярославля; 240 верст проезжали мы в четверо
суток, делая по 60 верст в день: выехавши рано утром и сделавши
30 верст, в полдень останавливались кормить лошадей, кормили часа
три, потом вечером останавливались ночевать Таким образом позна-
комился я с Троицкою лаврою. Переславлем-Залесским с его чистым
озером, Ростовом с его нечистым озером и красивым Ярославлем
с Волгою» (Записки, с. 270).
Первая из таких поездок состоялась, когда мальчику было 8 или
9 лет, значит, в 1828 или 1829 году. В Ростове отец пошел с маль-
чиком к знакомому архимандриту Спасо-Яковлевского монастыря
Иннокентию. Последний спросил, к чему склонен ребенок. Отец
отвечал: «Да вот пристрастился к истории, все читает Карамзина».
Тогда архимандрит обратился ко мне и спросил: «А что, миленький,
вычитал ты о нашем Ростове, что о ростовцах-то говорится?» Я очень
хорошо помнил рассказ о событиях по смерти Андрея Боголюбского,
поведение ростовцев относительно владимирцев, помнил оглавление
П-й главы третьего тома «Истории государства Российского», где чи-
тается: «Гордость ростовцев», и помнил только это, позабыл, что го-
ворю с ростовцем, и отвечал: «Ростовцы отличались в древности
гордостью». Не знаю, каково было первое впечатление, произведенное
моим ответом иа архимандрита; только он сказал, обращаясь к от-
цу: «А что, батюшка, ведь малютка-то правду сказал, до сих пор на-
род наш отличается гордостью, неуступчивостью» (Записки, с. 271) 1'„
Подобные поездки имели важное значение для души будущего
историка. Он ие только любил читать о путешествиях, вообще геогра-
фическую литературу, ио и сам уже взрослым, при всей занятости,
охотно при случае ездил и по России, и по землям Западной Европы.
«Важное влияние на образование моего характера оказала ти-
хая, скромная жизнь в доме отцовском, отсутствие всяких детских
развлечений»,— вспоминал Соловьев. Старших детей, сестер мальчика
отдали в пансион, «моей Марьюшки», видимо, уже не было; «и я по
целым дням оставался совершенно один; вот почему, когда я выучил-
ся читать, то с жадностью бросился на книги, которые и составляли
мое главное развлечение и наслаждение» (Записки, с. 231).
1 См.: Карамзин Н. М. Предания веков. М.: Правда.
1988. с. 227—229.
7
Сперва читал без разбора — пуще всего романы разного рода.
Разного-то разного, однако припомнились Соловьеву, когда он со-
ставлял свои Записки, Гуак (рыцарская повесть), Радклиф, Вальтер
Скотт, Нарежиый и Загоскин: все это историко-бытовые романы и по-
вести. Беспорядочное чтение сменилось избирательным: книги по
истории и путешествия влекли более других.
«Между книгами отцовскими я нашел всеобщую историю Басала-
ева, и эта книга стала моею любимицею: я с иею не расставался,
прочел ее от доски до доски бесконечное число раз; особенно прель-
стила меня римская история <...>. Велико было мое наслаждение,
когда после краткой истории Басалаева я достал довольно подробную
историю аббата Милота, несколько раз перечел и эту, и теперь еще
помню из иее целые выражения». (Записки, с. 231). Многотомные пи-
сания французского историка XVIII в. в переводах и извлечениях
имели широкое хождение среди русских читателей.
«Единовременно, кажется, с Милотом,— вспоминал историк,—
попала мне в руки и история Карамзина: до тринадцати лет, то есть
до поступления моего в гимназию, я прочел ее не менее двенадцати
раз, разумеется, без примечаний, но некоторые томы любил я читать
особенно, самые любимые томы были: шестой — княжение Иоанна III,
и восьмой — первая половина царствования Грозного; здесь действо-
вал во мне отроческий патриотизм: любил я особенно времена счаст-
ливые, славные для России... Двенадцатый том мне не очень нравил-
ся, именно потому, что в нем описываются одни бедствия России...»
Чтение и перечитывание труда Карамзина обогатило фактически-
ми знаниями молодую память читателя.
Весьма начитанным для тринадцатилетнего подростка поступил
Соловьев в третий класс Первой, слывшей академическою, москов-
ской гимназии. Эта старейшая в Москве гимназия открыта была
вместе с Московским университетом в 1755 году. Преуспевавшие гим-
назисты, если того желали их родители, направлялись по окончании
обучения для получения высшего образования обычно в Московский
университет. Первая московская гимназия находилась на подъеме
в 30—40-х годах. Новый попечитель Московского учебного округа
граф С. Г. Строганов старался поднять уровень науки и преподавания
в учреждениях округа.
Гимназические годы «прошли для меня чрезвычайно приятно;
начиная с четвертого класса, я был уже первым учеником постоянно,
любимцем учителей, красою гимназии; легко и весело было мне
с узлом кн"иг под мышкою отправляться в гимназию, зная, что там
встретит меня ласковый, почетный прием от всех; приятно было
чувствовать, что имеешь значение; приятно было, войдя в класс, на-
правлять шаги к первому месту (ученики сидели по успехам и не-
сколько раз в году происходили пересадки), остававшемуся постоян-
но за мною» (Записки, с. 250).
Пять лет (1833—1838) в гимназии, с третьего по седьмой класс,
быстро прошли. Способный, с явно выраженным интересом к исто-
рии гимназист был на хорошем счету. Учителя его отмечали, замечен
он был н попечителем, нередко посещавшим гимназию и университет.
Много позднее Строганов говорил о Соловьеве: «Ведь я его помню
еще гимназистом. Однажды я приехал в Первую гимназию и мне
попался навстречу мальчик такой белый,-розовый с большими голу-
быми глазами, настоящий розанчик, а затем мне его представили как
первого ученика. С того времени я не терял его из вида» *.
1 Барсуков Н. Жизнь и труды М. П. Погодина. Книга 7.
СПб., 1893. С. 337.
8
Выпускной экзамен в гимназии, который приравнивался к вступи-
тельному в университет, Соловьев выдержал отлично. По окончании
курса Соловьеву," как первому по успехам, доверили написать для
гимназического акта сочинение на установленную тему. В торжест-
венном собрании гимназии он выступил с «Рассуждением о необходи-
мости изучения древних языков, преимущественно греческого, для ос-
новательного знания языка отечественного», опубликованном тогда
же. В русской печати впервые появилось имя Соловьева. Автору было
восемнадцать лет. Человеку, столь успешно окончившему гимназию,
замеченному попечителем, явно предстояло стать студентом.
Сразу после гимназии Соловьеву пришлось иа летние вакации
оставить домашнюю жизнь под родительским кровом н вступить на
стезю самостоятельности. Инспектор гимназии рекомендовал его в
учителя для детей одного из князей Голицыных. Здесь «я начал
впервые свою гражданскую жизнь; ибо начал борьбу с одним из
безобразных явлений тогдашней русской жизни». Таким явлением
было пренебрежение родным языком, характерное для многих высо-
копоставленных дворянских семейств. «И вот я в чужом аристократи-
ческом доме, среди чуждых для меня нравов и обычаев, среди чу-
жого народа, ибо средн чуждого языка; все, кроме прислуги, говорят
вокруг меня по-французски, и молодых французиков, то есть княжат,
я обязан учить чуждому для них, а для меня родному языку — рус-
скому, который они изучают как мертвый язык. Тут-то я впервые
столкнулся с этой безобразной крайностью в образовании русской
знати и столкнулся в самом живом, впечатлительном возрасте, в
18 лет» (Записки, с. 251). Так началась собственная педагогическая
работа молодого Соловьева. Несколько лет давал он платные уроки
русского языка в московских дворянских домах. Учительская прак-
тика пошла иа пользу. Позднее она помогла уверенно вступить на
профессорскую кафедру.
Высшее историческое образование Соловьев получил в 1838—1842
годах на первом, историко-филологическом, отделении философского
факультета Московского университета. Университет вместе со свя-
занными с ним научными обществами, с его 33 кафедрами, профес-
сурой и студенческой молодежью являлся средоточием оживленной
общественио-ндейной жизни тридцатых — сороковых годов прошлого
века. Публичные курсы лекций университетских профессоров собира-
ли большие аудитории слушателей. Состоявшая прн университете га-
зета «Московские ведомости» редактировалась, как правило, универ-
ситетскими преподавателями. Профессора активно печатали в иен
статьи, путевые заметки, открытые письма. Передовые профессора
и студенты принимали живейшее участие в идейных, общественных
и научно-философских спорах, кипевших в московских литературных
салонах. Славянофилы и западники противостояли друг другу в та-
ких спорах, в то же время иногда вместе выступая против реакци-
онной «официальной народности».
Занимался Соловьев в университете прилежно. Посещал положен-
ные лекции. Аккуратно вел записи. По обыкновению много читал. Бы-
вал и в студенческой среде вне занятий. В доме родителей своего
товарища А. А. Григорьева (будущего известного поэта и критика)
Соловьев встречался со студентами, начинающими поэтами А. А. Фе-
том и Я. П. Полонским, Н. М. Орловым (сыном декабриста М. Ф. Ор-
лова). Бывал там и К. Д. Кавелин, только что-кончивший курс в Мо-
сковском университете. Главой кружка был Аполлон Григорьев. Здесь
обсуждали дела литературно-поэтические, читали и толковали Гегеля,
философствовали. По словам Фета, в кружке сходились «наилучшие
9
представители тогдашнего студенчества». Сюда «приходил постоянно
записывавший лекции и находивший еще время давать уроки буду-
щий историограф С. М. Соловьев. Он по тогдашнему времени был
чрезвычайно начитан...» ’.
Что же читал молодой книгочей? Сперва разбрасывался, впро-
чем, в пределах исторической литературы; но вскоре стал выходить
на книги солидные, необходимые. В памяти его четко закрепился этот
книжный путь к науке: «В изучении историческом я бросался в раз-
ные стороны, читал Гиббона, Вико, Сисмонди; ие помию, когда имен-
но попалось мне в руки Эверсово «Древнейшее право руссов»; эта
книга составляет эпоху в моей умственной жизни, нбо у Карамзина я
набирал только факты; Карамзин ударял только на мои чувства,
Эверс ударил на мысль; он заставил меня думать над русскою исто-
риею» (Записки, с. 269).
Обратился Соловьев и к идеям Гегеля. «У иас господствовало
философское направление; Гегель кружил всем головы, хотя очень
немногие читали самого Гегеля, а пользовались им только из лекций
молодых профессоров; занимавшиеся студенты не иначе выража-
лись, как гегелевскими терминами. И моя голова работала постоян-
но; схвачу несколько фактов и уже строю на них целое здание.
Из Гегелевых сочинений я прочел только «Философию истории»; она
произвела на меня сильное впечатление...» (Записки, с. 268). Диалек-
тика немецкого философа вошла основательно в умственный обиход
Соловьева. Но со временем «сильное впечатление» ослабело. Изуче-
ние всеобщей и русской истории, воздействие позитивистских идей,
чтение трудов естествоиспытателей, географов, этнографов, статисти-
ков помогли ему выработать свое оригинальное научно-историческое
мировоззрение.
В студенческие годы штудироваиы были такие монументальные
труды, как «История французов» Сисмонди, многие сочинения
О. Тьерри, «История Шотландии» Робертсона, «Славянские древно-
сти» Шафарика. Более других из западноевропейских историков за-
нимали Соловьева книги Франсуа Гизо, по выходе же из университе-
та он слушал и лекции Гизо в Париже.
Профессора заслуженные и почтенные, начинавшие свой путь
еще в 1820-х годах — историк М. П. Погодин, трудолюбивый ученый
словесник и поэт С. П. Шевырев, философ-эстетик И. И. Давыдов
являлись доброхотными деятелями «официальной народности»; новые
течения европейской философской и научно-исторической мысли
встречали они неприязненно. Общественно-политические вкусы и сим-
патии их были явно консервативными.
Свежне веяния в университете ощутимы были в среде молодых
преподавателей, начинавших деятельность в конце 30-х — начале
40-х годов. К ним принадлежали историки: Д. Л. Крюков, Т. Н. Гра-
новский, несколько позднее К. Д. Кавелин и П. Н. Кудрявцев. Этот
круг университетских деятелей предпочитал прогрессивные буржу-
азно-либеральные идеи, ратовал за просвещение, смотрел на Запад.
В идейных спорах славянофилов и западников они держались запад-
нических взглядов. К иим тяготела передовая студенческая молодежь.
Не сразу Соловьев определился в общественно-идейных течениях.
На первых порах испытал заметное влияние славянофильского круж-
ка, находился в дружеских отношениях с поэтом и историком
К. С. Аксаковым; начал было печататься в журнале М. П. Погодина
’Фет А. А. Ранние годы моей жизни. // Аполлон Григорьев.
Воспоминании. Л., 1980. С. 317.
10
«Москвитянин», в славянофильских сборниках. Однако постепенно
большие и большие симпатии проявлял он к западинкам. А во вто-
рой половине 40-х годов Соловьев уже твердо определился в их
стане. Московский их кружок возглавлял Грановский. С ним у Со-
ловьева сложились самые дружеские отношения; скреплялись они
и взаимным интересом ко всеобщей истории и теории исторической
науки. Сложнее были отношения с Погодиным, ведь он тогда ведал
кафедрой русской истории.
Курс лекций по русской истории, который читал Погодин, ке
удовлетворил Соловьева. Он был уже на четвертом, последнем кур-
се; знания его были обширны, свежи. Погодин же тогда пересказывал
Карамзина, читал отрывки из его «Истории государства Российско-
го». Не без ироиин припоминал Соловьев: «Бывало, он начнет что-
нибудь читать по Карамзину, а я ему подсказываю: «Вот тут-то,
Михаил Петрович, в примечаниях есть еще важное указание». Това-
рищи прозвали меня суфлером Погодина, и он сам обратил на меня
внимание...» (Записки, с. 269). Профессор разрешил Соловьеву поль-
зоваться своей библиотекой, допустил к занятиям в своем богатом
собрании древних рукописей. На экзамене Погодин, прослушав отве-
ты Соловьева, обратил иа него внимание начальства.
Рекомендация Погодина не многого стоила в глазах Строганова:
попечитель не жаловал старых профессоров, ему не нравился их сер-
вилизм, отсталость научных воззрений. У попечителя возникли мыс-
ли о подготовке Соловьева к ученым занятиям и о возможности
впоследствии поставить его на кафедру русской истории.
Для завершения подготовки к деятельности профессора жела-
тельно было непосредственное, не только по книгам, знакомство бу-
дущего кандидата с культурой, образом жизни и наукой западноев-
ропейских стран. Дать Соловьеву заграничную командировку попе-
читель ие мог: такие командировки для лиц, готовящихся по русской
истории, не предусматривались. Собственными средствами для по-
ездки ии Соловьев, ни его родители не располагали. Тогда Соловьеву,
кончавшему университетское образование и готовившемуся к выпуск-
ным экзаменам, передали предложение попечителя: не захочет ли ои
поехать за границу в роли домашнего учителя при детях графа
А. Г. Строганова, брата попечителя, с жалованьем в 1 200 франков
в год? Соловьев согласился. В июле 1842 года отправился Соловьев
из Москвы в Петербург, оттуда иа пароходе в Травемюнде, далее ди-
лижансом в Любек, затем — в Берлин.
Два года жизни в Западной Европе существенно расширили го-
ризонты Соловьева. Занятий с графскими детьми было мало. С при-
сущей ему любознательностью и острой наблюдательностью Соловьев
многое повидал в германских землях и государствах, в Австрии, в
Бельгии и во Франции. Побывал в крупных культурных центрах и
старинных городах — Париже, Брюсселе, Берлине, Страсбурге, Пра-
ге, Регенсбурге, Мюнхене, Дрездене, Гейдельберге, Аахене, Веймаре.
За это время Соловьев слушал лекции известных ученых — фи-
лософа Шеллинга, историков Неаидера, Ранке, Раумера, Шлоссера,
географа Риттера в германских землях; историков Ленормана и Мн-
шле, историка литературы Эдгара Кние, прославленного Франсуа
Гизо и великого польского поэта Адама Мицкевича во Франции. По-
бывал Соловьев в старых университетах Берлина и Гейдельберга,
Сорбонны и Коллеж де Франс. Занимался усердно в Королевской
библиотеке в Париже, в аахенской библиотеке. В Праге Соловьев
познакомился со славными деятелями чешского национального воз-
11
рождения Шафариком, Гайкой, Палацким; старался «ближе присмот-
реться к славянскому движению» (Записки, с. 282).
В Париже же Соловьеву пришлось побывать в одном из торже-
ственных заседаний Французской Академии. Речь в заседании выдаю-
щегося французского историка Ф. Мииье понравилась Соловьеву.
Слегка соприкоснулся он с особенностями политического быта Фран-
ции времен июльской монархии. «Был я,— пишет Соловьев,— и в
палате депутатов; меня неприятно поразил беспорядок, бесцеремон-
ность депутатов, шум во время произнесения речей непервостепениых
ораторов; видел невзрачного Тьера, взрачного, осанистого Гизо, ие с
французскою физиономиею» (Записки, с. 279). После строгих и чин-
ных военно-полицейских порядков николаевской России дух и сво-
бодный тон конституционно-буржуазной Франции показались Соловь-
еву довольно странными.
Из Москвы между тем приходили письма. Стало известно, что
Погодин выражал намерение оставить кафедру русской истории.
Нужно было поторапливаться на родину.
Осенью 1844 года Соловьев возвратился в родной город после
двух лет отсутствия, переполненный богатыми и разнообразными впе-
чатлениями от ученого мира и непривычных для него порядков бур-
жуазного строя. Между тем слухи о намерении Погодина подтвер-
дились: он подал в виде демонстрации просьбу об отставке, считая,
что без него не обойдутся. Однако просьбу исполнили, Погодин
ушел, кафедра русской истории осталась вакантной.
Попечитель Строганов сказал Соловьеву, чтобы он приготовлял-
ся к магистерским экзаменам. Успешная сдача нх давала право
взойти на освободившуюся кафедру. В подталкивании Соловьев ие
нуждался, деловито начал подготовку. Одновременно принялся за
магистерскую диссертацию. Остановился было на княжении Ива-
на III, теме обширной и сложной. Вскоре понял, что нельзя обойтись
без воссоздания общей истории Новгорода Великого — ведь этот
древний город с его необозримыми северными владениями при Иване
был присоединен к Московскому государству. Усердно занялся Нов-
городом. Тут встали хитрые вопросы об истории отношений между
великими князьями и- Новгородом. В итоге «вместо диссертации об
Иоанне III вышла диссертация об отношениях Новгорода к великим
князьям» (Записки, с. 286). Нужно было доброе слово Погодина.
Тот держал работу у себя, томил соискателя долгим ожиданием от-
вета. В конце концов написал нужные по форме слова оценки: «Чи-
тал и одобряю». Теперь можно было печатать одобренную рукопись.
Нужны были на это средства. Автор же еле-еле сводил концы с кон-
цами. Пришлось снова обращаться к попечителю. Тот дал в долг
300 рублей — диссертацию напечатали. Вскоре из университетской
типографии вышел в свет первый крупный труд начинающего учено-
го «Об отношениях Новгорода к великим князьям. Историческое
исследование».
С диссертацией иа степень магистра все было в порядке. Но нуж-
но было пройти через магистерские экзамены. А они не предвиде-
лись простыми. Предэкзаменационные тревожные заботы соискателя
четко обрисовал он сам. Ход экзаменов подтвердил тревоги. Главные
экзаменаторы сдержанно оценили знания Соловьева. Важнейший эк-
замен по русской истории признан удовлетворительным; по всеобщей
истории — вполне удовлетворительным, ответы по политической эко-
номии и статистике сам Соловьев считал неудачными.
Скромные итоги экзаменов, однако, с лихвою перекрыл блестя-
щий диспут по магистерской диссертации. Слушателей собралось мно-
12
го. «Приехал Погодин и учннил неслыханное дело: предложивши
возражения, он объявил, что ответов моих на свои возражения он
не хочет и не обратит на них никакого внимания, что он приехал не
за тем, чтоб спорить со мной, а только изложить свое мнение насчет
диссертации» (Записки, с. 292—293). Такое подлинно неслыханное
выступление воочию выявило недоброжелательство бывшего главы
кафедры русской истории по отношению к соискателю. Председатель-
ствующий в ответ иа речь Погодина предложил Соловьеву защищать-
ся «по порядку, заведенному на диспутах». Искатель звания магист-
ра опровергал соображения академика Погодина. В ученых спорах
участвовали шестеро профессоров, в их числе и официальный оппо-
нент Грановский. Соловьев представлял контрдоводы, возражал,
'отвечал иа вопросы — держался внешне спокойно. «Наконец,—
вспоминал он,— диспут кончился со славою для меня» (Записки,
с. 293).
Далее дело пошло более гладко. По поручению Грановского
Кавелин прочитал со тщанием диссертацию, ничего в ней не нашел
из славянофильских идей; напечатал во влиятельных «Отечественных
записках» восторженную рецензию, и все университетские западники
отныне видели в Соловьеве своего сторонника. Вскоре он уже в роли
исполняющего должность адъюнкта начал читать лекции на факуль-
тете. Начальные лекции прослушали попечитель, декан, профессора
во главе с Грановским. Прошли лекции полноценно. Соловьева по-
здравляли. Прославленный лектор Грановский во всеуслышание про-
изнес: «Мы все вступили на кафедры учениками, а Соловьев всту-
пил уже мастером своей науки», то есть йауки русской истории
(Записки, с. 292).
В первый год преподавания в университете темы лекций Со-
ловьева охватили период до смерти Ивана Грозного. Источники,
лежавшие в основе курса, наблюдения над иимн и свои мысли лек-
тор положил в основу нового исследования. На летних вакациях
1846 года закончил рукопись докторской диссертации. В следующем
году вышла вторая преобъемистая книга молодого ученого «История
отношений между русскими князьями Рюрикова дома». Она вызвала
до десятка рецензий. Были отдельные критические отклики, преобла-
дали положительные. О живой и длительной полемике вокруг этой
книги писал Н. Г. Чернышевский еще в конце 1850-х годов, то есть
спустя тринадцать лет после ее появления.
Успешное чтение лекций, публикация двух солидных исследова-
ний отдельными книгами и двенадцати статей в прессе — в течение
трех лет (1845—1847) наглядно свидетельствовали о вступлении в
русскую историческую науку новой, деятельной и крупной вели-
чины. Незамедлительно последовало укрепление молодого ученого в
университете, закономерное приобретение видного положения в науч-
ной литературе и журналистике. В 1847 году ему исполнилось 27 лет,
и тогда же он получил ученую степень доктора исторических наук,
политической экономии и статистики. Вскоре утвержден в должности
сперва экстраординарного, а затем и ординарного профессора Мо-
сковского университета.
Последующая творческая и служебная биография Соловьева
теснейшим, органическим образом связана с этим важным научно-
учебным центром России. С половины сороковых годов и до конца
своих дней он здесь профессорствовал на кафедре русской истории:
ЛИ мало, ни много с лишком три десятилетия. В то же время, ис-
полняя все учебно-преподавательские обязанности, в течение шести
лет работал по выборам деканом историко-филологического факуль-
13
тета. А другие шесть лет, и опять-таки по выборам, отслужил рек-
тором, возглавляя Московский университет. Так и шла его жизнь —
от студента до ректора.
В истории русской высшей школы Соловьев остался убежденным
сторонником и защитником университетской автономии, провозгла-
шенной уставом 1863 года, В начальной подготовке проекта этого
устава и сам участвовал. Приходилось не раз Соловьеву выступать
против давления со стороны реакционного министра народного
просвещения Д. А. Толстого. В 1866 году Соловьев присоединился к
протесту молодых профессоров против нарушения министром устава
и предложил всем выйти в отставку. Отставки для профессуры,
обычно вынужденные, были характерным проявлением либеральной
оппозиции. Принять решение об отставке для Соловьева было делом
куда как не простым. Нельзя не вспомнить слова Б. Н. Чичерина:
«Соловьев был человеком с весьма небольшими средствами, обреме-
ненным семейством. Ои и материально, и нравственно был связан с
университетом, которому отдал всю жизнь. К тому же он и к делу
был вовсе непричастен; из Петербурга он вернулся, когда в Совете
все было кончено. При всем том ои не считал для себя возможным
оставаться в университете при таком вопиющем нарушении всякого
закона и всякой справедливости. Этот благородный человек ни еди-
ной минуты не поколебался пожертвовать всем для долга чести и
совести» '. Коллективная отставка профессоров ие состоялась из-за
вмешательства наследника престола.
Консервативные профессора, реакционная печать, министр про-
свещения как могли так теснили Соловьева. Долго медлили с выбо-
рами его в члены Академии наук. Когда ожидался выход в свет
25-го тома его «Истории России с древнейших времен», в передовых
ученых кругах заговорили о желательности публично отметить это
событие. В печати писали о предстоящем юбилее, помещали портре-
ты Соловьева, высказывали желание открыто выразить «обществен-
ное уважение к неутомимой и безупречной деятельности уважаемого
историка» * 2. Составили приветственный адрес, изготовили проект ме-
дали с профилем Соловьева. Но открытое публичное чествование
ученого министр просвещения ие позволил. Пришлось втихомолку,
в тесном кругу отметить это знаменательное событие. Отвечая со-
бравшимся, Соловьев призвал всех стать выше личных обид: «Вы
пришли сказать труженику науки дорогой ему привет, пришли ска-
зать ему «Бог помощь!» При виде такого общественного явления
личное дело идет в сторону, и я считаю себя вправе высказать вам
благодарность не за себя, а за русскую науку, за русских ученых,
настоящих и будущих».
Через год после этого скромного юбилея вновь сложилась тяже-
лая и даже трагичная для ректора Соловьева обстановка. Очередные
наветы со стороны катковских «Московских ведомостей» были спра-
ведливо восприняты многими либеральными профессорами как подго-
товка к отмене устава 1863 года. Открытое письмо тридцати пяти
ученых с протестом поставило перед Соловьевым дилемму: или
остаться ректором, или уйти в отставку и тем самым выразить свой
протест против реакционной политики властей. Историк избрал вто-
рое и заявил об отставке. Реакциоиеры-таки вытеснили Соловьева
с поста ректора.
'Чичерин Б. Н. Воспоминания. Московский университет.
М., 1929. С. 201—202.
2 Русская старина. Т. 15, № 3 за 1876 г. С. 686.
14
Вынужденную отставку Соловьева Чичерин верно понимал:
«Катков и Толстой с их клевретами выжили наконец из университета
и этого достойного, всеми уважаемого и крайне умеренного человека.
Честность и наука были опасным знаменем, от которого иадобно бы-
ло отделаться всеми силами» '.
Оставив ректорство, а затем и должность ординарного профессо-
ра, захворавший Соловьев продолжал некоторое время читать в
университете лекции как «сторонний преподаватель». Этим он хотел
показать, что с университетом — с товарищами по работе и студен-
тами — им сохранены хорошие отношения. Уже тяжелобольной, он
завещал передать от его имени каждому слушателю его курса по
книге из своей библиотеки.
...Как лектор Соловьев не блистал красноречием, к приемам ора-
торского искусства не прибегал. Речь его, что на уннверситеских лек-
циях для студентов, что в публичных выступлениях, была деловой,
сжатой, точной.
Историк Бестужев-Рюмии, слушатель первых курсов молодого
Соловьева, писал: «„Спросим человека, с кем он знаком, и мы узнаем
человека; спросим народ об его истории, и мы узнаем народ”. Этими
словами Соловьев начал свой курс 1848 года, когда я имел счастье
его слушать: в истории народа мы его узнаем, но только в полной
истории, в такой, где на первый план выступают существенные чер-
ты, где все случайное, несущественное отходит на второй план, от-
дается в жертву собирателям анекдотов, любителям «курьезов и ра-
ритетов». Кто так высоко держал свое знамя, тот верил в будущее
человечества, в будущее своего народа и старался воспитывать под-
растающие поколения в этой высокой вере»* 2.
Спустя полтора десятка лет после Бестужева-Рюмина слушал
Соловьева другой его ученик—Ключевский. К 1863 году он и его
товарищи были студентами, уже повидавшими и послушавшими раз-
ных профессоров. «Начали мы слушать Соловьева. Обыкновенно мы
уже смирно сидели по местам, когда торжественной, немного раска-
чивающейся походкой, с откинутым назад корпусом вступала в сло-
весную внизу [название аудитории.—С. Д.] высокая и полная фигура
в золотых очках, с необильными белокурыми волосами и крупными
пухлыми чертами лица, без бороды и усов, которые выросли после.
С закрытыми глазами, немного раскачиваясь на кафедре взад и впе-
ред, не спеша, низким регистром своего немного жирного баритона
начинал он говорить свою лекцию и в продолжение 40 минут редко
поднимал тон. Он именно говорил, а не читал, и говорил отрывисто,
точно резал свою мысль тонкими удобоприемлемыми ломтиками, н его
было легко записывать <...> Чтение Соловьева ие трогало и не пле-
няло, не било ии иа чувства, ии на воображение, но оио заставляло
размышлять. С кафедры слышался не профессор, читающий в аудито-
рии, а ученый, размышляющий вслух в своем кабинете Суть,
основная идея курса как бы кристаллизировалась в излюбленных,
часто повторяемых лектором словах — «естественно и необходимо»,
«Соловьев давал слушателю удивительно цельный, стройной нитью
проведенный сквозь цепь обобщенных фактов, взгляд на ход русской
истории <...>. Настойчиво говорил и повторял он, где нужно, о
связи явлений, о последовательности исторического развития, об об-
щих его законах, о том, что называл он необычным словом — исто-
'Чичерин Б. Н. Указ. соч. С. 249.
2 Бестужев-Рюмин К. Н. Биографии и характеристики.
СПб., 1882. С. 256—257.
15
ричностью» *. Ныне это соловьевское слово — историчность,— сто лет
назад дивившее новизной, необычностью, вытеснено историзмом.
Труд профессора сочетался у Соловьева с постоянным трудом
исследователя. В органическом сочетании педагога и исследователя
едва ли не главная особенность творческого пути Соловьева в рус-
ской науке. Он сам рано отметил по обыкновению сжато эту осо-
бенность (в автобиографии он пишет о себе в третьем лице); «По до-
стижении профессорского звания, он предпринял труд написать пол-
ную Отечественную историю с древнейших времен до настоящего и в
августе месяце 1851 года издал первый том, в 1852-м второй,
в 1853-м третий, в 1854-м четвертый и приготовил к печати пятый,
доведенный до царствования Иоанна IV»1 2.
Однако еще задолго до профессорства зарождалось у Соловьева
намерение написать всеобщую историю родины. «Давно, еще до по-
лучения кафедры, у меня возникла мысль написать историю России;
после получения кафедры дело представлялось возможным и необ-
ходимым. Пособий не было; Карамзин устарел в глазах всех; надобно
было, для составления хорошего курса, заниматься по источникам; ио
почему же этот самый курс, обработанный по источникам, не может
быть передан публике, жаждущей иметь русскую историю полную и
написанную как писались истории государств в Западной Европе?
Сначала мне казалось, что история России будет обработанный уни-
верситетский курс; но когда я приступил к делу, то нашел, что хоро-
ший курс может быть только следствием подробной обработки, кото-
рой надобно посвятить всю жизнь» (Записки, с. 326).
Соловьев занимался составлением материалов для первого тома
«Истории» с 1848 года. «Дело сначала шло медленно, лекции не были
еще все приготовлены, много надо было писать посторонних статей
из-за куска хлеба...» (Записки, с. 323). Но по мере накопления ма-
териала работа ускорялась, становилась систематичией. Если иа под-
готовку первого тома ушло три с небольшим года, то начиная со
второго тома порядковые книги главного труда Соловьева стали
выходить по тому в год.
С необыкновенной точностью Соловьев осуществлял свой смелый
замысел. Тома его «Истории России» выходили регулярно каждый
год, с 1851-го по 1879-й. Хотелось ему закончить историю царство-
ванием Екатерины II. Но последний, 29-й, том кончался событиями
1774 года. И вышел он уже по смерти Соловьева.
Аккуратность Соловьева в подготовке томов его огромного тру-
да поразительна: ведь он мог опереться на более или меиее система-
тическое изложение событий русской истории, доведенное Карамзи-
ным только до начала XVII века. Все последующее время Соловьев
освещал на основе собственных розыскаиий в архивах и хранилищах
и первичной обработки массы документов, отложившихся за два сто-
летия—XVII и XVIII.
Осевую, новаторскую свою идею ученый рельефно выразил в из-
вестных каждому, кто интересуется прошлым, начальных строках
предисловия к его «Истории России»: «Не делить, не дробить русскую
историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить пре-
имущественно за связью явлений, за непосредственным преемством
1 Ключевский В. О. Сочинения. В 8 т. Т. 8. М., 1959. С. 239,
255, 259.
2 Биографический словарь профессоров и преподавателей импе-
раторского Московского университета 1755—1855 гг. Ч. II, М.,
1855, с. 434.
16
форм, не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии,
стараться объяснить каждое явление из внутренних причин, прежде
чем выделить его из общей связи событий и подчинить внешнему
влиянию, вот обязанность историка в настоящее время, как понимает
ее автор предлагаемого труда» *.
Эта основная установка заложена в лекциях, в отдельных иссле-
дованиях и в обзорном рассмотрении ученым общего хода русской
истории от древних времен до начала второй половины прошлого
века, то есть до великих поворотных во всем ходе этой истории со-
бытий, какими стали отмена крепостного права в 1861 году и другие
прогрессивные буржуазные реформы, с нею связанные, реформы, на
стороне которых он был всей душой. Отмену крепостного права он
>.считал делом неотложным н давным-давно нужным для поступа-
тельного развития и роста России.
...Историко-философские, теоретические воззрения Соловьева-
историка положили прочное начало становлению и росту новой рус-
ской исторической науки в условиях буржуазной России. В этих
воззрениях творчески преломлены идеи нескольких историков и фи-
лософов Э. Гиббона, Д. Вико, Ж. Сисмонди, Ф. Гизо, И. Эверса
и Г. Гегеля. Особенно выделял Соловьев Эверса и Гегеля. Сильное
впечатление произвела на него «Философия истории» Гегеля, но,—
пояснял он,— «отвлеченности были не по мне; я родился историком»
(Записки, с. 268—269). Думается, что все-таки гегелевскую идеали-
стическую диалектику он постиг основательно. Существенной внут-
ренней пружиной исторического развития стали для него противоре-
чия и борьба противоречивых начал, присущих любому историческому
процессу, явлению, событию, деятелю. Но борьба противоположностей
разрешалась, в понимании Соловьева-историка, постепенно, движение
шло постоянно и в ходе такого движения, силою противоборства внут-
ренних причин эта борьба закономерно приводила к смене старого
новым; новое же органически заключало в себе и присущие ему
собственные внутренние противоречия.
«...Наука указывает нам, что народы живут, развиваются по из-
вестным законам, проходят известные возрасты, как отдельные люди,
как все живое, все органическое...» 1 2. А со своей стороны, справедливо
полагал Соловьев, живое, общественное, жизнь постоянно обращается
к науке. «Жизнь имеет полное право предлагать вопросы науке;
наука имеет обязанность отвечать на вопросы жизни; но польза от
этого решения для жизни будет только тогда, когда, во-первых, жизнь
не будет торопить науку решить дело как можно скорее, ибо у науки
сборы долгие, и беда, если она ускорит эти сборы; и, во-вторых, когда
жизнь не будет навязывать науке решение вопроса, заранее уже со-
ставленное, вследствие господства того или другого взгляда; жизнь
своими движениями и требованиями должна возбуждать науку, но
не должна учить науку, а должна учиться у нее»3.
Жизнь ие стоит на месте, меняется и паука. «Но с течением
времени наука мужает, и является потребность соединить то, что
прежде было разделено, показать связь между событиями, показать,
как новое проистекло из старого, соединить разрозненные части
в одно органическое целое, является потребность заменить анатомиче-
1 Соловьев С. М- Сочинения. В 18 ки. Кн. 1. М., 1988. С. 51.
2 См.; Публичные чтения о Петре Великом, с. 415 настоящего
издания.
’Соловьев С. М. Избранные труды. Записки. М., 1983.
С. 215—216.
17
ское изучение предмета физиологическим» *. В то же время сам ор-
ганический, по внутренним закономерностям идущий исторический
процесс движется неуклонно, спонтанно, «ибо в истории ничто ие
оканчивается вдруг и ничто не начинается вдруг; новое начинается
в то время, когда старое продолжается» 1 2.
Итак, жизнь народов, исторические (как бы возрастные) переме-
ны их судеб имеют органический характер, ученый историк, подобно
естествоиспытателям, имеющим дело с живыми организмами, иссле-
дует общество не только анатомическо-аналитически, ио и физиоло-
гически-синтетически. В самой терминологии Соловьева-историка явно
проявлялась и гегелевская диалектика, и идеи эволюционизма, и не-
которые черты позитивизма.
Все народы движутся вперед, в их истории существуют общие
закономерности. История отдельных народов, стран, государств
должна изучаться в сравнении и сопоставлении с другими народами:
ведь все народы, думал Соловьев, знали два этапа в их историческом
развитии; в первом, как бы младенческом, преобладали «чувства», во
втором, зрелом,— «мысли». Для начального этапа впереди стояли
семья, род, родовые отношения. Во втором ширится просвещение,
растет и крепнет государственность.
Возникает государство, а оно, по Соловьеву-историку, «есть не-
обходимая форма для народа, который немыслим без государства».
Между государством и народом существуют тесные «связи формы
с содержанием»3. Обретя государственный порядок, народ становится
на путь поступательно-прогрессивного движения. Сама государствен-
ность, «правительство в той или другой форме своей, есть произве-
дение исторической жизни известного народа, есть самая лучшая
поверка этой жизни»4. Такие мысли, по-моему, не позволяют согла-
ситься с причислением Соловьева к государственной школе в русской
историографии, причислением довольно распространенном с легкой
руки Ключевского и П. Н. Милюкова. Советский историк Н. Л. Ру-
бинштейн обоснованно показал самостоятельное место соловьевской
концепции русской истории.
«Три условия имеют особенное влияние на жизнь народа: природа
страны, где он живет;, природа племени, к которому он принадлежит;
ход внешних событий, влияния, идущие от народов, которые его
окружают» 5.
Природа, географическая среда, в которой шла история России,
именно Соловьевым-историком показана н в ее своеобразии (огром-
ная равнина со множеством рек, не имевшая четких естественных гра-
ниц, доступная нашествиям), и в ее связи с другими условиями —
населением, народами, жившими в этой среде, и с третьим условием—
воздействием окрестных этносов.
В духе представлений своего времени историк видел в восточных
славянах-арийцах основную величину, способную к историческому
прогрессу на пространствах Восточной Европы и смежных с нею
юго-восточных земель. Русская история складывалась в длительной
борьбе с нашествиями юго-восточных кочевников, в борьбе «леса»
и «степи», в борьбе за выход на морские просторы. Серьезное вннма-
1 Соловьев С. М. Сочинения. В 18 кн. Кн. 2. М., 1988. С. 635.
2 Там же.
3 Соловьев С. М. Собрание сочинений. Изд-во «Обществен-
ная польза», СПб. Б. г. Стб. 1126.
4 Там же. Стб. 1122.
5 Там же. Стб. 761.
18
ние ко внешнеполитическому фактору характерно для Соловьева. При
этом такое внимание осуществлялось с неуклонным учетом географи-
ческого фактора, а главное, с первостепенным изучением внутреннего
движения населения и государственности. Исходя из таких общих
установок, Соловьев, естественно, считал, что при самом начале
истории Древней Руси для историка «не может быть речи о господ-
стве норманнов, о норманнском периоде»: варяги (норманны) сами
подчинились местным родовым отношениям. Влияние татаро-монголь-
ского нашествия в ходе истории не сказалось определяюще на внут-
реинем развитии: иет оснований для выделения «монгольского перио-
да» в истории Руси.
Объясняя каждое явление в истории внутренними причинами,
Соловьев-историк старался показывать все явления во взаимосвязи
с другими, не дробить русский исторический процесс на множество
эпох. В истории России он устанавливал четыре крупных раздела:
I. Господство родового строя — от Рюрика до Андрея Боголюб-
ского.
II. От Андрея Боголюбского до начала XVII века.
а) Борьба родового и государственного строя — от Андрея Бого-
любского до Ивана Калиты;
б) Объединение русских земель вокруг Москвы — от Ивана Ка-
литы до Ивана III;
в) Торжество государственного начала — от Ивана III до пресе-
чения Рюрикова дома и самого начала XVII в.
III. Вступление России в систему европейских государств — от
первых Романовых до середины XVIII века.
IV. Новый период истории России — от середины XVIII века до
так называемых великих реформ 1860-х годов.
В каждом из разделов выступали образы более или менее зна-
чительных исторических деятелей. Как же представлялась ученому
роль личности в истории? Выделяя такие личности, прослеживая,
если источники это позволяли, их жизнь, характеры и деяния, историк
сталкивался с труднейшей биографическо-историографической задачей
«изображения деятельности одного исторического лнца». Неуместны-
ми, по его мнению, тут были как чрезмерные похвалы, так и неуме-
ренные порицания. Ученый — человек своего времени и определенной
социальной среды — считал: «Христианство и наука дают иам возмож-
ность освободиться от такого представления о великих людях». Ведь
«великий человек является сыном своего времени, своего народа
<••>, он высоко поднимается как представитель своего народа в
известное время, носитель и выразитель народной мысли». Неисто-
ричным считал ученый такой взгляд, когда «деятельность одного
исторического лица отрывалась от исторической деятельности целого
народа; в жизнь народа вводилась сверхъестественная сила, действо-
вавшая по своему произволу, причем народ был осужден на совер-
шенно страдательное отношение к ней» ’.
И в этом нелегком вопросе о роли личности в истории ученый
последовательно стремился видеть объективные закономерности исто-
рического процесса, признавал возможность изучения и анализа этих
закономерностей.
...Современников дивила работоспособность Соловьева. Основа-
ния ее — самодисциплина, строгий порядок во всех делах, в повсе-
дневном укладе жизни. Рано он выработал себе бережнейшее отно-
шение к быстротечному времени.
‘Соловьев С. М. Публичные чтения о Петре Великом,
с. 415—418 настоящего издания.
19
Представим распорядок жизни историка. «Соловьев известен был
как самый аккуратный профессор в университете. Ои ие только не
позволял себе пропускать лекций даже при легком нездоровье нли
в дии каких-нибудь семейных праздников, но и никогда не опазды-
вал иа лекции, всегда входил в аудиторию в четверть назначенного
часа минута в минуту, так что студенты проверяли часы по началу
соловьевских лекций <„.>. Он вставал в шесть часов и, выпив пол-
бутылки сельтерской воды, принимался за работу; ровно в девять
часов он пил утренний чай, в 10 часов выходил из дому и возвра-
щался в половине четвертого; в это время он или читал лекции, или
работал в архиве, или исправлял другие служебные обязанности. В
четыре часа Соловьев обедал и после обеда опять работал до вечерне-
го чая, т. е. до 9 часов. После обеда он позволял себе отдыхать; отдых-
заключался в том, что он занимался легким чтением, но романов
не читал, а любил географические сочинения, преимущественно путе-
шествия. В 11 часов он неизменно ложился спать и спал всего 7 часов
в сутки»1. Таков был обыденный строй жизни, запечатленный его
современником, историком П. В. Безобразовым.
Строгому размеренному порядку, почти суровой атмосфере под-
чинена была жизнь дома и семьи историка. Семья была большая,
патриархальная, с устойчивыми традициями. Во главе ее стояли Сер-
гей Михайлович и его жена Поликсена Владимировна (в девичестве
Романова), у них родились двенадцать детей (четверо умерли в ран-
нем детстве, восьмеро выросли). Впоследствии стали известными дея-
телями— философ и поэт Владимир Сергеевич Соловьев, историк
Михаил Сергеевич, известный автор исторических романов Все-
волод Сергеевич, поэт и писательница для детей Поликсена Сер-
геевна (получившая имя в честь матери). Предания домашней памяти
и родовой духовной преемственности этой семьи запечатлены в посвя-
тительном тексте, который предваряет известную книгу Владимира
Соловьева «Оправдание добра. Нравственная философия»: «Посвя-
щается моему отцу историку Сергею Михайловичу Соловьеву и деду
священнику Михаилу Васильевичу Соловьеву с чувством живой
признательности и вечной связи». Это знаменательное посвящение
появилось в свет спустя почти два десятилетия после кончины
историка.
...Преодолевая обиду вынужденной отставки и мучительные
натиски тяжелой болезни, историк Соловьев весной 1879 года с на-
пряжением заканчивал очередной, 29-й, том своей «Истории России».
Том был написан. Но увидеть его изданным автору ие пришлось.
4(16) октября 1879 года С. М. Соловьев скончался. Печальная
церемония похорон состоялась на кладбище Новодевичьего мона-
стыря, куда собралось множество людей. Многое было сказано и напи-
сано в связи с этой утратой. Думаю, что наиболее достойно помянул
покойного в речи Бестужев-Рюмин: «Мы жалуемся, что у нас нет
характеров, а вот еще недавно жил между нами человек с твердым
характером, всю жизнь посвятивший службе Русской земле; мы жалу-
емся, что у нас нет ученых, а вот только что сошел в могилу
человек, место которого в ряду величайших ученых XIX века»2.
...За сто десять лет, отделяющих нас от кончины Соловьева, не
раз менялось и отношение к Соловьеву и его трудам. Но и при жизни
историка не было, да и быть не могло однозначного отношения
к нему и его трудам. Как мы видели, прогрессивно-либеральные,
1 Б е з о б р а з о в П. В. С. М. Соловьев. СПб., 1894. С. 77.
2 Бестуже в-Р ю м и н К- Н. Указ. соч. С. 272.
20
а нередко и консервативные начала в живом прихотливом противо-
речии присущи были и самому человеку, н историку Соловьеву. Реак-
ционеры видели в нем опасного для себя прогрессиста. Свободолю-
биво настроенные круги настороженно воспринимали соловьевскую
государственность и патриотические чувства.
На рубеже 1850—1860-х годов Н. Г. Чернышевский и его сото-
варищи по «Современнику» видели в Соловьеве главного предста-
вителя «новой исторической школы», той школы, усилиями которой
«в первый раз нам объясняется смысл событий, и развитие нашей
государственной жизни»'. Для народника П. Л. Лаврова Соловьев
рисовался «историком гражданской жизни».
Авторы славянофильского направления винили Соловьева за ма-
лое внимание к народу, за преимущественный интерес к государст-
венности. Понятно, что для К. С. Аксакова, который считал, будто бы
«русский народ по преимуществу есть народ не государственный»1 2,
серьезное изучение историком именно развития государственности
было неприемлемым; историк будто бы не заметил русского народа.
Л. Н. Толстой эмоционально отразил в дневниковых записях
1870 года впечатления, перекликающиеся с аксаковскими: «Читаю
историю Соловьева. Все, по истории этой, было безобразно в допет-
ровской России: жестокость, грабеж, правеж, грубость, глупость,
неумение ничего сделать. Правительство стало исправлять.— И пра-
вительство это такое же безобразное до нашего времени. Читаешь
эту историю и невольно приходишь к заключению, что рядом безоб-
разий совершилась история России.
Но как же так ряд безобразий произвели великое единое го-
сударство?
Уж это одно доказывает, что не правительство производило
историю.
Но, кроме того, читая о том, как грабили, правили, воевали,
разоряли <...>, невольно приходишь к вопросу: что грабили и ра-
зоряли? А от этого вопроса к другому: кто производил то, что разо-
ряли? Кто и как кормил хлебом весь этот народ? Кто делал парчи,
сукна, платья, камки, в которых! щеголяли цари и бояре? Кто ловил
черных лисиц и соболей, к[оторымн] дарили послов, кто добывал
золото и железо? Кто выводил лошадей, быков, баранов, кто строил
дома, дворцы, церкви, кто перевозил товары? Кто воспитывал и рожал
этих людей единого корня? Кто блюл святыню религиозную, поэзию
народную, кто сделал, что Богд[ан1 Хмельн[ицкой] передался Р[оссии],
а не Т[урции] н П[ольше]?»3. Великий писатель увидел на страни-
цах соловьевской истории народ, подлинного созидателя историче-
ского процесса.
Любопытны советы и наставления М. Горького в письме одному
из своих социал-демократических адресатов в 1911 г.: «...Позвольте
дать дружеский совет! Будете учиться — не занимайтесь только тео-
рией, но — старайтесь вооружить себя и фактами, т. е. знакомьтесь
с сырым материалом. Имею в виду главным образом «Историю
России» и — не Ключевского, не Покровского, а чисто фактическую
Соловьева. Возьмите все 28 томов (неточность, их было 29.—С. Д.)
1 Чернышевский Н. Г. Полное собрание сочинений. Т. 3. М.,
1947. С. 181, 298.
’Аксаков К. С. Полисе собрание сочинений. Изд. 2-е. Т. I.
М., 1889. С. 245.
3 Толстой Л. Н. Собрание сочинений. В 22 т. Т. 21. М., 1985.
С. 265—266.
21
и хорошенько прожуйте их; результаты будут очень хорошие: во-
первых, под теорию вы подложите свой фундамент, во-вторых,—
вам будет понятна психология русского! народа и рус[ской] интел-
лигенции. А рядом с Соловьевым хорошо прочитать Щапова — ин-
тересно и полезно. Он вам и соловьевский патриотизм ограничит и
введет вас в недра духовного обихода нашей «массы», покажет вам,
почему мы так пассивны и судорожны, неустойчивы и пессимистич-
ны...» ', Как легко заметить, писатель более всего оценил в трудах
историка изобилие фактов, летописных свидетельств, документов,
позволяющее вдумчивому читателю на их основе в меру своих
возможностей строить умозаключения и приходить к выводам; исто-
рико-философские мысли не привлекли писателя.
Советовал М. Горький критически отнестись к «соловьевскому
патриотизму». Действительно патриотизм характерен для жизни и
творчества историка. Соловьев был патриотом России, той страны,
где он родился и трудился. Он любнл свою родину, желал добра
и преуспеяния ее народу, прежде всего русскому народу. Такая
любовь была естественной. Соловьевский патриотизм — разумеется,
монархический патриотизм историка-просветителя, объективно пред-
ставителя буржуазной идеологии. И именно как носитель этой идео-
логии в России середины XIX века Соловьев настойчиво выступал за
прогресс, за преобразования в духе буржуазных реформ 60—70-х
годов, реформ, которые бы твердо и последовательно, как ему ис-
кренне казалось, ради общего блага, проводилась сильной властью
монарха. Преобразования, реформы предупредили бы нежелательные
революционные потрясения. Патриотизм Соловьева находился в еди-
нении с идеалами христианства. Отмечу, однако, что религиозные
убеждения не помешали ему как историку весьма критически судить
о состоянии официальной православной церкви.
...Постоянно твердил Соловьев о величии и святости- труда, о не-
обходимости напряженной, сознательной активной деятельности во
всех областях — в общественной жизни, в хозяйстве, в науке, в любом
деле. Целеустремленный, упорный труд для каждого человека, для
всего населения России — таков благородный завет Соловьева. Эпи-
графом к Запискам, осмысливая собственную жизнь, он избрал слова:
«В трудах от юности моея...».
Творчество Соловьева — средоточие и полнота национально-
исторического самопознания России прошлого столетия. Духовное
наследие Соловьева — органическая часть русской культуры. Оно
было нужно нашим предкам. Служит оно и нашим современникам.
С. С. Дмитриев
1 Архив М. Горького. Том 14. Неизданная переписка. М., 1976.
С. 340—341.
♦3^
ПРЕДИСЛОВИЕ
(В «ИСТОРИИ РОССИИ С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН»)
Русскому историку, представляющему свой труд во
второй половине XIX века, не нужно говорить читателям
о значении, пользе истории отечественной; его обязан-
ность предуведомить их только об основной мысли
труда.
' Не делить, не дробить русскую историю на отдель-
ные части, периоды, но соединять их, следить преиму-
щественно за связью явлений, за непосредственным
преемством форм, не разделять начал, но рассматри-
вать их во взаимодействии, стараться объяснить каждое
явление из внутренних причин, прежде чем выделить его
из общей связи событий и подчинить внешнему влия-
нию,— вот обязанность историка в настоящее время, как
понимает ее автор предлагаемого труда.
Русская история открывается тем явлением, что не-
сколько племен, не видя возможности выхода из родо-
вого, особного быта, призывают князя из чужого рода,
призывают единую общую власть, которая соединяет ро-
ды в одно целое, дает им наряд, сосредоточивает силы
северных'племен, пользуется этими силами для сосредо-
точения остальных племен нынешней Средней и Южной
России. Здесь главный вопрос для историка состоит
в том, как определились отношения между призванным
правительственным началом и призвавшими племенами,
равно и теми, которые были подчинены впоследствии;
как изменился быт этих племен вследствие влияния.пра-
вительственного начала —непосредственно и посредст-
вом другого, начала — дружины, и как, в свою очередь,
быт племен действовал на определение отношений меж-
ду правительственным началом и остальным народонасе-
лением при установлении внутреннего порядка или на-
25
ряда. Замечаем именно могущественное влияние этого
быта, замечаем другие влияния, влияние греко-римское,
которое проникает вследствие принятия христианства от
Византии и обнаруживается преимущественно в области
права. Но, кроме греков, новорожденная Русь находит-
ся в тесной связи, в беспрестанных сношениях с другим
европейским народом — с норманнами: от них пришли
первые князья, норманны составляли главным образом
первоначальную дружину, беспрестанно являлись при
дворе наших князей, как наемники участвовали почти
во всех походах,— каково же было их влияние? Оказы-
вается, что оно было незначительно. Норманны не были
господствующим племенем, они только служили князьям
туземных племен; многие служили только временно; те
же, которые оставались в Руси навсегда, по своей
численной незначительности быстро сливались с тузем-
цами, тем более что в своем народном быте не находи-
ли препятствий к этому слиянию. Таким образом, при
начале русского общества не может быть речи о господ-
стве норманнов, о норманнском периоде.
Выше замечено, что быт племен, быт родовой могу-
щественно действовал при определении отношений меж-
ду правительственным началом и остальным народона-
селением. Этот быт долженствовал потерпеть изменения
вследствие влияния новых начал, но оставался еще
столько могущественным, что, в свою очередь, действо-
вал на изменявшие его начала; и когда семья княже-
ская, семья Рюриковичей, стала многочисленна, то меж-
ду членами ее начинают господствовать родовые отно-
шения, тем более что род Рюрика, как род владетель-
ный, Не подчинялся влиянию никакого другого начала.
Князья считают всю Русскую землю в общем, нераздель-
ном владении целого рода своего, причем старший в ро-
де, великий князь, сидит на старшем столе, другие
родичи смотря по степени своего старшинства занимают
другие столы, другие волости, более или менее значи-
тельные; связь между старшими и младшими членами
рода чисто родовая, а не государственная; единство ро-
да сохраняется тем, что когда умрет старший или вели-
кий князь, то достоинство его вместе с главным столом
переходит не к старшему сыну его, но к старшему в це-
лом роде княжеском; этот старший перемещается на
главный стол, причем перемещаются и остальные родичи
на те столы, которые теперь соответствуют их степени
старшинства. Такие отношения в роде правителей, такой
26
порядок преемства, такие переходы князей могуществен-
но действуют на весь общественный быт Древней Руси,
на определение отношений правительственного начала к
дружине и к остальному народонаселению, одним сло-
вом, находятся на первом плане, характеризуют время.
Начало перемены в означенном порядке вещей мы
замечаем во второй половине XII века, когда Северная
Русь выступает на сцену; замечаем здесь, на севере, но-
вые начала, новые отношения, имеющие произвести но-
вый порядок вещей, замечаем перемену в отношениях
старшего князя к младшим, ослабление родовой связи
между княжескими линиями, из которых каждая стре-
мится увеличить свои силы за счет других линий и под-
чинить себе последние уже в государственном смысле.
Таким образом, чрез ослабление родовой связи между
княжескими линиями, чрез их отчуждение друг от друга
и чрез видимое нарушение единства Русской земли при-
готовляется путь к ее собиранию, сосредоточению, спло-
чению частей около одного центра, под властию одного
государя.
Первым следствием ослабления родовой связи меж-
ду княжескими линиями, отчуждения их друг от друга
было временное отделение Южной Руси от Северной,
последовавшее по смерти Всеволода III. Не имея таких
прочных основ государственного быта, какими облада-
ла Северная Русь, Южная Русь после татарского наше-
ствия подпала под власть князей литовских. Это обсто-
ятельство не было гибельно для народности юго-запад-
ных русских областей, потому что литовские завоевате-
ли приняли русскую веру, русский язык, все оставалось
по-старому; но гибельно было для русской жизни на
юго-западе соединение всех литовско-русских владений
с Польшею вследствие восшествия на польский престол
литовского князя Ягайла: с этих пор Юго-Западная
Русь должна была вступить в бесплодную для своего
народного развития борьбу с Польшею для сохранения
своей народности, основою которой была вера; успех этой
борьбы, возможность для Юго-Западной Руси сохранить
свою народность условливались ходом дел в Северной
Руси, ее самостоятельностью и могуществом.
Здесь новый порядок вещей утверждался неослабно.
Вскоре по смерти Всеволода III, по отделении Южной
Руси от Северной, явились и в последней татары, опу-
стошили значительную ее часть, наложили дань на жи-
телей, заставили князей брать от ханов ярлыки на кня-
27
жение. Так как для нас предметом первой важности бы-
ла смена старого порядка вещей новым, переход родо-
вых княжеских отношений в государственные, отчего
зависело единство, могущество Руси и перемена
внутреннего порядка, и так как начала нового порядка
вещей на севере мы замечаем прежде татар, то мон-
гольские отношения должны быть важны для нас в той
мере, в какой содействовали утверждению этого нового
порядка вещей. Мы замечаем, что влияние татар не бы-
ло здесь главным и решительным. Татары остались жить
вдалеке, заботились только о сборе дани, нисколько не
вмешиваясь во внутренние отношения, оставляя все как
было, следовательно, оставляя на полной свободе дейст-
вовать те новые отношения, какие начались на севере
прежде них. Ярлык ханский не утверждал князя непри-
косновенным на столе, он только обеспечивал волость
его от татарского нашествия; в своих борьбах князья не
обращали внимания на ярлыки; они знали, что всякий
из них, кто свезет больше денег в Орду, получит ярлык
преимущественно перед другим и войско на помощь. Не-
зависимо от татар обнаруживаются на севере явления,
знаменующие новый порядок,— именно ослабление родо-
вой связи, восстания сильнейших князей на слабейших
мимо родовых прав, старание приобрести средства к уси-
лению своего княжества на счет других. Татары в этой
борьбе являются для князей только орудиями, следова-
тельно, историк не имеет права с половины XIII века
прерывать естественную нить событий — именно посте-
пенный переход родовых княжеских отношений в госу-
дарственные—и вставлять татарский период, выдви-
гать на первый план татар, татарские отношения, вслед-
ствие чего необходимо закрываются главные явления,
главные причины этих явлений.
Борьба отдельных княжеств оканчивается на севере
тем, что княжество Московское вследствие разных об-
стоятельств пересиливает все остальные, московские
князья начинают собирать Русскую землю: постепенно
подчиняют и потом присоединяют они к своему владе-
нию остальные княжества, постепенно в собственном ро-
де их родовые отношения уступают место государствен-
ным, удельные князья теряют права свои одно за дру-
гим, пока, наконец, в завещании Иоанна IV удельный
князь становится совершенно подданным великого кня-
зя, старшего брата, который носит уже титул царя. Это
главное, основное явление — переход родовых отно-
28
шеиий между князьями в государственные — условлива-
ет ряд других явлений, сильно отзывается в отношениях
правительственного начала к дружине и остальному
народонаселению; единство, соединение частей условли-
вает силу, которою новое государство пользуется для
того, чтобы победить татар и начать наступательное
движение на Азию; с другой стороны, усиление Север-
ной Руси вследствие нового порядка вещей условливает
успешную борьбу ее с королевством Польским, постоян-
ною целию которой становится соединение обеих поло-
.вин Руси под одною державою; наконец, соединений
частей, единовластие, окончание внутренней борьбы
дает Московскому государству возможность войти в сно-
шения с европейскими государствами, приготовлять себе
место среди них.
В таком положении находилась Русь в конце XVI
века, когда пресеклась Рюрикова династия. Начало
XVII века ознаменовано страшными смутами, грозивши-
ми юному государству разрушением. Крамолами людей,
питавших старинные притязания, нарушена была духов-
ная и материальная связь областей с правительствен-
ным средоточеннем: части разрознились в противопо-
ложных стремлениях, Земля замутилась; своекорыст-
ным стремлениям людей, хотевших воспользоваться та-
ким положением дел для своих выгод, хотевших жить
на счет государства, открылось свободное поприще. Не-
смотря, однако, на страшные удары, на множество вра-
гов внутренних и внешних, государство спаслось; связь
религиозная и связь гражданская были в нем так силь-
ны, что, несмотря на отсутствие видимого сосредоточи-
вающего начала, части соединились, государство было
очищено от врагов внутренних и внешних, избран госу-
дарь всею Землею. Так юное государство со славою вы-
держало тяжкое испытание, при котором ясно выказа-
лась его крепость.
С новою династиею начинается приготовление к тому
порядку вещей, который знаменует государственную
жизнь России среди европейских держав. При первых
трех государях новой династии мы видим уже начало
важнейших преобразований: является постоянное вой-
ско, обученное иностранному строю, приготовляется,
следовательно, важнейшая перемена в судьбе древнего
служивого сословия, так сильно отозвавшаяся в общест-
венном строе; видим начатки кораблестроения; видим
стремление установить нашу торговлю на новых нача-
29
лах; иностранцам даются привилегии для учреждения
фабрик, заводов; внешние сношения начинают прини-
мать другой характер; громко высказывается необходи-
мость просвещения, заводятся училища; при дворе
и в домах частных людей являются новые обычаи; опре-
деляются отношения церкви к государству. Преобразо-
ватель воспитывается уже в понятиях преобразования,
вместе с обществом приготовляется он идти только да-
лее по начертанному пути, докончить начатое, решить
нерешенное. Так тесно связан в нашей истории XVII
век с первою половиною XVI11. разделять их нельзя. Во
второй половине XVIII века замечаем новое направле-
ние: заимствование плодов европейской цивилизации
с исключительною целию материального благосостояния
оказывается недостаточным, является потребность в ду-
ховном, нравственном просвещении, потребность вло-
жить душу в приготовленное прежде тело, как выража-
лись лучшие люди эпохи. Наконец, в наше время про-
свещение принесло свой необходимый плод — познание
вообще привело к самопознанию.
Таков ход русской истории, такова связь главных яв-
лений, в ней замечаемых.
РУССКАЯ ЛЕТОПИСЬ
ДЛЯ ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО ЧТЕНИЯ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Еще в 1846 году профессор Редкий предложил мне
поместить в издаваемой им Новой Библиотеке для вос-
питания несколько статей по русской истории, приспо-
собленных к понятиям тех читателей, для которых наз-
началось его издание. Я не нашел ничего, более соот-
ветствующего этой цели, как представить извлечения из
древней русской летописи до половины XIII века на но-
вом русском языке, но с возможным сохранением фор-
мы и духа памятника, извлечения не отрывочные, но
с характером непрерывного повествования. Начиная
этот труд, я руководился следующими побуждениями:
во-первых, я думал, что нет ничего доступнее для моло-
дых читателей, как простое и вместе с тем живое пове-
ствование древних наших летописцев, повествование бе-
зыскусственное о делах юного народа, только что начав-
шего общественную жизнь с ее первоначальными про-
стыми отношениями; во-вторых, я считал полезным по-
знакомить молодых русских читателей с самым важным
памятником нашей древней литературы, тем более что
многие из них, по своим специальным занятиям, будут
не в состоянии познакомиться с ним в подлиннике,
в-третьих, наконец, я имел в виду пользу, какая могла
произойти от моего труда для изучения того периода
русской истории, который всего более затрудняет юно-
шество в сухих учебниках; причины же, по которым
я избрал именно только древнюю русскую летопись до
половины XIII века, надеюсь, будут понятны всякому,
кто знаком с источниками нашей древней истории: из-
вестно, что летописи после половины XIII века теряют
уже те живые краски, которыми отличаются летописи
древние.
Профессор Сергей Соловьев
31
ГЛАВА I
О том, как началась Русская земля и кто были
первые князья в Киеве
Вот повесть о том, откуда пошла Русская земля, кто
начал первый княжить в Киеве и как стала Русская
земля.
Мы так начнем эту повесть. После потопа три сына
Ноевы, Сим, Хам и Афет *, разделили землю: восток до-
стался Симу, южная страна Хаму, север и запад Афе-
ту; от племени Афетова пошел народ славянский. Спу-
стя много времени славяне сели по Дунаю, где теперь
земля Венгерская и Болгарская. От тех славян ра-
зошлись по земле многие народы и назвались каждый
своим именем, где кто сел на каком месте; так, например,
одни поселились на реке именем Морава и назвались
моравами, и другие назвались чехами; а вот тоже сла-
вяне: белые хорваты, сербы и хорутане. Когда волохи2
напали на славян подунайских, поселились сзади них
и стали их притеснять, то славяне опять начали дви-
гаться к северу: так одни пришли и сели на Висле
и прозвались ляхами; от этих ляхов пошли поляки, лу-
тичи, мазовшане, поморяне. Другие славяне пришли
и сели по Днепру и назвались полянами, иные древля-
нами, потому что стали жить в лесах; а некоторые ста-
ли между Припетью и Двиною и назвались дреговича-
ми; полочане прозвались от речки именем Полоты, ко-
торая впадает в Двину. Те, которые поселились около
озера Илменя, прозвались своим именем, славянами;
они построили себе город, назвали его Новгородом. Так
разошелся славянский народ.
Все эти племена жили особо друг от друга, каждое
на своем месте с своими нравами, обычаями и предани-
ями. У полян были обычаи кроткие и тихие, а другие
племена жили как звери. Между полянами были три
32
брата: одному имя Кий, другому Щек, третьему Хорив,
сестру их звали Лыбедью. Они построили город и на-
звали его, по имени старшего брата, Киевом. По смер-
ти этих братьев древляне и другие окольные народы
стали притеснять полян; тогда пришли к ним козары 3
и сказали: «Платите нам дань». Поляне подумали и да-
ли им по мечу от каждого дома. Козары принесли мечи
к князю своему и старшинам и сказали: «Вот мы нашли
новую дань». Старшины спросили: «Откуда вы это взя-
ли?» «Да вот там, в лесу, на горе, над рекою Днепров-
скою»,—отвечали они. Тогда старцы козарские сказа-
ли: «Ох, не хороша эта дань, князь! мы воюем саблями,
острыми с одной только стороны, а у этого народа мечи
с обеих сторон острые: будут они брать дань и на нас,
и на других странах».— Так и сбылось, как предсказа-
ли старцы: русские и до сих пор владеют козарами.
В то время, как поляне, северяне и другие племена
платили дань козарам, по белке с каждого дома, варя-
ги4 из-за моря брали дань на славянах новгородских,
на кривичах, также на чуди и мери5. Скоро, однако,
эти народы прогнали варягов за море, перестали давать
им дань и начали владеть сами собою. Но прогнав варя-
гов, они никак пе могли уладиться друг с другом и на-
чали междоусобные войны. Тогда они стали говорить ме-
жду собою: «Поищем себе князя, который бы владел на-
ми и судил все дела справедливо»; — отправили послов
к варягам к руси; русью назывались варяги точно так
же, как другие зовутся шведами, иные норвежцами,
англичанами, готами. Чудь, новгородцы и кривичи ска-
зали руси: «Земля наша велика и обильна, да порядку
в ней нет, пойдите княжить и владеть нами». Собрались
три брата с родственниками своими, взяли с собою всю
русь и пришли: Рюрик в Новгород, Синеус на Белоозе-
ро, Трувор в Изборск; от них-то и прозвалась Русская
земля. Через два года умерли Синеус и Трувор; Рюрик
один принял всю власть и роздал города приближен-
ным к себе людям. Двое из них, Аскольд и Дир, кото-
рые не были ни родня Рюрику, ни бояре его, отпроси-
лись идти ко Царю-городу. Идучи вниз по Днепру, они
увидали на горе городок и спросили: «Чей городок?»
Жители отвечали им: «Были три брата: Кий, Щек и Хо-
рив; они-то и построили этот город, да после изгибли,
а мы вот платим дань козарам». Аскольд и Дир оста-
лись в Киеве, собрали много варягов и начали владеть
полянами; а Рюрик княжил в Новгороде.
2. С. М. Соловьев
33
В 866 году пошли Аскольд и Дир на греков, при ца-
ре Михаиле. Царь в их время пошел было войною на
аравитян6, но, получив весть, что русь идет на Царь-
град, возвратился. Между тем Аскольд и Дир вошли
в Константинопольскую гавань, перебили множество
христиан и с двумястами кораблей обступили город.
Царь с патриархом всю ночь молились в церкви Вла-
хернской и потом, вынесши ризу богородицы, погрузили
ее в воду. До того времени море было тихо; вдруг под-
нялась буря с ветром, встали волны и разбили русские
корабли; очень немногие из Аскольдовых воинов спас-
лись от такой беды и возвратились в свою землю.
Между те.м умер Рюрик, он передал княжение Оле-
гу, своему родственнику, поручив ему и сына своего
Игоря, который был еще дитя. Собрав много войска, по-
шел Олег к Смоленску, взял этот город и посадил в нем
своих мужей. Оттуда пошел вниз, взял Любеч и поса-
дил в нем также своих мужей. Пришедши к горам Ки-
евским и видя, что Аскольд и Дир княжат, Олег скрыл
часть воинов своих в лодках, других оставил позади,
а сам пришел, неся малютку Игоря на руках. Он по-
слал сказать Аскольду и Диру: «Мы купцы; идем
в Грецию от Олега и Игоря; придите повидаться с на-
ми». Аскольд и Дир пришли. Тогда воины повыскакали
из лодок, и Олег сказал киевским князьям: «Вы не
князья, ни княжеского рода, но я княжеского рода,
и вот сын Рюриков». Аскольда и Дира убили, понесли
на гору и погребли там. Олег сел княжить в Киев
и сказал: «Это будет мать русским городам»,— после
чего начал строить города и установил дани. Сперва
Олег воевал с древлянами и заставил их давать дань по
черной кунице. Потом он пошел на северян; победив их,
он наложил на них дань легкую, а козарам давать дань
запретил, сказавши: «Я неприятель им, а с вами у меня
нет никакой вражды». Послал и к радимичам 7 спросить:
«Кому даете дань?» Они отвечали: «Козарам». Олег ска-
зал им: «Не давайте козарам, а давайте лучше мне».
Радимичи согласились.
В 907 году пошел Олег на греков, а Игоря оставил
в Киеве; взял с собою варягов множество, и новгород-
цев, и чуди, и кривичей, и других народов. Со всеми
с ними пошел Олег на конях и в кораблях и пришел
к Царю-городу: греки замкнули гавань и затворили го-
1;од. Олег вышел из корабля, велел корабли вытащить
на берег и повоевал городские окрестности. Русские пе-
34
ребили множество греков, разорили дома, пожгли церк-
ви, одним словом, поступили так, как обыкновенно по-
ступают неприятели. Греки, видя все это, испугались, вы-
слали к Олегу из города и сказали ему: «Возьми дани
сколько хочешь». Олег согласился и возвратился в Ки-
ев, неся золото, драгоценные ткани, плоды и вина. На-
род прозвал его Вещим.
По смерти Олега начал княжить Игорь, древляне за-
творились от него; Игорь пошел на них, победил и нало-
жил дань больше, чем Олег. В 941 году пошел Игорь
на греков. Болгары послали весть к императору, что
идет русь на Царь-город. Русские опустошали азиатские
берега до тех пор, пока не пришли греческие воеводы
с востока и окружили их со всех сторон. Русские, посо-
ветовавшись, вышли на греков, и, после злой сечи, гре-
ки едва могли одолеть. Русские сели ночью в лодки
и побежали; но греческий воевода встретил их в лодках
с огнем и начал пускать его трубами8 на русские лод-
ки, так что было страшно смотреть. Русские, увидав
пламень, пометались в морскую воду, чтоб уйти как-ни-
будь, и таким образом возвратились домой. Пришедши,
каждый рассказывал своим о чудесном огне. «У греков
в руках точно молние небесное, которое они пускали
и жгли нас; вот почему и не одолели мы их»,— говори-
ли воины Игоря. Игорь же, пришедши, начал собирать
большое войско и послал звать варягов из-за моря: он
опять хотел идти на греков. В 944 году Игорь в самом
деле отправился к Царю-городу в лодках и на конях.
Корсунцы 9, услыхав об этом, послали сказать импера-
тору Роману: «Идет русь; кораблей у них множество;
покрыли все море корабли». Также и болгары послали
весть: «Идут русские, наняли и печенегов» ,0. Тогда царь
послал к Игорю лучших бояр с просьбою: «Не ходи,
но возьми дань, какую брал Олег; придам и еще к той
дани». Игорь, дошедши до Дуная, созвал дружину
и стал думать с нею о предложении царя. Дружина ска-
зала: «Если царь так говорит, то чего же нам еще боль-
ше; без битвы возьмем золото, серебро и дорогие ткани.
Ведь неизвестно, кто одолеет — мы или они? с морем
нельзя заранее уговориться; теперь мы не по земле хо-
дим, но по глубине морской: здесь одна смерть грозит
нам всем». Игорь послушался дружины и велел печене-
гам воевать Болгарскую землю; а сам, взявши у греков
золото и ткани на всех воинов, возвратился назад
в Киев.
35
Вслед за князем пришли назад и послы русские
и привели с собой послов от греческого царя Романа.
Игорь призвал к себе греческих послов и спросил их:
«Скажите, что же вам говорил царь?» Послы отвечали:
«Вот царь послал нас к тебе; он очень рад миру, хочет
мир иметь и любовь с русским князем: твои послы во-
дили наших князей к присяге, и нас послали привести
тебя и мужей твоих также к присяге». Игорь обещался
исполнить это. На другой день он призвал послов и по-
шел на холм, где стоял Перун11: поклали перед идолом
оружие, щиты и золото, и клялись Игорь и все люди его,
сколько было язычников между русскими. А христиан
русских приводили к присяге в церкви св. Илии, что
над ручьем; то была соборная церковь, потому что мно-
гие варяги были уже христиане. Игорь, утвердив мир
с греками, отпустил послов, одарив их звериными шку-
рами, рабами и воском. После этого Игорь начал кня-
жить мирно в Киеве; когда же пришла осень, начал за-
думывать поход на древлян, желая взять с них еще
больше дани. Дружина сказала ему: «Наши товарищи,
которые с Свенельдом 12, богаты оружием и платьем,
а мы наги; пойдем, князь, с нами за данью; и ты добу-
дешь, и мы». Игорь послушался: пошел к древлянам за
данью и начал обижать их; побравши дань, пошел было
назад в свой город, однако на дороге раздумал и ска-
зал дружине: «Ступайте вы с данью домой, а я возвра-
щусь назад, похожу еще». Как сказал, так и сделал: от-
пустил дружину домой, а сам с немногими возвратился
назад, желая взять еще больше с древлян. Те, услыхав,
что Игорь опять идет, начали советоваться с князем сво-
им Малом; они говорили: «Повадится волк к овцам, пе-
ретаскает все стадо, если не убьют его; так теперь
и с нами: если не убьем Игоря, то всех нас погубит».
После совещания они послали сказать Игорю: «Зачем
идешь опять, ведь ты уже взял всю дань». Но Игорь не
послушался их; тогда древляне вышли из города и уби-
ли Игоря и дружину его, потому что ее было очень
мало.
ГЛАВА II
О том, как Ольга отмстила древлянам за смерть
своего мужа и установила порядок в земле,
как приняла святое крещение, и как сын ее Святослав
воевал с разными народами
Услыхав о смерти Игоря, жена его Ольга, вместе
с сыном Святославом, собрала большое и храброе войс-
ко и пошла на древлянскую землю. Древляне вышли
против нее; когда оба полка сошлись, Святослав бросил
копьем в древлян; копье, пролетев между ушей его ло-
шади, ударило ей в ноги, потому что Святослав был
еще дитя и не умел владеть копьем. Тогда Свенельд
и Асмуд, дядьки Святослава, сказали: «Князь уже на-
чал; пойдем, дружина, за князем». Древляне были по-
беждены, побежали, затворились в своем городе. Ольга
взяла город и сожгла его; старшин городских взяла
в плен, а прочих людей иных убила, других отдала
в рабство своим приближенным, остальных обложила
тяжелою данью. Кончив войну, пошла Ольга с сыном и
дружиною по древлянской земле; установила везде да-
ни и оброки. Потом пришла в город свой Киев, и, про-
быв здесь год. отправилась к Новгороду, и по дороге
уставила везде так же оброки и дани.
В 955 году пошла Ольга в Грецию и пришла в Царь-
город. Там приняла христианскую веру и, возвратясь
в Киев, уговаривала и Святослава креститься; но он
и слышать не хотел о том; если же кто другой хотел
креститься, то ему не мешали, но только смеялись над
ним. Часто Ольга говаривала сыну: «Я рада, что узнала
истинного бога, и ты будешь радоваться, когда узнаешь
его». Святослав обыкновенно отвечал на это: «Как мне
одному принять новую веру? дружина станет смеяться
надо мною!» Тогда Ольга говорила ему: «Если ты кре-
стишься, то и все станут делать то же». Но Святослав
не слушался матери и жил по языческим обычаям.
Когда он вырос и возмужал, то начал собирать около
себя много храбрых воинов; ходил легко, как барс,
и только и делал, что воевал. В походах не возил за со-
бою ни возов, ни котлов и не возил мяса; но, изре-
зав тонкими ломтиками конское мясо, или какого-ни-
будь другого зверя, или говядину, пек сам на углях
и так ел. Шатра у Святослава также не было, а спал он
на войлоке, положив седло в головы, точно так же жи-
37
ли и все остальные воины. Он посылал к разным наро-
дам сказать им: «Хочу идти на вас». Ходил на Оку и на
Волгу; на Оке нашел вятичей13 и спросил их) «Кому
дань даете?» Вятичи отвечали: «Козарам». Тогда пошел
Святослав на козар, победил их и взял их город; потом
победил ясов и косогов н; наконец пошел на Дунай, на
болгаров, одолел их, побрал города по Дунаю и сел
княжить здесь в Переяславце.
Между тем пришли в первый раз печенеги на Рус-
скую землю, а Святослав был в Переяславце. Ольга за-
творилась в Киеве со внуками своими: Ярополком, Оле-
гом и Владимиром. Печенеги обступили город со всех
сторон, так что нельзя было ни выйти из города, ни ве-
сти послать; народ изнемог от голода и жажды. Жите-
ли другой стороны Днепра собрались в лодках, но ни
одному из них нельзя было пробраться в город, ни из
города к ним. Встужили тогда киевляне и стали гово-
рить: «Нет ли кого, кто бы мог пройти на ту сторону
и сказать им: если завтра никто нас не выручит, то сда-
димся печенегам». Вызвался один мальчик и сказал:
«Я перейду»,— и точно пошел с уздою из города, и хо-
дил между печенегами и спрашивал: «Не видал ли кто
его лошади?» (Он умел говорить по-печенежски, так что
печенеги приняли его за своего.) Когда же он дошел до
реки, то скинул платье, бросился в Днепр и поплыл;
увидав это, печенеги кинулись за ним и начали стре-
лять, но не могли уже ему ничего сделать, потому что
жители другой стороны Днепра подъехали к нему и взя-
ли его в лодку. Мальчик сказал им: «Если не подступи-
те завтра к городу, то жители его хотят сдаться печене-
гам». Тогда воевода, именем Претич, сказал: «Подсту-
пим завтра в лодках к городу, схватим княгиню и моло-
дых князей и умчим их на нашу сторону; если же так не
сделаем, то Святослав погубит нас». На другой день,
сев в лодки на рассвете, начали они громко трубить;
а люди в городе отвечали им радостными кликами. Пе-
ченеги подумали, что сам князь пришел, и побежали от
города в разные стороны, а Ольга со внуками вышла
к лодкам. Увидав это, князь печенежский возвратился
один к воеводе Претичу и сказал: «Кто это пришел?»
Ему отвечали: «Лодки с той стороны». Князь печенеж-
ский спросил опять у Претича: «А ты князь ли?» Пре-
тич отвечал: «Я его воевода и пришел с передовыми,
а за мною идет полк с князем — бесчисленное множе-
ство народа». Все это он насказал, чтоб испугать пече-
38
негов. Тогда печенежский князь сказал Претичу: «Будь
мне другом»; Претич отвечал: «Пожалуй». Печенежский
князь подарил Претичу коня, саблю и стрелы, а воевода
подарил ему броню, щит и меч. Печенеги отступили от
города. Тогда киевляне послали сказать Святославу:
«Ты, князь, ищешь чужой земли и берешь ее, а до своей
тебе и дела нет; нас чуть было не взяли печенеги, вме-
сте с твоею матерью и детьми; если ты не придешь и не
оборонишь нас, то нас опять возьмут печенеги: видно,
тебе не жаль родной земли, ни матери-старухи, ни де-
тей». Услыхав такие вести, Святослав тотчас же сел на
коней с дружиною и приехал в Киев: рад он был, что
нашел мать и детей своих в безопасности; но очень жа-
лел, что случилась с ними такая беда от печенегов,
и, собрав войско, прогнал варваров в степи, после чего
настало мирное время.
Скоро наскучило Святославу в Киеве; он стал гово-
рить матери своей: «Не нравится мне здесь, хочу жить
в Переяславце на Дунае; там середина земли моей; ту-
да привозится все доброе: из Греции идет туда золото,
ткани, вина, плоды разные; из Богемии и Венгрии се-
ребро и кони; из Руси звериные шкуры, воск, мед и ра-
бы». Ольга отвечала ему на это: «Разве не видишь, что
я уже больна; куда же ты хочешь от меня уйти? похо-
рони меня по крайней мере, а там уже ступай, куда хо-
чешь». Через три дня после этого разговора Ольга умер-
ла; сын, внуки и весь народ горько плакали по ней;
потом вынесли тело и погребли. Ольга перед смертию
не велела делать над собою тризны *, потому что при
ней был священник, который и похоронил ее.
По смерти матери Святослав посадил Ярополка
в Киев, а Олега у древлян. В то же время пришли нов-
городцы просить также себе князя; они говорили: «Если
не пойдете к нам, то найдем себе другого князя». Свя-
тослав отвечал им: «Да кто же пойдет к вам?» Ярополк
и Олег отказались идти в Новгород. Тогда Добрыня
сказал новгородцам: «Просите Владимира». (Добрыня
был дядя Владимиру.) Новгородцы так и сделали. Тог-
да Святослав сказал им: «Вот вам князь, возьмите». Та-
ким образом Владимир пошел в Новгород с дядею сво-
им Добрынею, а Святослав в Переяславец.
Когда пришел Святослав к Переяславцу, то болгары
затворились в городе и не пустили его; потом вышли они
* Тризна — языческий обряд, употреблявшийся при погребении.
139
нз города на сечу против русского князя; сеча была
злая, и болгары начали одолевать. Тогда Святослав ска-
зал своим воинам: «Видно, уже нам здесь умереть; так
станем же биться мужественно, братья и дружина!»
К вечеру одолел Святослав, взял город приступом
и послал сказать грекам: «Хочу на вас идти, взять
и ваш город, как взял этот». Греки отвечали: «Мы не
сможем бороться с вами; но возьми с нас дань и на
дружину свою; для этого скажите, сколько вас, чтобы
нам расчесться по числу людей». Греки говорили таким
образом, желая обмануть русских. Святослав отвечал
им: «Нас двадцать тысяч»; десять тысяч он прибавил,
потому что русских всего было десять тысяч. Тогда гре-
ки собрали девяносто тысяч войска на Святослава и не
дали ему дани; Святослав пошел на греков. Когда же
русские увидали против себя такое множество войска, то
испугались; Святослав сказал: «Уже нам теперь некуда
деться; волею и неволею должны биться; не посрамим
Русской земли, но ляжем здесь костями; мертвым не
стыдно, а если побежим, то ляжет на нас стыд, от кото-
рого некуда уйти; станем же лучше крепко, я пойду пе-
ред вами; когда же голова моя ляжет, тогда думайте са-
ми о себе». Воины отвечали ему: «Где твоя голова
ляжет, там и мы свои сложим». Русь приготовилась
к битве, и была сеча злая. Святослав одолел; греки по-
бежали. Тогда Святослав пошел к Византии, воюя и раз-
бивая по дороге города. Царь созвал бояр своих в пала-
ту и спросил: . «Что нам делать? не можем никак
одолеть русских». Бояре отвечали: «Пошли ко Свято-
славу дары, поизведать, на что он больше падок: на
золото или на дорогие ткани?» Так и сделали: послали
с умным человеком к Святославу золото и ткани, нака-
завши послу: «Смотри, замечай хорошенько, какими гла-
зами он будет глядеть на подарки». Посол, взяв дары,
отправился. Святославу доложили, что пришли греки
с поклоном; тогда он сказал: «Введите их сюда». Греки
вошли, поклонились и разложили перед Святославом зо-
лото и ткани; Святослав, смотря равнодушно по сторо-
нам, сказал слугам: «Спрячьте это». Послы возврати-
лись; царь созвал опять бояр; послы сказали им: «Как
пришли мы к Святославу и подали дары, то он и не
посмотрел на них, велел только спрятать». Тогда один
боярин сказал царю: «Попытайся еще, пошли к нему
оружие». Совет был принят, послали к Святославу меч
и разное другое оружие; когда же принесли к нему, то
40
он взял, начал хвалить, любоваться и велел благода-
рить царя. Узнав о таком приеме, бояре сказали царю:
«Должен же быть храбр этот человек, когда пренебре-
гает имением, а берет только одно оружие; делать нече-
го, приходится дать ему дань». Тогда царь послал ска-
зать Святославу: «Не ходи к городу, но возьми дань,
сколько хочешь». Святослав взял богатые дары и воз-
вратился в Переяславец; но, увидав, что дружины оста-
лось мало, начал думать: «Что, если какою-нибудь хи-
тростию перебьют дружину мою и меня? пойти лучше
в Русь, привести побольше дружнны». Для этого он по-
слал сказать царю: «Хочу иметь с тобою твердый мир».
Царь обрадовался и послал ему дары еще больше, чем
прежде. Святослав принял дары и начал советоваться
с дружиною, причем говорил: «Если не заключим мира
с царем и он узнает, что нас мало, то, пришед, обступят
нас в городе; а Русская земля далеко; печенеги с нами
в войне; кто нам тогда поможет? заключим лучше мир
с царем; греки уже взялись давать нам дань: будет
с нас; если же перестанут платить, то пойдем опять
к Царю-городу, тогда уже возьмем больше войска».
Эта речь понравилась дружине.
Заключив мир с греками, Святослав пошел в лодках
к порогам. Отцовский воевода Свенельд говорил ему:
«Пойди лучше, князь, на конях, печенегп стоят около
порогов». Святослав не послушался его и пошел в лод-
ках. Тогда переяславцы послали сказать печенегам:
«Идет Святослав в Русь пешком, с большим имением
и с малой дружиною». Услыхав об этом, печенеги засту-
пили пороги, и когда Святослав пришел, то негде уже
было пройти. Русские стали зимовать в Белобережьи;
съестные припасы у них повышли, и сделался большой
голод. Так провел Святослав всю зиму. Весною двинул-
ся он вперед; но печенежский князь Куря напал на не-
го и убил, а Свенельд пришел в Киев к Ярополку.
ГЛАВА III
О том, как сыновья Святослава воевали между собою,
как Владимир овладел Киевом и как принял
христианскую веру
В 975 году сын Свенельда, именем Лют, вышел из
Киева в лес на. охоту; тут увидал его Олег, князь древ-
лянский, и спросил у своих: «Кто это такой?» Ему отве-
41
чалм: «Сын Свенельда»; тогда Олег напал и убил Све-
нельдича за то, что тот охотился с ним вместе в одном
лесу. Отсюда пошла ненависть между Ярополком и Оле-
гом; Свенельд, желая отомстить за сына, все подговари-
вал Ярополка: «Пойди на брата и отними у него владе-
ние». На третий год Ярополк пошел на Олега, в древ-
лянскую землю; Олег вышел к нему навстречу, и стали
биться: князь киевский победил древлянского. Когда
Олег с воинами своими бежал в город именем Овручь,
то на мосту, перекинутом через ров к городским воро-
там, столпилось множество беглецов, и в тесноте воины
спихивали друг друга в ров, в том же числе спихнули
и самого Олега; за ним попадало еще много воинов, да-
же на лошадях, и лошади передавили людей. Между тем
Ярополк вошел в город Олегов, захватил там всю власть
и послал искать своего брата; искали, искали — и нигде
не нашли; тогда один древлянин сказал: «Я видел, как
вчера спихнули его с моста». Услыхав это, Ярополк ве-
лел искать брата во рву: с утра до полудни вытаскива-
ли трупы изо рва; наконец нашли Олега на самом
исподу, внесли во дворец княжеский и положили на
ковре. Пришел Ярополк и начал над ним плакать, он
говорил Свенельду: «Полюбуйся-ка, вот чего тебе хоте-
лось!» Олега погребли у города Овруча. Тогда Влади-
мир, услыхав в Новгороде, что Ярополк убил Олега,
испугался и бежал за море, а Ярополк посадил в Нов-
городе своих посадников и владел один на Руси.
В 980 году пришел Владимир с варягами в Новго-
род и сказал Ярополковым посадникам: «Ступайте
к брату моему и скажите ему: Владимир идет на тебя;
пристроивайся к битве». Отпустив посадников, Влади-
мир сел в Новгороде и послал в Полоцк, к тамошнему
князю Рогволоду, свататься на его дочери Рогнеде. Рог-
волод спросил у дочери: «Хочешь ли выйти за Владими-
ра?» Она отвечала: «Нет, не пойду за сына рабыни,
а пойду лучше за Ярополка, великого князя киевского».
Послы Владимира, возвратясь, пересказали ему всю
речь Рогнедину; тогда Владимир, собрав большое вой-
ско, варягов и славян, чудь и кривичей, пошел на Рог-
волода. В то самое время как уже хотели вести Рогнеду
к Ярополку, пришел Владимир на Полоцк, убил Рогво-
лода, двоих сыновей его, а дочь взял за себя и пошел
на Ярополка.
Когда Владимир пришел к Киеву со множеством вой-
ска, то Ярополк не мог противиться ему и затворился
42
в городе с людьми своими и с воеводою Блудом. К это-
му Блуду Владимир прислал с такими речами: «Возьми
мою сторону; если мне удастся убить брата, то ты бу-
дешь мне вместо отца и получишь от меня большую
честь; ведь не я начал убивать братьев, а он: я же
пришел на него из страха, чтоб он и меня не убил».
Блуд отвечал послам Владимировым, что будет помо-
гать их князю; и точно, беспрестанно ссылался с ним,
убеждая приступить к городу, а Ярополка обманывал,
мысля убить его; но по причине граждан нельзя было
этого сделать. Тогда Блуд замыслил погубить Ярополка
коварством и начал отсоветовать ему выходить из горо-
да на битву, говоря: «Беги скорее из Киева; киевляне
пересылаются с Владимиром, зовут его на приступ к го-
роду, обещаясь предать тебя ему». Ярополк послушался,
выбежал из Киева и затворился в городе Родне, а Вла-
димир вошел в Киев и осадил Ярополка в Родне, где
скоро сделался страшный голод; есть пословица те-
перь: «Беда точно в Родне». В таких обстоятельствах
Блуд начал говорить Ярополку: «Видишь, сколько вой-
ска у твоего брата; нам его не пересилить; заключай
скорее мир». Ярополк отвечал: «Хорошо». Тогда Блуд
послал сказать Владимиру: «Мысль твоя сбылась;
я приведу к тебе Ярополка, а ты распорядишься как бы
убить его». Получив это известие, Владимир пошел на
отцовский теремный двор и сел там с дружиною, а Блуд
между тем говорил Ярополку: «Ступай к брату и скажи
ему: что мне дашь, тем и буду доволен». Ярополк по-
шел, хотя верный слуга его Варяж и говорил ему: «Не
ходи, князь, убьют тебя; беги лучше к печенегам и при-
веди оттуда войско»; но князь не послушался. Когда
Ярополк пришел ко Владимиру и стал входить в двери,
то два варяга пронзили его мечами под пазуху, а Блуд
между тем захлопнул за ним двери и не дал Ярополко-
вой дружине войти за своим князем; так был убит Яро-
полк.
После этого варяги сказали Владимиру: «Город-то
наш; ведь мы его взяли, и потому хотим брать окуп на
гражданах, по две гривны с человека». Владимир отве-
чал им: «Подождите немного, пока сберут деньги за ме-
сяц». Варяги ждали, ждали — и ничего не получили;
тогда они сказали Владимиру: «Обманул ты нас; по-
зволь нам по крайней мере идти в Грецию». Владимир
отвечал: «Ступайте». Потом выбрал из них мужей доб-
рых, смышленых и храбрых и роздал им города; другие
43
же пошли в Царь-град, к грекам. Но Владимир еще пре-
жде них послал сказать императору: «Идут к тебе ва-
ряги: не держи их в городе, а не то наделают они тебе
бед, какие и у нас здесь; лучше разошли их по разным
местам, а сюда к нам не пускай ни одного». После это-
го начал княжить Владимир в Киеве один и поставил
разные кумиры на холму, за двором теремным: Перуна
деревянного, а голова у него серебряная, ус золотой;
кроме него — Хорса, Дажбога, Стрибога, Симаргла
и Мокоша 15. Приносили им жертвы, называя богами
своими; приводили сыновей своих и дочерей и приноси-
ли жертвы богам: осквернилась кровью земля Русская
и холм тот. Но бог не хотел смерти грешникам; на том
холме теперь церковь стоит св. Василия; но об этом по-
сле скажем, а теперь к прежнему возвратимся.
Пошел Владимир на ляхов и занял города их — Пе-
ремышль, Червен и другие, которые и теперь под Русью;
победил вятичей и наложил на них дань от плуга IS, как
и отец его брал. Когда князь пришел в Киев и приносил
жертву кумирам, вместе с людьми своими, то старцы
и бояре сказали: «Бросим жребий на мальчиков и де-
виц; на кого падет, того и зарежем богам». В это время
жил в Киеве один варяг; двор его стоял там, где теперь
церковь св. Богородицы, построенная Владимиром; ва-
ряг этот пришел из Греции, держал веру христианскую,
и был у него сын прекрасный лицом и душою; на него-
то и пал жребий. Посланные от народа пришли к ста-
рому варягу и сказали: «На твоего сына пал жребий;
боги выбрали его себе, чтоб мы принесли его им
в жертву». Варяг отвечал: «То не боги, а дерево; нынче
есть, а завтра сгниет; ни едят, ни пьют, ни говорят;
сделаны руками из дерева; бог же один, которому слу-
жат греки и кланяются; он сотворил небо и землю, звез-
ды и луну, и солнце, и человека и дал ему жить на зем-
ле; а эти боги что сотворили? они сами сделаны руками
человеческими; не дам сына своего бесам». Посланные
пересказали слова варяга гражданам; тогда народ, взяв
оружие, пошел на варяга и разломал забор около его до-
ма. Варяг стоял на сенях с сыном; ему кричали: «Отдай
сына; нам нужно принести его в жертву богам». Он отве-
чал: «Если то в самом деле боги, то пусть пошлют одно-
го бога взять моего сына; а вы из чего так хлопочете?»
В народе раздался яростный крик; толпа бросилась, под-
рубили сени под обоими варягами; и таким образом уби-
ли их, и никто не знает, где их похоронили.
лл
В 988 году пошел Владимир с войском на Корсунь,
город греческий; корсунцы заперлись в городе и крепко
оборонялись. Владимир послал сказать им: «Если не
сдадитесь, то три года простою здесь»; но они не послу-
шались. Тогда Владимир, устроив свое войско, велел
делать насыпи около города; но корсунцы, подкопав го-
родскую стену, уносили насыпанную землю к себе в го-
род. В это время один житель корсунский, именем Нас-
тас, пустил стрелу в стан русский, а на стреле было
написано: «На востоке от тебя колодезь; из него вода
идет по трубе в город; откопай колодезь и перейми во-
ду». Владимир тотчас велел копать, и точно воду пере-
няли у граждан; тогда последние, изнемогши от жажды,
сдались. Владимир вошел в город с дружиною и послал
сказать императорам Василию и Константину: «Вот
я взял ваш славный город; слышу, что у вас есть сест-
ра девица: если вы не отдадите ее за меня, то
и стольному городу вашему будет то же, что и Корсу-
ню». Оба царя, услыхав это, сильна огорчились и отве-
чали: «Неприлично христианам выдавать сестер своих
за неверных; если крестишься, то и сестру нашу полу-
чишь и вместе с нею царство небесное, а с нами будешь
единоверник; если же не хочешь креститься, то не мо-
жем выдать за тебя сестры». Владимир отвечал послам
императорским: «Скажите царям, что я готов крестить-
ся, потому что и прежде испытал ваш закон, и мне нра-
вится ваша вера и богослужение». Цари, услыша это,
обрадовались и послали ко Владимиру сестру свою,
именем Анну, которую насилу уговорили идти; она села
на корабль, простилась с родными и с плачем поплыла
через море. Когда царевна приехала в Корсунь, Влади-
мир крестился, а после крещенья обвенчался на Анне
и пошел с нею в Киев. Пришед туда, он велел повестить
народу: «Кто не придет к реке креститься, богатый ли
или бедный, тот будет мне противен». Услыхав это, лю-
ди шли с радостью, говоря: «Если б эта вера была не
хороша, то князь и бояре не приняли бы ее». На другой
день Владимир вышел с духовенством на Днепр, куда
собралось множество людей: все вошли в воду и стояли
в ней — одни по шею, другие по грудь, малолетные у бе-
рега, возрастные же дальше, и держали на руках мла-
денцев, а священники читали молитвы.
45
ГЛАВА IV
О том, как Владимир воевал с печенегами,
и о смерти Владимира
Владимир велел строить церкви в Киеве и ставить
их по тем местам, где прежде стояли кумиры; так по-
ставил он церковь св. Василия на холме, где прежде
стоял Перун и где приносили жертвы князь и люди;
и по другим городам начал ставить церкви и к ним свя-
щенников, и людей приводить на крещение по всем горо-
дам и селам. Послал также взять у лучших граждан
детей и отдать их в книжное ученье; при этом матери
плакали по своих детях, как по мертвецах, потому что
не были еще утверждены в вере.
В 991 году пошел Владимир на хорватов. Только что
возвратился он с Хорватской войны, и вот печенеги при-
шли с той стороны, от реки Сулы; Владимир пошел про-
тив врагов и встретил их на реке Трубеж. Русские стали
на этой стороне, а печенеги на той, и не смели ни наши
перейти на печенежскую сторону, ни печенеги на нашу.
Тогда приехал князь печенежский к реке, позвал Вла-
димира и сказал ему: «Выпусти ты своего воина,
и я своего — пусть борются, и если твой осилит моего,
то не будем воевать три года, если же наш одолеет, то
будем разорять вашу землю целые три года». После
этого разговора князья разошлись розно; Владимир,
пришедши к себе в стан, послал кликать по шатрам:
«Нет ли такого, кто бы взялся биться с печенегом?» —•
и не сыскался никто. На другое утро приехали печенеги
и привели своего бойца, а у наших никого не было.
Стал тужить князь Владимир и послал опять кликать
по всему войску; тогда пришел к князю старик и ска-
зал ему: «Князь! вышел я сюда на войну с четырьмя
сыновьями, а пятый, меньшой, остался дома; с самого
детства не было человека, кто бы одолел его: однажды
он мял воловью кожу, а я стал его за что-то бранить,
так он, рассердись на меня, прорвал кожу руками».
Князь, слыша это, обрадовался и послал за силачом;
когда он пришел, то князь рассказал ему в чем дело;
тот отвечал: «Не знаю, князь, могу ли биться с печене-
гом; но пусть испытают меня: нет ли здесь большого
и сильного быка?» Нашли быка, большого и сильного,
велели разъярить его горячим железом и пустили на во-
лю; когда бык бежал мимо силача, тот схватил его ру-
46
кою за бок и вырвал кожу с мясом. Владимир, видя
это, сказал ему: «Можешь биться с печенегом». На дру-
гое’утро пришли печенеги и начали опять кричать: «Что
же? нашелся ли боец? а наш уже готов!» Владимир еще
за ночь велел своему бойцу вооружиться, и вот оба по-
казались. С печенежной стороны вышел великан, страш-
ный видом; выступил и Владимиров богатырь: он был
среднего роста, и потому печенег, увидав его, начал
смеяться. Размерили место между обоими полками, пу-
стили борцов: те схватились и начали крепко щемить
друг друга; наш стиснул печенега руками до смерти
и ударил его о землю; тогда с обеих сторон раздался
крик; печенеги побежали; русские ударили вслед за ни-
ми и прогнали их. Владимир был очень рад, сделал
богатыря знатным человеком, и отца его тоже; потом
возвратился в Киев с победою и славою великою.
В 995 году опять пришли печенеги к городу Василе-
ву. Владимир вышел против них с малою дружиною,
и когда вступил в битву, то не мог удержаться, побежал
и едва укрылся от врагов под мостом. Тут обещался
Владимир поставить церковь св. Преображения в Васи-
леве, потому что в тот день было Преображение. Изба-
вившись от беды, Владимир точно поставил церковь
и сделал большой праздник, наварил меду и созвал бо-
яр своих, и посадников, и старшин изо всех городов,
и всяких людей много, а нищим роздал триста гривен.
Праздновав восемь дней, Владимир возвратился в Киев
на Успение Богородицы и тут опять сделал большой
праздник, созвав бесчисленное множество народа. Он
приказывал всякому, нищему и убогому, приходить на
княжий двор и брать все что надобно: питье, кушанье
и деньги из казны. Князь говорил также: «Ведь боль-
ные и слабые не могут дойти до моего двора»— и пото-
му велел сделать телеги, накладывать на них хлеб, мя-
со, рыбу, овощи разные, мед, квас и развозить по горо-
ду, спрашивая: «Где больные и нищие, кто ходить не мо-
жет?» — тем раздавали все это. Каждое воскресенье
завел он на дворе своем пиры, куда приходили бояре,
дворяне, соцкие, десяцкие, лучшие люди, при князе и без
князя; на тех пирах бывало множество мяса: говядины
и дичины, было много всего. Вот, бывало, как подопьют,
то и начнут роптать на князя, говоря: «Что это наше
здесь за житье горькое! дает нам есть деревянными лож-
ками, а не серебряными!» Владимир, услыхав ропот, ве-
лел подавать серебряные ложки и сказал: «С серебром
47
и золотом не найдешь дружины, а с дружиною найду
серебро и золото, как дед мой и отец с дружиною до-
искались золота и серебра». Владимир любил свою дру-
жину и думал с нею обо всяких делах: об устройстве
земском, о войнах, об уставах земских. С окольными
князьями жил он мирно, и с польским князем, и с вен-
герским, и с богемским: были между ними мир
и любовь.
В 997 году Владимир пошел к Новгороду за войском
на печенегов, потому что войны были беспрестанные.
В это время печенеги, узнав, что князя нет, пришли
и стали около Белгорода, не давая никому выхода, от
чего сделался вдруг большой голод. В такой беде граж-
дане собрали вече и сказали: «Пришлось помереть с го-
лода, а от князя нет помощи; сдадимся печенегам: кого
убьют, а кого в живых оставят; нам все равно поми-
рать же голодною смертию». Так и решили. На этом ве-
че не было одного старика, и когда он после спросил:
«Зачем это собирали вече?» — то ему отвечали, что зав-
тра хотят сдаться печенегам. Старик послал за город-
скими старшинами и сказал им: «Что это я слышал,
будто вы хотите сдаться печенегам?» Те отвечали: «Да
что ж будешь делать? люди не хотят терпеть голода».
Тогда старик сказал им: «Послушайте же меня, не сда-
вайтесь еще денька три и сделайте так, как я вам ска-
жу». Когда те обещали слушаться его, старик продол-
жал: «Сберите хоть по горсти овса, или пшеницы, или
отрубей». Старшины исполнили его волю. Тогда он ве-
лел женщинам сделать раствор, на чем кисель варят;
велел также выкопать колодезь, вставить в него кадку
и налить ее раствором; велел выкопать и другой коло-
дезь и в него вставить кадку. Потом велел сыскать где-
нибудь меду; ему принесли его целое лукошко: спрятано
оно было в княжеском погребе; старик приказал сделать
из него сыту 17 пресладкую и вылить в кадку, которая
стояла в другом колодезе. На другой день он велел по-
слать за печенегами; граждане пошли и сказали им:
«Возьмите у нас заложников, а сами подите, человек
с десять, в город и посмотрите, что у нас делается». Пе-
ченеги обрадовались, думая, что хотят им сдаться: взя-
ли заложников, а сами выбрали лучших мужей и посла-
ли в город проведать, что там такое делается. Когда
печенеги пришли в город, то жители сказали им: «За-
чем вы себя губите? хоть десять лет стойте под нашим
городом, ничего не сделаете: у нас сама земля дает
48
корм; если же не верите, посмотрите своими глазами».
Сказав это, привели их к колодезю, где был раствор,
почерпнули из него ведром и налили в котлы; когда сва-
рили кисель, то взяли печенегов, и привели к другому
колодцу, почерпнули сыты, и начали есть, сперва сами,
а потом дали и печенегам. Те удивились и сказали: «Ни
за что не поверят наши князья, если сами не отведают».
Тогда граждане налили горшок раствора и сыты из ко-
лодца и дали печенегам; те пошли к своим и рассказали
им все, что с ними случилось. Князья печенежские сва-
рили себе кисель, поели, подивились, потом собрались
и пошли прочь от города.
В 1014 году сын Владимира, Ярослав, который кня-
жил в Новгороде и давал каждый год в Киев по две
тысячи гривен, а тысячу раздавал в самом Новгороде
дружине, что делали и все прежние посадники новго-
родские, в этот год вдруг не захотел давать дани отцу
своему. Владимир сказал: «Поправляйте дороги и мо-
стите мосты»,— потому что хотел идти на Ярослава
войною, да вдруг разболелся. Между тем послышали,
что печенеги идут на Русь; Владимир выслал против
них сына своего Бориса, а сам сильно разболелся;
в этой болезни и умер.
ГЛАВА V
О том, что случилось по смерти Владимира,
и о княжении Ярослава
По смерти Владимира в Киеве сел старший сын его
Святополк. Он созвал киевлян и начал давать им подар-
ки; киевляне брали, но сердце их не лежало к Свято-
полку, потому что братья их были с Борисом. Борис уже
возвратился с войском назад, не нашед печенегов, как
вдруг пришла к нему весть: «Отец у тебя умер». Борис
горько плакал, потому что он был у Владимира сын лю-
бимый. Отцовская дружина сказала ему: «Вот у тебя от-
цовская дружина и войско; пойди, сядь в Киеве на от-
цовском столе». Борис отвечал: «Не подниму руки на
брата старшего; если и отец у меня умер, то пусть Свя-
тополк будет мне вместо отца». Услыхав такой ответ,
воины разошлись от Бориса, который остался на р-еке
Альте с одними своими отроками 18. Между тем Свято-
полк задумал беззаконное дело и послал сказать Бори-
49
су: «Хочу с тобою любовь иметь и придам тебе еще
к той волости, которую получил ты от отца»; но все это
была лесть: он хотел погубить его. Ночью пришел Свя-
тополк в Вышгород, тайно призвал Путшу, городских
старшин и сказал им: «Преданы ли вы мне всем серд-
цем?» Путша и другие вышегородцы отвечали: «Головы
свои за тебя сложим». Тогда он сказал им: «Не говоря
никому ни слова, ступайте и убейте брата моего Бори-
са»; те обещали немедленно исполнить его волю. Ночью
пришли они к реке Альте, и когда подступили поближе,
то услыхали, что Борис поет заутреню: к нему уже при-
шла весть, что сбираются погубить его. Помолившись,
он лег на постель,— и вот убийцы, как дикие звери, на-
пали на шатер, просунули в него копья и прокололи Бо-
риса; вместе с ним прокололи и слугу его, который пал
на него, желая телом своим защитить господина. Это
был любимец Бориса, звали его Георгием, родом он был
из Венгрии; Борис его очень любил и надел на него
большую золотую цепь, в которой он всегда находился
при князе; тут же было побито и много других отроков
Борисовых. Сам Борис еще дышал, когда убийцы завер-
нули его в шатерное полотно, положили на колесницу
и повезли. Святополк, узнав, что Борис еще дышит, по-
слал двух варягов прикончить его; когда посланные при-
шли и увидали, что князь еще жив, то один из них вы-
нул меч и пронзил его в сердце. Так скончался блажен-
ный Борис; тело его принесли тайно в Вышгород и по-
ложили в церкви св. Василия. Тогда окаянный Свято-
полк начал думать: «Вот я убил Бориса: как бы убить
Глеба?» Для этого ои послал с лестию к Глебу, веля
сказать ему: «Приезжай сюда поскорее, отец тебя зо-
вет, он очень болен». Глеб немедленно сел на коня
и пошел с малою дружиною, потому что был послушлив
отцу. В это же время пришла весть в Новгород к Яро-
славу, от сестры его Предславы, об отцовской смерти,
и Ярослав послал сказать Глебу: «Не ходи: отец у тебя
умер, и брат твой убит Святополком». Услыхав это,
Глеб горько заплакал об отце, но еще больше плакал
он о брате. Когда Глеб молился со слезами, внезапно
пришли убийцы, посланные Святополком; отроки Глебо-
вы обмерли от страха; окаянный Горясер, один из по-
сланных Святополком, велел тотчас же зарезать князя;
повар Глебов, именем Торчин, вынув нож, зарезал свое-
го господина; злодеи возвратились назад и сказали Свя-
тополку: «Мы исполнили твою волю».
50
Этот Святополк окаянный убил и третьего брата,
Святослава, послав догнать его, когда тот бежал в Вен-
грию. После третьего убийства Святополк начал думать:
«Перебью всех своих братьев и стану владеть один Рус-
скою землею». Когда еще Ярослав новгородский не знал
об отцовой смерти, то, сбираясь воевать с Владимиром,
призвал множество варягов; эти варяги делали новго-
родцам большое насилие; новгородцы встали и переби-
ли их. Ярослав рассердился и, зазвав к себе хитростию
лучших новгородцев, перебил их всех. Но в ту же са-
мую ночь получил он весть из Киева от сестры Пред-
славы, которая писала: «Отец твой умер, а Святополк
сидит в Киеве, убил Бориса, а на Глеба послал; бере-
гись его». На другой день, собрав остаток новгородцев,
Ярослав сказал им со слезами: «Отец мой умер, а Свя-
тополк сидит в Киеве да братьев убивает». Новгородцы
отвечали: «Хотя братья наши и перебиты, но все можем
стать за тебя». Тогда Ярослав собрал войско и пошел
на Святополка, призвав бога в свидетели своей правды;
он говорил: «Не я начал избивать братьев, но он;
пусть будет бог мстителем за кровь братьев моих, пото-
му что Святополк без вины пролил кровь праведного
Бориса и Глеба: что ж, он, пожалуй, и со мной то же
сделает?» Святополк, узнав, что Ярослав идет на него,
пристроил множество войска, руси и печенегов, и вышел
к Любечу.
Оба брата стали, один по сю, другой по ту сторону
Днепра, но ни тот, ни другой не смели начать битвы,
и так стояли три месяца друг против друга. Тогда Свя-
тополков воевода, ездя возле берега, начал укорять нов-
городцев; он кричал им: «Что вы пришли с вашим хро-
мым князем? ах, вы, плотники! вот мы заставим вас
строить нам хоромы!» Услыхав такую брань, новгородцы
сказали Ярославу: «Завтра перевеземся на ту сторону;
если же кто не пойдет с нами, того сами убьем». В это
время уже настали морозы; Святополк стоял между дву-
мя озерами и всю ночь пил с дружиною; а Ярослав, ра-
но утром оставив свою дружину, на рассвете перевезся
на другую сторону реки. Когда новгородцы вышли на бе-
рег, то оттолкнули лодки и ударили на врагов. Сеча бы-
ла злая; печенегам нельзя было озером помочь Свято-
полку, и новгородцы притиснули неприятелей к озеру; те
сошли на лед, лед под ними подломился, и Ярослав
начал одолевать. Тогда Святополк побежал в Польшу,
а Ярослав сел в Киеве на столе отцовском и дедовском.
51
В 1018 году пришел Болеслав, король Польский, с
Святополком на Ярослава. Ярослав собрал русь, варя-
гов, славян и пошел навстречу к Болеславу; враги стали
по берегам реки Буга. У Ярослава был воспитатель и
воевода именем Будый; он начал смеяться над Болесла-
вом, говоря: «Вот мы проткнем тебе палкою брюхо твое
толстое!» Болеслав был велик и тяжел, так что насилу
мог сидеть на коне, но был смышлен; услыхав насмешки,
он сказал дружине своей: «Если вы можете терпеть такой
укор, то я один пойду на врагов и погибну». Сказав это,
он сел на коня и въехал в реку, за ним бросилось и вой-
ско его. Ярослав не успел приготовиться, был побежден
и убежал только с четырьмя мужами в Новгород, а Бо-
леслав пошел в Киев со Святополком. Когда Ярослав
прибежал в Новгород и хотел уже оттуда бежать за мо-
ре, то посадник Константин с новгородцами рассек лодки
его, сказав: «Хотим еще биться с Болеславом и Свято-
полком». Они начали сбирать деньги, призвали варягов,
роздали им жалованье, и Ярослав собрал много войска.
Болеслав в это время сидел в Киеве, и дружина его бы-
ла разведена по городам; окаянный Святополк сказал
своим: «Сколько ни есть поляков по городам бейте
их»; и поляков перебили. Тогда Болеслав побежал из
Киева, взяв имение и бояр Ярославовых, и всяких людей
множество повел с собою в плен, занял и города Чер-
венские 1Э. Святополк же начал княжить в Киеве и, услы-
хав, что Ярослав идет на него, убежал к печенегам.
В 1019 году пришел Святополк с печенегами в силе
тяжкой; Ярослав, также собрав множество войска, вы-
шел против него на реку Альту, и покрылось Альтское
поле толпами воинов. Была тогда пятница, только что
показалось солнце, враги сошлись; сеча была злая, ка-
кой еще не бывало на Руси; секлись, схватывая друг
друга за руки, и схватывались трижды; кровь текла
ручьями по удольям; к вечеру одолел Ярослав, и Свято-
полк бежал.
В 1022 году брат Ярослава Мстислав, который кня-
жил в Тмутаракани, пошел на косогов. Косожский
князь Редедя вышел против него с войском, и когда оба,
исполчившись, стали друг против друга, то Редедя
сказал Мстиславу: «Для чего нам губить дружину?
Сойдемся лучше сами бороться, и если ты одолеешь, то
возьмешь все мое имение, и жену, и детей моих, и землю
мою; если же я одолею, то возьму все твое». Мстислав
согласился. Тогда Редедя сказал: «Будем бороться без
52
оружия»,— и начали бороться крепко и уже долго боро-
лись; когда Мстислав стал изнемогать, потому что Реде-
дя был велик и силен, то сказал: «Пречистая богороди-
ца, помоги мне; если одолею врага, то построю церковь
в твое имя». Сказав это, он ударил Редедю об землю,
вынул нож и зарезал его; потом пошел в его землю,
взял все имение, жену, детей и наложил дань на косо-
гов; когда же пришел в Тмутаракань, то заложил цер-
ковь св. Богородицы и построил ее.
В 1024 году, когда Ярослав был в Новгороде, при-
шел Мстислав из Тмутаракани к Киеву, и не приняли
его киевляне; тогда он пошел и сел в Чернигове, а Яро-
слав все был в Новгороде. Услыхав о приходе Мстисла-
ва, он послал за море звать варягов, и вот пришел к не-
му слепой Якун с варягами. Тогда Ярослав пошел с ним
на Мстислава, и оба брата сошлись при Листвене.
Мстислав с вечера исполчил дружину и поставил севе-
рян в середине против варягов, а сам стал с дружиною
своею по бокам. Ночь была претемная, с молниею, гро-
мом и дождем; тогда Мстислав сказал дружине: «Пой-
дем на них!» Враги сошлись; северяне схватились с ва-
рягами; и когда варяги утомились, поражая северян,
тогда наступил на них Мстислав с дружиною и начал
бить варягов. Сильная была сеча! Как осветит молния,
так и заблестит оружие; и гроза была большая, и сеча
была сильная и страшная; Когда Ярослав увидал, что
побежден братом, то побежал вместе с Якуном: Ярослав
пошел в Новгород, а Якун за море. Мстислав же на дру-
гой день, на рассвете, видя трупы своих северян и Яро-
славовых варягов, сказал: «Кто этому не порадуется?
вот лежит северянин, а вот варяг; а дружина моя цела».
После победы Мстислав послал сказать Ярославу: «Сядь
в своем Киеве: ты старший брат, а мне будет эта сторо-
на». На другой год Ярослав заключил мир с братом, и
разделили Русскую землю по Днепр: Ярослав взял пра-
вую сторону, а Мстислав левую, и начали жить мирно,
в братолюбьи, усобицы и мятежи перестали, и была
большая тишина в земле. В 1036 году Мстислав вышел
на охоту, разболелся и умер; положили его в церкви
св. Спаса, в Чернигове, которую сам построил. ?4стислав
был полон, красноват лицом, с большими глазами; был
г:рабр на войне, милостив, очень любил дружину, не ща-
дил для нее ни именья, ни еды, ни питья. Владение его
досталось Ярославу, и стал Ярослав самовластцем в
Русской земле.
53
В 1043 году послал Ярослав сына своего Владимира
на греков и дал ему много войска, а воеводство пору-
чил Вышате. Вот и пошел Владимир в лодках; пришли
в Дунай, а отсюда отправились к Царю-граду. Вдруг
поднялась большая буря и русские корабли разбило,
князя Владимира взял к себе в корабль Иван Творими-
рич, воевода Ярославов; прочие же воины, числом 6000,
выброшены были на берег и хотели идти в Русь, но ник-
то из дружины княжеской не хотел идти с ними. Тогда
Вышата сказал: «Я пойду с ними; останусь жив, хорошо,
а погибну, все лучше, с дружиною». Когда к грекам
пришла весть, что русские корабли разбиты бурею, то
царь, именем Мономах, послал свои корабли вслед за
неприятелем. Владимир, видя с дружиною, что за ними
погоня, обратился назад, разбил греческие корабли
и пришел в Русь; но Вышату с остальным войском гре-
ки взяли в плен и привели к Царь-граду, где много рус-
ских ослепили; только уже через три года, когда заклю-
чен был мир, пустили Вышату в Русь к Ярославу.
В 1054 году умер великий князь русский Ярослав.
Еще при жизни он урядил сыновей своих, сказав им:
«Вот я отхожу из этого света, дети мои; любите друг
друга, потому что вы дети одного отца и матери. Если
будете жить в любви друг с другом, то бог будет среди
вас, покорит вам всех врагов, и будете жить мирно; ес-
ли же станете ненавидеть друг друга, жить в распрях
и ссорах, то погибнете сами и погубите землю отцов
своих и дедов, которую они достали себе трудом вели-
ким. Но живите мирно, слушаясь брат брата. Вместо се-
бя поручаю Киев старшему сыну своему и брату ваше-
му Изяславу; слушайтесь его, как меня слушались: он
будет вам вместо меня; а Святославу даю Чернигов, Все-
володу Переяславль и Вячеславу Смоленск». Так поде-
лил он между ими города, заказав им не вступаться
в братние области и ие выгонять друг друга, а Изясла-
ву сказал: «Если кто вздумает обижать брата своего, то
ты помогай обиженному». Ярослав умер в Вышегороде;
при нем был тогда третий сын его, Всеволод, которого
он любил больше всех и держал всегда при себе. Все-
волод положил тело отца своего в сани и повез в Кксз;
по дороге священники пели обычные песни, а народ про-
вожал с плачем; привезши в Киев, положили его в мра-
морном гробе, в церкви сз. Софии, и плакали по нем
Всеволод и все люди.
54
ГЛАВА VI
О княжении Изяслава Ярославича
Когда Изяслав, по смерти отца, начал княжить в Ки-
еве, то племянник его Ростислав, сын Владимира Яро-
славича, побежал в Тмутаракань и выгнал оттуда Гле-
ба, сына Святослава Черниговского. Святослав пошел
к Тмутаракани на Ростислава, и тот вышел вон из горо-
да, не потому, что испугался его, но потому, что не хо-
тел поднять оружия против родного дяди. Святослав,
пришед в Тмутаракань, посадил там опять сына своего
Глеба и пошел назад домой в Чернигов; но как скоро он
удалился, то Ростислав пришел опять, выгнал Глеба
и сел в Тмутаракани. Утвердившись здесь, он стал брать
дань у косогов и в других странах. Греки испугались
и подослали корсунского правителя извести князя ко-
варством. Правитель пришел к Ростиславу; тот совер-
шенно вверился ему и начал оказывать большую честь.
Однажды, когда Ростислав пировал с дружиною, грек
сказал ему: «Князь! хочу пить за твое здоровье»; Рости-
слав отвечал: «Пей». Грек выпил половину чаши, а дру-
гую половину подал выпить князю; ио прежде незамет-
но обмакнул в чашу палец, а под ногтем у него был яд,
который должен был подействовать в седьмой день. Ког-
да князь выпил свою долю, то отравитель скрылся
и, приехав в Корсунь, объявил, что в тот день умрет
Ростислав, как и случилось. Ростислав был муж доб-
лестный, воинственный, телом строен, красив лицом
и милостив к убогим.
В 1066 году начал войну Всеслав, князь полоцкий,
и занял Новгород; трое Ярославичей: Изяслав, Свято-
слав и Всеволод, собравши войско, пошли на Всеслава,
когда на дворе стояли страшные морозы. Ярославичи
пришли к Минску; жители его затворились в городе; но
князья взяли Минск, перебили мужчин, жен и детей по-
вели в полон и пошли к реке Немизе. Всеслав вышел
к ним навстречу. Враги сошлись на Немизе; глубокие
снега лежали на полях; несмотря на то, однако, войска
пошли друг против друга, и была злая сеча; много лю-
дей пало с обеих сторон, но Ярославичи одолели, и Все-
слав бежал. Потом Изяслав, Святослав и Всеволод по-
целовали Всеславу крест и сказали ему: «Приди к нам,
мы не сделаем тебе никакого зла». Всеслав понадеялся
на крестное целование и переехал в лодке через Днепр.
55
Но Изяслав нарушил клятву: схватив Всеслава в своем
шатре, привез в Киев и посадил в темницу, вместе
с двумя сыновьями. В следующий год пришли инопле-
менники на Русскую землю, половцы 20, большими тол-
пами. Изяслав, Святослав и Всеволод вышли к ним на-
встречу на реку Альту, ночью произошла битва; полов-
цы победили, и русские князья обратились в бегство:
Изяслав с Всеволодом побежали в Киев, а Святослав
в Чернигов. Когда киевляне прибежали в свой город, то
созвали вече на торговой площади и послали сказать
князю: «Вот половцы рассеялись по земле; дай нам,
князь, оружие и коней; хотим биться с ними». Князь не
послушал их. Тогда люди начали кричать на воеводу
Коснячка; пошли с веча на гору, пришли на двор к Кос-
нячку и, не нашедши его дома, остановились у двора
Брячиславова и сказали: «Пойдем, высадим дружину
свою из тюрьмы». Толпа разделилась надвое: одни по-
шли к тюрьме, а другие по мосту, на княжеский двор.
Изяслав сидел тогда на сенях с дружиною и начал спо-
рить с народом: народ стоял внизу, а князь смотрел из
окошка с дружиною. Тогда один из бояр сказал Изясла-
ву: «Видишь, князь, народ так и взвыл, пошли постеречь
Всеслава, а то долго ль до беды». Не успел он еще до-
говорить, как другая половина народа пришла от тюрь-
мы, отворивши ее; тогда дружина начала говорить кня-
зю: «Беда теперь! пошли кого-нибудь к Всеславу, чтоб
хитростью приманил его к окну и пронзил мечом».
Князь не послушался. Тогда в толпе народа раздался
крик, и все двийулись к темнице Всеслава. Изяслав,
увидав это, побежал вместе с братом Всеволодом, а на-
род выпустил Всеслава из темницы и поставил его сре-
ди княжеского двора; имение Изяслава было разграбле-
но, он убежал в Польшу. Между тем половцы воевали
по Русской земле; когда они стали опустошать окрест-
ности Чернигова, то Святослав собрал несколько дружи-
ны и вышел против них. Увидав множество половцев,
выстроившихся на битву, Святослав сказал дружине:
«Станем крепко, ведь нам теперь некуда деться»,—
и русские поскакали на врагов; Святослав одолел с сво-
ими тремя тысячами, тогда как половцев было двенад-
цать тысяч; одни из них были побиты, другие потонули
в реке, а князя их поймали руками живого. Таким об-
разом Святослав возвратился с победою в свой город.
В 1068 году пошел Изяслав с Болеславом, королем
Польским, на Всеслава; тот вышел против них; но ког-
56
да прибыл в Белгород, то ночью тайком от киевлян бе-
жал в Полоцк. Киевляне, увидав на другой день, что
князь убежал, возвратились в Киев, собрали вече и по-
слали сказать Святославу и Всеволоду: «Мы сделали
дурно, что прогнали своего князя; но вот он ведет теперь
на нас поляков; ступайте в город отца вашего; если же
не хотите, то нам нечего больше делать: зажжем свой
город, да и уйдем в греческую землю». Святослав отве-
чал им: «Мы пошлем к брату; если он пойдет с поляка-
ми губить вас, то мы выступим против него ратыо, не
дадим изгубить отцовского города; если же он захочет
мира, то придет с малою дружиною». Этими словами
князья утешили киевлян. В самом деле, Святослав
и Всеволод послали сказать Изяславу: «Всеслав убе-
жал; не води поляков в Киев: там тебе не будут проти-
виться; если же ты все еще сердишься и хочешь изгу-
бить город, то знай, что мы пожалеем отцовского сто-
ла». Услыхав это, Изяслав оставил поляков и пошел
с Болеславом, взявши только маленький отряд войска;
но наперед послал в Киев сына своего Мстислава. Мсти-
слав, пришедши в город, умертвил тех, которые освобо-
дили Всеслава, числом 70 человек, других ослепил,
иных погубил и без вины, не исследовав дела. Когда
сам Изяслав приблизился к городу, то киевляне вышли
к нему навстречу с поклоном и с честию приняли своего
князя.
В 1073 году встала распря между братьями Яросла-
вичами: Святослав соединился со Всеволодом на Изя-
слава; последний принужден был выйти из Киева,
и младшие братья вошли туда, нарушив завещание от-
цовское. Святослав был всему виною: желая иметь
больше власти, он стал говорить Всеволоду: «Изяслав
сносится со Всеславом, мысля на нас зло; если не пре-
дупредим его, то прогонит он нас». Такими речами воз-
будил Святослав Всеволода на Изяслава. Последний
отправился, как и прежде, в Польшу, взявши с собою
большие сокровища. Он говорил: «С деньгами я найду
себе войско»; но ошибся: поляки обобрали у него име-
ния и показали путь от себя.
В 1076 году умер Святослав Ярославич и его место
занял Всеволод; но в следующем же году явился Изя-
слав с поляками; Всеволод пошел к нему навстречу на
Волынь: здесь братья заключили мир, и Изяслав сел
опять в Киеве. Скоро, однако, племянники его, которым
он не дал областей — Олег Святославич и Борис Вяче-
57
славич,— привели половцев на Русскую землю и пошли
на Всеволода; тот вышел против них и был побежден.
Олег и Борис пришли в Чернигов, думая, 4Tg одолели
дядю, и начали делать много зла Русской земле, проли-
вая кровь христианскую. Разбитый Всеволод пришел
к брату Изяславу, в Киев; когда братья поздоровались
и сели, то Всеволод рассказал все, что с ним случилось.
Изяслав отвечал ему на это: «Не тужи, брат! ты зна-
ешь, сколько и со мною самим случилось бед: прежде
всего не выгнали ли меня и не разграбили ли мое
именье? и потом в чем я провинился, а между тем был-
таки изгнан вами! не скитался ли я по чужим землям,
лишенный всего имущества? а видит бог, что зла я не
сделал никакого; и теперь, брат, не будем тужить; если
остались в Русской земле, то оба останемся; если же ли-
шать нас ее, то обоих вместе: я сложу за тебя свою го-
лову». Сказавши это, он утешил Всеволода и велел сби-
рать войско, от мала до велика, после чего выступили
в поход — Изяслав с сыном своим Ярополком и Всево-
лод с сыном Владимиром. Когда племянники услыхали,
что дяди идут на них, то Олег сказал Борису: «Нам
нельзя идти к ним навстречу, нельзя стать против четы-
рех князей, пошлем лучше к дядям просить мира». Бо-
рис отвечал: «Ты только смотри, а я один пойду на них
всех». Как сказал, так и сделал: у села Нежатина Нива
сошлись дядья с племянниками, и была сеча злая: спер-
ва убили Бориса, сына Вячеславова, который так много
прежде хвалился,, потом убит был и великий князь
Изяслав; несмотря на то, однако, брат его Всеволод
остался победителем, и Олег едва успел убежать в Тму-
таракань.
Когда тело Изяслава привезено было в лодке, то вы-
шел к нему навстречу весь Киев; священники и монахи
с песнями понесли его в город, но песен было не слы-
хать от плача и от воплей, потому что плакал по нем
весь Киев; сын его Ярополк шел позади его тела, пла-
кал с дружиною и приговаривал: «Батюшка, батюшка!
много ли пожил ты без печали на свете? много напа-
стей принял ты от людей своих и от братьев своих; но
вот теперь погиб ты не от брата, а за брата положил
голову свою». Изяслав был взрачен и высок ростом;
нравом незлобив, коварство ненавидел, любил правду,
лести в нем не было, ум имел простой и не платил злом
за зло. Как с ним поступили киевляне! самого выгнали,
дом разграбили, однако он не отплатил им злом за зло.
58
Если кто скажет: а как же он перебил тех, которые ос-
вободили Всеслава из темницы? — Но ведь то не сам он
сделал, а сын его. Потом прогнали его родные братья,
и он скитался по чужой земле; когда же снова сел на
столе своем и побежденный Всеволод пришел к нему, то
Изяслав не сказал брату: «А я сколько от вас натерпел-
ся?» — не отплатил злом за зло, но утешил, говоря:
«Как ты, брат, показал ко мне любовь, ввел меня на
стол мой и назвал старшим, так и я теперь не помяну
первого зла; мы братья родные, и я положу голову свою
за тебя», что и случилось на самом деле; не сказал он
ему: «Сколько зла наделали вы мне, и вот теперь с то-
бою то же случилось»; не сказал: «Ступай от меня, ищи
помощи, где хочешь»; но взял на себя печаль братнюю
и великую показал любовь, поступив по «Апостолу»21,
который велит утешать печальных.
ГЛАВА VII
О княжении Всеволода Ярославина
и Святополка Изяславича
По смерти Изяслава Всеволод сел в Киеве, на столе
отца своего и брата своего, взяв один все владения рус-
ские. В 1093 году он умер. Этот князь из детства был
боголюбив, любил правду, раздавал большую милосты-
ню нищим, чтил духовенство, особенно же любил мона-
хов, был очень воздержен, за что отец любил его боль-
ше всех других сыновей и обыкновенно говаривал ему:
«Радуюсь, слыша о твоей кротости и видя, как ты по-
коишь мою старость; если, бог даст, сядешь на моем сто-
ле, после братьев своих, как следует по порядку, а не
насилием, и когда бог пошлет тебе кончину, то ляжешь
там же, где и я, у моего гроба, потому что люблю тебя
больше всех других твоих братьев». Когда Всеволод на-
чал княжить в Киеве, то забот стало у него больше,
чем когда он княжил в Переяславле, потому что пле-
мянники беспрестанно докучали ему, все просили обла-
стей, тот ту, другой другую; великий князь только
и знал, что мирил их да раздавал волости; а тут нача-
лись болезни разные, к ним приспела и старость; Всево-
лод начал любить молодую дружину и с нею обо всем
советоваться, а молодые стали отводить его от старой
59
дружины и наговаривать ему на нее; в судах пошли при-
теснения; наместники стали грабить людей, брать с них
взятки, а великий князь ничего об этом не знал в своих
болезнях.
По смерти Всеволода сын его Владимир Мономах
стал думать: «Если сяду на престоле отца своего, то бу-
дет у меня непременно война с Святополком потому, что
Киев прежде принадлежал отцу его». Размыслив таким
образом, он послал за Святополком в Туров; а сам по-
шел в Чернигов. После Светлого Воскресенья пришел
Святополк в Киев; киевляне вышли к нему навстречу
с поклоном и приняли его с радостию. В это время по-
шли половцы на Русскую землю и, услыхав, что Всево-
лод умер, отправили послов к Святополку просить мира.
Святополк не посоветовался с старшею дружиною от-
цовскою и дядиною, а только с дружиною, которая при-
шла с ним из Турова, и, по совету последней, схватив
половецких послов, посадил их под стражу: это раздра-
жило половцев, и они рассеялись всюду для войны
и грабежа. Тогда Святополк испугался и выпустил по-
слов, желая мира, но уже теперь половцы не хотели
мириться и продолжали опустошать Русь. Святополк на-
чал собирать войско, думая идти на врагов; тогда ум-
ные бояре сказали ему: «Куда тебе против них! посмо-
три, как у тебя мало войска»; Святополк отвечал:
«У меня 800 отроков, довольно будет: могут стать про-
тив половцев»; и несмысленные советники также под-
стрекали его: «Ступай, князь, нечего бояться». Но бла-
горазумные бояре твердили свое. «Если бы ты собрал
8000,— говорили они,— и то было бы мало: наша земля
оскудела от войны и от налогов; пошли лучше к брату
своему Владимиру за помощью». На этот раз Святополк
послушался их, послал к Владимиру за помощью, и тот
немедленно собрал войско. Когда он пришел в Киев
и соединился с Святополком, то между князьями нача-
лись распри; тогда умные бояре стали говорить им: «Что
вы тут ссоритесь, а враги между тем губят Русскую
землю; после уладитесь, а теперь ступайте против по-
ловцев, либо с миром, либо с войною». Владимир хотел
мира, а Святополк войны; когда русские полки пришли
к реке Стугне, то и тут Владимир говорил, что надобно
мириться; с ним согласны были все умные и опытные
мужи, но киевляне не захотели мира и перешли Стугну
в самое половодье. Вот и половцы показались с стрель-
цами напереди, они напали прежде всего на Святополка
60
и стеснили отряд его; сам Святополк стоял крепко, но
люди его побежали и увлекли князя. Потом враги насту-
пили и на Владимира; брань была лютая; побежал
и Владимир с братом Ростиславом. Когда оба брата
стали переправляться через реку Стугну, то Ростислав
начал утопать перед глазами Владимира, тот ринулся
подхватить брата и едва сам не утонул, а Ростислава
не спас. С малою дружиною переправился Владимир че-
рез реку, потому что много простых людей и бояр поте-
рял он в битве; переправившись на ту сторону Днепра,
горько плакал он по брате своем и по дружине своей
и печален возвратился в Чернигов; а половцы, видя, что
одолели, пустились воевать по всей земле. Много хри-
стиан пострадали в то время; печальные, истерзанные,
в страшный холод, в оковах, томимые голодом и жаж-
дою, с бледными лицами, шли русские пленники неиз-
вестною страною, наги и босы, ноги их были исколоты
тернием; со слезами и вздохами несчастные спрашивали
друг друга о родной стране; один говорил: я из такого-
то города, а другой: я из такой-то веси 22.
В 1094 году Святополк заключил мир с половцами
и взял за себя дочь их князя Тугоркана. В тот же год
пришел к Чернигову Олег Святославич с половцами из
Тмутаракани; Владимир затворился в городе; неприяте-
ли выжгли окрестности и монастыри; и наконец Влади-
мир заключил мир с Олегом и пошел в отцовский город
Переяславль, а Олег стал княжить в Чернигове.
В 1096 году Святополк и Владимир послали сказать
Олегу: «Приезжай в Киев; там мы урядимся о Русской
земле перед епископами, игуменами, перед боярами
отцов наших и перед людьми городскими: пора нам при-
няться всем сообща оборонять Русскую землю от пога-
ных». Но Олег загордился и отвечал: «Неприлично мне
стать на суд пред епископами и чернию»,— и не захотел
идти к братьям своим, послушавшись злых советников.
Тогда Святополк и Владимир послали сказать ему:
«Вот ты не идешь на врагов и не едешь к нам на совет:
ты мыслишь на нас зло и хочешь помогать половцам:
бог рассудит между нами». Оба князя пошли к Черни-
гову, откуда Олег бежал в Стародуб: осажденный
и здесь двоюродными братьями и доведенный до изне-
можения, Святославич запросил мира, Святополк и Вла-
димир отвечали ему: «Ступай к брату своему Давиду,
и приходите оба в Киев, стольный город отцов наших
61
и дедов наших; это старейший город во всей земле;
здесь должно нам сойтись и урядиться обо всем».
В 1097 году съехались в Любеч Святополк, Влади-
мир, Давид Игоревич, Василько Ростиславич, Давид
Святославич и брат его Олег; князья говорили друг дру-
гу: «Зачем губим Русскую землю, сами поднимая враж-
ду друг на друга? а половцы несут нашу землю розно
и рады, что между нами идут войны; отныне будем со-
обща, одним сердцем, охранять Русскую землю, и пусть
каждый из нас держит свою отчину». Князья целовали
крест на том, что если кто-нибудь из них вооружится на
другого, то все должны восстать на зачинщика. Из Лю-
беча Святополк с Давидом возвратились в Киев; тогда
некоторые мужи из дружины Давида стали говорить
своему князю: «Владимир соединился с Васильком на
тебя и на Святополка». Давид поверил лживым словам,
пошел к Святополку и начал наговаривать ему на Ва-
силька. «Вспомни,— говорил он великому князю,— кто
убил брата твоего Ярополка, разве не Ростиславичи, Ва-
силько с братьями? а теперь Василько мыслит на тебя и
на меня, соединившись с Владимиром; промышляй о
своей голове!» Святополк сильно смутился от этих ре-
чей. «Как узнать.— думал он,— правда это или ложь?»
Вспомнил он о брате Ярополке, и жаль стало ему бра-
та: потом стал думать и о себе: «Ну как в самом деле
это правда, что говорит Давид?» Кончилось тем, что он
поверил наговору. Тогда Давид начал опять говорить
ему: «Если не схватим Василька, то ни тебе не княжить
в Киеве, ни мне во Владимире». Святополк согласился,
что надобно схватить Василька.
В это самое время приехал Василько в Киев; помо-
лившись и поужинавши в Выдубицком монастыре, он
хотел было уже на другой день отправиться в свою об-
ласть, как Святополк прислал сказать ему: «Не ходи от
моих именин». Василько отказался, говоря: «Нельзя мне
медлить, неравно дома начнется война». И Давид от се-
бя прислал упрашивать его остаться: «Не ходи, брат, не
ослушайся брата старшего»,— но Василько и тут не по-
слушался. Тогда Давид сказал Святополку: «Видишь,
теперь он в твоем городе и знать тебя не хочет; что же
будет, как уедет в свою область? увидишь, как займет
все твои города; тогда помянешь меня — призови киев-
лян, вели схватить его и отдай мие». Святополк послу-
шался и послал сказать Васильку: «Если не хочешь
остаться до именин моих, то зайди хоть нынче повидать-
62
ся со мною, и посидим все вместе с Давидом». Василь-
ко обещался прийти, не подозревая дурного умысла;
он уже сел на коня и поехал, как вдруг на дороге
встретился ему один из молодых его дружинников и ска-
зал: «Не езди, князь, хотят тебя схватить». Василько не
послушался его, подумав: «Как им меня схватить! раз-
ве они не целовали креста, что если кто вооружится на
брата, то все будут на зачинщика». Помыслив таким об-
разом, Василько перекрестился и сказал: «Воля господ-
ня да будет!» Когда он приехал с малою дружиною на
княжеский двор, то Святополк вышел к нему навстречу,
и вместе вошли в комнату, куда пришел скоро и Давид.
Святополк начал опять уговаривать Василька остаться
на праздник; тот отвечал по-прежнему: «Не могу остать-
ся: я уже велел обозу моему идти вперед». Между тем
Давид сидел, как немой. Святополк снова обратился
к Васильку и просил его по крайней мере позавтракать
у него. Василько согласился. Тогда Святополк сказал;
«Посидите вы здесь вдвоем, а я пойду распоряжусь за-
втраком»— и вышел вон, а Давид с Васильком сели.
Василько начал было разговор, но у Давида точно не
было ни ушей, ни языка: так он перепугался своего за-
мысла. Посидевши немного, Давид спросил: «Где брат?»
Ему отвечали: «Там стоит в сенях». Тогда он сказал
Васильку: «Я пойду за ним, а ты, братец, посиди» —
и вышел. Как скоро Давид вышел, Василька заперли,
заковали в двойные оковы и приставили стражу на
ночь.
На другое утро Святополк созвал бояр и киевлян
и объявил им, что сказал ему Давид, будто Василько
убил его брата и сговаривался на него с Владимиром,
хотел убить его и овладеть его городами. Бояре и граж-
дане отвечали: «Тебе, князь, должно беречь свою голо-
ву; если Давид сказал правду, то пусть Василько при-
мет казнь; если же Давид оклеветал его, то пусть кле-
ветник примет месть от бога; и отвечает пред ним». Но
игумены, узнав, что случилось на княжеском дворе, ста-
ли просить Святополка за Василька; великий князь от-
вечал им: «Это все Давид наделал». А Давид, узнав
о расположении духовенства и граждан, начал поду-
щать Святополка на ослепление. «Если ты этого не сде-
лаешь,— говорил он,— а отпустишь Василька, то ни те-
бе не княжить, ни мне». Святополк хотел отпустить
пленника, но Давид никак не хотел этого, потому что
сильно боялся Василька. В ту же ночь последнего по-
везли в Белгород и там ослепили.
Владимир Мономах, услыхав, что Василько схвачен
и ослеплен, ужаснулся горько; заплакал и сказал: «Ни-
когда еще такого зла не бывало в Русской земле, ни
при дедах, ни при отцах наших». Он тотчас велел пове-
стить Давиду и Олегу Святославичам: «Ступайте к Го-
родцу, чтоб поскорее поправить зло, которое случилось
в Русской земле: нож ввергнут среди братий; если мы
не исправим этого зла, то еще больше встанет среди
нас: начнет брат убивать брата, и погибнет Русская зем-
ля; враги наши, половцы, придут и возьмут родную
страну нашу». Давид и Олег также сильно опечалились
и горько плакали о несчастии Василька. «Не было еще
такого злодейства в роде нашем»,— говорили они, со-
брали войско и пришли ко Владимиру. Трое князей, Вла-
димир, Давид и Олег, послали сказать Святополку:
«Для чего сделал ты такое зло в Русской земле н вверг-
нул нож среди нас? за что ослепил брата своего? если б
он был виноват в чем-нибудь, то ты б обличил его перед
нами и, доказав вину, поступил бы с ним как следовало,
а теперь объяви нам его преступление, за которое он по-
терпел такую ужасную казнь?» Святополк отвечал:
«Мне сказал Давид Игоревич, что Василько убил брата
моего Ярополка, да и меня хотел убить и занять волость
мою, и что будто они уговорились с Владимиром: Влади-
миру сесть в Киеве, а Васильку на Волыни; мне ведь
надобно беречь свою голову, да и не я же ослепил Ва-
силька, а Давид — он повел его к себе». Послы союзных
князей сказали,на это Святополку: «Ты этим не оправ-
дывайся, что Давид ослепил его: не в Давидове городе
был он схвачен и ослеплен, а в твоем». На другое утро
союзники намеревались уже переправиться за Днепр
на Святополка, и тот хотел уже бежать из Киева, но ки-
евляне не Ъустили его и послали жену покойного вели-
кого князя Всеволода да митрополита Николая ко Вла-
димиру с такими речами: «Князь, молим тебя и братьев
твоих, не погубите Русской земли; если начнете рать
между собою, то половцы станут радоваться и возьмут
землю нашу, которую отцы ваши и деды стяжали тру-
дом великим и храбростию, поборая по Русской земле;
они приискивали чужие земли, а вы хотите погубить
и русскую». Услыхав это, Владимир расплакался и ска-
зал: «В самом деле отцы наши и деды сберегли Русскую
землю, а мы хотим погубить ее»,— союзные князья пре-
клонились на просьбу княгини и митрополита и заклю-
чили мир с Святополком на том условии, чтобы послед-
64
ний шел с войском на Давида, и либо взял его в плен,
либо выгнал из Русской земли.
Между тем Василько содержался в плену во Влади-
мире Волынском; Давид, услыхав, что князья подня-
лись на него за Василька, послал уговаривать слепца,
чтоб тот примирил его с рассерженными родственника-
ми, обещая дать ему за это любой город. Василько по-
просил посланного остаться у себя и, выслав вон слугу,
.начал говорить ему: «Слышу, что Давид хочет выдать
меня полякам; видно, мало еще он напился моей кро-
ви, когда хочет выдать меня им, потому что я много на-
делал зла полякам и еще больше хотел сделать, мстя за
Русскую землю. Если ои выдаст меня ляхам, то не
боюсь смерти; но вот что скажу тебе: поистине наказал
меня бог за мою гордость; как пришла весть, что идут
ко мне берендеи23, печенеги и торки24, то я и начал ду-
мать: вот как будут у меня берендеи, печенеги и торки,
то CKajKy братьям своим Володарю и Давиду: дайте мне
дружину свою младшую, а сами пейте себе и веселитесь
спокойно; я думал: наступлю зимою на землю польскую,
а на лето повоюю ее всю и отомщу за Русскую землю;
потом хотел я покорить болгар дунайских и поселить их
у себя; затем хотел проситься у Святополка и Владими-
ра идти на половцев, чтоб сыскать себе славу либо сло-
жить голову за Русскую землю. Но клянусь богом и его
пришествием, что у меня не было никакого умысла на
Святополка и Давида, а низложил меня бог и смирил
за мою гордость».
После долгой войны за Василька в 1100 году князья
Святополк, Владимир, Давид и Олег снова съехались
вместе; пришел к ним и Давид Игоревич и сказал: «За-
чем меня призвали? вот я пришел; у кого на меня жа-
лоба?» Владимир отвечал ему: «Ты сам присылал нам
сказать: хочу, братья, прийти к вам и пожаловаться на
свои обиды, вот теперь ты пришёл и сидишь с братья-
ми своими на одном ковре: что ж не жалуешься, кто из
нас тебя обидел?» Давид не отвечал ни слова. Тогда все
братья встали, сели на коней, разъехались, и каждый
стал советоваться о Давиде с своею дружиною; а Давид
Игоревич сидел особо вдали, и никто не допускал его
к себе. Посоветовавшись, князья послали мужей своих
сказать Давиду: «Вот что говорят тебе братья: не хотим
дать тебе стола Владимирского на Волыни; потому что
ты ввергнул среди нас нож, чего прежде не бывало
в Русской земле; мы не хотим тебя схватить, не хотим
3. С. М. Соловьев 65
сделать тебе никакого зла; но вот Святополк дает тебе
четыре города, а Владимир от себя 200 гривен, да Да-
вид и Олег Святославичи также 200 гривен». Тем и по-
кончили дело.
В 1111 году вложил бог Владимиру в сердце пойти
на половцев. Он объявил о своем намерении Святопол-
ку, а тот сказал дружине; дружина отвечала: «Не время
весною идти в поход: отнимешь только земледельцев от
работ». Тогда Святополк послал сказать Владимиру:
«Надобно нам съехаться вместе и подумать с дружи-
ною». Владимир приехал, и сели в одном шатре: Свято-
полк с своею дружиною, а Владимир с своею, и все
молчали; наконец Владимир сказал: «Брат! ты старший,
начни говорить, как бы нам промыслить о Русской зем-
ле». Святополк отвечал: «Лучше ты начни говорить, бра-
тец». Владимир сказал: «Что мне говорить: против ме-
ня будет и твоя и моя дружина; они скажут, что я хо-
чу погубить земледельцев, оторвать их от работ; но
удивляюсь я тому, что земледельцев жалеете и их
лошадей, а того не подумаете, что на весну начнет зем-
леделец пахать с лошадью, и приедет половчин, ударит
мужика стрелою, лошадь его, и жену, и детей возьмет
и гумно запалит, об этом вы не думаете!» Вся дружина
отвечала: «И в самом деле так!» Святополк сказал:
«Я готов с тобою, братец!» Во вторую неделю поста дви-
нулись князья в поход и на шестой неделе, во вторник
пришли к Дону; здесь они исполнились и пошли к горо-
ду Шаруканю; жители вышли из города, поклонились
русским князьям, вынесли им рыбу и вино. На другой
день в середу пошли к городу Сугрову и зажгли его;
в четверг пошли с Дона, а в пятницу 24 марта собра-
лись половцы, изрядили полки свои и пошли на бой.
Князья наши, положив надежду на бога, сказали: «Ум-
рем здесь, но станем крепко!» — и простились друг
с другом. Бой был крепкий, и бог помог русским
князьям: иноплеменники были побеждены. В понедель-
ник на страстной неделе опять собралось множество по-
ловцев, и выступили они, как боровы великие, и тьмами
тем25 оступили русские полки. Но и тут господь бог
послал ангела на помощь русским князьям, и попадали
половцы перед полком Владимировым. Князья взяли
большую добычу и возвратились домой с великою сла-
вою; молва о походе их прошла и в дальние стороны:
к грекам, венграм, полякам и чехам и даже достигла
Рима.
66
ГЛАВА Vin
О княжении Владимира Мономаха и сыновей его,
Мстислава и Ярополка
В 1113 году умер великий князь Святополк; княгиня
его раздала по монастырям, священникам и нищим боль-
шое богатство, на диво всем: еще никто не раздавал та-
кой милостыни. На другой день киевляне собрались на
вече и послали сказать Владимиру: «Ступай, князь, на
стол отцовский и дедовский». Услыхав о смерти Свято-
полка, Владимир горько заплакал и не пошел в Киев,
жалея о смерти брата. Тогда киевляне разграбили двор
тысяцкого Путяты; потом пошли на жидов, и их погра-
били, и послали опять ко Владимиру сказать ему: «Сту-
пай, князь, в Киев; если же не пойдешь, то знай, что
много зла будет: разграбят не один Путятин двор, соц-
ких и жидов, достанется и вдове покойного князя, боя-
рам и монастырям, и ты, князь, дашь ответ, если мона-
стыри пограбят». Услыхав это, Владимир пошел в Киев;
митрополит Никифор, епископы и все киевляне встрети-
ли его с великою честию; Мономах сел на стол отца сво-
его и дедов своих; и все люди были рады, и мятеж утих.
В 1126 году преставился благоверный, христолюбивый
и великий князь всея Руси Владимир Мономах, братолю-
бец и нищелюбец и добрый страдалец за Русскую зем-
лю; он просветил ее, подобно солнцу, испускающему лу-
чи свои; слава его пронеслась по всем странам, особен-
но был он страшен половцам. Тело его положили у св.
Софии, подле отца, Всеволода; святители плакали по
святом и добром князе, плакал весь народ, все люди,
как дети по отце или по матери.
По смерти Мономаха Мстислав, старший сын его,
сел на столе киевском. В его княжение Всеволод Ольгович
Черниговский захватил врасплох дядю своего Ярослава
в Чернигове, а дружину его ограбил и перебил; но когда
услыхал, что великий князь Мстислав с братом Яропол-
ком сбираются идти на него войною, то испугался, по-
слал к половцам за помощию, а Ярослава отпустил в
Муром. Половцы пришли, стали за рекою Вырем и от-
правили послов к Всеволоду; но посадники Ярополковы
перехватили послов. Тогда половцы, не получая никаких
вестей от Ольговичей, бежали к себе домой. Мстислав
начал сильно наступать на Всеволода, попрекая ему:
«Ты привел половцев, да что взял?» Всеволод, видя бе-
67
ду, стал упрашивать великого князя, чтобы помирился
с ним; в то же время подучивал и бояр Мстиславовых,
давал им большие дары и своими происками дотянул
время до зимы. Тогда пришел и Ярослав из Мурома в
Киев; он кланялся Мстиславу и упрашивал его. «Ведь
ты дал мне слово,— говорил он ему,— пойти на Всеволо-
да: поди же теперь». Но Всеволод также не переставал
упрашивать Мстислава о мире. В это время был игуме-
ном в монастыре у святого Андрея Григорий, которого
прежде любил Владимир Мономах, да и Мстислав и все
люди очень уважали его. Этот Григорий никак не давал
великому князю встать ратью на Всеволода за Яросла-
ва; он говорил ему: «Меньше тебе будет греха нарушить
крестное целование и не встать ратью, чем пролить хри-
стианскую кровь». Созвали и собор из всех священников
(митрополита в то время не было), и все сказали Мсти-
славу: «На нас будет твой грех, если преступишь клятву:
не начинай войны!» Мстислав послушал, сделал по их,
но после плакал об этом всю жизнь. Ярославу нечего
было делать: он пошел назад в Муром, где скоро и умер.
В 1132 году умер и великий князь Мстислав, оставив
княжение брату своему Ярополку, которому поручил и
детей своих. В княжение Ярополка началась страшная
война между потомками Владимира Мономаха и князь-
ями черниговскими, потомками Святослава Ярославича.
Черниговские начали просить у Ярополка: «Что наш отец
держал при вашем отце, того же и мы хотим; если вы не
отдадите нам эти-х городов, то не жалуйтесь после, а на
себя пеняйте; сами будете виноваты, на вас будет
кровь». Все дело пошло из того, что Юрий Владимиро-
вич Долгорукий, князь Ростовский, выгнал племянника
своего, Всеволода Мстиславича, из Переяславля; потом
брат Юрия, Вячеслав Владимирович, выгнал из того же
Переяславля другого Мстиславича, Изяслава, и наконец
выгнал его и из Турова. Озлобленные племянники во-
оружились против дядей и пристали к Ольговичам чер-
ниговским. Ольговичи обрадовались и встали против Мо-
номаховичей. «Вы первые начали нас губить»,— говори-
ли они им. В 1135 году пришел Всеволод Ольгович со
всею братьею к Переяславлю, и стояли под городом три
дня, все бились у ворот; но услыхав, что Ярополк идет
на них, отошли к верховью реки Супоя и там пристрои-
лись к битве, дожидаясь полков великокняжеских. Яро-
полк скоро явился с дружиною своею и братьями; уви-
дав черниговское войско, он не захотел дожидаться ос-
68
тальных полков своих, даже не позаботился хорошень-
ко устроить войско и устремился на битву, думая: «Не
устоять Ольговичам против нашей силы!» Полки со-
шлись, бились крепко, и Ольговичи победили: много ки-
евских бояр попалось к ним в руки. Тогда Ярополк дол-
жен был уступить и отдать черниговским князьям все,
чего хотели.
ГЛАВА IX
О княжении Всеволода Олеговича
В 1139 году умер великий князь Ярополк. Место его
в Киеве занял родной брат его, Вячеслав; но не прошло
месяца, как Всеволод Ольгович Черниговский явился с
братьями под Киевом и начал зажигать дворы в пред-
местье. Вячеслав не вышел против него, боясь кровопро-
лития, но уступил и выслал к черниговскому князю мит-
рополита, велев так сказать ему: «Отступи на время
к Вышгороду, а я нынче же пойду в свою волость,
и Киев будет твой». Таким образом Ольговичу удалось
достать себе Киев. Сначала он хотел мира с Мономахо-
вичами и разослал к ним послов; но потом, видя, что они
не хотят мира, но ссылаются друг с другом, мысля ид-
ти на него, поспешил предупредить врагов и вышел
с войском к Переяславлю, где княжил теперь Мономахов
сын, Андрей. Надеясь на свою силу, Всеволод послал
сказать Андрею: «Ступай в Курск из Переяславля».
Андрей, подумав с дружиною, велел отвечать ему: «Луч-
ше мне умереть с дружиною в Переяславле, на своей
отчине и дедине, чем взять Курское княжение: отец мой
сидел не в Курске, а в Переяславле, и я хочу умереть на
своей отчине; если же тебе мало всей Русской, земли,
а хочешь еще и мою волость взять, то прежде убей ме-
ня, а потом и возьми, в нашем роду это уже не новость:
не в первый раз братьям убивать братьев, Святополк
разве не убил Бориса и Глеба за волость? Но сам дол-
го ли пожил? и здесь жизни лишен, да и на том свете
будет мучиться вечно». Бог помог Андрею: дружина его
разбила полки Святослава, Всеволодова брата; после
чего Всеволод, заключив мир, оставил его спокойно кня-
жить в Переяславле. В это время в Новгороде княжил
^рат Всеволодов, Святослав. Невзлюбили его новгород-
69
-цы за его злость и начали вставать на вечах. Святослав,
увидав, что народ поднимается, послал сказать брату
Всеволоду: «Брат! мне мочи нет с этими людьми; не хо-
чу жить с ними; кого хочешь пошли сюда». А между тем
новгородцы начали уже убивать на вечах приятелей
Святославовых за их насилия. Тысяцкий, который был
кум князю, уберег его от беды, послав сказать ему:
«Князь! хотят тебя схватить». Святослав испугался
и убежал с женою и дружиною в Смоленск. Тогда нов-
городцы отправили епископа и лучших граждан к Все-
володу сказать ему: «Дай нам сына своего, а Святосла-
ва, брата твоего, не хотим». Всеволод исполнил их жела-
ние, послал к ним сына; но когда тот доехал еще только
до Чернигова, новгородцы уже переменили мысли и при-
слали сказать Всеволоду: «Не хотим ни сына твоего, ни
брата; не хотим вовсе вашего племени, хотим племени
Владимирова: дай нам одного из шурьев своих, Мстис-
лавичей». Всеволоду не хотелось уступить Новгорода
Владимирову племени, и потому он, призвав Мстислави-
чей, дал им Брест и сказал: «Не думайте о Новгороде;
пусть их там посидят одни, пусть сыщут себе князя, где
хотят!». Но новгородцы не могли сидеть без князя и пос-
лали к Юрию Ростовскому за сыном. Тогда Всеволод
увидал, что дело идет дурно — Новгород отходит к Вла-
димирову племени, да -к тому же и жена его просила за
своих братьев: вот почему он согласился лучше видеть
в Новгороде брата жены своей, Мстиславича, чем сына
Юриева, и послал в Новгород Святополка Мстиславича,
которого новгородцы и приняли с радостию, а Юрьеви-
ча отослали назад к отцу.
В 1145 году послал Всеволод за братьями своими,
за Игорем и Святославом, да за двоюродными братьями,
Давыдовичами Владимиром и Изяславом, послал также
и за Изяславом Мстиславичем, князем Переяславским,
внуком Мономаха. Когда все князья съехались, то Все-
волод начал говорить им: «Владимир Мономах посадил
после себя в Киеве сына своего Мстислава, а Мстислав
брата своего Ярополка; так и я хочу сделать то же, от-
даю Киев после своей смерти брату Игорю». Изяслав
Мстиславич много тому противился, да делать нечего,
принужден был целовать крест, что исполнит волю Все-
володову. Когда после того все братья великого князя
уселись в сенях, то Всеволод начал говорить им: «Игорь!
клянись, что будешь любить братьев; а вы, Владимир,
70
Святослав и Изяслав, клянитесь быть довольны тем, что
будет вам давать Игорь». Братья поцеловали крест.
В следующем году, возвратясь из похода против по-
ляков, Всеволод разболелся, созвал киевлян и начал го-
ворить им: «Я сильно болен, а вот вам брат мой, Игорь,
возьмите его себе в князья». Киевляне согласились, но
притворно. На другой день Игорь поехал в Вышгород,
и вышегородцы также присягнули ему. Всеволод послал
к Изяславу Мстиславовичу и к Давыдовичам спросить
у них: «Стоите ли в крестном целовании, как присягали
брату Игорю?» И те отвечали: «Стоим». На другой день
скончался Всеволод.
ГЛАВА X
О том, как Изяслав Мстиславич воевал с князьями
Черниговскими
Тотчас по смерти Всеволода Игорь поехал в Киев
и созвал всех киевлян на гору, на двор Ярослава, и тут
киевляне в другой раз целовали ему крест; но тотчас же
после того двинулись все толпами к Туровой божнице
и послали сказать Игорю: «Князь! приезжай к нам!»
Игорь, взяв брата Святослава, поехал, но остановился
с дружиною недалеко от веча, а Святослава послал
к гражданам узнать, чего хотят они. Киевляне начали
обвинять тиуна26 Всеволодова, Ратшу, да другого еще
тиуна вышегородского, Тудора, говоря: «Ратша погубил
у нас Киев, а Тудор Вышгород; теперь, князь Святослав,
целуй нам крест, и с братом своим, что если кому из
нас будет обида, то вы сами будете судить». Святослав
отвечал: «Целую крест за себя и за брата, что не будет
вам насилья никакого и тиуна вам дадут по вашей во-
ле, кого хотите». После этих слов Святослав сошел с ко-
ня и поцеловал крест. Киевляне тоже все сошли с ко-
ней и говорили: «Коли так, то брат твой — наш князь и
ты»; после чего целовали все крест и с детьми, что не
изменят Игорю и Святославу. Последний, взяв лучших
граждан, поехал с ними к брату Игорю и сказал ему:
«Брат, я присягал, что ты будешь держать киевлян,
как следует, и любить их». Игорь, услыхав это, со-
шел с коня и поцеловал крест на всей воле граждан;
после чего поехал домой обедать; но киевляне устре-
71
мились на Ратшин двор грабить. Игорь выслал к ним
брата Святослава с Дружиною, и тот едва успел ути-
шить их. В то же время Игорь послал к Изяславу
Мстиславичу сказать ему: «Бог взял нашего брата, а ты
стоишь ли в крестном целовании?» Изяслав не дал
никакого ответа и самого посла задержал: он надеял-
ся, что киевляне недолго уживутся в мире с Игорем.
В самом деле, скоро они прислали к Изяславу звать его
в Киев на стол. «Пойди, князь, к нам; хотим тебя»,—
говорили они. Изяслав собрал полки, выступил из Пе-
реяславля и перешел Днепр у Заруба. Тут прислали
к нему черные клобуки* и все поросье** сказать ему:
«Ты наш князь; Ольговичей не хотим; ступай поскорей,
а мы все с тобою». Изяслав двинулся к Дерновому,
и тут собрались к нему все черные клобуки и пороша-
не; тут же прислали белгородцы и василевцы послов;
все говорили одно и то же: «Ступай! ты наш князь;
Ольговичей не хотим». Вслед за белгородцами и васи-
левцами приехали и от киевлян послы; они то же гово-
рили: «Ты наш князь, ступай, Ольговичей не хотим; как
только завидим твое знамя, так все и бросимся к тебе».
Изяслав, собрав на поле весь народ, и христиан и пога-
ных, сказал им: «Братья! Всеволода признавал я стар-
шим братом, потому что старший брат и старший зять
нам вместо отца; но с этими, с Игорем и Святославом,
хочу управиться, как мне бог даст и сила крестная: ли-
бо голову свою сложу перед вами, либо добуду стол от-
цовский и дедовский». Сказав это, Мстиславич пошел
в поход. Между тем Игорь послал к двоюродным брать-
ям, Владимиру и Изяславу, спрашивая: «Стоите ли вы,
братья, в крестном целовании?» Те стали с ним торго-
ваться и запросили множество волостей. Игорю делать
было нечего, на все согласился. Тогда Давыдовичи тро-
нулись к Киеву. Игорь призвал к себе и бояр—Глеба
и Ивана Войтишича и Лазаря Саковского и сказал им:
«Как были вы у брата моего, так будете и у меня»;
а Глебу сказал: «Ты держи тысячу***, как у брата мое-
го держал». Несмотря, однако, на то, что эти вельможи
были в большой чести у Всеволода и у брата его. они
вздумали, вместе с киевлянами, отложиться от послед-
него и послали сказать Изяславу Мстиславичу: «Ступай,
* Пограничный степной народ, служивший в войсках русских
князей, как теперь казаки.
** Жители городов, построенных на реке Роси.
*** т. е. будь тысяцким.
72
князь, поскорей: идут Давидовичи Игорю на помощь».
И точно, Изяслав Давидович приехал очень скоро, поце-
ловав прежде крест у св. Спаса, вместе с братом Влади-
миром, что им не отступать от Игоря и брата его Свя-
тослава, причем черниговский епископ Онуфрий сказал
бывшим тут священникам: «Кто эту присягу нарушит, тот
будет проклят двенадцатью господними праздниками».
Но угроза епископа мало помогла: несколько дней спустя
Давидовичи забыли свое крестное целование и отступи-
ли от Игоря. Заводчиками всему делу были названные
Прежде Глеб тысяцкий, Иван Войтишич, Лазарь Саков-
ский да в Святославовом полку двое бояр: они собрали
около себя киевлян и начали советоваться, как бы им
переместить своего князя, а к Изяславу послали ска-
зать: «Ступай, князь! мы уговорились с киевлянами;
хотим бросить знамя Ольговичей и бежать с полками
своими в Киев»; а между тем Игоря и Святослава обма-
нывали, говоря им: «Ступайте против Изяслава». Оль-
говичи взглянули на небо и сказали: «Изяслав целовал
крест не думать о Киеве».
В это время пришел Изяслав к валу, где Надово озе-
ро, и стал там с полками и с сыном своим Мстиславом;
а киевляне стояли особо у Ольговой могилы: множество
их было там. Когда еще полки стояли друг против дру-
га, то Игорь увидал, что киевляне послали к Изяславу,
и взяли у него тысяцкого с знаменем, и привели к себе,
а потом и берендеи переехали реку Лыбедь и захватили
шатры Игоревы. Когда Игорь увидал все это, то сказал
брату своему, Святославу, и племяннику, Святославу
Всеволодовичу: «Ступайте в свои полки, а там как нас
с ними бог рассудит»,— и Глебу, тысяцкому своему,
и Ивану Войтишичу велел также ехать в свои полки.
Но Глеб и Иван, приехав в свои полки, кинули знамена
и бросились бежать к Жидовским воротам. Ольговичи,
увидев это, не оробели и пошли против Изяслава, но по-
пали в дурное место, были захвачены в тыл берендеями
и принуждены бежать. Тут Изяслав с сыном Мстиславом
заехал им с боку и заставил Игоря разлучиться с Свя-
тославом. Последний бежал к устью Десны за Днепр, но
Игорь заехал в болото, увязил коня и был схвачен; Свя-
тослав же Всеволодович прибежал в Киев, в монастырь
св. Ирины, где его и поймали.
Изяслав, восхваля бога за такую помощь, с великою
славою и честию въехал в Киев; навстречу к нему выш-
ло множество народа; игумены с монахами и священни-
73
ки со всего города, в ризах. Князь поехал ко св. Софии,
поклонился богородице и сел на стол деда и отца свое-
го; потом призвал Святослава Всеволодовича и сказал
ему| «Ты мне племянник, сын родной сестры моей»,—
и начал водить его подле себя. Между тем схватили мно-
гих бояр в Киеве, служивших Ольговичам, и заставили их
откупиться деньгами. Спустя четыре дня привели к Изя-
славу Игоря, схваченного в болоте; сперва отвели плен-
ника в монастырь Выдубецкий; потом, сковавши, отос-
лали в Переяславль и посадили там в тюрьму, в мона-
стырь св. Иоанна; после чего киевляне с Изяславом раз-
грабили домы дружины Игоревой и Всеволодовой, села
и скот, много взяли всякого именья в домах и по мона-
стырям. Брат Игоря, Святослав Ольгович, прибежав
в Чернигов с малою дружиной, послал к двоюродным
братьям, Владимиру и Изяславу; он спрашивал у них:
«Стоите ли, братья, в крестном целовании, что целовали
мне пять дней тому назад?» Те отвечали: «Стоим». Тог-
да Святослав велел сказать им: «Вот я вам оставляю
здесь боярина своего Константина, неравно понадобит-
ся вам на что-нибудь»,— а сам поехал в Курск утверж-
дать жителей его в верности, а оттуда в Новгород Север-
ский. Между тем Давидовичи стали совещаться друг
с другом тайком от Святославова боярина; однако им не
удалось утаиться: Константину дали знать, что Давидо-
вичи думают схватить брата своего Святослава; Кон-
стантин тотчас же послал сказать князю своему:
«Князь! об тебе ' идет дело: хотят тебя схватить; если
братья пришлют за тобою, не езди к ним». В самом
деле Давидовичи нарушили крестное целование, забыли
страх божий и послали в Киев сказать Изяславу: «Игорь
как тебе злодей, так и нам; смотри же, держи его креп-
ко»; а к Святославу послали сказать: «Ступай из Нов-
города в Путивль и от брата Игоря отступись». Свято-
слав отвечал им: «Не хочу ни волости, ничего другого,
только отпустите мне брата». Давидовичи велели ска-
зать ему на это: «Целуй к нам крест, что не будешь тре-
бовать брата, не будешь искать его освобождения: в та-
ком случае мы оставим тебя жить спокойно в своей во-
лости», Святослав заплакал и послал в Суздаль, к кня-
зю Юрию, велев сказать ему: «Брата моего Всеволода
бог взял, а Игоря Изяслав пленил: помилосердуй, пойди
в Русскую землю, в Киев, и сыщи мне брата; а я здесь,
в надежде на бога, буду тебе помощником!» Узнав, что
Святослав не хочет исполнить их волю, Давидовичи скат
74
зали: «Вот мы уже начали злое дело, так докончим бра-
тоубийство; пойдем, искореним Святослава и переймем
волость его!»
Согласившись между собою, Давидовичи послали
к Изяславу проситься у него идти на Святослава к Нов-
городу Северскому. Изяслав пришел к ним на сходку
и сказал: «Возьмите с собою сына моего Мстислава
с переяславцами и берендеями, да и ступайте на Ольго-
вича на Святослава, ступайте поскорее, чтоб он не убе-
жал от вас, и станьте около него! Когда вы утомитесь
от войны, то я сам приду к вам на смену и стану около
Святослава, а вы пойдете домой». Урядившись таким
образом, Давидовичи пошли к Новгороду Северскому;
прибыв туда, они пустили стрельцов своих к городу,
и сами стали полками, и начали биться с горожанами.
Последним пришлось очень тесно от врагов: их притис-
нули к острожным воротам, и много было у них убитых
и раненых. В то же время Святослав опять послал
к Юрию Ростовскому; Юрий поцеловал крест, что будет
искать ему Игоря, и точно собрался в поход. Изяслав,
узнав, что Юрий идет на помощь к Святославу, сел на
коня и пошел сам к Новгороду Северскому, а к Ростис-
лаву Рязанскому послал сказать, чтоб воевал волость
Юрия и не пускал его на юг. Тогда Ростовский князь,
услыхав, что рязанцы воюют его землю, отпустил к Свя-
тославу сына Ивана, а сам воротился назад. Давидовичи
и Мстислав Изяславич, посоветовавшись, пошли и при-
ступили к Путивлю. Но путивляне не сдались им до тех
пор, пока не пришел Изяслав Мстиславич с силою киев-
скою. Граждане крепко бились со стен; Давидовичи
подъехали к ним и сказали: «Не бейтесь! клянемся св.
богородице, что не дадим вас в полон!» Но граждане
и тут не сдались им. Когда же пришел Изяслав Мстис-
лавич с полками, то путивляне вышли к нему, поклони-
лись и сказали: «Мы тебя только и ждали, князь! целуй
нам крест». Изяслав целовал к ним крест и вывел преж-
него посадника, а своего посадил. Двор Святославов
разделили на четыре части, скот, мед и всякую рух-
лядь 27; в погребах было пятьсот берковцев28 меду да
вина восемьдесят корчаг29; и церковь св. Вознесения
всю облупили, взяли сосуды серебряные, ризы, пелены,
все шитое золотом, кадило, евангелия, книги, колокола;
не оставили ничего, но все разделили по себе, между
прочим и семьсот рабов. Когда Святослав узнал, что
Изяслав Мстиславич город его взял, все имение и сби-
75
рается идти далее, осадить его в Новгороде Северском,
то созвал союзных князей, половецких ханов, всю дру-
жину и сказал: «Вот идет на меня Изяслав Мстиславич:
надобно как-нибудь промышлять о себе». Ему отвечали:
«Князь! ступай отсюда не мешкая; здесь тебе незачем
больше оставаться, нет ни хлеба, ничего; ступай в лесную
землю: оттуда тебе удобнее будет ссылаться с Юрием».
Святослав послушался и побежал из Новгорода в Кара-
чев; дружина же его — одни пошли за ним, другие оста-
вили его, а жена и дети с ним пошли. Когда Изяслав
Давидович услыхал, что Святослав ушел из Новгорода,
то сильно рассердился и стал говорить братьям: «Пусти-
те меня за ним; хоть сам уйдет от меня, так жену и детей
у него отниму и имение его захвачу». Выпросившись
у Изяслава Мстиславича и у Владимира, брата своего,
он поехал к Карачеву; Святославу дали знать, что Изяс-
лав пришел на него с 3000 дружины: ему не оставалось
теперь ничего больше делать, как либо отдать жену, де-
тей и дружину в полон, либо сложить свою голову, и по-
тому, подумавши с братьями, с половцами, и с дружи-
ною, положился на бога и вышел навстречу к Давидови-
чу, и бог помог ему.
Когда Изяслав Мстиславич с Владимиром Давидови-
чем остановились в лесу обедать, вдруг прибежал к ним
боярин и объявил, что Изяслав Давидович разбит Свя-
тославом. Сильно рассердился Изяслав Мстиславич, уз-
нав об этом, потому что был храбр и крепок на рать; он
тотчас исполчил свое все войско и пошел к Карачеву на
Святослава; бежавшая дружина встречала его на доро-
ге и снова возвращалась с ним к Карачеву; Изяслава же
Давидовича долго не было, только к полудню пришел он
в киевские полки. Изяслав Мстиславич и Владимир Да-
видович шли целый день до самой ночи к Карачеву
и остановились, не дошедши до города; и Святослав, уз-
нав, что на него идут, бежал за лес, к вятчанам. Тогда
Изяслав сказал Давидовичам: «Каких волостей вы хоте-
ли, то я вам сыскал; вот вам Новгород и Святославовы
волости; что там будет в тех волостях Игорева имения,
рабы ли, рухлядь ли какая, то все мое; а что будет Свя-
тославовых рабов и рухляди, то разделим на части». Так
и сделали. Когда Изяслав возвратился в Киев, то плен-
ник его, Игорь Ольгович, прислал к нему с просьбою:
«Брат! — велел он сказать ему,— я сильно разболелся
и прошу у тебя позволения постричься; у меня была
мысль о пострижении, когда еще я владел княжеством,
76
а теперь я очень разнемогся и не думаю, что останусь
в живых». Изяслав сжалился и велел отвечать ему: «Ес-
ли у тебя была мысль о пострижении, то теперь ты волен
исполнить ее; но я выпускаю тебя и без того, для твоей
болезни». Больного Игоря вынесли из темницы и пере-
несли в келью: он не был в состоянии ни пить, ни есть
и просил епископа постричь его; потом, когда бог воз-
вратил ему здоровье, его перевели в Киев, в монастырь
св. Феодора, где он принял схиму.
В 1147 году пошел Юрий Ростовский воевать Новго-
родскую волость: взял Торжок, да и всю Мету 30 побрал,
а к Святославу прислал сказать, чтобы воевал Смолен-
скую волость; Святослав пошел и обогатил пленниками
дружину свою. После этого Юрий опять послал сказать
Святославу: «Приезжай ко мне, брат, в Москву». Свя-
тослав поехал и с сыном своим Олегом; последний при-
ехал прежде отца к Юрию и подарил ему пардуса *. За
ним приехал и Святослав и принят был Юрием очень лю-
безно; на другой день Ростовский князь велел устроить
большой обед и оказал большую честь гостям своим, бо-
гато одарил Святослава и сына его, не забыл и мужей
Святославовых и отпустил их, обещаясь непременно при-
слать сына на помощь, что и сделал. Святослав, обод-
ренный союзом с Юрием, начал войну, побрал всех вя-
тичей и, соединившись с Глебом, с сыном Ростовского
князя, и с половцами, шел далее. Тогда двоюродные
братья его, Давидовичи Черниговские, и родной племян-
ник, Святослав Всеволодич, послали сказать ему: «Не
жалуйся на нас, но будем лучше за одно. Забудь наши
обиды, возьми свою отчину, а что мы захватили твоего,
то тебе назад отдадим»,— и между тем послали сказать
Изяславу, князю Киевскому: «Брат! вот Святослав
Ольгович занял нашу волость — Вятичи; пойдем на него;
когда его прогоним, то пойдем на Юрия в Суздаль и там
либо с ним мир заключим, либо станем биться». Изяс-
лав, ничего не зная, согласился идти с ними на Юрия
и Святослава.
Тогда же и Святослав Всеволодич приехал к Изяс-
лаву в Киев и начал у него проситься, говоря: «Батюш-
ка! пусти меня в Чернигов; там у меня вся жизнь; хочу
просить волости у братьев, у Владимира и у Изяслава».
Великий князь отвечал ему: «И давно бы тебе так сде-
лать, сынок! ступай, готовься в путь». Святослав отпра-
* т. е. барса, или, вернее, кожу барсовую.
77
вился в Чернигов. Тогда все черниговские князья, соб-
равшись вместе и посоветовавшись, послали сказать
Изяславу: «Земля наша погибает, а ты не трогаешься
к нам на помощь». Изяслав созвал бояр своих, всю дру-
жину, киевлян и сказал им: «Я сговорился с братьями
своими, Давидовичами, и с Святославом Всеволодичем;
хотим идти на дядю Юрия и на Святослава к Суздалю
за то, что Юрий принял врага моего, Святослава Ольго-
вича, а там брат мой Ростислав сойдется с нами; он идет
ко мне с смольнянами и с новгородцами». Киевляне, вы-
слушав это, сказали: «Князь! не ходи с Ростиславом
на дядю; лучше как-нибудь с ним уладься; не верь Оль-
говичам и не ходи с ними'вместе в путь». Изяслав от-
вечал: «Они целовали крест мне, я с ними вместе думу
думал, и потому мне нельзя отложить похода». Киевляне
сказали на это: «Князь! ты на нас не сердись, а на Вла-
димирово племя мы рук поднять не можем; хочешь ли
на Ольговичей, то пойдем и с малыми детьми». Изяслав
отвечал: «Кто меня любит, тот пойдет за мной». Изяс-
лава любили, и потому у него набралось множество вой-
ска, с которым он и выступил в поход. Но на дороге
пришла к нему весть от приятелей его из Чернигова:
«Князь! — велено было ему сказать,— не ходи дальше,
ведут тебя лестию, хотят убить, либо взять в плен на
место Игоря; крест целовали Святославу Ольговичу, по-
том послали и к Юрию со крестом, с ним вместе сгово-
рились на тебя».
Изяслав, услыхав это, возвратился назад и отправил
послов в Чернигов к Владимиру и Изяславу сказать им:
«Вот мы замыслили великий путь и крест целовали, как
деды наши и отцы всегда утверждались; но утвердимся
еще, поцелуем крест в другой раз, чтобы на пути не бы-
ло никакой распри и розни». Давидовичи отвечали:
«К чему нам это без нужды еще крест целовать! уже
целовали раз, а какая наша вина, что еще заставлять
присягать?» Так и не согласились присягнуть вторично.
Посол Изяслава говорил им: «Какой тут грех на любви
крест целовать! то нам на спасение». Но князья никак
не согласились. Изяслав наказал своему послу: «Если
Давидовичи не станут целовать креста, то объяви им
все, что мы про них слышали». Посол так и сделал; он
сказал князьям: «Великий князь вот что велел вам ска-
зать: объявляю вам, братья, до меня дошла весть, что
ведете меня лестью и Святославу Ольговичу крест цело-
вали, что вам либо схватить меня на этом пути, либо
78
убить вместо Игоря; правда ли это, братья, или нет?»
Давидовичи не могли ничего отвечать, только посмат-
ривали друг на друга, долго молчавши, сказали послу
Изяславову: «Выйди вон, посиди в сенях, а там опять
позовем». Долго они думали вместе, потом позвали
Изяславова посла и сказали: «Скажи от нас своему кня-
зю так: брат! точно мы целовали крест Святославу Оль-
говичу, потому что нам жаль брата своего Игоря; дер-
жишь ты его в плену, и он уже чернец и схимник, отпу-
сти нашего брата, и мы будем подле тебя ездить; ведь
и тебе не было бы любо, если бы мы брата твоего дер-
жали».
И так посол приехал назад и объявил Изяславу, что
Давидовичи отступили от него; тогда великий князь от-
правил к ним снова посла с крестными грамотами и ве-
лел сказать им: «Вы присягнули быть со мною в союзе
до самой смерти; я отдал вам волости Святославовы
и Игоревы: я же с вами и Святослава прогнал и волость
его для вас завоевал, отдал вам Новгород Северский
и Путивль; имение его разделили мы на части, а Игоре-
во взял я себе; а вот теперь, братья, крестное целование
вы преступили, повели меня лестью на войну, хотели
убить меня; но да будет со мною бог и сила крестная,
а с вами как мне бог даст». Посол, проговоривши это,
бросил им крестные грамоты.
В то же время Изяслав послал сказать брату своему,
Ростиславу, князю Смоленскому: «Брат! вот Давидови-
чи крест к нам целовали и думали пойти с нами вместе
на дядю; но все это они делали, замышляя коварство,
желая убить меня. Бог и сила крестная обнаружили их
замысел. Так теперь, брат, где было мы думали идти на
дядю, уже не ходи туда, но ступай сюда ко мне; а там
наряди новгородцев и смольнян, пусть удержат Юрия,
и к присяжникам своим пошли, в Рязань, и всюду». Тог-
да же Изяслав отправил посла в Киев, к брату своему
Владимиру (потому что он его оставил в городе вместо
себя), также к митрополиту Климу и к тысяцкому Лаза-
рю, велев сказать им; «Созовите киевлян на двор к св.
Софии; пусть мой посол скажет им речь мою и объявит
о коварстве князей черниговских». Киевляне сошлись
все от мала до велика к св. Софии, и когда стали на ве-
че, то посол Изяслава начал говорить им: «Князь вам
кланяется и говорит: я объявлял вам, что сговорился
с братом Ростиславом и с Давидовичами идти на дядю
Юрия, и вас взял с собою; но вы мне отвечали, что не
79
можете поднять рук на Владимирово племя, на Юрия,
а если на Ольговича, то пойдете охотно и с малыми деть-
ми; так вот я вам объявляю: Давидовичи и с ними Свя-
тослав Всеволодич, которому я сделал так много добра,
присягнувши прежде мне, теперь тайком от меня цело-
вали крест Святославу Ольговичу; послали и к Юрию,
а надо мною замыслили предательство, хотели либо
схватить меня, либо убить за Игоря; <но бог заступил ме-
ня и крест честной, который они мне целовали; теперь
же, братья киевляне, чего вам хотелось, что обещали мне,
то исполните: пойдите за мною к Чернигову на Ольгови-
чей; сбирайтесь все от мала до велика — у кого есть
конь, тот на коне, а у кого нет, тот в лодке: ведь Ольго-
вичи не одного меня хотели убить и вас думали искоре-
нить». Киевляне отвечали: «Рады мы, что бог избавил
нас и братью нашу от такого коварства; идем за тобою
и с детьми, как того желаешь». Но в это время один че-
ловек сказал: «За князем своим мы рады идти, но преж-
де о том подумаем, не случилось бы и теперь того же,
что тогда при Изяславе Ярославиче, как злые люди выс-
вободили Всеслава из тюрьмы и поставили себе князем,
и много зла было от того нашему городу; а вот Игорь,
враг князю нашему и нам, и не в тюрьме сидит, а в мо-
настыре св. Феодора: убьем его прежде, а потом и пой-
дем к Чернигову за нашим князем; покончим с этими
Ольговичами». Народ согласился, и все пошли на Игоря
в монастырь Феодоровский. Тогда князь Владимир
Мстиславич начаЛ говорить народу: «Брат мой не прика-
зывал вам этого делать: Игоря стерегут сторожа крепко;
брат вам велел к нему идти, а не Игоря убивать». Киев-
ляне отвечали: «Знаем мы, иам не кончать добром с этим
племенем, ни нам, ни вам». Митрополит также запрещал
им; и Лазарь тысяцкий, и Рачуйко, Владимиров тысяц-
кий, говорили им, чтоб не убивали Игоря. Но толпа не
слушала; раздался крик, и все двинулись на убийство.
Владимир сел на коня и хотел обогнать народ; но на мо-
сту не мог проехать сквозь густые толпы, принужден
был поворотить направо, мимо двора Глебова, и таким
образом киевляне опередили его. Игорь, услыхав, что
•народ идет на него, пошел в церковь и стал молиться
со слезами; убийцы устремились на него, как звери сви-
репые, схватили во время обедни и разорвали на нем
мантию. Игорь начал говорить им: «Законопреступные
враги! зачем пришли убить меня как разбойника? разве
вы не присягали мне в верности? но теперь я уже об
80
этом позабыл, потому что бог сподобил меня принять
чин монашеский». В толпе кричали: «Бейте, бейте!» Игоря
раздели и поволокли из монастыря; тут в воротах встре-
тил его Владимир; Игорь взглянул на него и сказал:
«Ох, братец, куда это меня ведут?» Владимир соскочил
с коня, и прикрыл Игоря, и сказал киевлянам: «Братья
мои! ради бога не делайте этого зла, не убивайте Иго-
ря»,— и довел его уже до ворот матери своей; но тут на-
чали бить Игоря, ударили и Владимира, который защи-
щал его. Наконец Владимиру удалось было ввести Иго-
ря на двор к матери своей и захлопнуть ворота; но
убийцы выломали их и повергли Игоря на землю, потом
поволокли за ноги, ругаясь царскому и священному те-
лу, и волокли со Мстиславова двора через Бабин Тор-
жок до княжеского двора, где его и прикончали; потом,
положив труп на дроги, повезли на Подол, на Торгови-
ще, и кинули на поруганье; благочестивые люди прик-
рыли наготу его своими одеждами. Когда Владимиру
сказали, что убитый Игорь лежит на Торговище, то он
послал туда тысяцкого; тысяцкий приехал и сказал на-
роду: «Вот уже Игорь убит, так по крайней мере похо-
роним тело его». Киевляне отвечали: «Не мы его убили,
но Ольговичи и Всеволодич, которые мыслили на наше-
го князя зло, хотели погубить его коварством; но бог за
нашим князем и св. София». Тысяцкий велел взять Иго-
ря и положить пока в церкви св. Михаила, а в субботу,
на рассвете, погребли его в монастыре св. Симеона.
В это время Изяслав стоял с войском у верховья ре-
ки Супоя; сюда прислал к нему Владимир с вестию об
убийстве Игоря. Изяслав заплакал, когда услышал об
этом, и сказал: «Если б я знал, что случится, то отослал
бы Игоря подальше, тогда можно было бы его уберечь»;
и потом, обратившись к дружине, примолвил: «Теперь
мне не уйти от людских речей; все будут говорить, что
я велел убить его; но бог свидетель, что я не приказы-
вал и не научал; так уж пусть бог рассудит это дело».
Дружина отвечала ему: «Нечего тебе, князь, жалеть об
Игоре, что тебе людские речи! Бог и все люди знают, что
не ты его убил, а убили его братья родные: целовали
к тебе крест и не сдержали клятву, лестью хотели убить
тебя». Изяслав отвечал: «Ну уже коли так случилось,
делать нечего, а ведь нам всем там быть, и бог рассу-
дит между нами». После этого Изяслав послал в Смо-
ленск за братом своим Ростиславом; и когда шел с пол-
ками к Переяславлю, пришла к нему весть, что уже Ро-
81
стислав идет; посол Смоленского князя говорил Изяс-
лаву: «Брат велел тебе сказать: подожди меня, я здесь
Любеч пожег, и много воевал, и зла Ольговичам много
наделал; а потом оба вместе посмотрим, что лам бог
явит». Услыхав это, Изяслав пошел потихоньку, поджи-
дая брата, и стал на Черной Могиле: здесь пришел к не-
му брат Ростислав с смолянами и со множеством вой-
ска. Изяслав очень обрадовался братнему приходу, по-
благодарил бога и начал думать с Ростиславом, с дру-
жиною и черными клобуками, как им идти против Оль-
говичей к реке Суле, где стояли враги. Ростислав ска-
зал: «Бог нас свел вместе, а тебя, брат, избавил от ве-
ликой беды, что хотели тебя взять, либо убить, а теперь,
брат, мешкать нечего, пойдем на волю божию, как он
нас с ними рассудит». Все согласились с ним и двину-
лись на Сулу. Половцы, услыхав, что Мстиславичи сое-
динились и вместе идут на них, бросили Ольговичей
и ушли к себе домой; Ольговичи поспешили к Черниго-
ву, за ними пошли туда же Мстиславичи, пожгли по до-
роге четыре города, но до Чернигова не дошли, а воро-
тились в Киев, сказавши дружине: «Приготовляйтесь
все к той поре, как реки установятся, а там пойдем
к Чернигову, и как нас с ними бог управит, так и бу-
дет».
Возвратившись в Киев, поклонившись святым церк-
вам и попировавши, Изяслав сказал Ростиславу: «Брат!
тебе бог дал верхнюю землю, и ты пойди туда против
Юрия Ростовского, там у тебя смольняне и новгородцы
и другие присяжники, с ними и удерживай Юрья;
а я здесь останусь, буду, с божиею помощиею, управ-
ляться с Ольговичами и Давыдовичами». Ростислав по-
шел к Смоленску, а Изяслав в 1148 году двинулся
к Чернигову, совокупив всю свою силу, и пришедши
стал на Ольгове поле. Прошло уже три дня, как он сто-
ял тут, и черниговские князья не смели сделать вылазку
из города, смотря спокойно, как Изяслав жег их села;
наконец он сказал дружине: «Вот мы пожгли их села,
а они все к нам не выходят; пойдем к Любечу, где у них
все животы». Пошли киевские полки к Любечу, шли
пять дней и стали у города. Тогда Ольговичи и Давы-
довичи вышли из Чернигова, соединились с рязанскими
князьями и половцами и стали за рекой, что течет
у Любеча. В воскресенье Изяслав, исполнив своих вои-
нов, пошел против них, но полкам его нельзя было пере-
браться на другой берег реки, и только стрелки могли
82
иметь дело с неприятелем. Ночью пошел сильный дождь,
и на другой день утром Изяслав, видя, что Днепр вздул-
ся, сказал своим мужам и союзным венграм: «Здесь нам
нельзя биться: река мешает; а там за нами Днепр рас-
плывается, так пойдем лучше за Днепр». Сказавши это,
Изяслав пошел за Днепр, в понедельник, а на другой
день тронулся лед на реке, тогда как Изяслав по той
стороне благополучно шел к Киеву; только одни венгры
въехали на озеро31, обломились на льду, и несколько
человек утонуло. Изяслав воротился в Киев, хваля бога
и силу животворящего креста, потом послал к брату Ро-
стиславу с такими речами: «Брат! было бы тебе ведомо:
ходили мы на Ольговичей к Чернигову, и я на Ольгове
поле стоял И много им зла наделал, землю их повоевал,
а они не посмели ко мне выйти биться полком; оттуда
пошли мы к Любечу, и туда они к нам приехали, да ре-
ка развела, нельзя было биться через реку; ночью шел
сильный дождь, а на Днепре был лед лих, так мы и пош-
ли на другую сторону; и так бог и святая богородица
и сила животворящего креста привели нас в Киев поз-
дорову; а тебя, брат, спрашиваю: здоров ли ты и как те-
бе там бог помогает?»
Между тем Ольговичи и Давыдовичи послали сказать
союзнику своему Юрию, князю Ростовскому: «Ты нам
крест целовал, что пойдешь вместе с нами на Изяслава,
й не пошел; а Изяслав пожег наши города за Десною
и землю нашу повоевал; а потом опять пришел в дру-
гой раз к Чернигову и стал на Ольгове поле: тут пожег
наши села до самого Любеча и все наши животы пово-
евал, а ты ни к нам не пошел и на Ростислава не насту-
пил; теперь, если хочешь пойти на Изяслава, так ступай,
и мы с тобою, а не идешь, то мы правы в крес'гном це-
ловании: одним нам не погибать стать на войне». Объ-
явивши это Юрию, они отправили послов к Изяславу
Мстиславичу с просьбою о мире; послы говорили ему:
«Так бывало прежде, при дедах и отцах наших, мир
стоял до рати, а рать до мира; а теперь на нас не жа-
луйся, что мы встали на тебя войною: ведь нам жаль
было брата своего Игоря; мы добивались одного, чтобы
ты выпустил нашего брата; но теперь брат наш убит,
пошел к богу, где нам и всем быть, так уж то дело бо-
гу судить; а нам до каких пор губить Русскую землю?
пора улаживаться». Изяслав отвечал: «Братья! доброе
Дело христиан беречь; вы уже были на совете между со-
бою: так и я пошлю к брату Ростиславу, подумаем с ним
и пришлем к вам сказать». йЗ
Отпустив черниговских послов, Изяслав послал
в Смоленск сказать Ростиславу: «Прислали ко мне чер-
ниговские мира просить; а я хочу с тобой посоветовать-
ся: как будет нам обоим годно; годен ли тебе мир? хотя
они нам и зла наделали, но вот теперь у нас же ищут
мира; впрочем, как тебе угодно, быть может, ты хочешь
войны: я во всем на тебя полагаюсь».
Ростислав отвечал брату: «Брат! кланяюсь тебе: ты
старше меня, и на чем ты положишь, на то я и согла-
сен; если же ты, брат, меня хочешь почтить, то я бы,
брат, так сказал: ради Русской земли и христианства,
по-моему, лучше взять мир; они встали на рать, да что
взяли? а теперь, брат, ради христианства и всей Русской
земли помирись, если оба отложат вражду за Игоря и не
сделают того, что хотели сделать; если же они не пере-
станут враждовать за Игоря, то лучше нам с ними вое-
вать, положась на волю божию». Изяслав, узнав брат-
нюю мысль, послал в Чернигов к тамошним князьям
белгородского епископа Феодора и печерского игумена
Феодосия и с ними мужей своих с такими словами: «Вы
мне крест целовали на том, что вам брата своего Игоря
не искать; но клятву свою преступили и наделали мне
много зла; но я теперь не хочу ничего этого вспоминать,
ради Русской земли и христианства; если вы ко мне
прислали за миром и раскаиваетесь в том, что хотели
сделать, то целуйте крест, что вам за Игоря вражды не
иметь и не делать того, что прежде хотели». Чернигов-
ские согласились.и поклялись в церкви св. Спаса враж-
ду за Игоря отложить, Русскую землю блюсти и быть
всем за один брат.
В том же году на осень съехались на сейм, у Город-
ка, Изяслав Мстиславич, Владимир Давыдович и брат
его Изяслав. В это самое время пришел к великому кня-
зю старший сын Юрия Ростовского, Ростислав, рас-
сорившийся с отцом за то, что тот не дал ему волости
в Суздальской земле. Пришедши в Киев, он поклонился
Изяславу и сказал: «Отец меня обидел и волости мне
не дал; я пришел сюда, в надежде на бога да на тебя,
потому что ты старший из нас во Владимировых вну-
ках: хочу за Русскую землю потрудиться и подле тебя
ездить». Изяслав отвечал ему: «Всех нас старше отец
твой, но с нами не умеет жить, а мне дай бог иметь всех
вас, братью свою, и весь свой род, как душу свою; те-
перь же, если отец не дал тебе волости, то я даю»,—>
и в самом деле дал ему пять городов, и взял его с со-
84
бою иа сейм к Городку. Когда они приехали на сейм, то
великий князь сказал Давыдовичам: «Брат Святослав
и племянник мой ко мне не пришли, а вы все крест це-
ловали на том. что кто будет мне врагом, на того вам
быть вместе со мною; так я, братья, вот что думаю: дя-
дя мой Юрий из Ростова обижает мой Новгород, дани
у новгородцев отнял, на путях им всякие пакости дела-
ет; за это хочу пойти и управиться с ним либо миром,
либо ратью, а вы крест целовали быть со мною».
Владимир отвечал: «Хотя брат Святослав и племян-
ник твой и не приехали, но за то мы тут и крестное це-
ловали на том, что кто будет мне врагом, на того вам
быть с тобою». После этого уладились так: как лед ста-
нет, пойти на Юрия: Давыдовичам и Святославу Ольго-
вичу идти на вятичи к Ростову; а Изяславу идти к бра-
ту своему Ростиславу в Смоленск, и всем сойтись на
Волге. После сейма Изяслав Мстиславич позвал к себе
обедать Владимира Давыдовича и брата его Изяслава:
обедали весело и дружно, и разъехались — Изяслав
поехал в Киев, а Давыдовичи в Чернигов. На возвратном
пути Изяслав сказал Ростиславу Юрьевичу: «Иди
в Бужск, побудь там, пока я схожу на отца твоего, возь-
му ли с ним мир, или как там с ним улажусь; а ты по-
стереги Русскую землю».
ГЛАВА XI
О том, как Изяслав Мстиславич воевал с дядею Юрием
Изяслав по уговору пошел на дядю Юрия; но преж-
де хотел повидаться с братом своим Ростиславом, и по-
тому велел полкам следовать за собою в Смоленск. Ког-
да пришел Изяслав к Ростиславу, то оба брата похвали-
ли бога, что привел их увидеться в добром здоровья,
и жили князья в великой любви и весельи с мужами
своими и смольнянами; дарили они друг друга богаты-
ми подарками: Изяслав дарил Ростислава товарами, ко-
торые не из Русской земли* и из Греческой, а Ростислав
дарил Изяслава товарами немецкими. Потом Изяслав
пошел с малою дружиною к Новгороду. Когда новгород-
т. е. из Южной Руси.
85
цы услыхали, что Изяслав идет к ним, то сильно обра-
довались, и вышли к нему навстречу дня за три пути,
а другие за день, и таким образом великий князь вошел
в Новгород с великою честию. В воскресенье вышел
к нему навстречу сын его Ярослав с боярами новгород-
скими, и все пошли в церковь св. Софии к обедне. Пос-
ле обедни Изяслав с сыном Ярославом послали по всем
улицам звать народ к князю на обед от мала до вели-
ка, и обедали все весело и с большою честию. На дру-
гой день послал великий князь на Ярославов двор и ве-
лел звонить к вечу; когда народ собрался, он сказал ему:
«Братья! сын мой и вы присылали ко мне с жалобою,
что дядя наш Юрий обижает вас; и вот я пришел сюда,
оставя Русскую землю для вас и для ваших обид; думай-
те же теперь, братья, что делать: мириться ли с Юрием
или покончить с ним ратыо?» Новгородцы отвечали:
«Ты наш князь, ты наш Владимир, ты наш Мстислав!
рады идти с тобою мстить за свои обиды». Сказавши
это, все разошлись с веча по домам; потом скоро опять
собрались и сказали: «Князь! мы все идем, всякая душа
пойдет, только духовные останутся бога молить». И пош-
ли новгородцы с Изяславом всеми своими силами, пош-
ли и псковитяне и корела32. Пришедши на Волгу, иа
устье Медведицы, великий князь остановился тут и четыре
дня ждал брата своего Ростислава, который пришел со
всеми русскими и смоленскими полками, после чего все
вместе пошли вниз по Волге. Оба князя еще прежде из
Смоленска отправили послов к дяде Юрию; но тот ни
их посла не отпустил назад, ни своего не прислал. Не
получая таким образом никакой вести от Юрья, Мсти-
славичи начали воевать всю его землю по обоим бере-
гам Волги, потом пошли к Угличу и оттуда на устье Мо-
логи. Здесь пришла к ним весть, что черниговские стоят
в своих Вятичах, дожидаясь, чем кончится дело между
дядею и племянниками, а к ним не идут по обещанию.
Тогда Изяслав сказал брату: «Хотя они к нам и нейдут;
да не велика беда, лишь бы бог был за нас». Новгород-
цы и русь пустились от Мологи воевать к Ярославлю;
но в это время стало уже тепло, была Вербная неделя,
и вода на Волге поднялась лошадям по брюхо. Изяслав
с Ростиславом, видя, что лед уже трогается на реках,
решились идти розно; Ростислав пошел с своими полка-
ми к Смоленску, а Изяслав к Новгороду, дружина же
русская—одни пошли с Ростиславом, а другие куда ко-
му годно.
86
В 1149 году пришел Изяслав из Новгорода в Киев,
и начали ему наговаривать на Ростислава Юрьевича,
будто бы он много зла замыслил, подмолвил на велико-
го князя берендеев и киевлян; только бы бог отцу его
помог, и он хотел въехать в Киев и захватить Изяславов
дом и всю его семью. «Отпусти его поскорее к отцу,—
говорили великому князю,— он тебе враг, держишь его
у себя на свою голову». Услыхав это, Изяслав послал
за Ростиславом, и когда тот пришел, то великий князь
велел сказать ему: «Ты, брат, ко мне пришел от отца,
потому что отец тебя обидел, волости не дал; я тебя
принял, как достойного брата своего, и волость тебе дал,
какой отец тебе не дал, и еще Русскую землю велел те-
бе стеречь; а ты, брат, вздумал, если бы твоему отцу
бог помог, въехать в Киев, схватить моего брата, сына
и жену и дом мой взять». Ростислав отвечал ему на это:
«Брат и отец! ни на уме, ни на сердце у меня того не бы-
вало; если же кто на меня наговорил тебе, князь ли ко-
торый, то я готов с ним переведаться; муж ли какой из
христиан или из поганых, то ты старше меня, так и су-
ди меня с ним». Изяслав сказал ему: «Этого ты у меня
не проси, я вижу ты хочешь меня поссорить с христиа-
нами или с погаными; ступай-ка лучше к своему отцу».
Ростислава посадили в барку с четырьмя отроками,
а дружину его и все имущество перехватали. Пришедши
к отцу своему в Суздаль, Ростислав ударил перед ним
челом и сказал: «Живя на Руси, я слышал, что хочет
тебя вся Русская земля и черные клобуки, говорят:
Изяслав и нас обесчестил; ступай на него». Юрий сжа-
лился над позором своего сына и сказал: «Так и мне нет
части в Русской земле, да и детям моим тоже». Собрав-
ши всю свою силу и половцев, он выступил по дороге
к земле вятичей; Владимир Давыдович послал сказать
великому князю: «Юрий, дядя твой, идет на тебя и уже
вошел в наши Вятичи, а мы к тебе крест целовали быть
с тобою; объявляю тебе, пристроивайся». Изяслав стал
вооружаться, а ко Владимиру послал сказать: «Брат!
помоги тебе бог за то, что сам говоришь: мы крест цело-
вали быть всем нам за один; теперь же, брат, возьми
моего мужа и с ним пошли своего к Святославу Ольго-
вичу». Владимир отвечал послу Изяславу: «Мы с братом
готовы и будем стоять в крестном целованьи. но не зна-
ем, сдержит ли слово брат наш Святослав». Оба посла
отправились к Святославу, и муж Изяславов сказал ему:
«Изяслав, брат твой, велел тебе сказать: мы крест цело-
87
вали на том, что вам быть со мною; а вот дядя мой идет
на меня, так приготовляйся, брат, как Владимир приго-
товляется с братом своим Изяславом». Послы Давыдо-
вичей сказали ему то же самое; Святослав ничего не от-
вечал им на их речи, только сказал: «Ступайте в свой
обоз, я вас позову» — и держал их целую неделю, при-
ставив сторожей к обозам, чтоб никто к ним не приходил,
а сам в то же время послал сказать Юрию: «Вправду ли
ты идешь на племянника? скажи мне, чтоб тебе не по-
губить моей волости и не ввести меня в напасть». Ус-
лыхав прямой ответ Юрия, Святослав призвал послов
и велел сказать Изяславу: «Отдай мне имение брата мо-
его33, тогда буду с тобою». В то же самое время Да-
выдовичи послали сказать Изяславу: Святослав посылал
к Юрию спрашивать, вправду ли он идет на тебя; Юрий
отвечал ему: «Как мне не идти вправду? племянник мой
Изяслав пришел на меня, волость мою повоевал и по-
жог, да еще сына моего выгнал из Русской земли, воло-
сти ему не дал, позор на меня положил; так я либо по-
зор свой сложу с себя и землю свою отомщу и честь свою
возвращу, либо голову сложу». Изяслав, услыхав об
этом, послал опять сказать Святославу: «Брат, крест
честной целовал ты ко мне, чтобы быть со мною, и враж-
ду за Игоря отложить, и об имении его не дум ать; а теперь
ты вспомнил об них, когда дядя идет на меня ратью?
так пусть уж крест честной управит между нами; будь
со мною; если же не хочешь быть, то ты уже преступил
крестное целование; а я без тебя и на Волгу ходил, да
бог помиловал, ничего не случилось; и теперь был бы со
мною бог да крестная сила». Святослав соединился
с Юрием; оба князя послали сказать Давыдовичам:
«Братья, пойдемте с нами на Изяслава». Давыдовичи
отвечали Юрию: «Ты крест целовал быть с нами и ни-
чего не помог; а Изяслав пришел и землю нашу повое-
вал; за Десною города пожег; теперь же мы целовали
крест к Изяславу Мстиславичу, и хотим с ним быть,
и душою не можем играть». Юрий пошел к Переяслав-
лю; Изяслав, услыхав об этом, сказал: «Если бы он при-
шел один с детьми, то получил бы от меня любую во-
лость; но когда привел на меня половцев и врагов моих
Ольговичей, то хочу с ним биться». Киевлянам сперва
не хотелось идти за Изяславом на Юрия; они говорили
ему: «Мирись, князь, мы не идем»; но потом пошли
и сошлись с полками Юриевыми у Переяславля. В ночь
Юрий прислал к Изяславу с такими словами: «Брат! ты
88
на меня приходил, и землю мою повоевал, и старшинст-
во с меня снял; теперь же, брат и сын, для Русской зем-
ли и христианства не прольем христианской крови, но
дай мне Переяславль, я посажу там сына своего, а ты
сиди себе, царствуя в Киеве; если же не хочешь так
сделать, то бог тебе судья». Изяславу не понравилось
дядино предложение; он задержал его посла и выбрался
с полками из города.
На другой день, когда Изяслав отслужил обедню
у св. Михаила, выходил из церкви, епископ со слезами
на глазах подошел к нему и сказал: «Князь! помирись
с дядею: много спасения примешь от бога и землю свою
избавишь от великой беды». Но Изяслав не послушал
епископа, надеясь на множество войска; он сказал:
«Я головою добыл Киева и Переяславля» — и пошел
против Юрия. От полудня до вечера стрельцы бились
с обеих сторон; когда Юрий оборотил свои полки назад
к стану, Изяслав двинулся за ним; увидав это, Юрий во-
ротился опять, и началась злая битва; Изяслав был по-
бежден и прискакал в Киев сам-третей 23 августа.
А на другой день Юрий, хваля и славя бога, вошел
в Переяславль и пробыл там три дня; оттуда пошел
к Киеву и стал против св. Михаила, по лугу. Изяслав,
посоветовавшись с братом своим Ростиславом, вышел на
вече к киевлянам и сказал им: «Дядя пришел, можете ли
за нас биться?» Они отвечали: «Господа наши князья!
не погубите нас до конца; отцы наши и братья и сыновья
на полку, одни в плену, другие побиты и оружие снято;
а теперь нас возьмут в полон; поезжайте лучше в свои
волости; ведь вы знаете, что нам с Юрьем не ужиться;
после где увидим ваши стяги, будем готовы за вас бить-
ся». Князья, услыхав такой ответ, разъехались: Изяслав
во Владимир Волынский, а Ростислав в Смоленск.
Юрий въехал в Киев; множество народа вышли к не-
му навстречу с радостию великою, и сел он на столе от-
ца своего, хваля и славя бога. Изяслав же, пришед во
Владимир, начал слать в Венгрию, в Польшу и в Боге-
мию, к тамошним владельцам, своим родственникам,
прося у них помощи, чтобы они садились на коней
и шли с полками своими к Киеву; если же самим нель-
зя будет идти, то пусть пошлют полки свои, либо с мень-
шими братьями, либо с воеводами. Король венгерский
отрекся помогать ему, сказавши: «У меня рать с царем
греческим; когда управлюсь с ним, то либо сам к тебе
пойду, либо полки свои отпущу». Польские князья отве-
89
чали: «Мы от тебя недалеко; одного из нас оставим сте-
речь землю, а вдвоем пойдем к тебе». Чешский (Богем-
ский) князь отвечал: «Я сам готов идти с своими пол-
ками». Тогда Изяслав опять отправил послов и в Вен-
грию, и в Польшу, и в Богемию, с дарами великими к та-
мошним владельцам, и велел сказать им: «Бог не оста-
вит вас, что вы взялись мне помогать; а я вам скажу,
братья! с Рождества Христова садитесь-ка на коней»,—
они исполнили его просьбу. Королю венгерскому самому
нельзя было идти; он отправил к Изяславу десять ты-
сяч войска и велел сказать ему: «Отпускаю к тебе свои
полки, а сам хочу подступить под горы галицкого князя
и не дать ему на тебя двинуться, а ты управляйся там
с теми, кто тебя обидел; если мои полки истомятся, то
я пошлю к тебе новые или сам сяду на коня». Болеслав
Польский сам поехал с братом своим Генрихом, а Меш-
ку34 оставил стеречь землю свою от пруссаков. Вячеслав,
услыхав об этом, послал сказать Юрию: «Вот уж венг-
ры идут, и польские князья сели уже на коней, и сам
Изяслав выступил в поход: так пойди сюда с полками,
заступись за мою волость; Изяслав мне говорит: будь
мне вместо отца, ступай садись в Киеве, а с Юрием не
могу жить, если жене хочешь принять меня в любовь и в
Киев не пойдешь на стол, то я волость твою пожгу; так
ступай же теперь, брат, сюда, и увидим на месте, что
нам бог даст, добро или худо; если же, брат, не поедешь,
то уж на меня не жалуйся, если мою волость пожгут».
Юрий, услыхав это, собрал силу свою и пошел из Киева
с дикими половцами, а к Изяславу пришли на помощь
венгры и поляки; но вдруг к полякам пришла весть, что
пруссаки идут на их землю; Болеслав и Генрих, князья
польские, сказали об этом Изяславу, и тому было очень
нелюбо. Стали думать, как быть, и придумали послать
к Вячеславу и к Юрию с мирными предложениями. Пос-
лы, от имени венгерского короля и польских князей, го-
ворили так Вячеславу и Юрию: «Вы нам вместо отцов;
вот вы теперь воюете с братом и сыном вашим Изясла-
вом; но ведь мы по боге все христиане, все мы братья,
и потому всем нам следует жить мирно; нам бы хоте-
лось, чтобы вы уладились с братом и сыном вашим
Изяславом, вы бы сидели в Киеве, решивши между со-
бою, кому из вас он приходит, а у Изяслава пусть оста-
ется Владимир, Луцк и что у него еще городов, пусть
и сидит в них, да пусть Юрий воротит новгородцам все
их дани». Вячеслав и Юрий отвечали на это послам:
90
«Помоги бог зятю нашему королю, и брату нашему Боле'
славу, и сыну нашему Генриху, что между нами добра
хотят; но если вам хочется, чтобы мы помирились, то не
стойте на нашей земле, не губите нашего именья и сел;
но пусть Изяслав идет в свой Владимир, вы в свою зем-
лю, а мы с своим братом и сыном Изяславом сами одни
будем ведаться». Услыхав этот ответ, Изяслав с союз-
никами разошлись по своим землям, и дядя с племян-
ником начали улаживаться, пересылаясь друг с другом:
Изяслав хотел всех даней новгородских, как и прежде
требовал; но Юрий никак не согласился; он обрадовал-
ся, что венгры и поляки возвратились домой и племян-
ник остался один без союзников. «Выгоню Изяслава,—
говорил Юрий,— и волость его всю возьму». В это время
Владимир, князь Галицкий, выступил с своими полками
и стал между Изяславом и Юрием; по просьбе первого
он начал стараться о мире; о том же старался и сын
Юриев, Андрей; Вячеслав также не переставал твердить
Юрию: «Брат! мирись; если же ты уйдешь прочь не ула-
дившись, то Изяслав пожжет мою волость». Юрий нако-
нец согласился на мир и возвратил Изяславу все дани
новгородские. Изяслав обрадовался миру и приехал
к дядьям в Пересопницу; здесь положили: что после Пе-
реяславского сражения было пограблено, то с обеих сто-
рон возвратить тем, кому прежде принадлежало. Изяс-
лав послал мужей своих и тивунов к Юрию, чтобы отыс-
кивать свое; они отыскали, но Юрий ничего не отдал.
В 1150 году Изяслав объявил, что не может быть
в обиде, и выступил в поход к Пересопнице; Глеб, сын
Юриев, стоял станом выше этого города, на реке Стуб-
ле; при приближении Изяслава он сам едва мог спас-
тись бегством в город, стан, дружину и коней побрали
неприятели. В таком положении Глеб послал сказать
Изяславу: «Как мне Юрий отец, так мне и ты отец,
и я тебе кланяюсь; ты с моим отцом сам ведаешься;
а меня отпусти к отцу и клянись святою богородицею,
что не возьмешь меня в плен, а отпустишь к отцу; тогда
и к тебе выйду сам с поклоном». Изяслав поклялся свя-
тою богородицею и сказал ему: «Вы мне братья свои,
и я на вас не держу вражды; но обижает меня твой отец
и с нами не умеет жить». После этого Изяслав отправил-
ся к черным клобукам: те приняли его с большою радо-
стию. Юрий ничего не знал о движениях Изяслава; све-
дав, что последний уже в черных клобуках, он побоялся
оставаться долее в Киеве, перебежал с сыновьями за
91
Днепр и скрылся в Городке. Изяслав пришел к Киеву;
но дядя Вячеслав опередил его, вошел в город и сел на
дворе Ярославовом. Киевляне, услыхав, что Изяслав
идет, толпами вышли к нему навстречу и сказали:
«Юрий вышел из Киева, но Вячеслав сидит там на его
месте; а мы его не хотим». Изяслав, услыхав это, послал
сказать Вячеславу: «Я звал тебя сидеть в Киев, но ты
не захотел; а теперь как увидал, что брат выехал, так
ты садишься в Киеве; ступай-ка в свой Вышгород».
Киевляне сказали Изяславу: «Ты наш князь, ступай ко
св. Софии, сядь на столе отца твоего и деда своего».
Но Вячеслав, со своей стороны, послал сказать племян-
нику: «Хоть убей на этом месте, а не выеду». Изяслав,
поклонившись св. Софии, въехал на двор Ярославов со
всем своим полком, и киевлян пришло с ним множество.
В это время Вячеслав сидел на сеннице, и многие стали
говорить Изяславу: «Князь! возьми его вместе и с дру-
жиною»,— другие же говорили: «Хочешь, подсечем под
ним сени?» То Изяслав отвечал: «Сохрани меня бог! я
не убийца братьи своей, а дядя мне вместо отца; я сам
пойду к нему». Взяв с собою немного дружины, Изяс-
лав пошел к дяде и поклонился ему. Вячеслав увидал
его, встал и поцеловался; когда оба сели, Изяслав на-
чал говорить: «Кланяюсь тебе, батюшка! нельзя мне
с тобою рядиться; видишь ли, какая сила народу стоит
и много тебе лихо замышляют; так поезжай лучше
в свой Вышгород, оттуда буду с тобой рядиться». Вя-
чеслав отвечал: «Ты меня сам, сынок, звал в Киев, но
я тогда целовал’крест к брату своему Юрию; но если
уже теперь так случилось, то Киев тебе, а я поеду в свой
Вышгород».
Между тем Юрий послал сказать Давыдовичам иОль-
говичам: «Изяслав выгнал меня из Киева и сам сел там;
помогите мне». В то же время Владимир Галицкий по-
шел на помощь свату своему Юрию против Изяслава;
этот, взяв своих бояр, поехал с ними к Вячеславу в Выш-
город и сказал ему: «Ты мне отец, а вот тебе Киев,
и другую волость, какую хочешь, возьми, а остальное
мне отдай». Старик отвечал с сердцем: «А для чего ты
мне не дал Киева тогда и заставил выехать из города
с большим стыдом? Теперь же, когда одна рать идет из
Галича, а другая от Чернигова, то ты мне Киев даешь!»
Изяслав отвечал дяде: «Я к тебе посылал и Киев давал,
объявляя, что с тобою могу жить, а с братом твоим Юри-
ем мне нельзя ладить; тебя люблю, как отца, и теперь
92
скажу: ты мне отец, и Киев твой, ступай в него». Вяче-
славу стало любо от таких слов, и оба князя целовали
крест на том, чтобы Изяславу иметь Вячеслава отцом,
а Вячеславу иметь Изяслава сыном: тут же и мужи их
клялись хотеть между князьями своими добра, честь их
беречь и не ссорить их. Изяслав поклонился святым
мученикам и отцу своему Вячеславу и сказал ему: «Ты,
батюшка, не трудись, я один поеду к Звенигороду про-
тив Владимира, а ты со мною отпусти полк свой, сам же
ступай в Киев, если тебе угодно». Вячеслав отвечал:
«Сын! что ни есть у меня дружины, всех с тобою пу-
скаю». Изяслав приехал в Киев, ударил в трубы, созвал
киевлян и пошел против Владимира, сказав: «Кто ко
мне ближе, против того и пойду прежде». Он встретился
с Галицким князем на реке Олыланице; черные клобу-
ки, видя силу Владимира, испугались и стали говорить
Изяславу: «Князь! сила его велика, а у тебя мало дру-
жины, не погуби нас, да и сам не погинь; ты наш князь,
когда силен будешь, и мы тогда с тобою, а теперь не
твое время, ступай прочь». Изяслав отвечал им: «Лучше,
братья, помрем здесь, чем такой позор возьмем на се-
бя». Но киевляне начали также приступать к нему, го-
воря: «Поезжай, князь, прочь»,— и побежали, за ними
побежали черные клобуки к своим вежам35; Изяслав,
видя это, побежал и сам. Приехавши в Киев, он пошел
к отцу своему Вячеславу, оба князя подумали, как по-
мочь беде, и сели обедать. В это время пришел Юрий
с сыновьями своими, с Давыдовичами и Ольговичами,
и стал на берегу против Киева: тогда много из киевлян
поехали в лодках к Юрию, а другие начали перевозить
его дружину на эту сторону, в Подолье. Вячеслав
с Изяславом, видя это, сказали: «Теперь не наше вре-
мя»— и отправились — Вячеслав в Вышгород, а Изяс-
лав во Владимир, а Юрий сел опять в Киеве.
Зимою Изяслав послал сказать Андрею, сыну Юрие-
ву: «Брат! помири меня с отцом своим; мне нет отчины
ни у венгров, ни у ляхов, а только в Русской земле, вы-
проси мне у отца своего волость по реку Горынь». Анд-
рей стал просить отца за Изяслава, но тот не хотел ни-
чего слышать, тогда Изяслав сказал: «Дядя не дает мне
волости, не хочет меня терпеть в Русской земле, а Вла-
димир Галицкий, по его велению, волость мою взял да
еще опять к Владимиру моему хочет прийти на меня».
Подумав, он послал брата своего Владимира в Венгрию
к королю, зятю своему, с такими словами: «Ты мне сам
93
сказал, что Владимир, боясь тебя, не смеет головы по-
ложить на подушку; Юрия я выгнал из Киева, Юрий
передо мною бегает; но пришел Владимир, соединился
С Ольговичами и погнал меня из Киева; теперь же, брат,
Сдержи свое слово, сядь на коня». Король, услыхав это,
послал сбирать дружину и полки, сам сел на коня
и наделал много зла Владимиру и земле его. После
этого король прислал Изяславу десять тысяч добрых
людей; тогда Изяслав выступил к Киеву, потому что Вя-
чеславова дружина, берендеи и киевляне звали его туда,
Когда Изяслав стоял выше Пересопницы, то получил
весть, что Владимир Галицкий идет на него; услыхав это,
он созвал дружину на думу; дружина сказала: «Князь!
сам ведаешь, что тебе нелегко теперь: пришел ты ратью
на Юрия, а за тобою другой враг — Владимир; ты пой-
дешь на Юрия, а там соединятся да ударят тебя в тыл;
придется нам очень трудновато». Изяслав отвечал: «Вы
за мною вышли из Русской земли, лишились сел своих
и всех животов, да и я от своей дедины и отчины не мо-
гу отказаться: но либо голову свою сложу, либо возвра-
щу свою отчину и ваши все животы; если меня нагонит
Владимир, то отдаюсь на суд божий, как меня бог с ним
рассудит; если же встретит меня Юрий, то и с этим пусть
меня бог рассудит». Сказав это, Изяслав отправился
к Дорогобужу. Дорогобужцы вышли к нему со крестами
и поклонились; Изяслав сказал им: «Бог вам помочь, вы
люди деда моего и отца моего». Дорогобужцы отвечали:
«С тобою, князь, чужеземцы, венгры: не наделали бы
они какого зла нашему городу». Изяслав сказал им на
это: «Я вожу венгров и все другие народы не на своих
людей, но кто мне враг, на того вожу; а вы не беспокой-
тесь ни о чем».
На реке Уше встретился Изяслав с полками Галиц-
кими и начал перестрелку; стрелки его схватили в плен
одного из галичан и представили князю; тот спросил
пленника: «Где твой князь?» — он отвечал: «Вот за го-
родом первый лес, тут он услыхал об тебе, тут же
и встал, не посмев идти сквозь лес, он говорил: если
пойдем сквозь лес, то нападут на нас, а сила наша за на-
ми далеко, лучше подождем здесь». Изяслав, услыхав
это, сказал брату своему, и сыну, и всей дружине: «Пой-
дем на него». Дружина отвечала: «Князь! нельзя нам
идти на него; перед тобою река, и вода в ней большая,
как ты хочешь на него ехать? да еще он стоит заложил-
ся лесом; теперь, князь, не медли, но ступай в Киев,
94
к своей дружине, если нас Владимир где настигнет на
дороге, то и будем с ним биться; ведь ты сам сказал:
кто нас встретит, с тем и бьемся. Теперь же, князь, не
медли, поезжай; будешь ты на Тетереве, к тебе вся
дружина твоя приедет, а коли бог даст до Белгорода
дойдешь, то еще больше народа будет с тобою». Изяс-
лав послушался и пошел дальше.
Пришедши к городу Вздвиженю, он позвал к себе
брата, сына и венгров на думу и сказал им: «Владимир
идет за нами, а мы здесь стоим; я бы вас спросил, бра-
тья: здесь ли нам оставаться или в ночь выступить
дальше? если мы здесь останемся, то Владимир за нами
и скоро нас нагонит, а перед нами еще другая рать,
Юрий: дождемся того, будет трудно; не лучше ли, по-
ложась на бога и своего труда не жалеть, поехать
дальше? если нам удастся въехать в Белгород, то Юрий
наверно побежит перед нами, и тогда мы поедем в свой
Киев, а когда в сильный полк киевский въедем, то я уж
знаю, киевляне будут за меня биться; а нельзя будет
пробраться к Белгороду, поедем к черным клобукам;
когда к черным клобукам приедем и с ними соединим-
ся, то не боимся ни Юрья, ни Владимира». Венгры отве-
чали: «Мы твои гости; если надеешься на киевлян, то те-
бе лучше знать своих людей; доброе дело, князь, когда
друг прибудет; а кони под нами еще крепки, поедем, по-
ка в силах».— Изяслав отпустил брата своего Владими-
ра наперед к Белгороду, а сам пошел за ним. Борис
Юрьевич, услыхав о приближении Владимира, бежал из
Белгорода в Киев к отцу и сказал ему, что Изяслав
идет. Юрий поскорее сел в лодку, переплыл Днепр и
спрятался в Городке. Киевляне, послышавши Изяслава,
вышли к нему навстречу с радостью, и он сел опять на
столе деда своего и отца с честью великою, захвативши
много Юрьевой дружины по Киеву. Между тем Влади-
мир Галицкий, слыша, что Изяслав уже в Киеве, а
Юрий бежал оттуда, послал сказать Андрею Юрьевичу:
«Не понимаю, как это княжит сын мой; рать идет на не-
го из Владимира, а он того и не ведает? а вы, сыновья
его, один сидит в Пересопнице, а другой в Белгороде, как
же вы того не устерегли? если вы так княжите с отцом
своим, то управляйтесь сами как хотите, а я один не могу
идти на Изяслава, он хотел вчера со мною биться, идя иа
вашего отца, а на меня оборачиваясь, ловя случай как бы
сразиться со мною; а теперь он въехал во всю Русскую
землю, теперь и подавно мне одному нельзя на него пд-
95
ти». Сказавши это, он возвратился в Галич, а Изяслав
послал в Вышгород к дяде Вячеславу с такими словами:
«Батюшка! кланяюсь тебе; если бог взял у меня отца
моего Мстислава, то ты мне вместо его отец; теперь кла-
няюсь тебе и прошу прощения, согрешил я пред тобою
в самом начале; и потом, когда бог помог мне победить
Игоря у Киева, то я на тебе чести не положил, а потом
и в другой раз у Тумаща; теперь же, батюшка, я во всем
раскаиваюсь пред богом и пред тобою: если ты меня
простишь, то и бог меня простит; теперь даю тебе Киев,
ступай, сядь на столе деда своего и отца». Изяслав от-
вечал ему: «Бог тебе помочь, сынок, за то что на меня
честь возложил; давно б тебе так сделать, воздавши мне
честь, ты этим самым богу честь воздал; ты говоришь,
что я твой отец, а я тебе скажу, что ты мой сын: у те-
бя отца нет, а у меня сына нет, ты мой сын, ты мой
и брат». Оба князя целовали крест на том, что не раз-
лучаться им ни в добре, ни в лихе, но всегда быть
вместе.
В 1151 году Изяслав ввел дядю и отца своего Вяче-
слава в Киев. Вячеслав, приехав в Киев, отправился
к святой Софии и сел на столе деда и отца своего; по-
том позвал сына своего Изяслава к себе на обед и киев-
лян и венгров, и пировали в большой любви. На другой
день Вячеслав послал сказать Изяславу: «Бог тебе по-
мочь, сынок, за то, что на меня честь возложил, как на
отца родного; скажу тебе вот что: я уже стар, всех ря-
дов не могу рядить, но будем оба в Киеве, и если слу-
чится какое дело с христианами или с погаными, идем
оба вместе, а дружина и полк будут у нас общие, и ты
ряди их; где можно будет нам обоим ехать, то оба пое-
дем, если же нельзя, то ты один ступай с моим полком
и с своим». Изяслав сильно обрадовался этим словам,
с великою честию поклонился отцу своему и сказал:
«Кланяюсь тебе, батюшка; как сказано, так пусть, бог
даст, и будет, пока живы». На третий день оба князя
позвали к себе венгров и сказали им: «Поезжайте
к своему королю, а к нашему зятю, а мы в след за ва-
ми шлем сына своего Мстислава». Последний должен
был сказать королю от имени отца: «Бог тебе помочь,
брат, за твою помощь нам; только разве брат родному
брату или сын отцу может то сделать, что ты нам сде-
лал; дай нам бог жить с тобою нераздельно ни в чем,
и если кто тебя обидит, на того мы сами пойдем, или
братыо свою пошлем, или сыновей с полками; нам тебе
96
.нечем отблагодарить за все твое добро, разве головою
своею; но теперь доверши свое доброе дело: самого тебя
не зовем, потому что у тебя война с царем греческим;
но пришли нам помощь, или такую же, как теперь прис-
лал, или посильнее, с братом своим Мстиславом, а на-
шим сыном, потому что Юрий силен, Давыдовичи и Оль-
говичи с ним, а того гляди, что и половцев диких най-
мет; помоги нам, брат, теперь, так весною, когда упра-
вимся у себя, будем к тебе с своими полками на помощь,
если же ты с царем управишься, то будешь нам помощ-
ник; твои мужи и брат твой Мстислав расскажут тебе
все, как нам бог помог, как стала за нас вся Русская
земля и все черные клобуки».
Отрядивши Мстислава в Венгрию, князья отрядили
также послов и к Ростиславу в Смоленск; Вячеслав ве-
лел сказать ему: «Брат! Бог соединил нас с твоим бра-
том, а с моим сыном Изяславом: добыв Русскую землю,
он на мне честь положил, посадил меня в Киеве; я тебе
скажу вот что: и ты мне такой же сын, как и брат твой
Изяслав; потрудись прийти сюда к нам, чтоб нам всем
вместе втроем подумать о наших делах». Изяслав также
велел сказать брату: «Ты меня, братец, не один раз за-
ставил положить честь на дяде своем и на отце; вот те-
перь бог привел меня в Русскую землю, и я отдал честь
нашему дяде для тебя и для всей Русской земли; скажу
тебе еще: там в Новгороде у тебя сын мой и твой Ярос-
лав, там же у тебя Смоленск; так урядивши все там,
пойди к нам сюда, вместе все втроем посоветуемся, что
нам бог явит». Ростислав исполнил желание дяди и бра-
та и пришел к ним на помощь с множеством войска,
а Юрий, набрав диких половцев, пришел на Изяслава;
начали биться по Днепру в лодках, от Киева до устья
Десны, бились крепко, и Юрию не удавалось ничего сде-
лать против Киева. Изяслав смастерил лодки удиви-
тельным образом: гребцов в них было не видать, только
весла наружи, потому что лодки были покрыты досками,
наверху стояли борцы в бронях и стреляли; кормчих бы-
ло двое; один на носу, другой на корме, и куда хотят,
туда пойдут, не поворачивая лодок. Наконец Юрий пе-
решел Днепр; тогда Вячеслав, Изяслав и Ростислав, со-
звавши братью свою, начали думать: Изяслав с Рости-
славом хотели биться, но дружины всех князей отговари-
вали и киевляне, особенно же черные клобуки; они го-
ворили: «Князь, нельзя нам к ним ехать, потому что рат-
ники наши все на конях; ты к ним поедешь, а он перед
4. С. М. Соловьев 97
тобою пойдет по Руси, так тебе и придется, оставя пе-
ших, гнаться за ним: но мы, князь, вот что вам скажем:
не делайте так, но ступайте в свой Киев, а к нам при-
ставьте брата своего Владимира, заберем жен, детей,
стада и все свои животы, да и пойдем к Киеву; вы пр-
будьте там только до вечера, и мы тогда приедем; мы
хотим за отца вашего Вячеслава, за тебя, и за брата
твоего Ростислава, и за всю братью головы свои поло-
жить: либо честь вашу отыщем, либо изомрем все с ва-
ми, а Юрья не хотим».
Князья сделали по их, и расположились около Кие-
ва; скоро пришел к ним и Владимир со всеми черными
клобуками, с вежами и стадами их; князья, дружина,
черные клобуки и киевляне согласились не идти на не-
приятеля самим, но дать ему приблизиться к себе и тог-
да уже начать битву. Изяслав сказал: «Только би бог
нам помог, а мы уж от них отобьемся, ведь они не
с крыльями; перелетевши за Днепр, сядут же». Тогда
Вячеслав начал говорить Изяславу и Ростиславу: «Вот
мы, братья, приготовились к битве; но ведь Юрий мне
брат, хоть и моложе меня; мне бы хотелось послать к
нему и свое старшинство оправить, чтобы нас бог с ним
рассудил, а бог смотрит на одну правду». Племянники
отвечали: «Доброе дело ты задумал, батюшка; сделай
так». Тогда Вячеслав сказал мужу своему: «Ступай
к брату Юрию, поклонись ему от меня; а вы братья
и сыновья мои, Изяслав и Ростислав, слушайте, при вас
я отряжаю посла; скажи брату так от меня: я, братец,
и тебе, и Изяславу много раз говорил: не проливайте
христианской крови, не губите Русской земли; удержи-
вая вас, я и на свою обиду не смотрел, что вы меня два
раза обесчестили, а ведь у меня полки есть и силу мне
бог дал; но я для Русской земли и для христианства
все то забыл, как Изяслав, идучи биться с Игорем, го-
ворил: я Киева не себе ищу, но отцу моему Вячеславу,
тот брат старший; бог ему помог, и он Киев себе взял
да еще к тому Туров и Пинск у меня отнял и тем меня
сильно разобидел; а ты тоже, брат, едучи в Переяславль
биться с Изяславом, говорил: я Киева не себе ищу, у ме-
ня старший брат есть, Вячеслав, он мне вместо отца,
для него ищу Киева; бог тебе помог, а ты Киев себе да
еще Пересопницу и Дорогобуж у меня отнял, а дал мне
один Вышгород; но я во все то не вступился, для Русской
земли и для христиан, да еще и вас удерживал, но вы
меня не слушаетесь; ты когда-то говорил: не могу по-
98
клониться младшему; но вот Изяслав, хотя прежде и два
раза не сдержал своего слова, теперь же, добыв Киев,
поклонился мне и честь мне воздал, в Киеве меня поса-
дил, отцом меня назвал, а я его сыном; ты говорил, что
младшему не поклонишься, но ведь я тебя буду постар-
ше, и немалым: я уже был бородат, когда ты родился; ес-
ли же хочешь на мое старшинство поехать, то бог нас рас-
судит». Юрий прислал своего мужа с таким ответом:
«Я тебе, брат, кланяюсь; твоя правда: ты мне вместо
отца, если же хочешь со мною рядиться, то пусть Изяс-
лав едет во Владимир, а Ростислав в Смоленск, а мы
сами между собою урядимся». Вячеслав велел сказать
ему на это: «У тебя семь сыновей, и я их от тебя не от-
гоняю, а у меня только два сына, Изяслав и Ростислав,
и другие младшие есть же, но я, брат, тебе скажу: для
Русской земли и для христиан поезжай в свой Пере-
яславль и в Курск, с своими сыновьями, а там у тебя
еще Ростов Великий; Ольговичей отпусти домой, и сами
между собою урядимся и крови христианской не будем
проливать; если же ты своего замысла не отложишь, то
пречистой богородице с сыном своим и богом нашим су-
дить нас в сей век и в будущий»—при этих словах он
указал на образ богородицы, что па золотых воротах.
Юрий не послушался.
Тогда Вячеслав, Изяслав и Ростислав, поклонившись
св. Богородице и св. Софии, выступили из Киева; киев-
ляне сказали им: «Все мы должны идти, кто только мо-
жет; если же кто не пойдет, того сами побьем»,—
и пошли все с радостью за своими князьями, конные
и пешие, многое множество. В то же время пришел по-
сол из Венгрии к Изяславу от сына его Мстислава, ко-
торый велел сказать ему: «Король, зять твой, отпустил
к тебе помощь, какой еще никогда не бывало, многое
множество; я уже с ним прошел Гору; если мы тебе по-
надобимся поскорее, то ты пошли к нам, мы скорее пой-
дем». Изяслав отвечал: «Мы уже идем на суд божий,
а вы нам надобны». Враги сошлись у реки Рута: Анд-
рей Юрьевич начал рядить полк отца своего, потому что
был тогда старший между братьями; Изяслав и Ростис-
лав подъехали к отцу своему Вячеславу и сказали ему:
«Ты хотел добра, но брат твой не захотел; теперь же,
батюшка, хотим головы свои сложить за тебя или отыс-
кать честь твою». Вячеслав отвечал им: «Брат и сын!
от рожденья не охотник я был до кровопролитья; но
брат мой довел меня до того, и если уже мы теперь на
99
этом месте, то бог рассудит нас». Племянники поклони-
лись ему и поехали в свои полки. Изяслав, въехавши
в свой полк, послал повестить по всем полкам: «Смотри-
те на мой полк: как он пойдет, так и вы ступайте».
Полки двинулись; Андрей Юрьевич взял копье и поехал
наперед, съехался с неприятелем прежде всех и изло-
мал копье: коня его ранили в ноздри, конь начал под
ним соваться, шлем спал с Андрея, и щит у него оторва-
ли; но божиим заступлением и молитвою родителей
своих он сохранен был без вреда. С другой стороны
Изяслав въехал один в полки ратных и изломал свое
копье; тут ранили его в руку и в стегно36, и он слетел
с коня. Когда полки соступились, была сеча крепка. Бог,
св. богородица и сила честного животворящего креста
помогли Вячеславу, Изяславу и Ростиславу: они побе-
дили Юрия. Половцы Юриевы, не пустивши и по стре-
ле, побежали; за ними побежали Ольговичи, за Ольго-
вичами и сам Юрий с детьми; в бегстве их множество
дружины потонуло в Руте, тут же убили и Владимира
Давыдовича, князя черниговского, доброго, кроткого.
Когда сошлись полки конные и пешие, Изяслав лежал
раненый, и когда хотел приподняться, то киевляне чуть-
чуть не убили его, не разглядевши и думая, что неприя-
тель. Изяслав сказал им: «Я князь»,— тогда один из
ратных отвечал ему: «Ну так тебя-то нам и надобно»,—
вынул меч и начал рубить его по шлему; Изяслав пов-
торил: «Я Изяслав, ваш князь»—и снял с себя шлем;
тогда узнали его,' подняли на руки с радостию, как ца-
ря и князя своего, и воскликнули: «Кирие, елеисон»37.
Изяслав сильно изнемогал от ран, потому что исшел
кровию, но когда услыхал, что Изяслав Давыдович пла-
чется над своим братом Владимиром, то позабыл свою
немощь, сел на коня, поехал туда и плакался над покой-
ным, как над родным братом. Долго плакавши, он нако-
нец сказал Изяславу Давыдовичу: «Уж нам его не во-
скресить; но вот бог и пречистая врагов наших победи-
ли, и они бегают теперь около, так тебе, брат, стоять
здесь теперь нечего: взявши брата, ступай-ка в Черни-
гов, а тебе придам помощь; поезжай, чтоб до вечера
быть в Вышгороде».
Давыдович отправился в Чернигов, а Мстиславичи
с дядею Вячеславом с честью и похвалою великою пош-
ли в Киев; к ним навстречу вышли святители с креста-
ми, Митрополит Клим, и игумены честные, и попы; кня-
зья въехали в город с великою честию, поклонились
100
св. Софии и св. Богородице Десятинной и начали жить
вёсело и дружно. Между тем Мстислав Изяславич вел
венгров на помощь к отцу, а вслед за ним шел Владимир
Галицкий. Мстислав, ничего не зная, расположился ста-
ном недалеко от Дорогобужа; князь Владимир Андре-
евич прислал ему много хмельного питья, а между про-
чим велел сказать, что Владимир Галицкий идет за ним;
Мстислав объявил об этом войску, но пьяные венгерцы
с хвастовством отвечали: «Если придет на нас, то мы
будем биться с ним». В полночь сторожа прибежали
к князю с криком: «Владимир идет!» Мстислав с дру-
жиною вскочил на коней и начал будить венгров, но те,
напившись, лежали как мертвые; на рассвете ударил на
них Владимир Галицкий и мало кого взял в плен, почти
всех перебил; Мстислав же с дружиною ушел в Луцк.
Когда князь Изяслав услыхал, что сын его побежден
н венгры перебиты, то сказал свою пословицу: «Не идет
место к голове, а голова к месту; но дал бы бог здоро-
вье мне и королю, а месть будет».
Между тем Вячеслав и Изяслав послали сказать
Юрию: «Кланяемся тебе; ступай в Суздаль, а сына поса-
ди в Переяславле, не можем с тобою жить здесь, приве-
дешь на нас опять половцев». У Юрия не было тогда
ниоткуда помощи; дружина его — одни были перебиты,
другие захвачены в плен; неволею принужден он был
целовать к ним крест за себя и за детей своих.
В 1152 году король венгерский прислал сказать Изяс-
лаву: «Батюшка! кланяюсь тебе; ты прислал сказать мне
про обиду от галицкого князя, а я уж здесь приготовля-
юсь; и ты приготовляйся». Изяслав, слыша это, собрал
всю свою дружину и пошел, чтобы соединиться с коро-
лем; на реке Соне встретились они с Владимиром Га-
днцким и приготовились к битве. Изяслав сказал при
этом дружине своей: «Братья и дружина! Бог никогда не
налагал бесчестья на Русскую землю и на русских сы-
нов, на всех местах они честь свою брали; теперь же,
братья, поревнуем тому: в этой земле и перед чужим
народом дай нам бог честь свою взять». Сказав это,
Изяслав бросился со всеми своими полками вброд; венг-
ры сделали то же, с своей стороны, Владимир был силь-
но поражен, и только сам-друг убежал в. город Пере-
мышль. И Перемышль тогда же бы взяли, потому что
некому было, из него биться, да.не взяли, потому, что
вне города стоял двор княжий, на лугу, цад рекою Са-
ном; на этом дворе, было много всякого добра: туда-тр и
4QJ.
ринулись все воины. Изяслав же и король, собравши
всех своих воинов и дружину, раскинули тут же стан пе-
ред городом, над рекою Вягром. Между тем Владимир
начал слать к королю, прося мира, на ту же ночь при-
слал к архиепископу и к воеводам королевским, при-
творился, что тяжело ранен, и велел сказать им: «Умо-
ляйте за меня короля; я тяжко ранен и каюсь пред ко-
ролем, что прежде его оскорбил и стал против него»,— а
королю велел сказать: «Бог грехи отпускает, и ты мне
отпусти, а не выдай меня Изяславу, потому что я креп-
ко болен; если бог по душу пошлет, то прими к себе сы-
на моего; отец твой был слеп, а я ему много послужил
своим копьем и своими полками; за его обиду с ляхами
бился; помяни это и отдай мне мои вины». Архиеписко-
пу и мужам королевским Владимир выслал множество
даров, золота и серебра, сосудов золотых и серебряных
и платья. На другой день король, съехавшись с Изясла-
вом, пересказал ему речи Владимира; тот отвечал ему:
«Сын! если Владимир умрет, то бог его убил, потому что
он преступил крестное целование к нам обоим; испол-
нил ли он хоть что-нибудь, что обещал тебе, да еще
и опозорил нас обоих, а теперь в чем ты ему будешь ве-
рить? благо, нам бог дал его в руки, самого возьмем
и волость его поделим». Но король не послушал его,
а послушал архиепископа и всех мужей своих, обдарен-
ных Владимиром; он сказал Изяславу: «Не могу убить
Владимира, он молится и кланяется и в своих винах ка-
ется; но если он, поцеловавши теперь крест, не сдержит
клятвы, тогда уже как мне бог с ним даст, либо я буду
в Венгерской земле, либо он в Галицкой». Изяславу
сильно не хотелось мириться с Владимиром, да делать
было нечего; король и мужи его все хотели мириться.
Король сказал Владимиру: «На том тебе целовать крест,
что все русские города возвратить и быть за одно с Изя-
славом, не отлучаться от него ни в добре, ни в лихе».
Владимир согласился на все с радостию, и король пос-
лал к нему мужей своих с крестом. Изяслав не хотел при-
водить его к кресту; ио король сказал: «Это тот самый
крест, на котором Христос бог наш своею волею восхо-
тел пригвоздиться и который, по воле божией, достался
святому Стефану *; если Владимир, поцеловавши этот
крест, изменит клятве и останется жив, то я тебе кля-
нусь, батюшка, что либо голову свою сложу, либо за-
* Св. Стефаи, король венгерский, апостол своей страны.
102
воюю Галицкую землю; а теперь ие могу его убить».
Оба, и король, и Изяслав, отрядили мужей своих с кре-
стом к Владимиру, причем Мстислав Изяславич сказал
отцу своему и королю: «Вы поступаете по-христиански,
что честному кресту верите и обиды свои прощаете; ноя
вам скажу перед этим честным крестом, что Владимир
не сдержит своей клятвы; но ты, король, своего слова не
забудь: если Владимир изменит, то тебе стоять опять у
Галича». Владимир целовал крест, лежа на постели,
притворяясь, что изнемогает от ран, а ран на нем не
было.
Когда же Изяслав, возвратившись во Владимир, пос-
лал своих посадников по тем городам, которые Влади-
мир поклялся возвратить ему, то он не пустил их ни
в один. Изяслав пошел в Киев, а к королю послал ска-
зать: «Тебе уже теперь не воротиться, ни мне; но я толь-
ко даю тебе знать, что Владимир преступил крестное
целование; и ты не забывай своего слова». К Владимиру
же послал Изяслав Петра Бориславича с крестными гра-
мотами, потому что этот самый Петр Бориславич и при-
водил его к присяге. Изяслав велел сказать галицкому
князю: «Ты крест к нам с королем целовал на том, что
возвратишь все, взятое из русской волости, и слова сво-
его не сдержал; я забуду все, если захочешь обещание
свое исполнить; если же нет, то ты будешь клятвопре-
ступник, и вот твои грамоты крестные, а нам с королем
как бог даст над тобою промыслить». Владимир отве-
чал: «Скажи своему князю: „Ты напал на меня врасплох
и короля на меня навел; но если буду жив, то либо го-
лову свою сложу, либо отомщу за себя”». Петр сказал
ему на это: «Князь! ты крест к брату своему Изяславу
и к королю целовал, что все управишь и будешь с ними
заодно, так ты уже изменил крестному целованию».
Владимир отвечал: «Вот еще! такой маленький крестик».
«Крест-то мал,— возразил Петр,— но сила-то его вели-
ка на небеси и на земле; а ведь тебе король говорил о
силе его, что это тот самый крест, иа котором Христос
был распят, и достался он, божией милости, св. Стефану;
говорил и то, что если поцелуешь этот крест и престу-
пишь клятву, то жив ие будешь; а королевский послан-
ник разве не говорил тебе о том честном кресте?» Вла-
димир отвечал: «Ну уж вы тогда досыта наговорились;
а теперь ступай вон, поезжай к своему князю». Петр по-
ложил пред ним крестные грамоты и пошел вон; ему не
дали ни подводы, ни корма, так что он поехал на своих
103
конях. Когда Петр съезжал с княжего двора, в то время
Владимир шел в церковь к св. Спасу, к вечерни; когда
он взошел на переходы, ведущие к церкви, и увидал еду-
щего Петра, то сказал со смехом: «Поехал русский * боя-
рин, побравши все волости» — и, сказавши это, пошел
на полати (хоры) **. Вечерня отошла, Владимир пошел
из церкви: и когда был на том самом месте на ступени,
где смеялся над Петром, то вдруг закричал: «Что это
кто-то меня по плечу ударил»—и не мог соступить
с места, чуть было не упал, слуги подхватили его под ру-
ки, понесли в горенку и уложили; начались разные тол-
ки; одни говорили, что такая болезнь, другие — другая,
стали прикладывать лекарства; ио князю становилось все
хуже да хуже и к вечеру богу душу отдал. Между тем
Петр выехал из Галича и на ночь остановился в Боль-
шеве; было так на рассвете, когда пришел к нему дет-
ский *** из Галича и сказал: «Князь не велел тебе ехать
дальше, но ждать здесь, пока не пришлет за тобою».
Петр не знал еще о княжей смерти, от детского ни-
чего не слыхал об этом, и потому начал сильно тужить,
что ему придется опять ехать в город, думал, что будет
ему мука пуще прежней. Еще до обеда пригнали за Пет-
ром из города звать к князю. Он отправился и когда
приехал на княжий двор, то к нему навстречу вышли
с сеней слуги княжеские все в черном. Петр удивился:
что это значит? Когда он вошел на сени, то увидал, что
молодой князь Ярослав, сын Владимира, сидит на от-
цовском месте, тоже в черном и в черной шапке, и все
бояре в черном; Петру подставили скамью, он сел. Яро-
слав взглянул на него и залился слезами; Петр сидел,
йичего не ведая, наконец спросил: да что же все это
значит? Ему отвечали, что в эту ночь бог послал по ду-
шу князя Владимира. «Как так,— сказал Петр,—•
в эту ночь я выехал отсюда, он был совершенно здо-
ров»,— ему отвечали, что ударило князя в плечо, и с то-
го начал изнемогать и богу душу отдал; Петр сказал на
это: «Воля божия, а всем там быть». Тогда Ярослав на-
чал говорить: «Мы тебя йоэвали вот для чего: <бог волю
свою, как ему было угодно, так и сотворил; а теперь
поезжай к отцу моему Изяславу, отвези ему от меня
* т. е. киевский, потому что Русью собственно называли один
Киев с округом.
** т. е. на хоры в церкви.
,..,.*** Отрок, впоследствии сын боярский, младший придворный
служитель.
104
поклон и скажи: коли бог отца моего взял, то ты будь
мне вместо отца; ты сам с отцом моим ведался, как там
что между вами было, и то уже бог рассудил; бог отца
моего взял, а меня оставил на его месте; полк его и дру-
жина его у меня, одно копье только поставлено у гроба
его, да и то в моей руке; теперь, батюшка, кланяюсь те-
бе, прими меня в сыновья наряду с сыном своим Мсти-
славом: пусть Мстислав ездит подле твоего стремени
по одной стороне, а я буду ездить по другой, со всеми
своими полками». Сказав это, он отпустил Петра.
Несмотря, однако, на такие обещания, Ярослав не
сдержал своего слова относительно Изяслава, и в 1153
году последний принужден был выступить против него
в поход. У реки Серета сошлись враги. Галицкие мужи
начали говорить князю своему Ярославу: «Ты молод, так
отъезжай подальше и смотри только на нас; отец твой
кормил нас и любил, так и мы хотим за честь отца тво-
его и за твою головы сложить; ты у нас один князь: ес-
ли с тобою что станется, то что нам будет* делать? поез-
жай-ка, князь, в город, а мы останемся биться с Изяс-
лавом, и кто из иас будет жив, прибежим к тебе и зат-
воримся с тобою». Ярослав послушался их, полки сош-
лись, и была сеча злая, бились от полудня до вечера.
Вдруг встало смятение в обеих ратях, не видно было,
которая победила. Изяслав гнал галичан, а братья его
бежали от них; Изяслав набрал в плен галицких бояр,
а галичане ополонились боярами киевскими. Великий
князь переночевал на побоище и на другое утро, видя,
что у него осталось очень мало дружины, пошел назад
в Киев, а пленников галицких всех побил, потому что
их было некому стеречь; и был плач великий по всей
земле Галицкой.
ГЛАВА XII
О княжении Юрия Долгорукого, Изяслава Давыдовича
и Ростислава Мстиславича
В 1154 году разболелся великий князь киевский Изя-
слав, честный, благоверный, христолюбивый и славный
внук Владимира Мономаха, и плакалась по нем вся
Русская земля, и все черные клобуки, как по царе
и господине сврем, или лучше сказать, как по отце;
преставился он в воскресенье, на ночь, на Филиппов
JQ5
день38, и погребли его в церкви св. Федора в монасты-
ре отцовском. Дядя Вячеслав всех больше плакал по
нем; он говорил: «Сынок! то мое было место, но пред
богом нечего делать». В это время Ростислав пришел
из Смоленска в Киев; все киевляне вышли с радостию
к нему навстречу, все были ему рады — и Русская зем-
ля вся, и все черные клобуки. Ростислав вместе с Свя-
тославом Всеволодовичем поехали и поклонились отцу
своему Вячеславу. Последний, увидав Ростислава, силь-
но обрадовался и сказал ему: «Сын! я уже стар, рядов
всех не могу рядить; даю тебе их, как брат твой дер-
жал и рядил; ты меня имей отцом и честь на мне дер-
жи, а полк мой и дружину мою ты ряди». Ростислав
поклонился дяде и сказал: «Очень рад, господин батюш-
ка, буду держать тебя отцом господином, как и брат
мой Изяслав держал тебя и в твоей воли был». Киев-
ляне, с своей стороны, посадили Ростислава на столе
киевском и сказали ему: «Как брат твой Изяслав че-
стил Вячеслава, так и ты его чести, а до твоего живо-
та Киев твой».
Скоро пришла весть к Ростиславу, что Глеб Юрье-
вич, со множеством половцев, идет к Переяславлю; Ро-
стислав выступил в поход; когда же сын его Святослав
успел отпровадить половцев, то он начал гадать
с братьею своею, как бы пойти к Чернигову, на Изясла-
ва Давыдовича; после чего, не входя в Киев, стал со
всеми полками у Вышгорода, сказавши дружине своей:
«Нам надобно упредить Юрия, либо прогоним его, ли-
бо помиримся с ним». На другой день пригнали к Ро-
стиславу из Киева с вестию: «Отец твой Вячеслав при-
казал долго жить». Ростислав удивился. «Как,— сказал
он,— мы вчера поехали, он был здоров». Ему отвечали:
«Ночью он пировал с дружиною и пошел спать здоров;
но как лег, так уже больше не вставал, тут и бог по
душу послал». Ростислав, услыхав это, бросил полки
и погнал к Киеву; там плакался по отце своем и про-
водил его до гроба с честью великою, со множеством
народа. После похорон Ростислав поехал на двор Яро-
славов, созвал бояр покойного князя, тиунов его и ключ-
ников и приказал принести перед себя все именье Вя-
чеслава, платье, золото и серебро; когда же все снесли,
он начал раздавать по монастырям, по церквам, по за-
творам и нищим и роздал все, а себе не взял ничего,
только крест честной взял себе на благословение. Уря-
дивши все, он поехал опять на ту сторону Днепра,
106
К полкам своим. Приехавши в полк, Ростислав начал
думать с племянниками, Святославом Всеволодичем
и Мстиславом Изяславичем, и с боярами своими, как
бы пойти к Чернигову. Но бояре отговаривали ему идти
туда, они говорили: «Бог взял дядю твоего Вячеслава,
а ты еще с людьми в Киеве не утвердился; ступай луч-
ше в Киев, утвердись с людьми; тогда если и дядя
Юрий придет на тебя, то годно тебе будет с ним ми-
риться, помиришься, а не годно — начнешь войну». Но
Ростислав не послушался их, а пошел на Изяслава Да-
выдовича к Чернигову. Тот призвал на помощь полов-
цев; Ростислав испугался и побежал в Смоленск. Киев-
ляне, оставшись без князя, послали епископа Демьяна
Коневского сказать Изяславу: «Ступай к нам в Киев,
чтоб иас не взяли половцы; ты наш князь, приезжай
скорей». Черниговский князь въехал в Киев и сел на
столе. Но между тем Юрий Ростовский выступил в по-
ход на Русь и приближался к волости Ростиславовой.
Смоленский князь послал просить у него мира: «Батюш-
ка! кланяюсь тебе, ты и прежде до меня добр был,
и я до тебя, а теперь кланяюсь, ты мне дядя вместо от-
ца». Юрий отвечал: «Правда, сынок, с Изяславом не
мог я ужиться, а ты мне свой брат и сын»,— и не помя-
нувши злобы брата его, помирился с ним. Потом послал
Юрий сказать Изяславу Давыдовичу: «Мне отчина Киев,
а не тебе». Изяслав прислал к нему с молением и по-
клонами. «Разве я сам поехал в Киев? — велел он ска-
зать,— киевляне посадили меня; не делай мне зла,
а Киев твой». Юрий согласился на его просьбу; Изяслав
мирно выехал из Киева, и ростовский князь вступил
туда с торжеством. В 1158 году Изяслав Давыдович на-
чал замышлять рать на Юрия, заключив союз с Рости-
славом Мстиславичем и Мстиславом Изяславичем; под-
готовил было и Святослава Ольговича встать вместе на
Юрия, но тот отвечал: «Я крест целовал к Юрию: не
могу без причины встать на него». В тот самый день,
как Изяслав сбирался идти к Киеву, приехали к нему
киевляне и сказали: «Ступай, князь, в Киев, Юрий
умер». Изяслав прослезился и, подняв руки к небу, ска-
зал: «Благословен еси, господи, что рассудил меня
с ним смертию, а не кровопролитием». Юрий пировал
у Петрила; в тот же день на ночь разболелся и, лежав
пять дней, умер 15 мая, в среду на ночь, а на другой
день в четверг похоронили его в монастыре св. Спаса.
Много зла сотворилось в тот день: разграбили двор его
107
Красный и другой двор его за Днепром, который сам
называл раем, и двор Василька сына его разграбили
также в городе; суздальцев перебили по городам и се-
лам, именье их разграбили.
Изяслав Давыдович вошел в Киев 19 мая. В тот же
год согласились все ростовцы, суздальцы и владимирцы,
взяли Андрея, старшего сына Юриева, и посадили его
на отцовском столе, в Ростове, Суздале и Владимире,
потому что он был всеми любим за многие свои добро-
детели. По отце своем он сотворил великую память,
церкви украсил и монастыри поставил.
В 1159 году один из князей полоцких, Рогволод Бо-
рисович, пошел от Святослава Ольговича искать себе
волости с полками Святославовыми, потому что братья
были злы до него, отняли у него волость и все имение.
Приехав ко Слуцку, он начал пересылаться с дричана-
ми 39. Дричане были рады ему и звали к себе, говоря:
«Приезжай, князь, не мешкай, рады тебе: хотя б при-
шлось и с детьми биться за тебя, рады биться». И в са-
мом деле выехало к нему навстречу больше трехсот ло-
док с дричанами и полочанами, и вошел он в город
с великою честию; а Глеба Ростиславича, сына полоцко-
го князя, горожане друцкие выгнали вместе с дружи-
ною. Глеб пошел к отцу, в Полоцк; здесь встал боль-
шой мятеж; многие хотели Рогволода; едва Ростислав
успел установить людей, роздавши им много даров
и приведши ко кресту, а сам пошел со всею братьею на
Рогволода к Друцку. Рогволод затворился в городе, би-
лись крепко, и много падали с обеих сторон, так что
Ростислав принужден был помириться с Рогволодом,
Придал ему волости и возвратился домой в Полоцк. Но
в том же году полочане совещали злой совет на князя
своего Ростислава Глебовича и преступили крестное це-
лование, что клялись ему: «Ты иаш князь, и дай нам
бог с тобой пожить»,— они послали втайне к Рогволоду
Борисовичу сказать ему: «Князь наш! согрешили мы
пред богом и пред тобою, что встали на тебя без вины
и именье твое и твоей дружины все разграбили, а само-
го выдали Глебовичам на великую муку; если ты поза-
будешь все то, что мы сделали тебе своим безумием
и, крест. к нам. поцелуешь, то мы твои люди, а ты наш
князь; Ростислава же тебе выдадим, что хочешь с ним,
то и делай». Рогволод поклялся им, что не будет по-
мнить прежнего. Тогда полочане начали звать Ростисла-
ве
ва лестию на братовщину * к св. Богородице, к старой,
на Петров день40, чтоб там схватить его; он поехал,
поддевши броню под платье, и не посмели схватить его.
На другой день начали его звать ойять: «Киязь!
приезжай к нам, у нас есть до тебя дело; ступай к нам
в город»,— потому что князь был в то время на Белчи-
це. Ростислав отвечал послам: «Я у вас вчера был,
что ж вы мне ничего не говорили, какое там у вас было
дело до меня». Несмотря на то, однако, поехал в город.
На дороге попался ему детский, который гнал из По-
лоцка: «Не езди, князь, вече на тебя в городе, дружину
твою бьют и тебя хотят схватить». Ростислав воротился,
собрал дружину на Белчице и пошел полком к брату
Володарю в Минск, много наделавши зла волости По-
лоцкой, забирая скот и челядь. Полочане же послали за
Рогволодом в Друцк; и вошел Рогволод в Полоцк
в июле месяце, сел на столе отца и деда с великою
честию, и рады были полочане. В том же году начал
рать Изяслав Давыдович на Ярослава Галицкого, ища
волости двоюродному брату его, Ивану Ростиславичу,
по прозванию Берладнику **: присылали к Берладнику
галичане, уговаривая его сесть на коня и ехать к ним;
они говорили: «Только покажутся твои стяги, и мы от-
ступим от Ярослава». Изяслав начал слать к брату
Святославу Ольговичу и к Святославу Всеволодичу,
зовя их с собою на Галич; объявлял и то, что хотят на
него самого идти князья из Владимира Волынского.
Святослав Ольгович отвечал ему: «Брат, кому ищешь
волости, брату или сыну? лучше бы тебе не начинать
первому; а что говоришь: хотят на меня поехать, так
если поедут на тебя с похвальбою, то и бог будет за те-
бя, и я, и мои племянники». Изяслав ие послушался
брата и пошел из Киева. На дороге нагнал его послан-
ный от Святослава опять с теми же речами: «Не велит
тебе брат начинать рати, велит тебе воротиться». Изя-
слав с яростию отвечал ему: «Будь тебе ведомо, брат,
не ворочусь, уж я пошел; а когда ты сам не идешь со
мною и сына не пускаешь, то если, бог даст, успею
в Галиче, тогда не жалуйся на меня, если поползешь
из Чернигова к Новгороду (Северскому)». Святослава
* Братовщина — складочный пир; обыкновенно складывались
все прихожане на храмовые праздники.
** От города Берлада, в нынешней Бессарабии, куда стекался
всякий сброд; там же и изгнанные князья находили убежище и уда-
лую дружину.
10»
сильно оскорбили такие слова; он сказал: «Господи!
виждь мое смирение: я о себе не заботился, не желая
проливать кровь христианскую и губить свою отчину;
взял я Чернигов с семью городами пустыми, сидят в них
псари да половцы; а всю волость Черниговскую Изяслав
держит с своим племянником; но и того ему мало, ве-
лит мне из Чернигова выйти, а крест ко мне целовал,
что никогда не лишит меня этого города; пусть все рас-
судит бог и крест честной; а я, брат, для твоего же доб-
ра запрещаю тебе ходить, и чтобы тишина была в Рус-
ской земле». Изяслав был побежден и принужден бе-
жать.
Тогда князья Мстислав, Владимир и Ярослав посла-
ли в Смоленск к Ростиславу, зовя его в Киев на стол,
потому что и прежде целовали крест искать Киева для
него. Ростислав отправил к ним двоих послов — от
смольиян боярина, и от новгородцев другого, с такими
словами: «Если меня зовете вправду с любовию, то
я пойду в Киев на всей своей воле, чтоб вам иметь ме-
ня отцом себе вправду и ходить в моем послушанья;
а наперед всего объявляю вам: не хочу видеть Клима
на столе митрополичьем, не взял он благословенье от
св. Софии и от патриарха». Но Мстислав крепко засту-
пался за Клима и говорил: «Не бывать Константину на
митропольи, за то что проклинал моего отца». Долго
спорили они между собою, Ростислав со Мстиславом,
и были между ними крупные речи; наконец положили,
что ни Климу, ни Константину не сидеть больше на сто-
ле митрополичьем, а привести нового митрополита из
Царя-града.
В 1160 году пошел Ростислав, сын Мстиславов, из
Смоленска в Киев, на стол; и вошел в Киев 12 апреля,
на самое воскресение Христово; встретили его все люди
и приняли с достохвальною честию; сел на столе деда
своего и отца благоверный князь Ростислав, и была лю-
дям двойная радость—Воскресение Господне и княже-
ский въезд. В этом же году съехались Ростислав с Свя-
тославом Черниговским в Моравске, и был съезд их иа
Феликую любовь, Ростислав позвал к себе Святослава
на обед, тот поехал к нему без всякого извета; и была
в тот день между ними большая радость и дары мно-
гие. Ростислав дарил Святослава соболями, горностая-
ми, черными куницами, песцами, белыми волками
и рыбьими зубьями41. На другой день позвал Святослав
Ростислава к себе на обед, и веселились больше вчераш-
110
яего дия> подарил Святослав Ростиславу барса и двух
коней борзых с коваными седлами; и, так попировавши
и обдарившись, разъехались по домам.
В 1168 году пошел Ростислав к Новгороду, потому
что новгородцы нехорошо жили с сыном его Святосла-
вом. За 300 верст до Смоленска начали встречать его
лучшие мужи смоленские, потом встретили его внуки,
потом сын Роман и епископ Мануил, и мало ие весь го-
род дышел к нему навстречу; все сильно обрадовались
его приходу и поднесли ему множество даров. Из Смо-
ленска пошел он в Торопец, оттуда и послал к сыну
Святославу в Новгород, веля ему ехать к себе навстре-
чу в Луки, потому что Ростислав уже чувствовал себя
дурно и потому не поехал в Новгород, и имел свидание
в Луках с сыном и новгородцами; новгородцы целовали
крест Ростиславу на том, что иметь сына его князем
у себя, а иного князя не искать; и много даров взял
великий князь у сына и у новгородцев. Из Лук возвра-
тился он в Смоленск. Сестра его Рогнеда, видя, что
брат сильно изнемогает, начала просить его остаться
в Смоленске. Он отвечал ей: «Не могу здесь лечь, пове-
зите меня в Киев; если бог возьмет меня на пути, то
положите меня в отцовском монастыре, у св. Федора:
если же бог возвратит мне здоровье, то постригусь
в Печерском монастыре». Будучи при последнем изды-
хании, он сказал своему духовнику, священнику Семе-
ну: «Ты отдашь ответ богу в том, что запретил мне по-
стричься». Часто говаривал он печерскому игумену По-
ликарпу: «Тогда еще запала мне в голову мысль о по-
стриженьи, когда пришла из Чернигова весть о смерти
Святослава Ольговича». С тех пор он всегда, бывало,
говаривал игумену: «Поставь мне, игумен, добрую
келью; боюсь напрасной смерти». У Ростислава был еще
и другой добрый обычай: в великий пост, каждую суб-
боту и воскресенье, сажал он у себя за обедом по две-
надцати чернецов, тринадцатый был игумен Полнкарп;
он кормил их и домой отпускал не с пустыми руками;
сам же приобщался каждую неделю и тогда, бывало,
так заливается слезами, так вздыхает и стонет, что
и другие, глядя на него, начнут плакать. Великую лю-
бовь имел он к святой богородице и к св. отцу Феодо-
сию и так разговаривал часто с Поликарпом: «Хотел
бы я освободиться от маловременного и суетного света
сего и мимотекущего и миогомятежного жития сего,
о чем и прежде поминал тебе». На это Поликарп обык-
111
новенно отвечал ему: «Вам бог велел правду творить
на этом свете, вправду суд судить и в крестном целова-
нии стоять». Ростислав возражал: «Отец! княжение
и мир не может без ’греха быть, а я уже пожил немало
на этом свете; а теперь хотелось бы мне поревновать
правоверным царям, которые пострадали и приняли воз-
мездие от господа бога своего, святым мученикам, про-
лившим кровь свою и восприявшим венцы нетленные,
святым отцам, удручившим тело свое постом, и узким,
тесным путем ходившим, и принявшим царство небес-
ное; слышал я слово царя Константина: если бы ведал,
как честен лик иноческий, как прямо восходят чернецы
с ангелами к престолу господню, то снял бы венец
и багряницу». Тогда говорил ему игумен: «Если хочешь
этого, князь, то да будет воля божия». Ростислав отве-
чал: «Подожду еще немного: у меня есть кой-какие де-
ла». На дороге из Смоленска, в селе Зарубе, преставил-
ся Ростислав в молитве и слезах и положен был в Кие-
ве, в Федоровском монастыре.
ГЛАВА XIII
О взятии Киева войсками Андрея Боголюбского,
о войне этого князя с Ростиславичами и о смерти его
В 1169 году, по-смерти Ростислава, послали за Мсти-
славом Изяславичем, племянником покойного, братья
его — Владимир Мстиславич, Рюрик и Давыд Ростисла-
вичи, и киевляне с черными клобуками от себя послали
за ним же. Урядившись с братьею, дружиною и киевля-
нами, Мстислав сел на столе киевском. В 1170 году при-
шла Мстиславу Изяславичу добрая мысль о Русской
земле; хотел он ей добра всем сердцем и, созвавши
братью свою на думу, так говорил им: «Братья! пожа-
лейте о Русской земле и о своей отчине и дедине, что
половцы каждый год уводят христиан в свои вежи;
беспрестанно клянутся нам в соблюдении мира и бес-
престанно преступают клятву, а теперь уже отнимают
у нас Греческий путь и Соляной Залозиый42; хорошо бы-
ло бы нам, братья, призвав на помощь бога и святую
богородицу, поискать пути отцовского и дедовского
и чести своей». Угодна была речь его и богу, и всей
братье, и дружинам их. Они сказали: «Бог тебе помо-
112
ги, брат, за такую мысль, а нам дай бог за христиан
и 'за Русскую землю головы свои сложить и к мучени-
кам быть причтенным». Все князья соединились и вы-
ступили из Киева; шли девять дней, взяли половецкие
вежи по реке Угле и по Снопороду, а самих половцев
настигнули у Черного Леса, притиснули к нему и пере-
били, а иных руками перехватали, всех же христиан,
отполонивши, пустили на свободу. В это время в Суз-
дале княжил Андрей Юрьевич, и не лежало у него на
сердце ко Мстиславу. Тогда же новгородцы прислали
к Мстиславу, прося у него сына его Рюрика в князья
себе; Мстислав отпустил к ним сына; отсюда пошла
вражда на Мстислава от всей братьи; все начали ско-
ситься между собою, утвердились крестным целованием
идти на великого князя. Зимою выслал против него
князь Андрей Юрьевич полки ростовские, владимирские
и суздальские с сыном своим Мстиславом, одиннадцатью
другими князьями и воеводою Борисом Жидиславичем.'
Они оступили Киев; Мстислав затворился в городе,
и была брань крепкая отовсюду. Три дня уже бились,
Мстислав начал изнемогать, берендеи и торки изменили
ему, дружина начала говорить: «Что, князь, стоишь?
ступай из города, нам их не перемочь». Мстислав вы-
ехал во Владимир, и Киев был взят 8 марта 1171 года.
Целые два дня грабили город, Подолье и Гору, и мона-
стыри, и св. Софию, и Десятинную Богородицу: не бы-
ло помилования ни кому ни откуда; церкви горели, хри-
стиан убивали, других вязали, жен вели в плен, разлу-
чая силою от мужей, младенцы рыдали, смотря на мате-
рей своих; взяли именья множество, из церквей побра-
ли иконы, книги, ризы и колокола, все вынесли смоль-
няне, суздальцы и черниговцы; зажжен был монастырь
печерский погаными, но бог молитвами св. богородицы
соблюл его от такой беды; и были в Киеве у всех лю-
дей стон и скорбь неутешная и слезы непрестанные. Все
это случилось грех ради наших.
Мстислав Андреевич посадил дядю своего Глеба на
столе киевском, а сам пошел в Суздаль к отцу своему
Андрею, с великою честию и славою. В 1173 году умер
Глеб; его место занял Владимир Мстиславич, но Андрею
Суздальскому не любо было это; несколько раз присы-
лал он ко Владимиру, веля ему идти из Киева, куда
посылал Романа Ростиславича из Смоленска. В следую-
щем 1174 году умер Владимир; Роман сел в Киеве,
и была радость всем людям. Но скоро Андрей начал
113
обвинять Ростиславичей; он прислал к ним мечника сво-
его Михна с такими речами: «Выдайте мне Григорья
Хотовича, и Степанца, и Алексея Святославича: они
уморили брата моего Глеба и враги всем нам». Рости-
славичи не послушались его и отпустили от себя Гри-
горья. Тогда Андрей велел сказать Роману: «Ты не хо-:
дишь в моей воле с братьею своею, так ступай же из
Киева, а Давыд пусть идет из Вышгорода, а Мстислав
из Белгорода; у вас есть Смоленск, тем и делитесь, как
хотите». Ростиславичи сильно опечалились, что Андрей
отнимает у них Русскую землю, а брату своему Михай-
ле дает Киев. Роман Ростиславич выехал из Киева, но
другие братья его—Рюрик, Давыд и Мстислав — по-
слали сказать Андрею: «Брат! мы назвали тебя отцом1
крест целовали тебе и стоим в крестном целовании, же-
лая тебе добра; но вот ты теперь брата нашего Романа
вывел из Киева, а нам путь кажешь из Русской земли,
без нашей вины; ио за всеми бог и сила крестная».
Андрей не дал им ответа; тогда Ростиславичи въехали
ночью в Киев, схватили Всеволода Юрьевича, брата
Андреева, с дружиною и отдали город брату своему Рю-
рику. Черниговские князья обрадовались вражде и на-
чали подучать Андрея на Ростиславичей; они послали
сказать ему: «Кто тебе враг, тот и нам, а мы с тобою
готовы». Андрей принял совет их, исполнился высоко-
умья, разгорделся, надеясь на множество войска, раз-
жегся гневом и послал опять мечника Михна сказать
Ростиславичам: «Не ходите в моей воле, так ступай ты,
Рюрик, в Смоленск к брату, в свою отчииу; а ты, Да-
выд, ступай в Берлад, ие велю тебе быть в Русской
земле; а тебе, Мстислав, также не велю быть в Русской
земле: от тебя-то все и сталось». Мстислав от юности
привык ие бояться никого, кроме одного бога: он велел
остричь Андрееву послу голову и бороду и отослал на-
зад с такими словами: «Ступай к князю своему и ска-:
жи ему: до сих пор мы держали тебя как отца; но ес-
ли ты прислал ко мне с такими речами, не как к кня-
зю, но как к подручнику и простому человеку, то делай,
что замыслил, а бог сделает по-своему». Андрей, услы-
хав это от Михна, побледнел, взострился на рать и ско-
ро был готов. Он послал собирать все свои войска: ро-
стиславцев, суздальцев, владимирцев, переяславцев,
белозерцев, муромцев, новгородцев и рязанцев; начел
пятьдесят тысяч войска и послал с ним сына своего
Юрия да Бориса Жидиславича воеводою, приказав им:
114
'«Рюрика и Давида выгоните из отчины их, а Мстиславу
не делайте никакого зла, только приведите ко мне».
Андрей князь умник был во всех делах и доблестен; ио
погубил смысл свой невоздержанием, распалился гне-
вом и испустил такие похвальбы; а перед богом гор-
дость постыдна и мерзка: ведь она от дьявола. Но мы
на прежнее возвратимся. Так вот и пошло войско Анд-
реево; когда шло оно мимо Смоленска, то Роман, князь
тамошний, отпустил с ним сына своего и полки понево-
ле: не хотелось ему вооружаться иа братью, да делать
было нечего: он сам находился тогда в руках Андрея,
который приказал и полоцким князьям пойти всем,
и туровским, и пинским, и городенским.
Соединившись еще с Ольговичами и другими разны-
ми князьями, войска Андреевы переправились через
Днепр и вошли в Киев. Ростиславичи же не затвори-
лись в Киеве, но пошли в свои города: Рюрик затво-
рился в Белгороде, Мстислав в Вышгороде с Давыдо-
вым полком, а сам Давыд поехал в Галич к Ярославу
за помощью. Войска Андреевы приблизились к Вышго-
роду; всех князей было более двадцати; Мстислав не
испугался, въехал в неприятельские полки и потоптал
их; было тогда смятение большое, и стоны, и клики,
и голоса какие-то дикие: слышался лом копейный, звук
оружейный; от множества пыли не распознать было ни
'конника, ни пешца. Бились крепко и разошлись; много
было раненых, мало мертвых. Это был один бой на пер-
вый день: бился Мстислав со Всеволодом, с Игорем
и с другими младшими людьми; потом пришли все си-
лы, оступили весь город и приступали к нему всякий
день; Мстиславовы полки, выходя из города, бились
так же крепко, и много было в них побито и поранено
добрых людей; враги стояли около города девять не-
дель. В это время пришел Ярослав Луцкий * на Ро-
стиславичей же, со всею Волынскою землею, ища себе
старшинства у Ольговичей; но Ольговичи не уступили
ему Киева; тогда он сослался с Ростиславичами, уря-
дился с ними о Киеве, отступил от Ольговичей и пошел
на помощь Рюрику к Белгороду. Князья, союзники Анд-
реевы, видя это, испугались; они говорили: «Вот как
они совокупятся на нас с галичанами и с черными кло-
буками; то что нам будет делать?» В полках их нача-
* Ярослав Изяславнч, сын великого князя Изяслава Мсти-
славича,
115
лось смятение, и, не дождавшись совета, все ударились
бежать чрез Днепр, и множество перетонуло. Мстислав,
видя это, похвалил бога и погнался за ними; дружина
его ударилась на стан неприятельский и набрала мно-
жество пленных. Мстислав много утер пота с дружиною
своею и немало показал мужества с мужами своими.
Так возвратилась вся сила Андрея, князя Суздальского:
совокупил он всю землю, и войску не было числа, при-
шли с высокомыслием, отошли в домы свои со смире-
нием. Ростиславичи положили на Ярославе старшинство
и дали ему Киев.
Вошел Ярослав в Киев и стал на столе дедовском
и отцовском. Тогда Святослав Черниговский начал
слать к нему с жалобою: «Помяни первый ряд, на чем
ты целовал крест; ты говорил: сяду ли я в Киеве, то
я тебя наделю, а сядешь ты в Киеве, то ты меня наде-
ли; теперь ты сел право ли, криво ли, я не разбираю;
только надели меня». Ярослав отвечал ему: «Зачем те-
бе наша отчина? тебе этой стороны не надобно». Свя-
тослав послал сказать на это: «Я не угрин и не лях;
но мы все одного деда внуки, и сколько тебе до него,
столько же и мне; если ты не стоишь в первом ряду, то
твоя воля». Сказав это, он совокупился с братьею и по-
ехал врасплох к Киеву. Ярослав, не успевши соединить-
ся с братьею и не смея затвориться в Киеве один, бе-
жал в Луцк, а Святослав въехал в Киев, захватил же-
ну, сына Ярославова, дружину и все имение и отправил-
ся с добычею в. Чернигов. Ярослав, слыша, что Киев
стоит без князя, пограбленный Ольговичами, приехал
опять туда и в сердцах замыслил тяготу киевлянам; он
сказал им: «Подвели вы на меня Святослава, так те-
перь промышляйте, чем выкупить княгиню и сына».
Граждане не умели ничего отвечать ему; тогда он нало-
жил пеню на весь Киев, на игуменов и попов, чернецов
и черниц, на латину * и гостей, даже на затворников,
одним словом, на всех киевлян. В то же время Роети-
славичи послали к князю Андрею с просьбою, чтоб по-
зволил брату их Роману княжить в Киеве. Андрей от-
вечал им: «Подождите немного, я послал к своей братье
в Русь; как мне будет весть от них, тогда дам ответ».
В 1175 году убит был великий князь Андрей Суз-
дальский, сын Юрия, внук Владимира Мономаха. Был
у него любимый слуга Яким, который, услыхав, что.
* Иностранцев католического нсповедання.
116
кяязь велел казнить брата его, начал советоваться с по-
добными себе злыми советниками, как Иуда с жидами,
и начали говорить: «Нынче того казнил, а нас завтра;
так промыслим-ка над этим князем»,— и уговорились
убить его в ночь. Когда ночь наступила, они пошли
с оружием к спальне княжеской; на дороге охватил их
ужас, и они побежали назад из сеней, зашли в меду-
шу ** и напились вина; поналившись и поободрившись,
пошли опять в сени. Начальниками убийства были
Петр, Кучков зять, Анбал Ясин ключник, Яким Кучко-
вич, а всех убийц числом двадцать, которые собирались
на совет в тот день, у Петра, Кучкова зятя. Когда они
подошли в другой раз к спальне, то один, ставши у две-
рей, начал кликать князя: «Господине! Господине!»
Князь закричал: «Кто там?» Тот же самый отвечал
ему: «Прокопий». Князь узнал по голосу и закричал:
«Какой Прокопий, вовсе не Прокопий!» Тогда убийцы
начали бить в двери и силою их выломали. Андрей
вскочил, хотел схватить меч, но меча уже не было:
Анбал ключник днем припрятал его; а меч то был
св. Бориса. Между тем двое убийц вскочили в спальню
и бросились на князя: тот подмял одного под себя,
остальные убийцы подумали в темноте, что это князь
упал, и начали добивать своего же брата; потом узнали
ошибку и стали бороться с Андреем, который имел си-
лу необыкновенную: секли его мечами и копьями, а он
все был на ногах и кричал им: «Горе вам, нечестивцы!
какое я вам зло сделал; если прольете кровь мою на
земле, то бог отомстит вам за мой хлеб». Наконец
убийцы подумали, что уже покончили с князем и, схва-
тивши своего раненого, пошли вон с трепетом; тогда
Андрей опять вскочил на ноги и со стоном и воплями
пошел под сени. Убийцы, услыхав его голос, опять во-
ротились на прежнее место, и, не найдя там князя, пе-
репугались, и начали кричать друг другу: «Давайте
искать его поскорее: пропали мы, если он от нас
ускользнет». Зажгли свечи и отыскали его по кроваво-
му следу. Он сидел за исходным столпом. Петр первый
бросился на него и отсек правую руку; киязь взглянул
на небо, сказал: «Господи! в руце твои предаю дух
мой» — и скончался. Это было в субботу, на ночь.
На другой день, в воскресенье, на память 12 апосто-
лов43, убийцы нашли и закололи Прокопья, любимца
** Погреб собственно для Медов.
117
княжеского; оттуда пошли на сени, вынули золото, ка-
менье дорогое, жемчуг и всякое узорочье, поклали все
на лошадей и отослали еще до рассвета; а сами, по-
бравши княжеское оружие, начали набирать себе едино-
мышленников, говоря: «Что если да на нас приедет
дружина владимирская?» Собравши полк, послали ска-:
зать владимирцам: «Что вы на нас замышляете? мы хо-
тим с вами покончить миром; ведь не наша была одна
дума, были в ней и из вас кой-кто». Владимирцы отве-
чали: «Кто был с вами в думе, тот и оставайся с вами,
а нам ненадобно». Тогда злоумышленники рассеялись
на грабеж, так что страшно было смотреть. Между тем
пришел на место убийства Кузьма Киевлянин и начал
спрашивать, где убит господин. Ему отвечали: «Лежит
там выволочен в огороде; только ты не смей брать его,
все согласились выбросить его псам; если кто примется
за него, тот нам враг, и его убьем». Тогда Кузьма на-
чал плакать над телом: «Господин мой! Как это ты не
почуял, что идут к тебе скверные и нечестивые враги,
и как тебе не удалось победить их, когда прежде по-
беждал полки поганых болгар?» Увидав ключника Ан-
бала, Кузьма обратился к нему: «Анбал, вражий сын!
сбрось ковер, либо что-нибудь, чем прикрыть господина
нашего». Анбал отвечал: «Ступай прочь, мы хотим вы-
бросить его псам». «Ах ты, еретик,— закричал Кузь-
ма,— выбросить псам? помнишь ли ты, жид, в каком ты
платье пришел сюда? теперь ты в бархате стоишь,
а князь нагой лежит; пожалуйста, скинь что-нибудь».
Ключник сбросил ковер и сукно, в которое Кузьма за-
вернул тело и понес в церковь. Здесь на просьбу свою,
чтоб отперли церковные двери, он получил ответ: «Брось
его здесь в притворе, охота тебе с ним носиться». Кузь-
ма опять начал плакаться: «Уже и рабы тебя, господи-
на своего, знать не хотят; бывало придет ли гость ка-
кой из Царя-града, или из иных стран русских, или ла-
тинин, или какой-нибудь другой христианин, даже пога-
иин какой если придет, князь сейчас скажет: поведите
его в церковь, в ризницу, пусть видят истинное хри-
стианство и крестятся; так и случалось: болгары и жи-
ды и всякая погань, видя славу божию и украшение
церковное, крестились и теперь горько плачут по тебе,
а эти и в церкви не велят положить». Поплакавши, по-
ложил тело в притворе, прикрыв сукном; так лежало
оно два дня и две ночи. На третий день пришел козмо-
демьянский игумен Арсений и сказал: «Долго ли нам
118
смотреть на старших игуменов и долго ли этому князю
лежать так? отомкните божницу, я отпою над ним,
и положим его в гроб; когда перестанет эта злоба, тог-
да придут из Владимира и понесут его туда». Так
и сделал Арсений вместе с крилошанами44 боголюб-
скими.
Между тем граждане боголюбские пограбили дом
княжеский и работников, пришедших к делу, золото
и серебро, платье и ткани, бесчисленное множество вся-
кого имения; пограбили домы посадников и тиунов кня-
жеских, детских и мечников перебили, не понимая, что
-где закон, там и обид много; грабители приходили из
сел. Начался было грабеж и во Владимире, но там ду-
ховенство начало ходить по городу с иконою Богороди-
цы, и грабеж утих. На шестой день, в пятницу, влади-
мирцы сказали игумену Феодулу и Луке демественни-
ку45 в церкви св. Богородицы: «Нарядите носильщиков
пойти взять князя и господина своего Андрея»,— а Ми-
кулице сказали: «Собери всех попов; облачившись
в ризы, выдыге перед серебряные ворота с иконою Бо-
городицы, тут и дождитесь князя». Феодул и сделал
так; взявши крилошан соборных и граждан, поехали они
в Боголюбов, взяли тело Андреево и повезли во Влади-
мир с честию и плачем великим. Как только завидели
стяг *, выступивший от Боголюбого, то люди не могли
удержаться, все начали вопить, ничего не видали от
слез, и далеко был слышен вопль их. Все плакали и го-
ворили: «Ужели ты в Киев поехал, господин наш, в ту
церковь, теми золотыми воротами, что послал делать на
великом дворе Ярославовом, говоря: хочу создать цер-
ковь такую же, как и ворота эти золотые, да будет па-
мять всему отечеству моему?» И так плакался по нем
весь город.
ГЛАВА XIV
О том, что случилось в Ростовской земле
по смерти Андреевой
Узнавши о смерти Андреевой, ростовцы, суздальцы
и переяславцы и вся дружина, от мала и до велика,
съехались во Владимир и рассуждали: «Князь наш
* В похоронных процессиях княжеских перед гробом несли зна-
мя (стяг) покойного и вели коня его.
119
убит, а детей у него нет, один только маленький сын
в Новгороде, а братья его в Руси; за какими князьями
пошлем? соседи иам князья муромские и рязанские, бо-
имся мести их, как пойдут внезапно на нас ратью, ког-
да у нас нет князя; пошлем-ка к Глебу в Рязань, ска-
жем ему: «Князя нашего бог взял, хотим на его место
Ростиславичей, Мстислава * и Ярополка, твоих шурьев».
Забыли они крестное целование, что клялись князю
Юрию держать на столе своем меньших его сыновей,
Михаила и Всеволода; преступили крестное целование
и прежде, посадивши Андрея и выгнавши меньших его
братьев; не опомнились и по смерти Андреевой, слуша-
ли только Дедилца да Бориса, послов рязанских. Глеб,
князь рязанский, обрадовался, что на него возлагают
честь и хотят шурьев его в князья. Послали к ним ска-
зать: «Ваш отец был добр, когда у нас жил, ступайте
к нам княжить, а других не хотим». Ростиславичи отве-
чали: «Помоги бог дружине, что не забывают любви
отца нашего». В это время вместе с ними в Чернигове
жили и дядья их Юрьевичи — Михаил и Всеволод; Ро-
стиславичи, подумавши, сказали: «Либо лихо, либо доб-
ро всем нам, пойдем все четверо, двое Юрьевичей да
двое Ростиславичей». Двое поехали наперед: Михайло
Юрьевич да Ярополк Ростиславич, давши старшинство
Михаилу. Когда ростовцы узнали, что оба эти князя
вместе приехали в Москву, то рассердились и послали
сказать Ярополку: «Ты ступай сюда к нам»,— а Михаи-
лу велели сказать: «Подожди немного в Москве». Яро-
полк тайно от Михаила поехал с дружиною в Переяс-
лавль; Михайло, увидав, что Ростиславич уехал, отпра-
вился и сам во Владимир и затворился в городе. Ро-
стовцы приехали на него со всею силою земли своей
и много наделали зла, привели муромцев и рязанцев
и все пожгли около города. Владимирцы отбивались це-
лых семь недель, наконец, не стерпевши голода, сказа-
ли Михаилу: «Мирись, либо промышляй о себе». Он от-
вечал: «Вы правы; не погибать же вам для меня!» —
и поехал в Русь; Владимирцы проводили его с плачем
великим. Потом взяли они клятву с Ростиславичей, что
те не сделают никакого зла их городу, и вышли с кре-
стами навстречу Мстиславу и Ярополку. Князья, вошед-
щи в город, утешили владимирцев, потому что раздели-
ли волость Ростовскую: во Владимире сел Ярополк, по-
* Сыновей Ростислава Юрьевича, старшего сына Долгорукого.
120
доживши с гражданами весь поряд в церкви Богороди-
цы. Не против Ростиславичей бились владимирцы, но
не хотели покориться ростовцам, суздальцам и муром-
цам, потому что те говорили: «Пожжем Владимир или
посадника в нем посадим, то наши холопы каменыци-
ки». Ростовцы посадили у себя в Ростове князем Мсти-
слава, на столе дедовском и отцовском, с радостию ве-
ликою. Ростиславичи, ставши князьями в Ростовской
области, роздали посадничества русским детским *, ко-
торые начали делать всякие притесйения жителям; а са-
ми князья были еще молоды, слушались бояр, а бояре
подучали их на то, как бы побольше нажить имения:
из церкви св. Богородицы Владимирской золото и сереб-
ро взяли, в первый же день отняли ключи от церков-
ных полатей ** и город *** и дани захватили, что дал
той церкви князь Андрей. Тогда владимирцы начали го-
ворить между собою: «Мы приняли киязя на своей во-
ле, утвердились с ним крестным целованием; а они
смотрят на нашу волость как на чужую, будто они
у нас на время сели, грабят не только всю волость, ио
и церкви; так промышляйте, братья!» Однако сперва они
послали к ростовцам и суздальцам объявить им свою
обиду. Те на словах были за них, а на деле далеко ие
так, особенно бояре, которые крепко держались Рости-
славичей. Тогда владимирцы, укрепившись между со-
бою, послали сказать Михаилу в Чернигов: «Ты старше
всех своих братьев, приезжай к нам во Владимир; если
что замыслят на нас ростовцы и суздальцы за тебя, то
будем с ними управляться, как нам бог даст и св. Бого-
родица».
В 1176 году Михайло с братом своим Всеволодом
пошел из Чернигова во Владимир; Святослав князь Чер-
ниговский дал ему в помощь сына своего Владимира
с полком; на дороге схватила Михаила сильная болезнь:
его положили на носилки и едва живого донесли до
Москвы; здесь встретили его владимирцы с Юрием Анд-
реевичем (сыном Боголюбского), потому что одни вла-
димирцы были добры до него. За обедом пришла к Ми-
хаилу весть, что племянник его Ярополк идет на него;
тогда он тотчас же выступил из Москвы ко Владимиру
и в лесу разошелся с Ярополком. Тот уже послал ска-
* Членам дружины, которых оии привели с юга, из собствен-
ной Руси.
** От ризницы.
*** Город, приписной к церкви, именно Гороховец,...
•121
зать брату своему Мстиславу: «Михайло болен, несут
его на носилках, дружины с ним мало, я иду за ним
по пятам; ступай, брат, поскорее, чтобы не пропустить
его во Владимир». Мстислав, получив эту весть, рано
утром помчался из Суздаля, точно будто на заячью
охоту, дружина едва успевала нагонять его. За пять
верст до Владимира встретился он с Михаилом, у него
было множество войска, но правда и св. Спас были
с Михаилом. Мстиславовы полки сначала смотрели
храбро, точно хотели пожрать врагов, но, еще не доехав-
ши до последних, бросили стяг и побежали, гонимые
гневом божиим. Михаил одержал победу в день воск-
ресный и поехал во Владимир с честию и славою вели-
кою, дружина его и владимирцы вели перед собою плен-
ников; игумеиы, и попы, и все люди вышли к ним на-
встречу со крестом. Михаил возвратил церкви св. Бого-
родицы города, которые отнял Ярополк: и была боль-
шая радость в городе Владимире: опять он увидел
в себе великого князя всей Ростовской земли. Мы же
подивимся чуду новому и великому божия матери, как
она заступила свой град и укрепила граждан: не вло-
жил им бог страха, не побоялись они ни двоих князей,
ни прещенья боярского, семь недель просидели без кня-
зя, возложивши всю надежду на св. Богородицу да на
свою правду. Потому что новгородцы изначала, и смоль-
нике, и киевляне, и полочане, и все власти как на ду-
му на веча сходятся, и на что старшие согласятся, на
том и пригороды.станут; а здесь города старые Ростов
и Суздаль, и все бояре захотели свою правду поставить,
а не захотели правды божией исполнить. «Как нам лю-
бо,— сказали,— так и сделаем, Владимир наш приго-
род». Не уразумели ростовцы и суздальцы исправить
правды божией, загордились своею давностию, старшин-
ством; новые же люди малые владимирские взялись
крепко стоять за правду и сказали все друг другу: «Ли-
бо Михаила князя себе добудем, либо головы свои сло-
жим за св. Богородицу и за Михаила». Потом присла-
ли к князю Михаилу суздальцы с такими словами:
«Мы, князь, на том бою со Мстиславом не были, были
с ним наши бояре; ты на нас сердца не Держи и приез-
жай к нам». Михаил поехал в Суздаль, а из Суздаля
в Ростов, дал жителям весь наряд, утвердился с ними
крестным целованием, взял много даров у ростовцев
и, посадив брата своего Всеволода в Переяславле, сам
возвратился во Владимир.
122
В 1177 году преставился благоверный князь Михаил,
сын Юрьев, внук Владимира Мономаха. Владимирцы,
вспомнив бога и крестное целование к великому князю
Георгию, вышли перед золотые ворота и присягнули
Всеволоду, брату Михайлову и детям его. Но в то же
время ростовцы и бояре привели из Новгорода опять
прежнего своего князя Мстислава Ростиславича. Мсти-
слав приехал в Ростов, собрал ростовцев и бояр, гридь-
бу, пасынков * и всю дружину и поехал ко Владимиру;
Всеволод выехал против него с владимирцами, с своею
дружиною и что осталось у него бояр. Не желая проли-
тия крови, он послал сказать Мстиславу: «Брат! если
тебя привела старейшая дружина, то ступай в Ростов;
там заключим мир; тебя ростовцы привели и бояре,
а меня с братом бог привел и владимирцы; Суздаль же
пусть будет нам общий: кого захотят, тот и будет им
князь». Но Мстислав слушался больше ростовцев
и бояр, которые, в величаньи своем, забывши крестное
целованье, говорили ему: «Если ты помиришься со Все-
володом, то мы не помиримся». Всеволод, приехав
к Юрьеву и дождавшись пбреяславцев, сказал им, что
Мстислав не хочет мира; переяславцы отвечали: «Ты
ему добра хотел, а он головы твоей ловит; ступай,
князь, на него; победит он нас, то ему наши жены и де-
ти; брату твоему Михаилу еще девятого дня нет, а он
уже хочет кровь проливать». Бог помог князю Всеволо-
ду: Мстислав и дружина его побежали, а Всеволод воз-
вратился во Владимир с честию великою. Мстислав из
Ростова прибежал в Новгород, но новгородцы сказали
ему: «Ты ударил пятою в Новгород, пошел на зов ро-
стовцев; теперь бог рассудил тебя с дядею Всеволодом,
зачем же к нам идешь?» Новгородцы не приняли его,
и он поехал в Рязань, где подмолвил князя Глеба идти
войною на Всеволода. Глеб на ту же осень пожег Моск-
ву; зимою пошел Всеволод на него и встретился на ре-
ке Колакче: Мстислав побежал первый, за ним Глеб;
Всеволод погнался за ними со всею дружиною, рубя
и хватая пленников. Захвачены были в плен сам князь
Глеб Рязанский, сын его Роман, шурин Мстислав Ро-
стиславич, вся дружина их и все думцы. Была большая
радость во Владимире; но на третий день встал в горо-
де мятеж; бояре и купцы пришли к князю и сказали:
«Князь! мы тебе добра хотим и за тебя головы свои
* Грнди и пасынки, впоследствии дворяне и дети боярские.
123
кладем, а ты держишь своих врагов без всякой осто-
рожности; а враги твои и наши — суздальцы и ростов-
цы; либо казни их, либо ослепи, либо отдай нам». Все-
волод не хотел сделать этого и велел посадить пленни-
ков в тюрьму, а к рязанцам послал сказать: «У вас
враг наш Ярополк Ростиславич, выдайте его, или иду
на вас». Рязанцы начали рассуждать: «Князь наш
и братья наши погибли из-за чужого князя, чтобы
и с нами того же не было»,— поехали в Воронеж, взя-
ли Ярополка и сами привели во Владимир; Всеволод
велел и его посадить в тюрьму к прежним пленникам.
Но чрез несколько дней встали опять люди все и бояре,
многое множество пришло их на двор княжеский с ору-
жием и с криком: «До чего их додержишь? хотим осле-
пить их». Князь Всеволод опечалился, но делать было
нечего: Ростиславичей ослепили и выпустили; Глеб умер
в тюрьме владимирской, сына его Романа выпустили не-
вредимым на крестном целовании.
ГЛАВА XV
О Мстиславе храбром и о походе Игоря на половцев
В 1178 году новгородцы прислали звать к себе на
стол Мстислава Ростиславича храброго *; тот не хотел
идти из Русской земли и отвечал: «Не могу идти из от-
чины своей и разойтись с братьею». Потому что он
всегда горел желанием от всего сердца трудиться за
родину свою и стремился всегда на великие дела. Но
братья и дружина сказали ему: «Брат! если зовут тебя
с честию, то ступай; разве там не наша же отчина?»
Мстислав послушался братьев и мужей своих и пошел
с боярами новгородскими; но сам положил на уме: «Ес-
ли только бог даст мне здоровье, то никак не могу за-
быть Русской земли». Когда пришел он в Новгород,
встретил его епископ с крестами и с новгородцамй
и с игуменами; все вошли во святую Софию, поклони-
лись св. Спасу и св. Богородице, и так Мстислав сел на
столе дедовском и отцовском, со славою и честью вели-
кою. Скоро бог вложил ему в сердце добрую мысль
* Смоленского, который прежде боролся с Боголюбским, см.
выше.,
1.2.4
пойти на чудь; он созвал мужей новгородских и сказал
им: «Братья! поганые нас обижают; что бы нам, при-
звавши на помощь бога и св. Богородицу, да пойти по-
отомстить за себя и освободить Новгородскую землю от
поганых?» Люба была эта мысль всем мужам новгород-
ским; они отвечали Мстиславу: «Князь! если богу любо
и тебе, то мы готовы».
Мстислав собрал всех ратных людей новгородских
и, сочтя, нашел 20 000 числом; с этим войском отправил-
ся он на Чудскую землю, пожег ее всю, ополонился ра-
бами и скотом и возвратился домой. На весну вздумал
он пойти на Полоцк, на зятя своего Всеслава; дед Все-
славов приходил на Новгород, пограбил церковь и за-
вел один погост за Полоцк; так Мстиславу хотелось воз-
вратить Новгородскую волость и отомстить за прежнюю
обиду. Уже он пришел на Луки с войском новгородским,
как брат его Роман Смоленский прислал сказать ему:
«Всеслав тебя не обижал, но если идешь на него, то
прежде ступай на меня»,— Мстислав не захотел сердить
старшего брата и возвратился в Новгород. Вскоре после
этого схватила его жестокая болезнь, силы начали осла-
бевать, язык отниматься; он посмотрел на дружину
свою и на княгиню, вздохнул глубоко, прослезился
и сказал: «Приказываю дитя свое Владимира Борису
Захарьичу и отдаю его братьям Рюрику и Давиду вме-
сте с волостью на руки; а обо мне что бог промыслит».
После этих слов он преставился 13 июня, причастившись
св. тайн; и плакала по нем вся земля Новгородская,
особенно же плакали лучшие мужи новгородские и гово-
рили: «Уже не можем, господни наш, поехать с тобою
на чужую землю, поработить поганых под область Нов-
городскую: ты много говорил, господин наш, сбирался
идти на все стороны поганые; лучше бы нам умирать
теперь о тобою, давшим такую свободу новгородцам от
поганых: как и дед твой Мстислав, освободил ты нас
от всех обид; ты подражал ему и преследовал путь де-
да своего; теперь уже не можем тебя больше видеть,
солнце наше зашло, и остались мы в обиде». Так пла-
кался над ним весь народ новгородский, и сильные,
и худые, и нищие, и черноризцы, потому что был мило-
стив ко всем. Этот князь Мстислав был росту среднего,
лицом красив, всякою добродетелию украшен и благо-
нравен; любовь имел ко всем, раздавал богатую мило-
стыню, снабжал монастыри, угощал чернецов и прини-
мал их с любовию, беря у них благословение, снабжал
и мирские церкви, и попов, и весь святительский чин
достойною честию почитал; был крепок на рати, всегда
жаждал умереть за Русскую землю и за христиан; ког-
да видел, что поганые пленят христиан, то говаривал
дружине своей: «Братья! не сомневайтесь: если теперь
умрем за христиан, то очистимся от грехов и бог срав-
нит нас с мучениками; если бог пошлет милость, то сла-
ва богу; если же умрем, то все равно, надобно же ког-
да-нибудь умирать». Говоря так, он вселял бодрость
в воинов своих и бился от всего сердца за отчину
свою. Он любил дружину свою, именья не берег, золо-
та и серебра не собирал, но раздавал дружине своей
или по церквам, на помин души; приложился к отцам
и дедам своим, отдав общий долг, которого не избежать
ни одному рожденному; не было той земли на Руси, ко-
торая не хотела бы его; всегда стремился он на вели-
кие дела — и умер еще очень молод. Братья, услыхав
о смерти его, сильно горевали; плакалась по нем вся
земля Русская, не могши забыть доблести его, и черные
клобуки все не могут забыть приголубления его.
В 1175 году Ярослав Изяславич выехал из Киева
опять в свой Луцк; его место занял Роман Ростиславич
Смоленский; последнего в 1177 году выгнал Святослав
Всеволодич Черниговский, и сам сел в Киеве. В 1183
году вложил бог в сердце Святославу, князю Киевско-
му, и Рюрику Ростиславичу пойти на половцев; они по-
слали за окольными князьями и, соединившись с ними,
победили поганых’ и возвратились домой со славою
и честию великою. В 1184 году пошел окаянный и без-
божный и проклятый Кончак, со множеством половцев,
на Русь пленить города и жечь их огнем: нашел он
какого-то бусурманииа, который стрелял живым огнем;
были у них луки тугие, самострельные, такие, что едва
60 человек могли их натягивать. Половцы пришли и ста-
ли на Хороле; Святослав Всеволодич и Рюрик Рости-
славич со всеми своими полками, ни мало не медля, по-
шли против них и обратили в бегство, взяли в плен
и бусурманииа того, что стрелял живым огнем, и со
всем снарядом. В 1185 году Игорь Святославич Север-
ский, внук Олегов*, поехал из Новгорода**, взявши
с собою брата Всеволода из Трубчевска, племянника
Святослава Ольговича из Рыльска, сына Владимира из
* Внук Олега Святославича, чрез Святослава Ольговича.
** Северского.
126
Путивля; шли они тихо, собирая дружину, и когда под-
ходили вечером к реке Донцу, то Игорь, взглянувши на
небо, увидал, что солнце стоит точно месяц; он сказал
боярам своим и дружине: «Смотрите, что это за знаме-
ние?» Они все посмотрели, опустили головы и сказали:
«Князь! не к добру это!» Игорь отвечал: «Братья
и дружина! тайн божиих никто не знает, а знамению
творец бог и всему миру своему; увидим, что нам даст
бог, на добро ли, или на зло наше». Сказавши это, он
переправился через Донец и два дня ждал в Осколе
брата своего Всеволода, который шел иным путем из
Курска. От Оскола пошли дальше и на дороге встрети-
ли сторожей, посланных ловить языка; сторожа сказали:
«Ступайте скорей или возвратитесь домой, потому что
теперь не наше время». Игорь сказал на это: «Если нам
возвратиться не бившись, то срам нам будет хуже смер-
ти; поедем на волю божию». Согласившись на этом, пу-
стились во всю ночь и утром на другой день встретили
полки половецкие. Князья изрядили шесть полков, а на-
переди поставили стрельцов. Игорь сказал братии:
«Братья! мы искали этого; станем же крепко». Полов-
цы обратились в бегство, русские захватили их вежи
и взяли много полону. После этого Игорь говорил, что-
бы поехать в ночь; но Святослав Ольгович сказал
дядьям своим: «Я далеко гнал за половцами и измучил
коней; если теперь опять ехать, то придется мне отстать
на дороге». Положили ночевать на месте.
На другой день, в субботу, начали выступать полки
половецкие, точно боровья. Изумились русские князья,
откуда их взялось такое множество, и Игорь сказал:
«Мы сами нарочно собрали на себя всю землю». Согла-
сились сойти с коней и пешим пробиться к реке Донцу;
князъя говорили: «Если поедем, убежим сами, а черных
людей оставим, и будет на нас грех, что их выдадим;
но или умрем, или живы будем все вместе». Итак все
сошли с коней и начали пробиваться; Игоря ранили
в руку, и была большая печаль в полку его. Бились
крепко до самого вечера; много было раненых и мерт-
вых в полках русских; бились потом всю ночь; на рас-
свете в воскресенье возмутились коуи * и побежали.
Игорь сидел в то время на коне, потому что был ранен;
видя бегство коуев, он поскакал к ним, чтобы возвра-
тить, и отъехал далеко от своих; поняв опасность, он
* Степные варвары, служившие в полках русских.
127
снял шлем и погнал опять к полкам, чтобы узнали кня-
зя и возвратились; но никто не возвратился, и он по-
пался в плен. Будучи схвачен и увидав, что брат его
Всеволод крепко борется, Игорь просил у бога смерти,
лишь бы только не видать падения брата своего. Игорь
после рассказывал: «Вспомнил я тогда грехи мои пред
богом, какое кровопролитие сделал я в земле христиан-
ской, когда взял приступом город Глебов у Переяслав-
ля; теперь вижу месть от бога: говорил я сам себе: где
теперь возлюбленный мой брат, где брата моего сын?
где чадо рождения моего, где бояре-думцы мои, где
мужи храбрые, где ряд полчный, где кони и оружие
многоценное? всего лишен и связанный предан в. руки
беззаконников». Из такого множества русских ратников
мало кто спасся: нельзя было убежать, потому что как
стенами сильными огорожены были полками половецки-
ми; ушло только человек пятнадцать русских, а коуев
еще меньше, прочие же потонули в море.
В то самое время великий князь Святослав Всеволо-
дич шел в Корачев и собирал ратников с верхних зе-
мель, хотя идти на половцев к Дону на все лето. На
возвратном пути, будучи у Новгорода Северского, услы-
хал он о братьи своей, что пошла на половцев тайком
от него: не любо было это ему. Когда уже он пришед
в Чернигов, прибежал Беловолод Просович и сказал
ему о поражении Игоревом. Святослав вздохнул, про-
слезился и сказал: «Любезные мои братья й дети и му-
жи земли русской! дал бы мне бог, притомил бы я по-
ганых, но вы не удержали молодости своей и отворили
ворота в Русскую землю, воля господня да будет; как
мне досадно было на Игоря, так теперь жаль его». Тот-
час же Святослав послал сыновей своих Олега и Влади-
мира в Посемье *: смутились города Посемские, услы-
хавши о судьбе Игоря: была скорбь лютая, какой преж-
де никогда не бывало во всем Посемьи, и в Новгороде
Северском, и во всей волости Черниговской: князья
в плену, дружина в плену избита! Смятение было страш-
ное в городах, не мило тогда было никому свое ближ-
нее, но многие отрекались тогда от душ своих, жалея
о князьях. Потом Святослав послал сказать Давыду
в Смоленск: «Мы сбирались с тобою идти на половцев
и провести лето на Дону; но теперь половцы победили
Игоря; приезжай, брат, сюда, постереги Русскую зем-
* Города, построенные по реке Семи.
128
лю». Давыд пришел ко Днепру и стал у Треполя,
а Ярослав стоял в Чернигове, собравши войско.
Поганые же половцы, победивши Игоря с братьею,
загордились и собрали весь свой народ на Русскую зем-
лю; и была между ними распря. Кончак говорил: «Пой-
дем на Киевскую сторону, где избиты наши братья
и великий князь наш Боняк»; а Кза говорил: «Пойдем
лучше на Семь, где остались одне жены да дети; полон
нам собран готов, поберем города безо всякого страха».
Таким образом разделились надвое: Кончак пошел
к Переяславлю, оступил город, и бились тут целый
день. Князем в Переяславле сидел тогда Владимир Гле-
бович: был он смел и крепок к рати, выехал из града,
бросился на врагов и бился с ними крепко. Половцы
вступили его со всех сторон; тогда граждане, видя, что
князь их крепко бьется, выринули из города и отняли
Владимира, уязвленного тремя копьями. Он послал ска-
зать и Святославу, и Рюрику, и Давыду: «Половцы
у меня, помогите». Святослав слал к Давыду, а Давыд
стоял у Треполя с смольнянами. Смольняне начали де-
лать веча и говорили: «Мы пошли до Киева; если бы
встретили врага, то бились бы; но теперь не искать же
нам другой войны, мы истомились». Святослав с Рюри-
ком поплыли по Днепру против половцев, а Давыд воз-
вратился домой с смольнянами. Услыхав об этом, по-
ловцы отступили от Переяславля и осадили Римов, взя-
ли его, набрали множество полону и пошли к себе
домой.
Между тем Игорь Святославич уже год жил плен-
ником в земле Половецкой. Половцы как будто стыди-
лись его знаменитости и ничем его не оскорбляли; при-
ставили к нему 20 сторожей, но давали ему волю, где
хотел, тут ездил с ястребом на охоту, и собственных
слуг его ездило с ним человек пять или шесть; сторожа
слушались его и почитали, и куда бывало пошлет кого,
исполняли приказание беспрекословно. Игорь привел
к себе и священника из Руси со святою службою: он не
ведал божия промысла, думал, что долго еще пробудет
в плену. Между половцами нашелся человек, именем
Лавор, который стал говорить Игорю: «Пойду с тобою
в Русь». Игорь сперва не поверил ему, но держал
мысль высокую, по своей молодости: ему хотелось схва-
тить Лавора и бежать в Русь; он говорил: «Я для сла-
вы не бежал тогда от своей дружины и теперь не пой-
ду бесславным путем». С Игорем жил в плену сын ты-
s. С. М. Соловьев 129
сяцкого, да конюший его; те также понуждали его бе-
жать, говоря: «Ступай, киязь, в Русскую землю, если
богу будет угодно избавить тебя»,— но он никак не мог
улучить удобного времени для бегства. Между тем при-
шла весть, что половцы возвращаются от Переяславля;
тогда Игоревы думцы сказали ему: «Ты, князь, носишь
в себе мысль высокую и неугодную господу: ищешь
схватить Лавора и бежать с ним; а об том не поду-
маешь, что скоро приедут половцы с войны и хотят, как
слышно, перебить всех вас князей и всю Русь; тогда
не будет тебе ни славы, ни жизни». На этот раз князь
Игорь принял совет их и начал искать случая, как бы
бежать: нельзя было ему убежать ни днем, ни ночью,
потому что сторожа стерегли его; выискал он только
время в заход солнечный. Он посоветовался с Лавором
и послал сказать ему через конюшего: «Переезжай на
ту сторону Тора с конем поводным». К вечеру половцы
напились кумыса; пришел конюший и сказал Игорю,
что Лавор ждет его. Игорь встал с ужасом и трепетом,
поклонился образу божию и кресту честному, надел на
себя крест, икону, поднял стену и вылез вон; пришед-
ши к реке, он перешел ее вброд, сел на коня и проехал
сквозь вежи. Потом шел пешком одиннадцать дней до
города Донца, оттуда уже отправился в свой Новгород.
ГЛАВА XVI
О том, что случилось в Галиче по смерти
Ярослава Осьмосмысла,
и о войне между Мономаховичами и Олеговичами
В 1187 году преставился Галицкий князь Ярослав,
сын Владимиров; был он князь мудрый, речистый, бого-
боязливый, честен в землях и славен полками: где была
ему обида, сам не ходил с полками своими,' но посылал
воевод; он устроил землю свою и милостыню большую
раздавал, кормил нищих, любил странных и монахов
и ходил во всем законе божием. Почувствовав прибли-
жение кончины, созвал он мужей своих и всю Галицкую
землю, священников и монахов, нищих, сильных и ху-
дых, и со слезами говорил, обращаясь ко всем; «Отцы,
братья и дети! вот уже я отхожу от сего суетного све-
та и иду к творцу своему; грешен я больше всех, отцы
130
и братья! простите и отдайте». Так плакался он три
дня перед духовенством и перед всеми людьми и прика-
зал раздавать имение свое по монастырям и нищим, три
дня раздавали казну княжескую по всему Галичу и не
могли раздать. Потом Ярослав сказал мужам своим:
«Вот я одною своею худою головою ходя, удержал всю
Галицкую землю; а теперь приказываю своему сыну
Олегу, а Владимиру даю Перемышль»; урядив таким
образом сыновей, он привел Владимира ко кресту с боя-
рами галицкими, что не искать ему под братом Галича.
Олег был сын наложницы княжеской и был Ярославу
мил, а Владимир не ходил в воле его, потому отец и не
дал ему Галича. Но по смерти Ярославовой встал силь-
ный мятеж в Галицкой земле: галицкие бояре, з согла-
сии с Владимиром, преступили крестное целование и вы-
гнали Олега из Галича, а Владимир сел на его место.
Но во время своего .княжения он только пил, думы не
любил с мужами своими; отнял у попа жену, повенчал-
ся с нею,
Тогда Роман Мстиславич Волынский *, узнав, что
бояре галицкие дурно живут с князем своим за его на-
силия, начал подучивать их, чтоб они выгнали Влади-
мира, а его, Романа, приняли на княжение. Галицкие
бояре послушались его, собрали полки и утвердились
крестом всем вместе за одно. Однако они не смели ни
схватить, ни убить Владимира, потому что не все были
в той думе и боялись приятелей княжеских; в таких
обстоятельствах они придумали послать к князю
с следующими словами: «Князь! мы не на тебя восста-
ли, но не хотим кланяться попадье, хотим ее убить,
а ты женись на ком тебе угодно». Они знали, что Вла-
димир ни за что не отпустит попадьи, и потому нарочно
пригрозили ему, чтобы прогнать его самого. Так и слу-
чилось: Владимир испугался, забрал золото и серебро,
дружину, жену, двоих сыновей и уехал в Венгрию к ко-
ролю; галичане же послали за Романом: тот приехал
и сел у них княжить. Но король венгерский, взяв с со-
бою Владимира, пошел к Галичу со всеми своими пол-
ками: Роман, слыша, что король уже за Горою, и не
могши стать против него, бежал опять во Владимир
.Волынский. Король въехал в Галич, только не посадил
в нем Владимира, но, давши весь наряд галичанам, по-
* Сын Мстислава Изяславича, которого Боголюбский выгнал из
Киева.
131
садил у них князем сына своего Андрея, Владимира же
взял с собою назад в Венгрию, отнял у него все имение
и посадил в башню и с женою. Между тем (1189 г.)
Мстислав говорил князьям Святославу и Рюрику: «Вон
иноплеменники отняли отчину вашу; хорошо было бы
вам потрудиться и возвратить ее назад». Князья согла-
сились идти к Галичу — Святослав с сыновьями и Рю-
рик с братьями; начали рядиться: Святослав хотел от-
дать Галич Рюрику, а себе взять всю Русскую землю
около Киева, Рюрику же не хотелось лишиться своей
отчины; итак, не уладившись, возвратились назад. В том
же году послали галицкие мужи к Ростиславу, сыну
Ивана Берладника, зовя его в Галич на княжение. Ро-
стислав обрадовался зову, выпросил у Давыда Смолен-
ского, у которого жил, и выехал поспешно из Смолен-
ска. Приехавши к галицкой украйне, взял там два го-
рода и оттуда пошел к Галичу. Но галицкие бояре не
были все в одной мысли: чьи сыновья или братья были
у короля, те держались крепко королевича; в то же
время король прислал много венгерских полков, сыну
на помощь, боясь князей русских. Королевич и воеводы
венгерские, слыша, что Ростислав идет к Галичу, по
совету галицких мужей, начали приводить их ко кресту:
правые целовали крест, ничего не ведая, а виноватые —
из страха. Ростислав же подошел к галицким полкам
с малою дружиною, не зная коварства их, думая, что
как ему обещали, так и сделают,— увидевши полк его,
отступят от королрвича; но даже и те галицкие бояре,
которые с ним приехали, видя коварство своей братьи,
отложились от него. Тогда дружина сказала ему:
«Князь! ты уже видишь коварство их, поезжай прочь».
Он отвечал: «Братья! вы знаете, на чем они мне крест
целовали; если же они теперь ловят головы моей, то
бог им судья и тот крест, который ко мне целовали;
а я не хочу скитаться в чужой земле, хочу положить
голову вотчине своей». Сказавши это, он бросился
к полкам галицким: галичане и венгры окружали его со
всех сторон, сбили с коня и раненого, едва дышащего
понесли в Галич. Жители этого города возмутились, же-
лая отнять Ростислава у венгров и принять к себе на
княжение. Венгры, увидав это, приложили ядовитое
зелье к ранам Ростислава, от чего тот и умер..После
этого, зная, что граждане галицкие ищут себе русского
князя, венгры начали делать им во всем насилия: отни-
мать жен и дочерей, ставить лошадей в церквах и до-
132
мах,-Галичане же начали сильно тужить и горько ра-
скаивались, что прогнали князя своего.
В 1190 году ушел Владимир из Венгрии, из камен-
ной башни, где держал его король с женою и двумя
детьми. На башне поставлен был ему шатер: он изре-
зал его, свил себе веревку и спустился вниз; двое сто-
рожей ему благоприятствовали, они и довели его до не-
мецкой земли, к императору. Император, узнав, что он
^племянник великому князю Всеволоду Суздальскому,
принял его с любовью и великою честию, приставил
к нему бояр своих и послал к Казимиру, князю поль-
скому, с тем чтобы тот добыл ему Галич, а Владимир
взялся за это давать императору по 2000 серебряных
гривен ежегодно. Казимир приставил к нему своего
вельможу Николая и послал в Галич. Галичане встре-
тили его с радостию великою, князя своего и дедича,
а королевича прогнали. Севши опять на столе дедов-
ском и отцовском, Владимир послал к дяде своему Все-
володу в Суздаль с такою просьбою: «Отец и господин!
удержи Галич подо мною, а я божий и твой со всем Га-
личем и в твоей воле всегда». Всеволод Суздальский
послал по всем князьям и к королю польскому и всех
привел к присяге не искать никогда Галича под его пле-
мянником: с тех пор никто не восставал на Владимира,
и он утвердился в Галиче.
В 1194 году умер князь Святослав Киевский; Рюрик
Ростиславич заступил его место и в 1195 году послал
к брату своему Давыду в Смоленск с такими речами:
«Брат! вот мы остались старшими в Русской земле, сту-
пай ко мне в Киев; что будет думы о Русской земле
и о братьи, о Владимировом племени, то все покончим
и повидаемся подобру-поздорову». Давыд пошел из Смо-
ленска водою и пришел в Вышгород, Рюрик позвал его
к себе на обед, одарил богатыми дарами и отпустил.
Потом позвал Давыда на обед племянник его Рости-
слав Рюрикович в Белгород, и там также пировали
очень весело; Ростислав богато одарил дядю и отпу-
стил. После этого Давыд позвал к себе на обед велико-
го князя Рюрика с детьми, одарил всех и отпустил; по-
том Давыд же позвал монастыри все на обед, веселил-
ся с ними и роздал им и нищим большую милостыню;
потом позвал Давыд черных клобуков всех, и черные
•клобуки пили у него и получили богатые дары; наконец
Давыд угощал киевлян обедом. Между тем с братом'
своим Рюриком он покончил все ряды о Русской земле
133
и о братьи своей, о Владимировом племени и отправил-
ся назад в свой Смоленск. В том же году Всеволод,
князь Суздальский, прислал послов к свату своему Рю-
рику с такими словами: «Вы назвали меня старшим
в своем племени Владимировом; а теперь сел ты в Кие-
ве, и мне части не дал в Русской земле, роздал другим
младшим из братьи своей; но если мне нет в ней ча-
сти, то блюди и стереги ее с теми, кому в ней дал
часть; посмотрю, как-то вы ее удержите, а мне не на-
добно». Рюрик начал думать с мужами своими, какую
бы волость дать Всеволоду: тот просил у него Торче-
ска, Треполя, Корсуна, Богуслава и Канева, но Рюрик
уже отдал эти пять городов зятю своему Роману и по-
клялся не отдавать их под ним никому. Он не хотел
никак нарушить клятвы и потому давал Всеволоду дру-
гую волость; но тот не брал и требовал именно городов
Романовых.
Была между ними распря большая и крупные речи,
и хотели встать между собою на рать. Рюрик призвал
на совет митрополита Никифора; митрополит сказал
ему: «Князь! мы приставлены от бога в Русской земле
удерживать вас от кровопролития; если должна проли-
ваться кровь христианская из-за того, что ты дал во-
лость младшему, и тем обидел старшего, то я снимаю
с тебя крестное целование и беру на себя; а ты послу-
шайся меня: возьми-ка волость у зятя своего и дай ее
старшему, а Роману дашь другую вместо нее». Рюрик
послал сказать Роману: «Всеволод просит под тобою во-
лости и жалуется на меня из-за тебя». Роман отвечал
ему; «Батюшка! не ссориться же тебе с сватом из-за
меня? а мне все равно: либо дай другую волость вместо
той, либо деньгами заплати чего будет стоить». Всево-
лод получил пять городов, отдал из них Торческ зятю
своему Ростиславу Рюриковичу, а в остальные города
послал посадников. Узнав об этом, Роман начал слать
к тестю своему с жалобами, думая, что тот, сговорясь
со Всеволодом, нарочно отнял у него волости для сына.
Рюрик отвечал ему: «Ведь я прежде всех дал тебе во-
лость; Всеволод прислал ко мне с жалобою, зачем на
нем чести не положили, я ведь объявил тебе все его
речи, ты отступился от волости добровольно; а нам как
было ее ему не дать, нам без Всеволода нельзя быть,
положили мы на нем старшинство во всем Владимиро-
вом племени; а ты мне сын свой, вот тебе и волость,
равная той». Но Роман не хотел никакой другой воло-
134
сти, подыскнваясь под тестем и не хотя с ним любви:
он начал думать с мужами своими и пересылаться
с Черниговским князем Ярославом Всеволодичем, угова-
риваясь с ним идти на Киев. Узнав об этом, Рюрик по-
слал сказать Всеволоду: «Ты, брат, старший во Влади»
мировом племени, так думай и гадай о Русской земле
и о своей чести и о нашей»; а к Роману послал бояр
своих обличить его и бросить ему крестные грамоты.
Роман испугался и поехал в Польшу, к тамошним
князьям Казимировичам за помощью; те сказали ему:
«Мы бы и рады были тебе помочь, да нас самих оби-
жает дядя наш Мешка, ищет под нами волости; прежде
помоги ты нам, чтобы потом все мы ляхи были не роз-
но, но за одним щитом с тобою и мстили бы за твои
обиды». Роман послушался их и поехал на Мешку, ду-
мая так: «Прилучу его, и если бог мне пошлет, тогда
совокуплю всех ляхов воедино и с ними отомщу свое
бесчестие и исполню желание свое». Мешка прислал
к нему с просьбою, чтобы он не бился с ним, а поми-
рил бы его с племянниками; но Роман не послушался
ни его, ни мужей своих и вступил в битву: ляхи удари-
лись с русью, и потоптали ляхи русь, победил Мешка
Романа, перебил много в полку его руси и своих ляхов.
Раненого Романа дружина принесла во Владимир Во-
лынский. Отсюда послал он к тестю Рюрику, раскаи-
ваясь в своей вине; послал и к митрополиту Никифору
с просьбою умолить Рюрика о прощении. Никифор на-
чал ходатайствовать за Романа; Рюрик послушался мит-
рополита и простил зятя, сказав мужам своим: «Если
он умоляет меня и кается в своей вине, то я приму
его, приведу ко кресту и наделю волостью; устоит он
в своем слове, станет меня держать отцом и добра мне
хотеть, то я по-прежнему буду держать его сыном»,
В тот же год Рюрик, сославшись со сватом своим Все-
володом и с братом Давыдом, послали мужей своих
к Ярославу и ко всем Ольговичам сказать им: «Целуй-
те нам крест не искать нашей отчины, Киева и Смолен-
ска под нами, и под нашими детьми, и под всем нашим
Владимировым племенем: как нас разделил дед наш
Ярослав по Днепр, а Киев вам не надобен». Ольговичи
отвечали Всеволоду: «Что ты говоришь о Киеве, что
блюсти его под тобою и под твоим сватом Рюриком,
то в том стоим; но если велишь отказаться от него на-
всегда, то мы не венгры и не ляхи, но одного деда вну-
ки; при вашей жизни не ищем его, но после вас кому
135
бог даст». И были между ними большие распри и круп-
ные речи, и не уладились. Всеволод, желая оправить
все племя Владимирово, хотел в ту же зиму выступить
против Ольговичей; те испугались и послали к нему му-
жей своих кланяться и обещаться быть в его воле: он
поверил им и сошел с коня. Но в ту же зиму Ярослав
Всеволодич Черниговский с братьею своею преступили
крестное целование, начали войну против Мстиславичей
и взяли в плен Мстислава Романовича, племянника
Рюрикова.
В 1196 году Рюрик, подумавши с мужами своими;
послал сказать свату своему Всеволоду, князю суздаль-
скому: «Как ты уговорился со мною и с братом Давы-
дом сесть на коня о Рождестве Христове и сойтись
всем в Чернигове, то я и соединился с братьею и с дру-
жиною своею и с дикими половцами и сидел совсем го-
тов, ожидая от тебя вести; ты же ту зиму не сел на
коня, поверив Ольговичам, что они будут на всей на-
шей воле; я, услыхав об этом, что ты не сел на коня,
распустил братью и диких половцев, а с Ярославом
Черниговским целовал крест на том, что не воевать до
тех пор, пока или уладимся все, или не уладимся все;
но теперь, брат, мой и твой сын Мстислав, сидит плен-
ником у Ольговичей; так не мешкая сел бы ты на ко-
ня, и, соединившись где-ннбудь, пометили бы мы за
свою обиду и за свой стыд, племянника своего выручи-
ли бы и правду свою отыскали». От Всеволода не было
вести все лето. Осенью пришла весть, что Всеволод,
соединившись с Давыдом Смоленским, пожег Чернигов-
ские волости.
Тогда Ярослав Всеволодич, собрав братью свою
и подумав с ними, выехал против Всеволода и Давыда
с дикими половцами и стал под своими лесами, поста-
вив засеки от Всеволода и Давыда, а по рекам велел
мосты подсечь, а между тем отправил ко Всеволоду
и Давыду посла с такими речами: «Брат и сват! отчину
нашу и хлеб наш ты взял; если хочешь с нами ряду
правого и любви, то мы любви не бегаем и на всей во-
ле твоей станем; если же ты замыслил иное, то и от то-
го не бегаем, как нас бог рассудит с вами и святой
Спас». Всеволод начал думать с Давыдом, и с рязан-
скими князьями, и с мужами своими, желая помириться
с Ольговичами. Давыду же не хотелось мира, он поду-
чал его все пойти к Чернигову, говоря: «Ты уговорился
с братом Рюриком и со мною сойтись всем у Черниго-
136
ва, чтобы там и помириться всем вместе на всей своей
воле; но теперь ты ни мужа своего не послал к брату
Рюрику, ни о походе нашем не объявил ему; он же те-
перь воюет с ними и волость свою пожег для тебя,
а ты без его думы хочешь мириться; так скажу тебе,
что брат мой Рюрик не улюбит этого мира». Всеволоду
не понравились слова Давыдовы: он начал пересылать-
ся с Ольговичами и урядился с ними — Киева под Рю-
риком не искать, а под Давыдом Смоленска. Рюрик,
услыхав о мире, начал жаловаться на Всеволода и по-
слал сказать ему: «Сват, ты мне крест целовал на том:
кто мне враг, тот и тебе враг, и в Русской земле ты ча-
сти просил у меня, я же тебе дал волость самую луч-
шую, не от обилья, но отнявши у братьи своей и у зя-
тя своего Романа, для тебя; он же теперь стал врагом
моим не за кого другого, как все за тебя же; ты мне
обещал потом сесть на коня и помочь мне, но все лето
и зиму перевел, а теперь и сел на коня, но как помог?
свой ряд взял! А мне с Ольговичами которая обида
была? они подо мною Киева не искали; но за тебя же
я с ними в ссоре, и воевал с ними, и волость свою по-
жег; о чем ты со мною ни уговаривался, на чем ты мне
креста ни целовал, ничего того не исправил!» В серд-
цах Рюрик отнял у Всеволода города, которые было дал
ему в Русской земле, и роздал опять своей братьи.
В 1199 году умер Владимир Ярославич Галицкий.
Роман Мстиславич Волынский пошел в Польшу и при-
вел оттуда короля Лешка к Галичу, желая с его по-
мощию сесть там на столе. Галичане не хотели Волын-
ского князя и бились крепко; однако были побеждены
и принуждены принять Романа. В 1202 году встал Рю-
рик на Романа, привел к себе Ольговичей в Киев
и хотел идти к Галичу; но Роман упредил его, собрал
полки галицкие и волынские и въехал в Русскую зем-
лю; князья, черные клобуки и города русские отложи-
лись от Рюрика и перешли на сторону Романа, который
поспешно, с своими полками, поехал к Киеву; киевляне
отворили ему Подольские ворота, он въехал в Подолье,
послал на гору приводить ко кресту Рюрика и Ольго-
вичей: Рюрика отпустил в Овруч, Ольговичей за Днепр
в Чернигов, а в Киев посадил Ингваря Ярославича *.
В следующем году взят был Киев Рюриком, Ольговича-
ми и всею Половецкою землею: приключилось зло
* Сын Ярослава Иэяславнча Луцкого, о котором см. выше.
137
в Русской земле, какого не бывало от крещенья ее; бы-
ли напасти, брали и прежде враги Киев, но все не было
того, что теперь: не только Подолье взяли и пожгли,
но и Гору взяли и церкви св, Софии, и Десятинную
разграбили и все монастыри, иконы ободрали, другие
побрали, также кресты, и сосуды, и одежды старых кня-
зей, повешанные в церквах на память,— все это побра-
ли; стариков и старух посекли, молодых иноплеменники
повели к себе в вежи. К концу года пришел Роман
к Овручу на Рюрика, чтобы отвести его от Ольговичей
и от половцев; Рюрик принужден был целовать крест
к великому князю Всеволоду и сыновьям его, причем
Роман сказал ему: «Ты уже крест целовал, так пошли
мужа своего к свату, а я пошлю своего к отцу и госпо-
дину Всеволоду, упрашивай ты его, и я буду упраши-
вать, чтоб он опять дал тебе Киев». Всеволод согласил-
ся, и Рюрик опять стал княжить в Киеве. Потом пошли
русские князья на половцев — Рюрик Киевский, Роман
Галицкий и другие. Была тогда зима лютая, и половцам
пришлось тяжко; русские князья взяли полону много,
и была большая радость всем христианам Русской зем-
ли. Один только дьявол был печален: в Треполи князья
начали рядиться о волостях, поссорились, Роман схва-
тил Рюрика, отослал в Киев и постриг в монахи вме-
сте с женою и дочерью. Великий князь Всеволод силь-
но опечалился, услышав, что делается в Русской земле.
Он послал мужей своих к Роману в Галич: тот послу-
шался его и выпустил из плена зятя его Ростислава,
сына Рюрикова, который и стал Киевским князем.
ГЛАВА XVII
О том, что случилось в Южной Руси по смерти
Романа Великого и в Северной по смерти
Всеволода Великого
В 1205 году Роман Галицкий пошел на ляхов и взял
у них два города; но когда стоял он над Вислою
и отъехал с малою дружиною от своего полку, ляхи
напали на него и убили. Галичане целовали крест сыну
его Даниилу. Но скоро наступила здесь большая смута
и войны беспрестанные. Рюрик свергнул с себя монаше-
ство и вместе с Ольговичами и половцами приходил до-
бывать Галича; вдова Романа с двумя малолетними сы-
138
новьями— Даниилом и Васильком — принуждена была
бежать в Венгрию; Галич достался двум Ольговичам,
сыновьям Игоря Северского, Владимиру и Роману: Вла-
димир сел в Галиче, Роман в Звенигороде. Оба Игоре-
вича согласились перебить бояр галицких и перебили
их человек с 500, а другие разбежались. Трое из них
Владислав, Судислав и Филипп ушли в Венгрию и про-
сили тамошнего короля: «Дай нам отчича галицкого
Даниила, пойдем с ним и возьмем Галич от Игореви-
чей». Король с великою любовью послал войско в силе
тяжкой; когда оно пришло под Перемышль, то Влади-
слав подъехал к городу и сказал жителям: «Братья! что
вы смущаетесь? не Игоревичи ли перебили отцов ваших
и братьев, именье ваше разграбили, дочерей ваших от-
дали за рабов ваших,— пришельцы владеют вашими от-
чинами? и за таких-то князей хотите душу свою поло-
жить?» Перемышльцы тронулись его словами и сдали
город. Князь Владимир убежал из Галича, другие
братья его — Роман, Святослав и Ростислав —попа-<
лись в плен. Тогда бояре волынские и галицкие и вое-
воды венгерские посадили князя Даниила на столе отца
его Романа. Пленных же князей венгры хотели вести
к королю своему, но галичане умоляли, чтобы дали им
их повесить из мести; венгры за большие дары исполни-
ли их просьбу, и князья были повешены. Даниил стал
княжить, но он был еще очень молод; мать его хотела
управлять за него, но бояре выгнали ее, из них главным
был Владислав. Король венгерский привел опять в Га-
лич вдову Романа; боярин Владислав был отведен плен-
ником в Венгрию; но братья его бежали в Пересопницу
и вооружили тамошнего князя Мстислава против Рома-
нова семейства; оно должно было опять бежать в Венг-
рию. Король снова вооружился; но мятеж помешал
ему идти к Галичу; туда явился выпущенный им на сво-
боду боярин Владислав и стал княжить. Тогда Лешко,
король польский, послал сказать Андрею, королю вен-
герскому: «Не хорошо боярину княжить в Галиче; но
возьми лучше дочь мою за сына своего Коломана и по-
сади его в Галиче». Андрею полюбился этот совет: он
исполнил его и посадил сына Коломана в Галиче,
а Лешку Польскому отдал Перемышль; но скоро опять
отнял. Тогда Лешко, раздосадованный таким позором,
послал сказать Мстиславу Мстиславичу, князю Новго-
родскому *i «Ты мне, брат, поди и сядь в Галиче»,—•
* Сыну Мстислава Ростиславича Храброго.
139
Мстислав пошел на Галич и сел там, выдав дочь свою
Анну за Даниила Романовича.
В 1212 году умер великий князь Всеволод, княжив
в Суздальской земле тридцать семь лет; перед смертию
он вызывал из Ростова старшего сына своего Констан-
тина, желая передать ему стольный город Владимир
вместе с великим княжением; но Константин не пошел
во Владимир к отцу, а послал сказать ему: «Любезный
батюшка! дай мне старый, начальный город Ростов
и к нему Владимир». Великий князь послал к нему во
второй раз звать к себе; тот не пошел; Всеволод послал
к нему в третий раз; Константин не пошел и в третий,
а все толковал: «Дай мне и Владимир к Ростову».
Всеволод рассердился, и созвал собор, и объявил ве-
ликим князем по себе второго сына своего Юрия,
дал ему Владимир, со всеми людьми, укрепил к не-
му всех крестьян целованием и поручил ему младших
братьев. Константин сильно рассердился за это на
Юрия. В год смерти Всеволодовой Юрий вместе с бра-
том Ярославом приходили на Константина к Ростоау,
но помирились и разошлись по домам; на следую-
щий год приходили в другой раз к Ростову и в дру-
гой раз помирились с Константином и урядились с ним
о волостях.
В 1214 году Всеволод Чермный, князь Черниговский,
сын Святославов, правнук Олегов, выгнал внуков Ро-
стиславовых из Руси, говоря: «Братьев моих двоих
князей повесили -вы в Галиче как злодеев и положили
позор на всех нас; так нет же вам части в Русской зем-
ле»,— тогда Ростиславовы внуки послали сказать Мсти-
славу Мстиславнчу в Новгород: «Не дает нам Всеволод
Святославич части в Русской земле; поди, поищем своей
отчины». Мстислав созвал вече на Ярославовом дворе
и начал звать новгородцев в Киев на Всеволода Черм-
ного; новгородцы отвечали ему: «Куда, князь, посмот-
ришь, туда мы бросимся головами своими». Вот и по-
шел князь Мстислав с новгородцами в Киев; но как
дошли они до Смоленска, случись ссора у новгородцев
с смольнянами; новгородцы убили одного смольнянина
и не захотели идти дальше за своим князем. Мстислав
стал звать их на вече, они и на вече не пошли. Тогда
князь простился с ними со всеми, поклонился и пошел.
Новгородцы собрали особое вече, посадник Твердислав
начал говорить: «Братья! как трудились наши деды
и отцы за Русскую землю, так и мы пойдем по своем
140
князе». Новгородцы послушались Твердислава, трону-
лись из Смоленска, догнали Мстислава и начали воевать
по Днепру города Черниговские. Всеволод выбежал из
Киева за Днепр, Мстислав вошел туда с братьями
и новгородцами; киевляне поклонились им и посадили
в Киеве Мстислава Романовича, внука Ростиславова.
После этого Мстислав пошел из Киева к Чернигову,
стоял под ним 12 дней, взял’ мир и дары, и возврати-
лись все в Новгород по добру и по здорову.
В 1215 году собрался опять Мстислав на юг; он со-
звал вече на Ярославовом дворе и сказал новгородцам:
«Есть у меня дела в Руси, а вы вольны в князьях».
Новгородцы долго думали, наконец послали за Яросла-
вом Всеволодичем, внуком Юрия Долгорукого. Ярослав
приехал к ним; но в том же году ушел в Торжок и сел
там. Осенью случилась большая беда: мороз побил весь
хлеб по волости, а на Торжке все было цело. Тогда
князь Ярослав не пустил в Новгород из Торжка ни во-
за; новгородцы отправили за ним послов; он их задер-
жал. А между тем в Новгороде зло все росло более
и более: кадь ржи покупали по десяти гривен, а овса
по три гривны, а репы воз по две гривны; люди ели
сосновую кору, лист липовый, мох. Ох горе тогда было,
братья! отцы отдавали детей в рабы; поставили скудель-
ницу46 и наметали полну. О горе, горе было тогда! по
торгу трупы, по улицам трупы, по полю трупы; не мог-
ли псы переесть людей; а вожане померли, остаток раз-
брелся; итак, по грехам нашим, разошлась наша волость
и наш город.
Новгородцы, оставшиеся в живых, послали посадни-
ка Юрия Ивановича с иными мужами по князя; он
и тех задержал в Торжке, а в Новгород прислал Иво-
ра и Чапоноса, вывел княгиню свою к себе, дочь Мсти-
славову. Наконец новгородцы послали к нему с послед-
нею речью: «Ступай в свою отчину, к святой Софии,
а не хочешь идти, так скажи»,— Ярослав и тех послов
не отпустил назад да еще купцов всех новгородских
захватил, и была в Новгороде печаль и вопль. Тогда
Мстислав, узнав обо всех этих бедах, приехал в Новго-
род, схватил Хота Григорьича, наместника Ярославова,
поковал всех его дворян, въехал на Ярославов двор, це-
ловал честной крест и сказал новгородцам: «Либо оты-
щу людей новгородских и волости их, либо головою по-
валю за Новгород». Ярослав, узнав о приезде Мстисла-
ва, велел засечь 47 все пути от Новгорода и реку Твер-
141
Цу; а в Новгород послал сто мужей новгородских вы-
проваживать Мстислава из города; но они не взялись
за это, а согласились единодушно жить и умереть со
Мстиславом. Мстислав послал к Ярославу в Торжок
попа Юрия с такими словами: «Сын! кланяюсь тебе:
мужей моих и купцов пусти, сам с Торжка выди и со
мною помирись». Князю Ярославу не полюбились эти
слова; он отпустил попа без мира, а новгородцев всех
послал в оковах, по своим городам, товары и лошадей
их роздал, а было у него новгородцев больше 2000.
В самом Новгороде оставалось людей мало: лучшие му-
жи были задержаны Ярославом, меньшие разошлись,
а иные померли голодом. Несмотря на то, Мстислав со-
звал вече и сказал: «Пойдем поищем мужей своих, ва-
шей братьи и волости своей; да не будет Торжок Нов-
городом, ни Новгород Торжком, но где святая София,
тут и Новгород; и в силе бог, да и в мале бог
и правда».
В 1216 году, первого марта, пошел князь Мстислав
на зятя своего Ярослава с новгородцами во вторник,
а в четверг побежали к Ярославу клятвопреступники:
Владислав Завидович, Гаврила Игоревич, Юрий Алек-
сеич, Гаврила Милятинич с женами и детьми. Соеди-
нившись на Волге с Владимиром Рюриковичем и смоль-
нянами, Мстислав послал в Торжок к Ярославу за ми-
ром; Ярослав отвечал: «Мира не хочу, если пошли, так
ступайте, на одного из вас придется по сту наших».
Князья сказали, тогда между собою: «Ты, Ярослав,
с плотью, а мы с крестом честным». Тогда новгородцы
сказали князьям: «Пойдем мы к Торжку»; князья отве-
чали: «Если пойдем к Торжку, то попустошим волость
Новгородскую». И пошли к Твери, начали брать ceyia
и жечь, а об Ярославе не было вести, в Торжке ли он
или в Твери. Когда он узнал, что неприятель берет се-
ла, то выехал из Торжка в Тверь, забрав с собою стар-
ших бояр и новгородцев, а молодых по выбору. Мсти-
слав отправил посла к князю Константину Всеволодичу
в Ростов, а сам с новгородцами пошел воевать по Вол-
ге, и пожгли все Поволжье. Тут встретил их воевода
Еремей от князя Константина из Ростова и сказал:
«Князь Константин кланяется вам, и велел сказать: об-
радовался я приходу вашему, вот вам от меня в по-
мощь 500 человек; да пришлите ко мне шурина моего
Всеволода с полным наказом». Всеволода отрядили со
многими ратными людьми и послали к князю Констан-.
142
тину, а сами пошли по Волге вниз; здесь бросили возы,
сели на коней и пошли к Переяславлю.
Апреля 9, в Светлое воскресенье, встретились они
с Константином Ростовским; и была большая радость:
князья целовали крест стоять за одно. На Фоминой не-
деле48 попался им в плен человек, который объявил,
что князя Ярослава нет в Переяславле, пошел к князю
Юрию с полками, а князь Юрий Всеволодич, с братья-
ми Святославом и Владимиром, вышел из Владимира.
У них были сильные полки, вся сила Суздальской зем-
ли, потому что всех погнали. Страшное и дивное чудо
было! пошли сыновья на отца, отцы на детей, брат на
брата, рабы на господина, господин на рабов. Князь
Ярослав и Юрий с братьею стали на реке Кзе, князь
Мстислав и Владимир с новгородцами поставили свои
полки близ Юрьева; а князь Константин далеко стал
с своими полками, на реке Липице. Мстислав, Констан-
тин и Владимир послали сотского Лариона сказать кня-
зю Юрию: «Кланяемся тебе, нам нет с тобою обиды,
обида нам с Ярославом». Юрий отвечал: «Мы одно
с братом Ярославом». Тогда они послали сказать Яро-
славу: «Отпусти новгородцев и новоторжцев; что захва-
тил волостей Новгородских, отдай назад, помирись
с нами, целуй к нам крест и крови не проливай». Яро-
слав отвечал: «Мира не хочу, новгородцев и новоторж-
цев не отпускаю; вы далеко шли и вышли, как рыба
иа сухо». Ларион пересказал ту речь князьям. Они
опять послали к обоим князьям с последнею речью:
«Мы пришли, братья Юрий и Ярослав, не на кровопро-
литие, дай бог нам управиться без крови; мы ведь все
одного племени, дадим старшинство князю Константи-
ну, посадите его во Владимире, а вам вся земля Суз-
дальская». Князь Юрий отвечал: «Скажи братьи моей,
князьям Мстиславу и Владимиру: сами пришли сюда,
так теперь и ступайте куда хотите; а брату князю Кон-
стантину молви: перемоги нас, и тебе вся земля». Так
князья Юрий и Ярослав вознеслись славою: видя у себя
силу великую, не приняли мира и начали пировать
в шатре с своими боярами. Один боярин сказал: «За-
ключите-ка мир, князья Юрий и Ярослав: меньшие
братья в вашей воле; по-моему лучше бы мир заклю-
чить и дать старшинство князю Константину; Ростисла-
вово племя все князья мудрые и храбрые, и мужи их,
новгородцы и смольняне, смелые на бою, Мстислава же
Мстиславича и сами знаете в том племени, что дана
143
ему от бога храбрость выше всех; подумайте-ка, госпо-
да». Не люба была речь эта князю Юрию и Ярославу.
Тут другой боярин сказал: «Князья Юрий и Ярослав!
Не было того ни при прадедах, ни при деде, ни при от-
це вашем, чтобы кто-нибудь вошел ратыо в сильную
землю Суздальскую и вышел цел; хотя бы и вся Рус-
ская земля, и Галицкая, и Киевская, и Смоленская
и Черниговская, и Новгородская и Рязанская встали на
нас, то не успеть им против нашей силы; а эти-то пол-
ки—право, закидаем их седлами». Полюбилась эта речь
князю Ярославу; он созвал бояр своих и начал им го-
ворить: «Придет обоз вражий в наши руки, то вам бу-
дут кони, брони, платье; и возьмет кто человека живого,
тот сам будет убит; если и золотом шито будет оп-
лечье *, убивай, не оставим ни одного живого; если кто
убежит из полку и попадется в плен, тех будем вешать
или распинать; а о князьях, когда попадутся в наши ру-
ки, после подумаем».
Отпустивши бояр, вошли князья в шатер одни' и ста-
ли делить города; князь Юрий сказал: «Мне, брат
князь Ярослав, земля Владимирская и Ростовская^ а те-
бе Новгород, Смоленск брату нашему Святославу, Киев
отдай Черниговским князьям, а Галич нам же»; и цело-
вали крест между собою, и написали грамоты: грамоты
эти, после победы, взяли смольняне в стане Ярославо-
вом и отдали своим князьям. Князья Юрий и Ярослав,
поделивши все города русские и надеясь на свою вели-
кую силу, начали звать к Липицам на бой. Мстислав
и Владимир призвали князя Константина и, думавши
с ним много, привели его ко кресту, что не будет от
него перевета, после чего двинулись в ночь. На другой
день утром пришли они к Липицам, куда их звали на
бой; есть там гора, слывет Авдова: тут поставили
князья Юрий и Ярослав свои полки; а князья Мстислав,
Владимир, Константин и Всеволод поставили полки
свои на другой горе, что слывет Юрьева гора, посреди
нее течет ручей, имя ему Тунег. Ставши на Юрьевой го-
ре, князья послали к Юрию троих мужей мира просить:
«А не дадите мира, так отступите дальше, на ровное
место, а мы на вашу сторону пойдем; или мы отступим
на Липицы, а вы пойдете на наше место». Князь Юрий
отвечал: «Мира ие беру и не отступаю; пошли через
землю, то чего вам стоит перейти эту дебрь». Юрий на-
деялся на твердость места: оно было плетнем оплетено
* т. е. боярин.
144
и колья насованы, на случай если бы ударили на
них в ночь. Услыхав ответ Юрьев, князья послали млад-
шую дружину биться против Ярославовых людей; бились
они целый день до ночи, но бились не усердно, потому
что была буря и очень холодно.
На другой день князья хотели пойти ко Владимиру,
не трогая неприятельских полков; но князь Константин
сказал: «Братья! если пойдем мимо их, то возьмут нас
в тыл, да притом же мои люди не охотники до бою,
того и смотри что разойдутся по городам». Князь
Мстислав отвечал ему на это: «Гора нам не поможет,
гора нас и не победит; так пойдем к ним, в надежде
на крест честной и на правду». Начали ставить полки:
Владимир Смоленский поставил полки свои с края,
а подле него стал Мстислав и Всеволод с новгородцами
и Владимир Псковский с псковитянами, а подле Влади-
мира стал Константин с ростовцами. Ярослав же стал
с своими полками муромскими и с городчанами и с брон-
никами против Владимира и смольнян, а Юрий стал
против Мстислава и новгородцев со всею землею Суз-
дальскою, а меньшие братья его стали против князя
Константина. Мстислав и Владимир начали укреплять
новгородцев и смольнян: «Братья! вошли мы в землю
сильную: так в надежде на бога станем крепко, не
будем озираться назад, побегши не уйти; позабудем,
братья, домы, жен и детей; кому не умирать? кто хочет,
пусть сражается пеш, а кто хочет на конях». Новгород-
цы отвечали: «Не хотим помирать на конях: будем
биться пеши, как бились отцы наши!» Князь Мстислав
был рад тому, и новгородцы, сойдя с коней, скинув
сапоги и платье, поскакали босиком; за ними бросились
смольняне, так же пешком, за смольнянами отрядил
князь Владимир Ивора Михайловича с полком, а сами
князья и все воеводы поехали за ними на конях. Когда
полк Иворов вступил в дебрь, то под Ивором споткнул-
ся конь; а пешие ратники, не дожидаясь Ивора, удари-
ли на пешцев Ярославовых с страшным криком; те
побежали, новгородцы и смольняне за ними, начали их
бить и подсекли стяг Ярославов; тут настиг их Ивор,
с которым досеклись до другого стяга Ярославова,
а князья все еще не приезжали. Мстислав, видя удаль
своих, сказал братьям: «Не дай бог выдать добрых
людей» — и ударил с своим полком сквозь своих же
пешцев; за ним последовали и другие князья. Трижды
проехал Мстислав сквозь полки Юрьевы и Ярославовы,
145
секучи людей, также и князь Владимир, и досеклись на-
конец до обоза. Князья Юрий и Ярослав, видя, что их
люди жнутся, как колосья на ниве, побежали с мень-
шею братьею и с муромскими князьями. Тогда князь
Мстислав закричал: «Братья новгородцы! не останавли-
вайтесь при обозе, не покидайте битвы: вернутся — из-
метут они нас». Новгородцы-то бились не из корысти,
но смольняне напали на обоз и одирали мертвых,
а о битве им и дела не было. Велик промысел божий!
на том побоище пало только 5 человек новгородцев да
один смольнянин, а то все сохранены были силою чест-
ного креста и правдою. Людей же Юрьевых и Ярославо-
вых было избито бесчисленное множество, взято же
в плен было только 60 человек. Было у князя Юрья
13 стягов, труб и бубнов 60; говорили и про Ярослава,
будто у него было 17 стягов да труб и бубнов сорок.
Убитых всех считали 9233 человека. Крик живых, не
до смерти убитых, и вытье раненых были слышны
в Юрьеве городе и около Юрьева; много перетонуло
в реке во время бегства, иные раненые, забредши неве-
домо куда, померли, живые же побежали одни к Вла-
димиру, другие к Переяславлю, иные в Юрьев. Князь
Юрий стоял против Константина; увидя, что Ярославов
полк побежал, побежал и он во Владимир, куда при-
скакал оттуда, на четвертом коне, а трех загнал; при-
скакал он в одной сорочке, без седла.
Во Владимире оставался народ все не ратный: попы,
чернецы, жены да. дети; увидав, что кто-то скачет к
городу, они обрадовались, думая, что гонец от князя;
они говорили друг другу: «Наши одолевают!» И вот
прискакал князь Юрий один; начал он ездить около
города, крича: «Твердите город!» В народе началось
смятение, вместо веселья послышался плач; к вечеру
и в ночь стали прибегать ратники, иной ранен, дру-
гой наг.
На другой день утром князь Юрий созвал людей
и сказал им: «Братья владимирцы! затворимся в горо-
де, авось отобьемся от них». Люди отвечали: «Князь
Юрий! с кем нам затвориться-то? братья наши избиты,
а иные в плену, а остальные прибежали без оружия,
с кем нам стать?» Юрий сказал: «Все это я сам знаю;
только не выдайте меня брату князю Константину, ни
Владимиру, ни Мстиславу, чтобы мне выйти по своей
воле из города». Они обещались ему. Ярослав также
прибежал один в Переяславль на пятом коне, а четырех
146
загнал и затворился в городе. Не довольно ему было
первого зла, не насытился крови человеческой, избив
в Новгороде столько людей, и в Торжке, и на Волоке;
но и тут, прибежав в Переяславль, перехватал новгород-
цев и смольнян, которые для торговли зашли в землю
его, и велел их пометать в погреба, а иных засадил в
тесную избу, где 150 из них задохлось; смольнян запер
15 человек; те все живы остались. Князья же милостивое
племя Ростиславово и до христиан доброе, целый тот
день стояли на побоище; а если бы захотели гнаться
за неприятелем, то Юрию и Ярославу не уйти бы, и
город Владимир захватили бы врасплох; но Мстислав
с братьею пришли тихо ко Владимиру и, объехав его,
стали думать, откуда бы взять. В ночь загорелся в горо-
де княжий двор: новгородцы хотели было лезть на сте-
ны, да князь Мстислав им не дал; во вторник, на ночь,
загорелся город и горел до света: смольняне просились
тогда взять город, но князь Владимир не пустил их.
Наконец Юрий выслал к князьям с челобитьем. «Не
приступайте нынче к городу, завтра выйду из него
вон». И в самом деле, на другой день выехал князь
Юрий е двумя братьями, поклонился князьям Мстиславу
и Владимиру и сказал: «Братья! вам челом бью, вам
дать мне жизнь и хлебом накормить; а брат мой Кон-
стантин в вашей воле». Тут он подал им богатые дары
и получил мир. Мстислав и Владимир порешили так:
князю Константину отдали Владимир, а Юрию Радилов-
Городец.
Владыка, княгиня и все люди Юрьевы, поспешно
убравшись на лодки и в насады, поехали вниз по реке;
сам же князь Юрий, вошедши в соборную церковь Бо-
городицы, ударил челом у отцовскаго гроба и плакал,
приговаривая: «Суди бог брату моему, князю Ярославу,
что довел меня до этого»,— и пошел из Владимира
в Городец. Князь же Константин поехал во Владимир,
и был встречен за городом всем священническим чином
и всеми людьми; он одарил в тот день князей и бояр
богатыми дарами, а владимирцев привел к присяге. Но
князь Ярослав, еще дыша злобою и гневом, не покорял-
ся, затворился в Переяславле и хотел там отсидеться;
князья решились идти к этому городу. Услыхав об этом,
Ярослав испугался и начал высылать людей, умоляя
о мире. Во вторник утром приехал он к князю Констан-
тину, ударил ему челом и сказал: «Господин! я в твоей
воле, не выдай меня тестю моему князю Мстиславу, ни
147
Владимиру, а сам, брат, накорми меня хлебом». Князь
Константин помирил Мстислава с Ярославом. Мстислав,
ие доходя до города, взял дары и послал привесть к се-
бе дочь, княгиню Ярославову, и что осталось живых
новгородцев. Ярослав много раз присылал ко Мстисла-
ву, прося княгини своей назад, но Мстислав не пустил
к нему дочери. Наконец князья разошлись: Константин
во Владимир, Мстислав в Новгород, Владимир в Смо-
ленск, а другой Владимир в Псков, победив сильные
полки, взявши свою честь и славу.
ГЛАВА XV1I1
О первом татарском нашествии, и о том,
что случилось в Галиче по смерти Мстиславовой
В 1218 году умер великий князь Константин во Вла-
димире; великим князем по нем стал опять брат его
Юрий.
В 1224 году явился народ незнаемый; пришла не-
слыханная рать, безбожные татары, о которых никто
хорошо не знает, кто они и откуда пришли, и что у них
за язык, и какого они племени, и какая у них вера.
Попленивши многие страны, ясов, обезов49 и косогов,
пришли они в землю Половецкую. Половцы не могли
противиться им и побежали к Днепру. Хан их Котян
был тесть Мстиславу Мстиславичу Галицкому; он при-
шел с поклоном к князю Мстиславу, зятю своему, и ко
всем князьям русским, поднес им богатые дары, коней,
верблюдов, буйволов и невольниц, и сказал: «Татары
отняли нашу землю нынче, а завтра вашу возьмут, так
защитите нас; если же не поможете нам, то мы нынче
иссечены будем, а вы будете завтра иссечены». Котян
умолял зятя свого о пособьи, а Мстислав стал умолять
князей русских, братыо свою, говоря: «Если мы, братья,
им не поможем, то они передадутся татарам, и у тех
будет больше силы». Князья думали, думали и наконец
решились помогать Котяну. Совет у них был в городе
Киеве, где говорили так: «Лучше нам принять татар на
чужой земле, чем на своей»,— и начали строить войско,
каждый свои полки. Тогда княжил Мстислав в Киеве,
другой Мстислав Козельский в Чернигове, третий Мсти-
слав Торопецкий в Галиче: то были старшие князья
в Русской земле, князя же великого Юрия Суздальского
148
не было в совете том; потом были молодые князья:
князь Даниил Романович, князь Михайло Всеволодич,
князь Всеволод Мстиславич, и другие многие князья.
Совокупив всю землю Русскую против татар, князья
пришли к реке Днепру на Заруб, к острову Варяжско-
му. Тут татары прислали к ним послов с такими слова-
ми: «Слышим, что вы идете против нас, послушавшись
половцев; а мы- вашей земли не занимали, ни городов,
ни сел ваших и на вас не приходили; пришли мы, попу-
щением божиим, на холопов своих и конюхов, на пога-
ных половцев; возьмите с нами мир, а нам с вами рати
нет; если побегут к вам половцы, то вы бейте их отту-
да, а именье их берите себе, потому что, как слышно,
они и вам много зла делают, оттого и мы их бьем
отсюда».
Князья русские не послушались послов, но перебили
их, пошли против татар и, не дошедши Олешья, стали
на Днепре; тут прислали татары вторых послов с таки-
ми словами: «Если вы послушали половцев, послов
наших избили и идете против нас, то ступайте; а мы
вас не трогаем, бог нас всех рассудит». На этот раз
послов их отпустили. Тут пришла вся земля Половецкая
со всеми князьями, а из Киева пришел князь Мстислав
со всею силою, из Галича другой Мстислав, из Черниго-
ва Владимир Рюрикович. Мстислав Галицкий с 1000 че-
ловек перешел Днепр, ударил на сторожей татарских
и победил их; остальные побежали с воеводою Гемябе-
ком, и тут им не было помощи; они было зарыли воево-
ду Гемябека живого в землю, чтоб соблюсти его; но
русские нашли воеводу: половцы выпросили его у них
и убили.
Услыхав о победе, все князья русские пошли за
Днепр со множеством людей; галичане пришли по Днеп-
ру и стали у реки Хортицы, на броде: с ними были
Юрий Домамерич и Держикрай Владиславич. Даниил
Романович погнал с конницею вперед оглядеть татар;
Юрий Домамерич говорил, что они хорошие стрелки,
другие же говорили, что они люди простые, плоше
и половцев, но Юрий утверждал, что они добрые ратни-
ки. Все люди и князья перешли Днепр и поехали на ко-
нях в степи половецкие, где встретили отряд татар; рус-
ские стрельцы победили их и гнали далеко в степь, взя-
ли весь их скот и пригнали к своим полкам. Оттуда шли
восемь дней до реки Калки, где встретили главную си-
лу татарскую. Князь Мстислав Мстиславич Галицкий
149
велел Даниилу Романовичу перейти реку Калку с пол-
ками и сам перешел за ними. Увидав татарские полки,
он приказал ратникам своим поскорее вооружиться;
а другие два Мстислава сидели в стане и ничего не
знали: Мстислав не сказал им ничего из зависти, пото-
му что между ними была большая распря.
Битва началась: Даниил выехал наперед и получил
рану в грудь; но по молодости и пылкости не почуял
раны: ему было тогда 18 лет. Князь Мстислав Немой,
видя, что Даниил ранен, бросился в битву: это был
человек крепкий и родня Роману, от одного племени
Мономаховского; он очень любил отца Даниилова и от-
казал Даниилу по смерти свою волость. Татары уже
бежали, Даниил бил их с своим полком, Олег Курский
крепко бился, как вдруг половцы побежали и потоптали
станы князей русских, а князья не успели ополчиться;
тогда, все полки русские смялись, настала сеча лютая,
и русские полки были побеждены. Даниил, видя, что
татары побеждают, обратил коня и бежал от натиска
вражьего; жажда мучила его, он испил воды и тут
только почуял рану на теле своем, а в битве не чувство-
вал ее по причине крепости и мужества, потому что
был смел и храбр, от головы до ног не было на нем
порока. И была победа на всех князей русских, какой
никогда не бывало от начала Русской земли.
Князь Мстислав Киевский, видя беду, не тронулся
с места; он стоял на горе над рекою Калкою; место бы-
ло тут каменистое, он огородился кольем и бился из
своего укрепления с татарами три дня. Были тут с ним
бродники50 старые с воеводою Плоскинею: эти окаян-
ные целовали крест к князю Мстиславу и двоим другим
князьям, что они их не убьют и пустят на окуп. Но
вместо того нарушили клятву, связали князей и продали
их татарам, укрепления взяли, людей посекли. Татары,
взявши князей, раздавили их, подложивши под доски,
сверху которых сами сели обедать. Других князей гнали
до Днепра и шестерых убили; убит был и Александр
Попович с семидесятые другими богатырями; из осталь-
ного войска разве десятый возвратился домой. Князь
Мстислав Мстиславич прежде всех перебежал Днепр и,
пришедши к лодкам, велел их я^ечь, а другия рубить
и отталкивать от берега, боясь татарской погони, а сам
едва убежал в Галич; молодые князья прибежали с ма-
лою дружиной; князь Владимир Рюрикович прибежал
в Киев и сел там на столе. Татары, победив русских
150
князей, дошли до Новгорода Святопольского; жители,
не зная их коварства, выходили к ним навстречу с кре-
стами, но были тут же побиваемы; татары, однако, во-
ротились назад от реки Днепра в землю восточную.
В следующем году Александр, князь Бельзский, все
ссорил галицкого князя Мстислава Мстиславича с зятем
его Даниилом Романовичем; он беспрестанно толковал
Мстиславу: «Зять твой хочет тебя убить». Но скоро все
князья узнали клевету Александрову и начали говорить
Мстиславу: «Возьми волость его за позор свой»,— а он,
по братолюбию своему, не взял волости, и все похвали-
ли его за то. Узнавши невинность Даниилову, Мстислав
принял его с любовию, почтил его богатыми дарами,
подарил ему коня своего борзого, какого в те годы не
бывало другого, и дочь свою Анну дарил большими
дарами и, свидевшись с братьею в Перемышле, утвер-
дил мир.
В 1226 году Мстислав, по совету коварных бояр га-
лицких, обручил меньшую свою дочь за венгерского
королевича Андрея и дал ему Перемышль. Боярин Су-
дислав все толковал Мстиславу: «Князь! отдай Галич
королевичу: самому тебе его не удержать, бояре не
хотят тебя». Мстиславу не хотелось отдать Галич Анд-
рею, ему хотелось отдать его Даниилу; но бояре Глеб
Зеремеевич и Судислав противились тому; они говорили:
«Если отдашь Галич королевичу, то можешь взять его
у него, когда захочешь; если же отдашь Даниилу, то
вовеки не будет твой Галич». Мстислав послушался
и отдал Галич венгерскому королевичу, а себе взял По-
низье. Он скоро потом раскаялся в этом и послал ска-
зать Даниилу: «Сын! согрешил я, что не дал тебе Гали-
ча, а дал иноплеменнику, по совету Судислава-льстеца:
он обольстил меня; если богу будет угодно, пойдем на
венгров; я посажу на коней половцев, а ты пойдешь
с своими полками, и если бог даст нам опять Галич, то
ты возьмешь его, а я Понизье». Но скоро после этого
Мстислав умер: при конце жизни ему очень хотелось
видеть Даниила; но Глеб Зеремеевич, из зависти, не
пустил к нему зятя; Мстиславу хотелось отдать на руки
Даниилу дом свой и детей.
В 1229 году прислали галичане сказать князю Дани-
илу: «Судислав пошел в Понизье, а королевич один
остался в Галиче, ступай к нам скорее». Даниил, собрав
поспешно полки, послал воеводу Демьяна на Судислава,
а сам пошел с малою дружиной к Галичу. Судислав
151
не удержался перед Демьяном и побежал в Галич:
Даниил подступил к этому городу и взял двор Суди-
славов, где нашел много вина, овощей, корму, копий,'
стрел. Видя, что люди его обогатились добычею, Даниил
перешел на другую сторону Днестра. Сюда пришел
к нему воевода Демьян со многими боярами галицкими;
Даниил обрадовался его приходу, но горевал о том, как
перейти Днестр, потому что мост на нем был зажжен-
лихим Семеном, похожим на лисицу, ио красноте тела;
подъехав, однако, к реке, Даниил увидал, что конец мо-'
ста погас, и была большая радость; на другой день
перешли мост и стали по берегу Днестра. На другое
утро Даниил объехал город и осадил его в силе тяж-
кой; осажденные изнемогли и сдали город. Даниил,-
взяв город, вспомнил прежнюю любовь короля Андрея;
отпустил сына его и проводил до реки Днестра; с коро-
левичем выехал один только Судиелав; жители бросали
в них камнями, крича: «Ступай вон из города, мятеж-
ник земли». Когда королевич Андрей пришел к отцу
и брату, то Судиелав не переставал говорить им: «Сту-
пайте на Галич и возьмите землю Русскую; если же не
пойдете, то они укрепятся на вас». Король Бела воору-
жил огромное войско и выступил к Галичу, говоря:,
«Теперь уже никто не избавит его от руки моей». Но
как скоро вошел он в горы, полились дожди, кони то-
нули, люди взбегали на высокие места; однако Бела не
оставил своего намерения и обступил город; жители
не сдавались, Бела изнемог и отступил.
Теперь начнем рассказ о бесчисленных ратях, о вели-
ких трудах, о частых войнах, о многих крамолах, вос-
станиях и мятежах. Завели крамолу безбожные бояре
галицкие, совещались убить князя своего и передать
землю. Когда сидели они в думе и хотели зажечь двор
княжеский, молодой князь Василько вышел вон и в шут-
ку обнажил меч на слугу королевича; крамольники,
увидав это, испугались, говоря: «Совет наш разрушил-
ся»,— и побежали, как окаянный Святополк. Князья
Даниил и Василько ничего не знали об этом, и Василь-
ко поехал во Владимир, а Филипп безбожный позвал
князя Даниила в Вишню: здесь уговорились убить его.
Когда он въехал в Браневичев, приехал к нему посол от
тысяцкого Демьяна с известием, что боярин Филипп
вместе с племянником Данииловым, Александром, хотят
убить его. Услыхав это, князь возвратился назад и по-
слал сказать брату своему Васильку: «Ты ступай на
152
Александра»,— а Ивана, седельиичего своего, послал на
неверных бояр. Василько взял Бельз, волость Александ-
рову, а Иван переловил 28 бояр; Даниил простил их.
Однажды на пиру один из этих безбожных бояр залил
лицо ему из чаши; Даниил и то стерпел.
В 1231 году Даниил созвал вече: осталось у него
только 18 верных отроков с тысяцким Демьяном; князь
еказал им: «Хотите ли быть мне верны и идти со мною
на врагов?» Они воскликнули: «Верны богу и тебе,
господину нашему, ступай с божиею помощию!» А сот-
ский Микула сказал: «Господин! не подавивши пчел,
меду не есть». Помолившись богу, Даниил выступил
е малым войском; к нему на помощь пришел Мирослав,
так же с немногими отроками, присоединились и невер-
ные бояре, показывая вид, что верны. Даниил подступил
к Перемышлю; Александр не стерпел и побежал в Вен-
грию, оставив все имение свое. Судислав взялся хлопо-
тать за него и поднял короля венгерского; король под-
ступил к Ярославлю. Здесь затворился боярин Дани-
илов Давыд Вышатич с Васильем Гавриловичем; венгры
бились даже после захождения солнца, но город отбил-
ся. Несмотря на то, Давыд испугался, теща его была
на стороне Судислава, который называл ее матерью;
она стала говорить зятю: «Ты не удержишь этого горо-
да». Василий же Гаврилович говорил ему: «Не погуби
чести нашего князя; эта рать не может взять города».
Василий был муж крепкий и храбрый; но Давыд не>
слушал его и хотел сдать город и сдал, вышедши сам
цел со всем войском. Король, взявши Ярославль, пошел
к Галичу. Климята с Голых гор убежал от князя Дани-
ила к королю, и за ним все бояре галицкие передались
венграм. Оттуда король пошел ко Владимиру Волын-
скому; пришедши, удивился красоте города и сказал:
«Такого города не находил я и в немецких странах».
Ратные люди в полном вооружении стояли на стенах,,
щиты их блестели, как солнце. В городе сидел воеводою
Мирослав: прежде был он храбр, но тут бог ведает, что
с ним сделалось, смутился умом, заключил мир с коро-
лем без совета с князем Даниилом и братом его Ва-
сильком; тут же, по договору, уступил Бельз и Червен
Александру. Король посадил сына своего Андрея в Га-
личе, по совету неверных галичан, а Мирослав стал
запираться, что в договоре не передавал Червена венг-
рам; укор был ему большой от обоих братьев: «Зачем
заключил мир, когда у тебя было столько войска?»
153
В 1233 году умер королевич венгерский в Галиче;
галичане послали за Даниилом. В 1235 году отнял
у Даниила Галич князь Михаил Черниговский и поса-
дил здесь сына своего Ростислава. Получив весть, что
Ростислав пошел на Литву с всеми боярами, Даниил
вышел из Холма и на третий день был у Галича. Здеш-
ние граждане любили его; подъехав под город, он ска-
зал им: «Граждане! долго ль вам терпеть державу ино-
племенных князей?» Те воскликнули в ответ: «Вот наш
держатель богом данный» — и пустились к нему, как
дети к отцу, как пчелы к матке, как жаждущие воды
к источнику. Епископ Артемий и дворский Григорий не
хотели пускать Даниила в Галич, но, видя, что не мо-
гут удержать города, вышли навстречу с слезными гла-
зами, осклабляясь и облизываясь, и по неволе сказали:
«Приди, князь Даниил, возьми город». Даниил вошел
в город свой, помолился святой богородице, принял
стол отца своего и объявил победу, поставив на Немец-
ких воротах хоругвь свою. Бояре, пришедши, пали к но-
гам его, прося милости и говоря: «Согрешили пред то-
бою, другого князя держали». Даниил отвечал: «Ми-
лость вы получили, так вперед опять того же не делай-
те, чтобы не было вам хуже».
ГЛАВА XIX
О втором татарском нашествии
В 1237 году пришли от восточной страны на Рязан-
скую землю, лесом, безбожные татары с царем Батыем
и послали послов своих, жену-чародейку да два мужа
с нею, к князьям рязанским, прося у них десятины со
всего, с князей, и с людей, и с коней белых, вороных,
бурых, рыжих и пегих. Князья рязанские отвечали им:
«Если нас не будет всех, то все ваше будет». И послали
рязанские князья к князю Юрию Владимирскому про-
сить помощи; но князь Юрий сам не пошел и не послу-
шал мольбы князей рязанских: он хотел один воевать
особо. Тогда иноплеменники обступили город Рязань
и огородили острогом; а князь рязанский затворился
в городе с людьми. Татары взяли Рязань и пожгли
всю, князя Юрия убили и с княгинею; мужей, жен
и детей рассекали мечами, других расстреливали стрела-
154
ми, иных в огонь бросали, остальных вязали; многие
святые церкви огню предали, монастыри и села пожгли,
имение немалое собрали и потом пошли на Коломну.
Б ту же зиму пошел Всеволод, сын Юрьев, и князь
Роман Ингварович с своею ратью из Владимира против
татар; тогда же князь Юрий Владимирский послал Ере-
мея Глебовича в сторожах воеводою, который присоеди-
нился также ко Всеволоду и Роману. Оступили их тата-
ры у Коломны и бились крепко; была сеча великая;
убили князя Романа и воеводу Еремея, а Всеволод
с малою дружиной прибежал во Владимир. Татары по-
шли к Москве, взяли ее, убили воеводу Филиппа Нянь-
ку и князя Владимира, сына Юрьева, руками взяли, лю-
дей перебили от старцев до младенцев и, взявши мно-
го имения, пошли прочь.
Князь Юрий выехал из Владимира, урядив вместо
себя сыновей своих Всеволода и Мстислава; а сам
с племянниками Васильком, Всеволодом и Владимиром
Константиновичами поехал на Волгу и стал станом на
реке Сити, поджидая к себе братьев князей Ярослава
и Святослава с полками. Третьего февраля, татары, как
саранча, обсели Владимир; владимирцы затворились
в городе с князьями Всеволодом и Мстиславом, а воево-
дою был у них Петр Ослядюкович. Татары подъехали
к Золотым воротам, ведя с собою княжича Владимира
Юрьевича, и начали спрашивать; «Великий князь Юрий
в городе ли?» Владимирцы пустили по стреле на татар,
те пустили также по стреле на город и на Золотые во-
рота и потом сказали владимирцам: «Не стреляйте!»
Когда владимирцы перестали стрелять, татары подъеха-
ли поближе к воротам, показали гражданам Владимира
и спросили: «Знаете ли своего княжича?»,— потому что
он был уныл лицом и изнемог от беды и нужды. Все-
волод и Мстислав стояли на Золотых воротах и узнали
брата своего Владимира. Князья, бояре и все граждане
стали плакать, смотря на него. Всеволод и Мстислав
сказали всей дружине и Петру воеводе: «Братья! лучше
нам умереть пред Золотыми вратами за святую Богоро-
дицу и за правую веру, нежели быть в их воле».
Татары, урядив станы свои около города Владимира,
сами пошли и взяли Суздаль, разграбили церковь Бого-
родицы, двор княжеский огнем пожгли, а что людей
старых и молодых, то все иссекли; был тогда трепет
великий всюду. Множество полона свели татары в ста-
ны свои, а сами пришли ко Владимиру и начали леса
155
и пороки * ставить от утра до вечера, а на ночь огоро-
дили тыном около всего города. Князья, видя, что горо-
ду быть взяту, вошли в церковь св. Богородицы и пост-
риглись в монахи от владыки Митрофана. Седьмого
февраля, после заутрени, татары приступили к городу;
они зашли от Золотых ворот у св. Спаса, и вошли по
примету в город через стену, и взяли до обеда Новый
город, и запалили его огнем. Князья Всеволод и Мсти-
слав бежали в Печерный город; епископ Митрофан,
княгиня Юрьева с дочерью, со снохами и со внучатами
и прочие княгини, множество бояр и людей затворились
в церкви св. Богородицы; татары отбили двери, наволо-
чили лесов около церкви и в церковь и зажгли: все быв-
шие здесь люди задохлись от великого зноя, другие по-
гибли в огне, иные от оружия; а св. церковь разграби-
ли и чудную икону Богоматери одрали.
Оттуда пошли на великого князя Юрия; одни шли к
Ростову, другие к Ярославлю, иные на Волгу и на Го-
родец, и попленили все по Волге до самого Галича Вла-
димирского; иные пошли к Переяславлю и взяли его; от-
туда попленили всю страну и города: Юрьев, Дмитров,
Волок, Тверь, до самого Торжка не было места, где бы
не повоевали; по всей стране Ростовской и Суздальской
взяли четырнадцать городов, кроме слобод и погостов, в
один февраль месяц.
Князь Юрий, узнав о взятии Владимира, послал До-
рожа с 3000 человек проведать про врагов; Дорож при-
бежал и сказал: «Князь! уже татары нас обошли». Ус-
лыхав это, Юрий сел на коня, с братом своим Святосла-
вом, племянниками, мужами, и пошел против поганых.
Князь начал ставить полки, и вот внезапно приспели та-
тары на Сить; Юрий, отложив всю печаль, пошел к ним,
обои полки соступились, была сеча злая, и наши побе-
жали пред иноплеменниками; тут убит был великий
князь Юрий Всеволодович на реке Сити, и воины его
многие погибли.
А Василька Константиновича руками взяли и повели
в станы свои с большою нуждою; дошедши до Шеренско-
го леса, татары остановились и стали нудить Василька
быть в их воле и воевать вместе с ними. Но он не пови-
новался их обычаю, не брал ни пищи их, ни питья и го-
ворил против них так: «О глухое царство и скверное! не
отлучить вам меня от христианской веры; если я теперь
* Стенобитные орудия.
156
и в большой беде, то бог навел ее на меня за грехи мои;
какой ответ дадите богу, что погубили столько душ без
правды? За них бог будет мучить вас в бесконечные ве-
ка». Они скрежетали на него зубами, желая насытиться
его крови, и убили его в том лесу. Был князь Василько
красив лицом, очами светел, взором грозен, необыкно-
венно храбр, на охоте отважен, сердцем легок, и кто слу-
жил ему, тот не мог забыть его до смерти.
От Шеренского леса пошли татары и оступили Тор-
жок, бились пороками целые две недели, люди в городе
изнемогли, из Новгорода не было им помощи, все были
сами в недоумении и страхе; и так поганые взяли Тор-
жок, перебили всех мужчин и женщин; отсюда погнали
татары Селигерским путем до Игнатьего креста, посекая
людей, как траву, только ста верст не дошли до Новго-
рода.
Отсюда воротился Батый и пришел к городу Козель-
ску, где был молодой князь, именем Василий. Поганые
сведали, что у людей в городе ум крепкодушевный, сло-
вами льстивыми нельзя взять города, жители Козельска
решили не сдаваться Батыю, говоря: «Хотя князь наш и
молод, но положим живот свой за него, и, приняв здесь
славу этого света, там примем от Христа бога венцы не-
бесные». Татары разбили стены и взошли на вал, граж-
дане резались с ними ножами; потом положили выйти
на полки татарские и, вышедши из города, побили четы-
ре тысячи врагов, но и сами были все перебиты. Батый
взял наконец Козельск и истребил всех до грудных мла-
денцев; а о князе Василие неизвестно; говорят, будто он
утонул в крови, потому что был молод. С тех пор татары
не смели называть этого города Козельском, но звали
его злым городом, потому что они бились около него семь
недель и потеряли троих сыновей темниковых; они иска-
ли их, но не нашли во множестве трупов.
Батый, взявши Козельск, пошел в землю Половецкую.
Отсюда начал он посылать воевод своих на города рус-
ские: взят был город Переяславль копьем *, жители изби-
ты. В то же время послал и на Чернигов: обступили го-
род в силе тяжкой; князь Мстислав Глебович, услыхав
о нападении иноплеменных, пришел на них со всем вой-
ском своим, но был побежден; множество воинов его по-
бито, город взят и запален огнем. Воевода татарский
Меньчукан пришел осмотреть Киев и удивился красоте и
* Приступом.
157
величеству его; он прислал послов к князю Михаилу и
к гражданам, желая прельстить их, но они его не по-
слушали.
Михаил вслед за сыном побежал в Венгрию пред та-
тарами; Ростислав Мстиславич Смоленский сел в Киеве;
но Даниил Галицкий наехал на него, взял его в плен и
город Киев поручил боярину Димитрию, чтобы тот за-
щйщал его от татар. Пришел Батый к Киеву в силе тяж-
кой, окружила город и остолпила сила татарская, и не
было ничего слышно от скрипения телег, от рева верблю-
дов, от ржания коней; наполнилась земля Русская рат-
ными. Батый поставил пороки подле ворот Лядских, по-
роки били беспрестанно день и ночь и выбили стены.
Граждане взошли на остаток стены, и тут-то было по-
глядеть лома копейного, стрелы омрачали свет; воевода
Димитрий был ранен, татары взошли на стены; но граж-
дане построили другой город, около церкви Богороди-
чной. На другой день татары пришли на них, и была
брань лютая; люди взбежали на церковь с имуществом
своим, от тягости стены церковные повалились вместе с
ними, и город был взят. Воеводу Димитрия вывели ра-
неного и не убили за его мужество.
Услыхав, что Даниил Галицкий в Венгрии, Батый по-
шел сам ко Владимиру, и, пришедши к городу Колодяж-
ну, поставил 12 пороков, и не мог разбить стены, тогда
он стал уговаривать граждан к сдаче; те прельстились
его обещаниями, сдались и были перебиты; Батый взял и
Владимир копьем, и Галич, и много иных городов без
числа. Тогда Димитрий, киевский тысяцкий Даниилов,
сказал Батыю: «Не мешкай в этой земле, время уже те-
бе идти в Венгрию; если же будешь медлить здесь, то
Венгрия земля сильная, соберутся там на тебя и не пус-
тят в свою землю». Он говорил ему так для того, что ви-
дел, как земля Русская гибла от нечестивого. Батый по-,
слушал Дмитриева совета и пошел в Венгрию.
tf'l .....t - ZuBEg>}<
ВЗГЛЯД НА ИСТОРИЮ УСТАНОВЛЕНИЯ
ГОСУДАРСТВЕННОГО ПОРЯДКА В РОССИИ
ДО ПЕТРА ВЕЛИКОГО
ПУБЛИЧНЫЕ ЛЕКЦИИ
ЧТЕНИЕ ПЕРВОЕ
Если к каждому частному человеку можно обратить-
ся с вопросом: «Скажи нам, с кем ты знаком, и мы ска-
жем тебе, «то ты таков»,— то к целому народу можно
обратиться со следующими словами: «Расскажи нам
свою историю, и мы скажем тебе, кто ты таков». В на-
стоящее время, когда у нас обнаружилась такая силь-
ная потребность познать свое прошедшее, познать, кто
мы таковы, я не решился занять ваше внимание изложе-
нием событий внешней отечественной истории, но счел
более приличным представить в сжатом очерке важней-
шую сторону нашей внутренней истории, именно посте-
пенное установление государственного порядка, или, как
выражались наши предки, наряда в Русской земле.
Где, при каких природных влияниях действовал на-
род и с какими чужими народами и государствами изна-
чала и преимущественно должен был иметь дело — вот
первые вопросы в истории каждого народа.
Задолго до начала нашего летосчисления знаменитый
грек, которого зовут отцом истории, посетил нынешнюю
Южную Россию: верным взглядом взглянул он на нашу
страну, на племена, в ней живущие, и записал в своей
бессмертной книге, что племена эти ведут образ жизни,
какой указала им природа страны. Прошло много веков,
несколько раз племена сменились одни другими, образо-
валось могущественное государство; но явление, заме-
ченное Геродотом, остается по-прежнему в силе: ход со-
бытий постоянно подчиняется природным условиям *.
Перед нами обширная равнина: на огромном расстоя-
нии от Белого моря до Черного и от Балтийского до Кас-
пийского путешественник не встретит никаких сколько-
нибудь значительных возвышений, не заметит резких пе-
реходов. Однообразие природных форм ослабляет обла-
159
стные привязанности, ведет народонаселение к однооб-
разным занятиям; однообразность занятий производит
однообразие в обычаях, нравах, верованиях; одинако-
вость нравов, обычаев и верований исключает враждеб-
ные столкновения; одинакие потребности указывают
одинакие средства к их удовлетворению,— и равнина,
как бы ни была обширна, как бы ни было вначале раз-
ноплеменно ее население, рано или поздно станет обла-
стью одного государства: отсюда понятна обширность
русской государственной области, однообразие частей и
крепкая связь между ними.
Однообразна природа великой восточной равнины,
не поразит она путешественника чудесами; одно только
поразило в ней наблюдательного Геродота. «В Ски-
фии,— говорит он,— нет ничего удивительного, кроме
рек, ее орошающих: они велики и многочисленны». В са-
мом деле, обширному пространству древней Скифии со-
ответствуют исполинские системы рек, которые почти пе-
реплетаются между собою и составляют таким образом
по всей стране водную сеть, из которой народонаселению
трудно было высвободиться для особой жизни. Как вез-
де, так и у нас, реки служили проводницами первому на-
родонаселению, по ним сели племена, на них явились
первые города; так как самые большие из них текут на
восток или юго-восток, то этим условилось и преимуще-
ственное распространение русской государственной об-
ласти в означенную сторону; реки много содействовали
единству народному и государственному, и при всем том
особые речные системы определяли вначале особые си-
стемы областей, княжеств. Так, по четырем главным реч-
ным системам Русская земля разделялась в древности
на четыре главные части: первую составляла озерная об-
ласть Новгородская, вторую — область Западной Двины,
т. е. область Кривокая, или Полоцкая, третью — область
Днепра, т. е. область древней собственной Руси, четвер-
тую — область Верхней Волги, область Ростовская.
Великая равнина открыта на юго-восток, соприкаса-
ется непосредственно с степями Средней Азии: толпы ко-
чевых народов с незапамятных пор проходят в широкие
ворота между Уральским хребтом и Каспийским морем и
занимают привольные для них страны в низовьях Волги,
Дона и Днепра; древняя история видит их здесь постоян-
но господствующими. Как на ясной памяти истории в ны-
нешней Южной России господство одного кочевого на-
рода сменялось господством другого, жившего далее на
160
восток, так и в древние времена господство скифов сме-
нилось господством сарматов; но от этой перемены ис-
тория столь же мало выиграла, как от смены печенегов
половцами; переменились имена, отношения остались
прежние, потому что быт народов, сменявших друг дру-
га, был одинакий. Ясное понятие об этом быте, противо-
положности его с бытом исторических народов может
дать нам предание о походе персидского царя Дария
Гистаспа в Скифию. Скифы не встретили полчищ персид-
ских; но стали удаляться в глубь страны, засыпая на пу-
ти колодцы, источники, истребляя всякое произрастание;
персы начали кружить за ними. Утомленный бесплод-
ною погонею, Дарий наконец послал сказать скифскому
царю: «Странный человек! Зачем ты бежишь все даль-
ше и дальше? Если чувствуешь себя в силах сопротив-
ляться мне, то стой и бейся; если же нет, то остановись,
поднеси своему повелителю в дар землю и воду и всту-
пи с ним в разговор». Скиф отвечал: «Никогда еще ни
перед одним человеком не бегал я из страха; не побегу
и перед тобою: что делаю я теперь, то привык делать и
во время мира; а почему не бьюсь с тобою, тому вот
причины: у нас нет ни городов, ни хлебных полей, и по-
тому нам нечего биться с вами из страха, что вы их за-
воюете или истребите. Но у нас есть отцовские могилы;
попробуйте их разорить, так узнаете, будем ли мы с ва-
ми биться или нет». Одни кости мертвецов привязывали
скифа ж стране, и ничего, кроме могил, не оставил он
в историческое наследие племенам грядущим 2.
У берегов Понта, при устьях больших рек греческие
города построили свои колонии для выгодной торговли
с варварами. Можно видеть любопытную картину быта
греческих колонистов в рассказе Диона Хризостома, ко-
торый в одной из колоний, именно в Ольвии, искал убе-
жище от преследований Домициана 3. Когда жители Оль-
вии увидали заморского оратора, то с греческою жадно-
стию бросились послушать его речей: старики, начальни-
ки уселись на ступенях Юпитерова храма, толпа стояла
с напряженным вниманием. Дион восхищался античным
видом своих слушателей, которые все, подобно грекам
Гомера, были с длинными волосами и длинными борода-
ми; но все они были также вооружены: накануне толпа
варваров показалась перед городом; и в то время, когда
Дион произносил свою речь, городские ворота были за-
перты и на укреплениях развевалось военное знамя; ког-
да же нужно было выступать против варваров, то в ря-
6. С. М. Соловьев 161
дах колонистов раздавались стихи «Илиады», которую
почти все ольвиополиты знали наизусть. Быть может,
спросят: не производили ли эти греческие колонии, хотя
медленного, но заметного в истории влияния на быт ок-
ружных варваров? Известия древних показывают между
скифами людей царского происхождения, обольщенных
красотою греческих женщин и прелестями греческой ци-
вилизации: они строят себе великолепные мраморные
дворцы в колониях, даже ездят учиться в Грецию, но
гибнут от рук единородцев своих как отступники отече-
ского обычая. Вторжение персов в Скифию не произвело
ничего, кроме ускоренного движения ее обитателей; по-
пытки Митридата возбудить восток, мир варваров про-
тив Рима остались также тщетными4. Движения из Азии
не могли возбудить исторической жизни в странах Пон-
тийских. Но вот слышится предание о противоположном
движении, с запада, из Европы, о движении племен, дав-
ших стране историю, племен славянских.
Славянское племя не помнит о своем приходе из Азии,
о вожде, который вывел его оттуда; но оно сохранило
предание о своем первоначальном пребывании на бере-
гах Дуная, о движении оттуда на север и потом о вто-
ричном движении на север и восток вследствие натиска
от какого-то сильного врага. Это предание заключает в
себе факт, не подлежащий сомнению: древнее пребыва-
ние славян в придунайских странах оставило ясные сле-
ды в местных названиях; сильных врагов у славян иа
Дунае было много: с запада — кельты, с севера — гер-
манцы, с юга — римляне, с востока — азиатские орды;
только на северо-восток открыт был свободный путь,
только на северо-востоке славянское племя могло найти
себе убежище, где, хотя не без сильных препятствий, ус-
пело основать государство и укрепить его в уединении,
вдалеке от сильных влияний и натисков запада, до тех
пор, пока оно, собравши силы, могло уже без опасения
за свою независимость выступить на поприще и обнару-
жить, со своей стороны, влияние и на востек, и на запад.
Краткие, но ясные указания на быт славян впервые
встречаем у Тацита: сравнивая славян с народами евро-
пейскими и азиатскими, оседлыми и кочевыми, среди ко-
торых они жили, Тацит говорит, что их должно отнести
к первым, потому что они строят домы, носят щиты и
сражаются пеши; все это, продолжает Тацит, совершен-
но отлично от сарматов, живущих в кибитке и на лоша-
ди3. Таким образом, первое достоверное известие о быте
162
славян представляет их нам народом оседлым, резко от-
личным от кочевников; в первый раз славянин выводит-
ся на историческую сцену в виде европейского воина, пеш
и со щитом. Такое-то племя явилось в областях нынеш-
ней России и расселилось на огромных пространствах,
преимущественно по берегам больших рек. Славяне жи-
ли особыми родами. «Каждый жил с родом своим, на
своем месте и владел родом своим»,—говорит наш древ-
ний летописец. Когда умирал князь, старшина, глава ро-
да, то место его заступал старший сын, который был для
младших братьев вместо отца; по смерти последнего
старшиною рода становился следующий за ним брат и
так далее; всегда старший в целом роде; таким образом,
старшинство не переходило от отца прямо к сыну, не бы-
ло исключительным достоянием одной линии, но каждый
член рода имел право, в свою очередь, получить его. Лег-
ко понять, что при таком порядке вещей тишина и согла-
сие внутри родов не могли долго сохраняться. Связь ме-
жду членами общества была только чисто родовая и сла-
бела ' тем более, отношения становились тем неопреде-
леннее, чем в отдаленнейших степенях родства находил-
ся старшина к остальным членам рода; чем более раз-
множались и расходились родовые линии, тем запутан-
нее и спорнее становились права на старшинство: отсю-
да необходимо проистекали несогласия, усобицы; при
столкновениях отдельных родов дела также с трудом
могли решаться миролюбиво, потому что каждый род,
старшина каждого рода должен был блюсти честь и вы-
годы последнего и не уступать другим: отсюда необходи-
мо также восстание рода на род, о чем свидетельствует
летописец. Чтоб восстановить согласие, единство, наряд
между родами единственным средством было отдать ре-
шение родовых споров судье беспристрастному, признать
князя-нарядника из чужа, из чужого рода: так и сделали
несколько северных племен — славянских и финских,
чем и положили начало Русскому государству в полови-
не IX века.
Прежде нежели обратиться к следствиям этого вели-
кого события, бросим взгляд на состояние других евро-
пейских народов в означенное время. В других странах
Европы в половине IX века происходили явления также
великой важности. Знаменитая роль франкского племени
и вождей его кончилась в начале IX века, когда оружи-
ем Карла Великого политические идеи Рима и римская
церковь покорили себе окончательно варварский мир и
163
вождь франков был провозглашен императором рим-
ским 6. Духовное единство Западной Европы было скреп-
лено окончательно, с помощью Рима; теперь выступало
на сцену другое, новое начало, принесенное варварами,
германцами на почву империи, теперь начинается мате-
риальное распадение Карловой монархии, начинают вы-
рабатываться отдельные государства, члены западноев-
ропейских конфедераций; IX век был веком образова-
ния государств как для Восточной, так и для Западной
Европы, веком великих исторических определений, кото-
рые действуют во все продолжение новой европейской
истории, действуют до сих пор. В то время, когда на за-
паде совершается трудный, болезненный процесс разло-
жения Карловой монархии и образования новых госу-
дарств, новых национальностей, Скандинавия, эта ста-
ринная колыбель народов, высылает многочисленные
толпы своих пиратов, которым нет места на родной зем-
ле; но континент уже занят, скандинавам нет более воз-
можности двигаться к югу сухим путем, как двигались
их предшественники, им открыто только море, они дол-
жны довольствоваться грабежами, опустошением мор-
ских и речных берегов. В Византии происходит также
важное явление: богословские споры, волновавшие ее до
сих пор, прекращаются; в 842 году, в год восшествия на
престол императора Михаила 7, с которого наш летопи-
сец начинает свое летосчисление, созван был последний,
седьмой вселенский собор для окончательного утвержде-
ния догмата, как будто бы для того, чтоб этот оконча-
тельно установленный догмат передать славянским на-
родам, среди которых в то же самое время начинает рас-
пространяться христианство; тогда же, в помощь этому
распространению, является перевод священного писания
на славянский язык, благодаря святой ревности Кирилла
и Мефодия 8.
По следам знаменитых братьев обратимся к нашим
западным и южным соплеменникам, судьбы которых
должны обратить на себя наше особенное внимание. По
своему положению западные славяне должны были с са-
мого начала войти во враждебные столкновения с гер-
манцами, сперва с турингами, а потом с франками.
У последних Каролинги сменили Меровингов 9. Герман-
ские племена соединились в одну массу; дух единства,
принятый германскими вождями иа старинной почве
Римской империи, не переставал одушевлять их, руково-
дить их поступками; потомок Геристаля 10 принял титул
164
римского императора; располагая силами Западной Ев-
ропы, Карл Великий двинулся на Восточную с пропове-
дию римских начал, единства политического и религиоз-
ного. Что же могла противопоставить ему Восточная
Европа? Народы, жившие в простоте первоначального
быта, разрозненные и враждебные друг другу. Легко бы-
ло предвидеть, что новый Цезарь получит такие же ус-
пехи над младенствующими народами Восточной Евро-
пы, какие старый Цезарь получил некогда при покоре-
нии варварского народонаселения Европы Западной. По
смерти Карла Великого преемники его уже не могли с
таким постоянством и силою действовать против славян,
и между последними видим стремление к самостоятель-
ности, чем особенно отличаются князья моравские. Но
эти князья должны были понимать, что для независимо-:
го состояния славянского государства прежде всего бы-
ла необходима независимая славянская церковь; что
с немецким духовенством нельзя было думать о народ-
ной и государственной независимости славян; что с ла-
тинским богослужением христианство не могло принести
пользы народу, который понимал новую веру только с
внешней, обрядовой стороны и, разумеется, не мог не
чуждаться ее. Вот почему князья моравские должны бы-
ли обратиться к Византийскому двору, который мог при-
слать в Моравию славянских проповедников, учивших
на славянском языке, могших устроить славянское бого-
служение и основать независимую славянскую церковь;
близкий и недавний пример Болгарии должен был ука-
зать моравским князьям на этот путь. Со стороны Визан-
тии нечего было опасаться притязаний, подобно герман-
ским: она была слишком слаба для этого, и вот из Мо-
равии отправляется в Константинополь посольство с
просьбою о славянских учителях; просьба исполнена;
знаменитые братья Кирилл и Мефодий распространяют
славянское богослужение в Моравии и Паннонии ".
Но не западным славянам суждено было основать
среди себя независимую славянскую церковь: в послед-
ние десятилетия IX века на границах славянского мира
явились венгры. Политика дворов— византийского и не-
мецкого — с самого начала обратила этот народ в ору-
дие против славян, греки обратили их против болгар,
немцы — против моравской державы. К несчастию для
последней, в 894 году умер знаменитый князь ее Свято-
полк 12, в то время, когда западным славянам нужно было
сосредоточить все свои силы для отпора двум могущест-
165
венным врагам — немцам и венграм; моравские владев
ния разделились на части между сыновьями Святополка;
вражда последних погубила страну, которая стала добы-
чею венгров. Разрушение Моравской державы и основа-
ние Венгерского государства в Паннонии имели важ-
ные следствия для славянского мира, славяне южные
были отделены от северных; уничтожено было централь-
ное владение, которое начало было соединять их, где
произошло столкновение, загорелась сильная борьба
между Востоком и Западом, между германским и сла-
вянским племенем, где, с помощью Византии, основалась
славянская церковь; теперь Моравия пала, и связь сла-
вян с югом, с Грециею рушилась; венгры стали между
ними. Славянская церковь не могла утвердиться еще,
как была постигнута бурею, отторгнута от Византии, ко-
торая одна могла дать ей питание и укрепление. Таким
образом, с уничтожением самой крепкой связи с Восто-
ком западные славяне должны были по необходимости
примкнуть к западному римско-германскому миру и в
церковном и в политическом отношении. Самостоятель-
ное славянское государство могло образоваться и окреп-
нуть только на отдаленном востоке, куда не достигали
западные влияния, ни материальные, ни духовные. К су-
дьбе этого-то государства мы теперь и обратимся.
Мы видели, как среди северных племен явился князь,
призванный для установления наряда в земле, взволно-
ванной родовыми усобицами. Установление наряда среди
племен, сосредоточение их около одного правительствен-
ного начала, дало им силу; этою силою северных объ-
единенных племен князья пользуются для того, чтоб под-
чинить себе, сосредоточить под своею властью и осталь-
ные племена, обитавшие в нынешней Средней и Южной
России. Теперь предстоит нам вопрос: в каких же отно-
шениях нашелся князь к племенам, призвавшим его и к
подчинившимся впоследствии? Для решения этого воп-
роса должно обратиться к понятиям племен, призвавших
власть. Летописец прямо дает знать, что несколько от-
дельных родов, поселившись вместе, не имели возможно-
сти жить общею жизнию вследствие усобиц; нужно было
постороннее начало, которое условило бы возможность
связи между ними, возможность жить вместе; племена
знали по опыту, что мир, наряд, возможен только тогда,
когда все живущие вместе составляют один род, с одним
общим родоначальником; и вот они хотят восстановить
это прежнее единство, хотят, чтоб все роды соединились
168
под одним общим старшиною, князем, который ко всем
родам был бы одинаков, чего можно было достичь толь-
ко тогда, когда этот старшина, князь, не принадлежал
ни к одному роду, был из чужого рода. Они призвали
князя, не имея возможности с этим племенем соединять
какое-либо другое новое значение, кроме значения родо-
начальника, старшего в роде.
Из этого значения князя уяснится нам круг его вла-
сти, его отношения к призвавшим племенам. Князь дол-
жен был княжить и владеть по буквальному смыслу ле-
тописи; он думал и гадал о своем владении, как старши-
на о своем роде, думал о строе земском, о ратях, об ус-
таве земском; вождь на войне, он был судьею во время
мира; он наказывал преступников; его двор — место су-
да, его слуги — исполнители судебных приговоров; вся-
кая перемена, всякий новый устав проистекал от него.
Но если круг власти призванного князя был такой же,
какой был круг власти прежнего родоначальника, то в
первое время на отношениях князя к племенам отража-
лась еще вся неопределенность прежних родовых отно-
шений, которой следствия и постепенное исчезновение
мы увидим после; теперь же мы должны обратиться к
вопросу первой важности, а именно: что стало с прежни-
ми родоначальниками, прежними старшинами, князьями
племен? Удержали ли они прежнее значение относи-
тельно своих родов и, окружив нового князя из чужого
рода, составили высшее сословие, Ооярство с важным
земским значением, с могущественным влиянием на ос-
тальное народонаселение? Соединение многих родов в
одно тело, с одним общим князем во главе, необходимо
должно было поколебать значение прежних старшин, ро-
доначальников; прежняя тесная связь всех родичей под
властию одного старшины не была уже теперь более не-
обходима в присутствии другой высшей, общей, власти.
Само собою разумеется, что это понижение власти преж-
них родоначальников происходило постепенно; мы еще
видим некоторое время старцев, участвующих в советах
князя, прежде нежели явились всеобщие советы или ве-
ча; но общественная жизнь, получая все большее и боль-
шее развитие, условливала распадение родов на отдель-
ные семьи, причем прежнее представительное значение
старшин в целом роде должно было мало-помалу исче-
зать.
Те исследователи, которые предполагают долговре-
менное существование прежних славянских князей или
167
родоначальников, и те, которые предполагают переход
этих старшин в бояр с земским значением, забывают, что
родовой быт славянских племен сохранился при своих
первоначальных формах, не переходя в быт кланов, где
старшинство было уже наследственно в одной линии, пе-
реходило от отца к сыну; тогда как у наших славян
князь долженствовал быть старшим в целом роде, все
линии рода были равны относительно старшинства, каж-
дый член каждой линии мог быть старшим в целом роде,
смотря по своему физическому старшинству; следова-
тельно, одна какая-нибудь линия не могла выдвинуться
вперед пред другими, как скоро родовая связь между ни-
ми рушилась; никогда линия не могла получить больше-
го значения по своему богатству, потому что при родо-
вой связи имение было общее; как же скоро эта связь
рушилась, то имущество разделялось поровну между
равными в правах своих линиями; ясно, следовательно,
что боярские роды не могли произойти от прежних сла-
вянских старшин, родоначальников, по ненаследственно-
сти этого значения в одной линии. Из этого ясно видно,
что бояре наших первых князей не происходили от ста-
ринных родоначальников, но имели происхождение дру-
жинное.
Таково было значение князя, таковы были отношения
его к подчиненному народонаселению. Само собою раз-
умеется, что эти отношения устанавливались не вдруг,
но постепенно, у одних племен прежде, у других после:
прежде у племен, участвовавших в призвании князя, по-
сле у племен, подчинившихся позднее преемникам Рюри-
ка и более отдаленных от главного места действия, т. е.
от водного пути между Новгородом и Киевом. Не вдруг,
но мало-помалу обнаруживались и перемены в быту
племен вследствие подчинения их одной общей власти:
дань, за которою сам князь ходил, была первоначальным
видом этого подчинения, связи с другими соподчиненны-
ми племенами. Но при таком виде подчиненности созна-
ние об этой связи, разумеется, было еще очень слабо.
Гораздо важнее для общей связи племен и для скрепле-
ния связи каждого племени с общим средоточием была
обязанность, вследствие которой сами племена должны
были доставлять дань в определенное князем место, по-
тому что с этим участие племен в общей жизни прини-
мало более деятельный характер. Но еще более способ-
ствовала сознанию о единстве та обязанность племен, по
которой они должны были участвовать в походах княже-
168
ек-их на другие племена, на чужие народы: здесь члены
различных племен, находившихся до того времени в ве-
сьма слабом соприкосновении друг с другом, участвова-
ли в одной общей деятельности, составляли одну дружи-
ну под знаменами русского князя; здесь наглядным об-
разом приобретали они понятие о своем единстве и, воз-
вратясь домой, передавали это понятие своим родичам,
рассказывая им о том, что они сделали вместе с другими
племенами под предводительством русского князя. На-
конец, выходу племен из особого, родового быта, сосре-
доточению каждого из них около известных центров и
более крепкой связи всех их с единым, общим для всей
земли средоточием способствовало построение городов
князьями, умножение народонаселения, перевод его с се-
вера на юг.
Мы коснулись непосредственного влияния княжеской
власти на образование юного общества; но это влияние
сильно обнаружилось еще посредством дружины, явив-
шейся вместе с князьями. С самого начала мы видим
около князя людей, которые сопровождают его на войну,
во время мира составляют его совет, исполняют его при-
казания, в виде посадников заступают его место в об-
ластях. Эти приближенные к князю люди, эта дружина
княжеская могущественно действует на образование но-
вого общества тем, что вносит в среду его новое начало,
сословное, в противоположность прежнему родовому.
Является общество, члены которого связаны между со-
бою не родовою связью, но товариществом; дружина1,
пришедшая с первыми князьями, состоит преимущест-
венно из варягов, но в нее открыт доступ храбрым лю-
дям из всех стран и народов, преимущественно, разуме-
ется, по самой близости, туземцам; с появлением дружи-
ны среди славянских племен для их членов открылся
свободный и почетный выход из родового быта в быт> ос-
нованный на других, новых началах; они получили воз-
можность развивать свои силы, обнаруживать свои лич-
ные достоинства, получали возможность личною добле-
стию приобретать значение, тогда как в роде значение
давалось известною степенью по родовой лестнице;
в дружине члены родов получали возможность ценить
себя и других по степени личной доблести, по степени
той пользы, какую они доставляли князю и земле; е по-
явлением дружины должно было явиться понятие о луч-
ших, храбрейших людях, которые выделились из толпы
людей темных, неизвестных, черных; явилось новое жиз-
169
ненное начало, средство к возбуждению сил в народе и
к выходу их; темный, безразличный мир был встрево-
жен, начали обозначаться формы, отдельные образы,
разграничительные линии.
Обозначив влияние дружины вообще, мы должны об-
ратиться к вопросу, в каком отношении находилась она к
князю и земле. Для легчайшего решения этого вопроса
сравним отношения дружины к князю и земле в Запад-
ной Европе и те же самые отношения у нас на Руси. На
Западе около доблестного вождя собиралась толпа от-
важных людей с целию завоевания какой-нибудь страны,
приобретения земель во владение. Здесь вождь зависел
более от дружины, чем дружина от него; дружина не на-
ходилась к вождю в служебных отношениях; вождь был
только первый между равными: «Мы избираем тебя
в вожди,— говорила ему дружина,— и куда поведет те-
бя твоя судьба, туда пойдем и мы за тобою; но что бу-
дет приобретено общими нашими силами, то должно
быть разделено между всеми нами, смотря по достоин-
ству каждого». И действительно, когда дружина овладе-
вала какою-нибудь страною, то каждый член варварско-
го ополчения приобретал участок земли и нужное коли-
чество рабов для его обработки. Но подобные отношения
могли ли иметь место у нас на Руси с призванием кня-
зей? Мы видели, что князь был призван северными пле-
менами как нарядник земли; в значении князя этих пле-
мен, в значении князя известной страны он расширяет
свои владения; около него видим дружину, которая по-
стоянно наполняется новыми членами, пришлецами и ту-
земцами, но ясно, что эти дружинники не могут иметь
значения дружинников западных: они не могли явиться
для того, чтоб делить землю, ими не завоеванную, они
могли явиться только для того, чтоб служить князю из-
вестных племен, известной страны. С другой стороны, ес-
ли князь с дружиною покорил новые племена, то это
покорение было особого рода: во-первых, князь покорял
их не с одною дружиною, но соединенными силами всех
прежде подчинившихся племен; во-вторых, покоренные
племена были рассеяны на огромном пустынном про-
странстве; на них налагалась дань — и только; но их не
делили между членами дружины. Земли было много
у русского князя; он мог, если хотел, раздавать ее своим
дружинникам; но дело в том, выгодно ли было дружин-
никам брать ее без народонаселения; им гораздо выгод-
нее было оставаться при князе, ходить с ним за добычею
170
на войну к народам еще не покоренным, за данью к пле-
менам подчиненным, продавать эту дань чужим народам,
одним словом, получать от князя содержание непосред-
ственно.
Замечено было, что князья принимали в свою дружи-
ну всякого витязя, из какого бы народа он ни был; каж-
дый пришлец получал место смотря по своей известно-
сти; в древних песнях наших читаем, что князь встречал
неизвестных витязей следующими словами:
Гой вы еси, добры молодцы!
Скажитесь, как вас по имени зовут;
А по имени вам мочно место дать,
По изочеству можно пожаловати.
Так было везде, так было и у нас. В скандинавских
сагах читаем, что при Владимире княгиня, жена его,
имела такую же многочисленную дружину, как и сам
князь; муж и жена соперничали, у кого будет больше
знаменитых витязей; если являлся храбрый пришлец, то
каждый из них старался привлечь его в свою дружину.
Подтверждение этому известию находим также в наших
старинных песнях: так Владимир, посылая богатыря на
подвиг, обращается к нему со следующими словами:
Гой еси, Иван Годииович!
Возьми ты у меня князя сто человек
Русских могучих богатырей,
У княгини ты бери другое сто.
Чем знаменитее был князь, тем храбрее и многочис-
леннее были его сподвижники; каков был князь, такова
была и дружина: дружина Игорева говорила: «Кто с мо-
рем советен» — и шла домой без боя; сподвижники Свя-
тослава были все похожи на него: «Где ляжет твоя голо-
ва, там и все мы головы свои сложим»,— говорили они
ему, потому что оставить поле битвы, потерявши князя,
считалось страшным позором для доброго дружинника?
и хороший вождь считал постыдным покинуть войско
в опасности: так, Святослав не принял вызова Цимисхи-
ева 13 на поединок, конечно, не из трусости, но из того,
чтоб не отделиться от дружины, не покинуть ее на жерт-
ву врагам в случае своей смерти; так, во время похода
Владимира Ярославича на греков тысяцкий Вышата со-
шел на берег к брошенным бурею воинам и сказал: «Ес-
ли буду жив, то с ними; если погибну, то с дружиною».
Было уже замечено, что дружина получала содержание
от князя — пищу, одежду, коней и оружие; дружина го-
ворит Игорю: «Отроки Свенельдовы богаты оружием и
171
платьем, а мы босы и наги; пойдем с нами в дань». Хо-
роший князь не жалел ничего для дружины: он знал, что
с многочисленными и храбрыми сподвижниками мог все-
гда приобрести богатую добычу; так говорил Владимир
и давал частые, обильные пиры дружине; так, о сыне его
Мстиславе говорится, что он очень любил дружину, име-
ния не щадил, в питье и пище ей не отказывал. При та-
кой жизни вместе, в братском кружку, когда князь не
жалел ничего для дружины, ясно, что он не скрывал от
нее своих дум, что члены дружины были главными егб
советниками во всех делах; так, о Владимире говорится,
что он любил дружину и думал с нею о строе земском,
о ратях, об уставе земском. Святослав не хочет прини-
мать христианства, потому что дружина станет смеяться.
Бояре вместе с городскими старцами решают, что должно
принести человеческую жертву; Владимир созывает бо-
яр и старцев советоваться о перемене веры.
Кроме дружины, войско составляли особые полки, из-
биравшиеся из народонаселения городского и сельского,
к состоянию которого теперь и обратимся. Прежние го-
рода славянских племен были не иное что, как огорожен-
ные села, жители которых занимались земледелием. Это
занятие всего более способствует сохранению родового
быта: по смерти общего родоначальника сыновьям его й
внукам выгодно поддерживать родовую связь, чтоб со-
единенными силами обрабатывать землю. Как же скоро
среди народонаселения являются другие промыслы, ме-
на, торговля, как1скоро для членов рода является воз-
можность избирать то или другое занятие по своим
склонностям, является возможность посредством собст-
венной самостоятельной деятельности приобресть более
других членов рода, то с тем вместе необходимо должно
являться стремление выделиться из рода для самостоя-
тельной жизни, самостоятельной деятельности. Различи'е
занятий и мена условливались тем, что среди городов
явился новый элемент народонаселения — воинские от-
ряды, дружины князей; в некоторых городах поселились
князья, в других — мужи княжие с воинскими отрядами!
этот приплыв народонаселения с средствами к жизни, НО
не промышленного само по себе необходимо должен был
породить торговлю и промышленность, которые, 6 свою
очередь, должны были действовать на ослабление преж-
него родового быта. Ослаблению родового быта в новых
Городах, построенных князьями, содействовало и то,"Что
эти города обыкновенно наполнялись народонаселением,
172
собранным из разных мест, преимущественно с севера;
переселенцы эти были вообще доступнее для принятия
новых форм быта, новых условий общественной жизни,
чем живущее рассеянно, отдельными родами сельское
народонаселение; в городах сталкивались чужеродцы,
для которых необходимы были новые правительственные
отношения, новая гражданская связь.
Наконец, ослаблению и падению родового быта в го-
родах должно было много содействовать новое военное
деление на десятки и сотни, над которыми поставлялись
независимые от родовых старшин начальники — десят-
ские, сотские; что эти начальники сохраняли свое влия-
ние и во время мира, доказательством служит важное
влияние, гражданское значение тысяцкого: эти новые
формы соединения, новые чисто гражданские отношения
необходимо должны были наносить удар старым формам
быта. Появление города пробуждало жизнь и в ближай-
шем к нему сельском народонаселении: в городе образо-
вывался правительственный центр, к которому должно
было тянуть окружное сельское народонаселение; сель-
чане, которые прежде раз в год входили в сношения
с княжескою властию при платеже дани, теперь входили
в сношения с нею гораздо чаще, потому что в ближай-
шем городе сидел муж княж, посадник; потом, как скоро
городское народонаселение получило другой характер,
чем прежде, то между ним и сельским народонаселением
необходимо должна была возникнуть торговля, вследст-
вие различия занятий. С другой стороны, подле городов
начали появляться села с народонаселением особого ро-
да; князья, их дружинники и вообще горожане стали вы-
водить деревни, населяя их рабами, купленными или
взятыми в плен, также наемными работниками. Так, по-
средством городов, этих правительственных колоний, на-
носился удар родовой особности, в какой прежде жили
племена, и вместо племенных названий встречаем уже
областные, заимствованные от главных городов. Так бы-
ли положены основы русскому обществу; таковы были
перемены, произведенные новыми началами в быте вос-
точных племен славянских. Но легко заметить, что в на-
чертанной картине образования юного русского общест-
₽а чего-то недостает, и недостает самого главного, недо-
стает духовного начала. Как в дивном видении ветхоза-
ветного пророка мы видим, что кости складываются с ко?
стями, связываются жилами, облекаются плотию,— но
дуад.еще нет в новом теле: этот дух принесен был хри-
стианством. 174
ЧТЕНИЕ ВТОРОЕ
В прошедшую беседу мы видели, как положены были
основы русского общества, мы видели, как сложились
его части; но мы заметили, что не было еще духовного
начала, которое бы дало этим частям духовную связь,
духовное единство: это духовное начало явилось вместе
с христианством, принесенным в Россию из Византии.
Прежде нежели приступим к рассказу о принятии хри-
стианства, его распространении и влиянии на новорож-
денное общество, считаем нужным сказать несколько
слов о том князе, которому суждено было сделаться про-
светителем русского народа. Мы видели, какими спосо-
бами и путями начало, призванное для установления на-
ряда, исполнило свое назначение в первое время сущест-
вования русского общества; мы видели, как правительст-
венное начало собирало племена, рассеянные на безмер-
ном пространстве, сосредоточивало их около правитель-
ственных центров — около городов; каким образом пере-
водило оно народонаселение из быта племенного в быт
областной. С другой стороны, правительственное начало
должно было стоять на стороне Русской земли, должно
было постоянно защищать это юное общество, эти пер-
вые основы общества от непрестанных вторжений степ-
ных варваров,— потому что русское государство, передо-
вое государство европейское, основалось на границе сте-
пей, на границах Европы с Азиею. Из князей, которые
всего более старались об этом внутреннем наряде, пре-
дание выставляет нам два лица, соединенные в нем од-
ним именем, одним прозванием, одинаковым характе-
ром деятельности, хотя эти два лица и разных полов-
это князь Олег, второй по призвании, и княгиня Ольга,
жена Игоря, третьего князя. Предание выставляет оди-
наковую деятельность этих двух лиц относительно уст-
роения наряда в земле, указывая, как эти лица стара-
лись определить отношения племен к главному центру,
к сосредоточивающему началу, как, собирая эти племе-
на, населяли пустынные страны, строили города. Мы
сказали, что предание дает обоим этим лицам одно про-
звание — мудрых: мы знаем, кого обыкновенно народное
предание называет мудрыми, кому приписывает это
свойство —оно приписывается тем правительственным
лицам, которые преимущественно заботятся о внутрен-
нем наряде, о. внутреннем благосостоянии общества.
Иначе рассказывает предание о сыне Ольги: Свято-
174
слав в предании выставляется героем, вождем дружины
по преимуществу, но не нарядником; в предании сохра-
нилась жалоба, что он оставил родную страну для чу-
жой, заботился о чужой стороне, а между тем родную
землю без него едва было не взяли печенеги. С другим
характером является сын Святослава — Владимир 14.
Это лицо есть любимый герой Древней Руси. Конечно,
его великое значение как апостола, просветителя Рус-
ской земли, дает ему право быть главным героем древ-
ней русской истории. Неудивительно потому в народных
поэтических сказаниях видеть это лицо совопросникбм
царя Давида 15, вместе с ним решающим важный вопрос
о начале и конце мира. Но с Владимиром соединены еще
другие предания, которые не могут быть объяснены од-
ним его религиозным значением: к княжению Владими-
ра относится цикл богатырских наших песен и сказаний.
Витязи-богатыри, главные герои этих преданий, суть
сподвижники, дружинники Владимира; Владимир тот
князь, который распоряжается их подвигами.
Отчего же в этих сказаниях о геройских подвигах бо-
гатырей играет главную роль Владимир, а не отец его
Святослав, герой по преимуществу? Если мы обратимся
к летописи, то она точно укажет нам, что Владимир со-
вершил много походов, преимущественно с той целию,
чтобы скрепить окончательно между племенами связь,
ослабевшую во время удаления отца его в Болгарию и
во время междоусобий братьев. Но преимущественная
деятельность Владимира состояла в том, что он отражал
степных варваров, сдерживал их стремления против но-
ворожденного общества; около Киева, около центра рус-
ского общества в то время, с целию защиты от нападе-
ний варваров построил ряд городов; все его княжение
проходит большею частию в битвах с варварами. Здесь,
в этих битвах, идет дело о самых главных интересах об-
щества, народа, здесь совершается борьба за имущество,
свободу, жизнь. Неудивительно после этого, что подви-
ги Святослава не могли служить содержанием народных
песен и сказаний: они были совершаемы вдали от род-
ной страны и не для родной страны; тогда как подвиги
Владимира были совершаемы в виду всей Русской зем-
ли и с целию ее защиты от степных варваров; вот поче-
му благодарный народ так удержал в своей памяти под-
виги Владимира и сделал его героем целого цикла бога-
тырских преданий, а между тем сам Владимир не был
богатырь из богатырей, как был отец его Святослав. Но
175
Владимир, кроме этого, заслужил еще народную добрую
память другими чертами своего характера: из сличения
всех преданий, записанных в летописи и существующих
в народных сказаниях, мы видим, что этот князь имел
широкую, любящую душу и потому не любил жить оди-
ноко, но любил жить с другими вместе; а известно, как
это качество способно приобретать любовь народа и доб-
рую память.
Таков был князь, которому суждено было быть апо-
столом России. Знакомство с христианством начинается
очень рано в нашем отечестве вследствие ранних похо-
дов русских князей и племен на Константинополь: уже
во время похода Игоря, третьего русского князя, лето-
пись говорит о христианах, бывших в его войске, и о
церкви христианской, находившейся в Киеве. Раннее рас-
пространение и усиление христианства в Руси доказыва-
ется и тем, что после Игоря жена его Ольга, управляв-
шая делами нового общества за малолетством сына сво-
его Святослава, принимает христианство: это явление
было и следствием распространения христианства,
и причиною дальнейшего его распространения. Но когда
христианство начало усиливаться на Руси, в тогдашнем
центре ее— Киеве, как скоро оно обратило на себя вни-
мание, тогда необходимо было ожидать враждебного
столкновения его с древней языческой религией. Когда
Ольга увещевала сына своего принять христианство, он
отказался: в характере Святослава лежало неодолимое
препятствие к тому. Но, как сказано, самый пример
Ольги должен был способствовать к усилению христи-
анства, а вместе с успехами последнего должно было
возникнуть и сопротивление со стороны язычества; это
сопротивление обозначается в летописи тем, что христи-
ан, хотя не притесняли, но смеялись над ними; борьба,
таким образом, начиналась насмешками. Есть некоторые
известия, что в конце княжения Святослава эта борьба
приняла уже другой характер — насмешки превратились
в притеснения: но Святослав, преследуя христианство
(если верить этим известиям), оставил, однако, по своем
удалении малолетних сыновей своих при бабке их хри-
стианке, и есть также известие, что старший сын его
Ярополк был привержен к христианству, хотя явно и не
принимал его из страха пред сильной языческой сторо-
ною.
Есть еще, далее, известие, что Владимир, князь нов-
городский, в борьбе с Ярополком был обязан успехом
176
своим стараниям языческой стороны, которая не хотела
Ярополка, но хотела князя вполне язычника. Верность
этого известия подтверждается тем, что как скоро Вла-
димир осилил брата и занял Киев, тогда мы видим
язычество в полном разгаре. Никогда еще, по свидетель-
ству летописи, язычество не выказывалось так резко на
Руси, как в начале княжения Владимира, никогда не
было приносимо так много жертв, требовались даже че-
ловеческие жертвы. Владимир, обязанный торжеством
своим языческой стороне, спешит удовлетворить ей, спе-
шит украсить язычество и языческий быт: он ставит из-
украшенных идолов: приносит им частые жертвы. Но в
самом этом торжестве язычества, в этом старании под-
нять, украсить его, в этом самом мы видим уже признак
его скорого падения: стараясь поднять язычество, стара-
ясь украсить его, Владимир и те, которые содействовали
ему в этом, истощали все средства язычества и тем рез-
че обнаруживали всю его ничтожность, всю его несосто-
ятельность пред другими религиями, особенно пред хри-
стианской. Что бывает иногда в жизни честных людей,
то же замечается и в жизни целых обществ: мы видим
иногда, что самые ревностные поклонники какого-нибудь
начала, оставляя прежний предмет своего поклонения,
вдруг переходят на другую сторону и действуют с удво-
енною ревностию в ее пользу,— это значит, что они в
своем сознании истощили все средства своего прежнего
поклонения. У нас на Руси, в Киеве, в малых размерах
случилось то же самое, что некогда имело место в Риме
при императоре Юлиане 16, его ревность всего более спо-
собствовала падению язычества; он истощил все средст-
ва, которые могло дать язычество для умственной и
нравственной жизни общества, и тем показал его нич-
тожность и несостоятельность пред христианством: так
и наше языческое общество при Владимире, истощив
все средства язычества, приготовило тем самым торже-
ство христианства.
Под 983 годом летописец помещает следующий любо-
пытный рассказ: пришел Владимир из похода против
ятвягов 17, начали приносить жертвы кумирам; собралась
толпа и потребовала человеческой жертвы; кинули жре-
бий — жребий пал на одного из варягов, который испо-
ведовал христианскую веру вместе с отцом своим, при-
несшим ее из Константинополя; толпа послала сказать
старику, чтобы он отдал сына своего на жертву богам;
варяг отвечал; «Ваши боги суть дерево,— ныне есть оно,
177
завтра сгинет; один тот бог, которому кланяются греки,
который сотворил небо и землю; а что сделали ваши бо-
ги? — Они сами сделаны: не отдам сына своего бесам».
Разъяренная толпа убила проповедника,— ярость про-
шла, но проповедь осталась: «Ваши боги дерево!» —
и безответны стояли кумиры Владимира пред этим
грозным вызовом. И в самом деле, что могла древняя
наша языческая религия дать обществу, что могла она
выставить, что могла ответить на все те важные вопро-
сы, которые задавали ей проповедники других религий,
особенно религии христианской?
Одним из главных вопросов, которые беспокоили все
северные народы и которые так сильно способствовали
распространению между ними христианства, был вопрос
о начале мира и о будущей жизни. Болгарское предание
о принятии христианства говорит, что болгарский князь
всего более был поражен картиною страшного суда; то
же самое повторяет предание и о нашем Владимире.
В предании Владимир созывает старцев и бояр, чтоб по-
советоваться о вере; он говорит им: «Приходили ко мне
проповедники разных вер, каждый хвалил свою веру;
пришли и греки, они рассказали мне много о начале и
конце мира; хитро говорят они, любо их слушать». Что
этот вопрос о начале и конце мира сильно занимал се-
верные народы и много способствовал к распростране-
нию между ними христианства, это доказывается тем, что
подобное же предание находим мы и на противуполож-
ном конце Западнрй Европы — знак, что это предание
верно, верно духу времени и духу народов: христианские
проповедники приходят к одному англо-саксонскому ко-
ролю; король, подобно Владимиру, созывает дружину и
старшин для совещания, принять ли им новую веру или
нет; и вот один из вождей говорит: «Ты, верно, припом-
нишь, князь, что случается иногда в зимнее время, когда
ты с дружиною своей сидишь в теплой комнате, камин
пылает, всем так хорошо, а на дворе вьюга, метель,
дождь, снег; и вот иногда в это время случится, что ма-
ленькая птичка влетит в одну дверь и вылетит в другую:
мгновение этого перелета так приятно ей, но это мгнове-
ние кратко, и она снова погружается в бурю, и снова
бьет ее ненастье: такова и жизнь наша, если сравнить ее
с тем временем, которое ей предшествует и последует,—
это время беспокоит и страшит нас своею неизвестно-
стью. Итак, если новое учение даст известие о том, что
было и что будет, то стоит принять его 18. Так говорят
178
предания, являющиеся совершенно независимо одно от
другого в разных концах Европы. На верность их указы-
вает их согласие.
Но есть еще другое предание, также несомненно вер-
ное: это предание о выборе вер. Оно говорит, что Влади-
мир должен был выбирать из разных вер; язычество по-
казало свою несостоятельность, нужно было переменить
его на другую веру, и вот Владимир избирает из многих
вер христианскую. Это предание также согласно с обсто-
ятельствами времени и тогдашнего общества. Выбор из
многих вер есть особенность русской истории: другим,
западным народам нельзя было выбирать из многих
вер, им можно было только переменить язычество на
христианство. Но русское общество находилось на грани-
цах Европы и Азии; здесь, на этих границах, сталкива-
лись не только разные народы, но и разные религии;
следовательно, обществу в таких обстоятельствах долж-
но было выбирать из разных вер. Далее на Востоке еще
прежде основания русского государства основалось ка-
зарское царство, которое представляет нам несколько
различных народов, соединенных вместе, и несколько
различных религий: и вот у казар существовало преда-
ние, что их кагану нужно было также выбирать из раз-
ных вер, что к нему приходили проповедники от разных
народов,— азиатский народ выбирает веру иудейскую.
Теперь, далее к Западу, на границах Европы и Азии, ос-
новывается другое общество с европейским населением
и характером; но обстоятельства те же, и то же преда-
ние повторяется; на этот раз европейское общество вы-
бирает христианство.
Христианство было уже давно знакомо в Киеве
вследствие связей с Константинополем: русские люди
часто бывали в Константинополе и приносили оттуда
рассказы о чудесах греческой религии и гражданствен-
ности. Эти бывальцы в Византии, которые вместе с тем
бывали и в других странах и имели случай сравнить
различные религии, эти бывалые люди имели полное
право сказать Владимиру то, что в предании говорят ему
бояре, отправленные им для испытания различных вер;
«Лучше греческого богослужения, лучше греческой рели-
гии найти нельзя; всякой, отведав раз сладкого, не За-
хочет горького; если ты не примешь христианской веры,
то мы уедем назад в Константинополь». Митрополит
Илларион 19, современник Владимирова сына Ярослава,
Илларион, авторитет которого для нас беспрекословен,
179
говорит, что Владимир беспрестанно слышал о греческой
вере, богослужении, о чудесах христианства. Но и для
тех, которые не бывали в Константинополе, было свое
туземное доказательство в пользу христианства. «Если
бы христианство не было лучшею из религий,— говори-
ли они Владимиру,— то твоя бабка Ольга не приняла
бы его, а Ольга была мудрейшая из людей». Таким обра-
зом, все было готово к принятию христианства.
Прибавим еще и другое обстоятельство: Владимир
был взят малюткой из Киева и отвезен в Новгород, где
и воспитан; на севере христианство было мало знакомо,
язычество господствовало здесь вполне; в борьбе с Яро-
полком Владимир явился с северными полками, набран-
ными из скандинавов, новгородцев, кривичей, финнов —
все ревностных язычников; этот приплыв языческого эле-
мента и был причиною торжества язычества в начале
княжения Владимира. Но потом время и место взяли
свое, язычество не могло долее противиться; языческая
религия, которая удовлетворяла потребностям племен,
рассеянных, живших особно в родовом быте, не могла
уже теперь удовлетворить киевлянам, познакомившимся
с христианством. В совете Владимира было решено, что
христианство есть лучшая вера.
Не станем повторять дальнейших подробностей о том,
как Владимир, не смея прямо приступить к такому ве-
ликому делу, говорит: «Подожду еще немного», и пред-
принимает поход на Корсунь; заметим, что это предание
так верно и естественно, что мы имеем право принять
его; оно показывает нам, как Владимир дает обет при-
нять христианство, если бог христианский поможет ему:
мы знаем, что это не первый вождь языческого народа,
который принимает христианство вследствие подобных
обетов. И вот Владимир возвращается в Киев христиа-
нином, сокрушает идолов; духовенство, приведенное им,
проповедует христианство по улицам города. Многие, да-
вно знакомые с христианством, с радостью принимают
его, другие колеблются, как прежде колебался Влади-
мир, некоторые же упорно стоят за старую веру. Тогда
Владимир употребляет средство сильнее: он объявляет,
чтобы на другой день весь народ явился к реке, и кто
не явится, тот будет врагом князю. Те, которые колеба-
лись, ждали чего-нибудь решительного, с радостью по-
шли теперь к реке, руководствуясь примером князя и
бояр^ говоря, что если бы христианство не было лучшею
религией, то князь и бояре не приняли бы его; некото-
180
рые, по словам митрополита Иллариона, шли неохотно,
из страха пред повелевшим; некоторые же, закоренелые
язычники, удаляются из Киева, скрываются в лесах и
етепях. Это известие об удалении некоторых язычников
в леса и степи можно принимать в связи с известием об
умножении разбоев: закоренелые язычники, удалившись
от общества, разумеется, должны были враждебно про-
тив него действовать.
Любопытно, что богатыри Владимира, по преданиям,
вооружаются против разбойников; все это может вести
ко мнению, что эта борьба хотя отчасти носила харак-
тер религиозный; приводят разбойника,— его отдают ми-
трополиту; разбойник кается в доме последнего. Как бы
то ни было, в Киеве христианство принялось без боль-
ших затруднений. Но не так было там, где оно не было
еще знакомо, у племен северных и восточных, которые
жили еще в простоте первоначального быта, для которых
старая языческая религия была еще удовлетворительна.
Любопытно видеть, что христианство распространялось
у нас тем же путем, каким вначале распространялась и
государственная область; проповедники, митрополиты и
другие духовные лица идут по великому водному пути —
из Киева в Новгород, потом белозерским путем до Ро-
стова. Но христианство встречает здесь, на севере, силь-
ные препятствия; язычество, не удовлетворяясь страда-
тельным противоборством христианству, осмеливается
иногда прямо и явно наступать на него; являются иногда
волхвы и явно возмущают народ против христианства.
Большие смуты произвели они в Ростовской области, так
что князь Ярослав должен был сам отправляться на се-
вер для усмирения волнений; в Новгороде один волхв
возмутил народ до того, что когда епископ вышел с кре-
стом в руке, то на стороне волхва стало все народонасе1
ление; на стороне епископа остался один князь с дружи-
ною, и только особенная смелость князя помешала ис-
полниться намерениям волхва.
Для окончательного торжества христианства И низло-
жения язычества греческое духовенство присоветовало
Владимиру меру самую действительную: христианство
ие могло с надлежащим успехом распространяться среди
старого поколения, которое было воспитано в язычестве
и потому жило прежними, языческими понятиями; с дру-
гой стороны, родители, пропитанные языческими поняти-
ями, не могли воспитать новое поколение в понятия^
христианских; и вот по совету греческих епископов В'ла-
101
димир отбирает у лучших граждан детей и отдает их по
церквам духовенству учиться грамоте и вместе догматам
христианским воспитываться в христианском духе; сын
его, Ярослав, то же самое делает в Новгороде. Св. Леон-
тий 20 подобным же образом поступает в Ростове: не
имея возможности сладить с упорным язычеством, св.
Леонтий обращается к молодому поколению, собирает
около себя детей и воспитывает их в христианстве, за
что и терпит страдальческую кончину от родителей этих
детей. Но в Киеве и Новгороде эта мера удалась как
нельзя лучше: новое, молодое поколение, воспитанное
христиански и выученное грамоте, имело средства уз-
нать догматы новой религии и действовать гораздо силь-
нее против прежней.
Теперь рассмотрим, каковы были подвиги этого ново-
го, молодого поколения, поколения грамотного, научен-
ного догматам своей религии. Представителями его яв-
ляются в семействе княжеском уже дети Владимира и,
во-первых, любимые его сыновья — Борис и Глеб21. Лег-
ко понять, что христианство по самому характеру своему
должно было прежде всего подействовать на самые неж-
ные отношения, на отношения семейные, родственные,
должно было скрепить их и дать им большую мягкость
и нежность; это и видим мы в Борисе и Глебе, в этих
образцах братской любви и благоговения к началам се-
мейным; они падают жертвою этих новых понятий, но-
вых чувств; они являются первыми гражданами нового
мира, первыми борцами нового, христианского общества
против языческого. Потом представителем нового поко-
ления является третий сын Владимира — Ярослав, кото-
рый был .великим князем. Ярослав, говорит летопись,
был христианин и умел читать книги; эти два сопостав-
ления чрезвычайно важны: именно по понятиям тогдаш-
него общества, христианство и грамотность были нерас-
торжимы; следовательно, Ярослав был полным предста-
вителем нового поколения. Умея сам читать книги, бу-
дучи настоящим христианином, зная догматы своей веры,
Ярослав заботился, чтоб и другие имели те же знания:
он собирает писцов, которых заставляет переводить, пе-
реписывать книги; в Новгороде, как сказано выше, отби-
рает у лучших граждан детей и отдает их учиться, стро-
ит церкви, дает от себя содержание приставленным к
ним священникам, которым поручает учить народ. По-
том, после семьи княжеской, представителем нового по-
коления является митрополит Илларион, который, поии-
182
мая различие и превосходство нового порядка вещей
пред старым, старался и другим показать это превосход-
ство.
Но этого было еще мало; новое поколение грамотных
христиан должно было выставить проповедников не сло-
ва только, но и дела,— и оно выставило целый ряд по-
движников, которые жизнию, на самом деле, доказали
явно превосходство нового порядка вещей и дали окон-
чательное торжество христианству. Мы говорим об этих
великих подвижниках христианства, о древних наших
иноках, преимущественно иноках Киево-Печерского мо-
настыря, который имеет такое важное значение в нашей
древней истории. Как прежде русские люди из Киева
ходили в Грецию за добычей, за славой, так теперь но-
вое поколение, воспитавшееся в христианстве, путешест-
вует в Грецию, но не за добычею, не за славою, а за
тем, чтобы получить там окончательное просвещение,
окончить свое христианское духовное воспитание. Таков
был святой Антоний 22, который отправился с этими целя-
ми в Грецию, возвратился иноком и положил основание
Киево-Печерской обители. Кроме Антония, мы видим
еще другого представителя нового поколения: это был
св. Феодосий 23. В жизни Феодосия всего легче можно ви-
деть эту борьбу старого поколения с новым и торжество
последнего. Предание говорит, что когда Владимир ве-
лел у лучших людей отбирать детей для учения, то мате-
ри полуязычницы плакали по своим детям как по мерт-
вым; такова была мать и св. Феодосия; в самой ее люб-
ви представитель нового поколения встретил сильное
препятствие своим намерениям; она не хотела, чтобы он
посвятил себя исключительно религии. Но Феодосий
преодолел все препятствия, ушел в Киев, явился к Ан-
тонию, вступил в монастырь и был после его игуменом.
Но кроме Антония и Феодосия, Печерский монастырь
выставил целый ряд подвижников христианства, которые
своим примером, своими делами так много способствова-
ли распространению христианства в областях русских.
Показав средства, какими христианство распростра-
нялось и утверждалось на Руси, обратимся к влиянию
этого нового могущественного начала на гражданский
быт юного русского общества. Немедленно после приня-
тия новой веры мы видим уже епископов советниками
князя, истолкователями воли божией; но христианство
принято от Византии; Русь составляет одну из епархий,
подведомственных Константинопольскому патриарху;
183
для русского духовенства единственным образцом всяко-
го строя служит устройство византийское; отсюда понят-
но будет гражданское влияние греко-римского мира на
юное русское общество. Церковь по главной задаче сво-
ей — действовать на нравственность должна была преж-
де всего обратить внимание на отношения семейные, ко-
торые по этому самому и подчинились церковному суду.
Легко понять, какое влияние должна была оказать цер-
ковь, подчинив своему суду отношения семейные, ос-
корбление чистоты нравственной и преступления, совер-
шавшиеся по языческим преданиям. Духовенство своим
судом вооружилось против всех прежних языческих обы-
чаев, против похищения девиц, против многоженства,
против браков в близких степенях родства, против на-
сильственных браков. Церковь взяла женщину под свое
покровительство и блюла особенно за ее нравственно-
стию, возвысила ее значение, постановивши обязанности
детей к матери наравне с обязанностями к отцу. СемьЙ4
до сих пор замкнутая и независимая, подчиняется над-
зору чуждой власти; христианство отнимает у отцов се-’
мейств жреческий характер, который они имели во вре-
мена языческие; подле отцов плотских являются отцы
духовные; что прежде подлежало суду семейному, теперь-
подлежит суду церковному. Нужно ли прибавлять, что
такое влияние церкви на семейный быт могущественно
содействовало к переводу народонаселения от старых
форм родового быта к новым, гражданским.
ЧТЕНИЕ ТРЕТЬЕ
В прошедших беседах мы видели, как образовалось
русское общество и как духовное, религиозное начало
действовало при этом образовании. Мы видели, что
пред призванием князей племена, обитавшие в областях-
нынешней России, жили в формах родового быта. При
содействии правительственного начала, дружины и церк-
ви эти формы быта начали уступать место другим граж-
данским формам; но родовой быт оставался еще столько
могущественным, что, в свою очередь, действовал на из-
менявшие его начала, и когда семья княжеская, семья
Рюриковичей, стала многочисленна, то между членами
ее Начинают господствовать чисто родовые отношений,-
тем более, что род Рюрика, как род правительственный,
1041
не мог подчиняться влиянию никакого другого начала.
Князья считают всю Русскую землю в общем нераздель-
ном владении целого рода своего, причем старший в ро-
де, великий князь, сидит на старшем столе, другие роди-
чи, смотря по степени своего старшинства, занимают
другие столы, другие волости, более или менее значи-
тельные; когда умрет старший, или великий князь, то
достоинство его вместе с главным столом переходит не
к старшему сыну его, но к старшему в целом роде кня-
жеском, который и перемещается на главный стол,
а вместе с этим перемещаются и остальные родичи на те
столы, которые теперь соответствуют их степени стар-
шинства. Связь между старшими и младшими членами
рода была чисто родовая, а не государственная: когда
великим князем был отец, дед, то отношения его к млад-,
шим членам рода, сыновьям, внукам были прочны, опре-
деленны, ясны; но когда с умножением членов рода ве-
ликим князем бывал троюродный или четвероюродный
дядя или брат, то родственные отношения необходимо,
ослабевали, а с тем вместе ослабевало уважение, пови-
новение младших старшему, особенно когда замечали
стремление старшего блюсти более выгоды ближайших
родичей, ослабевала общая связь рода, увеличивались
случаи к враждебным столкновениям между его члена-
ми. Завязались споры между различными линиями
о старшинстве, одна линия начала исключать другую.
Народонаселение волостей вмешалось в эти споры, ста-,
ло выбирать князей, которые были ему любы, не обра-
щая внимания на родовые счеты Рюриковичей; отсюда
новые смуты, новая запутанность, новые усобицы. Мы
упоминали, что в отношениях между князем и подчи-
ненным народонаселением оставались еще неопределен-
ности; но князья ие имели возможности определить точ-
нее своих отношений к народонаселению волостей, пото-
му что все внимание их было поглощено собственными их,
родовыми счетами и борьбою, вследствие этих счетов
происходившею; доискиваясь старшинства, они перехо-
дили из одной волости в другую, не занимаясь установи
леиием прочного порядка вещей, оставляя все по-преж-
нему.
Таким образом, мы видим, что причиною усобиц, не-,
строений, характеризующих эпоху от смерти Ярослава!,
был тот же родовой быт, для выхода из которого север-
ные племена призвали первых князей. Теперь, следрваг
тельно, для. прекращения беспорядков, усобиц в самом
185
роде княжеском нужно было, чтоб в нем самом повтори-
лось то же явление, чтоб в нем самом родовые отноше-
ния упразднились, уступили место государственным, чтоб
старший в роде князь явился государем относительно
младших, а последние подчинились его власти как под-
данные. Для этого, во-первых, нужно было, чтоб вели-
кий князь начал иметь не одно родовое значение, как
только старший, но чтоб он стал смотреть на остальных
родичей как на подданных и при этом имел бы доволь-
но материльной силы, чтоб заставить родичей смотреть
на себя как на государя. Во-вторых, нужно было, чтоб
князья перестали считать всю землю общим достоянием
целого рода, но чтоб каждый утвердился навсегда в сво-
ей волости, начал заботиться об увеличении своих мате-
риальных сил, расширять свои владения на счет других,
чтоб сильнейшие князья начали собирать Русскую зем-
лю, присоединяя к одной большой области другие, мень-
шие. Это явление, перемена в характере великих князей
и перемена во взгляде на собственность произошли на
севере, в области Верхней Волги, в княжестве Ростов-
ском; первый князь, который решился изменить родовые
отношения, начал поступать не так, как старший в роде,
но как государь, был Андрей Боголюбский. Что же за
причина этой перемены? Каким образом Андрей Бого-
любский получил мысль о ее возможности и необходимо-
сти? Так как перемена эта произошла на севере, то там
должно искать и причину ее.
В русской истории мы замечаем то главное явление,
что государство при расширении своих владений занима-
ет обширные пустынные пространства и населяет их, го-
сударственная область расширяется преимущественно
средством колонизации; господствующее племя славян-
ское выводит поселения свои все далее и далее в глубь
востока. Всем племенам Европы завещано историею вы-
сылать поселения в другие части света, распространять
в них христианство и гражданственность; западным ев-
ропейским племенам суждено совершать это дело мор-
ским, восточному племени — славянскому — сухим пу-
тем. Мы видим с самого начала, что князья наши пре-
имущественно заботятся о населении пустынных про-
странств, о построении городов; сперва населялись стра-
ны юго-западные, потом колонизация шла далее на се-
веро-восток; честь населения северо-востока, пустынной
области Верхней Волги, преимущественно принадлежит
Юрию Владимировичу Долгорукому, построившему здесь
186
целый ряд городов, куда он сводил народонаселение
из разных мест, из разных племен; эта новонаселен-
ная область, эти новые города обязаны были князю
своим политическим существованием, были его соб-
ственностью, князь был здесь хозяином полновласт-
ным, здесь не было места никакой неопределенности в
отношениях.
Среди зтого-то нового мира, на этой-то новой почве
родился, вырос и возмужал сын Юрия Долгорукого,
знаменитый Андрей Боголюбский. С лишком тридцать
лет прожил он на севере, принял на себя впечатления
окружавшей среды, воспитался в иных отношениях, чем
какие существовали между князем и городами на юге,
воспитался в отдалении от остальных линий княжеского
рода, в отчуждении от их привычных интересов, и тем
способнее, следовательно, был он для того, чтоб выде-
литься из рода, порвать с ним связь. И вот когда в зре-
лом мужестве явился он на юг, то чужд и враждебен
показался он ему; он спешил удалиться на свой родной
север, и когда досталось ему старшинство в целом роде,
когда все князья признали его великим князем, Андрей
обнаруживает попытку к перемене существующего по-
рядка вещей, имея по отношениям своим к северному на-
родонаселению полную свободу действовать и привык-
нув пользоваться этою свободою, что давало ему и силу
материальную, и сообщало единство и постоянство его
стремлениям. Андрей переменяет обращение с младшими
князьями-родичами; последние изумились этой перемене,
поняли всю опасность для себя от нее и вооружились
против новизны. «Мы признали тебя старшим,— говори-
ли они Андрею,— а ты поступаешь с нами не как с род-
ственниками, но как с подручниками». Роковое слово
было произнесено, слово новое, для выражения понятия
нового, понятия подручника, подданного вместо родича.
Но этого мало: ставши великим князем, старшим в ро-
де, Андрей не поехал на юг, в Киев, стольный город
всех прежних великих князей, он остался на севере в
своей прежней волости и оттуда распоряжался дела-
ми юга.
Пример подан, почва приготовлена для нового поряд-
ка вещей; и северные князья, преемники Андрея, следуют
его примеру, пользуются приготовленными им средства-
ми: они не обращают внимания на родовые отношения,
родовые счеты, смотрят на себя как на владельцев от-
дельных областей, не переходят из одной волости в дру-
187
гую, но постоянно живут в одной; великие князья, поль-
зуясь старшинством, заботятся о том, как бы усилить
свои материальные средства, удержать власть и силу в
своей семье, дать первенство своему княжеству, увели-
чить его на счет других; младшие князья хорошо пони<
мают стремления великих князей, противуборствуют им
всеми средствами; но когда один из младших достигнет
старшинства, то начинает действовать точно так же, как
его предшественник, против которого он сам прежде во-
оружался. Понятно, что такой великий переворот не мог
совершиться скоро; для этого нужны были века борьбы
постоянной и кровавой. Наконец, княжество Московское
вследствие разных благоприятных обстоятельств переси-
ливает все остальные; московские князья начинают соби-
рать Русскую землю: постепенно подчиняют и потом
присоединяют они к своему владению остальные княже-
ства, постепенно в собственном роде их родовые отноше-
ния уступают место государственным, удельные князья
теряют права свои одно за другим.
Характер явлений, которые мы видели на севере, ус-
ловливался также самим характером народонаселения
северного. Природа роскошная, с лихвою вознаграждаю-
щая и слабый труд человека, усыпляет деятельность по-
следнего как телесную, так и умственную; пробужден-
ный раз вспышкою страсти, он может оказать чудеса, но
такое напряжение сил не бывает продолжительно. При-
рода, более скупая на свои дары, требующая постоянно-
го и нелегкого труда со стороны человека, держит пос;
леднего всегда в возбужденном состоянии: его деятель-
ность не порывиста, но постоянна; постоянно работает он
умом, неуклонно стремится к своей цели; понятно, что
народонаселение с таким характером в высшей степени
способно положить среди себя крепкие основы государ-
ственного быта, подчинить своему влиянию народы ок-
ружные, отличающиеся другим характером; таково на-
родонаселение Северной Руси, как оно является в исто-
рии. Несмотря на то, что Юго-Западная Русь, преимуще-
ственно Киевская область, была главною сценою древ-
ней нашей истории, пограничность ее, близость к полк?,
или степи, жилищу варварских кочевых народов, делали
ее неспособною стать государственным ядром для Рос-
сии; отсюда Киевская область в начале и после носит
характер пограничного военного поселения до подного
государственного развития, начавшегося в Северной
Руси. В Южной Руси, в области Днепровской, началась
18&
И развилась древняя русская жизнь во всей широте, при
всей неопределенности отношений, характеризующей
обыкновенное общество юное, только что начавшее жить
самостоятельною жизнию. Вследствие родовых отноше-
ний князья со своими дружинами переходили из одного
города в другой; подле, в степях, кочевали азиатские
хищники, грабившие Русь; на границах степей жили
разноименные народы, составлявшие переход от степня-
ков, или половцев, к оседлому народонаселению. Не мог-
ши по слабости своей быть самостоятельными между по-
ловцами и Русью, все эти народцы примкнули к послед-
ней, стали служить князьям ее и в войнах с половцами,
и в распрях междоусобных, выбирая вместе с граждана-
ми князей, которые были им любы или которые были
сильны.
Таковы были составные части народонаселения в
Древней Руси; но все это было, выражаясь словами по-
эта, только еще несогласные начала вещей в обществен-
ном хаосе (discordia semina rerum) 24: князья с дружина-
ми жили сами по себе, города сами по себе, погранич-
ные народцы сами по себе. Князья были большей ча-
стью необыкновенно храбры, умели и у себя дома, и в
чужих странах честь свою взять; дружины уподоблялись
своим вождям, но что значила вся эта храбрость при та-
ком беспорядке? Легко было перессорить князей-роди-
чей, ничего не стоило разрознить интересы князей с ин-
тересами граждан и пограничных народцев; вот почему
древняя Южная Русь, несмотря на внешний блеск свое-
го быта, не могла устоять ни против стремлений север-
ных князей, потомков Долгорукого, ни против натиска
азиатской орды. Войска Боголюбского опустошили Ки-
ев, который принял князя от руки завоевателя; при брате
Боголюбского киевские князья признавались, что не мо-
гут обойтись без могущественного северного собственни-
ка, и когда явились монголы в первый раз, то Южная
Русь хотя выслала против них сонм своих князей-витя-
зей, но эти князья завели распрю и погубили рать; ког-
да же явились монголы во второй раз, то враждебные
друг другу князья умели соединиться только в общем
бегстве в чужие страны; граждане старых городов не
могли и представить себе возможности соединения и по-
одиночке полегли в развалинах. Такова была судьба
ЛЖной, старой Руси.
' Различие в характере северного и южного народона-
селения обозначается приметно в источниках нашей ис-
189
тории; иностранцы современники хвалят храбрость дру-
жин Южной Руси: они отличались стремительностию в
нападениях, но не отличались стойкостию. Противопо-
ложные отзывы встречаем о населении Северной Руси:
оно не любит вообще войны, не отличается стремитель-
ностию натиска; но где нужно стать крепко и защищать-
ся, там оно неодолимо; здесь, на севере, образовался тот
русский воин, которого, по известному выражению, мож-
но убить, но не сдвинуть с места. Северное русское наро-
донаселение, как сказано, не отличается в истории поры-
вистыми движениями; в поведении его мы замечаем пре-
имущественно медленность, осторожность, постоянство
в достижении цели, обдуманность, медленность, осторож-
ность в приобретении, стойкость в защищении приобре-
тенного. Соответственно характеру народонаселения все
на севере принимает характер прочности. О дружинах
южных летописец говорит, что они храбро бились с вра-
гами и расплодили Русскую землю. Таково точно назна-
чение старой, Южной Руси; расплодить, распространить
Русскую землю, наметить границы. Но Руси северной
выпал удел — закрепить приобретенное, связать, спло-
тить части, дать им внутреннее единство, собрать Рус-
скую землю. И вот князья Северной Руси являются пол-
ными представителями своего народа превосходно вы-
полнить назначение Северной Руси. В их поведении мы
не замечаем того блеска, какой видим в поведении кня-
зей-витязей юга, смотревших на битву, как на суд бо-
жий, и при всяком споре прибегавших к этому суду: се-
верные князья — собственники не любят решать споров
своих оружием, прибегают к нему только в крайности
или тогда, когда успех несомненен, но от неверной бит-
вы не любят ставить в зависимость того, что приобрете-
но, примышлено долгими трудами; южные князья преж-
де всего думают, как бы в битве взять свою честь, север-
ные князья прежде всего думают, как бы без неверной
битвы получить пользу для своего владения. Все они по-
хожи друг на друга; в их бесстрастных ликах трудно
уловить историку характеристические черты каждого;
все они заняты одною думою, все идут по одному пути,
идут медленно, осторожно, но постоянно, неуклонно; каж-
дый ступает шаг вперед пред своим предшественником,
каждый приготовляет для своего преемника возмож-
ность ступить еще шаг вперед.
Благодаря этой неуклонности, постоянству в стремле-
ниях северных князей великая цель была достигнута:
190
родовые княжеские отношения рушились, сменялись го-
сударственными; в княжеских договорах, завещаниях мы
видим ясно постепенность этой смены, пока, наконец, в
завещании Иоанна IV удельный князь становится совер-
шенно подданным великого князя, старшего брата, кото-
рый носит уже титул царя. Это главное, основное явле-
ние — перехода родовых отношений между князьями в
государственные — условливает ряд других явлений.
Господство родовых отношений между князьями имело,
как необходимо следует ожидать, могущественное влия-
ние на весь общественный состав Руси, имело могущест-
венное влияние на быт городов, на положение дружины:
когда родовые отношения между князьями начали сме-
няться государственными, то эта смена должна была
отозваться на всем общественно.м организме, должна
была повлечь изменения и в быте городов, и в положе-
нии дружины. Отсюда ясно, что великие князья москов-
ские в своих государственных стремлениях должны были
встретить сопротивление не со стороны одних князей-ро-
дичей, но со стороны всего того, что получило свое бы-
тие или по крайней мере поддерживалось родовыми кня-
жескими отношениями. Здесь первое место занимает
привычка дружинников переходить от одного князя
к другому, которую они приобрели в то время, когда
землею владел нераздельно целый род княжеский, и ко-
торую они должны были потерять, когда явилось еди-
новластие; не имея теперь возможности переходить
от одного князя к другому в Русской земле, многие
из дружинников считали себя вправе отъезжать к чу-
жим государям; к этим противугосударственным стрем-
лениям дружинников присоединялись еще противугосу-
дарственные стремления потомков прежних князей,
которые продолжали питать вражду к новому по-
рядку.
Борьба со всеми этими стремлениями и была причи-
ною тех печальных явлений, которые имели место в цар-
ствование Иоанна IV. Во время этой борьбы Иоанн IV
задал вопрос одному из самых ревностных привержен-
цев старины, князю Курбскому25: «Что лучше — настоя-
щий ли порядок вещей, когда государство успокоилось,
пришедши в порядок при едином государе, или прежнее
время, когда усобицы терзали землю?» На этот вопрос
отвечал не Курбский; на него отвечала вся земля, все
Московское государство. Но прежде, нежели обратимся
к этому ответу, скажем несколько слов о тех обстоятель-
191
ствах, при которых произошла великая перемена в жиз-
ни русского общества, и о следствиях этой перемены во
внешних отношениях.
Мы видели, что Русское государство, основанное на
границе Европы с Азиею, должно было вести постоян-
ную борьбу с степными варварами. От половины IX ве-
ка до сороковых годов XIII века в этой борьбе не было
перевеса ни на стороне кочевых орд, ни на стороне сла-
вянских племен, объединенных под именем Руси. Пече-
неги и за ними половцы наносят иногда сильные опусто-
шения Приднепровью; но зато иногда и русские князья
входят в глубь степей их. за Дон и пленят их вежи. Но
от сороковых годов XIII века до исхода XIV берут пере-
вес азиатцы в лице монголов. Не имея тех прочных ос-
нов государственного быта, какими обладала Северная
Русь, Южная Русь после монгольского опустошения под-
пала под власть князей литов.ских. Это обстоятельство
не было гибельно для народности южнорусских облас-
тей, потому что литовские завоеватели приняли русскую
веру, русский язык, все оставалось по-старому; но ги-
бельно было для русской жизни на юго-западе соедине-
ние всех литовских владений с Польшею вследствие вос-
шествия на польский престол литовского князя Ягай-
ла26. С этих пор Юго-Западная Русь должна была всту-
пить в борьбу с Польшею за свою народность, основою
которой была вера; успех этой борьбы, возможность для
Юго-Западной Руси сохранить свою народность условли-
вались ходом дел в Северной Руси, ее самостоятельно-
стию и могуществом. Монголы опустошили значитель-
ную часть Северной Руси, наложили дань на жителей,
заставили князей брать от своих ханов ярлыки на кня-
жения.
Так как для нас предметом первой важности была
смена старого порядка вещей новым, переход родовых
княжеских отношений в государственные, от чего зави-
село единство, могущество Руси и перемена всего внут-
реннего порядка, и так как начало нового порядка вещей
на севере мы замечаем прежде монголов, то монгольские
отношения должны быть важны для нас в той мере, в ка-
кой содействовали или препятствовали утверждению
этого нового порядка вещей. Мы замечаем, что влияние
монголов не было здесь главным и решительным. Монго-
лы остались жить вдалеке, заботились только о сборе
дани, нисколько не вмешиваясь во внутренние отноше-
ния, оставляя все как было, следовательно, оставляя в
192
полной свободе действовать те новые отношения, какие
начались на севере прежде них. Ярлык ханский не утвер-
ждал неприкосновенным на столе ни великого, ри удель-
ного князя, только обеспечивал волости их от татарского
нашествия; в своих борьбах князья не обращали внима-
ния на ярлыки: они знали, что всякий, кто свезет боль-
ше денег в Орду, получит ярлык преимущественно пред
другими и войско на помощь. Независимо от монголов
обнаруживаются на севере явления, знаменующие новый
порядок, именно ослабление родовой связи, восстание
сильнейших князей на слабейших мимо всех родовых
прав и счетов, старание приобрести средства к усилению
своего княжества на счет других; монголы в этой борьбе
являются для князей только орудиями. Когда борьба
кончилась усилением одного княжества на счет всех дру-
.гих, то новое государство пользуется всем единством и
силою для того, чтобы победить монголов и начать на-
ступательное движение на Азию. С другой стороны, уси-
ление Северной Руси вследствие нового порядка вещей
условливает успешную борьбу ее с Королевством Поль-
ским, постоянною целию которой становится соединение
обеих половин Руси под одною державою; наконец, со-
единение частей, единовластие, окончание внутренней
борьбы дает Северной Руси, или Московскому государ-
ству, возможность войти в сношения с европейскими го-
сударствами, приготовлять себе место среди них. В та-
ком положении находилась Русь в конце XVI века, ког-
да пресеклась Рюрикова династия.
ЧТЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
В прошлых беседах я упоминал о том главном явле-
нии нашей истории, что племена славянские, поселивши-
еся изначала на западе, выселялись постепенно на вос-
ток; следовательно, историку русскому при объяснении
явлений отечественной истории никак не должно упу-
скать из виду этого важного обстоятельства, этого пос-
тепенного заселения диких, пустынных стран. Но обык-
новенное явление, сопровождающее всегда колонизацию,
есть борьба, которую должны выдерживать колонисты с
прежним варварским населением: отсюда и в нашей ис-
тории эта постоянная борьба с жителями степей. Но'ма-
7. С. M. Соловьев 193
ло того: для государства, которое образовалось с помо-
щью колонизации населений, необходимо предстояла
борьба с другим элементом, полуварварским, ибо неко-
торые передовые отряды населения, вдававшегося Все
глубже и глубже в пустыни, дичают уже по тому само-
му, что, оторвавшись от государства, находятся в бли-
жайших сношениях с дикарями. Отсюда русскому обще-
ству, которое образовалось посредством колонизации,
необходимо было выдержать сильную борьбу, с одной
стороны, с азиатскими кочевыми ордами, с другой —
с теми одичалыми передовыми отрядами, которые хотя
иногда сами .оказывали большую помощь государству,
ратуя против степных кочевников, но вместе с тем, буду-
чи полудикарями, враждебно смотрели на установление
государственного порядка и, с своей стороны, не менее
азиатских орд причинили бедствий юному государству.
Вредная деятельность этого пограничного народонаселе-
ния сказалась преимущественно в начале XVII века, ког-
да на государство русское послано было страшное испы-
тание. Династия Рюрикова, давшая столько нарядников
Русской земле, пресеклась; крамолою свергнут был Го-
дунов, крамолою возведен и свергнут Шуйский27; нару-
шена была духовная и материальная связь областей с
правительственным средоточием, части разрознились в
противуположных стремлениях, земля замутилась. Тог-
да-то открылось свободное поприще действовать тем, ко-
торые не хотели установления наряда, тем полудиким
толпам, которые Основали свое пребывание на границах
государства; они кинулись с разных сторон на последнее;
к ним пристали внутри государства те, которым хотелось
также жить на счет государства. Польша послала в Мо-
сковское государство толпы своих отверженников обще-
ства. Началась страшная борьба, в которой новорожден-
ному Московскому государству надлежало, по-видимому,
погибнуть, ибо со всех сторон сыпались на него страш-
ные удары, которые трудно было выдержать, а между
тем общественные основы, на которые оно могло опе-
реться, час от часу слабели более и более. Негде было
искать спасения. Лучшие, энергические люди, около ко-
торых можно было сосредоточиться, погибли жертвами
безнарядья; люди, разрознившие свои интересы с инте-
ресами государства, брали явно верх. Но в это-то страш-
ное время сказалась вся сила, все действие того поряд-
ка вещей, который окончательно утвердился при москов-
ских государях. Единство религиозное и государствен-
194
ное было так сильно, что, несмотря на все удары, на все
бедствия, общество умело соединиться, по-видимому, без
всяких внешних средств, соединиться духовно, внутрен-
не, руководствуясь привычным стремлением к единству
религиозному и государственному. Земля собралась и
очистила государство; народ, по современному выраже-
нию, встал как один человек для этого очищения. Тогда-
то дан был ответ на вопрос Иоанна IV Курбскому: что
лучше — прежнее время, когда земля гибла в междо-
усобиях, или настоящее, когда она успокоилась едино-
властием? После страшного испытания земля дает тор-
жественный ответ на этот вопрос: Земский совет объяв-
ляет, чтобы все было так, как было при прежних вели-
ких государях, и выбирает новую династию.
Бедственно было, однако, состояние государства пос-
ле этого великого испытания; силы его были истощены.
Молодой царь, которого избрала земля, спрашивал у по-
слов Земского совета: где же средства для управления
государством? Где ручательство, что прежние смуты не
повторятся? Послы выставили ручательством то, что все
люди Московского государства уже наказались, т. е. уз-
нали по опыту пользу прежних государственных стрем-
лений, узнали, для кого нужны были смуты, самозванцы,
кто их поддерживал. И точно, по вступлении на престол
царя из новой династии Московское государство показа-
ло явно, что его жители наказались уже. Несмотря на
страшное расстройство сил государственных, несмотря
на то, что при таком расстройстве государство должно
было еще бороться с сильными врагами внутренними
и внешними, первому государю из новой династии уда-
лось успокоить землю. Во всех затруднительных об-
стоятельствах он созывает соборы и всегда находит
здесь нужный совет и средства для установления по-
рядка.
Царствование первого государя из новой династии
протекло в этом установлении наряда. Но, кроме уста-
новления наряда, мы должны обратить внимание на те
новые стремления и новые потребности, которые выска-
зались при этом. Еще гораздо прежде, и особенно во вре-
мя смут, Московское государство узнало, что для успеш-
ной борьбы со внешними и внутренними врагами необхо-
димо было переменить военный строй, потому что при
старом строе русские войска оставались почти всегда
побежденными. И вот в царствование первого государя
из новой династии начинаются преобразования: при Ми-
195
хайле Федоровиче уже видим полки, набранные из ино-
странцев. Но этого мало: при нем же видим и русские
полки, выученные иностранному строю; образовались
конные — рейтарские, драгунские полки, пехотные сол-
датские. Окончательное преобразование войска соверши-
лось в XVIII веке. Но это преобразование военного строя
вело необходимо к более важным преобразованиям; оно
должно было переменить отношения прежнего разряда
ратных людей, носивших название дворян и детей бояр-
ских, должно было переменить и отношения тех родов,
которые вследствие местничества выдвинулись на пер-
вые места в государстве. Западные европейские государ-
ства образовались посредством того, что варвары-завое-
ватели вступили на римскую почву, вследствие чего на-
чало, принесенное германцами, пришло в столкновение
с государственным началом, завещанным Римскою импе-
рией). У нас также видим дружину, но она вступила на
почву девственную, где никакое государство не остави-
ло следов своих. У нас дружина должна была войти в
столкновение с племенами, которые жили под формами
родового быта; отсюда необходимое столкновение нача-
ла дружинного, начала служебного с началом родовым,
от чего произошло известное явление — местничество.
Мы видели, как сильно было родовое начало; если оно
так долго господствовало в междукняжеских отношени-
ях, то должно было господствовать и в отношениях дру-
жинных. Но теперь упадок родовых отношений вообще,
смена их государственными и необходимость нового во-
енного устройства должны были привести к уничтоже-
нию местничества, и вот при царе Федоре Алексеевиче,
на соборе оно было проклято как богу ненавистное де-
ло 28. За уничтожением местничества должно было после-
довать то явление, что все разряды служилых людей,
без исключения известных родов, которые только вслед-
ствие местничества составили из себя что-то замкнутое,
недоступное для других-, все разряды служилых людей
должны были составить одно сословие, одно тело с рав-
ными правами для всех его членов. Должно было явить-
ся дворянское сословие. Но преобразование военного
строя должно было вести к другой перемене в быте рат-
ных людей. До сих пор только при объявлении войны они
должны были являться в полки, но в мирное время, жи-
вя в своих поместьях, они участвовали наравне с осталь-
ным народонаселением во всех явлениях областной
жизни. Теперь же, когда оказалась нужда изменить во-
196
енный строй, учредить постоянное войско, то служивые
люди не могли уже оставаться в своих поместьях; они
должны были выделиться из общей областной жизни,
составить особенное сословие, особое тело.
В это же время при первых государях новой динас-
тии подтверждено было и то учреждение, которое также
имело место по отношению к потребностям служилых
людей. Здесь опять мы должны обратить внимание на то
явление, которое имеет такое важное значение в нашей
истории, на эту обширность и малонаселенность облас-
тей России и на постоянное стремление населить их.
Мы заметили это стремление с самого начала русской
истории. На севере оно продолжалось. Князья дают сво-
им подданным большие участки земли, дают большие
льготы тем из них, которые привлекут на эти участки
население из чужих областей. Но когда отдельные об-
ласти вошли в состав одного государства, то стремление
землевладельцев увеличить население своих участков в
ущерб другим явилось в противуположности с интереса-
ми государства: владельцы больших земельных участков
разными льготами перезывали к себе крестьян с малых
участков, розданных в поместья ратным людям, которые
за это обязаны были по первому зову правительства
являться в полки в полном вооружении, на конях и приг
водить с собою известное число вооруженных людей,
смотря по величине поместья. Но ясно, что если это по-
местье не имело надлежащего числа крестьян, перезыва-
емых постоянно на участки богатых вотчинников, то по-
мещик, не получая доходов, не мог исполнить своих обя-
занностей, не мог являться на войну в исправности. Это
заставляло правительство принимать меры к воспрепят-
ствованию перехода крестьян от одного землевладельца
к другому. Указания на эти меры мы видим ясно в кон-
це XVI века; в XVII веке государи из новой династии
подтверждают их вследствие жалоб мелких помещиков
иа то, что богатые вотчинники перезывают их крестьян
на свои земли. Если жалобы мелких владельцев про-
должаются и имеют своим следствием меры правитель-
ства к удержанию крестьян на постоянных местах жи-
тельства, то мы имеем полное право заключать, что
и в XVI веке эти меры являются вследствие тех же
жалоб.
Но одним начальным преобразованием военного
строя не ограничились первые государи новой династии.
Были и другие, столь же важные, нудящие потребности.
197
Мало было завести постоянное войско, нужно было со-
держать его; нужно было умножить доходы государства.
Главным источником доходов должна быть промышлен-
ность, торговля; и вот уже при первом государе новой
династии видим вызов из-за границы ремесленников, лю-
дей, способных завести разные промыслы. Правительст-
во требует от них, чтобы они выучили и русских своим
мастерствам, утвердили их в России. Так, при Михаиле
Федоровиче видим, что правительство дает 10, 15, 20-
летние привилегии тем из иностранцев, которые захотят
завести в России фабрики и заводы; при Михаиле Федо-
ровиче были заведены кожевенные, стеклянные, кани-
тельные, железные заводы. Около Астрахани и ца Тере-
ке заведено виноделие и шелководство.
Но не одних ремесленников и фабрикантов вызывало
правительство. Были другие потребности, которым мож-
но было удовлетворить только утверждением науки, и
вот Михаил призывает известного ученого Олеария 29 и
пишет к нему: «Мы знаем, что ты человек ученый, что
ты географ, астроном, землемер, а нам такие люди
нужны». Если деду понадобился географ, астроном и
землемер, то неудивительно, что внуку понадобилась
Академия наук. Но просвещение необходимо было не
для удовлетворения одним только материальным по-
требностям государства; оно было необходимо для очи-
щения нравов: выборные, явившиеся в собор по случаю
взятия Азова казаками, в своих ответах или сказках
показали ясно необходимость главного улучшения,
улучшения нравственности, указали ясно на главное
зло, от которого страдало общество и которое препят-
ствовало утверждению государственного порядка,— на
своекорыстное стремление отдельных интересов против
интереса государственного. Против этого зла сильно
ратовал внук Михаила, и вот в век Екатерины II
было найдено, что его можно устранить только просве-
щением, только просвещенным, нравственным воспитани-
ем; век Екатерины откликнулся на требования, выска-
занные при первом государе новой династии. Но при
этой потребности очищения нравственности народной не
могло молчать то сословие, которое было поставлено
хранителем чистоты нравственной, не могла молчать
церковь, и вот в царствование трех первых государей но-
вой династии церковь требует просвещения для улучше-
ния народной нравственности. Прочтем окружное посла-
ние ростовского митрополита Ионы 30, деяния и правила
198
соборов 1647 и 1681 гг., и мы удивимся тождественности
этих правил с теми правилами, которые являются при
Петре и его преемниках. Здесь и там указывается на од-
но зло, указывается и одно средство для его уничто-
жения.
Но церковь имела и другие причины требовать про-
свещения: явились расколы — следствие невежества и
грубости нравов; мало того, вследствие ближайшей свя-
зи с Польшею и другими соседними государствами яви-
лись стремления других вероисповеданий — католициз-
ма и протестантизма — войти в Московское государство.
Православной церкви нужно было бороться, с одной сто-
роны, с своими раскольниками, с другой — с католиками
и протестантами. Единственным средством к сохране-
нию чистоты православного учения было просвещение, и
вот и свои пастыри, и восточные патриархи, приезжав-
шие в Россию, громко требуют заведения школ. Восточ-
ные патриархи, явившиеся по делу Никона 31, увещевают
народ полюбить науку, увещевают пастырей церкви со-
действовать всеми силами к ее распространению, вслед-
ствие чего уже в царствование Михаила Федоровича за-
ведено было при патриархе Филарете 32 первое училище,
а в царствование третьего государя из новой династии,
Федора Алексеевича33, при более сильных потребностях,
заведена была Славяно-греко-латинская академия34, и
этой академии церковь поручила блюсти за чистотою
православного учения.
Так, при трех первых государях новой династии, в те-
чение XVII века, обозначились явно новые потребности
государства, и призваны были те же средства для их
удовлетворения, которые были употреблены в XVIII ве-
ке, в так называемую эпоху преобразования.
Но, говоря об этой деятельности, мы не можем не
упомянуть имен трех главных деятелей, содействовав-
ших означенному направлению, имен Никона, Ордина-
Нащокина и Матвеева 35. Никон по своей энергии и ясно-
му взгляду мог лучше других понимать потребности цер-
кви и удовлетворять им. При нем были исправлены кни-
ги. Нас приверженцы невежества называют никонианца-
ми, и это название требует, чтобы мы с благодарностью
вспоминали о Никоне. Кроме того, он отличался неусып-
ными стараниями о чистоте нравственности, об утверж-
дении благочиния в церквах, монастырях, вследствие
чего должна была улучшиться и нравственность самого
народа. Что касается до двух поименованных нами свет-
199
ских лиц, то сын бедного псковского дворянина Ордин-
Нащокин достиг личными достоинствами до высших го-
сударственных степеней: он был хранителем государст-
венной печати, что соответствует настоящему званию ми-
нистра иностранных дел. На этом важном посту Нащо-
кин понимал новые потребности Московского государст-
ва, понимал ясно, что Посольский приказ, находившийся
под его ведением, должен был переменить свой харак-
тер вследствие более тесного сближения с государства-
ми европейскими. Понимая необходимость преобразова-
ния, он вооружался против тех лиц, которые, служа в
Посольском приказе, не имели понятия о внешних сно-
шениях и развлекались другими несовместными с их
положением занятиями; понимая важное значение По-
содьского приказа, Нащокин называл его оком России,
которым она должна смотреть на другие государства, и
требовал, чтоб око это было чисто; потребность преобра-
зования Посольского приказа была дознана еще при ца-
ре Михаиле, когда важное дело при датском дворе было
поручено иностранцу Марселису36 по неспособности рус-
ских послов. Об образованности самого Нащокина сви-
детельствуют иностранцы; они говорят, что он не усту-
пал в ней ни одному из современных иностранных мини-
стров. О широте планов Нащокина свидетельствуют его
намерения относительно торговли с Востоком; он хотел,
чтоб Россия была средоточием торговли между Европою
и Азиею,— желание, которое хотел потом исполнить Петр
Великий. Нащокин заключил договор с Армянскою ком-
паниею, вследствие которого армяне, жившие в Персии,
обязывались весь шелк, собираемый в персидских облас-
тях, доставлять исключительно на русские рынки. Нащо-
кин заботился также и о заведении русского флота. Не-
благоприятные обстоятельства помешали русским овла-
деть прибалтийскими провинциями в царствование Алек-
сея Михайловича, первый русский корабль назначен был
для Востока, для Каспийского моря, для Волги. Знаме-
нитый «Орел» был сожжен казаками Разина37, но мыс-
ли о заведении флота нельзя было истребить: оиа при-
ведена в исполнение Петром.
Скажем и о Матвееве. Матвеев, подобно Нащокину,
понимал ясно новые потребности государства и стремил-
ся удовлетворить им. Что было всего важнее в обоих
этих людях, так это то, что они умели показать превос-
ходство просвещения на самих себе. Ордин-Нащокин
был человек высокой нравственности; до нас дошла гра-
200
мота, в которой царь жалует его местом и при этом по-
сле подвигов гражданских вычисляет его высокие хри-
стианские подвиги; с службою государственною он умел
соединить служение страждущей меньшей братии. Окон-
чив государственную деятельность, Ордин-Нащокин по-
стригся в монахи, но и здесь показал он, как понимал
обязанности инока христианского: он завел больницу,
приставил к ней монахов и сам служил больным. О Мат-
вееве отзываются иностранцы, что человек, которого на-
род называет своим отцом, выше всякой похвалы. Мат-
веев показал свой ясный взгляд, свою энергию в военной
и гражданской службе; он пользовался неограниченного
доверенностью царя Алексея Михайловича, участвовал с
пользою почти во всех важнейших делах его царствова-
ния, а известно, что это царствование было обильно важ-
ными явлениями. Матвееву Московское государство обя-
зано было устроением отношений между Великороссиею
и Малороссиею; он часто бывал в Малороссии, знал при-
роду страны и был способен определить ее отношения к
Великой России. Столь же велики его заслуги и на по-
прище дипломатическом; занимаясь отношениями евро-
пейскими, он, подобно Нащокину, не спускал глаз с Во-
стока, завел сношения с Китаем, пославши туда пере-
водчика Спафари 38; наказ, данный Спафари Матвеевым,
показывает всего лучше ясный взгляд этого государст-
венного человека. Но, кроме того, деятельность Матвее-
ва важна и в других отношениях. По отзыву иностран-
цев, он был образованнейший человек из своих совре-
менников, старался, чтоб и сын его был также образо-
ван, он первый украсил свой дом произведениями ис-
кусств; у Матвеева у первого рушилась преграда, отде-
лявшая дотоле семейство хозяина от гостей; к нему со-
бирались не для одних только пиров, но и для умной,
трезвой беседы, и в этих беседах принимала участие хо-
зяйка дома, жена Матвеева; девушка, воспитанная в до-
ме Матвеева, перешла отсюда на престол 39. Легко по-
нять, как она могла действовать на быт при дворе. Но
этот быт долженствовал измениться еще и прежде вслед-
ствие сильного влияния, которое имел Матвеев как друг
царя. До нас дошло письмо Алексея Михайловича к Ма-
твееву. «Приезжай поскорее,— пишет царь,— мои дети
осиротели без тебя, мне не с кем посоветоваться». И мы
не можем не заметить плодов этого влияния — мы ви-
дим большую перемену в быте двора, которая объясняет
нам воспитание и деятельность Петра. Явление сестры
201
его Софии 40 также объясняется отсюда: София воспита-
на уже совершенно иначе, нежели прежние царевны, за-
творницы в своих теремах; следовательно, явление Со-
фии объясняется из тех же причин, как и явление Пет-
ра, и оба явления объясняют друг друга. Все уже носит
характер новый, все показывает важные преобразова-
ния, которые явились прежде преобразований Петровых
и которые объясняют их.
Такова была деятельность трех первых государей но-
вой династии, имевшая место в продолжение XVII века.
Здесь, на границе двух эпох, двух столетий, нам должно
остановиться. Но мы не можем не сказать несколько
слов о том отношении, которое имеет настоящий порядок
вещей к этим двум эпохам. Мы видели, как в продолже-
ние XVII века являлись громкие требования преобразова-
ния, требования просвещения, науки для обороны веры,
для улучшения нравственности. В XVIII веке этим тре-
бованиям старались удовлетворить. Наука, просвещение
были утверждены и в наш век принесли свой необходи-
мый плод — народное самопознание. Теперь, бесспорно,
самопознание является для нас одною из первых потреб-
ностей. Теперь признано, что интерес отечественной исто-
рии стал главным интересом нашей ученой литературы;
мы видим, как постоянно новые таланты посвящают се-
бя занятию отечественною историею, видим, как со всех
сторон обширного отечества собираются памятники, ко-
торые должны уяснить наше прошедшее. Вот плоды де-
ятельности XVII ц XVIII веков. Но самопознание по при-
роде своей не исключительно, не односторонне, тре-
бует всех знаний, утверждается на них, питается
ими. Теперь при этом стремлении к самопознанию
не может быть спора об отношениях XVII и XVIII ве-
ков к векам предшествовавшим, XIX век показал от-
ношение их, плод науки, просвещения — самопознание
народное примиряет, соединяет древнюю и новую Рос-
сию.
Но стремление к просвещению явилось не в XVII
только веке; оно явилось гораздо прежде. Священное
предание о необходимости просвещения звучит из глуби-
ны XII века; оно пришло не из чужа, оно пришло вместе
с светом божественной истины, и из века в век переда-
валось оно как завет от предков к потомкам. Когда толь-
ко еще образовалось русское общество, когда части его
находились еще в брожении и борьбе, тогда в тесной
келье монастыря началась наша летопись, и вот летопи-
202
сец, начав рассказ о том, как пошла Русская земля, как
образовалось русское общество, на первых страницах
своего труда написал эти простые, но бессмертные сло-
ва: «Велика бывает польза от ученья книжного». Вот
священный завет, полученный нами от предков, и исто-
рик русский XIX века, если хочет быть верен своему
народу, своей истории, должен повторить слова лето-
писца XII века: велика бывает польза от ученья книж-
ного, и велика бывает польза от народного самопо-
знания!
•>?! - > -J3*
РОССИЯ ПЕРЕД ЭПОХОЮ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ
ГЛАВА ИЗ «ИСТОРИИ РОССИИ
С ДРЕВНЕЙШИХ времен*
Общий обзор хода древней русской истории.— Различие Восточной
и Западной Европы.— Природа северо-восточной России.— Москва,
ее характер.— Великий государь.— Случаи, когда он являлся пред
подданными, выходы и походы.— Его семейные торжества.— Обеды
во дворце.— Служня великого государя.— Служня, собиравшаяся на
крыльце, н служня, собиравшаяся в передней.— Их интересы.— Мест-
ничество.— Комната и доклады.— Сиденье великого государя с боя-
рами о делах.— Соборы.— Помещики.— Новое войско.— Военные по-
селения.— Казаки и стрельцы.— Кормление ратных людей.— Кормле-
ние от дел.— Приказы.— Кормление по городам.— Вид древнего рус-
ского города.— Воевода.— Губной староста.— Земский староста,—
Главные интересы горожан.— Податн.— Службы горожан.— Корм-
ление воеводы и подьячих.— Столкновения горожан с воеводами, с
земскими старостами.— Борьба между лучшими и меньшими людь-
ми.— Отношения к верховному правительству.— Судьба преобразо-
ваний Ордина-Нащокина во Пскове.— Торговый устав.— Сельское на-
родонаселение.— Смысл крестьянского прикрепления.— Стремление
крестьян к образованию своих отдельных от города миров.— Печаль-
ное положение крестьян.— Необходимость переворота.— Новые учи-
теля.— Раскол,— Обличения.— Церковные соборы.— Затруднительное
положение духовенства.— Значение Никонова дела.— Иосиф Коло-
менский.— Духовник Коломенский.— Духовник Савинов.— Церков-
ные имения.— Вопрос о детях белого духовенства.— Нравы и обы-
чаи.— Поворот на новый путь.— Театр.— Литература.
При первом взгляде на карту Европы нас поражает
различие между двумя ее неравными половинами —
западною и восточною. На западе земля разветвлена,
острова и полуострова, на западе горы, на западе много
отдельных народов и государств; на востоке сплошная
громадная равнина и одно громадное государство. Пер-
вая мысль при этом, что две, столько разнящиеся меж-
ду собою половины Европы должны были иметь очень
различную историю. Мы знаем, как выгодны для быст-
роты развития общественной жизни соседство моря,
204
длинная береговая линия, умеренная величина резко
ограниченной государственной области, удобство естест-
венных внутренних сообщений, разнообразие форм, от-
сутствие громадных, подавляющих размеров во всем,
благорастворение воздуха, без африканского зноя и
азиатского мороза; эти выгоды отличают Европу перед
другими частями света; на эти выгоды указывают как
на причину блестящего развития европейских народов,
их господства над народами других частей света. Но,
указывая на эти выгоды, должно разуметь только За-
падную Европу, ибо Восточная их не имеет; природа
для Западной Европы, для ее народов была мать; для
Восточной, для народов, которым суждено было здесь
действовать,— мачеха. Если исчисленные природные вы-
годы содействуют ранним и сильным успехам цивилиза-
ции, то понятно, почему на историческую сцену прежде
всего являются южные полуострова Европы, почему
древний цивилизованный мир (Римская империя) об-
хватывал в Европе южные полуострова, Галлию и Бри-
танию, значит, южную и западную окраины. Средняя
и Северо-Западная Европа, Германия и Скандинавия
присоединились к римскому миру, т. е. к греко-римской
цивилизации, после; за ними примкнули к ней западные
славянские племена, и, наконец, уже очень поздно,
предъявляет свои права на европейскую цивилизацию
и государство, заключившее в своих пределах Восточ-
ную Европу. Таким образом, в истории распространения
европейской цивилизации мы видим постепенное движе-
ние от запада к востоку по указанию природы, ибо на
западе сосредоточиваются самые благоприятные усло-
вия для ранних успехов цивилизации и постепенно осла-
бевают, чем далее на восток. Любопытно в этом отно-
шении заметить пределы, где в Европе останавливается
наплыв диких азиатских орд, народов первичного обра-
зования; и здесь видим ту же постепенность. Наплыв
гуннов останавливается на Каталонских полях в Гал-
лии1; аварам прегражден дальнейший путь в Германии;
мадьяры засели далее на востоке, в Паннонии; татары
не могли и здесь остановиться, но наводнили восточную
равнину, где и прежде их толпились подобные им наро-
ды; вся эта погань, по выражению наших предков, сплы-
вает постепенно отсюда на восток, уступая Европе во-
сточную ее половину. Но между поражением Аттилы
при Шалоне до покорения Крыма Екатериною Вели-
кою2, когда должно положить окончательное очищение
205
европейской почвы от господства азиатцев, прошло
сколько веков! На столько веков, следовательно, исто-
рия дала ходу вперед Западной Европе пред Восточною.
Юго-западные оконечности Европы, впрочем, подверг-
лись в средние века нашествию жителей азиатских
и африканских пустынь — арабов, которые надолго
утвердили свое владычество на Пиренейском полуостро-
ве; в этом отношении при первом взгляде судьба юго-
западной оконечности Европы сходна с судьбою восточ-
ной ее окрайны, судьба Испании сходна с судьбою Рос-
сии; и Фердинанд Католик3, положивший конец влады-
честву арабов в Испании, современник нашему Иоан-
ну III 4, при котором спало татарское иго; но какая, од-
нако, разница: что заимствовали испанские вестготы
и другие европейцы у цивилизованного араба и чтб
могли заимствовать русские у татарина с товарищи —
башкирца, чувашеиина, черемиса и т. п.!
История-мачеха заставила одно из древних европей-
ских племен принять движение с запада на восток и на-
селить те страны, где природа является мачехою для
человека. В начале новой европейско-христианской исто-
рии два племени приняли господствующее положение
и удержали его за собою навсегда: германское и сла-
вянское, племена-братья одного индоевропейского про-
исхождения; они поделили между собою Европу, и в
этом начальном дележе, в этом начальном движении —
немцев с северо-востока на юго-запад, в области Рим-
ской империи, где уже заложен был прочный фунда-
мент европейской цивилизации, и славян, наоборот,
с юго-запада на северо-восток, в девственные и обде-
ленные природою пространства,— в этом противополож-
ном движении лежит различие всей последующей исто-
рии обоих племен. О первоначальном различии в харак-
терах их, о преимуществе в этом отношении одного пе-
ред другим и о влиянии этого различия на историю мы
не имеем никакого права заключать по недостатку из-
вестий; мы видим только, что одно племя изначала дей-
ствует при самых благоприятных обстоятельствах, дру-
гое— при самых неблагоприятных. Конечно, для славя-
нина, т. е. преимущественно для русского, есть сильное
искушение предположить, что племя, которое при всех
самых неблагоприятных условиях умело устоять, окру-
женное варварством, умело сохранить свой европейско-
христианский образ, образовать могущественное госу-
дарство, подчинить Азию Европе, что такое племя обна-
206
ружило необыкновенное могущество духовных сил, и, ес-
тественно, рождается вопрос: племя германское, постав-
ленное в такие неблагоприятные условия, сумело ли бы
сделать то же самое? Но неприятное восхваление своей
национальности, какое позволяют себе немецкие писате-
ли, не может увлечь русских последовать их примеру.
Славяне на великой восточной равнине Европы. Их
селения виднеются по Днепру и его притокам, по Дне-
стру, Западной Двине, Оке, по Ильменской озерной си-
стеме. Они живут отдельными родами, каждый род под
своим родоначальником; живут иные в городах, но это
громкое слово «город» не должно смущать нас, возбуж-
дать мысль о противоречии между существованием горо-
дов и особенно родового быта. Городом называлось вся-
кое укрепление, всякая городьба, и сравнительное изуче-
ние явлений вполне объясняет дело: в XVII веке русские
военные отряды, распространяя власть великого госуда-
ря по Северной Азии, находили туземцев, живших от-
дельными родами, каждый под властью своего родона-
чальника, или князьца; но обыкновенно жилища семей,
составлявших род, были укреплены, обнесены острожка-
ми, которые русским людям надобно было брать иногда
приступом с кровопролитием; в острожке бывало по че-
тырнадцати юрт, а юрты большие, в одной юрте жило
семей по десяти. На севере и северо-востоке от славян
жили финские племена под подобными же формами бы-
та; на юге и юго-востоке толпились хищные кочевники,
сменявшие, толкавшие друг друга. Славянам по време-
нам тяжело приходилось от них, не спасали города, па-
давшие в одиночку в бесполезном сопротивлении, и степ-
ной хищник запрягал славянских женщин в свою телегу.
Промчится буря — и дсе опять тихо и однообразно
по-прежнему; степные хищники исчезнут, оставив толь-
ко пословицу «изгибоша яко Обри»5; силы не возбужда-
ются постоянным присутствием врага, как возбуждены
были силы германцев враждебными движениями рим-
лян; да и как были бы возбуждены эти силы, когда
племена разбросались, затерялись на таком огромном
пространстве? Было бы слишком смешно думать, что
племена были многочисленны и наполняли сплошь про-
странство; поверка готова: многочисленно ли было
здесь народонаселение, спустя много и много веков пос-
ле описываемого времени? И теперь наша восточная
равнина принадлежит к малонаселенным частям Евро-
пы; что ж было за тысячу лет назад?
207
Но пробил час, историческое движение, историческая
жизнь началась и для Восточной Европы. По водной до-
роге, тянущейся с небольшим перерывом или волоком
от Балтийского моря к Черному, показываются лодки,
наполненные вооруженными людьми: плывет русский
князь из Новгорода с дружиною. «Платите нам дань»,—
повторяет он в каждом селении, у каждого острожка
славянского. Требование не новое, несут меха, лишь бы
только избавиться поскорее от гостей. Но на этот раз
гости не исчезают, как авары, не уходят в донские
и волжские степи, как козары. На высоком западном
берегу Днепра поднимается город, стольный город кня-
жеский, мать городов, Киев. Князь усаживается здесь
с дружиною, окрестным племенам уже нет более покоя;
по всем рекам и речкам ходит князь с дружиною, соби-
рает дань; куда не придет сам князь, придет муж кня-
жой с своею дружиною за данью; смотрят — гости рубят
городки и усаживаются в них, садятся в старых городах,
которые повыгоднее стоят и которые побольше. Кличут
клич: кто хочет селиться около городов, будет защита
и льгота; кто знает нужное ремесло, будет пожива, доро-
го будут платить ратные люди, которым не самим же
все на себя делать. И города населяются, начинаются
в них торги, стягивается народ отовсюду, пустеют села,
князек-родоначальник не досчитывается многих своих,
ушли в город, а все были люди хорошие, досужие на
всякое дело. Но села опустеют еще больше, кличут
клич: князь идет-в поход, собирайтесь, кто сможет! Мо-
лодежь поднимается, рубят лодки, уходят, и долго нет
вести; наконец, возвращаются — другие люди! Были
они в самом Цареграде, какие чудеса там видели! Ка-
кие диковинные вещи с собою привезли! Греков побе-
дили, несмотря на все их хитрости, заставили дань
платить; а кто отличился, тот в дружине у князя или
боярина; чудное житье в дружине: пир да ловы с утра
до вечера, всего много у князя, ничего не жалеет для
дружины, а какой почет!
Таким образом, история России, подобно истории
других государств, начинается богатырским или герои-
ческим периодом, т. е. вследствие известного движения,
у нас вследствие появления варяго-русских князей
и дружин их, темная, безразличная масса народонасе-
ления потрясается, и происходит выдел из нее лучших
людей по тогдашним понятиям, т. е. храбрейших, ода-
ренных большою материальною силою и чувствующих
208
потребность упражнять ее. Старая русская песня очень
хорошо определяет нам лучшего человека, богатыря,
или героя: «Сила-то по жилочкам так живчиком и пере-
ливается, грузно от силушки, как от тяжелого береме-
ни». Это мужи, люди по преимуществу, тогда как осталь-
ные в глазах их остаются полулюдьми, маленькими
людьми, мужиками. Мужи, или богатыри, своими под-
вигами начинают историю; этими подвигами их народ
становится известен у чужих народов; эти же подвиги
у своего народа становятся предметом песен, первого
материала исторического. Воображение народа пораже-
но подвигами богатырей, их победами над внешними
врагами, переменами, которые произведены их движе-
ниями внутри; все это, разумеется, преувеличивается,
представляется в гигантских размерах. Все выходящее
из ряда обычных, ежедневных явлений младенчеству-
ющий народ приписывает влиянию высших сил, и бога-
тыри необходимо являются существами выше простых
людей, им приписывается божественное происхожде-
ние; у нас же при неразвитости мифологии и скором
влиянии христианства богатырь хотя и не божествен-
ного происхождения, однако по крайней мере чародей:
князь Олег, поразивший народное воображение удачным
походом на Константинополь и богатствами, оттуда при-
везенными, является необходимо чародеем, вещим. Са-
мый рассказ о подвигах богатыря-чародея приобретает
чудодейственную силу, море утихает, когда раздается
песня о богатыре: «Тут век про Добрыню старину ска-
жут, синему морю на тишину, вам всем, добрым людям,
на послушанье». Это старинное, форменное присловье
показывает нам, что богатырские песни впервые разда-
вались на тех лодках, от которых Черное море прозва-
лось русским.
Богатыри упражняли свою силу, от которой им было
грузно; но что же делалось вследствие этого на великой
восточной равнине? Мы видели, что среди племен по-
явился город с новым характером как местопребывание
новой власти, мужа княжого; скоро потом в лучших го-
родах являются и князья, сыновья, братья главного
князя киевского; с ними дружина, которая не позволит
племени удерживать свою независимость, не платить
ясака, или дани; кроме того, лучшие силы, лучшие лю-
ди уходят из племени: одни — в дружину, другие —
в промышленное городское народонаселение, в посад-
ские люди. Народонаселение восточной равнины делится
209
уже не по племенам; здесь новое деление, три сословия
налицо: ратные люди, дружина, мужи, пред которыми
все остальное, не ратное народонаселение — черные лю-
ди, смерды, мужики; но последние делятся также на два
разряда: городское, промышленное сословие и сельчан;
последние, естественно, ослабели, потеряв лучшие силы,
ушли на самый задний план, об них не слышно; ле-
топись, как естественно, рассказывает только о тех, кто
движется, этим движением обращает на себя внимание,
заставляет двигаться других, производить перемены;
летопись поэтому рассказывает преимущественно о кня-
зьях и их дружинах, ибо они преимущественно движут-
ся; иногда упоминает и о горожанах, когда те, разбога-
тевши, усилившись и воспользовавшись усобицами, раз-
делением и ослаблением князей, подняли голос, начали
также двигаться и производить перемены своим движе-
нием; но летописец молчит о сельчанах: здесь тихо, нет
движения.
Племена исчезают в первый, богатырский, период;
вместо них являются волости, княжения с именами, за-
имствованными не от племен, а от главных городов, от
правительственных, стянувших к себе окружное народо-
население центров. Ярослав раздает своим сыновьям
волости, города, а не племена; это исчезновение племен-
ных имен служит самым ясным доказательством слабо-
сти племенного начала у нас на Руси. В истории Гер-
мании мы постоянно встречаемся с саксонцами, туринга-
ми, франконцами,.швабами, баварцами, и в соответствие
этому мы знаем, что особность, самостоятельность и си-
ла племен были причинами того, что, государственное
единство Германии стало невозможно, о чем плачут те-
перь немецкие патриоты. Сила племени, его стремление
к особности и самостоятельности обнаруживаются не в
том, что одно говорит ц там, где другое употребляет ч;
влияние племенного начала в истории не условливается
одними различиями в нравах и обычаях, происходящи-
ми оттого, что одни живут в стране болотистой, а дру-
гие в сухой, одни в лесах, другие в степи, племенное
начало является влиятельным в истории только тогда,
когда племя многочисленно, сомкнуто под одною вла-
стию и путем исторической деятельности получило ясное
сознание о своей самостоятельности, сознание о проти-
воположности своей другим племенам вследствие приоб-
ретения особых интересов. Но замечаем ли мы что-ни-
будь подобное у наших племен до Рюрика и после него?
210
Неужели отказ платить ясак, когда прежде его не пла-
тили, и возмущение части древлян, выведенных из тер-
пения хищничеством киевского князя, похожи на борьбу
сйксонцев против вождя франков Карла Великого?
Славянское народонаселение различных местностей
восточной равнины потеряло свои племенные имена, зна-
чит, потеряло сознание о племенных особенностях, о пле-
менных союзах; значит, особенности эти не выдавались
резко; значит, союзов этих не было или были они слу-
чайным явлением. Быт этих племен, живших отдельны-
ми родами, подвергся коренному преобразованию вслед-
ствие начала движения, исторической жизни, вследствие
появления князя, дружин и городского народонаселе-
ния, порознившегося от сельского. Но перемены этим
не ограничились: вследствие геройского, богатырского
движения, далеких походов на Византию явилась и рас-
пространилась новая вера, христианство, явилась цер-
ковь, еще новая, особая часть народонаселения, духо-
венство; прежнему родоначальнику, старику, нанесен
был новый, сильный удар: он потерял свое жреческое
значение; подле него явился новый отец, духовный, свя-
щенник христианский, и эта новая'Власть тянула к горо-
ду, потому что там жил архиерей.
Но понятно, что этот переворот в быте славянского
народонаселения восточной равнины не мог закончиться
в продолжение начального, богатырского, времени, от
Рюрика до смерти Ярослава I. Известно, например, как
слабо еще укоренено было христианство в конце этого
времени и долго спустя, как в Новгороде волхв чуть не
обратил всего народа снова к древнему язычеству. Во-
инственное движение первых князей обхватило все пле-
мена и в каждом более или менее повело к означенным
переменам; но известно, что юные тела представляют
сходство с телами одряхлевшими, ибо и здесь и там дей-
ствует одинаково слабость; так и новорожденные госу-
дарства сходны, по-видимому, в том с одряхлевшими,
что не могут сохранить единства, непосредственной свя-
зи между частями. Одряхлевшее Римское государство
покончило свое существование разделением; разделени-
ем новые европейские государства начинают свою исто-
рию. Новорожденное Русское государство не могло не
подчиниться общему закону. Но должны ли мы здесь
останавливаться на одной видимости, ограничиваться
одним внешним, поверхностным взглядом и признать
действительное разделение? Конечно, нет. Мы должны,
211
наоборот, обратить все наше внимание на то, на чем при
внешнем делении держится внутренняя связь частей,
что не дает им обособиться; как постепенно укрепляется
связь частей, единство государственное; мы должны сле-
дить за развитием, ростом государства вместе за разви-
тием, ростом народа, за постепенным уяснением созна-
ния его о себе как едином целом.
Мы видели, что племена не были в состоянии проти-
водействовать усилению государственного единства.
Главным препятствием этому единству могло быть гро-
мадное пространство государственной области, очерчен-
ной оружием первых Рюриковичей. С успокоением дви-
жения, богатырства, знаменующего начало историче-
ской жизни народа, или с отвлечением этого движения
куда-нибудь в другую сторону связь собственной в нача-
ле Руси Киевской области с отдалёнными волостями
могла ослабеть; правители волостей благодаря отдален-
ности могли устремиться к самостоятельности, особенно
если бы главный князь киевский стал требовать от них
исполнения тяжелых обязанностей, большой дани себе
с их волостей; тогда бы и выгоды народонаселения этих
областей совпали с выгодами правителя и все вместе
начало бы стремиться к независимости. Чтоб удержать
все части в связи, надобно было, чтоб движение, зна-
менующее первый, богатырский, период, не прекраща-
лось, чтоб представители исторического движения, князь
и дружина, не прекращали своего движения, но перебе-
гали бы беспрестанно обширные пространства восточной
равнины, не давая волостям обособляться, возбуждая
их беспрерывно к общей жизни. Это именно явление мы
и видим во время, протекшее от смерти Ярослава I до
выступления Северной Руси на главную сцену действия.
Движение сильное, беспрерывное, князья с дружинами
переходят из одной волости в другую, идет борьба, усо-
бицы, и вся сила движения сосредоточена внутри рус-
ских областей, не выходит наружу; много видим кня-
зей — богатырей не хуже древнего Святослава Игоре-
вича, но ни один из них не переселяется на Дунай. Это
движение условливалось родовыми княжескими отно-
шениями: князья разошлись по волостям, даже самым
отдаленным, но единство рода сохранялось, главный
стол принадлежал старшему в целом роде, а лучшие во-
лости доставались по степени старшинства: отсюда
князья только временные владельцы в волостях своих;
все их внимание обращено на то, чтоб не потерять сво-
212
его старшинства как права на лучшую волость; взоры
их устремлены постоянно на Киев, и вместо стремления
обособиться они считают величайшим несчастием для
себя, если принуждены выйти из общего родового дви-
жения.
Но понятно, что если все внимание князей обращено
на одно общее средоточие, если у них у всех один об-
щий интерес, если все тянут к Киеву, то и волости, и на-
родонаселение этих волостей не могут обособиться; ро-
стовцы и черниговцы, владимирцы на Волыни и смоль-
няне должны обращать постоянное внимание на Киев,
на Переяславль, ибо перемены, которые произойдут
здесь, непременно повлекут за собою важные перемену
и для их области: или прежний князь уйдет, придет друг
гой на его место, или начнется усобица, в которой их
князь и они сами должны будут принять участие. Таким
образом, посредством родовых княжеских отношений,
посредством беспрестанных передвижек князей и дру-
жин их из одной области в другую народонаселение
и самых отдаленных областей не могло высвободиться
из общей жизни, постоянно имело общие интересы и
укореняло в себе сознание о нераздельности Русской
земли. Разумеется, частые смены князей вследствие ро-
довых их счетов и усобицы, от запутанности в этих счет
тах происходившие, должны были иметь тяжелые по-
следствия для народонаселения областей; но нельзя
было заставить князя отказаться от родового единства;
новгородцы пробовали было завести у себя постоянного
князя, но безуспешно. По крайней мере связь с Киевом
ничего не стоила областям в другом отношении: они ни-
чего не платили в Киев и были от него совершенно не-
зависимы.
К единству политическому, державшемуся родовыми
княжескими отношениями, присоединялось единство
церковное: единый митрополит жил в Киеве, и к нему
тянули епископы всей Русской земли, к Киеву тянуло
все русское христианство, которое все более и более рас-
пространялось по восточной равнине, тесня славянское
и финское язычество. К Киеву тянуло русское христиан-
ство не потому только, что там было средоточие церков-
ного управления: из Киева распространилось христиан-
ство повсюду, сперва вследствие ревности князей и дви-
жения их с дружинами по областям; но потом из Киева
же пошли с проповедью христианства монахи; Киево-
Печерский монастырь рассылал епископов повсюду; ре-
213
лигиозное движение к Киеву по всем частям'Русской
земли, обычай ходить на поклонение святыням Киева
не со вчерашнего дня.
Таким образом, то время, которое с первого раза
кажется временем разделения, розни, усобиц княжеских,
является временем, когда именно было положено проч-
ное основание народному и государственному единству.
Во время, протекшее от призвания князей до смерти
Ярослава, племена волею-неволею были втолкнуты
в общую жизнь, быт их подвергся изменениям; но это
были во всем только начатки; чтоб эти начатки разви-
лись, укрепились, нужно было продолжение такого же
сильного движения князей и дружин их, движения, со-
средоточенного в области, намеченной оружием первых
князей. И действительно, мы видим это движение, совер-
шающееся вследствие единства княжеского рода, родо-
вых счетов между князьями. Время и от смерти Яросла-
ва до Боголюбского представляет нам продолжение то-
го же героического, богатырского, периода движения,
имеющего целью пробуждение исторической жизни.
Князья по-прежнему отличаются богатырским характе-
ром; они движутся беспрестанно из одной области в дру-
гую; усесться на одном месте, завести что-нибудь проч-
ное, постоянное не в их характере; хороший князь не
должен ничего копить, собирать впрок, должен все раз-
давать дружине, с которою может добыть все; князь
имеет в виду постоянное движение с одного стола на
другой до тех пор, пока не сложит костей в заветном
Киеве, подле гробов отцовских и дедовских. Князь-бога-
тырь, который оставил по себе больше других славы,
Мономах, сам подал о себе весть потомству, описал
свою деятельность; эта деятельность состояла в вечном
движении, в беспрерывных походах из одной стороны
в другую. Если мы взглянем на карту России и припом-
ним, что должно было представлять это обширное про-
странство в XI и XII веках, то понятно нам станет зна-
чение Мономаха, значение этой постоянной передвижки,
беготни, под условием которых поддерживались начат-
ки исторической жизни во всех частях, поддерживалось
всюду сознание о единстве Русской земли.
До призвания князей существовали отдельные племе-
на, сходством своим способные принадлежать к одной
народности; с призванием князей, с началом историче-
ского движения племена приводятся в связь, преимуще-
ственно внешнюю, начинается переработка их быта; но
214
только благодаря явлениям, характеризующим время от
смерти Ярослава до конца XII века, является русский
народ.
Так важно было продолжение движения на великой
восточной равнине Европы, продолжение героического,
богатырского, периода русской истории по условиям,
среди которых эта история началась, по обширности
и девственности страны. Но теперь всмотримся в след-
ствия этого продолжительного движения. Когда мы
представляем себе постоянное, продолжительное движе-
ние, то это представление не дает места представлению
о чем-либо прочном, установившемся. В Западной Евро-
пе при начале ее новых государств мы видим движение
германских дружин с их вождями в области Римской
империи и вооруженное занятие ими этих областей. Но
здесь мы видим, что пришельцы овладевают землею,
усиживаются на ней, главные вожди из своих обширных
земельных участков выделяют другим в пользование
с известными обязанностями; волости, розданные во вре-
менное владение, по разным причинам становятся на-
следственными; слабый землевладелец, желая приоб-
ресть покровительство сильного соседа, отдает ему свою
землю и получает ее назад уже с известными обязанно-
стями к сильному. Здесь, на Западе, на основании позе-
мельных -отношений образуется та связь между земле-
владельцами, которую мы называем феодализмом, связь,
которая в первые времена, времена слабости государст-
венного организма, точно так же содействовала сохране-
нию единства страны, как наши родовые княжеские от-
ношения. Земля, отношения по земле составляют сущ-
ность феодальной системы. Эта система, по счастливо-
му выражению одного историка, есть как бы религия
земли. Недвижимое имущество, земля, господствует,
и только после, вследствие развития промышленности
и торговли, процветания городов получает важное зна-
чение движимое имущество, деньги, является и денеж-
ная аристократия подле земельной. Но у нас, на восточ-
ной равнине, мы не замечаем подобного явления. Как
ни вчитываемся в летопись, чтоб подметить в ней указа-
ния на земельные отношения дружины,— не находим
ничего. И опять если обратим внимание на главное усло-
вие, при котором началась и продолжалась русская исто-
рия, именно на обширность страны и малочисленность
народонаселения, то дело объяснится легко; земли бы-
ло слишком много, она не имела ценности без обрабаты-
215
вающего ее народонаселения; главный доход князя,
который, разумеется, шел преимущественно на содержа-
ние дружины, состоял в дани, которую князь собирал
с племен и которая потом продавалась в Греции; внача-
ле если князь не ходил за данью, то дружина его бед-
ствовала. «У Свенельдовых отроков много оружия и
платья, а мы босы и наги; пойдем, князь, с нами за
данью!» — говорит дружина Игоря. Известие драгоцен-
ное, показывающее нам, как мы должны смотреть на
дело. Дружинники не усаживаются на выделенных им
земельных участках в самостоятельном положении зем-
левладельцев, обеспеченных доходом с этих земель; они
остаются с прежним характером спутников, товарищей
князя, остаются при нем привязаны к особе князя, вож-
дя своего, который их кормит и одевает; кормит и оде-
вает дурно, они ропщут, и если ропот не производит дей-
ствия, если князь не уступает им, как уступил Влади-
мир, выложивший серебряные ложки вместо деревян-
ных, то дружинники уходят к другому князю, который
щедрее. Но, Может быть, так было только вначале, пос-
ле отношения переменились? Нисколько: от позднейше-
го времени доходят до нас известия, что дружинники
кормились не от земли, но получали от князя денежное
жалованье; летописец, жалуясь на усилие роскоши,
говорит, что прежние дружинники ие позволяли женам
своим излишней роскоши и потому довольны были сот-
нею гривен, получаемых от князя, а теперь говорят:
«Мало мне, князь, ста гривен!» — потому что жены
их стали носить золотые украшения вместо сереб-
ряных.
Иначе и быть не могло при родовых княжеских от-
ношениях, когда князь не был крепок в своей волости,
но, стремясь по родовой лестнице к старшему столу,
переходил из одной волости в другую; дружина следо-
вала за ним; князя выгоняли враждебные родичи, дру-
жину постигала та же участь. При подобной перекочев-
ке могла ли недвижимая земельная собственность иметь
важное значение?
Таким образом, дружина после появления ее на во-
сточной равнине в продолжение нескольких веков не уса-
живается, но сохраняет первоначальный характер, ха-
рактер военного общества, братства, которое с своим
вождем движется, ища подвигов и добычи. Дружина хо-
рошо, весело живет при князе: князь — старший това-
рищ, старший брат, а не повелитель; он не таится от
216
дружины, дружина знает всякую его думу; он ничего не
щадит для дружины: ни еды, ни питья, ничего не копит
себе, все раздает дружине; а не хорош князь, думает
свою думу врознь от дружины, скуп князь или завел
любимца, дружинники покидают его; им легко это-де-
лать; они не связаны с областию, где правит покинутый
князь; они русские, а Русская земля велика и князей
много, каждый с радостию примет доброго воина. Так
в продолжение целых веков русские дружинники при-
выкли жить в этой первоначальной форме военного
братства, привольно двигаясь из волости в волость на
неизмеримом пространстве, сохраняя первоначальную
волю, свободу перехода, право служить какому захочет
князю, привыкли жить беззаботно, не думая о завтраш-
нем дне, не чувствуя никакого давления сверху, не чув-
ствуя нужды соединять свои силы для отпора, для за-
щиты своих прав, привыкли избегать всякой неприятно-
сти, всего дурного не сопротивлением, но уходом, при-
выкли руководиться интересами личными, а не со-
словными.
Но, говоря о родовых княжеских отношениях и важ-
ных следствиях этих отношений для дружины, мы не
должны упускать из виду одного чрезвычайно важного
обстоятельства, 'именно быстрого размножения членов
Рюрикова княжеского рода. Приведенный нами случай,
когда дружинники становятся землевладельцами, не
есть единственный случай образования сильного вельмо-
жества в стране. Вельможество происходит также, ког-
да князь раздает своим приближенным города и целые
области в управление; эти правители, естественно, при-
обретают важное значение и передают его1 потомству.
Так произошло польское вельможество, которое очень
скоро уже начинает бороться с королевскою властию,
ограничивать ее. Но в России очень быстро размножа-
ются члены княжеского рода, вследствие чего все обла-
сти и все сколько-нибудь значительные города управля-
ются князьями и для бояр прегражден, таким образом,
путь к образованию могущественного, вроде польского,
вельможества; на первом плане князья, их родовые сче-
ты и движения, борьбы вследствие этих счетов; дружи-
на, увлеченная вихрем этого движения, не успевает при-
обрести никакого самостоятельного значения; отсюда
понятно, почему в описываемое время князья наполня-
ют почти исключительно всю историческую сцену; ле-
топись является летописью княжескою, говорит о кня-
217
зьях, их одних имена попадаются беспрестанно в глаза
и производят такое утомительное однообразие.
Но всмотримся пристальнее: подле князей и дружин
их, не усевшихся, перекочевывающих из одной области
в другую, что обличает общество новорожденное, мы за-
мечаем любопытное явление, которое еще более облича-
ет новорожденное общество, явление, уже невозможное
в обществе сколько-нибудь зрелом, сформировавшем-
ся,— летопись упоминает о богатырях, людях, отлича-
ющихся особенною физическою силою и храбростию
и которые не входят в дружину княжескую, составляют
особую силу, помогая то тому, то другому князю. Исто-
рия может еще подметить иа девственной восточной рав-
нине процесс первоначального выделения сил из народо-
населения, приведенного в движение. А если сравним
общество, о котором идет речь и которое мы называем
новорожденным в смысле общества европейского, отли-
чающегося сложностию своего построения, чем оно
и выше, совершеннее других обществ,— если мы срав-
ним русский народ XI и XII века с соседями восточны-
ми, то как высоко станет он! Подле степь с ее кочевы-
ми обитателями; и здесь мы опять можем наблюдать
переход народов от кочевого быта к оседлому; между
дикими степными кочевниками и оседлою Русью обра-
зуются народцы полукочевые и полуоседлые, полунеза-
висимые, имеющие собственных князьков, но призна-
ющие верховную власть русских князей, причем, однако,
нередко изменяют,в пользу своих диких собратий.
Но в то время как на восточной равнине князья
и дружины, сохраняя первоначальный богатырский
характер, не покидают движения, не привязываются
землевладением, как на Западе, города, которым вслед-
ствие счастливого положения своего удалось подняться
чрез промышленность и торговлю, необходимо должны
были приобрести важное значение именно потому, что
другие силы, князь и дружина, представляли начало
подвижное, изменяющееся, а города представляли по-
стоянное, прочное. Волости, земли, второстепенные,
младшие города тянут к старшему, сначала потому, что
там живет князь; но теперь князья меняются, спорят,
трудно разобрать, кто из них прав. И младшие города,
вся волость, естественно, по старой привычке смотрят
на старший, что там скажут? Как решат, так и все дру-
гие решат. Старшие города, жители его, собранные на
вече, являются, таким образом, властью, и на чем они,
218
старшие, положат, на том и пригороды станут. При
множестве князей, их спорах и усобицах города, естест-
венно, стремились к тому же положению, какое приоб-
рела дружина: переходить от дурного князя к лучшему.
Вскоре по смерти Ярослава, когда явилось уже несколь-
ко князей, киевляне выгоняют князя, который не умел
защитить их от половцев, и берут себе другого, его
пленника. Впоследствии эти явления повторяются где
чаще, где реже, в Новгороде Великом чаще всего. Есте-
ственно, что при этом происходили условия, ряды. Толь-
ко новгородские ряды дошли до нас; что же касается
до других городов, то нельзя думать, чтоб в них было
много определений относительно самостоятельности го-
родского' управления: как дружинник, имея возможность
обеспечивать себя лично свободным переходом, забыл
думать о каких-либо других определениях своего сослов-
ного положения, точно так и города встречали препятст-
вие к точнейшим определениям своего быта именно
в возможности переменить дурного правителя и судью;
призовут на его место хорошего, уговорятся с ним, чтоб
поставил всюду хороших второстепенных правителей
и судей, и все пойдет хорошо. На западе владелец жил
постоянно тут, был вечным землевладельцем; от его при-
теснений городу не было другого средства, как поцело-
вать крест, стоять за один (jurer la commune), с по-
мощью высшего авторитета заставить притеснителя
определить навсегда свои отношения к городу. На Руси
же иное дело: против князя доброго и несильного не
нужно обеспечений, а придет на его место князь силь-
ный, тот не станет смотреть на ряд своего предшествен-
ника, не будучи с ним ничем связан, часто будучи вра-
гом его; высшего же авторитета, который бы мог утвер-
дить права города относительно его князя, нет; все
князья равны на своих столах и высшего над собою не
признают. Наконец, лучшее доказательство неразвито-
сти самоуправления в древних городах русских — это
когда некоторые из них подпали под власть Литвы, то
приняли чужие формы самоуправления, именно немец-
кое магдебургское право6: чужие формы добровольно
берутся тогда, когда нет своих.
Духовенство, начальные его люди, архиереи, хотя
часто и пришельцы, но, оставаясь постоянно среди сво-
ей паствы, не могли не иметь большого влияния на де-
ла волости, на ее отношения к князьям; владыке при-
надлежало первое место во всяком видном случае. Сре-
219
ди постоянно движущихся, друг с другом воюющих кня-
зей, среди движущихся вместе с князьями дружин, сре-
ди волостей, колеблющихся, мятущихся вследствие это-
го движения и борьбы, единый митрополит киевский
и всея Руси мог бы приобрести огромное значение: это
была одна постоянная сила среди других движущихся,
следовательно, слабейших. Но этот митрополит был
обыкновенно грек, чужой человек, без языка перед на-
родом, без влияния.
Таким образом, во сто лет, протекшие от смерти
Ярослава I, мы видим, что преимущественно вследствие
продолжения движения все элементы задержаны в сво-
ем развитии, налицо все первоначальные формы: бродя-
чие дружины, члены их, свободно переходящие от одно-
го князя к другому, в челе дружин неутомимые князья-
богатыри, переходящие из одной волости княжить в дру-
гую, ищущие во всех странах честь свою взять, не по-
мышляя ни о чем прочном, постоянном, не имея своего,
но все общее, родовое; веча с первоначальными форма-
ми народных собраний безо всяких определений; а тут,
на границе, кочевники переходят к полуоседлости, немно-
го далее, в степи, виднеются вежи и чистых кочевников.
Все здесь, на восточной равнине, отзывается первобыт-
ным миром, общество как будто еще в жидком состоя-
нии, и нельзя предвидеть, в каком отношении найдутся
общественные элементы, когда наступит время перехода
из этого жидкого, колеблющегося состояния в твердое,
когда все усядется щ начнутся определения.
Когда же и где именно, при каких условиях начались
эти. определения? От уяснения этих вопросов зависит
уяснение всего последующего хода истории. Мы видели,
что история сначала выбирает всегда лучшие земли,
и отсюда постепенность исторического движения в Евро-
пе с юга на север или с юго-запада на северо-восток.
То же самое видим и у нас, на восточной равнине. Исто-
рия начинается здесь на западе, на водном пути из
Балтийского моря в Черное; начинается на северо-запа-
де, но уже второй князь переселяется с севера на юг,
в среднее Приднепровье, в лучшие страны, где и обра-
зуется собственная в древности Русь. Здесь, в западной
части равнины, по великому водному пути, остается
главная историческая сцена при первых князьях и сто
лет спустя по смерти Ярослава Великого. Но мы виде-
ли, что изначала славянам суждено было двигаться на
северо-восток, в страны, более и более обделенные при-
220
родою: какой-то сильный враг когда-то потеснил славян
с Дуная и заставил часть их поселиться по рекам во-
сточной равнины; но и тут, в лучших юго-западных час-
тях этой равнины, они не могли долго оставаться в по-
кое даже и тогда, когда русские князья соединили их
и в челе дружин своих стали на стороже Русской зем-
ли, обстроили ее городками со стороны степи: ни рус-
ские князья с их дружинами, ни русские городки не
могли сдерживать наплыва кочевников; города и села
лежали пустые, обгорелые, пахарь не смел выехать иа
работу, половецкие вежи наполнялись русскими раба-
ми, и походы князей в далекие степи на разгром хищни-
ков приносили только минутное облегчение. Чернигов-
ский князь объявил, что его волость опустошена, что
в его городах живут только псари да половцы; другие
пограничные со степью княжества не могли быть в луч-
шем положении. Усобицы княжеские происходили пре-
имущественно в этих же странах, и князья приводили
тех же половцев.
Такое несчастное положение юго-западной Украины
необходимо заставляло часть ее жителей выселяться
в страны более спокойные. Эти страны были именно от-
даленные северо-восточные волости русские, суровая
климатом, бедная населением область верхней Волги,
где князья, тяготясь малолюдностью, отовсюду призы-
вали насельников, давали им льготы, строили им города.
В каких же условиях нашлось народонаселение
в этой новой стране?
Если в старой, западной или юго-западной, Руси
племенное деление имеет так мало исторического значе-
ния, то в новой, северо-восточной, Руси о племенах нет
и помину. Летопись до прихода варяго-русских князей
указывает здесь финские племена; но в половине XII ве-
ка мы имеем здесь дело уже с славяно-русским народо-
населением. Прибытие одних русских князей с их дру-
жинами не могло ославянить туземцев: мы знаем, как
обыкновенно господствующий класс сохраняет одну на-
родность, а низшее народонаселение — другую; для ос-
лавянения северо-восточной Руси необходим был силь-
ный приплыв славянского народонаселения в города
и села. Но этот приплыв совершился не целыми особы-
ми племенами, а вразброд; стекались поодиночке или
небольшими толпами из разных местностей, сталкива-
лись с чужими, е иноплеменниками, без возможности,
следовательно, сейчас же составить крепкий союз, при-
221
ходили с сознанием своей слабости, зависимости. В за-
падных областях славяне были старые насельники, ста-
рые хозяева, князья были пришельцы; на востоке, наобо-
рот, славянские поселенцы являются в страну, где уже
хозяйничает князь; князь строит городки, призывает на-
сельников, дает им льготы; насельники всем обязаны
князю, во всем зависят от него, живут на его земле,
в его городах. Эти-то отношения народонаселения к кня-
зю и легли в основу того сильного развития княжеской
власти, какое видим на севере. Разумеется, многое зави-
село здесь от того, воспользуются ли князья своими
выгодными отношениями к новому народонаселению,
к новым своим городам, не встретят ли в других частях
народонаселения сильных препятствий. Явился именно
такой князь, который как нельзя лучше воспользовался
своими выгодными отношениями к новому народонасе-
лению, именно Андрей Боголюбский. Он переселяется
жить из старого города Ростова Великого в новый Вла-
димир-на-Клязьме, где нет веча, где власть княжеская
не встретит преград. Андрей понимает очень хорошо
значение слов мое, собственность и не хочет знать Юга,
где князья понимают только общее родовое владение.
Андрей, как древний богатырь, чует силу, получаемую
от земли, к которой он припал, на которой утвердился
навсегда; он не покидает этой земли, не переезжает
в Киев, когда тот достался ему и по родовым правам,
и по правам победы. Этот первый пример привязанно-
сти к своему, особому, первый пример оседлости стано-
вится священным преданием для всех северных князей,
и отсюда начинается новый порядок вещей.
Мы сказали: при зачале утверждения .нового поряд-
ка вещей многое зависело от того, воспользуются ли
князья своим выгодным положением, не встретят ли пре-
пятствий в других частях народонаселения? Дело не
обошлось без борьбы. Южные князья-богатыри, при-
выкшие смолоду никого не бояться, кроме бога одного,
встали, увидав, что Андрей, северный самовластец, стал
обходиться с ними не по-прежнему, не как с родствен-
никами, но как с подручниками; они разбили большое
войско Андреево, высланное против них на юг; но этим
оборонительным действием князей дело и кончилось на
Юге; Север с зачавшимся в нем новым порядком остал-
ся не тронут. Новгород Великий с храбрым князем,
приехавшим к нему с Юга, отбился от полков Андрее-
вых, видел бегство их от стен своих, но этим оборони-
222
тельным действием со стороны сильнейшего самовла-
стительного города на Руси дело и кончилось; Новгород
Великий не помог Ростову Великому, в который Андрей
ударил пятою, по тогдашнему выражению, переехал
жить в пригород и украшал этот пригород как стольный
город назло старому Ростову. Мы видели, как привыкли
жить дружинники с князем, не как с повелителем, но
как со старшим товарищем, как с вождем, которому
служат по любви, из охоты и покидают при первом
неудовольствии. Андрей не ужился с этими обычными
требованиями дружины и погнал из своей волости ста-
рых бояр отцовских: что же бояре остальных волостей
русских? Встали за обиду товарищей? Нисколько.
Повсюду ограничились только обороною от наступа-
тельных действий северного самовластца; он остался
нетронутым в своей волости. Здесь борьба не кончилась:
Андрей пал жертвою нового порядка, им введенного,
бояре убили его. Но это воровское дело, это ночное на-
падение, ночное убийство сурового господина показывает
лучше всего слабость в людях, совершивших преступле-
ние. Однако человека, сжимавшего все в сильной руке,
не было более, следовательно, теперь все, что было сжа-
то только, а не изгибло, могло подняться, выпрямиться.
Поднимается старый вечевой город Ростов, хочет низло-
жить дерзкий пригород Владимир, взявший первенство
по воле князя; с старым городом по единству выгод
соединяются бояре; но пригороды побеждают, Ростов
окончательно теряет свое значение, и князья утвержда-
ются в пригородах, где нет веча, где власть их ничем
не стеснена.
Исход борьбы между старым городом и новыми имел
решительное влияние на дальнейший ход событий на се-
вере, а следовательно, и в целой России, ибо север по-
лучает преобладающее значение. Мы видели, что вслед-
ствие родовых княжеских отношений, перемещений
и усобиц власть княжеская являлась чем-то непостоян-
ным, изменяющимся, и во сколько она ослабела чрез
это, во столько выиграло значение старшего города
в волости, который представлял власть постоянную. Та-
ким образом, в земле подле власти княжеской являлась
другая власть, и чем чаще в которой земле менялись
князья, чем с меньшими силами приходили они как
искатели волости, стола, тем более поднималось значе-
ние другой, постоянной власти, города: так, Новгород
Великий поднялся до значения государя, хотя не исклю-
223
чил н власти княжеской, остался при выработанном
историею двоевластии, не постаравшись о более точном
юридическом определении. Такое двоевластие было бо-
лее или менее и в других областях, в других землях во
время господства родовых княжеских отношений. Но
как скоро на севере князь сделал первую попытку уста-
новиться, сделаться властию постоянною, то, естествен-
но, он прежде всего должен был столкнуться со властию
старшего города. Исход столкновения легко было пред-
видеть на севере, где князь явился повелителем страны,
строителем городов, где князь, следовательно, создал
себе силу, опираясь на которую мог начать поведение,
каким отличался Андрей Боголюбский. Андрей, впро-
чем, как видно, не вступал в открытую борьбу с старым
городом Ростовом, он только оставил его и устроил себе
свой стольный город в пригороде Владимира, он точно
так же поступил и с Киевом, етаршим городом во всей
Русской земле; племянник его Ярослав Всеволодович
хотел точно так же поступить с Новгородом, покинувши
его и утвердивши свое пребывание в пригороде Торжке.
Только когда по смерти Боголюбского ростовцы выска-
зали свои требования, началась открытая борьба между
ними и братьями Андрея, кончившаяся поражением
ростовцев. Неудивительно, что борьба была непродол-
жительна; обратив внимание на положение Ростова,
трудно предположить, чтоб этот город был силен, имел
многочисленное народонаселение вследствие большой
торговой деятельности; трудно предположить, чтоб этот
город, запрятанный своими строителями, финскою ме-
рею от живого пути, от Волги, к печальному мертвен-
ному озеру, чтоб этот город процветал, подобно Новго-
роду, Смоленску, Полоцку.
Низложен был старый вечевой город, и на севере
водворилось однообразие: все города новые, незначи-
тельные; Ростов заброшен, Владимир не успел еще под-
няться в значении столицы великокняжеской, как был
разорен татарами и также заброшен; великие князья
живут в своих опричнинах, в своих наследственных го-
родах: то в Переяславле, то в Твери, то в Костроме, то
в Москве. Нельзя не заметить в русской истории относи-
тельно городов важной по своим последствиям односто-
ронности: в западной половине, где была главная исто-
рическая сцена в древности, мы видим ряд значительных
городов, процветавших именно потому, что они были на
дороге из варяг в греки, т. е. из Северной Европы
224
.в Южную; в северо-восточной части, которая теперь
выступает на первый план, по другим, менее благопри-
ятным природным условиям значительных городов нет,
и потому не обнаруживают они влияния на последую-
щий ход событий, которые совершаются мимо их. Горо-
да являются здесь преимущественно большими огоро-
женными селами, и государство, здесь сложившееся,
окрепнувшее, получает преимущественно характер госу-
дарства земледельческого.
Вообще движение русской истории с юго-запада на
северо-восток было движением из стран лучших в худ-
шие, в условия более неблагоприятные. История высту-
пила из страны, выгодной по своему природному поло-
жению, из страны, которая представляла путь из Север-
ной Европы в Южную, из страны, которая поэтому на-
ходилась в постоянном общении с европейско-христиан-
скими народами, посредничала между ними в торговом
отношении. Но как скоро историческая жизнь отливает
на восток в области верхней Волги, то связь с Европою,
с Западом, необходимо ослабевает и порывается не
вследствие мнимого влияния татарского ига, а вследст-
вие могущественных природных влияний: куда течет
Волга, главная река новой государственной области, ту-
да, следовательно, на восток, обращено все. Но Запад-
ная Россия, что же с нею сделалось? Она осталась на
.своем месте, не могла передвинуться на восток? Запад-
ная Россия, потеряв свое значение, потеряла способы
к дальнейшему материальному, государственному и
нравственному развитию, способы иметь влияние на
Восточную Россию результатами своего общения с евро-
пейскими народами. Мы видели, чему подвергалась она
вследствие соседства своего с степью, с хищными кочев-
никами, половцами. Татары и литва разорили ее вконец.
Киев, в старину вторая Византия, являлся путешествен-
нику в виде ничтожного городка, с окрестностями, похо-
жими на кладбище. Запустелая, лишенная сил, раздроб-
ленная, Юго-Западная Русь подпала под власть князей
„литовских. Галич, счастливый уголок, где было сосре-
доточились последние силы Юго-Западной Руси, быстро
поднялся и процвел, но скоро и пал вследствие своего
.уединения от остальной, живой Руси, т. е. Великой, ибо
Малую Русь в описываемое время нельзя было назвать
живою. Политическая связь между Восточною и Запад-
ною Русью рушилась; мало того, возникла вражда
вследствие соперничества правителей, которые постара-
8 С М Соловьев 225
лись разрушить церковное единство: явилось два осо-
бых митрополита, в Киеве и Москве.
Кровный союз был нарушен, родные братья разде-
лились, разошлись; сколько от этого разделения поте-
ряно было материальных сил, об этом говорить нечего.
Деньги — дело нажитое, говорит пословица; так и во-
обще материальные силы; но сколько от этого раздела,
от этой долгой жизни особняком потеряно было нравст-
венного, духовного богатства! Русский человек явился
в северо-восточных пустынях бессемеен во всем печаль-
ном значении, какое это слово имело у нас в старину,
Одинокий, заброшенный в мир варваров, последний,
крайний из европейско-христианской семьи, забытый
своими и забывший о своих по отдаленности, разрознив-
шийся и от родных братьев — вот положение русского
человека на северо-востоке; и целые века предназначе-
но было ему двигаться все далее и далее в пустыни во-
стока, жить в отчуждении от западных собратий. Но
если для развития сил как отдельного человека, так
и целого народа необходимо общество других людей,
других народов, если только при этом условии возмож-
но движение мысли, расширение сферы деятельности, тр
понятно, какие следствия для русского народа должнд
было иметь отсутствие этого условия.
Другие благоприятные условия могли бы, хотя отча-
сти, восполнить недостаток главного условия, необходи-
мого для успешного развития народной жизни, например
благоприятный климат, плодоносие почвы, многочислен-
ное народонаселение в обширной и разнообразной стра-
не, что делает возможным разделение занятий, обшир-
ную внутреннюю торговлю, беспрерывные сообщения
различных местностей друг с другом, процветание боль-
ших городов. Ничего подобного не могло быть в северо-
восточной России. Печальная, суровая, однообразная
природа не могла живительно действовать на дух чело-
века, развивать в нем чувство красоты, стремление
к украшению жизни, поднимать его выше ежедневного,
будничного однообразия, приводить в праздничное со-
стояние, столь необходимое для восстановления сил,
Малочисленное народонаселение было разбросано н^1
огромных пустынных пространствах, которые беспре-
станно увеличивались без соответственного умножений
народонаселения. Все это было бедно и слабо без воз>
можности к самостоятельной жизни, без возможности
защиты при встрече с какою бы то ни было силою. По<
226
смотрим, что иногда происходило в городе относительно
довольно значительном? Жители прячутся, затворяются
ставни домов, запираются лавки: в город въехал при-
казчик соседнего богатого землевладельца, окруженный
толпою подвластных ему крестьян, и похваляется вся-
кою похвальбою на горожан. Эта слабость отдельных
частей вела к тому, что все они и во всем обращались
к Москве, туда посылали свои жалобы, оттуда ждали
защиты. Сила, широта взгляда, сознание своего положе-
ния и отсюда могущественные побуждения упорно охра-
нять одно и отвергать другое зависят от сосредоточения
больших масс в одной местности с сильною и разнооб-
разною деятельностью. Когда народ сплочен внутренне
вследствие достаточного числа жителей соответственно
обширности страны; когда народ сплочен разделением
занятий, поставившим различные местности, различные
части народонаселения в неразрывную связь и зависи-
мость друг от друга; когда эти местности и части наро-
донаселения находятся в беспрерывном общении друг
с другом, связаны общими интересами, принимают горя-
чее участие в судьбе друг друга, одним словом, живут
сознательно общею жизнею,— то такая внутренняя
сплоченность, связь, условливает возможность децентра-
лизации, возможность самоуправления частей без вреда
политическому единству; когда разбитый член организ-
ма внутренне сросся, тогда внешние повязки и лубки
более не нужны. Наоборот, когда части народонаселе-
ния, разбросанные на огромных пространствах, живут
особною жизнию, не связаны разделением занятий, ког-
да нет больших городов, кипящих разнообразною дея-
тельностью, когда сообщения затруднительны, сознания
общих интересов нет,— то раздробленные таким обра-
зом части приводятся в связь, стягиваются правитель-
ственною централизациею, которая тем сильнее, чем
слабее внутренняя связь; централизация восполняет
недостаток внутренней связи, условливается этим недо-
статком и, разумеется, благодетельна и необходима, ибо
без нее все бы распалось и разбрелось: это хирургиче-
ская повязка на больном члене, страдающем потерею
внутренней связи, внутренней сплоченности.
Мы видели, в каком выгодном положении с самого
начала нашелся князь на северо-востоке и как он вос-
пользовался этими выгодами. Преемники Боголюбского,
брат его Всеволод III и потомки последнего, неуклонно
верны преданию, полученному от первого самовластна,
227
Каждый князь, ставши по родовым счетам великим или
старшим, не оставляет своей прежней волости для сто-
лицы великокняжеской, Владимира, который, таким об-
разом, после татарского погрома не имел возможности
поправиться, получить значение, принять участие в кня-
жеских спорах, усобицах, его роль страдательная, все
делается мимо его. Каждый великий князь стремится
воспользоваться теперь своим значением, своею силою,
чтоб увеличить свою волость, свое владение на счет дру-
гих княжеств. Вместо прежнего движения из одной во-
лости в другую, какое мы видели в древней, юго-запад-
ной, России, в России новой, северо-восточной, видим
оседлость князей в одной волости, князь срастается
с волостью, интересы их отождествляются, усобицы при-
нимают другой характер, имеют другую цель, именно
усиление одного княжества на счет всех других; при
такой цели родовые отношения необходимо рушатся,
ибо тот, кто чувствует себя сильным, не обращает более
на них внимания. Одно княжество наконец осиливает
все другие, и образуется государство Московское.
При этом образовании московский князь, теперь го-
сударь всея Руси, утверждает за собою то выгодное
положение, в котором являются первые северные князья.
Соответственно тому отношению, в каком мы нашли
вначале северное народонаселение, к князю как хозяи-
ну, населителю страны, создателю городов, в соответст-
вие этому отношению в Московском государстве свобод-
ный человек называет себя человеком великого князя.
Но что же дружина? Дружина во все то время, пока
образовывалось государство на севере, сохраняет свой
прежний характер: единственное право, которое она
ревниво бережет, право, вынесенное ею из старой Ру-
си,— это право свободного перехода от одного князя
к другому: «Боярам и слугам вольным воля». Таким
образом, князь опередил дружину: в то время как он
начал новый порядок вещей, уселся, припав к земле,
и, как богатырь, получил отсюда новые силы, дружина
продолжает еще бродить, кружиться и в этой способно-
сти двигаться полагает свое единственное право или ру-
чательство всех прав; дружина, следовательно, страшно
отстала от князя, отстала на целый период. Если неко-
торые дружинники усаживаются и получают от этого
силу, то движение остальных мешает дальнейшему их
усилению, мешает определению отношений. У сильней-
шего князя выгодно служить, и по праву свободного пе-
228
рехода дружинники отовсюду стремятся в Москву, идут
туда бояре с опустошенного юга с многочисленными
дворами, новые пришельцы заезжают старых, по мест-
ническому выражению, начинается борьба, усобица
в боярстве, и если один боярин чрез меру усилится
и станет опасен, князь найдет против него всегда опору
в его соперниках. Так, погиб опасный Алексей Петро-
вич Хвост7 от вражды с своими собратиями. Опасен
становится важный сан тысяцкого, грозивший стать на-
следственным в одной знатной фамилии,— и Димитрий
Донской8 уничтожает этот сан. Тщетно сын последнего
тысяцкого, Вельяминов9, хлопочет и в Твери, и в Орде,
поднимая грозу против московского князя; его ревност-
ный союзник — богатый купец московский10, и никто из
бояр; голова Вельяминова падает под топором палача
на Кучкове поле, народ плачет; о боярах ни слова не
говорится в летописи, не говорится, чтоб они показали
сочувствие к судьбе собрата; точно так же при внуке
Донского безуспешно кончилось восстание боярина Ива-
на Дмитриевича Всеволожского и. Таким образом, в это
важное время, когда московский князь собирал Русскую
землю, становился государем, самовластным хозяином
всей северо-восточной России, в дружине мы видим
одиночные попытки того или другого сильного лица,
того или другого сильного рода подняться; но при столк-
новении с властию великокняжескою, при борьбе силы
оказываются далеко не равными: восставший боярин
действует во имя своего личного интереса, не поддержи-
вается внутри всеми собратиями, действует посредством
других князей или хана. Дружина остается при преж-
нем: «Боярам и слугам вольным воля».
К концу первой половины XV века двор великого
князя московского наполняется пришельцами нового
рода, князьями — потомками Рюрика и Гедимина 12, ко-
торые по своему происхождению становятся на первом
плане, оттесняют старых бояр на второй, чем, разумеет-
ся, возбуждают к себе их неприязнь. Таким образом,
вместо увеличения сил дружины от приплыва князей
силы уменьшаются, ибо происходит разделение интере-
сов. Притом князья являются в Москву с одними притя-
заниями на важное значение, без средств поддержать
их. Некоторые удерживают за собою прозвания, от
прежних княжеств своих заимствованные, но правите-
лями этих княжеств не остаются, не имеют, следователь-
но, никакой самостоятельности, никакой опоры; они не
229
сохраняют никакого значения в областях, где правитель-
ствовали их деды; их здесь скоро забывают, они не жи-
вут здесь, их место, как дружинников, постоянно в Мо-
скве подле великого князя. Они сохраняют несколько
вотчин, но эти вотчины дробятся вследствие равного раз-
деления между всеми сыновьями; кроме того, часть их
еще отходит в монастыри на помин души. В том же са-
мом положении относительно средств своих находятся
все бояре, вся знать, т. е. все они бедны средствами.
Князья и бояре бедны, а великий князь очень богат; он
примыслил себе множество земель, а земля при младен-
ческом состоянии Московского государства, государства
земледельческого, при неразвитости промышленности
и торговли, земля составляла единственное богатство,
единственное средство содержания. Это земельное бо-
гатство дает средство великому князю окончательно
утвердить свое могущество и положить зараз преграду
притязаниям князей и знати; средство к тому — поме-
стье. Раздачею земельных участков во временное владе-
ние за службу великий князь создает себе свое много-
численное войско, вполне от него зависящее, от него по-
лучающее содержание. У князей и бояр нет во владении
больших областей, городов, даже укрепленных замков,
где бы они могли жить более или менее независимо: из-
давна дружинники, не получившие на Руси значения
землевладельцев, привыкли жить около князя, и теперь
бояре, окольничие, и думные люди, и князья, вошедшие
в ряды их, живут постоянно в Москве и беспрестанно
толпятся во дворце; в XV, XVI и XVII веках отношения
остаются те же, какие были в X и XI. О королях Испа-
нии и Франции говорится, что они усилили свою власть,
свое значение, перетянув знать из замков к своему дво-
ру; в России этого перетягивания и не могло быть, ибо
не было периода в русской истории, когда бы знать жи-
ла независимо в замках; дружина постоянно сохраняла
свой первоначальный характер и непосредственное от-
ношение к князю, с которым не расставалась. При обра-
зовании Московского государства князья служилые
и знать вообще не могли по бедности наделять землями
других неимущих и таким образом составлять свое вой-
ско и вообще не имели средств содержать свое войско,
свой двор; один великий князь имел возможность разда-
вать земли и этим средством создавать себе войско.
Легко понять следствия. Для современников отношения
были ясны: польские магнаты, рассуждая о выборе
230
московского царя в короли, говорили, что этот выбор
им невыгоден, потому что московский царь богат и по-
тому переведет всю служащую у них шляхту в службу
к себе. Так уже и было сделано при Иоанне III, когда
великий князь, отобравши земли у новгородского духо-
венства, роздал их в поместья людям, взятым из дворов
знатных людей.
Великий князь крепко утвердился в стране, он в ней
полновластный хозяин, жители называют себя людьми
великого князя, он распоряжается землею, он создает
себе многочисленное войско, а старая дружина, знать,
в челе которой стоят теперь князья, постоянно обращает
взоры назад, к старому, отжившему порядку вещей и
вместо определения отношений и указания новых усло-
вий, вместо оседлости, прочной установки, хочет сохра-
нить прежний характер дружины, хочет постоянно дви-
гаться, хочет удержать за собою движение, переход как
право: «А боярам и слугам вольным воля». Легко по-
нять, как отстала эта московская знать, какого порядка
являлась она представительницей, порядка, который для
Западной Европы кончился со вступлением германских
дружин на римскую почву; московская знать жила еще
преданиями богатырского периода. Но этот период дав-
но уже кончился на севере, в Москве; здесь князья уста-
новились, и вместо многих равноправных князей стал
один государь всея Руси, переходить от него стало не
к кому более, разве к государям чужих стран, но это
уже тяжело, это уже измена. Право бояр и слуг воль-
ных прекратилось само собою; воля исчезла вследствие
естественного хода событий, никто ее не отнимал; гаран-
тии прежнего выгодного положения нет более; великий
князь резко выделяется, высоко поднимается над стары-
ми дружинниками по своим независимым средствам, по
своему значению для остального народонаселения стра-
ны; среди всеобщей скудости он один мог окружить се-
бя великолепием, так сильно действующим на вообра-
жение. Как нарочно, великий князь московский
Иоанн III женится на греческой царевне ,3, воспитанной
в Италии. Она способствует мужу выделиться из среды
новых служилых князей и старых дружинников, переме-
нить старые отношения, старые обычаи к выгоде значе-
ния государева, к невыгоде прежних вольных дружинни-
ков, которым уже больше нет вольного перехода. Знать,
стоявшая на первых местах, вступила в борьбу с хит-
рою гречанкою, но та успела выйти победительницею
231
из борьбы; сын ее, воспитанный в этой борьбе, крепко
в нее запутанный, вступает на великокняжеский престол
по смерти отцовской. Последнее время московских Рю-
риковичей прошло в ожесточенной борьбе с притязания-
ми знати, которая живо помнила недавнюю старину
больных дружин и которая в сочинениях одного из да-
ровитых своих членов14 оставила потомству горькие
жалобы на новый порядок, столь для нее тяжелый, и на
роковую гречанку, будто бы его принесшую в царство
Русское.
Борьба, принявшая напоследок кровавый характер,
кончилась, как следовало ожидать, не к выгоде москов-
ской знати, которая должна была забыть старые преда-
ния вольной дружины; князья Рюриковичи и Гедемино-
вичи стали называться холопями великого государя, пи-
саться уничижительными полуименами. Но, несмотря на
тяжелые обстоятельства, на опалы, члены этой знати
удерживают свое первенствующее значение, высшие ме-
ста в управлении. Иоанн Грозный в своей ожесточенной
вражде к ним не отнимает у них этого значения, этих
мест, не дает их значения, их мест людям новым, низко-
го происхождения. Грозный, подозревая и ненавидя бояр
своих, оставляет их в прежнем значении, даже рискует
усилить его, поставляя их в челе земского управления;
он не прогоняет бояр, но сам скорее убегает от них,
окруженный новою, преданною дружиною, опричниками.
Но в начале XVII века для московского боярства наста-
ло время хуже времени Грозного, Смутное время. Яви-
лись два царя, два двора; кто не мог получить высшей
чести при одном дворе, переходил к другому; Тушино
наполнилось людьми разного происхождения, которые
там искали случая подняться. Когда Тушино рассыпа-
лось, эти люди забежали под Смоленск к королю Си-
гизмунду, предложили ему свои услуги, и когда потом
московские бояре присягнули королевичу Владиславу,
чтоб только избавиться от казацкого царя, самозванца,
от владычества своих холопей, то с ужасом увидели,
что к ним в думу по милости королевской сел торговый
мужик Андронов и всем распоряжается. Несмотря на
то, бояре крепко держатся за королевича; но земля не
хочет его, увидев за ним или еще перед ним старого
короля с иезуитами; земля встала, выставила ополчение
для борьбы с поляками и казаками, вожди этого опол-
чения— люди второстепенные, из родов захудалых, если
и бояре, то тушинские, а бояре настоящие, московские,
232
сидят с поляками в Кремле. Когда буря миновала, все
начало успокаиваться, оказался недочет в тех людях,
которых привыкли видеть в челе полков, на первых ме-
стах в думе. Пошли новые люди, не имевшие уже тех
преданий и того значения, как прежние столпы. Это
дает возможность людям неродовитым пробиваться
к высшей чести, к боярству, разумеется, сначала мед-
ленно, не без ропота и выходок со стороны знатных ро-
дов; но пример уже подан в боярстве Ордина-Нащокина
и Матвеева. А тут у дверей новые неизбежные преоб-
разования: войны трудные, войны в обширных размерах
требуют искусства ратного, как у других народов, тре-
буют нового строя, нового воеводского распорядка; Мос-
ковское государство не может долее сохранять своей
старины, родового быта с его счетами, которые препятст-
вовали всякому разумному распределению воевод; не
может при своих государственных отправлениях доволь-
ствоваться простым древнекняжеским устройством, не
может довольствоваться одною дружиною. Но эти пре-
образования принадлежат уже к новой истории.
Посмотрим теперь на духовенство, какое положение
получило оно при образовании Московского государства
и в каком положении встретило эпоху преобразования?
Мы упоминали, какое особенно важное значение в Древ-
ней Руси мог бы иметь единый митрополит при многих
князьях, если б этот митрополит был русский. После
окончательного опустошения Юго-Западной Руси, когда
жизненные силы отлили на северо-восток, и митрополи-
ты начали, естественно, стремиться туда же и наконец
совершенно переселились. С удалением митрополии на
север, т. е. с удалением от Греции, сейчас же начинают
являться митрополиты из русских, хотя сначала меняясь
с греками, и в доказательство, как важно было это но-
вое обстоятельство, три митрополита, которых имена
соединяются в нашей церковной и политической истории
как важнейших деятелей, именно русские: Петр, Алек-
сий, Иона15. Из них самое видное место принадлежит
Алексию, при котором значение митрополита достигло
высшей степени: он поддерживает московского князя
и княжество; он старается усиливать их всеми завися-
щими от него средствами. Понятно, какое влияние на
ход последующих событий могло иметь то обстоятельст-
во, если бы значение митрополита относительно велико-
го князя поддержалось на той высоте, на какой оно на-
ходилось при Алексии благодаря достоинствам его пре-
233
емников. Алексий именно хотел видеть своим преемни-
ком человека, имевшего великое значение в земле, вели-
кую славу святости, Сергия Радонежского; но святой
пустынник с ужасом смирения отверг предлагаемую
честь. Великий князь Дмитрий хотел видеть преемником
Алексия своего человека, своего печатника Митяя, хотя
св. Алексий неохотно соглашался на это. Митяю не уда-
лось сделаться митрополитом; но митрополию постигла
беда: явилось несколько митрополитов-соперников, из
которых великий князь мог выбирать, смотря по обстоя-
тельствам; митрополита Алексия больше не было,
в митрополии слабость, ибо разделение и борьба, а ве-
ликим князем Димитрий Донской. Важно было положе-
ние единого митрополита всея Руси при двух великих
князьях, московском и литовском; но митрополия скоро
разделилась на восточную и западную: Москва оста-
лась с своим митрополитом, Киев получил своего. Нако-
нец, для московского митрополита прекратилась и зави-
симость от византийского патриарха вследствие смут
в Константинополе и взятия его турками. Все эти собы-
тия одновременны с окончательным усилием великокня-
жеской власти в Москве; положение московского митро-
полита этим окончательно определяется.
Для положения старинной русской знати, равно как
и для положения духовенства, было очень важно то об-
стоятельство, что между обоими сословиями было мало
связи, не было обычая, как на Западе, чтобы члены знат-
ных родов поступали в духовное звание и достигали
архиерейства. Митрополит Алексий был сын знатного
московского боярина 16; невольный постриженик Вассиан
Косой (князь Патрикеев) 17 показал очень ясно, какие
могут быть следствия соединения в одном лице духовного
характера с знатностию происхождения, связями и пре-
даниями. Противник Вассиана, Иосиф Волоцкий *8, чело-
век так называемого благородного происхождения, на-
стаивал на удержании за монастырями деревень имен-
но с тою целию, чтобы можно «было постригаться чест-
ным людям, которые потом должны были занимать выс-
шие места в иерархии. Деревни остались за монасты-
рями, но то, чего хотел Иосиф, не произошло или было
редким явлением. Что касается до белого духовенства,
то обязанность брака должна была изначала оказывать
большое влияние на его положение; оно получило воз-
можность восполняться из среды самого себя; но было
еще другое условие, которое могущественно содейство-
234
Вало обособлению духовенства. Известно, как тяготила
правительство малочисленность народонаселения в Рос-
сии, как дорог был вследствие этого человек, и великий
князь Василий Димитриевич заключил договор с митро-
политом Киприаном 19, чтобы тот не принимал в свое
духовное ведомство, т. е. не ставил в священники, слуг
великокняжеских.
Несмотря на некоторые невыгоды своего положения,
духовенство в древней России сохраняло важное значе-
ние, именно сохраняло характер учительного сословия
исключительно. Просвещение заключалось в церковных
книгах, и духовенству принадлежало истолкование их.
Духовенство было единственным обязательно просве-
щенным сословием в России: боярин не был даже обя-
зан уметь читать и писать; священник не мог не быть
грамотным; дьяк и подьячий были грамотны, ио их гра-
мотность служила им только внешним средством для
достижения известной цели; тогда как от священника
требовалась не одна грамотность, от него требовалась
учительность, и никто не отрицал у него права на иск-
лючительную учительность. Были нарекания, что рус-
ское духовенство не довольно учительно и что ведет се-
бя не так, как следует учителям, но никто не отрицал
права учить, никто не заподозревал вообще чистоты
учения. Но во второй половине XVII века по поводу
исправления книг часть паствы отказывается пови-
новаться пастырям; авторитет патриарха, патриархов,
собора не имеет силы над людьми, которым кажется,
что их заставляют молиться не так, как молились пред-
ки, они провозглашают, что архиереи и священ-
ники учат неправильно и что повиноваться им не сле-
дует; некоторые увлечены и отказывают явно в пови-
новении духовенству, другие, не решаясь на послед-
нее, остаются в недоумении и, не умея решить вопро-
са, на чьей стороне правда, охладевают к церкви.
Таким образом, духовенство приобретает внутренних
врагов, церковных мятежников, которые вооружаются
против его прежнего значения, стараются выставить его
недостоинство. Эти враги ратуют за старину, вооружа-
ются против духовенства за нововведения, но уже обо-
значаются враги другого рода. Между русскими людьми
начинает сильно чувствоваться необходимость учения,
которым стали сильны другие народы; но для приобре-
тения познаний нужны учителя, этими учителями могут
быть только иностранцы, иноверцы. Страшные гости!
235
Они явятся со всем авторитетом учителей, с полным со-
знанием своего превосходства пред учениками, и те при-
знают это превосходство. Таким образом, подле преж-
них учителей, прежних авторитетов являются новые учи-
теля, новые авторитеты, не признающие значения преж-
них учителей и не упускающие случая выразить это не-
признание обидным образом. Как разграничить право
тех и других? Как, признав превосходство новых учите-
лей во всем, не признать этого превосходства в одном?
Где взять такой самостоятельности, силы мысли, иссле-
дования и знания в учениках? В таком затруднительном
положении находилось духовенство в начале новой рус-
ской истории; с двух сторон враги, вооружавшиеся про-
тив его прежнего значения, прежнего достоинства: с од-
ной стороны, приверженцы старого, отказавшие в послу-
шании церкви, пошедшие вслед своих особых учителей,
не знающих меры в своих нападках на духовенство;
с другой стороны, просвещение перестает носить исклю-
чительно церковный характер, подле учителей церков-
ных являются светские, иностранцы, иноверцы, которые
необходимо должны враждебно столкнуться с церковны-
ми учителями при обнаружении своего влияния на уче-
ников; последние, находясь под двойным влиянием, бу-
дут подчиняться тому или другому, смотря по разным
условиям своей природы, своего положения и других
случайных обстоятельств.
Мы видели, при каком отношении городов к князю
началась северная1 русская история, видели, как при
первом же князе, захотевшем прочно утвердиться на
севере, необходимо последовало столкновение его с дру-
жиною и городом, который считал себя также властию
в окружающей стране. Андрей Боголюбский погиб
вследствие новых отношений к дружине; но преемники
его воспользовались своими отношениями к большинству
северных городов, городов новых, и успели осилить ста-
рый вечевой город Ростов, отнять у его жителей значе-
ние властей. Вследствие этого в области верхней Вол-
ги, в области новорожденного Московского государства,
явилась только одна власть, власть княжеская. Но на
западе представителем старинного двоевластия, власти
княжеской и власти города, явился Новгород Великий,
с явным преимуществом власти города, потому что эта
власть была постоянная, а князья менялись беспрестан-
но. Начинается борьба между северным единовластите-
лем и Новгородом как представителем древнего двоевла-
236
стия. Новгород стоит за то, что он власть, он государь;
великий князь требует, чтоб он был признан госуда-
рем, чтобы в Новгороде была одна власть государева.
Великий князь победил, ибо Новгород представлял со-
бою библейскую статую с золотою головою и глиняны-
ми ногами. Несколько знатных и богатых фамилий за-
хватили в свои руки всю власть и наполнили последнее
время новгородской истории своими усобицами. Разрыв
между их интересами и интересами низшего народона-
селения произошел давно; давно послышалась жалоба,
что богатые хотят себе легко, а бедным тяжело; движе-
ния последних прекращаются; ясно видно, что их сила
сломлена знатью, на вече господствуют люди, находя-
щиеся на жалованье последней, и силою решают дела
в пользу своих милостивцев. Но легко понять, что след-
ствием такого положения дел была страшная внутрен-
няя слабость. Люди, в руках которых власть, не могут
рассчитывать на низшие слои народонаселения, которые
становятся все равнодушнее к старой воле, приносящей
пользу не им. Вот почему в борьбе своей с великим кня-
зем московским правители Новгорода начинают посто-
янно деньгами выкупать свою волю—страшное средст-
во, всего лучше показывавшее великим князьям слабость
Новгорода, легкость, с какою можно его покорить окон-
чательно. Бьет последний час; банкротство нравствен-
ных и политических сил Новгорода обнаруживается
вполне; разрыв интересов совершенный: новгородцы тол-
пами бегут в Москву — за правдою! В Новгороде нет
правды, нет беспристрастного суда, насилие сильных по-
пирает закон, старинные, освященные формы быта доро-
ги для немногих, для остальных же не дают ручатель-
ства самым главным интересам, не удовлетворяют пер-
вым потребностям общественной жизни; для низшего,
притесненного народонаселения великий князь москов-
ский является сокрушителем силы людей, которые так
тяжело давали чувствовать свою силу. Наконец, разрыв
произошел относительно самого важного интереса: чтоб
спастись от Москвы, знать хотела присоединиться к Лит-
ве; но с Москвою соединяла Новгород церковная стари-
на; явился вопрос: где ставить владыку новгородско-
го— в Москве или Киеве? Киеве, который находился
под властию великого князя литовского, латинца, от
митрополита, на которого смотрели на севере как на
отщепенца, склонившегося к Риму, тогда как в Москве
сохранялось ненарушимо древнее православие. Мы зна-
237.
ем, какие явления производили попытки ввести церков-
ные новизны, и потому не удивимся, какое сильное со-
противление в большинстве новгородцев встретила по-
пытка отложиться от московского митрополита, а зави-
симость церковная была так тесно связана с полити-
ческою.
Существование богатого торгового Новгорода на се-
вере подле бедной городовым развитием низовой, или
Суздальской, земли представляет печальное явление,
потому что указывает на односторонность, всегда вред-
ную в жизни народов. В одном углу город, вследствие
прилива богатств неестественно вздувшийся в государ-
ство, но сохранивший всю неразвитость и слабость пер-
воначального вечевого быта с обширными, хотя растяну-
тыми, несплоченными и большею частию пустынными
владениями, с язвою разрыва интересов между частями
народонаселения внутри, с недостаточностью средств
внешней защиты, несмотря на видимое богатство и об-
ширность владений. В другой половине обширная, насе-
ляющаяся страна, населяющаяся при условиях неблаго-
приятных; города ее — большие села, которым некогда
и нет средств подняться, приобрести значение. Страна
бедная, малонаселенная, а между тем внутри происхо-
дит великий процесс собирания земли, сосредоточения,
объединения власти; для этого нужны средства, деньги;
нужны деньги князьям для покупки земель, владений,
нужны деньги для Орды; наконец, когда новое государ-
ство укрепилось чрез собрание земли, оно нашлось в са-
мом невыгодном положении относительно границ своих.
Отношения России к Азии не изменились, также подле
степь с хищными кочевниками, от которых должно или
постоянно отбиваться, или постоянно откупаться; на за-
падной европейской границе также постоянная борьба
с непримиримыми врагами. Нужны деньги, и фискаль-
ная система всею тяжестию падает на промышленный
люд городской, немногочисленный и небогатый, что,
разумеется, также служит сильным препятствием к обо-
гащению, народ разоряется, не будучи, богатым; сюда
же для большего разорения присоединяется первона-
чальная дружинная система кормления, содержание
служилых людей по воеводствам на счет управляемого
народонаселения, обращение правительственных долж-
ностей в жалованье и пенсии служилым людям. В фис-
кальном отношении состояние городов Московского
государства очень напоминает состояние городов Рим-
238
ской империи во время ее падения: и здесь, и там видим
разорительные тяжести и службы, падающие на горо-
жан, которых силою надобно удерживать на своих ме-
стах. Прежде всего в фискальных видах московские
князья стараются прикрепить горожан к их городам,
чтобы получать постоянный доход с известного числа
тягол. Гоньба за человеком, за рабочею, промышленною
силою в обширном, но бедном и пустынном государстве
делается существенным занятием правительства;
ушел — поймать его и прикрепить к месту, чтоб рабо-
тал, промышлял и платил. Легко понять, какие должен-
ствовали быть следствия. Если правительство гонялось
за человеком и старалось прикрепить его к одному ме-
сту, чтоб заставить платить подати и служить безвоз-
мездные службы, но сопряженные с тяжелою ответст-
венностию, то у человека, разоряемого податями и служ-
бами, господствующим желанием было отбыть во что бы
то ни стало от податей и служб. Первым средством был
уход, укрывательство; уйти было легко, всюду простор,
и без того малонаселенная страна постоянно истоща-
лась от этого ухода; народонаселение все более и более
расплывалось по северо-восточной Европе и потом по
северной Азии. Но, несмотря на скудость хозяйства
древнего русского человека, на возможность легко за-
брать все с собою, уход, покинутие родных мест, стран-
ническая жизнь, сопряженная с опасностями, неизвест-
ность будущего — все это для многих могло быть тяже-
ло, не для всех возможно. Были еще другие средства —>
для грамотных поступление в подьячие; выход этот был
очень выгоден: посадский из человека, обязанного кор-
мить других на свой счет, становился человеком, име-
ющим право кормиться на чужой счет. Понятно, как это
стремление к выходу в подьячие долженствовало быть
сильно; но правительство неблагосклонно смотрело на
него и ставило преграды. Третий способ отбывания от
податей был закладничество. Самый крепкий частный
союз русского общества во все продолжение нашей древ-
ней истории представлялся в союзе кровном, или родо-
вом. По смерти отца старший брат занимал его место
относительно младших братьев и племянников, являлся
представителем рода перед правительством; известное
лицо не представлялось одиночным, но всегда с братья-
ми и племянниками. Несмотря даже на выделы и раз-
ветвления рода, единство его сохранялось, старший или
старшие (смотря по разветвлению рода) имели обязан-
239
ность наблюдать за поведением младших, наказывать
их за дурное поведение, отвечали за него перед прави-
тельством. Род, как бы разветвлен ни был, составлял
одно относительно службы государственной: прибавле-
ние чести одному члену рода прибавляло ее и всем чле-
нам, поруха чести одного нарушала честь и права всех
остальных, на чем и основывалось знаменитое местниче-
ство. Но, кроме родового союза, особые условия общест-
ва должны были повести и к другим союзам. Беспомощ-
ность людей одиноких, не примыкающих к большому ро-
ду, бессемейных заставляла их примыкать к чужим лю-
дям семейным, к чужим родам, составлять с ними одно
целое по взаимному соглашению; так, подле самостоя-
тельного хозяина, живущего с родом своим, детьми,
братьями и племянниками, являлись чужие люди, но
составлявшие с ними одно в глазах правительства; они
носили разные названия — соседей, подсоседников, за-
хребетников. Наконец, тяжелые подати, лежавшие на
промыслах, заставляли промышленных людей уклонять-
ся от непосредственной зависимости от государства, тре-
бовавшего слишком больших пожертвований с их сторо-
ны, и входить в зависимость к частным людям, которые
могли дать им защиту; это называлось закладываться
за кого-нибудь; закладчики промышляли, не будучи
обязаны тянуть с горожанами, с посадскими в тяжелые
службы и подати, ибо считались зависящими от того
лица, за которое заложились. Но понятно, что интересы
закладчиков немедленно должны были столкнуться
с интересами горожан, находящихся в непосредственной
зависимости от государства, и с интересами, разумеет-
ся, самого государства: закладчики, пользуясь свобо-
дою от тягла, отбивали промыслы у людей тяглых, ко-
торые не могли с ними соперничать, разорялись, не бы-
ли в состоянии удовлетворять требованиям государства.
Их жалобы произвели то, что в начале царствования
Алексея Михайловича закладничество уничтожено, все
городское народонаселение обязано было войти в непо-
средственные отношения к государству. Закладчикам
была крайне тяжела эта эмансипация городского наро-
донаселения, они даже замышляли восстание, чтоб воз-
вратить себе право вступать в частную зависимость,
явление, всего лучше показывающее низкую степень
экономического развития в Московском государстве.
Города были бедны вообще, разбросаны на больших
расстояниях друг от друга при очень неудовлетворитель-
240
ном состоянии путей сообщения. Самые богатые из них,
наиболее торговые по особенно благоприятным услови-
ям положения, поражают малочисленностию народона-
селения своего. Но был один город, который и вследст-
вие выгоды своего положения, особенно же вследствие
политического значения своего, как стольный город
царя-самодержца, должен был необходимо подняться:
то была Москва. Сильная централизация притягивала
в Москву постоянно толпы людей изо всех концов Рос-
сии, людей, которые должны были тратить много денег
в царствующем граде, знаменитая московская волокита
обходилась дорого; будучи средоточием гражданского
управления, Москва была средоточием и церковного;
знать жила в ней безвыездно около великого государя.
Легко понять, что торговая и промышленная деятель-
ность здесь не могли не быть значительны, должно бы-
ло образоваться богатое купечество. О богатстве и зна-
чении московских купцов можно встретить известия да-
же во время до Иоанна III. Некомат Сурожанин20 дей-
ствует заодно с знатным Вельяминовым, сыном тысяц-
кого, и самое уничтожение сана тысяцкого показывает,
что великий князь не считал удобным назначать для
московских горожан постоянного воеводу, который мог
сделаться популярным и приобресть опасное значение.
Встречается известие о гостях московских, которые под-
няли крамолу против великого князя и ушли из Моск-
вы. Но все это частные явления, которые видим во вре-
мя образования Московского княжества, в переходную
эпоху, когда еще новый порядок не установился прочно,
когда еще, кроме великого князя московского, были дру-
гие великие князья, к которым могли уходить недоволь-
ные, бояре и купцы. Но когда утвердилось единовластие
в Москве, то уже подобных явлений более не встречает-
ся. В древности городские жители имели то важное зна-
чение, что участвовали своими особыми полками в воен-
ных действиях, которых исход во время княжеских усо-
биц много зависел от них. Даже в начале княжения
Иоанна III московские полки отправлялись на рать
с особым воеводою. Но потом установление многочислен-
ного помещичьего войска дало правительству возмож-
ность не нуждаться более в городовых полках; горожа-
не перестают участвовать в войсках, становятся вполне
сословием невооруженным, вполне мужиками, полу-
людьми относительно полных людей, мужей, т. е. воору-
женных, ибо по тогдашним понятиям только воору-
241
женный, только воин был полный, полноправный че-
ловек.
При первом царе, Иоанне IV, значение горожан,
и особенно московских, поднимается. Видя в знати лю-
дей со старинными дружинными притязаниями, заподоз-
рив их в сильном нерасположении к себе, к своему се-
мейству, Грозный по известному закону начал искать
другой силы, на которую мог бы опереться. Он торжест-
венно, с Лобного места, объявил народу о беспорядках
боярского правления во время своего малолетства; уез-
жая из Москвы, выставляя измену бояр, потаковничест-
во им духовенства, он объявлял, что ничего не имеет
против горожан московских; наконец, призвал послед-
них на собор, рассуждавший о важных делах государст-
венных. По всей России Грозный хочет дать самоуправ-
ление мирам городским и сельским, вывести наместни-
ков и волостелей и заменить их выборными, излюблен-
ными старостами, судьями. Но самым лучшим доказа-
тельством неразвитости этих миров послужило то, что
мера Грозного не принялась, многие миры не приняли
от правительства дара самоуправления. Только там, где
развитие было посильнее, где почва была более приго-
товлена, царствование Иоанна не прошло бесследно;
оно не прошло бесследно для горожан московских; как
поднялось их значение, ясно видно из того участия, ка-
кое они принимают в движениях партий в царствование
преемника Иоаннова, чего прежде не видим ни в мало-
летство Иоанна, нН при отце его, ни при деде. В борьбе
Шуйских с Годуновым купцы московские принимают
сторону Шуйских; ясно понимают, в чем дело, понимают,
что примирение между соперниками невозможно, и, ког-
да Шуйский объявляет им об этом примирении, отвеча-
ют ему: «Ты помирился нашими головами». Действи-
тельно, головы их попадали на плахе; Годунов, истре-
бив лучших людей между ними, задав страх остальным,
уничтожил в самом зачатке то значение московских го-
рожан, которое было следствием поведения Иоаннова
относительно их. Смутное время возбудило, по-видимо-
му, самостоятельную деятельность в городском народо-
населении, и царствование Михаила было богато собо-
рами, в которых представители городского народонасе-
ления принимают участие; но если и до Смутного вре-
мени города были незначительны, бедны, то тут были
страшно разорены; надобно было кое-как оправиться
в материальном отношении и поддержать государство,
242
поддержать нового государя против ляхов и казаков.
Вопрос о тягле на первом плане: тяглые разорились,
разбежались, дворы пусты, некому платить; надобно
возвратить беглецов на прежние места жительства, за-
ставить тянуть; но есть люди, которые промышляют,
а не тянут; промышляют служилые люди, духовенство,
закладчики, надобно заставить и их тянуть; иностран-
ные купцы разоряют, они богаты, они действуют заод-
но, русским с ними не стянуть, русские бедны и дейст-
вуют врознь; наконец, воеводы и приказные люди разо-
ряют; вот три существенные вопроса, которые поглоща-
ют все внимание русского горожанина XVII века после
Смутного времени; замена воевод выборными губными
старостами не помогает: выборный губной староста так
же разоряет, как и воеводы. Жалобы, накопившиеся
в царствование Михаила, произвели взрыв в Москве
и других городах в начале царствования Алексея, след-
ствием чего было Соборное Уложение21, уничтожение за-
кладничества, мера против английских купцов; но всего
любопытнее то, что Уложение Соборное, составленное
с ведома, за подписью выборных изо всяких чинов лю-
дей, составленное под влиянием страха пред восстания-
ми горожан, для их успокоения, с явными уступками их
требованиям,—-это Уложение является враждебным
мирскому самоуправлению; так, оно вполне предостав-
ляет суд воеводам и приказным людям, по Уложению
в суде уже не сидят старосты, целовальники и земские
дьяки. Возмущения псковское и новгородское являются
одинокими и потухают вследствие этого одиночества.
В этих движениях и во втором бунте московском заме-
чаем уже разрыв интересов массы городского народона-
селения и значительных торговых людей, против кото-
рых направлена ненависть массы; легко понять, как во-
обще должна была ослаблять силы городского народо-
населения эта борьба лучших и меньших, силы и без
того не великие. Эту язву XVII век передал и XVIII,
как увидим.
От города обратимся к селу. Мы видим, что Россия
с самого начала образования Московского государства
является страною земледельческою по преимуществу
и города здесь носят характер сел, горожане занимают-
ся земледелием и, таким образом, города московские
XVII века напоминают города древлянские, о которых
говорится в сказании о мести Ольгиной. Но от господ-
ства земледельческих занятий никак нельзя заключать
243
к сознанию общества о важном значении этих занятий,
об особенном покровительстве, каким пользовались зем-
ледельческая промышленность и люди, ею занимавшие-
ся. Наоборот, государство земледельческое предполага-
ет неразвитость, первоначальность отношений. Эти пер-
воначальные отношения суть отношения вооруженной
части народонаселения, войска, и невооруженной, ко-
торая должна содержать войско, непосредственно рабо-
тать на него, если в то же время не развивается город,
промышленность и торговля, которые дают движимое,
богатство стране, ведут к широте деятельности, просве-
щению, дают средства к новому, более правильному
определению отношений между частями народонаселе-
ния. Мы видели, что в Московском государстве, кроме
членов старой дружины и родов княжеских, войсковая
масса была создана великими князьями с первоначаль-
ною формою содержания, т. е. посредством земельных
участков, с которых служилые люди кормились, пока
служили; в дополнение к этим земельным средствам
служилые люди кормились также с городов и волостей
в качестве их правителей. Следовательно, в древней
России мы видим эту первоначальную форму отношений
между вооруженною и невооруженною частию народо-
населения, между мужами и мужиками: мужи непосред-
ственно кормятся на счет мужиков. Вопрос о содержа-
нии войсковой массы, на которой основывалась сила
внутренняя, которую необходимо было охранять и уве-
личивать при беспрестанных войнах на востоке и запа-
де, этот вопрос, разумеется, становится на первом пла-
не, а вместе на первом плане становится вопрос о зе-
мельном владении и пользовании. Чтоб иметь возмож-
ность сохранять и увеличивать войско, государство
должно иметь в своем распоряжении как можно больше
земель, которые должны находиться не в дальнем рас-
стоянии ни от столицы, ни от тех границ, которым осо-
бенно грозят враги, т. е. от южных и западных, поэто-
му обширные земельные пространства, которыми могло,
располагать государство на севере и востоке, не могли
служить ему в поместном отношении по отдаленности
и малочисленности народонаселения. Итак, несмотря на
видимую громадность государственной области, государ-
ство могло встретить затруднения относительно поме-
стий; отсюда необходимое столкновение с материаль-
ным интересом церкви, которая владела обширным про-
странством земель в центральной области и постоянно
244
увеличивала их покупкою и дачами на помин души, ибо
по недостатку денег при неразвитости страны земля бы-
ла почти исключительным видом всякого рода дач: го-
сударство платило жалованье своим служилым людям
землею, частный человек платил в монастырь за помин
родительской души землею. Отсюда понятно, почему во-
прос о том, следует ли монастырям владеть населенны-
ми землями, получает такое важное значение в XV и
XVI веках, почему он так привязывается ко всякому
движению церковному и политическому. По тогдашне-
му умоначертанию большинства нельзя было ожидать,
чтоб этот вопрос решен был отрицательно; нудящие по-
требности государства могли повести и действительно
повели только к сделкам, к средним мерам, к ограниче-
нию распространения церковной земельной собственно-
сти на будущее время. Но дело на этом не могло покон-
читься. Тяжкие войны, которые Московское государство
вело в царствование Иоанна Грозного, разорили служи-
лых людей, и поднялись жалобы на недостаточность
кормления от поместий при тяжелой и продолжитель-
ной службе, требующей долгого отсутствия помещика из
дому. Указан был источник этой недостаточности, малое
количество рабочих рук, причем выгоды войсковой мас-
сы, мелких помещиков сталкивались с выгодами бога-
тых землевладельцев, которые большими льготами пере-
манивали к себе крестьян с земель мелких землевла-
дельцев, помещиков; последние, лишаемые возможности
обрабатывать свои земли, не могли нести обязанностей
службы, которая стала теперь так продолжительна. Ес-
ли поддержание благосостояния войсковой массы было
всегда предметом первой важности, то особенно следо-
вало обратить внимание на жалобы помещиков теперь,
по кончине Грозного, когда грозила тяжкая борьба с са-
мым опасным врагом, какого не имело до сих пор Мо-
сковское государство и сила которого была недавно
испытана. Попробовали сначала уменьшить переход
крестьян уравнением всех земель относительно льгот,
отнятием льгот (тарханов), которыми пользовались цер-
ковные земли; но эта мера продержалась недолго, и по-
следовало запрещение крестьянам переходить от одного
землевладельца к другому22. Закон, разумеется, не мог
быть строго исполняем: в продолжение всего XVII века
слышатся постоянные жалобы мелких землевладельцев
на богатых соседей, что те переманивают к себе и укры-
вают беглых крестьян их. Гоньба за человеком, за рабо-
245
чею силою производится в обширных размерах по всему
Московскому государству: гоньба за горожанами, кото-
рые бегут от тягла, всюду, куда только можно, прячут-
ся, закладываются, пробиваются в подьячие; гоньба за
крестьянами, которые от тяжких податей бредут розно,
толпами идут за Камень (Уральские горы), помещики
гоняются за своими крестьянами, которые бегут, прячут-
ся у других землевладельцев, бегут в Малороссию, бегут
к казакам.
И в XVII веке, как в X, из общества продолжали вы-
деляться люди, у которых «сила по жилочкам так жив-
чиком и переливалась, которым было грузно от силушки,
как от тяжелого беремени», и которые шли гулять в по-
ле, в степь. Эти богатыри древности в новейшее время
носят название казаков; быт, подвиги богатырей древ-
них сходны с бытом, подвигами казаков, и народное пред-
ставление верно отождествляет эти два явления, разня-
щиеся только именем, но и здесь народная песня уничто-
жает различие, называя, например, Илью Муромца ста-
рым казаком. Мы знаем, что в эпохи образования госу-
дарств выделение подобных людей и образование из
них военных братств, дружин с избранным вождем,
ведет обыкновенно к образованию государства, к нача-
лу исторической жизни, исторического движения для на-
рода; из подобных людей образуется высшее, вооружен-
ное, народонаселение, которое так или иначе определя-
ет свои отношения к остальной, невооруженной, массе
народа. Но если • государство уже образовалось и, не-
смотря на то, по особенным условиям, преимущественно
местным, продолжается еще выделение подобных людей
и образование из них военных обществ подле государ-
ства, то это сопоставление ведет, разумеется, к важным
отношениям. Прежде всего страна, народ, ослабляется
выделением этих людей, особенно ослаблялась Россия,
и без того бедная населением, рассыпавшимся на гро-
мадных пространствах; с другой стороны, выделением
беспокойных сил условливалась беспрепятственная дея-
тельность правительства, беспрепятственная централи-
зация. Но если правительственная деятельность облег-
чалась внутри уходом богатырей на гулянье в степь, то
образование из этих богатырей военных братств подле
государства, разумеется, не могло не беспокоить послед-
нее. Ушедши в степь для воли, казаки могли подчинять-
ся государству только номинально, исполняли приказа-
ния правительства только тогда, когда это им было вы-
246
годно; но при первом разладе их интересов с интереса-
ми государства казаки давали резко чувствовать, что
они люди вольные. Покойно они жить не могли, они
должны были упражнять свою силу, от которой им было
грузно, они должны были добывать себе средства к жиз-
ни, добывать зипуны, по их выражению. Казаки старые,
начальные люди, казаки старинные обыкновенно более
стояли за связь с государством, за исполнение требова-
ний правительства; но казачество представляло постоян-
ный прилив новых, молодых людей, которым хотелось
широко разгуляться и добыть себе зипунов; осторож-
ность стариков, старшин, им не нравилась, и вот иногда
независимо от общей старшины для самых рьяных иска-
телей зипунов является новый, свой вождь, известный
своей удалью (dux ex virtute), и ведет дружину на чу-
жих или на своих. Понятно, что образование подобных
обществ на границах государства должно было вести
к постоянной борьбе. Если государство слабо, то напор
дружин на него увенчивается успехом; мы знаем, чем
кончилась судьба Римской империи вследствие напора
германских дружин: они вошли в области империи и об-
разовали здесь высшее, т. е. военное, сословие. В XVII
веке на востоке Европы произошло подобное же явле-
ние: воспользовавшись слабостию Польского государст-
ва, гонениями на русскую веру, казачество после долгой
борьбы успело взять верх, истребить, вытеснить преж-
них землевладельцев на Украйне и из своей старшины
образовать новое высшее сословие в стране. Борьба
кончилась иначе для казачества с другим государством
восточной равнины, Русским, или Московским, но борь-
ба шла сильная, отчаянная. В XVI веке русский царь
взял Казань и Астрахань; вся Волга находилась теперь
в русских руках, и пустынные пространства по запад-
ным ее притокам и переплетающимся с ними притокам
Дона стали безопасны. Но вместо татар немедленно же
поднимается здесь казачество. Его гулянье по Волге
не давало безопасности ни своим, ни чужим. Грозный
принял сильные меры против богатырей; как обыкновен-
но бывало, когда казачеству преграждались привычные
пути для гулянья, оно бросалось в какую-нибудь дру-
гую сторону, в какое-нибудь отдаленное предприятие;
так и тут на первый раз, прогнанные с Волги, казацкие
шайки бросились на Каму и оттуда проложили дорогу
аа Уральские горы, погромили улус Кучумов23, или так
называемое Сибирское царство. При сыне Грозного ка-
247
зачество снова усиливается на Дону, и отношения его
к государству нисколько не обещают последнему спокой-
ствия со стороны степи. При Годунове государство сно-
ва готовится к решительным мерам против казачества;
но является самозванец, наступает Смутное время,
т. е. казацкое царство; борьба скоро принимает настоя-
щий свой характер, характер борьбы земских людей
Московского государства с казаками, которые являются
грубнее литвы и немцев и стремятся утвердить свое
господство, возведши на московский престол своего вож-
дя, своего царя. Вопрос ставится ясно: бояре и все луч-
шие люди московские присягают польскому королевичу,
чтоб не быть в рабстве у своих прежних холопей-каза-
ков при торжестве калужского царика. Возбуждение
религиозного интереса вследствие замыслов Сигизмундо-
вых, давшее знамя, средоточие для жителей Московско-
го государства, давшее им возможность высвободиться
из прежней разрозненности для общего дела, указавшее
им единство не народное, не государственное, но рели-
гиозное — общую купель, в которой они крестились
в православную веру,— это религиозное одушевление,
разумеется, главным образом послужило против каза-
ков. Очищение земли от поляков было вместе очищени-
ем от казаков. Таким образом, казакам не удалось вос-
пользоваться благоприятными для них условиями, госу-
дарство восторжествовало; но казачество не отказалось
от борьбы. Запертое турками с устьев Дона, оно ждало
отважного и счастливого вождя для проложения себе
другой дороги. Богатырь-чародей явился, Разин; толпы
его перебросились на Волгу, на Яик, в Каспийское мо-
ре, погромили персидские берега; но Персия была по-
крепче сибирского юрта Кучумова, и Разин не мог по-
клониться царю Алексею Михайловичу Персидою, как
Ермак Тимофеевич поклонился Грозному Сибирью. При-
нужденные возвратиться с Каспийского моря, не имея
надежды, чтоб Московское государство беспрепятствен-
но стало пропускать их в устья Волги, толпы Разина
опрокинулись на государство, поднимая низшие слои
народонаселения против властей, как было в Смутное
время; но государство, несмотря на все свое истоще-
ние, было сильнее казаков, Разин погиб на плахе в Мо-
скве. Впрочем, разинское возмущение не было послед-
ним действием борьбы государства с казаками: в новой
русской истории увидим Булавина и Пугачева 24.
248
Таков был в общих чертах строй древней России
в его историческом развитии. Теперь взглянем подроб-
нее на ее быт в то именно время, когда преобразования
сильно стучались в двери, когда уже народился пре-
образователь.
Мы так часто употребляем выражение: Западная
и Восточная Европа, так много знаем, так много толку-
ем о их различии и следствиях этого различия; но если
путешественник, переезжающий из Западной Европы
в Восточную или наоборот, свежим взглядом посмотрит
на их различие, станет отдавать себе отчет о нем под
свежим впечатлением видимого, то, конечно, прежде все-
го скажет, что Европа состоит из двух частей: западной,
каменной, и восточной, деревянной. Камень, так назы-
вали у нас в старину горы, камень разбил Западную
Европу на многие государства, разграничил многие на-
родности, в камне свили свои гнезда западные мужи
и оттуда владели мужиками, камень давал им незави-
симость; но скоро и мужики огораживаются камнем
и приобретают свободу, самостоятельность; все прочно,
все определенно благодаря камню; благодаря камню
поднимаются рукотворные горы, громадные, вековеч-
ные здания. На великой восточной равнине нет камня,
все ровно, нет разнообразия народностей, и потому одно
небывалое по своей величине государство. Здесь мужам
негде вить себе каменных гнезд, не живут они осо-
бо и самостоятельно, живут дружинами около князя
и вечно движутся по широкому беспредельному прост-
ранству; у городов нет прочных к ним отношений. При
отсутствии разнообразия, резкого разграничения мест-
ностей нет таких особенностей, которые бы действовали
сильно на образование характера местного народонасе-
ления, делали для него тяжким оставление родины, пе-
реселение. Нет прочных жилищ, с которыми бы тяжело
было расставаться, в которых бы обжились целыми по-
колениями; города состоят из кучи деревянных изб,
первая искра—и вместо них куча пепла. Беда, впро-
чем, невелика, движимого так мало, что легко вынести
с собою, построить новый дом ничего не стоит по деше-
визне материала; отсюда с такою легкостию старинный
русский человек покидал свой дом, свой родной город
или село; уходил от татарина, от литвы, уходил от тяж-
кой подати, от дурного воеводы или подьячего; брести
розно было не по чем, ибо везде можно было найти одно
и то же, везде Русью пахло. Отсюда привычка к расход-
249
ке в народонаселении и отсюда стремление правительст-
ва ловить, усаживать и прикреплять.
При этом общем, бросающемся в глаза различии за-
падной, каменной, Европы от восточной, деревянной, на
великой восточной равнине замечаем различие форм,
которое имеет историческое значение. Здесь две формы
господствуют — лес и поле, или степь. Из противополож-
ности этих двух форм, находящихся друг подле друга,
вытекает историческая противоположность, борьба на-
родонаселения двух половин России: лесной и степной.
Степь была изначала жилищем кочевых хищных наро-
дов; с ними изначальная борьба Руси, основавшейся
в польской (степной)украйне. Борьба эта, несмотря на
всю удаль князей и дружин их, кончилась торжеством
степного народонаселения, которое постоянно пустоши-
ло Русь при половцах и окончательно запустошило при
татарах. Прочный порядок вещей, государство, способ-
ное побороть степное народонаселение, могли утвердить-
ся, окрепнуть только вдали от степи, на севере, в лесной
стороне, малодоступной, неудобной для кочевого хищни-
ка. Но Московское государство, образовавшееся в лес-
ной стороне, при своем распространении скоро достигло
степи; у него образовалась польская, так называли
в старину, т. е. степная, окраина, или украйна, должен-
ствовавшая постоянно терпеть от соседства степи; но
это была только украйна, тогда как в древней Руси
главная сцена действия, стольный город великокняже-
ский был на самой украйне. И Московское государство
ведет постоянную’ борьбу с народонаселением степей;
с ослаблением кочевых орд борьба не прекращается,
ибо в степи образуется особого рода народонаселение,
казаки. Борьба земских людей, государства с казачест-
вом есть относительно природных форм борьба лесной
стороны с полем, степью, что особенно выразилось
в Смутное время и в последующие казацкие движения,
когда Россия делилась по духу, характеру народонасе-
ления на северную, земскую, и на южную украйну
с степями, казацкую. Степь условливала постоянно эту
бродячую, разгульную, казацкую жизнь с первобытны-
ми формами, лес более ограничивал, определял, более
усаживал человека, делал его земским, оседлым, уста-
новившимся в противоположность казаку, вольному, гу-
лящему. Отсюда более спокойная, ровная и, следова-
тельно, более прочная в своих результатах деятельность
северного русского человека, отсюда шатость южного,
250
кроме других причин, о которых было говорено в пре-
дыдущих темах нашей истории.
Итак, Московское государство было государство лес-
ное по преимуществу; путешественникам вся страна ка-
залась обширным лесом, кой-где расчищенным под жи-
лища и пашню; некоторые из путешественников не мог-
ли удерживать своего восторга от того вида, какой пред-
ставляла им Московия весною, вида громадного, ярко-
зеленого сада, наполненного бесчисленным множеством
певчих птиц в противоположность лесу нового мира,
американскому, где птицы производят своими движе-
ниями много шороха, шума, но мало дают песен. Как
ни прекрасен был, однако, весенний вид лесистой Мо-
сковии, это преобладание леса имело свои невыгодные
стороны; оно условливало суровость климата, сырость,
обилие вод, болот, так затруднявших проезд летом, за-
ставлявших прибегать к тяжелому труду мощения дорог
деревом; около столицы путешественники в летние ночи
должны были раскладывать костры, чтоб спасаться от
мириад комаров и мошек. Подле этой неприятности бы-
ла и опасность, опасность от дикого зверя, живущего
в лесу, и еще большая от человека, который так удобно
скрывал в лесу свой дурной промысел.
Среди этой обширной и пустынной страны, где, ка-
залось, так недавно человек начал подчинять природу
своей воле, где так редко встречались небольшие села
и деревни и большие огороженные села, города, запад-
ный путешественник с нетерпением ждал, когда же по-
кажется тот знаменитый город, который давал имя це-
лой стране, в котором пребывал неограниченный влады-
ка ее. И вот перед ним развертывалась Москва и вдали
производила сильное и выгодное впечатление; на неиз-
меримом пространстве черная громада домов, но над
этою черною громадою поднималось бесчисленное мно-
жество церковных глав и колоколен, и выше всех под-
нимался Кремль, жилище великого государя, с белою
каменною стеною, наполненный белыми каменными церк-
вами с позолоченными главами, и посредине высокий
белый столп с золотою головою, Иван Великий, гигант
благодаря скромной высоте других зданий. Эта белизна
кремлевской стены и церквей, резко выдающаяся в про-
тивоположность массе черных деревянных домов, и боль-
шее количество каменных зданий сравнительно с други-
ми городами дали происхождение известному эпитету,
который до сих пор остается за Москвою,— белока-
менная, ППЦ
Издали Москва поражала великолепием, красотою,
особенно летом, когда к красивому разнообразию церк-
вей присоединялась зелень многочисленных садов и ого-
родов. Но впечатление переменялось, когда путешест-
венник въезжал внутрь беспредельного города: его по-
ражала бедность жилищ с слюдяными окнами, бедность,
малые размеры тех самых церквей, которые издали про-
изводили такое приятное впечатление, обширные пусты-
ри, нечистота, грязь улиц, хотя и мощенных в некоторых
местах деревом. Издали казавшаяся великолепным
Иерусалимом, внутри Москва являлась бедным Вифлее-
мом, по выражению одного путешественника 25.
Но Москва своим характером была полною предста-
вительницею страны, в которой была царствующим гра-
дом. В необъятную ширь просторно раскинулась она по
горной и луговой стороне своих рек с простотою и бед-
ностию деревянного жилища, окруженного обширным
двором, садом, огородом. Москва удерживала этот сель-
ский характер столицы первобытного, земледельческого
государства. Прежде она была еще обширнее, и народа
в ней прежде было больше; но по Москве прошла пе-
чальная история страны и оставила глубокие следы.
Сильно поднялась Москва над всеми другими городами
в эпоху окончательного собрания страны, окончательно-
го сосредоточения власти в руках великого государя;
отовсюду стремились в нее жители волею, привлекае-
мые выгодами столицы, и неволею, выселяемые из Нов-
города и Пскова по распоряжению великого князя. Мо-
сква особенно поднялась, т. е., лучше сказать, расшири-
лась и наполнилась людьми, во времена Иоанна III
и сына его Василия. Но Москва стала главным городом
России в то время, когда русский народ в своем истори-
ческом движении начал поворачивать с востока на за-
пад, от степи к морю. Этот поворот, только что начав-
шийся и медленный, обозначился, однако, на Москве
отблеском того света, который начал ярко светить в За-
падной Европе в эпоху Возрождения: в Москве явились
красивые и относительно обширные и прочные здания,
построенные западными художниками, дворец, церкви,
башни; эта обстройка Москвы в XV и XVI веках имеет
в русской истории то важное значение, что, поднимая
столицу, делая ее предметом благоговейного удивления
для русских людей, она вместе с тем поднимала значе-
ние московского великого князя, содействовала тому,
что он становился великим государем, великим хозяи-
252
ном, самодержцем, выдаваясь наглядным образом вели-
колепием своей обстановки из толпы князей и бойр,
с которыми прежде равняла его простота быта; таким
образом, итальянские художники, украшая Москву, де-
лали одно дело с полугречанкою, полуиталианкою Со-
фиею Палеолог, воспитанною в Италии, в той сфере,
где воспитались Макиавелли, Екатерина Медичи, коро-
лева Бона26. Но если Москва стала главным городом
России, когда эта страна начала поворачивать с восто-
ка на запад, то это значит, что она стала главным горо-
дом России в то время, когда эта страна должна была
вести тяжелую борьбу с двух сторон, отбиваться и от
востока и от запада, от бесерменства и латинства, по
старинному выражению. Степной варварский мир осла-
бел, позволил России начать наступательное движение,
но иногда извергая огромные разбойничьи шайки, кото-
рые несли опустошение до самой столицы России; с дру-
гой стороны, на западе Россия столкнулась с Польшею
и завязала с нею отчаянную борьбу, и Москве дорого
стоило отстаивание России от бесерменства и латинства.
При внуке Иоанна III, в то самое царствование, когда
две татарские орды пали перед Москвою, когда весь
мусульманский мир взволновался от этого сильного на-
ступательного движения христиан, хан последней орды
на европейской почве, Девлет-Гирей крымский27, явил-
ся под Москвою и сжег ее. Москва не успела еще опра-
виться от этой беды, как наступила казачина, Смутное
время; пришли поляки, почуяв беду России; бояре, по-
ставленные между двумя огнями, боясь казаков, казац-
кого царя, самозванца, сами ввели поляков в Москву;
но, прежде чем русские выжили этих гостей из Кремля,
Москва опять была сожжена и разорена, жители разош-
лись розно. После этой беды Москва в XVII веке оправ-
лялась с трудом, как с трудом оправлялась вся земля,
при новых борьбах, при новых напряжениях; царству-
ющий град в XVII веке не достигал ни той обширно-
сти, ни того количества народонаселения, какое имел
в XVI веке, а тут уже приближалось время, когда
Россия должна была наконец добраться до моря и на
болотных берегах Невского устья должна была под-
няться столица империи.
Подобно всем старинным городам русским, самый
большой из них, царствующий град, запечатлелся харак-
тером древней русской истории, когда религиозный инте-
рес был не только господствующим, но, можно сказать,
253
исключительным. Западная Европа, пережившая время
исключительного господства религиозного интереса в так
называемые средние века, оставила память об этом вре-
мени в громадных, затейливо изукрашенных каменными
кружевами храмах; там был под руками материал, ка-
мень, там были перед глазами образцы, горы, эти неру-
котворные, возносящиеся к небу алтари; но главное, там
была сила, способная воздвигать подобные громады,
хотя и не всегда их оканчивать,— общественная сила;
богатый, многолюдный город, которого жители сознава-
ли в себе одно целое, привыкли к общему делу, такой
город строил великолепный религиозный памятник на
пользу и украшение целому городу; понятно, что таких
памятников не могло быть много и все они носили зна-
мение соединения сил. Но на восточной равнине в каких
памятниках выскажется исключительное господство ре-
лигиозного интереса? Здесь нет твердого материала,
камня, здесь нет гор, возбуждающих человеческое твор-
чество к соперничеству с природою, здесь нет и соедине-
ния сил. Мы видели, как здесь по необходимости все
расплывалось и разбродилось на необъятном простран-
стве, как здесь не было богатых, многолюдных городов;
все здесь жило в разброде и особо: отсюда бедный при-
носил в церковь свой образ, перед ним зажигал свою
свечу и перед ним молился, а богатый строил подле сво-
его дома свою церковь. Понятно, что церкви, построен-
ные отдельными лицами, не могли отличаться обширно-
стию и великолепием; но их было много, их считали до
двух тысяч, на каждые пять домов по церкви.
Церкви были небольшие; но в разных местах видне-
лись церкви значительной величины, окруженные други-
ми, поменьше, и огороженные стенами; то были монасты-
ри, которых было очень много в Москве; монастыри вид-
нелись преимущественно в концах города или обознача-
ли границы городских частей, указывали историю рас-
пространения города; монастыри, являвшиеся в средине
города, прежде были загородными. Некоторые загород-
ные монастыри были окружены крепкими каменными
стенами с высокими башнями и опоясывали Москву ря-
дом укреплений. Светские землевладельцы в России
и самые богатые никогда не имели укрепленных замков:
мы видели, что русская знать никогда не теряла дру-
жинного характера и жилища ее лепились около жили-
ща государева. Но подле светских землевладельцев,
светской знати, вообще небогатой и несильной пред бо-
254
гатством и силою великого государя, были землевла-
дельцы другого рода, богатые, сильные и самостоятель-
ные,— то были монастыри. Мы видели, как долог был
на Руси богатырский век, как с усилением государства
богатырство продолжалось под именем казачества; но
народ, имеющий богатые задатки жизни, стремится не-
обходимо к уравновешению сил, и подле богатырей,
грузных избытком материальных сил, мы видим богаты-
рей другого рода, богатырей духовных, представителей
нравственных сил народа,— то были вожди духовных
дружин, основатели монашеских братств, основатели мо-
настырей. Вдалеке, в глуши, но обыкновенно на господ-
ствующем красивом месте строился монастырь. Духов-
ная сила необходимо в скором времени привлекала к се-
бе силы, средства материальные, святой основатель слу-
жит в ветхих крашенинных ризах, преемники его обле-
каются в золото; никакие соображения и расчеты не мо-
гут остановить стремления жертвовать всем материаль-
ным, самым дорогим на украшение того, что нравствен-
но так дорого, так свято. Монастыри становятся богаты-
ми землевладельцами, имущество которых не отчуждает-
ся, не разделяется. Один только богатый землевладелец,
монастырь, живет отдельною, самостоятельною жизнию,
один по своим средствам может строить замки, укрепле-
ния и действительно огораживается твердыми каменны-
ми стенами, воздвигает башни, заводит наряд (артилле-
рию), получает возможность защищаться от неприятеля.
Так в эти века господства нераздельности занятий силы
нравственные необходимо соединялись с материальны-
ми; в Смутное время Троицкий монастырь 28 дал самый
сильный отпор врагам, и при этом силы нравственные
были соединены с материальными.
Нераздельность сил в древней России выражалась
и в старинном Кремле московском: если ряд загородных
монастырей представлял около столицы ряд укреплений,
то Кремль, царственный замок, жилище великого госуда-
ря, представлялся большим монастырем, потому что был
наполнен большими, красивыми церквами, среди кото-
рых, как игуменские кельи в монастыре, расположен был
царский дворец — пестрая масса зданий самой разнооб-
разной величины, разбросанных без всякой симметрии,
единственно по удобству. Если церковь была единствен-
ным памятником общественным, если каждый человек со
средствами имел сильные побуждения оставить по себе
такой памятник, то понятно, что человек с самыми боль-
255
шими средствами в государстве, именно великий госу-
дарь, должен был отличаться ревностию в построении
и украшении церквей, имел значение всероссийского цер-
ковного старосты; понятно, что около его жилища было
так много церквей, неудивительно, что мы очень часто
встретим его в церквах, очень часто встретим пышные,
длинные царские поезда, направляющиеся в ближние
и дальние монастыри; при церковных торжествах царь
тут со всем двором. 1 сентября, в Семен-день (Симеона
Летопроводца), церковь и мир вместе праздновали Но-
вый год. Народ толпился в Кремле с утра: там на от-
крытом месте, на площади между Благовещенским
и Архангельским соборами, в присутствии царя служили
молебен; после молебна архиереи и вельможи, приказ-
ные люди и гости поздравляли великого государя, один
из бояр говорил речь, после чего царь шел к обедне.
Зимою, перед Рождеством, 21 декабря, в Москве был
большой праздник в память чудотворца Петра, первого
митрополита, который стал жить в Москве и освятил
ее величие, праздник был собственно праздником преем-
ника Петрова, патриарха, и потому еще 19 числа патри-
арх являлся вс дворец звать великого государя и стар-
шего царевича к празднику и кушать, приглашалась так-
же вся знать; после обедни в Успенском соборе царь
отправлялся к патриарху на обед: обычай требовал, чтоб
хозяин благослсгил гостя образом и богато одарил: да-
рились обыкновенно кубки, бархаты золотные и серебря-
ные, аксамиты, аТласы, камки и соболи сороками. Нака-
нуне Рождества Христова, за четыре часа до света, го-
сударь ходил на тюремный и английский дворы и жало-
вал милостынею из своих рук, на тюремном дворе —
тюремных сидельцев, а на английском — пленных поля-
ков, немцев и черкас (малороссиян). Дорогою государь
раздавал милостыню раненым солдатам и нищим; в то
же время раздавал царскую милостыню у Лобного места
и на Красной площади. Всего раздавалось денег более ты-
сячи рублей. Иногда государь ходил также к какому-
нибудь расслабленному и подавал ему милостыню.
В третьем часу ночи в передней дворца раздавалось
громкое пение: славили Христа протопопы, попы и дья-
коны всех соборов; за соборным духовенством являлись
певчие: 5 станиц29 государевых певчих да семь станиц
патриарших славили переменяясь, и государь жаловал
их питьем ковшами. В самый праздник после обедни из
дворца посылали патриарху весь стол; боярам, окольни-
256
чим, думным дворянам и думным дьякам, также архие-
реям, архимандритам и духовнику царскому посылались
до две подачи (блюда) с кубками. 6 января в Богояв-
ленье иердано30 на Москве-реке; по берегу реки и в Крем-
ле расставлено 12 приказов стрельцов с ружьем и в цвет-
ном платье; идет великий государь в полном царском
облачении, ведут его под руки стольники и ближние лю-
ди; за государем идет постельничий, охраняет стряпню,
эту стряпню несут стряпчие, несут они полотенце, стул
и подножие, потом толпа царедворцев, начальных рат-
ных людей и гости, кто познатнее в шубах, другие
в золотах, ратные люди в ферезеях 31 и служилом платье,
гости в золотах.
В конце масленицы царица ходила по соборам и мо-
настырям кремлевским в сопровождении родственников,
родственниц, мам, верховых боярынь и казначей, водила
с собою и маленьких царевичей; во все это время
Кремль был заперт, никого не впускали.
В последнее воскресенье на масленице, в Прощеное
воскресенье, прямо из Успенского собора царь с боярами
и думными людьми отправлялся к патриарху, у которого
уже были собраны все власти (архиереи и архимандри-
ты), вместе с государем являлись из дворца ключники
и чарочники со всякими красными питьями. Начиналось
взаимное угощение: патриарх подносил государю вина
фряжские и меды всякие; подавал чаши боярам и дум-
ным людям, а государь, с своей стороны, жаловал чаша-
ми властей. По возвращении во дворец государь прини-
мал начальников приказов с докладами о колодниках,
которые сидят много лет, иные не за большие преступле-
ния; таких государь приказывал освобождать. В то же
время во дворце царица жаловала к руке отца, братьев
родных и двоюродных, родственниц, мам, верховых боя-
рынь, казначей, постельниц, мастериц. Наступал Вели-
кий пост, и в Москву наезжали гости особого рода: изо
-всех монастырей являлись монахи и подносили царю
и патриарху хлебы, капусту и квас.
В Вербное воскресенье царь участвовал в религиоз-
ном торжестве, которому подобного новая Россия уже
не видала: из Успенского собора в Спасские ворота дви-
гался крестный ход; за образами и духовенством шли
стольники, стряпчие, дворяне и дьяки в золотом парчо-
вом платье (в золотах), за ними сам государь, за госу-
дарем бояре, окольничие, думные люди и гости; по обе
стороны пути близ царя шли полковники и головы стре-
9. С. М. Соловьев 257
лецкие. Зашедши к празднику (в один из приделов По-
кровского собора), государь отправлялся на Лобное ме-
сто, где патриарх подавал ему и боярам ваии 32 и вербу.
По прочтении Евангелия патриарх, взявши крест в пра-
вую руку, а Евангелие в левую, посылает отрешить осла
и привести к ступеням Лобного места; осла приводят,
и патриарх садится на него, царь ведет осла по конец
повода, подле несут царский жезл, вербу, свечу, полотен-
це; царевич и один из бояр ведут осла по середине по-
вода, под губу ведут патриаршие боярин и казначей; по
обе стороны стрельцы несут сукна разноцветные и пости-
лают по пути; впереди движется огромная изукрашенная
верба на красных санях, в сани запряжены шесть лоша-
дей темно-серых в цветных бархатных каптурах33, в на-
чолках с перьями; ход направлялся прямо в Успенский
собор.
Наступал светлый праздник, Велик день. В исходе
двенадцатого часа государь шел в Успенский собор, за
ним бояре, окольничие, думные люди, стольники, стряп-
чие, дворяне и дьяки, собор наполнялся людьми в золо-
тах. На заутрене после хвалительных стихир царь при-
кладывался к иконам, потом христосовался с патриар-
хом и архиереями в губы, и давали друг другу яйца,
остальных духовных государь жаловал к руке и давал
яйца; после духовенства жаловал к руке всех светских
людей, вошедших за ним в церковь. По окончании заут-
рени царь идет в Вознесенский монастырь — поклонить-
ся гробу матери, fi Архангельский собор — поклониться
гробу отца, в Благовещенский собор — похристосоваться
с духовником, с которым целовался в губы. Обедню слу-
шал также в Успенском соборе. В первый же день празд-
ника являются к царю и царице вместе патриарх со все-
ми властями и вся светская знать: царица жаловала их
всех к руке; приходили к государю с дарами именитый
человек Строганов34, гости московские и из городов. На
другой день опять приходил патриарх с властями, на
этот раз приносил образа и золотые в подарок. На тре-
тий день царь жаловал к руке и оделял яйцами дворо-
вых людей, дьяков мастерской царицыной палаты, истоп-
ников и истопничих царицыных, уставщиков, певчих,
учителей царевичевых и комнатных сторожей; на четвер-
тый день жаловал к руке полуголов, сотников, также
дохтуров, лекарей и мастеровых палат золотой, серебря-
ной и оружейной. В Троицын день государь слушал
обедню в Успенском соборе; перед ним стольники несли
258
туда лист и веник (букет цветов); в церкви стольники
же держали стряпню: жезл, стоянец и мису36, иногда сун-
дук с платьем. В Успеньев день, храмовой праздник глав-
ной соборной церкви, государь обедал у патриарха,
который дарил гостей так же, как и в день Петра мит-
рополита. Царь Алексей Михайлович не пропускал
праздника в Чудове монастыре 20 мая, день Алексия
митрополита; если жил в Преображенском, то нарочно
приезжал для этого в Москву. Если не ходил в Троицкий
монастырь на праздник св. Сергия, то слушал в этот
день обедню на Троицком подворье. В свои именины, 17
марта, царь Алексей Михайлович ездил ко всенощной
и к обедне в Алексеевский монастырь: идут впереди
стрельцы с батожьем, потом постельничий и стряпчие
с стряпнею, за ними едет сам царь в шубе золотой
с кружевом, нашивка с кистями, шапка горлатная36;
едет он в санях больших нарядных, на наклестках37
стоят бояре, на оглоблях у щита стольники и ближние
люди, около саней идут пешком головы и полуголовы
стрелецкие. 17 ноября, в день Григория Неокесарийско-
го, царь Алексей ездил к обедне в Садовую слободу
к празднику, потому что там жил духовник.
Кроме этого присутствия при богослужении и при
церковных церемониях в праздничные дни, великий го-
сударь ходил часто на богомолье в города: Можайск,
Боровск, Звенигород, Кашин, Углич, к Николе на Угре-
шу; по дороге в Троицкий Сергиев монастырь, куда царь
обыкновенно отправлялся к празднику чудотворцеву,
к 25 сентября, по станам, в селах Тайнинском, Братов-
щине и Воздвиженском встречали его посадские люди—
ярославцы, ростовцы, переяславцы, угличане с хлебами
и рыбою. Целями царских походов на богомолье были
и ближние московские монастыри; приход великого го-
сударя был большим праздником для братии: гость жа-
ловал ее милостынею. Наконец, кроме монастырей, госу-
дарь ходил по всем больницам.
Были и другие цели государевых походов: Алексей
Михайлович любил часто ездить в загородные села, где
иногда оставался довольно долго. Села эти были: Коло-
менское, Голенищево, Покровское, Хорошево, Воробьеве,
Семеновское, Измайлово, Никольское, Всевидное, Ост-
ров, Соколово, Алексеевское, Дьяково. Государь ехал
ночевать, следовательно, шествие открывал постельный
возок, при котором ехали постельничий и стряпчий
с ключом, с ними 300 жильцов по три в ряд в цветном
259
платье на лошадях во всякой ратной сбруе. За жильца-
ми 300 конных стрельцов по 5 в ряд; за стрельцами 500
рейтар, за ними 12 стрелков с долгими пищалями. За
стрелками Конюшенного приказа дьяк, потом государе-
вы седла, жеребцы, аргамаки38, кони и иноходцы, 40 ло-
шадей под седлами, наряд на них большой, цепи гремя-
чие и поводные, кутазы и наузы39, седла покрыты покров-
цами цветными и ковриками золотными. Перед госуда-
рем у кареты боярин, подле кареты по правую сторону
окольничий. Сам царь в английской карете шестернею,
возники (лошади) с немецкими перьями, на возницах
кафтаны бархатные и шапки бархатные с соболем
и перьями. С царем в карете четверо бояр. Царевич ехал
в избушке40 шестернею, с ним сидели дядька его и
окольничий; за ним бояре, окольничие, стольники
и ближние люди, около избушки стрельцы. За царевичем
ехала царица в каптане41 в 12 лошадей, с нею мамы
и боярыни; за царицею царевны большие и меньшие
также, в каптанах, окруженных стрельцами; за царевна-
ми боярыни верховые, казначеи, карлицы, постельницы,
всего каптан 50. Главною целию загородных поездок
была любимая потеха царя Алексея Михайловича —
охота, ходил на поля тешиться с птицами, любил ходить
и на медведя.
Мы видели, как великий государь праздновал церков-
ные торжества; теперь взглянем на его торжества се-
мейные, радостные и печальные. Всемирная радость —
родился царевич: патриарх, знатное духовенство, бояре,
окольничие, думные люди и стольники идут с дарами
к новорожденному; у царя большой стол. Крестил царе-
вича сам патриарх с знатным духовенством в Чудове
монастыре или в Успенском соборе; восприемником по
старинному обычаю бывал троицкий архимандрит, если
же старший брат царевич был на возрасте, то он: млад-
шего сына Алексея Михайловича, Петра, крестил стар-
ший брат, царевич Феодор; восприемницею тетка. За
крестины патриарх получал 1500 золотых, митрополиты
по 300, архиепископы по 200, епископы по 100, чудовской
архимандрит 80 рублей, благовещенский протопоп (ду-
ховник) 100 рублей, успенский 50, протодьякон 40, клю-
чари по 30; всего выходило 3800 золотых и 330 рублей.
Для своей всемирной радости государь кормил у себя
в передней нищую братью и жаловал милостынею. Уми-
рал царевич — хоронили в тот же день. В годовщины
были в панихидной палате сборы и стол большой;
260
за сборами были патриарх с знатным духовенством; го-
сударь приходил в панихидную палату и подносил пат-
риарху и архиереям кушанье н кубки; патриарх брал
поднесенное ему блюдо и кубок и подносил их обратно
государю, а тот жаловал ими окольничего, который сто-
ял за ним. После стола государь снова приходил в пани-
хидную палату к панихиде и потом провожал патриарха
до Благовещенья.
В церковные праздники и царские дни во дворце бы-
вали большие столы, к которым приглашались патриарх,
бояре, окольничие, думные дворяне и дьяки, стольники,
стряпчие, дворяне московские, жильцы и посадские люди
всех сотен. Кроме того, большие столы бывали по слу-
чаю приезда иностранных царевичей и знатных послов.
Тут в Грановитую палату, где был обед, сносились доро-
гие и редкие вещи на показ гостям: на окне на бархате
золотном стояло четверо серебряных часов; у того же
окна стоял шандан стенной серебряный; на другом окне
стоял серебряник большой с лоханью, по сторонам рас-
сольники высокие; на третьем окне на бархате золотном
стоял рассольник серебряный большой да бочка серебря-
ная позолоченная, мерою в ведро42. На рундуке43 против
государева места и на ступенях были постланы ковры;
около столпа стоял поставец: на нем расставлены были
сосуды золотые, серебряные, сердоликовые, хрустальные
и яшмовые. Иностранные послы говорят, что сосуды эти
не отличались чистотою.
Посол приехал за важным делом. Надобно подумав-
ши отвечать на его предложения. С кем же обыкновен-
но великий государь думает думу о всяких важных де-
лах, ратных и земских? Много прошло времени с тех
пор, как старший князь в роде княжеском стал великим
государем, царем московским и всея Руси, но простота
первоначальных отношений его к окружающим, к ближ-
ним людям не исчезла. Около дворца великого государя,
в самом Кремле, потом в других лучших частях Моск-
вы, в Китае и Белом городе, в домах пообширнее других,
окруженные бедными родственниками, знакомцами
и многочисленною крепостною дворнею, живут знатные
люди разных чинов, более или менее близкие к царю.
Это старинная дружина княжеская; слово исчезло, но
основной характер остался, характер военный: все это
ратные люди, члены дружины старшие и младшие; им
поручаются, как и в старину, разные гражданские дол-
жности, но при этом они не теряют своего постоянного,
261
Военного характера. Древняя Россия не достигла еще до
разделения военной и гражданской службы. Первона-
чальный военный, дружинный характер окружающих ца-
ря остался; изменились отношения дружины к вождю ее:
члены прежде вольной дружины, могшие отъезжать от
одного князя к другому, потом прикрепились к одному
великому государю царю-самодержцу, стали его холопа-
ми. Вся эта служня обязана быть постоянно налицо при
великом государе. С раннего утра собирается она ко
двору; старики едут в каретах, зимою в санях, молодые
верхом; не доезжая до двора царского, вдалеке от
крыльца, выходят из карет, слезают с лошадей, идут
пешком к крыльцу. Пойдем за ними во дворец, там об-
наружится различие между ними по степеням знатности
и приближения к царю. Толпа не идет далеко, останав-
ливается на постельном крыльце и здесь, на обширной
площади его, дожидается, не будет ли какого приказа-
ния; это молодые, т. е. менее знатные, люди. Здесь ви-
дим стольников: это дети отцов, которые в знатных чи-
нах, но не из первостепенной знати по происхождению;
их будет человек 500; главная служба их во дворце, от
которой и получили название,— носить кушанье к цар-
скому столу при торжественных обедах; их же отправля-
ют посланниками к иностранным дворам, воеводами по
городам, в приказы. Стольники, стоявшие здесь, на кры-
лечной площади, назывались площадными в отличие от
комнатных, детей более знатных, более приближенных
к царю отцов. Вместе с стольниками дожидаются на
крыльце стряпчие; мы уже видели их в придворной дол-
жности при торжественных царских выходах; и стряп-
чих, которых будет человек с 800, посылают также
в разные посылки, менее значительные: не пошлют
стряпчего ни в воеводы на город, ни в послах в ино-
странное государство. Далее крыльца ие идут и дворяне
московские, получившие первое место перед дворянами
областей, присоединенных к Московскому княжеству;
у них нет придворной должности; в военное время это
начальные люди в полках, в мирное их посылают и вое-
водами по городам, и послами, и для производства след-
ствия, и в приказы. Но давно уже опыт показал, что
человек, владеющий саблею, неловко владеет пером,
давно уже образовался особый класс людей, дельцов по
письменной части, разделявшихся на старших и млад-
ших, на дьяков и подьячих: без них не мог обойтись бо-
ярин, назначенный государем ведать какой-нибудь при-
262
каз в Москве, не мог обойтись дворянин, когда его по-
сылали воеводою в город, когда его отправляли послан-
ником в чужое государство. И все больше и больше зна-
чения приобретает делец, письменный человек подле
ратного человека, по старине занимающего гражданскую
должность: дьяк, уже не подчиненный ему, не излагатель
только его мнений, его приказаний и решений, дьяк его
товарищ и в приказе, и в посольстве. Между стольника-
ми, стряпчими и дворянами на дворцовом крыльце дожи-
даются и дьяки. Взад и вперед бегают жильцы; это двух-
тысячный отряд дворянских, дьячьих и подьяческих де-
тей, из которого по сороку человек ночует на царском
дворе.
На крыльце, на площади не всегда тихо, не всегда
слышны только одни мирные разговоры; иногда вдруг
раздается шум, громкие голоса: два врага, два соперни-
ка по какому-нибудь тяжебному делу встретились и не
выдержали, сцепились браниться; стоит только вымол-
вить первое бранное слово, и язык расходится, удержу
ему нет: от лица сейчас же переход к его отцу, матери,
сестрам и другим ближним и дальним родственникам,
никому нет пощады, все старые и недавние истории,
сплетни, слухи — все тут будет повторено с прибавками,
какие продиктует расходившееся сердце. Побранится
стольник с другим стольником за холопа, которого оття-
гивают друг у друга,— и приплетет к холопу сестер-де-
виц и мать своего соперника. Дело не ограничивалось
одними крупными словами, шумом: иной расходится от
крупных слов и шума и начнет гонять по крыльцу за
врагом, гоньба иногда оканчивалась тем, что у одного из
соперников была прошиблена кирпичом голова.
Толпа молодых, ожидающая на крыльце, беспрестан-
но расступается, дает дорогу старым боярам, окольни-
чим и думным людям, которые не останавливаются на
крыльце и проходят далее, в переднюю. Передняя имеет
важное значение перед крыльцом: один жилец, исчисляя
службы свои, бьет челом государю: «Пожалуй меня, хо-
лопа своего, для великого чудотворца Алексея митропо-
лита и для многолетнего здоровья сына своего царевича,
за мое службишко и терпенье вели, государь, мне быть
при своей царской светлости в передней, а родители мои
(родственники) пожалованы в переднюю». Здесь, в пе-
редней, останавливаются бояре, окольничие и думные
люди, люди трех первых высших степеней старинной
русской службы. Боярин — имя, которое встречается
263
уже на первых страницах старой летописи в значении
старшего члена дружины и необходимого советника,
думца княжеского, и эта тесная связь между понятием
боярина и советника княжеского выражалась в эпитете:
боярин думающий. Окольничие во время усиления значе-
ния власти княжеской являются преимущественно в зна-
чении царедворцев; они распоряжаются при дворцовых
церемониях, при приеме послов, во время путешествия
государя едут впереди его, приготовляют все на станах;
в последнее время окольничество потеряло значение
должности и приняло только значение чина, означая вто-
рую степень после боярства. Наконец, издавна между
дружинниками люди, не достигшие еще ни боярства, ни
окольничества, но жившие в думе, участвовавшие в сове-
те великокняжеском; отсюда третий чин — думные дво-
ряне. К этим трем чинам, участвовавшим в думе, совете
царском, примыкают думные дьяки, высшее звание, ко-
торого мог достигнуть не военный человек, а человек
пера. Думных дьяков не больше четырех; как первые
дельцы, находившиеся на глазах государя, который не-
посредственно пользовался их ловким пером, их знанием
дела и опытностию, думные дьяки приобретают важное
значение; особенно сильны становятся они со времен
Грозного, который, подозревая знатных людей во враж-
дебных замыслах, преимущественно доверял дьякам,
людям новым, незнатным. До какой степени влияния
могли достигать думные дьяки, показывают нам приме-
ры Щелкаловых.-Грамотина44. Как люди формы и рути-
ны, из мелочного знания существующего извлекавшие
свои выгоды, думные дьяки, разумеется, не могли быть
расположены к преобразованиям; они считались знато-
ками дела, пользовались в этом отношении большим
уважением, большим влиянием, к ним обращались как
к оракулам: понятно, как оскорбились, ожесточились
они, когда им стали говорить, что они не умеют дело де-
лать, не умеют прилично вести себя. Отсюда понятна
вражда, которую питали думные дьяки к дерзкому но-
вовводителю, Ордину-Нащокину, осмелившемуся учить,
указывать, кому же? Думным дьякам! Как будто первые
дельцы дела не знают! Вздумал переучивать их на чу-
жой лад, только и слов от него, что в чужестранных го-
сударствах не так делается.
Бояре, окольничие, думные дворяне, думные дьяки
толпятся в передней. О чем же они говорят между собою
в ожидании выхода царского, что их особенно занимает?
264
В последнее время было о чем поговорить: войны тяж-
кие, походы беспрерывные, победы сменялись пораже-
ниями, не раз были речи о том, что царь покинет столи-
цу, к которой приближается враг, казаки изменяют
в Малороссии; безбожный Стенька Разин поднимает
казачество и крестьянство против бояр; патриарх хочет
владеть всем: рассердился, что ему не дали владеть,
уехал, а от патриаршества не отказывается; такого дела
еще никогда не бывало, подняли святейших патриархов
восточных, чтоб покончили с Никоном. Думные дьяки
внушают, что с Афанасием Лаврентьевичем Ординым-
Нащокиным житья нет, все бранится, всех укоряет, все
по его, делается нехорошо, толкует о новых порядках,
что в чужих землях, а какие это порядки? Что он завел
во Пскове? Придет воевода в город, а ему там и делать
нечего: всем владеют мужики! Но что же будешь де-
лать! Великий государь его жалует, грамоты посылает
прямо из Приказа тайных дел, и Афанасий пишет туда
же; если уже заведен Приказ тайных дел, то всякому
можно писать великому государю, что хочет, обносить
кого хочет,— никто не сведает. И чему дивиться! был бы
из честного старого рода, а то откуда взят? Умный чело-
век! никто у него ума не отнимает, да как будто все
другие глупы? Вот и Матвеев метит туда же, в бояре,—
и попадет; у государя в приближении; но этот по край-
ней мере тих, честных людей почитает, тоже любит но-
вые порядки, да не кричит, как Афанасий.
Но более всего, разумеется, занимали людей, соби-
равшихся в передней, дела местнические. Много остат-
ков старины сберегла Московская Русь, и между ними
крепкий родовой союз, который тем был крепче, чем
слабее были все другие союзы. Понятие об единстве ро-
да, как бы он ни был велик и разветвлен, сохранялось.
Должен один из членов рода заплатить большую сумму
денег, остальные члены рода обязаны складываться для
этой уплаты. Старшие члены рода, которых величали
господами, обязаны наблюдать за поведением младшего,
хотя и совершеннолетнего, уже находящегося в службе,
наказывать его за нравственные беспорядки, и прави-
тельство, разделявшее общий взгляд относительно кре-
пости родового союза, взыскивало на старших членах
рода за поведение младшего. Понятно, что при такой
крепости родового союза, при такой ответственности
всех членов рода один за другого значение отдельного
лица необходимо исчезало пред значением рода; одно
265
лицо было немыслимо без рода: известный Иван Петров
не был мыслим как один Иван Петров, а был мыслим
только как Иван Петров с братьями и племянниками.
При таком слиянии лица с родом возвышалось на служ-
бе одно лицо — возвышался целый род, с понижением
одного члена рода понижался целый род. Для нас теперь
очень понятно, почему человек; имеющий известный выс-
ший чин, занимавший высшую должность, не захочет
служить под начальством или в товарищах человека, ко-
торый моложе его по чину или прежней должности; но
представим себе, что целый род составляет одно, что
каждый член слит со всеми остальными членами, и мы
поймем, почему известный Иван Петров не хочет слу-
жить в товарищах с Васильем Федоровым, если член од-
ного рода с Иваном Петровым был выше члена рода
Насилья Федорова; не забудем, что лицо независимое,
самостоятельное, как теперь у нас, может по высшим
нравственным или по каким бы то ни было побуждени-
ям преодолеть побуждения честолюбия; но старинному
русскому человеку преодолевать эти побуждения было
невозможно, потому что он не имел никакого права рас-
полагать честью целого рода, имел священную обязан-
ность беречь ее во что бы то ни стало, поэтому неудиви-
тельно, что старинный русский человек, столько послуш-
ный великому государю, которого назывался холопом
с уничижительным именем, в местнических случаях ос-
лушивался, за обедом, в присутствии царском, спускал-
ся под стол, если его принуждали сидеть ниже человека,
которому он не мог по родовым счетам уступить, шел
в тюрьму, подвергался батогам, кнуту, отобранию поме-
стий и вотчин, но не исполнял воли царской, ибо в про-
тивном случае что была бы его за жизнь, как бы он по-
казался на глаза родичам да и всем порядочным людям,
ибо в глазах всех их поруха родовой чести была непро-
стительным преступлением; теперь всякий будет каждо-
го родственника такого преступника утягивать, говорить:
ты можешь быть ниже меня, потому что родственник
твой Иван Петров был ниже Василья Федорова, а я ра-
вен Василыо Федорову или еще и выше его; мой млад-
ший брат в таком-то походе был равен или даже выше
старшего брата Василья Федорова и т. д.
Члены шестнадцати знатных родов имели право,
обойдя низшие чины, поступать прямо в бояре: Черкас-
ские, Воротынские, Трубецкие, Голицыны, Хованские,
Морозовы, Шереметевы, Одоевские, Пронские, Шеины,
266
Солтыковы, Репнины, Прозоровские, Буйносовы, Хилко-
вы, Урусовы. Члены пятнадцати родов поступали сначала
в окольничие и потом в бояре: Куракины, Долгорукие,
Бутурлины, Ромодановские, Пожарские, Волконские,
Лобановы, Стрешневы, Барятинские, Милославские,
Сукины, Пушкины, Измайловы, Плещеевы, Львовы.
Из тридцати одной фамилии 20 княжеских. Некоторые
из князей присоединили к своим фамильным прозва-
ниям прозвания от старых своих уделов, например Ромо-
дановские-Стародубские. В конце царствования Алексея
Михайловича показалось это неприличным, и Ромода-
новским запрещено было писаться Стародубскими. Но
знаменитый воевода князь Григорий Григорьевич Ромо-
дановский подал челобитную: «Прислана твоя, великого
государя, грамота, написано, чтоб мне впредь Стародуб-
ским не писаться. До твоего указа я писаться не стану,
а прежде писался я для того: тебе, великому государю,
известно, князишки мы Стародубские, а предки мои
и отец мой и дядя писались Стародубские-Ромоданов-
ские, да дядя мой князь Иван Петрович, как в Астраха-
ни за вас, великих государей, пострадал от вора лже-
именитого Августа, по вашей государской милости напи-
сан в книгу, и, страдания его объявляя, на сборное вос-
кресенье поминают Стародубским-Ромодановским. Уми-
лосердись, не вели у меня старой нашей честишки
отнять». Государь умилосердился, не велел честншки
отнимать. Молодого человека знатной фамилии царь
обыкновенно брал во дворец в спальники. Должность
спальников состояла в том, что они спали у государя
в комнате, человека по четыре, переменяясь посуточно,
раздевали и разували государя. Из спальников члены
первостепенных родов жаловались прямо в бояре, второ-
степенных в окольничие и назывались комнатными или
ближними боярами и окольничими. Понятно, что войти
в первый ряд знати, доставить себе и всем членам сво-
его рода право, минуя окольничего, получать прямо бо-
ярство было заветною целию и были честолюбцы, кото-
рые покушались достигнуть ее без признанных прав: так,
например, Головин45, пожалованный из дворян в околь-
ничие, бил челом, что окольничих в его пору нет и отец
его при царе Михаиле был в боярах; за это челобитье
он послан в тюрьму и окольничество ему не сказано,
сказано другое: «Тебе, страднику, ни в какой чести не
бывать, бояре приговорили тебе бить кнутом и в Сибирь
сослать, да государь на милость положил». Родовая
267
честь была такое больное место у старинной русской
знати, что, несмотря на очевидное первенство одного ро-
да перед другим, члены рода, которые должны были ус-
тупить, придумывали отчаянные средства, чтоб как-ни-
будь избавиться от этой тяжкой уступки. В этом отноше-
нии замечательно местническое дело между двумя
первостепенными родами: в 1663 году, за торжественным
обедом у государя, князь Юрий Трубецкой получил на-
значение выше, чем Никита Шереметев; Шереметевы
знали хорошо, что Трубецкие выше их, но уступить было
тяжело, вспомнили, что они, Шереметевы, старинный
московский знатный род, а Трубецкие хотя и знатны, но
князья пришлые, Гедеминовичи литовские; вследствие
этого старший между Шереметевыми, боярин Петр Ва-
сильевич, подал челобитную: «Я и брат мой с князем
Юрием был и вперед по отечеству родителей его быть
с Трубецкими готовы: только князь Юрий иноземец и в
нашу пору и хуже нас с ним никто не бывал; так если
кто-нибудь, не зная меры своей, станет меня бесчестить,
то нам и отечеству нашему не было бы порухи». Госу-
дарь сильно осердился за эту новость, когда и с старыми
основаниями местнические споры были невыносимы; он
велел сказать Шереметеву: «Ты князя Юрия обесчестил,
что назвал его иноземцем: Трубецкие не иноземцы, ста-
рый род честный». На Шереметевых князю Юрию Тру-
бецкому доправлено бесчестье: половинный оклад дяди
его, боярина князя Алексея Никитича Трубецкого.
Шереметевы имели право опасаться, что кто-нибудь,
не зная меры своей, будет их бесчестить вследствие ус-
тупки их Трубецким; несколько раз Шереметевых оборо-
няли то от Долгоруких, то от Плещеевых, то от Бутур-
линых, то от Годуновых. Но если правительство беспре-
станно должно было оборонять и старинные роды, то
понятно, как ему трудно было оборонять новых людей,
родственников царских, поднявшихся до боярства из не-
значительных людей и выскочек вроде Ордина-Нащоки-
на. Тут надобно было изворачиваться разными средства-
ми. Князь Львов бил челом на тестя царского, боярина
Илью Милославского; челобитчику отвечали, что ему
можно быть с Милославским, во-первых, потому, что он
третий брат; во-вторых, потому, что прежде не бивали
челом на царских свойственников. Еще труднее было
оборонять Ордина-Нащокина: стольник Матвей Пушкин
бил челом, что велено ему ехать за польскими послами
и с ними ехать к ответу (переговорам), а вести перего-
268
воры, в ответе быть боярину Ордину-Нащокину и ему,
Пушкину, меньше Афанасья быть невместно. Нащокин,
в свою очередь, бил челом, что Пушкин бьет челом не
делом. Государь сказал Пушкину, что прежде мест тут
не бывало и теперь нет. Но Пушкин отвечал, что прежде
с послами в ответе бывали честные люди, а не в Афа-
насьеву версту, потому в то время и челобитья не быва-
ло, а его отечество с Афанасьем известно великому го-
сударю. Государь повторил, что тут мест не бывало
и теперь нет, и Пушкин уступил на первый раз, поехал
за послами; но потом раскаялся в своей слабости и пере-
стал ездить к послам; государь послал его в тюрьму
и велел сказать, что ему с Нащокиным быть можно
и если не будет, то вотчины и поместья отпишут; Пуш-
кин отвечал: «Отнюдь не бывать, хотя вели, государь,
казнить смертью, Нащокин передо мною человек моло-
дой и не родословный». И поставил на своем, не был
у послов приставом, сказался больным.
Подле местничества отдельных родов друг с другом
шло местничество между членами одного и того же рода,
споры о родовом старшинстве, которые имели такое зна-
чение в древней русской истории, происходя в роде кня-
жеском. Мы знаем, что в древней Киевской Руси физиче-
ское старшинство брало верх и племянники, несмотря на
разные благоприятные обстоятельства, обыкновенно
должны были преклоняться пред правами дядей, поку-
шения племянников восстать против прав дядей счита-
лись греховными. В Руси Северной, Владимирской и по-
том Московской дело пошло быстро обратным путем:
родовые отношения между князьями рушились, племян-
ник от старшего брата стал наследовать старшинство, за
исключением всех дядей. Этот переворот в отношениях
членов владельческого рода не мог остаться без влия-
ния и на отношения в других родах, и если здесь не мог-
ло произойти такого же переворота вполне, то по край-
ней мере мы вправе ожидать, что произойдут уступки,
сделки, ограничения прав младших дядей пред старши-
ми племянниками, особенно при влиянии великого госу-
даря на решения местнических дел, при определении
случаев: великий государь, господствуя сам вследствие
нового представления о праве сына от старшего брата
над дядьми, не мог не благоприятствовать ограничению
дядей в пользу племянников, и потому нам неудивитель-
но встречать в местнических делах, что эти ограничения
произошли по новому, государеву, уложению. Из описы-
269
ваемого времени приведем один любопытный случай та-
кой родовой усобицы: в 1652 году князь Григорий Гри-
горьевич Ромодановский бил челом на племянника сво-
его, князя Юрия, что ему с ним быть невместно: «Он
мне в роду в равенстве». Князь Юрий бил челом на дя-
дю: «Хотя он мне по родству дядя, но можно ему со
мною быть, потому что у отца своего он осьмой сын,
а я у своего отца первый сын, и дед мой отцу его боль-
шой брат». Государь сказал: «После велю вас счесть
старым родителям (родственникам) вашим». Но князь
Григорий государя не послушал, и за то посажен в око-
вы. Дьяки точно так же местничались по своим приказ-
ным назначениям: дьяк Елизаров, пожалованный в дум-
ные дьяки и оставленный в Поместном приказе, бил че-
лом, что ему невместно быть меньше думного дьяка
Гавренева, сидевшего в Разрядном приказе, потому что
этот приказ считался выше Поместного.
С такими-то интересами и стремлениями толпилась
знать в передней. Но не все остаются в передней; ближ-
ние бояре, люди вхожие, проходят поближе к дверям
комнаты, соображают и, улуча время, входят в комнату,
место заветное для других, которые должны дожидаться
в передней. Как важно было входить в комнату, пока-
зывает следующий случай: царь Михаил приказал на
границе встретить королевича Вальдемара боярину
князю Юрию Сицкому, а за Москвою встретить боярину
Михайле Солтыкову, и сказано быть без мест; но князь
Сицкий, утаясь от Солтыкова, бил челом в комнате без
людей царю, и государь велел дать ему невместную гра-
моту, что ему можно быть больше Солтыкова и родичей
его. Солтыковы успели поправить дело уже при царе
Алексее.
Наконец двери отворяются; входит великий государь,
и все, увидев его, кланяются в землю. Государь садится
в большое кресло в переднем углу и подзывает к себе
тех, до которых есть дело; если царь кликнет боярина,
а его нет, тотчас посылает за опоздавшим, которого ждет
грозный выговор, зачем опоздал? Расправа с теми, кото-
рые оплошали, не исполнили или не так исполнили цар-
ское приказание, коротка: государь сейчас же велит вы-
слать их вон из палаты или посылает в тюрьму. Иногда
государь разговаривает долго с разными боярами; все
другие стоят, устанут, выходят на двор посидеть и опять
возвращаются наверх. Но вот иногда кто-нибудь из при-
сутствующих сам подходит к государю и кланяется
270
в землю: у него челобитье — отпустить в деревню; при-
ступают другие, отпрашиваются в гости, на свадьбу, на
крестины или на именины: отпроситься необходимо, по-
тому что в вечерни все опять должны быть во дворце.
Между челобитчиками некоторые подносят калачи госу-
дарю: это именинники, государь спрашивает их о здо-
ровье и поздравляет, потом они пойдут с калачами
к царице, царевичам и царевнам.
После приема бояр государь шел обыкновенно
к обедне со всем двором, а после обедни в передней или
комнате государь принимался за дела. Для доклада дел
каждому ведомству назначены были особые дни: в поне-
дельник докладывались дела из Разряда и Посольского
приказа; во вторник из Приказов большой казны и боль-
шого прихода; в среду из Казанского дворца и Помест-
ного приказа; в четверг из Приказа большого дворца
и из Сибирского; в пятницу из судных приказов Влади-
мирского и Московского. С докладами подходили на-
чальники приказов и сами их читали перед государем.
Есть у государя важное дело, он призывает на думу или
одних ближних, комнатных бояр и окольничих, или всех
бояр, окольничих, дворян, и это называется сиденьем
великого государя с боярами о делах. Бояре, окольничие
и думные дворяне садятся по чинам, от царя поодаль,
на лавках, бояре под боярами, кто кого породою ниже,
окольничие под боярами, думные дворяне под окольни-
чими, также по породе, а не по службе; думные дьяки
стоят, но иногда государь прикажет и им сесть. И тут
иногда дело не обходилось без смуты: Пушкины пошли
в тюрьму, побранившись с Долгорукими в то время, как
государь сидел с боярами. Когда все усядутся, государь
объявляет свою мысль и приказывает, чтоб бояре и дум-
ные люди, помысля, к тому делу дали способ. Тут вся-
кий, кто имеет способ в голове, объявляет свою мысль,
а иные, «брады свои уставя, ничего не отвечают, потому
что царь жалует многих в бояре не по разуму их, но по
великой породе и многие грамоте не учены» 4в. Состоится
приговор, и государь и бояре приказывают думным
дьякам пометить и приговор записать. В известном
выражении «государь указал и бояре приговорили» ука-
зывается на означенный ход совещания: царь приказы-
вает своим советникам, «помысля, дать к делу способ»;
советники дают способ и составляется приговор. Если
придавать этому выражению важное какое-нибудь зна-
чение, то надобно будет придать важное значение и дру-
271
тому употреблявшемуся в старину выражению: «По ука-
зу в. государя и по приказу дьяков сделано то-то». Если
вследствие совещания нужно написать грамоту в ино-
странное государство, то это поручается посольскому
думному дьяку: дьяк велит писать подьячему, а сам вы-
черкивает или прибавляет; когда грамота изготовлена,
то ее слушают сперва одни бояре, а потом вместе с ца-
рем; то же соблюдается и относительно всех других при-
говоров. Если дела не так важны или по каким-нибудь
обстоятельствам государь не может сам присутствовать
при совещании о них, то приказывает решить их боярам
без себя, приказывает им сидеть о каком-нибудь деле.
Бояре сидят во дворце, и отсюда выражение: взносить
дела к боярам вверх.
Кроме обычных сидений великого государя с бояра-
ми, бывали еще чрезвычайные совещания, на которые
приглашались высшее духовенство и выборные из дру-
гих сословий. Эти чрезвычайные совещания, или соборы,
бывали обыкновенно по вопросу: начинать или не начи-
нать опасную, тяжелую войну, причем потребуется
долгая и тяжкая служба ратных людей, с другой сторо-
ны, потребуются денежные пожертвования с тяглых лю-
дей; нужно призвать выборных или советных людей из
тех и других, изо всех чинов, чтоб сказали свою мысль,
и если скажут, что надобно начинать войну, то чтоб по-
сле не жаловались, сами наложили на себя тягость.
Царь Алексей, отпуская ратных людей в литовский по-
ход, говорил им: «В прошлом году были соборы не раз,
на которых были и от вас выборные, на соборах этих
мы говорили о неправдах польских королей, вы слышали
это от своих выборных: так вам бы за злое гонение на
православную веру и за всякую обиду к Московскому
государству стоять». Выборные, или советные люди,
являлись на собор из Москвы и областей, из разных
чинов людей, например, из стольников, стряпчих, из дво-
рян московских и жильцов, из чина по два человека; из
дворян и детей боярских больших городов по два чело-
века, из меньших по человеку, из гостей по три челове-
ка, из гостиной и суконной сотен по два, из черных со-
тен и слобод и из городов, из посадов по человеку. Из
крестьян выборных не было; иногда не вызывались и го-
рожане из областей, призывались только московские го-
сти, из гостиной и суконной сотни старосты, из черных
сотен сотские. Голос советные люди имели совещатель-
ный, у них отбирались мнения, или сказки, для сообра-
272
женин: сказки подавались или соединённо, целыми чи-
нами, или по местностям; но каждый советный человек
мог подать отдельно свое мнение.
Советные люди единогласно сказали, что войну на-
чать необходимо, ратные люди объявили готовность про-
ливать кровь за пресветлое царское величество, торговые
люди обязались платить пятую или десятую деньгу
с своих животов и промыслишков; великий государь ре-
шил, что откладывать войну нельзя, поход сказан при-
дворным ратным людям, гонцы скачут в области к вое-
водам, чтоб высылали служилых людей, дворян и детей
боярских из их вотчин и поместий. Теперь мы должны
познакомиться с этим многочисленным классом служи-
лых людей, рассеянных по центральным, западным
и южным областям государства. Прежде всего обратим
внимание на их название, которое всегда скажет много,
особенно когда будем следить за его изменениями.
В древнейшие времена мы видим в России первоначаль-
ное деление народа на военных и невоенных, мужей
и мужиков; военные люди по отношению к вождю сво-
ему, князю, носят название дружины. Это название, от
какого бы корня его ни производили, заключает в себе
понятие товарищества, компании. В Московском госу-
дарстве название дружины исчезает, ибо исчезает поня-
тие. Чем же оно постепенно заменяется? Из-за дружины
сначала выступает двор и производное от него дворянин
и приобретает все более и более силы. Сначала бояре
и дети боярские сохраняют относительно дворян свое
самостоятельное первенствующее положение, положе-
ние дружинников; но потом, с возвышением значения го-
сударя и его двора, название дворянин берет верх над
названием сын боярский, и последним означается низ-
ший класс военных людей; с исчезновением понятия
о товариществе вождю выступает во всей силе понятие
службы государю, и является для военных людей назва-
ние служилые люди в противоположность всему осталь-
ному народонаселению, которое не поднимается, сохра-
няет по-прежнему относительно военных людей значение
мужиков; но и военные люди уже более не мужи, а слу-
жилые люди, холопи государя; название служилый, слу-
жащий живет до сих пор, до сих пор в народе говорят:
это служащий, в противоположность купцу, мещанину.
Но было еще другое название, которое обозначало воз-
награждение за службу, название помещик. Если назва-
ние служилый человек определяло отношение к госуда-
273
рю, то название помещик определяло отношение к зем-
ле, к народонаселению, которое должно было содержать
военного человека. Если в древности переходной дружи-
не соответствовало содержание, получаемое прямо от
князя в виде денег, то образованию из дружины служи-
лого сословия на севере, в Московском государстве, со-
ответствовала система испомещения на земельных участ-
ках, зависевшая от того, что великий князь стал госуда-
рем, уселся и определил точно свои отношения к земле,
сделался ее хозяином, распорядителем. Легко понять,
какое впечатление в стране произвело испомещение во-
енных людей на землях, впечатление, подобное тому, ка-
кое произвело испомещение германцев в областях Рим-
ской империи: в стране подле немногочисленных вотчин-
ников явился многочисленный класс людей, пользую-
щихся землею, полновластных хозяев ее во время этого
пользования; вотчинники стали также брать поместья,
земля явилась предназначенною для испомещения воен-
ных людей, помещики явились главными землевладель-
цами, служилый человек для остального народонаселе-
ния стал немыслим без поместья, и название помещик
для землевладельца укоренилось в народе крепко, оста-
лось и тогда, когда поместья исчезли.
Превращение дружинников в помещиков необходимо
должно было иметь сильное влияние на перемену в ха-
рактере военного русского сословия, независимо уже от
различия в характере южного и северного народонасе-
ления, в характер'е князей и деятельности их. В членах
подвижной дружины, перебегавшей с князем своим из
одной области в другую, беспрестанно готовом переве-
даться с дружинами враждебных князей, необходимо
сохранялась отвага, храбрость. Это были люди, не поки-
давшие оружия в постоянной борьбе с степными варва-
рами, в постоянных усобицах княжеских; в немногочис-
ленных, находившихся постоянно на виду дружинах пре-
имущественно в мелких схватках храбрость каждого
члена была явна и возбуждалось соревнование; война
была главным и постоянным занятием, одним словом,
военный характер сохранялся вполне. Кроме побужде-
ния повсюду, у себя на Руси и в чужих странах, честь
свою взять, присоединялись и другие побуждения к ока-
занию храбрости: материальное благосостояние дружи-
ны зависело от богатства князя, а это богатство мог до-
ставить или поддержать только меч дружинника.
«С дружиною приобрету серебро и золото»,— говорил
274
св. Владимир и приказывал подавать серебряные ложки
дружине, которая роптала, что князь кормит ее с дере-
вянных ложек. Но характер должен был необходимо из-
мениться, когда военному человеку дано было поместье,
куда он уезжал на все мирное время до первого при-
зыва. Он становился землевладельцем, хозяином, терял
военное значение, входил в мир иных отношений и инте-
ресов и привыкал к своему мирному положению, кото-
рое становилось для него естественным, постоянным,
а военное время случайным, чрезвычайным, наруша-
ющим обычное течение жизни; это нарушение не могло
нравиться. Если бы еще можно было сейчас же встре-
тить неприятеля, побиться и назад, домой; а то надобно
собираться в долгий путь, покидать семью, хозяйство на
неопределенное время, в отсутствие хозяина семье может
быть очень плохо, все пойдет не так; живется обыкновен-
но в поместье со дня на день, на черный день не припа-
сено, а для похода надобно делать чрезвычайные издер-
жки, занимать деньги — разоренье! Хорошо, если кто от
природы храбр, любит подраться; но с течением време-
ни служилое сословие превратилось в касту; сыновья
служилого человека, храбры они или нет, чтоб не поте-
рять своего значения и средств пропитания, получивши
поместья, должны являться по первому призыву на
службу. Таким образом, испомещение служилых людей
уничтожило характер древней дружины: вместо постоян-
ного войска, каким была дружина, с военным духом,
с сознанием военных обязанностей, с побуждениями во-
инской чести оно создало класс мирных граждан, хозя-
ев, которые только случайно на время войны несли уже
тяжкую для них службу. С каждым позывом в поход
в семействах помещиков должны были повторяться сце-
ны, подобные тем, какие теперь происходят в семействах
перед отпуском рекрут: сколько нужд и лишений должен
претерпеть! Был сам, жил хозяином полновластным,
окруженный покорною семьею, холопами и крестьянами,
а теперь надобно идти под начальство; какой-то попадет-
ся воевода? Попадались притеснители страшные! Хоро-
шо, если есть связи, родственники побьют челом и вое-
вода возьмет к себе в завоеводчики (в свиту), а то беда!
И возвратится ли? Возвратится ли невредим? А попа-
дется в плен к татарам, в литву или к немцам-люторам
безбожным! Вспомним также, что войны XVII века,
неуспех которых зависел от дурного устройства русского
войска, в свою очередь, не могли содействовать возвыше-
275
нию духа в служилых людях, внушению уверенности.
Вспомним о совершенной неприготовленное™ русского
служилого человека к ратному делу, о неуменье владеть
оружием, которое к тому же было очень плохо,— и не
удивимся свидетельству современника, русского же че-
ловека 47, который сравнивает полк служилых людей
с стадом: «У пехоты ружье было плохо и владеть им не
умели, только боронились ручным боем, копьями и бер-
дышами, и то тупыми, и на боях меняли своих голов по
три, по четыре и больше на одну неприятельскую голо-
ву, На конницу смотреть стыдно: лошади негодные, саб-
ли тупые, сами скудны, безодежны, ружьем владеть не
умеют; иной дворянин и зарядить пищали не умеет, не
только что выстрелить в цель; убьют двоих или троих
татар и дивятся, ставят большим успехом, а своих хотя
сотню положили — ничего! Нет попечения о том, чтоб
неприятеля убить, одна забота -г как бы домой поско-
рей. Молятся: дай, боже, рану нажить легкую, чтоб не-
много от нее поболеть и от великого государя получить
за нее пожалование. Во время бою того и смотрят, где
бы за кустом спрятаться; иные целыми ротами прячутся
в лесу или в долине, выжидают, как пойдут ратные люди
с бою, и они с ними, будто также с бою едут в стан.
Многие говорили: дай, бог, великому государю служить,
а саблю из ножен не вынимать!» Отсюда понятно, по-
чему мы видим в служилых русских людях XVII века
стремление отбывать от службы, отговариваться от вы-
ступления в поход болезнию, приписываться как-нибудь
к гражданским делам, задаривать воевод и сыщиков,
чтоб только оставили в покое, прятаться от них; во вре-
мя службы опять задаривать воевод и сотенных голов,
чтоб отпустили домой, наконец, побег из полков. Уложе-
ние грозит за первый побег кнутом, за второй — кнутом,
убавкою поместного и денежного окладов, за третий —
кнутом и отнятием поместья; за побег домой с бою —
кнутом нещадным и отнятием половины поместных де-
нежных окладов; сотенному голове, отпустившему слу-
жилого человека без государева указа и воеводского
ведома, батогами и тюрьмою; воеводе жестоким наказа-
нием — «что государь укажет». Но угрозы Уложения не
помогли: донесения воевод наполнены жалобами на по-
беги служилых людей.
Поместная система ослабила в служилых людях во-
инский характер; но при этом они не выигрывали в дру-
гих отношениях; им за службу давали землю, на кото-
276
рой они жили и с которой кормились; жизнь покойная
и праздная в поместье отучала их от военной службы,
главного их назначения, вследствие чего служба, когда
приходило ей время, являлась тяжким, для некоторых
невыносимым бременем. Ничего не могло быть вреднее
этих длинных отдыхов в поместьях после походов, ибо
вообще ничего не может быть вреднее для человека дея-
тельности временной, за которою наступает продолжи-
тельное бездействие; ничто так не отучает от деятельно-
сти, от труда, особенно когда человек считает себя впра-
ве предаваться бездействию, когда он знает, что имеет
важное значение, всеми признаваемое, имеет обязан-
ность, которую и исполнит, когда призовут, а нет призы-
ва — имеет право ничего не делать. Но хозяйственная
деятельность в деревне? Хозяйственная деятельность бы-
ла слишком проста при тогдашнем застое, остановке на
первоначальных формах. Главная задача состояла в том,
чтоб иметь как можно более человеческих рабочих сил
в своем распоряжении, а если этих сил немного, то ма-
лое число работников заставлять производить как мож-
но больше, издерживая на них как можно меньше. Мы
зиаем, что недостаток рабочих рук, переманка богатей-
шими землевладельцами крестьян у беднейших и необ-
ходимость, какую чувствовало правительство, дать корм
последним, т. е. снабдить их земли работниками, приве-
ли к прикреплению крестьян. Но и после прикрепления
крестьяне продолжали переманиваться и уходить: отсю-
да тяжбы за переманку крестьян, гоньба за беглыми со-
ставляет самый важный предмет занятия для помещика.
Мы видели, как правительство запрещало отпуск служи-
лых людей из полков; но делалось исключение: воеводы
могли отпускать их домой в случае домовного разоренья
и людского побега. Архивы наполнены делами о беглых
крестьянах, в Уложении целая глава из 34 статей посвя-
щена этому предмету. С другой стороны, у помещика не
было побуждений к усилению хозяйственной деятельно-
сти и потому, что это был слуга, обеспечиваемый своим
господарем. Господарь давал ему землю, слуга был сыт;
господарь дал ему постоянных работников и покрови-
тельствовал ему при их отыскании, когда они бегали от
работы; относительно будущности семейства слуга так-
же обеспечен: жене, дочерям дадут земли на прожиток,
сыновья, когда вырастут, поступят на службу государе-
ву, будет придача к отцовскому поместью. Отсюда необ-
ходимая привычка жить беззаботно день за день, и если
277
у кого было желание усилить свои материальные средст-
ва, то к этому считался приличным один способ — быть
у дел и кормиться, обогащаться за счет тех, которым
эти дела были надобны.
Несостоятельность русских служилых людей — поме-
щиков при встрече с неприятелем уже давно стала за-
метна и необходимо повела к мысли о преобразованиях.
Везде в Европе эти преобразования шли одинаким пу-
тем. И на Западе, когда члены первоначального войска,
дружины испоместились на земельных участках, зажили
своими домами, своими землями, то, несмотря на боль-
шую самостоятельность их положения, чем у нас, в Рос-
сии, несмотря на то что отсутствие государственного
порядка, отсутствие безопасности заставляло каждого
землевладельца, каждого благородного быть постоянно
вооруженным, постоянно стоять настороже, что, разуме-
ется, сильно поддерживало воийский дух, вело к явле-
нию рыцарства, как учреждения, вызванного первона-
чально необходимостью защиты слабого от сильного,—
несмотря на все это, однако, войны феодального периода
отличаются своею мелкостию и непродолжительностию;
вассалы такие же неохотники надолго отлучаться от
своих домов, как и наши помещики; при большей само-
стоятельности их положения у них выговорен срок, и да-
лее этого срока они не останутся в походе. Западноевро-
пейским правительствам с феодальными войсками нель-
зя было далеко уйти, и они должны были обратиться
опять к дружине! Дружины в разных странах не пере-
ставали выделяться, как у нас казаки; но там, на Запа-
де, не было степей, поля, где бы богатыри могли сво-
бодно казаковать, поляковать; там, на Западе, дружины
составляют наемные войска. Таковы арминаки во Фран-
ции, ландскнехты в Германии, брабантцы в Нидерлан-
дах, таковы швейцарские компании, италианские кон-
дотьери. В некоторых странах, наиболее слабых госу-
дарственным единством, дружины вели к тем же явле-
ниям, какие мы видели в начале средних веков, во время
самого сильного движения дружин: вожди италианских
кондотьери основывают государства. Правительства дру-
гих стран более сильные употребляют дружины как на-
емные войска, как наемную стражу, именно как упо-
требляли их некогда западные и восточные римские им-
ператоры. От наемных дружин сделан был уже переход
к национальному постоянному войску. Но от сбродных
дружин, искавших службы у разных государей и меняв-
278
ших эту службу при первом случае, не скоро очистилась
Европа. В России они появились в начале XVII века,
с царствования Годунова, особенно стало их много при
царе Михаиле, когда вследствие тяжелых опытов ясно
была сознана несостоятельность русского военного строя.
Но тут же начинается с помощию иностранных офицеров
и обучение русских ратных людей иноземному строю, по-
явление разных видов войска с иностранными названи-
ями, что было переходом к постоянному войску. Устро-
или рейтарские полки, выбирали в них из жильцов, дво-
рян городовых, из дворянских детей недорослей, из де-
тей боярских малопоместных и беспоместных и из воль-
ных людей, давали им жалованья по 30 рублей в год,
оружие (карабины и пистолеты), порох, свинец, но ло-
шадей и платье должны были покупать сами. Также
брали и рейтары со 100 крестьянских дворов по челове-
ку, из имений церковных и из имений тех светских зем-
левладельцев, которые, не могли сами служить за Старо-
стин), по болезни, равно как с имений, принадлежащих
вдовам и девицам. Составленные таким образом рейтар-
ские полки учились новому воинскому строю у своих
полковников, полуполковников, майоров и ротмистров,
которые были или из иноземцев, или из русских (столь-
ников и дворян), которые уже прежде выучились новому
строю. На северо-западе, вблизи шведской границы, бы-
ли устроены военные солдатские (пехотные) поселения:
жили крестьяне на прежних своих участках, пашню па-
хали, угодьями владели, данных и оброчных денег не
платили, но учились солдатскому строю у иноземцев.
Сначала велено было их учить военной службе ежеднев-
но; но в 1650 году государь велел их польготить, учить
в неделю день или два, чтоб им от пашни и от промыс-
слов не отбыть. На степной украйне были поселены,
«устроены вечным житьем» драгуны, служба которых
была конная и пешая.
Но поселенных солдат стало мало во время тяжелых
и продолжительных войн царствования Алексея Михай-
ловича: в 1653 году поскакали по городам посланцы го-
сударевы; приедет в город, собирает дворян и детей бо-
ярских на съезжий двор, говорит им государево милости-
вое слово и их тем обнадеживает, чтоб дети их, братья
и племянники, которые не в службе и поместьями не на-
делены, писались в солдатский строй, будет им непре-
менно государское жалованье и милость, велит государь
их написать по московскому и по жилецкому списку, бу-
279
дет им и корм, и денег дадут на платье; а если в солдат-
ский строй писаться не станут, то вперед им служилыми
людьми не называться и в государевой службе отнюдь
не бывать, а быть в землепашцах. Тогда же было велено
на посадах и в слободах переписать у стрельцов племян-
ников, зятьев, приемышей, половинщиков и всяких за-
хребетников, также дворников, которые не крепостные
холопи и не пашенные крестьяне, велено у них детей,
братьев и племянников в солдатскую службу взять по-
ловину, а другую половину оставить у них дома.
Таким образом, составлялись полки солдат, или жел-
даков; каждый полк назывался по имени своего началь-
ника, например, полк Агея Шепелева. Мы видели, что
каждому, кто записывался в солдаты, обещаны были
корм и деньги на платье: сержанту давали корму по
9 денег на день, каптенармусам и подпрапорщикам —
по 8, капитанам — по 7 рублей на месяц, поручику — по
5, подъемных денег давали по полтине да за шубу по
полтине. Была еще льгота: солдатским женам и матерям
выдавалась соль безденежно. Но если старинным служи-
лым людям приходилось плохо от иных воевод, то сол-
датские полковники еще менее могли церемониться
с своими подчиненными, очень незначительными людьми
по происхождению: солдаты полку Агея Шепелева жа-
ловались на своего полковника, что он бьет их, и увечит,
и в тюрьму сажает без государева указа и сыска для
своей бездельной корысти, и берет с них поминки боль-
шие. Солдаты вымещали свои обиды и убытки на мирных
гражданах.
Подле этих служилых людей с новыми, иноземными
названиями — солдат, рейтар, драгун — сохранялись
старые — городовые казаки, которым в мирное время
правительство давало дворы и землю пахотную, не бра-
ло с них оброка и никаких податей, а во время службы
давало им жалованье. Не тронуты были и стрельцы,
войско, отправлявшееся в походы в военное время, со-
ставлявшее гарнизоны, также полицейскую и пожарную
команду в городах. Стрельцы жили отдельными слобода-
ми в городах, каждый своим домом, промышляли и тор-
говали и вместе служили государеву службу. В одной
Москве их было больше 20 приказов, в приказе от 800
до 1000 человек. Один из них был приказ выборный,
стременный, потому что бывал всегда у царского стре-
мени, оберегал государя и государыню во всех походах.
Начальные люди у стрельцов — головы (полковники),
280
полуголовы, сотники, пятидесятники и десятники; в го-
ловы, полуголовы и сотники берут из дворян и детей
боярских, в пятидесятники и десятники — из стрельцов.
Стрельцам давалось постоянное денежное жалованье,
сукно на платье и соль.
Таковы были военные силы Московского государства
пред эпохою преобразования. Эта эпоха приготовлялась
тем, что, не трогая старого, приставляли к нему новое.
Необходимость нового, несостоятельность старого были
признаны; но, как обыкновенно бывает, первые шаги бы-
ли нерешительны; на первых порах новое являлось еще
робко, без официального признания его преимущества.
Старая дворянская конница сохраняла свое первенству-
ющее положение; никто из значительных дворян не хо-
тел служить в рейтарах или солдатах; потомки старых
дружинников с презрением смотрели на войска нового
строя, точно так как и на стрельцов. По-прежнему един-
ственным постоянным войском остаются стрельцы. Как
только оканчивалась война, все ратные люди разъезжа-
лись по домам; распускались по домам и служилые лю-
ди нового строя, рейтары, солдаты.
В разных видах земля должна была доставлять со-
держание, корм ратным людям. В мирное время ратный
человек кормился от поместья, иной также от вотчины;
-это кормление лежало на крестьянстве, прикрепленном
к поместьям и вотчинам. Наступит война, ратному чело-
веку нужно дать вспоможение, денежное жалованье; это
•берут на себя, кроме крестьян, городские промышленные
люди; смотря по тяжести войны, все они платили то
двадцатую, то десятую, то пятую деньгу от своих промы-
слов и животов. Отсюда ясно видно, что бедность госу-
дарства и отсутствие постоянного войска условливали
главным образом соборы, которые обыкновенно, созыва-
ются по случаю войны: нужно удостовериться в готовно-
сти ратных людей выступить в поход и в готовности тор-
говых и промышленных людей давать им для этого день-
ги; когда явилось постоянное войско и постоянные источ-
ники доходов, то соборы прекращаются. Наконец, третий
вид кормления для ратных людей было кормление
от дел.
От дел кормились ратные люди разных чинов, начи-
ная от боярина до самого мелкого служилого человека.
Бояре, окольничие и думные люди заседали в приказах.
Приказ есть одно из самых выпуклых, самых характери-
стических явлений древней России, Московского госу-
231
дарства. Времени происхождения этого учреждения нель-
зя определить вследствие самой простоты его. Государь
одному из своих приближенных приказывает ведать по-
стоянно одно какое-нибудь дело или несколько дел, од-
нородных или совершенно разнородных, придает ему
в помощь другого или двух; для письмоводства необхо-
димо являлись дьяки, подьячие, и образовывался приказ.
Так как приказ имел свои расходы, то для покрытия их
приписывались к нему в ведение города или известные
разряды податных людей, с которых он собирал подати.
С развитием государственной деятельности каждое но-
вое дело вело к учреждению нового приказа, и число
приказов увеличивалось все более и более.
Мы не пойдем по всем этим приказам: их слишком
много; остановимся только на тех, которые лучше дру-
гих покажут нам особенности древнерусского строя.
Вот приказы, в которых сосредоточивается хозяйство
великого государя, дворы царские: казенный, сытенный,
кормовой, хлебенный, житный, конюшенный. Характер
великого государя, хозяина, господаря, и отношение его
к служне своей здесь резко высказываются. В Приказе
казенного двора сидит казначей с двумя дьяками; тут
сложена казна царская, сосуды золотые и серебряные
и множество всякого рода дорогих и недорогих материй,
всякая домовая казна, из которой берут на разные на-
добности особам царского дома и потом на жалованье
всякого чина людям; государь жалует платьем прибли-
женных к себе людей и вообще непосредственно ему слу-
жащих, дарит знатных людей шубами бархатными, зо-
лотыми и атласными на соболях. Если жаловал вели-
кий государь боярина каким-нибудь платьем, то прика-
зывал выдать не только материю, но и весь приклад, на-
пример: «Велел государь на однорядку нарядную, купи
в ряду, дать сукно самое доброе вишневое и приклад:
пять аршин сукна куплено по 2 рубля 16 алтын 4 деньги
за аршин; 15 аршин галуну золотного по 10 алтын за
аршин; 14 аршин тафтяного торочку на нашивку по три
деньги за аршин; 14 пуговиц с финифтом и яхонтовыми
искрами по гривне за пуговицу; на подпушку 1 'А арши-
на атласу, итого рубль 16 алтын 4 деньги да два золот-
ника шелку 2 алтына, всего 20 рублев 5 алтын 4 деньги».
Все было дано, только шили однорядку у боярина на до-
му, потому что у боярина во дворе были свои портные,
точно так же и у великого государя на казенном дворе
были свои портные и скорняки, человек 100; шили
282
платье дома, но чулки и рукавицы на государя и царе-
вичей работали в Ново-Девичьем монастыре, которого
монахини отличались этим мастерством; прикажет боя-
рин Артамон Сергеевич Матвеев купить в ряду золота,
серебра, кружева золотого с серебром и отдать старице
Антониде на чулочное дело и рукавичное. Зачем же боя-
рин Матвеев этим распоряжается? Разве он казначей
или вообще заведовает двором государевым? Нет, он
ведает дела посольские и приказ Малороссийский; но он
очень близкий человек к государю и его семейству и по-
тому заказывает чулки и рукавицы. Кроме знатных лю-
дей с казенного же двора выдаются ежегодно сукна,
камки и тафты по портищу дворянам, жильцам, коню-
хам, сокольникам, певчим, истопникам, царицыным ма-
стерицам, швеям, выдаются бархатные вершки и соболи
на шапки, киндяки на подкладку, сафьян на сапоги, с ка-
зенного же двора отпускаются ежегодно сукна стрель-
цам, отпускаются сукна, соболи и шелковые материи
донским казакам. Но великий государь благочестив, не
может он забыть духовенство; и действительно, на ка-
зенный двор беспрестанно являются священники, дьяко-
ны, дьячки и пономари московских и городовых собор-
ных и простых царских церквей за государевым жало-
ваньем, за сукнами: иным давали ежегодно, другим раз
в несколько лет, как повелось. Больше 18 000 духовен-
ства перебывает на казенном дворе за сукнами. Дачи
е казенного двора не ограничивались одним русским
духовенством: в Москве всегда можно было встретить
греческих монахов, архиереев, архимандритов и простых
чернецов, которые приехали за милостынею; у них цар-
ские жалованные грамоты, в которых означено, в какой
срок имеют они право приезжать в Москву за сбором
на церковное строенье: казенный двор снабжает их со-
судами, парчами, бархатами.
Откуда же берутся деньги на все это? Про то знает
Приказ большого дворца. В нем сидит боярин и дворец-
кий, да окольничий, да думный дворянин, да два или три
дьяка: ведомы в нем больше 40 городов, собираются по-
дати с посадских людей, с таможен, откупов и со всяких
угодий; кроме 40 городов, ведомы еще 8 слобод москов-
ских: котельники, оловянишники, кузнецы, плотники,
рыбники, шатерники, горшечники, печники, кирпичники.
Собирает приказ всех денег по 120 000 рублей в год,
и идут эти деньги на всякие дворцовые расходы. В При-
казе большого дворца ведомы дворы: сытенный, кормо-
283
вый, хлебенный, житный, которые представляют такие
же любопытные особенности, как и казенный двор. Из
30 погребов сытенного двора выходило ежедневно по
100 ведер вина, пива и меду по 400 и 500 ведер. Приез-
жают из разных стран послы с многочисленными свита-
ми, и сколько бы ни прожили в Москве, поят и кормят
их на царский счет: это гости, нельзя хозяину заставить
их кормиться на свой счет. Кроме иностранцев, и рус-
ским людям в числе пожалований, исходящих от велико-:
го государя, было пожалованье погребом. На кормовом
дворе ежедневно готовятся многочисленные кушанья для
государя и в раздачу. От каждого обеда и ужина цар-.
ского посылаются с истопниками блюда, подачи к боя-
рам, думным людям и спальникам. Не получит кто-ни-
будь из них подачи, является на другой день во дворец
с запросом к дворецкому, с бранью ключникам: что это
значит, что мне не прислано? Царского гнева на мне нет:
за что такое бесчестье? Челобитье самому царю: «Вины
на себе не ведаю никакой, а в подаче перед своею
братьею обесчещен». Начинается сыск; все записано, все
можно найти в книгах, кому послано и кому нет, и с кем
послано. Нет в книгах — забыли послать: рассылыцики
добивают челом у обиженного, царь гневается на дво-
рецкого, окольничего, а ключникам тюрьма на целый
день. Сыщут в книгах, что послано с таким-то истопни-
ком: истопника к допросу, куда девал? Или сам съел,
или в грязь уронил, или пролил: истопника перед двор-
цом бьют батогами. Каждый день на государев стол
и подачи расходится больше 3000 блюд. Одних рыбных
запасов изойдет в год больше чем на 100 000 рублей.
Большое количество запасов доставляют дворцовые во-
лости: они шлют рожь, овес, пшеницу, просо, конопли,
живых баранов, свиные мяса, кур, яйца, сыры, коровье
масло, хмель; обязаны доставлять также известное чис-
ло вожжей посконных, лык, кулей рогожных, хомутов
с гужами, супонями и шлеями, оглобли санные и тележ-
ные, дуги, дрова, сено. На житном дворе 300 житниц:
свозят в них хлеб всякого рода из дворцовых сел, из
понизовых городов с полей, что сеется на царя; и хлеб
этот не для одного царского обихода, его раздают в жа-
лованье духовенству, дворовым и других чинов людям,
стрельцам. Берут хлеб с житного двора, отдают молоть
по царским мельницам в Москве и по селам, везут на
хлебенный двор, и здесь, кроме того, что идет на дворец,
пекут хлебы и калачи опять в раздачу всяким людям.
284
Для сметаны, молока и сыров устроен под Москвою ко-
ровий двор, на котором 200 коров, в ближних селах так-
же коровьи дворы; коровы покупались у Архангельска,
на Холмогорах и в уездах, платили от двух рублей с ал-
тыном до 6 рублей. Свежие плоды для дворцового оби-
хода шли из государевых садов, которых было с лиш-
ком 50 в Москве, окрестностях и по городам. В одних
только московских садах было: 14 545 дерев яблонных;
494 груши; 2994 дерева вишен; 72 гряды малины;
14< кустов винограду; 192 сливы; 260 гряд да 252 куста
смородины красной; 74 гряды черной. Если запасов, при-
возимых из дворцовых волостей, не станет, уговаривают-
ся ставить их уговорщики (подрядчики). Но иногда по-
купают их по разным местам прямо из дворца. Понадо-
бятся орехи, четвертей 200, отправляются закупать их
трое стряпчих хлебенного двора, едут в Тулу, Калугу,
Кашин, Юрьев Польский, Переяславль Залесский, в уез-
ды этих городов по торгам и малым торжкам, к воево-
дам посылаются грамоты, чтоб готовы были целоваль-
ники 48 для выбора орехов и отвозки их в Москву, дьячки
для письма, стрельцы, пушкари и рассылыцики для рас-
сылки, чтобы готовы были амбары, куда ссыпать орехи
до отвоза в Москву, сторожа для береженья. С такими
же церемониями покупалось конопляное масло в Калуге
и в уезде. В Можайске и Вязьме у посадских и всяких
чинов людей, также в уездах, в помещичьих и крестьян-
ских садах покупались яблоки, груши, дули, сливы
и вишни, устраивались в бочки, наливались патокою,
сливы солились и отпускались в Москву. Виноград при-
возили из Астрахани, просто и в патоке; у государя
в Астрахани были свои виноградные сады: старый сад,
который строили русские люди в 1647 году; два сада, ко-
торые завел голштинец Яков Давыдов; сад, заведенный
французом Посказаюсом (!) Подовиным (Poitevin?);
сад, купленный у Ушакова, 9 садов, взятых на государя.
Астраханцы не смели продавать винограду из садов сво-
их до государева указа, и торговые люди не смели
у них покупать под страхом жестокого наказанья. Были
большие хлопоты, чтоб в Астрахани и по Тереку выде-
лывать вино на царский обиход. Выписаны были ино-
странцы, и между ними Посказаюс Подобии, и учили
виноделию русских людей. В 1658 году было прислано
из Астрахани в Москву на обиход великого государя
1206 ведер; в 1659 году из винограда царских садов
прислано было вина 25 бочек. Для казенного двора на-
285
добился другой дорогой товар, который можно было до-
бывать на юге, шелк: в 1658 году прислано было 39 гри-
венов шелку-сырцу, который сделали в Астрахани шел-
ковые мастера, иноземцы и армяне. Обратили внимание
и на марену: приказано было, чтоб русские люди прода-
вали ее в казну, а казна будет продавать ее в Персию.
В 1673 году гетман Самойлович по царскому требова-
нию присылал в Москву малороссиян, чтоб указали, на
какой земле и в какое время сеять анис; малороссияне
были отправлены в нижнеломовские и шацкие места.
Конюшенный приказ прежде ведал боярин конюший,
первый боярин по чину и чести; в XVII веке это звание
уничтожили, и стал ведать Конюшенный приказ ясель-
ничий, да дворянин, да дьяки; в конюшенном ведомстве
считалось больше 40 000 лошадей.
Понятно, что не могло сидеть никакого боярина
в Приказе тайных дел; этот приказ устроил себе царь
Алексей Михайлович для переписки, о которой он не хо-
тел, чтобы все знали, был тут дьяк да несколько подья-
чих; но в этом приказе ведались также дела, которые
особенно занимали царя: ведалось гранатное дело и ма-
стера этого дела, ведалась любимая царская потеха —
птицы, кречеты, ястребы. На корм этим хищникам шли
голуби, для голубей был устроен особый двор, на кото-
ром было голубиных гнезд больше 100 000. И эти невин-
ные птицы также ведались в Приказе тайных дел, кото-
рый по имени долго считали чем-то очень страшным,
в котором думал» видеть что-то вроде тайной канце-
лярии.
Посольский приказ, который «ведал дела всех окрест-
ных государств», долго не имел большой важности, по-
тому что дела по сношениям с иностранными державами
решались у государя наверху с боярами и думными
людьми; для переговоров с иностранными послами на-
значались также из бояр и думных людей, следователь-
но, Посольский приказ был только канцелярией бояр-
ской думы по иностранным сношениям, и в нем сидел
думный дьяк. Только со времен Андрусовского переми-
рия 49 иностранные сношения были поручены одному боя-
рину, именно Ордину-Нащокину, который получил пыш-
ный титул «великих государственных посольских дел
и государственной печати оберегателя», т. е. канцлера.
Афанасий Лаврентьевич по своему западному взгляду
имел высокое понятие о Посольском приказе, называл
его оком России в том значении, что иностранцы по нем
286
судят о целом государстве и народе, и требовал от слу-
жащих в нем, от дьяков, соответственного этому значе-
нию поведения; требовал, чтоб дьяки не мешали кабац-
ких дел с посольскими и были воздержаннее в своих
речах с иностранцами. Но как же им было исполнить
первое требование, когда с Посольским приказом, под
ведением посольского думного дьяка, был соединен при-
каз — Новгородская четверть, в котором ведались горо-
да: Великий Новгород, Псков, Нижний Новгород, Ар-
хангельск, Вологда и другие поморские и пограничные
города, сбор с них всяких доходов, а с 1667 года с По-
сольским приказом был соединен не только приказ Ма-
лороссийский — это было прилично, но также приказы
или чети (четверти) Владимирская и Галицкая.
Дела, подлежавшие ведению Поместного приказа, яс-
ны из самого его названия. Служебными назначениями,
военными и гражданскими, заведовал Разрядный при-
каз, потому что различия между обеими службами не
было: те же самые лица назначались одинаково в ту
и другую. Но так как впоследствии появились особые
разряды войска, то для их ведения явились и приказы:
Стрелецкий, Рейтарский, Пушкарский, Иноземный, ве-
давший иноземных служилых людей. Приказ: большой
казны ведал гостей, гостиной и суконной сотен торговых
людей, серебряного дела мастеров и многих городов
торговых людей, также денежный двор. Большой приход
собирал доходы в Москве и других городах с лавок, го-
стиных дворов, с погребов, с меры, таможенные пошли-
ны. Счетный приказ ведал приход и расход всего Мо-
сковского государства. Разбойный приказ ведал уголов-
ные дела всего Московского государства. Для граждан-
ского суда в делах служилого сословия два судных
приказа — Московский и Владимирский. Приказы, ве-
давшие известные области, были: Приказ Казанского
дворца, Сибирский приказ, Приказ княжества Смолен-
ского, Новгородская четверть, Владимирская четверть,
Устюжская четверть, Костромская четверть, Галицкая
четверть. Всех приказов было больше сорока. Доходу в
них приходило со всего государства 1 300 000, кроме Си-
бирской казны. Подле обширных приказов, в которые
стекались разнородные дела, видим приказ Панафидный,
в котором ведомо было поминовение по усопших царях;
Аптекарский, в котором ведомы были аптека и медики
иностранные 30 человек и русские ученики их — человек
с 20. Приход сбора стрелецкого хлеба — особый приказ;
287
кроме Приказа каменных дел, был еще особый Приказ
каменных житниц.
Приказы были наполнены подьячими, которые дели-
лись на старых, середней статьи и молодых; разница
в жалованьи была в ином приказе от 40 рублей до 2,
в другом — от 65 до 4, в третьем — от 50 до 5,
в ином — от 20 до 1. Некоторые подьячие получали по-
местный оклад по 350 и 250 четвертей. Кроме подьячих,
получавших жалованье, верстаных, были еще служив-
шие без жалованья, из одних доходов, неверстаные, ко-
торые разделялись на старых и молодых. Неверстаных
в ином приказе было не мало — доказательство, что
можно было быть сытыми и без государева жалованья
из одной писчей деньги: так, например, в Разрядном
приказе было 74 подьячих верстаных и 33 неверстаных.
Бояре, окольничие, думные дворяне и дьяки засели
по приказам; но много еще остается служилых людей не
так знатных, которым нет места в приказах, а покор-
миться надобно, бьют челом в воеводы покормиться, че-
лобитная исполнена. Рад дворянин собираться в город
на воеводство — и честь большая, и корм сытный. Раду-
ется жена; ей тоже будут приносы; радуются дети и пле-
мянники: после батюшки и матушки, дядюшки и тетуш-
ки земский староста на праздниках зайдет и к ним
с поклоном; радуется вся дворня — ключники, подклет-
ные: будут сыты; прыгают малые ребята: и их не забу-
дут; пуще прежнего от радости несет вздорные речи
юродивый (блаженный), живущий во дворе: ему также
будут подачи. Все поднимается, едет на верную добычу.
Вот вдали уже видна соборная церковь города.
Все русские города с первого взгляда были похожи
друг на друга. В середине самый город, т. е. крепость,
очень редко каменная, обыкновенно деревянная; в ином
городе городовой мастер, голландец, сделал земляной
вал. В городе соборная церковь, съезжая или приказная
изба, где сидит воевода, судит и рядит, перед которой
бьют на правеже неисправных плательщиков; губная
изба для уголовных дел; казенный погреб или амбар,
где хранилась пороховая и пушечная казна, тюрьма, од-
на или несколько, святительский двор, воеводский двор;
осадные дворы соседних помещиков и вотчинников, в ко-
торые они переезжают во время неприятельского нашест-
вия. За стеною посад, здесь большая площадь, где в тор-
говые дни ставятся с хлебом и со всяким товаром. На
площади земская изба, средоточие мирского управления,
288
где сидят земские старосты с посадскими людьми, гости-
ный двор, таможня, кружечный двор, конская изба; да-
лее идут дворы тяглых людей: «на дворе изба (теплое
жилье), да баня с передбанником, да клеть с подклетом,
да подпогребница», все это нехитрое строение стоит ино-
гда три рубля. Зимою в избе тепло, но летом в иных
городах бывало очень холодно. Наступит весна, прогля-
нет несколько теплых дней, по городу и посаду уже хо-
дят бирючи50 и кричат: «Заказано накрепко, чтобы изб
и мылен никто не топил, вечером поздно с огнем никто
не ходил и не сидел; а для хлебного печенья и где есть
варить, поделайте печи в огородах и на полых местах
в земле, подальше от хором, от ветру печи огородите
и лубьями ущитите гораздо». По воеводскому приказу
запечатают избу и баню, надобно жить в клети; завер-
нут холода, а во многих местах они завертывали часто,
люди трясутся от холода, иному и горячим согреться
нельзя, печь в огороде развалилась, а новой скласть
нельзя, нет ни одного каменщика и кирпичника, все выг-
наны в Москву на работы городовые и царские. Ни щей
сварить, ни хлеба испечь негде, и от той стужи и от
хлебной нужи расходятся люди от своих домов, живут
по волостям и деревням.
Среди дворов с нехитрым строением, избами, клетями
виднеются церкви, вообще тоже нехитрого строенья,
иные каменные, но больше деревянные; подле церквей
дома священников и причта; прихожане выбирают свя-
щенника, выберут и возьмут с него запись: «Призвали
они меня, попа (такого-то), полюбовно и челобитную за
руками (архиерею) о мне подали, и мне, попу, служить
из церковного дохода мирского подания да мне ж, попу,
быть послушну к болям, и к роженицам, и ко всякой ду-
ховной потребе и в церковь божию; я за церковное ме-
сто никаких денег не дал и церковного места не купил,
и, служа мне в той церкви, строения церковного и вся-
кой утвари своим не называть, и до церковных свеч и до
огарков и до денежного церковного сбору дела нет, и то-
го церковного места мне, попу, не продать, и не зало-
жить, и на свое имя не справить, и ни в какие крепости
не укрепить, и по умертвии моем жене моей и детям
и роду моему и племени до того церковного места дела
нет, а церковников мне без мирского ведома одному не
принимать и не отказывать; а буде я против сей записи
В: чем-нибудь не устою) и им, прихожанам, с докладу
(архиерея) мне от церкви и от церковного места отка-
Ю. С. M. Соловьев 289
зать». Подобные записи объясняются жалобами, что свя-
щенники подбирали церковников под свою руку и цер-
ковную казну называли своею. При церквах же находи-
лись богадельни, или дома нищей братии. Около каждой
церкви кладбище; в конце города убогий дом, где хоро-
нили тела казненных смертию преступников, людей,
умерших в государевой опале, также опившихся, само-
убийц, утопленников.
Воевода въезжает в город; старый воевода сдает ему
крепостное строение, здания, оружие, запасы, деньги,
бумаги. Новый воевода пересматривает все по описям,
считает по приходным и расходным книгам, проверяет
списки служилых, посадских и жилецких людей, их де-
тей и братьи и племянников, которые в возрасте, соседей
и захребетников. Воевода привез с собою длинный цар-
ский наказ, где исчислены все его обязанности, как он
должен промышлять государевым делом, смотреть, чтоб
все государево было цело, чтоб везде были сторожа;
беречь накрепко, чтоб в городе и уезде не было разбоя,
воровства, убийства, бою, грабежа, корчемства, распут-
ства; кто объявится в этих преступлениях, того брать
и по сыску наказывать. Воевода судит и во всех граж-
данских делах. Воевода смотрит, чтоб все доходы госу-
даревы доставлялись сполна с города, из уезда. Вторым
лицом после воеводы был губный староста, ведавший
дела уголовные: его выбирали всех чинов люди из дво-
рян или детей боярских. Иногда, впрочем, губный старо-
ста без выборов' назначался правительством. Но были
лица, выбиравшиеся одними земскими людьми на мир-
скую службу. Главное между ними лицо — это земский
городовой и всеуездный головной староста. Староста
один для города и уезда, потому что уездные крестьяне
связаны с посадскими людьми общими хозяйственными
распоряжениями, сообща раскладывают подати, сообща
кормят воеводу, который управляет городом и уездом
вместе. Вследствие этой связи между посадскими людь-
ми и уездными крестьянами последние посылали в зем-
скую избу выборных людей к совету (волостных третчи-
ков). Как только выберут земского старосту, подьячий
пишет запись и все избиратели прикладывают руки;
в записи говорится: «Все посадские люди выбрали и из-
любили в мирскую службу в головные старосты такого-
то: ведать ему в мире всякие дела и в них радеть, а нам,
мирским людям, его слушать; а не станем его слушать,
и ему нас вольно и неволею к мирскому делу нудить,
290
а ему миру никакой грубости не учинить, а что миру от
его грубости учинится, и ему собою поднимать». Кроме
головного старосты, в некоторых городах ему в товари-
щи выбиралось еще несколько земских старост. Главным
предметом совещаний земских старост с посадскими
и советными от крестьян людьми в земской избе была
раскладка податей, выбор окладчиков из лучших, сред-
них и младших людей, «добрых и знающих людей, досу-
жих, ведая чью от жития к богу душевную добродетель
и правду, и которым бы такое окладное дело было
в обычай». В земской же избе посадские люди выбирают
целовальников к государеву делу. Воеводе запрещено
вступаться в денежные сборы и в мирские дела, отни-
мать волю в мирском окладе и в иных делах, запрещено
складывать данный оклад с посадских и уездных людей
без сыску и приговору мирских людей; запрещено вме-
шиваться в выборы; воевода только берет выборы по
выборных целовальниках за руками выборных людей
и отцов их духовных и после не может выборного цело-
вальника переменить или посадить в тюрьму без вины,
для своей корысти. Но по вине может и переменить,
и посадить в тюрьму, потому что воевода обязан наблю-
дать, чтоб земские старосты, целовальники и денежные
сборщики, мужики богатые и горланы мелких людей не
обижали, лишних денег с мирских людей не сбирали.
Второй предмет совещаний на сходках в земской избе —
городовое хозяйство; так, здесь приговаривали разде-
лить пахотную землю во всех городских трех полях на
известное число лет впредь до мирского же раздела; при
этом посадские люди приговаривали, что никто не смеет
отдать своего участка постороннему человеку ни на один
год, ни на одно лето; если же отдаст, то теряет свой
участок, который отбирается в мир. Наконец, в земской
избе толкуют обо всех нуждах посадских и уездных лю-
дей, обо всех случаях, о которых нужно довести до све-
дения или местного начальства, или дать знать в Моск-
ву: земский староста здесь впереди, он представитель
посадских и уездных людей, он бьет челом «во всех по-
садских и уездных людей место».
Тяжела была мирская служба головному старосте,
потому что мир составляли тяглые люди, а трудно было
тянуть тягло в России XVII века. Тяглый человек был
прикреплен к своему городу, потому что уйдет—пла-
тить перестанет, и мир должен будет за него поднимать.
В Смутное время тяглецы разбежались, и при царе Ми-
291
хайле правительство хлопотало о том, чтобы возвратить
их на прежнее место жительства, ибо опустелые посады
не могли ничего платить, а в казне не было денег. Уло-
жение позволило ожившимся переселенцам не возвра-
щаться на старые места; но, разумеется, никак не могло
позволить снова переходить из города в город и избы-
вать податей. Но если в посаде, в тягле было тяжело,
то понятно, что много было охотников уйти: в 1658 году
объявлена была смертная казнь за переход из посада
в посад, также за женитьбу и выдачу замуж за посад
без отпускной. «Бегут! — вопят мирские челобитные ца-
рю,— дворы брошены, пусты, нам платить нельзя, поми-
раем иа правеже!» Правительство велит ловить, но где
же было поймать беглеца в стране, в которой господ-
ствовали лес и степь? Постановление смертной казни за
побег всего лучше показывает бессилие мер правитель-
ственных.
Бегут, бросают дворы — одна беда для мира. Но бы-
ла еще другая. Приходят, селятся, строят дома, возни-
кают целые слободы около посадов. Но это не тяглецы,
не плательщики, это разорители, закладчики, заложи-
лись за архиереев и бояр, торгуют, промышляют, а тяг-
ла не тянут и податей не платят. Опять пошли мирские
челобитные, сначала оставались без ответа, потому что
сильным людям не хотелось терять закладчиков; и толь-
ко после московского бунта, когда были поданы снова
на соборе, Уложение постановило: «Архиерейские, бояр-
ские и всяких чинов людей слободы, устроенные в горо-
дах на посадских землях, взять в посад бесповоротно:
не строй на государевой земле слобод и не покупай по-
садской земли. Вотчины и поместья, которые на посадах
и около посадов, взять за государя и устроить к посадам
податьми и службами, а вотчинникам и помещикам дать
взамен из государевых сел. Кто посмеет закладываться
за частных людей, тем кнут и ссылка в Сибирь, на Ле-
ну; кто примет закладчика, тому быть в великой опале;
земли, где будут жить закладчики, брать на государя».
Предвидели лазейку и постарались ее закрыть: «У кого
в городах загородные дворы и огороды, тому держать на.
них только одного дворника, а станет держать много
крестьян и бобылей — брать за государя в тягло». Бунт
закладчиков не состоялся. Но правительство было бес-
сильно вполне покончить борьбу за свои и мирские инте-
ресы с интереса,ми частных людей; оно закладчику гро-
зило кнутом и Сибирью, а принимавшему закладчика
292
неопределенною великою опалою. В 1667 году прави-
тельство принуждено было высказаться более опреде-
ленно, грозить отобранием поместий и вотчин тем, кото-
рые снова принимают к себе отписанных в тягло заклад-
чиков и крестьян. Иногда городские тяглецы платились
за свое торжество, что по их челобитью возвращали
к ним их беглых собратий с земель богатых соседних вот-
чинников. Из города Луха беглые тяглецы принимались
в селе Мыту, принадлежавшем князю Репнину. По Уло-
жению их вывезли опять в Лух. Приказчик Репнинский
в Мыту, Шибаев да из крестьян тамошних двое братьев
Стреловых не упускали случая мстить на лушанах за,
это правительственное распоряжение. В Тихоновой пу-
стыне на ярмарке сидело трое лушан за пряниками, мы-
лом и ягодами; откуда ни возьмись Шибаев с своими
крестьянами; пряники, мыло и ягоды полетели на землю,
а продавцы едва успели убежать поздорову, потому что
мытовские крестьяне гнались за ними с ножами. В дру-
гой раз Шибаев явился иа ту же Тихоновскую ярмарку
с большою вооруженною толпою, велел хватать лухов-
ских посадских людей и приводить к себе; те, заслышав
приказ, побросали товары и бежать, но двоих покололи
ножами, товары пропали. В третий раз, во время Тихо-
новской же ярмарки, когда все лушане были здесь
и в городе оставались только старый да малый, Шибаев
с семидесятью вооруженными крестьянами приезжает
в Лух и прямо к съезжей избе, кричит, что убьет воево-
ду; от съезжей избы поехал на кабак, разбил здесь чу-
ланы, требуя даром вина; потом стал ездить по посаду,
крича: «Бейте, режьте посадских людей до смерти!»
Женщины от страху бросались бежать в леса, беремен-
ные выкинули. Мимо села Мыта лушанин не смел про-
ехать, а тут шла большая Нижегородская и Балахонская
дорога, следовательно, Лух заперт, жителям его некуда
было ездить торговать.
Беда приходила иногда на городских тяглецов и от
своей братьи, богатых торговых людей московских: при
царе Михаиле гостиная сотня обратилась к правитель-
ству с просьбою о пополнении, и государь велел попол-
нить ее лучшими людьми из слобод. В начале царствова-
ния Алексея Михайловича, в 1647 году, гостиная сотня
опять била челом, что в ней многие люди померли, а дру-
гие обеднели от государевых служб, служить стало неко-
му, и государь велел пополнить гостиную сотню лучши-
ми людьми из московских черных сотен и из городой.
293
Но в 1648 году, воспользовавшись бунтом и уступчи-
востью правительства, земские люди из городов били че-
лом, чтоб им отдать назад их братью, взятую в гостиную
сотню, государь согласился, а гостиная сотня, как сама
призналась, бить челом не посмела в то Смутное время
за боязнью. Но в следующем году, когда все утихло,
страх прошел, гостиная сотня подала снова челобитную
о прибавочных людях. По окладным спискам оказалось,
что гостей было в это время только 13 человек, гостиной
сотни лучших, средних и худых 158, тогда как до мо-
сковского разоренья было 350 семей, в суконной сотне
оказалось 116 человек. Из этого известия всего лучше
можно видеть, какие следствия для торгового русского
сословия имело Смутное время, московское разоренье,
после которого торговые люди в продолжение XVII века
уже не могли поправиться. Вследствие войны с Поль-
шею в Москве оказалось много пленных белорусов,
мещан— имя, до сих пор неизвестное в Великой России;
по Андрусовскому перемирию они получили свободу, но
пожелали остаться в Москве. Сперва их роздали в тягло
по черным сотням и слободам, но в 1671 году велено за
Сретенскими воротами построить для иих новую слободу,
которая получила название Мещанской, и мещане взяты
в ведомство Малороссийского приказа.
Трудно было выйти из посаду, из тягла на волю,
в нетяглые люди. Быть может, оставалась возможность
выхода в служилые люди, в которых также нуждалось
правительство. Но еще в самом начале Московского го-
сударства надобность в тяглых людях, в плательщиках,
была, как видно, так же велика, как и в служилых;
еще тогда князья в своих договорах повторяют постоян-
но условие ведать тяглых людей сообща и в службу
к себе не принимать. В XVII веке, после разоренья,
нужда в тяглых людях не могла уменьшиться, и прави-
тельство не позволяет выхода из тяглых в служилые, ве-
лит набирать в последние вольных, охочих, людей, а не
тяглых. Если тяглый человек пойдет охотою в стрельцы,
то велено возвращать его назад, в тягло, с двумя сы-
новьями, и только третий сын оставался в стрельцах.
Исключение было сделано только для тех людей, кото-
рые пошли в казаки до смоленского похода, т. е. до на-
чала польской войны при царе Алексее Михайловиче.
Если правительство не позволяло тяглецам вступать
в военную службу, то тем менее могло позволить им вы-
ходить в подьячие; оно готово было позволить им кор-
294
миться пером, но с условием не выходить из тягла.
В 1668 году двое посадских из Вологды били челом:
«Мы оскудели от пожаров и от медной деньги, торго-
вать, промышлять и кормиться стало нечем, а кормят-
ся на Вологде в писчей избушке площадным письмом
посадские оскудалые люди; вели, государь, нам кормить-
ся площадным письмом с площадными подьячими вме-
сте и выписные деньги с ними делить поровну, чтоб
нам впредь твоих податей и служб не отбыть и вко-
нец не погибнуть». Позволено, «если прежде оскудалые
люди на площади писывали, а тягло тянуть с посадски-
ми людьми». Эти площадные подьячие писали в своей
писчей избушке всякие крепости и посторонние письма.
Над площадными подьячими был староста, который дол-
жен был смотреть, чтоб всякие крепости и посторонние
письма писали с его ведома, и работных людей помечали
имена и вершили на площади, и по пометкам без запи-
сей задаточных денег торговые люди не давали, да-
вали б в то время, как записи совершены и поданы бу-
дут в приказной палате (съезжей избе). Староста дол-
жен был смотреть за площадными подьячими, чтоб кто
воровски не написал каких подставных заочных крепо-
стей; также чтоб вместо записей торговым людям книг
наемных с поруками не писали, чтоб в том пошлина не
пропадала; на ослушников староста должен подавать до-
кладные письма за руками в приказной палате, и тем
людям от площади будет отказано. Назначались эти ста-
росты таким образом: площадные подьячие подадут че-
лобитную, что староста их устарел и чтоб великий госу-
дарь пожаловал, велел быть у них старостою такому-
то, и великий государь указывал быть такому-то старо-
стою. В малых местах, в слободах, площадное письмо
отдавалось на откуп одному какому-нибудь человеку.
Те самые крепостные отношения, которые существо-
вали у нас до последнего времени относительно кре-
стьян и дворовых людей, в старину существовали отно-
сительно посадских, или тяглых, людей, крепких своему
городу: так, женится вольный человек на тяглой вдове
и пойдет к ней в дом; женится вольный человек на по-
садской девице и пойдет к тестю в дом — тот и другой
прикрепляются к городу в тяглые.люди.
Служилый человек должен был служить, посадский
тяглый платить на содержание, на жалованье ратным
людям; такое первоначальное отношение между двумя
частями народонаселения длилось века и условило основ-
295
ной взгляд друг на друга: военный смотрел на посад-
ского или на крестьянина как на человека, которого труд
и сбережения этого труда имели непосредственное на-
значение кормить его, ратного человека. Седьмая глава
Уложения о службе всяких ратных людей Московского
государства начинается так: «С польским, и с литов-
ским, и с немецким, иными окрестными государствы,
у государя царя и вел. князя Алексея Михайловича всея
России вечный мир и докончание. А будет которыми ме-
рами с которым государством у Московского государст-
ва война зачнется или в которое время изволит госу-
дарь кому своему государеву недругу мстити недружбу
и укажет послать на них своих государевых бояр и вое-
вод, и с ними всяких чинов ратных людей, и для той
службы велит государь своим государевым ратным лю-
дям всего Московского государства дати свое государе-
во жалованье, и на то государево жалованье ратным лю-
дям деньги сбирати со всего Московского государства».
Через пять лет по издании этого постановления, в ко-
тором высказывался только извечный обычай, началась
война, и продолжалась до конца царствования Алексея
Михайловича, и перешла в царствование его преемника;
пошли войны и с Польским, и с Немецким (Шведским)
государствами, и с черкасами, и с татарами, и с турка-
ми, и с Разиным, и с соловецкими бунтовщиками. Легко
понять положение тяглых людей.
Приехали в города выборные, бывшие в Москве на
соборе, и привезли известие: решено быть войне. В Уло-
жении уже определено, какое непосредственное следст-
вие этого решения: сбор денег. Указ не замедлит прий-
ти — сбирать пятую, или десятую, или двадцатую день-
гу; идут тяглые люди и «по святой непорочной евангель-
ской заповеди Христове» говорят правду, что каждому
доведется заплатить от животов и промыслов. Утаить
нельзя: товарищи торговые люди знают торговлю и про-
мыслы каждого, скажут и положат, что доведется взять.
С начала польской войны при царе Алексее собирали
сперва двадцатую деньгу, потом десятую в продолжение
нескольких лет, а в 1662 и 1663 годах собирали пятую
деньгу. Кроме денег, брали натурою на корм ратным лю-
дям муку ржаную, сухари, крупы, толокно; брали под-
воды под военные снаряды, брали с 60 дворов по лоша-
ди с проводником, телегою и со всею упряжью, со все-
ми путевыми припасами. Это были платежи чрезвычай-
ные, на случай войны; постоянно тяглые, люди платили:
296
дани и оброки; деньги на выкуп пленных (с двора по
8 денег, с дворов служилых людей по 2 деньги); стре-
лецкие деньги; ямские деньги; деньги на корм воеводам;
в подмогу подьячим, сторожам, палачам, тюремным и
губным целовальникам; на строение воеводских дворов,
губных изб и тюрем; в приказную избу на свечи, бума-
гу, чернила и дрова; прорубные деньги — за позволение
зимою в прорубях воду черпать, платье мыть и скот по-
ить. Тяглые люди обязаны были строить и чинить кре-
пости в городах; обязаны были строить мосты. В 1658 го-
ду, когда война усилилась, начали искать повсюду
средств, как бы увеличить доходы, как бы заставить пла-
тить тех, которые еще не платили. Пошли грамоты по
городам: переписать бобылей, Пешков и захребетников,
которые служб никаких не служат, податей не платят,
живут в белых51. Поднялся вопль между бобылями,
пошла челобитная: «Разве мы, сироты твои, безданны!
С 1624 года каждый год платим в казну окладного об-
рока с дворов и с пустых мест по 2 рубля по 10 алтын;
в смоленскую службу платили мы по 2 рубля с двора
да платим по 8 алтын по 2 деньги с двора за хлебные
запасы; да с тех же дворов платим по 6 алтын по
4 деньги с ворот; да по 8 денег с двора пленникам на
выкуп, да за подводы даточным на год по рублю с дво-
ра; да в прошлых же годах платили мы с посадскими
людьми в ряд с прожитков своих и животов деся’тую
деньгу».
Для примера, сколько сходило в казну денег с горо-
да, возьмем средний по богатству город, именно Устюг
Великий: с него в 1670 году «оброку и пошлин, за на-
месничий корм, за присуд, за пошлинных людей доход,
с сох дани, за поминочные черные соболи, ямских и при-
метных денег, за городовое, засечное и ямчужное (се-
литряное) дело, за поплужную пошлину, соколья обро-
ку, казначеевых, дьячьих и подьячих пошлин, за правет-
чикову поворотную пошлину, с посаду, с 11 сох и с пол-
полтрети сохи по окладу 321 рубль 13 алтын 5 денег.
Да с лавок и амбаров, с лавочных и амбарных мест,
с хлебных полков, с харчевых изб, кузниц, островков,
Нарей, присад, полянок, дворовых пустых мест, с Пят-
ницкого сельца, с новораспашных деревень за посопный
хлеб оброку 81 рубль 12 алтын 5 денег. Таможенной
пошлины 4910 рублей; с бани 44 рубля; с кружечных
дворов 4530 рублей».
Насть этих доходов истрачивалась тут же на постоян-
297
ные городские надобности или на какие-нибудь чрезвы-
чайные издержки по приказу из Москвы. В иных горо-
дах доходов не ставало на городские нужды. Из Вели-
кого Новгорода прислали ведомость: «С Новгорода и
новгородских пригородов, с посадов и уезду, данных и
оброчных, таможенных и кабацких денег соберется по
окладу 11 318 рублей, а в расход в Вел. Новгороде жало-
ванье денежного стрельцам, казакам и иным оброчникам
и на неокладные всякие расходы придется дать 7656
рублей да хлебного жалованья стрельцам, казакам и
всяким оброчникам по окладу 9526 четвертей ржи,
7224 четверти овса, 306 четвертей ячменя, а деньгами
за хлеб против торговой меньшой цены придется дать
4705 рублев; всего на окладные и неокладные расходы
и за хлеб придется дать 12 362 рубля, кроме прибылых
расходов». Надобно было урезать расходы: отняли жа-
лованье у голов и сотников стрелецких и у городового
приказчика (потому что все. это помещики); у пятидесят-
ников и десятников стрелецких убавлено жалованье;
у подьячих убавлено жалованье и убавленное велено да-
вать только тем, у которых нет поместий; пушкарям за
денежное и хлебное жалованье велено ходить в съезжих
избах в приставах, их же и в уезды посылать, а при-
ставов уничтожить; казенным кузнецам и плотникам
денежного и хлебного жалованья не давать, а как бу-
дет государево дело, и им тогда давать поденный корм,
у сторожей съезжей избы и воротников отнято хлебное
жалованье; но и за.этою убавкою всё доходов в расход
недостало на 1044 рубля. Со Пскова и псковских приго-
родов собиралось 13 329 рублей, а жалованья должно бы-
ло дать 15387 рублей, недоставало 2058 рублей. Вслед-
ствие этого донесения указ: новгородских и ладожских
казаков за жалованье можно устроить землями, в Нов-
городском уезде порожних земель много; уменьшить
жалованье подьячему в Ладоге наполовину и т. д.
Составлена смета, что доходов соберется «имеется
собрати» столько-то; а если не соберется? Если некото-
рые посадские люди объявят, что не в состоянии запла-
тить? Тогда правеж; но иные крепки, перенесут удары
и не заплатят; на этот случай у праветчиков наказ:
«Если посадские люди на правежу начнут отстаиваться
и денежных доходов платить не станут, у таких дворы
их, лавки и имение отписать на великого государя».
Но не одни подати и чрезвычайные сборы тяжело ле-
жали на посадских людях; у них были еще службы, ко-
298
торые, кроме того что отнимали время от промыслов,
часто также обещали правеж в награду. Самая тяжкая
по ответственности служба для посадских людей была
служба в верных (присяжных) головах и верных цело-
вальниках при продаже вина от казны. В 1652 году го-
сударь по совету с духовенством и думными людьми ука-
зал: «Во всех городах, где были прежде кабаки, быть
по одному кружечному двору, продавать вино в ведра
и кружки, чарку сделать в три чарки и продавать по од-
ной чарке человеку, а больше чарки одному человеку не
продавать; питухам на самом кружечном дворе и близ
двора сидеть и пить не позволять, ярыжкам, бражникам
и зершикам (игрокам в зернь) на кружечных дворах не
быть. В Великий пост, Успенский, даже и по воскресень-
ям вина не продавать, в Рождественский и Петров посты
не продавать по средам и пятницам. Духовенство белое
и черное не пускать и вина им не продавать. В селах
быть кружечным дворам только в больших. Быть кру-
жечным дворам на вере, выбирать на них лучших лю-
дей за крестным целованьем». Какую выгоду получала
казна от продажи вина, видно из того, что ведро вина
в 1674 году казне стоило 20 алтын, а продавалось по
рублю; по кружкам ведро вина на кружечном дворе
стоило рубль 16 алтын 4 деньги, по чаркам — 2 рубля.
Пиво в варенье стоило по семи денег ведро, а продава-
лось по два алтына ведро. Пуд меду покупали по рублю,
выходило из пуда 7 ведер, каждое продавали по 6 ал-
тын по 4 деньги. Винокуры иногда выписывались из Ма-
лороссии. Лучшим посадским людям позволялось курить
у себя на дому вино в небольшом количестве, ведра по
два, по случаю больших праздников и особенных семей-
ных торжеств — свадьбы, родии, крестин, поминок; сред-
ним и младшим людям вина курить не позволялось, мог-
ли они к торжественным случаям сварить немного пива
и меду, давши знать об этом на кружечном дворе, что
называлось явкою, и заплатив явочные пошлины.
Но явят немного, а выкурят или сварят гораздо боль-
ше в ущерб казне, даже станут продавать тайком; узна-
ют об этом на кружечном дворе — надобно накрыть
врасплох и вынуть запрещенный товар: хлопоты боль-
шие, а делать нечего, надобно смотреть зорким глазом,
потому что, если к концу года мало сбору, сейчас гроз-
ный запрос, почему против прежних лет мало собрано?
Верный голова и целовальники должны отвечать своими
Деньгами, иначе правеж. Потом нельзя всем отпускать
299
на наличные деньги, у многих часто денег нет, надобно
верить в долг, к концу года долги эти нужно собрать, ибо
казна ждать не станет. Для сбора долгов, для выимки
питья нужно жить в больших ладах с воеводою, не ща-
дить ему подарков в царские дни, что называлось
«в почесть для царского величества», не щадить подар-
ков за обеды, которые давал воевода и за которые нуж-
но было приглашенным дарить хозяина; потом отвозить
деньги в Москву нельзя с пустыми руками, дьяки и по-
дьячие привяжутся. Один целовальник рассказывал:
«Будучи у сбору на кружечном дворе, воеводам в по-
честь для царского величества, и для высылки с казною
к Москве, и для долговой выборки, и за обеды харчем
и деньгами носили не по одно время; а как к Москве
приехали, дьяку в почесть для царского величества хар-
чем и деньгами носили не по одно время, да подьячему
также носили, да молодым подьячим от письма давали
же, а у отдачи денежной казны для отписки, для отпу-
ску дьяку да подьячему харчем и деньгами носили же
не по одно время, а носили в почесть из своих пожитков,
да что брали с товарищей своих целовальников в под-
могу, а не из государевых сборных денег, и носили по
воле, а не от каких нападков».
Кроме воевод и московских посылок, тяжелы были
кружечным головам солдаты, которые безнаказанно буй-
ствовали при отсутствии дисциплины, при потачке сво-
их начальных людей, при том состоянии общества, когда
всякий сильный, вооруженный мог позволять себе все
с слабым, невооруженным. Мы видели, что мог позво-
лять себе в городе какой-нибудь приказчик соседнего се-
ла, тем более солдаты. В постные дни, когда запрещено
было продавать вино на кружечном дворе, солдаты яв-
лялись туда и начинали сами продавать свое вино из
фляг в чарки людям, не желающим поститься; на дво-
рах своих, где стояли постоем, продавали всякие пьяные
браги; на выимку к ним ходить голова не смел: хвали-
лись убить его до смерти; несмотря на запрещение, со-
бирались на кружечный двор играть в зернь и карты;
питухов на кружечный двор не пускали, продавали им
вино сами, целовальников били до полусмерти. Подрыв
питейному сбору страшный, а за все отвечают голова и
целовальники.
Другие службы посадским людям были: в головах и
целовальниках при сборе таможенных доходов; при сбо-
ре стрелецкого хлеба; в подсудных целовальниках
300
к пошлинным и ко всем денежным сборам в съезжей
избе; на конную площадь при сборе денег с пятнания
лошадей; в головах банного, перевозного мостойого Сбо-
ра; в соцких, пятидесяцких и десяцких для полиции и
для извета всяких воровских дел. Земский староста сзы-
вает посадских людей в земскую избу; пришел царский
указ, велено выбрать голову и целовальников к тамо-
женному сбору; но кого выбрать? Надобно выбрать Лю-
дей с состоянием, которые могли бы отвечать за недобор;
но таких нет, кто был побогаче, те выбраны на кружеч-
ный двор. Мир решил — слать челобитную к царю, что
выбрать некого, велел бы великий государь прислать го-
лову из Москвы. Но из Москвы прислать некого, здесь
свои службы, и в город шлется другой указ: выбрать
к таможенному сбору того же голову и целовальников,
которые выбраны к кабацкому сбору; таким образом од-
ни и те же посадские люди должны нести две тяжелые
службы.
Мы видели, что посадские и уездные люди дают
деньги на кормление воевод и подьячих. Земский старо-
ста расходует этими мирскими деньгами, каждый день
вносит в книгу, что издержано. 1 сентября несено воево-
де: пирог в пять алтын, налимов на 26 алтын; подьяче-
му пирог в 4 алтына 2 деньги, другому подьячему пирог
в 3 алтына 4 деньги, третьему пирог в 3 алтына 2 день-
ги. Воевода для Нового года позвал обедать, за эту
честь надобно заплатить, и староста несет ему в бумаж-
ке 4 алтына, боярыне его 3 алтына 2 деньги, сыну его
8 денег, боярским боярыням 8 денег, жильцам верхо-
вым 6 денег. На другой день, 2 сентября, опять староста
идет к воеводе, несет четверть говяжью в 12 алтын
4 деньги да щуку в 6 алтын. Подьячему четверть го-
вяжью в 9 алтын 4 деньги. 3 сентября староста несет
воеводе щук на 19 алтын да на воеводский двор купил
лопату в 2 деньги, 100 свеч сальных — дал 8 алтын
2 деньги, купил в съезжую избу бумаги 5 дестей, запла-
тил 11 алтын 4 деньги. 5 сентября воеводе четверть го-
вяжью на 12 алтын 4 деньги; подьячему четверть го-
вяжью в 9 алтын 4 деньги; другому подьячему то же.
6 сентября воеводе четверть говяжью. 7 сентября старо-
ста и мирские посылыцики ходили обедать к подьячему,
отнесли в бумажке 16 алтын 4 деньги, жене его 8 ал-
тын 2 деньги, матери его 3 алтына 2 деньги. 8 сентября
воеводе отнесено щук по 12 алтын. 9 — воеводе четверть
говяжья и подьячему столько же. 10—воеводе щуки.
301
И — опять обед у подьячего: отнесено ему в бумажке 13
алтын 2 деньги, жене 6 алтын, матери 3 алтына, дочери
10 денег; на другой день, 12 числа, ходили к нему на
похмелье, отнесли в бумажке 20 алтын. 12 числа воево-
де четверть говяжья. 14 — воеводе репы четверик на
3 алтына 4 деньги. 16 — воеводе рыбы, щук н налимов
на 11 алтын; подьячему рыбы на 3 алтына да поставили
почесть подьячим съезжей избы — вина и пива на 6 ал-
тын 4 деньги. 17 — на именины царевны Софьи воеводе
пирог в 5 алтын и подьячим пироги; да воеводе и подья-
чему рыба. 19 — воеводе четверть говяжья и т. д.
Мы видели расходные книги земского старосты;
теперь заглянем в росписи, что издерживали мирские
посылыцики, присылаемые в город из волостей для пла-
тежа денег: «Ходил к воеводе, нес хлеба и калачей на
2 алтына, в бумажке денег три алтына, людям его дал
две деньги. Ходил к воеводе, нес хлеб, да калач в 2 ал-
тына, да мяса задь говяжью 26 алтын 4 деньги, да сви-
ную тушу в рубль, да баранью тушу 13 алтын; деньга-
ми 3 рубля; племяннику его рубль, другому племяннику
10 алтын, боярыне рубль, дворецкому 21 алтын, людям
на весь двор 21 алтын, ключнику 10 денег, малым ребя-
там 2 алтына, денщику 2 алтына, подклетным 3 алтына.
Подьячему хлеб да калач, деньгами 2 рубля с полтиною,
жене его 16 алтын, двоим племянникам рубль, людям
на весь двор 10 алтын, ключнику 3 алтына, денщику
2 алтына, приворотнику алтын, малым ребятам 8 денег,
блаженному 4 деньги. Приставам дал всем в братью
6 денег да, стояв на правеже, дал приставу 2 деньги, да,
когда платил деньги, дал сторожу в мешок 2 деньги, да
что писал книгу целовальник взял 2 деньги, да староста
взял за сено, что миром сулено воеводе, 4 гривны».
Эти мирскне расходы на воеводу и подьячих были де-
лом обыкновенным, не возбуждали ропота и жалоб; но
иной воевода хотел кормиться уже слишком сытно;
в земской избе слышались громкие жалобы, и, наконец,
подьячий земской избы садился писать челобитную, бил
челом посадский и всеуездный земский старостишка во
всех посадских и уездных людей место: «Приехал воево-
да и взял с нас по приезде 120 рублей денег, брал с нас
всякий месяц на хлеб по 12 рублей да хлеба по четвер-
ти ржи, по четверти овса, по четверти ячменя с сошки,
итого по 99 четвертей на год да по пяти и по шести пив,
а всякое пиво становится по три четверти хлеба; к Рож-
деству Христову и к Великому дни по полти мяса, ито-
302
го по 126 полтей на год, да к Петрову дни по барану с
сошки, да по 2000 яиц, да на всякий день мелкими припа-
сами, мясом, рыбою и калачами, с ямщиков по 30 руб-
лей на год, да на всякие сутки сальных свеч по полупол-
тине, да лошадям сена по 50 рублей на год; а земских
старост к мирским сборам и целовальников и приставов
и иных ружников нам, мирским людям, выбирать не да-
вал, выбирал сам собою тех, кто ему больше даст».
Такую челобитную писал подьячий в земской избе;
а в съезжей избе подьячий писал другую от воеводы
на мир: «Волостные посольщики денежные доходы пла-
тят оплошно, а с правежу мне говорят большим невеже-
ством, чтоб на них не правил; однажды на правеже за-
кричали на меня с большим невежеством, забунтовались
и с правежу от съезжей избы сошли, от приставов отби-
лись, приставов побили, на двор ко мне приходили
с большим невежеством и похвалялись на меня всякими
недобрыми делами, а посадский и всеуездный староста
лаял меня... и называл вором при многих людях, и го-
сударевых доходов править не велит».
В городах, ближайших к Москве, воеводы и подьячие
кормились умереннее: челобитные мирских людей были
доходнее до царя. Но в городах дальных, где именно
было до бога высоко, до царя далеко, кормленщики раз-
нуздывались и этою разнузданностию вызывали само-
управство мирских людей, которым также представля-
лось, что до бога высоко, до царя далеко. Не повторя-
ем рассказа о восстаниях мирских людей отдаленных го-
родов в царствование Михаила Федоровича и в начале
царствования Алексея Михайловича; в конце царство-
вания Алексея, в 1673 году, жители Кайгородка под
предводительством Аничка Ташкинова и Митьки Берку-
това воеводе Волкову в денежных доходах царских от-
казали, приходили на воеводу бунтом и хотели убить, от
воеводства отказали, приставов и целовальников с горо-
да свели. Правительство послало сотню стрельцов для
утушения бунта, и дело кончилось пытками и виселица-
ми. Не от одних, впрочем, посадских людей доставалось
иногда воеводе; иногда посадские должны были выру-
чать воеводу. Однажды в Шуе на посаде раздался спо-
лошный колокол; посадские сбежались и видят, что их
воевода Барков лежит чуть живой; ехал он из гостей
вместе с соседним помещиком стряпчим Кашинцевым,
человеком страшно задорным, поссорились, подрались,
и Кашинцев выдрал у воеводы всю бороду без остатка.
303
Представителем мира пред правительством был зем-
ский посадский и всеуездный староста, выбранный ми-
ром. Тяжело от воеводы или от кого и от чего бы то ни
было, староста бьет челом во всех посадских и уездных
людей место. Он кормит воеводу и подьячих; но, когда
кормить становится тяжело, когда мир начинает волно-
ваться, староста с своими, за своих, староста лает воево-
ду. Но не всегда бывали такие бойкие старосты; иногда
староста соединялся с воеводою и действовал против
мира, против выгод своих избирателей, и мирские люди
обращались к правительству, били челом на своего ста-
росту: «В наших мирских делах учинил большое дурно,
в денежных приходах и расходах большую хитрость, а
себе корысть; подговаривался к воеводе и к таможенно-
му откупщику, пьет и ест с ними беспрестанно и ночи
просиживает, на иас воеводе и откупщику наговарива-
ет, и нас продают и убытчат: вели, государь, от нас его
вывесть». Против дурного старосты, избранного, у изби-
рателей нет другого средства, как просить правительст-
во вывести его из города, потому что, если смененный ста-
роста останется у них, им будет плохо, потому что это
обыкновенно человек богатый, сильный. Слабость обще-
ства, мира пред отдельным лицом высказывалась и
в другом случае: кто-нибудь из мирских людей начинает
дурно вести себя, мир предвидит, какие беды могут
произойти от этого; напьется пьян, сделает какое-нибудь
дурно, подерется, убьет кого-нибудь до смерти, мир бу-
дет отвечать, подГле воевода, подьячие, которые ждут
только того случая, как бы понажиться на счет мира,
постараются припутать к делу как можно большее чис-
ло людей, и мир бьет челом: «Жалоба нам на посадско-
го человека Короба: пьет и бражничает безобразно,
в зернь и карты играет, жену свою бьет и мучит ие по
закону! вели его с женою и детьми с посаду выслать
вон, чтоб нам в пене и опале не быть». Члены рода по-
ступали точно таким же образом: били челом государю,
что один из родственников ведет себя очень дурно и не
унимается, несмотря на наказания от старших членов
рода; род дает знать государю, чтоб после в опале не
быть. Слабость мира особенно выражалась в розни, усо-
бице между богатыми и бедными посадскими людьми —
явление, которое встречалось не в одном Пскове, не из
одного Пскова получались такие челобитные: «Бьют че-
ло^ посадские средние и молодчие бедные людишки всех
срроков. Жалоба нам на посадских людей, на прежних
304
земских старост и нынешнего и на всех лучших богатых
людей: лучшие и богатые люди нас окладом и тяглом
не по силам загнели, а себя в окладе облегчили, и с тех
своих легких окладов на многие годы тягла не доплачи-
вают, оставляют за собою залоги большие и для того
земских старост по книгам, друг другу норовя, не счи-
тают, а нам, средним и молодчим людишкам, на счет не
дают».
Все со всем относилось к правительству, било челом
великому государю. Правительство не оставалось глухо
к челобитьям; просил какой-нибудь мир выборного чи1
новника вместо коронного, правительство охотно согла^
шалось. Бьют челом, чтоб городничего или городового
приказчика (по-нашему, коменданта) отставить и выб-
рать нового миром, государь велит выбирать. Бьет че-
лом посадский и всеуездный земский староста во всех
место посадских людей и волостных крестьян, что преж-
де в земской избе у всех дел был один подьячий, а те-
перь явился к ним из Москвы какой-то господин с гра1
мотою, в которой велено ему быть в подьячих у земско-
го старосты, а прежнему подьячему быть у одного ям-
ского дела; но прежний подьячий, пишет староста, чело-
век хороший, налогов и убытков от него не бывало, а
этот новый, который напросился на его место, у земских
дел не бывал и к ним негоден — великий государь при-
казывал выпроводить приехавшего из Москвы подьяче-
го, несмотря на его грамоту. Бьют челом волостные ста-
росты и крестьяне, что у них в съезжей избе искони
подьячий по их выбору, а теперь один хочет сесть
в подьячих без их выбора: государь не позволяет подья-
чему садиться без выбора. Против воеводских зло-
употреблений на суде были приняты меры: не велено су-
дить воеводам и приказным людям дела тех лиц, от ко-
торых подано будет на них подозрение, судить их веле-
но воеводам ближайших городов, не дальше 150 верст.
Потом не велено определять воеводами дворян в те го-
рода, около которых у них находятся поместья и вотчи-
ны. В конце царствования Алексея Михайловича велено
было отставить въезжие, и месячные, и праздничные, и
иные денежные всякие и хлебные поборы воеводам, и
что на воеводские расходы земские старосты на мирские
деньги покупали на воевод. Понятно, что воеводы не
могли вдруг отказаться от этих поборов и приносов и
земские старосты носили пироги и рыбу по старой при-
вычке; доказательством служит то, что царь .Федор
305
Алексеевич должен был подтвердить указ отцовский.
Сделана была и более важная попытка к преобразова-
нию отношений горожан к воеводе, но не удалась.
В 1665 году воеводою во Пскове был знаменитый лю-
бимец царя Алексея Афанасий Лаврентьевич Ордин-На-
щокин. Воевода нашел дела вверенного ему края в очень
неудовлетворительном состоянии: заграничная торговля,
которою богател Псков, находившийся на двух рубежах,
упала вследствие войн польской и шведской; зло, общее
всем городам древней России, господство так называе-
мых мужиков-горланов, богатых торговых людей, кото-
рые, забравши всю власть в свои руки, хлопотали толь-
ко о своих выгодах, забывая выгоды большинства со-
граждан,— это зло было в самой сильной степени во
Пскове, где была свежа еще память о кровавой борьбе
между лучшими и меньшими людьми в Смутное время,
а недавняя псковская смута подновила раздражение.
Афанасий Лаврентьевич не хотел только кормиться на
псковском воеводстве; он стал думать, как бы поднять
благосостояние города, который был ему родной. Как
везде, так и тут он смотрел на Запад, делал «с примеру
сторонних чужих земель» и предложил земским старо-
стам и всенародному совету следующую меру: быть во
Пскове беспошлинному торгу с иностранцами—одному
с 6 января на две недели, а другому с 9 мая на две неде-
ли, причем мимо посадских людей псковичей иных чи-
нов людям с иностранцами не торговать. «Во всех госу-
дарствах славны' те торги, которые без пошлин учине-
ны»,— твердил воевода.
Уже давно по всей России, особенно же в значитель-
нейших городах, слышались горькие жалобы русских
торговых людей на купцов иностранных, которые, дей-
ствуя сообща и располагая большими капиталами, за-
хватывали торговлю в свои руки. Чтобы относительно
цен на товары не быть в зависимости от русских значи-
тельнейших торговцев, иностранцы обыкновенно входили
в сношения с небогатыми людьми, давали им вперед
деньги, па которые те скупали для них товары низкою
ценою, довольствуясь небольшим вознаграждением:
«От такого неудержания русские люди на иноземцев
торговали из малого прокормления и в последнюю ску-
дость пришли, а которые псковичи и свои животы име-
ли, от сговорщиков с немцами, для низкой цены това-
ров, также оскудели». Чтоб не было такого тайного под-
ряда с иноземцами, чтоб маломочные русские люди не
306
брали у них в подряд денег и таким образом не пони-
жали бы цены русским товарам, Нащокин предложил
псковским лучшим людям торговым расписать по свой-
ству и по знакомству, во Пскове и в пригородах мало-
мочных людей по себе, ведать их торговлю и промыслы
и, вместо того что прежде брали они деньги у иностран-
цев и на них работали, давать им ссуду из земской из-
бы (т. е. из городских сумм); накупивши на эти деньги
товару, маломочные люди должны привозить его
в Псков в декабре месяце; товар должен быть записан
в земской избе, лучшие люди должны принимать эти
товары, каждый у своего, кто за кем записан, давать им
цену с наддачею для прокормления и чтоб к маю меся-
цу накупали новых товаров; после же ярмарки лучшие
люди, продавши товары свалом иностранцам, должны
заплатить маломочным людям ту цену, по какой сами
продали.
Потом воевода обратил внимание на винную прода-
жу, предмет важный, ибо эта продажа составляла один
из главнейших источников дохода для казны. Псков
был город порубежный, иностранцы привозили тайком
множество горелого вина и немецких питей, отчего
псковичи не брали напитков с казенных кружечных дво-
ров; у голов и целовальников, приставленных к продаже
вина, большие недоборы, с них взыски, они стараются
взыскать, вынуть запрещенный товар у жителей, от этих
выимок людям разоренье, а казне прибыли нет. Вслед-
ствие этого Нащокин предложил установить вольную
продажу вина с платою в казну с рубля по две деньги,
если же кто станет торговать напитками больше, чем
другими товарами, на тех брать с рубля по гривне. На-
конец, воевода предложил новое устройство городового
управления: предложил выбрать пятнадцать человек на
три года, чтоб из них каждый год сидело в земской из-
бе по пяти человек; эти пятеро выборных должны су-
дить посадских людей во всех торговых и обидных де-
лах и отводить к воеводам только в измене, разбое и ду-
шегубстве. Случится тяжба между дворянином и посад-
ским, то судить дворянину (кто будет у судных дел)
с выборными посадскими людьми. Пошлины с судных
дел, решенных пятью выборными, держать в земской из-
бе для градских расходов. Такое же устройство должно
быть и в пригородах.
Предложения Нащокина произвели сильное волнение
между псковичами; разделились: одним нравились пред-
307
ложения, другим нет; меньшие люди были за новое, луч-
шие отстаивали старину. За этими ссорами дело протя-
нулось от апреля до августа; только 13 августа посад-
ские люди написали наконец свои челобитные по мысли
воеводы, принесли в Троицкий собор и приняли благо-
словение архиепископа Арсения; челобитные отправлены
в Москву, и новое устройство введено.
Но Афанасий Лаврентьевич не мог долго оставаться
во Пскове; он был отозван для важного дела, для веде-
ния мирных переговоров с польскими уполномоченными.
Воеводою в Пскове явился князь Иван Андреевич Хо-
ванский. Князь Иван Андреевич был неохотник до но-
визн, особенно был неохотник до новых людей. Он уже
и прежде, как мы видели в своем месте, имел столкно-
вение с Нащокиным, на которого смотрел как на вре-
менщика, выдвинутого царем в ущерб чести старых ро-
дов. Приехавши во Псков, Хованский увидал, что Нащо-
кин и здесь что-то такое намудрил неполезное, посадил
мужиков судить и распоряжаться, отнявши суд у воево-
ды, завел вольные шинки вместо казенных питейных до-
мов. Но мы видели, что и между мужиками некоторые и
лучшие, самые богатые не были довольны новым уст-
ройством. Они стали говорить Хованскому, что все эти
новые порядки Нащокин завел самовольно, насильно на-
вязал посадским людям, писали челобитную в земской
избе ночью, вычерненную (поправленную), и руки веле-
ли в ту же ночь приложить. Хованский шлет грамоту
в Москву к царю: «Во Пскове заведены вновь шинки,
в них пьют безвременно, и оттого всякому дурно. Учине-
ны выборные люди и посадских людей судят, и в съез-
жую избу; т. е. к воеводе, не ходят да в земскую же
избу в делах берут дворян с приставами, и оттого дворя-
не плачут; да они же, выборные люди, подорожные от
себя дают за рубеж, и те новые проезжие, что мужики
дают от себя, не знаючи и не остерегаясь в письме, от
иноземцев будут в подивление. Сказали мне старосты
земские и посадские лучшие люди, что писали ночью че-
лобитную вычернену и руки велели в ту же ночь при-
ложить, а кто чернил челобитную и складывал, тому то
дело надобно; приложили только рук с пятьдесят, и то
немного лучших людей; в челобитной писано слагатель-
но, писал кто-то умный человек, а мужикам так было не
сложить». На грамоту пришел ответ: «Вы бы всяких чи-
нов людей ведали во всем судом и расправою, а новый
суд отставили. Шинки отставить, а быть по-прежнему
308;
кабакам по старым местам и отдать на откуп, а если
откупщиков не будет, то сбирать на веру (по присяге)
лучшим людям».
Но и Хованский недолго оставался в Пскове; преем-
ником его был князь Данила Степанович Великого-Га-
гин, человек, не имевший ни в Пскове, ни в Москве то-
го влияния, какое имели его предшественники; при нем,
следовательно, дело опять могло свободно подняться
и решиться без воеводского вмешательства. Ордин-На-
щокин был в это время в Москве, управлял Посольским
приказом, а Псков был подведомствен этому приказу.
Разумеется, Нащокин не мог спокойно видеть, как его
устройство было разрушено враждебным Хованским.
У Нащокина был в Пскове преданный ему дьяк, Мина
Гробов, который по отъезде Хованского и начал подни-
мать опять приверженцев нащокинского устройства. Мы
видели, что по представлению Хованского вольная про-
дажа вина была уничтожена и велеио было отдать ее
на откуп, если найдется откупщик. Откупщик нашелся,
Кузьма Андреев, и заплатил на месяц более чем вдвое
против той прибыли, какую получала казна от вольной
продажи. Но при Великого-Гагине вольные питейные
промышленники Давыд Бахарев с товарищами прислали
в Москву челобитную: «Выборные люди, Семен Менши-
ков с товарищами, видя наш промысл и раденье, что бу-
дет великого государя казне сбор большой, и дружа
друг другу, питейную прибыль отдали на откуп товари-
щу своему, выборному человеку Кузьме Андрееву заво-
дом, забыв страх божий и крестное целованье, назвали
наши оброчные питейные дома шннками». Пришла и
другая челобитная не от одних питейных промышленни-
ков: «Жалоба нам, бедным сиротам твоим, середним и’
мелким людишкам, на псковичей же посадских прожи-
точных людей, Сергея Поганкина, Никиту Иевлева, Мо-
кея Снгова с товарищами: те прожиточные люди всякие
дела городовые и мирские делают и челобитчиков выби-
рают к тебе, великому государю, в Москву без город-
ского и мирского ведома середних и мелких людишек
и без заручных приговоров; оттого нам чинится великое
разоренье и всякие подати большие и частые».
На откупщика Кузьму Андреева и на его приятелей,
которые устроили ему откуп, было донесено в Москву,
что откупная сумма очень мала и что, несмотря на то,
откупщик и товарищи его, лучшие люди, притесняют ма-
ломочных людей, не дают им приготовлять у себя хмель-
309
них напитков в известных, определенных законом слу-
чаях, корыстуются с кабаков, провозят товары, прокра-
дывая. Вследствие этого из Москвы пришел указ: так
как псковичи Семен Меншиков и Кузьма Андреев с то-
варищами маломочным людям не помогали, то платить
им в год за кабаки по 9366 рублей; быть с ними вместе
в платеже Никите Иевлеву и Сергею Поганкину, пото-
му что они от градского совета бегали и к присяге не
ходили.
Наконец, осенью 1668 года пришла в Москву чело-
битная от земского старосты Степана Котятникова и
всех псковичей, чтоб государь приказал восстановить
все учрежденное при Нащокине и разрушенное при Хо-
ванском, чтоб от кабацких продаж была учинена свобо-
да, как в Смоленске. Но к челобитной не приложили рук
Семен Меншиков, Сергей Поганкин, Кузьма Солодов-
ник, Иван Чирьев, Никита Михалев, Петр Зарубин,
Юрий Белобородов, Мокей Сигов, Афанасий Самойлов,
всего девять человек.
У этих девяти человек были в Москве также сильные
покровители — дьякн Посольского приказа Герасим
Дохтуров и Лукьян Голосов; с ними-то постоянно борол-
ся Нащокин, упрекая их, что они грязнят Посольский
приказ, по которому иностранцы судят обо всей России
и который должен быть чище всех других приказов,
а дьяки его мешают кабацкие дела с дипломатическими.
Дьяки мстили Нащокину, действуя постоянно наперекор
ему; и тут о псковском челобитье они составили такую
докладную записку, что челобитчикам было отказано.
Понятно, что Афанасий Лаврентьевич не мог спокойно
перенести этого. Государь находился в затруднительном
положении; с одной стороны, представляют ему, что
Псков волнуется, что меньшинство притесняет большин-
ство, которое может ожесточиться; с другой, представ-
ляют, какой ущерб потерпит казна, если ввести в Псков
вольную продажу вина, а деньги нужны, государство
разорено тяжкою войною. Алексей Михайлович обратил-
ся сначала к Ордину-Нащокину, чтоб тот изложил свое
мнение, «как тому кабацкому сбору пристойно быть и
доимочные деньги на ком взять, чтоб кабацкая прибыль
напрасно не пропала, а людей бы не ожесточить». Афа-
насий Лаврентьевич отвечал: «В 1666 году устроил я
Псковское государство с примера сторонних чужих зе-
мель к великой прибыли твоей государевой казне и
Псковскому государству к полноте и расширению; я сде-
310
лал это, ни на что не прельщаясь, только видя вашу
государскую премногую милость, исполняя свой долг
и надеясь получить отпущение грехов в будущем веке.
Но мое дело, государь, возненавижено немилосердыми
людьми, приказною мздою. Отказали Стеньке Котятни-
кову в питейных сборах; но думные дьяки зачем забы-
ли мою вину: я и в Смоленске то же самое сделал, а
Псков важнее Смоленска, лежит на рубеже двух чужих
земель; жители в городе и в уездах пришли в послед-
нюю нищету, и без такого устава помочь им нечем. Вся-
чески приводя в согласие людей божиих и ваших, госу-
даревых, я наговаривал и писал во Псков, и ко мне из
Пскова писал дьяк Мина Гробов, что усердно радеет,
как бы прекратить разделение между псковичами, и на
ком довелось кабацкую недоимку доправить, то у них
уже решено, решено и то, чему в Пскове быть прочнее.
Надеясь на твою государскую милость, я в Смоленске
твоим указом пример учинил, товарищи мои, думные
дьяки, это знали; и если, государь, в Смоленске в питей-
ном сборе зла не сделалось и как теперь там дело идет,
в Посольском приказе известно, то в Пскове было бы
гораздо больше прибыли, чем в Смоленске».
Нащокин прямо объявил, что он чрез дьяка Гробова
хлопотал в Пскове о соединении людей; из его собст-
венных слов было видно, что последняя челобитная,
пришедшая из Пскова, была следствием этого соедине-
ния, т. е. этих хлопот. Противникам Нащокина легко
было намекнуть, что мнимое соединение произведено на-
сильственным образом, что лучшие люди не подписа-
лись под челобитной, в которой просили о восстановле-
нии нащокинского устройства. Оставалось одно средст-
во разъяснить дело — спросить всех жителей Пскова и
области прямо от верховного правительства, чего они
хотят?
И марта 1669 года воевода князь Великого-Гагин
получил царскую грамоту: «Вы бы всяких чинов лю-
дям наш, великого государя, указ сказали: если в Пско-
ве питейной прибыли быть по-прежнему у всех псков-
ских жителей, то нашей казне прибыль будет ли и
псковичам, и уездным, и всякого чина людям какой тя-
гости в том не будет ли?» Воевода прислал в Москву
ответы.
Архиепископ Арсений, как св. панагию носит, во вся-
кой правде сказал, что от питейных домов городские жи-
тели и уездные не будут обогащены, а если кабацкий
311
недобор в 9000 рублей с лишком им доплачивать, то ра-
зорятся окончательно.
Архимандриты, игумены, строители, игуменья и
строительницы, Троицкого дома (собора) протопоп,
псковских ружных и приходских церквей поповские ста-
росты и весь освященный чин, церковные приказчики за
крестьян монастырских церковных вотчин, всего сто
один человек, сказали: питейным дворам быть отнюдь
нельзя, потому что домам псковичей и священного чина
и уездных крестьян слабых людей быть в лишних скудо-
стях и бесчестиях за пьянственным невоздержанием и
за иными в пьянстве слабостями.
Дворяне и дети боярские, 60 человек, объявили, что
не могут дать ответа по незнанию дела; 89 человек не
приехало.
Посадские люди, 238 человек, пожиточные, середние
и маломочные, сказали: питейным дворам быть невоз-
можно, в сборе казны умаление будет большое, потому
что посадским людям конечное разоренье за слабостию
и пьянственным невоздержанием; вперед кабакам по-
прежнему пристойно быть на вере (на присяге).
Казаки, стрельцы, пушкари и воротники, всего
2115 человек, подобно дворянам, сказали, что не знают.
Крестьяне Псковского уезда, 241 человек, сказали:
в Пскове питейной прибыли можно быть по-прежнему
у всех псковских жителей, с бережением и со всякою
крепостию, за верою и за поруками, казне прибыль бу-
дет; в городе и уездах кабакам быть непристойно, а слу-
чится недобор, то они, волостные крестьяне, готовы при-
нять его на себя, 670 человек крестьян сказали, что не
знают.
В Москве последовало окончательное решение: от-
дать кабаки на откуп, и если никто не возьмет, то про-
давать на вере выборным людям. Откупщиков не
нашлось.
Эти нововведения Афанасия Лаврентьевича не йри-
нялись; но в 1667 году ему удалось высказать свои лю-
бимые мысли в торговом уставе. И здесь встречаем
обычное указание на Запад, на пример иностранных го-
сударств: «Во всех окрестных государствах свободные
и прибыльные торги считаются между первыми государ-
ственными делами; остерегают торги с великим бере-
женьем и в вольности держат для сбора пошлин и для
всенародных пожитков мирских». Устав определяет, что
люди недостаточные получают помощь из московской
312
таможни и из городовых земских изб; требует, чтоб ми-
мо торговых людей белых чинов люди с иноземцами тор-
га и подрядов не чинили, а свои товары прикладывали
к русским торговым людям; требует, чтоб лучшие торго-
вые люди берегли маломочных торговых людей, давали
бы им завестись торгами между русскими людьми скла-
дом к большим товарам, чтоб в продаже иноземцам це-
ны не портили и в подряд деньги у них не брали.
В Архангельск на время приезда туда купцов иностран-
ных исстари назначался из Москвы гость с товарищами
для наблюдения за ходом ярмарки и для сбора тамо-
женных пошлин; устав требует, чтоб этот гость и това-
рищи его выбирались по рассмотренью, а не по дружбе
или недружбе, выбирались из досужих и богоугодных
людей не по богатству, а по добродетели. Этого гостя
и товарищей его воевода ни в каких таможенных торго-
вых делах не ведает; всякую расправу в торговых делах
русским и иноземцам чинит в таможне гость с товари-
щами. Устав увеличил подать с иностранных вин, пото-
му что от большого привоза их на государевых кружеч-
ных дворах чинятся убытки и недоборы большие. Ино-
земцы должны торговать только с купецкими людьми
того города, куда приедут для торговли, с приезжими же
не должны ни торговать, ни подрядов, ни записей совер-
шать; но московским купецким людям во всех порубеж-
ных городах и на ярмарках торговать с иноземцами вся-
кими товарами вольно. Иноземец с иноземцем не дол-
жен торговать под страхом отобрания товаров на госу-
даря. Пошлина с продажи и мены иностранных товаров
2 алтына с рубля; с русских товаров, отпускаемых ино-
земцами в свои государства, по гривне с рубля; но если
иноземец привезет из-за моря золотые и ефимки52, то
ему пошлин с них не платить, и что купит на золотые и
на ефимки, то везет в свою землю беспошлинно. Все эти
золотые и ефимки в порубежных городах иноземцы
должны отдавать в казну, из которой получают за них
русские мелкие деньги: за золотой по рублю, за ефимок
любский по полтине. Если восточные купцы — персияне,
индейцы, бухарцы, армяне, кумыки, черкесы и астрахан-
ские жильцы иноземцы — поедут для торговли в Моск-
ву и другие города, то брать с их продажных товаров
в Астрахани проезжей пошлины по гривне с рубля; если
же станут торговать в Астрахани, то брать по 10 денег
с рубля; с русских товаров, которые они повезут к себе,
брать по гривне с рубля. То же наблюдать и. относитель-
313
но греков, молдаван и валахов — брать по гривне с руб-
ля; если же станут торговать в Путивле, то по 10 денег.
Ни один иноземец не может продавать своих товаров
в розницу и ездить с ними по ярмаркам. В Москву и
другие внутренние города пропускаются только те ино-
земцы, у которых будут государевы жалованные грамо-
ты за красною печатью. Жиды в царствование Алексея
Михайловича умели добыть себе такие грамоты за крас-
ною печатью; они приезжали в Москву с сукнами, жем-
чугом и другими товарами и получали комиссии от дво-
ра; так, в 1672 году шкловскне евреи Самуил Яковлев
с товарищами отпущены были из Москвы за рубеж для
покупки венгерского вина. Греков в царствование Ми-
хаила и в начале царствования Алексея пропускали сво-
бодно по единоверию; но с 1647 года им назначен был
для торговли только один пограничный город Путивль.
И новый устав, исполняя желание русских торговых
людей, не пустил иностранцев во внутренние города.
В 1669 году поселившийся в России иностранец Петр
Марселис подал в Посольский приказ статьи, клонив-
шиеся к изменению торгового устава: он представлял:
1) какой вред происходит от того, что торговля у Ар-
хангельска бывает после 1 сентября; многие корабли за
поздним временем подвергаются опасностям и погиба-
ют, да и русские суда, возвращаясь от Архангельска
вверх по Двине, не успевают доходить до Вологды.
2) Пусть иноземцы платят пошлины ефимками, а ие зо-
лотыми; надобно позволить иноземцам привозить золо-
тые в Московское государство, продавать их или в упла-
ту отдавать, кому угодно: это заставит их привозить
много золотых и ефимков. 3) Теперь для получения зо-
лотых и ефимков иноземцам сбавляется пошлина; но
если позволить им покупать товары в Москве и в дру-
гих городах, то я обнадеживаю, что соберется огромное
количество ефимков и золотых, больше пошлинного сбо-
ра, потому что все те ефимки будут на денежном дворе
переделаны и на всякий ефимок будет прибыли по
14 копеек. Позволение покупать товары в Москве и дру-
гих городах надобно давать только тем иностранцам,
которые станут привозить ефимки, а не золотые.
4) Прежде давали в Москве и на Архангельской ярмар-
ке разным людям много мелких денег, чтоб в Новый
год на эти мелкие деньги ставили в казну ефимки, и
этим средством много было привозимо в Москву ефим-
ков: если приказать иноземцам раздавать мелкие день-
314
ги для постановки ефимков, чтоб ставили по 16 алтын,
то по-прежнему будет привозиться много ефимков.
По обычаю были призваны в Посольский приказ го-
сти и другие торговые люди и прочтены им статьи Мар-
селиса. Гости смекнули, что хитрый иноземец, которого
они очень ие жаловали, хочет опять ввести свою братью
во внутренние города, прельщая правительство обиль-
ным привозом ефимков, и потому подали сказку: «Пер-
вую статью иноземцы нарушили: в прошлом году много
их кораблей пришло в Архангельск после Семена дня
(1 сентября); которые пришли и до этого времени, и те
торговали до Семена дня малыми торгами, а большими
торгами всегда они торгуют на последних днях нароч-
но, чтоб у русских взять товары дешево, а свои поста-
вить дорого и чтоб в позднем и скором времени рус-
ским людям заморских плохих товаров высмотреть бы-
ло некогда». На вторую статью: «Теперь золотых в Мо-
сковском государстве еще не умножилось; а что Марсе-
лис написал, чтоб иноземцам привозить всюду золотые
и ефимки, то этим он хочет с иноземцами у всех русских
людей торгами завладеть. Ефимки и золотые у них бу-
дут проданы персиянам, армянам, кумыкам и татарам
дорогою ценою и вывезены из Московского государства.
А если русские люди в Москве и в городах и возьмут
у иноземцев за свои товары небольшое число золотых и
ефимков, то этих денег в розни в государеву казну не
собрать. Иноземцы станут продавать иноземцам же зо-
лотые по 40 алтын, а ефимки по 20 алтын и на те день-
ги станут покупать русские товары дешевою ценою, впо-
ловину против архангельской цены: продаст иноземец
4 золотых по 40 алтын, итого возьмет 4 рубля 26 алтын
4 деньги; на эти деньги купит поташу берковец, даст
5 рублей, а в Архангельске русские люди продают поташ
по 9 и по 10 рублей, а на Москве станет приходить по-
таш иноземцам по 4 золотых берковец. Так и прочие
всякие товары переведут у русских людей полуценою
перед Архангельском».
Торговый устав отменил множество мелких пошлин:
подужное, мыты, сотое, тридцатое, десятое, свальное,
складки, повороты, статейные, мостовое, гостиное и дру-
гие — и положил их в рублевую пошлину.
В начале устава сочинитель его указал на пример
иностранных государств, где торговля считается в числе
важнейших государственных дел; в конце по образцу
иностранных же государств он принимает меры против
315
роскоши: «В порубежных городах головам и целоваль-
никам у иноземцев расспрашивать и пересматривать
в сундуках, ларцах и ящиках жемчугу и каменья неоп-
лошно, чтоб узорочные вещи в утайке не были; от по-*
купки таких вещей надобно беречься, как и в других го-
сударствах берегут серебро, а излишние такие вещи поку-
пать запрещают, не позволяют носить их простым не чи-
новным людям, чтобы оттого не беднели; также низких
чинов люди чтоб не носили шелку и сукна. Надобно
удерживать простых людей от покупки таких вещей на-
кладною пошлиною большою и заповедью без пощады:
берегут того во всех государствах и от напрасного убо-
жества своих людей охраняют».
Постановив, что воевода архангельский не ведает го-
стя, который чинит расправу торговым людям, Ордии-
Нащокин в конце устава предлагает важную меру, ко-
торая приготовляла меры Петра Великого для «собра-
ния рассыпанной храмины», именно предлагает учреж-
дение особого приказа для купцов: «Для многих волокит
во всех приказах купецких людей пристойно ведать в од-
ном пристойном приказе, где великий государь укажет
своему боярину; этот бы приказ был купецким людям
во всех порубежных городах от иных государств оборо-
ною и во всех городах от воеводских налог был им за-
щитою и управою. В том же одном приказе давать суд
и управу, если купецкие люди будут бить челом на дру-
гих чинов людей». Явился Приказ купецких дел.
Таким образом, _ городская жизнь, или, лучше ска-
зать, посадская жизнь, жизнь посадских людей перед
эпохою преобразования представляет нам борьбу и с
чужими, и с своими. Борьба с иностранными купцами
кончилась торжеством русских; но важнее была борьба
с своими. Борьба эта, как мы видели, проистекала из
господствующего в первобытных, неразвитых обществах
непосредственного отношения вооруженной части наро-
донаселения к невооруженной, служащей к рабочей,
причем первая кормится непосредственно на счет пос-
ледней. Здесь признаком роста, возмужалости служит
то, что промышленная часть народонаселения хочет вы-
свободиться от этой обязанности непосредственного
кормления, обособиться, хочет добыть самоуправление.
В Западной Европе это движение обозначилось образо-
ванием городских общин, их борьбою с владельцами,
потом освобождением сельского народонаселения. Но
для того и другого явления необходимо было сильное
316
движение промышленное и торговое, обогащение, сопер-
ничество движимого, денег, с недвижимым, землею.
В России в описываемое время видим застой в промыш-
ленности и торговле, бедность; в XVII веке видим усло-
вия, еще более неблагоприятные для увеличения народ-
ного богатства, чем прежде: города и торговые сотни не
могут справиться после разгрома Смутного времени,
а новые тяжелые войны не перестают истощать их. Из
городов, и самых богатых, приходили вести, что денеж-
ных доходов недостает на покрытие издержек, на жало-
ванье служащим людям военным и подьячим. Не давать
денежного жалованья, уменьшить его, пишут из Моск-
вы, земли много, землю раздавать.
В государстве, где вместо денежного жалованья раз-
дает землю, где земли больше, чем денег, в таком госу-
дарстве не думают об освобождении крестьян, напротив,
думают об их закреплении, ибо, давши землю, надобно
и дать постоянного работника, иначе жалованье не
в жалованье. Одно явление объясняет другое; в то вре-
мя когда закрепляются крестьяне в селе, в то время не-
чего ждать много от города, потому что в селе прикреп-
ляют крестьянина по бедности города. В городе посад-
ские также прикреплены, не смеют уйти под смертною
казнью, должны сидеть, работать и платить ратным лю-
дям на жалованье, кормить воеводу. Их интересы по-
стоянно в столкновении с интересами вооруженной ча-
сти народонаселения. Они бьют челом на закладчиков,
на крестьян, которые промышляют наравне с ними, но
не помогают им в несении тягостей; но, восставая про-
тив закладчиков и крестьян, требуя возвращения своей
братьи, ушедших в села, они восстают против интересов
тех людей, за которых заложились закладчики, кото-
рым принадлежат крестьяне, к которым ушли их братья,
посадские люди, отбывая от тягостей; известно, чьи ин-
тересы были затронуты, когда велено было слободы и
сёла в городах, принадлежавшие частным людям, заве-
сти за государя, написав жителей их в тягло; известно,
как мстили посадским людям за это. Понятно, что при
таких отношениях, при таком столкновении интересов
первым шагом вперед было выделение посадских лю-
дер, чтоб они судились и управлялись сами собою, нуж-
но было изъять их из-под власти и суда воевод, нужно
было возвести их с служилыми людьми, ибо при таком
стрлрнорении интересов, при. таком утвержденном века-
ми господствующем взгляде, когда служилые люди смот-
317
рели на промышленных людей как на прирожденных
своих работников, обязанных кормить их своим трудом,
при таких отношениях и взглядах нечего было думать
о союзе, об общей деятельности. Когда два человека
враждебно сцепились друг с другом, то прежде всего
нужно их развести, а потом уже, когда с постепенною
переменою отношений вражда утихнет, настает время
думать о примирении, союзе, общей деятельности. Выбо-
ры не могли тут помочь, если посадские люди должны
были выбирать правителя городу из служилых людей.
Таким образом, выделение промышленных людей, вы-
свобождение их из-под влияния служилых людей, совер-
шенное в эпоху преобразования, было делом естествен-
ным и необходимым. Но мы видим, что первая попытка
принадлежит времени до преобразования, принадлежит
предтече преобразователя, ибо как скоро русские люди
с головою Ордина-Нащокина стали взглядывать на За-
пад, так сейчас же увидали, откуда там то, чего недо-
ставало в России, именно богатство, увидали, что оно
происходит от сильно развитой торговой и промышлен-
ной деятельности, от развития города, и Ордин-Нащо-
кин провозглашает, что торговля есть одно из важней-
ших государственных дел. В эпоху преобразования
мысль эта была вполне усвоена правительством и луч-
шими людьми, и потому является ряд мер для подня-
тия торговли и промышленности, и прежде всего торго-
вые и промышленные люди выделяются, рассыпанная
храмина собирается.
Состояние города служит нам поверкою состояния
сел, и наоборот: если город беден — знак, что село на-
ходится в очень неудовлетворительном положении, если
земледельческое народонаселение прикрепляется к зем-
ле — знак, что город беден. Прикрепление крестьян бы-
ло результатом древней русской истории: в нем самым
осязательным, самым страшным образом высказалось
банкротство бедной страны, не могшей своими средст-
вами удовлетворить потребностям своего государствен-
ного положения. Такое банкротство в историческом, жи-
вом, молодом народе необходимо условливало поворот
народной жизни, искание выхода из отчаянного положе-
ния, стремление избавиться от гибельной односторонно-
сти, в страну сел внести город и этим улучшить эконо-
мическое состояние страны. Этот поворот и знаменуется
преобразовательною деятельностию, с этого поворота и
начинается новая русская история. При несостоятельно-
318
сти собственных средств нужно было сделать заем, н за-
ем был сделан. Как ни велик, как ни тяжел был он для
народа, но необходимость и благодетельность его оче-
видны. Если прикрепление крестьян было естественным
результатом древней русской истории, то освобождение
их было результатом полуторавекового хода нашей ис-
тории по новому пути. Спор между древнею и новою
Россиею кончен, поверка налицо.
Прикрепление крестьян с его следствиями было са-
мым крупным, основным явлением в жизни села в опи-
сываемое время. Относительно частностей быта село
представляет нам всюду три разряда своих обитателей:
крестьянина, бобыля и захребетника53, отличающихся
друг от друга величиною своих хозяйственных средств.
Условия быта, разумеется, могли изменяться вследствие
разных отношений, смотря по тому, какое было село —
черное54, дворцовое, монастырское, принадлежавшее
богатому вотчиннику или мелкому помещику. Мы виде-
ли отношения черных крестьян к городу, в уезде которо-
го они жили, связь их с посадскими людьми, с которы-
ми вместе они поднимали тяжести рабочего, тяглого на-
родонаселения. Но если между самими посадскими
людьми, богатыми и бедными, была рознь, бедные жало-
вались в Москву на притеснения от богатых, то нечему
удивляться, что такая же рознь вставала между посад-
скими людьми и уездными крестьянами и принуждала
последних порывать связь с посадскими людьми, выде-
ляться в особый мир. В конце царствования Алексея
Михайловича устюжские уездные крестьяне начали жа-
ловаться на посадских людей: «Собираются в посадскую
земскую избу посадские люди для своих посадских сове-
тов часто, да они же собирают с Устюга с посаду вся-
кие четвертные доходы и на ямские отпуски деньги, да
они же выбирают в земские старосты меж себя посад-
ских людей, и они, посадские земские старосты, о уезд-
ных крестьянах ни в чем не пекутся и ни о каких все-
уездных делах не радеют, а уездным крестьянам в ту
посадскую избу для волостных советов собираться нель-
зя, да устюжские старосты и не пускают, и в том воло-
стным крестьянам чинятся великие волокиты, и убытки,
и бессоветица, а в том бессоветии всякая неисправа, и
крестьяне у посадских людей во всем порабощены, и гор-
достию своею посадские земские старосты нас, крестьян,
теснят и вменяют себе вместо рабов своих и мочыо
своею и великими пожитками у нашей братьи, у скуд-
319
ных крестьян, покупили себе лучшие деревни в уе.зде
и начали быть во многих волостях владельцами. А как
стали владеть деревнями, и они всякими притеснениями
подати с себя сметали на нас, худых крестьянишек, и
мы от их изгони оскудели и обнищали и последние
деревнишки им иззакладывали на малые сроки, а в за-
кладные писали от скудости двойные и тройные цены,
ц они такими большими закладными с приписными день-
гами, деревнями нашими завладели и многих крестья-
нишек у себя в полове (половниках) 55 удержали,
а иных и в полове у себя не держат, и они от таких их
налогов врознь разбрелись безвестно. Да устюжские, по-
садские старосты выбирали для солдатского выбора сво-
их посадских людей, а уездных людей ие выбирали, чтоб
с их деревень в солдаты никого не выбирать, а брать
с крестьян только, и крестьяне врознь разбрелись».
В 1675 году собрались в Устюге из уезда всех воло-
стей выборные люди и написали челобитную, чтоб быть
всеуездной земской избе и всеуездному земскому старо-
сте особо от посадских людей. Государь согласился, и
крестьяне вывели своих выборных или волостных трет-
чиков с приходными и расходными книгами и с деньга-
ми из старинной земской избы в становую волостную
избу. Но столкновения этим не прекратились: мы виде-
ли, что посадские люди владели крестьянскими деревня-
ми в уезде, и крестьяне послали новое челобитье, что
посадские по своим деревням волостных и солдатских
служб не служат и хотят деревнями своими отписаться
от крестьян, о чем уже и послали челобитную. В Моск-
ве не умели распутать этого дела и по обычаю велели
подать о нем сказки на месте по сословиям. Духовенст-
во объявило: «Воевода Матвей Нарышкин Устюжский
уезд расписал по челобитью прежнего головы таможен-
ного и кружечного дворов Григорья Мыльникова и со-
ветников его волостных крестьян Петрушки Хомякова
с товарищами, которые в то время собраны были на
Устюге на посад по его. Григорьеву, челобитью будто
для ямского совета и отпусков. Изветов волостных кре-
стьян на посадских людей мы не слыхали, и впредь нам
с посадскими людьми земская изба старинная по-преж-
нему одна надобна, потому что в новоучиненной волост-
ной избе начали они, волостные крестьяне, разрубать
и сбирать многие лишние деньги будто на всеземские
расходы, а на какие— нам про то невёдомо, брано
сверх 2 рублев еще в прибавку по 7 рублев на малую
: 320
сошку, а теперь у них же в волостной избе их староста
разрубил и берет по 5 рублев на сошку преж государе-
вых доходов и тем нас и посадских людей убытчат,
а книг расходных не кажут и отчету в таких великих
деньгах не дают». Новый всеуездный земский староста
Копылов с товарищами, волостными выборными людь-
ми, объявил, что отделение крестьян от посадских про-
изошло вследствие притеснения от посадских. Крестьяне
подали сказку, что, пожалуй, пусть будет одна земская
изба по-прежнему, только бы быть всеуездному волост-
ному выборному старосте, с устюжскими земскими ста-
ростами у всеземской коробки 56 вместе для того, чтоб
устюжские земские старосты всеуездных сборных денег
на свою посадскую издержку не держали.
Кроме общих дел с посадскими людьми, у крестьян
уездных были еще свои мирские дела, свои интересы,
они выбирали старост, выберут и напишут: «Выбрали
меж себя человека доброго: быти ему За нашим выбо-
ром от крестьян в старостах, всякие сделья и поделки
делать, нанимая на наши мирские сборные деньги.
А воровством ему никаким не воровать, а станет воро-
вать, и на нас на всех пеня великого государя». Выби-
рали мирских посылыциков, должность тяжелая, пото-
му что они должны были становиться лицом к лицу
с взыскательною властию, с воеводою и подьячим, кото-
рых нужно было покормить прежде всякого дела; выбира-
ли земского пристава, причем писали: «Все крестьяне
выбрали земского пристава такого-то; весть ему дер-
жать в нашей волости для государева дела и денежных
сборов; впервые весть ему сказать по всей волости без
хоженого (без платы за ходьбу), в другой раз ему весть
подержать для ради огурников (ослушников) и ему
брать хоженого на них по 2 деньги; на извет ему хо-
дить, кто позовет на землю, и на то хоженого по
2 деньги; быть ему у земского судьи для государевых
Дёл, на суду перед судьею поручать, кто на кого побьет
челом государю перед судьей, а с суда перепоручивать;
е тяглых крестьян брать ему по деньге, а с бобылей и
безземельных хоженого по копейке; руга 57 ему с кре-
стьян по изможеныо, ржи и овса кто сколько даст». Вы-
бирали священника; выберут и напишут: «Мы, крестья-
не, выбрали и излюбили отца своего духовного такого-то
к себе в приход. И как его бог благоволит и св. влады-
ка его в попы посвятит, и будучи ему у нас в приходе,
служить и к церкви божией быть подвижну, к болям
11. С. M. Соловьев 321
(больным) и роженицам с причастием и с молитвами
быть подвижну и со всякими потребами. А он человек
добрый, не бражник, не пропойца, ни за каким хмель-
ным питьем не ходит, человек он добрый; в том мы, ста-
росты и мирские люди, ему и выбор дали». Все это на-
добно было писать, но кто же писал? И для этого выбе-
рут и напишут: «Быть такому-то церковным дьячком,
к церкви быть подвижну, у начальников послушну и по-
корну и у наших всяких мирских дел у письма быть
всегда готову, а руга ему с нас сбирать луковая рожь,
по полуосмирице с лука петровское и осеннее». Были
волости, еще со времен Грозного получившие грамоты
на выборы своих земских судей и земских целовальни-
ков. При этих выборах крестьяне давали такие записи:
«Выбрали мы и полюбили к государеву делу в выбор-
ные земские судьи такого-то, выбрали и полюбили в вы-
борные земские целовальники к нему, судье, такого-то,
да в земские соцкие к нему, судье, такого-то, с такого-
то срока до такого-то. Судить ему, судье, нас, крестьян,
по челобитиям, и по кабалам, и по духовным, по вся-
ким письменным крепостям, про татиниые, разбойные
и душегубные дела сыскивать. А целовальнику и соцко-
му у земских у всяких дел и у поимки воров, татей и
разбойников и душегубцев с выборным судьею у рас-
спроса и поимки быть за один человек; а нам, крестья-
нам, с ним, судьею, за всякими воровскими людьми хо-
дить в погоню и ловить вместе. Ему, судье, судить и указ
чинить безволокитйо, посулов и поминков не брать, дру-
гу не дружить, недругу не мстить».
Все эти выборы, на которые у нас теперь готовы
смотреть как на признак крепости общественного союза,
как на признак сильного развития общественной дея-
тельности, общественного духа, как на важные п{5ава,
на деле не давали крестьянам возможности усилить свои
промыслы, увеличить результаты своего труда и чрез
то без тягости удовлетворять требованиям казны; права
эти не спасали крестьянина от воеводы, подьячего, от
посадских людей и своего брата крестьянина, пропивше-
гося и занявшегося легким промыслом разбойника. Тяж-
кая подать, воевода, подьячий, земский староста, раз-
бойник выживали крестьянина, заставляли его уходить
дальше за Камень, в Сибирь. В Москву пришла весть,
что Устюжский уезд пустеет, и, когда приехали оттуда
мирские челобитчики, их стали расспрашивать, отчего
у них крестьяне бегут? «Крестьяне бегут,— был ответ,—
322
•от больших податей, от воеводских налогов и посулов
-и от солдатских выборов (наборов), потому что сверх
всяких податей воеводы князь Гаврила Мышецкий и
Яков Змеев брали с нас с 240 сошек деньгами на год
•с лишком по 2 рубли, да хлеба ио осьмине ржи, да по
осьмине овса; у Якова Змеева было два племянника,
которым с сошкй давали по 2 гривны, да дворецким их
по гривне с сошки; да платили мы в земскую избу
с сошки по три рубли, а в иные годы по три рубли
с полтиною на воеводские кормы, пива и поносы, а
брали воеводы свои сошные деньги, и хлебы, и кормы
прежде государевых доходов. Те же воеводы с денеж-
ных доходов, которые, собирая с нас, посылают в Моск-
ву, с 30 000 рублей, с отписей (расписок), которые нам
в тех деньгах давали, брали от печати по две деньги
с рубля да с сибирского запаса с 2270 четвертей от вся-
кой проезжей памяти по гривне с четверти; да сверх то-
го с тех же сошек носили мы воеводам на праздники, на
Велик день, и на Рождество Христово, и на Петров день
столовые запасы. Князь Гаврила Мышецкий прислан
был к нам для выбору и высылки солдат, и он наем-
ных солдат, которые нанимались служить вечно и бра-
ли у крестьян наймы большие, а по себе давали поруч-
ные записи, в солдаты не принимал, а писал в солдаты
тех, которые нанимали в службу, самих хозяев, и поруч-
ные записи у многих поотнимал, и для своей корысти
отдавал тем их наемщикам, и те наемщики у хозяев за-
владели многими деньгами, а те хозяева оттого вконец
разорились и дворы у многих запустели. Яков Змеев
устюжских стрельцов и приставов, которые у него под-
купятся, присылал для правежу к нам в волости, и те
стрельцы и приставы из-за смертного правежу вымучи-
ли себе с целовальников и с денежных сборщиков
1732 рубля; да и князь Мышецкий таких же подкупщи-
ков, которые с ним делились, присылал. Змеев ездил
в Черевковскую волость, больше 100 верст, с собаками,
с ним было всяких людей больше 50 человек, брал под
себя, под людей и под собак водяным путем суда, гор-
ним (сухим) подводы, едучи, в волостях брал поминки
большие, обедал и всякими харчами проторил. На все
это исходит у нас, устюжан, посадских и уездных лю-
дей на год тысяч по пяти и больше».
Но не от одних воевод, подьячих и казенных взысков
брели розно мирские люди и пустел уезд; не одних вое-
вод и подьячих должны были кормить мирские люди, не
323
от одних праветчиков откупаться; они должны были кор-
мить, откупаться от своей братьи мирских людей, кото-
рым нравилось легкое разбойничье ремесло: малая на-
селенность, темные леса, непривычка у самих мирских
людей к общему делу, к общей защите и отсутствие хо-
рошо устроенной полиции делали разбойничье ремесло
легким, безопасным. Те же устюжские мирские челобит-
чики показывали: «По волостям построено много кру-
жечных дворов, здесь многие крестьяне пропиваются и,
собравшись человек по 20 и больше, приходят в летнее
время разбоем, многих крестьян мучат, огнем жгут и
вымучивают рублей по сту; крестьяне, заложив свои жи-
вотишки и деревнишки, от разбойников откупались и
бредут врознь». Призовут на защиту вооруженную силу
правительственную — новое разоренье: «За разбойника-
ми посылают посылки подьячих и стрельцов, а подья-
чие берут с нас за подводы по рублю, а стрельцы по
полтине, да в провожатые берут крестьян человек по
тридцати в деловую пору». В 1670 году ехало мимо Вер-
хотурья с Тотьмы, Устюга, Ваги, Мезени, Сольвычегод-
ска, Яренска, Сысолы, Кайгородка тяглых людей с же-
нами и детьми 2051 человек. Правительство велело по-
ставить заставы крепкие. Правительство охотно смотре-
ло на заселения пустынных стран около Камня и в Си-
бири, на образование крестьянских слобод, но требова-
ло, чтоб в крестьяне на пашню призывали и прибирали
из вольных гулящих, а не из тяглых людей, из крестьян-
ских детей от сейей, бобылей и захребетников. Ссыль-
ные преступники в Сибири сажались также на пашню,
и, что было очень тяжело старым пашенным крестья-
нам, правительство приказывало им выдавать дочерей
своих и племянниц за холостых ссыльных, чтоб тем их
от бегу унять и укрепить.
На севере и северо-востоке черные крестьяне бежали
за Камень; на юге помещичьи крестьяне бежали за ру-
беж Великой России, и шла здесь своего рода усобица.
Вот какую челобитную получил царь в 1672 году:
«Бьют челом холопи твои, заоцкие помещики и вотчин-
ники: люди наши и крестьяне, заворовав, многие побив
помещиков своих, а иные пожегши, бегают от нас за ру-
беж в малороссийские города и живут за епископами и
за козаками в городах и на посадах, в селах и дерев-
нях; мы с твоим указом, с грамотами и отпусками от
воевод к ним в малороссийские города для тех своих
беглых людей и крестьян ездим, и они, епископы, стар-
324
шина и козаки, беглых людей и .крестьян нам не выда-
ют, нас бьют и грабят, многих побивают до смерти, иных
в воду сажают; и те воры, беглые люди наши и крестья-
не, надеясь на них, что они их нам не выдают, приходят
к нам в села наши и деревни вьявь, нас до конца разо-
ряют, последних людей и крестьян наших подговарива-
ют, лошадей и всякую животину крадут, дворы и гумна
с хлебом жгут, нас многих добивают до смерти и иных,
заперши в хоромах, пожигают с женами и детьми.
В Новгород-Северском и Черниговском уездах за епи-
скопом Лазарем поселилось беглых драгун и наших бег-
лых людей и крестьян и иных прихожих людей больше
5000, а выдачи никому нет, хотя с виселицы придет».
Разумеется, вообще крестьянам легче было у богатых
вотчинников, чем у мелких помещиков; но богатые вот-
чинники жили постоянно в Москве, в деревнях были уп-
равляющие, от жестокости которых крестьяне также бе-
жали к казакам. Вот наивное письмо Богдана Хитрова
к князю Вас. Вас. Голицыну: «Жаловал ты ко мне пи-
сал, что из курской моей деревни побежало шесть се,-
мей крестьян, пожалуй, изволь приказать проведать, не
от жесточи ли человека моего Савки Танчеева; а он
у меня в епифанской моей деревнишке жесточью своей
многих разогнал; а то ведаю, что не пьянством и не для
корысти, разве безмерною жесточью». Управляющий же-
сточью разогнал крестьян в епифанской деревнишке, так
надобно было его послать в курскую! Зато не пьяница
и не вор. Лучше всего могло быть крестьянам в мона-
стырских имениях; но и тут бывали сильные причины
к неудовольствиям: в 1678 году крестьяне Толвуйской
волости взбунтовались, не желая быть за Вяжицким мо-
настырем, заводчики мятежа были жестоко наказаны.
Сознание экономической несостоятельности, ведшее
необходимо к повороту в истории, было тесно соедине-
но с сознанием нравственной несостоятельности. Русский
народ не мог оставаться в китайском созерцании собст-
венных совершенств, в китайской уверенности, что он
выше всех народов на-свете уже по самому географ'и;
ческому положению своей страны: океаны не отделяли
его от западных европейских народов. Побуждаемый
силою обстоятельств, он должен был сначала уходить
с запада на восток; но как скоро успел здесь усилиться^
заложить государство, так должен был необходимо
столкнуться с западными соседями, и столкновение это
было очень поучительно. В то самое время, в то самбе
325
царствование, когда Восток, восточные соседи русского
народа оказались совершенно бессильными пред Моск-
вою, когда покорены были три татарских царства и
пошли русские люди беспрепятственно по северной
Азии вплоть до Восточного океана, в то самое царство-
вание на Западе страшные неудачи, на Западе борьба
оканчивается тем, что Россия должна уступить и свои
земли врагу. Стало очевидно, что, во сколько восточные
соседи слабее России, во столько западные сильнее. Это
убеждение, подрывая китайский взгляд на собственное
превосходство, естественно и необходимо порождало
в живом народе стремление сблизиться с теми народа-
ми, которые оказали свое превосходство, позаимство-
вать от них то, чем они явились сильнее; сильнее запад-
ные народы оказывались своим знанием, искусством, и
потому надобно было у них выучиться. Отсюда с царст-
вования Иоанна IV, именно с того царствования, когда
над Востоком было получено окончательное торжество,
но когда могущественный царь, покоритель Казани и
Астрахани, обратив свое оружие на Запад, потерпел
страшные неудачи,— с этого самого царствования мысль
о необходимости сближения с Западом, о необходимости
добыть моря и учиться у поморских народов становится
господствующею мыслию правительства и лучших рус-
ских людей. Как нарочно, новые беды, новые поражения
со стороны Запада, несчастный исход борьбы с Поль-
шею и Швециею после Смутного времени еще более ук-
репили эту мысль.-Поворот или переворот стал необхо-
димостью.
Но дело не могло обойтись без борьбы. У кого учить-
ся? У чужих, у иноземцев, а главное, у иноверцев? Пу-
стить чужих, иноземцев, иноверных к себе и дать им
высокое значение учителей, так явственно признать их
превосходство, так явственно подчиниться им? Что ска-
жут люди, имеющие в своих руках исключительное учи-
тельство? Когда Годунов предложил вопрос о необходи-
мости вызвать из-за границы новых.учителей, то старые
учителя, духовенство отвечали, что нельзя, опасно для
веры; лучше послать за границу русских молодых лю-
дей, чтоб там выучились и возвратились учить своих.
Но известна судьба этих русских людей, отправленных
при Годунове за границу: ни один из них не возвратил-
ся. Продолжительный застой, отсталость не могли дать
русскому человеку силы, способности спокойно и твер-
до встретиться с цивилизациею и овладеть ею; застой,
328
отсталость условливали духовную слабость, которая об-
наруживалась в двух видах: или человек с страшным
упорством отвращал взоры от чужого, нового, именно
потому, что не имел силы, мужества взглянуть на него
прямо, помериться с ним, трепетал в суеверном страхе,
как ребенок, которого ни лакомства, ни розги не заста-
вят пойти к новой няньке, или когда преодолевал страх,
то вполне подчинялся чужому, новому, не мог устоять
пред чарами волшебницы-цивилизации; второе явление
поверяло первое. После несчастной попытки Годунова
новой уже не делали, а между тем потребность учиться
чувствовалась все сильнее и сильнее. Представилось
средство удовлетворить этой потребности -без страха
пред иноверством. Подле Великой России была Малая,
и обе силою известных обстоятельств влеклись к соеди-
нению в одно политическое тело; Малая Россия благода-
ря борьбе с латинством раньше почувствовала потреб-
ность просвещения и владела уже средствами школьно-
го образования. Стало быть, великороссиянину можно
было учиться безопасно у малороссиянина, который при-
ходил в рясе православного монаха; можно было также
учиться безопасно у грека православного. Отсюда в
XVII веке, пред эпохою преобразования, мы встречаем
непродолжительное время, когда за наукою обращаются
к малороссиянам или вообще западнорусским ученым и
к грекам.
Но и это примиряющее средство не вполне могло
помочь делу. Новые учителя, откуда бы они ни пришли,
хоть бы из православной Греции, из православной Ма-
лороссии, необходимо сталкивались с старыми учителя-
ми, и отсюда борьба, которая вела к чрезвычайно важ-
ным последствиям. Молодой великороссиянин, поучив-
шийся у малороссийского монаха по-латыни и по-грече-
ски, стал ученее своего старого учителя, своего отца ду-
ховного, говорит, что и то не так, и другое не так, и что
отец духовный многое неправильно толкует. Легко по-
нять, как должны были смотреть на это отцы духовные.
Светопреставление! Яйца курицу учат! Чего ждать доб-
рого после этого? Ясное дело, что киевские монахи вме-
сте с латынью учат разным ересям. Но мало того, что
русские люди учатся бог знает чему в Москве у мало-
российских монахов, хотят еще ехать в Киев, там учить-
ся, в самом гнезде этой латыни; хороши оттуда воротят-
ся! Так толковали в Москве в начале царствования
Алексея Михайловича.
327
Раскол был уже тут, народился, народился из неми-
нуемого столкновения старых учителей с новыми. Пона-
добилось исправить книги церковные для печати; пору-
чили дело самым разумным, знающим из старых учите-
лей, самым видным протопопам: книги исправили, напе-
чатали, а новые учителя, греческие и малороссийские
монахи, говорят, что дело сделано ие так, что вместо
исправления книги испорчены, и патриарх поручает сно-
ва исправлять книги новым учителям. Каково же ста-
рым? До сих пор они имели авторитет неприкосновен-
ный, слыли знатоками, а теперь объявлены невеждами,
опозорены на весь мир, и кем? Пришлыми киевскими и
греческими монахами; да сами-то эти монахи что зна-
ют, чему учат! сами-то православны ли! Народившийся
уже прежде раскол вырос. Легко понять впечатление,
произведенное на многих объявлением старых учите-
лей, не потерявших своего авторитета, что новые учите-
ля, греческие и киевские монахи, принесли новизны, ере-
си латинские: западные русские люди давно уже связа-
лись с латинянами, да и греки отступили от православ-
ной веры и книги свои печатают в латинских типографи-
ях. Большинство удержалось при авторитете церковного
и гражданского правительства, принявшего сторону но-
вых учителей; но известная часть народонаселения объя-
вила себя на стороне старых учителей, вследствие чего
должна была отвергнуть авторитет церковного, а вме-
сте с тем и гражданского правительства, «расколыцики,
церковные мятежники» явились и мятежниками граж-
данскими, не признававшими власти, которая в их гла-
зах гнала правую веру, власти антихристовой. То, что
по известному закону бывает всегда и везде следствием
внезапного освобождения от какого бы то ни было авто-
ритета, произошло теперь и в России в области раскола.
Отвергнувши раз авторитет церковного правительства,
единое для всех обязательное учение и правило, раскол,
не имея возможности составить из себя церкви с единым
правительством, должен был распрыснуться на множе-
ство толков по множеству толковников, не сдерживае-
мых в своих толкованиях никакою властию, никаким
авторитетом. После того как раз известный авторитет,
власть отвергнуты, является сильное стремление высво-
бодиться от всякого авторитета, от всякой власти, от
всяких общественных и нравственных уз. Гуситское ос-
вобождение в Чехии от авторитета римской церкви бы*
стро повело к таборитству, к коммунизмуи, лютероно
328
освобождение в Германии от авторитета той же церкви
повело к такому же явлению в анабаптизме59. Подоб-
ное же стремление к крайностям свободы явилось и
у нас в некоторых раскольничьих толках.
Здесь, разумеется, может родиться вопрос: зачем
было доводить раскольников до этих крайностей? За-
чем было преследовать их за различие в обрядах, за
буквы, за вещи несущественные? Отчего было не позво-
лить им употреблять старые книги, оставаться при ста-
рых обрядах? Подобные вопросы, обличающие неуменье
отрешиться от настоящего времени и привычку перено-
сить его требования в века минувшие, сильно вредят
изучению истории, правильному пониманию прошедшего,
а следовательно, и настоящего, связи между ними. Во-
первых, если православный говорил раскольнику, что
может креститься, как хочет, то раскольник от этого не
переставал называть православного слугою антихристо-
вым за трехперстное сложение. Во-вторых, одно явление
поверяется другим. Если в XVII веке явились люди, ко-
торые, смешивая существенное с несущественным, гото-
вы были умереть за двуперстный крест и т. п., то какое
право получаем мы предполагать, что другие, употреб-
лявшие трехперстное сложение, все вдруг поднялись на
такую высоту, что могли отличать существенное от не-
существенного и снисходительно смотреть на заблужде-
ния меньшей братии? Люди, которых авторитету они
подчинялись, сказали им, что трехперстное сложение
правильнее, они приняли это более правильное употреб-
ление и этим порознились от людей, оставшихся при
двуперстном сложении; но во взгляде на важность дела
они нисколько не рознились; как последователи дву-
перстного сложения были убеждены, что это необходи-
мое условие для спасения, и считали крестившихся тре-
мя пальцами врагами божиими, слугами антихристовы»
ми, с которыми нельзя иметь никакого сношения, точно
так же должны были смотреть на них и противники их,
ибо вовсе не было условий, по которым бы они могли
смотреть иначе. Церковный мятежник! Мятежник про-
тив самого бога! Что могло быть хуже этого? Какое
снисхождение можно было оказать такому человеку?
Люди, которые преследовали раскольников за двуперст-
ное сложение, эти же самые люди провозглашали, что
брить бороду значило искажать в себе образ божий и
уподобляться псам или котам — ясный знак, что взгляд
был везде один и тот же, вследствие чего могла быть
329
только ожесточенная борьба без уступок и сделок. Пере-
мена взгляда, уменье отличать существенное от несуще-
ственного моглй явиться при влиянии новых условий не
ранее как с лишком через столетие, тут только явилась
и возможность снисхождения, возможность уступок
и сделок. Архиерей вроде московского митрополита Пла-
тона60 мог явиться только во второй половине XVIII,
а не во второй половине XVII века, когда происходило,
например, следующее: в 1655 году прислали белорусов
в Вологду, и священники обратились к архиерею с воп-
росом, пускать ли их в церковь и ходить ли к ним с тре-
бами? Архиерей к патриарху, и тот отвечал: «Если кто
не истинно крещен, обливан61, тех крестить снова,
а умерших погребать».
Столкновение между старыми и новыми учителями
повело к расколу, к церковному мятежу. С этим мяте-
жом против своей власти и учения духовенство не мог-
ло так скоро сладить, как, например, светское прави-
тельство сладило с мятежом Стеньки Разина. Церков-
ный мятеж сделался постоянным, духовенство приобрело
постоянных внутренних злых врагов, которые нисколько
его не щадили в своих жалобах и обличениях. Но обли-
чения слышались не от одних раскольников. Общество,
видимо, тронулось; началось колебание, тряска, которые
не позволяли пребывать в покое. Тяжелое чувство соб-
ственных недостатков, сознание, что отстали, что у дру-
гих лучше и надобно перенимать это лучшее, учиться,
не покидали лучших русских людей, отсюда стремление
прислушиваться к чужим речам, обращать внимание на
указания с разных сторон, что и то и другое не так.
Такое время обыкновенно бывает богато обличениями,
богато распоряжениями, хлопотами о прекращении соз-
нанного, обличенного зла, о прекращении внешними
средствами и потому бьющими обыкновенно мимо.
Вопиющее, кидавшееся в глаза и чужим, и своим зло
было страшное пьянство. Иностранцы повторяли: «Нет
страны в мире, где бы пьянство было таким общим по-
роком, как в Московии. Все, какого бы звания, пола и
возраста ни были, духовные и светские, мужчины и жен-
щины, молодые и старые, пьют водку во всякий час,
прежде, после и во время обеда». Архиерей пишет ок-
ружное послание духовенству своей епархии: «Учили
бы вы людей божиих каждый день с прилежанием.
А как случится вам читать поучение от божественного
писания, тогда б один читал, а другой за ним толковал,
330
а хорошо, если б кто и читал и толковал сам, чтоб про-
стым людям было что принять от вас. Видим, что в про-
стых людях, особенно же и духовных чинах, укорени-
лась злоба сатанинская безмерного хмельного упивания,
а такое сатанинское ухищрение многих людей отлучает
от бога». Легко было написать: читайте и толкуйте, ког-
да было тяжело, не было уменья к этому делу, да и ни-
где не водилось. Давно уже, в продолжение веков, пов-
торялось о хмельном упивании как о сатанинском ухищ-
рении, и все понапрасну. В обществах, подобных рус-
скому XVII века, в обществах, слабых внутренно, всего
крепче вера во внешнюю силу. Правительство распоря-
жается всем, может все сделать. Игумен бьет челом ве-
ликому государю, что без царского указа ему нельзя
справиться с братиею: «От пьянства бывает многая
вражда и мятежи; иные священники, клирошане и про-
стая братия в том обычае закоснели, и от такого не-
строения игуменам бывают перемены частые, 'без игу-
менов в монастыре проходило многое время и привыкли
жить по своей воле». Царь шлет грамоты, чтоб в мона-
стырях не держали хмельного питья, потому что усиле-
ние пьянства грозило иноческому чину совершенным
разрушением. Но через несколько лет опять шлются цар-
ские грамоты по монастырям с новыми обличениями,
следовательно, с признанием, что прежние указы оста-
лись без действия: «В московских, в ближних и дальних,
степенных и нестепенных монастырях62 архимандриты,
игумены, келари и строители, казначеи и священники,
и братья на монастырских погребах и по кельям у себя
держат хмельное питье, вино, пиво и мед, и от того
хмельного питья церкви божии бывают без пения. Ар-
химандриты, игумены, келари, казначеи и соборные
старцы во всех монастырях держат у себя детей, братью
и племянников и внучат и дают им монастырский хлеб
и всякий запас и из монастырской казны деньги; да
они ж власти отпускают монастырских слуг в монастыр-
ские вотчины на жалованье, и как эти слуги с жало-
ванья в монастырь приезжают, и с них берут власти, и
дети их и племянники и внучата посулы и поминки,
деньгами, вином и медом, куницами и всякими гостин-
цами; а кто их не почтит, тем, приметываясь для мзды,
чинят побои и изгони большие; также и с монастырских
вотчинных крестьян, от дел и не от дел, посулы и по-
минки берут. Да власти же ездят к мирским людям
в дома на пиры и бражничают, и за то ссужают их мо-
331
настырским хлебом и денежною казною». Прошло двад-
цать лет, и новгородский митрополит в своей грамоте
повторяет: «Игумены, черные и белые попы и дьяконы
хмельным питьем до пьянства упиваются, о церкви бо-
жией и о детях своих духовных не радеют, и всякое бес?
чиние во всяких людях, чинится: сделать заказ крепкий»
чтоб игумены, черные и белые попы и дьяконы и стар-
цы и черницы на кабак пить не ходили, и в мире до ве->
ликого пьянства не упивались, и пьяные по улицам не
валялись бы».
Церковные соборы также не щадили обличительных
резких слов. Собор 1667 года постановляет, чтоб свя»
щенники учили детей своих и приготовляли их таким
образом на свои места, а не оставляли детей своих
наследниками мамоне, не торговали христовою церко-
вию, не допускали ставить в священство сельских не-
вежд, из которых иные и скота пасти не умеют, не
только людей: отсюда в церкви божией мятежи и рас*
колы.
В обличениях не было недостатка в XVII веке. Яв»
ление естественное и необходимое в переходное время.
Негодование и сильные выражения насчет пьянства, нет
вежества пошли в ход. Но кто обличал? Очень незна-
чительное меньшинство, или, что еще важнее, обличали
иностранцы, пришельцы, и русские обличали лод их
влиянием, по их указаниям. Обличения не помогают, не
исправляют, когда нет внутренней, давней подготовки
к исправлению, когда нет условий, благоприятствующие
этому исправлению; обличение может только заставить
искать этих условий, и если общество юно и крепко,
умеет жить, то эти условия и начнут производить свое
действие, приготовлять общество к исправлению; но
сколько для этого нужно времени? А между тем обли-
чения, явившиеся вдруг, извне, без внутреннего пригог
товления, могут вести к печальным явлениям. Известно,
что до указаний, сделанных во второй половине XVII ве-
ка греческими и западнорусскими духовными лицами,
правила, установленные Стоглавом63, имели для всех
авторитет непререкаемый. Но вдруг собор 1666 года по-
становляет: «Писано нерассудно, простотою и невежег
ством в книге Стоглаое, и клятва без рассуждения
и неправедно полажена: мы, православные патриархи
и весь освященный собор, ту неправедную и безрассуд,-
ную клятву разрешаем и разрушаем, и тот собор не
в собор и клятву не в клятву и ни во что вменяем»
332
как бы ее вовсе и не было, потому что Макарий митро-
полит и бывшие с ним мудрствовали невежеством своим
безрассудно, восхотели сами собой, не согласясь с гре-
ческими и с древними харатейными словенскими книга-
ми64, со вселенскими св. патриархами не посоветовались
и не спросили их». Действие было сильное, ошеломляю-
щее. Невежи постановили, и целое общество опять по
невежеству последовало безрассудным постановлениям.
Тут, с одной стороны, сильный упор вследствие оскорб-
ления разных чувств: «Все мы были невежды, отцы на-
ши были невежды!» Сильное оскорбление вызывает во-
прос: так ли? И заставляет решать его отрицательно.
С другой стороны, и те, которые подчинились авторите-
ту обличителей, признали свое невежество и невежест-
во отцов своих, чрез это признание не получили вдруг
средств освободиться от своего невежества и, кроме
указанного греческими патриархами, на другие поста-
новления того же Стоглава продолжали смотреть по-
прежнему, продолжали смотреть на несущественное как
на существенное, продолжали освящать то, что вовсе не
требовало освящения; преследуя одних за двуперстное
сложение, преследовали других за брадобритие, за под-
стригание волос, за такие «еллинские, блуднические,
гнусные обычаи» отлучали от церкви, отлучали и тех,
которые имели общение с брадобрийцами.
Мы видели, что в 1655 году патриарх Никон отвечал
Вологодскому духовенству на вопрос о православных
белорусах, что если они облизаны, то надобно их кре-
стить снова. В одиннадцать лет взгляд не мог переме-
-Ниться; но вопрос поднялся извне: на соборе 1667 года
два патриарха, александрийский и антиохийский, реши-
ли, что и латин перекрещивать не следует. Им предста-
вили на вид противоположное решение собора при пат-
риархе Филарете 1621 года; патриархи не могли ото-
зваться о царском деле, как отозвались о митрополите
Макарии, и оговорились: «Если кто станет негодовать,
зачем уничтожено постановление собора, бывшего при
св. патриархе Филарете, то пусть не соблазняется и ве-
дает, что и в древние времена один собор исправлял
решения другого».
Но'для некоторых соблазн был страшный: в корот-
кое время разрушены были постановления прежних со-
боров, и один из них, древнейший, обвинен в невежестве
и неразумии. Авторитету нанесен был сильный удар,
почва заколебалась под ногами: думая удержаться от
333
падения, одни обеими руками схватились за старое, за
старые авторитеты; другие, допустивши движение, оста-
новились на опасной полудороге, между двух огней, со-
единивши православие с-бородою и длинными волоса-
ми. Правительство гражданское, думая ратовать за
древнее благочестие, подало им руку. Патриарх Иоаким
говорил впоследствии, что гнусный обычай брадобри-
тия во дни царя Алексея Михайловича был всесовер-
шенно искоренен. Действительно, мы знаем, например,
что князь Кольцов-Мосальский написан был из стряп-
чих по жилецкому списку за то, что у себя волосы под-
резал. Но эти внешние средства могли ли помочь в то
время, когда новые учителя, новые авторитеты, требую-
щие признания и подчинения, являлись не в виде толь-
ко православных греческих и западнорусских монахов?
Нудящие потребности государства были в таких науках,
искусствах и ремеслах, которым не могли научить мо-
нахи. Волею-неволею нужно было обратиться к инозем-
ным и иноверным учителям, которые и нахлынули и, ра-
зумеется, с требованиями признания своего превосход-
ства. Превосходство было признано; важные лица на-
верху постоянно толковали, что в чужих землях не так
делается, как у нас, и лучше нашего. Но как скоро пре-
восходство иностранца было признано, как скоро яви-
лось ученическое отношение русского человека к ино-
странцу, то необходимо начиналось подражание, а под-
ражание это, по естественному ходу дел, начиналось
с внешнего. Русский человек брил бороду, подстригал
волосы, за это его писали из стряпчих по жилецкому
списку. Он преклонялся пред силою, но действие силы
не могло уже получить оправдания в его глазах и по-
тому сильно раздражало. Он хорошо знал, вследствие
подчинения чьему авторитету правительство граждан-
ское писало его из стряпчих в жильцы; но разве этот
авторитет не был поколеблен? Разве обличения не про-
извели своего действия, не осветили того, что прежде
в темноте было не видно? А тут целая толпа новых об-
личителей, разумеется, с сильно пущенным в ход сло-
вом невежество, с могущественными побуждениями
к обличению, потому что столкновение между старыми
и новыми учителями последовало, взаимная ненависть
разгорелась: не молчал иностранец пред человеком, ко-
торый не признавал в нем образа и подобия божия, ко-
торый внушал, что надобно выжить вредного пришель-
ца. И пришелец позволял себе ие одни обличения и на-
334
смешки. До нас дошла любопытная челобитная колом-
ничей на майора Цея с товарищами, которые «чинили
им обиды и налоги великие, в торгах всякий товар гра-
били, людей по улицам били и грабили. Ночью, после
барабанного боя, с солдатами по улицам ходили, попов
хватали, били и увечили, отводили к майору на двор,
запирали в подклеть и мучили для своей бездельной
корысти; посадским людям в воскресенье в церковь хо-
дить нельзя было».
При таком трудном положении русского духовенства
во второй половине XVII века, в эпоху народного пово-
рота на новый исторический путь, вместо поддержки
с разных сторон — удары. Так, сильный удар нанесло
ему Никоново дело65. По-видимому, перед началом
трудного времени история хотела дать духовенству мо-
гущественного вождя, который бы помог ему сдержать
напор неблагоприятных обстоятельств и выйти с побе-
дою из борьбы. В самом деле, со времен митрополита
Алексия русская церковь никогда еще не была в таком
выгодном положении касательно значения своего вер-
ховного пастыря, как во времена Никона. Молодой,
мягкий по природе благочестивейший не по одному ти-
тулу царь вполне подчиняется энергическому патриар-
ху. Но это самое положение, это обилие материальных
мирских средств и заключает в себе причину падения
Никона, который, как человек плоти и крови, не выдер-
жал искушения, прельстился предложением царств
и пал. Никон позволил себе принять роковой титул «ве-
ликого государя», т. е. главного хозяина, главного пра-
вителя страны, титул, не могший иметь никакого отно-
шения к значению патриарха; титул, прямо указывав-
ший на двоевластие, на то, что два хозяина в доме,
и влекший необходимо к столкновению между ними,
тем более что Никон по природе своей не мог быть
только титулярным великим государем. Патриаршество,
высокое духовное значение стало для Никона на вто-
ром плане, он бросился на мирскую власть, захотел
быть настоящим великим государем, столкнулся необ-
ходимо с другим великим государем, настоящим, закон-
ным, и проиграл свое дело, потому что стал в видимо
для каждого незаконное положение. Поведение Никона
с минуты отречения представило ряд скандале®, роняв-
ших все более и более бывшего патриарха, который со-
вершенно потерял из виду церковь, патриаршество
и хлопотал только о том, чтоб ему, Никону, если нель-
335
зя возвратить вполне все прежнее, то по крайней мере
удержать как можно больше из своего прежнего значе-
ния, из прежних материальных выгод; но в каком бы
печальном состоянии ни находилось общество, все же
оно не могло не оттолкнуться от человека, который ве-
ликое общественное дело совершенно превратил в лич-
ное. Никон проигрывал свое дело тем, что вел борьбу
с Алексеем Михайловичем, которого благочестие и бла-
гоговейное уважение к церковным властям было хоро-
шо всем известно, и тем сильнее бросалась в глаза пе-
чальная противоположность между мягкостью предста-
вителя светской власти и жестокостью представителя
власти духовной, архиерея, монаха, который скорее вся-
кого воеводы готов был давать чувствовать овою власть
и силу.
Таким образом, вторая половина XVII века предста-
вила явление совершенно обратное тому явлению, ка-
кое мы видели во второй половине XVI века. Тогда
произошло также столкновение между представителями
светской и духовной власти и, по-видимому, победа ос-
талась на стороне первого; но это было только по-види-
мому. Поведение св. Филиппа 66, его мученичество за са-
мое святое право пастыря церкви, право сдерживать
силу, не допускать ее до насилий были великим торже-
ством для русской церкви и ее верховного пастыря, ибо
высшая степень могущества, до которого может дости-
гать духовная власть по своей природе,— это святость,
это мученичество-вследствие исполнения своей обязан-
ности полагать душу за овцы, а низшая ступень, до ко-
торой может ниспасть представитель светской власти,—
это мучительство, мучительство над праведником. Ни-
кон по .своей природе не умел понять этого великого яв-
ления, смотрел на него не духовными глазами: его по-
ражало и раздражало видимое низложение представи-
теля духовной власти представителем светской, он ие
понимал, что победил здесь тот, кто спас свою душу,
погубивши ее. При таком непонимании сущности дела
Никону хотелось, как он думал, поправить его и заста-
вить царя Алексея Михайловича послать к гробу
св. Филиппа умилостивительную грамоту, просить про-
щение за Иоанна Грозного. Перенося мощи св. Филиппа
из Соловок в Москву, Никон хотел их сделать щитом
для себя, но в какой борьбе и с кем? Он не понимал,
что по характеру своему был более похож на Иоанна
Грозного, чем на Филиппа, был более похож на мучи-
336
теля, чем на жертву, и что тишайший Алексей Михай-
лович не был вовсе похож на Грозного.
Недуховные стремления Никона были особенно вред-
ны в то время, когда ввиду страшного переворота нуж-
но было собрать нравственные силы духовенства й дать
ему достойное вооружение для разного рода опасных
встреч. Чтобы поддержать значение духовенства, нужно
было стать в челе движения, совершавшегося без спро-
су с кем бы то ни было, нужно было начать преобразо-
вания в церкви; но эти преобразования нельзя было
ограничить требованиями большего порядка во внешнем
богослужении, рассылкою нескольких благонамерен-
ных указов, причем посылались указы и о том, чтоб
перекрещивать православных белорусов; церковь требо-
вала преобразований другого рода. Нужно было соеди-
«ять духовенство, разделявшееся на черное, властвую-
щее, и белое, подчиненное, соединять любовными, бла-
годушными отношениями властвующего к подчиненно-
му; нужно было всеми силами противодействовать ут-
верждению В' духовном управлении системы кормления,
чтобы на подчиненное духовенство не смотрели как
только на тяглое, обязанное кормить начальствующих,
чтоб эти начальствующие не заражались властелин-
ским, воеводским духом и чтоб подьячие их не были по-
хожи на воеводских подьячих. К несчастью, не только
мелочной Иосиф 67, но и преемник его Никон по харак-
теру своему не был способен мягко и благодушно отно-
ситься к подчиненным, уважать в них высокость пас-
тырского сана и поднимать их этим самым уважением.
Послышались сильные жалобы на Иосифа и Никона,
что они переменили прежнее благодушное обращение
патриархов с священниками, перестали обращать вни-
мание иа их положение, отдали их на жертву своему
ненасытному дьяку, этому Кокошилову, приобретшему
такую печальную известность в Москве: священник дол-
жен был дарить не только Кокошилова и жену его, но
и слуг, иначе просителя и на двор не пускали.
В областях то же самое: в большие праздники под-
чиненным вужно было обдарить более сорока лиц, при-
ближенных к архиерею: казначея, приказного, двух дья-
ков, шестерых подьячих, стряпчего, дворецкого, житни-
ка, ключника, ризничего, чашника, гвоздаря, придель-
ного попа и дьякона, архиерейских келейников, казна-
чейского келейника, пономарей и звонарей, приказного
сторожа, воротного сторожа, протопопа с братнею,
337
подьяконов, иеромонахов, иеродьяконов. Мы теперь не
можем объяснить, каким образом в этот список даримых
попали две женщины, и одна с двумя сыновьями, из ко-
торых каждого должно было дарить; про то знали со-
временники. Для священника двери патриаршего дома
были заперты, не смел он прийти к патриарху, погово-
рить о важных делах, касавшихся его служения, испро-
сить разрешения недоумений, а для мирян, для женщин
двери были отворены. Мы не можем отвергать этих
жалоб на том основании, что они шли от защитников
Иосифовского исправления книг, ибо жалобщики соеди-
няют Никона с Иосифом, упрекают Никона за то, что
он подражал Иосифу. По удалении Никона наступило
в церкви продолжительное междупатриаршие, которое
также должно было иметь вредные последствия для
духовенства в такое важное для него время. Знамени-
тый Кокошилов остался с прежним< значением, и жало-
бы на него не прекратились. В 1661 году били челом
на него патриаршие дети боярские: «Обогатясь миогою
домовою казною, начал ныне принимать в патриарший
дом племянников своих и богатить их, а нас изгоняет
и губит; принял он в патриарший дом племянника свое-
го и отпустил его на две десятины лучшие, а прежде на
те десятины посылываны мы на жалованье, человека
по два и по три, а иные десятины, на которых десятнль-
ничья доходу собирается побольше, Кокошилов берет
за себя. Покупил себе многие вотчины и на Москве
большие дворы. Делает это, надеясь на свою мочь, что
сидит в патриарших приказах, обравсяев зятьями свои-
ми и друзьями». Наконец, соблазн Никонова дела был
вреден православной церкви в борьбе ее с расколом;
раскольники получили возможность говорить: «Аще Ни-
кон, наставник ваш, правый путь вам обрете, то почто
его изгнасте? Когда ученицы на учителя своего ратуют?
Аще ли Никон враг богу и богородице и святым его и
вам, то почто его пестрые законы держите?»
Кончилось Никоново дело; но печальное впечатле-
ние, какое оно должно было произвести, подновилось
делом коломенского архиепископа Иосифа 69. Этот ар-
хиерей позволял себе сердиться на то, что при общей
земской тяжести от продолжительных войн подати па-
дали и на церковные имущества. Станет Иосиф прохла-
ден (навеселе) и не щадит никого: ни царя, ни патри-
арха, ни бояр, говорит про великого государя, что «не
умеет в царстве никакой расправы сам собою чинить,
338
люди им владеют; прежние государи святые места снаб-
жали, а теперь разоряют, берут всякие подати лишние
большие; а бояре, Хамов род, государь того и не знает,
что они делают; а патриарх Иоаким мало и грамоте
умеет; на соборе только и говорит нижегородский мит-
рополит да я, а патриарх только бороду уставя сидит,
ничего не знает, непостоянен, трус, прикажет благове-
стить то так, то иначе, а поучение станет читать, только
гноит, и слушать нечего». Иосиф тронулся новым време-
нем: позорит патриарха за невежество, за неуменье го-
ворить иа соборе, читать поучение. Но требовательный
мудрец не понимал одного, что высшая мудрость для
архиерея состояла в уменье самому привыкнуть и дру-
гих приучить к христианскому обращению с ближними,
заставлять дурного воеводу переменять свое обращение
с подчиненными, а не самому превосходить жестокостя-
ми самого дурного воеводу; кого начнет смирять Иосиф,
кричит: «Кто вас у меня отнимет? Не боюсь я никого,
ни царь, ни патриарх вас у меня не отнимет». Винова-
тым наказанья были жестокие: били шелепами и плеть-
ми, сажали на цепи, дня по три есть не давали; холод-
ною водою со снегом за заутренею соборных попов
и певчих знобили, водою поливали, снег за пазуху кла-
ли, какого-то Петрушу Кириллова сам архиерей на мо-
лебне в соборной церкви зашиб до крови; попов бил
•плетьми нагих и приговаривал: «Бей гораздо, мертвые
наши!» Иосиф на соборе во всем заперся, на очных
ставках против свидетельств никакого ответа не дал.
Собор произнес низвержение; патриаршая грамота, пе-
речисляя вины Иосифа, между прочим, говорит: «Звер-
ским весьма образом и стремлением уловляше овцы во
снедь своего зверообразного глощения, сиречь безмер-
ного мздоимания и неправды. Ему же никоего же
оправдания во своих винах нам изнесшу и от обличник
своих во всем обличену и укорену бывшу и весьма яко
нему и безгласну стояшу». Иосиф был сослан в один
из новгородских монастырей, но с правом управлять им.
В ноябре 1674 года государь жил в Преображен-
ском, вдруг приезжает к нему стольник Посников, сын
его духовника, с челобитьем от отца; духовник писал,
что патриарх Иоаким 70 велел посадить его в смиренье
на цепь безвинно, так чтоб великий государь изволил
прийти в Москву и его из смиренья освободить. Можно
догадываться, что весть о Конотопском или Чуднов-
•ском поражении71 производила не более сильное впе-
339
чатление на благочестивого царя. Он велел сказать ду-
ховнику, что будет в Москве завтра рано поутру нароч-
но; приехал, позвал самых близких к себе людей —
Долгорукого, Хитрова, Матвеева, послал за патриар-
хом; тот явился и «протопопово неистовство, невежест-
во и мздоимство многое извещал: держит у себя жонку
многое время, духовника патриаршего к себе не пустил
и его, патриарха, бесчестил». Патриарх сердит, улики
явные—жонка, от которой Иоаким уже успел отобрать
показание. Царь с просьбами к патриарху, и тот уми-
лостивился, оставил протопопа под запрещением до со-
бора. Но скоро подошел патриарший праздник Петра
митрополита (21 декабря); Иоаким по обычаю пришел
во дворец звать государя к себе обедать; Алексей Ми-
хайлович воспользовался этим случаем и упросил патри-
арха простить духовника и не поднимать дела на
соборе. 4
Такие явления происходили в Москве, в Коломне;
но что могло происходить подальше, там, где было др
бога высоко, до царя далеко? Из Тотемского уезда, на-
пример, дали знать, что там появились разбойники;
в разбоях участвовал и грабежную рухлядь укрывал
строитель Тафтенской пустыни старец Ферапонт.
Никон, Иосиф коломенский жаловались на разо-
ренье, но общество не могло сочувствовать их жалобе,
во-первых, потому что терпели все за общее народное
дело, терпели все от войны, начатой за православие; во-
вторых, все знали,’что архиереи не разорены. В 1653 го-
ду посыланы были государевы дворяне в патриаршую
область описывать в городах и уездах приходские церк-
ви и во дворах церковников, церковную землю, и всякие
усадьбы, и прихожан по именам и, описа!вши, оклады-
вали данью: с попова двора по 4 деньги, с дьяконова
по 2, Дьячкова, Пономарева, просвирницына и бобыль-
ских по деньге; с боярских, княженецких, дворянских,
детей боярских и государевых дворцовых Или с приказ-
Чиковых по 6 денег с двора, с посадских и крестьянских
по 4, с казачьих, стрелецких и пушкарских по 2, с бо-
быльских и боярских деловых людей по деньге; с борт-
ных ухожаев, с рыбных ловель и бобровых гонов с зна-
мени72 по 3 алтына с деньгою; t церковной земли
с пашни с четверти по 3 деньги, с сеиных покосов по
две деньги с копны; да сверх этого окладу десятиль-
ничьих и за езду по 3 алтына по 2 деньги с церкви, да
казенных платежных пошлин по 3 алтына по 3 деньги’
340
с церкви. И другие архиереи также.окладывали для
себя свои епархии. В пользу архиереев сбирались так-
же венечные и похоронные пошлины. Наконец, были
и другие вспоможения. Ростовский митрополит Иона
писал одному ярославскому священнику: «Помози те-
бе бог, что ты нас кормишь волгоскою свежею рыбою;
богатее ты всех своих братьи ярославских попов». Во
второй половине XVI века, при Иоанне Грозном, на со-
боре было постановлено прекратить дальнейшее увели-
чение монастырской земельной собственности. Но поста-
новление не соблюдалось. При составлении Уложения
все светские чины били челом, чтоб государь указал
вотчинные земли, которые даны духовенству после
1580 года вопреки Уложению царя Иоанна, взять на
себя и велеть раздать их служилым людям. Велено, эти
земли переписать, но на этом дело и остановилось:
царь Алексей Михайлович, особенно в патриаршество
Никона, не был способен провести такую меру, а был
способен продолжать нарушение постановления царя
Иоанна; так, в 1654 году он дал Иверскому монасты-
рю, который строил Никон, целый пригород Холм.
Алексей Михайлович отступился также от меры от-
носительно детей белого духовенства. Не все сыновья
духовных лиц и церковных причетников могли получить
места при церквах: кроме того, что их было больше,
чем мест, для занятия этих мест требовалось необходи-
мое условие — грамотность, которому не все могли
удовлетворить; безграмотный не мог поступить и в по-
дьячие; что же ему оставалось делать? Правительству
давали знать, что эти безграмотные дети белого духо-
венства «живут в гуляках, ходят за неподобными про-
мыслами и воровством». Чтобы найти им лучшее заня-
тие в конце 1660 года, когда затянувшаяся война потре-
бовала увеличения числа ратных людей, издан был
указ о взятии на службу лишних людей священно- и
церковнослужительских: брать от двоих третьего, от че-
тырех двоих, смотря по людям, а у церквей с отцами
оставлять тех, которые умеют грамоте, чтоб у церквей
без пения не было. Но указ, как видно, произвел силь-
ные жалобы, а жалобы духовенства производили на
Алексея Михайловича сильное впечатление, и в начале
следующего года новый указ: «Мы, великий государь,
протопопов, попов, дьяконов и всяких церковных при-,
четников пожаловали, детей их в службу писать не ве^
дели, а велели им быть у церквей божиих в церков-
341
'ных причетниках, а иным в добрых и законных промыс-
лах. Чтобы они детей своих, братью и племянников от
всяких неподобных и воровских промыслов унимали,
всякому доброму делу учили, чтоб они за воровством
вперед не ходили, а которые захотят добровольно запи-
сываться в нашу службу, тем бы не запрещали».
Только Никон, Иосиф коломенский и подобные им
могли жаловаться на разорение церковного имущества:
его не разоряли; но понятно, что в тяжелое время, а та-
ким было почти все время царствования Алексея Ми-
хайловича, монастырям и архиерейским домам, как
всем и мирским владельцам движимого и недвижимого
имущества, было тяжело. У монастырей не тронули не-
движимого имущества, не ограничили его распростране-
ния, но уничтожены были тарханы, жалованные грамо-
ты архиереям и монастырям на беспошлинные промыс-
лы; у монастырей брали деньги на жалованье ратным
людям. Так, в 1655 году царь писал в Тихвин мона-
стырь: «Ведомо нам учинилось, что у вас в монастыре
есть деньги многие, и мы указали взять у вас на жа-
лованье ратным людям 10 000 рублей; а в оскорбленье
себе вы б того не ставили: как служба минется, мы те
деньги велим вам отдать». Кроме того, правительство
рассылало по монастырям тяжело раненных ратных лю-
дей; монастыри их кормили и одевали. Наконец, преста-
релые служилые люди по царскому указу постригались
без вклада, тогда как все другие должны были вносить
вклад. Мирские люди заключали иногда с монастырями
следующие любопытные записи: «Вложися в Тихвин-
ский монастырь N. N., а вкладу дал мерин рыж за
10 рублев да денег два рубли. И как он придет в мо-
настырь к своему вкладу жить, и нам, игумену с бра-
тьею, его приняти и покоити, как и прочую братию,
а не случится ему у своего вкладу жити, пошлет бог по
душу его, и нам его написати в литию и в синодик,
в вечное поминовение».
Мы уже сказали, что обличения нравственной несо-
стоятельности не могли произвести непосредственного
доброго влияния, ибо не могли вдруг отстраниться те
условия, которые ее производили. Главные условия бы-
ли: застой, коснение, узкость горизонта, малочислен-
ность интересов, которые поднимают человека над ме-
лочами ежедневной жизни, очищают нравственную ат-
мосферу, дают человеку необходимый отдых, необходи-
мый праздник, уравновешивают его силы, восстановля-
342
ют их, одним словом—недостаток просвещения. Отсут-
ствие пищи для духа условливало необходимо господст-
во материальных стремлений, материальных взглядов.
Церковь обличала эти стремления и взгляды, требовала
их изменения. Но обличения и требования оказывались
недействительными; церковь старалась внушить, что
брак есть таинство, к которому должно приступать
с благоговением, но общество смотрело на него другим
взглядом и выражало этот взгляд в «нелепых козлогла-
сованиях и бесстыдных словесах», с которыми прово-
жали жениха и невесту в церковь. Иностранцы с изум-
лением описывают обычай мужчинам и женщинам
мыться вместе в общественных банях; церковь воору-
жалась и против него, но обычай оставался надолго; он
всего лучше объясняет нам реакцию, которая высказа-
лась в заключении женщины в терем у людей знатных
и богатых; одно явление необходимо вызывало другое.
По свидетельствам, достойным полной веры, нигде, ни
на Востоке, ни на Западе, не смотрели так легко, как
в России, на гнусный, противоестественный грех. Иног-
да следствия были ужасны.
Благочестивый Алексей Михайлович считал своею
обязанностию заботиться и о душевном спасении под-
данных: он требовал от воевод, чтоб они в походах си-
лою заставляли ратных людей исповедоваться, понятно,
что он должен был требовать этого от мирных граждан.
В 1659 году было разослано по приказам повеление:
дьякам, подьячим и детям боярским и всякого чина
людям говеть на Страстной неделе. В следующем- году
указ: списки людей неговевших присылать в Монастыр-
ский приказ, и таким ослушникам указ будет с опалою,
безо всякой пощады. В том же году приказано было
в Филиппов пост всем поститься и в церковь ходить
каждый день. Еще в начале царствования издан был
указ: в воскресный день и господские праздники не ра-
ботать никому, в субботу прекращать работу, как за-
благовестят к вечерне. Не работать: но что же делать?
Правительство, которое брало на себя родительские
обязанности в отношении к подданным — детям, запре-
тило целый ряд увеселений и повсеместных суеверных
обычаев: «В воскресные, господские праздники и вели-
ких святых приходить в церковь и стоять смирно, скомо-
•рохов и ворожей в дома к себе не призывать, в первый
день луны не смотреть, в гром на реках и озерах не ку-
паться, с серебра не умываться, олову и воску не лить,
343
зернью, картами, шахматами и лодыгами не играть,
медведей не водить и с сучками не плясать, на браках
песен бесовских не петь и никаких срамных слов не го-
ворить, кулачных боев не делать, на качелях не качать-
ся, на досках ие скакать, личин на себя не надевать,
кобылок бесовских не наряжать. Если не послушаются,
бить батогами; домры, сурны, гудки, гусли и хари
искать и жечь».
Таким образом, в обществе, в котором по известным
причинам господствовало открыто стремление к чувст-
венным удовольствиям, правительство предписывало
монастырское препровождение праздников, дней отды-
ха. Батоги грозили одинаково и тому, кто пел на свадь-
бе непристойные песни, и тому, кто водил медведей, ко-
торых поводчики позволяли себе перед детьми самые
безнравственные представления, и тому, кто качался
на качелях и играл в шахматы! Угрозы были не на бу-
маге только: в 1669 году великий государь указал
стольника князя Григорья Оболенского послать в тюрь-
му за то, что у него в воскресенье на дворе его люди
и крестьяне работали черную работу, да он же, князь
Григорий, говорил скверные слова. Но мы, к несчастию,
знаем, как батоги и тюрьмы мало содействовали ист-
реблению привычки, позорящей народ наш, и надеем-
ся, что она истребится другими средствами.
Вместе с непристойными запрещены были самые не-
винные удовольствия. Но батоги и тюрьмы не грозили
за порок, против-которого слышались сильные вопли,,
которому все предавались,— наказания не было за
пьянство. Пьянство, господствовавшее в Древней Руси,
всего лучше показывает нам, с каким обществом имеем
дело; человеку для восстановления, уравновешения сил
своих необходимо покидать иногда будничные, ежеднев-
ные занятия и переноситься в иной мир, переменять за-
нятия и состояние духа: для человека образованного,
для которого открыто широкое многообразие божьего
мира и человеческой деятельности, эти переходы легки
и естественны; но для человека, замкнутого постоянно
среди немногих явлений бедной жизни, обыкновенно яв-
ляется стремление искусственными средствами, вином
и опиумом или чем-нибудь другим переходить в иное^
возбужденное состояние, производить искусственно ве-
селое, праздничное состояние духа, переноситься в дру-
гой, фантастический мир, забываться. Сам благочести-
вый и нравственный Алексей Михайлович любил иногда
344
забываться таким образом. В 1674 году 21 октября вя-
ло у государя вечернее кушанье в потешных хоромах,
ели бояре все без мест, думные дьяки и духовник. Пос-
ле кушанья изволил себя тешить всякими играми, играл
в органы немчин, и в сурну, и в трубы трубили, и в су-
репки играли, и по накрам 73, и по литаврам били; жа-
ловал духовника, бояр и дьяков думных, напоил их
всех пьяных, поехали в двенадцатом часу ночи.
Главное зло для подобного общества заключалось
в том, что человек входил в него нравственным недо-
носком. Для старинного русского человека не было того
необходимого переходного времени между детскою
и обществом, которое у нас теперь наполняется учением
или тем, что превосходно выражает слово образование.
В Древней Руси человек вступал в общество прямо из
детской, развитие физическое несколько не соответство-;
вало духовному, и что же удивительного, что он являет-
ся пред обществом преимущественно своим физиче-
ским существом. Быть может, скажут, что и в старину,
до эпохи преобразования, русские люди учили детей
своих и между старинными русскими людьми были лю-
ди грамотные, начитанные. Бесспорно, что некоторый
учились, что были люди грамотные и между крестьяна-
ми, зато были неграмотные между знатью, и это всего
яснее указывает на случайность явления. Дело не
в том, что учились, но многие ли и чему, и как учились?
Давно начались толки о необходимости завести учили-
ще, где бы учили не читать и писать только, но не ра-
нее конца XVII века собрались учредить такое училище;
главным препятствием делу был .недостаток учителей/
опасение, чтоб не взять учителей неправославных. До
учреждения академии русский человек, хотевший учить
детей своих, брал в дом учителя, какого-нибудь запад-
норусского шляхтича; но многие ли богачи-вельможи
это делали? Да и примеры эти относятся ко времени пе-
ред самым преобразованием; люди, воспитанные таким'
образом, действуют уже в петровскую эпоху, людям
небогатым и незнатным, но хотевшим выучить детей
своих грамоте, оставалось посылать их в школу, содер-
жимую каким-нибудь учителем. Здесь учили читать
и писать, кроме того, добросовестный учитель прочиты-
вал перед учениками так называемые азбуковники,
сборники, содержащие наставления, как ученики долж-
ны держать себя в школе, также высокопарные опреде-
ления разных наук или мудростей, иногда и самое со-
34&
держание наук, грамматики, риторики. Школу азбуков-
ники называют храмом учителевым, и этим всего лучше
определяют старинную школу; хорошо также уясняет
дело наставление азбуковников, чтоб ученики, уходя
домой, не оставляли указки в книге и не бросали книг
на скамейках, а отдавали бы их старосте или старше-
му, который должен прибирать их на место. Ученики
обязаны были, по азбуковникам, носить воду в школу,
к учителю в день недельный на поклон приходить и от
снедных брашен и пития ему приносить. Азбуковник,
дававший несколько сведений, был роскошью, дополне-
нием к обычному курсу, т. е. Часослову и Псалтырю74,
добрый учитель прочитывал ежедневно статьи его пред
учениками; но и эти поверхностные учебники, заключав-
шие в себе всю школьную мудрость, являются поздно.
Главное и постоянное было выучиться читать и писать,
чтоб иметь возможность заниматься делами. Авторы
азбуковников знали очень хорошо эту цель учащихся,
т. е. родителей их, и привлекают к изучению азбуки,
Часослова и Псалтыря обещанием, что после этого изу-
чения ученику откроются все книги печатные и письмен-
ные «и всякие дела и крепости, откуда вразумляются
и вчиневаются и чем устрояются». Как рано относитель-
но образования молодые люди в старину вступали
в жизнь и на службу, видно из того, что сын одного из
самых образованных тогдашних вельмож, князя Ва-
силия Васильевича Голицына, Алексей, уже ездил в по-
ходы за государем, подавал челобитные о землях,
и в то же самое время только начинал склады писать.
С одной стороны, древний русский человек начинал
очень рано общественную деятельность недоноском от-
носительно приготовления, образования, с неокрепшими
духовными силами; с другой стороны, он делался само-
стоятельным очень поздно, потому что вместо широкой
нравственной опеки общества он очень долго находил-
ся под узкою опекою рода, старых родителей (старших
родственников); но легко понять, как должна была дей-
ствовать эта долгая опека на человека возмужалого,
который сам был отцом семейства. Таким образом, два
обстоятельства вредно действовали на гражданское раз-
витие древнего русского человека: отсутствие образо-
вания, выпускавшее его ребенком к общественной дея-
тельности, и продолжительная родовая опека, держав-
шая его в положении несовершеннолетнего, опека, не-
обходимая, впрочем, потому что, во-первых, он был
346
действительно несовершеннолетен, а, во-вторых, общест-
во не могло дать ему нравственной опеки. Но легко по-
нять, что продолжительная опека делала его прежде все-
го робким перед всякою силою, что, впрочем, нисколько
не исключало детского своеволия и самодурства.
Замечено, что особенно дают чувствовать свою силу
низшим, слабым те, которые сами находятся или долго
находились под гнетом чужой силы. Дети бывают без-
жалостны в отношении к пойманной стрекозе, к собаке,
кошке; раб безжалостен к подчиненному ему рабу или
животному. Естественное влечение упражнять свою си-
лу над слабым господствует, если не сдерживается
•нравственными сдержками и если виден ежедневный
пример несдержанности. Отсюда понятно, почему отно-
шения мужа к жене и родителей к детям в древнем рус-
ском обществе не отличались особенною мягкостию.
Человек, не вышедший из родовой опеки, становился
мужем, т. е. с ним соединяли существо, незнакомое ему
прежде, с которым он прежде не привык встречаться
как с существом свободным. Молодой человек после
•венца впервые встречался с существом слабым, робким,
безмолвным, которое отдавали ему в полную власть,
которое он был обязан учить, т. е. бить, хотя бы и веж-
ливенько, по правилу Домостроя75. Легко предвидеть
следствия, особенно когда еще обманули, показали кра-
сивую, а выдали безобразную, потому что «во всем све-
те нигде такого на девки обманства нет, яко в Москов-
ском государстве»,— говорит Котошихин 76. Хлопотали,
нельзя ли как обмануть и на царских смотринах;
в 1670 году боярин Богдан Матвеевич Хитрово объявил:
«Приходил ко мне доктор Стефан и сказывал: тому
нынче дня с три съехался с ним на Тверской улице
Иван Шихарев и говорил, что взята вверх племянница
его Беляева для выбору, возили ее к боярину Хитрово,
боярин смотрел у нее рук и сказал, что руки худы;
смотришь ты их, доктор Стефан, а племянница моя че-
ловек беззаступный, как станешь смотреть руку, и ты
вспомоги». Доктор отвечал, что его к такому делу не
призывают, да и племянницы его он не знает; на это
Шихарев сказал: «Как рук у нее станешь смотреть,
и она перстом за руку придавит, по тому ее и узнаешь».
Шихарев повинился.
Неправильные отношения нравственно несовершенно-
летнего мужа к еще менее совершеннолетней жене иног-
да вели к тому, что муж старался избыть жены, а же-
347
на мужа. Говорят, что часто употреблялось для этого
крайнее средство, отрава. Мы де считаем себя вправе
утверждать, что действительно это средство употребля-
лось часто, и остановимся на другом средстве, постри-
жении мужа от живой жены, и наоборот. Жена, по-
стригшаяся от живого мужа, называлась в отношении
к нему посестриею, муж — побратимом. Одна такая по-
сестрия подала жалобу, что побратим, избываючи ее,
бивал и мучивал, в подполы и в коник, крапивы на-
стлавши, сажал и в соху впрягал. Оказалось, что она
пострижена была неволею, в пустой избе, а не в монаг
стыре, родственников ее при пострижении и у записи
никого не было.
В случае убийства мужа женою Уложение постано-
вило: казнить преступницу, живую окопать в землю
и казнить ее такою казнию безо всякой пощады, хотя
бы дети убитого и ближние его родственники и не захо-
тели, чтобы ее казнили, ие давать ей отнюдь милости,
держать в земле до тех пор, пока умрет. О наказании
мужа за убийство жены Уложение промолчало, но слу-
чаи представились: в 1664 году Иван Долгов убил же-
ну за неверность; его наказали кнутом и отпустили на
поруки. Но в Уложении ничего нет; воеводы поэтому не
смели приговаривать к наказанию, отсылали в Москву;
здесь руководствовались прежними примерами, сравни-
вая, соображая обстоятельства, при которых совершено
было преступление. В 1674 году Тотемского уезда кре-
стьянин Баженов повинился: убил свою жену за то, что
утаила она у него два аршина сукна сермяжного,
а больше вины ее не было, жил он с нею ,в совете;
с пытки говорил то же. Воевода послал за указом
в Москву. Здесь велели выписать случаи: стрельца Ере-
меева за убийство жены казнили смертию, убил ее
в пьяном виде; другой стрелец, тоже пьяный, зарезал
жену за невежливые слова; здесь уже была причина
гнева, и потому убийце отсекли левую руку да правую
ногу; то же самое велено сделать и с Баженовым и по-
том освободить без поруки, «потому что убил жену не
за великое дело».
Кроме неправильности и грубости семейных отноше-
ний, вредное влияние на народную нравственность
оказывали дела насилия, совершавшиеся в обширных
размерах: человек привыкал к случаям насилий, грабе-
жа, смертоубийства — привычка пагубная, ибо ужасно^
становилось для него более неужасным, и при этом оу-
348
носительно своей безопасности он привыкал полагаться
или на собственную силу, или на случай, а не на силу
общественную, правительственную, и легко понять, как
вследствие этого ослаблялось в нем сознание общест-
венной связи, он привыкал жить в лесу, а не в общест-
ве и вести себя сообразно этому. Жизнь в самой столи-
це не представляла безопасности. На Западе в средние
века завидит путник замок, возвышающийся на скале,
и трепещет: это разбойничье гнездо; в Москве в XVII ве-
ке чем выше и обширнее был дом, тем опаснее он был
для прохожего, не потому чтобы сам владелец дома,
боярин или окольничий напал на прохожего и пограбил
его, но у этого знатного боярина и окольничего не-
сколько сот дворни, праздной и дурно содержимой, при-
выкшей кормиться на счет каждого встречного, будь это
проситель к боярину или просто прохожий. Люди боя-
рина князя Юрья Ивановича Ромодановского позвали
с товарами старосту Серебряного ряда к себе на заго-
родный двор и убили до смерти; они повинились сверх
того в убийстве 20 человек и говорили на свою братию
дворовых людей: На Дмитровке ие было ни проходу, ни
проезду от людей Родиона Стрешнева, князей Голицына
и Татева. По Коломенской дороге должны были высы-
лать за разбойниками по 300 стрельцов. В 1675 году
велено чистить дороги по причине разбойных приста-
нищ, чтоб около Москвы разбоев и душегубства боль-
шого не было, чистить от Москвы длиннику 50 верст,
а по берегу по 100 сажен. Так было в Москве и около
Москвы; что же подальше, где пропьются крестьяне,—
первое дело разбой, где и строитель пустыни участво-
вал. в разбоях, скрывал пограбленную рухлядь. Любо-
пытно колебание в уголовных законах относительно во-
ров и разбойников: в 1663 году велено было наказывать
воров и разбойников вместо смертной казни отсечением
йоги и левой руки, но в 1666 году членоотсечение отме-
нено и опять введена смертная казнь; потом опять вве-
дено членоотсечение.
Но русский человек XVII века был робок, чувство-
вал себя небезопасным вследствие не одних разбоев, он
окружен был опасностями другого рода, от которых ие
было возможности защититься никаким оружием. Вот
какая, иапример, беда постигла жителей города Шуи:
«Приезжают в Шую к чудотворному образу смоленской
богородицы из многих городов и уездов мужский, жен-
ский и девичий пол, привозят одержимых нечистыми ду-
349
хами, и страждущие в молебное время мечтаются вся-
кими различными кознодействами и кличут на уездных
людей, что их портят: кликала Ирина Маурина на
Федьку Якимова, и по царскому указу Якимов взят
в Суздаль и кончился злою смертию». Принимались
меры против порчи, для отпуска свадьбы приглашался
знающий человек, который умел отвратить всякое лихо,
но и это не помогало. В шуйскую земскую избу пришел
посадский человек и извещал: «Была у нас свадьба, же-
нился брат мой, и на свадьбе приключилась над ма-
терью нашею и снохою скорбь, стали кликать в порче,
а отпускал свадьбу от всякого лиха шуянин посадский
человек Гришка Панин; а на другой день после свадьбы
пришел к нам в дом тюремный сторож Палатов, взял
с нас посулу денег 10 алтын 4 деньги, да шапку, да два
перстня, да ширинку, да платок миткалевый и взялся
мать и сноху от скорби отходить, но он их в целом уме
не поставил». Однажды тот же город Шуя был встрево-
жен, собрали всех жителей и спросили по указу суз-
дальского архиепископа: «Не видел ли кто и не слы-
хал ли, как соборный поп Иван ездил на медведе?» Все
отвечали, что от слуху не слыхали и виденьем не вида-
ли. В 1674 году в Тотьме сожжена была в срубе при
многих людях женщина Федосья по оговору в порче;
при казни ока объявила, что никого не портила, но что
перед воеводою поклепала себя, не перетерпя пыток.
Для характеристики времени приведем еще два любо-
пытных случая дьявольского навета. В 1671 году на до-
роге в Польшу пойман был подозрительный человек
Ивашка Клеопин, который при допросе в Торопце пока-
зал: «Называет он новгородца Алексея Кириллова сына
Клеопина отцом себе, а жену его Марью матерью и жил
у них, а кто у него родной отец был, и про то ведает
Алексей Клеопин, а принес его Ивашка с Москвы
в младенчестве Новгородского уезда, Бежецкой пятины,
Телбовского погоста, церкви Николая Чудотворца бо-
быль Гришка Абакумов и отдал ему, Алексею, и кре-
щен у него, Алексея, в дому, и называл он, Алексей,
его, Ивашка, царевичем. 6 августа на Телбовском пого-
сте, на церковном крыльце, говорил он шестерым дво-
рянам, что он, Ивашка, пойдет в Польшу, и чтоб-де за
него в Польше стали, а называться было ему в Польше
царевичем Алексеем Алексеевичем и наговаривать по-
ляков, чтоб шли на Луки войною, и дворяне сказали
ему: «Куды себе хошь, туды и поди». Слышал он От же-
350
ны Федора Клеопина Анисьи, сказывал ей Телбовского
погоста поп Кузьма про него, Ивашку: такой-де он ве-
ликий человек, а не сумеет за себя стать, а тот поп —
еретик и еретические книги знает и у себя держит,
а грамоте и писанью учился он, Ивашка, у него, попа
Кузьмы Григорьева, а про еретичество слыхал от
18 дворян. На Мошенском погосте Петр Лупандин на-
зывал его царем, а слышал то Данила Чоглоков, и он,
Ивашка, его, Петра, за такое слово и за бороду драл».
Все оговоренные лица отреклись, что ничего не слыха-
ли и не говорили. Поп Кузьма и 16 человек дворян
сказали, что Ивашка Клеопин умоврежен, а умовредст-
во ему учинилось тому шестой год, и почал забываться
в то время, как он был на государевой службе, отца
своего родного и мать хотел саблею сечь, а брата сво-
его посек саблею, иконы божественные и книги слова-
ми. бесчестил, и за людьми гонялся, и в лес бегивал,
и говаривал, что он, Ивашка, прощал и исцелял многих
людей, и над матерью своею родной хотел неистовст-
венное дело учинить, и сам ножом резался, и в огонь
бросался, и платье на себе драл. Отец Ивашки, Алек-
сей Клеопии, объявил, что Ивашка 20 лет с лишком от
него из деревни бежал в лес, потому что умоврежен,
и говорил всякие многие непристойные слова, и назы-
вал себя великим человеком царевичем, и бил он, Алек-
сей, на него челом новгородскому воеводе, и хотел его
везти в Новгород к расспросу. С пытки Ивашка гово-
рил: отец его родной Алексей Клеопин, а царевичем
стал называться собою, потому что умоврежен наветом
дьявольским, и в Польшу было пошел собою наговорить
поляков, чтоб шли войною на Луки Великие, а в преж-
них своих речах всех поклепал, потому что умоврежен
наветом дьявольским. Ивашку повесили.
Другой случай был в Москве. В 1651 году Федор
Шиловцов в допросе объявил: «Отдан он в Чудов мона-
стырь, под начал черному попу Илье, да с ним же си-
дел под началом иноземец Кроковский, и он испил
у того иноземца квасу, и у него в брюхе почало шу-
меть, и чает, что в те поры он испорчен. И после того
ходил он по отпуску из монастыря к себе на двор и,
пришед в монастырь, учал говорить псалтырь, и в те
поры перед ним зашумело, как бы пролетел ангел или
бес; и ангел велел ему богородицы образ со стены
снять, для того что непригоже образам кланяться, и он,
сняв со стены образ да крест, положил на землю, и крест
351
начал вспрядывать, и он на образ и на крест вступал но-
гами, а то дело божье учинил он, то не просто, по анге-
лову веленью. А начал он помышлять, недель с десять и
больше, что иконам кланяться не подобает, потому что
бог на небеси, а то образ божий». Когда ему сказали, что
бог невидим, мы св. иконы почитаем, а иконная честь на
первообразное восходит, то он отвечал: «Всякому чело-
веку можно бога умными очами видеть. Тому недели три
или четыре говорил ему Казенного приказа дьяк Захар
Онуфриев: худо у нас то учинено: где торгуют хлебами
н калачами, тут торгуют и образами, и ему, Федору, с
тех пор вместилось в мысль о иконах, что не подобает по-
клоняться. Не стало Кодашевца Рагозина, а ему, Федьке,
был друг большой, и он по нем тужил и плакал долгое
время, и от той кручины ходил вне ума, и начал мыслить
о св. иконах, достойно ли поклоняться, потому что ико-
ны пишут мужики простые и пьяные, небреженьем и про-
дают в торгу просто, и как государь праздновал в собор-
ной церкви Ризе господней, и он, Федька, начал себе мыс-
лить: как он деньги, которые, будучи на денежном дворе,
крал, объявит и отдаст, и государь его пожалует, вину
его отдаст и начнет его, Федьку, жаловать, и он, надеясь
на государеву милость, начнет государю говорить, что
бог на небеси, а иконам достойно ли поклоняться? Чтоб
государь велел свидетельство у.чииить, и будет достойно
иконам поклоняться, и государь бы указал для икон ус-
троить двор особый и писать те иконы всем иконописцам
справчиво, и приставил бы к иконному делу честных лк>
дей. И как он был в Чудове монастыре под началом и
приведен был в келью, и тут стоял образ Спасов неруко-
творенный, и он, Федька, начал на тот образ смотреть, и
тот образ начал претворяться разными виды».
Подобные явления имели одинакую силу и в верхних
слоях общества. При царе Михаиле на стольника Илью
Даниловича Милославского (будущего тестя царя Алек-
сея) подкинули письмо, будто у него хранится волшеб-
ный перстень знаменитого дьяка Грамотина; Милослав-
ского долго держали за приставом, пересматривали все
пожитки. При царе Алексее обвинен был в волшебстве
родственник царский, боярин Семен Стрешнев, и это об-
винение не прошло ему даром: у него отняли боярство и
сослали в Вологду. Подкинуты были письма и на Матве-
ева с обвинениями в волшебстве из желания помешать
браку царя Алексея на воспитаннице Матвеева Нарыш-
киной.
353
ЭкойбмиЧёская и нравственная несостоятельность об-
щества были сознаны; народ живой и крепкий рвался из
пёленок, в которых судьба держала его долее чем следо-
вало. Вопрос о необходимости поворота на новый путь
рёШен; новости являлись необходимо. Сравнение и тя-
желый опыт произвели свое действие, раздались страш-
ные слова: «У других лучше», й не перестанут повторять-
ся слова страшные, потому что они необходимо указыва-
ли на приближающееся время заимствований, учения,
время духовного ига, хотя и облегченного политическою
независимостью и могуществом, но все же тяжелого.
Дело необходимое, но тяжелое не могло сделаться легко,
спокойно, без сопротивления, которое вызывало борьбу,
вело к перевороту, т. е. к действию насильственному.
Церковные преобразования пошли и от своих, от право-
славных, но мы видели, как они были встречены, и свои
православные, показались неправославными. Относи-
тельно собственно науки, учения, здесь остановились: не
хотели принимать учителей неправославных, учителями
могЛи быть только греки и западнорусские ученые. Но
иноверцы заходили толпами с другой стороны, в виде
наемных офицеров, мастеровых всякого рода, заводчи-
ков, Лекарей. По естественному ходу дела новое должно
было явиться в виде вещей непосредственно полезных,
должно было начаться с мастерства. Кроме того, цивили-
зация закинула уже свои сети на русских людей; прима-
нивая их к себе новыми для них удовольствиями и удоб-'
ствами жизни. Часы, картина, покойная карета, музы-
кальный инструмент, сценическое представление — вот
чем сначала мало-помалу подготовлялись русские люди
к преобразованиям, как дети приманивались игрушками
к учению. Все это уже мы видим в Москве в описываемое
время, в царствование Алексея Михайловича.
Понятно, что заморские штуки должны были появлять-
ся сперва наверху, во дворце и в домах знатных людей,
где было больше знакомства с заморским и больше сред-
ства приобретать заморские диковинки. Простым людям
Запрещалось забавляться музыкою, велено было искать,
и жечь музыкальные инструменты, потому что, как явит-
ся музыка, так непременно Примешается тут какое-ни-
будь суеверие и бесчинство; но на пиру у даря «играл в
органы немчин, и в сурну, и в трубы трубили, и в суреп-
ки играли, и по накрам и по литаврам били». Не надоб-
нб забывать, что воспитателем царя Алексея Михайло-
вича был з'ападник Морозов77, который еще при царе
12. С. М. Соловьев 353
Михаиле шил немецкое платье своим воспитанникам
царевичам и всем детям, воспитывавшимся с ними вме-
сте. В царствование Алексея подражатели Морозова
размножились, самые близкие к царю люди были са-
мые большие охотники до заморского н дарили госуда-
ря иностранными вещами: Богдан Матвеевич Хитрово 78
подарил ему полукарету; Матвеев подарил царю карету
черную немецкую на дуге, стекла хрустальные, а верх
раскрывается надвое; царевичу Федору подарил карету
бархатную, около кареты письмо живописное. Во всей
христианской Европе начатки драматических представ-
лений, или так называемые мистерии, находились в тес-
ной связи с богослужением, содержанием их служили
события священной истории. И у нас было подобное
в Пещном действии (ввержение трех отроков в пещь
в Вавилоне), в шествии патриарха на осле в вербное
воскресенье. Еще при царе Михаиле русские послы, воз-
вращавшиеся из Варшавы, рассказывали о театраль-
ных представлениях, которыми потешался король во
дворце своем; при сыне Михаила подобные представле-
ния происходят и в Москве для великого государя. Со-
держание пьес бралось из св. писания, сочинял их обык-
новенно монах Симеон Полоцкий 79, из комедий светско-
го содержания упоминается Темир-Аксаково действо80;
книга эта была наверху, у великого государя, но игра-
лась ли пьеса — неизвестно. Разыгрывали комедии нем-
цы и дворовые люди Матвеева. В 1674 году была в се-
ле Преображенс'ком комедия, тешили иноземцы, как
Алаферну-царю царица голову отсекла81, и на органах
играли немцы да люди дворовые А. С. Матвеева. Дру-
гая комедия была дана в присутствии царицы, цареви-
чей и царевен, тешили немцы и люди Матвеева, как Ар-
таксеркс велел повесить Амана 82. Дело дошло и до ба-
лета: на заговенье была потеха — немцы и люди Мат-
веева играли на органах, на фиолях и на страментах
и танцевали. При описании этих новостей, нас останав-
ливает одно обстоятельство, что на представлении бы-
ли царица и царевны; важно также известие, что цари-
ца сопровождала царя и на охоту. Начальником нем-
цев, потешавших великого государя, был Иоган Год-
фрид, при нем «перспективаго письма мастер» Петр
Инглес. Но одних приезжих немцев и дворовых людей
Матвеева оказалось недостаточно для «комедийных
действ»: в 1673 году Матвеев приказал в Новомещан-
ской слободе из мещанских детей выбрать 26 человек
354
в комидианты и отвести в Немецкую слободу к магист-
ру Годфриду. Так основалось в Москве театральное
училище прежде Славяно-греко-латинской академии!
Но и этих учеников недоставало, брали подьячих и от-
сылали к магистру Иогану Годфриду для научения ко-
медийного дела.
Прежде других школ устроена была театральная
школа для потехи великого государя, но по всему было
видно, что и другие школы не замедлят; сильно чувст-
вовалось, что отстали, сильно чувствовалось и громко
говорилось, что надобно учиться. В литературе, как
и во всем быте, явственны признаки приближения но-
вого времени. Быт русского народа до эпохи преобразо-
вания вполне выражается в его поэзии; одних ее памят-
ников достаточно для верной общей оценки этого быта.
Поэтому нам необходимо остановиться на памятниках
древней народной поэзии, тем более что если памятники
народного творчества условливаются бытом народа, то,
как обыкновенно бывает в истории, в свою очередь
оказывают могущественное влияние на быт.
Вслушавшись внимательно в эту длинную и однооб-
разную песню русского народа, которую он заводит от
Киева и Царя-города и ведет через Волынь, Галич,
Чернигов, Новгород, Москву к Казани, Астрахани
и Сибири, мы видим ясно, что это народ, проживший
восемь веков в одинаковых исторических условиях.
Любимый образ фантазии певцов — это богатырь-ка-
зак, названия однозначащие. Как в X, так и в XVII ве-
ке русский мир был на Украйне; как в X, так и
в XVII веке человек, которому было тесно в избе от-
цовской, у которого «сила по жилочкам живчиком пе-
реливалась, которому было грузно от силушки, как от
тяжелого беременна, отправлялся в степь-поле, где ему
легко найти, на ком попробовать свою силу молодец-
кую. Многое переменилось в государственном строю
России с X до XVII века, от времен ласкового киевско-
го князя Владимира до времен великого государя царя
Алексея Михайловича, всея Великие и Малые и Белые
России самодержца, но удальцы по-прежнему шли
в степь поляковать (от поле), на Дону образовалось
большое военное братство удалых полениц (опять от
поле), где каждому богатырю можно было набрать
себе дружину и идти на подвиг. Таким образом, для
народа была возможность через целый ряд веков петь
свою песню на один лад, потому что содержание ее бы-
355
ло живо перед его глазами; богатырь не умирал в ка-
заке, и наши древние богатырские песни в том виде, в
каком они дошли до нас, суть песни казацкие о казаках.
Знакомый с этими песнями знает, что самое видное ме-
сто между богатырями занимает Илья Муромец; он обык-
новенно называется старым казаком и прямо донским
казаком, атаманом донских казаков: «Помутился весь
тихий Дон, помешался весь казацкий круг; что не стало
у них атамана, что старого казака Ильи Муромца». Раз-
бойники, испуганные его силою, просят его, чтоб взял их
к себе в товарищи, в донские казачонки.
Молодой человек чувствует тяжкий груз силы, чув-
ствует тоску ло степи и говорит матери: «Ай же ты, го-
сударыня моя матушка! давай же прощеньице-благо-
словленьйце: поеду я во далече-далече чисто поле, хочу
разгонять бурушка косматого, хочу поразмять своего
йлеча богатырского, спробовать силы-удали молодец-
кие. Долго ли мне жить во глупом во малом во ребя-
честве, ходить мне дома по улице широкие, с ребятами
тешиться?» Цока молодой человек не вырвется в чисто
поле, все он будет жить в глупом, малом ребячестве: от
глупого ребячества до возмужалости нет переходного
времени образования! Страшен бывал сильный человек,
вырвавшийся прямо из глупого, малого ребячества на
полную волю, в чистое поле, и начавший разминать
свое плечо богатырское. Песни превосходно изобража-
ют нам эту расходившуюся силу, которая не сдержива-
ется ничем; эти поэтические изображения объяснят нам
не одно явление не только в древней, но и в новой на-
шей истории, которая не могла разом отрешиться от
старых условий. Илья Муромец, рассердившись, что его
не позвали иа пир, стреляет по божьим церквам, по чуд-
ным крестам и отдает золоченые маковки кабацкой го-
ли на пропив, хочет застрелить князя Владимира с кня-
гиней. Когда Василий Буслаев расходился в бою с нов-
городцами, то не пощадил крестного отца; мать, чтоб
унять расходившегося богатыря, заходит сзади и пада-
ет на плеча могучие; богатырь говорит ей: «Ты, старуш-
ка лукавая, толковая! умела унять мою силу великую,
зайти догадалась позади меня. А ежели б ты зашла
впереди меня, то не спустил бы тебе, государыне-ма-
тушке, убил бу заместо мужика новгородского».
Богатырь в поле, в степи; первое его дело набрать
,себе дружину таких, же богатырей, таких же полениц
удалых. Чем же занимается атаман с дружиною? Ло-
356
рят зверей и птиц, рубят суденышко дубовое и выезжа-
ют в море ловить рыбу — таковы были казацкие заня-
тия в степи. Богатырь-казак не охотник до женитьбы
и не очень высокого мнения о женщине: «Хороша же-
на— чужая корысть, а худа-то мне-ка ненадобна».
Песня знает два рода женщин: богатырок, которые
обыкновенно и чародейки, и женщин — теремных за-
творниц. Первые, понятно, не могут отличаться женст-
венностию, но некоторые из них с силою физическою
соединяют и нравственную, как, например, грозная На-
стасья Никулишна, которая не хочет пережить смерти
мужа, не хочет выходить за его убийцу; вторые изобра-
жаются с характером, соответствующим их теремному
воспитанию, т. е. совершенно без характера. Девушка —
дорогая вещь, и потому ее запрятали в терем, чтоб не
подвергнуть никакому враждебному влиянию, и тем
больше в ней достоинства, чем она больше отстранена
от всяких влияний, в этом полагается вся похвала; она
красавица и отлично убережена: «Сидит она в тереме
в златом верху, за тридесятью замками булатными, на
ню красное солнышко не оппекет, буйные ветрушки не
оввеют, многие люди не обгалятся (не глазеют)». Бра-
тья хвастаются сестрою: «Что есть у нас сестрица, из
терема не ходит, белил с лица не ронит, бела лица не
кажет». Ее просватывают, но приезжает богатырь, вры-
вается к ней в терем, она отдается без сопротивления;
потом встречается прежний жених, прельщает ее обе-
щанием лучшей доли, и она передается ему; новый муж
скоро гибнет, и несчастная женщина в самом печаль-
ном положении: «От бережку я откачнулася, к другому
бережку не прикачнулася». Богатырь жестоко мстит ей
за. неверность.
Богатырь-казак выделился из толпы, ушел из обще-
ства в степь в сознании своей силы, своего преимущест-
ва или изгнанный из общества, которое не могло позво-
лить ему среди себя расправлять плечо богатырское;
дело неестественное, чтоб он стал уважать толпу, ща-
дить мужиков: «Как начали они (богатыри) мужиков
чествовать, чествовать мужиков, жаловать, оплетьми
они нахлыстывать; тут клянутся мужики, проклинают-
ся: а будет трое проклят на веку тот бы, кто с вами,
с молодцами, свяжется да заведет драку великую. На-
хлыстали мужиков они до-люби». Василий Буслаев, об-
разец новгородских казаков-ушкуйников, позвал новго-
родских мужичков на пир, но кормил-поил только свою
357.
дружинушку храбрую, а мужиков посылал взашей да
всутычь.
Богатырь-казак представлял противоположность
оседлому земскому человеку, занимающемуся мирным
промыслом. Богатырь-казак, которому было грузно от
силушки, как от тяжелого беремени, не мог по этому
самому успокоиться, должен был находиться в беспре-
станном движении, подвигах, он гуляет из земли в зем-
лю. Богатырь-казак может жить только в широкой сте-
пи, в городе он жить не может: «Отправлялись тут мо-
гучие богатыри что на поле, на Куликово. Ведь в Киеве-
то нельзя им жить; разгуляются, распотешатся, станут
всех толкать; а такие потехи богатырские народу было
не вытерпеть, которого толкнут — тому смерть да
смерть». Богатырь-казак не мог быть в городе и воево-
дою: «Не дай, господи, делати с барина холопа, с холо-
па дворянина, из попа палача, из богатыря воеводу».
Земский человек работает, богатырь-казак гуляет по
широкому полю, полякует; но с понятием о гулянье бы-
ло необходимо связано понятие о зеленом вине, о Царе-
ве кабаке, и степной богатырь-казак был очень хорошо
известен древнему русскому человеку, известен как за-
писной гуляка, охотник до зелена вина. Илья Муромец,
самый почтенный из богатырей, пьет в кабаке вместе
с голями кабацкими.
Наконец, сила перестает по жилочкам живчиком пе-
реливаться, от нее уже не грузно более, как от тяже-
лого беремени, богатырь-казак стареет. Приближается
смерть, суд, надобно будет расплатиться за то, что
смолоду было много бито, граблено, надобно душу спа-
сти, средство к тому — монастырь. Молодые смеются
над старым богатырем-казаком: «Пора ти, старому,
в монастырь идти!» И беда старому, если пропустит эту
пору, встретится в чистом поле с чудовищем, которого
не осилит, это чудовище — смерть; он замахнется ост-
рой саблею, но рука застоится в плече, не согнется,
сабля выпадет из руки; тщетно взмолится богатырь,
чтоб смерть дала сроку хоть на три года, хоть на три
часа, чтоб имение по церквам разнести, золоту казну
по нищей братии; смерть ответит: «Не дам я тебе сро-
ку: твое имение неправедное, золота казна не зарабо-
тана, и твоей душе не будет помощи». Зашатается бо-
гатырь на добром коне и упадет на сыру землю.
Богатырь-казак есть герой народной исторической
песни в продолжение осьми веков, потому что во все
358
это время богатырство-казачество налицо и потому что
во все это время идет одна и та же борьба в чистом
доле с степными кочевниками, с этим идолищем пога-
ным, как олицетворяется кочевник в песне; богатыри-
казаки, как обитатели того же чистого поля, главные
участники в этой борьбе; это самая чистая, самая поэ-
тическая сторона их деятельности. Борьба в степи и на
Украине идет постоянная, с одним и тем же характе-
ром, отсюда и песня тянется через восемь веков с одни-
ми и теми же лицами, с одними и теми же действиями
этих лиц. Если в народных песнях обыкновенно смеши-
ваются лица, действия и местности, то тем большее
смешение должно было господствовать в нашем народ-
ном эпосе именно по продолжительности и однообразию
воспеваемого явления. Одно и то же происходило и при
Владимире I, и при Владимире Мономахе, и при Ди-
митрии Донском, и при Алексее Михайловиче, потому,
как раз пропелась песня о Киеве, о ласковом князе
Владимире и об известном числе богатырей, так к этим
местностям и лицам и начало приставляться все после-
дующее из той же бесконечной борьбы, из того же бес-
конечного ряда подвигов. Мамай осаждает Киев, тут
же и Куликово поле, тут же и Ермак, ставший племян-
ником князя Владимира.
Но, кроме борьбы с степняками, были и другие исто-
рические явления, которые не могли не поразить вооб-
ражение народа, не могли не отозваться в его песнях,
как, например, борьба с Литвою. Поразил воображение
народа первый царь Иоанн Грозный, покоривший три
царства татарских, страшными казнями выводивший из-
мену из Москвы и Новгорода. Грозный в песне так го-
ворит на пиру: «Повынес я порфиру царскую из Царя-
града, и повывел я измену с каменной Москвы, уже
я выведу измену из Нова-города». Осталось в народной
песне страшное событие в семействе Грозного—убие-
ние сына отцом. Спелась песня и про таинственное ли-
цо самозванца, и про жену его, чародейку Марину,
и про любимца народного, князя Скопина-Шуйского83.
Наконец, от царствования Алексея Михайловича в пес-
не осталась память о знаменитой борьбе с Польшею
за русские земли. Песня начинается собором: царь Алек-
сей Михайлович выходит из церкви, от долгой обедни,
становится на Лобное место и объявляет боярам, куп-
цам и солдатам: «Пособите государю думу думати: на-
до думать крепка дума, не продумати». Король (швед-
359
ский?) просит Смоленска, а вместо его дает Химскую
(Китайскую) землю. Соглашаться ли на промен?—-
спрашивает царь. За бояр отвечает князь астрахан-
ский, говорит, что Смоленск— строение не московское,
а литовское, что в городе нет ни стрельцов, ни казны
и потому надобно согласиться на мену. Государю не по-
любились эти речи; он обращается к купцам, вместо ко-
торых отвечает князь бухарский, говорит то же самое,
что и астраханский. Государь обращается к солдатам,
вместо них отвечает Данила Милославский, что Смо-
ленск— строение московское, а не литовское, что в нем
много стрельцов, много казны, что надобно за него сто-
ять. Обрадованный государь жалует Милославского
смоленским воеводою, астраханского князя вешает, бу-
харскому рубит голову. Любопытно, что правительство
допускало на соборах свободу мнений, но народ, верный
старым вечевым обычаям, не допускает ее в произведе-
ниях своей фантазии и заставляет царя казнить смер-
тию людей, мнения которых не понравились.
Понятно, что появление >в XVII веке богатыря-каза-
ка, какого еще не бывало, Стеньки Разина, сильно ото-
звалось в песне; сам стар-матер казак Илья Муромец
является при Разине есаулом только. Так, самый вид-
ный из богатырей отодвигается уже на второй план. Но
в Великой России новое богатырство, или казачество,
благодаря существованию крепкого государства никог-
да не играло главной, исключительной роли; Разины,
богатыри, которые в старину, в богатырские эпохи, де-
лались основателями государств, тут гибли от государ-
ства, да и не много было Разиных; вот почему в Вели-
кой России имена старых богатырей и сохранились.
Другое дело в Малой России: здесь казачество разгуля-
лось широко,, его деятельность, его борьба с крымцами,
турками и поляками явилась на первом плане, исклю-
чительно овладела безраздельно народным вниманием
и воображением; здесь казак Хмельницкий чуть-чуть
не сделался основателем нового государства, родона-
чальником новой династии, здесь поэтому старый казак
Илья Муромец не удержался при нем даже и есаулом,
здесь старые богатыри совершенно исчезли. Притом же
в широкой степи было очень бурно-ветрено: здесь ста-
рина, как и все, плохо держалась, разносясь буйным
ветром на все четыре стороны. На севере, в лесу, все
удобнее удерживалось,, удерживалась и старина.
Кроме своих песен и сказок, русский человек охот-
360
но -слушал и читал сказки иноземные в переводе, ка-
ким бы путем они к нему ни приходили, лишь бы удов?
летворяли потребности высвободиться из узкой среды
будничной жизни, перенестись в другую, новую, более
широкую сферу, к делам выше обыкновенных. Сначала
эти иноземные сказания, византийские, переходили на
Русь в южнославянских, сербских и болгарских перево-
дах, потом, в XVII веке, западноевропейские сказания
переходят преимущественно при посредстве польской
литературы. Так, уже давно любимым чтением русского
грамотного человека были сказания о подвигах Алек-
сандра Македонского84. В XVII веке была известна
у нас в русском переводе знаменитая в средневековой
европейской литературе троянская история Гвидона
Мессинского85. В западноевропейских литературах XVII
век был временем упадка рыцарского романа, который
уже становится здесь чтением простонародья; у нас же
во второй половине XVII века западный, рыцарский ро-
ман в переводе с польского усердно читается в высшем
грамотном обществе, что свидетельствует значительное
количество списков, является во дворце, между книга-
ми царевичей, под названием «потешных книг». Это яв-
ление служит также указанием того возраста, в каком
находим народ наш в описываемое время, возраста дет-
ского, когда фантазия преобладает и требует чудесно-
го; рыцарский роман — родной брат нашей богатыр-
ско-казацкой песне и сказке, а потому должен был най-
ти радушный прием в русском обществе XVII века,
и западный богатырь Буовод ’Антона стал таким рус-
ским Бовой-королевичем. Посредством переводов с поль-
ского русские люди XVII века познакомились с нраво-
учительными повестями. В начале XVII века толмач
греческого и польского языка Федор Гозвинский пере-
вел басни Эзопа, который, по словам переводчика, «нра-
воучительная к нам сей беседует и в притчах полезная
к житию дарует». Этот перевод не был единственным
в XVII веке. В то же время переводились с польского
огромные средневековые сборники нравоучительных по-
вестей — Gesta Romanorum (дела римские), Зерцала, со-
брания анекдотов о знаменитых людях, особенно из
греческой и римской истории, так называемая «Апофег-
мата»; наконец, переводились с польского сборники фа-
цеций, т. е. смешных и скандалезных рассказов и анек-
дотов, острых слов и шуток (смехотворные повести).
Знакомство с иностранными повестями не осталось без
361
влияния, и мы видим в XVII веке попытки к русской
повести, где описываются любовные и другие похожде-
ния русских людей. Одна из дошедших до нас таких по-
вестей, более древняя, еще связана теми условиями,
в которых в старину обыкновенно являлась в русской
литературе повесть, сказание, т. е. условиями религиоз-
ными. Любовные и служебные похождения одного купе-
ческого сына в царствование Михаила Феодоровича оза-
главливаются так: «Повесть зело предивная града Ве-
ликого Устюга купца Фомы Грутцына о сыне его Сав-
ве, как он даде на себе диаволу рукописание и как из-
бавлен бысть милосердием пресвятой богородицы ка-
занские». Другой дошедший до нас образчик русской
повести, «История о Фроле Скобееве», уже свободен от
этих древних условий.
Но поворот общества на новую дорогу, столь слыш-
ный в XVII веке, обозначался не тем только, что перево-
дились и переписывались западные повести, потешные
книги, смехотворные повести. Действительно, Запад
сманивал русского человека и комедийным делом, и по-
тешною книгою; но поворот главным образом сказы-
вался в том, что сознана была необходимость учиться
у Запада, в том, что переводились и переписывались
грамматики, арифметики, лечебники, космографии. По
русской географии еще с конца XVI века был известен
«Большой чертеж земли русской», возобновляемый и
дополняемый в XVII веке, вместе с книгою «Большой
чертеж», описанием Московского государства по доро-
гам и рекам. Понятно, что более всего нуждались
в книгах люди, часто сталкивавшиеся с западным ми-
ром, люди, которые должны были знать, что там дела-
ется, в этом мире, которого превосходство так кидалось
в глаза. Понятно, что прежде всего нуждались в кни-
гах во дворце и в Посольском приказе, и книги строи-
лись в двух экземплярах: один брался наверх, к вели-
кому государю, другой отдавался в Посольский приказ.
Посол, отправлявшийся за границу, преимущественно
в Польшу, привозил с собою большое количество поль-
ских и латинских книг. Князь Репнин-Оболенский 86, бу-
дучи послан в Польшу в 1653 году, по государеву указу
купил там следующие книги: 1) лексикон славяно-рус-
ский— дано 4*/г злотых польских; 2) гранограф Пясец-
кого — дано десять злотых; 3) дикционер, или лексикон
Гданскнй, на трех языках: на немецком, латинском и
польском — дано 15 злотых; 4) Гвагвин — дано 40 зло-
362
тыхв7;’5) Библия на польском языке — дано 50 злотых;
6) книга — описание Польши — дано 24 злотых да от пе-
реплету 6 злотых; 7) конституция нынешнего 161 года,
дано левок, всего куплено книг на 25 злотых.
Легко представить, что два знаменитых начальника
Посольского приказа, два знаменитых западника, Ор-
дин-Нащокин и Матвеев, будут самыми усердными со-
бирателями иностранных книг: в 1669 году Ордину-На-
щокину прислано было из-за границы 82 латинские кни-
ги. Справки непосредственно по русским летописям
и хроникам иностранным были тяжелы, явилась необхо-
димость делать из них выборки, а прежде всего состав-
лять наглядные генеалогические таблицы с парсунами
(портретами) государей и их гербами, причем как для
царя, так и для Посольского приказа необходимо было
означить, какой российский государь с какими ино-
странными государями имел сношения. Матвеев в По-
сольском приказе с товарищами своими, с приказными
людьми и переводчиками, сделал «Государственную
большую книгу, описание великих князей и царей рос-
сийских, откуда корень нх государский изыде, и кото-
рые великие князи и цари с великими ж государи окре-
стными с христианскими и с мусульманскими были
в ссылках, и как великих государей именованья и тит-
лы писаны к ним; да в той же книге писаны велнких
князей и царей, и вселенских и московских патриархов,
и римского папы и окрестных государей всех персоны
и гербы». Персоны эти писали иконописцы Иван Мак-
симов и Дмитрий Львов пять месяцев. Великий госу-
дарь указал этой книге быть в Посольском приказе,
а себе и сыну своему царевичу Федору Алексеевичу
указал сделать две такие же книги и в прибавку напи-
сать персоны детей своих всех и польских королей
с Стефана Абатура (Батория) ®8.
В этом же роде дьяк Грибоедов построил «Историю,
сиречь повесть, или сказание вкратце о благочестнодер-
жавствующих и святопоживших боговенчанных царях
и великих князех, иже в Российстей земли богоугодно
державствующих». Труд Грибоедова представляет ге-
неалогическое перечисление лиц с прибавлением витие-
ватых похвал; цель — вывести род московских госуда-
рей и примкнуть к ним новую династию. Перечисление
государей начинается с Владимира Святого. О пере-
ходе первенствующего значения от южных князей к се-
верным говорится так: «По преставлении же великого
князя Владимира Всеволодовича Мономаха, Российское
царство начат раэделятися на многие начала и первонаг
чальство же Киевское и с честию начинашеся лреходи-
ти инамо. Истинный же наследник отечества Российско-
го царствия великий князь Георгий Долгорукий, иже
бысть седьмой сын великого князя Владимира Монома-
ха, аще и не в Киеве тогда начальствуя, но в Суждале
государствуя и в Ростове, честию же преспевая паче
всех братий своих». Описав изгнание из Киева Игоря
Ольговича Изяславом Мстиславичем, автор говорит:
«Великий же князь Георгий Владимирович тогда госу-
дарствуя в богоспасаемом граде Москве, обновляя
в нем первоначальственное скиптродержавие благоче-
стивого царствия, идеже ныне благородное их семя цар-
ское преславно царствуют». Перечислив сыновей Дол-
горукого, Грибоедов продолжает: «Из них же учинися
Российского царствия наследник истинный коренеплоди-
тель, первоначальствующим российским самодержцем
богохранимый великий князь Всеволод. И уже тогда
киевские велицыи князи подручны бяху владимирским
самодержцам, в граде бо Владимире тогда начальство
удерживавшеся пришествием чудотворного образа бо-
гоматери, с ним же прииде из Вышеграда великий
князь Андрей Георгиевич и державствовал. А брат его,
сей великий богохранимый князь Всеволод Георгиевич,
государствова в Переславли, а оттуда по брате его при-
зваше его во Владимир владимирстии люди и тако над
всеми владомыми в Российстей земли бысть един всем
любим самодержец, такожде и сам всех любя и само-
держствуя». Ярослав Всеволодович является старшим
сыном Всеволода; о нашествии татар ни слова. После
Невского автор сейчас же переходит к Даниилу москов-
скому: «Понеже убо тогда честь и слава великого кня-
жения восхождаше на боголюбивый град Москву». За
Даниилом непосредственно следует Калита, за Калитою
прямо Иоанн II. Симеон Гордый пропущен. Об Иоанне
Грозном такой отзыв: «Еще же и житие благочестно
имея и ревностию по бозе присно препоясуясь и благо-
надежные победы мужеством окрестные многонарод-
ные царства прият, Казань и Астрахань и Сибирскую
землю. И тако Российские земли держава пространст-
вом разливашеся, а народи ее веселием ликоваху и по-
бедные хвалы богу воссылаху». О первом браке Грозно-
го говорится: «Законному браку сочетася, избра себе
он, великий государь, по своему царскому достоинству
богомудрую супругу, аки светлый бисер или анфракс
364
камень драгий, всечестную отроковицу и блаженную
дщерь Некоего вельможи Романа Юрьевича Романова».
Следует похвала Анастасии. После царя Феодора сле-
дует известие о происхождении Романовых: «От матери
его Анастасии Романовны родословие сице: в древних
летех в Российское царствие выехал из Прусские земли
государя прусского сын Андрей Иоаннович Романов,
а прусские государи сродни Августу — кесарю римско-
му». Книга, оконченная в 1669 году, первоначально со-
стояла из 36 глав и заключалась длинным описанием
объявления царевича Алексея Алексеевича наследни-
ком. Впоследствии прибавлены известия о смерти цари-
цы, царевичей, самого царя Алексея Михайловича и
о восшествии на престол Феодора Алексеевича.
Любопытно сравнить это произведение московского
дьяка с современным произведением малороссийского
ученого, с знаменитым Синопсисом Гизеля89 Малорос-
сийский ученый начитался польских книг, коротко по-
знакомился с Стрыйковским 90 и высказывает свою уче-
ность тем, что производит русский народ от Мосоха,
сына Яфетова 9|, название руссов производит от рассея-
ния, имя славян от славы, которую предки наши сни-
скали воинскою храбростию, говорит о помощи, подан-
ной славянами Филиппу и Александру Македонским.
Основатели Киева, Кий с братьями, происходят от Мо-
соха; Аскольд и Дир названы потомками Кия; варягов
автор называет славянами, а через несколько строк го-
ворит, что князья варяжские пришли от немец; Аскольд
и Дир, названные прежде потомками Кия, являются
мужами Рюрика, и дело соглашено так: «Беста у Рюри-
ка, князя великоновгородского, некая два нарочита му-
жа, о них же не бе тамо известно, аще идоша от коле-
на основателя и первого князя киевского Кия». По
смерти Ярослава I автор перемешивает князей и собы-
тия, опуская главное, выставляя незначащее, сопостав-
ляя разноречивые свидетельства об одном и том же со-
бытии, как, например, говорит, что Владимир Мономах
добыл цепь, пояс и шапку княжую от старосты Кафин-
ского, которого поборол на поединке, и на другой же
странице говорит, что все эти вещи были присланы Мо-
номаху из Византии. О Северной России мы не находим
ничего в Синопсисе, и после взятия Киева Батыем 92 ав-
тор прямо переходит к длинному описанию Мамаева
побоища93; потом обращается опять к Батыю, к его по-
ходам «а запад; перечисляет князей северных и южных,
365
говорит о перенесении митрополичьего престола из Кие*
ва прямо в Москву, о взятии Киева Гедимином, о разде*
лении митрополии, об учреждении патриаршества в Мо*
скве, о превращении княжества Киевского в воеводство,
о присоединении Киева к Москве — кратко, в общих
чертах.
Таковы были первые попытки, первый младенческий
несвязный лепет русской историографии у нас на севе-
ре и юге. Разумеется, мы не решимся отдавать преиму-
щества одному сочинению перед другим, заметим толь-
ко, что царский характер истории Северной России рез-
ко сказался в сочинении московского дьяка. Записыва-
ние современниками важнейших общих или наиболее
занимавших их, наиболее к ним близких событий не
прекращается ни на севере, ни на юге; но составление
летописных сборников в старой форме останавливается,
и вследствие новых потребностей являются сочинения
вроде «Истории о царях» или Синопсиса. Наверху у ве-
ликого государя были уже книги Василиологион.— пер-
соны ассирийских, перских, греческих, римских царей
и великороссийских великих князей и царей; в 1675 го-
ду Матвеев приказал построить еще два экземпляра
Василиологиона. В Посольском же приказе при Мат-
вееве построены были книги: Мусы, или Седмь свобод-
ных учений в лицах; о Сивиллах; Хрисмологион на от-
кровение сна Даниилом пророком Навуходоносору
о четырех монархиях; история о мужественнейших в во-
инских ополчениях ассирийских, перских, еврейских,
греческих, римских царях и великороссийских великих
князьях и царях. Слагал эти книги и сбирал из различ-
ных книг Посольского приказа эллино-греческого язы-
ка переводчик Николай Спафарий да подьячий Петр
Долгов. Старанием Матвеева же построена была книга
о важнейшем событии для новой династии, о избрании
на царство Михаила Федоровича.
В 1650 году вызваны были в Москву два киевских
ученых монаха, известные нам Епифаний Славинецкий
и Арсений Сатановский, для перевода с Библии грече-
ской на славянскую речь и для риторского учения, дано
им жалованья — поденного корму по 4 алтына, питья
с дворца по 2 чарки вина, по 2 кружки меду, по 2 круж-
ки пива. В предисловии к Евангелию, переведенному
Славинецким, говорится: «По кончине патриарха Пити-
рима царь указал, а собор благословил переводить
Библию всю иеромонаху Епифанию Славинецкому, на-
366
зирати же дело и трудящихся снабдевати указал госу-
дарь Павлу митрополиту сарскому. Епифаний выбрал
себе в помощники Сергия, бывшего игумена путивльско-
го Молчинского монастыря; Евфимия, монаха Чудова
монастыря; Никифора, иерея справщика книг; Моисея,
иеродиакона Чудова монастыря; Михаила Родостамова
и Флора Герасимова, книгописцев книг печатного дела.
Симеону же Полоцкому не изволи отец Ёпифаний у де-
ла сего быти того ради, зане аще и учен бе, по-латин-
ски точию, гречески же ниже малейше что-либо знаше.
Павел митрополит устрой в дому своем, сущем вне гра-
да Москвы, именуемом Крутицы, на горах высоких
и крутых над рекою Москвою, тихом сущем месте и без-
молвном, приличном делу сему, храмины приличные со-
дела и вертоград разных видов древ и цветов и зелий
всяких насади, и источник ископа тещи сладководный
за утешение и оградою огради яко ин некий рай». Епи-
фаний мог перевести только Новый завет, потому что
умер в 1676 году.
Но старцы не могли ограничиться переводом Библии
и риторским ученьем; Епифаний перевел «Уставы
граждано-правительственные» из первой книги Фукиди-
довой истории94 и из конца панегирика Траяну
Плиния-младшего95; с латинского: географии 2 части —
Европу и Азию; книгу врачевскую — анатомию Андрея
Вессалия Брукселенска96; о убиении краля Аггель-
ского (английского короля Карла!), гражданст-
во и обучение нравов детских. Сатановский перевел
большой сборник О граде царском, или Поучение не-
коего учителя именем Мефрета, собрано от 120 творцов
греческих и латинских, как внешних философов, стихо-
творцев и историков, врачев, такоже и духовных бого-
словцев и сказателей писания божественного. А писано
в той книге имена и свойства, или естественные приро-
ды, различных многих зверей четвероногих, птиц, рыб
удивительных морских, змиев и всяких пресмыкающих-
ся, каменей драгих, бисер, древес всяких, моря, рек, ис-
точников, лесов, четырех стихий: воды, земли, воздуха,
огня. Обретаются же еще повести на всякую вещь, фи-
лософов, царей, врачевание на многовидные болезни,
обычаи различных языков, положение стран, выспрь
гор’7, различные семена, злаки травные, притчи и иная
многая собранная и в едино место совокупленная.
А сложено то все разумом и прикладом в троице св.
единому, ко ангелам, к человеку и его добродетелей
367.
и злобам, такожде и к коварству демонов и к похвале-
нию святых божиих, к хулению же еретиков удивитель-
ным прировнянием и свидетельством Ветхого и Нового
завета писанные и с толкованием учителей церковных
приводятся. И таковыми приводы и чудным остроумием
рочинены поучения на целый год, на все недели и на
праздники господские и богородичны и на святых и на
всю четыредесятницу 98 по две и по три, всякое же по-
учение таково есть пространно, что от всякого мочно
два и три и четыре и пять поучений соделати». Сатанов-
скому за перевод этой книги велено было давать по
гривне на день вместо прежних четырех алтын.
Из обзора этих книг, переводившихся и строивших-
ся преимущественно для дворца и Посольского приказа,
мы видим, что вследствие пробудившейся потребности
знания особенно нуждались в таких книгах, из которых
бы можно было поскорее узнать как можно более необ-
ходимых вещей. Для взрослых людей, хотевших быть
и слыть образованными, всего нужнее были краткие
учебники и энциклопедии, чтоб из немногих книг узнать
как можно больше. Но если старик Морозов в разгово-
ре с учеными иностранцами горько жаловался, что
в молодости не получил образования, то люди, подоб-
ные Морозову, которых становилось все больше и боль-
ше, необходимо должны были прийти к мысли дать об-
разование своим детям, чтоб они после не жаловались,
будучи принуждены сами, без руководств и опытности,
узнавать кое-что из кое-каких переводных книжек. По-
этому неудивительно, что сперва во дворце, а потом
и в домах вельможеских мы видим при детях настав-
ников, людей, способных из многих книг собрать разно-
го рода знания и живым, легким способом передать их
молодым людям и при этом, главное, сообщить им сред-
ство самим потом продолжать учение, т. е. сообщить
им знание иностранных языков.
Первыми и сначала исключительными наставниками
царевичей были подьячие, которые учили их грамоте,
читать и писать. Разумеется, из подьячих выбирались
для этого безупречные чтецы и краснописцы и также
люди нравственные, приятной наружности и с хороши-
ми манерами, т. е. чтоб умел «крест сполна класть по-
писаному и поклон вести по-ученому>. Учителем царе-
вича Феодора Алексеевича был подьячий Посольского
приказа Памфил Белянинов. Но одним подьячим в цар-
ствование Алексея Михайловича уже нельзя было до-
368
вольствоваться и вызван был наставник другого рода.
Здесь, разумеется, употреблена была та же сделка, ко-
торая вообще употреблялась у нас В XVII веке для
введения образования: иностранца-иноверца призвать
«е хотели, призвали ученого западнорусского монаха,
Симеона Петровского Ситиановича, известного более
под именем Полоцкого — по месту происхождения.
Симеон Полоцкий был образцом домашнего учите-
ля, какой требовался у нас в XVII, XVIII и даже
в XIX веках: выучить детей всему, но без принужде-
ния, уметь подсластить науку, приохотить к ней; но,
кроме учения детей, домашний учитель должен быть го-
ден и на другие йослуги в доме; именины господина или
госпожи: домашний учитель пишет поздравительные
стихи и речи; пишет театральные пьесы; умрет кто-ни-
будь в семействе у домашнего наставника готовы
и жалобные стихи. Таков был и Симеон Полоцкий, хо-
дячая энциклопедия, неутомимый борзописец, умевший
писать обо всем, ловкий, Собиратель отовсюду чужих
мнений и старающийся представить их занятно, заста-
вить выучить их шутя; разумеется, от такого человека
нельзя требовать оригинальности, самостоятельностй.
Мы ввдели переводы энциклопедий вроде «Града цар-
ского», сборников с анекдотами о знаменитых людях,
замечательных изречений: Полоцкий, зная языки латин-
ский и польский, собирает отовсюду анекдоты, изрече-
ния, определения и все это переводит стихами, вирша-
ми, в виршах излагает главные события Ветхого и Но-
вого завета, историю римских императоров, «того ра-
ди да присвойственною себе сладостию сердцам чита-
телей приятнейши суще, аки нуждею влекут я ко чй-
танью частейшему и удобнее памятию содержаться
'Могут». Войдем же в учебную комнату царевича и по-
смотрим, что Полоцкий предлагает в виршах своему
ученику. Он говорит ему о гражданстве и предлагает
определения семи греческих мудрецов, внушая, что все
они хороши:
Како гражданство преблаго бывает
Гражданствующнм знати подобает.
Разная седин мудрых суть мнения.
Но вся виновна граждан спасения:
Премудрый Виас даде слово свое
Гражданство быти преизрядно тое
В нем же закона, яко царя, боятся
И царя, яко закона, страшатся;
Хнлон то блажит, где законов слушают,
Велесловных же ритор не глашают.
369
Клеовул паки той град похваляет,
Где бесчестия всяк ся устрашает
Гражданин, паче закона самого
На преступника в книга-х писаного...
н т. д.
В виршах Полоцкий представляет своему ученику
образец доброго начальника:
Пастырь с овцами образ предлагает,
Како нам жити в мире подобает;
Пастырь начальны знаменует люди,
Стадо подданных в образ нам буди,
Едаже пастырь стадо присещает,
Овца на пути не лежит, но встает,
Аки честь ему хотяще творити.
Взаим же пастырь овцы соблюдает,
И на рамах си блудные ношает.
Тако начальник должен есть творити
Бремя подданных крепостно носнти
Не презирати, ни за псы нмети,
Паче любнти яко своя дети.
И то в памяти выну содержатн,
Яко земля тех и его есть матн.
Пастырь жезлом укрощает стада,
Женет на паству, женет и внудь града:
Тако начальник жезлом да управит,
Винна накажет, невежду наставит,
Обаче косен да будет язвити,
Идежде довле есть, токмо страшити.
В виршах описывает добродетели, приличные дер-
жавным, прежде всего благочестие, потом:
Вторая сану начальных прилична
Есть добродетель в мире необычна:
Та смирение есть божественное
Христом господом вконец храненное.
Имать начальник в памяти держатн,
Яко не в веки будет обладатн:
Смерть бо, пришедши, хочет власть отъятн.
С прочими людьми в персти сравнятн.
Третие властей добротворение
Еже храннтн нм рассуждение
Во всяких делах, а не уповати
На един свой ум, выну вопрошати
Умных совета, тако бо вершнти
Благо вся мощно, а не погрешити.
Очеса лучше видят, неже око,
Никто о себе да держит высоко;
В мнозе совете есть спасение,
В едином уме поползновение.
Четвертая есть добродетель властей
Правду храните. Блюсти от напастей
Подчиненные, и чести давши
370
Достойным, а не на злато смотрети,
Равно судити мала и велика
На лице зретн прещает владыка.
Не яко сеть нм закон да бывает
Юже не крепку паук соплетает:
Та бо животно мало уловляет
Большее сети самые терзает.
Не буди тако, но един суд буди
Всем иже в единой области суть люди.
В виршах высказал Полоцкий господствовавшее
правило тогдашнего воспитания детей:
Плевелы от пшеницы жезл тверд отбивает,
Розга буйство из сердец детских прогоняет.
Родителям древяный жезл буди на чада,
Да не страждут железна от судии града:
Уне в дому древяным в детстве оны бити
Неже возросших градским железом казнити.
Моисий донележе жезл в руце си держаще,
Не что ино, точию жезл древяный бяше;
Егда же поверже, в змия превратней,
Даже и Моисий его зело устрашися:
Тако аще на чада жезл в руках бывает
Отчих, наказания жезл он пребывает,
Не могущ умертвити. Аще же пустится
Из руку, тогда в змия люта претворится.
Абие бо ко грехом чада ее склоняют
И, теми уязвленн, бывше умирают.
Пришлец, достигший важного значения при дворе,
явившийся в Москве с опасными преимуществами учи-
теля, оскорблявшими самолюбие старых учителей,
Симеон Полоцкий не мог не столкнуться с последними,
имевшими за собою толпу; он столкнулся с архиерея-
ми, которые опирались на свое важное архипастырское
значение, а Симеон Полоцкий опирался на свое образо-
вание, дававшее ему сильный голос при решении важ-
ных вопросов, опирался на свое положение, на свой
вход наверх; Симеон Полоцкий столкнулся с самим
патриархом Иоакимом, тем более что не отличался сми-
рением Епифания Славинецкого, скромного келейного
труженика, а патриарх Иоаким, как мы видели из дела
духовника царского, не любил, чтоб кто-нибудь из ду-
ховенства, опираясь на свое положение наверху, забы-
вал о своем непосредственном подчинении святейшему.
О Полоцком пошли толки, что его учение не совсем
правильно; обвинение страшное при тогдашней подозри-
тельности относительно новых учителей. Полоцкий бла-
годаря своей ловкости, недоступности таким обвинени-
ям, каким был доступен, например, духовник Савинов,
371
удержался, но не мог не выразить своего негодования
на пустые толки толпы, на которые не следует власти
обращать внимание, не мог удержаться, чтоб не задеть
и архиереев.
Не веруй убр гласу общему народа,
Ищи в деле правды человеча рода,
Слово ветр развевает, а кто тому верит
Безрассудно, срамоты мзду себе возмерит.
Об архиереях Полоцкий сложил вирши:
Архиереем к Тому сущим в благодати
Желал бым речение образ приписати,
Ежебы не точию истину учити,
Но и житием святым образы всем быти.
Понятно, что Полоцкий должен был усердно пропо-
ведовать в пользу нового порядка вещей, наступление
которого и дало ему важное значение в Москве, навер-
ху у великого государя. Между виршами его находится
любопытное указание на то, как пример сверху должен
способствовать распространению просвещения:
Франтиск именем первый краль францийскнй бяше
Сей яко писание и мудрость любяще
(Ея же родители его не любяху.
Но подобием варвар в простоте жнвяху)
Абне честных дети писаний взискаша —
Кролевску Люблению тако угождаша.
И бысть в мале времени мудрость расширена,
Образом краля во все земли умножена:
Обычай бо ееть в людях царю подражати.
Еже ему любезно — всем то возлюбляти.
Благо убо есть царству, егда благи иравы
Царствуяй восприемлет, ради всех неправы.
Полоцкий провозглашает о необходимости научного
образования и в проповедях своих. Так, в слове на
день Рождества Христова проповедник от лица патри-
архов александрийского и антиохийского, именем бо-
жией премудрости, рожденной в Вифлееме, умоляет
русских людей взыскать науку, потому что она свет ум-
етвенных очей и правило всему житию человеческому.
Обращаясь от лица патриархов к царю, он убеждает
его основывать школы, умножеть спудеов (студентов)
своею милостию и вниманием, сыскать хороших учите-
лей и всех почестями поощрять к трудолюбию.
Ревнитель просвещения, призванный в Москву для
его распространения, Симеон Полоцкий в проповедях
своих напал на старых учителей, священников, за их не-
372
вежество: «Великим нерадением их и всеконечным не-
брежением о духовных детях, премногие несмысленны
люди, как бессловесные овцы, от. пути правого жития
заблудились и в пропасть погибельной жизни уклони-
лись... Многие невежды, не бывшие никогда и нигде уче-
никами, смеют называться учителями... по правде это
не учители, но мучители. Оттого умножилась в людях
злоба, преуспело лукавство, волхвование, чародейство,
разбой, воровство, убийства, пьянство и нелепые игри-
ща, грабежи, хищения и тому подобное, наконец и вос-
стание против власти. Виною всего этого преимущест-
венно неуменье и нераденье духовных отцов: не учат
и не наставляют детей своих духовных».
Одними обличениями в невежестве нельзя было
вдруг сделать всех священников сведущими и искусны-
ми проповедниками, и потому в числе проповедей По-
лоцкого находим слово, написанное им для того, чтоб
священники читали его проповеди своим прихожанам.
Но любопытно взглянуть на деятельность одного до-
стойного священника, который явился подражателем
Полоцкого в отдаленном углу России. Именитый чело-
век, Григорий Дмитриевич Строганов, «истинное всем
российским вельможам и богачам ясное светило по
благочестию», отличался в Пермской стране своею щед-
ростию, гостеприимством и любовию к церковному бла-
голепию. В своем отчинном городке Орле он построил
церковь похвалы Богородицы, завел при ней отличный
хор певчих и стал искать отличного священника; ему
сказали, что есть такой в Соликамске, и Строганов по-
спешил перезвать его к себе в Орел, принял с большою
ласкою и почетом и стал уговаривать ко введению но-
визны, говорению проповедей. Священник, слыша, что
в России (так в Пермском краю называли центральные
московские области) по многим городам говорят устно
поучения, согласился подражать проповедникам, но как
это сделать? Взять проповеди Симеона Полоцкого —
слог неудобен: простейшим людям «за высоту словес»
тяжело слышать; взять переводы проповедей Златоус-
та— их не понимают не только слушающие, но и чи-
тающие, не только миряне, но и священники, прямо го-
ворят, что писаны иностранным языком. Священник
взял беседы Златоуста, но стал излагать их простейшим
языком, иногда наизусть, иногда по тетради. Но эта по-
пытка не прошла даром нововводителю: начали его бра-
нить, смеяться над ним, не щадили укорительных слов,
373
подучали друг друга не слушать его проповедей, кри-
чали: «Прежде здесь были священники добрые и чест-
ные да так не делали, жили попросту, и мы жили в изо-
билии; а этот с чего взял вводить новизны?» Неудоволь-
ствие происходило оттого, что прежние священники жи-
ли слишком попросту, не имея уважения к самим себе,
к своему званию, не умели внушать прихожанам ува-
жения к себе и потворствовали мирянам, которые при-
выкли смотреть на священника как «на последнейшего
раба», привыкли распоряжаться церковным уставом,
порядком службы, как им хотелось: священники не пре-
кословили. Священники в восстании на орловского но-
вовводителя приняли сторону недовольных мирян. Но
вводитель не остался у них за это в долгу и громил
их в проповедях своих. «Пастыри наши не о стаде Хри-
стове прилежат, но о злате и серебре, о рабах предхо-
дящих, о колесницах и конях, о зданиях и селах, о ви-
на множестве, о риз украшении. Обретаются в роде
моем такие слепые вожди, думают, что мудры, а на де-
ле грубейшие невежды, говорят: что нам в книгах учи-
тельных? Достаточно Часослова и Псалтыря. Правду
говоришь, достаточно, если кто знает силу в них
написанного, но это знание далеко от тебя и от разума
твоего. Безумец! сидя за полными чашами в корчемни-
це, ты рассуждаешь, в корчемнице ты велеречив,
а в церкви связан безгласием, пленен неразумием. Го-
ворят, что довольно, если священник книгу читает пред
народом в церкви,' а устное учение укоряют н еретиче-
ским называют. Безумец! кого к еретикам причисля-
ешь? патриархов, пророков, апостолов! Теперь святите-
ли и священники пьянства ради и человекоугодия, же-
лая власти и виноград Христов презирая, высокую
честь и достоинство свели в бесчестие, укоризну и по-
смеяние: сего ради не от царей и князей, но от худых
людей, как от шелудивой овцы и от смрадного козла,
пастырь бедный срамоту, хуление, злоречие, досажде-
ние и биение, узы и смерть принимает. О прочем по-
молчу и слезами утолю, по какой причине явилось это
дело лукавого демона». Проповедник собрал все свои
беседы в одну книгу, которую иазвал Статир ".
Подле двух пришельцев в Москве, грека Паисия Ли-
гарида 100 и белорусца Симеона Полоцкого, громко про-
возглашавших необходимость науки, мы должны поста-
вить третьего, серба Юрия Крижанича 101. В то время
когда русское общество тронулось, сознавши необходи-
374
мость нового пути, но сильно колебалось при этом, да-
леко .не сознавая, как идти безопаснее и скорее по это-
му новому пути, является ученый серб, горячий славян-
ский патриот, который смолоду удручен скорбию о пе-
чальной участи славянских народов и в русском царе
видит единственного славянского государя, могущего
подать руку помощи всем остальным соплеменным на-
родам: «Тебе, пречестной царь, выпал жребий промыш-
лять обо всем народе славянском; ты, как отец, должен
заботиться о собрании рассыпанных детей. Ты один,
о царь, дан нам от бога, да пособишь задунайцам, ля-
хам и чехам: да познают свое притеснение от чужих,
свой позор и начнут промышлять о просвещении наро-
да и сбрасывать с шеи немецкое ярмо. Задунайские
славяне (болгары, сербы и хорваты) уже давно сгубили
и государство свое, и всю силу, и язык, и весь разум:
не разумеют, что такое честь народная, не думают
о ней и сами себе никак не могут помочь; внешняя сила
им .надобна, чтоб поставить их опять на ноги и вклю-
чить в число народов. Если ты, царь, не можешь в на-
стоящее трудное время пособить им, государство их
привести в прежнее состояние и устроить, то по крайней
мере можешь язык славянский в книгах исправить
и пригодными разумными книгами этим людям умные
очи открыть, да начнут познавать честь народную и ду-
мать о своем восстановлении. Чехи, а .недавно и ляхи
впали в одинаковое с задунайцами окаянство. Ибо хотя
ляхи и хвастают обманчивою тению государства и сво-
им своевольством, однако дело известное, что сами они
не могут избавиться от своих бед и позора. Помочь им
и дать им народное просвещение ты, царь, можешь лег-
ко». Крижанич, по его словам, пришел в Россию, чтоб
совершить три работы: во-первых, поднять славянский
язык, написавши для него грамматику и лексикон, чтоб
могли мы правильно говорить и писать, чтоб было у нас
обилие речений, сколько нужно для выражения челове-
ческих мыслей при общих народных делах. Во-вторых,
написать историю славян, в которой опровергнуть не-
мецкие лжи и клеветы. В-третьих, обнаружить хитрости
и обольщения, которыми чужие народы обманывают
нас, славян. Крижанич исполнил первое (относительно
грамматики) и последнее намерение. Нас, разумеется,
должны занять его «Политичные думы», обширное со-
чинение, в котором он начертывает печальную картину
состояния России, требует важных преобразований, тре-
375
бует науки и вместе с тем старается возбудить самую
сильную недоверчивость, ненависть к людям, от кото-
рых можно было заимствовать науку, средства к выво-
ду России из ее печального состояния, к иностранцам,
к немцам, как прирожденным врагам славян. Понятно,
что по этому самому преобразовательный план Крижа-
нича в основной мысли своей был неудобоисполним —«
общая участь планов, проектов, конституций, состав-
ляемых теоретиками в кабинетах, без соображения
с историческими законами жизни народов. Несмотря на
то, сочинение Крижанича для нас очень важно: оно до-
полняет и подтверждает наши сведения о России перед
эпохою преобразования и во многих случаях объясня-
ет нам те пути, по которым действительно пошла пре-
образовательная деятельность. Книга Крижанича бы-
ла наверху у великого государя, следовательно, есть
основание предполагать, что она не оставалась без
влияния.
Если книга Крижанича имела влияние, то прежде
всего должна была в читавших ее окончательно уничто-
жить китаизм, высокое мнение о самих себе и презре-
ние к другим народам, прояснить сознание о собствен-
ных недостатках, о преимуществах других народов
и этим самым подвинуть к переменам, которые, естест-
венно, должны были прежде всего высказаться в подра--
жении. «Главный вред для общего блага проистекает
от незнания самого себя, когда люди сами себя, свои
обычаи излишне любят, когда считают себя сильными,
богатыми, мудрыми, не будучи на самом деле таковы-
ми».. Русских людей тяготила страшная бедность: Кри-
жанич указывает на богатейшие западные государства,
указывает и на то, почему они так богаты: Англия
и Нидерланды потому богаты, что там разумы- у наро-
да хитры, морские пристанища и торги отличные, цве-
тет всякое ремесло, земледелие и обширная морская
торговля; еще славнее и счастливее бывает государст-
во, когда в нем при этом и законы хороши, как, напри-
мер, во Франции. А Россия? При всей своей неизмери-
мой широте и длине она со всех сторон заперта для
торговли; мало в ней торговых городов, нет дорогих
произведений; умы народа тупы и косны, нет .никакого
уменья ни в торговле, ни в земледелии, ни в домашнем
хозяйстве; русские, поляки и все славяне не умеют вес-
ти дальнюю торговлю ни сухим путем, ни по морю; куп-
цы русские не учатся даже арифметике, оттого ино-
376
странным купцам ничего не стоит их обмануть; Русский
человек сам ничего не выдумает, если ему не укажут;
книг у него никаких нет ни о земледелии, ни о других
промыслах; он ленив, не промышлен, сам себе не хо-
чет добра сделать, если силою не будет принужден;
язык его беден, беднее всех главных европейских язы-
ков, потому неудивительно, что и разумы наши тупы
и косны; чего не можем словом сказать, того не можем
и думою замыслить; истории русский человек не знает,
никаких политических разговоров вести не может и по-
тому иностранцы его презирают. В покрое платья вы-
сказывается разум народа: русское платье некрасиво
и неудобно,-за него иностранцы зовут нас варварами,
особенно нерасчесанные волосы и борода, остриженная
голова делают нас мерзкими, смешными, какими-то ле-
совиками. Едим мы нечисто, деньги прячем в рот; му-
жик держит полную братину и пальцы в ней окунуты,
так и гостю подает; квас продается погано, посуда не
моется. Датский король сказал о наших послах: «Если
эти люди еще ко мне придут, то должен буду построить
им свиной хлев: потому что, где они постоят, там полго-
да никто не может жить от смрада». Неуменье изъяс-
няться, лень, пьянство и расточительность — главные
наши природные свойства; от расточительности проис-
ходит жестокость относительно подчиненных. У нас
нет природной бодрости, благородной гордости, одушев-
ления, не умеем держать себя с достоинством. Турки
и татары, хотя и побегут, не дадут себя даром убить,
но обороняются до последнего издыхания. А наши рат-
ные люди когда побегут, то уже не оборотятся, но Дают
себя сечь, как мертвые. Великое наше народное несча-
стие — эта неумеренность во власти; не умеют наши лю-
ди ни в чем меры держать, не могут средним путем хо-
дить, но все по окраинам и пропастям блуждают. То
у нас правительство вконец распущено, господствует
своеволие, безнарядье, то уже чересчур твердо, строго
и свирепо. Во всем свете нет такого безнарядного и рас-
путного государства, как Польское, и нет такого круто-
го правительства, как в России. Расплодились в рус-
ском народе премерзкие нравы, так что пред другими
•народами русские являются обманчивыми, неверными,
склонными к воровству, убийству, неучтивыми в бесе-
де, нечистоплотными. А отчего все это происходит? От-
того что всякое место наполнено кабаками, заставами,
откупщиками, целовальниками, выемщиками, тайными
377
доносчиками: люди отовсюду и везде связаны, ничего
не могут свободно делать, трудом рук своих не могут
свободно пользоваться. Все должны делать и торго-
вать тайком, в молчанку, со страхом и трепетом, укры-
ваться от такой огромной толпы правителей или пала-
чей. А сами эти целовальники и притеснители народа,
не получая достаточного жалованья, не могут как дол-
жно исполнять своих обязанностей, нужда заставляет
их искать корысти и брать подарки от воров. Таким об-
разом, люди, привыкши все делать тайком, как воры, со
страхом, с обманом забывают всякую честь, становятся
трусливы на войне, делаются склонны ко всякой не-
людскости, нескромности и нечистоте; не умеют они це-
нить чести, не умеют делать различия между людьми.
Первый вопрос, с которым обращаются к незнакомому
человеку: «Есть ли у тебя жена?» Второй: «Сколько по-
лучаешь царского жалованья? Сколько у тебя имения?»
Не стыдятся купаться перед всем народом. Если они
в ком-нибудь нуждаются, то не знают меры унижению.
Итальянцы, испанцы, турки бережливы и трезвы; нем-
цы бережливы, но большие пьяницы; все славяне расто-
чительны и любят попировать; однако ни у немцев, ни
у остальных славян, нигде на свете, кроме одной рус-
ской державы, не видно такого гнусного пьянства: по
улицам в грязи валяются мужчины и женщины, миряне
и духовные, и многие от пьянства умирают. У турок нам
должно учиться трезвости, стыдливости и правосудию.
Эти неверные не менее нас грешат противуестественным
грехом; но они соблюдают стыдливость: никто у них не
промолвится об этом грехе, не станет им хвастаться, ни
упрекать другого. Если кто проговорится, то не оста-
нется без наказания, а у западных народов сожигают
таких преступников. В России же этот гнусный грех
считают шуткою. Публично, в шутливых разговорах,
один хвастает грехом, иной упрекает другого, третий
приглашает к греху, недостает только, чтоб при всем
народе совершали преступление. Необходимо в этом
государстве употребить какие-нибудь средства, чтоб
поднять стыдливость против содомии, общественную
трезвость против гнусного пьянства, правосудие против
чиновников, о которых говорит Исаия: «Начальники
твои —сообщники воров» 102.
Такую-то печальную картину народного банкротства
в экономическом и нравственном отношении начертыва-
ет нам славянский патриот, которого нельзя запо-
378
доэрнть в равнодушии или злорадстве относительно язв
Древней России, как можно заподозрить какого-нибудь
немецкого путешественника; читая описание этих язв
у нашего серба, чувствуешь, как сердце автора облива-
лось кровию при исполнении печального долга обличе-
ния. Он писал не для того только, чтоб обличать: при
обличении он предлагает средства к исправлению зла.
Первое, главное средство — это наука, окружение
себя мертвыми советниками, книгами, ибо между жи-
выми людьми мало добрых советников: «Книги не увле-
каются ни алчностию, ни враждою, ни любовию, книги
не ласкательствуют, не боятся поведать истины. Всяким
другим людям хорошо учиться мудрости из практиче-
ского опыта, не полезно это одним верховным владете-
лям: частный человек учится ошибками, но ошибки го-
сударей влекут за собою неисправимые бедствия на-
родные. Итак, государям необходимо учиться мудрости
от добрых учителей, книг и советников, а не из опыта.
Да не скажет кто-либо, что нам, славянам, путь к зна-
нию закрыт решением небес, как будто бы мы не мог-
ли и не должны были усвоивать себе науки: и осталь-
ные народы не в один день и год, но мало-помалу учи-
лись от других; так и мы можем научиться, если захо-
тим и постараемся. И теперь именно время учиться, по-
тому что бог возвысил на Руси государство славянское,
какого прежде никогда не бывало в нашем племени,
а известно, что у народов науки начинают цвести в пе-
риод наибольшей силы политической. Скажут: между
мудрыми рождаются ереси, и потому не надобно учить-
ся мудрости. Отвечаю: ереси начинаются и между не-
учеными людьми. Магомет был не мудрец, крайнюю
глупость написал в своих книгах, а между тем напло-
дил ересь, самую распространенную на свете. А на Ру-
си ересь встала разве не от глупых, некнижных мужи-
ков? Мудростию ереси искореняются, вследствие неве-
жества пребывают во веки. От огня, воды, железа уми-
рают многие люди, но без них и жить нельзя; точно так
же и мудрость потребна людям».
Но Крижанич не довольствуется распространением
нросвещения как единственным средством излечения
язв России. Он предлагает и другие средства и в них
указывает тот путь, каким действительно пошло преоб-
разование. «В России полное самодержавие,— говорит
— повелением царским можно все исправить и зйй'е-
сти все полезное. Таким образом, преобразование дол-
379
жно идти сверху, от самодержавной власти: русские си-
ми себе не захотят добра сделать, если не будут при-
нуждены к тому силою». Как же самодержавный госу-
дарь начнет преобразования? Для поднятия торговли
он должен запретить иметь лавку с товарами тому куп-
цу, который не знает грамоте и цифири. Торговые лк>-
ди должны иметь своих выборных старост и лавников
и судиться между собою в некоторых наименьших де-
лах; должно быть им облегчено средство бить челом
великому государю и защищаться от воеводских притес-
нений. Для введения и процветания ремесел нужен осо-
бый приказ, который бы их ведал исключительно; нуис-
но перевести на русский язык сочинения о ремеслах,
перевести книги о земледелии; нужно вызвать отличных
ремесленников из-за границы с правом свободного воз-
вращения домой, но не прежде, как выучат русских мо-
лодых людей своему ремеслу; нужно ввести цеховое
устройство. Надобно промышлять, чтоб из чужих стран
привозился в Россию сырой материал и чтоб здешние
ремесленники обрабатывали его, и заповедать накреп-
ко, под страхом казни, вывозить за границу сырье.
Царь должен взять в свои руки всю заграничную тор-
говлю: только таким способом можно будет знать сме-
ту товарам, чтобы не вывозить слишком много нащ.их
товаров, в которых нет избытка, и не привозить чужих
ненужных. Русь редко населена и не так людна, как бы
могла быть, по следующим причинам: 1) крымцы пу-
стошат землю беспрестанными наездами; на всех воен-
ных кораблях турецких не видно почти никаких других
гребцов, кроме русских людей; по всем городам и ме-
стечкам Турецкой империи такое множество русских
пленных, что турки обыкновенно спрашивают у наших:
остались ли еще на Руси какие-нибудь люди? 2) Нем-
цы своими промыслами земли убожат, хлеб вывозят,
торговлею всею завладели, в военной службе высшие
места взяли. Третья причина малолюдства — жестокое
правление. Четвертая причина — недостаток камня, из
которого бы можно было строить прочные здания. Пя-
тая — выселение людей в Сибирь и на Украйну. Для
увеличения народонаселения правительство должно спо-
собствовать увеличению числа браков, должно опреде-
лить, сколько священник должен брать за венчание,
чтоб бедным людям было неубыточно; правительство
должно озаботиться, чтоб по городам и селам для но-
вобрачных были готовые дворы, чтоб бедность, неиме-
380
йие где жить не останавливали браков, должно запре-
тить бедным людям истрачиваться на свадебные пиры;
девицам из черни запретить носить богатое платье
и украшения. Автор щедр на сильные выходки против
русского платья и бороды, упрекать русских, что они
в одежде своей лучше хотят подражать азиятским вар-
варам, чем образованным европейцам.
Такова преобразовательная программа ученого сер-
ба. Всякому легко может показаться, что Петр Великий
в своей преобразовательной деятельности находился
под влиянием этой программы. Мы далеки От мысли
предполагать здесь непосредственное влияние; но срав-
нение программы Крижанича с деятельностью Петра
Очень важно: оно ясно показывает, что пути преобразо-
вания, избранные Петром, не были следствием его лич-
ного произвола, его личных взглядов, а были следстви-
ем общих взглядов тогдашних лучших людей, тогдаш-
них авторитетов.
Но понятно, что в одном программа Крижанича ни-
как не могла быть выполнена: на деле русские люди
в эпоху преобразования никак не могли разрешить того
противоречия, которое в теории, по-видимому, разреша-
лось; мы видели, что Крижанич старался внушить рус-
ским людям сознание своих недостатков, указывал, как
западные европейцы далеко опередили их, требовал,
чгоб русские люди учились у них, учились не только
наукам, но и нравственности, переводили их книги, вы-
зывали их ремесленников и в то же самое время отвра-
щались от них, как от самых злых врагов. Автор видел
противоречие и, чтоб выпутаться из него, потребовал от
русских людей уменья положить границы между под-
ражанием и подчинением влиянию того, кому подража-
ем, потребовал уменья при заимствовании цивилизации
у иностранцев отличать добро от зла, т. е. потребовал,
чтоб русские люди перескочили вдруг несколько веков,
от низшей степени образованности к самой высшей, из
детства к полной возмужалости; но народы скачут та-
ким образом только под перьями теоретиков, не хотя-
щих зиать историй, действительности. По мысли Кри-
жанича, иностранным купцам никак не должно позво-
лять иметь в России дома, лавки, склады, погреба, ни-
как ие должно пускать к себе иностранных купеческих
агентов, консулов, резидентов: «Наш славянский народ
весь подвержен такому окаянству: везде на плечах
у нас сидят немцы, жиды, шотландцы, цыгане, армяне
381
и греки, которые кровь из нас высасывают. Презрению,
с каким обращаются с нами иностранцы, укорам, кото-
рыми они нас осыпают, первая причина есть наше не-
знание и наше нерадение о науках, а вторая причина
есть наше чужебесие, или глупость, вследствие которой
иностранцы над нами господствуют, обманывают нас
всячески и делают из нас все, что хотят, потому и зо-
вут нас варварами». Не постигая исторического закона,
по которому народ менее образованный необходимо
подвергается влиянию и даже господству народа более
образованного, Крижанич смешал следствие с причиною
и опозорил славян, приписав им как врожденный недо-
статок это чужебесие, которое было только необходи-
мым следствием первой и единственной причины — не-
знания. Требуя недопущения купцов иностранных во
внутренние области, Крижанич требует, чтоб не прини-
мать в службу ни одного иностранца, ни одному не да-
вать права гражданства, потому что немцы, принятые
в службу, могут причинять только одно зло: немец был
и Басманов, любимец Расстриги, немец был и Шеин 103,
погубивший русское войско под Смоленском!
Но Крижанич вооружается не против одних немцев:
одинаково сильно, если еще не сильнее, вооружается он
и против греков. Ложность положения, в каком на-
шелся наш ученый серб в Москве, заключалась в том,
что, будучи единоплеменником, своим, славянином, он
в то же время был чужой, был латинец, католический
священник. До Крижанича в России сознали необходи-
мость учиться у иностранцев, но главное затруднение,
главное возражение здесь состояло в том, что эти ино-
странные учителя — иностранцы, неправославные. Чтоб
избежать опасности для веры, обратились за наукою
к своим не в смысле единоплеменности, но в смысле
единоверия, обратились к малороссиянам и грекам.
И вот в то время, когда авторитет греков был наивыс-
шим, когда хотели учиться, но вместе ,с этим и прежде
всего хотели сохранить чистоту греческой веры, являет-
ся в Москву ученый славянин, предлагает свои учитель-
ские услуги, но не может удовлетворить главному усло-
вию, прн котором мог быть допущен учитель,— быть
православной, греческой веры; Крижанич не мог скрыть,
что он латинец и даже латинский поп. Ученый серб при-,
шел не вовремя: незваного учителя сослали в Сибирь.
Разумеется, можно предположить, что злые выходки
Крижанича против греков могли быть следствием его
382
несчастия, которое, как видно, он приписывал грекам;
но еще с большим основанием можно предположить
и то, что латинский поп, когда еще находился в Моск-
ве, не мог удержаться от выходок против греков, как
схизматиков |04, не мог удержаться и от других выходок,
которые сильно должны были оскорбить тогдашних рус-
ских людей.
Крижанич противополагает греков немцам в том от-
ношении, что эти прирожденные враги славян влекут
их к противоположным крайностям. «Немцы приносят
нам ядовитые новизны — греки, безрассудно осуждая
всякую новизну, предлагают свои глупости под важным
именем древности. Немцы сеют ереси — греки хотя на-
учили нас истинной вере, однако приплели к ней схиз-
му. Немцы преподают .нам и добрые и вместе дьяволь-
ские науки — греки восхваляют невежество и всякую
науку считают еретическою. Немцы думают получить
спасение одною проповедию — греки пренебрегают про-
поведию и считают полезнейшим молчание. Немцы кри-
чат, что не позволяется никого судить,— греки, наобо-
рот, утверждают, что надобно осуждать людей, не вы-
слушав их» (здесь можно видеть намек на судьбу са-
мого автора). Подробно исчисляет Крижанич случаи
злоупотреблений, какие позволяли себе греческие ду-
ховные, приходившие за милостынею в Россию и не
разбиравшие иногда средств для увеличения этой ми-
лостыни; между прочим, Крижанич рассказывает любо-
пытный случай, бывший с ним самим: «Некто Софро-
ний, называвший себя митрополитом Филиппополя
и Драмы, а в народе известный под именем Македон-
ского, принуждал меня сочинить ему подложные грамо-
ты от имени патриарха Иоанникия, как будто бы он
был отправлен им по общим нуждам церковным. Ког-
да я не соглашался на это, то он вместе с другим ка-
ким-то митрополитом хотели меня высечь, но я вырвал-
ся и убежал к городскому писарю. Но признаюсь, что
после я сочинил ему грамоты, опасаясь за свою жизнь».
В России знали о подобных злоупотреблениях и при-
нимали против них средства, с большими предосторож-
ностями допуская собирателей милостыни; но в России
знали также очень хорошо, что самые видные из гре-
ков, являвшихся в Москве, вовсе не были проповедни-
ками невежества, считавшими полезнее молчать, чем
проповедовать. Как уже было замечено, Крижанич
в- своей католической ревности задел не одних греков,
383
задел и русских, вооружаясь против тех священных для
народа сочинений, в которых были неблагосклонные
отзывы о католицизме, например, против жития св. Сер-
гия, или выставляя, что русские грешнее поляков и по-
тому терпят от них поражения. Наконец, Крижанич
позволяет себе, прямо вооружаться против православия,
«разрушающего в церкви монархию, установленную
Христом как лучшее правление, и вводящего в церковь
многих вселенских первосвященников».
Ученый серб приехал в Россию проповедником про-
свещения, которое должно было открыть умные очи
всем славянам; но Россия, стремившаяся к просвеще-
нию, прежде всего хотела остаться православною. Уче-
ный серб, хотевший посредством просвещения открыть
умные очи своим соплеменникам, не мог этого сделать
относительно самого себя, не мог уразуметь противоре-
чия, какое носил в собственном нравственном существе,
будучи славянским патриотом и католиком.
Сосланный в Сибирь за неправославие, Крижанич
написал там сочинение, драгоценное по изображенному
Et нем состоянию Московского государства, объяснявше-
му так хорошо необходимость приближающегося пере-
ворота. В то же самое время московский подьячий бе-
жит за границу и там начертывает столь же важное для
нас изображение Московского государства; то был изве-
стный Котошихин (Кошихин). Оба эти явления одина-
ково служат знамениями времени.
Но в то время когда в Москве с разных сторон раз-
давались все громче и громче крики о необходимости
перемен, о необходимости заимствования науки, искус-
ства и ремесла у других образованнейших народов, не
оставались в молчании люди, которые уперлись против
новшеств, уперлись против движения народа на новый
путь и в этом движении видели движение к царству ан-
тихристову,— не молчали раскольники. Они пропели
и свою историческую песню про осаду Соловецкого мо-
настыря, как царь Алексей Михайлович говорил воево-
де, своему Солтыкову: «Ты ступай-ко ко морю ко синему,
ко тому острову ко большому, ко тому к монастырю ко
честному к Соловецкому; ты порушь веру старую, пра-
вую, постановь веру новую, неправую».
. Но из памятников раскольнической литературы, о ко-
торых еще не было упомянуто прежде,, для нас особен-
но, ражен один — это похождения знаменитого протопо-
па Аввдкума |05, описанные им самим. Важность памяти
384
ника заключается в том, что он лучше других памятни-
ков переносит нас в Россию XVII века, от которой мы
отошли так далеко и явления которой мы с таким тру-
дом понимаем, придавая историческим лицам XVII ве-
ка черты нашего времени, наши воззрения и стремления.
Мы имели возможность узнать, что такое был сильный
человек в древней России, как силы богатыря мало
сдерживались, как они не были устроены и направлены
воспитанием, образованием, ибо плеть и палка одни не
могут содействовать этому устроению и направлению,
как богатырь вырывался из отцовского дома, из-под от-
цовской плети и палки размять плечо богатырское,
и что могло тут сдержать его? Сама мать должна была
заходить сзади, чтоб унять расходившуюся силу. По-
дробности жизни Никона много уясняют нам явления
этих богатырей среди общества, не выработавшего нра-
вственных сдержек для хаотических богатырских сил.
До тех пор пока мы не перенесемся в XVII век и не
взглянем на Никона как на богатыря в патриаршеской
митре и саккосе 106, до тех пор это явление останется для
нас загадочным и Никон не перестанет изумлять нас
своею силою... и бессилием. В соответствие богатырю-
патриарху XVII век выставляет нам богатыря-протопо-
па, вследствие несдержанной силы ставшего заклятым
врагом Никона и расколоучителем. Аввакум в драгоцен-
ном житии своем является не один, но окруженный це-
лою дружиною подобных ему богатырей, которые рас-
ходились в защиту двуперстного сложения и двойной
аллилуия и не могли найти себе удержу; тут же близко
знакомимся с особого рода богатырями — юродивыми,
которым так же грузно от силушки, как от тяжелого
бремени, и которые освобождаются от этого бремени
тем, что ходят в лютые морозы босиком в одной рубаш-
ке: толпа, видя, проявление такой силы, вполне верит
и подвигам Ильи Муромца и Добрыни Никитича, как
рассказываются они в сказке и поются в песне. В жи-
тии Аввакума встречаем мы и старых своих знакомых
воевод, таких охотников давать чувствовать свою силу,
встречаем и сибирских воевод, этих русских Кортесов
и Пизарро 107, которые ходят на прииски новых землиц
и которые совершенно разнуздались в далекой стране
среди диких зверей и диких людей. Наконец, встречаем-
ся и с дикою силой толпы, которая так легко выражает-
ся в насилии.
«Рождение мое,— говорит Аввакум,— в нижегород-
13, С. М. Соловьев 385
ских пределах (там же, где и Никоново), за Кудмою ре-
кою, в селе Григорове. Отец мой (священник) прилежа-
ще пития хмельного, мати же моя постница и молитвен-
ница бысть, всегда учаше мя страху божию». Живая,
впечатлительная натура Аввакума высказалась рано;
в детстве увидал он у соседа мертвую скотину; это так
его поразило, что ночью он не мог спать, встал и начал
молиться: «поминая смерть, яко и мне умереть». Беда
в детстве, изгнание от родственников после смерти отца
развили силы молодого богатыря. 21 года Аввакум по-
ставлен был в дьяконы, чрез два года во священники.
Сила не замедлила обнаружиться: Аввакум начал отли-
чаться деятельностию, усердием в исполнении своих
обязанностей; это привлекло к нему много духовных де-
тей; но эта же сила повлекла его к столкновению с дру-
гими силами: Аввакум начал ссориться с начальными
людьми, а известно, что такое были начальные люди
в XVII веке: один, рассердившись на Аввакума за хода-
тайство о девице, отнятой им у матери, пришел в цер-
ковь с толпою и задавил священника до полусмерти.
В другой раз тот же начальный человек бил Аввакума
в церкви, волочил за ноги по земле в ризах. Другой на-
чальный человек, рассердившись, прибежал в дом к Ав-
вакуму, бил его и зубами отгрыз пальцы у руки; потом
настиг Аввакума на дороге в церковь, стрелял в него из
двух пищалей, но, к счастию, обе осеклись. Кончил этот
начальник тем, чтц отнял у Аввакума двор, всего огра-
бил и даже не дал хлеба на дорогу. В это самое время
у Аввакума родился ребенок; отец взял клюку, мать —
некрещеного младенца, и побрели в Москву. Здесь Ав-
вакум сблизился с самыми видными лицами из белого
духовенства, духовником Стефаном Вонифатьевым
и протопопом Иваном Нероновым10в; они заметили
в Аввакуме сильного человека и объявили о нем госуда-
рю, который так любил, так искал сильных людей ме-
жду духовенством. Вонифатьев и Неронов отправили
Аввакума опять на старое место; здесь он нашел и сте-
ны старых хором своих разоренными, обзавелся снова,
но не мог долго нажить в покое. «Пришли в село мое
плясовые медведи с бубнами и с домрами, и я, грешник,
по Христе ревнуя, изгнал их, и хари и бубны изломал
на поле един у многих и, медведей двух великих отняв,
одного ушиб и паки ожил, а другого отпустил в поле».
На беду в это время плыл Волгою в Казань на воевод-
ство Василий Петрович Шереметев; ему пожаловались
386
на ревнителя; боярин призвал Аввакума к себе на суд-
но и много бранил; но этим беда не кончилась: с Шере-
метевым ехал сын его Матвей; у Шереметевых была
сильная склонность к иноземщине, и Матвей брил боро-
ду; когда старый Шереметев, разбранивши Аввакума за
медведей, велел, однако, ему благословить сына своего,
то ревнитель, увидав блудоносный образ, объявил, что
ни за что не благословит, и начал порицать от писания;
боярин сильно рассердился и велел бросить обличителя
в Волгу; грозный приказ, впрочем, не был исполнен:
Аввакум отделался тем, что его, много томя, протолкали.
Аввакум не мог ужиться в селе; его выгнали в дру-
гой раз; в другой раз сволокся он к Москве, и государь
велел его поставить в протопопы в Юрьевен Поволж-
ский. Но здесь Аввакум столкнулся не с воеводою,
а с другою силою, с миром. В 8 недель новый протопоп
успел вооружить против себя духовенство и мирских лю-
дей, мужчин и женщин. Огромная толпа собралась к па-
триаршему приказу, где сидел Аввакум за духовными
делами, протопопа вытащили из приказа, среди улицы
били батогами и топтали, прибили до полусмерти и бро-
сили под избной угол. Воевода прибежал с пушкарями
на выручку, схватил Аввакума, посадил на лошадь, при-
вез домой и около дома расставил пушкарей. Предосто-
рожность была далеко не лишняя, толпа приступила
к Протопопову дому, особенно кричат попы и бабы:
«Убить вора, б.... сына, да и тело собакам в ров ки-
нем». Аввакум ночью, покинув жену и детей, ушел по
Волге сам-третей; прибежал в Кострому, а здесь та же
история: костромичи выгнали своего протопопа Да-
ниила. Для объяснения этих явлений вспомним, что
в описываемое время Вонифатьев, Неронов, Аввакум,
Даниил были передовыми людьми, нововводителями
и своими нововведениями возбуждали против себя силь-
ное негодование.
В Москве духовник и сам царь встретили Аввакума
упреком, зачем покинул соборную церковь. Однако его
не возвратили в Юрьев, оставили в Москве, где вместе
с другими передовыми людьми поручили исправление
книг. Мы знаем, чем кончилось дело, как Аввакум с то-
варищами из передовых людей стали главами старооб-
рядства, а Аввакум всею своею силою зашумел против
новшеств. Тут он столкнулся с Никоном. Пусть он сам
расскажет следствия этого столкновения: «Меня взяли
от всенощного со стрельцами на патриархове дворе, на
387
цепь посадили ночью. Егда же рассветало в день недель-
ный, посадили меня на телегу и растянули руки и вез-
ли от патриархова двора до Андроньева монастыря и тут
на цепи кинули в темную палатку,— ушла в землю,— и
сидел три дня, не ел, не пил, во тьме сидя, кланяяся на
цепи, не знаю на восток, не знаю на запад. Никто ко мне
не приходил, токмо мыши и тараканы, и сверчки кричат,
и блох довольно. На утро архимандрит с братьею при-
шли и вывели меня; журят мне, что патриарху не поко-
рился, а я от писания его браню да лаю. В то время по-
сле меня взяли Логина, протопопа муромского. В собор-
ной церкви при царе остриг (его Никон) в обедню. Ос-
тригши, содрали с него однорядку и кафтан. Логин же
ражжегся ревностию божественного огня. Никона пори-
цая, и через порог в алтарь в глаза Никону плевал;
распоясався, схвати с себя рубашку, в алтарь в глаза
Никону бросил; и чудно: растопорясь рубашка и покры-
ла на престоле дискос, будто воздух 109. И меня привез-
ли к соборной церкви стричь. Государь с места сошел
и, приступи к патриарху, упросил не стричь. Послали
меня в Сибирь с женою и детьми». Аввакума вообще
очень щадили в сравнении с другими расколоучителями
и после, как увидим, сильно ухаживали за ним, уговари-
вая отстать от раскола или по крайней мере не кричать
за него. Причиною было то, что Аввакум имел славу
отлично благочестивой жизни, и понятно, как благоче-
стивейшему Алексею Михайловичу было тяжело пресле-
довать такого человека.
В Тобольске Аввакума приняли хорошо: архиепископ
дал ему место при одной церкви, воевода князь Хилков
принимал ревнителя с уважением. Но в отсутствии ар-
хиепископа произошел случай, в котором богатырь пока-
зал свою силу и опять возбудил против себя другую
силу. Архиепископский дьяк Струна, которому без вла-
дыки была своя воля, захотел мучить напрасно дьякона
той церкви, где Аввакум был священником. Дьякон ушел
от него в церковь под покровительство священника, но
Струна не хотел отстать от дьякона: во время вечерни
с толпою человек в 20 вскочил он в церковь и схватил
дьякона на клиросе за бороду. Аввакум покинул вечер-
ню, прибежал на помощь к дьякону, вместе с ним схва-
тил Струну, посадил его на полу среди церкви и «за
церковный мятеж постегал его ремнем нарочито таки»;
товарищи Струны разбежались, и дьяк под ремнем про-
топопа принес покаяние. Но этим дело не кончилось:
388
родственники Струны, попы и чернецы, подняли весь го-
род на Аввакума; в полночь подвезли сани к его двору,
ломились в избу, хотели схватить протопопа и свезти в
воду. «Мучился я с месяц от них, бегаючи втай,— гово-
рит Аввакум,— иное в церкви ночую, иное к воеводе
уйду, иное в тюрьму просился — ино не пустят».
Ревность ио старых книгах начала было утихать
в Аввакуме в Тобольске: «Был я у заутрени в соборной
церкви, шаловал с ними в церкви той при воеводах да
с приезду смотрел у них просфиромисания 110 дважды или
трижды, в алтаре у жертвенника стоя, а сам им ругал-
ся; а как привык ходить, так и ругаться не стал, что жа-
лом духом антихристовым и ужалило было». На беду
кто-то во сне сказал Аввакуму: «Блюдися от мене, да
не полма 111 расстесан будеши». Аввакум подумал, что
это сам Христос грозится наказать его за уступку анти-
христову духу; он не пошел к обедне, но пошел обедать
к воеводе, князю Хилкову, и рассказал ему сон; боярин
расплакался. Аввакум, разумеется, спешил загладить
грех своей слабости. Вследствие этого пришел указ —
везти его из Тобольска на Лену; на дороге, в Енисейске,
другой указ — везти в Даурию112 и отдать в полк Афа-
насью Пашкову, искавшему новых землиц и приводив-
шему инородцев под высокую руку великого государя.
Пашков не был похож на Хилкова: «На Долгом пороге
стал меня из дощеника113 выбивать; для-де тебя лоще-
нии худо идет; еретик-де ты; поди-де по горам, а с коза-
ками не ходи. О горе стало! Горы высоки, дебри непро-
ходимые, утес каменный, яко стена стоит, и поглядеть
заломя голову; в горах тех обретаются змии великие;
в них же витают гуси и утицы — перье красное, вороны
черные и галки серые; в тех же горах орлы и соколы;
и кречеты, и курята индейские, и бабы, и лебеди, и иные
дикие, многие множество, птицы разные. На тех же го-
рах гуляют звери многие: дикие козы, и олени, и зубры,
и лоси, и кабаны, волки, бараны дикие воочию нашу,
а взять нельзя. На те горы выбивал меня Пашков со
зверьми и птицами витати, и аз ему малое писаньице
написал, сице начало: «Человече! убойся бога, его же
трепещут небесные силы, един ты презираешь и неудоб-
ство показуешь». Там многонько писано; и послал к не-
му. А и бегут человек с 50; взяли мой дощеник и помча-
ли к нему. Привели дощеник; взяли меня палачи, приве-
ли пред него. Он с шпагою стоит и дрожит, рыкнул яко
дикий зверь; и ударил меня по щеке, тоже по другой
389
и паки в голову и сбил меня с ног и, чепь ухватя, лежа-
чего по спине ударил трижды и, разволокши, по той же
спине 72 удара кнутом». Нашелся заступник, сын Паш-
кова Еремей, стал уговаривать отца не грешить, не бить
протопопа. Еремей поступил неосторожно, зашел к отцу
с увещаниями спереди, а не сзади: старик расходился
и погнался за сыном со шпагою, тот едва успел убежать.
После этого и с Пашковым случилась беда: дощеник его
попал на мель; Еремей воспользовался случаем и начал
говорить отцу: «Батюшка! За грех наказывает бог, на-
прасно протопопа кнутом избил; пора покаяться, госу-
дарь!» Старик рыкнул на Еремея, как зверь: тот увидал
беду, отошел к сосне, сложил руки и говорит: господи
помилуй! Старик схватил пищаль, приложился в сына,
спустил курок — осеклось; в другой раз — осеклось;
в третий — осеклось. Старик в ярости бросил пищаль на
землю. Малый взял ее, спустил на сторону — выстрелил.
Старик сел на стул, подперся шпагою, задумался, начал
плакать и говорить: «Согрешил, окаянный; пролил кровь
неповинную, напрасно протопопа бил, за то меня нака-
зывает бог». В это время дощаник сдвинулся с камня;
Пашков подозвал к себе сына и сказал ему: «Прости,
Еремей; правду ты говоришь!» Тот отвечал с поклоном:
«Бог тебя, государь, простит; я пред богом и пред тобою
виноват». «Гораздо Еремей разумен и добр человек,—
заключает Аввакум,— уж у него и своя седа борода,
а гораздо почитает отца и боится его».
Привезли после’ этого протопопа в Братский острог
и в тюрьму кинули, соломки дали: «Что собачка на со-
ломке лежу; коли накормят, коли нет; мышей много бы-
ло, я их скуфьею бил,— и батожка не дадут дурачки.
Хотел на Пашкова кричать: прости; но воля божия воз-
бранила, велено терпеть. Перевел меня в теплую избу.
На весну паки поехали вперед. Ох времени тому! У ме-
ня два сына маленьких умерли в нуждах тех; и с прочи-
ми скитающеся по горам и острому камению, наги и бо-
сы, травою и кореньем перебивающеся, кое-как мучили-
ся. Мне под робят и под рухлядишко дали две клячки,
а сам и протопопица брели пешие, убивающеся о лед.
Страна варварская, иноземцы не мирные; отстать от лю-
дей не смеем и за лошадьми идти не поспеем. Протопо-
пица бедная бредет, бредет, да и повалится; скользко
гораздо; в иную пору бредучи, повалилась, а иной том-
ный же человек на нее набрел, тут же и повалился; оба
кричат, а встать не могут. Мужик кричит: «Матушка го-
390
сударыня! Прости!» А протопопица: «Что ты, батько, ме-*1
не задавил!» Я пришел. На меня бедная пеняет, говоря:
«Долго ли мука сея, протопоп, будет?» И я говорю:
«Марковна! До самой смерти». Она, вздохня, отвечала:
«Добро, Петрович; ино еще побредем».
Пришел черед и протопопу упасть духом и получить
помощь от протопопицы. «Десять лет,— говорит Авва-
кум,— Пашков меня мучил или я его, не знаю, бог раз-
берет». Наконец пришла грамота — велено Аввакуму
ехать на Русь. Протопоп отправился, приплыл в русские
города и уразумел о церкви, яко ничто же успевает, но
паче молва бывает. Опечалясь, сидя, рассуждаю: что сот-
ворю? Проповедую ли слово божие или скрыюся? Жена
и дети связали меня. И видя меня печальна, протопопи-
ца моя приступи ко мне со опрятством и рече ми: «Что,
господине, опечалился еси?» Аз же подробну известих:
«Жена! что сотворю? Зима еретическая на дворе, гово-
рить мне или молчать? Связали вы меня!» Она же мне
говорит: «Господи, помилуй! Что ты, Петрович, гово-
ришь! Поди, поди в церковь, Петрович! Обличай блудню
еретическую!»
Аввакум рассказывает еще одну любопытную семей-
ную сцену: «У меня был в Москве бешеный, Филиппом
звали, в избе в углу прикован был к стене, понеже в нем
бес был суров и жесток: гораздо бился и дрался, и не
могли с ним домочадцы ладить. Егда же за грешный
с крестом и с водою прииду, повинен бывает и, яко
мертв, падает пред крестом Христовым. По некоем вре-
мени пришел я от Федора Ртищева114 зело печален, по-
неже в дому у него с еретиками шумел много о вере
и о законе; а в моем дому в то время учинилось не-
стройство: протопопица моя со вдовою домочадицею Фо-
тиниею между собою побранились. И я, пришел, бил их
обеих и оскорбил. Та же бес вздивьял в Филиппе: и на-
чал чепь ломать, бесясь, и кричать не удобно, на всех
домашних нападе ужас. Аз без исправления приступил
к нему, хотел его укротити, но не бысть по-прежнему:
ухватил меня и учал бить и драть. Потом бросил меня
от себя, и сам говорит: «Не боюсь я тебя». Мне в те по-
ры горько стало: «Бес, реку, надо мною волю взял». По-
лежал маленько с совестию собрался; восстав же, жену
свою сыскал и пред нею стал прощаться со слезами,
а сам ей, в землю кланяясь, говорю: «Согрешил, На-
стасья Марковна; прости меня грешного!» Она мне так-
же кланяется. По сем и с Фотиньею тем же образом
391
простился; тоже лег среди горницы и велел всякому че-
ловеку бить себя плетыо по пяти ударов по окаянной
спине; человек было 20; и жена, и дети, и все, плачучи,
стегали. Егда же все отбили, и я, восставши, сотворил
пред ними прощение. Бес же, видев неминучую беду,
опять вышел вон из Филиппа, и я его крестом благосло-
вил, и он по-старому хорош стал».
В Москве приняли Аввакума отлично, ласкою хотели
отвратить такого сильного человека от раскола: «Яко ан-
Пела божия прияша мя,— говорит Аввакум,— государь
и бояре все мне рады. К Федору Ртищеву зашел; он сам
из палатки выходил ко мне, благословился от меня
и учал говорить много; три дня и три нощи домой меня
не отпускал и потом царю обо мне известил. Государь
меня тотчас к руке поставить велел и слова милостивые
говорил: здорово ли-де, протопоп, живешь? Еще-де ви-
деться бог велел. И я супротив руку его поцеловал и по-
жал, а сам говорю: «Жив господь, жива и душа моя,
царь-государь! А впредь что повелит бог». Он же милень-
кой вздохнул да и пошел, куда надобе ему; и иное кое-
что было, да что много говорить? Прошло уже то.
Велел меня поставить на монастырском подворье
в Кремле и, в походы мимо моего двора ходя, кланялся
часто со мною, низенько-таки, а сам говорит: благосло-
ви-де меня и помолися обо мне; и шапку, в иную пору
мурманку снимаючи, с головы уронил, едучи верхом. Из
кареты бывало высунется ко мне, тоже и все бояре по-
сле его челом да челом: «Протопоп! Благослови и моли-
ся о нас». Как мне царя того и бояр тех не жалеть?
Жаль видеть, каковы были добры, давали мне место, где
бы я захотел; и в духовники звали, чтоб я с ними сое-
динился в вере. Аз же, вся сия яко уметы вмених, да
Христа приобряшу. Видят они, что я не соединяюся с ни-
ми, приказал государь уговаривать мене Родиону
Стрешневу115, чтоб я молчал. И я потешил его: царь то
есть от бога учинен и добренек до мене. Чаял либо по-
маленьку исправиться, а се посулили мне Симеонова
дни сесть на печатном дворе, книги править, и я рад
сильно: мне то надобно лучше и духовничества. Пожало-
вал, ко мне прислал 10 рублев денег, царица 10 рублев,
Лука духовник 10 рублев же, Родион Стрешнев 10 руб-
лев же, а дружище наше старое Федор Ртищев тот
и 60 рублев казначею своему .велел в шапку мне сунуть,
а про иных нечего и сказывать! Всяк тащит да несет
всячиною. У света моей Федосьи Прокофьевны Морозо-
392
вы110, не выходя, жил во дворе, понеже дочь мне духов-
ная; и сестра ее, княгиня Евдокия Прокофьевна (Урусо-
ва),— дочь же моя. И у Анны Петровны Милославские
всегда же в дому был; и к Федору Ртищеву браниться
с отступниками ходил, да так-то с полгода жил. Да ви-
жу, яко церковное ничто же успевает, но паче молва бы-
вает, паки заворчал, написал царю многонько-таки, чтоб
он старое благочестие взыскал и мати нашу общую свя-
тую церковь от ереси оборонил и на престол бы патри-
аршеский пастыря православного учинил вместо волка
и отступника Никона, злодея и еретика. С тех мест царь
на меня кручиновать стал; не любо стало, как опять
стал я говорить; любо им, как молчу, да мне так не со-
шлось. И власти, яко козлы, пырскать стали на меня
и умыслили паки сослать меня с Москвы, понеже ради
Христа многие приходили ко мне и, уразумевши истину,
не стали к прелестной службе их ходить. И мне от ца-
ря выговор был: «Власти-де на тебя жалуются, церкви-
де ты запустошил: поедь-де в ссылку опять». Да и по-
везли на Мезень. По городам паки людей божиих учил
и их, пестрообразных зверей, обличал. И привезли на
Мезень. Полтора года держав, паки к Москве взяли.
А привезши к Москве, отвезли под начал в Пафнутьев
монастырь; и туда присылка была, то же, да то же го-
ворят: «Долго ли тебе мучить нас? Соединись с нами,
Аввакумушка!» Я отрицался что от бесов, а они лезут
в глаза; сказку им тут с бранью большою написал. Из
Пафнутьева взяли меня паки в Москву и в Крестовой
стяжашася власти со мною; ввели меня в соборный
храм и стригли (расстригали) по переносе меня и диа-
кона Феодора, потом опроклинали, а я их проклинал со-
против: зело было мне тяжко в обедню ту. И повезли
ночью на Угрешу к Николе в монастырь, держали в сту-
деной палатке 17 недель. И царь приходил в монастырь,
около темницы моея походил и, постонав, опять пошел
из монастыря. Как стригли, в то время великое нестрое-
ние вверху у них бысть с царицею с покойницею; она за
нас стояла в то время, миленькая, и от казни отпросила
меня. По сем свезли меня паки в монастырь Пафнутьев
и там, заперши в темную палатку, скованна держали год
без мала. Привезли меня из монастыря Пафнутьева
к Москве и поставили на подворье и, волоча многажды
в Чудов, поставили пред вселенских патриархов, и наши
все тут же, что лисы, сидели; от писания с патриархи го-
ворил много. Последнее слово ко мне рекли: что-де ты
393
упрям; вся-де наша Палестина, и серби, и албансы,
и волохи, и римляне, и ляхи — все-де тремя персты
крестятся; один-де ты стоишь на своем упорстве и кре-
стишься двумя персты; так не подобает. И я им о Хри-
сте отвешал сице: «Вселенские учителие! Рим давно
упал и лежит невосклонно, и ляхи с ним же погибли, до
конца враги быша христианом; и у вас православие пе-
стро; от насилия турского Магмета немощни есте стали;
и впредь приезжайте к нам учиться; у нас божиею бла-
годатию самодержство; до Никона отступника в нашей
России у благочестивых князей и царей все было право-
славие чисто и непорочно и церковь не мятежна...»
Я отошел к дверям да на бок повалился: «Посидите вы,
а я полежу»,— говорю им, так они смеются: «Дурак-де
протопоп и патриархов не почитает»; а я говорю: «Мы
уроди Христа ради; вы славни, мы же бесчестии; вы
сильны, мы же немощны». Повели меня на чепь, потом
на Воробьевы горы, тоже к Николе на Угрешу; тут го-
сударь присылал ко мне голову Юрья Лотухина, благо-
словения ради, и кое о чем много говорили. Таже опять
ввезли нас в Москву, на Никольское подворье, и взяли
у нас о правоверии еще сказки; потом ко мне комнатные
люди многажды присыланы были: Артемов (Матвеев)
и Дементий (Башмаков), и говорили мне царевым
глаголом: «Протопоп, ведаю-де я твое чистое и непороч-
ное и богоподражательное житие, прошу-де твоего бла-
гословения и с царицею и с чады, помолись о нас. По-
жалуй-де, послушай меня, соединись со вселенскими те-
ми, хотя не большим чем». И я говорю: «Аще и умрети
мне бог изволит, со отступниками не соединюся. Ты мой
царь, а им до тебя какое дело? Своего царя потеряли,
и тебя проглотить сюды приволоклися». Таже, братию
казня, а меня не казня, сослали в Пустозорье». Аввакум
до конца остался непреклонен; вот его исповедание:
«Аще я и не смыслен, гораздо неученый человек, да то
знаю, что вся церкви от св. отец преданная свята и не-
порочна суть; держу до смерти: яко же приях; не пре-
лагаю предел вечных: до нас положено, лежи оно так во
веки веков».
Мы видели, что жена поддерживала ревность Авва-
кума: но это далеко не единственный пример в истории
раскола. Боярыня Федосья Прокофьевна Морозова, вдо-
ва Глеба Ивановича, брата знаменитого Бориса, поль-
зовалась большим почетом при дворе: «Дома прислужи-
вало ей человек с триста. Крестьян было 8000; другое
394
и сродников множество-много; ездила она в дорогой ка-
рете, устроенной мозаикою и серебром, в шесть или две-
надцать лошадей с гремячими цепями; за нею шло слуг,
рабов и рабынь человек сто, оберегая ее честь и здо-
ровье». И эта богатая и знатная боярыня вместе с се-
строю, княгинею Евдокиею Урусовою, стали ревностны-
ми последовательницами Аввакума, и целый ряд лише-
ний и страданий не могли поколебать их твердости.
Легко понять, какую помощь оказывали обе сестры рас-
колу по своему положению, сосредоточивая около себя
самых ревностных его последователей; понятно, как это
не нравилось царю, который употреблял все средства
для их обращения — увещания, угрозы, наказание, и все
понапрасну. «Сумасбродная люта»,— отзывался царь
Алексей Михайлович о Морозовой, считая сестру ее,
Евдокию, смиренною; но эта смиренная, как часто бы-
вает, поддерживала «лютую» своею твердостию. На во-
прос крутицкого митрополита Павла, причастится ли
она по тем служебникам, по которым причащается госу-
дарь, царица и царевны, Морозова отвечала: «Не прича-
щусь; знаю, что царь причащается по развращенным
служебникам Никонова издания. Враг божий Никон сво-
ми ересями как блевотиною наблевал, а вы ныне то
сквернение его полизаете; явно, что и вы подобны ему».
Сестер заточили по разным местам. Патриарх Пити-
рим 117 стал просить за ннх царя: «Я советую тебе бояры-
ню ту Морозову вдовицу, кабы ты изволил опять дом ей
отдать и на потребу ей дворов бы сотницу крестьян
дал; а княгиню тоже бы князю отдал, так бы дело то
приличнее было. Женское их дело; что они много смыс-
лят!» «Давно бы я так сделал,— отвечал царь,— но не
знаешь ты лютости этой женщины. Как поведать тебе,
сколь поругалась и ныне ругается Морозова та! Много
наделала она мне трудов и неудобств показала. Если не
веришь моим словам, изволь сам испытать; начнешь ее
истязать и вкусишь приятности ее».
Патриарх вкусил приятности ее и отступился. Сестер
пытали наверху, у государя в думе была речь о том,
чтоб сжечь Морозову в срубе, «да бояре не потянули;
а Долгорукий малыми словами да много у них пересек».
Раскольниц сослали в Боровск и заперли в земляную
тюрьму. Урусова не вынесла тяжкого заключения и ско-
ро умерла; за нею последовала и Морозова.
Приходили отовсюду новые учителя; во дворце
и с церковной кафедры, из монашеской кельи и из си-
395
бирского заточенья толковали они о необходимости пе-
ремен, о необходимости науки; задетые ими, оскорблен-
ные старые учителя, бывшие прежде сами передовыми
людьми, возбуждавшие негодование своими новшества-
ми, восстали против новшеств, принесенных соперника-
ми, провозгласили, что не должно быть никаких перемен:
«До нас положено, лежи оно так во веки веков». Но
в то время как старые и новые учителя в священниче-
ских и монашеских рясах препираются о двуперстном
и треперстном сложении, когда русские разделились
в ожесточенной борьбе, когда сделка с наукою, попытка
ввести науку чрез православных учителей без вреда пра-
вославию, далеко не удалась, как бы желалось, когда
старые учителя провозгласили и православных греков,
и православных малороссиян, и белорусов еретиками,
латинцами,— в это время являются новые учителя осо-
бого рода, не желанные ни старым учителям, ни новым
в рясах, являются иноверцы-немцы, являются вследст-
вие того, что прежде грамматики и риторики нужно бы-
ло выучиться сражаться, вследствие того, что явно было
экономическое банкротство по неуменью производить
и продавать и по неимению моря, являются вследствие
того закона, по которому внешнее предшествует внутрен-
нему. Мы должны обратить внимание и на этих новых
учителей, посмотреть, что это за люди и как они живут
в своей Немецкой слободе, которая играет такую роль
в истории преобразования.
Мы уже имели случай говорить о наемных войсках,
о их историческом значении. Мы видели, что они образо-
вались из добровольных и невольных изгнанников из
родных стран, одним словом, из казаков Западной Евро-
пы. Для наших казаков служила привольным убежищем
широкая степь, поле, где они могли поликовать, казако-
вать на свободе, признавать только по имени власть
русского государства, враждебно действовать против не-
го при первом столкновении, но все оставаясь православ-
ными русскими людьми. В Западной Европе не было сте-
пей, где бы могло образоваться казачество; западноевро-
пейским казакам было два выхода: или плыть за океан
для приискания и завоевания новых землиц, и эта де-
ятельность западных казаков в новом свете совпадает
с деятельностию наших восточных казаков за Камнем.
Другой выход — извечное занятие богатырских, казац-
ких дружин — служить в семи ордах семи королям, ис-
кать хорошего жалованья и добычи в службе разных го-
396
сударей; с XVII века в числе этих государей был и ве-
ликий государь всея Руси. Из происхождения и занятия
этих западных казаков, явившихся в Москве под именем
служилых иноземцев, объясняется уже их характер. Во-
лею или неволею оторвавшиеся от родной страны, меня-
ющие службу, знамена, смотря по тому, где выгоднее,
составляя пеструю дружину пришельцев из разных
стран и народов, служилые иноземцы были совершен-
нейшие космополиты, отличавшиеся полным равнодуши-
ем к судьбам той страны, где они временно поселились,
отличавшиеся легкою нравственностию; побольше жало-
ванья, побольше добычи оставалось всегда главною це-
лию. Трудно было сыскать между ними кого-нибудь с на-
учным образованием: такие люди не пошли бы в наем-
ные дружины; но это были обыкновенно люди, живые,
развитые, много видевшие, много испытавшие, имевшие
много кой о чем порассказать, приятные и веселые собе-
седники, любившие хорошо, весело пожить, попировать
за полночь, беззаботные, живущие день за день, привык-
шие к крутым поворотам судьбы: нынче хорошо, завтра
дурно; нынче победа, богатая добыча, завтра проигран-
ное сражение, добыча отнята, сам в плену.
Таковы были люди, которых постоянно вызывали
В ЛАоскву в продолжение XVII века; сперва увеличение
числа иностранцев в Москве возбудило сильный ропот,
жалобы священников; иноземцев выделили, переселили
в особую слободу. Казалось, что Русь отгородилась от
немцев, но это могло только казаться так. Русь трога-
лась с востока на запад, и Запад выставил ей на пути
как свою представительницу Немецкую слободу. Исто-
рический черед был за Немецкой слободой, и скоро ста-
рая Москва преклонится перед этою слободою своею,
как некогда старый Ростов преклонился перед пригоро-
дом своим Владимиром; скоро Немецкая слобода пере-
тянет царя и двор его из Кремля, обзаведется своими
дворцами. Немецкая слобода — ступень к Петербургу,
как Владимир был ступенью к Москве.
Служилые иноземцы не прожили молча в Немецкой
слободе. Один из самых замечательных людей между ни-
ми изо дня в день записал свои похождения, свое житье-
бытье и оставил нам любопытные известия о себе самом,
о своих собратиях, о России пред эпохою преобразова-
ния. Я разумею «Дневник» Гордона.
Патрик Гордон был родом шотландец, католик. По-
следнее обстоятельство затворило ему двери отечествен-
397
ных университетов. На досуге молодой человек влюбил-
ся, но не мог жениться на предмете своей страсти. Ча-
стик» это обстоятельство, частию жажда к свободе тяну-
ли Гордона из родной страны, тем более что на родине
ему нечего было терять: он происходил из младшей ли-
нии Гордоновской фамилии и сам был младший сын.
Молодой Гордон за границею. Сначала он поступил
в иезуитский Браунобергский коллегиум, но скоро заме-
тил, что затворническая жизнь ему не по характеру.
В 1655 году он вступил в войска шведского короля Кар-
ла X, который воевал тогда с поляками. В следующем же
году Гордон попался в плен к полякам и освобожден
под условием вступления в польскую службу; в том же
самом году попался в плен к шведам и вступил опять
в шведскую службу. Наемному офицеру жалованья не
платили; зато он не упускал удобного случая поживить-
ся добычею, подкарауливал ее в лесу, как разбойник,
и записывал в своем «Дневнике», что, например, ему уда-
лось, хотя и не без труда, отнять лошадей у двоих кре-
стьян; Гордон служил в шотландской дружине, которая
прославилась своими грабительствами. В 1658 году он
опять попался в плен к полякам и вторично вступил
в польскую службу. «Ведь главная цель Гордона,— гово-
рит он о себе в третьем лице,— была составить себе сча-
стие, но в шведской службе теперь это трудно было сде-
лать, потому что у шведов на шее были император, ко-
роли датские и польский и царь русский. Правда, что че-
стному человеку хорошо у шведов служить: это народ
справедливый, ценит каждого по заслугам; но и между
поляками можно составить себе счастье; польские гене-
ралы гордо обращаются с иностранцами, но остальная
шляхта и кто пообразованнее обращаются с. ними хоро-
шо». Но и между поляками Гордон не нашел возможно-
сти составить себе счастье и в 1661 году вступил в рус-
скую службу в звании майора; в сентябре приехал в Мо-
скву, в Немецкую слободу. Здесь сначала Гордону не
понравилось. Его позвали к начальнику Иноземного при-
каза, тестю царскому, боярину Илье Даниловичу Мило-
славскому; тот велел ему взять копье и мушкет и пока-
зать, как он умеет ими действовать. Гордон отвечал, что
если б ему прежде сказали об этом, то он бы привел
с собою своего денщика, который, вероятно, знает луч-
ше его ружейные приемы, и прибавил, что для офицера
эти приемы последнее дело, а главное начальствовать
над солдатами. Боярин возразил, что всякий служилый
398
иноземец, приезжающий в Россию, хотя бы был полков-
ник, должен показать, умеет ли действовать копьем
и мушкетом. Делать было нечего: Гордон принялся за
копье и мушкет, и боярин остался доволен.
Тут же на первых порах опытный искатель добычи
столкнулся с знаменитыми также искателями добычи,
московскими дьяками. Назначен был Гордону за его вы-
езд в Россию подарок 25 рублей чистыми деньгами и на
25 рублей соболями. Иностранец не знал обычая, что для
получения этого подарка надобно прежде подарить дья-
ка. Гордон к дьяку за подарком — тот отговаривается
пустяками, Гордон бранится — нет успеха; Гордон к боя-
рину с жалобою, боярин велит дьяку выдать подарков,
но тот не выдает. Гордон в другой, в третий раз с жало-
бою к боярину, говорит ему прямо, что не понимает, кто
имеет больше силы — он, боярин, или дьяк, потому что
дьяк и не думает исполнять его приказаний. Боярин рас-
сердился, велел позвать дьяка, схватил его за бороду,
потаскал его добрым порядком и обещал кнут, если Гор-
дон придет еще раз с жалобою. Дьяк приходит к Гордо-
ну с ругательствами; тот платит ему такою же монетою
и оканчивает угрозою, что потребует увольнения от
службы. Действительно, Гордон начал серьезно думать,
как бы выбраться из России: жалованье небольшое, и то
медными деньгами (4 копейки идут за одну серебря-
ную), и жить нельзя, не только что скопить что-нибудь.
В Иноземном приказе проведали, что Гордон хочет про-
сить увольнения у боярина, испугались и выдали ему
свидетельство для получения денег и соболей. Гордон
заупрямился, не хотел брать подарка; толковал об отпу-
ске; но ему внушили, что просьбою об отпуске он только
может погубить себя; он католик, приехал из Польши,
с которою идет война, и сейчас же хочет опять уехать —
ясно, что приезжал для лазутчества; вместо отпуска
познакомится, пожалуй, с Сибирью. Гордон испугался,
взял подарок и остался в Москве, в Немецкой слободе,
в которой иногда происходили любопытные события.
В Немецкой слободе, как во всякой другой, полицей-
ский надзор был поручен десятским, которым давался
наказ: «Ведать тебе и беречь накрепко в своем десятке
и приказать полковникам и полуполковникам, и нижним
чинам начальным, и торговым, и всяким жилецким лю-
дям, и иноземцам, чтоб они русских беглых и новокре-
щенных, и белорусцев, и гулящих людей в дворах у се-
бя для работы без крепостей не держали, и поединков
399
и никакого смертного убийства и драк не чинили, и кор-
чемных продажным питьем, вином и пивом и табаком не
торговали, и воровским людям приходу и приезду и б....,
и, не явясь в Приказ Новые Четверти, никакова питья
не держали, а для работы во дворе у себя держали вся-
ких разных вер иноземцев некрещенных». Но мы уже
знаем, как солдаты мало обращали внимания на указы
относительно вина и как иностранные офицеры их
сквозь пальцы смотрели на это. Однажды в Москве уз-
нали, что солдаты держат вино в Немецкой слободе
в известном доме. Подьячий с отрядом стрельцов явил-
ся на выимку и нашел вино, хотя солдаты успели спря-
тать его в саду. Стрельцы взяли вино, захватили и не-
сколько солдат; но прибежали другие солдаты, освобо-
дили товарищей, отняли вино и протолкали стрельцов до
городских ворот. Тут к стрельцам пришла подмога,
и солдаты принуждены были бежать в свою очередь; но
скоро и они получили подкрепление: солдат набралось
800 человек, стрельцов было 700; завязался бой в узких
улицах, и солдаты втиснули стрельцов в ворота Белого
города; но на помощь к стрельцам явилось 600 товари-
щей с главного кремлевского караула, и отрезали путь
солдатам, ворвавшимся в Белый город; 22 человека бы-
ли схвачены, биты кнутом и сосланы в Сибирь.
Игра в карты была также запрещена, и солдаты иг-
рали тайком, ночью. Однажды русский капитан Спири-
донов накрыл их и по обычаю тогдашнего начальства
воспользовался этим случаем для добычи: забрал себе
не только те деньги, которые были в игре, но еще взял
с солдат 60 рублей, не давши об этом знать по началь-
ству, то есть Гордону. Тот призвал Спиридонова к себе
и сделал ему строгий выговор с угрозою, что вперед ему
плохо будет. Капитан, не привыкший к таким внушениям,
начал было горячиться; тогда Гордон употребил внуше-
ние другого рода: схватил Спиридонова за голову, пова-
лил на пол и так отколотил дубинкою, что несчастный
едва мог встать. Капитан пожаловался полковнику: но
Гордон заперся, потому что свидетелей не было; капитан
пожаловался боярину, Гордон и тут заперся.
Хозяин дома, где квартировал Гордон, захотел осво-
бодиться от своего постояльца, и челобитье его было ис-
полнено. Два раза присылали Гордону письменные
приказания очистить квартиру, но он не обращал на них
никакого внимания. Однажды, когда Гордон сидел за
обедом, входит к нему в комнату подьячий с указом,
400
чтоб он немедленно перебирался на другую квартиру.
С подьячим пришло 20 человек трубников, большая
часть которых остались внизу. «Покажи указ!» — гово-
рит Гордон подьячему. «Не покажу,— отвечает тот,—
потому что ты два прежние указа оставил у себя или,
быть может, разодрал». «До тех пор не очищу квартиры,
пока не покажешь указа»,— говорит Гордон. Тогда
подьячий велит трубникам взять чемодан и нести вон,
а сам берет полковые знамена. Гордон вскакивает из-за
стола и с помощию денщика и двоих офицеров, которые
вместе с ним обедали, выгоняет подьячего вон из комна-
ты и с лестницы. Но подьячий соединяется с остальными
трубниками и снова идет наверх к Гордону; тот с това-
рищами, пользуясь выгодою своего положения наверху,
прогоняет их тем легче, что трубники были вооружены
одними палками. На шум прибегают солдаты, нападают
на подьячего и трубников, и те бегут, солдаты гонят их
до Яузского моста и отнимают у них шапки. Дело кон-
чилось ничем, потому что на счастье Гордона Милослав-
ский поссорился с Ртищевым, к приказу которого при-
надлежал подьячий, а между тем Гордон переменил
квартиру.
Остался в Москве — делать нечего, надобно было со-
образоваться с обычаями. Гордон позвал всех подьячих
Иноземного приказа к себе на пирушку и каждому по-
дарил кому два соболя, кому один. С этих пор он поль-
зовался их полным расположением и уважением; какое
бы ни было у него дельце в приказе, все сейчас обде-
лают.
Несмотря на это, Гордону все еще очень не нрави-
лось в Москве; человек привык приобретать добычу
с оружием в руках, а тут надобно задаривать людей, ко-
торые пером ловят соболей! Нельзя вырваться на запад,
то нельзя ли хотя еще дальше на восток. Назначался
Федор Андреевич Милославский послом в Персию;
Гордон стал проситься в свиту, но, зная, что одни прось-
бы не принимаются, снес самому Милославскому 100 зо-
лотых да его дворецкому подарок в 20 золотых. Но зо-
лотые пропали, дело было невозможное; иноземца выпи-
сали для ратной службы, а он хочет ехать с послом
в Персию, куда могут отправиться и русские — пожалуй,
еще оттуда уйдет или передастся шаху!
Хотя десятские Немецкой слободы получали наказ —
беречь накрепко, чтоб не было поединков, однако служи-
лые иноземцы мало обращали внимания на это запреще-
401
нне. Гордон в 1666 году имел поединок с майором Мон-
гомери: поссорился он с ним у себя на пирушке, кото-
рую давал придворным в царские именины.
Служилые иноземцы не всегда ссорились друг с дру-
гом только на пирушках, под влиянием винных паров.
По возвращении из похода 1676 года Гордон, бывший
тогда уже полковником, узнал, что некоторые драгуны
его полка хотят на него жаловаться и что подбивает их
к тому генерал-майор Трауернихт. Встретившись с Тра-
уернихтом в доме князя Трубецкого, Гордон в присут-
ствии многих полковников резко выговорил ему, что он
связался с негодяями его полка и подучает их подать иа
него жалобу. Трауернихт смолчал; но на другой же день
проводил в Разряд солдат, которые отнесли туда свое
челобитье на Гордона. Чрез несколько дней является
к Гордону полковник Шиль, родственник Трауернихта,
и предлагает, что если Гордон заплатит Трауернихту
300 фунтов, то он уладит дело между ним и драгунами.
Гордон отвечал бранью на это предложение. Когда он
узнал, что дело на следующий день будет докладываться
царю, то послал думному дьяку подарок в 20 рублей;
дьяк обещал быть за Гордона; за него же был и сам во-
евода, князь Григорий Григорьевич Ромодановский, ко-
торый при докладе объявил, что все написанное в чело-
битной ложь, дело в том, что Гордон содержит строгую
дисциплину и не позволяет своим подчиненным воровать
и бегать. «Я говорю это,— прибавил князь,— не потому
что Гордон мне да'л что-нибудь или обещал, но зная его
усердие к службе царского величества». Крестьяне 20
деревень, в которых стоял Гордонов полк, прислали
сказку за руками троих священников, что они не могут
ни в чем пожаловаться на Гордона. Жалобщики, увидав-
ши, что дело не может кончиться в их пользу, предло-
жили Гордону мировую, если он даст им пять рублей.
Гордон отвечал, что даст пять рублей, если они откроют
ему всех сообщников, чтобы ему знать, кто у него в пол-
ку друзья и кто враги, без этого не даст ни копейки.
Драгуны не согласились.
РУССКИЕ ИСПОВЕДНИКИ ПРОСВЕЩЕНИЯ
В XVII ВЕКЕ
Было великое и страшное время в начале XVII века:
здоровые силы народа должны были находиться в край-
нем напряжении для того, чтоб одолеть многочислен-
ные и тяжкие болезни, поразившие общественное тело;
лучшие люди должны были обнаружить всю свою дея-
тельность, и деятельность эта требовалась на разных пу-
тях, ибо везде общество сильно нуждалось в свете
и в правде.
Общество уже начало подозрительно смотреть на тех
людей, от которых прежде исходила проповедь о свете
и правде, проповедь словом и делом, ибо часто эти лю-
ди омрачали себя делами неправедными, которые даже
не скрывались в тьме, но являлись без покрова на бе-
лый свет. Лучшим представителям этих людей нужно
было много труда, много жертв и страданий, чтобы воз-
вратить к себе доверие общества.
Однажды в Москве, на рынок, где продавались кни-
ги, пришел молодой монах, высокий, стройный, красивый.
Глаза всех обратились на него, и один из присутствовав-
ших, вспомнив поведение некоторых монахов, обратился
к нему с неприличными словами. Моиах, вместо того
чтоб осердиться, глубоко вздохнул, облился слезами
и сказал ему: «Да, брат! я в самом деле такой грешник,
как ты подумал обо мне. Бог тебе открыл обо мне прав-
ду. Если б я был настоящий монах, то не бродил бы по
этому рынку, не скитался бы между мирскими людьми,
а сидел бы в своей келии; прости меня грешного, бога
ради, в моем безумии». Все присутствовавшие, тронутые
этими речами, обратились с криком на человека, кото-
рый осмелился оскорбить достойного инока, называли
403
его дерзким, невеждою. «Нет, братья! говорил им монах,
дерзкий и невежда-то я, а не он; все слова его обо мие
справедливы; он послан от бога на мое утверждение,
чтобы мне вперед не скитаться по рынку, а сидеть
в келии». С этими словами монах ушел; обидчик бросил-
ся за ним просить прощения. Этот монах был из Ста-
ринного богородичного монастыря, именем Дионисий.
Скоро опять увидали Дионисия на площадях москов-
ских, в сане архимандрита своего монастыря, и тут уже
он не говорил, что неприлично было ему, как монаху,
показываться среди народа, тут он был на своем месте.
Увещевая духовенство, патриарх Гермоген 1 ставил ему
в пример Дионисия: «Смотрите, говорил он, на старин-
ного архимандрита: никогда он от соборной церкви не
отлучается, на царских и всемирных соборах всегда
тут». Что же это были за всемирные соборы, на которых
присутствовал Дионисий? Было тогда время мятежное;
Московское государство волновалось именем царевича
Димитрия; от Москвы за 12 верст, в Тушине, стояли по-
ляки и литовцы с русскими ворами, промышляя над сто-
лицею. Не только в простых людях, но и в князьях
и боярах была шатость большая, разделялись надвое:
брат в Москве с царем Василием 2 в осаде, а другой
в Тушине с вором 3, отец на Москве, а сын в Тушине,
и сходились на битвы сын против отца и брат против
брата; а в Москве, народ, собравшись, приходил к ца-
рю Василию с шумом, требуя, чтоб отказался от престо-
ла. Патриарх защищал царя, Дионисий был подле пат-
риарха и увещевал народ, несмотря на всевозможные ос-
корбления, которым подвергались увещатели от буйной
толпы.
В самое смутное время Дионисий был назначен ар-
химандритом в знаменитый Троицкий Сергиев мона-
стырь. Москва была разорена, казаки неслыханно сви-
репствовали во всех областях; толпы беглецов с разных
сторон устремились к Троицкому монастырю, и страшно
было смотреть на них: одни были изломаны, обожжены,
у других ремни из хребтов вырезаны, волосы с голов
содраны, руки и ноги обсечены; многие приходили в мо-
настырь для того только, чтоб исповедоваться, приоб-
щиться и умереть; многие не успевали достигнуть и мо-
настыря, умирали на дороге; монастырь, слободы, окре-
стные деревни и дороги наполнены были мертвыми
и умирающими. Дионисий призвал келаря, казначея,
всю братию, слуг и крестьян монастырских, и начал им
404
говорить, что во время такой беды надобно изо всех сил
помогать людям, которые ищут приюта у святого Сер-
гия. Ему отвечали единогласно: «Кто, государь архиман-
дрит! в такой беде с разумом сберется? Никому невоз-
можно стало промышлять кроме единого бога». Диони-
сий заплакал и начал опять говорить им: «Ведь это
искушение нам от господа бога; от большой осады нас
господь бог избавил; а теперь за леность нашу и за ску-
пость может нас и без осады смирить и оскорбить».—
Что же нам делать? спросили келарь, братия и слуги.
Дионисий отвечал: «Дом святой Троицы не запустеет,
если станем молиться богу, чтобы дал нам разум: толь-
ко положим на том, чтобы всякий промышлял, чем мо-
жет». Слуги и крестьяне посоветовались между
собою, и сказали архимандриту с братиею: «Если вы,
государи, будете из монастырской казны давать бедным
на корм, одежду, лечение, и работникам, кто возьмется
стряпать, служить, лечить, собирать и погребать: то мы
за головы свои и животы не стоим».
И вот пошел промысел всем бедным, живым и уми-
рающим, в монастыре и кругом монастыря. Прежде все-
го начали строить домы, больницы для раненых, избы
на странноприимство всякого чину людям, прибегавшим
из Москвы и других городов, особые избы мужчинам,
особые женщинам, в Служней слободе и в селе Кле-
ментьеве; люди ездили по лесам и дорогам, подбира-
ли раненых и мертвых; женщины, которым монастырь
дал приют и содержание, беспрестанно шили и мыли
рубашки живым, саваны мертвым. А внутри монастыря,
в келии архимандричьей, сидели писцы борзные, из ко-
торых особенно отличался Алексей Тихонов, собирали
они учительные слова из божественных писаний, состав-
ляли увещательные послания и рассылали по городам
и полкам, призывая к очищению землю.
Земля наконец очистилась, страшное Смутное вре-
мя прошло, но Дионисий не мог успокоиться: его ждали
новые подвиги, новые бедствия и новая слава. Чтоб по-
нять положение Дионисия, те препятствия, которые
встречала деятельность людей, ему подобных, надобно
обратить внимание на некоторые стороны тогдашнего об-
щественного быта, рбщества необразованные и полуоб-
разованные страдают обыкновенно такою болезнию:
в них всего легче людям, пользующимся каким-нибудь
преимуществом, обыкновенно чисто внешним, приобресть
огромное влияние и захватить в свои руки власть. Это
405
явление происходит от того, что общественного мнения
нет, общество не сознает своей силы и не умеет ею поль-
зоваться, большинство в нем не имеет достаточного про-
свещения для того, чтоб правильно оценить достоинства
своих членов, чтоб этим просвещением своим внушить
к себе уважение в отдельных членах, внушить им скром-
ность и умеренность, при отсутствии просвещения
в большинстве, всякое преимущество, часто только внеш-
нее, имеет обаятельную силу, и человек, им обладающий,
может решиться на все — сопротивления не будет. Так
например, если в подобном необразованном или полуоб-
разованном обществе явится человек бойкий, дерзкий,
начетчик, говорун, то чего он не может себе позволить?
кто в состоянии оценить в меру его достоинства? Если
явится ему противник, человек вполне достойный, знаю-
щий дело и скромный, уважающий свое дело и общество,
то говорун, который считает все средства в борьбе по-
зволенными для одоления противника, начинает кричать,
закидывать словами, а для толпы несведущей кто пере-
кричал, тот и прав; дерзость, быстрота, неразборчивость
средств дает всегда победу. Древнее наше общество,
вследствие отсутствия просвещения, сильно страдало от
таких мужиков-горланов, как их тогда называли; их
присутствие, то есть состояние общества, допускавшее их
присутствие, сильно содействовало падению общинных
форм быта, уже не говорим о вечниках новгородских;
в XVII веке правительство наказывало воеводам защи-
щать городских жителей от мужиков-горланов; после
этого нет ничего странного, что жители городов отказы-
вались от выборных властей и просили у правительства
воевод; слабость общественного духа, позволявшая сре-
ди самой общины являться притеснителям, делала граж-
дан равнодушными к той форме, которая дана была им
для защиты от притеснений, и которая однако, по отсут-
ствию духа, не достигала своей цели.
Прстиз таких-то мужиков-гор ланов должен был ра-
товать Дионисий в своем монастырском обществе. Мо-
настырское устройство того времени, в общих чертах,
было таково: главное лицо, архимандрит, ведал церкви,
в церквах образа и книги, сосуды и всякую церковную
казну; келарь ведал монастырь, всякое монастырское
строение, вотчины, денежную казну, вкладные деньги,
платье и всякую рухлядь, деньги кормовые и кружечные,
за свечи и за мед, сбирал всякие доходы. В неопределен-
ное время, по согласию братии, в монастырях бывали
406
соборы, на которых происходили выборы в конюшие,
чашники, житничные, подкеларники, сушильные, по се-
лам на приказы и во всякие монастырские службы; на
этих же соборах определялись раскладки оброков на
крестьян. Все приговоры собора записывались в книгу,
которая хранилась в монастырской казне. Келарю пре-
доставлено было право суда между братьею, служками,
служебниками и крестьянами; большие дела судные
и сыскные вершил он с архимандритом, казначеем и со-
борными старцами вместе; если же которого судного де-
ла одним им вершить было нельзя, то это дело реша-
лось на всем черном соборе, по совету со всею братьею.
Легко понять, какое значение при таком устройстве мог
иметь келарь, заведывавший всеми материальными ин-
тересами, какую сильную партию он мог себе составить,
какие приобрести средства противиться архимандриту,
когда тот напоминал о духовных интересах.
Мы видели, как в бедственное время Дионисий умел
возбудить духовные интересы и сделать из своего мона-
стыря успокоительную обитель скорбящим; но когда бе-
да прошла, материальные интересы взяли верх, и святая
ревность архимандрита встретила сильное сопротивле-
ние: мужики-горланы никак не хотели дать ему воли на
доброе устроение монастыря, и сделали то, что мона-
стырь, приобретший, благодаря Дионисию, такое высо-
кое значение в Смутное время, возбудил к себе вражду
многих во время мира: затеяно было множество споров
с окольными людьми, землевладельцами, горожанами,
крестьянами, искали в судах, поклепавши напрасно
в деньгах, землях, крестьянах, искали именем чудотвор-
ца Сергия, а брали не в монастырь, но родственникам
своим села и деревни устраивали; разгневили и самого
государя, потому что брали в городах посадских людей
и сажали их в монастырских слободах на житье. Мона-
стырские слуги били и грабили на дорогах, когда ж
приезжали в монастырь дети боярские или слуги знат-
ных людей с жалобами, что монастырь вывел из-за них
крестьян и холопей на свои земли, то им давали управные
грамоты 4, но прежде посылали перевести их холопей
и крестьян в другие монастырские вотчины, и когда ист-
цы приедут с управными грамотами, то им показывают
пустые дворы.
Дионисий умолял со слезами удерживаться от таких
поступков, но понапрасну: мужики-горланы брали верх.
Бесстрашный на площади среди мятущегося народа, Ди-
407
онисий был необыкновенно кроток и ласков в отноше-
нии к управляемым. При тогдашнем состоянии нравов,
многие из братии никак не могли понять учтивых форм,
которые употреблял Дионисий: так, когда надобно было
что-нибудь приказать монаху, то он говорил: «Если хо-
чешь, брат, то сделай то-то и то-то». Монах, выслушав-
ши такое приказание, преспокойно отправлялся на свое
место и ничего не делал; когда же другие спрашивали
его, отчего он не исполняет архимандричьего приказа-
ния? то он отвечал: «Ведь архимандрит мне на волю
дал: хочу делаю, хочу нет».
Кроме людей, так ревностно заботившихся о матери-
альных выгодах монастыря и своих родственников, в мо-
настыре были два мужика-горлана: головщик5 Логин
и уставщик6 Филарет. Логин приобрел удивление братии
и посещавших монастырь голосом необыкновенно прият-
ным, светлым и громким; в чтении и пении ему не было
подобного, на один стих сочинял распевов по пяти, по
шести и по десяти. Что стих искажался от этих распе-
вов, терял смысл, что например, вместо семени слыша-
лось семени, до этого Логину пе было дела, потому что
он «хитрость грамматическую и философство книжное»
называл еретичеством. Надменный своими преимущест-
вами, удивлением, которое оказывали к его голосу, этот
мужик-горлан не знал никакой меры, бранил, бил не
только простых монахов, но и священников, обижал в ми-
лостыни, и никто не смел ему слова сказать. Дионисий
часто обращался к нему с своими тихими поучениями,
называл его государем, отцом, братом, величал по име-
ни и по отчеству: «Что тебе, свет мой, пользы в этом,—
говорил ему Дионисий,— что все клирики и все церков-
ники жалуются на тебя, ненавидят тебя и проклинают,
а мы, начальники, все как в зеркало на тебя смотрим?
и какая будет польза, когда мы с тобою брань заве-
дем?» Но увещания не помогали нисколько.
Другой мужик-горлан, уставщик Филарет, возбуждал
удивление толпы и получил право быть горланом также
по внешнему достоинству, которое в то время очень це-
нилось: сединами добрыми; он жил у Троицы больше
пятидесяти лет, уставщиком был больше сорока лет —
преимущество громадное, по тогдашним понятиям; все
остальные, не исключая и архимандрита, были перед
ним молодые люди. Логин своими распевами искажал
смысл стихов духовных; Филарет пошел дальше: по его
мнению, Христос не прежде век от отца родился; боже-
403
ство почитал он человекообразным. Оба, Филарет и Ло-
гин, были друзья, оба ненавидели Дионисия за обличе-
ния: «Пощадите, не принуждайте меня ко греху, говорил
им Дионисий: ведь это дело всей церкви божией, а я с
вами по любви наедине беседую, и спрашиваю вас для
того, чтоб царское величество и власть патриаршеская
не узнали, чтоб нам в смирении и в отлучении от церкви
божией не быть». Логин отвечал ему: «Погибли места
святые от вас, дураков; везде вас теперь много неученых
сельских попов; людей учите, а сами не знаете, чему учи-
те». Больше всего сердился Логин на Дионисия за то,
что архимандрит вмешивался, по его мнению, не в свое
дело, то есть заставлял читать поучения святых отцов,
и сам часто читал их и пел на клиросе: «Не ваше то де-
ло петь или читать,— говорил ему Логин: знал бы ты од-
но, архимандрит, чтоб с мотовилом 7 своим на клиросе,
как болван, онемев, стоять». Однажды, на заутрени, Дио-
нисий сошел с клироса и хотел читать первую статью;
Логин подскочил к нему и вырвал книгу из рук, налой 8
с книгою полетел на землю, стук, гром, соблазн для всех;
Дионисий только перекрестил свое лицо, пошел на кли-
рос и молча сел; Логин, прочтя статью, пришел к архи-
мандриту и, вместо того, чтоб просить прощения, начал
плевать на него и браниться. Дионисий махнувши посо-
хом, сказал ему: «Перестань, Логин, не мешай божест-
венному пению, и братию не смущай; можно нам об этом
переговорить и после заутрени». Тут Логин выхватил
у него из рук посох, изломал на четыре части и бросил
к нему на колени. Дионисий взглянул на образ, и ска-
зал: «Ты, господи владыко, вся веси, и прости мя греш-
ного, яко согреших пред тобою, а не он». Сошедши со
своего места, он всю заутреню проплакал пред образом
богородицы. После заутрени вся братия никак не могла
уговорить Логина, чтобы просил прощения у архиманд-
рита.
Напрасно Дионисий старался укрыть поведение Ло-
гина и Филарета в стенах монастыря: они писали на не-
го жалобы в Москву, в Кириллов монастырь; наконец
имели удовольствие довести Дионисия до беды. В нояб-
ре 1616 года, архимандрит Дионисий, келарь Авраамий
Палицын 9 и вся братия Троицкого монастыря получили
такую царскую грамоту: «По нашему указу взяты были
к нам в Москву, из Троицкого Сергиева монастыря, ка-
нонархист 10 старец Арсений, да села Клементьева поп
Иван, для исправления книг печатных и Потребника п;
409
да к тому же делу велено было прислать вам книгохра-
нителя старца Антония. И вы писали к нам, что старец
Антоний болен, а старец Арсений и поп Иван били нам
челом и сказали: от времен блаженного великого князя
Владимира до сих пор книга Потребник в Москве и по
всей Русской земле в переводах разнится и от неразум-
ных писцов во многих местах неисправлена; в пригоро-
дах и по окрайнам, которые близ иноверных земель, от
невежества у священников обычай застарелся и бесчи-
ния вкоренились: и потому им, старцу Арсению и попу
Ивану, одним у той книги Потребника для исправления
быть нельзя, надобно ее исправлять, спрашивая многих
и справляясь со многими книгами. И мы,— продолжает
царь,— указали исправление Потребника поручить тебе,
архимандриту Дионисию, а с тобою Арсению и Ивану
и другим духовным и разумным старцам, которые под-
линно известны книжному учению, и грамматику и рито-
рику умеют».
Дионисий с товарищами принялся за дело: Потреб-
ник был исправлен, между прочим вычеркнута и ненуж-
ная прибавка: и огнем, в молитве водоосвящения: «При-
иди, господи, и освяти воду сию духом твоим святым
и огнем». И вот Филарет, Логин и ризничий дьякон Мар-
келл отправили донос в Москву, что Дионисий с товари-
щами еретичествуют, «духа святого не исповедуют, яко
огнь есть». Логин считал себя знатоком дела, потому что
в царствование Шуйского он печатал уставы и наполнил
их ошибками. В это время патриарха не было в Моск-
ве: ростовский митрополит Филарет Никитич, долженст-
вовавший занять это место, находился в польском
плену, и первое место между русскими архиереями зани-
мал крутицкий митрополит Иона, человек неспособный
понять и оценить дело исправления Потребника. Диони-
сий с товарищами был потребован к объяснению; четы-
ре дня приводили его на патриарший двор к допросу
с бесчестием и позором; потом допрашивали его в Воз-
несенском монастыре, в келиях матери царя Михаила,
инокини Марфы Ивановны: решили, что исправители
еретичествуют.
Но при этом решении, кроме невежества, вскрыва-
лась еще другая язва общественная: тут действовала
не одна ревность по букве, по старине, на которую на-
ложили руку смелые исправители, тут обрадовались, что
попался в руки архимандрит богатейшего монастыря,
и потребовали от него за вину пятьсот рублей. Диони-
410
сий объявил, что денег у него нет, и что он платить не
будет: отсюда страшная ярость, и оковы, и побои,
и толчки, и плевки. Дионисий, стоя в оковах, с улыбкою
отвечал тем, которые толкали его и плевали на него:
«Денег у меня нет, да и дать не за что: плохо чернецу,
когда его расстричь велят, а достричь-то ему венец и ра-
дость. Сибирью и Соловками грозите мне: но я этому
и рад, это мне и жизнь». За Дионисием присылали на-
рочно в праздничные или торговые дни, когда было мно-
го народа; приводили его пешком или привозили на са-
мой негодной лошади, без седла, в цепях, в рубище, на
позор толпе, из которой кидали в него грязью и песком;
но он все это терпел с веселым видом, смеялся, встре-
чаясь с знакомыми. Приведут его, иногда до обедни,
иногда после обедни, и поставят скованного в подсеньи
на дворе митрополичьем, стоит он тут с утра до вечера
и не дадут ему воды чашки, а время было июнь, июль
месяцы, дни жаркие; митрополит Иона после обедни ся-
дет с собором за стол, а Дионисий с учениками своими
празднует под окнами его келий в кулаках да в пинках,
а иногда достанется и батогом. Словом, ересь напугала
старицу Марфу Ивановну, мать царя Михаила Федоро-
вича: вооружили ее против мнимых еретиков, а в народе
распустили слух, что явились такие еретики, которые
огонь хотят в мире вывести — и вот страх и злоба напа-
ли на простых людей, особенно на ремесленников, ко-
торым без огня ничего нельзя сделать; они начали выхо-
дить с дрекольем и каменьями на Дионисия.
Мужественно вынося испытание, не позволяя себе
унизиться до забот о самом себе, Дионисий заботился
о товарищах своей беды, хлопотал, чтоб они поскорее от
нее избавились. Один из них, старец Арсений Глухой, не
одаренный твердостию духа, не мог выдержать испыта-
ния; любопытно видеть в этом человеке, подле сознания
в правоте своего дела, подле негодования на невежест-
венных обвинителей, упадок духа, выражающийся обык-
новенно в желании обвинить других в своей беде. Он по-
дал боярину Борису Михайловичу такую челобитную:
«24 октября 1615 года писал из Москвы государевым
словом Троицкого Сергиева монастыря келарь Авра-
амий Палицын к архимандриту Дионисию, велел прис-
лать в Москву меня, нищего чернеца для государева де-
ла, чтоб исправлять книгу Потребник на Москве в печат-
ное дело; а поп Иван клементьевский приехал в Москву
сам собою, а не по грамоте, и как мы стали перед тобою,
411
то я сказал про себя, что меня не будет на столько, что
я ни поп, ни дьякон, а в той книге все потребы попов-
ские; а Иван поп сам на государево дело набился и бил
челом тебе для себя, потому что у него там у Троицы
жена да дети, чтоб государь приказал править книгу
Троицкому архимандриту Дионисию, а нам бы, попу
Ивану, да мне чернецу Арсеньишку, да старцу Антонию
с архимандритом же у дела быть: и ты, государь, по
Иванову челобитью, и по докуке, велел ему дать с двор-
ца государеву грамоту на архимандричье имя». Оправ-
дав сделанные в Потребнике поправки, Арсений продол-
жает: «Есть, государь, иные и таковы, которые на нас
ересь взвели, а сами едва и азбуку знают, не знают, ко-
торые в азбуке буквы гласные, согласные и двоегласные,
а что восемь частей слова разуметь, роды, числа, време-
на и лица, звания и залоги, то им и на разум не всха-
живало, священная философия и в руках не бывала; не
зная чего, легко можно погрешить не только в божест-
венных писаниях, но и в земских делах, если кто даже
естеством и остроумен будет... Наше дело в мир не пош-
ло и царской казне никакой протори не сделало; если бы
мы что и не доброе сделали, то дело на сторону, а тру-
дивыйся неразумно и неугодно мзды лишен бывает: а не
малая, беда мне нищему чернецу, поднявши такой труд,
сидя за государевым делом полтора года день и ночь,
мзды лишаему быть; всего нам бедным клирошанам
идет у Троицы на год зажилого денег по тридцати ал-
тын на платье, одеваемся и обуваемся рукодельем... Не
довольно стало, чтобы наши труды уничтожить, но и го-
сударыни благоверные и великие старицы, инокини Мар-
фы Ивановны, кроткое и незлобивое сердце на ярость
подвигнули. Если бы наше морокование было делано на
Москве, то все было бы хорошо и стройно, государю
приятно и всем православным в пользу, и великий свя-
титель митрополит Иона по нас был бы великий побор-
ник. я говорил архимандриту Дионисию всякий день:
архимандрит государь! откажи дело государю, не сде-
лать нам того дела в монастыре без митрополичья сове-
та, а привезешь книгу исчерня в Москву, то и простым
людям станет смутно. Но архимандрит меня не слушал
ни в чем и ни во что меня ставил, во всем попа Ивана
слушал, а тот и довел его до бесчестия и срамоты. Иван
поп на соборе слюнями глаза запрыскал тем, с которыми
спорил, и что честным людям стало в досаду; и мне ду-
мается, что я, нищий чернец, страдаю от попа Ивана да
412
от архимандрита, потому что архимандрит меня не по-
слушал, дела не отказал, а поп Иван сам на государево
дело набился, у дела был большой, нас в беду ввел,
а сам вывернулся, как лукавая лисица козла бедного ве-
ликобородого завела в пропасть неисходную, а сама по
нем же выскочила».
Наконец, порешили дело, осудили Дионисия на зато-
чение в Кириллов Белозерский монастырь; но трудно
было тогда провести его туда по причине польских от-
рядов, загораживавших дорогу на север, и потому веле-
ли содержать его в Новоспасском монастыре, наложили
на него епитемью — тысячу поклонов, били и мучили
его сорок дней, ставя в дыму на полатях.
Но заточение Дионисия было непродолжительно:
приехал в Москву иерусалимский патриарх Феофан, за-
метил искажение в церковных книгах, узнал, что исправи-
тели подверглись гонению, и когда возвратился из
польского плена отец государя, ростовский митрополит
Филарет Никитич, и был поставлен в патриархи, то
Феофан предложил ему рассмотреть вновь дело Диони-
сия.
Созван был собор, опять был сильный и долгий спор,
Дионисий стоял в ответе больше восьми часов, успел
обличить всех своих клеветников, и с торжеством воз-
вратился в свой монастырь, где продолжал искать красо-
ты церковные и благочиния братского; о знаменитом же
Логине сделан был достойный отзыв в грамоте патриар-
ха Филарета, в которой приказывалось отбирать уставы,
напечатанные при Шуйском, «потому что те уставы печа-
тал вор, бражник, Троицкого Сергиева монастыря кры-
лошанин чернец Логин, и многие в них статьи напеча-
тал не по апостольскому и не по отеческому преданию,
а своим самовольством».
ПУБЛИЧНЫЕ ЧТЕНИЯ О ПЕТРЕ ВЕЛИКОМ
ЧТЕНИЕ ПЕРВОЕ
Милостивые государи!
Проходит 200 лет с того дня, как родился великий че-
ловек. Отовсюду слышатся слова: надобно праздновать
двухсотлетний юбилей великого человека; это наша обя-
занность священная, патриотическая обязанность, пото-
му что этот великий человек наш, русский человек. На-
ука, ученое общество при университете хлопочет о возд-
вигнутии памятника .небывалого, достойного деятельно-
сти великого человека. Священная патриотическая обя-
занность! Сильные слова, способные возбудить сильное
чувство; но чем сильнее чувство, чем священнее предмет,
на который оно направлено, тем более предосторожно-
стей должно быть употреблено для его разумного нап-
равления. Что праздновать и как? Первый вопрос, кото-
рый здесь задает человек, способный разумно относить-
ся к каждому явлению, способный допрашивать это яв-
ление о его смысле, а не подчиняться ему безотчетно.
Таким образом, первая обязанность общества образован-
ного: разъяснить для себя значение деятельности вели-
кого человека; сознать свое отношение к этой деятельно-
сти, к ее результатам; узнать, во сколько эти результа-
ты вошли в нашу жизнь, что они произвели в ней, какое
их значение для настоящего, для будущего; иначе празд-
ник будет праздным. И мы собрались здесь .накануне
праздника, чтобы приготовиться к нему; накануне празд-
ника усиливается работа для человека, который хочет
светло, достойно праздновать; во имя величайшего из
тружеников Русской земли приглашаю вас, господа,
к труду — обозреть труд его, подумать над ним.
Двухсотлетний юбилей великого человека — это зна-
414
чит, что мы обладаем материалами, средствами оцени-
вать его величие, накопившимися в продолжение 200
лет. Каждое историческое явление объясняется рядом
предшествовавших явлений и потом всем последующим.
200 лет думал русский человек о Петре, и, говоря это,
мы не подвергаемся обвинению в большой неточности,
потому что великий человек, о котором идет речь, яв-
ляется в истории очень рано, 10 лет — и является на
самом видном месте; следовательно, вычет не велик.
200 лет без чего-нибудь русский человек думал о Петре,
думал постоянно: что же он надумал?
Думая о Петре, думая о том, за что называют его
великим человеком, разумеется, русский человек должен
был думать и о том, что такое великий человек вообще.
Бывают в жизни народов времена, по-видимому, отно-
сительно тихие, спокойные: живется как жилось издав-
на, и вдруг обнаруживается необыкновенное движение,
и дело не ограничивается движением внутри известного
народа, оно обхватывает и другие народы, которые пре-
терпевают на себе следствия движения известного на-
рода. Человека, начавшего это движение, совершившего
его; человека, по имени которого знают его время потом-
ки, такого человека называют великим. В то время, ког-
да народы живут в первый возраст своего бытия,—воз-
раст юный, для большинства народного очень продол-
жительный, когда люди поддаются господству чувства
и воображения, тогда великие люди являются существа-
ми сверхъестественными, полубогами. Понятно, что при
таком представлении великий человек является силою,
не имеющею никакого отношения к своему веку и свое-
му народу, силою, действующей с полным произволом;
народ относится к ней совершенно страдательно, бес-
сознательно, безусловно подчиняется ей, страдательно
носит на себе все следствия ее деятельности; великому
человеку принадлежит почин во всем, он создает, тво-
рит все средствами своей сверхъестественной природы.
Христианство и наука дают нам возможность освобо-
диться от такого представления о великих людях. Хри-
стианство запрещает нам верить в богов и полубогов,
наука указывает нам, что народы живут, развиваются по
известным законам, проходят известные возрасты, как
отдельные люди, как все живое, все органическое; что
в известные времена они требуют известных движений,
перемен, более или менее сильных, иногда отзывающих-
ся болезненно на организме, смотря по ходу развития,
415
по причинам, коренящимся во всеи предшествовавшей
истории народа. При таких движениях и переменах, при
таком переходе .народа от одного порядка жиз.ни своей
к другому, из одного возраста в другой люди, одарен-
ные наибольшими способностями, оказывают народу наи-
большую помощь, наибольшую услугу: они яснее дру-
гих сознают потребность времени, необходимость извест-
ных перемен, движения, перехода и силою своей воли,
своей неутомимой деятельности, побуждают и влекут
меньшую братию, тяжелое на подъем большинство, роб-
кое перед новым и трудным делом. Как люди, они долж-
ны и ошибаться в своей деятельности, и ошибки эти тем
виднее, чем виднее эта деятельность; иногда по силе
природы своей и силе движения, в котором они участву-
ют на первом плане, они ведут движение за пределы,
назначенные народною потребностью и народными сред-
ствами. Это производит известную неправильность, оста-
новку в движении, часто заставляет делать шаг назад,
что .мы называем реакцией, но эта неправильность вре-
менная, а заслуга вечная, и признательные .народы ве-
личают таких людей великими и благодетелями своими.
Таким образом, великий человек является сыном
своего времени, своего народа, он теряет свое сверхъ-
естественное значение, его деятельность теряет характер
случайности, произвола; он высоко поднимается как
представитель .своего народа в известное время, носитель
и выразитель народной мысли; деятельность его получа-
ет великое значение, как удовлетворяющая сильной по-
требности народной, выводящая народ на новую дорогу,
необходимую для продолжения его исторической жизни.
При таком взгляде на значение великого человека и его
деятельности высоко понимается народ; его жизнь, исто-
рия является цельною, органическою, неподверженною
произволу, капризу одного сильного средствами челове-
ка, который может остановить известный ход развития
и толкнуть народ на другую дорогу вопреки воле народ-
ной. История народа становится достойной изучения,
представляет уже не отрывочный ряд биографий, зани-
мательных для воображения людей, остановившихся на
детском воз.расте, ио дает связное и стройное представ-
ление народной жизни, питающее мысль зрелого челове-
ка, который углубляется в историю как науку народного
самопознания.
В двести без чего-нибудь лет, пережитых Россией со
дня рождения Петра, русская мысль относилась различ-
416
но к этому великому человеку и его деятельности. Раз-
личие взглядов происходило, во-первых, от громадности
дела, совершенного Петром, и продолжительности влия-
ния этого дела;— чем значительнее какое-нибудь явле-
ние, тем более разноречивых взглядов и мнений порож-
дает оно, и тем долее толкуют о нем, чем долее ощуща-
ют на себе его влияние; во-вторых, оттого, что русская
жизнь не остановилась после Петра, и при каждой но-
вой обстановке ее мыслящий русский человек должен
был обращаться к деятельности Петра, результаты ко-
торой оставались присущими при дальнейшем движении,
и обсуждать ее, применять к новым условиям, новой об-
становке жизни; в-третьих, разность взглядов на дея-
тельность Петра зависела от незрелости у нас историче-
ской науки от неустановленности основных начал при
изучении жизни народов: то применяли к русской исто-
рии неподходящую мерку истории чужих народов, отче-
го происходили странные выводы; то, наоборот, изучали
русскую историю совершенно особняком, не подозревая,
что при всем различии своем она подчиняется общим ос-
новным законам, действующим в жизни каждого исто-
рического народа. Я говорю о разноречиях серьезных,
высказывавшихся людьми серьезными,— людьми, честно
относившимися к вопросам настоящего, и, по их связи
с прошедшим, затрагивавшими и последнее. Но нельзя
не упомянуть о печальном явлении, о выходках против
Петра, происходивших от детской привычки увлекаться
каким-нибудь движением до такой степени, что, не раз-
бирая, начинают считать враждебным этому движению
то, что вовсе ему не враждебно, от детской привычки го-
ворить не подумавши, не изучивши, от дурного детского
поползновения бросить в кого-нибудь камнем, грязью,
не посмотревши внимательно, можно ли с этим кем-ни-
будь так обращаться безнаказанно, т. е. без умаления
собственного человеческого и народного достоинства.
Долго относились у нас к делу Петра неисторически:
как в благоговейном уважении к этому делу, так и в по-
рицании его. Поэты позволяли себе воспевать: «Он бог
твой, бог твой был, Россия» 2. Но и в речи более спо-
койной, не поэтической, подобный взгляд господствовал;
приведение Петром России от небытия к бытию было
общеупотребительным выражением3. Я назвал такой
взгляд неисторическим потому, что здесь деятельность
одного исторического лица отрывалась от исторической
деятельности целого народа; в жизнь народа вводилась
14. С. М. Соловьев 417
сверхъестественная сила, действовавшая по своему про-
изволу, причем народ был осужден на совершенно стра-
дательное отношение к ней. Многовековая жизнь и дея-
тельность народа до Петра объявлялась несуществую-
щей; России, народа русского не было до Петра: он сот-
ворил Россию, он привел ее из небытия в бытие. Люди,
которые обнаружили несочувствие к делу Петра, вместо
противодействия крайности приведенного взгляда, пере-
гнули дугу в противоположную сторону; крайности сош-
лись, и опять надобно было проститься с историей. Рос-
сия по новому взгляду не только не находилась в небы-
тии до Петра, но наслаждалась бытием правильным
и высоким; все было хорошо, нравственно, чисто и свя-
то; но вот явился Петр, который нарушил правильное
течение русской жизни, уничтожил ее народный свобод-
ный строй, попрал народные нравы и обычаи, произвел
рознь между высшими и низшими слоями народонаселе-
ния, заразил общество иноземными обычаями, устроил
государство по чуждому образу и подобию, заставил
русских людей потерять сознание о своем, о своей на-
родности. Опять божество, опять сверхъестественная си-
ла; опять исчезает история народа, развивающаяся сама
из себя по известным законам, при влиянии особенных
условий, которые и отличают жизнь одного народа от
жизни другого.
Понятно, что оба взгляда, по-видимому, противопо-
ложные, но в сущности одинаково неисторические, не мо-
гут держаться при возмужалости науки, когда более
внимательные наблюдения над исторической жизнью на-
родов должны были повести к отрицанию таких сверхъ-
естественных явлений в этой жизни, когда убедились,
что всякое явление, как бы оно ни было громко, как бы
ни изменяло, по-видимому, народный строй и образ, есть
необходимо результат предшествовавшего развития на-
родной жизни. Действительно, возьмем народ, находя-
щийся на первоначальной ступени развития, какой-ни-
будь кочевой народ в Средней Азии, каких-нибудь мон-
голов. Такие народы, по простоте своего быта, особенно
бывают подвержены сильному влиянию внешних случай-
ных явлений, произволу отдельных лиц. Мы видим, что
среди этих народов являются иногда владельцы, ханы,
одаренные необыкновенною энергиею, честолюбием, ко-
торые в более или менее продолжительное время успе-
вают одолеть, уничтожить других ханов, сплотить мел-
кие, до тех пор разделенные орды в одну огромную мас-
418
и двинуть ее на опустошение, завоевание отдельных
стран, вследствие чего образуются обширные владения.
Здесь действительно мы видим, что народы страдатель-
но подчиняются влиянию своих великих людей, своих
Чингис-ханов и Тамерланов4. О народе не слышно до
появления этого Чингис-хана или Тамерлана: он ничто
для истории, находится в небытии; одною волею знаме-
нитого хана он приводится в бытие, делается известным,
сильным, господствующим. Но и здесь мы видим, что эти
великие люди степей, Чингис-ханы и Тамерланы, суть
дети своего народа, не делают ничего, что бы выходило
из границ его быта, его потребностей, не изменяют ничего
в этом быте. Народ и до них был хищный, и до них обна-
руживал свое существование чисто физическими движе-
ниями, грабежами, опустошениями, только в малых раз-
мерах; благодаря способностям, сильной воле одного че-
ловека, они это делают теперь в больших размерах, и в
этом заключается вся разница. Умирает великий чело-
век— и основанное им громадное владение начинает рас-
падаться, и народ, всколыханный им, приходит в прежнее
состояние, к прежнему историческому небытию. Что же
делает здесь великий человек? Только то, на что спосо-
бен его народ, на что дает ему средства; народ может
внешним механическим образом соединиться волею, си-
лою одного лица; при отсутствии этой воли и силы рас-
падается: только то мы и видим в степной истории; внут-
ренних перемен, перемен в быте великий человек произ-
вести не может; если бы захотел, то ничего бы не сде-
лал, погиб бы в бесплодных попытках. Но в том-то и де-
ло, что ои и не хочет этого, не чувствует и не сознает
потребности в этом, ибо он, сын своего народа, не может
чувствовать и сознавать того, чего не чувствует и не
сознает сам народ, к чему не приготовлен предшество-
вавшим развитием, предшествовавшей историей. Вели-
кий человек дает свой труд, но величина, успех труда
зависит от народного капитала, от того, что скопил на-
род от своей предшествовавшей жизни, предшествовав-
шей работы, от соединения труда и способностей знаме-
нитых деятелей с этим народным капиталом идет вели-
кое производство народной исторической жизни.
Но если произвол одного лица, как бы сильно это ли-
цо ни было, не может переменить течение народной жиз-
ни, выбить народ из его колеи при самых простых, пер-
воначальных формах быта, не может сделать этого с на-
родом-младенцем, народом неисторичвским 5, то тем ме-
419
нее это возможно в народе, который уже прожил много
веков исторической жизнью, который развил свои силы
в многотрудной деятельности внутренней, и каким был
русский народ до Петра. Допустить в великом движении
этого народа перерыв, уклонение, допустить в перемене
бытовых форм измену началам народной жизни, и все
это по воле одного человека,— значит низвести вели-
кий, исторический народ, ниже кочевых народов Сред-
ней Азии6. Наука не позволяет этого, господа! Не спра-
шиваю, может ли позволить это ваше чувство, ваш пат-
риотизм? Народ, живший долгой и славной исторической
жизнью и чувствующий в себе способность к продолже-
нию этой жизни, радуется великой радостью, вспоминая
о великом человеке и его деле, наполняется праведным
самодовольством, ибо в великом человеке видит «плоть
от плоти своея и кость от костей своих» 7. Народ не от-
речется от своего великого человека, ибо такое отрече-
ние для народа есть самоотречение.
Если великий человек есть сын своего времени и сво-
его народа; если его деятельность есть результат всей
предшествовавшей истории народа; если эта деятель-
ность дает уразумевать прошедшее,— а изучение всего
прошедшего необходимо для ее уяснения;—если вели-
кие люди суть светила, поставленные в известном рас-
стоянии друг от друга, чтоб освещать народу историче-
ский путь, им пройденный, уяснять связь, непрерывную,
тесно сомкнутую цепь явлений, а не разрывать эту
связь, не спутывать кольца цепи, не вносить смуту в со-
знание народа о самом себе,— то из этого ясно, как
трудна становится биографическая задача изображения
деятельности одного исторического лица. Успех выпол-
нения этой задачи, удовлетворительное представление
характера и деятельности великого человека зависит от
того, как ясно представляется для биографа целостный
образ народа, возникший перед ним из внимательного
рассмотрения всего исторического пути, совершенного
народом. Отсюда понятно, почему у нас так долго не
было истории Петра Великого 8, несмотря на попытки
писать или заставлять писать эту историю. Были по-
хвальные слова Петру, сборники материалов, располо-
женных по годам и перемешанных восторженными вос-
клицаниями; были стихи в честь ему и хульные выходки
в стихах и прозе, но не было истории: нельзя было воз-
двигать здание, когда не было почвы для него; почва для
истории великого человека есть история народа.
420
Пз сказанного ясно, что для уяснения значения Пет-
0а ВеликоВо мы доля(нь1 обратиться к предшествовав-
шей ему истории русского народа, допроситься у нее,
что это был за переворот, с которым мы привыкли сое-
динять имя Петра, откуда произошел этот переворот,
для чего понадобился. Для получения удовлетворитель-
ного ответа не должно мудрствовать, надобно смотреть
как можно проще. Все органическое подлежит развитию,
подлежат ему отдельный человек, подлежат ему и жи-
вые тела, составленные из людей, народы: развитие про-
исходит более или менее правильно, быстро или мед-
ленно, достигает высоких степеней, или останавливается
На низших, Все это зависит от причин внутренних, ко-
ренящихся в самом организме, или от влияний внешних.
Органическое тело, народ, растет, растет внутри себя,
обнаруживая скрытые в нем изначала условия здоровья
или болезни, силы или слабости и в то же время подчи-
няясь благоприятным или неблагоприятным внешним
условиям, из которых главное как для отдельного чело-
века, так и для целого народа — это условие живого
окружения, общества, ибо могущественные побуждения
к развитию и формы этого развития даются обществом
для отдельного человека, для народа — другими народа-
ми, с которыми он находится в постоянной связи, в по-
стоянном общении. Органическое тело, народное тело,
растет, значит, проходит известные возрасты, разнящие-
ся друг от друга, легко отличаемые.
Легко отличаются два возраста народной жизни:
в первом возрасте народ живет преимущественно под
влиянием чувства; это время его юности, Время сильных
страстей', сильного движения, обыкновенно имеющего
следствием зиждительность, творчество политических
форм. Здесь, благодаря сильному огню, куются памят-
ники народной жизни в разных ее сферах или заклады-
ваются основания этих памятников. Наступает вторая
Ноловйна народной жизни: народ мужает, и господство-
вавшее до сих пор чувство уступает мало-помалу свое
господство мысли. Сомнение, стремление проверить то,
‘Ур Что прежде верилось, задать вопрос — разумно или
Йёразумно существующее, потрясти, пошатать то, что
считалось до сих пор Непоколебимым, знаменует вступ-
ление народа во Второй возраст, или период, период гос-
подства мысли 9.
Историк не должен отдавать преимущества одному
из этих возрастов перед другим, пристрастно относить-
421
ся к тому или другому. О вкусах не спорят; пусть один
говорит, что ему нравится растение особенно тогда, ког-
да оно одевается первою свежею зеленью; другой при-
ходит в восторг от цветка; третий скажет: «Что цвет?
Поскорее бы он увядал, поскорее бы завязывался и со-
зревал плод!» Но все это ненаучное дело. Историк
знает, что при этом движении, которое называется раз-
витием, с приобретением или усилением одного начала,
одних способностей, утрачиваются или ослабляются
другие. Человек возмужал, окреп чрез упражнение мыс-
ли, чрез науку и опыт жизни приобрел бесспорные пре-
имущества, и между тем горько жалеет о невозвратно
минувшей юности, о ее порывах и страстях; мудрец жа-
леет о заблуждениях: значит, в этом пережитом возра-
сте было что-то очень хорошее, что утратилось при пере-
ходе в другой возраст. В тот возраст народной жизни,
когда господствует чувство, возраст сильных и страст-
ных движений, возраст подвигов, народ страстно отно-
сится к предметам своих привязанностей; он сильно лю-
бит и сильно ненавидит, не давая себе отчета о причи-
нах своей привязанности и вражды. Стоит только ска-
зать ему, что предмет его привязанности в опасности;
стоит подняться священному для него знамени, он соби-
рается, несмотря на все препятствия; он жертвует всем:
чувство дает ему силу, способность совершать громад-
ные работы, воздвигать здания не материальные толь-
ко, но и политические. Сильные государства, крепкие
народности, твердые конституции выковываются в этот
возраст, в этот период господства чувства. Но этот же
период знаменуется явлениями вовсе не привлекатель-
ными: чувство не сдерживается мыслию, знание слиш-
ком слабо, суеверие и фанатизм ведут к самым печаль-
ным явлениям, неопределенность отношений очищает
произволу, силе сильного обширное поле, и что кажется
так прекрасно, так поэтично издали на картине или на
театральной сцене, то, приближенное к нашим глазам
научными средствами, изученное подробно, является
в отталкивающей обстановке.
Но точно так же односторонне признать за вторым
периодом безусловное превосходство над первым.
Период господства мысли, который красится процвета-
нием науки, просвещением, имеет свои темные стороны.
Усиленная умственная деятельность может скоро обна-
ружить свое разлагающее действие и свою слабость
в деле созидания. Чувство считает известные предметы
422
священными, неприкосновенными; оно раз определило
к ним отношения человека, общества, народа и требует
постоянного сохранения этих отношений. Мысль начи-
нает считать такие постоянные отношения суеверием,
предрассудком; она свободно относится ко всем пред-
метам, одинаково все подчиняет себе, делает предметом
исследования, допрашивает каждое явление о причине
и праве его бытия, причем необходимо ставит человека
в холодное отношение к каждому явлению. Чувство, на-
пример, определяет отношение к своему и чужому та-
ким образом, что свое имеет право на постоянное пред-
почтение пред чужим; народы, живущие в период гос-
подства чувства, остаются верны этому определению; но
постоянная верность ему ведет к неподвижности. Если
народ способен к развитию, способен вступить во второй
период или второй возраст своей жизни, то движение
обыкновенно начинается знакомством с чужим; мысль
начинает свободно относиться к своему и чужому, отда-
вать преимущество жизни народов чужих, опередивших
в развитии, находящихся уже во втором периоде. Вывед-
ши народ в широкую сферу наблюдений над множест-
вом явлений в разных странах, у разных народов, в ши-
рокую сферу сравнений, соображений и выводов, поки-
нув вопрос о своем и чужом, мысль стремится переста-
вить отношения на новых общих началах; но ее опре-
деление отношений не имеет уже той прочности, ибо
каждое определение подлежит, в свою очередь, критике,
подкапывается, является новое определение, по-видимо-
му, более разумное, но и то, в свою очередь, подверга-
ется той же участи. Старые верования, старые отноше-
ния разрушены; в новое, беспрестанно изменяющееся,
в многоразличные, борющиеся друг с другом противоре-
чивые толки и системы верить нельзя. Раздаются скорб-
ные вопли: где же истина? Что есть истина? Древо по-
знания не есть древо жизни! Червь сомнения подтачи-
вает все! Общество погибает, потому что чувство исся-
кает, не умеряет мысли! Ставится страшный вопрос, что
выиграл человек, перешедши из одной крайности в дру-
гую, променявши суеверие на неверие?
Таковы опасности, могущие грозить отдельным лю-
дям и целым народам при переходе из одного возраста
в другой. Заботливые и опытные отцы и матери хорошо
знают эти опасности. Сколько с их стороны бессонных
ночей и горячих слезных молитв, чтоб бог сохранил мо-
лодого человека от увлечений того широкого пути, на ко-
423
торий он вступает.; чтоб, предавшись новому, ие^забыл
он всего старого, не отрекся от тех. начал, на которых
был воспитан, не обратился к ним с враждой. Сколько
примеров, что, не могши победить страха пред опасно-
стями, грозящими молодому человеку при переходе через
порог семьи, родители решались отказать ему в средст-
вах высшего образования, не пуская в высшее учебное
заведение. Предосторожность напрасная! Ранее .или
позднее человек должен исполнить закон своего^ разви-
тия, должен исполнить его и целый народ.
Нам не нужно долго останавливаться на примерах,
укажем только на самые знакомые и близкие к нам, при-
чем окажутся и те побуждения, те средства, благодаря
которым народ переходит из одного возраста в другой.
Мы беспрестанно употребляем выражение: человек раз-
витый и неразвитый, образованный и необразованный,
и знаем, что средством для приобретения этой развитос-
ти прежде всего служит переход из узкого замкнутого
круга, из узкого замкнутого общества в более широкий
круг, в более многочисленное общество. Сельский жи-
тель отличается меньшею развитостью, потому что жи-
вет в тесном уединенном кругу, где видит все одни и те
же предметы и явления; где господствует простота быта,
простота отношений — и отсюда детская простота взгля-
дов на все окружающее, привычка останавливаться на
внешности, не углубляться в сущность явлений* Горожа-
нин развитее сельского жителя потому, что. круг, в кото-
ром обращается горожанин, шире, общество людей мно-
гочисленнее; одиночество останавливает развитие; обще-
ние с другими людьми, уясняя мысль, условливает раз-
витие; но чтоб плодотворно меняться мыслями, надобно
о чем-нибудь думать; надобно, чтоб мысль возбуждалась
широтою круга и разнообразием предметов; город дает
именно эту широту и разнообразие, и потому горожанин
развитее сельчанина. Другое могущественное средство
развития дает школа, наука, посредством которых чело-
веку делается доступен весь мир, и не только настоящее
этого мира, но и его прошедшее. Этими двумя средства-
ми развивается каждый отдельный человек, ими разви-
ваются и целые, народы.
Народы, живущие особняком, не любящие сближать-
ся с другими народами, жить с ними общею жизнью,—
это народы наименее развитые; они живут, так сказать,
еще в сельском, деревенском быту. Самым сильным раз-
витием отличаются народы, которые находятся друг
424
’с другом о- постоянном Общении; таковы народы евро-
пейско-христианские. Но понятно, что для плодотворно-
сти этого общения необходимо, чтоб народ встречался,
сообщался с таким другим народом или народами, с ко-
торыми могла бы установиться мена мыслей, знания,
опытности, от которых можно было бы что-нибудь за-
нять, чему-нибудь научиться. Переход народа из одного
возраста В другой, т. е. сильное умственное движение
в нем начинается, когда народ встречается с другим на-
родом более развитым, образованным, и если различие
в степени развития, в степени образованности между ни-
ми очень сильно, то между ними естественно образуется
отношение учителя к ученику: закон, которого обойти
нельзя. Так, римляне, народ, стремившийся к завоева-
нию всего известного тогда мира, встретившись с грека-
ми, народом, отжившим свой исторический век, прекло-
нились пред ними, и отдали им себя в науку, и чрез эту
греческую науку перешли во второй возраст своего исто-
рического бытия.
Но еще ближе к нам пример народов, наших ровесни-
ков, новых европейско-христианских народов, народов
Западной Европы. Они совершили свой переход из од-
ного возраста в другой в XV и XVI веках также по-
средством науки, чужой науки, чрез открытие и изуче-
ние памятников древней греко-римской мысли. По обще-
му закону они пошли в науку к грекам и римлянам.
В ревностном служении своем новому началу они отнес-
лись Враждебно к прожитому ими Возрасту, к своей
древней истории, к господствовавшему там Началу,
к чувству и последствиям этого господства. Свою новую
жизнь, красившуюся для них развитием мысли под
-влиянием древней, чуждой науки, они противопоставили
своей прежней жизни, как бытие небытию. Отуманенные
новыми могущественными влияниями, относясь враж-
дебно к прожитому ими возрасту, они до того потеряли
смысл к.явлениям этого возраста, что не видели в нем
своей древией истории, результаты которой имели жить
в Них,в их новой истории, как бы они ни старались от-
чураться от них именами Платонов, Аристотелей и Ци-
церонов |0. Для них древняя история была преимущест-
венно история греков и римлян, к которым, как своим
учителям, духовным отцам, возродившим их к новой
жизни, они непосредственно примыкали свою новую ис-
торию, а свою собственную древнюю историю они вста-
вили, как что-то странное, плохо понимаемое, межеумоч-
425
ное, ни то ни се, среднее, откуда и название средней ис-
тории — истории средних веков.
Так совершился переход из одного возраста в дру-
гой, из древней истории в новую, для народов Западной
Европы, народов романского и германского племени11.
Но дошел черед и до нас, народа Восточной Европы, на-
рода славянского. Наш переход из древней истории в но-
вую, из возраста, в котором господствует чувство, в воз-
раст, когда господствует мысль, совершился в конце
XVII и начале XVIII века. Относительно этого перехода
мы видим разницу между нами и нашими европейскими
собратьями, разницу на два века.
Мы должны уяснить себе причины этого явления,
чтоб понять условия, в которых совершился самый пе-
реход, или' так называемое преобразование. Общий
смысл его, надеюсь, теперь совершенно ясен, ясна его не-
обходимость для каждого исторического, развивающего-
ся народа, его характер и независимость от произвола
исторического лица, которое может быть видным, глав-
ным деятелем, но не творцом явления, истекающего из
общих законов народной жизни. В такое отношение на-
ука ставит народ к великому историческому деятелю.
Только великий народ способен иметь великого челове-
ка, сознавая значение деятельности великого человека,
мы сознаем значение народа. Великий человек своею де-
ятельностью воздвигает памятник своему народу; какой
же народ откажет в памятнике своему великому чело-
веку?
ЧТЕНИЕ ВТОРОЕ
В прошедший раз я старался уяснить смысл так на-
зываемого в нашей истории петровского преобразования:
мы видели, что это было не иное что, как естественное
и необходимое явление в народной жизни, в жизни ис-
торического, развивающегося народа, именно переход из
одного возраста в другой — из возраста, в котором пре-'
обладает чувство, в возраст, в котором господствует
мысль. Я указал на тождественное явление в жизни за-
падных европейских народов, которые совершили этот
переход в XV и XVI веках; Россия совершила его двумя
веками позже. Быть может, некоторые ждали другого вы-
ражения, именно, что мы отстали от западноевропей-
426
ских народов на два века; но это последнее выражение
не может быть употребляемо по своей неточности. Два
живых существа начали движение вместе по одной доро-
ге, при равных условиях, и одно очутилось назади, от-
стало: первая мысль здесь, что, при равенстве внешних
условий, различие необходимо заключается во внутрен-
них условиях, в том, что отставший слабее того, кто
ушел вперед. Но движение народов по историческому
пути нельзя сравнивать вообще с беганьем детей вза-
пуски или конскими бегами, к которым прилагается сло-
во: отстать. В историческом движении может быть со-
вершенно другое: здесь внутренние силы, средства могут
быть равные или даже их может быть больше у того,
кто движется медленнее, но внешние условия разные, и
они-то заставляют двигаться медленнее, задерживают,
и потому надобно внимательно отличать отсталость, про-
исходящую от внутренней слабости при равенстве внеш-
них условий, и задержку, происходящую от различия, не-
благоприятности внешних условий при равенстве вну-
тренних. В данном случае мы должны именно упо-
треблять второе выражение, ибо русский народ как на-
род славянский принадлежит к тому же великому арий-
скому племени, племени — любимцу истории, как и дру-
гие европейские народы, древние и новые, и подобно им
имеет наследственную способность к сильному историче-
скому развитию; одинаково у него с новыми европей-
скими народами и другое могущественное внутреннее ус-
ловие, определяющее его духовный образ — христианст-
во. Следовательно, внутренние условия и средства рав-
ны, и внутренней слабости и потому отсталости мы пред-
полагать не можем; но когда обратимся к условиям внеш-
ним, то видим чрезвычайную разницу, бросающуюся
в глаза неблагоприятность условий на нашей стороне,
что вполне объясняет задержку развития.
Известны выгодные условия для исторического раз-
вития, которые европейские народы находят в географи-
ческих формах своей части света: выгодные для про-
мышленного и торгового развития отношения моря к су-
ще; выгодное для быстроты исторического развития раз-
деление на многие небольшие, хорошо защищенные го-
сударственные области, разделение, а не отчуждение,
производимое в других частях света степями и слишком
высокими горами, умеренность климата и т. д. Но все
эти благоприятные условия сосредоточены в западной
части Европы, а нет их у нас на восточной, представля-
427
ющей громадную равнину, страдающую отсутствием мо-
ря и близостью степей. Йрйчйны’ задержки развития
в неблагоприятных внешних условиях ясны, следова-
тельно, для нас с первого взгляда. При первом же взгля-
де на карту нас поражает громадность русской государ-
ственной области; но обширность государственной обла-
сти имеет важное значение при известных условиях, при
единстве народонаселения, при достаточном его количе-
стве сравнительно с обширностью и при образованности
народа. Понятно, что при равенстве этих условий из
двух государств сильнее то, которое больше другого; но
при отсутствии этих условий обширность государства не
только не дает ему силы сравнительно с небольшим го-
сударством, обладающим этими условиями, но и служит
главным препятствием народному развитию. В исто-
рии нашего народа это тем более чувствительно, что
Россия родилась с обширной государственной областью
и с ничтожным относительно народонаселением. Понят-
но, что общая жизнь, общая деятельность в народе мо-
жет быть только тогда сильна, когда народонаселение
сосредоточено на таких пространствах, которые не пре-
пятствуют частому сообщению; когда существует в не-
большом расстоянии друг от друга много таких мест,
где сосредоточивается большое народонаселение,—
мест, называемых городами, в которых, как мы уже ви-
дели, развитие происходит быстрее, чем среди сельско-
го народонаселения, живущего небольшими группами на
далеком друг от друга расстояний.
Россия и в XVII йеке, перед эпохою преобразования,
представляет нам на огромном пространстве небольшое
число городов с поразительно ничтожным количеством
промышленного народонаселения: эти города не йнбе
что, как большие огороженные села, крепости, имеющие
более военное значение, чем промышленное и торговое;
они удалены друг от друга обширностью рассТояййй
и чрезвычайной трудностью сообщения, особенно весною
и осенью. Таким образом, Россия в своей древней'исто-
рии представляла страну преимущественно сельсйуй),
земледельческую, а такие страны необходимо быйайт
бедны и развиваются чрезвычайно медленно. Но пОдЛе
этого главного неблагоприятного условия видим eiiie
другие: Россия есть громадное континентальное государ-
ство, не защищенное природными границами, открытое
с востока, юга и запада. Русское государство основалось
в той стране, которая до него не знала истории,— в стра-
428
не, гдё господствовали дикие, кочевые орды; в стране,
которая служила широкой открытой дорогой для бичей
божиих, для диких народов Средней Азии, стремивших-
ся на опустошение Европы. Основанное в такой стране,
Русское государство изначала осуждалось на постоянную
черную работу, на постоянную тяжкую изнурительную
борьбу с жителями степей. Вскоре после основания госу-
дарства четвертый русский князь, самый храбрый, поги-
бает от кочевых хищников,— из черепа Святослава пьет
вино печенежский князь 12, и только в конце XVII века,
в конце нашей древней истории, Русское государство ус-
пело' выговорить освобождение от посылки постоянных
обязательных даров крымскому хану, т. е. попросту дани.
Но едва только Россия начала справляться с Востоком,
как на Западе явились враги более опасные по своим
средствам. Наша многострадальная Москва, основанная
в средине земли русской и собравшая землю, должна
была защищать ее с двух сторон, с запада и востока,
боронить от латинства и бесерменства, по старинному
выражению 13, и должна была принимать беды с двух
сторон: горела от татарина, горела от поляка. Таким об-
разом, бедный, разбросанный на огромных пространствах
народ должен был постоянно с неимоверным трудом со-
бирать свои силы, отдавать последнюю тяжело добытую
копейку, чтобы избавиться от врагов, грозивших со всех
сторон, чтобы сохранить главное благо, народную неза-
висимость; бедная средствами сельская, земледельче-
ская страна должна была постоянно содержать большое
войско.
Кому неизвестно, что образование и содержание вой-
ска составляет важный, жизненный вопрос для каждого,
а особенно континентального государства. При самом
зарождении государства этот вопрос уже является с сво-
им важным определяющим другие отношения значени-
ем. Основывается ли государство, начинается ли истори-
ческая жизнь в народе посредством завоевания или по-
средством внутреннего движения — все равно — мы ви-
дим здесь разделение народа на две части, вооруженную
и невооруженную, и определение отношений между ними
составляет одну из главных забот народной жизни.
В государствах первобытных, сельских, земледельческих
Отндшения определяются просто и тяжело для невоору-
женной части народонаселения; оно должно непосредст-
венно содержать, кормить вооруженную часть; земля на-
ходится во владении вооруженного класса и обрабатыва-
429
ется рабствующим, прикрепленным к земле сельским на-
родонаселением.
При благоприятных условиях географических и дру-
гих государство начинает мало-помалу терять земле-
дельческий характер, начинается торговое н промышлен-
ное движение; деньги, недвижимая собственность начи-
нает получать все более и более значение; город богате-
ет, богатеет вообще народ, народонаселение увеличива-
ется, и естественно приготовляется переход от крепост-
ного труда к вольнонаемному. В то же время богатеет
и правительство, увеличиваются его средства, денежные
средства: прежде оно должно было довольствоваться
помощью вооруженного сословия, бывшего вместе и выс-
шим землевладельческим сословием, которое затрудняло
правительство известными условиями, например воин на
Западе имел право не оставаться в походе долее извест-
ного срока. Теперь у правительства есть деньги,- есть
средства нанять войско для достижения своих целей,
и являются наемные войска; наконец, дальнейшее, усиле-
ние финансовых средств правительства дает ему возмож-
ность избегать невыгод и наемных войск и завести свое
постоянное войско, которое бы всегда находилось в его
распоряжении и которое бы народ содержал, кормил не
непосредственно своими трудами, но посредством денег,
уплачиваемых правительству в виде податей. Таким об-
разом, появление постоянного войска есть ясный при-
знак экономического переворота в народной жизни, про-
мышленного и торгового развития, появления имущества
движимого, денег подле недвижимого, земли — признак,
который естественно и необходимо совпадает с другим
признаком — освобождением земледельческого сословия,
появлением вольнонаемного труда вместо обязательного,
крепостного. Город, разбогатев, освобождает село, ибо
в организме народном все органы находятся в тесной
связи, усиление или упадок одного отзывается на усиле-
нии или упадке другого.
Так было на Западе. Обратимся на Восток. Законы
развития одни и те же и здесь и там, разница происхо-
дит от более или менее благоприятных условий, ускоря-
ющих или замедляющих развитие. На востоке в нашей
России мы имеем дело с государством бедным, земле-
дельческим, без развития города, без сильного промыш-
ленного и торгового движения, государством громадным,
но с малым народонаселением — государством, которое
постоянно должно было вести тяжелую борьбу с соседя-
430
ми — борьбу не наступательную, но оборонительную,
причем отстаивалось не материальное благосостояние
(не избалованы были им наши предки), но независи-
мость страны, свобода жителей, потому что как скоро не
поспеет русское войско выйти к берегам Оки сторожить
татар, даст им где-нибудь прорваться, то восточные ма-
гометанские рынки наполняются русскими рабами. Го-
сударство бедное, малонаселенное и должно содержать
большое войско для защиты растянутых на длиннейшем
протяжении и открытых границ. Понятно, что мы долж-
ны здесь встретиться с обычным в земледельческих го-
сударствах явлением: вооруженное сословие, войско, не-
посредственно кормится на счет невооруженного. Бедное
государство, но обязанное содержать большое войско, не
имея денег вследствие промышленной и торговой нераз-
витости, раздает военным служилым людям земли. Но
земля для землевладельца не имеет значения без земле-
дельца, без работника, а его-то и недостает; рабочие ру-
ки дороги, за них идет борьба между землевладельцами:
работников переманивают землевладельцы, которые по-
богаче, вотчинники, монастыри большими выгодами пе-
реманивают к себе работников от землевладельцев, ко-
торые победнее, от мелких помещиков, которые не могут
дать выгодных условий, и бедный землевладелец, не
имея работника, лишается возможности кормиться
с земли своей, лишается возможности служить, являть-
ся по первому требованию государства в должном виде,
на коне, с известным числом людей и в достаточном во-
оружении, кОнен, люден и оружен. Что тут делать? Глав-
ная Потребность государства — иметь наготове войско;
но воин отказывается служить, не выходит в поход, по-
тому что ему нечем жить, нечем вооружиться, у него есть
земля, но нет работников. И вот единственным средст-
вом удовлетворения этой главной потребности страны
найдено прикрепление крестьян, чтоб они не уходили
с земель бедных помещиков, не переманивались богаты-
ми; чтоб служилый человек имел всегда работника на
своей земле, всегда имел средство быть готовым к вы-
ступлению в поход.
Долго иностранцы, а за ними и русские изумлялись
и глумились над этим явлением: как это случилось, что
в то самое время, как в Западной Европе крепостное
право исчезло; в России оно вводилось. Теперь наука по-
казывает нам ясно, как это случилось: в Западной Ев-
ропе благодаря ее выгодному положению усилилась про-
431
мышленная и торговая деятельность, односторонность
в экономической жизни, господство недвижимой собст-
венности, земли, исчезло; подле нее явилась собствен-
ность движимая, деньги, увеличилось народонаселение,
разбогател город и освободил село. А на востоке образо-
валось государство при самых невыгодных условиях,
с громадною областью и малым народонаселением, нуж-
дающееся в большом войске, заставляемое быть воен-г
ным, хотя вовсе не воинственное, вовсе без завоеватель-
ных стремлений, имеющее в виду только постоянную за-
щиту своей независимости и свободы своего народонасе-
ления,— государство бедное, земледельческое, и как
только отношения в нем между частями народонаселе-
ния начали определяться по главным потребностям на-
родной и государственной жизни, то оно и представило
известное в подобных государствах явление: вооружен-
ная часть народонаселения кормится непосредственно на
счет невооруженной, владеет землею, на которой нево-
оруженный человек является крепостным работником.
И разве во всех государствах Европы крепостная зави-
симость сельского народонаселения исчезла вдруг и дав-
но? В государствах средней Европы она продолжалась
до настоящего века, и причина тому заключалась в мед-
ленности экономического развития. Но для уяснения яв-
ления посредством сравнения нам не нужно ограничи-
ваться одной Европой; к Европе примыкает другая часть
света, открытая европейско-христианскими народами,
занятая ими, введенная вследствие этого в общую
жизнь с Европою,—Америка. В XVI веке эта страна пред-
ставляла главные экономические условия, одинаковые
с Востоком Европы, с Россией: обширная страна, страш-
но нуждающаяся в рабочих руках. И что же делают
в ней эти западные европейцы, так хвастающие ранним
освобождением у себя сельского народонаселения? Они
организуют здесь рабство сельского народонаселения
в самых обширных и отвратительных размерах посред-
ством вывоза из Африки черных невольников, успокаи-
вая свою цивилизованную совесть лукавым мудрствова-.
нием, что негры вовсе не такие люди, как белые, не от
одного Адама произошли.
Прикрепление крестьян — это вопль отчаяния, испу-
щенный государством, находящимся в безвыходном эко-
номическом положении !4. Но дело не могло ограничить-
ся одним прикреплением сельского народонаселения
к обрабатываемой им земле: в городах живут так назы-
432
ваемые посадские, тяглые люди, промышленники, торго-
вые люди. Промышляют и торгуют они в очень неболь-
ших размерах, но платят подати, несут повинности
в очень больших размерах: государство, постоянно
и страшно нуждающееся в деньгах, требует от них ис-
правного платежа податей и в то же время требует от
них тяжкой и разорительной службы прн собирании этих
доходов. А тут еще новая для них тягость — воевода
и приказный человек. Развитие состоит в разделении за-
нятий; мы называем наиболее развитым то тело, кото-
рое имеет наиболее отдельных органов, служащих каж-
дый известному отправлению жизни и находящихся в те-
сной друг с другом связи и зависимости. Мы называем
и человеческое общество наименее развитым, варвар-
ским, где разделение занятий слабо, где каждый делает
все для себя нужное, не имея нужды в других, не сооб-
щается, не меняется с ними, живет особняком. Общест-
вом-развитым, цивилизованным, наоборот, мы называем
такое, где господствует разделение занятий и потому
господствует и соединение сил, общая жизнь, ибо все
находятся во взаимной связи и зависимости. В древней
России, принадлежащей к государствам первобытным,
неразвитым, мы не можем надеяться встретить значи-
тельное разделение занятий ни в каких сферах. В таких
государствах один орган обыкновенно служит несколь-
ким отправлениям, которые, при дальнейшем развитии,
распределяются по отдельным органам. В древней Рос-
сии военный или ратный человек в мирное время должен
был занимать правительственные должности, которые,
опять по той же неразвитости, соединялись с судебными
должностями. В финансовом отношении назначение на
такие места служило дополнительным содержанием
к поместью для служилого или военного человека; и так
как бедное государство не могло дать ему жалованья,
то предоставляло ему содержаться доходами с управля-
емой им местности, кормиться на ее счет. Таким обра-
зом, вследствие указанной уже неразвитости земледель-
ческого государства, и город, подобно селу, должен был
непосредственно содержать, кормить военного челове-
ка, который естественно и необходимо привыкал к мыс-
ли, что он имеет право непосредственно кормиться на
счет невооруженного человека, а тот имеет обязанность
непосредственно кормить его, непосредственно служить
ему.
Вследствие такого-то представления и образуется
433
бездна между двумя частями народонаселения, воору-
женного и невооруженного; одни считают себя полными
людьми, мужами, и всех других называют неполными
людьми, человечками, мужиками. Муж, приезжая уп-
равлять мужиками и смотря на эту должность как на
дополнительное содержание, как на кормление, разуме-
ется, хотел кормиться как можно сытнее. Муж, воевода,
часто был безграмотный, не знал порядков управления
и суда, и при нем являлся приказный человек, грамот-
ный, умеющий вести дела и умеющий кормиться. Тяже-
лое положение тяглого человека, обремененного податя-
ми, увеличивалось еще таким отношением к областным
правителям, как кормленщикам, и часто тяглый чело-
век бежал от невыносимой тягости, укрывался, вступал
в зависимость от частных сильных и богатых людей,
чтоб найти в ней льготу и покровительство. Это послед-
нее явление составляет также характеристическую чер-
ту первобытных, неразвитых государств, которые не мо-
гут дать каждому подданному свободно и безопасно тру-
диться,— государств, где правительственные требования
находятся в несоразмерности с средствами подданных
удовлетворять им. Здесь естественное стремление бедно-
го, слабого входить в зависимость от богатого, сильного,
чтоб найти у них помощь и покровительство, найти за-
щиту как от насилия других сильных, какой не может
дать государство еще слабое, так и от требований само-
го государства. Известно, что так называемая феодаль-
ная система на вападе, господствовавшая в то время,
когда тамошние государства находились в первобытном,
неразвитом состоянии, основывалась на этом стремле-
нии слабых войти в зависимость от ближайших сильных
с целью найти в них защиту и покровительство.
Вот почему и в древней России мы видим сильное
стремление добровольно входить в частную зависимость.
Человек отдавался или продавался добровольно в холо-
пы, давал на себя кабалу. Отпущенный на волю по за-
вещанию умершего господина, холоп спешил закабалить
себя наследнику покойного господина или другому ко-
му-нибудь. Но, кроме этого добровольного закабаливй-
ния себя в личное услужение, видим стремление людей,
имеющих свое независимое хозяйство и промыслы, за-
кладываться за людей сильных для приобретения защи-
ты и освобождения от тяжких государственных повинно-
стей— стремление, по тогдашнему выражению, жить за
чужим хребтом, быть в захребетниках, в соседях и под-
434
госедниках, Государство, разумеется, не может равно-
душно смотреть на все эти явления. Накопляется огром-
ное количество жалоб мелких землевладельцев, что кре-
стьяне бегут с их земель, и тем лишают их средств кор-
миться, следовательно, лишают средств служить. Не-
смотря на закон о прикреплении крестьян, богатые
и сильные землевладельцы продолжали переманивать
крестьян у недостаточных собратий своих,— переманит
и сейчас же отправит в отдаленную вотчину, где преж-
ний господин его не сыщет. Пустеют целые волости от
тяжких податей и воеводских притеснений; бегут или
закладываются посадские люди. Но уход крестьянина от
помещика лишает государство возможности иметь в сбо-
ре достаточное число войск; уход, укрывательство, за-
кладничество тяглого человека лишает бедное государ-
ство последних финансовых средств,— и вот одною из
главных постоянных забот государства становится ловля
человека. Помещик жалуется, что ушел работник, земля
пуста, дохода не дает, а нанять работника нечем, да
и некого; посадские люди жалуются, что товарищи их
ушли или заложились за бояр, за монастыри, тягла не
тянут, вся тяжесть обрушивается на оставшихся, кото-
рым, разумеется, нельзя справиться и приходится самим
брести розно,— и государство должно удовлетворять
всем этим жалобам, должно ловить работника, тяглого
человека, усаживать на одно постоянное место, стеречь,
чтоб не ушел. Государство из финансовых видов долж-
но вооружиться против закладничества, должно освобо-
ждать людей от частной зависимости, освобождать си-
лою, против их воли, и освобожденные составляют за-
говор, чтобы произвести кровавый бунт против освобо-
дившего их правительства: зачем освободило. Вот явле-
ние, которое заставляет нас быть очень осторожными
и не судить по настоящему о прошедшем.
Понятно, что меры государства относительно ловли
и усаживания людей не могли быть очень действительны.
Уйти и скрыться в громадной, малонаселенной стране
было легко; открытость границ, условие столь затрудни-
тельное относительно государственной обороны, облег-
чавшее врагам доступ в Россию, облегчало и русскому
народонаселению возможность выхода, возможность
разбрасываться все более и более на неизмеримых про-
странствах, пустых или почти пустых по ничтожности их
туземного народонаселения. Понятно, что такая колони-
зация, такое постоянное расширение государственной
435
области, не имеющей изначала резко очерченных гра-
ниц,— расширение, которое беспрепятственно шло через
пустыни северной Азии и могло остановиться только на
берегах Восточного океана, такое постоянное расшире-
ние государственной области, и без того громадной, та-
кой отплыв народонаселения, и без того незначительного,
только усиливало затруднения государства в его отправ-
лениях. К тому же подле выселения людей с земским
характером — людей, переносивших на новые места свой
труд — мы видим выход людей с другим характером,—
людей, которые, ушедши от тяжкого труда, от надзора
правительственного и общественного, начинаю! зани-
маться дурным промыслом, жить на чужой счет; в гус-
тых лесах малонаселенной страны так легко было обра-
зовываться и укрываться от преследований разбойничь-
им шайкам, от которых мирное сельское народонаселе-
ние терпело более, чем от внешних врагов; от последних
терпели окраины, разбойники свирепствовали повсюду.
Но не один лес служил убежищем для людей, кото-
рые хотели жить на чужой счет — на счет трудящихся
в поте лица братий; широкие степи, которыми граничи-
ла древняя Россия на юге и юго-востоке, переставши
быть привольем хищных, кочевых орд, стали привольем
казаков — людей, не хотевших в поте лица есть хлеб
свой,— людей, которым по их природе, по обилию физи-
ческих сил было тесно на городской и сельской улице,
которые, по старинному представлению, не могли прой-
тись по ней, чт<5б не задеть другого, не сшибить его
с ног, на что, разумеется, эти задавленные и сшибленные
с ног не могли смотреть равнодушно и быть благодарны-
ми: поэтому люди, чувствовавшие такую тесноту в об-
ществе и не желавшие работать, спешили на простор,
в широкую степь, где могли гулять, живя на чужой счет,
т. е. грабя своих и чужих. Так образовалась противопо-
ложность между земским человеком, который трудился,
и казаком, который гулял, противоположность, которая
необходимо должна была вызвать столкновение, борьбу.
Эта борьба разыгралась в высшей степени в начале
XVII века в так называемое Смутное время, когда каза-
ки из степей своих под знаменами самозванцев явились
в государственной области и страшно опустошили ее,—
явились для земских людей свирепее поляков и немцев
(грубнее литвы и немец, по выражению летописца). По-
нятно, что это опустошение не могло улучшить экономи-
ческого положения страны, которое в продолжение не-
436
скольких .лет..сряду теряло рт.разбоя, производившего-
ся,в самых' ужасающих размерах, с неслыханной нена-
вистью к мирному труду, к гражданину-труженику,
к земскому человеку.
В последнее время, когда русская мысль, недостаточ-
но установленная правильным научным трудом, произве-
ла несколько странных явлений в нашей литературе,
в некоторых так называемых исторических сочинениях 15
высказалось стремление выставить этих героев леса
и степи, разбойников и казаков с выгодной стороны, вы-
ставить их народными героями, в их деятельности ви-
деть протест во имя народа против тягостей и неправды
тогдашнего строя государственной жизни. Протест! Мы
привыкли к этому слову, оно легко для нас, как легко
самое дело. Но в сущности это дело не так легко, а по-
тому и слово не должно употреблять легкомысленно;
в сущности в самой тесной связи с ним находятся слова:
подвиг, пророчество, мученичество, и, конечно, это слово
вовсе нейдёт к людям, которые покидали своих собра-
тий в их подвиге, в их тяжелом труде, и уходили, чтоб
гулять и жить на чужой счет, на счет тяжкого труда сво-
их собратий. Хорош протест во имя народа, во имя на-
родных интересов — протест, состоящий в том, чтоб ме-
шать народному труду, мешать труженикам трудиться
и посредством труда улучшать свое положение! Хорош
протест против неправды под знаменем лжи, под знаме-
нем самозванства!
Нет, все наше сочувствие, принадлежит не тем, кото-
рые" ушли, но тем,Кч которые, остались; все наше сочувст-
вие принадлежит тем земским русским людям, которые
разработали нашу землю своим трудом великим, подви-
гом необычайным, потому что были поставлены в самые
Неблагоприятные обстоятельства, должны были преодо-
левать страшные трудности, должны были бороться
,с природою-мачехою, при ничтожных средствах защи-
щать обширную страну от врагов, нападавших на нее со
всех сторон, и, несмотря на все препятствия, создали
крепкую народность, крепкое государство. Все наше со-
чувствие принадлежит этим людям, которые в продолже-
ние стольких веков работали самую черную работу,
й посмеем ли мы задать им детский и дерзкий вопрос:
зачем они при этой черной работе не носили светлого,
богатого платья? Наше сочувствие принадлежит не тем,
которые, как бичи божьи, приходили из степей, чтоб
вносить смуту н опустошения в родную землю, которые
437
умели только разрушать и не умели ничего создать; на-
ше сочувствие принадлежит тем, которые своим честным,
гражданским трудом созидали, охраняли и спасали; тем,
которые в восточной, Московской России, несмотря на
разбросанность свою по обширным, малопроходимым
пространствам, умели собраться и стать как один чело-
век, когда беда начала грозить родной стране; которые
совершили не один физический подвиг, но умели очис-
титься нравственно, избавиться от привычки нравствен-
ного обособления, от привычки нравственного колебания,
шатания, как они выражались. Наше сочувствие принад-
лежит тем, которые в западной России, почуя ту же бе-
ду, нехитрыми средствами приходского складчинного ми-
ра умели создать крепкие общества, в короткое время
создать школу, науку, литературу, все нравственные
средства к борьбе с врагом сильным для спасения своей
народности. Наше сочувствие принадлежит тем, которые
великим трудом развили свои нравственные силы, окру-
женные варварами, сохранили свой европейско-христи-
анский образ и стали способны под предводительством
величайшего из тружеников приступить к новому вели-
кому труду — труду созидания новой России. Этим лю-
дям принадлежит все наше сочувствие, наша память, на-
ша история. Прошедшее, настоящее и будущее принадле-
жит не тем, которые уходят, но тем, которые остаются,
остаются на своей земле, при своих братьях, под своим
народным знаменем.
ЧТЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Из предложенного очерка экономического быта древ-
ней России легко догадаться, с чего должно было на-
чаться движение при переходе из одного возраста на-
родной жизни в другой. Прежде всего должно было про-
будиться сознание о недостатках этого быта, о их вред-
ных следствиях в деле народной безопасности, народной
силы, народной чести. Каким же способом могло пробу-
диться это сознание? Тем же, каким оно пробуждается
и в отдельном человеке, способом сравнения и противо-
положения; а способ этот, разумеется, усиливается
вследствие выхода в более широкую сферу, вследствие
приобретения большого количества предметов, явлений
для сравнения и противоположения. Долгое время все
438
внимание русского человека было обращено на Восток,
к миру степных, хищных варваров, народов кочевых, не-
христианских, стоявших на низшей ступени развития,
чем народ русский. Русский человек сознал свое резкое
различие от этих народов и, находясь в том возрасте,
когда преобладает чувство, сознал свое резкое различие
от степного варвара в религии; не русский и татарин, но
христианин и басурманин, или поганый,— вот какие
представления были напереди; здесь прошла резкая
нравственная граница между русской народностью
и азиатским миром. Но на Западе другие соседи, наро-
ды с другим характером. И здесь прежде всего было
подмечено и стало на первом плане религиозное, т. е.
вероисповедное различие, православный христианин или
просто христианин, христианин по преимуществу, и ла-
тыней (римлянин), лутор, кальвин16; и здесь, на Западе,
вероисповедное различие провело резкую нравственную
границу русской народности, вот почему и говорим мы,
что православие легло в основу русской народности, ох-
ранило ее духовную и политическую самостоятельность;
под его знаменем поднялась и собралась восточная Рос-
сия, чтоб не пустить на московский престол латынца,
польского короля или сына его; под его знаменем отста-
ивала свою народную самостоятельность западная Рос-
сия в борьбе с Польшей.
Мы говорили, что Россия дурно защищена природою,
открыта с востока, юга и запада, легко доступна вражь-
им нападениям; но отсутствие резких физических гра-
ниц заменено было для русского народа духовными гра-
ницами, религиозным различием на востоке и юге, веро-
исповедным на западе; в этих-то границах крепко дер-
жалась русская народность и сохранила свою особ-
ность и самостоятельность. Затем русский человек, раз-
умеется, обратил внимание и на другие черты сходства
и различия между своими соседями, между народами,
с которыми имел дело, и по этим чертам также начал
определять свои отношения к ним. Он заметил, напри-
мер, племенное сходство и различия, и поставил поля-
ков— литву особо, немцев, т. е. всех западноевропейских
народов не славянского происхождения,— особо. Заме-
тил и резкое различие между восточным и западным че-
ловеком, азиатским и западноевропейским, грубость
первого, умелость, образование второго. Особенно пора-
зило русского человека, в противоположность с его соб-
ственною бедностью, богатство заморского немца, англи-
439
чанина, голландца, гамбурца-, любчанина -‘—богатство
и искусство (досужество). Заморский немец приводит
товары необходимые, но которых русский человек не
умеет делать; у заморских немцев много денег и, кроме
того, они умеют вести свои дела, умеют вести их сообща,
умеют сговориться и поставить на своем, тогда как рус-
ские люди торгуют каждый отдельно, не умеют сговари-
ваться, помогать друг другу и потому всегда в проигры-
ше пред немцами, не могут с ними стянуть, как они сами
выражались. Немцы привозят товары дорогие, которые
в их земле не родятся, родятся далеко за океаном; но
немцы на кораблях своих плавают по всем морям, при-
стают ко всем землям, покупают дешево, продают дорого
и наживают великие барыши. Русский человек приема-
тривается к немцам, которые из них богаче, которые ис-
куснее, и видит, что богаче, искуснее немцы поморские,
те, у которых больше кораблей, те, которые плавают
и торгуют по всем морям. Отсюда для русского человека
представление моря как силы, которая дает богатство;
отсюда страстное желание, стремление к морю, чтоб
посредством него стать таким же богатым и умелым на-
родом, как народы поморские.
Таким образом, богатство и умелость заморских ино-
странцев, противопоставленные собственной бедности
и неразвитости, пробудили в сильном историческом, т. е.
способном к развитию, народе стремления выйти из сво-
его затруднительного, печального положения, умерить
односторонность земледельческого быта промышленным
и торговым развитием, средствами .указанными,; дейст-
вительность которых очевидна; отсюда движениеотфос*
тока к западу, от Азии к Европе, от степи к морю. И; это
движение началось сейчас же, как только восточные варг
вары ослабели, русские осилили их, могли вздохнуть по*
спокойнее, оглядеться и заметить сказанное различие
между собою и поморскими народами, ибо великий исто-
рический народ пребывать в застое не может; а если
древняя Россия нам представляется в застое, то это за-
стой относительный, это только медленность движений
в известных сферах вследствие могущественных препят+
ствий, встречаемых народом.
Как только татарские ханы перестают подходить
к Москве и брать в плен ее князей, сын того князя,' ко-
торый был пленником в Казани17, Иоанн III, уже заво-
дит сношения с Западной Европой и вызывает тамошних
художников, чтоб строить церкви, дворцы И башни
440
в евоем Кремле. Внук его, Иоанн IV, как только угомо-
ншг восточных татар взятием Казани и Астрахани, так
сейчас же обращает все свое внимание на запад, хочет
непременно добиться до заветного моря. Оттолкнутый от
него соединенными усилиями нолякрв и шведов, Ио-
анн IV готов отдать всю русскую торговлю в руки англи-
чан, лишь бы только те помогли ему получить хотя од-
ну гавань на Балтийском море. Царь Алексей Михайло-
вич делает наивное предложение, герцогу курляндскому,
не может ли тот позволить строить в своих гаванях рус-
ские корабли: это всего лучше показывает движение и его
направление, всего лучше показывает, как мысль о море
стала господствующей, неотразимой. Таким образом,
русские уже двинулись, и новый путь был определен;
движение начинается с XV и XVI века одновременно, сле-
довательно, с движением западноевропейских народов,
с их переходом из одного возраста в другой; но у нас на
Востоке это движение шло чрезвычайно медленно вслед-
ствие страшных препятствий. Польша и Швеция легли
на дороге, загородили море,— пробиться было невоз-
можно с теми нестройными массами, какие представля-
ло русское войско, требовавшее для успеха коренного
преобразования. На Западе загорожена дорога, а Во-
сток, степной восток, употребляет последние усилия, чтоб
удержать свою добычу, свою пленницу — Россию. В то
время как царь Иоанн IV обратил все свое внимание на
Запад, крымский хан подкрался и сжег Москву, сжег
так, что она, уже после^того не поправлялась18. Только
что'при царе'Борисе успели решить вопрос, что лучше
отправить своих русских за границу- учиться, чем вызы-
вать иностранных учителей в Россию; только что распо-
рядились исполнением этого решения, как степи снова
всколыхались, явились оттуда казаки с самозванцами
и выполнили степную работу опустошения, уравнения,
т. е.. уравняли все с землею получше татар; долго Рос-
сия должна была отдыхать, оправляться после посеще-
ния этих проповедников протеста. Путешественники
рассказывают, что когда они проезжали местами, где
гостили казаки, то, чтоб остановиться и погреться в из-
бах, прежде нужно было очистить эти избы от трупов их
прежних обитателей. После такой болезни нельзя было
требовать сильного движения от выздоравливающего;
а тут едва восточная Великая Россия начала оправлять-
ся, движения в западной России, сведение старых счетов
С Польшей, казацкие смуты в Малороссии 19 замедляли
441
движение; замедляли, но оно не прекращалось: шли
ощупью, принимали полумеры, но двигались, вводили
преобразования в войске; отбиваемые от Балтийского
моря, строили корабли для Каспийского.
Из сказанного, надеюсь, ясно, в чем должны были
заключаться существенные черты так называемого пре-
образования, т. е. естественного и необходимого перехо-
да народа из одного возраста в другой. Бедный народ
сознал свою бедность и причины ее чрез сравнение себя
с народами богатыми и устремился к приобретению тех
средств, которым заморские народы были обязаны сво-
им богатством. Следовательно, дело должно было на-
чаться с преобразования экономического; государство
земледельческое должно было умерить односторонность
своего экономического быта усилением промышленного
и торгового движения, и для этого прежде всего добыть
себе уголок у северного Средиземного (Балтийско-не-
мецкого) моря, к которому прилила торговая, промыш-
ленная и историческая жизнь Европы, отхлынув от бе-
регов древнего южного Средиземного моря. Здесь ис-
полнялся общий закон, по которому шло движение и на
Западе. Движение, приготовившее переход западноевро-
пейских народов из одного возраста в другой, из древней
истории в новую, началось изменением в их экономиче-
ском быте чрез усиление промышленной, торговой и мо-
реплавательной деятельности. Чем обыкновенно начина-
ют изложение новой истории? Открытиями новых стран
и морских путей, й этим открытиям предшествует подня-
тие города, его чрезвычайное процветание в Италии,
этой стране богатых, сильных, властительных городов-
республик. С берегами южного Средиземного моря начи-
нают соперничать берега северного Средиземного моря
Балтийско-немецкого: здесь поднимаются города ган-
зейские и нидерландские. В других западноевропейских
странах в различной степени, под влиянием разных усло-
вий, но повторяется то же явление, деньги, движимое со-
перничает с землею, недвижимым; золото спорит с ме-
чом; прежде династии основывались мечом, теперь они
основываются посредством денег; богатые купцы Меди-
чи20 основывают династию во Флоренции. Развитие про-
мышленное и торговое ведет к развитию умственному
чрез расширение сферы наблюдения, чрез усиление жиз-
ни международной. Научное движение при этом необхо-
димо, и мы видим, что в эпоху открытий географиче-
ских — в эпоху усиления торговой и промышленной де-
442
ятельности—в странах, наиболее отличающихся этою
деятельностью, является и сильная работа мысли над
памятниками, оставленными древним греко-римским ми-
ром, влиянию которьГХ так подчинились западноевропей-
ские народы, и под этим влиянием совершили переход
из своей древней истории в новую, из возраста чувства
в возраст мысли, проще сказать—отдались в ученье грекам
и римлянам, прошли школу под их руководством. И эта
школа надолго, можно сказать навсегда, оставила глу-
бокие следы, точно так же, как глубокие следы оставля-
ет школа в каждом человеке, способном принимать и пе-
реваривать духовную пищу. В этой-то греко-римской
школе, при возбуждении мысли посредством ее, западно-
европейские народы прежде всего отнеслись с вопросом
и допросом к отношениям, которые были результатом
начала, господствовавшего в их древней истории, чувст-
ва, религиозного чувства. И следствием этого допро-
са расправившей свои крылья мысли, результатом
чувства, следствием столкновения двух начал, делящих
между собой историю народов,— следствием столкно-
вения мысли и чувства было религиозное протестант-
ское движение, охватившее всю Западную Европу и
поведшее всюду к такой продолжительной и кровавой
борьбе.
И у нас в России переход из древней истории в но-
вую совершился по общим законам народной жизни, но
и с известными особенностями вследствие различия ус-
ловий, в которых проходила жизнь нашего и западноев-
ропейских народов. На Западе известное экономическое
движение началось давно и шло постепенно, что и не
давало ему значения новизны, особенно поражающего
внимание, дающего господство явлению. Самым сильным
и поражающим своею новизною движением было дви-
жение в области мысли, в области науки и литерату-
ры, перешедшее немедленно в область религиозную,
в область церковных и церковно-государственных отно-
шений; здесь новое, протестуя против старого, противо-
поставляя ему себя, необходимо вызывало борьбу —
И; борьбу самую сильную, борьбу религиозную, которая
делит Европу на два враждебные лагеря. Эта-то борьба
и стала на первом плане, отстранив все другие интересы
на второй. У нас в России в эпоху преобразования,
т. е. при переходе народа из своей древней истории в но-
вую, экономическое движение оставалось на первом
плане. По указанным выше неблагоприятным условиям
443
у нас экономическое развитие было задержано; но дви-
жение государственной й народной жизни не останавли-
валось, ибо все яснее и яснее становилось сознан'иё; не-
обходимости вывести страну на »овый путь, все яснее
и яснее становилось сознание средств этого вывода.
И как скоро сознание окончательно уяснилось, то народ
должен был вдруг ринуться на новую дорогу, ибо раз-
лад между сознанием того, что должно быть, и действи-
тельностью возможен у отдельного человека И Целого
народа только при условии крайней слабости воЛи, од-
ряхления; но таким не был русский народ в описывае-
мое время. Экономический переворот^ как удовлетво-
ряющий главной, народной потребности, становился на
первый план, и как совершившийся вдруг, тем сильнее
давал себя чувствовать.
В организме государственном нельзя дотронуться до
одного органа, не коснувшись в то же время и других,—
и вот причина, почему вместе с экономическим преобра-
зованием шло и множество других; но эти последние на-
ходились в служебном отношении к первому. Не забу-
дем и того, что Россия совершила свой переход из древ-
ней истории в новую двумя веками позже, чем соверши-
ли это западноевропейские народы; следовательно, мен<-
ду этими народами, в общество которых вступил нарбд
русский, многое уже должно было измениться. Действи-
тельно,/ религиозное движение здесь успокоилось, и на
первом плане стоял также вопрос экономический. Вспом-
ним, что на Западе это время было временем ЛюДови-
ка XIV21, который дал Фракции первенствующую fliwfb
в Западной Европе; но в ко.нце его царствования ’Фран-
ция потеряла первенствующее значение. Это Происходи-
ло оттого, что вначале знаменитый министр ЛюДбВий'а
Кольбер 22 произвел экономическое движение, эконбмйчё-
ский переворот во Франции, давший королю большие'фй-
нансовые средства; но потом король позволил себе Иётб-
щить их. От какой же мысли пошел Кольбер? Мсфёкиё
державы — Голландия и Англия — разбогатёйи'1 по-
средством сильного промышленного и торгового движе-
ния: чтоб дать Франции возможность разбогатеть ЙД-
равне с Англией и Голландией, надобно сделать ее Ма-
ской державой, возбудить в ней сильное промышленное
и торговое движение, что й было сделано. Тут, следова-
тельно, Кольбер шел от факта, совершившегося уйсех
перед глазами: от сравнения положения морских дер-
жав с положением континентальных, от верного пони-
444
мания причин различия в этом положении, ибо не по-
нять было трудно.
От того же факта, от того же сравнения пошла
и Россия; основное движение преобразовательной эпо-
хи было то же кольберовское движение, то же стремле-
ние привить к земледельческому бедному государству
промышленную и торговую деятельность, дать ему море,
приобщить его к мореплавательной деятельности бога-
тых государств, дать возможность разделить их громад-
ные барыши. Движение это, как мы видели, так естест-
ренно и необходимо, что тут не может быть и мысли
о каком-нибудь заимствовании или подражании: Фран-
ция с Кольбером в челе и Россия с Петром Великим
в челе действовали одинаково по тем же самым побуж-
дениям, по каким два человека, один в Европе, а другой
в Азии, чтоб погреться, выходят на солнце, а чтоб избе-
жать солнечного жара, ищут тени. Иоанн IV, бившийся
изо всех сил, чтоб утвердиться на морских берегах, не
мог подражать Кольберу. Но когда Россия вошла в бли-
жайшие сношения с Западной Европой, то было важно,
что она нашла здесь то же самое движение, какое
сама совершила, нашла ему оправдание. Россия, произ-
водившая у себя экономический переворот и сближав-
шаяся для этого с Западной Европой, застала ее не
в религиозной борьбе, совершенно чуждой и бесполезной
для России, но в борьбе за средства к обогащению.
Но если в нашем преобразовании выставилась так
выпукло экономическая сторона, то было бы крайне не-
осторожно не обратить внимание и на другие стороны,
которые рассматриваемое явление должно было иметь
по необходимым общим законам. Мы видели, что в За-
падной Европе при переходе народов из одного возраста
в другой мысль, возбужденная знакомством с памятни-
ками древней мысли, древней философии, отнеслась
с вопросом и допросом к результатам господствовавше-
го в их древней истории чувства — религиозного чувст-
ва, откуда произошло сильное религиозное движение,
^ильная религиозная борьба, разделившая Европу на
два враждебных лагеря, католический и протестантский.
Мы видели, что часть западноевропейских народов со-
храняют и упорно отстаивают старые верования, старые
формы церковного строя и утверждаются в этом край-
ностями нового начала, крайностями движения мысли,
ее разлагающего, отрицательного движения. После воз-
буждения вопроса о злоупотреблениях латинской церкви
445
очень скоро возникают учения, стремящиеся нарушить
не только церковный, но и общественный строй; разнуз-
данная мысль в своем отрицательном движении быстро
пробегает от Лютера до Мюнцера и от Мюнцера до
анабаптистов 2Э. Такая крайность вызывала противодей-
ствие, реакцию со стороны католицизма, которые, в свою
очередь, дошли до крайностей, произведя орден иезуи-
тов 24. Никаких соглашений, никаких уступок новому на-
чалу, новым требованиям; все правильно, все безукориз-
ненно, нечего переменять; и божья правда и человече-
ская ложь одинаково неприкосновенны; «да будет так
как есть, или да не будет» (sit ut est, aut non sit) на-
писал католицизм на своем знамени в ответ на проте-
стантские требования, на протестантские укоризны;
и были в Западной Европе целые страны, которые оста-
лись вполне верны этому знамени, обвели около себя ма-
гический круг, отчурались от всякого участия в новом
движении, от всякого участия в служении новому нача-
лу: так поступили народы Пиренейского полуострова,
знаменитые католическим старообрядчеством. Но если
при движении, вызывающем к переходу из одного воз-
раста в другой, так сильно обнаруживается у народов
отвращение к этому переходу; так сильно обнаруживает-
ся страх пред болезненным переворотом; так невыно-
сима бывает тоска при этом, которую можно объяснить
тоскою по родине, овладевающею многими людьми, ре-
шившимися в первый раз переступить порог отечества,
войти в новый, чужой мир; если целые народы решают-
ся заглушить в себе, выжечь костром инквизиции вся-
кую попытку мысли, потребовать отчета у существую-
щего, освященного веками, изменить здесь хотя единую
букву и если такое решение оправдывается крайностя-
ми нового направления, ведущими также к односторон-
ности, нарушающими гармонию духовной жизни,— то
самый естественный вопрос в устах человека, не знаю-
щего подробностей нашей истории: неужели переход рус-
ского народа из одного возраста в другой, из древней
истории в новую, совершился без болезненных явлений,
без сопротивления, без борьбы? Неужели все с веселым
сердцем, безбоязненно отправились в новый путь, в не-
ведомый мир? Неужели все выслушали с сочувствием,
по крайней мере равнодушно, вызов: свое дурно, чужое
хорошо? Неужели при той резкой вероисповедной гра-
нице, которую русские люди провели между собою и за-
падноевропейскими народами и которую так ревниво ох-
446
раняли, не щадя ничего, никому не пришла в голову
страшная мысль, что при тесном сближении с иноверны-
ми народами эта священная граница может быть нару-
шена? Всем известно, как отвечает на эти вопросы наша
история. Задолго, почти за сто лет до начала преобразо-
вательной деятельности Петра Великого, уже идет сове-
щание у царя Бориса с духовенством и вельможами;
предлагается трудное, но необходимое дело: надобно
ввести науку, потому что без нее Россия бессильна пе-
ред другими враждебными народами; науку можно по-
лучить только из-за моря, надобно призвать иностран-
ных учителей, как уже хотел царь Иван. Но тут великая
опасность: эти учителя иноверцы, как будут учиться
у них русские православные люди? Учиться — ведь это
значит признать превосходство учителя, подчиниться
ему, верить ему, делать так, как он велит, как сам дела-
ет, подражать ему. Какое страшное искушение: подчи-
ниться влиянию учителя во всем, исключая одного —
веры. Решено было, что иноверные учителя опасны, и по-
тому лучше послать русских людей учиться за границу,
чтоб они по возвращении стали учителями в своей стра-
не. Понятно, что опасность не уменьшалась: русский че-
ловек, лишенный влияния народной среды, совершенно
предавался чуждому влиянию. Никто из отправленных
не возвратился. А между тем движение началось, и где
же? В самой церкви. Явилась типография 25: она должна
была прежде всего послужить церкви, распространить
церковную книгу; явилась важная выгода: книга выхо-
дила не из частных рук, не из рук переписчика, который
мог внести в нее ошибки вольные и невольные; теперь
книга должна была выходить под надзором церковного
правительства. Но для того, чтобы книга напечатана бы-
ла правильно, нужно было напечатать ее с исправной
рукописи, для чего нужно было собрать рукописи, срав-
нить, выбрать лучшую, сличить с греческим подлинни-
ком; но для этого нужно было знание, а знания-то и не
было. Люди, по-видимому, знающие, которым было пору-
чено дело исправления, уличены были в незнании,
в искажении вместо исправления. Нужно было вызвать
исправителей из-за границы, разумеется православных,
т. е. греков или ученых монахов из западной России, ко-
торая, вследствие борьбы с католицизмом, ранее восточ-
ной завела у себя школы. Исправители были вызваны,
начали исправлять по-своему — и раздался вопль: чу-
жие переменяют веру, велят творить крестное знамение
447
не так, писать и произносить самое священное имя не
так; портят книги, по которым молились отцы, по кото-
рым молились святые и спаслись. Вопль пошел от ста-
рых учителей, от прежних исправителей книг, которые
были оскорблены обвинениями в невежестве, в искаже-
нии книг. Но стоило только раздаться словам, что вера
в опасности, веру переменяют, как слова эти нашли
сильный отзыв, тем более что движение к новому уже
началось в разных сферах, новые обычаи резко бросались
в глаза уже по тому самому, что были редки еще и яр-
ко выделялись, сильно раздражали. Явились ревнители,
которые провозгласили, что последние времена, прибли-
жаются; что надобно стать и помереть за веру, за неиз-
менность того, что предано свыше и потому должно
остаться неприкосновенным: «Аще я и несмыслен, гораз-
до неучёный человек, да то знаю, что вся, церкви от св,
отец преданная, свята и непорочна суть, держу до смер-
ти, яко же приях, не прелагаю предел вечных: до нас по-
ложено, лежи оно так во веки веков»26. И так как ревни-
тели старины действительно готовы были подвергнуться
всем лишениям, страданиям и смерти, то производили
сильное впечатление и увлекали многих. Явился раскол:
часть русских людей отвергла авторитет церкви, необ-
ходимым следствием чего было разделение отпадших на
множество толков. А между тем движение шло и с дру-
гой стороны; мысль была возбуждена религиозными во-
просами; люди с возбужденною мыслию просиживали
в Москве ночи с учеными киевскими монахами; другие
стремились в Киев, в тамошние школы, к тамошним
ученым, и, возвратясь в Москву, спорили с своими отца-
ми духовными, доказывая им, что они не так понимают
дело. Те оскорблялись, кричали против извращения отно-
шений, молодые учат старых, дети отцов. Богословские
споры овладевают вниманием общества, в домах и ца
улицах мужчины и женщины спорят о времени пресу-
ществления 27, упрекают друг друга в еретичестве. Иезу-
иты тут и закидывают свои сети, подходят к русским
людям с внушениями: у нас с вами вера одна; разница
в том, что у нас ученых людей больше, мы вас удовлет-
ворим в вашей новой потребности, в потребности зна-
ния, работы мысли. Иезуитов выгнали; но опасность не
уменьшилась; духовенство находилось в самом затруд-
нительном положении, между двух огней: с одной сто-
роны, свои раскольники обвиняли его в отступлении от
старой веры, отвергали его как еретическое, с другой —.
448
свои же обвиняли его в отсталости, в неимении средств
правильно понимать проповедуемое учение, а тут ино-
верные учителя с Запада подчиняют русских людей сво-
ему влиянию и также не с уважением относятся к ста-
рым учителям их, к их отцам духовным. Единственное
средство выйти из этого затруднительного положения
состояло в том, чтоб выйти вместе с .народом на новую
дорогу, приобрести могущество знания. Это новое могу-
щество было необходимо для успешной борьбы с людьми,
которые хотели остаться при старом начале во всей его
исключительности, односторонности — людьми, которые
лучше всего показывали, к чему ведет эта односторон-
ность, исключительное господство чувства, не умеряемо-
го мыслью. Эта односторонность повела к безусловному,
слепому, фанатическому утверждению превосходства
своего над чужим, своего, принятого в самом узком
смысле. Она повела к слепому, безусловному, фанатиче-
скому утверждению неприкосновенности всего предан-
ного без всякого различения существенного и несущест-
венного, духа от буквы, божией правды от человеческой
ошибки; она повела к тому, что часть народа покинула
церковь, объявила ее зараженною еретичеством за то
только, что церковь изменила несколько слов, несколько
обрядов. «До нас положено, лежи так во веки веков»,—
провозглашает знаменитый в истории раскола протопоп
Аввакум28. Таким образом, односторонность господство-
вавшего начала, чувства, не умеряемого мыслью, знани-
ем, выразилась в расколе самым печальным образом
и заставляла необходимо требовать знания, умственного
развития. Но то же знание было необходимо для защи-
ты веры от других врагов, более опасных, от тех людей,
к которым русский народ должен был обратиться за
•наукой, от учителей чужеземных, иноверных. Мы виде-
ли, что русские люди с пробужденною мыслью, не имея
возможности отправляться к .народам иноверным, спе-
шили в Киев к тамошним ученым для удовлетворения
новой потребности, потребности знания. Но скоро заста-
вы, заграждавшие путь к народам иноверным, должны
были рушиться; нудящие потребности экономического
преобразования, бывшего на первом плане, заставляли
отнестись непосредственно к поморским народам, заим-
ствовать у них их умелость, практические знания, кото-
рых нельзя было приобрести в киевских школах или в
школах, устроенных по образцу киевских школ. Русские
люди толпами отправились в эти заморские иноверные
15. С. М: Соловьев 449
страны учиться; если прежде и те, которые ездили в Ки-
ев, по возвращении оттуда представляли новые требова-
ния от своих старых, учителей, своих старых отцов ду-
ховных, то легко понять, с какими требованиями, с ка-
кими вопросами возвратятся русские люди из-за моря:
надобно было приготовиться к этим требованиям, отве-
чать на эти вопросы; а приготовиться можно было толь-
ко посредством науки.
Необходимость науки была сознана и провозглаше-
на торжественно. «Наука есть могущество»,— задолго
пред тем провозгласил один из великих ученых деяте-
лей29 в Западной Европе, и народы ее приняли это про-
возглашение как истину. Русские люди признали эту
истину, как только познакомились с людьми, с народа-
ми, обладавшими наукой; они нашли, что эти люди, эти
народы обладают страшным могуществом. Могущество
науки сознали русские люди в западной России, увидав
перед собою врагов своей веры, своей народности, во-
оруженных могуществом науки. Сознавши это, русские
люди в западной России не остались праздны, но поспе-
шили вооружиться этим могуществом, чтоб бороться
с врагами равным оружием. Русские люди Великой Рос-
сии, сознав могущество науки, также не хотят быть пра-
здными, но поднимаются, собираются в дорогу на поиск
за наукою, чтоб сделать свою Россию богатою и сильною,
чтоб дать ей почетное место среди народов. Наука есть
могущество; но всякая сила может быть опасна в не-
опытных руках, если ей дается одностороннее направле-
ние. Посредством науки человек и народ переходят из
одного возраста в другой — из возраста, где господству-
ет чувство, в возраст, где господствует мысль. Мы только
что говорили о печальных следствиях односторонности,
решительного преобладания чувства, неумеряемого
мыслью, знанием; о печальных следствиях ревности не
по разуму наших Аввакумов. Но мы прежде сказали о
печальных следствиях односторонности и другого нача-
ла, усиливающегося во второй период жизни человека и
народа,— о печальных следствиях отрицательного, раз-
лагающего движения мысли, следствиях, которые вызы-
вают вопль: древо познания не есть древо жизни;вопль,
родившийся в той самой стране, где впервые было про-
возглашено, что наука есть могущество; вопль, потря-
сающий веру в могущество науки. Недавно история как
будто подтвердила справедливость этих слов, что древо
познания не есть древо жизни для целых народов; не-
450
давно история произнесла страшные слова: «Горе наро-
ду, который равнодушно смотрит, как разрушаются его
алтари н заколаются их служители»; наука со всеми ее
чудесами не спасла этого народа; а было время, когда
этот же самый народ в подобных же обстоятельствах был
спасен простой крестьянкой, действовавшей с религиоз-
ным одушевлением30. Но эти вопли, эти примеры пока-
зывают только, что наука теряет часть своего могущест-
ва, когда ею пользуются односторонне. Наука есть вели-
кое могущество, есть наставница и благодетельница лю-
дей и народов, когда изучает прежде всего человека;
когда знает условия, законы и потребности его природы;
когда умеет сохранить гармонию между началами, в его
природе действующими, умерять одно другим, положить
границы между ними; когда умеет умерить гордыню
знания и алчность пытливости разума и отвести долж-
ную область чувству; когда умеет определить границы,
где оканчивается область знания и где начинается об-
ласть веры. Наука достигает полного могущества не
тогда только, когда учит и развивает умственные способ-
ности, не тогда только, когда изучением законов види-
мой природы увеличивает удобства жизни: она достига-
ет полного могущества, когда воспитывает человека,
развивает все начала его природы для их правильного
и согласного проявления. Блюсти, чтоб эта правильность
и согласие не были нарушены при переходе русского на-
рода из одного возраста в другой, становилось обязан-
ностью русской церкви; для приготовления ее служите-
лей к исполнению этой обязанности могущественным
й необходимым средством должна была служить также
наука.
Необходимость движения на новый путь была созда-
на; обязанности при этом определились: народ поднялся
и собрался в дорогу; но кого-то ждали; ждали вождя;
вождь явился.
ЧТЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
«Народ собрался в дорогу и ждал вождя»,— сказал
я в заключение прошедшего чтения. Это ожидание вов-
се не было спокойное; это было тревожное, томительное
ожидание. Сильное недовольство настоящим положени-
ем, раздражение, смута — вот что мы видим в России
451
в то время, когда в ней воспитывался вождь, долженст-
вовавший вести ее на новую дорогу. Прежде в сфере
нравственной был могуществен авторитет церкви, силь-
ной своим единством; но теперь в церкви раскол; явля-
ются люди, которые смущают большинство; с жаром,
убеждением, начитанностью, выставляя перед собой ав-
торитет подвига, страдания, толкуют они, что правосла-
вие падает; что патриарх, архиереи и все остающееся
при них духовенство отступили от истины. Нам теперь
без углубления в подробности тогдашнего состояния
общества трудно себе представить, какое нравственное
колебание, смуту производил раскол во второй половине
XVII века. Страшное впечатление производится, когда
слышатся, выходки против имен, с которыми привыкли
соединять нравственное освящение, нравственную непри-
косновенность. «Патриарх, архиереи — еретики, измен-
ники православию!» И это говорили люди, облеченные
также нравственным авторитетом, начитанностью,
т. е. в глазах толпы знанием священного писания, готов-
ностью страдать и умирать за истину. «Нам не дают вы-
сказывать истины, обличать неправду,— кричали они,—
вместо того чтоб по заповеди Христовой обращаться
с нами кротко, убеждать с тихостию, они нас пытают
и жгут». Вот знаменитый разговор раскольника с пат-
риархом. Раскольник: «Правду говоришь, святейший
владыка, что вы на себе Христов образ носите; но Хрис-
тос сказал: «Научитеся от мене, яко кроток есмь и смирен
сердцем, а не срубами, не огнем и мечом грозил; велено
повиноваться наставникам, но не велено слушать и ан-
гела, если не то возвещает». Что за ересь и хула двумя
перстами креститься? За что тут жечь и пытать?»
Патриарх отвечал: «Мы за крест и молитву не жжем
и не пытаем, жжем за то, что нас еретиками называют
и не повинуются святой церкви, а креститесь, как хоти-
те». Как обыкновенно бывает при подобных отношениях,
люди, требующие свободы и безопасности, требуют их
только для одних себя, а не для стороны противной
в одинаковой степени, и раскольники не ограничивались
одной свободой двуперстного сложения, они требовали
также свободы и безопасности в открытом нападении на
церковь, свободы и безопасности в своей проповеди про-
тив нее, и выставлении ее еретической. Но в толпе не
умели уяснить себе эти отношения, и раскольники в гла-
зах многих имели большую выгоду, выгоду гонимых.
Некоторые шли за ними; другие, оставаясь при церкви,
452
не могли для себя вполне уяснить ее правоты, а потому
естественно охлаждались к ней; ослабевал и авторитет
церкви, нравственная смута чрез это усиливалась; у рев-
нителей старины, стоявших, по-видимому, за неизмен-
ность, твердость всего преданного, даже каждой бук-
вы,— твердости и неизменности не оказалось с самого
же начала, с самого начала страшная рознь между тол-
ками, и люди, в отчаянии от этих разноречий, от этой
смуты разбрелись по всевозможным дорогам, ища веры,
и до сих пор ищут. На помощь церкви была призвана
наука: устроили в Москве школу, академию 31, обязанно-
стью которой было защищать православие; начальник
'(блюститель) и учителя должны смотреть, чтоб ни у ко-
го не было запрещенных книг; если кто-нибудь будет
обвинен в хуле на православную веру, то отдается на
суд блюстителю и учителям, и если они признают об-
винение справедливым, то преступник подвергается сож-
жению. Таким образом академия уполномочивалась
следить за движении врагов православия и бить всполох
при первой опасности; это была цитадель, которую хоте-
ли устроить для православной церкви при необходимом
столкновении ее с иноверным Западом; это не училище
только — это страшный трибунал; произнесут блюсти-
тель и учителя слово: «Виновен в неправославии»,—
и костер запылает для преступника. Понятно, что для
произведения суда над уклоняющимися от православия
судьи сами прежде всего должны быть согласны между
собою. Но с самого начала православные ученые, при-
званные в Москву для защиты православия научными
средствами, разногласят друг с другом. Симеон Полоц-
кий разногласит с Епифанием Славиницким; потом вели-
короссиянин Сильвестр Медведев, ученик Полоцкого,
ведет ожесточенные споры с учителями академии гре-
ками Лихудами 32. Двор на стороне Медведева, патриарх
на стороне Лихудов: понятно, что русские люди делят-
ся, двоятся между двумя враждебными лагерями, всюду
споры, шатость, смута. Верховный пастырь церкви, пат-
риарх, находился при этом в очень незавидном положе-
нии; раскольники обзывали его еретиком; при дворе,
в обществах, находившихся под влиянием Полоцких,
Медведевых, смеялись над ним, как над неучем. И дей-
ствительно, недостаток научного образования препятст-
вовал ясности взгляда его на то, что делалось вокруг,
к чему шло дело; им овладевал безотчетный страх пред
новым, причем существенное смешивалось с несущест-
453
венным, и перемена чего-нибудь внешнего, какого-ни-
будь обычая, покроя платья, бритье становилось нарав-
не с учениями, противными православию. Народ, стано-
вившийся слушать проповедь верховного пастыря, слы-
шал такие обличения: «Люди неученые, в церкви святой
наших благопреданных чинодейств не знающие и других
о том не спрашивающие, мнятся быть мудрыми, но от
пипок табацких и злоглагольств люторских, кальвинских
и прочих еретиков объюродили. Совратясь от стезей от-
цов своих, говорят: «Для чего это в церкви так делается,
нет никакой в этом пользы, человек это выдумал, и без
этого можно жить»». Указания на чуждые учения, на
чуждые западные влияния ясны и верны; русские люди,
по выражению патриарха, объюродили от люторских
и кальвинских учений; но прежде этих учений постанов-
лена еще какая причина объюродения? Пипки табацкие!
Курение табака сделано равносильным по своему вреду
для православия протестантским внушениям! Резко во-
оружаясь против всего нового на словах, патриарх не
имел твердости сопротивляться на деле, таким поведе-
нием возбуждал раздражение и насмешки со стороны
людей, стремившихся к новому; но, разумеется, не ща-
дили его и приверженцы старины, которую он, в их гла-
вах, не отстаивал как должно. Юродивый говорил
о нем: «Какой он патриарх! Живет из куска, спать бы
ему да есть, бережет мантию да клобука белого, затем
и не обличает». Таким образом, с двух сторон направ-
лялись обвинения и укоризны на представителей власти
церковной, и толпа начинала уже смотреть на них, как
на низверженных с высоты, подвергнувшихся суду
и осуждению; толпа являлась хладнокровною и хуже,
чем хладнокровною,— зрительницею падения власти.
Церковная власть падала, и никто ей не подавал ру-
ку помощи, ибо смуте нравственной, происходившей от
ослабления церковного авторитета, соответствовала сму-
та политическая, происходившая от ослабления власти
гражданской. Основные условия жизни России, на зна-
чение которых уже было,указано, изначальная громад-
ность государственной области и редко разбросанное
народонаселение, замедляя развитие общества, цивилиза-
цию, т. е. разделение труда и соединение сил, тем самым
требовали чрезвычайной деятельности правительствен-
ной в соединении и направлении разбросанных сил для
общих государственных целей; постоянная опасность от
врагов требовала естественно постоянной диктатуры,
454
и, таким образом, в России выработалось крепкое само-
державие. В конце XVII века, точно так же как
и в начале его, эта власть ослабела, и по этому поводу
произошли сильные волнения, к которым наши предки
отнеслись одинаково, назвавши их одним именем — сму-
ты; как династические перемены служили поводом
к смуте в начале XVII века, так династические же бес-
порядки повели и к смуте в конце века 33. Смута нача-
лась по поводу преждевременной смерти царя Алексея
Михайловича, которому наследовал больной сын его
Федор, скоро умерший беспотомственно. После него про-
возгласили царем малолетнего брата его, Петра, за ко-
торого должна была управлять его мать, царица На-
талья. Малолетство государей обыкновенно ведет к сму-
там, а тут были еще другие сильные поводы к ним.
В семье царя Алексея страшный раздор вследствие то-
го, что дети не от одной матери. Царица Наталья, мать
Петра, мачеха старшим его братьям и сестрам, для ко-
торых она и ее дети были неприятным, тяжелым явле-
нием в последние годы царя Алексея. По смерти его,
когда вступил на престол Федор Алексеевич, сын от пер-
вого брака, мачеху с ее детьми удалили, оскорбили ее
ссылкой ее родных и людей самых близких. Обида про-
шла по семье,— и добра не будет. По смерти Федора
Алексеевича наступило время царицы Натальи: сын ее
•Петр провозглашен царем мимо старшего брата Иоан-
на, совершенно неспособного и больного; этот Иоанн —
последний сын царя Алексея от первого его брака; но
у него много сестер, девиц-царевен, из которых одна
была знаменитая Софья Алексеевна, представляющая
любопытное явление, знамение времени. Неслыханное
было прежде дело, невозможное, чтоб девица, царевна
из терема, и приняла участие в делах правительствен-
ных, а теперь Софья именно это делает. Что же была за
причина этого явления? Дух времени, можно ответить
общепринятым выражением, точнее, сознание необходи-
мости перемены, прояснявшееся во дворце прежде, чем
где-либо. Причина этому явлению та же, которая за-
ставляла русского человека пробираться сначала в Киев,
потом и дальше за наукой; которая заставляла царя
и вельмож вызывать для своих детей учителей из-за гра-
ницы; причина та же, которая заставила царя Алексея
завести при дворе своем театральные представления
и потешать ими себя и свое семейство. Царевна вышла
из терема; обстановка двора уже не та; у братьев учи-
455
тель, известный Симеон Полоцкий, который учит и сест-
ру, учит легко и весело; передает много разных вещей;
все у него примеры, анекдоты, остроумные изречения,
и все в стихах для лучшего удержания в памяти. Сфера
расширяется, птица побывала на свободе, видела мир
божий; старый терем становится тесен и душен; умирает
отец; царевна около болезненного брата, царя Федора:
кто запретит сестре быть у больного брата, прислужи-
вать ему? у больного бояре рассуждают о делах; царев-
на слушает и учится: ей легко выучиться, потому что
прежде была приготовлена; вот уже она в новой широ-
кой сфере и сфере обольстительной для существа энер-
гического, честолюбивого, а тут и страсть, страсть к че-
ловеку самому видному по способностя?л и образованию,
к князю Василию Васильевичу Голицыну34. Новая
жизнь крепко обхватила царевну Софью. Но брат Фе-
дор умирает, и царем провозглашают маленького Петра,
т. е. отдают правление матери его Наталье. Что же
предстоит царевне Софье? Проститься со всеми обаяния-
ми этой новой раскрывшейся для нее жизни, выйти из
этой широкой сферы, где так было расправились ее си-
лы, и возвратиться опять в терем. Терем? Но ограничит-
ся ли дело теремом? Не вероятнее ли всего, что ей с се-
страми предстоит монастырское заключение, ибо могут
ли они ожидать милости от мачехи, которую раздражи-
ли, оскорбили? Жизнь улыбнулась так приветливо —
и вдруг должно отказаться от нее, в цвете лет стать не-
вольною, опальною монахинею, претерпеть стыд униже-
ния пред ненавистною мачехой. Искушение было слиш-
ком велико; Софья станет действовать по инстинкту са-
мосохранения, станет изо всех сил, всеми возможными
средствами отбиваться от судьбы, от терема, монастыря,
,с отчаянием полного силы и жизни человека, которого
влекут зарывать живым .в могилу. Она ищет около себя
средств спасения и находит: стрельцы недовольны; их
можно возбудить против нового правительства; но это
можно сделать только обманом, сказавши, что старшего
царевича Ивана, законного наследника престола, не-
справедливо обойденного, обиженного, извели родствен-
ники царицы Натальи, Нарышкины. Чрез это возбужде-
ние можно заставить стрельцов истребить мнимых убийц
царевича, истребить людей, советом, помощью которых
была сильна царица Наталья; этим истреблением —
уничтожить возможность примирения между стрельцами
и царем Петром, его матерью и оставшимися в живых
456
ее приверженцами, связать неразрывно интересы стрель-
цов с интересами Софьи, ее брата и сестер, заставить их
действовать в их пользу. Кровавая программа была
в точности исполнена: родственники и приверженцы ца-
рицы Натальи истреблены, хотя царевич Иван оказался
жив и невредим; его провозгласили царем, но свергнуть
младшего брата Петра, прежде провозглашенного, кото-
рому уже присягнула Россия, не решились — отняли
только правление у царицы Натальи и отдали его
Софье.
Легко было понять, что смута этим не оканчивалась,
это был только пролог кровавой драмы, а не развязка
ее. Софья только отдалила решение страшного вопроса;
вопрос оставался и волновал всех, не давал никому по-
коя. Стрельцы, раздражившие своим буйством вельмож
и все мирное народонаселение, ежеминутно опасались
следствий этого раздражения, видели в боярах неприми-
римых своих врагов и ждали от них справедливой ме-
сти; они боялись мести от целой России, боялись дво-
рянского войска, которое могло собраться из областей
и задавить их ничтожный сравнительно корпус. Стрель-
цы волновались от страха; каждому, кто находил в том
свои выгоды, ничего не стоило пугать их внушением,
что бояре уже решили истребить их; стрельцы волнова-
лись от страха, но своими волнениями наводили ужас
на мирное народонаселение; оно не могло заснуть спо-
койно в ожидании проснуться от набата и стрельбы, от
зловещих криков: «Любо!» — которыми стрельцы при-
ветствовали свои жертвы, принимая их на копья. Пра-
вительница приняла энергические меры для прекраще-
ния стрелецких волнений. Угрозою, что правительство
покинет Москву, обратится к России, призовет на свою
защиту дворянское войско — этой угрозою она застави-
ла стрельцов отступиться от раскольников, которые,
воспользовавшись смутой, пришли в Кремль, в самый
дворец, чтоб спорить с патриархом в присутствии пра-
вительницы, и один из них решился сказать ей страш-
ные, невыносимые для нее слова: «Пора вам, государы-
ня, в монастырь; только царством мутит». Чтоб изба-
виться от любимого начальника стрельцов князя Хован-
ского 35, человека очень беспокойного по своему власто-
любию, Софья привела в исполнение свою угрозу: вы-
ехала из Москвы; Хованский был схвачен, привезен
к правительнице в село Воздвиженское близ Троицкого
монастыря и казнен без суда. Стрельцы забушевали, ус-
457
лыхав о казни своего любимого батьки, так их баловав-
шего; но скоро утихли, потому что бороться с дворян-
ским войском им было нельзя. Софья усмирила стрель-
цов; самые буйные из них были удалены; но этими го-
сударственными мерами правительница уничтожила
свои собственные средства, тогда как страшный вопрос
о будущем оставался и все более и более приближался
к своему решению. Странная форма двоевластия была
принята вследствие стрелецкого насилия; впрочем, она
не могла очень беспокоить по неспособности Иоанна
к правлению, по его болезненности, следовательно, и не-
долговечности, по неимению детей мужского пола. Но
что успокаивало других, то мучительно тревожило
Софью: Иоанн, ее единоутробный брат, недолговечен,
а младший Петр, настоящий царь в глазах всех, растет,
и когда достигнет совершеннолетия, правительство
Софьи уничтожится само собою. Что тогда? Поток кро-
ви уже прошел между Софьей и Петром: царское се-
мейство представляло два враждебные лагеря, и нена-
висть между ними усиливалась день ото дня; примире-
ние было невозможно; с обеих сторон зорко следили за
движениями друг друга, приготовляли средства защиты.
При первом известии о волнении между приверженны-
ми к Софье стрельцами Петр делает то же, что уже
сделала Софья в борьбе с Хованским: он спешит в Тро-
ицкий монастырь и призывает на свою защиту дворян-
ское войско, обвиняя приверженцев Софьи в злоумыш-
лении против себя. Софья стала в Москве в безвыход-
ное положение; тщетно обращается она к стрельцам,
желая поднять их на свою защиту: стрельцы не трогают-
ся, они чувствуют всю бессмысленность борьбы с царем,
располагающим средствами всей России; они чувствуют
всю бессмысленность борьбы против силы материальной
и силы нравственной, против права, несомненного в гла-
зах всей России. Стрельцы выдают Софью, и то, чего
больше всего она боялась, совершается: монастырская
келья принимает в свои печальные, гробовые стены су-
щество плоти и крови, существо, жаждущее мирской
жизни.
Смута кончилась; Софья в монастыре, приверженцы
ее на плахе или в ссылке; скоро умирает царь, по име-
ни только Иоанн Алексеевич; остается один Петр. Мы
уже несколько раз упоминали о нем; но другие лица
загораживали его, теперь около него стало просторно,
можно подойти ближе, рассмотреть внимательнее. У нас
458
нет времени заниматься перечислением и разбором раз-
ных более или менее достоверных преданий о малолет-
стве Петра. Не для удовлетворения праздного любопыт-
ства собрались мы здесь, но для уяснения великого яв-
ления в нашем историческом существовании, для уясне-
ния значения великого человека, великой эпохи; обра-
тимся прямо к этому человеку, пусть он сам скажет нам
о себе. Вот первое письмо его к матери из Переяславля,
когда ему было 17 лет; форма письма обычная в то вре-
мя с употреблением уменьшительных уничижительных
слов, как по-тогдашнему следовало писать детям к роди-
телям: «Сынишка твой, в работе пребывающий, Петруш-
ка, благословления прошу, и о твоем здравии слышать
желаю; а у нас молитвами твоими здорово все. А озеро
все вскрылось, и суды все, кроме большого корабля,
в отделке» зе. Итак, вот первое слово нам от Петра, ко-
торого мы зовем Великим, первое им самим сделанное
определение: «в работе пребывающий». Это первое опре-
деление останется навсегда за ним и дружно уместится
подле определения «Великий». Прошло много времени,
и знаменитый поэт, который прозвучал нам столько род-
ного, который дал нам столько народных откровений,
не нашел лучшего определения для Петра: «на троне
вечный был работник» 37. Петр работник, Петр с мозоль-
ными руками — вот олицетворение всего русского наро-
да в так называемую эпоху преобразования. Здесь не
было только сближения с народами образованными,
подражания им, учения у них; здесь не были только
школы, книги — здесь была мастерская прежде всего,
знание немедленно же прилагалось, надобно было уси-
ленной работой, «пребыванием в работе» добыть народу
.хлеб насущный, предметы первой необходимости. Наро-
ды в своей истории не делают прыжков: тяжкая работа,
на которую был осужден русский народ в продолжение
стольких веков, борьба с азиатскими варварами при ус-
ловиях самых неблагоприятных, борьба за народное су-
ществование, народную самостоятельность кончилась —
и народ должен был естественно перейти к другой тяже-
лой работе, необходимой для приготовления к другой
деятельности, деятельности среди народов с другим ха-
рактером, для приготовления себе должного, почетного
места между ними; для приготовления средств бороться
с ними равным оружием. Это-то оружие и надобно бы-
ло выработать, и выработать как можно скорее, ибо
время не терпело. Над чем же прежде всего и больше
459
всего работает царь-работник, представитель своего
времени, выразитель его потребности? Он работает над
кораблем — это его любимая работа; вода его любимая
Стихия, он ищет все большего простора на ней, из под-
московного пруда переходит на озеро, с одного меньше-
го озера на большее, от последнего к морю. Богатырю
древней России было тесно в городе, он рвался в широ-
кую степь, но зачем? Для бесплодного гулянья, для то-
го чтоб гулять на счет тех, которые трудились? Человек,
одаренный страшными силами, богатырь новой России,
Петр рвется также на широкий простор, но этот про-
стор — море’. В степи богатырь мог встретить дикого ко-
чевника и упражнять над ним свою физическую силу;
нравственные и умственные его силы не развивались от
этой борьбы; новый богатырь может быть безопасен,
может успешно бороться с грозною стихией, морем, не
иначе как посредством знания, искусства. На море, на
его берегах он встретит людей противоположных коче-
вым варварам, людей богатых знанием, искусством, от
которых есть чем позаимствоваться, и когда придется
вступить с ними в борьбу, то для нее понадобится не
одна физическая сила, понадобится и чрезвычайное на-
пряжение умственных сил. В жизни русского народа со-
вершался переход из одного возраста в другой: этот пе-
реход естественно выражался в повороте от степи к мо-
рю, и что ж делает вождь народа, за каким первым де-
лом мы застаем его? Он строит корабль, и когда мы
припомним это страстное желание моря, корабля, об-
наружившееся в России XVI и XVII века, обнаружив-
шееся в деятельности Иоанна IV и Алексея Михайлови-
ча, то мы поймем ясно отношение великого человека
к народу, к его потребностям в известное время, и дру-
гое значение получит для нас эта страсть к морю Пет-
ра, который скучал в тесных гористых пространствах,
был спокоен и доволен только на море, и печальная по
природе своей, но близкая к морю и богатая водою
местность была для него раем.
Но, быть может, скажут, для чего же было царю
становиться работником? Дело царя царствовать, а не
плотничать; признал Петр необходимость завести флот
и завел бы; для чего же самому участвовать в построй-
ке судов? Эти суждения, по-видимому, справедливы, но
в сущности, применительно к известному явлению, со-
вершенно неверны, происходят от нашей непривычки вы-
свобождаться от своих, настоящих условий жизни и пе-
460
реноситься в условия того времени, которое хотим изу-
чить, понять и которое никак не поймем, если не от-
станем от этой привычки. Мы живем в условиях циви-
лизации и смотрим все на народы, живущие в этих же
условиях, еще больше чем мы; а сущность цивилизации,
как мы знаем, состоит в разделении занятий, господст-
вующем как во всякой другой, так и в правительствен-
ной сфере. Каждый знает, делает свое одно какое-ни-
будь дело. При таком порядке естественно и легко гла-
ве государства поручить какое-нибудь новое дело извест-
ному лицу или собранию лиц, ибо это новое дело по
характеру своему непременно относится к известному
отдельному ведомству, управляющие которым приготов-
лены к делу своим воспитанием и опытностью, и, как
бы дело ни было ново, связь его с известным разрядом
дел ясна, и по этой связи человеку, приготовленному
и опытному, легко понять его, овладеть им, приложить
его.
Но не таково было положение России в конце XVII
и начале XVIII века: разделение занятий в правительст-
венной сфере по известным ведомствам быть не могло
по самой простой причине, что нечего было делить. Яви-
лось сознание необходимости для государства, для на-
рода выйти на новую дорогу для продолжения историче-
ской жизни, сознание нудящих потребностей, которым
необходимо было удовлетворить как можно скорее; но
где средства для этого удовлетворения, где знание,
уменье приняться за дело? Средство есть, по-видимому,
очень легкое: призвать искусного иностранца и поручить
ему дело. Средство, по-видимому, очень легкое, но
в сущности чрезвычайно тяжелое, могущее обойтись для
народа очень дорого, не в отношении только материаль-
ном, не в отношении только денег (деньги — дело на-
житое), но при неразумном, страдательном употребле-
нии означенной меры можно потерять такое нравствен-
ное добро, которого после не наживешь. Мы говорили,
что русский народ совершил свой переход из одного воз-
раста в другой по общим законам развития, уясняемым
посредством сравнения жизни одного народа с жизнью
других; мы видели, что западноевропейские народы со-
вершили свой переход по тем же законам, но видели
при этом и различие между ними и нами. Важное
и с выгодою на их стороне различие заключалось в том,
что они получили сильное побуждение к умственному
движению, а следовательно, и к переходу из своей древ-
461
ней истории в новую посредством знакомства с памятни-
ками античной, греко-римской мысли. Они стали учить-
ся по чужим книгам, по книгам, оставшимся от .народов,
уже сошедших с исторической сцены, народов мертвых.
Они пошли в науку к древним и не избежали при этом
увлечения, подражали до рабства, заучивались чужому
до 'самозабвения, но все же имели важную выгоду в том,
что учились не у живых учителей, не подвергались влия-
нию живых народностей, влиянию, понятно, более силь-
ному и более опасному, ибо хотя несколько ученых гре-
ков, бежавших из разрушавшейся Византийской импе-
рии, и помогли в качестве учителей западноевропейским
народам при изучении памятников греко-римской мысли,
но число этих учителей было ничтожно, приток их не
мог возобновляться и положение их было таково, что
не могло быть опасно ни для какой народности. Другая
важная выгода для западноевропейских народов заклю-
чалась здесь в том, что они имели дело с законченной
деятельностью народов уже мертвых; учение, школа,
следовательно, должна была сама собою рано или позд-
но кончиться, содержание ее исчерпывалось для ученика
и более не подбавлялось: следовательно, ученик, полу-
чивши от школы побуждение и средства к умственному
развитию, мог легко приступить к самостоятельной дея-
тельности, пойти дальше учителей. Но этих выгод не
было для русского народа, начавшего гораздо позднее
свой переход в возраст умственного развития; он должен
был обратиться к народам живым, брать от них живых
учителей, следовательно, подчиняться влиянию живой
чуждой национальности или национальностей. В этом
отношении положение русского народа было похоже на
положение народа римского, который должен был совер-
шить известный переход под руководством греческой
народности, хотя и потерявшей политическую самостоя-
тельность, но еще живой и сильной; отсюда борьба
в Риме при этом, образование партий, вопли старой
римской партии против этих иностранных учителей гре-
ков, которые портят нравы, отнимают у римлян их
прежний нравственный национальный строй. Для рус-
ского народа предстояла и другая невыгода; он должен
был иметь дело с учителями из чужих живых и сильных
народностей, которые не останавливались, но шли быст-
ро в своем развитии, почему юный народ, долженство-
вавший заимствовать у них плоды цивилизации, осуж-
ден был гнаться за ними без отдыха, с страшным на-
462
пряжением сил. Ему не давалось передышки, досуга пе-
редумать о всем том, что он должен был заимствовать,
переварить всю эту обильную духовную пищу, которую
он воспринимал. Внимание его было постоянно поглоще-
но этим разнообразием явлений, которое представлял
ему цивилизованный мир Западной Европы, и, естест-
венно, отвлекалось от своего, а это вело к томительному
недоумению, с каким русский человек останавливался
между явлением, которое он видел у других народов
и для него желанным, и отсутствием условий для его
произведения на родной почве или неумением отыскать
эти условия. А тут еще новая невыгода от постоянного
присутствия пред глазами русского человека живых,
сильно развивающихся народов,— та же самая невыго-
да, какая проистекает для отдельного молодого челове-
ка, когда его слишком долго оставляют под надзором
и руководством наставника, молодой человек привыкает
ходить на помочах в ущерб .самостоятельности и быстро-
ты своего развития.
Таковы-то были чрезвычайно неблагоприятные обсто-
ятельства, которые встретил русский народ при своем
движении на Запад, при соединении с тамошними циви-
лизованными народами. Народы слабые при встрече
с цивилизацией, с этим тьмочисленным разнообразием
новых явлений и отношений, какие она им представляет,
не могут выдержать ее натиска и падают, вымирают.
Народ русский обнаружил необыкновенную силу, вы-
державши натиск цивилизации; но можно ли сказать,
чтоб это было для него легко, чтоб он не подвергался
при этом страшным опасностям, тяжелым ударам?
В первую половину своей истории он долго вел борьбу
с Азией, с ее хищными ордами, выдерживая их страш-
ные натиски и заслоняя от них Западную Европу, долго
боролся он с ними из-за куска черного хлеба. Вышедши
победителем из этой борьбы, он смело ринулся на дру-
гую сторону, на Запад, и вызвал чародейные силы его
цивилизации, чтоб и с ними помериться. Вызов был
принят, и страшен был натиск этих чародейных сил;
это уже не был материальный натиск татарских полчищ,
это был натиск потяжелее, ибо это был натиск духов-
ных сил, натиск нравственный, умственный. Таковы бы-
ли опасные стороны нового положения, в какое стано-
вился русский народ. Благодаря успехам нашей науки,
мы оставили далеко за собою ребяческие мнения, по
которым одному человеку приписывалось то, что явля-
463
лось общим по непреложным законам народной жиз-
ни,— мнения, по которым в вину одному человеку ста-
вились неблагоприятные обстоятельства, бывшие .необ-
ходимым следствием известных исконных условий разви-
тия какого-нибудь народа. Но мы должны признать
и значение вождей народных, великих людей: от их
искусства зависит уменьшить затруднения, ослабить
вредные влияния опасных сторон известного положения,
провести народный корабль во время бури без больших
потерь. Исполнил ли эту задачу и как исполнил ее,
как провел во время бури переворота русский корабль
«тот шкипер славный»38, которого мы уже встретили
в работе пребывающим, строящим корабли? Вот вопрос,
посильное решение которого есть наша задача.
ЧТЕНИЕ ПЯТОЕ
В прошедшей беседе нашей речь шла об опасных
сторонах положения, в какое необходимо становился
русский народ в эпоху преобразования, вследствие свя-
зи своей с живыми и сильными народностями, от кото-
рых должен был заимствовать плоды цивилизации,
у которых должен был учиться, влиянию которых, сле-
довательно, должен был подвергнуться, как ученик под-
вергается влиянии} учителей. Здесь первое главное сред-
ство для уменьшения опасности положения состояло
в том, чтобы не позволить народу-ученику продолжи-
тельного страдательного отношения к народам-учите-
лям. Речь идет об ученике, учителях; следовательно,
сравнение, объяснение из школьной, воспитательной
сферы напрашивается само собою. Представим себе та-
кого учителя, который постоянно сообщает своему уче-
нику множество знаний, делает пред ним множество
опытов, решает множество задач, но при этом не обра-
щает никакого внимания на ученика, усвоил ли тот пре-
поданное и в какой степени усвоил,— ему до этого дела
нет. Такое преподавание возможно и правильно как
высшее преподавание, когда наставник имеет дело с че-
ловеком вполне приготовленным: но такое преподавание
никуда не годится как начальное, имеющее целью при-
готовить человека, сделать его способным к принятию
высшего преподавания. Здесь преподавание тем полез-
нее, чем более имеет в виду ученика, чем более настав-
464
ник старается развивать самостоятельную его деятель-
ность; пусть ученик с самого же начала испытывает
свои силы, сам сейчас же повторяет преподанное прави-
ло, сейчас же прилагает узнанное к делу. Только по-
средством такого учения человек может развить свои
способности, приобресть привычку к самостоятельной
деятельности, окрепнуть духовно.
Легко понять, что именно такое учение нужно было
и русскому народу в этой начальной школе преобразо-
вания, когда при опасном столкновении с народами-
учителями нужно было прежде всего озаботиться разви-
тием самостоятельной его деятельности, избежанием по
возможности страдательного положения, избежанием
духовного принижения пред чужим, сохранением сво-
бодных отношений к чужому, духовной независимости,
сознанием своего достоинства. Что же делает народный
вождь? Он проходит сам эту практическую, деятельную
школу и заставляет других проходить ее. Он носит в се-
бе ясное сознание, что его время есть время школы,
школьного учения для народа, время школы, взятой в са-
мых широких размерах. Но при этом он сознает лучшее
средство пройти школу как можно безопаснее и как
можно полезнее, имея в виду развитие самостоятельной
деятельности народа. Отсюда вполне уясняется нам
значение этой неутомимой работы Петра. Услыхал что-
нибудь — непременно хочет посмотреть — так ли? Уви-
дал какую-нибудь вещь — сейчас же хочет дознаться,
для чего она употребляется, и сейчас же произвести
опыт, посмотреть, как она употребляется; увидал какое-
нибудь производство — сейчас же сам принимает в нем
участие. Только этой неутомимой работой он может из-
бежать сам крайне опасного страдательного положения
в отношении к иностранцам и избавить от него народ
свой. Мы уже говорили, что, когда понадобилось новое,
чего русские люди не знали, не умели делать, всего
легче было бы призвать знающих, умеющих иностранцев
и поручить им введение всего нового; но тогда именно
народ нашелся бы в страдательном положении, полной
зависимости, духовном принижении. Без иностранцев
обойтись было нельзя; но чтоб сохранить к ним свобод-
ное, независимое, мало того — властелинское, хозяйское
отношение, надобно было приобрести способность надзо-
ра, проверки, а такую способность Петр и, по его при-
меру и побуждению, его сотрудники могли приобрести
только этой неутомимой работой, этим немедленным
465
практическим приложением всего узнанного. Чтоб сох-
ранить свободное и хозяйское отношение к иностранцам,
нельзя было допустить их к себе и дать им делать, что
хотят и как хотят: нужно было побывать у них самих,
в их землях, посмотреть, как там делается, до какой
степени совершенства может достигать то или другое
дело, и с этим соразмерять свои требования. Но главная
забота состояла в том, чтоб дать пройти русскому .наро-
ду хорошую школу, т. е. деятельную, практическую, при-
ложительную с самого начала, чтоб не дать ему при-
выкнуть к страдательному положению относительно ино-
странных учителей, не дать потерять сознания своего на-
родного достоинства. Школа, как уже сказано, была
в самых широких размерах; все отправления государст-
венной и народной жизни входили в нее; всюду русский
человек должен был учиться и одновременно прилагать
изученное к делу. Легко ли это? Сам вождь возвышался
над уровнем человеческих способностей, был человек
гениальный; но, как человек, и он должен был ошибать-
ся, особенно в таком трудном деле. Что же другие?
Петр заранее признает необходимость и пользу ошибок,
неудач при учении; дурно, если все удается, особенно
сначала: ошибка, неудача учат осторожности, гонят гор-
дость, самомнение.
Два отдела великой народной школы, которую про-
ходили русские люди при Петре, были особенно важны
по отношению к иностранцам, иностранным учителям:
это война в собственном смысле и борьба мирная между
народами, борьба дипломатическими средствами. Здесь
Петр подвергался страшному искушению; иностранцы
старались внушить ему: нельзя вести войны с неприго-
товленными, невыученными офицерами и генералами,
особенно главными, фельдмаршалами: здесь ошибки, не-
искусство, неопытность вождей могут иметь неисчислимо
гибельные следствия. Надобно поэтому для успеха вой-
ны пригласить иностранных фельдмаршалов, генералов,
офицеров, и русские пусть приготовляются, учатся. Но
Петр знал, что война есть лучшая школа для способно-
стей; что нельзя выучиться делу, только смотря, как дру-
гие делают, и назначал своих русских генералами
и фельдмаршалами: пусть сначала ошибаются, но зато
выучатся. То же самое на поприще дипломатическом.
Россия вошла в сношение со всеми значительнейшими
европейскими дворами: одни из них она должна была
привлекать в союз с собою; другие, по крайней мере,
466
удерживать от вражды, вводить в свои интересы: при
всех дворах нужно было иметь ей постоянных представи-
телей, которые бы неусыпно блюли за русскими интере-
сами в этом многосложном движении международной
европейской жизни. И опять страшное искушение, опять
внушают: русские совершенно не приготовлены к дипло-
матическому поприщу; они не знают ни прошедшего, ни
настоящего тех держав, где будут уполномочены; вооб-
ще имеют смутное понятие об отношениях европейских
народов друг к другу, об истории этих отношений. Неми-
нуемое следствие такого незнания — неловкость поло-
жения, ошибки, которые будут иметь гибельные следст-
вия для русских интересов: необходимо поэтому назна-
чить на главнейшие дипломатические посты знающих,
искусных иностранцев. Но Петр преодолел и это искуше-
ние: русские должны выучиться на самой практике;
пусть сначала будут ошибаться, ошибки пойдут в поль-
зу понятливым и усердным ученикам,— и на всех важ-
нейших дипломатических постах являются русские люди.
То же самое по всем частям управления, у Петра было
правило: во главе известного управления ставить русско-
го человека, второе по нем место мог занимать иностра-
нец, вследствие чего при кончине Петра судьбы России
-оставались в одних русских руках. Соблюдением этого
правила Петр в опасный период ученичества отстранял
духовное принижение своего народа перед чужими на-
родностями, сохраняя за ним властелинское, хозяйское
положение: искусному иностранцу были рады, ему дава-
лись большие льготы и почет, он не мог только хозяй-
ничать в стране. Но для того чтоб преодолеть все приве-
денные искушения и дойти до такого правила, неужели
достаточно было одних холодных расчетов ума? Нет,
Петр был сам истый русский человек, сохранявший
крепкую связь с своим народом: его любовь к России не
была любовью к какой-то отвлеченной России; он жил
с своим народом одной жизнью и вне этой жизни суще-
ствовать не мог. Без этого он не мог так глубоко и горя-
чо верить в свой народ, в его величие, только по этой
вере он мог поручить русским людям то, в чем они по
холодным соображениям ума не могли иметь успеха по
своей неопытности и неприготовленное™. И свели они
свои счеты — великий народ и великий вождь народный;
за горячую любовь, за глубокую и непоколебимую веру
в свой народ народ этот заплатил вождю успехом, пре-
восходившим все ожидания, силой и славой небывалы-
467
ми, те неопытные русские люди, которым Петр поручил
начальство над своими неопытными войсками, оказались
полководцами, каких не могла дать ему образованная
Европа; те неприготовленные русские дипломаты, не
знавшие ни прошедшего, ни настоящего держав, куда
были посланы представителями России, очень скоро ста-
ли в уровень с самыми искусными министрами европей-
скими.
Таким образом уясняется для нас историческое зна-
чение этого образа, в каком Петр является в первый раз
перед нами и в каком видим его в продолжение всей
жизни: «в работе пребывающий» зэ, царь-работник, царь
с мозольными руками. История ставит народ в исключи-
тельное, чрезвычайное положение, положение крайне
опасное. Для избежания этих опасностей требовалось
чрезвычайное напряжение сил, чрезвычайный труд. Ка-
кая же роль великого человека, народного героя и при-
рожденного вождя, царя? Он первый двигается, первый
принимает это чрезвычайное положение, первый прини-
мает на себя чрезвычайный труд, первый проходит эту
деятельную школу, которая одна могла развить самосто-
ятельные силы народа, поставить его на ноги, привести
в положение, которое бы возбуждало в нем уважение
к самому себе и внушало уважение к нему в других на-
родах. Нельзя было говорить другим: «двигайтесь, рабо-
тайте, учитесь деятельно, самостоятельно, не отчаивай-
тесь, когда чего не умеете; начинайте только делать, са-
ми увидите, что сумеете». Нельзя было только говорить
это другим и ждать успеха от слова, надобно было пока-
зать на примере, на деле; надобно было для начинаю-
щего народа употребить наглядный способ обучения,
и Петр, становясь работником, учеником, делался чрез
это великим народным учителем. Движение началось
благодаря сильной руке; но, чтоб оно шло с возможной
быстротой, успехом, нужен был глаз, надзор заводчика,
хозяина, начавшего громадное производство; а что такое
глаз, надзор без собственного знания и опыта надзираю-
щего? Вот почему в этой неутомимой работе, в стремле-
нии все узнать и сделать самому мы видим необходимое
приготовление к той царственной деятельности, которая
выпала Петру во время движения его народа на новую
дорогу. Парод должен поднять страшную тяжесть; со-
знает, что должен, обойтись без этого нельзя; но, естест-
венно, колеблется, останавливается в недоумении, как
приняться за дело, достанет ли сил. Что же делает вели-
468
кий человек, вождь народный? Он первый подставляет
свои могучие плечи под тяжесть, отдает всю свою чрез-
вычайную силу в общее дело, и дело, благодаря этому
вкладу, начинается, идет, народ получает помощь.
И вот подле значения великого учителя народного дру-
гое значение — великого помощника народного, а образ
все тот же — образ царя-работника.
Уяснив для себя этот образ, в котором Петр впервые
является перед нами; уяснив для себя это первое опре-
деление, которое Петр дал самому себе: «в работе пре-
бывающий», мы будем следить за этой работой, т. е. бу-
дем следить за тем, какую помощь оказывал великий
царственный работник своему народу в тяжелом деле
перехода от его древней истории в новую, перехода, со-
пряженного с такими тяжестями, каких не испытывал
никакой другой народ при подобном переходе. Прежде
всего великая помощь была оказана народу тем, что он
был выведен из самого печального, растлевающего силы
отдельного человека и целого народа положения, когда
возбужденный ум отрицательно относится к окружаю-
щим явлениям и в то же время не имеет средств создать
новые отношения, новый мир, где бы ему было спокой-
нее и просторнее; прежние явления существуют, но ли-
шенные для него содержания, значения, и он ходит ме-
жду ними, как между гробами и развалинами. Единст-
венное средство вывести его из такого печального поло-
жения — это труд, сильная практическая деятельность,
отвлечение его от задавания себе и другим праздных
вопросов и привлечение его к решению вопросов на де-
ле. По недостатку точных исторических наблюдений у
нас приписывали Петру это отрицательное отношение
ко всему существовавшему, разрушительные удары, на-
несенные прежним формам государственной жизни, уда-
ры, которые тяжело отозвались и в мире нравственном.
Но теперь мы знаем, что это отрицательное отношение
началось, усилилось прежде Петра; прежде него русский
человек уже отрицательно относился ко всему, начиная
с бороды, широкого по азиатскому покрою платья до
высшей сферы религиозной, где слышались отрицания
как со стороны раскольника, который обольщал себя,
будто стоял за неприкосновенность старины, так и со
стороны человека, наслушавшегося католических и про-
тестантских внушений. Этот-то период отрицания, сом-
нения, колебания, период необходимый, ибо им начина-
ется переход в возраст умственного развития, но страш-
469
но вредно действующий на силы отдельного человека
и целого народа, когда бывает продолжителен, этот-то
период и был укорочен Петром, который уничтожил
праздношатание мысли, засадив русских людей за ра-
боту, за решение практических задач.
Природа Петра давала ему средства исполнить это
дело, давала ему средства работать без устали и возбу-
ждать других к работе, природа огненная, природа чело-
века, не умеющего ходить, а только бегать. Природа!
Д воспитание? Первоначальное воспитание, полученное
Петром, было древнерусское: грамотность повела непо-
средственно и, можно сказать, исключительно к изуче-
нию св. писания, что и дало на всю жизнь обильное пи-
тание его глубокой религиозности. Церковная жизнь не
коснулась его только внешним образом, он не признал ее
необходимости только с государственной точки зрения
и холодно подчинялся этой необходимости. Церковная
жизнь обхватывала его своим светом и теплотою, как че-
ловека и как русского человека; он любил ее народную
обстановку, любил русское богослужение; по природе
своей хотел деятельно участвовать в нем, сколько это
возможно мирянину, сам пел и читал в церкви. Паука
и школа переходной эпохи, выписанные из западной Рос-
сии с ее тамошней обстановкой, мало или вовсе не кос-
нулись Петра, ему не дали учителя, какой был у его
старших братьев, не дали какого-нибудь Симеона По-
лоцкого; эта наука и школа отнеслись даже враждебно
к Петру: верный -ученик Полоцкого, хранитель его пре-
даний, Сильвестр Медведев был ревностный приверже-
нец Софьи и потому враг Петра. Таким образом, эта
славяно-греко-латинская или, вернее, греко-латино-поль-
ская наука осталась в стороне, с ее богословскими спо-
рами о времени пресуществления, с ее хлебопоклонной
ересью. Петр был предоставлен самому себе. Огненный,
гениальный ребенок не может все сидеть в комнате без
дела и перечитывать одну и ту же книгу; он рвется из
печального, скучного опального дома на улицу, собирает
около себя толпу молодежи из придворных служителей;
забавляется, играет с ними; как все живые дети, любит
играть в войну, в солдаты.
Но одними этими играми и забавами не может удов-
летвориться и в детстве такой человек, как Петр; требу-
ет удовлетворения жажда знания. Он останавливается
на каждом новом предмете, превращается весь во вни-
мание, когда говорят о каком-нибудь удивительном ин-
470
струменте. Говорят ему об астролябии40; он непременно
хочет иметь инструмент, «которым можно брать дистан-
ции, не доходя до того места». Астролябия привезена;
но как ее употреблять? Из русских никто не знает; не
знает ли кто из иностранцев? Самый близкий человек из
иностранцев, которого прежде других цари древней Рос-
сии считали необходимым вызывать к себе,— это лекарь,
дохтур. Не знает ли дохтур, как употреблять астроля-
бию? Дохтур говорит, что сам не знает, но сыщет знаю-
щего, и приводит голландца Франца Тиммермана. Петр
отыскал себе учителя и «гораздо пристал с охотою
учиться геометрии и фортификации; и тако сей Франц
чрез сей случай стал при дворе быть беспрестанно в ком-
паниях с нами»,— говорит сам Петр. Но один иностра-
нец не ответит на все вопросы, не удовлетворит всем
требованиям. В измайловских сараях, где складывались
старые вещи, Петр находит иностранный английский бот,
ставший для нас так знаменитым. «Что это за судно, для
чего употребляется?» — «Ходит на парусах по ветру и
против ветра»,— отвечает Тиммерман. Непременно надо
посмотреть, как это, непременно надо починить бот, спу-
стить на воду. Тиммерман этого сделать не умеет; но он
приводит своего земляка, голландца Бранта 4‘. Бот на
Яузе: «удивительно и зело любо стало». Но река узка;
бот перетаскивают в Просяной пруд. «Охота стала от
часу быть более», и вследствие этой-то охоты мы уже
встретили Петра на Переяславском озере, в работе пре-
бывающим. Но и в ранней молодости односторонность не
была в характере Петра: строение судов и плавание на
них не поглощали всего его внимания; он в постоянном
движении, работе и на суше; он учится геометрии и фор-
тификации, обучает солдатские полки, сформированные
из старых потешных и новых охочих людей, явившихся
отовсюду, из знати и простых людей, строить крепость
Пресбург на берегу Яузы. Даются примерные битвы, где
в схватках с неприятельским генералиссимусом Фридри-
хом (кн. Ромодановским) или польским королем (Бутур-
линым) 42 отличается Петр Алексеев, то бомбардир, то
ротмистр. Но этот бомбардир и ротмистр был также
и шкипером. Переяславское озеро стало ему тесно; он
посмотрел Кубенское: то было мелко; он отправляется
в Архангельск, устраивает там верфь, закладывает, спус-
кает корабли и пишет с восторгом: «Что давно желали,
ныне совершилось».
Так воспитывался Петр, развивал свои силы. Мы ви-
471
дели, как в своем стремлении к знанию он встретился
с иностранцами. Не умея приложить к делу известный
инструмент и не находя между русскими никого, кто бы
помог своим знанием, Петр отыскивает иностранца, ко-
торый объясняет дело и становится его учителем, вслед-
ствие чего находится в его компании; другой иностра-
нец объясняет ему значение бота. Естественно, что за
решением многих и многих вопросов, которые толпятся
в голове. Петра, он должен обращаться к иностранцам,
требовать их услуг, быть с ними в компании. Иностран-
цев довольно в Москве, целая колония — Немецкая сло-
бода. Тут жили люди ремесленные и военные. Западная
Европа имела своих казаков в этих наемных дружинах,
составлявшихся так же, как и наши казацкие дружины,
из людей, которым почему-нибудь было тесно, неудобно
на родине, и шли они служить тому, кто больше давал;
искать отечества там, где было хорошо, и служили они
в семи ордах семи королям, как выражалась старая рус-
ская песня о богатырях, этих первообразах и казаков
Восточной Европы и наемных дружинников Западной.
Мы видели, что в Западной Европе государи обратились
к наемным войскам, когда разбогатели, стали получать
хорошие доходы, хорошие деньги от поднявшегося горо-
да, от промышленного и торгового движения. Кроме то-
го, наемные войска были желательны и потому, что от-
личались своим искусством: война была их исключи-
тельным занятием. И у нас в XVII веке являются эти
западноевропейские наемники, но вовсе не потому, чтоб
наши цари нуждались в войске и, разбогатев, получили
возможность нанимать его. Бедное государство должно
было тратить последнюю копейку на этих наемников,
чтоб иметь обученное по-европейски войско, чтоб не тер-
петь слишком тяжелых поражений вследствие неискус-
ства своего помещичья войска. В конце XVI и начале
XVII века мы видим иностранных наемников в царском
войске, выходцев из разных стран, немцев, французов,
шотландцев. У себя, в Западной Европе, эти наемные
дружинники хотя представляли известные особенности,
однако не могли поражать резким отличием по общно-
сти нравов и обычаев; но понятно, как выделялись они
у нас в XVII веке. Между ними, разумеется, нельзя
было сыскать людей ученых; но эти были люди быва-
лые, много странствовавшие, видавшие много разных
стран и народов, много испытавшие; а известно, как эта
бывалость развивает, какую привлекательность дает бе-
472
седа такого бывалого человека, особенно в обществе,
где книги нет, и живой человек должен заменять ее.
Легко понять, что Петр, обратившись раз к иностран-
цам за решением различных вопросов, при своей пытли-
вости, страсти узнавать новое, знакомиться с новыми
явлениями и людьми, должен был необходимо перешаг-
нуть порог Немецкой слободы, этого любопытного, при-
влекательного мира, наполненного людьми, от которых
можно было услыхать так много нового о том, что де-
лается в стране чудес, в Западной Европе. Петр в Не-
мецкой слободе, Петр — представитель России, движу-
щейся в Европу, входит в этот чужой мир, входит еще
очень молодым, безоружным. Молодой богатырь схваты-
вается с этой силой; собственные силы его еще не ок-
репли, и он естественно подчиняется ее влиянию, ее
давлению; это влияние обнаруживается в том, что са-
мым близким, любимым человеком становится для него
иностранец Лефорт43. Лефорт был блестящий предста-
витель людей, населявших Немецкую слободу. Как все
они, Лефорт не имел прочного образования, не мог быть
учителем Петра ни в какой науке, не был мастером
никакого дела; но это был человек бывалый и притом
необыкновенно живой, ловкий, веселый, открытый, сим-
патичный, душа общества. Петр подружился с ним, под-
ружился дружбою молодого человека, дружбою страст-
ною, увлекающеюся, преувеличивающею достоинства
любимого человека. Влияние Лефорта на молодого Пет-
ра сильное, потому что мы подчиняемся самому сильно-
му влиянию не того человека, которого мы только ува-
жаем, но того, кого мы любим. Петру было весело, за-
нятно в Немецкой слободе, среди людей, которых речи
были для него полны содержания, чего он не находил
в речах окружавших его русских людей, и всего прият-
нее и занятнее было с Лефортом.
Что же делал Петр в этот период влияния Немецкой
слободы, лефортовского влияния? Развитие шло быст-
ро; от работы, которая имела вид потехи, Петр перехо-
дил к настоящему делу; и Белое море становилось тес-
но, плавание по нему бесцельно, имело также вид поте-
хи; а потехи уже наскучили, не удовлетворяли, от них
оставалась пустота в душе, от них саднило на сердце.
Человек мужал, и являлась потребность сделать что-ни-
будь важное, полезное. Что же сделать? Сначала, как
обыкновенно прельщают мечты, молодой человек еще
рвется на предприятия далекие, имеющие связь с люби-
473
мым занятием; зачем без цели строить корабли в Ар-
хангельске, заказывать их иностранцам? Нельзя ли че-
рез Северный океан отыскать проход к Китаю, Индии?
Потом мечта уступает мысли серьезной, осуществимой;
иа юго-востоке Россия прикасается также к морю, имею-
щему выгодное положение; чрез него можно ближе,
удобнее завести торговые сношения с богатыми страна-
ми Азии; на него давно уже иностранцы указывали мо-
сковскому правительству, требуя свободного проезда
к нему для торговли: это Каспийское море. Надобно
строить корабли для него, надобно ехать в Астрахань,
завести сношения с Персией. Итак движение на Восток,
к Азии; но естественно ли такое движение в тот период
жизни народа, когда он именно стремился уйти с Во-
стока на Запад, когда все внимание было обращено на
Европу? Естественно ли было ожидать, чтоб Петр на-
чал с Каспийского моря? И вот поездка в Казань
и Астрахань, несмотря на видимую пользу, практич-
ность, приложимость, откладывается, как дело тяжелое,
неприятное. Все внимание и желание обращено на За-
пад: там заветное море, туда надобно пробраться; но
как? Заперто, и ключ у шведов. Мысль кружится около
России, постоянно останавливается у Балтийского моря,
постоянно должна отступать, отталкиваться от него
и все же опять неодолимо влечется к нему. Молодой
орел бьется в клетке. Но молодой орел растет, мужает;
уставши от кружения мысли около России, молодой че-
ловек мало-помалу войдет внутрь нее, станет на дейст-
вительную почву, начнет заниматься настоящим, теку-
щим делом. Северный океан, Китай, Индия, Каспийское
море, Персия, Балтийское море, в которое труднее про-
браться, чем в Восточный океан,— все это мечты, ска-
зочные подвиги богатыря, ищущего приключений, от-
правляющегося на поиск заколдованного терема, спящей
царевны и т. п.; человек пробуждается, грезы исчезают;
является жизнь, наяву, настоящая, действительная;
а настоящее, действительное — это Россия с ее внутрен-
ней и внешней жизнью: вот чем надобно заняться.
Что же здесь на первом плане? Война с Турцией —
война, начавшаяся в правление Софьи и ведшаяся при
ней неудачно; надобно загладить эти неудачи, кончить
войну с честью, славой; здесь самый удобный случай
выступить на сцену достойно перед Россией и Европой;
а война идет европейская, первая европейская война
для России в союзе с европейскими государствами,
474
В царствование Алексея Михайловича продолжитель-
ная и тяжелая война России с Польшей за Малороссию
кончилась крайним истощением обоих государств,
с тем различием, что Россия имела средства поправить-
ся, а Польша их не имела. По окончании этой войны
польский вопрос получает новый вид. Оказалось, что
России нечего бояться Польши; Польша не будет более
помехой движению России в Европу; напротив, Польша
должна затянуть Россию в европейские дела, в общую
европейскую жизнь, если бы даже Россия этого не хо-
тела: Польша по своему бессилию, по своему страда-
тельному положению, становилась ареной, на которой
должны были бороться чужие народы, бороться с ору-
жием в руках и дипломатическими средствами; Россия
не могла оставаться праздной зрительницей этой борь-
бы, волей-неволей она должна принять в ней участие,
не дать усилиться здесь враждебному влиянию, не дать
чужим захватить своего, русского; а известно, сколько
было русского добра у Речи Посполитой польской. Где
труп, там соберутся орлы, и хищники вились над Поль-
шей. Казак Дорошенко44, гетман польской Украины,
кликнул турецкого султана на добычу, поддавшись ему;
турки явились на зов и разгромили Польшу, объявляя
притязания на всю Украину, которую именем казачест-
ва отдавал им Дорошенко. Таким образом, Россия втя-
гивалась в первый раз непосредственно в войну с Тур-
цией, и, естественно, должна была помогать Польше.
Турки в последний раз перед упадком своим явились
грозны для соседей: Австрии, Венеции предстояла
страшная опасность; Вена подвергалась осаде. Такое
положение, естественно, вело к союзу этих соседей про-
тив общего врага—врага всему христианству. Россия
и Польша заключили Вечный мир; Ян Собеский45 со
слезами подписал знаменитый Московский договор, по
которому Киев навсегда оставался за Россией, но за эти
слезы Россия должна была заплатить деятельной по-
мощью Польше против турок.
Впервые Россия вступала в общее действие с евро-
пейскими державами, с Польшей, Австрией и Венецией,
явилась членом этого союза, который назывался священ-
ным. В Москве решено было действовать против Крыма,
чтоб удержать татар от подания помощи туркам. Два
степных похода на Крым, соединенные со страшными
тягостями для войска, были неудачны, что наложило
пятно на правление Софьи, на ее любимца кн. В. В. Го-
475
лицына, предпринимавшего эти походы. Крупных воен-
ных действий не было до тех пор, пока в развитии Пет-
ра не произошел поворот от юношеской мечты, от не-
ясных стремлений, от неопределенных порывов к дейст-
вительности, от юношеской потешной деятельности
к труду государя. Надобно было продолжать энергиче-
ски, кончить с честью и пользой Турецкую войну, тем
более, что Восточный вопрос представлялся уже с тем
великим политическим и нравственным значением, какое
он имеет в жизни русского народа. Иерусалимский пат-
риарх писал, что французы, пользуясь враждою между
Россией и Портой, отнимают святые места у православ-
ных. «Нам лучше жить с турками, чем с французами,—
писал патриарх.— Но вам не полезно, если турки оста-
нутся жить на севере от Дуная или в Подоле, или на
Украине, или если Иерусалим оставите в их руках: ху-
дой это будет мир, потому что ни одному государству
турки так не враждебны, как вам. Если не будет осво-
бождена Украина и Иерусалим, если турки не будут
изгнаны из Подолии, не заключайте мира с ними, но
стойте крепко. Если будут отдавать вам весь Иеруса-
лим, а Украины и Подолии не уступят, не заключайте
мира. Помогите полякам и другим, пока здешние погиб-
нут. Вперед такого времени не сыщете как теперь. Вы
упросили бога, чтоб у турок была война с немцами;
теперь такое благоприятное время, а вы не радеете.
В досаду вам турки отдали Иерусалим французам и вас
ни во что ставят. Много раз вы хвалились, что хотите
сделать и то и другое, и все оканчивалось одними сло-
вами, а дела не явилось никакого». Не Петру было слу-
шать, что дело не явилось. Дело явилось в 1695 году.
Но шкипер не пойдет в степной поход; он подплы-
вает к сильной турецкой крепости Азову, загораживаю-
щей дорогу к морю. Шкипер подплыл под Азов, преодо-
лев большие препятствия, задержки: «больше всех за-
держка была от глупых кормщиков и работников, кото-
рые именем слывут мастера, а дело от них, что земля
от неба»,— писал Петр. «Но,— продолжал он,— по мо-
литвам св. апостола, яко на камени утвердясь, несомнен-
но веруем, яко сыны адские не одолеют нас». При оса-
де шкипер превратился в бомбардира, сам чинил грана-
ты и бомбы, сам стрелял и записал: «Зачал служить
с первого азовского похода бомбардиром». Но дело не
сделалось, Азов не был взят; Петр возвратился в Моск-
ву— и начинается страшная деятельность. Царь вызы-
476
вает из-за границы новых мастеров, из Архангельска —
иностранных корабельных плотников, хочет строить су-
да, которые должны плыть к Азову и запереть его от
турецких судову дававших помощь осажденным. Это бы-
ло в ноябре 1695-го; корабли должны быть готовы
к весне будущего, 1696 года. Возможно ли это? В Моск-
ве строят галеры по образцу привезенной из Голландии;
в лесных местах, ближайших к Дону, 26 000 работников
рубят струги, лодки, плоты.
В начале 1696 года Петр с больной ногой едет в Во-
ронеж. Опять препятствия, задержки: иностранные лека-
ри пьют и во хмелю колют друг друга шпагами; под-
водчики бегут с дороги, бросая перевозимые вещи; ле-
са горят именно там, где рубят струги; в Воронеже ка-
питан кричит, что в кузнице уголья нет; мороз не вовре-
мя снова леденит реки и останавливает работы; но
Петр не отчаивается: «Мы,— пишет он,— по приказу
божию к прадеду нашему Адаму, в поте лица своего
едим хлеб свой» 4б. Этот хлеб ел он в маленьком доми-
ке, состоявшем из двух комнат. И вот летом в Москве
получают от него письмо: «Господь бог два-летние тру-
ды и крови наши милостию своею наградил: азовцы, ви-
дя конечную свою беду, сдались». Неудача, сламываю-
щая слабого, возбуждает сильного; неудача первого
азовского похода выказала те громадные силы, которы-
ми обладал Петр; здесь последовало явление великого
человека. С этих пор мы будем иметь дело с Петром
Великим.
ЧТЕНИЕ ШЕСТОЕ
После неудачи не отчаиваться, но усилить труд для
того, чтоб как можно скорее поправиться; после удачи
не отдыхать, не складывать рук, но также усиливать
труд, чтоб воспользоваться плодами удачи,— вот приме-
та великого человека. По возвращении из второго азов-
ского похода у царя идут совещания с боярами: «Нель-
зя довольствоваться тем,— говорит Петр,— что Азов
взят; после осады он в самом печальном положении, на-
добно его укрепить, устроить, снабдить жителями и гар-
низоном; но и этого мало, сколько бы мы войска ни
ввели в Азов, турок н татар не удержим, тем более, что
конницы там много иметь нельзя. Надобно воевать мо-
477
рем; для этого нужен флот, или караван морской, в 40
и более судов. Прошу порадеть от всего сердца для за-
щиты единоверных и для своей бессмертной памяти.
Время благоприятное, фортуна сквозь нас бежит, ни-
когда она к нам так близко на юге не бывала; блажен,
кто схватит ее за волосы».
Решено поднять общими силами великую, небывалую
тягость строения флота. Землевладельцы, патриарх, ар-
хиереи и монастыри, бояре и все служилые люди с из-
вестного числа крестьянских дворов ставят по кораблю;
торговые люди должны поставить 12 кораблей. Общее
дело: надобно соединяться, складываться и потому со-
ставляется несколько компаний (кумпанств). Кроме
русских плотников, каждое кумпанство обязано было
содержать на свой счет мастеров и плотников иностран-
ных, переводчиков, кузнецов, резчика, столяра, живопис-
ца, лекаря с аптекою. Чем больше нового необходимого
дела, тем больше нужды в иностранцах, которых надоб-
но вызывать толпами. Долго ли же так будет, долго
ли оставаться в такой зависимости от иностранцев? Не-
обходимо, чтоб русские скорее выучились, скорее и как
можно лучше выучились: для этого надобны большие
средства, а главное — лучшие учителя. Но Западная
Европа вдруг не перенесет к нам своих средств, накоп-
ленных веками, и не пришлет к нам лучших своих учи-
телей, надобно, следовательно, послать русских людей
учиться за границу, и 50 человек молодых придворных
отправились в Венецию, Англию и Голландию. Но как
они там будут учиться, у кого; как потом узнать, хоро-
шо ли они выучились, всем ли они воспользовались
и к чему способны? Надобно, чтобы кто-нибудь из рус-
ских прежде них там выучился, все узнал; и кто же бу-
дет этот русский первый ученик? Разумеется, началь-
ный человек в великой работе, на которую шел на-
род,— известный шкипер, бомбардир и капитан.
В 1697 году по Европе проходят странные вести: при
разных дворах является русское посольство; в челе его
два великих полномочных посла: один иностранец, же-
невец Лефорт, другой русский, Головин47; в свите по-
сольства удивительный молодой человек, называется
Петр Михайлов; он отделяется от посольства, останав-
ливается в разных местах, учится, работает, особенно
занимается морским делом, но ничего не ускользает
от его внимания, жажда знания, понятливость, способ-
ности необыкновенные,— и этот необыкновенный чело-
478
век сам царь русский. Явление, никогда не бывалое
в истории, возбуждает сильное любопытство, и вот две
женщины, которые могли справедливо считаться пред-
ставительницами западноевропейского цивилизованного
общества по своим способностям и образованию, спешат
посмотреть на диковину, на дикаря, который хочет быть
образованным и образовать свой народ; эти женщины
были: ганноверская курфюрстина София и дочь ее, кур-
фюрстина бранденбургская София-Шарлотта.
Какое же впечатление произвел на них Петр? Вот
их отзыв: «Я представляла себе его гримасы хуже, чем
они на самом деле, и удержаться от некоторых из них
не в его власти. Видно также, что его не выучили есть
опрятно; но мне понравилась его естественность и непри-
нужденность»,— говорит одна. Другая распространяет-
ся более: «Царь высок ростом; у него прекрасные черты
лица и благородная осанка; он обладает большою жи-
востью ума, ответы его быстры и верны. Но при всех
достоинствах, которыми одарила его природа, желатель-
но было бы, чтоб в нем было поменьше грубости. Это
государь очень хороший и вместе очень дурной; в нрав-
ственном отношении он полный представитель своей
страны. Если б он получил лучшее воспитание, то из
него вышел бы человек совершенный, потому что у не-
го много достоинств и необыкновенный ум».
Странный, а может быть, и оскорбительный отзыв!
Государь очень хороший и вместе очень дурной! Дейст-
вительно, мы к такому сопоставлению противоположных
сторон не привыкли. По слабости своей природы, чело-
век с большим трудом привыкает к многосторонности
взгляда; для него гораздо легче, покойнее и приятнее
видеть одну сторону предмета, явления, на одну сторону
клонить свои отзывы, бранить так бранить, хвалить так
хвалить. Найдут хорошее качество, хороший поступок,
хорошее слово у какого-нибудь Нерона 48 — и пишут це-
лые сочинения, что напрасно считают Нерона Нероном:
он был хороший человек, и найдутся люди, которые
восхищаются: «Ах, какая новая мысль: Нерон был хо-
роший человек: честь и слава историку, который открыл
такую новость, наука двинулась вперед». Отыщут дур-
ное качество или дурной поступок у человека, который
пользовался славою, противоположною славе Нерона,—
и начинаются толки, что напрасно величали его благо-
детельную деятельность; вот какой дурной поступок он
сделал тогда-то, а другие восстают с ожесточением на
479
дерзкого, осмелившегося заявить, что в солнце есть пят-
на; в солнце не может быть пятен, в деятельности тако-
го-то знаменитого деятеля не может быть темных сто-
рон, в ней все хорошо; кто находит, что не все хорошо,
тот человек злонамеренный, и вот этого злонамеренного
благонамеренные стараются принести в жертву памяти
знаменитого человека; жертва языческая, заклание че-
ловека теням умерших! А все оттого, что забывается,
чему учат в раннем детстве; забываются две первые за-
поведи, что бог един — одно только существо совершен-
ное, и не должно иметь других богов, не должно тво-
рить себе кумиров из существ несовершенных. Памято-
вание этих заповедей есть первая обязанность историка,
если он действительно хочет двигать вперед свою науку,
хочет представлять живых людей со светлыми и темны-
ми сторонами их умственной и нравственной деятельно-
сти, называя знаменитыми тех, у кого результаты дея-
тельности светлых сторон далеко превысили результаты
деятельности темных, называя великими тех, которые
по свету и теплоте своей деятельности являются солнца-
ми, хотя и не без пятен; которые окупили свои темные
стороны великими делами, великими жертвами, кото-
рым много оставляется, потому что возлюбили много.
Поэтому мы нисколько не смутимся приговором об-
разованной наблюдательной женщины над нашим Пет-
ром. Он ей показался очень хорошим и вместе очень
дурным, и мы даже не ограничим этого дурного одним
внешним; не скажем, чтобы эта владетельная дама об-
разованной Европы была оскорблена внешнею грубо-
стью, незнанием правил внешнего приличия, неумением
есть опрятно; мы признаем, что здесь дело идет не об
одном внешнем. Петр был человек, одаренный необык-
новенными силами: дело воспитания состоит в том, чтоб
приучать человека давать правильное употребление сво-
им силам, ставить нравственные границы для них. Вос-
питание не оканчивается домом, школой; воспитывает
главным образом общество; оно воспитывает хорошо,
если выработало известные нравственные законы, поста-
вило нравственные границы и зорко смотрит, чтобы лич-
ная сила не переступила их; общество воспитывает хо-
рошо, если дает простор всякой силе в ее хорошем на-
правлении и сейчас же ее сдерживает, как скоро она
уклонилась от этого направления.
Что обыкновенно делает человек, когда отправляется
из дому в общество, где встретит людей, к которым
480
читает уважение? Он заботится, чтоб все его внешнее
не произвело невыгодного впечатления; он охорашивает-
ся, старается вести себя прилично. Благо тому обществу,
которое необходимо требует, чтоб каждый член, входя
в него, нравственно охорашивался, чтоб каждая сила
употреблялась надлежащим образом, чтоб личная сила
не переступала известных нравственных границ, постав-
ленных общественным самоуправлением, общественным
тактом: такое общество дает хорошее воспитание чело-
веку. Но горе тому обществу, где сила не находит себе
нравственных границ, где она не считается с другими
силами, не чувствует обязанности сторониться перед ни-
ми, где перед нею расступается доступная ее давлению
мягкая слабая толпа, и сила разнуздывается беспрепят-
ственно. Горе тому обществу, которое не может встре-
тить каждую силу строгим допросом: откуда она и куда
направлено ее стремление; не может испытать, настоя-
щая ли это сила, или фальшивая, самозванная. Горе
тому обществу, которое способно преклониться и слу-
жить этой фальшивой, самозванной силе. Горе тому об-
ществу, в которое можно вступить, не охорашиваясь
нравственно, с полным неряшеством, без уважения
к общественному уху в словах своих, без уважения
к общественному смыслу в мыслях своих. Горе тому об-
ществу, где порок не ищет темных углов, но горделиво
разгуливает при дневном свете по улицам и площадям.
Горе тому обществу, которое не умеет поверять ни слов,
-ни дел, которое безотчетно увлекается, как ребенок, пер-
вым движением, первым громким словом. Такое общест-
во не может дать хорошего воспитания: дети могут ли
воспитать мужей?
Мы видели, что Петр не мог получить школьного
воспитания, разумея под ним правильное научное обра-
зование, умственное и нравственное, под руководством
более или менее искусных наставников. Но, быть может,
общество могло восполнить этот недостаток, могло дать
ему хорошее воспитание? После внимательного рассмот-
рения состояния старинного русского общества, в кото-
ром Петр необходимо должен был воспитываться, мы
-получим ответ отрицательный. Физической разбросанно-
сти, разрозненности народа соответствовала нравствен-
ная несплоченность общества, и потому невозможно вы-
работать крепкие нравственные границы для сил, кото-
рым предоставлялся широкий степной простор; личная
сила могла встретить себе сдержку в другой большой
16. С. M. Соловьев 481
личной силе или в собирательной физической силе тол-
пы. Дурной воевода, например, мог делать все, что хо-
тел: нравственных сдержек не было; он мог пасть, если
встречался с каким-нибудь другим более сильным ли-
цом или от восстания, бунта толпы, выведенной из тер-
пения его насилиями. Экономические условия, о которых
была речь прежде, не могли вести к благоприятным для
нравственных сдержек отношениям, ибо эти условия за-
ставили невооруженную часть народонаселения непо-
средственно кормить вооруженную. Не выработались из-
вестные сословные группы, крепкие своей внутренней
сплоченностью, сознанием своих общих интересов, сво-
их прав, определенностью своих отношений друг к дру-
гу, сознанием, которое могло поднимать нравственно
каждого члена такой группы, сильного не личной силой,
но своей крепкой связью с сочленами своими при равен-
стве между ними. Все отношения основывались на лич-
ной силе: человек безусловно подчинялся более сильно-
му и в то же время безусловно подчинял себе менее
сильного и, таким образом, преобладающим отношением
было отношение господина к рабу. Отсутствие образо-
вания, науки задерживало развитие духовных сил, не
вело к появлению особого рода авторитетов, сильных не
физической силой, не силой своего положения, но сред-
ствами исключительно нравственными. Отсутствие обра-
зования, науки отнимало возможность самостоятельно
относиться к каждому явлению, поверять его, отличать
истинные авторитеты от ложных. Отсутствие образова-
ния, науки давало то печальное духовное равенство, при
котором различию по материальным средствам давалась
полная сила. Все это, вместе с долговременным отчуж-
дением народа от общения с народами, стоявшими на
равной или высшей ступени общественного развития, по-
стоянное обращение с народами, стоявшими на низшей
ступени, не могло благоприятно действовать на состоя-
ние общества в древней России, давать ему возмож-
ность хорошо воспитывать своих членов.
Нравы были грубы, и нам не нужно входить в под-
робности для доказательства сказанного, стоит указать
на одно доказательство ясное и неопровержимое — за-
творничество женщины. Существо, от которого преиму-
щественно зависит соблюдение чистоты семейной, наря-
да внутренней жизни, и существо слабое материально,
женщина не могла быть безопасна в обществе, на ули-
це. В обществе мужчин, дома и вне дома, глаз ее не
482
был безопасен от оскорбительного для нравственности
зрелища, ухо — от оскорбительного для нравственности
слова; существо слабое физически не было безопасно
при отсутствии уважения сильного к слабому вообще.
Но при таких условиях естественное и необходимое де-
ло — уйти, спрятаться, запереться, не выглядывать на
свет, чтоб не видеть дел темных. При объяснении этого
явления не нужно прибегать к мудрствованиям, натяж-
кам, предполагать какие-то чужие влияния; дело объяс-
няется для каждого ясно: выпустим ли мы женщину
или ребенка ночью на улицу, когда знаем, что на улице
небезопасно; то же сделаем и днем, когда удостоверим-
ся, что и днем небезопасно; при отсутствии безопасности
сильный выходит вооруженный, слабый сидит дома за-
першись; так естественно произошло затворничество
женщины в древнем русском обществе, разумеется,
в классах достаточных, где женщина могла не быть ра-
ботницей, обязанной поневоле выходить из дому. По-
нятно, что такое общество не могло дать хорошего вос-
питания; понятно, что представитель такого общества
являлся очень дурным, хотя по природным своим каче-
ствам был очень хорошим человеком.
Петр обладал необыкновенным нравственным вели-
чием: это величие выражалось в том, что он не побоял-
ся сойти с трона и стать в ряды солдат, учеников и ра-
ботников, когда сознал, что необходимо ввести в свой
народ силу, до тех пор мало известную и в почете не
находившуюся,— силу умственного развития, искусства
и личной заслуги. Необыкновенное нравственное вели-
чие Петра выражалось в способности уважать нравст-
венное величие в других и сдерживаться им; как бы он
ни был раздражен, он умел всегда преклониться пред
подвигом гражданского мужества, пред резким, но прав-
дивым словом подданного, которое противоречило его
собственному взгляду. Но в то же время Петр был че-
ловек в высшей степени страстный, и там, где он видел
явную ошибку, злонамеренность, преступление, там он
уже не сдерживался, выходил из себя, становился сви-
реп, употреблял материальные средства для прекраще-
ния зла и верил в их действительность; там он схваты-
вался с человеком, как с личным врагом своим, и по-
зволял себе терзать его. Петр умел сдерживаться ува-
жением к хорошему человеку, и от этого проистекали
бесчисленные благодетельные последствия; но он не
умел сдерживаться уважением к человеку как человеку.
483
Скажут, что это происходило от дурного воспитания, об-
щество не могло хорошо воспитать его, ибо не вырабо-
тало в себе нравственных сдержек для сильного челове-
ка. Историк ответит, что это объяснение, которое вполне
принимается,— объяснение, но не оправдание; темная
сторона остается, и мы признаем верным отзыв умной
принцессы, что Петр был очень хороший и очень дурной
человек. Последнее не отнимает у нас права признать
вполне первое, признать необыкновенное величие чело-
века и дел его; оно только не позволит нам сотворить
себе кумира и воздать человеку поклонение большее,
чем достоин человек.
Когда при этом свидании двух курфюрстин с Пет-
ром зашел разговор о том, чем молодой царь любит
больше всего заниматься, Петр показал свои руки, жест-
кие от работы. Таким образом, и перед Западной Евро-
пой Петр явился в том же образе, в каком явился пе-
ред своей Россией. В голландском местечке Сардаме по-
явился молодой красивый плотник из России, Петр Ми-
хайлов; в свободное от работы время плотник ходит по
фабрикам и заводам: все ему нужно видеть, обо всем
узнать, как делается, самому принять участие в произ-
водстве. Из Сардама плотник перешел на амстердам-
ские верфи; и тут занимался не одним плотничеством;
его видели повсюду, в госпиталях, воспитательных до-
мах, на фабриках и в мастерских, на профессорских
лекциях, которые иногда читались для него на яхте, во
время пути, ибо надобно было дорожить каждой мину-
той. Ненасытная жадность все видеть и знать приводи-
ла в отчаяние голландских провожатых; только и слы-
шалось: «Это я должен видеть»,— и надобно было ве-
сти, несмотря ни на какие затруднения.
Но обилие любопытных предметов, которые предста-
вила ему Западная Европа, не подавило его духа; он
не забывал, что прежде всего он русский и царь, и по-
тому идет деятельная переписка с людьми, оставленны-
ми работать в России, доканчивать то, что было начато
до поездки за границу. В России уже были оставлены
им усердные работники. Молодой царь уже отличался
этой изумительной верностью взгляда при выборе лю-
дей, которая помогла ему набрать столько сотрудников,
наготовить способных людей не на одно только свое
царствование, оставить России и драгоценное наследст-
во, которым она жила долго и по смерти преобразовате-
ля. Известна эта способность Петра с первого взгляда,
484
посмотрев внимательно на лицо человеку, даже ребенку,
угадать в нем полезного деятеля. При этом Петру по-
могала широта выбора; он не стеснялся ничем, брал
способности одинаково сверху и снизу; не стеснялся и
возрастом: приготовляя молодое поколение работников
по всем частям государственной деятельности, он не об-
ходил и старика, который мог изумить молодых своей
неутомимой деятельностью. Так, в это время изумлял
старик Виниус, обруселый иноземец, открывший сибир-
ские минеральные богатства:49 «Особенно болит серд-
це,— писал Виниус Петру за границу,— что иноземцы,
высокою ценою продав шведское железо и побрав день-
ги, за границу поехали, а наше сибирское железо гораз-
до лучше шведского». Петр хлопотал, чтоб у Виниуса
не болело сердце, хлопотал о наборе иностранных мас-
теров, которые бы помогли на первый раз разработать
русские минеральные богатства. Олонецкие заводы уже
начали свою деятельность.
Таким образом, Петр, работая на иностранных вер-
фях, не спуская глаз с России, участвовал и в работе,
в ней производившейся. На печатях писем, присылае-
мых Петром в Россию, читалась надпись: «Аз бо есмь
в чину учимых, и учащих мя требую». К патриарху он
писал: «Мы в Нидерландах, в городе Амстердаме, бла-
годатию божиею и вашими молитвами при добром со-
стоянии живы и, последуя божию слову, бывшему
к праотцу Адаму, трудимся, что чиним не от нужды, но
доброго ради приобретения морского пути, дабы, иску-
сись совершенно, могли, возвратясь, против врагов име-
ни Иисуса Христа победителями, и христиан, тамо буду-
щих, свободителями благодатию его быть, чего до по-
следнего издыхания желать не перестану». В начале
1698 года Петр уже в Англии, работает на дептфорт-
ской верфи, оканчивает здесь кораблестроительную нау-
ку, делает, как и на твердой земле, большой набор ма-
стеров. Проведя три месяца в Англии, он опять на твер-
дой земле и направляет путь в Вену; здесь надобно
хлопотать, чтоб император не заключал отдельного ми-
ра с турками; чтоб Россию не оставили одну в войне
с ними, при чем трудно было бы заключить скорый
и выгодный мир. Из Вены Петр собрался в Венецию,
в это южное морское государство, но вместо Венеции
надобно было возвратиться в Россию: там бунтовали
стрельцы.
Стрельцы и Петр — мы привыкли в этих явлениях
485
представлять себе что-то крайне враждебное друг дру-
гу. Но при этой враждебности нельзя останавливаться
только на личных отношениях стрельцов к Петру. Пер-
вые впечатления, впечатления детства, бывают самые
сильные; ими воспитывается, слагается человек. Нам
укажут ребенка, одаренного необыкновенно сильной
природой, огненного, страстного, и скажут, что этот ре-
бенок, как только начал понимать, находился среди
тяжких, раздражающих впечатлений; как только начал
понимать, существа самые близкие, начиная с матери,
питают его горькими жалобами на гонения, неправду
и таким образом постоянно раздражают его, держат это
нежное распускающееся растение под палящим, иссу-
шающим ветром вражды, ненависти. Нам скажут, что
этому ребенку наконец прояснили душу, порадовали,
объявили, что гонения кончились, он объявлен царем;
его мать весела, ее родные, ее благодетель50 возвра-
щаются из ссылки, и вдруг вслед за этим ужасные кро-
вавые сцены бунта, мать в отчаянии, ее братья, благо-
детель истерзаны; опять гонения, опять беспрестанные
жалобы — как становится страшно за этого ребенка,
воспитывающегося под такими впечатлениями, и чем
сильнее его природа, тем страшнее за него. Какой губи-
тельный яд принял он и в каком количестве! Говорят,
что десятилетний Петр сохранял изумительное спокойст-
вие, твердость во время стрелецкого бунта: тем хуже—
лучше бы он кричал, плакал, бросался в отчаянии, ло-
мал себе руки! Qh был тверд и спокоен; а откуда это
трясение головы; откуда эти конвульсии в лице, эти
гримасы, о которых говорила нам недавно немецкая
принцесса, и от которых не в его власти было удер-
жаться?
Петр вышел из своей тяжелой школы, отравленный
этой семейной борьбою между мачехой и падчерицами,
этой кровью, которой стрельцы так усердно поливали
перед ним кремлевскую почву. Что-то выйдет из него?
В русской истории был уже пример царственного ребен-
ка, высокодаровитого и страстного, воспитанного подоб-
ным же образом: из этого ребенка вышел Иоанн Гроз-
ный. Не отыщется ли, к счастью России, какое-нибудь
противоядие? Кажется, отыскалось: это кипучая прак-
тическая деятельность, постоянное пребывание в рабо-
те, а труд есть могущественное средство успокоения,
просветления души, труд, соответствующий, разумеется,
силам; а какой труд мог соответствовать силам Пет-
486
pa — труд преобразования! Древняя Россия дала яд
великому человеку в стрелецком бунте; она же предста-
вила и противоядие в своей потребности преобразова-
ния, в своей готовности к нему. Пусть же молодой че-
ловек пребывает в работе: эта работа вылечивает его
от яда, принятого в детстве; пусть не знает покоя, бро-
сается к широкому морю, пусть строит корабль, на ко-
тором человек борется с страшной волнующейся сти-
хией и владеет ею; пусть молодой царь упражняет свои
силы в этом труде, в этой борьбе, столь достойной чело-
века; чем более, чем многообразнее он будет трудиться,
чем далее уйдет, чем более предметов завидит и усвоит
себе, тем скорее успокоится, скорее просветлеет душой,
скорее дастся перевес добрым в ней началам, скорее он
забудет о стрелецком бунте, о кремлевской крови.
Но ему не дают забыть: только что собрался за гра-
ницу, как узнает, что люди, недовольные им и его де-
лом, дожидаются его отъезда для исполнения своих за-
мыслов; их надежда на стрельцов и казаков — надежда,
что одни начнут с одного конца, а другие с другого.
Смутники были переказнены; Петра проводили крова-
выми проводами. Путешествие, сильная деятельность за
границей успокоили его: он собирается окончить путе-
шествие, посмотрев на царицу южного моря, на Вене-
цию; он возвратится домой спокойный, довольный, с бо-
гатой добычей... Нет, поехал от крови и возвратится
к крови; ему не дают окончить путешествие; его зовут
разделываться с стрельцами. Софья не умерла для ми-
ра в монастырской келье; она воспользовалась отсутст-
вием брата и опять обратилась к стрельцам, и на этот
раз стрельцы откликнулись, потому что были недоволь-
ны, сильно раздражены. Они видели ясно, что им пред-
стоит тяжкое преобразование: из стрельцов превратить-
ся в солдат. Стрелец нес легкую службу: сходит на ка-
раул — и свободен; у него свой дом в слободе, своя
семья, своя лавочка, где он торгует в свободное время.
Но теперь постоянная, тяжелая служба. Стрельцы отор-
ваны от привольной московской жизни и двинуты на
край света — в Азов; ждут не дождутся, когда отпустят
их домой в Москву; а тут указ: велят им идти на дру-
гой край света — на литовскую границу, куда царь ве-
лел собирать войска, чтоб поддерживать избрание на
польский престол пригодного для России кандидата,
курфюрста саксонского Августа51. Тоска стрельцов по
Москве достигла высшей степени, некоторые бежали из
487
полков в Москву и принесли оттуда товарищам призыв
от царевны Софьи: «Теперь вам худо, а впредь будет
еще хуже. Ступайте к Москве, чего вы стали? Про го-
сударя ничего не слышно. Быть вам в Москве, стать
табором под Девичьим монастырем и бить мне челом,
чтоб я шла по-прежнему на державство; а если бы сол-
даты пускать к Москве не стали, то их побить». Бунт
вспыхнул, раздались крики: «Идти к Москве! Немец-
кую слободу разорить и немцев побить за то, что от
них православие закоснело; бояр побить; стрельцы от
бояр и от иноземцев погибают и Москвы не знают;
непременно идти к Москве, хотя б умереть, а один пре-
дел учинить. И к донским казакам ведомость послать;
государя в Москву не пустить и убить за то, что почал
веровать в немцев, сложился с немцами».
Стрельцы двинулись к Москве; солдаты под началь-
ством боярина Шеина загородили им дорогу и порази-
ли их. Пленных подвергли розыску; винились в бунте;
но никто не сказал о призыве из Москвы. Шеин не до-
гадался об этом призыве, но Петр тотчас догадался,
как только получил известие о стрелецких волнениях —
это было больное место — рана раскрылась. Петр спе-
шил в Москву в тревоге и гневе, и чем он сдержится?
Он схватится с стрельцами врукопашную, с этими вра-
гами, которые истерзали его родных, заставили расти
в унижении, пренебрежении; отняли средства учиться
вовремя, как следует; с этими врагами, которые объяви-
ли, что не пустят* его в Россию, убьют за то, что он
уверовал в немцев, сложился с ними; которые стали по-
перек его делу, позорят это дело в глазах русских лю-
дей, клевещут на царя, выставляют его еретиком, нем-
цем, а себя людьми, ставшими за православие, тогда
как в сущности у них другие побуждения, столь нена-
вистные Петру: он зовет свой народ к тяжелому, необ-
ходимому труду и сам подает пример такого труда,
а тут люди, которые хотят его убить, чтоб избавиться
от трудных походов, возвратиться в Москву и жить
покойно. Страсть, гнев, мщение сдерживаются религиоз-
но-нравственными правилами, христианским уважением,
любовью к ближнему, страхом божиим для одних, стра-
хом человеческим для других; ум часто становится угод-
ником страсти; он внушает гневному человеку, стремяще-
муся схватиться с врагом: действуй сильнее, истреби
зло с корнем; вырежь, выжги, порази толпу ужасом, ко-
торый бы отнял всякую способность к сопротивлению;
488
тебе предстоит громадная деятельность для благород-
ной цели; есть люди злонамеренные, которые будут ей
противиться: истреби их, не оставляй врага в тылу
у себя. И вот страсть, гнев получают новую пищу, по-
лучают оправдание. И вот Петр поканчивает со стрель-
цами пыткой, виселицей и плахой.
Но кровь не проливается даром: она вопиет. Проли-
тие крови очищает, как свободная жертва, оно сквер-
нит — как дело насилия. Проходит минута гнева, стра-
сти, и другие чувства поднимаются в душе человека
и зовут его на суд, перед которым прежние мудрствова-
ния о правде дела являются мудрствованиями лукавы-
ми. Стрелецкое дело дорого стоило Петру. Напрасно
старались развлечь его: он был мрачен и скорбен, под-
вергался страшным припадкам болезненного раздраже-
ния; он упал духом, им овладело сомнение, достанет ли
у него сил совершить задуманное, то, что мы называем
преобразованием. Сомнение естественно поддерживалось
различием между тем, что он видел в Западной Евро-
пе, и тем, что нашел в России. Прежде, до путешествия,
это различие ие могло представляться ему так ясно, так
резко. Но сильная природа брала верх; Петр не мог
оставаться долго в тоске и раздумье. Он поехал в Во-
ронеж. Успешный ход тамошних работ относительно
флота и магазинов развеселил его, но не совсем, что
видно из писем его оттуда: так в одном он пишет, что,
несмотря на зело изрядное состояние флота и магази-
нов, облак сомнения закрывает мысль, не слишком ли
замедлится плод, как плод финика, которого не видят
насаждающие дерево. В другом письме Петр пишет, что
ждет доброго утра, чтоб прогнан был мрак сомнения.
Мрак сомнения исчезал, душа прояснялась обращением
к работе, сильной преобразовательной деятельности.
Уже не раз было нами говорено, что в основе преобра-
зований должно было находиться преобразование эконо-
мическое. Для того чтоб видеть плод от преднамерен-
ных великих дел, необходимых в народной жизни,
нужны были большие финансовые средства, которых
бедное, земледельческое государство дать не могло.
Чтобы добыть эти средства, нужно было вывести госу-
дарство из этой односторонности поднятием промышлен-
ного и торгового движения, поднятием города, который
впоследствии мог поднять и освободить село.
Что же могло и должно было правительство сделать
для города? Оно должно было обратить большее внима-
489
ние на беспрестанные, продолжавшиеся века жалобы
горожан на притеснения от воевод и приказных людей,
на дурное состояние правосудия, одну из главных по-
мех народному благосостоянию; должно было вместо
полумер употребить решительные меры для освобожде-
ния горожан от кормленщиков — и 30 января 1699 года
выходит знаменитый указ об учреждении бурмистрской
палаты. От воевод и приказных людей, от проволочки
дел и взяточничества торговым и промышленным лю-
дям убытки и разоренье: государь велел сказать указ
всем промышленным людям, чтоб ведались во всех сво-
их делах и тяжбах и сборах доходов своими выборны-
ми людьми в земских избах. Малые города приписыва-
лись к большим и составляли с ними провинцию, при-
чем земские бурмистры больших городов ведали зем-
ских бурмистров городов приписанных во всяких делах
и сборах и, в свою очередь, находились в ведении мо-
сковской бурмистрской палаты, или ратуши, составлен-
ной из бурмистров, выбранных московскими горожана-
ми. Один из этих бурмистров был президентом и сме-
нялся ежемесячно. В палату входили все собранные по
городам суммы, отсюда выдавались деньги на расходы,
но не иначе как по именному царскому указу. Палата
входила с докладами прямо к государю.
Историк не может ограничиться одной экономиче-
ской или финансовой стороной этого учреждения. Бур-
мистрской палатой начинается ряд преобразовательных
мер, которые должны были побуждать собственные си-
лы, приучать граждан к деятельности сообща, к охране-
нию общих интересов соединенными средствами, отучать
от жизни особной, при которой каждый слабейший пре-
давался безоружным в руки каждого сильнейшего. На-
чинается школа, где человек воспитывается для общест-
венной деятельности, посредством которой общество
получает способность воспитывать человека. Тяжкая
болезнь древней России происходила от розни сил; не-
обходимым следствием была слабость, бедность резуль-
татов народной деятельности. Причина болезни сознает-
ся и предлагается лекарство — соединение сил, приуче-
ние к деятельности сообща, к деятельности самостоя-
тельной, самоуправительной. Давно уже русские торго-
вые люди признавались, что им с иностранными купца-
ми не стянуть, потому что те торгуют сообща. Теперь
Петр предписывает: «Купцам торговать так же, как тор-
гуют в других государствах купцы, компаниями; иметь
490
о том всем купцам между собою с общего совета уста-
новление, как пристойно бы было к распространению
торгов их».
Не на одном военном или дипломатическом поприще
русскому человеку открывается практическая школа,
необходимая для его самостоятельного развития. Эту
школу встречаем и будем встречать повсюду; повсюду
преобразователь будет требовать деятельности сообща,
коллегиальной формы, вследствие уразумения, что при-
чина болезни в разрозненности действия, а средство
к исцелению — деятельность сообща и деятельность са-
мостоятельная. В характере великого человека мы уви-
дали явные признаки того, что общество не могло дать
своему члену хорошего воспитания; мы увидали эту
темную сторону великого человека; но великий человек
остается великим человеком; его величие оказалось
в том, что он понял неспособность общества давать хо-
рошее воспитание и употребил все средства искоренить
эту неспособность; поэтому история признает за ним вы-
сокий титул народного воспитателя.
ЧТЕНИЕ СЕДЬМОЕ
В прошедшей беседе нашей мы видели, что Петр еще
в конце XVII века приступил к преобразованиям, кото-
рые должны были иметь воспитательное значение для
общества. Но мы еще не касались того преобразования,
которое произошло тотчас по возвращении из-за грани-
цы и которое чаще, чем другие преобразования, было
предметом толков у современников и потомков: я гово-
рю о знаменитом брадобритии и перемене платья. У по-
томства толки были частые по самой простой причине:
дело близкое, доступное, легкое, не требующее обшир-
ного знания истории преобразовательной эпохи. И лю-
ди, которые не входили в подробности петровских пре-
образований, не задавали себе вопроса о их значении
или отзывались о них вообще с сочувствием, позволяли
себе вопросы: но зачем Петр велел бороды брить, чем
они ему помешали? Зачем переменил старое русское
платье на иностранное? Историк не может отделаться
от этого вопроса, указавши на его незначительность; не
может сказать: занимаясь изучением такой громадной,
важной деятельности, стоит толковать о бороде
491
и платье? Стоит толковать, как стоит толковать о всех
других проявлениях человеческой деятельности, челове-
ческого творчества.
Одеждой человек дополняет свое существо, потреб-
ностью одежды отличается от других животных и тем
прямо указывает на отношение одежды к высшей, чи-
сто человеческой стороне своей природы; в одежду чело-
век кладет свою мысль, в одежде отражается его внут-
ренний, духовный строй. Говорят, человек, погруженный
во внутренний, духовный мир свой, занятый преимуще-
ственно его интересами, мало заботится об одежде; но
эта малая заботливость также выражается в одежде,
которая и тут не теряет своего значения; одежда выра-
зит и ненравственное побуждение человека в пренебре-
жении ею, как было замечено об одном древнем фило-
софе 52, что чрез прорехи его неряшливой одежды вид-
неется его тщеславие: таким образом одежда, назначен-
ная для прикрытия тела, обнажает сокровенное духа.
Отсюда понятно, почему вопрос об одежде имел такое
важное значение при переходе русских людей из древ-
ней своей истории в новую, почему с него началось,
можно сказать, это движение.
Мы видим, что движение началось прежде Петра;
до него русские люди стали работать по новому нача-
лу, и перемена внутренняя необходимо должна была вы-
ражаться во внешнем, требовалось новое знамя, и этим
знаменем прежде # всего должно было служить измене-
ние наружности, изменение одежды. Выставлялось но-
вое знамя; одни шли под него; но другие упирались;
мы знаем, как при подобных движениях в народах про-
ходит рознь и страшная борьба, и если одни выстав-
ляют свое знамя, то другие выставляют свое и с оже-
сточением его отстаивают и с таким же ожесточением
стремятся сорвать знамя противников. Не говорим уже
о том, что в обществах, подобных древнему русскому,
сильно обнаруживается известнбе стремление к идоло-
поклонству, т. е. смешение внутреннего с внешним, су-
щественного с несущественным, образа с изображаемым,
случайное, изменяющееся представляется священным,
неприкосновенным, стремление, которое так ясно выра-
зилось в раскольничестве, старообрядстве.
Сто лет прежде описываемого времени, на грани
XVI и XVII веков, в царствование Бориса Годунова,
когда решен был вопрос о необходимости учиться у ино-
странцев, т. е. когда в сознании народном дано было
492
иностранцам преимущество как учителям, начинается
в Москве бритье бород, и тут же начинаются против
этого сильные выходки ревнителей старины. После
Смутного времени и после отдыха от него при царе
Михаиле вопрос о необходимости сближения с Западом
поднимается снова, снова решается так же утвердитель-
но, и при царе Алексее Михайловиче усиливается бра-
добритие, и также слышатся сильные выходки против
этого гнусного, эллинского обычая, как выражались
ревнители старины. Правительство колеблется, оно
стремится к новому и в то же время пугается выходок
ревнителей старины против знамени нового и в угоду
им не только запрещает брадобритие, но отнимает чины
за подрезывание волос. Но это гонение на короткие во-
лосы, разумеется, только раздражало людей, стремив-
шихся к новому, заставляло их относиться к длинной
бороде и старому длинному платью так же враждебно,
как ревнители старины относились к гнусному, эллин-
скому образу. Но ревнители старины не могли остано-
вить роковое движение. В 1681 году царь Федор Алек-
сеевич издал указ всем вельможам, дворянам и приказ-
ным людям носить короткие кафтаны вместо прежнего
длинного платья (охабней и однорядок), в котором ни-
кто не смел являться не только во дворец, но
и в Кремль. Длинное платье заменяется коротким:
здесь весь смысл дела. Те, которые жалуются на смену
русского народного платья иностранным, не обращают
внимания на то, что здесь произошла перемена старин-
ного платья не на платье какого-нибудь отдельного чу-
жого народа, но на общеевропейское в различие от об-
щеазиатского, к которому принадлежала древнерусская
одежда.
В чем же состоит главное различие общеевропейской
от общеазиатской одежды: в первой господствует узкость
и короткость, во второй широта и длиннота. Что же это:
случайность, или здесь выражение духа народов, духа
их деятельности, их истории? Длинная и широкая одеж-
да есть выражение жизни спокойной, по преимуществу
домашней, отдохновения, сна; короткая и узкая одежда
есть выражение бодрствования, выражение сильной дея-
тельности. Объяснение сказанному представляет явле-
ние, беспрестанно совершающееся перед нашими глаза-
ми; что делает человек, носящий длинную одежду, когда
он хочет работать или идти пешком? Он подбирает
свою длинную одежду. То же самое сделало европей-
493
ское человечество в стремлении к той сильной работе,
которой оно так отличилось перед азиатским человечест-
вом, получило преобладание над ним; европейское че-
ловечество постоянно подбирало свое платье, укорачи-
вало, обрезывало его и дошло до фрака, который назы-
вают безобразным. Историк не станет спорить с худож-
ником относительно красоты или безобразия; но его
обязанность указать на смысл явления. Широкая
и длинная одежда должна была остаться в Европе как
выражение особенного величия, спокойствия и торжест-
венности в противоположность будничной, рабочей жиз-
ни; она осталась одеждой царя в чрезвычайных случаях;
она осталась одеждой служителей алтаря; она осталась
одеждой женщины, представительницы жизни внутрен-
ней, домашней, т. е. чуждой той уличной хлопотливости
и беготни, которые выпали на долю мужчины в его пре-
имущественно внешней, общественной жизни. Разделе-
ние занятий между мужчиной и женщиной, это основное
условие развития общества — разделение занятий, кото-
рое как везде, так и здесь служит самой крепкой
связью между разделяющими занятие и условием успе-
ха в деле, это разделение занятий естественно и необ-
ходимо выражается в одежде, и замечено, что у наро-
дов менее развитых мы видим и меньшее различие
в мужской и женской одежде.
В постановлении царя Федора Алексеевича о ноше-
нии короткой одежды высказалось стремление изменить
азиатский покрой одежды на европейский. Укорочение
платья предвещало укорочение бороды. Напрасно люди,
ревностные не по разуму, усиливали свои выходки про-
тив брадобрития, посредством которого, по их мнению,
губили образ от бога мужу дарованный; тщетно отлуча-
ли от церкви не только бреющих бороды, но и тех, ко-
торые имели общение с брадобрийцами; тщетно вопили
против еретического безобразия, уподобляющего чело-
века котам и псам; тщетно стращали вопросом: если
русские обреют бороды, то где станут на страшном су-
де— с праведниками ли, украшенными брадою, или
с обритыми еретиками? Все эти выходки только вреди-
ли авторитету церкви, только усиливали раздражение
в противной стороне, только увеличивали значение бо-
роды как знамени; и когда приверженцы нового возь-
мут верх, то, разумеется, они бросятся на враждебное
знамя и сорвут его, выставят свое. И Петр сорвал это
знамя, когда возвратился из-за границы в Москву
494
в страшном раздражении против людей, выставлявших
это знамя как знамя православия и народности, в страш-
ном раздражении против стрельцов. Затем последовали
указы и о ношении европейского платья, указы, не мог-
шие очень поразить новизною после указов царя Фео-
дора.
В конце 1699 года была объявлена другая новость:
приказано вести летосчисление не от сотворения мира,
как делалось до сих пор, а от Рождества Христова53,
и новый год считать не с 1-го сентября, а с 1-го янва-
ря, ибо говорил указ: «Известно великому государю, что
не только во многих европейских христианских странах,
но и в народах славянских, которые с восточною право-
славною нашею церковью во всем согласны, как: вала-
хи, молдавы, сербы, далматы, болгары и самые вели-
кого государя подданные черкасы (малороссияне) и все
греки, от которых вера наша православная принята,—
все те народы согласно лета свои счисляют от Рождест-
ва Христова восемь дней спустя». Преобразователь
знал, с кем имеет дело; знал, как трудно сдвинуть на-
род с вековых привычек даже и в том случае, когда
христианскому народу предлагалось вести летосчисле-
ние от Рождества начальника веры и спасения; нужно
было ослабить отталкивающий пример немцев, еретиков,
и вот впервые пред русским народом выставляется при-
мер, авторитет народов близких, родных, пример право-
славных славян. На границе двух веков, на границе
древней и новой России раздался призыв русским лю-
дям к единению с родными народами. Была и другая
новость в последний год XVII века: учрежден русский
«славный чин» св. апостола Андрея 54. Первым кавале-
ром был ближний боярин и воинского морского карава-
на (флота) генерал-адмирал Федор Алексеевич Голо-
вин. Первым генерал-адмиралом был друг юности Пет-
ра— Лефорт, который умер в марте 1699 года. С его
смертью порвалась эта личная, так сказать, связь Пет-
ра с иностранцами, кончился период влияния Немецкой
слободы. Заграничное путешествие, это расширение сфе-
ры при практической деятельности, окончило воспитание
Петра. Как человек силы, он воспользовался всем, что
представил ему богатый цивилизацией Запад, но воз-
вратился более русским, чем выехал из России. Имя
Лефорта долго еще будет на языке врагов преобразова-
ния, но это будет с их стороны уже злоупотребление,
злонамеренность, ибо соблазн дружбы с иностранцем
495
исчез навсегда. При царе на первом плане русский че-
ловек, Головин, превосходивший всех русских людей
своей бывалостью: он заключил договор с китайцами
на границах Сибири, он же вел переговоры в Гол-
ландии о союзе против турок. Головин с званием гене-
рал-адмирала соединял заведование иностранными
делами, являлся в глазах иностранцев первым мини-
стром.
Царю и первому министру предстоит много дела,
много испытаний в первый год нового века: оканчива-
лась одна война и начиналась другая в более широких
размерах, более опасная, небывалая для русского наро-
да по своей продолжительности, великая Северная вой-
на. Мы привыкли слышать в разные времена заявление
правительств различных держав, что они избегают вой-
ны, не желая развлекаться во внутренней деятельности,
ибо положение страны требует усиления этой деятель-
ности, требует важных преобразований. И такие заявле-
ния вполне понятны: два дела вдруг делать трудно. Но
положение России в начале XVIII века было чрезвы-
чайное, и человек, ставший в ее челе, соответствовал
этому положению, был человек необыкновенный, мог
делать вдруг много дела, обладая сам громадными си-
лами, имея горячую веру в силы своего народа. Чело-
век сильный нравственно избегает опасностей, борьбы
ненужной; но не боится их, принимает борьбу, когда
она необходима для достижения известных целей, или
когда, мимо воли своей, извне получает вызов на борь-
бу. То же самое верно и относительно целых народов.
Народу для выражения своей силы не нужно быть во-
инственным, завоевателем; человек-драчун далеко не
всегда бывает сильным человеком; народ-драчун, охот-
ник нападать, не всегда бывает способен защищаться;
но сильный народ, сильное народное правительство ни-
когда не боятся войны, не пугают себя словами: «Где
нам, мы не готовы, нас побьют». Бывает в народе го-
товность к войне внешняя, материальная и бывает внут-
ренняя, нравственная: первая без второй ничего не зна-
чит, вторая может восполнить первую, создать ее в ко-
роткое время.
В нашей истории выдаются две великие войны, в на-
чале обоих веков нашей европейской жизни: великая
Северная война и война 1812 года; к обеим Россия не
была готова, средства ее не были в уровень с средства-
ми противников и, несмотря на то, из обеих войн вы-
496
шла победительницей. Борьба сильная, опасная борьба
вызывает нравственные силы народа, очищает, подни-
мает его, отвлекает от мелочных забот ежедневной жиз-
ни; борьба ведет его к алтарю, делает жрецом, потому
что заставляет приносить жертвы. Никогда в народе не
живется так тепло, так дружно, так сплоченно, как во
время борьбы; никогда правительство и народ не сопри-
касаются так близко в общей деятельности; никогда
знамя народности не развевается так высоко. Борьба,
как гроза, очищает нравственно атмосферу народа, бод-
рит, выпрямляет его нравственно; борьба есть праздник
народный, ибо освобождает его от будничного, низкого
настроения духа, и горе народу, который не способен
пробудиться и встать на праздничный благовест, наро-
ду, который ропщет: «Зачем так рано звонят, не дадут
покоя, не дадут отдохнуть, приготовиться». А если
спросить, от чего он так устал?.. Но лучше не спраши-
вать.
Сильный человек — представитель сильного наро-
да — Петр ясно понимал значение борьбы и не боялся
ее, не сдерживался страхом перед материальной, види-
мой неприготовленностыо. Петр был представитель
сильного народа, но не народа-драчуна, не воинственно-
го, не завоевательного народа, ибо кто же из нас не
знает, что в нас, в нашем народе меньше всего драчли-
вости, воинского задора. Иностранцы по незнанию на-
шей истории позволили себе увлечься внешним взгля-
дом и никак до сих пор не могут освободиться от мыс-
ли о завоевательных стремлениях России, о стремле-
ниях к всемирному владычеству. Здесь география ввела
их в заблуждение насчет истории. Действительно, пер-
вый взгляд на карту поражает: Россия представляет та-
кую небывалую обширность государственной области,
пред которою области других европейских государств
ничтожны; отсюда первая мысль, что такая громада не-
обходимо образовалась посредством завоевания, как об-
разовывались древние колоссальные государства — Пер-
сидское, Македонское, Римское. При этом географиче-
ском взгляде и остались, не проверив его историей; тог-
да как история говорит, что Россия, как сплошная рав-
нина, орошаемая большими, переплетающимися в сво-
их системах реками, родилась уже с огромной государст-
венной областью, после рождения подверглась общему
процессу видимого разделения вследствие государствен-
ной слабости, а потом при известных благоприятных
497
условиях происходило постепенное государственное
сплочение, собрание русской земли под одну власть. До
сих пор не все области, действовавшие как чисто рус-
ские в нашей начальной истории, входят в состав Рус-
ского государства: остается в составе чужого государст-
ва Червонная Русь, то знаменитое Галицкое княжество,
о котором так часто идет речь в наших летописях. Но
укажут на распространение русской государственной
области далеко на восток, вплоть до Восточного океана;
укажут на входящие теперь в состав Русской империи
земли, которых мы не видим за Русью при ее первых
князьях,— земли, которые не имели славяно-русского
народонаселения. Как же приобретены они? Разумеет-
ся, завоеванием. Тут уже не иностранцы, а сами рус-
ские натолковывают самим себе и другим о завоевании,
без точного определения, как разуметь завоевание.
С детства заучивают, что царь Иван IV завоевал три
царства: Казанское, Астраханское, Сибирское. Три цар-
ства! На восточных границах Московского государства
образовалось татарское разбойничье гнездо, от которо-
го русским людям не было покоя; долго терпели, нако-
нец, собрали силы, двинулись и отняли у разбойников их
гнездо; это называется завоеванием царства Казанско-
го! Астрахань поддалась сама; на северо-востоке Кам-
ская область была занята мирными колонистами, про-
мышленниками, область громадная, пустая, ничья, есте-
ственно принадлежащая первому, кто в ней поселится.
Эти промышленники, не имея покоя от сибирских хищ-
ных татар, которые своими набегами мешали им соль
варить, наняли небольшую толпу казаков, которые заня-
ли разбойничье гнездо, прогнали оттуда князька, и хотя
сами потом погибли, но это дело называется покорением
царства Сибирского. Так слово может вести к непра-
вильному представлению, когда подробным изучением
явления не определится точно, в каком смысле употреб-
лять слово. Присматриваясь внимательно к явлению, мы
видим на первом плане не завоевание одним воинствен-
ным, сильным государством других больших государств,
более или менее цивилизованных, мы видим на первом
плане колонизацию, занятие пустынных пространств под
мирный труд. Народы или, лучше сказать, народцы,
встречающиеся на этих необъятных пространствах, по
своему характеру, стоя на низкой ступени политическо-
го развития, невольно влекут народ, стоящий выше их,
влекут все далее и далее на занятие новых земель: они
498
своим хищничеством не дают ему покоя; заставить их
уважать право, договор нельзя: они умеют жить только
или в постоянной вражде к соседу, или в рабской подчи-
ненности, и невольно их приходится покорять. Таков
господствующий характер русских отношений к восточ-
ным народам даже до наших дней, характер любопыт-
ный, потому что в покорении врага здесь заключается
необходимая оборона от него.
Так, при невоинственном характере народа, а следо-
вательно, и правительства, образовалась громадная го-
сударственная область, и мы знаем, как эта громад-
ность неблагоприятно действовала на развитие народ-
ной жизни, на все ее направления. Государственные тре-
бования, слишком тяжело падавшие на малочисленное,
разбросанное и потому бедное народонаселение, застав-
ляли последнее еще более разбрасываться, уходить все
дальше и дальше, что было легко русскому человеку;
ему не нужно было переплывать океан, как должны бы-
ли делать западные колонисты, или переселяться к чу-
жим народам, в совершенно чуждую нравственную сфе-
ру; перед глазами были необъятные и пустые простран-
ства, где беспрепятственно можно было утвердиться,
беспрепятственно сохранить свой народный образ. Эта
происшедшая сказанным образом обширность русской
государственной области, в свою очередь, отнимала
у народа воинственность, отнимая побуждение к захва-
ту чужого, к насильственному расширению владений,
и без того слишком обширных. И несмотря на то, Рос-
сия ознаменовывает начало своей новой жизни воинст-
венным движением, двадцать с лишком лет ведет тяж-
кую, упорную борьбу, которую оканчивает важными зе-
мельными приобретениями. Но мы видели главный
характер переворота, совершавшегося в жизни народа
русского, видели стремление к морю и смысл этого
стремления. Во время младенчества Руси, при отсутст-
вии крепкой государственной связи, единства направле-
ния народных сил и ясного сознания народных интере-
сов, в это беспомощное время орден меченосцев отнял
у Руси ЛивониюS5, захватил здесь русские города и кня-
жества. Впоследствии, когда объединенная Россия с яс-
ным сознанием необходимости для себя моря устреми-
лась к нему, поляки и шведы оттолкнули ее от него.
Но внутренне преобразовательное движение все более
и более усиливалось, а вместе усиливалось и так тесно
соединенное с ним стремление к морю; следовательно,
499
мы, естественно, должны ожидать, что, когда преобразо-
вательное движение пошло так решительно, Россия не-
медленно начнет опять биться за берега Балтийского
моря.
Будучи полным представителем своего народа, буду-
чи- совершенно чужд воинственности, вовсе не гоняясь
за славой полководца-завоевателя, занятый одной
мыслью о внутреннем преобразовании, Петр начинает
войну с шведами за Балтийское море, смотря на нее
только как на средство этого преобразования, исполняя
завещание предков, соединяя древнюю и новую Россию
правильным историческим движением, ибо правильность
исторического развития народа, правильность в преемст-
ве деятельности различных эпох народной жизни состоит
в том, когда то, что в известную эпоху вырабатывается
народом как мысль, как стремление, осуществляется
в последующую эпоху. Петр не усомнился начать опас-
ную войну одновременно со многими важными внутрен-
ними преобразованиями, ибо видел в войне только сред-
ство для успешнейшего проведения внутренних преобра-
зований, и в последних видел средство для успешнейше-
го окончания войны. На войну великий царь смотрел
гражданским взглядом, именно как подобает правителю;
он смотрел на нее как на школу для народа, который
хотел занять почетное место среди других народов, не
выпрашивать цивилизации как милости, но предъявить
на нее свои бесспорные права. Вот программа курса
в этой школе: сначала учителя нам зададут тяжелые
уроки; сначала нас будут бить; но мы будем учиться
прилежно, и, сперва станем бить учителей превосходны-
ми материальными силами, потом дойдем до того, что
будем бить их с равными силами, а наконец приобре-
тем такое искусство, что станем побеждать и с меньши-
ми силами. Итак, война есть школа, практическая шко-
ла, школа первой необходимости, ибо континентальное
государство, и так дурно защищенное природой, как
Россия, может поддержать свою самостоятельность,
свое значение только постоянной готовностью принять
бой при первом вызове; мало того, только этой готовно-
стью может отклонить вызов, поддержать мир для себя
и для других.
Но война в описываемое время не имела тесного
значения только военной школы для народа: война
сильная, опасная война служит для преобразователя мо-
гущественным средством вести преобразование, вести
500
эту школу в самых широких размерах без принижения
народного духа, которое было так естественно в страда-
тельном положении русских людей относительно чужих
образованнейших народов в положении учеников пред
учителями. «Царь уверовал в немцев, сложился с ни-
ми»,— говорят противники преобразования. Но эти зло-
намеренные толки не имеют смысла пред действитель-
ностью, которая у всех на глазах; царь воюет с немца-
ми, бьет их, отнимает у них города и земли. Война
трудная, опасная, враг силен, он легко может прийти
к нам; вот он уже вошел в русские пределы, одна про-
игранная битва — и он очутится под Москвою; силы
живого народа потрясаются от опасной ожесточенной
борьбы, народное знамя поднимается высоко; такие вре-
мена поднятия народных сил бывают удобны для вели-
ких дел, потому что располагают к великим жертвам,
и царь умеет пользоваться временем, умеет ковать же-
лезо пока горячо! Народ в тяжкой работе, засажен
в школу с иностранными учителями, которых преимуще-
ства должен признать, следовательно, необходимо при-
нижается пред ними. Что ж даст ему отраду, что заста-
вит его поднять голову и с уважением посмотреть на
самого себя? Успехи мирного труда? Но они разброса-
ны, не видны, далеко не у всех перед глазами, не про-
изводят сильного впечатления; кто знает, что там роют
каналы, здесь какая-нибудь фабрика идет очень успеш-
но; кто знает, что с богатым результатом разрабатыва-
ются минеральные богатства далекой Сибири? Не то
война, военные успехи: одержана победа — общенарод-
ное торжество, все это знают, все поднимают головы, не
войско только победило, целый народ победил, вот до
чего мы дошли в такое короткое время, благодаря тому,
что трудимся, учимся! И ученик, сознавая все яснее
и яснее необходимость учения, не принижен пред учите-
лем, он ровен с ним, он выше его, учение становится
делом легким, делом силы и свободы; народный дух,
народное самоуважение спасены в самое опасное для
них время — время народного ученичества у других на-
родов.
Мы видели, что Россия находилась в войне с Тур-
цией, и что Петр дал этой войне новый характер, ха-
рактер морской войны, приготовил флот для Азовского
моря, берега которого старался укрепить для себя. Он
продолжал считать это дело важным, обращал на него
сильное внимание; но продолжение турецкой войны он
501
вовсе не считал желанным делом: турецкая война не
могла быть школой для русского сухопутного войска;
такой школой могла быть только европейская война,
и именно война шведская, в которой достигалась двой-
ная цель: войско получало хорошую школу, и следст-
вием хорошего прохождения этой школы было утвер-
ждение на берегах заветного европейского моря. При-
том для новорожденных военных сил России война бы-
ла невозможна без союзников, а члены священного сою-
за спешили заключить мир с турками; должен был спе-
шить с этим и Петр. Для скорейшего и выгоднейшего
заключения мира Петр.хотел изумить и напугать турок;
ои отправил своего посланника Украинцева56 в Кон-
стантинополь на русском военном корабле «Крепость».
Русский военный корабль на якоре против сераля раз-
дразнил, испугал не одних турок. Восточный вопрос пе-
ременил вид: до тех пор европейские державы, боясь
турок, постоянно и усердно приглашали русских царей
к войне с ними, причем указывали на тесную связь
России с христианским народонаселением Турции по
единству не только веры, но исповедания, указывали
на обязанность России восстановить восточную грече-
скую империю на развалинах турецкой. Но теперь, ког-
да Россия исполнила наконец требования, вошла в ев-
ропейский союз против турок; когда турки со всех сто-
рон потерпели неудачи, выказали свою слабость, и ког-
да Россия обнаружила удивительную силу, удивитель-
ную деятельность, когда русский военный корабль явил-
ся пред Константинополем, когда Россия оказалась го-
товой выполнить эту начертанную ей в Европе програм-
му, Европа с негодованием и ужасом отвернулась, от
этой программы и начертала для себя другую — поддер-
живать всеми средствами Турцию против России. Укра-
инцев должен был познакомиться с этой новой програм-
мой Восточного вопроса: «От послов цесарского, англий-
ского, венецианского,— писал Украинцев Петру,— помо-
щи мне никакой нет, и не только помощи, не присылают
даже никаких известий. Послы английский и голланд-
ский во всем держат крепко турецкую сторону, и боль-
ше хотят всякого добра туркам, нежели тебе, великому
государю; завидуют, ненавидят то, что у тебя завелось
корабельное строение и плавание под Азов и у Архан-
гельска; думают, что от этого будет им в их морской
торговле помешка». Но турки были страшно истощены
и заключили мир, уступили России Азов со всякими
502
старыми и новыми, уже построенными Петром городка-
ми; а крымский хан должен был отказаться от дани,
которую до сих пор платила ему Россия под благовид-
ным названием поминков или подарков.
И здесь прошла граница между древней и новой
Россией. Много веков прошло с тех пор, как пред хри-
стианской Византией явились впервые русские лодки;
это было знаком, что на севере в этой Скифии и Сар-
матки, где господствовали кочевые азиатские орды, яви-
лось владение с европейским характером, на которое
легла обязанность постоянной, ожесточенной борьбы
с степными кочевыми ордами, обязанность защищать от
них Европу. Борьба была трудная: степные хищники не
дали Руси пустить государственных корней на юге, на
берегах Днепра, вследствие чего силы народные и глав-
ная историческая сцена перенеслись с юго-запада на
северо-восток; и здесь степные хищники не давали по-
коя, пустошили страну, наложили дань. Но здесь им
было не так удобно, как на юге, здесь они запутыва-
лись в непроходимых лесах и вязли в болотах; здесь
беспрепятственнее могла собраться русская земля в од-
но государство, и собралась около Москвы, и Москва
вела постоянную, ожесточенную борьбу с степными вар-
варами, видала их не раз под своими стенами, превра-
щалась ими в пепел, и хотя на востоке дела шли ус-
пешно, хотя там татарские орды с громким названием
царств покорялись царю Московскому, но на юг,
в Крымскую орду, продолжались посылаться поминки.
Эта посылка прекратилась, когда русский военный ко-
рабль появился перед магометанским Стамбулом.Так
Петр отпраздновал девятивековой юбилей первого по-
явления русских лодок перед Константинополем57 Но
ему предстояло с большим торжеством отпраздновать
юбилей на другом море, откуда пошла Русская земля 53
и куда должна была возвратиться для приобретения
средств к продолжению исторической жизни. Здесь нуж-
но было отпраздновать девятивековой юбилей также по-
явлением русского военного корабля, появлением рус-
ского войска, сильного своим европейским искусством.
На юго-востоке, со стороны степей, со стороны степного
моря опасности исчезли, поминки прекратились. Но
опасность большая вставала теперь с Запада; благора-
зумие требовало идти к ней навстречу, благоразумие
требовало приготовить средства, чтоб не посылать по-
минков на Запад, потому что и там, на Западе, большие
503
охотники до поминков: стоит только немного обнаружить
слабость, сейчас пришлют за поминками.
18 августа 1700 года в Москве сожжен был «преиз-
рядный фейерверк»: царь Петр Алексеевич праздновал
турецкий мир, приобретение Азова, уничтожение обязан-
ности посылать поминки в Крым. На другой день,
19 августа, объявлена война шведам. Заключением ми-
ра с турками поспешили потому, что союзники покинули
Россию; по тому же самому спешили объявлением швед-
ской войны, чтоб не упустить союзников, не одним бо-
роться с самой сильной державой на Севере. Союз был
необходим; но верны ли были союзники? Донесения Ук-
раинцева из Константинополя уже определили отноше-
ния европейских держав к России; за союзниками нуж-
но было так же зорко смотреть, как и за врагами,
и против них нужны были тоже смелость, решитель-
ность, ясное понимание русских интересов, неуклонное
их преследование. Россия могла быть спокойна: у ее
царя не было недостатка в этих качествах.
ЧТЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Кто же были союзники Петра в шведской войне?
Швеция заявила свою европейскую деятельность, во-
шла в систему европейских держав, как говорится, толь-
ко в XVII веке, предупредила в этом отношении Рос-
сию какими-нибудь 70 годами. Она явилась на сцену
общей европейской деятельности с шумом и блеском.
Даровитый, воинственный, честолюбивый король Гу-
став Адольф по призыву Франции привел шведское вой-
ско в Германию для участия в Тридцатилетней войне,
для поддержания протестантизма. За эту поддержку
Германия должна была дорого заплатить Швеции сво-
ими землями, и немецкие владельцы стали косо смот-
реть на нее, особенно когда она содействовала вредным
для Германии стремлениям Франции. Еще больше разд-
ражение возбудила против себя Швеция в трех других
соседних государствах — Дании, Польше и России —
своими захватами на их счет. Она обобрала Данию со
стороны Норвегии, отняла у Польши Ливонию; поль-
зуясь смутным временем и слабостью России после
смут, в царствование Михаила Феодоровича, она ото-
брала у нее коренные русские владения, чтоб как мож-
504
но дальше отодвинуть ее от Балтийского моря. Такое
поведение Швеции относительно соседей, разумеется,
заставляло ожидать, что оскорбленные воспользуются
первым удобным случаем, чтоб соединиться и возвра-
тить себе свое. И в начале XVIII века, когда в Запад-
ной Европе произошло сильное движение против Фран-
ции, раздражавшей всех своим властолюбием, своими
бесцеремонными захватами чужого; когда против Фран-
ции образовался великий союз, чтоб не дать ей захва-
тить Испании или значительную часть ее владений, на
северо-востоке Европы по тем же побуждениям обра-
зуется союз против Швеции и начинается великая Се-
верная война. Естественные члены союза против Шве-
ции — это обобранные ею государства: Дания, Польша
и Россия. Отношения Дании и России были просты: они
хотели возвратить свое, причем Петр во что бы то ни
стало хотел приобрести хотя одну гавань на Балтий-
ском море.
Но отношения Польши были иные. Мы уже упомина-
ли о крайней слабости этой державы, обнаружившейся
особенно во второй половине XVII века,— слабости, ко-
торая отнимала у нее всякую самостоятельность, дела-
ла из нее арену, где ближние и дальние государства
должны бороться за свои интересы. Борьба эта особен-
но усиливалась, когда наступало время королевских вы-
боров. Так, в конце XVII века соседние государства
были чрезвычайно взволнованы королевскими выборами
в Польше по состоянию тогдашних дел в Европе. Уже
было сказано, что в это время господствовало сильное
раздражение против властолюбия Франции, против ее
короля Людовика XIV. Постоянной союзницей Фран-
ции была Турция, служившая для Франции орудием
для отвлечения Австрии от вмешательства в европей-
ские дела, от союзов, заключавшихся против Франции.
Легко понять, как выгодно было для Франции иметь
сильную партию в Польше, посадить там королем кого-
нибудь из своих принцев или, по крайней мере, кого-
нибудь из своей партии, чтобы по соседству с Австрией
приобрести новое орудие для отвлечения ее сил. Но
легко понять также, как для Австрии было важно, чтоб
французские замыслы не удались, чтоб на польском пре-
столе был кто-нибудь свой или чужой, только не фран-
цуз и не из французской партии. О том же должна бы-
ла хлопотать и Россия, которая находилась в одинако-
вом с Австрией положении относительно Турции; она
505
была также в войне с Турцией и должна была надеять-
ся, что по ее отношениям к христианскому народонасе-
лению Турции вражда между нею и Портой будет по-
стоянная и самая сильная; а пустить на польский пре-
стол французского кандидата значило пустить естест-
венного союзника Турции. Вот почему Петр так энерги-
чески объявил себя против французского кандидата на
польский престол, принца Конти; он уже придвинул
свое войско к границам Литвы, чтоб силой противиться
его избранию, и торжествовал как победу отстранение
Конти, избрание его соперника, курфюрста саксонского
Августа. Избрание Августа успокаивало Австрию, Рос-
сию: на престоле польском не будет союзника Франции
и Турции; но могла ли быть покойна сама Польша?
Государство сильное может безопасно призвать госуда-
ря-иностранца, владельца чужой земли; Англия, напри-
мер, могла безопасно признать своим королем ганновер-
ского курфюрста; но что позволительно сильному, того
слабый не может делать безнаказанно. На польском
престоле немец и владелец одного из самых значитель-
ных немецких государств, Саксонии.
В раздробленной Германии уже обозначилось то яв-
ление, что усиливаются ее владения, находящиеся на
востоке, усиливаются на счет других иноплеменных на-
родов, преимущественно славянских. В Германии, как
и во всякой другой стране, собрание земли, объедине-
ние могло произойти одним путем: сильнейшее владение
мало-помалу должно было подчинить себе все слабей-
шие, в Германии это явление запоздало; но при благо-
приятных условиях оно могло произойти, и легко по-
нять, как в этом отношении было важно усиление одно-
ю из германских владений чем бы то ни было, как бы
то ни было. Ни одному германскому владельцу не было
возможности усилиться прямо на счет своих товарищей,
других владельцев; императорское достоинство по край-
ней ограниченности средств главы империи не могло
этому содействовать, и оставалось одно средство уси-
литься — сначала на счет чужих, и этим приобрести воз-
можность усилиться потом и на счет своих. Гогенштау-
фены пытались усилиться на счет Италии; но попытка,
благодаря папской силе, кончилась очень печально для
знаменитой швабской династии. Счастливее были во-
сточные династии, восточные германские владения. Габс-
бурги, владельцы очень небольшой немецкой области,
Австрии, браками и духовными завещаниями образова-
506
ли обширную монархию из разных чужих элементов,
преимущественно славянского. Пример счастливой Ав-
стрии не мог остаться без подражания, тем более, что
Австрия не все захватила, оставалась еще богатая до-
быча — Польша, государство обширное, но совершенно
беззащитное от крайней внутренней слабости.
Мы говорили о значении войны, борьбы в жизни на-
родной, о ее воспитательном значении, о том, как нрав-
ственные силы народа ею напрягаются, развиваются,
как развиваются всяким трудом, всяким преодолением
сильных препятствий, всякой опасностью. Мы видели,
как бедно и трудно жил наш народ в первой половине
своей истории; но благословим эту бедность и великий
труд наших предков, эти постоянные опасности, в кото-
рых они находились и которые приучались преодоле-
вать. Приготовительная девятивековая школа была тяж-
ка, но она дала хорошее воспитание: народ привык
к труду, к подвигам, жертвам, стал способен отклик-
нуться на призыв к небывалому труду, к небывалым
подвигам и жертвам, призыв, сделанный человеком,
всегда в работе пребывающим. Благословим этот при-
зыв и этого призывателя, потому что у нас перед глаза-
ми страшный пример, к чему ведет отвращение от под-
вига, от жертвы, к чему ведет войиобоязнь. Польша
была одержима в высшей степени этой опасной бо-
лезнью, войнобоязнью. Тщетно люди предусмотритель-
ные, патриоты, указывали на гибельные следствия от-
сутствия сильного войска в государстве континенталь-
ном, указывали, как Польша теряет от этого всякое
значение; тщетно на сеймах ставился вопрос о необхо-
димости усиления войска: эта необходимость признава-
лась всеми; но когда речь заходила о средствах для
усиления войска, о пожертвованиях для этого, то не до-
ходили ни до какого решения, и страна оставалась без-
защитной, в унизительном положении, когда всякий со-
сед под видом друга, союзника, мог для своих целей
вводить в нее войско и кормить его на ее счет. От не-
желания содержать свое войско, от нежелания жертво-
вать для этого принуждены были содержать чужое,
враждебное войско, смотреть, как оно пустошило стра-
ну. Теперь на престоле польском немецкий государь,
саксонский курфюрст, который ие удовольствуется од-
ним титулом королевским; но что же больше может
дать Польша? Если не захочет дать волею, то можно
взять силою; для этого надобно ввести свое немецкое
507
войско в пределы Речи Посполитой, сперва, разумеется,
под благовидным предлогом.
Что же может быть благовиднее предлога, как вой-
на с Швецией для возвращения Польше Ливонии. Дело
легкое: сама Ливония хочет отторгнуться от Швеции
и поддаться Польше. Об исполнении этого желания
хлопочет Паткуль5Э, принужденный оставить родную
страну за то, что сильно отстаивал интересы своего
сословия, интересы ливонского дворянства, бесцеремон-
но обобранного шведским королем, который хотел обо-
гатиться и усилиться на счет дворянства как в Швеции,
так и в Ливонии. Ливония просит освободить ее от
шведского ига, хочет поддаться Польше; Паткуль упол-
номочен рыцарством заключить об этом договор. Но
Польша не хочет тронуться, боится войны, боится уси-
ления королевской власти от войны. И вот король бу-
дет воевать один с своим саксонским войском. Заклю-
чен договор, по которому Ливония присоединялась
к Польше; а в секретных пунктах рыцарство обязыва-
лось признавать верховную власть Августа и его потом-
ков, если бы даже они не были королями польскими,
и все доходы отправлять прямо к ним. Таким образом,
Ливония поддавалась не Польше, а немецкому госуда-
рю, курфюрсту саксонскому, который приобретет чрез
это выгодную позицию для действия против Польши,
для утверждения наследственности в своем доме, для
усиления своей власти. Если соседи будут мешать ему
в этом, то можно-кинуть им по куску польских владе-
ний, лишь бы быть сильным, самодержавным в осталь-
ных. Но прежде всего надобно приобресть хорошую по-
зицию, овладеть Ливонией; одному трудно. Дания —
верная союзница по ненависти к Швеции, и необходимо,
чтоб Россия также приняла участие в войне. Дело очень
возможное: молодой царь только и думает о том, как
бы утвердиться на берегах Балтийского моря. Возвра-
щаясь из заграничного путешествия, он виделся с коро-
лем Августом и изъявлял желание в союзе с ним вое-
вать против шведов. «Надобно взять у царя деньги
и войско, особенно пехоту, которая очень способна ра-
ботать в траншеях под неприятельскими выстрелами»,—
писал Паткуль. Но при этом лифляндским патриотом
овладевает сильное сомнение: царь, человек необыкно-
венный, с ним надобно обращаться осторожнее; даром,
в угоду саксонским и лифляндским патриотам, он не
подставит своих солдат под неприятельские выстрелы
508
в траншеях. С ним надобно делиться добычей; а со
львом опасно делиться. «Надобно опасаться,— писал
Паткуль,— чтоб этот могущественный союзник не вы-
хватил у нас из-под носа жаркое, которое мы воткнем
на вертел; надобно договориться, чтоб он не шел даль-
ше Нарвы и Пейпуса; если он захватит Нарву, то ему
легко будет потом овладеть Лифляндией и Эстлян-
дией». А Петр именно и хотел прежде всего овладеть
двумя крепостями — Нарвой и Нотебургом, старым
русским Орешком, чтоб, получивши эти две опоры, лег-
че занять и укрепиться в стране, между ними лежавшей,
в этой заветной стране, где море было так близко
к русским владениям. Царь направил свои полки
к Нарве, но скоро общая страшная опасность для союз-
ников прекратила споры о разделе добычи.
Союзники надеялись напасть на Швецию врасплох,
пользуясь молодостью ее короля Карла XII, молодо-
стью, которая не обещала, по-видимому, ничего хороше-
го для Швеции: пол и стены королевских комнат были
улиты кровью,— молодой король отсекал саблей головы
баранам и телятам, пригнанным для этой потехи во
дворец; ночью в стокгольмских домах дребезжат, ва-
лятся стекла: это потешается молодой король; кто едет
днем по улице с шумом и гамом в одних рубашках?
Молодой король с своей свитой; кто охотится за зай-
цем в сеймовой зале? Молодой король. Но этот неуго-
монный мальчик, отличавшийся такими дурными шало-
стями, явился героем, когда затрубила военная труба,
когда опасность начала грозить Швеции с трех сторон.
Карл XII явился с войском пред Копенгагеном и при-
нудил датского короля к миру; вслед за тем высадился
на восточный берег Балтийского моря, в Пернау, чтоб
идти на помощь Нарве, осажденной русскими.
Мы видели, как Петр смотрел на войну: он смотрел
на нее как на школу. Он сделал нужные приготовления,
он покончил с прежним строем и составом войска; его
армия не представляла более, как армия царей предше-
ствовавших, ветхое рубище с новой заплатой; ио и его
армия представлялась далеко не в удовлетворительном
виде. Легко сказать: преобразовать войско! Оно было
действительно преобразовано, но оно было невыучено,
неопытно. Петр не обольщал себя: он изображал свой
флот в виде лодки, на которой дети учатся плавать;
и войско свое он мог изображать в виде толпы детей.
Он не бросился в войну один на один с европейским
509
знаменитым военными успехами народом, он вступил
в нее в союзе с Данией, которая прежде всего должна
была задержать шведов; с королем Августом, который
имел военную репутацию и который уже начал военные
действия в Ливонии. Петр начал с третьей стороны, по-
слал значительное войско с хорошей артиллерией осаж-
дать Нарву, учиться осаждать крепость, защищаемую
европейским гарнизоном. Битва не входила в его расче-
ты; у него не было искусных генералов, не было глав-
нокомандующего: он дал звание фельдмаршала тому
же Головину, генерал-адмиралу, заведовавшему иност-
ранными сношениями, но действительно поручать ему
начальство над войском он не хотел. Ему прислали ге-
нерала из-за границы с отличными рекомендациями,
герцога фон Круа, и он поручил ему начальство над
войском для первой встречи со шведами, для первого
урока. Первый урок был тяжел: русские потерпели по-
ражение, потеряли много людей, всю артиллерию. Но
у них оставался Петр Великий, а великие люди бывают
сильны приготовлением к неудаче и к успеху, ибо не
теряют духа при неудаче и умеют пользоваться успе-
хом. Неудача — проба гения, и Петр умел выдержать
страшное искушение. Кроме материальных потерь, нрав-
ственное впечатление нарвского поражения было ужас-
но. Известно, как ободряет первый успех, как отнимает
дух первая неудача; а теперь неудачно начинается де-
ло, которому далеко не все сочувствуют; в глазах мно-
гих нарвское поражение было явным наказанием божь-
им за грех нового дела.
Задав русским такой тяжелый урок, Карл XII пошел
на юг преследовать короля Августа; ибо гнаться за не-
приятелем слабым, оставляя в тылу сильного, и решить-
ся с небольшим войском во второй половине ноября
идти в глубь России было бы крайним безрассудством.
Петр воспользовался удалением Карла: ему представи-
лась возможность проходить с своим войском школу по
известной программе. Но прежде всего надобно было
поднять дух своих после первого тяжелого урока, заста-
вить их идти в школу, которая так им опротивела после
Нарвы. От нарвского плена спасся бегством со своею
конницей Борис Петрович Шереметев 60, человек очень
способный, но при Петре; сам же по себе, по природе
своей, негодный к неудаче и к успеху: после неудачи
падал духом, а после успеха—как бы отдохнуть, поехать
в Москву, повидаться с семьей, позаняться домашними
510
делами. Петру в продолжение всей службы Шереметева
было много хлопот с ним в этом отношении. Две недели
спустя после нарвского поражения Петр пишет ему:
«Не годится при несчастии всего лишаться, и потому
повелеваем быть при начатом деле, с конницею беречь
ближних мест, и идти далее, для большего вреда непри-
ятелю. Да и отговариваться нечем: людей довольно,
реки и болота замерзли. Не чини отговорки ничем;
а если болезнию, и та получена между беглецами».
А между тем в пограничных местах, Новгороде,
Пскове, псковском Печерском монастыре кипели рабо-
ты для их укрепления: работали все, солдаты и священ-
ники, мужчины и женщины, и горе тому, кто не хотел
работать или хотел поживиться при общем деле: в Мо-
скве и Новгороде повешено было двое людей, которые
брали взятки у приема подвод. Артиллерия была поте-
ряна под Нарвой: надобно было как можно скорее при-
готовить другую. Петр велел со всего государства, с
знатных городов от церквей и монастырей собрать часть
колоколов на пушки и мортиры. Старик Виниус, «над-
зиратель артиллерии», работал по-петровски, и в конце
1701 года было приготовлено более 300 орудий, хотя Ви-
ниус и сильно жаловался на пьянство мастеров, кото-
рых, писал он, ни ласкою, ни битьем от той страсти оту-
чить невозможно. Но в то же время надобно было при-
готовлять и людей: 250 мальчиков собрано было в шко-
лы, из которых, по обещанию Виниуса, должны были
выйти хорошие инженеры, артиллеристы и мастера.
Вслед за добрыми вестями от Виниуса добрые вести
от Шереметева: пользуясь превосходством своих сил, он
поразил шведского генерала Шлиппенбаха при мызе
Эрестфер; потеря шведов была втрое против потери рус-
ских. Великое торжество: первая победа и победа после
Нарвы! В Москве, на башнях и стенах кремлевских раз-
веваются знамена, взятые у шведов. Шереметев сделан
был фельдмаршалом, получил Андреевский орден, порт-
рет царя, осыпанный бриллиантами. Победителю захо-
телось отдохнуть, побывать в Москве. «В начале 1702 го-
да хотя и быть,— отвечал Петр,— чтоб на страстной или
на шестой приехать, а на святой паки назад». В конце
мая Петр стал торопить Шереметева в новый поход
в Ливонию, ибо пришло известие, что неприятель гото-
вит в эту страну транспорт из Померании. «Теперь ис-
тинный час, пока транспорт не учинен, таковой предва-
рить»,— писал царь фельдмаршалу. Борис Петрович
511
двинулся и в июле опять нанес сильное поражение тому
же Шлиппенбаху при Гуммельсгофе. После этого Шере-
метев начал «изрядно гостить» в Лифляндии, по выра-
жению Петра, т. е. страшно опустошал страну по сове-
ту союзника, польского короля Августа, чтоб шведские
войска не могли найти в Ливонии приюта и продоволь-
ствия. Петр смотрел на ливонские походы как на школу
для своих и как на средство ослабления неприятеля;
об утверждении в стране он не думал.
Он все лето 1702 года провел в Архангельске, ибо
получил известие, что шведы намерены захватить этот
город. Лето проходило, опасности для старой морской
пристани не было, и Петр стал думать о приобретении
новой, на Балтийском море. Петр явился в Ладогу
и призвал к себе Шереметева, «чтоб сего, богом данно-
го времени не потерять». По прибытии Шереметева
Петр повел свое войско к Нотебургу (Орешку) и 11 ок-
тября взял его трудным и кровавым приступом. «Прав-
да, что зело жесток сей орех был, однакож, слава богу,
счастливо разгрызен. Артиллерия наша зело чудесно
дело свое исправила». Так писал Петр надзирателю
артиллерии Виниусу. Семидесятилетний старик, съездив-
ши по артиллерийским делам в Новгород и Псков, от-
правился в Сибирь, чтоб посмотреть тамошние рудники
и заводы, и писал: «Толикое обрел я множество руд
железных, что мню до скончания мира не выкопаются».
Жесткий орех был назван Шлиссельбургом, Ключом-
городом. Для чего же понадобился Ключ? В апреле
1703 года от него по правому берегу Невы лесами шли
русские войска под начальством Шереметева и нашли
при устье Охты в Неву маленькую шведскую крепость
Канцы, или Ниеншанц, сторожившую устье Невы.
К русскому войску приехал бомбардирский капитан Петр
Михайлов и отправился на 60 лодках осматривать нев-
ское устье. 1 мая Канцы были взяты, но на взморье
показались два неприятельских судна, и 5 мая подошли
к устью Невы. Капитан Петр Михайлов и поручик Мен-
шиков61 с Преображенским и Семеновским полками
в 30 лодках окружили их и взяли. Первый успех на
море! Обрадовались как дети, тою живою, сильною ра-
достью, которая обличает горячее участие к делу, усло-
вие успеха в нем. Капитан Петр Михайлов и поручик
Меншиков получили андреевские ленты. Добрались на-
конец до Балтийского моря; завещание предков испол-
нено, но не совсем: надобно укрепиться на этом море.
512
16 мая 1703 года на одном из островков невского устья
рубили деревянный городок. Городок назвали Петер-
бургом. Из него потом вышла новая столица Русской
империи. Зачем это новая столица? На этот вопрос
пусть отвечает древняя история, пусть укажет, что
новые столицы не были новостями и в старину.
Действительно, с детства в школах узнаем мы из
учебников русской истории, что у нас переносятся сто-
лицы из одного места в другое, из Новгорода в Киев,
из Киева во Владимир, из Владимира в Москву. Откуда
это явление, отчего мы не видим его в других государст-
вах, в государствах Западной Европы? Причина уясня-
ется при первом взгляде на карту. Чрезвычайная об-
ширность государственной области, особенно при мало-
численности народонаселения и отсутствии цивилизации,
необходимо условливала это явление. Как человек, на-
ходящийся в очень обширном помещении, не может,
Оставаясь неподвижно в одном каком-нибудь углу, ясно
обозревать всего помещения, всего разнообразия нахо-
дящихся в нем предметов, и потому необходимо сосредо-
точивает свое внимание на одном каком-нибудь круге
Предметов, особенно ему нужных, и остается известное
более иЛи менее продолжительное время там, где они
помещаются, й потом переходит на другое место, обра-
тившее на себя его внимание, и здесь опять останавли-
вается: так и правительство чрезвычайно обширной
страны принуждено переносить свое местопребывание
из одной части страны в другую по мере надобности,
по мере прилива и отлива сил народных в ту или дру-
гую сторону, по мере сосредоточения народных интере-
сов, народного внимания здесь или там; следовательно,
это перенесение правительственных местопребываний не
может являться в истории чем то произвольным. Так на-
зываемое перенесение столицы из Киева во Владимир
Андреем Боголюбским не было делом произвола одного
князя,— это явление было следствием отлива народных
сил с юго-запада на северо-восток; доказательство
слишком ясно: этот юго-запад, эта Русь; главная на-
чальная историческая сцена оказалась столь слабой,
что не могла поддержать своей политической самосто-
ятельности, и Русь самостоятельная могла явиться толь-
ко на северо-востоке. Также не было произвольно ут-
верждение правительственного местопребывания в Мос-
кве, когда понадобилась средина восточной России для
ее собрания и для обороны русской самостоятельности
17. С. М. Соловьев
513
равно от Востока и от Запада, и от татар и литвы, от
бесерменства и латинства. Так же непроизвольно было
появление новой столицы на берегу моря в начале но-
вой русской истории, истории по преимуществу евро-
пейской; не Петр по своему произволу утвердил прави-
тельственное пребывание в Петербурге, ибо новопо-
строенный городок, был оставлен своим основателем во-
все не в таком привлекательном положении, чтоб удоб-
ствами жизни заставить двор предпочесть его Москве
или какому бы то ни было другому месту. После Пет-
ра мы видим известную реакцию против его деятель-
ности; русские люди имели полную возможность
разобраться в материале преобразования — и разбира-
лись: одно оставили нетронутым, другое изменили, а по-
том опять нашли нужным уничтожить изменения, воз-
вратиться к петровским формам; некоторые же учрежде-
ния, как совершенно неспособные привиться к русской
почве, исчезли. Что же мешало не укреплять за Петер-
бургом значение столицы? Ясно, следовательно, что он
приобрел это значение не по произволу Петра; это
значение дано ему ходом истории точно так же, как
поднят был Владимир на счет Киева и Москва подня-
лась на счет Владимира. Петру принадлежит указание,
но не насилие. И чем сильнее жалобы насчет невыгод
положения новой столицы, чем сильнее упреки, делае-
мые совершенно несправедливо Петру за выбор места
для столицы, тем яснее для историка необходимость
явления; ибо что же заставило сносить такие неудобст-
ва? Один ответ: необходимость!
Что касается до выбора места для Петербурга, пер-
вого русского города на западном море, выбора, за
который упрекают Петра, то стоит только взглянуть на
тогдашнюю карту Восточной Европы, чтоб понять этот
выбор: новый город основан там, где западное море
всего глубже входит в великую восточную равнину
и наиболее приближается к собственно русской земле,
тогдашним русским владениям. Наконец, что касается
неудобств климата и почвы, то нельзя требовать от лю-
дей, физически сильных, чтоб они предчувствовали
немощи более слабых своих потомков. Петра менее, чем
кого-либо, можно упрекнуть в односторонности взглядов
и направлений. Он, не скажу: не отнял, потому что он
не мог этого сделать, но и не обнаруживал ни малей-
шего намерения отнять у Москвы ее значения в пользу
Петербурга; и тут не было одного, так сказать, археоло-
514
гического уважения к царствующему граду: Москва не
осталась только памятником древности. В разгар преоб-
разовательной деятельности, в которой так резко обоз-
начался экономический характер, Москва, по своему
положению и под особенным покровительством преобра-
зователя, приняла самое деятельное участие в новом
движении, и в то время, как с таким старанием отстраи-
вался приморский город, долженствовавший иметь пер-
венствующее торговое значение, старая Москва станови-
лась средоточием новорожденной мануфактурной
промышленности. С появлением Петербурга Москва
не утратила своего значения, и когда при дочери Петра
Великого России понадобился университет 62, место ему
было указано в Москве. Москва не потеряла своего
значения ни для своих, ни для друзей, ни для врагов.
Враги почтили ее своею враждою, почтили ее своим
посещением, вписали новую славную страницу в ее
историю. Москва по-прежнему терпела беды, по-прежне-
му горела и по-прежнему росла от непрестающего при-
лива к ней жизненных сил русской земли. Научная
жизнь Москвы как университетского города должна
высказываться в спокойном уяснении исторических явле-
ний, в спокойном указании законов народного бытия;
а такая деятельность, расширяя сферу мысли, возвышая
дух, несовместима с односторонностью, мелочностью
взглядов, мелким соперничеством, завистью. Москва
знает, что с появлением новой столицы между ними
произошло разделение занятий, а следовательно, и со-
единение сил. Москва знает, что Петр ничего у нее не
отнял, что он дал ей все то, что дал России, и Москва
воспользовалась его дарами прежде других и больше
других. Москва чтит Петра за то место, которое он дал
России, ибо знает, какое место она, Москва, занимает
в России; знает поэтому, как она возвеличена Петром,
возвеличившим Россию. И в день славного воспомина-
ния деятельности великого человека Москва должна
поступить достойным ее образом: спокойно, бесприст-
растно сказать срое слово и усердно сделать свое
дело.
Достижение заветной цели вело к усилению труда;
добыли новый морской берег: надобно было строить но-
вый флот, и на берегах Свири кипела работа, ронили
громадные деревья, и на новой верфи в Лодейном Поле
строили морские военные суда. Разумеется, сардамский
плотник был там; но в глубокую осень, когда по Неве
515
уже плавает лед, он в Петербурге, около Котлина ост-
рова меряет морскую глубину; здесь будут укрепления,
оборона Петербурга, куда уже пришел первый иностран-
ный купеческий корабль. А между тем Шереметев заби-
рал старые русские города, которые швед завел за себя
в XVII веке, Копорье, Ямы, и опустошал Эстдяндию,
чтоб на будущее время не дать шведам пристанища и
прокормления. Петр торжественным въездом в Триум-
фальные ворота отпраздновал в Москве возвращение
русских городов и немедленно отправился в Воронеж.
Чуждый односторонности, он одинаково внимательно
смотрел на запад и восток: на северо-западе нужно бы-
ло работать, чтоб отбивать шведа: на юго-востоке нуж-
но было также работать, чтоб сдерживать турка.
Весною 1704 года Петр опять на Западе, по обычаю
торопит Шереметева, чтоб шел поскорее и взял Дерпт:
«Идти и осадить, конечно, Дерпт, чтоб сего богом данно-
го случая не пропустить, и зачем мешкаете не знаю, не
извольте медлить». Простодушно отвечает Шереметев:
«Здоровье мое уже не прежнее и ни от кого помощи
нет, легко мне было жить при тебе, да при Данилыче
(Меншикове): ничего я за милостию вашею не знал».
Шереметев осадил Дерпт; чтоб ему было легко, приехал
Петр, и Дерпт был взят. «Сей славный отечественный
град паки получен»,— писал царь своим. Из Дерпта
Петр поехал под Нарву, и скоро пошли от него пись-
ма: «Где четыре года тому назад господь оскорбил,
тут ныне веселыми*победителями учинил, ибо сию пре-
славную крепость шпагою в три четверти часа полу-
чили» 63.
Главное на Западе было сделано. Петр не хотел ни-
чего более, сильно желал прекращения войны с удержа-
нием завоеванного; готов был и уступить часть завоева-
ний, только бы удержать новопостроенный приморский
городок. Но согласится ли Карл XII на такой мир?
Конечно, нет. Петр успел сделать свое дело потому, что
«швед увяз в Польше» б4. Но швед увяз в Польше для
того, чтоб обеспечить себе тыл для действия против
России, чтоб свергнуть с престола короля Августа и воз-
вести на его место человека, себе вполне преданного,
следовательно, враждебного России. Чтоб воспрепятст-
вовать исполнению этого плана, надобно было деятельно
помочь Августу. Но помочь ему было трудно. Русский
посланник в Польше князь Григорий Долгорукий65
писал, что «в короле крепости немного, как у короля,
516
так н в казне Речи Посполитой денег нет, но на поль-
ских дам, на оперы и комедии у короля деньги есть,
одним оперным певцам дано на зиму 100.000 ефимков».
Русского посланника особенно должны были поражать
эти издержки, ибо он знал, как просто и бедно жил
в России шкипер и капитан Петр Михайлов. Долгорукий
чрезвычайно наглядно изображает это страшное рас-
слабление, овладевшее польским высшим сословием,
которое на словах было готово воевать, но не было
способно ни к какому движению: «Хотят они на коней
сесть, только еще у них стремен нет, не по чему
взлезть». «Надейся на бога,— писал Долгорукий Пет-
ру,— а на поляков и саксонцев надеяться нельзя».
Карлу XII легко было при таком расслаблении объявить
Августа лишенным польского престола и провозгласить
королем познанского воеводу Станислава Лещинского68.
Петр не оставил Августа: с помощью русского войска
взял у шведов Варшаву. Русские войска заняли Курлян-
дию и Литву. Меншиков шел дальше и поразил шведов
при Калише. Петр запировал в своем парадизе, Петер-
бурге, узнав, что его любимец одержал победу, «какой
еще никогда не бывало». Но вслед за этим он узнал,
что Август, чтоб спасти свою Саксонию от вторгнувших-
ся в неё шведов, помирился с Карлом, отказавшись от
польского престола; следовательно, швед уже не увязнет
более в Польше, и все бремя войны надобно будет взять
на одйи свои плечи. В конце 1707 г. Карл XII двинул-
ся на Петра, грозясь свергнуть его с престола.
Петр распорядился, чтоб в польских владениях не
вступать с неприятелем в генеральную битву, а старал-
ся заманить его к своим границам, вредя ему при вся-
ком удобном случае, особенно при переправах через
реки. Петр находился в затруднительном положении,
потому что Карл подолгу останавливался, и неизвестно
было, куда он направит путь. Петр в одно время укреп-
лял и Москву и Петербург. Только в июне 1708 года
Карл переправился через Березину. После жаркого дела
при Головчине русское войско отступило, и Петр был
доволен. «Зело благодарю бога,— писал он, что наши
прежде генеральной баталии виделись с неприятелем
хорошенько, и что всю его армию одна наша треть так
выдержала и отошла». Подождав несколько времени
в Могилеве своего генерала Левенгаупта и недождав-
шись, Карл повернул на юго-восток, к реке Соже, потом
на север, к Мстиславлю. У местечка Доброго князь
517
Михаил Голицын67 напал на первое неприятельское
крыло и поразил его; когда же сам король пришел на
помощь, то Голицын отступил в порядке. Петр был до-
волен и писал: «Я, как начал служить, такого огня
и порядочного действия от наших солдат не слыхал и не
видал, и такого еще в сей войне король шведский ни от
кого сам не видал. Боже! Не отыми милость свою от
нас впред!» В сентябре Карл повернул к Украине; сам
царь 28 сентября перехватил спешившего к нему Левен-
гаупта при деревне Лесной, недалеко от Пропойска,
и поразил его наголову, взял всю артиллерию и обоз,
на которые так надеялся Карл. «Сия у нас победа,—
по словам Петра,— может первая назваться, понеже
над регулярным войском никогда такой не бывало,
к тому же еще гораздо меньшим числом будучи пред
неприятелем: тут первая проба солдатская была». Карл
вошел в Украину. Малороссийский гетман Мазепа пере-
шел на его сторону, перешли на его сторону запорож-
ские казаки; но масса народная в Малороссии осталась
верна русскому царю; Петр дал ей нового гетмана 68;
Меншиков в виду шведов взял гетманскую столицу Ба-
турин, которую защищали приверженцы Мазепы. Запо-
рожская Сечь была разорена. Петр, по его словам, «с
превеликою радостию услыхал о разорении проклятого
места, которое корень злу и надежда неприятелю
была».
Карл обманулся во всех своих надеждах: после Ма-
зепы и запорожцев он еще надеялся на Турцию, что та
воспользуется случаем и поднимется вместе с ним на
Россию; но турки и татары не трогались; повсюду кру-
гом было тихо: все соседние народы отказались принять
участие в борьбе за ту или другую сторону; все как
будто притаило дыхание, дожидаясь, чем разыграется
кровавая игра между Петром и Карлом, чем решится
судьба Восточной Европы. Она решилась 27 июня
1709 года под Полтавой. «Доносим вам,— писал Петр
своим,— доносим вам о зело превеликой и нечаемой
виктории, которую господь бог нам чрез неописанную
храбрость наших солдат даровать изволил. Вся неприя-
тельская армия фаетонов конец восприяла. Ныне уже
совершенно камень во основание С.-Петербурга поло-
жен с помощию божиею».
«Превеликая виктория»! Спустя полтораста с лиш-
ком лет историк имеет право прибавить к словам
победителя, что эта виктория была одним из величай-
518
ших всемирно-исторических событий: могущество Шве-
ции, созданное искусственно посредством завоеваний,
было сокрушено; исчезла завеса, скрывавшая Россию от
остальной Европы, и пред изумленными народами Запа-
да явилось новое обширное и могущественное государст-
во, умевшее победить вождя и войско, считавшееся до
сих пор непобедимым. При громе Полтавской битвы ро-
дился для Европы, для общей европейской жизни новый
великий народ; но и не один народ: при громе этой
битвы родилось целое новое племя, племя славянское,
нашедшее для себя достойного представителя, при по-
мощи которого могло подняться для сильной и слав-
ной исторической жизни. В европейской истории насту-
пила новая эпоха.
Чем славнее, многозначительнее победа, тем выше
поднимается победитель. Но Петр поднимается ли высо-
ко для нас как полтавский победитель? Нет, в глазах
историка он стоит так высоко, что титул победителя —
даже и полтавского — является чем-то малым и одно-
сторонним. В этом победителе мы не видим ничего
воинского, ничего геройского в тесном смысле военном,
никакого пристрастия к войне, никакого стремления
к военной славе. Мы видим великого человека, народно-
го героя, сознательно удовлетворяющего известной
народной потребности; раз начертал он свой преобразо-
вательный план и выполняет его неуклонно; война, воен-
ный успех входят в этот план только как средство. Мы
видели это необыкновенное спокойствие и ясность взгля-
да при оценке каждого военного действия; эти спокой-
ствие и ясность не покидают Петра и при оценке пол-
тавской победы. Война начата как тяжкая необходи-
мость для произведения экономического переворота
в народной жизни, для приобретения моря; после дол-
гих, тяжких трудов и опасностей одержана блестящая,
решительная победа, сокрушившая все силы врага,
изумившая Европу. Как же победитель смотрит на зна-
чение победы? Она, по его взгляду, кладет камень
в основание приморского городка, дает средство закре-
пить для России берег западного моря. Война, победа
исчезают в своем самостоятельном значении, исчезает
полководец, победитель, но тем выше поднимается вели-
кий человек, вождь своего народа в великом движении,
обхватившем весь организм народной жизни.
519
ЧТЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Война входила в общий план преобразования как
средство для достижения ясно сознанных, определенных
целей этого преобразования, входила в общий план как
школа, дававшая известное приготовление народу, при-
готовление, необходимое в его новой жизни, новых отно-
шениях к другим народам. Поэтому мы должны ожи-
дать, что война не останавливала преобразовательного
движения в других сферах. Мы видели, что еще перед
Северной войной, в конце XVII века, Петр высвободил
промышленное городское население из-под власти вое-
вод и дал ему самоуправление; и было замечено, что
подобные преобразования имели воспитательное значе-
ние для общества, приучая его членов к самостоятель-
ной деятельности и деятельности сообща, уничтожая
розиь, причину слабости гражданского духа в народе.-
Упомянутое преобразование в жизни промышленного го-
родского населения не стояло одиноко и бессвязно;
Целая система подобных учреждений проводилась не-
уклонно и сильно преобразователем, и, разумеется,,
только такая система и может дать историку право го-
ворить о воспитательном значении преобразовательной
деятельности.
Знакомые уже с характером деятельности Петра,
с его постоянным движением из одного угла обширней-
шей страны в другой, то в Петербург, то в Воронеж, то
в Азов, то в Литву, мы должны ожидать изменений
и в высшем управлении. Прежде царь постоянно нахо-
дился в Москве, и дума, совет, собиравшийся при нем
из трех знатнейших чинов — бояр, окольничих и думных
дворян,— постоянно была под влиянием этого царского
присутствия; как угодно было государю вести совеща-
ние, так оно и велось, не было никаких форм, которые
бы определяли степень участия и ответственности чле-
нов думы. Но теперь царь часто и подолгу отсутствует
из Москвы, приедет на короткое время, укажет на мно-
жество необходимых дел и уедет. Члены думы остаются
одни с обязанностью обсудить, как что лучше сделать,
и непременно сделать, и скоро сделать: царь не такой
человек, чтоб принимал какие-нибудь отговорки. И вот
старая дума должна усилить свою деятельность: царя
нет, нельзя ждать, как он укажет в трудном деле, на-
добно решить самим трудное дело и исполнить. Тяжело,
непривычно. Один кто-нибудь скажет, как надобна
520
сделать, и прекрасно, что долго думать,— сделать так.
И вдруг царь разгневался: не так. Что ж делать? Кто
виноват? Никто, все так решили. Но царь принимает
свои меры, приходит требование, бесцеремонное в выра-
жениях, как все требования петровские, требование,
чтоб оии всякие дела, о которых советуются, записывав
ли, и каждый бы своею рукою подписывал, и без того
никакого дела не решать, «ибо этим дурость всякого
будет явна»69. Каждый, следовательно, должен обду1
мать дело, подать свое мнение и подписать его; согла-
сился с другим — и это обозначится подписью; каждый
должен принять на себя ответственность за свое мнение,
ибо уже не скроется, что кто думал; надобно думать да
и думать, а то придется объявить свою «дурость». И вот
некоторые отзываются с готовностью на призыв к само-
стоятельной деятельности; другие, более ленивые по на-
туре, невольно должны становиться на свои ноги,
приучаться к самостоятельной деятельности, думать,
изучать дело, справляться, советоваться с другими;
а сфера все более и более расширяется, беспрестанно
слышатся слова: в такой-то стране делается так, в дру-
гой иначе, и побуждение к деятельности не ослабевает,
не ослабевает царское требование — не сметь своего
суждения не иметь.
В старину, если посылали кого-нибудь исполнить
известное поручение, то давали ему длинный наказ,
инструкцию, определявшую с точностью каждое его
движение, длинный свивальник, которым пеленали
взрослого человека. Действия свивальника оказывались
тотчас же, отнимая всякую свободу движения: как
скоро исполнитель поручения, спеленатый наказом,
встречал какое-нибудь малейшее обстоятельство, не-
предвиденное в наказе, он останавливался и слал из
дальнего места в Москву за новым наказом; между тем
благоприятное время уходило невозвратно. Петр не мог
равнодушно сносить этой привычки русских людей
к пеленкам и требовал, чтоб посланные с поручением
поступали по своему рассуждению, смотря на оборот
дел, ибо «издали,— писал он,— нельзя так знать, как
там (на месте) будучи». И повторял: «Во всяком к вам
указе всегда я по окончании письма полагался на ваше
по тамошнему состоянию дел рассуждение, что и ныне
подтверждаю, ибо нам, так отдаленным, невозможно
конечного решения вам дать, понеже случаи ежедневно
переменяются».
521
Более десяти лет старинная дума привыкала к ново-
му положению — управлять во время отсутствия царя,
привыкала к самостоятельной деятельности и к необхо-
димо связанной с такой деятельностью ответственности,
ответственности пред царем, о котором знали, что не
пропустит никакого упущения, не посмотрит ни на что
сквозь пальцы. Между тем новые слова для выражения
новых отношений незаметно входят в употребление.
Высшее правительственное собрание называется уже
конзилиею, и члены его — министрами. В 1711 году эта
конзилия министров получила новое название и более
определенное значение и устройство: учрежден Прави-
тельствующий Сенат, которому каждый обязан был
послушанием, как самому царю, и в то же время яви-
лась новая форма присяги государю и государству.
Правый суд, наказание несправедливых судей и ябедни-
ков, соблюдение строгой бережливости в расходах, умно-
жение доходов, снабжение войска людьми, усиление
торговли — вот первые обязанности Сената, предписан-
ные ему учредителем. Дела решались единогласно, каж-
дый указ должны были подписывать все члены собст-
венноручно; если один откажется подписать, то приговор
остальных недействителен, ио несоглашающийся сенатор
должен изложить причины своего несогласия на письме.
За два года перед тем Россия была разделена на
8 больших губерний, подразделявшихся на области,
которыми управляли по-прежнему воеводы. Теперь
губернаторы стали Подчинены Сенату, в канцелярии ко-
торого безотлучно находились комиссары из каждой
губернии для приема указов и подачи ответов на вопро-
сы по делам, касавшимся их губерний. Считались нуж-
ными эти живые посредники, живые и скорые ответчики
на запросы правительствующего, ибо губернаторы, по
непривычке к своему положению, к разнообразию дел
в обширных областях, при недостатке способных, знаю-
щих, привычных и благонамеренных людей, отличались
медленностью в своих распоряжениях и ответах. Но
делать нечего, надобно было и губернаторам проходить
свою тяжелую школу, приучаться к быстроте движения,
потому что царь не выносил медленности, она его при-
водила в печаль, а печалить Петра было нельзя без
опасных последствий. Так, в начале 1711 года Петр
писал Меншикову: «Доныне бог ведает, в какой печали
пребываю, ибо губернаторы зело раку последуют в про-
исхождении своих дел, которым последний срок в чет-
522
верг на первой неделе (поста), а потом буду не словом,
но руками с оными поступать».
Но признак великого человека — приготовленность
к удаче и неудаче; неудача ожидается как естественное
следствие новости дела, непривычки к нему, человек
должен знать, что в деле человеческом нет совершенст-
ва, должны непременно обнаружиться темные, нежелан-
ные стороны. Видя эти неудачи, несовершенства, темные
стороны нового дела, люди обыкновенные тревожатся,
теряют веру в пользу нового дела, кричат, зачем оно,
прежде лучше было или, по крайней мере, оно равно-
временно, надобно было подождать, пока народ, общест-
во будут к нему готовы,— и вот стремление, если не
уничтожить новое дело, то хотя изменить, ограничить
его. Но великий человек, сознавши необходимость изве-
стного дела, не тревожится первой неудачей, несовер-
шенствами; он может печалиться, оскорбляться непри-
готовленностью людей, особенно если это нравственная
непрнготовленность, но не придет в отчаяние, не бросит
дела, а усилит только внимание к нему, уход за ним. Мы
не приходим в отчаяние оттого, что новорожденный ре-
бенок является таким слабым существом, не может хо-
дить, и спокойно ждем, когда он окрепнет и станет
ходить, и тут не приходим в отчаяние, что он еще плохо
держится на ногах, часто падает. Мы смотрим спокойно
на эти явления, ибо привыкли смотреть на них как на
естественные и необходимые; но не все способны при-
выкнуть к признанию общих законов в явлениях; не
все привыкли в каждом новом деле видеть новорожден-
ного ребенка, которому надобно окрепнуть, а для этого
нужен самый старательный уход, устранение всех вред-
ных влияний. Новые дела — а их было много при Пет-
ре — принесли ему, особенно вначале, много огорчений
тем, что шли не так, как бы хотелось; но огорчение не
переходило в отчаяние, и после неудач в делах внутрен-
них преобразователь являлся так же велик, как после
неудачи первого азовского похода, как после нарвского
поражения.
Мы видели, что одним из первых внутренних преоб-
разований его было высвобождение городского промыш-
ленного народонаселения от власти воевод, самоуправ-
ление промышленного сословия. Дело было новое
и пошло неудачно. И здесь, как во всех неудачах колле-
гиального управления при Петре, была поверка Древней
Руси и поверка мнениям о Древней Руси. Если бы
523
в древней допетровской Руси был силен так называемый
общинный быт, была сильна привычка к общему дейст-
вию, к соединению сил — привычка отзываться на общее
дело и делать его усердно, уменье видеть в общем инте-
ресе охрану интереса частного, привычка сильных для
сохранения своей силы, нравственного и политического
влияния, сторониться с своим интересом пред интересом
слабых поодиночке, но сильных опять тою же привыч-
кою к соединению,— если бы все эти привычки были
сильны в древней Руси, то когда Петр, отстраняя суще-
ствовавшие до него препятствия, призывал русских
людей к общему действию, они должны были бы явить-
ся с великой охотой, и дело пошло бы чрезвычайно ус-
пешно с самого начала. Но если мы видим явление об-
ратное, то естественно и необходимо должны прийти
к заключению, что привычка к общему делу была очень
слаба в древней Руси, и в деятельности великого чело-
века, великого государя, который в своих учреждениях
завел школы для общего дела, мы должны видеть бла-
годетельный почин народного воспитания.
Мы видели, что на выборных для городского само-
стоятельного управления, или так называемых бурмист-
ров, возложен был сбор казенных доходов и поверка их,
и вот оказались сильные беспорядки при этой поверке
и казнокрадство в общих размерах. Обнаружился
и другой признак крайней слабости в деле самоуправле-
ния: неуменье соединенными силами слабых сдерживать
сильных, которые стремятся к господству, к удовлетворе-
нию своим личным выгодам на счет слабых, порознен-
ных и потому не могущих выставить никакого сопротив-
ления. Такое положение есть самое опасное для обще-
ства или учреждения, которому дано самоуправление;
освобожденное от тяжести внешней власти, получивши
свободу управляться само собою, выбирать из своей
среды людей, которые должны заведовать его делами,
общество или учреждение выбрало себе господ, которые
стремятся употребить во зло свое значение и могут
делать это тем безнаказаннее, тем благовиднее, что они
выборные представители свободного общества или уч-
реждения, действуют во имя его. Рождается вопль: что
же выиграно? Прежде не было так тяжело, прежде
было лучше, надобно возвратиться к прежнему или, по
крайней мере, переделать, изменить новое сообразнее
существующим средствам; ясно, что люди неспособны
к новому делу, нет людей, надобно их приготовить, вос-
524
питать: так вопят люди, не знающие, что известная дея-
тельность и есть необходимое приготовление, воспита-
ние. Но эти вопли способны сильно смутить, ввести
в искушение преобразователя. Петр выдержал искуше-
ние. Его сильно печалил неудачный ход новых дел;
человека с орлиным полетом сильно оскорбляли и раз-
дражали люди, которые, по его выражению, подобились
раку в своем движении; но он не потерял веры в свое
дело и в свой народ, остался верен мысли о необходи-
мости деятельной школы, которую должен был прохо-
дить народ и в которой должен был учиться неудачами,
остался верен мысли, что каждое учреждение должно
иметь свою Нарву, чтоб иметь Полтаву; остался непоко-
лебим в проведении всюду коллегиального устройства
как устройства, имевшего воспитательное значение для
народов.
В этой вере в дело и народ преобразователя поддер-
живал тот живой сильный отклик, который послышался
отовсюду, когда вождь кликнул клич по дружину, по
смелых, неутомимых работников. Не все были люди,
которые вначале раку подобились в новом деле; подня-
лись и молодые орлята, которые, сгорая нетерпением,
стали торопить дело, забегая вперед, требовали мер ре-
шительных и крутых, революционных, как мы теперь
называем. Сильное движение преобразовательной эпохи,
новые предметы и учреждения, расширенные сферы,
противоположность толков — все это должно было под-
нять людей живых и способных в разных слоях общест-
ва, в самом низшем, возбудить в них надежду на более
широкую деятельность. Это движение, новости, обхват
целого общества каким-то другим воздухом выразились
еще в 1694 году одним, если угодно, комическим, или
трагико-комическим, но любопытным явлением: явился
в Москву крестьянин и потребовал у правительства
средств сделать крылья, потому что он сумеет полететь,
как журавль. Опыт кончился неудачно и очень печально
для русского Икара; но скоро движение пошло более
серьезным образом. Мы не раз упоминали о том, что
преобразование имело экономический характер; вопрос
о бедности и богатстве, о бедности России сравнительно
с другими государствами, о средствах сделать ее бога-
той, сделать для нее возможным удовлетворение громад-
ным издержкам преобразования, предпринимаемого для
усиления и обогащения России,— этот вопрос был на
первом плане для всякого возбужденного движением
525
человека, и вот снизу является ряд людей, способных,
бывалых, которые предлагают правительству свои пла-
ны относительно увеличения доходов, свои услуги в этом
важном деле. Мысли выслушаны, услуги приняты, и не-
которые из этих людей, отмеченных в народе названием
прибыльщиков, стали видными деятелями эпохи преоб-
разования. Взгляд прибыльщиков, их учение, их теория
высказались в известном сочинении крестьянина Посош-
кова: «О скудости и богатстве»™, которое самым
названием своим дает нам знать, что в это время более
всего лежало на сердце у мыслящего русского человека,
пробужденного движением преобразовательной эпохи.
Обогащение России посредством обеспечения промыш-
ленного труда и трудящегося человека от печального
положения суда, управления и сословных отношений,
завещанного древней Россией, причем Посошков пред-
лагает самые крутые, восточные, турецкие меры, пока-
зывающие, что сам автор принадлежит половиной своего
нравственного существа древней России; сильное сочув-
ствие преобразователю, жалобы на то, что он в мень-
шинстве тянет в гору, тогда как большинство стремится
под гору — вот основные черты сочинения Посошкова.
В практической деятельности из этих людей, подня-
тых снизу вверх преобразовательным движением, был
знаменит прибыльщик Курбатов 7I. В одном из приказов
подкинуто было письмо. Вместо извета о каком-нибудь
злом умысле государь нашел в письме проект о гербо-
вой, или орленой 72; бумаге. Гербовая бумага как важ-
ный источник дохода была немедленно введена. Сочини-
телем проекта оказался Курбатов, дворецкий боярина
Бориса Петровича Шереметева, человек очень бывалый
и не в одной России; вместе с господином своим он
путешествовал и за границей. Курбатов был щедро на-
гражден, пожалован в дьяки Оружейной палаты и полу-
чил возможность уже не подметными, но явными пись-
мами сообщать царю свои мнения обо всем. Курбатову
Петр поручил устроить порядок в Московской ратуше,
или бурмистрской палате, в которой, как мы упоминали,
дело шло дурно по непривычке к новому делу, по неохо-
те заниматься общим делом, не приносящим непосредст-
венной выгоды частному человеку, или по стремлению
извлечь из общего дела как можно больше частных
выгод, покормиться на счет казны.
Петр не пришел в отчаяние от картины тех злоупо-
треблений и беспорядков по ратушному, т. е. по финан-
526
совому, управлению, какую представил ему Курбатов;
он не дотронулся до учреждения, поручив только вре-
менно надежному человеку уничтожение беспорядков
и злоупотреблений. Печальный пример коллегиального
управления в ратуше не отнял у него веры в достоинст-
во этой формы, и он немедленно ввел ее в областное
управление, велел всякие дела с воеводами ведать дво-
рянам, в больших городах человека по четыре и по три,
а в меньших — по два; указы чинить дворянам обще
с воеводами, а одному воеводе без дворян никаких дел
не делать. Легко понять, как должны были оскорблять
и раздражать Петра известия о страшном казнокрадстве
в то время, когда при громадном увеличении расходов
нужно было изыскивать все средства к увеличению до-
ходов в бедном государстве; когда народ должен был
платить тяжелые подати; когда на него наложен был
великий труд; когда сам царь, подавая пример, трудил-
ся небывалым образом и для уменьшения расходов жил
чрезвычайно просто, с отстранением царской обстановки.
Не одна продолжительная и тяжелая война, не одно
переустройство войска и заведение флота, построение
крепостей требовали больших расходов: Россия должна
была войти в систему европейских держав, живших
общей жизнью и потому постоянно сносившихся друг
с другом, наблюдавших за движением, за внутренней
жизнью друг друга. Для этого каждый двор имеет при
других дворах постоянных представителей; Россия
должна была выполнить это необходимое условие вступ-
ления в общую европейскую жизнь. Мы уже видели, как
ей трудно было это сделать, и как Петр, с глубокой
верой в способности своего народа, решил трудный
вопрос, признавши и здесь необходимость практической
школы, и назначил на важнейшие дипломатические по-
сты русских людей. Но мало было, чтоб представители
России при чужих дворах вели себя искусно и достойно:
они должны были поддерживать достоинство своего
двора внешней обстановкой, на что нужно было много
денег; кроме того, посланники должны были иметь
в своем распоряжении значительные суммы для подкупа
влиятельных лиц, для узнания нужных секретов. Для
удовлетворения всем этим требованиям прибыльщики
изыскивали всевозможные средства, взято было все, что
только можно было взять; отдано было на откуп все,
что можно было отдать. Отнято было право владельцев
мест, где производились торжки, брать пошлину на себя,
527
пошлина стала идти в казну; уничтожены были так
называемые тарханы, по которым известные лица осво-
бождались от платежа пошлин. У бедного народа была
роскошь — дубовые гробы: и этот предмет роскоши каз-
на взяла себе и продавала против покупной цены вчет-
веро дороже; наложена была пошлина на бороду и усы:
кто не хотел бриться, отплачивался деньгами. Все эти
тяжести и труд русский народ должен был поднять
временно, чтоб вдвинуть Россию в Европу и приобрести
средства усиления и обогащения; а эти средства состоя-
ли в искусстве и знании.
Петр прямо и для всех понятно указывал своему
народу цели его и своей чрезвычайной деятельности —
внутреннее спокойствие и внешняя безопасность посред-
ством хорошо устроенного войска и обогащения страны
посредством торговли. Так, эти цели прямо были выска-
заны в знаменитом манифесте 1702 года о вызове ино-
странцев в Россию: «Мы побуждены были,— говорит
царь,— в самом правлении учинить некоторые нужные
и к благу земли нашей служащие перемены, дабы наши
подданные могли тем более и удобнее научиться поныне
им неизвестным познаниям и тем искуснее становиться
во всех торговых делах». При таком практическом
взгляде легко понять, какого рода школы должны были
явиться в Москве; явились школы математическая и на-
вигаторская, где первыми преподавателями были три
англичанина. Школы эти находились в ведении Оружей-
ной палаты, т. е. адмирала Головина и дьяка, известно-
го нам Курбатова. Скоро после заведения школ знаме-
нитый прибыльщик уже радовался, что многие всякого
звания и зажиточные люди познали сладость науки
и отдают в те школы детей своих, а иные молодые лю-
ди сами приходят с немалой охотой. Мы уже упомина-
ли о правиле Петра, которого держались и все его
сотрудники,— брать иностранцев, но строго наблюдать
за ними, чтоб они не теснили русских, и как можно
скорее выдвигать последних, чтоб они могли заменить
наемников. Так и Курбатов немедленно к трем учителям
англичанам приставил помощника русского Леонтия
Магницкого 73, и заметив, что иностранцы «обязали себя
к нему ненавистию», по выражению Курбатова, за от-
личное исполнение им своих обязанностей, Курбатов
всеми силами поддерживал Магницкого, вследствие чего
англичане должны были только усерднее исполнять свои
обязанности. Этот Магницкий был автором знаменитой
528
«Арифметики, сиречь науки числительной», изданной
в 1703 году.
Для школ и для распространения сведений между
любознательными взрослыми людьми нужны были кни-
ги на русском языке, прежде всего учебники. Понятно,
что нужно было переводить их с иностранных языков;
понятно, что дело перевода книг было одним из самых
важных и самых трудных дел. Кроме страшной трудно-
сти передачи научных понятий на языке народа, у ко-
торого до сих пор не было науки, была еще трудность,
происходившая от существования двух языков, резко
различавшихся друг от друга,— книжного, или так на-
зываемого церковнославянского, и народного. Естест-
венно, наука должна была избрать для себя последний
язык; но ученые люди, знающие иностранные языки, пе-
реводчики привыкли к книжному языку, и живой язык
народный был в их глазах языком подлых людей. Пе-
ревод книг, сказал я, был одним из самых важных
и трудных дел, и мы уже должны ждать, что Петр
усердно займется им: он не только указывал, какие кни-
ги надобно переводить, но и требовал переводы к себе,
сам исправлял их, учил, как надобно переводить; учил,
что не надобно держаться мертвого перевода слово
в слово, но, выразумевши смысл, передавать живым
образом этот смысл совершенно удобопонятно для рус-
ского человека, т. е. совершенно соответственно складу
русской речи, тогда как подстрочный перевод необходи-
мо искажал русскую речь, давал ей чужие обороты. Так,
он писал одному из переводчиков: «Книгу о фортифика-
ции, которую вы перевели, мы прочли: разговоры зело
хорошо и внятно переведены; до как учить фортифика-
ции делать, то зело темно и непонятно переведено; не
надлежит речь от речи хранить в переводе; но точно его
выразумев, на свой язык уже так писать, как внятнее
может быть!» В 1707 году типографские мастера привез-
ли из Голландии три азбуки «новоизобретенных русских
литер». Этими литерами, или так называемым граждан-
ским шрифтом, начали печататься книги с 1708 года,
и первой книгой, напечатанной таким образом, была
«Геометрия, словенски землемерие». Но как везде в дея-
тельности Петра, так и здесь не было односторонности:
царь поручил известному тогда ученому Поликарпову74
написать русскую историю и в то же время приказал
переводить книги о событиях всеобщей истории, кото-
рые по господству древней истории и литературы в Ев-
529
pone были у всех в устах: книгу о Троянской войне,
Квинта Курция о деяниях Александра Македонского 75.
Могущественное средство развития человека состоит
в расширении сферы; человек развивается, когда пере-
носится из бедной простой обстановки жизни, из круга
немногих и постоянно повторяющихся явлений, в жизнь,
обставленную богаче, представляющую больше разнооб-
разия предметов и явлений; сельчанин поэтому разви-
вается, когда переносится в город, еще сильнее развива-
ет путешествие, бывалость. Но человек новой Европы
приобрел еще средство развития, возможность участия
в жизни всего современного человечества: это ведомости
обо всем совершающемся в современности, ведомости,
которые распространяются с такой быстротой посредст-
вом печати. Петр, разумеется, не мог обойти и этого
средства развития своего народа. До него знание того,
что делалось у себя и в чужих странах, было привиле-
гией правительства; извлечения из иностранных газет
(куранты) составлялись для царя и немногих прибли-
женных особ и бережно хранились как тайна государст-
венная. Петр хотел, чтоб все русские люди знали, что
делается на свете, и с 1703 г. начали издаваться в Мо-
скве «Ведомости о военных и иных делах, достойных
знания и памяти, случившихся в Московском государ-
стве и в иных окрестных странах» 76, и на первом же ли-
стке ведомости объявили, что московские школы умно-
жаются, сорок пять человек слушают философию, а в
математической Штурманской школе больше 300 чело-
век учатся и добре науки приемлют. Не забыто было
и четвертое средство для народного развития. Как до
Петра куранты составлялись только для царского упо-
требления, так и сценические представления давались
только для потехи великого государя: Петр и то, и дру-
гое ввел в народное употребление. На Красной площа-
ди построена была деревянная комедиальная храми-
на — для всех; как при царе Алексее, так и теперь на-
брали подьячих из разных приказов и отдавали их
учиться немцу Куншту, который обязался учить их вся-
ким комедиям. В репертуаре этого первого всенародно-
го театра после пьес исторического содержания видим
и пьесу «Доктор принужденный», это Мольеров «Ле-
карь поневоле»77; играли также пьесы, нарочно сочи-
ненные по поводу какого-нибудь важного события, тор-
жества, например в 1703 г. по случаю взятия Орешка.
Кроме этого всенародного театра, театральные пред-
530
ставления давались еще учениками Славяно-Латинской
академии (новосияющих славяно-латинских Афин);
здесь пьесы имели религиозное содержание, но иногда
с примесью политических намеков.
Все эти средства развития, воспитания народно-
го — и школы, и книги, и ведомости, и театр —пред-
ставляли, разумеется, еще слабые начатки; чтоб сказа-
лось их влияние нужно было еще долго ждать, а между
тем нельзя было не обратить внимания на некоторые
печальные явления, которые были следствием крайне
недостаточного народного воспитания в древней Рос-
сии: так, был обычай убивать младенцев, родившихся
с физическими недостатками; Петр вооружился против
этого варварского обычая, не признававшего в человеке
человека и христианина: смертная казнь грозила людям,
уличенным в его исполнении. После указа против убий-
ства младенцев, родившихся с физическими недостатка-
ми, видим ряд указов о сохранении жизни и здоровья
человека: запрещено хоронить мертвых ранее трех
дней; учреждено было 8 аптек в Москве и закрыты зе-
лейные лавки, где продавались так называемые лекар-
ственные травы, от которых люди, как оказалось, уми-
рали скорою смертию. Любопытна прибавка в указе,
чтоб в новоучрежденных аптеках не продавали вина.
Страсть к вину русские люди вынесли из своей древней
жизни в ужасающих размерах; смертные случаи в дра-
ках от пьянства были обыкновенным явлением; прави-
тельству нужно было смотреть за взрослыми, как за
детьми, смотреть, чтоб они не имели при себе острых
ножей,— порежутся! И вот Петр запрещает носить ост-
роконечные ножи, потому что многие люди в ссорах
и драках и в пьянстве такими ножами друг друга режут
до смерти. Известно, в какой степени наши деревянные
города терпели от пожаров; как начнется весна, так
начнет в Москве, по выражению тогдашних образован-
ных людей, Вулканус свирепствовать, пожаров по шесть
в сутки. Образованные люди к царю с просьбой укро-
тить свирепство Вулкануса, и вот: начинают делать че-
репичные крыши вместо тесовых; выписываются залив-
ные трубы из-за границы; издается указ строить в Мо-
скве, в Кремле и Китае-городе, каменные дома и распо-
лагать их по улицам и переулкам, а не внутри дворов,
т. е. по европейскому, а не по азиатскому обычаю. При-
нимались меры, чтобы русский человек в городах мог
спать спокойно, не боясь Вулкануса; но вот предстоит
531
беда, нужда требует выехать за город, отправиться за
несколько верст в другой город, в деревню: пишется ду-
ховное завещание, в семье плач, прощаются, как с че-
ловеком, идущим на войну, потому что дороги наполне-
ны разбойниками. Правительству мало шведской вой-
ны, оно должно посылать роты с капитанами для сыску
разбойников; капитану удалось поймать 10 знаменитых
разбойников, кто ж они? Люди из низших слоев обще-
ства? Нет, это все помещики, которые разбойничали
с своими людьми, нападали на чужие деревни, били
и жгли78.
Эти явления показывают нам, с каким обществом
имело дело преобразование. В подобном обществе нет
безопасности для слабого, и мы видели, как, вследствие
этого, женщину надобно было спрятать в терем. Но это
удаление женщины, бывшее необходимым следствием
грубости нравов и отсутствия безопасности, в свою оче-
редь, производило еще большее огрубение нравов, ибо
мужчина не привыкал сдерживаться присутствием суще-
ства, которому христианская цивилизация Европы дала
нравственное величие, окружила уважением, противо-
борствуя материальным стремлениям в отношениях че-
ловеческих, заставляя сильного служить слабому, и ум
не забываться перед чувством. Христианская цивилиза-
ция Европы признала в разделении человека по полам,
на два пола,— первый, основной акт развития, т. е. раз-
деления занятий. Это разделение занятий, предоставля-
ющее мужчине внешнюю общественную деятельность
и женщине — внутреннюю, домашнюю, лежит в основе
цивилизации, сущность которой состоит в разделении за-
нятий вообще, или в том, что мы называем развитием.
В состоянии варварства человек делает все или боль-
шую часть нужного ему самому, и потому одинок, пото-
му дик; в состоянии цивилизации человек делает одно
что-нибудь и потому может делать хорошо, совершенст-
вовать свое дело, в отношении к другим необходимым
предметам находится в зависимости от деятельности
других и потому связывается с другими тесной органи-
ческой связью, и люди необходимо становятся ближни-
ми друг другу. В словах «Не добро быти человеку еди-
ному» выразилось благословение развития, благослове-
ние цивилизации, которые и начались с разделением
человека, с появлением жены подле мужа, Евы подле
Адама, ибо здесь началось разделение занятий. Женщи-
не представлена была внутренняя, домашняя жизнь,
532
которой главное дело — воспитание человека, требу-
ющего для своего нравственного развития и крепости
продолжительного согревания теплотою женского мате-
ринского чувства. Но человек воспитывается для жизни
общественной; отсюда необходимое требование от воспи-
тывающего— требование знания этой жизни; а знание
общественной жизни невозможно без участия в ней.
Таким образом, отчуждение женщины от участия в об-
щественной жизни и от того, чем возвышается и укра-
шается общественная жизнь, противоречит ее значению,
значению воспитательницы человека, представительницы
и охранительницы наряда (порядка) внутренней, семей-
ной, домашней жизни, ибо здесь, в этой жизни, муж, сын
и брат должны находить обновление сил для деятельно-
сти общественной. Нельзя отнять у женщины участия
в общественной жизни точно так, как преступно втяги-
вать ее в общественную деятельность и нарушать основ-
ное в человечестве разделение занятий, разрушать осно-
ву цивилизации. Естественно было стремление нашего
древнего общества удалить женщину из общества, не
представлявшего для нее ни физической, ни нравствен-
ной безопасности. Но мера была отчаянная; сильное
лекарство, свидетельствуя о силе болезни, не могло,
в свою очередь, не оставить вредных следов в общест-
венном организме. Общественная жизнь от удаления
женщины еще более бледнела и грубела, а мужчина, не
находя дома «помощи, приличной ему», беднел и грубел
нравственно. Не исполнялась воля бога, создавшего
женщину, чтоб Человек имел помощь, приличную ему,
как говорит писание, и женщина теряла свое значение:
запертая и припрятанная, она становилась вещью, това-
ром; человек терял данное ему творцом право искать
себе помощь, приличную ему, и брак нисходил на сте-
пень торговой сделки. Петр прекратил затворничество
женщин, приказав приглашать их в общественные собра-
ния; запретил рядовые сговорные записи, составлявшие-
ся в приказе крепостных дел; велел прежде венчания
быть обручению за шесть недель, чтоб дать время жени-
ху и невесте узнать друг друга, причем, в случае если
не понравятся друг другу, получали свободу отказывать-
ся от вступления в брак. Русский человек перестал быть
одинок в обществе и получил возможность иметь по-
мощь, приличную ему. Но, уничтожая затворничество
женщины, возвышая ее достоинства, Петр возвышал
и достоинство человека вообще: запрещено было подпи-
533
сыпаться уменьшительными именами, падать пред царем
на колени, зимою снимать шапки пред дворцом. Петр
говорил: «Какое же будет различие между богом и ца-
рем, когда воздается равное обоим почтение? Менее
низости, более усердия к службе н верности ко мне
и государству—вот почесть, принадлежащая царю».
После этого не в праве ли историк сказать, что он изо-
бражает дела великого народного воспитателя?
ЧТЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
В предыдущих беседах наших мы не раз указывали
на воспитательное значение деятельности Петра Вели-
кого; естественно, что при этом он нуждался в помощи
церкви; но церковь, чтоб дать желанную помощь в на-
родном воспитании, нуждалась сама в помощи преобра-
зователя, ибо требовала преобразований. Жалобы на
печальное нравственное состояние духовенства, на пе-
чальное состояние нравственности в монастырях, кото-
рые прежде имели такое важное значение в нравствен-
ном воспитании народа, на невежество духовенства, ли-
шавшее его учительской способности в то время, когда
оно более всего нуждалось в этой способности, когда
нравственными, научными средствами нужно было защи-
щать православиеот своих и от чужих, от раскольников
и западных иноверцев, жалобы на злоупотребления
материальными средствами в монастырях и архиерей-
ских домах — все эти жалобы раздавались давно
и громко, между мирянами и самим духовенством, на
соборах церковных. Петр, по своей природе, делавшей
из него преобразователя, не мог равнодушно слышать
жалоб на какое-нибудь зло и отвечать на эти жалобы,
на эти слова словами же: он немедленно отвечал на них
делом, исправлением зла. Поднять русское духовенство,
давши ему могущество — науку, снабдивши его средст-
вами восстановить свое учительское значение, свое нрав-
ственное влияние согласно с новыми потребностями,
с новыми условиями, давши ему крепкое оружие для
борьбы с враждебными влияниями; восстановить значе-
ние монастырей, противодействуя вовсе немонашеским
побуждениям к монашеской жизни, прекративши зло-
употребления материальными средствами, обращением
излишка этих средств на дела милосердия и просвеще-
534
ния; поднять белое духовенство, давши ему науку,
учительскую способность и большие средства материаль-
ные, недостаток которых мешал успешному и достойно-
му исполнению его обязанностей,— вот преобразователь-
ная программа Петра относительно церкви. Но кто
станет приводить в исполнение эту программу?
До XVIII века в русской церкви был единый верхов-
ный пастырь, сначала с титулом митрополита, потом
патриарха 79, и мы видели, как тяжело было положение
патриарха, когда Россия всколебалась и стала двигать-
ся по новой дороге. Патриарх стоял между нескольких
огней, между раскольниками, с одной стороны, между
иноверными учителями и русскими учениками их —
с другой, без способности обличения, без нравственных
средств противодействия тем и другим, без науки, ко-
торая должна была внушать уважение и сдерживать
людей, служивших науке, разуму, говоривших и дейст-
вовавших во имя их: положение вредное, невозможное
для церкви и государства при слабости характера, при
страдательном положении патриарха, вредное и при
энергии, ревности в ту или другую сторону, ибо без про-
свещения могла ли быть ревность по разуму. Сюда при-
соединялись еще новые трудности: патриарх должен
был приступить к экономическим преобразованиям, сле-
довательно, должен был вооружить против себя значи-
тельную часть духовенства; энергичные меры для водво-
рения должной дисциплины в монастыре, для истребле-
ния тунеядства, находившего здесь себе прибежище,
увеличивали число врагов, усиливали вопли. Одним
словом, чтоб патриарх был в уровень своему положе-
нию, чтоб явился патриарх-преобразователь, ему следо-
вало своими способностями, своей энергией, силой воли
приближаться к великому преобразователю-царю. Но
где было взять такого человека, где было взять двоих
Петров Великих! Нужно было пощадить русскую цер-
ковь от печального явления иметь подле царя Петра
Патриарха Адриана80. Скажут: зачем же непременно
Адриана? Но если не Адриана, то надобно было поща-
дить Россию от соблазна столкновения царя с патриар-
хом, который бы, при силе воли, отличался узким взгля-
дом на трудное и опасное положение церкви; патриарх,
не сочувствующий преобразованиям, необходимо стано-
вился опорою недовольных, средоточием и вождем их,
давал благословение их делу. В противном случае на-
добно было пощадить главного пастыря церкви, единого
535
и потому принимающего на себя всю ответственность,
пощадить от враждебных ударов, расточавшихся про-
тивниками преобразования, пощадить его от названия
антихриста. Все эти удары принимал на себя человек
силы, способный их вынесть; духовная власть отстраня-
лась от преобразований, слишком для нее тяжких, и пе-
редавала их власти светской; единичное управление цер-
ковное упразднялось естественно за неимением челове-
ка, способного стать в уровень с своим положением,
поднять бремя, слишком тяжелое для плеч одного чело-
века, естественно пролагался путь к разделению этой
тяжести между многими, к коллегиальному управлению.
Петр говорил патриарху Адриану: «Священники ста-
вятся малограмотные, надобно их прежде учить, а по-
том уже ставить в этот чин. Надобно озаботиться, чтоб
и православные христиане, и иноверцы познали бога
и закон его: послал бы для этого хотя несколько де-
сятков человек в Киев в школы. И здесь, в Москве,
есть школа, можно бы и здесь было об этом порадеть;
но мало учится, потому что никто не смотрит за школой
как надобно. Многие желают детей своих учить свобод-
ным наукам и отдают их здесь иноземцам; другие в до-
мах своих держат учителей иностранных, которые на
славянском нашем языке не умеют правильно говорить.
Кроме того, иноверцы и малых детей ересям своим учат,
отчего детям вред и церкви может быть ущерб великий,
и языку нашему повреждение, тогда как в нашей бы
школе, при искусном обучении, всякому добру учились».
Царские слова были сказаны понапрасну: мог ли забо-
титься о школе и приготовлять священников к их зва-
нию человек, не имевший сам образования! Чтоб под-
нять русские школы и образовать ученых священников,
надобны были ученые архиереи; в Великой России ик
взять было неоткуда, надобно было обратиться к Мало-
россии, вызвать оттуда ученых монахов и поставить их
на архиерейские кафедры в Великой России. Петр так
и сделал; а что выбор людей как везде, так и тут был
хорош, был петровский выбор, доказательством служат
имена всем известные, имена Стефана Яворского,
св. Димитрия Ростовского, Филофея Лещинского, Фео-
фана Прокоповича, Феофилакта Лопатинского 81.
Осенью 1700 года умер патриарх Адриан, и преемни-
ка ему не было. Рязанский митрополит Стефан Явор-
ский назначен был только экзархом св. патриаршего
престола, блюстителем и администратором, что показы-
536
вало меру временную, переходную; можно было считать
ее приготовлением к уничтожению патриаршества; мож-
но было ждать также, что патриарх будет, когда царь
найдет способного человека, и действительно, трудно
сказать, был ли в это время уже решен Петром вопрос
об уничтожении патриаршества. Можно рассуждать так:
если бы Петр хотел сохранить патриаршество, то что
ему мешало остановить выбор на том же Стефане Явор-
ском или каком-нибудь другом архиерее из ученых ма-
лороссиян? Первая потребность была в распростране-
нии образования между духовенством, в надзоре за
главной школой московской, академией; патриарх из
великороссиян не был способен к этому по неимению
школьного образования; но патриарх из малороссиян
удовлетворял этой главной потребности. Но мы должны
перенестись в то время, когда на малороссиян в Великой
России смотрели как на чужих; занятие малороссияна-
ми архиерейских кафедр возбудило сильное неудоволь-
ствие, разумеется, прежде всего между людьми, которые
сами надеялись занимать эти кафедры и были отстране-
ны пришельцами; но эти недовольные были свои, и по-
тому их неудовольствие легко заражало массу. Сильные
следы этого неудовольствия у великороссийского духо-
венетвана малороссийских архиереев мы находим даже
50 лет спустя, когда архиереи из великороссиян с нена-
вистью отзывались о своих предшественниках малорос-
сиянах, об этих, по их словам, черкасишках никуда не-
годных, и от людей переносили свое нерасположение
к делу, к школам, заведенным архиереями-малороссия-
нами. Петр ввиду необходимости не счел позволитель-
ным уступить этому чувству, призвал малороссиян на
архиерейские кафедры; но поставить патриарха из ма-
лороссиян было бы слишком. Притом, кроме неудоволь-
ствия своих, Петр должен был обращать внимание на
внушения константинопольского патриарха не ставить
в патриархи малороссиян как подозрительных в непра-
вославии, и особенно Стефана Яворского. Таким обра-
зом, все соединилось для того, чтоб затруднить дело
и заставить Петра отложить его.
За назначением Яворского блюстителем патриаршего
престола немедленно последовали преобразования. Де-
ло суда и управления церковными имуществами сосредо-
точено было в монастырском приказе, отданном в веде-
ние светскому лицу, боярину Ивану Алексеевичу Муси-
ну-Пушкину 82. Для прекращения жалоб на беспорядки
537,
монастырской жизни, на тунеядство и соблазнительное
бродяжничество монахов и монахинь из одного монасты-
ря в другой монахи и монахини были переписаны, и пере-
ход их из одного монастыря в другой запрещен, кроме
важных законных причин. Стража стала у ворот мона-
стырских: монах и монахиня не могли выходить, кроме
крайней необходимости, и то на короткое время; мирские
люди могли входить только в церкви монастырские во
время богослужения; жить в монастырях не могли; писать
монахи и монахини могли только в трапезе, с позволения,
начальства, ибо оказывалось, что в кельях писались
вовсе не душеспасительные вещи. Нельзя было никого
вновь постричь без царского указа. Прежние монахи,
говорил указ, содержали себя своими трудами и еще
питали нищих; нынешние же нищих не питают, но сами,
чужие труды поедают, и потому монастырский приказ,
где сосредоточивались доходы с монастырских имений,
выдавал монахам на содержание известное количество
денег и хлеба, остальное должно было идти на пропита-
ние нищих, в богадельни и в бедные монастыри, у кото-
рых не было вотчин. На монастырские доходы был по-
строен в 1707 году в Москве за Яузой госпиталь, кото-
рый служил вместе и медицинской школой, в заведова-
нии доктора-иностранца Бидлоо и русского лекаря
Рыбкина. Через пять лет Бидлоо хвалился, что в госпи-
тале вылечено более тысячи больных, хвалился и быст-
рыми успехами своих русских учеников, которые в коли-
честве 33 человек ежедневно имели дело со 100, а иног-
да и 200 больными. Москва очень нуждалась в медици-
не; по указу Петра за 1703 год подана была священни-
ками первая ведомость о числе родившихся и умерших;
оказалось, что число смертных случаев с лишком 2000
превышало число рождений.
Деньги из монастырского приказа, т. е. собираемые
с монастырских имений, шли также на печатание книг
и на школы для духовенства, которые должны были за-
водиться и в других епархиях, кроме московской. Указ
1708 года запрещал посвящать в священники и дьяконы,
принимать в подьячие и никуда священнослужительских
детей, которые не хотят учиться в школах. Разумеется,
этот указ мог служить только побуждением к начатию
школьного дела. «Что человека вразумляет, как не уче-
ние?» — писал св. Димитрий Ростовский. Он имел пе-
чальную возможность доказывать справедливость своих
слов примером священников, каких он нашел в своей
538
епархии и какие, разумеется, были во всех других
епархиях: священнические сыновья приходили к нему
ставиться на отцовские места: митрополит спрашивал
их, давно ли причащались, и получал в ответ, что и не
помнят, когда причащались. Св. Димитрий завел школу
при своем доме; но сам должен был исполнять долж-
ность учителя, ибо где же было взять хороших учите-
лей? При таком состоянии духовенства, разумеется,
расколу было легко расширяться. «С трудом,— говорит
св. Димитрий,— можно было найти истинного сына
церкви: почти в каждом городе изобретается особая
вера, простые мужики и бабы догматизуют и учат
о вере». Такое положение церкви заставило св. Димит-
рия не ограничиваться устной проповедью, но воору-
житься против раскольничьих учителей особой книгой,
знаменитым «Розыском о раскольничьей вере». И люди,
не принадлежавшие- к расколу, обривши бороды по ука-
зу, сомневались в своем спасении, думая, что потеряли
образ божий и подобие; священники не умели их успо-
коить, они обратились к митрополиту, и тот должен был
писать рассуждение «Об образе божии и подобии
в человеке».
Относительно школ для духовенства, разумеется,
надобно было ограничиваться самым существенным, во-
первых, потому, что учителей не было: новгородский
митрополит Иов завел было в своей школе преподава-
ние греческого языка, но скоро учителей взяли в Моск-
ву. С другой стороны, не было денег. Тобольский митро-
полит Филофей Лещинский писал, что надобно в его
школе ввести преподавание латинского языка и принуж-
дать учиться детей всякого звания. Петр велел ему от-
ветить, что он должен обратить особенное внимание на
преподавание славянского языка и того, что необходи-
мо знать священнику и дьякону, катехизиса православ-
ной веры, чтоб могли учить .мирских людей.
Из деятельности Димитрия Ростовского можно ви-
деть, какую пользу приносили русской церкви архиереи
из ученых малороссиян, вызванных Петром для распро-
странения образования в духовенстве. Ученый ростов-
ский митрополит, завещавший постлать свой гроб чер-
новыми бумагами своих сочинений, отличался не одною
ученостью: церковь причла его к лику святых. Но в ли-
ке святых Димитрий не один из числа современных Пет-
ру архипастырей и сотрудников его. Церковь прославила
также епископа воронежского Митрофана 83 знаменито-
539
го не школьной ученостью, но святостью жизни и усерд-
ным радением о благе России, России преобразовывав-
шейся. Митрофан прославлял намерение Петра относи-
тельно заведения флота и убеждал народ всеми силами
помогать своему царю в великом деле. Но одними слова-
ми воронежский епископ не ограничивался: он привез
Петру последние оставшиеся в архиерейской казне 6000
рублей на войну против неверных и постоянно потом от-
сылал накопившиеся у него деньги к государю или в ад-
миралтейское казначейство с надписью: «на ратных».
Петр горько оплакивал кончину святого старца и, разу-
меется, не раз потом должен был вспомнить о воронеж-
ском епископе, когда слышал о неудовольствиях и жало-
бах на тяжкий труд, лишения, пожертвования, наложен-
ные на русских людей трудным делом преобразования.
Некоторые архиереи не могли переносить ограничения
своих доходов вследствие учреждения монастырского
приказа; они не хотели понять, что если бы они более
или менее подражали Митрофану Воронежскому и Ди-
митрию Ростовскому, то не было бы монастырского
приказа и ненавистный им начальник этого приказа
Мусин-Пушкин ие нападал бы, по их выражению, на
церкви божии. «Какое мое архиерейство, что мое у меня
отнимают? Как хотят другие архиереи, а я за свое
умру, а не отдам, шведы бьют, а все за наши слезы»,—
говорил нижегородский митрополит Исайя. Такие вы-
ходки со стороны пастырей, разумеется, должны были
действовать на мйрян, которые также вопили против
тяжких поборов людьми и деньгами, против того, что
не знают покоя от сильных движений преобразования,
от этих новизн, от этих беспрестанных новых требований
правительства. До нас дошли заявления этих неудоволь-
ствий; историк не может отвергнуть их, историк должен
был бы предположить их, если б даже его источники
и ничего о них не говорили. Неудовольствие было и вы-
ражалось иногда резкими словами; преобразователя
называли антихристом, царем ненастоящим, подменен-
ным или при самом рождении, или во время загранично-
го путешествия; но собственно в Великой России далее
слов не шло. То была страна земских людей, тех силь-
ных людей, которые в начале XVII века выдержали
смуту и низложили ее и которые теперь, в начале
XVIII века, выдерживали тяжести преобразования.
Здесь неудовольствие не могло обнаружиться на деле,
восстанием против правительства сильного, разумного,
540
благонамеренного, народного, в смысле охранения выс-
ших. народных интересов, а не долгополых кафтанов.
Здесь неудовольствие не могло обнаружиться восстани-
ем против правительства, умевшего извлечь лучшие си-
лы из народа и сосредоточить их около себя, около пре-
образователя: следовательно, на стороне преобразова-
ния были лучшие, сильнейшие нравственно люди; отсю-
да-то сильное, всеобъемлющее движение, которое увле-
кало одних и не давало укореняться враждебным замыс-
лам других; машина была на всем ходу; можно было
кричать, жаловаться, браниться, но остановить машину
было нельзя. И вот в Москве, около Москвы, во всей
Великой России спокойно, несмотря на то, что царь ред-
ко живет в Москве; царя нет по-видимому, но чуется
всюду присутствие нравственной силы, нравственного
величия. Неудовольствие обнаруживается на деле, вос-
станиями только на; окраинах, в степях. В то время, как
Россия устремилась за новой жизнью к западному мо-
рю, степь, оттягивавшая столько веков Россию к Азии,
степь подала протест. Степь, казаки — одно прибежище,
одна надежда для недовольных, которых покой был
нарушен тряской, разнообразием нововводимой европей-
ской жизни и которые хотели восстановить прежнее ази-
атское, степное однообразие.
В половине 1705 года, когда царь был с войском на
Западе, восстание за старину вспыхнуло в самом отда-
ленном застепном углу, окруженном казаками, в Астра-
хани 8'*. Место было выбрано самое удобное, и выбрано
оно было недовольными из разных городов; между за-
водчиками бунта встречаем и ярославца, и москвича,
и симбирян, и нижегородцев; тут действуют раскольни-
ки, тут же действуют и стрельцы. В то время, когда пре-
образователь старался поднять и укрепить русского че-
ловека наукой и самостоятельным упражнением своих
сил, поставить его прямо перед каждым явлением с спо-
собностью допрашивать каждое явление о его смысле,
заводчики восстания в Астрахани спешили пользовать-
ся младенческим доверием застепного русского народо-
населения и поднимали его слухами, что будет запреще-
но русским людям жениться, а всех русских девиц вы-
дадут за немцев. Восстание вспыхнуло. Зачинщики пола-
гали главную надежду на казаков: с их помощью они
думали усилить смуту и провести ее в сердце государст-
ва, до самой Москвы. Но зачинщики обманулись в своей
надежде: бунт не пошел далее Красного и Черного Яра,
541
потому что на Дону казаки остались в бездействии:
здесь было много недовольных, но они не были еще го-
товы, были застигнуты врасплох приглашением астра-
ханцев стать вместе с ними за «брадобритие»; главное,
у них не было вождя. Астраханские зачинщики сделали
большую ошибку, не снесшись предварительно с недо-
вольными на Дону, сделали большую ошибку, отправив
возмутительные письма прямо в Черкасск к правитель-
ству донскому, тогда как атаманы и старые казаки ни-
когда не начинали восстаний, бунты вспыхивали не в
Черкасске, а в дальних казачьих городках, наполнен-
ных недавними беглецами, так называемою голытьбою,
искавшею случая побуйствовать и добыть себе зипун,
по казацкому выражению. Петр был в Москве, когда
получил известие об астраханском бунте, и сначала
сильно встревожился, предполагая, что казаки приста-
нут-к бунту. Какое важное значение придавал он собы-
тию, видно из того, что сейчас же отправил против
Астрахани фельдмаршала Шереметева. Весть, что каза-
ки не приняли участия в бунте( сильно обрадовала Пет-
ра, который приписал это счастливое обстоятельство
особенной милости божией: «Господь,— писал он,— из-
волил не в конец гнев свой пролить и чудесным образом
огнь огнем затушил, дабы мы могли видеть, что все
не в человеческой, но в его воле». Астрахань одна не
могла держаться, Шереметев взял ее — и волнение пре-
кратилось.
Одна опасность прошла; но в 1708 году, когда
Карл XII был в русских пределах, когда Петр должен
был сосредоточить все свои силы для борьбы с Западом,
с Европой, поднялась против него Азия: на восточной
окраине вспыхнул башкирский бунт, и одновременно
заволновались донские казаки, вспыхнул булавинский
бунт. Мы уже упоминали, что распространение русских
владений на Востоке, по Волге, Каме и за Уральскими
горами было быстро, легко и собственно носит характер
колонизации, а не завоевания. Но жившие здесь народ-
цы, обложенные данью, неравнодушно сносили зависи-
мость от России и возмущались при первом удобном
случае в продолжение XVI и XVII веков. Особенно бы-
ли опасны те из них, которые, будучи магометанами,
смотрели на турецкого султана как на естественного
главу своего и ждали от него избавления от ига христи-
анского. Теперь был случай удобный: русский царь за-
нят на Западе тяжкой борьбой; и нельзя допускать его
542
до торжества в этой борьбе; этот царь сильнее всех
прежних царей, он уже взял Азов у султана; победит
своих врагов на Западе — Востоку, магометанству бу-
дет беда. И вот магометанство поднимается: уфимский
башкирец, выдавая себя за султана башкирского и свя-
того* ездит в Константинополь, в Крым, волнует горские
народы Кавказа, волнует кочевников в степях подкав-
казских. Русские раскольники, переселившиеся в эти
страны, пристали к магометанскому пророку, который
в начале 1708 года осадил русскую пограничную кре-
пость на Тереке. Терский воевода отсиделся в осаде:
подоспевшее из Астрахани войско разбило и взяло
в плен пророка; но дело этим не кончилось: пророк уже
успел переслаться со своими башкирцами, которые
и поднялись все; к ним пристали и татары Казанского
уезда; с лишком 300 сел и деревень и е лишком
12 000 людей погибло от этого бунта; но дикари не мог-
ли стоять против русских, хотя и небольших отрядов,
которым и удалось сдержать башкирцев, не допустить
их до соединения с донскими бунтовщиками85.
Мы уже говорили об отношениях казаков к земским
людям и государству, отношениях, враждебных изнача-
ла. Легко понять, что при Петре отношения эти должны
измениться и измениться в пользу государства; преобра-
зователь был рад службе донцов; но не хотел, чтоб го-
сударство слишком дорого платило за эту службу. Мы
знаем, что он призвал свой народ к великому и тяжкому
труду, и ничто не могло его так раздражить, как туне-
ядство, стремление избежать труда. Народонаселение
и без того было мало, ничтожно сравнительно с прост-
ранством государственной области, а потребность в лю-
дях, в их труде, в их деньгах, приобретаемых трудом,
и часть которых должна была идти на государственные
нужды,— эта потребность увеличилась. Легко понять,
что при таких условиях Петр не мог сочувствовать лю-
дям, которые бежали от труда, и людям, которые при-
нимали беглецов и поставляли свое главное право в не-
выдаче их. Такое право приписывали себе казаки.
«С Дону выдачи нет»,— отвечали они постоянно госу-
дарству на его требования выдачи. Петр не мог при-
знать этого права. Землевладельцы жаловались, что они
разоряются от побегов, платя за беглых всякие подати
спуста, правительство берет с 20 дворов человека в сол-
даты, с десяти дворов — работника, а беглые крестьяне,
живя в казачьих городах, службы не служат и податей
543
не платят. Царь указом 1705 года велел свесть казачьи
городки, построенные не по указу, не на больших доро-
гах, и жителей их поселить по большим дорогам, и ни-
каких беглецов не принимать, за укрывательство—веч-
ная каторга, а главным заводчикам — смерть; всех при-
шлых людей, которые пришли после 1695 года, т. е. та-
ких, которым не вышла десятилетняя давность, отослать
в русские города, откуда кто пришел, потому что, гово-
рит указ, работники, будучи наняты на казенные рабо-
ты, забрали вперед большие деньги и, не желая рабо-
тать, бегали и бегают в эти казачьи городки. Указ не
исполнялся, был повторен — и опять не исполнялся.
Тогда в 1707 году Петр отправил на Дон полковника
князя Юрия Долгорукого с отрядом войска для отыска-
ния беглых и высылки их на прежние места жительст-
ва. Внезапно ночью на Долгорукого напали казаки и
истребили весь отряд вместе с предводителем. Вождем
казаков в этом деле был бахмутский атаман Кондратий
Булавин. Другие казаки говорили Булавину: «Заколы-
хали вы всем государством: что вам делать, если придут
войска из России, тогда и сами пропадете, и нам при-
дется пропадать». «Не бойтесь,— отвечал Булавин,—
начал я это дело не просто; был я в Астрахани, в За-
порожье, на Тереке; астраханцы и терчане все мне при-
сягу дали, что скоро придут к нам на помощь: пойдем
по казачьим городкам, приворотим их к себе, потом
пойдем дальше, наполнимся конями, оружием, платьем;
пойдем на Азов и'Таганрог, освободим ссылочных и ка-
торжных, и с этими верными товарищами пойдем на
Воронеж и потом до самой Москвы».
Таким образом, в Москву в одно время собирались
два гостя: Карл XII с образцовым западноевропейским
войском и Кондратий Булавин с ссыльными и каторжны-
ми. Булавин разослал призывные грамоты: «Атаманы-
молодцы, дорожные охотники, вольные всяких чинов
люди, воры и разбойники! Кто похочет с атаманом
Кондратьем Афанасьевичем Булавиным, кто похочет
с ним погулять, по чисту полю красно походить, сладко
попить да поесть, на добрых конях поездить, то приез-
жайте в горные вершины Самарские». Так против при-
зыва Петра к великому и тяжелому труду, чтоб посред-
ством него войти в европейскую жизнь, овладеть евро-
пейской наукой, цивилизацией, поднять родную страну,
поднять родные народы, дать новых деятелей в историю
человечества,— против этого призыва раздался призыв
544
Булавина: «Кто хочет погулять, сладко попить да по-
есть,’— приезжайте к нам!» И призыв Булавина отли-
чался откровенностью, призывались прямо воры и раз-
бойники. На Запорожье решили: позволить Булавину
прибирать вольницу, а пойти с ним явно на великорос-
сийские города тогда, когда он призовет к себе татар,
черкес и калмыков. Характер явления высказывался
ясно: поднималась степь, поднималась Азия, Скифия на
великорусские города, против европейской России, кото-
рая, несмотря на все препятствия, создала из себя креп-
кое государство и теперь с величайшим трудом, с страш-
ным напряжением сил стремилась дать ему решитель-
ный европейский характер. Скифия была побеждена,
несмотря на то, что Великая Россия, Москва, должна
была воевать в то же время и с Западной Европой. Бу-
лавин, имевший сначала большой успех, провозглашен-
ный атаманом всего Донского войска, после истребле-
ния прежнего атамана и старшины, в июле 1708 г. за-
стрелился вследствие неудач своих под Азовом. Бунт
не прекратился со смертью Булавина, ибо мы видели,
интерес каких людей был затронут стремлением госу-
дарства наложить свою руку на вольную реку Дон, за-
претить прием беглых; таких людей накопилось много.
Бунт был усмирен только в ноябре истреблением и ухо-
дом товарищей Булавина; почти в один день Меншиков
сжег Батурин, гнездо Мазепы86, а князь Василий Вла-
димирович Долгорукий 87 сжег Решетову станицу, послед-
нее убежище булавинских товарищей; через шесть меся-
цев была разорена Запорожская Сечь, и месяц с чем-
нибудь спустя прогремела Полтавская битва. Петр не
пустил к Москве гостей, ни шведского короля с Мазепой,
гетманом войска запорожского, ни Булавина, с его вора-
ми и разбойниками.
Петр торжествовал в Москве неслыханные победы
и не складывал рук, занимаясь делом внутренним и
внешним, спеша кончить шведскую войну, чтоб, добив-
шись заветной цели, не иметь более препятствий для
внутренних преобразований. В Польше был прогнан
король, посаженный Карлом XII, Станислав Лещинский,
и восстановлен старый союзник Август II. Дания опять
пристала к союзу. В июне 1710 г. взят Выборг, «крепкая
подушка Петербургу», по выражению Петра; в июле
сдалась Рига, и знаменитый прибыльщик Курбатов пи-
сал царю: «Торжествуй радостно, преславный обогати-
тель славяно-русского народа»; в сентябре сдался Pe-
ls С. M. Соловьев 545
вель, и Курбатов писал, что при заключении мира все
эти приморские места надобно оставить за Россией. Но
среди этих успехов Петр должен был испытать невыгоды
успехов, невыгоды величия и славы. Полтавская победа
вводила в систему европейских государств новое могу-
щественное государство, и для Европы рождался вопрос
первой важности: какое место займет эго новое государ-
ство, в каких отношениях будет находиться к другим
государствам; каким началам следовать в своей поли-
тике, чем руководствоваться в дружбе и вражде.
Одновременно с великой Северной войной на северо-
востоке в Западной Европе шла великая война за на-
следство испанского престола, собственно направленная
против властолюбивых стремлений Франции, ее короля
Людовика XIV. Петр очень хорошо понимал выгоду
этой западной войны для себя, ибо она не давала воз-
можности важнейшим державам Европы вмешиваться
в Северную войну, мешать России в ее деле, ибо он не
мог рассчитывать на сочувствие этих держав к себе,
особенно на сочувствие Франции; он прямо говорил, что
надобно спешить окончанием Северной войны прежде
окончания западной. Но Полтавская победа, сокрушение
сил Швеции, жалкое бегство в Турцию Карла XII, счи-
тавшегося до сих пор непобедимым, все это было так
многозначительно, так громко, что не могло не взволно-
вать Европы, несмотря на то, что она еще была занята
войной за Испанию. Прежде всего, разумеется, дело
коснулось Турции,- единственного соседнего государства,
которое могло помешать России в ее торжествах, от-
влечь ее силы. Карл XII после Полтавы бежал в ее пре-
делы и употреблял все старания поднять Порту против
России, представляя, что если дать Петру пользоваться
несчастием Швеции, то от этого потерпит прежде всего
Турция, которая поэтому обязана помочь Швеции, дать
ей поправиться, дать ей возможность сдерживать вла-
столюбивые замыслы России. Подобные же внушения
и настаивания приходили в Константинополь и от дру-
гой европейской державы, которая была всегда в союзе
с Портой, от Франции. Франция издавна стремилась
играть первенствующую роль в Европе и особенно была
близка к достижению своей цели во второй половине
XVII века при Людовике XIV. Но сильный союз других
держав, образовавшийся по поводу вопроса об испан-
ском наследстве, остановил эти стремления француз-
ского короля. Тем более теперь, при неудаче дела,
546
Франция должна была заботливо следить за европей-
скими отношениями, обратить особенное внимание на
.новую силу, явившуюся на континенте: что эта сила,
будет ли дружественна Франции или умножит число
врагов ее, будет помехой ее стремлениям? Франция
должна была решить этот вопрос во втором смысле.
Россия — естественный враг Турции. Башкирец, ко-
торый хочет взбунтовать своих против России, поднима-
ет знамя магометанства и отправляется в Константино-
поль, где владычествует естественный покровитель маго-
метан; но во владениях этого покровителя магометанст-
ва много христиан, которые давно уже ждут избавления
от единоверной и единоплеменной России, видят в ее ца-
ре естественного покровителя восточных христиан. Рос-
сии, которой сила так явственно высказалась под Полта-
вой, легко будет одолеть Турцию и тем нанести страш-
ный ущерб французским интересам на Востоке, не гово-
ря уже о том, что Турция издавна союзница Франции,
что Турция необходима для Франции как средство для
отвлечения сил Австрии. По одинаково враждебным от-
ношениям к Турции Россия должна быть естественной
союзницей Австрии, следовательно, должна быть враж-
дебна Франции; сильная Россия, естественно, должна
иметь преобладающее влияние в Польше, не допускать
здесь французского влияния, и таким образом и с этой
стороны будет охранять австрийские интересы. Сокру-
шение шведского могущества под Полтавой и появление
России в виде первенствующей на Севере державы бы-
ло тяжелым ударом для Франции; этот удар прибавился
к поражениям войны за испанское наследство. Дать
Карлу XII средства оправиться и сдержать Россию по-
средством вмешательства Турции было необходимо для
Франции. Вследствие Полтавы и нового могущества
России Восточный вопрос принимает новый вид: Турция
для собственной безопасности должна поддержать Шве-
цию и не допустить Россию утвердить свое влияние
в Польше. Из трех соседних России государств, Швеции,
Польши и Турции, делается цепь, которой западноевро-
пейская политика будет с тех пор стараться сдерживать
Россию, и Франция теперь при этом играет главную
роль, начертывает программу действий против России.
Напуганная Турция объявила войну России, с крайним
огорчением Петр должен был отказаться от надежды
скоро окончить шведскую войну, должен был остановить
свои действия на севере и перенести оружие на юг, тра-
547
тить время и силы на войну, в его глазах теперь бес-
цельную. Полтавский победитель должен был испытать
немедленно же следствия своего торжества, своего ново-
го значения, следствия того движения европейских инте-
ресов, какое было возбуждено Полтавой; должен был
вести народ свой в борьбу, которой надобно было опла-
тить цивилизацию, взятую у Европы, участие в общей
жизни Европы. Петру принадлежит почин в этой борь-
бе; его в начале борьбы ждала жестокая неудача; но мы
знаем, что неудача есть проба гения; знаем, как великий
человек умел выдерживать неудачи, оставив пример, ко-
торому должен подражать народ, если хочет быть дос-
тойным своего вождя, если хочет быть великим народом.
ЧТЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
25 февраля 1711 года в Москве, в Успенском соборе,
в присутствии царя объявлено было народу о войне
с турками. Мы уже говорили, как не нравилась Петру
эта война; он находился в мрачном расположении духа,
печальные предчувствия томили его; сюда присоедини-
лась еще болезнь, застигшая его на дороге, в Луцке.
В одном письме его от этого времени находим слова:
«Нам предстоит безвестный и токмо единому богу сведо-
мый путь». В другрм читаем: «Что удобнее где, то чини-
те, ибо мне так отдаленному и почитай во отчаянии су-
щему, к тому ж от болезни чуть ожил, невозможно рас-
суждать». Положение было крайне затруднительное, не
говоря уже о том, что царь отвлечен от Северной войны,
которую спешил кончить выгодным миром до окончания
западной войны за испанское наследство, вести две вой-
ны на севере и юге с такими небольшими средствами,
какими тогда могла располагать Россия, и в то время,
когда народ жаждал облегчения и отдыха, к чему Пол-
тавская победа подавала такую большую надежду,—
вести при таких условиях две войны было очень тяжко.
Петр не мог сосредоточить большого войска на юге; на-
дежда на помощь союзника, короля польского Августа,
была плохая; одна надежда на успех состояла в подня-
тии христианского народонаселения Турции. Сербский
полковник Милорадович 88 отправлен был поднимать чер-
ногорцев и других славян и писал об успешном ходе де-
ла; молдавский господарь Кантемир 89 поддавался Рос-
548
сии. Но чтоб получить помощь от своих одноверцев и
единоплеменников, чтоб предупредить турок, нужно бы-
ло спешить вступлением во владения Порты; от турецких
христиан получались беспрестанные просьбы, чтоб царь
шел как можно скорее, господари молдавский и валах-
ский писали, что как скоро русские войска вступят в их
земли, то они сейчас же с ними соединятся, а это подни-
мет сербов и болгар.
Петр послал Шереметева к Дунаю — нельзя ли
предупредить турок и разорить мост. Но турки предуп-
редили, перешли Дунай. Предстоял вопрос: двигаться ли
царю с главным войском вперед или оставаться? На во-
енном совете было решено идти вперед, и Петр пошёл,
тем более что Молдавия уже объявила себя за русских,
и остановиться значило отдать ее в беззащитную жертву
туркам. Следствием была встреча с турками у Прута
(9 июля): у турок было 200 000 войска! а у русских
только около 40 000. Несмотря на то, напавший неприя-
тель был отбит с жестоким уроном. Но все же положе-
ние русского войска было отчаянное: оно было истомле-
но битвою и зноем, съестных припасов оставалось очень
немного, помощи ниоткуда. Визирю предложены были
мирные условия и богатые подарки. Визирь принял
предложение, потому что сам находился в затруднитель-
ном положении: янычары, испуганные отчаянным сопро-
тивлением русских, потерявши 7000 своих, отказались
возобновить нападение и кричали, чтоб визирь скорее
заключил мир; кроме того, получено было известие, что
отправленный прежде царем отряд под начальством ге-
нерала Рённе взял Браилов.
Главные условия мира были: отдача туркам Азова,
разорение Таганрога и других новопостроенных с рус-
ской стороны городов; невмешательство царя в польские
дела. Русское войско, не знавшее, что делалось в турец-
ком лагере, изумленное снисходительностью мирных ус-
ловий, с великой радостью выступило из западни к сво-
им границам. Но с каким чувством вел его царь? Он
в письмах к своим утешал их, что хотя мир заключен
и с большою потерею, но зато все же война кончилась
на юге, и это даст возможность усиленно продолжать
войну на севере и скоро кончить ее выгодным миром.
Но при этом он проводил бессонные ночи, тем более,
что долго не мог быть уверен, состоится ли мир с турка-
ми, ибо Карл XII, крымский хан, Франция, изменившие
России казаки побуждали султана не мириться, особен-
549
но потому, что пункт о невмешательстве России в поль-
ские дела подавал повод к сильным спорам: Петр не мог
разорвать союза с польским королем, не мог не прово-
дить своих войск через польские владения. Турецкие ми-
нистры прямо говорили английскому послу, что им не
так важна отдача Азова, как то, чтоб царь не вступал
в дела Польши, не вводил в нее своих войск, ибо если
дать ему в том волю, то он легко сокрушит Швецию
и потом не только может отобрать Азов, но через Поль-
шу опять вступит внутрь турецких владений.
Петр не хотел возобновления войны с Турцией, хотя
в письмах к своим признавался, что плакал, помышляя
о необходимости отказаться от берегов Азовского моря,
что как бы не своею рукою писал указ об отдаче Азова
и срытии Таганрога. «Но рассудить надлежит,— писал
он,— что с двумя неприятелями такими не весьма ль от-
чаянно войну весть и упустить сию шведскую войну, ко-
торой конец уже близок является; сохрани боже, ежели б
в обеих войнах пребывая, дождались французского
мира (т. е. окончания войны за испанское наследство),
то б везде потеряли; правда, зело скорбно, но лучше из
двух зол легчайшее выбрать» 90. Наконец мир с турками
был заключен в 1713 году. Война, оконченная этим ми-
ром, имеет то значение в истории, что в ней Восточный
вопрос впервые стал славянским вопросом: Петр спешил
к Дунаю, чтоб помочь христианскому народонаселению
Турции и взаимно получить от него помощь. Черногорцы
поднялись, но, по отдаленности места их действий, не
могли, разумеется, оказать помощи русскому войску. Из-
вестие о заключении мира при Пруте прекратило черно-
горскую войну. Терпя постоянно большой недостаток
в деньгах при громадных издержках, Петр велел выдать
Милорадовичу 500 червонных для раздачи его сподвиж-
никам. В 1715 г. приехал в Россию черногорский влады-
ка Даниил и получил 10 000 рублей, полное архиерей-
ское облачение, книги; начальные черногорцы получили
160 медалей на 1000 червонных. В царской грамоте го-
ворилось, что эти награды не по достоинству, не по за-
слугам, но больше дать нельзя, потому что война с ере-
тиком королем шведским поглощает все доходы.
С этих пор начинается прием славян и других хри-
стиан восточного исповедания в русскую службу. Так
вступил в русскую службу Милорадович и сделан был
гадяцким полковником в Малороссии; кроме него всту-
пили в русскую службу другие сербские, молдаванские
550
и валахские офицеры и рядовые, турецкие и австрий-
ские подданные. Их разместили в Киевской и Азовской
губерниях, полковникам дано по местечку или по знат-
ному селу, прочим офицерам по нескольку дворов, на хо-
зяйственное обзаведение даны деньги и хлеб; им дано
право перезывать к себе еще людей своих народов и обе-
щаны другие земли. Петр так сознавал важность связи
своего народа с народами соплеменными, что счел своею
обязанностью делиться с ними последним куском, как
говорится. Сербский архиепископ Моисей Петрович при-
ехал в Россию и привез от своего народа просьбу, в ко-
торой сербы, величая Петра новым Птолемеем 91, умоля-
ли прислать двоих учителей латинского и славянского
языка, также книг церковных: «Будь нам второй апос-
тол, просвети и нас, как просветил своих людей, да не
скажут враги наши: «Где их бог?» Петр велел отправить
богослужебных книг на 20 церквей, 400 букварей, сто
грамматик. Отправлены были и учителя с большим по
тогдашнему времени жалованьем, отправлены были рус-
ские учителя, когда сама Россия имела их так мало.
Но если Петр считал своей обязанностью помогать
и отдаленным соплеменникам, то понятно, что не мог
не обратить внимания на горькую судьбу русских людей,
которые за свою русскую народность, за свою русскую
веру терпели притеснения в соседнем государстве, хотя
и славянском, но католическом. Петр был в союзе
с польским королем Августом II. Август изменил союзу,
когда, несмотря на Калишскую победу, тайком от царя
заключил мир с Карлом XII и отказался от польского
престола. Несмотря на то, после Полтавы Петр восста-
новил его на польском престоле. Казалось, можно бы
ожидать благодарности; но на благодарность в политике
нельзя рассчитывать. Август был немецкий государь,
саксонский курфюрст, который смотрел на Польшу как
на средство усиления для своего дома. Смотрел и на рус-
ского царя как на орудие для этого усиления. Но как
скоро оказалось, что Петру никак уже не приходится
служить орудием в руках какого-нибудь Августа; как
скоро оказалось, что могущественная Россия и ее вели-
кий царь никак не позволят саксонскому курфюрсту
усиливаться на счет Польши, так тесно связанной с вос-
точной Россией роковой связью России западной; как
скоро оказалось, что Петр, завоевавший Ливонию без
помощи Августа, не отдаст ее ему, то Август счел полез-
ным для себя отстать от России, сблизиться с враждеб-
551
ними ей державами, с Францией, Турцией, показать им,
что он вовсе не союзник русского царя, готов сделаться
врагом его, и потому согласно с их интересом поддержи-
вать его на польском престоле; а между тем, под шумок,
пока еще Петр занят шведской войной, Август хотел до-
стигнуть своей цели в Польше, подчинив себе Речь Пос-
политую посредством саксонского войска. Два года сря-
ду— 1713 и 1714 —был в Польше большой неурожай,
а между тем голодная страна должна была содержать
саксонское войско, которого король не выводил, несмо-
тря на все просьбы поляков, несмотря на требования
России. Поляки на сеймиках кричали, что их вольность
уже кончается, что им остается одно спасение — просить
обороны у российского орла. Наконец восстание вспых-
нуло: образовалась конфедерация, и конфедераты нача-
ли биться с саксонцами. Литовский гетман Потей обра-
тился к Петру с вопросом: что ему делать? В Польше
конфедерация, которая требует, чтоб и Литва соедини-
лась с нею: одно средство успокоить страну — это защи-
та и посредничество царского величества. Петр отвечал:
«Пусть будет прислано ко мне прошение от всей Речи
Посполитой, и тогда я вступлю в посредничество для ее
облегчения и примирения с королем». В марте 1716 го-
да приехали к Петру послы конфедерации с просьбой
вступиться в дело; король волею-неволею должен был
согласиться на посредничество русского государя. Это
новое положение России относительно Польши возбуди-
ло сильное движение в соседних державах: и Австрия,
и Пруссия стали хлопотать, чтоб поляки приняли и их
посредничество; но дело обошлось и без них: благодаря
движению русских войск, саксонские войска в 14 дней
должны были очистить Польшу.
Но, избавив поляков от саксонцев, Петр должен был
избавить православных жителей западной России от
польских притеснений. В XVI и XVII веках религиозное
гонение, поднятое на русское народонаселение в поль-
ских областях, повело к сильному движению среди него,
физическому и нравственному, вследствие чего значи-
тельная часть русских земель отторгнулась от Польши и
присоединилась к России восточной, или Великой. Это
событие еще более раздражило поляков, заставило их
хлопотать о том, как бы уменьшить во владениях Речи
Посполитой число русских, как бы заставить их ополя-
чиваться, т, е. обращаться в католицизм или сначала
в унию. Хотели таким образом уменьшить число людей,
Б52
которые тянулись к России, ждали от нее помощи и по-
кровительства: особенно старались окатоличить, ополя-
чить как можно скорее православную шляхту, ибо шлях-
тич как член сейма был членом правительства, а на сей-
мах боялись людей, которые могли бы поддерживать
русские интересы, русские требования. Отсюда после
окончания борьбы у Польши с Россией Андрусовским
перемирием, а потом и Вечным московским миром гоне-
ние на православных в Польше, отнятие архиерейских
кафедр у православных и отдача их униатам не ослабе-
вают, но усиливаются. Православные обращаются с жа-
лобами к русскому правительству, и Петр для прекра-
щения этих жалоб решается употребить сильные меры.
В 1722 году приезжает в Москву белорусский епис-
коп Сильвестр, князь Четвертинский, представляет длин-
ный список обид и притеснений, какие терпит православ-
ное духовенство от католиков, показывает знаки ран,
полученных им самим за то, что вступался за своих свя-
щенников, палками обращаемых в унию. Петр написал
королю, что единственное средство прекратить жалобы
православных — это составить комиссию для исследова-
ния обид и получения за них удовлетворения. Но эту ко-
миссию нельзя составить из одних поляков-католиков,
в ней непременно должен быть русский и царский под-
данный. «Если же паче чаяния,— писал Петр королю,—
удовлетворения не воспоследует, то мы будем принужде-
ны сами искать себе удовлетворения». Не дожидаясь от-
вета, Петр уже назначил своего комиссара, переводчика
при русском посольстве в Варшаве, западнорусского же
уроженца Рудаковского, которому немедленно же велел
ехать в Могилев, осведомиться подлинно обо всех оби-
дах людям греческого исповедания, приготовить все до-
казательства для комиссии и стараться, чтоб впредь не
было гонения на православных. Протестанты в польских
владениях также обратились к Петру с просьбой о по-
кровительстве; видя это, прусский двор спешил также
присоединиться к делу, обратился к русскому государю
с просьбой заступиться за евангеликов, гонимых в Поль-
ше. Так поднимался знаменитый диссидентский вопрос s2,
который ровно через 50 лет после описываемых событий,
в 1772 году решился первым разделом Польши, когда
знаменитая собирательница русских земель Екатери-
на II присоединением Белоруссии отпраздновала столет-
ний юбилей Петра 1-го. Рудаковский писал Петру, что
епископ белорусский все доносил справедливо о гонени-
553
ях на церковь восточную, разве что еще забыл написать.
Комиссар начал свою деятельность: по жалобе пинских
монахов на захват православных монастырей н церквей
в унию поведено было дело в суде и состоялся приговор
о возвращении отнятых монастырей и церквей право-
славных. Рудаковский с мужеством привел в исполне-
ние королевский декрет об этом возвращении. Тщетно
ксендзы и униаты вопили, как бесноватые: «Нам беда!
Нам грозит смерть! Лучше бы нам было видеть в этих
церквах турок или жидов, чем проклятых схизматиков!»
Ожесточение вызывало ожесточение и с другой стороны:
значительнейшие из русского духовенства в Белоруссии
предлагали Рудаковскому поднять простой народ и пе-
ребить всех католиков и униатов, потому что, говорили
они, простой народ весь пойдет за нами. Рудаковский
отвечал им, чтоб позабыли и думать об этом и дожида-
лись бы покровительства русского государя, который
уже прислал его, Рудаковского, для защиты восточной
церкви. Ненависть поляков к небывалому у них комисса-
ру доказывала, что он был прислан не понапрасну.
Польские министры требовали, чтоб Рудаковский был
отозван, «ибо не помним,— писали они,— чтоб когда-ли-
бо прежде подобные комиссары жили в землях наших
и вмешивались в дела духовные». Но комиссар не был
отозван и продолжал свою деятельность. С другой сто-
роны, Петр шел наперекор королю Августу в его стрем-
лениях сделать Польшу наследственной в своей фами-
лии, удержать польское войско под начальством саксон-
ского фельдмаршала, в замыслах разделить Польшу.
Таким образом, союз, заключенный с целью сделать
Россию орудием для выполнения саксонских замыслов,
рушился, когда русский царь, не могший по своей при-
роде служить орудием для чужих замыслов, оправдал
опасение Паткуля, один усилился в Северной войне,
ибо один без союзников сокрушил шведскую силу при
Полтаве и не считал полезным для России усиливать
Саксонию на счет Польши.
Также рушились и другие союзы. Овладев прибал-
тийскими областями, Петр для скорейшего окончания
войны решился действовать против германских владений
Швеции и с помощью датского флота произвести высад-
ку и в самую Швецию. Он пригласил Данию, Ганновер,
Пруссию участвовать в этой войне; они бросились на
легкую добычу, на шведские владения в Германии, так-
же на владения родственного и союзного Швеции Гол-
554
штинского дома; но скоро Дания и Ганновер были напу-
ганы внушениями о завоевательных замыслах русского
царя относительно Германии. Внушения пошли от мек-
ленбургского дворянства, которое было в ссоре с своим
герцогом, а Петр держал сторону герцога, женатого на
его племяннице, цесаревне Екатерине Ивановне. Дания
и курфюрст ганноверский Георг, сделавшийся королем
английским93, сочли своею обязанностью мешать Петру
в окончании Северной войны, в заключении выгодного
мира с Швецией. Но Петр достиг своей цели и без союз-
ников. В 1713 году почти вся Финляндия была уже
в русских руках. «Эта страна нам вовсе не нужна,—
писал Петр,— но надобно занять ее для того, чтоб при
мире было что уступить шведам»94. В 1714 году одержа-
на была знаменитая морская Гангутская победа. Карл
XII, возвратясь из Турции, нашел шведские дела в та-
ком положении, что, по внушению министра своего, гол-
штинца Герца, решился в 1718 году вступить в перего-
воры с Петром, сделать ему большие уступки, чтоб с его
содействием вознаградить Швецию на счет других вра-
гов ее. Аландский конгресс95, на который с этой целью
съехались русские и шведские уполномоченные, рушился
вследствие смерти Карла XII. Сестра его Ульрика-Элео-
нора96, ставшая королевой шведской, и вельможи, захва-
тившие власть в свои руки, понадеялись на обещания
английского короля Георга и решились продолжать вой-
ну с Россией. Английский флот действительно явился
в Балтийское море, чтоб испугать Петра и сделать его
уступчивее; но Петра испугать было нельзя: в глазах
англичан русские высаживались на шведские берега
и опустошали их. В Швеции наконец поняли, что никто
не подаст им помощи против Петра, начали снова мир-
ные переговоры, и 30 августа 1721 года в Ништадте за-
ключен был мир, по которому с шведской стороны усту-
пались царскому величеству и его преемникам в полное,
неотрицаемое, вечное владение и собственность завое-
ванные царского величества оружием провинции: Лиф-
ляндия, Эстляндия, Ингрия, часть Карелии с дистрик-
том Выборгского лена, со всеми аппартиненциями и де-
пенденциями, юрисдикцией, правами и доходами.
4 сентября в Петербурге сильное волнение: царь, от-
правившийся в Выборг, неожиданно возвращается из
своей поездки, плывет и каждую минуту стреляет из
трех пушек на своей бригантине; трубач трубит: что это
значит?.. Наконец слышится радостное, желанное сло-
555
во: «Мир!» Толпы собираются к Троицкой пристани;
съезжается знать духовная и светская. Встреченный
торжественными кликами, Петр едет в Троицкий собор
к молебну. Приближенные знают, чем подарить его,
просят принять чин адмирала. А между тем на Троицкой
площади уже приготовлены кадки с вином и пивом для
угощения народа, устроено возвышенное место. После
молебна на это возвышенное место всходит царь и гово-
рит окружающему народу: «Здравствуйте и благодари-
те бога, православные! Что толикою долговременную
войну, которая продолжалась 21 год, всесильный бог
прекратил и даровал нам со Швецией счастливый веч-
ный мир». Сказавши это, Петр берет ковш с вином
и пьет за здоровье народа, который плачет и кричит:
«Да здравствует государь!» 10 числа начался большой
маскарад из 1000 масок и продолжался целую неделю.
Сильная, свежая, вечно юная природа Петра, сказывав-
шаяся всегда, разумеется, сказалась и тут: он веселился,
как ребенок. Радость была общая; особенно радовались
сотрудники, более других понимавшие в чем дело, более
других потрудившиеся. Им представлялось то, что было
20 лет назад и что теперь, им представлялось то униже-
ние, в котором была Россия после Нарвы, и то уваже-
ние, с которым расступились перед ней теперь европей-
ские державы, чтоб дать ей почетное место среди себя.
Они живо чувствовали, как в двадцать лет расширилась
их умственная сфера, как они много узнали, как изме-
нились вследствие того их понятия и взгляды; они чув-
ствовали себя совершенно другими людьми, и на языке
их невольно появлялись слова, что они перешли из не-
бытия в бытие, и что обязаны этим своему вождю, на-
чальнику их компании. Они поднесли Петру титул Отца
Отечества, Великого императора Всероссийского 97 за то,
что «его неусыпными трудами и руковождением они из
тьмы неведения на театр славы всего света и, тако ре-
щи, из небытия в бытие произведены и в общество поли-
тичных народов присовокуплены». Петр отвечал им
простыми словами, ибо простота всегдашняя спутница
величия: «Желаю весьма народу российскому узнать ис-
тинное действие божие к пользе нашей в прошедшей
войне и в заключении настоящего мира; должно всеми
силами благодарить бога; но, надеясь на мир, не ослабе-
вать в военном деле, дабы не иметь жребия монархии
греческой; надлежит стараться о пользе общей, являе-
мой богом нам очевидно внутри и вне, отчего народ по-
556
лучит облегчение». Петр и по окончании знаменитой вой-
ны остался верен представлению о ней как о школе; он
писал: «Все ученики науки в семь лет оканчивают обык-
новенно; но наша школа троекратное время (21 год) бы-
ла, однако ж, слава богу, так хорошо окончилась, как
лучше быть невозможно».
С 22 октября 1721 года, когда Петру поднесен был
названный титул, Россия стала империей. До тех пор
в Европе был один император, император Священной
Римской империи; но в Европе давно уже толковали, что
Петр стремился стать восточным римским императором.
Петр действительно стал императором, но не восточным
римским, а всероссийским; ему не было никакого дела
до Рима, и он отвергнул эту бессмысленную для России,
для ее истории ветхость. Он трудился для России и с
Россией, для нее и с ней он добыл императорский ти-
тул и не отлучил родной страны от собственной славы.
-Только в XIX веке остальная Европа покончила с трупом
Римской империи, решилась похоронить его; только
в XIX веке вместо Римской явились империи Француз-
ская, Австрийская, Германская. Но Петр целым веком
предупредил это явление, первый в своем титуле указал
начало народности. Великая благодарность великому
человеку за то, что он неразрывно связал имя свое
и своих преемников с именем своего народа, с именем
родной страны.
18 декабря новый император торжественно вступил
в древнюю столицу царей и в Успенском соборе благода-
рил бога за мир, который дал России море и оконча-
тельно определил ее новые исторические пути. И в Моск-
ве началось празднество, маскарады, фейерверки, иллю-
минации, езда по улицам на морских судах, поставлен-
ных на сани. Но от этих праздников в честь мира обра-
тимся ко внутренней деятельности Петра во время Се-
верной войны и после ее.
Мы видели первых главных сотрудников Петра, ви-
дели, что самым видным лицом, первым министром
в глазах иностранцев был боярин, адмирал Федор Алек-
сеевич Головин, который заведовал иностранными дела-
ми. Здесь мы видим естественную в первое время нераз-
витость, т. е. отсутствие разделения занятий, несколько
должностей сосредоточиваются в руках одного человека.
Головин—и адмирал, и министр иностранных дел, он
заведовает Оружейной палатой и новоучрежденными
школами. С течением времени, когда проницательный
557,
взгляд преобразователя открывал все более и более спо-
собных людей, происходит развитие, разделение заня-
тий, различные должности передаются отдельным лицам.
Петр лишился Головина в 1706 году и сильно горевал
о потере «друга», ибо имел способность привязываться
к достойным людям, как имел способность привязывать
к себе достойных людей. По смерти Головина его дол-
жности уже разделяются: адмиралом становится Апрак-
син 9в, заведование иностранными делами поручается
Головкину" с титулом канцлера; но еще Головин выдви-
нул из переводчиков посольского приказа даровитого
Шафирова 10°, который потом, при Головкине, сделался
вице-канцлером. Быстро выдвигается и чрезвычайно да-
ровитый Ягужинский |01, которого мы видим при разных
дворах с важными дипломатическими поручениями; мы
уже упомянули, как благодаря правилу Петра учить сво-
их на практике на дипломатическом поприще понятли-
вые ученики сделались скоро мастерами. Двое Долгору-
ких, Григорий Федорович и Василий Лукич, Матвеев,
кн. Куракин, Петр Андреевич Толстой усердно помогали
Петру в дипломатической борьбе с Европой от Лондона
до Константинополя ’°2; в хорошей школе не может быть
недостатка в подростках; и эти подростки обозначились
и окрепли при Петре; они, по завещанию Петра, имея
постоянно в уме и на языке имя великого преобразовате-
ля, вели русскую политику чрез первую половину
XVIII века и передали ее в достойные руки, руки Ека-
терины II. Эти подростки обозначились в двоих братьях
Бестужевых, уже занимавших при Петре очень значи-
тельные дипломатические посты *03; обозначился и знаме-
нитый иностранец, который в печальные для русской на-
родности времена внутри России искусно поддерживал
русские интересы в Европе,— обозначился знаменитый
Остерман ,04. Однажды на корабле, где находился госу-
дарь, произошла драка между царским денщиком и мо-
лодым немцем, ведшим дневник у вице-адмирала: немец
прямо пришел к царю с жалобой и просьбой о сатисфак-
ции; Петр сатисфакци ему не дал, сказавши: «Пьяное
дело!» Но наружность немца остановила его внимание;
по своему обычаю он поднял у него со лба волосы, по-
смотрел в глаза и взял к себе для иностранной перепи-
ски. Немца звали Остерманом, он вел переговоры и за-
ключил Ништадтский мир.
Сохранились рассказы современников о том, как под-
держивалась школа, воспитывались подростки, выбира-
558
лись люди. Молодые дворяне, посланные учиться за гра-
ницу, возвратились — и сейчас к государю на экзамен
зимой в 6 часов утра: Петр со свечой в руках ползал по
карте, расспрашивал их, остался доволен. Один из воз-
вратившихся из-за границы, известный Неплюев |05, был
определен Петром в смотрители над постройкой галер,
должность, в которой он почти ежедневно видал госуда-
ря, Петр заметил, что в малом будет путь, и начальству-
ющие лица начали воспитывать молодого офицера, учить
его, как служить и как сохранить расположение царя:
«Будь исправен, будь проворен и говори правду; сохрани
тебя боже солгать, хотя бы что и худо было: он больше
рассердится, если солжешь». Скоро Неплюев подвергся
экзамену в этом искусстве. Однажды он пришел на ра-
боту, а Петр уже тут: Неплюев сильно перепугался,
и первой мыслью было бежать домой и сказаться боль-
ным; но потом вспомнились наставления и он пошел
к тому месту, где находился государь. «А я уже, мой
друг, здесь!» — сказал ему Петр.— «Виноват, госу-
дарь,— отвечал Неплюев,— вчера я был в гостях, долго
засиделся, оттого и опоздал».— «Спасибо, что говоришь
правду,— сказал Петр,— бог простит! Кто бабе не внук».
После того Неплюев получил место резидента в Кон-
стантинополе таким образом, который показывает всю
простоту отношений Петра к своим приближенным:
у государя был обед для всей знати, также для офице-
ров гвардейских и морских, почему был приглашен
и Неплюев. Отобедав с товарищами прежде, он встал из-
за стола и отправился в ту сторону, где государь сидел
еще за столом и вел такой разговор с Головкиным и Ап-
раксиным: «Надобен мне человек, который бы знал
итальянский язык, для посылки в Константинополь рези-
дентом». Головкин отвечал, что такого не знает. «А я
знаю,— сказал Федор Матвеевич Апраксин,— очень
дельный человек, да та беда, что очень беден».— «Бед-
ность не беда,— отвечал Петр,— этому помочь можно
скоро; но кто это такой?» — «Да вот он за тобой сто-
ит»,— сказал Апраксин.— «За мной стоят много»,— воз-
разил Петр.— «Да твой хваленый, что у галерного стро-
ения»,— отвечал Апраксин. Петр оборотился, взглянул
на Неплюева и сказал: «Это правда, Федор Матвеевич,
что он хорош, да мне бы хотелось его у себя иметь».
Но потом, подумавши, государь приказал назначить Не-
плюева резидентом в Константинополь.
Способных людей было набрано много; но цель пре-
559
образователя состояла в том, чтоб приучить этих способ-
ных людей к деятельности сообща, в которой бы они
развивали силы друг друга и сдерживали друг друга.
У нас часто говорят о дубинке Петра Великого, даже
иногда слышится желание, чтобы она снова явилась
с своею, будто бы очень полезной деятельностью.При
воспитании человека в детском возрасте допускаются из-
вестные внушения, наказания, телесные наказания; но
в более зрелом возрасте подобные воспитательные сред-
ства не допускаются, да и с самого начала опытные вос-
питатели стараются развивать в воспитанниках высшие,
нравственные побуждения к добру. Петр употреблял ду-
бинку для взрослых детей, но в то же время целая си-
стема учреждений, имевших воспитательное значение
для народа, показывает, что преобразователь употреб-
лял другие, более действительные средства к тому, чтоб
вывести русских людей из детского возраста относитель-
но общественной жизни и упразднить внешние, детские
побуждения, упразднить дубинку. И мы думаем, что во-
споминание об этих учреждениях и о борьбе, которую
из-за них выдерживал преобразователь, будет гораздо
питательнее для общества, чем воспоминание о дубинке.
Мы видели, что Петр учредил Сенат, который облек
большой властью. Воспитание этого высшего правитель-
ственного учреждения, разумеется, было главной забо-
той Петра. «Теперь все у вас в руках»,— говорил он се-
наторам и этими словами напоминал им о важности их
значения и соединенных с нею обязанностях и ответ-
ственности. Люди собрались для общего дела, и первое
сильное искушение — потратить время в слишком дол-
гих рассуждениях о деле и в разговорах не о деле:
Петр требует от сенаторов, чтоб они не теряли времени,
«понеже пропущение времени смерти невозвратной по-
добно. Никому в Сенате не позволяется разговоры
иметь о посторонних делах, которые не касаются служ-
бы, тем менее заниматься бездельными разговорами или
шутками, а главное — сенаторы должны иметь в памяти
должность свою и царские указы; и дел до завтра не от-
кладывать; как может государство быть управляемо,
когда указы не будут действительны? Презрение указов
равно измене и еще хуже ее, ибо, заслышав об измене,
всяк остережется, а этого зла никто вскоре не почувст-
вует, но мало-помалу все разорится.,, В управлении го-
сударством важнее всего хранение прав гражданских,
понеже всуе законы писать, когда их не хранить, или
660
ими играть в карты, прибирая масть к масти, чего нигде
в свете так нет, как у нас было, а отчасти и еще есть
и зело тщатся всякие мины чинить под фортецию прав-
ды» 106. Для ослабления этого зла Петр в начале 1722
года учредил при Сенате должность генерал-прокурора,
которого он называл оком своим и стряпчим о делах го-
сударственных. Во всех низших местах должны были
находиться прокуроры, надзор над которыми поручен
генерал-прокурору. Одна из главных забот Сената со-
стояла в удовлетворении требованиям государства отно-
сительно людей, нужных для службы военной и граж-
данской; для облегчения Сената в этом деле учреждена
была должность герольдмейстера, который имел списки
всем дворянам и детям их и по первому требованию
представлял людей способных к той или другой долж-
ности.
Я употребил выражения: «служба военная и граж-
данская»; это разделение есть новость, появившаяся
с Петра; древняя Россия представляла первобытное го-
сударство с резким признаком неразвитости: служба во-
енная не была отделена от гражданской; при Петре яви-
лось разделение должностей гражданских от военных,
что и выразилось в знаменитой табели о рангах. Мы
несколько раз упоминали о целой системе учреждений,
имевших воспитательное значение для народа через при-
учение его к деятельности сообща. Система эта приводи-
лась в исполнение постепенно, и только к 1720 г. образо-
вались для отдельных ведомств коллегии, заменившие
прежние приказы. Коллегия состояла из президента, ви-
це-президента, советников и асессоров. Если и в Сенате,
куда были выбраны самые способные люди, дело, по его
новости, шло далеко не так, как бы желалось, то тем
более нельзя было надеяться вначале большого успеха
в коллегиях. Тяжело было приниматься за новое дело:
ежеминутно вопросы, как делать? И кто будет отвечать
на эти вопросы? В Сенат Петр решительно не допускал
иностранцев, но в коллегии допускал. Президент необхо-
димо был русский, но вице-президент мог быть иностра-
нец; также из иностранцев был один советник, или асес-
сор, один секретарь. Спросят, зачем это? Неопытность
русских требовала указания, как вести дело; способ ве-
дения дел был новый, как, например, в берг- и мануфак-
тур-коллегии.
Петр велел отправить в Кенигсберг 30 или 40 человек
молодых подьячих, но до их возвращения надобно было
561
допустить иностранцев; по незнанию русского языка ино-
странцы должны были вести дела через переводчиков —
неудобство страшное! Чтоб избавиться от этого неудоб-
ства, Петр велел своему резиденту в Вене пригласить из
австрийских коллегий в русскую службу чиновников
славянского происхождения, чехов, моравов, которые
могли скорее немцев выучиться русскому языку; велел
пригласить в службу при коллегиях шведских пленни-
ков, выучившихся по-русски, а между тем при первой
возможности старался отделаться от иностранцев при
коллегиях: в 1722 году, сидя в Сенате, Петр велел пре-
зидентам коллегий разобрать иноземцев коллежских чи-
нов и указать тех, которые годны, а негодных отпустить.
Легко понять, какое препятствие все эти учреждения
встречали в недостатке способных людей при общем ма-
лолюдстве; в 1722 году генерал-прокурор жаловался, что
еще 100 мест в управлении остаются незамещенными.
Поручая герольдмейстеру приготовлять молодых дворян
для гражданской службы, Петр, однако, внушал ему,
чтоб он не слишком много пускал в гражданскую служ-
бу, иначе армия и флот истощатся; после этого внуше-
ния нельзя сказать, чтоб должность петровского ге-
рольдмейстера была легка. Высшие учреждения, колле-
гии еще как-нибудь наполнялись людьми; но в област-
ном управлении преобразователь вследствие недостатка
людей должен был отказаться от любимых планов отно-
сительно коллегиальной формы и отделения суда от уп-
равления; его планы остались программой для будущего.
Но Петр не хотел отказаться от другого воспитательного
для народа средства, от выборов, которые он устроил
повсюду в обширных размерах в гражданской и военной
службе. Сверху выборы начинались с президентов колле-
гий, и сам Петр присутствовал при этих выборах, учил,
как производить их правильно и беспристрастно: выби-
рал Сенат с участием генералитета, членов коллегий
и 100 человек выборных из дворянства. В другие выс-
шие чины Сенат избирал баллотировкой; в низшие наз-
начал просто. Петр непременно хотел, чтоб выборы рас-
пространили жизнь, самостоятельное движение, общую
деятельность и в областях. Как обыкновенно и везде бы-
вает, право выбора явилось тяжелой обязанностью, от
которой старались избавиться. Петр велел выбирать
дворянам сборщиков податей, или земских комиссаров;
дворяне начали вместо себя посылать на выборы при-
казчиков. Петр запретил это, предписал помещикам,
562
а в поморских (северных) городах и в других подобных
местах, где дворян нет, обывателям съезжаться к Ново-
му году для выбора земского комиссара. Если на преж-
него комиссара будут просьбы, то помещики или обыва-
тели судят его по вине, штрафуют и по экзекуции доно-
сят губернаторам и воеводам. Преобразователь отстаи-
вал свои воспитательные средства, несмотря на страш-
ные препятствия. Нам еще предстоит печальная обязан-
ность рассказать о тех застарелых в русском обществен-
ном теле болезнях, которые вскрыл преобразователь
и неумолимо и неутомимо преследовал. Борьба была тя-
желая. «На душу Петру Алексеевичу,— рассказывают
современники,— по временам находила такая черная ту-
ча, что он запирался и никого не допускал к себе». Но
труды и старания не пропали даром. Современники же
Петра свидетельствуют, что они учились у него «благо-
родному бесстрашию и правде». Значит, была хорошая
школа, хороший учитель и хорошие ученики.
ЧТЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
В конце прошедшей беседы нашей я упомянул о вну-
тренней ожесточенной борьбе, которую должен был вести
преобразователь и которая, по выражению современни-
ков, наводила на него черные тучи, борьба не с стрель-
цами, не с казаками, не с башкирцами, не с вооружен-
ной силой, которая прямо поднималась, прямо заявляла
свои требования и с которой легко было бороться в борь-
бе открытой: борьба гораздо более тяжкая, более изну-
рительная шла с людьми, которых Петр призвал для но-
вой, сильной и славной деятельности, и которые по сво-
им способностям откликнулись на призыв, принесли по-
мощь преобразователю, но которые не поняли главного
смысла призыва, значения той помощи, какой особенно
требовал от них Петр. Они принесли сво.е мужество для
борьбы со внешними врагами, способность к тяжелому
труду, способность быстро приобрести знание, искусство
в том или другом деле, нужном для России; но многие
не принесли другого высшего, гражданского мужества,
не принесли способности отказаться от частной корысти
для общего дела, способности отвыкнуть от жизни
врознь, способности отвыкнуть от взгляда на службу го-
563
сударственную как на кормление, на подчиненных как
на людей, обязанных кормить, на казну как на общее
достояние в том смысле, что всякий, добравшийся до нее,
имеет право ею пользоваться. Преобразователь твердил
о государстве, заставлял присягать ему: твердил, что
надобно стараться о пользе общей, ибо от этого стара-
ния народ получит облегчение; эти слова для многих
были только словами, словами языка чуждого, непонят-
ного. Борьба была тяжелая, тяжелее Северной войны; не
мог преобразователь быть поощрен в ней Полтавой, не
мог окончить ее Ништадским миром. Борьба не кончи-
лась; но мы должны почтить труды первого учителя,
благоговейно отнестись к его скорби о тяжкой борьбе
с укоренившимися противообщественными привычками.
Призывая народ к тяжкому труду, к лишениям и по-
жертвованиям, сберегая сам каждую копейку, Петр слы-
шал общие глухие жалобы, что деньги, сбираемые с на-
рода, идут не на общее дело, а по частным карманам;
что народу недостает одной из главных потребностей об-
щественной жизни — суда правого и скорого. Загремели
указы, что государю известно умножение великих не-
правд и грабительств государственной казны, отчего
многие всяких чинов люди, особенно крестьяне, приходят
в разорение и бедность. Указы грозили смертной казнью
плутам, которые стараются только о том, как бы подво-
дить эти мины под всякое доброе дело и несытость свою
наполнять. В указах были выставлены средства, какими
обыкновенно подводились эти мины, вследствие чего
никто не мог отговариваться: прежде это делалось, по-
зволялось, я не знал, что это не хорошо, запрещено те-
перь. Но всуе указы писать, если их не исполнять; тех,
которые в их неисполнении находили выгоду, было очень
много; общество не выработало нравственных средств
для наблюдения за этими людьми и для их сдержива-
ния; государство должно было взять это на себя, дей-
ствовать своими средствами, единственно для него до-
ступными при бессилии общества, при беспомощности
государства с этой стороны. Учредив Сенат и поручая
ему прежде всего суд иметь нелицемерный, преследовать
судей неправедных и ябедников, Петр велел ему выбрать
обер-фискала, человека умного и доброго, из какого бы
чина ни было, который над всеми делами должен был
тайно надсматривать и проведывать про неправый суд,
про сбор казны и, узнавши про неправое дело, звать ви-
новного пред Сенат, какого бы важного места преступ-
564
ник ни занимал. В ведении обер-фискала должны быть
провинциальные фискалы и фискалы при каждой отрас-
ли управления. И здесь, как везде, Петр поступал по
своему правилу: у Сената все в руках, пусть же он вы-
бирает обер-фискала, и выбор не стеснен, пусть выбира-
ют из всех состояний, изо всего народа, лишь был бы
человек умный и добрый; Сенат отвечал, если бы чело-
век, получивший такую важную обязанность, оказался
не умным и не добрым. Сенат не мог жаловаться, если,
обер-фискал обвинял самих сенаторов и обвинял, по их
мнению, несправедливо: сами они его выбрали из цело-
го народа как человека умного и доброго. Фискалы на-
чинают действовать, подают в Сенат свои доношения;
сенаторы встречают их бранью, обзывают антихристами
и плутами; на их доношения не обращается никакого
внимания. Тогда фискалы обращаются к царю, вскрыва-
ют злоупотребления самих сенаторов. Особенной дея-
тельностью становится знаменит обер-фискал Несте-
ров 107. Издавна чрезвычайной разнузданностью отлича-
лись правители отдаленных областей, именно Сибири;
теперь фискал начал дело, по которому вскрылись зло-
употребления сибирского губернатора, князя Гагарина,
и Гагарин был казнен. Вскрылись злоупотребления по
всем окраинам, в Астрахани и в новозавоеванном Реве-
ле; вскрылись повсюду и внутри государственной обла-
сти мины, подводимые под добрые дела. Тяжелые мину-
ты переживал Петр, когда, возвращаясь из заграничных
походов в Россию, вместо отдохновения, т. е. спокойного
труда по внутренним делам в кругу людей близких, до-
веренных, любимых, должен был испытывать сильное
раздражение, получая известия о противозаконных по-
ступках этих самых людей. Тяжелые минуты переживал
Петр, когда он узнавал о незаконных поступках самого
близкого к себе человека, того, кого он возвысил и обо-
гатил больше всех, кто, следовательно, не имел уже ни
в чьих глазах ни малейшего оправдания в своей алчно-
сти к обогащению: когда он узнавал о противозаконных
поступках знаменитого Данилыча — Меншикова.
Меншиков, по своим способностям, бесспорно зани-
мал первое место между сотрудниками Петра; особенно
был он дорог преобразователю своей энергией, своей на-
ходчивостью в затруднительных обстоятельствах, испол-
нительностью там, где другие колебались, тратили вре-
мя в рассуждениях и перебранках или посылали за ука-
зом. Но сила развивается, не встречая препятствий,
565
и известно, что может позволить себе человек, сильный
в обществе, которое не выработало сдержек для всякой
силы. Необыкновенное и быстрое возвышение, любовь
и доверие царя разнуздали Меншикова: он не знал пре-
делов своим честолюбивым помыслам и своим захватам.
Общество не выработало сдержек для сильного челове-
ка; он мог найти эти сдержки только в царе, и отсюда
печальные столкновения Петра с человеком, которого он
называл дитятей своего сердца. Первое столкновение
произошло в 1711 году вследствие жалоб на поведение
Меншикова в Польше во время прохода его с войском
через эту страну. Петр проезжал через Польшу, отправ-
ляясь в турецкий поход, печальный и больной, и тут-то
к усилению печали и болезни узнал о злоупотреблениях
своего любимца; он писал к Меншикову: «Зело прошу,
чтоб вы такими малыми прибытками не потеряли своей
славы и кредиту. Прошу вас не оскорбиться о том, ибо
первая брань лучше последней; а мне будучи в таких
печалях уже пришло до себя, и не буду жалеть никого».
Светлейший князь позволил себе возразить, что не вели-
ка важность, если какая безделица и взята у поляков.
Петр отвечал: «Что ваша милость пишете о сих грабе-
жах, что безделица, и то не есть безделица, ибо интерес
тем теряется в озлоблении жителей». Петр указал сво-
ему любимцу и на другой страшный вред: от привычки
к грабежу исчезла дисциплина в русском войске и на-
добно было восстановлять ее строгостями. Первая брань,
к несчастью, не была последней. Она, как видно, переме-
нила уже взгляд Петра на Меншикова, царь был осто-
рожнее, внимательнее относительно его: возвратясь из
Прутского похода, во время которого Меншиков оста-
вался в Петербурге в звании губернатора, Петр нашел
злоупотребления и, отправляя потом Меншикова против
шведов в Померанию, говорил ему: «Ты мне представля-
ешь плутов честными людьми, а честных людей плутами.
Говорю тебе последний раз: перемени поведение, если не
хочешь большой беды. Теперь ты пойдешь в Померанию,
не мечтай, что ты будешь там вести себя, как в Польше;
ты мне ответишь головой при малейшей жалобе на те-
бя». Меншиков не ответил головой за Померанию; но
злоупотребления его по внутреннему управлению вскры-
вались все более и более, и прежние дружеские отноше-
ния между ним и царем исчезли навсегда; прежний шут-
ливый, свободный, товарищеский тон писем Данилыча
сменился униженным тоном провинившегося подданного
566
пред грозным государем. Меншиков должен был выпла-
тить огромный начет.
Но делом Меншикова не ограничивались скорбные
для Петра дела, выказывавшие такое неудовлетвори-
тельное состояние народной нравственности. Один из
самых даровитых и видных сотрудников преобразовате-
ля, вице-канцлер и сенатор Шафиров был осужден па
смерть, снят с плахи и сослан в ссылку за то, что в Се-
нате позволил себе неприличные поступки, брань с това-
рищами и обер-прокурором, нарушение указов, старание,
чтоб брату его было выдано лишнее жалованье. По пово-
ду этого дела Петр опять высказался в указе, что подоб-
ное поведение хуже измены, потому что ведет к уничто-
жению всякой дисциплины в подчиненных, к разорению
людей, к падению государства. Определены были нака-
зания за нарушение приличия в присутственных местах,
за неучтивое обращение с челобитчиками. Знаменитый
прибыльщик Курбатов обвинен был в злоупотреблениях
и умер под судом; знаменитый фискал Нестеров, открыв-
ший столько чужих злоупотреблений, сам попался
в злоупотреблениях и был казнен смертию. Не перечис-
ляем дел, ведшихся по злоупотреблениям других, менее
известных лиц, или дел по менее значительным злоупот-
реблениям очень известных лиц. Эту тяжелую борьбу
Петра с страшной болезнью взяточничества и казнокрад-
ства очень хорошо характеризует следующий анекдот:
историк не поручится, чтоб действительно был такой
разговор между означенными в анекдоте лицами, но
анекдот все же остается важен как выражение сознания
современников о величине зла. Петр, слушая в Сенате
дела о казнокрадстве, сильно рассердился и сказал гене-
рал-прокурору Ягужинскому: «Напиши указ, что если
кто и настолько украдет, что можно купить веревку, то
будет повешен».— «Государь,— отвечал Ягужинский,—
неужели вы хотите остаться императором без служите-
лей и подданных? Мы все воруем, с тем только разли-
чием, что один больше и приметнее, чем другой».
Ничто так не раздражает, не выводит из себя челове-
ка сильного, как сознание, что всякая сила бессильна
против тупой силы закоренелого зла. Пример кровавой
борьбы Петра со взяточничеством и казнокрадством,
с неуважением к обязательной одинаково для всех силе
закона показывает все затруднительное положение пра-
вительства, не встречающего пособия в обществе, когда
правительство, самое сильное и благонамеренное, связа-
567
но какою-нибудь неправильностью в общественном раз-
витии, встречает около себя немой заговор, все по-види-
мому слушается, преклоняется, трепещет, а на деле де-
лается свое: наставления, угрозы, наказания пропадают
даром. Для силы нет ничего тягостнее, как сознание
бессилия, что никакими средствами нельзя ничего сде-
лать, надобно ждать, предоставить времени лечение бо-
лезни. Понятно, что на Петра находили черные тучи;
но самая черная туча нашла на него по семейному делу,
по делу царевича Алексея.
Время, с которым мы имеем дело, есть время тяжкой
борьбы, какая обыкновенно знаменует великие переворо-
ты в жизни народов. Во время этих переворотов рушат-
ся самые крепкие связи; борьба не ограничивается
жизнью общественной, она проникает в заповедную
внутренность домов, вносит вражду в семейства. Божест-
венный основатель религии любви и мира объявил, что
пришел не водворить мир на земле, но ввергнуть нож
среди людей, внести разделение в семьи, поднять сына
на отца и дочь на мать. То же явление представляет нам
и гражданская история. Неудивительно, что страшный
переворот, который испытывала Россия в первую чет-
верть XVIII века, внес разделение и вражду в семью
преобразователя и повел к печальной судьбе, постигшей
сына его, царевича Алексея. Мы ежедневно встречаемся
с явлением, что дети не бывают умственно и нравствен-
но похожи на родителей. Сильные столкновения часто
происходят от этого и в частных семьях; но подобные
столкновения в семьях владельческих ведут иногда
к кровавым последствиям. Св. Константин Великий каз-
нил сына своего Криспа. В XVIII веке прусский король
Фридрих-Вильгельм I едва не казнил сына, знаменито-
го впоследствии Фридриха II. В семьях владельческих
несходство между отцом и сыном условливает несход-
ство настоящего с будущим для многих людей, иногда
для целого народа; особенно это несходство может быть
обильно последствиями, грозить реакциями во времена
сильных переворотов. Понятно, следовательно, почему
в царствование Петра вопрос: сын и наследник преобра-
зователя похож ли на отца? был вопросом первой важ-
ности. Переворот, движение, при котором родился Петр,
который не был начат, создан Петром, но к которому со-
вершенно пришлась его огненная, не знающая покоя
природа; переворот повредил его семейным отношениям
в первом браке. Жена пришлась ие по мужу; Петр испы-
563
тал на себе ту невыгоду старого обычая, от которой хо-
.тел потом освободить своих подданных, назначив время
для ознакомления между женихом и невестой. В древней
России следствием такого отсутствия предварительного
ознакомления было заключение жен в монастыри; то же
случилось и с царицей Евдокией108. Петр женился на
Екатерине Алексеевне Скавронской 10э, которая совер-
шенно приходилась по нем, которая могла не отставать
от мужа, а муж не умел ходить, а только бегать. Но от
первого брака остался сын и наследник, царевич Алек-
сей. Россия волнуется бурями преобразования, все ис-
томлены и ждут пристать к тому или другому берегу;
для всех одинаково важен и страшен вопрос, сын похож
ли на отца? Царевич был умен; об этом свидетельствует
сам Петр, который писал ему: «Бог разума тебя не ли-
шил». Царевич был охотник приобретать познания, если
это не стоило большого труда; был охотник читать
и пользоваться прочитанным, признавал необходимость
преобразования. Но мы знаем, что в России и до Петра
чувствовалась необходимость образования и преобразо-
вания: до Петра были люди, которые обратились за нау-
.кой к западным соседям, учили детей своих иностранным
языкам, выписывая учителей из польских областей. Но
это направление, обнаружившееся при Алексее, Феодо-
ре и во время правления Софьи, явилось недостаточным
для Петра: с учеными западнорусскими монахами, с учи-
телями из польских шляхтичей, которые могли выучить
по-латыни и по-польски и внушить интерес к спорам
о хлебопоклонной ереси, с помощью одних этих людей
нельзя было сделать Россию одной из главных держав
Европы, побороть шведа, добиться моря, создать войско
и флот, вскрыть естественные богатства России, развить
промышленность и торговлю. Для этого нужны были
другие люди, другие средства; для этою нужна была не
.одна школьная и кабинетная работа, для этого нужна
была страшная напряженная деятельность, незнание по-
коя, для этого сам Петр идет в плотники, шкиперы
и солдаты; для этого призывает всех русских людей за-
быть на время выгоды, удобства, покой н дружными уси-
лиями вытянуть родную страну на новую, необходимую
дорогу. Многим этот призыв показался тяжек, и тяжек
он показался не раскольникам каким-нибудь, ибо эти
люди также из-за своих убеждений готовы были на ли-
шения и подвиги, этот призыв показался тяжек людям
образованным, которые были вовсе не прочь попользо-
569
ваться европейской цивилизацией для выгод и удобств
житейских, но, чтоб эта цивилизация не так дорого сто-
ила, пришла бы сама собой, без большого напряжения
сил с их стороны. Представителем этих-то людей был
царевич Алексей.
Он был тяжел на подъем, неспособен к напряженной
деятельности, к сильному труду, чем отличался отец его;
он был ленив физически и потому домосед, любивший
узнавать любопытные вещи из книги, из разговора толь-
ко. Сын по природе своей жаждал покоя и ненавидел все
то, что требовало движения, выхода из привычного поло-
жения и окружения. Отец, которому по природе его бы-
ли более всего противны домоседство и лежебокость, во
имя настоящего и будущего России требовал от сына
внимания к тем средствам, которые могли обеспечить
России приобретенное ею могущество. Отец работал без
устали, видел уже, как зрели плоды им насажденного,
но вместе чувствовал упадок физических сил и слышал
зловещие голоса: «Умрет — и все погибнет с ним, Рос-
сия возвратится к прежнему варварству». Эти зловещие
голоса не могли бы смутить его, если б он оставлял по
себе наследника, могшего продолжать его дело. Понят-
но, что Петр не мог позволить себе странного требова-
ния, чтоб сын его и наследник обладал всеми теми лич-
ными средствами, какими обладал он сам; но он считал
совершенно законным для себя требование, чтоб сын
и наследник имел охоту к продолжению его дела, имел
убеждение в необходимости продолжать его; недостаток
сильных способностей восполнялся относительной легко-
стью дела, ибо начальная, самая трудная его часть уже
была совершена; дело было легко и потому, что преем-
нику приходилось работать в кругу хороших работников,
приготовленных отцом. Для успеха при таких условиях
нужна была только охота, сочувствие к делу. «Не тру-
дов, но охоты желаю»,— писал Петр сыну. Петр при сво-
ей работе в сонме сотрудников недосчитывался одного—
родного сына и наследника! При перекличке русских
людей, имевших право и обязанность непосредственно
помогать преобразователю в его деле, царевич, наслед-
ник, один не откликался. Когда его звали на любимый
отцовский праздник, на спуск корабля, Алексей говорил:
«Лучше б мне на каторге быть или в лихорадке лежать,
чем там быть». Отец требует от сына, чтоб тот переме-
нил свою природу,— сын считает отца мучителем; толь-
ко тогда и спокоен, когда находится вдали от отца, и вот
570
в его сердце закрадывается страшная мысль, как было
бы хорошо, если б навсегда освободиться от присутствия
отца; как было бы хорошо, если б отец умер. Алексей
кается в грешной мысли духовнику; духовник, имевший
сильное влияние на духовного сына, отвечал: «Бог про-
стит, мы и все того желаем».
Итак, все того же желают, все ненавидят отца, все
сочувствуют сыну, который становится представителем,
любимцем народа именно потому, что не похож на отца.
Зачем же после того меняться, исполнять отцовские тре-
бования? Сын считает своей обязанностью удаляться от
дел отцовских; отец считает своей обязанностью спасти
будущее России, пожертвовав сыном: «Я,— пишет к не-
му Петр,— за свое отечество и за людей жизни не жалел
и не жалею, то как могу тебя негодного пожалеть» 11°.
Петр потребовал решительно, чтобы царевич или пере-
менил свое поведение, или отрекся от престола; но про-
стого отречения было мало, ибо его можно было выста-
вить невольным и разрешить всякие клятвы, потому ца-
ревич должен был постричься. Алексей бежит за грани-
цу, отдается под покровительство германского императо-
ра, призывает чуждого государя в судьи между собой
и отцом. Алексея возвращают, и по его показаниям
вскрывается обширное дело, в котором участвует и ста-
рица Елена (постриженная царица Евдокия) и сестра
Петра, царевна Марья, много людей духовных и свет-
ских, начиная с высших; вскрывается целый арсенал су-
еверий; опять пытки, казни и опалы. Алексей умер. Тай-
на его смерти не открыта историей; но открыта тайна
отцовских страданий: «Страдаю,— говорил Петр,— а все
за отечество, желая ему пользы; враги делают мне пако-
сти демонские; труден разбор невинности моей тому,
кому это дело неизвестно. Бог видит правду».
Все эти черные тучи, и преимущественно дело сына,
расстраивали здоровье Петра, сокращали его жизнь. Но
были и утешения, были успехи даже и в той тяжкой
и, по-видимому, бесплодной борьбе с закоренелым злом,
со взяточничеством и казнокрадством. Внушения дейст-
вовали; дела, на которые прежде смотрели так легко,
считали обыкновенными и позволенными, явились пре-
ступлениями. Человек, лежа на смертном одре, терзается
совестью, боится предстать пред суд божий и посылает
царю просьбу простить его за злоупотребления, которые
он себе позволил при рекрутском наборе. В такой прось-
бе Петр именно мог видеть результат своих внушений,
571
своего учения. Не могли не радовать Петра и успехи от-
носительно материального благосостояния. Несмотря на
все препятствия, неопытность в ведении дела и расход
денег по частным карманам, государственные доходы
увеличивались. Для устранения злоупотреблений при
переписи дворов введена была подушная подать, шед-
шая на содержание постоянного войска. Крестьяне двор-
цовые, монастырские и помещичьи платили по 74 коп.
с души, государственные 1,14 коп. и освобождались от
всех прежних денежных и хлебных податей и подвод;
купцы и цеховые платили по 1,20 коп. По расчету, сде-
ланному в 1710 году, доходы простирались до 3 134 000
рублей; но в 1725 году их было 10 186 707 рублей. Заве-
дена была ревизия; по первой ревизии 1722 года подат-
ного состояния оказалось 5 969 313 человек, в том числе
172 385 купечества; городов в империи было 340. В кон-
це царствования число регулярного войска простиралось
до 210 000, в том числе в гвардии 2616 человек. Флот
состоял из 48 линейных кораблей и 787 галер и других
судов. Несмотря на огромные издержки по делам внут-
реннего преобразования, на долговременную тяжелую
войну, на новые дипломатические издержки, государство
пробавилось своими доходами и не сделало ни копейки
долгу. Усиление торговли и промышленности должно
было главным образом увеличить народное благосостоя-
ние и доходы государственные. Мы видели, что первым
делом Петра было уничтожить жалобы торговых и про-
мышленных людей на притеснения, давши им особое уп-
равление, основанное на коллегиальном и выборном на-
чале, и мы видели, как с самого начала дело пошло дур-
но по неразвитости общества, по непривычке к общему
действию, так что Петр должен был поручить Курбатову
надзор над московскою ратушей и уничтожение злоупот-
реблений по ее управлению. После того как Курбатов
был переведен вице-губернатором в Архангельск, Петр
продолжал получать известия о беспорядках нового уп-
равления, известия, что купечество в Москве и городах
само себе повредило и повреждает: богатые на бедных
налагают несносные поборы, больше чем на себя, а иные
себя и совершенно обходят; стремление избежать от пла-
тежа податей продолжалось: жили в защите и в закла-
де у разных людей будто бы за долги, а сами торгова-
ли, имели заводы; люди, имевшие достаточное состояние,
помещались в богодельнях, выставляя бедность и бо-
лезни.
572
В это время страшного труда для тех, которые от-
кликнулись на призыв царя, в работе пребывающего,
леиь других доходила до такой степени, что некоторые
горожане, жившие своими домами, собирали милосты-
ню; а иные, сковавшись, ходили будто тюремные сидель-
цы, чтоб собрать больше милостыни. «Чтоб собрать эту
рассеянную храмину» купечества, по выражению Петра,
он учредил в Петербурге Главный магистрат, имевший
коллегиальное устройство и состоявший из членов петер-
бургского городового магистрата; президентом царь на-
значил князя Трубецкого, вице-президентом — москов-
ского купца Исаева, переведши его из Риги, где он был
инспектором тамошнего магистрата, ибо Петру нужен
был в Риге свой русский человек. Главный магистрат
должен был прежде всего устроить городовые магистра-
ты; он утверждал их членов, избранных горожанами, ут-
верждал смертные приговоры, произносимые городскими
магистратами; к нему переносились и гражданские дела
недовольными их решением в городских магистратах.
Горожане разделены на три части, из которых две пер-
вых носят название гильдий; гильдии выбирают стар-
шин, которые во всех гражданских советах должны по-
могать магистру; магистраты стараются размножать ма-
нуфактуры и мастерства, ленивых и гуляк понуждают
к работе, заводят первоначальные школы, старых и дрях-
лых пристраивают в богадельни, блюдут за опекою си-
рот, за безопасностью городов от пожара, защищают
граждан от обид посторонних людей. Магистраты испол-
няли эту обязанность, подавали списки обидам в Глав-
ный магистрат, тот препровождал их в Сенат. Из этих
списков мы видим, что обиды были сильные и частые,
иногда вопиющие. Несмотря на это, торговля усилива-
лась благодаря особенно приобретению морских бере-
гов; в 1724 году к Петербургу уже пришло 240 иностран-
ных кораблей; русские корабли являлись в иностранные
порты; первыми русскими кораблехозяевами были Боже-
ниновы и Барсуков.
Торговлю сильно затрудняло плохое состояние путей
сообщения в бедной стране с редко разбросанным на ог-
ромных пространствах народонаселением: осенью 1722
года голландский резидент ехал из Москвы в Петербург
около пяти недель вследствие грязи и поломанных мо-
стов. В древней России реки служили естественными
и самыми удобными путями; новая Россия, взявшая
у Западной Европы искусство и знание, должна была не-
573
медленно употребить это искусство и знание на соедине-
ние рек каналами. Смотря постоянно на Россию как на
посредницу в торговом отношении между Европой
и Азией, Петр уже давно задумал соединить Каспийское
море с Балтийским, Астрахань с Петербургом, в 1706
году соединена была река Цна каналом с Твердою; кро-
ме того, Петр сильно хлопотал о Ладожском канале, не-
обходимом для петербургской торговли: «Нужда чело-
битчик неотступный,— писал он в Сенат в 1718 году,—
а Ладожский канал последняя главная нужда сего ме-
ста (т. е. Петербурга)». Работы шли успешно благода-
ря знаменитому Миниху 11‘, принятому в русскую службу;
Петр уже мечтал, как поедет водой из Петербурга безо-
становочно до самой Москвы и сойдет здесь на берег
Яузы, в Головинском саду. Мы упоминали, что Петр еще
в начале преобразовательной деятельности, видя недо-
статок капиталов у русских людей, велел им соединять
свои капиталы, торговать компаниями; в Голландии
сильно обеспокоились этой мерой, понимая все ее значе-
ние для развития русской торговли; но голландский ре-
зидент утешил своих соотечественников, написавши им,
что указ останется в бумаге, ибо у русских нет никакой
привычки к таким общим действиям.
Те же препятствия, какие существовали для торгов-
ли,— недостаток капиталов, непривычка к их соедине-
нию, вред, который, по беспристрастному свидетельству
Посошкова, само купечество себе наносило неуменьем
воспользоваться правами, полученными от Петра; вред,
наносимый старинными отношениями между вооружен-
ным сословием к невооруженному, причем первое счита-
ло себя вправе смотреть на членов последнего как на
своих естественных работников и холопов, взяточничест-
во, казнокрадство, плохое состояние путей сообщения
и небезопасность их от разбойников — все эти препят-
ствия, существовавшие для торговли, существовали
в одинаковой степени и для мануфактурной промышлен-
сти. Несмотря на то, дело было начато, ведено неуто-
мимо, и в конце царствования Петра число фабрик и за-
водов в России простиралось до 233. Неуменье техниче-
ское и неуменье соединять свои капиталы, разумеется,
полагали главное препятствие в самом начале, почему
Петр должен был начать дело, учреждать казенные фаб-
рики и заводы. Но при этом с самого же начала ои стал
хлопотать о том, как бы поскорее передать эти фабрики
и заводы в частные руки, с двоякой целью: освободить
574
казну от издержек и побудить русских людей к мануфак-
турной деятельности, причем давались начинателям про-
изводства значительные денежные ссуды, льготы и ра-
ботники через приписку населенных имений к фабрике
или заводу. Вследствие этой-то передачи казенных заво-
дов в частные руки при Петре некоторые, как, например,
Демидовы 112, приобрели огромное состояние. Мы уже
упоминали о начале горнозаводской промышленности
при Петре, о заслугах Виниуса; к этому имени надобно
присоединить еще два имени: Геннина и Татищева 113.
Металлические заводы явились не в одной приуральской
стране, но во многих других местностях благодаря ста-
раниям Петра, «чтоб божие благословение под землею
втуне не оставалось». Первая мысль о значении камен-
ного угля для России принадлежит также Петру; но при
видах на будущее топливо Петр распорядился о сохра-
нении старого: ему принадлежат меры для сбережения
старых лесов и для разведения новых. Вообще преобра-
зователь обратил внимание на охранение и усиление
промыслов, уже существовавших в России и произведе-
ния которых составляли предмет заграничного отпуска:
так, он распорядился усилением льняного и пенькового
промысла «для всенародной пользы и прибыли крестья-
нам». Сюда относятся его хлопоты об улучшении коже-
венного производства; кожевенные промышленники по
нескольку человек от каждого города должны были
ехать в Москву на два года учиться лучшей выделке кож;
в отдаленные губернии отправлены были иностранные
мастера для этого обучения. В 1712 году велено было
Сенату завести конские заводы в Казанской, Азовской
и Киевской губерниях. При учреждении постоянного вой-
ска Петра тяготила необходимость выписывать из-за
границы сукно для обмундирования, и потому он завел
суконные фабрики, для чего обратил внимание на улуч-
шение овцеводства. В 1705 году Петр писал: «Сукны де-
лают, и умножается сие дело зело изрядно, и плод дает
бог изрядный, из которых и я сделал себе кафтан
к празднику». В 1716 году послано было за границу на-
нимать овчаров и суконников. Разосланы были по обла-
стям правила, как содержать овец по шленскому обы-
чаю, и Петр для понуждения следовать этим правилам
указывал, что помещики, которые следуют правилам,
продают шерсть по два рубля по 2 гривны и дороже,
а те, которые содержат овец по старому обычаю, прода-
ют только по полтине и по 20 алтын пуд. Заведение фло-
575
та требовало заведения парусных фабрик, и они были
заведены в Москве в 1702 году. Москва вообще стала
центром мануфактурной деятельности; здесь в конце
царствования замечательна была полотняная фабрика
Тамеса и компании; все работники были русские, были
русские мастера, и Тамес надеялся, что они скоро заме-
нят ему иностранцев; на фабрике было 150 станков
и приготовлялись все сорта полотна — от грубого до са-
мого тонкого — прекрасные, по свидетельству иностран-
цев, скатерти и салфетки, тик, канифасы, цветные носо-
вые платки. До Петра все потреблявшееся в России ко-
личество писчей бумаги привозилось из-за границы;
Петр завел свои фабрики, и в 1723 году во всех коллеги-
ях и канцеляриях уже употреблялась бумага русского
дела. Мануфактурное дело принялось, и в числе имен
главных фабрикантов и заводчиков петровского времени
мы встречаем почти все русские имена.
Вводились новые отрасли деятельности, а Россия
страдала старым недостатком, отстранение которого не
было в средствах преобразователя,— недостатком рабо-
чих рук, да еще привычками, сильными одинаково ввер-
ху и внизу и заставлявшими одних предпочитать труду
легкое наживание денег грабежом казны, а других ско-
вываться и ходить в виде колодников, лишь бы только
не работать,— привычками, которые для своего оправда-
ния вводили в народ гнусную, развращающую посло-
вицу: «От трудов праведных не наживешь палат камен-
ных». Недостаток’ в рабочих руках, экономическая не-
развитость заставили древнюю Россию прикрепить кре-
стьян к земле. Переворот, известный под именем петро-
вых преобразований, был именно тот переворот, которо-
го необходимым следствием долженствовало быть осво-
бождение села чрез поднятие города. Экономическое раз-
витие, просвещение и жизнь в среде цивилизованных на-
родов — вот средства, которые были даны преобразова-
телем для постепенного уврачевания старых зол Русской
земли, а в том числе и зла крепостного состояния, посте-
пенного уврачевания, и потому бессмысленно было бы
требовать, чтоб то, что долженствовало быть только от-
даленным следствием известной деятельности, появилось
в самом начале этой деятельности. Видевшим конец де-
ла предстоит обязанность почтить память начавшего, по-
ложившего основание. Всякий, кто внимательно вгля-
дится в состояние России при Петре, посмеется более
чем детской мысли, что Петр мог освободить крестьян;
576
ио Петр не мог равнодушно смотреть на злоупотребле-
ния, которые отягчали земледельческий труд. Средств
к облегчению участи крестьян Петр искал и в улучшении
экономического быта землевладельцев, в отнятии у них
побуждений к угнетению крестьян. Так, учреждая майо-
рат114, он объяснил цель учреждения: «Разделением не-
движимых имений наносится большой вред интересам го-
сударственным и падение самим фамилиям: если кто имел
1000 дворой и пять сыновей, то жил в изобилии; когда
же по смерти его дети разделились, то им досталось
только по 200 дворов; но так как они не желают жить
хуже прежнего, то с бедных крестьян будет пять столов,
а не один: таким образом, от этого разделения казне
государственной вред, а крестьянам разорение».
В 1719 году был издан указ смотреть, чтоб помещики не
разоряли крестьян своих; разорителей отрешать от уп-
равления имениями, которые отдаются в управление
родственникам. Петр не любил, чтоб указы оставались
только нй бумаге; в 1721 г. один помещик был сослан
на 10 лет на каторгу за то, что прибил человека своего
и тот от побоев умер. В 1721 году указ, запрещавший
розничную продажу крестьян и дворовых, детей от роди-
телей; такой продажи, говорит указ, во всем свете не
водится, и этими словами указывает уже на могущест-
венное средство общественных улучшений: народ, живу-
щий общей жизнью'с другими образованными народами,
не может допустить у себя таких явлений, которые эти
народы признают ненравственными. Слабоумных поме-
щиков, негодных ни в науку, ни в службу, могущих толь-
ко мучйть ‘ своих Крестьян, велено по освидетельствова-
нии в Сенате отстранять от управления имениями и не
позволять им жениться. Запрещено прикрепление полов-
ников на севере. По свидетельству крестьянина Посош-
кова, крестьяне больше всего терпели от пожаров вслед-
ствие тесноты жилйщ и от разбойников вследствие
неразвитости общественной жизни, непривычки к обще-
му делу— доказательство, что нигде, ни наверху ни
внизу, от древней России не осталось признаков силы
того, что Некоторым угодно называть общинным бы-
том: в иной деревне, говорит Посошков, много дворов,
разбойников придет немного к крестьянину, станут его
мучить, жечь, пожитки его на возы класть, соседи все
слышат и видят, но из дворов своих не выйдут, и со-
седа от разбойников не выручат.
По мнению Посошкова, вредно для крестьян было
19. С. M. Соловьев 577
еще то, что у них грамотных людей не было; по его мне-
нию, не худо бы было крестьян и поневолить, чтоб детей
своих учили грамоте. Но Сенат принужден был отказать-
ся неволить к этому и горожан, потому что дети их в эти
годы начинают заниматься торговлей и от приневолива-
ния к учению может быть ущерб податям. Много было
воплей и укрывательств и со стороны дворян; но Петр
настоял на обязательности образования для них: дворя-
нин, неграмотный и не изучивший арифметику и геомет-
рию, объявлен был несовершеннолетним и потому не
имел права жениться. Ученики, кончившие курс в мо-
сковских школах, посылались учителями в области. От-
сылка молодых людей за границу для науки продолжа-
лась безостановочно. Специальные школы продолжали
возникать вследствие сознания той или другой потребно-
сти. В начале 1724 года издан был указ об основании
Академии. По плану Петра, это учреждение должно бы-
ло соответствовать тогдашнему состоянию образования
в России, должно было заключать в себе Академию наук
и университет, педагогический институт и гимназию. Та
же Академия должна была заниматься и переводом
книг. Мы уже видели, как это дело было важно и как
оно занимало Петра; до самой кончины своей он про-
должает обращать на него свое внимание, указывать на
книги, которые должно было переводить, и учить, как
переводить. Мы видели, как он учил не переводить сло-
во в слово, что искажало склад русской речи и затем-
няло смысл, но, уразумевши этот смысл, передавать его
читателю на понятном для него разговорном языке. Те-
перь он учит переводчиков не переводить книги во всей
полноте, но переделывать, сокращать, отбрасывая не-
нужное: «Понеже,— писал Петр,— немцы обыкли многи-
ми рассказами негодными книги свои наполнять только
для того, чтоб велики казались, чего ради и о хлебопа-
шестве трактат выправить, вычерня негодное и для при-
меру посылаю, дабы по сему книги переложены были
без лишних рассказов, которые время только тратят
и у чтущих охоту отъемлют». Но познаний о России
нельзя было взять из иностранных книг и перевесть.
Мы видели, что Петр поручил Поликарпову написать
краткую русскую историю; но дело было крайне трудное
при отсутствии всякого приготовления к нему; понятно,
что Петр остался недоволен трудом Поликарпова и ре-
шился начать сначала, т. е. приготовлять материалы: он
приказал изо всех епархий и монастырей взять в Москву
578
все рукописи, заключающие в себе исторические источ-
ники, списать их, а подлинники отослать в прежние ме-
ста, откуда взяты. Точно так же нельзя было заимство-
вать у иностранцев и сведений о русской географии:
Петр отправил учеников петербургских школ для сочи-
нения ландкарт и два раза отправлял экспедиции для
решения вопроса, сошлась ли Америка с Азией. Петр же
начал собирание естественных предметов, редкостей
и древностей.
Враг всякой роскоши, обращая внимание только на
одно полезное и необходимое, Петр не считал роскошью
искусство, не жалел издержек на покупку произведений
искусства и на вызов иностранных художников. В Пе-
тербурге «для общенародной во всяких художествах
пользы, по обычаю государств европейских, учреждена
была небольшая академия для правильного обучения
иконному, живописному и прочим художествам».
Академия наук, на обязанности которой, между про-
чим, лежал и перевод необходимых книг, была еще толь-
ко в проекте, и Петр за переводом необходимых книг
обращался к духовенству. Мы видели меры Петра отно-
сительно черного духовенства; с 1711 года начинаются
заботы относительно белого. Здесь, кроме поднятия
нравственности, нужно было позаботиться и о матери-
альном благосостоянии людей, обязанных иметь семей-
ство. Тогда как Россия страдала сильным недостатком
в людях, в белом духовенстве было больше людей, чем
дела: вознаграждение за дело поэтому делилось между
слишком многими, отчего происходила бедность со всеми
ее печальными последствиями для человека, обязанного
кормить семейство. Это излишество людей в белом духо-
венстве поддерживалось также господствовавшим
в древней России стремлением жить особняком. Каж-
дый, сколько-нибудь достаточный человек, хотел иметь
свою церковь, и это желание нельзя объяснить одним
благочестием, потому что был обычай и в общие приход-
ские церкви приносить свои образа и перед ними толь-
ко молиться. Желание каждого, сколько-нибудь доста-
точного человека, иметь свою церковь объяснялось еще
затворничеством женщин, которым было неловко хо-
дить в общие церкви, и потому, не имея домовых церк-
вей, они ходили в церковь редко или вовсе не ходили.
Обилие частных церквей обедняло приходское духо-
венство; притом не все, имевшие свои церкви, были
в состоянии прилично содержать при них священника
579
и прибегали к найму священников на площадях (крест-
цах), что представляло соблазнительное зрелище. Ново-
учрежденный Сенат в соединении с церковным собором
придумал меры для поднятия нравственного и материа-
ального благосостояния белого духовенства: не ставить
в дьяконы моложе 30 лет; не посвящать лишних; не ве-
рить тем, которые придут проситься на место под пред-
логом, что священник, его занимающий, болен или стар;
в бедные приходы дьяконов не посвящать; заручные че-
лобитные осторожно рассматривать, не ложные ли; по-
повские старосты должны были допрашивать крестьян,
хотят ли они иметь просителя своим священником или
дьяконом. В 1718 году было постановлено, чтоб священ-
ники своих домов не имели, ибо отягощались их покуп-
кой, жили бы в домах, купленных на сборные церковные
деньги, для чего быть у всякой церкви старостам, кото-
рые сдают дома священникам и вновь строят на церков-
ные деньги. После эта мера была распространена на
дьяконов и причетников. Запретили строить новые церк-
ви без указа; запрещено иметь домовые церкви, а кто
хочет иметь, должен содержать священника и, кроме то-
го, должен давать равное содержание и приходскому ду-
ховенству. Последние меры были положены уже при но-
вом церковном управлении: в 1721 году Петр объявил,
что, восприяв попечение о исправлении чина духовного,
не видит лучшего к тому способа, кроме соборного пра-
вительства, вследствие чего и учреждалась духовная
коллегия (Синод), "вместе с тем заведование церковных
имений взято было из светских рук в монастырском при-
казе и отдано Синоду. Сенат и Синод нередко собира-
лись вместе для совещаний; иногда при этих общих засе-
даниях присутствовал и государь. В одном из этих засе-
даний было постановлено: родителей жениха и невесты
приводить к присяге, что брак заключается по согласию
их детей. Тут же поставлен был вопрос о мерах, какие
должно было принять против притеснения православных
в польских областях, и Петр отвечал, что надобно сде-
лать уже известное нам распоряжение, послать комисса-
ра. Главными обязанностями новоучрежденного Синода
были: устройство духовенства, преимущественно черно-
го, противодействие расколу, преследование суеверий
и распространение религиозно-нравственного просвеще-
ния в народе. После долгих дум относительно монашест-
ва Петр определил для него две цели: 1) служить страж-
дущему человечеству; 2) образование из себя просве-
580
щенных властей церковных; мужские монастыри стано-
вятся инвалидными домами; монахини также должны
служить престарелым и больным своего пола, кроме то-
го, заниматься воспитанием сирот, для какой цели отде-
ляется несколько монастырей, в других монахини зани-
маются рукоделием, а монахи хлебопашеством.
Нечто подобное ходу преобразований в высшем цер-
ковном управлении мы видим в ходе преобразований
относительно Малороссии. Эта страна, с переворота,
произведенного в ней Богданом Хмельницким, находи-
лась в долгом межеумочном, переходном состоянии, ус-
ловливавшем, как обыкновенно бывает, сильные смуты.
Не могши быть самостоятельной, она хотела поддержать
свою полусамостоятельность; нс эти полусостояния, ни
то ни се, приводят всегда к печальным явлениям. Мало-
россия представляла хаос, борьбу элементов (discordia
semina rerum): гетман, ставши из войсковых, казацких
начальников правителем целой страны, стремился к уси-
лению своей власти; старшина и полковники хотели быть
также полновластными господами, жаловать и казнить,
кого хотят; стремились стать богатыми землевладельца-
ми и земли Свои- населить крепостными крестьянами,
в которых обращали вольных казаков; последние волно-
вались, особенно подущаемые из Запорожья; города жа-
ловались на притеснения полковников. Все были недо-
вольны, все слали жалобы, доносили друг на друга
в Москву; а когда государь, вняв этим жалобам, пред-
принимал какие-нибудь меры, то поднимались опять
вопли, зачем Москва вмешивается. Особенно вопли уси-
ливались, когда Москва поднимала вопрос о финансах
малороссийских, ибо все сильные люди в Малороссии
хотели доходы страны брать себе, не давая ничего госу-
дарству, которое таким образом получало только обя-
занность тратиться людьми и деньгами на защиту Мало-
россии. Все были недовольны и действительно имели
причины на то, но не умели сознать, что эти причины бы-
ли внутри, во внутреннем хаосе, в кулачном праве; иска-
ли улучшения во внешних условиях; поддавшись русско-
му государю, бросались то к полякам, то к туркам; это
колебание, шатость, межеумочность вредно действовали
на характер народонаселения, особенно высших слоев.
После Богдана Хмельницкого не было гетмана, который
бы не изменил или не был обвинен в измене своими
же — интригам, доносам не было конца. Гетман Мазепа,
облеченный полной доверенностью Петра, изменил ему
581
в самую решительную, тяжкую минуту. Сносить далее
такое положение дел было невозможно для государства,
потому что смута продолжалась, злоупотребления знат-
ных относительно массы народонаселения становились
все сильнее, а Петр знал, что эта масса не изменила ему
при измене Мазепы, и потому считал своей обязанностью
поддерживать, защищать эту массу от насилий старши-
ны, привыкшей к шатости. По смерти гетмана Скоропад-
ского 115 Петр остановил выборы нового гетмана, объя-
вил, что не знает надежного человека, и ввел свое люби-
мое коллегиальное управление; члены коллегии наполо-
вину были малороссияне и наполовину великороссияне.
И после Ништадтского мира Петр не мог посвятить
всего своего времени внутренним преобразованиям. Дея-
тельность Петра была чужда односторонности. Ведя
упорную борьбу на Западе, изучая Запад для внутрен-
них преобразований, Петр не спускал глаз с Востока,
понимая ясно близкие отношения его к России, понимая
те средства, которые должен поставить России Восток
в ее новой жизни, при том экономическом перевороте,
который он совершал. Еще до окончания Северной войны
он получил неприятное известие, что чрезвычайно важ-
ное для русской торговли и по турецким отношениям
азиатское государство Персия разлагается от внутрен-
ней слабости, и хищные соседи уже делят добычу. Не-
медленно после Ништадтского мира Петр предпринима-
ет поход к Каспийскому морю, чтоб предупредить турок
и не дать им утвердиться на западном берегу этого мо-
ря, связь которого с Балтийским морем Петр ясно пони-
мал. Поход Петра и дальнейшие действия русских отря-
дов достигли цели: договором с Персией, заключенным
в Петербурге в 1723 году, Россия получила западный бе-
рег Каспийского моря. Это был последний подвиг.
Мы видели, в каком настроении духа сотрудники
Петра после Ништадтского мира поднесли ему титул им-
ператора Великого и Отца Отечества; они считали себя
людьми новыми, возванными от небытия к бытию, при-
чтенными в сонм образованных народов и причтенными
с честью и славой. Понятно, в каком настроении духа
через три года с чем-нибудь они увидели Петра в гробе
и услыхали знаменитые слова Феофана Прокоповича:
«Что се есть? До чего мы дожили, о россияне! Что ви-
дим? Что делаем? Петра Великого погребаем!» Пропо-
ведь была краткая, но продолжалась около часа, пото-
582
му что прерывалась плачем и воплем слушателей, осо-
бенно после первых слов. В утешение оратор решился
сказать: «Не весьма же, россияне! Изнемогаем от печа-
ли и жалости: не весьма бо и оставил нас сей великий
монарх и отец наш. Оставил нас, но не нищих и убо-
гих; безмерное богатство силы и славы его, которое его
делами означилось, при нас есть. Оставляя нас разруше-
нием тела своего, дух свой оставил нам».
Да исполнится пророчество; да не оставит нас дух
Петра. Результаты деятельности великих людей, богат-
ство силы и славы утрачиваются, когда в народе пере-
стает жить дух этих великих людей. Учреждения Петра
могли и должны были измениться, но перемена могла
произойти к добру только при условии присутствия ду-
ха. То нетленное наследство, которое оставил он нам,
есть пример небывалого в истории труда, силы воли
в борьбе с препятствиями, в борьбе со злом; пример
любви к своему народу, пример непоколебимой веры
в свой народ, в его способности, в его значение; пример
преодоления искушений сделать что-нибудь скорее и ус-
пешнее с чужой помощью, без труда приготовления к де-
лу своих; пример искусства словом и делом, книгами,
законами и учреждениями, духом этих учреждений вос-
питывать народ свой, поднимать его на ноги; пример за-
имствования чужого в благо и в плод своему, ибо заим-
ствование чужого было чуждо принижения народного
духа пред чужим; пример верного взгляда, верного чув-
ства, по которому Петр указал нам естественных союз-
ников в народах соплеменных; пример страсти к знанию
и преданности вере, что обещает народам долголетие,
как написано на скрижалях истории.
Отпразднуем наш праздник достойным образом, со-
знанием и укреплением в себе духа Петрова. Да не бу-
дет наш праздник чем-то внешним, формальным; да не
навлечем на себя евангельского обличения, обращенного
к людям, которые строили гробы пророческие и красили
раки праведных. Да не будет праздник наш только во-
споминанием прошедшего; вспомнив, будем исполнять
завещание Петра: «И впредь надлежит трудиться и все
заранее изготовлять, понеже пропущение времени смер-
ти невозвратной подобно». Правило — век живи — век
учись — справедливо не в отношении только к одному
человеку, но и в отношении к целым народам. Да прохо-
дит же народ наш школу жизни, как Петр Великий про-
ходил свою многотрудную школу, и народ наш долго-
летен будет на земле.
РАССКАЗЫ ИЗ РУССКОЙ ИСТОРИИ XVIII ВЕКА
I
СТО СВАДЕБ В АСТРАХАНИ
Была страшная для Москвы осень 1698 года: на
Красной площади, на зубцах городской стены, гнили тру-
пы казненных стрельцов; слышались жалобные причита-
ния женщин перед изуродованными телами мужьев, от-
цов и братьев. Одна из этих несчастных, поплакавши
над трупами мужа и деверя, заходила вместе с сыном
в дом Федора Лопухина ', к человеку его Терентию Ан-
дронову. Там, в разговорах с женой Терентия, она отво-
дила душу в жалобах, которым встречала сильное сочув-
ствие: дом Федора Лопухина был опальный; царь Петр
недавно развелся с Лопухиной, отослал ее в монастырь.
«Жаль стрельцов,— говорила жена Андронова стрель-
чихе,— разослали,их с Москвы, а теперь настала служ-
ба и новая вера, велят носить немецкое платье». Сын
стрельчихи, Степан, внимательно прислушивался к жа-
лобам женщин; у него была одна крепкая дума: отом-
стить за отца и дядю; но как отомстить? В ушах у него
раздавались слова Андроновой: «Новая вера, немецкое
платье».
В Москве нечего было делать Степану: здесь нельзя
было поднять стрелецкого дела. Степан решился идти
в Астрахань, там раздуть мятеж, поднять Поволжье за
старую веру и старое платье, идти к Москве, разорять
и побивать правителей государственных и офицеров, осо-
бенно иноземцев, мстя за то, что стрельцы казнены,
и бить челом государю, чтобы велеть быть старой вере,
чтобы немецкого платья не носить и бород не брить.
У Степана был в живых еще дядя, который жил в Ко-
ломне; к этому-то дяде зашел он на перепутье и встре-
тил полное сочувствие своему замыслу; старик был гра-
584
мотный, ловкий на разного рода дела; он написал пле-
мяннику две грамотки: одна была — проезжее воровское
письмо, в котором говорилось, что Степан отпущен из
Коломны в Астрахань для свидания с братом; дру-
гая — подметное, возмутительное письмо: в нем говори-
лось; что государя на Москве нет, пошел с полками про-
тив шведов, и хотят российское государство разделить
на четыре части.
Пришедши в Астрахань, Степан стал сближаться
с людьми, которые были склоннее к старине, которые
имели причины не любить нового, стал ходить к рас-
кольникам, к стрельцам и толковать с ними о новой вере,
о немецком платье, о владычестве немцев над Россией.
Иные притакивали ему: «Правда, правда! все это сбу-
дется!» Другие сомневались, противоречили Степану, но
тот говорил все громче и громче, а громкое слово —
страшная сила в обществе, подобном астраханскому
в начале XVfH века, и вот около Степана начали соби-
раться люди, вполне ему верившие. Так прошло несколь-
ко лет; Степан увидал, что дело подготовлено, и в июне
1705 года пронеслась площадная молва, что государя не
стало, и потому воевода Тимофей Ржевский и началь-
ные люди веру; христианскую покинули, начали бороды
брить и в немецком платье ходить. Распустив этот слух,
Степан ушел на задний план; вперед выступили другие
люди, более способные сделать из слова дело. Четверо
посадских: Быков, Шелудяк, Колос и Носов стали схо-
диться у церкви Николы, в Шипилове слободе, и рас-
суждать, как бы вступиться за христианскую веру; за-
водчиком у них был Носов. Однажды, когда они толко-
вали о своем деле, вышел к ним пономарь Никольской
церкви, Василий Беседин с книгой в руках: «Православ-
ные! — начал ученый муж,— послушайте, что написано
в книге о брадобритии!» — и стал читать, какой грех
брить бороду. «Пригоже,— говорил Беседин,— за это
и постоять, хотя бы и умереть пришлось; вот об этом
и в книге написано». В книге написано! дело кончено:
чего же больше думать? Какая была эта книга, никому
не пришло в голову спросить у Беседина.
С Ильина дня уже всем народом говорили о брадб-
бритии и что надобно постоять за христианскую веру.
Слухи росли, росли, и однажды на торгу кто-то объявил,
что будет запрещено свадьбы играть семь лет, а в это
время все будут принуждены выдавать дочерей и сестер
за немцев. «Где же немцы?» — «Идут из Казани». Когда
585
говорилось только о брадобритии, то можно было еще
толковать и ждать; но теперь ждать стало нельзя; у ко-
го дочь была и в несовершенных летах, и ту сговорили
за первого попавшегося; не отдавать же за иноземца.
И вот, в воскресенье 29 числа, церкви были отперты,
венчали свадьбы, в один день повенчали сто пар. Но
в то самое время, когда одни приготовлялись идти под
венец, Носов исповедовался у соборного попа, Василья
Колмогора, и сказал ему, что хочет с товарищами по-
стоять за бороду; духовник ему этого не похулил.
Свадьбы, хотя и сыгранные второпях, при печальных
обстоятельствах, не могли однако обойтись без пирушек;
к ночи гости охмелели. Надеясь на этот хмель и на под-
готовку толпы, заговорщики в четвертом часу ночи соб-
рались у Никольской церкви в числе трехсот человек
и вломились в Белый город через Пречистенские воро-
та; у ворот этих стоял московского полка русский офи-
цер: Носов схватил его и заколол копьем; трое матро-
сов-иноземцев и караульный капитан, родом грек, имели
ту же участь. Загудел набат, в город сбежались стрель-
цы и толпы разного рода людей. Первым делом заго-
ворщиков, увидавших успех замысла, было отыскать
воеводу Ржевского; но тот успел скрыться: искали его на
воеводском дворе — не нашли, бросились на архиерей-
ский — не нашли и там; схватили на архиерейском дворе
полковника Никиту Пожарского и несколько обер-офи-
церов, и всех перекололи.
Утром в понедельник, 30 июля, шумел круг, выбира-
ли старшину; выбрали в атаманы Якова Носова; сыска-
ли Ржевского, поставили на круг и убили. На третий
день присяга: присягали всеми полками за старую веру
и друг за друга стоять до смерти; уговаривали стрель-
цов, обещали дать им денег по десяти рублей на челове-
ка; посылали подговаривать бурлаков, давали им день-
ги из таможенных и кабацких доходов пожитки поби-
тых делили по себе; разослали письма на Дон, Терек,
Яик и Гребени, писали, что воевода и начальные люди
наложили на Астрахань новые поборы, велели брить бо-
роды, носить немецкое платье и кланяться болванам;
для доказательства послали на Терек и в Гребени рез-
ной болван с личинкой, с накладными волосами.
Царь Петр находился в Митаве2, когда получил весть
из Москвы об астраханских событиях с дополнениями:
красноярские и черноярские стрельцы также взбунтова-
лись, к Царицыну приступили, но были отбиты; встали
586
терские стрельцы и гребенские казаки, на Тереке пол-
ковника Некрасова убили; воевода успел уйти из горо-
да с верными людьми, собрал к себе татар и черкес
и усмирил бунтовщиков, некоторых казнил, заводчиков
послал в Москву. Озабоченный трудною войной швед-
скою, царь отправил в Астрахань грамоту, писал, чтоб
от бунта отстали и заводчиков прислали в Москву, не
опасаясь гнева его величества. Посланный с этой грамо-
той астраханец Кисельников приехал в Астрахань 3 ян-
варя 1706 года; собрался круг, грамоту приняли в кругу
и послали за митрополитом Самсоном. Когда пришел
митрополит, стали читать грамоту и, выслушав, пошли
в церковь молебствовать за здоровье государево, стре-
ляли из пушек. Самсон начал увещевать астраханцев,
чтобы принесли повинную государю; митрополит был
старик дряхлый, но у него был хороший помощник, Геор-
гий Дашков3, строитель Троицкого монастыря, прислан-
ный туда из большого Троицкого Сергиева монастыря,
от которого астраханский зависел. Дашков «знатную
службу показал в увещаний бунтовщиков», и 13 января
митрополит привел всех к присяге, причем астраханцы
положили: если от этого числа кто-нибудь покажет ка-
кую-нибудь неверность, то с ним поступить по указу, че-
го будет достоин; выбрали восемь человек и послали
с Кисельниковым к государю с повинною.
Между тем Петр, не зная, какой оборот примет дело
в Астрахани, отправил туда фельдмаршала Бориса Пет-
ровича Шереметева с войском. 9 марта, когда Шереме-
тев стоял в урочище Кичибурский Яр, явился к нему ар-
химандрит астраханского Спасского монастыря Антоний
й подал письмо от митрополита Самсона и от Георгия
Дашкова, который давно уже находился в переписке
с фельдмаршалом; теперь Дашков писал, что в Астраха-
ни опять смута и несогласие: одни остаются верны, дру-
гие снова склоняются к возмущению, и от того между
ними идет распря; Дашков просил, чтобы Шереметев по-
скорее шел в Астрахань.
Шереметев сперва попробовал уговорить астраханцев
и послал к ним для этого сызранца, посадского человека
Данила Бородулина. Посланца ввели в круг, где сидел
за столом атаман Носов, который сказал Бородулину:
«Здесь стали за правду и за христианскую веру, когда-
нибудь нам всем надобно же будет умереть, только бы
не совсем и не так бы, как теперь нареченный царь;
называется он царем, а христианскую веру порушил; он
587
уже умер душой и телом, не всякому бы так умереть».
В это же время читали в кругу письмо, присланное из
Черного Яра: черноярцы просили прислать силы на по-*
мощь, потому что на них идет с войском князь Петр
Хованский. Когда грамоту прочли, Носов, опершись лок-
тем на коробью и наклонясь к Бородулину, сказал ему:
«Ведь мы не просто зачали; это дело великое; есть у нас
в Астрахани со многих городов люди, и не одно черно-
ярское письмо, что там в кругу прочитали, есть у нас
письма из Московского государства, от столпа, от сущих
христиан, которые стоят за веру же христианскую». Кто
и о чем именно писал, того Носов не сказал, а Бороду-
лин не спросил, боялся, чтоб его не убили, потому что
обступили его кругом и расспрашивали с великим кри-;
ком. Потом Носов с товарищами, с старшинами, человек
с сорок, принесли в круг хлеба, вина, пива, и Носов под-
нес Бородулину ковш вина; тот, взявши ковш, сказал:
«Дай, боже, благочестивому государю многодетно и бла-
гополучно здравствовать!» На это отозвался один из*
старшин, Иван Луковников, московский стрелец: «Какой
он государь благочестивый, он. неочесливый, полатынил
всю нашу христианскую веру». Бородулин заметил Носо-
ву: «Для чего этот старшина такие нечестивые слова го-
ворит?» Атаман рассмеялся и отвечал: «Не все перенять,
что по Волге плывет; мужик он простой, что видит, то
и бредит». Но Луковников был только' запевалой; ему
начали подтягивать со всех сторон, кричали: «Не сила
божия ему помогает, ересями он силен, христианскую
веру обругал и полатынил, обменный он царь *. Идти
ли нам, нет ли, до самой столицы, до родни его, до
Немецкой слободы, и корень его весь вывести; все те
ереси от еретика Александра Меншикова». На третий
или на четвертый день пришли к Бородулину на постоя-
лый двор Носов с старшинами и потчевали его вином;
Бородулин, взявши ковш, опять говорил: «Дай, господи,
великому государю на много лет здравствовать!» и, вы-
пивши, стал подносить Носову; но тот сказал: «Я про его
государево здоровье пить не стану; пора вам образу-
миться, ведь и вы все пропали, обольстили вас началь-
ные люди милостию, пропали вы душой и телом». Отпу-
* В это время уже распущен был слух, что тот, кто царствовал
под именем Петра, не сын царя Алексея, а подставной иностранец.
См. мою статью: «Монах Самуил» в «Православном обозрении», за
июль (см. в настоящем издании с. 616—620,— Ред.).
588
ская Бородулина назад к Шереметеву, Носов говорил
ему: «Бог тебе помочь, поезжай; вот тебе подводы, уп-
равляйтесь с князьями и боярами, а в городах с воево-
дами, а на весну и мы к вам будем».
Между тем фельдмаршал приближался к Астрахани.
На Волге, против урочища Коровьи Луки, за 30 верст от
города, увидал он пеструю толпу, идущую к нему на-
встречу; впереди шли Воскресенского монастыря архи-
мандрит Рувим и Георгий Дашков, за ними стрелецкие
пятидесятники и десятники, потом армяне, индейцы, бу-
харцы, юртовские татары, человек с сорок. Шереметев
объявил им, что государь их простил, но чтоб они вины
свои заслужили. На 11-е марта фельдмаршал пришел
ночевать на Долгий остров, в десяти верстах от Астра-
хани; сюда ночью приехали к нему бурмистры и доне-
сли, что они ушли из Астрахани, где стрельцы волнуют-
ся и не хотят пускать его в город. Шереметев придвинул-
ся еще ближе, стал на Балдинском острове, в двух вер-
стах от Астрахани, и послал к ее жителям последнее уве-
щательное письмо. Ответа не было, а пришли дворяне
с вестью, что астраханцы зажгли слободы, перебрались
в город, расставили и зарядили пушки, собрали гуляю-
щих людей, роздали им ружья и порох и написали меж-
ду собою письмо, чтобы стоять всем вместе.
Шереметев немедленно отправил полк в Ивановский
монастырь, чтобы спасти от пожара его и магазины
с провиантом, бывшие подле монастыря; а 12-го марта
приехал сам в монастырь; астраханцы осадили его здесь,
кинули три бомбы, но были отбиты. Между тем подошли
остальные полки и начали строиться. Астраханцы сдела-
ли вылазку за реку Кутумову, но от первого залпа по-
бежали, покинув пушки и знамена, засели в земляном
городе и начали стрелять с вала. Солдаты взяли вал
приступом и гнались за астраханцами до Каменного го-
рода к самым Вознесенским воротам. Но астраханцы
сильно отстреливались из Кремля. Шереметев, чтобы не
тратить людей, велел полкам отступить от Кремля, по-
ставил их в земляном городе по улицам, послал увеща-
ние к астраханцам и, для подкрепления его, велел ме-
тать бомбы из мортир в Кремль. Увещание подействова-
ло: вечером же 12-го числа явились пятидесятники и де-
сятники с повинною, а 13 марта вышли начальники,
Яков Носов, атаман из донских казаков Елисей Зиновь-
ев и в винах своих просили прощения. Шереметев велел
им положить оружие, а печать и ключи городские от-
589
дать митрополиту. Они все это исполнили и вынесли
к Вознесенским воротам топор и плаху, 13-го же марта
Шереметев пошел строем в город; по обеим сторонам
улицы, по которой шло войско, астраханцы лежали на
земле, покорно ожидая казни или милости. У Пречистен-
ских ворот Каменного города фельдмаршал был встре-
чен митрополитом Самсоном и пошел в церковь к молеб-
ну. Носов с товарищами, 273 человека, были посажены
за крепкий караул и потом отправлены в Москву. Усми-
рение бунта стоило Шереметеву 20 человек убитыми
и 53 ранеными.
II
БУЛАВИН
В Астрахани смута была задавлена, ибо ее завел
только один город, вставши за старину и приглашая
встать за нее и других, приглашая казаков без указа-
ния на другие, более побудительные причины. Пригла-
шение астраханцев застало всех врасплох, не были гото-
вы, а главное, не было предводителя: обыкновенно сму-
та на украйнах разгоралась сильно, когда начиналась
у казаков, когда известный предводитель, под своим или
вымышленным именем, поднимал знамя за казацкие ин-
тересы. Таково было и Булавинское восстание на Дону.
Из далеких времен нашей истории слышатся нам от-
голоски борьбы за право, за возможность ухода. Со сто-
роны людей знатных много было неудовольствий и жа-
лоб, когда само собой прекращалось право: «Боярам
и слугам вольным воля». Прекращалось это право само
собою, потому что не к кому стало переходить боярам
и слугам вольным: один стал государь на всем государ-
стве. В других сферах, в городах и селах, государство
должно было бороться с тем же стремлением уходить,
переходить и этим уходом и переходом отбывать от ис-
полнения обязанностей, налагаемых государством. Гро-
мадность государственной области и бедность народона-
селения, бедность промышленного развития, бедность,
ничтожность города и преобладание села были причи-
ною этой постоянной борьбы. Потребности государствен-
ные росли все более и более, тяжелые войны истощали
казну, доходов недоставало; государство стремилось
поэтому взять как можно больше податей с промышлен-
590
лого городского жителя, но посадским, при бедности
их промыслов, платить было тяжело, и они бежали из
своих городов или закладывались за сильных людей,
чтоб отбывать податей, которые с большею Тяжестью,
разумеется, ложились на остававшихся, не говоря уже
о том, как эта тяжесть увеличивалась еще московскою
волокитой и злоупотреблениями воевод и приказных лю-
дей; а тут еще те, которые бежали из государства в сте-
пи и стали вольными казаками, возвратились в начале
XVII века с самозванцами и литвой, но явились для
жителей Московского государства, для людей, живших
честным трудом, «грубнее литвы и немцев, разоряя все,
и муча людей такими муками, о каких и в древние вре-
мена было не слышно».
Государство оправлялось с трудом; оно требовало
средств, чтобы поправиться, но разоренные городские
жители разбегались или закладывались, чтоб отбыть от
податей; нужно было вести продолжительные и тяжелые
войны, а ратные люди жаловались, что им жить и слу-
жить нечем, крестьяне бегут из их поместий к землевла-
дельцам, могущим дать бдльшие льготы, чем они. И вот,
против этого стремления уйти, разбрестись розно, по то-
гдашнему выражению, государство принимает свои ме-
ры, оно ставит заставы, ловит беглецов, выводит их из
закладннчества, усаживает на одних местах, прикреп-
ляет.
Но понятно, что такими средствами нельзя было
уничтожить зла, уничтожить побегов; надобно было дру-
гое средство; оно обстояло в том, чтобы поднять труд,
обогатить трудящегося человека и дать ему возможность
удовлетворять требованиям государства. Но как было
это сделать? Как было поднять материальное благосо-
стояние народа, нераздельное с благосостоянием нравст-
венным? Перед глазами были на западе Европы госу-
дарства богатые, государства поморские; разбогатели
они от торговли, от промышленности, от моря, от горо-
дов, которые у них так сильно развились, в противопо-
ложность государствам восточной Европы, государствам
сельским по преимуществу.
В настоящее время некоторые писатели западной Ев-
ропы жалуются на это усиленное развитие города
в ущерб селу у них, находят здесь односторонность,
вредную крайность. Мы не будем защищать никакой од-
носторонности, никакой крайности, которая всегда вред-
на; но мы заметим одно, что если в западной Европе
591
было чрезмерное развитие города, то в Европе восточ-
ной была крайность противоположная, слабое развитие
города и господство села, что крайне вредило народно-
му развитию вообще, производило эту отсталость восточ-
ной Европы перед западной, бедность, застой жизни на-
родной. Понятно, что народ русский, как народ истори-
ческий, способный к развитию, должен был чувствовать
эту страшно вредную односторонность в своей жизни
и, чтобы дать ей большую правильность, стремиться
к уравновешению начал. Это стремление высказалось
уже давно в лучших людях, высказалось как главное
стремление правительства. Приобрести морской путь
и усилить промышленность, торговлю, приобрести то, че-
го было так много на западе Европы и недоставало на
Востоке, уничтожить вредную односторонность, отнять
у России характер чисто сельского государства и дать
надлежащее развитие городовому началу — стало заду-
шевною мыслию исторических деятелей, задушевною
мыслию величайшего из них, которого по преимуществу
называют преобразователем; в страстном стремлении
Петра к морю высказалось стремление исторического на-
рода к тому, чего именно недоставало ему для продол-
жения исторической жизни, и что условило такое бле-
стящее развитие западноевропейских народов. Приоб-
рести море, усилить город, промышленность, торговлю,
сделать свой народ богатым и через то доставить госу-
дарству средства к беспрепятственному достижению сво-
их целей, дать народу средства, умение сделаться бога-
тым, то умение, которым в этом отношении отличались
западные европейцы, заставить, выучить народ работать,
промышлять, торговать так, как это делали иностран-
цы — вот программа деятельности Петра Великого. Но
выполнение этой программы требовало новых тяжких
пожертвований со стороны бедного народа, который хо-
тели сделать богатым или выучить, как сделаться бога-
тым. Чтобы приобресть море, прежде всего нужно было
вести тяжелую, продолжительную войну. «Денег как
можно более доставать, ибо деньги суть артериею вой-
ны»,— предписывал Петр новоучрежденному своему Се-
нату. Это доставание денег для войны и доставание лю-
дей для трудной военной службы тяжело падало на на-
род, и вот начинается усиленное бегство в степи, к каза-
кам для отбывания от тяжелой службы и податей! Но
преобразователь менее всякого другого был способен
хладнокровно смотреть на это отбывание от службы
592
и податей, смотреть, как у него вырываются из рук сред-
ства для выполнения его программы.
В конце 1707 года он отправил полковника князя
Юрия Владимировича Долгорукого с командою на Дон
отыскивать беглецов и высылать на прежние жилища.
Долгорукий отыскал уже 3000 беглых; но в это время
между казаками начала ходить грамота с увещанием не
допускать Долгорукого до исполнения его наказа и бить
сыщиков. Начались волнения, и бахмутский старшина
Кондратий Булавин нечаянно ночью напал на отряд
Долгорукого и истребил его вместе с предводителем.
Впоследствии брат убитого, князь Василий Владимиро-
вич Долгорукий, спрошенный о причинах мятежа, прямо
отвечал обвинением старшины Войска Донского, атама-
на Лукьяна Максимова с товарищами: «Атаман Лукьян
Максимов с товарищи, отправив брата моего и дав ему
четырех человек из старшин для будто изволения Его
Величества указу, послали помянутые воры указ на Бах-
мут к атаману тамошнему Булавину, чтоб он брата
убил, а их воровской умысел для того был закрывая
свое воровство, что многие тысячи людей беглых приня-
ли, и умысел их воровской был такой: когда брата
убыот, то тем воровство их закрыто будет и, видя в то
время его величество в войне великой со шведом, рассу-
дили, что за помянутою войною оставлено их воровство
будет».
Но если бы даже и Петр, за войной, хотел оставить
это дело, то не хотел оставлять его Булавин. Чтобы вы-
городить себя, старшины хотели заковать его и отослать
для розыска; но Булавин, по привычной для казака до-
роге, бежал с Дона в Запорожье. Дело, казалось, этим
кончилось; но 8-го февраля 1708 года, киевский воевода,
князь Дмитрий Михайлович Голицын получает от ахтыр-
ского полковника Федора Осипова донесение, что Була-
вин, вышедши из Сечи, с большою силой стоит на реке
Вороной, ниже Кодака. Гетман войска запорожского,
Иван Степанович Мазепа, немедленно отправил в Сечь
запрос, что это там такое делается? и получил успокои-
тельный ответ, что из Коша с Булавиным никто не по-
шел, что его самого в Сечи нет, и когда приходил, то
с бесчестием был отпущен, и если опять придет, то его
немедленно пришлют к гетману. Но Булавину уже не
нужно было опять приходить в Сечь. Знамя было уже
поднято, предводитель явился, и по всей Украине пошли
«прелестные» письма нового Разина: «От Кондратья Бу-
593
лавина и всего съездного войска, походного донского,
в русские города начальным добрым людям, также в се-
ла и деревни посадским и всяким черным людям чело-
битье: ведомо им чинят, что они всем войском едино-
душно вкупе в том, что стоять им со всяким раденьем за
дом пресвятой богородицы и за истинную веру христи-
анскую, и за благочестивого царя, и за свои души и го-
ловы, сын за отца, брат за брата, друг за друга и уми-
рать за одно; а им, всяким начальным добрым людям
и всяким черным людям всем также с ними стоять вкупе
за одно, и от них они обиды никакой ни в чем не опа-
сались бы, а которым худым людям, и князьям, и боя-
рам и прибыльщикам и немцам за их злое дело отнюдь
бы не молчать и не спущать ради того, что они вводят
всех в эллинскую веру и от истинной веры христианской
отвратили своими знаменьми и чудесы прелестными;
а между собою добрым начальным, посадским и тор-
говым и всяким черным людям отнюдь бы вражды ни-
какой не чинить, напрасно не бить, не грабить и не ра-
зорять, и буде кто станет кого напрасно обижать или
бить, и тому чинить смертную казнь; а по которым го-
родам по тюрьмам есть заключенные люди, и тех заклю-
ченных из тюрем выпустить тотчас без задержания; да
еще им ведомо чинят, что с ними казаками запорожские
казаки и Белогородская Орда и иные многие орды им
казакам за душами руки задавали в том, что они рады
с ними стать заедино. А с того их письма списывать спи-
ски, а подлинного письма отнюдь бы не потерять и не
затаивать, а будет кто то письмо истеряет или потаит,
и они того человека найдут и учинят смертную казнь.
У того письма походного войскового атамана Булавина
печать».
Булавин рассылал свои грамоты с Хопра из Федосе-
евской станицы. 18 марта явился в Тамбове, Тамбовско-
го уезда, села Княжова, церковный дьячок и рассказы-
вал: «Был я в Пристановском городке; воры говорят,
чтоб им достать козловского воеводу князя Григория
Волконского; Булавин идет к нам, тамбовцам, с силою;
при нем 17000 войска; а с другой стороны ждут они
каракалпаков; намерение воровское — собравшись всем,
идти в Черкасск; воры говорят: дело иам до бояр, да до
прибыльщиков, да до подьячих, 'чтобы перевесть их
всех». Запорожцы и калмыки уже начали разорять де-
ревни в Тамбовском уезде, грозились идти к Тамбову
и к Туле, а у тамбовского воеводы Данилова не было
594
и ста человек войска; он послал повестки, чтобы шли
все в город для осадного сиденья; но никто не пошел;
между тамбовцами слышались речи: «Что нам в городе
делать? не наше это дело!» Воевода велел бить в набат,
палить из пушек; по набату пришло в город городских
людей с 300 человек; воевода обрадовался, роздал им
порох и свинец; пошли все в церковь к молебну; но еще
не кончили молебен, как в городе не было уже ни одно-
го человека из получивших свинец и порох.
Около Булавина на Хопре сталпливалось все более
и более народу: много приставало к нему по охоте, иных
брали неволей: из Федосеевской станицы пристали к не-
му человек с 30, да товарищ его Лучка Хохлач прибрал
к себе на Бузулуке человек с 300; начались уже и каз-
ни подозрительным и непокорным, в верхних городах
Булавин троим велел отсечь головы. Пристановский го-
родок на Хопре с 500-ми казаков взял сторону вора,
который велел силою забрать в свою шайку рабочих, го-
товивших на Хопре лес в отпуск Азову; начальные люди
их были побиты. В Пристановском городе был у казаков
круг; пришел Булавин, вынул саблю и говорил: «Если
своего намерения не исполню, то этою саблей отсеките
мне голову». В хоперские городки разослал он грамо-
ты, чтобы никто не пахал и хлеба не сеял и никуда не
отлучался, чтобы все были в собрании и к службе гото-
вы, а пришлых с Руси людей принимали безовзяточно.
Мятеж ширился; степная половина Тамбовской области
пустела: волостные люди с своими пожитками убира-
лась в леса за Цну реку. Как обыкновенно бывало в по-
добных случаях, лучшие люди стояли за правительство,
объявляли, что они к бунту не склоняются, требовали,
чтобы воеводы шли с полками немедленно к Приста-
новскому городку, дабы поддержать тех казаков, кото-
рые пристали к Булавину поневоле. Но где было взять
полков воеводам царским, тогда как полки и союзники
Булавина увеличивались час от часу? Жители деревень
Тамбовского уезда Корочина, Грибановки, склонились к
воровству, выбрали между собою атаманов и есаулов
расправу чинить по казачьей обыкности. Воры разори-
ли новонаселенные деревни в Тамбовском уезде по ре-
ке Вороне, людей, которые им противились, побили, дру-
гие пристали к ним волей и неволей. 30 марта 200 чело-
век воров прошло на Битюг, засели острог, воеводу, по-
па, подьячих и лучших людей разграбили, воеводу дер-
жали в оковах и сбирались повесить. Зашатался Коз-
595
ловский уезд: воры многих здесь склонили в свое согла-
сие, привели к присяге, выбрали атамана и есаулов.
Наконец обнаружилось движение и со стороны пра-
вительства. Воевода Степан Бахметев с одною старин-
ною дворянскою конницей переправился за реку Битюг,
и 28 апреля, на речке Курлаке, встретился с ворами, ко-
торых было 1500 человек из хоперских, медведицких
и бузулуцких городков; атаманом у них был товарищ Бу-
лавина Лукьян Хохлач. Воры толковали: «Если побьем
полки, то пойдем на Воронеж, тюремных сидельцев рас-
пустим, а судей, дьяков, подьячих и иноземцев побьем».
После упорного боя войска правительства разбили воров
и гнали их на 20 верстах, взяли в плен 143 человека, три
знамени. Но дальнейших успехов ожидать было нельзя:
у Бахметева не было ни драгун, ни солдат, не было ни
пушек и никаких полковых запасов, не было лекаря,
и раненые гибли без помощи. Бахметев получил «пре-
лестное» письмо, в котором уговаривали его быть заод-
но с булавинцами, стоять за веру христианскую, а им,
булавинцам, нет дела ни до бояр, ни до торговых людей,
ни до черни, ни до солдат, только им нужны немцы-
прибыльщики.
В то время как Бахметев, по печальному состоянию
своего отряда, не мог воспользоваться победой над Хох-
лачом, Булавин торжествовал над войсками правитель-
ства. Азовский губернатор Толстой выслал против него
полковника Николая Васильева, который, соединившись
с донским атаманом Лукьяном Максимовым, 8 апреля
встретил Булавина выше Паншина, на речке Лисковат-
ке, у Красной Дубровы. Полковник и атаман хотели не-
медленно вступить в бой; но казаки верховых городов
стали говорить, что надобно переслаться с казаками
Булавина, надобно разузнать дело, доискаться, кто же
виноват? Атаман Лукьян Максимов говорит, что Була-
вин сам собою затеял бунт, а Булавин клянется, что ата-
ман прислал ему грамоту, в которой приказывалось
убить князя Долгорукого; если окажется, что Булавин
на самом деле виноват, то пусть казаки его выдадут, ес-
ли же виноват Лукьян Максимов, то обоих сковать и
отослать к великому государю. На другой день, 9 апре-
ля, пришел от Булавина казак и говорил, чтобы крово-
пролития не начинать, а сыскать виноватых между со-
бою, да чтоб атаман Максимов отправил к Булавину на
разговор старшину Ефрема Петрова. Петров отправился
и, возвратившись назад, созвал казаков в круг, чтоб от-
596
дать отчетов своем посольстве; но в то время как казаки
толковали в кругу, а царский полковник стоял спокойно,
надеясь, что дело кончится без битвы, Булавин напал на
войска правительства жестоким боем, верховые казаки
немедленно изменили, соединились с ворами и вместе с
ними обратили свои ружья на царские полки, которые
потерпели поражение, оставили в руках Булавина четы-
ре пушки, порох, свинец и 8000 рублей денег. Лукьян
Максимов ушел к Черкасску, полковник Васильев к
Азову. Победители дуванили добычу: досталось по два
с гривной на человека.
Но важнее добычи было впечатление, произведенное
в казацких городках вестью о победе при Лисковатке:
весь Хопер, Бузулук и Медведица отложились и начали
собираться около Булавина: по Хопру было 26 городков,
в них 3670 человек казаков; по Бузулуку 16 городков,
в них 1490 человек; по Медведице 14 городков, в них
1480 человек; пристали к Булавину 10 городков от До-
нецкого городка (на Северном Донце) до Голубинского,
в них 6900 казаков; пристали 33 городка от Голубинско-
го до Черкасска, в них 6470 человек; за Максимова сто-
ял главный город Черкасск с 5000-ми жителей, да по
Дону 5 городков с 1780-ю человек. Северный Донец с 12
городками и 1680 человеками жителей весь отложился
и начал собираться около булавинского полковника Се-
мена Драного.
После сражения при Лисковатке Булавин отправился
вниз по Дону к Черкасску, и поход его был торжествен-
ным шествием: сопротивления нигде не было; охотники
приставали к нему толпами, и число булавинского вой-
ска дошло до 15 000 человек; казаки из станиц вывозили
с каждого двора по хлебу да по чаше пшена, а иной1
привозил всякий запас и живность. 28 апреля Булавин
осадил Черкасск; суток с двое Максимов со своими при-
верженцами отстреливался от осаждающих, но безус-
пешно: Рыковская, Тютерева и Скородумовская станицы
сдались Булавину, сдались и на Черкасском острову ста-
ницы Дурная и Прибылая, мосты по-прежнему сделали,
а между тем из Черкасска приезжали в воровские пол-
ки для разговоров двое братьев, Василий Большой да
Василий Меньшой Поздеевы. Разговоры эти кончились
тем, что в Черкасскёгположили выдать Булавину атама-
на Лукьяна Максимова и старшин Ефрема Петрова, Аб-
росима Савельева, Никиту Соломату, Ивана Машлыки-'
на. 1-го мая отправился в Черкасск Игнатий Некрасов,
597
взял Лукьяна Максимова с товарищами, отвел в Ры-
ковскую станицу и развел по избам за крепкими карау-
лами.
Булавин стоял за Рыковскою станицею на Буграх;
сам он не двигался с места, а для всяких дел в Черкасск,
Рыково и Скородумову станицу рассылал беспрестанно
Некрасова и Драного; близ Скородумовой станицы шу-
мели круги, толковали об участи Максимова с товари-
щами и наконец решили и приговорили: атамана и стар-
шин побить до смерти. Но прежде еще исполнения при-
говора привели Максимова и Ефрема Петрова в круг,
приехал Булавин и велел их бить плетьми, допрашива-
ясь денег и пожитков. 6 мая собрались для казни: ата-
ман Максимов молча положил голову на плаху; но Еф-
рем Петров сказал: «Хотя я от вас и умру, но слава
моя не умрет; вы этот остров такому вору отдали, а ве-
ликому государю остров знатен, реку великий государь
всю очистит и вас, воров, выведет». Булавина не было
при казни.
На место Максимова атаманом был выбран Булавин.
Новый атаман писал государю, что собрались казаки по
Дону, Донцу, Хопру и Медведице для перемены и выбо-
ра новых старшин, пришли в Черкасск и убили до смер-
ти атамана Лукьяна Максимова и старшину Ефрема
Петрова с товарищи за их неправды, за то, что они не
давали в дуван царского годового жалованья, не дали
20 000, присланных за астраханскую службу, и 10 000,
присланных в нынешнем году. Тут же Булавин бил че-
лом, чтобы жену его и сына из Валуек отпустили к нему
в Черкасск. Казаки послали от себя грамоту, в кото-
рой также прописывали вины Максимова с товарищи:
«Царского жалованья в дуван не давали; множество но-
вопришлых с Руси людей принимали и о заимке юртов 1
без нашего войскового ведома письма давали и за те
письма многие взятки себе брали; по твоему государеву
указу не одних пришлых с Руси людей, но множество
и старожилых казаков, которые пришли лет двадцать
тому назад и больше, всех неволею в Русь высылали,
ради бездельных своих взяток в воду сажали, по дере-
вьям за ноги вешали, женщин и младенцев между ко-
лод давили и всякое ругательство чинили, городки мно-
гие огнем выжгли. Князя Юрия Долгорукого убил не
один Кондратий Булавин, убили его с общего ведома, по-
тому что у розыска поступал не по твоему государеву
указу; от тебя, великого государя, мы никуда не откла-
598
дываемся, твоих украинских городов не разоряли и от-
нюдь разорять не будем; желаем тебе служить по-преж-
нему всем войском донским и всеми реками всеусердно.
И чтобы твои полководцы к городкам нашим не ходи-
ли, а будет они насильно поступят и какое разоренье
учинят, в том воля твоя: мы реку Дон и со всеми заполь-
ными реками тебе уступим и на иную реку пойдем».
Понятно, что ни угроза оставить Дон, ни уверение
в готовности служить после «прелестных» писем Була-
вина и движений в степных областях государства не
могли произвести выгодного для казаков впечатления на
правительство. В тот самый день, как Булавин осадил
Черкасск, Петр назначил брата убитого мятежниками
Долгорукого, князя Василия Владимировича, главным
начальником войск, отправленных против Булавина;
предписал, чтобы все украинские воеводы были ему по-
слушны. Но судьба Булавина решилась еще прежде при-
бытия Долгорукого. Как всегда, так и теперь, казачье
общество делилось на две стороны: казаков старых, до-
мовитых, которые хотели сохранять крепкую связь с го-
сударством, и казаков молодых, новых или голутвенных
(голи, голытьбы), этого сброда со всех сторон, ненасыт-
ных искателей зипунов, которых самые деятельные то-
варищи Булавина Голый, Драный были полными пред-
ставителями по имени и на деле. Старые казаки уступи-
ли на время толпам Булавина, но они были твердо уве-
рены, что предсмертное пророчество Ефрема Петрова
исполнится. Уже в первых числах мая казаки начали со-
ветоваться, как бы схватить Булавина и переслать в
Азов. У самого Булавина и его приверженцев вовсе не
было крепкой надежды сладить с войсками правитель-
ства; мы видели, что в грамоте к царю они грозили не
сопротивлением, а бегством, и действительно 19 мая по-
лучены были вести с Дона, что Булавин хочет бежать
на Кубань, куда отправил письмо к Гуссейн-паше2, что
если государь их не пожалует против прежнего, то они
от него отложатся и станут служить султану; а султан
бы государю не верил, что с ним в мире: государь и во
время мира многие земли разорил, также и на султана
корабли и всякий воинский снаряд готовит.
Между тем движения неприязненных Булавину ка-
заков продолжались;; к несчастью, они не успели еще
хорошенько сговориться и сосредоточиться около одного
вождя, а между тем, полагаясь на свою многочислен-
ность и силу, начали давать волю языку. Однажды, в
599
конце мая, собрался большой круг изо всех станиц; Бу-
лавин приехал и начал говорить многие непристойные
слова; тут раздались голоса между казаками верховых
городков: «Ты много говоришь, а с повинною к великому
государю не посылаешь; не всех перекуешь! теперь нас
в согласии много, можем тебя и в кругу поймать». Була-
вин велел взять за караул крикунов и стал осторожнее,
завел при себе караул человек из восьми.
Но не караул, а только один успех против войск цар-
ских мог поддержать Булавина. Узнав о приближении
этих войск под начальством бригадира Шидловского
и полковника Кропотова, Булавин выслал против них
Семена Драного с 5000 донских и 15 000 запорожских
казаков. 1-го июля* в урочище Кривая Лука, Драный
встретился с войсками правительства, бой продолжался
три часа дня и два часа ночи; казаки потерпели совер-
шенное поражение и потеряли Драного. Вслед за изве-
стием о поражении и гибели Драного пришла к Булави-
ну другая печальная весть. Он отправил под Азов 5000
человек под начальством Лучки Хохлача, Карпунки Ко-
занкина, Ивашки Ганкина; против них вышел уже из-
вестный нам полковник Николай Васильев, но не имел
успеха; воры наступали с великою каглостию и пришли
к Матросской слободе; тут на помощь к Васильеву яви-
лись четыре солдатских роты и поправили дело: воры,
теснимые с одной стороны войсками Васильева, с другой
осыпаемые ядрами с Азовской крепости и с кораблей,
обратились в бегство и были преследуемы до реки Ко-
ланчи.
Эти две неудачи решили участь Булавина. Старые
казаки взяли верх; 7-го июля к куреню, где жил Була-
вин, явились они под начальством Ильи Зершикова.
Булавин заперся и начал отстреливаться, убил двух че-
ловек у осаждающих, наконец, видя невозможность от-
сидеться, застрелил себя из пистолета. Хохлач, прибе-
жавший из-под Азова в Черкасск, был убит, Зершиков
провозглашен атаманом. 26-го июля к реке Аксаю подо-
шел главный начальник войск правительства князь Дол-
горукий и поставил полки свои во фронт. Приехал Илья
Зершиков с старшиной и лучшими казаками: все сошли
е лошадей, приклонили знамена и пали на землю, прося
милосердия. На другой день царские ратные люди всту-
пили в Черкасск; казаки привели в обоз к Долгорукову
сына Булавина, Никиту, брата Ивана да Михайлу, сына
Семена Драного, всего двадцать шесть человек близких
600
к Булавину людей; а на другой день, 28-го июля, все
казаки присягнули вперед не бунтовать.
Но смертью Булавина и покорностью Черкасска дело
не кончилось. Мы видели, что волнение начало распрост-
раняться в разных местах степных украинских областей
Московского государства. Еще весною, при жизни Була-
вина и Хохлача, когда мятеж был силен на Дону, воз-
мутились жители Камышина, убили воеводу и десять на-
чальных людей, и приняли к себе Хохлача; шайки воров-
ских казаков и калмыков продолжали разорять села и
'деревни, разорили Мокшанск, убили подьячего, которо-
му был приказан город. Никита Голый рассылал преле-
стные письма: «Нам до черни дела нет, нам дело до бо-
яр и до тех, которые неправду делают; а вы голудьба вся
идите со всех городов, конные и пешие, нагие и босые,
идите, не опасайтесь, будут вам кони, ружье, платье и
денежное жалованье; а мы стали за старую веру, задом
пресвятой богородицы, за вас и за всю чернь, чтоб нам не
впасть в эллинскую веру. А вы, стольники и воеводы
н всякие Приказные люди! не держите чернь, по городам
не хватайте'и пропускайте всех к нам в донские город-
ки; а кто будет держать чернь и не отпускать, тем лю-
дям смертная казнь». Воры овладели было и Царицы-
ным, где казнили воеводу Афанасия Турчанина, но дер-
жали город только три дня: явились государевы ратные
люди, присланные Апраксиным из Астрахани, и отняли
Царицын у воров, Хохлач попытался овладеть Сарато-
вом, но неудачно; отступив от города, он стал дожидать-
ся Некрасова; но в тот самый день, как Некрасов соеди-
нился с Хохлачом, явились под Саратов бузовые калмы-
ки и начали проситься у саратовцев, чтобы впустили их
в город; саратовцы отказали, тогда калмыки опрокину-
лись на казаков Хохлача и Некрасова и убили у них че-
ловек с сотню; казаки бросились бежать. Между тем по
Волге пошла весть, что идут царские войска под началь-
ством боярина князя Петра Ивановича Хованского. Ка-
заки стали покидать Камышин и бежать на Дон, им по-
следовали многие камышинские жители; тогда осталь-
ные камышинцы и бурлаки стали говорить казакам:
«Для чего забунтовали, а теперь бежите на Дон!» Они
схватили атамана Кондратия Носова в круг, допросили,
где девал порох и свинец, вынули у него бочку пороха
-и принесли в круг. Тут атаман, Иван Земин, увидав, что
казакам приходится плохо, стал сулить бурлакам бочку
вина и по полтине денег; бурлаки не выдержали иску-
601
шения и отправились вместе с казаками, побравши пуш-
ки и порох; которые камышинцы не хотели с ними идти,
тех били и грабили.
Пора была бежать казакам. Хованский занял Сара-
тов и отправил саратовцев и калмыков к перекопскому
казачьему городку, городок был взят, казаки побиты,
дома их выжжены и разорены без остатка. Услыхав об
этом, казаки все выбрались из Паншина городка с жена-
ми и детьми, но следом за ними шел товарищ Хованско-
го, Дмитриев-Мамонов, и калмыки. 23-го августа он наг-
нал беглецов ниже Паншина, верстах в пяти у Дона;
у воров было 4 000 человек, кроме жен и детей, обозу
у них было 1000 телег; после великой баталии воры по-
терпели совершенное поражение, очень мало ушло их
в двух полках, жены, дети их и пожитки достались цар-
ским ратным людям и калмыкам. После этой победы, по
распоряжению Хованского, запылало восемь городов ка-
зачьих, тридцать девять городков добили челом и при-
сягнули.
В том же августе поднимались шестнадцать станиц,
казаки укладывали имение на телеги, женщины и дети
собирались в дорогу, и скоро 3000 казаков с семействами
столпились в Есаулове городке; пришли они сюда по
письмам Некрасова, который обещал быть к ним в Еса-
улов с Ивашкою Павловым, Сережкою Беспалым, Ло-
скутом и другими предводителями голутвенных. Чтобы
не допустить Некрасова к Есаулову, Долгорукий, бросив
пехоту и обоз, с одною конницей пустился к Есаулову,
куда пришел 22-го августа; воры сели в осаде, поджи-
дая Некрасова; монах раскольник Кирилл пел молебен
о победе казаков над государевыми людьми: этот Ки-
рилл, не будучи попом, исправлял в Есаулове все свя-
щеннические требы, исповедовал, причащал, крестил.
23-го числа Долгорукий повел приступ, но приступ не
удался. Несмотря на то, осажденные потеряли надежду
отсидеться и дождаться выручки от Некрасова; они при-
слали повинную к Долгорукову и присягнули не бунто-
вать. Началась расправа; атаман Васька Тельной и мо-
нах Кирилл с товарищем своим, другим монахом-рас-
кольником, были четвертованы; других, с десятка по че-
ловеку, перевешали кругом городка; иных, поставя висе-
лицы на плотах, пустили вниз по Дону. Таким образом
казнено было больше двухсот человек. Тогда, отчаяв-
шись в своем деле, Некрасов, с 2000 казаков, побежал
на Кубань и поддался султану.
602
Но не отчаивался Голый. По письму донецкого ата-
мана Колычева, 18-го сентября он пришел в Донецкую
станицу; войска с ним было тысячи с четыре; и здесь,
как в Есаулове, казаки были с женами, детьми и скоти-
ной. Недели с полторы после прихода Голого в Донец-
кую станицу показались на Дону будары3: то шел про-
виант в Азов, провожал его полковник Илья Бильс с сол-
датским полком. Когда будары пристали к станице, Го-
лый и Колычев явились с хлебом и солью иа поклон к
Бильсу; немец, не подозревая, что за люди перед ним,
отплатил честью за честь, потчевал их и, как добрым
подданным царским, позволил ходить по бударам и ос-
мотреть пушки, свинец, казну. Давши Бильсу провожа-
тых, воровские атаманы отпустили его Доном вниз,
а сами пошли за бударами следом по берегу, чтобы вос-
пользоваться первым случаем и захватить лакомую до-
бычу. Случай не заставил себя долго ждать: в урочище
за бурунами поднялась погода, будары разнесло, многие
сели на мель; Голый и Колычев были тут: Голый закри-
чал с берега, чтоб Бильс приставал с своею бударой слу-
шать государев указ; полковник послушался, пристал,
воры бросились иа будару, схватили Бильса, офицеров
перевязали и посадили в воду, солдат забрали к себе в
таборы, государеву казну и солдатские пожитки разду-
ванили между собою.
Воры ликовали, тем более что пришла весть, что
Долгорукий, считая дело конченым в Черкасске и Есау-
лове, распустил войско и стоит в малолюдстве. Казаки
решили: жен и детей развести по городкам, а самим ид-
ти под украйные города. «Если Долгорукого разобьем,
говорили они, то в городах чернь к нам пристанет, пой-
дем прямо к Москве, побьем бояр, немцев и прибыльщи-
ков». Но недолго они радовались: Долгорукий знал уже
обо всем, что случилось с Бильсом, и двинулся из Ост-
рогожска в Коротояк, куда пришел 15-го октября, и
26-го стоял под Донецкою станицей. Голый и .Колычов
выбежали на устье Хопра еще до прихода Долгорукого;
но 1000 человек казаков и бурлаков решились остаться
и отстреливались без умолку часа с полтора, но не спа-
сли городка: скоро на его месте чернелись одни обгоре-
лые развалины и возвышалось сто пятьдесят виселиц.
Голый и тут еще не хотел уступить: около него собрались
последние силы мятежа, 7500 казаков, с которыми он за-
сел в Решотовой станице. 4-го ноября Долгорукий явил-
ся и сюда; воры вышли на бой, но не выдержали нати-
603
ска царских войск и обратились назад в городок; побе-
дители ворвались и туда по пятам, выбили казаков из
городка, гнали до Дона, рубя без милосердия: 3000 че-
ловек пало трупом, много потонуло, иных на плаву при-
стреливали, а которым и удалось переплыть, то померз-
ли. Голый ушел сам-третий; Решотова станица запыла-
ла, но это был уже последний пожар. Дон стихнул.
ш
МАЗЕПА
В то время как на Дону Булавин и товарищи его от-
крыто схватились с государством в интересах голутьбы,
поднявши раскольничье знамя,— в казачестве малорос-
сийском гетман и старшины, без спросу с большинством
народонаселения, тайком задумали отложиться от Мо-
сковского государства, чтоб уйти от неприятных для них
преобразований, замышляемых Петром. Несмотря на ви-
димое сходство целей в том и другом предприятий, раз-
личие в интересах, взглядах и приемах главных деяте-
лей огромное. На Дону чисто казацкие интересы, взгля-
ды и приемы, прямое обращение к голутьбе, открытое
действие в шумных кругах, открытое употребление си-
лы; начальники предприятия — отчаянные бойцы, пол-
ные представители голутвенных людей, для которых, по
народному выражению, жизнь копейка. В Малороссии,
наоборот, дело делйется в глубочайшей тайне, в темно-
те, ночью; долго тянутся совещания, пересылки; началь-
ник предприятия — колеблющийся старик, который ждет
успеха только от хитрости, тайны, соображения обстоя-
тельств, который хвалится не храбростью своею, не отва-
гой впереди полков, но тем, что он «искусная, ношенная
птица».
Ни один гетман малороссийский не пользовался та-
кой доверенностью московского правительства, как ум-
ный, образованный, любезный старик, Иван Степанович
Мазепа. Царь Петр вполне полагался на его привержен-
ность к себе, не верил доносам на него, и действительно,
по свидетельству самых близких к гетману людей, он
был верен царю. В 1705 году Мазепа стоял обозом под
Замостьем; сюда тайком пробирается к нему из Варша-
вы Францишек Вольский с секретными прелестными
предложениями от польского короля Станислава Лещин-
ского. Мазепа спокойно выслушивает Вольского, но,
604
выслушав, немедленно сдает его под караул царскому
чиновнику Анненкову, велит подвергнуть пытке, потом в
оковах отправляет, в Киев, к тамошнему воеводе князю
Дмитрию Михайловичу Голицыну, а письма пересылает
к царю. Но вот верность гетмана подвергается искуше-
нию: в Дубне, где он стоял на зимних квартирах, полу-
чает он длинное письмо от наказного гетмана 1 прилуц-
кого полковника Дмитрия Горленко, стоявшего с своим
и Киевским полками под Гродно на службе царской;
гетман кличет писаря Орлика 2 и велит читать ему пись-
мо; Орлик читает горькие жалобы: подробно описывал
Горленко обиды, поношения, уничижения, досады, коней
разграбление и смертные побои казакам от великорос-
сийских начальных и подначальных людей: «Меня, на-
казного гетмана,— пишет Горленко,— с коня спихнули,
из-под меня и из-под прочих начальных людей кони на
подводы забраны!» Тот же курьер, который привез пись-
мо от Горленка, подал другое от полковника Ивана Чер-
ныша, также находившегося в Гродне; Орлик распеча-
тал и нашел копию с царского указа, которым будто бы
приказывалось Киевскому и Прилуцкому полкам идти
в Пруссию для научения и устроения их в драгунские
регулярные полки. Выслушав письма, Мазепа сказал:
«Какого же нам добра вперед надеяться за наши верные
службы, и кто ж был бы такой дурак, как я, чтобы до
сих пор не приклонился к противной стороне на такие
предложения, какие прислал ко мне Станислав Лещин-
ский?» Скоро после этого приезжает сам Горленко в Дуб-
ну к Мазепе и объявляет, что притворился больным из
страха, чтоб его не послали с полками в Пруссию и не
устроили в драгуны: «Я бы ведь этим возбудил против
себя ненависть целого войска,— говорил Горленко,— все
бы стали говорить, что от меня пошло начало регулярно-
го строя у нас; вот я и притворился больным и отпро-
сился у генерала Рена в отпуск будто домой, подарил
ему за это коней добрых да 300 ефимков».
В то время как гетман смущен был рассказами и жа-
лобами Горленко, краковский воевода, князь Вишневец-
кий, прислал звать его к себе в Белую Криницу, просил
быть крестным отцом у его дочери; крестною матерью
была мать князя, княгиня Дольская. Несколько дней пи-
ровал Мазепа на крестинах, и, возвратившись в Дубну,
велел Орлику написать благодарственное письмо княги-
не Дольской и послать к ней ключ цифирный для буду-
щей переписки. Ответ не замедлил: через несколько
605
дней приносят от княгини маленькое письмецо, написан-
ное цифрами: «Я уже послала куда следует с известием
о истинной приязни вашей милости»,— писала княгиня.
В 1706 году, будучи в Минске, Мазепа получил от Доль-
ской другое маленькое письмо цифирью с известием, что
какой-то король посылает к нему письмо. Когда Орлик
разобрал письмо, то Мазепа засмеялся и сказал: «Глу-
пая баба! хочет через меня царское величество обмануть,
чтоб его величество, отступая от короля Августа, принял
в свою протекцию Станислава и помог ему утвердиться
на польском престоле, а он обещает помочь государю
в войне шведской; я об этом ее дурачестве уже говорил
государю, и его величество посмеялся».
Но долго притворяться было нельзя перед Орликом;
в Киев пришло третье письмо от Дольской: княгиня пи-
сала прямо, чтобы Мазепа начинал преднамеренное де-
ло и был бы надежен на скорую помощь от целого швед-
ского войска; был бы также уверен, что все желания его
исполнятся, на что присланы будут к нему ручательства
королей шведского и польского. Когда Орлик разобрал
письмо, Мазепа вскочил с постели в страшном гневе
и начал кричать: «Проклятая баба обезумела! прежде
меня просила, чтобы царское величество принял Стани-
слава в свою протекцию, а теперь другое пишет, беснует-
ся баба, хочет меня, искусную и ношенную птицу, обма-
нуть; погубила бы меня баба, если б я дал ей прель-
стить себя; возможное ли дело, оставивши живое, искать
мертвого и, отплывая от одного берега, другого не до-
стигнуть. Станислав и сам не надеется царствовать
в Польше, республика польская раздвоена; какой же мо-
жет быть фундамент безумных прельщений этой бабы?
Состарился я, служа верно царскому величеству, и ны-
нешнему, и отцу его, и брату; не прельстили меня ни ко-
роль польский Ян, ни хан крымский, ни донские казаки;
а теперь, при конце века моего, баба хочет меня обма-
нуть». Мазепа сжег письмо Дольской и велел Орлику
написать ответ: «Прошу вашу княжескую милость оста-
вить эту корреспонденцию, которая меня может погу«
бить в житин, гоноре и субстанции; не надейся, не по-
мышляй о том, чтоб я, при старости моей, верность мою
царскому величеству повредил». Дольская действительно
приостановила переписку на целый год.
Но в 1706 году случилось много событий, которые
возобновили переписку между кумом и кумою. Приехал
царь Петр в Киев. Гетман задал в честь его большой
606
пир; вино развязало язык царскому любимцу Меншико-
ву, который после стола взял гетмана за руку, посадил
подле себя на лавку и, наклонясь к нему, сказал на ухо,
но так громко, что стоявшая подле старшина могла все
слышать: «Гетман Иван Степаныч! пора теперь прини-
маться за этих врагов». Старшина и полковники, видя,
что любимец царский хочет вести тайный разговор с гет-
маном, хотели было отойти прочь, ио Мазепа дал им
злак рукой, чтоб остались, и отвечал Меншикову также
на ухо, но громко, чтобы все могли слышать: «Не пора!»
'Меншиков сказал на это: «Не может быть лучшей поры,
когда здесь сам царское величество с главною своею
армией».— «Опасно будет,— отвечал Мазепа,— не кон-
чив одной войны с неприятелем, начинать другую вну-
треннюю». «Их ли врагов опасаться и щадить,— продол-
жал шумный Меншиков,— какая в них польза царскому
величеству? Ты прямо верен государю, но надобно тебе
знамение этой верности явить и память по себе в вечные
роды оставить, чтоб и будущие государи знали и имя
твое ублажали, что один такой был верный гетман Иван
Степанович Мазепа, который такую пользу государству
Российскому учинил». В это время государь поднялся с
своего места и пресек разговор. Проводивши царя, Ма-
зепа отвел старшину и полковников во внутреннюю ком-
нату и спросил: «Слышали все? вот всегда мне эту пес-
ню поют, и на Москве, и на всяком месте; не допусти
им только, боже, исполнить то, что думают». Между
полковниками начался сильный ропот.
До сих пор сам гетман лично еще не был задет; но
вот опять является та же искусительница, княгиня Доль-
ская; приходит письмо из Львова цифирью; княгиня опи-
сывает, как она была у кого-то восприемницей вместе
с фельдмаршалом Борисом Петровичем Шереметевым,
за столом сидела между ним и генералом Реном, и в
разговоре с последним случайно упомянула имя Мазепы
с похвалою. Рен на ее слова отозвался так же хорошо
о гетмане и прибавил: «Сжалься, боже, над этим добрым
и разумным господином! Он бедный не знает, что князь
Александр Данилович Меншиков яму под ним роет
и хочет, отставя его, сам быть гетманом в Украйне».
Шереметев будто бы подтвердил слова Рена; Дольская
спросила: «Для чего же никто из добрых приятелей не
предупредит гетмана?» «Нельзя,— отвечал Шереме-
тев,— мы и сами много терпим, да, делать нечего, мол-
чим». Когда Орлик кончил разбор этой цифири, Мазепа
607
сказал: «Знаю я и сам очень хорошо, что они о вас и обо
мне думают: хотят меня уконтентовать княжением Рим-
ского государства, а гетманство взять, старшину всю вы-
брать, города под свою область отобрать и воевод или
губернаторов в них поставить, а когда бы воспротиви-
лись, за Волгу перегнать и своими людьми Украйну на-
селить. Сами вы слышали, как Меншиков мне на ухо го-
ворил: пора теперь за этих врагов приняться! Слышали
вы и то, как тот же Александр Данилович публично про-
сил себе Черниговского княжества, а чрез это стелет он
путь к гетманству». Соединив таким образом свое дело
с общим, перекинувши свой страх на всю старшину, Ма-
зепа распространился о собственных обидах: «Вот,—
говорил он,— царь послал Меншикова с кавалерией на
Волынь, а мне приказал идти за ним следом и что его
светлость повелит — исполнять. Не обидно бы еще мне
было, если бы меня отдали под команду Шереметеву
или другому какому-нибудь великоименитому и от пред-
ков заслуженному человеку, а то Меншикову! Тот же
Александр Данилович уговорился выдать за племянника
моего Войнаровского сестру свою; я несколько лет до-
жидался, не сватал невесты племяннику, а когда нако-
нец напомнил Меншикову об уговоре, то он отвечал: те-
перь уже нельзя, потому что царское величество сам хо-
чет жениться на моей сестре».; Во сколько все это было
справедливо? во сколько сам царь входил в планы своего
честолюбивого любимца и во сколько был способен под-
чиняться его желаниям? Этих вопросов не задал ни Ма-
зепа, ни Орлик; иикто из них не предложил вопроса:
«Что же, разве Меншиков получил Черниговское княже-
ство? разве царь женился на его сестре?» «Свободи ме-
ня, господи, от их господства»,— покончил Мазепа свои
жалобы и велел Орлику написать Дольской ответ с бла-
годарностью за приязнь и предостережение.
А между тем для Малороссии наступила тяжелая по-
ра: страшный враг был близко; началось сильное движе-
ние, шли партии рекрут, мчались начальные люди, тяну-
лись длинные обозы, в Киеве: спешили укреплениями.
Полковники беспрестанно приходили к гетману с жало-
бами: приставы у крепостного строения казаков палка-
ми по головам бьют, уши шпагами обсекают; казаки,
оставивши домы свои, сенокосы и жнитво, терпят на
службе царской зной и всякого рода лишения, а там ве-
ликороссийские люди домы их грабят, разбирают и па-
лят, жен и дочерей насилуют, коней и скотину и всякие
608
пожитки забирают, старшину бьют смертными побоями.
Сильнее всех раздавались голоса полковников миргород-
ского Апостола и прилуцкого Горленка: «Очи всех на тя
уповают,— говорил миргородский Мазепе,— не дай, бо-
же, над тобою смерти! тогда мы останемся в такой нево-
ле, что и куры нас загребут». Прилуцкий говорил еще
сильнее: «Как мы за душу Хмельницкого всегда бога мо-
лим и имя его блажим, что Украйну от ига лядского ос-
вободил: так, напротив, и мы и дети наши в вечные ро-
ды душу и кости твои будем проклинать, если нас по
смерти своей в такой неволе оставишь».
В 1707 году царь созвал в Жолквё военный совет;
гетман войска запорожского был на совете и возвратил-
ся мрачнее тучи: к царю на обед не поехал, дома целый
день не ел; что такое там было на совете, никто не
знал; Мазепа никому ничего не рассказывал, сказал
только: «Если б я богу так верно и радетельно служил,
то получил бы наибольшее мздовоздаяние, а здесь хотя
бы в ангела пременился, не мог бы за службу и верность
мою никакой получить благодарности». На другой или
на третий день приносят к Мазепе бумагу: то был при-
каз от Меншикова к полковнику компанейскому Тайско-
му, чтобы тот шел к нему с полком. Мазепа в бешенст-
ве вскочил с места и закричал: «Может ли быть боль-
шее поругание, посмеяние и уничижение моей особе:
всякий день князь Меншиков со мною видится, всякий
час со мною разговаривает, и, не сказавши мне об этом
ни одного слова, без моего ведома и согласия, посылает
приказания людям, мне подчиненным! И кто же там
Тайскому, без моего указа, выдаст месячные деньги и
провиант? и как он может без моей воли идти куда-ни-
будь с полком своим, которому я плачу жалованье?
А если бы пошел, то я бы его велел как пса расстрелять.
Боже мой! Ты видишь мою обиду и уничижение!»
В это время, как нарочно, является иезуит Зален-
ский с предложениями перейти на сторону непобедимого
короля шведского; Мазепа начинает с ним тайные сове-
щания; искусная, ношенная птица, гетман недоволен
Москвой, но боится Петра, боится в то же время и Кар-
ла, не надеется, чтобы Петр сладил с ним, и хочет про-
браться между двух огней, не обжегшись.
А между тем ропот полковников усиливался все боль-
ше и больше. Возвратившись в Киев, Мазепа получил
царский указ об устройстве казаков в пятаки, наподо-
бие слободских полков3, между полковниками только
20. С. М. Соловьев 609
и было разговору, что выбор пятаков — ступень к пре-
образованию казаков в драгуны и солдаты; начался
сильный ропот; недовольные собирались у обозного Ло-
миковского, особенно же у полковника миргородского,
и советовались, как бы предупредить беду, защитить
свои вольности. Мазепа не принимал никакого участия
в этих совещаниях. 16 сентября 1707 года, поздно вече-
ром, к нему принесли письмо от Дольской и вместе
письмо от польского короля Станислава Лещинского.
Прочтя это письмо, Мазепа от страха выронил его из
рук и закричал: «Проклятая баба! погубит меня!» Долго
сидел он после того молча, в глубоком раздумьи; нако-
нец начал говорить Орлику: «С умом борюся, посылать
ли это письмо к царю, или нет? завтра об этом посове-
туемся, а теперь ступай в свою квартиру и молись богу,
да яко же хочет устроит вещь; может, твоя молитва при-
ятнее богу, чем моя, потому что ты по-христиански жи-
вешь. Бог знает, что я не для себя делаю, а для вас
всех, для жен и детей ваших». Мазепа и Орлик жили
в Печерском монастыре. Орлик, возвратившись на свою
квартиру, взял два рубля денег и вышел, чтобы раздать
старцам и старицам, нищим и калекам, которые лежали
в кущах на улице и жили в богадельнях печерских: пи-
сарь надеялся этим добрым делом умилостивить бога,
чтоб он спас его от страшной беды и отвратил сердце
Мазепы от лукавого предприятия. Старцы и старицы
сначала поднимали брань, когда он толкался в их кущи:
они вовсе не надеялись получить милостыни в такое по-
зднее время, а скорее боялись воровства; но потом успо-
каивались, слыша ласковые, не воровские слова, отворя-
ли двери и принимали милостыню.
На другой день рано поутру Орлик пришел к Мазепе
и застал его сидящим в конце стола, и перед ним крест
с животворящим древом; увидавши Орлика, гетман стал
говорить: «Так как вчера дело мое через присылку пись-
ма от Лещинского открылось перед тобою, то перед все-
ведущим богом протестуюся и присягаю, что я не для
приватной моей пользы, не для высших гоноров, не для
большего обогащения и не для иных каких-нибудь при-
хотей, но для вас всех, для жен и детей ваших, для об-
щего добра матки моей отчизны, бедной Украйны, всего
войска запорожского и народа малороссийского, для
повышения и расширения прав и вольностей, хочу, при
помощи божией, так сделать, чтобы вы ни от московской,
ни от шведской стороны не погибли. А если б я для ка-
610
ких-нибудь приватных моих прихотей дерзнул это сде-
лать, то побей меня, боже, и невинная страсть Христова
на душе и на теле». Сказавши это, Мазепа поцеловал
крест и потом опять обратился к Орлику: «Крепко я на-
деюсь, что ни совесть твоя, ни добродетель, ни природ-
ная кровь шляхетская не допустят тебя изменить мне,
пану своему и благодетелю, однако, для лучшей конфи-
денции, присягни». Орлик присягнул, но не мог удер-
жаться, чтобы не сказать: «Если виктория будет при
шведах, то вельможность ваша и мы все будем счастли-
вы; если же при царе, то и мы пропадем, и народ погу-
бим».— «Яйца курицу не учат,— отвечал Мазепа,— или
я дурак, что прежде времени отступлю без крайней ну-
жды? тогда передамся шведам, когда увижу, что царское
войско не будет в состоянии оборонить не только Украй-
ны, но и своего государства от шведской потенции. Я го-
ворил в Жолкве царю: если король шведский и Стани-
слав с войсками своими разделятся, и первый пойдет
в государство Московское, а другой в Украйну, то мы не
можем обороняться нашим войском слабым, истощенным
частыми походами; я просил царя, чтоб оставил нам на
помощь хоть 10 000 своего регулярного войска; что ж
мне отвечал? не только десяти тысяч, и десяти че-
ловек не могу дать, обороняйтесь сами как можете! Это
меня и заставило послать ксендза тринитара, капеллана
княгини Дольской, в Саксонию, чтобы там, видя какую
ни есть мою к себе инклинацию [склонность, расположе-
ние] по-неприятельски с нами не поступали. Однако же
верность мою к царскому величеству буду продолжать
до тех пор, пока не увижу, с какою потенциею Станислав
к границам украинским придет, и какие будут прогрес-
сы шведских войск в государстве Московском, и если не
в силах будем защищать Украйны и себя, то зачем же
сами в погибель полезем и отчизну погубим?»
Согласно с этим планом действий, Мазепа отвечал
королю Станиславу 18-го сентября, что указ его не мо-
жет исполнить и никаких дел не может начинать по сле-
дующим причинам: 1) Киев и другие крепости в Украине
осажены великими гарнизонами, под которыми казаки,
как перепела под ястребами, не могут голов поднять.
2) Все силы уже сосредоточены в Польше, недалеко от
Украйны. 3) В Украине начальные и подначальные, ду-
ховные и мирские, как разные колеса, не в единомыш-
ленном находятся согласии: одним хорошо в протекции
московской, другие склонны к протекции турецкой, тре-
611
тьи любят побратимство татарское, по природной к по-
лякам антипатии. 4) Самусь4 с прочими полковниками,
по недавних бунтах, опасаясь от войск польских мести,
навряд склонятся к Речи Посполитой, и потому надобно
сперва стараться войско и целый народ к единомыслию
приклонить по обеим сторонам Днепра. 5) Он, Мазепа,
имеет постоянно подле себя несколько тысяч регуляр-
ного великороссийского войска, которое бодрым оком
смотрит на все его поступки. 6) Республика поль-
ская раздвоена еще. Мазепа обещал только не вре-
дить ни в чем интересам короля Станислава и войскам
шведским.
Мысль, что сношения его с неприятелем, по неосто-
рожности Станислава, известны хотя одному человеку
на Украйне, Орлику, тревожила Мазепу; на присягу по-
следнего он не вполне полагался и потому хотел еще дей-
ствовать угрозами: «Смотри, Орлик,— говорил он гене-
ральному писарю,— додержи мне верность; знаешь ты,
в какой я милости у царя, не променяют там меня на те-
бя; я богат, а ты беден, а Москва гроши любит; мне ни-
чего не будет, а ты погибнешь». Угроза действовала на
Орлика; с другой стороны, сильно связывала данная Ма-
зепе клятва; постоянно приходил также на мысль повой-
ный Мокриевич, который, будучи, подобно Орлику, гене-
ральным писарем, обвинил гетмана Демьяна Много-
грешного в измене, и какую потом за это получил честь?
Гетман Самойлович лишил его писарской должности,
его вытеснили из Украйны, и везде, во все продолжение
жизни, был он укоряем и поносим от мирских и духов-
ных лиц, особенно от архиепископа черниговского, Лаза-
ря Барановича, который где бы ни встретил Мокриевича,
в церкви или в гостях, прямо в лицо ему и всем вслух
называл Иудою, предателем пана своего, ехидниным по-
рождением, а когда антидор 5 ему давал, то обыкновен-
но говорил: «И Христос Иуде хлеб дал и по хлебе вни-
де в он сатана». Наконец, Орлику приходило в голову
и то, что, по великороссийскому уложению, доносчику
первый кнут. В то время как он колебался таким обра;
зом, решилось дело Кочубея6, и Мазепа получил снача:
ла в царском письме к нему, а потом в публичных гра-
мотах милостивое обнадеживание, что не будет дано ве-
ры никаким клеветам на непорочную верность гетмана
и всякий клеветник восприимет достойную казнь. Это
царское обнадеживание окончательно отвратило Орлика
от мысли о доносе.
612
Мазепа полагал свое спасение в хитрости, тайне, вы-
жидании; но старшина не давала ему покою, торопя
к действиям более решительным. В Белой Церкви при-
шли к нему обозный Ломиковский, полковники миргород-
ский, прилуцкий и лубенский и объявили, чтоб он про-
мышлял о своей и общей безопасности, обещая стоять до
крови за него и за свои права и вольности, в чем и клят-
ву дали; Мазепа, с своей стороны, присягнул им в тех
же выражениях, в каких присягнул Орлику в Печерском
монастыре. Вот почему, когда царь требовал несколько
раз, чтобы гетман арестовал давно уже подозрительного
ему полковника миргородского, Мазепа не исполнял это-
го требования, всячески защищая полковника. Мазепа
все еще надеялся, что туча пройдет мимо, Украйна оста-
нется вне военных действий и ему не нужно будет ре-
шиться на страшный шаг прежде, чем успех ясно обо-
значится на той или другой стороне; но вот приходит
весть, что Карл XII от Смоленска повернул к Украйне:
«Дьявол его сюда несет! — сказал при этом Мазепа.—
Все мои интересы перевернет, войска великороссийские
за собою внутрь Украйны впровадит на последнюю се
руину и на погибель нашу». Ожидания сбылись: приходит
царский указ, чтобы гетман шел с войском для соедине-
ния с генералом Инфлянтом 7, посланным для пожжения
в Стародубском полку некрепких городков, сел, гумен
и мельниц. Но Мазепа, и без того подозрительный, а те-
перь знавший за собою страшное дело, понял указ ина-
че: он подумал, что его хотят приманить к Инфлянту
и прибрать к рукам. Он велел полковникам миргород-
скому, прилуцкому и лубенскому собраться к обозному
Ломиковскому и послал к ним Орлика с вопросом: как
думают, идти ли ему на соединение с Инфлянтом? Все
отвечали единогласно, что не идти; напротив, пусть не-
медленно же посылает к шведскому королю с прошением
о протекции и старается соединиться с ним на границах,
чтобы не допустить войск великороссийских в Украйну;
притом они просили гетмана объявить им, чего им наде-
яться от шведской протекции и на каком фундаменте за-
ложил он всю эту махину? Мазепа осердился за эту
просьбу и при первом свидании сказал им: «Зачем вам
об этом прежде времени знать? Положитесь на мою со-
весть и на мой подлый разумишко, не бойтесь, он вас не
сведет с хорошей дороги; у меня одного, по милости бо-
жией, больше разума, чем у вас всех; у тебя, Ломиков-
ский, разум уже устарел, а у тебя, Орлик, он еще молод;
613
а к королю шведскому сам знаю когда посылать». По-
том вынул из шкатулки универсал короля Станислава,
принесенный Заленским, и велел Орлику читать; все бы-
ли довольны обещаниями королевскими.
Между тем положение гетмана, вследствие его выжи-
даний, затруднялось все больше и больше. Из Глухова,
где находился двор, приходило к нему письмо за пись-
мом, чтобы, сдав команду над войском какому-нибудь
верному человеку, сам приезжал в Глухов; но эти при-
зывы Мазепа считал западней, тем более что из Польши
дали ему знать, что там всем известно о его сношениях
с королем Станиславом. Чтобы не ехать в Глухов, он
притворился больным. Однажды вечером, осенью 1708
года, он послал Орлика к Ломиковскому, у которого со-
брались полковники, спросить, посылать ли к шведско-
му королю, или не посылать. Ломиковский от имени всех
отвечал жалобами на медлительность и нерадение гет-
мана: «Несмотря на наши частые предложения и прось-
бы,— говорил обозный,— он не снесся с королем на гра-
ницах и этою своею медленностью впровадил все силы
российские в Украину на разорение и всенародное кро-
вопролитие; а теперь, когда уже шведы под носом, неве-
домо для чего медлить». Самолюбивый Мазепа, считав-
ший себя умнее всех, сильно рассердился на эти нарека-
ния: «Знаю я, что все это переговаривает лысый черт
Ломиковский,— сказал он возвратившемуся Орлику,—
позови их ко мне!? Старшины пришли: «Вы не советуе-
те,— встретил их Мазепа,— а только обо мне перегова-
риваете; черт вас побери! Я, взявши Орлика, поеду ко
двору царского величества, а вы хоть пропадайте».
Старшины молчали; Мазепа поуспокоился и спросил:
«Посылать к королю или нет?» — «Как же не посы-
лать! — отвечали все.— Нечего откладывать!» Мазепа
тут же велел позвать Быстрицкого, заставил его при
всех присягнуть на секрет, Орлику велел написать ему
инструкцию к графу Пиперу8 на латинском языке, апте-
карь гетманский перевел ее на немецкий язык, и с этим
переводом, без подписи, без печати, Быстрицкий отпра-
вился на другой день в шведский лагерь. В инструкции
Мазепа изъявлял великую радость о прибытии королев-
ского величества в Украйну, просил протекции себе, вой-
ску Запорожскому и всему народу освобождения от тяж-
кого ига московского, объяснял стесненное свое положе-
ние и просил скорой присылки войска на помощь, для
переправы которого обещал приготовить паромы на Дес-
614
не, у пристани Макошинской. Быстрицкий возвратился
с устным ответом, что сам король обещал поспешить
к этой пристани в будущую пятницу, то есть 22 октября.
Мазепа в тревожном ожидании стоял в Борзне, откуда
послал в Глухов войскового канцеляриста Болбота как
будто с письмами, а в самом деле наведаться, как о нем
там разумеют? Когда Болбот возвратился, то Мазепа
объявил всей старшине, что один из министров царских,
а другой из канцелярии, истинные его приятели, пред-
остерегли его, чтобы не ездил ко двору, а старался бы
о безопасности собственной и всего народа малороссий-
ского, ибо царь, видя шаткость на Украйне, задумал
о гетмане и о всем народе что-то недоброе. Но это была
ложь: после, в Бухаресте, Болбот, готовясь постричься
в монахи, объявил Орлику, что он в Глухове ничего по-
добного не слыхал, напротив, князь Григорий Федорович
Долгорукий велел сказать Мазепе, чтобы ничего не опа-
сался и как можно скорее приезжал в Глухов, предла-
гая и душу, и совесть свою в заклад, что царь никакого
сомнения в его верности не имеет и не слушает никого,
кто на него наносит.
Прошло 22 октября: о короле шведском не было слу-
ха. 23-го приезжает в Борзну Войнаровский и объявля-
ет, что ушел тайком от Меншикова, который завтра бу-
дет в Борзне к обеду, и что какой-то немецкий офицер
говорил другому в квартире его, Войнаровского:
«Сжалься, боже, над этими людьми: завтра они будут
в кандалах». Мазепа «порвался как вихрь»; в тот же
день поздно вечером был уже в Батурине; на другой
день рано переправился через Сейм, вечером прибыл
в Короп, где переночевал, и на другой день, 24-го числа,
ранним утром переправился через Десну, а ночью за
Орловкой достиг первого шведского полка, стоявшего
в деревне на квартирах. Отсюда отправил к королю Ло-
миковского и Орлика, а за ними отправился и сам.
Мы видели, как неохотно решился Мазепа объявить
себя в пользу шведов прежде решительного перевеса на
их стороне. Когда он узнал о взятии и сожжении Батури-
на Меншиковым, то сказал: «Злые и несчастливые наши
початки! Знаю, что бог не благословит моего намерения;
теперь все дела инако пойдут, и Украйна, устрашенная
Батуриным, будет бояться стать с нами за одно».
Предвидения «искусной, ношенной птицы» сбылись:
Украйна, устрашенная не Батуриным, но мыслию о сою-
зе с поляками и шведами, не стала заодно с Мазепою,
615
и при Полтаве Карл XII проиграл первенствующее зна-
чение Швеции на севере, а Мазепа — гетманство мало-
российское.
IV
МОНАХ САМУИЛ
(страница из истории раскола)
В недавнее время наша духовная литература обрати-
ла должное внимание иа учение об антихристе, распро-
страненное между раскольниками. Объяснить происхож-
дение этого странного учения не трудно; стоит только ис-
торику спросить самого себя: не встречал ли он в дру-
гие времена, в других обществах подобного учения, и ес-
ли встречал, то когда, при каких обстоятельствах, при
какой общественной обстановке? Учение это является
при сильных общественных движениях, при важных пе-
ременах и борьбах, когда человеку-христианину так ес-
тественно обращаться к апокалипсическим представле-
.ниям 1 и спрашивать себя: не сбывается ли? не перед гла-
зами ли нашими знамение второго пришествия и кончи-
ны века? Не нужно распространяться о том, какую силу
имеют апокалипсические представления над людьми,ко-
торые имеют религиозную начитанность и у которых на-
ука не умеряет еще излишней живости воображения; не
нужно распространяться о том, какое одушевление сооб-
щает человеку убеждение, что он живет во времена,
изображенные в таинственной книге Богослова, что
борьба, которую ведет он, должна скоро окончиться тор-
жеством агнца и всех верных ему. Протестанты в борь-
бе своей с католицизмом одушевлялись мыслью, что ра-
туют против апокалипсического Вавилона — Рима, про-
тив антихриста-папы. У нас в Западной России, когда
тот же Рим сделал попытку посредством унии отторгнуть
литовскую Русь от восточной церкви, явилось немедлен-
ное представление об антихристовых временах. Наконец
в Восточной России, в московском государстве, когда
произошло исправление книг и вслед затем начались
важные перемены гражданские, испуганному воображе-
нию приверженцев старины сейчас же представились
времена, изображенные в апокалипсисе, представились
действия антихриста. Что здесь не обошлось без влия-
ния западнорусской литературы, возникшей во времена
616
унии, видно из той исторической связи, которою пред-
ставление наших раскольников соединяется с прежними
представлениями того же рода: первая эпоха антихри-
стовская — отпадение Рима папского от православия,
вторая — отпадение Западной России в унию, третья —
отпадение Восточной России от православия вследствие
перемен церковных и гражданских. Для объяснения са-
мого процесса происхождения этих представлений, для
объяснения состояния умов в эпоху преобразований счи-
таем не лишним изложить печальную историю монаха
Самуила, как он сам изложил ее.
В начале XVIII века при одной из тамбовских церквей
был дьячок по имени Степан, человек с самою поверх-
ностною начитанностию Писания, но чуткий к высшим
вопросам жизни и способный не удовлетворяться одним
разглагольствованием об них. Все вокруг Степана было
полно тревогою, небывалою еще на Руси: русские люди
изменяли свой образ, в церкви недосчитывались патри-
арха. И вот пошла носиться мысль о последних време-
нах, о пришествии антихриста. Но кто же антихрист?
Невозможно было для русского человека убеждение,
чтоб антихрист мог явиться в роде православных царей
русских, и вот начал носиться слух, что тот, кто царству-
ет под именем Петра Алексеевича, не есть истинный сын
царя Алексея; объясняли дело розно: одни говорили, что
царевич Петр был подменен при самом рождении сыном
Лефорта; другие толковали, что настоящего царя Петра
Алексеевича не стало за границею, и на место его при-
ехал немец. Монах Савва первый преподал нашему Сте-
пану учение об антихристе: «Видишь,— говорил мо-
нах,— один владеет, патриарха-то нет, а печать-то види-
ма: велит бороды брить...» Впечатление, произведенное
этими словами на бедного Степана, было страшное;
все, читанное в апокалипсисе, представилось ему в при-
менении. Но какая же была его обязанность? Что дол-
жен был он делать в это страшное время? Первая
мысль — уйти. Прежде всего Степан перестал ходить
в церковь; но оставалось еще средство успокоения, был
Человек, обязанный указать ему правильный путь, отец
духовный. Степан отправился к духовнику своему, попу
Ивану Афанасьеву; но тот не был способен успокоить
духовного сына, разрешить его сомнения; он еще более
усилил их, очень неловко рассказавши один случай сво-
ей жизни: «Как мы бывали на Воронеже в певчих, то
певали пред государем и при компании, проклинали из-
617
менников кой-каких; однажды дошел разговор до Тали-
цкого 2, и государь говорил: «Какой он вор Талицкий! уж
и я по его антихрист! о господи! уж и я антихрист пред
тобою!» Эти искренние и горькие слова преобразователя
не были поняты певчими; они стали перешептываться:
«К чему это он говорил? Бог знает!» С этим: «Бог зна-
ет!» — Степан ушел от духовника, «и от тех поповских
слов все сумнение к сумнению и в мысли своей держал,
что прямой он антихрист». Попалась старопечатная Ки-
риллова книга3, написано, что во имя Симона Петра
имать сести гордый князь мира сего антихрист; поп не
растолковал Степану, что здесь автор говорит о папе,
свой Петр был ближе. Разговорился с одною бабою, та
рассказывала, что родственники ее были в Суздале, где
содержалась царица Авдотья Федоровна, и царица гово-
рила людям: «Держите веру христианскую: это не мой
царь...»
Степан бросил жену и постригся под именем Самуи-
ла в тамбовском Трегуляевском монастыре; ему говори-
ли, что первое гонение от антихриста будет на монасты-
ри. «Нет нужды,— отвечал он,— тогда уйду в горы».
В монастыре те же разговоры и внушения; монах Фила-
рет проповедует: «Теперь над ними царствует не наш
царь Петр Алексеевич, но Лефортов сын. Царь Алексей
Михайлович говорил жене своей: если сына не родишь,
то озлоблю тебя; она родила дочь, а у Лефорта в это
время родился сын; царица от страха и разменялась».
Приехал в Трегулдевский монастырь дядя Самуилов,
монах Мигулинского троицкого монастыря Никодим, ин-
квизитор; племянник открыл ему свое сомнение насчет
царствования антихристова; дядюшка-инквизитор отве-
чал: «Нет не антихрист, а разве предтеча его». Самуилу
стало не легче. Слышал, что нижегородцы называют ан-
тихристом архиерея своего Питирима, который преследо-
вал их за старую веру: не тот, так другой — все равно.
В то время всех монахов Трегуляевского монастыря за-
брали в Воронеж по какому-то делу; Самуил воспользо-
вался этим случаем, написал письмо, в котором называл
Петра антихристом и подбросил на неизвестный двор.
На дороге из Воронежа назад в монастырь те же самые
разговоры: в селе Избердее встретился Самуилу сын бо-
ярский Лежнев и говорит: «Сказывают, что наш госу-
дарь пошел в Стокольню (Стокгольм) и там его посади-
ли в заточенье, а это не наш государь». У Самуила при
всех этих рассказах одна дума: антихрист! Пришел
618
указ — не читать книгу Ефремову и соборник4; пришел
Духовный регламент 5 с известными мерами относитель-
но монашества. «Антихрист! — думал Самуил,— отводит
от монашества! надобно бежать в пустыню». Самуил ис-
полнил свое намерение; но на первый раз его поймали,
били плетьми, и отослали снова в Трегуляевский, где по-
садили на цепь. Сидя на цепи, он тосковал о том, что
царствует антихрист; не хотел кланяться игумену: как
мне ему кланяться? он слуга антихристов. Наконец, Са-
муилу удалось уйти в степь к казакам, где он начал про-
поведь: найдет кого-нибудь из бурлаков, препростого че-
ловека и внушает, что антихрист царствует; нашел попа,
который на ектениях® вместо император поминал импе-
ретер и говаривал: «Император-де, людей-де перетерли»,
а Самуилу с товарищами любо.
Но тут, когда по-видимому Самуил окреп окончатель-
но в своих убеждениях, в нем произошел переворот бла-
годаря живости, впечатлительности его природы: как
прежде толки какого-нибудь монаха, страница какой-ни-
будь книги приводили его в смущение и заставляли ве-
рить, что антихрист царствует; так теперь иные толки,
иные книги произвели на него могущественное впечатле-
ние и вывели на другой путь: он прочел Духовный Увет,
Пращицу 7, и освободился совершенно от своих расколь-
нических мнений, возвратился в свой монастырь спокой-
ный и, как следовало ожидать, стал громко проповедо-
вать православие.
Но беда подстерегала его. Преобразователь указал
два дела для монашества: служение страждущему чело-
вечеству для пожилых монахов и науку для молодых,
чтоб можно было приготовить из них будущих просве-
щенных пастырей церкви. Вследствие этого наш Самуил,
как еще молодой, был отправлен в Москву в школу,
с помещением в Богоявленском монастыре. Здесь снова
начались искушения: прежний образ жизни нисколько
не приготовил его к школьной усидчивости; латинская
грамматика не имела для него никакой прелести; трудно
было человеку, давно уже покинувшему детский возраст,
заучивать склонения и спряжения; еще труднее чувство-
вать на себе плеть префекта за нехождение в класс. Это
искушение, впрочем, еще могло быть преодолено: но вот
приходит весть, что жена его вышла замуж! Сейчас же
явилась мучительная мысль: «Жена совершила грех пре-
любодения по моей вине: я ее покинул»; и сейчас же
явилось стремление облегчить себя, сложив вину на дру-
619
того: «Виноват Петр, потому, что жена моя постриглась
бы вместе со мною, но была задержана запретительным
указом». Но тут несчастный Самуил почувствовал стра-
шное чувство ревности: сначала в религиозном одушев-
лении, представляя себе антихристовы времена, он лег-
ко расстался с женою; но теперь этого одушевления
более не было; прежние убеждения являлись заблужде-
ниями, и вот мысль, что жена принадлежит другому, вы-
зывает целый ад; и при таком-то состоянии души надоб-
но ходить в школу или подвергаться плетям! А тут новый
искуситель: товарищ, монах Петр, тоже невольный
школьник, только и делает, что бранит Духовный регла-
мент, причину всех их бедствий Самуил в бессильной
ярости, чтоб как-нибудь облегчить себя, стал писать на
клочках бумаги бранные слова против преобразователя,
когда уже того не было в живых. Одну такую бумажку
нашли, признали руку Самуила и взяли его в тайную
канцелярию. Самуил откровенно изложил дело, клялся,
что писал не для того, чтоб пустить в народ, но ради
покоя совести. Его казннли смертию.
V
ПТЕНЦЫ ПЕТРА ВЕЛИКОГО
I
31 марта 1725 гбда в Петербургской крепости, в Пе-
тропавловском соборе, при гробе первого императора,
как обыкновенно в народе звали Петра Великого, шла
всенощная. Среди службы вдруг вошел в церковь и стал
подле правого клироса Ягужинский, один из птенцов
Петра, тот, кого он вывел из ничтожества и сделал гене-
рал-прокурором. Ягужинский был расстроен, в сильном
волнении; при виде гроба своего благодетеля он не мог
удержаться, позабыл, что стоял в церкви, и, указывая
на гроб, стал говорить: «Мог бы я пожаловаться, да не
услышит, что сегодня Меншиков показал мне обиду, хо->>
тел мне сказать арест и снять с меня шпагу, чего я над
собою отроду никогда не видал».
«Мог бы я пожаловаться, да не услышит»,— говорил
Ягужинский. Жалобы продолжали раздаваться и при
гробе великого императора, который так много наслу-
шался их при жизни своей. Вопли о великих обидах раз-
давались и при колыбели Петра; к жалобам русских лю-
620
дей присоединялись жалобы всеславянские. Все славян-
ство плакалось на великую обиду; было оно бедно, сла-
бо, грубо, порабощено, поругано от иноземцев, гордых
своим богатством, силою, наукою; восток Европы, бед-
ный, обделенный природой-мачехой, обделенный истори-
ей, жаловался на великую обиду от Запада. «Стали мы
укоризною всем народам: одни нас жестоко обижают,
другие презирают, третьи изъедают наше добро пред
глазами нашими и, что всего тяжелее, хулят и ненави-
дят нас, зовут варварами, считают более животными,
чем людьми».
Великий человек родился и вырос среди этих воплей;
он чувствовал, что должен быть мстителем за обиду,
восстановителем чести и славы народной. Он спросил:
что за причины обиды и унижения, которые его народ
терпит от других народов? Ему отвечали: «Первая при-
чина есть наше невежество, наше нерадение о науках;
вторая причина есть наше чужебесие, глупость, по кото-
рой мы терпим, что иноземцы нами повелевают, нас об-
манывают и делают из нас все, что хотят». Но легко бы-
ло понять и невеликому человеку, что вторая причина
есть следствие первой. «Наши люди,— продолжались
жалобы,— наши люди тупы разумом, сами ничего не вы-
думают, если им другие не покажут; у нас нет никаких
книг о промыслах, как у других народов; наш народ ле-
нив, непромышлен, сам себе не хочет добра сделать, ес-
ли не будет силою принужден».
Программа деятельности великого человека была на-
чертана. «Учиться! работать!»— воскликнул он своему
народу. «Я показываю пример, восстановим нашу честь
и славу, выучимся побеждать иноземцев, чтоб они не
смели презирать нас; возьмем у них науку, благодаря
которой они так превосходят нас; приобретем морские
берега, обогатимся торговлею, заведем промыслы, про-
ложим дороги, пророем каналы, переведем все их хоро-
шие книги на свой язык».
Что же значил этот призыв народа к труду? Эта от-
крытая, сильная, кровавая борьба против лености, кос-
ности, тунеядства? Что значила эта неутомимая, неслы-
ханная в истории деятельность Петра? Она выражала
великий переворот, великое движение в жизни народной,
стремление отделаться от начал общества варварского
и усвоить себе начала общества цивилизованного. Ибо
что такое общество варварское и общество цивилизован-
ное? Какое существенное различие между ними? Осноз-
621
ной признак варварства есть лень, стремление самим не
делать ничего или делать как можно меньше и пользо-
ваться плодами чужого труда, заставлять другого тру-
диться на себя. Так живут все варварские, неисториче-
ские пароды: цель их кратковременной деятельности—
добыча, нападение на другой народ и отнятие у него пло-
дов его труда; приобретя добычу, варвар предается без-
действию и вследствие того коснеет умственно и нравст-
венно, личное развитие прекращается, чужое добро
в прок не идет; варвар живет в бездействии до тех пор,
пока нужда не заставит его снова напасть на это непро-
изводительное для него чужое добро; нападая на чужой
народ, любит он особенно приобретать живую добычу,
ясырь, пленных, чтоб отвести их к себе и сделать раба-
ми, заставить их работать на себя, а самому предавать-
ся совершенному бездействию, коснеть; таким образом
добыча, мертвая и живая, приносит наказание, прокля-
тие хищнику, осуждая его на коснение, на жизнь живот-
ную. Общество выходит из состояния варварства, когда
является и усиливается потребность в честном и свобод-
ном труде, стремление жить своим трудом, а не на счет
других; человек растет нравственно трудом, общество
богатеет и крепчает, рабство естественно исчезает, как
помеха труду, помеха развитию, преуспеянию. Тем об-
щество совершеннее, развитее, чем сильнее в нем стрем-
ление к труду; тем оно слабее, чем более между его чле-
нами стремления жить на чужой счет. Наша Россия бы-
ла именно слаба этим присутствием в ней варварского
начала, начала косности, которое порождало стремление
жить чужим трудом и, в свою очередь, поддерживалось
этим стремлением. Это было видно в печальном состоя-
нии сельского народонаселения, в бедности городов,
в отсутствии промышленности, незначительности торгов-
ли, в сильном холопстве, в привычках значительного че-
ловека окружать себя толпою лиц для личных услуг;
в стремлении закладываться, которое, с одной стороны,
происходило из желания жить попокойнее, в большей
праздности, с другой — обличало то, что свободный труд
не пользовался надлежащим покровительством в обще-
стве; в стремлении обманом взять за свой труд больше,
чем сколько он стоит; наконец, в сильном взяточничест-
ве и в стремлении выходить из промышленного сословия
в приказные люди, чтобы с меньшим трудом жить на
чужой счет.
Но если сильны были черты варварства в древнем
622
русском обществе, то общество все же не было варвар-
ским: это выражалось в постоянном поступательном
движении при всевозможных препятствиях, в сознании
тех недугов, от которых должно освободиться для даль-
нейшего исторического движения. Когда в обществе уси-
ливаются болезни без сознания их и при отсутствии сил
к их излечению, то общество падает; если же болезни
накопляются, но вместе с тем является сознание болез-
ней и чувствуются силы для борьбы с ними, то происхо-
дит переворот, общество сотрясается, и это сотрясение
вызывает новые силы, необходимые для уничтожения на-
копившихся недугов и продолжения исторической жизни.
Переворот совершается или установленною властию, ко-
гда эта власть крепка, или, в случае ее слабости, разну-
зданными силами народа. Русский переворот конца
XVII и начала XVIII века произошел первым путем. Как
обыкновенно бывает при переворотах, общество с уси-
ленною быстротой должно было броситься к тому нача-
лу, которое было создано как лекарство против господ-
ствующей болезни. Болезнь русского общества заключа-
лась в варварском начале косности, в стремлении как
можно меньше делать и жить на чужой счет: отсюда
главный деятель переворота, Петр, явился олицетворе-
нием противоположного начала, начала труда, явился
вечным работником на троне, по выражению поэта; от-
сюда ожесточенное преследование праздности, тунеядст-
ва, отбывания от службы.
Произнося страшное слово: переворот, мы уже необ-
ходимо предполагаем неестественное, напряженное со-
стояние общества, упорную борьбу здоровых начал с за-
старелыми, накопившимися болезнями, борьбу нового со
старым, схватку их представителей на жизнь и на
смерть, причем такое широкое поприще насилию сильно-
го, так мало пощады побежденному. Переворот петров-
ский не был исключением. В старину выходили книжки
под заглавием: Цветущее состояние России при Петре
Великомно теперь, когда историческая наука возму-
жала, подобные книжки невозможны; теперь при слове
переворот исчезает мысль о цветущем состоянии и напу-
ганному воображению уже представляются кровавые
картины людского ожесточения. Историк не станет лю-
боваться этими картинами, не расцветит их и не сгладит
резкостей, но в то же время не позволит себе вооружить-
ся против великого начала, осилившего в перевороте
и выведшего народ в новую историю, к новой жизни; не
623
позволит себе вооружиться против великого человека,
провозгласившего это начало и давшего себя ему в веч-
ное служение.
Переворот начался страшно кровавою схваткой
с стрельцами. За что же поднялись стрельцы, чего хоте-
ли они? Борода, старое платье,' старые обычаи были
знаменем; сущность дела заключалась в нежелании слу-
жить трудную службу, к которой Петр призывал всех
русских людей, чтоб избавиться им от великой обиды
и позора. В одно время с стрельцами волновались каза-
ки,' потом вставала Астрахань, поднимался Дон, с своим
Булавиным; но что представляло древнее казачество, за-
чем так упорно враждовало с государством? За право
жить на чужой счет, хищничеством «добывать себе зипу-
ны». В степях, в привольи хищников, обычай жить на
чужой счет господствовал без прикрытий, здесь говори-
лось прямо, что надобно вольному казаку; но подобный
же обычай был крепок и внутри государства, хотя при-
крывался, не казался кичливо на свет божий, пробирал-
ся мимо закона, как степной хищник пробирался между
крепостями, выставленными государством, чтобы на-
пасть на беззащитное народонаселение. Петр сладил
с сопротивлением, прямо высказывавшимся, победил ве-
зде, где было место борьбе с оружием в руках; сладил
с стрельцами, с казаками, победил внешнего,врага, шве-
да, который загораживал ему дорогу к морю, в Европу;
но нелегко было сладить с сопротивлением, которое не
выступало открытб, но которое залегло глубоко в об-
ществе, коренилось в привычках и взглядах, накоплен-
ных веками. Петр призывал всех к труду неутомимому,
ко всевозможным пожертвованиям; но не должно забы-
вать, что он призывал к труду, к пожертвованиям обще-
ство, в котором главный недуг состоял именно в стрем-
лении многих и многих трудиться как можно менее
и жить на чужой счет, в стремлении жить особо и в про-
исходящем от того равнодушии к общим интересам;
и вот на призыв к труду, имевшему искупить народ от
господства варварского начала, от другого, более тяж-
кого, ига татарского, слышались из разных углов жесто-
кие слова против призывающего к труду: «Мироед, весь
мир переел!» — слышалось из одного угла; «Подметный
царь, антихрист!»— кричали из другого. Но эти вопли
людей, потревоженных в своем печальном покое, в сво-
ей обычной обстановке, еще не были самым печальным
явлением.
624
Гораздо печальнее было то, что люди, вопившие из-
давна против притеснений, освобожденные теперь от
старых притеснителей, получившие средства устроить
свои дела как им было надобно, поспешили нажить себе
новых притеснителей из своей среды; гораздо печальнее
было то, что люди, повторявшие за Петром новые прави-
ла, никак не могли применить их к делу, при котором
сейчас же являлись наружу старые привычки и взгляды.
Мы-очень хорошо знакомы с двуверием: оно долго обна-
руживалось в России как в сфере религиозной, так и в
гражданской. Долго после принятия христианства в на-
роде, особенно в низших слоях его, оставались еще ста-
ринные языческие верования и обряды, что и называ-
лось двуверием; то же самое обнаруживалось и в сфере
гражданской в эпоху преобразования и долго после нее;
слова и дела не ладили между собою: на словах прави-
ла, почерпнутые из мудрости старших братьев по циви-
лизации, на словах горячее усердие к общему благу, пре-
зрение частных корыстных целей, принесение всего на
жертву высшим интересам — на деле иное, противопо-
ложное. Как в XI веке русский человек, помолившись
в церкви христианской, спешил в лес, чтобы под старым
дубом принести жертву старому Перуну, так в XVIII ве-
ке русский человек, нащеголявшись во французском
кафтане, наговоривши на разных языках множество
прекрасных, истинно гражданских вещей, приезжал до-
мой — и начинал поклоняться насилию, хищничеству,
тунеядству и разным другим степным божествам, кото-
рых тщетно старались заклясть указы Петра I и Екате-
рины II.
Призывая русский народ к усиленному труду, посред-
ством которого только и мог он сравниться с богатыми
и сильными народами, зная, что богатство и сила госу-
дарственные зиждутся на труде промышленном и торго-
вом, Петр не мог не стараться обеспечить этот труд.
Главными препятствиями для развития промышленного
и торгового труда были: бедность капиталов, неумение
соединять их, неумение вести дела сообща, отсутствие
образования в торговом и промышленном классе, проис-
текающая отсюда мелкость взглядов и приемов, притес-
нения воевод и приказных людей. Стремление противо-
действовать всем этим препятствиям Петр выразил
в знаменитом изречении своем: «Собрать рассыпанную
храмину купечества». Для этого собрания купечество
ивъято было из ведомства воевод, получило собственный
625
суд и управление посредством городовых магистратов
и главного магистрата. Теперь посмотрим, как же вос-
пользовались торговые люди новым положением своим,
созданным для них преобразователем. Преобразователь
должен был выслушать вот какого рода донесения о со-
бирании храмины: «Купечество в Москве и городах само
себе повредило и повреждает: из них сильные на мало-
мочных налагают поборы несносные паче себя, а иные
себя в том и обходят, зачем маломочные и паче прихо-
дят в скудость и безторжицу; к тому у них отняты вся-
кие промыслы и прочие торги, кои за ними издревле бы-
вали, айв рядах уже стало больше вотчин и всяких
торговых мест за беломестцы, нежели за купечеством.
А иные купцы, и сами отбывая платежей и постоев, по-
киня, а другие, распродав беломестцам в слободах жи-
лища свои, разошлись в другие чины, в артиллерию,
в извощики и воротники, также записались в Покровское
и Тайнинское, еще ж в защиту разных господ на дворы
их московские и загородные, и своей братьи, и других
разных чинов в домах нанимая места и избы особые за
Земляным городом, мимо настоящих своих слобод по-
строй дворы живут; еще ж якобы за долги старыми пере-
воды у разных и в закладе не токмо сами, но и с торга-
ми своими и винными заводы в защитех. А иные подло-
гом якобы за скудостию и болезнями и в богадельни во-
шли, а иные на заводы и на промыслы в прикащики и
сидельцы и работники, которые и свое имение довольное
имеют. Дорогомиловской слободы ямщики, по прозванию
обыденки довольные богатством, покиня гоньбу и отбы-
вая с торгу платежей, записались пролазом своим, под-
логом чрез Полибина 2, в сенные истопники к комнате
царевны Натальи Алексеевны, которые и поныне под
тою опекой имеют торги и лавки не малые, а иные ушли
в другие губернии и в Сибирь. Купецкие ж, кои вышли
из слобод, покиня свои прежние жилища, и доныне на-
лицо живут явно в Москве на господских дворах слобо-
дами, например за одною Москвою рекой на Пятницкой
и Ордынке, на Офросимове и Ржевском дворах, еще же
и за Мясницкими на Шеинском и Долгорукове, и за Ар-
батскими на Головкине дворах и у прочих таких же, а в
слободы на тяглые свои жилища не идут, а старосты и
другие, видя сие, для своих польз, в том им и упущают».
Исчезает очарование, произведенное Полтавой, Ни-
штадтским миром, внутренними преобразованиями, во-
дворением науки, всем тем, что, по-видимому, проводит
626
такую резкую границу между новою и древнею Россией:
мы опять в XVII веке, во временах царей Михаила и Але-
ксея, ибо слышим те же самые жалобы на отбывание от
податей и на закладничество, но даже и тут, в XVII ве-
ке, не видим таких проделок, как в царствование Петра:
при отце и деде его не встречаем, например, чтоб ям-
щики, пролазом, приписались истопниками к комнате ца-
ревны!
А наши старые знакомцы воеводы, на которых древ-
няя Россия накопила столько жалоб? Неужели мы опять
услышим эти жалобы, после того как Петр, по любимой
своей мысли о коллегиальном устройстве, велел «учи-
нить ландратов, в больших губерниях по 12, в средних
по 10, в меньших по 8, чтоб они все дела с губернато-
ром делали и подписывали, и губернатор у них не яко
властитель, но яко президент и никакого дела без оных
не делает, и выбирать ландратов в каждом городе или
провинции всеми дворянами за их руками». Неужели мы
встретим старинные жалобы, после того как Петр изъял
купечество из-под суда и ведения губернаторов и воевод
и даже половину фискалов приказал выбирать купечест-
ву из своей среды? Неужели встретим известия о той же
усобице сословий, о которой с ужасающею наивностию
говорят грамоты царя Михаила, повелевающие приказ-
ным людям оберегать горожан от сильных людей и от
бояр?
Послушаем, что скажет нам уже приведенное донесе-
ние: «Торговать уже за нападками небезопасно, напри-
мер, и один Волынский 3, будучи в Персиде, с прикащи-
ков Евреинова4 и прочих с немалым притеснением
насильно обрал боле 20000 рублей якоб на государевы
нужды, ажно на свои прихоти, и бить челом не смеют, по-
неже с торгом своим его правления Астрахани, и его им
миновать нельзя, о чем и вышним господам известно, да
молчат». «Купечества весьма мало, и можно сказать, что
уже нет, ибо все торги отняты у купцов и торгуют вы-
сокие персоны и их люди и крестьяне», говорит другой
любопытный памятник петровского времени: «Извольте,
ваше величество, вопросить новых всероссийских купцов,
то есть князя Меншикова, сибирского губернатора князя
Гагарина и им подобных, могут ли они прокормить мно-
гое число разоренных чрез отнятие торгов?»
Таков был ответ преобразователю на его призыв
к труду, на его стремление разбудить заснувшие силы
народные. Но и этот печальный ответ не должен сму-
627
щать нас, не должен наводить нас на мысль, что тщетен
был подвиг, бесплоден тяжкий переворот или что совер-
шалось дело иначе, чем следовало, и потому имело так
мало успеха. Чтоб уяснить себе ход нашей истории, как
древней, так и новой, мы должны освободиться от мыс-
ли, что общественное развитие может совершаться и до-
стигать высокой степени независимо от материального
благосостояния народа. Известно, что общественное дви-
жение, высшие общественные формы являлись тогда, ко-
гда народ начинал богатеть. Вследствие самых неблаго-
приятных условий для развития народного богатства
Московское государство было самым бедным из госу-
дарств европейских, при редкости народонаселения на
огромных пространствах, при больших огороженных се-
лах вместо городов, при отсутствии промышленности
и торговли (сравнительно с западными государствами
Европы). Потребности государства постоянно не были
в уровень со средствами, доставляемыми ему народом.
Вспомним, какую громадную пограничную линию долж-
но было оберегать это беднейшее, малолюднейшее госу-
дарство!
Сколько было говорено о кормлении, этой язве Мо-
сковского государства! Но откуда это кормление? Мы
видим его при начале государств, то есть при их край-
ней бедности, когда нечем удовлетворить первой нудя-
щей потребности, потребности защиты, нечем содержать
войско: ратным людям, дружинникам, раздают или зем-
ли, или правительственные и судебные должности вкорм-
ление. Если у нас кормление оставалось так долго, укоре-
нилось — ясный признак, что народ оставался бедным;
а кормление, следствие бедности, неразвитости народ-
ной, как обыкновенно бывает в истории, содействовало,
в свою очередь, усилению народной бедности. Бедность
государства и необходимость содержать огромное вой-
ско, защищать огромную пограничную линию, отбивать-
ся со всех сторон от врагов — вот два тяжкие условия
жизни Московского государства.
А крепостное право — откуда оно? Все от той же бед-
ности. Крестьянина прикрепили, чтоб он кормил помещи-
ка, ратного человека, которого иначе бедное государство
содержать не могло. Тяжелым игом лежало кормление
войска на народе; но оно избавляло от ига татарского,
от поляков, от шведов. И чтобы понять, как необходимо
было военное преобразование, почему надобно было на-
чинать с него, почему в этом отношении нужны были
628
еще новые пожертвования, новые напряжения бедного
государства и народа, чтобы понять, оценить военную
деятельность и заслугу Петра, надобно только вспом-
нить, какое количество пленных выводили крымские та-
тары из России, и без того бедной народонаселением, на-
добно читать описания тяжкой участи этих несчастных,
наполнявших восточные рынки, надобно вспомнить,
сколько денег нужно было употреблять бедному государ- ’
ству для выкупа пленных.
Но, кроме войска, нужно было народу кормить еще
непосредственно дьяков и подьячих, вследствие той же
бедности. В XVII веке лучшие люди сознавали эту язву
и предлагали средства для ее излечения: отчего дьяки
и подьячие берут взятки? — спрашивали они, и отвеча-
ли: оттого что получают малое жалованье, недостато-
чное для их содержания; дайте им больше жалованья,
и они перестанут брать взятки. Но советодатели не спра-
вились: откуда московскому правительству было взять
денег для увеличения этого жалованья. Их поражала
бедность народа, но они забыли, что правительство бед-
ного народа не могло быть богато. У варварского народа"
все члены его — воины, не воины — рабы. Как скоро на-
чинается развитие, начинается разделение занятий, яв-
ляется различие между воинами и невоинами, и опреде-
ление отношений между этими двумя частями народона-
селения становится одною из самых важных задач всей
последующей жизни государства; во времена варвар-
ские, или очень близкие к варварству, например в нача-
ле средних веков в Европе, военная часть народа стре-
мится господствовать над невоенною, забрать себе все
права; но, благодаря разным благоприятным условиям
развития, масса невоенная не коснеет в своем страда-
тельном положении, посредством промышленного труда
приобретает материальные и нравственные средства,
вследствие чего силы обеих частей народонаселения на-
чинают более или менее уравновешиваться. Так было в
западных государствах; в Польше, при неблагоприятных
условиях развития для невоенных классов народонаселе-
ния, военная часть народонаселения, шляхта, налегла
на массу невоенную, взявши себе все права и отнявши
у верховной власти значение посредствующего начала,—
и мы знаем следствия. В самом восточном европейском
государстве, в России, условия для развития промыш-
ленного труда, для развития невоенных классов народо-
населения были крайне неблагоприятны; отсюда бед-
629
ность народа и все ее печальные следствия, о которых
уже было упомянуто. Но в России и военная часть на-
родонаселения, вследствие известных причин, также не
получила сословного развития, а между тем увеличива-
лись силы правительственного начала; пользуясь этою-
то силой, Петр произвел переворот, имевший целию под-
нять силы народа во всех отношениях: поднять войско,
его победами поднять значение государства извне и до-
быть море и в то же время поднять промышленные си-
лы народа, отнять у государства Русского исключитель-
но земледельческий характер, сделать его богатым, сле-
довательно, уничтожить те печальные явления, которые
были следствием его бедности. Мы видели, какие страш-
ные препятствия встретил Петр при достижении своей
цели: в течение нескольких лет нельзя было переменить
утвердившихся веками привычек и взглядов; учреждени-
ем магистратов нельзя было вдруг обогатить купцов,
вдруг приучить их к широкой, дружной и разумной дея-
тельности; выучивши волею-неволею служилого челове-
ка грамоте, цифири и геометрии, нельзя было вдруг вдо-
хнуть в него ясное сознание гражданских обязанностей;
несмотря на множество видимых изменений, нравствен-
ное состояние народа мало изменилось к лучшему. Но
народ безвозвратно выдвинулся на новый путь, путь
единственный для выхода, для избавления себя от тяж-
ких обид, на которые жаловались лучшие люди XVII ве-
ка, путь тяжелый бесспорно — но что же делать, когда в
запасе у истории лет других путей для народов?
Как взволнованное море, шумела Россия глухим шу-
мом и ропотом, когда преобразователь лежал в гробе ве-
личавый, грозный и скорбный. Птенцы Петра провозгла-
сили царицей его жену-спутницу. При этой новой новиз-
не, женском царствовании, слышался ропот наверху
и ропот внизу: наверху ропот несбывшихся надежд, ро-
пот на светлейшего князя; внизу повторялись пословицы,
в которых высказался невыгодный взгляд предков на
женщину, пословицы и присловицы:
Каковы в народе издавна словом употреблялися,
И яко в волне морской, тако в молве мирской
разглашалися.
Но среди этого ропота слышались другие голоса,
к которым мы и прислушаемся преимущественно.
Между сенаторами сильное движение, толки, споры,
630
•пишутся мнения. Что же их так занимает? Старый воп-
рос: казна истощена, крестьяне разорены, войско и при-
казные люди тяжело лежат на народе. Первым делом
преобразования было создание постоянного войска, в ко-
тором чувствовалась нудящая потребность; но чем со-
держать его? Разумеется, первая мера в бедном, нераз-
витом государстве — отдать войско на непосредственное
кормление народу. Но легко понять, какого рода была
эта новая тягость; история хорошо знает, что такое по-
стоянная вооруженная сила, непосредственно кормящая-
ся на счет народа? Для России наступили времена, кото-
рые Западная Европа переживала при франках, готах
и свевах 5, или когда в Польше войска, не получая жало-
ванья, хозяйничали в стране. Крестьяне бежали толпами
в степи, за границу, средства государства истощались;
надобно было помочь беде.
«Несколько лет,— говорили одни,— как хлебный не-
дород учинился, а в нынешнем 1725 году в жатвенное
время от непрестанных дождей едва не везде хлеба не
сняты и многие проросли. Платежом подушных денег
земские комиссары и обретающиеся на вечных кварти-
рах штаб- и оберофицеры так принуждают, что не токмо
пожитки и скот распродавать принуждены, но многие
и в земле посаженный хлеб за бесценок отдают, и от то-
го необходимо принуждены бегать за чужие границы,
а особливо из низовых провинций и сибирских городов
в Башкиры, а из других в Польшу. От 1719-го по ныне-
шний год взято в рекруты более 70 000 человек, сколько
же в те шесть лет умерших как натуральною смертию,
так и от хлебного недорода, также беглых и написанных
в оклад старых, дряхлых, увечных и младенцев, от кото-
рых нет никакой работы, токмо требуют хлеба, и за
всех тех подушные деньги правят на наличных! От тако-
го несносного отягощения принуждены побегами друг
за другом следовать и многие тысячи уже за чужие гра-
ницы побежали и никакими крепкими заставами удер-
жать их от того не можно».
«Вовсе уж не так тяжело крестьянам,— говорили
другие,— неурожай не был повсеместный; в иных местах
рожь родилась средняя, а яровой везде родился изрядно,
и пред прошлыми годами хлеб везде дешевле. Что кре-
стьяне бегают, то заставами их удержать нельзя, а мож-
но вот как: надлежит из них выбрать сотников, пятиде-
сятников, десятников и перепоручить всех круглою пору-
кою, о чем из военной коллегии указами объявлено,
631
а ныне надобно о том вторично подтвердить, отчего по-
беги весьма удержать возможно, что может быть крепко
караулов, понеже все крестьяне друг друга караулить
будут принуждены, для того что невозможно тому стать-
ся, чтобы друг о друге крестьяне были неизвестны, ибо
кто преднамерится бежать, те пред побегом своим спро-
важивают из домов в другие способные к побегу их мес-
та скот и животы и с собою берут жен и детей, а иные
пред побегом все продают».
Думали целый год. Осенью 1726 года Меншиков, Ос-
терман, Макаров и Волков 6 подали одно общее мнение,
которое также может объяснить, почему Петр взял этих
людей из толпы и поставил так высоко: «Как вредитель-
но государству несогласие, о том упоминать не надле-
жит; сие показывается не токмо в духовных и других го-
сударственных делах, но, и при бедных российских кре-
стьянах, которые не от одного хлебного недорода и от
подати подушной разоряются и бегают, как от несогла-
сия у офицеров с земскими управителями, и у солдат
с мужиками. И понеже армия так нужна, что без нее го-
сударству стоять невозможно, того рода и о крестьянах
попечение иметь надлежит, ибо солдат с крестьянином
связан как душа с телом, и когда крестьянина не будет,
тогда не будет и солдата. Для скорейшего облегчения
крестьян в платеже подушной подати на 1727 год дать
сроку до сентября месяца. Ныне над крестьянами разве
десять и больше командиров находится, вместо того что
прежде был один, § именно из воинских, начав от солда-
та до штаба и до генералитета, а из гражданских от
фискалов, комиссаров, вальдмейстеров и прочих до вое-
вод, из которых иные не пастырями, но волками, в ста-
до ворвавшимися, называться могут; тому ж подобные
и многие прикащики, которые за отлучением помещиков
своих над бедными крестьянами чинят что хотят. Того
ради видится весьма потребно, чтобы всему генералите-
ту, офицерам и рядовым, которые у переписки и ревизии
и на экзекуции, велеть ехать немедленно к своим коман-
дам, ибо мужикам бедным страшен один въезд и про-
езд офицеров и солдат, комиссаров и прочих команди-
ров, кольми же паче страшны правеж и экзекуция, о: ко-
торых уже и так доносят, что крестьянских пожитков
в платеж тех податей не достает, и что крестьяне не
только скот и пожитки продают, но и детей закладыва-
ют, а иные и врознь бегут. И надлежит особливо при
сем деле примечать, что хотя правда и прежде сего бы-
632
вало, что крестьяне бегали, однако ж бегали в своем го-
сударстве от одного помещика к другому, а ныне бегут
.в Польшу, в Башкиры, в Запорожье и в раскол, и тако
нашими крестьянами удовольствуем не только Польшу,
но и собственных своих злодеев. И сверх того часто пе-
ременные командиры такое разорение не чувствуют, ибо
никто ни о чем больше не думает, кроме чтоб у кресть-
янина последнее в подать взять, и тем выслужиться, не
уважая о том, что после крестьянин без ничего останет-
ся или и вовсе куда убежит. Доимки платить помещи-
кам в генваре, марте и апреле месяцах 1727 года, а ко-
торые помещики не заплатят, на тех доправить с процен-
том. Сборы поручить воеводам, которым на помощь дать
по одному штаб-офицеру в каждую провинцию, один
штаб-офицер за свою провинцию лучше может ответ
дать, чем многие, и вместо 500 командиров будет 50
штаб-офицеров; чтоб у воевод не было распри с этими
офицерами, дать воеводам ранг полковничий на время
воеводства. Понеже крестьяне ничем так не скудны как
деньгами, того ради положить платеж подушного оклада
наполовину деньгами или две трети, а другую половину
или треть платить провиантом или фуражом. Две части
офицеров, урядников и рядовых, которые из шляхетства,
в домы отпустить, а третью долю оставить при полках,
иноземцев и беспоместных, которые без жалованья про-
жить не могут, отчего будет двойная прибыль: жало-
ванье их в казне останется, деревни свои осмотрят и в
порядок приводить станут. Поставить полки на кварти-
рах в хлебных местах и, чтобы не разорять крестьян, се-
лить их слободами при городах. Купечество в Россий-
ском государстве едва не вовсе ли разорено, и понеже
оно воли требует, того ради рассмотреть в комиссии, не
полезнее ли будет купечеству дать волю туда торговать,
куда ему способно, и для того отворить порт архангель-
ский. Лишних управителей и канцелярии и конторы,
земских комиссаров, вальдмейстеров и прочих тому по-
добных вовсе отставить, равно и мануфактур-коллегию.
Вместо мануфактур-коллегии можно определить из
больших фабрикантов без жалованья, которые хотя на
один месяц зимою для совета в Москву съезжаться и
без приговоров и протоколов коллежских все неважные
определения учинить и о важных доносить могут. При
сем нельзя ие упомянуть, что кроме стату одним отстав-
ным и к сборам определенным солдатам жалованья око-
ло 70 000 рублей идет; сего прежде не бывало и пользы
633
от того никакой нет, кроме ссор и кражи, и для того не
лучше ли положить все эти сборы на магистраты?»
В этом мнении было указано на необходимость уп-
разднить некоторые учреждения, обременительные для
бедного государства. Головкин пошел далее в своем мне-
нии: «Все дела управлять воеводам, под надзором губер-
наторов, а губернаторам, чтобы не злоупотребляли, дать
в товарищи асессоров, человека по три или по четыре;
на губернаторов апелляция в юстиц-коллегию».
Князь Дмитрий Михайлович Голицын 7 пошел еще да-
лее, коснулся одного из самых существенных установле-
ний Петра: «Пристойно мнится мне быти, когда б и по-
садские по городам были в ведении губернаторов, ибо
они ныне никого себе защитителя и охранителя не име-
ют, наипаче от проезжающих в постоях и других таких
же нападках; сие не для извержения магистрата, ибо
оные о всяких своих нуждах рапортовать станут главно-
му магистрату». Но отдавая торговых людей в ведение
губернаторам, Голицын в то же время требовал воль-
ной торговли: «Торговля в государстве довлеет быть
вольная в народе, и в одни руки ее отнюдь допущать не
надобно, также и государевы торги прибыльнее, мню,
пресечь и отдать в народ же, а оному пока позволить
всюду в государстве и за рубеж торговать, ибо интерес
государства равен есть, где бы торговля ни отправля-
лась, лишь бы государство от того обогащение себе име-
ло; а для распространения торгу в Петербурге довлеет
умалить пошлину,-также и торгующим, а паче приез-
жим иноземцам показывать всякие льготы и приманки,
и в торгах безопасность от всяких убытков».
Немедленно приступили к делу: генералитет, офице-
ры и рядовые отставлены от переписей, ревизий и сбо-
ров, которые поручены воеводам при помощи одного
штаб-офицера. Полки велено селить слободами при горо-
дах. Но вместе с этим приняты мнения Головкина и Го-
лицына: вся расправа и суд положены на губернаторов
и воевод, им же подчинены и городовые магистраты. Го-
лицын хотел дать в воеводе защитника посадским лю-
дям; каковы были эти защитники — хорошо знала древ-
няя Россия; что же касается до новой России, то приве-
дем мнение торговых людей из второй половины XVIII
века, мнение, из которого мы ясно увидим значение пе-
тровских преобразований относительно рассыпанной
храмины. Купцы просят, чтобы городовая полиция ос-
тавлена была, на основании регламента Петра Велико-
634
го, главному магистрату, и прибавляют: «И ныне тоже
всеми теми великими монархами (Петром, также Анною
и Елизаветою, восстановившими учреждения Петровы)
купечество от канцеляриев почти и совсем отрешено, од-
нако же великое претерпевает от них притеснение и оби-
ды, которых избегнуть никак не можно, кольми же паче
когда совсем канцеляриям отдано под власть будет; тог-
да купцам останется делать только то, чтоб, никуда от
домов не отлучаясь, оберегать домы и домашних своих,
всех торгов лишиться и придти в отчаяние».
Среди этих голосов, раздававшихся в Сенате и в но-
воучрежденном верховном тайном совете, послышался
голос Георгия, архиепископа ростовского 8, но смолк не-
поддержанный: «Яко самому богу, так и вашему вели-
честву служу верно,— писал Георгий императрице.—
Того для не могу умолчать, чтоб не донесть вашему ве-
личеству. Понеже происходит о духовных такой непоря-
док, какова искони не бывало, у архиереев, у монасты-
рей, с церквей собирающиеся сборы, так и деревни от-
решают, а определяются на правителей, вновь опреде-
ленных, на приказных, на чужестранных, на госпитали,
иа богадельни, на нищих. И то правда, церковное име-
ние нищих имение для государственной славы. И как
видно, что судей и приказных не накормить и иностран-
ных не наградить, а богаделен и нищих не обогатить;
а домы и монастыри, уже инде и церкви, чуть не бога-
дельни стали. Також архиереи и прочие духовные бро-
дят так, как бывало иностранные, или и хуже, ибо слу-
жителей и треб до церковной службы довольства не име-
ют и приходят в нищие. А деревенские священники и ху-
же нищих. Понеже многих из данных денег на праве-
жах бьют, что и оплатиться не могут. И того б надле-
жало рассмотреть, чтоб было к государственной пользе,
но токмо то затмилось».
Мы выслушали мнения современников о внутреннем
состоянии России после великого переворота, выслуша-
ли мнения птенцов Петровых; теперь послушаем голосов
их на другом поприще, из-за границы. Ништадтским ми-
ром Петр покончил дела свои в Европе. Все внимание
его преемницы было обращено на то, чтоб избегать вой-
ны, сохранить приобретенное. Но вот в одной из сосед-
них стран поднимался вопрос о наследстве, а мы знаем,
что значит в европейской истории вопрос о наследстве,
сколько обыкновенно являлось охотников наследовать,
и какие ожесточенные войны вели народы, чтобы не дать
635
той или другой державе усилиться на счет других, бла-
годаря наследству. Конечно, теперь дело шло не об ис-
панском и не об австрийском наследстве, а только
о курляндском: тем не менее и это маленькое наследство
могло повести Россию к серьезным столкновениям,
к войне, которая была ей вовсе не по времени. Петр,
в разгаре борьбы с Швециею за море, за существование
России как европейской державы, очень выгодно для
своих соображений, выдал замуж двух племянниц сво-
их — Анну за герцога курляндского и Екатерину за мек-
ленбургского. «1) Веру и закон, в нем же родилася, со-
храни до конца неотменно. 2) Народ свой не забуди, но
в любви и почтении имей паче прочих. 3) Мужа люби
и почитай яко главу и слушай во всем, кроме вышепи-
санного». С таким кратким, но многозначительным на-
ставлением отпускал Петр племянниц своих в чужую
сторону. Муж Анны, герцог Фридрих-Вильгельм Кур-
ляндский, скоро умер; правление перешло к дяде его,
Фердинанду, который притом же находился в таких от-
ношениях к курляндцам, что все время должен был жить
за границею; но герцогиня-вдова, Анна Иоанновна, оста-
валась в Курляндии. Этим обстоятельством вопрос
о курляндском наследстве, разумеется, усложнялся: пре-
тенденты на герцогство становились вместе и женихами
герцогини. Еще при жизни Петра, в 1720 году, посол
русский в Вене, Ягужинский, писал царю, что герцог
Александр Виртембергский хочет жениться на герцогине
Анне и с русскою помощию достать Курляндию; потом
сватался за Анну герцог саксен-вейсенфельский. В опи-
сываемое время был третий претендент и жених, знаме-
нитый впоследствии граф Мориц Саксонский, побочный
сын курфюрста саксонского и короля польского, Авгус-
та II. Курляндцы желали видеть Морица своим герцо-
гом; Анна была согласна выйти за него замуж; королю
Августу II хотелось пристроить сына так выгодно; но не
того хотелось Речи Посполитой. Курляндия, по договору
с первым Кетлером 9, была вассальным владением Поль-
ши, которая потому считала себя вправе требовать, что-
бы, по пресечении Кетлерова дома, страна эта отошла
к ней в виде провинции.
При такой разности стремлений борьба была необхо-
дима; но был еще вопрос первой важности: как будет
смотреть на дело могущественная соседка, Россия? По-
зволит ли она Польше увеличить свои владения присое-
динением Курляндии и потом, как будет смотреть на
638
желаемого курляндцами Морица по отношению к герцо-
гине Анне, царевне русской? Русским послом в Польше
был в это время князь Василий Лукич Долгорукий, один
из лучших дипломатов Петровой школы. По мнению
Долгорукого, для России в курляндском вопросе было
важно одно, чтобы Курляндия не присоединялась
к Польше, не была разделена на воеводства, как все ос-
тальные польские провинции; что же касается до того,
кто будет преемником Кетлеров в Курляндии — это для
России вопрос вовсе не важный; не нужно России явно
связываться с тем или другим искателем курляндского
престола, чтоб это лицо не мешало ей в переговорах
с Польшею, не мешало достижению главной цели — не
допустить присоединения Курляндии к Польше. В этом
смысле Долгорукий составил свое донесение императри-
це от 7 мая 1726 года. «Ежели ваше императорское ве-
личество соизволите графа Морица в князи курляндские
допустить вначале, чтобы тем Курляндию до раздела во-
еводства не допустить, также б им Морицом короля
и партию его не только от противностей за то удержать,
но еще бы склонить к тому, дабы в том деле вспомогали:
в таком случае, как мне мнится, нужно, чтобы то соиз-
воление вашего императорского величества было содер-
жано зело секретно, и хотя повелите г. Бестужеву *,
или иному кому, курляндцам дать знать, что особа его
Морицова вашему императорскому величеству не про-
тивна, однако ж то учинить зело тайно; также ни в ка-
кие письменные обязательства о том деле не входить,
разве с одним королем польским, ежели б похотел. Все
вышедонесенные осторожности, как мне мнится, нужны
для того, ежели он Мориц будет князем курляндским,
а Речь Посполитая будет тому сильно противиться, тогда
может случиться, что от стороны вашего императорского
величества можно будет вступить с Речью Посполитою
в договоры о том и согласиться, что ваше императорское
величество изволит для Речи Посполитой не дать ему
Морицу протекции, а Речь бы Посполитая за то обяза-
лась Курляндии на воеводства не делить, а допустить в
Курляндию иного князя вместо его Морица, и хотя то
будет и с злобою его Морицевою, однако ж в таком слу-
чае для пользы вашего императорского величества его
Морица жалеть не для чего, и можно будет его Морица
и оставить, и на его место сделать князем иного; ибо ва-
* Русскому резиденту в Митаве при герцогине Анне.
637
шего императорского величества главный интерес только,
чтоб Курляндии до раздела (на воеводства) не допус-
тить, а курляндским князем кто ни будет, от того ника-
кой худобы не видно, только бы кто был не сильный и
не мог бы быть сам, и его наследники наследниками ка-
кого иного владельца, ибо сильного допустить в соседи
видится противно интересам вашего императорского ве-
личества. Однако же для всякого случая надобно, преж-
де нежели допустить Морица на то княжение, обязать
его письменно, чтобы доходы государыни царевны с той
земли не престали. Ежели приезд Морицов ко двору ва-
шего императорского величества не потребен, извольте
повелеть министру польскому Лефорту отписать к нему,
чтобы не ездил. По польским жалобам на подданных ва-
шего императорского величества справедливости чинить
не надобно, и чтоб пограничные вашего императорского
величества управители им сказывали, что справедливо-
сти только не чинят затем, что о здешнюю сторону спра-
ведливости не чинят; тем способом скорее можно здесь
исходатайствовать справедливость; того для я дерзнул
писать о том в Ригу, в Киев и Смоленск, дабы по указу
вашего императорского величества справедливости по-
лякам не чинили; а что поляки отговариваются, что не
могут по се время комиссаров назначить для того, что
сеймы здешние до конца не доходят, может быть, что
здешние сеймы лет десять до конца не дойдут, но ваше
императорское величество подданных разорение для
здешних сеймов терпеть не должны».
Петербургский двор не вошел в виды посла: Долго-
рукий должен был переехать в Митаву, отстранять Мо-
рица и поддерживать других искателей. Это бы еще ни-
чего: но Долгорукий, по смыслу получаемых им прика-
заний, видел, что в Петербурге какое-то странное двое-
властие, видел, что подле правительства находится ка-
кое-то лицо, не столько сильное, чтоб заправлять всем и
открыто, исключительно стремиться к исполнению своих
желаний, и вместе лицо настолько значительное, что
правительство, государственные люди считают необхо-
димым уступать ему, ставить его интересы подле интере-
сов правительственных. То получит Долгорукий прика-
зание настаивать на избрании в герцоги курляндские
князя Меншикова, и в то же время шлется ему инструк-
ция проводить других кандидатов, желаемых правитель-
ством императрицы, без малейшего упоминания о князе
Меншикове! Так от 25 июня императрица писала Долго-
638
рукому: «Понеже из последней реляции тайного советни-
ка Бестужева усмотрели мы, что чины курляндские, по
воле королевской, более соглашаются о Морице, что
есть с нашим интересом весьма несходно: того для паки
вам напоминаем, дабы вы имели старание о князе гол-
штинском *, и ежели на то не будут склонны, то пред-
ставьте им двух братей, гесенгомбурских князей **, да-
бы они из них которого одного себе избрали, и о том так-
же приложите свое старание, в чем на вас надеемся».
А между тем, Мориц был тут в Митаве, Мориц успел
приобресть всеобщее расположение, и 17 июня сейм
провозгласил его герцогом. Но вот является в Митаву
сам светлейший князь Меншиков и объявляет, что рус-
ский императорский двор весьма недоволен элекциею
[избранием] графа Морица, и на оную соизволить не
может, яко противную правам Речи Посполитой Поль-
ской, без соизволения которой не может быть приступле-
но к избранию владетеля в стране вассальной. Объявле-
ние было чрезвычайно искусное, против него не могло
быть возражений; но в то же самое время Меншиков,
желая сам быть выбранным в герцоги курляндские, впа-
дал в страшное противоречие, требуя, чтобы немедленно
был созван новый избирательный сейм, требуя следова-
тельно опять такого же нарушения прав Речи Посполи-
той, против которого вооружился в первом объявлении.
3 июля отправил Меншиков к императрице письмо, в ко-
тором описывал свое поведение в Митаве, как он объ-
явил чинам о неудовольствии императрицы и как прину-
дил их держать новый сейм. Но в то же самое время
скакал другой курьер в Петербург, с письмом от Морица
к вице-канцлеру Остерману: Мориц описывал, какими
средствами Меншиков принуждал к созванию нового
сейма в десять дней: грозил сослать членов правления
в Сибирь, грозил ввести в Курляндию 20 000 войска.
Светлейший пошел дальше; чтобы выжить Морица, он
осадил его в его квартире вооруженными людьми; но
Мориц велел своим отстреливаться, убил 16 человек
осаждающих, 60 ранил; гвардия герцогини Анны должна
была выручать Морица.
В Петербурге видели, какого дипломата отправили
в Митаву в лице Меншикова, и поспешили отозвать его
назад. 11 июля императрица писала ему: «Письмо ваше
* Двоюродном брате мужа царевны Анны Петровны.
** Принцы гессен-гомбургские, вступившие в русскую службу
в 1721 году.
639
от 3-го июля получили мы исправно, и из оного усмотре-
ли о тамошних поведениях курляндских, и что надлежит
до того, что графу Морицу и курляндским чинам объяв-
лено, что мы элекциею его графа Морица весьма недо-
вольны, и на оную яко противную правам Речи Поспо-
литой соизволить не можем, а то весьма изрядно, и мы
опробуем. Но что надлежит до того, что вы их принуди-
ли держать новый ландтаг, дабы учинить избрание вновь
и по предложению князя Василья Лукича, то мы не зна-
ем, будет ли то к пользе к нашим интересам и к нашим
намерениям, понеже мы избрание графа Морица наипа-
че тем опорочили, что оное учинено противно правам
Речи Посполитой; а ежели ныне от нас такожде без
ведома и опробации Речи Посполитой чинам курлянд-
ским принуждение будет к учинению новой элекции, то
и Речь Посполитая за то на нас может озлобиться
и курляндские чины станут говорить, что будто оные не-
волею к такой новой элекции от нас принуждены и чтоб
от того пуще нашим намерениям остановки и безвре-
менные ссоры с королем и с Речью Посполитою вдруг не
учинить. Того для пока вы там побудете, надлежит вам
в том зело рассуждать и советовать с князем Васильем
Лукичом, который о состоянии того дела в Польше луч-
ше может быть известен, и поступайте в том с общего
с ним согласия как наилучше ко интересам нашим по-
лезно будет и чтоб безвременно с Речью Посполитою
в ссору не вступать, и ежели о такой новой элекции мо-
жет быть противность Речи Посполитой, то не лучше ли
будет сперва трудиться в Польше, дабы Речь Посполи-
тую к нашим намерениям склонить, ибо потом легко бу-
дет чинов курляндских и добрым способом к чему к ин-
тересам нашим потребно будет привесть. И хотя вы пи-
шете дабы вам побыть еще там пока оный ландтаг скон-
чается, и то бы не худо, однако и здесь вам не без нуж-
ды для советов о некоторых новых и важных делах,
а особливо о шведских, ибо имеем ведомость, что Шве-
ция к ганноверцам пристает и что к первому числу сен-
тября там сейм нечаянно назначен; а к тому же может
быть, что тамошние (курляндские) чины съездом своим
умедлят, того для вам долго медлить там не надлежит,
но возвращайтесь сюда».
Меншиков возвратился. В Швеции действительно де-
ла принимали неблагоприятный для России оборот; туда
отправился князь Василий Лукич Долгорукий, а на его
место в Польшу хлопотать по курляндскому делу поехал
640
.другой знаменитый дипломат петровского времени, Ягу-
жинский, повез 6.000 червонных, да мехов на 3.000.
Удивительное зрелище для русского дипломата, не
бывавшего в Польше, представлял сейм Речи Посполи-
той, созванный теперь в Гродне, один из самых шумных
сеймов, благодаря курляндскому делу. Ягужинский стал
прислушиваться к этому шуму, к борьбе партий. С одной
стороны король, которому очень хотелось поместить сы-
на в Курляндию; с другой епископ Краковский, заводчик
часов, по выражению Ягужинского. Епископ требовал
присоединения Курляндии к Польше, и в то же время
фанатически преследовал диссидентов. На сейме страш-
ные крики, проекты сыплются как дождь; но огромное
большинство ясно высказывается за епископа, за присое-
динение Курляндии. Король уступает, боится показать,
что интерес сына предпочитает интересам Речи Посполи-
той, обещает выдать все оригинальные документы о кур-
ляндских делах; но у Морица сильная поддержка при
дворе отцовском: две женщины — Белинская, жена мар-
шалка, и Поцеиха (как называет ее Ягужинский), же-
на гетмана, со слезами бросаются к Августу: «Удержи-
тесь, ваше величество, не выдавайте документов кур-
ляндских! Такою слабостию вы обесславите себя во всем
свете. Чего вы боитесь? споров и криков на сейме? Не
обращайте на это внимания: покричат да и перестанут».
Но на деле вышло иначе: ожесточение против Морица
усиливалось все более и более: требовали, чтоб отправ-
лена была в Курляндию комиссия для разбора дела, и
на последней сессии подконюший литовский предложил
послать к французскому послу депутацию и объявить
Морица бесчестным, чтоб он не был терпим и во Фран-
ции, где имел полк.
Ягужинский находился в самом затруднительном по-
ложении; с одной стороны, он должен был настаивать,
чтобы не было подтверждено избрание Морица, чего бы-
ло еще легко достигнуть; но с другой не должен был до-
пускать, чтобы приведено было в исполнение намерение
большинства — присоединить Курляндию к Польше
и разделить ее на воеводства. Тщетно представлял он
польским министрам, что ratio status [принимая во вни-
мание существующее положение] не позволяет соседним
государствам согласиться на перемены в Курляндии;
пусть делают кого хотят герцогом, только не Морица.
«Поляки упрямятся,— писал он своему двору,— и пото-
му единственное средство помешать делу — порвать
21. С. М. Соловьев 641
сейм». Но это было трудно сделать: королевские сторон-
ники употребляли все усилия, чтобы не допустить до по-
рвапия сейма, и для этого жертвовали Морицом, имея
в виду, как догадывался Ягужинский, другие интересы;
они обнадеживали сейм, что король не постоит ни за
что, все курляндское дело и самого Морица отдаст в ру-
ки Речи Посполитой, пусть, что хочет, то и делает с ним
и с Курляндиею. Ягужинскому оставалось, «сколько
смысла и силы имел», мешать сейму, длить время. Ка-
кую же, между прочим, силу мог иметь Ягужинский,
в прибавок к смыслу? «Многократно меня просил барон
Лось (пишет он к Макарову), чтоб ее императорское ве-
личество пожаловать изволила кавалерию после дяди
его, графа Фицтума; о том же и обер-шталмейстер Рак-
ниц многократно просил. Еще же доношу, что здешние
дамы к сибирским шелкам великую охоту имеют, того
ради не худо, когда бы изволили ее величеству донести,
что сюда прислать такожде и несколько из мехов лись-
их, горностаевых и овчинных. Что же до короля, то он
великий охотник до завесов китайских и до всяких обо-
ев персидских, и то потребно признаваю из таких вещей
несколько же сюда прислать. Бесстыдный воевода Троц-
кий, Огинский, непрестанно, когда со мною увидится,
спрашивает, не прислали ль ко мне мехи, и удивляется,
что ее величество его в забвении оставила; я токмо тем
отговариваюсь, что сибирские караваны всегда зимою
приходят, а ныне еще не прибыли».
Легко понять,'с каким вниманием следили за ходом
сейма в Курляндии. Герцогиня Анна сильно беспокои-
лась; дело шло уже не о Морице; сейм грозил нарядить
комиссию, которая должна была привести в ясность по-
ложение Анны относительно Курляндии; Анна обрати-
лась к Ягужинскому: «Как здесь слышу, что курлянд-
ское дело в Польше весьма худо идет и поляки комиссию
сюда отправлять хотят для счету моих деревень и моей
претензии, и ежели до того допущено было, то б вели-
кое предосуждение российским интересам было, також
слышно, что князю Фердинанду хотят лен дать и то та-
коже против российских интересов, из чего здешняя зем-
ля в великую конфузию и в дешперацию [в смуту и со-
вершенное разорение] приходит и сие все делается чрез
здешних плутов Костюшки гофемберховой фамилии
и Буххолца и Рацкова, которым представителем вели-
кий канцлер Шамбек; я вас прилежно прошу приискав к
тому удобные способы до того не допустить, а паче до от-
642
правления сюдгЛ комиссии, чем меня вовеки одол-
жите и за что доколе жива вашу любовь буду в памяти
носить и- пребываю вам всегда доброжелательная
Анна».
Курляндия действительно была в великой конфузии
и дешперации и не подавала признаков жизни в то вре-
мя, когда вопрос шел о том, иметь ли ей по-прежнему
своих герцогов или сделаться польскою провинцией?
В Петербурге видели, как невыгодны для русских инте-
ресов эти конфузия и дешперация; но хорошо видели
также, как неловко с русской стороны возбуждать кур-
ляндские чины к деятельности после недавних поступков
Меншикова в Митаве. «Я весьма удивляюсь (пишет Ос-
терман Бестужеву в Митаву 29 октября), что с курлянд-
ской стороны ничего не происходит и не слыхать, чтоб
оные в свою пользу и для препятствования того разде-
ления какой поступок учинили. Иное дело есть учинен-
ная элекция Морицова, иное дело разделить Курляндию
в воеводства, и в сем последнем могут оные стоять твер-
до, понеже ведают довольно, что и нашим и короля
прусского интересам такое разделение противно. По-
следние в Курляндии происшедшие дела все сие так ис-
портили, что воистинно с довольным деликатством ны-
не в поправлении оного поступать невозможно; первое
надлежит, чтобы курляндцы с резоном и твердостию,
однако со всякою умеренностию, свое право доказали;
второе, потребно искать время получить; сие есть мое
малоумное мнение».
Это малоумное мнение вполне разделял и Ягужин-
ский. Сейм кончился 30 октября: король уступил в деле
Морица, кассировал его элекцию [отменил его избра-
ние], и назначена была комиссия, которой так боялась
герцогиня; члены комиссии были: Шамбек, бискуп вар-
минский, Денгоф, воевода полоцкий, Хоментовский, вое-
вода мазовецкий, и Огинский, воевода Троцкий. Комис-
сары, остановившись на границе курляндской, должны
были публиковать, что избрание Морица уничтожено, и
требовать у курляндских чинов ответа: зачем они в та-
кую своевольную элекцию вступали? Потом уж они дол-
жны были трактовать с курляндцами о форме прави-
тельства по смерти Фердинанда. Эта комиссия не очень
беспокоила Ягужинского, потому что комиссары могли
приехать в Курляндию не раньше мая или даже июня,
следовательно, оставалась еще целая зима; надобно бы-
ло только воспользоваться этим временем; Ягужинский
643
предложил, как им воспользоваться: «В Курляндию тай-
но кого послать и с курляндцами согласиться, как они в
том поступать хотят; ежели бы под рукой их склонить
к императорскому величеству депутацию отправить и
просить от польского насилия обороны и в удержании их
прав защиты, и чтоб императорское величество их пра-
вам гарантиры были: сие мнится, может, поляков к не-
которому рассуждению привесть; не худо б была при-
том прусская гарантия. Не упуская времени с курлянд-
цами согласиться о Морицовой персоне, також надобно
помыслить, когда уж от поляков он весьма низвержен и
живот его не вовсе безопасен, а он бы для своего без-
опасения в Российскую империю поехал, чтобы тем па-
че в подозрение у поляков не придти, ибо и так великое
имели подозрение, что с нашей стороны под рукой Мо-
рицу помогается. Я буду стараться, чтоб еще какого из
наших приятелей в комиссары присовокупить, чтобы по-
мощь какая-нибудь нам была, только надобна на то
подсыпка, и та может курляндскою казною чиниться, а
первоозначенные комиссары все лакомы, и только бы
взять, а ничего не сделать, а особенно Денгоф и Огин-
ский: тем хотя по все дни давать, то без стыда брать
и просить будут, а дела однако ж надежно от них ожи-
дать не можно».
Вместе с серьезными предложениями Ягужинский пи-
сал императрице (23 декабря): «Посылаю вашему импе-
раторскому величеству для забавы пророчества польские
на несколько в предыдущие лета, в которых пророчест-
вуют быть на королевстве из народу северного; ежели
бы то могло статься — не худо бы было!» Это пророче-
ство на 1729 год: «Год сей страшен и ужасен в Польше
видим будет, понеже приидут от востока, запада и севе-
ра монархи, где с обидою людей пребывание свое возы-
меют, и не един там восплачется, и польские знатнейшие
дамы с отцы и с матерьми своими всячески в тесных ме-
стах укоиватись (иметь прибежище, успокоиваться) бу-
дут, ожидая себе помощи от другой области, которую
хотя они и получат, однако ж от оной мужья, жены
и дети в великом утеснении пребудут, а потом полуно-
щный король на престоле польском сядет и государство-
вать будет, так что никто его до страшного суда не оп-
ровергнет. Сверх того духовные тамошние персоны вся-
кие свои прибытки и доходы потеряют, и уже не в си-
лах своих, но токмо по милости королевской жити
имеют».
644
Но не пророчества и даже не курляндское дело осо-
бенно занимали Ягужинского: его беспокоила постоян-
ная уступка короля сейму на счет Морица; он видел, что
главная цель королевской партии состояла в том, чтобы
привесть сейм к утверждению прежних договоров с авст-
рийским двором; цель не вполне была достигнута, пото-
му что сейм дозволил только вступить в конференцию с
австрийским послом, и результаты ее предложить на бу-
дущем сейме. Но что всего хуже было для России, это
стремление короля сблизиться с Швецией. На сейме
предложено было о вступлении с Швецией в конферен-
ции; многие закричали: згода! другие начали представ-
лять, что хотя они всегда желают быть в доброй друж-
бе со Швецией, но в Польше нет министра от шведского
двора, и потому они не могут понять, откуда могло
явиться такое предложение. На этом дело остановилось,
и пошли слухи, что король польский и шведский имеют
между собой конфидентную корреспонденцию. Ягужин-
ский был уверен, что тут посредником служит литовский
подскарбий Понятовский, который во время северной
войны держался шведской стороны. Эти подозрения под-
тверждались для Ягужинского тем, что, по его заклю-
чению, король не оказывал склонности к России. Раза
два, при удобных случаях, он зондировал Августа Ц,
куда в курляндском деле намерение его клонится, и как
в том поступать впредь мыслит? Ответ был один: «Не
могу я в этом ничего ни делать, ни советовать, потому
что как скоро поляки увидят мое желание, то не мино-
вать конфедерации; а если бы Морицу с русской сторо,-
ны помогали, тому я был бы рад и, сколько возможно,
в том под рукою помогал». Ягужинскому хотелось
большей откровенности со стороны короля, но он не мог
ее добиться, а генерал Флюг, по дружбе, за секрет сооб-
щил ему, что король, разговаривая однажды о России,
выразился: «Ich traue den Russen nicht» (русским я не
доверяю).
Ягужинский знал хорошо, что такое была Польша и
что такое было польское правительство, знал, как всякое
дело совершалось здесь медленно, вяло, без единства и
энергии; он знал, что никакое недоброжелательство не
устоит против энергического действия со стороны Рос-
сии, которая, по его мнению, должна была твердо дейст-
вовать в Польше и мягко, ласково в Курляндии; но, к
отчаянию своему, Ягужинский видел, что со стороны
России нет никакого решительного действия, что он ос-
645
-тавлен без дальнейших инструкций, должен ограничить-
ся одними словесными представлениями, которые
в Польше не имели никакого действия. Он обратился
к кабинет-секретарю Макарову, писал ему (7 января
1727 года), что Польша силою не может принудить кур-
ляндцев ни к чему и уже действует убеждениями; Рос-
сия, с своей стороны, должна обнадеживать курляндцев
в сохранении их прав и никак не должна пугать их,
чтобы не заставить броситься к Польше: «Остался в сем
курляндском деле только сей ласковый способ. Мне не
без удивления,— продолжает Ягужинский,—что понеже
все сие неоднократно донесено и явно все дело изобра-
жено, что мне не пришлется указу, как далее поступать,
а по данной мне инструкции более делать нечего, ибо
поляки, видя словесные наши токмо представления,
а действа по них никакого не опасаясь, не могут приве-
дены быть к резону; мне бы хотя то в прибавок здесь
говорить повелено было, что ежели не отменять своего
намерения, то силою мы будем удерживать, и комисса-
ров в Курляндию не пустим. Так поступает с ними це-
сарь: ежели на пограничные обиды поляки не учинят
сатисфакции, то пошлет в те места, откуда обида сдела-
на, полк или два, и учинит сам себе сатисфакцию; не
ныне, а по времени не миновать и с нашей стороны то-
го. Князь Иван Юрьевич пишет ко мне из Киева, чтоб
я о обидах тамошних здесь жаловался, ибо уж прихо-
дят нестерпимы. А здесь сколько жалоб ие приносить,
то исходатайствовать только, что назначат комиссаров
для разводу пограничных ссор, а когда съедутся, то бог
весть, а между тем обиды как чинятся так чинятся;
к тому же интересован каждый шляхтич в наших оби-
дах, понеже беглые наши русские почитай у всякого
есть, греческого ж исповедания церквей множество
в партикулярных шляхетских добрах (имениях), то кто
их приведет добровольно к учинению сатисфакции?
А как ни рассуждать, приступать будет за цесарской
образец. Изволили вы упоминать о кавалерии Манден-
фелю; тому она не надобна, понеже уж польскую носит,
и Флеминг никакой иной не носит кроме польской;
к тому же ни Манденфеля, ни Флеминга тем не склонить,
ибо старый дух противный еще в них, и когда бы не
страх от нас, давно бы в Ганноверский (то есть союз) 10
саксонцы стали склоняться. Впрочем оставляю то в глу-
бочайшее рассуждение другим, которые только любят
поперек въезжать, ведаючи и не ведаючи состояния».
646
Ягужинский кончил в Польше тем же, чем начал
в Петербурге, в Петропавловском соборе — жалобою на
Меншикова; в Петербурге жаловался он на личную оби-
ду, в Польше на обиду государству, на презрение госу-
дарственных интересов, которые так ясно понимали все
дипломаты — Остерманы, Долгорукие, Ягужинские, Бе-
стужевы, и которых не хотел понимать один Меншиков,
дерзко въезжая поперек им.
И князь Василий Лукич Долгорукий, которому Ягу-
жинский отдавал первенство над собой, называя челове-
ком «бывалым и искусным», и князь Василий Лукич
должен был кончить тем же. Его, как мы видели, отпра-
вили уполномоченным на другой пост, более опасный,
в Стокгольм. Швеция, лишенная Петром своего прежне-
го значения, потерявшая столько земель на восточном
берегу Балтийского моря, Швеция, разумеется, не могла
дружелюбно относиться к России; не мог дружелюбно
относиться к ней и король, имевший себе полноправного
соперника в герцоге голштинском, зяте императрицы
русской,которого права русское правительство обяза-
лось поддерживать еще при Петре Великом. Понятно, что
при таких отношениях Швецию легко было привлечь во
враждебный для России так называемый Ганноверский
союз между Англией, Францией, Нидерландами, Дани-
ей; на противной стороне находились—Австрия, Испания
и Россия. Чтобы не допустить Швецию приступить
к Ганноверскому союзу, и отправили в Стокгольм князя
Василия Лукича. Долгорукий отвез 18.000 ефимков на
раздачу кому надобно, да получил позволение давать
обещание знатным особам на 100 000 рублей, и больше.
Приехавши в Стокгольм, Долгорукий прежде всего
должен был позаботиться о церемониале: надобно было
поступить так, чтобы, с одной стороны, не унизить свое-
го достоинства, с другой, не усилить своими требования-
ми раздражения против России, не ослабить и без того
уже слабую русскую партию. Долгорукий, два раза быв-
ший в Польше, привык к тому, что тамошние сенаторы,
министры, гетманы, также саксонские министры и фельд-
маршал Флеминг первые делали ему визиты; теперь в
Швеции, думал он, такое же правление, как и в респуб-
лике Польской, а министры всех республик монаршес-
ким министрам первое место дают; конечно по всем це-
ремониалам и резонам надлежало бы здешним сенато-
рам первые визиты мне отдать: но как бы не повредить
делам в нынешнем столь деликатном случае и ие ума-
647
лить кредита доброжелательной партии? Долгорукий
ухитрился так: не посылая никому сказывать о своём
приезде и о своем характере, отправился с визитами по
всем сенаторам, не в своей карете, на лакеях не было его
ливреи. Сделавши эти визиты, которые не могли быть
сочтены церемониальными, Долгорукий послал к перво-
му министру с торжественным объявлением о своем при-
езде, а потом отправился и сам к нему с первым визи-
том. Русский уполномоченный немедленно же разузнал
о состоянии дел, о положении партии, и нашел, что в
доброжелательной к России партии нет никого «великой
остроты». Главный из них — Цедергельм показался ему
«остроты не пущей», как называют — «человек добрый;
Гепкин его острее»; узнал, что королева «русского наро-
да зело не любит». Долгорукому передали разговор ко-
роля с одним сенатором: король просил сенатора расска-
зать ему всю правду относительно партий, против него
направленных, и какими способами русская императри-
ца хочет лишить его шведского престола. Сенатор отве-
чал, что ничего не знает, ничего не слыхал. «Ваше импе-
раторское величество по сему изволите усмотреть (писал
Долгорукий от 25 ноября 1726), какие от вашего импе-
раторского величества опасности королю внушены, и ко-
ли такое мнение имеет, как его склонить к постоянной с
вашим императорским величеством дружбе? Я для сего
намерен после аудиенции всяко искать, чтобы мне чаще
короля видеть и, познавши способы, какими лучше могу,
буду искать случаев, чтобы мне безопасность от вашего
императорского величества ему внушить и тем бы то
мнение, которое о вашем императорском величестве име-
ет, отнять; и потом, ежели усмотрю, что возможно и ре-
зоны показать, какая опасность ему от короля аглинско-
го, только, как я слышу, его величество природы мни-
тельной и верит мало знающим людям, которые при нем;
с чужестранными в разговоры глубокие не входит, толь-
ко разве что выслушивает; однако я буду случая искать
ему все самому донести, а через людей — невозможно
Доброжелательным от меня того сказывать его величест-
ву, а противные или убавят или прибавят; к тому же я
еще никого не знаю, кого с кем послать; да и кроме того,
я по всем резонам рассудил, что лучше мне самому то
его величеству внушить. Я надеюсь, что аудиенциею мо-
ею здесь не замедлят, и что я успею съездить с визитами
не токмо к мужчинам и к дамам, и, отдав визиты, могу
их звать к себе; и для того намерен я был вчерашнего чи-
648
ела торжествовать тезоименитство вашего император-
ского величества и делал к тому приуготовление, а особ-
ливо намерен был для подлого народу пустить вина; не-
которые из здешних мне сказывали, будто король для
того аудиенциею медлит, дабы я того торжества не чи-
нил, а особливо, чтоб подлого народа тем не ласкал,
и хотя я о том королевского намерения подлинно и не
ведаю, однако ж как скоро я о том услышал, тотчас
пропустил голос, что я торжество отложил после аудиен-
ции ден на десять и буду торжествовать хотя и не в са-
мый тот день, и правда, что иного мне сделать невоз-
можно, ибо ни одна дама ко мне не поедет, пока я визи-
тов им не отдам, а прежде аудиенции сего мне сделать
невозможно».
2 декабря Долгорукий имел аудиенцию; чтобы произ-
вести выгодное впечатление щедростию, он подарил зо-
лотую шпагу с своим вензелем капитану, который привез
его на яхте, капитан-поручику подарил серебряную посу-
ду, рядовым матросам дал по два червонных, унтер-офи-
церам по шести. Цель была достигнута: все остались
очень довольны, и Долгорукому рассказывали, что король
приказал принести к себе шпагу и рассматривал ее.
Долгорукий начал хлопотать, нельзя ли сблизиться
с Горном н, главою противной партии, нельзя ли короля
и Горна умягчить, чтобы по крайней мере в нынешний
сейм не сделали акцессии (приступления к Ганноверско-
му союзу). Король обходился милостиво с русским упол-
номоченным, больше всех с ним разговаривал —но о пос-
торонних делах; Долгорукий два раза был у жены Гор-
на, однажды начал было говорить с мужем о деле, но не
мог кончить. Явился новый, опасный противник, барон
Спар, шведский министр при английском дворе, он на-
рочно приехал из Англии для сейма и, как дали знать
Долгорукому, привез от английского короля (Георга
Ганноверского) 5000 фунтов стерлингов, чтобы склонять
К акцессии. Долгорукий познакомился с Спаром; они
Обедывали друг у друга, и у них бывали «разговоры бо-
лее часа и споры великие». Но тут новая беда: против-
ная акцессии сторона начала подозрительно смотреть на
сближение Долгорукого с королем, Горном и Спаром.
Заметив это, он стал внушать главным лицам партии,
Что прислан не праведных спасти, но грешных; «Не воз-
могу их к моей стороне отвратить, может быть наведу им
подозрение от их стороны тем, что они со мною ласково
обходятся; ежели же ни того, ни другого не сделаю,
649
я тем ничего не утрачу, ибо я все способы употреблю
к отвращению акцессии». Долгорукий все более и более
убеждался, что бой далеко не равный: противная сторо-
на сильна была двором и Горном: «Горн, человек острый
и лукавый, надобно будет обходиться с ним с уменьем
и зацеплять его тем, к чему он сроден и что ему надоб-
но, а силою одолеть его зело трудно». Сколько было си-
лы у партии короля и Горна, столько же слабости у пар-
тии противной, то есть доброжелательной к России:
«Доброжелательная партия зело слаба и не смела, для
того и принужден здесь острее делать и говорить, ибо
они говорить не смеют, главные более других опасают-
ся». Сейм показался Долгорукому ярмаркой: «Все торгу-
ют и один про другого сказывает кому что дано: только
смотрят, чтобы судом нельзя было изобличить, для того
что та вина смертная». Английские деньги раздавались
на этой ярмарке большими суммами; рассказывали, что
сам король получает пенсию от короля английского,
Горку дано 160.000 рублей на русские деньги.
Долгорукий исполнил обещание, 13 и 15 декабря от-
праздновал именины императрицы вместо 24 ноября:
13-го обедали сенаторы, чужестранные министры и дру-
гие знатные особы с женами; 15 — бал и машкара; на-
чался в 5 часов по полудни, кончился в 5 часов поутру;
приглашены были все те, которые могут входить в знат-
ные компании; гостей набралось человек с 500 и все
ужинали; королевой была графиня Горн, вице-короле-
вой графиня Делагарди, друг и родня жены Горна: опа
ее и выбрала; обе дамы выбрали в короли маршалка
Плата, а в вице-короли племянника князя Долгорукого.
По окончании бала хозяин хотел поднести подарки гра-
финям Горн и Делагарди и подослал спросить их —
примут ли? Обе дамы отвечали, что отнюдь не могут
принять.
Все средства были истощены к умягчению противной
партии. Долгорукий потребовал конференции. Ему на-
значили графа Делагарди, графа Банира, графа Экебла-
та, канцлера Дибина, статс-секретаря Гепкина и канце-
лярии советника фон Кохена: все, громе Гепкина, про-
тивной партии. Своею акцессией к Ганноверскому союзу
заставляя Россию быть осторожною, припасать средства
к защите, члены конференции эту самую осторожность
с русской стороны выставили как причину своего враж-
дебного расположения к империи: зачем, говорили они,
нынешний год вы так сильно вооружили флот свой? За-
650
чем приведено 40 000 войска в Петербург? Вы с такою
поспешностию готовили сухари, что ни одного из лучших
домов не оставлено, чтобы сухарей не пекли. Слышим
здесь не только словесные, но и письменные угрозы со
стороны императрицы. Праздник Рождества прервал
конференции; но Долгорукий не ждал от них ничего хо-
рошего, потому что Делагарди и фон Кохен с товарища-
ми «как расколыцики за аглинского короля хотя живые
сжечь себя дадут». Ему объяснили причину такого усер-
дия: Делагарди получал от английского короля ежегод-
ную пенсию в 4000 фунтов. Горн поехал в деревню на
три дня и взял с собою двоих лучших членов секретной
сеймовой комиссии — Белке и Левенгаупта; говорили,
что первому обещает он за акцессию деревню в Бремене
в 30 000 рублей, а второму фельдмаршальский жезл.
Употреблены были все средства, чтобы склонить секрет-
ную комиссию к акцессии, вооружив против России и ее
приверженцев: громко начали разглашать, что существу-
ет умысел свергнуть короля и королеву с престола и воз-
вести герцога голштинского; в залу, где заседала секрет-
ная комиссия, подкинут был список лиц, желающих это-
го переворота. Начали застращивать: одному сенатору
скажут, что в случае успеха предприятия его имение уже
назначено таким-то лицам, другому — что будет лишен
чинов. Долгорукий не имел никаких средств противодей-
ствовать таким усилиям ганноверской партии; он видел
большую разницу между польским и шведским сеймом:
в последнем все важные дела производились в секрет-
ной депутации и секретной комиссии, а говорить с члена-
ми их никак нельзя; под присягою обязывались они не
вступать в разговоры с иностранными министрами; ко-
роль также никак не хотел вступать с Долгоруким в рас-
суждение о важных предметах; что же касается до вель-
мож ганноверской партии, то, по словам Долгорукого,
«легче было турецкого муфтия в христианский закон
ввести, нежели их от акцессии отвратить: надобно искать
способов из закоулков всякое дело и слово провесть до
того места, где оно надобно». Долгорукий вместе с це-
сарским послом, Фрейтагом, употребили последние сред-
ства: предложили, что оба императорские двора будут
давать Швеции ежегодно, в продолжении трех лет, суб-
сидии по 200 000 рублей. Все напрасно! Акцессия была
принята окончательно. Долгорукий писал от 28 марта:
«По всем поступкам королевским и Горновым и их пар-
тии видится, что они мыслят о войне против России;
651
и ежели они вскоре войны не начнут, то конечно за недо-
статком и за невозможностью, однако ж и на то вовсе
обнадеживаться невозможно, для того что, как я слышу,
усильно и неусыпно трудятся, чтоб им экономию и госу-
дарственные доходы как возможно лучше исправить,
войска, флот и прочее потребное к войне в доброе со-
стояние привесть. Того для, для всякого опасного случая,
нужно Выборг гарнизоном утвердить, также артиллерию,
амуницию и провиант довольные к обороне в нем иметь».
По получении этого донесения верховный тайный совет
11 апреля определил, чтобы Долгорукий, призвавши
членов доброжелательной к России партии, изъяснил им,
что акцессия заставит Россию принять сильные меры,
и требовал, чтоб они, для предупреждения войны, ста-
рались сами, вместе с ним, Долгоруким, о распущении
сейма: Англия грозит выслать эскадру в Балтийское мо-
ре, следовательно Россия должна привести себя в оборо-
нительное состояние; это вооружение не должно беспо-
коить шведов, если они сами не начнут ничего враждеб-
ного. Один только голос раздался против решения сове-
та, голос князя Меншикова, и Долгорукий немедленно
донес, что в Швеции не боятся России; шведский ми-
нистр в Петербурге, Цедеркрейц, донес, что при импера-
торском дворе меЖду некоторыми из главных особ вели-
кие несогласия; частные письма из Петербурга подтвер-
ждают то же самое; Горн и его партия внушают всяко-
му, что за акцессию со стороны России не может быть
ничего. Шведов успокаивал не один Цедеркрейц; их ус-
покаивал сам светлейший князь, писал к сенатору Ди-
керу, уверял его, что с русской стороны, несмотря на уг-
розы, Швеции нечего опасаться, потому что власть над
войском в его руках, а он за эту услугу требует себе по-
мощи от Швеции в случае нужды, потому что импера-
трица тяжко больна. Таким образом и Долгорукий, ос-
тановленный в своей деятельности, имел право, подобно
Ягужинскому, жаловаться на человека, который въехал
поперек и в шведские дела.
П
Мы познакомились с некоторыми из птенцов Петра
Великого, видели их на дипломатическом поприще и при
решении важных вопросов внутренних; теперь мы долж-
ны взглянуть, как они действовали при решении других
вопросов, самых для них близких.
652
По известному закону жизни человеческих обществ,
всякое сильное движение, явление нового начала в жиз-
ни производит разделение, борьбу. Борьба эта бывает
более или менее ожесточенная, происходит с большим
или меньшим выбором средств, смотря по силе движе-
ния и по нравственному состоянию общества, по степени
его просвещения, не говоря уже о других условиях, на-
пример, о народном характере. Движение, переворот,
перелом, который испытала Россия в конце XVII и на-
чале XVIII века, был один из самых сильных, какие
только знает история. Долговременная неподвижность
и застой условливали необычайную силу, стремитель-
ность, порывистость движения, как скоро в обществе
была сознана необходимость выхода, необходимость но-
вого. То, что другие народы принимали и переваривали,
так сказать, постепенно, в продолжении многого време-
ни, вся эта масса новых явлений и понятий нахлынула
внезапно на русского человека и овладела его нравст-
венным существом; другие племена, более слабые, не
выдерживают подобного натиска, вымирают; крепкая
натура нашего народа выдержала; но понятно, чего же
это должно было ему стоить? Если он не пал от удара,
то должен был сильно покачнуться, ошеломленный.
Влияние, произведенное на голову русского человека
приплывом массы новых понятий, разумеется, сейчас же
обозначилось в языке, который неприятно задребежжал,
как расстроенный инструмент, потерял прежний склад
и лад, зазвучал множеством чужих звуков. Любопытно
видеть, какое впечатление сильный приплыв новых по-
нятий производил на лучшие головы еще в XVII веке:
знаменитый Ордин-Нащокин один из первых подпал
влиянию нового, чужого, и какую странную, тяжелую,
темную речь употребляет он! Ему было тем труднее из-
ворачиваться, что он не употреблял иностранных слов.
Этому состоянию умственному русского человека
в эпоху преобразования соответствовало состояние нрав-
ственное. Всеми признана, хотя некоторыми и не охотно,
неудовлетворительность нравственного состояния древ-
него русского общества: против стольких и таких сви-
детельств о ней спорить невозможно. Но понятно также,
что движение, начавшееся в обществе во второй полови-
не XVII века, и борьба, вследствие того происшедшая,
могли только ухудшить нравственное состояние. Как ни
печально бывает нравственное состояние в известном
обществе, но если последнее живет, не рушится, значит
653
существуют известные нравственные сдержки и связи,
которые ие дают ему окончательно распасться; но если
это общество двинется, взволнуется в сильном переворо-
те, то связи необходимо ослабевают, иногда совершенно
рушатся и общество подвергается сильному нравственно-
му колебанию, шатости, смуте, пока нравственные связи
снова окрепнут или заменятся новыми. Отсюда истори-
ческое положение, что переходное время есть самое пе-
чальное для общественной нравственности. Для России
это переходное время, время шатости и смуты, началось
не с политических преобразований, но с церковных,
предшествовавших политическим. До второй половины
XVII века авторитет церкви признавался всеми непре-
ложно: выходки какого-нибудь князя Хворостинина 12
были исключением. Но вот церковь делает необходимый
шаг на пути исправлений, в установлении наряда бого-
служебного, в проповеди, наконец в пересмотре, поверке
книг,— и следствием этого движения явился сильный
упор в отставании старины, явилось разделение, борьба
ожесточенная. Часть духовенства и мирян объявила по-
ведение высших пастырей церкви незаконным, отказала
им в повиновении, произвела раскол, и смутное время
началось. Как в начале века господствовала смута по-
литическая, вследствие того, что законность московско-
го царя была заподозрена, подле царствующего града
явился враждебный стан Тушинский: так теперь подле
правительства церковного явился враждебный стан
раскольнический, где порицалось, отвергалось это пра-
вительство, как незаконно действующее. Как во время
смуты политической, народ зашатался, когда явились
«два царя и двои люди несогласием», и не знали, кому
и чему верить; так теперь смутился, зашатался народ,
когда встало сопротивление правительству церковному.
Следствия раскола не ограничились одним кругом явно
отколовшихся от церкви: недоумения и холодность
к церкви стали овладевать массами, не могшими дать
себе ясного отчета в том, на чьей стороне правда? Точ-
но так как прежде недоумение, равнодушие овладело
массою, не знавшею, кто прав — царь ли Василий Шуй-
ский, или тот, кто воюет с ним под именем Димитрия?
На эту шатость и равнодушие к церкви, вследствие ра-
скола, указывают современники Петра, которые хвалят
его за то, что он мирскими средствами заставлял охла-
девших быть внимательными к церкви и ее требовани-
ям. А тут еще новые неблагоприятные условия: прежде
654
учительство вообще принадлежало исключительно духо-
венству, а теперь раскольники взяли себе других учите-
лей; для нераскольников же явились учители иностран-
ные с своими религиозными воззрениями. Прежде выс-
шее относительно знание принадлежало духовенству,
сословию по преимуществу грамотному, обязанному
быть грамотным; а теперь, вследствие требований пре-
образователя, другое сословие, служилые люди также
получают обязанность быть грамотными, образованны-
ми и, имея более средств приобрести сначала внешний
лоск образованности, получают чрез это большее внеш-
нее преимущество пред духовенством. Прежде, когда ду-
ховенство было по преимуществу грамотным, образован-
ным сословием, кто мог говорить о невежестве духовен-
ства, кроме пастырей церкви на соборах? А теперь кре-
стьянин Посошков говорит, что все зло происходит от
невежества духовенства.
Древнее русское общество находило нравственные
сдержки в родовом быте; член рода чтил своего старше-
го, находился под его надзором и властию, которая, как
знаем, была очень обширна, и при случае, давала себя
тяжело чувствовать ослушнику; член рода уважал мне-
ние рода, боялся своим поведением нанесть бесчестие
ему. Теперь и родовая связь ослабела, а других сдержек
на ее место общество еще не выработало.
Древнее русское общество употребляло известные
материальные сдержки в помощь нравственным; так лю-
ди знатные и достаточные держали своих жен и дочерей
взаперти, в теремах. Теперь женщину выпустили из те-
рема. Но как никакая тюрьма не воспитывает, не приго-
товляет для свободы, не развивает и не укрепляет сил,
так и терем не воспитал русской женщины для ее ново-
го положения, не укрепил ее нравственных сил; а с дру-
гой стороны общество не приготовилось еще к ее приня-
тию, не могло представить ей чисто нравственных сдер-
жек, как ие представляло их и для мужчины. Пример
исторической женщины, освободившейся из терема, но
не вынесшей из него нравственных сдержек и не нашед-
шей их в обществе, представляет царевна Софья Алек-
сеевна.
От сестры перейдем к брату. В обществе тронувшем-
ся, сорвавшемся с своих старых основ, носившем в себе
разделение, борьбу, в обществе, которое мало выработа-
ло сдержек для силы сильных, которое имело Иоанна
IV,— в этом обществе, на самом верху его, родился че-
655
ловек, одаренный громадными силами. Только такое об-
щество юное, кипящее неустроенными силами, могло
произвести подобного исполина, как юная земля в допо-
топное время производила громадные существа, скелеты
которых приводят в изумление наш мелкий род. Но ста-
новится страшно: куда будут направлены эти силы при
таком отсутствии умеряющих образовательных начал?
Какие нравственные пеленки приготовило общество для
Петра, как оно воспитает, образует исполина? Общест-
во представило Петру в наставники Зотова13, и для
первого сильного впечатления кровавые сцены стрелец-
кого бунта! Для петровых деда, отца, брата недоступ-
ный, окруженный священным величием и страхом дво-
рец служил тем же, чем терем для древней русской
женщины,— охранял нравственную чистоту. Но Петр ре-
бенком еще выбежал из своего терема, который не пред-
ставлял ему и того, что представлял его братьям, в ко-
тором он не видал и человека, подобного Симеону По-
лоцкому. Не находя никакой деятельности во дворце,
Петр выбежал на улицу и кликнул клич по дружину,
по новых людей. Бесспорно, что чрез это он распра-
вил свои силы: но какие привычки он приобрел в новой
сфере, среди этих новых людей? Справимся с известия-
ми о господствовавших пороках тогдашнего общества,
и нам объяснятся привычки Петра, так нам в нем не
нравящиеся. Посреди русской своей дружины Петр не
мог удовлетворить .жажде знания: для этого он бросил-
ся к людям, которые давно уже были призваны, чтоб
учить русских людей своему искусству, бросился в Не-
мецкую слободу: но известно, какою легкою нравствен-
ностию отличались эти кондотьери, у которых там было
отечество, где было хорошо; и в Немецкой слободе Петр
не мог встретить противодействие привычкам, приобре-
тенным среди русской дружины, а мог только еще уси-
лить их. У Петра был однако руководитель, человек бес-
спорно умный, деятельный, по своему времени образо-
ванный, могший следовательно иметь влияние на ребен-
ка и юношу: то был князь Борис Алексеевич Голи-
цын 14! Правда, Голицын знал по-латыни, и письма его
к Петру обыкновенно начинаются латинскою фразой;
но оканчивается одно из них так: «Бориско, хотя быть
пьян». Studia humaniora [весьма гуманистическое вос-
питание] нисколько не подействовали гуманизирующим
образом на нашего двувера XVII века, и это должен
был испытывать несчастный педагог, взятый Голицыным
656
к своим детям. Таким образом молодой Петр получил
воспитание, в котором удовлетворялись по преимущест-
ву его чувственные наклонности, не сдерживаемые, не
уравновешиваемые развитием нравственных сил. А тут
еще другие неблагоприятные условия: перед десятилет-
ним ребенком кровавые сцены стрелецкого бунта, копья,
обагренные родною кровью, и семь лет постоянного раз-
дражения, постоянной ненависти к сестре и ее партии,
постоянного опасения: эти чувства не способны действо-
вать умягчительно.
Итак мы видим, как мало могло дать русское обще-
ство конца XVII века для нравственного воспитания
Петра. Но что же мы будем обвинять только одно рус-
ское общество? Посмотрим на другие, выработавшие, по-
видимому, больше разных сдержек: много ли они сдер-
живали людей, находившихся в положении Петра? За
примером ходить не далеко: посмотрим, как воспитывал-
ся знаменитый соперник Петра, Карл XII шведский?
Гонять по стокгольмским улицам с толпою людей в од-
них рубашках, бить стекла в домах, срывать парики
с вельмож, бросать их шляпы за окно, выталкивать суд-
ки с кушаньем из рук пажей, ломать мебель и выбрасы-
вать по кускам за окна, разломать все скамьи в церкви
и заставить стоять во время службы, упражняться в руб-
ке голов живым овцам и телятам одним ударом — вот
занятия молодого короля! Шведы с ужасом говорили,
что в Карле XII готовится им второй Эрик XIV 15; рус-
ские имели также право бояться, что в Петре I будут
иметь второго Иоанна IV, современника и приятеля
Эрика XIV: условия природы и воспитания были одни
и те же. Но широкая преобразовательная деятельность,
открывшаяся Петру после забав молодости, спасла его,
возбудив его нравственные силы, дав им удовлетворе-
ние, полное развитие. После Кожуховских забав следо-
вал настоящий поход, под Азов, и что всего важнее, по-
ход неудачный. Неудача отрезвила Петра; в способно-
сти не сокрушиться от неудачи и сейчас же заняться
приготовлением средств к будущему успеху высказался
впервые великий человек.
Необходимым приготовлением преобразовательной
деятельности было путешествие Петра за границу. Оно
послужило благодетельным средством к занятию его ду-
ха; но, с другой стороны, трактирная жизнь на больших
дорогах тогдашней Западной Европы не могла отучить
Петра от привычек, приобретенных в московской Немец-
657
кой слободе, не могло отучить его от них и близкое
знакомство с Августом Саксонским (и Польским), этим
германским султаном XVIII века. Но надобно соблю-
дать справедливость и в отношении к султанам: никакой
султан не мог решиться на такие безнравственные удо-
вольствия, какие позволял себе Август. По возвращении
из-за границы началась неслыханная деятельность, но
вместе с тем и страшная внутренняя борьба, обыкновен-
но сопровождающая великие перевороты, и борьба эта
не могла способствовать к очищению, исправлению ис-
порченной уже в молодости, природы; раздражение,
ожесточение постоянно поддерживались и усиливались.
Разделение, внесенное в общество новым началом, пре-
образовательным движением, начавшимся еще до Пет-
ра, это разделение, усиливаясь, пошло, как обыкновен-
но бывает, по самым крепким связям, пошло между му-
жем и женою, между братом и братом, между отцом
и сыном. Резко прошло оно в семействе царском, и на-
долго оставило глубокие следы. Дело царевича Алексея
было только прологом к драме, и когда Петр терзался
в предсмертных мучениях, две партии стояли одна про-
тив другой, готовые к борьбе.
Еще при жизни Петра вопрос о том, кто будет его
наследником, сильно волновал общество; для многих и
многих это был вопрос о жизни и смерти, по крайней
мере политической. Петр взял на себя право назначить
преемника по своему усмотрению — страшное решение,
наносившее новый сильный удар уже и без того раска-
чавшемуся в перевороте зданию; но надобно признать,
что это отчаянное решение было для Петра единствен:-
ным выходом уже потому, что давало возможность по-
думать, подождать. Он мог надеяться долго еще жить,
устроить дочерей, видеть, как вырастет сыи Алексея и
на кого будет похож, на отца или деда? А между тем
страшный вопрос висел над всеми черною тучею: тре-
вожились не одни русские люди, тревожились министры
иностранные, ибо могущество повой империи заставля-
ло европейские кабинеты с напряженным вниманием
смотреть на Восток. Всякий слух, всякая особенная ми-
лость к какому-либо близкому лицу производили волне-
ние, заставляли предугадывать выбор зятя наследника.
Особенно волновался министр австрийский: для Авст-
рии важно было, чтобы престол Русский перешел ко
653
внуку Петра, племяннику императрицы по матери. Од-
нажды кто-то ему наговорил, что Петр хочет выдать
старшую дочь Анну за Александра Нарышкина16 и
объявить его наследником, а младшую Елизавету выдать
за герцога голштинского. Встревоженный посол обратил-
ся с жалобою, что «великий князь (Петр Алексеевич) не
имеет подобающей эдукации [воспитания], но между
жёнами только в палате держимый, может быть ни к че-
му годный сотворится, от чего явно показуется, что его
императорское величество не хочет его за наследника
объявить, чему никакой добрый воспоследовать имеет
конец, а наипаче де, что союзства постановление (то
есть российского двора с австрийским) и твердость бо-
лее в наследствии великого князя состоится».
Но у Петра были другие замыслы относительно судь-
бы одной из своих дочерей: ему хотелось иметь своим
зятем короля французского Людовика XV; это желание
не осуществилось в правление герцога Орлеанского 17;
маленького короля сосватали на инфанте Испанской, ко-
торая и была уже привезена во Францию. Не осущест-
вилось и сватовство за сына герцога Орлеанского. Но
русский посол, князь Куракин нашел во Франции друго-
го жениха для цесаревны: то был новый правитель
Франции, герцог Бурбон, хотевший посредством этого
брака получить польский престол; маршал Тессе прямо
объявил Куракину о желании герцога Бурбона и об ус-
ловии: «Что де есть та корона (польская) весьма в ру-
ках и воле вашего величества, кому де соизволите от-
дать, тому и будет» *. Разумеется, при этих сношениях
о делах семейных не могла быть забыта политика.
Сердечное согласие Франции с Англией, которое устано-
вил знаменитый регент, герцог Орлеанский, и как будто
бы завещал своей фамилии,— это сердечное согласие
сильно не нравилось Петру, по прежним столкновениям
не ладившему с королем Георгом I, и потому желавше-
му переворота в Англии в пользу Стюартов 1в. Фран-
ция, по смерти герцога Орлеанского, продолжала дер-
жаться его политики относительно Англии; но Куракин,
предлагая герцога Бурбона в женихи цесаревне, дает
знать, что эта политика должна измениться: «Помяну-
тый дюк,— пишет Куракин,— весьма сильным есть к ин-
тересам вашего величества, также и все первые минист-
ры, а особливо бискуп Фрежис, учитель королевский,
* Письмо Куракина из Парижа 19—22 января 1724 г.
659
и маршал Девиларс, и от первого теперь все зависит,
понеже короля в руках своих имеет; и при сем кратко
донесу об одном его разговоре со мною, что между дру-
гих разговоры о ситуации дел ныне в Европе рассуждая,
сказал, что король де французский по своей консиен-
ции [понятию] и для интересу Франции поздно или ра-
но оставить не может кавалера св. Георгия (претенден-
та Стюарта). Из сего понять можно, какой он партии и
намерения, и что все те первые персоны согласно ниче-
го так не желают, чтоб дружбу твердую восставить
с гишпанским королем, также и тесные обязательства
учинить с вашим величеством». Куракин настаивал на не-
обходимость привязать к себе правителя, герцога Бур-
бона: «Напоминаю на прежнее мое доношение о супру-
жестве желаемом дюка де-Бурбона, что ежели на то ва-
шего величества склонности не будет, мое мнение есть,
чтоб его дюка содержать при себе склонна, обещать ему
корону польскую, к чему он завидость имеет, и ежели на
то вашего величества соизволения не будет, чтобы по
последней мере, тем его флатировать [прельщать] и не-
гоциацию [сделку] ту продолжать, дабы тем его склон-
нее к интересам вашего величества содержать, как и
Англия покойного дюка д’Орлеанса короною здешнею
при себе в склявстве (рабстве) содержала. И понеже
ныне прислан указ вашего величества, и велеио здесь
при дворе предложить и соглашаться о той короне поль-
ской, дабы не допустить наследником быть сына короля
Августа и прочее] того ради к сему случаю он дюк де-
Бурбон будет более охоты своей иметь» *.
Но в то же время Куракин сообщил Петру известие,
которое должно было помешать делу Бурбона и затруд-
нить положение русского посланника в Париже: Кура-
кин донес, что свадьба короля на инфанте испанской не
может состояться. Петр отписал ему по-своему, коротко
и ясно: «Пишешь о двух делах: первое, что дюк де-Бур-
бон сватается на нашей дочери; другое, что король не
хочет жениться на гишпанской: того ради зело бы мы
желали, чтоб сей жених нам зятем был, в чем гораздо
прошу все возможные способы к тому употребить».
Куракин должен был употреблять все способы. «Что
принадлежит до дюка де-Бурбона, о его сватовстве,—
писал он.— в этом буду поступать так как вашего вели-
чества мне указ повелевает, отлагательные способы
* Письмо Куракина 20—23 января 1724 г.
660
употреблять и прочие ласковые продолжения или двоя-
кого сенсу [смысла] отговорки. Что же принадлежит до
королевского намерения, что не склонен жениться и
весьма не хочет на инфанте гишпанской, его несклон-
ность доныне есть и не убавляется, но умножается, как
пребывающий кругом его довольно от него слышал
в разговорах, и по поступкам ясно видят, и так сие
здесь предусмотрено, что сия свадьба не состоится, и
разорвана будет самого его волею королевскою, от чего
ни дюк де-Бурбон, ни бискуп Фрежис предудержать его
не могут быть в состоянии. Ваше величество соизволите
повелевать, чтоб мне все свое старание и возможные
способы употребить, дабы сей жених зятем вашего вели-
чества был. Денно и ночно о том думаю и способы ищу, и
искать всегда буду, и сколько есть здесь каналов,
к тому мне способных чрез друзей моих по моему здесь
кредиту, каков имею, начал всячески через себя старым,
а через сына своего молодым, которые кругом короля,
внушать и продолжать то буду, а наивпервых то внуше-
ние персонально королю надобно вложить, а никому
иному, то им сие дело так деликатное, что ваше величе-
ство более меня раба своего соизволишь знать и рассу-
дить: впервых, чтоб внушение королю учинить, дабы
дюк и прочие, которые для своего интересу, менажируя
[направляя] двор гишпанский, не увидели до своего вре-
мени; второе, чтоб внушение королю было так деликат-
ное, чтоб ему охоту к тому придали и склонна учинили;
третие, секрет о сем содержать надобно, как наивозмож-
но. И что принадлежит до сего последнего пункта о сек-
рете, теперь донесу, например, что как открываются та-
кие деликатные дела, а именно: я заверно уведомлен,
что посол португальский Дон Луи для дочери короля
своего о том же указ имеет и старается с такою конди-
циею [условием], чтоб инфанту гишпанскую, которая
здесь живет, отдать за сына, на обмен, короля его пор-
тугальского, который летами с нею сходен; и другой,
дюк Лоранский старается своею дочерью, и тех обоих
министры имеют портреты всей фамилии своих госуда-
рей, и ныне раздают копии с портретов тех принцесс
многим придворным, дабы до виду короля дошли. О сем
оставляю в милостивейшее вашего величества мудрое
рассуждение, ежели б не запотребно и нам то же учи-
нить? Но я портретов государынь цесаревен, к моему
великому удовольству и милостивому награждению, по
661
сё число еще не имею» *. Куракин живо описывает
борьбу партий при французском дворе: партии старых
государственных людей, которые имеют в виду полити-
ческие интересы, и партии людей, которые рвутся сме-
нить их, угождая желанию короля; в нескольких словах
резко очерчивает характер четырнадцатилетнего короля,
будущего версальского султана: «Теперь кратко донесу
о интригах в сем деле здесь при дворе, что партия вели-
кая есть тех, которые кругом короля непрестанно быва-
ют для его забав, но в делах никакой силы не имеют,
стараются и подтверждают королю, чтоб мариаж с ин-
фантою гишпанской разорвать, и на другой-де принцессе
женился, на что видя королевскую склонность, хотя се-
бя в милость привести и вырваться из порабощения ны-
не правительствующих и себя учинить людьми. Но дюк
де-Бурбон своими всячески старается короля при ны-
нешнем намерении содержать; и так нам впредь пока-
жет свое время, кто выиграет процесс сей; но все того
мнения, что первая партия триумфовать будет; о состоя-
нии короля доношу, что самовластен ныне есть так, что
хотя б его прадед был (Людовик XIV); правда, дел
правления не перенимает на себя, но для своих забав
все повелительно чинит, что ннкто не смеет чего пред-
ставлять, ни самый бискуп Фрежис, противного ему; по-
неже, зная нрав его, опасается, чтоб милости его не
потерять».
Толкуя о сватовстве, Куракин настаивал на необхо-
димости для России примириться с Англией, ибо это об-
легчит и отношения с Францией, которая не может вдруг
отказаться от прежней орлеанской политики, несмотря
на сочувствие Стюартам: «Интерес вашего величества
есть весьма по требованию здешнего двора примирить-
ся с Англиею, которое примирение учинится токмо про-
форма, как все о том знать могут. И довольно мне дал
знать сам дюк де-Бурбон в разговорах своих, чтоб при-
мириться с Англиею, и тем бы им дать свободные руки
все обязательства истинного их намерения, учинить, и
что де ваше величество сие примирение учинить можете
токмо одною диссимуляциею или апаренциею [только
для видимости]. И когда вашего величества к тому при-
мирению склонность будет, мое всепокорнейшее мнение
есть, чтоб оную учинить просто так без всяких конди-
цей и експликацей [условий и объяснений], токмо что
* Письмо Куракина 2—13 марта 1724 г.
662
все забвению предать прошедшее со обоих сторон и ми-
нистров взаимно к дворам отправить и вновь корреспон-
денцию возобновить. Что же принадлежит до партии
торрисовой (тори) в Англии и претендентовой, чтоб она
не ослабела к стороне вашего величества от того прими-
рения, которая упование всегда.имела и имеет на ваше
величество к своему авантажу' [выгоде] на предбуду-
щее: и оных слабость не будет, но более подтвержена
и восставлена будет разыдующим (резидующим) там
министрам вашего величества и его с ними повседнев-
ным обхождением, и в состоянии двор вашего величе-
ства будет лучше при случаях и в потребное время
с ними корреспонденцию вести, чрез министра вашего
величества, нежели теперь, не имея никого». Из донесе-
ний Куракина узнаем, через кого Стюарты вели свои
дела. «Четвертого дня,— пишет посланник,— был у меня
полковник Добион или названный Перент, который имел
комиссию о известных интересах кавалера св. Жоржа
при дворе вашего величества и отдал мне указ вашего
величества от 5 января. Со оным же полковником был
у меня генерал Дилон, который здесь при дворе престе-
регает все интересы помянутого кавалера св. Жоржа.
Они обще предложили мне желание своего государя, да-
бы я в интересах их всякое вспоможение учинил здесь
при дворе, и объявили мне, что дюк де-Бурбон первый
министр есть весьма добрым другом их государю и
склонным в интерес их: того б ради с ним дюком о ин-
тересах их начал говорить, а другим министрам никому
о том не сообщать» *.
Куракин действительно завел разговор с Бурбоном
о кавалере. «Был я в приватной конференции с дюком
де-Бурбоном. Впервых он со всяким благодарением то
принял, что ваше величество соизволите свою дружбу
продолжать к помянутому кавалеру, и что ои дюк ему
кавалеру истинный друг и никогда от дружбы не отста-
нет и всегда попечение о его интересах имеет и иметь
будет, и просил он дюк ваше величество обнадеживать
верно, что он дюк всякое старание в свое время о инте-
ресах кавалера иметь будет; что же принадлежит до ко-
роля его, также равно и двор французский дружбу не-
Отменную к помянутому кавалеру имеет, и никогда его
не оставит в свое время, но ныне де по ситуации дел
в Европе ничего в интерес его Франция учинить не мо-
Письмо Куракина 27 апреля 1724 г.
663
жет, и того ради содержит то свое все доброе намере-
ние к нему в молчании; также Франция в нынешнее
время понуждена всячески стараться содержать покой
в Европе, а того ради дружбу с королем английским
Георгием содержим и стараемся содержать как наивоз-
можно. Но ежели со стороны Англии оная дружба бу-
дет чем начата приходить к разрушению, в таком слу-
чае Франция понуждена будет принять свои меры и
с вашим величеством вступить в согласие в интерес по-
мянутого кавалера к восставлению его в королевство
Аглинское, что две такие великие потенции как ваше-
го величества и Франция легко могут учинить и его ка-
валера восставить на трон Аглинский, также дать надоб-
но время королю его, дабы был в состоянии сам при-
мать свою резолюцию в таких великих делах, где каса-
ется до войны в Европе. И по окончании тех всех раз-
говоров еще напоминал, чтоб донести вашему величест-
ву, дабы обязательства тесные и альянс с вашим вели-
чеством учинить, и что Франция к тому всегда готова,
и чтоб реконсилиацию [примирение] с Англиею учи-
нить».
В таком положении находились дела с западноевро-
пейскими государствами, связанные с фамильными дела-
ми Петра, когда император умер, не распорядившись
наследством своим, и только успев дать согласие на
брак старшей дочери своей, Анны, с герцогом Голштин-
ским. Еще Петр терзался в предсмертных муках, Екате-
рина была постоянно при нем, а вельможи решали вели-
кий вопрос о престолонаследии. Старинные вельможи
стояли за великого князя Петра Алексеевича, но все
собственные птенцы Петровы, люди им выведенные на-
верх, стояли за Екатерину, и легко было предвидеть,
какая сторона будет триумфовать, по тогдашнему выра-
жению. Новые люди были сильнее числом, и это числен-
ное преимущество поддерживалось личными достоинст-
вами: стоит только сказать, что Меншиков, Толстой,
Ягужинский и Макаров действовали всеми силами
в пользу Екатерины; за нее же была гвардия; офицеры
явились к ней по собственному побуждению, с клятвами
в верности, в готовности умереть за нее. Войско было
уконтентовано [удовлетворено] денежными выдачами.
Приверженцы Петра (П) должны были идти на сдел-
ку: когда дело дошло до общего совещания, то Голицын,
Репнин 19, Долгорукие, Апраксин (не адмирал, а пре-
зидент юстиц-коллегии) предлагали объявить великого
664.
князя Петра Алексеевича наследником престола, вручив
за его малолетством правление императрице Екатерине
совокупно с Сенатом: только этим средством, говорили
они, можно сохранить спокойствие и предупредить меж-
доусобную войну. Но противная сторона не шла на сдел-
ку: Меншиков, Толстой и Апраксин (адмирал) утверж-
дали, что подобная сделка именно и поведет к несча-
стию, которого хотят избежать, потому что в России
нет закона, определяющего время совершеннолетия го-
сударя, который принимает бразды правления в мину-
ту кончины родителя; если великий князь будет про-
возглашен императором, то это сейчас же привлечет на
его сторону часть вельмож и большую часть невежест-
венного народа. В настоящем положении Российской им-
перии надобен государь твердый, привычный к делам,
который бы умел поддержать значение и славу, приобре-
тенные долгими трудами Петра Великого, и в то же вре-
мя благоразумным милосердием умел бы сделать народ
счастливым и себе преданным; но все эти добрые каче-
ства соединяются в императрице: от своего супруга вы-
училась она искусству правления; Петр Великий вверял
ей самые важные тайны; она дала неопровержимые до-
казательства своего героического мужества, своего вели-
кодушия и своей любви к народу; была благодетельни-
цею народа вообще и в частности, и никому не сделала
зла; притом она торжественно коронована, все поддан-
ные клялись ей в верности; а какое торжественное объ-
явление в ее пользу учинил император перед корона-
циею! То же самое повторяли гвардейские офицеры, на-
рочно поставленные в углу залы, где происходило это
совещание; сенаторам шепталось на ухо: «Вы хотите ве-
ликого князя: а не вы ли подписали смертный приговор
его отцу?» Наконец, после крепких споров, продолжав-
шихся целую ночь, князь Репнин объявил, что он согла-
шается на представления Толстого, что действительно
надобно вручить императрице верховную власть без вся-
кого ограничения, как пользовался ею император. Канц-
лер Головкин, молчавший до сих пор, пристал к Репни-
ну, а это послужило знаком для всех начать говорить
за Екатерину. Тут адмирал Апраксин, как самый стар-
ший из сенаторов, велел позвать кабинет-секретаря Ма-
карова и спросил его: «Нет ли какого завещания или
распоряжений от умирающего государя относительно
наследства?» «Никаких нет»,— отвечал Макаров. «В та-
ком случае,—сказал Апраксин,— в силу -коронации нм-
665
ператрицы и присяги, которую все чины ей принесли,
Сенат провозглашает ее государынею и императрицею
Всероссийскою с тою же властию, какую имел государь
супруг ее». Написали и подписали акт. Все было кон-
чено, прежде чем Петр испустил дух. Закрывши глаза
покойнику, Екатерина явилась в зал, где собраны были
вельможи, с горькими слезами объявила о всеобщей
страшной потере: «Я, сирота и вдова,— говорила она,—
поручаю себя вам, поручаю вам детей моих, особенно
герцога Голштинского, которого считаю за родного сы-
на; надеюсь, что вы по-прежнему будете любить его, как
любил его покойный император: надеюсь, что воля по-
койника относительно герцога будет исполнена». Тут
адмирал Апраксин бросается к ее ногам и объявляет
решение Сената, и зала оглашается громкими кликами
гвардии и "всех присутствующих. Солдаты кричали: «Мы
потеряли отца, но у нас осталась мать!» Офицеры кри-
чали, что разобьют головы всем старым боярам, если
они воспротивятся императрице. Генерал-майор Мамо-
нов поскакал в Москву, чтобы поддержать там порядок
при этой перемене. Боялись Голицыных, жарких привер-
женцев великого князя, озлобленных неудачею; боялись
особенно фельдмаршала, князя Михайла Михайловича,
стоявшего на Украйне с войском, которое было ему без-
гранично предано. Голицыну послали приказ приез-
жать немедленно в Петербург; многим офицерам бы-
ло внушено — схватить фельдмаршала, если он обна-
ружит какое-нибудь покушение против нового прави-
тельства.
Провозглашение Екатерины императрицею, по каким
бы побуждениям ни действовали провозгласители, дей-
ствительно поддержало спокойствие империи, задержав
решение страшного вопроса. Но рано или поздно вопрос
надобно было решить, и вот около него сосредоточива-
ется и движение внутреннее, и политика внешняя. Стар-
шая цесаревна, Анна Петровна, вышла за герцога Голш-
тинского; но этот брак затрагивал самые живые интере-
сы двух соседних дворов — шведского и датского: гер-
цог Голштинский был наследником шведского престола,
но между тем имел против себя в Швеции сильную пар-
тию; с другой стороны, усиление герцога посредством
родственного союза с императорским русским домом бы-
ло опасно для датского королевского дома, находивше-
гося в извечной, непримиримой вражде с герцогами
Голштинскими. Австрийский двор был оскорблен отстра-
666
пением великого князя Петра Алексеевича, но это от-
странение не было окончательным, и потому Австрия не
теряла еще надежды успеть в своем деле, дать силу пра-
вам племянника своей императрицы, причем с ее инте-
ресами тесно связывались интересы Дании, которой нуж-
но было также действовать в пользу Петра, чтобы жена
-герцога Голштинского или сестра ее не получила рус-
ского престола. Во Франции был жених для второй це-
саревны, Елисаветы, и здесь стремились втянуть Россию
в англо-французский союз, который был также противен
интересам Австрии. Легко понять после этого, какая
дипломатическая борьба должна была происходить
в Петербурге, и как эта борьба тесно связывалась
с внутреннею борьбой относительно престолонаследия!
Птенцы Петра Великого должны были находиться в по-
стоянных столкновениях и сношениях с министрами ино-
странными, которые подробно изучали их характеры и
отношения.
Прежде всего нужно было внимательно приглядеть-
ся к светлейшему князю Меншикову. Сын конюха из
Владимирской области, Меншиков стал в челе той но-
вой дружины, которою окружил себя преобразователь,
тех прибыльщиков, против которых так вооружались
приверженцы старины, приписывая все зло им и преиму-
щественно Меншикову. Наружность светлейшего уже
останавливала на себе внимание каждого: он был высо-
кого роста, хорошо сложен, худощав, с приятными чер-
тами лица, с очень живыми глазами; он любил одевать-
ся великолепно и, главное, что особенно нравилось ино-
странцам, был очень опрятен, качество редкое еще тогда
между русскими. Но не одною наружностью мог он дер-
жаться в челе прибыльщиков: люди внимательные и бес-
пристрастные признали в нем большую проницатель-
ность, удивлялись необыкновенной ясности речи, отра-
жавшей ясность мысли, ловкости, с какою умел обделать
всякое дело, за которое принимался, искусству выбирать
людей, выбирать себе секретарей неподкупных. Так яв-
лялся Меншиков своею светлою стороной; обратимся
к темной. Это была необыкновенно сильная природа: но
мы уже говорили, как становится страшно перед силь-
ными природами в обществе, подобном нашему в XVII
и XVIII веке; все, что было сказано о Петре, вполне
прилагается к его птенцам, его сподвижникам; все это
силы, для которых общество выработало так мало сдер-
жек; в обществе подобного рода, как в широком, степ-
667
ном пространстве, где нет определенных, искусственно
проложенных дорог, каждый может раскатываться во
всех направлениях. Везде и всегда один и тот же закон:
сила не остановленная будет развиваться до бесконеч-
ности; не направленная, будет идти вкось и вкривь. Что
делывалось обыкновенно в Азии, которой общества, на-
роды выработали мало сдержек для силы сильных? От-
ветом служит деятельность Киров, Омаров20, Чингиз-ха-
нов, Тамерланов; то же самое в Европе, когда для
силы римлян остальные народы не могли выставить ни-
какой сдержки; то же случилось, когда Рим одряхлел
и не мог выставить никакой сдержки для Гензерихов и
Аларихов 21. Те же самые алариховские и гензерихов-
ские силы и стремления являлись и после у Карла V,
Филиппа II22, Людовика XIV, Наполеона, но сломи-
лись о препятствие, о сдержки, выработанные новым ев-
ропейским обществом. То же самое и у отдельных наро-
дов: если сила сильного не умеряется, не направляется
на благо общества — значит общество юно, незрело или
слишком уже дряхло; отсюда цель правительства в об-
ществе зрелом — умерение и направление сил—mode-
ratio rerum. У Меншикова и сотоварищей была страш-
ная сила: потому они и оставили свои имена в истории;
но где они могли найти сдержку своим силам? — В си-
ле сильнейшего? Этой силы было недостаточно; лучшее
доказательство тому то, что этот сильнейший должен
был употреблять палку для сдерживания своих спод-
вижников, а употребление палки — лучшее доказатель-
ство слабости того, кто ее употребляет, лучшее доказа-
тельство слабости общества, где она употребляется. Си-
лен был, кажется, Петр Великий лично, силен был и не-
ограниченною властию своею, а между тем мы видели,
как он был слаб, как не мог достигнуть самых благоде-
тельных своих целей, ибо не может быть крепкой вла-
сти в слабом, незрелом обществе; власть вырастает из
общества, и крепка, если держится на твердом основа-
нии; иа рыхлой почве, на болоте ничего утвердить
нельзя.
Выхваченный снизу вверх, Меншиков расправил свои
силы на широком просторе; силы эти, разумеется, выска-
зались в захвате, захвате почестей, богатства; разнуз-
дание при тогдашних общественных условиях, при этом
кружившем голову перевороте, при этом страшном дви-
жении, произошло быстро; Меншиков ни перед чем не
останавливался; мы видели, как хлопотал он насчет
668
Малороссии *; видели, как после Петра, когда ему было
еще более простора, хлопотал он около Курляндии; но
и при Петре он уже потерял привычку сдерживаться от
высказывания своих желаний в присутствии грозного
царя: когда после отречения короля Августа от польско-
го престола Петр обратился к Меншикову за советом,
кого б выбрать на его место, тот, не задумавшись, отве-
чал: «Меня!» Но есть любопытное известие современни-
ков, что та разнузданная сила подстрекалась женщиной:
говорят, что на Меншикова имела сильное влияние своя-
ченица его, Варвара Арсеньева, возбуждавшая его че-
столюбие.
После Меншикова из самых жарких приверженцев
Екатерины виднее всего был Петр Андреевич Толстой.
Происходя из второстепенного московского дворянства,
Толстые выдвинулись по родству с Апраксиными, когда
царь Федор Алексеевич женился на Марфе Матвеевне.
По смерти царя Федора Толстые держались Софьи и
Милославских, были главными действователями против
Петра, то есть против его матери во время смуты стре-
лецкой; ио Апраксин, Федор Матвеевич, державшийся
Петра, уговорил своего родственника, Петра Андрееви-
ча Толстого, переменить партию, отстать от Софьи, ко-
торой трудно было надеяться на торжество в борьбе
с братом. Петр принял Толстого, но никак не мог за-
быть его предшествовавшей деятельности. Видя эту по-
дозрительность со стороны царя, Толстой употреблял
все средства, чтобы показать свое усердие, не дать зате-
рять себя: он едет в Венецию, участвует в азовском по-
ходе, ухаживает за Головиным, который, как говорят,
взял с него 2.000 золотых червонных и предложил царю
отправить его на важный пост посланника в Турцию.
Здесь-то случилась эта знаменитая история с секрета-
рем: узнав, что секретарь донес на него в растрате ка-
зенных денег, Толстой, в присутствии всех членов по-
сольства, обвиняет его в сношениях с великим визирем,
приговаривает к смерти, велит священнику приготовить
его к ней, и потом приказывает осужденному выпить
яд. Возвратясь из Турции, Толстой дает 20.000 рублей
Меншикову и является в числе тайных советников царя.
Петр постоянно уступает ходатайствам Апраксина, Го-
ловина, Меншикова, ибо сам убежден в обширных спо-
собностях Толстого, прямо говорит, что не снимает го-
* См. рассказ «Мазепа», с. 604—616 настоящего издания.— Ред.
669
ловы Толстого с плеч потому только, что она очень ум-
на, но не оставляет прежней своей подозрительности.
«Петр Андреевич способный человек,— говорит он,— но
когда имеешь с ним дело, то надобно всегда держать ка-
мень за пазухой». Но Толстой дождался своего време-
ни, когда Петру понадобилось выманить несчастного ца-
ревича Алексея из-за границы. Толстой обделал трудное
дело и получил щедрые награды, стал одним из самых
приближенных людей к царю, получил 6.000 душ из
конфискованных по делу царевича имений, Андреевскую
ленту, графство; но, разумеется, этим самым Толстой
неразрывно связал свои интересы с интересами Екате-
рины в ее деле, ибо чего ему было надеяться от сына
Алексеева, от внука Лопухиной? И вот при смерти Пет-
ра Толстой, как говорят, действовал сильнее всех, оду-
шевлял и Меншикова.
Сильно хлопотал за Екатерину и Ягужинский. Мы
уже знакомы с его деятельностию; но при ясности ума
и энергии, Ягужинский отличался вспыльчивостию, ко-
торая доходила до бешенства, особенно после свидания
с Ивашкой Хмельницким. Противоположным характе-
ром отличался тесть Ягужинского, канцлер Головкин,
никогда не выдававшийся вперед при важных вопросах,
лоцман искусный, тихо и незаметно проводивший свою
лодку между отмелями. Старший между вельможами,
адмирал Апраксин своими личными достоинствами не
мог отбить первого места ни у кого из птенцов Петро-
вых и постоянно дёржался Толстого. Петр знал неогра-
ниченную преданность Апраксина к себе лично, но знал
также, что великий адмирал вовсе ие горячо предан его
делу, делу преобразования.
Из старинных вельмож больше всех влияния по свое-
му уму имел князь Дмитрий Михайлович Голицын. Зна-
менитый делец петровский, кабинет-секретарь Макаров
сохранил и при Екатерине важное значение, как чело-
век, пользовавшийся неограниченною доверенностию
императрицы, посвященный во все тайны. Между этими
знаменитостями петровского времени недоставало одно-
го человека, с которым так часто встречаешься при жиз-
ни Петра, Шафирова. Императрица возвратила Шафи-
рова из ссылки, но он не мог получить прежнего значе-
ния: светлейшему князю и Шафирову вдвоем было
слишком тесно, да притом Шафиров был такой человек,
который мог потеснить и других, кроме Меншикова.
670
Шафирову придумали занятие: поручили писать исто-
рию Петра Великого. Новый историограф подал любо-
пытный доклад: «Доношение, что по поведенному мне
сочинению гистории о преславных действиях и житии
его императорского величества Петра Великого потреб-
но: 1) Для вспоможения в выписывании и переводе
с иностранных языков из гистории прошу дабы опреде-
лен был сын мой Исай Шафиров, который ныне до ука-
зу определен в герольдмейстерскую контору. 2) Дабы
поведено было барону Гезену, да иностранной коллегии
гистории описателю абату Крусали, когда я временем
требовать буду для советов, или справки, о каких при-
надлежащих к той гистории делах, оные бы то по тре-
бованию моему исполняли. 3) Дабы даны мне были
к тому делу: иностранной коллегии студент Алексей
Протасов для письма латинского, немецкого, и других
языков, да для русского письма копиисты. Чтоб сыну
моему и вышеписанным трем человекам жалованье да-
вано было, а о пропитании моем с моею фамилиею пре-
даю во всемилостивейшее изволение ее величества;
також прошу, дабы мне со всеми к сочинению той гисто-
рии потребными людьми определена была удобная квар-
тира вместе, и определено б было давать на то потреб-
ное число бумаги и чернил. 4) Чтоб поведено было из
кабинета, из иностранной коллегии и от барона Гезена
те гистории ко мне прислать, и понеже к сочинению оной
гистории потребны и другие книги российских великих
государей и прочих фамилий российских, и летописцы
письменные российские древние, которые збираны в ка-
бинет, в иностранную коллегию и в герольдмейстерскую
контору и инде. Книги на российском и иностранных
языках, взятые в домах моих в С.-Петербурге и в Моск-
ве, которые отданы здесь в библиотеку, и на Москве
чаю, обретаются в конторе вышнего суда; також чтоб
поведено было из библиотеки петербургской, ежели к то-
му потребны будут какие книги, по письменном моем
требовании на время мне давать. 5) Чтоб из разрядных
и других записок дано мне было известие о избрании на
престол Российского царства Михаила Федоровича, и
о браках его и о рождении детей его величества также
царя Алексея Михайловича, царя Федора Алексеевича
и воспоследствующем пред его кончиною стрелецком
бунте, и как оный бунт по избрании Петра Великого ум-
ножился, и каким образом потом царь Иоанн Алексе-
евич на престол купно произведен и о всех происшедших
671
делах с рождения его величества по начатии гисторий,
которая в кабинете збирана.— Надлежит иметь по из-
вестной гистории о последующем известие: 1) Как содер-
жался царь Петр Алексеевич, яко царевич с матерью
своею по смерти царя Алексея Михайловича?.. 2) Какою
болезнию болезновал царь Федор Алексеевич перед
смертию и задолго ль был болен до кончины? И по
смерти его как избрание царя Петра Алексеевича вос-
последствовало, и что чинилось по избрании мая по
15 число, когда главный бунт начался? 3) Что во время
того бунту с его величеством от бунтующих случилось?
4) Какие внутренние интриги в том и от кого были?
5) Каким образом Хованский казнен и с какого случая?
6) Какие интриги и умыслы на его величество до казни
Шекловитого и от кого были? и как они и от кого
открылись? и каким образом та перемена учинилась и
царевна в монастырь сослана? 7) Каким образом цар-
ское величество охоту к воинскому делу и экзерцициям
получил и набор Преображенского и Семеновского пол-
ков?» и пр.
Перечисляя птенцов Петра, людей, которые должны
были иметь самое сильное влияние на судьбу России по
его смерти, мы до сих пор не встречались ни с одним
иностранным именем. Действительно, несмотря на упре-
ки в пристрастии преобразователя к иностранцам, при
Петре и по смерти его вся власть находилась в руках
русских людей, и мы знаем, что Петр поступал в этом
отношении совершенно сознательно; он привлекал к се-
бе в службу даровитых иностранцев, отличал, награж-
дал их, но не давал им первых мест; привязанность
к Лефорту была грехом юности, который не повторился
в возрасте зрелом. Несмотря на жалобы Паткуля, что
русские дипломаты не умеют вести своих дел при ино-
странных дворах, Петр не принял его совета — назна-
чать иностранцев на дипломатические посты, пока рус-
ская молодежь воспитается; воспитывая свое войско не
на маневрах, а в настоящей трудной войне с превосход-
ным по искусству неприятелем, Петр хотел точно так же
воспитывать и свое дипломатическое войско; он был так
велик, что ошибки, неудачи, необходимые при начале
каждого дела, нисколько его не смущали; он был так ве-
лик, что нарвское поражение признавал благодеянием
божиим для России: так могли ли его смутить первые
неловкие шаги русского человека на дипломатическом
поприще? Петр был велик глубокою верой в способно-
672
сти своего народа, уменьем выбирать людей способных
и воспитывать их для известного рода деятельности.
Но великий человек умер слишком рано. Сосредото-
чение, напряжение сил немедленно стали ослабевать,
немедленно оказалась неверность гениальным и патрио-
тическим приемам Петра. Птенцы его сами раздвинули
свои ряды для иностранца, дали последнему больше зна-
чения, чем сколько хотел уступить Петр иностранцам.
Петр употреблял для дипломатических дел иностранца,
одаренного большими способностями: то был Остерман.
Но, несмотря на важные услуги, оказанные Остерманом,
несмотря на то, что эти услуги были вполне оценены
Петром, Остерман, по смерти императора, был так оди-
нок, так затерян среди русских, что о нем не слышно;
но уже с самого начала легко было видеть, что Остер-
ман получит важное значение, сделается необходим при
дипломатических вопросах: юные, широкие натуры птен-
цов Петровых были не способны к постоянному, усидчи-
вому труду, к соображению, изучению всех подробно-
стей дела, чем особенно отличался немец Остерман,
имевший также огромное преимущество в образовании
своем, в знании языков немецкого, французского, италь-
янского, усвоивший себе и язык русский. И вот при
каждом важном, запутанном деле'барон Андрей Ивано-
вич необходим, ибо никто не сумеет так изучить дело,
так изложить его, и барон Андрей Иванович незаметно
идет все дальше и дальше; его пропускают, тем более
что он не опасен, он один, он не добивается исключи-
тельного господства; где ему? он такой тихий, робкий,
сейчас и уйдет, скроется, заболеет; он ни во что не вме-
шивается, а между тем он везде, без него пусто, нелов-
ко, нельзя начать никакого дела; все спрашивают: где
же Андрей Иванович? Для министров иностранных это
человек важный, ибо опасный: он при обсуждении дела
не закричит так против Англии, как неистовый Ягужин-
ский, не вооружится так сильно и решительно против
-австрийского союза, как Толстой; но он тихонько.под-
вернет такую штучку, что испортит все дело уже решен-
ное: и Ягужинский, и Толстой замолчат.
Был при Петре еще доверенный человек не из рус-
ских, но и не совсем чужой, не немец, как тогда называ-
ли еще всех иностранцев, Савва Владиславич Рагузин-
ский 23. Савва не потерял своего значения и при Ека-
терине I, для которой был необходим, ибо имел способ-
ность прежде других знать все; он был другом Апрак-
22. С. М. Соловьев 673
сина и Толстого: это было немудрено, потому что Апрак-
син и Толстой были один человек, но в то же время
Савва был другом и Голицына, был другом Макарова,
пользовался и расположением Меншикова. Французский
посланник Кампредон отозвался о Савве, что он имеет
ловкость грека без дурных качеств, свойственных этому
народу. Ловкий Савва обогнал, кажется, и француза;
сам Кампредон продолжает тут же: «Мало чего я не мо-
гу узнать и внушить царице чрез Савву». Дипломату
XVIII века казалось только ловкостию, без примеси
дурного качества,— служить иностранному двору! Сав-
ва питал особенную нежность к версальскому двору со
времени путешествия своего во Францию.
В начале царствования Екатерины Савва действи-
тельно мог думать, что союз России с Францией и, ра-
зумеется, с Англией дело очень возможное. Две сопер-
ничествующие державы постоянно добивались союза но-
вой империи, Франция и Австрия. Но если Австрия так
сильно добивалась, чтобы русский престол достался ве-
ликому князю Петру Алексеевичу, то понятно, в каком
отношении должны были находиться к австрийскому
двору люди, употребившие все старание, чтобы Петр
был отстранен от престола в пользу Екатерины, и, разу-
меется, должны были хлопотать, чтобы это отстранение
из временного сделалось вечным в пользу дочерей Пет-
ра Великого. Нерасположение к Австрии естественно
сближало с Францией. Но союз с последнею встретил
сильные препятствия по двум причинам: во-первых, со-
юз с Францией был вместе союз с Англиею, что возбуж-
дало сильное отвращение в некоторых птенцах Петра,
преимущественно в Ягужинском, который видел здесь
уклонение от политики великого императора, неуваже-
ние к его памяти; потом Россия не иначе принимала
союз, как с условием, чтобы Франция приняла на себя
все обязательства России относительно герцога Голш-
тинского в Дании и Швеции, на что Франция никак не
могла решиться. Если Ягужинский так сильно противил-
ся франко-английскому союзу, то в пользу его был Тол-
стой, сильно недолюбливавший Австрии по делу цареви-
ча Алексея. Вельможи разделились: на стороне франко-
английского союза вместе с Толстым был неразлучный
с ним Апраксин, Меншиков, Остерман, и что всего уди-
вительнее, Голицын; против него — Головкин, Долгору-
кий, Репнин и Ягужинский. Споры были жаркие: после
одного из этих споров Ягужинский, выпивши, как гово-
674
рят, лишнюю рюмку у герцога Голштинского, наговорил
сильных оскорблений Меншикову и Апраксину и побе-
жал в Петропавловский собор жаловаться перед гробом
Петра Великого (чем начинается наш первый рас-
сказ) *. Уже и прежде, тотчас по смерти Петра, чтобы
поддержать согласие между приверженцами Екатери-
ны, Бассевич 24,. министр герцога Голштинского, помирил
Меншикова с Ягужинским. Теперь новая ссора, и опять
герцог Голштинский просит императрицу простить Ягу-
жинскому с тем, чтоб он просил извинения у Меншико-
ва и Апраксина и дал письменное обещание не напи-
ваться, а если ему случится в другой раз, напившись,
оскорбить кого-нибудь, тогда он поплатится и за преж-
ние грехи.
Ягужинский напрасно очень горячился: франко-анг-
лийский союз не мог состояться по несогласию Франции
принять на себя все обязательства относительно герцо-
га Голштинского, хотя и был уже составлен список лиц,
которых французскому посланнику надобно было подку-
пить для приведения дела к желанному концу. Ничем
кончились и хлопоты Куракина о браке цесаревны Ели-
заветы с одним из французских принцев. 17 мая
1725 года он уведомил императрицу, что на брак с са-
мим королем нечего больше рассчитывать: «Понеже
супружество короля французского уже заключено
с принцессою Станислава (Мариею Лещинскою), и так
сие сим окончилось, теперь доношу и напоминаю преж-
нее желание дюка де Бурбона, который требовал себе
в супружество цесаревну Елизавету Петровну». Только
в сентябре был послан к Куракину давно желанный
портрет цесаревны, причем Макаров писал посланнику:
«Зело сожалею, что умедлил оным портретом живопи-
сец, ибо писал близко году и ныне пред тою персоною
государыня цесаревна гораздо стала полнее и лучше».
Через год (2/13 сентября 1726) Куракин дал знать
о другом женихе: «Пред четыремя годами его импера-
торскому величеству было предложено от умершего дю-
ка Дорлеанса о супружестве государыни цесаревны за
сына его ныне владеющего дюка Дорлеанса, первого
принца крови и наследника короны французской, ежели
король детей иметь не будет, который (то есть герцог
Орлеанский) ныне овдовел. И ежели вашего величества
высокое намерение к тому супружеству государыни це-
саревны Елизаветы Петровны есть, то велите меня снаб-
* См. с. 620—621 настоящего издания.— Ред.
675
дить указами». Но с Франциею уже покончили; через
два месяца (5/16 декабря 1726) последовало и было
принято для цесаревны предложение двоюродного брата
герцога Голштинского, Карла, епископа Любского.
А между тем вопрос о престолонаследии не переста-
вал волновать всех. В народе высказывалось решитель-
ное сочувствие к великому князю Петру; приверженцам
дочерей Петра надобно 'было приготовляться к страш-
ной борьбе, только задержанной малолетством Петра,
давшим возможность возвести на престол Екатерину;
приверженцам цесаревны надобно было действовать
с особенною энергиею и, главное, с единством; но пос-
леднее рушилось: от них отстал Меншиков!
В конце 1725 года в Сенате был жаркий спор: чита-
ли донесение Миниха, что ему необходимо 15.000 сол-
дат для окончания Ладожского канала. Толстой и не-
разлучный с ним Апраксин начали поддерживать тре-
бование Миниха, представляли всю пользу от канала,
упоминали и о том, что предприятие должно быть окон-
чено из уважения к памяти Петра Великого. Меншиков
возражал, что солдаты гибнут на работах: не за тем
они набраны с такими издержками и заботами, чтобы
землю копать. «Но войско должно же быть занято! —
отвечали Толстой и Апраксин: войско занято, а между
тем издержки на наем посторонних работников сохране-
ны». Меншиков встал при этом и сказал: «Объявляю
по приказанию императрицы, что этот год ни один сол-
дат не будет употреблен на канале: ее величество назна-
чила для войска другое занятие». Сенаторы замолчали
и разъехались недовольные. На другой день Толстой,
Головкин, Апраксин, Голицын, Ромодановский, Ушаков
съехались для совещания, каким бы способом умень-
шить власть светлейшего? Решили не ездить в Сенат за
болезнию, а Ромодановскому, более других смелому, по-
ручено было объяснить императрице. Ромодановский
действительно схватился с ЛГеншиковым при Екатерине,
но она не обратила на это внимания. И вот в январе
1726 года пошли слухи по городу и между иностранны-
ми министрами, что готовится перемена: недовольные
вельможи хотят возвести на престол великого князя
Петра с ограничением власти; австрийский двор благо-
приятствует делу, движение произойдет из украинской
армии, которою начальствует князь Михайла Михайло-
вич Голицын. Действительно произошла важная переме-
на, но не в этом роде. Толстой, видя опасность, спешил
676
прекратить неудовольствие между вельможами, разъез-
жал то к Меншикову, то к Голицыну, то к Апраксину й
успел наконец склонить их всех на следующую меру:
учредить верховный тайный совет под председательст-
вом императрицы; знатнейшие вельможи будут в нем
членами с равным значением, следовательно Меншиков
не может провести ничего без общего согласия. Ос-
корбленные самолюбия и честолюбия успокоились:
Меншиков, Головкин, Толстой, Голицын, Апраксин засе-
ли верховниками, вместе с ними засел и необходимый
Остерман. Ягужинский был в отчаянии: его не назначи-
ли членом верховного совета, а между тем Сенат поте-
рял свое первенствующее значение, и он, Ягужинский,
как генерал-прокурор, не будет более оком империи.
8-го февраля объявлен указ об учреждении верхов-
ного тайного совета; 18-го верховники узнали, что импе-
ратрица назначила к ним нового товарища: то был гер-
цог Голштинский. Меншиков был очень недоволен. При
своем неудержимом стремлении к захватыванию власти,
к первенству, Меншиков необходимо сталкивался с зя-
тем императрицы: и при жизни Екатерины светлейший
должен был уступать первенство герцогу как члену цар-
ского дома, что же будет по смерти Екатерины, если она
назначит преемницею жену герцога Голштинского? При
этом столкновении с герцогом утверждение престола за
дочерью Петра так же мало стало улыбаться Меншико-
ву, как и вступление на престол сына царевича Алек-
сея. Нашлись люди, которые постарались представить
Меншикову, что, при известных условиях, вступление на
престол великого князя не будет иметь для него ника-
ких неудобств: напротив, доставит ему первенствующее
положение у трона.
Мы видели, что два иностранных министра особенно
должны были хлопотать о том, чтобы преемником Екате-
рины был объявлен великий князь Петр: датский и ав-
стрийский. Датский Вестфалец внушил австрийскому —
Рабутину представить Меншикову, что он, выдав дочь
свою за великого князя, может сделаться тестем импе-
ратора; притом Рабутин, от имени своего императора,
обещал Меншикову первый вакантный фьеф 25 Герман-
ской империи. Приманка была так вкусна, особенно при
известных отношениях к герцогу Голштинскому и при
сильном общенародном желании видеть великого князя
на престоле, что Меншиков не медлил нисколько. В мар-
те 1727 года разнесся слух, что императрица дала свое
677
согласие на брак дочери Меншикова с великим князем
Петром; сначала думали, что слухи распущены нарочно,
чтобы позолотить пилюлю, проглоченную Меншиковым:
у дочери его взяли жениха, графа Сапегу, чтобы же-
нить его на племяннице императрицы, графине Скав-
ронской. Но скоро удостоверились, что дело поважнее,
и приверженцы царевен забили сильную тревогу: Тол-
стой в сильных выражениях представил императрице,
что она губит дочерей своих, соглашаясь на брак доче-
ри Меншикова с великим князем, что этим она отнима-
ет у верных слуг своих возможность быть ей полезными:
«Ваше величество скоро увидите себя покинутою,—•
продолжал Толстой,— и я признаюсь прямо, что скорее
рискну жизнию, чем стану дожидаться гибельных по-
следствий данного вами согласия».— «Я не могу пере-
менить моего слова, которое дано по фамильным причи-
нам,— отвечала Екатерина,— брак великого князя на
дочери Меншикова не изменит ничего в тайном намере-
нии моем насчет сукцессии [наследования престола]».
Бассевич носил в кармане речь Толстого и всем чи-
тал; но она не могла производить того впечатления, ка-
кое производили его речи в пользу Екатерины при ее
избрании. Дело великого князя Петра было делом на-
родным и большей части вельмож: Меншиков, следова-
тельно, стоял на твердой почве; князь Голицын, ни-
сколько не остывший в своей приверженности к Петру,
тесно сблизился теперь с Меншиковым; Остерман почу-
ял, где сила, и пристал туда же. Что же делала против-
ная партия? Толстой с товарищами? Их положение бы-
ло безвыходное. Они не могли уговорить Екатерину,
чтоб она не соглашалась на брак великого князя с до-
черью Меншикова; императрица объявила, что этот
брак не имеет отношения к сукцессии; Толстой очень
хорошо знал, что имеет. Что же было делать? Уговорить
императрицу издать поскорее манифест в пользу одной
из цесаревен? Но Екатерина весною 1727 года опасно
занемогла. Надобно было ограничиться пока одними
словами, желаниями, побуждениями друг друга к реши-
тельным действиям. А между тем светлейший зорко сле-
дил за подозрительными людьми, и один из них попал-
ся; этого было достаточно, чтобы притянуть других и ра-
зом от них отделаться. Антон Девьер, из португальских
матросов, достигший звания генерал-полицеймейстера
в Петербурге, враг Меншикова, несмотря на то, что был
женат на родной сестре его, Антон Девьер был обвинен
678
f<B. неприличных поступках во дворце во время тяжкой
болезни императрицы (16 апреля): он, во время общей
печали, шутил, смеялся, непочтительно вел себя пред
царевнами, говорил непристойные и подозрительные ве-
щи великому князю Петру Алексеевичу. При допросе
о причинах смеха Девьер показал: «Сего апреля 16-го
числа в бытность свою в доме ее императорского вели-
чества, в покоях, где девицы едят, попросил он у лакея
пить, а помнится, зовут его Алексеем, а он назвал Его-
ром; князя Никиту Трубецкого называли шутя товарищи
его Егором, и, когда он Девьер, у лакея попросил пить
и назвал его Егором, а он Трубецкой на то слово пово-
ротился к нему, где он сидел с великим князем, все
смеялись; великий князь спросил у него: чему вы сме-
етесь? И он, Девьер, ему объяснил, что Трубецкой это-
го не любит, и шепнул на ухо, что он к тому же и рев-
нив». Но Девьера спрашивали: «Ты великому князю го-
ворил: он сговорил жениться, а мы будем за него воло-
читься, а великий князь будет ревновать». Девьер отве-
чал: «Не говорил; а прежде говаривал часто, чтоб он из-
волил учиться, а как надел кавалерию, худо учится,
а еще как говорит женится, станет ходить за невестою
и будет ревновать — учиться не станет». Но Меншикову
было нужно не то, чему Девьер смеялся, а чтоб огово-
рил своих приятелей, и когда комитет, назначенный для
следствия над Девьером, представил его ответы импе-
ратрице, то получил от ее имени следующее: «Мне о том
великий князь сам доносил самую истину; и я сама его
(то есть Девьера) присмотрела в его противных поступ-
ках и знаю многих, которые с ним сообщники были,
и понеже оное все чинено от них было к великому воз-
мущению, того ради объявить Девьеру последнее, чтоб
он объявил всех сообщников». Девьер объявил, что со-
общников у него нет, но что он ездил к генералу Ив.
Ив. Бутурлину и говорил с ним о свадьбе великого кня-
зя. Этого было достаточно. Через Бутурлина притянуты
были и другие: Толстой, Скорняков-Писарев, князь Ив.
Алексеевич Долгорукий, Александр Нарышкин, Ушаков.
Девьер был сослан в Сибирь, Толстой с сыном Иваном
в Соловки; Бутурлин в дальние деревни; Скорняков-
Писарев в ссылку, Долгорукий отлучен от двора, уни-
жен чином и написан в новые полки; Нарышкин должен
был жить в деревне безвыездно; Ушакова велено опре-
делить к команде куда следует. Арест Девьера с това-
рищами уничтожил всякую надежду для царевен отно-
679
сительно сукцессии; надобно было хлопотать уже о том,
чтобы получить возможно выгодное положение при
вступлении на престол великого князя. Об этом принял-
ся хлопотать Бассевич, который был в это время у Мен-
шикова еще «не в худом кредите». Он начал представ-
лять светлейшему «со умилением, дабы он рассудил, что
оные обе принцессы Петра Великого суть дети, которому
он свое счастие приписать может, и к тому его склонил,
что на каждую принцессу по одному миллиону денег
выдать и о наследии порядок учинить и трактаты с гер-
цогом конфирмовать определил, и напротив того, чтоб
о супружестве младого монарха с принцессою князя
Меншикова в том завещании утверждено было, и токмо
того искали, каким бы способом оное произвесть в дей-
ство, и кто оное завещание сочинять имеет, в которое
дело никто мешаться не хотел. Я не мог того вытерпеть
(продолжал Бассевич в своем показании), чтоб его ко-
ролевское высочество (герцог) и обе принцессы в край-
нюю нищету пришли, в самой скорости помянутое заве-
щание сочинил, прочее же в его княжее рассуждение
оставил».
Так кончился вопрос о престолонаследии. 6-го мая
1727 года Екатерина скончалась, и вступил на престол
Петр II. Меншиков был всемогущим правителем; благо-
даря делу Девьера, он избавился от Толстого с товари-
щами его; без суда раскидал по дальним местам людей,
которые вздумали мимо его стать сильны посредством
личного расположения молодого императора. Немедлен-
но же правитель постарался освободиться и от герцога
Голштинского: Меншиков послал сказать ему чрез Бас-
севича, чтоб он изволил в свои земли ехать, «ибо ему
яко одному шведу не доверивают, и сим подобные поно-
сительные речи были». Герцог отправился в свою землю;
две сестры-цесаревны расстались. Вот письмо Анны
к Елизавете из Киля: «Государыня дорогая моя сестри-
ца! Доношу вашему высочеству, что я, слава богу, в доб-
ром здоровье сюда приехала с герцогом и здесь очень
хорошо жить, потому что люди очень ласковы ко мне,
только ни один день не проходит, чтоб я не плакала по
вас, дорогая моя сестрица! Не ведаю, каково вам там
жить? Прошу вас, дорогая сестрица, чтоб вы изволили
писать ко мне почаще о здравии вашего высочества. При
сем посылаю к вашему высочеству гостинец: опахало,
такое как здесь все дамы носят, мушечную каропку *,
* Коробочка для мушек.
680
Зубочистку; готовальню (на) орехи; прислала б здеш-
них фруктов, только невозможно;— крестьянское пла-
,тье, как здесь (носят), а шапку прошу вашего высочест-
ва отдать Миките Волоките и белую шляпу. Впрочем,
рекомендую себя в неотменную любовь и остаюсь верная
до гробу сестра и услужница Анна. Прошу ваше высо-
чество отдать мой поклон всем питербургским, а наши
голштинцы приказали отдать свой поклон вашему высо-
честву».
Несмотря на то, однако, чго светлейший князь достиг
правительства, положение его было гораздо опаснее,
чем прежде: в предшествовавшие царствования он был
крепок сильною привязанностию к нему и Петра и Ека-
терины; но эта привязанность вовсе не перешла по на-
следству к сыну царевича Алексея. Пока император, по
молодости, по привычке, подчинялся еще влиянию Мен-
шикова; но Петр не всегда будет молод; он еще не же-
нился на дочери Меншикова, да если б и женился? Ис-
тория царицы Евдокии Федоровны и Лопухиных была
у всех в свежей памяти. Случай ускорил столкновение
и развязку: Меншиков летом же 1727 года опасно забо-
лел и должен был выпустить из глаз молодого импера-
тора, который вышел на волю, подчинился другим влия-
ниям, которые давали приятнее себя чувствовать. Вы-
здоровев, светлейший захотел опять натянуть ослабев-
шие бразды, но тут начались столкновения; не велит
Меншиков исполнять приказания .молодого человека, и
услышит слова: «Я тебя научу помнить, что я импера-
тор». Мы видели, как Меншиков избавился от Толсто-
го; но оставался еще беспокойный человек, не попавший
в девьеровское дело: то был Ягужинский. Меншиков ре-
шился выжить и его из Петербурга; но тут, когда дело
пошло о родном человеке, обнаружил движение и уклон-
чивый Головкин, тесть Ягужинского. Император, отправ-
ляясь в Петергоф, заезжает по дороге к Головкину: тот
рассыпается в жалобах на Меншикова по поводу удале-
ния Ягужинского. Петр принял к сердцу дело и, приехав
в Петергоф, настойчиво говорил Меншикову, чтоб Ягу-
жинский был оставлен в Петербурге; но Меншиков не
согласился: после молодого императора Меншиков имел
крупный разговор с Головкиным и также не уступал;
Ягужинский отправился в украинскую армию. Тут князь
Алексей Долгорукий, угрожаемый тем же, потому что
зашел в расположении императора дальше, чем хотел
того Меншиков, князь Алексей Долгорукий истощает
681
рее средства, чтобы заставить Головкина, Голицына и
Апраксина действовать решительнее против Меншикова.
Вельможи тайно совещаются, а между тем Меншиков
облегчает им труд, опять раздражает императора. Он
поехал к себе в Ораниенбаум, где должно было проис-
ходить освящение церкви, и прислал звать на это тор-
жество государя, но не прислал приглашения цесаревне
Елизавете, к которой Петр был сильно привязан. Импе-
ратор рассердился, послал сказать Меншикову, что не
будет по причине болезни, и в ту же минуту уехал на
охоту с цесаревною. По возвращении Петра II в Петер-
бург над светлейшим разразилась опала.
Меншиков был свергнут, сослан; многим и многим
стало легко от падения этого нового Голиафа 2S, как они
выражались; радовались в Петербурге, радовались и
в Киле; цесаревна Анна писала сестре: «Что изволите
писать об князе, что его сослали, и у нас такая же пе-
чаль сделалась об нем как у вас». Но скоро произошло
явление, естественное в государстве, подобном Русско-
му первой половины XVIII века. Сильный человек как
Меншиков, забравший власть в свои руки, по упомяну-
тому выше отсутствию сдержек, слишком тяжело давал
чувствовать эту власть; а когда эта сила отстранялась,
то вследствие той же слабости, неразвитости обществен-
ной, непривычки к правильным, определенным движени-
ям, происходит смута, разброд, конфузия, как выража-
лись люди описываемого времени; эта конфузия, борь-
ба отдельных сил о н’еобращением внимания на интере-
сы общественные и частные обыкновенно заставляют
скоро жалеть о прежней силе, несмотря на то, что она
очень тяжело относилась к обществу. Теперь по сверже-
нии Меншикова началась конфузия. Теперь не было бо-
лее партий, связанных с вопросом о престолонаследии,
как при кончине Петра Великого, партий, имевших важ-
ное значение для целого общества, действовавших во
имя его интересов. При вопросе о том, кто будет на пре-
столе: великий князь или одна из дочерей Петра, при
вопросе о влиянии, которое будет иметь муж императ-
рицы, или бабка императора (бывшая царица Лопухи-
на), при этих вопросах люди, не имевшие никаких отно-
шений к Толстому или Голицыну, не знавшие их вовсе,
могли однако сильно сочувствовать тому или другому,
с напряженным вниманием следить за их движением,
радоваться успеху, печалиться при неудаче; борьба
поэтому принимала величавый народный характер. Но
682
“теперь вопрос о престолонаследии был решен, и если ма-
лолетство императора допускало борьбу партий, то это
были мелкие партии известных фамилий, не имевшие
отношения к общему интересу: кто победит, Долгорукий
или Голицын? Этот вопрос мог занимать только привер-
женцев той или другой фамилии. Борьба пошла теперь
за фавор, и, что всего хуже, за фавор у государя несо-
вершеннолетнего, нуждавшегося в строгих воспитателях
и наставниках, а не в фаворитах, гибельных и взрос-
лым, тем более несовершеннолетним монархам. Не зна-
ем, насколько мы должны верить вышеприведенным жа-
лобам австрийского посланника на то, что воспитанием
маленького Петра пренебрегали при жизни его деда.
Быть может, эти жалобы заставили Петра Великого об-
ратить внимание на этот предмет и с настойчивостию
требовать в наставники к внуку иностранца Зейкина 21,
которого «искусство и добрая совесть» были известны
императору. Зейкин, несмотря на понятное нежелание
быть наставником у сына Алексеева, был определен, и
в 1724 году Девьер уведомлял Екатерину: «Ее высочест-
во, всемилостивейшая государыня цесаревна Наталит
Петровна (младшая дочь Петра от Екатерины) и вели-
кий князь с сестрицею (то есть Петр с сестрою На-
тальею Алексеевною) обретаются в добром здравии и
охотно всегда в учении пребывают». И вслед за тем
Девьер писал: «Великий князь и великая княжна изво-
лили писать по-немецки письма собственными своими
руками, из которых изволите усмотреть, кто лучшее пи-
сал, и изволите о том отписать особливое письмо на то
имя со благодарением; дабы могли впредь наилучшее
писать и читать, и друг другу будут ревновать, и от рев-
ности лучшее станут трудиться». Но мы видели, что
после тот же самый Девьер свидетельствует, что Петр
«как надел кавалерию, худо учится». Девьер говорил,
что ученье пойдет еще хуже, когда ребенка обручат; но
он ошибся. Меншиков честно исполнил свои обязанно-
сти относительно государя и нареченного зятя, и паде-
ние Меншикова было гибельно для Петра. Люди, кото-
рые употребили молодого государя орудием для низвер-
жения тяжелого им правителя, этим самым прежде-
временно высвободили незрелые силы из-под необходи-
мой для них опеки, остановив правильное их развитие.
После Меншикова никто не имел силы заставить Петра
докончить свое образование; напротив, для приобрете-
ния фавора прибегли к прислужничеству, к развраще-
683
нию. Попытки воспитателя Остермана напомнить о не-
обходимости доучиться, а не спешить жить, остались
тщетны, и легко было видеть, кто победит в борьбе:
князь Дмитрий Голицын, по своей постоянной и откры-
той, смелой преданности Петру имевший более всех
право на первенство, не получил фавора, потому что,
по характеру своему, был менее всего способен прислу-
живаться; получили фавор князья Долгорукие, князь
Алексей Григорьевич и сын его, пустой молодой чело-
век, князь Иван, решившиеся забавлять молодого го-
сударя.
Стали жалеть о Меншикове; и первый должен был
пожалеть о нем Остерман, которому начала грозить
опасность, что его перестанут считать необходимым.
Канцлер Головкин однажды обратился к нему с такими
словами: «Не правда ли, странно, что воспитание наше-
го монарха поручено вам, человеку не нашей веры, да
кажется, и никакой?» Головкину приписывали намере-
ние заменить Остермана своим сыном. Барон Андрей
Иванович начал употреблять все средства к спасению;
завел переписку с бабкою Петра, Евдокией Федоровною,
переведенною Меншиковым из Шлиссельбурга прямо
в Л4оскву, в Новодевичий монастырь, без свидания со
внуком. Евдокии сильно хотелось поскорее увидаться
с внучатами; она часто писала к императору, к Остер-
ману, письма по старине, все в одних и тех же выраже-
ниях; приведем замечательнейшие к Остерману: «Анд-
рей Иванович, здравствуй и с женою, а я помощию на-
шего бога и внучат своих приязнию еще жива. Благо-
дарствую, что ты внуку моему и нам верно служишь, за
что тебе заплатит бог, чего мы не можем вам запла-
тить; а что ж ты пишешь об своей службе, что извест-
ный мой внучата а ваши государи, и я велми радуюсь и
молю бога кто им верно служит и нам. Еще же вас бла-
годарствую, что ты по мне прислал новосочиненную
службу в день рождения внука моего и абрис фейферка
и о короновании его манифест. Еще же ты упоминаешь
что будто ясно мне пустыми словами, и я истинно о вас
ничего пустова не слыхала и кроме всякой услуги ко
внуку моему и ко мне, и кто мне говорил и у меня ни-
когда етова не бывало чтоб мне верить и впредь не бу-
дет, что я вижу от вас услугу к нему и к себе, и как
ты начал служить, так и служи и храни его здоровье,
и я чаю что ты не на ково ево здоровье не променяешь
И надеюсь на тебя крепко. Царица. 2 ноября 1727».
684
В другом письме пишет: «Андрей Иванович! Долго ли
вам меня мучить, что по сю пору в семи верстах вну-
чат моих не дадите мне их видеть, а я с печали истин-
но сокрушилась; прошу вас дайте хотя бы я на них по-
глядела да умерла». В третьем: «А у меня истинно на
вас надеяние крепкое, только о том вас прошу чтоб мне
внучат своих видеть и вместе с ними быть, а я истинно
с печали чуть жива, что их не вижу, а я истинно наде-
юсь, что и вы мне будете рады как я при них буду,
а мне истинно уже печали наскучили и признаваю, что
мне в таких несносных печалях и умереть, и ежели б
я с ними вместе была и я б такие свои несносные печа-
ли все позабыла. Итак меня светлейший князь 30 лет
крушил, а ныне опять сокрушают, и я не знаю сие чи-
нитца от ково».
Остерман ошибался, думая, что Евдокия может
иметь влияние на внука: молодой император остался со-
вершенно равнодушен к бабке, о которой он только слы-
хал прежде, и слыхал не совсем хорошее. Суздальская
история сильно вредила Евдокии; «это та-то, что...» го-
ворили в народе, повторяя провозглашенное Петром
о похождениях бывшей жены своей; теперь громко вспо-
минавшие о манифесте Петра должны были иметь дело
с тайною канцеляриею, но это нисколько не помогало
Евдокии: палач тайной канцелярии не мог отбить памя-
ти у народа. Остерман удержался не с помощию Евдо-
кии; он удержался вследствие борьбы, начавшейся меж-
ду людьми, которые хотели наследовать власть Менши-
кова. Люди, которые более всего участвовали в падении
светлейшего, Долгорукие, Головкин, опасались, что Го-
лицыны, не желавшие самовластия Меншикова, не до-
вольны однако ссылкою падшего правителя, с которым
у них было намерение породниться. Разнесся слух, что
князь Мих. Мих. Голицын, приехавший из украинской
армии, на аудиенции своей у императора заступался за
Меншикова. Одно время (осенью 1727 года) боровшиеся
за власть вельможи встревожились сильным влиянием,
которое приобрела над Петром тетка его Елизавета; хо-
дили слухи, будто члены верховного тайного совета ре-
шились объявить императору, что все выйдут из совета,
если он будет продолжать подчиняться влиянию цеса-
ревны. До такой сильной меры, впрочем, не дошло:
влияние цесаревны ослабело, и Долгорукие овладели со-
вершенно волею Петра II; фельдмаршал князь Василий
Владимирович Долгорукий поддержал Остермана
685
против Шафирова, хотевшего, как прежде при Петре
I, заведывать дипломатическими сношениями. Но Остер-
ман поневоле держался при Долгоруких; он видел, как
они портят его воспитанника, занимая его только одни-
ми удовольствиями, охотою, видел, как вместе с этим
портятся русские дела, дела Петра Великого. Созна-
тельного противодействия делу Петра, поворота к стари-
не, быть не могло: так оно вытекло из исторической не-
обходимости. Но делу Петра Великого, силе государст-
ва, наносился удар вследствие равнодушия государя
и вельмож к делам правления. Заслуга Остермана со-
стояла в том, что он не мог разделять этого равноду-
шия; австрийский посол Вратислав, по интересам свое-
го двора, также не мог равнодушно видеть расстройст-
во, в какое приходила новая империя, и печальное
нравственное состояние государя, о возведении на пре-
стол которого австрийский двор так хлопотал. Осенью
1728 года Остерман с Братиславой согласились сделать
последнюю попытку, чтобы возвратить Петра в Петер-
бург и заставить его заняться поддержанием дедовского
дела: по их изучению, родственник государя по бабке,
моряк Лопухин, представил ему, что флот исчезнет
вследствие того, что правительство удалилось от моря.
Что же отвечал Петр II: «Когда нужда потребует упо-
требить корабли, то я пойду в море, но я не намерен гу-
лять по нем как дедушка». Но исчезал не один флот;
исчезало и сухопутное войско: это явление должно бы-
ло тревожить многях, и вот как обыкновенно бывает
при ослаблении правительственной машины, стараются
поправить дело нагромождением учреждения на учреж-
дение. Чтоб уничтожить страшный беспорядок в войске,
весною 1729 года, хбтели учредить военный совет из
фельдмаршала Долгорукого, двоих генерал-лейтенан-
тов, двоих генерал-майоров, и подчинить этому совету
военную коллегию.
Очевидцы рассказывают любопытный случай, даю-
щий понятие о русском войске в описываемое время:
весною 1729 года в Москве в Немецкой слободе случил-
ся пожар: гвардейские солдаты с топорами в руках при-
бежали как бешеные, стали врываться в домы и гра-
бить, грозя топорами хозяевам, которые хотели защи-
щать свое добро; все это происходило перед глазами
офицеров. Императора не было в Москве; увидав заре-
во, он прискакал в слободу, и его присутствие прекрати-
ло грабеж; солдаты начали помогать тушить. Петр уз-
680
нал, что было до него, и велел арестовать виновных, но
фаворит (кн. Ив. Алекс. Долгорукий) постарался замять
дело, чтоб пощадить гренадер, которые все были заме-
шаны.
Долгорукий имел власть поднять и замять всякое де-
ло. Посланники австрийский Вратислав и испанский
Лирия по целым часам дожидались у них в передней,
когда они пили кофе. Вратислав и Лирия постоянно ссо-
рились друг с другом. Когда Вратислав заметил, что
Лирия вкрался в расположение фаворита, то сейчас же
употребил сильное средство: позвал фаворита к себе
обедать и подарил ему трех лошадей, стоивших 1000 ду-
катов. Наконец узнали, что могущество Долгоруких до-
стигло высшей степени: сестра фаворита, княжна Екате-
рина Алексеевна, объявлена была невестою императора.
Носился слух, что один из Долгоруких, фельдмаршал
князь Василий Владимирович, не согласен на этот брак;
потом ходила по рукам речь его, которую он произнес
княжне Екатерине при поздравлении ее: «Вчера я был
твой дядя, нынче ты моя государыня, и я буду всегда
твой верный слуга. Позволь в этом качестве дать тебе
совет: смотри на своего августейшего супруга не как на
супруга только, но как на государя, и занимайся только
тем, что может быть ему приятно. Твоя фамилия много-
численна, но, слава богу, она изобилует богатствами и
местами правительственными; и так если тебя будут
просить о милости кому-нибудь, то хлопочи не в пользу
имени, а в пользу заслуг и добродетели, это будет на-
стоящее средство жить счастливо, чего тебе и желаю».
Желание фельдмаршала не исполнилось: жених за-
болел опасною болезнию, и пронесся слух, что князь
Алексей Долгорукий хочет обвенчать больного Петра
на своей дочери.
Действительно Долгорукие совещались, «чтоб удер-
жать наследство княжне Екатерине для их безопасно-
сти». В этом намерении они были ободрены датским
посланником Вестфаленом, который забил сильную тре-
вогу, узнав об опасной болезни императора; он бросал-
ся то к Голицыным, то к Долгоруким; князю Василию
Лукичу говорил: «Слышал я, что князь Дмитрий Голи-
цын желает, чтобы была наследницею цесаревна (Ели-
завета), и ежели это сделается, то сам ты знаешь, что
нашему двору оное неприятно будет; ежели ты не ве-
ришь, я тебе письменно о том сообщу, чтобы ты мог
о том показать, ежели у вас с кем до разговоров дой-
687
дет». Письмо было прислано, в нем говорилось, что
«ежели наследство Российской империи будет голштин-
скому принцу, то нашему Датскому королевству с Рос-
сией дружбы иметь не можно, а понеже обрученная не-
веста фамилии их и можно удержать ее так, как Мен-
шиков и Толстой Екатерину Алексеевну удержали, что
и вам, по вашей знатной фамилии, учинить можно, что
вы больше силы и права имеете». Князь Василий Лукич
прочел это письмо перед фамилией и взял его себе;
дальнейшего рассуждения Долгорукие не имели, потому
что императору стало легче. Князь Василий Лукич успо-
коил Вестфалена, объявив ему (25 января нового сти-
ля 1730 г.): «Теперь, слава богу, оспа высыпала, и есть
верная надежда, что император выздоровеет; но если
и умрет, то приняты меры, чтобы потомки Екатерины не
взошли на престол; можете писать об этом к своему дво-
ру, как о вещи несомненной».
Но скоро не только верная, но и всякая надежда на
выздоровление Петра исчезла. По призыву князя Алек-
сея Григорьевича, все родичи собрались к нему в Голо-
винский дворец, где он жил. Хозяин, лежа на постели,
объявил им: «Император болен, худа надежда; не чаю,
чтобы жив был, надобно выбирать наследника!» — «Ко-
го вы в наследники выбирать думаете?» — спросил князь
Василий Лукич. Алексей указал пальцем вверх на покои,
где жила его дочь, и сказал: «Вот она!» — «Не мож-
но ль,—начал княз.ь Сергей Григорьевич,— не можно ль
написать духовную, что будто его императорское вели-
чество учинил ее наследницею?» Князь Василий Лукич
взял белый лист бумаги и хотел писать духовную, но
спохватился — рука будет уликою! и сказал: «Руки мо-
ей письмо худо; кто бы получше написал?» Взялся пи-
сать князь Сергей Григорьевич, а князь Василий Лукич
диктовал вместе с князем Алексеем. Когда воровская
духовная была написана, князь Иван Алексеевич, фаво-
рит, вынул из кармана измаранный лист бумаги и ска-
зал: «Вот посмотрите письмо государевой и моей руки,
что письмо руки моей слово в слово как государево
письмо; я умею под руку государеву подписываться, по-
неже я с государем издеваясь писывал», и подписал:
«Пётр». Родичи объявили, что сходственно, и решили,
чтобы подписал под духовною.
Говорят, что ловкость Остермана воспрепятствовала
Долгоруким подсунуть воровскую духовную или обвен-
чать княжну Екатерину с умирающим императором.
688
•18 января Петр II скончался. Собрали совет в Лефор-
товском дворце: хитрец Остерман, чтоб избежать страш-
ной опасности при подаче голосов (он подаст голос
в пользу одного, а выберут другого,— чего ж ему наде-
яться хорошего в царствование последнего?) решился
извлечь пользу из того, что до сих пор только ему вре-
дило: «Как иностранец,— объявил он,— я удаляюсь от
совещаний о выборе, а потом дам свой голос тому, кого
все выберут». По выходе Остермана начал говорить
князь Дмитрий Голицын. «Дом Петра Великого,— ска-
зал он,— пресекся смертию Петра II, и справедливость
требует перейти к старшей линии царя Ивана; царевну
Екатерину Ивановну трудно выбрать, хотя она и стар-
шая, потому что она замужем за герцогом Мекленбург-
ским, тогда как царевна Анна свободна и одарена всеми
способностями, нужными для трона». Все закричали:
«Так, так! нечего больше рассуждать, мы выбираем
Анну!» Но этим дело не окончилось, князь Дмитрий Го-
лицын начал опять говорить: «Воля ваша, кого изволи-
те; только надобно нам себе полегчить». Кто-то спросил:
«Как себе полегчить?» «Так полегчить, чтобы воли себе
прибавить»,— отвечал Голицын. «Хотя и зачнем, да не
удержим этого»,— возразил князь Василий Лукич Дол-
горукий. «Правда, удержим!» — отвечал Голицын. Все
молчали. «Будь воля ваша,— начал опять Голицын,
только надобно написав, послать к ее величеству пунк-
ты». С этими словами все вышли в другую комнату, где
были собраны сенаторы и генералитет; все согласились
на избрание Анны, предложенное верховниками. Тут
Ягужинский подошел к князю Василью Лукичу и ска-
зал: «Батюшки мои! прибавьте нам как можно воли!» —
«Говорено уж о том было»,— отвечал Долгорукий. Ягу-
жинский обратился с тем же к другому Долгорукому,
князю Сергею Григорьевичу: «Мне с миром беда не убы-
ток,— говорил он,— долго ли нам будет терпеть, что
нам головы секут; теперь время думать, чтобы самовла-
стию не быть» *. «Не мое это дело,— отвечал князь Сер-
гей,— есть больше меня; я в такое дело не плетусь и не
думаю». Между тем генералитет стал расходиться. Ви-
дя это, князь Дмитрий Голицын сказал: «Надобно их
воротить, чтобы не было от них чего», и воротил Ивана
Дмитриева-Мамонова, Льва Измайлова, Ягужинского
* Об этих словах Ягужинского свидетельствовал Долгорукий в
своем предсмертном показании.
6&9
и других. «Станем писать пункты,— сказал им Голи-*
иын,— чтобы не быть самодержавствию». Пункты были
написаны; но подписать их не успели за позднею порею;
подписали на другой день.
«Всемилостивейшая государыня! — писали верховпи-
ки к Анне в Митаву: — с горьким соболезнованием на-
шим вашему императорскому величеству верховный тай-
ный совет доносит, что сего настоящего году января 18,
пополуночи, в первом часу, вашего любезнейшего пле-
мянника, а нашего всемилостивейшего государя его им-
ператорского величества Петра II не стало, и как мы,
так и духовного и всякого чина светские люди того ж
времени заблагорассудили российский престол вручить
вашему императорскому величеству, а каким образом
вашему величеству правительство иметь, тому сочинили
кондиции, которые к вашему величеству отправили из
собрания своего с действительным тайным советником
князем Васильем Лукичом Долгоруким, да сенатором
тайным советником Михаилом Михайловичем Голицы-
ным, и с генералом майором Леонтьевым, и всепокорно
просим оные собственною своею рукой пожаловать
подписать, и не умедля сюда в Москву ехать, и россий-
ский престол и правительство восприять. 19 января
1730». Подписались: канцлер граф Головкин, князь
Михайла Голицын, князь Василий Долгорукий, князь
Дмитрий Голицын, князь Алексей Долгорукий, Андрей
Остерман. Обязательство, посланное к Анне для подпи-
си, заключалось в'следующем: «Чрез сие наикрепчайше
обещаемся, что наиглавнейшее мое попечение и стара-
ние будет не только о содержании, но и о крайнем и все-
возможном распространении православной нашей веры
греческого исповедания; такожде по принятии короны
российской, в супружество во всю мою жизнь не всту-
пать, и наследника ни при себе, ни по себе никого не
определять; еще обещаемся, что понеже целость и бла-
гополучие всякого государства от благих советов состо-
ят, того ради мы ныне уже учрежденный верховный
тайный совет в восьми персонах всегда содержать и без
оного согласия: 1) ни с кем войны не всчинать; 2) миру
не заключать; 3) верных наших подданных никакими
податьми не отягощать; 4) в знатные чины, как в стат-
ские так и’ военные сухопутные и морские выше пол-
ковничья ранга не жаловать, ниже к знатным делам ни-
кого не определять, и гвардии и прочим войскам быть
под ведением верховного тайного совета; 5) у шляхетст-
690
ва живота, имения и чести без суда не отымать; 6) вот-
чины и деревни не жаловать; 7) в придворные чины как
русских так и иноземцев не производить; 8) государст-
венные доходы в расход не употреблять и всех верных
своих подданных в неотменной своей милости содер-
жать; а буде чего по сему обещанию не исполню и не
додержу, то лишена буду короны российской».
Но Ягужинский, раздраженный, как говорят, тем,
что его не сделали членом верховного тайного совета,
дал знать Анне, что ограничение есть только дело вер-
ховников; посланный Ягужинским Сумароков28 должен
был сказать императрице: «Ежели изволит его послу-
шать, то б князь Василий Лукич Долгорукий и которые
с ним поехали, что станут представлять не всему верить
до того времени пока сама изволит прибыть в Москву.
Ежели князь Василий Лукич по тем пунктам принуж-
дать будет подписываться, чтоб ее величество просила
от всех посланных трех персон такого посла за подписа-
нием рук их, что они от всего народу оное привезли;
ежели скажут, что с согласия народа, а письма дать не
похотят, то б объявила, что ее величество оиое учинит
по воле их, только когда она прибудет к Москве, чтоб
оное так было как представляют. Чтобы было благона-
дежно; все ее величества желают прибытия в Москву».
Анна подписала условия и выехала в Москву.
Февраля 2 числа вышеписанные ее императорско-
го величества всемилостивейшее писание и пункты,
писанные января 28 числа, которые присланы с ге-
нерал-майором Леонтьевым, верховный тайный совет,
св. Синод, Сенат, генералитет и прочие тех рангов, вы-
слушав, за такую ее императорского величества показан-
ную ко всему государству неизреченную милость
благодарили всемогущего бога, и все согласно объяви-
ли, что тою ее императорского величества милостию
весьма довольные и подписуемся своими руками: «Фео-
фан Новгородский, Георгий Ростовский, Игнатий Коло-
менский, Сильвестр Казанский, Гавриил Рязанский,
Леонид Крутицкий, Иоаким Переяславский, граф Иван
Мусин-Пушкин, князь Иван Трубецкой, князь Михайла
Долгорукий, генерал Матюшкин и т. д. подписи знатно-
го дворянства и архимандритов, подписей 500.
Несмотря на эти подписи, встало сильное волнение
и неудовольствие на верховников за их своевольное де-
ло. Верховиики должны были уступить и другим право
подавать свои мнения относительно новых форм прав-
691
ления. Подано было мнение, под которым подписались
генерал 1, генерал-лейтенант 1, статских того ранга 4,
генерал-майоров 5, статских того ранга 4, итого 15 че-
ловек, которые требовали: 1) к верховному тайному со-
вету к настоящим персонам мнится прибавить, чтобы
с прежними было от 12 до 15; 2) ныне в прибавок
и впредь на вакансию в верховный тайный совет выби-
рать обществом генералитету, военному и статскому,
и шляхетству на одну персону по три кандидата, из ко-
торых одного выбрать предоставляется верховному тай-
ному совету; 3) или выбрать в верховном тайном сове-
те трех персон, и из тех трех персон баллотировать ге-
нералитету, военному й штатскому, и шляхетству не
меньше 70 персон, в которой бы одной фамилии более
двух персон не было, а которые будут выбирать в кан-
дидаты, тем бы не балантировать, а для балантирова-
ния выбрать бы других таким же образом, только бы
было не менее вышеозначенного числа. Под вторым
мнением подписались; генерал-лейтенантов 3, статских
того ранга 4, генерал-майоров 9, статских и придвор-
ных того ранга 13, обер-прокурор синодский 1, итого
30 человек. Они требовали: 1) вначале учредить выш-
нее правительство из 21 персоны; 2)дабы оного множе-
ством дел не отягчить, того ради для отправления про-
чих дел учинить Сенат в 11 персонах; 3) в высшее пра-
вительство, в Сенат, и в губернаторы и в президенты
коллегий кандидатов выбирать и балантировать генера-
литету и шляхетству, а в кандидаты более одной пер-
соны из одной фамилии не выбирать, также и при ба-
лантировании более двух персон из одной фамилии не
быть, не меньше 100 персон; 4) в вышнем правительстве
и в Сенате впредь, кроме обретающихся ныне в верхов-
ном тайном совете, более двух персон из одной фами-
лии не быть, считая в обеих как в вышнем правитель-
стве, так и в Сенате.
Верховники, в ответ на эти мнения, написали свое:
«Понеже верховный тайный совет состоит не для какой
собственной того собрания власти, точию для лучшей
государственной пользы и управления в помощь их
императорских величеств, а впредь ежели кого из того
собрания смерть пресечет или каким случаем отлучен
будет, то на те упалые места выбирать кандидатов вер-
ховному тайному совету обще с Сенатом и для опроба-
ции представлять ее императорскому величеству из
первых фамилий, из генералитета людей верных и об-
692
ществу народному доброжелательных (не воспоминая
рб иноземцах). И смотреть того, дабы в таком первом
собрании одной фамилии больше двух персон умножено
не было; и должны рассуждать, что не персоны управ-
ляют закон, но закон управляет персонами, и не рас-
.суждать ни о фамилиях, ниже о каких опасностях, то
им искать общей пользы без всякой страсти, памятуя
всякому суд вышний. Буде же когда случится какое го-
сударственное новое и важное дело, то для оного в вер-
ховный тайный совет имеют для совету и рассуждения
собраны быть Сенат, генералитет, коллежские члены
и знатное шляхетство; буде же что касаться будет
к духовному правлению, то и синодские члены и прочие,
архиереи по усмотрению важности дела». Верховники
уступали относительно числа своих сочленов, соглаша-
лись на 12. Стараясь привлечь на свою сторону духо-
венство, определяли управление имениями отдать епар-
хиям и монастырям, а коллегии экономии не быть. «Как
архиереи, так и ерей почтение имать будут как служи-
тели престола божия». В пользу других сословий обе-
щали: в Сенат, коллегии, канцелярии и все прочие,
управления выбираны да будут из фамильных людей,
из генералитета и из знатного шляхетства достойные
и доброжелательные обществу государства, також и все
шляхетство содержено быть имеет так как и в прочих
европейских государствах в надлежащем почтении и
в ее императорского величества милости и консидера-
ции [внимании], а особливо старые и знатные фамилии
да будут иметь преимущества и снабдены быть имеют
рангами и к делам определены по их достоинству. Шля-
хетство в солдаты, матросы и прочие подлые и нижние
чины неволею не определять, а чтобы воинское дело не
ослабевало, для обучения военного учинить особливые
кадетские роты, из которых определять по обучении
прямо в обер-офицеры и производить чрез гвардию,
а в морскую службу чрез гардемаринов. Которые есть
во управлении гражданском, хотя и не из шляхетства,
а дослужились рангов, также приобщены да будут в об-
щество шляхетства, и определять их к делам как забла-
горассудится. Приказных людей производить по знат-
ным заслугам и по опыту верности всего общества,
а людей боярских и крестьян не допускать «и к каким
делам. Кто будет казнен смертию, после таких у жен,
детей и сродников имения не отнимать, и тем их не уко-
рять. О солдатах и матросах смотреть прилежно, как
693
над детьми отечества, дабы напрасных трудов не име-
ли, и до обид их не допускать. Лифляндцы и эстлянд-
цы, как шляхетство, так и гражданство, да содержаны
будут ровною ее императорского величества милостию,
как и российские, и во всем поступаио будет по их пра-
вам и привилегиям; також и к прочим иноземцам, ко-
торые ныне имеются, которые и впредь будут в россий-
ской службе иметь почтение и склонность ко всякой
любви и по контрактам жалованье да будет неотъем-
лемо. К купечеству иметь призрение и отвращать от них
всякие обиды и неволи, и в торгах иметь им волю,
и никому в одни руки никаких товаров не давать, и по-
датьми должно их облегчить, а прочим всяким чинам
в купечество не мешаться. Крестьян сколько можно об-
легчить. Резиденция, убегая государственных излишних
убытков и для исправления всему обществу домов сво-
их и деревень, быть в Москве непременно, а в другое
место никуда не переносить».
7 февраля сидели верховники в совете и смотрели
манифест печатный о восшествии на престол Анны. Рас-
суждал князь Василий Владимирович Долгорукий, что-
бы в оный внести кондиции и письмо ее величества,
чтобы народ ведал ради соблазну. Головкин и оба Го-
лицына говорили, чтоб о кондициях объявление тогда
учинить, когда ее императорское величество прибудет,
от ее лица, для того, чтобы народ не сомневался, что
выданы от верховного тайного совета, а не от ее вели-
чества, а когда Приедет ее величество, тогда от своего
лица ту свою милость объявить изволит. Остерман со-
гласился с ними. Но князь Алексей Григорьевич Дол-
горукий объявил, что в Москве всемерно подлежит пуб-
ликовать кондиции, чтоб инако их не толковали.
25 февраля верховники опять сидели в совете и за-
нимались разными делами, не предчувствуя, что сидят
в последний раз. Пришел опять Василий Лукич Долго-
рукий, и с ним все пошли к государыне не на радость
себе. Там, перед императрицею читалась просьба: «Ког-
да ваше императорское величество всемилостивейше из-
волили пожаловать всепокорное наше прошение свое-
ручно для лучшего утверждения и пользы отечества
нашего сего числа подписать, недостойных себя призна-
ем в благодарении за так превосходную вашего импе-
раторского величества милость. Однако же усердие вер-
ных подданных, которое от нас должность наша требу-
ет, побуждает нас по возможности нашей не показать-
694
ся неблагодарными, для того, в знак нашего благодар-
ства, всеподданнейше приносим и всепокорно просим
всемилостивейше принять самодержавство таково, ка-
ково ваши славные и достохвальные предки имели,
а присланные к вашему императорскому величеству от
верховного совета и подписанные вашего император-
ского величества рукою пункты уничтожить. Только
всеподданнейше ваше императорское величество про-
сим, чтобы соизволили ваше императорское величество
сочинить, вместо верховного совета и высокой власти,
один правительствующий Сенат, как при его величестве
Петре I было, и исполнить его довольным числом, два-
дцати одною персоной; такожде ныне в члены и впредь
иа упалые места в оный правительствующий Сенат,
и в губернаторы, и в президенты поведено б было шля-
хетству выбирать балотированьем, как то при Петре
Первом уставлено было; и притом всеподданнейше про-
сим, чтобы по вашему всемнлостивейшему подписанию
форму правительства государства для предбудущих
времен ныне установить. Мы напоследок, ваше импера-
торское величество, всепокорнейшие рабы надеемся, что
в благорассудном правлении государство в правосудии
и в облегчении податей по природному величества ва-
шего благоутробию презрены не будем, но во всяком
благополучии и довольстве, тихо и безопасно житие
свое препровождать имеем». Февраля 25, 1730. Подпи-
си: князь Ив. Трубецкой, Григорий Чернышев, Ушаков,
Новосильцев, князь Григорий Юсупов, Мих. Матюшкин,
князь Алексей Черкаский, Сукин, Олсуфьев, князь Ни-
кита Трубецкой, граф Михайла Головкин и т. д., подпи-
сей полтораста».
«По полудни, в четвертом часу, к ее императорско-
му величеству призыван статский советник Маслов,
и приказано ему пункты и письмо принесть к ее вели-
честву, которые в то же время и отнесены, и ее величе-
ству от господ министров поднесены и те пункты ее ве-
личество при всем народе изволила, приняв, разорвать».
VI
ПЗТР ВЕЛИКИЙ НА КАСПИЙСКОМ МОРЕ
В Западной Европе, где очень плохо знают русскую
историю, верят или, по крайней мере, считают полезным
для себя верить не хитро придуманному подлогу,— за-
695
вещанию Петра Великого. Мы знаем, что преобразовав
тель не оставил завещания на бумаге; но великие исто-
рические деятели оставляют завещание на деле: их дея-
тельность, их начинания и указания служат програм-
мою, которая выполняется впоследствии, иногда в про-
должение очень долгого времени. Дело, начатое вели-
ким человеком, оканчивается иногда, спустя столетие
и более, после его смерти. Так, мы другое уже столетие
выполняем не на бумаге написанное завещание Петра
Великого относительно Востока.
Мы привыкли представлять внешнюю деятельность
знаменитого императора обращенною на запад, к бере-
гам заветного Балтийского моря, где в устьях Невы он
устроил себе парадиз. Но при этом Петра нельзя упрек-
нуть в односторонности: употребляя усилия, чтоб до-
бить шведа и взять у него балтийские берега, Петр не
спускал глаз с Востока, ибо знал хорошо его значение
для России, знал, как может обогатиться бедный рус-
ский народ, если станет посредником в торговом отно-
шении между Европою и Азиею. Утверждаясь на бере-
гах Балтийского моря, Петр рыл канал для соединения
его с Каспийским, и как только прекратилась война на
западе, у Балтийского моря, Петр переносит свою дея-
тельность к Каспийскому. Еще с XVI века, когда рус-
ские границы достигли устьев Волги чрез покорение
Астрахани, Россия, волею-неволею, должна была вме-
шиваться в дела кавказских народов. Интересы трех
больших государств: России, Турции и Персии — стал-
кивались на перешейке между Черным и Каспийским
морями, среди варварского, раздробленного, порознен-
ного в вере народонаселения, части которого находи-
лись в постоянной борьбе друг с другом. Россия, при-
зываемая на помощь христианским народонаселением,
не могла позволить усилиться здесь магометанскому
влиянию, особенно турецкому; а теперь, в эпоху преоб-
разования, имевшую целию развитие промышленных
еил народа, к интересам религиозным и политическим
присоединялся интерес торговый, стремление обеспе-
чить русскую торговлю в стране, издавна обогащавшей
купцов московских.
Турецкая война (1711 г.) и потом беспрестанное
опасение, что она возобновится, должны были обращать
внимание Петра на Кавказский перешеек. Кубанской
орде зависевшей от султана, хотели противопоставить
Кабарду, и с этою целию в 1711 году отправился туда
696
князь Александр Бекович Черкасский2, который уведо-
мил Петра, что черкесские владельцы, прочтя царскую
грамоту, изъявили готовность служить великому госу-
дарю всею Кабардой. «По этому уверению, писал Чер-
касский, я их к присяге привел по их вере». Турки дей-
ствовали с своей стороны. В 1714 году тот же Черкас-
ский дал знать, что посланцы крымского хана склоняют
в турецкое подданство вольных князей, владеющих
близ гор, между Черным и Каспийским морями, обещая
им ежегодное жалованье. В Большой Кабарде ханские
посланцы не имели успеха; но князья кумыцкие пре-
льстились их обещаниями, вследствие чего встало вол-
нение в стране. Черкасский писал, что турки намерены
соединить под своею властию все кавказские народы
вплоть до персидской границы; «и ежели оное турецкое
намерение исполнится, то когда война случится, могут
немалую силу показать, понеже оный народ лучший
в войне, кроме регулярного войска. Ежели ваше величе-
ство соизволите, чтобы оный народ не допустить под
.руку турецкую, но паче привесть под область свою, то
надлежит, не пропуская времени, о том стараться;
а когда уже турки их под себя утвердят, тогда уже бу-
дет поздно и весьма невозможно того чинить. А опасно-
сти никакой в превращении их не будет, понеже народ
тот вольный есть и никому иному не присутствует, но
паче вам есть причиненный: напредь сего, из тех кумыц-
ких владельцев шевкалов в подданстве для верности
вашему величеству и детей своих в аманаты давывали;
токмо незнанием или неискусством воевод ваших сей
интерес государственный по сие время оставлен. И еже-
ли ваше величество соизволите приклонить тех народов
приторных под свою область, немалый страх будет
в Персиде во всей, и могут во всем вашей воле после-
довать».
Черкасский отправился в Хиву и там погиб. В сно-
шениях с народами Кавказского перешейка явился дру-
гой, более искусный и счастливый деятель: Артемий
Петрович Волынский.
В 1715 году Волынский отправлен был посланником
в Персию, чтоб быть при шахе впредь до указу на ре-
зиденции. Он получил инструкцию:
«Едучи по владениям шаха персидского, как морем
так и сухим путем, все места, пристани, города и про-
чие поселения и положения мест, и какие где в море
Каспийское реки большие впадают, и до которых мест
697
по оным рекам можно ехать от моря, и нет ли какой ре-
ки из Индии, которая-б впала в сие море*, и есть ли на
том море и в пристанях у шаха суда военные или купе-
ческие, також какие крепости и фортеции — присматри-
вать прилежно и искусно и проведывать о том, а особ-
ливо про Гилянь3, и какие горы и непроходимые места
кроме одного нужного пути (как сказывают) отделили
Гилянь и прочие провинции, по Каспийскому морю ле-
жащие от Персиды, однако ж так, чтоб того не призна-
ли персияне, и делать о том секретно журнал повседнев-
ный, списывать все подлинно. Будучи ему в Персии,
присматривать и разведывать, сколько у шаха крепо-
стей и войска и в каком порядке, и ,не в-водят ли евро-
пейских обычаев в войске? Какое шах обхождение име-
ет с турками, и нет ли у персов намерения начать вой-
ну с турками, и не желает ли против них с кем в союз
вступить. Внушать, что турки главные неприятели пер-
сидскому государству и народу, и самые опасные сосе-
ди всем, а царское величество желает содержать с ша-
хом добрую соседскую приязнь. Смотреть, каким спосо-
бом в тех краях купечество российских подданных раз-
множить, и нельзя ли чрез Персию учинить купечество
в Индию. Склонять шаха, чтоб повелено было армянам
весь свой торг шелком-сырцом обратить проездом
в Российское государство, предъявляя удобство водно-
го пути до самого С.-Петербурга, вместо того, что они
принуждены возить свои товары в турецкие области на
верблюдах, и буде не возможет то словами и домога-
тельствами сделать, то нельзя ли дать чего шаховым
ближним людям; буде и сим нельзя будет учинить, не
мочно ль препятия какова учинить смирнскому и алеп-
скому торгам 4 где и как? Разведывать об армянском
народе, много ли его и в которых местах живет, и есть
ли из них какие знатные люди из шляхетства или из
купцов, и каковы они к стороне царского величества,
обходиться с ними ласково и склонять к приязни, так-
же осведомляться, нет ли каких иных в тех странах
христианских или иноверных с персами народов, и еже-
ли есть, каковы оные состоянием?»
В марте 1717 года Волынский приехал в Испагань5,
претерпевши на дороге большие трудности и неприят-
ности: «Уже меня редкая беда миновала»,— писал он
канцлеру. В Испагани сначала он был принят недурно,
* Напечатанное курсивом написано собственною рукою Петра В.
698
но чрез несколько дней, не объяви ничего, заперли его
гв доме, приставив такой крепкий караул, что пресекли
всякое сообщение, и это продолжалось полтора месяца,
а когда узнали о прошлогоднем приходе князя Черкас-
ского на восточные берега Каспийского моря и о строе-
нии крепостей, то заперли еще крепче; пошли слухи, что
несколько тысяч русского войска впало в Гилянь и что
множество калмыков находится около Терека. Три ра-
за Волынский был у шаха Гуссейна6, имел несколько
конференций с визирем; с персидской стороны соглаша-
лись, по-видимому, на все предложения посланника,
и вдруг позвали его на последнюю аудиенцию и объяви-
ли отпуск. Все представления Волынского остались
тщетными; он возражал, что не может ехать, не окон-
чив дел; ему отвечали, что дела будут кончены по его
желанию, только бы теперь взял шахову грамоту
к царю.
«Этому трудно верить,— писал Волынский,— ибо
здесь такая ныне глава, что он не над подданными, но
у своих подданных подданный, и что редко такого ду-
рачка можно сыскать и между простых, не токмо из
коронованных; того ради сам ни в какие дела вступать
не изволит, но во всем положился на своего наместника
Эхтимат-Девлета, который всякого скота глупее, одна-
ко у него такой фаворит, что шах у него изо рта смот-
рит, и что велит, то делает. Того ради здесь мало по-
минается и имя шахово, только его, прочие же все, ко-
торые при шахе ни были поумнее, тех всех изогнал,
и ныне, кроме его, почти никого нет, и так делает что
хочет, и такой дурак, что ни дачею, ни дружбою, ни
рассуждением подойтить невозможно; как уже я про-
бовал всякими способами, однако же не помогло ничто.
Как я слышал, они так в консилии положили, что ме-
ня здесь долго не держать, того ради чтоб не узнал
я состояния их государства: но хотя б еще и десять лет
жить, больше уже не о чем проведывать и смотреть не-
чего и дел никаких не сделать, ибо они не знают, что
такое дела, и как их делать; притом ленивы, о деле ни
одного часа не хотят говорить; и не только посторон-
ние, но и свои дела идут у них беспутно, как попалось
на ум, так и делают без всякого рассуждения; от этого
так свое государство разорили, что, думаю, и Александр
Великий, .в бытность свою, не мог войной так разорить.
Думаю, что сия корона к последнему разорению прихо-
дит, если не обновится другим шахом; не только от не-
699
приятелей, и от .своих бунтовщиков оборониться не мо-
гут, и уже мало мест осталось, где бы не было бунта;,
один от другого все пропадают, а тут и я с ними не
знаю, за что пропадаю: не пьянством, не излишеством,
но самою нищетою нажил на себя по сие время четыр-
надцать тысяч долгу. Думаю, меня бог определил на
погибель, потому что и сюда с великим страхом ехал,
а отсюда еще будет труднее по здешнему бесстрашию.
Поеду чрез Гилянь, хотя там теперь и моровое повет-
рие, поеду, чтоб тот край видеть. Другого моим слабым
разумом я не рассудил, кроме того, что бог ведет к па-
дению сию корону, на что своим безумством они нас
влекут сами; не дивлюсь, видя их глупость, думаю, что
это божия воля к счастию царскому величеству; и хотя
настоящая война наша (шведская) нам и возбраняла б,
однако, как я здешнюю слабость вижу, нам без всяко-
го опасения начать можно, ибо не только целою ар-
миею, но и малым корпусом великую часть к России
присовокупить без труда можно, к чему удобнее нынеш-
него времени не будет, ибо если впредь сие государство
обновится другим шахом, то, может быть, и порядок
другой будет».
Волынский выехал из Испагани I сентября 1717 го-
да, заключив пред отъездом договор, по которому рус-
ские купцы получили право свободной торговли по всей
Персии, право покупать шелк-сырец повсюду, где захо-
тят и сколько захотят. Посланник зимовал в Шемахе
и здесь имел досуг еще лучше изучить состояние пер-
сидского государства и характер его народонаселения.
Сознание своей слабости наводило сильный страх пред
могущественною Россиею, ждали неминуемой войны
и верили всяким слухам о сосредоточении русских войск
на границах. В начале 1718 года в Шемахе с ужасом
рассказывали друг другу, что в Астрахань царь прислал
10 бояр с 80000 регулярного войска, что при Тереке зи-
муют несколько сот кораблей. Шемахинский хан поль-
зовался этими слухами, чтобы не выходить с войском
на помощь шаху, и когда Волынский замечал, что хан
•может поплатиться за это, то ему отвечали: «Хану ни-
чего не будет, у нас никому наказания нет, и потому
всякий делает, что хочет: когда нет страха, чего бо-
яться?»
В Шемаху приехал к Волынскому грузинец Фарсе-
дан-бек, с которым посланник видался в Испании. Этот
Фарседан-бек служил у грузинского князя Вахтанга Лео-
700
йовича7, который, по принятии магометанства, сделан
был главным начальником персидских войск. Вахтанг
прислал Фарседан-бека с просьбою к Волынскому, чтобы
тот благодарил царя за милости, оказанные в России
его родственникам, и просил, чтобы православная цер-
ковь не предала его, Вахтанга, проклятию за отступни-
чество: он отвергся Христа не для славы мира сего, не
для богатства тленного, но только для того, чтобы осво-
бодить семейство свое из заключения, и хотя он принял
Мерзкий закон магометанский, но в сердце остается
Всегда христианином и надеется опять обратиться
в христианство с помощию царского величества. «По-
ра,—говорил Фарседан,— государственные дела делать,
пиши чрез меня Вахтангу, как ему поступать с персия-
нами, и если ты пробудешь здесь в Шемахе до осени,
То Вахтанг к тому времени совсем управится». Фарсе-
Дан говорил так, как будто Волынский прислан воевать
с персиянами. Посланник заметил ему: «Я прислан не
для войны, а для мира; я был бы совершенно сума-
сбродный человек, если б стал воевать, имея при себе
один свой двор».— «В Персии не так думают,— отве-
чал Фарседан,— говорят, что ты и город здесь в Ше-
махе себе строишь». В это время в Шемахе узнали, что
отправленный Волынским в Россию, для доставления
Государю слона, дворянин Лопухин едва спасся от на-
павших на него лезгинцев, и Фарседан говорил по это-
му случаю Волынскому: «Конечно, царское величество
не оставит отомстить горским владетелям за такую па-
кость; надобно покончить с этими бездельниками, пора
христианам побеждать басурман и искоренять их».
Фарседан говорил, что шах своим войскам денег не пла-
тит, отчего они служить не будут, а Узбекскому хану
послано в подарок 20000 рублей на русские деньги за
то, что узбеки или хивинцы убили князя Александра
Бековича Черкасского. Волынский взял письмо от Вах-
танга для доставления тетке его, царице Имеретийской,
жившей в России; но сам остерегся войти в письменные
сношения с главнокомандующим персидскою армиею.
В начале 1719 года Волынский возвратился в Рос-
сию и в том же году был сделан астраханским губерна-
тором. 22 марта 1720 года новому губернатору Петр
дал наказ в следующих пунктах: 1) Чтоб принца гру-
зинского искать склонить, так чтоб он в потребное вре-
мя был надежен нам, и для сей посылки взять из гру-
зинцев дому Арчилова. 2) Архиерея для всяких там
701
случаев, чтоб посвятить донского архимандрита. 3) Офи-
цера выбрать, чтобы или туды, или назад идучи сухим
путем, от Шемахи верно осмотрел путь, удобен ли?
Также, живучи в Шемахе, будто для торговых дел (как
положено с персы) всего присматривать. 4) Чтоб не-
удобный путь от Терека до Учи сыскать, как миновать,
а, буде нельзя землею, то б морем, для чего там надоб-
но при море сделать крепость и помалу строить магази-
ны, анбары и прочее, дабы в удобном случае за тем не
было остановки. 5) Суды наскоро делать прямые мор-
ские и прочее все что надлежит к тому помалу под ру-
кою готовить, дабы в случае ни за чем остановки не
было, однако ж все в великом секрете держать.
В сентябре того же года отправлен был в Персию
капитан Алексей Баскаков с наказом: «Ехать в Астра-
хань и оттуда в Персию .под каким видом будет удоб-
нее и поступать таким образом: 1) ехать от Терека су-
хим путем до Шемахи для осматривания пути, удобен
ли для прохода войск водами, кормами конскими
и прочим. 2) От Шемахи до Апшерона и оттуда до Ги-
ляни смотреть того же, осведомиться также и о реке
Куре. 3) О состоянии тамошнем и о прочих обстоятель-
ствах насматриваться и наведываться и все это делать
в высшем секрете».
В 1721 году Волынский ездил в Петербург; неизве-
стно, был ли он вызван, или сам приехал, узнавши
о возможности прекращения Северной войны и, следо-
вательно, о возможности начать войну персидскую. Как
видно, он возвратился из Петербурга в ожидании ско-
рой южной войны и приезда царского в Астрахань, по-
тому что 23 июня писал царице Екатерине:
«Вашему величеству всепокорно доношу. В Астра-
хань я прибыл, которую вижу пусту и совсем разорену,
поистине, так, что хотя бы и нарочно разорять, то б
больше сего невозможно. Первое, крепость здешняя во
многих местах развалилась, а худа вся; в полках здеш-
них в пяти ружья только с 2000 фузей 8 с небольшим
годных, а прочее никуда не годится; а мундиру как на
драгунах, так и на солдатах, кроме одного полку, ни на
одном нет, и ходят иные в балахонах, которых не дава-
но лет более десяти, а вычтено у них на мундиры
с 34000 рублей, которые в Казани и пропали; а прови-
анту нашел я только с 300 четвертей. И тако, всемило-
стивейшая государыня, одним словом донесть, и знаку
того нет, как надлежит быть пограничным крепостям,
702
й на что не смотрю, за все видимая беда мне, которой
й миновать невозможно; ибо ни в три года нельзя при-
весть в добрый порядок; а куда о чем отсюда написа-
но, но ниоткуда никакой резолюции нет, и уже по ис-
тине, всемилостивая мать, не знаю, что и делать, поне-
же вижу, что все останутся в стороне, а мне одному
бедному ответствовать будет. Не прогневайся, всемило-
стивейшая государыня, на меня, раба вашего, что
я умедлил присылкою к вашему величеству арапа
с арапкою и с арапченкою, понеже арапка беременна,
которая, чаю, по двух или по трех неделях родит, того
ради боялся послать, чтоб в дороге не повредилась,
а когда освободится от бремени и от болезни, немед-
ленно со всем заводом отправлю к вашему величеству».
Обезопасив себя этим письмом, на счет могущих
быть упреков в дурном состоянии вверенного ему горо-
да, Волынский продолжал писать Петру о необходимо-
сти действовать в Персии и на Кавказе вооруженною
рукою, а не политикою. Как видно, в Петербурге вну-
шено было Волынскому, что до окончания шведской
войны трудно начать непосредственно войну персид-
скую, но что он может ускорить распадение Персии
поднятием зависевших от нее народов кавказских.
15 августа Волынский писал царю:
«Грузинский принц (Вахтанг) прислал ко мне
и к сестре своей с тем, чтоб мы обще просили о нем
ваше величество, дабы вы изволили учинить с ним ми-
лость для избавления общего их христианства, и пока-
зывает к тому способ: 1) чтоб ваше величество изволи-
ли к нему прямо в Грузию ввести войск своих тысяч
пять или шесть и повелели засесть в его гарнизоны,
объявляя, что он видит в Грузии несогласие между
шляхетством, и ежели войска ваши введены будут
в Грузию, то уже и поневоле принуждены будут многие
его партию взять. 2) Чтоб для лучшего ему уверения
изволили сделать десант в Персию тысячах в десяти
или больше, чтобы отобрать у них Дербент или Шема-
ху, а без того вступать в войну опасен [опасается].
3) Просил, чтоб изволили сделать крепость на реке Те-
реке между Кабарды н гребенских казаков и посадить
русский гарнизон для свободной с Грузиею коммуника-
ции и для его охранения. И как видится, государь, по
моему слабому мнению, все его предполагаемые резоны
не бессильны. Вахтанг представляет о слабом нынеш-
нем состоянии персидском, и какая будет вам собствен-
703
ная из оной войны польза, и как персияне оружию ва-
шему противиться не могут; ежели вы изволите против
шаха в войну вступить, он, Вахтанг, может поставить
в поле своих войск от 30 до 40000 и обещает пройти
до самой Гиспагани, ибо он персиян бабами называет».
Считая резоны одного грузинского принца не бес-
сильными, Волынский не советовал сближаться с вла-
дельцами других, иноверных народов Кавказа, и указы-
вал на оружие, как на единственное средство держать
их в страхе и подчинении русским интересам. О вла-
дельце тарковском, шевкале Алдигирёе9, Волынский
писал Петру:
«На него невозможно никакой надежды иметь вам,
ибо весьма в стороне шаховой; вижу по всем делам
его, что он плут, и потому зело опасно ему ваше наме-
рение открывать, чтоб он прежде времени не дал о том
знать двору шахову, и для того я не намерен иметь
с ним конгресс, как ваше величество мне повелели.
И мне мнится здешние народы привлечь политикою
к стороне вашей невозможно, ежели в руках оружия не
будет, ибо хотя и являются склонны, но токмо для од-
них денег, которых (народов), по моему слабому мне-
нию, надобно бы так содержать, чтоб без причины толь-
ко их не озлоблять, а верить никому невозможно. Так-
же, кажется мне, и Даудбек (лезгинский владелец) ни
к чему не потребен: он ответствует мне, что, конечно,
желает служить вашему величеству, однако же чтоб вы
изволили прислать к нему свои войска и довольное чис-
ло пушек, а он отберет городы у персиян, и которые
ему удобны, то себе оставит (а именно Дербент и Ше-
маху), а прочие уступает вашему величеству, кои по
той стороне Куры реки до самой Испагани, чего в руках
его никогда не будет, и тако хочет, чтоб вам был труд,
а его польза».
Прежде местность Ендери, слывшая у русских под
именем Андреевой деревни, и Аксай принадлежали
таркам, но один из шевкалов тарковских поделил их
между своими сыновьями, и в описываемое время
в Андреевой деревне было семь владельцев, отличав-
шихся разбойничьим характером.
«Мне мнится,— писал Волынский,— весьма бы на-
добно учинить отмщение Андреевским владельцам, от
чего великая польза: 1) они не будут иметь посмеяния
(над нами) и впредь смиреннее жить будут. 2) Оная
причина принудит многих искать протекции вашей,
704
и все тамошние народы будут оружия вашего трепетать
и за тем страхом вернее будут. Однако же видится ны-
не к тому уже прошло время, идти туда не с кем и не
с чем. Надеялся я на Аюку хана (калмыцкого), одна-
ко ж от него ничего нет, ибо, как вижу, худа его зело
стала власть. Також многократно писал я к яицким
и к донским казакам; но яицкие не пошли, а донские
хотя и были, токмо иного ничего не сделали кроме па-
кости: оставя прямых неприятелей, Андреевских вла-
дельцев, разбили улус ногайского владельца, Салтана
Махмута, зело вашему величеству потребного, которого
весьма озлобили; потом пошли в Кабарду по призыву
Араслан-бека и князь Александровых братьев (Алек-
сандра Бековича Черкасского), понеже у них две пар-
тии, и тако у противной разбили несколько деревень,
также и скот отогнали, чем больше привели их между
собою в ссору, и, в том их оставя, а себя не богатя,
возвратились на Дон».
В сентябре Волынский получил известие, которое, по
его мнению, должно было непременно побудить царя
к начатию войны. Распадение Персии началось и с се-
вера и сопровождалось страшным уроном для русской
торговли, в пользу которой Петр хлопотал и диплома-
тическим путем, в пользу которой единственно готов
был и воевать. Мы видели, что лезгинский владелец Да-
удбек хотел подняться на шаха с помощию России. Но
так как Волынский не подал ему никакой надежды на
эту помощь, то он решился не упускать благоприятного
времени и начать действие с казыкумыцким владельцем
Суркаем. 21 июля Даудбек и Суркай явились у Шема-
хи; 7 августа взяли город и стали жечь и грабить знат-
ные дома. Русские купцы оставались покойны, обнаде-
женные завоевателями, что их грабить не будут; но ве-
чером 4000 вооруженных лезгин и кумыков напали на
русские лавки в гостином дворе, приказчиков прогнали
саблями, некоторых побили, а товары все разграбили,
ценою на 500000 рублей; один Матвей Григорьев Евреи-
нов потерял на 170000, вследствие чего этот богатей-
ший в России купец вконец разорился. От Волынского
пошло немедленно письмо к царю:
«Мое слабое мнение доношу: по намерению вашему
к начинанию законнее сего уже нельзя и быть причины:
первое, что изволите вступить за свое; второе, не против
персиян, но против неприятелей их и своих; к тому ж
и персиянам можно предлагать (ежели они бы стали
23. С. М. Соловьев 705
протестовать), что ежели они заплатят ваши убытки, то
ваше величество паки им отдать можете (т. е. завоеван-
ное), и так можно пред всем светом показать, что вы
изволите иметь истинную к тому причину. Также мнит-
ся мне, что ранее изволите начать, то лучше, и труда
будет меньше, и пользы больше, понеже ныне оная
бестия еще вне состояния и силы; паче всего опасаюсь
и чаю, что они, конечно, будут искать протекции турец-
кой, что им и сделать, по моему мнению, прямо резон
есть; что если учинят, тогда вашему величеству уже бу-
дет трудно не токмо чужого искать, но и свое отбирать;
того ради, государь, можно начать и на предбудущее
лето, понеже не великих войск сия война требует, ибо
ваше величество изволите уже и сами видеть, что не
люди, скоты воюют и разоряют; инфантерии больше де-
сяти полков я бы не желал, да к тому кавалерии че-
тыре полка, и тысячи три нарочитых казаков, с которы-
ми войски можно идти без великого страха, только б
была исправная амуниция и довольное число прови-
анта».
Северная война прекратилась, и новому императору
ничто не мешало обеспечить русскую торговлю на бере-
гах Каспийского моря. В декабре Петр отвечал Во-
лынскому:
«Письмо твое получил, в котором пишете о деле Да-
удбека, и что ныне самый случай о том, что вам при-
казано предуготовлять. На оное ваше мнение ответст-
вую, что сего случая не пропустить зело то изрядно,
и мы уже довольную часть войска к вам маршировать
велели на квартиры, отколь весною пойдут в Астрахань.
Что же пишете о принце грузинском — оного и прочих
христиан, ежели кто к сему делу желателен будет, об-
надеживайте, но чтоб до прибытия наших войск ничего
не зачинать (по обыкновенной дерзости тех народов),
а и тогда поступали бы с совету».
В это время Волынского занимали дела в Кабарде,
где беспрестанно ссорившиеся друг с другом князьки
требовали посредничества астраханского губернатора.
От 5 декабря он писал царю:
«Я сюда в казачьи верхние гребенские городки при-
был, куда некоторые кабардинские князья еще до меня
прибыли, затягивая меня к себе, чтоб противную пар-
тию им чрез меня искоренить, или, по последней мере,
противных князей выгнать вон, а им в Кабарде остаться
одним; однако я им отказал, и что я неволею мирить
706
,не буду, а призывал противную им партию ласкою,
и так сделалось, что приехал и дядя их, с кем у них
ссора, и оный первенство во всей Кабарде имеет, кото-
рого с великим трудом из Кабарды я выманил, ибо он
зело боялся от того, что крымскую партию держал,
также при нем приехали мало не все лучшие уздени 10;
и хотя я сначала им довольно выговаривал для чего
они, оставя протекцию вашего величества, приводили
в Кабарду крымцев, однако ж напоследок-то отпустил
им и по-прежнему милостию вашего величества обнаде-
жил и потом помирил их, однако ж с присягою, чтоб
им быть под протекциею вашею, и притом и со взяти-
ем верных аманатов и. И тако вся Кабарда ныне видит-
ся под рукою вашего величества; токмо не знаю, будет
ли им из моей медиации [посредничество] впредь поль-
за, понеже между ими во веки миру не бывать, ибо
житье их самое зверское, и не токмо посторонние, но
и родные друг друга за безделицу режут, и я чаю та-
кого удивительного дела мало бывает или и никогда,
понеже по исследованию дела не сыскался виноватый
ни один и правого никого нет, а за что первая началась
ссора, то уже из памяти вышло, и тако за что дерутся
и режутся, истинно ни один не знает, только уже во-
шло у них то в обычай, что и переменить невозможно.
Еще же приводит их к тому нищета, понеже так нищи,
что некоторые князья ко мне за тем не едут, что не име-
ют платья, а в овчинных шубах ехать стыдно, а купить
и негде и не на что, понеже у них монеты никакой нет;
лучшее было богатство скот, но и то все крымцы обо-
брали, и ныне князей кормят уздени, и всего их мерзко-
го житья и описать невозможно; только одно могу по-
хвалить, что все — такие воины, каких в здешних стра-
нах не обретается, ибо, что татар или кумыков тысяча,
тут черкесов довольно двух сот»
В начале 1722 года, когда двор находился в Моск-
ве, получено было известие от русского консула в Пер-
сии, Семена Аврамова, что афганцы, восставшие про-
бив шаха Гуссейна под начальством Магмуда, сына
Мирвеизова, 18 февраля стояли уже только в 15 верстах
От Испагани. Шах выслал против них войско; но оно
было поражено, и первый побежал любимец шаха,
главный визирь Эхтимат-Девлет; победитель, 7 марта,
подошел к Испагани и расположился в предместиях.
Гуссейн, по требованию народа, назначил наместником
старшего сына своего, но персияне обнаружили неудо-
707
вольствие, и шах назначил второго сына; когда и этот
не понравился, то назначен был третий сын, Тохмас-
Мирза. Но эти распоряжения не поправили дела; после
второй проигранной битвы персияне совершенно поте-
ряли дух, а жулфинские армяне, называвшиеся так по
имени предместия, где жили, все передались на сторо-
ну победителя. Потом из Константинополя было полу-
чено известие, что афганцы овладели Испаганью, и ста-
рый шах попался в плен.
При таких известиях медлить было нельзя, тем бо-
лее, что турки прежде всего могли воспользоваться па-
дением Персии и утвердиться на берегах Каспийского
моря, которое Петр считал необходимым для Балтий-
ского моря. 18 апреля Петр писал из Москвы к генерал-
майору Матюшкину12, заведывавшему приготовлением
судов на верхней Волге; «Уведомьте нас, что лодки, мая
к пятому числу, поспеют ли, также и ластовых судов к
тому времени сколько может поспеть? И достальные
ластовые суда сколько к которому времени могут пос-
петь— о том чаще к нам пишите и в деле поспешайте».
Матюшкин должен был доставить суда в Нижний к 20
мая, причем обещал и недоделанные суда взять с собою
и доделывать дорогою. Часть гвардии отправилась из
Москвы 3 мая на судах вниз по Москве-реке. 13 мая вы-
ехал сам император сухим путем в Коломну, где соеди-
нились с ним генерал-адмирал граф Апраксин, Петр Анд-
реевич Толстой, которого Петр брал с собою для перепи-
ски, и другие вельмбжи; в Коломну же приехала и импе-
ратрица Екатерина Алексеевна, отправлявшаяся вместе
с мужем в поход. Из Коломны Петр, со всеми своими
спутниками, отправился Окою в Нижний, куда приехал
26 мая и пробыл до 30 — дня своего рождения. День этот
Петр праздновал таким образом: рано приехал он с своей
галеры на берег и пошел к Апраксину в его квартиру;
побыв здесь несколько времени, поехал верхом в собор-
ную церковь к литургии; после обедни, вместе с импе-
ратрицею, пошел пешком к архиерею при колокольном
звоне, продолжавшемся полчаса; после звона началась
стрельба в городе из тринадцати пушек; после городо-
вой стрельбы стреляли у Строганова на дворе из не-
скольких пушек, затем началась пушечная стрельба
с судов. Стрельба окончилась ружейным залпом, при-
чем полки расставлены на луговой стороне по берегу.
Ог архиерея император и императрица поехали в дом
Строганова, где обедали вместе с прочими господами;
708
после обеда, в 6-м часу, отправились к купцу Пущнико-
ву, а оттуда Петр переехал на свою галеру, и в 9-м ча-
су отправился далее Волгою к Астрахани.
18 июля Петр с Екатериною отплыл из Астрахани
и на другой день вышел в море с пехотою; конница шла
сухим путем. 27 июля, в день гангудской победы 13, вой-
ска высадились на берег в Аграханском заливе; Петр
ступил на землю первый: его перенесли на доске четыре
гребца, потому что за мелководием шлюпка не могла
пристать к берегу. На месте высадки немедленно устро-
или ретраншемент |‘|. В тот же день было получено не-
приятное известие, что бригадир Ветерани, отправлен^
ный для занятия Андреевой деревни, был в ущелье осы-
пан стрелами и пулями неприятельскими; растеряв-
шись, Ветерани, вместо того, чтоб как можно скорее
выбираться из ущелья, остановился и вздумал отстре-
ливаться, тогда как неприятель, скрытый в лесу на го-
рах, был невидим; вследствие этого потеряно было
80 человек; тогда полковник Наумов, видя ошибку бри-
гадира, согласился с остальными офицерами, бросился
на Андрееву деревню, овладел ею и превратил в пепел.
5-го августа войско выступило в поход к Таркам,
и на другой день Петру был представлен владелец Тар-
ковский Алдигирей. Император принял его, стоя перед
гвардиею. Алдигирей объявил, что до сих пор служил
русскому государю верно, а теперь будет особенно вер-
но служить. Когда бывший господарь, князь Кантемир
перевел эти слова, Петр отвечал: «За службу твою бу-
дешь ты содержан в моей милости». В тот же день бы-
ли представлены государю султан Махмуд Аксайский
с двумя другими владельцами; увидавши императора,
они пали на колени и объявили, что желают быть под
покровительством его величества; Петр обнадежил их
своею милостию и покровительством. 12-го августа вой-
ско приблизилось к Таркам с распущенными знаменами,
барабанным боем и музыкою и стало лагерем под горо-
дом. За пять верст до города встретил государя Алдн-
гирей, когда Петр ехал перед гвардиею в строевом пла-
тье. Шевкал сошел с лошади, низко поклонился импе-
ратору и поздравил с приездом. Государь снова обнаде-
жил его своею милостию и уверял, что подданным его
не будет никакой обиды от русского войска. Потом шев-
кал подошел к карете императрицы, поклонился низко
и поцеловал землю. На другой день Петр ездил для гу-
лянья в тарковские горы в сопровождении трех дра-
709
тунских рот, осматривал старинную башню, откуда, по
просьбе Алдигирея, отправился к нему в дом; сначала
гости были в двух больших комнатах с каменными фон-
танами, потом хозяин повел их в комнату, где живут
жены, убранную коврами и зеркалами; вошли две жены
шевкала в сопровождении других знатных женщин, по-
клонились в землю и целовали правую ногу императо-
ра, а после, по их просьбе, допущены и к руке. Принес-
ли скатерть, поставили разные кушанья и фрукты; шев-
кал налил в чашку горячего вина и поднес государю.
Петр сейчас же обратил внимание на множество ценин-
ной посуды 15 в доме шевкала и спросил, откуда ее берут;
Алдигирей отвечал, что ее делают в персидском городе
Мсшете. На прощанье хозяин подарил гостю серого ар-
гамака в золотой сбруе. 14-го августа обе жены шевка-
ла были у императрицы, целовали ногу и руку и поднес-
ли шесть лотков винограду. 15-го августа, в Успеньев
день, государь и государыня слушали всенощную
и обедню в церкви Преображенского полка; по оконча-
нии обедни Петр сам размерил около того места, где
стояла церковь, и положил камень; то же сделали им-
ператрица и все присутствовавшие, и таким образом
быстро набросан был курган в память русской обедни
перед Тарками.
16-го августа войско выступило в поход к Дербенту.
Султан Махмуд Утемишский вздумал сопротивляться;
но был поражен и столица его, местечко Утемишь, состо-
явшее из 500 дом’ов, обращена в пепел; 26 человек
пленных казнены смертию. Дербент не сопротивлялся:
23-го августа император был встречен наибом 16 дербент-
ским за версту от города; наиб пал на колени и поднес
Петру два серебряных ключа от городских ворот. Им-
ператрица так описывала Меншикову поход: «Мы от
Астрахани шли морем до Терка и от Терка до Аграха-
ни, а там, выбрався на землю, дожидались долго кава-
лерии, и потом дошли во владенья салтана Мамута Уте-
мышевского. Оный ни чем к нам не отозвался; того ра-
ди августа 19-го числа поутру послали к нему с письмом
трех человек донских казаков, и того же дня, третьего
часа пополудни, сей господин нечаянно наших атако-
вал, которому гостю зело были рады, и приняв, прово-
дили его наши до его жилища, отдавая контравизит,
и побыв там, сделали из всего его владения фейерверк
для утехи им. Марш сей хотя не далек, только зело тру-
ден от бескормицы лошадям и. великих жаров».
710
Сенаторы писали Петру из Москвы, что «по случаю
побед в Персии и за здравие Петра Великого, вссрадо-
стно пили». Но Петр, желавший взглянуть на заветный
Восток, от которого ждал обогащения для своей Рос-
сии, желавший, как всегда, ознакомиться с делом на
месте, не имел намерения долее участвовать в походе:
это не была Северная война, которая, по своей важно-
сти, могла извинять долгое отсутствие государя из оте-
чества. Занятие без выстрела Тарок и Дербента подава-
ло надежду, что и Баку последует их примеру, и лейте-
нант Лукин отправился на шнаве склонять жителей
ее к подданству; ио затруднительность в продовольст-
вии войска заставила приостановить поход. Надобно
было выгрузить муку из 12-ти ластовых судов; но пе-
ред выгрузкою, ночью, встал жестокий северный ветер,
от которого суда начали течь; до полудня выливали во-
ду, наконец,, потеряли силы, и оставалось одно средст-
во — пуститься к берегу и посадить суда на мель. Суда
выгрузили, но мука подмокла и испортилось ее много.
Ждали еще из Астрахани 30-ти судов, нагруженных
провиантом; но командовавший ими капитан Вильбоа
дал знать, что он пришел в Астраханский залив, а да-
лее идти боится, потому что суда в плохом состоянии
и по открытому морю на них плыть трудно. Петр созвал
военный совет, на котором было решено, что так как
провианта станет только на один месяц, то надобно, ос-
тавя в Дербенте гарнизон, возвратиться в Аграхань.
Войска двинулись в обратный поход; в Дербенте остав-
лен был гарнизон под начальством полковника Юнкера;
потом на месте, где река Аграхань отделяется от реки
Сулака, Петр заложил новую крепость св. Креста; кре-
пость эта должна была прикрывать русские границы
вместо прежней Терской крепости, положение которой
государь нашел очень неудобным. В то время, когда по-
лагалось основание новой крепости, атаман Красноще-
кий с донцами и калмыками ударил в конце сентября
на утемишского султана Махмуда, который не переста-
•вал враждовать к России: Краснощекий разорил все,
что осталось от прежнего погрома или возникло вновь,
много порубил неприятелей, взял в плен 350 человек
и захватил 11000 штук рогатого скота, кроме другой
добычи. У аграханского ретраншемента Петр сел на су-
да и отплыл в Астрахань, куда прибыл 4-го октября
благополучно; но генерал-адмирал, плывший сзади, вы-
терпел четырехдневный страшный шторм. 6-го ноября
711
Петр проводил отряд войска, отплывший из Астрахани
в Гилянь под начальством полковника Шипова, а 7-го
числа отправился в Москву, куда 13-го декабря имел
торжественный въезд.
Вместе с движением войск шли переговоры с персид-
ским правительством. Еще 25-го июня, >в Астрахани,
Петр велел отправить следующие пункты русскому кон-
сулу в Персии, Семену Аврамову: «Предлагай шаху
старому или новому, или кого сыщешь по силе кредити-
ва, что мы идем к Шемахе не для войны с Персиею,
но для искоренения бунтовщиков, которые нам обиду
сделали, и ежели им (т. е. персидскому правительству),
при сем крайнем их разорении, надобна помощь, то мы
готовы им помогать и очистить от всех их 'неприятелей,
и паки утвердить постоянное владение персидское, еже-
ли они нам уступят за то некоторые по Каспийскому
морю лежащие провинции, понеже ведаем, что ежели
в сей слабости останутся и сего предложения не примут,
то турки не оставят всею Персиею завладеть, что нам
противно, и не желаем не только им, но себе оною вла-
деть; однако же, не имея с ними (персиянами) обяза-
тельства, за них вступиться не можем, но токмо по мо-
рю лежащие земли отберем, ибо турок тут допустить не
можем. Еще же сие им предложи: ежели сие вы-
шеписанное не примут, какая им польза может быть,
когда турки вступят в Персию? Тогда нам крайняя
нужда будет берегами по Каспийскому морю владеть,
понеже турков тут допустить нам невозможно, и так
они, пожалея части, потеряют все государство».
Аврамов получил эти пункты, находясь в Казбине,
и обратился к наследнику шахову Тохмасу с предложе-
нием помощи, для чего должен быть отправлен к импе-
ратору посол. О вознаграждении за помощь Аврамов
не сказал ничего, чтобы не встретить препятствия делу
в «замерзелой спеси и гордости» персиян. Увидав при
этом, что Тохмас человек молодой и непривычный к де-
лам, Аврамов вошел в переговоры с вельможами, пред-
ложил, чтобы отправлен был посол с полномочием до-
говариваться о вознаграждении, если император по-
требует его за помощь. Персияне согласились. Давая
знать о результате своих переговоров, Аврамов доно-
сил, что персидское государство вконец разоряется
и пропадает: Алимердан-хан, на которого полагались
все надежды, изменил и ушел к турецкой границе; аф-
ганцы беспрепятственно разоряли места, оставшиеся
712
за шахом; курды опустошали окрестности Тавриза; на-
следник престола Тохмас не мог набрать больше 400 че-
ловек войска. Измаил-бек, назначенный послом в Рос-
сию, со слезами говорил Аврамову: «Вера наша и закон
вконец пропадают, а у наших господ лжи и спеси не
умаляется».
Между тем полковник Шипов, благодаря сильному
северному ветру, неожиданно скоро проплыл простран-
ство между устьями Волги и устьями Куры, в конце но-
ября 1722 года вошел в эту реку и потом, в качестве
шахова союзника, занял большой город Рящ17, куда
губернатор нехотя впустил русское войско, не имея
средств к сопротивлению. «Опасаюсь я жителей Ря-
ща,— писал Шипов,—слышно, что против нас и войско
собирают; лесу дают рубить на дрова с великою нуж-
дою и причитают себе в обиду: —У нас-де с лесу шаху
подать дают, и мы-де вас не звали.— Я обхожусь с ни-
ми ласково и уговариваю как можно; но они нам не
рады и желают нас выжить. Все богатые люди здесь
в великой конфузии, не знают, куда склониться, и еже-
ли б наших людей было больше, то, надеясь на нашу
защиту, они бы к нам склонились; а ныне, видя нас
малолюдных, очень боятся своих, чтобы за то их не ра-
зорили». Ежедневно увеличивалось в городе число во-
оруженных персиян, и Шипов, узнав от грузинских
и армянских купцов, что войска набралось уже 15000,
да пришли, еще два соседних губернатора, велел укре-
пить караван-сарай, где жил с своим отрядом. Губер-
натор прислал спросить его, зачем он это делает? Ши-
пов отвечал: «Европейские воинские правила требуют
такой предосторожности, хотя и нет никакой явной
опасности». В конце февраля 1723 года три губернато-
ра, по шахову указу, прислали объявить Шипову, что
они, в состоянии сами защищать себя от неприятелей,
в его помощи не нуждаются, а потому пусть он уходит.
Шипов отвечал, что он прислан императором, без ука-
зу которого назад не двинется; да если б и хотел уйти,
так не на чем: из судов, на которых он приплыл, два
ушли в Россию с шаховым посланником Измаил-беком,
и потому ему нужно сначала перевезти в Дербент все
тягости, и когда суда возвратятся, ехать на них с вой-
ском. Персияне успокоились, думая, что Шипов снача-
ла отошлет артиллерию, которой боялись больше все-
го. Суда, привезшие Шипова, действительно начали
приготовляться к отплытию, потому что начальствовав-
713
ший ими капитан-лейтенант Соймонов окончил возло-
женное на него поручение, описав места при устье Ку-
ры. 17-го марта Соймонов, оставивши три судна в усть-
ях Куры, с остальными вышел в море, но не взял с со-
бою ни одной пушки. Узнавши об этом, персияне нача-
ли опять приступать к Шипову, чтоб вышел из Ряща;
но полковник не двигался; персияне 'Начали обстрели-
вать караван-сарай, убили одного офицера; Шипов мол-
чал и дожидался ночи: когда стемнело, он велел одной
гренадерской роте выйти из караван-сарая в поле
и, обошед кругом, напасть на неприятеля с тыла,
а двум остальным ротам велел выступить из передних
ворот и напасть на персиян в лицо. Неприятель, увидев-
ши, что на него нападают с двух сторон, совершенно
потерял дух и бросился бежать; русские преследовали
бегущих по всем улицам города и порубили больше ты-
сячи человек. Также удачно сто человек русских отра-
зили 5000 персиян, напавших на три судна, оставлен-
ные Соймоновым.
Когда, таким образом, Шипов удержался в Ряще,
в июле 1723 года генерал-майор Матюшкин приплыл
с четырьмя полками из Астрахани в Баку и послал
сказать начальствовавшему в городе султану, что явил-
ся взять город в защиту от бунтовщиков, и прислал
письмо от персидского посланника Измаил-бека, кото-
рый писал о том же. Из Баку отвечали, что жители го-
рода, верные подданные шаха, четыре года умели отби-
ваться от бунтовщика Дауда и не нуждаются ни в ка-
кой помощи и защите. Матюшкин высадил войско, про-
гнал персиян, хотевших помешать высадке, и начал
приготовляться к приступу, но бакинцы поспешили
сдать город. Оставивши в Баку комендантом бригади-
ра князя Барятинского, Матюшкин отплыл назад в Аст-
рахань. Петр очень обрадовался взятию Баку и напи-
сал Матюшкину: «Письмо ваше я получил с великим
довольством, что вы Баку получили (ибо не без сомне-
ния от турков было), за которые ваши труды вам
и всем при вас в оном деле трудившимся благодарству-
ем и повышаем вас чином генерал-лейтенанта. Немалое
и у нас бомбардирование того вечера было, когда сия
ведомость получена».
17-го сентября Петр писал новому генерал-лейтенан-
ту: «Поздравляю со всеми провинциями, по берегу Кас-
пийского моря лежащими, понеже посол персидский
оные уступил». Договор был подписан в Петербурге
714
12-го сентября 1723 года и состоял в следующих глав-
ных статьях: «1)Его императорское величество всерос-
сийское обещает его шахову величеству Тохмасибу доб-
рую и постоянную свою дружбу и высокомонаршеское
свое сильное вспоможение против всех его бунтовщиков
и для усмирения оных и содержания его шахова величе-
ства на персидском престоле изволит, как скоро токмо
возможно, потребное число войск в персидское государ-
ство послать, и против тех бунтовщиков действовать, и
все возможное учинить, дабы оных ниспровергнуть, и
его шахово величество при спокойном владении персид-
ского государства оставить. 2) А насупротив того его
шахово величество уступает его императорскому величе-
ству всероссийскому в вечное владение города Дербент,
Баку со всеми к ним принадлежащими и по Каспийско-
му морю лежащими землями и местами, токожде и про-
винции: Гилянь, Мазандеран и Астрабад, дабы оными
содержать войско, которое его императорское величест-
во к его шахову величеству против его бунтовщиков
в помощь посылает, не требуя за то денег».
Петр уже хозяйничал в уступленных областях; в мае
1724 года написал пункты Матюшкину:
«1) Крепость св. Креста доделать по указу; 2) в Дер-
бенте цитадель сделать к морю и гавань делать; 3) Ги-
лянь уже овладели, надлежит Мазандераном также ов-
ладеть и укрепить; а в Астрабатской пристани ежели
нужно сделать крепость, для того работных людей, ко-
торые определены на Куру, употребить в вышеписанные
дела; 4) Баку укрепить; 5) о Куре разведать, до кото-
рых мест можно судами мелкими идти, чтоб подлинно
верно было; 6)сахар освидетельствовать и прислать не-
сколько, также и фруктов сухих; 7) о меди также под-
линное свидетельство учинить, для того взять человека,
который пробы умеет делать; 8) белой нефти выслать
тысячу пудов или сколько возможно; 9) цитроны, сваря
в сахаре, прислать: одним словом, как владение, так
сборы всякие денежные и всякую экономию в полное
состояние привесть. Стараться всячески, чтобы армян
призывать и других христиан, если есть, в Гилянь
и Мазандеран, и ожилять (поселять), а басурман зело
тихим образом, чтоб не узнали, сколько возможно, убав-
лять, а именно турецкого закона (суннитов) 18. Также
когда осмотрится, дал бы знать, сколько возможно там
русской нации на первый раз поселить. О Куре подлин-
ного известия не имеем: иные говорят, что пороги, а ны-
715
не приезжал грузинец, сказывает, что от самой Ганжи
до моря порогов нет, но выше Ганжи пороги; об этом,
как о главном деле, надлежит осведомиться, и кажется
лучше нельзя, как посылкою для какого-нибудь дела
в Тифлис к паше. Сие писано, не зная тех сторон; для
того дается на ваше рассуждение: что лучше — то де-
лайте, только чтоб сии уступленные провинции, особен-
но Гилянь и Мазандеран, в полное владение и безопас-
ность приведены были».
Но «уступленные провинции» были уступлены только
на бумаге, в Петербурге. Для ратификации договора,
заключенного Измаил-беком, отправились в Персию
Преображенского полка унтер-лейтенант князь Борис
Мещерский и секретарь Аврамов. В апреле 1724 года
въехали они в персидские владения, и встреча была
дурная, на них напала вооруженная толпа; к счастию,
выстрелы ее никому не повредили. Когда Мещерский
жаловался на такую встречу, ему отвечали: «Ребята
играли; не изволь гневаться, мы их сыщем и жестоко
накажем». Шах принял Мещерского с обычною церемо-
ниею, но этим все дело и кончилось: посланник не мог
добиться никакого ответа и принужден был уехать ни
с чем; на возвратном пути в горах подвергся неприя-
тельскому нападению; было узнано, что персидское пра-
вительство хотело именно погубить Мещерского и дейст-
вовало по внушениям шевкала Тарковского, который до-
носил о слабости русских в занятых ими провинциях.
По возвращении Мещерского, императорские министры
подали мнение, чтоб Матюшкин написал шаху или его
первому министру с представлениями, что между Рос-
сиею и Турциею заключен договор на счет персидских
дел; что Персия может спастись единственно приняти-
ем этого договора и погибнет, если вооружит против се-
бя соединенные силы таких могущественных государств.
Министры считали необходимым увеличить число регу-
лярного войска в новозанятых областях, чтоб, с одной
стороны, распространить русские владения и военными
действиями устрашить персиян, а с другой — удержи-
вать турок. 11 октября в Шлиссельбурге подано было
Петру мнение министров, и он дал такую резолюцию:
«Ныне посылать к шаху непотребно, потому что теперь
от него никакого полезного ответа быть не может; по-
жалуй, объявят и то, что они договор подтвердят, и по-
требуют помощи не только против афганцев, но и про-
тив турок: тогда хуже будет. Надобно стараться, чтоб
716
грузины, которые при шахе, как-нибудь его увезли или,
по крайней мере, сами от него уехали; для того писать
,к Вахтангу и устроивать это дело чрез его посредство.
Писать к генерал-майору Кропотову, чтобы он искусным
и пристойным способом старался поймать шевкала за
его противные поступки». Относительно умножения рус-
ских войск император объявил, что разве прибавит не-
регулярных полков, о пропитании которых пусть поду-
мают министры.
Лучшим средством для закрепления занятых провин-
ций за Россиею Петр считал усиление в них христиан-
ского народонаселения и уменьшение магометанского.
Мы видели, что император прямо указывал на армян.
В XVII веке между этим народом и Россиею происходи-
ли сношения по делам чисто торговым; с начала XVIII
века пошли сношения другого рода. В конце июня
1701 года в Смоленск из-за литовского рубежа явились
три иностранца; один назывался Израиль Ория, другой
Орухович, третий был римский ксендз. Представленный
боярину Головину, Ория объявил себя армянином знат-
ного происхождения, рассказал, что он уже 20 лет жи-
вет в Западной Европе, и теперь, снесшись с армянски-
ми старшинами, находящимися в Персии, составил план
освободить своих соотечественников от тяжкого ига пер-
сидского; император и курфюрст баварский охотно со-
глашаются помогать этому делу, но признают необходи-
мым содействие царя русского.
«Наши начальные люди,— говорил Ория,— будут
употреблять все свои силы, чтоб поддаться великому
царю московскому; больше пятнадцати или двадцати
тысяч человек войска нам не вадобно, потому что у не-
верных нет войск в Великой Армении, есть пять губерна-
торов, каждый живет в неукрепленном городе с отрядом
в полтораста человек, и как скоро наши начальные лю-
ди услышат о приближении русских войск, то в 24 часа
выгонят неверных и в 15 дней овладеют всею землею.
Грузины желают того же самого для себя. Содержание
царским войскам будут доставлять наши начальные лю-
ди; у меня белый лист за десятью печатями: о чем ни
договорюсь с царским величеством, все будет исполне-
но». Видя, что царь занят шведскою войною и не может
отделить значительную часть войск своих для освобож-
дения армян, Ория подал предложение, чтоб послано
было 25000 войска, составленного из казаков и черке-
сов: так как те и другие живут на границе, то поход бу-
717
дет бесподозрителен и без слуха; на знаменах войско-
вых должно быть изображено с одной стороны распятие,
а с другой — царский герб; войско должно идти на Ше-
маху, потому что это город большой, торговый, но не
укреплен, населен армянами и занять его будет легко,
а Шемаха — ключ к армянской земле. Армянские на-
чальные люди с войском овоим соберутся в городе На-
хичевани и, взявши царские знамена, пойдут на непри-
ятелей. Город Эривань взять легко, потому что там жи-
вет много армян; пороховая казна и другие военные
припасы в руках армянских. А когда войско овладеет
Тавризом, городом богатейшим, то может пустить заго-
ны на все четыре стороны и великую добычу получить,
потому что села богатые. Известно, как Стенька Разин
с 3000 казаков овладел Гилянью и держал ее много лет,
шах ничего не мог ему сделать; и теперь казаки пойдут
в этот поход охотно, потому что добыча им будет гро-
мадная. В армянской стране 17 провинций, с которых
соберется И6000 человек войска, да грузинского войска
соберется с 30000; турецкие армяне придут на помощь
персидским, и разум не может обнять, сколько богатст-
ва у всех армян тамошних; а шах персидский не может
собрать больше 38000 человек, а как лишится армян и
грузин, то не останется у него и 20000, и те заняты вой-
ною с бухарцами. Теперь самое удобное время воевать
персов, потому что они не готовы, и все христиане да
них восстали по причине великого гонения.
Ория написал письмо самому государю: «Без сомне-
ния, вашему царскому величеству известно, что в армян-
ской земле в старину был король и князья христиан-
ские, а потом от несогласия своего пришли под иго не-
верных. Больше 250 лет стонем мы под этим игом; и как
сыны Адамовы ожидали пришествия Мессии, который
бы избавил их от вечной смерти, так убогий наш народ
жил и живет надеждою на помощь от вашего царского
величества. Есть пророчество, что в последние времена
неверные рассвирепеют и будут принуждать христиан
к принятию своего прескверного закона; тогда придет,
из августейшего московского дома, великий государь,
превосходящий храбростию Александра Македонского;
он возьмет царство армянское и христиан избавит.
Мы видим, что исполнение этого пророчества прибли-
жается».
Так как Ория называл себя посланцем курфюрста
баварского, принимавшего такое живое участие в судь-
718
бе армян, то ему отвечали, что царское величество, буду-
чи занят шведскою войною, не может отправить значи-
тельного войска в Персию, но пусть курфюрст пришлет
на помощь свое войско с добрыми инженерами, офице-
рами и со всякими воинскими припасами; а в Персию
государь пошлет, под видом купца, верного человека
для подлинного уверения и рассмотрения тамошних
мест. Ория отвечал, что русский человек ничего там не
проведает; лучше послать гонца, с которым поедет он
сам и повезет царскую обнадеживательную грамоту
к армянским старшинам, что они будут приняты под рус-
скую державу со всякими вольностями, особенно с со-
хранением веры; такую же обнадеживательную грамоту
надобно послать и к грузинам, и пусть ее напишет на-
ходящийся в России имеретинский Арчил Вахтангович,
Обнадеживательную грамоту армянам послать прилич-
но, потому что подобные же грамоты уже отправлены
им от цесаря и курфюрста баварского.
На этом остановилось дело в 1701 году; весною
1702 года Ории было объявлено, что царское величест-
во принимает его предложение благоприятно, начать
и совершить предприятие не отрицается, только не те-
перь, потому что теперь идет война шведская и начи-
нать другую войну трудно; а когда шведская война кон-
чится, то освобождение армян будет предпринято не-
пременно. Это объявляется Ории и товарищу его сло-
весно, а они могут обнадежить старшин своего народа
письменно. Осенью 1703 года Ория поднес Петру карту
Армении. «Из этого чертежа,— писал он,— можно ви-
деть, что во всем государстве нет другой крепости, кро-
ме Эривани. Бог да поможет войскам вашим завоевать
ее, и тогда всю Армению и Грузию покорите; в Анато-
лии много греков и армян: тогда увидят турки, что это
прямой путь в Константинополь. Я здесь ничего не де-
лаю и потому прошу отпустить меня к цесарю и кур-
фюрсту осведомиться, какую помощь они могут подать;
прошу также дать мне чин полковника карабинерного,
чтоб там удобнее мог я набрать всяких оружейных ху-
дожников». Просьба была исполнена. В 1707 году пол-
ковник Ория, возвратившись из западной поездки, от-
правлен был в Персию под видом папского посланника,
но умер на возвратном пути в Астрахани.
В России остался товарищ Ории, архимандрит Ми-
нас Вартапет. В ноябре 1714 года он подал предложе-
ние: «Израиль Ория, в бытность свою в Персии, скло-
719
нил армянского патриарха и несколько армянских ду-
ховных ехать с собою в Москву; но когда он умер
в Астрахани, то патриарх и все другие духовные воз-
вратились назад. Я нашел следующий удобный способ
привести армян под покровительство России: на Кас-
пийском море есть удобная пристань, называемая Низо-
вая, между двух рек; значительных поселений тут нет,
только много деревень; для того, чтоб царским войскам
можно было безопасно тут пристать, пусть государь по-
шлет грамоту к шаху, чтоб позволено было построить
здесь армянский монастырь, а строятся обыкновенно
эти монастыри обширно и могут заменять крепости;
и на построение этого монастыря изволил бы царское
величество помочь деньгами. Для отвлечения подозре-
ния от меня, государь благоволит приказать построить
армянскую церковь в Петербурге: тогда будет ясно, что
я занимаюсь только построением церквей».
В начале 1716 года Вартапет отправился в Персию
и повез письмо от Шафирова к Волынскому такого со-
держания: «В данной вам инструкции помянуто, что, бу-
дучи в Персии, наведаться о народе армянском, как он
там многолюден и силен, и склонен ли к стороне цар-
ского величества; теперь для того же едет из Москвы
в Персию известный вам Минас Вартапет, будто для
отыскания пожитков, оставшихся после умершего Из-
раиля Ории: оказывайте ему нужную помощь, только
не возбудите подозрения». Вартапет возвратился в ар-
хиепископском чине и привез грамоту от армянского
патриарха Исаии, живущего в монастыре Канзасаре,
В грамоте говорилось: «Когда ваше величество свои
воинские дела начать изволите, тогда прикажите нас
наперед уведомить, чтоб я с моими верными людьми,
по возможности и по требованию вашему, мог служить
и приготовиться». Что же касается главного патриарха,
живущего в Эчмиадзине, тот на словах обещал служить
верно, но письмо дал в неопределенных выражениях,
что Вартапет у него был и говорил с ним о делах, кото-
рые приняты любительно и приятно. Эчмиадзинский пат-
риарх объявил, что он не может обязаться верности ца-
рю, опасаясь персиян и некоторых армян. В 1718 году
Вартапет подал пункты, в которых просил, от имени
всех армян, освободить их от басурманского ига и при-
нять в русское подданство; объявлял, что теперь время
приниматься за это дело, потому что варвары бедствуют
извне и внутри; что этому делу много доброжелателей,
720
но есть и противники, между прочими и епископ армян-
ский, находящийся в Казани; из всего видно, что он
и приехал в Россию для проведывания, и если возвра-
тится в Персию, то все верные пропадут и патриарху
может грозить смерть: поэтому епископа и слугу его
надобно посадить в монастырь, держать честно, но не
позволять ни с кем иметь сношения.
Неизвестно, как было поступлено с епископом; но
известно, что, в начале 1722 года, посажены были по
монастырям священник армянский Араратский и армя-
нин Адам Павлов, которому священник открыл тайну
сношений русского двора с армянами, а священнику от-
крыл эту тайну Вартапет. Считая виновником своей бе-
ды Вартапета, Араратский подал императору просьбу,
в которой указывал, что Вартапет — католик, ограбил
армянскую церковь в Москве и подговаривал его, Ара-
ратского, чтоб он всех армян обращал в католицизм;
когда русские девушки выходили за армян замуж, то
Вартапет венчал их по католическому обряду. Этот до-
нос, как видно, не повредил Вартапету, и в конце года
тифлисский армянский епископ писал ему, что сто тысяч
вооруженных армян готовы пасть к стопам император-
ким, и чтоб русские войска спешили в Шемаху; если
же до марта 1723 года не будут, то армяне пропадут от
лезгин. По прошествии означенного срока уже патриарх
армянский Нерсес обратился прямо к императору
с просьбою о заступлении, «как пророк Моисей освобо-
дил Израиля от рук Фараоновых». Вследствие этой
просьбы отправлена была «императорская милость
и поздравление честному народу армянскому, обретаю-
щемуся в Персии». В грамоте объявлялось, что армяне
могут беспрепятственно приезжать в Россию для тор-
говли; повез ее армянин Иван Карапет, которому веле-
но было обнадежить армянский народ императорскою
милостью, уверить в готовности государя принять их
под свое покровительство и освободить из-под ига не-
верных; но прежде всего русским нужно утвердиться
на Каспийском море, овладеть прибрежными местами,
и потому пусть армяне подождут короткое время; если
же главным армянам нельзя оставаться в их стране,
то пусть переезжают в города, занятые русскими вой-
сками, а народ останется в своих жилищах и поживет
спокойно, пока русские войска приготовятся к его
освобождению.
В начале 1724 года Карапет приехал в монастырь
721
Канзасар к патриарху Исаии, около которого собралось
12000 армянского войска. Восемь дней праздновали ар-
мяне, узнавши, что русский государь принимает их под
свое покровительство, и объявили, что если император-
ское величество не изволит прислать к ним войско на
помощь, то они просят, чтоб позволено было им посе-
литься у Каспийского моря, в Гиляни, Сальяне при Ба-
ку и Дербенте, потому что они под игом басурманским
более быть не хотят, хотя и персы и турки зовут их
к себе. В одной Карабахской провинции армян будет со
100000 дворов, а в другой провинции Капай еще более
армян, и все они одинаково хотят быть под покровитель-
ством России. В октябре того же 1724 года два патри-
арха, Исаия и Нерсес, прислали Петру новую грамоту:
«О всех наших нуждах через четыре или пять писем мы
вашему величеству доносили, но ни на одно ответа не
получили; находимся в безнадежности, как будто мы
вашим величеством забыты, потому что три или четыре
уже года живем в распущенности, как овцы без пасты-
ря. До сих пор, имея неприятелей с четырех сторон, по
возможности оборонялись; но теперь пришло множество
турецкого войска и много персидских городов побрало;
просим с великими слезами помочь нам как можно ско-
рее, иначе турки в три месяца все возьмут и христиан
погубят».
Петр не получил уже этой грамоты; но он и без ар-
мянской просьбы всего более опасался турок; мы виде-
ли, что он прика'зывал населять новозанятые области
армянами и удалять магометан турецкого закона. Инте-
ресы России и Турции необходимо сталкивались по отно-
шению к Персии; Петр спешил занять прикаспийские
области Персии также и потому, чтоб не дать утвер-
диться здесь туркам; если христианское народонаселе-
ние Персии, армяне, грузины прибегали под покрови-
тельство русского императора, то магометанское народо-
население Закавказья, особенно лезгинцы, овладевши
Шемахою, из боязни пред русскими, должны были от-
даться под покровительство султана. В 1722 году, в то
время, когда Петр готовился в Москве к походу пер-
сидскому, русский резидент в Константинополе, Не-
плюев, давал ему знать, что лезгинцы, провозглашая се-
бя настоящими мусульманами, одного с турками зако-
на, прислали просить покровительства султана; призна-
вая его своим верховным государем, они объявили, что
в знак подданства уже чеканят монету с именем султа-
722
на Ахмета н каждую пятницу молятся за него в мече-
тях, и требовали, чтоб Порта немедленно отправила
к ним пашу для управления. Порта содержала это де-
ло в большой тайне, потому что в то же время нахо-
дился в Константинополе и персидский посол; с другой
стороны, она заботливо озиралась на Россию и, зная,
что, при взятии Шемахи, лезгинцы враждебно поступи-
ли с русскими, доведывалась у них, как было дело.
Лезгинцы, разумеется, оправдывали себя, рассказывали,
что русским купцам было велено собираться в одно ме-
сто со всеми своими пожитками, и если бы они так сде-
лали, то не потерпели бы ни малейшего вреда; но они,
увлекшись корыстолюбием, стали брать почти у всех
шемахинцев дорогие вещи на сохранение, что было им
именно запрещено; тогда войско, видя себя лишенным
добычи и узнав, что все лучшее спрятано у русских,
бросилось на них, побило и ограбило. Порта дала такой
ответ лезгинским посланным, что султан не подаст про-
тив них помощи шаху, но принять их в покровительство
хотя и желает, но не может, ибо это будет подозри-
тельно и Персии и России, которая раздражена погро-
мом купцов своих в Шемахе.
21 апреля Неплюев был у визиря и объявил ему, что
персидские бунтовщики побили в Шемахе русских куп-
цов и разграбили их товары, за что император требует
от шаха удовлетворения, а бунтовщики, как говорят,
боясь мести со стороны России, обратились к Порте
с просьбою о покровительстве. Визирь отвечал, что дей-
ствительно были у них какие-то люди с устною прось-
бою о покровительстве, обещаясь быть в зависимости
от Порты, подобно крымскому хану, но что Порта по-
требовала от них письменного заявления их желаний.
«Мы знаем,— продолжал визирь,— что эти бунтовщики
немалую сделали обиду русским купцам, потому, если
и письменно будут просить у нас покровительства, то
мы их защищать не будем, пока ваш государь не полу-
чит полного удовлетворения». Французский посол гово-
рил Неплюеву, что если русские ограничатся только
йрикаспийскими провинциями, а не будут со стороны
Армении и Грузии приближаться к турецким границам,
то Порта останется равнодушною, а быть может, что-
нибудь и себе возьмет со стороны Вавилона. Неплюев
отвечал, что его император не желает разрушения пер-
сидского государства и других к тому не допустит.
Француз заметил на это: «Так всегда говорят вначале;
723
а я говорю, как добрый друг, что ни вы туркам, ни
турки вам воспрепятствовать не могут; но лучше к ту-
рецким границам не приближаться, а преследовать свою
цель и поскорей овладеть прикаспийскими областями.
Донесите вашему государю, чтоб он письменно не заяв-
лял Порте, что не хочет никаких завоеваний в Персии,
да и сами вы здесь на словах отходите, потому что нын-
че обяжетесь на письме, а завтра явятся такие обстоя-
тельства, которые заставят совершенно иначе действо-
вать».
Скоро Неплюев должен был сообщить своему двору
тревожное известие: шах, стесненный Магометом Мир-
венсом, прислал в Константинополь с просьбою о помог
щи; но в Диване решили, что нельзя подавать помощи
шииту против суннита Магомета, а надобно объявить
последнему, что Порта не будет препятствовать ему
овладеть Персиею, если он признает зависимость свою
от султана. С другой стороны, английский посол внушал
визирю, что Россия хочет объявить войну Дании и сбли-
жается с Венским двором, что русский император хо-
чет женить своего внука, великого князя Петра, на пле-
мяннице цесаря; но если эти две сильные империи сое-
динятся, то будет дурно и Англии и Порте; кроме того,
посол английский, венецианский и резидент австрий-
ский разглашали, что русский государь вступил в Пер-
сию со 100000 войска, а когда возьмет провинции Шир-
ванскую, Эриванскую и часть Грузии, тогда турецкие
подданные, грузины и армяне сами вступят под русское
покровительство, а оттуда близко и к Трапезунту, отче-
го, со временем, может быть турецкой империи крайнее
разорение. Французский посол дал знать, что жители
той области, где главный город Тифлис, просили помо-
щи у турок, и эрзерумскому паше велено защищать их,
занять под этим предлогом Тифлис, а с другой стороны
Эривань. Неплюев писал: «По моему мнению, весьма
нужно для персидских дел посла французского награ-
дить; а мне очень трудно от внушений других минист-
ров: внушают Порте, что русский государь умен и ту-,
рок обманывает миром; теперь возьмет персидские про-
винции, и если султан не воспрепятствует ему в этом
оружием, то он с той стороны нападет на Турцию».
Когда внимание всех было поглощено персидскими
делами, приехал польский интернунций19 со своим стра-
хом пред разделом: «Король и республика прислали ме-
ня сюда,— говорил он визирю, узнав, что между Рос-
724
сиею и Портою заключен тайный союз — обе державы
согласились овладеть Польшею и разделить ее пополам,
и я прислан к Порте уведомиться об этом». Визирь от-
вечал: «У нас намерения такого и договора с государем
русским не бывало; напротив, в договоре нашем с Рос-
сиею утверждено охранять вольность республики и ни-
кому не вступать с войском в ее пределы, кроме тех
случаев, если вы сами введете чужие войска в свою
землю или пожелаете корону сделать наследственною».
В августе месяце секретарь рейс-еффенди20 сообщил по
секрету переводчику русского посольства Мальцеву,
что если император не будет распространять своих за-
воеваний в Персии далее Шемахи, которою имеет право
овладеть за причиненные здесь лезгинцами обиды рус-
ским купцам, то Порта этому не воспрепятствует, хотя
ей и будет неприятно; но если русский государь, по взя-
тии Шемахи, вознамерится взять под свою державу
имеретинцев и грузин, то этого Порта никак позволить
не может, ибо она хочет присоединить грузин, находя-
щихся под персидским владычеством, к тем, которые
уже находятся под ее властию, потому что, если персид-
ские грузины отойдут к России, то, в случае разрыва
ее с Портою, и турецкие грузины отойдут к ней же.
Порта будет дожидаться, что произойдет нынешним ле-
том, ибо ей со всех сторон внушают, что русские войска
будут иметь большие успехи в Персии, и это, со време-
нем, будет опасно для Турции. Чрез несколько времени
«другой друг» сообщил в посольство, что Порте извест-
но о пребывании русского войска в Дагестане и о пост-
роении новой крепости, известно и о том, что некоторые
народы склоняются к России, и именно грузины и чер-
кесы, что подает явную причину к разрыву между Рос-
сиею и Турциею. Порта не препятствовала вступлению
русского войска в персидские владения, думая, что го-
сударь русский хочет только принудить лезгинцев к уп-
лате вознаграждения за убытки, а не намерен овладеть
областями. Визирь пригласил к себе Неплюева, при нем
вынул из мешка донесения крымского хана, азовского
Паши и лезгинцев и начал говорить:
— Ваш государь, преследуя своих неприятелей, всту-
пает в области, зависящие от Порты: это разве не на-
рушение вечного мира? Если бы мы начали войну со
шведами и пошли их искать чрез ваши земли, то что
бы вы сказали? И к лезгинцам по такому малому делу
не следовало твоему государю собственною особою с ве-
7,25
ликими войсками идти, мог бы удовлетворение получить
и чрез наше посредство. Мы видим, что государь ваш
сорок лет своего управления проводит в постоянной
войне: хотя бы на малое время успокоился и дал покой
и друзьям своим; а если желает он нарушить с нами
дружбу, то мог бы и явно объявить нам войну; мы, сла-
ва богу, в состоянии отпор сделать.
— Не могу верить,— отвечал Неплюев,— чтоб госу-
дарь мой вступил в пределы Оттоманской империи; что
же касается лезгинцев, то государь мой заблаговремен-
но дал знать султану о движении своих войск против
них, потому что получить удовлетворение можно только
оружием: шах доставить удовлетворение не в силах.
Визирь увернулся в сторону, объявил, что большие
обиды турецким подданным от казаков, особенно от
старшины их Ивана Хромого, и Порта имеет право тре-
бовать за это удовлетворение. Разговор, начавшийся
жесткими словами, кончился очень дружелюбно. Не-
плюев уверял, что дружба между обеими высокими им-
периями, как храмина, построенная на камне, которой
ветры не поколеблют; а визирь объявил, что Порта же-
лает заключить с Россиею оборонительный и наступа-
тельный. союз, без всяких исключений. «Этим союзом,—
говорил визирь,— будем страшны всему свету; цесарь
римский с Польшею и Венециею в союзе, и об этом да-
ли нам знать для показания силы своей стороны; и хо-
тя мы, турки, с русскими разной веры, но это не пре-
пятствие, потому что вера относится к будущей жизни,
а на этом свете союзы заключаются не по вере, а по го-
сударственному интересу».
Чрез несколько времени от Порты дано знать Не-
плюеву, что грузины, подданные персидские, имеющие
столицею Тифлис, взбунтовались против персидского
шаха и делают набеги на подданных Порты: поэтому
решено в Диване, чтоб эрзерумский паша с 50000 вой-
ска вступил в персидскую Грузию и сдержал ее жите-
лей; Порта делает это, охраняя себя и вместо шаха
персидского, а не для того, чтоб овладеть Грузиею.
«Видя здешние замешательства,— писал Неплюев,—
я обещал визирскому кегае и рейс-еффенди по тысяче
червонных, чтоб они постарались сохранить дружбу, по-
ка Порта получит ответ вашего величества через своего
посланного, к вам отправленного. Турецкие дела и сло-
ва непостоянны: может произойти бунт, или визирь пе-
ременится, или к татарам склонится, или татары само»
726
вольно нападут на русские пределы, и от подобного слу-
чая может произойти ссора; поэтому соизвольте на
границах остерегаться и приготовляться к войне. Порта
принимает в свое подданство Дауд-хана и хочет снача-
ла овладеть персидскою Грузиею, а потом вытеснить
русские войска из Дагестана. Рассуждают здесь как
знатные люди, так и простой народ, чтоб им двинуться
всею силою против России; беспрестанно посылается
амуниция и артиллерия в Азов и Эрзерум. Видя все
это, я письма нужные черные сжег, а иные переписал
в цифры, а сына моего поручил французскому послу,
который отправил его в Голландию. Сам я готов вар-
варские озлобления терпеть и последнюю каплю крови
за имя вашего величества и за отечество пролить; но
повели, государь, послать указ в Голландию князю Ку-
ракину, чтоб сына моего своею протекциею не оставил,
повели определить сыну моему жалованье на содержа-
ние и учение и отдать его в Академию для сциенции
учиться иностранным языкам, философии, географии,
математике и прочих исторических книг чтению; уми-
лостивься, государь, над десятилетним младенцем, кото-
рый со временем может вашему величеству заслужить».
В начале ноября кегая великого визиря сообщил Не-
плюеву приказание Порты писать императору, чтоб вы-
шел из персидских владений, потому что пребывание
здесь русских войск внушает сильное подозрение всем
окрестным государям, и турецкий народ покоен быть не
может. Особенно встревожило Порту известие, что рус-
ский император находится в дружеских сношениях
с персидским шахом: сейчас же заключили, что между
Россиею и Персиею готовится союз против бунтовщиков.
В то же время татары подкинули самому султану бу-
магу, в которой упрекали его за неосмотрительность:
«Министры тебя обманывают,— говорилось в бумаге,—
ты и не узнаешь, как русский царь разорит половину
твоего государства». Султан сильно смутился, хотел
казнить визиря, против которого готовился и бунт в на-
роде; но визирь сохранил жизнь и место тем, что велел
войскам двинуться в Грузию. Также пошел слух в Кон-
стантинополе, что лезгинцы нанесли страшное пораже-
ние русскому войску, и сам Петр едва спасся морем
в Астрахань: догадывались, что слух пущен нарочно
для успокоения народа. Впрочем, основанием слуху слу-
жило действительное отплытие Петра в Астрахань. Не-
плюев узнал, что между Портою и Хивою происходят
727
сношения о союзе оборонительном и наступательном
против России. Рагоци21, в интересах которого было со-
хранение мира и приязни между Россиею и Турциею,
составил проект примирения интересов обоих госу-
дарств. Турки, говорилось в проекте, по единоверию,
хотят взять себе Дагестан, но по тому же единоверию
Россия должна взять себе персидскую Грузию и для
торговых выгод гавань на Каспийском море; когда Рос-
сия и Турция поделят таким образом кавказские обла-
сти, то примут на себя посредничество между персид-
ским шахом и Мирвеизом (так обыкновенно называли
Мирвеизова сына, Магомета).
В конце года, когда получено было достоверное изве-
стие, что Петр из Дербента возвратился назад, великий
визирь прислал объявить Неплюеву, что этим возвраще-
нием уничтожены все подозрения, и Порта желает сох-
ранения и усиления постановленной с Россиею дружбы;
но, в то же время, Порта спешила воспользоваться
удалением русского императора, чтоб как можно выгод-
нее устроить свои дела на Кавказе. К Дауд-хану от-
правлена была жалованная грамота, по которой он при-
нимался в подданство Порты на правах крымского ха-
на, давался ему титул ханский и власть над двумя об-
ластями— Дагестаном и Ширвеном; при этом ему вну-
шалось, чтоб он старался покорить и другие ближайшие
персидские провинции, которые также поступят в его
владения; внушалось, чтоб он всеми средствами старал-
ся вытеснить русский гарнизон из Дербента и из дру-
гих тамошних мест; послано к нему 30000- червонных,
и обещано вспоможение войском. Неплюев за 100 чер-
вонных достал копию с грамоты к Дауду и с инструк-
ции, данной посланному к нему.
Петр, еще не зная об этом, поручил Неплюеву пред-
ложить Порте согласиться на счет персидских дел.
В феврале 1723 года великий визирь пригласил к себе
русского резидента и объявил ему, что соглашаться ие
в чем: «Магомет, или, как обыкновенно его называют
отцовским именем, Мирвеиз, овладел персидскою столи-(
цею Испаганью и большею частию провинций; с другр^.
стороны — Ширвеном, Ардебилем и Армениею овладед
Дауд-хан лезгинский, который теперь вступил в поддан-
ство к Порте, да и Мирвеиз скоро должен последовать
его примеру; русскому государю, следовательно, опа-
саться теперь нечего: все эти народы теперь подданные
турецкие, русское купечество у них будет вполне без-
728
опасно. Неплюев заметил, что со стороны России война
начата для получения удовлетворения за оскорбление,
нанесенное русским подданным в Шемахе. Визирь отве-
чал, что удовлетворение уже получено, потому что импе-
ратор прошел с войском до Дербента и разорил все на
пути; правда, Порта обещала не принимать в поддан-
ство Дагестан, но она обещала это тогда, когда прось-
бы от его жителей не получала, а теперь они просили
принять их по единоверию, и отказать им было нельзя,
и если русский государь нынешним годом вступит
с войском в персидские владения, то Дауд, Мирвеиз
и все тамошние народы против него соединятся, и Пор-
та, по единоверию, как защитница магометанских наро-
дов, принуждена будет также вооружиться. Следствия
войны неизвестны, и если бы даже вашему государю
удалось завладеть некоторыми провинциями, то удер-
жать их не может, потому что все тамошние народы ма-
гометане и будут стараться русских от себя выгнать,
а шевкала Тарковского Дауд принудит, по единоверию,
поддаться Порте. Визирь окончил свою речь словами:
«Всякий бы желал для себя больших приобретений, но
равновесие сего света не допускает: например, и мы бы
послали войско против Италии и прочих малосильных
государей, но другие государи не допустят; потому
и мы за Персиею смотрим».
На третий день после этого разговора к Неплюеву
приехал переводчик Порты и объявил, что на общем
совете постановлено сообщить русскому государю чрез
его резидента, что если он считает себя вправе искать
чего на лезгинцах или Мирвеизе, то должен с своими
требованиями обращаться к Порте, потому что Персия
теперь в подданстве у Порты, и русский государь дол-
жен вывести свои войска из персидских областей, в про-
тивном случае, Порта принуждена будет вступить с ним
за Персию в войну. Переводчик Порты сообщил Не-
плюеву по секрету, что на днях английский посол подал
Порте мемориал на турецком языке, где говорится, что,
по сообщениям от персидского двора, русский государь
собйрает огромное войско и хочет выступить в поход
против Дагестана и распространить свои владения до
Черного моря. Порта, говорилось в мемориале, должна
беречься России, бороться с которою легко, ибо рус-
ский государь не в дружбе ни с одним из европейских
государей, все они ему элодеи. Неплюев повидался
с французским послом, де-Бонаком, и тот ему сказал:
729
«Донесите своему двору, что все дело в двух словах:
сохранять мир с Турциею — не вступаться в персидские
дела; продолжать войну в персидских областях — разор-
вать с Турциею».
Диван, собственно, не хотел войны с Россиею и толь-
ко стращал, выставляя нравственную для себя необхо-
димость воевать; нравственной необходимости ие было:
Персия не была в подданстве у Порты, Мирвеиз не ду-
мал признавать свою зависимость от султана; в Кон-
стантинополе хлопотали не о защите нового, правовер-
ного персидского шаха, но хотели прежде всего овла-
деть христианскою Грузиею, чтоб не перепустить ее
в русские руки и не быть отрезанными от магометан-
ских народов Кавказа. Турки угрозами надеялись заста-
вить русского императора оставить кавказские страны;
но Петра трудно было напугать, особенно, когда приоб-
ретение Каспийского побережья он считал необходимым
дополнением к приобретению побережья Балтийского.
4 апреля он сделал нужные приготовления к войне
с турками, назначил князя Михайла Михайловича Голи-
цына главным начальником украинской армии; полки
были отпущены с работ на квартиры, и велено им быть
в готовности; послан указ не высылать малороссийских
казаков для рытья Ладожского канала, воротить тех,
которые уже вышли, и быть им готовыми на службу;
а 9 апреля Петр велел написать Неплюеву: «Наши ин-
тересы отнюдь не допускают, чтоб какая другая держа-
ва, чья б ни была, на Каспийском море утвердилась;
а что касается Дербента и других мест, в которых на-
ши гарнизоны находятся, то они никогда во владении
персидских бунтовщиков, ни лезгинцев, ни Мирвеиза
не бывали, а по собственному их письменному и словес-
ному прошению, как то бывшему при дворе нашем ту-
рецкому посланнику явно доказано, под покровительст-
во наше добровольно отдались; и если Порта, в против-
ность вечному миру, принимает под свое покровительст-
во лезгинцев, наших явных врагов, то тем менее долж-
но быть противно Порте, если мы принимаем под свое
покровительство народы, не имеющие никакого отноше-
ния к Порте и находящиеся в дальнем от нее расстоя-
нии, на самом Каспийском море, до которого нам ника-
кую другую державу допустить нельзя. Если Порта, без
всякой со стороны нашей причины, хочет нарушать веч-
ный мир, то мы предаем такой беззаконный поступок
суду божию, и к обороне своей, с помощию божиею
730
•потребные способы найдем». Но в это время, когда про-
должение военных действий на берегах Каспийского мо-
ря условливало войну турецкую, Петр был обеспокоен
одним явлением, касавшимся интересов дорогой ему
русской торговли; император узнал, что в Италию при-
везено много икры из Константинополя, тогда как эта
страна обыкновенно снабжалась икрою из России. Не-
медленно отправляется поручение к Неплюеву — разве-
дать, откуда пошла эта икра, приготовлена ли она
в Турции, или доставлена русскими купцами и, в по-
следнем случае, из каких мест.
Русские войска поплыли к Баку, а Турция не объяв-
ляла войну России, несмотря на внушения английского
посланника, что его король вместе с датским королем
хочет напасть на Россию. Туркам хотелось прежде ут-
вердиться в Армении и Грузии. Петру это очень не нра-
вилось. 14 и 18 июля и 8 августа, происходили конфе-
ренции между Неплюевым, рейс-эффенди и де-Бонаком,
который был приглашен в качестве посредника. Не-
плюев объявил, что его император, несмотря на убытки,
причиненные лезгинцами русской торговле, не пошлет
против них своих войск, если Порта запретит лезгинцам
нападать на те города, в которых находятся русские
гарнизоны, и не будет вводить своих войск в персид-
ские провинции, Армению и Грузию до тех пор, пока
между Россиею и Турциею будет все улажено на счет
персидских дел. Рейс-эффенди отвечал, что Порта имеет
право не только на Грузию и Армению, но и на все
прикаспийские области, а Россия на последние не имеет
никакого права, особенно потому, что народы, здесь
обитающие,— магометанской веры; недавно шевкал Тар-
ковский и другие владельцы писали Порте, чтобы, по
единоверию, освободила их из русских рук. Неплюев
возражал, что это рассуждение политическим правам
противно; вера не служит определением границ, ибо
если бы определять границы по вере, то во всем свете
мира не было бы: сколько христианских народов под
властию Порты, а магометанских под властию России.
Неплюев объявил решительно, что император не допу-
стит к Каспийским берегам никакой другой державы,
и особенно Турции.
Между тем английский посланник продолжал вну-
шать Порте, что война с Россией не опасна, что внутри
новой империи происходят замешательства. Посол за-
вел сношения и с человеком, который, в случае войны,
731
мог быть полезен туркам: то был известный Орлик, на-
зывавшийся гетманом войска Запорожского. Орлик,
приведенный Карлом XII в Швецию, теперь приехал
оттуда в турецкие владения и жил в Солониках, отку-
да, посредством одного шведа, жившего при английском
после, передавал Порте разные предложения: он домо-
гался, чтоб султан вызвал его в Константинополь, обе-
щая, в случае войны с Россиею, поднять против нее
казаков. Визирь потребовал, чтобы он изъяснил об-
стоятельно, каким образом надеется возмутить Украйну,
и имеет ли с русскими казаками сношения? Неплюев
писал, что до объявления войны Орлика в Константино-
поль не вызовут.
В конце года, по указу от своего двора, Неплюев,
в повой конференции с рейс-эффенди и де-Бонаком,
предложил остановить военные действия с обеих сторон.
Порта, уже овладевшая Тифлисом, отвечала, что она
готова остановить свои войска, но не прежде, как они
овладеют городами Эриваныо и Ганджею; согласились
однако с обеих сторон послать начальствующим вой-
сками, чтоб они поступали между собою дружески, по-
ка дело не решится на дальнейших конференциях
в Константинополе. В это время Порта узнала о догово-
ре, заключенном между Россиею и Персиею в Петер-
бурге. На конференции 23 декабря рейс-эффенди выра-
зил свое удивление: в Персии государя нет, и потому
она, естественно, переходит во владение Порты, а, меж-
ду тем, государь* русский публикует какой-то договор,
заключенный с человеком, Порте неизвестным. Резидент
отвечал, что в Персии есть государь Тохмасиб, который
наследовал престол законным образом после отца.
С этим-то законным шахом заключен у России договор
с обещанием помогать ему против бунтовщиков, а шах,
за эту помощь, уступил России известные земли. Таким
образом, Порта знает теперь, чем Россия владеет; из-
вестно и русскому императору, чем Порта в Персии ов-
ладела; и так, как Персия обоим государствам соседст-
венна, то, для уничтожения всяких подозрений, импера-
тор предлагает, чтоб оба государства не распространя-
ли больше своих владений в Персии, оставались при
том, чем действительно в настоящее, время владеют,
чтоб турецкие Ъойска не переходили реку Куру; в Ше-
махе пусть владеет Дауд-бек, но чтоб турецких войск
в этом городе никогда не было и город не был укреп-
лен. Рейс-эффенди твердил свое, что Персия вся при-
732
надлежит султану, что Тохмасиб не может быть закон-
ным шахом, потому что отец его жив, хотя и в неволе.
И какая польза русскому государю от договора с Тох-
масибом, который принужден бежать в Араратские го-
ры и живет там, как дикий человек; скоро вся Персия
покорится туркам, и все тамошние народы, естественно,
восстанут против русских и выгонят их вон, потому что
там искони нога христианская никогда ие бывала;
в договоре с Тохмасибом русский государь обязался
стоять за него против всех его неприятелей, следова-
тельно, и против турок: значит, вечный мир у России
с Портою (нарушен.
В конференции 30 декабря рейс-эффенди сказал, что
султан объявил о русских требованиях своим минист-
рам, духовенству и воинскому чину и все единогласно
отвечали, что об этих требованиях слышать не могут,
но готовы кровию своею защищать Персию, которая те-
перь, не имея своего государя, принадлежит Порте,
и нога христианская в Персии никогда не бывала; по-
этому дается указом султанским последнее решение, до-
говариваться о тех местах, где теперь находятся рус-
ские гарнизоны, а до другого ни до чего русскому госу-
дарю дела нет. Неплюев отвечал, что он остается при
прежних своих предложениях. Этим кончились перего-
воры в 1723 году.
2 января 1724 года переводчик Порты приехал к Не-
плюеву с вопросом: принимает ли он условия Порты или
нет? Неплюев отвечал, что без указу государя своего
этих условий принять не может.— «В таком случае,—
сказал переводчик,— объявляется война, и ты должен
выбрать одно из трех: или возвратиться в отечество,
или быть при визире в походе, или жить в Цареграде
простым человеком, ибо Порта, с этой минуты, не при-
знает тебя больше за министра. Хотя у нас и нет обы-
чая при таких случаях оставлять министров на свободе,
однако для тебя делается исключение за твое доброе
поведение». Неплюев, разумеется, выбрал возвращение
в- Россию. Он послал немедленно же за паспортом, но
ейу паспорта не дали, а между тем де-Бонак делал
Порте представления, что война ей в Персии будет тя-
жела, ибо тамошний народ враждебен туркам, и Мир-
веиза, как человека дикого, надобно опасаться; Россия
увеличит число врагов, а, быть может, русская дружба,
со временем, Порте пригодится; правда, что русский
государь много земель себе забирает, ио к турецким
733
границам не приближается, и от французского посла при
петербургском дворе, Камиродона, есть верные известия,
что Россия не начнет войны, если Порта первая не на-
рушит мира. Благодаря этим внушениям султан решил:
войны России не объявлять, но приготовляться к ней.
Вслед затем Неплюев имел приватную аудиенцию
у великого визиря в присутствии де-Бонака. Резидент
начал говорить, что все недоразумение произошло от
предложений слишком общих и неопределенных; а ес-
ли б откровенно сообщили друг другу, чего кто желает,
то давно бы дело было кончено. Визирь сказал на это:
«Резидент говорит совершенную правду, и Порта объя-
вит, чего желает. Положим, что у шаха Гуссейна было
три сына: один турецкий государь, другой русский,
а третий, меньшой, Тохмасиб; по смерти Гуссейна каж-
дому из них следует иметь свою часть. Русский госу-
дарь взял уже себе долю; теперь следует Порте полу-
чить свою, и пусть французский посол, как посредник,
выделит каждому надлежащую часть, чтоб никому
обидно не было». «Очень благодарен за такую честь,—
отвечал де-Бо.нак — только по моему разделу наиболь-
шая часть следует младшему, и я буду держать его
сторону, как самого слабого». Визирь начал было де-
леж, уступал России берега Каспийского моря до слия-
ния реки Аракса с Курой, откуда должны были начи-
наться турецкие владения: но Неплюев и де-Бонак
объявили, что без новых указов из России дела решить
нельзя, и французский посол предложил отправить за
этими указами в Петербург племянника своего Дальона.
Визирь согласился, прибавив, что желает заключения
оборонительного и наступательного союза между Рос-
сиею, Турциею и Франциею; об Англии же турки прямо
говорили, что в угоду ей нельзя ссориться с Россиею:
в прошлых годах Англия обязалась помогать Швеции
против России, а как помогла? Несмотря на то, со сто-
роны Англии продолжались внушения, что русский го-
сударь хочет овладеть не только персидскою, но и всею
восточною торговлею, вследствие чего товары, шедшие
прежде в Европу чрез турецкие владения, пойдут через
Россию, и тогда англичане и другие европейцы выедут
из Турции, к великому ущербу казны султановой. По-
этому Порта оружием должна остановить успех рус-
ских на Востоке; и если Порта объявит России войну,
то получит денежное вспоможение не только от короля,
но и от всего народа английского.
734
В начале мая Дальон возвратился из России вместе
е русским курьером, и у Неплюева начались конферен-
ции с турецкими министрами. Резидент сейчас же заме-
тил перемену в тоне у турок. Они не хотели слышать
об ограничении своих будущих завоеваний в Персии,
и визирь притворялся, что забыл об условиях, им самим
прежде предложенных. Еще более удивило Неплюева
то, что де-Бонак, получивший перед тем 2000 червонных
от России, явно брал сторону турок и однажды сказал
Неплюеву: «Разве -вы хотите ослушаться указа госуда-
ря своего, что моих советов не принимаете? Или подо-
зреваете меня во вражде к России? Но государь ваш
не так смотрит на дело: он своеручно изволил мне пи-
сать, чтоб настоящие переговоры как можно скорее при-
водить к концу, и во всем положился на меня; если вы
не отступите от своего требования, то я слагаю с себя
посредничество». В другой раз де-Бонак сказал резиден-
ту, что не хочет с -ним более говорить, и выслал его из
своего дома. Донося о трудностях, какие он претерпел
при заключении договора, Неплюев, писал: «Больше то-
го ныне без войны получить было нельзя; но хотя не
очень ясно, однако сущность дела вся внесена. От
французского посла, вместо помощи, были только одни
препятствия; проект трактата раз десять переправляли;
я желал, чтоб все ясно было, а французский посол при
турках прямо говорил, что резидент спорит не дельно,
в турецком проекте разумеется все то, чего он требует;
а племянник его Дальон, как ребенок, при переводчике
Порты, сказал: «Не знаешь ты, что мы имеем из Рос-
сии проект за подписанием министерским, и во всем
уполномочены»,— и некоторые слова о лезгинцах гово-
рил; но переводчик Порты этого туркам, по моей прось-
бе, не сказал. Дальон, по приезде в Царь-град, не ви-
давшись с послом, прямо взят был к визирю, и там, не-
воздержанием ребяческим, сказал, что ваше величество
на все турецкие предложения склонился, кроме самых
неважных пунктов, но те резидент имеет право устра-
нить; сказал также, что вы сильно желаете мира».
Раз десять исправленный договор, наконец, был со-
ставлен таким образом: Шемаха остается под владе-
нием вассала Порты, Дауда. Пространство от города
Шемахи по прямой линии к Каспийскому морю разде-
ляется на три равные части; из этих трех частей две,
лежащие к Каспийскому морю, должны принадлежать
России, а третья, ближайшая к Шемахе, будет нахо-
735
диться во владении Дауда, под верховною властию Пор-
ты. Шемаха не будет укреплена, и в ней не будет ту-
рецкого гарнизона, исключая тот случай, когда владе-
лец тамошний воспротивится власти султана или между
жителями произойдет смута: и тогда турецкие войска
не прежде перейдут реку Куру, как уведомив о своем
движении русских комендантов, и по утишении смуты
ни один человек из турецкого войска не должен оста-
ваться в Шемахе. Император всероссийский обещает
склонять шаха Тохмасиба к успупке Турции занятых ес
войском персидских провинций; если же шах не захо-
чет уступить России или Порте выговоренных ими про-
винций, то Россия и Порта действуют против него за
одно. Договор был подписан 12 июня 1724 г.
Для размены ратификаций отправлен был в Кон-
стантинополь бригадир Александр Румянцев22 в звании
чрезвычайного посланника. На него было возложено
также разграничение, .вместе с комиссарами Порты, рус-
ских и турецких владений на Кавказе. Относительно
этого разграничения Петр собственноручно написал Ру-
мянцеву следующую промеморию:
1) Смотреть накрепко местоположения, а именно, от
Баки до Грузии какая дорога, сколь долго можно
с войском идти, и можно ль фураж иметь, и на сколько
лошадей, и путь каков для войска. 2)Можно ль про-
вианту сыскать. 3) Армяне далеко ль от Грузии и от
того пути. 4) Которых пошлет в Азов, чтоб того ж
смотрели дорогою возле Черного моря, тако ж християн
последние далеко ль живут от Тамани или Кубани.
5) Курою рекою возможно ль до Грузии идти судами
хотя малыми. 6) Состояние и силу грузинцев и армян.
Румянцев отправился. Думая, что он уже в Констан-
тинополе, Петр велел послать к нему рескрипт: «При-
ехали к нам армянские депутаты с просьбою защитить
от неприятелей; если же мы этого сделать не в состоя-
нии, то позволить им перейти на житье в наши ново-
приобретенные от Персии провинции. Мы им объявили,
что помочь им войском не можем в следствие заключен-
ного с Портою договора, а поселиться в прикаспийских
наших провинциях позволили и нашу обнадеживатель-
ную грамоту послали. Если турки станут вам об этом
говорить, то отвечайте, что мы сами армян не призыва-
ли, но они нас, по единоверию, просили взять их под
озое покровительство; нам, ради христианства, армянам,
как христианам, отказать в том было нельзя, как
736
и визирь сам часто объявлял, что по единоверию про-
сящим покровительства отказать невозможно; надобно
смотреть только, чтоб земли принадлежали тому, за
кем выговорены в договоре, а народам не надобно пре-
пятствовать переходить в ту или другую сторону. Пор-
те еще выгоднее будет, когда армяне выйдут, потому
что она тогда без сопротивления землями их овладеет.
Прибавь, что если Порта захочет перезывать к себе
басурман из приобретенных нами от Персии провинций,
то нам это не будет противно; станут требовать пись-
менного обнадеживания — дайте».
Это было последнее решение Петра по восточным
делам.
24. С. М. Соловьев
КОММЕНТАРИИ
По величине, объему, емкости содержания своего учено-литера-
турного наследия Сергей Михайлович Соловьев, пожалуй, мало с кем
из русских историков может быть сопоставлен. Научная библиогра-
фия зарегистрировала 244 названия печатных произведений Со-
ловьева, появившихся при его жизни с 1836 по 1679 год. Вся его
творческая жизнь наполнена была постоянным, целеустремленным,
размеренным трудом. Строгий учет быстро текущего вре-
мени, продуманная организация всех занятий ученого-исследова-
теля: поиски источников в архивах и библиотеках; изучение и кри-
тический анализ их; упорядочение и систематизация; ознакомление
с научной и исторической мыслью прошедших веков и пристальное
наблюдение за новой, современной ему научно-исторической лите-
ратурой на родном, русском, и на главных западноевропейских язы-
ках — вот характерные черты Соловьева-исследователя.
Исследовательский труд в течение всей своей сознательной жиз-
ни он творчески сочетал с работой преподавателя, профессора. Не-
сколько поколений студентов Московского университета слушали
его курс русской истории, читавшийся каждогодно в течение почти
тридцати пяти лет.
Занятия исследователя и профессора-преподавателя ие только
не помешали, а, пожалуй, содействовали участию Соловьева в жур-
нально-литературной деятельности. Его научно-публицистические
статьи, полемика, рецензии и критические разборы постоянно появ-
лялись в журналах и газетах 40 — 70-х годов прошлого века; широ-
кий отклик имели его выступления в идейных спорах западников
и славянофилов о старом и новом, об историческом пути
России, о земле, земщине и государственной
власти, о значении преобразований Петра, об общине, положе-
нии и судьбах крепостного крестьянства, о его освобождении.
Выступал Соловьев охотно и с популярными публичными курса-
ми лекций, назывались они обыкновенно Чтениями. Таковы, напри-
мер, были нашумевшие двенадцать «Публичных чтений о Петре Ве-
ликом». Составил общедоступное переложение на живой язык «По-
вести временных лет» для первоначального чтения.
Оно пользовалось значительным успехом, по этой книге дети и мо-
лодые люди впервые знакомились с известиями древнейшей русской
летописи.
В журналах, где Соловьев был желанным автором, ои помещал
время от времени свои небольшие научно-популярные статьи, иног-
да имевшие отчасти повествовательный характер и тогда нередко
обозначавшиеся как рассказы по русской истории.
Создал Соловьев и несколько учебных пособий по русской исто-
рии, долго пользовавшихся известностью, не раз переиздававшихся
до 1917 г. Таковы названная выше «Русская летопись для первона-
чального чтения» (вышло шесть изданий). «Общедоступные чтения
о русской истории» (вышло пять изданий), «Учебная книга русской
истории» (за 1859—1915 гг. вышло четырнадцать изданий).
Величайший вклад Соловьева в отечественную культуру его
«История России с древнейших времен» в 29 томах при жизни ав-
тора выходила с 1851 по 1879 г., каждый год по тому. Некоторые
тома этого классического памятника русской исторической науки
738
вскоре же по выходе переиздавались еще при жизни Соловьева
по пять — семь раз.
После его смерти выпущены были избранные его сочинения в
одном томе и трижды (в 1893—1895, 1895—1896 и 1911 гг.) полные
издания всей «Истории России с древнейших времен». Четвертый
раз, с комментариями, вспомогательными указателями и родослов-
ными таблицами, полная «История России» появилась в 1959—
1960 гг. Сейчас выходит впервые новое издание «Сочинений Сергея
Михайловича Соловьева в 18-ти книгах»; первые три вышли в
1988—1989 гг. В это издание входит полная «История России» и,
кроме того, несколько крупных монографий и многие научные
статьи, а также «Записки» и письма Соловьева.
Настоящий изборник-однотомник включает в себя некоторые
произведения Соловьева. Надеюсь, что они помогут широким кру-
гам советских читателей, ныне так живо проявляющим интерес к
истории нашей Родины, познакомиться с главными мыслями и не-
которыми трудами велиного историка.
Большинство включенных в нашу книгу произведений воспро-
изводится полностью по изданиям, которые ниже указаны в
комментариях. Только в отношении «Истории России с древнейших
времен» пришлось ограничиться предисловием к ней и знаменитой
первой главой XIII тома «Истории России», главой, озаглавленной
автором так: «Россия перед эпохою преобразования». Составляющие
последний раздел книги «Рассказы из русской истории XVIII века»
ни в какие предшествующие издания сочинений Соловьева не вхо-
дили и в настоящей книге впервые предстанут перед читателями,
извлеченные из газет и журналов более чем столетней давности.
Для удобства читателей в Приложении к книге даиы родословные
таблицы русских князей и перечень царствовавших особ России
(1598 — 1796 гг.). Даты во всех произведениях Соловьева приведены
по старому стилю.
С. С. Дмитриев
ПРЕДИСЛОВИЕ
(к «Истории России с древнейших времен»)
«Предисловие» к «Истории России с древнейших времен» было
помещено в первом ее томе, изданном впервые в 1851 г. В нем пред-
ставлен очень сжато изложенный взгляд Соловьева иа историческое
развитие России, его основные ступени. Определен и общий подход
к изучению русской истории: рассмотрение явлений в их взаимо-
действии и внутренне обусловленном единстве.
В нашей книге «Предисловие» воспроизводится по тексту кни-
ги I «Сочинений С. М. Соловьева в 18 книгах». (М., 1988).
РУССКАЯ ЛЕТОПИСЬ ДЛЯ ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО ЧТЕНИЯ
Как следует иэ «Предисловия» к «Русской летописи для перво-
начального чтения», написанного Соловьевым (см. с. 31), работа
эта была им выполнена по предложению П. Г. Редкииа — профессо-
ра Московского, затем Петербургского университета, известного
юриста, издававшего «Новую библиотеку для воспитания». Извлече-
ния иэ летописи в переложении Соловьева были напечатаны в четы-
рех номерах этого Журнала за 1847 г., а более полное переложение
текста летописи издано отдельной книгой в 1866 г., по которой и
воспроизводится в нашем издании.
Пояснения в подстрочнике, обозначенные *, имеющиеся в даи-
иой работе и в других произведениях, вошедших в сборник, при-
надлежат Соловьеву.
1. По сказаниям, закрепленным в Библии, патриарх Ной спасся
в ковчеге вместе со своей семьей: женой и тремя сыновьями Симом,
Хамом и Афетом (Яфетом, Иафетом) от всемирного потопа. По спа-
дении воды от них пошла жизнь всего послепотопиого человечества
на земле. Сыновья Ноя стали родоначальниками современных на-
родов, которые называются по их именам — семиты, хамиты, афиты
(яфетиды) или арийцы.
2. Волохи (влохи, влахи, волхва) — народ, оттеснив-
ший славян с Дуная иа Вислу и Днепр.
3. К о з ары (хазары) — тюркояэычный народ. Власть хазар
распространялась на обширные земли Северного Причерноморья.
739
В 964—965 гт. кн. Святослав Игоревич в походе на Волгу разгромил
хазар.
4. Варяги- выходцы из Скандинавии. Впервые упоминаются
в «Повести временных лет» в легенде о призвании варягов; в
IX—XI вв. варяжские воины были дружинниками у русских князей,
занимались оии и торговлей.
5. Кривичи — одно из древнерусских племен в верховьях
Днепра, Волги. Западной Двины и южиой части бассейна Чудского
озера. Последний раз упоминаются в летописи под 1162 г. Чудь—»
древнерусское название эстов и других угро-финских племен, жив-
ших во владениях Великого Новгорода. С названием этих племен
связан топоним — Чудское озеро. Меря — племя, относившееся к
финно-угорской группе племен, жили в междуречье Волги и Оки.
6. Аравитяне — жители Аравийского полуострова.
7. Радимичи — древнерусское племенное объединение, жив-
шее в восточной части Верхнего Подиепровья.
8. «...и начал пускать его т р у б а м и...» — речь идет
о так называемом греческом огне — зажигательной смеси, в состав
которой входили нефть, смолистые вещества и селитра, им пользо-
вались и как метательным средством для бросания камней из ме-
таллических труб.
9. Корсунцы — жители г. Корсуни — древнерусское название
Херсонеса в Крыму (развалины иа окраине Севастополя).
10. Печенеги — тюркские и сарматские племена. До конца.
IX в. кочевали между Аральским морем и Волгой, позднее занимали
Северное Причерноморье до Дуная.
11. П е р у н — языческий бог грозы, грома и молнии, считался
покровителем князя н его дружниы.
12. Свенельд — воевода кн. Игоря, отца кн. Святослава,
13. В я т и ч и — древнерусское племя, жившее в бассейне реки
Оки. Название свое получили, по летописи, от имени вождя Вятко.
14. Ясы — древнерусское название скифо-сарматоаланских
племен, предков осетин. К о со г н (к а с о г и) — древнерусское на-
звание адыгов, обитавших в Прикубанье.
15. Хоре, Дажбог, С т р и б о г, С и м а р г л, Мокошь —
древние славяно-русские языческие божества; Хоре — бог солнца,
тепла; Д а яс б о г (Дажьбог)—бог солнца, солнечного дня, све-
та; Ст рибо г—бог ветра, бурь, непогоды; Симаргл (Се-
м а р г л; — бог растений и корней, подземного мира; Мокошь
(М а к о ш ь) — богиня плодородия.
16. «... дань от плу.га...» — подчиняя отдельные племена,
князья облагали их данью. Вятнчи и радимичи платили дань с плу-
га или сохи деньгами.
17. Сыта п р е с л а д к а я — разварной мед иа воде.
18. Отроки — младшие дружинники князя. принимавшие
участие в походах и сборах дапн, находились в личном услужении
у князей.
19. Города Червенские - древнерусские города-крепости
X —XIII вв.: Червей, Волынь, Сутейск и др.
20. Половцы — древний тюркоязычный кочевой народ,
кочевали на огромном пространстве от западных отрогов Тянь-Шаня
до Дуная. Совершали набеги на Русь в XI—XIII вв.
21. «Апостол» — вторая часть Нового Завета.
22. Весь — селение, деревня.
23. Берендеи — тюркоязычное кочевое племя, располагав-
шееся в XI в. в южнорусских степях, вблизи Киевского и Переяс-
лавского княжеств.
24. Т д р к и — кочевое племя тюркского происхождения, в XI в.
обосновалось в южнорусских степях.
25. Тьма тем — бесчисленное множество. Тьма - десять
тысяч.
26. Тиун — княжеский слуга, управляющий княжеским хо-
зяйством, волостью или городом.
27. Р у х л я д ь — добро, пожитки, имущество.
28. Берковец — в данном случае емкость для хранения меда.
Являлся также мерой веса; один берковец равен 10 пудам.
29. Корчага — большой, обычно глиняный горшок, служил
для разных хозяйственных надобностей.
30. Мета— местность по р. Мете, вытекающей из озера
Мстипо и впадающей в озеро Ильмень.
31. Озеро — в данном случае вешняя вода, подтаявший лед
на Днепре.
32. Корела — древнее прибалтийско-финское племя; с XII в.
находилось под властью Великого Новгорода.
740
S3. «... имение брата моего...» —т. е. Игоря Ольговича^
34. Мешка — Мечислав, князь польский.
35. Вежа — кочевой шалаш, шатер.
36. С т ё г н о — бедро.
3/. «Кир ие. елеисон» (греч.) — Господи, помилуй!
38. Филиппов день — середина ноября.
ЗЭ. Др и чане — жители г. Друцка в Полоцком княжестве.
40. Петров день — конец июня.
41. «... дарил... рыбьими зубьями» — здесь имеется в
виду «рыбей моржов зуб», т. е. клыки моржа, шедшие на разные
поделки. Ценился наравне со слоновой костью.
42. Греческий путь — или путь из варяг в греки — вод-
ный торговый путь, связывавший Северную Русь, Прибалтику и
Скандинавию с Византией; Соляной 3 ал оз и ы й — юго-во-
сточный торговый путь, связывал Поднепровье с Азовским и Чер-
ным морями и Тмутараканским княжеством.
43. «...на Память 12 апостолов» — церковный празд-
ник в конце июня.
44. Кри Лош й не — младшие священнослужители.
45. Демест вен ник— церковный певчий, исполнитель т. н.
демественного пения — церковного пения по большим праздникам.
46. Скудельница — общая могила.
47. «... засечь все пут и...» — преградить все пути.
48. Фомина неделя — первое воскресенье после Пасхи.
49. Обеэ ы — древнерусское название предков грузин.
50. Брод ники старые — разноплеменные бродячие люди.
ВЗГЛЯД НА ИСТОРИЮ УСТАНОВЛЕНИЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО
ПОРЯДКА В РОССИИ ДО ПЕТРА ВЕЛИКОГО
Публичные лекции «Взгляд на историю установления госу-
дарственного порядка в России до Петра Великого» были прочита-
ны С. М. Соловьевым в 1851 г. в Московском университете. Он вы-
ступал в ряду известных московских профессоров. В 1852 г. все эти
лекции были изданы в книге «Публичные лекции ординарных про-
фессоров: Геймана, Рулье, Соловьева, Грановского, Шевырева. Чита-
ны в 1851 году в императорском Московском университете».
Текст печатается по книге: «С. М. Соловьев. Избранные труды.
Записки» (М., 1983). подготовленной А. А. Левандовским и Н. И. Цим-
баевым. Частично использованы и комментарии к ней.
1. Геродот — древнегреческий историк и путешественник
V в. до н. э., «отец истории». Автор обширного труда «История».
2. Рассказ о походе персидского царя Дария в Скифию нахо-
дится в «Истории» Геродота (книга IV).
3. Дион Хризостом (Златоуст) — древнегреческий
философ и риторик. Долго жил в Риме, изгнанный, поселился в
Северном Причерноморье.
4. М н т р и д а т VI Э в п а т о р — понтийский царь II—I вв.
до н. э.
5. Тацит Корнелий — римский историк конца I — нача-
ла II в.
6. Карл Великий — король франков, римский император,
в результате многочисленных завоеваний создал огромное госу-
дарство (конец VIII — начало IX в.).
7. Михаил Ш — византийский император IX в.
8. Кирилл (Константин) и Мефодий — славянские
просветители, проповедники, создатели славянской азбуки.
9. Меровинги и Каролинги — династии франкских
королей.
10. Геристаль — родовой замок Каролингов.
11. Моравия, Паиноння — римские провинции, располо-
женные к югу от среднего течения Дуная.
12. Святополк I — великоморавский князь IX в.
13. Во время похода киевского князя Святослава в Византию
в 971 г он был осажден византийским императором Иоанном I Ци-
мисхием в крепости Доростол на Дунае и не вышел к нему на
поединок.
14. Владимир — киевский князь. При нем в 988 г. в Киевской
Руси было принято христианство.
15. Царь Давид — израильский царь, иудейско-христианская
традиция считает Давида сочинителем религиозно-нравственных пе-
сен и псалмов, вошедших позднее в Псалтырь.
741
18. Ю л и а н — римский император IV и., получил христианское
воспитание, став императором, вернулся к языческой религии и по-
лучил призвание Юлиана Отступника,
17. Я т в я г н — древнее литовское племя, жившее в междуречье
Немана и Нарева.
18, Согласно саксонским хроникам этот эпизод произошел на
севере Англии в 628 г. при принятии христианства.
19. И л ар ион — первый киевский митрополит русского про-
исхождения (XI в.), автор «Слова о законе и благодати».
20. Леонтнй — епископ ростовский (XI в.), впоследствии ка-
нонизирован русской церковью.
21. Борне и Глеб — сыновья киевского князя Владимира,
убитые своим братом Святополком; канонизированы русской цер-
ковью.
22. А нтоиий - основатель и игумен Киево-Печерского мона-
стыря (XI в.), канонизирован русской церковью.
23. Феодосий — церковный деятель XI в., игумен Киево-Пе-
черс сого монастыря; канонизирован русской церковью.
24. Слова из книги римского поэта Овидия «Метаморфозы»
(кн. 1, строка 9).
25. Курбский Андрей Михайлович — полководец и го-
сударственный деятель. В 1564 г. бежал в Литву. Известна переписка
Курбского с Иваном Грозным.
26. Ягайло Ольгердович — великнй князь литовский
(кон. XIV — нач. XV в.). Женившись на польской королеве Ядвиге,
стал польским королем, принял католичество.
27. Борис Федорович Годунов умер в апреле 1605 г.,
когда в Россию уже вторглось войско самозванца Лжедмнтоия I.
После убийства Лжедмитрия I царем был избран в 1606 г. Васи-
лий Иванович Шуйский — глава влиятельной боярской
группировки, в июле 1610 г. свергнут н насильно пострижен в
монахи.
28. Старинный институт местничества отменен в 1682 г.
29. Адам Олеарнй — немецкий ученый и путешественник
XVII в. Оставил записки «Описание путешествия в Московию».
30. Иона — ростовский митрополит, сторонник реформ патриар-
ха Никона.
31. Н и к о н — патриарх с 1652 г., провел церковные рефор-
мы, в ходе которых возник раскол русской церкви. Стремился под-
чинить светскую власть духовной. В 1666 г. лишен патриаршества.
32. Филарет (Фе доп Никитич Романов) - патри-
арх, отец царя Михаила Федоровича, с которого началась династия
Романовых.
33. Федор Алексеевич — русский царь, старший брат
Петра I по отцу. •
34. С л авя но-го еко-лати иска я академия — от-
крыта в Москве о 1685 г., крупное учебно-просветнтельное уч-
реждение.
35. Ор д и н-На шоки и Афанасий Лаврентьевич —
государственный деятель, дипломат XVII в., глава Посольского при-
каза; Матвеев Артамон Сергеевич — государственный
деятель, дипломат, глава Посольского приказа после Ордина-На-
щокина.
36. Марсели с Петер — гамбургский купец, резидент Гол-
штинии в Москве.
37. Разин Степан Тимофеевич — донской казак, пред-
водитель Крестьянской войны 1670—1671 гг.
38. Спафарий Николай Гаврилович — русский дип-
ломат греческого происхождения (XVII в.).
39. Речь идет о Наталии Кирилловне Нарышкиной — второй
жене царя Алексея Михайловича, которая воспитывалась в доме
А. С. Матвеева.
40. Софья Алексеевна — старшая сестра Петра I по
отцу, правительница России в 1682—1689 гг.
РОССИЯ ПЕРЕД ЭПОХОЮ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ
«Россия перед эпохою преобразования» —первая глава тома 13
«Истории России с древнейших времен». Глава перепечатывается иэ
издания «История России с древнейших времен», вышедшего в
1959—1960 гг. под редакцией Л. В Черепнина. Глава имеет обшир-
ный аппарат сносок. В настоящем иэданин эти сноски, нужные для
специалистов, не воспроизводятся.
742
1. На Каталаунских (Каталонских) полях (северо-восточная Фран-
ция) в 451 г. произошла битв^, в которой войска во главе с рим-
ским полководцем Аэцием разгромили полчища гуннов под предво-
дительством Аттилы. Сражение получило название «битвы народов».
2. Б результате войн России с Турцией 1768—1774 и 1787—
1791 гг., в царствование Екатерины II. Крым был присоединен к
России.
3. Фердинанд Католик — король Кастилии. Арагона,
Сицилии и Неаполя в конце XV — начале XVI в. В результате 10-
летней войны изгнал мавров с Пиренейского полуострова.
4. Иоанн III — великий князь московский с 1462 г., в неко-
торых документах называется царем, важнейшим итогом его прав-
ления было свержение татаро-монгольского ига.
5. «Изгибоша яко обри» — т. е. погибли как обры — ава-
ры — союз тюркоязычных племен. В VI в. заняли Паннонию и ос-
новали там государство Аварский наганат. В VIII в. потерпели по-
ражение от франков, были вытеснены морзвами и венграми. Пол-
ностью ассимилированы народами Западного Причерноморья и По-
дунавья.
6. Магдебургское, немецкое право — от названия
крупного торгового центра средневековой Езропы г. Магдебурга,
имевшего право на самоуправление.— регламентировало торговлю и
ремесло, закрепляло привилегии городских сословий.
7. Ал ексей Петрович Хвост — боярин, московский ты-
сяцкий. выступил против вел. князя московского Симеона Гордого,,
был изгнан; при вел. князе Иоанне II — опять тысяцкий, убит
в 1357 г.
8. Дмитрий Иванович Донской — великий князь
владимирский н московский с 1359 г. Возглавия борьбу против та-
тар: в 1378 г. разгромил их на р. Боже, в 1380 г. разбил полчища
Мамая на Куликовом поле, за эту победу прозван Донским.
9. Вельяминовы — боярский рол. * несколько представите-
лей которого занимали должность московского тысяцкого. Подверг-
лись опале при Дмитрии Донском, после измены И. В. Вельяминова.
10. Речь идет о московском купце Некомате Сурожанине.
11. Иван Дмитриевич В с е в о л о ж с к и й — боярин, пе-
решел на сторону князя Юрия Дмитриевича звенигородского против
вел. князя московского Василия П Васильевича: ослеплен последним.
12. Гедкмии—великий князь литовский первой половины
XIV в.
13. Второй женой Иоанна III Васильевича была греческая ца-
ревна Софья Палеолог, племянница византийского императора.
14. Речь идет о посланиях А. М. Курбского Ивану IV Грозному.
15. П е т р — митрополит в 1308—1326 гг., в его «Житии» со-
держится пророчество о возвышении Москвы; канонизирован рус-
ской церковью; А л е к с и й — митрополит в 1354—1378 гг., при
нем резиденция митрополитов перенесена из Киева во Владимир,
играл активную роль в политической борьбе второй половины
XIV в., направленной на возвышение Московского княжества; кано-
низирован русской церковью; Иона — митрополит в 1448 —1461 гг..
был впервые поставлен собором русских епископов в Москве неза-
висимо от Константинопольской патриархии; вел церковную поли-
тику в интересах великих князей московских; канонизирован рус-
ской церковью.
16. Митрополит Алексий был сыном боярина Федора Бяконта и
крестником Ивана I Калиты.
17. Вассиан Косой — кн. Василий Иванович Патрикеев,
в 1499 г. насильно пострижен в монахи Василием III; один из ипео-
логов нестяжательства. вел резкую полемику с Иосифом Волоцким.
18. Иосиф Волоцкий— основатель и игумеи Волоколам-
ского монастыря, богослов, публицист конца XV — начала XVI в.:
жестоко преследовал еретиков, защитник монастырского земле-
владения. Канонизирован русской церковью.
19. Киприан — митрополит московский с 1381 г. Бежал из
Москвы, испугавшись нашествия Тохтамыша. за что был удален из
княжества Дмитрием Донским. Вернулся в Москву в 1390 г. при ве-
ликом князе Василии I Дмитриевиче.
20. Некомат Сурожанин — московский купец, торго-
вец южным товаром, поддерживал боярина И. В. Вельяминова в его
выступлении против Дмитрия Донского.
21. Соборное уложение 1649 г. (Уложение царя Алек-
сея Михайловича) — кодекс законов Русского государства, в кото-
ром разработаны вопросы государственного, административного,
гражданского и уголовного права, порядок судопроизводства.
743
22. Соборным уложением 1649 г. устанавливалась потомствен-
ная зависимость крестьян, были отменены «урочные лета» для сыска
беглых, устанавливался высокий штраф за их укрывательство.
23. Улус Кучумов — владения Кучума, последнего хана Си-
бирского ханства (убит в 1598 г.).
24. Булавин Кондратий Афанасьевич — донской
казак, предводитель крестьянского восстания 1707 — 1708 гг.; Пуга-
чев Емельян Иванович — донской казак, предводитель
Крестьянской войны 1773—1775 гг.
25. Речь идет о немецком путешественнике Адаме Олеарии.
26. Макиавелли Никколо — итальянский политический
мыслитель эпохи Возрождения; Медичи Екатерина — пред-
ставительница знаменитой флорентийской фамилии, жена француз-
ского короля Генриха II: Бона — польская королева, жена Си-
гизмунда I.
27. Девлет-Гирей — крымский хан. весной 1571 г. совер-
шил иабег на Русское государство, сжег Москву; в 1572 г. разбит
русскими войсками в сражении при Молодях.
28. Троицкий монастырь — основан известным церков-
ным деятелем XIV в. Сергием Радонежским около 1330—1340 гг.
Играл важную роль в политической жизни Русского государства.
В Смутное время Троицкий монастырь выдержал длительную осаду
польско-литовских войск с сентября 1608 г. по январь 1610 г. Ока-
зал значительную помощь первому земскому ополчению и народно-
му ополчению К. М. Минина и Д. М. Пожарского.
29. Станица п е в ч и х — хор из пяти человек.
30. И е р д а н ь (Иордан) — прорубь с помостом и временной
часовней для совершения обряда освящения воды в праздник Бо-
гоявления.
31. С т р я п н я — различные предметы, которые требовались
для праздничного царского выхода; фереэея — выходное доро-
гое верхнее платье.
32. Вайя — пальмовая ветвь, неделя вайи или цветоносная не-
деля — вербное воскресенье.
33. К а п т у р — попона, которая покрывала и голову лошади.
34. Строгановы — богатые московские купцы.
35. Стоянец — подставка для положения какой-либо веши,
например, царской державы; м и с а — большая металлическая или
глиняная чаша.
36. Горлатвый или душчатый мех — мех. взятый с
горла зверя.
37. «... иа наклестка х...» — по сторонам от того места, где
сидит царь.
38. Аргамаки — восточные породистые лошади.
39. К у т а з ы и паузы — украшения в виде кистей и шну-
ров с подвесками, надевавшиеся на шею лошади.
40. Избушка — крытый экипаж, возок.
41. Каптан — зимняя крытая повозка.
42. Ш а н д а н — стенной подсвечник; серебряник боль-
шой с лоханью — прибор для мытья рук; рассольники
высокие — сосуды для рассолов, соусов.
43. Рундук — в данном случае помост.
44. Щелкаловы — Андрей Яковлевич и Василий Яковле-
вич — влиятельные думные дьяки в царствование Ивана Грозного
и Бориса Годунова. Занимали высокие государственные должности,
управляли несколькими приказами. Карьера обоих закончилась
опалой. Грамотнн Иван Тарасьевич — дипломат, думный
дьяк Посольского приказа. При Василин Шуйском перешел на сторону
Лжедмитрия II, несмотря на все свои интриги сохранил звание ДУм-
иого дьяка и печатника.
45. Из рода Головииых-Ховрииых в XVI—XVII вв. было 6 бояр
и 8 окольничих.
46. Цитата из книги Г К. Котошихина «О России в царствова-
ние Алексея Михайловича».
47. Речь идет об Иване Тихоновиче Посошкове и цитируется его
сочинение «О ратном поведении». Сочинения, ч. 1, М., 1841. с. 287—
288. (См. также комментарий № 70 к «Чтениям о Петре Великом» )
48. Целовальники — выборная должность в России конца
XV—XVIII вв. При вступлении в должность давали присягу, целовали
крест — отсюда и название.
49. Аидрусовское перемирие — подписано в 1667 г.
между Россией и Речью Посполитой в деревне Андрусово близ Смо-
ленска; им завершилась русско-по1й>ская война 1854—1667 гг.
50. Бирючи — вестники, глашатаи.
744
51. «...живут в белых...» — т. е. не платят государствен-
ного тягла.
52. Ефимки — русифицированное название иоахимсталера —
серебряной монеты, которая чеканилась с начала XVI в. в Вогемни.
53. Крестьянин, бобыль, захребетник — категории
феодально зависимого населения, различавшиеся по их хозяйствен-
ной состоятельности.
54. Черное село, его жители — черносошные крестьяне —
обязаны были платить повинности государству, позднее из них ело»
жился слой государственных крестьян.
55. Половники — крестьяне, вынужденные арендовать зем-
лю и брать ссуды на ведение хозяйства в соответствии с условиями
договора «о половье».
56. Всеземская коробка — всеэемская казна.
57. Руга — плата, содержание.
58. Та бор и тст во — революционное, антифеодальное направ-
ление в гуситском движении в Чехии XV в., проповедовало идею
социального равенства.
59. Анабаптизм — религиозно-политическое движение в Ев-
ропе, возникшее накануне Крестьянской войны в Германии XVI в.,
отрицало необходимость духовной и светской власти, осуждало со-
циальное неравенство.
60. П л а т о н — московский митрополит в 1775 — 1812 гг., извест*
ный проповедник, автор первой книги по истории русской церкви —
«Краткая российская церковная история».
61. «... ие истинно крещен, облива и...» — т. е. кре-
щен не по православному обряду, а по католическому.
62. «...с тепенных и нестепеиных монасты-
рях...» — в XVII в. монастыри подразделялись по рангам, степеням;
монастырями высшего ранга являлись ставропигиальные монасты-
ри, которые управлялись непосредственно патриархом.
63. С т о г л а в — церковный собор 1551 г. с участием Ивана IV
и представителей Боярской думы. В сборнике его постановлений,
разделенном на 100 глав.— «Стоглаве» — унифицированы церков-
ные обряды, провозглашена неприкосновенность церковного иму-
щества, но вместе с тем несколько ограничен рост церковного и мо-
настырского землевладения.
64. Харатейные книги — книги, написанные на пер-
гаменте.
65. Никоиово дело — в ноябре 1668 г. в Москве началось
соборное слушание обвинений против патриарха Никона. На собор
прибыли восточные патриархн Макарий Антиохийский и Паисий
Александрийский. Никон был лишен патриаршества, но введенные
им новые церковные книги и обряды утверждены собором.
66. Филипп (Колычев) — митрополит московский с 1566
по 1568 г.; боролся против опричнины Ивана Грозного; задушен Ма-
лютой Скуратовым в 1569 г. по приказанию царя. Канонизирован
русской церковью.
67. Иосиф — патриарх в 1642—1652 гг., под давлением царя
Алексея Михайловича и кружка «ревнителей благочестия» вынуж-
ден был приступить к изменению церковных обрядов.
68. «...об р а вся зятьями своими и друзьями» —
т. е. окружив себя.
69. Иосиф — архиепископ коломенский и каширский в
1672—1675 гг, В 1675 г. отрешен по суду.
70. И о а к и м — патриарх в 1674 — 1690 гг.; проявлял большую
энергию в борьбе за повышение нравственности духовенства, про-
должал исправление церковных книг, преследовал раскольников.
71. Коиотопское и Чудновское поражения —
поражения русских войск от Речи Посполитой в 1659 г. (под Коно-
топом) и в 1660 г. (под Чудновым на Волыни).
72. «с... бобровых гоиов с знамен и...» — т. е. с участ-
ка леса, земли, принадлежащих определенному владельцу и имею-
щих его рубежный знак — знамя.
73. Сурна — древнерусский музыкальный инструмент, похо-
жий на трубу; н а к р ы — ударный инструмент — бубен, барабан,
74. Часослов — церковная книга, в которой записана после-
довательность часов, молитв, и некоторых других церковных
служб. Псалтырь — сборник псалмов, входящий в Ветхий завет.
75. Домострой — свод правил поведения горожанина в от-
ношении к светским властям, церкви, к семье и слугам. Составлен
протопопом Сильвестром. Памятник XVI в.
76. Котошихин Григорий Карпович — подьячий По-
сельского приказа в царствование Алексея Михайловича, бежал из
России, оставил сочинение о Московском государстве в XVII в.
745
77. Морозов Борис Иванович — боярин, воспитатель,
«дядька» царя Алексея Михайловича, возглавлял несколько прика-
зов, имел большое влияние на царя.
78. Хитрово Богдан Матвеевич — боярин, дворецкий,
приближенный царя Алексея Михайловича.
79. Симеон Полоцкий — белорусский и русский церков-
ный и общественный деятель, писатель. С 1667 г. воспитатель детей
Алексея Михайловича — Федора и Софьи. Автор сборников пропо-
ведей и стихов «Вертоград многоцветный», «Рнфмологион», извест-
ной «Псалтири рифмованной», двух комедий.
80. Темир-Аксаково действо — или «Комедия о Та-
мерлане и Баязете» — старинный спектакль.
81. «...как Алафериу-царю царица голову от-
секла...»,— ветхозаветный сюжет о том, как прекрасная Юднфь
убила полководца ассирийского царя Навуходоносора Олоферна
(Алаферна), осадившего иудейский город Ветилуй.
82. «... как Артаксеркс велел повесить Ама-
н а...» — ветхозаветная история о том, как царь Артаксеркс (Ксеркс)
повесил своего визиря Амана из-за ревности к своей невесте, краса-
вице Эсфирь.
83. Скопин-Шуйский Михаил Васильевич — пол-
ководец начала XVII в. В 1609 г. разбил войска сторонников Лже-
дмитрия II под Торжком, Тверью, Дмитровом, в 1610 г. снял осаду
Москвы. Внезапно умер в разгар праздника по случаю разгрома
тушинцев.
84. Известны были многие переделки преданий об Александре
Македонском — «Александрии».
85. Речь идет о сочинении итальянского историка и поэта XIII в.
Гвидо де Колумпа «История падения Трои».
86. Репнин-Оболенский Борис Александро-
вич — боярин, пользовался большим влиянием в царствование Ми-
хаила Федоровича, в 1653 г. был полномочным послом в Польше.
87. Среди привезенных Репниным-Оболенским книг перечис-
ляются: словари, «Хроника Европы» польского церковного и
политического деятеля Павла Пясецкого. книга польского
хрониста Александра Гвагнина — автора нсторико-геогра-
фического описания Польши. Литвы, Украины и Белоруссии и крат-
кой исторической хроники Польши.
83. Стефан Баторий — польский король с 1576 г.
89. Иннокентий Гизель — украинский историк и поли-
тический деятель XVII в., архимандрит Кнево-Печерской лавры, счи-
тается автором «Киевского синопсиса» — первого учебника по исто-
рии (1674).
90. Имеется в виду сочииенне польского историка и поэта вто-
рой половины XVI в. Матвея С т р ыйковс кого «Хроника
польская, литовская, жмудьская и всея Руси».
91. Яфет (Иафет, А ф е т) — сын Ноя. по библейскому пре-
данию, спасшегося со своей семьей от всемирного потопа.
92. Киев был взят Батыем осенью 1240 г.
93. Мамаево побоище, или Куликовская битва, в которой Мамай
был разбит русскими войсками во главе с московским князем Дмит-
рием Ивановичем, произошла в 1380 г.
94. Фукиднд — древнегреческий историк V в. до н. з., автор
«Истооии», посвященной Пелопонесской войне.
95. Плиний Младший — римский писатель и государст-
венный деятель I — II в. н. э.— автор похвальной речи императору
Траяну — «Панегирика».
96. Книга «Врач анатомия Андрея Вессалия
Брукселенска» переведена на русский язык Епифанием Слави-
нецким и издана не позднее 1675 г.
97. «в ы с п р ь гор» — вершины гор.
98. Четыредесятница — велнкий пост перед Пасхой, про-
должающийся 40 дней.
99. «С т а т и р» — сборник воскресных и праздничных поучений
безвестного пермского священника; издан в 1684 г.
100. Паисий Л и г а р и д — митрополит Газский, был пригла-
шен в Россию патриархом Никоном для исправления церков-
ных книг.
101. Юрий Крижанич — видный представитель научной и
общественно-политической мысли славян XVII в., просветитель, идео-
лог славянского единства и сохранения славянской культуры; около
20 лет (с 1659 г.) прожил в России. Погиб в 1683 г. под Веной в бит-
ве с турками, находясь в войске польского короля Яна Собеского.
746
102. «Начальники твои — сообщники воров»—?
из библейской книги пророка Исайи.
103. Басманов Петр Федорович — известный воевода XVII в.,
в 1604 г. особо отличился в сражении с войском Лжедмитрия I
у Новгорода Северского. После смерти Бориса Годунова перешел иа
сторону самозванца; убит в 1606 г. вместе с Лжедмитрием I. Шеин
Михаил Борисович — боярин, воевода. В 160Э—1611 гг. под его ко-
мандованием Смоленск выдержал 20-месячную осаду войск польско-
го короля Сигизмунда III. В 1632 г. назначен главным воеводой в
русско-польской войне 1632 —1634 гг. Оставшись без помощи и про-
довольствия, вынужден был капитулировать под Смоленском. Неза-
служенно обвинен в измене и казнен в 1634 г.
104. Схизматики — т. е. вероотступники.
105. Аввакум Петрович — протопоп, один из руководи-
телей раскола, боролся против церковной реформы патриарха Ни-
кона; сожжен в 1682 г.; важнейшим памятником раскольнической
литературы является «Житие протопопа Аввакума, написанное им
самим».
106. Митра — позолоченный головной убор высшего духовенст-
ва; саккос — длинная прямая одежда священнослужителей.
107. Э. Кортес и Ф. Писарро (П и з а р р о) — испанские
конкистадоры начала XVI в., завоеватели новых земель в Америке.
108. Стефан Вон ифатье в — протопоп Благовещенского
собора Московского Кремля, духовник царя Алексея Михайловича,
основатель кружка «ревнителей благочестия» в Москве; Иван Не-
ронов — протопоп Казанского собора в Москве, известный пропо-
ведник, член кружка «ревнителей благочестия»
109. «... и покрыла на престоле дискос, будто
воздух...»—Дискос — блюдо на ножке с изображением младенца
Иисуса, на котором освящают часть просфоры во время причастия;
воздух — покрывало из парчи или шелка с изображением креста,
которым накрывают во время литургии священные сосуды.
110. П р о с ф о р о м и с а н и е — извлечение частиц из просфор
в ходе церковного богослужения.
111. П о л м а — т. е. пополам.
112, Даурия, Даурская земля — русское название
Приамурья и Забайкалья в XVII в.
113. Дощеиик — плоскодонная речная лодка.
114. Федор Р т и щ е в — боярин, один нз близких ко двору
«ревнителей благочестия», основал в середине XVII в. Андреевский
монастырь иа правом берегу Москвы-реки, близ с. Воробьево, кото-
рый должен был стать центром работы по исправлению богослу-
жебных книг.
115. Стрешнев Родион Матвеевич — боярин. Во вре-
мя ссоры царя Алексея Михайловича с патриархом Никоиом Стреш-
нев неоднократно посылался царем для переговоров с Никоном; был
расположен к Аввакуму, оказывал ему денежную помощь. В 1679—
1685 гг. был дядькой прн царевиче, а затем царе Петре Алексеевиче.
116. Морозова Федосья Прокопиевна (Прокофь-
евна) — боярыня, родственница Бориса Ивановича Морозова, из-
вестная сторонница протопопа Аввакума и старообрядцев.
117. Питирим — патриарх московский в 1672—1673 гг. Во вре-
мя суда над Никоном был его яростным обвинителем.
РУССКИЕ ИСПОВЕДНИКИ ПРОСВЕЩЕНИЯ В XVII ВЕКЕ
Впервые статья была опубликована в журнале «Русский вест-
ник» в 1857 г., т. 11, № 9, кн. 1. Б нашей книге воспроизводится
по журнальному тексту.
1. Г е р м о г е н — патриарх московский н всея Руси в 1606—
1612 гг., выступал против избрания царем польского королевича
Владислава, был заключен поляками в Чудов монастырь, где умер
от голода.
2. Летом 1608 г. самозванец Лжедмитрий II обосновался лаге-
рем в селе Тушине близ Москвы и пытался ее окружить; образова-
лось два правительства: одно в Москве с царем Василием Иванови-
чем Шуйским, второе — в Тушине с Лжедмитрием И. Некоторые
знатные фамилии имели представителей при обоих дворах.
3. «Тушинским вором» илн «цариком» называли в Моск-
ве Лжедмитрия П. Слово «вор» в старинном его значении имело бо-
лее широкий смысл — бунтовщик, государственный преступник.
747
4. Управные грамоты — документы, в которых были за-
фиксированы имущественные права или решения судебной тяжбы
по какому-либо вопросу.
5. Головщик — управляющий клиросом, т. е. низшими слу-
жителями церкви — чтецами и певчими.
6. Уставщик — старший среди певчих в православной
церкви.
7. «...с мотовилом своим на клиросе стоять...» —
мотовило — здесь ироническое название посоха архимандрита.
8. Налой (аналой) — стол, на который кладут во время
богослужения иконы н Евангелие.
9. Авра амий Палицын — келарь Троице-Сергиева мона-
стыря с 1608 г. Известен своей патриотической деятельностью в эпо-
ху Смутного времени, автор «Сказания об осаде Троице-Сергиева
монастыря от поляков и литвы и о бывших потом в России мя-
тежах».
10. К а н о н а р х и с т — распорядитель церковного пения в мо-
настырях.
11. Потребннк (Требник) — богослуягебная книга, содер-
жащая молитвы, относящиеся к различным требам (священно-
действию).
ПУБЛИЧНЫЕ ЧТЕНИЯ О ПЕТРЕ ВЕЛИКОМ
«Публичные чтения о Петре Великом» были написаны Соловье-
вым к 200-летию со дня рождения Петра I, широко отмечавшемуся
в России в 1872 г. Лекции читались им в зале Благородного собра-
ния (ныне Колонный зал Дома Союзов в Москве) с 6 февраля по
14 мая 1872 г.
Воспроизводятся по книге «Публичные чтения о Петре Вели-
ком», вышедшей в серии «Памятники исторической мысли» (М.,
«Наука», 1984) и подготовленной Л. Н. Пушкаревым, частично ис-
пользованы и комментарии к ней.
1. Соловьев имеет в виду отношение к петровским преобразова-
ниям западников н славянофилов.
2. Строка из «Оды на день тезоименитства его императорского
высочества государя великого князя Петра Федоровича» М. В. Ло-
моносова (1743 г.).
3. ... «приведение Петром России от небытия
к б ы т и ю» - взято из книги П. Н. Крекшина «Краткое описание
блаженных дел великого государя императора Петра Великого, са-
модержца всероссийского».
4. Чингиз-хан (Темучин) — монгольский хан, полководец
конца XII — начала XIII в., совершал грабительские набеги на Се-
верный Китай, Среднюю Азию, Иран, Закавказье; Тамерлан
(Тимур) — среднеазиатский полководец и завоеватель конца XIV —
начала XV в., разгромил Золотую Орду, совершал набеги на Персию,
Закавказье, Индию, Малую Азию, Китай.
5. «... народом младенцем, народом н е истори-
ческим...»— Соловьев называет народ, не имевший письменности.
6. Подобное противопоставление было характерно для истори-
ческого самосознания и науки XVIII —XIX вв.
7. «Плоть от плоти своея и кость от костей
своих» — выражение, взятое из Библии.
8. Научная разработка истории Петра I началась в России от-
носительно поздно, с середины XIX в.
9. С. М. Соловьев, как и Т. Н, Грановский, в духе времени, до.
пускал такое сопоставление истории народа с жизнью человека.
10. Платон — древнегреческий философ конца V — начала
IV в. до н. э., ученик Сократа; его идеи оказали большое влияние
в развитии философии. Аристотель — древнегреческий фило-
соф и ученый-энциклопедист IV в. до н. в., ученик Платона, Цице-
рон Марк Туллнй — римский оратор, философ, политический
деятель I в. до н. э.
11. Начало новой истории для народов Западной Европы Со-
ловьев, как и другие представители европейской историографии, от-
носил к XV — началу XVI в., связывая его с появлением гуманизма
и Реформации.
12. Киевский князь Святослав был убит печенегами в 972 г. Пе-
ченежский князь Куря, по преданию, сделал из его черепа чашу
для вина.
748
13. «латинство и бесерменство» — старинные назва-
ния католичества и мусульманства.
14. Соловьев, как и другие близкие ему историки, полагал, что
оформление закрепощения щэзстьян и складывание крепостного
права в России происходило в XV—XVII вв. и вызывалось будто бы
необходимостью подчинения интересов всех сословий интересам го-
сударственной власти.
15. Имеются в виду труды историков Н. И. Костомарова и
А. П. Щапова.
16. «л у тор, кальвин» —т. е. лютеранин и кальвинист —
представители различных направлений в протестантизме.
17. Пленником в Казани был велнкий князь московский Васи-
лий П Васильевич Темный, потерпевший поражение от татар в 1445 г.
18. Крымский хан Девлет-Гирей сжег Москву в- 1571 г. Слова
о том, что' «опа уже после того не поправлялась», являются пре-
увеличением.
19. Имеется в виду борьба украинского н белорусского народов
под предводительством Богдана Хмельницкого против польских фео-
далов и война России с Речью Посполитой 1654—1667 гг.
20. Медичи — флорентийский род, правивший во Флоренции
в XV — начале XVIII в. В XV в, банкирский дом Медичи был- самым
крупным в Европе.
21. Людовик XIV— французский король во второй полови-
не XVII — начале XVIII в., из династии Бурбонов. Его правление от-
мечено укреплением абсолютизма и централизацией власти.
22. Кольбер Жан Батист— генеральный контролер фи-
нансов Франции при Людовике XIV. Проводил политику меркан-
тилизма.
23. Лютер Мартин — главный .деятель Реформации в Гер-
мании начала XVI в., основатель немецкого протестантизма (люте-
ранства). Мюнцер Томас — вождь крестьянских и плебейских
масс в Реформации и Крестьянской войне в Германии 15.24—1526 гг.
24. Орден иезуитов был основан в 1534 г., он являлся орудием
борьбы католической церкви с Реформацией.
25. Речь идет о первой типографии в Москве, созданной в
1553 г. Иваном Федоровым и Петром Мстиславцевым, в которой пе-
чатались церковные книги, что положило начало российскому кни-
гопечатанию.
26. Цитата из «Жития протопопа Аввакума».
27. Пресуществление — т. е. по христианскому мировоз-
зрению превращение при причастии хлеба и внна в тело и кровь
Христа.
28. Аввакум (см. -комментарий 105 к главе «Россия перед
эпохою преобразования»).
29. Речь идет об английском мыслителе и государственном дея-
теле конца XVI — начала XVII в. Ф. Бэконе.
30. Соловьев говорит о Жанне д’Арк, под предводительством ко-
торой французская армия одержала несколько побед над англича-
нами в XV в.
31. Имеется в виду Славяно-греко-латинская академия, осно-
ванная в Москве в 1685 г.
32. СлавинецкиЙ Епифаний — украинский н русский
церковный деятель, филолог, переводчик, в 1649 г. приехал в Моск-
ву. Принимал участие в церковных реформах патриарха Никона;
Медведев Сильвестр — ученый-богослов, просветитель, поэт,
историк, ученик С. Полоцкого. Сторонник царевны Софьи, казнен
в 1691 г. Лихуды Иоаниикий и Софроний — просвети-
тели. проповедники греческого происхождения, в Москву прибыли
в 1685 г., стояли во главе Славяно-греКо-литинской академии.
33. Смута начала XVII в. во многом была связана с пресечением
династии Рюриковичей после смерти сына Ивана Грозного Федора
Ивановича в 1598 г.; смута конца XVII в. связана с противоборст-
вом между сторонниками детей царя Алексея Михайловича от пер-
вого брака с М. И. Милославской — Федора, Ивана и Софьи и его
сына от второго брака с Н. К. Нарышкиной — Петра.
34. Голицын Василий Васильевич — боярин, глава По-
сольского приказа, хранитель царской печати, фаворит царевны
Софьи, после ее смерти сослан в Архангельский край, где и умер.
35. Хованский Иван Андреевич — влиятельный дея-
тель в правление царевны Софьи, глава Стрелецкого приказа, пред-
водитель стрелецкого бунта 1682 г. Казнен в 1682 г.
36. Цитируется письмо Петра I матери от 20 апреля 1889 г.
37. Соловьев приводит слова о Петре I из стихотворения
А. С. Пушкина «Стансы» (1828 г.): «То академик, то герой. То море-
плаватель, то плотник, Он всеобъемлющей душой На троне вечный
был работник».
38. Слова о Петре I из стихотворения А. С. Пушкина «Моя ро-
дословная» (1830 г.): «Сей шкипер был тот шкипер славный, Кем на-
ша двинулась земля. Кто придал мощно бег державный Рулю родное
го корабля».
39. Слова из упоминавшегося письма Петра I к матери от 20 ап-
реля 1689 г.
40. Астролябия — прибор для определения положения не-
бесных светил и для геодезических измерений.
41. Тиммерман Франц Ф е д о р о в и ч — голландец, инже-
нер, учил Петра I геометрии и фортификации, заведовал переяслав-
ским судостроением, участник Азовских походов; Бранд Кар-
стен — голландец, приехал в Россию в 1669 г., являлся первым
наставником царя в морском деле, построил яхту иа Москве-реке и
несколько судов иа Переяславском озере.
42. Ромодановский Федор Юрьевич — сподвижник
Петра I, глава Преображенского приказа, ведавшего розыском по-
литических преступников и разбойных дел. Во время отсутствия
Петра I в Москве являлся фактическим правителем страны. В у-
турлин Иван Иванович — стольник, позднее генерал, участ-
ник Северной войны, играл активную роль в розыске по делу царе-
вича Алексея.
43. Лефорт Франц Яковлевич — уроженец Швейца-
рии, в Россию приехал в 1675 г., наставник и близкий человек
Петра I; во время Азовских походов командовал флотом, получил
звание генерал-адмирала. Возглавлял в 1697 г. «Великое посольство»
вместе с Ф. А. Головиным и П. Б. Воэиицыным.
44. Дорошенко Петр Дорофеевич — гетман Правобе-
режной Украины. Воевал против России в союзе с Турцией и крым-
ским ханом. Сдался русским войскам в 1676 г., позднее назначен
воеводой в Вятку.
45. Собеский Ян — польский полководец, с 1674 г.— ко-
роль Речи Посполитой.
46. Приведены слова нз письма Петра I начальнику Разрядного
приказа, боярину Тихону Никитичу Стрешневу от 23 марта 1696 г.
47. Головин Федор Алексеевич — боярин, граф, ге-
нерал-адмирал. Возглавлял вместе с Ф. Лефортом и П. Б. Возиицы-
ным «Великое посольство». С 1699 г. руководил русской внешней
политикой.
48. Нерон Клавдий Цезарь — римский император
с 54 по 68 г.
49. Виниус Андрей Андреевич — обрусевший гол-
ландец. думный дьяк, возглавлял несколько приказов, в том числе
Сибирский; организовал горно-металлургическое производство на
Урале; образованный человек своего времени, коллекционер, биб-
лиофил. ,
50. «... ее благодетель...» — т. е. А. С. Матвеев — воспи-
татель Н. К. Нарышкиной, матери Петра I.
51. Август II Фридрих — польский король в 1697—
1733 гг., курфюрст (владетельный князь) саксонский, союзник Рос-
сии в Северной войне.
52. По-видимому, речь идет о древнегреческом философе IV в.
до н. э. Диогене Синопском.
53. Новое летосчисление введено с 1 января 1700 г.
54. Речь идет об ордене Андрея Первозванного, который был
учрежден 10 марта 1699 г.
55. Ливония — территория современных Латвии и Эстонии.
56. Украинцев Емельян Игнатьевич — думный
дьяк, дипломат, посланник в Швеции, Дании, Голландии, Турции.
Участвовал в подписании «Вечного мира» с Польшей в 1686 г.
57. Первое упоминание в летописи о появлении русских лодок
под Константинополем относится к 866 г.— поход Аскольда и Дира.
58. Имеется в виду Балтийское море, откуда, согласно «Повести
временных лет», прибыли на Русь князья Рюрик, Синеус и Трувор.
59. Па тку л ь Иогаин Рейнгольд — лифляидский дво-
рянин, разрабатывал планы военного союза России, Польши и Сак-
сонии против Швеции; арестован саксонцами и выдан Швеции, каз-
ней шведамн в 1707 г.
60. Шереметев Борис Петрович — боярин, генерал,
фельдмаршал, гпаф, одаренный полководец, участник Азовских по-
ходов 1695—1696 гг. и Северной войны.
61. Меншиков Алексеи др Данилович — извест-
ный сподвижник н любимец Петра I, благодаря своим талантам и
энергии проделал путь от сержанта Преображенского полка до
светлейшего князя и генерал-фельдмаршала. При Екатерине I фак-
750
тичессий правитель государства. В 1727 г. сослан Петром II в Бе-
резов, где и умер.
62. Московский университет был основан в 1755 г.
63. Петр I упоминает о поражении русских войск от шведов
под Нарвой в ноябре 1700 г.
64. По договору России с Речью Посполитой, подписанному в
августе 1704 г. под Нарвой. Россия и Польша обязались вести сов-
местные действия против Швеции. Шведы вынуждены были продол-
жать войну иа территории Польши.
65. Долгорукий Григорий Федорович — генерал-
адъютант, дипломат, сенатор; в течение 20 лет являлся русским по-
сланником в Польше: участник Полтавского сражения.
66. Станислав Лещинский — польский король, став-
ленник шведского короля Карла XII.
67. Голицын Михаил М и х а й л о в и ч — известный пол-
ководец начала XVIII в., генерал, фельдмаршал, особо отличился в
Полтавском и Гангутском сражениях.
68. После измены гетмана И. С. Мазепы в 1708 г. (см. о нем
рассказ «Мазепа», (с. 604—616) гетманом был избран И. И. Скоро-
падский.
69. Приведены слова из письма Петра I князю Ф. Ю. Ромода-
новскому.
70. Посошков Иван Тихонович — выходец из под-
московных торговых крестьян, тэомышленник, экономист, публи-
цист, сторонник петровских преобразований и политики мерканти-
лизма; автор <Книгн о скудости и богатстве».
71. Курбатов Алексей А л е к с а н др о в и ч — инспек-
тор ратушного управления, архангельский вице-губернатор. Был за-
подозрен в злоупотреблениях, умер в 1721 г., не дождавшись окон-
чания следствия.
72. О р л е н о й бумага называлась потому, что на российском
гербе был изображен двуглавый орел.
73. Магницкий Леоитий Филиппович — ученый-
математик, выпускник Славяно-греко-латннской академии, препода-
вал в московской школе «математических и навигациях наук», ав-
тор знаменитого учебника «Арифметика...».
74. Поликарпов Федор Поликарпов и ч —дьяк,
справщик и директор московской типографии. Написал Историю Рос-
сии, которая не получила одобрения Петра I и не была издана.
75. Квинт Курцнй — римский историк I в. н. э.. написал
«Историю Александра Македонского» в 10 книгах.
76. «Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и
памяти, случившихся в Московском государстве и в иных окрест-
ных странах» — первая русская печатная газета, издавалась по ука-
занию Петра I от 16 декабря 1702 г.
77. Пьесы Ж.-Б. Мольера проникают в Россию в конце XVII в.
Существует предание, что сестра Петра I (по-видимому, Наталия
Алексеевна) разыгрывала вместе с придворной молодежью пьесы
Мольера «Лекарь поневоле». «Амфитрион», «Жеманницы».
78. Речь идет о капитане Рогульском, поймавшем в Костром-
ском и Галицком уездах 10 разбойников-помещиков.
79. Патриаршество существовало в России с 1589 г. Первым
патриархом был Иов, последним — Адриан. После его смерти в 1700 г.
патриархи не избирались. Управление церковью переходит после
введения Духовного регламента в 1721 г. к Святейшему Синоду.
80. Адриан — десятый, последний патриарх московский н
всея Руси с 1690 по 1700 г., ярый приверженец старины, противник
реформ Петра I.
81. Стефан Яворский — церковный деятель, публицист,
митрополит рязанский и муромский, в 1700 г. по желанию Петра I
поставлен местоблюстителем патриаршего престола (т. е. являлся
временным исполнителем патриаршей должности); автор сочинения,
направленного против лютеранства, «Камень веры». Дмитрий
Ростовский — митрополит ростовский, один из наиболее почи-
таемых богословов русской церкви, составитель популярных среди
читателей Четьих миней (сборника, содержащего Жития святых), ак-
тивный преследователь старообрядцев; канонизирован русской цер-
ковью. Филофей Лещинский — эконом Киево-Печерского мо-
настыря, митрополит тобольский. Феофан Прокопович —
церковный и политический деятель, писатель, публицист, историк,
один из образованнейших людей своего времени, помощник Петра I
в проведении церковной реформы. Автор «Духовного регламента» и
трактатов — «Слово о власти и чести царской». «Правда воли мо-
наршей», в которых обосновывалась идея абсолютной власти царя
и подчинения церкви государству. Феофилакт Лопатин-
751
с к и й — архимандрит, префект славянйгреко-латинских школ, ар-
хиепископ тверской.
82. Му си и - П у ш к и н Иван Алексеевич — боярин,
граф, сенатор, управляющий Монастырским приказом в 1710 —
1717 гг.
83. Митрофан Воронежский - первый воронежский
епископ в 1682—1703 гг., сторонник преобразований Петра I; кано-
низирован русской церковью.
84. Об астраханском восстании см. рассказ «Сто свадеб в Аст-
рахани» (с. 584—590).
85. Во главе башкирского восстания 1705—1711 гг. стояли стар-
шины Алдар Исекеев и Кусюм Тюлекеев. Подавлено войсками, кото-
рыми командовал боярин П. И. Хованский.
86. Мазепа Иван Степанович — гетман Левобережной
Украины в 1687—1708 гг., в октябре 1708 г. перешел на сторону
шведского короля Карла XII; после поражения шведов в Полтавском
сражении бежал вместе с Карлом XII в Турцию, где и умер в 1709 г,
87,. Долгорукий Василий В л а д и м и р о в и ч — гвар-
дии майор, позднее — фельдмаршал; руководил подавлением вос-
стания К. А. Булавина, сыграл заметную роль в Полтавском сраже-
нии. При Анне Иоанновне сослан в Шлиссельбург; при Елизавете
Петровне возвращен и вновь получил фельдмаршальский чин.
88. Милорадовнч Михаил— сербский полковник, пы-
тался поднять славян на борьбу с турками во время русско-турец-
кой войны 1711 г., после войны переселился в Россию.
89. Кантемир Дмитрий Константинович — уче-:
ный н политический деятель, господарь Молдавии, союзник России
во время русско-турецкой войны 1711 г., после неудачного Прутско-
го похода русской армии переселился в Россию.
90. В цитируемом письме Петра 1 адмиралу Ф. М. Апраксину от
19 сентября 1713 г. упоминается война за испанское наследство,
происходившая в Европе в 1701 — 1713 гг., в этой войне участвовали
Франция, Австрия, Пруссия, Голландия и Англия.
91. Птолемей К л а в д и й — греческий ученый I —II
астроном, математик, географ.
92 Защита диссидентов (т е. православных и лютеран), притес-
няемых в Речи Посполитой господствующей католической церковью,
была использована русским правительством как повод для вмеша-
тельства в польские дела. В 1767 г. польский Сейм уравнял в пра-
вах жителей Польши всех вероисповеданий: католиков, лютерды,
православных. Но часть шляхетства и католическое духовенство
воспротивились этому решению. В 1768 г. недовольные объедини-
лись в Барскую конфедерацию. Их выступление с оружием в руках
послужило поводом для первого раздела Польши между Россией,
Пруссией и Австрией в, 1772 г. К России отошли латвийские и бе-
лорусские земли.
93. Курфюрст Ганноверский Георг Людвнг в 1714 г. стал англий-
ским королем под именем Георга 1, положив начало Ганноверской
династии английских королей.
94. В 1713 г. успешными действиями русских войск шведы
были вытеснены из Финляндии. Соловьев приводит слова из пись-
ма Петра I адмиралу Апраксину от 30 октября 1712 г.
95. Аландский к о н г р е с с — переговоры о мире между
Россией и Швецией—проходил с мая 1718 г. по октябрь 1719 г. на
Аландских островах; был прерван из-за позиции Швеции, в которой
после смерти короля Карла XII (1718 г.) возобладала ориентация
на союз с Англией.
96. Ул ьрика-Элеонора — сестра шведского короля Кар-
ла XII, королева Швеции с 1718 г.
97 Ништадский мир положил долгожданный конец Север-
ной войне, продолжавшейся с 1700 по 1721 г. Россия утвердилась
на Балтийском море. Петр I был провозглашен императором и по
решению Сената стал именоваться Петром Великим, а Россия им-
перией.
98. Апраксин Федор Матвеевич — известный спод-
вижник Петра I, генерал-адмирал; занимал важные государственные
должности, командовал флотом во время Северной войны.
99. Головкин Гавриил Иванович — крупный государ-
ственный деятель, преемник Ф. А. Головина в управлении внешней
политикой, государственный канцлер, президент Коллегии иностран-
ных дел,
100. Шафиров Петр Павлович — дипломат, президент
Коммерц-коллегии, вице-канцлер, вице-президент Коллегии иностран-
ных дел.
752
1U1. Я г У ж и н с к и й Павел Иванович — генерал-адыо-
тант, дипломат, один из ближайших сподвижников Петра I, первый
генерал-прокурор Святейшего Синода; участвовал в заговоре вер-
ховникоз.
102. Долгорукий Василий Лукич — один из лучших
дипломатов петровской школы, посол в Польше, Дании, Франции,
Швеции; член Верховного тайного совета; в 1730 г. сослан на Солов-
ки, в 1739 г. казнен. Матвеев Андрей Артамонович —
сын Артамона Сергеевича Матвеева — граф, сенатор, дипломат, по-
сол в Голландии и Австрии, выделялся среди современников своей
образованностью; Куракин Ворис Иванович — киязь, уча-
стник Азовских походов и Северной войны, дипломат, посол в Риме,
Ганновере, Англин, Голландии. Франции; в 1722 г. вел переговоры
о женитьбе французского короля Людовика XV на дочери Петра I
Елизавете (см. статью «Птенцы Петра Великого»), Толстой Петр
А я д р е е в и ч — дипломат, сенатор, тайный советник, посол в Тур-
ции; оказал Петру I важные услуги в деле возвращения в Россию
царевича Алексея, первый министр Тайной канцелярии. Содейство-
вал возведению на престол Екатерины I, инициатор создания Вер-
ховного тайного совета.
103. Братья Бестужевы — Михаил Петрович и
Алексей Петрозич-‘сыновья графа Петра Михайловича Бе-
стужева-Рюмина, известного дипломата и государственного деятеля
петровского времени, пользовавшегося большим влиянием при дворе
Анны Иоанновны до появления Бирона. Михаил Петрович —
дипломат, участник Прутского похода Петра I. резидент в Англии,
затем посол в Швеции, Польше, Пруссии. Франции. Алексей Пет-
рович— начал дипломатическую службу при кн. Б. И. Куракине;
резидент в Дании н Швеции, в 1744—1758 гг.— канцлер, при Елиза-
вете Петровне руководил русской внешней политикой.
104. Остерман Андрей Иванович — русский госу-
дарственный деятель, дипломат; выходец из Вестфалии, на русской
службе с 1703 г., вице-президент Коллегии иностранных дел, гене-
рал-адмирал, кабинет-министр, член Верховного тайного совета;
пользовался большим влиянием при дворе Анны Иоанновны; содей-
ствовал возведению на престол Елизаветы Петровны, сослан в Бере-
зов, где и умер.
105. Неплюев Иван Иванович — из бедных дворян, в
1721 —1734 гг. резидент в Константинополе, позднее наместник Орен-
бургского края,
106. Цитата из Указа об учреждении Сената от 2 марта 1722 года.
107. Нестеров Алексей — обер-фискал с 1712 г., пресекал
взяточничество и вымогательство, позднее сам обвинен в злоупотреб-
лениях и казнен в 1722 г.
108. Лопухина Евдокия Федоровна — первая жена
Петра I, мать царевича Алексея, пострижена в монахини в 1698 г.,
умерла в 1731 г.
109. Екатерина Алексеевна (Марта С к а в р о н-
с к а я) — вторая жена Петра I; после его смерти — императрица
Екатерина 1 в 1725 — 1727 гг.
110. Строки из письма Петра I царевичу Алексею от 11 октября
1715 г. Алексей бежал в 1717 г. в Вену, в 1718 г. возвращен в Рос-
сию, был приговорен Сенатом и Синодом к смертной казни, умер
до казни после прочтения приговора.
111. Мииих Бурхард-Кристоф (Христофор Анто-
нович)— происходил из графства Ольденбург, инженер, в России
с 1721 г., строил Ладожский канал; граф, генерал-фельдмаршал;
пользовался большим влиянием при дворе Анны Иоанновны; после
возведения на престол Елизаветы Петровны отправлен в ссылку, где
пробыл 20 лет, возвращен Петром III.
112. Демидовы — уральские горнозаводчики. Родоначальни-
ком династии был оружейник из Тулы Никита Демидович.
ИЗ. Геииин (Гениинг) Виллим И в а н о в и ч — гол-
ландец, начальник Олонецких и Уральских горных заводов. Тати,
щ е в Василий Никитич — политический деятель, историк; ведал
уральскими горными заводами, астраханский губернатор, автор «Ис-
тории Российской с самых древних времен...» в пяти книгах.
114. Майорат — система наследования, при которой все иму-
щество переходило к старшему в роде.
115. Скоропадский Иван Ильич— гетман Левобереж-
ной Украины, поставленный после измены И. С. Мазепы в 1708 г.
Участвовал в борьбе против Швеции во время Северной войны.
753
РАССКАЗЫ ИЗ РУССКОЙ ИСТОРИИ XVIII ВЕКА
Под общим собирательным названием «Рассказы из русской ис-
тории XVIII века» были первоначально опубликованы вместе три
следующих рассказа: I. Сто свадеб в Астрахани; II. Булавин; III. Ма-
зепа— в журнале «Русский вестник», 1860, т. 28, № 8, кн. 1. Подоб-
ные же рассказы позднее печатались иногда с тем же общим соби-
рательным названием. Все шесть рассказов нашего издания объеди-
нены этим общим названием. Впервые рассказы эти были опубли-
кованы в следующих изданиях; IV. Монах Самуил (страницы из ис-
тории раскола) — в журнале «Православное обозрение», 1860, т. 2,
№ 7; V. Птенцы Петра Великого — в журнале «Русский вестник»
(часть I — 1861. т. 31. № 1; часть II — в т. 33. № 5); VI. Петр Вели-
кий на Каспийском море — в журнале «Вестник Европы». 1868, № 3.
После смерти Соловьева эти рассказы не переиздавались и в
собрания его сочинений не включались. Перепечатываются в нашей
книге с указанных первых изданий.
I Сто свадеб в Астрахани
1. Лопухин Федор Авраамович — боярин, отец Евдо-
кии Федоровны Лопухиной — первой жены Петра I.
2. Митава — ныне город Елгава в Латвии.
3. Дашков Георгий —в 1706 г. настоятель астраханского
Троицкого монастыря, принимал деятельное участие в увещевании
возмутившихся астраханцев, позднее архиепископ ростовский, член
Синода. С восшествием на престол Анны Иоанновны в 1730 г. впал
в немилость и был сослан. Умер в 1739 г.
II Булавин
1. «...о заимке юртов» — т. е. о поселении иа Дону.
2. Имеется в виду письмо К. Булавина на Кубань Хасану (Хася-
ну) — паше и Сарталану мурзе, которое было перехвачено азовским
губернатором И. А. Толстым.
3. Будары — грузовые лодки.
III Мазепа
1. Накаэный гетман — лицо, временно занимающее долж-
ность гетмана. ,
2. Орлик Филипп - писарь гетмана И. С. Мазепы н его со-
общник, после Полтавского сражения бежал с гетманом в Турцию,
После смерти Мазепы был некоторое время гетманом, признаваемым
Швецией и беглыми казаками, скитался по Швеции, Франции, Тур-
ции, убит около 1728 г.
3. Левобережное казацкое войско находилось под командованием
гетмана, слободское казацкое войско — под командованием белгород-
ского воеводы, право верховного командования ими принадлежало
царю. В 1706 г. левобережные и слободские полкн вошли в состав
Украинской дивизии, командование которой осуществлял царский
генерал, что вызывало недовольство казацкой старшины.
4. Саму с ь Самойло Иванович — иаказный гетман Пра-
вобережной Украины, один из руководителей казацкого восстания
1702 — 1704 гг. на Правобережной Украине против польского господ-
ства; после поражения восстания перешел на Левобережную Украи-
ну. выступил против изменника Мазепы.
5. Анти дор — большая просфора, которая раздавалась по ча-
стицагл верующим.
6. Кочубей Василий Леонтьевич — доверенное лицо
И. С. Мазепы. После женитьбы Мазепы на дочери Кочубея их отно-
шения испортились. Кочубей написал на Мазепу несколько доносов,
котопые были оасценены как проявление личной неприязни к Мазе-
пе. Был выдан Мазепе; казнен им в июле 1708 г.
7 ИнфлянтН. Ю.— генерал, командовал русскими войсками,
разбившими отряд шведского генерала Лагеркрона под Стародубом.
8. Пипер Карл — граф, премьер-министр Швеции, пользовал-
ся большим доверием Карла XII. Под Полтавой взят в плен и умер в
Шлиссельбурге.
754
IV Монах Самуил
1. Апокалипсические представления — представле-
ния, содержащиеся в «Апокалипсисе» (откровении тайных и будущих
событий) Иоанна Богослова — последней книге Нового Завета. В ием
повествуется о грядущем пришествии Антихриста, который ковар-
ством увлечет за собой людей, заставит их изменить истине — учению
Христа. Антихрист погибнет после второго пришествия Христа на
землю от гнева Божия, и вместе с ним погибнут все те, кто изме-
нил истинной вере.
2. Талицкий Григорий — раскольник, писал и распрост-
ранял в 1701 г. письма о пришествии Антихриста, приговорен к каз-
ни «копчением», раскаялся н был помилован.
3. Кириллова книга — составлена по приказанию царя
Михаила Федоровича и издана в 1644 г. В нее вошли полемические
сочинения русских, греческих, украинских и белорусских богосло-
вов конца XVI—начала XVII в., направленные против еретиков, ка-
толиков, протестантов.
4. Книга Ефремова—«Поучительные слова» Ефрема Си-
рина, издана в 1647 г. Сочинения этого восточнохристианского писа-
теля были популярными в России и в Западной Европе. «Собор-
и и к» — сборник сочинений раннехристианских писателей, главным
образом греческих, издан в 1647 г. в Москве.
5. Духовный регламент — законодательный акт, издан-
ный при Петре I, в 1721 г. Его проект был составлен Феофаном Про-
коповичем. Заменил патриаршее управление русской православной
церкви синодальным, поставил церковь в прямое подчинение госу-
дарственной власти.
6. Ектения — молитва, содержащая в себе разные прошения.
7. Духовный увет (увещание, убеждение) — «Увет духов-
ный», книга, написанная патриархом Иоакимом в 1682 г„ содержит
пастырские увещания раскольникам. «Пр а щи ца духовная» —
книга, написанная епископом нижегородским Пнтиримом в 1717 г.,
направлена против раскольников.
V Птенцы Петра Великого
1. Речь идет о книге И. К. Кириллова «Цветущее состояние Все-
российского государства, в каковое начал, привел и оставил неизре-
ченными трудами Петр Великий», издана в Москве в 1831 г.
2. В конце XVII в. прн дворе пользовались влиянием братья
Богдан Федорович Полибии — окольничий и Артемий Федорович По-
либнн — ду]иный дворянин. Происходившие из малознатного рода,
высокого положения достигли энергией, умом и усердием в службе.
3. Волынский Артемий Петрович— в 1715 г. был
послан Петром I в Персию для налаживания торговых отношений,
произведен в генерал-адъютанты и назначен губернатором Аст-
рахани, играл важную роль в подготовке Персидского похода Пет-
ра I 1722—1723 гг. С 1738 г.—кабинет-министр, в связи с интригами
Э. Бирона и А. И. Остермана арестован в 1740 г., обвинен в государ-
ственной измене и казнен.
4. Евреинов Матвей Григорьевич — крупный пред-
приниматель, разбогатевший во время петровских войн на постав-
ках сукна в армию.
5. Франки, готы, свевы — германские племена, вторгав-
шиеся в IV—V вв. н. э. на территорию Римской империи, что спо-
собствовало ее крушению.
6. Макаров Алексей Васильевич — сподвижник
Петра I, был незнатного происхождения, не занимал официально вы-
соких постов, но играл важную роль, так как всюду сопровождал
царя и ведал секретными бумагами. Волков Борис — перевод-
чик государственной Коллегии иностранных дел.
7. Голицын Дмитрий Михайлович — государствен-
ный деятель XVIII в. После смерти Петра I стоял во главе старобояр-
ской партии, защищавшей права Петра II против Екатерины I,
В 1736 г. при Анне Иоаннрвне привлечен к суду и присужден к
смертной казни, замененной заключением в Шлиссельбург, где и
умер через трч месяца.
8. Георгий — архиепископ ростовский — Георгий Дашков,
см. о нем комментарий 3 к рассказу «Сто свадеб в Астрахани».
9. Кетлер — последний магистр Ордена меченосцев и первый
герцог Курляндский. В 1561 г. в Вильие подписал трактат, по кото-
рому Ливоиия отошла к Польше, а сам он получил в качестве на-
755
следственного владения Курляндию на правах польского вассала.
Мужская линия дома Кетлеров пресеклась в 1737 г. со смертью гер-
цога Фердинанда.
10. Ганноверский союз - союз Англии, Франции, Нидер-
ландов и Дании против Австрии, России и Испании.
11. Горн Арвид Б е р н г а р д — шведский государственный
деятель и полководец. Сопровождал Карла XII в походе на Нарву,
позже занимал должность президента королевского совета.
12. Хворостииин Ий ан Андреевич — князь, нахо-
дясь при дворе Лжедмитрия I, увлекся католичеством; с пренебре-
жением относился к обрядам русской православной церкви и ко
всему отечественному.
13. Зотов Никита Моисеевич был поставлен учите-
лем к пятилетнему Петру I. Впоследствии один из приближенных
царя, сопровождал его во всех военных походах; оставил записки
о детстве Петра, умер в 1717 г.
14. Голицын Борис Алексеевич — наставник Петра I.
Возведенный в 1690 г. в бояре, он вместе с Л. К. Нарышкиным управ-
лял всеми внутренними делами государства.
15. Эрик XIV — шведский король, правивший в XVI в. Просла-
вился как разносторонне талантливый, но и жестокий человек.
16. Нарышкин Александр Львович — двоюродный
брат Петра I. 13 лет провел в учении за границей, по возвращении
стал одним нз видных государственных деятелей.
17. Речь идет о Филиппе II Орлеанском, который после смерти
короля Людовика XIV (в 1715 г.) стал регентом Франции при мало-
летнем Людовике XV.
18. Ганноверская династия английских королей, основателем ко-
торой стал Георг I, сменила в 1714 г. династию Стюартов.
19. Репнин Ан и к и т а Иванович — генерал-фельдмар-
шал. участвовал в Азовских походах и Северной войне, в Полтавском
сражении командовал центром русской армии.
20. Кир — персидский царь VI в. до и. э., завоевал часть Индии,
Лидию, греческие колонии в Малой Азии. Вавилон; Омар — араб-
ский халиф VII в. н. э., в его правление арабами были завоеваны
Палестина, Сирия. Ирак. Западная Персия, начато завоевание'
Египта.
21. Гейзер их (Г е й з а р и х) — король вандалов V в, и. э.,
завоевал большую часть римских владений в Африке, в 450 г. занял
и разграбил Рим; после этого название вандалов стало нарицатель-
ным для обозначения жестоких, ничего не щадящих разрушителей.
Ал а рих I — король вестготов конца IV — начала V в. и. э., под его
предводительством вестготы опустошали территорию Римской импе-
рии, в 410 г. овладели Римом и разграбили город.
22. Карл V— император «Священной Римской империи», ко-
роль испанский (1500—1558), соединил под своей властью огромную
империю, в которую входили: Австрия. Нидерланды. Неаполь, Си-
цилия. Испания. Осуществлял в своей политике идею создания «все
мирной христианской монархии»; его сын, испанский король Фи.
Липп II (1527—1598), строил планы подчинения своей власти всей
Европы, вмешивался во внутренние дела других стран.
23. Рагуэинский — Владиславич Савва Лукич —
русский дипломат и государственный деятель, серб по происхожде-
нию; выполнял неофициальные поручения русских дипломатов
в Турции; в 1711 — 1722 — представитель России в Черногории и
Итальянских государствах, в 1725—1728 гг.—в Китае.
24. Бассевич Геннинг Фридрих — германский дипло-
мат, вел переговоры о заключении брака герцога Голштинского со
старшей дочерью Петра I Анной.
25. Имеется в виду, что Меншиков получил бы земельное пожа-
лование. Ф ь е ф (феод, лен) — земельное пожалование в вечное
пользование от сеньора вассалу на условии несения службы.
26. Голиаф — филистимлянский исполин, имя которого уве-
ковечено в библейском рассказе о его единоборстве с Давидом.
В переносном смысле — противник, устрашающий своей силой.
27. Зейкии Иван Алексеевич — учитель великого кня-
зя Петра (II) Алексеевича, внука Петра I.
28. Сумароков Петр Спиридонович —в 1730 г. был
послан Ягужинским в Митаву к Анне Иоанновне для предупрежде-
ния о заговоре верховннков.
756
VI Петр Великий на Каспийском мэре
1. Кубанская орда — часть Ногайской орды, которая об-
разовалась после распада Золотой орды и. в свою очередь, распа-
лась на несколько оолее мелких орд.
2. Черкасский Александр Б е к о в и ч (Б е к о в и ч -
Черкасский Александр) — князь, происходил иэ Малой
Кабарды. Посланный в 17U7 г. Петром I, изучал мореплавание и дру-
гие науки за границей. Находясь затем на военной службе, испол-
нял многие поручения Петра на Востоке. Прошел с военным отря-
дом по всему восточному берегу Каспийского моря в поисках ста-
рого устья Аму-Дарьи. Достиг в походе Хивы, чтобы склонить хи-
винского хана к подданству и разместить там русский отряд. Хан
на это не согласился, отряд был разбит, Бековнч-Черкасский погиб.
3. Г и л я н (Г и л я н ь) — одна из прикаспийских провинций
Персии.
4. <.,.с мир некий и алеппский торг и...» — Смирна
(Измир) и Алеппо (Халеб) — крупные центры торговли в Османской
империи.
5. И с п а г а н ь (Исфахан)— город в центральной части Пер-
сии, крупнейший торгово-ремесленный и культурный центр.
6. Гусей н-шах (Хосейн I) — на престоле в 1694—1722 гг.»
шах из династии Сефевидов, правившей в Иране в XVI —XVIII вэ.
7. Вахтанг VI — сын Левана, наместник, затем царь Картли
в 1703—1724 гг. Поскольку царь Картли считался вассалом иранско-
го шаха. Вахтанг был призван ко двору шаха в 1712 г. и принужден
обратиться в мусульманство. Вернулся в Грузию лишь в 1719. г.
Шах вновь отнял престол у Вахтанга в 1723 г., узнав о военно-
политическом союзе грузин и армян с Петром I. В 1724 г. Вахтанг
эмигрировал в Россию с семьей и большой свитой. Яркий писатель
н ученый своего времени.
В. Фузея — старинное кремневое гладкоствольное ружье.
9. Владелец тарковский ш ев ка л (шамхал) Алдигнрей
(Адильгирей)— правитель кумыков «крымшах», или тарковский
шамкал, Крым — местечко в Дагестане на р, Алазани, впадающей в
Куру Т а р к и — небольшой город с крепостью, расположенный на
торговом пути из Поволжья в Закавказье и Иран, резиденция
шевкала.
10. Уздени — горские дворяне на Кавказе.
11. Аманаты (арабск.) — заложники.
.12. Матюшкин Михаил Афанасьевич — генерал-ан-
шеф. С детства был близок к Петру I. Учился в Италии морскому
делу. Отличился в персидском походе, в котором после отъезда Пет-
ра I принял командование.
13. Победа над шведами в морском сражении у полуострова
Гангут (Ханко) была одержана 25—27 июля 1714 г.
14. Ретраншемент — укрепление позади главной позиции
обороняющегося.
1о. Ценинная посуда — хорошая посуда из ценины — фа-
янса. фарфора, глазированного или муравлеиного.
16. Наиб (арабск.) — наместник.
17. Рящ— г. Решт на севере Ирана. В результате похода
русских войск и флота в 1722 — 1723 гг. в прикаспийские владения
Персии по договору 12 сентября 1723 г. к России отошли Решт. Дер-
бент, Баку, провинции Ширван, Гнлян, Мазеидеран и Астрабад.
В связи с обострением русско-турецких отношений все прикаспийт
ские области возвращены Персии по Рештскому договору (1732) и
Гянджинскому трактату (1735).
18. Шииты, с у н н и т ы — два наиболее влиятельных течения
в мусульманстве. Большинство мусульман мира ныне являются сун-
нитами.
19. И нт ер нунций — папский посланник второго ранга, ибо
состоял при менее могущественных правительствах или при таких,
с которыми ие поддерживаются особенно оживленные отношения.
20. Рейс-эфенди — глава государственной канцелярии, в
его ведении находились все внешнеполитические сношения страны.
21. Рагоци (Ракоцн) Ференц — князь из трансильван-
ского рода Ракоци, руководитель антигабсбургской освободительной
войны венгерского народа в 1703—1711 гг. С 1711 г. жил в эмигра-
ции в России. Франции, Турции.
22. Румянцев Александр Иванович- генерал, госу-
дарственный деятель. Исполнял многие дипломатические поручения
Петра I, в том числе по турецким и персидским делам.
Л. П. Дойиикова
757
ПРИЛОЖЕНИЕ
РОДОСЛОВНЫЕ ТАБЛИЦЫ ОСНОВНЫХ РУССКИХ
КНЯЗЕЙ X — СЕРЕДИНЫ ХП1 вв. *
* Родословные таблицы воспроизводятся по кн.: «История СССР
с древнейших времен до наших дней», тт. 1 — 2, М., «Наука», 1866.
Дата со знаком + указывает время смерти, дата без знака — послед-
нее упоминание в летописи. В композиции таблиц старшинство не
учитывалось.
758
1 — Игорь, ки. Новгородский и Киевский, +945; 2 — Ольга, в. кн.
Киевская, +969; 3 — Святослав, кн. Новгородский и Киевский, +972;
4 — Олег, кн. Древлянский, +977; 5 — Владимир, в . кн. Киевский,
+ 1015; 6 — Яронолк, в. кн. Киевский, +980; 7 — Святослав, кн. Древ-
лянский. + 1015; 8 — Борис, кн. Ростовский, +1015; 9 — Вышеслав,
кн. Новгородский; 10 — Мстислав, кн. Тмутараканский, +1036; 11 —
Глеб, кн Муромский, +1015; 12 — Ярослав Мудрый, в. кн. Киевский,
+ 1054; 13 — Судислав, +1063; 14 — Позвизд; 15 — Изяслав, кн. Полоц-
кий, + 1001; 16 — Святополк, в. кн. Киевский, +1019; 17 — Всеволод,
кн. Владимиро-Волынский; 18 — Станислав; 19—Илья, +1020; 20 —
Владимир, кн. Новгородский, +1052; 21 — Анна, королева Француз-
ская; 22 — Изяслав, в. кн. Киевский, +1078; 23 — Всеволод, в. кн. Ки-
евский, + 1093; 24 — Святослав, кн. Черниговский, +1076; 25 — Ана-
стасия, королева Венгерская; 26 — Елизавета, королева Норвежская;
27 — Игорь, кн. Владимирский, +1060; 28 — Вячеслав, кн. Смоленский,
+ 1057; 29 — Ростислав, кн. Тмутараканский, 1065; 33 — Евпраксия,
королева Польская: 31 — Мстислав, +1068: 32 — Святополк, в. кн. Ки-
евский, + 1113; 33 — Яронолк, кн. Туровский, +1086; 34—Глеб,
кн. Новгородский, Тмутараканский, +1078; 35 — Ярослав, ин. Муром-
ский, Черниговский, +1129; 36 — Давыд, кн. Черниговский, +1123;
37 — Олег (Горнславич), кн. Черниговский, +1115; 38 — Роман, кн. Тму-
тараканский. + 1079; 39 — Давыд, кн. Владимиро-Волынский, +1112;
40 — Борис, кн. Тмутараканский, +1078; 41 — Василий, кн. Теребовль-
ский, +1124; 42— Владимир, кн. Перемышльсиий, +1124; 43— Рюрик,
кн. Перемышльский, +1092; 44 — ГЛстислав, 1099; 45 — Брячислав,
+ 11.27; 43 — Изяслав, +1127; 47 — Ярослав, кн. Владимирский, +1123;
48 — Ярослав, кн. Брестский, +1102; 40 — Вячеслав, +1105.
1 — Давыд Святославич, кн. Черниговский, +1123; 2 — Олег Святосла-
вич (Гориславич). кн. Черниговский, +1115; 3 — Владимир, кн. Черни-
говский, + 1151; 4 — Ростислав, +1120; 5 — Всеволод, кн. Муромский,
1124; 6 — Святослав (Святоша), кн. Черниговский, +1142; 7 — Изяслав,
в. кн. Киевский. +1161; 8 — Всеволод, в. кн. Киевский, +1146; 9 —
Святослав, кн. Черниговский, +1164; 10 — Игорь, в. кн. Киевский,
+ 1147; 11 — Святослав, кн. Вщижский, +1166; 12 — Святослав, в. кн.
Киевский, +1194; 13 — Ярослав, кн. Черниговский, +1198; 14 — Олег,
ки. Новгород-Северский. +1180; 15 — Всеволод, ки. Курский, 1185;
16 — Игорь, кн. Новгород-Северский, +1202; 17 — Олег. ки. Чернигов-
ский. + 1204; 18 — Глеб, 1214; 19 — Владимир, ки. Новгородский,
+ 1201; 20 — Всеволод Чермный, +1212; 21 — Мстислав, кн. Чернигов.
759
ский, +1223; 22 — Ростислав, кн. Сиовский, +1214; 23 — Ярополк,
1214; 24 — Давыд, 1196; 25 — Мстислав, кн. Туровский, 1239; 26—
Михаил, ки. Черниговский, +1246.
1 — Изяслав Владимирович, ни. Полоцкий, +1001; 2 — Брячислав,
кн. Полоцкий, +1044; 3 — Всеслав, кн. Полоцкий, +1101; 4—Рости-
слав (Георгий); 5 — Рогволод (Борис), кн. Полоцкий. 1127, 6 — Роман,
кн. Полоцкий. +1116; 7 — Глеб, ки. Минский. +1119; 8—Давыд,
кн. Полоцкий, 1129: 9 — Святослав, кн. Полоцкий. 1129; 10 — Василий
(Рогволод), кн. Полоцкий, 1144; 11 — Всеволод, кн. Иэяславльский.
1158; 12 — Владимир, кн. Минский, 1158; 13 — Ростислав, ки. Полоц-
кий. 1151; 14 — Василько, кн. Полоцкий, 1143; 15 — Глеб, ки. Друцкий,
1180; 16 — Василий, кн. Йоговский, 1196; 17 — Всеслав, кн. Полоцкий,
1180; 18 — Брячислав, кн. Витебский, 1180; 19 — Борис (?), кн. Друц-
кий, 1196.
760
1 — Всеволод Ярославич, в. кн. Киевский, +1093; 2 — Евпраксия,
+ 1109; 3— Владимир Мономах, в. кн. Киевский, +1125; 4— Ростислав,
кн. Переяславский, +1093; 5 — Юрий (Долгорукий), кн. Суздальский,
+ 1157; 6 — Святослав, кн. Смоленский, +1114; 7 — Вячеслав, кн. Ту-
goacKHH. +1154; 8 — Ярополк, в. кн. Киевский, +1139; 9 — Ростислав
еликий. в. кн. Киевский, +1132; 10 — Изяслав, кн. Курский, +1096;
11 — Андрей, кн. Владимиро-Волынский, Переяславский, +1141; 12 —
Роман, кн. Владимиро-Волынский, +1119; 13 — Михаил, кн. Туров-
ский, + 1129: 14—Владимир, ии. Дорогобужский, +1171; 15 — Свято-
полк, кн. Новгородский, +1154; 16 — Ростислав, в. кн. Киевский,
+ 1167; 17 — Всеволод, ки. Новгородский, +1138; 18 — Изяслав, в. кн.
Киевский, +1154; 19 — Владимир. 1166; 20 — Ярополк, 1160; 21 —
Мстислав, ки. Дорогобужский, 1204: 22 — Давыд, кн. Смоленский,
+ 1197; 23 — Рюрик, в. кн. Киевский, Черниговский, +1215; 24 — Мсти-
слав (Храбрый), кн. Смоленский, +1178; 25 — Мстислав, в. кн. Киев-
ский. +1170; 26 — Роман, ки. Галицкий, +1205; 27 — Даниил, кн. Га-
лицкий, + 1266.
761
Таблице Б
1 — Юрий Владимирович (Долгорукий), кн. Суздальский, +1157; 2 —
Иоанн, кн. Курский, +1147; 3 — Святослав, +1174; 4 — Мстислав,
кн. Новгородский, 1162; 5— Ростислав, кн. Переяславский, +1151; 6 —
Борис, кн. Белгородский, Туровский, +1159; 7 — Всеволод (Большое
Гнездо), в. кн. Владимирский, +1212; 8 — Михаил, кн. Владимирский,
+ 1176; 9 — Василий, ки. Суздальский, 1162; 10 — Андрей (Боголюб-
ский). кн. Владимирский, +1174; 11 — Глеб, кн. Переяславский,
+ 1171; 12 — Ярослав, +1166; 13 — Ярослав, кн. Волоколамский,
+ 1199; 14 — Мстислав, кн. Новгородский, +1178; 15 — Ярополк, +1196;
16 — Георгий, кн. Суздальский, +1238; 17 — Иоаии кн. Стародубский
+ 1239; 18 — Ярослав, кн. Владимирский, +1246; 19—Святослав,
+ 1252; 20 — Константин, кн. Владимирский и Суздальский, +1218;
21 — Георгий, начало XIII в.; 22—Мстислав, +1173; 23 — Изяслав,
+1165; 24 — Святослав, ки. Новгородский, 1177; 25 — Всеволод, ки.
Новгородский, +1238; 26 — Мстислав, +1238; 27 — Владимир, +1238;
28 — Александр (Невский), +1263; 29 — Андрей, +1264; 30 — Василий,
кн. Ростовский, +1238; 31 — Владимир, ки. Углицкнй, +1249; 32 —
Всеволод, кк. Ярославский, +1238.
762
РОДОСЛОВНЫЕ ТАБЛИЦЫ ВЕЛИКИХ И УДЕЛЬНЫХ
КНЯЗЕЙ ВЛАДИМИРСКИХ И МОСКОВСКИХ XIII—XVI вв. *
1 — Александр Ярославнч Невский (ок. 1220—1263), кн. новгородский,
дмитровский, переяславский, в. кн. киевский, в. кн. владимирский;
жена 1 — Александра, д. Брячислава, кн. полоцкого, 2 — Василиса;
2 — Василий (после 1239—1271); 3 — Дмитрий (4-1294), кн. переяслав-
ский, в. ки. владимирский; 4 — Андрей (+после 1304), ки. городецкий,
костромской, в. ки. владимирский; 5 — Даниил (1265 — 1303), в. ки.
московский, ки. переяславский; 6 — Евдокия; 7 —Юрий (+1325), кн.
переяславский, московский, в. кн. владимирский; 8 — Александр
(+1308); 9 — Борис (+1320), кн. костромской; 10 — Афанасий ( + 1322);
11 — Иван! Калита (1304—1340), кн. московский, в. ки. владимир-
ский и московский; жена 1 — Елена ( + 1331), 2 — Ульяна; 12 —Си-
меон Гордый (1318—1353), в. ки. владимирский и московский;
13 — Даниил (род. 1320); 14 —Иван II (1326—1359), в. ки. владимир-
ский н московский, жена 1 — Феодосия, д. Дмитрия, ки. брянского
(+1342);. 2 — Александра (+1364); 15 — Андрей (1327— 1353), кн. серпу-
ховской; 16 — Мария ( + 1365); 17 — Евдокия (+1342); 18 —Дмитрий
Донской (1350—1389), ки. московский, в. ки. владимирский и мос-
ковский: жена—Евдокия, д. Дмитрия Константиновича, в. ки. суздаль-
ского; 19 — Иван (после 1350 — 1364), ки. звенигородский; 20 — Анна,
21 — Владимир (1353 —1410), кн. серпуховской.
* В скобках указаны известные даты жизни; разрядкой выделены
имена ниязей, занимавших московский престол. Допущенные сокра-
щения: д.— дочь, ок.— около, род,— родился,— Ред.
763
1—Дмитрий Иванович Донской (1350—1389), кн. москов-
ский, в. кн. владимирский и московский; жена — Евдокия, д. Дмитрия
Константиновича, в кн. суздальского; 2 — Даниил (ок. 1377—1389); 3 —
Василий I (1371 —1425). в. кн. владимирский и московский; жена —
СоЛья. д. Витовта, в. ки. литовского (+1453); 4 — Софья; 5 — Мария
(+1399); 6 — Анастасия; 7 — Ю р и й (1374—1434); кн. галицкий, звени-
городский, дмитровский, в. кн. московский; жеиа — Анастасия,
Д. Юрия Святославича, ки. смоленского (+1422); 8 — Симеои
(+ 1379); 9 — Иван (1380 — 1399); 10 — Андрей (1382 — 1432). ки. можай-
ский. Верейский, белозерский; жеиа — Аграфена, д. Александра
Па грикеевича, кн. стародубского; 11 — Петр (1385—1428); кн. дмит-
ровский, угличский; 12 — Константин (1389—1433), кн. угличский;
13 — Юрий (1395—1400); 14 — Иван (род. 1396); 15 — Даниил (1401 —
1402); 16 — Анна (+1414); 17 — Анастасия (+1470); 18 — Василиса; 19 —
7G4
Василий II Темный (1415—1462), в. ни. московский, кн. коло-
менский; жена — Мария Ярославна; 20 — Мария; 21 — Василий
Косой (1433—1448); в. кн. московский, кн. галицкий,; 22-Дмит-
рий Шемяка (до 1433 —1453), кн. галицкий, в. кн. московский;
жена — Софья, д. кн. Дмитрия Заоаерского; 23 — Дмитрий Красный
(до 1433—1441), кн. галицкий; 24 — Иван (до 1430 — после 1471); 25 —
Михаил (до 1432—1486), кн. Верейский; 23 — Юрий Большой (1437—
1441); 27 — И в а н III (1440—1505),‘'в\ кн. московский; жена 1 — Ма-
рия, д. Бориса Александровича, в. кн. тверского (ок. 1442—1467),
2 — Софья, д. Фомы Палеолога (ок. 1448 — 1503); 28 — Юрий Молодой
(1441 — 1472). кн. дмитровский, можайский, серпуховской; 29 — Анд-
рей Большой (1446—1494), кн. угличский, звенигородский, можайский;
30 — Симеон (1447 — 1449); 31 — Борис (1449 — 1494), кн. волоцкнй и
рузский; 32 — Айна (1451 — 1501); 33 — Андрей Молодой (1452—1481),
кн. вологодский; 34 — Иван Шемякин (до 1446 — после 1471); 35 — Ва-
силий Удалой (до 1468 — До 1501); 36 — Федор (1476—1513). кн. во-
лоцний; 37 — Иван (1490—1503) кн. рузский; 38 — Василий Шеыячич
(+1529); 39 — Иван (+1561).
1 — Иван III Васильевич (1440—1505). в. кн. московский;
жена 1 — Мария, д. Бориса Александровича, в. ки. тверского (ок.
1442—1467), 2 — Софья, д. Фомы Палеолога (ок. 1448—1503)- 2 —
Иван Молодой (1458—1490), в. кн. тверской; 3 — Елеиа (1476—1513);
4 — Василий III (1479—1533), в ки. московский; жена 1 — Соло-
мония, д. Георгия Сабурова, разведены 1526; 2 — Елена, д. ки. Васи-
лия Глинского (+1538); 5—-Юрий (1480—1536), кн дмитровский- 6 —
Дмитрий Жилка (1481 — 1521). кн. угличский; 7 — Феодосия (1485—
1505); 8 — Симеон (1487—1518), ки. калужский; 9 — Андрей (1490—
765
1536). кн. старицкий; 10 — Евдокия (ок. 1492—1513); 11 — Дмитрий
Внук (1483—1509). в. кн, владимирский; 12—Иван IV Грозный
(1530—1584), в. кн. московский, царь с 1547; жена 1 — Анастасия,
д. Романа Юрьевича Захарьина, одного из предков дома Романовых
(+1560), 2 — Мария, д. Темрюка, кн. кабардинского (+1569). 3 — Мар-
фа, д. Василия Собакина ( + 1571), 4 — Анна, д. Алексея Колтовского,
разведены 1575, 5 — Аииа Васильчикова, разведены 1576, 6 — Мария,
Д. Федора Нагова (+1612); 13 — Юрий (1533 — 1563), кн. угличский;
14 — Владимир (1533—1569), ки. старицкий; жеиа 1 — Евдокия,
Д. Александра Нагова (+ ок. 1554), 2 — Евдокия, д. ки. Романа Одо-
евского ( + 1569); 15 — Дмитрий (1552—1553); 16 — Иван (1554—
1582); 17 —Федор (1557—1598), царь с 1584, жена—Ирина,
д Федора Годунова, сестра Бориса Годунова, царя в 1598—1605;
18 — Василий (2.III—6.V.1563); 19 — Дмитрий (1582—1591); 20 — Васи-
лий (ок. 1552 — до 1573); 21 — Евфимия (ок. 1553—1571); 22 — Юрий
(1563—1569); 23 — Иван (6.1.1569—1569); 24 — Мария (1560—1597);
25—Евдокия (1561 — 1570); 26 — Феодосия (1592—1594).
ЦАРСТВОВАВШИЕ ОСОБЫ РОССИИ
(1598—1796 гг.)
Борис Федорович Годунов (1598—1605) *
Федор Борисович Годунов (апрель — июнь 1605)
Лжедмитрий I (1605—1606)
Василий Иванович Шуйский (1606—1610)
ДОМ РОМАНОВЫХ
Михаил Федорович (1613—1645) — сын Федора (в монашестве Фи-
ларета) Никитича Романова.
Алексей Михайлович (1645—1676) — сын Михаила Федоровича;
1 жеиа — М. И. Милославская, среди ее детей; царевна Софья,
царь Федор, Иван V; 2 жеиа — Н. К. Нарышкина — мать Петра I.
Федор Алексеевич (1676—1682) — сын Алексея Михайловича от пер-
вого брака с М. И. Милославской.
Иван V Алексеевич (1682—1696) — сын Алексея Михайловича от
первого брака с М. И. Милославской.
Петр I Алексеевич (1682—1725) — сын Алексея Михайловича от вто-
рого брака с Н. К. Нарышкиной; 1 жена — Е. Ф. Лопухина, их
сын царевич Алексей Петрович; 2 жена — Марта Скавронская,
впоследствии Екатерина I Алексеевна.
Екатерина I Алексеевна (1725—1727) — жеиа Петра I.
Петр II Алексеевич (1727—1730) — внук Петра I, сын царевича
Алексея Петровича.
Анна Ивановна (1730 —1740) — дочь Ивана V Алексеевича.
Иван VI Антонович (1740—1741) — правнук Ивана V Алексеевича,
регентша его мать Аииа Леопольдовна.
Елизавета Петровна (1741 —1761) — Дочь Петра I от брака с Екате-
риной I.
Петр III Федорович (1761 —1762) — внук Петра I. сын Анны — стар-
шей дочери Петра I и Екатерины I.
Екатерина II Алексеевна (1762 — 1796) — жена Петра III, урожденная
принцесса Аигальт-Цербстская.
В скобках указаны годы царствования.— Ред.
ft
•>
СОДЕРЖАНИЕ
С. С. Дмитриев. Соловьев — человек, историк 5
ЧТЕНИЯ И РАССКАЗЫ ПО ИСТОРИИ РОССИИ
Предисловие (к «Истории России с древнейших времен») 25
Русская летопись для первоначального чтения . . . . , 31
Взгляд на историю установления государственного порядка в
России до Петра Великого . 159
Россия перед эпохою преобразования . . . 204
Русские исповедники просвещения в XVII веке 403
Публичные чтения о Петре Великом . 414
Рассказы из русской истории XVIII века
I. Сто свадеб в Астрахани 584
II. Булавин 590
III. Мазепа................. . . , . 604
IV. Монах Самуил (страницы из истории раскола) 616
V. Птенцы Петра Великого . ... 620
VI. Петр Великий на Каспийском море 695
Комментарии 738
Приложение 758