БОЛЬШИЕКНИГИ
Замок БроудиЗвезды смотрят внизКлючи ЦарстваЦитадельПамятник крестоносцуПесенка в шесть пенсов
и карман пшеницы
АрчибальдКронинПЕСЕНКА
В ШЕСТЬ
ПЕНСОВ
И КАРМАН
ПШЕНИЦЫИздательство «Иностранка»
МОСКВА
УДК 821.111
ББК 84(4Вел)-44
К 83А. J. Cronin
А SONG OF SIXPENCE
Copyright © A. J. Cronin, 1964
A POCKETFUL OF RYE
Copyright © A. J. Cronin, 1969
All rights reservedПеревод с английского Игоря Куберского
Серийное оформление Вадима Пожидаева
Оформление обложки Валерия Гореликова
Издание подготовлено при участии издательства «Азбука»© И. Ю. Куберский, перевод, 2018
© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательская Группа
„Азбука-Аттикус“», 2018
ISBN 978-5-389-13495-9	Издательство Иностранка®
ПЕСЕНКА
В ШЕСТЬ ПЕНСОВ*^ Название этого и следующего романа («А Pocketfull of Rye» — «И кар¬
ман пшеницы»), продолжающего историю главного героя Лоуренса Кэррол¬
ла, взято автором из старинной английской детской песенки, начинающей¬
ся так: «Sing а song of sixpence, / А pocket full of rye...» (Здесь и далее примеч.
перев.)
ГЛАВА ПЕРВАЯК шести часам вечера дом наполнялся ожиданием, прояс-
няя долгий, полный смутных грез день. Когда я вошел в гости¬
ную, моя мама, занятая на кухне готовкой ужина, начала петь.
Это было что-то о дочери мельника, которая умерла с горя.
Она пела эти грустные шотландские песни так живо и с такой
непосредственной радостью, что они казались веселыми. Что¬
бы посмотреть в окно, я встал на пуфик. Хотя на следуюш;ей
неделе я должен был пойти в школу, мне все еще требовался
пуфик.Дорога к деревенской станции была пустой, если не считать
собаки Макинтоша, спяш,ей в тени сикоморы перед кузницей.
За станцией, с ее клумбами турецкой гвоздики и желтой каль¬
цеолярии, простиралась широкая полоса безлюдного берега; и,
кроме того, эстуарий^ Клайда оживлял в настоящий момент
белотрубный колесный пароход, идущий вниз по течению от
Брумило. Но вот кто-то обозначился на дороге, не тот, кого
я ждал, но все же друг, и в самом деле, мой единственный друг
Мэгги, или, как ее совершенно несправедливо звали «плохие»
мальчишки. Безумная Мэгги, большая неуклюжая девочка три¬
надцати лет, увешанная бидонами с молоком от фермы Снод-
ди, — она продиралась через прутья опущенного шлагбаума на
железнодорожном переезде. Это был самый короткий путь,
пользоваться которым мне строго запрещалось; я с упреком
смотрел, как она тащится по дороге, начиная свой вечерний^ Эстуарий — широкое однорукавное (в отличие от дельты) устье реки,
впадающей в море.[7]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНМОЛОЧНЫЙ обход. Минуя наш дом, один из четырех маленьких
особняков, стоявших в ряд, она увидела меня у окна и под ту¬
пое бряканье бидонов махнула рукой в знак приветствия.Только я начал махать в ответ, как услышал пронзительный
свисток паровоза. Я тут же перевел взгляд и увидел шлейф па¬
ра, под которым медленно полз по рельсам на повороте темно¬
бордовый змей. Как бы с трудом переводя дыхание, он пыхал на
платформу. В 1900 году у деревни Арденкейпл останавлива¬
лись только самые медленные поезда Северо-Британской же¬
лезной дороги.Как это иногда случалось, мой отец был единственным пас¬
сажиром, который выходил здесь. Он шел энергичной поступью
человека, любящего возвраш;аться домой, — полная жизни фи¬
гура, в которой даже на таком расстоянии безошибочно чита¬
лось своеобразное чувство стиля. На нем были коричневый
костюм и темно-коричневые туфли, коричневая шляпа-котелок
с загнутыми кверху полями и короткое палевое пальто. Когда
он приблизился, собака подняла голову и, не зная предрассуд¬
ков деревни, приветственно взметнула пыль хвостом. Затем с
нарастающим ознобом приятного предвкушения я увидел па¬
кет у отца в руках. Довольно часто после посещения клиентов
в Уинтоне он приносил домой мне и матери на ужин нечто не¬
изменно вызывавшее наш восторг; может, несколько гроздей
винограда от Кольмара, или кусок лосося от Тэя, или даже кув¬
шин кантонского зеленого имбирного напитка, — экзотические
дары, вроде как указывающие на то, что отец и сам не прочь
отведать чего-нибудь этакого, что, конечно же, выходило дале¬
ко за рамки скромных стандартов нашей повседневной жизни;
приподняв бровь и небрежно распаковывая эти дары, он тай¬
ком наслаждался нашими вопрошающими взглядами.Дверь со стуком открывалась, и мама, сорвав с себя фартук,
бежала встретить и обнять его, какового действия я не одобрял,
хотя оно неизменно повторялось. Отец снимал пальто и вешал
его на плечики — он всегда был аккуратен со своей одеждой, —
затем входил на кухню, несколько отстраненно приподнимал
меня и опускал. Мама ставила суп на стол. Это был шотланд¬
ский мясной бульон — блюдо, которое особенно любил отец,
но из которого, если бы позволили, я бы ел только горох, вы¬
ложив его для начала вкруговую по краю тарелки. Затем пода¬[8]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВвалась вареная говядина. Против местного обычая — и это бы¬
ло лишь одним из наших многочисленных нарушений строгих
правил местной общины, в которой мы жили, — наша основная
еда приходилась на вечер, так как у отца, проводящего весь
день на ногах, редко бывала возможность перекусить чем-то
большим, чем сэндвич. Между тем с настроем, который мне
показался необычным, даже слегка напряженным, он медленно
разворачивал свой пакет.—	Ну, Грейс, — сказал он, — все решилось.Мама перестала наливать бульон и побледнела:—	О нет, Конор!Он посмотрел на нее с улыбкой, ласковой, но ироничной,
и коснулся кончиков своих коротких светлых усов.—	Сегодня у меня была заключительная встреча. Я подпи¬
сал контракт с Хагеманном. Вечером он отправляется парохо¬
дом в Голландию.—	О Кон, дорогой, это невозможно...—	Сама посмотри. Вот первый образец. Перед твоими гла¬
зами.Он поставил на стол круглый стеклянный контейнер, спо¬
койно сел, принял тарелку из ее услужливых рук и взял ложку.
Я подумал, что мама, как это ни невероятно, вот-вот заплачет.
Она без сил опустилась на стул. Смутно представляя себе, что
произошло нечто ужасное, какая-то катастрофа, грозящая на¬
рушить мир моего дома, я не мог оторвать глаз от этой круглой
стеклянной бутылки. В ней был желтоватый порошок, а снару¬
жи — этикетка с отпечатанным на ней красно-сине-белым фла¬
гом. Мама взяла себя в руки и подала мне суп.—	Но, Конор, — умоляюще сказала она, — у тебя же все так
хорошо с Мерчисонами.—	Ты хочешь сказать, что я хорошо послужил им.—	Конечно. Опять же, они такие порядочные люди.—	Я ничего не имею против Мерчисонов, моя дорогая Грей-
си, но я устал снашивать каблуки на продаже их муки. Я отдал
им добрых пять лет своей жизни. Притом что они были чест¬
ными со мной. На самом деле это старый Мерчисон посовето¬
вал мне взять агентство.—	Но, Конор, у нас ведь теперь все так хорошо... и так бе¬
зопасно.[91
АРЧИБАЛЬД КРОНИНОтец снова поднял бровь, но не по поводу винограда от
Кольмара. Эта таинственная бутылка наверняка должна была
быть бомбой.—	Мы так никуда и не двинемся, оставаясь в удобстве и бе¬
зопасности. А теперь будь паинькой, поешь, о деталях я расска¬
жу позже.Он наклонился к ней и похлопал ее по руке.—	Я слишком расстроена.Мама встала и подала на стол вареную говядину.Не заметив, что я так и не притронулся к бульону, она без
всяких упреков убрала мою тарелку. Отец, с неизменно само¬
уверенным видом, спокойно и элегантно резал говядину. Ху¬
дощавый, рыжеволосый, кареглазый, с теплым цветом лица и
белозубой улыбкой под подкрученными усами, он был красивым
мужчиной. Я смотрел на него с восторгом и часто был более
чем впечатлен его дерзкими выходками, которые он совершал
и глазом не моргнув. Но с моей стороны это не было любовью
в полном смысле слова. Мое сердце принадлежало исключи¬
тельно матери. Мягкий, робкий, вечно везде последний из-за
своих болезней, начиная со свинки и кончая дифтерией, — до
сих пор помню вкус карболового глицерина, которым доктор
Дути смазывал мне горло, — связанный благодаря особым об¬
стоятельствам нашей жизни тесными эмоциональными узами
с матерью и нашим домом, я абсолютно заслуживал этот при¬
скорбный эпитет: маменькин сынок. Однако и кто бы не стал
им с такой матерью — тогда ей было не более двадцати четырех
лет: невысокая и ладная, правильные черты лица, мягкие кашта¬
новые волосы, генцианово-голубые глаза и та естественная гра¬
ция во всех движениях, которая, по моему детскому разумению,
как бы и объясняла ее имя^ Но прежде и больше всего меня дер¬
жал в плену ее взгляд, в котором были доброта и благость.Теперь, подперев рукой подбородок, она слушала отца, ко¬
торый в единственном числе творил свой праведный суд над
говядиной.—	Ты должна признать, — убежденно говорил он, — что
я не мог упустить этот шанс... горчица, спасибо тебе, дорогая...
Мы находимся накануне революции в хлебопекарной индуст-Грейс {англ. Grace) — буквально: «грация, привлекательность».[10]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВрии. Старомодному методу закваски приходит ко-нец, конец. —
Когда отец хотел быть внушительным, он часто для начала
произносил слово по слогам.—	Но, Конор, у нас ведь отличный хлеб!Отец, с удовольствием жуя, покачал головой:—	Ты не знаешь, как часто я видел скисшую закваску. Ко¬
торая пузырится из бочек. И целая партия хлеба полностью
испорчена. Уничтожена. Просто одна пена дистиллятора. Но¬
вый процесс сделает хлеб дешевле и лучше. Все пойдет как на¬
до. Подумай о такой перспективе, Грейс, с моими-то налаженны¬
ми связями. Да ведь я знаю каждого пекаря на Западе. Я буду
первым в этой области. И притом работая на себя.Мама продолжала свое:—	Ты вполне уверен в мистере Хагеманне?Отец кивнул, с полным ртом:—	Такой не подведет. Я могу импортировать у него из Рот¬
тердама на самых выгодных условиях. Кроме того, он дал мне
авансом половину всей суммы для старта. Разве дал бы, если
бы не полагался на меня?В глазах мамы возник слабый свет доверия, и на лице ее —
выражение робкой надежды. По окончании ужина она не вста¬
ла, чтобы убрать со стола. Отец не последовал обычной при¬
вычке уделить мне полчаса — это гибкое время часто стано¬
вилось растяжимым из-за моей назойливости, — прежде чем
я отправлялся в постель. Не считая короткой прогулки перед
сном, отец по вечерам не покидал дом. После долгого дня, про¬
веденного в обществе людей, являвшихся его друзьями, отец,
похоже, предпочитал побыть, как он говорил, у собственного
очага. Кроме того, у него не было никаких причин выходить.
Хотя у него были знакомые среди местных, он никогда не
искал встреч в деревне, тем более каких-то дружб. Арденкейпл
был для него, да и для всех нас, враждебным лагерем.Наше вечернее общение было отчасти образовательным —
именно он научил меня буквам алфавита, и он же потом пору¬
чал мне вычитывать, к нашей обоюдной выгоде, информацию
из его любимого альманаха «Энциклопедия Пирса»*, и, однако.' ^Энциклопедия Пирса» — справочник на самые разные темы, выпускае¬
мый в Великобритании с 1897 г. до настоящего времени.1111
АРЧИБАЛЬД КРОНИНВ основном, по причине моих болезней, он старался просто раз¬
влекать меня. Обладая поразительно богатым воображением,
он придумывал и рассказывал целые серии увлекательных при¬
ключений, в которых юный герой точно моего возраста, ма¬
ленький и довольно хрупкий, но чуть ли не до невероятия сме¬
лый, демонстрировал чудеса храбрости, совершая подвиги в
тропических джунглях или на пустынных островах среди пер¬
вобытных племен и дикарей-людоедов, причем время от време¬
ни отец вставлял замечания, адресованные моей маме, которые
обычно были связаны с естественным видом и облачением тем¬
нокожих женщин племени и которые, притом что я меньше
всего понимал их значение, заставляли ее смеяться.Однако сегодня вечером, поскольку родители продолжали
свой разговор, я понял, что мне не светит перспектива быть
принесенным в жертву на людоедском празднестве, и, встретив
взгляд отца, когда он сделал паузу, я тоном обиженного и все¬
ми забытого внезапно спросил:—	А что там в бутылке?Он улыбнулся с необычной доброжелательностью:—	Это дрожжи, Лоуренс. Точнее, королевские голландские
дрожжи Хагеманна.—	Дрожжи? — в недоумении повторил я.—	Именно так. — Он с достоинством кивнул. — Живое ве-
ш;ество, состояш;ее из бесчисленных живых клеток. Да, сама
суш:ность жизни, можно сказать, организм, который растет,
набухает, превращает крахмал в сахар, сахар в спирт и углекис¬
лый газ и таким образом заквашивает состав нашей жизни.
Изготовлены, — вдохновенно продолжал отец, — в минераль¬
ном сахарно-солевом растворе — вот что такое мои королевские
голландские дрожжи; современная технология, намного пре¬
восходящая метод зернового сусла, дает уникальную возмож¬
ность для внедрения совершенно нового процесса, который
в корне преобразует хлебопекарную индустрию Шотландии.Отец говорил таким тоном, будто это он сам изобрел дрож¬
жи, и я еще долго считал, что так оно и есть. Его явно подготов¬
ленное выступление оставило меня безмолвным. Мама, каза¬
лось, тоже нашла подобный пафос чрезмерным или, по крайней
мере, достаточным для меня в настоящий момент. Она встала[12]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВИ, хотя часы на каминной полке уверяли меня, что еще далеко
не мое время, непререкаемо объявила, что мне пора спать.Обычно это был длительный процесс, затягивавшийся бла¬
годаря тому, что я находил сотню причин, чтобы удержать ма¬
му, и усложнявшийся всеми видами предрассудков и уловок,
придуманных мною для самозащиты, которые, хотя и недостой¬
ны перечисления, можно себе представить по первому дейст¬
вию, когда следовало убедиться, что под моей кроватью не пря¬
чется боа-констриктор (удав обыкновенный). Однако сегодняш¬
нее явление дрожжей отвлекло меня от моих церемоний и
крайне обидным образом сократило все мои ухищрения.Даже когда я уже был в постели и мама пожелала мне спо¬
койной ночи, оставив, как положено, приоткрытой мою дверь,
эта странная субстанция, таинственно вторгшаяся в наш дом,
продолжала брожение в моем сознании. Я не мог заснуть. Лежа
с закрытыми глазами, я видел дрожжи, работающие в колбе, —
они пузырились и пенились, пока не взрывались, превращаясь
в пухнущее желтое облако, которое нависало над нашим до¬
мом, принимая форму джинна из бутылки в одной из историй
моего отца. Мне было не по себе. Было ли это предвидением
какого-то странного образа будущего?Хотя они и говорили тихо, возобновившаяся беседа родите¬
лей доходила обрывками из-за незакрытой двери в мою узкую
спальню. Время от времени я слышал впечатляющие и тревож¬
ные фразы: «подальше от этой проклятой деревни»... «займись
снова музыкой»... «он бы поехал в Роклифф, как Теренс»...
И наконец, уже почти засыпая, я услышал, как отец заявил
своим самым серьезным и решительным тоном:—	Подожди, Грейся, мы им покажем... бьюсь об заклад, что
они больше не смогут так относиться к нам. Однажды они по¬
мирятся с тобой. И скоро.ГЛАВА ВТОРАЯСколько недель я страстно желал пойти в школу — это при¬
ключение, в сияющих красках расписанное моим отцом, откла¬
дывалось лишь из-за моей подверженности самым распрост¬113]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНраненным микробам. Но теперь, когда день настал, меня охва¬
тила паника. Пока мама наводила последний глянец, застегивая
мне пуговицы на новых синих брюках из саржи и одергивая
вязаный джемпер, я со слезами на глазах умолял ее не отпус¬
кать меня. Она рассмеялась и поцеловала меня.—	С Мэгги у тебя все будет в порядке. Смотри, вот твой
новый ранец для учебников. Надень его, как настоящий маль¬
чик.Ранец, хотя и пустой, действительно поддержал меня. Я по¬
чувствовал прилив сил, однако чуть не подпрыгнул от внезап¬
ного стука в дверь.На пороге стояла Мэгги, со своим обычным выражением,
смиренным и приниженным, — спутанные локоны падали ей
на глаза, взгляд которых был таким же туповатым, но трога¬
тельным, как у скота-молодняка горной Шотландии. Она была
дочерью деревенской прачки, известной растрепы, от которой
давно убежал ее муж и которая, оплакивая участь своего бро¬
шенного чада, сделала из Мэгги рабочую лошадку. Мэгги, оде¬
тая в старую, подрезанную снизу твидовую юбку, которую дала
ей моя мама, с заштопанным на одном колене чулком, едва ли
казалась со стороны хотя бы мало-мальски грациозной. Далеко
не глупая, но, что называется, себе на уме и с тяжелым угрю¬
мым характером, свидетельствовавшим о чрезмерном труде и
дурном домашнем обрапцении, она подвергалась безжалостной
травле со стороны деревенских мальчишек, кричавших «дура
Мэгги» и все же опасавшихся ее, потому что у нее была креп¬
кая рука, метко бросавшая собранную на берегу круглую галь¬
ку, которую Мэгги носила в кармане. Но для меня она была и
наперсницей, и наставницей. Я действительно доверял ей, как
и моя мама, которая любила Мэгги и всячески поддержива¬
ла ее. Несмотря на ее многочисленные обязанности — после
школы редко кто видел ее без узла с бельем или без доспехов
из молочных бидонов, которые после обхода она должна была
начисто отмыть на ферме, прежде чем приступить к последне¬
му своему заданию: покормить кур, — она была во время дол¬
гих летних каникул кем-то вроде моей няньки, забирала меня
днем на прогулку в те дни, когда я в очередной раз выздоравли¬
вал. Мы совершали наше любимое паломничество вдоль бере¬
га, минуя по пути одинокий заброшенный коттедж со ржавой[14 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВрешеткой для вьющихся растений, именовавшийся Роузбэн-
ком, где, как оказалось, к моему вечному позору, я и родился.
Как столь важное событие могло произойти в столь печальном
здании, уразуметь я не мог, но, по-видимому, это было так, по¬
скольку, когда мы проходили мимо Роузбэнка, Мэгги принима¬
лась в страшных, но убедительных деталях описывать, несо¬
мненно со слов своей матери, мое прибытие в сей мир темной
и безотрадной ночью накануне субботы, дня отдохновения,
когда шел дождь и был такой высокий прилив, что мой отец,
отчаянно искавший доктора Дати с его маленькой черной сум¬
кой, едва добрался до деревни.—	И хуже того, — Мэгги обраш;ала на меня сочувственный
взгляд, — ты пришел в этот мир не тем концом.—	Не тем концом! Но как это, Мэгги?—	Не головой вперед. Ногами вперед.—	Это плохо, Мэгги? — окаменев, спрашивал я.Она мрачно кивала в подтверждение.После этого унизительного разоблачения Мэгги взбадри¬
вала меня, уводя вдоль устья к скалам Эрскин, где, наставляя
ничего не рассказывать маме, которая была бы потрясена, услы¬
шав, что ее любимое, но испорченное чадо травит свой желудок
такой «гадостью», мы собирали свежие мидии, которые она жа¬
рила на костре из плавника, и они становились сладкими, как
орехи. Новизна этой пиш;и уже сама по себе радовала меня,
поскольку я был в каком-то смысле пресыщен; но для Мэгги,
увы, недоедающей, это было желанной подкормкой, а затем,
сняв свои стоптанные ботинки и длинные черные чулки, один
из которых, хоть и заштопанный, был обычно с дыркой, она
входила в серые воды залива и, шаря ступнями в илистом пес¬
ке, нащупывала и раскрывала маленькие рифленые белые ра¬
кушки, сырое и дрожащее содержимое которых и поглощала
на десерт, как устриц.—	Но они ведь живые, Мэгги, — протестовал я в смятении
от боли, которую, должно быть, испытывали под ее острыми
зубами эти невинные двустворчатые моллюски.—	Они ничего не чувствуют, — спокойно заверяла меня
она. — Если ты быстро их раскусишь. А теперь поиграем в ма¬
газин.[15]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНМэгги придумывала всевозможные игры и владела всеми
местными ремеслами. Она могла делать свистки из ивы, плес¬
ти замысловатые коврики из соломы, к чему мои пальцы были
совершенно не приспособлены, и волшебным образом скла¬
дывала из бумаги маленькие плотные кораблики, которые мы
пускали по ручью Джелстон. Она также умела петь и хрипло¬
ватым, но мелодичным голосом исполняла для меня самые по¬
пулярные песенки, такие как «Прощай, Долли Грей» и «Жи¬
молость и пчела».Но из всех наших игр Мэгги больше всего любила играть
в «магазин» — вот что ей никогда не надоедало. Когда мы, по¬
рыскав, выставляли на берегу все разнообразие наших нахо¬
док — осколки раковин, семена дикого укропа, головки репей¬
ника и морские гвоздйки, кучки белого песка, морские водо¬
росли с пузырьками воздуха, мраморные камешки, — каждая
из которых представляла собой отдельный товар, Мэгги стано¬
вилась полным достоинства и важности продавцом, а я поку¬
пателем. При этом Мэгги, столь бедная и презренная, обретала
уверенность и чувствовала себя чуть ли не богачкой. С гордо¬
стью хозяйки оглядывая сокровища своего магазина, переби¬
рая набор прекрасных продуктов ~ чай, сахар, кофе, муку, мас¬
ло, ветчину и, конечно же, белое в черную полоску мятное дра¬
же, — она забывала дни, когда ей приходилось утолять голод
солоноватыми моллюсками, сырой репой с одного из полей
Снодди или даже кожицей плодов шиповника и боярышника,
что мы называли «подножным кормом».Мы были счастливы вместе, и я чувствовал ее любовь ко мне,
пока, внезапно подняв глаза во время нашей игры, не натыкал¬
ся на ее обращенный на меня удивленный взгляд человека,
которого постоянно притягивает какая-то странность. Я знал,
что затем должно последовать, поскольку полуозадаченным-
полусоболезнующим тоном она заявляла:~ Вот гляжу я на тебя, Лори, и до сих пор не могу поверить.
Я имею в виду, ты так мало, ты почти совсем не отличаешься
от нас. И твоя мать и отец тоже, они такие милые, что ты даже
себе не представляешь.Я опускал голову. Мэгги, в своей грубоватой добродушной
манере, снова раскрывала одну из потаенных мук, которые омра¬
чали мои ранние годы, в чем пора без дальнейших обиняков[16 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВпризнаться. Я был, увы, католиком. Мальчик, привязанный за
руку и за ногу к скрежещущей колеснице папы, несчастный
служка Блудницы ^ зажигатель свечей и ладана, потенциаль¬
ный целовальщик большого пальца святого Петра. Мало того,
мои родители и я были единственными последователями этой
оскорбительной религии и, что еще хуже, единственными, кто
когда-либо поселялся в этой неколебимо, исключительно пра¬
воверной протестантской деревне Арденкейпл. В этом тесном
маленьком сообществе мы были столь же неуместны, как если
бы были семьей зулусов. Мы были такими же изгоями.Каково бы ни было отношение к моему отцу местной пуб¬
лики, которую он охотней дразнил, чем умирял, на себе я не
испытывал ничего, кроме явного сочувствия или даже друже¬
ского любопытства по поводу нашей странности. Тем не менее
в понедельник утром, когда я столкнулся с перспективой шко¬
лы, вышеупомянутая проблема сыграла свою роль в том, что я
упал духом. И когда, после финальных увещеваний со стороны
мамы, Мэгги крепко сжала мою руку и мы отправились по до¬
роге в деревню, я был в смятении. Мы прошли мимо кузницы,
откуда заманчиво пахло жженым копытом — это подковывали
лошадь, — но я даже не остановился посмотреть. Не увидел
я и окон деревенской лавки, к которым любил прижиматься
носом, изучая богатые россыпи разных леденцов, мятных ша¬
риков, «слим ДЖИМОВ»^ и яблочных пирогов. Это был мучитель¬
ный путь, еще более болезненный из-за того, что Мэгги вполго¬
лоса рассказывала о страшных наказаниях, которым подверга¬
ет учеников директор школы мистер Рэнкин — она дала ему
прозвище Пин^.—	Он калека, — с сожалением продолжала она, покачав го¬
ловой. — И неудавшийся священник. Ни то ни се! Но он кош¬
мар с хлесталкой^.Хотя мы шли медленно, однако вскоре оказались возле
школы.^ Жена-в-багрянице, или Вавилонская блудница — презрительное проз¬
вище, данное протестантами Римско-католической церкви.^ Жевательные конфеты.^ Пин {англ. Pin) — заноза.^ Кожаная лента с ручкой, применяемая для ударов по кистям рук в го¬
сударственных школах Шотландии.[17]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНЭто было маленькое старое здание из красного кирпича,
с открытым двором и убитой каменистой землей, и, если бы не
Мэгги, мне, конечно, следовало удрать. На поле для игр шло
нечто подобное сражению. Мальчишки носились туда-сюда,
боролись, кричали, пинались и дрались; девочки крутили ска¬
калки, подпрыгивали и повизгивали; летали сорванные с голов
кепки, подбитые гвоздями ботинки скользили и царапали кам¬
ни, высекая из них настояш;ие искры, от шума и гама можно
было оглохнуть. И самый крупный из «плохих» мальчишек,
вдруг заметив меня, испустил дикий и д)Ш1ераздирающий вопль:
«Гляньте, хто тут! Крошка папа!»Это внезапное возведение на престол Ватикана ничуть ме¬
ня не вдохновило — все замерло у меня внутри от дурных
предчувствий. Еще секунда, и я буду окружен толпой рвущих¬
ся пол)гчить от меня нечто большее, чем апостольское благо¬
словение. Но от этой и других напастей меня защищала Мэг¬
ги, расталкивая толпу воинственно выставленными острыми
локтями, пока внезапно не раздался звон, пресекший этот
гвалт, и на крыльце не появился школьный учитель с колоко¬
лом в руке.Несомненно, это был Пин, его правая нога была деформи¬
рована и прискорбно короче другой — ее поддерживал двена¬
дцатидюймовый стержень, прикрепленный к странному малень¬
кому ботинку железным стременем, покрытым снизу резиной.
К моему удивлению, учитель не вызвал у меня никакого стра¬
ха. Несмотря на свои внезапные взрывы гнева и холерическую
стукотню костяшками пальцев по столу, он, по сути, был мяг¬
ким, заурядным, сломленным человечком лет пятидесяти, в
очках со стальной оправой и с остроконечной бородкой, всегда
в одном и том же куцем черном лоснящемся пиджаке (целлу¬
лоидный воротничок и черный галстук, завязанный на веч¬
ный узел), в молодости учился на священника, но из-за своего
уродства и склонности к заиканию не раз терпел поражение в
пробных проповедях и в конце концов стал печальным приме¬
ром этой в высшей степени шотландской неудачи, где ничто не
могло быть хуже провала на ниве священства.Однако до него меня не довели. Оторвавшись от основного
турбулентного потока, Мэгги наконец передоверила меня по¬
мощнице учительницы начального класса, где мне, как и при¬[18 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВмерно двадцати другим, гораздо моложе меня, дали грифель¬
ную доску и посадили на одну из передних скамеек. Мне уже
полегчало, так как я узнал нашу учительницу — приятную де¬
вушку с теплыми карими глазами и обнадеживаюш;ей улыб¬
кой — одну из двух дочерей мистера Арчибальда Гранта, кото¬
рый держал лавку Ее младшая сестра Полли никогда не отка¬
зывала мне в карамельке, когда по поручению мамы я ходил
в лавку.—	А теперь, дети, я рада видеть вас после каникул и привет¬
ствовать новых учеников, — начала мисс Грант, и я затрепетал,
воображая, что ее улыбка обрапцена ко мне. — Поскольку леди
Мейкл нанесет сегодня утром свой обычный дневной визит в
школу, я ожидаю, что вы все будете вести себя как подобает.
Теперь я буду называть имя каждого, а вы отвечайте — мне
нужно заполнить классный журнал.Когда она произнесла «Лоуренс Кэрролл», я, подражая
остальным, ответил: «Здесь, мисс», что, однако, прозвучало на¬
столько неуверенно, будто я сомневался в своей собственной
подлинности.Тем не менее ответ был принят, и после того, как все мы
назвались и мисс Грант занесла нас в большую книгу, лежаш;ую
у нее на столе, она раздала нам задания. Класс был разделен на
несколько групп по уровню подготовки. Вскоре одна группа
бубнила таблицу умножения, еще одна списывала с классной
доски на свои грифельные доски задания по арифметике, а тре¬
тья боролась с прописными буквами алфавита. Все это показа¬
лось мне таким детским лепетом, что мои прежние опасения
начали таять, сменяясь покалывающим осознанием собствен¬
ной значимости. Какие же они младенцы, если не могут отли¬
чить Б от Д! И кто среди этих старших мальчиков погружался,
как я, в тайны «Энциклопедии Пирса» с изображением стран¬
ника на фронтисписе, заявлявшего, что в течение пяти лет он
не пользовался никаким другим мылом? Окруженный такими
свидетельствами малолетнего невежества, я почувствовал пре¬
восходящую силу своих познаний, оригинальность моего но¬
вого наряда; мне хотелось, чтобы тут засверкали мои таланты.Грифельным карандашам недолго пришлось скрипеть, так
как дверь распахнулась и последовала команда:—	Встать, дети![19 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНКогда мы с грохотом поднялись, появился Пин и почти¬
тельно ввел в класс чопорную, напыщенную, расфуфыренную
маленькую даму с таким выдающимся и агрессивным бюстом,
что вкупе с пучком перьев на ее шляпе это придавало ей явное
сходство с голубем-дутышем. Я смотрел на нее со страхом и
почтением. Леди Мейкл была вдовой производителя корсетов
в Уинтоне, который под безупречным, но интригующим лозун¬
гом «Дамы, мы используем только самый прекрасный натураль¬
ный китовый ус» (такие лозунги были расклеены на щитах
каждой железнодорожной станции — эта реклама была для
меня не менее интересна, чем «Они нам нужны, как любовь и
доверье, — Пиквик, Сова и Уэверли перья» сколотил немалое
состояние, а затем, спустя годы, как мэр Ливенфорда, был по¬
жалован в рыцари, каковое звание подвигло его купить боль¬
шие владения в окрестностях Арденкейпла и удалиться на по¬
кой. Здесь на досуге он предавался своему любимому занятию —
выращиванию орхидей и тропических растений, тогда как его
супруга не теряла времени даром, возлагая на себя обязанно¬
сти и утверждаясь в правах хозяйки усадьбы, хотя, при ее про¬
стецких манерах и промахах в основных оборотах шотландской
речи, она не была леди от рождения, в чем спокойно признава¬
лась. Тем не менее леди Китовый Ус, как ее называл мой отец,
была достойной женщиной, щедрой к Арденкейплу — она по¬
дарила деревне сельский клуб — и благотворительницей для
всей округи. Кроме того, у нее было характерное мрачное чув¬
ство юмора и сильные перепады настроения, поскольку, поми¬
мо того что она поставила своему горько оплаканному мужу
великолепный надгробный камень, изобилующий множеством
страшноватых урн, она искренне поддержала и действитель¬
но прославила коллекцию орхидей, которую он собрал, до того
как почил. Это может показаться странным, но в то время я ни
разу и словом не обмолвился со столь высокопоставленной
особой, хотя имел все основания быть знакомым с ее широко
раскинувшимся поместьем, с лесами и рекой, аллеей длиной^ Реклама знаменитой в Шотландии компании «Макнивен и Кэмерон
лимитед», изготавливавшей различные виды перьев для пишущих ручек
«Пиквик», «Сова» и «Уэверли» — типы острия пера[20 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВВ милю, что вилась через парк между гигантскими рододендро¬
нами к большому дому С огромным зимним садом рядом с ним.—	Садитесь, дети. — Она подалась вперед. — В этой комна¬
те очень душно. Откройте окно.Мисс Грант поспешно исполнила просьбу, в то время как ее
светлость, устремив на нас грозный взгляд, совеш;алась с Пи¬
ном, который, наклонившись и отставив назад свою позвани¬
вающую деформированную конечность, таким способом полу-
сокрыв ее — вскоре я увидел, что это была его обычная поза, —
послушным шепотом выражал согласие. Затем она обратилась
к нам на характернейшем местном наречии, начав так:—	Дети, вы юны и слабы, но я надеюсь и молюсь, что пока
вы еще не идете путем зла — ничего не портите, не бедокурите.
Теперь вы себя спрашиваете, что за интерес у меня к вашей
деревне и ко всем вам, какие вы есть, и, может быть, вы прислу¬
шаетесь к тому, что я собираюсь сказать.Она довольно долго продолжала в том же духе, призывая
нас усердно трудиться, совершенствоваться и всегда соблю¬
дать моральные нормы и самые высокие стандарты хорошего
поведения, подразумевая, что иначе нам здесь и далее в буду¬
щем придется несладко. Закончив, она поджала губы и одари¬
ла нас полной достоинства улыбкой, в которой, однако, были
и юмор, и некоторое лукавство.—	Пока вы ничего не умеете. Чистая доска — вот что вы та¬
кое, чистая доска. Но я хочу проверить вашу природную сооб¬
разительность, посмотреть, есть ли у вас в голове хоть какая-то
смекалка или что-нибудь подобное. Мисс Грант, карандаш.Тут же ей был предоставлен желтого цвета карандаш, и, се¬
кунду подержав его перед нами, она с пафосом бросила его на
пол. Мы замерли.—	А теперь, — выразительно воскликнула она, — у вас нет
рук! Ни у кого из вас нет рук. Но я хочу, чтобы этот карандаш
был поднят.Что бы ни подвигло ее на этот экстравагантный экспери¬
мент, — возможно, она посещала одну из своих многочислен¬
ных благотворительных организаций, дом для паралитиков в
Ардфиллане, — результатом было молчание, мертвая тишина.
Класс был в тупике. Внезапно я испытал приступ вдохнове¬[21]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНния. Как в тумане я встал, обмирая от своей смелости, сделал
под общими взглядами несколько неверных шагов и, распро¬
стершись перед желтым карандашом, схватил его зубами. Но
карандаш был круглым и гладким. Он выскользнул из моих
слабых резцов, выстрелив далеко вперед на пыльный и неров¬
ный пол. Я на четвереньках последовал за ним, лицом долу, как
следопыт-индеец. Снова я попытался схватить карандаш и сно¬
ва потерпел неудачу. Преследование продолжалось. Никто не
сводил с меня глаз. Теперь карандаш нашел себе щ;ель между
половицами. Я подтолкнул его вперед подбородком, уговари¬
вая занять выгодное положение, но он на моих глазах мягко
закатился в более глубокую ш;ель, возле классной доски, куда
уже просыпался мел. Однако кровь ударила мне в голову. Вы¬
сунув язык, я вылизал свою добычу из ловушки, а затем, не дав
карандашу покатиться, прикусил его сильно и надежно. Класс
выдохнул и зааплодировал, когда я с белым от мела обод¬
ранным носом встал на ноги, намертво зажав в челюстях ка¬
рандаш.—	Отличная работа! — воскликнула леди Китовый Ус, с эн¬
тузиазмом похлопав в ладоши, а затем положив руку мне на
голову. — Ты очень умный парень.Я покраснел — меня распирало от гордости. Чтобы полу¬
чить такую оценку от леди из поместья перед моей 5^ительни-
цей, перед директором школы и, самое главное, перед моими
одноклассниками! И это в первый же день в школе. Очень умный
мальчик. Какая радость рассказать маме!Тем временем, пока мисс Грант отряхивала меня, ее свет¬
лость, с видом френолога, все епце держала доброжелательную
руку на моем черепе.—	Сколько тебе лет?—	Шесть лет, мэм.—	Ты очень маленький для шести.—	Да, мэм. — Меня подмывало рассказать ей о своих почти
смертельных болезнях, которые остановили мой рост, вероят¬
но, навсегда, но я не успел открыть рот, как она продолжила —
ободряюще, как настоящая патронесса:—	Ты должен есть кашу с молоком, побольше молока. Не
только пенку, запомни. И никогда не задирай нос перед сущно¬[22]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВстью жизни. Ты понимаешь, что я имею в виду под «сущно¬
стью жизни»?—	О да, мэм. — Подогретый своим триумфом и тем, что
я знаю больше других, я вспомнил слова отца, связанные с со¬
держимым бутылки, и, пристально посмотрев на леди, ответил
уверенно, громко и отчетливо: — Королевские голландские
дрожжи Хагеманна!В классе раздалось робкое хихиканье, переросшее в неудер¬
жимый хохот. С тревогой я увидел, что лицо моей покрови¬
тельницы изменилось и одобрительное выражение было вытес¬
нено тяжелым хмурым взглядом. Ее ладонь сжала мой череп.—	Ты смеешь смеяться надо мной, мальчик?—	О нет, мэм, нет!Она так долго и пристально изучала меня, что мне казалось,
будто мои внутренности вот-вот растворятся. Затем она осуж-
даюш;е убрала руку, в то же время несильно подтолкнув меня
вперед, по направлению к моему месту.—	Иди! Вижу, я ошиблась. Ты просто клоун.Униженный, опозоренный на всю жизнь, фактически сноваизгой, я просидел все оставшееся утро с поникшей головой.По дороге домой, ища руку моего истинного защитника,
я обливался слезами.—	Это бесполезно, Мэгги! — стонал я. — Я ни на что не го¬
жусь, просто жалкий клоун!—	Да, — с унылым сарказмом отвечала Мэгги, для которой,
видимо, утро в ее классе прошло не лучше. — Мы — прекрасная
пара.ГЛАВА ТРЕТЬЯНесмотря на мамины опасения и унижение, которое я ис¬
пытал в школе из-за королевских голландских дрожжей, дело
с дрожжами стартовало самым благоприятным образом. Несо¬
мненно, это был шанс, которым мой отец, естественно человек
умный, с острым и дальновидным взглядом на вещи, не преми¬
нул воспользоваться. Его личные познания в области торговли
выпечкой, связи, которые он установил по всей Западной Шот¬[23]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНландии в течение пяти лет работы продавцом на Мерчисонов,
его привлекательная личность и легкая манера общения, кото¬
рую он мог точно подстроить под статус любого клиента и ко¬
торая, как правило, делала его популярной фигурой, а прежде
всего — самоуверенность, с которой он сбрасывал свой пиджак,
подвязывал белый фартук и наглядно демонстрировал новый
процесс выпекания хлеба, — все это обеспечивало ему успех.Свидетельством этому стала спустя несколько месяцев се¬
мейная поездка в Уинтон, когда отец, с гордостью показав нам
свой новый маленький кабинет в торговом здании «Каледония»,
отвел нас на утренник про Аладдина в Королевском театре,
а затем в знаменитый «Ресторан Тристл». Человек щедрый,
он был более обычного расточителен в то Рождество. Вдобавок
к новой зимней экипировке, которая меня не очень интересова¬
ла, я ползли л превосходные сани под названием «Подвижный
летун» с рулевым управлением, тогда как для мамы в один из
декабрьских дней из Уинтона в большом двуконном фургоне
прибыло нечто, о чем, должно быть, она давно мечтала, с тех
пор как вышла замуж, подарок, неожиданность которого, по¬
скольку отец, по своему обыкновению, не проронил ни слова о
его прибытии, только удвоил и утроил радость мамы. Пианино.
Не какой-нибудь там желтоватый деревенский музыкальный
ящик с плюшевыми вставками, под который мы вышагивали в
школе, бренчавший как старое банджо, но совершенно новый,
черного дерева, солидный инструмент с волшебным именем
«Блютнер», с двумя позолоченными подсвечниками и сияющи¬
ми клавишами из слоновой кости, которые при легчайшем ка¬
сании издавали глубокие и яркие созвучия.Мама, все еще совершенно ошеломленная, села на вращаю¬
щийся стул, который прибыл вместе с пианино, и, пока я стоял
у ее плеча, она с изумительной живостью, поразившей меня,
пробежала пальцами вверх и вниз по клавиатуре, заметив при¬
том: «О дорогой Лори, мои пальцы такие неловкие»; замерла
на мгновение, чтобы собраться с духом, а затем заиграла. Эта
сцена столь живо стоит перед моими глазами, что я даже по¬
мню ту пьесу, которую она исполняла. Это был «Танец шарфов»^^ «Танец шарфов» («Danse d’Echarpes») — пьеса Сесиль Шаминад (1857-
1944), французской пианистки и композитора.[24 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВЯ, без всякого преувеличения, был буквально ошеломлен и
очарован не только восхитительными звуками, которые воз¬
действовали на мои барабанные перепонки, но чудом: мама, от
которой, кроме песен, я никогда раньше не слышал ни одной
музыкальной ноты и которая из верности отцу, не имевшему
возможности приобрести пианино, никогда в моем присутст¬
вии не демонстрировала своего умения, через столько лет ти¬
шины вдруг обнаружила этот свой сокрытый и совершенный
талант и очаровала меня сверкающим потоком музыки. Два
грузчика, каждый из которых получил шиллинг, уже надев в
холле свои картузы, задержались на выходе. Теперь, вместе со
мной, когда мама закончила, они невольно зааплодировали.
Она радостно засмеялась, но покачала головой:—	О нет, Лори, я совершенно разучилась играть. Но это
скоро вернется.Здесь, в этой реплике, была еще одна загадка, вдобавок
к тем другим, пока нераскрытым, которые осложняли и трево¬
жили мои ранние годы, но когда я приставал к маме с соответ¬
ствующими вопросами, она просто улыбалась и отвечала что-
то уклончивое. Между тем ничто не могло отвлечь меня от
этой новой радости. Отец не был музыкальным человеком и,
хотя не имел ничего против пианино, на самом деле был равно¬
душен к нему; это, видимо — поскольку я начал узнавать от¬
ца, — в какой-то степени отложило приобретение инструмента.
Его представление о музыке — это попурри из известных ме¬
лодий в исполнении хорошего духового оркестра, для чего он
приобрел несколько цилиндров к фонографу Эдисона-Белла
с записями знаменитого «Бессеса»^ Но для мамы, особенно в
нашем неравноправном государстве, прекрасный «Блютнер»
был и утонченней, и утешительней. Каждый день, закончив
домашние дела и убедившись, что все у нее в полном порядке
и блестит, она «приодевалась» и «практиковала», время от вре¬
мени наклоняясь вперед, поскольку от природы была чуть бли¬
зорукой, чтобы изучить трудный пассаж, затем, прежде чем
возобновить игру, отводила в сторону свои мягкие каштановые^ «Бессес» (Besses о’ the Ваш, или просто Besses) — один из старейших
духовых оркестров Великобритании. Назван по местечку, где был создан
в 1818 г.[25 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНВОЛОСЫ, которые, взлетая и распадаясь по пробору, закрыва¬
ли ей лоб. Часто, когда я возвращался домой из школы, и все¬
гда, если погода была дождливой, я молча шел в гостиную,
чтобы послушать, и садился у окна. Вскоре я узнал названия
тех вепцей, которые мне нравились больше всего: это полонез
ми-бемоль Шопена, Венгерская рапсодия Листа, а затем «Му¬
зыкальные моменты» Шуберта и моя самая любимая, чему,
возможно, способствовало название, соната фа-минор^ Бетхо¬
вена, которая более других навевала преждевременную грусть,
вызывая видения, в которых под сияющей луной я представ¬
лял самого себя, пропадающего в отдаленных землях и обрета¬
ющего душевный покой в одинокой могиле героя, восстав из
которой я бежал на кухню, чтобы поставить чайник на плиту
и приготовить тосты с маслом к чаю.Это была счастливая зима, которую ничто в дальнейшем не
могло вычеркнуть из моей памяти. Наш маленький корабль,
под парусами, наполненными попутным ветром, жизнерадост¬
но плыл по морю своим одиночным безопасным курсом. Отец
разбогател. В школе меня перевели в класс постарше, и, хотя я
сожалел о расставании с мисс Грант, я был приятно удивлен,
обнаружив, что меня тянет к моему новому наставнику. Пин,
столь несправедливо осужденный Мэгги — его вспышки были
лишь результатом расшатанной нервной системы, а не дурного
характера, — возможно, потерпел бы неудачу за кафедрой про¬
поведника, но как учитель он был превосходен. Естественно,
он был гораздо образованнее подавляющего деревенского боль¬
шинства, и у него был бесценный талант интересно подавать
материал. Удивительно, но он, похоже, заинтересовался мной.
Вероятно, он заметил, с какой иронией и свысока относились
к нам в деревне, или, возможно, хотя он никогда в открытую не
говорил об этом, у него были надежды превратить меня в сво¬
его рода головню, вытащенную из огня1 Так или иначе, я по¬
лучил больше, чем заслужил, пользы от этого презираемого
и отверженного маленького человека.^ Возможно, герой имел в виду так называемую Лунную сонату № 14,
до-диез минор, что следует из дальнейшего текста: «...под сияющей луной».^ Зах. 3: 2: «И сказал Господь сатане: Господь да запретит тебе, сатана, да
запретит тебе Господь, избравший Иерусалим! не головня ли он, исторгнутая
из огня?»126]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВКак быстро пролетели эти месяцы! Я едва осознавал, что
весна на подходе, пока отец, подверженный тому, что он назы¬
вал «склонность к бронхиту», не подхватил в марте сильную
простуду из-за своего язвительного ирландского пренебреже¬
ния старой шотландской пословицей: «Не надень, что хочется,
пока май не кончится». Но он справился с недомоганием, когда
у сикоморы возле кузницы набухли почки, и вдруг мы оказа¬
лись в зелени апрельских дней. Дул мягкий западный ветер,
разнося на своих крыльях известие о том, что мы стали явно
процветать. Был ли причиной такого редкого для здешних мест
события своевольный визит моего двоюродного брата Теренса,
шестнадцатилетнего мальчика, который с самых ранних лет
был одарен носом, весьма восприимчивым к светлым воздуш¬
ным потокам финансового благополучия?Теренс — потрясаюш;ий, длинноногий, необыкновенно кра¬
сивый юноша — был сверх меры наделен очарованием Кэррол¬
лов. Его дом, который я никогда не видел, был в Лохбридже,
всего в двенадцати милях отсюда, где его отец владел заведе¬
нием со странным названием «Погреба Ломонда». В то время
как я не осознавал тогда возможных последствий, связанных с
загадочным словом «погреба», помимо того что оно предпола¬
гало некие подземные глубины, — великая особенность Терри,
читаемая в моих полных зависти глазах, состояла в том, что он
учился в знаменитом Роклифф-колледже в Дублине в качест¬
ве пансионера. Итак, в свои пасхальные каникулы он прикатил
к нашим воротам на новом сверкающем велосипеде «радж-
уитворт». На Терри были хорошо отутюженные серые флане¬
левые брюки, с которых он небрежно снял зажимы, синяя фла¬
нелевая форменная куртка Роклиффа и соломенная шляпа с
эмблемой колледжа, надетая набекрень. Просто олимпиец пря¬
мо с Парнаса — или из «Погребов»? — он ослепил меня.Мама, изголодавшаяся по посетителям и исполненная са¬
мого пылкого гостеприимства, была рада видеть Теренса, хотя
и смутилась, поскольку была не готова к приему гостя.—	Мой дорогой мальчик, если бы ты только сообщил мне,
что приедешь, я бы приготовила для тебя такой хороший обед. —
Она посмотрела на часы, которые показывали три часа без два¬
дцати минут. — Скажи, чем я могу сейчас тебя угостить?[27]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	На самом деле я уже обедал, тетя Грейс. — (Я отметил,
что подчеркивание родства понравилось моей матери.) — Тем
не менее я не прочь перекусить.—	Просто скажи, чего ты хочешь.—	Что ж, вообще у меня слабость к яйцам вкрутую, если
у вас найдутся.—	Конечно. Сколько бы ты хотел?—	Скажем, полдюжины, тетя Грейс, — беспечно предложил
Теренс.Пятнадцать минут спустя он сидел за столом, изящно всту¬
пая в контакт с шестью яйцами вкрутую и несколькими ломти¬
ками деревенского хлеба, густо намазанными маслом, одновре¬
менно рассказывая в небрежной манере, с акцентом и интонаци¬
ей высших слоев Дублина, о своих замечательных триумфах за
прошедший семестр, о победе в спринте на сто ярдов на школь¬
ных спортивных соревнованиях. Невозможно было не восхи¬
щаться, что мы и делали, хотя мама, казалось, немного заскуча¬
ла, когда в третий раз Теренс повторил:—	Я так рванул в финальном забеге, что казалось, будто
они стоят на месте.Позднее именно она предложила, чтобы Теренс взял меня
прогуляться до возвращения моего отца. Когда мы отправи¬
лись по дороге в деревню, я вложил свою ладонь в его и востор¬
женно выдал:—	О кузен Терри, как бы я хотел вместе с тобой побывать
в Роклиффе!Теренс пристально посмотрел на меня, затем достал зубо¬
чистку и начал рассеянно ковырять в зубах.—	Только не говори твоей матери — она у тебя как блажен¬
ная, — но одно из яиц было пустым.Он слегка наклонился, чтобы подчеркнуть значимость ска¬
занного.—	О, извини, Терри. Но ты слышал, что я сказал про Рок-
лифф?Теренс безмолвно покачал головой, но закончил фразой,
которая охладила мой пыл:—	Мой бедный шустрик, ты никогда не выдержишь удара
трости с наконечником. Роклифф забьет тебя до смерти. Боже
мой, что это за объект там?[28 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВЯ повернулся. Это была Мэгги в своем амплуа рабыни,
С большим узлом белья, раскачивающимся на голове, неуклю¬
жая, неопрятная, машущая мне, дико машущая мне в друже¬
ском приветствии. Меня словно скукожило. Признать Мэгги
в присутствии Теренса? Нет-нет, это было немыслимо. Винов¬
ный в первом из двух великих актов предательства, случивших¬
ся в моем детстве, я отвернулся.—	Бог знает, кто это, — пробормотал я в своем жалком под¬
ражании манере моего двоюродного брата и пошел дальше,
оставив Мэгги так и стоять в изумлении, с поднятой рукой.В начале дороги Теренс остановился у бакалейной лавки.
За окном на стеклянной подставке лежал один из фирмен¬
ных десертных яблочных пирогов Гранта. Кроме того, внутри,
склонившись над книгой — локти на прилавке, спиной к нам, —
сидела Полли Грант. То, что нашим глазам была представле¬
на довольно пышная часть тела девушки — та, на которой си¬
дят, — похоже, позабавило моего кузена Теренса. Он с легко¬
стью уселся на подоконнике, переводя взгляд с яблочной
выпечки на ничего не подозревающую Полли.—	Похоже, неплохой пирог, — прокомментировал он.—	О да, Терри. Просто великолепный.—	Абсолютно круглый?—	Они всегда круглые, Терри.К моему удивлению, Теренс рассмеялся, и Полли, прервав
чтение, встала и повернулась к нам. Встретив взгляд моего ку¬
зена, она зарделась и захлопнула книгу.—	Мы могли бы попробовать чего-нибудь сладкого после
яиц, — продолжил Теренс. — Полагаю, у вас тут есть свой счет.—	О да, счет у нас есть. Я часто делаю покупки для мамы
в кредит.—	Тогда предположим, что ты забежал за выпечкой и запи¬
сал ее в долг. — Он добавил небрежно: — Потом я расплачусь
за нее.Я охотно повиновался. Мне показалось, что Полли немного
не в себе. Она даже забыла дать мне мою обычную карамельку.—	Кто этот молодой человек с тобой? — все еще пунцовая,
осведомилась она.—	Мой кузен Теренс, — гордо ответил я.—	Тогда скажи ему, что он довольно нахальный.129 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНЕстественно, выйдя с пирогом, я и мысли не допускал пере¬
дать такие слова моему двоюродному брату, который, осматри¬
вая окрестность, предложил прогуляться до тенистой зелени
на краю деревни; это место тут называли Гоммон.Он удобно уселся, привалившись спиной к каштану, и рас¬
крыл бумажный пакет, из которого пошел вкусный аромат хру¬
стящего слоеного теста.—	Не такой уж большой при ближайшем рассмотрении, —
заметил он, разглядывая пирог, который, на мой взгляд, оказал¬
ся гораздо больше вблизи. Он был по крайней мере девяти дюй¬
мов в диаметре, покрытый снежной сахарной пудрой и исто-
чаюш;ий дивный сок. — Хм... — сказал Теренс. — У тебя не
найдется ножа?—	Нет, Терри. Мне епде не разрешают носить нож. Боятся,
что могу порезаться, — извинился я.—	Жаль, — задумчиво сказал Теренс. — Мы не можем раз¬
ломить его, иначе все будем в его начинке.Пока Теренс, нахмурившись, как бы глубоко задумался, у ме¬
ня в предвкушении вкуснейшего лакомства потекли слюнки.—	Есть только один выход, парень, — наконец сказал он ре¬
шительно. — Нужно бросить монету — кому пирог. Ты ведь
игрок, не так ли?—	Если ты — да, то и я, Терри.—	Отлично, парень! — Он с серьезным видом достал моне¬
ту. — Орел — я выиграл, решка — ты проиграл. Я даю тебе пре-
имуш;ество. Загадывай.—	Решка, Терри, — робко рискнул я.Он открыл монету.—	Решка, какая жалость! Слышал, как я сказал: «Решка —
ты проиграл»? Ну, в следующий раз тебе больше повезет.В некотором смысле, хотя глаза мои часто моргали, я был
не слишком огорчен проигрышем. Глядя, как Теренс медленно
и с явным наслаждением уписывает пирог, я косвенно получал
удовольствие, вплоть до того момента, когда от слоеного пиро¬
га осталась последняя корочка.—	Было вкусно, Терри?—	Так себе, — критически отозвался он. — Но слишком соч¬
ный для твоей молодой крови. — Не меняя позы, он вытащил[30 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВИЗ кармана свой латунный портсигар, достал сигарету с золо¬
тым наконечником и, пока я с благоговением смотрел на него,
закурил. — Табак «Дикая герань», — пояснил он.—	Терри, — сказал я, — как хорошо, что ты здесь! Почему
бы тебе не приезжать почаще? И почему бы мне не приехать
к вам?—	Уфф, — сказал он, выпустив дым через ноздри. — Вижу,
тебя интересует наша семейка.Я ухватился за возможность что-то узнать о нас:—	Да, расскажи мне, Терри.Он поколебался, словно готов был уступить, но затем помо¬
тал головой в знак отрицания:—	Ты слишком молод, чтобы занимать мозги такой ерундой.—	Но я занимаю, Терри. Есть вещи, которых я не понимаю.
Главное, почему мы никогда не видимся с нашими родствен¬
никами.Он искоса посмотрел на меня. Разве он не чувствовал, что
мне небезразлично то, что происходит с неизвестными мне чле¬
нами нашего рода?—	Что, никто из родни твоей матери не приезжал к вам?—	Нет, Терри. Только лишь один из братьев мамы. Который
в университете, самый молодой, по имени Стефан. И только
лишь один раз за все время.Повисла пауза.—	Ну, парень, — сказал наконец Теренс назидательно, —
признаться, тут есть своя закавыка. И поскольку тебе неймется
узнать кое-что из прошлого, не вредно набросать несколько
штрихов на эту тему.Пока я сосредоточенно ждал, он откинулся назад, попыхи¬
вая сигаретой, и вдруг начал.—	Прежде всего, — сказал он громко, почти обвиняюще, —
если бы не Каледонская железнодорожная компания, ты бы
сегодня здесь не сидел. Факт, тебя бы просто не было.Это неожиданное заявление потрясло меня. Я растерянно
уставился на него.—	Видишь ли, — продолжал он, — каждый вечер, когда дядя
Кон возвращался с работы из Уинтона, ему приходилось пере¬
саживаться на другой поезд в Ливенфорде, чтобы на местном[31]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНподкидыше из Кэйли добраться до Лохбриджа, где он жил в то
время. Иначе бы он никогда не увидел твою мать.Подобный вариант развития событий показался мне таким
невероятным, что моя тревога усилилась. С удовольствием от¬
мечая, насколько мое внимание приковано к нему, Терри про¬
должал с легкой небрежностью:—	Обычно Кон заходил в зал ожидания с газетой «Уинтон
геральд», потому что поезд из Кэйли всегда опаздывал. Но в
один из таких вечеров что-то привлекло его внимание или, ско¬
рее, кто-то.—	Мама! — ахнул я.—	Еще нет, парень. Не торопи меня. На тот момент она
просто Грейс Уоллес, семнадцатилетняя милашка. — Он уко¬
ризненно нахмурился. — Она постоянно приходила с папкой
для нот встречать своего брата-школьника, который возвращал¬
ся этим же поездом из Академии Дринтона. — Он сделал пау¬
зу — Конор, твой отец, всегда, ты уж извини меня, посматри¬
вал на хорошеньких девушек. Однако в тот раз все было иначе.
Он хотел заговорить, но опасался, что оскорбит ее. Но как-то
вечерком он все же решился. И в этот момент, парень, — не¬
ожиданно повысил голос Терри, — когда они посмотрели друг
другу в глаза, все рухнуло!—	Что рухнуло, Терри? — едва прошептал я.—	Ее родители были истовыми, стопроцентными пресвите¬
рианцами, строже не бывает, а она была зеницей ока у старика,
который, что еще хуже, происходил от шотландских предков,
начиная от самого Уильяма Уoллeca^ если ты когда-нибудь слы¬
шал о нем. Итак, была чудесная девушка, о которой весь городок
был прекрасного мнения, она помогала матери по дому, пела,
как ангел, в церковном хоре, никогда не оступалась. — Терри
печально покачал головой. — Когда узнали, что она связалась
с этим выскочкой, католиком-ирландцем, родным братом трак¬
тирщика и, бог ты мой, священника, то, черт возьми, парень, у
них всех действительно снесло крышу Мольбы и слезы. Не¬
сколько месяцев это был сущий ад, когда родня пускалась во^ Уильям Уоллес (William Wallace, 1270-1305) — шотландский рыцарь,
один из военачальников в войне за независимость от Англии Почитается
в Шотландии как патриот и народный герой[32]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВвсе тяжкие, чтобы разлучить парочку. Не помогло, парень. В кон¬
це концов, не сказав никому ни слова, хотя Кон не мог бы по¬
хвастаться и пятью фунтами стерлингов в кармане, они просто
пошли и зарегистрировали брак. Она знала, что ее родня ни¬
когда больше не будет разговаривать с ней, и Кон знал, что он
будет отщепенцем для своих, потому что он не освятил брак
в церкви, но не важно — они поженились.—	О, я рад, что они это сделали, Терри! — горячо восклик¬
нул я, потому что слушал его рассказ затаив дыхание.Терри рассмеялся:—	По крайней мере, шустрик, у них получился ты, законно¬
рожденный.Какое-то мгновение он сидел, изучая меня, как бы пытаясь
прочесть мои мысли, но теперь во мне было пусто. Возможно,
то, что он рассказал, не совсем меня удивило, я, должно быть,
о чем-то догадывался насчет моих родителей. Но внезапно на
меня накатила ужасная депрессия, усугубленная тем, с каким
веселым равнодушием Терри относился к истории, так глубоко
меня задевшей.—	Итак, теперь ты все знаешь, — нарушил он молчание. —
Только не выдавай меня.—	Не выдам, Терри, — глухо сказал я. Я был менее счаст¬
лив, чем надеялся, и, чтобы подбодрить себя, сказал: — Значит,
у меня двое дядей?—	С нашей стороны у тебя трое. Мой отец, твой дядя Бер¬
нард в Лохбридже и его преподобие дядя Саймон в Порт-Крега-
не, не говоря уже о твоем дяде Лео в Уинтоне, хотя о нем мало
что известно. — Он поднялся и помог мне встать. — Нам пора
домой. Мне нужны спички, поэтому я загляну в магазин. Ну,
давай наперегонки.Он пружинисто побежал, желая показать мне свой стиль.
У меня не было настроения бегать, но теперь я испытывал стран¬
ный дух соперничества по отношению к своему несравненному
кузену. Я припустил за ним изо всех сил, так что Терри, гля¬
нув через плечо, был вынужден отбросить свою напускную
важность и прибавить ходу. Возможно, яблочный пирог и яйца
вкрутую мешали ему, возможно, рассказ о его подвигах в спор¬
тивных состязаниях Роклиффа был отмечен природным даром
все преувеличивать. Он меня не опередил — мы добежали до[33 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНмагазина Гранта вровень, локоть к локтю. Когда мы отдышались,
он впервые глянул на меня с оттенком уважения:—	А ты быстрый, парень. Не могу поверить. Ну, конечно, ты
понял, что я не выкладывался.Пока я ждал снаружи, он надолго застрял в магазине. Пол¬
ли, помогавшая ему, вовсе не выглядела недовольной из-за его
повторного появления и привередливости, с которой он выби¬
рал спички. Когда я посмотрел в окно, Терри, похоже, сильно
ее смешил. Такой уж он был, беззаботный и беспечный. Мог ли
Терри действительно любить кого-нибудь, не говоря уже о бед¬
ном маленьком шустрике, таком как я? У меня вдруг перехва¬
тило горло.Печаль сопровождала меня до самого дома, став епле глубже
во время восхитительного ужина из куриных блюд, который
приготовила мама, тогда как я не мог проглотить и кусочка.
Отец, пребывавший в одном из своих лучших настроений, ко¬
гда душа нараспашку, выказал особую любовь к Терри, дав ему
соверен, на который, видимо, Терри рассчитывал и который,
скорее всего, и был целью его визита. Затем мой кузен зажег
карбидную фару на велосипеде, вскочил на него и отправился
в Лохбридж.Когда он скрылся из виду, я пошел на кухню.—	Мама, — сказал я, подходя к ней, — пусть и не очень-то,
но все-таки я игрок.—	Ты? — без энтузиазма сказала мама. — Не знаю, хочу ли
я, чтобы ты был игроком.—	Но это хорошо ведь. Терри сказал, что я игрок, когда мы
бросали монету на яблочный пирог.—	Яблочный пирог? — Мама в недоумении повернулась, ее
руки были в мыльной пене. — Вот почему ты не ел за ужином.—	Нет, мама. Я ни чуточки не попробовал пирога. Терри
все съел.—	И откуда же взялся этот знаменитый пирог? — Теперь
мама очень странно и вопрошающе смотрела на меня.—	Ну, мама, это я его купил и записал на наш счет.—	Как! Ты записал на наш счет!Мать была изумлена. Отец же, который подошел и все слы¬
шал, вдруг спросил:—	Как Терри бросал монету?[34]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Он вел себя честно, папа. Он сказал: орел — его выиг¬
рыш, решка — мой проигрыш.Отец зашелся от смеха, столь долгого, что все закончилось
тяжелым кашлем с бронхиальным спазмом.—	Юный мерзавец! — задыхался отец. — Он типичный Кэр¬
ролл.—	Не вижу тут ничего смешного, — холодно сказала ма¬
ма. — Я поговорю с тобой серьезно об этом утром, Лоуренс.
А теперь ты пойдешь прямо в постель.Я медленно и грустно разделся. Этот день, начавшийся так
радостно, горечью стоял во рту. Мои ум и совесть испытыва¬
ли тяжесть вины. Разве я не предал Мэгги, дорогую Мэгги,
моего друга и заш;итника, да, отмахнулся и отрекся от нее, и все
ради двоюродного брата, который думал обо мне не больше,
чем, скажем, о коробке спичек фирмы «Свон»? Больше всего
на меня давила тайна, связанная с моими родителями, в кото¬
рую Терри меня посвятил, изоляция, в которой мы были вы¬
нуждены жить. Я уткнулся в подушку и позволил пролиться
горючим слезам.ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯВ том году осень наступила рано. Листья моего любимого
дерева, тронутые золотом и багрецом, опали, соткав королев¬
ский ковер у входа в кузницу С залива поползли утренние ту¬
маны, оставляя хрустальные росы на перистых травах поля
Снодди. В мягком воздухе было ощущение перемен и чего-то
неосязаемого, что заставляло меня мечтать о дальних землях,
неведомых королевствах, где, как мне тогда еще казалось, я бы¬
вал в какие-то забытые стародавние времена.Но сегодня было воскресенье, реальный день, который вся¬
кий раз, когда я просыпался и улавливал явственный запах
жареного бекона и яиц, настраивал меня на более практический
лад. Отец по воспитанию и вере был тем, кого я должен назвать
убежденным католиком, то есть, несмотря на некоторые свои
смелые и неординарные высказывания, он стоял на своем пе¬
ред лицом противников этой конфессии, но едва ли его мож-[35 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИННО было считать прилежным прихожанином. Если на седьмой
день недели сияло солнце и погода обещала быть хорошей, он
нанимал у фермера Снодди пони и рессорную двуколку и от¬
правлялся в ближайшую католическую церковь Святого Пат¬
рика в Дринтон, в девяти милях отсюда. Мать, несмотря на
свое протестантское воспитание, охотно ехала с ним. Она была
так привязана к мужу, что, по моему убеждению, если бы он
исповедовал индуизм, охотно сопровождала бы его и в индуист¬
ский храм. Меня, конечно же, брали с собой, и мы с мамой за¬
таив дыхание следили за тем, как неловко отец управляется с
поводьями, пытаясь выдать свою неосторожность за высокое
мастерство, что не могло обмануть ни нас, ни, в данном случае,
пони. Стукнув копытами, когда отец срезал углы, пони обора¬
чивался и, вытянув шею, с возмущенным удивлением смотрел
на него. На дорогах редко можно было встретить автомобиль;
обычно это был красный «аргайл» с автомобильного завода
в Лохбридже, и, когда такой проезжал мимо в облаке пыли,
чудом не врезавшись в нас, мама, придерживая широкополую
шляпу, восклицала:—	О дорогой, эти ужасные машины!—	Нет, Грейси, — невозмутимо отвечал отец, понукая ша¬
рахнувшегося пони. — Это прекрасное изобретение. Посколь¬
ку я собираюсь заиметь такое авто, не надо на них наезжать.—	Это они могут на нас наехать, — бормотала мне на ухо
мама.Но было много воскресений, когда отец чувствовал, что Бог
не требует от него подвергать семью опасностям, связанным с
дорогой, и, глядя на его лицо, когда он изучал рыхлое серое не¬
бо и принюхивался к мягкому, намекающему на дождь запад¬
ному ветерку, я знал, что это осеннее утро чревато в высшей
степени приятными волнениями, остроту которым придавала
неизвестность, стоявшая за ними. И действительно, после завт¬
рака, на который отец явился в своем халате, он повернулся
к маме:—	Голубушка, а не сделаешь ли несколько сэндвичей —
мальчику и мне?Отец обычно называл маму «голубушкой», когда просил ее
о какой-нибудь услуге.[36 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВОн поднялся наверх и затем спустился в обычной экипи¬
ровке для наших походов; толстый серый полушерстяной кос¬
тюм «Норфолк», крепкие ботинки и трикотажные чулки, а так¬
же непромокаемый плащ, который, как пончо, крепился на шее
металлической застежкой.Мы отправились в путь, вверх по дороге к станции и через
деревню, где уже начали звонить колокола в приходской церк¬
ви. В ответ на этот призыв туземцы, как мой отец упорно назы¬
вал местных жителей, все поголовно в степенно-черном, воору¬
женные своими черными Библиями, двинулись к церкви в мед¬
ленном и торжественном богопослушном потоке.—	Черные тараканы! — раздался рядом со мной полный от¬
вращения возглас.Я уверен, что отец намеренно выбрал этот момент, дабы как
чужак-католик возмутить шотландское шествие выходного дня.
Это был его способ бросить вызов негласному предубеждению
против нас в деревне. В настоящее время, когда просвещенный
либерализм стремится содействовать единству Церквей, труд¬
но представить себе тогдашнее ожесточение против католиков,
особенно против ирландских католиков, на западе Шотлан¬
дии. Этих потомков неугодных голодных беженцев, многие из
которых до сих пор не смогли подняться выше уровня трудо¬
вого класса, называли «грязными ирландцами» и повсеместно
презирали и осуждали из-за национальной и религиозной при¬
надлежности, о чем публично высказывались в таких выра¬
жениях, как «римская блудница, пьющая из чаши мерзости»
или «шлюха, сидящая на семи холмах греха». Помню, что меня
самого пробирала дрожь, когда я пытался растолковать сло¬
ва проповеди, которая должна была зв}^чать в деревенской
приходской церкви: «Рим, место зверя, согласно Откровению
гл. 17:4-13».Но, в отличие от меня, у отца был боевитый характер, и он
с презрением и издевкой наблюдал, как люди, шокированные
нашим внешним видом, кривят рты и бросают на нас осуж¬
дающие взгляды. Теперь, как и всегда, он вышагивал по деревне
весело и беспечно, с высоко поднятой головой, насмешливая
улыбка изгибала уголки его губ, которые он иногда, вырази¬
тельно насвистывая, складывал трубочкой. Для меня, в смерт-[37]
АРЧИБАЛЬД КРОНИННОМ ужасе семенящего рядом, это было тяжкое испытание, раз¬
ве что лишь чуть скрашиваемое скрытно завистливыми взгля¬
дами мальчишек, для которых воскресенье было наказанием,
омраченным двухчасовой проповедью, днем мучительной ску¬
ки, когда случайный всплеск эмоций был скверной, смех —
преступлением, а проезд одного медленного поезда, известного
как «воскресный нарушитель», — глумлением над святостью
дня, примером того, что публично было объявлено злом, веду-
пцим мир к погибели.Я перевел дыхание, лишь когда мы миновали последнее
строение деревни, лесопилку Макинтайра, и вышли на простор.
Далее мы оказались у поместья Мейкл, пройдя величествен¬
ные ворота, возведенные в стиле шотландских баронов, с вы¬
сокими колоннами, на каждой из которых в нише из резного
камня сидел зеленый бронзовый орел. За ними, виясь по парку
между грудами рододендронов, уходила вдаль аллея, вероятно
в бесконечность. Вид этого исключительного великолепия уже
заранее вызвал у меня трепет, который усилился, когда отец,
пройдя еш;е шагов двести по проселочной дороге, осторожно
осмотрелся и, поманив меня за собой, нырнул в прореху в жи¬
вой изгороди. Теперь мы оказались в лесистом парке леди Ки¬
товый Ус, куда вход посторонним был строго запреш;ен.Я содрогнулся, подумав об этом. Отец, однако, совершенно
невозмутимый, направился под буками по знакомому маршру¬
ту — буковые орехи слишком громко трепцали под нашими бо¬
тинками, — и наконец мы вышли в поросшую папоротником
лош;ину. Затем отец обогнул плантацию молодых лиственниц
и углубился в более густые заросли с подлеском, где раздава¬
лось эхо плещуш;ей воды. Это была строго охраняемая река
Джелстон, известная тем, что в нее заходила морская форель.Оказавшись на берегу реки, рядом с водопадом, отец пер¬
вым делом вынул из-под плаща-накидки двухфутовую холщо¬
вую сумку и достал из нее складную, из железного дерева удоч¬
ку, прикрепил катушку спиннинга, выпустил леску и начал за¬
брасывать наживку в сливочную пену заводи. Еще мальчишкой,
живя у берегов Лох-Ломонда, он страстно рыбачил в каждой
речушке, впадающей в озеро, и теперь, пока я пристально на¬
блюдал, как он время от времени подергивает удочку, его азарт
передался и мне.[38 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВХотел бы я похвастаться, что отец был одним из тех, кто,
как пуританин, рыбачит на искусственную мушку, или про¬
ще — нахлыстом. Но это было не так. Он ловил рыбу на дожде¬
вых червей, выкопанных в деревне для нас Мэгги, которых по
одному, жирных и извивающихся, я доставал из банки из-под
какао «Ван Хоутен» — она была в моем кармане. Целью отца
было поймать рыбу, и он придерживался способа, который хо¬
рошо ему служил в юности. Однако сегодня, похоже, нам не
везло.—	Совсем не клюет. — Отец был раздосадован, ему не нра¬
вилось терпеть поражение. — Но морская форель должна по¬
дойти. Мы оставим леску в воде и пообедаем.Наши сэндвичи были всегда хороши, особенно с томатами.
Мы сели на полянке под серебристой березой, которая рассеи¬
вала мягкий серебристо-зеленый свет. Река плескалась и свер¬
кала за высокой травой и тростником. Шум леса пугающе на¬
поминал о том, что эти места находятся в частной собственно¬
сти. Внезапная болтовня сойки заставила меня вздрогнуть. Как
и во всех наших походах, в настоящий момент я страшно боял¬
ся, что нас застукает лесник или, что еще хуже, хозяйка име¬
ния, эта грозная маленькая дама, выразившая мне презрение
в первый же мой день в школе, — мысленно я обозначил ее
кратко и неприязненно словом она. Этот страх омрачал мою ра¬
дость. Отец коварно или, может быть, ради того, чтобы доба¬
вить мне толику храбрости, иногда изображал панику: «Тсс!
Вон она!», заставляя меня бледнеть, сам же при этом пренебре¬
жительно покачивал головой.Когда наш пикник закончился, отец откинулся навзничь, за¬
ложив руки за голову, — шляпа съехала ему на глаза. По его слег¬
ка осоловевшему взгляду было видно, что он не прочь вздрем¬
нуть, — так и оказалось, когда он сонно пробормотал:—	Сходи пособирай что-нибудь.Лес был полон дикой малины. Незачем было далеко ходить,
поблизости я нашел большой малинник. Как только я оказался
среди его высоких кустов, благополучно укрывших меня от
опасностей, во мне проснулся дух приключений. В мгновение
ока из бедного маленького шустрика, как называл меня Терри,
я превратился в героя вечерних историй отца. Выбирая медо¬[39]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНво-сладкие ягоды, пачкая лицо и руки малиновым соком, я вы¬
живал на безлюдных островах, преодолевал голод в непроходи¬
мых джунглях, утолял жажду в оазисах пустыни, где передви¬
гался верхом на верблюдах.Вдруг я услышал один за другим несколько всплесков, за¬
ставивших меня вернуться к отцу Он стоял на берегу, с усили¬
ем, двумя руками, удерживая удочку, которая изогнулась неве¬
роятной дугой, а в заводи билась как сумасшедшая большая
рыбина, вертясь и ныряя, прыгая в воздух и оглушительно
ударяясь о водную поверхность.В течение нескончаемых минут, пока продолжалась схватка
и кипела заводь, я трепетал из-за опасения, что наша добыча
может от нас уйти. Наконец эта прекрасная рыбина медленно
выплыла, уставшая и побежденная, ее серебряная чешуя каза¬
лась золотистой от торфяной воды, и отец быстрым, но плав¬
ным движением вытянул ее на пологий галечный берег.—	Какая красота! — воскликнул я.—	Проходная^ морская форель. — Отец тоже тяжело ды¬
шал. — Не менее пяти фунтов.Когда мы наконец успокоились и со всех точек зрения по-
восхиш;ались нашей добычей, отец решил, что с нас хватит на
этот день, так как солнце уже сильно припекало. На самом деле
ему до смерти хотелось показать рыбину маме, которая часто
открыто посмеивалась по поводу размеров нашего улова. Он
наклонился, пропустил толстый шнур через жабры форели, а
затем, подняв рыбу до пояса, подвесил ее, надежно привязав
шнуром к брючному ремню.—	О том, чего глаз не видит, сердце не скорбит, — пошутил
он, накидывая сверху плащ. — Пошли, мальчик. Нет, не сюда...Отец, вдохновленный удачей, был явно в самом приподня¬
том настроении. Я понял, что из-за большой тяжелой рыбины,
которую следовало спрятать под стесняющим движения пла¬
щом, он не хочет возвращаться длинным путем через леса и
заросли. Несмотря на мои тревожные протесты, он заявил, что
мы сократим расстояние, пройдя полями, надо только пересечь^ Так называемые проходные лососи и форели нагуливаются и растут
в море (или озере), а на нерест поднимаются во впадающие в него реки.[40]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВглавную аллею за большим домом. Мне оставалось лишь по¬
следовать за ним.—	Воскресный день, — успокоил он меня, когда мы прибли¬
зились к кустарнику, росшему вдоль подъездной дороги к до¬
му. — Там сегодня ни души.—	Но посмотри! — Я указал на штандарт с изображением
льва над домом. — Флаг поднят. Она там!—	Видимо, прикорнула после обеда.Едва он это сказал, как, выйдя из-за куста рододендронов,
мы едва не столкнулись нос к носу с пухлой коротышкой в
легком муслиновом платье, которая из-под своего кружевного
зонтика с изумлением уставилась на нас. Я чуть не упал в об¬
морок. Это была она. Я хотел убежать, но мои ноги отказались
повиноваться. Отец же, несмотря на непроизвольный испуг
и краткосрочную утрату естественного цвета лица, пытался
скрыть свою оторопь. Он снял шляпу и поклонился:—	Ваша светлость... — Он сделал паузу и слегка кашлянул.
Я понимал, что он ломает себе голову над тем, как нам выйти
из этой катастрофической ситуации. — Надеюсь, вы не расце¬
ните это как вторжение. Позвольте мне объяснить...—	Позволяю, — с ужасным шотландским акцентом прозву¬
чал ответ — в ее голосе слышалась смесь подозрения и крайнего
неудовольствия. — Что вы делаете в моем поместье?—	Охотно объясню! — воскликнул отец, еще не зная, что
сказать, и снова кашлянул. Затем, как фокусник, не припод¬
нимая полы своего плаща, он вытащил из нагрудного кармана
одну из визитных карточек. — Мадам, позвольте мне предста¬
виться, — сказал он, вежливо, но настойчиво пытаясь всучить
визитку хозяйке имения, не обратившей на нее ни малейшего
внимания. — Дело в том, что мой партнер минхер Хагеманн из
Роттердама... вот его имя на моей карточке... он является кем-
то вроде з^еного-садовода. Голландец, ну вы понимаете, они все
там садоводы. Когда в разговоре на днях я случайно упомянул
о вашей знаменитой коллекции орхидей, он просил, просто умо¬
лял меня найти для него возможность встретиться с вами. Он
полагает, что в следующем месяце будет в Уинтоне. И если бы
вы были столь любезны... — Отец замолчал.Повисла тишина. Взгляд леди Китовый Ус, переходя с од¬
ного из нас на другого, остановился на мне, и в ее глазах я про¬[411
АРЧИБАЛЬД КРОНИНчел роковое узнавание. Наконец она надела пенсне, на золотой
цепочке подвешенное на шее, и изучила карточку—	Королевские голландские дрожжи Хагеманна. — Ее гла¬
за снова нашли мои. — Тесные отношения с эссенцией жизни.—	Да, мадам, — скромно признал отец, уверенный в том,
что хорошо выкрутился.Стоя непринужденно, чуть ли не улыбаясь, он совершенно
не подозревал о таинственных, однако методично падающих
каплях — каплях воды от форели, уже образовавших довольно
большую лужу как раз между его ботинками. Сердце мое замер¬
ло. Она видела это? И как, о боже, она на это среагирует?—	Итак, ваш партнер интересуется орхидеями... — Она по¬
медлила. — Я думала, что голландцы вырап1ивают лишь тюль¬
паны.—	Конечно тюльпаны, мэм. Целые поля. Но и орхидеи тоже.Призрак улыбки на губах леди Мейкл обнадежил меня. Увы,это была иллюзия.—	Тогда пошли, — решительно сказала она. — Я покажу вам
свою коллекцию, и вы можете все о ней рассказать вашему лю-
бителю-минхеру.—	Но, мэм, я лишь полагал, что вы назначите встречу, —
возразил отец. — Мы и думать не могли о том, чтобы беспоко¬
ить вас в воскресенье,—	Всему свое время, мой дорогой сэр. На самом деле я на¬
стаиваю на своем. Мне небезынтересно посмотреть, как вы оба
будете реагировать на мои орхидеи.Отец впервые выглядел абсолютно растерянным, словно
утратившим дар речи. Но пути назад не было. Наша чичероне,
то бишь гид, повела нас по аллее вдоль террасы перед внуши¬
тельным особняком прямо в оранжерею — в это примыкавшее
к дальнему крылу дома огромное стеклянное сооружение в вик¬
торианском стиле, декорированное выкрашенной в белый цвет
металлической конструкцией. Мы вошли в этот хрустальный
дворец через двойные стеклянные двери, которые были за на¬
ми тщательно закрыты, и, встреченные потоком влажного воз¬
духа, мы сразу очутились в тропиках. Высоченные пальмы под¬
нимались до самой крыши, перемежаясь с гигантскими папорот¬
никами, распростершими огромные стебли над моей головой,[42 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВтут же были банановые деревья с гроздьями и кистями миниа¬
тюрных плодов, странные переплетенные лианы, колючие юк¬
ки, большие водяные лилии в бассейне, размером с чайные под¬
носы, масса роскошных растений, о названиях которых я даже
не мог гадать, и среди всего этого, вызывающе пестрые, сияю¬
щие, как прекрасные птицы джунглей, — орхидеи.Будь я в нормальном состоянии, как бы я восхищался этой
волшебной материализацией многих своих мечтаний. Даже сей¬
час я еще помню то возбуждение. Я удивленно глазел вокруг,
как в грезе следуя за нашей дамой, которая, переходя от экспо¬
ната к экспонату, в почти приятной манере показывала отцу
свою коллекцию. Было жарко, ужасно жарко. Я уже начал по¬
теть. Во все стороны разбегались трубы, испуская порции пара,
и не знаю, так ли это, но мне от перенапряжения казалось, что
там, где особо интенсивно подавалось тепло, наша дама вынуж¬
дала отца останавливаться, дабы он выслушал ее и все рассмот¬
рел. Впервые с тех пор, как мы вошли, внимательно посмотрев
на него, я увидел, что он страдает. Да, жестоко страдает в своей
тяжелой шерстяной одежде. Крупные капли пота стекали по
его лицу, которое своим цветом если еще не походило на мами¬
ны сэндвичи с томатами, то уже приобрело тона тушеного ре¬
веня.-- Может, вы встали близковато. Не хотите ли снять плащ?~ Благодарю вас, мэм, спасибо, нет, — поспешно сказал
отец. — Мне абсолютно удобно. Я люблю тепло.—	Тогда взгляните на эту совершенно исключительную
каттлею. Вон там... наклонитесь над трубами, чтобы рассмот¬
реть ее получше.В отличие от других орхидей, о запахе которых мы пока
оставались в неведении, эта каттлея, вероятно, источала ни с
чем не сравнимый аромат. Короче, когда отец наклонился над
ней, от нее пахнуло рыбой.Меня снова охватил ужас. Нашу форель, привыкшую к хо¬
лодным водам океана, совершенно не устраивало это эквато¬
риальное пекло.—	Красивая... невероятно красивая... — Едва ли отец осо¬
знавал, что он говорит, тайком вытирая мокрый лоб тыльной
стороной руки.[43J
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Мой дорогой сэр, — озаботилась наша мучительница, —
вам явно нехорошо от жары. Я настаиваю на том, чтобы вы
сняли этот тяжелый плащ.—	Нет, — глухо пробормотал отец. — Дело в том, что... мы
действительно благодарны, но... важное дело... уже поздно...
время поджимает... мы должны идти...—	Чепуха! Я этого не допущу. Вы не посмотрели и полови¬
ны моих сокровищ.И пока наша собственная температура все поднималась,
а тропический зной все набирал силу, эта маленькая страшная
дама заставила нас совершить медленный удушливый обход
всей своей оранжереи — стоя внизу, она вынудила нас даже под¬
няться по спирали белоснежной железной лестницы до самой
крыши, где смертельная жара, с каждым шагом становящаяся
все невыносимей, преподнесла нам мираж, панорамой которого
мы наслаждались, полагая, что видим перед собой темно-зеле¬
ную морскую ширь с прохладными манящими волнами, в ко¬
торые отец, во всяком случае, охотно бы окунулся.Наконец она открыла двойные застекленные двери. Затем,
когда мы стояли, измотанные, на благословенном свежем воз¬
духе, она одарила сначала меня, а потом отца мрачноватой, но
в то же время как бы любезной улыбкой.—	Не забудьте передать мои приветствия вашему голланд¬
скому другу, — сказала она почти доброжелательно. — И на сей
раз можете оставить себе эту рыбу.Весь путь по аллее отец молчал. Я боялся поднять на него
глаза. Сколь ужасно, должно быть, он чувствовал себя в своем
унижении — сокрушительном унижении человека, которого я
до сих пор считал всесильным, способным выходить из самых
неловких и отчаянных положений. Вдруг я с испугом услы¬
шал, что отец смеется, — да, он смеялся. Я думал, он никогда
не остановится. Повернувшись ко мне с видом соумышленни¬
ка, он дружески хлопнул меня по спине:—	А старушенция утерла нам нос, сынок. И будь я проклят,
она мне понравилась.Этими несколькими словами он вернул себе свой статус.
Моя вера в него была восстановлена. Таким он и был всегда,[44 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВМОЙ отец, извлекающий победу из поражения. Но как только
мы добрались до дому, он приложил палец к губам и опустил
левое веко:—	И все-таки маме мы ничего не скажем.ГЛАВА ПЯТАЯЯ помирился с Мэгги и восстановил отношения с ней, за что
потом имел все основания благодарить свою маму. Консульти¬
руясь с ней по поводу наиболее подходящих средств для искуп¬
ления своей вины, я получил от нее совет потратить свой суб¬
ботний пенс на то, что больше всего нравилось моему другу
Мэгги, которую я предал. Я, соответственно, купил за полпен¬
са в «Лаки Гранте» мятного драже в полоску, несколько цвет¬
ных переводных картинок и пришел с этими подарками в ее
дом на дальнем конце железнодорожной линии.Она сидела у мерклого огня в маленькой, с каменным по¬
лом, темной кухне, где пахло мылом. У нее болело горло, и она
обмотала шею шерстяным чулком, заколов его булавкой. Воз¬
можно, из-за этого она встретила меня кротко, так кротко, что
я расплакался в приступе раскаяния. За эту слабость Мэгги
мягко упрекнула меня словами, которые я так и не забыл и
в которых было столько горькой правды, что я должен воспро¬
извести их буквально:—	Ох, Лори, мальчуган, ты ужасный плакса. Чуть что —
твой слезный мешок уже наготове.Матери Мэгги, к моему большому облегчению, дома не бы¬
ло, поскольку я ее не переносил, и не только потому, что она
изводила Мэгги, но и потому, что, называя меня «лапочкой» и
прочими ласковыми словами, что было, как я понимал, чистым
притворством, она старалась своими коварными вопросами
выпытать у меня хоть что-то про нашу семью — вроде того, ла¬
дит ли моя мама с отцом, сколько она заплатила за новую шляп¬
ку и почему мы ели рыбу в пятницу.Весь тот день мы с Мэгги сидели за деревянным столом
и, посасывая черно-белые шарики мятного драже, переводили
цветные картинки на руки. Дабы скрепить возвращение нашей[45]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНДружбы, я дал Мэгги кулон, который, по моим словам, вылечит
ее горло. На самом деле это была маленькая серебряная медаль
Святого Христофора\ размером и формой с шестипенсовик,
но, поскольку я не решился сказать, что она имеет отношение
к религии, я назвал ее талисманом. Мэгги, которая любила та¬
лисманы, была в восторге и, когда мы прощались, все заверяла
меня, что мы снова друзья.Несмотря на наши взаимные обеты, в ту зиму я редко видел
Мэгги. Мой бедный друг, она никогда не была свободна. Тем не
менее, сидя за домашним заданием, я с удовлетворением слы¬
шал краем уха разговоры родителей о том, что для Мэгги гото¬
вится нечто хорошее, отчего ей станет только лучше.По мере того как наша жизнь улучшалась, отец все чаще
стал настаивать, чтобы мама подыскала кого-нибудь себе в по¬
мощь по дому. Ему никогда не нравилось наблюдать, как она
что-то чистит или подметает, хотя, должен признаться, сам он
редко предлагал свою помощь в таких начинаниях. Но маме,
в чем я абсолютно убежден, несмотря на кажущуюся абсурд¬
ность такого утверждения, нравились домашние заботы, и она
испытывала глубокое удовлетворение оттого, что в доме все
чисто, все блестит и все на своих местах. Она была «домови¬
той» — так это называется у шотландцев, и я хорошо помню,
как в те дни, когда она мыла полы в кухне и кладовой, мне
приходилось снимать обувь и ступать в чулках по расстеленным
газетам. Прежде она отвергала предложения отца, но теперь
два обстоятельства повлияли на ее настрой: для игры на новом
пианино требовалось беречь руки, а Мэгги, которой исполни¬
лось уже четырнадцать лет, в конце месяца оканчивала школу.У матери было чуткое сердце. Она жалела Мэгги и любила
ее. Теперь она высказала предложение отцу, которое он немед¬
ленно одобрил, а мне выпала роль посредника, когда мама ска¬
зала*—	Лори, дорогой, когда увидишь Мэгги, скажи ей, что я хо¬
чу поговорить с ее матерью.На следующий день, когда Мэгги остановилась у нашего
дома во время обеденного перерыва, чтобы сказать, что ее мать^ Святой Христофор — мученик, почитаемый католиками и православ¬
ными, но не протестантами[46]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВзаглянет в субботу вечером, мама воспользовалась случаем по¬
говорить с ней. Естественно, я не присутствовал на собеседова¬
нии, но выражение лица Мэгги, когда она уходила от нас, бы¬
ло гордым и счастливым. В школе в тот же день она вела себя
совсем по-другому, была полна самоуважения и чувства собст¬
венного превосходства, когда, остановившись, чтобы послать
мне улыбку, сказала своим одноклассницам, которые не знали
гнета этих бесконечных бидонов с молоком, что она будет у нас
служанкой, со своей маленькой спальней наверху, получит но¬
вое платье и хороший заработок.Затем наступила суббота. Во второй половине дня, по еже¬
недельному обычаю, мама надела свой лз^ший, серый с голу¬
боватым отливом, костюм и, взяв меня за руку, отправилась в
деревню, как всегда с самым дружеским и открытым выраже¬
нием лица, что, разумеется, было полной противоположностью
манере ее мужа. В таких ситуациях отец и в самом деле вел себя
по отношению к местной публике непозволительно. Полагаю,
что он был чем-то, неизвестным мне, сильно оскорблен в преж¬
ние трудные дни в Роузбэнке, а отец был не из тех, кто легко
прощает обиду. Мама была другой, доброжелательной по отно¬
шению ко всему миру, не принимаюш,ей во внимание чью-то
неприязнь, готовой дружить, и она всегда стремилась пригасить
«ранимость» отца, развеять предрассудки и смягчить враждеб¬
ность. Эти субботние выходы, якобы ради того, чтобы сделать
необходимые покупки, имели другую цель, и во время нашей
прогулки мама, полная готовности здороваться со встречными
и отвечать на приветствия, в сияюш.ей атмосфере добросерде¬
чия поддерживала оживленный разговор со мной на всевозмож¬
ные темы, таким образом создавая у местных впечатление того,
сколь сильны наши социальные инстинкты.В этот конкретный день она провела очень приятные пол¬
часа у мисс Тодд, хозяйки галантерейной лавки, выбирая для
Мэгги темное платье, а также новую пару чулок и домашнюю
обувь. После этого она от души поболтала с Полли Грант, ко¬
торая не преминула спросить о моем кузене Теренсе, а затем,
выйдя из бакалейной лавки, мама ответила на самый настоя-
ш;ий поклон от миссис Дати, пожилой жены деревенского вра¬
ча. Обстоятельства сами шли навстречу маме. И это еще не все.[47]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНКогда мы повернули к дому, перед нами, торопливо перековы-
ляв на нашу сторону дороги, встал Пин Рэнкин:—	У вас найдется минута, миссис Кэрролл?Естественно, у мамы было сколько угодно минут. Пин, хо¬
лостяк, всегда был застенчив с женщинами. Он сделал быст¬
рый вдох, что, я знал, является прелюдией к продолжительной
речи, такой же запинающейся, какая, без сомнения, омрачала
его проповеди.—	У вас талантливый мальчик, мэм. Некоторые из его со¬
чинений выдающиеся. Я читаю их классу. Но я хочу поговорить
с вами о другом. Дело вот в чем. Леди Мейкл организует для
детского дома благотворительный концерт, который состоится
в деревенском зале пятого числа следующего месяца, и я поду¬
мал... мы подумали, не согласитесь ли вы сыграть на фортепи¬
ано. Я... мы были бы вам премного обязаны и благодарны, если
бы вы пошли нам навстречу.Я быстро взглянул на маму. Она покраснела. Ответила она
не сразу.~ Ой, мама! — воскликнул я. — Ты ведь так прекрасно иг¬
раешь.~ Да, — сказала она тихим голосом. — Я согласна.По дороге домой мама, обычно такая разговорчивая, оста¬
валась совершенно безмолвной. Однако по ее молчанию было
понятно, насколько дорого ей это общественное признание, ко¬
торого так долго пришлось ждать.На кухне отец заваривал в печи какой-то травяной чай. Его
простуда, по-видимому, не совсем прошла, и он взялся само¬
стоятельно лечиться отваром. Выглядел он больным и был да¬
леко не в лучшем настроении. Когда мама поделилась с ним
своими грандиозными новостями, он молча уставился на нее.
Было видно, что он собирается швырнуть это драгоценное при¬
глашение в лицо обитателям деревни.—	Естественно, ты послала их к черту.—	Нет, Конор, — твердо сказала мама, покачав головой. —
Это хорошее дело. Это значит, что они принимают нас нако¬
нец.—	Они обратились к тебе только потому, что ты им нужна.Но мама заранее знала, что с ним будет непросто. Она былаполна решимости настоять на своем. Парируя все его аргумен-[48 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВТЫ, она убедила отца. Он в конце концов уступил и даже заго¬
релся этой идеей. Понимая, что за этим стоит леди Мейкл, он
был склонен, с тщеславием бывшего покорителя сердец, при¬
писать это приглашение впечатлению, которое на нее произ¬
вел, результату той незабываемой встречи.—	Понимаешь, сынок, — заговорщицки кивнул он, — она
нас не забыла.Эта отцовская предрасположенность к шутке, похоже, на¬
ложила отпечаток на новый образ нашей жизни. У нас все ла¬
дилось в этом мире. Отец процветал, мама должна была сыг¬
рать на концерте, меня похвалил Пин за маленькие сочинения,
которые он задавал на выходные, и в довершение всего в дерев¬
не к нам действительно начали хорошо относиться. Какой я сча¬
стливый мальчик и какое сияющее будущее ждет меня!В тот вечер, когда мы сидели у камина, каждый занятый сво¬
им делом, у парадной двери зазвонил колокольчик. Редкий для
нас звук. Поглощенный поиском знаний в «Энциклопедии Пир¬
са», я поднял голову и с тревогой подумал, кто это ломится в наш
маленький замок. Но мать, занятая вязанием, просто сказала:—	Это мать Мэгги. Беги, Лори, попроси ее войти.Я пошел открыть дверь и сразу вернулся.—	Она говорит, что ей лучше не заходить.Мама удивилась, но, свернув свое вязанье и воткнув в него
спицы, тут же встала. Я прошел за ней полпути к двери. Я уже
заподозрил что-то нехорошее, но был совершенно не готов услы¬
шать крик, полный ожесточения или даже злобы:—	Вы не получите мою Мэгги!Казалось, мама ошеломлена.—	Если речь о том, чтобы немного больше денег... то я впол¬
не согласна.—	Нет в мире таких денег, чтобы купить мою Мэгги!Она была пьяна? Нет. Вглядываясь в темноту, я увидел ли¬
цо, искаженное яростью и ненавистью. Даже не буду пытаться
воспроизвести те нелепые, полные яда оскорбления, которые
прозвучали в адрес моей мамы. Когда я впервые задумался над
историей своего детства, я поклялся ни о ком не писать плохо.
Но мать Мэгги была тем несчастным созданием, женщиной,
столь отравленной своими горестями, что в ней не осталось ни¬
чего, кроме ненависти. Мэгги всегда была ее рабочей лошадкой,[49 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНна ком она вымещала свои неизбытые обиды, Мэгги была жи¬
вым, в обносках, свидетелем дурного обращения со стороны ма¬
тери, которая и мысли не могла допустить, что дочь уйдет от
нее ради другой, более счастливой и достойной жизни. Маму
теперь колотило от новой тирады этой женщины, которая по¬
сле слов «ты и твои папистские медальки» швырнула что-то
в нашу сторону — это был маленький серебряный кружок, ко¬
торый ударился об пол и покатился к моим ногам. Талисман на
счастье, который я дал Мэгги. Подняв его, я увидел, что отец
молча прошел вперед, все еще держа газету «Геральд», которая
каким-то образом соответствовала состоянию подчеркнутого
спокойствия, исходившего от него.—	Уважаемая... — заговорил он сдержанно, без вражды, од¬
нако ледяным тоном. — Хватит, вы все сказали. Мы любим ва¬
шу дочь. Все, что мы сделали или собирались сделать, было про¬
диктовано самыми добрыми намерениями. Но поскольку вы
так явно нас не любите и не доверяете нам, мы можем только
уступить вам. А теперь, пожалуйста, уходите.Она молчала. Она ожидала оскорблений и была готова
к ним, но никак не к этой достойной сдержанности. Прежде
чем она пришла в себя, отец спокойно закрыл дверь.Как я восхищался отцом в тот момент! Зная его вспыль¬
чивость, его способность становиться порой надменно-презри-
тельным и ироничным, я вполне мог ожидать, что он сведет
этот инцидент к вульгарной перебранке. И все же мы были
непривычно молчаливы весь тот вечер. С точки зрения мамы,
отец был явно не в себе, о чем говорило то, что он закурил си¬
гарету. Он, вообще-то, не курил — у него не было такой потреб¬
ности, или, может быть, он дорожил видом своих красивых
зубов и не хотел, чтобы они потускнели, но в редкие минуты
стресса он затягивался «Митчеллом спешиал Х® 1». И теперь,
неумело выпуская дым, прищурив из-за него один глаз, а дру¬
гим время от времени ободряюще поглядывая на маму, он пы¬
тался успокоить себя и ее. На следующий день слухи о непри¬
ятностях у Мэгги достигли игровой площадки перед школой,
и краем глаза я не мог не заметить ее мучителей, собравшихся
в кружок. Но Мэгги, хотя и раздосадованная, держалась твердо
и была готова дать сдачи любому. После уроков она подождала
меня и, взяв за руку, пошла со мной по дороге к дому.[50]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	В любом случае мы остаемся друзьями, Лори. И на днях
я приду и буду помогать твой маме.Но мама все еще была расстроена. Ей не хотелось репетиро¬
вать перед концертом. Однако вечером в последний день того
месяца, приготовив ужин, она, ожидая возвращения отца, села
за пианино. Я привычно стоял у окна, но был настолько погру¬
жен в свои мысли, что свисток отцовского поезда дошел до
меня как из другого мира. Я уже начал смутно осознавать, что
отец слишком долго идет со станции, когда услышал знакомый
ежевечерний стук во входную дверь. Мама тут же перестала
играть и пошла встретить отца. Когда я снова глянул на улицу,
там были почти сумерки. Внезапно, в боковое окно, я увидел,
как двое мужчин медленно идут по дороге. Прижавшись вплот¬
ную к стеклу и вытирая его, запотевающее от моего дыхания,
я узнал Джима, станционного смотрителя, и стрелочника, ко¬
торый дежурил на шлагбауме. Еле передвигаясь, в затылок друг
за другом, они, опустив головы, что-то несли. Какую-то длин¬
ную доску, прикрытую одеялом? Поначалу я не понял, что это,
но впечатление от чего-то длинного и провисающего и от мед¬
ленного движения тех, кто это нес, было таким зловещим, что
я вдруг ужасно испугался. Я побежал сказать об увиденном
отцу. Он стоял в прихожей возле мамы, не сняв ни шляпы, ни
пальто. Лицо его было белым от шока. Голосом, который я не
узнал, он говорил маме:—	Видимо, ее нога попала в стрелку, а поезд идет так мед¬
ленно. Но, Грейс... — его голос прервался, — ты бы видела бед¬
няжку, когда мы ее подняли.Со страшным криком мама закрыла лицо руками.Я онемел от ужаса, однако боль пришла позже, а тогда
я лишь понял, что Мэгги навсегда покончила с молочными би¬
донами.ГЛАВА ШЕСТАЯКаким же печальным и смутным и, главное, каким непред¬
виденным был тот период времени. Даже теперь, извлекая его
из памяти, я все еще не могу без боли представлять произошед¬
шее. Разумеется, никто не мог бы обвинить маму в смерти Мэг¬[51]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНги. в ту же ночь отец вернулся с фонарем к железнодорожному
переезду и обнаружил застрявший в стрелке между рельсами
каблук, оторванный от ботинка Мэгги. Мой бедный друг; пой¬
манная в ловушку этих тисков, она явно изо всех сил пыталась
высвободиться. В ответ на запрос о происшествии прокурор
дал ясно понять, что, если бы Мэгги захотела убить себя, она
не стала бы совать ногу в стрелку, чтобы потом пытаться вы¬
дернуть ее. Знал и я, судя по последним, полным надежды сло¬
вам Мэгги, сказанным мне, что мысль о самоубийстве никогда
не приходила ей в голову. И все же, несмотря на это, деревня
отвергла очевидность несчастного случая в пользу более ужас¬
ной альтернативы, и Мэгги, возвеличенная трагедией, стала му¬
ченицей, а мы — виновниками ее гибели.Тема эта игралась с вариациями. Когда мы сидели за ужи¬
ном, отец, с горечью сообш;ая о последних сплетнях, не стал нас
щадить. Если бы мы не встряли со своими ложными обещания¬
ми между любящей матерью и ее единственным ребенком, ес¬
ли бы не морочили ей голову иллюзорными надеждами, если
бы доставили бедную девочку в покое», она была бы теперь
жива и счастлива. И почему это только нам, единственным из
всех, кто живет в деревне, понадобилась прислуга!Мать, которая теперь целыми днями не решалась выйти из
дому и во время этого ужина почти не притронулась к еде, стис¬
нула руки:—	Нам придется уехать, Конор.—	Уехать? — Отец перестал есть.—	Да. Подальше от этого несчастного Арденкейпла. Ты
ведь всегда этого хотел.—	Как это! — Брови отца опасно взлетели. — Чтобы я убе¬
жал! Удрал, как кролик! Что ты обо мне думаешь? С Арденкей-
плом все в полном порядке. Мне нравится это место и окрест¬
ности. А теперь тем более ничто не заставит меня уехать. Кро¬
ме того... — он говорил медленно, с намеком, — не забывай, что
ты должна выступить на концерте.—	Что?! — заплакала мама, содрогнувшись от одной мысли
о своем выступлении. — Я не собираюсь ни на какой концерт,
ни за что, ни за что!—	Соберись, Грейс.152 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Нет, нет! Я этого не перенесу!—	Ты должна.—	Я не способна на это. Я сломаюсь.—	Ты не сломаешься.—	Но, Конор... быть там, перед ними всеми, одной...—	Ты будешь не одна. Я буду с тобой. И Лоуренс будет.
Разве ты не понимаешь, любимая, — нахмурился он, глядя на
нее, — если ты не выступишь, это станет явным признанием
нашей вины. В том, что случилось с Мэгги, мы совершенно
не виноваты. Поэтому мы должны пойти все вместе, должны
постоять за себя и показать, что нам плевать с высокой башни
на их разговоры.Меня уже трясло от того, что нас ждет, от чего-то, вдруг
протянувшего ко мне свои ледяные руки. Но пока, как и мама,
я пребывал в растерянности, отец смотрел на нас как бы издале¬
ка — спокойный и полный решимости.—	Вот увидите, — сказал он, словно разговаривая сам с со¬
бой. — Да, вы сами увидите...В день концерта отец вернулся домой на более раннем по¬
езде. Он нес под мышкой длинную картонную коробку, содер¬
жимое которой стало мне очевидным, когда в половине шесто¬
го мама медленно, почти неохотно, спустилась по лестнице, —
она была прекрасна, но, боже, страшно бледна, в новом синем
шелковом платье, с низким декольте и плиссированной юбкой.—	Отлично, — твердо сказал отец, внимательно оглядев
ее. — Как раз к цвету твоих глаз.—	Оно красивое, Кон, — тихо сказала мама, — и, пожалуй,
стоило его купить. Но я так нервничаю.—	Напрасно, любимая, — так же непререкаемо сказал отец.Затем, к моему изумлению — поскольку никогда преждея не видел в доме таких вещей, зная, что мой отец трезвенник
и редко когда позволяет себе бокал пива со своими клиента¬
ми, — он вынул из коробки плоскую бутылку с надписью на эти¬
кетке «Мартель. Бренди» и тремя звездочками. Осторожно,
как будто отмеряя лекарство, он налил в стакан приличную
порцию, не без того, чтобы вдруг щедро плеснуть мимо, а затем
протянул его маме.—	Нет, Кон, нет.[53 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Выпей, — неумолимо сказал отец. — Ты как заново ро¬
дишься.Пока мама колебалась, раздался стук лошадиных копыт
и дребезжание кеба, подъезжающего к нашим воротам. Вздрог¬
нув от этих звуков, она лихорадочно схватила стакан и, пока я,
широко открыв глаза, смотрел на нее, опустошила его одним
глотком, едва не поперхнувшись.Внутри кеба было темно, и это принесло временное облег¬
чение. Я сидел на краю сиденья, с прямой спиной, в своем вос¬
кресном костюме с накрахмаленным воротником. Отец тоже
оделся во все лучшее, а его усы были подровнены и подкруче¬
ны, так что кончики боевито загибались вверх. По крайней ме¬
ре, мы смело демонстрировали свою готовность к тому, что жда¬
ло нас впереди. И внезапно, когда красный огонь из кузницы
осветил кеб, я увидел, как мама потянулась к отцу и сжала его
руку:—	Теперь я не боюсь, Кон. Мне тепло, и я чувствую себя
сильной. Я знаю, что у меня все получится.Отец тихо рассмеялся — да, к моему полному изумлению,
этот мужчина действительно рассмеялся.—	Разве я тебе не говорил, любимая?—	Да, Кон, дорогой. — Голос матери звучал странно. —
Только... Я чувствую... я хочу, чтобы ты поцеловал меня.Неужели эта женщина тоже сошла с ума? К моему ужасу
и стыду, не обращая внимания на меня и на пропасть, развер¬
стую впереди, они заключили друг друга в тесные объятия, по¬
сле чего мама глубоко и удовлетворенно вздохнула.Успокаивало и то, что ее благополучно довели до задней
двери, куда входили выступающие, затем отец взял меня за ру¬
ку, и мы пошли к главному входу. Зал был полон, сзади люди
уже стояли, но в первом ряду, сразу перед сценой, были остав¬
лены места для родственников тех, кто выступал. Туда и напра¬
вился отец, высоко подняв голову, так высоко, что, хотя все
его видели, он мог никого не узнавать. Однако, несмотря на эту
стратегическую осанку, он не упускал из виду толпу в конце
зала, состоящую в основном из молодых людей, потому что
шепнул мне на ухо;—	Зеваки из Ливенфорда... жди проблем.[54]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВНаш приход был четко рассчитан по времени. Едва мы сели,
как леди Мейкл суетливо выскочила на сцену и объявила о
начале концерта, коротко объяснив, в чем его цель, и попросив
зрителей быть внимательными к артистам.-- Эти хорошие люди, — сказала она напоследок, — высту¬
пают перед вами бесплатно по самой достойной причине. Я хо¬
чу, чтобы вы приветствовали их всех без исключения.Услышав эти столь значимые слова, отец повернулся ко мне
с довольным видом и пробормотал:—	Это для нас, мой мальчик. Она явно поймала мой взгляд.
Вот увидишь, с мамой все будет в порядке.К сожалению, в то время как просьба ее светлости была
сдержанно встречена основной массой народу, с последних ря¬
дов раздались нарочитые аплодисменты, и, когда леди Мейкл
ушла, кто-то взорвал надутый бумажный пакет. Громкий хло¬
пок был лишь отчасти заглушен нанятым аккомпаниатором,
который, открывая концерт, начал тарабанить «Землю надеж¬
ды и славы» ^Затем появился первый певец — высокий, худой молодой
человек, в болтающемся на нем костюме, явно с чужого плеча.
Встреченный насмешливыми криками одобрения с задних ря¬
дов, он нервно запел «Тору»1Говори, говори, говори со мной, Тора,И опять со мной говори.Успеха молодой человек не имел. Ему громко посоветова¬
ли прополоскать горло, принять ванну, вернуть одолженный
костюм и, наконец, отправиться домой к Торе и сунуть ее в
мешок.Далее вышел скрипач, который, в расстройстве оттого, что
его часто перебивали, призывая не дергать кота за хвост, бо¬
ролся с «Грезой»^ К этому моменту отец стал беспокойно ер¬
зать на своем стуле. Холодное отношение к маме со стороны^ «Земля надежды и славы»' («Land of Hope and Glory») — английская
патриотическая песня, претендующая на статус гимна Англии.^ «Тора» («ТЬога») — популярная английская лирическая баллада нача¬
ла XX в.^ «Греза» (нем. «Traumerei») — знаменитая пьеса Роберта Шумана.[551
АРЧИБАЛЬД КРОНИНжителей деревни, чего он опасался, было несравнимо с тем, что
могла бы учинить эта буйная толпа, состоящая, как стало ясно,
из подмастерьев судоверфи в Ливенфорде, которые были из¬
вестными нарушителями общественного порядка. Состояние
отца передалось мне, и, поскольку шум в зале не утихал, нервы
мои настолько напряглись, что у меня стала трястись голова.
Меня пробило потом, и я сидел, дрожа и переживая за свою
бедную любимую маму, которая, несомненно, расплачется, по¬
тому что я знал, что из всех вещей она выбрала для исполнения
сложную классическую пьесу — «Море» Дебюсси. Трудно бы¬
ло подобрать что-то менее подходящее для данного момента —
теперь унижения не миновать. Трудно было найти что-то хуже.Но теперь мама уже была там, на сцене. Дрожь моя прекра¬
тилась — я просто окаменел. Мама казалась такой маленькой
на той широкой площадке и такой на удивление молодой и
красивой, что мои страхи только усилились. Просто лакомый
кусочек, брошенный на съедение львам! Ее встретили шквалом
свиста, и кто-то прокричал какие-то слова, заставившие отца
ощетиниться. Он сидел прямо, с суровым взглядом. Я опустил
глаза, не смея посмотреть на маму, но когда поднял их, то уви¬
дел, что она уже села за рояль и, полуобернувшись к публике,
дружески помахала в сторону последних рядов. Боже мой! Что
с ней случилось? Она была совсем не похожа на мою маму —
не обращая внимания на свистки и шиканье, она улыбалась
своим мучителям. Я сжался на своем месте в ожидании перво¬
го слабого всплеска «La Мег», который уничтожил бы ее, од¬
нако, уронив руки на клавиши, она вдруг поразила меня бра¬
вурной темой одного из маршей Суза в исполнении духового
оркестра «Бессес» — это был любимый отцом марш под назва¬
нием «Вашингтон пост»*.Не сон ли это? По-видимому, нет, потому что, когда марш
закончился, мама, не останавливаясь, не обращая внимания
на аплодисменты и даже упредив кого-то, заоравшего «Еще
давай!», отважно набросилась на другую зажигательную мело¬
дию, из репертуара знаменитого оркестра волынщиков горной^ Марш «Вашингтон пост» написан в 1889 г. американским компози¬
тором и дирижером Джоном Филипом Сузой (1854-1932), известным как
«король маршей».156 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВпехоты, — популярного «Северного петушка»^ Если первый
номер пришелся по вкусу представителям Ливенфорда, то этот
абсолютно обезоружил их. Она не исполнила и половины пес¬
ни, как все затянули:Волынщик Финлейтер, волынщик Финлейтер,
Наигрывал «Северного петушка»!Потолок еш;е вибрировал от последних куплетов, когда зал
взорвался очередными аплодисментами, топотом тяжелых бо¬
тинок и повторными криками «Еще, еще!». Теперь мама совсем
разошлась. Она без колебаний пустилась играть то, что я бы на¬
звал попурри, а точнее, импровизацией, поскольку она играла
в основном на слух, — старые шотландские песни: «Вы, берега
и холмы»^, «Порывы листвы»^, «Через море к острову Скай»,
закончив местной популярнейшей песней «Цветущие берега
озера Ломонд». Эффект был потрясающим, даже самые равно¬
душные среди публики, кого я считал нашими врагами, были
покорены, они аплодировали в такт, кивали и подпевали, под¬
хваченные волной прекрасной мелодии, полной возвышенных
чувств и патриотизма.Я сиял от гордости, отбив себе ладони в знак восхищения
своей чудесной мамой, которая, презрев высокое искусство,
спасла всех нас.А зрителям хотелось еще. Даже когда мама встала из-за роя¬
ля, ее не отпустили. Должно быть, кто-то невидимый, на кры¬
льях, дал ей знак уступить. Что же теперь она исполнит? Ответ
пришел быстро, и казалось, что ее глаза нашли нас. Она взяла
первые аккорды песни «Далеко от земли» Мура, отдавая дань
не старым, а новым своим привязанностям. И вдобавок она за¬
пела, спокойно и уверенно, как будто сидя дома за пианино.^ «Северный петушок» («Соек о’ the North») — знаменитый военный
марш начала XIX в.^ «Вы, берега и холмы» («Ye Banks and Braes») — песня на стихи шот¬
ландского поэта Роберта Бёрнса, написанные в 1791 г.: «Ye banks and braes
о’ bonie Doon, / How can ye bloom sae fresh and fair?» — «Вы, берега и холмы,
реки Дун, / Почему вы так прекрасны и свежи весной?».^ «Порывы листвы» («Green Grow the Rashes, О») — песня на стихи
Р. Бёрнса.[57 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНЯ почти не дышал, слыша, как звучит ее чистый прекрасный
голос в абсолютной тишине впимаюш;его зала.Отец, откинувшись назад и покручивая усы, со странной
восторженной улыбкой не отрываясь смотрел на маму, как буд¬
то едва верил собственным глазам. И когда наконец, поклонив¬
шись на прощание, мама покинула сцену, он резко поднялся и,
демонстрируя каждым своим движением, что вечернее действо
для него закончено, взял меня за воротник и повел по проходу
из зала.Нам не пришлось долго ждать маму. Она поспешно спусти¬
лась по ступенькам заднего крыльца, в пальто, с белой шалью,
накинутой на голову, и побежала прямо к нам. Отец обнял ее
и поднял.—	Грейси, Грейси... — пробормотал он ей на ухо. — Я знал,
что в тебе это есть.—	Ой, мама! — Я прыгал от восторга. — Ты была велико¬
лепна!Мама перевела дыхание:—	Это была ужасная сентиментальная каша, но мне пока¬
залось — только это им и понравится.—	Им понравилось, мама! — крикнул я.—	Лучше не бывает, — промурлыкал отец.—	Я не хотела продолжать, но леди Мейкл попросила.—	Вот! — сказал отец, довольно щелкнув языком. — Я знал,
что Китовый Ус будет на нашей стороне. Но что тебя толкнуло
на это в самом начале? Это она подала идею?—	Нет.—	А кто тогда?Мать лукаво взглянула на него:—	Должно быть, твой мистер Мартель.И мы все втроем смеемся как сумасшедшие. Какая радость,
какое счастье! Какой триумф Кэрроллов!—	О, не стоит так, Кон, — вдруг сказала мама. — Подумай
о бедной Мэгги. Знаешь, когда я играла, почему-то в глубине
души я чувствовала, что делаю это для нее.Мы возвращались вместе под сияющей луной; мама и отец,
рука об руку, не прекращали ни на секунду свой бесконечный
разговор, но я не испытывал ни ревности, ни одиночества, по¬[58]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВтому что мама своей свободной рукой нашла мою и устроила
ее в кармане своего пальто. Моя рука уютно покоилась в ее
руке всю дорогу до дому.Как ярко светила луна, какой она была ясной и высокой!
И наша звезда, счастливая звезда Кэрроллов, тоже поднима¬
лась, да, поднималась снова, ясная и высокая, чтобы там, выше,
слиться с нашей Галактикой.ГЛАВА СЕДЬМАЯНа следуюший день было воскресенье, и, возможно в по¬
рыве благодарения, мы отправились на мессу в Дринтон, вер¬
нулись домой к позднему и довольно необычному обеду из
жареной утки, за которым последовал фирменный мамин де¬
серт — засахаренная вишня под взбитыми сливками. В корот¬
кий зимний день, после того как отец вздремнул, мама предло¬
жила прогуляться по берегу. Вчерашняя золотистая аура все
еще не рассеялась вокруг мамы, в дополнение к какой-то счаст¬
ливой истоме, с которой она, словно вспоминая о чем-то вол¬
шебном, посматривала на отца, что я так или иначе связывал
с его вниманием к ней. Я уже начинал ощуш;ать сильное фи¬
зическое притяжение, существовавшее между моими родителя¬
ми, которое, преодолев все возможные препятствия, связало их,
выросших чуть .пи не в разных мирах, и которое теперь пре¬
вратилось в тесный чуткий союз. В более поздние годы, когда
я стал читать о других детствах, которые так часто омрачались
постоянными ссорами родителей, супружеской несовмести¬
мостью и взаимной ненавистью, я еще яснее осознал, что брак
мамы и отца был на редкость удачен. Притом что иногда слу¬
чались внезапные небольшие бури, чему виной была вспыль¬
чивость отца, они длились не более нескольких часов и закан¬
чивались спонтанным примирением. И всегда между родите¬
лями, даже в безмолвии, было взаимопонимание, отчего наш
дом был для меня безопасным, теплым местом в этом подчас
враждебном мире.Это чувство было ощутимо в воздухе, когда, побывав
в Джеддес-Пойнте, находившемся в стороне, противоположной[59]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНРоузбэнку — этого места мама всегда избегала по причинам,
о которых я смутно догадывался, — мы медленно возвращались
сквозь мягкий туман, собирающийся на мертвом, пустынном
эстуарии. Воздух был так недвижен, что всхлипы прилива до¬
носились как слабое эхо от какой-нибудь лежащей вдалеке мор¬
ской раковины. Мама маячила впереди, в компании Дарки, кош¬
ки с фермы Снодграсса, которая часто увязывалась следом за
нами на этих прогулках. Мы с отцом отстали на несколько ша¬
гов, сражаясь в «блинчики», и, снисходительно предупрежден¬
ные мамой, что слишком громко кричим, считали подскоки глад¬
ко отполированных бесконечными приливами плоских камеш¬
ков, взлетающих над спокойной серой поверхностью воды.Внезапно, после своего броска, отец, кашлянув, содрогнул¬
ся, выпрямился и приложил платок к лицу. Я удивленно под¬
нял глаза и, желая быть услышанным, громко воскликнул:—	У папы кровь идет из носа!Мама обернулась. Я видел, как она изменилась в лице.
Я также видел, что отец прикрывает платком рот. Мама была
уже рядом.—	Конор, опять твой кашель.—	Ничего особенного. — Он поднес носовой платок к гла¬
зам и почти бессмысленно уставился на маленькое алое пят¬
но. — Всего лишь пятнышко. Я, должно быть, просто напрягся.—	Но ты кашлянул, — обеспокоенная, настаивала она. — Ты
должен сесть и передохнуть.—	Ничего особенного. Просто стрельнуло в бок. — В дока¬
зательство он тихонько и ненатурально кашлянул. — Видишь,
все прошло.Мама не ответила. Она сжала губы скорее решительно, чем
покорно, и, когда мы снова двинулись в путь, в ее глазах, хотя
время от времени она и посматривала на отца, больше не было
истомы, и до самого нашего дома она хранила молчание.Этот кашель отца, возникающий время от времени, осо¬
бенно в сырую погоду, и с ходу отклоняемый им как «намек на
бронхит» или даже с какой-то гордостью собственника назы¬
ваемый «моей склонностью к бронхиту», как если бы это было
исключительно его особенностью, — кашель, для избавления
от которого отец пользовался травяными настоями собствен-[601
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВКОГО приготовления, стал, несмотря на частые протесты мамы,
восприниматься в семье как естественное явление. Я ничего
не думал об этом, и связь кашля с тем до смешного маленьким
малиновым пятном на платке отца показалась мне настолько
нелепой или, по крайней мере, настолько несущественной, что
сразу же, как только мы вернулись домой, я, насвистывая, от¬
правился с Дарки на ферму за молоком — теперь эта вечерняя
обязанность легла на меня.В коровнике еще шла дойка, и, примерно минут двадцать
ожидая, пока струя теплого молока, пенясь, наполнит ведро, я
забавлялся выходками кошки, которая ловила и вылизывала
молочные брызги, падавшие на каменные плиты. Возвращаясь
не спеша по дороге с кувшином молока, я был совершенно не
готов увидеть возле нашего дома двуколку доктора Дати; по¬
трясение было тем сильнее, что на ней уже светили фонари —
они казались еще более яркими из-за мглы сумерек и, словно
характеризуя личность деревенского врача, смотрели на меня
как два огромных глаза.Этот доктор Дати казался огромным, и не только мне одно¬
му. Пожилой человек, которому было семьдесят, свирепый, с
красным лицом, неизменно одетый в вельветовые бриджи, бле¬
стящие коричневые гетры и мешковатую вельветовую курт¬
ку, он, как горный бык, вваливался в комнату больного и точно
таким же манером покидал ее, объявляя свой диагноз трубным
голосом, сопоставимым с гудком на скале Эрскин, предупреж¬
дающим корабли о тумане, а ежели я попадал ему в руки, то
часто от такого рыканья моя щека орошалась его слюной. По
всем канонам романтической беллетристики под этим грубым
внешним видом должно было скрываться золотое сердце. Од¬
нако это было не так. Доктор был груб и подчас жесток со сво¬
ими пациентами. Ему было безразлично, что о нем думали, и,
в общем, его считали «твердым орешком». У него была своя фер¬
ма на окраине, где он выращивал свиней породы седлбек, и от
него часто слышали, что он предпочитает их своим пациентам.
Если у него и была слабость, помимо ежедневной бутылки вис¬
ки, служившей ему эликсиром, поскольку с каждым глотком
он, казалось, только креп, — то это были хорошенькие женщи¬
ны. Он тискал доярок на всех фермах, которые посещал, — они[611
АРЧИБАЛЬД КРОНИНхихикали, делая вид, что сопротивляются, он же прижимал ка¬
кую-нибудь из них коленом к стене. Хотя по отношению к мо¬
ей маме он не столь открыто проявлял свои наклонности, так
как прекрасно знал, где надо остановиться, я всегда чувство¬
вал, что он неравнодушен к ней.Я, конечно, не осмелился войти в дом, пока там находился
этот громила. Я и так достаточно от него пострадал. Подкрав¬
шись с теневой стороны к окну, я осторожно заглянул в осве¬
щенную комнату.Отец лежал на диване, голый по пояс, а доктор Дати, при¬
жав ухо к короткой деревянной трубке, наклонялся над ним.
Никогда еш;е я не видел, чтобы мой отважный родитель был в
таком невыгодном положении, в таком подчинении — зависи¬
мый и беззаш;итный. Зрелище было невыносимым, и, отвернув¬
шись, я скользнул вниз и сел спиной к стене, поддерживая меж¬
ду коленями теплый кувшин молока.Прошло довольно много времени, прежде чем парадная
дверь открылась и на пороге появились доктор Дати и моя ма¬
ма — их силуэты были отчетливо видны в свете, падающем из
прихожей. Я пригнулся, насколько можно, и тут же загремел
голос доктора:—	Пошлите в аптеку за лекарством. Вам нужен рыбий жир
и эль. Но помните, женщина, — он схватил руку мамы и, под¬
черкивая значимость своих слов, стал укоризненно и одновре¬
менно ласково ее потряхивать, словно пытался повернуть ма¬
му к себе, — главное — вытащить его отсюда. Разве я не гово¬
рил вам, что в Роузбэнке надо держаться подальше от берега?
Никому не на пользу жить в этой сырости на грязном заилен¬
ном побережье. Кроме того, речные туманы — настоящий яд для
человека с такими легкими.Я не совсем понял это высказывание, я был слишком занят
наблюдением за тем, чтобы доктор Дати благополучно поки¬
нул наш дом и сел в свою двуколку. И мама, когда я вошел, не
была расположена останавливаться на этой теме и не была на¬
строена на разговоры. Взяв у меня кувшин с молоком, она тихо
занялась приготовлением чая.В течение двух дней отец оставался дома, беспокойный
и больной, а затем вернулся к работе. И хотя я заметил начав¬
шиеся и неутихающие разговоры, да и споры, между моими ро¬[62]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВдителями, то, если и обращал на них внимание, считал, что они
связаны с дрожжевым бизнесом. Все вроде вернулось к счаст¬
ливой нормальности. Отец, энергичный как всегда, вскоре ти¬
пичным жестом отправил в мусорную корзину свою бутылку с
лекарственным напитком и сосуд с рыбьим жиром и элем. Для
меня было абсолютной новостью, когда в один из апрельских
дней мама, одетая во все лучшее и явно вернувшаяся из какой-
то из поездки, отвела меня — я только что пришел из школы —
в сторону и сообплила:—	Лоуренс, в следующем месяце мы уезжаем из этого до¬
ма и переезжаем в Ардфиллан. — И, увидев мой испуганный
взгляд, добавила торопливо и успокаивающе: — Там такое при¬
ятное место, дорогой. На самом деле все к лучшемуЭта внезапная перспектива перемен, всегда сулящая ре¬
бенку одни тревоги, привела меня в полное замешательство.
Еще никогда Арденкейпл не казался мне таким привлекатель¬
ным. Теперь я прекрасно чувствовал себя в школе, где учился
на два класса старше. Мне нравился Пин, и я подружился с
несколькими мальчиками. В прошлую субботу я поймал две
пятнистые форели в ручье Гилстон. И мы должны были бро¬
сить все это, когда у нас все так хорошо.Мама, должно быть, прочитала это на моем лице, потому
что она обняла меня, доверительно улыбаясь, дабы я понял,
что все происходящее ее устраивает и очень ей нравится.—	Ардфиллан — прекрасный город, дорогой. И наша новая
квартира находится высоко на холме и недалеко от вересковых
болот. Я уверена, тебе понравится.ГЛАВА ВОСЬМАЯПереезд дался нам на удивление легко, и, как мама и обеща¬
ла, наш новый дом оказался большим шагом вперед по сравне¬
нию с маленькой виллой, которую мы покинули. Городок Ард¬
филлан покорил меня своим великолепием. Раскинувший¬
ся между холмом и широко разлившимся устьем, похожим на
почти открытый морской простор, Ардфиллан был модным
местечком, курортом для избранных, с небольшим причалом,[63]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНнабережной и эстрадой для оркестра, но в то же время жилым
городком, популярным как у «зажиточных» бизнесменов, ко¬
торые пользовались быстрым железнодорожным сообщением
с Уинтоном, так и у других резидентов, равного или еще боль¬
шего достатка, которые ушли на пенсию. Склоны холма были
усеяны большими особняками, с причудливыми фасадами, об¬
ширными огороженными садами вокруг и с видами на выбор
в сторону Гэрлоха или Кайлс-оф-Бьюта, причем дома эти ни¬
коим образом не вторгались в широко раскинувшуюся внизу
вересковую пустошь, которая тянулась за Глен-Фруин до бе¬
регов Лох-Ломонда. Много превосходных магазинов, частная
библиотека с выдачей книг на дом и две самые элитные школы
в Шотландии: одна, Бичфилд, для мальчиков, другая, Святой
Анны, для девочек. Вскоре я стал также различать благовоспи¬
танную манеру речи, скорее, акцент, характерный для этого
общества и абсолютно обязательный для вступления в его со¬
став. Короче говоря, тут существовал определенный «тон», ко¬
торый, хотя и проигнорированный отцом, сразу понравился
маме и поначалу устрашил меня.Терраса Принца Альберта, представлявшая собой ряд плот¬
но прилегающих друг к другу строений вдоль улицы, весьма
удачно разместилась прямо на холме среди великолепных особ¬
няков и, пусть слегка поблекшая, по-прежнему сохраняла по¬
чти всю свою прежнюю элегантность. Она была представлена
несколькими кoттeджaми-мeзoнeтaми^ сложенными из краси¬
во обработанного камня. Широкие эркеры, два удобных парад¬
ных входа с портиками, полугеоргианский и отчасти викто¬
рианский стили — каждый дом на несколько вместительных
квартир. В этих мезонетах были прекрасно спланированные ком¬
наты с высокими потолками, перед входом — садик с декоратив¬
ными растениями, а с задней стороны — длинная уединенная
лужайка, обнесенная стеной. Естественно, мы не могли позво¬
лить себе такое великолепие, но этажом выше, в квартире но¬
мер семь, свежепокрашенной, с новыми обоями, нам было впол¬
не удобно, и отсюда мы глядели в будущее, представлявшееся^ Мезонет {фр. Maisonette) — буквально «маленький дом» Это, как пра¬
вило, двухэтажные квартиры, которые, помимо гостиной, имеют также не¬
сколько спален, минимум две ванные, небольшую оранжерею, собственный
дворик.[64]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВблагоприятным, особенно для моего отца, исполненного опти¬
мизма благодаря смене обстановки и животворному воздуху,
который он, стоя по утрам и вечерам у открытого окна, глубоко
вдыхал во время дыхательных упражнений. И все же меня бес¬
покоило что-то совершенно новое в выражении лица моей ма¬
тери, когда она посреди своих домашних хлопот вдруг замира¬
ла в какой-то растерянности, которую, поймав мой взгляд, она
тут же изгоняла улыбкой.В Ардфиллане не было никакой индульгенции на то, чтобы
пренебрегать воскресной мессой. В нижнем городе мы поль¬
зовались двойным преимуществом — могли посещать церковь
Святой Марии и ее приходскую школу на Клей-стрит. Кроме
того, первым человеком, заглянувшим к нам однажды днем и
абсолютно очаровавшим нас своим веселым дружелюбием, был
молодой приходский священник, отец Макдональд, горец из
Инвернессшира, выпускник отличного колледжа Блэра в Абер¬
дине. Ангус Макдональд был тем человеком, который, как ска¬
зал мой отец, понравился бы даже самому упертому оранжисту^
Мама, все еще немного побаивающаяся священников, которые
ей никогда не попадались в ближайших кварталах, не могла
поверить своим глазам, когда после чая он встал и, к моему без¬
удержному восторгу, исполнил хайланд флинг1 Со временем,
по его тактичному настоянию, брак моих родителей, благодаря
некоторым техническим поправкам, в которых я почти ничего
не понимал, был освящен, что примирило мою семью с церков¬
ной ортодоксией. Более того, никоим образом не осуждая не¬
адекватность моих собственных религиозных знаний, которые
были радикальными, он предположил, что по крайней мере в
настоящее время я должен посещать приходскую школу. Так
что на следующей после его визита неделе я был отправлен
в школу Святой Марии.Должен признаться, что, хотя я был удовлетворен перехо¬
дом в третий класс, где моя учительница, сестра Маргарет Мэ¬
ри, похоже, готова была сделать из меня что-то особенное, я
скучал по своему старому другу Пину и в целом был не в вос-^ Оранжист — член Ирландской ультрапротестантской партии
^ Хайланд флинг — один из четырех старейших традиционных шотланд¬
ских танцев[65]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНторге от моей новой школы. Чтобы добраться до Клей-стрит,
надо было идти по проселочной дороге, которая вела вниз по
склону к самой бедной части нижнего города, по сути рабочему
району Ардфиллана. Здесь, на узкой улочке, напротив много¬
квартирного здания, находились огороженные участки прихо¬
да Святой Марии — церкви, школы и пресвитерия^; все строе¬
ния из грубого кирпича, практичные, но явно указывающие на
ограниченность средств. Также и среди школьников преобла¬
дал этот печальный знак нищеты. Почти все они были из бед¬
ных, ближайших к церкви окрестностей, многие из них были
детьми презираемых ирландских «огородников», которые при¬
ехали для работы на картофельных полях Клайдсайда, а неко¬
торые из учеников ходили, увы, чуть ли не в лохмотьях. Они
играли в странные игры, которых я не понимал, самопальные
игры обездоленных, для чего использовались твердые кусочки
глины, жестяные банки, стены, изрисованные мелом, шарики
из бумаги и ткани, связанные между собой бечевкой. Прав¬
да заключалась в том, что состоятельные католики Ардфилла¬
на отправляли своих детей в другие школы, в Ливенфордскую
академию или в Джесмит-колледж в Уинтоне, хотя, конечно,
отнюдь не в Бичфилд, учебное заведение, которое оставалось
в высшей степени и исключительно для аристократии. Итак, не¬
смотря на доброжелательность, которую я там встретил, общее
впечатление от школы Святой Марии было гнетущим. В ре¬
зультате мною овладело чувство социальной неполноценно¬
сти — это была своего рода духовная рана, порожденная моей
религией. Когда я сделал попытку объясниться на сей предмет
с мамой, у которой были другие, более серьезные заботы, она
попыталась утешить меня:—	Это тебе на пользу, дорогой, и это ненадолго. Ты пока
должен просто принять, как оно есть.Моим самым большим крестом был недостаток общения.
Я использую данное выражение, так как в то время изучал вы¬
сказывания Святых Отцов. Каким бы ни было их моральное
превосходство, мама не могла переступить через себя, чтобы
позволить мне дружбу с мальчиками, которые, как сказал отец,
ходят с голым задом. И поэтому, чувствуя, что я ни рыба ни^ Пресвитерий — дом католического священника.[66]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВМЯСО, я был обречен проводить свободное время в скуке и оди¬
ночестве.Единственным утешением, хотя оно лишь усиливало мою
неудовлетворенность, являлись прогулки через весь холм к
прекрасным зеленым спортивным полям школы Бичфилд.
Надежно спрятавшись в зеленой изгороди боярышника, я со
жгучей завистью и тоской наблюдал за игроками. Здесь было
все, о чем я только мечтал: зеленые, четко размеченные поля с
белыми стойками ворот, где игроки — многие из них такие же
маленькие, как я, — в форме разнообразных цветов, от алого до
ярко-синего, били тут и там по мячу, бегали, пасовали, обводи¬
ли друг друга и сталкивались в манере, ожидаемой от мальчи¬
ков, которые поедут в Феттс, Гленальмонд, Лоретто^ или даже,
как некоторые, в лучшие государственные школы Англии. Ко¬
гда это зрелипле становилось невыносимым, я в печали повора¬
чивал к дому, так яростно заколачивая воображаемые голы, что
отбивал себя пальцы на ногах о бордюр тротуара, после чего
мама сокрушалась, что я порчу свои новые ботинки.Однажды в субботу в самом безлюдном конце террасы на
дороге напротив сада номер семь я развлекался стрельбой по
воображаемым мишеням. Внезапно один из камней вылетел
куда-то вбок из моей руки и, описав смертельную параболу,
врезался во фронтальное окно мезонета, над которым мы жи¬
ли. Ужаснувшись ледяному звону разбитого стекла, я бросился
наверх к маме.~ Ты должен немедленно пойти и извиниться. Эту леди
зовут мисс Гревилль. Скажи, что ты заплатишь за стекло. По¬
стой, дай-ка я вытру тебе лицо. — Когда я спускался, она ска¬
зала мне вслед: — Не забывай о хороших манерах.Волнуясь, я нажал на звонок у входной двери мисс Гре¬
вилль. Краем глаза я увидел большую зазубренную дыру в ок¬
не. Пожилая горничная в аккуратном чепце и рабочей форме
открыла мне. У нее были седые волосы и, как мне показалось,
осуждающее выражение лица.—	Подожди здесь, — сказала она, когда я объяснил причину
своего визита.^ Феттс, Гленальмонд, Лоретта — привилегированные учебные заведе¬
ния Шотландии.[67]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНПока я стоял в коридоре, меня поразил удивительный вид
двух скрещенных весел на стене: оба подрезаны, лопасти окра¬
шены в ярко-синий цвет. В глаза бросались и другае необыч¬
ные предметы, в частности пара рапир, но в этот момент верну¬
лась служанка и провела меня в гостиную, где мисс Гревилль,
стоящая у рокового окна, повернулась, чтобы хорошенько рас¬
смотреть меня. Я, в свою очередь, смотрел на нее.Она показалась мне высокой, солидной женщиной, сорока
пяти лет, большегрудой и чрезвычайно прямой. У нее было блед¬
ное полное лицо, которое выглядело еще полнее в обрамлении
рассыпанных по накладным плечам светлых пышных волос и
тугого, жесткого накрахмаленного воротника, скрепленного бу¬
лавкой. Одета она была просто, даже строго: серая юбка и белая
блузка, на которую свисала тонкая цепочка пенсне. Она выгля¬
дела непреложной леди, каковой и являлась, а также школьной
учительницей, каковой и была в прошлом. Я слышал, как мама
говорила, что мисс Гревилль когда-то преподавала в женской
школе Святой Анны; я бы ее испугался, однако в ее манере
общения не было ни надменности, ни претенциозности, что
отделяли бы ее от презренных реалий жизни, одной из кото¬
рых был я.—	Я к вашим услугам, мисс, это я разбил окно.—	Похоже что так. — У нее был высокий, ясный голос, ее ак¬
цент не был характерен для Ардфиллана, скорее, в ее случае дан¬
ный акцент сам несколько пострадал. — По крайней мере, с ва¬
шей стороны это благородно — прийти по собственной воле.Я молча принял комплимент, которого не заслуживал.—	Как это случилось?—	Извольте, мисс: я занимался метанием.—	Юный Кэрролл... полагаю, что вы — юный Кэрролл... не
обращайтесь ко мне, как к девушке в чайной лавке. Можете
называть меня «мисс Гревилль», по крайней мере для начала
нашёго знакомства. Что вы метали?—	Камни, мисс... Гревилль.—	Камни! Боже мой, какая дурная привьгака! Я бы не возра¬
жала, если бы вы разбили мое окно мячом. Но камни! Зачем?—	Если вам интересно, — ответил я, начиная оживать, —
я довольно метко бросаю камни. Я могу, если хотите, попасть
в любую цель на той стороне дороги.[681
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Правда? — воскликнула она с интересом.—	Показать?—	Нет, только не камнями... — Она сделала паузу. — Разве
вы никогда не бросали мяч?—	Нет, мисс Гревилль. У меня его нет.Она внимательно, чуть ли не с жалостью посмотрела на ме¬
ня, затем, предложив мне сесть, вышла. Я сел на край стула и,
пока ее не было, огляделся. Большая комната озадачивала и
даже пугала меня. Странные образцы мебели, которых я ни¬
когда не видел прежде, — не темные и блестящие под политу¬
рой, как наш лучший комплект красного дерева, но в основном
выцветшего медового цвета стулья с сиденьями из цветных
нитей, инкрустированный комод с китайским узором в желтых
и золотых тонах, мягкий серый ковер с блеклым розоватым
рисунком в центре. Цветы на подоконниках, а также в большой
голубой вазе на длинном и плоском пианино, совсем не похо¬
жем на наше.Едва мой взгляд остановился на каминной полке, на кото¬
рой стояло много маленьких серебряных чашек, как вернулась
мисс Гревилль.—	Можете взять это. — Я встал, и она протянула мне мяч. —
У него своя история, которая, вероятно, вас не заинтересует.
Он принадлежал моему брату—	Того, с веслами? — вдохновляясь, спросил я.—	Нет-нет. Не гребца. Другого, младшего.Она рассеянно улыбнулась, и хотя эту улыбку нельзя было
назвать недоброй, она, к моему сожалению, была явно отрешен¬
ной. Я совсем не хотел сюда приходить, но, странное дело, те¬
перь мне не хотелось уходить отсюда. Эти загадочные ссылки
на Боба мокрого и Боба, предположительно, сухого^ заинтри¬
говали меня. Я сделал попытку продолжить разговор:—	Разве вашему младшему брату не нужен мяч?—	Теперь ему ничего не нужно, — бесстрастно ответила
она. — Он был убит два года назад под Спион-Коп1^ Игра слов: Боб — мужское имя; wet bob — гребец, буквально — мокрыйбоб.2 Сражение в период Второй англо-бурской войны за холм Спион-Коп
24 января 1900 г.[69]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	О мисс Гревилль! — воскликнул я с сочувствием, на ко¬
торое только был способен. — Он отдал свою жизнь за короля
и страну!Она бросила на меня взгляд, полный невыразимого отвра¬
щения:—	Не будьте столь пафосны, маленький резонер, иначе на¬
ше знакомство, доселе короткое и беспрецедентное, немедлен¬
но прекратится. — И она позвонила в колокольчик, дабы меня
препроводили до дверей.Мама, хотя и огорчилась тем, что я забыл сказать про опла¬
ту разбитого стекла, с интересом и удовольствием выслушала
мой отчет о визите, из которого я тактично удалил последний
пассаж. С тех пор как мы сюда переехали, она проявляла веж¬
ливый интерес к нашей соседке. Однако мяч при ближайшем
рассмотрении оказался довольно бесполезным. Жесткий, ко¬
жаный, с залатанным швом, он не подпрыгивал и во всех отно¬
шениях никак не подходил для моих обычных игр. В тот же
вечер я показал его отцу.—	Это мяч для крикета, — пояснил он. — И им играли.—	Она рассказала Лоуренсу, что у мяча есть история, — за¬
интересованно пояснила мама.—	Несомненно, — иронически улыбнулся ей отец. — По
словам жилищного агента, у этой дамы полно историй. Неко¬
гда они были очень важными людьми. Большое поместье не¬
далеко от Челтенхема. Но ее папан почти все профукал, и она
занялась преподаванием. Сначала в колледже Челтенхема, за¬
тем в Святой Анне. Но теперь она все это бросила.—	Интересно почему? — задумалась мама.Улыбка отца стала шире.—	Склонен полагать, — пробормотал он в своей любимой
манере, — что в некоторых своих проявлениях она слегка чу-
да-ко-ва-та.Он произнес последнее слово на мелодию популярной пес¬
ни тех дней, которая начиналась так: «Ой, не чу-да-ко-ва-та
ли она?»—	Чепуха! — воскликнула мама. — Это просто досужие
сплетни. Она мне кажется прекрасной леди, и она была очень[70 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВлюбезна с Лори. В следующий раз, когда мы встретимся, я хо¬
чу поклониться ей и поблагодарить.Таким образом, разбитое окно послужило началом нашего
знаменательного знакомства с мисс Гревилль.ГЛАВА ДЕВЯТАЯВо всех отношениях корректная и даже сдержанная благо¬
дарность, которую мама выразила мисс Гревилль через не¬
сколько дней, была принята более чем благосклонно. Наша
соседка, живущая одна и, по-видимому, имеющая ограничен¬
ный круг друзей, была расположена к новым знакомствам. Она
посетила нас и оставила свою визитную карточку. Десять дней
спустя мама нанесла ответный визит и была приглашена на
послеобеденный чай, после какового мероприятия она верну¬
лась, сияя от удовольствия и с кучей интереснейших новостей.За ужином она доложила отцу и мне, что мисс Амелия Гре¬
вилль очаровательна и очень-очень леди — мама сделала ак¬
цент на этом слове. Ее мебель и серебро, которые достались ей
из семейного дома недалеко от Челтенхема, были прекрасны, —
и вправду, все в доме говорило об изысканном вкусе. Она была
художественной натурой, любила музыку, играла на виолонче¬
ли и надеялась составить дуэт с мамой. Увлеченная ботаникой,
она показала замечательный альбом засушенных полевых цве¬
тов. Она часто ездила в Швейцарию — полазить по горам. Ее
родители умерли. У нее было два брата, получившие образо¬
вание в Итоне, один из которых жив и в настоящее время зани¬
мается фермерством в Кении. Она посещала церковь Святого
Иуды, заведение, принадлежащее Высокой англиканской церк-
ви\ и поэтому хорошо относилась к католикам. Она была са¬
мой... Вдруг, встретив взгляд отца, наклонившегося к ней с более,
чем обычно, насмешливой снисходительностью, мама запнулась.—	Да, — она слегка покраснела, — она была добра ко мне.
Но совершенно независимо от этого мне она нравится. И зна-^ Высокая церковь — направление в англиканстве, тяготеющее к католи¬
цизму[711
АРЧИБАЛЬД КРОНИНешь, Кон, мне не хватает подруги, особенно когда ты весь день
отсутствуешь.—	Тогда я рад, что ты ее нашла, — великодушно сказал
отец, — только не... ну, не заходи слишком далеко, девочка моя.Я был совершенно не согласен с отцом. Мисс Гревилль про¬
извела на меня сильное впечатление. В самом деле, я взял за
правило, вернувшись из своей задрипанной школы, слоняться
возле палисадника перед домом в надежде, которая пока что
оказывалась иллюзорной, привлечь ее внимание. Теперь же,
подумав о тех удивительных синих веслах, я сказал в раздумье:—	Должно быть, приятно иметь брата из такой школы, как
Итон, даже если ты сам туда не ходил.Отец рассмеялся, как будто нашел что-то занимательное
в моем замечании или в том, как я его произнес:—	Не волнуйся, мой мальчик. Святая Мария — всего лишь
временная остановка. Все идет к тому, что довольно скоро у те¬
бя на руках будут козыри.В эти дни он был в отличном настроении. Другой воздух,
несомненно, устраивал его. Он наслаждался экспрессом — рос¬
кошным поездом между Уинтоном и Ардфилланом, на кото¬
рый у него был сезонный билет в первом классе. Он набирал
высоту в этом мире, безошибочное обеш;ание процветания под¬
разумевалось в его словах, в его манере, в его элегантном, ухо¬
женном облике. Он, казалось, полностью оправился после того
странного происшествия на берегу Арденкейпла и не забывал
напоминать нам, что счастливый результат был в основном до¬
стигнут благодаря его собственным усилиям. Когда мы покида¬
ли Арденкейпл, доктор Дати дал ему записку для представления
своему коллеге в Ардфиллане. Это был доктор Ивен, худой,
сутулый, мягко ступаюпций пожилой человечек, с висяш;ими
щеками и клочком седой бороды, всегда аккуратно подстри¬
женной до определенной длины. Его манера тихо, почти на
цыпочках, приближаться, его серьезный вид создали ему репу¬
тацию человека исключительно профессионального, и он слыл
умным.Поначалу отцу он не понравился. «У него лицо как у покой¬
ника», — сообпцил он маме и после этого, хотя ему были реко¬
мендованы периодические проверки состояния здоровья, свел[72 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВСВОИ визиты в дом врача к минимуму, а с недавних пор и вовсе
их прекратил Мама подозревала, что вышло какое-то недора¬
зумение, что отец, как она выразилась, «поцапался» с доктором
Ивеном. С другой стороны, он в принципе всегда недолюб¬
ливал врачей; его насмешливое и скептическое отношение к
данной профессии уже давно стало у нас притчей во языцех.
«Жженый сахар и вода», — издевался он, качая головой, сни¬
сходительный к нашей доверчивости, наблюдая за мамой, кото¬
рая твердо верила в укрепляющие средства и регулярно назна¬
чала их мне, отмеряя столовую ложку моего «лекарства» от
Парриша^Он верил в природу и в естественные восстановительные
силы человеческого организма. Таким образом, соблюдая ре¬
жим и правила гигиены, рекомендованные доктором Дати, чьи
суровые слова, вероятно потрясшие отца, все еще сохраняли
какой-то вес, он следил за собственным здоровьем. Он разра¬
ботал сложную систему дыхательных упражнений и придер¬
живался диеты, богатой маслом и сливками, в придачу к креп¬
кому пиву «Гиннесс», хотя всегда был весьма умеренным по¬
требителем подобных напитков. Он спал с открытым окном на
шерстяном одеяле, накрывшись таким же, носил шерстяное
нижнее белье на голое тело и красные каучуковые стельки в бо¬
тинках.Итак, все было хорошо с отцом и с нами. Однако мало-по-
малу до меня стало доходить, что мама не совсем удовлетворе¬
на отцовской интерпретацией его самочувствия. Как это стало
для меня очевидным? Возможно, по ее дополнительной заботе
о нем, но, скорее всего, по тем моментам отрешенности, когда
она внезапно прерывала свои дела, как будто застигнутая ка¬
кой-то тревогой, омрачавшей ее счастье, и по ее лицу пробега¬
ли тени и отражения скрытых мыслей, доступных лишь тому,
кто мог интуитивно и абсолютно достоверно все истолковать
и прояснить, даже ее самые смутные чувства.Однажды вечером, когда я сидел за столом, выполняя до¬
машнее задание, мама, вязавшая у камина, сказала, словно раз-^ Парриш («Parrish’s Chemical Food») — известный в Англии бренд про¬
изводителя лекарственных пищевых добавок, т н БАДов[73 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНмышляя вслух и с той небрежностью, которая не могла меня
обмануть:—	Конор, дорогой, не пора ли тебе снова сходить к доктору
Ивену?Отец, читавший в удобном кресле «Ивнинг тайме», похоже,
сделал вид, что ее не услышал. Затем он медленно опустил га¬
зету и поверх ее пристально посмотрел на маму:—	Что, прости?Теперь уже занервничав, мама повторила свое замечание,
которое, несомненно, отец услышал. Он изучал ее.—	Есть ли какая-то очевидная причина, по которой я дол¬
жен пойти к твоему доктору Ивену?—	Нет, Конор. Тем не менее тебе советовали время от вре¬
мени обследоваться. А ты не был у него целую вечность.—	Верно, — крайне назидательно сказал отец. — Однако,
поскольку я не выношу этого человека и всегда чувствовал се¬
бя хуже после визита к нему, чем до того, я решил, что будет
правильней и разумней держаться от него подальше. Иными
словами — я не доверяю ему.—	Это довольно странно. Он в городе на отличном счету,
и у него первоклассная практика.—	Да, он возится с бездельниками-богачами и, разумеется,
угождает им. Возможно, у него и есть практика, только он не
практик.—	Как ты можешь такое говорить?—	Потому что я так считаю! — стал горячиться отец. —
Представь, он действительно хотел, чтобы я на три месяца по¬
слал работу куда подальше и отправился в долгий морской
круиз на Мадейру. В настоящий морской круиз! Это, может
быть, годится для старых леди, о которых он печется, но беспо¬
лезно для меня.Отец замолчал с таким видом, будто сказал слишком много,
и попытался возобновить свое чтение. Но мама упредила его.—	Хорошо, — невозмутимо сказала она, продолжая вязать
как ни в чем не бывало. — Согласна, что Ивен дотошен. Но
ведь есть и другие врачи. И я думаю, тебе следует найти того,
кто тебя устроит.—	Но с какой стати?[74]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Ну... чтобы проверить твое состояние. В конце концов,
ты ведь не совсем избавился от кашля.Отец насупился и неуверенно посмотрел на нее:—	Это ерунда. Я уже сколько раз говорил тебе, что у меня
всегда был такой кашель.—	И все же... — Мама демонстративно отложила свое вя¬
занье и наклонилась к нему. — Разве в Уинтоне нет врача, кото¬
рый мог бы тебя посмотреть?Наступила тишина. Я уставился в свою книгу и ожидал воз-
муш;ения или, по крайней мере, возражения, полного досто¬
инства и великодушия. Вместо этого отец уступил, хотя и не¬
охотно:—	Ну, девочка моя, если тебе так хочется... Рядом с моим
офисом есть один парень. Медицинский сотрудник страховой
компании «Каледония». Иногда я сталкиваюсь с ним. Такой же,
как ты, настырный. Ради тебя я мог бы как-нибудь заглянуть
к нему.Не обрапцая внимания на то, что отец тонко поддел ее, мама
тихо вздохнула с облегчением, пусть сдержанным, но все-таки
различимым.—	Тогда сходи к нему, Конор. Почему бы не завтра?Отец, снова обратившись к газете, никак не отреагировална это.На следующий вечер, когда он вернулся, мама, как обычно,
встретила его у дверей. Когда они вместе вошли в гостиную, я
не заметил ничего необычного в облике отца, разве что он, по¬
хоже, устал. Но часто, когда на него наваливалось много дел,
он выглядел усталым. Во время ужина, который был вкуснее
обычного, с любимой отцом тушеной говядиной, у него был хо¬
роший аппетит. Ни намека на разговор, случившийся накану¬
не. Поужинав, я пересел к окну с книгой. Только тогда я услы¬
шал, как мама тихо сказала:—	Ну что?Отец ответил не сразу. А когда заговорил, голос его прозву¬
чал спокойно, даже задумчиво:—	Да, я был у него. Доктор Макмиллан. Очень достойная
личность. Похоже, ты была права, Грейс. По-видимому, одно из
моих легких слегка поражено.[75 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Поражено? Но чем?—	Ну... в общем... — Отец не хотел этого говорить, но был
вынужден. — Немного туберкулезом.—	О Кон... это серьезно?—	Только не волнуйся. В конце концов, тут ничего необыч¬
ного. Простой недуг. Он у многих людей. И они справляются
с ним.Я услышал долгий тревожный мамин выдох. Затем она мед¬
ленно потянулась к отцу и сжала его руку:—	По крайней мере, теперь нам ясна ситуация. Сейчас сде¬
лаешь перерыв и действительно поправишься. Поезжай в са¬
наторий или отправляйся в морской круиз, как посоветовал
доктор Ивен.—	Да, я поеду. По-видимому, в санаторий. Пулей полечу.
Обеш;аю. Но не сейчас.—	Конор! Это надо сделать немедленно.—	Нет.—	Немедленно!—	Это невозможно, Грейс. Просто-напросто не получится.
Каждый пенни у нас вложен в дрожжи. Я даже кредит взял
в банке. И сейчас держу в голове все свои планы.—	При чем тут деньги в такой момент?—	Дело не в деньгах. У меня все в порядке. Но бизнес моло¬
дой, ты же знаешь, что это дело одного человека, и есть кое-что
крайне важное с «Ю. Ди. Эл.», то есть с компанией «Юнайтед
дистиллере лимитед», из-за чего я должен быть там, я просто
не могу все это бросить, следующие несколько месяцев будут
решающими.—	О Кон... Кон... Я не понимаю, при чем тут «Ю. Ди. Эл».
Ты и твое здоровье важнее.—	Послушай, Грейс, мы должны быть разумными. Ради те¬
бя и мальчика, а также ради меня. «Ю. Ди. Эл.» — это одна из
крупнейших компаний в стране, и они явно, да, определенно
заинтересованы в моих дрожжах, я уверен, что смогу добиться
слияния наших компаний в течение трех, возможно даже, двух
месяцев. Это недолго, девочка. Потом я буду свободен, чтобы
взять до шести, даже девяти месяцев на поправку. А сейчас я
могу сократить часы работы, брать время от времени дополни¬[76]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВтельный выходной. Я буду осторожен, крайне осторожен во всех
отношениях. Я все это продумал в поезде по пути домой. Я сде¬
лаю все, что ты скажешь, кроме как выбросить то, над чем я тру¬
дился в поте лица, на что надеялся. Было бы безумием упус¬
тить теперь такой шанс в жизни.В своем бурном объяснении они забыли обо мне. Я перехва¬
тил испуганный взгляд мамы. Ее глаза стали наполняться сле¬
зами. Я знал, что она проиграла и что отец будет поступать по-
своему.Но на сей раз мои симпатии были на его стороне. И тогда,
и впоследствии я ни на минуту не сомневался в своем отце.
Моя вера в его проницательность, рассудительность и неизбыв¬
ную самоуверенность, подтвержденная множеством случаев,
когда я видел, как он выходил из сложных ситуаций и пальцем
не шевельнув, оставалась абсолютной и неколебимой. Даже
терпя поражения, он умел свести к минимуму их последствия,
благодаря тому что находил их забавными или несуш;ественны-
ми. Его две фразы «Предоставьте это мне» и «Я знаю, что де¬
лаю», произнесенные спокойно и уверенно, стали для меня проб¬
ными камнями триумфального успеха.Мама больше не пела во время своих домашних дел. Я не
понимал причины ее постоянного стресса. В состоянии вечной
тревоги она искала утешения и поддержки в общении с полной
сочувствия мисс Гревилль, нашей соседкой. Однако дни сменя¬
лись днями, и все шло по плану. Отец ничуть не выглядел боль¬
ным. С лица его не сходил обычный румянец, глаза светились,
и он не терял аппетита. Как отец и обещал, хотя никогда не за¬
трагивал тему нездоровья, он заботился о себе, не выходил из
дому в плохую погоду и избегал нагрузок в течение долгих вы¬
ходных дней. Он все еще покашливал, тайком отхаркивая в ма¬
ленькую фляжку, которую теперь носил для этой цели, но через
некоторое время, всего-то лишь через пару недель, он по совету
мисс Гревилль собирался в Швейцарию, чтобы там быстро вос¬
становиться, — вопрос этот был однозначно согласован. Он по-
прежнему упорно пользовал свои собственные травяные сред¬
ства, периодически просил маму натирать ему грудь оливковым
маслом, а однажды вечером вернулся из города со странным
прибором, который доверительно представил нам как лечебный[77]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНингалятор. Устройство состояло из металлического контейне¬
ра со спиртовкой внизу и длинной резиновой трубки с мунд¬
штуком. Вода и специальная смесь трав, прилагаемые к прибо¬
ру, были заправлены в контейнер, спиртовка зажжена, и когда
зашипел горячий лечебный пар, отец честно его вдохнул. И это,
и все остальное делалось с жизнеутверждающей уверенностью
в выздоровлении, что выглядело бы смешно, если бы в свете
последующих событий не оказалось столь трагичным.Спустя годы, когда я задался вопросом о причинах такого
явного безрассудства, за ответом не пришлось далеко ходить.
Отец был амбициозным человеком, который постоянно риско¬
вал. Он осознавал опасность отсрочки своего лечения, но был
готов, по его собственным словам, «пойти на риск» ради нас
самих, поскольку его бизнес достиг ключевого этапа, когда в
случае удачи отец занял бы действительно важную позицию,
связанную, как впоследствии выяснилось, с его упоминани¬
ем «Ю. Ди. Эл.» — переписка с этой компанией для моего юно¬
го ума приобрела каббалистическое значение. Он был смел, но
избыточный оптимизм его ирландского темперамента, стоящий
за этой врожденной храбростью, обманул его, убедив, что азар¬
тная игра сулит выигрыш. Однако прежде всего его поведение
действительно можно было объяснить странным и характерным
проявлением самой этой болезни, что, как я узнал годы спустя,
называлось spesphthisica — «надеждой туберкулезника», то есть
ложной и настойчивой надеждой, вызываемой токсинами, об¬
разующимися при этой болезни, которые поражают нервную
систему, создавая ложную иллюзию окончательного излечения
и полного выздоровления.Все это в значительной степени нес в себе отец, неизбежно,
так или иначе, делясь со мной и мамой. Мы были совершенно
не готовы к катастрофе, которая грянула вскоре.Шла, насколько я помню, вторая неделя марта, и, вероятно,
было около двух часов ночи, когда я проснулся. Через наплы¬
вающие туманы сна я испытывал смутное и ни с чем не сооб¬
разное чувство, что меня зовет мама. Внезапно, когда я соби¬
рался перевернуться на другой бок, я услышал ее голос, очень
громкий и такой пугающе требовательный, что я сразу сел:—	Лоуренс! Лоуренс! Иди сюда![78]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВЯ вскочил С постели. В моей комнате было темно, но, когда
я открыл дверь, свет в коридоре был включен. Дверь в спальню
отца была полуоткрыта, и мама снова позвала меня изнутри.
Предчувствие какой-то страшной катастрофы сковало меня,
не давая сделать и шага, но я двинулся вперед и вошел в ком¬
нату. Этого момента я никогда не забуду.Отец лежал на боку, положив голову на край кровати. Он
безостановочно кашлял, кашлял и кашлял, и с его губ хлестал
пузыряш;ийся алый рз^ей. Его лицо было землистого цвета.
Мама стояла на коленях рядом с кроватью. Одной рукой она
держала голову отца, другой с трудом удерживала большой
белый таз от умывальника, наполовину заполненный алой пе¬
ной — я с ужасом понял, что это кровь. Пятна крови были вез¬
де — на скомканных простынях кровати, на маминой ночной
рубашке, даже на ее руках и лице. Не изменяя позы и не отры¬
вая глаз от отца, мама сказала мне тем же напряженным, стра-
дальчески-повелительным голосом:—	Лори! Беги за доктором Ивеном. Сейчас же. Немедлен¬
но. Скорее, ради бога!Я развернулся и побежал, не помня себя от шока. Забыв
надеть, как полагается, фуфайку и брюки, на что у меня ушло бы
не более полуминуты, я в одной ночной рубашке выбежал из
дому на улицу. Босиком я понесся по тротуару, мое сердце сту¬
чало о ребра. Во тьме казалось, что я бегу с нечеловеческой ско¬
ростью, — еш:е никогда я не бегал так быстро. В конце Принц-
Альберт-роуд я свернул на Кохун-Кресент, потом спустился на
Виктория-стрит, где впереди, на полпути к эспланаде, увидел
красный фонарь перед домом доктора Ивена. Квадратный де¬
коративный фонарь с отчеканенным на нем гербом города —
когда-то Ивен был провостом^ Ардфиллана. Ни души вокруг.
Молчание пустоты нарушалось только моим прерывистым ды¬
ханием, когда я все бежал и бежал, не обраш;ая внимания на
боль в ступнях от гравия... и оказавшись наконец на подъездной
аллее к дому доктора и затем на ступенях его крыльца. Я долго
и настойчиво нажимал на звонок, слыша, как звон разносится
по всему дому. В течение нескольких томительных минут вну-^ Провост {шотл provost) — мэр[79 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНтри было тихо, потом, когда я еще раз нажал звонок, наверху
на лестнице зажегся свет. Вскоре дверь открылась. На пороге
в халате стоял доктор.Я думал, он будет сердиться, что его потревожили, посколь¬
ку из разговора моих родителей я знал, что он трудный чело¬
век. Что еще хуже — разве мой отец не поссорился с ним, не
отказался от него, не перестал быть его пациентом? Прежде чем
он открыл рот, я выдохнул:—	Пожалуйста, доктор Ивен, скорее в дом номер семь на
террасе Принца Альберта! У отца ужасно идет кровь.Да, предполагалось, что он выкажет раздражение, даже
гнев, оттого что его вызывают среди ночи после тяжелого рабо¬
чего дня. Но вместо этого он сжал губы и в изумлении уставил¬
ся на меня.—	Пожалуйста, идите к нам, сэр. Вы знаете моего отца, его
фамилия Кэрролл. Остальное не важно. Просто идите.Он все еще смотрел на меня.—	Сначала ты зайди, — сказал он. — На улице холодно.Я последовал за ним.—	Отец сильно кашляет?—	О да, сэр, очень.Он что-то пробормотал себе под нос.Я сел в коридоре, а он поднялся наверх. Над вешалкой
с зеркалом на стене была голова оленя, глядевшая на меня стек¬
лянными неумолимыми глазами. Из другой комнаты раздавал¬
ся медленный стук маятника часов.Доктор не долго одевался. Когда он спустился, в его руках
были домашние тапочки и шотландский дорожный плед. Он
бросил их передо мной:—	Накройся.Он смотрел, как я укутываюсь в плед. Холода я не чувство¬
вал, но мои зубы стучали. Тапочки были старыми, но мне впо¬
ру — доктор Р1вен был маленьким, — и я вполне мог идти в них.
Он поднял свой черный саквояж, стоявший у вешалки. Мы дви¬
нулись в путь.По дороге в гору он время от времени молча посматривал
на меня. Но когда мы приблизились к террасе, он неожиданно
воскликнул:[80 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Ты, кажется, неплохой мальчик! Никогда не будь дура¬
ком.Я не уловил смысла сказанного. Когда моя миссия заверши¬
лась, я почувствовал, что хромаю и у меня больше нет сил и что
я могу только бояться этого возвращения в чудовиш;ный кош¬
мар нашего дома. Выбегая, я забыл закрыть дверь в нашу квар¬
тиру — она так и оставалась открытой. Мы вошли. Я не осме¬
лился глянуть в комнату отца, но, когда доктор Ивен вошел
туда, встреченный криком облегчения матери, я невольно по¬
вернул голову Мама все еще стояла на коленях у кровати, все
еще поддерживая отца, но таза, этого уже зафиксированного в
моем сознании страшного пенистого символа незабываемого
ужаса, не было.Я проскользнул в свою комнату, сбросил плед и тапочки
и забрался в постель. Я долго лежал, вздрагивая от случайных
толчков и стуков снаружи, прислушиваясь к движениям по
дому, с вкрапленными в них приглушенными голосами моей
матери и доктора Ивена. Как же долго доктор оставался у нас!
Я всем сердцем желал, чтобы мама пришла ко мне, прежде чем
я засну, обняла и сказала, что все в порядке. А главное, чтобы
похвалила меня за мой великолепный, чуть ли не на одном ды¬
хании пробег. Но она не пришла.ГЛАВА ДЕСЯТАЯМаленький колесный пароход весело плюхал по освещен¬
ным солнцем волнам. Это был краснотрубый «Люси Эштон»,
курсировавший по заливу между Ардфилланом и Порт-Крега-
ном. Пассажиры прогуливались по палубе, вдыхая сверкаю¬
щий воздух, или кучковались, смеясь, болтая и слушая живую
музыку немецкого квартета. Ниже, в пустынном салоне, обитом
плюшем, с застоялым запахом табачного дыма, молча сидели
лишь мы — то есть мисс ОТиордан и я. Поскольку я никогда
прежде не видел эту женщину, то время от времени осмеливал¬
ся оценивать ее взглядом искоса, хотя мне и мешал грубый край
жесткого воротника, который полагался к моему лучшему кос¬
тюму Она была светло-рыжей, лет сорока пяти, с большими[81]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНВОДЯНИСТЫМИ глазами, острыми чертами лица и с намеком на
бледные веснушки. Выражение ее взгляда, ее манеры и весь ее
вид, казалось, создавали ощущение благочестивого смирения
перед жизнью, полной самопожертвования и страданий. Я на¬
чал задаваться вопросом, почему моя судьба всегда должна за¬
висеть от женщин, и в частности от такой святой женщины, как
мисс ОТиордан, когда она нарушила молчание:—	Твой отец так болен, дорогой, и я не думаю, что тебе при¬
лично быть там наверху с этим оркестриком. Кроме того, я не
переношу качку. — Она сделала паузу. — Мы могли бы про¬
честь молитву, чтобы скоротать время. У тебя есть четки?—	Нет, мисс ОТиордан. У меня были, но они порвались.—	Тебе следует быть поосторожней со священными пред¬
метами, дорогой. Я дам тебе новые, когда мы доберемся до
пресвитерия. Его преподобие освятит их для тебя.—	Спасибо, мисс ОТиордан.Я стал смутно догадываться, что экономка дяди Саймона
была еще святее, чем я опасался. Несмотря на то что пароход
и так еле двигался, дабы угодить ей, я в конечном счете был
вынужден поинтересоваться:—	Вам плохо, мисс ОТиордан?—	Плохо, дорогой? — Она наклонилась вперед, прикрывая
глаза и прижимая руку к пояснице. — Всеблагой Бог знает, что
я в полном порядке.Поскольку она больше не открывала рта, у меня было время
предаться довольно печальным размышлениям по поводу пе¬
ремен в своей жизни. Неужели мне предстоит жить у священни¬
ка? Да, это так. Страшная болезнь отца помирила его с братьями,
самый младший из которых, Саймон Кэрролл, со всей реши¬
тельностью заявил, что, если я проведу с ним по крайней мере
несколько недель, это значительно облегчит положение моей
матери, взявшей на себя обязанности медсестры. Хотя во вре¬
мя визитов дяди Саймона к отцу мне он очень нравился, те¬
перь, глядя на мисс ОТиордан, чьи губы шевелились в молча¬
ливой молитве, я уже начал было прикидывать свои доволь¬
но малопривлекательные перспективы на ближайшее будущее,
когда толчок и скрип дали понять, что мы находимся у пирса
Порт-Крегана.[82]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВОднако, когда мы высадились, Порт-Креган показался мне
приятным местечком с интересными магазинами и интенсив¬
ным движением на набережной. Как и Ардфиллан на той сто¬
роне залива, он был построен на холме, а на вершине холма,
куда мисс ОТиордан, прижав руку к своему заповедному мес¬
ту на спине, взбиралась с чрезвычайной медлительностью, стоя¬
ли церковь и дом пастора, оба маленькие, но приятные на вид,
сложенные из серого известняка. Мы вошли в темный зал, об¬
лицованный дубом, пахнущий парафином и напольным лаком,
а затем мисс ОТиордан, для начала восстановив дыхание с
помош;ью серии продолжительных вдохов-выдохов, спросила
осторожным шепотом, не хочу ли я «отлучиться», что, как я
понял, означало посетить туалет. Получив отрицательный от¬
вет, она отвела меня в гостиную. Это была большая комната с
окнами в сад и хорошо освеш,енная эркерным окном, из кото¬
рого открывался захватывающ;ий вид на гавань. Когда мы во¬
шли, дядя Саймон сидел за складным бюро у дальней стены.
Он встал, вышел навстречу и взял меня за рукуКогда он улыбнулся, я сразу же понял, что он застенчив,
и почувствовал, что он еще больше мне нравится. Он молчал,
но все еще держал меня за руку, вопросительно глядя на мисс
ОТиордан, которая выдала ему длинный и подробный отчет о
нашем путешествии. Пока она говорила, у меня была возмож¬
ность подробней рассмотреть моего дядю. Из четырех братьев
Кэрроллов двое были светлыми, двое темными. Саймон, самый
младший, тогда ему было не более двадцати шести лет, был чер¬
новолосым, голубоглазым и таким высоким, что слегка суту¬
лился, дабы не удариться головой о люстры, к тому же он был
по-мальчишески, чуть ли не пугающе тонким в своей длинной
сутане.—	А Конор? — спросил он вполголоса, когда она закончила.Она не ответила, но многозначительно посмотрела на негоповерх моей головы, поджала губы и, незаметно покачав голо¬
вой, вышла из комнаты.—	Мисс ОТиордан принесет нам чай. Полагаю, что из-за
морского воздуха у тебя разыгрался аппетит, — весело сказал
дядя. Он посадил меня на один из двух старых и довольно по¬
трепанных кожаных стульев, стоявших по обе стороны от ками¬[83 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНна, и вернулся к бюро. — Позволь мне закончить свои дела.
Через минуту я буду с тобой.Инстинктивно я чувствовал, что он дает нам обоим время
прийти в себя. Конечно, для меня здесь были странные усло¬
вия. Кроме стульев и складного бюро, на котором стояла боль¬
шая бело-голубая статуя Мадонны, больше в комнате мебели
почти не было, как не было и уюта. Черные, довольно потре¬
панные занавески, ковер, как и стулья, был сильно вытерт, как
бы истоптанный за многие годы множеством ног. На каминной
полке я увидел биретту^ и длинный ряд из сложенных кучками
пенсов. На одной стене висело распятие из черного дерева и
слоновой кости. А на другой стене меня поразила большая гра¬
вюра длиннобородого полуголого волосатого старика, забрав¬
шегося на самый верх высокой каменной колонны.—	Он тебе нравится? — Дядя поднялся из-за бюро, с полу¬
улыбкой наблюдая за мной.—	Кто это?—	Один из моих любимых святых.—	Но что он там делает?—	Ничего особенного. — Теперь дядя действительно улы¬
бался. — Просто он необычный человек и святой.В этот момент, всем своим видом выражая чрезвычайное
усилие, мисс О’Риордан принесла черный лакированный под¬
нос с чайными принадлежностями и большой тарелкой толсто
нарезанных кусков хлеба с маслом. Хотя я привык к гораздо
более качественному меню, я едва ли заметил отсутствие вы¬
печки. Мои мысли были настолько заняты этим удивительным
стариком на столпе, что, когда экономка вышла, я не выдержал:—	Как высоко он забрался, дядя, и сколько он там пробыл?—	На тридцать шесть кубитов^, да еш;е на вершине горы.
И просидел там тридцать лет.Это было так поразительно, что я подавился первым же
куском хлеба с маслом.—	Тридцать лет! Но как же он ел?—	Он опускал корзину. Конечно, он много постился.‘ Биретта — квадратная шапочка католического священника.^ Кубит (от лат. cubitus — локоть) — старинная английская мера длины,
равная расстоянию от локтя до кончиков пальцев (примерно 45-50 см).[84]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	А почему он не падал, когда спал? Я бы так точно упал.—	Ну, он был удивительным стариком. И вероятно, он мало
спал. Возможно, его власяница заставляла его бодрствовать.—	Помилуйте, дядя. Власяница!Он улыбнулся.—	Я не понимаю, зачем он это делал, — сказал я наконец.—	Послушай, Лоуренс... — (Я испытал спазм удовольствия,
когда он назвал меня моим полным именем.) — Симеон жил
давно, в дикой горной стране, среди диких племен. Как ты мо¬
жешь себе представить, к нему ходили целые толпы. Он про¬
поведовал им, часто часами, исцелял больных, был кем-то вро¬
де судьи, творил чудеса и таким образом обратил в христиан¬
ство великое множество людей.Наступила тишина.—	Вот почему вы держите его в своей комнате?Он покачал головой:—	Я узнал о нем, когда учился в колледже в Испании. И по¬
скольку у меня было такое же имя, как у него, я чувствовал себя
весьма польщенным. Стало быть, как ты понимаешь, это прос¬
то тщеславие с моей стороны.Очарованный нашим разговором, я тепло посмотрел на дя¬
дю, который вместо ожидаемой болезненной темы об отце, чре¬
ватой слезами, поднял меня до редких исторических и интел¬
лектуальных высот.—	Я хотел бы увидеть какое-нибудь чудо, дядя, — задумчи¬
во сказал я.—	Они происходят каждый день, если мы только поищем
их. А теперь налегай на хлеб с маслом. Сегодня у миссис Вител-
ло выходной день, так что до завтрака у нас с едой будет не очень.Я хотел остаться с этим заново открывшимся мне дядей для
дальнейшего разговора о столпах, но он сказал, что должен пой¬
ти в церковь, чтобы выслушать исповеди, добавив, однако, чем
лишь усилил мое ожидание, что завтра после мессы он будет
свободен и покажет мне нечто интересное. Итак, вернувшая¬
ся за подносом мисс О’Риордан велела мне следовать за ней.
С удовлетворением убедившись, что мне не надо «отлучиться»,
она спустилась со мной по лестнице на кухню. Здесь она доста¬
ла бутылку с этикеткой, изображающей огромную треску с от¬
крытой пастью.[851
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Я буду давать тебе эмульсию Пурди, дорогой. По столо¬
вой ложке три раза в день. Она очень полезна для груди.Мисс О’Риордан медленно нацедила густую жидкость, кото¬
рая, хотя и была хорошо замаскирована, отдавала жиром трески.—	Теперь, — сказала она, когда я сделал глоток, — давай по¬
смотрим, что на тебе надето. — Пробурив указательным паль¬
цем мою рубашку, она горестно воскликнула: — Как! Ты без
фланели, дорогой? На голом теле должна быть фланель. Бог сви¬
детель, мы не хотим, чтобы ты пошел по пути своего бедного
отца. Я немедленно займусь этим.Затем она отпустила меня, сказав пойти в сад и поиграть, но
не простужаться и не портить одежду. Я вышел. Сад представ¬
лял собой квадрат зелени, ограниченный кустарником, в кото¬
ром был маленький грот, где на подножии из морских раковин
стояла большая статуя Богоматери в короне из звезд. По тра¬
ве шла узкая бетонная дорожка прямо к боковой двери церкви.
Мне хотелось пойти туда — поискать моего дядю, но я сдержал¬
ся, понимая, что он сейчас сидит в своей маленькой душной
жаровне.Я сунул руки в карманы, размышляя о самых разных инте¬
ресных вещах по поводу этого человека на столпе и желая быть
свидетелем многих чудес, которые он совершил. Какое прекрас¬
ное зрелипце — чудеса, — и их тоже можно увидеть, если поис¬
кать. И хотя наступаюпдие сумерки заставили меня затоско¬
вать по маме, я также подумал о том, что мог бы здесь очень
хорошо провести время с дядей Саймоном, если бы только мисс
ОТиордан оставила меня в покое.Увы, как только городские часы пробили шесть, она появи¬
лась из обшарпанной двери трапезной и поманила меня.На ужин она приготовила мне целую тарелку каши со ста¬
каном молока вдобавок, дымяш;имся на кухонном столе. Сев
напротив и наблюдая, как я прихлебываю молоко, запивая ка¬
шу, она, возможно, отметила на моем лице оттенок недоволь¬
ства и сказала:—	Мы никогда не воротим нос от хорошей еды, дорогой.
Мы живем здесь очень скромно.—	Скромно, мисс О’Риордан?—	Да, скромно, дорогой. Церковь погрязла в долгах. И твой
дядя, бедная душа, убивает себя на службе, чтобы выплатить их.186]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Но как может церковь оказаться в долгах?—	Из-за того, что ее перестроили, дорогой. Пятнадцать лет
назад, когда я впервые приехала сюда. Я не буду называть име¬
на, но один почтенный джентльмен задумал нечто такое, что
оказалось ему не по карману.—	Но разве люди здесь не платят, мисс ОТиордан?—	Платят, дорогой? — воскликнула она с презрением, адре¬
сованным безымянной пастве. — Ты видел медяки на каминной
полке твоего дяди? Вот как они платят. Пенс или полпенса, а
иногда. Господи спаси и сохрани, даже фартинги^ Дикари... Так
что с этим погашением долга и с процентами, а также с тем, что
он делает для благотворительности, едва ли этот бедный чело¬
век может позволить себе надеть приличную рубашку. Но он
умный и хороший, и с Божьей помощью и с моей он это сделает.Эти поразительные, хотя и безрадостные откровения при¬
вели к тому, что я доел кашу, не заметив, что в ней нет соли.
Позже я обнаружил, что мисс ОТиордан была твердым сторон¬
ником бессолевой диеты, от которой, как она выразилась, лег¬
че почкам. Мы встали из-за стола.—	У меня теперь есть для тебя четки, дорогой, — довери¬
тельно сказала мисс О’Риордан. — Мы прочтем только Пять
декад^ в твоей комнате, а потом ты ляжешь спать.Наверху мы опустились на колени в голой спальне, которая,
казалось, источала аскетизм многих миссионеров, получав¬
ших здесь приют, уходивших и приходивших, странствовавших
между Порт-Креганом и глубинной частью Африки.—	Мы возьмем «Пять печальных тайн»^, — прошептала мисс
ОТиордан. — И запомни: мы молимся за твоего бедного отца.^ Фартинг — четверть пенса.^ Пять декад — пять наборов по десять малых бусин в составе традици¬
онных католических четок (розария). По четкам читаются молитвы в опреде¬
ленном порядке, а также «размышления» о тайнах, соответствующих опреде¬
ленным евангельским событиям. Существует 4 вида тайн (по 5 каждого вида),
радостные, светлые, скорбные и славные.^ Розарий можно читать не полностью, а по одному виду тайн в день. Со¬
гласно исторически сложившемуся порядку, по вторникам и пятницам чита¬
ются «5 скорбных тайн»: 1. Молитва Иисуса Христа в Гефсиманском саду.
2. Бичевание Иисуса Христа. 3. Увенчание тернием. 4. Крестный путь Иисуса
Христа. 5. Распятие и смерть Иисуса Христа.187 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНОна начала: «Первая печальная тайна: страдания Господа
нашего в Саду...» И, поначалу беззвучно шевеля губами, я на¬
конец включился в молитву. Несмотря на нашу истовость, я не
думал об отце. Мне было жаль его. Я оплакивал его отчаянное
состояние. Но эта страшная полуночная сцена, повторявшая¬
ся как гротеск в моих снах, наложила табу на мысли об отце в
дневное время, когда моя воля, или пусть даже то, что я за нее
принимал, подчинялась мне. Вместо этого я думал о маме, и с тех
пор и поныне ее лицо живо и зримо возникало передо мной.
Я видел ее напряжение и печаль, смешанные с нежностью и
теплом, когда она пропдалась со мной этим утром. Я не думал
ни о каком другом страдании, кроме как о ее. И хотя она про¬
сила меня быть мужественным, вдруг, пока я продолжал меха¬
нически произносить слова молитвы, поток слез хлынул по
моим щекам. Мне было все равно, что глаза экономки устрем¬
лены на меня, — от этого слезы лишь усилились. Наконец мы
закончили молитву. Мисс ОТиордан медленно поднялась, все
еще глядя на меня с... — может ли такое быть? — новым инте¬
ресом и уважением.—	Перед Богом, дорогой, — сказала она торжественно, — ты
хорошо молишься. Какое благочестие! Я обязательно расска¬
жу его преподобию. Никогда я не видела, чтобы ребенок, пере¬
бирая четки, был так глубоко, до самого сердца растроган.Я виновато покраснел. Но странным образом я почувство¬
вал себя утешенным.—	Послушай, дорогой, — убежденно продолжала она, когда
я разделся. — Вот я тут кое-что сшила для тебя. Твоим бедным
легким будет теперь приятно и уютно.Она вытащила что-то вроде нагрудных доспехов из красной
фланели и закрепила это на мне тесемками вокруг шеи и спи¬
ны. Мне было жарко и неудобно, но я уже был так измотан ее
услугами, что у меня не было сил сопротивляться. Это моя вла¬
сяница, с грустью подумал я, а мисс О’Риордан — мой столп.Когда я прикрыл глаза, притворяясь, что сплю, однако
сквозь неплотно сомкнутые веки продолжая осторожно на¬
блюдать за мисс ОТиордан, она несколько секунд смотрела на
меня. Затем она перекрестила меня вместе с кроватью и пога¬
сила газовую лампу. Внезапно в темноте я почувствовал при¬
косновение губ к своему лбу, но не мягких, теплых губ, к ко¬[88]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВторым я привык, а сухих, жестких, странно непривычных губ.
Тем не менее это был поцелуй — от мисс О’Риордан. Я услы¬
шал, как дверь тихо закрылась за ней.Бедная мисс О’Риордан, разве я не должен поминать вас
лишь добрым словом. Есть ли во всем мире что-либо тяжелее,
чем быть подавленной, одинокой, страждущей, вечно в ипохонд¬
рии, старой девой-экономкой сорока пяти лет, с ежедневной
итальянской уборщицей на подмогу в этом борющемся за выжи¬
вание приходе? Похоже, остается только стать священником.ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯМое пребывание в Сент-Джозефе оказалось дольше, чем
я предвидел, и хотя, в отличие от экономки, мой дядя не уделял
мне чрезмерного внимания, я вскоре почувствовал, что ему при¬
ятно мое присутствие в доме и что наше общение, каким бы
абсурдным оно ни казалось со стороны, скрашивало ему это
особого рода, исключительно человеческое одиночество, навя¬
занное его призванием, тем более что он не мог не заметить, как
я начинаю привязываться к нему. Это было несложно. Простая
доброжелательность, столь отличная от религиозности мисс
ОТиордан, всегда привлекательна, и, несмотря на всю его са¬
модисциплину, он был натурой мягкой, тонко чувствующей,
что завоевало бы сердце любого ребенка.Как и мой отец, он был от природы умен, с той же врожден¬
ной оригинальной индивидуальностью, каковой, как я вскоре
убедился, не были наделены Небесами оба их брата, Бернар и
Лео. В раннем возрасте его отправили в шотландский колледж
в Вальядолиде в Старой Кастилии, где в течение семи лет он
жил и с блеском учился. Испания воспитывала, формирова¬
ла его, наполняла своими традициями и культурой. Он любил
Испанию и искренне восхищался ее народом — я хорошо по¬
мню одну из его фраз: «Благородство мужчин, грация и чисто¬
та женщин». В темном одеянии, с черными густыми волосами,
темноглазый^ и смуглокожий, в сутане, ниспадающей с плеч,
он действительно был похож на испанца, что вполне сознатель-^ Выше автор пишет, что у Саймона голубые глаза.[89 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИННО старался подчеркнуть с помощью разных маленьких уловок.
И как часто он ностальгически рассказывал мне о своей счаст¬
ливой жизни в Вальядолиде, прекрасном городе Сервантеса и
Колумба, спасенном от мавров благодаря Санчо де Леону, вспо¬
миная не только драматические события истории, но и более
личные образы освещенных солнцем монастырей, белостенное
здание учебного корпуса на фоне далеких охристых гор и сады
колледжа, полные аромата апельсиновых деревьев, с беседкой,
увитой виноградными лозами, где он проводил время полуден¬
ной сиесты и где, по его словам, чуть ли не прямо ему в рот па¬
дали маленькие медово-сладкие виноградины. Его назначение
в затрапезный и нищий шотландский приход, в гущу простолю-
динных говоров и гул окрестных верфей казалось мне печаль¬
ным изгнанием из рая.Но дядя Саймон ничуть не роптал. Он чувствовал себя как
дома в своем приходе, знал по именам всех детей и большинство
пожилых женщин и, казалось, действительно получал удоволь¬
ствие от исполнения множества приходских дел и обязанно¬
стей, по моему мнению скучных и утомительных, когда с шести
утра он уже был на ногах, чтобы подготовиться к своей первой
ранней мессе, и затем с головой уходил в дневные дела, зача¬
стую не отпускавшие его до поздней ночи. Поскольку я любил
его общество и скучал по нему, когда он был в отъезде, то мне
было досадно, что он служил всем и каждому, тем более что,
помимо выполнения обычной рутины, он теперь каждую неде¬
лю на полдня отправлялся в Ардфиллан, чтобы проведать мо¬
его отца, — после этих визитов он возвращался с наигранной
бодростью, которая не могла меня обмануть.Я также не одобрял его готовности откликаться на каждое
несчастье. Я чувствовал, что прихожане этим пользуются, ка¬
ковое чувство решительно разделяла со мной мисс ОТиор-
дан, которая особенно критически относилась к тому, что она
называла «процессией нищих». Каждую среду днем цепочка
просителей с неизменным постоянством выстраивалась у две¬
ри на кухню, чтобы получить согласно своему статусу допол¬
нительное вознаграждение. Наблюдая из открытого окна кухни
вместе с миссис Вителло, приходящей служанкой, за тем, как
мисс ОТиордан занимается этой очередью, я подозревал, что
там подвизалось немало притворщиков и притворщиц, самой[90 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВотъявленной из которых была старая косоглазая карга по име¬
ни Сара Муни, с воплями и стонами ковылявшая, подволаки¬
вая одну ногу, на костыле и всегда считавшая, что ей недодали
«еды» или чая с упаковкой сахара. В моих подозрениях меня
полностью поддерживала мисс ОТиордан, и я снова и снова
слышал, как она выражала моему дяде протест против того, что
Сара опустошает кладовую закупленных продуктов.Однако дядя Саймон, несмотря на молодость, вполне ладил
со своей трудной экономкой, которая, благодаря долгому сро¬
ку пребывания в должности, стала считать себя краеугольным
камнем прихода. Он позволял ей развивать деятельность во
многих направлениях, терпел ее недостатки, не вмешивался в
управление домом и прежде всего безропотно сносил ее от¬
вратительную кухню. По поводу поваренного мастерства мисс
ОТиордан могу только сказать, что никогда, ни до, ни после, я
не знавал никого, кто наносил бы больший вред простой кот¬
лете из баранины или безобидному куску говядины. Но, в от¬
личие от меня, дядя, по-видимому, мало обраш;ал внимания на
еду — его единственной слабостью была большая чашка черно¬
го кофе после обеда в час дня, под которую он выкуривал тон¬
кую сигару с мундштуком, достав ее из коробки, присланной
ему испанским коллегой.Благодаря попустительству в вопросах, которым он прида¬
вал мало значения, он не только снискал уважение мисс ОТи¬
ордан, но и смог утвердиться в своих правах без вмешательст¬
ва во все, что касалось его церковной канцелярии. Спокойно и
твердо он вставал на мою заш;иту, и хотя не мог одолеть всех ее
ухипдрений — особенно тех, которые были направлены на мой
кишечник, поскольку она неумолимо очищала меня, не говоря
уже о том, что я обязан был носить большой камфорный крест,
который по гигиеническим соображениям она вешала мне на
шею и который, пропитывая мою кожу, превраш;ал меня в хо¬
дячий нафталин, — дядя тем не менее отрицал ее преждевре¬
менные религиозные планы на меня, эти слишком амбициозные
шаги к святости, которые заставили бы меня совершить первое
исповедание, встать в ряды ордена Коричневого скапулярия^^ Коричневый скапулярий (Brown Scapular) — коричневая поясная рабо¬
чая туника монахов ордена кармелитов, почитающих святого Симеона, на¬
зывается также «покровом Богородицы»[911
АРЧИБАЛЬД КРОНИНИ Bbij^HTb наизусть ответы на латыни, чтобы самому проводить
дядину мессу в период моего короткого пребывания у него. Ес¬
ли бы ей было позволено, то, убежден, эта преданнейшая жен¬
щина хотела бы, чтобы я был рукоположен, совершил постриг,
возможно, даже канонизирован, еще до того, как она выпустит
меня из своих рук. Но только не дядя Саймон. Здравомысля¬
щий и чуткий, он понимал, какой психологический шок я ис¬
пытал, и видел во мне нервного, весьма напряженного и физи¬
чески неразвитого ребенка, часто мучимого ночными кошма¬
рами, от которых я пробуждался в холодном поту и которые,
поскольку они всегда представляли собой гротескные вариации
кровохарканья моего отца, я называл «красными снами». Как
я был благодарен ему за то, что он каким-то образом ухитрялся
посвящать мне свое время! По вечерам мы играли в шашки —
игру, которую я уже знал. Он научил меня основам игры в шах¬
маты и сражался со мной, отдав свою королеву. Наши беседы
всегда были увлекательными, так как он никогда не смеялся
над моей наивностью, и я помню, что однажды мы обсуждали
памятные чудачества разных святых, тогда как в другой раз у
нас был весьма вдохновенный разговор на тему ада. По поне¬
дельникам, когда он был меньше всего занят, он брал лодку и
отвозил меня в часть залива, известную как Береговой Хвост.
Но самым большим развлечением оказалось то, на которое он
намекал, когда мы еще только встретились.Однажды утром после завтрака, быстро управившись со
своей канцелярией, он повел меня на чердак, и там среди раз¬
ного хлама стояла модель локомотива, покрытая слоем пыли,
но настоящая рабочая модель, такая большая, полная таких ве¬
ликолепных возможностей, что при виде ее я даже прыгнул.—	Не имею ни малейшего представления о том, как это
здесь оказалось, — размышлял дядя. — Возможно, остатки от
какой-то суматошной распродажи. Не думаю, что он в рабочем
состоянии. Но мы можем попробовать.Мы вытащили модель в сад и поставили на бетонную до¬
рожку у задней двери. Я сбегал на кухню к мисс О’Риордан за
тряпками. Вычищенный, со сверкающими ведущими колеса¬
ми, двойными цилиндрами и поршнями и блестящим зеленым
тендером, это был локомотив, от которого вздрагивало сердце.[92 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Посмотрите! — воскликнул я, указывая на бронзовые
буквы на его корпусе; «Летучий шотландец»'.Это была точная модель знаменитого локомотива. Каким
наслаждением было заполнить котел водой, зарядить из бутыл¬
ки маленькую топку метилированным горючим, предусмотри¬
тельно заготовленным дядей, зажечь с помощью спичек, полу¬
ченных от мисс О’Риордан, несмотря на ее протесты, хорошо
подстриженный фитиль, а затем отступить на шаг, затаив ды¬
хание в ожидании немедленного действа. Увы, когда все это
было проделано, «Летучий шотландец» отказался лететь. Вода
кипела, из трубы многообещающе струился дымок, даже кро¬
шечный свисток испускал пронзительно-впечатляющую ноту,
но при всем внутреннем возбуждении, как моем, так и этой пре¬
красной машины, она оставалась инертной и недвижной.—	Ой, дядя, мы должны заставить ее двигаться! — В своем
порыве я едва ли заметил, что использовал классическую фра¬
зу мисс О’Риордан.Дядя, казалось, разделял мое желание. Он снял пальто и
опустился рядом со мной на колени на голый бетон. Достав
масленку из набора инструментов для дядиного велосипеда,
мы смазали двигатель. Мы подробно рассмотрели все его ра¬
бочие части. Мы открутили гайки и подтянули их. Тщетно. Те¬
перь, когда, лежа навзничь, с грязными пятнами смазки на ли¬
це, дядя изо всех сил дул на спиртовое пламя, дабы усилить
жар в топке, внезапно появилась мисс О’Риордан.—	Ваше преподобие! — В ужасе округлив глаза, она всплес¬
нула руками. — Без верхней одежды! И в таком виде! А мистер
и миссис Лафферти уже добрых полчаса ждут вас в церкви
с бедным некрещеным невинным младенцем.Дядя встал с извиняющейся улыбкой, будто напроказив¬
ший школьник. Но, поспешив вслед мисс О’Риордан, он обод¬
ряюще глянул на меня:—	Мы не сдаемся, Лоуренс. Мы попробуем еще раз.И мы еще раз попробовали. Мы пробовали неоднократно,
и всегда безуспешно. Этот упрямый двигатель стал нашим все-‘ «Летучий шотландец» («The Flying Scotsman») — пассажирский поезд-
экспресс, курсировавший между Эдинбургом и Лондоном начиная с 1862 г.193]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНпоглощающим хобби. Полные решимости победить, мы обсуж¬
дали его ежедневно, пользуясь нетехническими терминами.В среду следующей недели, когда мы только что поужина¬
ли, дяде принесли его кофе, и он достал и закурил тонкую си¬
гару. Он всегда курил ее, мечтательно полуприкрыв веки, слов¬
но возвращаясь в свой любимый Вальядолид. Как я был бы
удивлен и опечален, если бы знал, что через несколько месяцев
он действительно будет переведен обратно в этот город, чтобы
войти в штат своего колледжа. Но в тот день я ничего об этом
не знал, как, уверен, не знал и он. Размякший от кофе и сигары,
он лукаво посмотрел на меня:—	«Летучий шотландец»?—	Да, дядя! — крикнул я.Мы вынесли наш локомотив из кладовки для инструмен¬
тов. В то время как мисс О’ Риордан с неодобрением наблюдала
за нами из кухонного окна, делая вполголоса замечания мис¬
сис Вителло, мы заправили его маслом, спиртом и водой, пока
он не засвистел на всех парах. Но и только. Он не «шел».Мы склонились над подуставшим механизмом, и когда дя¬
дя снова заговорил, я наконец услышал в его голосе нотку пес¬
симизма;—	Возможно, он где-то засорен. Попробуй его тряхнуть.Я стал отчаянно, со всей силой и яростью трясти его, а на¬
последок сгоряча даже пнул. И тут раздался резкий хлопок, и
котел откуда-то из своих внутренностей выстрелил каплей че¬
го-то густого и вязкого. Некий клапан прошипел паром, колеса
крутанулись, и «Летучий шотландец» пулей дунул от нас.—	Ура! — крикнул я. — Он едет! Смотрите, мисс ОТиордан,
смотрите!Локомотив помчался прямо по бетонной дорожке, набирая
скорость с каждым рывком своих мощных поршней, — колеса
крутятся, пар летит, из топки россыпь искр, словно это хвост
кометы. Замечательное, потрясающее зрелище!—	О небеса! — вдруг воскликнул дядя.Я посмотрел в направлении его взгляда и увидел, что из
церкви вышла Сара Муни и заковыляла к нам на костыле, опус¬
тив голову и приволакивая ногу.—	Осторожнее, Сара! — крикнул дядя Саймон.[94]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВСара, поглощенная перспективой чая, его не слышала, и ло¬
комотив, СЛОВНО ведомый вдохновением, честно и без всяких
околичностей врезался прямиком в ее костыль. Костыль взле¬
тел в воздух по идеальной дуге и упал, громко хрустнув. Мис¬
сис Муни села на бетон, в то время как «Летучий шотландец»,
испускаюш;ий волны пара, опрокинулся и, хрипло пыхтя, ле¬
жал на боку в траве. Несколько мгновений Сара сидела оше¬
ломленная, окутанная небесным облаком, затем с визгом вско¬
чила на ноги и припустила — притом припустила почище зай¬
ца — к спасительной церкви.—	Ну, слава богу, она не пострадала, — повернулся дядя
к мисс ОТиордан, которая присоединилась к нам.—	Но, дядя Саймон, — схватил я его за руку, обретя нако¬
нец голос, — разве вы не видели? Она побежала. Без костыля.
В самом деле побежала. Это чудо!Он задумчиво посмотрел на меня, но, прежде чем он отве¬
тил, вмешалась мисс ОТиордан, которая на сей раз выглядела
весьма удовлетворенной:—	Если она не вернется завтра с двумя костылями, вот это
будет чудо.Дядя ничего не сказал, но теперь он улыбался. Я думаю, что
ему понравился рывок Сары Муни на расстояние в двадцать
ярдов.«Летучий шотландец» больше не смог повторить свой крат¬
косрочный успех и без каких-либо попыток ремонта был воз¬
вращен на чердак. Действительно, с того дня изменилась вся
картина моего пребывания в приходе. Мне ничего не говорили,
но, судя по выражению лица мисс ОТиордан и поведению мо¬
его дяди, теперь более серьезного и скрытного, новости из Ард-
филлана явно стали намного хуже. Саймон чаще пересекал
залив, возвращаясь с грустным лицом, которое при моем появ¬
лении он далеко не всегда успевал осветить улыбкой. На кух¬
не, где меня встречали с чрезмерной и слишком явной нежно¬
стью, я тоже нарывался на приглушенные разговоры между
мисс ОТиордан и миссис Вителло, пока не услышал два злове¬
щих, часто повторяющихся слова «галопирующая чахотка» ^ ко-^ Имеется в виду скоротечная чахотка, по-английски — galloping con¬
sumption.[95 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНторые сразу и зримо создали в моем воображении образ моего
отца, бледного, как в ту незабываемую ночь, безумно скачуще¬
го себе на погибель на большой белой лошади.Я никогда не понимал и не пытался объяснить себе, поче¬
му лошадь должна быть белой, но я знал тогда, знал абсолютно
точно и с какой-то странной апатией, что мой отец скоро умрет.
Разве я не почувствовал бессознательно в ту кровавую ночь,
что он не поправится? Я бродил по дому, ощущая свою непри¬
каянность, порывался подслушать шепот по поводу «еще од¬
ного кровохарканья», обиженный на суровость и озабоченность
взрослых, лишенный тепла, которое прежде окутывало меня.Однажды вечером, спустя десять дней, видимо взяв измо¬
ром дядю, я уговорил его поиграть со мной в шашки. Мы сидели
за доской, и он позволил мне провести пешку в дамки, когда
раздался звонок в дверь, звук которого мне не нравился, по¬
скольку обычно он предвещал вызов к больному. Но когда мисс
О’Риордан вошла, у нее в руке была телеграмма — дядя прочи¬
тал ее, побледнел и сказал:—	Я должен пойти в церковь, Лори.Мисс О’Риордан вышла из комнаты вместе с ним, оставив
меня одного. Ни слова для меня. Но я точно знал, что прои¬
зошло. Я не плакал. Вместо этого какая-то вялость, что-то вро¬
де мрачной тяжести навалилось на меня. Я посмотрел на дос¬
ку, сожалея о прерванной игре, где с моей дамкой у меня была
выигрышная позиция. Я пересчитал кучки пенсов на камин¬
ной полке, по двенадцать в каждой кучке, снова поизучал мо¬
его друга-старика на столпе, затем пошел на кухню.Мисс О’Риордан плакала, с какими-то страстными воскли¬
цаниями перебирая свои четки.—	У меня разболелась голова, дорогой, — объяснила она,
пряча четки под фартуком.Мне хотелось ей сказать: «Зачем лгать, мисс ОТиордан?»Но я никак не выказал своей печали до следующего утра,
когда мисс ОТиордан, получившая полномочия на этот слу¬
чай, подвела меня к окну гостиной, обняла за плечи и, пока мы
вдвоем смотрели вдаль, на гавань, где разгружался пароход
«Клэн Лайн», тихим голосом, тщательно подбирая правильные
слова, мягко огласила новость. Затем, чувствуя, что я обязан
это сделать, я послушно расплакался. Но слезы быстро кончи¬[96]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВлись, так быстро, что мисс О’Риордан в течение дня несколько
раз самодовольно отмечала сей факт как свою личную заслугу:
«Он правильно это воспринял!»Во второй половине дня, одевшись для выхода «в город»,
она отвела меня в Порт-Креган, где купила мне готовый чер¬
ный костюм, выбранный, как она выразилась, «на вырост», ко¬
торый был мне безобразно велик. Пиджак висел мешком, ши¬
рокие брюки, в отличие от моих собственных опрятных шорт,
складывались в гармошку ниже голеней, как если бы это были
длинные брюки человека, которому пониже колен ампутиро¬
вали ноги. Преисполненная решимости сделать из меня ходя¬
чий образчик горя, добрая мисс О’Риордан дополнила мой
наряд черной шляпой-котелком, что убило меня, черным гал¬
стуком, траурной повязкой на рукав и черными перчатками.На следующее утро, в этой отвратительной паноплии^ смер¬
ти, в котором у меня был вид миниатюрного наемного статиста
похоронной процессии, я попропцался с мисс О’Риордан, об¬
нявшей меня, назвавшей меня «ее бедным агнцем», омывшей
меня своими непонятными слезами. Но возможно, она лучше,
чем я, предвидела то, что ждало меня впереди. Затем в сопро¬
вождении дяди я отправился в кебе к пароходу на Ардфиллан.Мы сидели на палубе, где тот же немецкий квартет наигры¬
вал те же самые живые мелодии венских вальсов. Мое сердце
откликалось на музыку, под которую поодаль резвились дети.
Меня подмывало вскочить и присоединиться к ним, но, помня
о своем мрачном облачении, которое привлекало ко мне сочув¬
ственное внимание, я не осмеливался.ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯПохороны проходили в узком семейном кругу в Лохбрид-
же, где на местном кладбище скромные, но более чем достой¬
ные родители моего отца имели почетное фамильное место.
Именно в этом промышленном городе Лоуренс и Мэри Кэр-^ Паноплия (греч. ПауопХга) — полное вооружение греческого гоплита,
состоявшее из поножей, лат, с внутренним и наружным поясом, меча, висев¬
шего на левом боку, круглого щита, шлема и копья.[97 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНролл, вынужденные бросить свое небольшое ирландское хо¬
зяйство во время великого картофельного голода, решили про¬
вести остаток дней в благочестивой безвестности, здесь мой
отец снимал холостяцкое жилье до своего брака, и здесь же
было заведение дяди Бернарда под названием «Погреба Ломон-
да», оказавшееся, к моему удивлению и огорчению, захуда¬
лым и затрапезным пабом, над которым жили мой дядя и его
жена вместе с моими двоюродными братом и сестрой Теренсом
и Норой.День выдался серый, с моросяш;им дождем, когда траурная
процессия вышла из церкви. Но меня там не было. К моему
огромному облегчению, мама решила, что я не должен присут¬
ствовать на похоронах. Накануне, несмотря на мои безумные
протесты, дядя Бернард заставил меня совершить то, что он
назвал «последним пропданием» с моим лежаш;им в гробу от¬
цом. Это была моя первая встреча со смертью, и я оцепенел при
виде отца, такого молодого, такого красивого, который возле¬
жал прекрасной восковой моделью самого себя на роскошном,
затканном дорогой тисненой тканью мягком ложе, заказанном,
вопреки желанию моей мамы, непомерно расчувствовавшим¬
ся дядей Бернардом. Безупречно приготовленный для могилы,
причесанный, с подровненными усами, отец был выставлен в
самом лучшем виде, что называется, «волосок к волоску», как
с иронией в таком случае отметил бы он сам. Затем, когда про¬
ливавший слезы дядя Бернард поднял безжизненную руку отца
и положил ее в мою, мурашки побежали у меня по телу, при¬
том что в тот миг я увидел на мертвом подбородке отца, толь¬
ко накануне выбритом гробовщиком, слабую рыжеватую по¬
росль. Я с воплем вырвался и так отчаянно бросился вон из
комнаты, что рассек голову о косяк двери. В итоге, с перевя¬
занным лбом, я был освобожден от дальнейших ужасов у моги¬
лы и ждал, когда все это закончится, на заднем дворе «Погребов
Ломонда» в компании моей кузины Норы.Этот двор, простиравшийся между линией железной доро¬
ги и задней стороной дома из красного кирпича и огороженный
полуразвалившимся деревянным забором, был странным, не¬
вероятным местом, безлюдной территорией, заваленной лесо¬
материалами, деревянными коробками, грудами бутылок, пус¬
тых или разбитых, и их пропитанной дождем соломенной упа-[98]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВКОВКОЙ. Дверь в подвал была завалена к}гчей кокса, в одном
углу двора находился обветшавший птичник, перед которым
куры скребли землю, клевали и кудахтали, в другом углу был
целый ряд собачьих будок, казалось связанных между собой
клубком ржавой проволоки. И все это, пребываюш;ее в состоя¬
нии дикого запустения по сравнению с безупречным порядком
вокруг моего собственного дома, вообше по сравнению со всем,
что я когда-либо знал или видел, обладало на самом деле ка¬
кой-то пугающей притягательностью.Должно быть, когда я огляделся, что-то из этих впечатле¬
ний отразилось на моем лице, потому что Нора одарила меня
лукавой вопросительной улыбкой:—	Не очень-то опрятно, дружок, правда же?—	Не очень, — тактично согласился я.—	Тут именно так. У нас всегда свалка. — И она небрежно
добавила: — Вся собственность конфискована.—	Конфискована? — Это слово прозвучало зловеще.—	Приказано все снести. Городским советом. Если раньше
все само не развалится.В этот момент мимо прогрохотал каледонский поезд, воз¬
можно, тот самый, на котором мой бедный отец ездил в юно¬
сти, и, откликаясь на грохот его проезда, как бы в подтвержде¬
ние слов Норы, загремел весь двор — с вершины кучи покати¬
лись коробки, куры бросились в укрытие, а сам дом, задрожав
и завибрировав всеми своими старыми членами, выронил не¬
большой кусочек известкового раствора, который упал прямо
к моим ногам. Я с опаской посмотрел на Нору:—	Но что ты будешь делать. Нора? Когда его снесут.—	Полагаю, мы просто обанкротимся, как раньше.Она пошутила? Нет, по-видимому, она сказала это серьез¬
но, однако не придала своим словам ни малейшего значения и
с абсолютной беззаботностью снова улыбнулась мне. Мне по¬
нравилась ее улыбка, полная такой беспечной легкости, кото¬
рой я сам был лишен. И правда, хотя я был знаком со своей
кузиной всего несколько часов, я был готов полюбить ее всю
целиком, особенно ее тонкое, нежное, живое лицо, которое, не¬
смотря на тяжелую утрату в семье, светилось радостью. Ее ко¬
жа была кремового цвета, глаза — темно-синими, с длинными
изогнутыми ресницами, а волосы, которыми она то и дело встря¬[99]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНхивала, — глянцево-черными. Почти на три года старше меня,
она была маленькой, примерно моего роста, и очень худой, с
тонкими руками и ногами. По случаю на ней было новое эле¬
гантное, обшитое тесьмой, черное плиссированное платье с вуа¬
лью, которое выглядело весьма дорого, несмотря на ее слова
о финансовой несостоятельности семьи.—	Это Джокер — собака Терри.Словно желая взбодрить наш увядающий разговор, она сно¬
ва приняла вид экскурсовода и указала на длинную, тощую
мышиного цвета собаку, с меланхоличными глазами и тонким
изогнутым крысиным хвостом, которая молча и в замедленном
режиме материализовалась из глубины конуры, — собак такой
породы я никогда прежде не видел, притом что этот пес не
имел абсолютно никакого сходства с аристократическими пред¬
ставителями семейства псовых, которых я наблюдал, осторож¬
но минуя привилегированные улицы Ардфиллана.—	Это дворняга? — спросил я.—	Боже, ни в коем случае. Разве ты не узнаешь уиппета?’
Джокер — ценное животное, он стоил кучу денег. И принес
Терри кучу денег. Ты никогда не победишь Терри на гонках —
собачьих, лошадиных или людских.Мое выражение полного непонимания, должно быть, вызва¬
ло у нее желание поддержать меня. Но хотя она покачала голо¬
вой, ей не хотелось уступать мне. Она выбрала ход попроще.—	Что ж, — заметила она, нарушая тишину, — они скоро
вернутся. Но без дяди Саймона. Он не может отказаться от
встречи с Еписом.Чтобы поддержать разговор, я кивнул в знак согласия, хотя
не имел ни малейшего представления о том, что она имела в
виду и кто такой Епис. Перед тем как отправиться на кладби¬
ще, дядя Саймон беседовал с матерью, но я понятия не имел
о содержании их разговора.—	Естественно, старый Епис против этого, — продолжала
она, — но ему придется сдаться. Ты же понимаешь, что это
большая честь для Саймона.' Уиппет {англ whippet) — небольшая гладкошерстная порода собак Раз¬
вивает скорость до 50-60 км/ч, по прямой — 70 км/ч Выведена для охоты
на зайцев[ 100]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	О да, — солгал я. Этот маленький негодник внутри ме¬
ня, казалось, был готов поддержать что угодно. И только страш¬
ное любопытство заставило меня спросить: — Кто такой Епис,
Нора?Она уставилась на меня:—	Это епископ, дружок, старый Мик Маколей в Уинтоне.
Разве ты не знаешь, что Саймона хотят вернуть в Испанию для
преподавания в колледже?Я в шоке посмотрел на нее. Значит, дядя Саймон оставит
нас как раз тогда, когда я только полюбил его. Мама тоже рас¬
считывала на него.—	Зато дядя Лео вернется, — сказал я после паузы, не же¬
лая потерять в качестве опоры этого другого дядю, которого
я никогда не видел до сегодняшнего дня.—	О да, — сказала она безразлично. — Лео вернется, ему
придется ждать своего поезда. Он странный.—	Странный?—	И очень... Ты сам увидишь. Терри называет его хладно¬
кровным ублюдком.Это неприличное слово, произнесенное с той же небрежной
самоуверенностью, с какой она отзывалась о епископе, потряс¬
ло меня до глубины души. Но я гнул свое:—	Чем он занимается. Нора?—	У него склад в Уинтоне. Продает ткани оптом. Но дядя
Конор смеялся и говорил, что никто никогда не знал, к чему
Лео пригоден.Поскольку я уже второй день был в крайне возбужденном
состоянии, это неожиданное упоминание моего отца, живого и
смеюпцегося, вызвало у меня внезапные слезы. Нора возмущен¬
но нахмурилась:—	Боже, опять, не надо... а я только начинаю к тебе привы¬
кать. А ну, пошли, я покажу тебе наших кур.Схватив за руку, она потащила меня в курятник, всеми си¬
лами пытаясь меня встряхнуть.—	Смотри, вон они. Ко-ко-ко... У нас была дюжина, но две
сдохли. Эта сидит на яйцах, ее надо согнать с гнезда. А ну, вали,
старая перечница. А вот яйцо, тоже коричневое, мы возьмем
его, и я сварю его тебе к чаю.[101]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНОна с видом заговорщицы подняла гладкое коричневое,
слегка трон}ггое пятнышками яйцо. Но это мне не помогло. Рез¬
кий переход от дневного света в таинственный полумрак, дух
соломы и прочие более острые запахи лишь усугубили мой го¬
рестный настрой.—	А ну, прекращай это, парень, ради бога.Держа яйцо, она подтолкнула меня к стене курятника
и, крепко обхватив одной рукой за шею, а другой упершись в
стенку надо мной, принялась бодать меня головой. Метелка ее
волос на моей шеке, тепло ее близости, решительный капкан ее
рук — все это почему-то действовало утешающе. Когда нако¬
нец, слегка запыхавшись, она остановилась, я испытал сожа¬
ление, что целительный лечебный сеанс был недолог. Я начал
робко улыбаться и вдруг почувствовал липкую консистенцию
на макушке, которая тут же прокатилась по моей шее.—	О боже, яйцо треснуло! — воскликнула она. — Давай, где
твой сопливчик. Вот так, ничего, ничего, это отличный шам¬
пунь для волос, лучше не бывает.Мог ли я не уступить ей, заботливо вытирающей носовым
платком мне голову и лицо?—	Во всяком случае, вся вода из тебя вышла, — заявила она,
критически осматривая меня. — Но тебе все равно надо чего-то
глотнуть для начала.Я покорно позволил ей провести меня через двор к задней
двери, а затем по узкому проходу в паб. Пока я с удивлением
неофита глазел на рз^ки из слоновой кости для розлива пива,
ряды бутылок на полках, опилки, густо усыпавшие пол и
окружившие наподобие островов латунные плевательницы,
она заметила:—	В знак траура мы закрыты до вечера.Она спокойно подошла к небольшому фарфоровому бочон¬
ку на стойке, украшенному словами РУБИ-ПОРТ'. Повернув
маленький никелевый кран, умело наполнила два бокала вином.—	Вот, — сказала она. — Опрокинь. Только никому ни сло¬
ва. Это тебя поддержит.Я был теперь глиной в ее руках. Пока она потягивала из
своего бокала, я «опрокинул» мой. Затем я последовал за нейКрасный портвейн[102]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВПО черной лестнице в гостиную, большую комнату полную хо¬
рошей, но обшарпанной мебели и, на свой лад, почти такую же
неопрятную, как двор. Над камином, перед которым сохли на
веревке несколько полотенец, висела крупная цветная фото¬
графия папы Льва XIII, с несколькими пожелтевшими листья¬
ми пальмы, воткнутыми сверху, и с розовым уведомлением об
июньских скачках в городе Эре внизу В дальнем конце комна¬
ты стояла педальная фисгармония со сломанными клавишами,
а в ближнем к ней углу валялись какие-то странные ботинки,
вскрытый пакет с собачьими крекерами, несколько потрепан¬
ных молитвенников и пара старых полосатых корсетов. Каза¬
лось невероятным, что дядя Бернард так отличался от моего
отца, который ненавидел беспорядок и в отношении самого се¬
бя, и во всем, что касалось гигиены, и был почти чрезмерно
требователен.Когда я вошел, чувствуя себя все тонко воспринимаюш;им
и испытывая необыкновенную легкость в ногах, мама помога¬
ла жене Бернарда, которую я теперь знал как тетушку Терезу,
поставить длинный стол красного дерева для чая. Мамина ак¬
тивность, ее оживленный вид поразили меня. Правда, она ста¬
ла гораздо тоньше, но, вернувшись из Порт-Крегана, я ожидал,
что она будет в прострации и безутешном горе. Я так и не осо¬
знал тогда — какова бы ни была ее реакция на то, что ждет ее в
будуш;ем, на данный момент у нее не было печали. Измученная
месяцами ухода за отцом, зная, что он должен умереть, она мог¬
ла испытывать лишь облегчение, когда его страдания закон¬
чились.—	Как хорошо от тебя пахнет, дорогой — сказала она, целуя
меня. С момента моего возвращения из Порт-Крегана она уже
много раз целовала меня. — Ты ел леденцы?—	Нет, мама, — не стал признаваться я.В этот момент вошла тетя Тереза с блюдом, на котором ле¬
жал огромный кусок красной вареной ветчины.—	Мне послышалось, что подъехал кеб, — сказала она, улы¬
баясь и кивая мне. — Если так, мы можем приготовить блюда.Мать Норы была кроткой, нерешительной маленькой жен¬
щиной, как бы пребывающей в оболочке рассеянного удив¬
ления. Ее грудь, зримо выпирающая под дорогой черной атлас¬
ной блузкой, натолкнула меня на странную мысль — не под[103 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНдействием ли портвейна тетя Тереза для удобства сняла корсет
или, может, забыла надеть его. Ее лицо, бледное от природы,
слегка порозовевшее теперь около печи, выражало мечтатель¬
ную отстраненность, как если бы годы этих проклятых погре¬
бов и царящего здесь беспорядка в конце концов вознесли ее
в параллельное измерение, где она мирно плыла по течению,
одинокая и свободная.—	А вот и они, — подтвердила Нора. — На лестнице.Как только она это сказала, дверь открылась и вошли мои
дяди. Сначала Бернард, тяжелый, круглоплечий, дряблый, на¬
половину лысый, с полным обвислым лицом и мешками под
глазами, которые, хотя ему было не больше сорока пяти, дела¬
ли его намного старше. Поскольку я уже был свидетелем его
крайней эмоциональности, которую он, казалось, не мог сдер¬
жать, то не удивился, увидев, что он еще продолжает сжимать
носовой платок с черной каемкой, когда он подошел к моей
маме и в знак утешения положил ей руку на плечо.—	Моя бедная девочка, рука Господа возлегла на нас. Но ты
должна держаться, теперь все кончено, он упокоился в земле,
рядом с нашими дорогими родными, и мы можем лишь скло¬
нить голову перед волей Всемогущего. Да исполнится воля Бо¬
жья. Но, скажу тебе, это прямо-таки разбило мое сердце, когда
они опустили Конора в могилу. Бедный мой брат, такой моло¬
дой и уважаемый, в самом расцвете сил и с таким будущим...
Оставить тебя и мальчика, всех нас... что может быть горше это¬
го. Но, Господь в помощь, я сделаю все для тебя, для вас двоих.
Я поклялся там, на могиле, и, пока ты здесь, еще раз клянусь.
А теперь, дорогая, ты должна собраться с силами, так что са¬
дись за стол, и мы перекусим. А после чая мы все обсудим и по¬
смотрим, чем можно тебе помочь.Торжественное заявление Бернарда, сделанное почти на од¬
ном дыхании и с пафосом, которое моя мама выслушала, глядя
в сторону, глубоко тронуло меня. Я выжидающе посмотрел на
дядю Лео, но, к моему удивлению и разочарованию, он промол¬
чал. Этот дядя, на несколько лет моложе Бернарда, был вы¬
соким и очень тонким, с длинным бледным, чисто выбритым
лицом, лишенным каких бы то ни было эмоций; его лоб облеп¬
ляли гладкие черные волосы. В отличие от прочих, в его одеж¬
де ничто не говорило о трауре, на нем был простой темно-си¬[104 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВний костюм, настолько тесный и лоснящийся от долгой носки,
что казалось, дядя врос в него. Когда Бернард держал речь, ни¬
что не изменилось в лице Лео, за исключением легкого, одна¬
ко достаточно характерного подергивания уголков рта, како¬
вое, если бы дядя не казался таким сдержанным, зажатым и
отстраненным, можно было бы принять за след саркастической
улыбки.В этот момент в комнате с шумом появился мой двоюрод¬
ный брат Теренс, который выглядел еще умнее, еще красивее,
по сути, настоящий мужчина, и, когда Бернард произнес мо¬
литву перед едой, мы все сели.Обильная трапеза явилась для меня еще одним свидетель¬
ством дядиной щедрости, тем более впечатляющей в свете его
собственных финансовых трудностей. Пока тетя Тереза курси¬
ровала туда-сюда, рассеянно принося из кухни все новые горя¬
чие блюда, колбасы, белые пудинги, вареную птицу — никогда
еще я не видел такого количества еды, — Бернард не переста¬
вал настаивать, чтобы мы всего отведали, сам же, учитывая его
горе, подкреплялся с замечательной стойкостью. У мамы не
было особого аппетита, как и у меня. Красный портвейн взял
свое, и мне казалось, что голова моя набита ватой, — это было
необычное, но вполне приятное летучее чувство, заставившее
меня забыть о моих страданиях. Однако самым любопытным
были застольные манеры и гастрономические предпочтения
дяди Лео, который в начале поминок решительно перевернул
свою тарелку, чтобы исключить возможность размещения на
ней поминальной пищи, и избегал как чумы дымящихся блюд
тети Терезы, удовольствовавшись лишь стаканом молока, про¬
стой пшеничной лепешкой, которую он пережевывал с особой
тщательностью, и четырьмя таблетками, вытряхнутыми из ма¬
ленького пузырька, который он извлек из кармана жилета.—	А теперь, моя дорогая Грейс, — Бернард посмотрел на ма¬
му с восхищением и сочувствием, — если ты не против, не пого¬
ворить ли нам в маленьком семейном кругу о вашем будущем?
Насколько я понимаю, наш бедный Кон оставил вам не слиш¬
ком много наличности — если можно так это сформулировать,
чтобы никого не обидеть.—	Почти все, что у нас было, вложено в бизнес Конора, —
спокойно ответила мама. — И с очень хорошим результатом.[ 105 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНОн вернул до последнего пенса все, что должен был, как Хаге-
манну, так и банку. Он был сам себе хозяин.У дядя Лео, который до сих пор не произнес ни слова, была
странная манера смотреть не на человека, а как бы мимо него.
Теперь его взгляд витал над головой мамы, когда он мрачно
спросил:—	Он был застрахован?—	Нет. Думаю, он попытался в конце концов, но ему отка¬
зали в полисе.—	Сколько конкретно в банке? — продолжал Лео, все еще
глядя в потолок.—	Примерно двести фунтов. — Сказав это, мама покрасне¬
ла. — И конечно, есть счет доктору и расходы на похороны.Бернард воздел свою дарующую и утешающую длань:—	Больше ни слова об этом, дорогая. Как я уже сказал, я бе¬
ру на себя похороны до последнего пенса. И мы также оплатим
счет доктора.—	Пусть даже так, с парой сотен далеко не уедешь, — угрю¬
мо сказал Лео. — По-моему, первое, что вам нужно сделать, —
это продать часть мебели и съехать с этой большой дорогой
квартиры.—	Я уже договорилась об этом.Мне захотелось поддержать маму за этот ее спокойный, взве¬
шенный ответ, и в своем приподнятом состоянии я бы, наверное,
так и сделал, если бы не тут же последовавшая реплика Лео:—	Затем вы должны попытаться продать свое дело.Мать покачала головой:—	Нет.—	Почему нет? Оно должно чего-то стоить... если мы най¬
дем покупателя. Даже если в «Ю. Ди. Эл.» остыли к этой затее,
они могут что-то предложить.—	Мне не нужен покупатель.Я нашел под столом мамину руку. Она была холодной
и чуть дрожала. Но мама ответила с твердостью в голосе:—	Конор сделал свой бизнес. Это была его идея, и притом
замечательная. Помимо того что я чту его память, я не собира¬
юсь бросать его дело. По сути, оно держится на одном чело¬
веке. Я уверена, что смогу справиться. И я постараюсь. Я хочу
продолжить его дело.[106]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВНаступила тишина, затем Бернард в восхищении ударил
кулаком по столу:—	И у тебя тоже получится! На твоей стороне будет сочув¬
ствие. Уже только поэтому у тебя будут заказы, не говоря о тво¬
ем красивом лице. Боже, ты смелая маленькая женщина. Но
как насчет мальчика? Ты будешь целыми днями пропадать в
Уинтоне. Может, поэтому лучше послать его в Роклифф, как
Терри?—	Возможно, только позже, — сказала мама. — Сейчас я не
могу расстаться с ним. Я договорилась с соседкой, с леди, ко¬
торая живет внизу, что буду снимать три комнаты в ее апарта¬
ментах. Она присмотрит за Лоуренсом, когда он не в школе.Значит, мы переезжаем к мисс Гревилль! После предыду¬
щих заявлений мамы, явившихся для меня полной неожидан¬
ностью, данная новость действительно захватила меня, заста¬
вив в равной мере испытать и опасение, и волнение. В то время
как Бернард продолжал нахваливать маму, делая самые опти¬
мистичные прогнозы насчет ее деловых успехов, я попытался
предугадать, какие возможности открываются передо мной в
связи с нашим новым жильем, и хотя мне это не удалось, ка¬
ким-то образом я почувствовал, что они будут весьма основа¬
тельными. Дискуссия между мамой и моими дядями продолжа¬
лась, но внятная стадия моего восприятия миновала, хотя вре¬
мя от времени я смутно улавливал нотки пессимизма в голосе
дяди Лео, продолжавшего возражать.—	Ну ладно, — наконец заявил он. — Раз вы так решили,
тут уже ничего не поделаешь.Все замолчали, и дядя Бернард подал особый знак Теренсу,
который кивнул и поднялся на ноги.—	Он откроет там, внизу, — вздохнул Бернард. — Жизнь
должна продолжаться.—	Сначала я покормлю собаку, — сказал Терри. — Возьми
его ужин. Нора. Пойдешь с нами? — добавил он, вскользь гля¬
нув на меня.Мы спустились во двор по внешней лестнице, которую
я раньше не заметил. «Тихо, зверь!» — отмахивался Теренс
от отчаянных прыжков и стенаний Джокера, стряхивая пыль
с подходящего ящика и усаживаясь с видом судьи.[107]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Ну, Шустрик, вот мы опять и встретились.—	Да, Теренс.—	И не в лучших обстоятельствах.Он сделал паузу, осмотрев меня с ног до головы.—	Интересно, кто тебя вырядил в этот хлам?—	Мисс ОТиордан.—	Так я и думал. — Он с пренебрежением медленно пока¬
чал головой. — Знаешь, Шустрик, если не будешь остерегаться
женпдин, ты погибнешь. Наз^ись твердо стоять на ногах и не
позволяй помыкать тобой, иначе будешь у них под каблуком
всю оставшуюся жизнь.Поучение Теренса было не очень-то понятным, но, посколь¬
ку в нем выражался некоторый интерес к моему благополу¬
чию, я в своем нынешнем состоянии полусироты воспринял
его положительно. Казалось, Теренс действительно хотел мне
дать на будуш;ее мудрый совет; но тут появилась Нора с тарел¬
кой, на которой лежал большой толстый кусок парного мяса.—	Ты бы поторопился, Терри. Там на улице уже целая тол¬
па, языки вывалили.—	Ничего, подождут — пусть глотки побольше пересохнут.
Я хочу показать Шустрику Джокера. — Удерживая пса, еще
быстрее замахавшего похожим на кнут хвостом, он взял у Но¬
ры тарелку, опустил ее на землю и торжественно объявил: —
Пятница.Джокер, уже бросившийся к стейку, остановился, как будто
получил смертельный удар электрическим током. Изогнувшись
над тарелкой высокой параболой, роняя слюну, он одним гла¬
зом умоляюш;е уставился на Теренса.—	Видел? — заметил Теренс, неторопливо, словно чтобы
усугубить муку Джокера, закуривая сигарету. — Это настоящая
католическая собака. Он не прикоснется к мясу в постные дни.—	Но сегодня, Терри, не пятница, — возразил я.—	Для Джокера, — сказал Теренс, — моего слова достаточ¬
но. Да, парень, для этой собаки я такой же непогрешимый, как
папа. Через минуту я скажу ему, что сегодня суббота.Я был глубоко впечатлен, пока одна мысль не пришла мне
в голову.—	Но как же во время Великого поста, Терри? Ведь там
каждый день — это день воздержания.[108]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	В Великий пост... — казалось, задумался Теренс. — В Ве¬
ликий ПОСТ мы освобождаем его от обетов. Да, парень, это очень
святая собака. Тем более странно, если знать, что я купил ее у
еврейского джентльмена по имени К. К. Финк. Да, пришлось
немного повозиться, чтобы избавить пса от кошерных привы¬
чек, но в конце концов, слава богу, мы его обратили. И как он
окупился, парень! Теперь он просто полон благочестия. Тебе
стоит посмотреть, как он притворяется хромым, когда я дого¬
няю его во Бремя гонки.Трудно себе представить, куда бы завел нас этот замечатель¬
ный диалог. Разумеется, при этом Нора несколько раз подави¬
ла приступы смеха. Но разговор был прерван сильным ударом
по наружной двери паба и криком:—	Эй, там, открывайте, ради бога! Мы тут все подыхаем от
жажды!Тут Теренс встал и отпустил Джокера с поистине апостоль¬
ским жестом и интонацией.—	Вот тебе доказательства. Шустрик, — заметил он, ухо¬
дя. — Джокер никогда меня не подводит.Стейк исчез за три стремительных собачьих хапка.После этого замечательного номера последовало невольное
молчание. Оно было нарушено моей мамой, позвавшей меня с
верхней лестничной площадки. По-видимому, нас уговаривали
переночевать у дяди Бернарда, но, к моему разочарованию —
а меня страшно тянуло продолжить знакомство с Норой в ку¬
рятнике, — мама отказалась. И теперь, поскольку уже шел пя¬
тый час, она сказала, что нам пора на поезд.Пока она надевала пальто и шляпу, Лео, который и словом
со мной не перемолвился, даже, похоже, не заметил моего при¬
сутствия, медленно подошел ко мне. Замаячив надо мной, вы¬
сокий, печальный и загадочный, он выташил из кармана лосня¬
щихся брюк небольшую горсть серебра, среди которой после
усердных поисков отыскал монету в три пенса.—	Вот, мальчик, — сказал он. — Не трать их попусту. Эти
деньги заработаны тяжким трудом. И всегда помни об этом.
Твой лучший друг — собственный счет в банке.До сих пор дядя Лео, весь какой-то темный, худой, сутуля¬
щийся, не производил на меня особого впечатления и не вызы¬
вал желания общаться с ним, но теперь, увидев, что он, при1109]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНвсей своей бедности (о чем я уже догадывался), готов одарить
меня монетой, пусто даже самой мелкой, я преисполнился жа¬
лости и сочувствия и от всего сердца поблагодарил его.—	Кажется, Бернард взял вас в свои руки, — сказал он бес¬
страстно, хотя его губы снова подергивались. — Он готов и
дальше о вас заботиться. У меня скудный бизнес, но, если ко-
гда-нибудь ты будешь искать работу или захочешь научиться
торговле, приходи ко мне. Я уже сказал твоей матери об этом.Не попрощавшись, он повернулся и ушел. Бернард отпус¬
тил Нору и Теренса проводить нас на станцию. Как же мне бы¬
ло приятно, когда Нора взяла мою руку в свою и так и размахи¬
вала обеими, пока мы шли. Я покраснел от удовольствия, когда
Терри спросил, бегаю ли я так же быстро, как раньше. Здорово
было снова оказаться на открытом воздухе со свежим ветер¬
ком, развеивающим странные и противоречивые впечатления,
кучей навалившиеся на меня. Мама тоже шла бодрее, как буд¬
то ей было не очень комфортно в доме Бернарда, хотя она
выказала там спокойствие и стойкость, этот день был для нее
страшным испытанием.Сидя рядом со мной в купе третьего класса, она молчала.
Глядя прямо ей в лицо, я чувствовал, что ее охватила печаль.
О чем она думала? Без сомнения, о моем отце и, возможно, о
том, насколько он, как и Саймон, счастливо отличался от двух
других братьев. Или она думала о странности своей жизни, о
том, насколько ее воспитание и среда, в которой она росла, где
все было правильно и достойно, контрастировали с тем, что
она сегодня испытала и пережила. Этого я не знал. Главное со¬
стояло в том, что она прижала меня к себе, когда поезд про¬
грохотал мимо «Погребов Ломонда» и, набирая скорость, по¬
нес нас сквозь бледный безмятежный закат к темнеющей Глен-
Фруин.ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯВо вторую неделю апреля мы с мамой перебрались к мисс
Гревилль — это был незабываемый переезд не только потому,
что мы сменили помещение, но и потому, что вся наша жизнь
стала другой. Пристанище, столь любезно предоставленное нам,[110]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВрадовало — все было предусмотрено и вполне соответствовало
нашим нуждам. В задней части первого этажа просторного ме¬
зонета у нас были две уютные комнаты, небольшие, но хорошо
освеш;енные и веселые, поскольку окна обеих выходили на лу¬
жайку, смежная с ними комната поменьше на самом деле пред¬
ставляла собой глубокую нишу, которую мисс Гревилль пре¬
вратила в удобную кухню, установив там газовую плиту и фар¬
форовую раковину. Ванная комната тоже была близко — на
границе с половиной, занимаемой мисс Гревилль.Несомненно, мисс Гревилль хорошо подумала и постара¬
лась сделать все для нашего удобства, и, хотя я не знал, сколь¬
ко мама платит за аренду, цена должна была быть не в меру
скромной, свидетельствуя, как я считал, скорее об искреннем
желании мисс Гревилль помочь нам, чем о какой-то жалкой
корысти нажиться на нас.Здесь, в этом миниатюрном жилом пространстве, началась
наша новая жизнь. Каждое утро мама вставала в семь часов и
готовила завтрак. Обычно для меня это была каша «Грейп-
натс», кроме того, каждый из нас съедал вареное яйцо и горячий
тост с маслом. Я выпивал стакан молока, а мама — несколько
чашек очень крепкого чая. Она признавалась, что ни на что не
способна, пока не выпьет утреннего чая. Казалось, он бодрил
и поддерживал ее, хотя она по-прежнему выглядела грустной.
У нее все еще сохранялся измученный вид, который поразил
меня, когда я вернулся из Порт-Крегана.После завтрака она мыла посуду, а я вытирал, затем, пока
я одевался, она надевала новый деловой костюм из темно-се¬
рой ткани, сменив, к моему облегчению, свой зловеш;ий похорон¬
ный черный наряд, поскольку она мудро решила, что это нано¬
сит ущерб ее работе. В четверть девятого мы вместе выходили
из дому, мама спешила на поезд до Уинтона, отправлявшийся
в восемь сорок, а я неохотно шел в школу. Едва ли стоит добав¬
лять, что я все еще посещал школу Святой Марии — на данный
момент наше положение была слишком неопределенным, что¬
бы рассчитывать на переход в какую-то другую школу, по¬
лучше.Тем не менее если эта заветная мечта казалась отложенной
на потом, то в порядке компенсации на смену моей скучной ру¬
тине явилось нечто совершенно поразительное. Поскольку моя[1111
АРЧИБАЛЬД КРОНИНбедная мама отсутствовала весь день, возвращаясь домой не
раньше шести часов вечера и стараясь что-то перехватить в од¬
ной из городских чайных, мисс Гревилль предложила и даже
настояла, чтобы в полдень я ел вместе с ней. Ланч с мисс Гре¬
вилль произвел на меня тогда большое впечатление и, по край¬
ней мере вначале, стал моим проклятьем.В первый же день, когда я вернулся домой полдвенадца¬
того, едва переводя дыхание, так как бежал весь путь из школы,
опасаясь опоздать, она ждала меня в столовой, стоя прямо и
заложив за пояс платья большой палец. Она посмотрела на не¬
обычные, оправленные в бронзу и фарфор часы на каминной
полке:—	Молодец. Ты пунктуален. Иди вымой руки. И причешись.Когда я вернулся, она указала мне мое место. Мы сели. Еда,подаваемая Кэмпбелл, молчаливой пожилой служанкой, кото¬
рая вела себя так, будто я для нее не существовал, была восхи¬
тительной, горячей и крайне необычной. Украшения, стоявшие
на столе, среди которых прежде всего обраща/ш на себя внимание
два серебряных фазана, равно как и тяжелые серебряные столо¬
вые приборы сервиза, смущали и подавляли меня. Я уронил
свою жесткую салфетку и вынужден был отыскивать ее под сту¬
лом. Когда я ее достал, мисс Гревилль любезно обратилась ко мне:—	Для начала у нас будет маленький разговор, Кэрролл. Ты
заметил, что я называю тебя просто Кэрроллом? Поскольку
теперь ты единственный Кэрролл в этом районе, у тебя не мо¬
жет быть претензий, чтобы называться молодой Кэрролл.Я, которого с любовью называли Лори и только в самых
официальных случаях — Лоуренсом, воспринял это постоян¬
ное использование лишь моей фамилии как жестокое оскорб¬
ление своих чувств.—	Продолжим. Когда мы идем к столу, ты впредь должен
отодвигать для меня стул и, только убедившись, что я удобно
села, можешь сесть сам. Ты меня понял?—	Да, мисс Гревилль, — подавленно сказал я.—	Опять же, во время наших обедов, которые, я надеюсь,
всегда будут тебе приятны, мы должны развивать искусство
беседы. Мы будем говорить о текущих событиях, о спорте, ес¬
ли хочешь, о естественной истории, книгах, музыке и о людях.
Первой персоной для обсуждения являешься ты, Кэрролл.1112]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВМеня бросило в жар.—	Для начала полагаю, что у тебя нет желания стать па¬
рией. Ты, конечно, знаешь, кто это такой?—	Тот, кто воспарил? — пробормотал я.—	Скорее наоборот, Кэрролл. Это существо, которое посто¬
янно купается в жалости к себе. Хочешь быть таким?—	Нет, мисс Гревилль.—	Тогда ты должен перестать жалеть себя. Несмотря на то
что я люблю твою маму, я считаю, что ты страдаешь от избытка
материнской снисходительности. Поэтому я предлагаю тебе
познакомиться со спартанским идеалом. Несомненно, ты зна¬
ешь о греческом городе Спарта, где слабых детей просто остав¬
ляли на смерть под жгучим солнцем? Или — что еще проще —
бросали со скалы.—	О нет! — ахнул я.—	Я, — холодно сказала мисс Гревилль, — увидела тебя на
такой скале. Так вот, Кэрролл, ты хочешь, чтобы тебя сбросили
со скалы, или ты хочешь жить как настоящий греческий маль¬
чик?—	А как он жил? — Я попытался сказать это пренебрежи¬
тельно.—	С того дня, как в возрасте семи лет он шел в школу, он
проводил значительную часть дня в палестре, занимаясь под
наблюдением взрослых физическими упражнениями. Он бо¬
ролся, бегал, бил по мячу, наполненному семенами смоковни¬
цы, ездил верхом без седла, учился метать камни и уклоняться
от них, он постоянно участвовал в бесчисленных соревнова¬
ниях для мальчиков разных возрастов. Но хватит истории. На
сегодня будет достаточно, если я предложу для твоей пользы
холодную ванну каждое утро, энергичные упражнения, испы¬
тания на выносливость, которые укрепляют тело и разгоня¬
ют кровь. Неприятная правда, Кэрролл, заключается в том, что
я нахожу тебя мягким, избалованным, бесхарактерным и не¬
нормально одиноким мальчиком.Вне себя от возмущения, я почувствовал, что на глаза мои
наворачиваются слезы.—	Если ты плачешь, Кэрролл, — твердо сказала она, —
я с этого момента полностью отрекаюсь от тебя.[ИЗ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНЧтобы сдержаться, я сильно прикусил губу. Жестоко
оклеветанный, я все же, как ни странно, не хотел, чтобы от ме¬
ня отреклись. Кроме того, во мне закипало негодование. Слова
«ненормально одинокий» застряли в моем сознании.—	Может, вы скажете мне, — осторожно начал я, чтобы не
сорваться, — как помочь мальчику в моем положении? С кем
он может быть не одиноким?—	Со мной. Я собираюсь заняться тобой. — Мисс Гревилль
спокойно и внимательно посмотрела на меня. — Ты когда-ни¬
будь изучал ботанику?—	Нет, — угрюмо ответил я.—	Тогда завтра, поскольку это суббота, ты начнешь ее из¬
учать. Будь готов ровно к девяти. А сейчас съешь еще одну кот¬
лету. Только запомни, что вилка — это не лопата. Надо пользо¬
ваться ее зубцами. Это не совок. Натыкай.Таким манером приструнив меня, мисс Гревилль теперь, ка¬
залось, ушла в себя. Со слабой необычной улыбкой на губах
она, похоже, сосредоточилась на чем-то незримом, продолжая,
однако, одним глазом следить за часами. Когда они пробили
час дня, она встала и, взяв принесенную ей чашку кофе, подо¬
шла к окну. Я безмолвно смотрел, как она стоит за длинным
кружевным занавесом, где, полусокрытая, она медленно потя¬
гивала кофе. Вдруг чашка застыла в воздухе, а улыбка стала ши¬
ре. Наконец мисс Гревилль повернулась и с довольным, почти
веселым выражением лица поставила свою чашку.—	Теперь можешь идти, Кэрролл, — любезно сказала она. —
И не забывай. Завтра утром в девять.Во второй половине дня в школе, вместо того чтобы слу¬
шать сестру Маргарет Мэри, которая пыталась объяснить нам
правила сложения дробей, я мрачно, почти бесстрашно размыш¬
лял о тех оскорблениях в свой адрес, а вечером, когда мама
вернулась из Уинтона, я сообш;ил ей, что не желаю участвовать
в том, что задумала для меня мисс Гревилль.—	Считаю, тебе следует ее послушаться, дорогой, — прими¬
рительно сказала мама. — Я совершенно уверена, что мисс Гре¬
вилль желает тебе добра.Таким образом, стало очевидным, что мама в сговоре с моей
хулительницей.[114 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВНа следующее утро, полный ожиданий и опасений, я явил¬
ся в назначенное время. Мисс Гревилль предстала передо мной
в довольно необычном виде. На ней была светлая юбка из тви¬
да, намного короче того, что я считал приличным, которая откры¬
вала сильные икры, заключенные в пару крепких, видавших
виды высоких коричневых сапог. Сдвинутая набок с макушки
зеленая тирольская шляпа мисс Гревилль была украшена ка-
ким-то пушистым, словно из волосков кисточки для бритья,
узором, а за плечом болтался необычный черный лакирован¬
ный сосуд.—	Это vasculurriy ботанический контейнер, — объяснила она,
прочитав вопрос в моих глазах. — А здесь наш обед. Можешь
понести его.Передав мне пузатый рюкзак, такой же видавший виды, как
ее сапоги, она помогла мне надеть его на спину, затем мы дви¬
нулись по хрустящей гравием дорожке вдоль квартала к Син-
клер-роуд, которая вела прямо вверх по склону холма; при
этом мисс Гревилль опиралась на странную заостренную трость,
украшенную маленькими серебряными значками. Я хотел спро¬
сить ее о них, но она так яростно атаковала склон, что я счел за
лучшее следить за своим дыханием. Кроме того, меня ужасно
задевали взгляды прохожих, бросаемые на нас, в которых чи¬
талось насмешливое узнавание и которые моя спутница надмен¬
но игнорировала.Мы поднимались молча. Вскоре мы миновали последние
большие виллы, которые виднелись тут и там на обширных
участках среди больших сосен. Теперь цивилизованный мир
остался позади. Мы вошли в сосновый лес. Пот начал заливать
мне глаза, в дыхании прорезалась свистящая нота, и, когда я
увидел, что даже этот отдаленный лес еще далеко не та высокая
пустошь, куда мисс Гревилль собралась отвести меня, я чуть ли
не сник. Но я не сдавался. Каким бы ничтожным ни был мой
дух, его воспламенила эта отвратительная, однако чем-то при¬
тягивающая женщина. Я хотел показать ей, что я не тот маль¬
чик, от которого можно отмахнуться, дабы сбросить со спар¬
танской скалы.С пересохшим горлом и бухающим сердцем я продолжал
путь, иногда переходя на бег, не желая отставать, и, когда мы
наконец вышли из леса на этот огромный широкий простор[115J
АРЧИБАЛЬД КРОНИНвересковой пустоши, которая простиралась на много миль, сво¬
бодная и первозданная, через Глен-Фруин к берегам Лох-Ло-
монда, я, пусть и абсолютно измотанный, все еще был рядом со
своей наставницей.Здесь она милостиво остановилась, посмотрела на меня, за¬
тем достала из-за пояса свои часы.—	Один час и двадцать минут, — заявила она, — совсем не¬
плохо. Мы постепенно будем сокращать время. Устал?—	Ничуть, — солгал я.Внимательно меня оглядев, она впервые улыбнулась.—	Тогда займемся реальным делом, — сказала она с ожив¬
лением. — Тут была настоящая зима, и, если нам повезет, мы
найдем интересные вещи для твоей коллекции.Без энтузиазма я последовал за ней, опустившей голову
и медленно ступившей в заросли вереска.—	Я уверена, ты знаешь самые основные цветы вересковой
пустоши. Эрика, она еще не появилась, желтый утесник, ракит¬
ник и пушица — эти белые пучки, которые раздувает ветер. —
Она сделала паузу. — А это видел?—	Нет, — кисло сказал я.Опустившись на колени, она раздвинула траву и показала
тонкое маленькое растение с заостренными зелеными листья¬
ми и звездочками ярких золотисто-желтых цветов.—	Болотная асфодель. Narthecium ossifragum. Из семейства
лилейных.Вопреки моим желаниям и наклонностям, я был впечат¬
лен не только ее очевидной эрудицией, но и внезапной наход¬
кой этого сокрытого, сверкающего и абсолютно неожиданного
цветка.—	Мы его выкопаем?—	Ни в коем случае. Но мы возьмем одну кисть для за¬
сушки.И она отрезала стебелек, который, к моему удивлению, по¬
скольку я решил в этом не участвовать, я взял и спрятал в кон¬
тейнер.Несколько минут мы продвигались без происшествий, за¬
тем она снова сделала шаг в сторону:—	Здесь нечто поразительное. Круглолистная росянка —
Drosera rotundifolia.[116 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВКогда я с любопытством посмотрел на изящную маленькую
розетку, МИСС Гревилль продолжила:—	Каждый лист, как ты видишь, имеет несколько рядов ма¬
линовых волосков, оканчивающихся округлыми головками,
похожими на щупальца морского анемона. Действительно, они
служат аналогичной цели. Они выделяют прозрачную липкую
жидкость, которая захватывает мелких насекомых, ползающих
по листу. Волоски реагируют на попытки насекомых освободить¬
ся, опускаются, ловят жертву — растение переваривает и усваи¬
вает ее.—	Вот это да! — воскликнул я в удивлении. — Растение-му¬
хоедка!—	Именно. Мы его выкопаем — к росянкам я любви не ис¬
пытываю, — посади ее в торфяной мох и можешь дома наблю¬
дать, как она это делает.—	Правда, мисс Гревилль?—	Почему нет?Она позволила мне воспользоваться садовым совком, ле¬
жавшим в контейнере, и, когда растение было благополучно
перенесено туда, махнула рукой, давая понять, что показатель¬
ный урок окончен.—	Теперь, когда ты вошел во вкус, Кэрролл, можешь сам
искать. Позови меня, если найдешь что-нибудь интересное.Я стартовал с такой жаждой, какой даже представить себе
не мог, желая продемонстрировать свои навыки начинающего
натуралиста. К моему огорчению, притом что мисс Гревилль,
похоже, делала успехи, мне с непривычки ничего интересного
на глаза не попадалось. Но наконец внезапно среди поблекшей
травы я наткнулся на великолепный цветок, большой, как гиа¬
цинт, и темно-фиолетовый.—	Скорей, мисс Гревилль! — крикнул я. — Пожалуйста,
идите скорее сюда!Она подошла.—	Посмотрите, мисс Гревилль. Разве он не прекрасен?Она согласилась, сделав широкий одобряющий жест.—	Orchis maculataK Лапчатые клубни, прицветники зеленые,
трехглавые. Первоклассный образец. Поздравляю, Кэрролл.Ятрышник пятнистый.[117]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНЕсли только нам удастся найти его соседа, топо\ мы сможем
считать себя счастливыми.Я покраснел от гордости, наблюдая, как она аккуратно от¬
резала от остроконечного стебля два цветка, которые вместе с
другими образцами, ею собранными, разрешила мне положить
в контейнер.Затем мы оказались в травяном блюдце болота, вероятно
бывшем овечьем водопое, защиш;енном с одной стороны мра¬
морным гребнем скалы. Мисс Гревилль подняла голову. Блед¬
ное солнце теперь было прямо над нами.—	Тебе не кажется, что здесь удобное место для обеда, Кэр¬
ролл?Я тут же это подтвердил.—	Тогда посмотрим, что нам приготовила Кэмпбелл.Я распаковал рюкзак, благоговейно вынимая укутанные
в салфетки влажные свертки, с энтузиазмом отмечая среди них
несколько сосисок в тесте домашнего приготовления. Нако¬
нец, припрятанная рядом с фляжкой кофе, была явлена на свет
великолепная бутылка лимонада «Комри». Эта предусмотри¬
тельность так меня тронула, что я невольно воскликнул:—	О, мисс Гревилль, вы ужасно добры!—	Это Кэмпбелл, — спокойно ответила она.—	Но Кэмпбелл меня не любит.—	Кэмпбелл не проявляет своих чувств.—	Но, мисс Гревилль, Кэмпбелл не отвечает, когда я обра-
ш;аюсь к ней.—	Кэмпбелл, естественно, не расположена к разговору. Кро¬
ме того, она глуховата.Покончив с Кэмпбелл, мы принялись за обед. Поскольку он
превзошел мои ожидания, я ел много, чему способствовало и
то, что сама мисс Гревилль не проявила особого интереса к со¬
сискам в тесте. Она сняла шляпу и, сидя с прямой спиной —
глаза закрыты, на губах неясная потусторонняя улыбка, — от¬
далась духам болота. Последовательно уничтожая припасы, я
время от времени с трепетом поглядывал на нее. В зарослях
вереска пел ветер, над головой в голубом небе кружили и пе-Ятрышник дремлик — Orchis morio.[118]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВрекликались кроншнепы. Больше никаких других звуков, кро¬
ме слабого гула ранней пчелы.—	Можно я что-то вам скажу, мисс Гревилль? — отважился
я, взяв последний сэндвич с яйцом и кресс-салатом. — Думаю,
что мне очень понравится заниматься ботаникой.Она невозмутимо наклонила голову:—	Тогда мы сейчас еще немного поработаем. Хорошо бы
найти Orchis mono, чтобы он соответствовал твоей maculata.Немного отдохнув, мы снова отправились в путь, но не даль¬
ше, в болото, а поперек, в сторону дороги. Заряженный бота¬
нической страстью, я превзошел самого себя. Мы нашли morio,
экземпляры болотного мирта, желтый очный цвет и зверобой
обыкновенный — для всех них мисс Гревилль знала латинские
названия. Она также показала мне гнездо чибиса с четырьмя
яйцами и заросли черничных кустарников, на которых через
несколько недель созреют для нас ягоды.День уже угасал в глуховатой дымке, когда наконец мы до¬
брались до дороги. Но теперь, хотя путь назад был долог, он
шел под гору. У меня устали ноги, но грудь распирало от све¬
жего воздуха. Этот наполнявший меня, пьянящий смысл моих
подвигов помог мне во время неожиданного столкновения —
в противном случае оно расстроило бы меня — с мистером Лес¬
ли, викарием церкви Святого Иуды, которую посещала мисс
Гревилль. Хотя я чувствовал, что все священники автомати¬
чески относят меня к любому вероисповеданию, кроме моего
исконного, это был приятный человек, которому на вопрос о
вере я ответил, что принадлежу к папистам, — мой ответ устро¬
ил мисс Гревилль, когда она узнала о нем.—	Мистер Лесли исключительно одаренный человек. К то¬
му же — широко мыслящий. — Она продолжала в той же по¬
ощрительной манере: — И конечно же, Кэрролл, мы, католи¬
ки церкви Святого Иуды, во многом согласны с вами, предста¬
вителями Римско-католической церкви, хотя, естественно, на
наше духовенство безбрачие не распространяется.Вскоре после этого мы были уже дома. С шумным выраже¬
нием признательности я попрощался с мисс Гревилль и бро¬
сился с контейнером вверх по лестнице.—	Мама, я так провел время! Я нашел редкую орхидею.
У нас есть растение, которое действительно ловит мух, и много[ 119]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНВСЯКИХ других экземпляров. Мисс Гревилль собирается пока¬
зать мне, как готовить их для хранения и как делать срезы для
ее микроскопа.Мама сидела за столом, записывая цифры на листе бумаги.
Когда она подняла голову, у нее был такой озабоченный вид,
что я воскликнул:—	Мама, что случилось? Ты меня не слышала?Она мгновенно собралась:—	Нет, дорогой, конечно, я тебя слышала. — Она протянула
руки и крепко обняла меня. — Как у тебя раскраснелись щеки.
Ну-ка, садись рядом, поближе, и все мне подробно расскажи.ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯТой весной и летом я проводил долгие часы в состоянии
счастья и безмятежности на болотах, иногда с мисс Гревилль,
но чаще всего один. Моя страсть к естественной истории, по
крайней мере, способствовала улучшению здоровья. Или, воз¬
можно, причиной этому были легкие гантели, которые мисс
Гревилль принесла в мою комнату, и те утренние холодные ван¬
ны, которые, несмотря на протесты мамы, я теперь стоически
принимал по совету моей покровительницы; ставя мне в при¬
мер не вызывающий сомнений аскетизм бегунов, тренировав¬
шихся для соревнований в Олимпии, она продолжала воспла¬
менять меня греческим идеалом.—	Природа тебя не наделила каким-то особенным телосло¬
жением, Кэрролл. Тебе придется самому его развивать.Хотя пока что никаких заметных мышечных выпуклостей
у меня не наблюдалось и было унизительно, когда мисс Гре¬
вилль тщетно искала первые признаки моих бицепсов, тем не
менее я наконец-то начал расти. И, помимо этого, я стал неве¬
роятным экспертом по болотам. Я нашел и изучил практически
каждый дикий цветок между Ардфилланом и Глен-Фруином,
мог определить едва уловимую разницу между лапчаткой пол¬
зучей и лапчаткой прямостоячей и, когда мне захотелось по¬
хвастаться, смог даже вырезать и окрасить фрагменты расте¬
ния, чтобы продемонстрировать их маме с помощью старин¬
ного цейсовского микроскопа мисс Гревилль. Мои одинокие[120]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВскитания СКВОЗЬ вересковые пустоши не давали сбыться моему
самому большому желанию — найти для близкого общения
кого-то моего возраста, но они невероятным образом подарили
мне друга в лице егеря, которым я сам мечтал стать в раннем
детстве. После болезненной преамбулы, когда, завидев на го¬
ризонте мою фигурку, Джон Маккензи погнался за мной, что¬
бы обвинить меня в браконьерском собирании яиц куропаток,
содержимое моего контейнера отчасти успокоило его, а бота¬
нические термины, которыми я сыпал в свое оправдание, веро¬
ятно, убедили его, что он имеет дело с неким чудаком. В даль¬
нейшем, наблюдая за мной в подзорную трубу следопыта, он,
должно быть, убедился в моей безвредности и нашел возмож¬
ность встретиться со мной и выслушать, а позже, когда он счел,
что я могу быть полезен в качестве того, кто находит и показы¬
вает ему птичьи гнезда, между нами начались дружеские бе¬
седы. Его задача как охранника Глен-Фруина состояла в том,
чтобы обеспечить максимум птиц к двенадцатому августа^ Ду¬
маю, что в конце концов я заслужил его уважение, потому что
он не поленился рассказать мне много интересного о своей ра¬
боте, — во время обеденных бесед с мисс Гревилль я не преми¬
нул поделиться услышанным от него.—	А знаете ли вы вот что, мисс Гревилль? — начинал я,
с удовольствием отведав первую ложку красного супа, кото¬
рый, по-видимому, назывался борщом.—	Я знаю очень много вещей, Кэрролл. Что именно тебя
интересует?—	Куропатки, мисс Гревилль.—	Да, — задумчиво ответила она. — Я довольно хорошо зна¬
кома с этой птицей, как на столе, так и вне его. Мой бедный
отец много их настрелял на Йоркширских болотах.—	Но знаете ли вы, мисс Гревилль, что, когда птенец на¬
чинает летать, всего лишь через пять дней после того, как вылу¬
пится из яйца, он не может выжить без двух вещей?—	Без молодых зеленых побегов вереска? — предположи¬
ла она.—	А еще?Она покачала головой.^ 12 августа открывается сезон охоты на куропаток в Великобритании[121 J
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Без комаров-дергунов! — воскликнул я.Она подняла глаза от супа:—	Боже мой, Кэрролл. Ты меня пугаешь.—	Думаю, да, — торжествующе сказал я. — Это одна из при¬
чин, по которой следует сжигать старый корневой вереск и со¬
хранять на болоте бочаги^ в качестве питательной среды для на¬
секомых, богатых белком. — Я гордился этим словом «белок».
Мистер Маккензи был довольно образованным человеком. —
Вода тоже нужна, мисс Гревилль. Птица много пьет, когда на¬
сиживает яйца. Конечно, овцы — величайшее проклятье для
мистера Маккензи, он всегда их считает.—	Он что, плохо спит? — осведомилась она.—	О, не в этом смысле, мисс Гревилль. Овцы пасутся на
болоте. Там должно быть только определенное их число, а они
днем и ночью едят молодой вереск. Они хуже, чем серые воро¬
ны. Они никогда не теряют аппетита.Наконец она позволила себе улыбнуться:—	Отлично. Я рада, что ты не теряешь аппетита. Добавить
еш;е супа?Этих походов мне хватило бы для счастья на все долгие
школьные каникулы, если бы не внезапная перемена, связанная
с мамой, сказавшаяся и на мне. Поскольку я любил ее и дове¬
рял ей больше всех на свете, я всегда воспринимал ее как не¬
отъемлемую данность своей жизни и полагал, что она оправи¬
лась после смерти отца. Я также не мог догадаться, какие ли¬
шения она претерпела, помимо того, что потеряла мужа с его
дружеской поддержкой. Поглош:енный своими собственными
занятиями, я едва отмечал ее потерянный взгляд, когда вече¬
ром она возвращалась из Уинтона или когда она сидела с от¬
сутствующим видом, прижав палец к щеке и чуть шевеля губа¬
ми, как будто разговаривая сама с собой—	Пойдем, Грейс, — увещевала ее мисс Гревилль, внезапно
появившись наверху. — К чему эта меланхолия и хандра. Спус¬
кайся ко мне. Пришли мисс Гилбрейт и Элис Чартерис — мы
собираемся помузицировать.^ Бочаг — локальное расширение и углубление русла небольшой реки,
озера, болота.[122]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Я что-то устала, — говорила мама, — и действительно не
в настроении. У вас и без меня получится.—	Чепуха, дорогая Грейс. Мы все хотим с тобой. И это тебе
доставит массу удовольствия.Эти подруги мисс Гревилль, учительницы в школе Святой
Анны, были во всех отношениях желанными гостьями, но ко¬
гда мама уступала просьбам, эти музыкальные вечера изводи¬
ли ее.Однако у нее были обязанности, о которых я ничего не знал
и которых не становилось меньше после исполнения кварте¬
та Гайдна. Для меня казалось простым и естественным, что
мама взяла на себя дело отца. Все было утрясено, шло хорошо
и должно было продолжаться по-прежнему. Никакого намека
на финансовые проблемы.Однажды вечером почта доставила маме письмо — событие
слишком необычное для меня, чтобы спокойно ждать, пока ма¬
ма вскроет конверт и прочтет. Внезапно я услышал ее вздох
и увидел, как она прижала ладонь ко лбу.—	О боже! — воскликнула она с болью в голосе. — Это ху¬
же некуда.—	Что такое, мама?Пытаясь прийти в себя, она села с письмом в руках.—	Твой дядя Бернард отправил мне счет. — Мама выгляде¬
ла совершенно потерянной, но я видел, что она хочет объяс¬
ниться. — Твой отец перед смертью говорил мне, что он хочет,
да, он настаивает на скромных похоронах. Но дядя Бернард
сделал по-своему. Он якобы взял на себя все расходы. Поэтому
у нас были все эти ненужные, ненавистные, дорогие украше¬
ния. И теперь этот неоплаченный счет, который, как я думаю,
был уже давно выписан, пришел ко мне с угрозой вызова в суд.—	Большой счет?—	Ужасно большой.Я почувствовал, что закипаю от возмущения.—	Он должен его оплатить. Он обещал. Я слышал, как он
говорил об этом.Мать снова прочла письмо.—	Он пишет, что не может. Что у него отсудили его собст¬
венность, что он должен другим людям, что ему очень тяжело.[123]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Как ему не стыдно! Мама, он просто... настоящая ско¬
тина!Это слово я узнал от мисс Гревилль и в данном случае упо¬
требил его совершенно неправильно. Мой дядя Бернард был
мягким, бестолковым, непрактичным человеком, потакающим
своим желаниям, всегда в долгах и на краю финансового краха,
но каким-то образом он ухитрялся преуспевать и обеспечивать
всем необходимым своих детей. Более того, как и другие люди
такого типа, он был полон добрых намерений. Его непомерные
обещания и экстравагантные идеи о том, чтобы делать добро,
шли от чистого сердца. Он не только верил в то, что исполнит
свои обещания, но часто, как бы под воздействием некой гал¬
люцинации, был твердо убежден, что так оно и произошло. Воз¬
можно, мама чувствовала это, потому что вздохнула и сказала:—	Полагаю, он действительно хотел помочь, но боюсь, что
у него нет денег. Он пишет, что ему, возможно, придется объ¬
явить себя банкротом. Его дела идут плохо.—	Он, кажется, всегда готов быть банкротом, мама, — гнул
я свое. — И извлекает из этого большую пользу — тут и хоро¬
шая еда, и прекрасная одежда, и всевозможные удобства, как
мы убедились на похоронах.—	Некоторые так и живут, дорогой. Во всяком случае, я это
сразу решу — я оплачу счет, — медленно сказала мама и до¬
бавила: — Мой бедный Конор, над твоей могилой не будет
никакой жалкой грызни.Должно быть, письмо Бернарда заставило маму почувство¬
вать себя очень одинокой. Дядя Саймон был в монастыре в
Испании. От Лео вообще не было ни слова. Естественно, что
ей пришлось искать кого-то для поддержки. Хотя она ни разу
не писала домой своим родным, она могла связаться со Стиве¬
ном, своим младшим братом из университета в Уинтоне. Такое
письмо было отправлено: я сам отнес его на почту.Стивен приехал в субботу днем и был точно таким, каким
я помнил его во время его редких посещений Арденкейпла, —
бледным, спокойным и вдумчивым молодым человеком, с пра¬
вильными чертами умного лица и с высоким лбом, который в
минуты сосредоточенности пересекала морщина, к тому же мол¬
чаливым, но полным неподдельной радости при виде мамы,[124 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВруку которой он долго держал в своей, вопросительно глядя
маме в глаза. Достаточно было увидеть их рядом, чтобы по¬
нять, какая глубокая привязанность существовала между ними.Мама организовала ранний плотный ужин с чаем — на сто¬
ле были холодная ветчина и картофельный салат, а потом мама
дала мне денег, сказав, что я могу сходить в город и купить
коробку ирисок «Имэн». Я знал, что они хотят поговорить, по¬
этому не торопился назад, но, когда я вернулся, они все еще
разговаривали, и их головы склонялись над кучей бумаг на
столе.—	Тебе и правда не стоит волноваться, Грейс, — говорил
Стивен. — Все идет хорошо. — В одной руке он держал каран¬
даш, а другой ерошил свои черные волосы, роняя на воротник
чешз^ки перхоти. — Когда все будет оплачено, включая де¬
фолтный счет, у тебя все равно останется сто пятьдесят фунтов
в банке.—	Этого недостаточно. Если учесть образование Лоуренса.—	Но у тебя есть твоя работа. Хагеманн был очень честен
в обеспечении поставок на тех же условиях, что и раньше. Твой
бизнес, как я вижу, чрезвычайно прост в управлении. И заказы
более или менее на прежнем уровне.—	Мне делают заказы только из жалости. И потому, что им
очень нравился Конор.—	Ты им тоже понравишься.Мама покачала головой, но не с таким упадническим на¬
строением, как раньше.—	Я не могу быть для них своим в доску парнем с бутылкой
пива, как бедный Кон.Образ мамы с бутылкой пива был настолько комичным, что
я громко рассмеялся — это заставило их отвлечься и посмот¬
реть на меня, и мама коротко улыбнулась мне. Она собрала
бумаги.—	А ты знаешь, что твой умный молодой дядя получил дип¬
лом с отличием и добился еще одной стипендии для научной
работы в университете? Ты ведь тоже станешь таким, не так ли?Я в этом не сомневался.Стивен встал, посмотрел на свои часы, простые, как у ме¬
ня, «Ингерсолл» за пять шиллингов, и сказал, что ему пора наI 125]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНпоезд. Затем, бросив на меня осторожный взгляд, сказал маме
вполголоса:—	Не хочу снова давить на тебя, Грейс. Но может, ты еще
раз обдумаешь предложение отца?—	Какой смысл? — сказала мама. — Вернуться и делать вид,
что якобы я сожалею об ужасной своей ошибке и теперь буду
хорошей и все исправлю?—	Убежден, что тебе были бы рады. У тебя снова появился
бы дом со всеми удобствами и близкие люди вокруг.—	Но на их условиях? Я не могу на это пойти.—	И все это только из-за одного важного для тебя обстоя¬
тельства?Мама, глядя себе под ноги, казалось, сама с собой обсужда¬
ла какой-то вопрос.—	Как ни странно, это так. И конечно, это из-за... ты знаешь
из-за кого. Что он подумает о матери, которая внезапно отрек¬
лась от своих убеждений и сказала: теперь ты должен забыть
все, что в тебя было заложено воспитанием, и уступить, и стать
чем-то другим? Помимо того что это жестоко, это было бы
ужасным предательством по отношению... к покойному... —
Мама покачала головой. — Что сделано, то сделано. Я ни о чем
не жалею. И нет пути назад.После долгого молчания Стивен сказал:—	Я считаю, что ты права, Грейс. И уважаю тебя за это.Этот не понятый мною разговор тем не менее сильно менярасстроил. И я был рад, когда Стивен попросил меня прово¬
дить его до станции.Пока мы шли, он убеждал меня как можно лучше учиться
в школе. Он слышал, что я умный, и для любого мальчика, у
которого нет отца, путь к успеху лежит через тяжелый труд. Он
сказал мне, что сделает попытку поступить на Индийскую граж¬
данскую службу\ для чего ехать в Индию не обязательно, по¬
тому что, если он получит высокий балл на экзамене, его оста¬
вят дома. Но он со сдержанным пессимизмом оценивал свои
шансы.^ Индийская гражданская служба (Indian Civil Service) — высший управ¬
ленческий аппарат Британской Индии во время британского правления
в период с 1858 по 1947 г.[126]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВНаконец, незадолго до того, как поезд тронулся, он осто¬
рожно сказал мне:—	Не тревожь маму по пустякам, Лоуренс. Сейчас у нее
хватает забот. Ради тебя она и так многим жертвует.Я честно обещал быть внимательным, осмотрительным и бди¬
тельным. Да, всеми возможными способами лелеять маму. Разве
я не любил ее всем сердцем? Увы, обещания было давать легко,
и вскоре я забыл о них. Теперь, когда погода окончательно ис¬
портилась, а зима была на носу, меня захватила новая страсть.ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯУ мисс Гревилль была обширная библиотека, унаследован¬
ная ею от отца, к которой у меня был свободный доступ. Как я
понимаю, это была типичная библиотека английской усадьбы
того времени, полная книг в отличных переплетах, как хоро¬
ших, так и плохих, с охотничье-спортивным уклоном. Во вре¬
мя холодной, мокрой и слякотной зимы — таковы обычно кли¬
матические условия этого времени года на данных широтах —
я читал все с неуемной ненасытностью.В воспоминаниях тех, кто вроде меня отважился описать
свои ранние годы, ничто меня так не утомляло, как длинные,
скучные и поименные перечисления книг, прочитанных авто¬
ром, которые в конце концов и сформировали его литератур¬
ный вкус, как водится отменный. По этой причине я воздержи¬
ваюсь от представления своего каталога и просто заявляю, что
читал все подряд.Но то, как именно я читал, может быть достойно внима¬
ния, хотя бы потому, что это было ужасно. Лежа лицом вниз в
укромном и, следовательно, темном углу комнаты, чуть ли не
втыкаясь носом в книгу, я читал с огромной скоростью, которая
постепенно все росла. Я не только безжалостно проскакивал
целые куски текста, я обрел нечестивую сноровку улавливать
смысл страницы почти мгновенным усвоением ключевых слов
и фраз, хватаемых моим вспыхивающим зрением. Я живо по¬
мню, как пронесся по «Алой букве»^ за одно короткое утро.^ «Алая буква» («The Scarlet Letter») — роман (1850) американского пи¬
сателя Натаниэля Готорна.( 127]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНзастав Эстер Прин уже с ребенком — из-за неясных пертурба¬
ций, остававшихся вне моего разумения, — и похоронив ее
между завтраком и ланчем, тем самым давая пример скверного
усвоения материала, чему мог бы позавидовать даже самый
профессиональный критик.Не знаю, способствовало ли такое лихорадочное чтение мое¬
му умственному развитию, когда, словно вводя меня в транс,
воображение кипело тревожными видениями, но вскоре физи¬
ческие последствия подобного состояния не преминули ска¬
заться. В глазах появилась резь, они покраснели, начались го¬
ловные боли, стало постоянно сводить шею, и я метался во сне.
Тем не менее я упорствовал, не собираясь сдаваться, а точнее,
был уже не в состоянии сдаться — настолько попал в зависи¬
мость от этого наркотика.Однажды в субботу, в марте, когда первое весеннее солнце
бледными пальцами лучей осторожно ощупало мою комнату,
я, лежа животом на полу, как в тумане поднял глаза. С неприяз¬
нью глядя на меня, надо мной стояла мисс Гревилль.—	Так дело не пойдет, Кэрролл.—	Какое дело, мисс Гревилль?—	Ты становишься книжным червем. Разве ты не видишь,
что солнце вышло? Где мой юноша-спартанец?—	Да, но это так ужасно интересно, мисс Гревилль. Мистер
Джоррокс только что сделал невероятный прыжок в болото.Она слегка смягчилась:—	Да, Джоррокс хорош, не так ли? И Джеймс Пигг^ Тем не
менее всему есть предел, Кэрролл.Она вышла. Вздохнув с облегчением, я снова вернулся
к мистеру Джорроксу, который гнался за своей лошадью.Однако во второй половине дня, едва я снова уютно устро¬
ился с книгой, она вернулась.—	У тебя еще есть тот мяч, который я дала?—	Да. — На самом деле я ни разу им не играл. — В ящике
в моей комнате.—	Достань его, — велела она.С великим нежеланием я повиновался, послушно последо¬
вав за ней в сад.^ Герои одного из приключенческих романов английского писателя Ро¬
берта С. Сертиса (1805-1864).[1281
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВВ дальнем конце лужайки были установлены три крикет¬
ных столбца, а четвертый, против которого лежала бита, нахо¬
дился у стены дома. Мисс Гревилль сделала шаг вперед, под¬
няла биту и махнула ею.—	Теперь она твоя, Кэрролл. Следи, чтобы она была хоро¬
шо смазана. И запомни — только чистым льняным маслом.Когда я взял у нее биту, она сняла длинный кардиган и с де¬
ловым видом засучила рукава своей блузки, обнажив неожи¬
данно мускулистые руки. Затем она молча протянула ладонь,
на которую я положил мяч, — этот акт впоследствии поддержи¬
вал мое притязание на то, что я начал крикетную карьеру мя¬
чом, которым пользовались при игре между Итоном и Харроу^Однако тем временем меня поставили на позицию бэтсме-
на^ перед калиткой^. Хотя мои представления об этой игре бы¬
ли рудиментарными, я знал, что не промахнусь, а бите было
очень комфортно в моих руках. Поскольку властная манера
мисс Гревилль заставила меня подчиниться и я был возмуш;ен
тем, что меня оторвали от Сертиса, я решил запулить ее мяч
куда подальше и, если возможно, попасть в окно, поскольку ей
самой придется за это отвечать.—	Играй! — велела она и с коротким, яростным разбегом,
рукой, опуш;енной ниже пояса, запустила в меня мяч.Я неловко махнул битой, промазал и увидел, что моя калит¬
ка развалилась.—	Это был сник"^, — запротестовал я.~ Это йopкep^ раззява.В течение следуюпцих пятнадцати минут я испытал униже¬
ние во всей его полноте. Она выросла на крикете, еще девочкой
играла со своими братьями, пыталась даже привить игру школе
Святой Анны, — эта не санкционированная начальством ини-^ Итон и Харроу — известнейшие и старейшие мужские школы-интер¬
наты Англии. Ежегодные соревнования по крикету, проводимые между ко¬
мандами Харроу и Итонского колледжа, имеют более чем двухсотлетнюю
историю.^ Бэтсмен (batsman) — игрок в крикете, битой отбивающий мяч. Здесь
и далее вся терминология игры в крикет — англоязычная.^ Калитка (wicket) в крикете состоит из трех столбцов. Цель игры —
разрушить калитку противника.^ Сник (sneak) — мяч, катящийся по земле после броска.^ Йоркер (уогкег) — бросок с отскоком мяча перед бэтсменом.[129]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНциатива отчасти способствовала ее увольнению из чопорного
}^реждения. Она бросала легбрейки, офбрейки, лобы, разные
йорки‘, в ответ я яростно махал битой, но все мимо. Только ко¬
гда она таким образом убедила меня в необходимости ставить
биту прямо, началось мое обучение, и с таким эффектом, что
через четверть часа я смог испытать сладкую радость от удара
по мячу выпуклой стороной биты и отправить его за спину
мисс Гревилль к ступенькам задней двери.Одним из качеств этой замечательной и, увы, несчастливой
женщины была ее способность заражать меня своим энтузиаз¬
мом. Я безумно влюбился в крикет и той мягкой сухой весной
бесконечно играл в него с мисс Гревилль, добровольно принес¬
шей себя в жертву. Она познакомила меня с журналом «Капи¬
тан», в котором я с завистью и восхищением рассматривал
фотографии игроков в крикет из государственных школ — лов¬
кие, идеальные, олимпийские команды спортсменов в белых фла¬
нелевых брюках, ярких спортивных куртках и полосатых или
клетчатых крикетных шапочках. Остались в прошлом мои экс¬
педиции на болота, мое стремление преуспеть в естественной
истории. Теперь я хотел стать знаменитым игроком в крикет,
как Джордж Ганн^, чье имя было на моей бите и за выигрыша¬
ми которого я следил со страстным интересом в «Уинтон ге¬
ральд» (эту газету выписывала мисс Гревилль), разделяя его
триумф всякий раз, когда он набивал сто ранов^, и горько печа¬
лясь, когда он мазал.Однажды днем в начале июня, после особенно красивого
резаного удара, похоронившего мяч в кустах смородины, мисс
Гревилль задумалась, глядя на меня, и, хотя она ничего не ска¬
зала, я заметил, что в тот вечер она разговаривала с моей ма¬
мой, которая выглядела довольной. Потом мама сказала мне:—	Завтра поторопись домой после школы, ты будешь ну¬
жен мисс Гревилль.‘ Легбрейк, офбрейк, лоб (leg break, off break, lob) — способы подачи мяча
с разными вариантами вращения.^ Джордж Ганн (George Gunn of Notts) — знаменитый английский игрок
в крикет из Ноттингема. Играл в сезонах с 1907 по 1930 г.^ Ран (run) — очко; бег. Во время удачного удара по мячу пробег бэтсме-
на или его партнера на другой конец питча приносит очки. Питч (pitch) —
прямоугольная, с двумя калитками по краям площадка в центре поля.[130]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВНа следующий день, в ожидании нашей обычной игры на
газоне, я вовремя вернулся домой. Мисс Гревилль ждала меня,
однако была в уличной спортивной одежде, и у ворот стоял ее
велосипед с моей битой, пристегнутой ремнем к багажнику.—	Прыгай на багажник, когда я поеду, — сказала она мне.Велосипед мисс Гревилль был первоклассным и дорогим«дарсли-педерсеном», но с непривычно высоким сиденьем и
с нестандартной рамой, столь оригинальной по конструкции,
что он привлекал внимание на дороге. Громоздящаяся передо
мной мисс Гревилль, в тирольской шляпе, старательно нажи¬
мающая на педали, и я, болтающийся на багажнике, — мы, ра¬
зумеется, представляли для зевак ту еще парочку. Но я пере¬
стал обращать внимание на эти насмешливые взгляды, когда
уже в западной, самой лучшей части города обнаружил, что
она везет меня в Уиллоу-парк, где располагался Ардфиллан-
ский крикетный клуб.Мисс Гревилль въехала в открытые ворота этого доступного
немногим, огороженного пространства с безукоризненно под¬
стриженной травой. Мы слезли с велосипеда возле нарядного
белого павильона. С ужасающим пренебрежением к «дарсли-
педерсену» мисс Гревилль прислонила его к флагштоку. В се¬
редине зеленого овала мужчина в пожелтевших фланелевых
брюках и старом свитере медленно толкал газонокосилку Сло¬
жив ладони рупором, мисс Гревилль крикнула:—	Хестон!Он поспешно направился к нам и отсалютовал, приставив
ладонь к своей синей фуражке с козырьком, когда узнал мою
спутницу.—	Как дела, Хестон? — Она протянула ему руку.—	Вполне сносно, мэм, спасибо. Мало вижу вас в последнее
время. С тех пор, как вы звали меня в Святую Анну.Это был загорелый, коренастый, коротко стриженный, ма¬
ленького роста мужчина, чуть моложе среднего возраста, с дуб¬
леной на вид кожей. Он, как я хорошо знал, совмещал обя¬
занности игрока-профессионала и охранника Ардфилланского
клуба.—	Ты все еще немного тренируешь, Хестон?—	О да, — согласился он. — Довольно много мальчиков из
Бичфилда. Особенно в праздники.[131]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Я хочу, чтобы ты взял этого мальчика. Давай ему по три-
четыре тренировки в неделю и присылай мне счет.Он с сомнением посмотрел на меня, и я почувствовал, как
у меня задрожал подбородок.—	Он маленький, мисс Гревилль.—	Ты сам не такой уж большой, Хестон.Губы его обозначили слабую, сдержанную, самодостаточную,
довольно грустную улыбку — как я потом обнаружил, это было
самое большее, что он мог себе позволить. Я никогда не видел,
как Хестон смеется. Он был человеком скрытным.—	Хорошо, — небрежно сказал он. — Тогда проверим его.
Прямо сейчас, если хотите.Мы вошли в павильон, где он бросил мне пару чьих-то щит¬
ков. С внутренней стороны я увидел написанное чернилами
имя: Скотт-Гамильтон и ниже — «школа Бичфилд».—	Надень их. Или одну из них. Нет, на другую ногу.Я прикрепил щиток к левой ноге, причем так нервничал,
что едва мог пристегнуть ремни. Щиток был слишком боль¬
шой для меня, мне было неловко в нем, и он болтался, пока
я шел на тренировочную площадку. Мисс Гревилль уже была
там, за сеткой.Хестон начал бросать мне какие-то смехотворно легкие мя¬
чи, явно выражая этим свое мнение насчет моих способностей.
Первым был несильный фул-питч‘. Я как бы нехотя попытал¬
ся поставить блок, но промазал, и мяч сбил столбец.—	Не зевай, Кэрролл, — ободряюще сказала мисс Гревилль.Я напряг свои дрожащие коленки, решив не зевать. Еще ни¬
чего в жизни я так не жаждал, как права быть на этом поле для
крикета, и я знал, что если опозорюсь перед Хестоном, то буду
возвращен в детские ясли нашего заднего двора.Я начал отбивать все подряд. В течение пяти минут Хестон
продолжал подавать мячи в легком темпе, затем стал бросать
все быстрее — так быстро, что я отступил за криз^. Теперь во¬
прос был не в том, чтобы отбивать мячи, хотя мне удался один
хороший удар при короткой подаче, а в том, чтобы сохранить^ Фул-питч (full pitch) — мяч, который можно отбить битой еще до того,
как он ударится о землюКриз (crease) — разметка питча[132 J
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВВ целости свою калитку. К концу получаса Хестон лишь три ра¬
за выбил мои столбцы, и я с удовлетворением заметил, что он
вспотел.Я знал, что преуспел, и ожидал правомерной похвалы или,
по крайней мере, поздравления. Однако Хестон завел какой-то
личный разговор с мисс Гревилль, которой он, казалось, благо¬
волил, мне же он сказал лишь следуюш;ее:—	Мы должны научить тебя не убегать от быстрых подач.Но этого замечания, означающего, несмотря на его крити¬
ческий смысл, что я могу продолжать тренировки с Хестоном,
было достаточно, чтобы я воспарил в небеса. По дороге домой
«дарсли-педерсен», казалось, летел. По возвращении я бросил¬
ся наверх:—	Мама, Хестон взял меня! Не считая фул-тосса‘, он лишь
дважды меня пробил.Я считал справедливым не учитывать тот мяч, который сам
отбил в свою калитку.Она только что вошла и, все еще не сняв уличной одежды,
готовила ужин. Она выглядела еще более довольной, чем я ожи¬
дал. Среди прочих ее беспокойств она была озабочена летним
отдыхом и тем, что я буду делать в течение долгих двух меся¬
цев школьных каникул, — ситуация осложнялась ее убежден¬
ностью, что мы не можем позволить себе куда-то съездить для
смены обстановки.—	Значит, ты можешь проводить каникулы в Уиллоу-
парке?—	Да, — хвастливо сказал я в приступе невыразимого эго¬
изма. — Я не буду болтаться у тебя перед глазами, мама. То есть
собираюсь ходить туда каждый день.ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯЛето было необычайно прекрасным. Долгие солнечные дни
рассеивали золотой свет. В лесу рядом с полем для крикета
цвела жимолость, оплетая кусты и зеленую ограду, и всякий' Фул-тосс (full toss) — подача, при которой мяч не отскакивает от земли[133 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНраз, когда я приближался к Уиллоу-парку, ее запах пьянил ме¬
ня обещанием чуда.Благодаря какой-то невероятной экономии мама купила
мне в Ардфиллане подержанный велосипед «рэлей», который
выглядел почти как новый. Однажды вечером она вернулась
из Уинтона с пакетом, в котором оказались белые фланелевые
спортивные брюки, куртка цвета морской волны и бело-голу¬
бой пояс для крикета с серебряной застежкой-молнией. Укрыв¬
шись в своей спальне, я надел этот наряд и внимательно осмот¬
рел себя в трюмо — мисс Гревилль наставляла меня никогда не
употреблять слово «зеркало». Я решил, что главное для меня —
это выглядеть как игрок в крикет, и хотя до сих пор я испыты¬
вал серьезные сомнения относительно своей внешности, часто
задаваясь вопросом, как у таких красивых родителей мог по¬
лучиться такой невзрачный ребенок, особенно сокрушаясь по
поводу зеленого цвета своих глаз и даже вычитав в «Энцикло¬
педии Пирса», что это почти без вариантов является печаль¬
ным результатом встречи родителей, у одного из которых ка¬
рие, а у другого голубые глаза, — несмотря на все это, я был
захвачен необычным отражением, представшим передо мной.
Разве благодаря цвету куртки мои глаза не выглядели не таки¬
ми уж и зелеными, а скорее были ближе к синему? Возможно,
что нет, но я, в обш;ем, получился таким, каким получился: у
меня были мягкие светло-каштановые волосы, и я, по крайней
мере, унаследовал от отца свежий цвет лица и здоровые белые
зубы.Не мой ли новый вид ввел в заблуждение завсегдатаев Уил-
лоу-парка, куда попадали лишь снобы и богачи? Скорее всего,
это меценатство мисс Гревилль спасло меня от того, чтобы
быть разоблаченным и изгнанным. Несмотря на свою эксцен¬
тричность, мисс Гревилль имела определенный статус в городе.
Члены клуба принимали меня за гостя, который ее сопровож¬
дает, — возможно, ее племянника, приехавшего на каникулы.
Ловкость, с которой я принимал мячи и делал выигрышные
подборы, получила одобрение, утвердившее эту версию.Рядом с учениками Бичфилда я рисковал гораздо больше.
Многие из этих мальчиков, чьи родители находились в армии
в Индии или еще где-то в огромной стране, которую тогда с гор¬
достью называли империей, оставались в школе во время кани¬[134]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВкул, а также были и другие, живущие в Ардфиллане, как, ска¬
жем, мальчик по имени Скотт-Гамильтон, чей щиток я надевал,
и его младший брат, который часто приходил на поле для проб¬
ных розыгрышей. Сначала они относились ко мне равнодуш¬
но, но однажды, после того как я довольно успешно вошел в
игру, Скотт-Гамильтон, сильный, высокий мальчик лет тринадца¬
ти, капитан команды «Бичфилд», как и я, помешанный на кри¬
кете, ленивой походкой подошел ко мне со своим братом:—	А не хочешь сыграть вместе с нами? Ты здесь на канику¬
лах с твоей тетей, не так ли?—	Да.—	Кстати, из какой ты школы?Это был вопрос, который я давно предвидел и на который
заранее заготовил ответ, считая, что если я действительно при¬
знаюсь, что хожу в маленькую жалкую школу на Клей-стрит,
то буду немедленно отвергнут и брошен.—	У меня домашний учитель, — спокойно солгал я, однако
оправдывая себя мыслью, что, в конце концов, мисс Гревилль
если и не моя тетя, то своего рода наставница.—	О, понимаю, — сказал Скотт-Гамильтон с выражением
симпатии. — Ты болел?—	Грудь. — Я небрежно постучал себя по ребрам.—	Невезуха! — пробормотал его младший брат.—	Во всяком случае, это не очень-то помешало твоему кри¬
кету, — сказал Скотт-Гамильтон. — Пойдем выберем сторону.Я выдохнул. Проскочило. Меня приняли.Хестон, конечно, мог бы выдать меня. Но даже если бы я не
приходил так часто по утрам, чтобы помочь ему с газонокосил¬
кой, начертить криз или натянуть новую сетку, Хестон и без это¬
го был на моей стороне. О равенстве в отношениях между лю¬
бителем и профессионалом, как оно стало полвека спустя, то¬
гда и речи не могло быть, и положение Хестона предполагало,
что он платный слуга, который должен покорно угождать сво¬
им хозяевам и выполнять их приказы и капризы: «Хестон, а ну,
побели мои ботинки!», или «Хестон, покидай мне полдюжины
на офсайд»S или «Черт возьми, Хестон, куда ты сунул мой сви¬
тер?». Но Хестон если и страдал от этого, то был самым невоз-^ Офсайд (off side) — сбоку, т. е. подача мяча сбоку от бэтсмена.[135]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНмутимым, самым бесстрастным человеком, которого я когда-
либо знал. Он просто проиграл турнир в графстве Хэмпшир,
после чего подался на север — стал работать тренером и женил¬
ся на очень симпатичной молодой официантке, которая пода¬
вала чай в Уиллоу-парке. У них была дочка, ему предоставили
коттедж и сад — чем не счастливая семья. Я чувствовал, что
под напускным равнодушием он скрывает абсолютное презре¬
ние к своим работодателям-снобам: некоторые из них, по край¬
ней мере недавно разбогатевшие, имели все изъяны парвеню,
то бишь выскочек.Все то лето я играл в крикет с мальчиками из Бичфилда,
в чьей компании сладкий звук биты, ударяющей по мячу, стал
еще слаще. Наконец-то у меня были друзья, те мальчики, о
которых я всегда мечтал как о близких мне по духу людях. На
солнце я покрылся красным индейским загаром, на руках и
ногах у меня появились настоящие мышцы, и я никогда еще не
чувствовал себя так хорошо и не играл так здорово. Самым вос¬
хитительным достижением, превзошедшим мои самые смелые
мечты, было покровительство, граничащее с дружбой, которое
оказывал мне старший Скотт-Гамильтон, на три года старше
меня. С моей стороны это была дружба, жажда приязни и обще¬
ния, но в ответ я никогда не получал то же самое. У него был
свой код поведения — демонстрация небрежного, надменного
безразличия, с оттенком легкой скуки, — от чего он никогда не
отступал. Его любимым уничижительным эпитетом было сло¬
во «поганка». Любого рода грубоватость или неловкость он
встречал такими словами: «Поганка, не будь поганцем». То и де¬
ло он призывал всех нас «не поганиться».Неизбежно случались опасные моменты, но я всегда был
начеку. Мисс Гревилль, которая поначалу не оценила мой кри¬
кетный пояс с застежкой-молнией, предложила стильное до¬
полнение к моим брюкам, дав мне старый галстук своего бра¬
та — после его смерти ей вернули довольно много его вещей.—	Смотри-ка... — отреагировал на мой вид младший Скотт-
Гамильтон, который был более восприимчив, чем его брат. —
Кэрролл носит старый галстук Итона.Пришлось мне, опустив сражение за Спион-Коп, обратиться
к Кении и подробно остановиться на своих родственных свя¬
зях, для чего прибегнуть к богатому воображению и бесцеремон¬[136 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВному сленгу Бичфилда, от которого я, вообще-то, вздрагивал.
Был ли я снобом? Нет. Просто меня занесло слишком высоко.
Но большинство этих мальчиков действительно хвастались,
чванливо и вполне естественно. Дуглас хвастался паровой яхтой
своего отца, желтотрубным монстром, который стоял у прича¬
ла в Гарелохе, а молодой Колкхоун никогда не забывал напо¬
мнить нам, что у его родителей пятнадцать слуг в Бенгалии.
Мне нечем было похвастаться, поэтому, вместо того чтобы пре¬
увеличивать, я придумывал. Но все, что я говорил и делал, бы¬
ло лишь защитной реакцией, то есть страстным, нелепым и над¬
рывным выражением пожизненной тоски по социальному при¬
знанию и равенству.Мне была невыносима мысль о том, что осень поубавит мои
радости, но, по мере того как сезон подходил к концу, эту ост¬
рую боль притупляла мысль о финальной игре, традиционной
ежегодной встрече мальчиков, которых тренировал Хестон, со
второй командой клуба. Скотт-Гамильтон играл за нас: десять
мальчиков из Бичфилда и я. Правда, я был последним в списке,
но это, похоже, не имело значения. Главное, я был в команде.
Итак, в предвечерние часы наши тренировки за сеткой ограды
стали интенсивней. Хотя Скотт, как я теперь называл его, внеш¬
не оставался таким же, как всегда, то есть с вариациями между
высокомерной скукой и сонным безразличием, я знал, что он
отчаянно хочет выиграть этот матч. И не только потому, что это
был его последний год в Бичфилде, перед тем как отправиться
в Феттес, но и потому, что он испытывал вражду, достигшую
чуть ли не силы вендетты, к одному из владельцев Бичфилда,
по имени Каннингем, «полному аутсайдеру», по словам Скотта,
без подбородка и с выпирающими верхними передними зуба¬
ми, который был капитаном крикетной команды клуба.ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯУтро накануне матча было свежим и солнечным, со слабой
осенней дымкой, что обещало прекрасный безветренный день.
Это была, конечно, игра с двумя и1шитш.и\ и она должна бы-^ Иннинг (innings) — период матча, в котором на подаче одна из двух команд[137 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНла начаться в одиннадцать часов. К моему сожалению, мисс
Гревилль не могла посмотреть, как я выступаю, поскольку бы¬
ла приглашена на ежегодную вечеринку в саду церкви Святого
Иуды, — священник мистер Лесли, как нарочно, выбрал имен¬
но этот день для своего мероприятия. Тем не менее в каком-то
смысле я испытывал облегчение из-за отсутствия моей «тети»,
поскольку всегда существовала ужасная вероятность того, что
те или иные из ее громко произнесенных замечаний могут вы¬
явить истинную природу наших отношений. Так что, удоволь¬
ствовавшись ее добрыми пожеланиями, в десять часов утра
я отправился на клубную площадкуНынче игра в крикет, по-видимому, далеко не для каждого
читателя этой книги является предметом страстного интере¬
са, тем не менее тот конкретный матч был захватывающим, и,
поскольку его результат оказался еще более запоминающимся,
я должен кратко описать его.Перед павильоном бросили монету, и угадавший розыгрыш
Каннингем выбрал биту. Наши соперники, отпуская шутки в
наш адрес, которые мы сочли оскорбительными, были готовы
с легкостью разгромить нас. Поначалу они отправляли мячи на
дип-филд^ и мы, к их удивлению, с ними легко справлялись.
Когда они решили взяться за дело всерьез, игра приняла дру¬
гой оборот. Но мы прекрасно держались. У Дугласа, сына яхт¬
смена, был особенный обманный офбрейк, и наши полевые иг¬
роки стремительными перебежками, с помощью разных приемов
ловя мяч одной рукой, не давали сопернику набирать очки, а
кроме того, получали в награду от зрителей взрывы аплодисмен¬
тов. Хотя Каннингем, к нашему огорчению, принес своей битой
пятьдесят семь очков, в том числе одиннадцать очков, когда
мяч улетал за границу поля, они ничего не значили, потому что
после часа дня мы уже набрали сто тридцать девять очков.Миссис Хестон организовала закуски на манер шведского
стола, люди ходили вокруг в самом доброжелательном настрое,
с тарелками куриного салата и холодным пирогом из телятины.
Мне было очень жарко из-за всех моих пробежек и есть почти
не хотелось, о чем можно было только пожалеть, з^итывая^ Дип-фылд (deep field) — дальняя сторона игрового поля, примыкающая
к его границе[138J
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВСТОЛЬ превосходное меню. Но я съел сэндвич с ветчиной и вы¬
пил несколько стаканов лимонада. Когда я подошел взять по¬
следний стакан, миссис Хестон, которая, должно быть, узнала
обо мне от мужа, сказала мне на ухо:—	Я желаю тебе хорошего удара, Лоуренс.После перерыва настал наш черед играть битой. Скотт, пер¬
воклассный бэтсмен, был до перерыва постоянным боулером^
на одной стороне питча. Теперь же, вместе с Бетьюном, он вы¬
шел, чтобы начать наш иннинг. Как я восхищался им, когда он
элегантно направился к калитке и спокойно встал в центре! Он
уверенно отыграл первый овер^, набрав два очка последним
мячом.Сидя на веранде павильона вместе с другими, приветствуя
этот чисто исполненный, мощный удар, я все больше надеял¬
ся, несмотря на дружественные пожелания миссис Хестон, что
мне не придется входить в игру. Хотя в своей обычной манере
я сделал упор на экстравагантность, дабы было на что посмот¬
реть, теперь, когда от меня потребовались реальные действия,
перспектива одинокой прогулки до калитки начала пугать ме¬
ня. До сих пор, хотя я не сделал ни одного кэтча^, я отлично
смотрелся в поле. Моей репутации надежного полевого игрока
ничто не угрожало. Бетьюн, стоявший прежде на мидл и лег^,
теперь встал получать оверы от Каннингема, который, сделав
длинный грозный разбег, подал свой первый мяч. Быстро и
ладно отскочив от питча, мяч выбил средний столбец калитки
Бетьюна. Он выбыл из игры, что стало для всех полной неожи¬
данностью.Когда Бетьюн вернулся на скамейку^, встреченный потуп¬
ленными взглядами своих игроков, а я занес болезненный ноль
в карточку со счетом — которую сохранил до сего дня, — место
бэтсмена занял Колкхоун. После Скотта он был нашим самым
надежным отбивальщиком, на которого можно было рассчиты-^ Боулер (bowler) — игрок, подающий мяч бэтсмену
^ Овер (over) — шесть подач мяча^ Кэтч (catch) — подбор отбитого бэтсменом мяча с лету в границах поля
^ Мидл и лег (middle and leg) — позиции полевого игрока относительно
питча^ Попадание мяча в калитку выводит из игры бэтсмена, ее защищавшего[139 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНвать. К сожалению, его едва хватило на десять минут и девять
вымз^енных очков. Усилия следующего бэтсмена были столь
же недолгими и еще менее заметными. Он принес три очка. Для
сидящих на веранде это было как ледяной душ. С каждой ми¬
нутой мое возбуждение росло. Этот иннинг как начался, так и
продолжался — у нас, увы, все расклеилось, пока игру не вы¬
правил Хейли, наш уикеткипер\ который принес крутую де¬
сятку очков, прежде чем его выбил подающий Каннингем. На¬
конец короткую передышку дал нам Дуглас, который, отбив все
подряд, заработал четырнадцать очков, включая три случайных
мяча, угодивших за край поляны, — они пролетели над головой
игрока, стоящего на втором слипе^.Когда Дуглас вылетел и переместился на поле, счет был не
более девяноста двух за восемь калиток, из которых Скотт-Га¬
мильтон принес сорок шесть очков. И теперь меня уже стало
трясти, поскольку младший Скотт-Гамильтон, который был как
раз передо мной в очереди отбивающих, с важным видом на¬
правился к питчу, что заставило меня позавидовать его нагло¬
сти. В Гарри было много от клоуна, ему нравилось смешить,
даже в ущерб самому себе. В данном случае ему это удалось.
С видом крутого бэтсмена приняв боевую стойку, он принялся
затем ходить туда-сюда по абсолютно чистому питчу, выметая
воображаемые соринки. Поразвлекав таким образом зрителей,
число которых к этому часу увеличилось, он снова встал в ис¬
ходную позицию и посмотрел на боулера. Мяч был брошен
медленным лег-брейком1 Гарри повернулся, чтобы отбить его
у ноги, потерял равновесие и сел на свою калитку. Раздался
взрыв смеха, к которому поневоле присоединились даже по¬
левые игроки. Так что в такой вот атмосфере веселья мне и при¬
шлось входить в игру. Щитки были уже на ногах. Чувствуя
ужасную пустоту в животе, я сунул биту под мышку и на ват¬
ных ногах спустился по деревянным ступеням павильона к ши¬
рокой зеленой арене.^ Уикеткипер (wicketkeeper) — игрок, занимающий позицию за калит¬
кой, «хранитель калитки».2 Слип (slip) — место полевого игрока.^ Лег-брейк (leg break) — бросок крученого мяча вправо перед бэтсменом,
с отскоком влево.[140]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВНа полпути к калитке ко мне подошел Скотт. Бледный от
гнева и разочарования, он встретил меня отборными ругатель¬
ствами:—	Не подачи, а полная срань, чистое дерьмо! Эти сраные
поганцы не иначе как обделались. Просто отмахивайся своим
сраным концом, а я буду набирать очки.Эта ругань едва ли укрепила мой дух. Я так дико нервничал,
подойдя к калитке, что забыл принять исходную стойку. Игра
превратилась в фарс, и в интересах крикета следовало немед¬
ленно удалить меня с поля. Первый мяч скользнул по моей
калитке, второй, увы, саданул меня в локоть. Это был конец
овера.Пока мы менялись местами, Хестон, который судил с моей
стороны, подошел ко мне, руки в карманах длинного белого
пиджака.—	Прямая бита, — сказал он тихо. — Не шарахайся от мя¬
чей.В событиях, которые далее последовали, героем стал Скотт-
Гамильтон, а я был лишь соучастником. Достаточно сказать
просто и кратко, что благодаря невероятному везению я каким-
то чудом простоял там более трех четвертей часа, а Скотт сде¬
лал епце тридцать один ран. Он набрал семьдесят семь, у меня
было не более жалких семнадцати, но, кроме того что моя ка¬
литка осталась нетронутой, я испытал момент славы, когда,
не зная, что это последний мяч в матче, я решился на резаный
удар, — отскочив от биты, мяч каким-то образом проскользнул
мимо игроков, а затем выскочил к границе поля. Я не понимал,
что это был победный удар, пока не увидел Скотта, ожидающе¬
го меня, чтобы пойти в павильон.В павильоне, когда мы сняли щитки, он отмахнулся от всех
поздравлений.—	Вот уж не думал, что буду иметь несчастье попасть в сра¬
ную кодлу сраных-пресраных поганцев. Ты, Гарри, был самым
поганистым. К счастью, — объявил он, — была одна поганка, у
которой все же не было ничего поганского. — Затем он повер¬
нулся ко мне. — Пойдешь ко мне домой на чай, Кэрролл?[1411
АРЧИБАЛЬД КРОНИНПриглашение ударило мне в голову, как вино. Это была фи¬
нальная акколада\ это были оказанные мне честь и доверие, на
которые я и не рассчитывал. Мои спортивные достижения воз¬
несли меня на небывалую высоту. Теперь я парил, бестелесный,
избранный член элиты.Переодевшись, мы, Скотт, Гарри и я, неспешно направились
к дому, который стоял неподалеку, в уединении, за лесом. По
дороге мы обсуждали матч, Гарри, как обычно, шутил, Скотт
посмеивался над тем, что мистер Каннингем так оконфузился.
Мне же показалось, что владелец клуба совершенно не расстро¬
ен поражением своей команды, скорее наоборот, и, если не счи¬
тать его зубы, он производил приятное впечатление: когда мы
уходили с поля, он дружески похлопал меня по спине и сказал:
«Хорошо сыграл». Но достаточно было и того, что по каким-то
своим причинам Скотт ненавидел его. Шествуя небрежной по¬
ходкой, с только что обретенным правом на высокомерие, я
высмеивал несчастного Каннингема, выдумывая ему комические
имена, одно из которых, Кролик-зубастик, было одобрено. Скотт
сказал, что это в самую точку.Территория вокруг дома была внушительной. Мы прошли
вдоль каштановой аллеи, по одну сторону которой был выгул
для лошадей, а по другую — сад и огород, где работали два че¬
ловека, а далее я разглядел ряд красивых теплиц. Затем после¬
довали аллея, обсаженная кустарником, и сад камней, и наконец
мы вошли в дом, деревянно-кирпичный особняк, обвитый ди¬
ким виноградом, с широкой лужайкой перед ним.Высокая и худая женщина, с седеющими волосами и выра¬
зительным взглядом, пересекала лужайку, когда мы оказались
возле дома. На ней были садовые перчатки, и она несла плете¬
ную корзину, в которой лежала целая кипа распустившихся роз.—	Мама, — сказал Скотт, — это Кэрролл. Я пригласил его
на чай.Она любезно улыбнулась, посмотрев на нас не с откровенной
приязнью, которую продемонстрировала бы моя мама, а с не¬
которым аристократическим, слегка насмешливым сведением
бровей, что, к моему стыду, теперь я предпочитал.^ Акколада — обряд посвящения в рыцари.[ 142]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Как прошел матч?—	Естественно, мы победили, — небрежно сказал Скотт.—	Узри двух героев, мама. А я не набрал очков.—	Ну, бедняжка Гарри. Ничего, вместе выпьем чая, когда
я закончу с розами. — Повернувшись, чтобы уйти, она добави¬
ла: — И вы сможете все мне рассказать.Скотт провел нас в дом, и через зал и коридор мы после¬
довали за ним в заднюю часть дома к обитой зеленой байкой
двери.—	Давайте выпьем, — сказал он, толкая дверь. — Ты не про¬
тив заглянуть сюда?Весело и раскованно я вошел за ними на кухню, большую,
облицованную белой кафельной плиткой и хорошо освещен¬
ную. У окна нарядная служанка начищала серебро, а толстая
кухарка, стоя спиной к нам у печи, наклонялась над духовкой.—	Мы бы хотели имбирного лимонада. Бриджи.—	Так возьмите, — сказала кухарка через плечо. — Толь¬
ко не берите эти блины, молодой хозяин Гарри, они для чая
госпожи.Гарри, который знал что и где, подал нам по стакану отлич¬
ного имбирного напитка, а кухарка повернулась к нам и выпря¬
милась, показав толстое, красное, добродушное лицо с пугови¬
цами черных глаз. Я так и застыл, поперхнувшись своим им¬
бирным лимонадом. Я сразу узнал ее. Бриджит О’Халлорен,
истовая послушница церкви Святой Марии и глава Общества
Святой Терезы. Знала ли она меня? Идиотский, пустой вопрос.
Разве не она сидела рядом со мной в церкви, участвовала в той
же процессии, что и я, иногда даже пересекалась со мной во
второй половине дня по пути в церковь, когда я выходил из
школы? Если этих проклятых улик против меня было недоста¬
точно, то ее полный удивления взгляд совершенно ясно гово¬
рил: «Что он здесь делает с молодым хозяином Скоттом и мо¬
лодым хозяином Гарри, он, который не отсюда?» И теперь
выражение ее лица изменилось. Я видел, что ее смущает и воз¬
мущает мое явление в обществе, до которого мне как до луны,
в этом круге, где только такие старые и привилегированные
слуги, как она, имеют право чувствовать себя как дома. Я нару¬
шил и оскорбил строго установленный табель о рангах, в кото¬
рый она верила так же твердо, как в Святое Причастие.[143]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНОна изобразила желание пообщаться, уперев одну руку
в бедро:—	У вас новый друг, молодой хозяин Скотт?—	Ни больше ни меньше, — согласился он, почти опусто¬
шив стакан.—	Это мило. Он будет с вами в Бичфилде?—	Нет, Бриджи, — вмешался Гарри. — Если тебе это ин¬
тересно, у него слабая грудь и в настоящее время он не ходит
в школу.—	Да ну, это интересно. И где же он получает свое образо¬
вание?—	У него есть домашний учитель.—	Домашний учитель?Не обращая внимания на Гарри, который уже пристроился
к блинам, она уставилась на меня холодным пронзительным
взглядом. Тем не менее ее тон был уверенным, когда, словно
размышляя, она осведомилась:—	Но простите... Разве я не видела вас на Клей-стрит со
школьной сумкой?Я изобразил недоверчивую улыбку. Это были жалкие потуги.—	Конечно нет.—	Странно, — продолжала она. — Я могла бы поклясться,
что это вы. Там, возле школы Святой Марии?Я был бледен. Улыбка застыла на моих губах. Без особого
успеха я попробовал боком ретироваться к двери.—	Я не знаю, о чем вы говорите.—	Вы уверены, что это были не вы?—	Более чем! — разозлился я. — Какого черта мне там делать?Глядя на меня, она помолчала, а потом медленно произ¬
несла:—	И петух трижды пропел ^Гарри зашелся от смеха:—	Глупая Бриджи. Петух просто кукарекнул. Ку-ка-ре-ку!Но Скотт-Гамильтон не улыбался, а смотрел теперь на меняс большим любопытством:—	Заткнись, Гарри. Давай на выход.^ Мф 26 34 Иисус сказал ему истинно говорю тебе, что в эту ночь, преж¬
де нежели пропоет петух, трижды отречешься от МеняI 144]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВЧай в гостиной, где я надеялся сиять, купаясь в славе, был
мукой. Несмотря на усилия озадаченной миссис Скотт-Га¬
мильтон, разговор нотрепыхался и умер. При первой же воз¬
можности я сказал, что должен идти.—	Неужели? — сказал Скотт, тут же встав. — Жаль, что ухо¬
дишь, — сказал он с холодной вежливостью, провожая меня
к входной двери.—	Мне нужно кое с кем встретиться, — сказал я.Он поднял брови с легкой, презрительной улыбкой.—	С домашним учителем? — Это все, что он сказал напо¬
следок.Я вышел из дома и пошел по аллее мимо двух садовников,
теплицы для персиковых деревьев и двух теннисных кортов.
Больной от стыда и слепой от гнева, я не видел ничего вокруг.
Сердце переполняла жгучая горечь, и я проклинал Скотта,
всех этих Скоттов-Гамильтонов, Бичфилд, крикет-клуб, весь
мир, а прежде всего — самого себя. Я ненавидел и презирал се¬
бя со всеразъедающим ожесточением, которое, притом что бы¬
ло чревато большой бедой, инстинктивно вело меня к школе
Святой Марии, — так убийца поневоле возвраш,ается на место
своего преступления. Неужели последние слова Бриджит на¬
столько меня уязвили, что вызвали в моей вероломной душе
сожаление и раскаяние, каковые чувства можно было замолить
только уединенным визитом в церковь? Даже если это и так, я
не дошел до убежища, где мог бы покаяться. За библиотекой
«Виктории», на перекрестке главной магистрали и Клей-стрит,
шла игра, обычная примитивная дворовая игра в «пни банку»,
которую затеяла на городской трассе кучка моих школьных
товарищей-оборванцев. Зрачки мои расширились. Вот, поду¬
мал я, ровня мне. Встреченный радостным одобрением, презрев
свой патрицианский вид, я включился в игру — бегал, пинал,
поскальзывался, падал в сточную канаву, орал и обливался п6-
том, наслаждаясь сознанием того, что избавляюсь от фальши
и показухи, в которых погряз последние два месяца.В самый разгар схватки я услышал пронзительный и тре¬
вожный оклик. Я поднял глаза. На меня в ужасе смотрела по¬
жилая дама в крапчатой вуали и в боа из перьев, со связкой
библиотечных книг под мышкой. Это была мисс Гэлбрейт, од¬
на из подруг мисс Гревилль, приходившая к ней на чаепития,[ 145]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНС кем незадолго до этого я раскланивался, — она играла на
скрипке и писала красивые акварели.—	Лоуренс! Что ты здесь делаешь! С этими ужасными ма¬
ленькими оборванцами!—	Играю.—	О нет, нет, только не с этими кошмарными юными хули¬
ганами! Ты должен немедленно пойти домой.—	Не пойду.—	Идем со мной, дорогой. — Она взяла меня за руку. — Ты
должен.—	Нет! — вырвавшись, выкрикнул я. — Я не пойду. Это мои
друзья. А вы можете идти к черту!Игра продолжалась до заката. Я не сдавался, пока не почув¬
ствовал себя полностью очищенным. Затем, представив себе,
что с началом школьных занятий на следуюш;ей неделе можно
будет играть хоть каждый день, я отправился домой, в порван¬
ных на колене фланелевых штанах, усталый, грязный и груст¬
ный, но на данный момент — успокоившийся.ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯО, тоска той наступившей зимы, когда я, под вечно плачу¬
щим небом, ходил с опущенной головой, тенью самого себя, в
школу Святой Марии и из нее, выбирая какие-то окольные
пути, сторонясь всего, что касалось Бичфилда, точно так же как
мои предки-крестьяне шарахались от голодающего, охваченного
тифом города Бэндон. К сожалению, альтернативный маршрут
преподносил мне иногда болезненное напоминание о моем па¬
дении, когда на повороте дороги я неожиданно сталкивался с
процессией младшеклассниц из школы Святой Анны — с этой
колышущейся цепочкой идущих парами девочек в нарядной
зеленой униформе, аристократически надменных, да, до дерзо¬
сти надменных, кому я должен был уступить тротуар, смиренно
сделав шаг в сточную канаву. Когда я стоял там, отверженный
и ничтожный, одну из них я все же провожал взглядом — оча¬
ровательную маленькую блондинку с парой длинных золотых
косичек, которые качались в такт ее бойким шагам. Именно
она своим обаянием подтверждала мой статус изгоя. Я даже[146 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВслз^айно узнал ее имя. Когда она промелькнула мимо, заранее
задрав свой носик и глядя только лишь прямо перед собой, ее
напарница обронила своим высоким, с ардфиллановской ме¬
той голоском: «Послушай, Ада, это ужасно мило!» Далее я про¬
должил свой путь, а Ада стала пробным камнем недостижи¬
мого мною, символом моих страданий, главной героиней моих
фантазий, которые я создавал не только днем, но (еш;е чагце)
ночью, в постели, прежде чем заснуть. Ада, дорогая Ада, в ком¬
пании с Хестоном и Джорджем Ганном восторженно смотрела,
как я шел с битой за сотней очков на главный турнир года. Мой
комплекс Ады в разных его комбинациях и вариантах приво¬
дил меня в состояние восторга — я тонул в сверкании ее вос-
хипценных взглядов. Как часто она наклонялась ко мне и вос¬
клицала: «О, послушай, Лори, это ужасно мило!» И в каких
высотах я парил благодаря ее ежедневным письмам!Дорогой Лори,как мне отблагодарить Вас за изысканные орхидеи? И как за¬
мечательно, что благодаря Вашей дружбе с леди Мейкл она по¬
зволяет вам собирать их в ее огромном и прекрасном зимнем
саду. Я буду хранить их как постоянное напоминание о Вашем
внимании ко мне.Пожалуйста, не думайте, что я не заметила Вас, когда на
днях проходила мимо. Мне просто пришлось притвориться.Давно ли Вы были на болотах в последний раз? Было бы слав¬
но, если бы мы однажды встретились там. Но конечно, у нас
тут, в Святой Анне, большие строгости. Вот почему так мило
писать Вам.Искренне Ваша,Я писал эти письма, сделав домашние задания, и бросал их
в почтовый ящик, чтобы на следующее утро перед школой вы¬
нуть. По дороге на Клей-стрит я читал их с блаженной улыбкой
на губах, которая, увы, постепенно исчезала, когда холодная
реальность растворяла сон, порожденный не какими-то там
чарами Ады, а лишь жаждой поклоняться ей.К счастью, через несколько недель Ада мне наскучила. Воз¬
можно, она устала от меня, поскольку ее письма раз от разу ста¬
новились все прохладней, а затем и вовсе прекратились. Но, по[147 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНправде сказать, ее заменило более скромное существо, пожа¬
луй, более достойное моей привязанности. Я влюбился в Amoe¬
ba pmteusKСлучайно открыв з^ебник для начальной школы по зоо¬
логии под названием «Жизнь пруда», из библиотеки мисс Гре-
вилль, я, с ленцой поначалу, наткнулся на протозоа — Простей¬
шие, одноклеточные животные организмы. Но эта встреча, ко¬
торая, к моему спасению, вскоре стала страстью, вытеснила мои
ботанические исследования прошлого года, убедив меня, что
я должен стать ученым.По весне я стал возвращаться из своих болотных экспеди¬
ций не с образцами растений в контейнере, а с заполненными
водной взвесью банками, где кишела увлекательная жизнь, и,
когда мой глаз приник к окуляру цейсовского микроскопа
мисс Гревилль, мне открылся новый, неизвестный мир. Этот
мир был населен удивительными микроскопическими сущест¬
вами, чья сложная деятельность, от глотания диатомовых во¬
дорослей и образования пищевых вакуолей до раздвоения хро¬
мосом и разделения ядра в заключительном акте клеточного
деления, наполняла меня трепетом, который только усилился,
когда, после знакомства с этими простейшими одноклеточны¬
ми существами, я увидел более редких и более диких обитате¬
лей подводных джунглей: одинокую колонию вольвокса, юр¬
кую коловратку, изящную раковинную корненожку. И какая
была радость, когда одним мартовским вечером великолепная
инфузория, взмахивая всеми своими ресничками, величествен¬
но проплыла в поле моего зрения сквозь зеленые водоросли.Это увлечение по-настоящему поддерживало меня в период
апатии и неопределенности, когда я чувствовал, что я нигде.
Я понимал, что Святая Мария больше не сможет меня удер¬
жать и что скоро я из нее уйду. Тем не менее я не осмеливался
спросить маму о своем ближайшем будущем. Задавать подоб¬
ные вопросы не позволяло замкнутое выражение на ее лице —
мне не хотелось гадать, что оно означает, но инстинктивно я
читал в нем предзнаменование того, что всем моим надеждам
не суждено сбыться.^ Амеба обыкновенная {лат. Amoeba proteus).f 148]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВПоначалу, благодаря сочувствию к ней и уважению к памя¬
ти отца, маме удалось наладить дела в агентстве. Но постепенно
начался спад, конкуренция усилилась, и все чаще и чаще ма¬
ма возвращалась домой со все меньшим числом заказов и с за¬
стывшим озабоченным взглядом, означавшим, что мы должны
жить экономнее, — это развеивало блаженную атмосферу бе¬
зопасности, в которой я пребывал до сих пор.Месяцы шли, и становилось все более очевидным, что нам
страшно не хватает денег. Особенно это стало заметно по на¬
шему рациону, поскольку, хотя худшее было еще впереди, мама
теперь отдавала предпочтение самым дешевым продуктам, та¬
ким как печеные бобы, вареная треска и запеканка из мяса с
картофелем, что было воспринято мною не без примеси горечи,
притом что те основательные ланчи, которыми мисс Гревилль
потчевала мой избалованный желудок, практически прекра¬
тились.И в самом деле, среди наших проблем была еще и эта, то
есть некая загадочная тайна моей благодетельницы, оставшая¬
ся тогда вне моего разумения. Мисс Гревилль, занятая новыми
непредвиденными делами, теперь редко бывала дома во время
ланча. Когда я возвращался из школы в полуденный перерыв,
вопреки всему надеясь быть приглашенным к столу, в зале
меня с мрачной улыбкой, от которой падало сердце, встречала
Кэмпбелл, заявляя: «Ланч сегодня не подается, молодой хозя¬
ин Кэрролл». Она придавала слову «хозяин» неуловимо язви¬
тельную интонацию, чем глубоко ранила меня, — чувство моей
отверженности только росло, когда, втягивая расширенными
ноздрями идущие с кухни вкусные запахи собственного ланча
Кэмпбелл, я медленно поднимался наверх, где на столике на¬
ходил записку, оставленную мамой: «Дорогой, суп в горшке на
плите, чтобы ты его разогрел, И немного холодного рисового
пудинга в шкафу».Что, спрашивал я себя неоднократно, происходит с мисс
Гревилль? По отношению ко мне и маме она была еще более
приветливой, оживленной и благожелательной, чем когда-ли¬
бо. И все же маме казалось, что за этой расточительностью доб¬
рых чувств кроется что-то гнетущее. Сначала маме было прият¬
но получать приглашения на эти маленькие чайные вечеринки[149]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНИ даже поиграть и попеть там. Но теперь, возвращаясь из Уин¬
тона, усталая и подавленная, она явно не была настроена на
подобное веселье, и только однажды в предыдущие шесть ме¬
сяцев, когда мисс Гревилль развлекала своих подруг из школы
Святой Анны вечерним музицированием, мама с неохотой при¬
няла в этом участие, да и то потому, что чувствовала себя обя¬
занной исполнить что-то или, по крайней мере, поаккомпани-
ровать виолончели мисс Гревилль. После этого она вернулась
в депрессии, явно не желая подобным образом общаться в даль¬
нейшем. Трудно было избежать вывода о том, что чем настой¬
чивее мисс Гревилль предлагала тесные дружеские отношения,
тем упорнее моя мама избегала их, но не открыто, а скорее
осторожно, как бы стремясь умерить эти поползновения.
Я особенно отмечал эту сдержанность в маминой манере по
воскресеньям, когда мисс Гревилль, одетая для церковной служ¬
бы в роскошный кремовый, с высокой талией костюм и огром¬
ную пеструю шляпу поверх шиньона, с зонтиком в руках, затя¬
нутых в белые перчатки, источая слабый запах пармских фиа¬
лок, поднималась к нам за одобрением своего вида.—	Это мне подходит? Как я вам, Грейс? На меня обратят
внимание?Оглядев эту пышную, нарядную стать, мама сдержанно от¬
вечала:—	Да, на вас, конечно, обратят внимание.—	И я так считаю. — Мисс Гревилль самоуверенно улыба¬
лась. — А почему бы и нет, дорогая Грейс?Конечно, мисс Гревилль всегда была усердной прихожанкой,
а ее склонность к необычным нарядам не была для меня секре¬
том, но в этих тщательно продуманных воскресных туалетах
наверняка крылось какое-то значение, которое до сих пор усколь¬
зало от меня. Тем не менее я, в отличие от мамы, приветствовал
непонятные пристрастия мисс Гревилль, независимо от того, в
какой форме они проявлялись. Мало того что я действительно
восхищался ею — «равнялся на нее», вот, пожалуй, самое под¬
ходящее выражение на сей счет, — я слишком хорошо знал, что
она сделала для меня. И я смел надеяться, что она сделает еще
больше. Действительно, ее интерес ко мне казался теперь един¬
ственным шансом обрести то, чего я больше всего желал.[ 150 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВЯ держал эту мысль в голове, когда в один из мартовских
дней, как это иногда случалось, мне посчастливилось узнать,
что мисс Гревилль у себя дома. И подавался ланч. Радуясь то¬
му, что мне не нужно на сей раз довольствоваться холодным
рисовым пудингом, я умылся и тщательнейшим образом при¬
чесался, прежде чем войти в столовую. Мисс Гревилль привет¬
ствовала меня яркой одобрительной улыбкой. Если в нашей
части дома царила печаль, то здесь, конечно, все было с точно¬
стью до наоборот. Мисс Гревилль в эти минувшие, ужасные для
нас месяцы была постоянно в приподнятом настроении.—	Отлично выглядишь, Кэрролл, — одобрительно замети¬
ла она, когда я пододвинул для нее стул. — И правда отлично.
Совсем другой человек по сравнению с тем захудалым маль¬
цом, разбившим окно... Сколько лет прошло?—	Четыре года, мисс Гревилль.Я не помню, о чем зашел у нас разговор после такого мно¬
гообещающего начала. Не сомневаюсь, что он был интересным,
так как эта замечательная женщина обладала необычайным
даром затрагивать самые неожиданные темы и даже научила ме¬
ня отвечать самым благовоспитанным образом и, разумеется,
с толком. В тот день, однако, я поначалу был слишком занят пре¬
красно зажаренной говядиной, чтобы слышать все, что говори¬
ла мисс Гревилль. Однако разговор в конце ланча моя память
сохранила полностью, вплоть до каждого слова. По своей дав¬
ней привычке мисс Гревилль подошла с чашкой кофе к окну и,
задержавшись там дольше обычного, вернулась к столу с оче¬
видным намерением продолжить разговор.—	Ты исключительно благоразумен, Кэрролл... — начала
она, глядя на меня пристально, но дружелюбно.—	Разве, мисс Гревилль?—	...и, благодаря мне, хорошо воспитан. Как часто в минуты
нашей откровенности ты видел, как я подходила к окну, но ни
разу не спросил меня почему.—	Это было бы невежливо с моей стороны, — подыгрывая
ей, пробормотал я, как обученный сморчок. Ради жареной го¬
вядины, на вторую порцию которой уже косил глазом, я был
готов трижды быть сморчком.—	Но ведь тебе было любопытно? — нажала она, не желая
уходить от этой темы. — Признай, что ты на это реагировал.[151]
АРЧИБАЛЬД КРОНИННе зная, какой ответ будет в моих интересах — да или нет,
я в конце концов склонил голову и, руководствуясь здравым
смыслом, сказал:—	Мне было любопытно, мисс Гревилль.—	Но ты не догадался?—	Я подумал, что вы ждали друга, который каждый день
проходил здесь.—	Молодец, Кэрролл!Казалось, ей так понравилось мое умозаключение, что веч¬
ная потребность покрасоваться побудила меня продолжать:—	И кто бы это ни был, он, естественно, видит вас в окне.Она улыбнулась:—	Но все это не имело бы смысла, если бы не обмен взгля¬
дами. Человеческие глаза, Кэрролл, как средство общения бо¬
лее выразительны, чем язык. К тому же более проницательны
и правдивы. Язык может лгать, глаза — никогда. Еще говядины?—	Пожалуйста, мисс Гревилль.Пока я был занят еще одним сочным куском мяса, она про¬
должала рассеянно играть со своим длинным, из бусин слоно¬
вой кости ожерельем, а на ее губах время от времени появлялась
странная сдержанная улыбка.—	Ты, конечно, знаешь мистера Лесли, нашего викария
в церкви Святого Иуды.—	Конечно, мисс Гревилль. Я часто вижу его на улице. По¬
мните, он еще остановился и говорил с нами в тот первый день,
когда вы вернулись с Глен-Фруина? В тот день, когда мы на¬
шли mono.—	Конечно. Тебе он понравился?—	Он мне показался ужасно приятным молодым человеком.—	Нет, Кэрролл, «приятный» — не то слово. Оно такое жал¬
кое. Очаровательный, если угодно, умный, отзывчивый, краси¬
вый. И не такой уж молодой. Он придет на чай в следующую
субботу. Я хочу, чтобы твоя мама познакомилась с ним.Наступила многозначительная тишина. Когда я закончил
скатывать салфетку, надеясь продеть ее в серебряное кольцо для
возможного использования в будущем, моя наставница благо¬
склонно посмотрела на меня:—	Сколько тебе лет, Кэрролл?[152 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Тринадцать, мисс Гревилль.—	Как я уже говорила, ты стал другим. Фигурально выра¬
жаясь, я считаю тебя своим собственным творением. И я хочу,
чтобы ты это понял. Независимо от того, какие перемены мо¬
гут произойти в ближайшем будущем, я хочу что-то сделать
для тебя.Внезапно я почувствовал, как у меня заколотилось сердце.
Правильно ли я истолковал ее слова или просто дал увлечь се¬
бя своими ожиданиями? Конечно, вопрос о том, сколько мне
лет, был задан неспроста. Она часто говорила, что четырнадцать
лет — это подходягций возраст для... Я не осмелился спросить,
но моя мечта заставила меня выдавить:—	Может, отправить меня в приличную школу, мисс Гре¬
вилль?Она сделала энергичный жест молчаливого согласия.—	Ну а что еще, Кэрролл? Очень хорошая школа... — Затем,
заметив идиотский блеск в моих глазах, быстро добавила: —
Нет, не здесь, Кэрролл. Боюсь, в здешнем заведении тебе будет
не очень-то комфортно. Ты должен пойти в школу соответствен¬
но своей конфессии.—	Может быть... Роклифф... Мисс Гревилль?—	Зачем нам посылать тебя в Ирландию? Если ты настаи¬
ваешь на иезуитах, тебе больше подойдет Йоркшир в Амплхер-
сте, это по-своему очень даже неплохое учреждение.Амплхерст! Там, без сомнения, была лучшая католическая
государственная школа. Ошеломленный, я смотрел на нее сия¬
ющими глазами.В тот день я так и не смог прийти в себя, не смог вернуться
размечтавшейся душой в темницу зловонного класса на Клей-
стрит. Я просто прогулял уроки — надел старые шорты и май¬
ку для долгой пробежки под дождем. Я любил бегать и считал,
не без некоторых оснований, что умею бегать быстро. Эти дол¬
гие кроссы по пересеченной местности, на которые меня по¬
двигла мисс Гревилль, как и утренние обливания холодной
водой, которые, преодолевая дрожь, я терпел, означали не толь¬
ко лишь мою преданность наставнице, но и ее авторитет — она
навязала мне режим, вполне чуждый моей природе, но соблю¬
дая который я теперь получал удовольствие. Пробегая мокры-[153 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНМИ окольными дорожками, прыгая через лужи, как будто каж¬
дая из них была Бичерс-BpyKOMS я тщетно надеялся наткнуть¬
ся на Скотт-Гамильтона, дабы в миг встречи дать ему понять,
какие блестящие перемены грядут в моей судьбе.Когда я вернулся, мама была раздражена. Она пораньше
вернулась на поезде и готовила на плите ужин.—	Ой, мама, опять бобы! — запротестовал я.Она холодно посмотрела на меня:—	Где ты пропадал? И промок насквозь.—	Не сердись, — сказал я ей великодушно. — Я сейчас пе¬
реоденусь. И потом, дорогая мама, у меня для тебя интересные
новости.Несколько минут спустя, когда мы сидели в нише за нашим
узким столом, я с жаром пересказал свой разговор с мисс Гре-
вилль. Мама, глядя перед собой и время от времени делая гло¬
ток чая из чашки, молча выслушала меня. Но когда я наконец,
как своего рода постскриптум, передал ей приглашение мисс
Гревилль на субботу, она тревожно воскликнула:—	И там будет мистер Лесли?—	Конечно. Почему ты так удивлена? Разве ты не знаешь,
что мисс Гревилль и он — большие друзья? И каждый день в час
ланча они улыбаются друг другу в окно.Мама хотела что-то сказать, но сдержалась и промолчала.
Однако выражение ее лица оставалось довольно странным.
И это, и то, как она восприняла мое известие, обидело меня.
Я не предложил вымыть посуду и вместо этого отправился
в свою комнату.Что могло быть не так между мисс Гревилль и мистером
Лесли? Было до боли очевидно, что мама расстроена идеей
этого приглашения и не хочет его принимать. Естественно, для
меня не были секретом странности мисс Гревилль. Они, осо¬
бенно на ранних этапах наших отношений, очаровали меня. Ее
необычная личность и пугала, и будоражила, так что я стал счи¬
тать ее блестящим эксцентриком и по этой причине был готов
принять ее неординарное поведение. Но в приглашении при-^ Бичере-Брук (Becher’s Brook — буквально «ручей Бичера») — слож¬
ный барьер на ипподроме Эйнтри, близ Ливерпуля, где каждый год в апреле
проводятся Большие национальные скачки[154]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВходского священника на чай не было ничего необычного. Тогда
в чем проблема? Я бы совсем не удивился, если бы она вместо
уважаемого господина Лесли пригласила кого-нибудь вроде
Буффало Билла^ или Гарри Лаудера^, а тут и так было понятно,
хотя я притворялся несведущим, что священник ей дорог.Тем не менее, когда с утра в субботу у меня по спине по¬
бежали мурашки смутного беспокойства, мне захотелось быть
подальше от дома. День был прекрасный — как раз чтобы со¬
вершить еще одну пробежку, сказал я себе, тем более что пред¬
стояли организованные какой-то газетой соревнования по бегу
к Стеар-Хэд среди спортсменов-любителей. Эти участники
кросса, представленные молодыми клерками, подмастерьями,
помощниками продавцов и прочим мелким людом, теперь боль¬
ше подходили мне на роль друзей, а прошлой осенью я долж¬
ным образом зарекомендовал себя среди них, выиграв юноше¬
ский кросс с препятствиями в возрастной категории до четыр¬
надцати лет. Запасшись маминым омлетом на тосте, я, в шортах
и майке, выскользнул из дому. Я опоздал. Забег начался на
опушке Дарви-Вудс, и вот я уже бежал среди сосен, следуя
по проложенной для кросса тропинке. Вскоре меня возбудила
мысль, что ведь мне по силам, несмотря на поздний старт, по¬
равняться с убежавшими. Меня распирало от гордости, когда
я догнал некоторых отставших клубных бегунов и, с поднятым
подбородком и прижатыми локтями, не обращая внимания на
колотье в боку, оставил их телепаться позади. Тем не менее мои
скоростные качества сослужили мне на сей раз плохую службу.
Когда, заляпанный грязью, я все той же рысью влетел перед
сумерками на террасу Принца Альберта, то увидел, что не рас¬
считал время. Дверь под номером семь была открыта, и из нее
как раз выходили мисс Гревилль и моя мама с мистером Лесли.
Со своим ровным пробором, посередке разделяющим волосы,
и сдержанными манерами он был красивым мужчиной и вы¬
глядел скорее как актер. Но мне показалось, что он раскраснел¬
ся и явно чувствовал себя не в своей тарелке, когда торопливо^ Буффало Билл (1846-1917) — американский военный, охотник на би¬
зонов и шоумен^ Гарри Лаудер (1870-1950) — шотландский певец и популярный актер-
комик[ 155 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНпожал руки и ч)ггь не споткнулся, спускаясь с крыльца. Вопреки
обычаю, на сей раз он не узнал меня. Возможно, просто не за¬
метил. Трудно себе представить еще кого-то, кто так торопился
бы уйти, как этот викарий церкви Святого Иуды.Я вошел в дом. Мама и мисс Гревилль были в зале, и я по¬
спешно проскользнул мимо, так как ситуация, похоже, вышла
из-под контроля — мама что-то тихо возражала, ее слов я не
расслышал, на что мисс Гревилль громко ответила с радостным
оживлением:—	Не важно, что было сказано, дорогая Грейс. Разве ты не
видела, как он смотрел на меня?Мама долго не поднималась наверх. Наконец она верну¬
лась, устало опустилась на стул и прижала руку ко лбу. До это¬
го меня обдавало жаром, а теперь начало трясти от холода.—	Мама, что случилось?Она медленно подняла голову и посмотрела на меня:—	Это никогда для нас не закончится, Лори. Никогда, ни¬
когда. Мисс Гревилль сходит с ума.ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯКакими же странными были следующие месяцы — для меня
настолько нереальными, что из-за них я пребывал в неизбыв¬
ном изумлении, а для моей мамы — настолько полными посто¬
янно растущей тревоги, степень которой я осознал значитель¬
но позже, что ее нервная система оказалась вконец расшатан¬
ной, и мама вздрагивала и бледнела от любого необьганого звука,
раздававшегося из основной части дома. Даже сейчас я едва
могу представить себе в полной мере ту заслуживающую состра¬
дания распавшуюся личность, которую я всегда считал высоко¬
образованной и превосходящей прочие, тем более что все это
превратилось в фарс на тему страстной влюбленности старой
девы в молодого священнослужителя, — чем не сюжет для поста¬
новки на сцене мюзик-холла, где раздается вульгарный смех,
вызванный дешевым красноносым комиком в мешковатых шта¬
нах. Но нам было не до смеха — это была реальность, в которой
мы жили и мучились. Невозможно было поверить в то, что имен-[1561
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВНО мисс Гревилль окажется центральной фигурой, жертвой та¬
кого спектакля.Тем не менее, хотя, конечно, я не мог этого знать, состояние
мисс Гревилль было хорошо известно в психиатрии и не счита¬
лось редкостью у женщин ее возраста и положения, имеющих
легкие признаки паранойи. В инволюционный период у таких
субъектов поток либидинозных импульсов, прежде подавлен¬
ных, или сублимированных, или контролируемых другими
механизмами защиты, высвобождается на фоне гормонально¬
го дисбаланса, что сопровождается бредовыми идеями, часто
направленными на любимого врача или священнослужителя.
Такие женщины пребывают в абсолютной уверенности, что они
любимы и помолвлены, причем они с несокрушимой последо¬
вательностью доказывают то, чего на самом деле нет и в помине.Для меня это было самым удручающим в характеристике
мисс Гревилль — рациональное с виду поведение, в которое вы¬
ливалась ее бредовая идея. Ее подготовка к браку была искрен¬
ней и хорошо продуманной. Она обновила свой гардероб, но
отнюдь не роскошными, а весьма строгими нарядами, которые,
как она сообщила моей маме, соответствовали церковному ста¬
тусу ее будущего мужа. Озвученные ею планы по ремонту до¬
ма викария были лучше некуда, а ткани, купленные для новых
штор, были сдержанных тонов и свидетельствовали о хорошем
вкусе. Ее активность не знала границ, казалось, что мисс Гре¬
вилль в постоянном движении, то по направлению в город, то
обратно, а когда она находила время присесть, то принималась
шить или с похвальным усердием начинала вырезать и приме¬
рять выкройки.Крайне озадачивало то, как она отметала все попытки раз¬
убедить ее. Сначала моя мама вела себя в этом отношении до¬
вольно робко, тактично и осторожно, но, поскольку время шло,
а все ее усилия терпели неудачу, она перешла на самый реши¬
тельный тон и стала использовать аргументы, которые невоз¬
можно было отвергнуть. Мисс Гревилль отвергла их. Со спо¬
койной и уверенной улыбкой она слушала маму, забавляясь ее
горячностью, а затем, покачав головой, отмахивалась от самой
неопровержимой логики:—	Вы не понимаете, Грейс. На все есть свои причины.
Я знаю,[157]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНВсе доводы разума разбивались об эти два последних слова,
об эту абсолютную убежденность мисс Гревилль в некоем своем
подспудном знании. Мать была на грани отчаяния. К кому она
могла обратиться за советом? Те приятельницы из школы Свя¬
той Анны, знакомые с прежними пунктиками мисс Гревилль,
были не склонны всерьез относиться к маме и отвечали, вопре¬
ки всему, что это новое затмение ума пройдет. В любом случае
было очевидно, что у них не было никакого желания ввязы¬
ваться в эту историю. От Кэмпбелл, с которой мама пыталась
посоветоваться, было мало толку. Этой глуховатой молчаливой
женщине с самого начала не понравилось наше присутствие в
доме. Она считала себя главной у своей работодательницы и не
желала давать адрес брата мисс Гревилль в Кении, когда мама
предложила написать ему. Трудности любого шага в этом на¬
правлении казались непреодолимыми, поскольку первая же по¬
пытка вмешаться с нашей стороны, несомненно, вызвала бы скан¬
дал в городе. Оставалось только ждать. Так и началось это пол¬
ное дурных предчувствий ожидание, когда время от времени
мама, не выдержав, восклицала:—	Когда же это кончится!Должен признаться, что эта странная ситуация, якобы чре¬
ватая в дальнейшем ужасами, вызывала у меня болезненное вол¬
нение, которое только усиливалось из-за перемен, касавших¬
ся личности и внешности мисс Гревилль. Ее беспрецедентные
по откровенности фразы поражали и смуш;али меня. Ее бюст и
бедра стали полнее, и она завела манеру по-новому стоять, раз¬
двинув ноги и старательно подавая низ живота вперед. Однако
впечатление от этих трансформаций меркло под неустанным
натиском самой удручающей мысли. Если мисс Гревилль не вер¬
нется в свое нормальное состояние, если с ней все будет хуже
и хуже, то как она выполнит обещание отправить меня на уче¬
бу? И какой тогда смысл в моих головокружительных устрем¬
лениях? Они никогда не будут реализованы. Никогда. Мое серд¬
це погружалось в мрачную неизвестность. Я лишался будущего.Так что можно представить себе, с какой с тревогой я наблю¬
дал за мисс Гревилль, когда мы оставались вдвоем. Такое слу¬
чалось все реже, поскольку по вечерам мама не отпускала меня
от себя. Однако и без общения с мисс Гревилль я продолжал[158]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВнадеяться и опасаться, и мое настроение скакало то вверх, то
вниз, как стрелка барометра. В основном я был оптимистом.
Это долго не протянется, говорил я себе, это должно пройти.
Ничего плохого не случится. И если мы сможем продержаться
еще полгода, все будет хорошо. Увы, я обманывал себя. В дей¬
ствие уже пришли другие факторы и обстоятельства, о которых
я даже не подозревал. Все мои мысли и чаяния были сосредо¬
точены на мисс Гревилль. Я совершенно забыл о мистере Лесли.Был мокрый субботний день, и мама читала «Ардхиллан
геральд», которая всегда появлялась на выходные. Внезапно
я услышал, как она испуганно воскликнула:—	Боже милосердный!Она изменилась в лице, но не отложила «Геральд», а чуть ли
не в отчаянии продолжала читать. Затем газета выскользнула
у нее из рук, и мама откинулась на спинку кресла, обратив на
меня невидящий взгляд. Это могло означать только одно — ка¬
тастрофу. У меня по затылку уже бежали мурашки, когда я за¬
дал этот слишком привычный вопрос:—	Что случилось, мама?Она не ответила, видимо не найдя меня в поле своего зре¬
ния. Ее губы, насколько я понимал, шевелились не в молит¬
ве — это она молча разговаривала сама с собой. Я уже собирал¬
ся более настойчиво повторить свой вопрос, когда, словно про¬
бившись через звуковой барьер, прозвучали слова, невольно
вырвавшиеся у нее:—	Она обязательно прочтет об этом... или услышит.—	Мама... — Я был вынужден взять ее за руку. — Что про¬
изошло?Она заставила себя осознать, что я рядом, прежде чем отве¬
тила:—	Мистер Лесли женится. — Она сделала паузу. — Пятна¬
дцатого числа следующего месяца.И, как бы не в силах продолжать, она протянула мне газету.
В разделе объявлений был абзац, озаглавленный: Популярный
викарий женится^. И ниже более мелким шрифтом набрано:
«Господин X. А. Лесли и мисс Джорджина Дуглас объявляют о сво¬
ем бракосочетании». Продолжая читать, я тут же обнаружил,
что мисс Джорджина была не кем иным, как сестрой боулера,[ 159]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНмоего бывшего знакомого по крикету, обладавшего крученым
броском, чьи разговоры о паровой двухтрубной яхте были яв¬
ным свидетельством богатства его родителей. Я поспешно про¬
бежал глазами остальную часть абзаца: «давняя привязанность...
внезапное решение со стороны счастливой пары... которое при¬
ветствовали их многочисленные друзья и доброжелатели».—	Но это замечательно! — воскликнул я. — Это все решает.Мать молча посмотрела на меня.—	Разве не понятно, мама? Когда мисс Гревилль увидит,
что он женится на другой, до нее дойдет, что он не может же¬
ниться на ней.—	И от этого ей, бедной, станет гораздо легче. — Бледная,
грустная мамина улыбка обескуражила меня.—	Ты имеешь в виду, что легче не станет...—	Я ничего не имею в виду, — твердо сказала мама, явно
желая прекратить разговор. — Но я не хочу, чтобы ты спускал¬
ся к ней. Пока ситуация не прояснится.Весь тот вечер мы с мамой старались вести себя как можно
тише. В доме тоже было тихо. Наутро мы вышли к десятичасо¬
вой мессе. Иногда по воскресеньям мы получали приглашение
от мисс Гревилль пообедать вместе с ней. Сегодня, когда мы вер¬
нулись из церкви, приглашения не последовало и мисс Гре¬
вилль не отправилась в церковь Святого Иуды.В доме было по-прежнему тихо. Я забыл, что сготовила ма¬
ма на ланч, потому что на сей раз абсолютно не заметил, что
я ем. После этого мама прилегла на час, я сел за свои домаш¬
ние задания на выходные. В четыре часа я заварил чай. Мы
настолько подпали под чары этой неизбывной тишины, что
разговаривали чуть ли не шепотом. Я сложил чайную посуду в
раковину и все вымыл и вытер, поглядывая на маму Я видел,
что она на грани срыва. Она продолжала тихо, в домашних та¬
почках, ходить туда-сюда по маленькому коридору, склонив го¬
лову набок и все время прислушиваясь.Затем стемнело, и снова начался дождь. Вдруг, когда я со¬
бирался зажечь газовую лампу, в дверь постучали.Было видно, как мама испугалась. Я, посмотрев на нее, с тре¬
вогой спросил:—	Я открою?[160]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВОна покачала головой, подошла к двери и сама открыла ее.Там, в зловещих сумерках, как привидение стояла Кэмп¬
белл — худая, черная, угловатая. Она выглядела столь же замк¬
нутой и безучастной, как всегда. Ее руки были сложены поверх
накрахмаленного фартука.—	Мадам хотела бы вас видеть, — сказала она официально.—	Да, — медленно сказала мама. — Я приду.—	Мадам хочет видеть вас обоих, — сказала Кэмпбелл в той
же манере.Наступила пауза.—	Не уверена, что... — начала мама, поворачиваясь ко мне.—	Все в порядке, мама, — не дал я ей договорить. — Я пойду
с тобой.Ничего героического в моем заявлении не было. Сердце
колотилось, в коленях была слабость, но я не хотел быть ис¬
ключенным из происходящего. Мне и в самом деле казалось,
что мисс Гревилль, столкнувшись с такой критической ситуа¬
цией, вполне может принять какое-то важное решение относи¬
тельно моего будущего.Мама колебалась. Я чувствовал, что ей хотелось задать во¬
прос Кэмпбелл, чтобы получить хоть какую-то информацию о
нынешнем положении дел. Но Кэмпбелл была не из тех, у кого
можно спрашивать. Она уже повернула назад. Мы последова¬
ли за ней. Возле спальни мисс Гревилль она приостановилась
и, всегда корректная, открыла нам дверь.Мы оказались в большой комнате с двойным окном, выхо¬
дящим на улицу, но набивные шелковые шторы на нем были
задернуты, и горели газовые лампы. Я никогда раньше не был
в этой комнате и с любопытством изучил бы обстановку, если
бы мое внимание не было сразу приковано к мисс Гревилль.
Она сидела за длинным диванным столиком, неодетая, но в
халате с бахромой, и писала так усердно, что, когда мы вошли,
даже не подняла глаза. Четыре письма, по-видимому, были уже
написаны — инстинктивно я посчитал лежащие на столе кон¬
верты с приклеенными марками, — и теперь мисс Гревилль за¬
нималась пятым. Она казалась спокойной и прекрасно владе¬
ющей собой, и, хотя ее волосы были в некотором беспорядке,
ее нормальный внешний вид подействовал на меня ободряюще.[1611
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Вот! — воскликнула она наконец, положив ручку. — Про¬
стите, что заставила вас ждать.Она сложила письмо и засунула в конверт, который запеча¬
тала, а затем написала на нем адрес и приклеила марку. Собрав
все письма, она сделала из них аккуратную стопку и села —
спина прямая, взгляд целеустремленный.—	Итак, Грейс, — мягко заметила она, — полагаю, вы виде¬
ли абзац в «Геральд».Не было никакого смысла это отрицать, и мама кивнула.
Я чувствовал, как она успокаивается, видя столь разумное по¬
ведение мисс Гревилль. Никаких признаков безумия, истерики
или бреда.—	Сначала я подумала, что должна его игнорировать, —
продолжала мисс Гревилль, — поскольку это в лучшем случае
просто чья-то жалкая провокация. Но, рассмотрев вопрос бо¬
лее подробно, я решила, что нужно действовать.Мама снова напряглась.—	Вы же понимаете, конечно, что он, бедный человек, тут
ни при чем. Вся эта скандальная история — лишь дешевая ин¬
трижка, затеянная этой женщиной при попустительстве редак¬
тора «Геральд» и, по всей вероятности, мэра города.Отклонив попытки мамы возразить, она продолжила с пу¬
щей серьезностью:—	Итак, я написала эти письма... которые, с твоей доброй
помощью, Кэрролл, надо отправить. — Она протянула пачку,
и я машинально взял их. — Одно из них — мистеру Лесли, дру¬
гое — его епископу, третье — редактору «Геральд», а четвер¬
тое — секретарю муниципалитета. Последнее письмо — этой
женщине. — Она сделала паузу и многозначительно посмотре¬
ла на свой туалетный столик. Я почувствовал, что маме страш¬
но. — Рапиры уже готовы, и наконечники сняты. Да, Грейс,
я вызвала ее на дуэль.—	О нет! — воскликнула мама. — Вы просто не должны это¬
го делать.—	Даже если не должна, я это сделаю. — Мисс Гревилль
улыбнулась, и по ее абсолютно пустой и бессмысленной улыб¬
ке было понятно, что эта женщина сошла с ума, понятно даже
до того, как мисс Гревилль добавила: — Естественно, дорогая
Грейс, я надеюсь, что вы будете моим секундантом.[162]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВНе помню, как мы вышли из этой комнаты. Только мама
сразу же спустилась прямо к телефону и позвонила доктору
Ивену. Он появился через полчаса. К тому времени, совершен¬
но опустошенный, ош;ущая самого себя идиотом, я забился в
свою нору в кухонной нише. Там я оставался во время посеш;е-
ния врача и выполз, лишь услышав, что он уходит. Перегнув¬
шись через перила лестницы, ведущей в холл внизу, я услышал,
как он сказал маме:—	Нужно засвидетельствовать ее психическое расстройст¬
во и немедленно отправить в клинику.ГЛАВА ДВАДЦАТАЯТри месяца спустя, сидя напротив мамы в поезде на Уинтон,
я исподтишка смотрел на нее, пытаясь прочесть выражение ее
лица. То, что я увидел, заставило меня уйти в себя. Я почувст¬
вовал, что нас ждут тяжелые времена. Не раз в надежде обна¬
ружить тайны, скрывавшиеся за линией ее бровей, я прилагал
все усилия, чтобы вовлечь ее в разговор, и теперь я снова по¬
пытался это сделать, используя в качестве повода визит в пси¬
хиатрическую лечебницу Каслтона как пробный шар.—	Как ты думаешь, мисс Гревилль станет лучше?—	Надеюсь, дорогой. Скоро мы это узнаем, — ответила она
и снова погрузилась в молчание.Ничего не добившись своим вопросом, я отвернулся и стал
смотреть в окно, но вместо проплываюш;их мимо судоверфей
на реке видел лишь череду событий, которые привели нас к ка¬
тастрофе.Вскоре после того, как мисс Гревилль оказалась в лечебнице,
приехал ее брат — высокий, поджарый и загорелый, с команд¬
ными манерами и чрезвычайно правильный на вид. Он сразу
взял все на себя и, посетив сестру и переговорив с ее лечаш;ими
врачами, прекратил аренду мезонета и велел перевезти всю ме¬
бель на склад. С мамой он был поначалу вежлив, потом холодно
вежлив и, наконец, стал просто холоден. Ему наушничала Кэмп¬
белл, он доверял ей, старой служанке семьи, а Кэмпбелл нас
никогда не любила. Мы оказались там исключительно по при¬[163 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНглашению мисс Гревилль, и мама, даже когда мы едва сводили
концы с концами, не забывала об арендной плате, и все же нас
ему представили как непрошеных гостей. И вот три недели на¬
зад от адвоката пришло письмо, содержавшее односложное тре¬
бование в течение месяца освободить квартиру.По правде сказать, без мисс Гревилль и при нынешнем за¬
пустении нас больше ничто не держало в доме номер семь. Но
по мере того как данный нам месячный срок подходил к концу,
неопределенность нашего будущего возрастала. Мама была по-
прежнему замкнутой, что тревожило меня, но при этом неесте¬
ственно активной, и не в своем агентстве, где ее бизнес, похо¬
же, сошел на нет, но в своих внезапных отъездах в неизвестные
места. Никогда еш;е я не видел, чтобы она писала столько пи¬
сем: дяде Саймону в Испанию, своему брату Стивену, который
теперь получил должность на гражданской службе в Лондоне,
дяде Лео в Уинтон и другим людям, о которых я никогда не
слышал, из таких отдаленных мест, как Ливерпуль, Ноттингем
и Кардифф.Внезапно пейзаж сменился темнотой за окном, поезд загро¬
хотал в невысоком тоннеле, и это означало, что мы подъезжаем
к Центральному вокзалу. Спустя несколько минут мы покину¬
ли задымленную платформу и погрузились в самые глубины
города, на Юнион-стрит, где ходил желтый трамвай.До Каслтона путь был долгим и медленным — в те времена,
хотя трамваи курсировали повсюду, скорость их была невели¬
ка. Но день был солнечный, и когда мы выехали из однообраз¬
ного центра Уинтона, миновали хаотично застроенный приго¬
род и трамвай покатил по открытой и радующей глаз сельской
местности, я при виде преобладающего зеленого цвета вокруг
повеселел. Каслтон, еще не тронутый новыми веяниями, был
довольно маленькой деревней. Кондуктор выпустил нас из трам¬
вая, и мы остановились возле входа в лечебницу, точнее, у ог¬
ромных, богато декорированных ворот, с будками по обе сто¬
роны и высокой каменной оградой. Я испытал странное чувст¬
во — смесь надежды и страха, — когда дернул кованую
железную ручку большого звонкого колокольчика.У мамы был пропуск, который она показала сторожу. Тща¬
тельно изучив его, сторож подошел к настенной телефонной
трубке, висящей на стене, крутанул рычажок и заговорил.[ 164]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Сюда очень трудно войти, мама, — прошептал я.—	Еще сложнее выйти, — хмуро ответила она.В конце концов сторож вернулся, улыбнулся нам и кив¬
нул — ворота были открыты.Когда мы вошли и начали подниматься на холм по широкой
песчаной аллее, которая вилась между высокими буковыми де¬
ревьями прямо к построенному в виде замка особняку, я удив¬
ленно ахнул — так было здесь просторно и красиво. По одну
сторону был сад, полный цветущих яблонь и грушевых деревь¬
ев, за которыми я разглядел образцовую ферму с амбарами и
стогами сена, а по другую простирался парк с разными поро¬
дами каштанов, далее переходящий в обычный сад напротив
особняка. Мы миновали лужайку для крокета, несколько тен¬
нисных кортов, решетчатую беседку между двумя травяными
газонами, на которых цвели розовые тюльпаны. Казалось, все
здесь радовало глаз, пока внезапно я не увидел на краю холма
длинную темную медленную процессию пациентов лечебни¬
цы; одни нелепо сгибались, другие жестикулировали, причем
все еле передвигали ноги, напоминая цепочку заключенных —
одна сиделка впереди, другая позади.На главном входе нас уже ждала старшая медсестра в синей
униформе. С привычной ловкостью пользуясь ключом на це¬
почке, прикрепленной к поясу, она провела нас через несколько
дверей — все без ручек — по широкому коридору, выстланному
толстой ковровой дорожкой и с вычурной мебелью в позоло¬
те, — мы прошли мимо еще каких-то тяжелых закрытых дверей,
следующих одна за другой через равные промежутки, и оказа¬
лись в маленькой приемной в конце, где медсестра останови¬
лась и, без энтузиазма глянув на меня, что-то тихо сказала ма¬
ме, которая повернулась ко мне:—	Сестра думает, что тебе лучше подождать здесь, Лоуренс.Пусть я и хотел увидеть мисс Гревилль, по крайней мереподлинную мисс Гревилль, которая снова обрела себя, я не со¬
жалел, что меня не пустили к ней. Этот наш проход с ключом,
который запирал нас, отгораживая от яркого внешнего мира,
эти странные звуки — бормотание и шлепки, приглушенные
тяжелыми дверями, — эта болезненная атмосфера, с запахом
ночных горшков, даже эта черная изогнутая вычурная мебель[165]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНПриемной, где я теперь сидел, — буль^ в неизвестном мне вари¬
анте, — все это пробирало меня ознобом. В таком плачевном
состоянии меня и застиг внезапный вопль, тут же подавленный,
но заставивший меня вскочить с витого, обитого бархатом крес¬
ла, в котором я боязливо ждал маму.Наконец после долгого отсутствия она появилась. За открыв¬
шейся дверью я вдруг на какое-то мгновение увидел узкий ко¬
ридор, ведущий в другую комнату, дверь которой уже закрыва¬
ла медсестра, и там, в оставшемся узком проеме, застыла стран¬
ная, наголо остриженная голова с безвольным выражением на
лице — наши испуганные взгляды встретились, но в обращен¬
ных на меня глазах не было ни тени узнавания. Меня еще тряс¬
ло от вида этого чужого, потустороннего лица, когда мама сжа¬
ла мою руку. Говорить я не мог. Я знал, что увидел своего доб¬
рого друга мисс Гревилль и что больше никогда ее не увижу.Выйдя, мама глубоко вдохнула свежий весенний воздух
и, поблагодарив медсестру и попрощавшись, начала спускать¬
ся по аллее, все еще держа меня за руку. Остановившись у бе¬
седки, она сказала:—	Дай-ка я посижу здесь, Лори. Чуть-чуть.Мы вошли в беседку. Хотя я уже и так все знал, я должен
был спросить:—	Как она, мама?—	Безнадежно, совершенно безнадежно.—	Что она делает?—	Составляет петиции, весь день... петиции, которые никто
никогда не увидит. И пишет письма, которые никогда никуда
не отправят. — После паузы мама добавила как бы про себя: —
Теперь, по крайней мере, я знаю, на каком мы свете.Она молчала, подперев подбородок ладонью. Я с беспокой¬
ством наблюдал за ней:—	Если мы тут задержимся, нас могут не выпустить.Она посмотрела на меня и улыбнулась. Я был поражен. Ли¬
цо ее совершенно преобразилось, — казалось, все наши тревоги
и сомнения, все наши испытания не только нынешнего дня, но^ Буль — мебельный декоративный стиль, названный по имени француз¬
ского мастера Андре-Шарля Буля (1642-1732).I 166]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВИ прошлых неспокойных недель остались позади. Она встала
и, к моему дальнейшему удивлению, поскольку я знал о наших
стесненных обстоятельствах, весело заявила:—	Пойдем, дорогой, попробуем настоящий, шикарный чай.За воротами в деревне Каслтон прямо над местной пекар¬
ней была отличная чайная. Здесь мать заказала чай и все, что
мне нравилось, — горячий тост с маслом и яйцо, сваренное вкру¬
тую, свежие пшеничные булочки, мед и тарелку с кремовыми
пирожными. Отпивая по глоточку горячий чай, она предлагала
мне отведать и то и это, так что, побуждаемый ею, я слопал все
кремовые пирожные. Она посмотрела на меня с неуверенной
улыбкой, оглянулась, дабы убедиться, что мы здесь одни, и, став
вдруг серьезной, сказала:—	Лоуренс, твоя мама банкрот.Наступило молчание, ввергшее меня в состояние крайней
растерянности. Тем не менее, когда мама снова заговорила, в ее
голосе не было никаких жалких ноток — он звучал твердо, по¬
чти вызывающе:—	Агентства больше нет. Это была прекрасная идея твоего
отца, но все кончено. Напрасно я не послушалась дядю Лео,
предлагавшего продать этот бизнес и выручить хоть что-то. —
Она сделала паузу, чтобы отхлебнуть чая, а передо мной мельк¬
нуло видение, как мы вдвоем ради куска хлеба поём на мокрой
улице Уинтона. — Не буду утомлять тебя перечислением проб¬
лем, с которыми мне пришлось столкнуться в последние годы.
Я всегда старалась оградить тебя от этого. Но ты, должно быть,
о многом догадывался. Это была работа не для женщины, по
крайней мере не для меня. Сочувствие не вечно. Этот бизнес не
приносит прибыли. Итак, я вынуждена тебе сказать, и я долж¬
на это сказать, потому что теперь ты большой мальчик, — у нас
не осталось ничего, кроме мебели, за которую мне готовы дать
сорок фунтов.Возможно, лишь обильная еда дала мне силы пережить этот
шок. Возможно, именно поэтому мама и дала мне подкрепить¬
ся. Я почувствовал странную пустоту и задал лишь один-един-
ственный вопрос:—	И что мы будем делать?—	Ты поедешь к дяде Лео, а я поеду в Уэльс.[ 167]
АРЧИБАЛЬД КРОНИННичего хуже этого, мне совершенно непонятного, невозмож¬
но было представить. Должно быть, выражение моего лица на¬
пугало маму Она порывисто наьслонилась ко мне, мягко поглади¬
ла мою щеку и начала убежденно, почти буднично объяснять,
насколько опасно наше положение и какой единственный вы¬
ход из него она нашла, рассмотрев все варианты. Я должен бро¬
сить школу, по крайней мере на данный момент. Дядя Лео по¬
обещал взять меня и обучить своему делу, чтобы, на худой ко¬
нец, у меня было куда отступать. С ней же самой дело обстояло
гораздо сложнее. У нее нет никакой профессии, музыка — это
единственное, что может выручить, но у нее нет диплома учи¬
теля, и она уже никогда его не получит. Тем не менее дядя Сай¬
мон, писавший из Испании, добился для нее места учитель¬
ницы музыки в школе женского монастыря Святой Моники
в Монмаутшире. Там, в нерабочее время, в течение следующих
двенадцати месяцев у нее будет возможность посещать специ¬
альные классы в Кардиффе. Она собирается пройти ускорен¬
ные курсы и сдать экзамены на специальность инспектора в
системе общественного здравоохранения. Четыре такие жен¬
ские вакансии должны для начала открыться в Уинтоне, и бла¬
годаря другу Стивена из городского совета ей пообещали одну
из них, если в течение года она пройдет курс обучения и полу¬
чит аттестацию. Тогда у нее будет постоянная зарплата на долж¬
ности, которая ее вполне устраивает. Мы снова будем вместе,
и, если я не захочу остаться с Лео, она отправит меня в опекун¬
ский колледж для возобновления з^ебы, чтобы затем я мог
сдать вступительные экзамены в университет.Закончив на высокой оптимистической ноте, мама умоля¬
юще посмотрела на меня, в то время как я пытался хотя бы
отчасти прийти в себя, чтобы уразуметь последствия этого
сомнительного, все переворачивающего с ног на голову замыс¬
ла. Мне он не понравился. Тем не менее, несмотря на путаницу
в голове, я не мог не понимать, как, должно быть, тяжело и му¬
чительно, несмотря на всевозможные отказы, дался маме этот
план — наша последняя надежда. Это, в частности, умерило мою
обиду, когда я сказал:—	А почему я не могу поехать с тобой в Уэльс?[168]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Это невозможно, дорогой. — Мама заставила себя чуть
рассмеяться, дабы я успокоился. — Только не в женский мона¬
стырь. Тебе будет лучше с Лео.Мысль оказаться вместе с Лео в реальном бизнесе уже ин¬
тригующе вспыхнула у меня в голове, но я бы ни за что не при¬
знался в этом и потому сказал:—	Дядя Лео — чудак, мама.-- Да, он, пожалуй, немного странный. Но я склонна дове¬
рять ему, хотя бы потому, что он не обещал нам золотые горы.—	А дядя Бернард не поможет нам?—	Никогда, — коротко сказала мама. — И я никогда не по¬
прошу его.Она была права. Бернард с самыми лучшими намерениями
и со слезами на глазах обещал нам золотые горы и полностью
забыл о нас на следующий же день.Затем наступила тишина, потраченная мною на поиски ава¬
рийного выхода из затруднительного положения.—	Мама... — сказал я наконец, хотя и нерешительно, потому
что мне пришлось затронуть запретную тему. — Разве ты не мо¬
жешь... я имею в виду, разве ты не пол}^ала на прошлой неделе
длинное письмо от Стивена... не могли бы мы поехать к твоим
родителям, к твоей семье?Я запнулся, увидев, как кровь вдруг бросилась маме в лицо,
а затем отступила, оставив его еще бледней, чем прежде.—	Да, Лоуренс, у меня был шанс вернуться, но на таких
условиях, которые я никогда не приму.Мне страшно хотелось узнать, что это за условия, но я не
осмелился спросить. Вместо этого я довольно мрачно начал
размышлять о нашем грядущем расставании, что вынудило ме¬
ня спросить:—	Когда все это произойдет?Она сделала быстрой вдох и энергично воскликнула:—	Лишь после того, как мы устроим себе настоящий весе¬
лый праздник!Я изумленно посмотрел на нее. Неужели беда повредила ее
рассудок? А она улыбалась мне с тем же прежним вдохновля¬
ющим, почти беспечным и беззаботным выражением, как буд¬
то с ее плеч упал тяжкий груз.[169 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Да, Лори, я имею в виду праздник. Мы отправимся в го¬
ры на север — в Хайленд*. Мы оба заслужили праздник, и он
нам нужен. Я заберу выручку за мебель, и мы потратим на себя
каждый пенс из этих сорока фунтов. После этого мы придем
в себя и будем готовы к чему угодно.Не успел я произнести и слово, как она взяла колокольчик
и принялась неистово звонить, вызывая официантку.ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯКогда мы вышли с железнодорожной станции, Форт-Уиль¬
ям лежал в сыром тумане, накрывшем Бен-Невис и капавшем
с шиферных крыш города. Озираясь вокруг, пока мама дого¬
варивалась с портье, чтобы во второй половине дня на ручной
тележке доставили наш багаж, я испытал странное, щемящее
предчувствие, что этот курорт в Хайленде выйдет мне боком.«Ардшил», выбранный нами пансион, стоял на полпути к
вершине холма — маленький квадратный красный дом из пес¬
чаника, расположенный за огромной араукарией, в аккуратном
саду с видом на узкий залив. Мама предпочла этот пансион,
потому что его держали две незамужние сестры, которые рек¬
ламировали его достоинства и собственные добродетели одним-
единственным словом — избранное. Похоже, мамины предполо¬
жения оправдались, поскольку наши комнаты, пусть маленькие
и на верхнем этаже, были, по ее словам, отмечены образцовой
чистотой. Едва она завершила проверку, начав с постельного
белья и закончив водой в кувшине для мытья, как гонг, от ко¬
торого я вздрогнул, возвестил о ланче.Мы спустились. За длинным столом красного дерева в зале
с видом на залив, уютно обставленном мебелью с потертым
плисом, сидело не более десяти человек. Во главе стола подня¬
лась высокая угловатая женщина в черном, которая попривет¬
ствовала нас, объяснив, что она мисс Кинкейд. Затем она по-‘ Хайленд (Highlands) — горная страна или горные районы Северной
Шотландии, где доминировал шотландский, или гэльский, язык Низинную
южную часть Шотландии называют Лоуленд[ 170 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВзнакомила нас с другими гостями и со своей младшей сестрой
мисс Айли Кинкейд, которая сидела в дальнем конце стола. Сно¬
ва сев, старшая мисс Кинкейд склонила голову, искренно про¬
изнесла молитву благодарения и начала разрезать кусок мяса.
Это, как я вскоре узнал, было обычным ритуалом, а мисс Айли,
с другой стороны стола, раздавала овош;и, а затем пудинг из
манной крупы с черносливом.Еда была очень простой, но горячей и вкусной — приятное
открытие, подтвержденное быстрым сообщническим взглядом
мамы. Мне уже нравилась младшая, более мягкая мисс Айли,
и хотя я был еш;е довольно насторожен в отношении мисс Кин¬
кейд — считайте это ничем не обоснованным предрассудком, —
прочие гости меня вполне устраивали. Это были достойные
шотландцы, люди среднего или пожилого возраста, и, за двумя
исключениями, женщины. Из двух мужчин один сидел справа
от меня, краснолицый толстяк-коротышка, которого, как я слы¬
шал, звали Бейли Найкол. В лацкане у него торчала рыболов¬
ная мушка на лосося, которую я опознал как Джок Скотт^ А ря¬
дом с мисс Кинкейд бесшумно притулился маленький, похожий
на призрака седой старичок, в шлепанцах на войлочной подош¬
ве. Во время еды он оставался совершенно безмолвным, не сво¬
дя глаз со своей тарелки и испытывая значительные трудности
в контроле за вставными зубами. Мне потребовалось некоторое
время, чтобы обнаружить, что он отец мисс Кинкейд, и притом
глухой как пень, но в тот момент я был склонен воспринимать
его как нечто необычное.Еще одной странностью, привлекшей мое внимание, была
стоящая в центре стола фарфоровая свинья со щелью на спине.—	Ты удивляешься нашей маленькой свинке? — улыбну¬
лась мне мисс Айли. — Видишь ли, мы любим обслужить всех,
пока еда горячая. А это означает пунктуальность. Ежели кто-то
опаздывает, то должен опустить пенс в свинку — вот наше пра¬
вило. Естественно, все это для пользы дела — в нашем малень¬
ком приюте.Я посмотрел через стол на свободный стул:—	Этот человек должен будет заплатить?^ Лжок Скотт (Jock Scott) — самая известная среди классических лосо¬
севых мушек Оригинальная модель была создана около 1845 г[1711
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	О нет, — засмеялась она. — Это место мистера Соммена.
Он уехал в Баллатер на целый день. На игры Хайленда.—	Никогда еще не видела, чтобы кто-то так увлекался Хай¬
лендом, как мистер Соммен, — начала разговор толстая леди,
сидящая напротив. — То есть англичанин. Он просто помешан
на всем шотландском.—	Надеюсь, ему хорошо в Баллатере, — возразила мисс Ай-
ли, глянув в окно на туман. — Он так ждал этих танцев — степа
и рила.—	Он хоть накинул маленький плед, когда уходил утром?—	Да, конечно. И очень нарядно выглядел в нем, — вздох¬
нула мисс Айли. — Такой приятный джентльмен. Какие манеры!—	Да, на редкость. К тому же душа и сердце нашей малень¬
кой компании.В этот момент мой сосед Бэйли шумно прочистил горло,
как если бы что-то пошло не так, и сменил тему разговора. Не¬
сомненно, он видел, как я завидовал его мушке, потому что он
резко повернулся ко мне и спросил, нравится ли мне ловить
рыбу. Он сказал, что каждый год приезжает в отпуск половить
лосося на спиннинг, и, когда он пообещал показать мне заводь,
где можно поймать озерную форель, мое настроение еще улуч¬
шилось. Я кивнул маме, давая понять, что Форт-Уильям со¬
всем неплохое местечко. Мы с ней вполне могли бы вместе
отправиться к заводи, где она будет вязать и смотреть, как я
ловлю рыбу. Об отсутствующем мистере Соммене я не думал,
а если бы подумал, то, скорее всего, в расплывчатой надежде,
что и он окажется человеком, который может добавить красок
в наш праздник.В пять часов вечера, когда гости заканчивали чаепитие,
а я вышел наружу, чтобы распутать моток лески, которую дал
мне мой новый рыболовный друг и которую я уже успел запу¬
тать, к крыльцу подкатила открытая коляска — из нее быстро
выскочил мужчина, заплатил кучеру, добавив: «Это тебе, при¬
ятель», и затем устремился в мою сторону. Он был стройным,
среднего роста, светлолицым, с гладкой кожей, большими тем¬
ными глазами и узкими черными усиками, стильно изогнуты¬
ми наподобие еще одних бровей над его верхней губой. На нем
был спортивный костюм в клетку, щегольская шотландская[172]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВшапочка с лентами, перекинутыми через одно плечо, а с дру¬
гого плеча свисал короткий плед из шотландки на булавке в
виде серебряного кинжала, украшенного большим дымчатым
топазом.—	Так-так-так, молодой человек, — искренне приветствовал
он меня. — Только приехали?—	Да, сэр.—	С родителями?—	С мамой, сэр.—	Патер все еще вращает колеса промышленности?—	Мой отец умер, сэр.—	О, извини, дружище. — Он тут же стал сокрушаться. —
Ужасно виноват, что ляпнул не подумав. И в мыслях не было.
Как на духу. Пойдем чайку попьем.Я сказал ему, что уже пил чай.—	Тогда пойдем отведаем еще пирога. Годится? Отлично.
Заполним взыскующую пустоту.Обняв по-компанейски за плечи, он провел меня в гости¬
ную, где, скинув свою шотландскую шапочку, элегантно покло¬
нился в пояс.—	Не слишком ли я припозднился, дамы, для чарки, кото¬
рая бодрит, но не пьянит? Если это так, то просто скажите свое
слово, и я извинюсь, исчезну, опущу шесть пенсов в свинью,
сгину — другими словами, испарюсь, лишь бы исправить си¬
туацию.Когда несколько голосов заверили его в обратном, он подо¬
шел к столу, принял чашку у мисс Айли, затем, выполняя свое
обещание и подмигнув, тыльной стороной ладони пододвинул
ко мне с подноса толстый кусок пирога и встал у камина.—	Итак, дамы, я полагаю, что вы действительно ни минуты
не ск}Д1али, что известное отсутствие одного из членов теплой
компании не заставило ваше сердце биться трепетней и что у
вас нет ни малейшего интереса к его приключениям на играх,
пусть даже он и толкался среди не кого-нибудь там, а членов
королевской семьи?—	Но у нас есть интерес, мистер Соммен. Расскажите нам.Уплетая вишневый пирог, я в восторге таращился на мисте¬
ра Соммена. Он был абсолютно непринужден, свободен и уве-[173 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНреи в себе, в улыбчивом ладу со всеми окружающими и, глав¬
ное, поразительно хорош собой — бледная кожа, тонкие, точе¬
ные черты лица, стильные усики и магнетический взгляд
темных глаз. Когда он завершил сочный рассказ о своих днев¬
ных похождениях, мисс Айли, воспользовавшись паузой, пред¬
ставила его моей маме. Меня особенно поразили его манеры —
тут же всю его шутливость как рукой сняло, он стал серьезен,
учтив и уважителен. Он снова отдал поклон, немного поговорил
с ней и с приветливым взглядом, который отчасти учитывал и
меня, пожелал ей отличного отдыха в «Ардшиле». Затем, как
бы вспомнив, он добавил:—	После ужина мы здесь устраиваем маленькие музыкаль¬
ные вечера, просто развлекаемся как можем, если вам это ин¬
тересно.Мама призналась, что любит музыку.—	Тогда, — предложил он, — может, вы нам что-нибудь сыг¬
раете? Или споете?К моему огорчению, мама сказала, что она предпочла бы
просто послушать. Мамин ответ настолько меня разочаровал,
что я забыл о своей застенчивости и воскликнул:—	О нет, сэр, мама очень хорошо играет на фортепьяно. Од¬
нажды она играла на концерте перед сотнями людей. И еш;е
она поет.Он с таким одобрением посмотрел на меня, что я покраснел
от удовольствия. Как хорошо воспитанный человек, он отвел
взгляд от мамы, которая тоже зарделась, и тихо произнес:—	Отлично сказано, дружище. Может, нам вдвоем удастся
убедить твою маму оказать честь нашей компании. А теперь
прошу извинить меня: мне надо принять ванну. Нет ничего луч¬
ше ванны после дня на открытом воздухе. Тогда аи revoir\ до
новой встречи.Когда мы поднялись наверх, мама сердито сказала:—	Надеюсь, твой друг в шотландке не будет к нам приста¬
вать со своими маленькими музыкальными вечерами. Похоже,
он просто болтун.Тем не менее я заметил, что она надела свое лучшее платье,
красное с кружевным воротником, которое она почистила и по-^ До свидания (фр.).[ 174]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВгладила, перед тем как мы покинули Ардфиллан, — оно ей
очень шло.Когда гонг позвал нас на ужин, мистер Соммен с несколько
рассеянным видом, но в приветливой позе уже стоял в столо¬
вой, заложив руки за спину, — на нем были белоснежная ру¬
башка с черным галстуком-бабочкой, черные брюки с хоро¬
шо отутюженными складками и поплиновый пиджак в клетку.
Я подумал, что он выглядит просто шикарно, как и другие.
Пиджак на нем, судя по всему новый, вызвал шелест одобрения.
С усердием подставляя стулья для дам, он скромно признался,
что купил его в Баллатере после игр.Только один человек из нашей компании, казалось, откро¬
венно был против этой обш;ей лести, и когда мы принялись
за превосходный томатный суп с чечевицей, которую я любил,
Бейли Найкол, бросив несколько колких взглядов из-под сво¬
их кустистых бровей на новый предмет одежды, вдруг заметил:—	Вы знаете, конечно, сэр, что ваша шотландка, этот ваш
тартан, — от клана Маккензи*.—	Правда, черт возьми? Рад это слышать.—	И плед, которой вы носите, — он от Макгрегора. Ну а эта
ленточка на вашей шапочке — от королевской династии Стю¬
артов. Похоже, у вас нет другой цели, как стать профессиональ¬
ным и единоличным «собирателем кланов».—	Что ж, удачи им, — легкомысленно сказал Соммен. —
Мне нравится собирательство, и, судя по тому, как эти хайленд-
ские девушки отплясывали шотландскую кадриль, я обожаю
эти кланы.—	Но, помимо того факта, что щеголять в именном тартане
почти противозаконно, чем вы занимаетесь, приятель?—	Когда я в Риме, я веду себя как старые добрые римля¬
не, — ничуть не смутясь, добродушно рассмеялся Соммен. —
Это мой девиз, когда я путешествую. Прошлым летом я был
в Швейцарии. Когда я спустился с последней горы, вы бы не
отличили меня от Вильгельма Телля. Недурно, да? Не отличи¬
ли бы и не отличите.^ Тартан (tartan) — клетчатый узор на «шотландке», может символизи¬
ровать определенный шотландский клан, местность или организацию.[1751
АРЧИБАЛЬД КРОНИНОднако Бейли продолжал допытываться:—	У вас, должно быть, большой бизнес, чтобы так разъез¬
жать.Соммен наклонил голову и ответил с внезапной твердостью
в голосе:—	Да, сэр, у моей семьи, пожалуй, самый старый табачный
бизнес в Лондоне. Мы производим сигареты, сэр. Могу ли я по¬
казать вам наш продукт?Он достал сафьяновый портсигар и открыл его, продемон¬
стрировав ряд длинных плоских элегантных сигарет. Посколь¬
ку портсигар пошел по рукам, я увидел, что на каждой сигарете
было синим цветом напечатано: «С. Р. Соммен. Особые № 1».—	Могу ли я предложить вам одну, сэр?—	Благодарю вас, нет, — проворчал Бейли, полностью
отстранившись от этой демонстрации солидного достатка. —
У меня трубка.После этой пикировки, в которой производитель сигарет
выглядел гораздо убедительней своего оппонента, все с еш;е
большим аппетитом налегли на ужин. Когда мисс Кинкейд по¬
дала принятый здесь знак вставать из-за стола, мы перешли в
гостиную, или, как ее назвала мисс Айли, в «лучший салон».
Здесь уже были опущены шторы, защищая нас от вечернего
холода, и в камине уютно тлел брикет горфа, испуская аромат
болотных трав. Пока разносили песочное печенье и кофе, Сом¬
мен подошел к пианино и, стоя над клавиатурой, одним паль¬
цем сыграл «Палочки для еды»^—	Дамы и господа, прошу извинить меня за столь скромную
увертюру. Нам очень повезло, что среди нас есть настоящий
первоклассный пианист, и с ее любезного согласия я попрошу
ее начать наш вечер.Он вышел вперед и, согнув руку в локте, воскликнул под
одобрительный смех:—	Мадам, имею ли я честь проводить вас до инструмента?Должен признаться, что к этому моменту наш новый другстал мне порядочно надоедать. Его внимание к маме за ужином
было, пожалуй, слишком заметным, а эта дешевая галантность.^ «Палочки для еды» («Chopsticks») — простая мелодия, аналогичная на¬
шему «Чижику-пыжику»[176]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВказалось, подтверждала ее худшие опасения. Я с сочувствием
посмотрел на нее, но, к моему удивлению, она не осадила его.
Вместо этого она встала, уступив, даже не без изящества, этой
непотребной клоунаде.Она сыграла прелюдию Шопена, затем с большой живостью
ринулась в «Danse d’Echarpes» и закончила играть под длитель¬
ные аплодисменты. Я видел, что на этот раз Соммен был оше¬
ломлен, как будто неожиданно столкнулся с чем-то совершен¬
но ему незнакомым.—	Послушайте, — сказал он, чуть ли не преклоняясь, — это
настоящий класс, — Затем, придя в себя, уже без этого ужасно¬
го придыхания, добавил: — Абсолютно поразительно. Достой¬
но Альберт-холла.—	Чепуха! — рассмеялась мама и сказала, как бы подзужи¬
вая его: — А теперь ваша очередь. Давайте послушаем, как вы
поете. Если умеете. Я вам подыграю.Перебрав разные песни, остановились на «Русалке». К мо¬
ему разочарованию, у него оказался неплохой голос, лириче¬
ский тенор, и он с большим чувством спел:И, света быстрей, он пустился ко дну
И обрел тишину и покой,Повстречав наконец там русалку одну
В самом сердце пучины морскойВпечатление, которое произвели на нашу компанию эти два
таланта, было настолько сильным, что, к моему неудовольствию,
последовала единодушная просьба исполнить что-нибудь дуэ¬
том. Конечно, теперь мама откажется, подведет черту, займет
твердую позицию. Но нет, по-прежнему оживленная, как бы
бросающая вызов и, похоже, получающая удовольствие, она уже
выбрала песню «Парусиновый китель»\ даже первая строка ко¬
торой — «Друзьям говорил, умирая, высокий и сильный улан» —
вызывала у меня такое волнение, что я считал эту балладу сво¬
ей собственностью. Они запели. Мне хотелось заткнуть уши.
По крайней мере, я вперил взгляд в потолок и не присоединил¬
ся к долгим аплодисментам.^ «Парусиновый китель» («The Tarpaulin Jacket») — песня на слова Джорд¬
жа Джона Уайт-Мелвилла (1821-1878), шотландского романиста и поэта[177]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНК этому времени пение, разговоры и смех, растущая атмо¬
сфера близости, а главное, пустая болтовня и слишком навяз¬
чивая любезность этого липового члена клана подействовали
на меня так, что мне стало душно, жарко и захотелось расстег¬
нуть воротник. Я решил, что все зашло слишком далеко и надо
это прекратить. Уловив момент тишины, я громко сказал:—	Мама, я собираюсь идти наверх, — полагая, что она пой¬
дет со мной.Вместо этого, занятая с Сомменом своей музыкой, даже не
оборачиваясь, она ответила:—	Да, иди, дорогой. Тебе пора спать. Я скоро поднимусь.Поскольку я уже встал, мне ничего не оставалось, как уйти.Она же вернулась не скоро, а поздно, гораздо позже, чем я на¬
деялся. Тем не менее жажда выразить мои противоречивые чув¬
ства не давала мне заснуть. Я сел в постели:—	Ты была права, мама. Там было утомительно, ведь так?Она улыбнулась мне. Ее глаза сияли, а щеки раскраснелись.—	Ой, я не знаю, дорогой. Вообще-то, там было довольно
весело, а нам с тобой. Бог свидетель, было в последнее время
не до веселья.—	Но, мама, все было так... так дешево и противно.—	Ты так считаешь?—	Он всего-то производитель сигарет.—	Ну, возможно, он довольно назойлив, но я думаю, что
у него добрые намерения, поэтому мы не должны быть слиш¬
ком придирчивы. Давай просто помнить, что мы здесь для празд¬
ника, первого у нас за четыре года, и постараемся максимально
использовать его.Это был не тот ответ, который я ожидал услышать от мамы.
Повернувшись на бок, я не мог скрыть недовольства, желая ей
спокойной ночи.Однако наутро все мои обиды прошли, и после завтрака
я, взяв удочку и сухой паек, отправился с Бейли Найколом к
реке Спин. Мама, стоя на крыльце, пообещала присоединить¬
ся ко мне через час. Заводь, которую показал мне Бейли, бы¬
ла недалеко от верховьев реки и представляла собой глубокое
горное озеро с водой коричневого оттенка в окружении сосен
и каменных уступов — его питал стремительный водопад. Уви¬
дев, что я определился с местом, Бейли ушел вверх по течению[178 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВК своей собственной засидке, напоследок, после того как с со¬
мнением оглядел ясное голубое небо, заметив, что сегодня не
день клева.Действительно, успехи у меня были более чем скромные. За
два часа я поймал лишь трехдюймового малька лосося, которо¬
го, конечно же, осторожно снял с крючка и бросил в воду. По¬
скольку совсем не клевало, я со все большим нетерпением стал
ждать появления мамы. Что ее, черт возьми, там держит? Мо¬
жет, мои часы «Ингерсолл» врут? Нет, судя по солнцу прямо
над головой, сейчас был полдень. Шея затекла оттого, что я все
время глазел на лесную тропу, а от рева водопада у меня стала
кружиться голова. Пошатываясь, я побрел к соснам и съел свою
порцию ланча. Мамы так и не было видно. Сердито, лишь ми¬
нуту поколебавшись, я съел и ее ланч. Она все равно его не за¬
служила.Делать больше было нечего, и я снова принялся удить,
но так равнодушно, что позволил угрю незаметно обглодать
наживку на крючке — он так постарался, что мне пришлось
выбросить склизкие останки червя и заново снарядить снасть.
После этого, поскольку было далеко за полдень, я решил, что
с меня хватит.Я доплелся да края леса и был уже на дороге, ведупцей от
реки на холм, когда увидел наверху, на фоне неба, спускаюш;ую-
ся фигурку. Это была мама.Тут же я отбросил уныние, дабы показать, что я оскорблен
и обижен. Оставив без внимания ее слишком уж веселое при¬
ветствие, я холодно, тоном обвинителя, сказал:—	Ты не пришла.—	Мне очень жаль, дорогой. — Она улыбалась, запыхав¬
шись. — Похоже, что наши планы расстроились. — Хотя я не
дал ей никакого повода для этой бесполезной и запоздалой по¬
пытки объясниться, мама торопливо сказала; — Понимаешь,
была такая интересная поездка в Банави. Почему-то меня уго¬
ворили поехать.—	Кто уговорил?—	Ну... Мисс Берд.Разве она не замешкалась, прежде чем ответить мне? Мисс
Берд была дородной женщиной, которой нравился Соммен.[179 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Значит, вы вдвоем и поехали?—	Господи, нет, дорогой. — Мама отвергла такую неле¬
пость. — Две женщины, одни! С нами поехал твой друг мистер
Соммен. На самом деле он организовал поездку и позаботился
обо всем наилучшим образом.Вечером за ужином я в оценивающей манере Скотт-Гамиль¬
тона пристально и критически изучал Соммена. Какой же он
был клоун или, вернее, плут, постоянно всех перебивающий —
якобы поддерживающий огонек, как, наверное, он бы это на¬
звал, — и то и дело пускающий пыль в глаза. Притом что, ко¬
гда мисс Кинкейд, нарезав вареную ветчину, похоже, не смогла
справиться с разделкой одного из цыплят и, укоризненно гля¬
нув на мисс Айли, пробормотала, что нож затупился, он имел
наглость вмешаться. Я едва поверил своим глазам, когда этот
пустобрех со словами «Позвольте мне, мадам» наклонился и,
взяв у нее нож, начал разделывать птицу. Как же мне хотелось,
чтобы он совершил какую-нибудь ужасную оплошность, кото¬
рая навлекла бы на него всеобщий смех и презрение! Я мечтал,
что цыпленок спрыгнет с тарелки на пол или, еще лучше, под¬
прыгнет и даст этому мистеру в глаз. Но нет, с неожиданной
ловкостью, показавшейся мне нереальной, он мастерски все
разделал и разрезал. Для меня это было уж слишком, и, как
видно, для Бейли Найкола тоже. Он продолжал что-то бор¬
мотать себе под нос и сердито посматривать на нашего врага.
Я с радостью принял приглашение Найкола поиграть в шашки
в комнате для курения; мне хотелось, насколько возможно,
избежать развлечений в гостиной.Бейли не был настроен на разговоры, но, когда мы расстави¬
ли шашки на доске, он пристально посмотрел на меня и сказал:—	Похоже, ты толковый мальчик, и мама твоя кажется мне
милой женщиной. На твоем месте я бы что-то шепнул ей на
ушко насчет этого выскочки из низов. Может, я ошибаюсь, но,
со своей стороны, насколько я его раскусил, я бы не стал ему
доверять.Это предупреждение встревожило меня. И по прошествии
нескольких дней стало совершенно очевидным, что Бейли прав.
Этот Соммен, этот англичанин, этот тип в шотландскую кле¬
точку, — я поискал слово, которое бы не слишком сильно рани¬[180]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВло меня, — «ухаживал» за моей мамой. Несмотря на обманчи¬
вую скромность найденного мною слова, оно наполняло меня
жхучей ненавистью, которая только усиливалась при мысли о
том, как на ухаживания реагирует мама. Поначалу она казалась
просто польщенной: это была естественная реакция, по моему
убеждению, простительная женщине, чья жизнь в последнее
время была так грустна и тяжела. Но постепенно ее стало греть
это ненавистное мне внимание, и теперь ни выражением глаз,
ни жестами, ни всем своим существом она не могла скрыть от
меня и от прочих перешептывающихся между собой обитателей
пансиона того, что происходит с ней. Она выглядела моложе и
красивее, и было что-то необычайно привлекательное в ее цве¬
тущем лике. Она стала бодрой, неестественно веселой, чуть ли
не бесшабашной, чего раньше я за ней не знал. Хуже всего бы¬
ло то, как она стала относиться ко мне, то есть с чрезмерной
заботой и открытым проявлением нежности, что я восприни¬
мал как заискивание и даже притворство, поскольку большую
часть времени, дабы избавиться от моих вопрошающих взгля¬
дов, она избегала меня или же отправляла ловить рыбу, лишь
бы самой побыть с ним.В начале второй недели, сидя у заводи на реке Спин, я ре¬
шил, что больше этого не потерплю. Со мной ведь тоже надо
считаться. Горя от негодования, я смотал свою снасть, с кото¬
рой некогда j^e был обглодан червяк, и отправился в «Ардшил».Мама стояла на крыльце, но, похоже, ожидала совсем не
меня.—	Как успехи? — воскликнула она с нарочитой яркой
улыбкой.—	Никак.—	Ничего страшного, дорогой. Уверена, ты что-нибудь еще
поймаешь сегодня после ланча.Я не ответил. У меня уже созрел план. Я съел свой ланч
с явным спокойствием. Поев, я извинился, встал и исчез. Но
вместо того чтобы вернуться к реке, я спрятался в кустарнике
на краю сада.Они не заставили себя долго ждать. При виде их я почувст¬
вовал тяжесть на сердце: Соммен в своем идиотском пледе,
мама в своем коричневом костюме из твида и в новом весе¬[181]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНленьком шарфе, который она, конечно же, не покупала, а следо¬
вательно, получила в подарок от Соммена. Вместе, но пока как
бы порознь они спустились с холма к городу. Следя сквозь вет¬
ви лавра за ними, я позволил им удалР1ться на приличное рас¬
стояние, а затем с независимым видом, хотя сердце мое колоти¬
лось как сумасшедшее, я срезал угол сада и пустился за ними.Горечь и волнение гнали меня вперед, но я знал, что должен
держаться на безопасной дистанции. Став недоступными для
любопытных глаз, они пошли рядом. Пара спустилась к городу
и повернула за угол на главную улицу. Преодолевая искус по¬
бежать, я последовал за ними. Магазины были открыты, и по¬
всюду толпился народ. На минуту я потерял их, а затем обнару¬
жил на другой стороне улицы — они стояли у витрины магази¬
на, в котором продавался фарфор Госсе^ и разные туристические
сувениры. Он, как обычно, болтал и на что-то настойчиво ука¬
зывал, но мама слегка покачала головой, и они пошли дальше.
Поток транспорта задержал меня, но когда я пересек улицу, то
краем глаза увидел, что они повернули прямо в Милмаркет,
узкий переулок, ведуш;ий к старой части города.Я прибавил шагу и рванул к переулку. Их не было вид¬
но. Меня охватила тревога, и, засуетившись, я, как потерявшая
след охотничья собака, стал рыскать по торговым палаткам,
занимавшим переулок. Прошло минут пять-десять. Соммен и
мама как сквозь землю провалились. Я что, потерял их? Но за¬
тем, миновав весь Милмаркет и оказавшись на мопценной бу¬
лыжником плопсади, что выходила прямо к озеру, я увидел лод¬
ку, легко скользяш;ую по освеш;енной солнцем поверхности
воды в нескольких стах ярдов от берега.Я перевел дыхание. Вот и они, и теперь можно подождать.
Медленно, не отрывая от них взгляда, я спустился к каменному
причалу с лодками напрокат и встал за одной из тумб.Он был на веслах, то гребя, то дрейфуя, а мама сидела ли¬
цом к нему на корме. Когда он наклонялся вперед, чтобы сде¬
лать гребок, они так сближались, что это жалило меня. Я зады¬
хался от ревнивой ярости, умоляя все силы света и тьмы совер-^ Госсе — сувенирные изделия с рисунками памятных мест. Называются
так по имени Уильма Генри Госса (1833-1906), первого владельца фабрики,
производившей подобный фарфор.[182 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВШИТЬ чудо, которое заставило бы этого денди, этого липового
кланщика, этого производителя сигарет сделать неудачный гре¬
бок и плюхнуться в воду, где, запутавшись в лентах своей ша¬
почки и тш;етно взывая ко мне о помош;и, он во всех своих укра¬
шениях пойдет на дно озера, которое, как я знал, было здесь
невероятно глубоким.Наконец они вышли на берег. Инстинктивно я пригнулся
пониже, спрятавшись за краем причала. Теперь хотя я не мог
их видеть, но зато все прекрасно слышал. Я слышал, как лодка
воткнулась в причал, его шаги, а затем его голос, когда он по¬
могал маме выйти из лодки:—	Вашу руку, дорогая Грейс.Эти слова заставили меня вздрогнуть.Затем я услышал, что шаги по камням удаляются, и счел
безопасным поднять голову. Они уходили — причем мама дер¬
жала его за руку и улыбалась. Я скрестил руки на груди и, за¬
стыв в драматической позе человека, которого предали, смот¬
рел им вслед.Вернувшись в «Ардшил», я и виду не подал, что был свидете¬
лем маминого вероломства, — просто сохранял атмосферу стои¬
ческого отчуждения и, насупившись, молчал. В результате она
стала укоризненно смотреть на меня и после ужина попыта¬
лась позвать в гостиную под предлогом того, что там будут ка¬
кие-то игры. Да, игры! Я отказался, сославшись на усталость,
и поднялся в комнату, чтобы лечь спать, но так и лежал без сна,
с мукой воссоздавая в памяти их попеременные голоса, слива¬
ющиеся в очередном ненавистном дуэте. Когда она, довольно
поздно, вернулась, я закрыл глаза и сделал вид, что сплю.Утро выдалось ясным и солнечным. Мама, чувствовавшая
за собой легкую вину и желавшая исправить положение, была
сама любовь и свет. После завтрака она вышла, чтобы присо¬
единиться ко мне в саду, где я уже занял стратегическую пози¬
цию возле ворот.—	Дорогой... — примирительно улыбнулась она (улыбка
Иуды! — подумал я). — Мистер Соммен предложил взять нас
с собой в поездку по побережью в Оникский замок. Но пола¬
гаю, вряд ли тебе интересны достопримечательности.—	Почему нет? — спросил я.[183 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Ну... ты такой рыбак... я думала, что ты снова захочешь
пойти на свою заводь.—	Если вспомнить, что я ходил туда на прошлой неделе
и ничего не поймал, тебе не кажется, что я предпочел бы осмот¬
реть достопримечательности? Особенно, — с нажимом добавил
я, — когда есть что посмотреть.Она слегка покраснела и помолчала.—	Значит, ты... ты действительно хотел бы поехать?—	Да, — сказал я, не глядя на нее. — Решительно и опреде¬
ленно.Коляска подъехала в два часа дня. Производитель сигарет,
шутливо, пока мы стояли на крыльце, общавшийся со мной в
своей панибратской манере, хотя я отметил, что он слегка на¬
пряжен, теперь протянул мне руку и посадил рядом с кучером,
после чего сел сзади вместе с мамой. Под медленный цокот
копыт мы отправились в путь. Сидя спиной к этой парочке, я
не имел возможности наблюдать за ними, но, по крайней мере,
я был возле них и поклялся себе, что на этот раз они от меня
никуда не денутся. Больше у мамы не будет ни малейшего шан¬
са побыть наедине с этим охмурителем.Почти утешив себя таким образом, я даже стал получать
некоторое удовольствие от поездки. Солнце сияло, небо было
зеленовато-голубым, маленькие волны плескались вдоль бере¬
га. Приятно было сидеть так высоко, притом что дружелюбно
настроенный кучер охотно указывал рукояткой кнута на инте¬
ресные места. Если бы только этого самозванца не было с на¬
ми! Его вторжение опошляло нашу жизнь.Как-то слишком скоро мы добрались до горной деревуш¬
ки Оник и остановились возле маленькой бухты, с нескольки¬
ми небольшими крутобокими одномачтовыми рыбацкими су¬
денышками у причала. На переднем плане, высоко на скале, был
замок. Когда я поднялся со своего насеста, производитель си¬
гарет помог маме спуститься.—	Послушайте, — внезапно воскликнул он, опустив голо¬
ву, — какой шикарный день для круиза!Два мальчика-рыбака, в резиновых сапогах и шерстяных
фуфайках, поднимали люгерный парус.—	Хочешь поплавать, молодой человек? — сказал Соммен,
поворачиваясь ко мне. — Неплохая идея, правда?[ 184 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВЯ подумал, что это отличная идея. Теперь им не скрыться от
моего орлиного взора. Я кивнул.—	Тогда давай! — весело воскликнул он, спрыгнул к маль¬
чикам и поговорил с ними.Я спустился следом. Все еще оставаясь на пирсе, он помог
мне осторожно перебраться на борт, и, прежде чем я собрался с
мыслями и подумал о дальнейших наших действиях, он оттолк¬
нул лодку, парус наполнился ветром, и меня понесло в море.
Мама, как бы выражая нежные чувства, достала платок и по¬
махала мне с берега — притворный жест, достойный презрения.Я резко повернулся к старшему из мальчиков:—	Возвраш;айся назад. Назад, к пирсу.Он покачал головой. «Мистиры» наняли его «для целы
часс». Он поднял еш;е один парус, и лодка, накренившись, по¬
неслась по волнам. Я был вне себя от ярости и бессилия — мой
план рухнул. Вчера они были в лодке, а я на берегу. Теперь все
было наоборот. Это был верх предательства. Рука об руку они
начали подниматься по скале к замку. Да, я всегда считал, что
он плут, а теперь я знал, что он епце и прохвост. Что касается
мамы... ее двуличность... о боже мой, ветер выбивал слезы из
моих глаз.Более часа мы носились туда-сюда, то из бухты, то в бухту.
Мои похитители практически не знали английского, их язы¬
ком был гэльский, и на этом, для меня нелепом языке они по¬
стоянно переговаривались вполголоса, насмешливо переводя
взгляд с меня на замок и обратно на меня. Хотя я не мог понять
ни слова на их отвратительном наречии, я обливался потом от
стыда, будучи абсолютно уверенным, что они обсуждают меня,
мой правильный наряд, мой мертвенно-бледный вид, говорив¬
ший, что меня укачало и вот-вот начнет выворачивать наизнан¬
ку, но прежде всего — и это было самое невыносимое — что они
обсуждают, для какой мерзкой цели меня сбагрили эти «мис¬
тиры».Наконец с берега нам помахали. Презренная пара снова по¬
явилась в поле зрения, и, бесконечно лавируя против ветра,
лишь бы продлить это чистое издевательство, меня наконец
привезли в бухту.—	Хорошо провел время, дружище?[185 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Да, спасибо. — Я без улыбки встретил его заискивающий
взгляд, решив быть вежливо-официальным.Мама, которая показалась мне порозовевшей и взволнован¬
ной, нервничала, и в глазах ее я читал, что единственное ее же¬
лание сейчас — это наладить со мной отношения.—	Не думаю, что тебе понравился бы замок, дорогой.—	Да, с чего бы он мне понравился.—	Он очень старый.—	Да, с виду старый.—	И там сыро.—	А как еще там должно быть?—	Ты не замерз на лодке?—	Ничуть, спасибо.—	Мальчики хорошие?—	Отличные.Наступила неловкая пауза, после чего мы возобновили наш
неестественный диалог.—	Что ж, — как можно душевнее воскликнул Соммен, —
нам пора! Пойду достану извозчика из паба.По пути от причала мама попыталась взять меня за руку, но
я сделал вид, что споткнулся, и держался в стороне от нее.Мы сели в коляску и поехали. Снова сидя на обл}^ке, я по¬
думал, что оба они не в себе. Что-то, несомненно, произошло.
Даже теперь они были необычайно молчаливы. Было ли это
благоприятным для меня предзнаменованием? Мне страшно
хотелось обернуться, но гордость не позволяла это сделать,
хотя ушки у меня были на макушке. И все же сзади не было
слышно ни звука. Они поссорились, в приступе радости поду¬
мал я. Не в силах больше сопротивляться желанию посмотреть,
я, осторожно повернув голову, покосился через плечо. Произ¬
водитель сигарет, наклонившись к маме и обняв ее за талию,
целовал ее. О боже, моя собственная матушка, милующаяся в
открытую, на глазах у всех с этим прохвостом... Я чуть не сва¬
лился с облучка.Когда мы вернулись в пансион, я молча вылез из коляски
и пошел прямо в свою комнату. Я сидел на краю кровати, глядя
на выцветшие розы на обоях, когда услышал, как pj^Ka двери
повернулась и нерешительно, почти робко, вошла мама. Она
села рядом и, словно извиняясь, обняла меня за плечи. Я поду¬[ 186 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВмал, что она раскаялась и готова попросить прощения за на¬
несенную мне рану, не только мне, но и нашей любви. Вместо
этого она сказала:—	Лоуренс, дорогой, Чарли... мистер Соммен сделал мне
предложение.Некоторое время я не отвечал. Я онемел от шока. Я чувст¬
вовал страшное жжение в сердце, отчего хотелось кричать,
умолять: «Мама, не делай этого, я прошу тебя, ради всего свя¬
того! Ты же знаешь, что мы всегда были вместе и как много мы
значим друг для друга. Не делай этого, пожалуйста, не дай ко¬
му-то встать между нами!»Но перед глазами всплыло то отвратительное объятие на
виду у всех, и эти слова застряли у меня в горле. Ожесточив¬
шись, я холодно сказал:—	И что ты?—	Думаю, я согласна его принять, дорогой.—	Зачем? — Мой тон был почти презрительным. — Ты что,
как это говорится, влюблена в него?—	Он мне нравится, дорогой. И я думаю, что он влюблен
в меня. Конечно, он немного странноватый и не совсем тот, ко¬
го ты мог бы назвать... ну, не из тех людей, к которым ты при¬
вык, но он великодушный и добрый. Он такой веселый, и меня
это устраивает. У него доброе сердце. Кроме того, так было бы
намного лучше для нашего будущего, твоего, а также моего. Мне
было трудно заниматься делами в одиночку. Так что нам не
надо будет разлучаться, тебе не нужно будет ехать к дяде Лео.
Мы могли бы жить вместе, в Лондоне. Чарли, мистер Соммен,
говорит, что там есть много разных хороших школ. Ты ему нра¬
вишься, дорогой.—	Я не хочу ему нравиться. Я ненавижу его. — Я осво¬
бодился от руки, обнимавшей меня, и, хотя мое раненое сердце
разрывалось от любви, я безжалостно посмотрел на маму. — Он
пройдоха, и больше никто, абсолютное ничтожество, типичный
бабник. Что случилось с тобой, такой взыскательной! Бейли
Найкол говорит, что он всего лишь выскочка из низов. Пола¬
гаю, тебе известно, что весь пансионат только и шушукается о
том, как глупо ты себя ведешь, бегая за человеком, который
моложе тебя, все только этим и живут.—	Лоуренс![187]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	И что тебе известно о нем, кроме того, что у него есть
сигаретная фабрика и что он швыряется деньгами, как лорд?
Две недели назад ты даже не знала о его существовании. И что
ты рассказала ему о нас? Он знает, что мы практически в ра¬
ботном доме?—	Я не позволю тебе так говорить со мной! — Она отодви¬
нулась к краю кровати и посмотрела на меня с болью и гне¬
вом. — Мистер Соммен никогда бы не стал меня спрашивать
о наших обстоятельствах.—	Ну так он прекрасно меня обо всем расспросил, — усмех¬
нулся я. — Вскоре после того, как мы приехали, он все пытал
меня насчет бизнеса отца. Я, конечно, нахвастался ему, сказав,
что отец создал прекрасный дрожжевой бизнес в Шотландии.
Поэтому он, вероятно, думает, что миленькая маленькая вдо¬
вушка процветает. И именно поэтому он подкатил к тебе. —
Мой голос внезапно сорвался: — Я видел, что он делал с тобой
в коляске, пошлый прохвост!Этого мама уже не могла вынести и, простонав, нанесла мне
звонкий удар по уху, отчего я чуть не свалился с кровати. Мы
смотрели друг на друга в наступившей страшной тишине. Не
помню, чтобы она когда-либо поднимала на меня руку.—	Ты злой мальчик, — выдохнула она. — Злой, злой маль¬
чик. Хочешь лишить меня маленького кусочка счастья, которого
не было с тех пор, как умер твой отец. И что бы ты там ни гово¬
рил, несмотря на все эти твои выдумки, я сделаю так, как хочу.Я встал и, перекрывая звон в голове, крикнул:—	Давай, делай! Я лишь предупреждаю тебя. Ты горько по¬
жалеешь!Я вышел из дому, горяпцее ухо зверски болело, и хотя мне
теперь была ненавистна заводь, я снова оказался возле нее.
Я сел на камень и сжал голову кулаками. Эта женш;ина, кото¬
рой целиком и полностью принадлежало мое сердце, которую
я так любил с тех самых пор, когда только открыл глаза, когда
она впервые покормила меня грудью, — эта женщина предала
меня. Моим первым порывом было бросить ее, узнать дорогу
до Уинтона у первого встречного, который любезно отзовется,
и отправиться форсированным маршем к дяде Лео, который, в
конце концов, ожидал меня. Однако в этом плане было одно
«но», заставившее меня вернуться. Я жаждал справедливости,[188]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВИ больше того — я хотел отомстить. Отомстить маме и этому
занявшему мое место... шарлатану — это слово чуть успокоило
меня. Был бы хоть кто-то, к кому можно было обратиться за
помощью. Я ломал себе голову, отбрасывая одного за другим
родственников Кэрроллов, равнодушных и бестолковых. Я да¬
же рассмотрел как вариант Бейли Найкола. И тогда я подумал
о Стивене — на благополучного, уверенного и надежного Сти¬
вена всегда можно было рассчитывать. И Стивен, ныне утвер¬
дившийся в министерстве труда, был в Лондоне.Идея была настолько плодотворной, что у меня холодок
прошел по спине. Я вскочил на ноги. Вернувшись в «Ардшил»,
я попросил у мисс Айли писчей бумаги и заперся в своей ком¬
нате. Растянувшись на полу, я взял карандаш и настрочил пись¬
мо Стивену. Через полчаса я уже отнес его на городскую почту,
не забыв отправить как срочное.Когда все было закончено, внезапное спокойствие охватило
меня — вероятно, от сознания того, что, независимо от резуль¬
тата, я сделал решительно все возможное. В последующие дни
я вел себя ровно и сдержанно. Хотя я тайком поглядывал на
«них» за столом во время трапез, я напускал на себя равнодуш¬
ный вид, и, когда они отправлялись в свои поездки, я больше
не следил за ними, я мог позволить себе подождать. Несколько
раз мама пыталась вернуться к этой теме и сломать барьер, ко¬
торый я воздвиг, но всегда безуспешно. Я не шел на уговоры
и уступки.Тем не менее, несмотря на все это, я был полон беспокойст¬
ва, и, поскольку время шло, а от Стивена не было ни слуху ни
духу, я с каждым днем все больше нервничал. Ардшил был на
окраине города, и потому почту сюда доставляли лишь раз
в день, так что ежедневно в три часа пополудни я торчал на
крыльце, ожидая почтальона. Наконец в один дождливый день
мне было вручено письмо. Да, на нем стоял лондонский почто¬
вый штемпель. Я поспешно заперся внизу в туалете и вскрыл
конверт.Дорогой Лоуренс,
мне было крайне затруднительно найти свободное время, но я его
нашел, поскольку посчитал твое письмо важным, В телефонном
справочнике оказалось пять Сомменов, из которых один был ука¬[189]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНзан как «торговец табачными изделиями» и «газетный киоскер»
по адресу: 1026а, Майл-Энд-роуд, Е. G. Затем я на автобусе от¬
правился в этот вредный для здоровья квартал — еще не трущобы,
но близко к тому. Бизнес Соммена — это жалкий магазинчик, на
одном прилавке газеты, включая расписания скачек, а на другом —
сигареты, Я вошел и купил — угадай что? — «Новости мира»! Ме¬
ня обслуживала пожилая артритная дама в поношенном жакете,
застегнутом на все пуговицы. В подсобном помещении девушка —
темные неопрятные волосы, грязный рабочий халат — скатывала
сигареты на маленькой ручной машинке. Раз уж я приехал, то за¬
глянул и в ближайший паб — тремя дверями дальше, где получил
всю необходимую информацию.Глава семейства умер, мелким бизнесом, который идет к концу,
заправляет вдова. Есть три дочери, одна из которых делает си¬
гареты. У отца были какие-то связи для поддержки этого бренда,
теперь их практически нет. Упоминались долги. Мать, девушки
и сын живут над магазином.В этом бизнесе сын, молодой человек, не принимает участия,
о нем отзываются как о добром и щедром, готовом все сделать для
товарища, но притом как о любителе покрасоваться, моднике и
тряпке. Немножко поет и выступает на мужских: вечеринках. Лю¬
бит делать ставки, играет с переменным успехом и, когда ему по¬
везет, устраивает себе стильный отдых. А работает он официан¬
том в столичном спортивном Метрополитен-клубе в Вест-Энде.Я верю, что эта информация приведет к финалу начинающий¬
ся роман. Передай маме, что я ее люблю, и скажи, чтобы она неделала глупостей.	^ ^Ваш СтивенСтрашная радость как электрический ток прошла по моему
телу. Затаив дыхание, я уставился на эти убийственные сло¬
ва — официант Метрополитен-клуба, — затем, отперев дверь,
бросился к лестнице. Я не мог ждать — мне хотелось немедлен¬
но отомстить за все, что у меня накопилось в душе, меня просто
разрывало от желания нанести смертельный удар не только
надеждам моей мамы, но и ее гордыне.Последние два дождливых дня мама в основном уединя¬
лась, отдыхая и читая в своей комнате после ланча. Я знал, что
сейчас она там. Я чувствовал себя триумфатором — жестокая
радость победителя пьянила меня, и кровь ударяла в голову,
когда я, с письмом в руке, постучал в ее дверь.[190]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Войдите.Она не читала, а стояла у окна с задумчивым видом, погру¬
женная в грусть, которая в последние годы все больше и больше
овладевала ею. Она повернулась и рискнула улыбнуться мне.—	Мама... — двинулся я к ней. Ее выражение, нежное и по-
чему-то пропцаюпцее, лишило меня решимости. Но не только
это; прежде чем я смог что-то сказать, она взяла мою руку и
прижала к своей щеке. Тем не менее я не собирался поддаваться
таким сантиментам. Теперь меня трясло, и я весь вспотел, но
заставил себя продолжить: — Я должен кое-что тебе показать...—	Да, Лори, дорогой.Все епле удерживая мою руку, она снова посмотрела в окно
вниз. Инстинктивно мой взгляд последовал за ней. У входной
двери стоял станционный кеб, и на его крышу складывали ба¬
гаж. Затем, сгорбившись из-за дождя, с крыльца торопливо со¬
скочила знакомая фигура, хотя на сей раз на ней не было ни¬
чего шотландского, и нырнула в кабину. Дверь захлопнулась,
извозчик взобрался на свое сиденье, и кеб уехал.В маленькой спальне воцарилась мертвая тишина.—	Он уехал? — пробормотал я.Она медленно кивнула и повернулась ко мне:—	Я его отослала.—	Почему?—	Был твой отец, Лоуренс. И теперь есть ты. Я вдруг обна¬
ружила, что для кого-то еш;е места нет.Горло мне сдавило спазмом — я не мог ни говорить, ни гло¬
тать. Я уставился на нее, затем сжал письмо в бесформенный
комок и, закрыв глаза, бросился к ней на грудь.ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯМестообитанием моего дяди Лео был четырехэтажный склад,
названный почему-то «храмом тамплиеров»^ и расположенный
в малопригодном для проживания районе Уинтона, известном^ Орден тамплиеров (храмовников) — один из древних христианских ду¬
ховно-рыцарских орденов, основанный на Святой земле в 1119 г. и упразд¬
ненный в 1312 г.[191]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНкак Горбило. Здание, стоящее на пересечении двух непригляд¬
ных узких улиц, мощенных булыжником, было старым и в пло¬
хом состоянии, а боковые, под слоем штукатурки окна были
нарисованы черной краской, но поскольку оно стояло в центре
города, рядом с Аргайл-стрит и недалеко от доков, это, по-ви¬
димому, с точки зрения коммерции имело для моего дяди ре¬
шающее значение. Однако для проживания привлекательного
тут было мало. На верхнем этаже были жилые помещения —
множество комнат по обе стороны длинного темного коридора.
Однако поскольку я только приехал поздно вечером, то пока¬
мест не знал о предназначении этих комнат, довольствуясь
лишь своей собственной, с железной кроватью, умывальником
и треснутым плетеным стулом, которая находилась в дальнем
конце коридора, и кухней в другом конце, где вроде как домаш¬
няя работница моего дяди, Энни Тобин, дала мне на ужин хле¬
ба и сыра.Я спал урывками, просыпаясь от звонков трамваев на Ар¬
гайл-стрит и от ноющей боли в груди из-за мамы, которую я
проводил накануне днем на Центральный вокзал. Из-за того
что нам предстоял целый год разлуки, расставание было труд¬
ным, хотя мама и говорила, что время пройдет быстро. Но утро
принесло обещание нового опыта. Я встал, умылся и оделся,
затем, открыв дверь, осторожно отправился на поиски завтрака.Миссис Тобин стояла у кухонной плиты. Она была толстой,
расплывшейся, лет пятидесяти пяти, с ярко-красным из-за пры¬
щей лицом, маленькими, глубоко посаженными голубыми глаза¬
ми и седыми лохмами волос, которые, казалось, стояли дыбом.
На ней был старый коричневый передник, на ногах красова¬
лись теплые домашние тапочки.Вдобавок к тому, что она была толстой и растрепанной, ее
сильный ирландский акцент и фамильярные манеры уже успе¬
ли оскорбить меня, и я определенно решил, что миссис Тобин
мне совсем не нравится.—	Разве мой дядя еще не встал?Она обернулась и добродушно улыбнулась:—	Он уже с добрый час как встал и ушел.—	Он пошел на мессу? — спросил я, не найдя никакой дру¬
гой причины для столь раннего отсутствия.[ 192]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВМиссис Тобин громко рассмеялась. При этом ее живот за¬
трясся, а голубые глаза полностью скрылись в складках вос¬
паленной красной кожи. Боже мой, подумал я, похоже, что-то
может ее рассмешить.—	Дорогой мальчик, — наконец ответила она, — этот че¬
ловек уже лет тридцать, не меньше, как не ступал в церковь.
Он злостный атеист — вот кто он. Но ты скоро привыкнешь к
его приходам и уходам, хотя самому Богу неведомо, чем он там
промышляет. Делец, никак не меньше. Хочешь завтракать?—	Пожалуйста, — холодно сказал я, решив пресечь всю эту
фамильярность.—	Тогда садись и завтракай, мой мальчик, — дружелюбно
кивнула она.—	А где столовая?—	Тут, дорогой, другой нет. Тут тебе и кухня, и гостиная,
и столовая — все вместе. Так что садись и чувствуй себя как
дома.Когда с некоторой неохотой я сел, она сняла с полки фарфо¬
ровую миску, до половины наполнила ее желтоватым мучни¬
стым порошком, налила кипятка из чайника на плите и разме¬
шала. Получилась какая-то грязно-коричневая каша с не очень-
то приятным запахом, которая вместе с чашкой голубоватого
молока и ложкой была поставлена передо мной.—	Что это?—	Что-то вроде болтанки, только с гороховой мукой. Твой
дядя любит это и получает оптом в порванных, с недовесом,
мешках.Я взял ложку и сделал глоток.—	Не нравится, дорогой, — сказала она сочувственно, вгля¬
дываясь в меня. — И все же, раз ничего другого не предвидит¬
ся, я бы на твоем месте схлебала и это.—	С куском сливочного масла было бы получше, — сделав
гримасу, сказал я.—	Масла тебе, дорогой? — Ее мерцаюш;ие глазки снова ста¬
ли исчезать. — Ты получишь от Лео столько масла, сколько
сможешь положить пчелке на жопку.Естественно, после такой пошлости мисс Тобин больше для
меня не существовала.[193 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНТем не менее, не желая обижать дядю, так как это был его
выбор, я выхлебал эту болтанку, с грустью вспоминая аппетит¬
ные завтраки моей мамы, не говоря уже о вкуснейших ланчах
мисс Гревилль. Когда я добрался до дна миски, миссис Тобин
заметила:—	Если ты не наелся, я дам тебе кусок своей булки.—	То есть вашей булки! — взорвался я.—	Ну да, мальчик. Иногда я покупаю себе кое-что. То, что
ты мог бы назвать добавкой.Ее мягкий тон, ее готовность рассмеяться по любому поводу
и тем самым облегчить ношу жизни вынудили меня подавить
возмупцение. Кроме того, взяв буханку, она щедро отрезала тол¬
стый кусок сладко пахнущего свежевыпеченного хлеба и про¬
тянула мне.Я молча взял его. После болтанки у него был вкус настоя¬
щей еды. Я все еще жевал, когда на лестнице раздались шаги
и в помещение вошел мой дядя.Хотя прошло более четырех лет с тех пор, как я впервые
увидел Лео на похоронах моего отца, я не нашел в нем ни ма¬
лейших перемен. Он был такой же высокий, тонкий, чуть ли не
изможденный, в тесном, потертом до блеска темно-синем ко¬
стюме, с тем же вытянутым, гладким, бледным, бесстрастным
лицом, на котором было прежнее замкнутое, нечитаемое выра¬
жение. Лео был человеком без возраста, как бы силой воли на¬
всегда застывшим в неизменной форме, и, когда он умер спус¬
тя тридцать лет — между прочим, оставив состояние в три чет¬
верти миллиона стерлингов, — я был уверен, хотя и находился
в четырех тысячах миль отсюда, что он неисповедимым обра¬
зом испустил последний вздох в том же самом обличье и был
похоронен в своем достопамятном синем костюме.Тем временем, положив руку мне на плечо, он вполне доб¬
росердечно приветствовал меня, хотя осуждающим покачива¬
нием головы он, казалось, исключил из своего приветствия
мой кусок хлеба.—	Эта очищенная белая мука портит слизистую оболочку
кишечника, Лоуренс. Но я вижу, что ты поел гороховую смесь.
Благодаря этому составу у тебя ребра перестанут торчать. Ты
скоро привыкнешь к нашим правилам. Нам тут не все равно,[194]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВЧТО отправлять в желудок. Если ты уже позавтракал, я отведу
тебя вниз.Мы спустились по каменной лестнице на первый этаж, за¬
тем, выбрав ключ из поблескивающей связки, прикрепленной
к его подтяжкам тонкой цепочкой, дядя открыл дверь и повел
меня в помещение склада. Склад представлял собой зал во всю
длину здания и, занимая целых два этажа, был таким высоким,
что потолок отзывался слабым эхом на наши слова. В этом
просторном и чрезвычайно пыльном хранилище стояли в два
ряда демонстрационные столы, с красной потертой ковровой
дорожкой в проходе между ними, а на столах были беспорядоч¬
но свалены и разбросаны рулоны тканей.—	А теперь, — сказал дядя Лео столь искренне и доверитель¬
но, что ввел бы в заблуждение весь конклав кардиналов, — ты
начнешь изучать свое ремесло.Проверив мои знания линейных мер, он вручил мне мерную
ленту в дюймах, которая, как я предположил, попала сюда по
ошибке, поскольку, когда он профессионально обхватил ею мои
плечи, я увидел на обратной стороне надпись черными буква¬
ми: «Собственность Морриса Шапиро, портного». Затем он
начал водить меня вокруг столов, останавливаясь возле каждо¬
го, чтобы рассказать о представленном там товаре. Сначала
тонкая саксонская шерсть, далее шевиоты, затем ткани «анго-
ла», сукно, твид — донегал\ харрис^, шетланд^. К каждому ру¬
лону была прикреплена бирка, на которой значилась цена, но
не цифрами, а буквами, и, многозначительно поглядев на меня
сверху, как бы проникаясь доверием и льстиво подразумевая,
что на меня можно положиться, дядя Лео открыл мне секрет
своего кода. Код был простым — алфавит в обратном порядке,
где буква Z означала ноль, Y — единицу, X — двойку и так да¬
лее до буквы Q, которая означала девять.Все это произвело бы на меня большее впечатление, если
бы не мое бессовестное подозрение, что ткани, о которых гово¬
рил мой дядя и которые он даже поглаживал жестом владель-^ Донегол — название происходит от ирландского округа Донегал.2 Харрис — остров в Шотландии, где ткали этот вид твида.^ Шетланд — шерсть, получаемая от овец британской породы с Шет¬
ландских островов.[195 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНца как редкие и ценные, — что на самом деле они, скорее всего,
были куплены на распродаже как невостребованные и даже бо¬
лее бросовые, чем я, неопытный неофит, мог предположить, —
иными словами, едва ли они заслуживали восторженных эпи¬
тетов и хвалебных отзывов, которых были удостоены, тогда
как я не решался отметить вслух тот факт, что мой взгляд не
раз останавливался на других бирках, которые вместо дядино¬
го кода были грубо промаркированы такими красными помет¬
ками, как «Ассортимент банкротства», «Распродажа», «Раз¬
розненный опт» и, наконец, ужасно компрометирующим ярлы¬
ком, на котором было нацарапано синим карандашом: «Скинул
50% со жмота С.».По завершении нашего обхода Лео подошел к последнему
столу:—	Понимаешь, Лоуренс, в обычной ситуации я бы рассчи¬
тывал на плату за обучение ученика. И на довольно прилич¬
ную. Но родная кровь дороже денег. Мы тебя освобождаем от
платы. У тебя будет стол и кров, и, сверх того, я буду давать
тебе шесть пенсов в неделю на карманные расходы.Мама говорила, что дядя обещал мне заработную плату, но
эта показалась мне очень маленькой. Тем не менее я выдавил
из себя:—	Спасибо, дядя Лео.Возможно, он услышал нотки разочарования в моем голосе,
потому что торопливо продолжил:—	Более того, если тебе что-то нужно, а я думаю, тебе ну¬
жен костюм... — он сделал серьезную паузу перед щедрым же¬
стом, — то ты его получишь. — Я посмотрел на дядю с благо¬
дарностью. Мне, несомненно, нужен был костюм. За последние
несколько месяцев я так вырос из своей нынешней одежды, что
брюки не доставали до лодыжек, а рукава куртки не закрывали
запястья. Но прежде чем я смог поблагодарить дядю, он про¬
должил: — Вот замечательная штука.Ткань, рулон которой он профессиональным швырком без¬
жалостно развернул передо мной, была в яркую пеструю клет¬
ку цвета перца с солью и, по моему мнению, скорее подошла
бы джентльменам с явно выраженными спортивными вкусами.—	Она не слишком кричащая, дядя?[196]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Кричащая! — Он опроверг эту идею. — Это ьслассика, Лоу¬
ренс, и единственный такой кусок у меня. К тому же материи
нет сносу. На всю жизнь хватит. Я попрошу Шапиро, чтобы он
снял с тебя сегодня мерку.Я был абсолютно побежден, хотя едва ли понимал, чем
именно — то ли его щедростью, то ли расцветкой ткани. Пока
я молчал, он вытащил из своего жилетного кармана большие
серебряные часы и задумчиво проконсультировался с ними,
что, как я вскоре обнаружил, было обычной прелюдией к его
внезапному и таинственному исчезновению.—	Мне нужно идти, — сказал он. — Если кто-нибудь при¬
дет, позови миссис Тобин или просто скажи, что я скоро вер¬
нусь. А пока я дам тебе работу, чтобы ты не сидел сложа руки.
Пошли в офис.Он открыл не замеченную мной раньше дверь, и я последо¬
вал за ним в маленькую комнату с простым письменным сто¬
лом, одним стулом и большим зеленым сейфом. Голые доски
пола были завалены упаковками и картонными коробками, не¬
которые были открыты, являя моему взору разнообразный ас¬
сортимент жестянок, бутылок и банок с привлекательными эти¬
кетками. Порывшись в бумагах на столе, он нашел журнал под
названием «Бюллетень здоровой пищи» и, полистав, указал на
несколько рекламных объявлений, отмеченных крестиком.—	Надеюсь, у тебя хороший почерк?Получив мои заверения в этом, он дал мне точные, хотя
и поразившие меня инструкции. Таким образом, пять минут
спустя после его уходя я уже сидел за письменным столом, с
ручкой в руке, строча письмо, первое из серии, которое гласило:Мистер Лео Кэрролл шлет свои приветствия продуктовой ком¬
пании «Оушн Сивид»^ и просит отправить в его офис по вышеука¬
занному адресу бесплатные образцы продукта Sargossa, отмечен¬
ные в «Бюллетене здоровой пиищ», для личного пользования и воз¬
можных будущих коммерческих заказов.Когда я закончил письма, адресованные компаниям, зани¬
мающимся патентованными продуктами питания, был почти
полдень, а клиенты пока не появились. Я прошел через складСивид (англ seaweed) — морские водоросли[197 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНИ открыл входную дверь, чтобы убедиться, что снаружи еще не
выстроилась очередь. Ее и не было. Затем, повернувшись, я
увидел, что на двери прикноплено написанное от руки объяв¬
ление: «Заходите еще. Буду в два часа. Лео».От осознания того, что дядя не очень-то на меня полагается,
настроение мое упало. Я вернулся и посмотрел в одно из окон.
Замаскированная грязноватыми фасадами строений, улица тем
не менее представала во всей своей беспощадной наготе: дрян¬
ные магазинчики, паб, короткая цепочка тележек, принадлежа¬
щих мелким торговцам, а в дальнем конце — знакомые три мед¬
ных шара вывески ростовщика. Я не мог понять, почему мой
дядя поселился в таком месте и зачем ему такое огромное и
ветхое здание, когда для бизнеса хватало лишь небольшой его
части. Разве я мог догадаться в те далекие дни, что проницатель¬
ный ум дяди предвидел времена, когда изменения в планиров¬
ке города поднимут стоимость его недвижимости до заоблач¬
ных высот?Внезапный смех за спиной вывел меня из состояния задум¬
чивости и заставил повернуться.—	Ну и видок у тебя с этой дюймовой лентой через плечо!Забыв, что я решил не любить миссис Тобин, я почувство¬
вал внезапное облегчение, увидев ее.—	Думала, посмотрю, как ты тут поживаешь. Во всяком
случае, пришло время обеда. — И она добавила: — Какой уж
есть.Она заперла наружную дверь, и мы поднялись наверх на
кухню, где мне не пришлось долго догадываться, что мой обед
будет состоять из большого горшка вареного картофеля и кли¬
на сыра данлоп^ Однако, до того как это было подано на стол,
миссис Тобин поставила сковородку на плиту и с ловкостью
фокусника, достав почти из ниоткуда, бросила на нее две тол¬
стые сосиски, которые сразу начали скворчать и испускать та¬
кой соблазнительный аромат, что у меня слюнки потекли. За¬
нимаясь сосисками, она продолжала наблюдать за мной с широ¬
кой, многообещающей улыбкой.—	Ваши, миссис Тобин? — спросил я.^ Сыр даплоп — мягкий шотландский сыр, известен с XVII в[198]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Мои, — согласилась она и, подняв сковородку с плиты,
отправила вилкой одну сосиску на мою тарелку, а другую по¬
ложила на свою.—	Они выглядят ужасно аппетитно, миссис Тобин.—	От Аннэкера, — лаконично ответила она.Я был голоден. Несмотря на заверения дяди, от болтан¬
ки мои ребра торчать не перестали. Прошло несколько минут,
прежде чем я добавил:—	И этот картофель замечательно рассыпчатый.—	Я знаю все картошкины секреты, как и большинство ир¬
ландцев. И не называй меня миссис Тобин, просто Энни.—	Мой дядя не приходит на обед? — спросил я с полным
ртом, пережевывая горячую сосиску с пюре.Она покачала головой:—	Во-первых, он ест не больше воробья. Во-вторых, кроме
случаев, когда он возится здесь по вечерам со своими патен¬
тованными продуктами, он ходит в вегетарианский ресторан на
Юнион-стрит.—	О господи... Он что, в самом деле вегетарианец, миссис
Тобин, то есть Энни?—	Он и мясинки в рот не возьмет. Даже если на него будут
падать с неба свиные отбивные, он выберет из них только жир,
чтобы смазать свои туфли. Ко всему прочему, он не курит.
А что касается спиртных напитков, и это самые странное, он
никогда не пил в своей жизни. Лео чудной человек и загадоч¬
ный, Он никогда не позволяет своей правой руке знать, что де¬
лает левая. Но ты скоро его узнаешь, — лукаво добавила она, —
если уже не узнал.—	Мне кажется, — заинтересованно сказал я, желая про¬
должить эту тему, — что мой дядя не очень-то состоятельный.Если бы я даже выдал самую остроумную шутку века, она
бы не подействовала на миссис Тобин так, как эти слова. Она
буквально покатилась от смеха. Наконец, придя в себя, она вы¬
терла глаза и сказала:—	Почему ты так думаешь, дорогой?—	Ну, — начал я, покраснев от смущения, — дядя, похоже,
здесь не очень-то хорошо живет. Я имею в виду, что еды недо¬
статочно. И между прочим, этим утром никто не пришел в са¬
лон, чтобы купить ткань.I 199 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Придут, дорогой, придут, — сказала она мягко. — Днем,
когда он сам будет здесь. И даже если не придут, какая разница?—	Разница, миссис Тобин, Энни?—	Этот магазинчик всего лишь крупица интересов Лео.
У него собственность по всему городу. Если бы ты, как я, ходил
по сдаваемым им помещениям на Андерсон-Кросс и собирал
арендную плату, то, к своему огорчению, ты бы узнал, сколько
у него всего. И это еще не самое главное.—	А что самое главное, Энни? — ахнул я.—	Виски! — провозгласила она, наслаждаясь эффектом от
этого всемогущего слова. — Беспошлинное виски. Бочки и боч¬
ки виски, все растаможенные, в которых он дозревает и дозре¬
вает и становится все дороже и дороже. Ты и об этом узнаешь,
мой мальчик, когда у нас будет следующий бутылочный день.Я ошеломленно посмотрел на нее — все мои представления
о Лео объял туман изумления и неизвестности. Что я должен
был подумать о собственном дяде, который столь возмутитель¬
но богат, но голодает сам и держит меня на гороховой болтан¬
ке? Я не осмеливался прояснить этот вопрос из страха даль¬
нейших откровений.Когда обед закончился и миссис Тобин отказалась от моего
притворного предложения помочь ей вымыть посуду, я груст¬
но спустился в магазин, чтобы быть там, когда вернется Лео.Он появился ровно в два, — казалось, ему понравилось, что
я нахожусь при исполнении своих обязанностей, он даже за¬
шел так далеко, что в сдержанных выражениях поздравил меня
с тем, как я подготовил письма. Затем он снял пиджак и надел
жилет с черными рукавами из шерсти альпака, а затем, все еще
в шляпе-котелке, которую он редко снимал даже дома, уеди¬
нился в своем кабинете, где некоторое время занимался бух¬
галтерскими, в твердых переплетах книгами. Но они были воз¬
вращены обратно в сейф, когда начали прибывать его клиенты.
Что поразило меня, так это количество бедных женщин, неко¬
торые были укутаны в платки — верный признак обитателей
трущоб. Они пришли за тем, что называлось «обрезками» и что,
как я вскоре понял, означало оставшиеся куски материи, недо¬
статочной длины для нормального шитья. Некоторые из жен¬
щин были явно жилицами моего дяди, потому что они называ¬
ли его Лео, но, несмотря на панибратские упрашивания, обыч-[200]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВНО предваряемые восклицанием; «Ах, Лео, ради бога...», он
оставался неизменно вежливым, просто указывая на одну из
каталожных карточек с номерами, прикрепленных к демонстра¬
ционным столам, где было написано: «На этот дом кредит НЕ
распространяется».Однако в оправдание Лео можно сказать, что, когда они
покупали необходимое, он любезно дарил им экземпляр «До¬
машней портнихи» Уэлдона*, со штампом «Бесплатный обра¬
зец» на обратной стороне. Но в основном его клиентами были
дешевые портные-частники, занятые в мелком бизнесе, неко¬
торые из них были иностранцами, а многие прочие по преиму-
ш;еству евреями. Мистер Моррис Шапиро, которому выпала
честь сшить мне костюм и который явился на склад к концу дня,
несомненно, был из этой категории. Тщедушный, похожий на
мертвеца, болезненный человечек, с бледным лицом, огромны¬
ми темными глазами и полоской черных волос, прилипших к
желтоватому черепу, он был полон по отношению к Лео подо¬
бострастия, выражавшегося в трепетных жестах м}^ительного
заискивания.Тем не менее он, казалось, подтвердил некоторые мои опасе¬
ния, когда ему был представлен выбранный материал. Он по¬
смотрел на него, пощупал, посмотрел на меня, потом на Лео:—	Это нравится юному джентльмену?Я так и не решился ответить, предоставив Лео возможность
утвердительно кивнуть с непреклонным видом.—	Неярковата?—	Нет.Мистер Шапиро заколебался, затем, вытащив нить из по¬
лотна, достал коробок, чиркнул спичкой, поджег нить и поднес
обугленный кончик к носу. Затем он снова посмотрел на Лео.—	Не шерсть, — сказал он.—	Возможно, — крайне холодно сказал Лео, отворачива¬
ясь. — Но будет носиться.—	И прекрасно сошьется, — поспешно согласился мистер
Шапиро. — Носи себе на здоровье.‘ Уолтер Уэлдон (1832-1885) — журналист, создатель знаменитой серии
практических пособий по шитью и вязанию.[2011
АРЧИБАЛЬД КРОНИНСняв с меня мерки, он свернул ткань и сунул под мышку.
Затем, перед тем как убежать, пугливо покосился в сторону Лео
и, прикрыв рот ладонью, буквально прошипел мне в ухо:—	Он много лет пытался избавиться от этого куска.Хотя Лео, возможно, ничего не слышал, я почувствовал, чтопо какой-то неизвестной мне причине произошедшее расстрои¬
ло его. Он зашагал туда-сюда, время от времени поглядывая на
меня, как будто собирался вернуться к данной теме. Но в конце
концов он этого не сделал. Когда стемнело и я спросил, не за¬
жечь ли газовую лампу, он покачал головой. Посмотрев на свои
часы, что опять означало его немедленное отбытие, он шагнул
ко мне и положил руку на мое плечо:—	Ты мой племянник, мальчик, ты же знаешь, что я хочу
наставить тебя на правильный путь. Для первого дня ты хоро¬
шо поработал, и мы посмотрим, как ты дальше будешь справ¬
ляться. Но всегда помни, что деньги здесь трудно достаются. —
Он одобрительно похлопал меня по плечу. — А сейчас мне надо
встретиться с одним человеком. Пора закрываться.Он запер дверь ключом из своей связки и быстро спустился
по лестнице, я же медленно направился к миссис Тобин. Это
был странный, ни на что не похожий день, и голова моя шла
кругом.ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯВ последующие недели стало очевидным, что мой дядя рас¬
считывал полностью занять меня работой, и, поскольку нам при¬
ходилось часто заниматься одним и тем же, у меня было доста¬
точно возможностей наблюдать за этим действительно необыч¬
ным человеком.Утром, по его поручению, я писал большую часть его писем.
В офисе, конечно, не было пишущей машинки: машинопись
не отвечала вкусам Лео. Более того, несмотря на разнообразие
деловых интересов дяди, его переписка была относительно
скромной, поскольку основная часть его дел велась благодаря
устным договоренностям. Даже когда дядя писал письма, он
избегал почтовых отправлений. Его послания доставлял я.[ 202 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВКогда у меня не было такого рода утренних поручений, я дежу¬
рил в демонстрационном зале, с мерной дюймовой лентой че¬
рез плечо и карандашом за )гхом. Теперь мне позволялось про¬
давать товар случайным клиентам, которые приходили в не¬
урочное время, при условии, что они тут же расплачиваются
наличными. Но самым интересным были мои, в компании с Лео,
походы.Почему он брал меня с собой? Хотя он и использовал ме¬
ня в своих собственных интересах, я полагаю, что остаточные
искорки совести, память о ранних годах собственного выжива¬
ния или, возможно, невольное чувство долга перед моей мате¬
рью побуждали его преподать мне какие-то основы коммерче¬
ской деятельности или «искусства» бизнеса, как он это пони¬
мал. Таким образом, освободив меня от сбора арендной платы,
которой занимались Энни и он сам, он дал мне возможность
посещать вместе с ним все интересующие его аукционы и та¬
моженные склады в доках.По разумной цене Лео был готов покупать все, что угод¬
но, — не только подешевевшие в результате реквизиции или
банкротства ткани, — то есть любой товар, который немедлен¬
но или со временем, как говорило ему чутье, сулит прибыль.
Стоя рядом с ним в набитых орущей публикой аукционных
залах, открытых на Аргайл-стрит, я с удивлением смотрел на
его бледное бесстрастное лицо, когда, почти незаметно помар¬
гивая, он увеличивал на шесть пенсов свою ставку за неведомый
товар, который, если его размеры и вес позволяли, я затем отно¬
сил к нам, чтобы пополнить им свалку в складских помещени¬
ях наверху. Эти комнаты на верхнем этаже по обеим сторонам
коридора были настолько — чуть ли не до потолка — забиты
всяким хламом, что, открывая дверь, я рисковал быть короно¬
ванным какой-нибудь свалившейся на голову штуковиной.От аукционов я со временем стал уставать, но мне никогда
не было скучно от наших визитов по одному адресу, который
Лео называл просто «акцизом». Чтобы открыть нашу дверь в
этом здании, официально опечатанную, требовалось два ключа,
один был в дядиной связке, а другой — у сотрудника таможни.
Увидев множество бочек в тусклом свете, проникающем через
матовые окна, я поначалу был сбит с толку не столько коли¬[ 203 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНчеством и размером этих пузатых емкостей, сколько тем, что я,
естественно, ожидал увидеть дядин виски не иначе как в бутыл¬
ках, — вскоре дядя рассеял это мое представление, объяснив,
что спиртной напиток никогда не созреет, если он не хранится
в выдержанных бочках или в бочках из-под хереса.Здесь был главный бизнес Лео, его капитал, источник его
будущих прибылей. Он покупал виски, покупал в нужное вре¬
мя, хранил его свободным от акциза и по мере созревания сле¬
дил, как неуклонно растет его стоимость. Он был не только про¬
ницательным покупателем, но и экспертом по купажу Сколько
раз я зачарованно наблюдал, как он брал пополам солодовый
виски Хайленда и Лоуленда, так называемый вкус Айла^ и
смешивал их с патентованным виски, название которого он от¬
казывался разглашать. Затем, пригубив, он смаковал смесь, го¬
няя ее во рту и на языке и чуть ли не полоща ею горло, а потом
с одобрительным кивком, смачно харкнув, выплевывал свою
пробу. Как говорила мне Энни, он никогда не делал и глотка.Даже в те давние дни Лео, несомненно, обладал уникальной
и удивительной дальновидностью. Он предвидел опасность
обесценивания валюты и доверял лишь недвижимости и вис¬
ки. Тем не менее, когда я узнал о его нынешнем и потенциаль¬
ном богатстве, я не мог не задаться вопросом: какой ему, к чер¬
ту, прок от всего этого? Его жизнь была образцом скучнейшей,
строжайшей и ужаснейшей аскезы. Но затем до меня дошло,
что высшим удовольствием для Лео, апогеем его подспудного
наслаждения, было — под этой маской нищеты — тайное чув¬
ство собственной значимости. Я уже говорил, что он никогда
не улыбался. Однако порой, когда во время деловых перегово¬
ров он ронял какую-нибудь привычную для себя фразу, вроде
«Я бедный человек», или «Я не мог себе этого позволить», или
«Вы могли бы купить и продать меня», я замечал чуть похожее
на судорогу легкое подергивание его губ, как будто ему стоило
огромных усилий подавить приступы язвительного смеха. Как
ни странно, хотя я видел или предполагал все это и несмотря
на все его придирки и обманы, я не мог не любить его. Глядя на
его бледное, с заостренными чертами лицо, я испытывал необъ-^ Знаменитое виски, которое производят на шотландском острове Айла[ 204 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВяснимый прилив сочувствия и был склонен жалеть его. Имен¬
но эту эмоцию он и стремился вызвать как триумф всей своей
хитрости, поскольку из нее и состоял созданный им персонаж,
под личиной которого жил настоящий Лео Кэрролл.Хотя моя жизнь у Лео была не слишком обременительной,
главная для меня проблема заключалась в еде. Сам дядя, по¬
мимо патентованного корма, который он потреблял благодаря
своим пунктикам, казалось, вовсе обходился без пропитания.
Он завтракал один и очень рано, когда я еще спал, его ланч был
окружен такой же тайной, а возвращаясь поздно вечером, он
шел к плите и, все еще в шляпе-котелке, стоял там с рассеянным
видом, молча стряпая себе какое-нибудь месиво: кашу из пше¬
ничной клейковины, арроурут или песочные галеты и болтанку.Разумеется, стол наш был до нелепого скуден, а поскольку
я быстро рос, то почти постоянно испытывал чувство голода.
Мне бы пришлось худо, если бы не миссис Тобин, у которой не
было четкой договоренности с Лео насчет расходов на питание,
и как ни упорствовал Лео, твердя, что у него нет свободных на¬
личных денег, в конце концов, стоило мисс Тобин пригрозить
своим уходом, таковые находились. Эта скудная приплата по¬
зволяла добавлять к нашей элементарнейшей диете то, что мисс
Тобин называла «лишкой», которую она без колебаний делила
со мной. Когда же дело доходило до раздачи, то чаще всего, ес¬
ли не всегда, я получал большую часть.Но мои первые впечатления от Энни были пересмотрены не
только благодаря желудку. Когда прибыл мой новый костюм,
его кошмарный вид грозил обречь меня на бесконечные страда¬
ния и стыд. Но в субботу вечером, после недельной муки, когда
я, выходя в город, чувствовал себя объектом насмешливых взгля¬
дов, миссис Тобин попросила меня снять это оскорбительное
одеяние, покрасила его в темно-коричневый, не привлекающий
внимания цвет, высушила, выгладила и утром в понедельник
презентовала мне то, в чем я стал, по крайней мере, выглядеть
пристойно. Энни была, без сомнения, самой обязательной и
самой жизнерадостной личностью, с какой я когда-либо встре¬
чался, — преисполненная благожелательности, она редко огор¬
чалась и всегда была готова посмеяться над своими и моими
проблемами. Даже ни с чем не сравнимая скаредность моего[ 205 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНДЯДИ была для нее поводом для смеха, и, хотя она объясняла
мне это самыми убийственными ктише, такими как «Жизнь —
штука странная, дорогой, надо встречать ее с улыбкой» или
«Смейся — и мир посмеется вместе с тобой, плачь — и будешь
плакать один», эти банальности означали лишь то, что она не
получила должного образования. Ничто не могло повредить ее
натуре, излучавшей щедрость, высокую порядочность, — в ней
не было и малейшего намека на злые чувства и умыслы. Не
прочь погадать (самое любимое ее гадание — на чашках), она
всегда предсказывала благоприятные события и никогда ниче¬
го худого. Сколько мы с ней ни обивались, я ни разу не слышал,
чтобы она отозвалась о ком-то плохо или осуждающе. Даже в
адрес Лео, который, несомненно, заслуживал ее тяжелых упре¬
ков, она лишь сочувственно посмеивалась: «Тут ничего не оста¬
ется, как пожалеть беднягу. Поверь, что к себе он еще строже,
чем к нам».Она была вдовой с четырьмя детьми, все сыновья. Трое из
них были в британской армии. Она никогда не говорила просто
«в армии», неизменно подчеркивая, что двое в Индии, один в
Сингапуре, как если бы они там служили иностранным госу¬
дарствам, четвертый же эмигрировал в Канаду, где отнюдь не
процветал. Хотя она редко получала вести от сыновей, притом
весьма скупые, она иногда рассказывала мне о них, с улыбкой
вспоминая какой-нибудь случай из прошлого. В кухне на ка¬
минной полке к стеклянной чаше, в которой Энни с любовью
содержала довольно облезлую золотую рыбку, была прислоне¬
на старая открытка с видом Тадж-Махала при лунном свете
и таким текстом: «Дорогая мама, я надеюсь, что эта открытка
дойдет от меня к тебе и найдет тебя в добром здравии. Твой
любящий сын Дэниел». Когда открытка попадалась ей на гла¬
за, Энни начинала улыбаться мне: «Дэнни всегда был хорошим
мальчиком, хотя иногда чуть сумасбродным. Никогда не забу¬
ду тот день, когда он упал с пирса в Дануне...»Но чаще всего во время наших долгих вечерних разговоров
она вспоминала о своем муже. Она называла его Па. Должен
признаться, что мне были малоинтересны эти семейные воспо¬
минания, но поскольку я искренне полюбил миссис Тобин, то[ 206 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВзаставлял себя слушать с внимательным и сочувствующим ви¬
дом. Обычно это у нее звучало так:—	Па был хорошим человеком, дорогой. И умным. Но с тор¬
говлей у него никогда не ладилось. Он устраивался на работу
на пару недель, а потом бросал. Он был по-своему слишком
джентльмен для простого трудяги. Он купил лошадь и подводу,
но лошадь свалилась прямо на нас. Да, дорогой, лошадь умерла
на нем. Хотя, если бы ему платили за то, что он делал, мы бы
рванули вперед. Но он не умел зарабатывать. Это была не его
тропка. Ой, он был известной фигурой. Когда он умер, вся ули¬
ца вышла. Прекрасные были похороны.Сама Энни пользовалась заслуженной известностью сре¬
ди ирландских экспатриантов в нашем районе, которые соби¬
рались, как правило, по вторникам, вечерами, в пабе, принад¬
лежавшем одному из них, с патриотическим названием «Три¬
листник». Нередко эти вечера преврапцались для меня в
праздник. Когда у Энни в кошельке оказывалось несколько
лишних монет или когда она выигрывала на тотализаторе, по¬
скольку была не прочь поставить три пенса или даже целый
шиллинг на лошадь, она надевала мужскую рабочую кепку, ко¬
торую тщательно укрепляла на голове длинными шпильками,
и отправлялась вместе со мной сначала на ужин в магазин Бо-
нелли, где была жареная рыба с картошкой фри, затем, хотя я
и не достиг совершеннолетия, в уютный «Трилистник». Ее по¬
явление всегда встречали приветственными возгласами, и ко¬
гда она заказывала себе «Гиннесс» — она никогда не пила боль¬
ше одной порции, — а мне имбирный эль, начинали раздавать¬
ся крики «Спой нам, Энни!». После обмена шутками и без
малейших колебаний она затягивала «Мальчика-менестреля»
или «Залы Тары», а затем, на бис, свою самую любимую, кото¬
рая, насколько помню, называлась «В зеленой одежде»^О милая Пэдди, что за новость на свете,Скажи нам, о чем шепоток?Неужто трилистник отныне в запрете,Ирландии главный цветок?^ «В зеленой одежде» («The Wearing of the Green») — ирландская уличная
баллада, осуждающая гонения на сторонников Ирландского восстания 1798 г[ 207 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНЗатем песню с огромным воодушевлением подхватывал хор
голосов:Маленький милый трилистник,Маленький чудный трилистник,Маленький, чу-у-дный трилистник,Ирландии главный цветок.Несмотря на эти мои радости или, возможно, из-за них, я не
мог не отдавать себе отчет в том, что силой обстоятельств ока¬
зался на весьма низком уровне существования. Полем моей жиз¬
недеятельности были трущобы Уинтона. Такие перемены тре¬
вожили, а места казались смертельно опасными. Нас окружали
многоквартирные доходные дома, узкие улочки и жалкие пе¬
реулки, где бросались в глаза все признаки убожества и нище¬
ты — продажные женщины, безработные мужчины и, что самое
страшное, одетые в лохмотья, немощные дети-калеки. Всегда
шумная, грязная и забитая транспортом Аргайл-стрит казалась
мне гноящейся раной. Субботними вечерами ее запруженные
толпой освещенные тротуары представляли собой сатурналии:
повсюду пьяницы — одни лежат в канаве, других — за руки, за
ноги, лицом вниз — тащат в полицейский з^асток, отпущенные
на берег матросы ищут приключений на свою голову, и группы
фанатов из соперничающих любительских футбольных клубов
дерутся после матча на кулаках и ножах, в то время как звон
медных тарелок, глухие удары барабана и поблескивающие ду¬
ховые инструменты доводят это столпотворение до своего апо¬
гея — это вышагивает туда-сюда по улице Армия спасения,
время от времени останавливаясь, чтобы спеть гимн, произнес¬
ти проповедь об ужасах Божьего проклятия и исполнить «Пе¬
редай-ка тамбурин».Во всех моих повседневных контактах с людьми или веща¬
ми не было ничего, что развивало бы или вдохновляло мой
разум. Когда, ведомый дневным вакуумом в своем желудке, я
тайком заглядывал к Бонелли, чтобы за один пенс купить та¬
релку картофеля фри и услышать из подсобных дверей на лома¬
ном английском: «Чипапотата ни гатова. Зелений гарошка га-
това. Хатеть зелений гарошка?», я с горечью чувствовал, что
моя звезда потускнела с тех счастливых, полных надежды дней,[ 208 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВкогда мисс Гревилль, рассуждая в манере Итона об Orchis та-
culata, делала паузу, чтобы обратиться ко мне через безупречно
накрытый стол: «Еще котлету, Кэрролл?»Теперь я знал, что у моей мамы не было ни малейшего пред¬
ставления о том, что меня ждет. Те серьезные разговоры с Лео,
когда она с тревогой вглядывалась в его грустное, бледное, вну¬
шающее доверие лицо, должно быть, создали у нее совершенно
ложное представление о каких-то перспективах, которые жда¬
ли меня у дяди. Но я не мог заставить себя написать ей всю прав¬
ду. Это ничего не изменило бы в моей ситуации, а из ее частых
писем следовало, что она едва успевала давать уроки в школе,
поскольку приходилось еще ездить поездом в Кардифф, чтобы
самой присутствовать на очень важных вечерних занятиях, ко¬
торые, по ее словам, оказались сложнее, чем она предполагала,
со многими техническими тонкостями, в которых она с трудом
разбиралась.Тем не менее, почувствовав, что я погружаюсь в какое-то
болото, задыхаясь от испарений и грязи, я попытался взять се¬
бя в руки, вернувшись к тому неуловимому греческому идеалу,
которому следовал в прошлом, к хорошей физической форме,
которая пока что не просматривалась в моем состоянии. Един¬
ственная ванная комната в здании Лео служила в настоящее
время хранилищем бесполезного бытового хлама, старых двер¬
ных ручек, гнутых гвоздей, сломанных рамок для картин, рва¬
ных картонных коробок и тому подобного, что дядя не позво¬
лял выбросить; но с помощью Энни я очистил эту комнату. Хо¬
тя старинная ванна была покрыта ржавчиной из-за сколотой
эмали, в нее можно было набрать воды, и каждое утро, проснув¬
шись, я занимался пятнадцать минут физическими упражне¬
ниями, а затем окунался в холодную воду. По вечерам, которые
становились все длиннее, я с радостью предавался своему преж¬
нему увлечению. Проезд на желтом трамвае от Аргайл-стрит
до парка Келвин-гроув на западной окраине города стоил все¬
го полпенса, но, поскольку у меня часто не было и такой моне¬
ты, я был не прочь прогуляться пешком по Сандимаунт-стрит
и Вестерн-роуд, так как на мне были мои старые спортивные
туфли, в которых я чувствовал себя легким и гибким. В парке,
простиравшемся за университетом, где было много обрамлен¬[ 209 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНных деревьями аллей и извилистых дорожек, я останавливался,
чтобы перевести дух, а затем принимался бегать. Кроме слу¬
чайной парочки, целующейся на скамейке, в это время в парке
почти никого не было. Чувство свободы и необъяснимого на¬
слаждения, которое я испытывал при этом стремительном рас¬
секании прохладного воздуха, все еще подсвеченного гаснущим
закатом, давало мне возможность избавиться от всех моих бед —
их словно сдувало с меня встречным ветром, и они, трепыхаясь,
опадали за моей спиной.Затем, выложившись, я сидел и отдыхал, глядя на универ¬
ситет — старинное благородное здание в обрамлении темно¬
ты, возвышающееся на фоне погасшего на западе небосклона.
Шансы на то, что я когда-либо буду учшъся там, стали теперь
удручающе малы, однако, восстановив дыхание, я, движимый
неистребимой тоской, поднимался на холм и бродил по огоро¬
женной территории. Проходя через пустынные крытые арка¬
ды, я читал над дверями названия лекционных залов, всегда
останавливаясь у факультета биологии, где сквозь закрытые
двери улавливал запахи карбофуксина^ и канадского бальзама.
Затем, повернув к городу, я чувствовал, что погряз в беспро¬
светных днях и что моя жизнь пропадает в скучной и бесполез¬
ной рутине.ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯОднажды днем, когда я медленно шел по Юнион-стрит, воз¬
вращаясь после выполнения какого-то поручения Лео, из оте¬
ля «Критерион» вышел исключительно элегантный молодой
человек с непокрытой головой — он сопровождал стильную, но
довольно крикливо одетую женщину несколько старше себя.
Я мгновенно его узнал, как и он меня, и, когда наши взгляды
встретились, я инстинктивно позвал: «Теренс».Он сделал вид, что не слышит меня. Избегая моего взгляда
и продолжая самым оживленным образом обращаться к своей^ Карбофуксин, или фукорцин, или жидкость Кастеллани — сильное ан¬
тисептическое средство.[210 J
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВспутнице, он прошел мимо, как будто я был пустым местом,
оставив меня стоять как последнего дурака, отвергнутого и
оскорбленного. Чуть поодаль, напротив входа в гриль-бар
отеля, кого-то ждал открытый красный автомобиль «аргайл»,
с сиденьями, обитыми красной кожей, и с шофером за рулем.
К этому дорогому транспортному средству Теренс и сопрово¬
дил свою подругу, со всяческими знаками внимания помог
ей сесть, а затем, после оживленного и нежного прощания, по¬
смотрел вслед отъехавшему авто.Когда он повернул назад, я вздрогнул и стал поспешно уда¬
ляться, внезапно вспомнив, как восемь лет назад в компании
Терри я отрекся от Мэгги. Теперь она была отомш;ена. Однако
в тот же момент пронзительный свист, которым можно было
бы остановить извозчика, заставил меня обернуться. Ко мне
неторопливо приближался Теренс, еще более красивый и чару¬
ющий, чем когда-либо, — безупречно, волосок к волоску, при¬
чесанный, в полосатых брюках и темном пиджаке, прямо как с
обложки журнала мод. Когда он оглядел меня с ног до головы,
меня слегка затрясло. Перед лицом такого портновского вели¬
колепия невозможно было не покраснеть от сознания собст¬
венного убожества.—	Так-так-так. Ну и вырос же ты, — медленно произнес Те¬
ренс. — Что ты здесь делаешь, дружище?Полное отсутствие общения между моей мамой и Лохбрид-
жем привело к тому, что он ничего не знал о нашей нынешней
ситуации. Когда я все объяснил, он еще раз присвистнул, но на
сей раз задумчиво и на тон ниже.—	Итак, ты работаешь на этого скопидома. Я хоть и обхожу
его стороной на улице, но хочется плюнуть ему в глаза. Почему
ты не пришел ко мне, дружище? Мне всегда нравилась твоя
мать. Такая маленькая симпатичная женщина. Я бы сразу при¬
вел в порядок вас обоих. Сразу же.—	Как... Чем ты занимаешься, Терри?—	Гостиничный бизнес. Изучаю его изнутри. Я — админи¬
стратор здесь, в «Кри».Глубоко впечатленный, я перевел взгляд с Теренса на укра¬
шенный колоннами мраморный портик и — в широко откры¬[211 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНтые застекленные двери — на фойе с позолоченными стульями
и дорогим ковровым покрытием. «Критерион» был новым оте¬
лем с утонченной европейской атмосферой, небольшим, но экс¬
клюзивным. Для Уинтона он был образцом новомодной рос¬
коши.—	Полагаю, что Лео хорошо тебя кормит, — вдруг сказал
Теренс, с пытливой насмешкой покосившись на меня. — Или
ты не прочь немного перекусить? — Прежде чем я успел отве¬
тить, он продолжил: — Ну тогда заворачивай к черному ходу,
и я тебя там впупцу.Я легко нашел служебный вход, и Теренс, уже стоявший
там, провел меня длинным коридором в кухню ресторана, ог¬
ромное помещение с высоким потолком, которое слепило свер¬
кающим металлом и сияющим белым кафелем. Молодой че¬
ловек в белом фартуке и поварском колпаке читал газету.—	Тони, — сказал Теренс, — я только что нашел давно по¬
терянного голодающего родственника. Ты можешь что-нибудь
спроворить для него?Тони опустил газету. Вид у него был не очень-то довольный.—	Три часа дня. И я единственный дежурный.—	Вот почему мы здесь.Когда Теренс улыбался, мало кто мог устоять. Тони отло¬
жил газету и встал:—	Чего он хочет?—	Чего-нибудь с говядиной. И побольше.Когда Теренс привел меня в столовую для персонала, совер¬
шенно пустую, я облегченно вздохнул. К моему удивлению, не
прошло и нескольких минут, как Тони принес мне большую
порцию чего-то такого, что выглядело тушеным мясом.—	Это тебя устроит?—	О да, спасибо.Когда я принялся за еду, Теренс сел на стул напротив меня
и закурил сигарету.—	Господи, малыш, — сказал он спустя несколько минут, —
да ты глотаешь не прожевывая. Должно быть, голоден.—	Не совсем, Терри. Просто это самое вкусное мясо, кото¬
рое я когда-либо пробовал.[212 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Не сомневаюсь. Это беф а-ля борделез^ Между прочим,
моя подруга МИСС Джози Гилхоли сегодня отведала его в гриль-
баре.Он произнес это таким образом, что я почувствовал необхо¬
димость как-то отреагировать. Я не мог сказать, что она краси¬
ва, так как, даже мельком глянув на нее, был поражен ее торча¬
щим носом. Поэтому я сказал:—	Она очень изящная, Терри.Он одобрительно кивнул, с видом поощренного собствен¬
ника.—	Это была ее машина?—	Ее старик Гилхоли — строитель. Они ворочают миллио¬
нами. Для твоей личной информации, малыш, и строго конфи¬
денциально: мы с Джози типа помолвлены. Это еще не офици¬
ально, но практически она моя невеста.—	Я всегда думал, что тебе нравится Полли Грант, — ляп¬
нул я.Едва уловимый румянец обозначился на щеках Теренса, под¬
твердив давние слухи о его частых посещениях Арденкейпла.—	То была просто осечка. А это — настоящее. — Помолчав,
он добавил: — А ты сам разве не встречаешься с девушками?Вопрос был настолько абсурдным, что я просто покачал го¬
ловой.—	Как! — воскликнул Теренс. — У тебя еще нет девушки?Я почувствовал, что краснею. Мне не хотелось просвещатьТеренса насчет моих подспудных желаний в этом направлении,
подавленных ужасной моей застенчивостью, — только благо¬
даря дисциплине, которой я подчинил себя, мне удавалось со¬
хранять хоть какое-то внутреннее равновесие.—	Меня не интересуют девушки, — с молодецким видом
соврал я.—	Тогда, ради всего святого, чем ты занят в свободное время?—	Я весь день работаю, ~ стал я оправдываться. — А по ве¬
черам хожу в парк и бегаю.—	Бегаешь? — Похоже, впервые Теренсу стало интерес¬
но. — Помню, у тебя неплохо получалось. — Казалось, это онBoeuf а 1а Bordelaise — фирменное французское блюдо из говядины.[213 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНпошутил, но затем вполне серьезно спросил: — Ты действитель¬
но занимался бегом — участвовал в соревнованиях и все такое?—	О да, я много раз 5^1аствовал в кроссах с препятствиями
в Арденкейпле и два года подряд побеждал в категории до че¬
тырнадцати лет.—	Правда? — Он с еще более серьезным видом посмотрел
на меня. — Как-нибудь вечерком я мог бы выйти и засечь твое
время. Я все еще слежу за легкой атлетикой, хотя слишком за¬
нят, чтобы заниматься ею.—	Я помню, как ты рассказывал нам, что победил на сто
ярдов в Роклиффе.На лице его отобразилось удовольствие.—	Верно. Я так рванул, что казалось, будто все остальные
стоят на месте. Я был там чемпионом, дружище, или почти.
Жаль, что ты так и не попал в Роклифф.Я печально согласился, пробубнив чуть ли не себе под нос:—	Я бы все отдал, чтобы попасть туда.—	Ну, кто знает? — сказал он ободряюще. — Еще не позд-
няк. Есть способы и средства. Как я говорил, у меня есть связи.
Гилхоли — большой человек. К тому же ярый католик и ирлан¬
дец на все сто. Не сдавайся раньше времени. У меня в голове
щелкнуло, что там сейчас казначеем человек по имени Фелан
или, кажется, Фини; он был моим приятелем. Он там всем за¬
правляет. Я мог бы написать ему, он все для меня сделает. Или
даже директору колледжа, они помнят меня — вот что я могу
тебе сказать.Щедрые посулы Теренса подняли мне настроение. Мои гла¬
за светились, когда я бормотал в ответ благодарность.—	Не стоит. — Он отодвинул стул и встал. — Я должен вер¬
нуться за стойку. Сегодня у нас несколько важных гостей. Но
держи со мной связь. Хочу проверить твое время на милю.
Если получится, это может сработать в твою пользу Не за¬
бывай.—	Я не забуду, Терри. Я пойду к служебной двери?—	Так будет легче, — одобрил он. — Кстати, ты не знал, что
Нора в городе?—	Нет, Терри.—	Ну так она здесь, и, как известно, дела у нее идут отлично.[214 J
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Чем она занимается?—	Она младший помощник мисс Донохью, закупщика в
«Эрле». Донохью — наши добрые друзья, старый Донохью
и мой старик были довольно близки одно время, так что для
Норы все было схвачено, чтобы об5^чаться под ее началом. Ты
ведь знаешь, кто такой закупщик, не так ли?Я знал, более или менее. И поскольку «Эрль» был ведущим
заведением, занимающимся женской модой в Уинтоне, я пони¬
мал также, что у мисс Донохью с должностью все в порядке.—	Нора всегда спрашивает о тебе, — продолжал Теренс. —
Почему бы тебе не заглянуть к ней? Она живет с мисс Д. Я дам
тебе адрес. Это в Кресент-парке.Он вынул из кармана жилета карандаш с золотым колпач¬
ком и написал мне адрес.Я не знал, как его отблагодарить. Действительно, после того
как он проводил меня до задней двери, я пошел своим путем,
радуясь счастливой сл)^айности, которая снова свела меня с
близкими мне людьми. Я так долго пробыл без надлежащего
человеческого общения, что перспектива дружбы с Теренсом и
Норой завораживала меня. А еще была затронута тема Роклиф-
фа. Терри или друзья Терри — разве они не могут что-то сде¬
лать для меня? Фамилия Гилхоли, связанная с этой великолеп¬
ной машиной, не говоря уже об эффектной дочери, с которой
был помолвлен Теренс и на которой, возможно, вскоре женит¬
ся, предполагала возможности пусть пока еще неясные, но, по¬
хоже, почти безграничные.ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯНесколько дней я жил ожиданием, что Нора свяжется со
мной. Я не хотел проявлять инициативу, ведь Теренс наверня¬
ка рассказал ей о нашей встрече. Но поскольку она не отклик¬
нулась, в следующую субботу, когда я был свободен, я от нечего
делать отправился к Кресент-парку. Помню ясно, что день был
тихий, мягкий, солнечный, полный восхитительного обещания
весны.[215]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНПарк находился в привилегированном жилом районе в за¬
падной части города. Он располагался на возвышенности с квар¬
талом высоких георгианских домов, переоборудованных под
занимающие целый этаж квартиры, с видом на парк Келвин-
гроув. Уже обескураженный утонченной атмосферой этих мест,
которые заметно контрастировали с непотребством Аргайл-
стрит и «храмом тамплиеров», я лишь на миг задержался возле
входа номер девять и не смог справиться с приступом робости,
пока не оказался в пятидесяти ярдах дальше. Здесь, с видом
бесстрастного наблюдателя, я облокотился на перила и сверху
вниз обвел взглядом парк. Так следует мне или нет смело по¬
дойти и позвонить в дверь? На каштановых деревьях лопались
почки, желтая форзиция уже расцвела, на широкой аллее, по
которой я пробегал вечерами, выгуливали детей в колясках. Ве¬
роятно, Нора не захотела меня видеть. Но она мне нравилась,
когда мы встречались в прошлом, и теперь я хотел дружить с
ней. Полуобернувшись, я увидел, что улица совсем опустела.
По крайней мере, если меня отвергнут и выгонят, никто этого
не увидит. Обхватив себя руками, я повернул назад, поднялся
по ступенькам портика к входу номер девять и вошел в длин¬
ную прихожую. Вглядываясь в полумрак, я выбрал из разных
дверей ту, на которой была прикреплена визитная карточка
с именем: «Мисс Фидельма Донохью». Я поправил галстук и,
напомнив себе, что я вполне презентабелен в своем разумно
перекрашенном в коричневый цвет костюме, позвонил.Дверь осторожно открыли — за ней стояла маленькая, плот¬
ная, бойкая женщина, одетая для выхода на улицу, в стильной
шляпе и модном пальто. С обязанной корсету надменной осан¬
кой она, откинув голову, оценила меня твердым, ясным, прони¬
цательным взглядом и спросила:—	Вам что, молодой человек?—	Мисс Нора Кэрролл дома? — пробормотал я. — Я ее ку¬
зен, Лоуренс Кэрролл.Ее холодность и официальность тут же куда-то исчезли —
она приветливо и раскованно улыбнулась. У нее был большой,
довольно смешливый рот, с роскошным набором искусствен¬
ных зубов.[216]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Заходи. Почему мы раньше тебя не видели? И почему ты
не предупредил нас о своем визите?Когда я вошел, она положила руку мне на плечо, продолжая
рассматривать меня с ног до головы:—	Да, ты настоящий Кэрролл. Я хорошо знала твоего отца.
Бедняга... Итак, теперь ты наживаешь состояние со своим дя¬
дей Лео. — Не давая мне и секунды опровергнуть это предпо¬
ложение, она повела меня к полуоткрытой двери. — Нора там.
Поторопись и поприветствуй. Тебе повезло, что мы еще дома —
как раз собирались уходить. Но не забудь снова прийти.Я видел, что пришел не вовремя, и был готов принести из¬
винения и ретироваться. Но под ее нажимом я вошел в указан¬
ную маленькую женскую спальню, с цветными ситцевыми за¬
навесками и стульями, сиденья которых были обиты тем же
материалом.Моя кузина сидела перед зеркалом туалетного столика. Она
повернула голову, и мы посмотрели друг на друга. Хотя я по¬
нимал, что это должна быть она, я почти не узнал в этой тревож¬
но привлекательной девушке тощую девочку, которая бодала
меня на похоронах моего отца. Поскольку — и в этом не бы¬
ло никаких сомнений — Нора была красавицей. Но не только
это — она была неповторимо элегантной, с ожерельем из крап¬
чатых зеленых бусинок, одета в вышитую шелковую блузку и
темно-зеленую складчатую юбку; она была из того типа деву¬
шек, перед которыми я опускал взгляд и шарахался на обочи¬
ну тротуара, чтобы не оскорбить их своим задрипанным видом.
Тем не менее она улыбалась мне, и ее темные глаза с густой бах¬
ромой длинных выгнутых ресниц, казавшиеся еще темнее по
сравнению с цветом ее свежего нежного лица, сияли радостью
и озорством.—	О Лоуренс, каким ты стал высоким и красивым мальчи¬
ком! Но, дорогой, мне до сих пор стыдно за то, как я обошлась
с тобой в курятнике. Яйцо помнишь?—	Конечно, Нора.—	Так или иначе, оно сотворило чудо с твоими волосами.
Они такие густые и такого красивого каштанового оттенка.
А я тебя бодала.[217]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНОна встала, подошла, обняла меня и поцеловала долгим
взаправдашним поцелуем.—	Вот! — сказала она. — Это в порядке компенсации. В кон¬
це концов, разве мы не кузен и кузина?От этого мягкого, теплого прикосновения ее губ я испытал
какой-то шок, как будто что-то у меня внутри зависло в неве¬
сомости.—	О Нора, — еле выговорил я, — какая радость снова ви¬
деть тебя! Я так этого хотел.—	Тогда почему ты раньше не появился, глупышка? Нет-
нет, на самом деле это моя вина. Мы ужасная семья, в смысле
отношения друг к другу Понятно, Саймон в Испании, а Лео
невыносим, но мы не должны были терять связь с тобой. Ну
что ж, восстановим ее. Застрять на столько месяцев у Лео —
в этом мало веселого.—	Да, не много, Нора. Но я не очень-то и настроен на ве¬
селье.—	Этим мы и должны заняться. И всем, что с тобой проис¬
ходит. — Она взяла шляпку с туалетного столика. Это была
небольшая соломенная шляпка с розой на полях. — Но не сей¬
час, дорогой Лоуренс. К нашему стыду, я и мисс Донохью долж¬
ны быть на одной встрече, которую нельзя отложить.—	Я немедленно удаляюсь, — поспешно сказал я.—	О дорогой, не слишком ли мы чувствительны! — Она за¬
кончила надевать шляпку перед зеркалом и повернулась. —
Скажи, она мне идет? Только поосторожней в выражениях, эта
модель из выставочного зала, — рассмеялась она. — О Лори, ты
такой смешной парнишечка, но если я хоть чуточку разбира¬
юсь, то хороший. Теперь послушай: мы все — мисс Д., Теренс и
я и еще кое-кто — пойдем во второй дом «Альгамбры» в суббо¬
ту вечером, и ты пойдешь с нами, если только, — она насмеш¬
ливо посмотрела на меня, — не станешь от этого еще более не¬
счастным!—	О нет, не стану. Нора.—	Тогда встретимся у входа в партер в девять часов. У нас
будут билеты.Я вышел из дома и пошел в трансе от счастья, которое, ко¬
гда я инстинктивно свернул в парк, сменилось тревожной вол-[218 J
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВНОЙ экзальтации. С какой добротой встретила меня Нора, как
естественно и ласково ко мне отнеслись, пригласили на еще
одну встречу, дали мне почувствовать, что я им нужен. Никто
никогда не целовал меня так... никогда, никогда в жизни. Все
во мне, таком неискушенном, продолжало трепетать от мягко¬
го тепла этих губ, и я чувствовал, как в тягуче-медвяном про¬
странстве мое сердце плывет к моей кузине. Внезапно вспо¬
мнив свои абсурдные фантазии насчет Ады, с которой я даже
не имел права заговорить, я покраснел. То было просто детской
игрой. А это было настоящее. Я вырос. Я понял жизнь. И пока
я топал по дорожкам в темпе, от которого меня пробивало по¬
том, я начал представлять себе будущее, когда мы с Норой бу¬
дем вместе. Я больше не чувствовал себя одиноким, и Уинтон
перестал быть пустыней.Внезапно на тропе вдоль реки мой рассеянный, обращен¬
ный долу взгляд отметил какой-то неподвижный и странный,
но что-то напоминающий предмет, резко вклинившийся в мою
блаженную медиацию. Разумеется, в далеком прошлом я был
знаком с этой черной культей, которая заканчивалась уголко¬
вым железом, прикрепленным к ортопедическому, на высокой
подошве, ботинку. Я инстинктивно остановился и поднял го¬
лову. На скамейке в парке одиноко сидел чуть усохший человек
в черном куцем костюме — целлулоидный воротничок и верев¬
ка черного галстука — и смотрел на меня с доброжелательной
полз^лыбкой.—	Лоуренс Кэрролл, — сказал он.То, что он узнал меня нынешнего после семилетнего пере¬
рыва, настолько поразило меня, что я выпал из своих грез и не¬
вольно ответил;—	Пин Рэнкин! — И затем, поспешно извинившись: —
О, простите, сэр. Невольно вырвалось... Я так удивлен, что вы
меня узнали.—	Я бы везде тебя узнал, Лоуренс, — приветливо сказал он,
пригласив жестом сесть рядом. — На самом деле, несмотря на
то что ты вытянулся, ты ни на йоту не изменился.Не зная, как оценить сказанное им — как комплимент или
как укор, — я послушно присел. Он продолжал рассматривать
меня.—	Ты гуляешь ради удовольствия или ради пользы?[2191
АРЧИБАЛЬД КРОНИНУ меня было безумное, неистовое желание открыть душу
и рассказать ему о Норе и о том великолепии, что столь бли¬
стательно изменило мою жизнь. К счастью, теперь я был доста¬
точно здравомыслящим, чтобы сдержать этот порыв.—	На самом деле ни то ни другое, сэр. Я возвращался на
Аргайл-стрит.—	Почему именно на Аргайл-стрит?—	Там я работаю.—	Работаешь? В каком качестве?—	Ну... я, сэр, вроде как ученик на оптовом складе.—	Ты хочешь сказать, что бросил школу? — Когда я кивнул,
он вопросительно посмотрел на меня и пробормотал: — Тогда
мы в одной лодке.—	Вы ушли на пенсию, сэр? — тактично спросил я.—	Если можно так выразиться, — сказал он. — На самом
деле меня отправили на пенсию. Но я, слава богу, все еще в
активе — у меня довольно интересное дело. Я занимаюсь хро¬
никой прихода в Арденкейпле, Лоуренс. У меня доступ ко всем
записям в университетской библиотеке, и теперь, когда я сни¬
маю неподалеку отсюда тихую приличную комнату на Хилл-
сайд-стрит, имею все условия для того, что можно назвать за¬
нятиями любимым делом.Он по-прежнему был тем же тихим, обыкновенным малень¬
ким человечком, привычно извлекающим все возможное из
своей нынешней ситуации, что не вызвало у меня особого эн¬
тузиазма, и, слишком переполненный собственными темами,
чтобы должным образом оценить нашу встречу, я начал искать
повод сбежать, когда он сказал:—	А теперь расскажи мне о себе.Без всякой охоты я вскользь очертил контур событий с мо¬
мента смерти моего отца, о которой он слышал. Но моя крат¬
кость его не устроила, и он продолжил пытать меня, сопровож¬
дая мои ответы сдержанными возгласами интереса и сожале¬
ния, пока не выжал из меня всю мою историю без остатка.Когда я наконец умолк, разумеется разбередив себя, я ждал
услышать от него в качестве награды слова сочувствия. Вместо
этого, задрав голову, он принялся теребить свою остроконечную
седую бородку. Наконец с отсутствующим видом он сказал:[220 J
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	А твоя бедная мать была такой счастливой привлекатель¬
ной дамочкой. — Затем, прежде чем я смог оправиться от шока
после такой реплики, которая в устах мистера Пина казалась
почти неприличной, он снова взглянул на меня, затем в сторо¬
ну, что заставило меня почувствовать, что он готовится сказать
что-то неприятное. — Я горько разочарован в тебе, Лоуренс,
я думал, что ты мальчик со светлой головой. Я никогда не мог
и представить, что ты станешь клерком на товарном складе.—	А как бы иначе я выжил? — возразил я.—	Дюжиной разных способов. Прежде всего — демонстра¬
цией сообразительности. Ты ведь хочешь туда, не так ли? — Он
ткнул бородкой вверх, намекая отнюдь не на небо как на место
моего предназначения, а в направлении университета, который
был гораздо ближе к нам, сидевшим у реки, то есть на холме
перед нами.—	Я давно хотел заниматься наукой или даже медициной, —
коротко ответил я. — Я много чего хотел, да не получил.—	Тогда почему бы тебе не попробовать что-нибудь по¬
сложнее? Существует множество университетских стипендий
для умных мальчиков, особенно в области изучения классиче¬
ских языков. Ты ведь умный, не так ли?—	Я не знаю. Надеюсь, что да.—	Тогда давай проверим наш уровень. — Он говорил с эн¬
тузиазмом и, пока я изумленно смотрел на него, вынул из вну¬
треннего карман пиджака, обшитого шнурком, тощую потре¬
панную книжицу в черном сафьяновом переплете, похожую на
мой молитвенник.—	Это мой Новый Завет, Лоуренс, — сказал он бодро. —
Просто открой наугад и переведи.Я открыл наугад, а затем, помолчав, попытался как-то от¬
шутиться.—	Греческий не по мне, сэр. Я не знаю ни слова на нем.—	Что, не знаешь греческого? О дорогой, это удар! — Он
сделал паузу, нахмурившись. — Тогда как ты в латыни?—	Я прошел «Избранное» Овидия и целую книгу под на¬
званием «Pro Patria»\ и... ну, я попробовал немного Вергилия.Родина (лат )[221
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Попробовал немного Вергилия, — повторил он, щелкнув
зубными протезами, что, как представляется, выражало его не¬
удовлетворенность. Опять наступило молчание. Затем он ска¬
зал: — Определи пятое утверждение Третьей книги^ Евклида.Я замялся, красный от смущения:—	Боюсь, что дальше второй книги мы не прошли.Даже тогда он не сдался. Там, на скамейке в парке, пока ми¬
мо нас прогуливали детей в колясках, а смотритель парка с
подозрением следил за нами, как будто мы замышляли раз¬
грабить цветочные клумбы, Пин устроил мне всесторонний
экзамен, и когда все закончилось, он словно в каком-то опусто¬
шении простонал:—	Кто тебя учил? Или гробил? — Он стал дергать себя за
бородку, как бы пытаясь ее искоренить. — Ты полностью и аб¬
солютно необразован.—	Это не так, — сердито сказал я. — Я знаю много вещей
в ботанике и зоологии — возможно, больше, чем вы, сэр. Готов
поспорить, вы не сможете определить разницу между четырьмя
видами вереска и не разбираетесь в том, как делятся хромосо¬
мы в ядре амебы.Он выслушал меня со слабой, полной сострадания улыбкой.—	Мой бедный мальчик, это именно те темы, которыми ты
займешься и в которых, несомненно, преуспеешь после того,
как тебя допустят заниматься наукой. Но для этого тебе тре¬
буются знания совершенно другого рода, стандартные знания
учебника, которых ты просто не получил.На это мне нечего было ответить. Внезапно я поднял глаза:—	А вы не могли бы... я имею в виду, раз мы оба в Уинтоне...
не могли бы меня обучить, сэр?Он сразу же с фатальной решимостью покачал головой:—	Невозможно, Лоуренс. Ты так сильно отстал, что тебе
нужно твердое и постоянное обучение, в течение по крайней ме¬
ре двух лет. А я буду здесь не больше шести месяцев. И с твоей
и с моей стороны это безнадежно.^ Имеются в виду «Начала» {греч. 2то1хеТа, лат. Elementa) — главный
труд Евклида, написанный около 300 г. до н. э. и посвященный систематиче¬
скому построению геометрии и теории чисел. Считается вершиной античной
математики. Состоит из 13 книг. В третьей книге речь идет об окружностях.[ 222 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВПоследовало скучное, долгое и несчастливое молчание,
убившее надежду, постоянно теплящуюся в глубине души, —
надежду на то, что я каким-то образом преодолею все свои
трудности ради блестящей, сверкающей карьеры впереди.—	Очень жаль, Лоуренс. Ты был таким многообещающим
учеником. Разве ты не помнишь те маленькие саги, которые ты
сочинял для меня, когда я задавал их на выходные? Они были
необыкновенно хороши. У тебя было такое непостижимое чув¬
ство слова. Раньше я читал их в классе. — Он внезапно замол¬
чал, задумавшись и как-то странно глядя на меня. Он пробормо¬
тал самому себе какое-то слово, которое я инстинктивно уловил.
Оно прозвучало как элисон. Что это было — последнее благо¬
словение? Затем довольно нерешительно он сказал: — Пола¬
гаю, не будет никакого вреда, если мы будем поддерживать
контакты. У тебя есть карандаш? Запиши мой адрес. Два две¬
надцать, Хиллсайд-стрит. Вечером на следующей неделе мо¬
жешь заглянуть ко мне. А теперь не смею тебя задерживать.
Я пройдусь с тобой до трамвайной остановки.—	Мне трамвай не нужен, — глупо ответил я.—	А мне нужен, Лоуренс, — сказал он мягко.Мы пошли к воротам парка. Он передвигался заметно мед¬
леннее и более неуклюже, чем раньше, привлекая любопытные
и подчас бесцеремонные взгляды. На подъемах он начинал за¬
дыхаться. Мне, в моем мрачном настроении, не нравилось быть
на виду в его компании, вроде довеска к этому нелепому, кача¬
ющемуся из стороны в сторону ковылянью. Он ничуть не по¬
мог мне, а просто меня уничтожил. Когда наконец он поднялся
на ступеньку трамвая и сказал: «Напоминаю: приходи на сле¬
дующей неделе», я, резко отвернувшись, едва ему ответил.По крайней мере, будущее он у меня не отнял. У меня по-
прежнему была Нора. И когда я пошел к Аргайл-стрит, я снова
стал думать о ней.ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯВторой сеанс в «Альгамбре» начинался в девять часов ве¬
чера, но в субботу, как и следовало ожидать, я оказался у входа
в партер задолго до этого. Я действительно явился настолько[ 223 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНрано, что поток зрителей, выходящих после первого представ¬
ления, чуть не снес меня с ног. После чего из-за холодного вет¬
ра, несущего от реки туман, я порядком продрог. Поглядывая
на часы на Центральном вокзале, я шагал взад-вперед, стараясь
согреться, впрочем думая больше не об этом, а о том, что скоро
увижу Нору. Но время шло. Десять, пять, три минуты до девя¬
ти... сейчас должен подняться занавес. Я начал волноваться.
Может, я ошибся с датой или подошел не к тем дверям? Пят¬
надцать минут спустя, когда я уже собирался уходить, они по¬
явились.Компания была больше, чем я ожидал: Теренс и мисс Джо-
зефина Гилхоли, Нора, мисс Донохью и молодой человек в до¬
рогом костюме, оказавшийся братом мисс Донохью. Все они
были в одинаковом, дружески приподнятом настроении, наво¬
дящем на мысль, что они, вероятно, вместе поужинали. Подо¬
зрение об этом предшествующем событии, из которого я был
исключен, подтверждалось крайней доброжелательностью, с ко¬
торой, в порядке компенсации, они приветствовали меня.—	Надеюсь, ты не простудился, дорогой! — воскликнула
мисс Донохью, сжимая мою руку.—	Надо было кой-куда зайти и уши погреть, — намекнул
Теренс. — Джози, это Лоуренс.—	Рада познакомиться с тобой, честно. Я всегда говорю, что
любой друг моего друга — это мой друг, только мне следовало
бы узнать о тебе пораньше. — Мисс Гилхоли, одетая в роскош¬
ную шубу и в слои розовато-лиловой накидки из тюля, прикры¬
вавшей голову и шею, присоединилась к попытке возместить
причиненный мне ущерб. Она пожала мне руку, оставив на
моей ладони памятку духов, не улетучившихся за весь вечер, и
добавила: — Я слышала, ты отличный бегун. Да, похоже, так
оно и есть. Я всегда говорю, что по внешности все можно по¬
нять.—	Мы надеемся, что он неплох, — рассудительно сказал Те¬
ренс. — Мартин и я хотим проверить его на днях.Одна Нора ничего не сказала. Она лишь молча улыбнулась
мне улыбкой признания и приятия, в которой, как мне показа¬
лось, был намек на нашу тайную связь, что более чем компен¬
сировало все мои ожидания. А еще лучше стало, когда мы во-[ 224 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВШЛИ в театр и она быстро сказала мне на ухо то, что объясня¬
ло все:—	Мы, Лоуренс, были на вечеринке, которую устроила
мисс Гилхоли. Поэтому я не могла пригласить тебя в «Крите-
рион». Но в следующий раз ты обязательно придешь.К сожалению, когда мы пробирались в тесноте к середине
партера, я проскочил мимо указанного мне места, так что воз¬
главлявший процессию Теренс сел с мисс Гилхоли, затем по¬
следовали Мартин с Норой, а под конец я остался с мисс Доно¬
хью. Такая расстановка мне абсолютно не понравилась. Я ра¬
зочарованно посмотрел вдоль ряда, надеясь на сочувственный
взгляд Норы, но она в своей обычной манере оживленно раз¬
говаривала с Мартином Донохью. На сцене жонглер подбрасы¬
вал мячи.—	Первые номера никогда не бывают хорошими, дорогой, —
прошептала мне мисс Донохью. — Но потерпи, пока не уви¬
дишь Хетти Кинг^ — Она развернула большую коробку шоко¬
ладных конфет и, предложив мне выбрать любую, положила ее,
удобно открытую, к себе на колени. — Угощайся, дорогой, сколь¬
ко захочешь.Из-за этого заботливого внимания мисс Донохью, явно мне
симпатизирующей, я почувствовал себя сиротой, мальчиком
из приюта, получившим бесплатный гостинец. Человек в ма¬
ленькой шляпе-котелке, с ярко-красным носом, теперь пел пес¬
ню, которая, похоже, у всех, кроме меня, вызывала смех.—	Он просто умора, правда, дорогой? — хихикала мисс До¬
нохью.Я состряпал на лице согласную улыбку, одновременно гля¬
нув вдоль нашего ряда. Мисс Гилхоли, заходясь от смеха и по¬
казывая все свои позолоченные зубы, сползала с кресла и для
поддержки хваталась за Теренса. Затем, приглядевшись, я по¬
нял, что Мартин держит руку Норы. Он мне не понравился
с первого взгляда — разговаривая со мной, смотрел холодно и
жестко, — и теперь это впечатление только усилилось. Он был^ Хетти Кинг (Hetty King) — сценическое имя Уинифред Эмме (1883-
1972), английской комедийной актрисы и певицы, более 70 лет успешно вы¬
ступавшей на сценах музыкальных театров.[ 225 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНпо-своему привлекателен — вызывающий, мрачный и опасный.
Слегка приплюснутый нос и выдающиеся скулы делали его
похожим на боксера.—	Смотри, дорогой, «Синхронные Братья».Вынужденный следить за пантомимой этой парочки, похо¬
жей на близнецов, во фланелевых брюках, полосатых блейзе¬
рах и соломенных шляпах, я тем не менее не мог отвести тревож¬
ный взгляд от другой пары. Моя неестественная поза — один
глаз на сцену, другой вдоль ряда — в конце концов привлекла
внимание мисс Донохью, спросившей вполголоса:—	Ты что, свернул себе шею, дорогой, похоже, растяжение
мышц? Только не говори мне, что у тебя косоглазие.С усилием я сфокусировал глаза на сцене и поспешно заве¬
рил мисс Донахью, что мне не нужны очки.Меня спас занавес — он опустился, обозначив антракт. Те¬
ренс и Донохью немедленно поднялись, чтобы отправиться в
бар, и, поскольку мисс Гилхоли, перекрыв все пространство меж¬
ду рядами, потянулась к Норе, чтобы поговорить с ней, я с ред¬
кой решимостью обратился к мисс Донохью.—	Я не имел прежде удовольствия встречаться с вашим
братом, мисс Донохью, — непринужденно заметил я, предпри¬
няв болезненную попытку выглядеть утонченно. — Он живет
в Уинтоне?—	Ну, часть времени, дорогой. Но, кроме того, он много пу¬
тешествует по стране.—	По делам, мисс Донохью?—	Естественно, дорогой. Он торговый агент.—	Вы имеете в виду — коммивояжер, мисс Донохью?Она соболезнующее посмотрела на меня:—	Ты еще зелен, не так ли, дорогой? Тем не менее этим ты
мне и нравишься, ты очень милый мальчик. Нет, дорогой. Мар¬
тин — букмекер. Но не тот, кто издает книги для чтения, как ты
можешь подумать. Он принимает ставки. Организует тотализа¬
тор, если ты слышал такое слово. У него есть свое место почти
на всех скачках, и он занимается подбором хорошей клиентуры.
Ешь шоколад, дорогой, вот этот, мне не нравится с карамельной
начинкой: она застревает в зубных протезах.—	Мне показалось, мисс Донохью, что он и Нора очень хо¬
рошие друзья.[ 226 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Ну, бери выше, — заметила она, странно глянув на ме¬
ня. — Тут, скорее, речь идет о помолвке.—	О помолвке, мисс Донохью? — с трудом выдавил я из
себя.—	Ну, не скажу, что они уже помолвлены. Нора еще слиш¬
ком молода, только семнадцать, как ты знаешь, и я хочу год или
около того подержать ее в «Эрле», чтобы у нее было свое дело,
когда она вступит в брак. Но поверь мне, дорогой, это вопрос
уже решенный.То, что помолвки еще не было, могло бы отчасти утешить
меня, но хотя я и не совсем понял, что означает в данном слу¬
чае слово «вопрос», оно прозвучало как судьба, тем более уже
«решенная». Сам не свой от горя, я молча слушал, как мисс
Донохью продолжала:—	Нора — прекрасная девушка. Может, чуть сумасбродная,
это в ней от Ирландии, слишком много озорства. Но мне она
дорога, я очень люблю ее.—	Думаю, мы все ее любим, мисс Донохью, — проскрипел
я, тщетно пытаясь сделать хорошую мину.Оставшаяся часть представления превратилась для меня
в пыль и прах. Даже Хетти Кинг не смогла меня расшевелить,
несмотря на взволнованный шепот мисс Донохью, что хит
«О ты, прекрасная кукла» — любимая песня короля Эдуарда.Когда занавес наконец опустился и оркестр сыграл несколь¬
ко тактов «Боже, храни короля», я испытал и грусть, и облегче¬
ние. В общей суете Теренс и Донохью поспешили к бару за по¬
следним глотком горячительного, в то время как две дамы с
озабоченным видом удалились в туалет. Наконец я остался
наедине с Норой, стоя в ожидании остальных в пустеющем
фойе. Она очень близко подошла ко мне, так что ее глаза гля¬
нули прямо в мои. Они были серьезными, однако, отметив мою
щеку живым и теплым поцелуем, она в усмешке скривила рот.—	Тебе не понравилось, — сказала она осуждающе, одна¬
ко с ноткой сочувствия, как бы давая знать, что понимает меня.
В самом деле, когда я стал возражать, что все наоборот, она по¬
качала головой. — Нет, ты подумал, что все это довольно грубо,
и, возможно, так оно и есть. Это совсем не то, что тебе нравится.С внезапным приливом отчаяния я почувствовал, что дол¬
жен открыться ей.[ 227 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Мне бы понравилось, Нора, если бы я сидел рядом с то¬
бой.—	Тогда почему ты не был рядом? — Глаза ее расширились.
Она стояла так близко, что я ощущал ее теплое и сладкое дыха¬
ние. — Было бы славно.—	Я думал, ты хотела сидеть с Мартином.—	Мартин! — воскликнула она. — Он мне надоел. Он слиш¬
ком навязчив. Я хотела, чтобы ты был рядом со мной.Огромная радость сотрясла мое сердце. Освободившись
от груза несчастья, я почувствовал, как кровь бросилась мне
в лицо.—	Но, Лоуренс, — испытующе посмотрела она на меня, —
Терри говорит, что к девушкам ты вроде как равнодушен.—	К тебе я не равнодушен. Нора. Если хочешь знать, меня
никогда ни к кому не тянуло так, как к тебе. Ты мне очень нра¬
вишься.Она улыбнулась, и я подумал, что она продолжит подшучи¬
вать надо мной. Но выражение ее лица изменилось, и ее синие
глаза наполнились теплом.—	Ну, ты мне тоже нравишься, — сказала она. — Это дейст¬
вительно так. И я очень хочу встречаться с тобой, где-то бы¬
вать вместе, хочу расшевелить тебя. Этот мир жесток, Лоуренс,
и прости, но я думаю, что тебе надо набраться побольше опыта.
Ты должен научиться общению с людьми, научиться получать
от жизни удовольствие. Я не обижаю тебя, говоря все это?—	Нет, что ты. Нора!Появились те, кого мы ждали, и она продолжила довольно
спокойно:—	Тогда вот что. В следующее воскресенье Март и Терри
собираются уехать. Так что приходи в Кресент-парк, и мы сде¬
лаем все, что ты захочешь.—	О Нора... — глубоко вздохнул я. — Это потрясающе. Мне
прийти утром?Мне показалось, что она готова засмеяться. Ее губы дрогну¬
ли, а глаза сощурились, превратившись в две сверкающие чер¬
ные щелки.—	Приходи, когда сможешь, — сказала она. — Но не слиш¬
ком рано, иначе я буду еще в постели.[ 228 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВЯ снова ожил и теперь был вполне готов улыбаться при ви¬
де остальных и весело притворяться, что замечательно провел
время, сердечно прощаться и благодарить мисс Гилхоли, когда
она сказала, что хочет видеть меня на следующей своей вече¬
ринке, — то есть я был готов делать все, что было совершен¬
но чуждо моей природе, но что я исполнял сейчас, поскольку
знал, что Нора действительно неравнодушна ко мне.Я был словно на небесах, возвращаясь пешком к «храму
тамплиеров», и звон трамваев казался мне музыкой.ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯПомимо регулярных еженедельных писем от мамы, другой
почты я не ждал. Поэтому открытка, которая пришла в среду с
утренней почтой и была вручена мне за завтраком миссис То¬
бин, стала для меня событием. Она была от Пина, с таким ко¬
ротким текстом: «Почему ты не зашел ко мне? Я буду ждать тебя
на этой неделе в среду или четверг в обязательном порядке».Но я уже отказался от Пина. Его оценка моих способностей
или отсутствия таковых больно задела меня, и я не хотел, что¬
бы меня снова допрашивали и прогоняли. Если он сделал вы¬
вод, что мои перспективы плачевны, тогда зачем он мне? Я не
собирался к нему идти. Следовало подождать возвращения ма¬
мы, прежде чем пытаться улучшить мою ситуацию.Тем не менее, по мере того как время шло, я все чаще вытас¬
кивал открытку из кармана и смотрел на нее. Во всяком слу¬
чае, она была необычной. И я начал спрашивать себя; может,
открытка содержит какую-то срочную просьбу? Тогда, если
честно, у меня есть обязательства перед старым учителем. В кон¬
це концов, с характерной для меня непоследовательностью, в
семь часов вечера я стоял, стуча в дверь номер двести двена¬
дцать на Хиллсайд-стрит.Это был пансион явно скромного уровня, что я определил
по запаху вареной капусты в голом маленьком холле и по рас¬
трескавшемуся линолеуму на лестнице, ведущей к жилищу
Пина, однокомнатной квартире на третьем этаже в задней час¬
ти дома. Пин читал у окна, но явно ждал меня и встретил без[ 229 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНупреков. За его плечом я сразу же обнаружил то, что предназ¬
началось гостю, и для чего, очевидно, ему пришлось залезть в
собственный кошелек. На круглом столе у окна стояли бутыл¬
ка лимонада и тарелка сладкого печенья.—	Лоуренс, — начал он, усадив меня, — я тут как-то поду¬
мал, что другого такого случая может и не представиться. С тех
пор я этим и занимаюсь.—	Да, сэр, — послушно сказал я.—	Прежде всего позволь предложить тебе немного подкре¬
питься.Он налил лимонада и гостеприимным жестом пододвинул
ко мне печенье.—	А вы сами разве не хотите, сэр?Он улыбнулся и покачал головой, потом, понаблюдав за
мной несколько минут, сказал с некоторой значительностью:—	Лоуренс, я хочу поговорить с тобой об Эллисоне.—	Эллисоне, — тупо повторил я.Он кивнул и, соединив кончики пальцев, так что его ладони
образовали перевернутую букву V, наклонился ко мне:—	Как ты, наверное, знаешь, в университете есть всевозмож¬
ные фонды, гранты, стипендии и прочее, что там полагается.
Некоторые из них необычны и в то же время вполне приемле¬
мы для ученого совета, ты даже можешь назвать их особенны¬
ми, в той мере, в какой они отражают характер грантодателя. —
Он сделал паузу, держа меня под таким пристальным взгля¬
дом, что я забыл прикончить печенье. — Так вот, Джон Эллисон
был странным человеком, Лоуренс, — мельник в Форфаре с
весьма скромным бизнесом, не шибко грамотный, но ярый
шотландский националист, помешанный на истории Шотлан¬
дии. Я склонен думать, что он каждый год ездил в Бэннокберн
в годовщину битвы^ Во всяком случае, перед смертью в возрас¬
те восьмидесяти трех лет он завеш;ал учредить именную сти¬
пендию — это по тридцати фунтов в год в течение пяти лет для
тех, кто хочет поступить в университет и напишет лучшее эссе.^ Битва при Бэннокберне — одно из важнейших сражений англо-шот¬
ландских войн XIII-XVI вв, состоявшееся 23-24 июня 1314 г близ реки
Бэннокберн Разгром английской армии под Бэннокберном обеспечил вос¬
становление независимости Шотландии[ 230 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВпосвященное памяти исторического персонажа Шотландии.
Тема заранее неизвестна, оглашается преподавателем богосло¬
вия, на написание эссе дается два часа в университетском зале
в последний день первой недели августа. Впереди еще около
трех месяцев. — Он снова сделал паузу, потом тихо, но внуши¬
тельно сказал: — Лоуренс, ты не хотел бы за эти три месяца
проштудировать историю шотландцев и потом сесть и напи¬
сать эссе?Я тупо уставился на него. Моей первой реакцией, не считая
удивления, был, в общем-то, инстинктивный отказ. Идея была
настолько неожиданной, условия получения стипендии столь
нелепыми, чуть ли не на грани абсурда, а мои знания в этом
отношении столь сомнительными, что я шарахнулся в сторону,
как кролик в нору. Я знал, что не смогу этого сделать, что все
это совершенно не мое, и тут же приступил к формулировке
своего отказа, по правилам логики и в выражениях, менее все¬
го обидных для Пина.—	Спасибо, что вы так беспокоитесь обо мне, сэр. Но когда
вы говорите о времени, то забываете, что у меня есть работа,
которая отнимает большую часть дня.—	Я говорил о твоем свободном времени, Лоуренс. По вече¬
рам и, возможно, по ночам ты мог бы с моей помощью погру¬
жаться в историю.—	Но где мне взять книги?—	С моими нынешними возможностями я мог бы подобрать
в университетской библиотеке все нужные тебе книги и мно¬
гое другое. Редкие книги, великолепные, интересные книги. —
Он добавил со значением: — Твоя любовь к книгам известна.Это меня ужалило — уже давно я не брал в руки ничего бо¬
лее серьезного, чем еженедельные «Пикантные новости» мис¬
сис Тобин.—	В любом случае, — сказал я, — у вас нет никакой гаран¬
тии, что мое эссе будет лучше тех моих ранних детских упраж¬
нений. И вы уже поставили меня в известность, что я полуоб¬
разован.—	Тем не менее ты умный, Лоуренс, — сухо возразил он. —
Кроме того, я сомневаюсь, что основным критерием тут бу¬
дут литературные данные. Для членов комиссии важнее на¬
циональный дух.[2311
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Национальный дух! — запротестовал я. — Я наполовину
ирландец!—	Это позволяет тебе мысленно перевоплотиться и стать
еще более шотландцем, чем сами шотландцы.Это мягкое, но коварное давление подтачивало меня.—	Нет, я действительно не чувствую себя готовым к этому.
Я еще слишком молод, чтобы поступать в университет. Я пред¬
почел бы подождать, пока не вернется мама. Ее курсы оканчи¬
ваются в сентябре. Когда она получит назначение в Уинтон, ей
будет положена комната или маленькая квартира. Тогда я смо¬
гу снова пойти в школу.—	Ты не слишком молод для университета. Осенью тебе
будет больше шестнадцати. Поздно думать о школе, по край¬
ней мере о той, которая тебе доступна, — продолжал наступать
он. — Что касается твоей матери, разве не здорово сказать ей,
что ты пробовал получить стипендию Эллисона и, возможно
даже... — он сделал паузу, — что ты победил? Какая радость,
какое облегчение для нее! Ты начнешь учиться в университете
с более чем достаточными средствами. Тридцать фунтов в год
с гарантией на целых пять лет. Подумай об этом, Лоуренс. И не
забывай, что я помогу тебе.Сознательно или нет, но он нажимал на мои уязвимые точ¬
ки, заставляя с нежностью думать о матери и презирать самого
себя, — это была нечестная игра на моих эмоциях, отчего щеки
мои зарделись сердитым румянцем, и мне нечего было сказать
в ответ.Он смотрел в сторону, подергивая свою бородку, делая вид,
что не замечает моего унижения, пока под конец, сдержанным
тоном, не произнес возмутительную и непростительную фразу:—	Полагаю, можешь себе представить, что это значило бы
для такого бесполезного старика, как я, если бы я помог тебе
получить стипендию Эллисона.Он что, актерствовал, используя запрещенные приемы, лишь
бы захомутать меня? Пин был филологом, знатоком классиче¬
ских языков, эрудитом, но в его жилах текла по преимущест¬
ву кровь местечкового патриота. Теперь я думаю, что он верил
каждому своему слову. Тогда же мне этих слов было достаточ¬
но, чтобы понять: я побежден. И он тоже понял это. Живо под¬[ 232 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВнявшись, он — чувствуя себя свободно в шлепанце и без про¬
теза — прыгнул к встроенному в стену шкафу.—	Тебе нечего пить — бутылка пуста. Я подумал, ты захо¬
чешь еще. У меня есть в шкафу. — Он достал лимонад и напол¬
нил чистый стакан. — Если хочешь, есть еще печенье.Я не хотел ни печенья, ни лимонада, чувствуя, что, посчитав
меня взрослым, он теперь обращался со мной как с ребенком.
Но я принял это, чтобы выиграть время, собраться с мыслями
и, пока мы молчали, избавиться от этого чувства. Я не испыты¬
вал ни малейшего восторга от нашей затеи. Он, должно быть,
уловил это, потому что сказал мне с повелительными нотками
в голосе:—	Теперь внимание. Ты будешь приходить сюда в семь ча¬
сов вечера три раза в неделю, и мы будем заниматься как ми¬
нимум два часа. Я набросал план чтения. Вот твои первые две
книги: одна — «Общая история Шотландии» Хьюма Брауна^
вторая — «Пограничные войны» Дункана. — Он сунул мне один
из томов и наугад полистал другой. — Ты представить себе не
можешь, какое прекрасное время тебя ждет... удивительные
люди, о которых ты узнаешь. Подумать только, что мне при¬
шлось тебя уговаривать! Возьмем, например, этого графа Ангу¬
са, по имени Арчибальд Отчаянный^. Вот кто был личностью,
доложу я тебе. Подвинь-ка стул поближе, и мы пройдемся по
нему.Мы начали изучать героические выходки Ангуса, предста¬
вителя рода Рыжих Дугласов, то, как он повесил музыкантов
короля и получил прозвище Отчаянный. Вопреки всему, мне
стало интересно. Как бы себя ни вел Пин за кафедрой учителя,
он всегда увлекал и вызывал симпатию. Мне было жаль, когда
в девять часов он закончил урок.—	Для начала достаточно. Теперь, помимо чтения, кото¬
рое я задал, жду от тебя короткий письменный отчет, скажем
в пятьсот слов, о том, что мы сегодня прошли. Принеси его
в пятницу.^ Хьюм Браун (1849-1918) — шотландский историк, сыгравший большую
роль в том, чтобы история Шотландии стала академической дисциплиной
2 Арчибальд Дуглас Отчаянный (1449-1513), 5-й граф Ангус (с 1463) —
шотландский барон из рода Рыжих Дугласов, лидер восстаний против коро¬
ля Якова III Стюарта[ 233 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНЯ встал, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы выра¬
зить свою готовность заниматься. Как я мог так упрямиться,
так трусливо отнекиваться? Но он остановил меня:—	Я тебя знаю, Лоуренс. Пожалуйста, никаких восторгов.
Это тяжкий труд.С книгами под мышкой я пустился в свой обычный спринт
по парку, а затем, настолько мне не терпелось возобновить зна¬
комство с пограничными разбойниками, я бегом припустил на¬
зад к «храму тамплиеров» по берегу реки, далее по пустынным
улицам и слабо освещенным переулкам, слыша за собой эхо
своих шагов, между темными ангарами доков, пока наконец я
не оказался в своей комнате, в постели со свечой и раскрытой
книгой на коленях.ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯНаконец наступило долгожданное воскресенье. Хотя я встал
около семи, я, как обычно, отправился с миссис Тобин на утрен¬
нюю, в десять часов, мессу в церковь Святого Малахии. Эта
церковь в беднейшем районе города по соседству с нами так и
ассоциируется в моей памяти с очередями женш;ин в платках
и вечным кашлем. Но миссис Тобин она нравилось, у нее были
друзья среди прихожан, и я всегда сопровождал ее. Вообще-то,
в это исключительное утро я подумывал о том, чтобы сходить
на девятичасовую мессу, тогда около десяти я мог бы уже быть
в Кресент-парке, но, помня о намеке Норы не появляться слиш¬
ком рано, я решил, что мне лучше оказаться там около один¬
надцати часов. Пусть далее я и засомневался — не поздно ли.А в действительности университетские часы отбивали один¬
надцать ударов, когда я, в наилучшем своем виде, позвонил в
подъезд номер девять, нервничая, конечно, но полный прият¬
ных ожиданий. Моя преданность стипендии Эллисона больше
не вызывала сомнений, но до нее было еще далеко, и ничто не
могло заставить меня упустить шанс встретиться с моей обо¬
жаемой кузиной.Возможно, звонок не работал. Я снова нажал на него и стал
ждать. Ответа не было. Я еще раз надавил пальцем на кноп¬[234 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВку — внутри раздались шаги, а затем открылась дверь, не пол¬
ностью, но достаточно, чтобы я увидел, что Нора в ночной ру¬
башке и халате. Еще не совсем проснувшись, она сонно морга¬
ла... Было похоже, что она чем-то недовольна.—	Это ты, Лоуренс, — сказала она. — Тебе лучше войти.Затягивая пояс на халате и шаркая в своих пушистых тапоч¬
ках, она привела меня на кухню, села на край стула и с трудом
подавила зевок.—	О Нора! — горестно воскликнул я, однако очарованный
ее видом. — Боюсь, я тебя побеспокоил.Она посмотрела на меня, в раздумье потирая плечо под ноч¬
ной рубашкой, затем внезапно рассмеялась:—	Не волнуйся, дружок. Я прошлой ночью припозднилась.
Провожала нашу компанию. Мисс Донохью уехала в Перт с
Терри и Мартином. Но если ты поставишь чайник и заваришь
мне чашку чая, я буду в два счета готова.Показав мне кухонный шкаф, она удалилась в спальню,
а я решил устроить ей хороший завтрак. Пока мы жили с ма¬
мой, я стал чуть ли не мастером быстрого приготовления раз¬
ных блюд. Когда Нора вернулась, чай был заварен, кроме того,
я приготовил горку тостов и омлет из нескольких яиц.—	Ну ничего себе! — Она посмотрела на результаты моего
творчества, украшавшие клетчатую скатерть. — Роскошь. «Кри-
терион» отдыхает. Я хочу поделиться этим с тобой.—	Я уже завтракал. Нора.—	А что у тебя было?—	О, в основном обычная болтанка. Это вроде каши, Нора.—	Тогда можешь угош;аться. А этого Лео надо пристрелить.
Насмерть.Она достала еш;е одну чашку и налила чая. Мы начали с тос¬
тов и омлета. Никогда не думал, что завтрак вдвоем может быть
таким приятным. Моя кузина, свежая, как ромашка, была еще
красивее, чем когда-либо. Все еще с голыми ногами и в домаш¬
них тапочках, она была в мягкой белой блузке и короткой юб¬
ке из шотландки, в которой преобладал желтый цвет.—	Это тартан Керри, — объяснила она, разглаживая ее на
коленях. — Если ты ирландец, ты должен гордиться этим. Ска¬
жи прямо сейчас, Лоуренс, что ты хочешь, чтобы мы делали
сегодня?[ 235 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНЭто были ее цвета, решил я, темные волосы и глаза по кон¬
трасту с кремовой кожей, что и делало ее такой очарователь¬
ной. Я с любовью смотрел на ее широкий мягкий рот, когда она
пила чай, и на ее маленькие ровные зубы, когда она хрусте¬
ла тостом, такие же белые, как у моего отца, — отличные зубы
Кэрроллов.Я глубоко вздохнул:—	Больше всего я бы хотел... то есть, если ты захочешь...
чтобы мы отправились куда-нибудь за город.—	Ах да, ты же не городской мальчик.Она посмотрела в окно. Солнце ярко освещало белую стену
противоположного дома.—	Тем не менее неплохая идея. Уинтон отвратителен в вос¬
кресенье. Предположим, мы сбежим к плавучему дому.—	Плавучему дому?Она наслаждалась моим удивлением. Это, вдруг подумал
я, было особым шармом Норы — ее способность наслаждаться.—	У многих есть плавучие дома на Лох-Ломонде. У Марти¬
на и мисс Донохью, — добавила она, — есть такой, недалеко от
Люсса. Для праздников и всякого такого. Да, славно. Возьмем
велосипеды, ты можешь взять тот, что у мисс Д., и к часу мы бу¬
дем там.Такая перспектива, после нескольких месяцев в трущобах
Аргайл-стрит, была настоящим приключением. Я едва мог до¬
ждаться, когда мы отправимся.—	Тогда поторопимся. Нора! — вскочил я. — Если хочешь,
я вымою посуду и сделаю сэндвичи.—	Никаких сэндвичей, дружок. Тоска смертная. И плевать
на еду. Если хочешь прямо сейчас, то поехали, но можно я сна¬
чала надену чулки? Вон они — дай-ка мне их.Пара фильдеперсовых чулок, выстиранных и высушенных,
две полупрозрачные ленты, висели на перекладине над кухон¬
ной плитой. Я передал их ей — они были легкие, как паутина.Сидя, она принялась надевать их, искоса следя за мной с яв¬
ным озорством и еще с чем-то испытующим, читавшимся в ее
взгляде из-под опущенных ресниц, с чем-то похожим на иску¬
шение, тогда как я изумленно смотрел на неуловимое, но щед¬
ро дарованное моему взору мелькание белых бедер под тарта¬
ном Керри.[ 236 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Ну вот! — небрежно заявила она, поднимаясь и оправляя
юбку. — Осталось надеть туфли, и мы выходим.—	Спасибо, Нора, — пробормотал я.Эта идиотская реплика, возможно вырвавшаяся из моего
подсознания как оценка ее маленького спектакля, прозвучала
настолько нелепо, что я густо покраснел. К моему облегчению,
она, похоже, не обратила на это внимания.Два велосипеда стояли в подвале. Мы выкатили их во двор
и отправились в путь.Велосипед мисс Донохью, старая модель с высоким рулем
и фиксированной малой передачей, без свободного хода задне¬
го колеса, заставил меня попотеть. Мне приходилось крутить
педали в два раза быстрее, чем Нора, чтобы не отставать от нее.
Спустившись по склону, она устремилась вперед, оборачиваясь
и с насмешкой поглядывая, как я, взгромоздившись на высокое
сиденье и бешено работая ногами, тарахчу сзади. Я чувствовал,
что мисс Д. уже лет сто как не пользовалась этим драндулетом.
Но именно такой прогулки мне и хотелось — воскресные до¬
роги были свободны от транспорта, а открытая местность, уже
тронутая весенней зеленью, просто пьянила. Боярышник был
в цвету, я вдыхал его аромат, когда мы проезжали мимо. На
лугах блеяли ягнята, призывая своих матерей. Из-под изгоро¬
дей уже пробивались примулы и ослинник. Когда мы подъеха¬
ли к Лоху и покатились вдоль чудесно изогнутого берега. Нора
начала дурачиться на велосипеде:—	Смотри, Лоуренс, я не держусь за руль.Затем она начала петь. Это не была песня Хетти Кинг, но
что-то вроде того, с таким вот началом:Ты назвал меня куколкой год назад,Ты сказал мне, что я хороша, на твой взгляд.Это нарушение воскресной тишины необъяснимым обра¬
зом очаровало меня, пока я вдруг не вспомнил, что Нора не
была сегодня в церкви, каковое упущение, несомненно, было
на моей совести. Я подкатил к ней и в ужасе воскликнул:—	Нора, ты не ходила сегодня утром на мессу! Это я тебя
сбил с толку, это моя вина.Она перестала петь.[ 237 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Да, Лоуренс, — серьезно сказала она. — Ты принял тяж¬
кий грех на свою душу. Я не хотела поднимать эту тему, но ме¬
ня это очень беспокоило.—	Почему ты не остановила меня, Нора? Я бы сходил с то¬
бой к иезуитам на Крейг-стрит. Это моя любимая церковь.—	Ты не дал мне шанса, дружок. Ты заставил меня сесть на
байк и выехать из города, прежде чем я сообразила, какой се¬
годня день и где я нахожусь.—	О дорогая! — простонал я — Мне очень жаль. Нора.—	Ну не расстраивайся, мой мальчик. Надеюсь, это не смер¬
тельно, но если да, то, как я слышала, есть веш;и и похуже.Сказав это, она спрыгнула с велосипеда. Мы достигли ти¬
хой бухты с галечным пляжем, где у берега на ржавой цепи,
прикрепленной к столбику, стояла небольшая лодка. В пятиде¬
сяти ярдах от берега плавно покачивалось на якоре страннова¬
тое, но симпатичное сооружение, выкрашенное в белый цвет, с
окнами и дверью, в моем представлении — точная уменьшен¬
ная копия Ноева ковчега. Это был плавучий дом.Нора вынула ключ из велосипедной сумки и отперла замок
на лодочной цепи. Мы оттолкнулись, взяли по веслу и погреб¬
ли к плавучему дому. Внутри он был точно как маленький дом
со спальней, с комнатой отдыха, то есть своего рода гостиной, и
с кухней, оборудованной металлической плитой. Там был ужас¬
ный беспорядок — незаправленная кровать, захламленный га¬
зетами и посудой стол, валяюш;аяся на полу пустая бутылка.—	Ну и кавардак, — сказала Нора, оглядываясь и морща
нос. — Ну не важно, это не наша проблема. Как ты насчет иску¬
паться?—	Я бы с удовольствием, — охотно согласился я, посколь¬
ку был в поту и пыли. — Но у меня нет трусов.—	Кто тебя увидит? — невозмутимо сказала она. — Я смот¬
реть не буду, а если бы и посмотрела, разве я не твоя кузина?
Иди разденься на верхней палубе. Но разумеется, будет хо¬
лодно.Я поднялся по трапу на верхнюю палубу, представлявшую
собой ровную площадку, окруженную декоративной балюстра¬
дой. По обе стороны бухты был лес, а за ней в солнечном све¬
те сверкало озеро. Горная вершина вдали была синее, чем небо.[ 238 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВЯ сбросил одежду и, все еще в сомнениях насчет своей полной
наготы, поспешно нырнул.Это был шок — от ледяной воды у меня перехватило дыха¬
ние. Я вынырнул, ловя ртом воздух, но, заработав руками и но¬
гами, почувствовал, как по венам бодро побежала кровь. Я уже
плавал несколько минут, когда неожиданный всплеск заставил
меня обернуться. Это моя непредсказуемая кузина решила по¬
плавать за компанию. Было совершенно непонятно, есть на
ней купальный костюм или нет. Видна была только ее голова,
когда она быстрым брассом направилась прямо ко мне. Но ме¬
ня пронзил страх, что она может оказаться без всего, в своем
природном естестве. Я рванул прочь, как испуганная форель,
инстинктивно повернув к берегу. Но она ожидала этого и отре¬
зала мне путь к отступлению. Я повернул обратно. Она упорно
преследовала меня, как рассерженная русалка. Из последних
сил, уже чуть ли не задыхаясь, я достиг противоположной сто¬
роны плавучего дома, вылез и наконец почувствовал себя
в безопасности.Рядом с моей одеждой лежало полотенце. Вытершись, я
с быстротой молнии впрыгнул в свои штаны. Спустя пять ми¬
нут появилась она, стряхивая капли воды с волос, и, к моему
огромному облегчению, вполне прикрытая.—	Почему ты не остался и не дал мне притопить тебя?
Правда, Лори, ты такой стеснительный, это тяжело. Не будь
таким серьезным, дружок. Расслабься. Ты слишком хороший,
чтобы быть деревяшкой. Знаешь что? Я ведь тайком подсмот¬
рела, как ты нырнул в чем мама родила, и, мягко выражаясь —
чтобы ты не очень задавался, — тебе нечего стыдиться.—	Но, Нора, я лишь подумал...—	Ты слишком много думаешь. В этом твоя проблема. Ко¬
роче, я слишком голодна, чтобы спорить, нам нужно поесть.—	Если тут есть что готовить... — с готовностью пробор¬
мотал я. — Я могу разжечь плиту—	Когда ты узнаешь меня полз^ше, и я надеюсь, что так
оно и будет, ты обнаружишь, что я ненавижу готовить... при¬
мерно так же, как я ненавижу сэндвичи. В любом случае на
этой посудине нечего есть, кроме консервов с сардинами и плес¬
невелых крекеров с тмином.[ 239 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНЯ начал говорить ей, что это вполне сгодится, но она уже
стала спускаться с верхней палубы со словами:—	Я буду готова через минуту. Тогда и скажу, что у нас
дальше.Вскоре она вернулась. Затем мы сели в лодку, и я стал грес¬
ти в указанном ею направлении, пока через полмили мы не
оказались в другой бухте, где на берегу у дороги была гостини¬
ца с вывеской: «Герб Инчмурена. Джон Ренни, владелец». Мы
высадились на небольшом деревянном причале. Здесь я зако¬
лебался. Надо было сказать правду.—	Нора... У меня нет денег.—	Что? — Она изобразила крайнее удивление. — Даже нет
на кусман для Пэдди Мерфи? ^ Тогда мы пролетели.Я покраснел, а она рассмеялась:—	Не волнуйся, дорогой Лоуренс, я угощаю.Нора была, по-видимому, довольно привычным посетите¬
лем — владелец паба сразу ее узнал и пожал ей руку.—	Мистер Донохью сегодня не с вами, мисс? — Затем он
окинул меня долгим взглядом, пренебрежительно отвернулся,
после чего сказал: — У нас есть курица, ростбиф, вареная бара¬
нина с яблоками в тесте, а еще — творог и сливки. Вам выделим
уютное местечко. — Как бы о чем-то вспомнив, он добавил: —
Жена будет сожалеть, что не увиделась с вами. Она в деревне
у дочки.«Уютное местечко» оказалось обычной комнатой — по¬
крытый клеенкой стол, плевательницы на посыпанном песком
полу. Над каминной полкой в стеклянной коробке плыло гру¬
стное чучело щуки. Но поданные на стол деревенские блюда
оказались отменными. Мы ели ростбиф — толстые ломтики
говядины, розовые внутри и обжаренные по краям, с рассып¬
чатым картофелем и зеленью. К нему Нора заказала стакан
пива. Я взял лимонад. Затем последовали яблоки, запеченные
в тесте, щедро политые свежими сливками. Я съел две порции.
Наконец на столе оказался брусок твердого желтого сыра дан-
лоп. Откинувшись на спинку стула и потягивая пиво, моя ку¬
зина откусывала от ломтика сыра, с легкой улыбкой следя за
тем, как я уписывал целый клин.^ Пэдди Мерфи — традиционный герой ирландских застольных песен[ 240 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Мы сможем как-нибудь повторить это, не так ли, дру¬
жок?—	О Нора, если только можно... Это все... так прекрасно.—	Нам нужно только завершить это кое-чем. Помнишь,
я угощала тебя глотком портвейна в баре, когда мы еще были
детьми? Теперь мы выпьем еще по глотку.Она встала и вышла за вином. После долгого отсутствия
она вернулась, держа в руках по бокалу.—	Ренни пытался расспрашивать меня о лошадях, — сказа¬
ла она. — Обычно Мартин дает ему сведения.При упоминании этого имени сладкий портвейн стал чуть
горче. Тем не менее он придал мне храбрости.—	Нора... Ты часто приезжаешь сюда с Мартином?—	Ну, иногда. И с мисс Д. тоже.—	Полагаю... — я искал способ обойти эту болезненную те¬
му, — это абсолютно естественно, что тебе нравится Мартин.—	Иногда он мне очень нравится. Иногда я его ненавижу.
Теперь мы врозь.—	Надеюсь, вы и останетесь врозь.—	Почему?—	Потому что, если это тебя не оскорбит, — (портвейн про¬
должал помогать), — ты мне самому очень нравишься.—	Почему это должно меня оскорбить?—	Потому что, — пробормотал я, сердясь на самого себя, —
ты знаешь, что я никто.—	Ради бога, дружок! — вскочила она. — Когда ты переста¬
нешь заниматься самоуничижением? Ты себя недооценива¬
ешь. Если хочешь знать, мне нравится быть с тобой — я и не
думала, что такое бывает. Ты меня слышишь? Я наслаждаюсь
каждым мгновением, как и ты. Ты увидишь, что это так. Пой¬
дем к лодке.Когда я встал из-за стола, меня охватила какая-то невероят¬
ная эйфория, вызванная обедом, портвейном и этим теплым вы¬
ражением ее глаз. Под предлогом обсуждения лошадей Нора
уже деликатно оплатила счет, о чем я мог только догадываться.
Снаружи, когда мы проходили через сад гостиницы, бархат¬
ные желтофиоли, горячие на солнце, источали нежный восхи¬
тительный аромат. Прекрасный день продолжался. Мы добра¬[241 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНлись до плавучего дома, привязали лодку и вошли внутрь.
Нора смотрела на меня с той едва уловимой искушающей
улыбкой, которую я заметил, когда она натягивала чулки. Но
что-то изменилось. Она больше не насмешничала. Вместо
озорства ее глаза светились теплом и странным, сладким, зата¬
енным обольщением. Она хохотнула:—	После такого обжорства меня тянет в сон. А тебя? Мы
можем здесь растянуться.Проследив за ее взглядом, я увидел, что кровать была акку¬
ратно застелена. Должно быть. Нора это сделала, когда переоде¬
валась после купания.—	Но день такой прекрасный, Нора. Разве не лучше поле¬
жать на верхней палубе?—	Я пробовала, — сделала она смешную гримаску. — Ужас¬
но жестко.—	Я могу снять эти подушки с дивана.—	Ну... как хочешь, — сдалась она. — Но там совсем не так
уютно, как в кровати.Я собрал все подушки и отнес их на верхнюю палубу. Они
были довольно потрепаны, кое-где с перьями, торчащими из¬
нутри, но оказались достаточно мягкими, когда я разложил
их на палубе и мы легли на них. Вокруг было блаженное тепло.
Я закрыл глаза. Даже сквозь веки проникало солнечное сия¬
ние, соответствуя моему состоянию.—	Тебе удобно. Нора?—	Да, — сказала она. — Никогда не думала о подушках. Это
было умно, Лори. Но где ты?Она протянула руку. Все еще с закрытыми глазами я нашел
ее маленькую ладонь и взял в свою. Она начала щекотать мою
ладонь кончиком пальца.—	Я так счастлив. Нора. Огромное спасибо за все. И осо¬
бенно за то, что ты со мной.—	Ты все еще слишком далеко. Давай поближе.Когда я повернулся на бок, ее рука обхватила меня за шею.
Я открыл глаза. Ее лицо было ошеломляюще близко к моему.
Я видел голубые крапинки в радужках ее темных глаз, родин¬
ку, идеально отметившую краешек скулы и лишь добавлявшую
прелести ее лицу. На ее верхней губе сверкала крошечная[ 242 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВбусинка пота. Ее кожа, обычно кремово-бледная, слегка поро¬
зовела. От нее шло странное душистое тепло, заставлявшее
мое сердце неровно биться и трепетать.—	Можно я тебе что-то скажу, мой дорогой Лори? — Затем
медленно, с паузами между словами, как бы донося до меня
сокровенный смысл каждого из них, она произнесла: — Ты мне
очень, очень нравишься.—	И ты мне нравишься. Нора, дорогая, — сделал я вдох. —
В самом деле, я всем сердцем тебя люблю.—	Тогда люби меня, дорогой Лори.Она крепко обняла меня и прижалась губами к моим губам.
Огромная сладкая волна прошла сквозь меня. Ничего больше¬
го на свете я не мог и желать. Меня подхватило и понесло по¬
током самых чистых, самых сильных эмоций, совершенно от¬
деливших меня от моего тела, — это был восторг, экстаз души.Увы, бедный простофиля, я не посмел предположить, что
моя кузина весьма нуждалась в моем соучастии. Не было ни¬
какого сомнения в том, что я был способен ответить на ее по¬
рыв, Небеса знали, что я достаточно натерпелся, торя окольны¬
ми тропами свой путь к возмужанию. Но Нора была для меня
тайной, чем-то особенным, почти ангельским. Я бы скорее
умер, чем оскорбил ее, мое возвышенное состояние удерживало
меня от приземленных мыслей об акте, который тогда казался
мне чем-то отталкивающим и неприличным. Кем я был в те
минуты — полным идиотом, может, мозгляком или просто мяг¬
ким, неопытным юнцом-идеалистом? Стоит ли мне презирать
нынешнее поколение осведомленных подростков, которые от¬
правляются на такие прогулки с привычным представлени¬
ем о том, что там будет, и полным карманом презервативов?
И простился ли я окончательно со своими серафическими гре¬
зами? Так или иначе, теперь я, по крайней мере, избавлен от
необходимости изложить историю потери мной невинности,
со всеми присуплими этому сюжету банальностями, потому
что, когда мы, затаив дыхание, блаженно пребывали в объяти¬
ях друг друга, с берега раздался громкий отрезвляюпций крик:—	Мисс Нора, я принесла вам цветы для вашего дома!—	О боже! — простонала Нора. — Это миссис Ренни из го¬
стиницы, чтоб ее разорвало.[ 243 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Часть для вас и часть для мисс Донохью! — снова разда¬
лось с берега, и, опершись на локоть, я увидел толстую малень¬
кую женщину, машущую нам огромными букетами нарциссов.—	Я съезжу за ними, — сказал я.—	Нет, оставайся здесь. Не двигайся ни на дюйм. Я избав¬
люсь от нее и тут же вернусь.Она с неохотой встала, откинула назад волосы, и спустя
мгновение я услышал всплеск весел. Вскоре над озером разда¬
лись звуки дружеских приветствий и поплыл разговор двух
голосов. Миссис Ренни была болтушкой, и избавиться от нее
оказалось труднее, чем Нора надеялась. Как широко было небо
и как навевал дремоту тихий плеск озера! Мне стало чудиться,
что я плыву сквозь облака, плыву, все более и более раство¬
ряясь в грезах, пока наконец долгая велосипедная прогулка,
великолепный обед, портвейн и горячее солнце не сделали свое
дело. К своему стыду, который никогда во мне не избудет, я за¬
снул.Когда я проснулся, было уже прохладно, солнце садилось
и Норы рядом не было. Я вскочил. Она была внизу и уже приго¬
товила чай. Вопреки ожиданию, с ее стороны не было ни упре¬
ков, ни презрения — она тепло приветствовала мое появление,
разве что стала смотреть на меня с каким-то новым, непонят¬
ным, пытливым интересом. Она нежно поцеловала меня в ще¬
ку, произнеся слова одобрения, которые показались мне стран¬
ными:—	Ты юноша-дитя, Лори. Такой божественный день, и нам
не в чем себя упрекнуть.—	Ты тоже спала?—	Нет, родной. Я еще поплавала, чтобы остыть, затем я по¬
ставила чайник, села и немного подумала о себе.—	О чем. Нора?—	Ах, — улыбнулась она. — Когда-нибудь расскажу.Попив чая, который оказался весьма бодрящим, мы запер¬
ли плавучий дом, высадились на берег и, навесив замок на ло¬
дочную цепь, неторопливо отправились на велосипедах домой.
Нора ехала очень близко ко мне, часто клала руку мне на пле¬
чо, так чтобы было удобней разговаривать. Действительно, по¬
чти весь путь до Уинтона мы разговаривали. Я рассказал ей о
стипендии Эллисона, и она посоветовала всерьез заняться[ 244 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВЭТИМ. Еще она предупредила, чтобы я не позволял Теренсу ис¬
пользовать себя в его интересах.—	Терри славный малый, совсем не злой и не вредный, но
палец в рот ему не клади. Что касается Донохью, этот человек
обдерет как липку собственную бабушкуБыло уже поздно, когда мы добрались до Кресент-парка.
Мой фонарь погас, и оставшуюся часть холма мы одолели пеш¬
ком. Я взял у Норы велосипед и сказал, что поставлю оба в под¬
вал. Когда я стоял в темноте, она быстро обняла меня и поце¬
ловала.—	Спокойной ночи, дорогой Лори. И дай бог тебе остаться
таким, какой ты есть.Затем она поднялась по лестнице и скрылась за дверью.ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯБыло четыре часа жаркого субботнего дня в середине ию¬
ля, когда миссис Тобин принесла в мою комнату чашку с чаем.
Прежде чем выйти, она покачала головой, поглядев на меня,
сидящего перед горкой книг, наваленных на плетеный стол,
который я откопал среди хлама Лео.—	Образование — замечательная вещь. Но на твоем месте
я бы не стала так надрываться.—	Но я должен, Энни, — в отчаянии ответил я. — У меня
осталось ужасно мало времени.—	Что ж... — рассудила она. — Только не заработай воспа¬
ление мозга, как парень миссис Финнеган ^ когда ему не уда¬
лось стать почтальоном.Я был слишком напряжен, чтобы расценить это как шутку
Более двух месяцев я последовательно вгрызался в исто¬
рию под руководством Пина, и нервы мои были на пределе. От
первых лакомств в виде «Общей истории Шотландии» Хьюма
Брауна и «Пограничных войн» я перешел к более солидной^ Финнеган — герой ирландского музыкального фольклора, алкоголик,
который воскресает, опрысканный «водой жизни» — виски Джеймс Джойс
использовал это имя в названии своего словотворческого романа «Поминки
по Финнегану»[245 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНпище: к «Шотландской войне за независимость»^ Баррена,
«Кельтской Шотландии»^ Скина, «Королям Стюартам» Грего¬
ри, а теперь поглощал «Чертополох и Розу»^. Помимо реальной
цели, на достижение которой я почти не смел надеяться, меня
заинтересовала эта тема сама по себе. По ночам, в свое лучшее
время для чтения, я бывал настолько взволнован, читая о
вражде между Ротсеем и Олбани, которая приведет к таинст¬
венной смерти Ротсея в Фолкленде, что только финальный —
вполне в духе четырнадцатого века — трепет моей оплывшей
свечи мог остановить меня. Я теперь проводил у Пина четыре
вечера в неделю — это была воистину героическая самоотдача,
однако скорее с его стороны, чем с моей. Часто мои мысли воз¬
вращались к тем временам, когда я врал по глупости, что у ме¬
ня есть наставник. Теперь у меня он действительно был: заме¬
чательный, терпеливый учитель. Его больше всего заботило
отсутствие у меня литературного стиля, каковой дефект с бо¬
лее чем скромным успехом он постоянно пытался устранить
правкой и советами.—	Ты пишешь душой, Лоуренс, — пожимал он плечами, —
а не головой. Надо с этим кончать.Я обратился к любезному подношению миссис Тобин. Вы¬
пив чай, который начал уже остывать, я снова, уже не в первый
раз за сегодня, посмотрел на открытку. Она пришла вчера и
теперь слишком явно лежала на столе рядом с моими заметка¬
ми о регентах Морее^ и Ленноксе^ Нахмурившись, я взял ее и,
как бы пытаясь уловить смысл, до сих пор скрытый от меня,
прочитал ее еще раз.Встретимся под часами на Центральном вокзале в 5 часов ве¬
чера в субботу в обязательном порядке. Это явно в твоих инте¬
ресах.Теренс^ «The Scottish War of Independence» (1914) by Evan M. Barron.2	«Celtic Scotland: a history of ancient Alban», 1886-1890, by Skene, Wil¬
liam E3	«The Thistle and the Rose» by William Dunbar (14607-1520?).^ Граф Морей (с 1562) — регент Шотландии в 1567-1570 гг.^ Герцог Леннокс — регент Шотландии в 1580-1583 гг.[ 246 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВКонечно, я не собирался идти. Я уже решил, что не пойду.
Время было слишком дорого, чтобы тратить его на бесполезные
встречи. Прежде всего разве не Нора, моя дорогая Нора, совер¬
шенно четко советовала мне опасаться элегантного Терри? Но
в заключительном предложении была приманка. «Явно в тво¬
их интересах» — беззвучно повторяли мои губы эти слова.
А что, если это действительно реальный шанс? И мысленно
я возвращался к разговору с Теренсом на кухне «Критериона»,
когда он говорил о своих связях в Роклиффе, а затем я поду¬
мал о том, как пожалею, упустив такой шанс. Допивая чай,
я склонялся то в одну, то в другую сторону. В конце концов
я вскочил, схватил кепку и отправился на Центральный вок¬
зал.Когда я подошел, было без десяти пять. Это было излюб¬
ленное место встреч, и под большими часами уже стояли лю¬
ди. Я присоединился к ним. В пять минут шестого, с необыч¬
ной для него пунктуальностью, появился Теренс с маленькой
сумкой «глэдстоун»^ в руке. Он был не один. С ним был До¬
нохью.—	Отлично, дружище, ты здесь. И классно выглядишь, —
тепло приветствовал меня Теренс. — Надеюсь, мы тебя не за¬
ставили ждать.Донохью тоже улыбался, — по крайней мере, обычно сдер¬
жанный и угрюмый, на сей раз он изображал на лице необычай¬
ную приветливость, что было крайне удивительно, поскольку
до сих пор он практически игнорировал меня.—	Здесь нам не поговорить, — сказал Теренс. — Пойдем
в буфет.Мы пошли в первоклассный буфет.—	Что ты будешь? — радушно спросил Донохью. — Это за
мой счет.С выгодой для себя воспользовавшись его предложением,
я сказал, что буду сэндвич с ветчиной и стакан молока. Оба
они заказали пиво «Гиннесс».^ Сумки этого типа названы в честь Уильяма Эдварда Глэдстоуна (1809-
1898), премьер-министра Соединенного Королевства Великобритании и Се¬
верной Ирландии.[ 247 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНТеренс подождал, пока нас обслужат, затем, заботливо осве¬
домившись, все ли у меня в порядке, сделал глоток крепкого
пива и озвз^ил следующее:—	Итак, дружище, ты уже не раз слышал, как я говорил, что
хочу засечь твое время на милю. Ну, сегодня мы собираемся
это сделать.Я не должен был удивляться, поскольку Терри действи¬
тельно не раз затрагивал эту тему в своей полусерьезной-полу-
шутливой манере. Но внезапность этого предложения меня
ошеломила.—	Почему сегодня? — осторожно спросил я.—	Ну, к этому мы еще вернемся, — доверительно и со зна¬
чением посмотрев на меня, сказал он.—	Но я давно серьезно не занимался бегом. Я, скорее, не
в форме.—	Ну, такой ладный юноша, как ты, никогда не бывает не
в форме. Верно, Март?—	Пожалуй, — согласился Донохью. — Судя по тому, что
я вижу, на нем нет ни унции жира. Тем не менее я не уверен,
что он выдержит.—	Не волнуйся. Еще как выдержит.—	А как у него со скоростью? — с сомнением посмотрел на
меня Донохью. — Ему на финише понадобится скорость.—	Это я гарантирую, — решительно сказал Терри. — Я же
говорил тебе, что, когда он был еще ребенком, у него был
практически мой уровень.Такой аргумент не убедил Донохью.—	Это было много лет назад.—	Может, и так. Но в этом году и в прошлом он дважды
побеждал в кроссах. Так что шутки в сторону.—	М-да, — сказал Донохью, как бы наполовину убежден¬
ный. — Ну, я полагаю, мы можем дать ему шанс.—	И реальный шанс. — Теренс повернулся ко мне. — Все
готово, дружище. Здесь шмотки для тебя. Мой собственный
комплект «Роклифф», если угодно. — Он постучал носком бо¬
тинка по сумке «глэдстон». — И я договорился, чтобы мы про¬
верили тебя на территории Харпа.—	Но с какой стати, Терри? — Эти приготовления, инте¬
рес, проявленный ко мне, и то, как Донохью, пусть и неохот-[ 248 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВНО, согласился с доводами Теренса, — все это было очень лест¬
но, но я не собирался идти на поводу.—	Потом, потом, дружище. Какой смысл объяснять, пока
мы не увидим тебя в деле?—	Нет, — решительно сказал я. — Я должен знать, какой
мне прок от этого.—	Разве я не написал тебе на открытке? — взорвался Те¬
ренс. — Для тебя это точно обернется выгодой. Если, конечно,
ты тот, за кого мы тебя принимаем, хотя теперь я начинаю со¬
мневаться.Скептицизм, прозвучавший в его голосе, сыграл свою роль.
Я согласился отправиться с ними. Собственно, я не видел вре¬
да в такой вылазке. И теперь мне хотелось показать им, на что
я способен. Особенно мне хотелось доказать это Донохью, по¬
тому что он мне не нравился и потому что меня возмущала его
связь с Норой. Мы вышли из буфета и, покинув вокзал, взяли
на улице такси. Доверься Терри, он сделает все как подобает, с
комфортом в душе подумал я. Мой кузен снова впечатлил ме¬
ня своим обаянием и самонадеянностью.Ехать нам было довольно далеко, в восточный пригород.
Примерно через двадцать минут я увидел футбольное поле,
принадлежащее клубу «Харп Джуниоре». Район, в котором
доминировали два огромных газохранилища и прилегающие
к ним газовые заводы, был бедным и зловонным, то есть, что
естественно, загазованным. Я никогда не слышал о «Харп Джу¬
ниоре» и их территории, окруженной ржавым гофрированным
ползфазвалившимся забором, с небольшим деревянным павильо¬
ном и вконец разбитым футбольным полем. Однако вокруг
него была проложена гаревая беговая дорожка.—	Вот мы и приехали! — с энтузиазмом воскликнул Теренс,
велев таксисту подождать нас снаружи. — Ты стой у дорожки.
Март, а я пойду с Лоуренсом.Мы вошли в павильон, который производил еще более гне¬
тущее впечатление, чем все остальное. Сломанные доски пола,
несколько старых полосатых футболок на крючках, везде пыль,
а также сильный затхлый запах пота, пива и мочи.Открывшаяся со щелчком сумка явила мне шорты, майку
и шиповки. Теренс услужливо помогал, словно был моим ка¬[ 249 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНмердинером, — я стал преображаться на глазах. Все отлично
подошло, кроме спортивных туфель, которые оказались слиш¬
ком велики — в носке оставался целый дюйм пустого места.
Я указал на это Теренсу.—	Это неплохо, — сказал он с видом эксперта. — Это даст
тебе большую пружинистость.Мы вышли из павильона. Донохью, сунув руки в карманы,
прогуливался взад-вперед в ожидании. Он закурил сигару.—	Вот он! — воскликнул Теренс, подталкивая меня впе¬
ред. — И разве он не похож на бегуна, от пяток до макушки?—	Клянусь Богом, похож. Он рослый. И посмотри на его
ноги.Тон Донохью, в котором мне слышалось невольное уваже¬
ние, был весьма одобрительный. В самом деле, в этой легкой
спортивной форме с расцветкой Роклиффа я почувствовал,
что не должен их разочаровывать. Я сделал несколько разми¬
ночных движений.—	Правильно, разогрейся, дружище.—	Только не расслабляйся, — сказал Донохью, тут же по¬
перхнувшись дымом своей сигары.—	Пора, Лори. — Теренс, с видом, который, казалось, дол¬
жен был охладить энтузиазм Донохью, положил руку мне на
плечо. В другой он держал часы. — Четыре круга — ровно одна
миля. Готов?—	Да.—	Тогда внимание. — Глядя на часы, он сделал шаг назад. —
Пошел!Я хорошо начал и в своем лучшем темпе одолел круг по бе¬
говой дорожке. Только что съеденный сэндвич несколько ме¬
шал мне на оставшихся двух кругах, и шиповки Терри почти не
пружинили на жесткой гаревой дорожке, несмотря на его заве¬
рения. Бледный, тяжело дыша, я наконец финишировал и был
недоволен своим выступлением. Но оказалось, что я ошибся.
Наклонившись над часами, Теренс изумленно ухнул:—	Хороший бег, дружище. Я знал, что ты нам подойдешь.Донохью, тут же оказавшийся рядом, сердечно похлопал ме¬
ня по спине. Все еще задыхаясь, я покраснел от удовольствия.—	Какое у меня время?[ 250 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВТеренс приложил палец к губам:—	Об этом сейчас ни слова. Ты поймешь почему. Теперь
иди переоденься. Кажется, вода в павильоне отключена, но мо¬
жешь отлично протереться, в сумке есть полотенце.Спустя десять минут мы ехали в такси обратно в город.
В дороге Теренс с самым доверительным видом повернулся
ко мне:—	А теперь послушай меня, дружище. — Он говорил тихо,
как будто опасался, что водитель может подслушать. — В нача¬
ле августа в Бервике-на-Твиде состоится спортивное меропри¬
ятие. Это маленькое провинциальное событие, и в основном на
него собирается всякая шушера. Но, — он пристально посмот¬
рел на меня, — там заключают много пари, а Мартин, насколь¬
ко тебе известно, как раз занят в этом бизнесе. Наша идея —
выставить тебя в забеге на милю. Мы узнали, какие там у них
результаты, и, судя по времени, которое ты показал, мы убеж¬
дены, что ты можешь это сделать.—	Выиграть? — воскликнул я.—	Кубок. — Он с серьезным видом кивнул и добавил еш;е
более впечатляюще: — И выиграть денежный приз. Мы поза¬
ботимся о материальной стороне. Мартин займется ставками.
Твоя доля — десять фунтов.—	Десять фунтов! — Это было более чем соблазнитель¬
но, просто ослепительная сумма. — Но, Терри, у меня экзамен
в первую неделю августа. Седьмого числа.—	А соревнования — пятого. За два дня. Это примерно
в трех часах езды от Уинтона, и мы доставим тебя туда и обрат¬
но в тот же день. О чем волноваться?Раздираемый сомнениями, я прикусил губу. Я хотел выиг¬
рать этот кубок, а особенно я хотел получить десять фунтов.
Моя мама в недавнем письме, говоря о квартире, которую она
пол}?чит по возвращении, сокрушалась о том, что продала на¬
шу мебель, когда мы покинули Ардфиллан. Десяти фунтов
хватило бы на мебель, можно было бы даже целую комнату
обставить. Но как отнесется Пин к такой поездке, практически
накануне «Эллисона»?—	Ну и что, тебе пойдет на пользу немного переключиться
перед экзаменом. — Донохью, должно быть, прочитал мои мыс-[251 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНЛИ. — Но конечно, если тебе плевать на хорошие деньги, у ме¬
ня на примете есть еще один парень, который может попытать
счастья.Чтобы кто-то меня заменил — это было уж слишком.—	Я согласен.—	Отлично, дружище! — поздравил меня Теренс, пожав ру¬
ку. — Ты не пожалеешь об этом. Все, что тебе нужно, — это не
забивать голову лишними мыслями и делать небольшие лег¬
кие пробежки по вечерам. Не перегружай себя. И если при мне
случайно заглянешь в отель с заднего хода, то тебе обеспечена
парочка хороших стейков.Мы ехали знакомыми улицами. Я увидел, что мы минова¬
ли Северный Британский вокзал и выезжаем на Мортонхолл-
стрит. Донохью опустил стекло и избавился от сигары. Он по¬
смотрел на меня:—	Куда тебя подбросить?Я рассудил, что сейчас должно быть порядочно за шесть ча¬
сов, почти самое время для моих занятий с Пином.—	Где-то возле Хиллсайд-стрит.Теренс тут же сказал водителю, чтобы тот обогнул парк.
Такси остановилось у подножия холма Гилмор, неподалеку от
университета, и я вышел.—	Буду с тобой на связи, дружище! — крикнул он мне
вслед, и они уехали.Все еще взволнованный, с приятным чувством важности
происходящего, я пошел к жилищу Пина. Было лестно, что Те¬
ренс выбрал именно меня, и к тому же подтверждалась моя
врожденная вера в исключительную мою бегучесть. Осознание
того, что я быстро бегаю, впервые возникшее у меня, когда я
мчался за доктором для моего отца, и которое я старался под¬
держивать собственными усилиями, было прекрасно подтверж¬
дено в реальности, поскольку, тренируясь с участниками крос¬
сов в Арденкейпле, я дважды побеждал в спортивных состяза¬
ниях в категории для мальчиков до четырнадцати лет. В тех,
что проводились ежегодно в конце сезона. Да, это был, несо¬
мненно, особый дар, сравнимый разве что со способностью ле¬
витировать, даруемой Небесами некоторым особым святым.
Действительно, когда я бегал, обдуваемый встречным потоком[252 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВвоздуха, который я сам и вызывал, то нередко испытывал ощу¬
щение, что на какое-то время утрачиваю контакт с terra firma\
Ввиду всего этого мне казалось правильным, что я должен
обратить в капитал свои преимущества. Красивое предложение
Терри было совершенно законным, и если Донохью тоже захо¬
тел сделать ставку на меня, притом что в этом и заключается
его бизнес, то почему бы и нет. Однако по отношению к сти¬
пендии Эллисона мне самому было далеко не все ясно, и когда
я добрался до Хиллсайд-стрит и поднялся по лестнице в ком¬
нату Пина, я решил оставить последнее слово за ним. Он уже
сидел за столом и ждал меня, с большим любопытством пере¬
листывая кипу бумаг.—	Лоуренс, — тут же начал он, указывая на другой стул, —
представь, мне повезло достать экзаменационные работы на
стипендию Эллисона за последние десять лет. Их полезно по¬
читать.—	Да, сэр?—	Во-первых, в шести из десяти сл)^аев сочинения были
посвящены одной из персон шотландской истории шестнадца¬
того века. Во-вторых, насколько я понял, прошло ровно десять
лет с тех пор, как такой персоной была Мария, королева шот¬
ландцев.—	Что это значит?—	Возможно, ничего. — Он улыбнулся, подергав себя за бо¬
роду. — Тем не менее, я думаю, было бы неплохо обратить нам
особое внимание на тысяча пятисотые годы с небольшим до¬
полнительным интересом к этой несчастной молодой женщине
и к ее ближайшему окружению: Эндрю Лэнг^ тут нам поможет.
Сегодня я получил его биографию из библиотеки. И как он
благоволит к этому бедному существу!Он уже открывал книгу, когда, желая прояснить то, что тво¬
рилось у меня в голове, я сказал:—	Одну минутку, сэр, прежде чем мы начнем.Я рассказал ему, что мой кузен попросил меня принять
участие в спортивной встрече в Бервике за два дня до сочи-^ Твердая почва (лат.).^ Эндрю Лэнг (1844-1912) — британский (шотландский) писатель, пере¬водчик, историк и этнограф.[ 253 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНнения и что, хотя я и дал предварительное согласие, если мой
учитель считает, что это каким-либо образом может ухудшить
мои шансы, я немедленно откажусь.Он подумал, глядя на меня добрыми глазами. На его лице
в тот момент было написано благородство, которое затмевало
все его недостатки — инвалидность, банальную сентименталь¬
ность и чопорные повадки, — и в тот момент я почувствовал,
насколько он мне дорог.—	Почему нет, Лоуренс, я считаю, это как раз тебе и нужно,
я всегда советую делать перерыв перед экзаменом. А день на
открытом воздухе — просто идеально.Я испытал большое облегчение, услышав такие слова.
С возродившимся пылом я под надзором Пина приступил
к новому и еще более рьяному исследованию личности кузины
королевы Елизаветы.ГЛАВА ТРИДЦАТАЯВ тот же вечер, когда я закончил занятия с Пином и вышел
из дома на улицу, Нору я не нашел. Она довольно часто, когда
погода была хорошей, пересекала парк, чтобы встретиться со
мной, и я ждал ее под фонарем у парадного номер двести две¬
надцать. Взявшись за руки, мы отправлялись обратно в Кре-
сент, где мисс Донохью, считавшая, что у нее кулинарный та¬
лант, и любившая отведать чего-нибудь вкусненького, готови¬
ла на тосте гренки с сыром по-уэльски, под которые мы пили
какао. Пин требовал от меня такого усердия, что для прогулок
за город не оставалось времени, а сама Нора и не предлагала
их. Хотя у меня было весьма смутное представление о том, что
произошло тогда между нами на верхней палубе плавучего до¬
ма, отношение Норы ко мне неуловимо, однако существенно
изменилось. Я чувствовал, что она испытывает ко мне еще бо¬
лее теплые чувства, пусть уже без прежней непринужденности
и озорства, — она принялась меня поддерживать, говорить, как
она надеется, что я добьюсь стипендии Эллисона. Как будто
она вдруг стала старше, сдержаннее, и, хотя мы нежно целова¬
лись, что-то, чему я не мог дать название, пропало, сменившись[ 254 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВкакой-то озабоченностью. В последнее время мне действитель¬
но стало казаться, будто что-то беспокоит Нору. Хотя она от¬
рицала это и отмахивалась от моих расспросов, часто ее взгляд
становился потусторонним, и порой она казалась абсолютно
подавленной. Поскольку прошло более недели — необычно
длинный промежуток времени — с тех пор, как мы виделись
последний раз, я решил зайти к ней на Кресент-парк по пути
домой.Здесь, однако, меня ждала неудача. На звонок никто не вы¬
шел, и я решил обойти дом и посмотреть со двора на знакомые
окна — ни в одном из них не было света. Я проторчал возле
дома с четверть часа, надеясь, что Нора или мисс Донохью вер¬
нутся. Затем я отправился по Кресент в сторону Крейг-Хилла.
Это был отнюдь не самый короткий путь до Аргайл-стрит, но
Крейг-Хилл имел для меня особую привлекательность благо¬
даря иезуитской церкви, которая, контрастируя со многими
обычными городскими часовнями Пьюджина\ была в своем
сумрачном романском стиле чрезвычайно привлекательной,
по крайней мере на мой взгляд. Отчасти она была обязана этим
нехватке средств, так как исходный замысел — облицевать
мрамором интерьер — не был воплощен, и строгие арки и ко¬
лонны так и остались в кирпичной кладке, бросая поперек не¬
фа средневековые тени. Более того, поздно вечером церковь
была обычно пустой, темной и очень тихой, что мне больше все¬
го и нравилось, и признаюсь, что у меня вошло в привычку,
покинув Кресент-парк, заглядывать в это святилипце — так или
иначе, это была ближайшая из церквей, — но не по причине
чисто религиозного пыла, какового я никогда не испытывал,
а по зову доверчивого сердца, дабы попросить помощи у Небес
для успеха в получении стипендии Эллисона, — без этого, как
я чувствовал, у меня ничего не получится.В этот вечер, войдя, я направился к своему любимому боко¬
вому алтарю, где была копия Мадонны кисти Симоне Марти¬
ни^, на которую я любил смотреть, что обычно приводило меня^ Огастес Уэлби Нортмор Пьюджин (1812-1852) — английский архи¬
тектор и теоретик архитектуры, признанный корифей неоготики, автор Биг-
Бена.2 Симоне Мартини (ок. 1284-1344) — крупный итальянский художник
XIV в., представитель сиенской школы живописи.[ 255 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНВ надлежащее молитвенное состояние и побуждало расстаться
с пенсом на свечу, если у меня что-то было в кармане. Однако
сегодня я едва мог различить Мадонну, так как все, кроме од¬
ной, зажженные свечи погасли. Единственную горевшую свечу,
видимо, зажгла женщина, сидящая напротив. Самые набожные
женщины, зажигавшие свечи, обычно становились на колени с
четками в руках. Но эта молодая женщина просто сидела, гля¬
дя прямо перед собой, как будто загипнотизированная крошеч¬
ным мерцающим пламенем, которое она сама создала. Скорее
удивление, а не любопытство заставило меня всмотреться в
разделявший нас сумрак, а затем, сразу, с радостью и недоуме¬
нием, я увидел, что это Нора.Я не верил своим глазам. Нора не была истово верующей.
Я уже знал, что она пренебрегает такими вещами, как воздер¬
жание от мясных блюд по пятницам, и не соблюдает правила
Пасхи. Она была способна шутить насчет святой воды и ла¬
дана, что меня беспокоило. Но как я был счастлив оттого, что
она, зная о моей привычке ставить по вечерам молитвенную
свечу, сегодня предвосхитила мое намерение и сама сделала
приношение, попросив за меня. Мое сердце преисполнилось
любовью и благодарностью. Еще невидимый, я созерцал Нору
с тем упоением, какое обычно адресовал Царствию Небесному
Однако и сама она на фоне алтаря, со своим бледным, чистым
профилем, тихая и серьезная, была похожа на маленькую ма¬
донну. Я не мог больше ждать. На цыпочках прошел вперед,
наклонился к ней и прошептал:—	Спасибо, Нора. Спасибо за свечу... и за все.—	Лоуренс... — резко повернувшись, сказала она.—	Это самое прекрасное — то, что ты сделала. Я всегда буду
помнить это.Она посмотрела на меня:—	Будешь помнить?—	Да, Нора. Даже если я не получу стипендию Эллисона.
Почему ты решила это сделать?Она отвела взгляд:—	Вроде просто так. В таком была настроении. Странно,
не так ли?—	Нет, Нора. Я верю, что это поможет.[ 256 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Надеюсь, ты прав, — сказала она.Наступила тишина.—	Ты хочешь остаться еще? — спросил я.Она покачала головой. Я улыбнулся ей:—	Тогда пойдем вместе.Снаружи, когда мы спустились по ступеням церкви, я взял
ее за руку:—	Какая счастливая встреча. Нора! Я звонил в вашу квар¬
тиру, но никто не ответил. А я так давно не видел тебя. Могу
я тебя проводить?Она остановилась у последней ступеньки.—	Мне епце не домой. У меня одно поручение... для мисс
Донохью.—	Это далеко. Нора?—	Ну... на Мортонхолл-стрит.—	Я пойду с тобой, — сказал я с воодушевлением.Нора, похоже, заколебалась, и я подумал, не вызвало ли
у нее досаду мое невольное открытие, что она сделала прино¬
шение ради меня, однако спустя мгновение она сказала:—	Разве ты не устал? Наверняка устал. После этого обуче¬
ния и всего прочего.—	Я никогда не устаю, когда мы ходим вместе, Нора.—	Ну и отлично, — сказала она после неуловимой паузы. —
Пошли.И мы пошли. Была ли в тоне ее голоса едва уловимая нотка
недовольства? Едва ли. Но пока мы шли и я искоса погляды¬
вал на нее, у меня сложилось впечатление, что она не совсем
в себе. Город переживал пик летней жары, а вечер был тихий
и душный. Под уличными фонарями лицо ее было бледным, с
темными тенями под глазами, взгляд же блуждал где-то дале¬
ко. К тому же она была непривычно молчалива. А мне до смер¬
ти хотелось рассказать ей о моем полном событий дне.—	Наверное, ты не знаешь, что я сегодня бегал. И я приму
З^астие в спортивных соревнованиях в Бервике.—	Да, я слышала об этом. Видимо, все мы поедем на маши¬
не Гилхоли.—	И ты? — воскликнул я.—	Возможно. По правде говоря, дорогой Лори, — поверну¬
лась она ко мне, — в последнее время я немного расклеилась.[ 257 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Мне ужасно жаль. Что случилось?—	О, просто немного не в себе. Уверена, что скоро все будет
в порядке.—	Тогда поехали с нами, Нора. Поездка пойдет тебе на
пользу.—	Хорошо, посмотрим.В конце Крэйг-Хилла мы повернули на Мортонхолл-стрит,
как всегда переполненную, с плотным движением транспорта.
Неподалеку от Маркет-Кросс, рядом с Маркет-Аркейд, она вы¬
нула свою руку из моей:—	Мне сюда.Мы стояли на тротуаре напротив Аркейда, крытого пас¬
сажа, занятого странными интересными заведениями с травни¬
ками, чудаковатыми аптекарями, даже с гадалкой и магазином
живой природы, где в витрине плавали черепахи. Именно здесь
миссис Тобин покупала муравьиные яйца для своей золотой
рыбки.—	Пока ты не ушла. Нора. — Мне трудно было говорить, не
хотелось талдычить одно и то же, просто я обязан был это ска¬
зать на прощание. — Еш;е раз спасибо за твою свечу.Снова мне показалось, что я обидел ее. Но нет, сделав шаг
в сторону, она краешком рта улыбнулась мне:—	Ну, Лори, как тебе, наверное, известно, я совсем не рели¬
гиозная, но, когда приспичит, попробуешь все.Я не мог говорить из-за переполнявшей меня благодарно¬
сти. То, как она говорила, сами ее слова свидетельствовали,
насколько важно ей, чтобы у меня все получилось. Я подождал,
пока она не пересечет улицу, а затем, все еш;е в возвышенных
чувствах, направился самым коротким путем к Аргайл-стрит
и к «храму тамплиеров».ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯВ половине восьмого утра в субботу, 5 августа, я отправился
в отель «Критерион». Небо все еш;е закрывала серая пелена,
а воздух после недавней жары был мягким и освежающим.
Я ничего не сказал дяде Лео о моих планах. Хорошие новости[ 258 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВОТ моей матери давали надежду, что при благоприятном ходе
вещей я долго у него не задержусь. Назначение в департамент
здравоохранения было ей гарантировано, и она планировала
вернуться в Уинтон через нескольких недель. Тогда она навер¬
няка положит конец моему вынужденному пребыванию у Лео.Хотя Теренс настоял на раннем выезде, я полагал, что мне
придется ждать, но когда я подошел к отелю, то увидел у входа
красный автомобиль с Теренсом на месте водителя и мисс Гил-
холи рядом с ним.Я прибавил шагу, и Теренс махнул рукой в знак приветствия:—	Рад тебя видеть, дружище. Как себя чувствуешь?—	Прекрасно, Терри, спасибо.—	Тогда прыгай назад. Остальные вот-вот выйдут. Нора
просто пошла выпить кофе.Когда я занял заднее сиденье, мисс Гилхоли полуоберну¬
лась ко мне и обнажила свои золотые зубы в приветливой
улыбке. На ней было роскошное клетчатое пальто и плоская,
как тарелка, шляпа с ее любимым розовым тюлем. Видимо, она
была лучшим клиентом мисс Донохью и, несомненно, щедро
тратила деньги в «Эрле», но я никогда не знал никого, кто умуд¬
рялся выглядеть так кричаще и безвкусно, каковое впечатле¬
ние усиливали ее разного рода вульгарные повадки. Она по¬
стоянно пребывала в беспокойном копошении — прихорашива¬
лась, поправляла волосы, пудрила нос, заглядывала в сумочку,
поглаживала себя в самых неожиданных местах, проверяла
свои ногти, вытягивала шею, жеманно и нервно жестикулиро¬
вала или с томным видом покорительницы мужских сердец
требовала от Теренса избыточного внимания. Мисс Гилхоли не
была ни красивой, ни молодой, и ее притязания на это вместе
с ее привычкой предварять каждую реплику словами «Я всегда
говорю...» казались мне отвратительными, хотя она теперь
приветствовала меня с милостивым снисхождением.—	Доброе утро, молодой человек. Надеюсь, сегодня вы сде¬
лаете для меня достойную наличность.—	Вам не хватает наличности, мисс Гилхоли?Теренс громко рассмеялся:—	Он тебя подколол, Джози. Мы все знаем, что значит быть
Гилхоли. Но что там Нора застряла?[ 259 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Должно быть, она слишком торопилась сюда, — заметила
мисс Гилхоли. — Я всегда говорю, никогда не надо торопиться.
И выглядела она какой-то слабой, наша любимица. Бледная
как бумага.Спустя мгновение Нора вышла из вращаюш;ихся дверей оте¬
ля, за ней Донохью. Поторапливаемые Теренсом, который тут
же нетерпеливо вышел из машины и вынул из кожаного креп¬
ления рукоятку для запуска мотора, они присоединились ко
мне на заднем сиденье.—	Возьми плед. Нора. Там... на поручне. Может, будет про¬
хладно. Я всегда говорю, накрывайтесь получше, прежде чем
мы поедем.Вслед за советом мисс Гилхоли Теренс, несколько раз кру¬
танув рукоятку, завел двигатель и вернулся на свое место за
рулем.Нора, которая сидела посередине между Донохью и мной,
накрыла пледом наши колени. Сделав это, она улыбнулась мне,
но ничего не сказала. Машина тронулась.По сути, это был мой первый опыт поездки на частном
автомобиле, и, пока мы катили по главным улицам Уинтона,
направляясь к дороге на Эдинбург, я наслаждался ровным плав¬
ным ходом. Теренс был отличным водителем, казалось, что он
не раз управлял этим автомобилем, и теперь я мог догадаться,
чем, помимо довольно сомнительных физических достоинств,
интересна ему мисс Гилхоли. Они оба были в приподнятом на¬
строении, болтали и смеялись, что заметно контрастировало
с почти полной тишиной сзади.Теперь невозможно было не заметить, что разлад в отноше¬
ниях Норы и Донохью только усилился. Хотя Мартин, видимо
для приличия, обращался к ней иногда по пустякам, она почти
не отвечала, продолжая смотреть прямо перед собой, — лицо ее
было бледным и неподвижным. Это совсем не устраивало До¬
нохью — пожав плечами, он резко прекратил оказывать ей при¬
творные знаки внимания и, вызываюш;е наклонившись впе¬
ред, переключился на мисс Гилхоли — стал что-то нашепты¬
вать ей на ухо, заставляя ее смеяться и соревнуясь с Теренсом
в искусстве ухаживания.[ 260 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВНора и виду не подала, выражение ее лица не изменилось,
но через некоторое время ее рука двинулась под покровом пле¬
да и разыскала мою. Ее пальцы были такими холодными, что
я начал их растирать и греть.—	Все хорошо. Нора?Она посмотрела на меня и кивнула:—	Я немного не в порядке в последнее время, но свежий
воздух помогает мне. Ужасно жаль, что не взяла тот кофе.Остальные были так заняты болтовней и мисс Гилхоли так
взвизгивала, что мы могли говорить без опаски.—	Ты заболела?—	Немного. Это пройдет.Я с беспокойством смотрел на нее. Она вообш;е была на себя
не похожа. Неужели это Донохью довел ее до такого состояния?—	Если тебе плохо, не надо было ехать с нами.—	Я не могла целый день слоняться одна. Мисс Д. уехала
на закупки в Манчестер. И не забывай, я хочу посмотреть, как
ты побежишь.Она действительно этого хотела? Я сомневался, что в ее ны¬
нешнем состоянии она будет думать о каком-то там забеге.В этот момент вьшснилось, что мы не туда едем. Теренс откло¬
нился от маршрута и теперь, сверившись с картой, обнаружил,
что, повернув за Данбаром не в ту сторону, мы оказались в пят¬
надцати милях от нужного пути. Вместо риска заблудиться на
проселочных дорогах следовало вернуться на шоссе, идуш;ее
вдоль берега, в связи с чем возник вопрос- успеем ли мы при¬
ехать к началу соревнований в два часа дня? Разговоры смолк¬
ли, поскольку Теренс погнал машину на максимальной скоро¬
сти и так эффективно, что через двадцать минут мы проскольз¬
нули в узкую каменную арку и въехали в Бервик-на-Твиде.Это был небольшой древний приграничный городок, охва¬
тивший с двух сторон реку Твид при ее впадении в море, с мо-
ш;енными булыжником улочками и извилистыми переулка¬
ми, окруженный средневековой стеной, с крепостными валами,
смотрягцими на гавань. Когда мы проехали через старые ароч¬
ные ворота, я сразу почувствовал, что это восхитительное мес¬
то, где можно бродить и мечтать. Сегодня, однако, в нем царило
необычное оживление, главная улица кишела людьми, цент¬[261]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНральная площадь была забита автомобилями, экипажами и де¬
ревенскими повозками, весь город был в волнении, что, судя
по репликам Теренса и Донохью, весьма их радовало.—	Мы должны взять газету, — сказал Терри, остановившись
возле разносчика газет и бросив ему монету.Это был маленький двойной лист — я прочел название —
«Рекламный Бервик», и Теренс быстро просмотрел газету.—	Это внутри? — вытянув шею, спросил Донохью.—	Да, — ответил Теренс. — И это хорошо.Оба они с удовлетворенным видом изучали страницу, пока
мисс Гилхоли, озадаченная тем, что ее на какое-то время оста¬
вили без внимания, не воскликнула:—	Послушайте, вы двое, когда мы собираемся пообедать?
Тут есть какая-нибудь гостиница?—	Нет, Джози, дорогая, — сказал Теренс. — Местная еда
убьет тебя. Мы спустимся на спортивную площадку, выпьем
и перекусим в павильоне, а на обратном пути остановимся
в Эдинбурге для большой кормежки в «Ф. и Ф.».Я даже вздрогнул от предвкушения. «Ф. и Ф.» — так по
имени своих хозяев Фергюсона и Форрестера назывался са¬
мый известный ресторан в Эдинбзфге. Теренс, безусловно, хоро¬
шо нас попотчует. Прежде чем снова тронуть машину с места,
он повернулся и с улыбкой одобрения протянул мне газету,
указав на центр страницы:—	Взгляни-ка, юный мой дружище. Прочти, что они о тебе
думают.Это был бросающийся в глаза абзац в разделе, посвящен¬
ном исключительно спорту, где указывалось время забегов,
имена бегунов и вероятные коэффициенты ставок.ТЕМНАЯ ЛОШАДКА НА МИЛЮ
Те, кто считает, что борьба за победу в «Открытой миле» раз¬
вернется между Питером Симмсом, занявшим второе место в про¬
шлом году, и нынешним обладателем кубка, семижильным вете¬
раном Гарри Пурвесом, могут быть жестоко посрамлены после4	часов дня юношей с Запада по имени Лоуренс Кэрролл. Этот
вчерашний школьник, выступающий за цвета Роклиффа, недавно
проверил свое время на милю на беговой дорожке городского клу¬
ба «Харп Джуниоре», и, к большой досаде тренера молодого Кэр-[262 J
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВролла, уже просочился слух, что прежний рекорд клуба приказалдолго жить. Кто-то скажет, что у него мало шансов на успех, я жеставлю на него как на лз^шего.Светясь от гордости, я опустил газету. Я хотел показать ее
Норе, но машину затрясло на разбитом участке дороги — это
мы поехали рядом с толпой, уже направляющейся к спортив¬
ному полю, — и Нора наклонилась вперед, держась за перекла¬
дину на спинке переднего сиденья. Я аккуратно сложил газету
и сунул ее в карман. Покажу позже; в любом случае это было
то, что мне хотелось сохранить.Вскоре мы выехали к полю, представляющему собой ров¬
ную низину, простирающуюся вдоль скал, аккуратно огорожен¬
ную, размеченную известковой побелкой, с веселыми флага¬
ми, павильонами и разнообразными палатками, придававшими
этому месту вид сельской ярмарки. С одной стороны было не¬
большое поле для гольфа, с другой — открытое море. Эта об¬
становка возбуждала меня, а свежий бриз с океана будоражил
кровь. Я знал, что могу здесь хорошо выступить. Я выскочил
из машины и, когда мисс Гилхоли и Нора отправились в па¬
вильон подкрепиться, стал помогать отвязывать снаряжение
от багажной решетки. Теренс припарковал машину не на обыч¬
ной стоянке, а прямо за той площадкой, на которой букмекеры
поднимали свои стенды. И теперь, когда Донохью начал вы¬
ставлять свою доску и нечто вроде платформы, составленной
из секций, Теренс сказал:—	Март, может, сначала сэндвич?—	Позже, — сказал Донохью. — Ты иди... и его возьми.Мне, как главному участнику великого события этого дня,такая двусмысленная и несколько пренебрежительная репли¬
ка была не очень-то приятна. Идя рядом с Теренсом, я сказал:—	Думаю, мне надо быть поосторожней с едой. Разве что
чуть-чуть.—	Все, что здесь есть, тебе не повредит.Истина этих слов подтвердилась, когда мы присоединились
к Норе и мисс Гилхоли в длинном переполненном баре. Мисс
Гилхоли выглядела возмущенной.—	Это прямо ни в какие ворота, Терри! Что за отребье во¬
круг! И похоже, тут ничего нет, кроме сосисок в тесте.[ 263 I
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Потерпи, — увещевающе сказал Теренс. — Сегодня вече¬
ром у тебя будут омары и шампанское.—	До вечера далеко. А Нора совершенно больная, ей нужен
коньяк. Я всегда говорю: ничто так не помогает желудку, как
коньяк.—	Ты хочешь бренди. Нора?Она покачала головой. Она выглядела больной и абсолют¬
но несчастной.—	Если мне что-то и нужно, то лучше джин.—	Отлично. — Он указал на стол в углу павильона. — Са¬
дитесь там обе.Терри, который был куда как хорош в таких ситуациях, су¬
мел раздобыть две тарелки разных закусок и несколько напит¬
ков. Все это мы отнесли к столу. Нора выпила джина, но есть
не стала. Мисс Гилхоли съела половину сэндвича, затем с ви¬
дом, будто ее оскорбили в лучших чувствах, отбросила вторую
половину. У меня была пара сосисок в тесте, которые, по увере¬
нию Теренса, не могли мне повредить, он же прикончил остав¬
шиеся сэндвичи, рассеянно поглотив даже ту половину, что
не устроила мисс Гилхоли. Затем он вынул круглый значок
участника соревнований и вручил его мне.—	С ним пойдешь в раздевалку. Твоя форма у меня в маши¬
не. Возьмешь, когда нужно. — Он встал. — Пойдем, Джози, до¬
рогая, подышим свежим воздухом.Когда они ушли, я прикрепил значок к лацкану куртки.
Я был рад побыть наедине с Норой, пытаясь понять, почему
она такая расстроенная. Затем, подняв голову, я увидел, что в
павильон вошел Донохью и направляется к нам. Он сел, взгля¬
нув на меня так, будто я здесь был лишним, и явно не в духе
обратился к Норе:—	Я сейчас займусь своими делами. Подумал, что сначала
посмотрю, как ты тут.Мне показалось, что Нора не станет отвечать, но, чуть по¬
медлив, она сказала:—	А ты не опоздал? Если хочешь знать, чувствую себя
ужасно.—	Могу что-то предложить. Джин?—	Мне надоело пить джин. Похоже, что я только и делаю,
что выпиваю. И ты прекрасно знаешь, что я ненавижу это.[ 264 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Ну, Нора... возьми себя в руки. Может быть, все не так
уж плохо.—	Я рада, что ты так считаешь.Мне не хотелось быть свидетелем этой ссоры, но Донохью,
сев на край скамейки, заблокировал меня. Мне пришлось слу¬
шать, как он, пытаясь сдерживаться, сказал:—	Не будь чертовой занудой. Нора. Ради бога, соберись.
Вечер в ресторане тебя взбодрит.—	Меня там не будет, — сказала Нора.—	Что?—	Я сказала — что. Посижу в павильоне и, если не почувст¬
вую себя лучше, в машине не поеду. Вернусь на поезде.—	Какой еще поезд?—	Экспресс, на пять пятьдесят вечера. Да, на нем. Я поду¬
мала, что не смогу продержаться весь день, поэтому перед отъ¬
ездом сюда посмотрела расписание.—	Ты не вернешься со мной?—	Нет. И не смотри на меня так.—	Еще совсем недавно тебе нравилось, как я на тебя
смотрю.—	Теперь со всем этим покончено. И с тобой тоже. Покон¬
чено, и все.Донохью молчал. Затем он пристально посмотрел на нее.—	Ладно, — сказал он. — Если тебе так хочется, тогда давай,
вперед. — Он встал и потянулся, чтобы взять меня за руку. —
А ты — пошли. Пора отвести тебя в секретариат. Черт подери,
почему это все валится на мою голову? Если ты не подтвер¬
дишь свое участие, это тоже пойдет коту под хвост.Оставив Нору, мы отправились в офис, в квадратную па¬
латку возле линии финиша. Снаружи Донохью остановился
и предупредил:—	Не говори им, кто привел тебя сюда.—	Что? Вы со мной не зайдете?—	Мне нужно принимать ставки, — сказал он. Уже отойдя,
он внезапно остановился. — И вот что: если они спросят, сколь¬
ко тебе лет, скажи, что тебе больше шестнадцати.—	Но мне будет шестнадцать только второго числа следу¬
ющего месяца.[ 265 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Тебе уже шестнадцать, сопляк, или ты будешь дисквали¬
фицирован прямо перед стартом. И в таком случае я сверну
тебе чертову шею, глупец!В гневном смятении я смотрел, как он удаляется. По какому
праву он так ведет себя со мной? И почему я должен врать
насчет моего возраста?Все еще кипя от негодования, я вошел в палатку. Секретарь
оказался низкорослым краснолицым мужчиной, в твидовом
костюме клуба «Хавик» цвета мороженого с фруктами и слив¬
ками и в клубном же галстуке. На самом деле он не задал ни¬
каких неприятных запросов, а когда я написал свое имя в жур¬
нале регистрации, он с интересом посмотрел на меня и протя¬
нул руку—	Побольше бы нам здесь таких, как вы. — Он улыбнулся,
словно возвраш;ая на место мою попранную гордыню. — Удачи.Когда я вышел, Донохью уже был возле своего стенда. Те¬
ренса и мисс Гилхоли я не увидел. Было почти два часа, и
все букмекеры начали принимать ставки. Я медленно прошел
вдоль их ряда, отмечая, что на досках уже появились цифры на
основное событие соревнований — милю. Моя самооценка еш;е
более восстановилась, когда я заметил, что считаюсь фавори¬
том наравне с Пурвесом, а Симмс отстает как два к одному. На
одной доске даже была ставка на меня против Симмса и Пур-
веса как два к одному. Я был сыт по горло Донохью, поэтому
не подошел к его стенду, но, судя по толпе вокруг него, там уже
вовсю драли глотки, делая ставки.Выстрел из пистолета расколол воздух, возвестив о начале
состязаний. Протиснувшись к ограде, я увидел, что это был
первый забег на сто ярдов. Почти сразу же состоялся и второй
забег. Мне хотелось пойти к Норе, я ужасно тревожился за нее,
наряду с прочими тревогами, которые стали одолевать меня.
Тем не менее я чувствовал, что она хочет побыть одна и что
любое вмешательство с моей стороны только ухудшит ситуа¬
цию. Мной овладела странная пассивность — было такое впе¬
чатление, что я оказался во власти обстоятельств, которым
могу лишь подчиниться, и ничего более. Я остался у ограды
и продолжал наблюдать за бегом на разные дистанции.[ 266 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВВремя шло, один забег сменялся другим, и мое напряжение
росло. Я в беспокойстве переминался с ноги на ногу, сгибал
колени, восстанавливая упругость мышц. Момент истины при¬
ближался, нельзя было опоздать. Выбравшись из толпы, я до¬
стал из машины сумку «глэдстоун» со своей формой, а затем
пошел вдоль ряда букмекеров к палатке с раздевалкой, вдох¬
новляемый тем фактом, что на меня везде ставили как на фа¬
ворита. Теперь вокруг Донохью толпилось еще больше народу —
руки, простертые вверх, вопли с требованием записать став¬
ку. Только любопытство заставило меня взглянуть на его доску.
Я не поверил своим глазам. С крайним удивлением я увидел,
что, судя по написанным мелом простым цифрам, он ставил на
меня пять против одного. Когда я проходил мимо, он стер пя¬
терку и написал шестерку. При этом толпа вокруг его доски
выросла.Я вошел в палатку в состоянии абсолютного непонимания
происходящего — оно казалось бессмысленным. Не сошел ли
Донохью с ума? Судя по началу, каждый следующий шаг был
продиктован уверенностью, что я должен победить, и теперь при
моей победе Мартину пришлось бы выплатить в шесть раз боль¬
ше, чем он получил. Из лабиринта мистического недоумения
меня неожиданно вывело дружеское рукопожатие. Руку мне
тряс немолодой сухощавый мужчина, лысый, как лысуха, с ху¬
дым обветренным лицом, в красно-синей полосатой футболке
и старых застиранных трусах, которые как вторая кожа при¬
липали к его жилистым ногам.—	Я — Пурвес, — усмехнулся он и кивнул в сторону ска¬
мейки в глубине палатки. — А это Симмс. Я слышал, ты со¬
бираешься списать нас, старожилов, в расход.Симмс, практически голый в процессе переодевания, вышел
вперед. Он был гораздо моложе Пурвеса, лет двадцати шес¬
ти — двадцати семи, прочно скроенный, с короткими мускули¬
стыми конечностями и широкой грудью, покрытой мхом густых
черных волос. Тяжеловатый, он выглядел не особо опасным.
Что касается Пурвеса, то, ну это просто смешно, он был факти¬
чески стариком.—	Ну, удачи, парнишка, — добродушно сказал Симмс. —
Пусть победит сильнейший, и к черту отстающих.[267 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Лучше смени прикид, парень, — сказал Пурвес. — Скоро
наш звонок.Я начал переодеваться. Прочие участники забега, сидя на
скамьях, натягивали майки или шнуровали кроссовки. Долго¬
вязый юноша, которого называли Чаком, лет семнадцати на
мой взгляд, был единственным в моей возрастной категории.
Похоже, чуть ли не все мои соперники знали друг друга и, судя
по их шутливым репликам насчет прошлых соревнований, бы¬
ли постоянными участниками всех региональных спортивных
встреч. Честно говоря, я почти не разглядел их, а из хаоса в
моей голове возникла одна вполне определенная мысль. Как
будет выкручиваться Донохью, если я выиграю гонку? Я сде¬
лал глубокий вдох-выдох. Я приехал побеждать, я обепцал по¬
бедить, и с Божьей помопцью я выиграю!Звон колокола позвал нас из палатки. По выходе я подсчи¬
тал бегунов: нас было всего восемь. Каждый вытащил из шля¬
пы номер своей стартовой позиции. Моя четверка, в общем,
меня вполне устраивала. Затем через узкий проход в ограде
мы вышли на место действия. До сих пор я не осознавал ко¬
личества зрителей; теперь их число показалось мне устрашаю¬
щим — мы были окружены огромным широким кольцом смот¬
рящих на нас лиц. Но, как ни странно, это кольцо перестало
существовать, когда мы выстроились на дугообразной белой
стартовой линии. Немного наклонившись вперед, я думал толь¬
ко о блестящей на солнце травяной дорожке, широким овалом
лежащей передо мной, и о том, что три ее круга составляют
милю, — мои барабанные перепонки напряглись в ожидании
стартового выстрела.Бах! С выстрелом я рванулся к внутренней стороне беговой
дорожки и, как и намеревался, с самого начала взял на себя
лидерство. Глухой топот за спиной меня не беспокоил. Я был
первым и хотел им остаться. Свободно и легко рассекая про¬
хладный свежий воздух, я чувствовал, что могу так бежать це¬
лую вечность. Как быстро закончился первый круг. И теперь,
как бы издалека, но в сладком предвкушении своего триумфа
я стал слышать, как в толпе выкрикивают и повторяют мое
имя. Я одолел половину второго круга, когда какой-то бегун,
не Симмс и не Пурвес, а неизвестный, не числящийся в фаво¬[ 268 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВритах соперник неожиданно опередил меня на добрых три яр¬
да. Невозможно было пережить такое оскорбление. Под акком¬
панемент продолжающихся истошных криков я наддал и мош;-
ным рывком оставил его позади.Но только воздух вдруг стал менее прохладным, а движе¬
ния моих конечностей уже едва ли можно было назвать легки¬
ми и изящными. Тем не менее второй круг закончился, я все
еще был впереди, и оставался последний круг. С поднятой го¬
ловой и тяжело колотящимся сердцем я рвался вперед из по¬
следних сил, сознавая, что слабею, но молясь о том, чтобы удер¬
жать лидерство. Увы, Небеса не услышали мою мольбу. Мне
оставалось не более половины круга до финиша, когда, сделав
мощный рывок, Пурвес обогнал меня, его жилистые ноги ра¬
ботали как поршни, локти молотили воздух. За ним, усердно
сопя, меня обошли Симмс и еще двое. Я пытался нагнать их,
но мне нечего было противопоставить этой коллективной атаке.Мои собственные ноги, если про них еще можно было ска¬
зать, что они действительно принадлежат мне, поскольку я пе¬
рестал их чувствовать, меня не слушались. Мои легкие разры¬
вались, горло пронзала боль, я задыхался. Я понимал, что все
кончено. Мое покрытое позором имя, которое больше никто не
выкрикивал, растворилось в реве, смутно доносившемся из-за
красной пелены, плывшей у меня перед глазами: «Пурвес, папа
Пурвес!»Продолжая бежать, но уже вслепую, я смутно осознал, что
еще несколько теней проскользнули мимо меня. Когда, поша¬
тываясь, я миновал сорванную финишную ленту, лишь один-
единственный бегун, одинокий юный тюфяк по имени Чак,
был позади меня. Я занял второе место с конца.К счастью, палатка-раздевалка была рядом. Разбитый и уни¬
женный, чуть не в слезах, я неверной походкой добрался до нее
и спрятался там. Согнувшись и тяжело дыша, я сидел на ска¬
мейке, а папа Пурвес пытался утешить меня:—	Миля — не твоя дистанция, мальчик. Если бы вдвое ко¬
роче, ты бы победил. Но ничего, у тебя еще все впереди.На его добрые слова у меня не нашлось ответа. Каким же
дураком я был, с Теренсом заодно, чтобы считать, что в моем
возрасте, без тренировок, будучи не в форме, можно соревно¬[ 269 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНваться с мужчинами, опытными бегунами, выступающими за
приграничный регион, профессионалами в некотором смысле.
Наконец я очнулся, влез в свою одежду, бросил мокрую от по¬
та форму в сумку и вышел наружу.Тут же я столкнулся с Теренсом. Он ждал меня, и не успел
я произнести жалкие слова извинения, как он взял меня за
лацкан куртки.—	Я тебя уже заждался! — торопливо воскликнул он и, преж¬
де чем я смог открыть рот, продолжил: — А теперь слушай, Лоу¬
ренс. Не приближайся ни к Донохью, ни к кому-либо из нас.
Не подходи к машине. Ни в коем случае.—	Почему? — запнулся я. — Потому что я не победил?—	Да нет же, глупец! — Поколебавшись, он огляделся и по¬
низил голос: — На самом деле у нас куча неприятностей из-за
ставок. И для тебя гораздо безопаснее держаться подальше.
Это все чертов Донохью, его вина. Я-то думал, просто повесе¬
лимся, а вышло дрянь дело. Так что тебе сейчас... нужно спо¬
койно отправиться в город и ждать нас возле проезда под ар¬
кой. Помнишь, где мы въехали в город?—	Да.—	Ну и отлично. Менее чем через час мы там на машине
подхватим тебя. Вот тебе фунт, если захочешь перекусить или
что-нибудь еш;е, пока будешь ждать.—	Прости, что я проиграл, Терри, — наконец выдавил я из
себя в муках стыда.Он как-то странно посмотрел на меня, потом, не говоря ни
слова, развернулся и поспешил прочь.Я постоял, глядя, как он исчезает в толпе, затем, опустив
голову, с сумкой в руке, выскользнул с этой территории че¬
рез выход на поле для гольфа и потащился полевой дорогой
к городу.ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯДорога впереди, к моему облегчению, была почти пустой.
Поскольку соревнования продолжались до пяти часов, а те¬
перь было не больше половины пятого, только несколько зри¬[ 270 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВтелей начали покидать спортивную площадку. Мертвецки устав¬
ший, я еле передвигал ноги, настолько погруженный в свой
собственный мрак, что поначалу не обратил внимания на жен¬
скую фигуру, идущую чуть впереди так же медленно и устало.
Но вдруг я увидел, кто это был, и, поспешив вперед, крикнул:—	Нора!—	Это ты! — удивленно обернулась она. — Ты бросил всех
остальных?Я жалко кивнул.—	Теренс велел мне держаться подальше от них. Я должен
встретиться с ними у городской арки.—	Почему ты должен держаться подальше от них?—	У них проблемы со ставками на меня.Она повернула ко мне бледное лицо — губы ее были твердо
сжаты.—	Ты выиграл забег?—	Нет, Нора, не выиграл. Я был практически последним.
Они все там были намного старше меня. У меня не было ни
малейшего шанса, несмотря на все сказанное в газете.—	В какой газете?Теперь мы шли рядом по дороге. Я достал из кармана «Ре¬
кламный Бервик», развернул его и показал ей абзац.Она прочла его, посмотрела на меня, снова прочла, и взгляд
ее устремился вдаль. Еле слышно она пробормотала что-то с
такой мучительной горечью, что я был рад не разобрать ее
слов. Она помолчала, а затем словно собралась с мыслями:—	Мой бедный Лоуренс, тебе не надо встречаться с ними
под аркой. Ты вернешься домой поездом вместе со мной.Это была неожиданная и яркая перспектива.—	Но разве они не будут меня ждать?—	Не будут! Не беспокойся о них, потому что они не беспо¬
коятся о нас.—	Когда поезд. Нора?—	Без десяти шесть.—	Разве нам не надо будет пересаживаться в Эдинбурге?—	Нет. К счастью, это экспресс. Перед отъездом у нас будет
время, чтобы ты поел.[271 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Ты тоже, Нора. — Она не ответила, и я с тревогой доба¬
вил: — Тебе все еще плохо?—	Я не совсем в форме, дорогой Лори. Но я делаю все воз¬
можное, чтобы справиться с этим. — Она облизнула губы и
попыталась улыбнуться. — В последнее время нам обоим не¬
много подгадили, но, если мы будем держаться вместе, мы смо¬
жем все исправить.Очень медленно, поскольку Нора явно не хотела торопиться,
мы добрались до города. Я думал, что весь Бервик отправился
на соревнования, но улицы были запружены людьми, многие
из которых, похоже, приехали из соседних деревень, а на от¬
крытом пространстве рядом с центральной площадью было
устроено что-то вроде ярмарки с каруселями.—	Черт, не протолкнуться, — сказала Нора. — Должно быть,
тут какой-то праздник.Поискав, где мы могли бы поесть, она остановилась у не¬
большого ресторана с надписью в витрине: «Твидский лосось,
вареный или жареный, 1 шиллинг б пенсов порция».—	Тебя лосось устроит?—	Очень, — сказал я. — Особенно жареный.Я не пробовал лососины со времен роскошных ланчей у
мисс Гревилль, казавшихся теперь такими далекими.Мы вошли внутрь. Это была обычная столовая, с кухонны¬
ми запахами и парами, и настолько забитая народом, что мы
с трудом нашли себе место. Нора заказала для меня лосося,
а себе чай.—	Съешь что-нибудь. Нора, — попросил я ее. — Пожа¬
луйста.Она только покачала головой.Пока мы ждали заказ, я сказал:—	Я все еще не могу понять, почему Теренс сказал, что
у них проблемы.—	Лоуренс, дорогой, — сказала она, — не будем вдаваться
в это сейчас. Это был просто грязный трюк, чтобы сделать
грязные деньги. Они знали, что у тебя нет шансов на победу.
Но не вини слишком сильно Теренса — он слабый и эгоистич¬
ный, но в душе он добрый. Для него это была просто забава.
Донохью — вот кто виноват. Это он все придумал. — Ее голос[272 J
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВпосуровел. — Надеюсь, его там хорошо отдубасят. Хотя вряд
ли. Ему, как всегда, это сойдет с рук.Она достала носовой платок и вытерла лоб. Ее дыхание
было учащенным.Наконец человек в рубашке без пиджака со стуком поста¬
вил передо мной на стол лососину и тарелку картошки, сварен¬
ной в мундире. Это была добрая порция самой прекрасной
рыбины, которая когда-либо водилась в Твиде. Я вдруг обнару¬
жил, что голоден, и на время короткого, но интенсивного про¬
цесса поглощения пищи мои проблемы отступили. Только прак¬
тически закончив с едой, я заметил, что Нора не притронулась
к чаю.—	Здесь очень жарко, — оправдываясь, сказала она. — Пой¬
ду-ка ополосну лицо.Я с беспокойством наблюдал за ней. Она была так не похо¬
жа на себя, даже когда мы шли, что я подумал: чем скорее мы
сядем в поезд, тем лучше. Пока она отсутствовала, я попросил
принести счет. Получилось два шиллинга и девять пенсов, и
я заплатил банкнотой, которую дал мне Теренс, добавив еще
три пенса «на чай» из пол}^енной сдачи.По главной улице мы направились к железнодорожному
вокзалу. Он, к сожалению, был наверху на холме, откуда и на¬
чинался когда-то город. Хотя Нора не проронила ни слова, я
чувствовал, что ей тяжело дается подъем. Но наконец мы до¬
шли, и оказалось, что касса открыта. Я подумал про себя, что,
когда мы сядем в поезд, Норе станет лучше.Она достала кошелек и попросила два билета третьего клас¬
са до Уинтона.—	Тридцать два шиллинга и девять пенсов, пожалуйста.Кассир выбрал два картонных билета из стойки, покрутилвыступ маленькой черной штемпельной машинки и уже соби¬
рался сунуть билеты в прорезь, когда поднял на нас глаза:—	Вам на понедельник? Первый поезд уходит в семь пят¬
надцать утра.—	Какой понедельник! — воскликнула Нора. — Нам на се¬
годня на пять пятьдесят.Он покачал головой:—	Сегодня нет поезда на пять пятьдесят.[273 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Как это нет! — возразила Нора. — Я сама его видела
в «Справочнике Мюррея».Он молча достал расписание, наклонился к нам и, вынув
из-за уха карандаш, указал на страницу:—	Видите эту звездочку, мисс? Кроме воскресений и празд¬
ников. А сегодня субботняя ярмарка, самый большой праздник.С тревогой посмотрев на Нору, я увидел, что это было для
нее шоком. Она вся сжалась.—	Наверняка есть еще какой-то поезд?—	Ничего нет, мисс. И завтра ничего.Подавшись назад и словно забыв про нас, он стал подгонять
цифры на машинке.Нора ухватилась за перила. Я подумал, что она вот-вот упа¬
дет в обморок. Все похолодело у меня внутри.—	Нора, нам нужно срочно вернуться к арке. Может, Те¬
ренс еще ждет там.—	Нет, — безнадежно сказала она. — Они наверняка уехали.—	Нужно проверить. Обязательно.Арка была недалеко от вокзала. Вскоре мы были там и по¬
чти час молча стояли, напрягая глаза, в ожидании красной
машины, а мимо, задевая нас локтями, проходили толпы, в то
время как по главной улице катился и грохотал транспорт.
Стало уже почти совсем темно.—	Это бесполезно, — сказала наконец Нора упавшим голо¬
сом. — Вероятно, им пришлось бежать, и они сбежали.—	Тогда что нам делать? — в отчаянии сказал я — Мы мо¬
жем взять автомобиль до Эдинбурга? А там сесть на поезд.—	Даже если бы и могли, я не выдержу такой поездки. —
Внезапно что-то в ней сломалось, и она заплакала. — Лоуренс,
я весь день держалась, хотя чуть не умирала, но я больше не
могу, не могу больше терпеть. У меня такая острая боль в боку,
что если я не лягу, то скоро просто упаду. Мы должны найти
место, чтобы остаться на ночь.Чувство невыразимого ужаса лишило меня дара речи. В го¬
лове мелькнули всевозможные невероятные ситуации. Не по¬
зволит ли нам кассир, продающий билеты, остаться на вокзале
в зале ожидания, а может, мы найдем какой-нибудь приют в
местном парке? Нора стояла, прижав руку к боку, и я увидел[274 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВее полный отчаяния взгляд, Я понимал, что надо найти ей ком¬
нату в гостинице.Вопреки пренебрежительным отзывам Терри, отель на глав¬
ной площади за территорией ярмарки оказался вполне при¬
личным. Я взял Нору за руку — похоже, теперь она была не
способна передвигаться самостоятельно — и повел ее по улице
на площадь. На отеле была вывеска: «Ракушка Бервика». Тол¬
пы шумных деревенских жителей втекали в отель и вытекали
из него, но мне все же удалось прорваться с Норой через тол¬
котню в зал с красным ковром. После улицы он показался бла¬
гословенным святилищем. Но человек в маленькой остеклен¬
ной конторке едва взглянул на нас. Отель полон, сказал он, по¬
лон до отказа, они целый день отправляют людей на выход.Мы вышли. По другую сторону площади была еще одна гос¬
тиница, гораздо меньших размеров, «Герб масонов». Оставив
Нору снаружи и попросив ее не двигаться, я протиснулся в
набитый людьми, полный табачного дыма холл. Повсюду со
стаканами в руках стояли посетители, они смеялись и разгова¬
ривали во всю мощь своих легких. Никто не обратил на ме¬
ня внимания. В поисках офиса я порасспрашивал нескольких
мужчин, пока один из них не указал трубкой на пухлую жел¬
товолосую женщину в черном платье, которая, судя по ее при-
ветливо-общительной манере, была, как мне казалось, из этой
праздничной компании. Я протолкнулся к ней и не без тру¬
да сумел поймать ее взгляд. Ее красное лицо выражало любез¬
ность, что меня обнадежило. Однако сердце мое сжалось, когда
она покачала головой:—	Сегодня ты не найдешь комнату в Бервике, парень. Ни
одной.—	Может, вы подскажете хоть какое-то место? — взмолил¬
ся я. — Пусть хоть где угодно.—	Попробуй заглянуть в Спиттел, это за рекой, — с сомне¬
нием сказала она. — Там прямо за мостом паб, называется «От¬
дых гуртовщика» Может, там найдется свободная кровать.—	Как туда попасть?—	Второй поворот направо. По переулку Купер. Паб прямо
за старым мостом.[ 275 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНСнова оказавшись снаружи, я взял Нору за руку. Все еще
держась за бок, она молчала, покорная, почти сломленная. Го¬
родок был теперь в стадии брожения, толпа кружила по пло¬
щади, ярмарка была в самом разгаре, музыка со стороны кару¬
селей пронзала ночной воздух. Я дважды заплутал, и пришлось
возвращаться на главную улицу, но в конце концов я нашел
переулок Купер. У подножия холма текла река, темная и глад¬
кая, принимающая морской прилив. Мы прошли по узкому
горбатому мосту и оказались в деревне Спиттел. Здесь преоб¬
ладали милосердная тишина, запах водорослей и благословен¬
ная прохлада соленого морского воздуха. Поддерживая Нору,
я вышел на мощеную набережную — на фоне зарева над Бер-
виком выступали темные мачты рыбацких лодок.Довольно скоро мы подошли к «Отдыху гуртовщика». Это
было старое кирпичное здание, слабо освещенное и не очень-то
похожее на место, где предоставляют ночлег. Оно ничем не от¬
личалось от обычного питейного заведения и не сулило особых
надежд. Войдя, мы оказались в узком каменном коридоре, ве¬
дущем к бару. Оттуда раздавались о чем-то спорящие голоса.
Мне не хотелось вести туда Нору. Справа была дверь с надписью
«Private» ^ Я постучал, и тут же на пороге появился старик. Он
был в тапочках, одетый в длинный вязаный синий жакет, в ру¬
ке у него был зачитанный до дыр экземпляр «Чэмберс джорнал».
С болезненной остротой отвлекаясь на такие необязательные
детали, я тем не менее разразился отчаянным монологом:—	Мы были на спортивных соревнованиях и не смогли
уехать на поезде домой. Пожалуйста, дайте моей кузине ком¬
нату. Она плохо себя чувствует. Я буду спать где угодно.С учащенно бьющимся сердцем я выставил перед собой
сумку «глэдстоун» в качестве доказательства нашей состоя¬
тельности, пока он изучал нас, глядя поверх очков. Он перево¬
дил взгляд с одного на другого, и интуиция мне говорила, что
он собирается нам отказать. Это было написано на его лице.Тут из бара вышла женщина лет тридцати, одетая по-про-
стому — в блузку и юбку, с пустым подносом под мышкой. Дер¬
жалась она уверенно и с достоинством.Личное, частное пространство (англ.).[ 276 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	В чем проблема, отец? — спросила она.—	Эта пара хочет комнату.—	Что? — в шоке воскликнула она. — Вдвоем?—	Нет, мэм, — вспыхнул я. — Только для моей кузины.
Я погуляю снаружи, если угодно.Наступила тишина.—	Говорите, что были на соревнованиях, — сказал старик.—	Да, сэр. — Чтобы подтвердить сей факт, я прикончил се¬
бя словами: — Гарри Пурвес выиграл милю.Женщина посмотрела на Нору, потом на меня.—	С ними все в порядке, отец, — внезапно сказала она. —
Она может занять номер три, а мальчик перебьется в кладовке.
Только запомните: никаких мне фокусов, или я вас обоих вы¬
швырну.Я глубоко вздохнул с облегчением. Не успел я поблагода¬
рить женщину, как она вернулась в бар. Старик прошлепал в
комнату и взял ключ. Мы пошли за ним наверх, где он открыл
дверь в маленькую комнату. Комната была бедноватой, почти
без мебели, с выцветшими обоями и треснувшим кувшином
для мытья, но половицы были надраены, а постельное белье —
чистым и свежим. В целом я с облегчением и гордостью убе¬
дился, что в этой экстремальной ситуации сделал для Норы
все, что мог.—	Здесь ты выспишься, — сказал я, постаравшись, чтобы
мой голос прозвучал как можно более нейтрально. — А утром
все будет хорошо.—	О да, спасибо, Лори. — Она с трудом обозначила слабую
улыбку. — Осталось только лечь и отдохнуть.—	А ты не хочешь оставить это здесь? — Старик посмотрел
на сумку, которую я все еще продолжал судорожно сжимать.—	Да, конечно, — поспешно согласился я.Я хотел гораздо больше сказать Норе, а главное, мне хоте¬
лось со всей нежностью любящего сердца поцеловать эти мяг¬
кие бледные губы. Но старик все еще смотрел на нас, хотя те¬
перь с меньшим подозрением. Я просто пожелал ей спокойной
ночи и вышел вместе с ним. Когда мы двинулись по коридору,
я услышал, как закрылась дверь.[277]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯМои тщетные потуги в том катастрофическом забеге и по¬
пытки найти крышу над головой привели к тому, что я чувст¬
вовал себя абсолютно разбитым. Матрас на полу в кладовой,
на котором я лежал, был вполне удобным. Но я не мог заснуть.
В голове продолжали непрерывно крутиться переплетенные
самым невероятным образом события этого сумасшедшего дня.
Каким дураком я был, каким простаком, как легко меня обла¬
пошили, как элементарно я поддался на обман, поверив бла¬
годаря лести, что я бриллиант, которого сегодня ждет победа.
И сколько иронии в том, как воспользовались моей идиотской
наивностью Теренс и Донохью — как они с серьезными лицами
морочили мне голову, начиная с того первого липового испы¬
тания на футбольном поле Харпа, чтобы затем отправить на
убой. Где был мой здравый смысл, дабы понять, что хотя я мог
бы неплохо выступить для своего возраста, но соревноваться с
опытными профессионалами, которые привычно принимали
участие во всех спортивных турнирах приграничного региона,
было чистым безумием? С самого начала это было надуватель¬
ством, и закончилось оно как афера. Донохью поместил абзац
в местной газете и, предлагая делать на меня чрезмерные став¬
ки, серьезно заработал на моем поражении. Если бы я победил
и заставил его выплатить в пять раз больше собранного им, то
есть фактически разорил бы его, какое это было бы торжест¬
во не только для меня, но и для Норы, ведь из ее собственных
слов я знал, что она, похоже, ненавидит его. Но это, как и боль¬
шинство других вещей, которые я хотел в жизни, было мне
недоступно — я добивался своего лишь в мечтах, но никогда
наявуМучимый сознанием собственной неполноценности, я бес¬
покойно ворочался на матрасе. Было очевидно, что я родился
неудачником, которым будут помыкать все кому не лень. Не¬
ожиданно, как из другого мира, пришла мысль о стипендии
Эллисона, еще больше расстроившая меня, но не столько из-за
того, что едва ли мне удастся вовремя добраться до универ¬
ситета в понедельник — ранний поезд будет в Уинтоне лишь к
полудню, — сколько из-за сложившегося убеждения, что раз[ 278 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВЯ провалил забег, то провалюсь и там. Пин тоже морочил ме¬
ня, пусть не так, как Мартин Донохью, а из лучших побужде¬
ний, просто для того, чтобы повысить уровень моей образован¬
ности.Тут я погрузился в смутный сон, который длился недолго.
Внезапно я проснулся как от толчка, с совершенно ясным пу-
гаюш;им ощуидением, что кто-то позвал меня по имени. Я при¬
поднялся на локте, прислушиваясь в темноте. Ни голосов из
бара внизу, ни отдаленного гула ярмарки в Бервике. Слабое
царапание мыши где-то в помеплении лишь усиливало тишину.
Я уже собирался лечь, подумав, что ошибся, когда мне снова
почудилось, что я слышу чей-то зов.Я вскочил, довольно сильно ударившись голенями о какой-
то невидимый острый предмет, и пробрался к двери. Прижав
к ней ухо, я постоял в нерешительности, но так ничего и не
услышал. Если бы кто-то и позвал меня, то только Нора. Осто¬
рожно я открыл дверь. В коридоре было темно, но в несколь¬
ких шагах далее под дверью ее комнаты была видна слабая
серебряная полоска света.Я спал в одежде, сняв лишь куртку и ботинки. Теперь ти¬
хо, в носках, подкравшись к ее комнате, я ногтями постучал
в дверь. Ответа не было.—	Нора, — прошептал я, — ты там?Она откликнулась — невнятно, но в голосе ее прозвучала
просьба о помощи. Я повернул ручку и вошел.Она лежала на боку, на ней ничего не было, кроме сорочки,
которая задралась выше колен. Глаза ее были закрыты, а ладо¬
ни сжаты. Простыни и одеяла, сбитые в кучу, валялись на полу.
Больше всего меня поразил серый цвет ее напряженного осу¬
нувшегося лица. Она выглядела старше, почти некрасивой,
едва узнаваемой.—	Нора... — запнулся я. — Ты звала меня.Она приоткрыла глаза:—	Я больше не могла этого вынести. Такая боль.—	Где, Нора?Она сделала жест по направлению к животу, но ниже. Было
совершенно ясно, что она испытывала жестокую боль. Страх,
который весь день гнездился в глубине моего сознания, теперь[ 279 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНвозобладал над всем остальным. Пусть я дурак и неудачник,
но, слава богу, об аппендиците я кое-что знал. Я подошел к кро¬
вати:—	Все еще больно?—	Да. Чувствую себя ужасно.—	Нора, — сказал я как можно спокойнее, — нам понадо¬
бится помощь.Все еще зажимая бок, она не ответила. Я взял ее свободную
руку. Ладонь была горячей и влажной от пота.—	Мы должны выяснить, насколько это опасно. Надо вы¬
звать врача.—	О нет. — У нее перехватило дыхание от очередного при¬
ступа боли. — Подождем немного.—	Мы должны вызвать! — взмолился я.—	Середина ночи. Ты никого не найдешь. Я продержусь.
Просто останься со мной.—	Но, Нора... — запнулся я, пораженный тем, что она про¬
тив помощи.—	Пожалуйста, останься. Если ты дашь мне подняться и по¬
ходить по комнате, возможно, боль пройдет.Она оперлась на локоть, а другую руку положила мне на
плечи. Поддерживая ее, я ощутил в комнате дурной, нездоро¬
вый запах. Затем я заметил, что сумка «глэдстоун» открыта и
пуста. Моя белая майка и шорты лежали в углу, мокрые и ужас¬
но грязные, запачканные чем-то коричневатым.Я подумал, что ее вытошнило на них, и решил действовать.
Я уложил ее на подушку. Не говоря ни слова, вышел и спустил¬
ся вниз к двери, на которой было написано «Private». Я громко
постучал в дверь, потом, поскольку никто не ответил, повернул
ручку, вошел в комнату, нашел выключатель и включил свет.
Я стоял в небольшой уютной гостиной. Мой взгляд упал на
часы, тикающие на каминной полке, — они показывали пол¬
третьего ночи. Через другую, скрытую занавеской дверь я про¬
шел на кухню, где, вскочив в корзине, стоящей перед топкой
с еще тлеющими красными угольками, на меня начала лаять
и рычать маленькая собака. Внезапно раздался резкий голос:—	Кто здесь?[ 280 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВЯ ответил, сказав, кто я и что мне срочно нужна помощь.
Несколько минут ничего не происходило, затем, к моему ог¬
ромному облегчению, на кухне появилась женщина, дочь ста¬
рика. Все еще затягивая пояс, она успокоила собаку и сердито
посмотрела на меня, ее глаза опухли ото сна, волосы были за¬
плетены в толстую косу с лентой на конце.—	Моя кузина ужасно больна и сильно страдает. — Я успел
это сказать до ее попреков. — Уверен, что это аппендицит.Мои слова успокоили ее: она все еще сердилась, но сдержа¬
лась и не стала браниться.—	О господи! — простонала она. — Зачем я вас пустила?—	Ужасно, что я вынужден беспокоить вас. Но пожалуйста,
подойдите к ней. Или вызовите по телефону врача.Помолчав, она сказала:—	Я поднимусь к ней. Пошли, шут гороховый. Не застав¬
ляй меня стоять здесь всю ночь.Я поднялся наверх и открыл дверь в комнату Норы. Жен¬
щина вошла — во всяком случае, шагнула за порог и останови¬
лась. Ее взгляд упал на Нору, на смятую постель, разбросанные
одеяла, на мою грязную майку в углу, даже на наполовину пол¬
ный ночной горшок и на какие-то пугающие пятна на просты¬
не, которых я раньше не замечал. Затем совершенно иным го¬
лосом, от которого на меня повеяло холодом, сказала:—	Иди в свою комнату, ты. И не шевелись, пока я не позо¬
ву тебя.И она закрыла дверь перед моим носом.Я не мог не повиноваться, но, вернувшись в кладовую, сел
возле двери в темноте, тревожно прислушиваясь, трепеща каж¬
дой клеточкой своего существа, в страхе, ужасном страхе за
Нору. Я вздрагивал, вспоминая ее белое как мел лицо, истощен¬
ное и осунувшееся. Я молился, чтобы поскорее пришел доктор.
Операция аппендицита была сама по себе серьезной, и я также
знал, что, если быстро не удалить воспаленный аппендикс, он
может лопнуть с фатальными последствиями.Женщина все еще оставалась в комнате Норы — возмож¬
но, целых десять минут. Вдруг я услышал, как она спустилась
вниз. Кладовая была прямо над нижним коридором, а старые
доски пола здесь не были ничем покрыты. Распластавшись на[281 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНполу и напрягая слух, я понял, что она, вероятно, вошла в гос¬
тиную. Почти сразу же раздался ее голос, и, хотя я не мог ра¬
зобрать слов, я вздохнул с облегчением — она говорила по те¬
лефону с доктором. Это продолжалось какое-то время, а затем
я услышал, как она снова поднялась к Норе. Прошло невыно¬
симо много времени, прежде чем пришел доктор. В комнате
Норы он пробыл недолго. Почти сразу он спустился к теле¬
фону. Содрогнувшись, я догадался, что это означало. Затем
я услышал, что он снова поднимается.С рассветом несколько лучей заглянули в кладовую, явив
мне свалку покрытых пылью яш;иков, швабр, ведер, обломков
мебели и прочий хлам. Я подошел к единственному окну, что¬
бы увидеть карету «скорой помопци». Но когда она заколыха¬
лась на тихой серой улице, я не выдержал и отвернулся. Отсту¬
пив от окна, я слушал, как уносят Нору Я не мог заставить
себя посмотреть.Наконец все снова стихло. Я обулся, надел куртку и приот¬
крыл дверь кладовой. Вокруг не было слышно ни звука. Мне
больше было не по силам ждать непонятно чего. Осторожно я
прошел по коридору. В комнате Норы, засучив рукава и уперев
руки в бедра, стояла женщина, глядя на весь этот ужасный бес¬
порядок.В моей голове была только одна мысль. Я сказал:—	С ней все нормально?Женщина развернулась. Ее искаженное гневом лицо пошло
темно-красными пятнами.—	Я не знаю, и мне все равно. Ты, мерзкий сопляк, приво¬
дишь сюда эту шлюху, пачкаешь все мое постельное белье, за-
сираешь комнату, так что теперь нужно все отскребать, ночью
не даешь мне спать, и все ради двуличной маленькой сучки,
которая якобы твоя кузина. Надо сдать тебя в полицию — вот
что надо сделать. И сдам! Так же, как и ее.Возможно, я и испугался бы, но мне надо было защитить
Нору.—	Она тут ни при чем.—	Ни при чем? Клянусь, она это заслужила!Что эта женщина имела в виду? Она, должно быть, свихну¬
лась от ярости.[ 282 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	Что заслужила?—	Ты, юный враль, не притворяйся, что не знаешь. Эта
МИСС — дешевая шлюха.Я ничего не понимал.—	Что-что? — спросил я.—	Позорный грязный выкидыш от приема таблеток — вот
что! — крикнула она и закатила мне мопцную оплеуху, которая
чуть не сбила меня с ног.Но сильнее удара меня поразила жестокая беспош,адность
ее слов. Я молчал, тупо глядя на нее, — я был так ошеломлен,
что перестал понимать, где я и почему меня трясет. Затем что-
то во мне надломилось. Я закрыл лицо рукой и привалился
к коридорной стене.ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯПоезд, набравший скорость после остановки в Глейсенде,
был на последнем отрезке пути к Уинтону. Положив руки на
колени, я тихо и смиренно сидел в углу купе третьего класса,
лишенный каких-либо чувств, в состоянии глубокой апатии.
Я сидел так уже три часа, до отупения глядя на быстро меняю¬
щийся пейзаж за окном, который вроде как отвлекал меня от
вяло текущих мыслей, или, по крайней мере, приглушал их.
Я надеялся, что так и буду пребывать в состоянии оцепенения.
Когда пейзаж переставал отвлекать, я переводил взгляд на ре¬
кламные плакаты напротив меня, пока они постепенно не рас¬
плывались в гипнотизирующее бессмысленное пятно. Теперь,
глядя в эту бессмысленность, я думал, что такой ментальный
и визуальный ступор как бы есть высшее мое достижение.Но оцепенение, защищающее от острого шока, в котором
я находился, не всегда помогало. И время от времени ошметки
страха и ужаса, как зловонные отбросы, всплывали на поверх¬
ность моего разума. Тогда то, что мне пришлось испытать, сно¬
ва набрасывалось на меня. Сеть обманов, опутавшая меня, —
это было не самое страшное. Гораздо страшнее, много страш¬
нее полиции, задержавшей меня, когда все вышло наружу, и
учинившей допрос, даже страшнее того липового забега, была[ 283 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНМЫСЛЬ о Норе. Я вздрагивал, когда в моей голове снова разда¬
вался голос женщины: «дешевая шлюха... сдать в полицию...
выкидыш...». Жизнь была подлой и ненавистной, разве можно
когда-либо снова поверить в кого-то или во что-то?Наконец за окном проплыл пригород Уинтона, поезд замед¬
лил ход, и контролер, отодвинув из коридора дверь, снова во¬
шел в мое купе. Вздрогнув, я протянул билет, выданный мне
этим утром сержантом полиции и уже три раза прокомпости¬
рованный.—	Следуюпцая остановка Уинтон. — Он был склонен побол¬
тать, поскольку, конечно же, не знал, что я провел воскресенье
в Бервикской тюрьме. — Долгий путь, парень. И с самого ран¬
него утра.Мне пришлось подумать, прежде чем нашелся ответ.—	У вас тоже, — наконец сказал я.Он посмеялся:—	Это моя работа. Едешь на каникулы?—	Нет, — тут же ответил я, как будто нажали кнопку, выпус¬
тившую на волю мою затаенную мысль. — Я еду в университет,
к двум часам, чтобы сдать экзамен.—	Неужели? — сказал он. Было видно, что мои слова про¬
извели на него впечатление.—	Да. Я три месяца готовился.—	Судя по твоему виду, тебе это непросто далось. Ну, уда¬
чи, парень.Я поблагодарил его. Он дружески кивнул и вышел.Я и в самом деле почувствовал странное облегчение, после
того как открыто провозгласил свое намерение. Возможно, в
моем нынешнем состоянии это было не более чем навязчивое
побуждение, рефлекторно сформировавшееся за месяцы сис¬
тематической подготовки. Однако я помнил, что дал слово Пи¬
ну и должен попытаться сдержать его после катастрофическо¬
го позора этих выходных. Тем не менее, хотя я понимал, что
именно должен делать, и притом почти машинально продвигал¬
ся к цели, порой я не без труда идентифицировал себя с этим
другим собой. Эта моя особенность, которая со временем избу¬
дет как что-то внешнее и пустое, была в ту пору довольно пу¬
гающей, когда я, казалось, полностью утрачивал самого себя[ 284 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВИ брел, потеряв свою индивидуальность, в странном мерклом
пространстве. Но так случалось лишь иногда, и, когда это про¬
ходило, как сейчас, я снова становился Лоуренсом Кэрроллом,
которому именно сегодня в два часа дня предстояло оказаться
в университетском зале на Гилмор-Хилле, в Уинтоне.Паровоз, со свистящим хлопком выпустив последнюю пор¬
цию пара, дернулся и остановился на Северном Британском
вокзале Уинтона. Я испытывал смутное облегчение, что мы
прибыли не на Центральный. Я вышел из своего купе и пошел
по платформе к выходу на Квин-стрит, убедившись, что поезд
прибыл в двенадцать сорок, опоздав всего лишь на пять минут.
Мне не нужно было торопиться — все, что мне предстоя.т10,
можно было сделать основательно, в достойной манере. У меня
все еш,е оставались монеты в кармане, и, поскольку мне показа¬
лось правильным подкрепиться перед экзаменом, я решил в обя¬
зательном порядке пообедать. Неподалеку, по другую сторону
улицы, я увидел вывеску «Ромбах» — это была сеть скромных
ресторанов Уинтона. Я пересек улицу и вошел в ресторан.Меню, напечатанное светло-голубым шрифтом, предлагало
на выбор котлету из баранины, отварной говяжий язык или
бифштекс и пирог с почками. Без колебаний я выбрал котле¬
ту, и, когда ее подали, с горошком и картофельным пюре, я съел
ее, как если бы выполнял какую-то заученную обыденную опе¬
рацию — без всякого аппетита и совершенно не чувствуя вкуса
пиш;и. Все действия я совершал автоматически, но, естествен¬
но, не мог осознавать этого, что было явным предвестником
нервного срыва, которому я даже при всем своем старании не
мог бы противостоять. Я следил за временем по часам в ресто¬
ране над входом и в час двадцать попросил чек, оплатил его
у кассира и вышел.К подножию холма Гилмор меня должен был привезти зе¬
леный трамвай. По этому маршруту они ходили часто — вот и
теперь появился один. Хотя он был переполнен рабочими, ко¬
торые отправлялись домой на ланч, я не без ловкости прыгнул
на подножку. Но во время поездки мне пришлось стоять, и,
когда мы прибыли к холму Гилмор, я чувствовал себя не впол¬
не уверенно — хуже всего меня слушались ноги. Я медленно
поднялся на холм, не по желанию, а по необходимости. По-ви¬[ 285 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНдимому, стало теплее, и я испытывал какое-то странное давле¬
ние в затылке. Даже когда я дошел до прохладной крытой га¬
лереи, это чувство сохранилось. Башенные часы пробили два
раза, когда я вошел в университетский зал.—	Пришел тик-в-тик, верно? — сказал мужчина за столом,
отметив мое имя в списке.Он дал мне задание для экзаменационного эссе, странно
посмотрел на меня и указал на свободный рабочий стол. Я сел
и огляделся вокруг — конкуренты, числом около двадцати, в
самых замысловатых позах крайней сосредоточенности, уже
усердно писали. Я не собирался спешить. Спокойно открыл
тетрадь, лежавшую на столе, и заглянул в задание на листе.Напишите апологию объемом не менее двух тысяч слов, оправ¬
дывающую, насколько это возможно, поведение Марии, королевы
шотландцев^, по отношению к лорду Дарили^, сделав особый ак¬
цент на событиях ночи 9 февраля 1567 г.Возможно, я улыбнулся, не в силах сдержаться, но не по¬
тому, что подспудно был уверен, что кто-то или что-то подки¬
нет мне именно эту тему или, по крайней мере, сопоставимую с
ней, а исключительно из-за абсурдности самой идеи, что я в мо¬
ем нынешнем состоянии способен защищать королеву-авантю-
ристку, даже если бы за это я сто раз получил стипендию Эл¬
лисона.Прекрасно осознавая, что я лишаю себя всех шансов на
успех, я окунул перо в чернильницу и начал писать. Я не оста¬
навливался ни на секунду, слова свободно текли из-под моего
пера, и каждое написанное слово рождалось из той боли, кото¬
рую я испытывал. Период в Шотландии, охватывающий пятна¬
дцатый и шестнадцатый века, был главной темой моей подго-^ Мария Стюарт (1542-1587) — королева Шотландии; фактически пра¬
вила с 1561 до низложения в 1567 г., а также королева Франции в 1559-
1560 гг. (как супруга короля Франциска II) и претендентка на английский
престол. Казнена по приказу своей двоюродной сестры королевы Англии Ели¬
заветы I.^ Генрих Стюарт (1545-1567), лорд Дарнли, герцог Олбани и Росс -- ко¬
роль-консорт королевы Шотландии Марии Стюарт, обвиненной в его убий¬
стве.[ 286 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВтовки, я знал всю подноготную несчастной королевы и теперь,
под натиском подсознания, стал жестоко и чуть ли не злобно
критиковать ее, притом с такими ухищрениями, на какие толь¬
ко был способен. Выдвигая один за другим подходящие аргу¬
менты в ее защиту, я затем беспощадно опровергал их, а смяг¬
чающие обстоятельства приводил лишь для того, чтобы сокру¬
шить их неопровержимыми историческими фактами.Таким образом я прояснил, что ее ошибочный брак с юным,
глупым Дарнли, как бы по любви, был совершен исключитель¬
но по причине честолюбия и ненависти к ее двоюродной сестре
королеве Елизавете, и лишь год спустя поправший все законы
граф Ботвелл^ станет ее тайным любовником. Что ее, отдалив¬
шуюся от своего мужа, который лежал больной и обезображен¬
ный, с надеждой на примирение, в городе Глазго, подвигло на
то, чтобы изображать заботу о нем после секретной встречи с
Ботвеллом, убеждать, что он мог бы скорее восстановить свое
здоровье в полуразрушенном доме в Керк-о-Фильде? Как толь¬
ко Дарнли был туда перевезен, возможно без комфорта, посколь¬
ку это было жалкое жилище для больного человека, ничто не
могло быть более добродетельным, чем заботливое внимание
к нему молодой и прекрасной королевы, которая целыми дня¬
ми преданно сидела рядом с ним на красной бархатной подуш¬
ке, а ночью ложилась спать в комнате внизу.К сожалению, в ту конкретную субботнюю ночь, 9 февраля,
она не могла там ночевать. Она обещала одарить своим присут¬
ствием бал-маскарад, который давали после некой свадьбы, а
королевское слово никак нельзя нарушить. Она поцеловала
своего мужа, пожелав ему спокойной ночи, проследила, чтобы
остригли огарок свечного фитиля. Последний трогательный,
благочестивый жест перед уходом. Она оставила ему свою кни¬
гу псалмов. Странно, что именно Парис, слуга Ботвелла, пе¬
репачканный порохом, открывал ей ворота. Странно, что двери
были заблокированы снаружи и что несколько слуг были зара¬
нее отпущены. Странен также тот огромный взрыв, чуть ли не^ Джеймс Хепбёрн (ок. 1535-1578) — 4-й граф Ботвелл (в другом напи¬
сании Босуэлл) в 1556-1567 гг., герцог Оркнейский, шотландский дворянин,
третий муж королевы Шотландии Марии Стюарт, брак с которым привел
к свержению королевы в 1567 г.[ 287 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНкоролевский салют, в то время как она всю ночь напролет тан¬
цевала.Я писал больше часа не отрываясь — моя ручка с регуляр¬
ностью робота ходила туда-сюда по белым листам. Я не вклю¬
чал сознание, это было автоматическое письмо, и ничто другое,
никакая дощечка, используемая на спиритических сеансах, не
могла бы более убедительно вызвать прошлое. Но когда я при¬
близился к финалу, то есть к описанию пробуждения Марии
утром после убийства на ее обширном ложе, под шелковыми
занавесками, когда я описывал, как она уже размышляет о бра¬
ке с Ботвеллом, как она садится в постели, чтобы с удовольстви¬
ем отведать на завтрак свое любимое блюдо — яйцо, сваренное
«в мешочек», — мое ожесточение, похоже, стало мало-помалу
вытесняться необычайной усталостью, которая так странно ста¬
ла заявлять о себе, что я обратил на это внимание. Строки на
странице принялись дрожать, перед глазами поплыли темные
круги, и когда, в попытке настроить зрение, я поднял голову и
огляделся, непонятное давление, которое я до того ош;ущал
в затылке, сменилось реальным головокружением. Однако, по¬
чти ничего больше не воспринимая, я сообразил, что чуть ли
не все прочие соискатели стипендии уже сдали свои эссе и что
время, отведенное на это, должно быть, истекло. С усилием я
дописал последний абзац, промокнул страницу и закрыл тет¬
радь.Что дальше? По-видимому, ее следовало отдать. Но это ка¬
залось совершенно бессмысленным, и, кроме того, мне почему-
то не хотелось вставать. Теперь, когда я излил свой яд, избавил¬
ся от возмущения страшной человеческой подлостью, — я, как
отвергнутый дьявол, почувствовал себя слабым, разбитым и
абсолютно опустошенным. Экзаменатор, если только это слово
было применимо к нему, встав из-за стола, медленно направил¬
ся ко мне. К моему удивлению, когда он приблизился и я смог
разглядеть его получше, оказалось, что это священник, длин¬
ный, худой и мрачный, в высоком жестком воротнике. Разве я
заметил хоть что-то из этого, когда входил сюда? Скорее все¬
го, нет.—	Ты последний, — сказал он мягко и испытующе. — За¬
кончил?[ 288 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ—	По-моему, да.—	Тогда можно взять твою тетрадь? Уже пятый час.Я протянул ему тетрадь. Он наблюдал за мной краешком
своего клерикального глаза.—	Много написано, — сказал он довольно иронично, пе¬
реворачивая страницы. — Надеюсь, ты был благорасположен
к этой несчастной женщине.—	Нет, конечно. Насколько я понимаю, она была просто
двуличной маленькой сучкой.—	В самом деле? — Он поднял брови и больше ничего не
сказал.Держась за стол, я встал. Я не хотел лишаться точки опоры,
но каким-то образом, сделав вид, что все нормально, вышел из
зала. Снаружи в крытой галерее кто-то меня ждал. Кто-то по¬
хожий на Пина. А коли это был он, то, естественно, в состоя¬
нии страшного возбуждения.—	Лоуренс! Я везде искал тебя. Где ты был?Я приложил руку к затылку, чтобы удостовериться, что го¬
лова еще на месте.—	Я точно не помню.—	Не помнишь? — Он расплывался в неясных очертаниях,
как будто был под водой. — Ты написал хорошее эссе?—	Нет, чертовски плохое. Я написал все наоборот. И так
и сказал экзаменатору.—	Экзаменатору! О Небеса, это был сам профессор бого¬
словия!—	Ну, мне все равно. Я сказал правду.—	Лоуренс, ты болен?—	Я так не думаю. Просто голова болит. Я сам себя больше
не чувствую.—	О дорогой, что ты с собой сделал? Где ты спал прошлой
ночью?—	Вспомнил наконец. В тюрьме.—	Господи, мой мальчик!—	О, они отпустили меня сегодня утром. Сказали, что
против меня ничего нет. Сержант даже дал мне что-то на завт¬
рак. Но пока я был там, все было отвратительно. Они думали,[ 289 I
АРЧИБАЛЬД КРОНИНЧТО я был причиной всего этого... и того, что с Норой. Что
я был... я был... я был...Пин стал расплываться все больше и больше, как какой-то
странный водяной монстр, и наконец полностью исчез в волне
всеобщей тьмы, которая опрокинулась стремительным пото¬
ком и поглотила меня.ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯПрошло шесть недель. Все это время я пролежал ничком, но
теперь встал и двинулся по ещ,е незнакомой квартире, которую
арендовала мама. Часы показывали пятый час пополудни. На-
конец-то мне стало получше, и я начал смутно осознавать са¬
мого себя, понимать, что я возвращаюсь обратно из темного и
призрачного края, в котором оказался после своего сокруши¬
тельного поражения. Нелегко было забыть страх и ужас того
беспросветного периода, когда мой скукожившийся разум пре¬
бывал в мучительной апатии. Пути моего возвращения были
извилисты и тяжелы, но сегодня утром доктор сказал мне: «Те¬
перь ты вышел из леса, мой мальчик, и скоро освободишься и
от подлеска». Самым радостным признаком побега из тьмы бы¬
ла моя способность смотреть на окружающий мир, а не в тем¬
ницу моего зацикленного «я» и видеть предметы глазами, в ко¬
торых уже начинали вспыхивать искры интереса.Так что, повторюсь, я осмотрел квартиру. Она была малень¬
кой и пустой, состоящей всего лишь из кухни и гостиной, с кро¬
шечной ванной комнатой между ними, но мне она понравилась.
В гостиной, которую я занимал, была только железная кровать,
один стул и шаткое складное бюро, но обои были новыми, теп¬
лого насыщенного красного цвета, и, когда сюда, как сейчас,
заглядывало вечернее солнце, пустую комнату заливал и на¬
полнял розовый свет. На кухне, по которой я в данный момент
бродил, было обычное оборудование — раковина, встроенный
шкаф и комод, а в занавешенной нише — скрытая раскладная
кровать в стене, уникальное шотландское изобретение.Но главная привлекательность квартиры была в том, что из
нее, расположенной на верхнем этаже многоквартирного дома[ 290 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВДЛЯ рабочих, недавно возведенного корпорацией Уинтона на
Кларк-Хилле, открывался широкий вид на городские крыши,
а в ясные дни — даже на холмы Очил в западной стороне. Поз¬
же мне предстояло узнать, что в получении этой квартиры сыг¬
рал свою положительную роль новый служебный пост матери.Никелированный будильник на каминной полке подсказал
мне, что скоро мать должна вернуться домой, и в забытом со¬
стоянии легкости я спросил себя, а не попытаться ли мне при¬
готовить ужин. Несмотря на то что это занятие улучшило мою
координацию, последняя все же еш;е не полностью восстано¬
вилась. Я боялся, что могу что-нибудь уронить, а запас посуды
был у нас невелик. Однако, пусть нервничая, я все же ухитрил¬
ся начать. Медленно и осторожно я наполнил водой чайник и,
удивленный его весом, поставил на плиту. Затем накрыл стол
скатертью и начал выкладывать на него чайные чашки. В шка¬
фу я нашел булку, а в ящике — хлебный нож. Не буду скрывать
тот факт, как ни болезненно в этом признаваться, что большой
зубчатый нож испугал меня. Кто не испытывал полного упадка
сил, не в состоянии даже отдаленно представить те мучитель¬
ные фобии, которые может вызвать вид ножа. Ранее, в начале
болезни, я смертельно боялся... чего бы вы думали? — малень¬
кого деревянного бюро в комнате. Оно принимало любой зло¬
вещий образ, смертельно пугая меня. Я не смел смотреть на не¬
го. Вот прямое указание на то, что я пережил и в каких крайних
состояниях побывал. Но теперь стыд и желание доказать, что
со мной все в порядке, заставили меня взять нож и нарезать
хлеб на куски. Однако мое сердце все еще бешено стучало, ко¬
гда я положил их в тостер. Оставалось только приготовить со¬
сиски, редкое лакомство для нас сегодня, — подарок моего вер¬
ного посетителя. Энни Тобин приносила не цветы, у нее был
практический склад ума, и она знала, что я люблю. Она прино¬
сила и новости, которые, что удивительно, совсем меня не за¬
девали. Нора и Донохью, возможно принуждаемые Церковью,
должны были вступить в брак. Теперь для меня это ничего не
значило.Когда я закончил поджаривать сосиски, меня охватило чув¬
ство удовлетворения. Я знал, что мать обрадуется этому сви¬
детельству моего выздоровления. Дело не в том, что я так уж[291 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНхотел ей угодить, хотя в наши прежние годы это, конечно, было
бы моим побуждением. Наши отношения стали другими. Я боль¬
ше не чувствовал к ней интимной, всепоглош;аюш;ей, всеохваты¬
вающей, ревнивой любви. Пуповина была перерезана. Я ува¬
жал ее и доверял ей, я любил ее, но страдания, перенесенные
мною, убили комплекс моей детской влюбленности.Возможно, ослаблению пылких чувств способствовали и пе¬
ремены, произошедшие в матери, — она по-прежнему относи¬
лась ко мне с нежностью, но стала гораздо сдержаннее. Хотя
эти перемены начались исподволь после смерти отца, ее пре¬
бывание в монастыре заметно сказалось на ней. Она стала бо¬
лее серьезной и строгой и, что поразительно, в целом более ре¬
лигиозной. В былые годы в Арденкейпле она ходила в церковь
по воскресеньям скорее по инерции, как бы лишь потому, что
так принято, и исключительно ради моего отца. Теперь каждое
утро она вставала в шесть часов и, прежде чем приступить к
работе, шла на мессу, начинавшуюся в семь, ежедневно прича-
ш:аясь с истовым благочестием. Без сомнения, монастырские
порядки повлияли на нее. Однако ее характер изменился под
воздействием более глубоких и фундаментальных причин. От¬
чужденная от своей семьи, притом что теперь наши связи с Кэр¬
роллами были окончательно разорваны, она, вероятно, чувст¬
вовала себя абсолютно одинокой, вынужденной из-за стечения
несчастливых обстоятельств в единственном числе противо¬
стоять миру. Тем не менее настроения печали, которые позже
станут превалировать в ней, обретя в итоге статус вечной ме¬
ланхолии, на данный момент еще не заявили о себе. Она знала,
как ей повезло, что она получила должность от корпорации, и
особенно радовалась новой работе, которая состояла главным
образом в том, чтобы заниматься инспекцией и реабилитацией
детей из трущоб, больных рахитом. В Уинтоне число недоеда¬
ющих, инфицированных, искалеченных детей, страдающих от
этого заболевания, вызвало национальный скандал.Хотя она никак этого не показывала, я не мог не заметить,
что больше всего мать беспокоилась обо мне. Что же, черт по¬
бери, со мной произошло? Из-за своего безумного эссе я поте¬
рял пусть небольшой, но все-таки шанс получить стипендию
Эллисона и поступить в университет. О том, чтобы в возрас¬[ 292 ]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВте шестнадцати лет возвращаться в школу-интернат, не могло
быть и речи, а если бы я и вернулся, как можно было рассчи¬
тывать на то, что моя мать еще два года будет содержать ме¬
ня без каких-либо обнадеживающих перспектив по окончании
школы? Какое дерьмо я сотворил из своей жизни! Мое буду¬
щее было покрыто тьмой.На лестнице снаружи прозв5гчали шаги, и я услышал, как
в двери повернулся ключ. Мать вошла на кухню: темно-синие
пальто и юбка, а также аккуратная соломенная шляпка с голу¬
бым значком «Уинтон корпорейшн» — все это было ее новой
служебной формой. Она улыбнулась и воскликнула:—	Ой, Лоуренс, ты приготовил ужин!—	Кажется, сосиски что надо. И с тостами я постарался.Мой ответ, похоже, понравился ей.—	Как я и люблю.Она вошла в ванную комнату, и я услышал, как она вытря¬
хивает одежду над пустой ванной — обычная процедура, чтобы
избавиться от блох, без которых не обходились ее ежедневные
паломничества к несчастным детям.Пока она переодевалась, я пошел в гостиную, чтобы при¬
брать кровать. Сложив покрывало, я увидел за окном Пина,
который нередко приходил в этот час, дабы попытаться раз¬
влечь меня, — он направлялся к нашему парадному. Он закон¬
чил свою «Летопись Арденкейпла», но, увы, похоже, ни один
издатель не захотел выпустить книгу, и вскоре Пин вернется в
деревню, чтобы прожить остаток своих дней на скудную пен¬
сию. Закончив складывать одеяло, я отметил, что снизу по-преж¬
нему доносится резкое стаккато железяки Пина, и увидел, что
он вышагивает там взад-вперед с явно возбужденным и нере¬
шительным видом. Меня это озадачило. Однако я tjt же дога¬
дался о причине его нежелания подняться. Для меня это не
было неожиданностью и ничуть не огорчило. Теперь я стану
сочувствовать Пину, разочаровавшемуся во мне, — это ли не
знак моего выздоровления? Я вошел на кухню:—	Внизу мистер Рэнкин. Позвать его?—	Конечно, Лоуренс... только сначала сделай еще тостов.Я положил в тостер еще два куска хлеба. Когда я вернулсяк окну, Пина внизу не было. Он явно решил уйти. Я лишь[293 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНуспел увидеть, как он поворачивал за угол. И все же десять ми¬
нут спустя, когда мы сели ужинать, раздался звонок в дверь, и,
спросив, кто там, я открыл — это, опять же неким мистическим
образом, был Пин.—	Лоуренс, — сказал он с порога, — я ждал твою матушку
и у входа, и на трамвайной остановке, но она, кажется, очень
задерживается.—	Она здесь, — сказал я. — Она вернулась раньше.Мои слова несколько смутили его. Действительно, когда он
вошел на кухню, где было гораздо светлее, я увидел, что он,
против обыкновения, взволнован. Словно пытаясь найти объ¬
яснение своему состоянию, он сказал:—	По лестнице уже трудней подниматься, чем раньше.—	Присаживайтесь, — сказала мать. — Угощайтесь вместе
с нами.—	Нет, спасибо.—	Тогда позвольте предложить вам чашку чая.—	Нет, нет... спасибо, вы так добры.Он сел и взял чашку, которую мать протянула ему. Его рука
слегка дрожала, так что чай чуть пролился в блюдце, но сам
Пин обрел некоторую уверенность. Он пристально посмотрел
на меня:—	Как ты себя чувствуешь сегодня, Лоуренс?—	Намного лучше, сэр, — сказал я, чуть не добавив при
этом: «и вполне готов к вашим плохим новостям».—	Отлично... отлично, — сказал он.Его привычка повторять слова внезапно вызвала у меня
раздражение. Я точно знал, что он собирается сказать, и я хо¬
тел, чтобы он, черт возьми, не тянул. Я сказал:—	Если у вас есть какая-то информация, я вполне могу ее
принять.Он вздохнул с облегчением:—	В таком случае продолжу. Вообще-то, сначала я хотел
поговорить с твоей матушкой. Чтобы узнать, не поможет ли
это твоему выздоровлению. Но теперь готов признаться, что я
только что из университета и, как ты догадался, результаты эссе
на стипендию Эллисона известны. — Он медленно пил чай и
продолжал ровным голосом, не глядя на меня: — Ты помнишь[294 1
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВхарактер задания — апология королевы Марии, и могу тебя
заверить, что большинство кандидатов лезли из кожи вон, что¬
бы подсластить мед. Они не заметили хитрости в вопросе —
в словах «насколько это возможно», и. Бог свидетель, я сам не
заметил. Они попали в ловушку и практически канонизировали
королеву, и, когда жюри, состоящее из двух священников-пре-
свитерианцев и профессора богословия по имени Нокс, объ¬
явило результаты, все так и обмерли. — Он засипел, оттого что
напряг голос, и ему пришлось жадно глотать чай. — Однако ка¬
ким-то образом, чего никто не мог предсказать, нашелся один
кандидат, который, не в силах привести каких-либо доказа¬
тельств в защиту королевы, был вынужден осудить ее самым
решительным образом. Я понимаю, что члены жюри воспри¬
няли его эссе с огромным удовлетворением, как оправдание их
собственных убеждений и как сочинение, достойное высшей
оценки. Они единогласно дали ему стипендию Эллисона. —
Я начал чувствовать что-то необычное. На лице матери застыло
странное, напряженное выражение, а Пин тем временем про¬
должал: — Лоуренс, должно быть, кто-то наверху присматри¬
вает за дураками, особенно если это юные дураки с какими-то
способностями.Он больше не мог сдерживаться. Внезапно вскочив и опро¬
кинув чашку, он обхватил меня за шею и запрыгал, исполняя
нечто вроде танца на одной ноге. Полузадушенный, я едва рас¬
слышал его победный крик. Но я понял, что по какой-то неве¬
роятной счастливой случайности, по капризу обстоятельств,
над которыми я был не властен, я все-таки поступлю в универ¬
ситет.В этот момент ликования все казалось решенным. Наше бу¬
дущее наконец определилось. Мысль о долгой и изнуритель¬
ной борьбе, которая предстоит впереди, никогда не приходила
мне в голову. Однако в течение следующих пяти лет мы долж¬
ны были сражаться с обстоятельствами, которые серьезно по¬
трепали нас. Хотя моей матери было гарантировано место в
корпорации, ее еженедельная заработная плата была такой жал¬
кой, что ее едва хватало для удовлетворения даже самых на¬
сущных потребностей. Однако благодаря чудесам экономии[ 295 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНИ самоограничения она ухитрялась со всем справляться, обхо¬
дясь без посторонней помощи, если не считать Саймона, кото¬
рый и сам получал мало, но все же посылал нам какие-то сум¬
мы из Испании. От прочих родственников не было ни пенса, да
мы и не просили ничего. Бернард по-прежнему сибаритствовал
со всеми удобствами в имущественно отчужденных «Погребах
Ломонда», каким-то образом уклонившись от всех решений об
их сносе, тогда как Лео молча и неумолимо продолжал сколачи¬
вать огромное состояние. В этом достойном похвалы процессе
его мелочность и скупость выросли до такой степени, что Энни
наконец ушла от него и отплыла из Гринока к сыну в Канаду.
С грустью я провожал ее в Монреаль. В редких слз^аях, когда
я проходил мимо Лео на улице, он притворялся, что не видит
меня. Даже тогда меня поражала его страшная худоба, а когда,
спустя годы, он умер совершенно один в жалкой комнатушке
в Горбило — «храм тамплиеров» был уже продан за какую-то
фантастическую сумму, — то поговаривали, что причиной смер¬
ти, по крайней мере отчасти, было его голодание. В завещании
Лео, написанном собственнор)Д1но, где основными бенефициа¬
рами были компании, производящие пищевые продукты, имел¬
ся пункт, согласно которому конкретно его племянники и пле¬
мянница исключались из числа наследников.Единственным, кто пострадал от такого проявления семей¬
ных чувств, была Нора. К тому времени моя собственная меди¬
цинская практика уже процветала, а Теренс, дав отставку мисс
Гилхоли в пользу владелицы старинного отеля в Дублине, был
весьма обеспечен. Однако брак Норы, заключенный в порядке
компенсации за прошлые ошибки, — увы, бесполезная с обе¬
их сторон попытка поправить то, что непоправимо, — стал ка¬
тастрофой. Донохью ничуть не изменился, редко бывал дома,
и когда он в конце концов исчез, Нора осталась одна в Ливер¬
пуле с тремя маленькими детьми, которых надо было растить.Все это, разумеется, еще принадлежало будущему, и пока
мы с матерью боролись за каждый шиллинг и пенс. Печально,
как мало в ту пору я думал о ее героическом самопожертвова¬
нии и как часто наши отношения становились напряженными
и трудными. Занимаясь сравнительной анатомией, я теперь не
был религиозно настроен, в то время как ее набожность стала[296]
ПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВеще очевидней. По многим другим вопросам наши представле¬
ния серьезно разнились, и у нас бывали периоды отчуждения,
когда для меня ее холодность, ее молчание с поджатыми губа¬
ми становились мукой.Уверен, что это я был виноват. И все же откуда взяться лю¬
безности и доброжелательности, когда ты голоден, плохо одет —
сколько лет я еще оставался в той же, в поте лица пошитой
Шапиро, перекрашенной одежке, — изолированный от других
своей очевидной нищетой, в вечном страхе провалиться на эк¬
заменах. Хотя в моих первых двух семестрах значится, что я
сдал на отлично ботанику и зоологию, каждый последующий
экзамен мерещился мне как ужас от сознания того, что, если я
не сдам, все кончено. В ту пору для бедных студентов еще не
было серьезной помощи от государства, и по условиям моей
едва ли адекватной стипендии второго шанса сдать экзамен мне
не предоставлялось. Я все еще вижу, как сижу, уперев локти в
стол, подбородок в ладонях, просматривая «Анатомию» Куэна,
а мать вышла прямо перед закрытием магазинов в субботу ве¬
чером, чтобы поторговаться на самом дешевом рынке ради жал¬
кого куска мяса, а по возвращении подвергнуться оскорблени¬
ям какого-нибудь хама, посланного вытребовать у нас просро¬
ченный платеж за квартиру.Но наконец, как побитый штормами корабль, что, тяжело
покачиваясь, устало приближается к берегу, мы увидели землю
обетованную. Я сдал свои заключительные экзамены, наступил
день получения диплома, и из Арденкейпла прибыл Пин, что¬
бы присоединиться к моей матери на торжественной церемо¬
нии. Выбираясь из Бьют-холла, чтобы встретить их в Юнион-
холле, где я просил подождать меня, чтобы избежать толпы, я
сделал глубокий вдох победителя, осознавая свою новую лич¬
ность; сильную, самоуверенную, успешную, готовую отныне и
впредь к любой чрезвычайной ситуации. Мягкость и наивность
моей юности остались в прошлом. Никогда больше я не позво¬
лю понукать собой. Никогда, никогда больше я не разрешу серд¬
цу верховодить рассудком. Греческий идеал моего детства был
наконец достигнут.Я почти дошел до дверей из зала, когда почувствовал при¬
косновение к своей руке. Несмотря на седые волосы, которые[ 297 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНзаметно старили ее, я сразу узнал эту женщину. Мисс ОТи-
ордан. Она увидела мое имя в списке успешных выпускников
и захотела встретиться. В Юнион-холл она не пошла и, после
того как мы поговорили несколько минут, настояла на том, что¬
бы я взял маленький кожаный мешочек с явно церковной ат¬
рибутикой. Невозможно было не догадаться, что в нем.—	Уверена, что у тебя рассыпались те, что я давала. Или
потерялись. Вот еш;е одни. Так что не забывай.Когда она ушла, я со смешанным чувством посмотрел на
мешочек, помня о своем давнем увлечении в доме католическо¬
го священника и слишком хорошо осознавая, что, вернувшись
к себе, я брошу четки в ящик, чтобы навсегда забыть о них. Я по¬
щупал мягкую кожу мешочка, и изнутри раздался тихий пере¬
щелк. Так и есть — там лежали четки. Но вместе с ними мисс
ОТиордан положила аккуратно сложенную банкноту в пять
фунтов Банка Шотландии.Не замечая давки, я стоял совершенно неподвижно, настоль¬
ко тронутый этим весьма своевременным добрым жестом, ко¬
торый позволял мне приобрести несколько измерительных
приборов, необходимых для того, чтобы подать заявку в аспи¬
рантуру на должность ассистента, что медленно, неумолимо
мои глаза повлажнели.Нет, все бесполезно — я не изменился и никогда не из¬
менюсь. Мне от рождения были присущи мягкость, уступчи¬
вость, чувствительность, и я не в силах очерстветь. Все, чего я
жаждал, к чему стремился — стать холодным, стоически от¬
чужденным и равнодушным, истинным спартанцем, — все это
было не моим. Неискоренимо помеченный своим странным
детством, в котором слишком много женщин воспитывали ме¬
ня, я был и останусь жертвой всего, что относится к области
чувств, — невольным рабом собственных эмоций.
и КАРМАН
ПШЕНИЦЫ'^ Вторая строчка из старинной английской детской песенки, в которой
на самом деле фигурирует не пшеница, а рожь. Мы позволили себе эту не¬
большую замену во имя благозвучности. Целиком первую строфу песенки
можно перевести так:Песенка в шесть пенсов
И карман пшеницы.В пироге с начинкой
Сорок две синицы.(Перевод И. Куберского)
ГЛАВА ПЕРВАЯПисьмо пришло экспресс-почтой в конце дня.Я с довольным видом стоял на террасе лечебницы возле Хо¬
зяйки Мюллер, привычно изображая вежливый интерес к то¬
му, как дети набиваются в большой зеленый туристский авто¬
бус, который должен был доставить их через горный перевал
Эхберг в Базель на чартерный ночной рейс обратно в Лидс.
Дождей за минувшие шесть недель почти не было, и эта мелюз¬
га выглядела здоровой и всем довольной, прилипая к откры¬
тым боковым окнам, чтобы выкрикнуть auf Wiedersehen^ и про¬
чие нахватанные в Schweizerdeutsch^ словечки. Дети размахи¬
вали бумажными швейцарскими флажками, которые Хозяйка
всегда раздавала вместе с образцами национальной гордости —
брусками молочного шоколада. Когда автобус покатил по до¬
роге, все запели «Lili Marlene»^. Они прихватили и эту песню,
бесконечно крутя в игровой комнате старую поцарапанную
пластинку.—	Ну, это последняя летняя группа. Хозяйка, — заметил
я в поэтическом настрое, когда автобус исчез за ворсистым
краем хвойного леса. — Славные были сорванцы.—	Ах, Негг^ доктор. — Она осуждаюпце, но притом с симпа¬
тией подняла палец. — Почему вы должны говорить этот слово^ До свидания (нем,).^ Швейцарский немецкий язык (нем.).^ Песня, ставшая популярной во время Второй мировой войны как у не¬
мецких солдат, так и противостоящих им солдат союзных армий. Автором
слов был учитель Ханс Ляйп (1893-1983) — сын портового рабочего из Гам¬
бурга, впоследствии известный поэт и художник.^ Господин (нем.).[301 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИН«сорфанцы»? Эти последний дети были добрый дети, а для ме¬
ня добрый дети есть изделие Бога.—	Но, Хозяйка, — быстро нашелся я, — «сорванец» — это
просто английская идиома с ласкательным значением. В Бри¬
тании люди самого высокого ранга могут публично отзываться
о своих потомках как о сорванцах.—	Ах так? Вы серьезно?—	Уверяю вас.—	Так! Забавная ласкательность. Английская одиома^ знат¬
ных людей.—	Именно.Ее маленькие глаза глянули на меня со снисходительным
одобрением. Хюльда Мюллер была толстой женщиной лет шес¬
тидесяти, похожая на архитектурную постройку позднего вик-
торианства с выдающимся портиком. Колючие седые волосы
торчали из-под ее белой шапочки на шнурке, ее пробивающие¬
ся усики были незаметно припудрены. Облаченная до пят в
бесформенное белое платье, которое были обречены носить
кантональные сестры-хозяйки, она была образцом истинной
швейцарки. Правильная, помешанная на чистоте, без чувства
юмора, невыносимо скучная и чуть ли не сноб, в примитивном
смысле этого слова, проникнутая врожденным германским по¬
чтением к чинам и рангам. Но толковая и работящая, пашущая
по пятнадцать часов в день, справляющаяся с нехваткой персо¬
нала в палате и на кухне, потчующая меня так, как никто преж¬
де не потчевал на протяжении всей моей жалкой карьеры.—	Мне очень приятно, что вы объясняете такие одиомы,
Яв/г доктор Кэрролл. Вы человек знающий и из Hochgeboren^,—	О, пожалуйста. Хозяйка, вы получите все одиомы, какие
только у меня есть.Эй, поосторожней, клоун, не заходи слишком далеко.
Я сверкнул в ее сторону улыбкой, постаравшись придать тако¬
вой очарование. В любом учреждении это первое правило вы¬
живания рядом с сестрой-хозяйкой. И так как я получил небес-^ Возможно, шутливая аллюзия на слово odious — одиозный, гнусный
(англ.).2 То есть из «благородных» (нем.).[ 302 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫное послание всего семь месяцев назад, то усердно окучивал
Хюльду, вешая ей на уши вдохновенную лапшу, создавая бла>
городных предков, дабы укрепить свой имидж. Так что теперь
этот старый огнедышаш;ий дракон, этот ветеран больничных
уток, эта жрица Гиппократа в белой сутане была полностью
моей, или, точнее, я был ее ясноглазый JungeK—	Теперь у нас перерыв на шесть неделя, — размышляла
она. — Вы вернетесь к работа аспирантом в Zurich KantonspitalV—	Я буду туда ездить по крайней мере раз или два раза в не¬
делю, — подумав, согласился я. — Начиная со вторника.—	Ах, как хорошо иметь молодой, напористый, научный
доктор. Наш бывший Herr доктор был... — она покачала голо¬
вой, — ein Schrinker^.—	Das war nicht gut fiir Sie^, — ответил я, продемонстриро¬
вав свой прогресс в разговорном немецком.—	Neiriy aber das ist ein Problem fiir seine neue Frau^. — Про¬
яснив таким образом, что женатые доктора нежелательны в
данной лечебнице, она посмотрела на часы, висевшие у нее на
груди. — А теперь пойду присмотреть за ваш чай. — Отойдя,
она лукаво взглянула на меня. — Вам ведь нравятся сырники
с яйцо и хлебный крошка — я их специально для вас готовить.—	Хозяйка, они прелесть... А вы... вы просто прелестница.Она хихикнула — не удивленная, а просто польщенная.—	При лестнице? Это хорош?—	Лучше не бывает.Когда она ушла, я вдруг рассердился на себя. Она была по-
своему доброй и достойной уважения. И разве я не должен
благодарить свою счастливую звезду за пребывание здесь? На-
конец-то я в шоколаде после восьми лет всевозможного дерьма
в виде обш;ей практики.Окончив университет в Уинтоне, я отправился в Австралию
судовым врачом на грузовом корабле, а затем вернулся в пол-^ Мальчик (нем.).2 Кантона.яьная больница (нем.).^ Здесь: сморчок (нем.).^ Это было плохо для вас (нем.).^ Нет, но это проблема для его новой жены (нем.).[ 303 J
АРЧИБАЛЬД КРОНИННОЙ боевой готовности для прыжка на Харли-стрит^ Довольно
скоро выяснилось, чего стоят финансовая и профессиональная
составляющие шотландского высшего, низко котируемого об¬
разования. Кому ты такой нужен, с огородным навозом на са¬
погах и кашей, еще не просохшей на губах? Сначала несколько
случайных заработков, один в Хайленде у тяжко пьющего чле¬
на клана Макклуфов, затем — недолго — ассистентом, а далее —
в трущобах Уинтона, где, чуть ли не голодая, я сверхурочно при¬
нимал страдающего ожирением старого тунеядца, который
пригребал ко мне после выходных, проведенных в Глендрум-
Гидро, с кучей карт меню, предлагавших самые разные блюда,
тотчас же садился и, пуская слюни на пузо, читал их мне одно
за другим.Затем долгая работа помощником врача в Ноттингеме при
довольно смутных видах на партнерство, чему так и не было
суждено осуществиться. Но стоит ли расширять сей печаль¬
ный список: бесконечные часы тяжелых операций, ночные вы¬
зовы, медицинские страховки, которые в результате оказыва¬
лись поддельными, скудная, нерегулярная сухомятка, нерав¬
номерное разделение труда под самодовольные тирады: «Да,
кстати, Кэрролл, мы с женой собираемся на званый ужин и
в театр. Ты не против разделаться с этими тремя последними
вызовами, которые только что поступили?»Но на ужин вывозили не всех жен. «Я часто думаю, доктор
Кэрролл, что гроблю лучшие годы своей жизни в Садсбери.
Сидни так завяз в своей практике; вам, должно быть, это оче¬
видно — вы такой понимающий для молодого человека». При¬
том с томным взглядом она отрезает мне лишний кусок тощей
баранины под картофельное пюре, пока Сидни зарывался мор¬
дой в В. М. J.^ Бедная, пухлая, увядающая в тоске, я утешил вас
лишь добрым словом. Как можно было найти любовь в этих
унылых панталонах, каждый понедельник вывешиваемых на
заднем дворе Садсбери?Последний раз я сполна черпанул грязи, когда меня, в ста¬
тусе врача-акушера Службы медицинской помощи Рондда-Вэл-^ Харли-стпритп — район в Лондоне, где сосредоточены медицинские цент¬
ры, в настоящее время — в основном частные клиники премиум-класса.^ Британский медицинский журнал, издается с 1840 г.1 304 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫЛИ в Южном Уэльсе, чуть ли не каждую ночь будила сестра-
акушерка, — полуодетый и все еще полусонный, я, пошатыва¬
ясь, брел в сумрачный мир бесконечных шахтерских жилиш;,
где на опцупь взбирался по лесгнице на чердак, накладывал
щипцы и тянул, ощущая себя послушным роботом, возможно,
ударником на тарелках, в дикой симфонии пота, слез, дерьма
и крови.Стоя утром после такой ночи на бетонном полу центральной
больницы, все еще в своем профессиональном облачении, в ста¬
ром пальто и разваливающихся башмаках, и заворачивая бутыл¬
ку экстракта спорыньи — эту панацею при нежелающей выходить
плаценте — в выдранную из «Ланцета»^ страницу, я случайно
прочел на ней воспаленными глазами рекламное объявление.ТРЕБУЕТСЯ:для детской лечебницы и санатория Мэйбелле, Шлевальд, Швей¬
цария, на должность заведующего медицинской службой бри¬
танский врач, одинокий и предпочтительно моложе 30 лет. Жела¬
тельно знание немецкого и легочных болезней. Предоставляют¬
ся полный пансион и комфортабельные апартаменты. Зарплата
500 фунтов стерлингов в год, выплачиваемая в стерлингах или
швейцарских франках. Дополнительные сведения и формы заявки
у Дж. Скригемура, адвокатская контора, Галифакс, Йорк.Я застыл словно загипнотизированный, с каким-то пред¬
чувствием, что это именно то, что мне нужно, что я хочу и что
должен получить. И все же, глядя в грязное окно бесплатного
диспансера, над которым на фоне отвалов нависали надшахт¬
ные копры, я прекрасно осознавал, что с точки зрения здра¬
вого смысла для меня все это нереально. Тем не менее где-то в
глубине души у меня возникло странное чувство, что это не
случайное вмешательство в мою жизнь, что здесь кроется воз¬
можность, специально разработанная для Лоуренса Кэрролла,
которой я должен воспользоваться. Не раздумывая я сел и на¬
писал Дж. Скригемуру.Ответ пришел через три дня.Лечебница была создана на средства миссис Беллы Кейли,
вдовы богатого владельца текстильной фабрики, поселившей-^ «The Lancet» — один из наиболее авторитетных общих журналов по
медицине; основан в 1823 г. в Англии.[ 305 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНся в Шлевальде с дочерью Мэйбелле в 1896 году. Дочь, хрупкое
существо с туберкулезом легких, на короткий срок своей жиз¬
ни была приговорена к Альпам. Когда через несколько лет она
умерла, мать, то ли по сентиментальным причинам, то ли из-за
подлинной привязанности к Швейцарии, осталась в Шлеваль¬
де, и после ее смерти, согласно завещанию, большое шале бы¬
ло расширено, построена палата на двенадцать коек и еще
нескольких небольших шале — все это ради малоимущих бри¬
танских детей, особенно тех, у кого были слабые или уже по¬
врежденные легкие. Персонал состоял из врача-ординатора, сест-
ры-хозяйки и медицинской сестры-практикантки.Шесть раз в году в лечебницу прибывали группы детей для
поправки здоровья или на каникулы. Нуждавшиеся в допол¬
нительном лечении содержались в этой палате.Спустя две недели я отправился в Галифакс для собеседова¬
ния, которое состоялось в офисе Скригемура на Маркет-стрит.
Я, естественно, нервничал, но в то же время не терял надежды,
поскольку хорошо подготовился и полагал, что меня не будут
недооценивать. Четверо других кандидатов сидели в приемной
и выглядели вполне убедительно, у двоих даже были лондон¬
ские дипломы, разумеется лучше моего, но, пообщавшись, я
выяснил, что никто из четверых не говорит по-немецки. И на
том спасибо. Прежде чем почтительно постучать по матовой
панели двери и войти, я напоследок заглянул в старый раз¬
говорник для туристов, который откопал на книжном развале
в Кардиффе и в последние десять дней зубрил из него разные
фразы.Комитет состоял из трех членов — самого Скригемура, ма¬
ленького, сверкающего лысиной и доброжелательного, и двух
солидных трезвомыслящих йоркширских бизнесменов. Осмот¬
рев меня с ног до головы, они начали допрос. Я был в своей
лучшей форме: спокойный, бдительный, убежденный, сдер¬
жанно настроенный на дело, но как личность — скромный, не
выпячивающий тех преимуществ, которые я себе напридумы-
вал, дающий возможность узреть со стороны те мои достоин¬
ства, которые я сам вроде как смутился бы в себе обнаружить.
Да, я признал, что люблю детей, всегда с ними ладил, не только
как член большой семьи, но и в своей обширной практике. При[ 306 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫупоминании превосходных отзывов о моей персоне мне уда¬
лась мина удивления, несмотря на то что две лучшие рекомен¬
дации написал я сам. Да, я спокойно согласился с тем, что шах¬
терский городок Южного Уэльса, пожалуй, не такое уже соци¬
ально привлекательное поле деятельности для амбициозного
молодого человека. Тем не менее, как ни странно, городок стал
для меня таковым: я специально выбрал это место для изучения
пневмокониоза, добавив через паузу после того, как это заяв¬
ление их накрыло; «Как вам, джентльмены, известно, эта груп¬
па легочных заболеваний включает антракоз, силикоз и тубер¬
кулез — которым особенно подвержены работники горнодобы¬
вающей промышленности».За этим хорошо продуманным гамбитом наступила впечат¬
ляющая тишина; затем, обменявшись взглядами со своими на¬
парниками, Скригемур заметил:—	Это важный для нас момент, доктор Кэрролл. — Потом,
как бы едва ли надеясь на положительный ответ, он прочистил
горло и неуверенно спросил: — Полагаю, что вы не очень-то
знакомы с немецким языком, доктор?Я улыбнулся, решив пойти ва-банк. Была не была...—	АЬег, mein Herr, Ich konnen das Deutsch gut sprechenKЭто их нокаутировало — никто из них не знал ни слова по-
немецки. И прежде чем они очухались, я одарил их еще пароч¬
кой более непринужденных, хотя и не особо подходящих к слу¬
чаю шедевров из моей маленькой зеленой книжицы, произнеся
их скороговоркой:—	Entschuldigen Sie, mein Herr, konnen Sie mir zeigen wo der
nachste Abort ist? (Извините, сэр, не можете ли вы показать-мне-
где-ближайший-туалет?)—	Zimmermadchen, ich glaube unter meinem Bett ist eine Maus.
(Горничная, мне-кажется-что-под-моей-кроватью-мышь.)—	Весьма убедительно, доктор. Весьма. — Это прозв5^ало
от одного из тех непробиваемых типов. — Можем ли мы спро¬
сить, как вы приобрели такие языковые навыки?—	В основном при изучении легочных заболеваний по ори¬
гинальным немецким учебникам, — прожурчал я, зная, что взял* Но, сэр, я уметь хорошо говорить немецкий (искаж. нем.).[307 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНбанк, еще до того, как после короткого совещания, пока я ждал
снаружи, они снова позвали меня, дабы поздравить и горячо
пожать мне руку.Разумеется, это было абсолютно постыдное действо. Пош¬
лое, презренное, непотребное, совершенно непорядочное. Но
когда ты чуть ли не стоял в очереди за пособием по безработи¬
це и когда тебя пинали семь лет подряд, то твое представление
об этике становится несколько смазанным. И хотя утром я го¬
тов был восклицать «Меа culpa, шеа maxima culpa»*, в тот же
самый день я радостно упаковывал свою сумку для отбытия в
Шлевальд. В конце концов, по своему обыкновению, я мог бы
попробовать оправдаться. Иезуиты, которые отчасти несли от¬
ветственность за мое обучение, когда я был еще очень молод,
вдохнули в меня самый практичный из своих принципов: что
якобы цель оправдывает средства. И, используя данные мне
средства, дабы произвести впечатление на этих достойных йорк¬
ширских джентльменов, я всего лишь применил надлежащие
действия ради достижения надлежащей цели.Таким образом, по крайней мере на данный момент, я счаст¬
ливо пребывал здесь, в Шлевальде, благополучно встав на якорь
в лечебнице Мэйбелле, дыша восхитительным горным возду¬
хом и посматривая вокруг чуть ли не взором собственника. Это
был один из тех прекрасных альпийских дней, когда полупроз¬
рачный голубой свет заливал окрестности. На пастбище перед
лечебницей, стоявшей высоко на южном склоне, осенние кро¬
кусы, со все еще раскрытыми лепестками, красили цветными
пятнами ярко-зеленую траву, по которой устремлялись вниз, к
реке, ручейки холодной прозрачной воды. В сосновом лесу за
долиной игрушечный поезд, бегущий в Давос, начал медленный
головокружительный подъем и встал, встретившись на крутом
повороте с собственным хвостом: казалось — чтобы раскочега¬
рить пары, а на самом деле — чтобы пропустить встречный да¬
восский поезд. Выше, на скале Гочнаграт, легкая россыпь ран¬
него снега уже отмечала закат, превращаясь из золотой в насы-
щенно-розовую. В отдалении и намного ниже, крошечные по‘ «Моя вина, моя величайшая вина» (лат ) — формула покаяния и испо¬
веди в религиозном обряде католиков[308 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫсравнению с горой, крыши деревни Шлевальд выглядели на¬
рядно, а точнее — gemutlichK Если отбросить пышные описания,
это было тепленькое местечко, и, вспоминая те шахтерские жи¬
лища, те абсолютно голые, без единой травинки, отвалы шлака,
те круглосуточные звонки в больницу и тот голос из захолуст¬
ной оперы, каркающий в твое полуразбуженное ухо: «Ах, дох-
тур холостой, я смерть как виноватая, что снова вас вызываю,
но мне ни в жисть не вытащить голову этой сволочи», то здесь,
пожалуй, было так же умиротворенно, как после хорошей дозы
транквилизаторов. Мне нравилось это место, — по правде ска¬
зать, я был в восторге от него.Молодая луна, бледная, как ломтик эмменталя, уже сколь¬
зила в нескудеющем свете над хребтом, а издалека внезапно
зазвучал альпийский рог. Это пастух сидит у своей одинокой
хижины на верхних пастбищах с нелепой шестифутовой де¬
ревянной трубой, которая, как и шотландская волынка, своим
звуком невыносима для барабанных перепонок, но ее голос, плы¬
вущий с холмов, полон магии. Вот опять он возник, вибрируя
в неподвижном воздухе. Он берет тебя за живое своей глубокой
протяжной печалью, теряясь вдалеке, заглушаемый вершина¬
ми. Он порывает с тобой, и внезапно ты тоже потерян. Ты по¬
гружаешься в себя, и есть шанс, что какая-то тайная мука вы¬
простается из твоего подсознанияУ меня она одна и та же — как пытка и мистика: я на темной
пустой улице неизвестного города и в мертвой тишине ночи
слышу шаги за спиной, медленные, настойчивые, угрожающие.
Я не могу обернуться и выплеснуть этот страх непонятного пре¬
следования, пока внезапно не залает собака, и все это по-преж-
нему со мной.О, избавься от этого, Кэрролл, и оставайся счастливым. Ни¬
кому не интересна твоя маленькая личная фобия, по крайней
мере пока. Пришло время вернуться к чаю и сырнику с яйцом
и хлебной крошкой.Затем, повернувшись, я увидел, как кто-то прошел через
сторожку — Ганс, сын почтмейстера; он ускорил шаги и теперь
махал мне чем-то, что держал в руке. Письмом.Уютно (нем )[ 309 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Срочное, Rekommandiert\ Herr доктор.Вероятно, это был мой ежемесячный оклад чеком, на сей
счет у швейцарской почты не бывает сбоев.Он делал вид, что запыхался, а поскольку, расписываясь
в квитанции, я был благодушно настроен, то сказал ему подо¬
ждать и вошел в свою гостиную с окнами на террасу. Это была
маленькая приятная комната, с теплым красным ковровым по¬
крытием, прочной, хорошо полированной, удобной мебелью, об¬
тянутой коричневым полубархатом, а на столе, благодаря заботам
Хозяйки, стояла ваза с фруктами из кантона Вале: абрикосы,
груши, яблоки и вишня, которых было вдосталь в этот сезон.—	Лови, Ганс.Я бросил ему из окна большое яблоко сорта «голден дели-
шес».Я был уверен, что он не станет его сейчас есть, как истин¬
ный маленький швейцарец, для которого владение чем-либо —
это не «девять десятых закона», а все десять^, он отнесет ябло¬
ко домой, начистит и будет хранить по крайней мере до воск¬
ресенья. Он ушел, сказав мне: <^Vielen Dank^, Herr доктор»,
а я посмотрел ему вслед.Затем я глянул на письмо и чуть не упал. Это было невоз¬
можно! На конверте стояла печать Ливенфорда, этого самого от¬
вратительного, почти смертоносного слова, с которым во всех
его коннотациях, как я надеялся, навсегда покончено. С явной
неохотой я открыл конверт. Да, от моего старого друга Фрэн¬
сиса Энниса.Мой дорогой ЛоуренСу
я должен попросить прощения за то у что не смог поздравить тебя
прошлым летом с новым назначением. В «Уинтон геральд» об этом
был очень приятный маленький абзац. Позволь сейчас, пусть с опо¬
зданием, пожелать тебе всяческих успехов в твоем новом и весьма
достойном начинании.И теперь я испытываю некоторую робость. Ибо вынужден
просить тебя об особой услуге.^ Заказное (нем.).2 Известное английское выражение гласит: владение есть девять деся¬
тых закона.^ Большое спасибо (нем.).[310 1
и КАРМАН ПШЕНИЦЫУверен, что ты помнишь Кэти Консидайн, очень милую подругу
дней нашего отрочества, которая вышла замуж за Даниэля Дэви-
гана и совсем недавно трагически овдовела. Да, Лоуренс, это был
образцовый брак, яркий пример настоящего супружеского союза.
Уход Дана стал для нее страшным ударом. Ты, может быть, читал
в газетах известие и некролог об этом два месяца назад, ~ по край¬
ней мере, здесь это всех взволновало. А затем, увы, случилась еще
одна напасть для несчастной вдовы. Единственный ее ребенок, Да¬
ниэль, без сомнения замечательный и исключительно умный ма¬
ленький мальчик, всего семи лет, совсем занемог. Очень бледный,
с увеличенными шейными железками и, боюсь прямо утверждать,
с подозрением на туберкулез. Канон Дингволл, хотя он уже на пен¬
сии и все еще в инвалидном кресле после очередного незначительно¬
го инсульта, проявил большой интерес к мальчику, развил его во
всех отношениях — фактически Даниэль на два класса опережает
свой возраст, — и Канон всерьез занялся этой проблемой с докто¬
ром Муром, который сразу предложил, чтобы мальчик побыл ка¬
кой-то срок — надеемся, что краткий, — в санатории. Предло¬
жить — это хорошо, но мало: здесь, согласно новой системе здра¬
воохранения, придется добрых шесть месяцев ждать, пока для
Даниэля найдется какое-то место. Но и тогда всего лишь в Грам¬
пианских горах, которые, смею сказать, не идут ни в какое сравне¬
ние с вашими солнечными Швейцарскими Альпами.Поэтому было решено, что Кэти отвезет мальчика в Швейца¬
рию и посвятит себя его лечению. Два дорогих паломника, видимо,
улетают отсюда во вторник на следующей неделе, 7 октября, и
прибудут в аэропорт Цюриха в 5:30 вечера, а поскольку у них нет
знакомых в этом городе, отчего они могут совершенно растеряться,
я полагаюсь на тебя — по крайней мере, на то, что ты их встре¬
тишь. Если затем ты ничего не сможешь предпринять, то хотя бы
проводи их в Давос, где у них есть адрес от доктора Мура. Но,
Лоуренс, если просто по-человечески, не возьмешь ли ты на себя
заботу о них — может, найдешь место для Даниэля в своей лечеб¬
нице и восстановишь его здоровье? Пожалуйста! Ради мальчика.
Бог благословит тебя за это, Лоуренс, и мы, все твои добрые дру¬
зья в Уинтоне, никогда не перестанем благодарить тебя.Медленно я еще раз перечитал письмо, слегка вздрагивая от
этих «дорогих паломников», а затем инстинктивно скомкал его
в руке, сильно и плотно. Что за дерьмо! Как все это страшно[311 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНнекстати! Откопать меня ради «старых добрых времен», зара¬
нее поблагодарить, заверить, что старые добрые Небеса благо¬
словят меня. И испортить мне вторник в Цюрихе, единственный
день недели, когда Шведские авиалинии, как правило, не совер¬
шали регулярных рейсов.И все же как я могу отделаться от Энниса. Подпортить свою
репутацию. Мне придется как-то помочь, — в конце концов,
это ведь ненадолго. Я подумал, что должен справиться с этим,
но, как всегда, я займусь этим спокойно, с холодной головой
и трезвым умом.ГЛАВА ВТОРАЯСестра-практикантка вошла с чайным подносом ко мне
в гостиную, в это укромное логово с ковром и мягким креслом
перед дровяной печью, облицованной бело-голубым кафелем.
Это была свежая деревенская девушка из Вале, приятно пахну-
ш;ая молоком и с хорошо сформированными молочными желе¬
зами, — выходя, перед тем как закрыть дверь, она всегда взгля¬
дывала на меня через плечо, не совсем по-коровьи. Но сегодня
я не смог ей ответить, равно как ароматному запаху свежеиспе¬
ченных сырников не удалось развеять моих тяжелых дум. Да,
письмо было неприятностью, сокрушительной неприятностью,
оно расстроило меня, вернув к тому периоду в моей прежней
жизни, о котором я никогда не вспоминал без надобности.Лично я не терплю отступлений, они прерывают действие,
которое замирает и чахнет, но, чтобы представить всю карти¬
ну в перспективе, следует пояснить, что в возрасте пятнадцати
лет я отправился в Ливенфорд, чтобы жить там с дедушкой и
бабушкой. За месяц до этого, не без примеси абсурда, очевид¬
ного для тех, кто знаком с началом моей странноватой карье¬
ры, я стал победителем конкурса на соискание стипендии Эл¬
лисона в Университете Уинтона, каковое достижение немного
померкло в моих глазах, когда выяснилось, что для поступле¬
ния в университет я должен в течение года посещать ливен-
фордскую школу, дабы сдать выпускные экзамены за среднее
учебное заведение, согласно системе народного образования
Шотландии.[312]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫНельзя сказать, что Брюсы, живущие в особняке на Вудсайд-
авеню, испытали восторг в связи с моим приездом. Их любимая
дочь, сбежавшая с моим отцом-католиком, сильно огорчила их.
И вот, пятнадцать лет спустя, в подтверждение своих худших
опасений, они оказались лицом к лицу с единственным сохра¬
нившимся свидетельством этого злополучного альянса.Мой преисполненный гордыни дед Роберт Брюс был до¬
стойным гражданином города, вышедшим на пенсию с долж¬
ности начальника отдела пиломатериалов на местной судовер¬
фи «Деннисон Бразерс», — его самодостаточное бытие про¬
текало под знаком сомнительного убеждения, что он прямой
потомок героя Шотландии, который, раскроив боевым топо¬
ром череп де Бохуна, привел шотландцев к победе над англи¬
чанами в Бэннокберне в 1314 году — эту дату мне никогда не
позволяли забытьёТолько не подумайте, что мой дед был глупцом или объек¬
том насмешек. У него были документы, генеалогические древа,
выдержки из материалов собраний местного исторического
общества, и он проследил свою родословную в Ливенфорде
вплоть до пятнадцатого века, где в записях впервые упоминает¬
ся имя Роберт. Кроме того, замок Кардросс, в котором король
Роберт I умер в 1329 году, стоял у реки Ливен на окраине горо¬
да, и именно отсюда сэр Джеймс Дуглас^ отправился в Святую
землю, дабы похоронить там сердце Брюса, однако был убит,
сражаясь с маврами в Испании. Не отвлекаясь далее на детали,
достаточно сказать, что убежденность моего деда, пусть даже
он и заблуждался, была искренней и настолько глубоко про¬
чувствованной, что каждый год он совершал паломничество в
аббатство Мелроуз, где теперь хранился ларец с сердцем коро¬
ля Роберта.Что-то из этой мутной генеалогии при случае пригождалось
мне для общения, а вообще Брюс всегда по отношению ко мне^ Имеется в виду Роберт I, известный как Роберт Брюс (1271-1329), ко¬
роль Шотландии. В книге «Песенка в шесть пенсов» родоначальником этой
семьи назван Уильям Уоллес (1270-1305) — шотландский рыцарь. Де Бо-
хун — английский рыцарь, убит в 1314 г. Робертом I в битве при Бэннокберне.^ Джеймс Дуглас (ок. 1289-1330) — шотландский рыцарь и феодал, один
из военачальников во время войны за независимость Шотландии.[313]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНпроявлял достойное терпение и был в высшей степени спра¬
ведлив. Что касается моей бабушки, то это был божий одуван¬
чик — маленькая, кроткая, согбенная, преданная, но тихо ушед¬
шая в себя старушка — из-за глуховатости голова вечно накло¬
нена к плечу, — пристрастившаяся к Библии, крепкому чаю и
книгам Энни Ш. Свон^ Она, по милой привычке, беззвучно
говорила сама с собой — ее губы шевелились под аккомпане¬
мент маленьких кивков, гримас и прочих тонких и трогатель¬
ных изменений, пробегавших по ее лицу, — и, несомненно, бы¬
ла приятной личностью, несмотря на то что полностью соот¬
ветствовала расхожему образу покорной шотландской жены,
без остатка отдавшей себя в услужение брутальному мужчине.Ливенфордская школа, которую, в соответствии с условия¬
ми стипендии, мне приходилось посещать, была солидным, ста¬
ромодным учреждением, расположенным в самом центре боро,
со всеми преимуплествами и всеми предрассудками настояш;ей
консервативной шотландской средней школы. Понятно, что мое
пришествие не вызвало здесь особого энтузиазма, и потому я
испытал некоторое облегчение, обнаружив единоверца в клас¬
се — Фрэнсиса Энниса, сына доктора Энниса.Как два единственных паписта в школе, мы неизбежно дер¬
жались вместе, поначалу не из какой-то там естественной по¬
требности, а просто потому, что оказались в одной неудобной
лодке — объектами подозрений и насмешек со стороны наших
одноклассников.Фрэнк был единственным сыном донельзя благочестивой
матери, истово верующей прихожанки, которая не просто сти¬
рала колени в стояниях перед крестом, но была своего рода
ризничим в юбке, заботясь об алтаре, о том, чтобы он был чист,
ухожен и наряден, с такой святостью, перед которой были бес¬
сильны сердитые реплики прихожан, злые взгляды и даже пря¬
мые запреты пастора церкви Святого Патрика, легендарного
Канона Дингволла. К несчастью для Фрэнка, его отец был мно¬
го проще. Трудяга Эннис, возможно лучший доктор в городе,
был крупным неопрятным мужчиной, грубым и невоздержан-^ Энни Ш Свои (1859-1943) — шотландская писательница, автор сенти¬
ментальных романов[314]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫным на язык, с сильной зависимостью от хорошего виски и
склонностью потискать молочниц на окрестных фермах, кото¬
рые он посещал. Не обращая внимания на общественное мне¬
ние, он делал все, что ему нравилось, и, хотя считался като¬
ликом, имел собственные взгляды на религию, подчас весьма
неожиданные. По этой причине и учитывая его занятость, док¬
тора редко можно было увидеть под сводами храма Святого
Патрика. Он отправил своего сына в школу, чтобы тот подго¬
товился к поступлению в Эдинбургский университет, где ему
надлежало получить медицинское образование и продолжить
практику отца.Фрэнк производил более чем приятное впечатление, был
открытым, дружелюбным и исключительно красивым юношей.
У него, высокого и хрупкого, с тонкими девичьими чертами
лица и густыми каштановыми волосами, были самые голубые
глаза, которые я когда-либо видел, и на редкость длинные рес¬
ницы. В школе он особой смекалкой не отличался, скорее на¬
оборот, и в общении с мальчиками погрубее был скорее робок.
Никогда не жалуясь на то, что его задирают, он явно страдал от
нападок, пока я не вставал на его сторону. Среди всех осталь¬
ных Фрэнка заметно выделяло просто то, что он был положи¬
тельным, в самом строгом смысле этого слова.Однажды утром в первую неделю нашего знакомства он
опоздал в школу и получил выговор.—	Что сл)^илось, Фрэнк? — спросил я его. — Ты проспал?—	Что ты! — улыбнулся он. — Канон Дингволл задержался
у больного. Вообще-то, я хожу каждое утро на его первую мес¬
су, в семь часов.—	Что? Ты так рано встаешь!—	Это довольно легко, если привык.—	Наверняка Дингволл заставляет тебя это делать. Он
страх на меня нагоняет.—	Ты совершенно не прав, Лоуренс. Он просто выглядит
ужасно строгим и суровым. А на самом деле милейший чело¬
век.Я с сомнением взглянул на Фрэнка. Этот Канон, черный,
страшный горец, лицо которого было словно высечено топором,
шести футов ростом и тонкий как жердь, этот иссушенный шот¬[315 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНландский Савонарола, сардонически обличающий с кафедры
жалкую паству ирландских иммигрантов, прожигающий ее
своими остротами почище, чем привычные бичевания и геенна
огненная, и время от времени делающий внезапную ритуаль¬
ную паузу, чтобы поднести к носу понюшку табака, — слышно
было, как упала булавка в церкви, до удушья набитой людь¬
ми, — этот человек едва ли производил впечатление источника
благости и света. Перед мессой, начинающейся в одиннадцать
часов, он неизменно стоял у двери церкви, уже заприметив ме¬
ня и, несомненно, зная о моих сомнительных предках.—	Каждый раз, когда я прохожу мимо него, он смотрит на
меня так, будто подвергает анафеме.—	Он просто должен так себя вести, Лоуренс. Чтобы до¬
биться результата. И у него получается. Вся здешняя верхушка
протестантов, особенно братья Деннисон, души в нем не чают,
так как он искоренил пьянство в городе. В основном в нашем
приходе. Но, кроме того, он ужасно интересный, начитанный,
культурный, настоящий ученый. Он пять лет преподавал фи¬
лософию в Шотландском колледже в Риме. Тебе он понравит¬
ся. — Когда я покачал головой, Фрэнк улыбнулся и взял меня
за руку. — Вот увидишь, после его мессы в следующее воскре¬
сенье ты побежишь за ним.—	И не надейся, — презрительно сказал я. — Я войду в бо¬
ковую дверь, чтобы он меня не видел.Тем не менее, даже не приветствуя вставаний спозаранку,
я уважал Фрэнка за эту его неожиданно обнаруженную аскезу,
как и за прочие аналогичные качества, которые постепенно от¬
крывал в нем. Например, он никогда не обращал ни малейшего
внимания на обычную школьную похабщину, скабрезные над¬
писи в уборной, грязные шуточки. И если кто-то в его присут¬
ствии рассказывал историю с душком, лучистые глаза Фрэнка
смотрели куда-то вдаль, реальный смысл сказанного, похоже,
проходил мимо его ушей.Все это казалось мне достойным одобрения, хотя бы потому,
что скорее свидетельствовало об оригинальном и утонченном
уме, нежели о хорошо усвоенных правилах морали, — посколь¬
ку сам я был, пожалуй, таким же испорченным, как мальчиш¬
ки, которых он презирал. Однако однажды между нами про¬
изошел странный инцидент.[316]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫУ меня все еще был велосипед, оставшийся с моих лучших
времен, старый «Радж-Уитворт», и поскольку у Фрэнсиса, чья
мать ни в чем ему не отказывала, был совершенно новый фир¬
менный «хамбер», мы начали по субботам раскатывать вдвоем
по окрестностям, в ту пору совершенно нетронутым, с перво¬
зданными шотландскими холмами и пустошами. Близилось
лето, и, по мере того как становилось все теплее, мы уезжали
все дальше, до Маллоха и вдоль извилистого берега Лох-Ло-
монда до Люсса, где и купались. Казалось немного странным,
что, когда мы раздевались на теплом галечном пляже, Фрэнк
всегда укрывался за ближайшим большим камнем, появляясь
уже в глухом купальном костюме. Я не придавал этому значе¬
ния, полагая, что, возможно, у него на теле бородавка или ка-
кое-нибудь родимое пятно и его это смуш;ает. Однажды я за¬
был взять с собой плавки и, без всякой задней мысли скинув
с себя одежду, в чем мать родила плюхнулся в озеро.—	Присоединяйся! — крикнул я. — Тут классно.Последовала пауза, затем он ответил:—	Сегодня я не купаюсь.—	Тебе нехорошо?Он не ответил.Я сплавал на остров — довольно далеко. Вода была теплее
обычного и при моей полной наготе и раскованности ощуща¬
лась еще восхитительней. Когда я вернулся и оделся, Фрэнк
вышел из-за валуна. Он был красен как рак, губы поджаты.—	Ты знаешь, конечно, — сказал он ледяным тоном обвини¬
теля, — что так обнажаться — это грех, почти смертный. —
(Я изумленно уставился на него.) — И что своим видом ты
и меня вводишь в грех.Я рассмеялся:—	Да брось ты, Фрэнк! Не будь таким занудой. Никто из
мальчишек не купается в трусах, не говоря уже о глухих ку¬
пальных костюмах, и так гораздо лучше. Ты должен попробо¬
вать.—	Не буду! — задрожав, крикнул он. — Никогда.—	Ну давай, ради бога...—	Прекрати, — тихо сказал он. — Именно ради Бога. Мне
все равно, что делают другие. И я не зануда. Я просто хочу[317]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНостаться чистым. И тебе того желаю, Лоуренс. Поэтому, если
ты не будешь прикрываться как нужно, я больше не буду с то¬
бой купаться.Я видел, что он полон твердой решимости, и мне хватило
ума закрыть эту тему. Всю дорогу до дому мы оба молчали, и
я ловил себя на том, что время от времени с удивлением по¬
сматриваю в его сторону, но когда мы вернулись, он остановил¬
ся, упершись ногами в землю и не слезая с велосипеда, — явно
хотел что-то сказать.—	Мы все еще друзья, Лори?—	Конечно.—	Еш;е больше, чем раньше, факт. Мне жаль, что я не поеду
с тобой в Уинтон, а вынужден отправляться в Эдинбург.—	Так обсуди это с отцом.—	О нет. — Его лицо помрачнело, как всегда при упомина¬
нии доктора Энниса. — Я уже пытался. Я действительно не раз
пытался убедить его, что мне не нужна медицина, но без успе¬
ха. Знаешь, я бы предпочел получить гуманитарное образо¬
вание.Я молчал, задаваясь вопросом, не неприязнь ли к отцу,
пусть подсознательная, неназванная, являлась причиной того,
что Фрэнку не хотелось становиться врачом, и, держа в голове
сегодняшний случай, я вдруг сказал:—	Что меня удивляет, Фрэнк, так это почему ты не подался
в духовенство. Это ведь так... так очевидно. Мало того что по¬
радовал бы мать, ты из тех людей, у кого для этого есть призва¬
ние.Он посмотрел на меня, а затем, к моему изумлению, расхо¬
хотался — по-мальчишески, очень естественно.—	На этот вопрос тебе не придется долго ждать ответа, мой
дорогой. Я хочу, чтобы на следующей неделе ты кое с кем по¬
знакомился, с особой личностью. — Не успел я расспросить
его, кто это, как он улыбнулся через плечо и надавил на пе¬
даль. — Поехали быстрей, а то упустим полчаса общения с тво¬
им другом Каноном.Да, случилось невероятное, и, к радости Фрэнка, пусть и не
без примеси огорчения, Дингволл стал практически моим при¬
емным отцом. Однажды по дороге из школы я наткнулся на
удручающую картину. Фрэнк, испуганный и бледный, стоял на[318]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫколенях в сточной канаве перед двумя нашими главными му¬
чителями, братьями Бьюкенен — они наклонились над ним,
младший держал в руках банку с жидкой грязью.—	Исповедуйся в своих грехах, Эннис, или мы будем крес¬
тить тебя вот этим. Давай начинай: «Святой отец, я убил кота...»Вмешательство, каким бы неприятным оно ни было, явля¬
лось единственным возможным решением в этой ситуации.
Я выхватил банку с грязью, прямым ударом вывел из строя
младшего Бьюкенена, а затем набросился на его старшего бра¬
та. Тяжелый урон понесли обе стороны, но мне досталось боль¬
ше всех, и, несомненно, потому, что я плохо дрался, но тут вне¬
запное видение затмило дневной свет — сам Дингволл, одетый
для «выхода в город» в свое неизменное, приличествующее
духовному лицу длинное черное пальто, с черным зонтиком ост¬
рием вверх и в своей знаменитой высокой шляпе, благодаря
которой его было видно за милю. Страшное зрелище, настоя¬
щий фантом папизма, перед которым, еще до того, как зонтик
начал действовать, Бьюкенены, к моему облегчению, сникли
и попятились, так что я мог перевести дух.Какие-то мгновения Канон молчал, а затем сказал, повер¬
нувшись к Фрэнку, который, по-прежнему бледный, скорчив¬
шийся, прижимался к стенке:—	Иди домой, мой мальчик, и полежи, пока не придешь
в себя.Затем он взял меня за руку, отвел в пресвитерий и поднялся
со мной наверх в свой кабинет. Все еще молча он стал приво¬
дить меня в порядок. У меня была сильно разбита губа, распух¬
ло ухо, под глазом был неизбежный синяк, не говоря уже об
ободранных костяшках пальцев и страшной ссадине на голени,
по которой уже пустой банкой засадил под конец младший
Бьюкенен.—	Крепкие ребята эти Бьюкенены, — пробормотал Канон,
возясь с ватой и йодом и все еще не сняв шляпы. — Слава богу,
у тебя хватает той же доброй шотландской крови.Когда он закончил обрабатывать мои ссадины, я сел. Он
посмотрел на меня, подошел к шкафу, достал бокал для вина
с эмблемой чертополоха^ и бутылку.^ Чертополох — один из символов Шотландии.[319]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Столовая ложка этого тебе не повредит. Это настоящий
«Гленливет»^Да, вкус был что надо.—	Ну, Кэрролл, — продолжал он, — ты несколько недель
довольно ловко избегал меня, но я рад, что познакомился с то¬
бой. И притом в таких не совсем уж неблагоприятных обстоя¬
тельствах. — Он одарил меня улыбкой, полной бесконечного
обаяния. — Поскольку мы больше не чужие друг другу люди,
я приглашаю тебя сюда, в мой кабинет, вместе с твоим прияте¬
лем Эннисом, каждую пятницу после школы, чтобы обсуждать
текуш;ие события, литературу, даже теологию. Ты согласен?Моя голова все еш;е звенела от удара по уху. Я согласился.—	Отлично. — Он достал часы. — Поскольку я должен идти
на заседание правления школы, на которое уже опаздываю,
можно поинтересоваться, как ты собираешься объяснить свой
нынешний вид бабушке с дедушкой?Это и в самом деле уже беспокоило меня.—	Я мог бы сказать им, что сражался за короля Роберта
Первого.—	Тонкая мысль, Кэрролл. Это в тебе от того, что я не люб¬
лю в ирландцах. Но нет, мы не будем принижать твой благо¬
родный поступок ложью, к которой, насколько я понимаю, ты
имеешь естественную склонность. Я позвоню твоему деду из
офиса школьного правления.Именно таким образом и начались мои отношения с этой
замечательной личностью. Цель Канона не была тогда очевид¬
ной для меня и стала таковой, только когда его замысел потер¬
пел неудачу. Но в течение многих месяцев я наслаждался его
остроумием, его знаниями и его обаянием. Все это повлияло на
меня.Однако в тот день меня меньше занимали наши обычные
занятия у Канона — я продолжал задаваться вопросом, на кого
намекал Фрэнк и что это за особенная личность.Занятия в школе подходили к концу, и в следующий четверг
мы с Фрэнком вместе отправились домой. Он жил на Крейг-
Кресент недалеко от дома моего деда, и мы обычно шли по Ли-Разновидность шотландского виски.[320 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫвенфорд-Коммон. Однако сегодня он как бы между прочим, но
не без таинственности сказал:—	Давай сходим вечером на вокзал. Мне надо кое-кого
встретить.—	Кого это?—	Кэти Консидайн.—	И кто она?—	Она моя девушка, Лоуренс.Должно быть, на лице моем отобразилось изумление. Он
с явным удовольствием рассмеялся:—	Мы знаем друг друга с детства. С тех пор, как нас еще
возили в детских колясках. Неудивительно, что мы влюблены
друг в друга.Я был ошеломлен. Все эти разглагольствования насчет свя¬
той чистоты, и теперь это... это раннее служение Венере. Боже,
ты какой-то странный, Фрэнк, подумал я. И мне вдруг стало
страшно любопытно увидеть Кэти Консидайн.—	Она из католической женской школы Пресвятого Серд¬
ца в Далкейре. Сейчас дома на каникулах. У нас будет потря¬
сающее время. — Фрэнк взволнованно вздохнул, когда мы под¬
нялись по ступенькам на верхний уровень станции. Огорошив
меня своими новостями, он очень хотел поговорить. — Я уве¬
рен, она тебе понравится...Едва поезд прибыл, как Фрэнк почти сразу закричал:—	Кэти! Смотри, Лоуренс, вот она!Поразительно красивая девушка приближалась к нам, улы¬
баясь и помахивая рукой. Она была не в школьной форме, но
одета как старшеклассница, в двубортном пиджачке цвета мор¬
ской волны с медными пуговицами, клетчатой юбке, слегка по¬
качивавшейся на ее бедрах, и в синем берете слегка набекрень.
Никогда не забуду это первое впечатление от Кэти Консидайн.
Среднего роста, гибкая и раскованная, она была преисполнена
жизни. Глаза у нее были темные, сверкающие, почти черные, и
теплый цвет лица. Нос довольно короткий и ничем не примеча¬
тельный, но рот был восхитительным, крупным, с дивно очер¬
ченными пурпурными губами, широкая улыбка открывала ве¬
ликолепные зубы. Ее темные каштановые волосы, спадающие
из-под берета, обрамляли щеку, на которой, высоко над скулой,[321 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНбыла крошечная родинка. Я почувствовал, что сердце мое упа¬
ло, когда она приблизилась и, едва взглянув на меня, взяла обе
руки Фрэнка в свои.—	Кэти...—	Фрэнк...Так они и стояли, глядя друг на друга, затем она вопрошаю¬
ще посмотрела на меня:—	Кто этот длинноногий мальчик из Борстала\ в академи¬
ческом прикиде?—	Просто ангел. Тот, кто стоит на заднем плане этой любов¬
ной сцены, — холодно сказал я. — Жаль, что у меня нет фото¬
камеры. Это так трогательно.Ее глаза сузились.—	Я рада, что вам нравится, поскольку так оно и есть.—	Ну, пока вы тут милуетесь, я бы прихватил ваш багаж.
Вы взяли с собой что-то?—	Да, чемодан. В багажном вагоне.Я оставил их, нашел ее чемодан, затем мы отправились на
Крейг-Кресент. Фрэнк предлагал нести чемодан, который не
был легким, пытался втянуть меня в разговор, но без особого
успеха. Кэти была слишком занята им, и, судя по всему, я тут
был совершенно лишним. Эти каникулы обеш;али стать неза¬
бываемыми. В ее школе придумали устроить конкурс на луч¬
ший гербарий.—	Естественно, я не схожу с ума по ботанике, Фрэнк. Но
я бы хотела выиграть этот конкурс. Просто чтобы посмотреть
при этом на физиономию сестры Филомены, старой ведьмы,
она всегда на меня зуб точит. Это потрясаюш;е — прочесать ле¬
са Овертойла и Лонгкрагса.Разделяя ее энтузиазм, Фрэнк повернулся ко мне:—	Ты к нам присоединишься, Лори?—	Ну... может быть, — отстраненно сказал я. — Если у меня
будет время.—	Конечно будет. Ну вот и пришли. Заходи, попьем чайку.
Совместное приглашение от Кэти и меня.^ Борстал — деревня возле Рочестера (графство Кент), где в 1902 г. была
построена первая тюрьма для несовершеннолетних правонарушителей. Сло¬
во стало нарицательным для подобного рода заведений.[ 322 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Нет, спасибо. Меня ждут у Дэвиганов.Я спокойно и нагло врал. Я ненавидел Дэвиганов, а их сына
Даниэля презирал особенно.—	Что ж... — с сомнением сказал Фрэнк. — Ну, если так...Дом Консидайнов был рядом с домом Энниса, такого жеразмера вилла, с прилегающим садом без ограды, который, воз¬
можно, служил местом интимных встреч. Я поставил чемодан
у входа. Кэти окинула меня критическим, не совсем понятным,
но явно недружелюбным взглядом:—	Я вам обязана, носильщик. Не слишком ли было тяжело
для вашей тонкой конституции?—	Сущие пустяки. Что у вас там внутри? Каменный уголь
или стальные корсеты?—	И то и другое, разумеется. И власяница. Сколько с меня
причитается?—	Заплатите Фрэнку, — сказал я. — Обычно я подменяю
его, когда требуется физическое усилие.Уходя, я увидел, как Фрэнк покраснел после моего неявно¬
го намека на то, что ради него я несколько раз ввязывался в
разные истории, и на сердце у меня кошки заскребли. Конечно
же, я считал ее во всем виноватой и поклялся, что больше не
буду иметь с ней дело. Тем не менее, в ярости направляясь к
своему дому, я никак не мог выкинуть ее из головы. Во время
чая я специально задал несколько бесцеремонных вопросов ба¬
бушке. Да, она, в общем, имела представление о матери девуш¬
ки. Миссис Консидайн, вдова бывшего главного конструктора
у Деннисонов, комфортно живущая на пожизненную пенсию
от верфи, была толстой, апатичной женщиной, которую я те¬
перь смутно вспоминал: неторопливая, в каком-то расшитом
черным бисером наряде, она садилась в первом ряду в церкви
Святого Патрика.—	Значит, ты встретился с ее дочерью?—	В первый и последний раз.—	Говорят, она довольно испорчена.—	Она ужасно легкомысленна.Тем не менее, полный ненависти к этой маленькой дряни
в двубортном пиджаке с медными пуговицами, я запал на нее,
пораженный нелепой мукой первой подростковой любви. Ко¬
гда на следующее утро Фрэнк пришел в дом Брюса, ни словом[ 323 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНне помянув вчерашний конфликт и дурной юмор с моей сторо¬
ны, моя решимость была сломлена, я согласился пойти с ними
на сбор гербария.Это была моя самая грубая ошибка, нанесшая серьезный
удар по моей самооценке. Никогда еш,е, даже в самых двусмыс¬
ленных обстоятельствах, испытанных в упцербной моей юно¬
сти, я не чувствовал себя столь отверженным — разумеется, не
из-за Фрэнка, а из-за нее. Наша вялая словесная перепалка,
поначалу намеренно язвительная, к концу похода стала донель¬
зя оскорбительной, и я поклялся моим любимым святым —
Августином до его обраш;ения\ — что больше никогда никуда
с ними не пойду.Их случайным помош;ником в идиотской цветочной охо¬
те, которой они занялись, стал юнец Даниэль Дэвиган, жалкий
прихлебатель, дурень-переросток, на два года старше всех
остальных, но еще не окончивший приходскую школу Святого
Патрика, — я прерывал на корню его подобострастные попыт¬
ки набиться мне в друзья.Эта его кооптация на мое место была для меня горькой
пилюлей, и поскольку имела в дальнейшем определенные по¬
следствия, Дэвиган заслуживает более детального портрета.
Внешним видом он к себе не располагал: плоское, с расплыв¬
чатыми чертами, бледное лицо, рыжие, цвета ржавчины, воло¬
сы и блеклые зеленоватые глаза, — казалось, все его пигменты
пошли на рыжую поросль. Однако меня оскорбляло другое —
его манера общения, эта смесь грубости и заискивания, с помо-
пцью чего он пытался самоутверждаться. Разумеется, я был
предвзят по отношению к Дэвигану. Фрэнк, ни к кому не ис¬
пытывавший неприязни, во всяком случае, был готов терпеть
Дэна — в конце концов, у того были свои социальные пробле¬
мы как у старшего сына каменш;ика, работавшего по найму, —
коротконогого, волосатого, огненно-рыжего гориллообразного
человека, над которым посмеивались в городе ~ да и как иначе,
если ты геройски настрогал шестнадцать детей, одиннадцать
из которых живы-здоровы. Однажды во время случайного ви¬
зита в дом Дэвиганов я не без содрогания бросил взгляд на1	До обращения в христианство Блаженный Августин (354-430), бого-
слов и философ, исповедовал манихейство, скептицизм и неоплатонизм.[ 324 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫсупружескую спальню с огромной, отделанной бронзой крова¬
тью, на которой осуществлялось неустанное приумножение
и воспроизводство рода, что, казалось, подтверждало стишки,
посвященные миссис Дэвиган, чья девичья фамилия была
О’Шейн, авторство которых приписывали доктору Эннису.О Бригитта О’Шейн, нет ужаснее доли...Три минуты тоски — девять месяцев боли.Две недели антракт, и опять в той же роли.О Бригитта О’Шейн, нет ужаснее доли...Предполагалось, что Дэну трудно было примириться с этим,
и хотя меня злила его привилегия сопровождать Фрэнка и Кэ¬
ти, он, по крайней мере, служил там своего рода сторожевым
псом. И правда, пусть он будет возле них, думал я, поскольку,
когда его не было и они отправлялись в леса вдвоем, я страдал
самым жестоким образом, представляя их не только в процес¬
се нежных ласк, но и — пусть я и ошибался сгоряча — предаю¬
щимися сексуальным утехам. И правда, многие из этих летних
дней я провел в районе Крейг-Кресент, укрывшись за подходя¬
щей стеной в тщетной надежде уличить их в чем-то неподо¬
бающем и бросить им в лицо свое обвинение. Однажды, когда
они вышли из леса, я, больше не в силах сдерживаться, шагнул
навстречу и нагло пристал к ним, ища признаки их прегреше¬
ний. Увы, они выглядели счастливыми, только и всего. У Кэти,
разумеется, сияли глаза, она раскраснелась, от нее исходил лег¬
кий пьянящий аромат, но не духов, а ее собственного разгоря¬
ченного тела, она была в игривом возбуждении и полна жизни,
волной проходящей через нее, но вид Фрэнка, спокойного
и безмятежного как всегда, безошибочно свидетельствовал в
пользу счастливой, бесхитростной невинности. Я уже собирал¬
ся повернуть в сторону, как он крикнул:—	Посмотри, что мы нашли сегодня! Абсолютная редкость.
Орхидея офрис пчелоносная. И кстати, Лори, завтра днем мне
нужно к пастору. Может, ты сходишь с Кэти в лес?Казалось, жизнь давала шанс сблизиться с ней. Она смотре¬
ла на меня со странным выражением, полунасмешливым-по-
лувыжидающим, я же сказал:—	Извини, Фрэнк, не хотелось бы, чтобы меня нашли мерт¬
вым с твоей Кэти, в лесу или еще где.[ 325 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНИ я ушел.Поначалу я не собирался никуда с ней идти, убежденный,
что и у нее нет ни малейшего желания отправляться завтра в
лес одной. Тем не менее к двум часам дня меня, несмотря ни на
что, потащило в этот, теперь ненавистный, конец Крейг-Кре-
сент. И когда я подошел к последнему повороту, она была
там — сидела на воротах, ведущих к лесу Лонгкрагс. Я остано¬
вился как вкопанный от удивления.—	Итак, ты решил объявиться, — сказала она.Я перевел дыхание:—	Хотел посмотреть, пойдешь ли ты одна.—	Ну я и пошла. Разочарован?—	Не совсем.Она засмеялась:—	Странно такое слышать от прямого наследника Брюса.
Я думала, ты ненавидишь меня.—	А разве не наоборот?—	Вообще-то, меня должно было бы мутить от тебя, Фрэнк
так нахваливал тебя, что я взорвалась. Знаешь, он считает тебя
совершенно исключительным.—	Странное заблуждение, не так ли?—	Мне становится интересно. Похоже, ты действительно
сделал что-то совершенно необычное. Я имею в виду, написал,
например, это эссе, едва выйдя из тюрьмы, и выиграл конкурс
на стипендию.Мне нечего было сказать на это, и наступило молчание,
в течение которого она, казалось, изучала меня, притом так
беспардонно, что я не выдержал:—	Ну что, пойдем собирать твою коллекцию?—	Давай просто погуляем. — Она спрыгнула с ворот. — По
правде сказать, меня тошнит от всех этих ужасных кукушни¬
ков и пузырчаток. И, спасибо Фрэнку, я уже набрала достаточ¬
но всего, чтобы у сестры Филомены выпала вставная челюсть.—	Тебе этого хочется?—	Часто.—	Что с ней не так?—	О, просто она в своей обычной роли. — Когда мы углуби¬
лись в лес, Кэти продолжила: — Всегда придирается — что при¬
лично, что неприлично и все такое, заставляет в сорочках при¬[ 326 1
и КАРМАН ПШЕНИЦЫнимать ванну и следит за мной так, будто я собираюсь завести
ребенка. — Она замолчала. — Да фиг с ней. Мне ее и в школе
хватает.Какое-то время мы шли молча под высокими буками, по
извилистой зеленой тропе в узорах солнечного света, падающе¬
го сквозь листву. В лесу было тепло и совершенно спокойно.
Мне не верилось, что я физически здесь, рядом с ней, в этом
тихом тайном месте. Возможно, она чувствовала себя так же,
поскольку выглядела взволнованной и вдруг ни с того ни с се¬
го начала смеяться.—	Забавно, что мы гуляем тут с тобой! И вполне ладим. —
Она быстро искоса взглянула на меня. — Мне и в самом деле
надо извиниться за свое свинство.—	Да, познакомились мы не очень-то удачно.—	Это моя ошибка — я была такой гадкой на станции. На¬
верное, мне хотелось поразить тебя.—	У тебя получилось, — сказал я, чувствуя, как у меня
вдруг сжалось сердце. — Я подумал, что ты самая красивая де¬
вушка, какую я когда-либо видел в жизни.Тут она покраснела и опустила глаза.—	Понимаешь, Лоуренс... — неуверенно сказала она и по¬
молчала, даже не подозревая, какую бурю чувств вызвало у
меня то, что она назвала меня по имени. — Просто я настолько
привязана к Фрэнку, что меня чуть ли не возмупцает, когда ему
епце кто-то дорог. Но не сейчас. Если это что-то для тебя зна¬
чит, хотя я так не думаю, то ты мне очень нравишься. — Она
колебалась, все еще не глядя на меня. — Очень надеюсь, что
и я тебе понравлюсь.Мне показалось, что сердце мое расширилось, заполнив всю
грудь, так что я едва дышал. Со всей мукой отроческой невин¬
ности я признался:—	Если хочешь знать, я влюбился в тебя с первого взгляда.Она недоверчиво хохотнула:—	Ну, вряд ли это так. Но мило с твоей стороны, Лоуренс.
И на душе легче. А то я была расстроена и дергалась из-за на¬
шего недоразумения. Видимо, — поспешно добавила она, — по¬
скольку чувствовала, что это расстраивает Фрэнка. Он такой...
такой щепетильный во всем.[ 327 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Да, это так.—	Думаешь, он в этом немножко чересчур?—	То есть?—	Ну... слишком уж строг в мелочах. Принципиален. Мо¬
жешь себе представить, мы уже столько времени провели в
этом прекрасном лесу, а он меня ни разу не поцеловал. Он го¬
ворит, что мы должны подождать, пока не будем помолвлены.—	Если бы только я был на его месте...Произнес ли я эти слова, а если да, то почему она не воз¬
мутилась? Теперь мое сердце бухало, как отбойный молот. Она
была так близко, когда мы медленно поднимались по склону,
что наши руки невольно задевали друг друга — каждый нерв
моего тела отзывался на эти внезапные соприкосновения. Но
она и не пыталась отстраниться. Больше всего меня волновало
странное ощущение ее ответной эмоции, — я плыл на этой
встречной волне, испытывая в своем возбуждении нечто без¬
граничное, нечто столько раз срывавшееся... Оно должно было
наконец свершиться.—	Ой, дорогой... — сказала она, часто дыша. — Так жарко.
Давай немножко отдохнем. Здесь сухо и прекрасно.Она опустилась на траву возле зарослей дикой азалии. Ее
освещенное солнцем лицо обратилось ко мне, в ее темных гла¬
зах был легкий испуг. Лежа рядом, я взял ее руку, маленькую
ладонь, горячую и влажную. Ее пальцы сомкнулись на моих,
крепко-крепко.Голова у меня шла кругом, но чувство того, что дозволено,
а что нет, не оставляло меня. Это была девушка Фрэнка, как я
мог посягать на то, что мне не принадлежало? И еще: под его
влиянием и благодаря многим часам занятий в кабинете Динг¬
волла я обрел достойную похвалы добродетель, так что даже
прислуживал на утренней, в одиннадцать часов, мессе Канона.
Увы, змий в этом подобии райского сада продолжать нашепты¬
вать мне в ухо, и в любой момент из ниоткуда на колени моей
спутницы могло упасть яблоко. И действительно, как бы в при¬
ятии подобного действа она медленно прикрыла веки. Однако
затем, когда я слепо наклонился к ней, издали раздался крик,
целая череда криков, просто настоящий трам-тарарам, и, вско¬
чив, изумленные и потрясенные, мы увидели, как кто-то ло¬[328 1
и КАРМАН ПШЕНИЦЫмится внизу сквозь кустарник, — это был Дэвиган, потный,
запыхавшийся, засиявший при виде нас, однако что-то почуяв¬
ший.—	Я думал, не найду тебя. Встретил Фрэнка на Чейпл-
стрит. Решил зайти за тобой и помочь.Он стоял там, лыбясь как идиот, сжимая пучок каких-то
растений.~ И посмотри, что я нашел для тебя. Не знаю, что это та¬
кое, но мне понравилось.Кэти смотрела куда-то вниз и в сторону — она была страш¬
но бледна. Мое сердце било в грудину, как в барабан. Я посмот¬
рел на Дэвигана и его трофей:—	Это вонючий корень фенхеля, дубина! Почему бы тебе
его не съесть?Но Дэвигана ничем нельзя было прошибить. Он болтался
возле нас весь день, и, когда я, не выдержав, ушел, он все еще
оставался рядом с Кэти.Можете себе представить мое состояние, когда я размаши¬
сто шагал к дому по Крейг-Кресент. Внезапно на углу из боко¬
вой двери в приемную врача вышел доктор Эннис — в руках
у него были составная удочка на лосося и острога.—	Как сегодня крыжовник? — громко спросил он.Я не был уверен, что смогу ответить что-то вразумительное,
поэтому просто изобразил хилую улыбку.Он пристально посмотрел на меня:—	Хочешь половить рыбу?Я понял, что этот добродушный старый распутник посо¬
чувствовал мне, явно чем-то расстроенному. Чтобы не упасть в
собственных глазах, я должен был бы отказаться от его пригла¬
шения. Но я нуждался в общении, и мне нравилось ловить ры¬
бу. До того как отец заболел, я часто рыбачил вместе с ним.Мы сели в старый черный «форд». Доктор Эннис вел маши¬
ну молча и, как и следовало ожидать, на дикой скорости. Вско¬
ре мы были уже у Моллоха, на дальнем конце озера, где у док¬
тора была лодка, и до самого вечера я греб, изгоняя из себя вме¬
сте с потом плотское желание, тогда как он забрасывал удочку
в разных бухтах по пути. Казалось, что это пустая затея, но
только начало смеркаться, как он сменил свою блесну на боль¬[ 329 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНшую зулу^ и с первым броском поймал рыбу. Десять минут
спустя я ударил ее острогой и перетащил в лодку — прекрасно¬
го проходного лосося.—	Здесь добрых двенадцать фунтов! — загоготал доктор. —
Ты мне здорово помог, парень. И на веслах был молодцом. За¬
служиваешь хорошего глотка.Мы причалили к берегу, заперли лодку на замок, поднялись
по гальке в бар «Блэамор армс», где доктор с изрядной долей
хвастовства показал наш улов и заказал себе двойного «Джона
Дюара».—	А ты что будешь, Лоуренс?—	Пиво, — сказал я твердо. Я бы предпочел скорее умереть,
чем попросить лимонада.Он посмеялся:—	Будешь отличным студентом-медиком. Налейте-ка ему
мягкого с горчинкой.Примерно один час и три двойных виски спустя Эннис оку¬
нулся в теплую темную ночь, погремел коробкой передач, и мы
покатили в Ливенфорд. После второй не такой уж мягкой пор¬
ции эля мне стало славно, и доктор пребывал в самом добром
настрое. Ему нравилось внимание окружаюш,их, и в баре он
выдал местной публике весь свой репертуар полуприличных
шотландских историй. Он продолжал похохатывать, покаш¬
ливать и покряхтывать. Внезапно он сказал:—	Кэрролл, дружище, ты мне близок, как никто. Скажи, что
там за дела, по-твоему, между моим сыном и этой девицей Кон-
сидайн? Это же у них началось еще с чертовых пеленок.—	Ну, сэр... — поосторожничал я. — Думаю, что они очень
любят друг друга.—	Ты хочешь сказать, что они влюбленные? В их возрасте?—	Они, конечно, намерены жениться, когда станут чуть
старше.—	Боже правый! Но чем они занимаются там в лесах, что
у них там за шуры-муры? — Когда он волновался, то перехо¬
дил на язык простолюдинов.^ Зулу — мушка, вид приманки для рыбалки нахлыстом. Считается, что
название появилось в конце XIX в., в период колониальной войны с зулуса¬
ми, которую вели англичане.[ 330 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Ничего такого, сэр. Абсолютно ничего.—	Здравствуй, жопа, новый год! — взорвался он. — Они
должны же что-то сделать.—	Они собирают цветы, сэр.—	Боже правый! — Он помолчал. Затем выдал: — Послу¬
шай, парень. Эта девица истекает сексом, как айрширская ко¬
рова молоком на ферме Маккея. Ты хочешь сказать, что там, в
этом Лонгкрагсе, где больше ни души, Фрэнк не занимается
с ней... сам знаешь чем?—	Клянусь вам, что нет. Я знаю Фрэнка. Он порядочный.
Абсолютно порядочный. — С двумя пинтами лучшего пива
«Тенненте» внутри я чувствовал себя благородным, вставшим
на заш;иту лучшего друга. — Он на меня так влияет, что я и сам
становлюсь порядочным. Он не способен ни на что подобное!—	О господи! — Доктор издал какой-то стон. — Ты имеешь
в виду, что он даже не пытается ее пощекотать?—	Положительно нет, сэр. Готов поклясться.Он снова помолчал, потом пробормотал про себя:—	Но собирать цветы... Ну и фикус.Мы приближались к огням Ливенфорда, и, когда выехали
на Крейг-Кресент, он снова заговорил:—	Заглянем на кухню — отдам тебе твою половину лосося.—	О, я не могу, доктор.Несмотря на мои протесты, он настоял на своем, вручив мне
лучшую, хвостовую половину, которая вызвала у моей бабуш¬
ки такие сильные эмоции, что она даже не спросила, чем это от
меня пахнет. Я удержался от того, чтобы передать ей последнее
ехидное замечание доктора: «Полагаю, его лучше подать под
соусом Бэннокберн».Прежде чем лечь спать, я произнес несколько дополнитель¬
ных молитв, с благодарностью отметив свое избавление от про¬
клятия Адама. Но за всю ночь я спал едва ли один час.ГЛАВА ТРЕТЬЯВ швейцарских горах светает рано, а утром 7 октября, хотя
мне это было не по нутру, я проснулся с жаворонками, чтобы
провести в палате быстрый осмотр больных. У нас было только[331 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНПЯТЬ пациентов, но ничего серьезного: двоих я оставил для на¬
блюдения после плеврита, у одного был брыжеечный лимфа¬
денит, еще у одного — синовит коленного сустава, так называе¬
мая белая опухоль^ (оба этих случая определенно вызваны
туберкулезом бычьего типа) и, наконец, горб на ранней стадии
болезни Потта^, который я уже загипсовал. К половине вось¬
мого я все закончил, и после завтрака и консультации с Хозяй¬
кой, которую я умело проинструктировал и которая, к моему
удивлению, была довольно заинтригована перспективой при¬
бытия новых пациентов, я отправился в Цюрих на легковом
«опель-универсале» лечебницы. Но зачем так рано, Кэрролл?
Зачем такая неприличная спешка? Ведь тебе надлежит встре¬
тить и приветствовать дорогих паломников не раньше полови¬
ны пятого. Может быть, все дело в телефонном разговоре вче¬
ра вечером, когда добрая Хозяйка удалилась к себе, и в том, что
опять у тебя на первом месте удовольствие, а на втором —
бизнес?Поначалу горная дорога — крутая, извилистая и узкая, но
за деревней Енац она спускается в долину Кур. В этот час, за
исключением нескольких сельских фургонов, другого транс¬
порта, задержавшего бы меня, не было. Я довольно быстро,
в самом начале двенадцатого, добрался до Цюриха и покатил
по Тильштрассе в поисках места для парковки.У Цюриха репутация города подпольных миллионеров.
Я ничего не имею против миллионеров, так как никогда их не
встречал, и мне нравился этот прекрасный, богатый город, гос-
подствуюпций над широкой рекой и Цюрихским озером с до¬
стоинством заслуженного государственного деятеля, — город,
где не бывает толп зевак-туристов, поскольку большинство
иностранцев приезжают сюда просто для того, чтобы пооб¬
щаться со своими деньгами. Прогулка по Банхофштрассе, где
я зашел в магазин «Гридер», чтобы купить пару галстуков, при¬
вела меня к «Ваиг аи Lac»^ почти что в полдень. Я прошел в сад
и заказал сухой мартини. Его тут же принесли, крепкий и дей-^ Белая опухоль — туберкулезный артрит.2 Болезнь Потта — туберкулезный спондилит. При этом заболевании
поражается и деформируется позвоночник.^ Отель в Цюрихе класса люкс.[ 332 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫствительно сухой, с тонким завитком аккуратно срезанной ли¬
монной корочки — лишнее подтверждение моего беспристра¬
стного мнения, что этот превосходный отель достоин своих
пяти звезд. Естественно, это дорого, но теперь, когда у меня
был какой-никакой заработок, мне нравилось спускать его, тем
более что мои визиты были нечастыми, а поскольку Лотта лю¬
била, чтобы все было «де-люкс», я тратился здесь, чтобы поба¬
ловать ее.В тот же момент она и появилась, с непокрытой головой,
улыбающаяся, весьма привлекательная — в простом, но наряд¬
ном бежевом костюме, который точно подходил к ее волосам
соломенного цвета. Я должен объяснить, что Лотта — шведка,
со всей белокуростью, прис>ш;ей ее соотечественникам, то есть
не типичная, изящная, условная блондинка, но крупная, весе¬
лая, весьма красивая девушка атлетического сложения, как у
чемпионки по метанию диска, и с беспечными медовыми глаза¬
ми, которые, кажется, всегда смеются. Конечно, она не диско-
болка. Она — бывшая стюардесса, которую направили в Цю¬
рих администратором на большую Скандинавскую линию чар¬
терных авиарейсов «Aktiebolaget Svenska Ornflyg», и мы, оба
использующие эти чартеры, подхватили друг друга в баре аэро¬
порта около четырех месяцев назад, когда я отправлял группу
мальчиков в Бирмингем. С тех пор я увлекся Лоттой, и, если
бы не одно «но», я бы от нее с ума сходил. Как обычно, я во¬
одушевился, когда она села и скрестила ноги под короткой юб¬
кой. Но рядом уже стоял официант.—	Я тебя опередил, — сказал я по-немецки. В рамках своих
обязанностей она говорила на пяти языках и, обучая меня наи¬
лучшим способом, довела мой немецкий до уровня, который
можно было бы назвать высшим, — мы часто смеялись вместе
над тем, как я улещивал комитет фразой «Entschuldigen Sie,
mein Herr, konnen Sie mir zeigen, wo der nachste Abort ist?» ~
С двойным справишься?—	Если принесут.Когда официант ушел, я наклонился к ней:—	Ты сегодня невыносимо прекрасна, дорогая.—	Спасибо, сэр.—	У тебя много было ВИПов в последнее время?[ 333 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Много, много. Смуглые красавцы.—	Хм... Африканцы или бирманцы?—	Нет-нет, один итальянец, один француз.—	А! Это разбавленный вермут.Она выдала смешок, прищурив свои кошачьи глаза:—	Я серьезно, Лоуренс. Правда. Два великолепных мужчины.—	Врешь! Только не вздумай спать с ними, иначе я сверну
тебе твою шведскую шею. Кстати, — сказал я, вдруг заволно¬
вавшись, — ты свободна сегодня днем? Ты была в этом не со¬
всем уверена вчера вечером, когда я тебе позвонил.—	А как насчет тех медицинских исследований?—	Мы вместе займемся ими.Она выдержала паузу, заставив меня понервничать, а по¬
том в знак согласия кивнула:—	До пяти часов никаких дел.—	Отлично. К тому времени я сам должен быть в аэропорту.И я вкратце рассказал ей, что встречаю пациента и его мать.Официант принес две карты меню и напитки. Мы молчаизучили их, сделали заказ и спустя полчаса вошли в ресторан,
застекленную пристройку с видом на сад и с одной стороны —
на реку.Я так хорошо помню этот восхитительный ланч, последний
перед тем, как начались мои проблемы. Для разгона мы выбра¬
ли замороженную дыню-канталупу, такую золотистую, такую
сладкую и страшно холодную. Лотта, которая, казалось, нико¬
гда не заглядывала в будущее или, возможно, не нуждалась в
том, чтобы восполнять запасы жизненных сил, выбрала в каче¬
стве основного блюда вареный палтус с голландским соусом и
мелкий молодой картофель vapeur^. У меня был толстый кусок
filet mignon^y приготовленный аи points со шпинатом и pommes
pont neuf^. Вина мы пили из лучших, но относительно недоро¬
гих швейцарских, она — белое «Доул Йоханнесбургер», я —
красное «Пино Нуар», и просто наслаждались едой, почти не
разговаривая, просто глядя друг на друга. Затем нам захоте¬
лось лишь кофе, и прикончили мы его неподобающе быстро.‘ Приготовленный на пару (фр.).2 Филе миньон (фр.).^ Хорошо прожаренный (фр.).^ Картофель фри по-парижски (фр.).[ 334 1
и КАРМАН ПШЕНИЦЫКвартира Лотты располагалась в новом квартале Клотен,
неподалеку от аэропорта. Я отправился туда, припарковал ма¬
шину за зданием и стоял рядом, пока Лотта открывала ключом
дверь. Мне все здесь было знакомо: гостиная с небольшой кух¬
ней, спальня и ванная комната, отделанная плиткой, все обстав¬
лено просто и функционально, в современном скандинавском
стиле, и все исключительно чисто. Всякий раз, когда мы входи¬
ли в спальню, Лотта задергивала занавески, одаряла меня теп¬
лой, нежной улыбкой и, не сводя с меня глаз, начинала с абсо¬
лютной естественностью скидывать с себя одежду. Вскоре она
вытягивалась на постели.—	Иди скорее ко мне, Лоуренс. Мы так давно это не дела¬
ли... Я хочу много-много любви.Совершенно обнаженная, освеш;енная процеженным сквозь
занавески дневным светом, она открыто, естественно и с не¬
скрываемым желанием приглашала к физической близости.Затем она так пристально изучала мое лицо, как будто оно
ее забавляло.—	Нам нужна сигарета, — на вполне приличном английском
говорила она, переворачивалась, как большая вальяжная жел¬
тая кошка, наевшаяся сметаны, тянулась к ночному столику. —
А потом мы снова будем делать много сладкого-пресладкого.Именно в этом и состояла проблема с Лоттой. Блаженство,
пока мы занимались любовью, а потом пустота. Ни нежности,
ни неизбывного чувства принадлежности друг другу, ни притя¬
жения, которое исходит не от тела, а от души. Конечно, избы¬
точное притяжение могло быть опасным: я уже знал, как труд¬
но избавиться от привязанности, особенно душевной, — знал
цену этому. Но несомненно, говорил я себе, тут должно присут¬
ствовать нечто, некий союз сердец, а не надпочечников, сохра-
няюш;ийся и после подобной близости. Требовал ли я невоз¬
можного? Пожалуй, да, в этом случае. Шведы, с грустью раз¬
мышлял я, хорошо известны как активные совокупленцы, это
для них род спортивных занятий. Как гигиеническое упраж¬
нение.Лотта затянулась сигаретой, ее сознание уже переключи¬
лось на мирское.—	Кто эти люди, с которыми ты встречаешься?[ 335 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Я же говорил тебе, дорогая. Маленький мальчик и его
мать. Странно... много лет назад мне казалось, что я влюблен
в нее. И каким-то странным образом я почти ненавидел ее.—	Вижу, ты продолжаешь ненавидеть. Больше ничего дру¬
гого.—	Можешь в этом не сомневаться... Но, Лотта, ты меня не
любишь на самом деле.—	Значит, ты хочешь, чтобы тебя любили? Всем сердцем.
И розовые розы у двери.—	Не издевайся, Лотта. Я имею в виду что-то более глубо¬
кое... на что можно опереться, когда нужно... не тогда, когда ты
на седьмом небе.Она рассмеялась:—	Когда на темной улице на тебя лает собака.Это был единственный раз, когда я по ошибке попытался
довериться ей. Я молчал. Возможно, она почувствовала, что
причинила мне боль. Она быстро сказала:—	Ах! Любовь, от нее одни неприятности. Ты мне очень
нравишься. Мы дарим друг другу море удовольствия. И я не
добытчик золота.—	Золотоискатель, — поправил я.Она повторила слово, рассмеялась и обняла меня:—	Давай... зачем любовь — будем просто наслаждаться.Было без четверти пять, когда она встала и оделась.Лежа, руки на затылке, я наблюдал за ней одним глазом.В комедии жизни нет ничего приятней, чем красотка, снимаю¬
щая белоснежные трусики, — можно наблюдать все эти маня¬
щие пастельные полутона. В обратном процессе надевания тру¬
сиков, уже вступившем в силу, есть что-то мещанское. Опус¬
каем занавес, закрываем лавочку. Но в своей идеально сидящей
саксонской униформе с кокардой на шапочке, вовсе не вызы¬
вающей, а элегантной, она была умопомрачительно хороша.
К этому времени я уже слегка пожух, а она расцвела.—	Мы должны спешить, иначе я опоздаю.Я вздохнул и поднялся с кровати. Мои колени скрипели.
Я больше не был молодым и сильным.—	Ненавижу так быстро расставаться, Лотта. После того
как ты была так близка... это ненормально.Она покачала головой:[ 336 1
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Ты славный, Лоуренс, я тебя так люблю. Никогда не ду¬
мала, что могу иметь такие чувства к англичанину. Не порть
все своим сентимизмом.—	Сентиментальностью, — печально поправил я. — И я шот¬
ландец.Я подогнал машину к главному входу, и мы поехали в аэро¬
порт. Можете ругать меня за то, что я переоцениваю Цюрих,
заявляя, что аэропорт Клотен лучший в Европе — тщательно
продуманный, безукоризненно чистый, с перв01сяассным ресто¬
раном и баром, где подают лучший кофе, который я когда-либо
пил. Стоя мы выпили по чашечке эспрессо. Как обычно, у стой¬
ки В. Е. А.^ никого не было, но, вернувшись с другой стороны,
где было немало шумных швейцарских служб, Лотта принесла
не очень приятную новость:—	Твой рейс опаздывает на семьдесят минут.—	О черт!Она показала в дразнящей улыбке все свои отличные зубы:—	Ты должен сидеть и мечтать обо мне, liebling^. С твоим
таким нежным сердцем. И послушай, когда твои друзья приле¬
тят, я быстро проведу их через таможню прямо к тебе.Я отправился к нижнему бару, нашел тихий уголок и зака¬
зал кирш. Внезапно я почувствовал усталость и необъяснимую
депрессию. Нет, не необъяснимую — это была обычная печаль
после соития. Мне пришло в голову изречение Августина: Post
coitum omne animal triste esf. Как верно, как бесконечно верно!
Обычно я могу не обращать внимания на это, но, увы, не сего¬
дня. Ее сарказм по поводу моих тайных иллюзий удручил ме¬
ня. И какой же я дурак, трачу свое время и силы, по сути, трачу
свою жизнь на эти пустые легкомысленные подачки. Лотта
вовсе'не плоха, но кто я ей на самом деле? Партнер для «слад-
кого-пресладкого». И хотя она едва ли была неразборчива в
связях, я мрачно допускал, что я не единственный, кто разде¬
ляет с ней ее подозрительно широкую и упругую кровать. Но
это была наименьшая из причин моей подавленности. Это
настроение так и накатывало, это знакомое проклятое настрое-^ «British European Airways» — Британско-Европейские авиалинии.
2 Любимый, милый (нем.).^ Каждая тварь печальна после соития (лат.).[ 337 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНкие, подложечный синдром или, если хотите, психологический
удар под дых. Спасения не было. Никогда. Даже в качестве ве¬
роотступника я не мог избежать чувства вины. Я был воспитан
на понятии греха во всех его вариантах — греха простительно¬
го и греха смертного; последний, если он не прощен, был пре¬
людией к проклятию. Ах, добродетель, это всеохватное слово,
эта всегда ускользающая суть добра!О, выброси это, Кэрролл, из головы. Ты же взрослый, вот
и будь им. Ты давно отказался от этого хлама. И кому это нуж¬
но сегодня? И если ты хочешь поспорить, разве недавняя Ко¬
миссия христианских церквей^ практически не освятила все
формы добрачного секса, дополнив их в качестве вишенки на
торте освящением практики самообслуживания и послав три
христианских привета «Любовнику леди Чаттерлей»?^С трудом я заставил себя подумать о приближающейся
встрече, хоть и нежелательной, но все-таки заставляющей ме¬
ня чего-то ждать. В каком-то смысле интересно снова увидеть
Кэти и проверить, осталось ли что-нибудь от того моего юно¬
шеского взгляда на нее. Гадая, я пробудил слабые воспомина¬
ния и, подкрепившись еще одним киршем с внушительным
клубным сэндвичем, поплыл мыслями обратно в Ливенфорд,
в тот насыщенный событиями день и к событиям, ему предше¬
ствовавшим, когда я в последний раз видел Кэти Консидайн
и Фрэнсиса Энниса, в день рукоположения Фрэнка.ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯЛето того года было более чем прекрасным, и в то последнее
августовское утро, когда я отправился в путь с вокзала Уинто¬
на, в безоблачном небе благосклонно сияло солнце.^ Комиссия христианских церквей (The Great Commission Association of
Churches) — Великое объединение евангелических церквей, начавшееся
в США в 1965 г. и признанное полноправным движением в 1970 г.2 «Любовник леди Чаттерлей» — роман английского писателя Дэвида
Лоуренса, опубликованный в 1928 г. и вызвавший большой скандал. Из-за
многочисленных откровенных сцен сексуального характера был запрещен во
многих странах.[338 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫПоезд был местным, и пока он медленно, с остановками на
нескольких станциях, двигался к Ливенфорду, у меня было до¬
статочно времени, чтобы поразмышлять о событии, которое
вынудило меня направиться туда. На самом деле эта поездка
была мне совсем некстати, поскольку, окончив месяц назад
М. Б. (медицинский бакалавриат) в университете, я нанялся
судовым хирургом на грузо-пассажирское судно «Тасмания»,
курсировавшее между Ливерпулем и Сиднеем, которое долж¬
но было отправиться в рейс вечером следующего дня после
церемонии. Но я пообеш;ал Фрэнку быть рядом в такой важ¬
ный для него день, хотя, с тех пор как, поступив в университет,
я уехал из Ливенфорда, мое общение с ним, не говоря уже о
моих визитах в город, свелось к минимуму. Внезапное решение
Фрэнка стать священником, столь логичное в некотором смыс¬
ле, застало меня врасплох. Он никогда не говорил со мной о сво¬
ем призвании, хотя в его случае я давно подозревал что-то по¬
добное. Я уже догадался, что подспудное неприятие им образа
жизни отца, в чем, возможно, он никогда не отдавал себе отче¬
та и никогда не признавался, отвратило его от того, чтобы про¬
должить медицинскую практику Энниса-старшего. Но до этого
он намеревался стать учителем и отправился на учебу в Эдин¬
бург, чтобы получить диплом магистра искусств (М. А.). И, по¬
мимо всех других намерений, его будущее было сосредоточено
на Кэти, их брак мыслился как нечто само собой разумеющее¬
ся, практически предопределенное. Что могло испортить всю
эту музыку? Неожиданное решение Фрэнка посвятить себя Бо¬
гу? Может, это присносущий Дингволл оказал на него давле¬
ние? В этом я был склонен усомниться, вспомнив об инциден¬
те, когда Канон, задержав меня после одной из наших пятнич¬
ных встреч, схватил меня за воротник и тряс так, что у меня
заклацали зубы.—	Это ты мне нужен, с твоей доброй протестантской кро¬
вью. Ну какой толк будет от Фрэнка в этом приходе, где одни
доярки. Возьми розарий в одну руку, а лилию^ в другую, и он
здесь не нужен.^ В католицизме белая лилия, символ чистоты, считается цветком Девы
Марии.[ 339]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНРазве что какая-то более глубокая психологическая при¬
чина склонила его к целибату? Был случай, когда во время од¬
ного из наших разговоров — я был тогда студентом-медиком
третьего курса — Фрэнк вдруг воскликнул:—	Как это отвратительно, Лоуренс, что детородный орган
должен быть тем самым стоком, через который организм осво¬
бождается от половины своих нечистот!Как он замер, когда я рассмеялся и сказал:—	Тебе придется винить в этом Создателя, Фрэнк.—	Не винить, Лори, — строго сказал он. — Так было заду¬
мано. Всеведущим Промыслом.Он был неразгаданной, парадоксальной личностью! По
причинам, которые так и остались нераскрытыми и необъяс¬
нимыми, Фрэнк внезапно порвал со своими обязательствами
перед Кэти и отправился в семинарию.Поезд опоздал с прибытием, и как я ни торопился к церкви
Святого Патрика, но, когда я незаметно проскользнул на место
рядом с колонной, служба уже началась. Из своего убежища
я хорошо видел алтарь и два передних ряда, где среди прочих
гостей разглядел миссис Эннис, Кэти и, похоже, всех предста¬
вителей семейства Дэвиган.Подобная церемония всегда впечатляет, и, признаюсь, она
отчасти подействовала на меня. Увидев Фрэнка, во всем белом,
как бы подчинившегося чему-то высшему, я почувствовал себя
довольно скверно. Поскольку я уже порвал с Ливенфордом, то
не часто оказывался в подобном положении, пусть даже по со¬
вершенно другим причинам.После последнего благословения я ждал снаружи среди ог¬
ромного количества прихожан, снующих туда-сюда. Полагая,
что сразу увидеть Фрэнка не удастся, я надеялся, что миссис
Эннис или Кэти дадут мне какое-то представление о его планах
на сегодня. Тем не менее не кто иной, как Дэн Дэвиган, нашел
меня, подергал за руку и похлопал по спине с невыносимой
бесцеремонностью закадычного друга на всю жизнь.—	Рад встрече, старик. Я видел тебя, заметил, как ты про¬
крался. Почему не прошел вперед, как положено, я там оста¬
вил место для тебя? Теперь я помощник церковного старосты
в «Патрике», понимаешь, и сбросил вес. В общем, такие дела,[ 340 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫИ у меня для тебя приглашение. Банкет в доме Энни в шесть
часов. Ты будешь?—	Постараюсь.—	Нет, ты должен, иначе Фрэнк никогда тебя не простит.
Он, веришь, все время тебя вспоминает.Я беспокойно огляделся. Я все еш;е надеялся поговорить
с Кэти, но она затерялась где-то в толпе или вообш;е уже ушла.
Я двинулся восвояси, когда Дэвиган воскликнул:—	И у меня к тебе просьба от Канона! Он хочет с тобой
увидеться. В ризнице. Бедный страдалец, его песенка спета,
переводят в богадельню в следующем месяце. Иди, я подожду
тебя.Мне ничего не оставалось, как пойти. Старый деспот сидел
в кресле-коляске, но, как прежде, прямой, с книгой на коленях.
Его запавшие, но все епце горевшие огнем, абсолютно живые
глаза впились в меня.—	Так... — сказал он, закончив рассматривать меня. — Мне
надо было увидеться с тобой до того, как они отправят меня на
свалку. — Не спуская с меня глаз, он здоровой левой рукой на-
ш;упал под сутаной табакерку, еще довольно ловко вынул ее и
нюхнул щепоть. — Вижу, что ты ускользнул, Кэрролл. Самым
скверным образом. Это написано на тебе крупными буквами.Я почувствовал, как кровь приливает к лицу и шее.—	По крайней мере, ты еще не лишен благодати стыда пе¬
ред самим собой. Мне не нужно напоминать тебе, что на этом
месте я хотел видеть тебя, а не Фрэнка. Я и над тобой много
работал. Все эти пятничные дни, — кивнул он в сторону. — Но
эта твоя ирландская увертливость позволила тебе улизнуть.
Однако не думай, что ты навсегда сбежал. Семя в тебя зароне¬
но, и ты никогда не избавишься от него.Наступило молчание. Я был благодарен ему за то, что он не
устроил мне перекрестный допрос по поводу моих недостат¬
ков, — просто было как-то грустно и стыдно, что я его разоча¬
ровал.—	Надеюсь, вы чувствуете себя лучше, Канон, — пробормо¬
тал я.—	Я, как всегда, в порядке, за исключением того, что без
пользы потратил десять лет на одного шалопая и с пользой —
на другого. Я буду следить за тобой, Кэрролл.[3411
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Всегда дорожил вашим вниманием ко мне, Канон, и всем,
что вы сделали для меня.—	Брось жалкую лесть, Кэрролл. Просто постарайся при¬
держиваться некоторых наших пятничных уроков. — Епце одна
пауза. Он взял книгу. — Ты же у нас как бы литератор, эссеист,
а стихи ты когда-нибудь читал?Я покачал головой.—	Ладно, возьми. Это мне подарили в Блэрсе^ много лет
назад. Я отметил одно стихотворение. Возможно, оно написано
специально для тебя.Когда я взял книгу, он захлопнул табакерку.—	На колени, грешник. — (Мне пришлось повиновать¬
ся.) — Я хочу благословить тебя, Кэрролл, и не только по веле¬
нию Господню, — а в твоем случае сойдет и то, что я вынужден
сделать это ненадлежаш;ей рукой. Ибо перед Богом если когда-
либо ты и обретешь спасение души, то все равно неверным пу¬
тем — ввалишься задом наперед через какую-нибудь боковую
дверь.Когда, ужасно расстроенный, я покинул ризницу, то осо¬
знал, что едва ли произнес несколько связных слов. Чтобы прий¬
ти в себя, я сел в пустой церкви и открыл книгу, которую он
мне дал. «Стихи Фрэнсиса Томпсона»^. Я никогда не слышал
о нем. На фронтисписе была его фотография — изможденное,
измученное лицо с едва пробивающимися усиками.Закладкой было отмечено стихотворение, на которое мне
следовало обратить внимание. Я посмотрел на первые строки
и начал читать. Мозги были забиты разговором с Каноном и
головоломкой, касающейся Фрэнка и Кэти, и я не поспевал за
строками стихов, но мне хотелось избавиться от Дэвигана, по¬
этому я сидел там и читал, не вполне осознавая прочитанное,
пока не дошел до последней страницы. Рассеянно я положил
книгу в карман, медленно встал и вышел из церкви. И там, на
улице, меня все еще поджидал Дэвиган.—	Не думал, что ты так долго. Но может быть, он хотел те¬
бя послушать. Куда ты теперь?^ Музей католического наследия в Абердине, Шотландия.^ Фрэнсис Томпсон (1859-1907) — английский поэт. Сын врача, католик
по религиозным взглядам.[ 342 1
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Навестить дедушку с бабушкой.—	Нам по пути. Я составлю тебе компанию по Рентон-роуд.При наших с ним встречах после того его памятного, всепрервавшего вторжения в лесу Лонгкрагс моя неприязнь к Дэ-
вигану не уменьшалась — она возвращалась под аккомпанемент
его привьиного, текучего, как вода, заискивания. А теперь, бо¬
лее самоуверенный, демонстративно благополучный и полный
некоего тайного удовлетворения, отражавшегося в ухмылке
на его тяжелом бесцветном лице, он казался мне еще более от¬
талкивающим. Высокий стоячий воротник, сюртук с фалдами,
клетчатые брюки... На нем было облачение помощника церков¬
ного старосты, он рассаживал прихожан и разгребал туда-сюда
толпу приходящих и уходящих, но эта портновская элегант¬
ность теперь казалась чуть ли не смешной из-за шляпы-котел¬
ка, напяленной до самых ушей, отчего они торчали в стороны.
Разумеется, предубеждение вынудило меня представить его в
роли дворецкого в каком-нибудь второсортном театральном
фарсе. Когда мы направились к Рентон-роуд, я не позволил
ему взять меня под руку—	Божественная церемония, — начал он. — И как все хоро¬
шо прошло. Ты, Лоуренс, чуть опоздал принять в этом участие.Хотя Дэвиган впервые назвал меня по имени, это не умали¬
ло моей неприязни, но я не сказал ни слова против.—	Я заметил, что ты не присоединился ко всем нам у алта¬
ря. Ты бы увидел, что мы все приняли причастие. О, я не со¬
мневаюсь, что у тебя с благодатью все в порядке. Полагаю, что
ты не постился. Конечно, доктора Энниса не было. Нет смысла
делать вид, что он был на вызове. На самом деле он теперь не
с нами, Лоуренс. Да, да, грустно, но факт — откололся. Какая
печаль для молодого священника! Но мать, ах, ты бы видел ее
радостное лицо, хоть и слезы текли по ее щекам. Святая. Вот
от кого Фрэнсис... прошу у него прощения, отец Фрэнсис полу¬
чил ее. Святость то есть. Говорят, что Канон не прочил его для
Святого Патрика, но мать настояла, вот... Хотя и говорят мне,
что молодой отец не слишком речист в проповеди. — Затем,
после еще одной паузы, он, лукаво глянув на меня, спросил: —
А что ты, Лоуренс, думаешь о мисс Консидайн?—	О Кэти? Мне она показалась очень грустной.[ 343 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Ах, все мы сейчас такие, более или менее. Прекрасный
молодой человек отказывается от мира ради Бога. Но заметил?
Она выглядела хорошо. Она вроде как расцвела.Во время мессы я поймал себя на том, что наблюдаю за Кэ¬
ти, — мне показалось, что она изменилась, обретя что-то новое,
чего раньше в ней не было.—	Она исключительно привлекательная молодая женш;и-
на, — сухо сказал я. — И интересная личность.—	Именно. В ней и все это, и многое другое, — горячо со¬
гласился он. — Конечно, быть в трауре из-за смерти матери —
это не подарок.—	Что? — воскликнул я. — Миссис Консидайн умерла?—	Именно, увы и ах. Пару месяцев назад. И после тяжелой
и продолжительной болезни Бог принял бедную душу. Да упо¬
коится она с миром. — Он приподнял котелок и перекрестил¬
ся. — Для Кэти это удар, сам понимаешь... — Он взглянул на
меня. — Пенсия с ней умерла, то есть с матушкой. Однако у
нашей девушки есть друзья, и тут же на ней прекрасная испан¬
ская кружевная мантилья, в которой она была в церкви, это от
моей матери. Это я тебе просто так, как пример...Теперь он привлек мое внимание.—	Но чем Кэти занимается? У нее есть работа? Ей ведь
придется отказаться от этого большого дома.—	Ну уж нет. — Он как бы собрался с мыслями, причем
ухмылка стала еще шире. — Ей никуда не надо будет съезжать.
Видишь ли, Лоуренс, мой старик, занятый в строительстве, ку¬
пил этот дом. Это перспективная собственность и может при¬
годиться в недалеком будущем.—	Каким образом? — довольно резко спросил я.Он перестал ухмыляться и, посмотрев на меня с триумфаль¬
ной улыбкой, сказал:—	Между прочим, Кэрролл, ты, может, рано или поздно об
этом услышишь. Это еще не вышло наружу из-за другого со¬
бытия — рукоположения. Но, говоря о мисс Консидайн, ты
говоришь о будущей миссис Дэвиган. Кэти и твой покорный
слуга действительно помолвлены.Я встал как вкопанный:—	Ты шутишь, Дэвиган.[ 344 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	К черту шутки, Кэрролл, — сказал он с усмешкой. — Мы
поднялись в этом мире, с тех пор как ты и твой неразлучный
дружок вечно задавались и смотрели на нас сверху вниз. Вот
взгляни-ка.Мы достигли конца Рентон-роуд, где она разветвлялась на
Крейг-Кресент и Вудсайд-драйв. Он указал за Кресент на по¬
логий склон Лонгкрагс, теперь открытый взору, на тот прежде
поросший лесом холм, где гнездились дрозды и росли дикие
цветы, — это было самое красивое место в городе, тот самый
лес, где мы с Кэти чуть не обрели свой Эдем. Теперь деревья
были спилены, и среди пней тут и там торчали наспех постро¬
енные бунгало.—	О боже, что это за кошмар!—	Это ты так считаешь! Позволь тебе сообш;ить, что это
микрорайон Дэвиганов. Наша собственная финансовая импе¬
рия! И благодаря ей мы сколотим состояние. Так что заруби
это себе на носу, ты, недоделанный сноб!Сделав этот прош;альный выстрел, он оставил меня одного,
и после долгого безмолвного лицезрения этой безобразной, чу¬
довищной прогалины я медленно направился к бабушке с де¬
душкой на Вудсайд-авеню.Здесь царила совсем иная атмосфера. Они были очень рады
видеть меня, наконец-то квалифицированного врача, — резуль¬
тат искупал в их глазах мой невзрачный старт. Они предло¬
жили мне простой ланч — в ответ на такую доброту я назначил
для старой леди лечение от ревматоидного артрита. Сам Брюс
сдал, но, по-прежнему мысленно возвраш;аясь к битве при Бэн¬
нокберне, не меньше часа показывал мне отмеченные им абзацы
в старой приходской книге, которую он недавно где-то раско¬
пал. Теперь я был настроен терпимо к его одержимости — ско¬
рее, это было просто жалкое заблуждение старика, нежели гор¬
деливая мания насчет великого предка, — но, пока я скучал
рядом с ним, мой мозг продолжал сражаться с этой невероят¬
ной ситуацией, всего в полумиле отсюда, на Крейг-Кресент,
связанной с Кэти и Дэвиганом... этого просто не могло быть!
Мне нужно было разобраться. Хотя я не должен был заявлять¬
ся к Фрэнку раньше шести, к пяти часам я попрош;ался с Брю¬
сами и отправился окольным путем к Кресент.[ 345 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНВ занавешенных окнах дома Консидайнов не было ника¬
ких признаков жизни, когда я прошел через палисадник, и по¬
сле моего звонка в дверь была долгая пауза, прежде чем передо
мной предстала Кэти, все еще в черном траурном платье, по
поводу которого сетовал Дэвиган. Оно делало ее старше, но, на
мой взгляд, прекрасней. Как себя повести с ней? Это было не¬
просто. Я дружески улыбнулся:—	Можно войти? Для банкета по соседству еш;е слишком
рано.Она без удивления протянула руку:—	Привет, Лоуренс. Я так и думала, что ты заглянешь.Гостиная была точно такой же, как и прежде, в мои редкиевизиты, та же примитивно, по углам, расставленная отполиро¬
ванная мебель, скучная и безжизненная, как ваза с высохшим
лунником на шифоньере. Кэти выглядела вялой и заторможен¬
ной, когда мы сели на жесткие стулья в разных концах этой
мертвой комнаты. Ее глаза были тусклыми, казалось, будто она
не совсем проснулась. Возможно, она читала мои мысли.—	Я приняла одну из этих таблеток, которые дал мне док¬
тор Эннис, и пыталась немного поспать. Я плохо сплю все эти
ночи, одна в доме.—	Я был очень огорчен, узнав о твоей матери.—	Для нее так было лучше. Если рак, какая там жизнь.—	Вероятно, ей было тяжело, как и тебе.Между нами повисла тишина, которую подчеркивал раз¬
дававшийся из прихожей медленный стук часов, упакованных
в длинный футляр.—	Послушай, Кэти, — сказал я как можно непринужден¬
нее, — что это за болтовня о твоей помолвке с Дэвиганом?—	Это не болтовня, — тут же ответила она, как будто была
готова к этому вопросу. — Пока еш;е ничего не утряслось, но
Дэн хочет жениться на мне.—	Аты?—	Мне лучше выйти замуж. — Она сказала это довольно
безучастно; затем после паузы: — Дэн не подарок, но он забот¬
ливый и добрый. Как и его родители. Когда умерла мама, я
вроде как пошла на дно, Лоуренс. И конечно, больше никакой
пенсии, одни долги. Я бы уже не жила в этом доме, если бы не
Дэвиганы.[ 346 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Кэти, ты ведь не из тех, кто сдается. Ты справишься
с этим... с этой бедой и найдешь достойную работу.—	Какую, например? У меня нет никакой специальности.—	По крайней мере, ты могла бы попытаться... сама устро¬
ить свою жизнь.—	Сама? — Она вдруг прямо посмотрела на меня, затем от¬
вернулась. — Ты меня не знаешь, Лоуренс. Разве не так?Я, конечно, знал, но как я мог говорить об этом? Ее голова
склонялась к плечу, смутно очерченная на фоне потемневшего
окна, — грустный профиль работы Россетти^; в Кэти были мяг¬
кость, таинство и грусть, которые царапнули меня по сердцу.—	Как-то все неважно для тебя сложилось, Кэти. Я не прав?Это было все, что я мог сказать.Она не уклонилась от ответа, но поспешность, с которой от¬
ветила, вернее, сами ее слова прозвучали вымученно и неубе¬
дительно. Как заранее подготовленное заявление.—	Знаешь, я много лет берегла себя для Фрэнка, надеялась
на будупцее... ждала, даже думала, что он бросит семинарию.
Ты, Лори, врач. Это не может продолжаться вечно, все это по¬
давление... это против моей природы. — Она через силу улыб¬
нулась. — Чтобы сохранить уважение к себе, я должна быть
замужем.Я молчал, не вполне убежденный в ее очевидной откровен¬
ности, внезапно испытав боль и потерю, а также зависть, по¬
скольку увидел мучительную картину того, как она выходит
замуж и как ею беспрепятственно обладает помош;ник старо¬
сты церкви Святого Патрика. Инстинктивно мне захотелось
утешить ее. Я подошел и взял ее за руку. Я не решился загово¬
рить о Фрэнке. Но в мое сочувствие было подмешано сильное,
я бы сказал, плотское любопытство.—	Это, видимо, было для тебя настоящим шоком, когда... —
Я замолчал.—	Когда он предпочел мне Господа. Не обманывай себя,
Лоуренс. — Она медленно покачала головой. — У нас ничего
никогда не полз^илось бы. Как бы мне поаккуратней выразить¬
ся, мой нежный юный медик? Фрэнк не был создан для брака.^ Данте Габриел Россетти (1828-1882) — английский художник-прера¬
фаэлит.[347 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНДолжно быть, она увидела, что я ей не верю. Все подавлен¬
ное унижение прошлого прозвучало в ее коротком, болезнен¬
ном смешке:—	Одной только мысли о занятиях любовью было доста¬
точно, чтобы его вывернуло наизнанку.—	Психологический блок. Ты могла бы ему помочь спра¬
виться с этим.—	Пустой номер. Я поняла это давно, когда мы... — Она
внезапно замолчала, отведя взгляд. Затем сказала: — Нет, нет,
Фрэнку лучше быть в высоком воротнике ^ Так почему мне не
сойтись с Дэвиганом? — Она бросила на меня странный вопро¬
сительный взгляд. — Он не так уж плох, он разбогател, и, по
крайней мере, он согреет постель.Мы долго молчали. Что она имела в виду? Что поняла мно¬
го лет назад? Даже половина из всего ею сказанного опровер¬
гала эти заранее готовые объяснения. Она не выпускала мою
руку. Ее пальцы были вялыми и послушными. У меня снова,
как когда-то, глухо застучало под ребрами.—	Полагаю, ты знаешь, что я сходил по тебе с ума, Кэти?
Но я всегда считал, что ты надо мной смеешься.Она посмотрела в сторону, словно пытаясь подобрать точ¬
ные слова:—	Да, в каком-то смысле я обижала тебя, Лори. Но только
лишь потому, что ты обладал тем, чего я не могла у тебя взять.
Во всяком случае, что случилось, того теперь не изменить. —
Она помолчала, и на лице ее отобразилась тень прежней драз¬
нящей улыбки. — Мы же не собираемся начать все сначала? —
Она снова замолчала, как будто чего-то ожидая, затем, пока
я еще тужился подобрать правильные слова, вдруг встала и
включила свет. — Время собираться. Пойду-ка приведу себя
в порядок и переоденусь. Не могу же я быть на торжестве в та¬
ком похоронном виде... Скоро вернусь.Когда она ушла, я встал, походил по комнате, вышел в при¬
хожую, вернулся в комнату, слыша, как она движется там, на¬
верху, слишком уж обостренным слухом. Все чувства, которые^ Игра слов: dog collar (англ.) — собачий ошейник и высокий жесткий во-
ротник духовного лица.[ 348 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫЯ испытывал к ней, снова возродились, только были теперь еще
сильнее из-за необычайного сострадания, которое я испытывал
к ней, — мне страстно хотелось подняться наверх, чтобы уте¬
шить ее, но в глубине души я испытывал страх совершить ужас¬
ную ошибку, показаться ей навязчивым и нежеланным при том
состоянии, в котором она находилась. И опять же подсознатель¬
ное чувство приличия, возможно вызванное моей утренней
встречей с Дингволлом, удерживало меня. Зачем еш;е больше
усложнять ей жизнь, когда уже и без того все так грустно и за¬
путанно.Прежде чем я принял окончательное решение, на лестнице
раздались шаги, заставившие меня поднять глаза. Она спус¬
калась в белом шифоновом платье, с красной бархатной лентой
в волосах. Она чуть подрумянила щеки и выглядела хрупкой
и непохожей на саму себя. Она легко взяла меня за руку и ска¬
зала в своей привычной манере:—	Пошли. Можешь привести невесту. Они будут ждать.Мы направились к соседнему особняку и вошли в гостинуюЭннисов, жаркую и душную. Здесь уже вовсю правили Дэвига-
ны, и наше совместное появление насторожило Дэна. Он мно¬
гозначительно посмотрел на своих родителей: на мать, угрю¬
мую ширококостную женщину, на лице которой читался не¬
изгладимый след шестнадцати уступок законам природы; на
коротышку-отца, толстого и кривоногого, с тупым кирпршно-
красным лицом и взглядом самодовольного барана. Безумно
счастливая миссис Эннис подавала напитки, виски «Пауэрс»
для мужчин, херес для миссис Дэвиган.—	Для тебя, Кэти, сегодня большой день, — заученно сказа¬
ла последняя, взяв свой херес. — Великий... святой день!—	Господу это известно. Что ты будешь, Лоуренс, по этому
поводу? Мы просто ждем Фрэнсиса. Он будет рад тебя видеть.—	Молодой отец на своих молениях? — осведомился ста¬
рый Дэвиган.Сначала я подумал, что это шутка, но он был предельно
серьезен, хотя, вероятно, уже принял на грудь, и не раз.—	Он беседует с Каноном.—	А... с самим Дингволлом. Должно быть, о приходе.—	Надеешься, он будет счастлив, Кэти?[ 349 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	О да, Я молилась об этом, иначе побоялась бы разлу¬
чаться с ним.—	Иди сюда, садись рядом, Кэти, — сказал Дэвиган-млад-
ший после короткой паузы.—	Мне и здесь хорошо. — Она прислонилась к подокон¬
нику. — Кто-нибудь даст мне выпить?—	Конечно, дорогая, — холодно сказала миссис Эннис. —
Тебе капнуть хереса?—	Если не возражаете, я бы предпочла виски. Доктор Эн¬
нис прописал мне это по рюмке перед сном.Миссис Дэвиган подняла брови.—	Ну-ну! — сказала она тоном будущей свекрови.—	Похоже, сам доктор задерживается на вызове? — помол¬
чав, спросил старик Дэвиган.—	Он сейчас у себя в приемной. И я знаю, что он там при¬
нимает роды. Но в перерыве он обещал заглянуть.В этот момент с улицы раздался шум, и вошел Фрэнк с та¬
ким видом, будто он очень торопился, — улыбчивый, веселый,
излучающий такую ауру, что это можно было бы назвать про¬
стой, естественной или сверхъестественной добротой или, если
позволить себе немножко цинизма, священничеством. Да, Фрэн¬
сис был теперь духовным лицом, в строгом облачении, с ряда¬
ми черных пуговиц, с манерой ходить на цыпочках, гладко вы¬
бритый, готовый к улыбке, идол для приходских старых дев.
Он подошел ко мне и тепло взял за руки:—	Как приятно тебя видеть, Лоуренс. Спасибо, что при¬
ехал. — Затем, к остальным: — Извините, я опоздал. У меня
была долгая беседа... точнее, лекция. Но вот я здесь, мама.Восторженный вздох миссис Эннис утонул в поздравле¬
ниях, и после того, как Фрэнк чуть смущенно прочел молитву
благодарения, мы приступили к щедро выложенным яствам,
ко всему самому вредному в шотландской гастрономии, соче¬
тающей ужин в шесть часов вечера с тем, что положено к чаю.
Миссис Эннис, экономная хозяйка, забыв о бережливости, по¬
шла на такие крайности, как вареный окорок и блэк-бaн^ соси-^ Блэк-бан — шотландский фруктовый кекс с ягодами, миндалем, цука¬
тами, специями и т. п. в песочном тесте.[ 350 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫски и трайфл\ ветчина, язык и вишневый торт. Но при всем
том разнообразии и атмосфере благочинного веселья, в кото¬
рой содержимое блюд отправлялось по известному адресу, дан¬
ная трапеза представляла собой нечто сложное и напряженное,
с подводными течениями, вытекающими из обстоятельств, ко¬
торые свели нас вместе. Сам Фрэнк был тут ни при чем. Что бы
ни творилось в глубине его души, вел он себя прекрасно: спо¬
койный и непритязательный, нежный по отношению к матери,
терпимый к тому, что Дэвиган вел себя безобразно, и, за редки¬
ми моментами, когда я чувствовал, что мой друг напряжен, —
внимательный и ласковый по отношению к Кэти. И внезапно
я увидел его таким, каким он и был на самом деле: давший обет
безбрачия девственник, созданный по индивидуальному про¬
екту, тот, кто начиная с первых мерцаний разума был обучен,
воспитан и подряжен рассматривать целомудрие как кардиналь¬
ную добродетель Церкви, как важнейшую цель своего собст¬
венного суш;ествования, тот, чье сердце горячо отреагировало
на драматическое резюме в церковной проповеди Канона Динг¬
волла: «Покажите мне непорочного мужчину или женщину, и
я покажу вам святого». Он настолько в это поверил, что про¬
стая мысль о физической близости казалась ему грубой и от¬
вратительной — некой скверной, от которой следовало немед¬
ленно избавиться. Конечно, он любил Кэти, но с полной субли¬
мацией плотского начала в идеализированное представление
о браке, — такой брак был настолько далек от реальности, что
только высокой патетикой можно было как-то прикрыть его
абсурдность.Сознавая свою собственную зависимость от земных стра¬
стей, я не мог не восхищаться этим имманентным воздержа¬
нием, чуть ли не завидовал таковому. Но мне было жаль Кэти.
Ее плоть тоже нуждалась в земном, а не в небесном. Ее обма¬
нули и унизили, и она это ненавидела, возможно, ненавидела
и Фрэнка, так как весь вечер оставалась угрюмой и молчали¬
вой. Может, она хотела причинить ему боль, в порядке мести
выбрав Дэвигана? Вполне вероятно, но я подумал, сможет ли
она действительно справиться с этим — выйти замуж за этогоТрайфл — английский десерт из взбитых сливок и ягод.[3511
АРЧИБАЛЬД КРОНИНхама и пошляка, который, накачавшись несколькими двойны¬
ми порциями «Пауэрса» и под конец — для разнообразия —
«Гиннессом», становился все более навязчивым и ревнивым.
Мне хотелось сказать ей: «Не делай этого, подумай о себе, Кэ¬
ти», но у меня не было такой возможности — она сидела по¬
одаль, беспокойно ерзая в кресле, ничего не ела, а только вы-
зываюш;е наливала себе спиртное, бокал за бокалом, — время
шло, и, спрашивая себя, пока все ели, какого черта я торчу в
этой компании, я теперь чувствовал себя как рыба, вытащен¬
ная из воды. Я посмотрел на часы: почти без четверти восемь —
мне скоро на поезд.Я надеялся увидеть доктора Энниса и только встал, чтобы
попрош;аться, как в проеме входной двери показалась его лох¬
матая голова. Он был абсолютно трезв. Должно быть, это сто¬
ило ему немалых усилий, так как обычно в это время он уже
почти приканчивал бутылку. Зная, как он хотел видеть Франка
врачом, я опасался, что он устроит какую-нибудь сцену. Но он
целиком и полностью владел собой, говорил в сдержанной при¬
ятной манере, произнес несколько безобидных шуток, поздрав¬
ляя меня со званием доктора, затем, сказав, что ему надо вер¬
нуться в приемную, взял Кэти за руку:—	Пойдем, дорогая девонька. Тебе самое время спокой¬
но отдохнуть, то есть лечь спать. Я провожу тебя до дому. Тебе
нужно быть здоровой и сильной, иначе у тебя не получится ни
потанцевать на своей свадьбе, ни произвести на свет выводок
мальчиков, которые будут помогать Фрэнку у алтаря.У входной двери я отступил в холл, чтобы дать ей пройти.Она протянула мне руку:—	Ну, прощай, Лори, когда еще я тебя увижу, если только
вообще увижу.—	Прощай, Кэти.Как остро и больно чувствовал я ее, когда она стояла рядом,
глядя мне в глаза! Взгляд этот длился дольше положенного,
полный тревожного ожидания и чего-то еще, направленного
прямо мне в сердце. Затем она отвернулась, и я смотрел ей
вслед — как она уходит со старым доктором. Собрался и я на
выход и, несмотря на уговоры Фрэнка еще побыть и уехать
на более позднем поезде, поспешно попрощался.[ 352 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫСнаружи я постоял недвижно в ясной сухой ночи, слыша,
как замирает вдали звук «форда» Энниса, глядя на темный дом
Консидайнов. В верхнем окне загорелся свет, затем опустилась
занавеска. У меня вырвался вздох, но не восторженный, как у
миссис Эннис, а просто печальный — вздох сожаления об утра¬
ченном счастье, которое теперь ушло навсегда. Кто же я такой?
Мечтатель Ромео или брошенный любовник? Ни тот ни дру¬
гой. Я был теперь судовым врачом, и путь мой лежал в Австра¬
лию. Высказав вслух то, что Фрэнку бы не понравилось, я под¬
нял воротник пальто, выставил вперед подбородок и твердым
шагом направился к железнодорожной станции.ГЛАВА ПЯТАЯЧья-то рука трясла меня за плечо слишком уж энергично.
И это, и рев взлетающего реактивного лайнера вернули меня
в Цюрихский аэропорт. Вздрогнув, я резко повернулся — надо
мной в баре аэропорта стояли Лотта и женш;ина с маленьким
мальчиком.—	Заснул... опять? — Слишком уж двусмысленно сделав
упор на последнем слове, засмеялась Лотта, поставила чемодан,
который несла, и сказаяа тем, кто был рядом с ней: — Теперь
все в порядке, я вас привела. Но не слишком доверяйте этому
человеку, миссис Дэвиган. Он не так прост, как кажется.Кэти пробормотала несколько слов благодарности. Я в пол¬
ном недоумении, как идиот, уставился на нее. Я едва узнал ее.
Я представлял себе ее всего лишь на восемь лет старше преж¬
ней, но передо мной была женш;ина уже в годах, с напряженным,
почти потухшим взглядом. Выражение ее лица стало жестче, в
еш:е полнокровных губах не осталось нежности, а в ее глазах,
в этих прекрасных темных глазах, застыли вопрос и тревога, —
казалось, Кэти теперь трудно улыбаться. На ней была фетро¬
вая шляпа неопределенной формы и коричневый костюм, на
вид скромный и измятый, но прекрасно подчеркивающий то
единственное, что справедливости ради следовало счесть неиз-
менившимся. Да, ее гибкая легкая фигура и естественное изя¬
щество движений были столь же манящи, как когда-то, когда[ 353 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНмое сердце преисполнялось желанием. Но теперь я не испыты¬
вал ничего, кроме какой-то странной, болезненной неловко¬
сти, — возможно, это была жалость.—	Боюсь, вас поболтало в полете, — сказал я, когда Лотта
ушла. — Перекусите что-нибудь, прежде чем мы поедем?—	Вряд ли я смогу есть. Но... — она поколебалась, глядя
в сторону, — я бы не отказалась чего-нибудь выпить.—	Кофе?—	Я бы предпочла бренди, если нет возражений.~ А как насчет мальчика? Сэндвич?—	Он что-то там поклевал в самолете. Он, наверное, слиш¬
ком устал, чтобы есть.Я купил ей коньяк, а мальчику сэндвич с ветчиной и кока-
колу, за что он сказал спасибо. До этого он лишь молча и вни¬
мательно рассматривал меня. Он был чрезвычайно бледным,
очень худеньким, на лице его было замкнутое, изучаюш;ее вы¬
ражение — его взгляд показался бы мягким, даже нежным, ес¬
ли бы не был таким сосредоточенным. Лоб был лучшей частью
его лица, которое сужалось к подбородку, чем напоминало от¬
ца, у которого, как я помнил, была укороченная нижняя че¬
люсть. На нем были серые шорты, чулки и серый джемпер руч¬
ной вязки. Как же его зовут? Конечно... ужасное, но неизбеж¬
ное... это ведь у нас мальчик Дэнни. Мне стало неприятно при
одной мысли о Дэвигане, но я прикрыл ее притворной заботой.—	Если не хочешь, можешь не доедать сэндвич, Даниэль.—	Я оставлю кусочек на потом. — Он завернул остаток
в вощеную бумагу, в которой и получил этот сэндвич.В напряженном молчании Кэти было столько смятения, что
мне пришлось продолжить разговор с ее сыном:—	Видимо, это был первый твой полет в самолете. Как ты
его перенес — плохо не было?—	О нет, спасибо, я почти все время играл.—	Играл?—	Да. В шахматы.Я улыбнулся, пытаясь разрядить напряжение:—	И с кем ты играл? С пилотом?—	Он играет сам с собой, — довольно резко вмешалась его
мать, как будто мой шутливый тон оскорбил ее. — У него кар¬[354 1
и КАРМАН ПШЕНИЦЫманные шахматы. — Спустя мгновение, все еще такая же от¬
страненная и неестественная, она сказала: — Мы едем в Давос
или нет?—	Никак нет. У нас все готово для вас в Мэйбелле.—	Мэйбелле?Не прозв}^ала ли в ее голосе насмешка?—	Забавное название, не правда ли? Но я думаю, вам по¬
нравится.—	Это далеко?—	Боюсь, что не близко. Мы поедем, как только вы будете
готовы.Когда она поставила пустой фужер, мы вышли на стоянку.
Как некогда, я нес ее чемодан. На сей раз он был легким. Я по¬
садил мальчика на заднее сиденье.—	Он может лечь и даже поспать.Чуть поколебавшись, она села рядом со мной.Некоторое время я молча вел машину, поехав в объезд,
подальше от центра Цюриха, вдоль берега озера, надеясь, что
тишина и темнота успокоят ее. Ее скованность свела на нет
то, как я в ностальгических воспоминаниях представлял себе
нашу встречу, можно сказать, наше воссоединение. И от меня
не ускользнуло, что она держалась отчужденно, подчеркнуто
на своей стороне машины. Может, это реплика Лотты расстрои¬
ла ее, как на самом деле — меня? Я сделал еще одну попытку
начать разговор:—	Должен извиниться, Кэти, что не встретил вас у выхода.—	Да, — сказала она. — Если бы не твоя подруга, мы бы со¬
всем потерялись.Моя подруга. Так вот что ее задело. Я улыбнулся в темноте.—	Мое единственное оправдание... хочешь верь, хочешь
нет... это что я думал о тебе. Да, застряв в баре, я размечтался о
тех давних днях, о тебе с Фрэнком, потерял всякое представ¬
ление о настоящем.—	В последнее время мне было о чем подумать, кроме как
о прошлом.—	О, конечно, — сказал я примирительно. — Я не знал, что
ты потеряла Дэна, пока не получил письмо Фрэнка. Прости.
Он ушел неожиданно?[ 355 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Да, очень неожиданно.—	Жаль, — сказал я, пытаясь выразить сочувствие.Очевидно, ей не хотелось говорить на эту тему, поэтомуя обуздал свое любопытство и сказал:—	Тебя беспокоит здоровье твоего мальчика. Давно ли он
чувствует... ну, скажем, недомогание?—	Около пяти недель. Сначала мы заметили туберкулез
желёзок.—	Не волнуйся, Кэти. Мы в состоянии привести его в по¬
рядок. У детей его возраста такое случается. Просто инфекция
бычьего туберкулеза. Не легочного типа. Мы не будем его рас¬
страивать, класть в палату. Я договорился с Хозяйкой, чтобы
вы заняли гостевой домик. Там очень уютно... обычно в нем
останавливаются члены комитета.—	Хозяйка? Она хорошая?—	Вполне, если ты найдешь к ней правильный подход. Да,
кстати, — продолжил я после некоторой заминки, — мне при¬
шлось подмазаться к ней, чтобы ты была с Даниэлем, накру¬
тить ей мозги. Понимаешь, обычно у нас не положено прини¬
мать родителей. Поэтому я придумал родственные отношения,
сказал ей, что ты моя кузина. Но если хочешь, можешь отречь¬
ся от меня.Помолчав, она сказала:—	Все еш:е играешь с правдой, Кэрролл? У тебя всегда по¬
лучалось.После этого мне стало все равно. Черт возьми, я пошел на
это ради нее, чтобы она поладила с Хозяйкой и получила право
пожить в гостевом шале. Я ехал молча, на приличной скорости,
теперь, после того как мы миновали Цюрихское озеро, все
вверх и вверх, высвечивая фарами деревни Ландкварт и Енац,
почти безлюдные в этот час. Нависающие горы делали еще глуб¬
же ночную тьму. Тумана не было, но начался мелкий дождь.
Я включил радио, чтобы услышать последние новости и прог¬
ноз погоды. Несчастный случай на железнодорожном переез¬
де. Двое убитых в Гризоне^ В Женеве вновь созвана конферен¬
ция по разоружению. Очередные беспорядки в Йемене. «Сер-' Гризон, или Граубюнден — кантон на юго-востоке Швейцарии[356 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫветт» победил «Люцерн» на Кубке Швейцарии со счетом 2:1.
Погода исправится.В быстрых случайных бликах, когда мы проезжали очеред¬
ной освещенный дорожный знак, я видел, что Кэти сидит пря¬
мо, с закрытыми глазами. Даниэль на заднем сиденье заснул,
его слышимое дыхание совпадало с ровным стуком стеклоочис¬
тителей. Я включил обогреватель. Из чистого приличия и доб¬
рых намерений я хотел устроить уютную поездку втроем в
закутке маленького «опеля», но что-то пошло вкось, и дорога
показалась вдвое длиннее.Однако к одиннадцати часам мы наконец приехали, и, под¬
нявшись по подъездной дороге, я с облегчением увидел огни в
гостевом шале. У меня были легкие сомнения насчет Хозяйки,
но она и вправду задержалась гораздо дольше положенного,
чтобы встретить новоприбывших.—	Ах, вот и вы! Устали. Так поздно и такой путешествий. —
Обняв Кэти, она помогла ей выйти из машины. — И маленький
малшик? Спит. Это хорош. Но такой бледный. Вы можете
взять его, Яв/г доктор? У нас все готоф.В шале было светло, в маленькой гостиной горел яркий
огонь в камине, обдавая теплым блеском начищенную мебель,
золотя посреди стола горшок с белыми цикламенами, которые,
несомненно, прибыли с утра из цветочного магазина. Рядом,
на подносе, стояли термос и блюдце с сушками. От горящих
бревен шел чистый теплый запах сосны. В смежных спальнях,
большой и маленькой, свет был приглушен, обе кровати за¬
правлены, и на каждой, легкий, как лебяжье перо, лежал уни¬
кальный гарант ночного комфорта, швейцарское Steppdecke —
стеганое одеяло.Какой же мне плюс, что сама Хозяйка взяла на себя труд
организовать столь теплую и гостеприимную встречу. Кэти,
усталая и изнуренная, почти забывшая о моем присутствии,
ошеломленно поглядывала на нее, явно не ожидая встретить
здесь столь сердечную заботу.—	Вам нравится, — радостным тоном сказала Хозяйка,
изучая ее.^ Да (нем )[ 357 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Тут так прекрасно... так мило... и комфортно. Я... я не
знаю, как благодарить вас.—	Гут! Теперь вы должны принять свой горячий напиток,
а я положить малшик в кровать. А для вас, Яегг доктор, в вашей
комнате есть горячий молоко и соленый сушки. l^^ж,guteNaclгt'^.Из главной спальни она поспешно протопала в маленькую
комнату, куда я отнес Даниэля. Поскольку Кэти, опустив глаза,
стояла молча и неподвижно, я открыл термос, налил стакан
молока и пододвинул к ней. Я не знал, какие именно слова сле¬
дует найти и произнести, чтобы растопить, как мне казалось,
лед между нами. Но она сама заговорила. По-видимому все еш;е
думая о Хозяйке, она сказала, словно самой себе:—	Добросердечная женш;ина.—	Да, это так, Кэти, — искренне поддержал ее я, а затем,
с ош;ущением, что тоже имею право на некоторую долю одоб¬
рения, добавил: — Мы с ней оба чувствовали, что ты заслужи¬
ваешь самых лучших условий.—	Потому что я твоя кузина?—	Ну, — пожал я плечами, — это лишь для пользы дела.Она не ответила, так и не повернула голову в мою сторонуи не посмотрела на меня. Вид ее поникшей фигуры, еще строй¬
ной, даже молодой, снова вызвал у меня приступ жалости. Она
выглядела абсолютно опустошенной — и едва ли только из-за
этого перелета-переезда, каким бы тяжелым он ни был, — нет,
что-то иное, какой-то мз^ительный опыт сказался на ней, воз¬
можно беспокойство о больном ребенке или еще некая терзав¬
шая ее причина, о которой я не знал.—	Не волнуйся, Кэти. Мы вылечим мальчика и тебе помо¬
жем. Завтра я осмотрю его и сделаю все, что в моих силах.Я подошел к ней и осторожно взял ее за руку.Она словно окаменела и тихим, но твердым голосом, глядя
на меня в упор, сказала:—	Убери свою грязную руку. Ты... ты лживый бабник.Я был потрясен. В конце концов, я сделал все как надо; при¬
гласил ее сюда, встретил, несколько часов вез во тьме-тьмущей
этими проклятыми опасными горными дорогами, чтобы в ре¬
зультате меня сочли каким-то секс-маньяком. Но она была ещеДоброй ночи (нем.).1358]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫболее расстроена, чем я, и сразу все прояснилось. Дело было
не только в том, что она увидела Лотту: конечно же, большая
шведка выдала меня со всеми потрохами — мне следовало бы
догадаться, что она не станет держать рот на замке, — и Кэти, с
нетерпением ожидавшая новой встречи со мной, была оскорб¬
лена до глубины души. Ну, это пройдет. Я скоро все исправлю.
Главное — не обижаться, оставаться спокойным и сочувствую¬
щим, время затянет рану.—	Я вижу, ты устала, Кэти, — сказал я мягко и чуть уязвлен¬
но. — Так что желаю тебе спокойной ночи. И хорошего сна.Я вышел на цыпочках, точно так же как ходил Фрэнк, и ти¬
хонько закрыл дверь.ГЛАВА ШЕСТАЯНа следующее утро, после всех моих вчерашних нагрузок,
я проснулся поздно. Позавтракав в гостиной круассанами и
кофе, всегда горячим, поскольку он был в термосе, я легкой по¬
ходкой направился в офис. Хозяйка уже сидела за своим рабо¬
чим столом и, когда я сказал ей Guten Morgen\ выразительно
посмотрела на часы. Однако она была в хорошем настроении.—	Ах, Herr доктор! — засияла она улыбкой во все лицо. —
Мне очень нравится ваш кузина Катерина./а, она уже просил
меня звать ее так. И она так рано встал, уже одетый, и, зная, что
я одна тут, очень помогать мне в моя рапота.—	Я так рад. Хозяйка, — сказал я, слегка огорошенный
и озадаченный услышанным.—	Я тоже. Это очень добрый женщина, самый хорош.Превосходная степень застала меня врасплох, но я продол¬
жал улыбаться.—	Где она сейчас?—	На Kuche^, так что не беспокойтесь. — Она подняла ми¬
зинец, затем кивнула с одобрительным смешком. — Она гото¬
вит для Mittagessen^ рупленый мясо по-шотландец...^ Доброе утро (нем.).2	Кухня (нем.).Обед (нем.).[ 359 J
АРЧИБАЛЬД КРОНИНЧертова старая перечница... меня убивало, как она чудо¬
вищно коверкает язык, что бы за этим ни стояло. Но и у меня
самого в голове еще не вполне прояснилось — обычно я так
себя чувствовал после прогулки в город или, скажем, после сес¬
сии с Лоттой, а тут еще вся эта тягомотина с ночной поездкой
на автомобиле, — так что я мог только сверкнуть ответной
улыбкой.—	Не буду ей мешать. Мне ужасно приятно, что вы уже
подружились. Тогда для начала загляну к мальчику, а потом
сделаю осмотр в палате.Я медленно направился к гостевому щале, задаваясь вопро¬
сом, что за игру затеяла эта Катерина. Хочет втереться Хюльде
в доверие? Вполне возможно — чтобы остаться здесь подоль¬
ше. Или после долгих лет с Дэвиганом она просто стала абсо¬
лютно забитой и прирученной маленькой домохозяйкой?
«Рупленый мясо»! Тут даже лошадь загогочет.Я открыл дверь шале, полагая, что ребенок еще в постели,
но он, как и его «гут мама», уже одетый в шорты и джемпер,
склонялся над до смешного маленькой шахматной доской, ле¬
жащей на столе в гостиной.—	Доброе утро. — Я вложил в эти слова обычную, как и для
всех прочих детей, дозу приветливости. — Ты принимаешь по¬
сетителей, Даниэль?Он поднял глаза и улыбнулся:—	Заходите в логово льва*.Для его возраста это было довольно изящное приветствие,
но, возможно, кто-то когда-то его научил.—	Что делаешь?—	О, просто обдумываю одну позицию.—	Тебе нравятся шахматы? — полюбопытствовал я.—	Да.—	Ты всегда играешь сам с собой?—	О нет. Только когда я задумываюсь над какой-нибудь
проблемой. Дома я играю с Каноном.—	Дингволлом? — (Он кивнул.) — Он еще не растерял свои
старые кости?^ В Книге пророка Даниила (Ветхий Завет) есть сюжет о том, как его
бросили в логово льва, поскольку он отказался прервать молитву[ 360 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Совершенно нет, хотя он сейчас с сестрами в монастыре
и мало двигается после болезни. Ему нравится играть... обычно
после благословения. Он меня и научил.—	Полагаю, что он разбивает тебя в пух и прах.Он искоса посмотрел на меня:—	Когда грек встречает грека*.Такой ответ заставил меня замолчать. Фрэнк в своем пись¬
ме не ошибался. В этом заморыше действительно было что-то
довольно необычное, но мне показалось, что он сам это осозна¬
ет, поэтому мне захотелось поставить его на место.—	Как-нибудь сыграем с тобой. В игровой комнате есть
приличная шахматная доска.—	О, хорошо. Вы часто играете?—	Ну, скажем, время от времени, — не сразу ответил я. —
Между прочим, в деревне есть кафе, где ты всегда найдешь
первоклассных соперников.—	Как здорово! Я готов. А сейчас можем сыграть?—	Позже, молодой человек. Сначала надо тебя хорошенько
осмотреть.Он сразу встал, и я повел его вокруг главного корпуса в не¬
большую лабораторию, которая примыкала к палате. Даниэль
нервничал и старался не показать этого, но продолжал украд¬
кой бросать взгляды на застекленный шкаф с медицинскими
приборами и на ряды реактивов на полочке. Я почувствовал,
что Хозяйка правильно сделала, позволив ему быть с матерью
в шале, а не в палате. Когда он разделся по пояс, от него мало
что осталось. Этот заморыш, по сути, был совсем не похож на
своего покойного родителя. Впрочем, большинство детей, при¬
бывавших к нам, были такими же общипанными маленькими
городскими воробьями, так что почти автоматически или, мо¬
жет, потому, что я не хотел упреков от этой Катерины, я с осо¬
бой тщательностью стал осматривать его: легкие, сердце, сус¬
тавы, на что у меня ушло добрых полчаса. Действительно, ко¬
гда я убрал свой стетоскоп, он сказал;—	Вы дольше меня смотрели, чем доктор Мур.‘ Цитата из трагедии английского драматурга Натаниэля Ли (1653-1692)
«Царицы-соперницы, или Смерть Александра Великого»: «Когда грек встре¬
чает грека, бой идет с переменным успехом»[361]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Он твой врач?—	Да. Он помощник доктора Энниса. Во всяком случае, по¬
ка. Он уезжает в Канаду.Еще один, подумал я, готов убежать от этой проклятой оте¬
чественной медицины.—	А как доктор Эннис?—	Думаю... неплохо. — Он отвернулся. — По крайней мере,
иногда.—	Понятно.Он все еще лежал, и я наклонился и снова осмотрел слегка
опухший шейный лимфатический узел. Помимо этого доволь¬
но распространенного проявления туберкулеза у детей, я ни¬
чего не нашел, то есть ничего даже мало-мальски серьезного.
Но мне хотелось еще раз убедиться в этом. Рядом с лаборатори¬
ей у нас был хорошо оборудованный рентгеновский кабинет.
Благодаря большим средствам доверительного фонда Мэйбел-
ле необходимая нам диагностическая аппаратура полностью
соответствовала требованиям времени. Конечно, как правило,
большинство детей до смерти боялись рентгена, поэтому я под¬
готовил мальчика со всей возможной осторожностью. — Ты не
против, чтобы мы сфотографировали твою грудную клетку?—	Рентген? — быстро спросил он.—	Ничего страшного.—	О, мне не страшно, доктор Лоуренс. — Он быстро доба¬
вил: — Можно вас так называть?Притворяется храбрым, подумал я, прикрывает этой фра¬
зой свой страх. Я не ответил.Мы вошли, и, опустив тяжелые занавески, я тщательно об¬
следовал его. Он заморгал и побледнел, когда я включил аппа¬
рат, но вел себя смирно, и когда все закончилось, сказал:—	Это был очень интересный опыт.Я строго посмотрел на него: меня совсем не устраивал по¬
добный вариант общения с этим с маленьким скороспелым
лордом Фаунтлероем^—	Думаю, тебе будет интересно узнать, что у тебя нет ника¬
кой патологии в легких. Они абсолютно чистые.^ «Маленький лорд Фаунтлерой» — детский роман англо-американской
писательницы и драматурга Фрэнсис Ходжсон Бёрнетт; вышел в 1886 г.[ 362 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Я не удивлен, — спокойно сказал он. — Я понимаю, что
моя болезнь — королевская хворь. Ну, вы знаете, — добавил
он, — скрофулез ^—	От кого ты услышал этот средневековый вздор? — резко
спросил я.—	От моего друга Канона. Мы обсуждали эту болезнь во
время шахматной партии. Я тоже считаю, что это вздор. Мы
сомневались в эффективности королевского прикосновения..
для исцеления больного.Ну что ты будешь с ним делать — разве что еще раз строго
посмотреть на него. Он начинал раздражать меня.—	Твое лечение будет заключаться в том, чтобы ты выпол¬
нял все мои предписания. И ради бога, перестань говорить, как
детская энциклопедия, которую ты якобы уже проглотил, или
я начну думать, что ты просто маленькая поганка.Он изменился в лице. Я задел его самолюбие, но он попы¬
тался улыбнуться:—	Лучше называйте меня головастиком... это звучит при¬
ятней. И я не глотал детскую энциклопедию, я лишь раз про¬
чел ее. Извините, доктор Лоуренс, я не могу не умничать, я сам
немножко страдаю от этого, но все же я надеюсь, что вы смо¬
жете поладить со мной. Понимаете, хотя сначала вы мне не
понравились, теперь вы мне, пожалуй, начали нравиться.Господи, что он такое плетет? Но мне следовало узнать.—	Почему я сначала тебе не понравился?—	Когда я увидел, что грубая шведская стюардесса — ваша
подруга.Похоже, для начала этого было достаточно.—	Одевайся, — сказал я и начал писать историю болезни.Он был болезненного типа, с пониженной массой тела, ноэтим можно было заняться, и лимфатический узел был безбо¬
лезненным и без спаек. Нет смысла держать его в постели.
Я бы сделал ему пробу Пирке^ и последил за температурой тела.^ Скрофулез, или золотуха — устаревшее название наружного туберкуле¬
за, с поражением кожи, слизистых оболочек и/или лимфатических узлов.2	В Средние века считалось, что король, касаясь больного, якобы мог исце¬
лить его.3	Проба Пирке — как и реакция Манту, тест на наличие антител к мико¬
бактерии туберкулеза в организме.[ 363 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Так, еще минутку. Заверни рукав. Я сделаю тебе на руке
маленькую царапину.—	Это лечение? — спросил он с тревогой.—	Нет, это тест. Твое лечение — это много свежего воздуха,
бидоны выпитого молока, горы еды и обязательный тихий час
после ланча.Когда я закончил с ним, был уже почти полдень, и я успел
сделать перед обедом обычный обход. У швейцарцев Mitta-
gessen начинается рано, и, поскольку это была главная трапеза
дня, мы с Хозяйкой всегда обедали вместе. Сегодня накрытый
на четверых стол, украшенный большим горшком с африкански¬
ми фиалками, на которых специализировались швейцарские
флористы, выглядел необычайно празднично. Кэти, одетая в
простую блузку и юбку, уже была там, и, сделав ей комплимент,
я не преминул похвалить старую драконшу.—	Ja, это хорош — иметь гостей. — Она улыбнулась гостье,
которая с тихим смирением сидела справа от нее. — Когда мы
без ребенок, мы так одинок.Хм! До этого она не была против оставаться только со мной.Когда мы приступили к густому восхитительному сырно¬
овощному супу, я сказал:—	Можешь расслабиться, Кэти, с твоим мальчиком все не
так уж плохо. Мы поставим его на ноги.—	Ах, это хорош, Herr доктор. Но ваша кузин также нуж¬
дается в ваша помощь. Сегодня утром она рассказывать мне о
много страданий от потери свой муж и от другой причин. Ей
тоже надо остаться с Дэниэл, пока она не станет лучше, да?—	О, конечно, — согласился я, подавившись содержимым
ложки. — Я только за.Кэти подняла глаза на Хозяйку, затем опустила их:—	Если только вы позволите помогать вам.—	Jawohl meine^ Катерина. — Она потянулась, чтобы погла¬
дить маленькую руку гостьи. — АЬег пиг ein wenig^.Так-так, подумал я, сегодня утром на кухне Катерина дей¬
ствительно спроворила нечто особенное, каковое умозаклю¬
чение полностью подтвердилось, когда возникло следующее^ Есть (так точно), моя... (нем.)
^ Но только немного (нем.).[364 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫблюдо, внесенное служанкой Розой так, словно это была голова
жареного кабана^ После некоторой довольно профессиональ¬
ной дегустации, перемолов добрую порцию пробы зубными
протезами обеих челюстей и причмокнув губами, Хозяйка от¬
кинулась на спинку стула и захлопала в ладоши:—	Wunderbar^, Катерина! Это хорош, твой рупленый мясо.—	Я приготовлю его в любое время по вашему желанию, —
скромно сказала Кэти. — Недорого и очень полезно.—	Это похоже... — наткнув на вилку. Хозяйка забросила се¬
бе в топку еш;е один приличный шмат, — на гуляш, рагу.—	Мой Дэн очень любил это.—	Ах, бедный муш!—	Тебе нравится, кузен Лоуренс? — Впервые с момента
своего приезда она посмотрела прямо мне в глаза, правда без¬
различно, ну разве что чуть насмешливо.—	Лучшее рупленое мясо шотландца, которое я когда-либо
пробовал.Ободренный этим ее взглядом, я после короткого молчания,
отнюдь не нажимая на то, что мы как-никак кузены, сказал:—	Может, ты не против покататься сегодня на машине?
Сгоняем в деревню.—	Нет, спасибо, — тут же отказалась она. — Хозяйка счита¬
ет, что мне лучше отдохнуть сегодня.—	Ja, это лутше отдыхать, — согласилась Хозяйка. — После
путешественник.—	Но почему бы тебе не взять Даниэля? Тебе ведь понра¬
вилось бы, Дэнни?—	О, невероятно.—	Даниэлю тоже надо полежать, — твердо сказал я. — Я хо¬
чу положить его на балконе, завернув в одеяла, как египетскую
мумию.—	А потом, когда он встанет? — заупрямилась Хозяйка.Я уже собирался сказать «нет», когда осознал, что лучше
плыть по течению.—	Хорошо, посмотрим, — проворчал я.^ Аллюзия на т. н. праздник жареного кабана, когда к столу подается на
подносе голова животного. Заимствованный у древних римлян, обычай при¬
жился в Англии, США и Канаде
^ Чудесно (нем.).[365 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНГЛАВА СЕДЬМАЯЕсли сей факт еще не очевиден, хочу твердо заявить, что не
испытываю никакой привязанности к детям. Должен признать¬
ся, что во время наших «оздоровительных прогулок», когда ма¬
ленькие засранцы, выстроившись попарно и сиротливо шествуя
под дождем в тонких прозрачных полиэтиленовых накидках,
хлопаюш;их по голым тощим коленкам, одолевают холмы — за¬
глядывают в коровники, срывают попадающийся по пути ди¬
кий щавель, крича «эдельвейс», останавливаются, чтобы попи¬
сать или высморкаться или чтобы показать мне волдыри на
пятках, а затем вдруг что-то начинают петь истошными голо¬
сами, — я испытываю нечто вроде угрызений совести. Ведь по
долгу службы я должен проявлять к ним интерес и сочувствие,
даже сердечность, столь чуждую моей натуре, что от нее меня
чуть ли не тошнит. Поэтому не корите меня за то, что мне со¬
вершенно не хотелось выполнять данное ребенку обещание,
когда в три часа дня, написав ежемесячный отчет для комите¬
та, я поднялся на балкон, где лежал потомок Дэвигана, дабы
покатать его. Глаза его были открыты.—	Вы пришли, чтобы разбинтовать мумию? — улыбнул¬
ся он.—	Ты что, не спал?Он покачал головой:—	После ваших слов во время обеда я представил себя од¬
ним из фараонов и что вы должны выкопать меня из гробницы.—	Ну и как там было?—	Очень холодно, — рассмеялся он и протянул мне руку.Она была почти как ледышка. Начал дуть биза\ а я недоста¬
точно укутал мальчика.—	Почему ты не попросил еще одеял?—	Я не говорю по-египетски.Это меня просто убивало.—	Ничего, — сказал я. — Купим тебе какой-нибудь горячий
напиток — нам сейчас предстоит прогулка в деревню.^ Биза (фр bise) — холодный и сухой северный или северо-восточный
ветер в горных районах Франции и Швейцарии[366]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫОбремененный этой повинностью, я, пока мы спускались,
почувствовал, что могу законным образом воспользоваться си¬
туацией.—	Даниэль, — сказал я панибратски, — я так давно не был
в Ливенфорде. Как там жилой массив Дэвигана — все растет
и развивается?—	О да. Более чем. — Он искоса снизу вверх глянул на ме¬
ня. — Но без Дэвиганов.—	Как это? — мгновенно отреагировал я.—	Разве вы не знали? Это старая история. Дедушка Дэви-
ган потерпел неудачу и обанкротился.—	Не могу поверить.—	Но к сожалению, это так. Банк потребовал вернуть боль¬
шую сумму денег, которую дедушка задолжал. Еще до того, как
дома были достроены. Ужасная история. Все было потеряно.—	Боже мой, Даниэль! — воскликнул я, скрывая свое удов¬
летворение. — Но наверняка твой отец... до того как он забо¬
лел... Я имею в виду, разве он не имел отношения к этой недви¬
жимости?—	Его там наняли новые владельцы. Но только как рабоче-
го-каменщика.Мне не нужно было притворяться удивленным. Я был по¬
трясен. Даже при своей туповатости старый Дэвиган был хват¬
ким и знал свое дело. Очевидно, он заплыл дальше, чем следо¬
вало, и был проглочен рыбиной покрупнее.~ Да, дело дрянь, Даниэль.—	Вы имеете в виду, рвань, — философски заметил он. —
Это то, что мне кричали мальчишки в школе. Но по крайней
мере, дома теперь перестанут жевать эту тему, раз отца больше
нет. А то только об этом и говорили.—	А что за внезапная болезнь случилась у твоего отца, Да¬
ниэль? — осторожно спросил я.Казалось, он съежился от этого вопроса, но снова посмот¬
рел на меня, на этот раз в упор:—	Это была не болезнь. Он погиб... Несчастный случай. Но
пожалуйста, доктор Лоуренс, давайте больше не будем говорить
об этом... мне и так тяжело.От внезапного чувства стыда и вины я не знал куда деть
глаза. Все же какая это глупая, низкая, грязная информация,[367 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНвыуженная мною нечестным путем. Хотя меня снедало любо¬
пытство, я поспешно сказал:—	Мы больше не будем говорить об этом, Даниэль, — и до¬
бавил, думая совсем иначе: — Никогда не будем.Мы уже почти дошли до деревенской плош;ади, и, повесе¬
лев, он начал глядеть по сторонам, когда мы направились вдоль
берега реки под фуникулером, перешли по мосту на другую сто¬
рону и оказались в нижней части деревни, которая в основном
выглядела как Швейцария семнадцатого века и была весьма
привлекательна. Я видел, что Даниэлю здесь нравится.Возле «Эдельманна» я взял его за руку. Она была тонкая,
как куриная косточка.—	Нам сюда.Когда мы вошли, он спросил:—	Это шахматное кафе?—	Нет, здесь самые вкусные пирожные.«Эдельманн» действительно был известен во всей Швей¬
царии.При виде превосходных кондитерских изделий в длинной
стеклянной витрине рядом с прилавком лицо Даниэля прояс¬
нилось.—	Мы берем по блюдцу, что там возле окна, — сказал я, —
затем подходим к прилавку и выбираем на свой вкус.Он рассмеялся:—	Мы как пара Безумных Шляпников.—	Мы... кто?—	Это в «Алисе», не помните? Он всегда носил с собой пус¬
тое блюдце, на случай если кто-нибудь угостит его пирожным.Мы сели. Даниэль ел свой эклер так медленно, будто обре¬
тал новый опыт, смакуя каждый маленький кусочек и запивая
его горячим какао, которое я заказал для нас обоих. Закончив,
он задумчиво заметил:—	Это лучшее, что я когда-либо пробовал в жизни. Совер¬
шенная амброзия.—	Это лучшее, что я сам когда-либо пробовал, а я живу на¬
много дольше тебя. Еще одну амброзию?—	Представляю, как это дорого.—	Сегодня мы можем себе это позволить.[ 368]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Нет, думаю, не надо. Разве что у вас будет настроение
как-нибудь еще раз пригласить меня сюда.У кого в атмосфере хамоватой бесцеремонности Дэвигана
этот ребенок перенял столь вежливые манеры? Может, у Кэти,
тогда это ей в плюс. Однако, скорее, все это от старика в крес-
ле-коляске.На улице я, как всегда, взял в станционном книжном киоске
«Дейли телеграф» — газету оставляла мне работавшая там де¬
вушка по имени Джина. Она была итальянкой, черноглазая и
белозубая, с ослепительной улыбкой, — правда, у нее были ко¬
ротковатые ноги, но зато длинные темные волосы. Простушка,
полная жизни. Хотя она носила обручальное кольцо, никаких
признаков мужа рядом не наблюдалось, что подогревало мой
интерес. Мы с ней уже немного продвинулись в определенном
направлении, и, пока малец стоял, мы обменялись нескольки¬
ми остротами.Для возвращения я выбрал главную дорогу, чтобы сокра¬
тить путь мальчику. Внезапно он остановился:—	Какая поразительная церквушка, доктор Лоуренс. Это
наша?Я кивнул.Это была одна из тех маленьких ультрасовременных рим¬
ско-католических церквей, которые начали возводить в Швей¬
царии с учетом новых веяний в архитектуре. Вся асиммет¬
ричная, из дерева, стекла и бетона, что-то от конструктивизма
Фрэнка Ллойда Райта, что-то явно от Диснейленда, она торча¬
ла в старой деревне как нечто непотребное. Снаружи, на чем-то
вроде виселицы, — набор колоколов, смещенных вбок. Внутри
сплошной голый камень, достаточно холодный зимой, чтобы
отморозить себе что-нибудь.Понятно, что я не терпел это место. По сути, я его нена¬
видел. Поскольку мне приходилось по воскресеньям отводить
туда детей-католиков, и не один раз, эта церквушка по многим
причинам бесила меня. Обычно когда я запихивал их туда, то
выходил покурить или трусил к станционному киоску, чтобы
скоротать время с Джиной, которая всегда торговала по воскре¬
сеньям, продавая безалкогольные напитки и сигареты крестья¬
нам, наводнявшим Шлевальд в свой единственный выходной.[ 369 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Церковь притягивает. Мне это нравится, — подытожил
Даниэль свой осмотр. — Давайте зайдем внутрь.Это было уж слишком.—	На сегодня с тебя хватит, — оборвал я его. — Нам лучше
вернуться.Когда мы стали подниматься на холм, у него сбилось дыха¬
ние, и время от времени мы останавливались, чтобы он, по его
словам, «перевел дух».—	Я получил удовольствие, спасибо, доктор Лоуренс, —
сказал он.—	Отлично, — ответил я. Мне не хотелось никаких соп¬
лей. — Дома я смеряю тебе температуру.Я видел, что мне придется не спускать с него глаз. И по край¬
ней мере в ближайшем будуш;ем подобные экскурсии отменя¬
ются. Мозги и чувство юмора у него были на месте, но осталь¬
ное едва ли.ГЛАВА ВОСЬМАЯПусть даже с первого же совместного ланча у меня в подсо¬
знании поселилось смутное предчувствие надвигаюш;ейся ка¬
тастрофы, но я никогда бы не поверил, что она настигнет меня
так скоро. Глубокомысленное наблюдение Конфуция, что гос¬
ти, как рыба, начинают вонять на четвертый день, стало под¬
тверждаться в лечебнице Мэйбелле, пусть и в обратном смыс¬
ле. К концу недели я, видимо, уже слегка протух, а Катерина,
как ее окрестила Хозяйка, надо полагать, благоухала, словно
роза.Размышляя над этим вопросом за завтраком в своей ком¬
нате, пытаясь добраться до корней, я собирал доказательства,
пусть, возможно, незначительные, косвенные, но тем не менее
тревожные. Мой кофе, к примеру, сегодня не был таким горя¬
чим, как прежде, и на подносе лежали не обычные три свеже¬
испеченных, нежных круассана, а всего один, черствый, плюс
два недостойных упоминания шарика — твердые, как хоккей¬
ные шайбы, и потому несъедобные, они представляли собой са¬
мую низменную и примитивную разновидность швейцарских[ 370 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫбулочек. Возможно, помощница пекаря, краснощекая фрой¬
ляйн, поставляющая нам круассаны до начала своих занятий в
школе, на сей раз по каким-то причинам не явилась, как поло¬
жено. В чем я сомневался: она была точной, как швейцарский
хронометр — отнюдь не часами-кукушкой, этим расхожим ту¬
ристским сувениром, но надежным «Патек Филиппе». Нет, по
мере того как в голову мне приходили прочие схожие призна¬
ки ущемления моих интересов, я уже не мог избавиться от по¬
дозрения, что Хюльда охладела ко мне. Совершенно очевидно
было резкое ослабление ее безбрежной и безудержной прияз¬
ни. Ее глаза при взгляде на меня загорались критическим огнем,
а вместо прежнего лучезарно-согласного «ах так» стал разда¬
ваться короткий смешок, что только подтверждало мои более
чем надуманные наблюдения. На ланче в полдень между ней и
ее новой протеже возник оптический сговор, обозначенный
обменом взглядами над моей головой, которые, как я подо¬
зревал, были уничижительны для меня, — что сопровождалось
двусмысленными репликами. Несколько раз с неприятной мно¬
гозначительностью затрагивалась тема моих ливенфордских
предков, причем в контексте, едва ли согласующемся с тем, что
я сам заявлял прежде на эту тему Как прикажете иначе расце¬
нивать этот пикантный треп тет-а-тет, имевший место в ком¬
нате Хозяйки и достаточно громкий, чтобы я услышал его за
стенкой:—	Так ты, дорогая Катерина, и родится в этом городе-шот-
ландце, без шуток? Как это славно!—	Ничего славного тут нет.—	Но как — я раньше считать, что это прекрасный, исто¬
ричный, eine noble StadtK—	Кто мог сказать вам такое? Это маленький гадкий рабо¬
чий городишко, с судоверфью. Весь день только и слышишь
стук молотков по заклепкам.—	Но там ведь... вы меня растеряли... там ведь на река есть
прекрасный замок?—	Одни руины на грязном ручье.—	Но кто-то еще жить там?^ Достойный город (нем.).[3711
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Только крысы.—	Ах так! И там не жить люди Hochgeboren?—	Нет. Хотя некоторые себя таковыми считают.Хюльда, голос которой от изумления поднялся в крещендона несколько октав, теперь зашлась в приступе смеха. Затем,
вытирая глаза, она сказала:—	Если какой-то глупый шотландец здесь, в Швейцарии,
думать, что он ein Konig\ его нужно положить прямо в Кгап-
kenhaus^.Столь же тревожной была реплика Хозяйки на следующее
утро, когда Лотта, несмотря на мой строгий запрет, позвонила
мне, чтобы сказать, что у нее неожиданно появился свободный
день. Я не мог отругать большую тупую шведку, так как в дру¬
гой раз с радостью присоединился бы к ней в Цюрихе. Но теле¬
фонную трубку сняла Хюльда, а затем тоном, истинный смысл
которого был совершенно однозначен, спросила:—	Это ваш профессор из Цюрихской кантональной боль¬
ницы, доктор?Так, ну и что с того! Я все еще был боссом. И все же, ко¬
гда я думал о зачинщице всех этих замысловатых уловок, этих
постоянных уколов и намеков, мне хотелось свернуть ей шею
или, еще лучше, жестко, по большому счету разобраться с ней
в постели. Какой бес в нее вселился? Помимо признания того,
что между нами всегда существовала некая напряженность,
особенно в наши ранние дни, когда Кэти пыталась утереть мне
нос, в голову мне ничего не приходило. Оттого что я видел ее
каждый день, в одном и том же доме, делалось только хуже.
Придя в себя после перелета, надышавшись горным воздухом,
она помолодела на несколько лет, рассталась со своим забитым
видом и, выражаясь словами какой-нибудь туманной баллады,
снова расцвела.В дверь постучали.—	Войдите! — громко сказал я.У наличника возник Даниэль с вопросом в глазах. Он улыб¬
нулся:[ 372 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Вы заняты, доктор Лоуренс?—	Я пытаюсь выжать максимум калорий из этого на ред¬
кость дрянного завтрака.—	На вид он не так уж плох.Даниэль подошел и сел рядом. Он все еще был в халате
и пижаме Мэйбелле, в руке — эти инфернальные карманные
шахматы.—	Просто мама и Хозяйка поехали на машине за покупка¬
ми. Я подумал, раз мы одни... может, попробуем сыграть пар¬
тию?Итак, девушки опять вместе. Я посмотрел на него:—	По-моему, я велел оставаться в постели, пока не приду
осмотреть тебя.—	Ну... мне пришлось встать.—	Зачем? Писнуть?—	Нет, блевнуть, — сказал он, применив мой словарь.—	Ты заболел?—	Просто чуть стошнило. Похоже, это стало входить в при¬
вычку.—	С каких пор?—	Только последние несколько дней. Думаю, что это рыбий
жир. Во рту всегда его привкус.Я посмотрел на него и кивнул:—	Возможно. Это довольно противная штука. Избавим те¬
бя от нее и добавим молока. А теперь иди к себе.—	Не поиграем? Мне, вообще-то, надоело играть против
себя.Я закончил свой тепленький кофе и отодвинул поднос, на¬
меренно оставив «шарики» нетронутыми.—	Тогда вперед. Сыграем партию. Затем сходим в лабора¬
торию и сделаем тебе укол.—	Хорошо, — сказал он. — Договорились.И он развернул доску.Хотя я и не Капабланка, мне приходилось играть в шахматы
с детьми в часы досуга, когда на улице шел дождь, и я хотел
быстро разгромить его, отчасти чтобы проучить, но также что¬
бы избавиться от малопривлекательной перспективы дальней¬
ших игр.[373 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНМы начали спокойно. Я играл белыми. Но что тут долго
рассусоливать. От позорного факта не отвертеться. Этот нере¬
альный маленький выскочка поставил мне мат за шесть ходов.—	Это что-то исключительное, — улыбнулся он. — Нико¬
гда не знал, что в дебюте «джоко пьяно» ^ так легко победить.
Я был абсолютно уверен, что вы примените защиту Петрова.—	Неужели? — с кислой миной сказал я. — Ну, куда мне до
Петрова. Попробуй сыграть со мной без своей королевы.—	Согласен. В таком случае вы, вероятно, примените дебют
Руи Лопеса.—	Ни за что на свете. Я антипортугалец.—	О, Лопес был испанцем, в шестнадцатом веке, доктор
Лоуренс. Он изобрел свой вариант атаки — где в защите надо
действовать осторожно и надежно. И я уверен, что вы вспомни¬
те ответный ход пешки на К41—	Это дерзкое замечание будет стоить тебе еще трех фи¬
гур, — сказал я, убрав двух его слонов и ладью. — Теперь я за¬
дам тебе и Петрову настоящую трепку.Но и в этом варианте все оказалось бесполезным. Я играл
осторожно, но безнадежно. Когда он укоризненно посмотрел
на меня, из сочувствия не сказав «шах и мат», я сложил фигур¬
ки обратно в коробку и встал:—	Я привык играть с профи, а когда я против новичка, это
выводит меня из равновесия.Он услужливо рассмеялся.—	Вам просто надо немножко попрактиковаться, доктор
Лоуренс, — сказал он извиняющимся тоном, следуя за мной
в амбулаторию.—	Не втирай мне очки.Я сделал ему инъекцию большой дозы препарата железа,
согласно назначенному мной курсу, а затем сказал, чтобы он
пошел и оделся. В офисе мне надо было закончить с какими-то
бумагами, но я не мог ими заняться. Мои мысли были омра¬
чены кампанией, которая почти наверняка затевалась против^ «Джоко пьяно» (Giuoco Piano), то есть «тихое начало». Итальянская
партия; один из старейших шахматных дебютов.2 Согласно общепринятой сегодня шахматной нотации, в разметке шах¬
матной доски нет буквы К.[ 374 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫменя. Пока это не зашло слишком далеко, от меня, что было
совершенно очевидно, требовались ответные действия.Дамы, если можно их так назвать, вернулись в отличном
настроении и в состоянии тайной солидарности, что сохраня¬
лась между ними во время полуденной трапезы. Раз или два я
поймал на себе взгляд Хозяйки, в ее глазах-пуговках любопыт¬
ство было перемешано со злобновато-шутливым ехидством,
что у швейцарцев признается за юмор. Но поскольку я мудро
решил ничего не говорить, ее ожидания, что я буду жаловаться
на завтрак, к ее досаде, не оправдались. Это, по крайней мере,
принесло мне некоторое удовлетворение, и далее я всем своим
видом демонстрировал спокойное достоинство, отстраненность
и даже, позвольте добавить, решимость. Я действительно воз¬
намерился разобраться с дистанцировавшейся Катериной.Теперь она взяла в привычку отправляться на прогулку
после Mittagessen — подниматься по холму вдоль маленького
ручья, который струился между берегов, поросших таволгой и
бальзамином, по живописному заброшенному пастбиш,у. Сего¬
дня она меня не разочаровала. После того как она ушла, я устро¬
ил Даниэля на террасе и последовал за ней, постаравшись оста¬
ваться незамеченным, пока она не села на травянистом холме,
венчаюплем склоны, над которыми глиссадой каменной осыпи
возвышалась гора, а на нее в свой разреженный мир мрачно
взбирались мощные сосны.—	Ты открыла мое любимое место, — дружески сказал я.Она взглянула на меня, ничуть не удивившись и не обра¬
довавшись.—	Полагаю, ты заметила вереск... — заставил я себя продол¬
жать, -- не обычный швейцарский, а настояш;ий шотландский
болотный вереск. И много колокольчиков среди папоротника.—	Для тебя тут ну прямо как в родном доме, — сказала
она. — Следует ли мне в связи с этим вспомнить наши счаст¬
ливые дни вдвоем?—	Ну, эти места могли бы пробудить твои ботанические на¬
клонности.—	Я утратила все свои наклонности.Ее ответ не очень-то обнадеживал, но я гнул свою жизнера¬
достную линию:—	Можно мне присесть рядом?[ 375 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Почему нет? Что-то такое я и предвидела.Я присоседился на коротком вересковом дерне. Посмат¬
ривая на нее исподтишка, я вдруг воодушевился тем, как она
изменилась благодаря альпийскому воздуху и кухне Мэйбел-
ле. В простой швейцарской блузке и типичном немецком пла¬
тье с узким лифом и широкой юбкой, которое, как я подозревал,
купила ей этим утром Хозяйка, она выглядела моложе, чем
прежде, и, что заставило меня вздрогнуть, вполне достойной
постели. Но хватит! Отдав молчаливую дань воспоминаниям,
я заговорил тоном примирения и упрека:—	Это правда, я надеялся найти возможность поговорить
с тобой. У меня какое-то странное и противоестественное чув¬
ство, что, несмотря на все, что я сделал и намерен делать для
тебя и мальчика, ты... хм... настроилась категорически против
меня.—	Так и есть. Так и было.Этот краткий, без эмоций ответ потряс меня.—	О боже, почему?Она медленно повернулась и внимательно посмотрела на
меня:—	Не считая того, Кэрролл, что ты по натуре человек неве¬
роятно мерзкий и до отвращения подлый, ты всегда был для
меня злым гением. Да, с того дня, как я впервые увидела тебя
на той железнодорожной платформе. То есть, банально выра¬
жаясь, ты погубил мою жизнь. — Словно проглотив язык, я
лишь изумленно тараш;ился на нее. Она продолжала: — Нико¬
гда не думала, что у меня будет шанс поквитаться с тобой. Те¬
перь он есть.Не сошла ли она с ума? Я изо всех сил пытался найти нуж¬
ные слова:—	Но, Кэти... как ты можешь... Это непостижршо... Чтобы
я хотел навредить тебе? Я всегда тебя любил, и у меня есть все
основания полагать, что и ты...—	Да, с первого взгляда, на станции Ливенфорд, я имела
несчастье влюбиться в тебя по уши. И я не могла избавиться
от этого. Это ты оторвал меня от Фрэнка. Возможно, я бы оста¬
лась с ним, если бы попыталась. Но я не пыталась. Только ты
был в моих мыслях. Я хотела тебя. Я была уверена, что ты вер¬[ 376 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫнешься, когда окончишь университет. Да. Ты вернулся. Но
потом...—	Ты была помолвлена с Дэвиганом.—	Никогда. Это была лишь минута слабости. Я бы никогда
не вышла за него замуж... — она сделала паузу ради вяпцего
эффекта, — если бы ты не удрал, как крыса, в шесть утра, пока
я не проснулась.Вот оно, чего я и опасался. Она попала в самую точку. Я дол¬
го и мучительно молчал. Я заставил себя собраться, прочис¬
тил горло. Мне хотелось говорить от всего сердца, и в данных
обстоятельствах мой задрожавший голос зв}^ал почти естест¬
венно.—	Кэти, — сказал я, пытаясь быть как можно убедитель¬
нее, — надеюсь, мы не собираемся развенчивать то, что, по край¬
ней мере для меня, было самым волшебным в жизни, самым
незабываемым переживанием. Когда мы попрощались после
того ужасного праздника рукоположения Фрэнка, ты, должно
быть, чувствовала, как ты нужна мне, видела, как, думая о тво¬
ей связи с Дэвиганом, я боролся с самим собой. Я пошел на
станцию, но, как тебе известно, был просто обязан вернуться.
Помнишь, с каким теплом ты меня встретила? Не думаю, что
теперь тебе неприятно это слышать. Ту ночь мы никогда не за¬
будем, никогда. Но наступило утро, и в каком я был положе¬
нии? С одной стороны, твоя помолвка с Дэвиганом, с другой —
мой договор на должность судового хирурга. Я подписал все
документы, я должен был отчитываться перед «Тасманом»,
или меня объявили бы дезертиром. Мне просто нужно было
уехать. Наименее болезненным было просто исчезнуть, не бес¬
покоя тебя. Я думал о тебе постоянно во время всего моего вы¬
нужденного отсутствия. Но когда я вернулся... ты уже была
женой Дэвигана.Горечь, с которой она смотрела на меня, сменилась на ее ли¬
це выражением недоверия. Она хохотнула:—	Боже мой, Кэрролл, не верю своим ушам! И ты хочешь
всучить мне эту свою версию? Ты еш;е больший враль, чем
раньше. Клянусь, что ты и себя с успехом обманешь. Да, я вы¬
шла замуж за Дэвигана.—	Тогда зачем обвинять меня? Из него вышел отличный
католический муж.[ 377 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Это ты сказал, Кэрролл. Он был лучшим католическим
мужем, которого папа римский только мог придумать.—	В каком смысле?Она вынула сигарету из пачки, что лежала у нее в кармане
блузки, и закурила.—	Раз уж на то пошло, давай начистоту. Рано или поздно ты
все равно это услышишь... — Она затянулась сигаретой, глаза
ее смотрели в прошлое. — Ты ведь знаешь, какая я, что собой
представляю. По крайней мере, тебе следовало бы знать.—	Да, действительно, я никогда не забуду, насколько потря¬
сающе...—	Брось, Кэрролл. С тобой я попробовала вкус меда. И это
было в первый и последний раз. Даниэль Дэвиган! Вот уж
фрукт! Поскольку из-за шестнадцати деторождений в своем
семействе он сам попал в городской фольклор, то был одержим
лишь одной монструозной идеей: чтобы я не забеременела.
Причем он не позволял применять средства, которые могли бы
помочь мне или отвечали бы моим потребностям, — полагалось
вести себя лишь в рамках правил, разрешенных Церковью.—	Но ведь появился малыш Дэн.—	Оттого, что это случилось слишком рано, стало еще ху¬
же. Ничего не происходило в естественные моменты, когда это¬
го хотелось. Только в безопасные дни, когда я ничего не чувст¬
вовала. «Только по календарю! Ты подсчитала, в какие дни
можно? Они в самом деле безопасные?» Затем надо было не¬
медленно избавиться от того, что во мне, тут же раздавалось:
«Вставай и помочись, поднатужься, это не спринцевание, это
позволительно, и это поможет». Господи, все фундаменталь¬
ные основы приличия и достоинства, все желания неудовлет¬
воренной женской природы — все приносилось в жертву. Лю¬
бовь по катехизису! Я что, шокирую твои тонкие чувства, Кэр¬
ролл? Да ты просто душка! Затем, спустя какое-то время, он
принимался ждать и приставать с одним и тем же вопросом:
«Еще не началось?» И его тошнотворный вздох облегчения,
когда у меня начиналось. Не было ничего отвратительней, под¬
лее и лицемерней того одобрительного выражения на его лице,
когда мне было нельзя. По сути, он всегда знал о моем состоя¬
нии, поскольку из-за этих вечных ограничений мои циклы лишь
нарушались и учащались, особенно когда в такие моменты при¬[ 378 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫходилось слушать преподобного Фрэнсиса, восхвалявшего с
кафедры страшные узы брака. Даже когда я приходила к нему
исповедаться, все, что я слышала, так это душевный совет, ко¬
торый ему самому ничего не стоил, — молиться, стремиться к
благодати и подчиняться Божьей воле. Когда я намекала Фрэн¬
сису, что желания возникают не по календарю, то не получала
в ответ ни капли сочувствия и понимания.Эти откровения, выданные без малейшего чувства приличия,
могли бы показаться чем-то вроде фарса на тему скверного ис¬
полнения супружеских обязанностей, если бы они не были столь
горькими или столь значимыми в моей нынешней ситуации.
Вместо искушения засмеяться я испытывал потребность ее уте¬
шить. К тому же в отдаленном будущем я уже видел некие пер¬
спективы для пока что перегороженного плотиной потока же¬
лания. И когда, после подобаюш;ей паузы, я счел нужным, с
точки зрения медика, посочувствовать ей, пробормотав, что
ее несчастья закончились и что все поправимо, она кинула на
меня взгляд, который мог бы заморозить и белого полярного
медведя.—	Ничего подобного, доктор. После того, что я пережила,
теперь я другая женщина. Даже от упоминания о сексе меня
тошнит.—	Ну, — вздохнул я, — остается только винить беднягу Дэ-
вигана за это.—	Беднягу! Ничтожество, мерзавец, трус, придавленный
Церковью! Я относилась к нему с таким же отвращением, как
к содержимому его ночного горшка.С этим все было ясно. Я чувствовал, что в данной ситуации
я оправдан.—	Должно быть, — сказал я аккуратно, — тебе теперь легче,
раз ты свободна.—	С Божьей помощью. — Она повернулась и посмотрела
мне прямо в глаза. — Да будет благословен порыв ветра, кото¬
рый сбросил его.Что значит сбросил! Мне хотелось знать больше. Словно
в сомнении, я сказал:—	Подозреваю, это может тебя огорчить... Не хотел пока¬
заться навязчивым, но все же как...[ 379 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Он упал с крыши нового многоквартирного дома, когда
заканчивали верхний этаж. Он как дурак гордился этим самым
высоким зданием в Ливенфорде с видом на Бен-Ломонд. Он
был одним из строителей, и к тому же здание возвели на земле,
которая когда-то принадлежала Дэвиганам. Так что воскрес¬
ным днем он повел нас туда. Я не хотела идти, было слишком
ветрено, но он настоял — вылез и стал расхаживать по самому
краю крыши, бахвалиться, а потом... — Она равнодушно по¬
жала плечами.Вот как оно было. Мне захотелось сказать: что-то в духе
концовок Ибсена, Ливенфордский Мастер-Строитель, но для
острот было не то время.—	Разбился насмерть? — посерьезнел я.—	Да, мгновенно.—	Что ж, теперь он недосягаем для упреков. Да и к чему
они. В таком случае, если я тебя как-то оскорбил... — Я сделал
многозначительную паузу.—	То почему бы мне и от тебя не избавиться? Нет-нет, Кэр¬
ролл. Я не держу на тебя зла. Но тем не менее...—	Что?—	Я тобой воспользуюсь.Мое воображение радостно запрыгало впереди меня. Я вдох¬
новенно улыбнулся, все-таки не совсем поверив услышанному.—	И это после всего, что ты тут про меня наговорила? Ты
шутишь.—	Ничуть. — И она так посмотрела на меня, что мое буду¬
щее померкло. — Если ты хочешь сохранить тут свое теплень¬
кое, пушистое, бесполезное местечко на дармовщинку, вцепив¬
шись в него всеми своими зубами, тебе придется принять мои
условия.О чем это она? Ясно, она ненавидела меня и собиралась ото¬
мстить. Но что еще, помимо этого? Она продолжала:—	Мне надоел Ливенфорд не меньше, чем тебе когда-то,
Кэрролл. Единственное, что мне было предложено в качестве
работы, — это поддерживать порядок в доме старого доктора
Энниса, после того как в прошлом месяце умерла его жена. Го¬
товить еду, чистить, убирать в приемной врача. И Эннис до сих
пор не расстается с бутылкой, теперь он почти не бывает трез¬[380]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫвым. Нет-нет, я не хочу возвращаться в эту погрязшую в сплет¬
нях, вонючую дыру, ни за что. Мне здесь нравится, очень нравит¬
ся, это рай после того, что я пережила. Хозяйка приняла меня,
она едва справляется по хозяйству, я ей нужна. Короче, я вижу
шанс переделать свою жизнь, о чем даже не мечтала. И ты мне
поможешь.Я был поражен услышанным. Неужели после всех этих
прошедших лет она решила повесить мне на шею хомут? Если
так, то даже и не надейся!—	Это невозможно. Им тут не нужен женатый врач. Это
в условиях договора.Она смерила меня испепеляющим взглядом;—	Не льстите себе, Ромео. Я лягу скорее с гремучей змеей,
чем с тобой. Все, что мне от тебя нужно, так это сотрудничество,
которое, вижу, тебе не по душе. Доброе слово в комитет, при¬
знание того факта, что я здесь нужна. В противном случае... —
она сделала паузу, — ты вылетишь с этой работы.Я смотрел на нее, широко открыв глаза:—	Ты с ума сошла! Мне тоже здесь нравится, и я не собира¬
юсь никуда уезжать. И ты никогда не вьщворишь меня из Мэй-
белле.Она нахмурилась:—' Я подозревала, что в твоем назначении было что-то со¬
мнительное, ты этого места просто не заслуживал. И так оно и
оказалось. У Хозяйки есть копии рекомендаций, которые тебе
якобы были даны. Я читала их, и они...—	Хватит!—	Да, неприятно такое услышать, правда? Липовые бумаж¬
ки. Скорее, даже подделки. И как нехорошо, если тебе придется
держать ответ перед Главным медицинским советом. — Я слу¬
шал ее с растущей в глубине души растерянностью, а она про¬
должала: — Врачей дисквалифицируют и за меньшее. Надеюсь,
это не понадобится. Так как тебе пригодится твой маленький
жалкий медицинский диплом, если я отправлю тебя на общую
практику в Ливенфорд. Вот где твое предназначение, и вот ку¬
да ты отправишься, если не послушаешь меня. Это ты вернешь¬
ся к старому доктору Эннису. Он как раз лишился помощника
и возьмет тебя по моей рекомендации. — Ее губы сложились1381 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНВ улыбку, горькую и ехидную. — Я собираюсь получить море
удовольствия, наблюдая, как ты трудишься здесь в поте лица,
зная, что над тобой дамоклов меч.ГЛАВА ДЕВЯТАЯКогда я скатился с холма, ярость, возмущение и чувство
опасности превалировали во мне над подозрением, что я прос¬
то имею дело с неадекватной личностью. Естественно, я оста¬
вил ее там, не сказав ни единого слова. Я уже знал, что спорить
с женщиной себе дороже, тем более с той, что была столь от¬
кровенна, рассказывая мне о муках своего замужества. Неуже¬
ли она действительно считала, что меня можно вытряхнуть из
этого прекрасного, ну а если вы предпочитаете ее слово, «пу¬
шистого» местечка, лучше которого в моей жизни ничего и не
было? Я утвердился в Мэйбелле, теперь я свободно говорил
по-немецки — не нужно было прибегать ни к каким трюкам, —
и дважды, когда комитет посещал лечебницу, его члены вырази¬
ли полное удовлетворение своим выбором. Если бы достовер¬
ность рекомендаций оказалась под вопросом, я мог бы сказать,
что потерял оригиналы. И разве я не подстраховался на тот
случай, когда мне грозило бы разоблачение? Отважная Катери¬
на об этом не подумала. У меня было все в порядке. Мой маль¬
чик Кэрролл, тебе не нужно волноваться. И все же я волновался.
Где-то на заднем плане оставалось ощущение чего-то невыска¬
занного, неясного, подспудного в этом, так сказать, сотворен¬
ном мною MeisterstUckK К черту немецкий, я имел в виду coup
degrdce^. Нет, это была чепуха, да, дерьмо на любом языке. От¬
править меня в Ливенфорд. В эту поганую дыру в грязи Клайд¬
сайда. Снова вернуться на должность помощника врача общей
практики, с бесконечными ночными вызовами и больничной
рутиной, со старым пьяницей в качестве начальника, который
был более или менее под градусом половину рабочего времени.
Она права — это был бы ад. Нет, ни за что и никогда. Мало, что^ Шедевр, чудо (нем.).2 Контрольный выстрел (фр.).[ 382 1
и КАРМАН ПШЕНИЦЫЛИ, ты уже потерял крови, Кэрролл? Я буду сражаться до по¬
следнего патрона.Подойдя к лечебнице, я вдруг услышал, как кто-то меня зо¬
вет, и этот сразу узнанный голос мог принадлежать только Хо¬
зяйке. Взлетев на балкон с тыльной стороны дома, как встре¬
панная курица на насест, она махала мне полотенцем. Вместо
того чтобы ускорить, я замедлил шаги, чтобы ей хватило вре¬
мени спуститься на террасу навстречу мне.—	Где вы быть, Herr доктор? — У нее чуть ли не пена шла
изо рта. — Почти eine Stunde^ я ищу вас.Я бросил на нее сердитый взгляд, чего раньше себе не по¬
зволял:—	Где, черт возьми, по-вашему, я мог быть? Разве я не имею
права на небольшой перерыв? Делал физические упражнения.Я с удовлетворением отметил, что она ошеломлена. Тон ее
изменился, хотя в нем еще звучали нотки недовольства:—	Ваш пациент не очень хороший. Большой слабость. Весь
его хороший Mittagessen вырвать обратно.—	Как! Опять?—	Очень много.—	Вы перестали давать ему рыбий жир?Она смутилась и покраснела:—	Но это хорош для него...—	Черт возьми, я же вам говорил, чтобы перестали давать.Она покорно молчала.—	Хорошо, — коротко сказал я. — Я посмотрю его.—	Jetzt?^ Немедленно?—	Когда умоюсь. Ему не станет хуже, если его уже вырвало.Это было сказано просто для того, чтобы поставить Хюльдуна место. Когда она исчезла из виду, я пошел к гостевому шале.Он лежал на кровати полностью одетый, глядя в потолок.
Рядом с ним в эмалированном тазу было чуть ли не все содер¬
жимое его обеда, однако вонью рыбьего жира не отдавало. Од¬
ной рукой он прикрывал живот и, когда я вошел, быстро ее
убрал, чего я не мог не заметить.^ Один час (нем.).^ Сейчас? (нем.)[383 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Значит, ты опять за свое, крысеныш?Как можете себе представить, я был не особенно настроен
на сочувствие, добро и любовь.—	Извините, — сказал он.—	Попробую извинить. Какая досада! Ты ведь знал, что
я отменил тебе рыбий жир.—	Ну да. Я и не принимал его. Я незаметно вылил в рако¬
вину, пока Хозяйка не смотрела.—	Вылил? -- Я тут же изменил свое предвзятое мнение. —
Давай сними рубашку, и посмотрим тебя.—	Теперь все хорошо, доктор Лоуренс, — улыбнулся он. —
Не стоит будить спящих собак.—	Лучше помолчи и раздевайся по пояс.Мне к тому же не нравилось, как он выглядит, и, пока он
снимал рубашку, я заново оценил все симптомы его состояния.
Его проба Пирке оказалась отрицательной, температура скака¬
ла не больше чем на один градус, и за пределами этой припух¬
лости на шее я не нашел ничего конкретного, что подтвержда¬
ло бы наличие туберкулеза, или же действительно приходилось
считать признаком последнего явную бледность, одышку, уси¬
ленное сердцебиение и общую астению. Я начал подозревать,
что добрый доктор Мур, отправившись на широкие просторы
в дальние страны, нагрузил меня липовым диагнозом. Проник¬
шись этой мыслью, я по-новому взглянул на состояние маль¬
чика, имея в виду его периодическую рвоту и обратив особое
внимание на его живот. Как я уже отмечал ранее, он был не¬
множко вздут, но такой «большой живот» не был чем-то необыч¬
ным у истощенных детей, которые приезжали в Мэйбелле, и
я, скорее, воспринял это как нечто само собой разумеющееся.
Однако теперь я начал его осторожно пальпировать. И снова
мне показалось, что все в порядке, пока вдруг — вот оно: я
лишь коснулся края селезенки, мягкой и слегка увеличенной.—	Так тебе больно?—	В некотором роде... да, немножко, — признался он, мор¬
щась, несмотря на свое «немножко»—	А когда я не нажимаю, больно? То есть когда ты встаешь
и ходишь.—	На самом деле нет... просто иногда вроде как тянет.[384 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫНу и что в итоге? Пальпируемая, мягкая селезенка в таком
возрасте... я инстинктивно посмотрел на его ладони — на них
можно было разглядеть еле заметные пурпурные пятна. Это
меня озадачило.—	Надеюсь, ничего плохого, доктор Лоуренс?Мое молчание встревожило его.—	Не будь занудой. Скорее, это означает, что у тебя вооб¬
ще нет туберкулеза. Что ты явился сюда с ложным диагнозом
и всей этой чепухой насчет скрофулеза.Он с сомнением посмотрел на меня:—	Как груз с плеч. Или нет?Я проигнорировал это и сказал:—	Что еще ты скрывал, маленький трус? У тебя случались
раньше эти приступы рвоты?—	Редко. Но когда они проходят, я страшно голодный и мо¬
гу есть что угодно.—	А как насчет этих размытых пятен на ладонях?—	Ну, да, они у меня то есть, то нет. Но они быстро исче¬
зают, я думал, что, может быть, это просто раздражение.—	Разумеется. — Затем я выстрелил наугад в темноту. —
У тебя недавно не кровоточило во рту, я имею в виду десны?Его глаза расширились от удивления и, по правде сказать,
от восхищения.—	Это исключительно умно с вашей стороны, доктор Лоу¬
ренс. Да, между прочим, так оно и есть. Но я думаю, то есть
думал, что это от жесткой зубной щетки.Я молчал, уставившись на него с плохо скрываемой трево¬
гой — перспектива неожиданных и непредвиденных неприят¬
ностей лишь усиливала ее. Во что я вляпался? Разве не доста¬
точно всего того, что на меня и так навалилось из-за этой дря¬
ни — его мамаши? В этом маленьком настырном всезнайке не
было даже и намека на туберкулез. Предположительно я столк¬
нулся с одним из идиопатических заболеваний крови неясной
этиологии, каковых немало в самых разных вариантах, — при¬
чины их никогда должным образом не проясняются, заболева¬
ния эти могут тянуться годами, нанося сокрушительный удар
по нормам общей практики и вызывая необходимость повтор¬
ных анализов, не говоря уже о вероятности кровотечений и
переливаний крови. Я не стал бы с этим возиться. В такой си¬[ 385 J
АРЧИБАЛЬД КРОНИНтуации моя собственная трактовка клятвы Гиппократа была
более чем актуальна: если ты столкнулся с тяжелым хрони¬
ческим случаем, лучше не занимайся этим^ Да, я готов сделать
парочку основных анализов, и, если результаты будут вызывать
беспокойство, отправлю мальчика в больницу. «Виктория» по¬
ложит его, если с точки зрения патологии он покажется им
интересным. В голове у меня просветлело, когда я подумал, что,
если его отправят домой, у матери не будет никаких поводов
оставаться в лечебнице. Я избавлюсь от них обоих, убив двух
зайцев одним выстрелом, и снова стану свободным.Естественно, я не мог вывалить все это на Даниэля. Он при¬
стально наблюдал за мной, словно пытаясь понять, что проис¬
ходит в моей голове. Надев маску веселого дружка, весьма по¬
могавшую мне в постельной практике, я поднял эмалирован¬
ный таз:—	Не стоит зря переводить такую хорошую пиш;у, молодой
человек. Мы должны что-то придумать.—	Вы придумаете?—	Почему нет? В животе ничего плохого. У тебя анемия.
Я только сделаю для верности анализ крови.—	Пустите мне кровь? Как старые аптекари?—	О, брось эту ерунду! Все по науке и очень просто. Тебе
ничуть не повредит.Я, не сразу найдя, попал в его подкожную вену, которая была
почти нитевидной, но он при этом вел себя довольно хорошо,
был даже слишком расслаблен. Я набрал пять кубиков крови,
нанес ее на несколько предметных стекол, закупорил пробирку
и весело воскликнул:—	Ну вот и все! Когда эти стеклышки высохнут, мы окра¬
сим их. К завтрашнему дню мы все узнаем о твоих красных
кровяных тельцах. Ты даже сможешь увидеть их под микро¬
скопом.Это слегка взбодрило его.—	Какая интересная ситуация! Мальчик рассматривает
собственную кровь. А для чего тогда она в этой маленькой про¬
бирке?^ Очевидно, имеется в виду пункт клятвы Гиппократа, соответствующий
врачебному принципу «не навреди».[ 386 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Чтобы узнать, какой у тебя гемоглобин, и, — добавил
я с непроницаемым видом, — для разных прочих вещей. — Он
явно восхищался мной, и мне едва ли хотелось признаться,
что я отправлю его в Kantonspital в Цюрихе. — Теперь поле¬
жи немножко. Я должен сообщить на кухне, какая теперь у те¬
бя диета.—	Хлеб и вода? — смутно улыбнулся он.—	Ты это заслужил. И все же чего бы ты хотел?—	Хочется поесть, после того как все из меня вышло. — Он
задумался на мгновение. — Картофельного пюре и, — он доба¬
вил улыбку, — мясо рупленый.Невозможно было не улыбнуться ему в ответ.—	Посмотрим. По крайней мере, тебе можно пюре и не¬
множко хорошей подливки. Так что выше голову. Я сделаю все,
что смогу.Я вышел из комнаты, и мои собственные слова звенели
в ушах. «Я сделаю все, что смогу». Ну, черт возьми, я поста¬
раюсь... по крайней мере, я сделаю то, что мне действительно
по силам.Я, естественно, не пошел в офис, где, как знал, обе мои вра-
гини ждут меня. Вместо этого я закурил сигарету и направился
в лабораторию. С ребенком ничего не случится, если он потер¬
пит до ужина, и хотя я сказал ему, что откладываю стеклышки
до утра, поскольку не хотел, чтобы он просидел на моей шее
весь вечер, меня все-таки подмывало проверить их.Все еще с сигаретой во рту я окрасил препараты, на что не
требовалось ни навыков, ни долгого времени, и положил один
на предметный столик превосходного «Лейтца»^ Вместо того
чтобы выбросить сигарету, овальную «Абдулла», пачку кото¬
рых Лотта купила мне в магазине дьюти-фри своей авиаком¬
пании, я устроился поудобнее, докурил и лишь потом глянул
в окуляр.Сначала я подумал, что это просто на объектив попала ка¬
пелька масла, но, когда я навел фокус, а потом еще раз сфоку¬
сировал, картинка не изменилась. Я вдохнул и выдохнул. Хотя^ Микроскоп производства знаменитой с середины XIX в. фирмы «Оп¬
тический институт Эрнста Лейтца».[ 387 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНЯ не ахти какой биолог, но ошибиться было невозможно — уви¬
денное ударило меня по глазам. Это мрачное зрелище по-сво¬
ему впечатляло, такое можно и не увидеть за всю свою врачеб¬
ную практику. Выглядело это так: поле было усеяно лимфоци¬
тами — белые кровяные тельца в пять или шесть раз преобладали
над красными. Я мог даже разглядеть их незрелые формы —
миелоциты, крупные клетки из костного мозга, которых не
бывает в здоровой крови. То есть происходило вот что. Прогрес-
сируюш;ая и неконтролируемая гиперплазия клеток-предшест-
венников лейкоцитов в костном мозге, вытесняюгцая клетки-
предшественники эритроцитов и тромбоцитов, возможно да¬
же разрушая саму кость. Я прикрепил следующее стеклышко
с измерительной шкалой, капнул свежего масла, сделал грубый
подсчет на одном квадрате и умножил. Это все решило.Я едва мог оторваться от окуляра. Это был один из таких
моментов, столь редкий в моем унылом беге по кругу, когда ты
сталкиваешься с чем-то исключительным, когда ты в силах с
этим разобраться, а затем увидеть всю последовательность со¬
бытий — перед тобой прошлое, настоящее и будущее. Будущее?
Мне пришлось прекратить это одобрительное похлопывание
себя по плечу. Для юного Капабланки новости были плохие —
по сути, наихудшие. Как ни странно, в аэропорту, когда я в пер¬
вый раз увидел его грустную маленькую физиономию, я почув¬
ствовал, что ему не повезло, что он как-то помечен несчастьем.
Рожденный, дабы страдать, плод этого абсолютно провального
брака, он был помечен неудачей Дэвиганов. И вот она его на¬
стигла. Тем не менее — хотя, Бог свидетель, это самое послед¬
нее, чего бы я хотел, — нельзя было отрицать очевидное: дан¬
ная ситуация решала мою проблему. Я тщательно обдумывал
это какое-то время, затем взял оба стекла и пошел в кабинет.Женщины ждали меня, сидя по обе стороны моего стола,
и бравая Хюльда даже заняла мой стул. Она нерешительно по¬
смотрела на меня, однако в глазах ее был блеск непослуша¬
ния, свидетельствовавший, что они хорошо прошлись по мне
в мое отсутствие.—	Мы пришли спросить, что готовить на ужин Даниэлю.—	Это потом, — отмахнулся я. — Можно я сяду за свой
стол, Хозяйка?[ 388 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫЯ стоял, ожидая, когда она встанет, что она и сделала, пусть
и неохотно. Сев, я оказался лицом к лицу с вдовой Дэвиган.
Так я теперь о ней и думал, просто как о Дэвиган, она присо¬
единилась к этому племени по собственной воле, и, в конце
концов, она никогда не называла меня иначе, чем Кэрролл, так
что пусть услышит все, как оно есть на самом деле. Она больше
не могла рассчитывать на милосердие с моей стороны.—	В общем, так, — сказал я. — Я уже подозревал какое-то
время, что мы введены в заблуждение ошибочным диагнозом.
Никакой туберкулезной инфекцией тут и не пахнет. У вашего
мальчика никогда не было туберкулеза.—	И что? — насторожилась она.—	Я только что сделал клинический анализ крови. Вот
стекла. Они показывают значительное увеличение количества
лейкоцитов. Вместо нормальных пяти-десяти тысяч на куби¬
ческий миллиметр тут чуть ли не шестьдесят тысяч плюс ано¬
мальное наличие миелоцитов.Для нее это был пустой звук, но Хозяйке явно стало зябко.—	Вы это серьезно, Herr доктор?Впервые за несколько дней мне понравилось это «Яегг док¬
тор».—	К сожалению, слишком серьезно.Дэвиган растерянно переводила взгляд с меня на Хозяйку;—	Это что-то плохое?—	Может пыть... но natiirlich^ мы не уверены.Я твердо возразил:—	Сожалею, но должен сказать вам, что я больше чем уве¬
рен. Это случай совершенно очевидный. У мальчика миелоци-
тарная лейкоцитемия.Поняла ли Дэвиган реальное значение этих двух слов? Ду¬
маю, нет. По крайней мере, не совсем, потому что она не огорчи¬
лась. Она вспыхнула, и ее всегдашние подозрения на мой счет
только усилились.—	Я не понимаю этой внезапной перемены диагноза, и мне
это не нравится.—	Вы предполагаете, что мне это нравится или что я каким-
то образом отвечаю за эти внезапные перемены?Конечно (нем.).[389 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Все это очень странно... Я не понимаю.—	Мы пытались вам объяснить.Хозяйка, оправившись, вдруг вмешалась:—	Кто это «мы»? Caterina hat recht^. Надо больше консуль¬
тации. Ein zweiter^ мнение, und der beste^. Вы должны пригла¬
сить из Цюрих специалист — профессор Ламотт.—	Вы только попусту отнимете у него время. Ему это ни
к чему. Во всяком случае, он никогда не ездил так далеко...—	Тогда вы должен отвезти малшик в Kantonspital — гнула
свое Хюльда.Уже готовый отказаться, я вдруг передумал. Второе мнение,
а именно Ламотта, снимет с меня этот груз. Они никогда не
усомнятся в его диагнозе — он будет решающим. А это все, что
мне нужно. Я был спокоен, совершенно уверен в себе.—	Прекрасно. Согласен. Я позвоню и запишусь на прием на
ближайшее время. Между тем, — обратился я к Хозяйке, — по¬
скольку вы так беспокоились об ужине Даниэля, то, надеюсь,
запомните, что ему можно бульон и пюре с мясным соусом.Она хотела было что-то сказать, но сочла за лучшее промол¬
чать. Когда она ушла, я встал и пошел к двери. Но Кэти пре¬
градила мне путь. Румянец на ее щеках исчез. Она выглядела
решительной и напряженной.—	Я знаю, ты что-то затеял, Кэрролл, поэтому предупреж¬
даю. Не пытайся использовать свои грязные трюки, или ты по¬
жалеешь об этом.Я холодно и молча посмотрел на нее. А как еще можно было
обойтись с такой ведьмой?ГЛАВА ДЕСЯТАЯЦюрихский Kantonspital удобно расположен на Цюрихберг,
в жилом районе, на левом берегу Лиммата. Отличное место,
выбранное, как всегда, крайне неудачно, поскольку вас еще на
полпути в этом бесконечном восхождении по крутым ступень-^ Катерина права (нем.).
^ Второе (нем.).^ И лучшее (нем.).[ 390 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫкам лестницы может хватить инфаркт. Больница представляет
собой массивное здание в удручающем швейцарском духе, с
современными пристройками, — ее изъяны нивелируются вы¬
сокими и прекрасными старыми деревьями, и для тех паци¬
ентов, кому это интересно, из нее открывается поразительный
вид на три старинные церкви: Предигеркирхе, Гроссмюнстер и
Фраумюнстер, которые, соседствуя с бесчисленными банками,
и намекают на раздвоение личности этого города, служащего
Господу и мамоне.В субботу днем, на следующей неделе, я прошел с Даниэлем
через распашные двери в медицинское (терапевтическое) от¬
деление и потом вышел оттуда. День был прекрасный, и, когда
мы оказались на солнечном свету поздней осени в объятиях
хрустящего прохладного воздуха, Даниэль глубоко вздохнул:—	Ну, доктор Лоуренс, я рад, что все закончилось.Он усмехнулся и взял меня за руку, отчего — нужно ли по¬
яснять? — я страшно растерялся; в Шотландии такое состоя¬
ние называют гадливостью. Я был далеко не в лучшем настрое¬
нии. После всей этой суеты с тем, чтобы попасть на прием к
профессору, я застрял тут чуть ли не на весь день и лишь дваж¬
ды в спешке смог позвонить Лотте, пытаясь объяснить, почему
я в Цюрихе и не встретился с ней, и за все свои старания я по¬
лучил от нее лишь выговор. Тем не менее в сложившихся об¬
стоятельствах мне ничего не оставалось, как таскаться с маль¬
чишкой.—	Что, правда нормально? — сказал я.—	Конечно. Мне понравился доктор Ламотт. Очень серьез¬
ный, и как он видит прямо насквозь. Но он мне так хорошо
улыбнулся на прощание. Он умный, верно?—	Он — из лучших, — коротко сказал я. — Франко-швейца-
рец. Они самые большие интеллектуалы.—	Но я никак не ожидал, что он пошлет меня ко всем этим
молодым леди, что занимались мной.—	Эти девушки — лаборантки, каждая обучена делать спе¬
циальный анализ.—	Какой, например?—	Ну, в общем, любые: например, они изучают твои кровя¬
ные тельца и, конечно же, определяют группу крови.[391 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Но разве вы не могли бы сделать то же самое, доктор
Лоуренс?—	Естественно, мог бы, будь у меня их оборудование. У те¬
бя, если хочешь знать, группа крови АВ.—	Она нормальная?—	Абсолютно. Наименее распространенная группа крови.—	А у вас какая группа?—	У меня группа 0.—	Похоже, они действительно заинтересовались моей кро¬
вью, — размышлял он. — Возможно, она недостаточно голу¬
бая. — Он поднял глаза, словно ожидая, что я улыбнусь. —
Надеюсь, доктор Ламотт высказал вам свое мнение обо мне.—	Конечно, — сказал я, освободив руку от его маленькой
потной хватки и похлопав его по спине, чтобы он успокоил¬
ся. — Мы поговорим об этом.Мы шли по аллее платанов, сухая опавшая листва шуршала
под ногами. Из еды у меня с собой ничего не было, кроме сэнд¬
вича с говядиной, поэтому я сказал;—	Нам надо поесть как следует, прежде чем мы поедем
обратно.—	Хорошо! — весело сказал он. — Раз все закончилось, я го¬
тов чего-нибудь поклевать.Это заставило меня замолчать.Мы сели в наш «опель-универсал», который я припарковал
у больницы, и я отвез его в «Spriingli», где между ланчем и пя¬
тью часами вечера бывает свободно. Наверху, сев у окна, я за¬
казал яйца пашот на тосте, горячее молоко для него, эспрессо
для себя.—	И ни одного из этих прекрасных пирожных? — намекнул
он. — Помните, мы о чем-то договаривались...—	Куплю тебе... когда съешь яйца.Какого черта, не все ли равно? Пусть получает удовольст¬
вие, пока это еще возможно.Его бледное напряженное личико посветлело, а я глянул
в окно, смутно различив забитую транспортом Банхофштрас-
се и длинные приземистые синие трамваи, что, покачиваясь,
катили по острову мимо газетного киоска на Парад-Плац.[392 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫКлассическая лейкоцитемия. Злокачественная, миелоци-
тарного типа: причина пока неизвестна. Ламотт польстил мне,
подтвердив мой диагноз и добавив к картине маслом парочку
уточняющих мазков. Неуклонно прогрессирует. Аномальные
клетки множатся и колонизируют печень, селезенку, почки,
легкие; они усиленно размножаются в костном мозге, и все
больше и больше их поступает оттуда в другие органы. Сим¬
птомы: слабость и истощение организма, вздутие живота, кро¬
воизлияние в желудок и кишечник, отек ног из-за закупорки
лимфатических сосудов. Лечение: специфические лекарствен¬
ные препараты неизвестны; лучевая терапия в малых дозах не¬
эффективна, в больших дозах уничтожает здоровые клетки;
в чрезвычайных ситуациях показано переливание крови. Про¬
гноз: неопределенный, но с неизбежно смертельным исходом —
срок от шести месяцев до самое большее трех лет.Разумеется, хуже некуда. Но он был не первым ребенком,
получившим такой приговор. Вдруг вспомнилась эпидемия це¬
реброспинального менингита\ с которой я столкнулся в Ронд-
де. Сколько грязных одеял я натянул на эти бедные маленькие
трупики? Неудивительно, что в результате черствеешь. Необ¬
ходимо было подготовить почву, и чем скорее, тем лучше. Ко¬
гда он приступил ко второму яйцу, я наклонился к нему:—	Как закусон?—	Первоклассный.—	Хорошо. Это часть твоего лечения — больше никакого
рыбьего жира, но много белка. Кажется, я говорил, что у тебя
анемия.—	А, да. Вы действительно это заметили. А доктор Ламотт...
он с этим согласен?Я кивнул.—	И разработан план твоего лечения. — Я сделал паузу
и весело добавил: — Очень жаль, что в Мэйбелле мы не можем
вылечить тебя.Его рот раскрылся, как у форели на крючке, и кусок яйца
упал с вилки.—	Почему?Менингит спинного мозга.[ 393 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	У нас нет для этого условий.Он медленно переварил услышанное.—	А я не могу посещать Kantonspital? Как сегодня?—	Боюсь, что нет, Даниэль. Это слишком далеко от Шле-
вальда. Тебе требуется стационарное лечение. И самое подходя¬
щее место для этого — больница «Виктория» у тебя дома.Его подбородок уткнулся в тонкую цыплячью шею.—	Вы имеете в виду, что надо вернуться в Ливенфорд?—	Почему бы и нет, мой мальчик? — засмеялся я. — Ты ведь
там живешь, не так ли?—	Да, я там жил, — медленно сказал он. — Но я... мама го¬
ворила... мы надеялись подольше побыть в Швейцарии.—	Я тоже надеялся, но раз такое дело... И что не так с ми¬
лым старым Ливенфордом?Он помолчал, глядя в свою тарелку.—	Там мне было не очень-то хорошо, когда умер папа.—	Ты скучаешь по нему?—	Думаю, да. Но дело не в этом... совсем не в этом.—	А в чем тогда?Лицо его, начиная от губ, стало бледнеть, и мне вдруг захо¬
телось вскочить, рассчитаться и поскорее сесть в машину. Но
что-то удержало меня, и, наклонившись к нему, я ждал ответа.
И дождался. Медленно, не глядя на меня, Даниэль сказал:—	Когда мой папа умер, то есть погиб, упав с крыши, бы¬
ло много неприятных разговоров. — Он сделал паузу, и одна
мысль ударила меня как электрическим током: неудивительно,
что мать не хочет возвращаться в Ливенфорд.—	Да, Дэнни? — сказал я.—	Мальчишки кричали что-то мне вслед. И на дознании,
после того как Канон Дингволл сказал мне...Он замолчал, жалобно подняв голову, чтобы посмотреть на
меня, — и я увидел слезы на его щеках. Как низко ты можешь
опуститься, Кэрролл? Прекрати все это, ради бога. Ты разузнал
более чем достаточно.—	Постой, малыш Дэнни. Ни слова больше. Ни в коем
случае не будем тебя расстраивать. Вот, возьми мой носовой
платок, а я схожу к стойке за твоими пирожными.1 394 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫМне пришлось сыграть в добросердечного дядю, и спустя
пять минут он, успокоенный, забыв о слезах, уже ел свои ме¬
ренги, лишь изредка судорожно вздыхая.По дороге к машине, которую я припарковал на Тильштрас-
се, я надеялся, что это не повторится, но все повторилось. Сна¬
чала его рука, потом уже знакомое:—	Спасибо, вы так добры ко мне, доктор Лоуренс.Но когда ты — Кэрролл, то, пережив короткое дурное мгно¬
вение, можно вполне отмахнуться от угрызений совести. Са¬
мосохранение — это первый закон природы. Все, что имено¬
валось «Дэвиганы», всегда отдавало для меня ядом, я со всей
решимостью должен был избавиться от них. Я ничего не имел
против этого маленького полуживого кусочка серого вещест¬
ва, но его мать меня уничтожит. Она всегда будет со мной
на ножах и в один прекрасный день выдворит меня из Мэй-
белле.Когда мы сели в машину, небо налилось серовато-сизым цве¬
том и запорхали, опускаясь на землю, мягкие снежные хлопья.—	Видишь, Даниэль, — рассуждал я, — снег начинается.
Скоро будет зима, а для тебя это не очень-то подходит.—	Я люблю снег, — сказал он и, глядя на это прекрасное
медленное падение белых перьев, пробормотал себе под нос,
как бы объясняя свои слова: — Это просто ангелы устраивают
бой подушками.—	Они, должно быть, вытряхивают ад из самих себя, — ска¬
зал я, притом что снег повалил гуще.Я нажал на газ, и мы поехали.Ехать было непросто, так как стеклообогреватель работал
неважно, и где-то возле Кура я подумал, что, возможно, при¬
дется остановиться и приладить цепи к колесам. Но на исходе
десятого часа мы все-таки добрались до Мэйбелле.Я оставил мальчика в шале, где его ждала мать, чтобы уло¬
жить в постель, и направился в главное здание. Хозяйка, дога¬
давшись, что я приехал, лишь по включенным фарам автомо¬
биля, так как снегопад приглушал все звуки, встречала меня у
входа, и хотя она вела себя сдержанно и официально, но, к мо¬
ему удивлению, отнюдь не враждебно.[ 395 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Schlechte Nacht\ Herr доктор. С благополучным возвра¬
щением. — Затем, когда я скинул пальто и шарф: — НаЬеп Sie
Hunger?^—	Почти ничего не ел весь день.Она кивнула и вышла. Дальнейшие сюрпризы были впе¬
реди. В моей комнате топилась печь, стол был накрыт для ужи¬
на, и тут же старая перечница появилась с подносом; на нем
я распознал супницу, от содержимого которой исходил парок,
и увидел то, чего не пробовал годами, — большое блюдо с доб¬
рой половиной оставшегося после ланча стейка и пирог с поч¬
ками.Мне не терпелось приступить к еде, но, растаяв от такого
отношения, не садясь, я сказал:—	Полагаю, вы хотите все узнать.—	Neiriy Я(^гг доктор. — И, поскольку я удивленно воззрился
на нее, она продолжила: — Простите, но Катерина так волно¬
ваться, и я тоше, что я звонить на телефон старшая медицин¬
ская сестра доктор Ламотт. Мы всё знаем, увы. Знаем тоше, что
все, что вы сказать об эта плохая болезнь, абсолютно и пра¬
вильно.Со стороны Хюльды это было весьма красноречивым возме¬
щением ущерба, нанесенного мне, и если бы я не так продрог,
то, наверное, светился бы. Я же пристроился к супу и активно
заработал ложкой, а Хозяйка продолжала:—	Итак, теперь, без сомнения, решено, что Катерина и мал-
шик должны остаться здесь. Сегодня днем я послать экспресс-
почта письмо Herr Скригемур, я написал, как она незаменим
для меня, а то я столько лет биться одна без надлежащий по¬
мощь. Он согласится. Это точно. Так что, Явгг доктор, я желаю
вам gate NachtСказав это, она сделала книксен, что с недавних пор доба¬
вила к своему формальному полупоклону, и вышла.После супа я не спеша, раздумчиво съел стейк и почки, сма¬
куя вкус отличной шотландской пищи. Съел все подчистую, и
ничто не могло быть вкуснее. Несомненно, бойкая Катерина^ Плохая ночь (нем.),^ Вы голодны*? (нем.)[ 396 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫуделяла гораздо больше внимание Хюльде, чем тому, кому хо¬
телось бы, чтобы его хорошо кормили. Что ж — ладно, пусть
ведут себя пока как пожелают. Я держал козырную карту. На
данный момент ее не было у меня в рукаве, но будет, потому
что я знал, где ее взять.Поужинав, я, хотя и наелся до отвала и чувствовал уста¬
лость, сел и целенаправленно написал письмо в газету «Ливен-
форд геральд», запросив прислать мне обратной почтой выво¬
ды следствия по делу Дэвигана.ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯСпал я скверно. До сих пор я воздерживался от того, чтобы
подробно остановиться на своем безудержном фантазме, ко¬
торый меня мучит. Это личное. То, что меня беспокоит. И по¬
скольку речь идет о явной галлюцинации, как слуховой, так и
зрительной, я предпочитаю о ней помалкивать. Тем не менее
в последнее время приступы участились, и прошлой ночью
я пережил одно из самых беспощадных наваждений. По сути,
это был всеподавляющий ночной кошмар.Началось как обычно. Тьма и запустение в странном молча¬
щем городе. Чувство душераздирающего одиночества и потреб¬
ность, немедленная и страшная, в помощи, желание убежать.
Затем возникло предчувствие ужаса, стал раздаваться стук
медленных, преследующих меня шагов, настойчивых и наме¬
ренных, повторяющихся эхом на пустой улице за моей спиной.Я побежал. Обычно я бежал быстро. Но на сей раз у меня
словно гири были на ногах, и я, сделав невероятное усилие,
смог лишь семенить. Звуки позади меня становились все слыш¬
нее и ближе. Вот-вот меня настигнут. Я чуть ли не ощущал
прикосновение невидимой руки к плечу. Я метнулся в пере¬
улок. Тут же я оказался в сети узких улочек, обозначенных ря¬
дами низко расположенными окон — на каждом были красные
занавески, и все окна были открыты, суля надежду на бегство
и спасение. Но стоило мне только потянуться к ним, как поры¬
вы ветра, дующего по переулкам, начинали захлопывать окна
одно за другим. Так я достиг пустой площади, окруженной вы¬1 397 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНсокими полуразрушенными зданиями, через которые я, зады¬
хаясь, весь в поту, пытался прорваться ~ а преследование не¬
умолимо продолжалось.Галлюцинация длилась долго, гораздо дольше обычного, тем
более что в последней преграде не оказалось прохода. Так уни¬
зительно оказаться в западне — это было больше того, что я
мог вынести. Не в силах это терпеть, я бросился в дверной про¬
ем заброшенного склада, заставил себя обернуться и во всю
силу легких крикнул тому невидимому, что приближалось ко
мне:—	Пошел вон! Не смей подходить!Тут же раздался сигнал освобождения — глухой, отдаленный
лай собаки, и одновременно звук шагов смолк. Преследование
прекратилось, как всегда, хотя на сей раз я едва-едва сбежал.Утром, проснувшись с гудящей головой, я с трудом взял се¬
бя в руки. Однако не без облегчения осознал, что сегодня вос¬
кресенье и можно подремать до десяти часов. Когда на празд¬
ники здесь бывали группы детей, то воскресенье превращалось
для меня в сущее наказание, но последнее время с этим все на¬
ладилось, так как Хозяйка, регулярно посещающая мессу в
восемь часов утра, брала с собой и Дэвиганов. Поэтому, хотя
я, с молитвенником в руке, всегда отправлялся следом к один¬
надцати тридцати, дабы поддержать свою репутацию перед
Хюльдой, у церкви я редко задерживался, а окольным путем
спускался к киоску на станции, чтобы поболтать с Джиной
или — что было еще актуальней — сворачивал к «Пфеффермю-
ле», где наливали замечательное светлое пиво.Я встал в половине одиннадцатого и после завтрака, кото¬
рый, пусть и без шариков, не вызывал аппетита, занялся обыч¬
ной рутиной — осмотрел в палате своих больных мальчиков,
одного из которых решил пораньше выпустить. Его плеврит
прошел, и родители писали, что ждут его дома. Затем, прежде
чем отправиться в деревню, я заглянул в шале, чтобы проверить
состояние юного Дэвигана. Он встретил меня у двери, полно¬
стью одетый.—	Они не стали меня будить, доктор Лоуренс. Поэтому я со¬
бираюсь провести с вами утро.[ 398 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫЭто было совершенно некстати. Я критически оглядел его —
он улыбался и выглядел гораздо лучше, хорошо отдохнувшим
благодаря принятому на ночь сонерилу, который я ему дал.
А это было, скорее, кстати. Я видел, что он на подъеме, — это,
несомненно, было одним из самых удручающих проявлений
миелоцитарной лейкемии, когда вдруг наступало необъясни¬
мое улучшение, вызывающее ложные надежды, после чего не¬
изменно наблюдался рецидив заболевания.—	Ты больной, — сказал я. — Тебе не обязательно ходить...
в церковь.—	О, я бы ни за что не пропустил. Особенно с вами.Может ли быть что-то муторней, чем столь нежелательнаяи слишком открытая преданность? Особенно этим утром. Если
бы не его болезнь, я бы ответил ему категоричным «нет». Вме¬
сто этого я попытался придумать отмазку. Не удалось. Так что
ничего другого мне не оставалось, как заняться им, иначе будет
скандал. Я спиной чувствовал, что за нами наблюдают изо всех
окон.—	Тогда пойдем, — сказал я с притворным оптимизмом,
предусмотрительно сунув руки в карманы, чтобы он в меня не
вцепился.Это было обычное для Гризона утро после снегопада — го¬
лубое, как зад мандрила, небо, сверкающее солнце, высекающее
фальшивые бриллианты из кристаллов снега, и хрустящий
воздух, который покалывал так, что хотелось забыть о голов¬
ной боли и жить вечно. В Швейцарии знают, как справляться
со снегом, и сельский совет, хорошо относящийся к Мэйбелле,
разгреб и размел дорогу к нам от главного, хорошо расчищен¬
ного шоссе. Мы шли между снежными стенами ослепительно¬
голубой белизны, от которой резало глаза, по крайней мере мои.
Деревенские крыши были покрыты толстыми белыми одеяла¬
ми, и мы еще были в пути, когда начали звонить колокола, и
волны звуков осыпали нас ледяным крошевом с нависающих
карнизов.—	Град, — засмеялась моя обуза. — Давайте притворимся,
что мы пересекаем Альпы. Троекратное «ура» нам и Ганнибалу.Мы вошли в церковь. После яркого света снаружи здесь бы¬
ло темнее, мрачнее, чем обычно, прихожан раз-два и обчелся —[ 399 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНВ такие дни большинство являлось на более раннюю службу.
Даниэль, конечно, пошел в первый ряд.Я уже признавался в своей аллергии к церквам. Они вызы¬
вают у меня низменные чувства, гнет и тоску, а также сердитый
протест типа «пора отсюда валить ко всем чертям» — в общем,
целый комплекс неприятия, особенно усугубляемый этой кон¬
кретной церковью. Снаружи была просто фантастика, а здесь,
внутри, как в склепе, напоминающем промозглый анатомиче¬
ский зал, где я расчленял свой первый труп, а на заалтарной
стене из грубого красного гранита была крупная резьба, своего
рода импрессионистский барельеф, который меня всегда мучил.
Это был, конечно же. Он, но не на кресте, и ничего традицион¬
ного или агонизирующего, только профиль и внешний контур,
намечающий фигуру, наклонившуюся вперед и полуповерну-
тую к нам, с вытянутой вперед рукой. Это фигура меня просто
убивала. Взгляд постоянно натыкался на нее не только потому,
что это была чертовски великолепная оригинальная работа,
полностью противоречащая жалкому церковному убранству, но
и потому, что если вы оставались в контакте с ней и не говори¬
ли себе, как я, «забудь», то получали возможность вернуться
к вещам, о которых вы напрочь забыли.Едва я, дабы спасти свое доброе имя, успел встать на колени
и обменяться взглядами со случайными людьми, как, еще без
сутаны, появился местный святой отец. Он оказался худым
маленьким человечком болезненного вида, поляком по имени
Зобронски, если именно так он его произносил, — духовенства
Швейцарии не хватало на этот отдаленный конец долины, и
оно было вынуждено обходиться политическими беженцами.
Он приманил паству направленным вверх указательным паль¬
цем.—	Ему нужен прислужник? — прошипело у меня возле уха. —
Я помогу.И прежде чем я успел схватить мальчонку, он вскочил и ис¬
чез. Уже когда я входил, возникло предчувствие, что для меня
это плохо кончится. Когда же этот стручок снова появился, в
нарядной красной сутане и белой накидке похожий на малень¬
кого папу, и начал зажигать свечи, демонстрируя навыки, ко¬
торые он мог приобрести только у Дингволла, у меня вспотел[ 400 J
и КАРМАН ПШЕНИЦЫзагривок и пот побежал между лопаток. Когда началась месса,
стало еще хуже. Такого позера я еще не видел. Этот маленький
выскочка знал все премудрости церемонии. Я все надеялся, что
он споткнется о подушку для коленопреклонения или уронит
молитвенник, но он не сделал ни одного неверного движения
ни рукой, ни ногой, и все это с таким видом преждеосвящен-
ной преданности, что он мог бы служить перед собранием кар¬
диналов в Сикстинской капелле. Зобронски, если так его зва¬
ли, похоже, принимал это как должное. А вообще он выглядел
довольно захудалым, и нельзя было не отметить, что он часто
покашливает, или что у него порез после бритья, или что ман¬
жеты его брюк поистрепались, а ботинки вконец изношены.
Теперь, однако, могло показаться, что он держит деньги в бан¬
ке и на свои кровные вкладывается в несколько процветающих
бизнесов.Когда дело дошло до причастия, я был уверен, что этот
маленький зануда не причастится, он был отнюдь не склонен
исповедоваться. Но он причастился, и то, как он при этом за¬
крыл глаза, меня просто опрокинуло. Ббльшая часть прихожан
поднялась с колен, и когда Даниэль ходил туда-сюда вдоль за¬
городки с подносом, я почувствовал, что он косит глазом в мою
сторону. Даже и не надейся! Сколько времени прошло с тех пор,
как они меня ловили? Должно быть, более пяти лет с той служ¬
бы в Ноттингеме. Я зашел туда шутки ради, чтобы послушать
этого францисканца, отца Алоизиуса, — говорили, что он не ме¬
нее выдающийся, чем Чарльз Лoyтoн^ — и вышел оттуда пре¬
ображенным. И так продолжалось несколько месяцев, пока
я не встретил в местной больнице рыжеволосую медсестру из
Северной Ирландии. Она тоже была высший класс, если не
считать ее белфастского акцента. На пари она могла раскалы¬
вать своим акцентом стаканы в баре «Шервуд».После благословения я вышел на чистый свежий воздух,
чтобы снаружи подождать мальчика. Он появился довольно
быстро — бодрый и радостный, на что я никак не отреагировал.‘ Чарльз Лоутон (1899-1962) — английский и американский актер и ре¬
жиссер, обладатель премии «Оскар» за лучшую мужскую роль в картине
«Частная жизнь Генриха VIII».[401]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Святой отец так хотел с вами пообщаться, доктор Лоу¬
ренс. Знаете, он говорит на четырех языках.—	Не связывай меня с этим поляком. Ему нужны деньги.—	О да, он ужасно беден. После строительства церкви там
большие долги. И от его заработка практически ничего не оста¬
ется. Вот почему так мало масла в отоплении. Я не думаю, что
у него хватает денег даже на еду.—	Это его проблема, — сказал я. — А моя — это раздобыть
«Санди телеграф». Мы идем на станцию.По дороге он сказал:—	Вы видели этот замечательный барельеф на стене?—	Мельком, поскольку стараюсь его не замечать.—	Вероятно, это работа молодого скульптора, который ле¬
чится в Давосе...—	Тогда он умер, — оборвал я его. — Этот шедевр был по¬
следним ^го произведением.—	О нет. Он вылечился и теперь довольно знаменит. В этом
году у него в Вене выставка.—	Давай, — сказал я, — ногами побыстрей шевели. И не
будь таким самодовольным.Нет, его невозможно было поколебать. Он сам по себе чуть
ли не светился. Не оттого ли, что ночью ему удалось произве¬
сти несколько дополнительных красных кровяных телец? Со¬
мнительно.Мы добрались до киоска, и в нем оказались воскресные га¬
зеты, что подняло мне настроение. Дни, когда связь с Цюрихом
прерывалась, я считал потерянными, Я купил свою «Телеграф»,
не очень-то поболтав с Джиной, и уже повернул обратно, когда
Даниэль сказал:—	Не могли бы вы обменять мне полкроны на швейцарские
деньги?—	У тебя есть полкроны?—	Естественно. — Он улыбнулся. — Мне дал старый Канон
перед нашим отъездом. И теперь у нас снег, и я очень хотел бы
отправить ему одну из этих картинок.Он указал на цветную открытку большого сенбернара и щен¬
ка, у обоих свисали с шей фляжки с бренди.[ 402 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Я дам тебе пятьдесят сантимов на открытку, — сказал я,
подумав, сколько еще этот старый мешок с костями будет сто¬
ять между нами. — Ты можешь проделать дырку в кроне и по¬
весить себе на шею.Я тут же пожалел о своих словах. Но он, похоже, не воз¬
ражал.—	Да, на шее ее не очень-то потратишь. Кроме того, у меня
уже есть его медаль.Я купил открытку и одолжил ему шариковую ручку. Хотя
мне было любопытно, я старался не смотреть на то, что он пи¬
сал, полагая, что он покажет мне свое излияние. Так оно и было.Уважаемый и весьма преподобный Канон,Ваш ученик и достойный шахматный противник посылает Вам
приветствия из Альп, где он в компании (зачеркнуто) со своим
врачЁм только что миновал лОвину, маленькую, но опасную. Эти
два сенбернара, большой с бренди для доктора Лоуренса, малень¬
кий с лимонадом для меня, к счастью, не понадобились. Сегодня я
чувствую себя очень хорошо, но могу скоро вернуться. Поэтому
остерегайтесь хода пешки на К4 в дебюте Руи Лопеса.—	Две ошибки в правописании. — Это все, что я мог ска¬
зать.—	Да, с правописанием у меня ужасно, — согласился он. —
Это моя ахиллесова пята.Однако его усилия заслуживали сдержанной похвалы, по¬
этому я смягчился и купил ему марку у Джины, которая от
начала до конца наблюдала за происходяш;им с особым инте¬
ресом. Я знал, что потом она будет безжалостно подшучивать
надо мной.—	А больше мы ничего не можем придумать, пока мы здесь,
в деревне? Я чувствую себя так... так хорошо. Нет шансов сыг¬
рать в шахматы?—	В такой день здесь никого не будет, — сказал я. — Но
если хочешь, можно заглянуть в «Пфеффермюле», горло про¬
мочить.Так мы и сделали, свернув с боковой дороги к уютной, ма¬
ленькой, из темных бревен StubeK Как я и ожидал, она былаИзба (нем.).[ 403 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНпуста. Я взял ему Apfelsaff, а себе Eichberger^. Это место, по¬
хоже, его поразило, и, когда он увидел кубки шахматного клу¬
ба, большинство из которых выиграл Беммель, бывший учи¬
тель, он взял с меня слово вернуться сюда. Прочитав на вывес¬
ке надпись Schachklub^, он тихонько и понимающе взвизгнул,
давая знать, что у него есть чем поделиться на эту тему.—	Schach! Как же это интересно, доктор Лоуренс! Разве вы
не видите, что название игры происходит непосредственно от
слова «шах»? Конечно, chess^ — это то же самое слово, только
искаженное и менее узнаваемое.—	Что ты мне мозги пудришь?—	Шахматы были специальной игрой шаха и, как полага¬
ют, появились в Древней Персии.—	Ты шутишь. Так давно?—	Ужасно древняя королевская игра. В нее любили играть
Карл Великий и Гарун аль-Рашид, многие короли. Даже Кнуд
Великий.—	Разве он не был чересчур занят набегами?—	Отнюдь нет. В исторических хрониках есть запись его
игры с ярлом Ульфом, его придворным, которому он проиграл,
после чего встал и в ярости пнул по доске. Как ни странно, но
спустя два дня ярл Ульф был таинственным образом убит.Даниэль выглядел настолько серьезным, что я расхохотал¬
ся, — в первый момент это его шокировало, но он тут же при¬
соединился ко мне. Мы оба до потери пульса смеялись над
несчастным Ульфом.Как ни странно, мое настроение исправилось, и не только
из-за хорошего пива. Все начало складываться в мою пользу.
И я не возражал против того, чтобы юный Дэвиган именно та¬
ким образом пускал пыль в глаза, я начал привыкать к нему и
в самом деле почти полюбил. Весь путь домой он без умолку
болтал. Даже когда мы вернулись после часа дня, он все не мог
закрыть рот. Они обе ждали нас, Дэвиган и Хозяйка, и на столе
была миска с супом.' Яблочный сок (нем.).^ Сорт пива (нем.).^ Шахматный клуб (нем.).
^ Шахматы (англ.).[ 404 1
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Вы опаздываете, Herr доктор. — Хюльда многозначи¬
тельно посмотрела на часы, которые всегда висели слева на ее
груди.—	Вы должны простить нас. Хозяйка, — выдал йодлем ре¬
бенок. — Мы так прекрасно провели время и зашли выпить
в «Пфеффермюле».Надо было видеть, как встали дыбом волосы Хюльды. Вдо¬
ва бросила на меня негодуюпций взгляд:—	Ах так, «Пфеффермюле». Это kein Platz^ для Sonntag^.
А еще брать туда маленький малшик.—	Что это? — спросила Дэвиган.—	Низкая пивная тля низкий людей.Все преодоленные мной ступеньки карьерной лестницы
ушли из-под ног, и я рухнул вниз.Mittagessen начался и закончился в молчании. Они снова
настроились против меня. Не обращай внимания, Кэрролл, твое
время придет. И скоро.ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯБританские почтовые службы совсем не такие быстрые
и пунктуальные, как швейцарские, и ответ на мое письмо в
«Ливенфорд геральд» пришел лишь на следующей неделе, в чет¬
верг утром. Но эта задержка была как нельзя кстати. «Геральд»
выложила расследование на первой полосе и, кроме того, доба¬
вила к полному отчету о разбирательстве специальную статью,
посвященную правовым вопросам этого дела, что показалось
мне особенно интересным.Естественно, я жадно проглотил эту ценную информацию,
так торопясь добраться до сути, что даже позволил своему ко¬
фе остыть. Затем я прочел все крайне внимательно — с рас¬
тущим интересом и удовлетворением. Там было все, что мне
нужно, на что я надеялся, чего действительно ожидал. Я заку¬
рил «Абдулла» и глубоко затянулся ароматным дымком. Ка-^ Это не место (нем.).^ Воскресенье (нем.).[405 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНКОЙ прекрасный день! Солнце сияло в моей маленькой гости¬
ной, певчий дрозд насвистывал за окном, в мире уважаемого
Л. Кэрролла все было хорошо.Настроение у меня было преотличное, и я никуда не торопил¬
ся. В последнее время Дэвиган стала вести себя со мной совсем
по-свински, и теперь я с большим удовольствием предвкушал
разговор с ней. Я с должной осторожностью и осмотритель¬
ностью выбрал подходяш;ий момент. Подождал, пока Хозяйка,
которая всегда ела от пуза, отправится после Mittagessen к себе
вздремнуть. Мозговой трест, тш;ательно завернутый в одеяла,
был уложен на матрас, на солнечной стороне террасы. Из сво¬
его окна я увидел Дэвиган, идущую наискосок к шале. Я дал ей
десять минут, а затем неторопливо вышел во двор.Всю эту неделю шел сильный дождь, растопив почти весь
снег, и пастбища под нами снова свежо зазеленели. Выпущен¬
ные ненадолго коровы, звеня боталами, нервно обнюхивали
друг друга и как сумасшедшие щипали сочную траву. Из на¬
бухшей дождем долины внизу раздавался отдаленный успокаи¬
вающий гул водопада. Весной в том глубоком озере будет фо¬
рель. Мне нравилось все это еще больше, чем прежде, и скоро
это снова станет гарантированно моим.Я постучал в дверь шале и подождал. Ответа не было. Я во¬
шел, и поскольку она не слышала меня, то застал ее во всей ее
непосредственности.Она была в маленькой кухне за гостиной, где, закатав ру¬
кава блузки, гладила рубашки Даниэля и, вы не поверите, пела.
Я никогда раньше не слышал, чтобы она пела, причем у нее был
неплохой голос. Девяносто девять процентов шотландских пе¬
сен печальны, они о неслучившихся свиданиях, скрывшихся
возлюбленных, утонувших дочерях мельников или об откро¬
венных жалобах, перемешанных с сентиментальной тоской по
островам, озерам, холмам и вереску, — обо всем, что в основном
и делало из страны бедную, страдающую, никому не нужную,
отверженную сироту. Но эта песня была из радостных, и Дэви¬
ган радостно ее и пела. Да, я мог убедиться, что она счастли¬
ва, воображая, что хорошо здесь окопалась, и не имея никакого
реального представления о болезни мальчика. С самого начала[ 406 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫона не верила ни одному моему слову, а ненаглядная Хюльда
предусмотрительно скрывала от нее плохие новости.Лети, наш корабль, на просторе морском...Она помолчала с минуту, чтобы сменить утюг. На этой кух¬
не у нас не было электрической розетки, и она нагревала утюг
на плите. Затем, сняв его с подставки, она сделала маленький
аккуратный плевок, проверив, как он с шипением испарился.
Мне понравился этот маленький аккуратный плевок — в нем
было столько истинно человеческого, но это не помогло бы ей
соскочить с крючка. Удовлетворенная нагревом, она возобно¬
вила глажение и песню.Спаси нам того, кому стать королем,Доставь его к острову Скай.Хотите верьте, хотите нет — пусть я только что раскритико¬
вал их, на самом деле я поклонник этих старых баллад Шот¬
ландии; возможно, это откликается во мне кровь Брюса. Они
делают меня мягче и добрей. Самое время было приступить
к делу, а не то я вот-вот начну подпевать.Поначалу при моем появлении она чуть испугалась и замол¬
чала, но потом снова запела и стала гладить. Больше не обора¬
чиваясь, она сказала:—	Так чем ты сегодня торгуешь, Кэрролл? Дешевой серией
похабных открыток?—	Нет, — сказая я. — Но посмотрим, что я смогу для тебя
сделать, если тебе интересно.—	Мне неинтересно. И я занята. Не тяни резину.—	В общем, пустяки, — небрежно сказал я. — Но похоже,
кто-то прислал мне это.И я протянул ей «Ливенфорд геральд».Она перестала гладить. Поставила утюг на подставку и, уви¬
дев дату, изменилась в лице. Оно побледнело.—	Прислали тебе? — сказала она. — Дэвиганы... они нико¬
гда не дадут мне... но они не знают, что я здесь. — Ее брови вдруг
соединились. — Нет, конечно... Это ты... ты запросил.—	Признаю, что проявил немного естественного любопыт¬
ства, — сказал я, уклоняясь от прямого ответа. — Я, естествен-[ 407 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИННО, интересовался несчастным случаем с моим старым другом,
но ты так скрытничала, что я решил обратиться к первоисточ¬
нику—	К первоисточнику! Твой старый друг! Кэрролл, да я умру
от смеха!—	Надеюсь, что нет. По крайней мере, пока мы немножко
не побеседуем. Пусть я не эксперт по шотландским законам, но
из этой достойной газеты я узнал, что прокурор, по наводке
полиции, подавал прошение шериф-судье^ провести обществен¬
ное расследование. — Она смахнула прядь волос со лба, явно
не ожидая такого поворота. Я поудобней устроился на стуле и
продолжил: — Затем главный судья удовлетворил ходатайст¬
во, в заявлении прокурора были указаны свидетели, и главный
судья вместе с семью присяжными провел расследование; род¬
ственников умершего представлял адвокат.—	Зачем ты все это мне говоришь? — сердито сказала
она. — Мне это известно.—	Прежде всего затем, что адвокат семьи Дэвиган тебя не
представлял.—	И слава богу.—	И в своем выступлении он выражал обпцее сомнение
относительно того, как твой покойный муж ухитрился со¬
скользнуть с парапета. Конечно, ты говорила мне, что день был
очень ветреный.Я думал, что она станет это отрицать, но нет, она это реши¬
тельно подтвердила:—	Да, действительно говорила.—	Но в расследовании прокурор особо подчеркнул, что
день был совершенно безветренный.Она помолчала, потом сказала:—	Я придумала про ветер, Кэрролл, инстинктивно защищая
себя, когда рассказывала тебе эту историю. Я знала, что у тебя
в голове и что в ней сейчас. Ты думаешь, это я столкнула Дэна.—	Нет, — чуть качнул я головой. — Тем не менее, похоже,
Дэвиганы так и считают. Отец Дэна дал в суде довольно непри¬
ятные свидетельские показания.‘ Главный судья графства (шотл.).[408]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Он всегда меня недолюбливал, этот старый баран. И ко¬
гда он обанкротился, то практически спятил.—	Но прокурор, — рассуждал я, — даже он выразил свои со¬
мнения, можно даже сказать, подозрения, что человек внезап¬
но погибает в безветренный день, будучи, по показаниям пато¬
логоанатома, сделанным после вскрытия, совершенно здоро¬
вым, без каких-либо признаков сердечной недостаточности
или патологии сосудов мозга, что могло бы привести к паде¬
нию, будучи, кроме того, опытным строителем, привычным
к работе на высоте...—	Я все это знаю, Кэрролл, — перебила меня она. — Я слы¬
шала, как он это говорил.—	Затем клочок ткани от твоего рукава, обнаруженный
в руке Дэна при осмотре.—	Да, серьезная улика против меня. Естественно, он схва¬
тился за меня, когда я как бы его толкнула. Почти приговор, не
так ли, Кэрролл? Но в полиции так не считали, иначе они бы
задержали меня.—	Да, по обвинению в уголовном преступлении, — про¬
бормотал я. — Тебе повезло с решением присяжных. Хотя оно
не было единодушным. Четыре за оправдание, три против, не
так ли?—	Этого было достаточно. А потом меня поздравили как
адвокат работодателей, так и инспектор по трудовому законо¬
дательству, который был официально представлен в суде. Они
сказали, что я вне подозрений.Мне следовало восхиш[аться ею — ее невозмутимым видом
и вообпце тем, как она держалась. Она была молодец. Но не
более, чем я.—	Признаю, что ты тут чуть ли не святая. И разумеется,
согласно решению присяжных, ты формально оправдана. Тем
не менее... — Я сделал паузу и тихо сказал: — Есть один-два
момента, которые хотелось бы прояснить. Даниэль давал пока¬
зания?—	Конечно нет. Он же ребенок. Он по возрасту был от это¬
го освобожден.—	А что добрый Канон Дингволл? Он как-то принимал
участие в этом деле? Его имя никак там не упоминалось, ни[ 409 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНразу, и все же... почему-то... мне не дает покоя мысль, можно
сказать, подозрение, что это его гений руководил, так сказать,
стратегией твоей защиты.Она сердито вспыхнула:—	Старый Канон всегда был моим и Дэнни хорошим дру¬
гом, и в той страшной беде его нам просто Бог послал... Это так
в твоем духе, Кэрролл, — попытаться испоганить наши с ним
отношения. А теперь заруби себе на носу. Меня и без тебя до¬
статочно помучили. С меня хватит и вопросов, и перекрестных
допросов. И ты мне ничего не сделаешь — дело изучено, закон¬
чено и закрыто.—	Разумеется, — сказал я. — Но поскольку ты была доста¬
точно любезна, чтобы сообш;ить Хозяйке кое-что про меня, я
вполне мог бы вернуть должок, поведав ей кое-что про тебя.
Она натура строгая, пуританская. Само собой, ты ей говорила,
что он умер, скажем так, по естественной причине, и умолча¬
ла о своем чудесном ветре. И ни словом не обмолвилась ни о
странности этой смерти, ни о том, что было расследование, ни
о том, как разделились голоса присяжных. В самом деле, я пря¬
мо слышу, как ты с печальным вздохом выдаешь в свое оправ¬
дание эту самую сердечную недостаточность.—	Не надо, Кэрролл. Не смей. Если попробуешь, то я этого
так не оставлю. Я отправлюсь к твоему профессору с фальши¬
выми рекомендациями, которые ты накатал, и попрошу, чтобы
тебя призвали к ответу перед Медицинским советом.—	Сначала тебе придется выкопать его.Мои слова не сразу дошли до нее. Затем она внезапно села
на кухонный стул, покрытый белой эмалевой краской. Она бы¬
ла такой же белой, как стул, еш,е до того, как я сказал:—	Не принимай меня за полного дебила. Чтобы так риско¬
вать. Он умер за год до того, как я их написал.Я видел, как она медленно и болезненно набрала воздуха
в грудь, а затем тихо и беззвучно выдохнула. Наступила тиши¬
на — меня же стало наполнять какое-то необыкновенное чув¬
ство. Мне стало жаль ее, — по крайней мере, меня тронуло то,
как она себя повела. Где я видел это раньше: голова слегка опус¬
тилась, повернулась в профиль, четко очерченный на фоне ок¬
на, — высокие скулы, притемненные глазные впадины, чуть
вздернутый нос, который когда-то казался мне признаком от-[410]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫваги, рот с уже опущенными уголками, но все же красивый,
чистая линия волевого подбородка? Да, она еще была или сно¬
ва стала привлекательной женщиной.—	Кэрролл, — медленно заговорила она, — давай заключим
сделку... пакт о ненападении.Целый миг у меня было искушение согласиться. Но нет,
Кэрролл, нет. Ты стреляная птица — тебя на мякине не прове¬
дешь.—	Не получится, — сказал я. — Прости, Кэти. Но ты и я —
естественные антагонисты. Ты уже подорвала мой авторитет.
Ты постоянно докучаешь мне. Ты будешь мне мешать жить...
как я привык.—	Ты про шведку?—	Коль скоро ты об этом заговорила, то — да, помимо про¬
чего. Давай посмотрим правде в глаза. Ты это начала. Я был
готов с тобой встретиться, хотел быть твоим лучшим другом.
Но с того момента в аэропорту, как ты просверлила меня взгля¬
дом, ты стала уничтожать меня.—	Вообще-то нет, Кэрролл, — серьезно сказала она. — По¬
жалуйста, поверь мне.Я проигнорировал ее слова и продолжил свой логический
ряд:—	Я не хочу тебе никакого вреда, хотя ты попыталась
навредить мне. Я просто хочу, чтобы ты поняла, что тебе здесь
не место, и тихо отправилась домой.—	Домой? — Того, как она это сказала, мне было достаточно.—	Ты должна подумать о своем мальчике. Его болезнь серь¬
езнее, чем ты себе представляешь. Но ты ведь не хочешь мне
верить.—	Я знаю, что ты прекрасно лжешь, когда тебе выгодно.Я пропустил это мимо ушей и продолжал:—	Скоро ему понадобится стационарное лечение. Но ты,
похоже, не очень-то проявляешь свои чувства к нему.—	Я никогда не проявляю своих чувств — так безопаснее.Я высказал все, что собирался, но у нее было секретное ка¬
чество, которое сбивало меня с толку. Не двигаясь, по-прежне¬
му грустно глядя в одну точку, она сказала:—	Я все еще могу уничтожить тебя, Кэрролл. Последнее
слово за мной. Ты такая умница, и я удивлена, что у тебя до сих[4111
АРЧИБАЛЬД КРОНИНпор так и не щелкнуло в голове. Но щелкнет, Кэрролл, и имен¬
но поэтому я откладываю свое решение. Оно смотрит прямо
тебе в лицо.Я уставился на нее. О чем это она? Ни о чем. Я мысленно
отряхнулся.—	Не пытайся затянуть меня в старую мелодраму, я тебя
знаю.—	Знаешь? Удивляюсь, Кэрролл. Ты гонялся за женщина¬
ми, спал с ними большую часть своей жизни, но до сих пор
нисколько не понимаешь их. — Ее голос надломился. — И боже
мой, ты меня никогда не понимал. Никогда. Нет, никогда.Молчание на сей раз было еще глубже и продолжительней.
Небо обложили тучи, и вдруг в окно застучали тяжелые гра¬
дины. Так всегда бывает в высоких Альпах... Перемены погоды
настолько драматичны, что они потрясают, очаровывают, чуть
ли не поглощают вас. Внезапно я вспомнил о ее отпрыске, за¬
пакованном на открытой террасе. Я встал и пошел к двери.
Больше я не собирался ничего говорить. Я уладил это чертово
дело.Но когда я вышел, попав под заряд града, она сказала мне
вслед:—	Я не уеду, Кэрролл. Никогда.ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯВ тот же вечер у себя в комнате я налил для успокоения
стакан кирша и сел поудобнее, чтобы во всем разобраться.
Я только что нанес свой обычный визит в палату, с особой тща¬
тельностью осмотрев перед выпиской Гарви, старшего из двух
моих пациентов, переболевших плевритом, — он полностью
выздоровел и завтра должен был уехать домой. Из своей ма¬
ленькой боковой комнаты Хозяйка не сводила с меня глаз, и
теперь передо мной стояла задача восстановить утраченные
позиции и снова начать наше сотрудничество. Я уже отказал¬
ся от идеи подбросить ей на стол «Геральд». Она плохо читала
по-английски, а Дэвиган наплетет ей с три короба: «Такой шок,
несчастный случай, не могу даже думать, даже говорить об этом!»[412 J
и КАРМАН ПШЕНИЦЫНет, это не аргумент, не стопроцентное вещественное доказа¬
тельство.Тяжелый случай эта Дэвиган, она достала меня, разозлила.
О чем-то умалчивая, заставила меня беспокоиться. «Я все еще
могу уничтожить тебя, Кэрролл». Я был уверен, что она не бле¬
фует и реально опасна, что есть у нее про запас нечто скры¬
ваемое от меня. Теперь я был абсолютно убежден, что это она
столкнула мужа. Можно сказать, почти ожидаемо — сверху, с
края крыши, с большой высоты, до смерти ей надоевшего...
Она вдруг почувствовала этот внезапный, непреодолимый им¬
пульс — и толкнула. Чтобы удержаться, он пытался схватиться
за нее — вцепился ей в рукав, оторвав клочок, и грохнулся. Это
было простое уравнение, совершенно очевидное. Но надо было
его решить.Чтобы простимулировать мозговую деятельность, я мед¬
ленно потягивал кирш, изготовленный из лучшей швейцарской
вишни и оказывающий замечательное воздействие. Да, ответ
следует искать в том, что можно назвать альянсом Дингволл —
Даниэль. Каким бы нелепым это ни показалось, но между эти¬
ми двумя существовало некое взаимопонимание, или, если быть
более конкретным, некая тайна, нераскрытая или сознательно
умалчиваемая, — возможно, была даже какая-то ничтожная
улика, которая стала бы важным доказательством для вынесе¬
ния судебного решения по этому делу. На первый взгляд аб¬
сурдная ситуация, немыслимая гипотеза с участием двух про¬
тивоположностей — преклонного церковника Канона, пропи¬
танного добродетелью, высушенного святостью, и маленького
мальчика, не более семи лет от роду, сына жертвы. Тем не менее
эти двое были близки между собой, как учитель и ученик, —
тесно связаны общими интересами и взаимной приязнью. И еще,
судя по поведению мальчика, по его сдержанной реакции на
мои пытливые наводящие вопросы, можно было предположить,
что он поклялся молчать, по крайней мере пообещал не рас¬
крывать секрет.Чем дольше я размышлял над этим, тем больше росло мое
любопытство, тем больше я понимал, что только от Даниэля
могу узнать голую суровую правду, и больше никак. И мне
страшно хотелось этого. Заставить мальчика я не мог, но были[413 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНболее изощренные способы расколоть его. И, сделав такой вы¬
вод, я прикончил кирш.Я знал, что с такими мыслями в голове мне будет не заснуть,
поэтому сел за стол и написал письмо Лотте, объяснив, насколь¬
ко я занят и как я надеялся и хотел увидеться с ней, но пока что
вынужден выполнять свои служебные обязанности. После то¬
го как она мне звонила, я получил от нее два письма — второе
выражало более чем нетерпение. Было уже поздно, когда я за¬
клеил конверт. Я зевнул, разделся, принял теплый душ и от¬
правился на боковую. И все же не мог заснуть. На сей раз при¬
чиной была не моя фобия. Помимо неразберихи с миссис Дэ-
виган, мешало и то, что я слишком долго не был в постели
с Лоттой.Но на следующее утро я встал рано, в прекрасном настрое¬
нии, пообщался с Хозяйкой в офисе и получил от нее одобри¬
тельный кивок за свою пунктуальность.—	Вы знаете, что мы сегодня отправляем домой Гарви? —
сказал я, приветствуя ее.—	Jawohl — Она пытливо и с подозрением посмотрела на
меня. — Значит, вы снова отправитесь в аэропорт?—	Нет, Хозяйка, — доверительно, почти ласково сказал я. —
В последнее время я слишком часто там бывал. Гарви большой
мальчик, я посажу его на поезд в Давосе, с авиабилетом в кар¬
мане и с биркой пациента в дырочке для пуговицы. Все, что
ему нужно сделать, — это пройтись по Цюриху к воздушному
терминалу. Там все знают про наше учреждение — про Мэй-
белле.—	Ах так... — Она выглядела довольной, даже чуть улыбну¬
лась. — Мне это больше нравится для него... — И многозначи¬
тельно добавила: — И для вас, Яегг доктор.Уже второй раз на этой неделе я был «Я^/г доктор».—	И если вы не против. Хозяйка, вы ведь знаете, что я все¬
гда с вами консультируюсь... Я бы взял с собой Даниэля. Для
него это будет приятная перемена обстановки.—	Да? Вы считаете, ему это не вред?—	Вы знаете, Хозяйка, что его ждет. — Я изобразил на лице
высшую степень гуманизма. — Разве вам не кажется, что ему
нужно хотя бы немного понаслаждаться короткой жизнью, по¬
ка с ним все хорошо?[414]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	/а, хорошо сказано. Я согласна. — Хюльда кивнула и сно¬
ва бросила на меня взгляд, в котором было ее собственное по¬
нимание моей причуды. — По крайней мере, он будет держать
вас от дурного, а это хорош.Как и следовало ожидать, Дэвиган была занята на кухне,
колдуя над несколькими источающими вкусные запахи каст¬
рюлями. Мне удалось незаметно от нее заполучить Даниэля,
который подскочил от радости, услышав о неожиданной пер¬
спективе поездки. Мы сели в «опель», Даниэль и я впереди,
Гарви сзади. Этот грузный пятнадцатилетний мальчик из Эд¬
монтона мало что о себе рассказывал. С тех пор как его выпот¬
ной плеврит перешел в сухой, он набрал вес, выглядел хорошо
и, хотя не умел выразить свою благодарность, был, как мне
казалось, признателен нам за помош;ь и лечение.—	Рад, что едешь домой, Гарви? — сказал я, обернувшись
через плечо.—	Постольку-поскольку, сэр. — Он почти присвистнул на
трех «с».—	Соскучился по друзьям?—	Ну, я соскучился по «Сперс»К—	Что-что?—	Он имеет в виду свою футбольную команду. «Тоттенхэм
Хотсперс», — сказал маленький всезнайка, сидяш;ий рядом со
мной.Через полчаса мы были в Давосе, и после того, как я поса¬
дил хорошо оснащенного ярлыками Гарви на цюрихский по¬
езд, мы с Даниэлем попили какао у «Земмера» на Хай-стрит,
после чего я, как и планировал, отвез его на большой крытый
ледовый стадион. Хоккейный матч между «Вилларом» и «Да¬
восом» только начался.Я полагал, что ему понравится, но не ожидал, что настолько.
Он стучал, хлопал, подбадривая местную команду, как самый
заядлый болельщик. После матча, когда мы вышли, он сказал:—	Жаль, что я не смогу кататься на коньках, доктор Лоу¬
ренс.—	Почему нет?Шпоры (англ.).[415 J
АРЧИБАЛЬД КРОНИНОн улыбнулся и покачал головой:—	Боюсь, что моей игрой будут шахматы.—	Это и есть твоя игра, — искренне сказал я. — Если ты все
еще хочешь сыграть партию в «Пфеффермюле», я могу это
устроить.—	Ух, да, — сказал он с нетерпением. — Мне бы очень хоте¬
лось.—	Тогда давай назначим дату, — сказал я. — Как насчет сле¬
дующей субботы?Он засмеялся, пребывая в отличном настроении:—	Можно мне глянуть в свою записную книжку — прове¬
рить, свободен ли я? — И тут же вслед за шуткой добавил: —
Нет, серьезно, это было бы замечательно.В Давосе есть ресторан под названием «Fluehgass», где тихо
и хорошо. Я отвез его туда. Несмотря на то что Гризон являет¬
ся немецкоязычным кантоном, меню было многообещающе
напечатано по-французски, и, со всем возможным добросер-
дием проконсультировав своего компаньона, я остановился на
filet mignons аш bolets с pommes frites^ и для начала — на чашке
прозрачного густого супа из бычьих хвостов. Эта вечная теля¬
тина в Швейцарии уже надоела, но для Даниэля нежный ро¬
зовый стейк был в самый раз. И я заказал полбутылки «Валь
дЮр Йоханнесбургер», восхитительного легкого вина из Сьо-
на. Один бокал ему не повредит.—	Здесь очень приятно, — сказал он, потирая руки.Мы сидели в уютном угловом закутке, возле выложенного
натуральным камнем очага, в котором тлело сосновое полено.На сей раз наша взаимоприязнь выросла до размеров, о ка¬
ких я и не помышлял. Это далось слишком легко, и меня это в
общем устраивало. Хотя Даниэль и мог быть занудой, но в то
же время он был хорошо воспитан, никогда не докучал или не
навязывался и знал, когда лучше помолчать.Он покончил с супом и, приступив к filet, перевел на меня
взгляд.—	Попробуй глоток вина.Что он и сделал.^ Филе миньон с грибами и картофелем фри (фр.).[416]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Тоже очень вкусно. Как пьяный мед. Хорошо, что Хозяй¬
ка нас не видит, доктор Лоуренс.—	Почему бы тебе не отбросить «доктора», — предложил
я. — Зови меня просто Лоуренсом.Он перестал есть:—	Какой комплимент!—	Мне или тебе?—	Мне, конечно.И, подняв глаза, он одарил меня теплой застенчивой улыб¬
кой.Она поразила меня, эта улыбка, влепив мне прямо между
глаз. Где я видел ее раньше? На какой-такой старой треснувшей
фотографии или в зеркальном отражении в давно забытом про¬
шлом? «Улыбнись, дорогой, и посмотри прямо в камеру». Или
когда я улыбался в зеркало, любуясь своей новой школьной
фуражкой? Моя улыбка стерлась раньше глянца фотоснимка.Я был потрясен и ничего не чувствовал, кроме слабости
и пустоты. Бог мой, да ведь это точно был момент истины.
Почему я раньше не дотумкал? Она же сказала мне, что «это»
смотрит мне прямо в лицо — группа крови АВ должна была
насторожить меня — она почти естественно происходит от от¬
цовской группы 0^ Но я из стольких постелей выбрался без
последствий, я никогда не представлял себе, что в одной из них
напортачу. И Дэвиган ждала, готовая выдать это мне в нужное
время, держа это за пазухой, пестуя в одиночку, чтобы нокау¬
тировать меня. Я содрогнулся. Она что, ожидала, что я упа¬
ду ей на грудь и зарыдаю? Льется нежная музыка, и молодые
любовники наконец-то воссоединяются. Если так, то ни за что.
Я был не из тех, кто падает в обморок и плавится как воск.
Я должен был как-то выкрутиться. Должен был...—	Все хорошо, Лоуренс?Я пришел в себя. Он с беспокойством смотрел на меня.—	Все в порядке. — В конце концов, он не виноват. —
Просто что-то... что-то пошло не так.^ На самом деле у отца с группой крови О ни при каких обстоятельствах
не может быть сына с группой крови АВ. Автор не мог этого не знать, по¬
скольку имел медицинское образование и был врачом. Так что это место в
романе могло бы стать предметом исследования для изучающих творчество
А. Кронина.[417 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНЕще ни одно мое слово не было так близко к истине.С помощью черного кофе и коньяка я разделался с остав¬
шейся едой. Затем надо было отчаливать.Как и вечером в первую нашу встречу, я уложил его на зад¬
нем сиденье машины. Мне хотелось помолчать, а ему следова¬
ло отдохнуть. После еды он был сонным. Я ехал медленно, ед¬
ва помня зигзаги этой непростой дороги, глядя прямо вперед.Мысль о том, что я совладелец этого брошенного на заднем
сиденье имущества, этого грустного маленького чудика с хруп¬
ким телосложением и преждевременным интеллектом, с мощ¬
ным мозгом в хилом теле, была и правда ошеломляющей. А вы
ошеломлены?Но пока я ехал чуть ли не вслепую, рассудок начал заявлять
о себе. Ошеломление? Но с чего бы это, Кэрролл? С чего? Не
спеши, не считай себя в нокауте, когда ты даже не на ринге. Все
это прошлое, далекое прошлое. Я инстинктивно вырулил на
повороте, проскочив всего в дюйме от встречной машины, кото¬
рую едва разглядел. Да, книга закрыта, и вновь ее не открыть.
Кто видел, как ты вернулся в ту ночь рукоположения и про¬
крался — ладно, давайте будем корректны и скажем «пробрал¬
ся» — в дом Консидайн? Только Всемогущий, а Он вряд ли
возвестит об этом с небес. И разве ты не был радостно встре¬
чен? Был, Кэрролл. Весьма радостно. А потом, пока ты оставал¬
ся в полном неведении, она взяла на себя всю ответственность,
вышла замуж за Дэвигана, промолчала, жила со своей тайной.
Кто поверит ей на этом позднем этапе игры, если она попыта¬
ется свалить всю вину на тебя? Ты можешь себе представить,
что она признается Хюльде: «Извините меня, Хозяйка, я кое-
что забыла вам сказать, просто выскочило из головы, если мож¬
но так выразиться... а дело в том, что...»? На ней шаль, а снару¬
жи идет снег. Ну и хренотень! Она никогда не пойдет на это,
она слишком... слишком умна. Она знает, что это и лошадь на¬
смешило бы. Нет, Кэрролл, не лезь в пекло. Мне понравился
этот образ — он заставил меня улыбнуться. Да, ничего не гово¬
ри, играй sostenuto^ и ожидай, что будет дальше, если, конечно,
что-то будет. Между тем, со своей стороны, продолжай следить
за ребенком, пока он не разоткровенничается.Сдержанно (ит.).[418]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫЯ почувствовал себя немного лучше, у меня и правда отлег¬
ло от сердца, после того как я покопался в себе, и когда мы
добрались до Мэйбелле, я перед лицом встретившей нас Хо¬
зяйки был полон привычного самообладания.—	Итак, ты снова дома и в безопасности, Даниэль. Время
провел хорошо?—	Великолепно, Хозяйка, спасибо!Я постоял рядом, пока он в общих чертах отчитался о нашей
программе.—	Ах так, — с довольным видом повернулась она ко мне. —
И он, кажется, не слишком устал?—	Я был очень осторожен, — рассудительно сказал я, поош-
ренный ее отношением ко мне, мягким и чуть ли не любезным;
возможно, Дэвиган наконец отстанет от меня.—	Ну, теперь тебе в кровать, — сказала Хюльда, беря его за
руку. — Пошли. Мама делает покупки в деревня, поэтому я те¬
бя положу. ~ Уходя, она обернулась. — Горячий кофе в ваш
фляжка, Herr доктор.Конечно, так долго не продлится — я всем своим нутром
чувствовал, что впереди буря, но пока я ощущал себя чуть ли
не членом семьи.ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯК концу недели столбик наружного термометра пополз
вверх, а в субботу, под серым и влажным небом зашевелился
фён, этот мягкий, влажный невротический ветер, ненавидимый
швейцарцами. В Швейцарии есть два ветра — биза, который
несется с Лак-Леман‘ к Женеве и пробирает вас до мозга кос¬
тей, и фён, который поднимается время от времени, дует по¬
всюду, еще пуще, чем биза, превращая вас в промокшего свар¬
ливого сморчка, выпотрошенного и безвольного. Вокруг Мэй¬
белле пятна грязного снега лишили пейзаж красоты, по улицам
расползлась слякоть, а с побитых сосен безостановочно зака¬
пало. Короче говоря, ужасный день, разве что вполне подхо-Женевское озеро.[4191
АРЧИБАЛЬД КРОНИНдящий для нашей цели. Вне всякого сомнения, этим субботним
днем все завсегдатаи «Пфеффермюле» соберутся там у очага
на просушку.Осмотрев Даниэля в то утро, я был менее склонен выпол¬
нять данное ему обеш;ание; а вообще, если бы я знал, что за
суш;ий ад ожидает меня тем же вечером, я бы прикрыл все это
дело. Но Даниэль напомнил мне об обеш;ании, а кроме того,
у меня была своя цель в этом мероприятии. Потакая мальчику
с его шахматами, я рассчитывал сегодня заполучить от него
недостающую информацию. Поэтому, когда он отдохнул после
Mittagesseriy я посадил его в наш «универсал» и тихонько по¬
ехал. На худой конец, я мог бы сказать Хозяйке, что мы реши¬
ли покататься. Что касается миссис Дэвиган, то мы почти не
разговаривали. Даниэль поспал и был в своем обычном болт¬
ливом настроении, благодарный за то, что я взял его с собой,
и немного взволнованный.Теперь он уже не был на подъеме, хотя еще держался, просто
появился маленький просвет — красные клетки в его крови
были получше, чем когда я впервые сделал подсчет, но эти про¬
клятые белые тельца снова атаковали его. Пытаясь как-то ему
помочь, я еще более привязался к нему.—	Надеюсь, я не подведу вас, Лоуренс, — сказал он, когда
машина пробиралась через деревню.—	Не думай об этом. Просто наслаждайся игрой.—	О, конечно. Я люблю хорошее жесткое соперничество.—	Жаль, что от меня так мало пользы. Одно из преиму¬
ществ возвращения домой — ты возобновишь свои игры с Динг¬
воллом.—	Да... полагаю, — сказал он не очень уверенно.Я припарковался возле «Пфеффермюле», где сегодня был
целый арсенал старых велосипедов, предпочитаемого местными
жителями вида транспорта, — это означало, что таверна полна.
Мы вошли, встреченные теплым духом испарений от мокрой
одежды и запахом от выпитого «Griissgotts». К лечебнице
Мэйбелле, как я уже не без гордости отмечал, в деревне отно¬
сились с уважением, что автоматически распространялось и на
меня, пусть моя личность тут была малоизвестна. Я выбрал[ 420 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫСТОЛИК у окна, подальше от раскаленной печи, и заказал пиво
и яблочный сок. Да, насколько я мог судить, все были на месте;
Беммель, человек, который был нам нужен, бывший учитель и
лидер этого сборища, Шварц, инспектор рыбнадзора, Миндер,
гробовщик, свободный от работы на сегодня, несколько сосед¬
ских фермеров и, конечно же, Бахманн, хозяин таверны, наря¬
ду с приличным скопищем местных завсегдатаев.Беммель, в общем-то человек образованный, чем и объясня¬
лось, что он тут за главного, был довольно-таки странным про¬
изведением природы. Чуть ли не карлик, толстый, неуклюжий,
неопрятный и невероятно волосатый, с желтоватой бородой,
захватившей все лицо, от которой были свободны лишь два его
маленьких острых глаза, он мог вполне сойти за натурального
битника или за самого старшего из семи гномов. На нем был
грязный вязаный коричневый джемпер, на голове вязаная ша¬
почка, из обрамленного зарослью гнезда рта торчала полувы-
куренная незажженная сигара. Этот хорошо пережеванный
огрызок, часами удерживавшийся между челюстями, считался
в сельских кантонах престижным символом швейцарского муж¬
чины. В такой экипировке, в цветной кантональной шапочке,
сдвинутой далеко на затылок, он мог выполнять самую черную
работу — сгребать снег или грязь, разбрызгивать себе под ноги
жидкое удобрение из шланга, выгружать кучи навоза или иг¬
рать на колокольчиках — и все же оставаться при этом свобод¬
ным человеком, с правом голосовать, чего женщины лишены,
то есть быть настоящим полноценным швейцарцем, сознатель¬
но считающим себя прямым потомком мифического Вильгель¬
ма Телля.При нашем появлении все затихли, воззрившись на нас,
словно мы привнесли некое разнообразие в этот скучный для
них день. Я подождал, пока нам не подадут напитки, а затем
как бы между прочим попросил шахматы и доску, что, кажется,
возбудило всех. Как только мы расставили фигуры и начали
играть, народ принялся пристально наблюдать за нами, маски¬
руя свой интерес репликами, не относящимися к делу.Из стратегических соображений, не желая подставляться,
что выглядело бы слишком явно, я выкладывался по максиму-[4211
АРЧИБАЛЬД КРОНИНму, но, как обычно, наша игра закончилась довольно быстро,
дав мне возможность громогласно объявить:—	Verflixtl GopfriedstutzP Каждый раз он выигрывает.Я выразился при этом на сердитом швейцарском немецком.Это их заинтриговало, и Беммель, который гордился своим
французским и не упускал сл}^чая продемонстрировать его,
снисходительно сказал:—	и est bon, le petit 7^—	Bon! C’est un geni. En Ecosse il est champion de sa ville^.—	Et vous dites qu’ilgagne toujours^.Конец сигары выглядел так, будто ему было смешно. Я ре¬
шил, что самое время привлечь внимание всех остальных.—	Niemand kann gegen diesen Kerl gewinnen^, — сказал я на
швейцарском немецком и продолжил на том же грубом диа¬
лекте; — И я это докажу. Ставлю на него против лз^шего здеш¬
него игрока, напитки за мой счет.Чтобы заполучить Беммеля, стоило потратиться. Наступила
тишина, а затем кто-то заквохтал. Спустя минуту гоготали все.—	Можете смеяться, — сказал я. — А вы готовы сыграть?
Вы, Herr Беммель? Принимаете мою ставку?Смех смолк, однако народ продолжал ухмьияться. Все смот¬
рели на Беммеля.—	Ach, Яегг доктор, мы не можем отказаться от вашего столь
щедрого гостеприимства. Пошалуй, я дам ваш маленький друг
непольшой урок.Он встал, потянулся, все еше ухмыляясь, затем перешел
к нам и сел на мое место. Болельщики сгрудились за его спи¬
ной, и после расстановки фигур он сделал снисходительный
жест:—	Тогда твой ход, маленький малшик.—	О нет. Давайте по справедливости. Вы — претендент.
У вас есть право играть белыми.Хотя я этого не знал, видимо, игру всегда начинали белые.^ Черт возьми! (нем.)2 Малыш хорошо играет? (фр.)^ Хорошо. В Шотландии он чемпион своего города (фр.).
^ И вы говорите, что он все выигрывает? (фр.)^ Никто не может победить этого парня (нем.).[422 1
и КАРМАН ПШЕНИЦЫРука учителя, похожая на окорок, сделала первый ход — ко¬
нем. Даниэль ответил ходом пешки. Я же ничего так не желал
в данный момент, как понимания смысла игры, который для
меня заключался лишь в том, чтобы лишить противника его
ферзя. Я полагал, что Даниэль проиграет, и на самом деле рас¬
считывал на это, дабы он расслабился и проболтался. Но ко¬
гда игра началась, мне захотелось, чтобы он устроил хорошее
шоу, и мое несчастье было в том, что я не мог следовать логике
игры. Все, что мне оставалось, — это наблюдать за лицами иг¬
роков.Даниэль был бледен, но спокоен, а школьный учитель, все
еще самодовольно пожевывая сигарный огрызок, быстро делал
свои ходы, после четвертого конфиденциально предупредив об
угрозе:—	Achtung, маленький малшик! — Его акцент был еще по¬
крепче, чем у Хюльды.То, что произошло в последующие несколько ходов, было
выше моего понимания, но казалось, что, после того как две
пешки были обменяны на слона, которого Даниэль спокойно
пожертвовал, огрызок сигары еще активней задергался между
челюстями, и вместо «Ахтунга» раздалось «Ах так», за кото¬
рым повисла выразительная пауза. Что-то пошло не так с этим
быстрым и неожиданным преимуществом учителя.Далее темп игры замедлился. То есть Беммель больше не
спешил, сопровождая свои ходы агрессивным мычанием в раз¬
ных тональностях. Болельщики же шумно реагировали на каж¬
дый ход. В отличие от меня, они понимали игру и ждали, кто
кого прикончит. Даниэль молчал, был бледнее, чем раньше, а
на лбу его постепенно выступило несколько бисеринок пота.
Это говорило о тревожившем меня предельном напряжении
или о стрессе, и я уже ругал себя за то, что позволил ему играть
эту партию. Наихудшим моментом было, когда учитель сделал
ход ферзем, хрипло хохотнул и откинулся на спинку стула, под¬
держанный гулом одобрения:-	Шах!Я подумал: это начало конца. Но нет, еще нет. Даниэль
ушел из-под шаха, а затем пожертвовал ладью, которой угро¬[ 423 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНжал ферзь. Беммель с усмешкой взял ее. Даниэль пошел остав¬
шимся у него слоном. Затем возникла пауза. Среди собравших¬
ся раздались удивленные голоса и бормотание:—	Achtung; der Bauer, BemmeV}Снова ход слоном, еще два хода, затем Даниэль двинул не
вызывавшую подозрений, но весьма назойливую маленькую
пешку. По крайней мере, Беммелю она явно не понравилась.
Шум за его спиной усилился, но уже в другом ключе.—	Grossartig, mit dem Bauer spielt er den Ruy Lopez. Die Dame
ist bedrohf.Теперь я наблюдал за Беммелем. Он беспокойно задергался,
наклонился над доской, вперившись в нее взглядом. Наконец
он откинулся на спинку стула и, заставив себя добродушно
улыбнуться, воскликнул:—	Ты хорош в защита! Я думаю, мы согласны на ничью.За его спиной раздался протестующий гул, который, каза¬
лось, явно свидетельствовал о какой-то угрозе.—	Nein, nein, mein Lieber^.Это было лишнее.—	Хотите, чтобы я согласился на ничью? Боюсь, я должен
отказаться. Но если хотите, я позволю вам сдать партию.—	Ach, nein, nein^, — проскрипел Беммель.После предлинной паузы, сделать которую шахматные ча¬
сы не позволили бы, зритель, нахмурившись и морщась, как от
головной боли, пошел пешкой, которая была под ударом. Тот
же самый слон ее и взял.—	Ach, so... Wieder der Bauer^. — Бахманн на заднем плане
вышел из-за барной стойки и вытянул шею.На два последовавших хода Беммель, загривок которого по¬
крылся потом, потратил кучу времени, Даниэль же отвечал
быстро и уверенно. И это был конец.—	Мат.^ Внимание — пешка, Беммель! (нем.)2 Великолепно, этой пешкой он играет партию Руи Лопеса. Королеве
угрожает опасность (нем.).^ Нет, нет, мой дорогой (нем.).^ Ах нет, нет (нем.).^ Ах, так... опять пешка (нем.).[424 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫВсе оцепенели — развязка наступила слишком быстро. За¬
тем раздались искренние аплодисменты. Я думал, что Беммель
проглотил сигару, но он вынул ее из пасти и бросил в печь, где
она, застряв между поленьями, зашипела на него. Лишившись
своего оружия, он уже казался не свободным и брутальным
швейцарцем, а всего лишь бедным заикающимся дураком. Ли¬
цо его невозможно было разглядеть, однако его борода явно
покраснела.—	Ach so, ach so, — повторял он. — Ein gliickliches StuckK—	Да, — сказал Даниэль, уловив смысл фразы. — Мне очень
повезло. Вы отлично играли.И он протянул ему руку.Вот этим парнишка мне и не нравился — он вернулся к сво¬
ей роли лорда Фаунтлероя, — можно было подумать, что я толь¬
ко что записал его в Итон, но должен признать, что на местных
его манеры произвели большое впечатление. Отметить победу
было более чем уместно, и я заказал напитки.В течение следующих десяти минут у нас шла обычная ве¬
черинка. Но продолжать ее я не собирался. Когда возбуждение
стало ослабевать, я встал и, дабы поддержать хорошее настрое¬
ние, оплатил счет. Похоже, Беммелю это помогло прийти в се¬
бя — он мутно улыбнулся. Я надеялся, что теперь у него сни¬
зится кровяное давление. Все еще в мыслях об игре он искал
свой огрызок, силясь вспомнить, куда его дел, и начиная при¬
думывать себе оправдания. Но мы разгромили его, он больше
никогда не будет прежним. Le petit Ecossais^ станет легендой в
«Пфеффермюле». Когда мы вышли, нас проводили до машины,
и каждый добропорядочный швейцарец, даже Беммель, обме¬
нялся на прощание рукопожатием с ребенком. Я ехал медлен¬
но, выбрав длинный путь домой.—	Ты выдал хорошее шоу, — сказал я.—	Не совсем, Лоуренс, — засмеялся он. Эмоции перепол¬
няли его. — Понимаете, он пытался сразу сделать мне детский
мат. Это поставило его в невыгодное положение. Я применил
защиту Руи Лопеса, а против нее сицилианская защита беспо-‘ Ах так, ах так... Счастливая случайность (нем.).
^ Маленький шотландец (фр.).[ 425 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНлезна. Вы заметили последние ходы, не так ли, — пешка на В5,
пешка на В6, слон на Kt2?Я кивнул, чтобы ему было приятно.—	Бедняга, боюсь, он очень расстроился.—	Это ему на пользу. Он всегда был хвастуном. Пусть они
больше не приседают перед ним.—	На самом деле он неплох и в следующий раз мог бы
меня разбить. Знаете, Лоуренс, я ведь не всегда выигрываю,
несмотря на то что вы сказали. Но хотел бы выигрывать ради
вас. — Он посмотрел на меня. — Знаете, чтобы вас не подво¬
дить.Опять он был в своем худшем репертуаре. Как если бы
только что выиграл «yoлл-гeйм»^ забив первый гол. Но я про¬
глотил это.—	А как ты разбираешься со старым Каноном? — спросил
я, подвигаясь к своей цели.—	Он несколько раз у меня выигрывал, особенно вначале.—	Это он тебя научил шахматам?—	Да, и много чему еще.—	Ты его любишь?-- Ну естественно.—	Знаешь, Даниэль, — изобразил я вздох, — я в общем за¬
видую этому старому мешку с костями. Он для тебя такой
близкий человек. Я не перестаю думать о том, что ты доверяешь
ему все самое сокровенное. В каком-то смысле меня это беспо¬
коит.—	О, совершенно напрасно, — быстро сказал он. — Я бы
первый забеспокоился.—	Тогда почему ты мне вот так же не доверяешься? — Мне
не без труда дался такой вопрос, но я должен был получить то,
в чем нуждался. — Я ведь мог бы тебе помочь.Наступила тишина. Казалось, он сдулся, как воздушный
шарик. Взгляд его померк. Наконец он медленно сказал:—	Я очень привязался к вам, Лоуренс. На самом деле, если
бы я не знал, как сильно вы ненавидите телячьи нежности.^ «Уолл-гегш» (The Wall Game) — «пристенный футбол» — игра в мяч,
придуманная в Итоне: разновидность футбола на поле размером 5 х 110 м,
одна сторона которого заканчивается слегка изогнутой кирпичной стеной,
возведенной еще в 1717 г.[ 426 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫЯ бы выразился более откровенно, но я дал самое честное слово
никогда не говорить кое о чем.О том, как Дэвигана столкнули с крыши! О чем еще можно
было молчать? Он был там — он все видел. Мне до смерти хо¬
телось узнать правду.—	Да брось ты, малыш Дэнни. Мы же приятели. Никто ни¬
когда ничего не узнает.—	Я не могу, — печально, но решительно покачал он голо¬
вой. Он надолго замолчал, словно борясь с собой, затем взгляд
его прояснился, будто он увидел выход. — Тем не менее если
вы сами догадались, то это ваше дело. Я тут ни при чем, по¬
скольку я бы все равно не сказал вам. Пожалуй, я мог бы даже
дать вам небольшой намек. Вы так умны, что это вам поможет.—	Ну так давай.Я едва владел собой. Мы были почти у Мэйбелле, повернув
на подъездную дорогу.—	В тот самый день, когда Канон подошел со мной к две¬
рям монастыря, он сел в свое кресло-коляску, похлопал меня
по плечу и сказал: «Молчание — золото».Я в изумлении уставился на него. Он что, дурачит меня?
Это невозможно. Однако как он меня обвел вокруг пальца!
Меня подмывало врезать по его маленькой бледненькой фи¬
зиономии.—	Вылезай, — сказал я, резко затормозив возле крыльца, —
и, ради бога, ни слова женш;инам о том, что мы с тобой были
в пабе.Отпустив его, я в ярости загнал машину в гараж. После мо¬
его столь тш;ательного планирования, после шахматного мат¬
ча, который я организовал, после всего, что я выстроил, мне не
досталось ничего, кроме этой пословицы из книжки для детско¬
го сада: «Молчание — золото»! Снова пошел дождь со снегом.ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯВ тот вечер, закрывшись в своей комнате и засидевшись до¬
поздна, потягивая кирш, я ломал себе голову над этой черто¬
вой загадкой: «Молчание — золото». Что за штамп! Неужели[ 427 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНЭТО и было наставление от Дингволла, означавшее держать рот
на замке? Но это последнее, чего можно было ожидать от че¬
ловека столь острого ума. Эта фраза была на уровне таких по¬
брякушек, как «Минута час бережет» или «Цыплят по осени
считают». Разумеется, он адресовал ее ребенку. Нет, нет, это бы
не сработало, это не рассчитано на юные мозги. Конечно, есть
такая команда: «Тихо, молчать!» Но возможно, тут скрыто еще
какое-то значение, скажем, в слове «золото». Мне пришло в
голову: может ли эта фраза каким-то шутливым образом быть
связана с монетой в полкроны, которую дал Дингволл в кон¬
кретный момент, дабы скрепить уговор? Чепуха. Я отклонил
эту версию как полностью не соответствуюш;ую характерам
обоих персонажей. Однако золото предполагает деньги, богат¬
ство, что-то дорогое. Но ничто не могло быть очевидней того
факта, что у миссис Дэвиган нет денег. Я точно знал, что у вдо¬
вы не было ни гроша. Я видел, как Хозяйка совала ей в коше¬
лек несколько франков, после чего та вернулась домой с парой
зимних сапог.Я наконец сдался, запер бутылку в шкаф, разделся и, спох¬
ватившись, вымыл стакан, чтобы при его возвращении к Хюль-
де на нем не осталось никаких улик. Вскоре после полуночи
я заснул.Казалось, прошло меньше часа, когда я, вздрогнув, проснул¬
ся. Кто-то стучал в окно. Споткнувшись, я открыл его — в лицо
мне ударило мокрым снегом, за пеленой которого я смутно раз¬
личил Дэвиган, в халате, с непокрытой головой, развевающими¬
ся на ветру волосами и безумным взглядом.—	Скорее! Даниэлю плохо.—	Что случилось? — Мне пришлось кричать. — Расстрой¬
ство желудка?—	Нет! Кровотечение. Скорей! Пожалуйста, поскорей! Ему
ужасно плохо!Забывшая о всяких церемониях, она была похожа на сумас¬
шедшую. Я махнул, чтобы она возвращалась к себе, и закрыл
створки. В темноте я все не мог найти выключатель, однако
наконец нащупал его, застегнул пуговицы на пижамных шта¬
нах, натянул свитер поверх пижамной куртки, сунул ноги в
тапочки, подхватил всегда стоявшую в прихожей врачебную[ 428 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫсумку с препаратами на случай неотложной помощи и отпер
входную дверь.Это была адская ночь — сильный штормовой ветер и дождь
со снегом. Я выругался, оттого что забыл накинуть плащ, и по¬
рядочно промок, прежде чем добрался до шале.Во всех окнах горел свет. Дэвиган оставила дверь открытой,
и я вошел. Даниэль лежал навзничь на койке, обессиленный,
ушедший в себя, очень бледный. Пульс не прощупывался. На
меня мальчик не реагировал.—	Как это произошло? — Я поспешно открыл свою сумку.—	У него случился понос, он пошел в санузел. — Ее била
дрожь. — Я не стала смывать, чтобы ты посмотрел.Я шагнул в санузел. Одного взгляда было достаточно:
обильные кровотечения — это проклятый признак миелоцитар-
ного лейкоза. Он приводит практически к полной потере кро¬
ви. Вскрыв ампулу с масляным раствором камфоры и сделав
подкожную инъекцию, я сказал Дэвиган:—	Ради бога, надень что-нибудь или пальто накинь и беги
за Хозяйкой. Боковая дверь не заперта.Реакции на инъекцию почти не последовало, появился толь¬
ко очень слабый пульс на сонных артериях. Я взял с кровати
еще одно одеяло и, разложив, завернул в него мальчика. Я по¬
нес его через двор в маленькую боковую комнату рядом с пала¬
той — даже в такой двойной упаковке он практически ничего не
весил. Дэвиган, в пальто и новых зимних сапогах, шла впереди.Ну и что теперь? Едва взглянув на Даниэля, я уже начал
проклинать себя. Разве не я должен был заготовить по крайней
мере временный банк крови для него? Мало того что я сам это
знал, об этой необходимой предосторожности говорил и Ла-
мотт. Увы, я такой, какой есть, — я отложил это дело, пренебрег
им или просто запамятовал. Даниэлю требовалось немедлен¬
ное переливание крови, и я должен был не только осуществить
его, но и стать донором.Как бы дешево и сентиментально это ни выглядело, выбора
у меня не было. Казалось бы — что тут сложного. Лежишь себе
спокойно, чувствуя, насколько ты великодушен и достоин по¬
хвалы, тогда как, прежде чем ты это заметишь, медсестра вы¬
цедит из тебя в пузырек триста пятьдесят миллилитров крови,
а затем проводит в кафетерий к чашке кофе со сластями и биск-[ 429 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНВИТОМ. Мне предстоит совсем другое, и в двух актах. У меня
было только самое простое оборудование, ничего заранее под¬
готовленного, и пациент, практически без проницаемых вен,
находящийся в экстрема.дьном состоянии.—	У него все еще кровотечение?Это появилась Хюльда, в кои-то веки бесшумно и, что неве¬
роятно, в полной своей экипировке. Никогда еще я не был так
рад ее видеть.—	Он потерял почти всю кровь, — сказал я. — Мы должны
немедленно восполнить кровопотерю.—	Но как?—	У меня универсальная группа О, а у него группа АВ. Сде¬
лаем как можно скорее переливание. В шкафу для средств
неотложной помощи есть вакуумная колба для переливаний.
Принесите ее.—	Я уже смотреть. — Хюльда не двигалась. — Кто-то взял
эту вещь из шкаф. Возможно, она разбита, по крайней мере,
там ее уже нет.Я был слишком потрясен, даже чтобы выругаться.Это было последним ударом. Вакуумные колбы, обработан¬
ные антикоагулянтом, цитратом натрия или, лучше, гепарином,
с тонкой резиновой пробкой для прокола иглой, являются ос¬
новными промежуточными сосудами в стандартной практике
переливания крови. Я должен был заполнить ее из своей пле¬
чевой вены, повесить повыше на стойке и перелить содержимое
Даниэлю. Теперь это надо было делать напрямую, и я понимал
весь смысл последнего слова. Бесполезно пытаться прямо пе¬
релить кровь из моей вены в его — венозного давления недо¬
статочно. Ему было нужно мое артериальное давление и моя
артериальная кровь.Все это вспышкой пронеслось в моем мозгу, и Хюльда,
должно быть, прочитала это по моему лицу. Почему я высмеи¬
вал ее? Старая перечница была надежной опорой — спокойная,
полезная, опытная. За четыре минуты, пока я измерял Даниэ¬
лю давление — оно было меньше пятнадцати\ — она нашла.^ Какое бы давление ни имел в виду автор — «верхнее» (систолическое)
или «нижнее» (диастолическое), ~ «меньше пятнадцати» означает, что чело¬
век находится в коллапсе, опасном для жизни состоянии.[ 430 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫстерилизовала и собрала систему для внутривенных инфузий,
канюли и иглы — такое примитивное оборудование по стан¬
дартам кантональной больницы, но это должно было функцио¬
нировать. Она даже взяла полотенце, чтобы вытереть мне ли¬
цо, мокрое от дождя, затем коснулась стула и сказала:—	Хотите сесть?Я покачал головой. Если я буду стоять, напор крови будет
сильнее.—	Просто затяните ему жгут на плече.Теперь мы могли начать. Я наклонился, чтобы ввести иглу.
Жгут должен был выявить плечевую вену, прервав венозный
кровоток, но не было ни кровотока, ни вены. Я снова и снова
пытался ее нащупать. Ничего. Меня пробил пот. На протяже¬
нии многих лет практики какие-то навыки у вас вырабатывают¬
ся, а какими-то вы так никогда и не овладеете. Если опустить
то, чему я не научился, то уж это я умел: работая целых шесть
печальных месяцев в КВД, то бишь в кожно-венерологическом
диспансере в Плимуте, делая забор крови для реакции Вассер¬
мана и вводя внутривенно сальварсан, я, видимо, проткнул
столько сотен вен, что в конце концов мог бы это делать одной
левой прямо во сне. А теперь, когда это было так необходимо,
я застрял.—	Придется делать разрез и входить в яремную вену.Хюльда уже держала наготове скальпель. Малыш был слиш¬
ком далеко, чтобы почувствовать разрез, который я сделал ему
на шее. Глаза его, как у мертвой рыбы, стеклянно смотрели в
потолок. И вот наконец вена, тонкая, как птичья трахея. Я вста¬
вил канюлю, а затем свободной рукой просто порвал завязку
на пижамных штанах — они с меня упали вместе с трусами.
Сжимая иголку большим и средним пальцем другой руки, я
наш;упал свободным указательным пальцем сильное биение
пульса чуть ниже пахового канала. С этим порядок. Наконец,
подумав: «Вот оно!», я вонзил иглу сбоку глубоко в правую бед¬
ренную артерию. Я сразу понял, что попал в крупную арте¬
рию, — через меня словно прошел электрический разряд.Держа канюлю, я контролировал ток крови, чтобы с ходу не
забить вены мальчика. Спустя какое-то время Хозяйка сказала:—	Все хорошо, Herr доктор. — Она держала палец на его
левой сонной артерии. — Пульс начинаться.[431 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНПеремена, если вы не видели подобного раньше или, может,
не хотели видеть, была впечатляющей. Даниэль ожил, кожа его
стала обретать нормальный цвет и разглаживаться — вроде то¬
го, как наполняется воздухом тестовый дыхательный баллон.
Теперь пульс на шее был отчетливо виден, и легкие возобно¬
вили свои утраченные тона. Затем веки мальчика затрепетали,
и он посмотрел прямо на меня.Никогда еще я не испытывал такого дурацкого и наиглу¬
пейшего чувства. Мне хотелось провалиться сквозь землю от
смеха над самим собой. Кэрролл, мечта сентиментальной ба¬
рышни. Ну что это за дерьмо — стоять вот так, прислонившись
к столу, чтобы не свалиться, абсолютно без штанов, которые
опутали лодыжки, притом что личное хозяйство свободно бол¬
тается на виду. Каким образом, действуя во имя всего, что пра¬
вильно и достойно, я довел себя до такой скандальной клоуна¬
ды? Только потому, что это мне на роду написано — быть рас¬
тяпой Кэрроллом. Это происки моей несчастливой звезды,
обладающей дьявольским чувством юмора. Этого было не из¬
бежать. Это было мое единственное оправдание, дабы не счи¬
таться придурком. Мне стало еще хуже, когда Хюльда сказала:—	О, это так хорош, filhlt sich viel besserKПоскольку я не отвечал, она поспешно спросила:—	А у него снова не пойдет кровь?—	Он получил достаточно здоровых тромбоцитов, чтобы на
несколько недель они справились с любым кровотечением.Вообще-то, я уже начинал чувствовать слабость в коленях,
но, дабы наказать себя и избежать подобных шоу, я бы отдал
ему всю свою кровь.—	Я думаю, теперь он засыпать, — дышала Хюльда мне
в левое ухо.Вероятно, алкоголь в моей крови от выпитого кирша опья¬
нял его. Это ему на пользу, крысенку. Лучше прояснить это
Хозяйке.—	Перед сном я принял простенькое снотворное, ему, веро¬
ятно, что-то перепало.—	Да.Он чувствует себя намного лучше (нем.).[ 432 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫКогда-нибудь это должно было закончиться. Теперь он по¬
лучил более чем достаточно и крепко спал. Я вынул иглу из
своего бедра, испытав новый электрический разряд, наложил
два отличных шва на его шею. Он едва пошевелился. У Хозяй¬
ки было все готово; и глазом не моргнув при виде моих при¬
чиндалов, она аккуратно и плотно заклеила пластырем прокол
у меня на ноге, а затем положила мальца в постель и накрыла
одеялом. Еш;е бы сто лет мне его не видеть.—	Теперь я пойду сказать бедный мать, что все хорошо.—	Ладно, — сказал я. — Только не позволяйте ей беспо¬
коить его.—	Я быстро обратно.Наконец-то я смог присесть. Закрыл глаза и опустил голову
на руку. В темечке я ош;ущал какую-то пустоту, как будто пере¬
лил пациенту свои мозги. Не скажу, что он в них нуждался.
Вернулась Хозяйка.—	Ах, у нее такой облегчение, бедный женщина. Но вы
должны и ей дать снотворное таблетка, иначе она не успокоить.—	Порядок, — произнес я глупейшее для христианского
мира утверждение. Оно свидетельствовало, насколько скверно
я себя чувствовал.—	Я сделать вам кофе?Я отказался.—	Я тоже хочу спать.Я встал. Хюльда стояла на пути к двери. Мне было никак ее
не обойти, когда она взяла меня за руку. Что с тобой, Кэрролл,
все хотят взять тебя за руку?—	Herr доктор. — Она глубоко вздохнула. — Я думать...
Я знать, что недооцениваю вас. Это было самый прекрасный
акт.Вот оно снова. Зеленые огни и проникновенная музыка. Кэр¬
ролл, герой, отдающий свою кровь, краса и гордость комикса.Казалось, что старая перечница меня просто доконает. Она
продолжала наблюдать за мной, как курица-наседка, пока я
доставал из сумки пару капсул барбамила — эти красно-зеле-
ные отключалки.—	Спокойной ночи, — сказал я.—	Gute Nacht, mein lieber Herr Doktor.[ 433 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯКогда я, преодолевая порывы ветра, шел по двору, часы
в деревне пробили два ночи, дождь со снегом приглушали уда¬
ры. В одном из темных окон шале оставался узкий прямоуголь¬
ник света. Я вошел, не постучав, поскольку торопился. Я наме¬
ревался поскорее вернуться к себе и заснуть.Она сидела на краю кровати, в своем тонком дешевом ха¬
лате, наклонившись вперед, опершись локтем на колено. Без
пальто и мокрой ночной сорочки, она так и не сняла зимние
сапоги.—	Я принес тебе снотворное.Вздрогнув, она очнулась, однако не изменила позы и ничего
не сказала. Я подошел и отдал таблетки. По крайней мере, она
позволила мне положить их в ее свободную руку. На туалет¬
ном столике стояла бутылка. Я увидел на ней специальную
больничную метку, большие чернильные буквы «МБ» — «Мэй-
белле».—	Украдено из нашего шкафа, — сказал я.—	А где еш;е взять? — тускло сказала она, добавив после
паузы: — Знаешь, я абсолютно разбита. Бог свидетель, я не пья¬
ница, но, как и тебе, Кэрролл, мне иногда нужно выпить. И я вы¬
пила, сегодня вечером.Я был готов с ней согласиться. У нее был вид сломленно¬
го человека, что я впервые заметил, когда она приехала, но те¬
перь казалось, что она полностью выбыла из борьбы. Меня это
встревожило.—	Тогда не принимай таблетки. Бренди и барбитураты
нельзя смешивать.—	Какая разница? — Она отхлебнула неразбавленного
бренди.Мы помолчали.—	Полагаю, я должна тебя поблагодарить.—	Да брось ты. Иду спать.—	А не хочешь выпить? За счет заведения.Я колебался. Я уже чувствовал, что стены комнаты начали
покачиваться, а на этикетке бутылки было написано «Мартель»
и нарисованы три звезды.[434]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	В твоих интересах, — сказал я, принеся стакан из ван¬
ной, — чтобы твоя подруга Хозяйка не увидела эту бутылку.
У нее уже возникли сильные подозрения по твоему поводу.
Кстати, это ты разбила стеклянную колбу, когда там возилась?—	Да. Я услышала чьи-то шаги. Колба упала и разбилась.И что теперь? Я просто сказал:—	На твоем месте я бы забыл об этом.Коньяк был хорош. Единственный стул был занят ее про¬
мокшим пальто, повешенным на спинку для просушки. Я сел
на кровать. Дама была так неестественно безмолвна и подавле¬
на, что я спросил почему.—	Что тебя мучит, Дэвиган?Она больше минуты не отвечала.—	Во-первых, я только что поняла, насколько болен Да¬
ниэль.—	Тебя это волнует?—	Ты считаешь, что нет?—	По некоторым признакам я вижу, что ты, Дэвиган, чело¬
век хорошо закаленный.—	По каким признакам, Кэрролл?—	По косвенным.—	Потому что я не хнычу и не плачу? Я так долго скрывала
свои чувства, что у меня стало привычкой не показывать их.А что же бренди? Мы сцепились, как пара комедийных ак¬
теров, швыряющих друг в друга перекрестные реплики. Напи¬
ток должен был это прекратить.—	Давай просто скажем: у тебя было трудное плавание, Дэ¬
виган, и результат налицо.После паузы она сказала:—	Это по-твоему, Кэрролл. Твоя проблема в том, что ты ви¬
дишь в людях только худшее.—	Я лишь худшее и видел.—	Ты только это всегда и ищешь.И она посмотрела на меня таким долгим и грустным взгля¬
дом, что я опустил глаза. Естественно, внизу я увидел ее боль¬
шие нелепые сапоги.—	Почему бы тебе не снять эти дурацкие снегоступы? Ты
выглядишь до боли нелепо в них, — возмутился я и, толкнув[435 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНее, так что она опрокинулась на спину, расстегнул на обоих са¬
погах молнию и сдернул их.Лежащая навзничь, с поднятыми разведенными коленями
и задравшимися полами тонкого халата, она посмотрела на ме¬
ня с таким вызовом и страхом, с такой молчаливой мольбой,
что во мне словно что-то взорвалось. Похоже, все произошло
инстинктивно и мгновенно — мы оба оказались в постели под
одеялом, ее руки сомкнулись на мне, и по моей щеке потекли
ее неудержимые слезы.—	Ты сказала, что никогда не плачешь, Кэти, — прошеп¬
тал я.—	Это мой единственный шанс.Никто никогда не получит подробного рассказа о том, что
было дальше. Почему я должен потворствовать извращенным
умам, вроде моего собственного, и принижать словами то, что
в те моменты было самым дорогим, а впоследствии оказалось
самым сокровенным опытом моей далеко не безупречной жиз¬
ни? Тем более что это могло бы породить у читателя ложную
и нездоровую надежду на счастливый исход в виде сентимен¬
тального воссоединения. Однако можно утверждать, что и по¬
сле она продолжала обнимать меня, а я ее. У нее не было жела¬
ния освободиться, повернуться и закурить сигарету, пока страсть
опять не повлечет за собой. И у меня не было. Утешенные и
замиренные, объединенные нашим слиянием, мы все еще бла¬
годарно принадлежали друг другу. Неприятности, вражда —
все исчезло, в ней было столько неожиданной для меня нежно¬
сти, никаких прежних реакций, она полностью уступила мне.
Ну а если немножко цинично, то тут вполне к месту насмешли¬
вая фраза Лотты: все было от сердца к сердцу и розы у двери.Наконец она вздохнула, по-прежнему не выпуская меня.—	Почему мы не добивались своего, Лори? Все это было
так страшно и бездарно. — Я не мог остановить ее, и она про¬
должала: — Дэвиган знал, что Даниэль не его ребенок. И не мог
не напоминать мне об этом. Бедняга, думаю, ему было тяжело.
Он понимал, почему я вышла за него. О, если бы только ты
ответил на мое письмо!—	Какое письмо?—	Которое я послала на твой корабль.[436 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Я не получал никакого письма, — медленно сказал я, и Бог
был тому свидетель.—	Как я могу тебе верить, Лори? Ты такой страшный врун,
дорогой. Но я люблю тебя, любила и, да помогут Небеса, всегда
буду любить. Знаешь что, дорогой?—	Что? — спросил я.—	Все из-за того дня, когда мы были в лесу, еще детьми.
Я так часто думала об этом. А ты? Разве не так? Эта помеха...
в самый важный момент... это настроило нас друг против друга,
вызвало взаимную вражду.—	Узнаю маленькую Краффи-Эбинг!^—	Это ведь правда. Давай больше не будем ссориться, Лоу¬
ренс. Ты можешь быть таким чудесным, когда постараешься.—	Мне еще раз постараться?—	Не смейся, Лори. Это не просто секс. Я всем сердцем
люблю тебя.И так это и было, включая все остальное... а потом, прижи¬
маясь ко мне, она сонно прошептала:—	Не заставляй меня вставать, любовь моя. Это было хуже
всего. Как шлюха, ползти в холодный туалет.Как же с ней, не размыкающей рук, было тепло, нежно
и спокойно! Когда она стала дышать глубоко и ровно, я почув¬
ствовал, что погружаюсь в светлый и блаженный сон.ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯСпустя примерно сто лет я проснулся как от толчка. Да,
прошло по крайней мере лет сто — таким старым я себя ощу¬
щал. Я лежал на левом боку, и на моей груди покоилась нежная
рука. Не без труда я высвободил запястье из-под одеял и по¬
смотрел на часы. Десять минут десятого. Невероятно. Но так
оно и было, и яркий дневной свет наполнял комнату. Яркий
дневной свет и холодный воздух. Не это ли разбудило меня?^ Рихард фон Крафт-Эбинг (1840-1902) — австрийский и немецкий пси¬
хиатр, невропатолог, криминалист, исследователь человеческой сексуаль¬
ности.[ 437 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНЯ с усилием повернулся, и там, в проеме открытой двери, с не¬
передаваемым ужасом на лице, стояла Хозяйка.Нет, это было не ночное видение, а неприглядная реаль¬
ность дня. Крайне унизительная утренняя новость после само¬
го низкопробного будуарного фарса с участием мюзик-холль¬
ного комика. Что увидел дворецкий! Вы могли бы штамповать
подобное за один цент, поворачивая ручку антикварного игро¬
вого автомата где-нибудь на заплеванном пирсе.Я не находил это забавным. Мое потрясение разбудило тре¬
тьего участника данной ситуации, и в комнате надолго воцари¬
лось болезненное молчание.—	Через час зайдите ко мне в офис, — сказала мне наконец
Хюльда командным тоном.Подойдя к туалетному столику, она взяла бутылку из-под
бренди, повернулась и вышла, держа ее подальше от себя, как
р}^ную гранату. От грохота двери шале содрогнулось, как от
взрыва.—	О господи, прости меня, Кэрролл.—	Ага, — сказал я, — смехом мы тут не отделаемся.Я медленно поднялся с постели. Кэти стояла напротив.—	Дай мне несколько минут, и я приготовлю тебе завтрак.
Позволь мне, Кэрролл. Я так хочу этого. На кухне есть банка
«Nescafe», яйца и свежий хлеб. Тебе нужно поесть, Кэрролл.—	Мне лучше не оставаться здесь.Она поняла, что я имел в виду.Под ее встревоженным взглядом я начал натягивать на себя
одежду. Мои суставы скрипели. Прокол в ноге давал о себе
знать постоянной острой болью. Я чувствовал себя полноцен¬
ным кандидатом на А. Н. V., что, если вы не знакомы с этой
аббревиатурой, означает швейцарскую пенсию по старости.—	Что будет? — спросила она.—	Самое худшее.—	Прости, дорогой, — снова сказала она, все еще сжимая
руки. — Я люблю тебя, но приношу только вред.Я пошел к себе.Ни кофе, ни круассанов, ни свежих фруктов в буфете. Ли¬
шенный этих составных частей реанимации, я еще больше
поник духом. Я бы много дал за вкус того коньяка на губах.1 438 1
и КАРМАН ПШЕНИЦЫУ меня был только кирш, и одной мысли о приторно-сладком
глотке было более чем достаточно, чтобы скривиться. Можно
было бы принять целебный горячий душ, но я уже был одет.
Я почистил зубы, не глядя на себя в зеркало, затем на ош;упь
побрился. Естественно, я порезал подбородок. Теперь нужно
было посмотреть на себя. Опять кровь, подумал я, — она была
словно разбавленная водой. Заклеив ранку, я вышел.Сначала я должен был проверить fons et origo\ причину
всех моих проблем. Он сидел в постели, помытый, причесанный,
и выглядел лучше нового. А чего епце можно было бы ожидать?
Все эти гнилые больные белые клетки вылились из него, а здо¬
ровая кровь была закачана. В нем носились как сумасшедшие
мои красные кровяные тельца. На данный момент он был до
идеала обновленным маленьким отморозком. Я готов был его
убить.—	Доброе утро, Лоуренс. Я так ждал вас. Как дела?—	Wunderbar, Как самочувствие?—	Тоже Wunderbar. Чувствую себя ужасно здоровым. И Хо¬
зяйка приготовила прекрасный завтрак.—	А именно?—	Овсянка со сливками, вареное яйцо «в мешочек» и ста¬
кан чудесного грушевого сока.—	У меня слюнки текут.На столике у кровати лежали карманные шахматы.—	Как игра?—	Еще не играл. Хозяйка не разрешила положить их на ко¬
лени. Поэтому я в уме воспроизвожу игру с господином Бем-
мелем. Теперь я вижу, где я мог бы использовать лучший пятый
ход: конь на Q7.—	Осторожней, — сказал я. — Не дай Беммелю выиграть.—	О, на этот раз я позволю ему, просто для разнообразия.—	Как царапинка на шее?—	Ой, отлично. — Он лукаво посмотрел на меня. — Может,
это я неудачно побрился?—	Да, — кисло согласился я. — Скажем, прошелся по лез¬
вию бритвы.Источник (лат.).[ 439 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНДля меня в такое утро это было довольно остроумно, но
он не уловил намек. Он понятия не имел, через что прошел.
Я пощупал его пульс.—	Стул утром был?—	Да. Хозяйка сказала, все вполне нормально.Хозяйка в этом деле и правда хорошо разбиралась.—	Ладно, полежи. Еще увидимся.—	Пожалуйста, Лоуренс. И... Я знаю, как вы ненавидите то,
что называете сопли-вопли... но спасибо за все.Раз уж я занялся осмотром, пришлось тащиться и в палату.
Конечно, это откровенная трусость — откладывать на потом
неприятный момент. Юный Хиггинс, переболевший синови-
том, полностью исцелился и мог в любой день вернуться до¬
мой вместе с девицей Джеймисон, переболевшей плевритом,
что оставило бы больше койко-мест на рождественские кани¬
кулы. Но зачем тебе готовиться к рождественским мероприяти¬
ям, Кэрролл? Тебя уже здесь не будет, дорогой мальчик. Я со¬
брался с духом, то есть с кровью, что во мне осталась, и посту¬
чал в дверь Хозяйки.—	Войдите.Я вошел.Она сидела за своим столом, с прямой спиной, поджидая
меня.Ее кабинет был меньше моего и полон ее собственных ве¬
щей, создававших на удивление женскую атмосферу, — стран¬
но, я никогда не думал о Хюльде как о женщине; для меня,
несмотря на ее буфера, она была бесполой. На стене висели две
аккуратнейшие вышивки ручной работы — когда она ухитри¬
лась найти на них время? — а между ними — старая группо¬
вая фотография: уже облаченные в бесформенные белые робы
молодые медсестры в два ряда, выпускницы для ночных де¬
журств, — небось и она среди них? Она любила цветы, и, не¬
вольно отведя от нее взгляд, я увидел на окне красивый гор¬
шок с желтыми хризантемами.—	Sitzen\ — сказала она, указывая на стул.Я сел. Она внимательно оглядела меня. Я уже потерял
контроль над ситуацией.Садитесь (нем.).[ 440 J
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Никогда, — продолжала она, — ни разу за фея моя жизнь
я не испытывать такой шок, такой ужас. Так себя вести, когда
этот дорогой ребенок, такой больной, спит.Я молча изучал хризантемы. Они представляли собой пре¬
красное пушистое разнообразие и стоили недешево.—	И вы с его матерью, что есть самое отвратительное.То, как она безжалостно расправлялась с синтаксисом, не
очень резало слух, поскольку говорила она довольно тихо.
И на мгновение я подумал, не выложить ли ей все начистоту,
как оно есть на самом деле. Но нет, это не поможет. Она мне
никогда не поверит. Это самое худшее, когда правду не прини¬
мают всерьез. Ты читаешь Господню молитву, а им кажется, что
ты их разыгрываешь.—	Чтобы испортить такой прекрасный работа фчера вечер
таким аморальный поступок, — продолжала она с чувством. —
Вам не есть стыдно?—	Может быть. Хозяйка, — смиренно сказал я, — если бы
я не был так голоден.Она окинула меня еш;е одним долгим взглядом, затем по¬
звонила в маленький колокольчик на столе. Вошла стажерка,
с круглыми глазами, слишком испуганная, чтобы посмотреть
на меня. Слушала под дверью?—	Принеси кофе и круассан.Я едва верил своим ушам. Неужели, возможно ли, что это
проблеск надежды, или же это всего лишь как последнее жела¬
ние осужденного?—	Да, — сказала она, прочитав удивление на моем лице. —
Вы не заслужили. И сначала я была так сердит, что начинать
письмо в комитет.Она замолчала. Кофе и круассан прибыли на подносе.
Должно быть, они были уже готовы и ждали у плиты. Я осто¬
рожно поставил чашку на подлокотник кресла и захрустел
круассаном.—	Но сейчас я думать лучше. Может, тут не весь вина толь¬
ко на вас. Для мужчина такой веш;ь, может, необходима, даже
простительна. Видите ли, хотя я alte und grosse^y я хорошо по¬
нимать мужчина и их нужда.^ Здесь: старая и солидная (нем.).[441 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНПолуприкрыв одно веко, она с такой многозначительной
ухмылкой глянула на меня, словно только что прочитала От¬
чет Кинси^ Это было бы просто смешно, если бы, к счастью, не
было мне на руку Но возможно, она знала, о чем говорит. Воз¬
можно, какой-нибудь похотливый швейцарский врач-стари¬
кан соблазнил ее, когда она была стажеркой. Нет, невозможно,
она была абсолютной, неприкосновенной девственницей.Она резко вдохнула, втянув воздух между челюстями, и про¬
должала:—	Но для этой женш;ины со вся ее показная доброта, при
муш, который так скоро умер, это есть великий грех, преступле¬
ние, притворство.—	Но, позвольте. Хозяйка...~ Молчите. Теперь я вижу ясно. Она пытался с самый на¬
чал настроить меня против вас, в то же время класть вас в по¬
стель и украсть коньяк из мой запас. Все dref бутылки исчезли.—	Ей нужно чуть выпивать. На ночь. Хозяйка. Чтобы
уснуть.—	Ах, это ей нужно не для спать! Нет, это непростительно,
тем более когда в спешка, я думаю, она разбить вакуумный
Flasche^.При таком раскладе картина представала в черном све¬
те. Несомненно, в подобной точке зрения была какая-то своя
правда. Так или иначе, со всеми этими сложными мотивация¬
ми, Дэвиган все страшно запутала и сама запуталась. Я отло¬
жил поднос и смотрел на хризантемы, задаваясь вопросом, как
это распутать и возможно ли.—	У нас все было в порядок, пока не появляться эта жен-
пцина. Вы меня устраивать. И все вернется, когда она уехать, и
это должно быть сразу. Да, она должна уехать, и с малшиком, —
особенно сейчас, когда с ваша помощь ему лучше.—	Но что будет с ней? У нее нет ни цента.* Отчеты Кинси (The Kinsey Reports) — это две монографии о сексуаль¬
ном поведении человека, «Сексуальное поведение самца человека» и «Сексу¬
альное поведение самки человека», написанные доктором Альфредом Кинси,
Уорделлом Помероем и другими. Первая публикация в 1948 г.^ Три (нем.).^ Колба (нем.).[ 442 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Вначале, чтобы показать, что она хорошая Hausfrau\ она
говорить мне, что у нее есть предложение убирать дом какой-
то доктор.—	Доктор Эннис?—	Да, это имя.Таким образом, я в любом случае срывался с крючка. Мне
следовало бы почувствовать облегчение.—	Я ценю вашу... ваше доброе отношение ко мне, Хозяй¬
ка, — сказал я. — И все-таки разве вам не кажется, что вы могли
бы проявить такую же щедрость и к ней?—	Почему вы спрашивать это? Уже несколько недель вы
стараться послать ее домой.—	Я думал о больнице... о лечении для Даниэля, — невнят¬
но сказал я.—	Тогда он будет дома и лечить себя, в Spital, который вы
уже рекомендовать, что он хорош. Что касается она, то не важ¬
но, потому что она сама виноват. Она должна уехать.Что я мог еш;е сказать? Я получал ровно то, чего хотел.
Я был вне подозрений. Одним махом я избавился от этого сквер¬
ного пятна на своей тетради. Однако было совсем не здорово.
Но я был в яме, абсолютно беспомощный, выхода не было.—	Вы сами должны ей сказать, — произнес я наконец. На
это лично я не был способен.—	Я сейчас прямо иду к ней. И вы звонить Flughafen за¬
казать места. Тот же день мы отправлять Хиггинс и девушка
Джеймисон. Это один поездка для всех.Она встала и подошла ко мне с почти материнской, но все
же покровительственной улыбкой:—	Итак, Яегг доктор, у нас будет хороший понимание. Если
так, я хотеть работать с вами. У вас есть опыт и ум. Так?Боже, помоги мне — она на самом деле похлопала меня по
спине. Она становилась моей матерью.Я был вынужден сделать это. Я вошел в свой кабинет и по¬
звонил в аэропорт, для начала надежно запершись. Я не пред¬
ставлял себе, что может слз^иться в шале, когда все выйдет
наружу, но в результате обошлось без истерик — спокойно
и тихо. Цюрих сразу же ответил, и теперь я разговаривал со^ Домохозяйка (нем.).[443 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНШварцем, швейцарским служащим, который обычно занимал¬
ся нашим Мэйбелле. Он хорошо меня знал, и после того, как я
сделал заказ на рейс DC-6 в пятницу, 2 октября, четыре билета
на Хитроу и далее два на Уинтон с пересадкой на рейс Vanguard
на 4:30, он продолжил обычную беседу.—	Как у вас погода?—	Плохая, — сказал я.Это обычное начало разговора. Швейцарцы развлекают се¬
бя разговорами о погоде; будучи в этом смысле пессимистами,
они не могут жить без фёна летом и без бизы зимой.—	Будет еще хуже. Снегопады.—	Вероятно, ты прав, — сказал я.—	Кстати, доктор... — по-бабьи захихикал он, что вооб¬
ще характерно для конфиденциальных мужских разговоров
в Швейцарии. — Подруга твоя все спрашивает у нас про тебя.—	И что? — осторожно сказал я.—	Да, постоянно спрашивает, когда ты приедешь в Цю¬
рих. — Он заржал. — Думаю, она скучает по тебе, эта очень кра¬
сивая фройляйн Андерсен из «Aktiebolaget Svenska Ornflyg».Лотта спрашивает обо мне, скучает. Это чуть улучшило мое
настроение, приподняло, слегка подыграло моему эго.—	Передай ей, что я скоро приеду Только не уточняй когда.
Просто скажи — в ближайшие несколько дней.—	Ах! — Снова ржанье. — Хочешь, natiirlich, удивить ее.Я положил трубку. Лотта отвлекла бы тебя от всего этого,
она привела бы тебя в порядок, Кэрролл, сказал я себе. Ты ско¬
ро снова станешь собой. Ты был и всегда будешь не очень-то
порядочным типом. Это тебя устраивает, и ты напрочь теряешь
самого себя, когда пытаешься ступать по прямой и узкой троп¬
ке, ведущий вверх.ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯМы сидели в поезде, проезжающем Килхберг и быстро при¬
ближающемся к Центральному вокзалу Цюриха. Прогноз по¬
годы от Шварца вполне себя оправдал. Обильные постоянные
снегопады перекрыли дорогу через долину Кур, из-за чего нель-[ 444 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫзя было воспользоваться «универсалом». Тупиковая ситуация
была мне на руку. Разве можно сравнить легковушку, в запер¬
той тесноте которой слишком много досадного интима, со сво¬
бодой, скоростью и комфортом, которые тебе обеспечены луч¬
шим в мире железнодорожным сообщением — SBB^ где, поми¬
мо всего прочего, меня более чем устраивало весьма разумное
расположение наших мест. Дэвиган занимала одно из трех си¬
дений впереди вместе с Джеймисон и Хиггинсом, в то время как
я и Даниэль сидели лицом друг к другу в дальнем конце длин¬
ного вагона. Какая отрада избавиться от вынужденных фор¬
мальностей этих последних двух дней — от этих усилий делать
нормальное выражение лица в ситуации, которая в любой мо¬
мент могла взорваться, как пехотная мина! Мне пришлось объ¬
яснить все Дэвиган. Если у нее и были при этом какие-то чув¬
ства, она успешно скрыла их. Никаких признаков огорчения,
ни слова, ни взгляда, которые могли бы выдать ее. На прощание
она даже ослепительно улыбнулась Хозяйке, поблагодарив ее
за доброту. Да, она была на высоте, поскольку в последние со¬
рок восемь часов избавила Мэйбелле от боевых действий, от
всех этих взрывов упреков, обвинений и оскорблений.Моей головной болью был этот «мозговой трест», который
присосался ко мне как пиявка. Без малейшего подозрения от¬
носительно того, почему они уезжают, он, казалось, что-то там
держал в уме. Даже теперь, скрючившись на своем месте, он
продолжал украдкой бросать на меня взгляды, когда думал, что
я на него не смотрю, а когда я заставал его за этим занятием, он
сжимался, как испуганный кролик. Его словам тоже не хватало
обычной живости. Во время поездки он отпустил лишь не¬
сколько банальностей — явное свидетельство сокрытой вну¬
тренней борьбы.—	Должен сказать, мне понравился мой визит в Швей¬
царию, Лоуренс. Такая прекрасная страна. Снег замечатель¬
ный. — И он дважды повторил: — Возможно, у меня будет шанс
когда-нибудь снова увидеть ее и вас?Мне было непросто подбирать подходящие ответы на раз¬
ные его соображения, не слишком далеко уходя от реальности.^ Швейцарские федеральные железные дороги[445 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИННо скоро мои трудности закончатся. Можно обрести душевное
равновесие, если не отходить от базовых истин. Прошлое не
повторить — была одной из них, и я ее высоко ценил. Но на что
я в основном опирался, так это на убежденность, что несчаст¬
ный Дэвиган был жертвой супруги, столкнувшей его с крыши.
Да, конечно, это ее рук дело. Как отнестись к такой женщине?
Сочувствовать ей? Жалеть ее? Ответ был дважды негативным,
что действительно ожесточило меня. Надо признать, что у нее
были определенные достоинства. Она была умна и несравненна
в постели. Но как знать, не проснешься ли ты однажды утром,
полный любовных грез, дабы обнаружить мышьяк в своем
кофе?Поезд замедлил ход и мягко подкатил к вокзалу. Я встал
и снял наши пальто с крючков над сиденьями. Дэвиган помо¬
гала остальным. Не было нужды разговаривать с ней на протя¬
жении всей поездки. Я опустил стекло и подал знак носильщи¬
ку, чтобы он взял чемоданы, а затем за тележкой мы двинулись
по платформе в сторону перрона номер семь к терминалу Швей¬
царских авиалиний, который удобно располагался прямо на
вокзале. Еще десять минут эффективной работы нужных нам
служб, и мы уже сидели в автобусе аэропорта, катившем к Кло-
тену по Штамфенбахштрассе. Я проверил летные условия:
аэропорт был очищен от снега, а полеты выполнялись по графи¬
ку. Все шло гладко, мои подопечные вели себя как по писаному
Менее чем через час я избавлюсь от них. И буду свободен.Уже готовый поздравить себя, я все больше и больше испы¬
тывал странное и тревожное предчувствие, что в голове у Да¬
ниэля творится нечто странное. Все еще липнущий ко мне,
хотя теперь менее разговорчивый, он беспокойно ерзал на сво¬
ем месте, вытирая влажные ладони о колени, и время от време¬
ни вопросительно поглядывал в мою сторону. Эти признаки
возросшего возбуждения начали меня тревожить. Невозможно,
чтобы у него так скоро началось еще одно кровотечение. В нем
было полно моих тромбоцитов. Однако, если эта странная ве¬
роятность станет явью, весь мой план рухнет.—	С тобой все в порядке? — резко спросил я его.—	Да, спасибо... Мы почти в аэропорту?Автобус теперь катил по новой обходной дороге за Глатт-
бругом.[ 446 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Еще десять минут. А что?—	Я просто надеялся, что мы сможем еще немного побыть
вместе.Это заставило меня замолчать. До сих пор, хотя мы, каза¬
лось, хорошо ладили, я не пытался анализировать его чувства
ко мне, если не считать того, что он, видимо, был вполне дру¬
жественно ко мне настроен. Я надеялся, что под конец он не
расчувствуется и не устроит мне тут эмоциональную сцену.
Быстро глянув через проход, я успокоился: по крайней мере,
Дэвиган полностью держала себя в руках.Мы проехали по кольцевой развязке и прибыли в аэропорт.
Пока все пошли вперед, я задержался, чтобы зарегистрировать
багаж. Дежурный взял нашу квитанцию:—	На этот раз маленькая компания, господин Кэрролл.—	Перед Рождеством приедет гораздо больше. По крайней
мере тридцать человек.—	Это хорошо. Мне всегда нравятся эти дети из Мэйбелле.Я дал ему два франка. Вы не обязаны давать чаевые, но,если даете, вас любят гораздо больше.Я вошел через автоматические стеклянные двери. Главный
зал аэропорта простирается на пятьдесят метров до стеклянного
фасада с видом на взлетно-посадочные полосы. Справа — ряд
стоек Швейцарских авиалиний, слева — банк, магазины, кафе-
бар и офисы иностранных авиакомпаний. Эта левая часть, при
ее немалых размерах, всегда переполнена, и я вроде как поте¬
рял из виду своих. Затем, протолкнувшись вперед, я приоста¬
новился и выругался. Они стояли у стойки шведской авиаком¬
пании рядом с Лоттой.—	Ну вот и наш добрый друг, доктор. Как вы, дорогой Лоу¬
ренс?—	Пока еще жив... полагаю.Лотта рассмеялась, все еще внимательно разглядывая меня:—	У него всегда плохие шутки. Он с вами так же вот шутил,
миссис Дэвиган, когда вы были вместе в Мэйбелле?—	Нет, не так, иначе.Ей пришлось отвечать и держаться, хотя и не без труда.—	По крайней мере, я предупреждала вас насчет него. Наде¬
юсь, он не испортил вам приятный отдых. Я хорошо его знаю,[447 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНразве не так, Лоуренс? Ладно, не важно. Он сам мне все расска¬
жет, когда вы улетите.Черт возьми, даже на своем плохом английском она напа¬
дала на меня. И выглядела потрясающе, блестяще, лучше, чем
когда-либо, как образцовая модель Диора, лет на пять моложе
Дэвиган, хотя и была ее ровесницей. И знала это. Дэвиган то¬
же это знала, в своем мешковатом старом костюме, с заморо¬
женным выражением лица. И о господи, как я не заметил этого
раньше — она была в своих зимних снегоступах. Вдруг мне
стало жаль ее.—	А не хотите ли кофе? — Лотта взяла на себя полную от¬
ветственность за группу. — Нет? Тогда позвольте ваши паспор¬
та и посадочные талоны, я провожу вас прямо на самолет.По крайней мере, она освобождала меня от них.~ Понимаете, — продолжала она, — так как именно я и встре¬
чала вас, думаю, будет правильно вас проводить.Когда все двинулись к паспортному контролю, мой пациент
потянул меня за руку. Да так сильно, что я наклонился к нему.—	Мне нужно, чтобы вы отвели меня в туалет.Меня передернуло. Неужели в последний момент у него
снова кровотечение?—	Тогда быстрей.По короткому лестничному пролету мы спустились к муж¬
скому туалету за кофе-баром.—	Туда.Не выпуская моей руки, он повлек меня за собой в одну из
кабинок и закрыл дверь. Его трясло.—	Скорей, — сказал я. — Снимай шорты.—	Мне это не нужно, Лоуренс. Но я должен что-то ска¬
зать вам. Возможно, я никогда вас больше не увижу и не могу
уехать, не рассказав вам о моем секрете, — иначе вы будете ду¬
мать, что я умолчал из-за того, что вы мне не очень нравитесь.В полном изумлении я сел на стульчак. Он приблизился
и быстро заговорил, дыша мне в щеку:—	Вот что именно случилось с моим отцом. Он несколько
недель, когда большое здание заканчивали, был очень расстро¬
ен. Он всегда пил какое-то виски, но теперь стал пить гораздо
больше, и дома он сердился и даже кричал, что по справедли¬
вости это здание и вся новостройка должны принадлежать ему.[ 448 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫДаниэль судорожно вздохнул.—	В субботу, когда он позвал нас, чтобы показать этот дом,
мама не хотела идти. Он уже много выпил во время обеда. Но
мы пошли. Наверху он снова начал говорить о том, как мы все
это потеряли. Затем он крикнул: «Я с этим никогда не сми¬
рюсь, я покажу им!» Мама поняла, к чему идет, и попыталась
его удержать, но он оттолкнул ее, даже платье порвалось, и
прыгнул. Ох, ужасно было видеть, как он перевернулся в воз¬
духе.Опять этот резкий, болезненный всхлип. Замерев, я сам ед¬
ва дышал.—	Конечно, все думали, что он поскользнулся, по крайней
мере сначала. Канон Дингволл всегда был нашим другом, мы
сразу же пошли к нему, чтобы спросить, следует ли нам сказать
правду. Он выслушал и сказал, что лучше всего молчать, чтобы
не сделать отца самоубийцей, иначе в церкви будет большой
скандал, — лучше, сказал Канон, дать отцу так называемую
презумпцию невиновности. И по еш;е одной причине. После от¬
ца не осталось денег, абсолютно ничего. Но на его имя дедушка
Дэвиган сделал страховой полис на две тысячи фунтов — он
считал, что это на мое образование... — Даниэль запнулся. —
А из-за самоубийства ничего хорошего из этого не получи¬
лось бы.Из-за оговорки в страховом полисе, аннулирующей его
в случае суицида, на абсолютно невинную Дэвиган и свалились
все эти подозрения и обвинения в получении денег на образо¬
вание Даниэля. Они ему не понадобятся. Как я себя чувство¬
вал? Попробуйте догадаться.Он заплакал и протянул мне руку — я взял ее в свою. Я по¬
думал, что он хочет поцеловать меня, но этого я бы не вынес.
В ответ я бы почувствовал себя иудой. Внезапно из решетки в
потолке по системе оповещения пассажиров громко раздалось:—	Всех пассажиров швейцарской авиалинии, следующих
рейсом четыреста девятнадцать в Лондон, просим пройти на
посадку к выходу номер восемь.—	Пошли скорее, — сказал я.Он все еще держался за меня, когда я поспешил с ним
наверх. Лотта оставила его паспорт на контрольном пункте.[ 449 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНЯ схватил паспорт, и мы помчались в нижний зал. Они ждали
нас у выхода номер восемь.—	Хотите опоздать на самолет? — сказала Лотта.Я пожал руку Хиггинсу и Джеймисон, затем мне пришлось
оказаться лицом к лицу с Дэвиган. Теперь, когда она выгляде¬
ла ужасно уязвимой, я боялся, что она сломается. Но она сдер¬
жалась, хотя на это ушли ее последние силы. О боже, она снова
была старой, бледной, измученной и больной. Мы обменялись
рукопожатием, просто для приличия. Она пошла на это ради
меня.—	Спасибо вам за все, что вы сделали для Даниэля, доктор
Кэрролл. — Она порылась в своей дорожной сумке с лейблом
Швейцарских авиалиний. — Встреча с вами мне много дала.
Поскольку мы больше не увидимся, я хочу отдать вам вот это.
Я давно это храню. — Она протянула мне небольшой сверток
в коричневой бумаге. — В то утро вы оставили это в моей ком¬
нате, когда отправились на свой корабль.Я как болван взял сверток, не представляя, что там внутри.
Затем они прошли на посадку, а я остался стоять, глядя им
вслед.—	Подожди меня, — оглянулась через плечо Лотта.Я сел в зале и посмотрел на сверток. Что это? Бомба замед¬
ленного действия? Она не тикала. Я сам не очень-то тикал. Во
всяком случае, чего я боюсь? Я развернул упаковку. Какой об¬
лом! Это была книга, которую Дингволл всучил мне на руко¬
положении Фрэнка. Я забыл ее тем ранним утром у Кэти. Те¬
перь же я сунул ее в карман — возвращалась Лотта.—	Итак, Лоуренс, что ты можешь сказать в свое оправда¬
ние? Что ты там натворил? Я хочу больших объяснений, преж¬
де чем мы снова будем вместе.—	Мне нечего объяснять...—	У бедной женш;ины разбито сердце от расставания с то¬
бой. В самолете у нее полились слезы. И слезы ужасные...—	Не из-за меня. Маленький мальчик болен.—	По-прежнему?—	Да.—	Нет, это еще не все. Думаю, ты спишь с ней.—	Я говорил тебе, что это старая история. Тебе все время
кажется, что я с кем-то сплю. А ты сама — ни с кем?[450]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	И ты еще будешь меня обвинять? Когда ты надолго
оставляешь меня одну. Но я ни с кем не сплю. В этом разница
между нами. Ладно, забыли. Ты все равно мне очень дорог, и
теперь мы вместе для уютных приятностей. Я дежурю до шес¬
ти часов — чартер прибывает из Хельсинки. На вот ключ от
квартиры, езжай туда и жди меня.Я взял ключ.—	Приготовь коктейли к шести тридцати. — И она широко
и соблазнительно улыбнулась.Когда она ушла, у меня вдруг возникло нестерпимое же¬
лание выйти на открытую террасу — посмотреть, как взлетает
самолет, бросить туда последний взгляд, но я запихнул это
чувство подальше и поглубже — к странной ноющей боли под
ребрами — и придушил его, затем развернулся, направился к
выходу, попросил одного из водителей автобусов компании
«Швейцарские авиалинии» подвезти меня и уже через два¬
дцать минут был на месте.ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯМинут пять я был в смятении, хотя не мог объяснить по¬
чему, и ходил туда-сюда перед дверью в квартиру, прежде чем
заставил себя войти и включить свет. По крайней мере, тут бы¬
ло лучше, чем на промозглой улице с грудами грязного снега
по обе ее стороны. В квартире все было как всегда — аккуратно,
тепло и стерильно. Лотта сказала приготовить коктейли к шес¬
ти тридцати. Мне же требовалось сейчас. Я подошел к столику
на колесах, где в термосе еще не растаяла горстка смерзшихся
ледяных кубиков, разломил ее и опустил несколько в джин с
вермутом. Если я попытаюсь описать свое настроение, вы мо¬
жете мне не поверить, поскольку теперь, когда мои проблемы
закончились и я был свободен как ветер, я погрузился в наи¬
худшую из депрессий, которые когда-либо выпадали мне. Труд¬
новато будет жить с тем, что я нагородил против Дэвиган, со¬
ставив совершенно неверное представление о ней и задвинув
ее куда подальше, как коробку какого-то барахла. Впервые за
много лет я почувствовал угрызения совести, тем более что вот[4511
АРЧИБАЛЬД КРОНИНздесь, прямо сейчас, собирался заняться любовью с этой медо¬
воглазой шведской тролльшей. Нет, нет, раскаяние может за¬
вести слишком далеко. Возьми себя в руки, Кэрролл, тебе нуж¬
но расслабиться, немножко развлечься, вкусить сладкой жиз¬
ни. Нет смысла терзаться тем, что уже ускользнуло в прошлое.
Ты славно вывернулся из неприятной ситуации. И что еще ты
мог бы сделать? Хочешь зафрахтовать один из самолетов Лот¬
ты и догнать их на полпути, чтобы сказать «Пожалуйста, про¬
сти меня, давай поцелуемся и будем друзьями»? Забудь.Сев и глотнув напитка, я почувствовал, что мой боковой
карман что-то оттягивает. Книга Дингволла: сборник стихов
Фрэнсиса Томпсона. Я смутно что-то помнил: симпатичный то¬
мик в зеленом кожаном переплете, страницы слегка пожелтели
от времени, типичный подарок для семинаристов. Я посмотрел
на часы. Еш;е почти час ждать, и, чтобы отвлечься, я поискал
стихотворение, которое этот Макиавелли отметил для меня.
Именно так сейчас я и думал о нем — прикрывающем само¬
убийц потому, что цель оправдывала средства. Я нашел стихо¬
творение благодаря картинке с иконкой, которую Дингволл
использовал в качестве закладки, — любимый мною в юности
Симон Мартини, должно быть выбранный специально. Назва¬
ние, которое я вспомнил только теперь, гласило: «Небесный
ловчий».Я быстро прочел первые несколько строк.Я бежал от Него и ночами, и днями;Я бежал от Него под аркадами лет;Я бежал от Него, обливаясь слезами,В лабиринте теней пробиваясь на свет.Я скрывался как мог, но в ответ слышал хохот,За спиной раздавался шагов Его грохот.И в борьбе бесполезной
Обрывался я в бездны,Как титан, что сразиться дерзнул с Небесами.И звучало вослед,Что спасения нет, -
И не помню ни ночи, ни дня,Чтобы грозно, моими путями,Он за мной не шагал со словами:«Все тебя предадут, коль ты предал Меня».[ 452 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫЯ резко остановился, поскольку все вдруг вернулось ко мне:
пустая церковь после рукоположения Фрэнка, где я сидел и
читал это стихотворение. Тот сюжет полностью выпал из моей
памяти, и теперь, держа книгу, я снова начал читать, только Г0“
раздо медленнее. Чем больше я вникал в смысл строк, тем боль¬
ше мне хотелось остановиться. Это была не та литература, ко¬
торую я любил, тем паче в настоящее время. Если и раньше я
представлял собой не бог весть что, то теперь опустился епце
ниже. Но я должен был продолжить чтение, а закончив, так и
остался сидеть абсолютно неподвижно, пораженный и пленен¬
ный магической красотой этой поэзии.Теперь мне было ясно, откуда тот страх, та периодически
возвраш;ающаяся мука, то таинственное неумолимое преследо¬
вание, от которого не было спасения. В пустой церкви в день
рукоположения Фрэнка, в состоянии крайней восприимчиво¬
сти, я пробежал глазами стихи, едва осознавая их смысл, прос¬
то чтобы убить время, и не ощутив никакого эффекта. Мой
мозг был занят другими проблемами, но подсознание подхва¬
тило эти строки, глубоко восприняв тему бесконечного пресле¬
дования Им (Высшим существом) грешника, пребывающего в
лабиринте жизни. Символ Ловчего тоже застрял во мне, чтобы
стать сигналом к освобождению. Да, я все мог себе объяснить.
Но почему-то это не помогало. Казалось, всего этого было мало
для исчерпывающего ответа, так как теперь я тоже чувствовал
себя как «беззащитный беглец, оскорбленный словами, что сто¬
ит, изнуренный своими путями, полумертвый юнец над золой
прошлых лет».Я не стал допивать свой напиток. Наспех приготовленный,
он мне не помог. Невозможно улучшить коктейль, добавив в не¬
го джина. Мне нужен был другой, новый и крепкий. Я медлен¬
но встал, прошел через спальню в ванную и вылил в раковину
остаток. Когда я вернулся, полностью поглощенный стихами,
все еще ощущая, что «я из плоти людской — наитемная плоть»,
мой взгляд уперся в кончик галстука, зажатый закрытым ящи¬
ком в аккуратном маленьком шведском шкафчике Лотты. Мне
по рассеянности показалось, что это, должно быть, мой. Один
из двух, купленных мной не так давно у «Гридера». Я открыл
ящик.[ 453 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНЭто был не мой галстук. При всей своей устремленности
к жизни на более высоком уровне, я не мог себе позволить гал¬
стуки с лейблом «Контесса Мара», и теперь два галстука были
на виду, красиво помеченные особой короной и буквами СМ\
Также в ящике были две сверхтонкие шелковые рубашки, со
свежими метками из прачечной, очень шикарные, ручной рабо¬
ты, с вышитой монограммой С. de V. и аккуратной маленькой
петлицей на воротнике: Brioni. Roma. Я стоял, рассматривая эти
люксовые аксессуары, как клептоман в универмаге. Возможно,
меня заинтриговало это «де». Конечно, я бывал порой несколь¬
ко подозрительным в отношении Лотты, но в то же время все¬
гда льстил себя надеждой, что в настоящем я едршственный ее
сожитель. Я закрыл ящик и шагнул к встроенному шкафу. Он
был полон ее прекрасного запаха, а также прекрасных пред¬
метов ее одежды, возможно, теперь размышлял я, от С. de V.
Тем не менее костюм на одной из крайних вешалок демонстри¬
ровал полный контраст всему прочему: мужской, серый в тон¬
кую полоску, из превосходной ткани. Вульгарное любопытство
нанесло мне еще больший ущерб. Я посмотрел на нашивку во
внутреннем кармане: D. Caraceni. Via Boncompagni 21. Roma ~
лучший портной в Италии, если не во всей Европе. С. de V.,
должно быть, принц или какой-нибудь грязный спекулянт.
Я всегда обещал себе, что если когда-нибудь у меня будут се¬
рьезные деньги и я отправлюсь в Рим, чтобы посмотреть на
папу, то закажу сшить костюм у самого Карачени. Теперь я уви¬
дел именно такой костюм. Увы, не мой.Я закрыл дверцу и вернулся в гостиную. На сей раз я при¬
готовил себе действительно крепкий напиток, в котором за
духом мартини джин почти не улавливался, и сразу же опроки¬
нул его в глотку Смешав еще одну порцию такого же коктейля,
я уселся с ним в кресло. Я сделал всего один глоток, когда
услышал поворот ключа в английском замке. Сколько у нее
ключей, спросил я себя, когда впорхнула Лотта.—	Вот это мило. — Она остановилась с недовольным ви¬
дом. — Гость выпивает до прихода хозяйки.^ Countess Мага — известная итальянская фирма — производитель мод¬
ной мужской одежды и аксессуаров.[ 454 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Теперь ты не хозяйка. Ты — принимающая ВИП-персон.—	Не остри так, а то я еще больше рассержусь. Тогда мне
будет труднее тебя простить.—	Простить за что?—	Сейчас услышишь.Она бросила на диван сумку с длинным ремешком и кепи
своей компании и села сама, как обычно продемонстрировав
прекрасные линии ног. Но сегодня это меня не волновало.—	Налей мне быстренько, а потом я приму ванну и пере¬
оденусь.Я налил ей из стеклянного миксера довольно разбавлен¬
ные растаявшим льдом остатки.—	Да. — Она сделала глоток и скривилась. — Я должна
узнать про твою женщину Дэвиган. Хотя не могу в это пове¬
рить, но ты спал с ней.—	Почему ты не можешь в это поверить?Ее ответ меня не интересовал — просто хотелось подраз¬
нить ее.—	Потому что, хотя ясно, что она серьезно влюблена в тебя,
она такая непривлекательная. Такая маленькая дурнушка.—	Она ни в кого не влюблена. И она не дурнушка.—	Ошибаешься. Она запала на тебя. Что касается ее вида,
она довольно поношенная. Разве ты не заметил морщины у нее
под глазами?—	У этой бедной женщины была тяжелая жизнь. — Вопре¬
ки всякой логике, непонятно почему, я начал сердиться, что
унижают Дэвиган. — Особенно в последнее время. Тем не ме¬
нее тебе, может, интересно узнать, что в твои годы она была
постройнее тебя.—	Спасибо за комплимент, мой шотландский джентль¬
мен. — Ее лицо и шея густо покраснели. Самое худшее с этими
настоящими блондинками — это то, что, когда у них кровь при¬
ливает к лицу, они выглядят грубо, как дочь мясника, покра¬
сившая волосы пергидролем. — Но давай не отвлекаться. Ты
что, меня опустил до этой женщины?—	Ревнуешь? — Я испытал болезненное удовлетворение,
оттого что уязвил ее.[ 455 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Это тебе так хочется меня понимать. — Она сжала губы
и в упор посмотрела на меня. — Я не настолько примитивна,
чтобы ревновать. Ты мне дорог, и потому мне больно и непри¬
ятно, если ты занимаешься любовью где-то там, помимо моей
постели, которая в полном твоем распоряжении.—	Значит, ты ценишь меня там... в этом святилище?—	А разве нет? — Теперь она теряла самоконтроль, иначе не
говорила бы так открыто. — Это то, в чем ты очень хорош, луч¬
ший из всех, кого я когда-либо знала. И когда ты не такой, как
сейчас, ты действительно очень мил и забавен и смешишь меня
всякими глупостями. Но сейчас я хочу знать правду. Почему
ты спал с миссис Дэвиган?Я посмотрел ей в глаза:—	А почему ты спала с С. de V.?Она побелела. Теперь это была уже не блондинка. Альбинос.
Последовала долгая пауза. Она облизала губы.—	Кто сказал о нем — Шварц?Я покачал головой.С горечью в голосе она сделала еш;е один заход:—	Кто-то из моих добрых друзей в аэропорту? — Посколь¬
ку я не ответил, она продолжала: — Он просто друг. Очень
знатный, немолодой, да, довольно пожилой итальянский гос¬
подин.—	Не такой уж и пожилой, если меняет рубашки в твоей
спальне.—	Ах вот что! Ты — подлый, низкий шпион!—	Да, я низкий. И сегодня я не притворяюсь кем-то еш;е.Она попыталась успокоиться:—	Ладно, давай забудем, Лоуренс. Ты не прав. Я не права.
Так что два минуса дают плюс.—	Только в Швеции, — сказал я и встал. — Я ухожу и боль¬
ше не вернусь.—	Подожди... Я приготовлю маленький ужин... мы побудем
вместе, как всегда. — Она протянула руку. Попыталась улыб¬
нуться, принося себя в жертву. — Что с тобой случилось? Ты
всегда говорил мне, что у тебя всего по два для меня.—	Ну а теперь у меня нет ничего и по одному.[ 456]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫЯ знал, что перерезаю себе горло, что пожалею об этом, но
так должно было быть.Она гневно молчала и, как мне кажется, испытывала стыд.
Когда я выходил, она сказала:—	Не смей возвращаться.Я пренебрег лифтом и, пошатываясь, стал спускаться по
лестнице. Вышел как раз вовремя к такси, которое высаживало
пассажира, — хотелось, чтобы он был С. de V, но увы. Я пова¬
лился на заднее сиденье и сказал; Цюрихский вокзал. Я был
зол на себя не меньше, чем она на меня, полностью осознавая,
что сегодня я испортил все, что только мог, и, отбиваясь от соб¬
ственных тумаков, все же пытался как-то справиться с ситуа¬
цией и избавиться от хаоса в голове; но больше всего я отчаян¬
но нуждался еще в одном глотке спиртного.ГЛАВА ДВАДЦАТАЯНа вокзале я расплатился с таксистом и пошел прямо к дос¬
ке AuskunftK У меня была смутная надежда, что поезд на Кур
отправляется где-то около семи вечера. Я поспешно проверил
красные цифры, обозначающие скорые поезда, и обнаружил, что
нужный мне вечерний экспресс ходит только по субботам. Од¬
нако в черной колонке Abfahrf медленных, простых поездов
значилось отправление в 19:15. На часах было 19:13. Но я опре¬
деленно нуждался в том, чтобы подкрепить свой дух, и знал,
что для этого требуется. У меня оставалось меньше двух минут,
чтобы заскочить в буфет, купить бутылку водки и миновать
ворота на перрон номер девять, прежде чем они закроются.Поезд, ни в коей мере не «де-люкс», был пассажирским,
с остановками на всех станциях, самым дешевым и самым мед¬
ленным средством передвижения в Швейцарии и, конечно же,
без услуг и предложений Speisewagen^. Он был практически
пуст. Кому взбредет в голову ехать в Кур в это время года^ Информация (нем.),^ Отправление (нем.).^ Вагон-ресторан (нем.).[ 457 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНИ в столь поздний час? Когда мы ползли по окраине Цюриха,
пошел снег — большие дрейфуюш;ие хлопья, желто подсвечен¬
ные огнями грязных пустынных улиц. Дрожа от холода в пус¬
том отсеке, я опустил шторку на окне и, без всякой надежды,
абсолютно вопреки инструкции, повернул ручку нагревателя
на несколько делений вправо. Щелчка не последовало. Мне
предстояло долгое, грустное, промозглое путешествие, но благо¬
даря похвальной дальновидности у меня было средство, чтобы
заглушить испытанное сегодня больное, смурное чувство раз-
драя, нескладухи и отвраш;ения к самому себе. Сидя на жест¬
кой деревянной скамье, я забился в угол, поднял воротник
пальто и изучил бутылку. Этикетка была на немецком языке.Превосходная словенская водка.Специально на экспорт.Чистый продукт произведен по оригинальному словенскому рецепту
из пшеничного и свежепророщенного пшеничного солода,
а не из картофеля и кукурузы, как у второразрядных брендов.Верьте швейцарцам, импортируюпцим лучшее. Но мимо ме¬
ня прошла в следуюш;ий вагон пара селян, и я сунул бутылку
обратно в карман пальто. Итак, Кэрролл, кисло подумал я, те¬
перь у тебя полный карман пшеницы... после твоих подрост¬
ковых соплей настало ее время, и я надеюсь, это тебя утешит.
Теперь я был совсем один, так что можно было начать.Как умеренно или, по крайней мере, аккуратно пьюш;ий,
я был так или иначе непривычен к подобному возлиянию. Вот
такое алиби я себе придумал, как миссис Дэвиган — мистиче¬
ский ветер, чтобы не нести ответственность за последуюш,ие
события этой невероятной Вальпургиевой ночи. Я вынул свою
пшеницу. У меня не было стакана, пришлось пить из бутылки,
из-за чего, при отсутствии надлежащего навыка, я, неловко за¬
драв подбородок, поперхнулся и закашлялся. Тем не менее мне
удалось сделать порядочный глоток, который согрел мои вну¬
тренности, но на тот момент не избавил от горечи, которая,
скорее, только усилилась благодаря открытию, что словенцы и
правда отлично сработали не только в отношении чистоты на¬
питка, но и в плане его крепости. Не сорок, а скорее все двести
сорок градусов в этой бутылке были готовы убить мою печень.[ 458 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫНо разве я не заслужил страданий? Разве я не сукин сын, не
гадаринская свинья^, не конченый ублюдок? И что за простак
я был, вдобавок ко всему прочитав эту ужасную и прекрасную
поэму! Конечно, это все дело рук Дингволла, вероятно, он и
совершил новенну^, дабы задуманное им было отложено на тот
момент, когда я наиболее психологически уязвим, и попало бы
точно в яблочко.Я уже был готов отпустить крепкое словцо в адрес этого
старого интригана, но нет, зачем, когда после второго глотка я
почувствовал себя комфортней. Не отчаивайся, Кэрролл, ска¬
зал я себе, самый темный час — перед рассветом.Таким образом, я сделал третий глоток, уже более искусно
и с более позитивным результатом, — эта водка, может, и была
вредна, но она наносила удар по железному занавесу. Старый
моральный кодекс Кэрроллов начал утверждать себя, кровь за¬
пульсировала, дух воспрянул. Да, я мог бы вполне благопри¬
стойно забыть о том, что творилось во мне, полностью уничто¬
жить весь этот хаос и кавардак и настроиться на будущее. Жизнь
полна ошибок, все их совершают, почему я должен быть ис¬
ключением из правила? Мы все грешники, человек слаб. Зачем
стенать, к чему крокодиловы слезы? Бесполезно рыдать над
пролитым молоком, единственный разумный выход — это все
вытереть и начать с чистого листа.Пока поезд тащился сквозь заснеженную тьму, минуя доли¬
ну, карабкаясь в горы, останавливаясь в пути на бесчисленных
станциях, я продолжал прикладываться к пшеничной, достиг¬
нув таким образом не только реабилитации собственной лично¬
сти, но и состояния физической и психологической эйфории,
когда все мои дарования, пусть в несколько размытом виде,
невероятно активизировались. Но при таком своем возвышен¬
ном состоянии я не мог найти в пустом вагоне ни поля деятель¬
ности, ни чего-то новенького. Разговор с кондуктором, который
уколол меня странным взглядом и проколол мой билет, ока¬
зался непродуктивным. Песня в сложившихся обстоятельст-^ В смысле — бесноватый. См. о гадаринских свиньях, напр.: Мф. 8:
28-34.^ Новенна, девятина — традиционная католическая молитвенная прак¬
тика, заключающаяся в чтении определенных молитв в течение девяти дней
подряд.[ 459 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНвах была бы демонстрацией дурного вкуса. Вместо этого, за¬
крыв глаза, слегка покачиваясь вместе с поездом, я создавал
череду блестящих сюжетов, оправдывающих мою позицию, це¬
лый набор контраргументов в суде, специально созванном по
моей просьбе в Ватикане, где с благословения понтифика я
успешно предъявлял обвинения Дингволлу в совершении им
должностного преступления, — он же, к вящему веселью его
святейшества, являлся на суд облаченный в килт. В чем заклю¬
чается, с усмешкой вопрошал я себя, должностное преступле¬
ние? И все-таки я действительно любил этого старого горца.Через два часа, когда я вывалился на безлюдную платформу
Шлевальда, оставив на полке для шляп пустую бутылку в знак
благодарности стране ее происхождения, я был практически
в полете, но с просчитываемым и возвышенным восприятием
самого себя, своего окружения и своего состояния. Последнее,
после тщательного изучения мною станционных часов, кото¬
рые при ближайшем рассмотрении показали девятнадцать ми¬
нут двенадцатого, убедило меня, что было бы неблагоразум¬
но немедленно представать перед доброй Хозяйкой. Мною был
отмечен и момент резкого похолодания — и вправду, натиск
арктического ветра, заряженного ледяной крупой, терзавшей
пустынную платформу, вызывал у меня дрожь. Очевидно, в мое
отсутствие метель захватила здесь власть. Где же мне подкре¬
питься и найти приют? Когда, мечтая о чашке кофе, я плыл че¬
рез деревню, каковому состоянию способствовал мокрый глу¬
бокий снег, то вынужден был констатировать, что «Эдельманн»
закрыт. Да, черт подери, теперь все уже было закрыто и, по муд¬
рому швейцарскому обычаю, наглухо заперто ставнями, кроме
«Пфеффермюле». Это заведение никогда не закрывалось. Но
там мне, несомненно, пришлось бы пить дополнительно и, что
совсем некстати, отмахиваться от воспоминаний о шахматном
матче. Отныне сам этот матч, его юного участника и его бли¬
жайшую родственницу по материнской линии надлежало вы¬
корчевать из памяти.Мне следовало бы допустить, что Хюльда еще бдит и ждет
меня. Если даже и так, все сложится к полному ее удовлетво¬
рению. С этой мыслью я двинулся на холм к главной улице
города.[ 460 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫЭто был крутой холм, и я по лодыжки погружался в мокрую
снежную кашу, а там, куда еще раньше нанесло снега, я, сделав
неосторожный шаг, то и дело проваливался по колено. Ветер
бил меня по зубам, пытаясь заткнуть мне их в глотку. Вместе с
тем, к своему огромному удивлению, поднявшись до половины
холма, я обнаружил, что задыхаюсь и фактически валюсь на
находящиеся рядом перила. То, что перила вели к церкви, было
довольно забавно, но не более, чем осознание того, что именно
данное заведение сулит мне необходимую передышку, прежде
чем я одолею более высокий склон по пути к Мэйбелле. Как
обычно, церковь была открыта и приняла меня в свою темноту
и тишину, когда я ввергся туда, вдохновленный ощущением,
что участвую в шутке века.Естественно, я двинулся к передней скамье, сел и отряхнул¬
ся от мокрого снега. То, что я насквозь промок, меня не смуща¬
ло, — скорее, мне казалось, что меня обволакивает мягкое пар¬
ное тепло, даруемое сауной, что еще больше щекотало мое во¬
ображение: я представлял себе парилку в этой темной убогой
церкви. Однако там было не совсем темно, потому что внезапно
я увидел маленький красный огонек, мерцающий, как глаз. Он
светился сбоку под настенным барельефом. От бледного языч¬
ка пламени в стакане из красного стекла, с налитым туда мас¬
лом, все же шло свечение, и я знал, что, как обычно. Он наблю¬
дает за мной. Но сейчас ничто не могло взволновать меня, я
знал, чем ответить на эту идиотскую фобию, я фактически на
все знал ответ, и ситуация вдруг показалась мне настолько за¬
нятной, что я громко рассмеялся и воскликнул: «Ты не ожидал
увидеть меня здесь, не так ли?»Естественно, ответа не последовало, и это заставило меня
выпрямиться. Так что я изменил свой голос и ответил вместо
Него:—	Конечно не ожидал, доктор Кэрролл. — Ответ прозвучал
великолепно, с легким эхом от твердой гранитной стены. —
Как ты теперь понимаешь, Я много лет слежу за тобой без осо¬
бого успеха. Но Я только рад увидеть тебя.Я снова зашелся от смеха. Все получалось, поэтому я повер¬
нулся, положил ноги на скамью и в таком же духе вернул ему
комплимент.[461 I
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Ты не это имеешь в виду, Ты просто вежлив. Боюсь, я по¬
беспокоил Тебя.Я снова изменил голос, ответив за Него:—	Очень приятно, когда беспокоят. Я тут один долгую
ночь.Мне все это начинало нравиться, и я решил продолжить.Я: Ты хочешь сказать, что рядом с Тобой всю ночь никого
нет?Он: Да, иногда заглядывает Зобронски. У него туберкулез,
как ты знаешь, и кашель не дает ему заснуть, поэтому он прихо¬
дит поговорить со Мной.Я: Это Тебя радует?Он: Естественно. Но конечно, он будет здесь недолго, ему
предписано покинуть это место в следуюш;ем году.Я: Его переведут?Он: Нет, похоронят. Девятого октября.Я еще раз, как положено, посмеялся, но нельзя сказать, что
от души. Откуда такая дата? Похоже, эта деталь проскочила
экспромтом.Я: Это вполне можно предположить, так как у него, веро¬
ятно, большая каверна в одном легком.Он: В обоих легких, доктор.Теперь Он зашел слишком далеко, я должен был Его попри¬
держать.Я: Пожалуйста, зачем нам знать то, что тебе известно. Хотя
я не хочу обидеть Тебя, но Ты... да... просто немного затвердел
на этой стене.Он: Как ты прав, дорогой Кэрролл, и как бы Я хотел, что¬
бы Меня вовсе не ваяли в этой полупустой маленькой часовне.
Разумеется, Я радуюсь детям и твоей собственной персоне в
тех в редких случаях, когда ты сюда заглядываешь, но, как ты
догадался, часто тут чувствуешь себя крайне одиноко и без¬
отрадно.Я: Ты предпочел бы одну из крупных церквей?Он: Да, церковь, где Мне попались бы более крупные греш¬
ники, а не просто такие ничем не примечательные правона¬
рушители, как ты, доктор Кэрролл.1 462 1
и КАРМАН ПШЕНИЦЫЭто я сказал? Подобно дате, эти слова выскользнули совер¬
шенно непреднамеренно, что меня раздражало. Я едва мог ви¬
деть Его, но все же бросил в Его сторону виноватый взгляд.Я: Прости, но стоит ли нам переходить на личности? Конеч¬
но, я знаю, что Ты всегда был невысокого мнения обо мне.Он: Как ты ошибаешься, мой дорогой Кэрролл. Когда ты
был юн, Я был очень предан тебе. И Я считаю, что и у тебя
было ко Мне какое-то отношение.Я: Полагаю, что да. Он вытравил это из меня.Он: Ты не боялся смотреть Мне в глаза. Ты не пытался избе¬
гать Меня, как сейчас.Я ничего не ответил. Начав этот шутливый разговор, я не
ожидал, что он превратится в вивисекцию моей личности. Но
в таком же духе все и продолжалось.Он: В самом деле, Я не раз гордился тобой. Ты, возмож¬
но, помнишь, как замечательно себя вел, когда тебя посадили
в тюрьму за помош;ь той несчастной девушке?Кэрролл, разве это ты сказал? Конечно ты, болван. Не вооб¬
ражай, что пробудил настояш,ие чудеса. Тебя разогрела пше¬
ничная водка, и ты сам себе отвечаешь. Тем не менее это было
чертовски странно, и я почувствовал неприятное покалывание
в затылке, когда Он продолжал:—	Но когда ты принялся давать себе поблажки в своей до¬
стойной профессии, вместо того чтобы терпеливо и гуманно
служить ей, Я начал терять веру в тебя.Я: И все же Ты продолжал следить за мной?Мне не следовало сдаваться.Он: Да, Я редко отказываюсь даже от самых тяжелых слу¬
чаев, и, конечно же, в контексте твоего рождения и воспитания
ты представляешь собой расщепленную личность.Тут Он меня поймал — я должен был признать это.Я: Да, это так.Он: Таким образом, всегда был шанс, что твоя лучшая сто¬
рона может одолеть худшую.Я: Мою худшую!Я вскочил. Я начал сердиться.Он: О, я совсем не против твоей лжи, подчас она довольно
забавна. Я мог бы даже игнорировать твои любовные подвиги,[ 463 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНтак как, к сожалению, хотя ты не очень-то хорош собой, но
обладаешь сильной сексуальной привлекательностью, из-за че¬
го многие женш;ины хотят спать с тобой, а те, кто не хочет, как
твоя добрая Хозяйка, готовы быть тебе вместо матери.Эти слова, сказанные словно в отместку, меня доконали —
ведь речь шла о моих приемчиках, моих способах создавать
надлежапцую атмосферу, о грампластинках, которые я покупал
и крутил. Он мне ни в чем не доверял. Я уже собирался по¬
дискутировать на эту тему, когда вдруг Он непререкаемо заявил:—	Четвертая симфония Брамса была самой эффективной,
не так ли? Расслабляла и успокаивала. А затем «Танец с сабля¬
ми». Дикий и захватывающий! Каким же хитрым маленьким
грешником ты стал, Кэрролл!У меня перехватило дыхание. Возможно ли подобное?
Он... нет, это могла быть только одна сторона моей личности,
исправляющая другую. Но я пытался защитить себя от Него.—	Ты не веришь, что я любил?—	Ты не имеешь ни малейшего представления о смысле
этого слова.И Он продолжал нагнетать:—	Нет, Кэрролл. То, что Я не могу тебе простить, — это твоя
почти полная безответственность, отсутствие у тебя милосер¬
дия и жалости, твое невольное безразличие к тем, кто от тебя
серьезно пострадал.Голос — то ли его, то ли мой, теперь я был слишком встре¬
вожен, чтобы различать их, — утратил свою спокойную внят¬
ность и ожесточился.—	Именно это, Кэрролл, довело тебя до ручки, и если ты
не изменишься, то предупреждаю тебя со всей серьезностью:
ты безвозвратно пропадешь.—	Пропаду?Это был мой собственный слабый голос или просто эхо?
У меня возникло ужасное ощущение, что если это по-прежне¬
му я открывал рот, то слова были Его.—	Да, пропадешь, Кэрролл. Я опускаю духовные последст¬
вия, которые стоят за этим словом. Но даже в материальном
смысле ты пропадешь. Тебе пока что все, по твоим же собствен¬
ным словам, сходило с рук, при твоем добром нраве, веселой[464]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫнатуре и остатках того, чему ты когда-то научился. Но дальше
так не получится. Не знающий меры и границ, ты неизбежно
будешь деградировать. Ты станешь эгоистичным, праздным,
бесполезным перекати-полем, а затем — средних лет опустив¬
шимся, потрепанным Лотарио^ пресыщенным и отягощенным
собственными пороками, с мучительными воспоминаниями о
потерянных возможностях и сознанием того, что ты неудачник.Я хотел ответить Ему. Я пытался. И не мог. И в наступив¬
шем молчании мне вдруг стало страшно. Словенское зелье уже
перестало действовать на меня должным образом, и теперь
его более злые компоненты взимали плату с моих внутрен¬
ностей — я чувствовал себя слабым, больным и беспомощным.
И вдруг я осознал ужасную тишину, полностью отрезанный от
мира снегом снаружи, в могильном мраке и холоде. Мы были
совершенно одни. Мы? Не сошел ли я с ума? На меня накати¬
ла новая волна страха, когда Голос сказал:—	Ты еще слушаешь, Кэрролл? Я убедил тебя? Или Мне
продолжить?Я должен был прекратить это, иначе мне конец. Я заставил
себя взглянуть на Него и крикнул:—	Ради Тебя самого, остановись, если это действительно
Ты! А если это я, тогда заткнись.Еще до того, как смолкло эхо, раздался звук открываемой
двери, в помещение ворвался поток воздуха, и сразу погас мер¬
цающий огонек. Меня поглотила тьма, оставив вне времени и
пространства, в измерении абсолютно внеземном и непостижи¬
мом. Я хотел подняться и бежать в безумной попытке скрыть¬
ся. Но не мог. Мои конечности меня не слушались. Затем ти¬
шину в этой кромешной тьме нарушили медленные шаги —
кто-то направлялся в мою сторону. Застыв от ужаса, я снова был
на той безымянной улице. Он все ближе и ближе. Вот-вот на¬
стигнет. Я попытался вскрикнуть, но остался безмолвен. До
смерти измученный, я ждал, что будет дальше.Маленький круг света остановился на моем лице. Ко мне
наклонялся Зобронски, светя фонариком-карандашом.—	Доктор Кэрролл... вы... вы больны.' Лотарио — соблазнитель женщин в романе Сервантеса «Дон Кихот».[ 465 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Поберегитесь, — прохрипел я. — Похоже что да.Я неудержимо расстался со Словенией — кроме нее, больше
ничего в желудке не было, я не ел с завтрака.—	Извините, — вдохнул я наконец. — Всю церковь... Я это
вычищу.—	Нет-нет. Я утром сам уберу. Я всегда встаю задолго до
мессы... Но... вам надо оправиться, я приготовлю вам кофе.Кофе... Зобронски не мог не уловить запах чистого алкоголя.
Он взял меня за руку и провел через ризницу. Меня нужно бы¬
ло вести, поскольку мои ноги, казалось, не принадлежали мне.
Кое-как мы добрались до его комнаты. Я уже знал, что он был
беден: дешевая кушетка, деревянный стол, два жестких стула
и распятие.—	Хотите лечь?Я покачал головой и сел на один из стульев.Он все еще вопросительно и з^астливо смотрел на меня.—	Вы приходили, чтобы укрыться.Я должен был поделиться с кем-то, до самого себя мне было
еще далеко. Я выложил ему все как есть и закончил, дважды
повторив:—	Мы в церкви разговаривали друг с другом, как я сейчас
с вами.Он просто положил руку мне на плечо и сказал:—	Сначала ваш кофе.Он вышел. Я все еще чувствовал себя так, будто меня толь¬
ко что подняли с канваса и я еще на ринге. Зобронски был где-
то рядом. Я услышал затяжной приступ глубокого сдержан¬
ного кашля — это одна большая каверна, подумал я, но далее —
нет, судя по кашлю, их должно быть две. Вскоре он вернулся
с чашкой кофе. Я подумал: они должны тут пить то же, что и
в польских семинариях, то есть эрзац-кофе. Но, к моему удив¬
лению, кофе был отличный, и я с благодарностью отметил это.—	Мое самое большое богатство, — сказал он. — Подарок от
доброго Эдельманна.Пауза. Что будет со мной дальше?—	Вам получше?—	Да... Спасибо. — И я даже добавил: — Отец.Снова пауза. Он сел на другой стул.[466 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Сын мой... — сказал он и продолжил, медленно, на пра¬
вильном, старательном английском: — Я не тот, кто осуждает
чудеса. Но ответ на ваш... ваш болезненный опыт очень прост.
У вас только что был диалог с вашей совестью. — Он сделал
паузу, чтобы подавить кашель. — Это грозная и замечательная
вещь — католическая совесть, особенно когда она пробуждает¬
ся в раннем возрасте. Этого невозможно избежать. Даже веро¬
отступники не могут полностью избавиться от нее, поэтому
отступник всегда является страдающим существом. И сегодня,
когда вы были... — он поколебался, — чрезмерно возбуждены и
свободны от вашего обычного самоконтроля, ваша совесть взя¬
ла верх. Обычно именно мы сами проверяем свою совесть. Се¬
годня вечером ваша совесть проверила вас. И осудила.Я молчал. Его объяснение казалось логичным, но он лишал
меня всего драматизма произошедшего. Нет, не совсем. Я не
мог рассказать ему о роковой дате, 9 октября, но это помогло
мне уцепиться за свое собственное мнение.—	А теперь, сын мой, — сказал он многозначительно, — со¬
вершенно очевидно, что вас что-то тревожит. Пожалуйста, ока¬
жите мне честь и поделитесь.Я совсем раскис. Я больше не был Кэрроллом, я был посуд¬
ной тряпкой, которую выжали и, еще влажную, повесили на
просушку. Наклонившись вперед и положив руки на стол, я
все ему рассказал. Я говорил долго, и он выслушал меня в пол¬
ном молчании.—	Теперь, — сказал он, — я отпущу вам грехи.—	Хотите, чтобы я встал на колени?—	Нет, вам все еще нехорошо, я сам опущусь на колени пе¬
ред вами.Я не мог остановить его. Я закрыл глаза, когда он что-то
пробормотал. Я не мог над этим смеяться, да и, если вам инте¬
ресно, не хотел.Он встал с колен, отвернулся от меня и несколько минут
кашлял, поскольку до этого ему пришлось сдерживаться.—	Теперь я собираюсь позвонить вашей доброй Хозяйке,
чтобы она заехала за вами.—	Она неважный водитель, — предупредил я его. — Даже
если она спустится с холма, то никогда не поднимется.[467 J
АРЧИБАЛЬД КРОНИН—	Тогда Я сам вас отвезу.Он пошел к телефону. На это понадобилось некоторое вре¬
мя, — возможно, линии не работали. Нет, наконец он заговорил
с Хозяйкой, и, хотя я потерял чувство времени, она, казалось,
прибыла на удивление быстро. Мы не обменялись ни словом,
пока не очутились на заднем сиденье «опеля», я хотел вести
машину, но знал, что это не получится, у меня раскалывалась
от боли голова, и я все еще где-то витал. Зобронски настоял на
том, чтобы сесть за руль.—	Ух как я быть не прав про вас, — урчала мне в шею Хюль-
да. — Я так долго сидеть, ждать, думать, что вы в какой-то не¬
хороший место в Цюрих. А весь этот время, вы, такой больной,
прятаться в церковь и с молитва, как я слышать. — Она обняла
меня за плечи. — Теперь все стать лучше между нами, main Не-
бегЯегг доктор, и, когда я ставить вас на ноги, мы всегда рабо¬
тать mit grosser Freundschaft^.Зобронски наконец довез нас, хотя дважды мы чуть не уго¬
дили в канаву. Хюльда настояла, чтобы он на машине вернулся
в церковь. Затем, все еще по-матерински поддерживая, она от¬
вела меня в мою комнату.—	Немножко полезный горяший суп, НеЬег Herr доктор,
а затем в теплый постель...В итоге все для меня кончилось хорошо. Я мог пользовать¬
ся ее материнским инстинктом. В Мэйбелле снова вернулись
счастливые деньки.ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯЯ вышел на станции из поднадоевшего поезда, покинув
грязное купе, еще полное дыма, из тоннеля вокзала Центр Лоу-
Левел, и спустился по ступенькам навстречу звукам музыки.Не задействован ли по сему случаю городской духовой ор¬
кестр? Ничто так не радует и не бодрит, как сверкающий марш
Джона Сузы. Но это на меня как будто надвигались Муди иС еще большей дружбой (нем )( 468 1
и КАРМАН ПШЕНИЦЫСэнки^ а вернее, девицы из Армии спасения с тамбуринами и
фисгармонией на колесах, совершающие круг под мокрыми
сводами железнодорожной станции, в то время как бродячая
собака, задрав нос к небу, своим sostenuto аккомпанировала
певцам. Эти «аллилуйя», вспомнил я, начинались в субботу
сразу после обеда, и процессия держала путь по переулку на
Рыночную плош,адь, прибывая туда к открытию пабов. Поми¬
мо этой команды, под сводами, с которых капало, не было ни¬
кого, лишь одинокий носильщик, и никаких признаков такси.
Я поставил тяжелый чемодан и обратился к нему:—	Как тут насчет такси?Прислонившись спиной к столбу, он возился с тряпочкой,
зажатой между большим и указательным пальцем, дабы из¬
влечь из нее последнюю щепотку никотина. Он отхаркнул,
прежде чем ответить:—	Они на футьболе.—	Как насчет того, чтобы позвонить Хендерсону?—	Они закрыты в сюббота после обеда.Я еще раз подергал струны памяти:—	Как насчет Маклахлена?—	Это похоронное бюро теперича.—	Мне что, пешком идти?—	Это ты сказал, братец.Братское приветствие, хотя чем-то и обязанное влиянию
Голливуда, совпавшее с внезапным крещендо тамбуринов и за¬
тяжным собачьим воем, по крайней мере, обнадеживало. Я веж¬
ливо поблагодарил его, подхватил поклажу и двинулся в путь.
Он наблюдал за моим отбытием с нескрываемым недоверием.Снаружи шел дождь, хотя по местным шотландским мер¬
кам это был не более чем туман. В чемодане у меня были кни¬
ги, которые, само собой, весили немало, и я чувствовал уста¬
лость после долгого ночного полета.На кой черт, спрашивал я себя, мне выпало тащить свой
груз в этот захудалый городишко, где уже отмечались призна-^ Айра Дэйвид Сэнки — американский певец и композитор в жанре ду¬
ховной христианской музыки (госпел), сотрудничавший в последней чет¬
верти XIX в с известным евангелистом, проповедником Дуайтом Лиманом
Муди[ 469 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНки отвратительного новостроя, который неизбежно уничтожит
неповторимые черты родных мест. Старую академию с прекрас¬
ными башнями из абердинского гранита в стиле шотландских
баронов заменил офисный комплекс из стекла и стали, в ко¬
тором, как грустные морские монстры, попавшие в аквари¬
ум, медленно перемещались сверхурочно работающие клерки.
И Философский, с георгианскими колоннами клуб, членом ко¬
торого состоял мой дед, больше не украшал грязноватую ули¬
цу Вместо него возник ряд конкурирующих между собой ма¬
газинов с мерзкими кричащими вывесками.Если бы чье-нибудь доброе сердце воздвигло в мою честь
триумфальную арку, украшенную вымпелами и искусственны¬
ми розами, насколько иным было бы мое возвращение на эту
мрачную сцену. Но кто знал о моем возвращении? Мои дедуш¬
ка с бабушкой, то бишь Брюсы, отбыли навсегда, подобающим
образом погребенные под кельтским крестом на местном клад¬
бище. Правда, еще остались отец Фрэнсис и несокрушимый
Дингволл, но, когда ты решил сделать из себя жалкое посме¬
шище, разумней отложить на потом все проблематичные кон¬
такты. Довольно для каждого дня своей заботы^ — сегодняшнюю
заботу я сам себе создал.Я прошел по Хай-стрит, затем резко повернул налево, на
более спокойную Бернсайд-роуд, которая, по крайней мере, ка¬
залась такой же, как прежде. Библиотека Карнеги была все так
же облечена в мантию викторианского спокойствия, а рядом
с ней был тот же самый магазинчик, где субботними вечерами
я, забыв о своей принадлежности королевскому роду Брюсов,
покупал себе за пенс горячие картофельные чипсы. Двигаясь в
данном направлении, я должен был миновать церковь, но сей¬
час она была наверняка пустой. Взяв чемодан в другую руку,
я следовал по кругу.Опять ошибка, Кэрролл! У входа в церковь Святого Патри¬
ка стояла длинная цепочка автомобилей, а возле них роилась
большая толпа. Наверное, похороны, — возможно, старый Ка¬
нон опроверг наконец местный миф о своем бессмертии. Нет,^ Мф. 6: 34: «Итак не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний день
сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы».U70]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫЭТО была свадьба, я заметил белые ленты на машинах, некото¬
рые уже начали отъезжать. Я колебался. Снова свернуть на
Уиттингтон, Кэрролл? Никогда! Самолюбие и право пройти
именно здесь толкали меня вперед, более того — здесь был хо¬
роший шанс проскочить незамеченным в обш;ей суете.Я ускорил шаг, но меня объезжали машины, поворачивая
к ресторану, который мы называли «Шик». Большой ландонет,
с жестяными банками, привязанными сзади, и лозунгом «Только
поженились», отъехал, как раз когда я оказался прямо напротив
входа, и там, в глубине за открытыми дверями, я отметил кра¬
ем глаза, хотите верьте, хотите нет, преподобного Фрэнсиса,
поторапливающего выходящих гостей. Отвернувшись, краду¬
щейся походкой, слегка прихрамывая, чтобы не быть узнанным,
с видом коммивояжера, продающего дешевые туалетные при¬
надлежности для наивных домохозяек, я попытался незаметно
прошмыгнуть мимо.Тщетно. Он увидел меня и прыжком, оттолкнувшись без
разбега, перелетел через улицу:—	Лоуренс!Он обнял меня, и я испугался, что он меня поцелует. Он
прибавил в весе, стал пухлым и розовым, с блаженной улыбкой,
облаченный в идеальную, из лучшего материала, сутану, на ко¬
торую кто-то приколол маленький бутон розы. Я воспользо¬
вался этим, чтобы умерить его восторг.—	Разве это не противоречит каноническому правилу, свя¬
той отец?Он покраснел:—	Одна из подружек невесты настояла, Лоуренс.—	Хорошенькая?—	Они все хорошенькие. И конечно, я сниму его, когда мы
войдем.—	Войдем?—	Естественно, мой дорогой Лоуренс. Когда мы услышали
от отца Зобронски, что ты приезжаешь. Канон выкатился в
кресле в монастырский сад с расписанием поездов на коленях
и дал четкий наказ, чтобы тебя к нему обязательно доставили.Ну, это должно было случиться. Лучше сейчас, чем потом.
Фрэнк проводил меня мимо церкви к монастырю. Он уже снял[471 ]
АРЧИБАЛЬД КРОНИНрозу и положил ее в боковой карман. Ему осталось поместить
ее у себя в комнате в стакан для зубной щетки.Когда мы приблизились к статуе Девы над гротом, который
обозначал вход в сад, Фрэнк пробормотал:—	Я оставлю тебя здесь, дорогой Лоуренс. Слава богу, те¬
перь мы еще много-много раз увидимся. — Затем, понизив го¬
лос, он прошептал: — Он слеп на один глаз, а другим уже плохо
видит. Ему приходится пользоваться сильным увеличительным
стеклом, но ни в коем случае не обращай на это внимание. Его
это очень злит.Я подождал, пока он не ушел, а затем направился к откры¬
той летней беседке, где в кресле-коляске сидел старый, очень
старый, почти слепой человек. Я остановился перед ним. Уви¬
дел ли он меня или просто почувствовал, что я рядом?—	Твой самолет, должно быть, прибыл вовремя. Ты сел на
каледонский поезд на двенадцать пятнадцать с вокзала Центр
Лоу-Левел.—	Да, Канон.—	Мои расчеты были правильными. Это дрянной поезд.
Рабочий, не так ли?—	Да, Канон.—	Что побудило тебя лететь этим дрянным полуночным
рейсом на DC-3 из Берна?Вы не замечали, что пожилые люди любят поговорить о пу¬
тешествиях, на которые они никогда не решатся?—	Я выбрал его, потому что он самый дешевый.—	Итак, ты на мели, Кэрролл.—	Не то слово. Канон. — После паузы я добавил: — По¬
скольку вам хочется унизить меня.Возникла ли тень улыбки на этом старом, очень старом, из¬
можденном лице? Если и возникла, то тут же исчезла.—	Ну, во всяком случае, ты вернулся, Кэрролл.—	Да, я им надоел, и меня вышвырнули.—	Это ты по-доброму лжешь, Кэрролл. Твой странный
польский друг написал мне, что и Хозяйка, и комитет настаива¬
ли, чтобы ты продолжил работать.Я ничего не ответил.[ 472 1
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Кстати, как там этот добрый отец со странным именем?—	Болен, — сказал я и добавил, внимательно наблюдая за
ним: — Очень. Каверны в обоих легких. На самом деле я жду,
что все кончится девятого октября.Нет, это никак не подействовало на него. Он просто сказал:—	Жаль. Я бы хотел с ним познакомиться. Хотя... этот
дрянной ночной перелет.Он слегка выпадал из реальности и, похоже, то и дело на
мгновение погружался в себя. Я попытался упростить разговор:—	В последнее время вам случалось играть в шахматы? —
И добавил громче, чтобы разбудить его: — Я про шахматы... ва¬
ше преподобие.Он очнулся:—	Нет, мой молодой противник в последнее время не
очень-то ими занимался. Кстати, Кэрролл, они не знают, что ты
приехал, и я не просветил их. — Меня это вполне устраивало,
и я собрался поблагодарить его, когда он добавил: — Не то что¬
бы я хотел сохранить для тебя их радостное удивление по по¬
воду возвращения блудного сына. Понимаешь, я опасался, что
в последнюю минуту ты передумаешь.Пауза. Я не стал это комментировать. Вероятно, он был
прав.—	Видимо, тебе потребовалось время, чтобы решиться. Ко¬
нечно, как я понимаю, ты сам был болен. Легкая простуда?Я кивнул — для него все было всегда просто и легко. Он
наверняка знал, что у меня была вирусная пневмония, но я не
возразил ему.—	Из-за сауны, которую я принял в местной часовне.—	Ух, — сказал он, но с интонацией бесконечного удовлет¬
ворения. — Двойное очищение в таком месте. Затем тебе при¬
шлось ждать замены. Три месяца, верно?—	Да, — сказал я, размышляя о том, что это дало препо¬
добному Зобронски, без малейшего нытья приближающегося
к собственной кончине, кучу времени, чтобы поработать надо
мной.—	Итак, теперь, когда ты здесь, Кэрролл, когда благодаря
чудотворству Всемогущего потайная дверь для тебя открыта,[ 473 J
АРЧИБАЛЬД КРОНИНпрости, если надоем, напомнив одно соображение, которое я
когда-то счел уместным. Раз ты собираешься здесь остаться, то
встретишься с теми, кому ты крайне нужен. И если ты упус¬
тишь их и меня, твоя душа потеряна. Когда я буду в состоянии,
возможно скоро, я лично займусь твоим воцерковлением. —
Он сделал паузу, наблюдая за мной краем зрячего глаза. — Ска¬
жи что-нибудь, Кэрролл. Ты со мной?—	Да, — сказал я.А что еш;е я мог сказать этому Макиавелли Хайленда?—	Хорошо. Я хочу, чтобы ты приходил сюда по пятницам,
как и раньше. Однако по этому случаю приведи с собой ту не¬
счастную женщину, которая скоро станет матерью твоего вто¬
рого ребенка.Вот это катастрофа! Казалось, крыша беседки рухнула мне
на голову. Но в глубине души я этого и боялся. Кэрролл — опо¬
ра! Кэрролл — проповедник. Я был на крючке, целиком и пол¬
ностью заглотив наживку. А он продолжал:—	Отец Фрэнсис служит на всех венчаниях, любит свадьбы
и притом большой любимчик у дам, но ваш брак буду благо¬
словлять я. Ты со мной, Кэрролл? Говори, или навсегда замол¬
чишь и будешь проклят.—	Да, — сказал я.—	Хорошо, я рад, что на сей раз твой дух явно на стороне
добра.Он наугад протянул руку в моем направлении. Я взял ее,
состояш;ую из одних лишь костей и голубых вен, в свою.—	А теперь иди. Скоро явится ирландская сестра-толстуха,
которую я ненавижу — она прячет от меня нюхательный та¬
бак, — и мне будет нужно пообедать. Если только эту их кашу-
размазню можно назвать обедом. Да благословит тебя Бог, мой
драгоценный Лоуренс. И не забывай о пятнице.Мой чемодан был у ворот. Я поднял его и пошел, поначалу
медленно и озадаченно. Наш разговор ничуть меня не воодуше¬
вил. Но в этой ласковой предпоследней фразе я находил стран¬
ное утешение. Меня обогнала группа мужчин, спешащих на
футбольный матч. Я шел опустив голову, чемодан задевал за
лодыжки, откуда-то спереди до меня доносился стук каблуков[ 474 ]
и КАРМАН ПШЕНИЦЫПО твердому тротуару. Вопреки всякой логике, я подумал, что
я — тот, кто идет следом, что меня больше не преследуют. Те¬
перь я был на углу Рентон-роуд и, оказавшись на хорошо зна¬
комой дорожке, невольно ускорил шаг, и сердце забилось быст¬
рее. Не прошло и нескольких минут, как я был уже на Крейг-
Кресент, напротив дома Энниса, который выглядел более чем
старым — краска, отслоившаяся от ставней, треснувшее стекло
в окне больничной пристройки, где снаружи собралось несколь¬
ко пациентов. Я увидел все это и, используя самое отвратитель¬
ное швейцарское словцо, сказал себе: Кэрролл, ты совершил
RundfahrtKЯ глубоко вздохнул, пересек дорогу, прошел по усыпанной
гравием дорожке, толкнул входную дверь и шагнул внутрь.Слева была гостиная, и доктор Эннис, растянувшись на
диване, спал там, открыв рот и тихо посапывая, на полу рядом
с ним стояла акушерская сумка. Несмотря на то что в стакане
уже не было обычной живительной влаги, Эннис выглядел
крайне усталым — небритое красное лицо, на густых усах сгус¬
ток слюны. Не очень-то приятная картина, но вполне челове¬
ческая. По крайней мере, это была личность, с которой, как я
знал, можно ужиться и даже отправиться на озеро порыбачить
в один из свободных дней.Я не стал его беспокоить и вышел из комнаты. В конце при¬
хожей, сужающейся по причине огромной стойки красного де¬
рева для верхней одежды, где, подобно кочанам капусты, тор¬
чали всех видов шляпы доктора, была открыта кухонная дверь.
Все еш;е держа чемодан, я прошел вперед и встал в дверном
проеме.Они меня не видели.Она сидела за низким кухонным столом, в серо-голубом ра¬
бочем халате, немного отклонившись, чтобы не тревожить уже
заметно обозначившуюся выпуклость живота, одна рука лок¬
тем на столе, ладонь поддерживает щеку, в другой руке ложка
с бульоном — она кормила Даниэля. Он сидел тесно прислонив¬
шись к ней, на плечах большой серый платок. Судя по его апа-Круговой маршрут (нем.).[ 475 1
АРЧИБАЛЬД КРОНИНтичному виду, он пережил еще одно кровотечение, и это его
бессилие, казалось, объединяло и связывало их. Передо мной
была воистину картина Пикассо в его лучший «голубой пе¬
риод», и она ножом вошла мне в сердце.Я поставил чемодан на пол, мое сердце тяжело стучало. Они
обернулись и увидели меня. Они молчали, но на лице мальчи¬
ка возникло выражение удивления, надежды и чего-то отдален¬
но похожего на восторг. А на ее лице — неверие, шок, который,
истаяв, превратился в одну-единственную скатившуюся по ще¬
ке слезу.Я медлил, желая продлить миг этого растянувшегося во
времени молчания — миг, которого я, казалось, ждал всю свою
жизнь. Просто за этот миг молчания я избавился от всего мерз¬
кого в персонаже по имени Кэрролл, и миллионы лет чистой,
целомудренной радости наполнили меня. Я снова стал Кэррол¬
лом.—	Я вернулся, — сказал я.Глупо было утверждать и без того очевидное, но именно так
я и выразился.Снаружи в дверь приемной врача принялись стучать, — по-
видимому, Эннис был всю ночь на вызовах и утренний прием
не проводил.—	Я бы не отказался от бульона, только попозже, — сказал
я и, уже направляясь к боковому входу, смиренно добавил че¬
рез плечо: — Если там что-то осталось.Во всяком случае, я с утра ничего не ел, кроме окаменевшей
булочки в буфете Центрального вокзала.Я спустился по десяти ветхим ступенькам в маленькой ка¬
бинет, который служил приемной. Надел не совсем чистый бе¬
лый халат, висевший на задней двери, взял стетоскоп Энниса,
лежавший на маленьком покосившемся столике, и нацепил его
на шею. Теперь в дверь уже колотили ногами. В шесть шагов
я пересек маленькую приемную и распахнул ее.—	Какого черта, что вы тут грохочете? Я новый врач, и ве¬
дите себя как положено. Или больше ни шагу сюда со своими
медкартами.В ответ мертвая тишина. Вошли неслышно.[ 476 1
и КАРМАН ПШЕНИЦЫ—	Кто первый? — спросил я, садясь за стол.Вперед рванулась бабуся лет семидесяти — в черном чепце,
пледе из шотландки, в ношеных, но элегантных черных перчат¬
ках. Когда она уселась, хрипло дыша, я молча посмотрел на
нее, ожидая дальнейшего развития сюжета, понимая, что пере¬
до мной опытный ветеран службы бесплатного медицинского
обеспечения, страдающий артритом, невритом и бронхитом, с
бурситами пальцев стопы и предположительно варикозными
язвами, а судя по тому, как она сидела, — с геморроем и часты¬
ми запорами. Готов ли я снова, как прежде, принимать столь
горькую пилюлю? Да, мне придется держаться, пока тут Динг¬
волл на мою шею, Фрэнк туда же, да еще надо заботиться об
этой маленькой поклаже на кухне. По крайней мере, мне при¬
дется попробовать.
СОДЕРЖАНИЕПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ	 5И КАРМАН ПШЕНИЦЫ	299
Кронин А.К 83 Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы: романы / Ар¬
чибальд Кронин; пер. с англ. И. Куберского. — М.: Иностран¬
ка, Азбука-Аттикус, 2020. — 480 с. — (Иностранная литера¬
тура. Большие книги).ISBN 978-5-389-13495-9«Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы» — две первые строч¬
ки известной английской песенки, а также названия не менее известных
двух произведений Арчибальда Кронина, созданных в лучших тради¬
циях «романов воспитания» Диккенса, Бальзака и Флобера. Рассказ о
судьбе юноши из Шотландии, мечтательного, амбициозного и наивно¬
го, отразил многие автобиографические факты из жизни автора. О его
приключениях, победах и поражениях, потерях и обретениях, влюблен¬
ностях и разочарованиях Кронин повествует с теплым юмором и с тем
проникновенным, вызывающим сочувствие и сопереживание реализ¬
мом, который отличает его оригинальный творческий почерк.Читатель встретит здесь тот же яркий повествовательный дар, ко¬
торым отмечены и другие романы автора, ставшие современной клас¬
сикой, такие как «Замок Броуди», «Звезды смотрят вниз», «Цитадель»
и многие другие.УДК 821.111
ББК 84(4Вел)-44
Литературно-художественное издание
АРЧИБАЛЬД КРОНИНПЕСЕНКА В ШЕСТЬ ПЕНСОВ
И КАРМАН ПШЕНИЦЫОтветственный редактор Кирилл Красник
Редактор Ирина Стефанович
Художественный редактор Валерий Гореликов
Технический редактор Татьяна Раткевич
Компьютерная верстка Ирины Варламовой
Корректоры Светлана Федорова, Валентина ГончарПодписано в печать 03 07 2020 Формат издания 60 х 90
Печать офсетная Тираж 2000 экз Уел печ л 30 Заказ № 3707/20Знак информационной продукции
(Федеральный закон Хд 436-ФЗ от 29 12 2010 г )ООО «Издательская Группа ,,Азбука-Аттикус“» —
обладатель товарного знака «Издательство Иностранка»115093, г Москва, ул Павловская, д 7, эт 2, пом П1, ком № 1Филиал ООО «Издательская Группа ,,Азбука-Аттикус“»
в Санкт-Петербурге
191123, г Санкт-Петербург, Воскресенская наб, д 12, лит АЧП «Издательство „Махаон-Украина“»Тел/факс (044)490-99-01 E-mail sale@machaon kiev uaОтпечатано в соответствии с предоставленными материалами
в ООО «ИПК Парето-Принт»170546, Тверская область. Промышленная зона Боровлево-1, комплекс № ЗА
WWW pareto-prmt ruПО ВОПРОСАМ РАСПРОСТРАНЕНИЯ ОБРАЩАЙТЕСЬВ Москве ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“»Тел (495) 933-76-01, факс (495)933-76-19
E-mail sales@atticus-group ru, info@azbooka-m ruВ Санкт-Петербурге Филиал ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“»
Тел (812) 327-04-55, факс (812)327-01-60 E-mail trade@azbooka spb ruВ Киеве ЧП «Издательство ,,Махаон-Украина“»Тел/факс (044)490-99-01 E-mail sale@machaon kiev uaИнформация о новинках и планах на сайтах www azbooka ru, www atticus-group ruИнформация no вопросам приема рукописей и творческого сотрудничества
размещена по адресу www azbooka ru/new_authors/Y-ILN-21678-02-R