Джордж Бреслауэр
Горбачев
и Ельцин
как лидеры
Современная западная русистика

George W. Breslauer
Gorbachev and Yeltsin
as Leaders
Cambridge University Press / Cambridge
2002

Джордж Бреслауэр
Горбачев и Ельцин
как лидеры
Academic Studies Press
Библиороссика
Бостон / Санкт-Петербург
2021

УДК 94(470)
ББК 63.3(2)
Б87
Перевод с английского Андрея Разина
Серийное оформление и оформление обложки Ивана Граве
В оформлении обложки использовано
фото Бориса Бабанова / РИА Новости
Бреслауэр Дж.
Б87 Горбачев и Ельцин как лидеры / Джордж Бреслауэр ; [пер.
с англ. А. Разина]. — СПб.: Academic Studies Press / Библиоросси-
ка> 2021. — 479 с. — (Серия «Современная западная русистика» =
«Contemporary Western Rusistika»).
ISBN 978-1-6446966-0-6 (Academic Studies Press) .
ISBN 978-5-6046148-2-2 (Библиороссика)
Исследование Джорджа Бреслауэра посвящено анализу и оценке лидерских
стратегий М. С. Горбачева и Б. Н. Ельцина. Автор показывает, как им удалось
трансформировать, а затем и изменить советскую систему как изнутри, так и в ее
отношениях с внешним миром, обеспечить поддержку своей политике, перехва¬
тить инициативу у политических оппонентов, показать себя людьми, способны¬
ми эффективно решать проблемы страны. Книга вносит существенный вклад
в изучение вопросов, связанных с политическим лидерством. Рассчитана на широ¬
кий круг читателей.
УДК 94(470)
ББК 63.3(2)
©
©
©
©
©
ISBN 978-1-6446966-0-6
ISBN 978-5-6046148-2-2
George W. Breslauer, text, 2002
Cambridge University Press, 2002
А. В. Разин, перевод
с английского, 2021
Academic Studies Press, 2021
Оформление и макет
ООО «Библиороссика», 2021

Посвящаю эту книгу моей жене Иветт Ассии
Бреслауэр, дочери Мишель, сыну Дэвиду, моей
матери Марианне Шеффер Бреслауэр и памяти
моего отца Генри Эдварда Бреслауэра.

Предисловие
В этой книге рассказывается о двух людях, М. С. Горбачеве
и Б. Н. Ельцине, на долю которых выпало руководить страной
в 1985-1999 годах, в смутное время перехода от советской по¬
литики к политике постсоветской. Необычайно было то, с какой
скоростью происходили перемены в первой половине этого
периода. В 1985 году Советский Союз представлялся неруши¬
мым и вековечным, способным защитить себя от любых напас¬
тей; непоколебимой казалась власть КПСС, управлявшей СССР
и Восточной Европой и неуклонно следовавшей курсу на сопер¬
ничество сверхдержав на мировой арене. К концу 1987 года,
с началом гласности, средства массовой информации все чаще
и чаще начали ставить под сомнение старые догмы, а советское
руководство было вынуждено пойти на односторонние уступки
Соединенным Штатам по ключевым вопросам национальной
безопасности. К концу 1989 года уже состоялись относительно
свободные выборы, на которых партийные чиновники лишились
своих постов, коммунизм в странах Восточной Европы потерпел
крушение, Советская армия вышла из Афганистана, подошла
к концу холодная война. К концу 1991 года президентом России
стал оппозиционер; с распадом СССР окончательно перестала
существовать коммунистическая система, возникла независимая
Россия, занявшая по отношению к Западу позицию беспомощ¬
ного просителя. К концу 1993 года независимая Россия пережи¬
ла два мучительных года политической и экономической неста¬
бильности внутри страны и пришла к осознанию того, что Запад
вовсе не готов оказывать неограниченную помощь в переходе от
коммунизма к демократии. Если представить, что кто-то заснул
в Москве 1985-1986 годов и проснулся в 1992-1993-м, такие пе¬
ремены показались бы ему чем-то недоступным для понимания.

8
Джордж Бреслауэр
Автор не станет утверждать, что все эти перемены стали воз¬
можны лишь благодаря именно Горбачеву и Ельцину, но было бы
несправедливо отрицать, что все пошло бы совсем иначе, будь
тогда у власти другие люди. Их действия как руководителей были
решающими. Эти два человека, несомненно, войдут в историю
благодаря той роли, которую они сыграли в жизни своей страны
на исходе XX века. В этой книге я обращаюсь к следующим во¬
просам: почему они действовали именно таким образом (главы
1, 2, 11); что позволило им преуспеть в их начинаниях, то есть
почему их программы получили поддержку (главы 3-10); как
можно оценить их успехи и неудачи как лидеров (главы 12-14)?
Моя главная задача — подробно рассмотреть стратегию ли¬
дерства каждого из них. Мой теоретический подход заключается
в том, чтобы подчеркнуть ту необходимость выбора, с которой
сталкиваются лидеры при создании и поддержании своей поли¬
тической репутации (своего авторитета как политиков и как
людей, способных решать проблемы), а также рассмотреть
причины, по которым они выбрали свои политические стратегии
и политические программы, и последствия (как ожидаемые, так
и непреднамеренные) такого выбора.
Обращаясь к их стратегиям укрепления авторитета, я провожу
детальный анализ их публичной риторики, подкрепляя его рас¬
смотрением обширной мемуарной литературы, включая мемуары
двух главных героев этой книги, Горбачева и Ельцина. Из этих
текстов и связанных с ними действий и сигналов я реконструирую
программу того или иного лидера. Я показываю, как каждый из
них использовал оценки и предписания, заключенные в его
публичных высказываниях, чтобы найти общий язык с целевой
аудиторией и теми группами населения, чьи поддержка и участие
были важны для него на соответствующем этапе его пребывания
на руководящем посту. Я показываю Горбачева и Ельцина как
лидеров, ведущих непрерывный и изменчивый политический
диалог с соратниками и противниками внутри страны и за рубе¬
жом — диалог, который в итоге содействовал созданию динамич¬
но развивающейся политической жизни. Непосредственной це¬
лью такого диалога была политическая коммуникация; более
Предисловие
9
значительная цель состояла в том, чтобы убедить людей, что
лидер обладает собственным видением, имеет идеи и идеалы,
которые стоит поддержать, и что у него также имеются полити¬
ческое мастерство, решимость и воля, чтобы добиться своего.
Это были не просто слова. Это были слова, формировавшие ре¬
путацию и авторитет и тем самым сильнейшим образом влиявшие
на способность управлять. Ричард Нойштадт писал об американ¬
ском президенте: «Его личность видна во всем, что он говорит
и делает. Соответственно, выбор того, что, как и когда следует
сказать и сделать, — это его способ сохранять и использовать
источники своей силы» [Neustadt 1960: 179].
В соответствии с целями моего исследования, основными его
источниками стали публичные заявления указанных лидеров: их
официальные выступления в стране и за рубежом, их пресс-
конференции, пресс-релизы, а также их неотрепетированные
замечания на публике. Воспоминания их политических партнеров
и советников, в свою очередь, помогают понять, как соотносились
между собой публичные и частные высказывания этих лидеров.
Мемуары Горбачева и Ельцина позволяют лучше узнать их био¬
графии, понять их представления о себе и о том, какую память
о себе они хотели оставить. Беседы различных политических
деятелей по поводу этих лидеров, некоторые со мной, большин¬
ство — с другими исследователями, позволили мне проверить
корректность опубликованных источников.
Публичные заявления и мемуары политиков следует воспри¬
нимать с большой долей осторожности. Манипулятивная рито¬
рика и, по-видимому, ложная информация присутствуют в них
в больших дозах. Однако при разумном использовании и внима¬
нии к темам, повторяющимся перед различными аудиториями,
они являются бесценным источником понимания того, чего
пытался достичь лидер на том или ином этапе своего правления.
Аналогичным образом, к воспоминаниям людей, работавших
с этими лидерами, следует подходить с осторожностью из-за
личной заинтересованности их авторов. Некоторые написаны
людьми, затаившими обиды; другие — людьми, которые бого¬
творили своего бывшего босса. В одних суждениях ощущается
10
Джордж Бреслауэр
некоторое напряжение, другие источают презрение или перепол¬
нены обожанием. Как и все исторические документы, их следует
анализировать со здоровой долей скептицизма и с учетом воз¬
можной пристрастности.
Но мы можем полагаться на них до тех пор, пока многочислен¬
ные источники — публичные и частные сообщения, мемуары
противников и сторонников, опубликованные материалы и ин¬
тервью — сходятся в своих свидетельствах о предпочтениях,
склонностях и действиях того или иного человека в определенный
момент времени.
Скажем несколько слов об источниках речей и воспоминаний
указанных лидеров. Горбачев и Ельцин иногда писали свои речи
или заявления самостоятельно, они также импровизировали во
время пресс-конференций и незапланированных встреч, но в ос¬
новном тексты речей им писали команды спичрайтеров. Это не
означает, что такие речи нельзя воспринимать в качестве индика¬
торов их политических стратегий и политических пристрастий.
Напротив, оба они, как правило, внимательно следили за содержа¬
нием своих речей, даже если сами их не писали, а их спичрайтеры
очень хорошо знали, как лидер хотел быть представленным публи¬
ке. Оба часто редактировали черновики написанных для них речей.
Три главные книги воспоминаний Ельцина появились соот¬
ветственно в 1990 году (до того как он стал президентом России),
в 1994-м (в середине его президентства) и в 2000-м (после его
отставки) [Ельцин 1990; Ельцин 1994; Ельцин 2000].
Это ценные источники для понимания личности данного че¬
ловека, его убеждений и политической стратегии. Все три книги
были написаны с помощью В. Б. Юмашева, бывшего журналиста,
который стал одним из ближайших помощников, советников
и доверенных лиц Ельцина. Ельцин принимал непосредственное
участие в составлении и редактировании первой книги воспоми¬
наний, несколько менее активно участвовал в составлении второй
(но, вероятно, ее редактировал) и в значительной степени устра¬
нился от создания третьей. Тем не менее, учитывая, насколько
близок был Юмашев к Ельцину на протяжении стольких лет,
можно считать само собой разумеющимся, что он очень хорошо
Предисловие
11
знал предпочтения и взгляды своего начальника. Он мог форму¬
лировать мысли Ельцина, и именно это он и делал, как минимум
в третьей книге. По этой причине можно утверждать, что в треть¬
ей книге, как и в первых двух, выражены пожелания Ельцина
относительно того, каким запомнятся он сам и его президентст¬
во. К фактологии по-прежнему следует относиться скептически,
но в этом отношении мемуары Ельцина не отличаются от воспо¬
минаний любого другого политика.
Горбачев выпустил несколько книг во время и после своего
руководства Советским Союзом. Судя по всему, он очень внима¬
тельно следил за их содержанием. Его книга «Перестройка», кото¬
рая являлась не просто воспоминаниями, а декларацией горбачев¬
ской философии, появилась в 1987 году [Горбачев 1987; Gorbachev
1987] и была написана коллективом авторов, с которым сам
Горбачев тесно сотрудничал. Его объемные двухтомные мемуары
вышли после его отставки с государственной должности, но
и в этом случае он вновь активно участвовал в их написании.
В личной беседе со мной профессор Арчи Браун (Колледж Свято¬
го Антония, Оксфордский университет) сообщил, что, по словам
помощников Горбачева, тот беседовал со своими близкими колле¬
гами на определенные темы. Эти беседы были записаны и расшиф¬
рованы. Затем Горбачев все прочел и подробно прокомментировал
текст. Нередко он противился попыткам других заставить его ка¬
заться более дальновидным или «продвинутым» в своем мышлении
в тот или иной момент времени, чем он сам полагал. Большинство
сказанного в книгах — его собственные слова, записанные с устной
речи, а затем проверенные им и исправленные в рукописи.
Воспоминания коллег Горбачева являются преимущественно
политическими, а воспоминания коллег Ельцина носят более
личный характер. Объяснение тому лежит в различной полити¬
ческой ситуации 1985-1989 и 1991-1996 годов. Коллеги Горбаче¬
ва вместе с ним работали и бились над решением фундаменталь¬
ных политических вопросов. Некоторые из них — товарищи по
партии, члены Политбюро, некоторые — близкие помощники
президента. При этом в своих воспоминаниях и такие помощни¬
ки Горбачева, как В. И. Болдин, А. С. Черняев, Г. X. Шахназаров
12
Джордж Бреслауэр
и П. С. Грачев, и такие члены Политбюро, как Е. К. Лигачев,
В. А. Медведев, Н. И, Рыжков, В. А. Крючков, А. Н. Яковлев
и Э. А. Шеварднадзе, воочию наблюдали за тем, как он пытался
манипулировать Политбюро и Центральным комитетом, а позже
съездом народных депутатов, чтобы заручиться их поддержкой
по тем или иным вопросам. В их воспоминаниях виден Горбачев,
который принимает решения и создает коалиции.
Напротив, большинство воспоминаний о Ельцине писали его
сторонники (Е. Т. Гайдар, С. А. Филатов, А. В. Коржаков, В. В. Ко¬
стиков, Ю. М. Батурин, Г. А. Сатаров, Л. Г. Пихоя): мужчины
и женщины, которые не были членами отвечающего за принятие
решений органа власти, возглавляемого Ельциным. Они редко
видели, чтобы он обсуждал политические вопросы с влиятель¬
ными политиками и принимал решения на основе консенсуса
или по принципу большинства. Ельцин, в отличие от Горбачева,
не был подотчетен формальному коллективному руководству.
Исходя из этого, большинство ключевых решений Ельцина на
посту президента принимались им самим на закрытых совеща¬
ниях. Поэтому воспоминания о годах его пребывания у власти,
как правило, акцентируют внимание на его личностных качествах
и на том, как он обращался с подчиненными или противниками.
Это воспоминания более о Ельцине как человеке, чем о Ельцине,
принимающем решения и создающем коалиции.
По указанным причинам, когда мы используем мемуарную
литературу для исследования политической индивидуальности
Горбачева, следует ожидать, что эти воспоминания больше рас¬
скажут нам о политической деятельности Горбачева в формаль¬
ном контексте, нежели о его личных, неформальных контактах
и склонностях. Тем не менее мы можем увязать эти свидетельст¬
ва с другими источниками информации о Горбачеве, в том числе
с рассказами людей, которые знали его раньше, что дает возмож¬
ность составить представление о личной жизни человека. Ана¬
логичным образом, когда мы исследуем процессы принятия ре¬
шений Ельциным, нам следует учитывать, что воспоминания его
помощников и сторонников помогут нам лишь отчасти. Несмот¬
ря на это, анализируя политическую риторику Ельцина в различ¬
Предисловие
13
ных выступлениях, проходивших в определенной последователь¬
ности, и связывая ее с тем представлением о себе, которое изла¬
гается в его воспоминаниях, и с наблюдениями окружающих о его
переменчивых настроениях, мы можем восстановить основания
многих важных решений, которые ему требовалось принимать.
По этим разнообразным текстам я выявляю внутри- и внеш¬
неполитические программы каждого из лидеров и то, как они
развивались с течением времени. Периодически сравнивая
и сопоставляя их с аналогичными образцами риторики и пове¬
дения Хрущева и Брежнева, которые я проанализировал в своем
более раннем исследовании [Breslauer 1982], я пытаюсь углубить
наше понимание преемственности и изменчивости советской
и российской политики за последние полвека.
Разного размера фрагменты отдельных глав, в настоящее время
значительно переработанные, были опубликованы ранее. Фраг¬
менты главы четвертой и части главы пятой появлялись в [Bre¬
slauer 1994]. Части главы седьмой появлялись в [Breslauer, Dale
1997], главы восьмой — в [Breslauer 1999]. Переработанные впо¬
следствии части главы девятой были опубликованы в главе «По¬
литическое лидерство Ельцина: зачем вводить войска в Чечню?»
книги [Breslauer et al. 1995:1-24]. Большая часть главы тринадцатой
в черновом виде появилась в статье «Оценивая Горбачева как ли¬
дера» [Breslauer 1989]. Части главы четырнадцатой публиковались
под заголовком «Персонализм и процедурализм: Борис Ельцин
и институциональная хрупкость российской системы» в [Bre¬
slauer 2000]. Части главы двенадцатой, а также фрагменты будущих
глав тринадцатой и четырнадцатой выходили под названием
«Оценивая Горбачева и Ельцина как лидеров» в [Breslauer 2001].
В течение последних десяти лет множество учреждений поддер¬
живало мои исследования, которые привели к написанию этой
книги. Я благодарен Калифорнийскому университету в Беркли,
Корпорации Карнеги в Нью-Йорке и Национальному совету иссле¬
дований Евразии и Восточной Европы за гранты на исследования
и поездки. Центр славянских и восточноевропейских исследований
Калифорнийского университета в Беркли и его преемник, Институт
славянских, восточноевропейских и евразийских исследований,
14
Джордж Бреслауэр
неизменно предоставляли мне идеальные организационные усло¬
вия и давали возможности для обмена идеями, проявляя ту вовле¬
ченность в работу, без которых неосуществимы никакие амбици¬
озные проекты. Конечно, я не смог бы выпустить эту книгу без
поддержки всех этих учреждений. Надеюсь, я оправдал их доверие.
Многие помогали мне с критикой ранних черновиков всей
рукописи. Я рад возможности поблагодарить их здесь: Ричарда
Д. Андерсона, Арчи Брауна, Валери Бане, Тимоти Колтона, Кейт
Дарден, М. Стивена Фиша, Джеймса Гольджайера, Стивена Хэн¬
сона, Джеффри Копштейна, Дэвида Лэйтина, Джеймса Рихтера,
Ричарда Сэмюэлса, Илью Винковецкого, Эдварда Уокера, Лукана
Уэя и Стивена Уайта. Вся ответственность за конечный продукт
полностью лежит на мне.
Я также не могу не отметить роль многочисленных аспирантов
Калифорнийского университета в Беркли, благодаря помощи
которых в исследованиях я на протяжении многих лет собирал
материалы. Четыре аспиранта не просто собрали материалы,
а пошли гораздо дальше; они в существенной степени помогли
мне в их анализе. Я благодарен Кэтрин Дейл, в соавторстве с ко¬
торой я написал статью, послужившую основой для частей главы
седьмой. Я также благодарю Мэтью Дж. фон Бенке, Леонида Киля
и Илью Винковецкого. Илья, в частности, заслуживает особой
благодарности как за все то время, которое он на это потратил,
так и за исключительные аналитические способности, которые он
задействовал в изучении нами различных речей и воспоминаний.
Наконец, я благодарен своей семье за их терпение, поддержку,
хорошее настроение и неподдельный энтузиазм на протяжении
столь длительного времени. Мои дети, Мишель и Дэвид, вырос¬
ли на «Горби» и «Борисе». Все 25 лет нашего с Иветтой брака
где-то рядом с нами всегда были четыре «приятеля», умолявшие
о внимании: Никита, Леонид, Михаил и Борис. В целом наша
жизнь всегда была гармоничной и спокойной. Советская и рос¬
сийская политика, постоянный предмет моего интереса, давала
мне темы для размышлений. С Иветт, Мишелем и Дэвидом,
этими тремя лучшими друзьями, прекрасен был каждый день;
что может быть лучше, чем возвращаться домой к близким людям.

Глава 1
Стратегии лидерства
в советской и постсоветской
политике
Чтобы добиться того, что им удалось, Горбачеву и Ельцину
пришлось преодолеть множество препятствий на пути к пере¬
менам. Для этого от них требовалось проявить лидерство, кото¬
рое я определяю как процесс, направленный на то, чтобы растя¬
нуть границы социальных ограничений ради достижения соци¬
альных целей1. Имеется несколько видов таких ограничений:
1) организации, институты и процессы, структурирующие по¬
литику и управление; 2) материальные интересы отдельных лиц
и групп; 3) идентичности, идеологии и культуры отдельных лиц
и групп. Обычно в устоявшейся или укоренившейся, закоснев¬
шей системе эти ограничения взаимно усиливаются. Идеологии
и культуры служат оправданием институтов и процессов,
структурирующих как политическую жизнь, так и распределение
материальных вознаграждений среди населения. Эти институты
и процессы обеспечивают сохранение политики, ориентирован¬
ной на преобладающую идентичность и воспроизводящей су¬
ществующие модели социального и политического неравенства.
Сталинская система была именно такой укоренившейся сис¬
темой, но некоторые из особенностей этой системы ненадолго 1
1 Определение лидерства как процесса «растягивания ограничений» (англ.
stretching constraints) см. у Уоррена Илчмана и Нормана Апхоффа [Ilchman,
Uphoff 1969].

16
Глава 1
пережили смерть ее основателя. Преемники Сталина отвергли
продолжение массового террора и жесткой экономии, деспоти¬
ческое правление и постоянную конфронтацию с капиталисти¬
ческим миром. Вдобавок к этому им пришлось иметь дело
с проблемой реформирования (Хрущев, 1953-1964), адаптации
(Брежнев, 1964-1982) или трансформации (Горбачев, 1985-1991)
советской системы монополистической власти коммунистиче¬
ской партии и политики «антиимпериалистической борьбы» за
рубежом, тогда как Ельцин (1989-1999) стремился полностью
разрушить эту систему и заменить ее работоспособной альтер¬
нативой.
В своей ранней книге я рассматривал стратегии, примененные
Хрущевым и Брежневым для реформирования и адаптации со¬
ветской системы [Breslauer 1982]2. В настоящем исследовании
я переключаю внимание на их преемников. Обе книги посвяще¬
ны теме реализации лидерства, но здесь я фокусируюсь на его
более сложном и более широком варианте, который именуется
«трансформационным лидерством».
2 См. также [Richter 1994; Anderson 1993]. Рихтер и Андерсон в своих иссле¬
дованиях применили мою концепцию к внешней политике при Хрущеве
и Брежневе и обнаружили, что модели, которые я выделил во внутренней
политике, в равной мере наблюдаются и в политике внешней. Кроме того,
Андерсон разработал и обогатил эту концепцию, синтезировав теорию
принятия решений новым способом и тем самым подкрепив наши выводы
с помощью дедуктивной логики. Уильям Томпсон опубликовал политическую
биографию Хрущева, где он использовал архивные источники, ставшие
доступными благодаря гласности [Tompson 1995]. В книге Томпсона не
ставилась цель проверить какую-либо теорию или хотя бы увязать законо¬
мерности и результаты изысканий с существующей западной литературой
о Хрущеве. Тем не менее его периодизация правления Хрущева хорошо со¬
гласуется с моими выводами, равно как и его защита политики Хрущева.
С. Н. Хрущев [Хрущев 2003] в своем солидном исследовании-мемуаре со¬
средоточен на внешней политике; его книга — ценный источник информации
о приоритетах внешней политики Н. С. Хрущева, его миропонимании
и чувствах. В то же время она не дает глубокого понимания сути и эволюции
политических стратегий и представлений Хрущева, возможно потому, что,
как автор отмечал в своей более ранней книге, отец нечасто доверял членам
семьи сведения о кремлевской политике [Khrushchev 1990: 186-187].

Стратегии лидерства в советской и постсоветской политике
17
Общим характеристикам трансформационного лидерства
посвящена обширная литература по организации управления
в частных корпорациях3, бюрократических структурах [Doig,
Hargrove 1967] и государстве [Burns 1978; Gardner 1995]. Опреде¬
ления этого понятия разнятся, но обычно они включают в себя
процесс фундаментального изменения культуры и принципов
упорядочивания управляемых единиц. Добиться этого — непро¬
стая задача. Чтобы произвести такие изменения, лидер должен
предпринять несколько действий:
•	Публично заострить внимание на несовместимости возни¬
кающих детерминирующих внешних факторов, с одной
стороны, и текущих принципов и культурных особенно¬
стей — с другой.
•	В общем виде представить альтернативное видение полити¬
ческой организации и политической культуры, которые будут
способны восстановить гармоничные взаимоотношения
между трансформированной единицей управления и ее
внешней средой.
•	Мобилизовать заинтересованные группы в поддержку этого
видения.
•	Предотвратить саботаж трансформации со стороны защит¬
ников существующего порядка.
•	Провести в жизнь конкретные программы, которые приведут
к замене существующего порядка на лучшим образом при¬
способленный к детерминирующим внешним факторам
завтрашнего дня.
Но лидеры — будь то приспособленцы, реформаторы или
преобразователи — должны делать нечто большее, чем просто
задумывать и реализовывать видение лучшего будущего. Они
также должны убедить свою публику в том, что они, и только
они, обладают навыками, необходимыми для того, чтобы повес¬
ти страну к реализации своего видения. Следовательно, их цели
3 Напр., [Selznick 1957; Tichy, Devanna 1986].

18 Глава 1
являются как публично программными, так и личными. Они
одновременно пытаются убедить большое количество людей
в том, что их программа перемен желательна и осуществима,
и в том, что для реализации этих перемен им необходимо занять
высший пост. Эти два акцента, программный и личный, взаимно
усиливают друг друга. Чем больше лидер вдохновляет людей
верить в его программу, тем больше эти люди будут склонны
верить в его компетентность как лидера. Чем больше они верят
в его компетентность, тем больше у него свободы действий для
принятия и реализации своей программы. И чем эффективнее
он реализует свою программу, тем с большим энтузиазмом люди
поверят как в его видение, так и в его лидерские качества. Я на¬
зываю этот интерактивный процесс убеждения, вдохновения
и взаимной идентификации «укреплением авторитета».
Укрепление авторитета — не то же самое, что сосредоточение
власти в своих руках, хотя лидеры в конкурентных политических
системах пытаются делать и то и другое. Я использую здесь тер¬
мин «авторитет», говоря о власти легитимной, заслуживающей
доверия4. Укрепление авторитета — это процесс, посредством
которого лидеры стремятся к легитимации своих политических
программ и демонстрируют свою компетенцию или свою неза¬
менимость в качестве решателей задач и политических деятелей.
Заинтересованность в укреплении власти предполагает, что
тактика устрашения и подкупа не всегда эффективна в деле мо¬
билизации политической поддержки, если лидер в целом воспри¬
нимается как некомпетентный или заменимый. Лидер может
удерживать свою власть с помощью запугивания и подкупа. Этих
методов может быть достаточно для сохранения власти при таких
деспотических и деидеологизированных режимах, которые
преобладали, скажем, на Кубе при Батисте или в Никарагуа при
династии Сомоса. Но запугивания и подкупа, хотя они и харак¬
терны для политического процесса в большинстве систем,
Это не стандартное словарное определение «власти» (англ, authority); скорее
оно соответствует формулировке Амитая Этциони [Etzioni 1968:360], кото¬
рый определяет это понятие как «легитимная власть».

Стратегии лидерства в советской и постсоветской политике
19
обычно недостаточно, чтобы добиться цели при таких недеспо¬
тических идеологизированных режимах, как Советский Союз
после Сталина. Такие режимы вынуждены терпеть законную
политическую конкуренцию (будь то внутри олигархической
элиты или внутри всеобщей либеральной демократии) и находят
себе оправдание в идеологических рамках. В таких контекстах
способность лидера проводить в жизнь изменения не может
расти сверх определенного уровня только на основе подкупа
и запугивания. Он также должен строить свою власть, демонстри¬
руя способность проводить в жизнь изменения, которые будут
апеллировать к убеждениям, идентичности и культурной ориен¬
тации целевых групп.
Чтобы подробнее рассказать о процессе укрепления автори¬
тета, сформулировать гипотезы, подходящие для рассмотрения
вопросов, связанных с лидерством Горбачева и Ельцина, а также
создать фон для понимания тех ограничений, с которыми столк¬
нулся Горбачев, придя к власти, я начну с обзора стратегий ли¬
дерства Хрущева и Брежнева. Хотя ни один из них не был лиде¬
ром-трансформатором, их правление является примером двух
различных стратегий укрепления авторитета в системе советско¬
го типа, а общие для них ограничения стали в 80-х годах нагляд¬
ными уроками как для Горбачева, так и для Ельцина.
Укрепление авторитета после Сталина
Для того чтобы выйти за рамки сталинизма, советской систе¬
ме требовался лидер, склонный к осуществлению значительных
перемен. Что бы ни думали политические преемники Сталина
о желательности и необходимости «развитого сталинизма»,
большинство из них не считало возможным сохранение этой
системы после его смерти. Они считали неприемлемым уровень
напряженности в обществе, сложившийся в результате полицей¬
ского террора, лагерей ГУЛАГа, переполненных политзаключен¬
ными, изнурительного ритма жизни и крайне жесткой экономии.
Большинство из них считало нежелательным такое положение
20
Гл а в a 1
дел, при котором тайная полиция, это государство в государстве,
могла быть использована против них новым Сталиным. Боль¬
шинство опасалось, что постоянная конфронтация с капитали¬
стическим миром может привести к ядерной войне.
Результатом этих разделяемых ими серьезных опасений стало
принятие серии быстрых решений, призванных снизить уровень
напряженности внутри страны и за рубежом: арест и казнь главы
тайной полиции и его ведущих помощников, провозглашение
нового курса для советских граждан и ряд примирительных
жестов в отношении Соединенных Штатов и их союзников. Это
был переломный момент, отразивший быстро возникающие
и развивающиеся настроения в руководстве. Результатом стало
то, что я назвал «постсталинским консенсусом» [Breslauer 1982:
18]. Этот консенсус оставался в силе вплоть до распада СССР.
Насколько нам известно, в последующие 38 лет Политбюро ни
разу в ходе своих заседаний не рассматривало всерьез вариант
возврата к эксцессам сталинизма. Этот новый консенсус был
одновременно политическим и экономическим, внутренним
и международным; он вселял новую уверенность как в население
в целом, так и в правящую элиту.
Постсталинский консенсус, однако, был в основном негатив¬
ным. Действительно, он сулил населению новую эру физической
безопасности и материального благополучия. Он также отчасти
делал основой легитимности режима улучшение уровня жизни
населения. Но больше ничего в нем не уточнялось. Это оставляло
много места для фундаментальных разногласий между советски¬
ми лидерами относительно будущих целей, к которым следует
стремиться, цены, которую придется заплатить различным
внутренним заинтересованным группам за реализацию этих це¬
лей, и жертв, которые придется принести для достижения новых
целей в ущерб традиционным ценностям. Также оставалось не¬
ясным, как конкурирующие политики будут оправдывать разрыв
со сталинизмом и свои программы по выходу за его рамки.
Дело в том, что при этом режиме идеи имели огромное значе¬
ние. Коммунистическая партия Советского Союза (КПСС) на
протяжении десятилетий изображала всю советскую историю
Стратегии лидерства в советской и постсоветской политике
21
как воплощение грандиозного замысла построения утопическо¬
го общества в стране и за ее пределами5. Партия узаконила свою
политическую монополию, заявив, что обладает исключительным
пониманием того, как достичь этой утопической цели. Следова¬
тельно, если необходимо было порвать со сталинизмом, надле¬
жало объяснить, почему в данный момент потребовалось изме¬
нение курса. Возможно, не было необходимости очернять исто¬
рический образ Сталина и противодействовать устоявшимся
интересам и убеждениям сталинистов, препятствовавших изме¬
нению курса. Но, безусловно, необходимо было объяснить это
изменение в идеологическом ключе и растолковать причины, по
которым сталинское наследие стало тормозом для движения
вперед, к хорошему обществу. Это противоречие между очевид¬
ной необходимостью движения вперед и приверженностью
традиционным ценностям будет в последующие десятилетия
оставаться в центре политического конфликта6.
Когда руководство отказалось от перегибов сталинизма, на
первый план вышли более глубокие вопросы о ленинском насле¬
дии. Как предотвратить перерастание критики сталинизма в кри¬
5 Об этом неплохо сказано у Михаила Хеллера и Александра Некрича [Heller,
Nekrich 1986], а также у Мартина Малиа [Malia 1994].
6 Чрезвычайная важность подведения подо все идеологической базы в ком¬
мунистических режимах — главная причина, по которой мы уделяем так
много внимания публичным заявлениям лидеров при изучении политики
этих режимов. Из-за канонизации Сталиным мыслей и слов Ленина слова
лидеров в этих обществах стали играть ключевую роль в актах политической
коммуникации и координации. Это было известно всем чиновникам
и большинству граждан. Поэтому чиновники, в частности, очень вниматель¬
но вчитывались в слова лидеров на предмет мелких вариаций в значении
и тексте. Они разбирали различные нюансы фраз для постижения более
глубокого смысла. Когда западные кремленологи использовали туже техни¬
ку для подтверждения изменений в курсе и политике, над ними на Западе
нередко насмехались, ошибочно полагая, что речи лидеров коммунистиче¬
ских режимов можно читать, по существу, так же, как речи лидеров либе¬
ральных демократий. Фактически кремленологи относились к этим выступ¬
лениям так же, как и коммунистические партработники. Поразительно,
сколько мемуаров, опубликованных за последние десятилетия, относят речи
и газетные статьи к ключевым моментам советской политики.

22
Глава 1
тику самих истоков этой системы, кроющихся в ленинизме? Как
не допустить того, чтобы расширенное политическое участие
общества бросило вызов руководящей и направляющей роли
партии и ее монополии на политическую, экономическую и со¬
циальную жизнь? Как приструнить тайную полицию и сузить
определение политического преступления, не признавая при этом
обоснованной замену старой системы на новую, основанную на
верховенстве закона? Как улучшить экономику без ее реальной
децентрализации, которая может поставить под сомнение свя¬
тость централизованного планирования и право партийных
чиновников вмешиваться по своему усмотрению в администра¬
тивное управление? Как заключать сделки с «империалистами»,
поддерживая ядерный паритет, но не отказываясь от своих
обязательств по руководству «борьбой против империализма»
и от ведущей роли в мировом коммунистическом движении?
Эти противоречия между целями постсталинской эпохи и бо¬
лее глубоким наследием ленинизма не оказались сразу очевидны
для советских лидеров. Но по мере того, как послабления в отно¬
шении свободы слова и печати все более расширялись при Хру¬
щеве и Брежневе, все больше представителей критически на¬
строенной интеллигенции поднимало вопросы о совместимости
некоторых черт советского ленинизма с достижением новых
целей. Следовательно, политический конфликт при Хрущеве
и Брежневе редко состоял в том, преследовать эти новые цели
или нет. Скорее, речь шла о той цене, которую необходимо за¬
платить с точки зрения традиционных ценностей при их реали¬
зации. В результате, укрепляя свой авторитет, партийный лидер
редко выбирал между традиционными ценностями и новыми
целями; вместо этого он стремился синтезировать эти два аспек¬
та либо скомпилировать комплексы мер, позаимствованные
у каждого из них. И Хрущев, и Брежнев стремились продемон¬
стрировать свои политические таланты и программное видение,
выработав политику, предположительно способную достичь
целей постсталинского периода, не подрывая при этом легитим¬
ности и стабильности монополистической системы во главе
с компартией.

Стратегии лидерства в советской и постсоветской политике
23
Оправдать такой сплав было несложно. Советская политиче¬
ская традиция была многогранной и противоречивой, она содер¬
жала как «реформистские», так и «консервативные» направления
[Cohen 1979]. Тем не менее для разнообразия, легко принимаемо¬
го этой традицией, существовали пределы. Марксизм-ленинизм
не мог допустить создания общественной системы, основанной
на политической свободе, преобладании рыночной координации
и частной собственности в экономике или на окончательном
примирении с империализмом на мировой арене. Таким образом,
преемники Сталина столкнулись с проблемой разработки нова¬
торской политики, которая позволила бы выйти за рамки стали¬
низма, без того чтобы принять классические либеральные под¬
ходы к внутренней и внешней политике страны. Только после
33 лет экспериментов с попытками реформирования и адаптации
системы в этих пределах в Политбюро появились лидеры, готовые
добиваться чего-то более существенного: чего-то, что бросало
вызов монополии партии внутри страны и ее антиимпериалисти¬
ческой миссии за рубежом. В этот момент реформы превратились
в трансформацию системы и в конечном итоге ее замену альтер¬
нативной. В этот момент и сама система начала распадаться.
Разрешить неразрешимое: стратегия
Хрущев изначально стремился продемонстрировать, что по¬
вышения удовлетворенности потребителей можно достичь без
массового перераспределения средств из военной и тяжелой
промышленности. Он также стремился доказать, что сокращение
бюрократического централизма может быть достигнуто без по¬
тери административного контроля и что расширение критики
чиновничества вполне совместимо с сохранением жесткого
политического контроля и строгой цензуры. По его мнению,
ключом к синтезу этих противоречивых приоритетов было со¬
четание частичной политической либерализации с сокращением
социально-экономических привилегий партийных чиновников,
расширением роли рядовых партийцев за счет сокращения
24
Глава 1
числа партийных функционеров и формированием общенарод¬
ного энтузиазма посредством амбициозных кампаний, ведущих
к социальным преобразованиям и экономическому росту. Одна¬
ко перестройка политических отношений внутри системы тре¬
бовала конфронтации с заинтересованными могущественными
политическими группами, что было одной из причин, по которым
Хрущев проводил кампании против Сталина и его наследия.
К моменту свержения Хрущева в 1964 году Советский Союз ре¬
шительно порвал с крайностями сталинизма. Но у Хрущева
было гораздо меньше возможностей продемонстрировать свои
усилия по обеспечению советских людей материальным изоби¬
лием, социальным равенством и чувством подлинного полити¬
ческого участия.
Авторитет Брежнева в политическом истеблишменте основы¬
вался на программе, которая заменила политические и социаль¬
ные реформы Хрущева патриотическими призывами («советский
патриотизм») и перераспределением бюджета. Вместо того чтобы
реструктурировать отношения между ветвями власти, Брежнев
предлагал ускорить экономический рост, вкладывая огромные
ресурсы в сельское хозяйство, повышение заработной платы,
развитие Сибири и импорт иностранных товаров. Он стремился
примирить политический контроль с «социалистической за¬
конностью», приглушая антисталинскую кампанию, принимая
жесткие меры против диссидентов и при этом одновременно
создавая более предсказуемую и менее подверженную давлению
среду для политически конформистских специалистов. Брежнев
выбрал для себя роль создателя консенсуса внутри истеблишмен¬
та, который не станет противостоять основным институциональ¬
ным интересам в системе (или радикально их оспаривать).
Невзирая на их различия, и Хрущев, и Брежнев были «людьми
партии». Ни один из них не был поборником демократического
плюрализма или отказа от «ведущей роли партии». Оба разраба¬
тывали программы, реализация которых во многом опиралась
на партийный активизм и требовала политического вмешатель¬
ства партии в экономику и социум для реализации этих программ.
Оба стремились вызвать общенациональный энтузиазм в отно¬
25
Стратегии лидерства в советской и постсоветской политике
шении своих программ. Отказ от утопических ценностей после
Хрущева не означал отказа от попыток вызвать мобилизационный
пыл как таковой. (Напомним, что при Брежневе строительство
Байкало-Амурской железнодорожной магистрали было названо
«проектом века».) Разница заключалась в том, что Хрущев стре¬
мился переопределить характер партийной мобилизации в ан-
тиэлитарном направлении, тем самым оспаривая прерогативы
партийных аппаратчиков. Он выступал за новые методы моби¬
лизации, во главе которой должны были стоять активные члены
партии и специалисты. Напротив, Брежнев защищал методы
мобилизации, которые способствовали бы достижению постста¬
линских целей, не оспаривая прерогатив и привилегий штатных
должностных лиц слитого с партией государства.
Внешняя политика обоих лидеров различалась меньше, чем
внутренняя. Оба придерживались стратегии «наступательной
разрядки»7. Оба решили укреплять свой авторитет, показав, что
способны составить глобальную конкуренцию «империализму»
и одновременно заключать сделки с Соединенными Штатами
в сфере регулирования ядерных вооружений. Оба пообещали
делать это с позиции силы и добиваться признания Вашингтоном
СССР как равной ему глобальной сверхдержавы. В общем, оба
обещали обеспечить мир посредством силы. Хрущев, однако,
пообещал гораздо больше, чем мог реально сделать в ближайшем
будущем, и попытался компенсировать этот недостаток блефом:
например, публичное преувеличение возможностей советских
ракет, которое должно было запугать западных лидеров и заста¬
вить их пойти на уступки. Когда его блеф был разоблачен запад¬
ными правительствами, он занял в политике оборонную позицию
как дома, так и за границей, и начал искать новые способы вернуть
доверие. В 1963-1964 годах, напуганный непосредственной угро¬
зой ядерной войны во время кубинского ракетного кризиса
и отчаянно желая добиться успеха, который укрепил бы его ав¬
торитет в ЦК партии, Хрущев начал вести внешнюю политику,
практически чреватую отказом от обязательств СССР перед
7 Термин придуман Джеком Снайдером [Snyder 1987/88: 103].

26 Глава 1
союзниками по мировому коммунистическому движению. Он
так отчаянно нуждался в «мире», что был готов отказаться от
«силы» [Richter 1994: 7].
Преемники Хрущева отошли от этой политики, отчасти из
национальной гордости, отчасти потому, что военная эскалация
США во Вьетнаме укрепила позиции сторонников жесткой линии
в руководстве. Брежнев отказался от блефа и сознательно стре¬
мился к созданию необходимой военной мощи, чтобы Советский
Союз мог играть роль равноправной сверхдержавы и глобальной
интервенционистской силы. Только после этого он возобновил
отношения разрядки с Соединенными Штатами. Брежнев также
подтвердил обязательства Советского Союза перед его коммуни¬
стическими союзниками и пообещал выстраивать разрядку
с империалистическим лагерем так, чтобы на деле продвигать
цели мирового коммунистического движения.
Хрущев в октябре 1964 года был отстранен от должности
и подвергся критике как за свою политику, так и за стиль руко¬
водства; Брежнев умер на своем посту, но лишь после долгого
периода, который впоследствии получил в стране и за рубежом
название «застой». Таким образом, ни одному из них не удалось
разрешить неразрешимое: совместить монополию коммунисти¬
ческой партии на власть с политикой, способной оживить уко¬
ренившуюся, чрезмерно бюрократизированную систему внутри
страны и не отстать от Соединенных Штатов за рубежом. Их
политические программы, равно как и резервные позиции, ко¬
торые они заняли после дискредитации их первоначальных
программ, оказались неспособны улучшить общее состояние
экономики, обеспечить общественный подъем или укрепить
позиции Советского Союза за рубежом.
Как настоять на своем: тактика
Хрущев, реформатор, придерживался стиля руководства, ко¬
торый был направлен против истеблишмента и являлся кон¬
фронтационным. Такой стиль можно было бы назвать «ленинист-
Стратегии лидерства в советской и постсоветской политике
27
ским популизмом». Он мобилизовал массы против «бюрократов».
Брежнев, консерватор, избрал стиль руководства с опорой на
истеблишмент и стремлением к консенсусу. Это были разные
подходы к лидерству в постсталинской ленинской системе.
Стратегия Хрущева заключалась в том, чтобы использовать
атмосферу кризиса после ухода Сталина с целью объединения
с массами против враждебных сил внутри истеблишмента. Он
играл на страхах элиты перед социальными беспорядками, наме¬
ренно вселяя надежды у населения или досрочно оглашая поли¬
тические предложения, а затем доказывая политической элите,
что растущее недовольство населения делает принятие этих
предложений необходимым. Он допускал утечку протоколов
заседаний Политбюро избранной заинтересованной аудитории,
чтобы поставить в неловкое положение других участников про¬
цесса выработки политического курса. Он приглашал предста¬
вителей интеллигенции присоединиться к нему в критике достав¬
шегося им в наследство порядка. Он приглашал нечленов при¬
сутствовать или выступать на заседаниях Центрального
комитета партии, чтобы направить дискуссию в определенное
русло и припугнуть скептиков. Когда его политика начала давать
сбои и он больше не мог выполнять свои многочисленные обе¬
щания, Хрущев усилил антисталинскую кампанию, обвинил
в неудачах партийных и государственных чиновников, зачистил
многих из них и начал наступление на партийные органы на всех
уровнях иерархии.
Отказ Брежнева от политического популизма, а также больший
упор на вливание денег ради решения проблем соответствовали
его позиции сторонника консенсуса и политического посредника
между заинтересованными группами внутри истеблишмента. Его
цели были консервативными, а его стратегия лидерства соответ¬
ствовала этим целям. Он старался не апеллировать к массам поверх
голов своих коллег, чурался играть на страхах элиты перед массами
и остерегался разжигать потребительские ожидания ради личной
политической выгоды. Вместо этого Брежнев представлялся лиде¬
ром, лучше всех умеющим создавать коалиции, способные побу¬
дить наиболее влиятельные институциональные группы, имеющие
28
Глава 1
собственные интересы, переориентироваться и заставить систему,
сохраняя свою структуру, работать более эффективно. И все это
он обещал сделать без политических чисток.
Укрепление авторитета и публичная политика
Контраст между этими двумя лидерами в стратегиях укрепле¬
ния авторитета указывает на одну особенность советской систе¬
мы, критически важную для понимания дилемм и возможностей,
стоявших перед Горбачевым и Ельциным. Советский политиче¬
ский порядок был основан на жестко укрепленной системе част¬
ной политики. Обсуждение важных тем и принятие решений
происходило в высших кругах партийно-государственной иерар¬
хии, где доминировали представители привилегированного
класса профессиональных партийных чиновников, экономиче¬
ская бюрократия, военные и спецслужбы. В порядке вещей были
преобладание секретности и видимость единодушия. Такой лидер,
как Брежнев, привыкший заниматься посредничеством в отно¬
шениях между заинтересованными группами элит, мог без труда
приспособиться к установившимся нормам. Но такому лидеру,
как Хрущев, который стремился реформировать систему и бро¬
сить вызов некоторым ее основам, приходилось нарушать нормы
секретности и единодушия. Чтобы противостоять прерогативам
укоренившихся заинтересованных групп, ему необходимо было
мобилизовать новые общественные силы, предложить пересмот¬
реть догмы и бросить вызов некоторым священным коровам
сталинского учения. Это не было вопросом выбора. Если он хотел
реформировать систему (что было вопросом выбора), его стра¬
тегия по укреплению авторитета должна была поставить под
сомнение представление о том, что политика является полностью
частным делом. В противном случае он остался бы в слишком
большой степени пленником заинтересованных групп, домини¬
ровавших в советском политическом истеблишменте.
Лидерам, стремившимся выйти за рамки реформ и трансфор¬
мировать систему, надо было использовать еще более далеко
Стратегии лидерства в советской и постсоветской политике
29
идущие стратегии для создания политического влияния. Им
пришлось бы бросить вызов нормам частной политики в еще
большей степени, чем это сделал Хрущев. Действительно, одной
из центральных проблем эпох Горбачева и Ельцина было создание
автономного публичного пространства: превращение политики
из частного дела в общественное. Горбачев в итоге счел более
свободное слово (гласность), большую свободу объединений,
более свободную прессу и конкурентные выборы необходимыми
для оживления системы, пробуждения общества и нейтрализа¬
ции укоренившихся групп со своими интересами, способных
помешать преобразованию советской системы в своего рода
«социалистическую демократию». Для Ельцина эта публичная
арена стала его билетом к политическому возрождению в 1989 го¬
ду и той дорогой, которая впоследствии приведет его в кресло
президента России. Задача Горбачева в ходе укрепления власти
заключалась в том, чтобы создать публичную арену, не разрушая
систему, которую он пытался мирным путем преобразовать.
Возможности для укрепления авторитета Ельцина в 1980-е годы
заключались в использовании этой публичной арены, чтобы
поставить в невыгодное политическое положение Горбачева. Но
дилеммой Ельцина по укреплению власти после распада Совет¬
ского Союза стала следующая: как построить новую систему
в условиях жесткой публичной политической конкуренции?
Расширение арен политического конфликта может быть необ¬
ходимым условием как реформы, так и трансформации системы,
но такое расширение — условие далеко не достаточное; действи¬
тельно, оно может быть использовано и в реакционных целях.
Для Мао Цзэдуна, например, мобилизация хунвейбинов во
время Культурной революции стала способом сломить бюрокра¬
тический консерватизм и подавить инакомыслие. Только когда
подобное расширение сочетается с либерализацией возможно¬
стей политического самовыражения, оно может служить делу
прогрессивной реформы или трансформации системы. Только
когда публичным аренам будет предоставлена некоторая степень
автономии, политический конфликт на этих аренах может послу¬
жить прогрессивной трансформации системы. В таких условиях
30
Гл а в a 1
диссидентские или «ревизионистские» идеи начинают играть
причинную роль, делая изменения возможными и формируя
направление этих изменений.
Лидеры, желающие перехватить политическую инициативу
для реформирования или трансформации системы, нуждаются
в союзниках за пределами политического истеблишмента. Им
необходимо мобилизовать новые общественные силы, чтобы
использовать их в качестве клина в наступлении на укоренивши¬
еся консервативные силы. Для режимов, в которых важны идеи,
активизация таких общественных сил должна быть легитимизи¬
рована, наряду с созданием каналов, посредством которых их
голоса могут быть услышаны. Следовательно, советские лидеры,
со времен Сталина стремившиеся реформировать или трансфор¬
мировать политику, должны были изменить и язык, и арену
противостояния.
Например, антисталинская кампания Хрущева, начавшаяся
в 1956 году и продолжавшаяся до конца его правления, была
направлена на преодоление «бюрократизма», который, как он
утверждал, был основным препятствием на пути прогресса. Его
кампания подвигла журналистов и представителей культурной
интеллигенции на публичную критику существующего положе¬
ния дел. Многие из этих работ граничили с критикой системы
руководства — упорядочивающих принципов государственного
устройства, — в отличие от привычной тенденции обвинять во
всех проблемах отдельные недостатки тех или иных должностных
лиц. Таким образом, при Хрущеве допустимому объяснению
неудач было позволено подняться на гораздо более высокий
уровень обобщения. Его доктринальные нововведения на пар¬
тийных съездах 1956,1959 и 1961 годов предоставили интеллек¬
туальное пространство членам недавно возрожденной «крити¬
ческой интеллигенции», чтобы еще больше продвинуть свою
критику системы. В конце концов эти критики пошли дальше,
чем Хрущев мог допустить, как в личном, так и в политическом
плане. Периодически он подавлял и пытался ограничить допу¬
стимые пределы критики, но лишь для того, чтобы вновь расши¬
рить их, продвигая свою программу реформ.

Стратегии лидерства в советской и постсоветской политике
31
Цели Брежнева как консолидатора системы не требовали от
него расширения ни политической арены, ни уровня обобщения
критики. Напротив, Брежнев превратил политическую деятель¬
ность на высшем уровне в менее прозрачную и более герметич¬
ную, чем это было при Хрущеве, и добросовестно работал в ус¬
тановленных границах. Он также положил конец антисталинской
кампании, отменил ранее внесенные изменения в доктрины
и ограничил допустимую критику внутрисистемными уровнями.
Такой подход к структуре и языку политики хорошо соответст¬
вовал целям консервации и консолидации.
Горбачев, в свою очередь, стремился преобразовать систему
в еще большей степени, чем даже Хрущев. Поэтому его кампания
за гласность позволила масштабам допустимой критики поднять¬
ся до беспрецедентного уровня. Хотя Горбачев, как мы увидим
далее, опасался, что чрезмерная критика сталинского прошлого
может нанести ему политический урон, тем не менее он побуждал
критически настроенную интеллигенцию поддерживать его
доктринальные нововведения и развивать все более системную
критику текущих проблем. Он надеялся, что более свободная
публичная критика будет стимулировать инициативу образован¬
ной молодежи, выявит бюрократические препятствия и укрепит
легитимность зарождающегося политического порядка. Эта
критика также позволит создать группу сторонников, которые
будут оказывать Горбачеву политическую поддержку и на кото¬
рых он сможет ссылаться, чтобы запугать поборников полити¬
ческого отката назад.
Ельцин использовал новые арены и публику, вызванные
к жизни Горбачевым, и способствовал их радикализации гораздо
больше, чем того желал Горбачев. Более того, он сам основал
такие новые арены, как должность президента России, и помог
превратить критику старого режима в отрицание всей коммуни¬
стической системы. При этом он политически обошел Горбачева
и, намеренно или нет, помог и свергнуть его, и разрушить совет¬
скую систему, и уничтожить СССР.
И реформистское, и трансформационное руководство в моно¬
полистической ленинской системе нуждается в лидере для рас¬
32
Глава 1
пространения новых «еретических» идей, создания новых пуб¬
личных арен и мобилизации социальных сил, ранее не допускав¬
шихся в политику. Такое лидерство требует стратегически
сфокусированной общественной критики, чтобы ослабить про¬
тивников перемен, и нуждается в новых сторонниках, чтобы
обеспечить новую политическую основу для нового политическо¬
го строя. Все это в некоторых отношениях противоречит здраво¬
му смыслу. Крайне рискованно подвергать собственную систему
критике и вводить в политику новые, непредсказуемые социальные
силы и радикальные идеи. Ни один лидер не может с легкостью
предсказать или контролировать последствия. Для лидера, озабо¬
ченного лишь удержанием власти, есть другие (и гораздо более
безопасные) способы проведения своей политики. Но в опреде¬
ленный момент, когда политическая система погрязает в стагна¬
ции, позиция поддержания стабильности может оказаться неу¬
дачной в качестве стратегии укрепления власти, несмотря на те
же самые возможности для запугивания, распределения приви¬
легий и создания коалиций вокруг материально заинтересованных
групп, позволявших предыдущим лидерам сопротивляться
переменам. Когда эта точка достигнута, выигрышная политиче¬
ская стратегия — это пропаганда «идеи, время которой пришло».
Подводя итоги, отметим, что реформирование или преобра¬
зование советского политического строя требовало изменений
в политике, политической организации и политическом языке;
изменения только одного из этих факторов было бы недостаточ¬
но. В устоявшихся системах господствующие идеологии и струк¬
туры обычно подкрепляют друг друга. Поэтому лидеры, которые
хотят преодолеть ограничения на изменения, должны действовать
на двух уровнях: 1) они должны создавать коалиции материаль¬
но заинтересованных групп для поддержки необходимых изме¬
нений в политике и политической организации; и 2) они должны
пропагандировать новые идеи, лишающие легитимности старый
способ ведения дел и создающие новую легитимность для новых
способов. Суть проблемы состоит в том, как изменить систему
или построить новую, не жертвуя при этом своим авторитетом
и властью.

Стратегии лидерства в советской и постсоветской политике
33
Этапы правления
Я отметил сходства и различия между Хрущевым и Брежневым
в их подходах к решению проблем и политике. Я лишь намекнул
на то, что правление того и другого прошло по крайней мере три
различных этапа. Каждый этап отражал задачи по укреплению
авторитета, с которыми сталкивался лидер в соответствующий
момент своего пребывания в должности, и каждый этап был
отмечен особым подходом к решению проблем и к политиче¬
скому самооправданию лидера. Трехэтапные ритмы изменений
в рамках каждого правления подразумевают изменение полити¬
ческих стимулов и возможностей, по мере того как политики
осуществляют свое руководство. Это будет актуально и в ходе
нашего анализа дилемм, с которыми Горбачев и Ельцин столкну¬
лись на аналогичных этапах каждый своего правления.
Оглядываясь назад, на годы Хрущева и Брежнева, мы обна¬
руживаем в случае с каждым, что этап политической борьбы за
престолонаследие и консолидации власти сменялся периодом
восхождения партийного лидера, за которым, в свою очередь,
следовало разочарование в его программных целях и падение его
авторитета. Каждый этап ставил перед лидером особую задачу по
укреплению авторитета. На первом этапе — до того как он кон¬
солидировал свою власть, обошел своих соперников с флангов
или усилил свою роль, став главным архитектором внутренней
и внешней политики, — лидер партии сосредотачивался на соз¬
дании коалиции, ориентированной на традиционные интересы.
Таким образом, на этом начальном этапе и Хрущев, и Брежнев
самым решительным образом выступали за развитие тяжелой
промышленности и обороны. Оба они указывали на угрозы со
стороны «империалистов» и более акцентировали защиту тради¬
ционных ценностей, нежели принятие новых подходов. Оба ли¬
дера также вводили политические новшества, чтобы привести
в порядок дела, унаследованные от их предшественников. В част¬
ности, оба выступили с крупномасштабными программами раз¬
вития сельского хозяйства, которые подавались как необходимые
для обеспечения надежного снабжения продовольствием город-

34
Глава 1
ского населения. В то же время оба лидера пытались перехватить
инициативу, навесив ярлык «экстремизма» на своих политических
соперников, подразумевая, что эти соперники были либо слишком
консервативны, либо слишком радикальны, чтобы защищать
традиционные ценности и одновременно двигать страну вперед.
Однако после консолидации своей власти и чистки (Хрущев)
или оттеснения своих соперников (Брежнев) оба они расширили
собственные роли и выборочно включили в свои программы
элементы политики, связанной с теми из их побежденных сопер¬
ников, кто был наибольшим реформистом. Каждый из них
предложил всеобъемлющую программу будущих перемен как во
внутренней, так и во внешней политике, представлявшую собой
более сбалансированный синтез традиционных ценностей и но¬
вых подходов, чем тот, что они отстаивали ранее. Оба лидера
теперь заявляли, что говорят от имени «всего народа».
В обоих случаях, однако, такой синтез оказался чересчур опти¬
мистичным и неработоспособным. У Брежнева он был, по-видимо-
му, менее амбициозным и оптимистичным, чем у Хрущева, и этот
факт говорит о консерватизме Брежнева, его политической зависи¬
мости от защищающего себя политического истеблишмента и уро¬
ках, усвоенных им из опыта Хрущева. Программа Брежнева тем не
менее оставалась весьма оптимистичной; в ней было обещано раз¬
витие производства как в тяжелой, так и в легкой промышленности
и одновременно обеспечение разрядки в отношениях с империали¬
стами и усиление соревнования систем в третьем мире.
Из-за возникшего разрыва между их обещаниями и достиже¬
ниями достоверность утверждений Хрущева и Брежнева оказа¬
лась поставлена под сомнение. Затем каждый попытался восста¬
новить свой авторитет, перетасовать коалицию своих сторонни¬
ков и пересмотреть свою программу. Каждый лидер пережил
несколько периодов таких изменений за оставшиеся годы пре¬
бывания у власти8.
8 Некоторые утверждают (походя, без уточнения или документального под¬
тверждения), будто Хрущев не считал, что в 1960-1964 годах он занимал
в политике оборонительную позицию и что изменения, которые он вносил
Стратегии лидерства в советской и постсоветской политике
35
Годы правления Горбачева и Ельцина можно разделить на три
аналогичные стадии. Фактически, эта книга именно так и струк¬
турирована. Каждый из указанных лидеров прошел стадию
преемственности и консолидации, за которой следовала стадия
восхождения, сменявшаяся стадией упадка. Тем не менее бла¬
годаря появлению автономной общественной арены в 1980-х
в этот период, были попытками спасти его программу, а не политический
авторитет [Lebow, Stein 1994: 403-104, fn. 57]. По этому поводу мне также
писал один из читателей. Это же возражение лежит в основе всех публикаций,
в которых советский генсек рассматривается как пользующийся непрере¬
каемым авторитетом (см., напр., [Volkogonov 1998]). Оно глубоко задевает
мой подход к изучению политики, и его стоит опровергнуть. Такое толкова¬
ние не объясняет, почему Хрущев был так предан своей программе (чистый
идеализм?), и неправдоподобно звучит предположение, будто у него было
достаточно власти, чтобы не обращать внимания на то, что его ошибки
и недостатки в перспективе могут быть незамедлительно поставлены ему
в вину другими в руководстве — предположение, особенно неправдоподоб¬
ное в условиях режима, при котором политическая борьба была столь ин¬
тенсивной и столь дорого стоила проигравшим. Напротив, я рассматриваю
лидеров в политически конкурентных режимах как субъектов, видящих как
в сохранении власти, так и в поддержании ее предварительные условия для
реализации своих программ и живущих в постоянной неопределенности
относительно состояния своей власти, авторитета и доверия. Они могут
столкнуться или нет с оформленной фракционной оппозицией: меня убеж¬
дают свидетельства того, что ни Хрущев, ни Брежнев не сталкивались с такой
открытой, устойчивой оппозицией. Но они должны были постоянно следить
за возможными реакциями соратников, способными подорвать их полити¬
ческую безопасность. Следовательно, даже если они не заявляли публично:
«Я занимаю политическую оборону!» (что не было бы разумно в политике),
защитная риторика и переход в контрнаступление, когда их программы
дают сбой, — хороший индикатор усилий лидеров по повторному овладению
политической инициативой, когда амбициозные программы, которые они
продвигали, уже дискредитированы. Они обладали огромной властью,
позволяющей определять политику даже на третьем этапе их правления. Но
их вероятный уровень политической незащищенности рос по мере того, как
снижалось доверие к их программам и обещаниям. В конечном счете мои
утверждения, возможно, следует рассматривать как предположение, выска¬
занное в рамках этого исследования, а не как полностью задокументирован¬
ный тезис, поскольку личные представления и опасения лидеров — что бы
они ни говорили открыто на заседаниях Политбюро, протоколы которых
сейчас хранятся в архивах, — это то, что они испытывали, но предпочитали
держать при себе.

36
Глава 1
и 1990-х годах, а также благодаря краху советской системы, по¬
литические стимулы, с которыми столкнулись Горбачев и Ельцин,
резко отличались от тех, с которыми имели дело Хрущев и Бреж¬
нев. Так, мы обнаружим несколько новых поворотов по сравне¬
нию с выводами моего более раннего исследования: поворотов,
которые отражают разницу между задачей реформирования или
адаптации советской системы, с одной стороны, и задачей ее
преобразования или замены — с другой.
Стратегии укрепления авторитета:
аудитории, источники и резонанс
Укрепление авторитета — это процесс установления и поддер¬
жания доверия к себе среди избирателей, обладающих возмож¬
ностью влиять на политику или управление. Этот процесс уни¬
версален для контекстов, отмеченных конкурентной политикой.
Тем более это важно в контексте политики идеологической, где
борьба за идеи затрагивает сами основы политического сообще¬
ства. Но откуда берутся стратегии укрепления авторитета? Ка¬
кими должны быть аудитории для стратегий укрепления авто¬
ритета? Что определяет, резонируют ли эти идеи с аудиторией?
Давайте рассмотрим эти вопросы в привычном советском
контексте, сохранявшемся при Хрущеве и Брежневе, прежде чем
перейти к тому, как все изменилось при Горбачеве и Ельцине.
Мы попытаемся понять факторы, которые учитывались в рас¬
четах советских политиков, боровшихся за самый высокий пост
в стране. Очевидно, первым, о чем они думали, было: какая
стратегия скорее всего сработает? Как мне мобилизовать сильных
сторонников в большем количестве и более эффективно, чем
моим конкурентам? Размышляя об этом, политик в любой кон¬
курентной системе сосредоточится на том, что важно для элек¬
тората, его интересов и идентичности. Он задумается о коали¬
циях, которые можно было бы создать среди существующих за¬
интересованных групп, о том, какие дать обещания, чтобы
побудить их поддержать его, и о более туманных идеях и симво¬
37
Стратегии лидерства в советской и постсоветской политике
лах, которые он мог бы использовать и которые резонировали бы
с представлениями его избирателей о социальном прогрессе.
Тщательно рассматривая спектр интересов политического
истеблишмента в данный момент времени, наш гипотетический
кандидат, безусловно, захочет избежать отчуждения наиболее
могущественных, укоренившихся в системе заинтересованных
групп. Тем не менее он не может позволить себе, чтобы его отож¬
дествляли с «топтанием на месте», поскольку он также чувствует
страстное желание элит найти способы вывести страну из слож¬
ной ситуации, оставшейся от его предшественника. В этот момент
мы достигаем предела возможностей структурного подхода
к прогнозированию лидерского поведения. Ведущие роли ком¬
мунистической партии, военно-промышленного комплекса,
экономических плановиков и органов безопасности оставались
неизменными на протяжении всего постсталинского периода,
однако стратегии лидерства в вопросах объединения интересов
различных институтов, выборочного игнорирования интересов
некоторых из этих институтов и апелляций к интересам и иден¬
тичностям более широких слоев сильно варьировались.
Эти вариации были в большей степени продуктом собственных
идей и стратегий конкурирующих политиков, чем институцио¬
нальных структур: идеи о том, как сочетать старое и новое; поли¬
тические стратегии, сформулированные в условиях полнейшей
неопределенности относительно того, что может сработать; идеи
и стратегии, распространяющиеся с намерением застолбить поли¬
тическую нишу для себя и лишить ее своих конкурентов. Ценность
подхода, основанного на укреплении авторитета, состоит в том,
что, не отрицая ограничивающего воздействия структур, он по¬
зволяет подчеркнуть стремление лидеров к разработке и обосно¬
ванию программ, которые невозможно предсказать только на
основе знаний о структуре политической организации и сути
интересов групп, доминирующих в политическом устройстве9.
9 Как однажды написал Кейнс: «Я уверен, что власть корыстных интересов
сильно преувеличена по сравнению с постепенным распространением идей»
[Keynes 1936: 383].

38
Глава 1
Структурный подход особенно плохо подходит для прогнозиро¬
вания эффективности стратегий лидерства, когда система нахо¬
дится в кризисе, как это было после первых попыток Горбачева
трансформировать систему. В тот момент взаимодействие между
стратегиями лидерства, разрушающимися структурами и только
что мобилизованными социальными силами было гораздо более
многовариантным.
Еще один принципиально важный фактор, который нельзя
предсказать, просто зная структуры и интересы режима, — это
настрой общественного мнения внутри политического исте¬
блишмента в момент смены власти. Этот настрой влияет на
стратегии, которых придерживаются политические конкуренты.
После Сталина среди политического истеблишмента и интелли¬
генции присутствовало широко распространенное (хотя и дале¬
ко не единодушное) стремление вернуть людям и элите чувство
физической безопасности; это чувство сосуществовало со
стремлением различных кругов политического истеблишмента
восстановить ощущение динамизма, «заставить страну снова
двигаться». Сосуществование этих осязаемых чувств означало
как то, что «движение» не должно идти в русле сохранения ста¬
линизма, так и то, что обещанная кадрам физическая безопас¬
ность не выльется в политический застой. Хрущев чувствовал
эти стремления, разделял их, играл на них и работал над фор¬
мированием их политического выражения. Напротив, после
Хрущева официальные лица партии и государства мечтали
в первую очередь о периоде спокойствия и предсказуемости,
который упорядочил бы и гарантировал их материальные при¬
вилегии, безопасность работы и их защищенность как от неу¬
правляемой массовой критики, так и от произвола лидеров. В то
же время они надеялись на руководство, которое устранит эко¬
номический и административный беспорядок последних лет
правления Хрущева. Брежнев почувствовал эти желания, разде¬
лил их и откликнулся на них.
Кандидаты на руководящий пост, когда они пытаются создать
сети клиентелы, основанные на чувстве общей идентичности,
также апеллируют к идеям, а не только к интересам. Символы,
39
Стратегии лидерства в советской и постсоветской политике
которые лидеры используют в оформлении своих программ,
выбираются таким образом, чтобы они соответствовали иден¬
тичности аудитории внутри политической элиты. Лидеры пыта¬
ются подключиться к традиционным представлениям о нацио¬
нальной гордости, нуждах или международной репутации,
к понятиям общественного прогресса, солидарности и устрем¬
лений, а также к ключевым идеям идеологической традиции.
Даже при таком режиме, как брежневский, где консервативная
и консолидирующая направленность политики, казалось, потвор¬
ствовала только материальным и статусным интересам, лидер
формулировал свой политический выбор таким образом, чтобы
он в глазах публики выглядел заботой о народном благе; приме¬
ры тому — крупномасштабные сельскохозяйственные програм¬
мы Брежнева 1965-1966 годов, его программы развития Нечер¬
ноземья и Сибири, ускоренное строительство Байкало-Амурской
железнодорожной магистрали и территориально-промышленных
комплексов, а также его «Программа мира» 1971 года. Все эти
проекты были представлены как отличные средства для продви¬
жения страны к трансцендентным внутренним и международным
целям10.
Но при этом они должны были пользоваться доверием. Пред¬
ставители целевой аудитории будут просчитывать, насколько
вероятно, что направленные им таким образом призывы прине¬
сут обещанные результаты и позволят победить в любой после¬
дующей борьбе за власть. В случае если предложения не вызыва¬
ют доверия, они могут быть отвергнуты как пустые обещания,
принятие желаемого за действительное или отчаянная риторика
политического неудачника. Стратегия победы для политика со¬
стоит в том, чтобы сформулировать набор призывов, связываю¬
щих прошлое с будущим способами, которые выглядят осущест¬
вимыми и позволяют ему перехватить политическую инициати¬
ву, заставить своих политических соперников обороняться и тем
самым побудить потенциальных клиентов поддержать того, кто,
10 О марксистско-ленинских элитах и их вере в способность своих систем
преодолевать исторические ограничения см. [Hanson 1997].

40 Глава 1
скорее всего, выиграет (эффект присоединения к большинству).
Брежнев и Хрущев смогли разработать программы, в которых
отдельные традиционные ценности убедительно (для партийных
и государственных должностных лиц) сочетались с новыми
способами решения проблем и которые, как они утверждали,
смогут продвигать страну вперед и удовлетворять материальные
интересы определенных групп, причем это будет происходить
умело, под руководством покровителей, имеющих, вероятно,
хорошие шансы взять верх в борьбе за власть. Таким образом,
укрепление авторитета в советской политике включало в себя
обоснованные притязания на обладание редкими навыками ре¬
шения проблем и политическими талантами.
Первоначальная опора Хрущева и Брежнева на сторонников
жесткой линии, похоже, подтверждает структурное объяснение
их поведения в ходе борьбы за власть. Фактически в этом можно
видеть подтверждение идеи, что самостоятельная роль личных
идей уменьшается, когда речь идет о ставках наивысшего уров¬
ня — когда на кону политическое выживание или гибель11. Оба
в большей степени апеллировали к материальным интересам
ключевых групп и традиционным чертам господствующей идео¬
логии на начальном этапе, чем после своей победы в борьбе за
власть. Но почему эти лидеры расширили свои коалиции и про¬
граммы, достигнув руководящих постов? Почему они просто не
держались той коалиции, с помощью которой выиграли борьбу
за власть, — коалиции, которая в обоих случаях объединяла их
с двумя наиболее могущественными интересантами системы:
партийным аппаратом и военно-промышленным комплексом?
Один из ответов связан с пониманием, что стратегия «топтания
на месте» не вызывала доверия у тех, кто верил в постсталинский
консенсус; представители элиты стали воспринимать противо¬
речия внутри системы как нуждающиеся в срочном разрешении,
будь то осторожном (Брежнев) или решительном (Хрущев).
Другой ответ — идеологический и эмоциональный: оптимистич- 11
11 «Чем ниже стоимость выражения своих убеждений, тем важнее убеждения
как фактор, определяющий выбор» [North 1990: 43].

Стратегии лидерства в советской и постсоветской политике
41
ная идеологическая традиция режима позволяла людям верить,
что система способна построить общество изобилия для всех.
Третий ответ — политический: это все еще была ленинская
система, и лидеру не предоставляли фиксированного срока
полномочий. Следовательно, лидеры постсталинской эпохи ис¬
пытывали острую потребность в политической подстраховке
даже после того, как они консолидировали свою власть. Полити¬
ческая неопределенность касательно процедур и срока полномо¬
чий предоставляла лидеру стимул к созданию крупномасштабных
(а не минимальных) выигрышных коалиций, что, в свою очередь,
приводило его в итоге к спонсированию программ, привлекатель¬
ных для аудитории в широком диапазоне политического спектра12.
Выиграв в борьбе за власть посредством апелляции к узким за¬
интересованным группам с ярко выраженными предпочтениями,
он приобретал все более значительную власть, а также получал
стимул обеспечить себе политическую подстраховку путем во¬
влечения ранее сброшенных со счетов заинтересованных групп
и идентичностей в свою коалицию. Независимо от того, заклю¬
чалась ли его личная цель в подстраховке от рисков или в увели¬
чении своей политической независимости за счет уменьшения
зависимости от небольшой коалиции, поведенческий результат
был одинаков: это расширенная коалиция.
Какими бы ни были причины провозглашения столь амбици¬
озной программы, лидер оказывался в политической обороне,
после того как недостатки этой программы становились очевид¬
ны. Именно в этот момент личные качества становились особен¬
но важным фактором, определяющим поведение лидера. Его
реакция на крах в гораздо меньшей степени была продиктована
четким представлением о том, чем обернется дальнейшая поли¬
12 Эта точка зрения изложена в [Richter 1994]. Отсутствие фиксированного
срока полномочий также характерно и для парламентских режимов. Однако
в режимах ленинизма ощутимая потребность в чрезмерной политической
подстраховке усугубляется из-за непривлекательности политической отстав¬
ки и отсутствия в обществе таких автономных арен, где можно было бы
построить альтернативную карьеру или начать процесс возвращения в по¬
литику.

42
Глава 1
тика. Хрущев в последние четыре года своего правления был
склонен к значительным колебаниям. Как во внутренних, так и во
внешних делах он отчаянно искал панацеи, способные помочь
ему восстановить утраченный авторитет, при этом он столкнул¬
ся с самыми могущественными и укоренившимися в системе
заинтересованными группами. Брежнев, напротив, сознательно
избрал стратегию возвращения в коалицию, с которой он достиг
вершин в 1960-х годах, и использования любых ресурсов, которые
он сумел мобилизовать, ради попытки спасти как можно большую
часть своей всеобъемлющей программы.
Укрепление авторитета и постсоветская политика
Сравнение стратегий Хрущева и Брежнева по укреплению
авторитета позволило мне сделать общие выводы о природе со¬
ветской политики. Но применима ли эта модель к системе, кото¬
рая рушится или изменяется, как это было в период с 1988 по
1999 год? В данной книге я намерен продемонстрировать, что это
на самом деле актуально и для нового контекста. В значительной
степени такая актуальность проистекает из того, что первона¬
чально модель была разработана для исследования демокра¬
тических режимов. Идея лидерства как процесса преодоления
социальных ограничений — и укрепление авторитета как необ¬
ходимое условие для получения рычагов для достижения успе¬
ха — является универсальной политикой в конкурентных режи¬
мах, будь то конкурентные олигархии или плюралистические
демократии. Действительно, я впервые развил эту идею, когда
прочел классическое исследование Нойштадта, посвященное
американскому президентству, где он утверждал, что «президент¬
ская власть — это сила убеждения» [Neustadt 1960: 10]. Мне
пришла мысль, что советский режим в постсталинскую эпоху
превратился в конкурентную олигархию, внутри которой поли¬
тическая конкуренция публично выражалась в форме соревно¬
вания идей. Хотя принуждение и покровительство сохраняли
ключевое значение для политического согласия в советской по¬
Стратегии лидерства в советской и постсоветской политике
43
литике, важность идей возросла, поскольку цена, которую при¬
ходилось платить за политический провал, снизилась13. Я пришел
к выводу, что кое-что полезное можно узнать о советской поли¬
тике, рассматривая политическую пропаганду как нечто большее,
чем просто игру в максимизацию власти, и рассматривая рычаги
политического воздействия как нечто большее, чем просто воз¬
можность командовать и принуждать. Из этого логически следу¬
ет, что базовая модель в высшей степени применима к режимам-
преемникам, охватывающим публичные и демократические
способы политического противостояния, поскольку эта модель
первоначально возникла из исследования демократического
режима.
Есть и другие причины для применения этой концепции
к постсоветской России. Во-первых, овладеть инициативой и тем
самым заставить политических конкурентов обороняться — это
широко используемая стратегия среди конкурирующих полити¬
ков в конкурентных олигархиях, а также в публичной демокра¬
тической политике. Во-вторых, разделение правления на отдель¬
ные этапы отражает нечто более общее, хотя такие этапы в разных
системах будут различаться по продолжительности и характеру.
Этапы борьбы за престолонаследие (избирательная кампания
в либеральных демократиях), которые сменяют периоды «медо¬
вого месяца», первых недель во власти, или восхождения, за ко¬
торым следует упадок власти, образуют знакомую схему. Пора¬
зительно, например, у скольких британских премьер-министров
(даже «великих») карьера на посту завершилась провалом или
отставкой [Rose 2001]14. Наконец, существует общая тенденция
политиков обещать больше, чем они могут выполнить, а затем
сталкиваться с потерей доверия, когда их неспособность испол¬
13 Иными словами, политики с большей вероятностью высказывали свое ис¬
тинное мнение в частных кругах или публично, когда им больше не прихо¬
дилось бояться расстрела за то, что они оказались не на той стороне в споре
или в политической борьбе.
14 О циклах правления в коммунистических и демократических системах см.
[Bunce 1981].

44
Глава 1
нить обещанное становится очевидной. Этот феномен вряд ли
ограничен советской политикой, хотя для коммунистических
режимов, безусловно, характерны огромные разрывы между
стремлениями и возможностями. По всем этим причинам мы
увидим, что структура укрепления авторитета помогает пролить
свет на эволюцию президентства Ельцина даже несмотря на то,
что его лидерство уже не осуществлялось в рамках марксист¬
ско-ленинского партийного государства.
До сих пор я обсуждал контекст, в котором происходит поли¬
тический выбор; я меньше говорил о личностях и личных убеж¬
дениях рассматриваемых лидеров. Так было и с моей книгой
о Хрущеве и Брежневе, где меня больше интересовали особенно¬
сти системы, которые привели к возникновению ряда сходств
между их правлениями. Однако в книге о Горбачеве и Ельцине
личный фактор должен стать более значительным, причем гораз¬
до более значительным. Реформизм Хрущева и консерватизм
Брежнева имели давние корни в советской истории, равно как
и первоначальная стратегия реформизма Горбачева в 1985-1987 го¬
дах. Но последующее решение Горбачева о продолжении транс¬
формации системы и решение Ельцина попытаться разрушить
и заменить ленинскую систему оказались беспрецедентными
действиями политических лидеров, порожденных самой системой.
Невозможно объяснить этот выбор, не обращаясь к личным ка¬
чествам и убеждениям этих лидеров до того, как они пришли
к власти, что и является основной темой следующей главы.

Глава 2
Горбачев и Ельцин: личные
качества и убеждения
И Горбачев, и Ельцин большую часть времени, когда они на¬
ходились у власти, были менее ограничены формальными поли¬
тическими структурами, чем Хрущев и Брежнев. Поэтому для
того, чтобы определить детерминанты многих из их политических
решений, необходимо понять личные качества и убеждения
Горбачева и Ельцина.
Горбачев как политическая личность
В биографии Горбачева нет ничего, что указывало бы на лич¬
ность бунтаря. Скорее Горбачев производит впечатление челове¬
ка — плоть от плоти организации: он вступил в КПСС в более
молодом возрасте, чем Ельцин, и снискал внутри этой организа¬
ции немалые почет и уважение1. Горбачев приехал в Москву
молодым человеком из провинции с намерением «пойти в гору»
в столице и подняться в политической иерархии. Одно из первых
его действий после поступления в МГУ — он стал комсомольским
активистом. Он подал заявление о приеме в партию, будучи со¬
всем молодым. Карьера Горбачева началась на юрфаке МГУ, где
он стал комсоргом своей группы, а затем пошла обычным путем
по лестнице политической иерархии, сначала в ВЛКСМ, затем 1
1 Эту разницу впервые отметил Дмитрий Михеев [Mikheyev 1996: 4].

46
Гл а в a 2
в партийном аппарате. Попав в партаппарат, он уже его не поки¬
дал. Хотя некоторые аналитики считают, что такой карьерный
путь неизбежно обуславливает менталитет «консервативного»
аппаратчика, правильнее рассматривать его как показатель веры
в «ведущую роль партии» в советском социалистическом обще¬
стве и в то, что правильная организация и мобилизация с парти¬
ей во главе является гарантией движения к «полной реализации
потенциала социализма». Интерес Горбачева к партийной рабо¬
те проистекал из возможности заниматься политической дея¬
тельностью в качестве народного лидера. Ему претила кабинетная
бюрократическая работа, и когда ему предложили должность
в прокуратуре, он отказался.
Ельцину, как и Горбачеву, не нравилась формальная бюрокра¬
тическая кабинетная работа, и он предпочитал работать напря¬
мую с людьми, занятыми решением конкретных проблем. Они
оба гордились своими мотивационными способностями. Но
Ельцин, в отличие от Горбачева, был увлечен сложными техни¬
ческими задачами строительства и гордился своими техниче¬
скими навыками, которые позволят ему достичь новых высот
в грандиозных строительных проектах. Прежде чем попасть
в партийный аппарат, он много лет проработал в хозяйственном
управлении. Во время своего восхождения в партийно-государ¬
ственном аппарате Ельцин оценивался благодаря стройкам,
проходившим под его руководством. Горбачева как комсомоль¬
ского лидера начальство в Ставрополе оценивало исходя из более
абстрактных, субъективных и политических критериев.
Горбачев был не только человеком организации в рамках по¬
литической бюрократии, но и человеком семьи. С отцом отноше¬
ния у него сложились дружеские и нежные. Когда Михаил был
подростком, он круглосуточно работал вместе с отцом-ком¬
байнером, собирая урожай; они обсуждали новости и во всем
доверяли друг другу. Отец относился к сыну как к равному. Летом
1948 года, когда они работали бок о бок, Михаил получил орден
Трудового Красного Знамени, а отец — более престижный орден
Ленина. Горбачев всю свою жизнь гордился этим достижением;
в своих мемуарах, написанных в 1990-х годах, он заявлял, что до сих
Горбачев и Ельцин: личные качества и убеждения
47
пор считает это своей величайшей заслугой [Горбачев 1995: 56].
На протяжении большей части своей политической жизни в но¬
менклатурной иерархии Горбачев, судя по всему, верил в систему
и был сторонником улучшения ее функционирования.
Горбачев умел двигаться вперед, ладить с людьми. В беседах
с глазу на глаз он выступал человеком, способным «считывать»
взгляды и предпочтения своих собеседников, подстраивать свою
тактику в соответствии с их позициями и заставлять их поверить,
что он с пониманием относится к их убеждениям — даже когда
его целью было изменить их мнение2. Эта черта характера сослу¬
жила хорошую службу, когда он поднялся по ступеням партийной
иерархии. В 1970-х годах многие члены Политбюро приезжали
отдыхать на Ставрополье. Горбачев их встречал и общался с ни¬
ми в неформальной обстановке [Болдин 1995: 127; Brown 1996:
49-51]3. Нет никаких свидетельств ни его возмущения и непри¬
язни по отношению к московскому начальству, ни того нескры¬
ваемого нетерпения, которое Ельцин стремился подавить, не
всегда успешно, в начале 1980-х годов.
Войдя в состав брежневского Политбюро, Горбачев садился как
можно дальше от генсека и старался не выказывать брезгливости
при неуместных промахах Брежнева [Горбачев 1995: 182-183].
2 Такое впечатление сложилось у одного американского журналиста, погово¬
рившего с людьми, которые знали Горбачева в молодости [Smith 1990:41,49].
Арчи Браун более осторожно заявляет, что у Горбачева была «способность
ладить с людьми разных взглядов и нравов» [Brown 1996: 37]. Как сообща¬
ется, психологи, работавшие в Центральном разведывательном управлении
США и наблюдавшие за Горбачевым в течение его пребывания у власти,
пришли к выводу, что «у него острая интуиция; он моментально просчиты¬
вает ситуацию и прочитывает людей, управляет своими внутренними реак¬
циями, может мгновенно перейти от обаятельности к жесткости, от уступ¬
чивости к угрозе» [Sheehy 1990: 10].
3 Ему удалось произвести на них впечатление как политически надежного,
так и умного, динамичного регионального лидера с новыми интересными
идеями о том, как улучшить работу системы. Как лаконично резюмирует
Д’Агостино, «различные покровители Горбачева могли нередко друг с другом
враждовать, но Горбачев как-то умудрялся не заводить врагов, даже среди
врагов своих друзей» [D’Agostino 1998: 58].

48
Глава 2
В своих воспоминаниях он отмечает, что в брежневской Москве
главным было «знать свое место»: никогда не выходить за рамки
своего положения и чина [Горбачев 1995: 182]. Придя к власти,
Горбачев сохранил тактическую осторожность как определяющую
характеристику своей политической личности, пусть даже пыта¬
ясь изменить систему. Ф. М. Бурлацкий на основе бесед с различ¬
ными помощниками и соратниками Горбачева утверждает, что
тот был «склонен к компромиссу» и предпочитал «твердую руку»
и это «раздражало прямого и вспыльчивого Ельцина», который
был более склонен рисковать [Бурлацкий 1997: 122,129-130]4.
Коллеги описывают Горбачева как человека огромной энергии,
страсти, ума, стремящегося активно решать проблемы [Черняев
1993: 8-9; Palazchenko 1997: 107]5. Один из помощников описы¬
вает способность Горбачева искренне увлекаться всем новым —
черту, которая вряд ли была характерна для старых членов
брежневского Политбюро в 1970-е годы [Palazchenko 1997:107]6.
Другой помощник, А. С. Черняев, сопровождал Горбачева в по¬
ездке в Западную Европу в 1972 году и сильно впечатлился тем,
насколько «яростно и красочно» Горбачев описывал бельгийским
коммунистам «битву за хлеб», которая тогда велась в СССР,
а также своим энтузиазмом и живостью: «...он явно выделялся
на фоне партийных вождей местного масштаба своей неординар¬
ностью, страстью» [Черняев 1993: 8]. Вернувшись в Москву,
Черняев сказал своему начальнику Б. Н. Пономареву (главе ме¬
4 Впрочем, это понятия условные. С таким же успехом можно сказать, что
Горбачев, находясь у власти, был «склонен к риску» в стремлении трансфор¬
мировать систему, а Ельцин в 1985-1989 годах поступал «безответственно».
Различие между такими словами, как «осторожность», «склонность к риску»
и «безрассудство», часто зависит от ценностей наблюдателя или его воспри¬
ятия масштабов сдерживающих изменения барьеров.
5 Болдин и Лигачев, оба антагонисты Горбачева, в своих воспоминаниях го¬
ворят о Горбачеве как трудоголике [Ligachev 1993:148; Болдин 1995:34]. См.
также [Brown 1996: 31-43; Smith 1990: 41, 44ff.]. Шихи цитирует советского
посла в США, который после первой встречи с Горбачевым назвал его «че¬
ловеком — ненасытным ураганом» [Sheehy 1990: 136].
6 О том же говорят и знавшие его по учебе в МГУ. См. [Smith 1990:46-47].

Горбачев и Ельцин: личные качества и убеждения
49
ждународного отдела ЦК), «что в Горбачеве мы имеем “кадр”,
который очень нужен, чтобы держать “имидж” КПСС среди
братских партий, что таких, наверное, очень немного, я, во всяком
случае, не встречал» [Черняев 1993: 8].
Страстный пыл и энтузиазм Горбачева не были показными.
Черняев также описывает их совместную поездку в 1972 году по
сельским районам Бельгии и Нидерландов: «Сидели рядом, он
почти не смотрел по сторонам... [Вместо этого] хватал меня за
локти и “доказывал”, “доказывал”, “доказывал”, как важно и нуж¬
но сделать на Ставрополье то-то и то-то» [Черняев 1993: 8]. Со
временем Горбачев «докажет», что что-то нужно сделать или
возможно сделать, и тем самым убедит своих слушателей в том,
что сделать это необходимо. Здесь мы видим как бы предвари¬
тельный образ генсека, стиль руководства которого основывался
на убеждении людей в том, что перестройка желательна, необхо¬
дима и осуществима: «другого пути нет». Действительно, Горба¬
чев был самоуверенным спорщиком, человеком, который гор¬
дился своей способностью к логической аргументации и впечат¬
ляющей самопрезентацией. В своих мемуарах он утверждает, что
уже на первом курсе юридического факультета мог дискутировать
не хуже лучших из своих однокурсников. Он гордился тем, что
не боялся проявлять слабость, задавая вопросы; это отточило его
навыки спорщика [Горбачев 1995:61].
Многие политические лидеры уверены в себе и обладают
сильным эго; фактически это можно считать необходимым усло¬
вием для достижения «величия». Но самоуверенность Горбачева
сочеталась с искренним оптимизмом. Многие очевидцы вспоми¬
нают молодого Горбачева как оптимиста, что особенно примеча¬
тельно, если учесть апокалиптические обстоятельства его юности
(коллективизация, Большой террор и Вторая мировая война). Его
официальный переводчик сообщает, что генеральный секретарь
Горбачев был крайне оптимистичен относительно осуществимо¬
сти начатых им реформ [Palazchenko 1997: 123]. Другие видели
эту его черту, но не разделяли его оптимизма. В конце 1980-х
годов один из ближайших советников сказал: «Я знаю, что мы не
сможем добиться успеха. Но когда я оказываюсь перед этим
50
Гл а в a 2
теплым и очаровательным человеком, который так сильно хочет
сделать что-то для страны, у меня не хватает смелости, чтобы
сказать ему, что мы не можем добиться успеха» [Doder, Branson
1990: 304]. Будь то на уровне местных кампаний в Ставрополе
или в отношении реформы советской системы в целом — Горба¬
чев явно был идеалистом, чьи убеждения и действия дополнялись
страстной и оптимистичной, но тщательно контролируемой
личностью.
Оптимизм, страсть, энергия, любознательность, эгоцентризм,
ненасытная энергия и уверенность в себе в сочетании с контролем
над рисками, рассудительностью и расчетливостью в отношении
самого себя и других — вот какие черты собственной личности
Горбачев продемонстрировал при выборе своей политической
стратегии реформирования системы, когда у него появилась
такая возможность. Но все эти черты характера не раскрывают
содержания убеждений человека: в отношении чего он оптими¬
стичен, страстен и энергичен, с какой целью проявляет осмотри¬
тельность и контролирует риски? Чтобы ответить на эти вопро¬
сы, нам нужно изучить политические убеждения Горбачева.
Политические убеждения Горбачева
Политическому взлету Горбачева, вероятно, поспособствовало
сочетание в нем явной политической надежности с личным ди¬
намизмом, что проявлялось как в «продаже» системы внешней
аудитории, так и в экспериментировании с системой с целью
заставить ее работать лучше. Действительно, когда он вступил
на пост генерального секретаря, эти черты придавали убедитель¬
ность его заявлениям, что он заставит систему полностью реа¬
лизовать свой потенциал. Но во что он верил? И почему стал
генсеком-реформатором?
В научной литературе существуют значительные разногласия
по поводу идеологических убеждений Горбачева. Однако большая
часть споров касается того, насколько сильно изменились его
взгляды и мироощущение за годы его пребывания на посту Ге¬
Горбачев и Ельцин: личные качества и убеждения
51
нерального секретаря ЦК КПСС. Одна точка зрения состоит
в том, что благодаря сочетанию внутренних и внешних обстоя¬
тельств он к 1989—1990 годам превратился в социал-демократа
и антиленинца, приблизившись в этом отношении ко взглядам
руководства Социалистической партии Испании [Brown 1996;
English 2000]. Сторонники противоположной точки зрения по¬
лагают, что он эволюционировал в «социалистического демо¬
крата» наподобие меньшевиков 1917 года, но не социалистов
бернштейновского типа или социал-демократов [Jowitt 1992, ch. 6;
Hanson 1997, ch. 6; D’Agostino 1998]. Другие же считают Горбаче¬
ва запутавшимся, некомпетентным или последовательно деспо¬
тичным человеком7.
Гораздо меньше разногласий возникает по поводу политических
и идеологических убеждений Горбачева до его прихода к власти
в 1985 году. Горбачев разделял патриотический пыл, который
многие представители его поколения испытывали после Второй
мировой войны и периода послевоенного восстановления. Позже,
по мере построения им карьеры, на его политические взгляды
сильно повлияла кампания Хрущева по десталинизации, а также
повсеместная коррупция и социально-экономическая стагнация
эпохи позднего Брежнева8. Кроме того, в поездках в Восточную
и Западную Европу в конце 1960-х годов он увидел относительное
богатство Запада, особенно по сравнению с жизнью Ставрополья
[Mikheyev 1992: 32; Brown 1996: 41-43], тогда как во время втор¬
жения в Чехословакию он не составил однозначного мнения о том,
было ли решение о подавлении Пражской весны мудрым и спра¬
ведливым [Brown 1996:41; English 2000:181-182]. Эти привлекаю¬
щие и отталкивающие моменты сделали его восприимчивым
7 О Горбачеве как несостоявшемся деспоте, стремившемся укрепить социали¬
стическую систему, а не кардинально ее преобразовать, см. [Murray 1995];
о Горбачеве как о сбитом с толку ленинце, который стремился демократизи¬
ровать социализм, но понятия не имел, как это сделать, см. [Hough 1997].
8 В этом Хэнсон и Браун согласны друг с другом [Hanson 1997:183; Brown 1996:
39-41, ch. 3]. Имеются также эпизоды из ранних лет Горбачева, которые го¬
ворят о его неприятии тех, кто пользовался незаслуженными привилегиями;
см. [D’Agostino 1998: 53; Sheehy 1990: 74—75].

52
Глава 2
к новым идеям о том, как реформировать систему — или как
помочь ей реализовать свой потенциал, — едва в конце 1970-х
годов у него появилась возможность что-то изменить9.
По словам соратников и помощников, к началу 1980-х годов
Горбачев уже был антисталинистом и коммунистом-реформато¬
ром, убежденным, что советская система нуждается в изменени¬
ях («так жить дальше нельзя»10), но представлявшим себе куда
более скромные изменения, чем те преобразования, которые он
в конечном итоге возглавил в конце 1980-х [Brown 1996, ch. 3;
Smith 1990: 68-72]. В соответствии со своим воспитанием в пар¬
тийном аппарате, Горбачев, придя к власти, полагал, что корень
большинства проблем лежит в коррумпированных кадрах и что
необходимым (хотя и недостаточным) условием для их решения
является подбор неподкупных кадров. Он думал, что реформы
увенчаются успехом и система сможет реализовать свой потен¬
циал только в том случае, если на ключевые посты в партийном
аппарате будут набраны правильные кадры [Черняев 1993: 123;
Горбачев 1995:286-292 (глава «Кадры решают все»); Болдин 1995:
45-47]. По словам его ближайшего помощника, первоначальной
целью Горбачева была замена кадров, а затем построение «дело¬
вых, товарищеских и честных» отношений внутри коммунисти¬
ческой партии [Черняев 1993: 23]. Это видение заставило его
пойти на чистку коррупционеров и мобилизацию неподкупных
кадров, убеждая их присоединиться к нему в построении рефор¬
мированного ленинского политического строя. Это подразуме¬
вало реструктуризацию властных отношений, хотя и не предпо¬
лагало таких масштабов реструктуризации, которые потребова¬
лись бы для восстановления легитимности и эффективности
политического строя.
9 Браун указывает на влияние этих раздумий на образ мыслей Горбачева,
подпитывающее его амбивалентность [Brown 1996: 40-41]. Кроме того,
в Ставрополе Горбачев участвовал в переселении людей, депортированных
Сталиным, которым Хрущев разрешил вернуться на свои родные земли
[D’Agostino 1998: 53].
10 Цит. по: [Brown 1996: 81].

Горбачев и Ельцин: личные качества и убеждения
53
Что касается международных отношений, Горбачев также от¬
казался от некоторых фундаментальных убеждений и предубе¬
ждений брежневской эпохи. Еще до прихода к власти он был
убежден, что прекращение холодной войны является необходи¬
мым условием для восстановления жизнеспособности Советско¬
го Союза внутри страны и его престижа за рубежом, что советская
внешняя политика нуждается в демилитаризации (включая уход
из Афганистана), что господству Советского Союза в Восточной
Европе с помощью военной силы следует положить конец и что
Советский Союз должен установить более тесные связи с запад¬
ноевропейскими государствами [English 2000: 183-184, 194,
199-200]. Более того, он заявлял о своей приверженности нена¬
силию как о принципе политического порядка («не стрелять»)
[Грачев 1994:113], что в итоге будет иметь серьезные последствия
для его контроля над процессами изменений в Восточной Евро¬
пе и Советском Союзе. Сомнительно, чтобы он был убежденным
пацифистом, но он явно предпочел бы, чтобы обновление социа¬
лизма основывалось на убеждении, а не на насилии. Таким обра¬
зом, вместо того чтобы рассматривать Горбачева как «беспри¬
страстного мыслителя» [Stein 1994:155-183], более целесообраз¬
но полагать, что он начинал свою карьеру генсека в качестве
антисталиниста, «коммуниста-реформатора» и антимилитариста,
уже приверженного созданию менее милитаризованного между¬
народного порядка и реформированного социалистического
политического строя внутри страны. В остальном же многое
свидетельствует о том, что Горбачев активно искал и нащупывал
свой путь и действительно был очень «мотивированным учени¬
ком» [Stein 1994].
Такие убеждения не мешали ему быть человеком системы
и находиться в хороших отношениях с начальством. Многие
журналисты, ученые и официальные лица были тогда «внутри¬
системными» диссидентами, пришедшими к тому мнению, что
брежневизм стал помехой, и искавшими ему реформистскую
альтернативу. Хрущевская десталинизация стала для них, как
и для Горбачева, определяющим опытом. Более того, марксист¬
ско-ленинская традиция придерживалась идеи однопартийной
54
Глава 2
социалистической демократии, и это позволило им рационали¬
стически утверждать, что а) альтернатива сталинизму — не ка¬
питализм, а реформа ленинизма и б) социализм вполне возмож¬
но сделать совместимым с процедурной демократией11.
Горбачев считал, что достижение этой цели требует не только
организационных мер. Оно требовало также кропотливого
доктринального обоснования. Горбачев придавал большое зна¬
чение силе идей, как устных, так и письменных, как средства
вооружения сторонников и разоружения потенциальных про¬
тивников. Это было результатом его воспитания в вере в марк¬
сизм-ленинизм, его юридического образования и уверенности
в себе как в полемисте. Еще будучи региональным партийным
функционером, он придавал большое значение логической аргу¬
ментации как средству оправдания политических решений.
Коллеги по Ставрополью вспоминают о том, что он хорошо знал
историю партии, труды Ленина и основоположников марксиз¬
ма-ленинизма [Brown 1996: 31-32]. В первые годы перестройки
Горбачев вновь погрузился в произведения Ленина, перечитывая
их; у него в кабинете находился полный комплект собрания со¬
чинений Ленина, и он часто читал вслух отрывки начальнику
своего штаба В. И. Болдину. По словам Болдина, Горбачев считал,
что публикации делают возможным распространение информа¬
ции, имеющей решающее значение для прогресса: «...он считал
свои слова главным, одним из важнейших методов работы»
[Болдин 1995: 12]11 12. Для Горбачева это было больше, чем просто
оправдание политических решений; его внимание к «слову»
также было частью активного интеллектуального поиска в по¬
следних работах Ленина актуальных истин о том, как реформи¬
ровать советский социализм.
11 Объемное изложение этого тезиса одним из таких внутрисистемных дисси¬
дентов можно найти в книге Р. А. Медведева «О социалистической демокра¬
тии» [Medvedev 1977]. В качестве неплохого источника для понимания ре¬
формистского менталитета в Политбюро после прихода к власти Горбачева
см. [Черняев 1993].
12 См. также [Болдин 1995: 132,133, 293, 378].

Горбачев и Ельцин: личные качества и убеждения
55
Как генеральный секретарь Горбачев с большим энтузиазмом
вновь и вновь редактировал тексты своих статей и выступле¬
ний. Свой отпуск в августе 1987 года он посвятил завершению
работы над книгой «Перестройка и новое мышление для нашей
страны и для всего мира»13. Еще в 1988 году в связи со своим
желанием реорганизовать аппарат Горбачев читал стенограммы
первых партийных съездов после 1917 года [Черняев 1993: 223].
Так он искал политическую риторику, которая предоставила
бы убедительные лозунги, развернутое теоретическое обосно¬
вание политических перемен и руководство по программному
развитию.
В спорах Горбачев избегал спонтанности или импровизации.
Он любил обдумывать вопросы, развивал мысли посредством
размышлений, обсуждений и записей. Он постоянно искал
свидетельства своих успехов или неудач в государственной по¬
литике и одновременно — новые теоретические формулировки
или обобщения, чтобы согласовать эмпирическую реальность
с социалистической теорией. Таким образом, он был созерца¬
телем, который, по ленинским меркам, сохранял непредвзятость
и стремился учиться. Он любил долгие прогулки по лесу с женой
или коллегами, в ходе которых можно было обсудить проблемы
и развить свои идеи14. Находясь в 1983 году, во время правления
Андропова, в Канаде, Горбачев отказался от официальной про¬
граммы и часами беседовал с тогдашним послом Яковлевым
о будущем России [Грачев 1994:140]15. И в Ставрополе, и в Моск¬
ве Горбачев искал общения с информированными, культурными
людьми, в том числе с иностранцами, для длительных дискуссий,
в ходе которых он вырабатывал свои собственные идеи [Грачев
1994: 177—178; English 2000:180-186]. Во время долгой прогулки
с Шеварднадзе в 1984 году они сошлись на том, что «все прогни¬
ло» [Brown 1996: 81; Ekedahl, Goodman 1997: 30].
13 Американское издание: New York: Harper & Row, 1988.
14 В своих воспоминаниях он говорит, что природа «сформировала» его само¬
го и его взгляды [Горбачев 1995: 173,172].
15 См. также документацию и обсуждение в [English 2000: 184].

56
Гл а в a 2
Учитывая его сочетание идеализма, оптимизма, энергии, ин¬
теллекта, продемонстрированной им политической надежности
и осторожной манипулятивной политической тактики, Горбачев,
возможно, идеально подходил для выполнения поставленной им
перед собой задачи: вырвать Советский Союз из брежневских
стереотипов дома и за рубежом, прежде чем потенциальные
противники смогут мобилизоваться, чтобы помешать ему в этом.
Труднее предположить, чтобы со всем этим успешно справился
Ельцин, будь генеральным секретарем в 1985-1987 годах он.
Политическая личность и убеждения Ельцина
В 1985 году, пробыв у власти всего несколько месяцев, Горбачев
перевел в Москву для работы в аппарате ЦК провинциального
партийного лидера Ельцина, который почти десять лет возглав¬
лял свердловскую партийную организацию, одну из крупнейших
в стране. Как нам теперь известно, ни Горбачев, ни большинство
других членов Политбюро не предполагали, какие неприятности
они навлекли на свою голову16.
В рядах региональных первых секретарей в позднебрежневскую
эпоху можно было встретить несколько типов лидеров. Различие
между ними не было поколенческим. Все они по идейным или
материальным причинам разделяли общую приверженность
«ведущей роли партии» в политической системе. Но за пределами
этого их политические личности различались. Некоторые, такие
как В. В. Гришин (Москва) и Г. В. Романов (Ленинград), были
«аристократами» дурного брежневского пошиба; они лично во¬
площали и подкрепляли коррупцию той эпохи и выступали за
преемственность в политике. Другие, как Е. К. Лигачев (Томск),
были пуританами, считавшими коррупцию постыдным явлением
16 Рыжков, председатель Совета министров при Горбачеве, в своих мемуарах
заявляет, что предостерегал Горбачева и Лигачева от назначения Ельцина
первым секретарем Московского горкома партии. По словам Рыжкова, он
говорил им о Ельцине, что тот «хоть и строитель, но по натуре разрушитель»
[Рыжков 1995: 139]. Рыжков много лет работал с Ельциным в Свердловске.

Горбачев и Ельцин: личные качества и убеждения
57
и оттачивавшими свои навыки в попытках бороться с ней в своей
провинции. Третьи, как Г. П. Богомяков (Тюмень), были по своей
ориентации технократами и стремились интегрировать рацио¬
нальный, научный опыт и упорядоченные процедуры в решение
проблем в своей сфере. А некоторые другие, как Шеварднадзе из
Грузии, были смелыми реформаторами, искавшими способы де¬
централизовать командную систему и разработать такую партий¬
ную систему, которая была бы более эффективной и более леги¬
тимной. Пути пуритан, технократов и реформаторов в итоге ра¬
зойдутся, но изначально все они считали себя противниками
коррумпированного брежневизма и сторонниками перестройки.
Ельцин был первым секретарем Свердловского обкома КПСС
с 1976 года. До этого большую часть своей профессиональной
жизни он был инженером-строителем и прорабом на строительстве
разных объектов. Его любовь к строительству видна в его первой
автобиографии; явно это было его страстью в начале жизненного
пути [Ельцин 1990:43-56,78-79]17. Нет никаких свидетельств того,
что Ельцин был в Свердловске коррумпированным партийцем; как
и Лигачев, рекомендация которого послужила стимулом для вклю¬
чения его в центральный партаппарат, Ельцин вел относительно
аскетичную жизнь и боролся с коррупцией в политике. Он исполь¬
зовал свои полномочия партийного лидера в Свердловске для
кампаний против коррумпированных членов номенклатуры
и некоторых социально-экономических привилегий, которыми они
пользовались. Таким образом, он объединял технические навыки
технократа с личной и политической простотой, столь ценимой
пуританами [Aron 2000:45-46,86,88,104-105; Mikheyev 1996:52-57;
Morrison 1991: 31-42; Ельцин 1990:43-70,88-89]18.
Если говорить о его достижениях как местного партийного
лидера, то центральное партийное руководство имело все осно¬
17 Подробности о работе Ельцина в строительстве см. [Aron 2000, ch. 2].
18 Кроме того, Ельцин очень любил выпить, что отличало его от Лигачева.
Горбачев во время частных бесед с помощниками, в отличие от Ельцина,
часто матерился. Ни Горбачев, ни Ельцин, ни Лигачев не курили. Термин
«пуританство» здесь используется просто в смысле некоррумпированности.

58
Глава 2
вания рассчитывать, что он оправдает их надежды. Его послуж¬
ной список на протяжении почти девяти лет на посту главы
Свердловского обкома показал, что он был сильным и эффектив¬
ным начальником. Сам Ельцин сравнивал себя с царем, полно¬
стью контролирующим свою область [Ельцин 1990: 54; Ельцин
1994:179]. В отношениях с высокими городскими руководителя¬
ми «все было пропитано административно-командными ме¬
тодами руководства... Проводил ли какие-то совещания, вел ли
бюро, делал ли доклады на пленуме — все это выливалось в твер¬
дый напор, натиск, давление» [Ельцин 1990: 64].
Если бы этим все ограничивалось, Ельцин подошел бы Бреж¬
неву, но не Горбачеву и Лигачеву. Однако имелось и еще кое-что.
Говорят, что он был относительно популярен среди населения
этого большого и важного региона. Говорят, что он улучшил
экономическое положение и уровень жизни в Свердловской
области, значительно подгоняя своих подчиненных, но никогда
не прося их работать больше, чем он сам — трудоголик из трудо¬
голиков, всегда готовый к работе. Он лично руководил строи¬
тельными проектами в области, не желая играть роль канцеляр¬
ской крысы. Он выбивал у московских властей большие суммы
для финансирования новых крупных областных проектов. Он
добивался большей региональной автономии в управлении
промышленностью, чтобы кампании по реструктуризации
предприятий могли приносить результаты19.
Это был идеал лидера с точки зрения КПСС: человек, способ¬
ный эффективно руководить кампаниями штурмовщины, заво¬
евывая определенную популярность среди основной массы на¬
селения. Ельцин, очевидно, верил в систему и умел заставлять ее
работать. В общем, он нашел способы выборочного преодоления
«застоя», не ставящего под сомнение ведущую роль партии20. Это
19 Доводы в пользу приведенных здесь утверждений см. [Aron 2000, ch. 3].
20 Среди исследований ранней карьеры Ельцина, в которых делаются выводы,
примерно эквивалентные приведенным в этом абзаце, см. [Aron 2000, chs. 1 -3;
Mikheyev 1996, ch. 3]. Более критический взгляд см. в [Bonet 1995: 1; Бонет
1994: 24, 141].

Горбачев и Ельцин: личные качества и убеждения
59
был традиционный идеал партийного лидера — жесткого, ярко¬
го, информированного, беспощадного и всеми уважаемого (за
исключением коррумпированных чиновников, которых Ельцин
пытался искоренить). Но, по-видимому, это устраивало Горбаче¬
ва и Лигачева, которые разделяли эти цели и перевели Ельцина
в Москву, а восемь месяцев спустя поручили ему заниматься
ликвидацией коррупции в огромной московской городской
партийной организации.
Ельцин также оказался политически надежен. В своих выступ¬
лениях в качестве регионального партийного руководителя он
часто критиковал центральные плановые органы за то, что они
уделяли недостаточно внимания региональным потребностям
[Aron 2000: 60-78]. Но то же можно в более общем плане сказать
и о речах наиболее динамичных и влиятельных первых секретарей
других регионов, в том числе Горбачева до его приезда в Москву
в 1978 году21. В политически деликатных вопросах Ельцин явно
придерживался линии партии, а в некоторых случаях заходил еще
дальше. Когда в апреле 1979 года в области разразилась эпидемия
сибирской язвы, Ельцин отлично справился с тем, чтобы внешний
мир о ней не узнал [Aron 2000: 52-53]. Когда в 1978 году Полит¬
бюро приказало снести бульдозером дом, в котором в 1918 году
большевики казнили царскую семью, Ельцин выполнил приказ
немедленно, в полной мере и эффективно [Aron 2000: 111-113].
Когда культурная интеллигенция заходила слишком далеко в сво¬
их попытках обойти цензуру, Ельцин принимал жесткие меры
[Aron 2000: 118-125]22. В общем, у московских властей не было
никаких оснований заподозрить в Ельцине вольнодумца или
человека непредсказуемого, тем более либерала.
Стиль руководства Ельцина в Свердловске был неординарным,
и это могло привлечь внимание аппарата ЦК. Исследователи об¬
наружили, что, в отличие от его предшественников, у него была
21 Контент-анализ выступлений региональных партийных руководителей
в конце 1970-х годов см. в [Breslauer 1984].
22 Другие примеры политического конформизма Ельцина в то время см.
в [Батурин и др. 2001: 38, 40].

60
Глава 2
открытая манера руководства: он регулярно встречался с населе¬
нием, проводил длительные и откровенные встречи с вопросами
и ответами. Он регулярно выступал перед публикой по местному
телевидению. В эпоху Андропова он руководил «набегами» на
местные розничные магазины с целью заставить их выставлять
на продажу припрятанные под прилавком товары. Он часто
приезжал на работу на общественном транспорте, а не на лиму¬
зинах, которые имелись в распоряжении первых секретарей ре¬
гионов [Mikheyev 1996:56; Solovyov, Klepikova 1992:152—154; Aron
2000:79-92]23. Однако ничто из этого не должно было непременно
встревожить членов Политбюро, рассматривавших возможности
его продвижения по службе. Пока Ельцин твердо контролировал
свою область, поддерживал социальную стабильность и выполнял
экономический план, его открытость и доступность оставались
плюсом, поскольку он показывал, что партийное руководство
может быть одновременно требовательным, эффективным и если
не популярным, то по крайней мере уважаемым. То, что Ельцин
ездил на общественном транспорте, способствовало его антикор¬
рупционной кампании и смягчало общественное недовольство
привилегиями партийных чиновников. Да и сам Горбачев, воз¬
главлявший ставропольскую партийную организацию, часто
ходил на работу пешком [Morrison 1988: 98].
Некоторые вопросы могли возникнуть при просмотре послуж¬
ного списка Ельцина. Он никогда не оставался на вторых ролях.
По мнению Михеева, стремительный взлет Ельцина в партийной
организации «позволил ему проскочить критически важную часть
процесса интеграции в организационную культуру партии: его
никогда не заставляли принимать уничижительную позу полной
покорности и исполнять унизительные требования, чтобы угодить
начальству всеми возможными способами» [Mikheyev 1996: 57].
23 Руководитель администрации Ельцина в 1993-1995 годах пишет в воспоми¬
наниях, что он видел Ельцина по телевизору, когда тот был партийным ру¬
ководителем Свердловской области; Ельцин выглядел как лояльный партий¬
ный функционер, но даже тогда он «проявлял своего рода открытость,
энергию и хорошее знание предмета, о котором он говорил совершенно
свободно» [Филатов 2000: 421-422].

61
Горбачев и Ельцин: личные качества и убеждения
Это, по словам Михеева, позволило ему сохранить как некоторую
независимость ума, так и кое-какую уверенность в себе и инди¬
видуальность [Mikheyev 1996: 57], что, возможно, послужило
одним из истоков свободомыслия Ельцина в горбачевском По¬
литбюро. Но если и предположить, что названные качества были
замечены обсуждавшими его повышение в 1984-1985 годах,
этому необязательно надо удивляться: новые советские лидеры
искали некоррумпированных и талантливых чиновников, которые
могли бы усовершенствовать и избирательно реформировать
систему, не подвергая сомнению ее основные черты. Им не нужны
были «аристократы» брежневского толка, чья независимость ума
и инициативность (если они когда-либо ими обладали) полностью
были подавлены партийными кадровыми механизмами. Тот факт,
что Ельцин обладал опытом, не позволявшим ему стать самодо¬
вольным и коррумпированным, можно было рассматривать как
преимущество; но это необязательно было признаком того, что
он станет разрушительной силой внутри Политбюро.
О чем, вероятно, не знали партийные лидеры, так это о том, что
у Ельцина были и другие личные качества, в сочетании с его непо¬
корностью делавшие его человеком непредсказуемым, от которо¬
го можно ожидать что угодно. Ельцин был порывистым, импуль¬
сивным, обидчивым и очень чувствительным к неуважению. Он
не считал себя просто инженером-строителем, который стал
партийным боссом; он мыслил себя мастером на все руки, способ¬
ным наводить идеальный порядок там, где большинство людей не
справились бы. Когда значительных результатов не следовало,
Ельцин разочаровывался и сердился24. Помимо этого, что более
серьезно, Ельцин тяготился подчиненным положением и как ру¬
ководитель Свердловского обкома был расстроен тем, что его
сверстники (Горбачев и Лигачев) поднялись в партийном аппара¬
те дальше и быстрее, чем он сам. Он признавал это в своей первой
автобиографии, написанной и опубликованной в 1990 году [Ельцин
1990:70-71]. В 1984 году партийцы в центре еще не знали, насколь¬
ко его это огорчало. Им еще не было известно, что, когда секретарь
24 О самовосприятии Ельцина см. [Ельцин 1990: 42,63, 95, 99,150,188].

62
Глава 2
ЦК Лигачев ранее приезжал в Свердловск с инспекционной
поездкой, Ельцин вышел из машины, в которой они ехали вместе,
чтобы сдержать свой гнев из-за унизительных вопросов Лигачева
о том, почему в Свердловске все якобы делается не так, как Лигачев
прежде делал в Томске. Ельцин тогда пересадил своего заместите¬
ля из машины, ехавшей позади, на свое место в машину с Лигаче¬
вым, чтобы не сорваться и не сказать или не сделать что-нибудь
опрометчиво [Бонет 1994:105-106]. Лигачев, вероятно, об этом не
знал, поскольку Джон Моррисон пишет, что Лигачев, вернувшись
в Москву, весьма восторженно отзывался о Ельцине [Morrison
1991:42]25. Все это заставило бы усомниться, что Ельцин в Москве
будет сдерживать свои эмоции и станет командным игроком26.
Помимо своей импульсивности и нетерпеливости, Ельцин всю
свою жизнь был склонен к риску; более того, он нарывался на
риск. Возможно, не будет преувеличением сказать, что он был
генетически запрограммирован на риск и в процессе развития
стал от него зависимым. Его брат Михаил писал, что Борис всегда
«жил на грани возможного»27. Первые две автобиографии Ельци¬
на изобилуют примерами, с раннего детства до 1993 года, его
склонности жить на грани. Его стремление к риску не проявлялось
в технической сфере: как инженер-строитель он тщательно изучал
ситуацию, прежде чем приступить к решению сложных задач.
Скорее это нашло выражение в его личной и политической жизни.
Ельцин сообщает о нескольких случаях, когда он в сталинские
годы резко перечил начальству и ему это сходило с рук [Ельцин
1990:22,38,40]. По его словам, когда ему было всего 11, на выпуск¬
ном вечере в начальной школе он воспользовался случаем, чтобы
25 Арон сообщает о чем-то похожем, но Ельцин в его версии не выходил из
машины, а только скрипел зубами [Aron 2000: 116-117].
26 Источник, который я не могу указать, также сообщил мне, что Ельцин, бу¬
дучи в 1989 году в Техасе, так разозлился на американца с принимающей
стороны, что велел шоферу посреди дороги остановить машину, вышел из
нее и начал бегать по улице, чтобы сдержать гнев. Аналогичный пример
можно найти и в случае с уходом Ельцина из телеинтервью с Лесли Шталь
(Associated Press) в Москве в июне 1992 года.
27 Цит. по: [Mikheyev 1996: 66].

Горбачев и Ельцин: личные качества и убеждения
63
публично осудить учительницу, которая, по его мнению, неспра¬
ведливо обращалась с учениками [Ельцин 1990: 22].
Авантюризм Ельцина нередко приводил его вплотную к смер¬
ти, а в некоторых случаях и к политическому краху. В детстве он
очень хотел попытаться обезвредить ручную гранату, которую
они с друзьями украли со склада боеприпасов. Друзья не согла¬
шались, а он взял гранату, которая взорвалась и оторвала ему два
пальца [Ельцин 1990:23]. Я насчитал девятнадцать таких случаев
в двух его автобиографиях; не все они столь драматичны, но не¬
которые вполне сопоставимы с этим инцидентом [Ельцин 1990:
22, 23, 24,27, 35, 36, 37,161; Yeltsin 1994: 30,46-47,61,93,117-119,
191-192, 194, 195-196, 239]. Даже если некоторые из этих исто¬
рий — апокрифы, ни один литературный источник, посвященный
Ельцину, даже не пытается опровергнуть общую картину. У чело¬
века, который вел такой образ жизни и всегда умудрялся выжить,
развивается огромная уверенность в своих способностях к выжи¬
ванию, даже если ее не было с самого начала. Эта уверенность,
в свою очередь, еще больше подогревает склонность поддаваться
порывам и рисковать снова. В случае с Ельциным это даже заста¬
вило его поверить в собственное предназначение: «Всегда как
будто меня кто-то выручал. Я уж и сам начал верить, что нахожусь
под какой-то неведомой защитой» [Ельцин 1994: 280]28.
Во многих чертах своего характера Ельцин не уникален среди
руководителей постсталинского времени. На самом деле они
поразительно напоминают Хрущева. Хрущев также был склонен
к риску (хотя не к саморазрушению). Он также был импульсивен
и страстно желал видеть результаты своих трудов. Он также был
капризен и чувствителен к обидам. И правда, Хрущев больше
28 См. также [Ельцин 1994:84,120,142,193,205,211; Ельцин 1990:11,130,141].
В своих последних мемуарах, опубликованных через девять месяцев после
его ухода с поста президента, Ельцин писал, что ему нравится гонять на
электрокаре: «Причем гоняю будь здоров. Особенно люблю с горки и —
прямиком в дерево. В последний момент сворачиваю. Так расслабляюсь»
[Ельцин 2000: 311]. Вряд ли Ельцин в своем тогдашнем физическом состоя¬
нии этим мог заниматься; использование настоящего времени в этом отрыв¬
ке более чем сомнительно.

64
Глава 2
многих других членов Политбюро позднего сталинского периода
роптал по поводу унижений сталинского режима, хотя и был
достаточно проницателен, чтобы не рисковать своей жизнью,
бросая прямой вызов деспоту. И Хрущев также продемонстриро¬
вал непредсказуемое поведение в постсталинском партийном
руководстве, сначала своей антисталинской кампанией, а затем
реакцией на фиаско своей программы. В конце концов его непред¬
сказуемость стоила ему работы. Разница заключалась в том, что
в 1950-х и начале 1960-х годов Хрущев был на вершине власти,
а Ельцин в 1980-х — младшим членом горбачевского Политбюро29.
По иронии судьбы Горбачеву, находившемуся в 1980-х годах на
вершине власти, не давала покоя перспектива того, что, если он
будет слишком быстро продвигать реформы, его может постигнуть
судьба Хрущева и лишение должности. Ему, похоже, не приходило
в голову, что человек с некоторыми хрущевскими чертами харак¬
тера и взглядами присоединится к его руководящей команде
и усложнит его собственную политическую жизнь — и все это
потому, что осторожность Горбачева, целью которой было избе¬
жать участи Хрущева, так не устраивала неохрущевца Ельцина!
Помимо того что Ельцин и Горбачев были почти одногодками,
они обладали и некоторыми сходными личностными чертами:
огромной энергией, страстью, напором, уверенностью в себе,
эгоцентризмом, трудоголическими наклонностями и очень хо¬
рошей памятью. Ельцин также разделял разочарование Горбаче¬
29 Читая книгу Арона о стиле руководства Ельцина в Свердловске, я поражаюсь
и другим параллелям с Хрущевым: 1) ельцинское руководство строительны¬
ми проектами [Aron 2000: 31] напоминает практичность, серьезность,
одержимость работой Хрущева, когда он руководил строительством Мо¬
сковского метрополитена в 1930-х годах [Tompson 1995, ch. 2]; 2) оба нена¬
видели «кабинетное» руководство, желая лично участвовать в строительстве
[Aron 2000: 38; Tompson 1995:45]; 3) оба стремились усилить дисциплинар¬
ную ответственность рабочего коллектива и эффект коллективных матери¬
альных вознаграждений [Aron 2000: 67; Breslauer 1982, chs. 2, 4]; 4) Ельцин
в брежневскую эпоху выдвинул предложение о региональной децентрали¬
зации промышленности, что поразительно напоминает хрущевские совнар¬
хозы 1957 года [Aron 2000: 76] (Арон отмечает эту параллель с Хрущевым);
5) оба сразу же обвинили в неудачах местных чиновников и немедленно
потребовали их увольнения [Aron 2000: 83; Breslauer 1982, chs. 3,6].

Горбачев и Ельцин: личные качества и убеждения
65
ва в брежневизме и его стремление усовершенствовать социали¬
стическую систему, начав с чистки коррумпированных кадров.
Оба были провинциалами крестьянского происхождения,
людьми, чьи семьи сильно пострадали во время коллективизации
и Большого террора, и оба были возмущены коррупцией и неза¬
служенными привилегиями. Оба происходили из простых семей
(Ельцин в большей степени, чем Горбачев), но сделали карьеру
исключительно собственным тяжелым трудом30. Как региональ¬
ные партийные руководители, оба были амбициозными, трудо¬
любивыми, относительно неподкупными и склонными к нова¬
торству в проведении локальных экспериментов, которые могли
бы улучшить работу местной экономики и которые также (как
они утверждали) могли быть успешно распространены на всю
экономику страны31. Оба выработали более популистский, сове¬
щательный стиль руководства своими регионами, чем это было
принято при Брежневе. И конечно же, обоим пришлось скрывать
свое недовольство посредством лицемерия и двуличия как необ¬
ходимых условий политического выживания.
Но в остальном они различались. Одно из различий заключа¬
лось в их образовании и карьерной лестнице. Горбачев встал на
путь политики в студенчестве, тогда как Ельцин избрал карьеру
инженера. Горбачев глубоко изучал идеологию и, как казалось,
30 Действительно, каждый из них носил (и изнашивал) один-единственный
костюм на протяжении всей учебы в вузах, которые оба окончили в 1955 го¬
ду. Но Горбачев рос в лучших материальных условиях, чем Ельцин. Ставро¬
польский край входит в состав плодородного Черноземья. Уральский реги¬
он, где вырос Ельцин, был гораздо беднее. Кроме того, поскольку семья
Горбачева жила в деревне, а дедушка его был председателем колхоза, с про¬
дуктами у них дела обстояли лучше, чем у Ельциных. Показательно это или
нет, но если посмотреть на фотографии Ельцина — подростка и студента
Уральского политехнического института, то видно, что он был высоким, но
худым как палка. Напротив, у Горбачева на снимках, сделанных в студенче¬
ские годы, уже пухлое круглое лицо; заметен контраст между его ранними
фотографиями и фото свадьбы с Раисой Максимовной [Sheehy 1990]. Фото¬
графии Ельцина приведены в последней автобиографии Ельцина [Ельцин
2000]. Я благодарен Илье Винковецкому за то, что он обратил мое внимание
на этот контраст.
31 Ср. [Brown 1996: 45-46] и [Aron 2000: 64-69,75-76].

66
Глава 2
верил в гений марксистско-ленинской теории. Ельцин посвятил
себя изучению конкретных инженерных строительных задач,
уделяя внимание марксизму-ленинизму лишь в той мере, в какой
это требовалось учебной программой или стало потом необходи¬
мо для вступления в партию32. Оба со временем стали скептически
относиться к расхожим представлениям, не соответствовавшим
реалиям жизни вокруг; Горбачев любил цитировать однокласс¬
никам гегелевское утверждение, что «истина конкретна». Но ум
Горбачева был склонен к соединению эмпирических наблюдений
с результатами абстрактных теоретических обобщений о системе
в целом, тогда как у Ельцина он был направлен на постижение
повседневных научных и административных практик, которые
способны помочь в решении конкретных проблем.
Горбачев стремился к членству в комсомоле и коммунистиче¬
ской партии уже на самых ранних этапах жизни, как только по¬
лучил право на занятие соответствующих должностей, тогда как
Ельцину пришлось вступить в партию, когда он достиг предела
карьерного роста в рамках своей профессии, после чего для
дальнейшего продвижения требовалось быть партийным. Так,
Ельцин, хотя он родился в том же году, что и Горбачев, вступил
в партию на девять лет позже (в 1961, а не 1952 году). Ельцин
после института тринадцать лет проработал на стройке, прежде
чем его взяли в областной партаппарат; и даже после этого первые
восемь лет он провел в отделе, курировавшем строительство
в области. На первых порах он не был полноценным партработ¬
ником, и только в 1976 году он был избран на должность первого
секретаря Свердловского обкома КПСС. Горбачев, напротив,
вплотную занялся комсомольской работой, а затем стал функцио¬
нером партийного аппарата практически сразу же после оконча¬
ния университета и шел затем вверх по иерархической лестнице,
почти всегда занимая должности политика широкого профиля
(а не специалиста по экономике).
32 Бывшие советники и соратники Ельцина пишут: «Строитель по профессии,
он искал проекты, которые могли дать ощутимые и, возможно, быстрые
результаты. Его мало интересовали теория или абстрактные дискуссии на
общие темы» [Батурин и др. 2001: 803].

Горбачев и Ельцин: личные качества и убеждения
67
Одно из самых ярких различий между биографиями Горбаче¬
ва и Ельцина состоит во времени, когда они стали испытывать
международные космополитические влияния. Это можно назвать
началом их «депровинциализации». Горбачев приехал в Москву
в 1950 году, в возрасте 19 лет, и следующие пять лет провел,
знакомясь с культурой столицы и встречаясь со студентами из
Восточной Европы. Ельцин не покидал провинцию надолго
вплоть до 1985 года, когда ему было уже 54 года!
Связано ли это с воспитанием или с характером, но личность
и менталитет у них также значительно различались в том, как
они влияли на их поступки в качестве столичных руководителей.
Нетерпеливость, импульсивность, завистливость и чувствитель¬
ность Ельцина к обидам сделали его непредсказуемой силой
внутри горбачевского Политбюро. Никто из тех, кто изучал
Горбачева, таких черт ему не приписывает. Если Ельцин был по
своему темпераменту требовательным и порой грубым боссом,
то Горбачев был более склонен принимать критику со стороны
подчиненных и соратников. Если Ельцин был провинциалом,
стремившимся овладеть новыми техническими навыками, то
Горбачев обладал задатками космополита, стремившегося рас¬
ширить свое понимание мира за пределы СССР. Ельцин благо¬
даря своему темпераменту любил риск; Горбачев, хотя и не боял¬
ся риска, был более осторожен. Трудно представить себе, чтобы
Ельцин стал придерживаться такой осторожной политической
стратегии в качестве генсека, как Горбачев, если бы Ельцин, а не
Горбачев стал лидером партии в 1985 году. Личность и ментали¬
тет Ельцина больше подходили для роли разгневанного и реши¬
тельного революционера, которую он примерил на себя в 1988—
1989 годах и исполнял до тех пор, пока не помог низвергнуть
и Горбачева, и ту систему, которую Горбачев пытался построить.
Выводы
Я начал эту книгу с замечания, что ее ключевой темой являются
стратегии Горбачева и Ельцина по укреплению и поддержанию
авторитета в то время, когда они каждый по-своему стремились
68
Глава 2
реформировать, преобразовать, разрушить или изменить советскую
систему. Стратегии — это средство, с помощью которого лидеры
стремятся преодолеть социальные ограничения в своей среде, как
для реализации своего видения общественного прогресса, так и для
обеспечения своего авторитета как эффективных политиков и лиц,
способных решать проблемы. Выбор, который делают лидеры,
частично зависит от того, как они формируют свое видение и как
они определяют, насколько гибки ограничения, наложенные на
реализацию этого видения. При этом такой выбор также является
плодом их отношения к конфликтам, риску и компромиссам.
Выбор политической стратегии — дело не одноразовое; стратегии
меняются на протяжении правления лидера. На этапе смены руко¬
водства политический конфликт становится интенсивным, и со¬
перники всеми средствами, оттирая друг друга, добиваются выгод¬
ного положения. Это ограничивает участника состязания теми
вариантами выбора, которые с наибольшей вероятностью помогут
ему в борьбе за власть — насколько он может предсказать, какая
стратегия окажется выигрышной. В период роста авторитета
у лидера появляется больше возможностей для политического
маневра и возникает большая свобода действий, так что он может
позволить своим личным предпочтениям и предрасположенностям
влиять на его программу. На стадии упадка лидер становится ми¬
шенью для критики, но вступает в борьбу, занимая господствующее
положение и обладая относительно большей властью по сравнению
с теми политическими рычагами, которыми он располагал на более
ранней стадии борьбы за преемство. Личные факторы играют
важную роль в определении выбора, который делает лидер отно¬
сительно методов борьбы с падением своего авторитета.
Хотя и Горбачев, и Ельцин выросли в советской системе и хотя
оба верили, по крайней мере до 1987 года, в «ведущую роль пар¬
тии», их личности и политические взгляды существенно разли¬
чались. В главе одиннадцатой я расскажу о том, как эти специфи¬
ческие факторы повлияли на способы, которыми каждый из них
проявлял свои власть и лидерство.

Глава 3
Усиление позиций Горбачева
В тот момент, когда Горбачев пришел к власти в марте 1985 го¬
да, формальный контекст советской политики существенно не
изменился. Он был избран на пост генерального секретаря тай¬
ным голосованием Политбюро благодаря совещательным голосам
некоторых из наиболее влиятельных региональных партийных
лидеров в Центральном комитете [Brown 1996:82-88; Hough 1997:
76-79]. Господствующей идеологией все еще оставался марксизм-
ленинизм, а аудиторией для стратегий укрепления власти —
представители элиты из ключевых институтов системы. Кратко¬
срочные материальные интересы и политические предпочтения
покровителей и клиентов в этих институтах остались в основном
такими же, какими они были в течение десятилетий. По этим
причинам многие наблюдатели, хотя они и были заинтригованы
перспективой появления молодого и красноречивого генераль¬
ного секретаря, не питали слишком больших надежд на то, что
он окажется склонен к трансформации системы или способен
это сделать. В конце концов, сам он был ее продуктом, и выдвину¬
ли его на эту должность престарелые хранители ленинской
системы. Если Суслов, Брежнев и Андропов смогли одобрить его
стремительное восхождение к высшей власти, до какой степени
мог он быть вольнодумцем?
Что изменилось, так это климат мнений в советском полити¬
ческом истеблишменте. Этот климат сильно отличался от того,
который преобладал на момент свержения Хрущева, и во многом
был аналогичен превалировавшему на момент смерти Сталина.
И 1953, и 1985 годы были отмечены широко распространенным
70
Глава 3
в Политбюро и Центральном комитете ощущением, что что-то
должно отступить, что все не может продолжаться по-прежнему
Каждый из этих периодов был отмечен коллективной утратой
уверенности в способности элиты добиться подтверждения
своей формулы господства1. В обе эпохи было широко распро¬
странено мнение, что текущая траектория внешней и внутренней
политики ведет страну в тупик или даже того хуже. Многие
официальные лица в указанные периоды опасались внутренних
беспорядков, если ситуация усугубится. В 1950-х, так же как
и в 1980-х годах, Политбюро и Центральный комитет охватило
чувство неминуемой угрозы извне. В оба периода многие чинов¬
ники испытывали не только чувство страха, но и чувство недо¬
умения или смущения по поводу стагнации, как экономической,
так и идеологической, в которую погрузилась страна. В общем,
в оба периода в политическом истеблишменте преобладал нега¬
тивный консенсус — широко распространенное мнение о том,
что все не может продолжаться как прежде, что необходимы
новые подходы к решению проблем. Несмотря на то что ни в один
из этих периодов не сложился положительный консенсус отно¬
сительно предпочтительности того или иного набора альтерна¬
тивных политических мер (кроме консенсуса 1953 года о том, что
режим должен обеспечить более высокий уровень жизни насе¬
ления), ощущалось растущее чувство безотлагательности этих
мер, необходимости «заставить страну снова двигаться».
В 1982 году (после смерти Брежнева) и в 1984 году (после смерти
Андропова) старая гвардия сдерживала эти чувства, но к 1985 го¬
ду ушло со сцены достаточное количество ее представителей,
чтобы такие настроения возобладали1 2.
1 Я впервые выдвинул это предположение относительно 1985 года в [Вге-
slauer 1994: 280]; оно также приводится в [Hough 1997: 15]. См. также [Hol¬
lander 2000].
2 Неплохие примеры таких настроений у людей, которые станут ведущими
членами горбачевского Политбюро либо главными помощниками генсека,
см. в [Черняев 1993: 10-13, 27-29, 31-32, 55-56, 62-63; Рыжков 1992: 42;
Рыжков 1995: 42-46; Ligachev 1993: 15-16, 35]. Они проявляют общее отчу¬
ждение от брежневского наследия, хотя специфические моменты отчуждения
Усиление позиций Горбачева
71
Конечно, эти две смены власти разделяло более тридцати лет;
можно ожидать, что за это время многое изменилось. В 1985 году
не стоял «сталинский вопрос», не было необходимости демисти¬
фицировать исключительный авторитет предыдущего лидера
в качестве предварительного условия для разрыва с его политикой.
Аналогичным образом отсутствовало коллективное стремление
ограничить власть лидера партии, чтобы избежать возвращения
кровавого режима. В 1985 году скорее присутствовало ощущение
необходимости энергичного руководства для движения страны
в новых направлениях. Еще одно различие было когнитивным,
поскольку три десятилетия экспериментов во внутренней и внеш¬
ней политике привели к большому количеству индивидуальных
и коллективных пониманий осуществимости тех или иных поли¬
тик и программ. Чтобы разрешить дилемму во внутренних
и внешних отношениях, программы, которые «продавались»
в 1950-х годах, нельзя было адекватно и убедительно изложить
основной части политической элиты в 1980-х; точно так же про¬
граммы, имевшие успех в СССР 1980-х, не удалось бы «продать»
в 1950-х годах. Лидер, который попытался бы укрепить свою
власть и авторитет в 1985 году, обещая достичь грандиозных ре¬
зультатов в быстром движении к «полной и окончательной побе¬
де коммунизма» внутри страны и за рубежом, вероятно, в лучшем
случае был бы встречен со скепсисом, а в худшем — со смехом.
К середине 1980-х годов преемники Сталина уже прибегли ко
множеству вариантов «незначительных реформ» советской ко¬
мандной экономики, но без особого эффекта. Они перепробова¬
ли почти все методы улучшения положения в сельском хозяйст¬
ве, за исключением подлинной децентрализации власти, и опять
же без особого эффекта. Темпы экономического роста упали до
минимума, а в некоторых отраслях достигли нулевого или отри¬
цательного уровня роста. Советские лидеры добились нескольких
у них разные, как и их эмоциональные реакции. Черняев, например, подчер¬
кивает испытанные им стыд и унижение, Рыжков делает акцент на своем
сильном недовольстве блокированием брежневской администрацией эко¬
номических реформ, Лигачев — на неодобрении коррупции среди кадров.

72
Глава 3
«разрядок» в отношениях с Соединенными Штатами, все из ко¬
торых провалились. Они построили огромный военно-промыш¬
ленный комплекс, но Соединенные Штаты по-прежнему не
считали их равными себе в международных делах. Они достигли
ядерного паритета, но теперь им угрожала Стратегическая обо¬
ронная инициатива Рональда Рейгана («Звездные войны»). Их
система альянсов распространилась на многие уголки земного
шара, но подвергалась нападкам и была крайне дорогостоящей.
После войны во Вьетнаме казалось, что Соединенные Штаты
утратили инициативу в мировых делах лишь для того, чтобы
возродиться при Рейгане. Хваленая Советская армия увязла
в Афганистане, неся там большие потери.
Потеря уверенности в себе — это очень печально. Ощущение,
что все не может продолжаться по-старому и что старые пред¬
ставления о прогрессе были дискредитированы как нереализуе¬
мые, — это отрицательный урок. Такие настроения и отрицатель¬
ные уроки логически не ведут к конкретным решениям, необхо¬
димым для выздоровления. В самом деле, учитывая разнообразие
материальных интересов внутри советского политического
истеблишмента, трудно было бы ожидать, что консенсус по по¬
воду преодоления кризиса сформируется легко. У большинства
чиновников имелось мало конкретных идей относительно того,
как можно было бы заставить систему в целом работать более
эффективно. Как это часто бывает в таких условиях всеобщей
незащищенности и неопределенности, они искали лидерства,
и Горбачев обещал им его дать.
Когда Брежнев находился у власти, за кулисами желавшие
реформ интеллектуалы в академическом и журналистском мире
вели активный поиск жизнеспособных альтернатив как хрущев¬
скому утопизму, так и брежневскому консерватизму; некоторые
из них публиковались подпольно из-за цензуры. Реформаторские
эксперименты во внутренней и внешней политике, которые
время от времени проводились при Хрущеве, за которые безус¬
пешно выступал брежневский премьер А. Н. Косыгин и которые
в свое время поспособствовали улучшению венгерской эконо¬
мики, в 1970-х помогали сохранять и легитимизировать понятие
73
Усиление позиций Горбачева
«обновленного социализма» и поддерживать рабочие отношения
Востока и Запада3. Горбачев слышал об этих дискуссиях и пы¬
тался подключиться к ним в частном порядке, когда в конце
1978 года его повысили до должности секретаря ЦК. Его мышле¬
ние было свободным от предрассудков и эмпирически ориенти¬
рованным, он стремился впитывать опыт, который помог бы
работать лучше, чем политика Брежнева (см. главу вторую). Он
был внимателен и восприимчив к событиям в Восточной Европе
и к урокам еврокоммунизма. Его знания неуклонно росли благо¬
даря консультациям со специалистами-реформаторами в ходе
его карьерного роста в руководстве страны с 1978 по 1982 год.
Получив данные о реальном состоянии экономики в начале 1980-х
годов, он в 1984 году согласился с Шеварднадзе, что «все прогни¬
ло» [Brown 1996:81; Ekedahl, Goodman 1997:30]. Накануне вступ¬
ления в должность генерального секретаря он сказал жене, что
«так дальше жить нельзя» [Brown 1996:81].
Однако Горбачев был не просто ученым-любителем, ищущим
решения социальных проблем. Он также был восходящей поли¬
тической звездой. После смерти Брежнева в 1982 году эти две
роли в срочном порядке слились воедино, и череда смен вождей
привела к поднятию ставок, связанных с выражением новых идей.
Поскольку он стремился стать генеральным секретарем, ему
нужно было продумать те решения, которые он мог бы применить
в политике и которые укрепили бы его авторитет, легитимность
и ресурс доверия как лидера.
Демократическая социалистическая концепция развития внут¬
ри страны в сочетании с гибкой стратегией на зарубежной арене —
лишь один из нескольких подходов, которые еще не были опробо¬
ваны на практике и, соответственно, не потерпели провал в СССР.
В одной из альтернатив радикальным реформам главной пробле¬
мой виделась моральная: это обширная коррупция советского
чиновничества в годы правления Брежнева. Выходом представля¬
лась политика смены коррумпированных кадров новой когортой
3 Анализ опубликованных обсуждений альтернатив см. в [Valkenier 1983;
Hough 1986; Griffiths 1984; Evangelista 1999].

74
Глава 3
кадров неподкупных. Для этого потребуется определенная степень
гласности, чтобы привлечь внимание общественности к данной
проблеме и привлечь ее к кампаниям по разоблачению коррумпи¬
рованных бюрократов. Традиционная партийная «аристократия»
времен Брежнева будет заменена кромвелевскими пуританами,
которые больше не станут использовать государственные долж¬
ности для извлечения личной материальной выгоды. Красные
директора старого толка или, по крайней мере, те из них, кто ис¬
порчен опытом работы в брежневское время, будут заменены че¬
стными и эффективными технократами, чье восхождение к власти
частично прервалось в 1970-е годы. В рамках этого союза пуритан
(таких как партийный секретарь Лигачев) и технократов (таких
как премьер-министр Рыжков) большая ответственность за при¬
нятие решений может быть передана нижним уровням админи¬
стративной иерархии, при этом без опасения злоупотреблений.
В результате можно будет управлять экономикой более эффектив¬
но и продуктивно, повысить подлинную социальную и трудовую
дисциплину, а значит, и авторитет КПСС. Именно такого подхода
придерживался Андропов в период своего короткого пребывания
на посту генерального секретаря. Этот подход (и его самого)
одобрили в своих мемуарах и Рыжков [Рыжков 1995:43,186,188],
и Лигачев [Ligachev 1993:16-17,27-30, 51-52]4.
В международных отношениях одной из альтернатив компро¬
миссу между Востоком и Западом была эксплуатация советского
ядерного потенциала с целью убедить Запад в необходимости
«вести дела» с СССР на равных. Это был бы конфронтационный
вариант «наступательной разрядки», лежавшей в основе страте¬
гии Брежнева в отношениях между Востоком и Западом. Но для
тех, кто считал такой подход Брежнева неработоспособным,
конфронтации имелась альтернатива: ограничение чрезмерного
советского присутствия за рубежом. Это была реальная альтер¬
натива продолжению старого пути. Требовалось найти способ
выбраться из Афганистана, пусть цели вторжения и не были там
4 Джерри Хаф тоже использует, хотя и вскользь, понятия «пуритане» и «тех¬
нократы» [Hough 1997].

Усиление позиций Горбачева
75
достигнуты. Это потребовало сокращения обязательств перед
союзниками из третьего мира и некоторыми союзниками в миро¬
вом коммунистическом движении, что позволило привести со¬
ветскую глобальную политику в большее соответствие с недавно
обретенным пониманием ограниченности ее возможностей. Это
повлекло за собой использование потенциала движения за мир
в Западной Европе и Северной Америке в надежде, что эти об¬
щественные инициативы вынудят западных лидеров в односто¬
роннем порядке прекратить создание и развертывание новых
ракет и систем вооружения космического базирования. Факти¬
чески именно такой была политика Андропова в течение пятна¬
дцати месяцев его пребывания у власти (то есть с ноября
1982 года до февраля 1984 года)5. Такой подход нельзя обвинить
в том, что он противоречит советской традиции. На протяжении
всей советской истории были периоды, когда руководство делало
«передышку» в своем глобальном наступлении, чтобы закрепить
достигнутые успехи и заняться внутренними проблемами. Так
же и стратегия игры на противоречиях внутри империалистиче¬
ского лагеря (и между разными силами внутри капиталистиче¬
ских стран) имела долгую традицию в советской истории.
Таким образом, признавая, что и Хрущев, и Брежнев обещали
гораздо больше, чем могли дать, антикомпромиссные и антили-
беральные силы в советском Политбюро и Центральном коми¬
тете могли с уверенностью утверждать, что обладают альтерна¬
тивными взглядами, которые еще не были дискредитированы.
Наименее авторитетными в этом контексте выглядели «твердо¬
лобые» противники перемен: традиционные брежневцы (такие
как партийные секретари Г. В. Романов, В. В. Гришин и В. В. Щер-
бицкий), которые защищали свои материальные интересы и де¬
лали вид, что все и правда может продолжаться по-старому.
Сила этих материальных интересов и приверженности лениниз¬
му в ЦК и Политбюро была столь велика, что Горбачев был избран
генеральным секретарем лишь после того, как два других преем¬
5 Рыжков также одобрительно отзывается о некоторых из этих черт андро¬
повской внешней политики [Рыжков 1995: 50].

76 Гл а в a 3
ника Брежнева (Андропов и Черненко) скончались на посту.
Очевидно, что в начале 1980-х годов радикальные реформы не
воспринимались как единственная альтернатива брежневизму.
В ожидании смены власти
Когда в марте 1985 года Горбачева выбрали генеральным сек¬
ретарем, министр иностранных дел Громыко в своей речи по
поводу выдвижения его кандидатуры сказал: «У него приятная
улыбка, но железные зубы»6. Подразумевалось, что Горбачев как
руководитель — новичок, послушный, но при этом неглупый. Он
был способен отстаивать свои взгляды перед лучшими из них
как внутри страны, так и за рубежом. Он мог заставить страну
начать снова двигаться вперед, не жертвуя основными интереса¬
ми или ценностями системы. Громыко не мог знать, что в итоге
Горбачев не выполнит его предсказание. Однако в то время,
возможно, этого не знал и сам Горбачев.
В течение первых полутора лет пребывания у власти Горбачев
был именно таким лидером, как предполагал Громыко. Он не
скрывал того, что выступает за отказ от старых подходов, но делал
это осторожно, создавая базу для своей власти и вынуждая уйти
в отставку руководителей из числа брежневских консерваторов.
Внутриполитический курс и методы
Члены Политбюро, а также ведущие члены Центрального ко¬
митета знали, что во время своего пребывания в Москве Горбачев
советовался и поддерживал контакты с учеными и журналиста¬
ми, настроенными радикально реформистски [English 2000:183].
Они знали также, что, возглавляя партийную организацию
Ставрополья, он продвигал некоторые новаторские меры по
реорганизации экономического производства на краевом уровне
6 См. колонку Душко Додера в «Вашингтон пост» (17 марта 1985 года). Хаф
утверждает, что это замечание, приписываемое Громыко, могло быть просто
слухом [Hough 1997: 77].

Усиление позиций Горбачева
77
[Brown 1996: 45-47]. Но в то время у них не было оснований по¬
дозревать, что он в итоге решится на капитальную ревизию
системы. Горбачева также справедливо воспринимали как чело¬
века, который десятилетиями играл по ленинским правилам. Его
выступления в 1976-1981 годах были безупречны по меркам
того времени7. Когда Горбачев перебрался из провинции в Моск¬
ву, его поддержали — и тем самым поручились за него — Суслов
и Андропов, одни из самых влиятельных членов старой гвардии.
Его выступления в качестве члена Политбюро с 1980 до конца
1984 года не выходили далеко за рамки преобладавшего в то
время политического консенсуса, соответствовавшего экспери¬
ментальному подходу андроповцев к повышению эффективности
экономики и зачистке коррумпированных кадров8. Более того,
7 Контент-анализ выступлений и опубликованных статей региональных
партийных функционеров РСФСР в 1976-1981 годах показал, что постста¬
линское поколение чиновников делится на тех, кто практически не был за¬
интересован в переменах (даже еще менее, чем их коллеги из старшего по¬
коления чиновников), и тех, кто был гораздо более требователен и нетерпе¬
лив в своей риторике, чем остальные. По этой шкале Горбачев, как и Ельцин,
хоть и относился к последней группе, но находился в этой группе в самом
низу; в частности, риторика Горбачева была требовательной по содержанию,
но совсем не нетерпеливой по стилю. Он ничем не выделялся [Breslauer 1984].
По другим показателям, таким как инновации, внедренные в Ставрополье,
или его сдержанная поддержка децентрализованной звеньевой системы
в советском сельском хозяйстве в конце 1970-х годов [Brown 1996: 45-46],
Горбачев производил впечатление экспериментатора, но не рьяного бунтаря,
что согласуется с моим контент-анализом его выступлений. Об опублико¬
ванных требованиях Ельцина к центру в бытность его партийным руково¬
дителем в Свердловске см. [Aron 2000, ch. 3].
8 Хаф утверждает, что торжественная речь Горбачева от 22 апреля 1983 года,
произнесенная в годовщину со дня рождения Ленина, шла вразрез с гене¬
ральной линией, поскольку представляла «несомненное одобрение ленинской
новой экономической политики (НЭП) и сопровождалась его мыслями о том,
что следует более внимательно учитывать объективные законы экономики...
[и] умело использовать товарно-денежные отношения» [Hough 1997:73-74].
Однако в то время генеральным секретарем был Андропов, и эта речь
вполне соответствовала предложениям, содержащимся в публичных об¬
ращениях генсека. Это, безусловно, способствовало бы закладке основ для
выстроенных по образцу китайских или венгерских реформ программ, ко¬
торые, как говорят, в то время рассматривал Андропов [Hough 1997:96-97].

78
Глава 3
он укрепил имидж командного игрока, правильно выждав время
после смерти Андропова и не оспаривая назначение консервато¬
ра Черненко на пост генерального секретаря [Brown 1996: 69].
Пуритане и технократы в Центральном комитете знали также,
что он по брежневским меркам не коррумпирован и является
компетентным администратором, а значит, соответствует их
типу. В целом Горбачев создал для себя (с помощью манипуляций
или нет) образ человека, способного управлять, не создавая
чрезмерной угрозы для ключевых заинтересованных групп и лиц
внутри политического истеблишмента. Он мог преследовать
новые цели, не ставя под угрозу драгоценные традиционные
ценности9.
Тем не менее самым актуальным оставался вопрос: какие
традиционные ценности наиболее драгоценны? Ключевое ле¬
нинское наследие с упором на руководящую роль партии? Или
новые возможности для обогащения номенклатуры? Горбачев
четко обозначил свою позицию по этому вопросу еще до смерти
Черненко. Когда в конце 1984 года здоровье Черненко начало
ухудшаться, Горбачев быстро перехватил инициативу у оппози¬
ционеров и занял отчетливую идеологическую нишу в борьбе за
престолонаследие. Прошло время проявлять почтительность
и бескорыстность на фоне чаяний других, более высокопостав¬
ленных членов руководства. Горбачев был готов к предвыборной
речи, где он публично заявил бы о себе как о человеке, который
возродит лучшие черты ленинского наследия, проводя полити¬
ческие и экономические реформы дома и идя на компромиссы
при решении вопросов за рубежом. Для этого шага он выбрал
закрытую партийную конференцию по идеологии в декабре
1984 года. Это была самая радикальная речь кого-либо из ведущих
членов Политбюро со времен Хрущева10. По содержанию (хотя
и не по продолжительности) она была сопоставима с «секретной
9 Рыжков пишет, что только в 1987 году понял, насколько различаются его
и горбачевские взгляды по экономическим вопросам [Рыжков 1995:200].
10 Это выступление включено в сборник избранных речей и статей Горбачева
[Горбачев 1987-1990,75-108] и далее цитируется по данному изданию.

Усиление позиций Горбачева
79
речью» Хрущева, в которой он осудил Сталина в 1956 году;
Хрущев использовал эту речь как способ выйти из политическо¬
го тупика и перехватить политическую инициативу, определив
радикальные изменения в доктрине и политике как морально
и практически необходимые. В декабре 1984 года Горбачев, еще
не будучи руководителем партии, дал понять, что готов транс¬
формировать советскую доктрину и язык советской политики,
с тем чтобы формально лишить легитимности брежневский
подход к решению вопросов. Он еще не бросил вызов традици¬
онным политическим аренам. Его речь была произнесена на ча¬
стной арене и не призывала к созданию новых публичных арен;
это случится позже. Тем не менее соперники Горбачева из числа
сторонников брежневской политики поняли значение его слов
и почувствовали в них угрозу. Сам Черненко пытался помешать
Горбачеву выступить, но тот держался твердо. Черненко и его
союзникам удалось лишь помешать появлению полного текста
речи в газете «Правда» [Hough 1997: 73; Brown 1996: 82].
В своем выступлении Горбачев использовал абстрактную тер¬
минологию, как это обычно бывает в доктринальных речах, и оно
не содержало подробного описания конкретной политики, кото¬
рая вытекала бы из пропагандируемых в нем доктрин. Но в нем
уже присутствовало большинство кодовых слов, которые позже
станут отличительными чертами преобразований Горбачева: пе¬
рестройка, гласность, реформа, демократия, человеческий фактор,
а также в нем говорилось о потребности в кадрах, «доверяющих»
людям и «уважающих их интеллект». Как и выступление Хруще¬
ва на XX съезде партии в феврале 1956 года, оно включало значи¬
тельное число критических замечаний, граничащих с «системны¬
ми», а также риторику нетерпения и срочности, наполнявшую
весь текст11. На самом деле, когда Горбачев говорил о том, что
производственные отношения в СССР вступили в противоречие 11
11 Хрущев в своей секретной речи не только раскритиковал Сталина; в своем
опубликованном в «Правде» выступлении на XX съезде КПСС он подверг
критике «бюрократизм» советского общества и призвал к лобовой атаке на
него (Правда. 1956. 15 февр.).

80
Глава 3
со способом производства, он повторял традиционное марксист¬
ское определение предреволюционной ситуации.
Это выступление стало явной атакой на брежневских «консер¬
ваторов». Кроме того, в нем не просто провозглашалась альтер¬
натива политике, господствовавшей при Черненко. Скорее это
было обобщенное изложение концепций и идей, вокруг которых
смогли бы объединиться представители всех трех направлений,
альтернативных брежневизму: пуритане (борцы с коррупцией),
технократы (рационализаторы плановой экономики) и полити¬
ческие реформаторы. Пуритане и технократы в ЦК могли сделать
вывод, что Горбачев пропагандирует политику всеобщей замены
коррумпированных и некомпетентных кадров, то есть политику,
с которой они были согласны. Они могли заключить, что рито¬
рика Горбачева, воспевающая коммунистическую систему,
марксистско-ленинские идеалы и социальную дисциплину, по
сути подразумевает его готовность очистить аппарат от коррум¬
пированных кадров, укомплектовать его такими неподкупными
людьми, как они, и тем самым высвободить неиспользованный
потенциал социалистической системы. Это им ничем не угрожа¬
ло и не предвещало потери ими политического контроля над
обществом. Действительно, упор Горбачева на растущие проти¬
воречия в советском обществе перекликался с тем, как Андропов
оправдывал свою дисциплинарную политику и антикоррупци¬
онную кампанию12. Точно так же критика Горбачевым советских
методов управления могла подразумевать различные политиче¬
ские рецепты. Хрущев преследовал аналогичные цели, не отка¬
зываясь при этом от политической централизации, ведущей
роли партии или ленинского антилиберализма.
Пуритане и технократы могли рассматривать речь Горбачева
как всего лишь заявление о том, что ситуация стала слишком
серьезной, чтобы ее игнорировать — не такое уж скандальное
заявление на фоне действий революционного рабочего движения
«Солидарность» в братской Польше, которому в 1981 году почти
удалось свергнуть коммунистический режим в этой стране. Но
12 Об андроповской модели в этом аспекте см. [Ких 1984].

Усиление позиций Горбачева
81
по сравнению с прежней осторожностью Горбачева в публичных
выступлениях, а также с учетом того, что он представил столько
концепций, связанных с антисталинской кампанией Хрущева
1956 года, реформами Косыгина 1965 года и Пражской весной
1968 года, можно сказать, что эта речь в том числе была задумана
как обращение к реформаторам внутри партии и критической
интеллигенции с целью их активизации. В представленном
в речи видении, обращенном к этой разнородной аудитории,
пуританам обещался возврат к революционной истине, техно¬
кратам — модернизация и повышение эффективности, а крити¬
чески настроенной интеллигенции — больше возможностей для
самовыражения. Всем им обещались более эффективная и произ¬
водительная экономическая система, более сильный Советский
Союз и более договороспособное государственное устройство.
Идеи, выраженные Горбачевым, служили зонтичной схемой
для широкого круга групп, интересы которых часто не пересека¬
лись. Это важнейшая функция, которую выполняют лидеры,
продвигающие новые идеи. Горбачев не просто играл роль «по¬
литического антрепренера», который определяет общее «конт¬
рактное пространство» для различных заинтересованных групп
и определяет программу, обеспечивающую их поддержку13.
Скорее Горбачев создавал новый набор политических символов,
достаточно двусмысленных, чтобы пуритане, технократы и ра¬
дикальные политические реформисты могли по своему вкусу их
интерпретировать. Такая двусмысленность позволила Горбачеву
воспользоваться своими полномочиями для внесения изменений,
которые так или иначе не получили бы одобрения этих групп14.
13 Такая точка зрения на лидерство изложена в [Young 1991, esp. 288]. См.
также [Burns 1978] о «транзакционном лидерстве».
14 Примечательно, что в двух разборах политики Горбачева, где он рассматри¬
вается скорее как властолюбец, нежели принципиальный человек, эта речь
полностью проигнорирована: [Mikheyev 1992; D’Agostino 1998]. Напротив,
три автора, рассматривающих Горбачева как уже к 1984 году сложившегося,
убежденного радикального реформатора, придают значение этой речи как
свидетельству об уже имеющихся или предвестнику будущих убеждений
Горбачева [Brown 1996:78ff.; Hough 1997:74; English 2000:199]. Я рассматри¬
82
Глава 3
Внешняя политика
Сделанные в то время Горбачевым публичные заявления об
отношениях между Востоком и Западом позволяли предполо¬
жить, что он, вступив в борьбу за то, чтобы стать преемником
Черненко, занял широкую идеологическую нишу, одновременно
представляя себя человеком, который мог бы уверенно вести
страну в новых направлениях. Он сочетал энергичную защиту
статуса СССР в мировых делах со склонностью к гибкости
и уступкам. Он полагал, что политика Черненко ведет страну
в тупик и что необходимы новые идеи и предложения, чтобы
этого избежать. В своем докладе на конференции по идеологии
10 декабря 1984 года он мало что сказал о международных делах,
но в сказанном им ритуальная риторика сочеталась с критикой
того, что СССР позволил своим оппонентам перехватить иници¬
ативу на мировой арене. Возвращение инициативной позиции
приведет не к эскалации холодной войны, а скорее к «конструк¬
тивному диалогу, практическим мерам, ведущим к снижению
международной напряженности» [Горбачев 1987-1990,2:103].
Всего через восемь дней, в своей речи перед членами парла¬
мента Великобритании 18 декабря 1984 года, которая была пол¬
ностью напечатана в «Правде», Горбачев точнее обозначил про¬
странство для маневра [Горбачев 1987-1990, 2: 109-116]. Тут он
предвосхитил многие из концепций, которые позже станут
основой его гибкой внешней политики. Он призвал к «оздоров¬
лению» международных отношений. Он упомянул о необходи¬
мости «нового мышления в ядерный век» и компромисса, осно¬
ванного на «балансе интересов» между Востоком и Западом. Он
определил интересы обеих сторон как «законные» и призвал
ваю эту речь как показатель стратегии Горбачева по укреплению авторитета,
какими бы ни были в то время его внутренние убеждения. Подход, основан¬
ный на укреплении авторитета, рассматривает публичные заявления как
упражнения в управлении политическим имиджем и в политической ком¬
муникации, хотя он также предполагает, что лидеры становятся заложника¬
ми той политической идентичности, которую они публично для себя опре¬
деляют.

Усиление позиций Горбачева
83
к «разумным компромиссам» и доверию, основанному на «сов¬
падающих интересах». Он назвал Европу «нашим общим домом».
Кроме того, он отказался от традиционного нежелания проявлять
слабость, несколько раз повторив, что СССР нужен мир для
достижения своих внутренних целей. Горбачев все же критиковал
Соединенные Штаты и пытался провести различие между Со¬
единенными Штатами и Европой, но на этом не акцентировал
внимание.
Также в ходе своего визита в Великобританию в декабре
1984 года Горбачев продемонстрировал сочетание примиритель¬
ной риторики, непринужденного стиля и гибкости мышления
с твердостью взглядов и резкой, уверенной, четко сформулиро¬
ванной защитой достоинства и интересов Советского Союза от
прямых нападок со стороны членов парламента. Маргарет Тэтчер,
по крайней мере, была прозорливее своих парламентариев и оце¬
нила потенциал будущего советского лидера, заявив: «Мне нра¬
вится Горбачев. С ним можно иметь дело»15. Напротив, Громыко,
который менее чем через три месяца выдвинет кандидатуру
Горбачева на пост генсека, вероятно, выступление последнего
в Англии представлялось предвестником более эффективной
реализации «наступательной разрядки»16.
Итак, еще прежде, чем стать генеральным секретарем, Горбачев
давал понять, что в его намерения входило вывести Советский
Союз из того, что он определял как тупик. Он предложил себя
в качестве энергичного лидера, способного разрядить напряжен¬
ность между Востоком и Западом и преодолеть кризис внутри
страны. Хотя он ясно дал понять, что поддерживает реформа¬
15 The New York Times. 1984. December 23.
16 Горбачев повторил некоторые из этих тезисов в более сдержанном выступ¬
лении перед отечественной аудиторией 20 февраля 1985 года [Горбачев
1987-1990,2:117-128, особенно 125-126], на встрече с избирателями Киев¬
ского избирательного округа города Москвы по выборам в Верховный Совет
РСФСР; он поддержал взгляд на международные отношения, заметно
контрастировавший с позицией его соперника-брежневиста Романова, тоже
претендовавшего на пост генсека, выраженной в предвыборной речи по¬
следнего (Ленинградская правда. 1985.15 февр.).

84
Гл а в a 3
торские предложения по изменениям во внутренней политике
и является сторонником большей степени гибкости и примире¬
ния в отношениях между Востоком и Западом, было совершенно
неясно, как далеко он готов зайти в каждом из этих направлений.
В частности, из его публичных заявлений не было очевидно,
какими из традиционных ценностей он готов был бы поступить¬
ся для достижения этих целей. Хотя его общая позиция как ли¬
дера нового типа была понятна, его позиция по конкретным
вопросам оставалась достаточно двусмысленной, чтобы он мог
получить явную или негласную поддержку со стороны широкого
круга политических деятелей в Политбюро и Центральном ко¬
митете. Это был разумный подход для захвата инициативы
в конкурентной политической борьбе. Он мог оттолкнуть только
противников перемен, но они, теряя уверенность в себе и терпя
потери в своих рядах (с уходом из состава Политбюро более
старых по возрасту членов), становились все более неэффектив¬
ными в роли блокирующей коалиции.
Горбачев у власти
Став в марте 1985 года генеральным секретарем, Горбачев
внезапно занял более осторожную, традиционалистскую и уклон¬
чивую позицию. Единственным исключением была кадровая
политика, где он действовал быстро, укрепляя свою власть,
возможно, быстрее, чем какой-либо партийный лидер в прежней
советской истории. Неуклонно и без заминок он расширял свой
организационный аппарат и укреплял фундамент своей власти,
увольняя членов Политбюро, а также противников перемен из
числа чиновников центрального и регионального госпартаппа-
рата и заменяя их людьми, которых он знал, уважал и которым
доверял. Однако в том, что касается реальных политических
изменений, он действовал медленно и осторожно; его риторика,
хотя и оставалась новаторской, стала менее масштабной, чем
выступление в декабре 1984 года на конференции по идеологи¬
ческой работе. В то время это дало некоторым наблюдателям
Усиление позиций Горбачева
85
повод предположить, что Горбачев мало чем отличается по своим
взглядам от деятелей брежневского поколения. Но при этом
упускалось из виду то влияние, которое оказывали на его пове¬
дение политика, необходимость консолидации власти и импера¬
тивы укрепления авторитета. Горбачев выстраивал организаци¬
онные основы своей власти, временно уступив общую пробле¬
матику более консервативным силам в Политбюро и Центральном
комитете.
Внутренняя политика Горбачева с марта 1985 года по осень
1986 года более примечательна своим традиционализмом, неже¬
ли реформаторством; она больше напоминала не хрущевскую,
а андроповскую. Потому она, должно быть, больше пришлась по
душе таким пуританам, как Лигачев, которого Горбачев одновре¬
менно продвигал в Политбюро и вовлекал во внутренний круг
руководства. Экономическая политика ускорения, например,
предполагала перераспределение бюджета в пользу машино¬
строительной отрасли, усиление давления на хозяйственников
с целью экономии материалов и кампании за повышение дисци¬
плины рабочих и служащих. Административные реорганизации,
происходившие в то время, не бросали вызова принципам ко¬
мандной экономики, не говоря уже о введении элементов рынка.
Вместо этого усилилось давление на директоров предприятий.
Были начаты или расширены антикоррупционные кампании, что
увеличивало возможность Горбачева по построению своего орг-
аппарата. Аналогичным образом кампания по борьбе с пьян¬
ством, начатая в мае 1985 года, напоминала традиционные совет¬
ские мероприятия. Теперь мы знаем, что она проводилась под
контролем Лигачева, хотя нет единого мнения по поводу того,
был ли он инициатором этой политики17.
17 По словам Лигачева, он поддержал эту кампанию как член Политбюро
и «активно участвовал в этом деле» [Ligachev 1993: 336], но не был ее зачи¬
нателем [Ligachev 1993:335-339]. Ельцин представляет Лигачева фанатичным
приверженцем кампании [Ельцин 1990: 118]. Член Политбюро Рыжков
изображает непосредственными инициаторами кампании Лигачева и Соло-
менцева [Рыжков 1992:93-95]; о том же пишет и Горбачев в своих воспоми¬
наниях [Горбачев 1995: 341].

86
Глава 3
Остается неясным, считал ли Горбачев в то время, что этой
политики будет достаточно для оживления экономики, и в какой
степени его уступка пуританам была вызвана политическим
расчетом18. Ясно, однако, что он использовал это время, чтобы
подготовить почву для проведения более радикальной политики.
Хотя в 1985 году и до начала 1986 года его выступления в целом
были менее радикальными, чем речи, произнесенные в период
с декабря 1984 года по февраль 1985 года, в них все же содержались
фразы и формулировки, связанные с политической и экономиче¬
ской реформой. С одной стороны, мы находим там такие темы,
как «ускорение», дисциплина, необходимость для рабочих и кад¬
ров научиться мыслить по-новому, а также потребность в большей
«социалистической демократии» (любимая тема Черненко). Эти
темы носили традиционалистский характер, или, по крайней
мере, их можно было истолковать в традиционном ключе, и они
имели тенденцию преобладать количественно в выступлениях
Горбачева с марта 1985 год по середину 1986 года. Тем не менее он
продолжал говорить и о необходимости экономической реформы,
а данная тема была особенно важна для технократов19. Он не от¬
казывался от сказанного в декабре 1984 года. В своих выступле¬
18 Как утверждает Горбачев, в 1985 году он считал, что такой политики, наряду
с заменой кадров, действительно будет достаточно [Горбачев 1995: 336]. Мне
трудно принять это за чистую монету, учитывая степень радикальности его
выступления на конференции по идеологии в декабре 1984 года и ту стреми¬
тельность, с которой он в 1986 году отказался от «ускорения» и заменил его
радикальными переменами, предполагавшими, что причины кризисных явле¬
ний кроются в самой системе. Кроме того, при более внимательном изучении
этого отрывка в его воспоминаниях обнаруживается следующее: он пишет, что
в 1985 году его команда («мы», а не «я») изначально действительно надеялась
преодолеть застой с помощью «ускорения». Однако он также говорит, что,
проводя в 1982-1984 годах значительную аналитическую работу, и он и его
команда уже тогда осознавали тот факт, что в конечном итоге потребуется
более существенная экономическая реформа. Таким образом, ускорение стало
необходимым толчком, за которым следовало нечто еще более радикальное.
19 Напр., Рыжков пишет о своем стремлении как председателя Совмина про¬
вести реформы, которые уменьшили бы вмешательство партии в экономику
(Рыжков 1995:44-45,69,83,120,255]. У него даже нашлось доброе слово для
Бухарина, в отличие от Ленина [Рыжков 1995: 255].

Усиление позиций Горбачева
87
ниях он продолжал отмечать необходимость гласности, пере¬
стройки и демократизации — особенно важные темы для ра¬
дикальных реформаторов20. Так, на XXVII съезде партии (февраль
1986 года) Горбачев впервые заговорил о необходимости «ра¬
дикальной реформы» [Горбачев 1987-1990,2:212]. В июле 1986 го¬
да он приравнял перестройку к «настоящей революции» [Горбачев
1987-1990, 4: 37]. Как и прежде, однако, оставались неясными
конкретные политические меры, которые должны были вытекать
из этих принципов, а то, что они обрамлялись более традициона¬
листской риторикой, позволяло пуританам и технократам чувст¬
вовать меньшую угрозу со стороны радикальных фраз, чем это
могло бы быть в противном случае.
Например, на XXVII съезде КПСС Горбачев заявил: «Всякая
перестройка хозяйственного механизма <...> начинается с пере¬
стройки сознания, отказа от сложившихся стереотипов мышле¬
ния и практики, ясного понимания новых задач» [Горбачев
1987-1990, 3: 217]. Пуритане могли понять это в том смысле, что
чистка коррумпированных кадров и усиление просветительской
работы партии среди рабочих являются предпосылками для
изменений в институциональной структуре. Таким образом,
«революция» Горбачева могла быть истолкована как революция
культурная, а не политическая, как революция, направленная
против привилегий партийного аппарата. Кроме того, в своих
выступлениях в марте-апреле 1985 года Горбачев часто ссылался
на патерналистскую роль партии как воспитателя советских
людей. В своей речи после избрания генеральным секретарем,
например, он утверждал, что углубление социалистической де¬
мократии неразрывно связано с повышением общественного
сознания:
Мы и дальше обязаны расширять гласность в работе пар¬
тийных, советских, государственных и общественных ор¬
ганизаций. Владимир Ильич Ленин говорил, что государст¬
20 См., напр., [Горбачев 1987-1990,2:130-131,142-143,150,158,433; 3: 235-243;
4:37-38, 48, 50].

88
Глава 3
во сильно сознательностью масс. Наша практика полностью
подтвердила этот вывод. Чем лучше информированы люди,
тем сознательнее они действуют, тем активнее поддержива¬
ют партию, ее планы и программные цели [Горбачев 1987¬
1990, 2: 130-131].
Это явно было заявление представителя элиты, которое слу¬
шатели в Центральном комитете легко могли истолковать как
гарантию того, что изменения, хотя и необходимы, не оспарива¬
ют ведущую роль партии.
Несмотря на такие уверения, постоянное присутствие рефор¬
маторских фраз в речах генерального секретаря могло иметь
далекоидущие последствия для идеократического режима21. Эти
фразы подразумевали негласный отказ от самоуспокоительных
доктринальных формулировок, которыми ранее оправдывались
неизменность и стабильность (или то, что Горбачев назвал «за¬
стоем»). Тем самым они открыли интеллектуальное и политиче¬
ское пространство для реформаторов в журналистском сообще¬
стве, академических кругах и среди культурной интеллигенции,
которые могли теперь публично участвовать в дебатах об аль¬
тернативах брежневизму. Они позволили потенциальным поли¬
тическим активистам ссылаться на заявления генерального
секретаря как на политическое прикрытие для рискованных
усилий по расширению границ дозволенного в публичных об¬
суждениях и сообществах. На этом раннем этапе своего правле¬
ния Горбачев осторожно приоткрыл публичное пространство
(и обеспечил ему прикрытие), сочетая традиционалистскую
и реформаторскую риторику, но проводя в основном традицио¬
налистскую политику. Он бросал вызов формальным доктринам
брежневизма, но еще не оспаривал примат частных арен власти
и не вызывал у пуритан и технократов в руководстве тревоги по
поводу потенциально опасных последствий того, что должно
было произойти.
21 Идеократический режим — режим, где статус и привилегии правящей
элиты оправдываются священным идеологическим наследием, которое эта
элита в настоящее время воплощает и поддерживает.

Усиление позиций Горбачева
89
Приведем другой пример. На этой ранней стадии Горбачев еще
не рассматривал гласность как самоцель. Скорее он определял ее
как инструмент, необходимый для разоблачения бюрократов,
скрывающих свои должностные злоупотребления или некомпе¬
тентность. Гласность была необходимым прожектором, и теперь
ее нужно было усиливать. Он также называл ее механизмом,
с помощью которого партия повысит доверие масс и тем самым
побудит их внести свой вклад в реализацию партийных целей.
Но он еще не переступил черту между элитарностью и популиз¬
мом; центральным властям все еще нужно было контролировать
масштабы и направленность «открытости». Это проявлялось
в том, как Горбачев сочетал гласность с традиционными, элитар¬
ными концептами22. Так, в июне 1986 года на частной встрече
с членами Союза писателей Горбачев призывал их не делать во¬
прос о Сталине центральным элементом в своем определении
гласности. Зачем тратить всю свою энергию на споры о прошлом,
спрашивал он, когда нужно сконцентрировать наше внимание
и энергию на настоящем и будущем? [Gorbachev 1986]. Здесь
Горбачев также делал упор на осторожность и на то, чтобы пред¬
ставить себя лидером, способным уравновесить и урегулировать
противоречивые интеллектуальные программы, политические
ориентации, интересы различных классов и поколений.
Для режима, который пытается легитимировать себя, ссылаясь
на священное идеологическое наследие, важны слова. Население
может не верить в догматы данной идеологии, но постоянная
защита этих догматов режимом призвана сигнализировать
о коллективной неуязвимости чиновничества. Когда лидер хочет
22 На XXVII съезде партии он определил гласность как средство содействия
«политическому творчеству масс» [Горбачев 1987-1990, 3: 241]; в апреле
1986 года связывал гласность с «критикой и самокритикой» в качестве
предпосылок для движения вперед [Горбачев 1987-1990, 3: 352]. Гласность
в выступлениях Горбачева становится самоцелью только начиная с января
1987 года [Горбачев 1987-1990,4: 358]. [Вполне вероятно, что ядерная ката¬
строфа в Чернобыле в апреле 1986 года послужила толчком для последующей
радикализации Горбачевым гласности и политической реформы. — Коммен¬
тарий автора, 2021 год.]

90
Глава 3
существенно изменить положение вещей, он может мобилизовать
в поддержку своих усилий новые источники, изменив догмат
и тем самым обозначив, что представители установленного по¬
рядка — а возможно, и сам этот порядок — больше не являются
неуязвимыми. Именно об этом сигнализировала антисталинская
кампания Хрущева. Это также объясняет, почему для консерва¬
тивного режима Брежнева было так важно положить конец ан¬
тисталинской кампании и ввести в оборот новые доктринальные
формулировки, чтобы заново защитить установленный порядок.
Горбачев последовал примеру Хрущева, а не Брежнева, хотя на
тот момент в менее конфронтационной манере. Но в 1980-х годах,
как и в 1950-х, за дело взялись журналисты, ученые и критически
настроенная интеллигенция.
Похожая картина наблюдается и в международных отношени¬
ях. В начальный период своего правления Горбачев подготовил
идейную почву для последующих внешнеполитических инициа¬
тив. Мы видели, что с декабря 1984 по февраль 1985 года он уже
обозначал свою связь с «новым мышлением» и другими концеп¬
циями, ставшими предвестниками более гибкой позиции в меж¬
дународных делах. Это не изменилось в течение первого года его
пребывания в должности, хотя его политика оставалась осторож¬
ной, а риторику можно было истолковать двояко. Например,
на XXVII съезде партии в феврале 1986 года он назвал войну
в Афганистане «кровоточащей раной», тем самым став первым
советским генеральным секретарем, давшим публичную крити¬
ческую оценку этой войны [Горбачев 1987-1990, 3: 251]23. Тем не
менее в его комментариях по поводу отношений между Востоком
и Западом на том же XXVII съезде решительный акцент на дос¬
тижении согласия сочетается со столь же решительным осужде¬
нием «американского империализма»24.
23 Горбачев был четвертым генеральным секретарем за период Афганской
войны. Андропов призывал к внутреннему, частному анализу военной по¬
литики, но публично не критиковал военные действия.
24 См.: Политический доклад Центрального комитета КПСС XXVII Съезду
Коммунистической партии Советского Союза, напечатанный в газете
«Правда» от 26 февраля 1986 года, раздел I («Современный мир: основные
Усиление позиций Горбачева
91
Точно так же осторожно и двусмысленно Горбачев действовал
в отношениях с коммунистическими правительствами Восточной
Европы. Через месяц после своего избрания генеральным секре¬
тарем он подтвердил основные принципы «доктрины Брежнева»
(санкционирование применения Советским Союзом силы для
предотвращения свержения социализма), говоря в своем выступ¬
лении о продлении действия Варшавского договора25. Однако
в том же месяце он, как сообщается, в частном порядке говорил
некоторым восточноевропейским руководителям, что СССР их
не спасет, если народ их отвергнет26. В 1985-1986 годах Горбачев
очень редко обращался к проблеме Восточной Европы, концен¬
трируясь на других вопросах. Но в своей речи на XXVII съезде
партии он не поддержал доктрину Брежнева или связанные с ней
концепции, а вместо этого сформулировал видение более согла¬
сованных отношений СССР с Восточной Европой27. Аналогичным
образом, в выступлении перед сотрудниками Министерства
иностранных дел в мае 1986 года Горбачев настаивал на необхо¬
тенденции и противоречия») и раздел IV («Основные цели и направления
внешнеполитической стратегии партии»). См. также обсуждение этого
доклада у Инглиша [English 2000: 209-210] и Брауна [Brown 1996: 221-222].
Доклад был отмечен напряженным и непоследовательным сочетанием
предложений компромисса и эссенциалистского образа «американского
империализма», что традиционно подразумевало неспособность ослабить
напряженность в отношениях с этой страной. Так, «к переводу соревнования
двух систем на язык военного противоборства империализм толкают
и внутренние пружины, сама его социально-экономическая сущность.
Империализм в силу своей общественной природы постоянно генерирует
агрессивную, авантюристическую политику. <...> Последнее особенно ха¬
рактерно для империализма США» [Горбачев 1987-1990, 3:185].
25 Выступление в Варшаве на приеме в честь участников встречи высших
партийных и государственных деятелей стран — участниц Варшавского
договора. 26 апреля 1985 г. И Правда. 1985. 28 апр.
26 Об этом, ссылаясь на Черняева, Медведева и Горбачева, пишет Браун [Brown
1996: 249].
27 Политический доклад Центрального комитета КПСС XXVII Съезду Комму¬
нистической партии Советского Союза И Правда. 1986. 26 февр. См. также
[Dawisha 1990: 207].

92
Глава 3
димости более уважительного отношения Советского Союза
к Восточной Европе [Brown 1996: 242].
Концепции, которые Горбачев поддерживал тогда в своих
выступлениях как на съезде, так и в МИДе, были гораздо менее
радикальными, чем те, которые он сформулирует позже. Они
напоминали новации, введенные Хрущевым на аналогичном
этапе своего правления, когда он тоже пытался преодолеть на¬
следие прошлого в виде основанного на силе господства и отчуж¬
дения в советско-восточноевропейских отношениях, надеясь
поставить эти отношения на основу кооперации и консенсуса,
но без поощрения антикоммунистических тенденций. Действи¬
тельно, Хрущев и Горбачев на первых этапах своего правления,
возможно, разделяли оптимистическую веру в то, что в отноше¬
ниях СССР с Восточной Европой может быть достигнуто проме¬
жуточное стабильное равновесие, такое, которое не повлекло бы
за собой ни основанного на силе советского господства, ни вы¬
нужденного отказа СССР от доминирования28.
Примечательно также, что Горбачев на данном этапе мало что
сделал для снижения темпов роста советского военного бюджета.
Он даже увеличил советскую военную помощь некоторым стра¬
нам третьего мира и на короткое время усилил советское военное
наступление в Афганистане, хотя бы для того, чтобы улучшить
позицию СССР на переговорах о выводе войск [Garthoff 1994:
727]. Он не отступил от стратегии своих предшественников,
предлагая постепенные уступки Советского Союза в переговорах
по контролю над вооружением и требуя эквивалентных взаимных
уступок от Соединенных Штатов. Все же он встретился с прези¬
дентом Рейганом в Женеве (октябрь 1985 года) и Рейкьявике
(октябрь 1986 года), тем самым нарушив объявленную советским
правительством решимость избегать таких встреч до тех пор,
пока Соединенные Штаты не откажутся от своей СОИ (Страте¬
28 Левек в своем обширном исследовании называет эти первые годы периодом
«советского бездействия» (immobilisme) в восточноевропейской политике,
контрастировавшим с эволюцией внешнеполитических концепций на других
участках [Levesque 1997, ch. 3].

Усиление позиций Горбачева
93
гической оборонной инициативы). Хотя на этих двух саммитах
не было принято никаких конкретных решений, Горбачев и Рей¬
ган произвели друг на друга хорошее впечатление, и Горбачев
после этого почувствовал себя более свободным для того, чтобы
поддержать идею полной ликвидации ядерного оружия, а также
принцип инспекции на местах. Таким образом, как во внешней,
так и во внутренней политике Горбачев придерживался тради¬
ционных подходов и готовил почву — в идейном и политическом
плане, но в меньшей степени в плане действий — для более ра¬
дикальных инициатив в будущем.

Глава 4
Господство Горбачева
Радикализация программы и политической стратегии Горба¬
чева началась в конце 1986 года, когда была дана отмашка на то,
что расширенное определение гласности теперь является «лини¬
ей партии». Это был сигнал редакторам журналов, что цензура
будет ослаблена и что они станут гораздо свободнее в своей
критике. Кроме того, в этот период Горбачев начал превозносить
достоинства общественных объединений («неформалов»). Чтобы
наглядно продемонстрировать, как внутри страны, так и за ру¬
бежом, это расширение права общественных сил на автономную
мобилизацию, в декабре 1986 года Горбачев лично позаботился
об освобождении из-под домашнего ареста А. Д. Сахарова, став¬
шего героическим символом инакомыслия. В следующем месяце
он представил на пленарном заседании ЦК широкомасштабную
программу «демократизации», включавшую предложения о про¬
ведении тайных выборов на альтернативной основе в партийные,
советские и управленческие органы. В том же месяце он объявил,
что Советский Союз откроется для мировой экономики, и раз¬
решил создание на советской земле совместных предприятий
с иностранными компаниями.
Вскоре последовали новые законы о кооперативах и «индиви¬
дуальной трудовой деятельности», которые предоставляли новые
возможности для легального предпринимательства, а в июне
1987 года — Закон о государственных предприятиях, давший
толчок к демонтажу командной экономики. Почти все эти ини¬
циативы во внутренней политике были лишь первыми робкими
Господство Горбачева
95
шагами — шагами, которые лишали легитимности прежние
ценности и в принципе оправдывали совершенно новые подходы
к организации хозяйствования и к мировой экономике. Почти
все они в течение 1987-1988 годов подверглись дальнейшей ра¬
дикализации. Наиболее существенно то, что в ходе внеочередной
партийной конференции в июне 1988 года, которая транслиро¬
валась по общенациональному телевидению, были намечены
планы внутренней демократизации КПСС, передачи основных
полномочий по принятию решений от партийных органов сове¬
там на всех уровнях и создания всенародно избранного законо¬
дательного органа — Съезда народных депутатов, на который
в марте 1989 года будут проведены состязательные гласные вы¬
боры. Действительно, по словам исследователя, июнь 1988 года —
это момент, когда Горбачев превратился из реформатора в преоб¬
разователя советской системы [Brown 1996, ch. 6].
Эти новые инициативы, представленные в течение краткого
времени — за несколько месяцев, — значительно расширили
предыдущие программы Горбачева. Теперь он утверждал свою
политическую идентичность: реформаторское (а не пуританское
или технократическое) видение будущего.
Горбачев радикализировал и внешнюю политику. Основываясь
на изменениях в политике, объявленных в 1986 году, он сделал
ряд ошеломляющих односторонних уступок, отступив практи¬
чески ото всех советских переговорных позиций, чтобы сделать
возможным подписание Договора о РСМД («евроракетах»)
в Вашингтоне в декабре 1987 года. В январе 1988 года он объявил,
что Советский Союз, невзирая на последствия, выведет свои
войска из Афганистана к маю 1989 года. Он добился прорыва
в сокращении обычных вооруженных сил в Европе, объявив
в ООН в декабре 1988 года о крупном одностороннем сокращении
советских войск. Он заверил, что это произойдет, даже если
Соединенные Штаты и НАТО не поступят аналогичным образом.
В той же речи он пообещал, что Советский Союз больше не будет
прибегать к военному вмешательству в дела восточноевропейских
стран. Кроме того, в 1988 году Горбачев начал призывать консер¬
вативные восточноевропейские элиты пойти на уступки либе¬
96
Глава 4
ральным силам в своих обществах и осуществить свою собствен¬
ную перестройку, пока не стало слишком поздно1.
В общем, на этом этапе его правления дальнейшая радикали¬
зация гласности, перестройка, демократизация и «новое мыш¬
ление» стали основой стратегии Горбачева по укреплению ав¬
торитета. Они отразились на его всеобъемлющей программе
и на изложенном им видении будущего. Он был вовлечен
в непрекращающийся процесс открытой десакрализации и ча¬
стичного разрушения брежневского политико-экономического
и социально-политического строя. Десакрализация устоявше¬
гося порядка фактически лишила аппаратчиков и чиновниче¬
ство иммунитета от публичной системной критики и тем самым
вдохновила интеллигенцию и широкие массы поверить в то, что
такую резкую критику теперь можно распространять беспре¬
пятственно. Трансляция дебатов партийных деятелей на пар¬
тийной конференции в июне 1988 года одновременно стала
средством демистификации политики, разрушения представ¬
лений о том, что «монолитная» партия обладает уникальным
пониманием «правильной линии», просвещения населения
в отношении альтернативных способов мышления и предостав¬
ления людям возможности поверить в то, что политическая
инициатива и вовлеченность в политику теперь будут по¬
ощряться.
Такая публичная критика также помогала Горбачеву в его
действиях против необрежневских и новых консервативных сил
в Центральном комитете и Политбюро. Такие пуритане, как
Лигачев, и технократы, как председатель Совмина Рыжков, на
данном этапе его руководства все больше разочаровывались
в Горбачеве. Их разочарование в эволюционирующих горбачев¬
ских определениях перестройки только усиливалось, по мере
того как генеральный секретарь позволял гражданским свободам
распространяться на сферы вероисповедания, свободы передви- * У
1 По последнему пункту см. [Dawisha 1990: 219-220; Levesque 1997, ch. 4].
У Левека глава именуется «Вторая половина 1988 года: перелом».

Господство Горбачева
97
жения, эмиграции, свободы слова и средств массовой информа¬
ции [Рыжков 1995: 77, 86, 185-188, 200]2. По мере расширения
границ дозволенного росла и смелость журналистов, ученых,
писателей, художников и политических активистов. Их действия
и те независимые общественные организации, которые они по¬
могали создавать или расширять, выходили за рамки той степени
свободы слова и собраний, которая была официально и публич¬
но санкционирована Горбачевым. Нежелание Горбачева устанав¬
ливать и применять ограничения все чаще отталкивало от него
тех членов ЦК, которые привыкли считать, что альтернативой
порядку станет анархия.
Примечательна параллель между поведением Хрущева
в 1958-1960 годах и Горбачева в 1987-1989 годах. Оба достигли
высших позиций в руководстве. Оба выдвинули комплексные
программы для достижения чрезвычайно амбициозной цели,
основанной на прогрессивных воззрениях, которые выходили за
пределы прежнего опыта3. Хрущев, как и Горбачев, расширял
арены политических дискуссий и рамки допустимых обобщений
критики системы ради преодоления укоренившихся препятствий
на пути к переменам.
Однако содержание их воззрений совершенно отличалось.
Хрущев продвигал и обещал ни больше ни меньше, как «полно¬
масштабное строительство коммунизма», основанное на том,
чтобы «догнать и перегнать» капитализм по показателям роста
и потребления, а также добиться решительного сдвига в глобаль-
2 Лигачев посвящает много страниц критике члена Политбюро Яковлева как
злой силы внутри Политбюро, продвигавшей реформы Горбачева во все
более радикальных и неприемлемых направлениях [Ligachev 1993]. Об ох¬
лаждении Лигачева к реформам см. также [Черняев 1993: 97, 201-205]; об
объединении Лигачева и Рыжкова против некоторых форм радикализации
см. [Черняев 1993: 236]. Рыжков также пишет о жарких обсуждениях на
заседаниях Политбюро в 1987 году, «горячих, яростных, бесконечно долгих»,
«до ругани доходящих» [Рыжков 1995: 199].
3 Доводы в пользу того, что на протяжении всей советской истории лидеры
в период своего восхождения руководствовались идеологическим побужде¬
нием «преодолеть» ограничения реального мира, см. в [Hanson 1997].

98
Глава 4
ном соотношении сил в пользу социализма и вскоре прийти
к «полной и окончательной победе социализма» в мировом
масштабе. Но Хрущев не стремился уменьшить, а тем паче пре¬
одолеть пропасть между ленинизмом и процедурной демократи¬
ей. Он стремился лишь сделать ленинскую систему несколько
более открытой и значительно менее бюрократизированной, что,
как он утверждал, вдохновило бы население и помогло бы по¬
строить общество материального изобилия и политического
консенсуса. В его программах 1958-1960 годов не нашлось места
для альтернативных, тайных выборов, пропаганды антисистем-
ной критики, плюрализма как идеала или добровольных объе¬
динений, независимых от партийного контроля. Хрущев ставил
своей целью начало процесса социально-политической и соци¬
ально-экономической гомогенизации, тогда как Горбачев поддер¬
живал и развивал плюрализм и неоднородность (хотя и не ин¬
дивидуализм как таковой) в этих сферах. Хрущев видел полити¬
ку плебисцитарной и популистской и в такой политике был
неоспоримым лидером. Горбачев же был последователем поли¬
тики институциональной и представительной, где он видел себя
ведущим политическим посредником и гарантом прогресса, а не
лидером, которого считают невосприимчивым к критике или
вызовам.
Оба признавали, что реформирование системы потребует
организационных и идеологических вызовов тому наследию,
в рамках которого они действуют. Но только Горбачев был готов
синтезировать ленинизм с вариантом процедурной демократии,
подчиняя чиновничество автономным механизмам публичной
ответственности4. И только Горбачев был готов отказаться от
«антиимпериалистической борьбы» за рубежом.
4 Хрущев в последние годы своего правления двинулся в еще более радикаль¬
ном направлении, хотя не приближаясь при этом к уровню радикализма
Горбачева: тогда он находился в сложной политической ситуации и искал
способы заставить систему работать и одновременно не дать возможности
потенциальным соперникам объединить свои силы. См., напр., [Yanov 1984;
Zimmerman 1969: 99-101, 152,196-205, 222ff., 259-269].

Господство Горбачева
99
Обоснование и начало внутриполитической трансформации
На протяжении 1987-1989 годов Горбачев трансформировал
идеологию и организацию советской политики — то, что я назвал
языком и аренами политики. Он радикализировал и развил ре¬
форматорские концепции, которые в 1984-1986 годах лишь ос¬
торожно продвигал. Теперь он критиковал «догматическое, бю¬
рократическое и волюнтаристское наследство» [Горбачев 1987—
1990,6: 64]5у что фактически было недвусмысленным посланием
не желавшим адаптироваться к новому социально-политическо¬
му порядку [Горбачев 1987-1990, 6: 394]6. Но он не отказывался
и от тех элементов своих публичных заявлений, которые нрави¬
лись как пуританам, так и технократам. Не игнорировал он
и других чиновников, которые усвоили марксистско-ленинские
категории и суждения, но признавали при этом необходимость
значительных изменений в свете того кризиса, в котором оказа¬
лась страна. Напротив, Горбачев в своих выступлениях смещал
значимость этих акцентов, последовательно пытаясь продемон¬
стрировать, что, будучи реформистом, он сохраняет верность
идеологической традиции. В каком-то смысле он проделал заме¬
чательную работу, не пересекая пропасть между ленинизмом
и процедурной демократией, а стоя двумя ногами на одной
и другой стороне этой пропасти.
Горбачев добился этого, в частности, тем, что сформулировал
видение реформированного советского социалистического об¬
щества — такого, которое оставалось бы верным традиционному
марксистскому социализму, романтическому ленинизму периода
«Государства и революции» (1917) и ленинизму реформаторско¬
му периода НЭПа (1921-1927), порвав с элитарными и дикта¬
торскими чертами системы, развившимися с тех лет. Так, в речах
и текстах 1987-1988 годов Горбачев постоянно превозносил
5 Пленум ЦК в феврале 1988 года. «Волюнтаризм» здесь означает возможность
партийных чиновников вести себя безнаказанно, что подразумевает необ¬
ходимость заставить их формально отвечать за свои действия.
6 Партконференция в июне 1988 года.

100
Глава 4
и цитировал Ленина, чтобы оправдать свои самые радикальные
предложения. В равной степени превозносились достоинства
и потенциал социализма — потенциал, который, как он утвер¬
ждал, будет раскрыт и реализован его политикой. Иногда это
приводило к формулировкам, которые стороннему наблюдателю
могли показаться загадочными и запутанными: «Суть перестрой¬
ки именно в том и состоит, что она соединяет социализм и демо¬
кратию, теоретически и практически полностью восстанавлива¬
ет ленинскую концепцию социалистического строительства»
[Горбачев 1987: 31]. Но для членов ЦК в этих словах прозвучало
знакомое предупреждение о потенциально опасной политике.
Это не могло вызвать энтузиазма по поводу перемен среди тех
чиновников, которые переживали из-за последствий обществен¬
ной критики, децентрализации и конкурентных выборов. В то
же время, учитывая знакомую риторику, многие чиновники, уже
несколько напуганные напористостью Горбачева и изначально
в себе неуверенные, могли прийти к заключению, что запущен¬
ные процессы в принципе можно контролировать. Это также
позволило им уверовать в то, что сам Горбачев привержен идее
удерживать эти процессы в определенных рамках. Горбачев
пытался их успокоить: он утверждал, что его курс направлен на
«углубление социалистического самоуправления народа. Речь,
разумеется, не идет о какой-то ломке нашей политической сис¬
темы. Мы должны с максимальной эффективностью использо¬
вать все ее возможности...» [Горбачев 1987-1990,4:317]7. Так или
иначе, подразумевалось, что демократия — это социалистическая
демократия, а плюрализм — социалистический плюрализм.
Ничто из того, что он предлагал, не имело целью свести на нет
«социалистическую идею» и «социалистический выбор» совет¬
ского народа.
7 Январский пленум ЦК 1987 года. Показательные примеры того, как Горбачев
в 1987-1988 годах превозносил социализм и ленинизм, встречаются практи¬
чески в каждой его речи, напр., [Gorbachev 1987:18-19,22,36,72,82]; к годов¬
щине революции в ноябре 1987 года [Горбачев 1987-1990,5:411], на пленуме
ЦК в феврале 1988 года [Горбачев 1987-1990,6: 61—67]; на партконференции
в июне 1988 года [Горбачев 1987-1990, 6: 335, 394, 395].

Господство Горбачева
101
Горбачев также заверял свою аудиторию, что с уважением отно¬
сится к достижениям советской истории — даже несмотря на то,
что стремился «резко порвать» с прошлой практикой, — и намерен
сохранить лучшие черты унаследованной им системы. Так, наряду
с призывами к критике прошлого и заполнению «белых пятен»
в истории и литературе, он защищал действия партии в крайне
сложных исторических обстоятельствах (Великая Отечественная
война, холодная война) и давал высокую оценку советским дости¬
жениям [Горбачев 1987-1990, 4: 373-374]8. Он представлял свои
реформы как продолжение прежних усилий прогрессивных сил
внутри партии, пытавшихся, пусть и безуспешно, реализовать
потенциал социализма еще в 1953, 1956 и 1965 годах [Горбачев
1987-1990,6:351,383,399-400]9. Точно так же, обсуждая решения,
принимаемые в период перестройки, он всегда называл их коллек¬
тивными, а не индивидуальными решениями руководства, и заве¬
рял свою аудиторию, используя марксистский лексикон, что руко¬
водство остается полностью ответственным за эволюционный
процесс, который не выйдет из-под контроля:
Хочу подчеркнуть, <...> что перестройка — это не отрица¬
ние, а если и отрицание, то диалектическое. Выстраивая
нашу линию на ускорение, на перестройку, мы стоим не на
каких-то скользких болотных кочках, а на тверди, которая
сформировалась усилиями многих поколений советских
людей, в результате борьбы на нашем пути первопроходцев
[Горбачев 1987-1990, 5: 210]10.
Для технократов у Горбачева тоже нашлись слова, чтобы сфор¬
мулировать предлагаемые им изменения. Он апеллировал к на¬
учному рационализму, имеющему глубокие корни как в марксиз¬
ме, так и в советской истории. Напоминая об увлечении Ленина
американской эффективностью и индустриализацией, он про¬
8 Встреча в ЦК в феврале 1987 года.
9 Партконференция в июне 1988 года.
10 Встреча в ЦК в июле 1987 года. См. также речь на пленуме ЦК в январе
1987 года [Горбачев 1987-1990,4: 327].

102
Глава 4
возгласил, что цель перестройки заключается в «придании соци¬
ализму самых современных форм» [Горбачев 1987-1990,5:410]п.
У современности уже были институциональные формы, но
у социализма — политическое и культурное содержание! Пере¬
стройка «привяжет» одно к другому, не разрушая сущности —
самого духа — системы. Также «перестройка — это решительный
поворот к науке, умение поставить любое начинание на солидную
научную основу. Это соединение достижений научно-техниче¬
ской революции с плановой экономикой» [Горбачев 1987: 30].
Упор Горбачева на «правовое государство» также мог оказать¬
ся привлекательным для потенциальных рационализаторов со¬
ветской экономики. Эти люди стремились создать более предска¬
зуемую процедурную основу для государственного управления
и, подобно своим собратьям-пуританам, считали коррупцию
и произвол чиновников врагами административной рационали¬
зации. И пуритане, и технократы хотели избежать возврата
к автократическому руководству Политбюро, будь то сталинский
деспотизм или хрущевский произвол. Это также было для них
важно — в той мере, в какой закон ограничивал произвол их
лидеров (то есть «давал надежные гарантии против возврата
к культу личности», как говорили и Хрущев, и Горбачев)11 12. Пра¬
вовое государство для технократов и пуритан не означало заме¬
ну авторитарного режима всеобъемлющей демократией. Но в той
мере, в какой правовая кодификация способствует рационали¬
зации управления и недеспотичному руководству, для таких
чиновников могло найтись что-то привлекательное в программе
демократизации Горбачева13.
11 Юбилейный доклад к столетию Октябрьской революции.
12 Эту фразу Хрущев произнес на съезде партии в 1961 году, чтобы оправдать
усиление антисталинской кампании. Горбачев расширил идею, включив в нее
необходимость гарантий от регресса для перестройки в целом. Так, на
XIX партийной конференции в июне 1988 года он заявил: «Дело обновления
нуждается в гарантиях, нуждается в защите. Такие гарантии надо создавать,
укреплять...» [Горбачев 1987-1990, 6: 392].
13 О правовом государстве см. [Gorbachev 1987: 91-95]; доклад на партконфе¬
ренции в июне 1988 года [Горбачев 1987-1990, 6: 354-357, 373-376].

Господство Горбачева
103
Даже называя перестройку революцией, Горбачев говорил на
языке эволюции, определяя изменения как долгосрочный про¬
цесс, требующий адаптации к непрерывным изменениям. Ленин¬
цы, говорил он, должны быть творческими личностями, как сам
Ленин. С одной стороны, он заверял, что система не рухнет,
а «реализует свой потенциал»; с другой стороны, настаивал на
том, что повторение «застоя» эпохи позднего Брежнева непри¬
емлемо и фактически станет верным путем к гибели системы.
Идея прогрессивных изменений имеет глубокие корни в марк¬
систской и ленинской традициях. На деле эти традиции уходят
корнями в учение об исторических изменениях, согласно кото¬
рому застой рассматривается как регресс, а изменение — как
нормальное состояние человеческого общества [Tucker 1969;
Hanson 1997]. Безусловно, идеологическая традиция предпола¬
гала, что переход от одной системы к другой (например, от капи¬
тализма к социализму) требует насильственной революции
снизу. Но Горбачев не считал перестройку переходным периодом;
напротив, социализм все еще «развивается», и перестройка по¬
может реализовать его потенциал, что приведет не к появлению
новой исторической системы, а к более прогрессивному, нрав¬
ственному и свободному варианту социализма14.
Комплексная программа Горбачева основывалась на идее, что
культуру следует преобразовать даже быстрее, чем политическую
и экономическую организацию, если необходимо, чтобы струк¬
турные изменения укоренились и привели к новому типу пове¬
дения. По этой причине он сделал упор на то, что назвал «чело¬
веческим фактором»; он говорил о нем еще в декабре 1984 года
14 Об этом он говорил пленуме ЦК в феврале 1987 года [Горбачев 1987-1990,
4: 370, 371]; в юбилейной речи к столетию революции [Горбачев 1987-1990,
5: 410-411]; на пленуме ЦК в феврале 1988 года [Горбачев 1987-1990, 6: 63];
на партконференции в июне 1988 года [Горбачев 1987-1990, 6: 395]. «Пере¬
стройка — процесс революционный, ибо это — скачок в развитии социализ¬
ма, в реализации его сущностных характеристик» [Gorbachev 1987: 37].
Браун цитирует интервью, которое Горбачев дал в 1992 году и в котором он
описывал процесс перестройки как «революционный по сути, но эволюци¬
онный по темпам» [Brown 1996: 94].

104 Глава 4
и подробно изложил свое понимание на XXVII съезде партии
в феврале 1986 года [Горбачев 1987-1990,3:217]. 8 апреля 1986 го¬
да он утверждал, что культурные изменения — как среди элиты,
так и среди масс — являются предварительным условием для
успешной экономической реформы: «Скажу откровенно, если мы
сами не перестроимся, я глубоко убежден в этом, то не перестроим
и экономику, и нашу общественную жизнь» [Горбачев 1987-1990,
3: 166]15. Этот аргумент встречал теплый прием на этапе смены
политической власти, так как он нравился и пуританам, и техно¬
кратам — до тех пор, пока Горбачев не уточнил содержание
предлагаемых изменений в отношении к работе и ее стилю. Со¬
ветская традиция и прежде включала этап и понятие «культурной
революции». КПСС всегда постулировала себя как организацию,
активисты которой будут постоянно обучать и воспитывать
менее сознательные массы. Следовательно, когда Горбачев при¬
зывал уделять больше внимания сознанию масс и той роли, ко¬
торую они могут сыграть в формировании более яркого, дина¬
мичного и эффективного общества, он использовал стилистику,
знакомую чиновникам партийного государства.
На этапе своего восхождения Горбачев сохраняет привержен¬
ность культурным изменениям, но придает им более радикальное,
преобразовательное содержание. Теперь образованные массы
становятся источником мудрости, а не просто глиной, которую
лепят партийные чиновники. Теперь официальные лица будут
нести формальную ответственность перед сознательной обще¬
ственностью, с тайным голосованием и множеством кандидатур
на альтернативных выборах. Теперь «плюрализм мнений» и си¬
стемная критика считаются здоровыми явлениями, которые
наилучшим образом должны помочь обществу в целом обнару¬
жить «истину». Гласность и демократизация теперь подразуме¬
вают равенство статуса между чиновниками и народными мас¬
сами, а также формальную отчетность чиновников перед масса¬
ми. Трудно было скрыть угрожающие последствия этих идей
15 Быстрее перестраиваться, действовать по-новому. Речь на встрече с трудя¬
щимися города Тольятти 8 апреля 1986 года.

Господство Горбачева
105
и практики их реализации от чиновников ленинского режима,
независимо от их ориентации. Горбачев попытался уменьшить
сопротивление, установив процедуры, позволявшие чиновникам
оказывать непропорционально большое влияние на процесс
выдвижения кандидатов и обеспечивали определенную степень
корпоративного представительства в новом парламенте. Однако
Горбачев за завесой преемственности скрывал и куда более ра¬
дикальные последствия.
Один из способов заключался в том, чтобы периодически за¬
являть, что критика и массовая инициатива, будучи предпо¬
сылками успеха перестройки, не являются абсолютом. Целью
должна стать «сознательная дисциплина» [Горбачев 1987: 27].
В критике «смелость» должна сочетаться с «принципиальностью»,
что в советском лексиконе означало следование «верной линии
[партии]» [Горбачев 1987-1990, 4: 326]. В феврале 1987 года он
затронул вопрос о том, насколько далеко может зайти критика
в эпоху перестройки. Он заявлял, что она не должна быть бес¬
почвенной, а должна быть «партийной, правдивой <...> чем
острее, тем более ответственной» [Горбачев 1987-1990,4: 371]16.
«Правовое» государство создает основу для «ответственной»
гражданской позиции, а не для неограниченной вседозволенно¬
сти [Горбачев 1987: 93-94]. Подобным же образом Горбачев
вторил своим предшественникам, говоря о приверженности
нормативным определениям общественных интересов: «Мы
поддерживаем и будем поддерживать то, что служит социализму,
и отвергаем все, что противоречит интересам народа» [Горбачев
1987-1990, 6: 61]17. Это было далеко от принципов либеральной
демократии, поскольку предполагало, что общественные инте¬
ресы должны определяться просвещенной элитой и защищаться
16 Пленум ЦК в феврале 1987 года. См. также выступление на пленуме ЦК
в январе 1987 года [Горбачев 1987-1990, 4: 359]; юбилейную речь в ноябре
1987 года к столетию Октябрьской революции [Горбачев 1987-1990, 5: 415].
17 Пленум ЦК в феврале 1988 года. См. также выступления на пленуме ЦК
в январе 1987 года [Горбачев 1987-1990,4:327] и на партийной конференции
в июне 1988 года [Горбачев 1987-1990, 6: 393].

106
Глава 4
этой элитой от граждан, которые не являются принципиальными,
дисциплинированными и ответственными.
Горбачев также заверял членов ЦК, что, пока они на стороне
побеждающей перестройки, им не стоит бояться масс. Он неод¬
нократно утверждал, что люди лояльны к партии, перестройке
и системе. Они получили хорошее образование в советских уч¬
реждениях, обладают большим опытом. Им нужно доверять. Их
активности опасаться не следует18. Сомневающихся в лояльности
масс Горбачев заверял, что могущественное и в основе своей
легитимное партийное государство, возглавляемое решительным
генеральным секретарем, по-прежнему желает и способно нала¬
гать ограничения: «Неужели мы с такой мощной партией, с таким
патриотичным народом, преданным идеям социализма, своей
Родине, не сможем справиться, если кое-кто попытается восполь¬
зоваться широкой гласностью, демократическим процессом
в своекорыстных и антиобщественных целях, в целях очерни¬
тельства?» [Горбачев 1987—1990,4:358]19. Принимая во внимание,
что сплоченность и потенциал КГБ и других механизмов контро¬
ля оставались в период правления Горбачева на высоком уровне,
многие чиновники партийного государства должны были счесть
это утверждение заслуживающим доверия.
Помимо успокоения элиты, Горбачев играл на ее неуверенно¬
сти, чтобы запугать пассивных зрителей и заставить их сотруд¬
ничать. В своей «предвыборной» речи в декабре 1984 года он
определил необходимость фундаментальных изменений как
императив национальной безопасности, если только СССР хочет
«войти в XXI век как великая держава», имея при этом в виду,
что страна находится на пороге предреволюционной ситуации
[Горбачев 1987-1990, 2: 86]. Придя к власти, он смягчил эти
18 Выступления на XXVII съезде КПСС в феврале 1986 года [Горбачев 1987-1990,
2: 235]; в июле 1986 года [Горбачев 1987-1990, 4: 35-36, 50-51]; на пленуме
ЦК в январе 1987 года [Горбачев 1987-1990, 4: 359]; на пленуме ЦК в июне
1987 года [Горбачев 1987-1990, 5: 130]; на пленуме ЦК в феврале 1988 года
[Горбачев 1987-1990, 6: 70]; на партийной конференции в июне 1988 года
[Горбачев 1987-1990, 6: 394-395]. См. также [Gorbachev 1987: 54-57].
19 Речь на пленуме ЦК в январе 1987 года.

Господство Горбачева
107
страшные пророчества, но они возникли снова, когда его про¬
грамма стала более радикальной. «Мы живем в критическое
время», — предупреждал он в сентябре 1986 года [Горбачев
1987-1990, 4: 88]. «Судьбы социализма» зависят от того, чтобы
избежать повторения ошибок 1970-х — начала 1980-х годов
[Горбачев 1987-1990, 4: 300]20. «Альтернативы нет»; перестрой¬
ка — «объективная необходимость» [Горбачев 1987-1990,4:300].
Результат этих усилий, заверял Горбачев своих слушателей,
будет благоприятным и понятным для тех, кто присоединится
к побеждающему перестроечному движению. Он не мог подроб¬
но объяснить, как будет выглядеть эта новая система, но заверял
их, что она будет соответствовать высшим идеалам марксистской
традиции. Как он выразился в конце своего выступления на
партийной конференции в июне 1988 года:
Да, мы отказываемся от всего того, что деформировало
социализм в 30-е годы и что привело его к застою в 70-е
годы. Но мы хотим такого социализма, который был бы
очищен от наслоений и извращений прошлых периодов
и вместе с тем наследует все лучшее, что рождено творческой
мыслью основоположников нашего учения... <...> Социа¬
лизм мы видим как строй высокой культуры и морали. Он
наследует и приумножает лучшие достижения духовного
развития человечества, его богатый нравственный опыт.
Это — общество полнокровной и насыщенной в материаль¬
ном и духовном отношениях жизни человека труда, отвер¬
гающее потребительство, бездуховность и культурный
примитивизм [Горбачев 1987-1990, 6: 395-396].
Хотя таких людей, как Лигачев и Рыжков, радикализация
Горбачева отталкивала все больше и больше, их возможность
совместно противодействовать горбачевским инициативам была
20 Речь на Пленуме ЦК в январе 1987 года. См. также речь на пленуме ЦК
в июне 1987 года [Горбачев 1987-1990, 5: 130]; на пленуме ЦК в феврале
1988 года [Горбачев 1987-1990, 6: 77]; на партийной конференции в июне
1988 года [Горбачев 1987-1990, 6: 326, 394]. «Речь идет о судьбе страны,
о судьбе социализма. И мы обязаны разъяснить остроту ситуации тем, кто
еще не осознал ее» [Горбачев 1987-1990, 6: 394].

108
Глава 4
ограниченна из-за того, что каждого из них смущали разные
аспекты его программы. Пуритане были преимущественно оза¬
бочены утверждением ведущей роли партии и ортодоксальных
ценностей в культуре, политике и управлении. Технократы
больше всего беспокоились о рационализации госуправления, то
есть об уменьшении вмешательства партийных чиновников
в работу министерского аппарата и о большей рационализации
плановых показателей. Так, из информативных мемуаров Черня¬
ева мы узнаем, что на заседании Политбюро в декабре 1986 года
Рыжков и Лигачев спорили о желательности и необходимости
повышения розничных цен [Черняев 1993: 122-123]. Мы также
узнаем, что в ноябре 1987 года Рыжков ругался с Лигачевым из-за
политики экономических реформ:
Е. К. [Егор Кузьмич] олицетворяет собой вал, погоняловку,
разносы, накачки, давай-давай. <...> Нашего премьера
можно понять, он и взорвался. Налицо совершенно явная
и еле сдерживаемая личная неприязнь, которую он [Лига¬
чев] вызывает (давно уже) не только у Рыжкова [Черняев
1993: 202].
Кроме того, при обсуждении публикации в «Советской России»
статьи Н. А. Андреевой (весна 1988 года) состоялось «сильное
эмоциональное выступление» Рыжкова против Лигачева. Рыжков
«предложил даже освободить Лигачева от курирования идеоло¬
гии» [Черняев 1993: 205-206]21.
Из воспоминаний Рыжкова также видно, что он не сходился
ни Лигачевым, ни с Горбачевым по ключевому для технократи¬
ческого мышления вопросу: оценке возможностей. Рыжков
осуждает антиалкогольную кампанию как пример политики,
ставящей идеологию выше практических соображений: «Трагедия
кампании состояла в стремлении форсировать выполнение по
существу долгосрочной программы. В этом проявился характер
Горбачева и Лигачева — решать вопросы немедленно и быстро,
21 См. также [Рыжков 1995: 96-97,102].

Господство Горбачева
109
не считаясь с реальными возможностями» [Рыжков 1995: 102].
И все же именно склонность Горбачева к агитационному, кампа¬
нейскому подходу во всей своей политике, включая перестройку,
позволяла ему в меньшей степени выглядеть воплощением раз¬
рыва с прошлым, чем это было на самом деле. В результате в те¬
чение 1987-1989 годов Горбачеву удавалось позиционировать
себя как посредника между коалициями сторонников и несоглас¬
ных внутри Политбюро. Уравновешивая свою политическую
поддержку реформистов, пуритан и технократов, Горбачев сумел
предотвратить создание устойчивой коалиции противников
своей внутренней политики.
Обоснование уступок во внешней политике
Похожую схему — оправдание фундаментальных изменений
посредством умелого увязывания их с марксистско-ленинской
традицией и представление себя просвещенным марксистом —
мы находим в стратегии Горбачева по укреплению своего авто¬
ритета в сфере внешней политики.
Горбачев использовал провозглашенное им «новое мышление»
в международных отношениях как оправдание своих уступок во
внешней политике. Новое мышление выросло в новую теорию
международных отношений, более близкую к либеральному
интернационализму, чем к политике силы, изоляционизму или
пролетарскому интернационализму, являвшимся его главными
закулисными конкурентами. Теоретические предпосылки «но¬
вого мышления» позволяли Горбачеву утверждать, что его поли¬
тика — не предательство, а спасение, что она означает уступки
перед лицом реальности, но не уступки империалистам как та¬
ковым. Учитывая когнитивное и эмоциональное состояние
элиты, аудитория Горбачева была предрасположена воспринимать
эти объяснения как по крайней мере правдоподобные. Таким
образом, правдоподобность этих утверждений позволила Горба¬
чеву перехватить инициативу у соперников, утверждавших, что
он предает идеологическое наследие режима.

ПО Глава 4
Силу нового мышления в роли обоснования лучше всего
можно оценить, сравнив его со «старым мышлением». Следует
иметь в виду, что брежневская теория международных отноше¬
ний использовалась для оправдания внешней политики, не
признававшей уступок, политики, при которой СССР стремился
одновременно сотрудничать и конкурировать, причем делать все
это в какой-то мере с позиции силы (или, по крайней мере, при¬
знанного равенства) по отношению к «империалистам». В этом
смысл идеи о том, что «мирное сосуществование» является
формой классовой борьбы. Стремление к сотрудничеству при
Брежневе было искренним, но не имело целью и не позволяло
подменять или ставить под угрозу приверженность советского
руководства «антиимпериалистической борьбе», советской геге¬
монии в Восточной Европе или сохраняющемуся разделу Европы.
Горбачев же стремился обосновать политику, которая решитель¬
но ставила во главу угла высшие императивы сотрудничества
великих держав, подчиняя им или даже оставляя в стороне
борьбу с империализмом; политику, направленную на устранение
межблоковой конкуренции на Европейском континенте, и более
того — на создание сообщества единомышленников, дружествен¬
ных государств «от Ванкувера до Владивостока».
Основные постулаты «старого мышления» допускали сочетание
межблоковой конкуренции с совместными действиями в сфере
контроля над ядерным оружием22. Несмотря на то что советская
доктрина после смерти Сталина претерпела значительные измене¬
ния, она по-прежнему основывалась на видении двухсторонней
(с присутствием двух блоков) международной системы, в которой
непрекращающаяся борьба между империалистическими и анти¬
империалистическими силами формирует будущее глобальной
системы отношений и способствует приближению, в какой-то
неопределенный момент в будущем, «окончательного кризиса
капитализма». Классовые интересы, хотя и помещенные в рамки
22 Среди работ, посвященных содержанию советской внешнеполитической
доктрины при Брежневе, см. [Lenczowski 1982; Mitchell 1982; Griffiths 1984;
Zimmerman 1969; Anderson 1993; MacFarlane 1985].

Господство Горбачева
111
существующей государственной системы, по-прежнему оставались
движущей силой международной политики. Мирное сосущество¬
вание было необходимой уступкой реальностям ядерной эры, но
оно подразумевало создание безопасного зонтика, под которым
продолжалось бы соревнование двух систем, а не принесение
классовой борьбы в жертву на алтарь сотрудничества. Таким об¬
разом, мирное сосуществование должно было сделать мир безо¬
пасным для распространения и защиты ценностей социализма.
Все это отвечало двум основным нормативным обязательствам,
заложенным в ленинско-сталинском наследии еще с 1918 года.
Большевистская партия несла историческую ответственность за
сохранение власти КПСС в СССР и за содействие будущей гло¬
бальной победе социализма над империализмом. На практике
эти дезидераты часто друг другу противоречили. В ядерный век
они привели к постоянной тревоге по поводу возможности эс¬
калации, присущей конкурентным или конфронтационным
инициативам. Однако, за одним вероятным исключением (Хру¬
щев в 1963-1964 годах) [Zimmerman 1969: 99-101, 152, 196-205,
222ff„ 259-269], они никогда не приводили к отказу от того или
иного нормативного обязательства. Благодаря философским
предпосылкам, заложенным в идеологическое наследие, привер¬
женность антиимпериалистической борьбе была неколебимой,
несмотря на периодические неудачи и отрезвляющий опыт.
Марксисты-ленинцы рассматривали конфликты и перемены как
нормальные условия международной политики, как, впрочем,
и истории, и мира в целом. Отсюда следовало ожидание неудач
и трудностей, но упасть духом не позволяло то положение, что
время играет на стороне социализма и что победа предрешена.
Это положение не нуждалось в эмпирическом подтверждении.
Действительно, доктрина познания, на которой основывалась эта
идеология, предполагала, что в любую данную историческую
эпоху только сам процесс борьбы способен раскрыть масштабы
достижимых на настоящий момент успехов. Это укрепляло
приверженность борьбе, так же как вера в неизбежность победы
служила поддержанию морального духа. Как только эта вера
оказалась безвозвратно утрачена, упал и моральный дух, то есть
112 Глава 4
готовность к продолжительной антиимпериалистической борь¬
бе, несмотря на растущие затраты.
Горбачевское новое мышление создавалось в контексте утра¬
ченной веры и подорванной уверенности в собственных силах.
Горбачев заменил старые установки совершенно иным взглядом
на международную политику23. Вместо борьбы двух лагерей,
основанной на классовых интересах, он продвигал идею «взаи¬
мозависимости» мирового сообщества, общности интересов
государств Северной Америки, Европы и СССР, а также транс¬
цендентных угроз «общечеловеческим интересам», вызванных
гонкой ядерных вооружений, милитаризацией международных
отношений, распространением оружия массового уничтожения,
нищетой в странах третьего мира и опасностями для окружающей
среды. Его официальные представители утверждали, что мирное
сосуществование больше не должно рассматриваться как форма
классовой борьбы. Скорее это самоцель, оно необходимо для
предотвращения угроз выживанию человечества, присущих
неограниченному соревнованию двух систем. Поэтому крайне
важно, чтобы великие державы, и особенно сверхдержавы, по¬
ложили конец своему военному соперничеству и сотрудничали
в разрешении транснациональных экзистенциальных угроз.
Новое мышление предполагало особенно критическое отно¬
шение к использованию военной силы как средства борьбы
с угрозами для государств. Поскольку насилие имеет наибольший
потенциал эскалации в межгосударственных отношениях и так
как в условиях глобальной взаимозависимости применение на¬
силия гарантированно отразится на всем международном поряд¬
ке, приоритетной задачей стала демилитаризация отношений
между государствами. Из этого следовало, что отношения вели¬
ких держав не могут строиться на взаимном запугивании; скорее
целью является «взаимная безопасность», в которой ни одна из
сторон не пытается основывать свою безопасность на незащи¬
щенности другой стороны.
23 Исследования доктринального содержания нового мышления Горбачева см.
в [Lynch 1989; Light 1988; Kubalkova, Cruickshank 1989; English 2000].

Господство Горбачева
113
Важным тактическим компонентом нового мышления стал
призыв «лишить империалистов их образа врага». На этом ос¬
новании новое мышление провозглашало, что для построения
отношений сотрудничества с Западом необходимо изменить
политику принятия внешнеполитических решений на самом
Западе. Если в западных столицах будут и далее преобладать
сторонники жесткой линии, то советские инициативы не встре¬
тят взаимности и перспективы сотрудничества между великими
державами не будут реализованы. Соответственно, историческая
ответственность СССР заключалась в том, чтобы делать пред¬
ложения, от которых Запад не сможет отказаться, чтобы лишить
легитимности утверждения сторонников жесткой линии, будто
коммунистическому врагу нельзя доверять. Таким образом,
советская политика будет способствовать трансформации
мнения как общества, так и элит в западных странах, помогая
тем самым создать политическую основу для устойчивого со¬
трудничества, которое необходимо для нейтрализации угроз
цивилизации.
Как указывалось в главе третьей, в выступлениях Горбачева
в декабре 1984 года уже содержались концепции, связанные
с новым мышлением и новыми мыслителями в международных
отношениях. Однако в его докладе на XXVII съезде партии в фев¬
рале 1986 года [Горбачев 1987-1990, 3: особенно 245-252] такие
высказывания соседствовали — не очень мирно — с традицион¬
ной риторикой о «мировом революционном процессе» и «анти¬
империалистической борьбе». Новые темы в то время в его речах
присутствовали, однако были не слишком заметны. Однако
в 1987 году Горбачев в значительной степени отказался от тради¬
ционалистской риторики. Темы нового мышления заняли цен¬
тральное место в его обращении в феврале 1987 года к собрав¬
шимся в Москве участникам международного форума «За
безъядерный мир, за выживание человечества» [Горбачев 1987¬
1990, 4: 376-392]. Суть нового мышления подробно описана
в книге Горбачева, изданной в том же году и предназначавшейся
как для советских читателей, так и для международной аудитории
[Горбачев 1987].

114
Глава 4
Спасение или предательство?
Каким образом эти доктринальные подмены могли оправдать
уступки во внешней политике? Как они могли завоевать доверие
аудитории, охваченной неуверенностью в сохранении своего
собственного политического влияния дома и за рубежом? Воз¬
можно, наиболее поразительным в содержании и характере но¬
вого мышления было то, что оно перекликалось с определенны¬
ми чертами марксистско-ленинского идеологического наследия,
и это позволило многим «романтическим ленинцам» ему сочув¬
ствовать, несмотря на неоднозначное отношение к его содержа¬
нию. В частности, как убедительно продемонстрировали Кубал-
кова и Круикшенк [Kubalkova, Cruickshank 1989], новое мышление,
как и ленинское наследие советской внешней политики, было
в большой степени моралистическим, миссионерским, оно вклю¬
чало в себя уверенность в собственной правоте, представляя
Советский Союз маяком для мирового общественного мнения.
Оно несло в себе образ светлого будущего, за которое должен
выступить прогрессивный СССР, обладающий особым понима¬
нием исторической необходимости и мобилизующий мировую
общественность для дискредитации «старых мыслителей» —
милитаристов во всех странах. В этом отношении новое мышле¬
ние могло также понравиться и «советским патриотам», которые
в первую очередь были заинтересованы в принятии Западом
СССР как равноправной великой державы; им было обещано
будущее, в котором их страна будет играть ведущую роль в ожи¬
даемой трансформации международных отношений.
Эта перспектива хорошо вписывалась в традиционный совет¬
ский оптимизм, равно как и в ленинскую онтологию. Она пред¬
ставляла определенное по-новому светлое будущее как потенци¬
ал, в рамках нынешней международной системы скрытый, но
который может быть реализован только посредством сознатель¬
ных действий и решительного повышения уровня понимания.
В этом отношении глобальная взаимозависимость и «общий
европейский дом» были и скрытыми условиями, и политически¬
ми целями. В то же время новое мышление представляло взаи¬
Господство Горбачева
115
мозависимость как автономно растущую тенденцию в междуна¬
родных отношениях, противостоять которой можно только за
счет высоких затрат и с потенциально катастрофическими по¬
следствиями. Все это как раз перекликалось с ключевой фило¬
софской предпосылкой марксизма-ленинизма: неизбежность
желаемого. Победа социализма в стране и за рубежом историче¬
ски неизбежна, но только если просвещенные элиты будут бо¬
роться за реализацию потенциала социализма, скрытого в теку¬
щем порядке вещей.
Идея «лишить империалистов образа врага» стала также гени¬
альным обновлением традиционного советского взгляда на со¬
перничество между Востоком и Западом. Ленинистская и стали¬
нистская внешняя политика всегда была направлена на влияние
или союз с потенциально прогрессивными силами в западных
обществах против милитаристских элит в этих же странах. После
Сталина эта тенденция сохранилась, но была дополнена более
дифференцированным образом западных элит, что побуждало
Хрущева и Брежнева время от времени предлагать политику,
способную помочь буржуазным «умеренным» или «реалистам»
в их политической борьбе с «безумцами» [Zimmerman 1969; Grif¬
fiths 1972]. Таким образом, стратегия Горбачева по привлечению
внимания мировой общественности к осознанию необходимости
транснационального сотрудничества, а также его стратегия
подрыва доверия к сторонникам жесткой линии в политических
кругах резонировали с важными тактическими элементами ле¬
нинского наследия.
В практическом плане принижение Горбачевым уместности
и преувеличение опасностей применения военного инструмен¬
тария в мировых делах послужило оправданием для снижения
политического веса некоторых влиятельных групп в советской
политике того времени. Более того, его новое определение безо¬
пасности как «взаимной» поставило под сомнение односторон¬
ность и самодостаточность, присущие советской военной доктри¬
не. Несомненно, элитарная аудитория, которой не хватало уве¬
ренности в собственной способности двигаться дальше по
прежнему пути, которая была напугана перспективой новой
116
Глава 4
гонки вооружений и, к своему огорчению, осознавала, что нара¬
щивание вооружений при Брежневе в конце концов не изменило
соотношение сил в мире в пользу социализма, была восприим¬
чива к альтернативному способу мышления о глобальной поли¬
тике. Аналогичным образом, консервативные элиты, осознавшие,
что неоднократные советские вторжения не уменьшили эндемич¬
ную нестабильность восточноевропейских режимов, оказались
восприимчивы к альтернативному видению политического по¬
рядка на Европейском континенте. Переосмысление ситуации
Горбачевым могло бы приободрить эту аудиторию, пусть и разо¬
злив неперестроившихся милитаристов.
В меньшей (но все же в значительной) степени это новое пере¬
осмысление также находило поддержку в ленинском наследии,
поскольку доктрина «соотношения сил» уходила корнями в тради¬
цию, никогда не оценивавшую власть с сугубо военной точки зре¬
ния. В отличие от некоторых представлений о балансе сил в запад¬
ной «реалистической» мысли, соотношение сил с позиций лени¬
низма подразумевало, что источники власти многомерны. Таким
образом, Горбачев имел веские основания подчеркивать некоторые
из этих новых аспектов, включая моральный авторитет. Кроме
того, доктрина соотношения сил всегда была весьма динамичной
по своей направленности; как отмечает Северин Бялер, она сосре¬
доточивалась на соотношении тенденций [Bialer 1980:246]. Следо¬
вательно, аудитории, обладавшие предчувствием будущего, могли
черпать уверенность в новом мышлении, акцент которого на другие
источники силы и на сознательную борьбу за реализацию скрыто¬
го потенциала международной системы мог сместить соотношение
тенденций в пользу Советского Союза в мировых делах или, по
крайней мере, остановить антисоветскую волну. Результатом могла
стать не социалистическая революция или победа в антиимпериа¬
листической борьбе, что Горбачев либо отвергал, либо считал
второстепенным, но новая эра советского участия в решении об¬
щемировых вопросов, что позволит предотвратить катастрофы,
с которыми сталкивается «глобальная деревня».
Еще одной сильной стороной нового мышления как акта по¬
литического торга было то, что его элементы уже обрели законное
Господство Горбачева
117
место в советской политике в предыдущие десятилетия. Опас¬
ность ядерной войны и подразумевающаяся «общечеловеческая»
заинтересованность в ее предотвращении играли ключевую роль
в доктринальных нововведениях, привнесенных Маленковым
(а позже Хрущевым) в 1950-х и 1960-х годах [Zimmerman 1969;
Griffiths 1972; Evangelista 1999]. Эти доктринальные изменения
в большей или меньшей степени пережили Хрущева и облегчили
разрядку начала 1970-х годов. Точно так же понятия глобальной
взаимозависимости вошли, хотя и робко, в официальную совет¬
скую риторику еще при Хрущеве и даже до него, поскольку эти
понятия обычно подчеркивались в тактических целях во время
традиционных советских «передышек» во внешней политике.
Безусловно, Горбачев теперь разработал эти концепции до бес¬
прецедентной степени и делал выводы для советской мировой
державы, намного превосходящие выводы предшественников.
Лигачев, например, справедливо жаловался в 1988 году, что ле¬
нинской сути режима угрожает произошедшая подмена классо¬
вых интересов «общечеловеческими ценностями» в качестве
главного приоритета советской внешней политики24. Но именно
потому, что эти концепции были знакомы, и поскольку их можно
было использовать для оправдания как передышки, так и более
фундаментальной переоценки ценностей, они давали Горбачеву
тактическое преимущество, позволяя, планировал он это или нет,
оттягивать тот момент, когда пассивные приспособленцы
и неопределившиеся в ЦК поймут, что он делает.
Горбачевская игра в поддавки состояла не просто в формаль¬
ном изменении доктрин. Она включала также тактические ма¬
невры, которыми он дополнял новую доктрину. Посмотрим,
например, как он повел себя в Вашингтоне в декабре 1987 года,
когда пошел на уступки, позволившие ему и президенту Рейгану
завершить работу над Договором о РСМД и подписать его. После
подписания Горбачев и Шеварднадзе, широко улыбаясь, встали
и подняли руки в жесте победы25. Победы? Горбачев в течение
24 Правда. 1988. 6 авг. С. 2.
25 CBS Evening News. 1987. December 8.

118
Глава 4
1987 года отказался от всех переговорных позиций, на которых
советские лидеры настаивали с 1979 года. Но это была победа по
иным критериям. Москва сделала Рейгану предложение, от ко¬
торого он не мог отказаться, и лишила его «образа врага» в лице
СССР. Горбачев ввел казавшегося непримиримым автора системы
противоракетной обороны «Звездные войны» и риторики «им¬
перии зла» в храм переговоров и сотрудничества. Горбачев
и Шеварднадзе доказали, что с Рейганом можно вести дела или,
что еще лучше, что Рейгана можно склонить к ведению дел с ни¬
ми. Главное, что американские ракеты не будут развернуты!
Это был совершенно иной набор «показателей успеха», чем те,
которые традиционно использовали советские переговорщики.
До этого проблемой была стоимость достижения цели; но по¬
скольку Горбачев изменил определение игры, эту цену следовало
снизить, если не целиком проигнорировать. Цель переубеждения
Рейгана и прекращения размещения «першингов» и наземных
крылатых ракет в Европе была достигнута.
Такая концепция взаимности, а также эквивалентности обме¬
на в отношениях Восток — Запад была новой для советского
поведения при переговорах. Ее можно было навязать аудитории,
только сыграв на потере элитой уверенности элиты в себе. На
теоретическом уровне новое мышление сделало именно это,
превратив признанную необходимость в добродетель. Тем не
менее даже на уровне ниже теоретического, на практическом
уровне повседневной политической риторики, Горбачев сыграл
на утрате уверенности в себе своим часто повторяемым утвер¬
ждением: «Альтернативы нет!»26
26 Еще в апреле [Горбачев 1987-1990,2:155] и мае [Горбачев 1987-1990, 2: 212]
1985 года Горбачев утверждал, что «другого пути нет», заявляя о необходи¬
мости решительного разрыва с брежневизмом. Этот аргумент, естественно,
неявно присутствовал и в его речи в декабре 1984 года, где он предположил,
что Россия может лишиться статуса великой державы или столкнуться
с революционной ситуацией дома, если не изменит курс. Новым в 1987 году
стало применение требования («альтернативы нет») к конкретной програм¬
ме трансформации, направленной на преодоление ограничений культуры
и институтов (идеологии и организации), завещанных Брежневым.

Господство Горбачева
119
Рассмотрим смысл этого утверждения. По сути, в нем гово¬
рится, что соответствие сделки некоторым предвзятым пред¬
ставлениям о равных жертвах каждой сверхдержавы не являет¬
ся показателем успеха, подходящим для оценки советского по¬
ведения на переговорах. «Альтернативы нет» — это в некотором
смысле динамичная концепция, предлагающая аудитории поду¬
мать о последствиях неуступчивости и неспособности прийти
к соглашению. Она контрастирует со статическими концепция¬
ми количественного паритета и эквивалентного обмена, которые
были характерны для американо-советских переговоров на
протяжении 1970-х годов. Горбачев говорил своей аудитории,
что неуступчивость приведет к возникновению реальности
более неприятной, чем та, которую он предлагал обсуждать
с Соединенными Штатами. В переговорах по РСМД, например,
подразумевалось, что развертывание «першингов» и крылатых
ракет в Европе в сочетании с большим и продолжающим расти
арсеналом советских ракет SS-20, а также другими контрмерами
против развертывания ракет США (а затем с реакцией США на
эти контрмеры) вызовет гораздо больше проблем, чем тщатель¬
но контролируемое уничтожение всех этих ракет обеими сто¬
ронами27.
Если рассматривать тактические преимущества, ни один ката¬
лог современности не будет полным без упоминания термина
«новое мышление». Коннотации этой фразы согласовывались
с климатом мнений, стремившихся «заставить страну снова
двигаться» после неудач геронтократии начала 1980-х годов. Но
этот термин также способствовал овладению политической
инициативой и выведению из строя оппонентов благодаря его
прогрессивным и оптимистичным коннотациям. От сомневаю¬
щихся отмахивались как от «старых мыслителей». Новое мышле¬
ние было знаком того, что человек понял требования исторической
необходимости, осознал направление, в котором движется исто¬
27 Пусть гипотетически, нетрудно представить себе дискуссии, где Горбачев
возражал на жесткие переговорные предложения своих воинствующих
коллег: «Ну а что потом?»

120
Глава 4
рия. Старые мыслители позволили себе стать недальновидными
в отношении своей «исторической ответственности». Кто бы
пожелал, чтобы его так называли?
Ничто из сказанного не означает, что одной только разумной
аргументации было достаточно, чтобы навязать аудитории
внешнюю политику уступок. Конечно, оказали влияние и сама
идея, и ее автор. Горбачев укрепил свою власть, перед тем как
начать внешнеполитическую революцию. Более того, его сильная
личность, способность к сложным дебатам в небольших группах,
великолепное чувство политического времени и способность
к неожиданным решениям во время восхождения к власти (хотя
не после восхождения) усиливали его образ, тем самым моти¬
вируя его аудитории следовать за ним или, по крайней мере, не
бросать ему вызов. Содержание, тон и форма нового мышления
затем сыграли роль в укреплении его власти и усилении личности,
помогая Горбачеву укрепить свой авторитет в качестве лица,
принимающего решения во внешней политике, даже когда он (по
традиционным стандартам) «разбазаривал запасы».
Таким образом, как во внутренней, так и во внешней полити¬
ке Горбачев укреплял свой авторитет, сначала консолидировав
власть и одновременно культивируя имидж «ответственного»
новатора, а затем выдвинув всеобъемлющую радикальную про¬
грамму, которую он сумел представить как новый синтез лени¬
низма и процедурной демократии: «социалистическую демокра¬
тию». Эта стратегия была плодотворной до тех пор, пока его
политическая аудитория не смогла оценить масштаб до поры
скрытых угроз своим интересам и идентичностям. Вскоре эти
угрозы стали очевидными.

Глава 5
Горбачев в политической
обороне
Двенадцать месяцев с середины 1989 года по середину 1990 го¬
да стали одним из тех поворотных моментов периода нахождения
у власти, когда внезапно что-то пошло не так. У Хрущева такой
поворотный момент произошел в середине 1960 — середине
1961 года. Для Брежнева все изменилось не так внезапно; его
внутриполитическая программа потерпела крах в 1972 году,
внешняя политика — лишь в 1974-1976 годах. Для Горбачева
и для Хрущева один год высветил противоречия в их внутренней
и внешней политике. Это также означало, что оба внезапно
столкнулись с кризисом доверия. Оба наобещали слишком мно¬
го и приняли на себя роль носителей трансформационных идей1.
В результате они не могли заслуживающим доверие образом
переложить ответственность за неудачу на коллективное руко¬
водство. На кону был их авторитет. Если говорить о Горбачеве,
он оказался во власти внутренних и международных сил, которые
сам же и высвободил, когда ввел автономную публичную арену
в советскую политическую жизнь и стал проводить примири¬
тельную внешнюю политику. В этой главе будут рассмотрены 1
1 Трансформирующее видение Хрущева 1959-1960 годов касалось ленинской
системы, которая достигла своей утопической цели. Однако, поскольку
Хрущев не стремился разрушить ленинскую систему, я называю его руко¬
водство реформистским, а горбачевское — трансформационным. Это не
следует смешивать с моим использованием здесь слов «трансформирующее
видение» для обозначения программ обоих лидеров на этапах их восхож¬
дения.

122
Глава 5
уязвимости внутренней и внешней политики Горбачева и его
усилия по сохранению и восстановлению своего политического
авторитета, по мере того как эти уязвимости становились все
более очевидными.
Уязвимости перестройки
В 1988-1989 годах противоречия в горбачевской программе
перестройки стали очевидными. Его стратегия предоставления
чиновническому классу места в новом устройстве путем посте¬
пенной передачи полномочий от исполнительных органов партии
к советским законодательным органам, являясь благом для де¬
мократии, в то же время создала ситуацию, в которой партийные
и государственные должностные лица получили как стимул, так
и возможность вместо этого «украсть государство»: приватизи¬
ровать и похитить имущество своих учреждений и тем самым
способствовать краху государственного управления, который
становился все более неминуемым на протяжении 1990 года
[Solnick 1998]. Подобным же образом и его стратегия по предо¬
ставлению чиновникам возможности стать бизнесменами, наде¬
лив их долей в новом устройстве, также дала им возможность
использовать сохраняющуюся официальную власть для монопо¬
лизации деловой активности в зарождающемся частном секторе,
в который они начали входить.
Гласность вскрыла противоречия между ленинизмом и либе¬
рализмом. Горбачев попытался расширить функции гласности
от ограниченной роли «прожектора перестройки», то есть от
выборочного разоблачения некомпетентности и правонаруше¬
ний должностных лиц, до более обширной и системной критики.
Но он старался делать это постепенно, чтобы умеренные на
обоих концах политического спектра не перешли в ряды экстре¬
мистов. Действительно, в течение 1987-1988 годов, все более
ослабляя оковы цензуры, он также старался не допускать, чтобы
редакторы журналов и газет заходили слишком далеко, пытался
найти баланс между старым и новым в своих публичных заявле¬
Горбачев в политической обороне
123
ниях и поддерживать фикцию существования некоей «правиль¬
ной линии партии», которой должны были подчиняться пред-
• ставители режима2.
Все это было легче сказать, чем сделать. В 1988-1989 годах
радикальные силы из числа культурной интеллигенции, журна¬
листов и ученых выступали со все более смелой и системной
критикой, причем делали это на тех самых публичных аренах,
которые Горбачев для них создал3. Если Горбачев был готов
критиковать Сталина, то они были готовы критиковать и Ленина.
Если Горбачев был готов осудить коррумпированность различ¬
ных чиновников и партийных аппаратчиков за то, что они дей¬
ствовали как «тормоз» перестройки [Горбачев 1987: 97-98], то
радикалы осмеливались утверждать, что проблема заключается
в самой однопартийной системе, где сама власть создает и защи¬
щает коррумпированных чиновников как класс, и систему эту
невозможно реформировать. Если Горбачев выступал за далеко
идущий, но лишь частичный пересмотр преступлений, имевших
место в советской истории, то радикалы настаивали на полном
пересмотре этой истории. Если Горбачев был готов ввести парла¬
ментские выборы, то радикалы призывали к публичным выборам
президента и к отказу от ограничительных процедур выдвижения
кандидатов, применявшихся во время первых парламентских
выборов. Горбачев хотел сохранить за собой возможность моду¬
лировать свободу выражения — как для защиты своей власти,
так и для регулирования процесса трансформации, чтобы сохра¬
нить его мирный характер. Радикалы хотели абсолютной свобо¬
ды слова. В результате темпы радикализации активной, мобили¬
зованной общественности в 1989-1990 годах явно опережали
стратегию Горбачева по поддержанию баланса между «умерен¬
ными правыми» и «умеренными левыми», хотя он сохранял при
2 См., напр., его речь 7 ноября 1987 года на праздновании 70-й годовщины
Октябрьской революции 1917 года [Горбачев 1987-1990, 5: 386-436].
3 Исследования эволюции гласности и напряженности в отношениях Горба¬
чева с радикалами см. в [Nove 1989; Medvedev, Chiesa 1989; Cohen, van den
Heuvel 1989; Taubman, Taubman 1989; Melville, Lapidus 1990; Matlock 1995].

124
Глава 5
этом за собой неизменную политическую роль гаранта равнове¬
сия между этими двумя полюсами4.
В экономической политике Горбачев действовал осторожно,
принимая полумеры, которые только усугубляли противоре¬
чия. Он сокращал полномочия министерств и центральных пла¬
новиков, но двигался медленно в деле строительства рыноч¬
ных институтов, демонополизации экономики и либерализации
цен (или полностью избегал этого). Следствием стало то, что
к 1989-1990 годам способность командной системы координи¬
ровать обменные отношения внутри экономики была подорвана,
а рыночная экономика в качестве замены еще не была создана.
Возможно, Горбачев полагал, что открытие экономики для миро¬
вого рынка, к которому он приступил посредством своего бес¬
прецедентного закона о совместных предприятиях от января
1987 года, компенсирует эти недостатки. Но для этого требовалось
время, равно как и дальнейшее ослабление ограничений для со¬
вместных предприятий. В краткосрочной перспективе это поста¬
вило экономику в худшее положение из возможных, оставив ее
страдать от крайнего дисбаланса и отсутствия координации.
Например, стратегия Горбачева по постепенному увеличению
возможностей для частной коммерческой деятельности, при этом
оставлявшая такую деятельность в полулегитимном положении
и под жесткими нормативными ограничениями, дала возмож¬
ность коррумпированным чиновникам и организованной пре¬
ступности вымогать деньги у мелких предприятий, а в конечном
итоге контролировать зарождающийся мелкий частный сектор
и не допускать возникновения действительно конкурентного
рынка. Более того, отказ Горбачева от макроэкономической
стабилизации путем либерализации контроля над ценами заста¬
вил его занимать деньги за границей и отчаянно тратить их на
противодействие дисбалансу в экономике, что усугубляло скры¬
4 Глубокий анализ противоречий, возникавших по мере того, как политическое
пространство становилось все более открытым для выражения независимых
политических взглядов, см. в [Urban et al. 1997, chs. 3-6]. Блестящие пред¬
метные исследования этого возрождения политики в обществе можно
найти в [Smith 1996; Dawson 1996; Fish 1995].

Горбачев в политической обороне
125
тую инфляцию, нехватку товаров и серьезный дефицит бюджета.
К середине 1990 года в Москве практически опустели полки
продовольственных магазинов, тогда как у людей имелась недав¬
но обретенная свобода громко жаловаться и мстить на выборах
за сложившуюся ситуацию партийным чиновникам5.
Это указывает на еще одно противоречие. Горбачев, в соответ¬
ствии с марксистской традицией, видел в советском социализме
систему, которую возможно спасти. Он обещал реализовать
потенциал этой системы, продемонстрировав, что внутри совет¬
ского общества скрыто «хорошее» общество («социалистическая
демократия»). Для этого ему необходимо было мобилизовать
«человеческий фактор» — молодых, образованных и идеалисти¬
чески настроенных людей — путем снятия оков, наложенных на
них коррумпированным партийным аппаратом. Как и Хрущев
ранее, Горбачев утверждал, что ядром руководства будущего
социалистического общества станут партийные активисты, а не
партийные бюрократы. Они будут подавать пример и способст¬
вовать проявлению в людях лучшего. Горбачев утверждал, что
культурная трансформация станет плодом убеждения и вдохно¬
вения и что путем к этой цели является сознательная мобилиза¬
ция населения под руководством самых лучших и самых ярких
партийных активистов. В противоположность этому, регулирую¬
щие институты и системы стимулов, типичные для высококон¬
курентных капиталистических обществ, основывались на
предположении, что человеческие существа могут быть мотиви¬
рованы только принуждением и жадностью, что человеческая
природа в конечном итоге эгоистична и несправедлива и что
дисциплина должна налагаться извне. Программа же Горбачева
была основана на предпосылке, что люди в социалистическом
обществе, если их должным образом вдохновлять, по сути своей
милосердны и склонны к коллективизму.
Столь оптимистичный взгляд может быть по своей сути реа¬
листичным или не очень, но это к делу не относится. В случае
5 О противоречивых подходах Горбачева к экономическим реформам см.
[Goldman 1991].

126
Глава 5
с Советским Союзом ясно, что реализация такого видения тре¬
бовала как времени, так и улучшения материальных условий
повседневной жизни людей. Однако Горбачев обнаружил, что
у него в распоряжении имеется крайне мало «политического
времени». Он не мог продемонстрировать коллективистский
потенциал, скрытый в советских гражданах (если он и был),
в короткие сроки, а на фоне противоречий в его экономической
политике материальные условия ухудшались. Таким образом,
многие советские граждане, озабоченные материальными
проблемами и получившие свободу слова благодаря гласности,
превратились в скептиков и / или критиков, быстро утратив веру
в перестройку, и стали яростными противниками советских
руководителей в Москве. Горбачев едва ли мог в 1990-1991 годах
восстановить свой авторитет, обращаясь к этой мобилизованной
оппозиции (типа движения «ДемРоссия») как к примеру новых
социалистических граждан, поскольку они уже отвергали его как
лидера недостаточно радикального.
В 1989-1990 годах центробежные силы внутри федерации
также угрожали достичь точки невозврата. Выход из Союза встал
на повестку дня в Прибалтике, межэтнические столкновения
начали разгораться на Кавказе и в некоторых районах Централь¬
ной Азии, а проблема Нагорного Карабаха уже привела к откры¬
той войне между Арменией и Азербайджаном. Здесь Горбачев
пал жертвой того, что в своей программе не оценил глубину на¬
ционалистических настроений в республиках. Гласность создала
автономную общественную арену, на которой выдвигались на¬
ционалистические и сепаратистские требования. Распад команд¬
ной экономики ослабил узы, связывавшие экономики республик
в составе Советского Союза. Экономический национализм усилил
в союзных республиках рост национализма гражданского и эт¬
нического. Демократизация привела к проведению конкурентных
выборов в республиканские законодательные органы, что в кор¬
не подорвало централизованную систему кадрового контроля,
унаследованную Горбачевым. Отныне официальные лица рес¬
публиканского уровня не могли не знать, что их политическая
карьера в такой же, а может быть, и в большей степени зависит
Горбачев в политической обороне
127
от удовлетворения интересов избирателей «внизу», чем от обслу¬
живания политических боссов «наверху» — в Москве. Сочетание
всей этой политики с нежеланием Горбачева использовать силу
для подавления республиканских инициатив еще больше разо¬
злило и деморализовало военных и КГБ — те самые институты,
которые понадобились бы для предотвращения дезинтеграции,
ведущей к роспуску СССР. В целом ослабление централизован¬
ного контроля и проводимая Горбачевым политика преобразо¬
ваний выдвинули на первый план ряд противоречий в рамках
советского этнического федерализма — противоречий, с кото¬
рыми советские лидеры ранее справлялись, сочетая жесткий
политический контроль с экономическими привилегиями для
политических конформистов6.
У Горбачева не было реалистичной стратегии сдерживания
национализма, поскольку его политика устранила как стимулы,
так и угрозы, на которых зиждилась советская центральная
власть. Он предполагал, что переговоры между лидерами респуб¬
лик, а также общенациональный референдум приведут к ком¬
промиссу, на котором будет покоиться стабильная федерация.
Кроме того, он думал, что сможет обуздать как реваншистские
силы, так и сторонников отделения. Он оказался не способен ни
на то, ни на другое, хотя и предотвратил полномасштабную ре¬
ваншистскую реакцию, направленную против центробежных
тенденций. Однако он не хотел или не мог полностью объединить
силы со сторонниками любой из крайностей, чтобы спасти себя
как политика.
Таким образом, политика Горбачева подорвала способность
старого устройства защитить себя как систему от тех самых
общественных сил, которые эта политика высвободила. Резуль¬
татом было не создание стабильного равновесия, достигнув ко¬
торого можно было бы остановиться, а системная дезинтеграция,
общественная мобилизация оппозиции системе и неумолимое
6 Об эволюции трений между республиками и центром в 1988-1990 годах см.
[Lapidus 1989; Gleason 1990]. О противоречиях в системе советского этниче¬
ского федерализма см. [Suny 1993; Bunce 1999].

128 Глава 5
движение к краху. Горбачев никогда не выступал за роспуск
коммунистической партии или распад Советского Союза. Но
именно это он в итоге получил, и скорость, с которой это про¬
изошло, дискредитировала его образ лидера, не оставив ему
времени для восстановления своего политического авторитета.
Уязвимости «нового мышления»
В то же самое время, когда внутренняя политика Горбачева
терпела крах, в новом мышлении стало возможно различить
уязвимые места, способные сделать его открытым для контр¬
атаки. Здесь, во внешней политике, все больше выявлялись
противоречия между идеалистическим либеральным интерна¬
ционализмом нового мышления и Realpolitik, все еще определяв¬
шей внешнюю политику Соединенных Штатов. Новое мышление
как способ концептуализации международной политики и тем
самым оправдания уступчивого поведения СССР одновременно
становилось уязвимым и теряло доверие в свете событий за ру¬
бежом.
Одна из таких уязвимостей крылась в противоречии между
потенциальным и актуальным в марксистско-ленинской теории.
Хрущев и Брежнев были сторонниками традиционного ленинско¬
го взгляда, что XX век в реальности является эпохой «последне¬
го кризиса капитализма» и что глобальное соотношение сил
смещается в пользу социализма. Исторической обязанностью
СССР было помочь тем силам, которые приведут к окончатель¬
ному кризису и решающему сдвигу. Но нельзя было знать заранее,
позволит ли такая помощь добиться результата. То, что победа
«неизбежна», оставалось не более чем символом веры.
Подобным же образом, но с совершенно другими целями
и с гораздо большей актуальностью, Горбачев утверждал, что
современный мир становится настолько взаимозависимым
и опасным, что все разумные люди должны признать необходи¬
мость антимилитаристского, основанного на сотрудничестве
мирового порядка. Он также говорил о том, что в результате
Горбачев в политической обороне
129
уступчивой советской внешней политики международное обще¬
ственное мнение и (соответственно) лидеры правительств
основных развитых стран мира признают моральную силу СССР
и будут относиться к нему как к ведущей державе в формирую¬
щемся мировом порядке. Основывая свою внешнюю политику
на этом прогнозе, Горбачев должен был искать доказательства
того, что потенциал, который он так громко разрекламировал,
действительно реализуется. Ему приходилось беспокоиться о том,
как показать, что его уступчивое поведение на самом деле помо¬
гает трансформировать противника (лишив его «образа врага»)
и реализовать потенциал нового мирового порядка, заложенный
в факте глобальной взаимозависимости. (Насколько я понимаю,
этот императив сохранения авторитета отчасти обусловил его
позу победителя на саммите в Вашингтоне в декабре 1987 года.)
Таким образом, доверие к стратегии Горбачева по укреплению
авторитета во внешней политике оставалось в зависимости от
поведения властей Соединенных Штатов и от событий (в Афга¬
нистане, Европе, США и других регионах), в значительной сте¬
пени находившихся вне его контроля.
К несчастью для Горбачева, он не смог продемонстрировать
реализацию этого потенциала, не считая готовности Рональда
Рейгана и Джорджа Буша пойти на сделки, предполагавшие
максимальное принятие Советским Союзом условий США.
Горбачев также не мог утверждать, что Соединенные Штаты от¬
вечают взаимностью на его идеалистический, самоотверженный
интернационализм. Вторжение США в Панаму в 1989 году, кон¬
фронтация (1990) и война (1991) в Персидском заливе хотя и не
угрожали национальной безопасности СССР, но послужили ис¬
точником аргументов в пользу того, что политика США вообще
не меняется, что движущей силой США во внешней политике
остается Realpolitik, что основным инструментом американской
внешней политики по-прежнему остается военная сила и что
целью США является однополярный мир, а не система коллек¬
тивной безопасности Востока и Запада. Война в Персидском за¬
ливе продемонстрировала это противоречие в действии. С одной
стороны, Горбачев допустил и одобрил использование военной

130 Глава 5
силы против Саддама Хусейна, если иракский лидер не выведет
свои войска из Кувейта. С другой стороны, он отчаянно старался
избежать войны, пытаясь до последнего момента посредничать
в конфликте между Вашингтоном и Багдадом. Результатом поли¬
тической дилеммы, в которой он оказался, стало то, что советский
лидер «самоустранился», когда президент Буш выразил раздра¬
жение по поводу советских усилий и начал наземное наступление
на Ирак7.
Еще одна уязвимость нового мышления проявилась в 1989 го¬
ду в Восточной Европе. Горбачев предполагал, что после того, как
Советский Союз и социалистические государства Восточной
Европы трансформируются в социалистические демократии
и будут стремиться к разрядке напряженности совместно с За¬
падной Европой и США и при всесторонней поддержке Совет¬
ского Союза, в конечном итоге сможет возникнуть общеевропей¬
ская система безопасности. С этой целью он даже призывал ре¬
формистские силы в Восточной Европе уверенно выступать
против неуступчивых коммунистических элит в надежде, что
это приведет к построению социалистических демократий, а не
к революционному ниспровержению всего политического строя.
Подобно тому как Горбачев полагал, что в межреспубликанских
отношениях внутри СССР можно достичь демократического
и межнационального равновесия, он также считал, что подобно¬
го равновесия можно добиться и в Восточной Европе. Оба его
предположения оказались иллюзорными. Альтернативой госу¬
дарственному социализму в Восточной Европе была не социали¬
стическая демократия и внешняя политика на основе в равной
мере дружественных отношений с Востоком и Западом. Скорее
альтернативой ему был либо реваншистский национализм, либо
либеральная демократия и попытка объединиться с Западной
Европой за счет разрыва отношений с СССР. Поиск Горбачевым
стабильного равновесия был сорван каскадом революций, на¬
правленных как против правления коммунистических партий,
так и против союза с СССР.
7 Правда. 1991. 25 февр. С. 1; 1 марта. С. 1-2.

Горбачев в политической обороне
131
Коллапс коммунистических режимов в Восточной Европе не
только дискредитировал обещания Горбачева примирить транс¬
формацию и стабильность, но и заставил сомневаться в возмож¬
ности примирить трансформацию с национальной безопасностью
СССР. Стремление Горбачева провозгласить традиционные
взгляды на национальную безопасность устаревшими подверг¬
лось здесь самому суровому испытанию. Панама и Ирак подо¬
рвали доверие к заявлениям Горбачева о более всеобъемлющем
международном порядке. Однако события в Восточной Европе
происходили еще ближе к дому: крах Варшавского договора,
воссоединение Германии в рамках НАТО, требования Польши,
Венгрии и Чехословакии о скорейшем выводе советских войск,
а также Договор об обычных вооруженных силах в Европе,
в котором Запад добился значительных асимметричных сокра¬
щений советских вооруженных сил, что привело к внезапному
появлению на Западе риторики о победе в холодной войне. Все
эти события произошли одно за другим менее чем за год, с конца
1989-го по конец 1990 года. Они послужили доводом в пользу
того, что международный порядок существенно не изменился
к лучшему и что изменение соотношения тенденций на между¬
народном уровне фактически представляет собой прямую угро¬
зу безопасности СССР и непосредственно его выживанию как
государства.
Такой довод выглядел убедительно, поскольку во второй по¬
ловине 1989 года по всей Восточной Европе коммунистические
государства одно за другим перестали существовать. Однако
Горбачев не мог заставить себя силой остановить эту волну. По
его мнению, предполагаемые затраты на силовое решение намно¬
го превысили бы затраты на жизнь с учетом последствий этих
антикоммунистических революций. Горбачев укрепил свой ав¬
торитет в стране и за рубежом, выступая против сохраняющейся
милитаризации отношений между государством и обществом
и отношений между государствами. К 1989 году ситуация сложи¬
лась таким образом, что, если бы он отправил танки в Восточную
Европу, ему пришлось бы отречься от всего, за что он публично
выступал. Это стоило бы ему установившихся с западными ли¬
132
Глава 5
дерами хороших отношений, а также перспектив материальной
помощи и международной интеграции («Европа — наш общий
дом»), этими отношениями подразумевавшейся. Ремилитари¬
зация также помешала бы заявленному продолжению демокра¬
тизации его собственной страны. Конечно, это также сильно
подорвало бы его авторитет как лидера среди той аудитории,
к которой он обращался за его укреплением. Более того, к 1989 го¬
ду это также пошло бы вразрез с той самооценкой и ценностями,
которые он усвоил в 1985-1989 годах8.
Поэтому Горбачев молча смирился с восточноевропейскими
революциями и попытался сделать потери более приемлемыми
для своей политической аудитории. Он заключил с США и Гер¬
манией сделку, предусматривавшую существенную материаль¬
ную помощь СССР и поэтапный (а не стремительный) вывод
советских войск из Восточной Германии. Взамен он примирил¬
ся с тем, что быстро стало свершившимся фактом: с воссоеди¬
нением Германии в рамках НАТО. Но материальная помощь
в глазах большинства советских политиков была скудной
компенсацией за национальное унижение и угрозы националь¬
ной безопасности. Неудивительно, что, уходя в отставку в де¬
кабре 1990 года, министр иностранных дел Шеварднадзе воз¬
мущался именно теми депутатами, которые обвиняли его в пре¬
дательстве интересов страны в Персидском заливе и Восточной
Европе9. Таким образом, задолго до распада СССР и конца
правления Горбачева и националисты, и сторонники Realpolitik
или вышли из доминирующей во внешней политике коалиции,
или стали громче выражать свое неоднозначное отношение
к Горбачеву.
Как Горбачев реагировал на растущий разрыв между обеща¬
ниями и результатами? Он стремился одновременно консолиди¬
ровать заново свою политическую власть и восстановить свой
снизившийся авторитет и доверие к себе как лидеру.
8 Неспособность Горбачева заставить себя применить силу в Восточной Ев¬
ропе хорошо описана в [Levesque 1997].
9 Известия. 1990. 29 дек.

Горбачев в политической обороне
133
Реконсолидация политической власти
Ни один советский партийный лидер не мог принимать свою
власть как должное; они не избирались на фиксированный срок
полномочий, а годы во власти начинались с борьбы за эту самую
власть. Напротив, в выборной демократии борьба за власть
предшествует формальному приходу к власти. По этой причине
советские лидеры не представляли публике комплексных про¬
грамм до тех пор, пока не достигали стадии господства после
победы в борьбе за власть. Между тем они стремились не только
создать выгодный для себя общий климат в Центральном коми¬
тете, но и мобилизовать сторонников внутри ЦК, его аппарата
управления и в региональных партийных организациях.
На первом этапе своего правления Горбачев шел этим тради¬
ционным путем. В 1985-1987 годах он ввел своих сторонников
в Политбюро, поставил их на должности в центральном партап¬
парате и региональных партийных организациях, одновремен¬
но сместив оттуда прежних чиновников. Он также заменил ре¬
дакторов крупных СМИ и руководителей крупных культурных
союзов (Союза писателей, Союза театральных деятелей и др.).
Эти издания и учреждения стали инструментами гласности,
укреплявшими его способность мобилизовывать социальную
базу для проведения в жизнь значительных изменений.
Хотя Горбачев по привычным советским меркам консолиди¬
ровал свою власть исключительно быстро, радикальная полити¬
ка, которую он проводил на этапе своего господства, подрывала
лояльность его давних коллег в партийном аппарате. Политика
демократизации, проводившаяся им в 1988 году, явно (и пред¬
сказуемо) угрожала материальным интересам партийных чинов¬
ников, которые были чувствительны к публичной критике
и совершенно не желали быть смещенными в результате публич¬
ных выборов. Таким образом, радикализация политической
программы Горбачева привела его как к ослаблению, так и к чистке
институтов, с помощью которых он добился успеха в борьбе за
престолонаследие. Так, в октябре 1988 года он упразднил почти
все отраслевые экономические отделы ЦК, снизил роль Секрета¬
134
Глава 5
риата ЦК в принятии решений на высшем уровне и учредил шесть
новых комиссий ЦК (с неясными полномочиями) для выполнения
функций, ранее осуществлявшихся Секретариатом. В апреле
1989 года Горбачев продавил уход из ЦК 98 членов и кандидатов
в члены ЦК партии; некоторые из них на уровне Политбюро
представляли собой наследие прежнего режима; в их числе
бывший министр иностранных дел Громыко и бывший пре¬
мьер-министр Н. А. Тихонов.
Тем не менее, даже когда Горбачев лишал полномочий те самые
органы партаппарата, где он пользовался властью распределения
выгодных должностей, он наращивал силу альтернативных ин¬
ститутов, внутри которых он не обладал такими иерархическими
полномочиями. Его программа предусматривала неуклонную
передачу политической власти от партийного аппарата вновь
создаваемым законодательным институтам. Съезд народных
депутатов стал результатом всенародных выборов в апреле
1989 года. Он избрал своим основным рабочим органом Верхов¬
ный Совет. Депутатским голосованием Горбачев был избран
председателем этого Верховного Совета.
Так Горбачев сделал шаг к подрыву тех институтов, с помощью
которых он укреплял свою власть всего двумя годами ранее. Затем
он содействовал созданию нового института, в котором парла¬
ментарии были подотчетны людям, а не политическому боссу на
вершине политической иерархии. Его председательство в этом
институте и усилия по укреплению (путем уговоров и убеждений)
в нем своего имиджа сильного лидера стали попытками создать
альтернативные источники власти, с помощью которых он мог
бы добиться того, чтобы подлинная демократизация не привела
к его свержению.
Так было и десять месяцев спустя (в феврале 1990 года), когда
Горбачев обратился к ЦК с требованием отменить статью 6 со¬
ветской конституции, которая постулировала «ведущую роль»
КПСС в политическом устройстве. Этого шага давно требовали
радикальные политические движения под эгидой «Демократиче¬
ской России», мобилизовавшие десятки тысяч своих сторонников
на публичные демонстрации. Отмена права КПСС быть единст¬
Горбачев в политической обороне
135
венной легальной политической партией являлась предпосылкой
для легализации многопартийной (а не просто альтернативной)
конкуренции в избирательном процессе. Горбачев компенсировал
это дальнейшее ослабление партии своим собственным избра¬
нием на пост президента СССР. Вместо того чтобы участвовать
в публичных выборах, он позволил себе стать президентом, из¬
бранным путем голосования на Съезде народных депутатов.
Вместо того чтобы уйти в отставку с поста лидера партии, в ре¬
зультате чего, как он опасался, вся партийная структура доста¬
нется враждебным силам, которые смогут использовать ресурсы
партийной организации для дискредитации как его самого, так
и его реформ, он решил одновременно исполнять обязанности
генерального секретаря КПСС и президента СССР10. После
этого Горбачев продолжил ослаблять центральные органы пар¬
тии. В июле 1990 года он произвел чистку и реорганизацию По¬
литбюро, после чего стал созывать заседания этого органа все
реже и реже. Он создал два новых органа для принятия решений
на высшем уровне, Президентский совет и Совет Федерации,
причем ни у одного из них не было независимых источников
власти, через которые можно было бы противостоять ему самому.
Новое Политбюро стало маргинальным политическим органом.
Без руководителей государственной, военной или полицейской
бюрократии Политбюро перестало быть олигархией элит, способ¬
ной претендовать на то, чтобы диктовать политику во всех
сферах жизни или попытаться подчинить Горбачева дисциплине
коллективного руководства. Имея доверенного заместителя,
отвечающего за повседневные дела партии, Горбачев смог сосре¬
доточиться на государственных делах, будучи уверен, что Полит¬
бюро не удастся стать ни единой, ни слишком настойчивой силой.
Наконец, будучи избран на пост генерального секретаря съездом
партии, а не ее Центральным комитетом, Горбачев создал преце¬
дент, благодаря которому он более не должен был нести ответст¬
венность перед ЦК.
10 Свидетельства рассуждений Горбачева того времени по воспоминаниям
единомышленников см. в [Brown 1996:195-196].

136
Глава 5
Не стоит поддаваться впечатлению, будто Горбачев не осозна¬
вал, что для отражения нападок политических врагов нельзя
обойтись без грубой силы. Он не был настолько наивен, чтобы
полагать, что, опасно балансируя между ними посредством уго¬
воров и риторики, он сможет и дальше «уравновешивать» про¬
тивостоящие силы в политической элите и обществе. Он, по всей
видимости, держал в голове и непредсказуемый фактор в лице
КГБ, к которому в 1985-1989 годах относился с осторожностью
(возможно, вспоминая ту ключевую роль, которую комитет сы¬
грал в свержении Хрущева) [Tompson 1995, ch. 10]. Его чистки
и реорганизация партийного, министерского и военного коман¬
дования не распространялись на КГБ, хотя в 1988 году он сместил
В. М. Чебрикова с поста председателя этой организации после
того, как тот поддержал антиперестроечный манифест Нины
Андреевой. Хотя многие сотрудники КГБ сетовали на «эксцессы»
гласности и демократизации, их функции фактически даже
расширились в таких сферах, как внешняя разведка, контрраз¬
ведка и особенно промышленный шпионаж11.
Короче говоря, Горбачев пытался усилить законодательные
органы государства, ослабляя исполнительные и законодательные
органы коммунистической партии, одновременно укрепляя свои
формальные административные полномочия внутри каждой из
них и полагаясь на КГБ как средство защиты государства от
краха. В случае с новыми законодательными структурами, одна¬
ко, его способность защититься от их неповиновения осложня¬
лась отсутствием у него полномочий оказывать покровительство
этим учреждениям. Горбачев инициировал, а затем ускорил пе¬
редачу власти от «королей» (компартии) «народу»11 12, и таким
образом его формальная власть становилась все более зависимой
от его способности сохранять легитимность и авторитет как
политика и человека, способного решать проблемы. Это было
опасно для лидера, который уже переживал кризис власти. Ко¬
11 Об отношениях Горбачева с КГБ в 1985-1989 годах см. [Knight 1990; Rahr
1989].
12 Сравнение заимствовано мной у [Bendix 1978].

Горбачев в политической обороне
137
мандование КГБ оставалось верным ему только до тех пор, пока
он поддерживал это учреждение, чтобы предотвратить распад
СССР. После того как Горбачев весной 1991 года снова вступил
в союз с радикалами, председатель КГБ Крючков начал подготов¬
ку к попытке государственного переворота, состоявшейся в ав¬
густе 1991 года13.
Изменение направления в стиле руководства Горбачева
Советских лидеров, какими бы ни были их стратегии по укреп¬
лению авторитета и консолидации власти, также можно отли¬
чить по тому, до какой степени они реализовывали свое персо-
налистическое лидерство по отношению к своим советникам
и коллективному лидерству. Персонализм Сталина был случаем
экстремальным: деспотичным и смертоносным. Персонализм
Хрущева был капризным и своевольным, но не был ни деспотич¬
ным, ни смертоносным. На всех этапах своего правления Хрущев
часто объявлял об общественных инициативах, не консультиру¬
ясь с коллективным руководством, а иногда публично унижал
других членов Политбюро. Напротив, Брежнев, будучи «первым
среди равных» (в силу своих должностных полномочий) и реа¬
лизуя лидерство, которое неуклонно повышало его статус
13 Поведение Горбачева осенью 1990 года обычно называют поворотом «впра¬
во», а в апреле 1991 года — возвращением «влево». До сих пор я пытался
избегать упоминания «левых» и «правых», но по мере поляризации полити¬
ческой ситуации это становится все труднее. Поэтому позвольте мне пояс¬
нить, как я использую эти термины. В исторический период до Горбачева
советская литература использовала понятие «правое крыло» для обозначения
реформистов (например, Бухарина) и «левое крыло» — для обозначения
ортодоксальных ленинцев. Однако в западной литературе эпохи Горбачева
советская политическая сцена ассимилировалась с западными категориями
анализа: к «правым» стали относить традиционалистов того или иного типа,
выступавших против радикализации Горбачева; к «левым» относят тех, кто
стремится к демократизации и маркетизации во внутренних и ослаблению
напряженности в международных делах. В этой книге я буду пользоваться
западной терминологией.

138 Глава 5
в коллективе, вел себя скорее как председатель правления, неже¬
ли как персоналистический лидер. Он работал через коллектив,
не обходя его.
Где поместить Горбачева в этом спектре, от крайне персонали-
стического до сугубо исполнительного стиля работы? На первых
двух этапах его правления (1985-1989 годы) я бы поместил его
где-нибудь в середине континуума, но ближе к исполнительной
части. Его радикальные соратники и помощники утверждают,
что он проявлял относительно консультативный стиль руково¬
дства и был терпим к критике [Brown 1996: 389, fn. 9]. Несмотря
на то что он осуществлял новаторское лидерство, он уважал
нормы лидерства коллективного, подчиняя себя коллективной
дисциплине — например, заранее согласовывая речи и полити¬
ческие инициативы. Горбачев сочетал уверенность в себе и эго¬
центризм с выдержкой, рассудительностью и сдержанностью; он
проявлял как личную настойчивость в политике, так и уважение
к руководящей роли Политбюро. Он обычно не поддавался по¬
рывам и публично не унижал членов своего Политбюро. Его
способность скрывать свои истинные мысли и заставлять раз¬
личных членов руководства поверить в то, что он их поддержи¬
вает, была манипулятивной, но неконфликтной. Он часто высту¬
пал посредником в разногласиях, имевших место в Политбюро.
Например, в декабре 1986 года Горбачев объявил перерыв в его
заседании без принятия решения, заявив, что дебаты стали на¬
столько жаркими, что он опасается раскола в Политбюро. Спус¬
тя какое-то время после дела Нины Андреевой весной 1988 года
Лигачев на заседании Политбюро подвергся такой резкой крити¬
ке, что Горбачев начал его защищать и «пытался примирить обе
стороны» [Черняев 1993: 122-123, 207].
В то же время можно ожидать, что мы найдем в стиле горба¬
чевского руководства и персоналистические элементы. Нам из¬
вестно (из его биографии), что в свои комсомольские дни он был
прирожденным лидером, уверенным в себе, напористым, но при
этом умел и внимательно слушать собеседника. Его уверенностью
в себе и эгоцентризмом можно объяснить некоторые из наиболее
патерналистических компонентов его личного общения в то
Горбачев в политической обороне
139
время, когда он уже стал генеральным секретарем. Так, Горбачев
обычно обращался на «ты» к коллегам, подчиненным и даже
к незнакомым [Черняев 1993:7; Болдин 1995:221-222; Бурлацкий
1997:126]. Он часто говорил о себе в третьем лице [Черняев 1993:
104; Грачев 1994: 181]14. Такая его привычка явно раздражала
соратников и помощников, которые позже расстались с Горбаче¬
вым, и это дало его главному сопернику (Лигачеву) повод сказать,
что того привлекает аура «просвещенного монарха» [Ligachev
1993:98, 124].
В своих воспоминаниях помощники и соратники Горбачева,
как сторонники жесткой линии, так и умеренные, сходятся в том,
что он часто настраивал людей друг против друга [Грачев 1994:
132; Болдин 1995: 163, 208, 240]15. Горбачев, как говорит его
близкий сторонник, настраивал Лигачева против Яковлева
и наоборот: каждый из них делил с другим примерно половину
ответственности за идеологию, которая до января 1982 года на¬
ходилась в руках М. А. Суслова [Грачев 1994: 95]. Точно так же
Горбачев якобы предпочитал, чтобы другие делали за него «само¬
убийственную работу»; им поручалось отстаивать проводимую
политику, а затем принимать на себя политический удар, в то
время как Горбачев сидел сложа руки и оценивал ситуацию, ре¬
шая, вступиться за них или от них отречься16. Он также предпо¬
читал, чтобы над одной задачей работали параллельно несколь¬
14 От этой привычки Горбачев не отступает и в своих воспоминаниях, напи¬
санных после его вынужденной отставки [Горбачев 1995: 269,281, 369, 371].
15 Однако указанные авторы расходятся в интерпретации мотивов Горбачева.
Грачев рассматривает это как средство получения информации из множест¬
ва источников и ее истолкования; Болдин считает, что речь идет о способе
избежать личной ответственности за неудачу. Я не считаю эти две интерпре¬
тации взаимоисключающими, поскольку полагаю, что политики стремятся
по возможности согласовать рациональное принятие решений со своими
корыстными политическими интересами.
16 Соглашаются по этому вопросу также Грачев (сторонник Горбачева) и Бол¬
дин (один из главных участников августовского путча 1991 года); см. [Грачев
1994: 133; Болдин 1995: 208]. Лигачев пишет, что Горбачев своекорыстно
использовал Яковлева в деле Нины Андреевой весной 1988 года [Ligachev
1993: 307].

140
Глава 5
ко команд [Грачев 1994: 132]. Этой тактике соответствовала
склонность Горбачева к скрытности. Болдин утверждает, что по
сложным вопросам Горбачев почти никогда не говорил своим
соратникам однозначного «да» или «нет». Скорее его тактика
заключалась в том, чтобы прибегать к междометиям, молчать или
менять тему разговора [Болдин 1995: 17]17. Все эти элементы
стиля его работы были манипулятивными, но не являлись про¬
явлениями персоналистического правления.
Однако политическая система и политические обстоятельства,
при которых он пришел к власти в Москве в 1985 году, требовали
от Горбачева, чтобы он был больше чем просто опытным и склон¬
ным к манипуляции председателем правления. Политическая
система поощряла как консолидацию власти лидером партии, так
и преклонение перед генеральным секретарем как источником
мудрости и инициативы. Горбачев пытался сопротивляться по¬
добной лести и даже осудил ее на одном публичном форуме,
опасаясь, что традиционный «культ личности» негативно скажет¬
ся на вере общественности в серьезный характер его программы
демократических реформ [Doder, Branson 1990: 119-120]. Но ук¬
репление имиджа партийного лидера шло рука об руку с масштаб¬
ными политическими нововведениями, и от Горбачева ожидалось,
что он возглавит деморализованную политическую элиту. Поэто¬
му во время телевизионных трансляций Съезда народных депу¬
татов в 1989 году Горбачев использовал трибуну съезда, чтобы
критиковать или хвалить выступающих, создавая образ «отца»,
следящего за тем, чтобы дети не вышли из-под контроля. Такое
поведение не принесло ему очков у тех, кто не был согласен с его
политикой, но послало сигнал о том, что при демократии или нет,
но Горбачев считал себя незаменимым лидером.
Когда Горбачев оказался вынужден обороняться, персонали-
стические элементы в его стиле управления увеличились пропор¬
17 Многие путчисты утверждают, что Горбачев в 1991 году подавал им неодно¬
значные сигналы, заставляя поверить в то, что он не будет возражать против
введения ими режима чрезвычайного положения, если сам сумеет остаться
в стороне [Ligachev 1993: 19].

Горбачев в политической обороне
141
ционально угрозе. Его повторная консолидация политической
власти фактически нейтрализовала Политбюро как средство
оценки поведения генерального секретаря. Он все реже и реже
советовался с такими советниками, как Черняев, которые под¬
держивали его на первых этапах его правления. В 1990-1991 годах
он сетовал своим помощникам, что на деле может доверять
только двоим: министру обороны Д. Т. Язову и председателю КГБ
Крючкову [Болдин 1995:386; Черняев 1993:401]. Е. М. Примаков,
тогдашний главный советник Горбачева, советовал ему не слиш¬
ком доверять информации, полученной от КГБ [Черняев 1993:
452]. И радикалы, и ретрограды чувствовали себя вероломно
преданными, поскольку он постоянно манипулировал ими, за¬
ставляя поверить в то, что с ними согласен. В конце концов
усилившемуся персонализму Горбачева не хватило ни грубой
силы, ни политического авторитета, чтобы предотвратить свое
смещение с поста.
Сохранение авторитета: дилемма Горбачева
В течение 1989-1990 годов Горбачев все чаще был вынужден
занимать оборонительную позицию применительно к проводи¬
мой им политике и своей деятельности в качестве лидера. Столк¬
нувшись с растущей критикой как слева, так и справа, Горбачев
пытался сохранить свой авторитет, утверждая, что его ключевая
концепция срединного пути остается единственной желаемой
и осуществимой альтернативой реставрации тоталитарной
системы или системному коллапсу и анархии. Он изо всех сил
пытался сохранить свой имидж эффективного лидера и часто
напоминал политической аудитории, на что он никогда не пойдет
в своем стремлении преобразовать Советский Союз.
Начиная с 1988 года критика перестройки нарастала на все
более независимых публичных аренах: в средствах массовой
информации, на пленумах ЦК, на партийной конференции
в июне 1988 года, на съезде партии в июле 1990 года, в Верховном
Совете, на Съезде народных депутатов, на демонстрациях на
142
Глава 5
улицах Москвы, в только что основанной (1990) Коммунистиче¬
ской партии РСФСР (то есть России) и на несанкционированных
забастовках шахтеров, проходящих по всей стране (1989 и 1991).
Хотя многие из этих критических замечаний и событий исходи¬
ли от тех самых общественных сил, которые Горбачев высвободил
для продвижения процесса трансформации, теперь он почувст¬
вовал необходимость установить им границы. Он стремился
найти равновесие между преобразованиями, традиционными
ценностями и политической стабильностью.
Так, на Первом съезде народных депутатов (1989), где некоторые
ораторы говорили о коммунистической партии как о главном
препятствии на пути демократизации, Горбачев назвал партию
«гарантом этого революционного процесса» (то есть перестройки)
и защитницей его от «как консервативных, так и ультралевых
элементов» [Горшков и др. 1992:131]18. В то время как как гласность
все более радикализировалась, в 1988 году он говорил представи¬
телям СМИ: «Нам нужны, как воздух, порядок, ответственность
и инициатива», и провозглашал, что «гласность в интересах на¬
рода, в интересах социализма должна быть безгранична. Повто¬
ряю, в интересах народа, в интересах социализма»19. Перед лицом
вызовов «руководящей роли» КПСС он заявлял, что без партии,
без ее фундаментального влияния на все аспекты общественной
жизни перестройка не будет успешной20. В том же выступлении
он резюмировал свою позицию следующим образом:
...перестройка — это обновление социализма, но не его де¬
монтаж. <...> Это революционное преобразование, устра¬
нение деформации социализма, но не реставрация капита¬
лизма <...> Это возрождение творческого марксизма, новое
осознание ленинских идей <...>, утверждение новых подхо¬
дов и методов работы21.
18 В этой книге собраны речи Горбачева и Ельцина с 1986 по 1991 год.
19 Правда. 1988. 25 сент.; [Горбачев 1987-1990, 6: 572, 575].
20 Советская Россия. 1989. 30 сент.
21 Там же.

Горбачев в политической обороне
143
Точно так же, когда республики бросили вызов авторитету
Москвы, принимая законы о суверенитете, которые противоре¬
чили законам, принятым центральными властями, Горбачев на¬
стаивал на важности Союза, объединенного «преобразованной
коммунистической партией» [Горшков и др. 1992:208-209]. Когда
руководство РСФСР потребовало суверенитета от диктата цен¬
тра, Горбачев утверждал, что изолированная Россия — это не
решение [Горшков и др. 1992: 209]. Когда радикалы призывали
к упразднению партийных ячеек в армии и органах безопасности,
Горбачев настаивал на том, что коммунисты имеют право на
автономные организации [Горшков и др. 1992: 215-216, 221].
Когда радикалы настаивали на легализации частной собствен¬
ности на землю, Горбачев заявлял о своем несогласии на том
основании, что коллективная и государственная собственность
должна ограничивать сферу сугубо частного предприниматель¬
ства22. Даже после августовского путча 1991 года Горбачев, вер¬
нувшись в Москву, призывал не обвинять миллионы рядовых
членов партии в грехах партийного аппарата23. Также он настаи¬
вал на том, что «социалистический выбор» и «социалистическая
идея» не были дискредитированы и что они остаются стержнем
как его политической философии, так и единственного жизне¬
способного и качественного общественного порядка24.
На протяжении 1990-1991 годов, когда центробежные силы
росли, Горбачев неоднократно предупреждал, что Советский
Союз просто необходимо сохранить, пусть и в некоей пересмот¬
ренной форме. После апреля 1991 года он стал более терпим
к конфедеративным формулировкам, отмечая, что федерализм
22 Известия. 1990.19 авг.; Советская Россия. 1990.22 сент., 9 окт., 1 дек. См. также
сообщение ТАСС от 17 сентября 1990 года: «Не национализация всего и вся,
а создание свободных ассоциаций производителей, акционерных обществ,
производственных и потребительских кооперативов, ассоциаций арендаторов
и предпринимателей — вот верный путь к подлинному обобществлению
производства на принципах свободы воли и экономической целесообразности.
Именно здесь кроется истинная социализация нашей экономики».
23 Правда. 1991. 23 авг.
24 Правда. 1991. 23 авг.; Советская Россия. 1990. 25 мая, 9 окт.

144
Глава 5
(«сильный центр — сильные регионы») больше не приемлем для
региональных лидеров, независимо от того, верил ли он в глуби¬
не души, что конфедерализм когда-либо сможет обеспечить ус¬
тойчивое равновесие. «Новые, беспрецедентные» формы госу¬
дарственности были для него терпимы, даже желательны, пока
они не предполагали формального отделения и разобщения со¬
ставных частей ранее существовавшего государства. Все что
угодно, лишь бы сохранить формальную преемственность
и юридическое существование государства; все что угодно, лишь
бы избежать формального распада и конфликтов, которые, как
он утверждал, могут возникнуть; и конечно, все что угодно,
чтобы сохранить должность, которую он занимал, и положение
дел, без которого его пост прекратит существовать25.
25 Акцент Горбачева на государственности (на деле его одержимость ею) красной
нитью проходит через его речи, даже когда его логика кажется надуманной.
29 марта 1991 года он предупреждал, что призывы к роспуску коммунистиче¬
ской партии будут означать «разрушение всех элементов государственности»
(Радио России. Москва, 29 марта 1991 г.). 24 июля 1991 года он предостерегал
представителей республик от конфронтации, которая может привести к «кра¬
ху советской государственности» (ТАСС. 24 июля 1991 года). 2 августа
1991 года, незадолго до неудавшегося путча, он защищал новый Союзный
договор как «реформу советской государственности» и указывал на институ¬
циональные механизмы, которые он обеспечил бы для совмещения разделения
полномочий с координирующими функциями (Московское центральное те¬
левидение. Программа «Время». 2 августа 1991 г.). 20 ноября 1991 года Горбачев
жаловался, что одним из последствий путча был крах перспектив подписания
Союзного договора. Следовательно, властям придется начать все сначала перед
лицом «угрозы уничтожения нашей государственности» (Радио «Маяк».
20 ноября 1991 г.). Две недели спустя (Известия. 3 декабря 1991 г.) он заявил
в Верховном Совете, что проблема номер один — это «кризис нашей государ¬
ственности», который парализует действия властей, «угрожая экономике
и нравственности». Он возлагал надежды на возрождение Союзного догово¬
ра, который спасет страну от распада. Союзный договор, по его словам,
предлагает «новую, беспрецедентную государственность», но «любая потеря
времени может иметь катастрофические последствия». См. также: Московское
телевидение. 5 декабря 1991 г.: «Вопрос государственности — жизненно
важный вопрос». Еще 18 декабря Горбачев направил послание лидерам «суве¬
ренных государств» (до запланированной на 21 декабря встречи), в котором
призвал сделать акцент на преемственности по мере продвижения к «созданию
новой формы государственности» (ТАСС, 19 декабря 1991 г.).

Горбачев в политической обороне
145
Защита Горбачевым советской государственности значила
нечто большее, чем просто защиту политико-организационной
формы; речь также шла о защите весьма ценной политической
общности. Он четко сформулировал концепцию такой полити¬
ческой общности, которая являлась бы интернационалисти¬
ческой и этнически инклюзивной и представляла бы собой
«уникальную цивилизацию» с «общей судьбой». В своей рито¬
рике он превозносила Советский Союз как цивилизацию, ко¬
торую стоит сохранить, и предупреждал об ужасных последст¬
виях попытки разъять компоненты органически естественного
образования. Таким образом, сохранение общей государствен¬
ности он считал предпосылкой для объединения народов,
проживающих на территории СССР. В феврале 1991 года он
отмечал:
Идя на референдум, обдумывая свою позицию, каждый
из нас должен понимать, что по сути речь идет о судьбе
нашего государства и каждого народа, о нашей общей
судьбе. <...> Можно с полным основанием сказать, что
в стране сложилась уникальная цивилизация, являюща¬
яся итогом многовековых совместных усилий всех наших
народов26.
Неохотно покидая свой офис 25 декабря 1991 года, Горбачев
высказал нации свои наибольшие опасения: «Самое губитель¬
ное в этом кризисе — распад государственности. И сегодня
меня тревожит потеря нашими людьми гражданства великой
страны — последствия могут оказаться очень тяжелыми для
всех»27.
26 Правда, Известия. 1991. 7 февр.; см. также: Центральное ТВ, Первый канал,
программа «Время». 2 августа 1991 г.
27 Независимая газета. 1991. 27 дек. На протяжении 1990-1991 годов Горбачев
апокалиптическим слогом говорил о последствиях распада Советского
Союза, называя это «преступлением» с «разрушительными» последствиями,
которые приведут к эскалации гражданского конфликта. См., напр.: Правда.
1990. 15 февр., 20 июня, 11 дек., 18 дек.; ТАСС. 1991. 16 марта; Правда. 1991.
27 апр.

146
Глава 5
В защиту перемен
В этот период Горбачев также чувствовал, что необходимо
ответить на реакционные вызовы, поскольку последние грозили
сорвать перестройку и полностью остановить процессы преоб¬
разований. Таким образом, он отвергал рациональные доводы
тех, кто «ударился в панику» перед лицом все более автономных
общественных сил, кто заявлял, что «и демократия, и гласность —
это чуть ли не бедствие», тех, которые «теряют уверенность,
сдают позиции», кто «видит чуть ли не угрозу социализму»
[Горбачев 1987-1990, 6: 568; 7: 477, 487-490], рассматривает эти
изменения как крушение, распад и крах всего, как настоящий
конец света, кто поддался необоснованным опасениям28.
Как объяснял Горбачев, такие люди не понимали, что пере¬
стройка — это путь к более справедливой, гуманной системе,
в которой будут достигнуты и сохранены самые заветные цели
социализма. Но коммунистическая партия сможет сохранить
свою ведущую роль — де-факто, если не де-юре, — только при
условии, что она сама изменится. Консенсус в отношении такой
ее ведущей роли может быть достигнут только в том случае, если
компартия изменит свои методы правления. Такое самопреоб-
разование должно гарантировать, что партия и ее кадры сохранят
свою гегемонию в рамках существующего политического строя:
Теперь же, когда все общество пришло в движение, когда
процесс демократизации пошел вглубь и вширь, когда он
выносит на поверхность общественной жизни и новые
силы, и новые проблемы, требующие обсуждения и реше¬
ния, на этом пути мы все чаще наталкиваемся на инерцию
старого мышления, на желание прибегнуть к старым мето¬
дам, притормозить идущие процессы. Вот где противоречие
возникает!
А кое-кто даже начинает паниковать и видит чуть ли не
угрозу социализму, всем нашим завоеваниям от такого
разворота демократических процессов в стране.
28 ТАСС. 1990. 17 сент.; Правда. 1990. 18 дек.

Горбачев в политической обороне
147
Нет, товарищи, мы должны сегодня заботиться не о том,
чтобы притормозить народную инициативу и самодеятель¬
ность. Задача как раз в том, чтобы партия возглавляла
процесс нарастания общественной активности народа, за¬
давала тон и укрепляла в нем созидательные начала в инте¬
ресах революционного обновления социалистического
общества, в интересах перестройки. Вот в чем суть вопроса
[Горбачев 1987-1990, 7: 487-490].
Ставки были высоки. Если партия пойдет по этому пути, она
«получит еще большую поддержку трудящихся». Если этого не
сделать, то «будет нанесен непоправимый ущерб» [Горбачев
1987-1990, 7:490]. Отвечая тем, кто рассматривал это как ослаб¬
ление руководящей роли партии, Горбачев был резок:
Диалог партии с трудящимися — это не слабость и не пре¬
вращение КПСС в дискуссионный клуб. Если слабость
в том, чтобы вести диалог со всеми слоями общества, то
я тогда не знаю, что такое мужество. <...> А не действовать
по схеме: разрешить — не разрешить, пустить — не пустить.
Это все прошло уже [Горбачев 1987-1990, 7: 491 ]29.
Ту же логику Горбачев использовал и в отношении экономи¬
ческой реформы. Выступая перед аудиторией из партийных
кадров, он настаивал на том, что переход к рыночной экономике
просто необходимо ускорить. Это не будет означать реставрацию
капитализма; при этом он не откажется от социалистических
ценностей. Ускорение объективно необходимо для повышения
уровня жизни. Времени на раскачку нет:
Выход из сложившейся ситуации мы видим в ускоренном
переходе к регулируемой рыночной экономике. Нам надо,
наконец, преодолеть колебания в этом отношении... и по¬
нять, что переход к рынку нужен не сам по себе, а для того,
29 См. также: Советская Россия. 1989. 30 сент. (обращение к пленуму ЦК ком¬
партии Украины); Правда. 1989.13 дек.; Правда. 1990.20 июня (выступление
на конференции компартии РСФСР); Правда. 1990.18 дек. (выступление на
съезде народных депутатов).

148
Глава 5
чтобы выйти на новые формы экономической жизни... <...>
Необходимо договориться по этому вопросу, товарищи,
хорошо понять суть перехода к рыночной экономике и обя¬
зательно договориться. Другого не дано. <...>
Обществу навязывается представление, будто движение
к рынку — это возврат к капитализму. Ничего более несу¬
разного трудно придумать30.
Но даже предупреждая радикалов о недопустимости отделения
от СССР, Горбачев также предупреждал реакционеров и консер¬
ваторов, что Советский Союз больше не может позволить себе
оставаться унитарным тоталитарным государством. Промежу¬
точное решение, сказал он на встрече с представителями компар¬
тии Украины в сентябре 1989 года, могло бы снять многие меж¬
этнические противоречия. Это решение должно быть основано
на «демократии и равенстве, взаимном уважении и свободном
развитии народов»; оно должно было бы сформировать новый
образ нашей Советской федерации, гармонично сочетающий
интересы национального суверенитета и развития с общими
интересами союза народов нашей страны31. Чтобы остановить
конфликты, угрожавшие разорвать страну на части, потребова¬
лось «ускорить радикальную трансформацию Советской феде¬
рации» — в сочетании, признавал он, с «решительными мерами»
(то есть с принуждением под угрозой силы)32.
Горбачев — центрист под огнем критики:
XXVIII съезд КПСС (июль 1990 года)
Горбачев построил свой авторитет, заявив о своей способности
объединить умеренные силы на левом и правом фланге советско¬
го политического спектра. По мере того как уровень политической
поляризации рос и все больше и больше центристов перемещалось
30 Правда. 1990.20 июня. См. также: ТАСС. 1990.17 сент.; Правда. 1991.27 апр.
31 Советская Россия. 1989. 30 сент.
32 Правда. 1990.15 февр. Более поздние примеры такой промежуточной пози¬
ции см.: Правда. 1990. 18 дек.; ТАСС. 1991.16 марта; Правда. 1991. 27 апр.

149
Горбачев в политической обороне
ближе к краям политического спектра, политическая база Горба¬
чева становилась все слабее. В его интересах как политика было
выработать представление о том, что сохранению существования
сильной центристской коалиции нет альтернативы. XXVIII съезд
партии в июле 1990 года продемонстрировал усилия Горбачева
а) по предотвращению формального раскола в коммунистической
партии, чтобы сохранить свою роль центриста, и б) по продвиже¬
нию партии и ее политики в более радикальном направлении,
чтобы идти в ногу с растущей поляризацией.
Отбор делегатов был поручен региональным партийным
комитетам, в результате чего съезд оказался гораздо более кон¬
сервативным, чем состав партии в целом. В результате в первые
дни дебатов Горбачев и его союзники-реформаторы подверглись
широкой, обильной и жесткой критике, а Лигачев выступил
с обвинениями с консервативных позиций. В свете преобладания
реакционеров на съезде Коммунистической партии РСФСР,
прошедшем всего за месяц до этого, сторонним наблюдателям
представлялось, что Горбачев, возможно, будет вынужден отка¬
заться от своих планов по дальнейшей реструктуризации руко¬
водящих органов партии. Выяснилось даже, что его могут сме¬
стить с поста генерального секретаря или ему придется разделить
власть с жестким противником. Как минимум, создавалось
впечатление, что сторонники жесткой линии консолидируют
свои силы, чтобы помешать Горбачеву и его программе преобра¬
зований.
Однако к концу съезда Горбачев остановил и переломил кон¬
сервативные тенденции. Подавляющим большинством голосов
он был переизбран на пост генсека, а в борьбе за пост заместите¬
ля генерального секретаря КПСС его кандидат В. А. Ивашко
наголову разбил Лигачева. Политбюро было полностью пере¬
строено и расширено за счет включения первого секретаря каж¬
дой республики и ряда второстепенных членов. Лигачев уехал
в Сибирь, не сумев добиться даже переизбрания в ЦК. Один
ликующий делегат заключил: «Чудовище консерватизма убито!»33
33 Рой Медведев. Цит. по: The Pittsburgh Press. 1990. July 15. P. A4.

150 Глава 5
В то же время Горбачев умиротворял консерваторов, отказы¬
ваясь отменить демократический централизм, распустить пар¬
тийные ячейки на предприятиях, в армии и милиции или согла¬
ситься с другими подобными требованиями «Демократической
платформы» — радикальной фракции КПСС и съезда. В резуль¬
тате Ельцин и многие радикальные депутаты, в том числе главы
администрации Москвы и Ленинграда, вышли из КПСС, чтобы
бросить вызов партийному порядку извне.
Горбачев явно надеялся избежать отдаления радикалов. Его
тактика сводилась к нейтрализации или чистке пуритан и техно¬
кратов, сплотившихся вокруг Лигачева, чтобы сместить центр
тяжести партии влево и убедить левых радикалов поверить в то,
что он воспользуется своими новыми полномочиями в интересах
радикальных реформ. Он преуспел в первых двух отношениях,
но при этом потерял радикалов. Тем не менее, если угроза доми¬
нирования консервативных сил на съезде действительно суще¬
ствовала, то первые две цели были для Горбачева важнее, чем
третья.
Если же говорить о политическом содержании, то съезд отра¬
зил борьбу трех основных тенденций внутри партии. Одна из
них, представленная Лигачевым, означала готовность борьбы за
сохранение монополистического положения партии в обществе,
экономике и государстве. Вторая, представленная Ельциным,
являлась аболиционистской и требовала от партии отказа от
руководящей роли в политическом и организационном плане
путем роспуска партийных ячеек в неполитических учреждени¬
ях и передачи организационных ресурсов партии независимым
госорганам, которое перераспределили бы их между разнооб¬
разными общественными и политическими силами. Горбачев
занял центристскую позицию: антимонополистическую и ан-
тиаболиционистскую. По его словам, «[на] вопрос о том, должны
или не должны быть партийные организации на предприятиях,
можно ответить очень просто: должны. Это, естественно, в пол¬
ной мере относится и к членам других партий»34. Горбачев при-
34 ТАСС. 1990. 2 июля; The New York Times. 1990. July 3. P. A5.

Горбачев в политической обороне
151
зывал партию занять свою позицию в конкурентной борьбе,
и пусть население решит, к каким организациям присоединиться.
«Пусть решит общество» — таким, по-видимому, был его посыл.
Тем временем он удержит свою позицию и свою политическую
роль сторонника сохранения за компартией статуса государст¬
венной.
В своих речах на открытии и закрытии съезда, а также в более
коротких выступлениях между ними Горбачев играл на преобла¬
дающих опасениях консервативных и неопределившихся делега¬
тов, что общество выступит против них и поступит с ними со¬
ответственно в отсутствие успешных реформ. Это было преду¬
преждение достаточно убедительное, поскольку прозвучало оно
непосредственно после краха коммунистических режимов
в Восточной Европе. Горбачев представлял себя единственным
и незаменимым лидером, который сможет спасти партию и стра¬
ну от такой участи. Когда делегаты пригрозили вотумом недове¬
рия руководству, Горбачев предупредил их, что такой бунт может
настолько разделить партию, что она никогда не восстановится:
«Если вы хотите похоронить партию, разделить партию, просто
продолжайте так действовать. Но серьезно об этом задумайтесь!»35
Ленинистам особенно был близок этот принцип политической
жизни: раскол элит приводит к угрозам снизу. Подводя итоги
своему переизбранию на пост генерального секретаря, Горбачев
ясно дал понять, что требует от партии не мешать дальнейшей
радикализации реформ. Единственный реальный выбор был
между демонополизацией и маргинализацией: «Успех партии
зависит от того, осознает ли она, что общество уже изменилось.
В противном случае другие политические силы вытеснят ее, и мы
потеряем свои позиции»36. Он призвал делегатов «навсегда поло¬
жить конец этой монополии»37. Такой подход, вероятно, помог
обеспечить эффект присоединения к большинству среди делега¬
тов съезда, которые, очевидно, больше опасались маргинального
35 ТАСС. 1990. 7 июля; The New York Times. 1990. July 8. P. A4.
36 Радио Москвы. 1990.10 июля; The Wall Street Journal. 1990. July 11. P. A10.
37 The New York Times. 1990. July 11. P. A6.

152 Глава 5
будущего без Горбачева, чем радикализированного конкурент¬
ного будущего с ним у руля. Напротив, для радикальных демо¬
кратов внутри партии страх в ней остаться явно превышал их
опасения оказаться изолированными от организационных ре¬
сурсов партии.
Горбачев на защите своего
лидерского потенциала
Горбачев был не просто специалистом по решению националь¬
ных проблем, научными методами искавшим золотую середину,
баланс между реформами и стабильностью, а также новыми
целями и традиционными ценностями. Он также был политиком,
которому приходилось защищать свой авторитет от придержи¬
вавшихся мнения, что растущие противоречия в обществе дока¬
зывают его некомпетентность, вину и даже его несостоятельность
как лидера38. Как и его предшественники, Горбачев укреплял свой
авторитет, пытаясь представить себя незаменимым в деле реше¬
ния проблем и создания политических коалиций. По мере того
как становились очевидными уязвимые места его программы,
ему, как и любому политическому деятелю, приходилось беспо¬
коиться о том, как они повлияют на его политический авторитет.
Эта озабоченность очевидно проявлялась в его выступлениях
в 1989-1991 годах, на третьем этапе правления, когда он (как и его
предшественники) занимал в политике оборонительную пози¬
цию. Она приняла форму постоянных попыток защитить себя от
обвинений в том, что он все испортил.
Еще в 1988-1989 годах Горбачев часто защищал перестройку
от ее критиков как справа, так и слева. Но только в 1990 году в его
речах зазвучала настоящая тревога, отражающая растущую по¬
ляризацию, которая представляла угрозу как общественному
миру, так и политическому положению Горбачева. В своем вы¬
ступлении на первой конференции Коммунистической партии
38 В данный период времени Горбачев уже не укреплял свой авторитет. Скорее
он отчаянно пытался вернуть себе утраченное.

Горбачев в политической обороне
153
РСФСР (перед враждебной, реакционной аудиторией) в июне
1990 года Горбачев почувствовал необходимость полностью
оправдать себя и свою политику. Он начал с того, что выразил
тревогу по поводу роста политической поляризации:
Одни за перестройку, а другие уже предают ее анафеме.
Но и это не все. Последнее время наблюдается желание
перейти от заявлений к действиям. Предпринимается
попытка объединить недовольство людей <...>, использо¬
вать остроту текущего момента в качестве тарана для
удара по самой перестройке <...>. С каких бы позиций
такие атаки ни предпринимались, истинный их смысл —
разрушительный...39
За этими предупреждениями, словно защищаясь, Горбачев
переходит к перечислению успехов своего правления. Основная
мысль: посмотрите, как много мы сделали за такое короткое
время!
Ныне же мы за один 1987 год создали такие предпосылки
реформы, которые далеко превзошли все предыдущие,
а затем за 2 года реализации реформы прошли на практике
подготовительный класс, который вплотную подвел нас
к формированию рыночной экономики, регулируемых со¬
циальных ее аспектов. Таким образом, за 3 года полностью
исчерпано все, что было предметом долгих дискуссий,
экспериментов, предпринимавшихся 30 с лишним лет. <...>
39 Правда. 1990. 20 июня. Впоследствии похожие выражения тревоги см.:
Правда. 1990.11 дек.; 18 дек. («Мы в тяжелом положении»); Труд. 1990.21 дек.
(«Главное не паниковать»); ТАСС. 1991.16 марта; 7 апр. (в Японии); Правда.
1991.27 апр. В своем выступлении 26 апреля на пленуме ЦК, опубликованном
на следующий день в «Правде», Горбачев изображает себя новым Лениным:
«Ситуация напоминает социальную и психологическую атмосферу, которая
возникла в партии, когда В. И. Ленин резко повернул партию и страну
к нэпу. <...> Ленина обвиняли в отступлении от дела Октября, от интересов
рабочих и крестьян, в отходе от принципов социализма. Сталинская дикта¬
тура со всеми известными последствиями утвердилась в партии и стране,
так давайте же все вместе постараемся не дать эмоциям столкнуть наш
пленум с позиций политического здравого смысла» (Правда. 1991. 27 апр.).

154
Глава 5
Ныне мы за 2 года после XIX партийной конференции
сделали то, что десятилетиями добивались прогрессивные
люди страны. Партия отказалась от присвоения функций
государства. В самом государстве на деле реализуется раз¬
деление властей. Подлинно свободными и народными
стали выборы. Мы находимся по сути на пороге настояще¬
го политического плюрализма. Мощным оружием прогрес¬
са сделалась гласность. Понятие социалистической демо¬
кратии из пропагандистской фразы превратилось в дейст¬
вительность. <...>
Сегодня мы можем сказать: за пять лет в идейно-политиче¬
ской сфере совершено то, чего добивались и не могли до¬
биться целые поколения. Тем самым, несмотря на ясе из¬
держки, крайности, негативные явления, потери, в том
числе идейного и нравственного характера, все же расчи¬
щается почва для духовного возрождения общества и чело¬
века40.
Горбачев на этом не остановился. Он был готов признать
в духе «самокритики», что совершал ошибки. Вместо того чтобы
вернуться к традиционной советской привычке винить в кри¬
зисных явлениях местные кадры и «антигосударственную дея¬
тельность», он взял часть ответственности на себя:
Если говорить о последних годах, то партия, ее ЦК, Полит¬
бюро, стремясь преодолеть тяжелый груз прошлого, разво¬
рачивая преобразования по обновлению общества, не из¬
бежали просчетов и даже ошибок. Мы не всегда успевали
за событиями, находили точные политические решения тех
или иных проблем... <...>
В порядке самокритики надо признать, что мы недооценили
сил национализма и сепаратизма, скрывавшихся в недрах
нашей системы, их способность соединиться с популист¬
скими элементами, создавая социально взрывоопасную
смесь41.
40 Правда. 1990. 20 июня. См. также: Правда. 1990. 18 дек.
41 Правда. 1990. 20 июня. Далее похожую самокритику из уст Горбачева см.:
Правда. 1990. 18 дек.; см. также: Associated Press. 1991. September 10.

Горбачев в политической обороне
155
После 1989 года Горбачев занимал оборонительную позицию
и по поводу результатов своей внешней политики, но похоже, что
в этой сфере он находился в менее сложном положении. Во-пер¬
вых, его атаковали только с одного конца политического спек¬
тра — реакционного экстремизма. Радикальные демократические
силы в целом одобряли его мягкую внешнюю политику и «новое
мышление» в международных отношениях. Во-вторых, призрак
гражданского конфликта внутри СССР или вероятный распад
страны внушали гораздо более серьезные опасения, чем даже
такие неудачи во внешней политике, как крах коммунистических
режимов в Восточной Европе. Следовательно, во внешнеполити¬
ческих высказываниях Горбачева в этот период отсутствовали
как чувство тревоги, так и самокритика, характерные для защи¬
ты им своей репутации во внутренней политике. Советский
лидер ограничивался утверждениями, что новое мышление ра¬
ботает, что мир все еще отвечает ожиданиям, заложенным
в новом мышлении, и что потенциал, скрытый в международном
порядке, реализуется в значительной степени благодаря его ру¬
ководству.
Например, 1 августа 1989 года Горбачев докладывал Верхов¬
ному Совету СССР о своих недавних поездках на Запад и недав¬
ней встрече с главами стран Варшавского договора. Он отметил
важность своей собственной роли лидера в построении нового
мирового порядка: «Я чувствую, как быстро меняются наши
отношения с западным миром. <...> Как теперь всем ясно, эле¬
мент личности имеет огромную важность для современной
политики»42.
Выступая на конференции компартии РСФСР в июне 1990 го¬
да, Горбачев заявлял:
Широко известны и не требуют особых аргументов глубокие
преобразования в сфере международных отношений. По¬
ложен конец изнуряющей и бесперспективной эпохе кон¬
фронтации. Это привело к значительному оздоровлению
42 ВВС. 1989. August 3.

156
Глава 5
всей мировой ситуации, укрепило нашу безопасность
и создало условия для уменьшения оборонных расходов
с тем, чтобы направить их на улучшение условий жизни
народа43.
Чтобы не возникло никаких разговоров о том, что эти изменения
снизили безопасность Советского Союза за счет поощрения по¬
тенциальных противников, Горбачев добавил: «Мы никому и ни¬
когда не позволим вмешиваться в наши дела». И чтобы эта суровая
аудитория не забыла базовый принцип «взаимной безопасности»
и односторонней сдержанности, лежавший в основе «нового
мышления», Горбачев продолжал: «...но, безусловно, признаем
такое же право на свободу выбора за каждым народом»44. Однако
по сравнению с растущей тревогой в выступлениях Горбачева по
внутренним вопросам это прозвучало вполне умеренно.
Маятниковая защита авторитета
Кажущаяся победа Горбачева на XXVIII съезде партии в июле
1990 года обернулась пирровой победой. Ему удалось победить
консерваторов и усилить контроль над высшими органами вла¬
сти, но лидеры наиболее радикального крыла КПСС (Ельцин,
А. А. Собчак, Г. X. Попов) сдали свои партбилеты. Более того,
реакционные силы сосредоточились на захвате новой Коммуни¬
стической партии РСФСР. КПСС, несмотря на все усилия Горба¬
чева, все-таки оказалась расколотой.
Несомненно, дни радикального реформатора с его «центрист¬
ской» политической тактикой были сочтены, а уровень полити¬
ческой поляризации достиг той точки, когда в политическом
истеблишменте и среди мобилизованных общественных сил
оставалось мало «центристов» (то есть умеренных).
43 Правда. 1990. 20 июня.
44 Правда. 1990.20 июня; см. также обращение Горбачева к IV Съезду народных
депутатов (Правда. 1990.18 дек.).

Горбачев в политической обороне
157
Однако в этих пределах Горбачев пытался справиться с проис¬
ходящей вокруг него поляризацией сил. Ранее, на начальных
этапах кризиса власти (с конца 1989 до середины 1990 года), он
постоянно шел на уступки радикалам, пытаясь удержать эти
уступки в определенных рамках. Приноравливаться он не желал.
После XXVIII съезда партии советники Горбачева представили
ему программу радикальной реформы советской экономики
и создания функционирующей рыночной экономики в течение
500 дней. Другие советники, однако, сделали ему встречное
предложение по реформе, не заходившее столь далеко в направ¬
лении децентрализации и подразумевавшее меньшую вероят¬
ность усиления центробежных сил в союзных республиках. После
нескольких дней размышлений Горбачев велел соперничающим
командам экономистов работать вместе, согласовывать свои
предложения друг с другом: это было в интеллектуальном и прак¬
тическом отношении невозможно45. В отсутствие такого прими¬
рения Горбачев не желал проталкивать какую-либо радикальную
программу экономических реформ.
Это был признак того, что Горбачев меняет тактики, вероятно,
из-за отсутствия уверенности, какая из них может сработать. Он
решил, что слишком сильно связал свою судьбу с радикалами. Так
началась маятниковая фаза тактики поддержания авторитета
Горбачевым. Теперь он стремился укрепить власть консерваторов.
Он уволил нескольких своих наиболее либеральных советников
и соратников и назначил на их место консерваторов, многие из
которых впоследствии помогли организовать переворот против
него в августе 1991 года. Именно в этих обстоятельствах в декабре
1990 года подал в отставку Шеварднадзе, после эмоционального
выступления, в котором он обвинил реакционные силы в пере¬
хвате инициативы и критиковал Горбачева за то, что тот не сделал
достаточно, чтобы защитить его от их обвинений46. Горбачев
также стал более консервативен в своем подходе к сохранению
45 Комментарий Горбачева к ранним и поздним версиям этих планов см.
в: Международная панорама. 1990.4 сент.; ТАСС. 1990. 17 сент.
46 Известия. 1990. 29 дек.

158
Гл а в a 5
сплоченности Советского Союза. Он порвал с радикалами, с ко¬
торыми вел переговоры о децентрализации Союза, и занял пози¬
цию сдерживания. Был ли он причастен к применению силы
против сепаратистов в Латвии и Литве в январе 1991 года, оста¬
ется предметом спора историков47. Но, вероятно, не случайно, что
произошло это во время корректировки курса Горбачева в сентя¬
бре 1990 — апреле 1991 года. Ибо если он сам и не отдал приказа
применить военную силу — что вполне вероятно, учитывая его
неприязнь к силовым методам, — то он безусловно создал поли¬
тический контекст, в котором те, кто был более склонен к приме¬
нению силы, почувствовали большую свободу поступить так за
его спиной.
Горбачев признал этот сдвиг политической стратегии в своем
выступлении на IV Съезде народных депутатов в декабре 1990 го¬
да. Он утверждал, что пора усилить исполнительную власть на
всех уровнях системы и восстановить порядок:
Самое необходимое сейчас для преодоления кризиса —
восстановить в стране порядок. Это упирается в вопрос
о власти. Будут твердая власть, дисциплина, контроль за
исполнением решений, тогда сумеем наладить и нормальное
продовольственное снабжение, накинуть аркан на преступ¬
ников, остановить межнациональную вражду. Не добьемся
этого — неизбежны усиленно разлада, разгул черных сил,
распад государственности. <...>
Именно ради этих целей нужна сильная исполнительная
власть на всех уровнях — от главы государства до исполко¬
мов в городе и на селе, власть, умеющая добиваться соблю¬
дения законов, выполнения решений, способная поддержи¬
вать должный порядок и дисциплину. <...> На президенте
лежит ответственность за безопасность страны48.
Ничто из этого не поспособствовало ни экономической ре¬
форме, ни сохранению единства СССР. Вместо этого движение
47 Браун [Brown 1996: 279] обосновывает непричастность Горбачева к этим
решениям.
48 Правда. 1990. 18 дек.

Горбачев в политической обороне
159
Горбачева вправо только привело в ярость радикалов и усилило
центробежные силы как в центре, так и в республиках. Между
центром и периферией усилилась «война законов» по поводу
того, кому принадлежит юрисдикция в республиках и областях.
В марте 1991 года Горбачев объявил общенациональный рефе¬
рендум с целью выяснить мнение общества о том, должно ли
сохранение Союза оставаться ключевым приоритетом, и хотя он
заручился во всех голосующих республиках поддержкой боль¬
шинства в пользу сохранения СССР, формулировка вопроса
референдума настолько вводила в заблуждение, что, по мнению
многих радикалов, его результаты плохо отражали фактические
предпочтения общественности.
Затем Горбачев внезапно решил, что его поворот вправо был
непродуктивным, а может быть, даже контрпродуктивным.
В апреле 1991 года он снова повернул влево в вопросе сохранения
Союза (но не в отношении экономической реформы), объеди¬
нившись с радикалами, на этот раз на их условиях. Таким обра¬
зом, вместо того чтобы вернуться к промежуточной позиции
и попытаться достичь компромисса между противоборствую¬
щими силами, как сделал бы в 1989-1990 годах, Горбачев возоб¬
новил переговоры о конфедеративных отношениях между
центром и республиками. Это означало «сильные регионы —
слабый центр», серьезное отступление от его прежней более
сбалансированной формулы федерализма.
Горбачев оставался последовательным в своей стратегической
решимости сохранить существование СССР, найти «третий
путь» между государственным социализмом и капитализмом
и выработать синтез коллективистской и индивидуалистической
концепций демократии. Что изменилось за последние полтора
года его пребывания в должности, так это его понимание того,
какой политической стратегии необходимо следовать для сохра¬
нения власти и восстановления авторитета при достижении этих
целей. Перед лицом быстро поляризующейся ситуации он вер¬
нулся к тактике последовательного заключения союзов с теми
крайними силами, которые он считал на данный момент преоб¬
ладающими.

160
Глава 5
Ранее мы наблюдали пример подобного качания маятника как
средства восстановления авторитета. Хрущев поддерживал одну
политическую группу в 1961-1962 годах, но отказался от нее
после октября 1962 года, когда шок от кубинского ракетного
кризиса заставил его переоценить риски — как внутри страны,
так и за рубежом, — сопряженные с продолжением этого пути.
Затем он повернул в противоположном направлении, столкнув¬
шись с военно-промышленным комплексом у себя дома и доби¬
ваясь уступок в разрядке с Соединенными Штатами. Точно так
же Горбачев отказался от жесткой коалиции, когда пришел
к выводу, что риски устойчивого союза слишком велики, а выго¬
ды слишком малы в контексте быстро поляризующегося обще¬
ства и неуклонно распадающегося СССР. Он вернулся в лагерь
радикалов в надежде спасти конфедеративный компромисс.
Прошло два года, прежде чем пересмотренная стратегия
Хрущева провалилась; в октябре 1964 года он был свергнут
кликой соратников. В 1991 году все пошло быстрее. Через четы¬
ре месяца после того, как Горбачев снова сдвинулся влево, клика
его реакционных соратников поместила его под домашний арест
и взяла бразды правления в свои руки49. Путч позорно провалил¬
ся через три дня. Вернувшись в столицу, Горбачев провел несколь¬
ко месяцев, пытаясь восстановить свою роль эффективного по¬
литика и работая над предотвращением распада СССР.
Но он уже не мог контролировать ход событий. На Украине
поляризация зашла настолько далеко, что 1 декабря 1991 года
подавляющее большинство населения проголосовало за незави¬
49 Большинство путчистов утверждает, что Горбачев ввел их в заблуждение,
заставив поверить, будто он хотел, чтобы они ввели чрезвычайное положе¬
ние, от которого он бы отмежевался, но от которого в конечном итоге также
выиграл бы. Об этом говорили в интервью несколько путчистов в Москве
в июне 1999 года на конференции, в которой участвовал автор. Некоторые
западные ученые также считают, что Горбачев не был невинной жертвой
переворота. См., напр., [Knight 1996:12-37; Dunlop 1993]. Однако Браун это
отрицает, равно как и Черняев в послесловии к английскому изданию своей
книги «Шесть лет с Горбачевым» [Brown 1996:294ff.; Chernyaev 2000:401-423].
См. также предисловие к этой книге Джека Ф. Мэтлока-мл., тогдашнего
посла США в Советском Союзе [Chernyaev 2000: vii-xiv].

Горбачев в политической обороне
161
симость. Вскоре после этого президенты России (Ельцин),
Украины (Кравчук) и Белоруссии (Шушкевич) встретились
в лесу под Минском и завершили формальный роспуск СССР.
Горбачев узнал об этом постфактум; он был в ярости, но ничего
не мог поделать. Смирившись с неизбежным, он ушел в отставку
25 декабря 1991 года. Как и Хрущев, он был вынужден покинуть
свой пост в результате заговора. Но случай Горбачева уникален
гем, что он стал жертвой двух заговоров — справа и слева. Сна¬
чала он был посажен под домашний арест сторонниками суще¬
ствующего порядка, а позже его страна и его должность были
упразднены противниками этого порядка. Такая последователь¬
ность заговоров стала ярким отражением степени поляризации,
которая стала возможна благодаря политике Горбачева. Отрази¬
ла она и уменьшение размеров центристской политической базы,
на которую Горбачев опирался при поддержании своего полити¬
ческого авторитета.

Глава 6
Ельцин против
Горбачева
Крах попыток Горбачева следовать компромиссным курсом
в сторону системы смешанного типа внутри страны и за рубежом
был в значительной степени обусловлен общественными силами,
высвобожденными его политикой в СССР и Восточной Европе.
Но если и существовал человек, который действовал при развер¬
тывании этого процесса как самостоятельная побудительная
сила, то это Б. Н. Ельцин. Первоначально, в 1986-1988 годах,
Ельцин просто вынуждал Горбачева предпринимать большие
усилия по укреплению авторитета. Однако в 1989-1991 годах он
стал эффективно пресекать все попытки Горбачева вернуть
утраченное доверие. Когда Горбачев в 1985 году только перевел
Ельцина с позиции первого секретаря свердловской партийной
организации на руководящую должность в Москве, он не пони¬
мал, какие неприятности на себя навлекает. Стратегия Горбачева
по укреплению авторитета на тот момент все еще оставалась
довольно консервативной, и в 1986-1987 годах он предпочитал
сочетать радикализацию с контролируемым и эволюционным
ходом изменений. Эта стратегия предусматривала создание новых
политических арен и преобразование языка политики, но только
с той скоростью, которую диктовал генеральный секретарь.
Ельцин обнаружил, что темпы перестройки в каждой сфере ос¬
таются неприемлемо медленными.

Ельцин против Горбачева
163
Ельцин, Горбачев и этап смены власти (1985-1986)
Политбюро перевело Ельцина в Москву в апреле 1985 года,
назначив его сначала главой отдела строительства ЦК КПСС,
а затем секретарем ЦК по вопросам строительства. По его соб¬
ственному признанию, он ненавидел эту деятельность, посколь¬
ку центральный партийный аппарат оставил ему слишком мало
возможностей, чтобы управлять делами так, как он считал
нужным. Хотя он трудился долго и упорно и доводил своих со¬
трудников до изнеможения своей одержимостью работой, он
чувствовал себя на этой офисной работе как птица в клетке
[Yeltsin 1990: 91]1. Горбачеву и Лигачеву стало известно о недо¬
вольстве Ельцина, и они решили перевести его на новый пост.
Они позаботились о его назначении в декабре 1985 года первым
секретарем Московского горкома партии, а это была одна из
наиболее значительных должностей в стране; одновременно они
сделали его кандидатом в члены Политбюро. Московская пар¬
тийная организация, которой много лет руководил В. В. Гришин,
во времена Брежнева погрузилась в трясину коррупции. Горбачев
хотел, чтобы на этой должности был кто-то, кто смог бы очистить
политический аппарат Гришина и придать московской парторга¬
низации силы для дела административной и политической ра¬
ционализации. Послужной список Ельцина в Свердловске
подсказывал, что он мог бы это сделать.
Ельцин приступил к работе быстро, как мастер на все руки,
каким он себя представлял. Невзирая на то что он боялся пока¬
заться провинциальным болваном в кругах столичной элиты
[Ельцин 1990:69]1 2, это его не сдерживало; он был полон решимо¬
сти перевернуть Москву. Ему дали работу, напишет он позже,
1 См. также пространные мемуары девяти бывших советников Ельцина, со¬
трудников и министров правительства: Ю. М. Батурина, А. Л. Ильина,
В. Ф. Кадацкого, В. В. Костикова, М. А. Краснова, А. Я. Лившица, К. Ф. Ни¬
кифорова, Л. Г. Пихои и Г. А. Сатарова [Батурин и др. 2001: 40-41].
2 Батурин и его соавторы говорят, что московские чиновники называли его
чужаком [Батурин и др. 2001: 41].

164 Глава 6
потому что Москва нуждалась в спасательной операции. По
словам Ельцина, Горбачев «знал свой характер, был уверен, что
я смогу разгребать старые нагромождения, бороться с мафией;
имея определенный характер и мужество, смогу капитально
поменять кадры». И Горбачев был прав, потому что «надо было
начинать практически с нуля», потому что «было запущено аб¬
солютно все» [Ельцин 1990:84,85,91-93]. Далеко не ясно, хотели
ли Горбачев или Лигачев, чтобы Ельцин перевернул Москву с ног
на голову. Но Горбачев все же дал понять, что ищет серьезного
человека, способного провести капитальный ремонт3. Ельцин как
исполненный энтузиазма «штурмовик» взялся за работу с мак¬
симально полной отдачей.
Стиль руководства Ельцина в Москве напоминал его популизм
в Свердловске, но популизм этот стал еще более масштабным
и еще более угрожающим традиционным ценностям в контексте
горбачевской политики «ускорения». Он ездил в автобусах и мет¬
ро, совершал набеги на магазины в поисках товаров, хранивших¬
ся под прилавком, встречался с москвичами, долго отвечая на их
вопросы. Он возил по городу членов муниципального партий¬
ного и государственного руководства, как для ознакомления, так
и для ответов на вопросы общественности. Он призывал к более
активной публичной критике недостатков. Он даже открыто
объявил, что ходит в обычную поликлинику, а не в положенную
ему по рангу кремлевскую больницу [Colton 1997: 572-578; Aron
2000: 135-170]. Так пуританин из провинции дал сигнал, что
в город прибыл «человек из народа» — тот, кто не принимает
традиционных способов ведения дел, тот, кто не будет рассмат¬
ривать политику как полностью личное дело, тот, кто не прини¬
мает системы привилегий, благодаря которой куплена лояльность
и сплоченность правящей элиты, тот, кто не поддерживает идею,
будто коррумпированная московская знать партийных и госу¬
дарственных чиновников должна иметь иммунитет от разобла¬
чения и ответственности. Это было в новинку для Москвы
3 Горбачев сказал в июле 1986 года, что Москве нужен «большой бульдозер,
чтобы разгрести дорогу» [Aron 2000: 134].

Ельцин против Горбачева
165
и стало глотком свежего воздуха для тех ее жителей, которые
ожидали чего-то нового. В политическом плане это был горючий
материал, выходящий далеко за рамки того, что говорил и делал
16рбачев на этапе своего прихода к власти.
Популизм Ельцина как лидера в Москве был ленинским по
духу, аналогичным хрущевскому после смерти Сталина. В главе
второй, размышляя о раннем периоде жизни Ельцина и его ру¬
ководстве Свердловском, я отмечал, как много общего сущест¬
вует между стилями Хрущева и Ельцина. Ельцинское руководство
Москвой еще раз подчеркивает это сходство. Оба принадлежали
к такому особому типу личности в рамках ленинской системы,
как «штурмовик». Такой штурмовик открыто ненавидит бюро¬
кратию, не приемлет способность чиновников низкого уровня
уклоняться от ответственности за невыполнение своих обяза¬
тельств, пытается решить проблемы путем усиления давления на
кадры (и кадровые чистки) и использует для выявления плохо
работающих или коррумпированных чиновников комбинацию
из управляемой пропаганды и мобилизации масс. Находясь на
должности политического руководителя, штурмовик берет на
себя ответственность за выполнение задач, что только усиливает
его стремление к безотлагательному достижению результатов.
Это чувство безотлагательности заставляет его становиться все
более авторитарным, пытаться вдохновить людей на достижение
казавшихся недостижимыми плановых целей, самоотверженно
реорганизовывать бюрократию и искать универсальные средст¬
ва для решения практических проблем. В конце концов, как
и в случае с Советским Союзом Хрущева и Москвой Ельцина,
штурмовик в итоге обнаруживает, что такие методы ограниче¬
ны в своей возможности способствовать улучшению системных
показателей или выполнению обещаний4.
Хрущев пришел к власти, будучи готов расшевелить болото
и заставить номенклатуру измениться. При этом в течение
4 Арон подводит итоги полугодового ельцинского ударничества: «Результат
был удивительно, жалко и поразительно ничтожным» [Aron 2000:170]. После
полутора лет результаты на всех фронтах лучше не стали [Aron 2000:197-198].

166
Гл а в a 6
1953-1956 годов он проявил многие из описанных выше тенден¬
ций. То же можно сказать и о Ельцине в Москве 1986-1987 годов5.
Каждый из них дополнительно использовал штурмовщину как
средство давления на соратников в руководстве, чтобы заставить
их действовать по-своему. Так, Хрущев выходил к людям и при¬
зывал их быть более требовательными к чиновникам; затем
возвращался на официальные встречи с элитой и призывал ее
принять его политику, чтобы не столкнуться с гневом людей,
которые, по его словам, становились все более требовательными!
[Breslauer 1982: 37-38]. Так же и Ельцин заявил на собрании го¬
родской партийной элиты в январе 1986 года, через месяц после
своего назначения первым секретарем московского горкома, что
москвичи «не просто жалуются. Они возмущены» [Morrison 1991:
47; Aron 2000: 136-138]. Подобные отсылки к опасным настрое¬
ниям масс были рискованной и провокационной тактикой. Они
могли разбудить ожидания народа, усугубить его разочарование
и быть истолкованы как призыв заявить о себе, выступив против
режима. Но такая стратегия в ленинской системе была одним из
способов достижения цели и усиления политического влияния.
И Хрущев, и Ельцин относились к особому типу штурмовиков:
они были эгалитарными популистами. Они были неутомимыми
трудоголиками, презирали рутинную конторскую работу, пред¬
почитали находиться среди людей, подбадривая их и даже рабо¬
тая вместе с ними. Также оба заявляли, что презирают коррупцию,
прибегали к унаследованной вместе с идеологией эгалитарной
риторике и критиковали социально-экономические привилегии,
предоставляемые плохо работающим чиновникам6. Штурмовик
такого типа, разочаровавшись, потенциально может стать кри-
5 Подобно Хрущеву, давая поражающие своей нереальностью обещания,
Ельцин в 1986 году «пообещал к 1990 году устанавливать телефоны в течение
года после заявки <...> [и] удвоить протяженность маршрутов метро в сле¬
дующие пять лет» [Aron 2000: 149].
6 «Эгалитарный» здесь означает —- не приемлющий крайностей номенклатурных
привилегий. Это не означает одобрения радикальной эгалитарной «уравни¬
ловки» в оплате труда, хотя нередко подразумевает предпочтение коллектив¬
ных материальных вознаграждений перед чисто индивидуальными.

Ельцин против Горбачева
167
гиком номенклатурной системы. И Хрущев, и Ельцин, хотя и при
очень разных обстоятельствах, развивались именно в этом на¬
правлении — хотя Хрущев, в отличие от Ельцина, никогда не
переступал черту.
Усилия Ельцина по возрождению Москвы предвещали (как
и в случае с Хрущевым), что будет осуществляться поиск спосо¬
бов обойти коррумпированную бюрократию путем привлечения
широкой общественности к кампании против нее. Призывы
к более серьезной критике равносильны призыву к обществен¬
ности раскрывать правонарушения. Тем не менее такие призывы
сами по себе вряд ли могли поколебать или даже разрушить
стену взаимной поруки, защищавшую окопавшихся на своих
местах чиновников; поэтому лидер мог почувствовать необходи¬
мость пойти дальше: расширить как масштаб критики, так
и арену, на которой она происходит. В случае с Хрущевым пер¬
воначальные призывы к критике натолкнулись на немедленное
сопротивление со стороны защищающих себя чиновников.
Хрущев ответил им началом своей антисталинской кампании;
затем он начал публиковать протоколы заседаний ЦК и пригла¬
шать на них беспартийных. В то же время он начал кампанию по
передаче некоторых функций общественным организациям,
независимым от чиновничества. Затем последовали еще более
радикальные доктринальные нововведения («Партия всего на¬
рода»), политика ограничения срока пребывания партийных
деятелей в должности фиксированным сроком полномочий
и предварительное рассмотрение вопроса о выборах с участием
нескольких кандидатов [Breslauer 1982: chs. 2, 4, 5,6].
Ельцин вскоре столкнулся с тем, что достижимое традицион¬
ными методами имеет свои пределы. Горбачев обвинил его
в зачистке большой сети коррумпированных политических са¬
теллитов Гришина. Это было несложно: Ельцин, заняв должность,
немедленно начал увольнять высокопоставленных чиновников
московского горкома. Но чем больше людей он увольнял, тем
больше, по его словам, оставалось тех, кого следует уволить. Сеть
простиралась по всему городу, как по вертикали, так и по гори¬
зонтали. Подчиненный одного был покровителем другого на
168
Глава 6
более низком уровне или в другой бюрократической иерархии.
Коррумпированный директор магазина должен был иметь мно¬
жество защитников в разных секторах и на разных уровнях
партийного и государственного аппарата. В течение полутора лет
Ельцин зачистил около 60 % всех районных партийных руково¬
дителей в крупной московской партийной организации — цифра
ошеломляющая [Mikheyev 1996: 57; Aron 2000: 166]. На встрече
с общественностью в апреле 1986 года Ельцин выразил обеспо¬
коенность тем, что, несмотря на чистки, коррупция оказалась
бездонной ямой, а также проблемой более серьезной, чем ожи¬
далось. Он увольнял одних, заменяя их другими, которые тоже
оказывались коррумпированными7. На этой встрече Ельцин не
дошел до того, чтобы открыто объявить коррупцию проблемой
системы как таковой, но вполне можно было прийти к такому
выводу. Вместо этого он просто выразил свое беспокойство,
а также решимость продолжать очищаться от всех тех, кто под¬
дался искушению.
Ельцин уже чувствовал, что у проблемы имеются более глубо¬
кие причины, которые потребуют качественно новых политиче¬
ских действий для своего устранения. В Свердловске он провел
ограниченного масштаба кампании против коррупции и соци¬
ально-экономических привилегий чиновничества. Эти привиле¬
гии, по всей видимости, оскорбляли его представления о соци¬
альной справедливости и противоречили его собственному об¬
разу жизни; он утверждал, что личная материальная роскошь его
не интересует [Ельцин 1990: 78]8. Неизвестно, понимал ли он
полностью связь между привилегиями и коррупцией, хотя для
этого большого ума и не требовалось9. Институционализирован¬
ные привилегии являлись сводом правил. Они обеспечивали как
7 Выписка из выступления Ельцина Б. Н. перед пропагандистами города
Москвы И Радио Свобода. Архив Самиздата. № 5721 (апрель 1986 г.); см.
также воспоминания Ельцина [Ельцин 1990: 89-90].
8 В английском переводе это утверждение сильно смягчено [Yeltsin 1990: 90].
9 Батурин и другие [Батурин и др. 2001:43-44] полагают, что Ельцин прекрас¬
но понимал эту связь и что это понимание способствовало его рвению.

Ельцин против Горбачева
169
лояльность элит, так и безнаказанность чиновников по отноше¬
нию к угрозам снизу. Коррупция, с другой стороны, официально
не санкционировалась; в принципе к ней относились как к де¬
виантному поведению, даже когда московское руководство за¬
крывало на это глаза. Но коррупция чиновничества при Бреж¬
неве так укоренилась именно потому, что Политбюро защищало
чиновников от угроз их прерогативам и льготам. Если бы новый
лидер подверг сомнению привилегии элиты, это означало бы
конец подобной безнаказанности. Потому не случайно, что, даже
когда Хрущев расширял арены и рамки критики, чтобы подорвать
влияние бюрократии и увеличить собственное политическое
влияние, он также проводил политику, направленную на сниже¬
ние социально-экономических привилегий номенклатуры.
Если не в Свердловске, то в Москве Ельцин довольно быстро
понял связь между этими явлениями. И он не преминул высказать
это на самых высоких и публичных форумах партии. Его речь
на XXVII съезде партии в феврале 1986 года, всего через два
месяца после назначения главой московской парторганизации,
стала самой «подрывной» из всех речей, произнесенных с этой
трибуны за все время съезда10. Подобно Хрущеву в феврале
1956 года и Горбачеву в декабре 1984 года, он не просто критико¬
вал «некоторых работников» за плохой труд (что было бы обыч¬
ным делом), но и расширял границы критики, давая понять, что
проблема выходит за рамки «некоторых работников» и является
более серьезной деформацией системы, с которой необходимо
было бороться: «инертный слой приспособленцев с партбилета¬
ми». Но, в отличие от Горбачева того времени, Ельцин был готов
нанести удар по привилегиям, позволявшим этому «слою» быть
«инертными приспособленцами». Ельцин сделал эту горячую
тему — то, что тогда называлось вопросом о «социальной спра¬
ведливости», — центральным элементом своего обращения
к съезду партии и предупредил, что, если проблемы не будут
преодолены, политическую стабильность гарантировать невоз¬
можно [Aron 2000: 143].
10 Правда. 1986. 27 февр. С. 2-3.

170
Глава 6
Искоренить коррупцию и ограничить официальные привиле¬
гии в Свердловске было достаточно сложно; сделать это в Моск¬
ве было задачей практически невыполнимой. Москва была на¬
много больше, здесь размещались центральные органы власти.
Аппарат ЦК со штаб-квартирой в Москве легко мог защитить
своих политических соратников от «пришлеца» — руководителя
московского горкома. Ельцин привык держать все под контролем
и, как отмечалось в главе второй, раздражался, если оказывался
в подчиненном положении11. Вскоре он понял, что, апеллируя
к аппарату ЦК и покровителям в Политбюро, коррумпированные
бюрократы могут уклоняться от его нападок или отменять его
решения. Этим можно объяснить, почему его выступление на
партийном съезде также включало требование, чтобы аппарат
ЦК «не лез не в свое дело», мешая Ельцину выполнять свою ра¬
боту. Это замечание накалило обстановку в меньшей степени,
чем другие его ремарки, потому что оно не приняло форму
критики системы. Но вряд ли оно принесло Ельцину больше
союзников в Политбюро и аппарате ЦК. И оно не могло не от¬
толкнуть того самого человека — секретаря ЦК Лигачева, кото¬
рый в первую очередь способствовал продвижению Ельцина на
должность в Москве. Возможно, именно в этот момент Горбачев
и Лигачев осознали, что неверно оценили человека из Свердловска.
Горбачев, в котором сочетались черты реформатора и пурита¬
нина, мог в принципе соглашаться с тем, что говорил Ельцин,
и даже мог бы счесть полезным в политическом отношении,
чтобы кто-то выступал за радикализацию, освободив самого
генерального секретаря от ответственности на случай, если
возникнет обратная реакция. Но Горбачев мог задаться вопросом,
не станет ли Ельцин ускорять процесс радикализации общества
быстрее, чем он и Политбюро способны контролировать. Горба¬
чев мог также опасаться того, что осторожное внедрение ра- 11
11 Бывший член Политбюро Яковлев, как говорят, высказывался в том плане,
что как кандидат в члены Политбюро Ельцин не отличался особым рвением,
и добавил, что он всегда энергичен, когда он первый, но если он не первый,
он сразу же скисает [Филатов 2000: 418].

Ельцин против Горбачева
171
дикальных идей и доктрин, являвшееся его стратегией в то время,
будет дискредитировано из-за того, что Ельцин распространил
их до преждевременной системной критики. Однако Лигачев
должен был осознавать даже в большей степени, чем Горбачев,
что человек, которым он так восхищался в сентябре 1984 года, не
был сделан из того же материала, что и он сам. Оба они соответ¬
ствовали пуританскому образцу аскетичного борца с коррупци¬
ей, находящего способы улучшить работу системы при сохране¬
нии социальной стабильности. Оба они обладали менталитетом
штурмовика, чересчур давящего на подчиненных, чтобы добить¬
ся цели. Но Лигачев был малотерпим к системной критике,
способной подорвать признанную обществом легитимность ве¬
дущей роли партии12. В своей личной жизни Лигачев мог быть
аскетом, но он понимал, что систему институциональных при¬
вилегий нельзя поставить под вопрос без потенциального под¬
рыва более широкой системы номенклатурного господства13.
Более того, в своем выступлении на съезде партии Лигачев под¬
верг критике ежедневную газету КПСС «Правда» за публикацию
статьи, в которой было отражено недовольство населения соци¬
ально-экономическими привилегиями номенклатуры14. Не могло
12 Не обсуждая Ельцина в своих мемуарах, Лигачев отмечает, что сам поддер¬
живал перестройку и гласность до той поры, пока она не стала допускать
системную критику на публичных форумах [Ligachev 1993: 91, 96-97, 131,
287, 295]. В этой связи примечательно утверждение Лигачева о том, что
к инакомыслию в политике относились более терпимо, чем к публичному
толкованию истории СССР.
13 Личный аскетизм Лигачева наглядно показан в его мемуарах; это также от¬
мечает Ф. М. Бурлацкий [Бурлацкий 1997]. Мне также рассказали, что
бывшего советского деятеля культуры, гастролировавшего по стране и вы¬
ступавшего в Томске, где Лигачев был тогда первым секретарем области,
привели к Лигачеву, который начал с того, что напал на своего собеседника
с вопросами: «Ты куришь? Пьешь?» Помощник Лигачева сказал этому дея¬
телю культуры, что, если на любой из вопросов будет дан положительный
ответ, Лигачев больше не будет поддерживать этого человека. О том, что
Лигачев предпочитает сохранить систему льгот для номенклатурных чинов¬
ников, см.: The Washington Post. 1986. 3 марта.
14 Правда. 1986. 28 февр.

172
Гл ав a 6
обрадовать Лигачева и то, что центральный аппарат партии,
в котором он был высокопоставленным секретарем ЦК, должен
отказаться от своего права вмешиваться в дела важнейшей
региональной партийной организации страны! Лигачев был
пуританином и мог на этой ранней стадии сотрудничать с теми
технократами (как Рыжков), которые, как казалось, почитали
систему, основанную на централизованном планировании и кон¬
троле, а также уважали официальные привилегии [Ligachev 1993:
350-351]. Следовательно, он считал себя «реформатором»
и в принципе одобрял гласность и перестройку; но он не был
эгалитарным популистом. Ельцин далеко выходил за рамки того,
что Лигачев считал приемлемыми реформами.
Ельцин и этап господства Горбачева (1987-1989)
Как только Горбачев в конце 1986 года начал радикализировать
свою программу, Ельцин почувствовал себя обеленным от про¬
шлых грехов и с воодушевлением отнесся к новым направлениям
и темпам изменения политики. Гласность и демократизация
представлялись Ельцину тем самым общественным самовыраже¬
нием, которое требовалось для победы над бюрократией и моби¬
лизации новых сил для оживления страны. Перестройка дала
основания для переосмысления властных отношений между
партией и государством, между центральным и региональным
партийными аппаратами, а также между плановиками в центре
и региональными руководителями. Ельцин еще не дошел до
полной антисистемной критики, не говоря уже о четком видении
того, чем можно было бы заменить ленинскую систему. По его
собственному свидетельству, в 1986 году он все еще был ленинцем,
человеком, который не видел ясной альтернативы руководящей
роли партии и государственной собственности на средства про¬
изводства. Но Ельцин — как Горбачев, Шеварднадзе и Яковлев
в 1984 году и как Хрущев в 1956 году — пришел к выводу, что «так
продолжаться не может», и искал более радикальных мер, чтобы
преодолеть многочисленные препятствия на пути к переменам.

Ельцин против Горбачева
173
11ервоначально Ельцин с энтузиазмом отнесся к радикализации
горбачевской программы и восхищался тем, что Горбачев это
сделал [Ельцин 1990: 105; Коржаков 1997: 52, 64-65; Aron 2000:
192]. В Москве с появлением множества общественных объеди¬
нений («неформалов»), заявивших о своем праве на пространст¬
во на автономной общественной арене, начался культурный ре¬
нессанс. Осторожно, но решительно неформалы бросили вызов
официальным догмам и отстаивали свое право привлекать вни¬
мание к своим требованиям на публичных аренах, где не домини¬
ровал советский чиновник. Ельцин не был причиной этого ренес¬
санса, но и не делал практически ничего для его предотвращения.
Он не был демократом, не отличался причудливыми культурны¬
ми вкусами, но понимал, что невозможно одновременно проти¬
востоять коррумпированной бюрократии и пробуждающемуся
обществу. Он связал свою судьбу с последним.
Однако пуритане и технократы с опасением отнеслись к тако¬
му пробуждению. Они оценили утилитарный подход к гласности
как к инструменту разоблачения должностных преступлений
и клапану для выпуска сдерживаемого общественного недоволь¬
ства брежневским застоем. Но представители образованной,
активной общественности не хотели, чтобы гласность использо¬
вали для таких ограниченных целей. Вскоре они начали настаи¬
вать на дальнейшем расширении публичной арены и критиче¬
ского публичного дискурса. Все это в значительной степени
происходило в самой Москве, в пределах видимости и слышимо¬
сти Кремля. Ельцин был готов смириться с этим и даже позволил
съезду неформальных объединений собраться в Москве, что
стало важным событием в то хрупкое время начала гласности.
Лигачеву, видимо, это пришлось не по вкусу.
Вряд ли ему были по нраву и непрерывные чистки Ельциным
московской парторганизации, лишение социально-экономиче¬
ских привилегий людей, которые на него работали, и публичная
критика центрального партийного аппарата за препятствование
этим усилиям. Конечно, Ельцин был недалек от правды, жалуясь
на участие Секретариата ЦК в защите некоторых чиновников, на
которых он нацелился [Батурин и др. 2001: 48]. Но было также
174
Глава 6
что-то оторванное от реальности в его реакции на провал своих
инициатив. Подобно Хрущеву в 1961 году, испытавшему подоб¬
ное, пытаясь совместить частые и масштабные чистки и админи¬
стративные реорганизации с надеждой на быстрые результаты,
у Ельцина был короткий запал и склонность в ответ на сопро¬
тивление подливать масло в огонь. Иногда он жаловался на засе¬
даниях Политбюро на крушение своих планов. Он также в част¬
ном порядке сетовал Горбачеву, предполагая, что тот будет ему
сочувствовать и станет потенциальным союзником. Однако через
несколько месяцев, несмотря на пленум ЦК в январе 1987 года,
на котором Горбачев представил свою радикальную программу
демократизации, Ельцин начал приходить к выводу, что Горба¬
чев — соглашатель, который никогда не бросит вызов тем, кто
препятствует перестройке или замедляет ее [Бурлацкий 1997:
129-130, 193].
Вспоминая позднее, Ельцин с горечью писал о заседаниях
Политбюро в этот период. Он критиковал Горбачева за то, что
тот много говорит и мало действует, забалтывает официальные
заседания Политбюро длинными речами, которые приводят (как
он считал) только к полумерам. Его раздражало, что он был
всего лишь кандидатом в члены Политбюро (в отличие от своего
предшественника Гришина), без полноценного права голоса,
в отличие от Горбачева и Лигачева, его ровесников, которые уже
поднялись намного выше и быстрее и руководили сейчас всеми
процедурами. Действительно, эти страницы первых мемуаров
Ельцина читаются так, будто они написаны недавно избранным
членом совета директоров компании, воодушевленным своим
членством, но еще не знающим, что наиболее важные решения
принимаются не советом, а скорее членами правления [Ельцин
1990: 107-109].
Ельцин в своих воспоминаниях об этом времени едва ли
отдает должное беспрецедентному радикализму горбачевской
программы демократизации. Возможно, его оттолкнул тот факт,
что на январском пленуме 1987 года Горбачев согласился на за¬
ключительную резолюцию, менее радикальную в отношении
внутрипартийной демократизации, чем сам Горбачев предлагал
Ельцин против Горбачева
175
в своей вступительной речи. Возможно, он был расстроен тем,
что публичная риторика Горбачева все еще оставалась несколько
менее радикальной, чем его собственная. Возможно, Ельцин был
настолько поглощен внутримосковскими проблемами, что не мог
не думать о разрыве между решениями центрального партаппа¬
рата и реальными изменениями на местах. Или, возможно, его
злила способность Лигачева келейно блокировать некоторые из
его инициатив. Какова бы ни была точная причина, в 1987 году
Ельцин, очевидно, колебался между выводом о том, что Горбачев
недостаточно привержен делу перемен, и заключением, что тому
просто не хватило смелости противостоять Лигачеву и отка¬
заться от его тактики действий «тихой сапой». Ельцин в начале
1987 года не стремился свергнуть Горбачева; он скорее хотел
привести его в чувство. Он хотел, чтобы Горбачев стал столь же
смелым, как и он сам, публично бросил вызов закосневшим ор¬
ганам партии и государства на всех уровнях. Он пытался добить¬
ся того, чтобы Горбачев действовал с большей решительностью
и смелостью.
Однако на фоне общего разочарования Ельцин пришел к вы¬
воду, что его руководство московской партийной организацией —
безнадежное дело. Он почувствовал себя изолированным внутри
Политбюро [Батурин и др. 2001: 48] и решил уйти в отставку.
Когда Горбачев ее не принял и уклонился от дальнейшего обсу¬
ждения этого вопроса, разочарование Ельцина усилилось.
Незадолго до завершения заседания ЦК, созванного 21 октяб¬
ря 1987 года для обсуждения предложенного Горбачевым набро¬
ска его важной юбилейной речи, Ельцин поддался порыву и по¬
просил слова. Он не шел на заседание с таким намерением,
и у него с собой на всякий случай было только несколько заметок,
но когда заседание подходило к концу, этот вечный искатель
приключений (см. главу вторую) не смог устоять перед искуше¬
нием. Он выступил со сбивчивыми, но резкими нападками, го¬
воря о медленных темпах перестройки, обструкционистском
поведении Лигачева и центрального партаппарата, а также о том,
что Горбачев, руководя всем процессом, якобы колеблется, пре¬
дается самоуспокоению. Он вновь стал критиковать партийные
176
Глава 6
привилегии и предупреждал о том, что политическая стабиль¬
ность окажется под угрозой, если ситуация не улучшится. Он
полагал, что перестройка не просто недостаточно радикальна
и масштабна; существует угроза нового погружения страны
в застой. Он вновь заявил о своем намерении покинуть Полит¬
бюро15.
Более серьезным вызовом для руководства было бы разве что
выступление перед широкой публикой. Как бы то ни было, этот
вызов был достаточно резок не только из-за того, что было
сказано, но и потому, где и когда это было сказано. Ельцин осу¬
ждал Политбюро перед «партийной общественностью»,
300 с лишним членами ЦК, которым Политбюро было формаль¬
но (но не фактически) подотчетно16. Вызов был брошен не
только критикуемым партийным руководителям, но и Политбю¬
ро как институту. Это было нарушением институциональной
дисциплины, поскольку коллективное руководство не обсужда¬
ло этот вопрос заранее на закрытом заседании и не одобряло его
для обсуждения перед более широкой публикой. Это было не¬
санкционированной попыткой принудительно вывести арену
и язык допустимой критики далеко за пределы, уже санкциони¬
рованные Горбачевым. Это был настоящий «выход из-под кон¬
троля» в институциональном контексте ленинизма. Только
прямое обращение к массам было бы недопустимо в еще большей
степени.
В ответ Горбачев предоставил трибуну для критики Ельцина
как реформаторам, так и консерваторам. Если прежде Горбачев,
вероятно, считал, что Ельцин может быть полезен в руководстве
в качестве противовеса противникам дальнейшей радикализации
перестройки, то теперь он видел в Ельцине человека, способного
фактически дискредитировать радикализацию реформ как тако¬
вую [Brown 1996: 171]. Члены Политбюро —- Шеварднадзе,
Яковлев и, возможно, Медведев —- выступали за радикализацию
15 Текст выступления Ельцина см. в [Горшков и др. 1992: 23-25].
16 О понимании партийцев как «граждан» и «общественности» ленинских
режимов см. [Jowitt 1974].

Ельцин против Горбачева
177
от лица руководства, но они делали это в основном в том темпе,
которого требовал Горбачев. По-видимому, генеральный секре¬
тарь не хотел отпугивать пуритан и технократов, чтобы они не
выступили против его программы. Очевидно, он стремился за¬
ставить их как можно дольше считать, что для них найдется за¬
конное место при новом порядке, так что нет необходимости
становиться обструкционистами. Однако поведение Ельцина
угрожало им, показывая, к чему может привести дальнейшая
радикализация, подобно тому как события в Чехословакии при
Дубчеке в 1968 году сработали в ущерб реформаторам в бреж¬
невском Политбюро и Центральном комитете. По крайней мере
внутри партии склонность Ельцина к эгалитарному популизму
и его неуважение к принятым процедурным нормам могли
преждевременно отторгнуть «центристов» и сомневающихся, от
которых Горбачев рассчитывал получить поддержку. Жестокие
и продолжительные издевательства над Ельциным — особенно
позже, на собрании Московского городского комитета партии,
на котором Горбачев наблюдал за его отстранением от должно¬
сти, — очевидно, были уступкой со стороны Горбачева его соб¬
ственным нуждам в поддержании коалиции.
Возможно, из-за того, что он чувствовал себя виноватым
в жестокости происходящего (а Горбачев вытащил Ельцина из
больницы, где тот лежал после сердечного приступа, чтобы
подвергнуть его резким словесным нападкам со стороны партий¬
цев московского горкома), Горбачев предоставил Ельцину дос¬
тойное положение в государственной бюрократии, назначив его
замминистра строительства17. Но он также в частном порядке
сообщил Ельцину, что никогда не позволит ему вернуться в по¬
17 Хор нападающих на заседании московского горкома партии был особенно
злобным, может быть, даже более злобным, чем ожидал Горбачев. Арон,
основываясь на воспоминаниях участников и беседах с ними, пишет: «По
ходу встречи Горбачев начал выглядеть странно неуютно, даже смущенно.
Он заерзал, лицо его покраснело, глаза его беспокойно оглядывали зал.
Несколько раз он покачал головой, как будто пораженный яростью и вы¬
званной им злостью. Напротив, рядом с ним сидел Егор Лигачев, скрестив
руки на груди, торжествующе глядя на зал внизу» [Aron 2000: 215].

178 Глава 6
литику [Бурлацкий 1997: 135; Ельцин 1990: 5]. Затем последовал
многомесячный период, в течение которого Ельцин подвергал
себя мучительному самоанализу. Он был полон решимости
принципиально переосмыслить то, через что ему пришлось
пройти [Ельцин 1990:156]. Он испытал на себе всю силу партий¬
ной «инквизиции». Это было не сравнимо ни с чем, что происхо¬
дило в Центральном комитете с 1961 года; его осуждали даже
некоторые из тех, кого он считал друзьями. Он боролся против
коррупции и привилегий партийного аппарата в целом и против
господства центрального партийного аппарата над региональ¬
ными партийными и государственными органами. Вместо того
чтобы поблагодарить за его усилия по улучшению ситуации
в Москве, его подвергли чистке и чуть не довели до смерти. Не¬
смотря на все это, он продолжал верить (по крайней мере, в тео¬
рии) в «руководящую роль партии» и в лучшее будущее советских
людей под руководством КПСС18. Как мог он примирить эти
противоречивые убеждения? Никогда не уклоняясь от личных
вызовов, Ельцин искал ответы. Он еще не осознавал, что ему
придется отбросить ту или другую из этих совокупностей веро¬
ваний.
Эта мучительная переоценка происходила в политическом
контексте, который менялся с каждым месяцем. Борьба между
радикальными реформаторами и «стоящими в обороне» консер¬
ваторами накалялась. Письмо Нины Андреевой, написанное
в марте 1988 года и поддержанное Лигачевым, было явной по¬
пыткой противников дальнейшей радикализации наглядно по¬
казать, что, перестройка, по их убеждению, превратилась в угро¬
зу для всей системы партийного правления19. Радикальные ре¬
форматоры в руководстве при поддержке Горбачева перешли
в контратаку и вынудили консерваторов снова занять оборони¬
18 О том, когда именно Ельцин утратил веру в это, см. [Aron 2000: 366].
19 Преподаватель химии из Ленинграда Н. А. Андреева опубликовала в обще¬
национальной партийной газете манифест, в котором перестройка осужда¬
лась как предательство всей советской истории. Публикацию инициировал,
если не спровоцировал, Лигачев.

Ельцин против Горбачева
179
тельную позицию. В то же время радикально настроенные редак¬
торы журналов и газет позволяли или поощряли дальнейшее
расширение масштабов критики — до такой степени, что многое
из того, что говорил Ельцин на XXVII съезде партии, к указан¬
ному времени стало общим местом для многотиражных изданий.
Неформальные организации росли в геометрической прогрес¬
сии — и по количеству, и по напористости. Советская интелли¬
генция, и молодая, и старая, избавлялась от своих страхов, от¬
вергала запреты и все больше действовала, руководствуясь
своими убеждениями, будучи уверенной в своей растущей силе
как общественного движения. В Свердловске прошла огромная
демонстрация в защиту Ельцина. Люди публично требовали
рассказать, что произошло на том заседании ЦК, где Ельцин
бросил вызов Политбюро. Письма в поддержку приходили ему
со всей страны, что значительно укрепляло его дух [Aron 2000:
227] и, возможно, также влияло на его миропонимание. Если
Ельцин раньше рассматривал пробуждение общества как здоро¬
вое проявление его жизнеспособности и видел в нем полезного
союзника против бюрократии, но теперь он начинал также по¬
нимать, что «народ» может стать ядром политической стратегии,
которая поможет ему воскресить себя политически.
Июньская партийная конференция 1988 года неожиданно
стала для Ельцина площадкой, где он продолжил борьбу с пар¬
тийным истеблишментом. Ельцин решил возобновить битву за
свое политическое возрождение и реабилитацию, а также за свое
все более радикальное видение будущего советского политиче¬
ского строя. Особенность этой конференции — ее трансляция на
всю страну — помогла ему превратить то, что было внутрипар¬
тийной войной, в публичную битву. Это позволило Ельцину
озвучить свое недовольство перед максимально широкой ауди¬
торией, а не только перед простыми членами партии или номен¬
клатурным партийным «дворянством» в составе ЦК. Горбачев
тоже пытался расширить рамки и арену критики как способа
трансформации советской системы в более демократическую
форму политической организации. У него были свои причины
для этого, не связанные с вызовом со стороны Ельцина. Он не
180
Глава 6
собирался разрешать Ельцину выступать, но неудержимый Борис
Николаевич пробился к трибуне ближе к самому концу конфе¬
ренции, и Горбачев по причинам, известным, видимо, только ему
самому, позволил Ельцину выступить. Горбачев также дал воз¬
можность ответить Лигачеву, и этот воинственно настроенный
член Политбюро принял вызов.
Миллионы телезрителей впервые имели возможность вблизи
и без цензуры наблюдать за внутрипартийной борьбой и дебата¬
ми. Для большинства из них это было одновременно поучитель¬
ным и завораживающим опытом. Они стали свидетелями вы¬
сказываний разнообразных точек зрения на партийную жизнь:
пуританина, гордившегося «построением социализма» в так
называемую «эпоху застоя»; технократов, обсуждающих границы
экономической децентрализации и рыночных реформ; радикаль¬
ных реформаторов, стремящихся к фундаментальной демократи¬
зации партии. Они также стали свидетелями выступления Ель¬
цина, еще не вполне уверенного в том, как выглядит демократия,
и слезно умоляющего партию его простить, но все более убежда¬
ющегося в том, что партаппарат — это проблема, а не решение20.
Не менее важны, чем дебаты на конференции, были ее решения,
особенно рекомендация сформировать законодательный орган —
Съезд народных депутатов — на основе общенациональных
выборов, которые должны были состояться в марте 1989 года.
У Ельцина оставалось около шести месяцев, чтобы изучить по¬
литический ландшафт и решить, станет ли это для него каналом
политической мобильности и захочет ли он им воспользоваться.
В какой-то момент он решил, что это так; Ельцин отказался
баллотироваться в парламент от своего родного Свердловска,
в полном соответствии со своим вечным стремлением решать
крупные проблемы и желанием показать Горбачеву и Политбюро,
что он играет с ними на равных. В Свердловске победа была бы
слишком легкой. Если ему суждено возродиться в качестве по¬
20 Выступление Ельцина на партконференции см. в [Горшков и др. 1992:75-82].
Арон приводит блестящий анализ того, как риторика Ельцина могла ото¬
зваться в российском обществе [Aron 2000: 245-246].

Ельцин против Горбачева
181
литической фигуры национального значения, а не просто как
одному из нескольких тысяч народных депутатов, то ему нужно
воспользоваться всеми шансами. Ельцин решил баллотировать¬
ся по национально-территориальному округу № 1 — в самой
Москве21. Это был, безусловно, самый большой избирательный
округ в СССР, что значительно повысило значимость итогов
голосования как показателя состояния общественного мнения.
Чиновники, контролирующие процесс выдвижения кандида¬
тов, изо всех сил пытались помешать Ельцину баллотироваться,
а затем поддержали в качестве его соперника директора крупно¬
го автозавода. В печати они выступали против Ельцина с обви¬
нениями как политического, так и личного характера. Ничего не
вышло. Чем больше его очерняли, тем больше росли его попу¬
лярность и авторитет. Ельцин выступил с программой, осужда¬
ющей коррупцию и привилегии, призывая к радикальной демо¬
кратизации партии22. В конце концов он разгромил своего оп¬
понента, набрав ошеломляющие 89,4 % голосов.
В какой-то момент, в конце 1988 или начале 1989 года, в резуль¬
тате личной переоценки Ельциным своей политической филосо¬
фии он пришел к выводу, который основатели либерально-демо¬
кратической теории сделали сотни лет назад: демократизация
требует передачи власти и авторитета от «королей» к «людям»
[Bendix 1978]. В случае коммунистической системы в ее постста¬
линскую эпоху «королями» была партия, коллектив, светский
вариант «божественного права». Если когда-то Ельцин искренне
верил в право партии воплощать и выражать правду и закон¬
ность, то теперь он передал эти полномочия другому сообщест¬
ву — «народу». Если раньше партия говорила от лица народа, то
теперь эта партия будет отвечать перед народом, а Ельцин будет
его знаменосцем. Реформы Горбачева сделали это возможным.
К удивлению и огорчению Горбачева, Ельцин ухватился за воз¬
можность вернуться в политику, то есть сделал именно то, чего,
21 Ельцин писал о причинах баллотироваться в Москве в [Ельцин 1990:65-66].
22 См., напр., предвыборную речь, опубликованную в «Московской правде»
21 марта 1989 г.

182
Глава 6
как Горбачев предупреждал, он никогда бы не допустил, и раз¬
вернул эти новые арены против партии, а затем и против самого
Горбачева. В то время как Горбачев рассматривал эти новые ка¬
налы (выборы и парламент) как расширение публичной арены,
которое приведет к некоей форме демократического социализма,
Ельцин рассматривал их как инструменты для разрушения власти
партийного аппарата. Если новый политический язык при Горба¬
чеве теперь обычно включал в себя сочетания социалистических
и либерально-демократических принципов (например, «социа¬
листический плюрализм» и «социалистический рынок»), то
Ельцин использовал новые общественные платформы, чтобы
отвергнуть эти формулировки как неработающие и предложить
вместо них либерально-демократические и антисистемные док¬
трины. Для Ельцина была подготовлена почва для перехвата
политической инициативы в тот самый момент, когда Горбачев
по причинам, не связанным с его деятельностью, был вынужден
перейти к политической обороне23.
Упадок Горбачева, подъем Ельцина (1989-1991)
Наблюдатели сходятся во мнении, что 1989-й был годом,
в течение которого Горбачев утратил контроль над обществен¬
ными силами, высвобожденными его политикой гласности, пе¬
рестройки и демократизации. То есть примерно в это время
мобилизация антисистемных сил общественно-политическими
организациями (такими как «Демократическая Россия» в России
и этнонациональные народные фронты в других республиках)
подталкивала к радикализации политики со скоростью, превы¬
шающей желательную для Горбачева и заданную им. Ранее Горба¬
чев придерживался стратегии направления политики в сторону
23 Ельцин определенно был амбициозен. Но моя цель не в том, чтобы опреде¬
лять, руководствовался ли он в своих действиях чистыми политическими
амбициями или искренней верой. Лидеры, стремящиеся укрепить свой ав¬
торитет, необязательно должны верить в те идеи, которые пропагандируют.

Ельцин против Горбачева
183
радикализации, стараясь при этом не допустить перехода уме¬
ренных в оппозицию. Теперь он оказался в ситуации, когда ему
приходилось пытаться одновременно не отставать от быстро
радикализующихся социальных сил (чтобы не потерять свою
базу радикальных сторонников) и сдерживать их, насколько это
возможно (чтобы не потерять умеренных). Как мы увидим,
главным страхом Горбачева была необратимая поляризация. Это
пугало его как гражданина, потому что он считал, что она пред¬
вещает социальную нестабильность; но это также должно было
страшить его как политика, поскольку грозило лишить его
влияния как политического деятеля. В числе его отличительных
качеств как политика были тактические навыки служить связую¬
щим звеном между одним и другим крылом внутри коммунисти¬
ческой партии. Полная поляризация означала бы коллапс центра
политического спектра, и в этом случае такая позиция была бы
уже невозможна: эти крылья оказались бы слишком далеко друг
от друга. Политическая роль, благодаря которой он укрепил свой
авторитет, стала бы неактуальной.
Ельцин, напротив, играл поляризующую роль, поощряя и со¬
бирая вокруг себя те самые антисистемные силы, которые
Горбачев пытался сдерживать. Чем более Ельцин преуспевал
в укреплении своего авторитета, объединяя силы радикального
максимализма, тем более трудной и, вероятно, невыполнимой
становилась задача Горбачева. В целом Ельцин строил свой авто¬
ритет на платформе, которая в случае успеха сделала бы менее
вероятным, что Горбачеву удастся вернуть политический авто¬
ритет себе. И Хрущев, и Брежнев оказывались в позиции поли¬
тической обороны и стремились вернуть себе власть, изменив
свои программы. Оба они сталкивались с внутрипартийными
скептиками и сдержанными критиками, задававшимися вопро¬
сом, отличаются ли их нынешние инициативы большей испол¬
нимостью, чем прежние. Но ситуация Горбачева была уникальной
именно потому, что он сделал советскую политику открытой для
публичного политического соревнования. Теперь он столкнулся
с открытой политической борьбой, отмеченной участием моби¬
лизованных массовых групп, в том числе антикоммунистических
184
Глава 6
общественных сил и явной контрэлиты. Это уже не было «ле¬
нинской политикой», но вариантом конкурентной политики,
имеющим свою собственную логику укрепления и поддержания
авторитета и свои собственные этапы развития. Стадия упадка
Горбачева совпадала со стадией политической преемственности
Ельцина, во время которой последний стремился укрепить новую
политическую базу.
Ельцин неуклонно занимал все более заметное место на новой
общественной арене. В рамках Съезда народных депутатов СССР
он получил трибуну для выступлений, которые первоначально
транслировались по телевидению для общенациональной ауди¬
тории. Он был избран членом определяющего политику Верхов¬
ного Совета, пленумы которого собирались на постоянной осно¬
ве. В Верховном Совете он стал видным членом межрегиональной
группы депутатов, возглавляемой сначала выдающимся физиком
и демократом-диссидентом А. Д. Сахаровым, а затем, после
внезапной кончины Сахарова в декабре 1989 года, самим Ельци¬
ным. В марте 1990 года Ельцин победил на свободных выборах
в только что созданный парламент РСФСР и стал членом ее
Верховного Совета. Месяц спустя, в мае 1990 года, он выиграл
напряженную схватку за председательство в Верховном Совете.
В июле 1990 года на XXVIII съезде КПСС он объявил, что сдает
свой партийный билет, после чего демонстративно прошел
к выходу. В марте 1991 года, используя свою должность предсе¬
дателя Верховного Совета, он организовал публичный референ¬
дум, на котором было одобрено учреждение должности россий¬
ского президентства, свободно избираемого гражданами России.
Три месяца спустя он безоговорочно победил на выборах. Таким
образом, попытки Горбачева восстановить свое политическое
положение осуществлялись в контексте, в котором восходящая
политическая звезда, более радикальная, чем сам Горбачев, все
более доминировала непосредственно на общественной арене,
созданной Горбачевым для контроля общественной инициативы
и уровня поляризации.
Ельцин в течение последних двух-трех лет правления Горба¬
чева вел политическую игру на поляризацию. Что бы ни пред¬
Ельцин против Горбачева
185
лагал Горбачев во внутренней политике, Ельцин критиковал
лидера партии за консерватизм и полумеры. Он поддерживал
центробежные силы в союзных республиках, тогда как Горбачев
пытался сдержать их, сочетая кнут и пряник. Он считал «центр»
(то есть Кремль и советские власти в Москве) главным препят¬
ствием на пути к решительному переходу России к новому по¬
литическому и социально-экономическому порядку. Он иници¬
ировал «войну законов», оспаривая или блокируя применение
всесоюзных законов на территории РСФСР. Он продвигал дек¬
ларацию о суверенитете России и поддерживал другие респуб¬
лики, поступившие таким же образом. Он диктовал условия
предлагаемого Союзного договора, переговоры по которому
велись в течение 1990-1991 годов и который превращал СССР
в конфедерацию в значительной степени независимых госу¬
дарств, оставляя центру незначительные полномочия, которые
республики не желали уступать ему. Он встал на сторону шах¬
теров, внезапно начавших забастовки против ухудшения эконо¬
мических условий (1989), а затем (1991) против Горбачева
и коммунистического режима как такового, подтвердив закон¬
ность их требований и воспользовавшись возможностью пере¬
дать юрисдикцию над шахтами России. Он сказал представите¬
лям российских регионов, которые также заявляли о своем
«суверенитете» по отношению к центральной власти в России:
«Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить»24.
Когда Горбачев соглашался с радикально настроенными сила¬
ми, Ельцин обычно повышал ставку, поддерживая еще более
радикальный вариант. Когда же Горбачев возвращался в центр
политического спектра, ища компромисса между постепенными
24 Foreign Broadcast Information Service. Daily Report, Soviet Union (далее — FBIS-
SOV). 1990. August 13. P. 84. Семь месяцев спустя, однако, он уточнил это
замечание: «Республики могут получить столько суверенитета, со скольким
могут управиться. Мы на это можем пойти. Но они, конечно, должны будут
самостоятельно отвечать за благополучие своих людей. Мы ставим одно
условие: они должны будут участвовать в федеративном договоре. Подчер¬
киваю: мы никому не дадим разрушить Россию» (Комсомольская правда.
1991. 14 марта). Моя благодарность Филиппу Рёдеру за эту цитату.

186
Глава 6
и ускоренными программами экономических реформ, а также
между федералистскими и конфедералистскими формулировка¬
ми в Союзном договоре, или когда режим применял силу против
антисистемных сил в Грузии, Азербайджане и прибалтийских
республиках, Ельцин осуждал Горбачева за консерватизм, реак¬
ционность или за что-нибудь того хуже. Это была классическая
игра на поляризацию, призванная поставить Горбачева в патовую
ситуацию и подготовить условия для решительного разрыва со
старым порядком. Ельцин со временем становился все более
и более решительным в своем стремлении уничтожить как власть
Горбачева, так и власть Кремля.
Ельцин был не единственным крупным политическим дея¬
телем, выступившим против Горбачева в этот период. В ответ на
такие потрясения, как крах коммунистических режимов в Вос¬
точной Европе (1989), забастовки шахтеров, снятие упоминания
руководящей роли коммунистической партии в конституции
(1990), распад общесоюзных властных структур (1990-1991),
протосепаратистские тенденции в России, на Украине, на Кавка¬
зе и в Прибалтике и явное нежелание Горбачева им противосто¬
ять, — силы консервативной реакции начали мобилизовываться
публично и за кулисами. Горбачев изначально пытался приспо¬
собиться к ним и, как мы видели, частично сдвинулся вправо во
внутренней политике в период с сентября 1990 года по апрель
1991 года. Но это было не более чем сдерживающей мерой, по¬
скольку те общественные силы, к которым перешла инициатива
в текущей политике, были силами радикальными, антисистем-
ными или, по крайней мере, теми силами, действия которых
способствовали распаду системы. Горбачев мог предотвратить
провозглашение радикальной и быстрой децентрализации эко¬
номики, но он не мог навязать стране медленную программу
реформ в условиях, когда руководство РСФСР отказывалось ее
реализовывать. Он мог предотвратить принятие Союзного дого¬
вора на конфедеративной основе, но не мог навязать свою феде¬
ралистскую альтернативу, когда основные союзные республики,
включая Россию, отказывались ее воспринимать. Тем временем
в экономике наблюдалось неуклонное снижение показателей,
Ельцин против Горбачева
187
проходившее параллельно с неуклонным снижением слаженно¬
сти государственного управления.
Когда в апреле 1991 года Горбачев снова решил примкнуть
к другому лагерю и договориться о преобразовании СССР в кон¬
федерацию, он, как и ожидалось, привел в ярость консерваторов
и реакционеров, вошедших в его правительство в последние
месяцы и ожидавших восстановления власти Кремля над страной.
Когда вместо этого Горбачев назначил в августе 1991 года цере¬
монию подписания радикальной версии Союзного договора,
руководители общесоюзных институтов — КГБ, армия и руко¬
водство центральных министерств — взяли дело в свои руки. Их
переворот 19 августа 1991 года был спланирован поспешно
и плохо, получил лишь ограниченную поддержку военного ко¬
мандования и не был подкреплен каким-либо коллективным
чувством уверенности в себе. Более того, хотя заговорщикам
удалось удержать Горбачева под домашним арестом в его рези¬
денции вдали от Москвы, они так и не смогли изолировать Ель¬
цина. Это был его звездный час. Он рисковал своей жизнью, стоя
на танке и требуя, как законно избранный президент России,
чтобы войска не принимали участия в этом антидемократическом
бесчестье, предупредив, что они будут привлечены к ответствен¬
ности, если станут сотрудничать с изменниками.
Последующая история России, а возможно, и Советского
Союза могла бы быть совершенно иной, если бы Ельцин не пе¬
режил свой акт неповиновения. Достаточно было одной пули
снайпера, чтобы покончить с ним, стоящим на этом танке.
И потребовался бы только один решительный командир взвода,
чтобы открыть артиллерийский огонь по Белому дому и уничто¬
жить большую часть руководства антисистемных сил, собрав¬
шихся там в тот день. Хотя мобилизованные общественные силы
могут подтолкнуть политику страны в определенном направле¬
нии, они не всегда определяют, насколько далеко зайдет такой
толчок и как долго он продлится. Роль Ельцина в дальнейшей
поляризации российской политики и в срыве усилий Горбачева
по восстановлению своей политической роли неоспорима. Если
бы после августа 1991 года не стало Ельцина и даже если бы путч
188
Глава 6
окончательно провалился после такого кровопролития, полити¬
ческий ландшафт был бы совсем другим. Но справедливо и об¬
ратное: успешное неподчинение Ельцина заговорщикам превра¬
тило его из весьма популярного политика в практически леген¬
дарную харизматичную персону. Казалось, что он в одиночку
справился с путчем, совершив подвиг, по крайней мере не менее
великий и внушающий трепет, чем его успешное политическое
возрождение в ходе избирательной кампании 1989 года25.
Ельцин, как казалось, совершил чудо, и именно этого ждут
последователи от своих харизматичных лидеров. После этого
Горбачев оказался в его власти — а он редко бывал милосердным
и тем более великодушным. Ельцин, возможно, до ноября-дека¬
бря 1991 года еще не решил, будет ли он тайно сотрудничать
с лидерами двух других республик с целью распустить Советский
Союз и передать Кремль (и подконтрольные ему общесоюзные
учреждения) под юрисдикцию России. Возможно, в августе-сен¬
тябре он еще не определился с тем, хочет ли он сменить Горбаче¬
ва на посту лидера нового конфедеративного Союза суверенных
государств. Но к осени 1991 года становилось все более очевид¬
ным, что с Горбачевым как серьезной политической силой покон¬
чено и что будущее России будет определяться решениями пре¬
зидента Ельцина.
Понижая и повышая ставки
В установившихся демократических режимах, в которых
уровни социального конфликта и поляризации относительно
низки, а электоральное соперничество ведется по принципу
«победитель получает все», политические конкуренты в ходе
кампании обычно борются за голоса умеренной середины элек¬
25 Во всяком случае, так это выглядело в глазах публики. Есть те, кто утвержда¬
ет, что Ельцину во время путча смерть не грозила, что заговорщики пред¬
почли бы оставить его в живых. Оставим ответ на этот вопрос будущим
историкам.

Ельцин против Горбачева
189
тората. Когда социальный конфликт и поляризация нарастают,
начинается обратный процесс. Умеренная середина сокращается
в размерах, и кандидатам приходится бороться за лояльность
набирающих силу крайних концов политического спектра. В та¬
ких условиях язык политики становится более экстремистским
в обоих направлениях. Более того, конкуренты на одной стороне
идеологического спектра часто стремятся перебить друг другу
ставки в борьбе за лояльность избирателей-максималистов.
13 контекстах, отмеченных поляризацией этнических или расовых
конфликтов, реакционная стратегия иногда бывает ознаменова¬
на разыгрыванием этнической (или расовой) карты. Она прини¬
мает двоякую форму: осуждение идеологических оппонентов за
их позицию по тому или иному вопросу и перебивание ставок
соперников, находящихся на той же стороне политического
спектра, путем показа большей приверженности общим ценно¬
стям по сравнению с ними.
В ситуациях нарастания поляризации электората конкуренты
по обе стороны политического спектра могут попытаться пере¬
хватить инициативу у соперников из собственного идеологиче¬
ского лагеря, разбивая политическую защиту друг друга или,
используя терминологию карточных игр, «поднимая ставки»,
«повышая ставки» или «перебивая взятки». Эти действия часто
принимают форму попыток преувеличить степень привержен¬
ности конкурента к противоположной стороне спектра. Окажет¬
ся ли это выигрышной стратегией, зависит от типа выборов
(внутрипартийные или всеобщие), электоральных правил
(пропорциональное представительство или принцип «победитель
получает все»), а также размера и настроений «умеренного»
блока среди голосующей публики. В случае с Ельциным особые
обстоятельства, созданные реформами Горбачева, предоставили
ему благоприятную возможность укрепить свое политическое
положение за счет такого «перебивания взяток».
Советская политика до Горбачева определенно не была поли¬
тикой электоральной, ограничиваясь конкурентной борьбой за
лояльность внутри групп элит. При такой конкуренции чем
выше уровень поляризации проблем в истеблишменте, тем
190
Глава 6
больше соблазн повысить ставки, чтобы перехватить инициати¬
ву у соперников. Так было в период политической борьбы за
престолонаследие, последовавшей за смертью Сталина, и до ре¬
шения «сталинского вопроса». Именно Хрущев успешно разыграл
игру с перекупом. Постсталинский консенсус призывал к разры¬
ву с атмосферой террора и улучшению ситуации с потреблением.
Но Хрущев своим неожиданным осуждением Сталина заставил
своих политических соперников обороняться. В сфере социаль¬
но-экономической политики он обвинил своих соперников
в непонимании масштабов чрезвычайной ситуации с продоволь¬
ствием, поскольку сам продвигал кампанию («освоение целинных
земель») по быстрому возделыванию новых земель с целью
уменьшения нехватки зерна. Тем самым он обыграл Маленкова
с его более реалистичным (и более дорогостоящим) перспектив¬
ным планом дальнейшего развития традиционных сельскохозяй¬
ственных районов. Затем Хрущев еще больше повысил ставки,
совершив поездку по стране и призвав колхозы в течение трех¬
четырех лет выйти на рекордные уровни производства мяса
и молока. Соперники Хрущева в руководстве постоянно оказы¬
вались застигнуты врасплох этими намеренными попытками
повысить потребительские ожидания населения и разрушить
политические штампы. К тому времени, когда в 1957 году они
попытались свергнуть Хрущева, его поддержка в Центральном
комитете выросла до такой степени, что взамен ему удалось из¬
менить ситуацию и уничтожить своих конкурентов.
Когда в 1964 году Хрущев был окончательно свергнут, консен¬
сус в руководстве был гораздо большим, чем после смерти Ста¬
лина. Антисталинская кампания была остановлена, чтобы интел¬
лигенция не могла больше ставить под сомнение мудрость ком¬
мунистической партии и верность ее линии. Также негласно
решено было отказаться от из ряда вон выходящих обещаний
Хрущева добиться «полной и окончательной победы коммуниз¬
ма» в СССР и «догнать и перегнать Америку» в промышленном
производстве и уровне жизни. В совокупности руководство
лучше осознало, что система неспособна выполнить такие обе¬
щания. Учитывая эти изменения, уровень поляризации внутри
Ельцин против Горбачева
191
него снизился до такой степени, что рецептом успеха стал отказ
от «повышения ставок», создание коалиции, объединяющей
умеренную середину политического спектра. Еще совсем недавно
Хрущев, а до него Сталин продемонстрировали политическому
руководству опасность, исходящую «сверху», когда лидер полу¬
чает слишком много власти и может использовать ее против
зависимого от него номинально «коллективного» руководства.
В таких обстоятельствах политическая конкуренция при Бреж¬
неве стала ограниченной: она сводилась к более узким полити¬
ческим аренам и всегда подчинялась необходимости избегать
вызовов политическим прерогативам партийного руководства,
будь то «сверху» (автократия) или «снизу» (силы вне партий¬
но-государственного аппарата). Способом избежать таких вызо¬
вов было сохранение видимости единства в руководстве; это
сочеталось с умеренным консенсусом в руководстве и укрепляло
его. Результатом стало то, что политическая конкуренция пре¬
вратилась в значительной степени в вопрос снижения, а не по¬
вышения ставок. Это продолжалось около двадцати лет и способ¬
ствовало возникновению того состояния, которое Горбачев и его
единомышленники охарактеризовали как «застой».
Горбачев, как и Хрущев, столкнулся с ситуацией, когда атмо¬
сфера внутри политического истеблишмента сместилась в сто¬
рону смутного ощущения, что «так продолжаться не может». Не
было единого мнения относительно того, как вылечить недуг, но
широко распространилось стремление к переменам. Реакцион¬
ный менталитет наследников Брежнева и Черненко (Тихонов,
Гришин, Романов, Кунаев и др.) был аналогом неосталинистских
настроений 1953 года, и обойти его было столь же легко. Пред¬
выборная речь Горбачева в декабре 1984 года явилась аналогом
кампании Хрущева по десталинизации. Он бросил вызов и объ¬
явил о невозможности продолжать по-прежнему. Укрепив свою
власть в 1985-1986 годах, Горбачев снова перехватил инициати¬
ву, начав процесс непрерывной радикализации политики, что
нашло отражение в его программах гласности и демократизации
1987-1988 годов. Однако, спонсируя эти инициативы, Горбачев
не пытался перебить ставки своих соперников в руководстве. Те,
192
Глава 6
кто, как Шеварднадзе и Яковлев, соглашался с его программой,
были не соперниками, а союзниками; не было нужды перебивать
их ставки. Горбачев просто пытался вести страну в предпочти¬
тельном для себя направлении, а предпочитал он радикализацию
постепенную, чтобы не дать общественным силам зайти слишком
далеко и слишком быстро в направлении, способном обрушить
систему или вызвать мощную реакцию сил внутри истеблиш¬
мента.
Таковы были условия, в которых Ельцин пытался играть
с Горбачевым на повышение — сначала для того, чтобы заставить
его радикализоваться более полно и быстро (1986-1987), а затем
для того, чтобы обойти Горбачева с фланга в борьбе за лояльность
недавно мобилизованных общественных сил (1988-1991). Ельцин
проиграл первое из этих сражений, потому что оно шло в грани¬
цах партийного истеблишмента и в то время, когда уровень по¬
ляризации внутри Политбюро и Центрального комитета был еще
относительно низким. Тем не менее он выиграл второе сражение,
потому что оно происходило на публичной арене, которая рас¬
пространилась на недавно обретенный (и быстро радикализую¬
щийся) электорат. Фактически Ельцин смог победить Горбачева,
когда были выполнены два условия: 1) резко усилилась поли¬
тическая поляризация; 2) политическая конкуренция проис¬
ходила на новых аренах и с новыми правилами — на аренах и по
правилам, которые по иронии судьбы были созданы самим
Горбачевым.
На XXVII съезде партии (февраль 1986 года) Ельцин показал,
что теперь он радикальнее любого другого члена Политбюро,
критикуя центральный партийный аппарат и социально-эконо¬
мические привилегии номенклатуры и делая это перед широким
партийным составом. Его речь была опубликована в «Правде» на
следующий день. Ельцин повторял то же самое на нескольких
заседаниях Политбюро, где он критиковал темпы перестройки
(и тем самым — руководство Горбачева), из-за чего Горбачев
в какой-то момент выбежал с заседания [Ельцин 1990: 98-99].
В какой-то момент Горбачеву могло бы показаться удобным,
чтобы кто-то из членов Политбюро отстаивал идеи даже более
Ельцин против Горбачева
193
радикальные, чем то, что проповедовал сам Горбачев. Это укре¬
пило бы его имидж как ответственного реформатора и, по
крайней мере временно, усилило бы чувство зависимости от
него пуритан и технократов в плане политической защиты от
«безрассудных радикалов» в элите.
Однако когда в 1987 году Ельцин выступил с критикой Лига¬
чева, привилегий и горбачевского руководства на заседании
I Антрального комитета — причем не согласовав свою речь зара¬
нее с Политбюро, — он нарушил некоторые из самых заветных
правил Политбюро. Он разрушил показной фасад единодушия,
которое Политбюро предпочитало демонстрировать более ши¬
рокой аудитории, включая даже представителей политического
истеблишмента, и стал настраивать членов ЦК против своих
соперников в Политбюро. Словом, он пытался дискредитировать
Горбачева, «жалуясь» на него Центральному комитету, обвиняя
его в недостатке мужества и обвиняя Лигачева в стремлении
саботировать перестройку. Язвительное осуждение, которое он
получил в ответ на свои усилия, и последующее снятие с постов
в Политбюро и региональном партаппарате показали, что пере¬
бивку ставок при все еще ленинском режиме лучше всего прово¬
дить с позиции силы. Козыри Ельцина, не имевшего ни сильных
сторонников в Центральном комитете, ни институциональных
каналов, через которые можно было бы мобилизовать более
широкий круг сторонников, были легко побиты.
По-другому дело пошло в 1988-1989 годах, когда Ельцин вос¬
пользовался возможностью обыграть Горбачева перед более
широкой и более сочувствующей аудиторией. Началось это на
транслируемой по телевидению XIX партийной конференции
в июне 1988 года, ставшей той самой трибуной, с которой Горба¬
чев представил свои наиболее радикальные предложения. Если
бы не вмешательство Ельцина, он мог бы покинуть эту конфе¬
ренцию с публичным имиджем великого демократизатора. На¬
против, внеплановая речь Ельцина, ради которой ему буквально
пришлось пробиться к микрофону, подняла ставки до такой
степени, что Горбачев, уходя, выглядел в глазах самых радикаль¬
ных сил умеренным или даже консерватором. Некоторые из

194 Глава 6
критических замечаний и предложений Ельцина были, пожалуй,
чисто тактическими26:
•	Партийная конференция должна была состояться гораздо
раньше.
•	Делегаты на конференцию не всегда избирались демократично.
•	Нынешние члены руководства, которые работали при Бреж¬
неве и терпимо относились к застою и коррупции, должны
быть уволены из Политбюро.
•	Когда генеральный секретарь покидает свой пост, другие
члены Политбюро должны уйти вместе с ним.
•	Основания перестройки не были подготовлены должным
образом; недостаточно проанализированы причины «застоя».
Однако другие предложения и критические замечания соот¬
ветствовали более радикальной и эгалитарной концепции демо¬
кратизации:
•	Предложение Горбачева о совмещении функций первых
секретарей партийных комитетов и глав Советов должно
быть вынесено на всенародный референдум.
•	Генеральный секретарь также должен избираться прямым
тайным публичным голосованием.
•	Руководители всех политических организаций должны иметь
ограничение на срок полномочий в два срока на каждую
должность и возрастное ограничение в 65 лет.
•	Политбюро должно представлять отчеты о своей деятельно¬
сти: биографии своих членов, сколько денег они зарабатыва¬
ют, чем занимаются и т. д.
•	Бюджет ЦК должен обсуждаться открыто.
•	Коррупция и привилегии среди высшей номенклатуры недо¬
пустимы и являются нарушением «социальной справедливо¬
сти»; доступ к ресурсам должен основываться на том прин¬
26 Приведенные ниже предложения Ельцина взяты автором в [Горшков и др.
1992: 79-82].

Ельцин против Горбачева
195
ципе, что должностные лица партийного аппарата не должны
быть исключением, когда все испытывают тяготы и лишения.
•	Партийный аппарат слишком велик и силен; это может со¬
рвать демократизацию. Сократить в 2-3 раза аппарат район¬
ных партийных организаций, в 6-10 раз — ЦК, ликвидировать
различные отделы аппарата ЦК.
•	Социализму не удалось «решить главные вопросы — накор¬
мить и одеть людей, развить сферу услуг, решить социальные
проблемы».
Как бы то ни было, и Горбачев, и Ельцин предлагали в июне
1988 года радикальные демократические изменения, превосхо¬
дящие все, что можно было услышать на партийных форумах
с 1920-х годов. Советская доктрина при Брежневе оправдывала
гегемонию КПСС, утверждая, что только партия способна объе¬
динять заинтересованные группы в обществе и предотвращать
превращение социальной напряженности в «антагонистические
противоречия». Эта доктрина гласила, что конкурентные выборы
и многопартийная система не нужны, потому что только КПСС
понимает интересы общества в мере, достаточной для посредни¬
чества в решении социальных конфликтов и их сдерживания.
Нет необходимости расширять политические права масс, по¬
скольку такие права необходимы только в системах, в которых
возникают антагонистические противоречия между интересами
«народа» и его правителей27.
Когда Горбачев начал попытки введения новых механизмов
внутрипартийной демократии (в 1987 году) и новых механизмов
ответственности избираемых чиновников (в 1988 году), он вышел
далеко за рамки прежних доктринальных ограничений. Так, те¬
перь он утверждал, что партия в существующем виде не совсем
приспособлена для сглаживания противоречий, надлежащего
27 Более полный разбор этой темы и аргументацию см. в [Breslauer 1982: 174¬
175]. См. также работу либерала внутри истеблишмента, который пытался
расширить брежневское определение политического участия, включив
в него «расширенные политические права»: [Бурлацкий 1970].

196
Глава 6
агрегирования и защиты общественных интересов, а не исклю¬
чительно личных интересов класса чиновников. Следовательно,
подлинная подотчетность «народу» требовала большего, чем
просто декларируемые обязательства реагировать на потребно¬
сти народа; требовалось, чтобы народу было дано право непо¬
средственно налагать санкции на бездействующих чиновников
или смещать их.
Эгалитарный популизм Ельцина в бытность его первым секре¬
тарем московского горкома привел его к пониманию антагонизма
в отношениях между номенклатурой и населением. В то время он
воспринимал номенклатуру как совокупность коррумпированных
чиновников, нуждающихся в замене. Однако после 1987 года он
все чаще стал понимать номенклатуру как системное явление: не
как совокупность индивидов, а как набор правил. Это соответство¬
вало тогдашним публичным заявлениям Горбачева. Но Ельцин
двигался дальше и быстрее Горбачева в теоретической плоскости.
Повышение им ставок стало одновременно свидетельством изме¬
нений в его убеждениях и актом политического соперничества,
побуждавшего его разделять все более радикальные взгляды28.
К июню 1988 года различие между Горбачевым и Ельциным
состояло не в степени одобрения демократизации, а скорее в том,
как каждый из них оценивал совместимость демократизации
28 Перебивание ставок соперника — это расчетливый акт политической кон¬
куренции. В любом случае, он может и не быть лицемерным. Со временем
убеждения Ельцина радикализовались в ответ на узнавание нового, как,
например, во время его поездки в США в сентябре 1989 года [Aron 2000,
ch. 7]. Но взгляды Ельцина радикализировались также в ключевые моменты
политической конкуренции с Горбачевым — например, в преддверии пар¬
ламентских выборов 1989 и 1990 годов. Учитывая скорость, с которой люди
способны рационализировать свое поведение как соответствующее их
принципам, попытки определить степень оппортунизма Ельцина могут
оказаться бесполезными. Кроме того, это не является необходимым, посколь¬
ку подход к укреплению авторитета в условиях политической конкуренции,
используемый в этой книге, в основном сосредоточен на управлении имид¬
жем и публичной самопрезентации. Достаточно продемонстрировать про¬
цесс повышения ставок и рассмотреть его влияние на политическую ауди¬
торию.

Ельцин против Горбачева
197
с сохранением «ведущей роли партии». Оба формально продол¬
жали поддерживать желательность и необходимость этой роли.
Но Ельцин все чаще давал понять, что партийный аппарат в его
понимании находится в антагонистическом и непоправимом
противоречии с общественными интересами. Принятие предло¬
жений Горбачева сделало бы партийных чиновников более от¬
ветственными перед электоратом; принятие предложений Ель¬
цина, кроме этого, сделало бы повседневную работу партийного
аппарата более открытой для общественного контроля и для
недовольства общества. Таким образом, Ельцин был на один
большой шаг ближе, чем Горбачев, к той позиции, согласно кото¬
рой КПСС следовало упразднить, поскольку преобразованию
она не подлежала.
После июня 1988 года, по мере того как демократы в Советах
настаивали на дальнейшей радикализации реформ, Горбачев стал
смиряться с давлением. До осени 1990 года он постепенно, и час¬
то весьма неохотно, соглашался со все более радикальными
требованиями — либо потому, что верил в радикализацию как
самоцель, либо потому, что, по его расчетам, сопротивление
обошлось бы дороже уступчивости. Он играл в политическую
игру выборочного приспособления, пытаясь сдержать темп по¬
литической поляризации.
Ельцин, однако, играл в другую игру, используя газетные ин¬
тервью и публичные выступления для борьбы с Горбачевым,
постоянно перебивая его ставки в игре, где на кону стояла лояль¬
ность народа в процессе дальнейшей радикализации взглядов
и представлений населения. Если бы публичные заявления Ель¬
цина не повлияли на скорость поляризации, нам не пришлось
было бы называть это перебиванием ставок; мы просто утвер¬
ждаем, что он выбрал иной круг сторонников, чем Горбачев,
в быстро поляризующемся электорате. При таких обстоятельст¬
вах поведение Ельцина лишь подстраивалось бы под уровень
поляризации общества, а не влияло бы на нее. Чтобы окончатель¬
но решить этот вопрос, потребуется масштабное и тщательное
изучение взаимодействия между поступками Ельцина и поведе¬
нием общественных сил, но имеющиеся данные позволяют мне
198
Глава 6
предположить, что Ельцин в 1988—1989 годах стал центром их
внимания.
Безусловно, были силы радикальнее его. Но у основной части
населения, которая в конце концов его поддержала, к 1988—
1989 годам еще не развилось революционное сознание. Ельцин
в понятной форме сформулировал для них то, что они чувство¬
вали нутром. Он помог им объяснить точные причины их со¬
стояния. Он повысил их осознание того, что именно необходимо,
чтобы положить конец их страданиям. И, что важно для челове¬
ка, находящегося в центре внимания, своими последовательными
политическими победами он показал, что мирные революцион¬
ные изменения не только желательны и необходимы, но и воз¬
можны. Это отличало его от активистов некоторых общественных
трибун, выдвигавших не менее радикальные предложения.
Ельцин смог перебить ставки Горбачева, потому что делал это
настойчиво и по всем внутренним вопросам без исключения29,
на многочисленных площадках и с явным намерением конкури¬
ровать с Горбачевым за лояльность населения (отрицал он тако¬
вое намерение или нет).
Мы уже были свидетелями того, как Ельцин победил Горбаче¬
ва на транслировавшейся по телевидению конференции в июне
1988 года. Но эта конференция завершилась многочисленными
речами, где Ельцина распекали за его инакомыслие, а руководство
отклонило его просьбу о «прощении» партией. Из-за всего этого
он впал в длительное уныние [Aron 2000: 249]. Тем не менее
усвоивший уроки партийной конференции и поддержанный
потоком сочувствующих писем и телеграмм Ельцин решил бал¬
лотироваться в новый парламент, Съезд народных депутатов,
выборы в который должны были состояться в марте 1989 года.
Интеллектуальные и эмоциональные травмы, которые он недав¬
но перенес, в сочетании с перспективой политического соревно¬
вания, в котором он сможет свести счеты с противниками и вос¬
становить свой авторитет, заставили его еще более поднять
29 Я не вижу подобного перебивания ставок по вопросам внешней политики,
если только не считать таковыми межреспубликанские отношения.

Ельцин против Горбачева
199
ставки в риторике. В своей предвыборной платформе, опублико¬
ванной в «Московской правде» 21 марта 1989 года30, Ельцин
призвал ко всеобъемлющей децентрализации власти с передачей
полномочий всем, кто желает их получить: «народу», Советам,
предприятиям, потенциальным землевладельцам и даже респуб¬
ликам. Хотя Ельцин еще не сформулировал внятной платформы,
альтернативной существующей системе, он двигался в этом на¬
правлении. Эта платформа подразумевала (хотя и не говорила об
этом явно), что «руководящая роль партии» в политической,
экономической и культурной жизни страны подлежит отмене.
Подобным же образом на транслировавшемся по телевидению
Первом съезде народных депутатов 31 мая 1989 года Горбачев
назвал КПСС «гарантом демократии», тогда как Ельцин охарак¬
теризовал партию как главное препятствие на пути демократии
[Горшков и др. 1992:134]. Ельцин также требовал «предоставить
больше политических прав, а также экономическую и финансо¬
вую самостоятельность <...> каждой союзной республике»
и поддержал предложение одного из депутатов о том, чтобы
в некоторых республиках было разрешено иметь два государст¬
венных языка [Горшков и др. 1992: 138]. В явно демагогической
претензии на поддержку «маленького человека» Ельцин предпо¬
ложил, что годы правления Горбачева являются периодом «без¬
делья»:
Уже на данном Съезде надо решить хотя бы один конкрет¬
ный социальный вопрос, иначе люди нас не поймут. Допус¬
тим, установить бесплатное обеспечение лекарствами
и проезд в городском транспорте для инвалидов и людей,
живущих ниже черты бедности, решить пенсионный во¬
прос, хотя бы часть его [Горшков и др. 1992: 139].
Ельцин утверждал, что в одной сфере, однако, Горбачев сделал
слишком много. Он сосредоточил слишком много власти в своих
руках: «Мы можем вновь оказаться, сами того не заметив, в пле¬
30 Московская правда. 1989.21 марта. Перепечатано в [Горшков и др. 1992:118].

200
Глава 6
ну нового авторитарного режима, новой диктатуры». Ельцин
предложил ежегодно проводить всенародный референдум по
вопросу о доверии председателю Верховного Совета СССР
[Горшков и др. 1992: 139].
Два месяца спустя в опубликованном интервью Ельцин про¬
комментировал, что съезд должен отменить статью 6 конститу¬
ции (защищавшую монопольную роль коммунистической партии
в политической системе), при этом власть будет осуществляться
только органами, избираемыми народом [Горшков и др. 1992:
146]. В том же месяце он призвал к «резкому сокращению» КГБ,
а Горбачев продолжал проявлять по этой теме сдержанность
в публичных комментариях31.
В декабре 1989 года выступление Ельцина на Съезде народных
депутатов повысило уровень обсуждения экономической рефор¬
мы; он призвал к более полной экономической децентрализации,
чем когда-либо раньше, и потребовал быстрого перехода к рын¬
ку — гораздо быстрее, чем за те шесть лет, которые предлагало
правительство Рыжкова32. В том же месяце между Горбачевым
и Ельциным произошел редкий прямой обмен мнениями отно¬
сительно их политических убеждений. Ельцин сказал в интервью
греческой газете: «Те, кто все еще верит в коммунизм, уходят
в сферу фантастики. Я считаю себя социал-демократом». Горбачев
ответил через несколько дней на заседании Верховного Совета:
«Я коммунист, убежденный коммунист. Для некоторых это может
быть фантастикой. Но для меня это моя главная цель» [Morrison
1991: 108].
В дальнейшем ситуация продолжила обостряться. В 1990 году
повышение ставок охватывало: 1) вопросы внутрипартийной
реформы (должна ли КПСС расколоться на две партии? Следует
ли провести чистку от консерваторов и превратить партию в со¬
циал-демократическую? Должно ли нынешнюю систему сменить
многопартийное либерально-демократическое политическое
устройство?); 2) прямые нападки на пригодность Горбачева к пре¬
31 FBIS-SOV. 1989. July 17; [Zlotnik 1999].
32 FBIS-SOV. 1989. December 18.

Ельцин против Горбачева
201
быванию во власти; 3) отношения между Москвой и республика¬
ми СССР; и, что наиболее важно, 4) право России вести свои
собственные дела независимо от желаний союзного «центра». Это
повышение ставок, одновременно отражавшее расклад радика¬
лизирующих сил в обществе и способствовавшее их укреплению,
направило СССР на курс к окончательному распаду.
В январе 1990 года Ельцин заявил латвийской молодежной
газете, что республикам Балтии нужен реальный суверенитет; он
также обвинил Горбачева в том, что тот перешел на правые по¬
зиции ввиду своего нежелания принимать ключевые законы
о собственности, земле и средствах массовой информации,
а также в «нескрываемом желании» сохранить статью 6 консти¬
туции [Горшков 1992:164-165]. Одиннадцать дней спустя Ельцин
в интервью намекнул на свое намерение расколоть партию на ее
предстоящем съезде, если не произойдет «серьезного обновле¬
ния» [Горшков 1992: 169]. На пленуме ЦК 5 февраля 1990 года
Ельцин подробно разъяснил смысл такого обновления. Моррисон
хорошо резюмирует:
Его требования включали отказ от демократического цен¬
трализма и гарантию свободы мнений для отдельных чле¬
нов; отмену штатного аппарата; многопартийность; офици¬
альное признание внутрипартийных фракций; отмену
шестой статьи советской конституции <...>; изменение
партийной структуры с вертикальной на горизонтальную;
демократические выборы; конец номенклатурной системы
партийного контроля над назначениями; децентрализацию
партийных финансов; превращение партии в федеративную
структуру партий отдельных республик, в том числе Рос¬
сии... [Morrison 1991: 118].
17 февраля Ельцин заявил, что Россия должна быть «автоном¬
ной во внутренних и международных отношениях»33.20 февраля
он сообщил, что стремится стать председателем Верховного
Совета России в преддверии скорых выборов последнего, чтобы
33 FBIS-SOV. 1990. February 20; [Zlotnik 1999].

202 Глава 6
добиться «радикализации всех реформ»34. В ходе этой избира¬
тельной кампании Ельцин ясно дал понять то, на что он только
намекал ранее: что СССР нуждается в либеральной демократии,
основанной на полной свободе выбора, без ограничений, на ко¬
торых продолжал настаивать Горбачев [Aron 2000: 366-370].
Ельцин использовал центробежные силы, которые расшатывали
связи, скрепляющие Советский Союз, безоговорочно одобрял их
и, по сути, приравнивал распад к «свободе выбора» и «демокра¬
тии». Горбачев, напротив, видел в центробежных силах предвес¬
тие анархии и пытался обуздать их или подкупить.
В мае 1990 года ситуация еще больше обострилась, и снова по
инициативе Ельцина. На Первом съезде народных депутатов
Российской Федерации, где он с небольшим отрывом был избран
председателем, Ельцин определил «суверенитет» республик как
право решать, какими правами должен пользоваться «центр». Он
утверждал, что с юридической точки зрения конституция России
должна заменить общесоюзную конституцию. 30 мая он объявил,
что готовятся законы для всенародных выборов президента
Российской Федерации [Горшков и др. 1992:200]. В июне 1990 го¬
да Горбачев и Ельцин полемизировали друг с другом по вопросу
республиканского суверенитета, причем Ельцин поддерживал
«сильные республики», а Горбачев отстаивал важность союза
(«изоляция» России — не решение проблем, настаивал Горбачев)
[Горшков и др. 1992: 204-209]. В июле 1990 года состоялся роко¬
вой XXVIII съезд партии, на котором (как мы видели) Ельцин
занял аболиционистскую позицию в отношении организацион¬
ных полномочий КПСС, а ответ Горбачева был антимонополи¬
стическим и антиаболиционистским. Это не удовлетворило
Ельцина, который снова поднял ставки, покинув съезд и сдав
свой партбилет.
Так оно и продолжалось, по тому или иному поводу. Горбачев
медленно двигался в более радикальном направлении, а затем
Ельцин нападал на него, осуждал за осторожность или отсутст¬
вие обязательств и вызывал публичную конфронтацию. По
34 Советская Эстония. 1990. 20 февр.; [Aron 2000: 364].

Ельцин против Горбачева
203
мере того как революционные силы в кругах интеллигенции
союзных республик увеличивали свое влияние, Ельцин старал¬
ся не отставать от них (или опережать их), оставляя Горбачева
в незавидном положении, поскольку тому оставалось либо
сдерживать их и подвергаться при этом критике как консерватор,
или же связать свою судьбу с жесткими силами внутри партии.
Гак, летом 1990 года Ельцин вынудил Горбачева досрочно одоб¬
рить 500-дневную программу радикальной реформы экономики,
пригрозив реализовать ее в России независимо от Союза. В ян¬
варе 1991 года Ельцин призвал российских солдат, посланных
в Прибалтику, отказаться от выполнения незаконных приказов
своих командиров [Горшков и др. 1992:295]. На следующий день
Ельцин объявил, что Россия, Казахстан, Белоруссия и Украина
могут заключить четырехсторонний договор —- как раз в то
время велись переговоры по союзному договору, — к которому
позже смогут присоединиться другие республики и центр [Горш¬
ков и др. 1992:296]. 19 февраля 1991 года Ельцин впервые призвал
Горбачева уйти в отставку [Горшков и др. 1992: 314]. В марте,
когда Горбачев выступал за общенациональный референдум по
вопросу о том, хотят ли советские граждане сохранить Союз,
Ельцин внес в бюллетень для голосования по РСФСР вопрос
о том, следует ли создать институт всенародно избираемого
президента России. После своего избрания президентом он
подписал указ о прекращении деятельности политических
партий в российских государственных органах, тем самым
бросив вызов как коммунистам, так и Горбачеву [Горшков и др.
1992:375-377].
Ельцин начал 1991 год с выражения публичной позиции,
подразумевавшей стремление примирить автономию России
с сохранением СССР в форме конфедерации. Изначально это не
было призывом к отделению России от существующего государ¬
ства. Действительно, 17 марта 1991 года он призвал избирателей
поддержать на референдуме Горбачева во имя «обновленного
союза». Однако, в отличие от Горбачева, Ельцин одновременно
призывал к «укреплению российской государственности». Более
того, он назвал такое укрепление необходимым условием для
204
Глава 6
эффективного членства в предполагавшемся Союзе суверенных
государств. Он публично высказался по поводу этой двойствен¬
ности:
Поддерживаю Союз. Но только такой, к которому республи¬
ки присоединятся по собственному желанию, а не насильст¬
венно. <...> Даже сегодня есть несколько республик, которые
заявили о своем намерении выйти из него. <....> Единственная
сильная власть — это власть, основанная на поддержке на¬
рода. Поэтому мы считаем, что президент России должен
избираться не узким кругом, а всеми гражданами республи¬
ки, всем народом. Введение поста президента позволит ук¬
репить суверенитет республики. Выборы президента России
всеобщим голосованием — это только начало усиления ис¬
полнительной власти в республике. Я считаю ваше «да» [на
голосовании] как поддержку реформ в нашей республике,
как ваш личный вклад в укрепление российской государст¬
венности, что позволит России стать полноправным участ¬
ником обновленного Союза суверенных государств35.
Ельцин получил то, о чем просил: президентские выборы
в России, которые он легко выиграл в июне 1991 года. Теперь он
был в состоянии действовать в соответствии со своими призы¬
вами к «усилению исполнительной власти в республике» как
к средству дальнейшего «укрепления российской государствен¬
ности», хотя и в контексте «обновленного Союза». По мере
дальнейшего развития событий стало ясно, что приверженность
Ельцина обновленному Союзу была намного слабее, чем его
приверженность исполнительной власти внутри республики
и независимости республики от каких-либо силовых вмеша¬
тельств со стороны центральных союзных властей. В то же время,
не желая публично пропагандировать расчленение СССР, он
говорил о Российском государстве, которое станет ядром нового
Союза суверенных государств36.
35 Радио России. 1991.17 марта.
36 См., напр., его заявление на пресс-конференции 26 июня 1991 года (Инове¬
щание СССР. 1991. 27 июня).

Ельцин против Горбачева
205
Со временем события вынудили Ельцина выбирать между
своей приверженностью независимости российской исполни¬
тельной власти и государственности по отношению к союзному
«центру», с одной стороны, и, с другой стороны, своим стремле¬
нием уклоняться от публичных высказываний в пользу роспуска
СССР. Это привело его к финальному шагу, когда в декабре
1991 года он переиграл Горбачева, не без колебаний (но успешно)
сговорившись ликвидировать как Советский Союз, так и прези¬
дентство последнего.
Выводы
Подводя итоги, скажем, что реформы Горбачева высвободили
силы, которые в конечном итоге он не смог контролировать. Он
вел политическую игру, требовавшую от него поддержки умерен¬
ных сил, даже когда он пытался подтолкнуть их ко все более
радикальным действиям. Однако уровень поляризации среди
политически мобилизованных граждан нарастал быстрее, чем
того ожидал Горбачев. Эту брешь занял обиженный и решитель¬
ный Ельцин. Он интуитивно чувствовал, что СССР переживает
мирную революцию, а не управляемую трансформацию. Он
чувствовал, что выигрышная политическая стратегия в такой
ситуации заключается в том, чтобы идти в ногу с радикализиру¬
ющими силами, разжигая страсти и одновременно препятствуя
усилиям политических соперников сдерживать темп перемен. Он
играл в эту игру неустанно, вероятно наслаждаясь возможностью
отомстить Горбачеву за обиду 1987 года.
Это объясняет, почему занятие промежуточной позиции
в конкурентной политике иногда рассматривается как рацио¬
нальная стратегия, а иногда — как безрассудство. Когда уровень
поляризации среди имеющих право участвовать в политике
низок и когда «умеренные» численно преобладают среди актив¬
ного электората, занятие промежуточной позиции может быть
выигрышной стратегией, но когда уровень поляризации уже
высок и все больше нарастает, когда «умеренные» движутся к той
206 Глава 6
или иной крайности и когда контрэлиты повышают ожидания
народной аудитории, занятие золотой середины становится
проигрышной стратегией: человек попадает в ловушку, под пе¬
рекрестный огонь, обвиняемый обеими крайними группировка¬
ми в измене.
Горбачев умело возвысился в советском политическом исте¬
блишменте. Став генеральным секретарем, он продемонстриро¬
вал свою способность инициировать мирную трансформацию
системы. Но в конце концов именно благодаря институтам, со¬
зданным Горбачевым, Ельцин получил возможность играть
в публичную политику лучше, чем сам Горбачев. Горбачев ока¬
зался более опытен в построении власти в рамках советской
политической структуры. Ельцин оказался более искусен в ис¬
пользовании публичной политики, которую вызвал к жизни
Горбачев.

Глава 7
Господство Ельцина
Ельцин победил в борьбе за власть. Теперь ему предстояло
пережить этап своего собственного господства, когда ожидалось,
что он возьмет на себя политическую ответственность за решение
проблем, стоящих перед Россией, связанных, в частности, с рас¬
падающимся государством и с экономикой на грани краха. Вы¬
званные этим ожидания были во многом сформированы тем
общественным имиджем, который он обрел в ходе обхода Горба¬
чева с флангов. Ельцин построил свой авторитет и захватил по¬
литическую инициативу на базе расширенной, но в значительной
степени основанной на отрицании программы: против коррупции,
против привилегий, против партаппарата, против коммунизма,
против Горбачева и, наконец, против «центра» (то есть советской
власти Кремля). Апогей этого накопления авторитета пришелся
на август 1991 года, когда в глазах многих граждан он приобрел
статус почти легендарного героя, взобравшись на танк перед Бе¬
лым домом и открыто выступив против путчистов, очевидно,
исключительно благодаря своей силе воли. Позитивные аспекты
в программе Ельцина тоже имелись, но в то время еще не разра¬
ботаны и не реализованы. На протяжении 1991 года и особенно
во время своей президентской избирательной кампании весной
1991 года Ельцин обещал России, что построит рыночную эконо¬
мику по западной модели, интегрирует страну в мировую капи¬
талистическую экономику, и уверял, что Россия займет свое место
среди «нормальных» и «цивилизованных» мировых либеральных
демократий. Однако у него не было необходимости определять
стратегию для достижения всего этого, поскольку Россия еще не
избавилась от кремлевского диктата.

208
Глава 7
Все, что ему нужно было сделать, чтобы выиграть борьбу за
власть (что само по себе, конечно же, требовало незаурядных
талантов), — это публично отождествить себя с этими отдален¬
ными целями и на каждом шагу критиковать Горбачева за то, что
тот не принял программу, которая позволила бы быстро их
достичь в масштабах всей страны. В период радикализации
и революционной поляризации, ставших возможными благода¬
ря трансформации советской политики Горбачевым, это была
выигрышная стратегия. Она помогла Ельцину объединиться
с наиболее мобилизованными, уверенными в себе и энергичны¬
ми силами общества: антисистемными избирателями и проте¬
стующими во всех республиках, а также с образованной городской
молодежью и «западниками» из критически настроенной техни¬
ческой и гуманитарной интеллигенции. Это позволило ему вы¬
ставить своих основных соперников либо исчерпавшими себя
(Горбачев), либо консерваторами (Лигачев), либо реваншистами
(путчисты). Это дало ему возможность укрепить собственный
авторитет, играя в революционную игру по подрыву авторитета
как других действующих лиц, так и государственных институтов.
Это же позволило ему обзавестись политической поддержкой без
необходимости детально разрабатывать свою позитивную про¬
грамму и брать на себя ответственность за результаты проводи¬
мой политики.
У каждого из советских лидеров, которым мы уделяли внима¬
ние, — Хрущева в 1958-1959 годах, Брежнева в 1970-1971 годах
и Горбачева в 1986-1987 годах — победа в политической борьбе
сопровождалась коротким периодом, в течение которого его роль
как руководителя росла и он получал полномочия и власть для
реализации масштабной программы перемен во внутренней
и внешней политике. Это «медовый месяц» лидера, первое время
на высоком посту, когда авторитет на пике, а скептики пока
молча прислушиваются к нему1. Так же и Ельцин поднялся 1
1 Горбачев, однако, столкнулся с большим сопротивлением при радикализации
своей внутренней политики в 1987 году, чем Хрущев и Брежнев в сопоста¬
вимые периоды.

Господство Ельцина
209
после своей победы на президентских выборах в России в июне
1991 года, а его авторитет резко возрос после августа 1991 года.
Более того, во многих отношениях его руки были менее связаны,
чем у предыдущих лидеров, поскольку он получил огромный
мандат доверия от избирателей и потому, что больше не сущест¬
вовало могущественного коллективного руководства, поддержи¬
ваемого аппаратом Центрального комитета, перед которым ему
следовало бы отчитываться. А в октябре того же года его парла¬
мент (Верховный Совет России), который позже станет против¬
ником его программы, декретировал ему особые полномочия
сроком на один год. Его медовый месяц начался, но, как и у его
предшественников, продлился он недолго.
Повестка дня политики постсоветской России
Восхождение Ельцина происходило в контексте, совершенно
отличном от того, с которым столкнулись на аналогичных этапах
своего правления Хрущев, Брежнев и Горбачев. Коммунистиче¬
ская партия больше не играла «ведущей роли» и не имела воз¬
можности навязать стране свою «верную линию»; вместо этого
она изо всех сил пыталась избежать экспроприации своих акти¬
вов и сохранить свое право на существование. Политика, разу¬
меется, перестала быть частным делом; вместо этого народные
массы стали ареной конкурентной электоральной политики,
а также широкое распространение получили гражданские сво¬
боды — слова, религии, организации, печати, передвижения
и выбора места жительства. Командная экономика была разру¬
шена, хотя институционализированный свободный рынок создан
не был. На международной арене коммунизм перестал господ¬
ствовать в Восточной Европе, Варшавский договор был разорван,
и больше не было Советского Союза, который служил бы идео¬
логическим и организационным центром мирового коммунисти¬
ческого движения.
Какую бы программу ни собирался разработать Ельцин, она
не была ленинской. На аналогичной стадии своего правления
210
Глава 7
его предшественники в Кремле выступали с программами, на¬
правленными на адаптацию, реформирование или преобразо¬
вание партийно-государственного аппарата; Ельцин же столк¬
нулся с развалившимся партийным государством; перед ним
встала проблема построения нового. Его непосредственный
предшественник стремился преобразовать коммунистическую
партию; Ельцин предложил разрушить ее и заменить новыми
основами политической организации и идеологии. Горбачев
стремился преобразовать командную экономику; Ельцин стре¬
мился не только справиться с быстро распадающейся, больше
не управляемой экономикой, но и построить экономическую
систему, призванную ее заменить. Его предшественник пытался
определить новую миссию и этос для «советских людей»; Ельци¬
ну пришлось справляться с дезориентацией и потерей идентич¬
ности, возникшими после краха советской цивилизации, одно¬
временно помогая формированию российского народа. Горбачев
старался решить «национальный вопрос» в рамках СССР; Ель¬
цину нужно было определить стратегию упорядочения между¬
народных отношений России с четырнадцатью другими госу¬
дарствами — преемниками бывшего Советского Союза. Его
предшественникам приходилось разрабатывать программы
одновременного сохранения или расширения глобального мо¬
гущества СССР и поддержания мира между двумя ядерными
сверхдержавами; Ельцину пришлось с нуля определять роль
и обязанности России в международной системе после оконча¬
ния холодной войны. В общем, Ельцин должен был стать одно¬
временно строителем государства, строителем нации, создателем
нового экономического порядка и государственным деятелем.
Он получил свою власть как оппозиционный лидер, но должен
будет поддерживать ее как творец.
Осенью 1991 года, когда Ельцин стал заранее готовиться к не¬
зависимости своей страны от союзных властей, российский лидер
начал работать над этими общими проблемами, а также над
многочисленными практическими вопросами, с которыми он все
еще сталкивался в повседневной спешке принятия решений. Эти
проблемы были весьма значительными. Ему все еще приходилось
Господство Ельцина
211
иметь дело с Горбачевым, который энергично работал над восста¬
новлением своего политического статуса после путча августа
1991 года и его последствий, вкладывая большую часть своей
энергии в попытки спасти Советский Союз от исчезновения.
Ельцину также понадобилось набрать для разработки новых
программ команду советников, помощников и членов кабинета
министров. Ему нужно было решить, как справиться с давлени¬
ем сторонников автономии в российских регионах, поскольку
некоторые из них начали требовать большего суверенитета, чем
могло одобрить большинство политиков в Москве; действитель¬
но, Чечено-Ингушская Республика официально объявила о сво¬
ем выходе из состава России в ноябре 1991 года. Ельцину при¬
шлось решать, позволить ли провести там новые местные выбо¬
ры, запланированные на осень 1991 года, или изменить график
выборов в свете новых политических реалий. Ему нужно было
так или иначе отреагировать на оказываемое на него давление
с требованием назначить внеочередные выборы в Верховный
Совет и продвигать для участия в этих выборах «президентскую
политическую партию», чтобы воспользоваться такой уникаль¬
ной возможностью для избрания более радикального депутат¬
ского корпуса в этом законодательном органе. Кроме того, ему
нужно было решить, использовать ли свой личный авторитет для
увеличения формальных полномочий своего поста.
Если Горбачев в 1988-1989 годах выступил с масштабной
программой преобразования Советского Союза, не вызывая при
этом системного коллапса, то Ельцину теперь пришлось иметь
дело с последствиями коллапса, которому он сам и поспособство¬
вал. Также ему необходимо было выступить со всеобъемлющей
программой преобразования новой независимой России в «нор¬
мальную», «цивилизованную» страну, то есть страну того типа,
достоинства которого он ранее превозносил. Горбачев пытался
преобразовать советскую систему на территории СССР; Ельцину
теперь пришлось менять эту систему на территории России,
причем именно таким образом, чтобы это соответствовало ви¬
дению, которого он придерживался на своем пути к вершинам.
На этом этапе оставалось достаточно места для политического
212
Глава 7
творчества. Личные предпочтения Ельцина могли преобладать —
по крайней мере, на данный момент — в процессе принятия им
решений по реализации своего видения. Вскоре начнут накап¬
ливаться ограничения, по мере того как будет становиться оче¬
видной цена его политических инициатив.
Ельцин как строитель государства
Через несколько недель после неудавшегося августовского
путча Ельцин провел встречу с журналистами зарубежных теле¬
компаний (7 сентября 1991 года), на которой он высказался
о своем видении того, какое государство нужно России:
...я думаю, страна сейчас без всяких «-измов». Она не ком¬
мунистическая, не социалистическая, не капиталистическая;
это страна переходного периода, которая хочет идти по
цивилизованному пути, по которому шла и идет Франция,
Великобритания, Соединенные Штаты, Япония, Германия,
Испания и другие страны. Вот стремление идти именно по
этому пути, то есть в сторону декоммунизации всех сторон
жизни общества, деидеологизации всех сторон жизни об¬
щества, вдохновленные демократией...2
Четыре дня спустя, на Совещании по безопасности и сотруд¬
ничеству в Европе (СБСЕ), он прибег к более чувствительным
образам, говоря, что российская демократия подобна болезнен¬
ному ребенку, однако главный выбор уже сделан и есть решимость
пройти весь путь, поднимаясь по лестнице к цивилизации3.
Ельцин намеревался подражать западной цивилизации во
многих ее особенностях. На пресс-конференции он отметил, что
необходимо создать новую президентскую службу и с этой целью
его соратники изучают организацию персонала Белого дома
в Соединенных Штатах, где эта система просто проработана во
2 РТВ. 1991. 7 сент. (FBIS-SOV-91-174. Р. 66).
3 Радио России. 1991. 11 сент. (FBIS-SOV-91-177, Р. 1).

Господство Ельцина
213
всех деталях4. Впоследствии он говорил о необходимости соз¬
дания независимой судебной системы и адвокатуры5, о полити¬
ческой оппозиции как нормальном явлении6 и о взаимной
критике между исполнительной и законодательной ветвями
власти7, о необходимости введения верховенства закона8,
о желательности позволить Горбачеву уйти в отставку «достой¬
но»9, о «формировании и развитии гражданского общества»,
«сильном и едином демократическом федеративном государстве»,
а также о необходимости реформы государственной службы
и искоренения коррупции10.
Но как этого добиться? Как искоренить коррупцию, организо¬
вать надежную государственную службу и укрепить верховенст¬
во закона? Как защитить независимость судебной власти? Как
создать сильное гражданское общество? И какую именно форму
представительной демократии он имел в виду? С какой степенью
разделения властей между исполнительной и законодательной
ветвями — и с какой критикой себя и своей политики — он готов
был согласиться? Как будут распределяться полномочия между
федеральной властью и российскими регионами?
Ельцин назвал сильную исполнительную власть предпосылкой
для построения нового порядка на руинах старого. Человек, ко¬
торого раздражало подчиненное положение и который признает,
что всегда хотел быть «начальником» [Ельцин 1990:70], был готов
извлечь выгоду из своего беспрецедентного политического авто¬
ритета, максимально расширив свои полномочия. Таким образом,
он потребовал (и получил) от Верховного Совета чрезвычайные
полномочия на срок в двенадцать месяцев. Он быстро предпри¬
4 РТВ. 1991. 7 сент. (FBIS-SOV-91-174. Р. 69).
5 Радио России. 1991.17 окт.
6 Радио России. 1991.17 окт.
7 РТВ. 1992. 19 февр.
8 Deutschlandfunk Network. 1991. November 17; Der Spiegel. 1991. November 18.
S. 253-262.
9 Радио Маяк. 1991. 23 дек.
10 РТВ. 1992. 5 апр. (FBIS-SOV-92-066. Р. 23).

214
Глава 7
нял шаги, необходимые, чтобы поставить армию и госбезопас¬
ность под контроль надежных соратников. Он пригласил бывших
коллег из Свердловска руководить своей президентской админи¬
страцией11.
Для Ельцина сильная исполнительная власть виделась чем-то
большим, нежели способом максимизировать свою личную по¬
литическую безопасность. Он также называл это предпосылкой
для сохранения единства России как территориального образо¬
вания. Так, он объявил, что давление сторонников автономии
в регионах будет компенсироваться назначением представителей
президента в качестве «глав администрации» в каждом из них.
Он на время отложил запланированные новые местные выборы
и выборы губернаторов регионов. А когда Чечено-Ингушская
Республика провозгласила свою независимость, он попытался
применить военную силу для отмены ее решения, хотя парламент
этого не допустил11 12.
Подход Ельцина к исполнительной власти был основан на
плебисците. Осенью 1991 года он не просто потребовал, чтобы
парламент своим указом предоставил ему власть, но также откло¬
нил предложение лидеров «Демократической России» продвигать
11 Когда его спросили об этом в телеинтервью 19 февраля 1992 года, он отрицал,
что это хоть сколько-нибудь значимо («это одна десятая того количества,
которое Буш привел из Техаса»), но затем заявил, что это было необходимо
в свете окружающей его политической нестабильности: «Как вы думаете,
я хочу оказаться на позиции Горбачева? В такой сложный момент 19 августа
все, от личной охраны до премьер-министра, действовали как предатели.
Все они его предали. Я не хочу оказаться в таком положении» (РТВ. 1992.
19 февр.; FBIS-SOV-92-034. Р. 51). Последний довод он повторил в интервью,
переданном по телевидению 11 июня 1992 года, добавив, что его стратегия
уже оправдала себя: «Если вы вспомните дни путча, 19 и 20 августа, ни один
из выбранных мной товарищей по оружию не дезертировал» (РТВ. 1992.
11 июня; FBIS-SOV-92-114. Р. 22).
12 28 октября 1991 года, за несколько недель до фиаско в Чечено-Ингушетии,
он заявил Съезду народных депутатов РСФСР: «Есть предел, за который мы
не можем выйти ни при каких условиях. Это территориальная целостность
России, ее целостность и правовое единство. Мы не можем допустить и не
допустим распада России или ее дробления на десятки воюющих друг
с другом удельных княжеств» (РТВ. 1991. 28 окт.; FBIS-SOV-91-209. Р. 54).

Господство Ельцина
215
идею президентской партии, предпочтя вместо этого быть пре¬
зидентом «всего народа». Народ дал ему шанс на воскрешение
в 1989 году; народ проголосовал за него как президента в июне
1991 года; к народу он обратился в августе 1991 года. Его стратегии
построения государства и укрепления авторитета основывались
на его способности напрямую мобилизовывать поддержку насе¬
ления без посредничества партийной политической организации
|Shevtsova 1999:16; Reddaway, Glinski 2001, ch. 6].
Более того, Ельцин позиционировал себя как обладателя
уникального набора навыков, необходимых для того, чтобы
вывести Россию из трудной ситуации. Характеризуя Горбачева
как робкого и склонного к полумерам человека, себя Ельцин
изображал «имеющим смелость сделать этот суровый шаг» (то
есть разморозить цены)13. Его имидж — пример жесткого чело¬
века, который сам всего добился и который требует от других,
чтобы они были готовы взяться за решение архисложных проблем
(которые и сам он был готов решать)14. Это был человек действия,
изображавший себя революционным героем. После антикомму¬
нистической революции он выглядел человеком, который выле¬
чит Россию от ее болезней, а затем поведет ее по пути к «циви¬
лизации».
Ельцин как строитель нации
Государственное строительство требует формального опреде¬
ления конституционных отношений и создания официальных
институтов. Строительство нации, напротив, представляет собой
скорее символический процесс привития населению ощущения
собственного «мы», основанного на общем восприятии истории
и судьбы. Оно обладает также формальным измерением в том
смысле, что построение национального государства (в отличие
от оппозиционного общественного движения) также влечет за
13 РТВ. 1991. 28 окт.
14 Интервью газете «Труд». 1991. 14 дек. (FBIS-SOV-91-241. Р. 36).

216
Гл ав a 7
собой конституционное определение границ политического со¬
общества: что такое «народ» и каковы его права и обязанности
как граждан. Например, включает ли он в России, где прежнее
понятие «советский народ» больше не применяется, всех жителей
Российской Федерации, независимо от их этнической принад¬
лежности, или только лиц русской национальности? Независимо
от выбранного определения, каковы будут условия взаимной
ответственности народа и государства? Будут ли эти отношения
определены в гражданских и процедурных рамках, на основании
универсалистских и либерально-демократических концепций
ответственности перед людьми, наделенными полномочиями?
Или легитимность государства будет основываться на таких
более ограниченных и физических критериях, как материальные
и символические блага, которые оно «поставляет» населению?
Подчеркивание Ельциным обретения Россией независимости
сосуществовало в его политической риторике с либеральным
определением народа, которому будут служить эти институты.
Он избегал ностальгических, шовинистических, имперских
и этнических обозначений характера государства и вместо этого
поддерживал в России неэтническое определение гражданства.
Если его риторика государственного строительства с полным
основанием может восприниматься как одобрение гражданских
свобод, сильной исполнительной власти и плебисцитарной от¬
ветственности, то его подход к российской государственности
можно охарактеризовать как либеральное, неэтническое строи¬
тельство нации.
Риторика Ельцина на этот счет была последовательной как во
время борьбы с Горбачевым, так и в последующий период его
правления. Он обращался к этому вопросу с позиций, резко
контрастирующих со взглядами на российскую политику как
националистов, так и империалистических реваншистов. В сво¬
их выступлениях понятию «Русь» он предпочитал «Россию». Он
последовательно ссылался на российские, а не на русские госу¬
дарственные интересы. Он называл граждан России россиянами,
а не русскими. Он называл людей народом, а не нацией (термин,
используемый в основном крайними националистами).

Господство Ельцина
217
Следствием такого выбора лексики стало постоянное подчер¬
кивание Ельциным многонационального характера Российской
Федерации. Когда он имел в виду секуляризованное образование
«российский народ», он ссылался на «интересы народов Россий¬
ского государства»15. Ельцин предостерегал от любой политики,
которая может разжечь межэтническую рознь, и часто предупре¬
ждал о необходимости построения такого политического поряд¬
ка, в котором чувствовали бы себя представленными все народы
страны16. В этой связи он категорически отказался от российско¬
го имперского наследия и отверг понятие тирании этнического
большинства: «Российская государственность, выбравшая демо¬
кратию и свободу, никогда не будет империей с разделением на
большого и малых братьев; только равные среди равных»17. Он
утверждал, что этнические меньшинства в России и входящих
в ее состав республиках обладают собственными законами, ко¬
торые Москва обязана уважать18. Одним из приоритетов, которые
он провозгласил общенациональной телеаудитории, было возро¬
ждение традиционных ценностей всех народов России и развитие
их культур19. Позже он заявил, что государство не должно пося¬
гать на духовную и культурную специфику наций внутри России.
На деле это государство обязано содействовать сохранению
родного языка, культуры и традиций народов России. Однако
для того, чтобы его не обвиняли в игнорировании чаяний круп¬
нейшей этнической группы в Российской Федерации, он добавил:
«Это в полной мере относится и к русскому народу»20.
Ельцин также отвергал притязания своих оппонентов на ис¬
торию России. Он настаивал на том, что исторические традиции
России необязательно противоречат новым ценностям свободы
15 Радио Москва. Парламентский час. 1990. 22 июня.
16 Радио Москва. 1990.11 дек.; ТАСС. 1991.29 марта; РТВ. 1992.6 окт.; Россия-1.
1993. 9 нояб.
17 ТАСС. 1991. 3 сент.; Россия-1 — Восток. 1991. 29 дек.
18 ТАСС. 1991. 29 марта.
19 РТВ. 1992. 5 апр. (FBIS-SOV-92-066. Р. 23).
20 Россия-1.1993. 9 нояб.

218
Глава 7
и демократии, ссылаясь на демократические эксперименты
в российской истории как на традиции, которые необходимо
возродить. В конце XIX — начале XX века, по его словам, Россия
уверенно модернизировалась; она двигалась к рынку и демокра¬
тии, а ее культура решительно отстаивала общечеловеческие
ценности, естественным образом сохраняя национальные осо¬
бенности. Поэтому тем более странно слышать обвинения
в предательстве наших национальных традиций21.
В представлении Ельцина Россия как нация была травмиро¬
ванной страной с неуловимым духовным чувством единства,
основанного на географии, истории и в высшей степени много¬
национальном составе ее граждан22. Он видел в этих особенностях
ее сильные стороны, которые необходимо задействовать, чтобы
залечить раны прошлого и построить возрожденную, но при этом
новую нацию. Он призывал к патриотизму и гордости, но предо¬
стерегал от шовинизма и реваншизма23. Он организовал рестав¬
рацию Кремля, чтобы восстановить объединяющие исторические
символы государственности24. Он допускал, что Русская право¬
славная церковь может сыграть определенную роль, содействуя
объединению России, но не занимая при этом какое-либо исклю¬
чительное место и не пробуждая враждебные чувства по отно¬
шению к другим религиям25.
У Ельцина эта концепция сочеталась с часто высказываемыми
им представлениями о гражданском политическом строе. В его
выступлениях российский народ изображался как совокупность
людей, которые обладают демократическими правами, вытекаю¬
21 Российские вести. Выпуск от 21 апреля 1993 года. См. также: РТВ. 1993.
7 июня. Там он говорил о таких прошлых столпах российской государствен¬
ности, как Новгород, реформы Петра I и Александра II, земства, сделав
вывод, что процедурная демократическая государственность, таким образом,
нисколько не противоречит российским традициям.
22 Радио Москва. 1990. 4 дек.; Радио России. 1991. 1 апр., 4 июня; Радио Маяк.
1991. 29 авг.; Россия-1. 1992. 7 апр., 30 нояб.; Российские вести. 1993. 21 апр.
23 ТАСС. 1991. 3 сент.; Россия-1. 1991. 29 дек.
24 ТАСС. 1992. 1 сент.
25 ТАСС. 1993. 6 окт., 5 февр.

Господство Ельцина
219
щими из универсальных принципов прав человека: «Ни комму¬
нистическая партия, ни нация, ни какая-либо другая партия, а сам
человек является высшей ценностью»26. В феврале 1992 года он
заявил в ООН о своем намерении отказаться от всех государ¬
ственнических и основанных на принуждении коллективистских
идеологий в пользу «прав и свобод человека, включая политиче¬
ские и гражданские права, достойные социально-экономические
и экологические условия жизни людей»27. Позже в том же году
Ельцин заявил Верховному Совету, что России не нужны новые
«-измы»28, чтобы решить проблемы.
Тем не менее в своих речах Ельцин достаточно расплывчато
описывал новый порядок как основанный, помимо процедурной
приверженности «демократии» и «правам человека», на некото¬
рых ключевых идеях. В том же обращении к Верховному Совету
он определил это как «чувство долга и патриотизм»29. А ранее
в том же году, защищая свои экономические реформы, Ельцин
утверждал, что они совместимы с его собственным «видением
патриотизма», взглядом на «единую, обновленную Россию <...>,
цивилизованную страну, способную обеспечить высокий уровень
жизни и строгое соблюдение прав человека для своих граждан»30.
Если сопоставить эти риторические утверждения с плебисци¬
тарным подходом Ельцина к исполнительной власти, можно
сделать вывод, что он считал пост президента символом, а себя
на этом посту — защитником этого гордого многонационально¬
го народа. Безусловно, президент должен регулярно отчитывать¬
ся перед народом и оправдывать его доверие. Он должен уважать
законы, ограничивающие свободу действий государства по от¬
ношению к своим гражданам. Но в качестве общего символа, как
в риторике, так и в конституционных формулировках, Ельцин
26 ТАСС. 1991. 2 нояб.; Радио России. 1991. 21 мая, 1 июня; Российская газета.
1992. 3 февр.
27 Российская газета. 1992. 3 февр.
28 ТАСС. 1992. 6 окт.
29 ТАСС. 1992. 6 окт.
30 Российская газета. 1992. 7 апр.

220 Глава 7
считал президента олицетворением российского народа. Более
того, он считал, что российский народ объединяют его здравый
смысл, чувство долга и мягкая связывающая сила демократиче¬
ского патриотизма, а не его этническая принадлежность31.
Определение границ российской
нации и государства
Сразу же после распада СССР возникли две специфические
дилеммы, связанные со строительством государства и нации.
Одна из них касалась территориальных границ нового Россий¬
ского государства. Российская Федерация была побочным про¬
дуктом советской власти. Границы центральной части Российской
империи в 1913и 1917 годах не были идентичны границам Рос¬
сийской Федерации 1991 года. Корректировки вносились неод¬
нократно, включая (из относительно недавнего) экстравагантную
передачу Хрущевым Крыма Украине в 1954 году. Исходя из этого,
у конкурирующих политиков имелось множество причин для
серьезных разногласий по поводу желательности и возможности
нового пересмотра границ Российской Федерации.
Вторая дилемма касалась обязательств Российского государ¬
ства перед 20-25 миллионами этнических русских, которые
проживали в ставших теперь независимыми бывших республи¬
ках Советского Союза. Формально они оказались резидентами
или гражданами других суверенных государств. Тем не менее,
с учетом той роли, которую Москва играла на протяжении как
минимум шестидесяти лет в защите их интересов и обеспечении
их безопасности, они, казалось, заслуживали со стороны Россий¬
ского государства отношения, несколько отличающегося от от¬
носительного равнодушия, которое испытывали в XX веке русские
диаспоры вдали от отчизны. Означает ли защита Россией этих
31 В этом отношении позиция Ельцина соответствовала идеологии советской
эпохи, которая поддерживала советский патриотизм и избегала этническо¬
го национализма.

Господство Ельцина
221
новых диаспор или их опека вмешательство во внутренние дела
независимых государств? Или же этих русских в «ближнем зару¬
бежье» следовало автоматически рассматривать как подразуме¬
вающихся или потенциальных граждан Российского государства?
Если справедливо второе, то не следует ли изменить границы
России так, чтобы включить в нее земли, которые в настоящее
время в основном населяют русские?
Ельцин был и последователен, и настойчив в представлении
свободной от национализма и гражданской концепции полити¬
ческого порядка, который он обещал построить в Российской
Федерации. Однако вопрос о том, как трактовать обязательства
Москвы перед русскими в ближнем зарубежье, расколол демо¬
кратический лагерь сразу после распада СССР. Гневная ритори¬
ка исходила из уст таких людей, как мэр Санкт-Петербурга
А. А. Собчак — один из лидеров антикоммунистической и демо¬
кратической революции в советской и российской политике32. На
другом конце политического спектра как националисты, так
и поборники реставрации империи могли воспользоваться этим
вопросом для оправдания в высшей степени реваншистских за¬
явлений, притом что такие имперские институты, как Советская
армия, которая еще располагалась в ближнем зарубежье, могли
послужить инструментом реваншистских действий. Ельцину,
каковы бы ни были его предпочтения в этом вопросе, было бы
трудно избежать возможной политической изоляции, если бы он
выступил за политику невмешательства в отношении прави¬
тельств в государствах — преемниках СССР или игнорировал
якобы тяжелое положение новой российской диаспоры.
Ельцин ответил попыткой совместить универсализм своих
стратегий государственного и национального строительства
в России с осторожной защитой русских в ближнем зарубежье.
32 В интервью «Le Figaro» 4 декабря 1991 года, в ответ на недавнее голосование
украинцев за независимость, Собчак решительно выступил против «угрозы
насильственной украинизации Крыма, где русские составляют большинст¬
во населения». Он утверждал, что Россия «немедленно предъявит террито¬
риальные претензии», если Украина откажется присоединиться к полити¬
ческому союзу.

222
Глава 7
Это было напряженное и в некоторых отношениях несовместимое
сосуществование политических ориентаций, отражающее одну
из наиболее сложных дилемм демократического строительства
нации в постимперском и диаспорном контексте. С конца 1990 го¬
да, более чем за год до распада СССР, Ельцин однозначно высту¬
пал на стороне этнических русских и русскоязычного населения
во все более автономных, а затем и независимых республиках
СССР33. Четко и последовательно он выражал озабоченность
этими «соотечественниками» и обязал российское правительст¬
во защищать их права от дискриминации и преследований34.
В спорах того времени он занимал центристскую (то есть
умеренную) позицию. Он утверждал, в отличие от крайних на¬
ционалистов и имперских реваншистов35, что права соотечест¬
венников должны отстаиваться «законными» и «политическими»
средствами36. В своей риторике он исключал использование
военной силы и заявлял о своем желании, чтобы русские в ближ¬
нем зарубежье оставались на месте, а не эмигрировали обратно
в Россию37. Он рассматривал вопрос об их политических правах
33 ТАСС. 1990. 13 нояб.; Аргументы и факты. 1991. № 3. С. 4-5; ТАСС. 1991.
9 февр.; Reuters. 1991. September 30; Комсомольская правда. 1992. 27 мая,
3 июля; Труд. 1992. 6 окт.; ТАСС. 1993.17 и 22 марта.
34 Правда. 1990.26 сент.; Известия. 1990.25 дек.; Красная звезда. 1992.11 июня;
ТАСС. 1992. 7 сент., 6 окт., 5 нояб.
35 Радио России, иновещание. 1991. 20 сент.; Литературная Россия. 1991. № 42;
Russian Press Digest. 1991. December 11; Комсомольская правда. 1992.17 янв.;
ТАСС. 1992. 17 янв., 21 янв., 27 февр., 1 июля, 8 окт., 15 окт., 17 окт.; 1993.
31 янв., 20 февр.; Московские новости. 1992.12 февр.; Reuters. 1992. February
13; Радио России, иновещание. 1993. 28 янв. Например, вскоре после распа¬
да Советского Союза В. П. Лукин (председатель комитета ВС РСФСР по
международным делам и внешнеэкономическим связям) обратился с пись¬
мом к председателю Верховного Совета Р. И. Хасбулатову, в котором утвер¬
ждал, что Украина должна отказаться от Черноморского флота или от
Крыма (Toronto Globe and Mai. 1992. January 23).
36 Известия. 1990. 25 дек.; Reuters. 1991. September 30; Комсомольская правда.
1992. 27 мая; Красная звезда. 1992.11 июня.
37 Правда. 1990. 26 сент.; ТАСС. 1990. 13 нояб.; Аргументы и факты. 1991. № 3;
Комсомольская правда. 1992. 27 мая.

Господство Ельцина
223
в этих странах как вопрос, который должен быть предметом
обсуждения на международных переговорах и закрепления
в межгосударственных договорах38. Он призывал западные
правительства и международные организации присоединиться
к защите этих якобы оказавшихся в трудном положении и пре¬
следуемых групп населения, обосновывая это международными
конвенциями по правам человека39.
Безусловно, в самом кабинете Ельцина имелись противопо¬
ложные мнения. Министр обороны Грачев время от времени
делал язвительные заявления, которые подчеркивали умерен¬
ность замечаний Ельцина или противоречили им40. Более того,
реальная политика Москвы в ближнем зарубежье порой основы¬
валась на угрозах применения силы или материальном принуж¬
дении41. Сам Ельцин колебался между определением этих групп
в ближнем зарубежье, основанным на этнической принадлежно¬
38 Красная звезда. 1991. 15 янв.; Аргументы и факты. 1991. № 3; ТАСС. 1991.
9 февр.; The New York Times. 1992. June 22; Труд. 1992. 6 окт.; ТАСС. 1993.
29 июня.
39 ТАСС. 1992.10 июля; 1993. 30 апр., 29 июня; Reuters. 1992. November 6.
40 Еще в середине июня 1992 года Грачев заявил, что на применение силы
против россиян Россия ответит силой (The New York Times. 1992. June 22).
К концу 1993 года Козырев сформулировал возможность более серьезной
реакции. Он заявил, что Россия будет «жестко защищать российское насе¬
ление и интересы России, где бы это ни было необходимо и кого бы это ни
волновало, даже если это будут наши друзья» (Reuters. 1993. November 24).
Однако, учитывая характер взглядов Козырева на межгосударственные
отношения, можно предположить, что это заявление с его стороны было
скорее фразерством. Тем не менее тот факт, что он почувствовал необходи¬
мость высказаться в подобном тоне, является хорошим индикатором ме¬
няющегося климата мнений в российской политике.
41 Например, Россия прекратила поставки в Эстонию природного газа, в чем
Эстония полностью зависит от России (The New York Times. 1993. June 26).
Хотя номинальная причина заключалась в том, что Эстония не выплати¬
ла задолженность, этот шаг последовал сразу за введением в действие
нового Закона Эстонии об иностранцах, который, по словам Ельцина,
«грубо нарушает правовые, гражданские, имущественные, социальные
и жизненные интересы россиян и русскоязычного населения» (ТАСС. 1993.
25 июня).

224
Глава 7
сти, и таким определением, которое также включало бы многие
миллионы нерусских («русскоязычное население»)42.
Таким образом, сохранялись противоречия между распростра¬
нением Ельциным предполагаемых прав на защиту со стороны
России на этнических русских и русскоязычных жителей ближ¬
него зарубежья с его одновременным убеждением в том, что
внутри России гражданство следует определять исходя из терри¬
ториальных, а не этнических критериев. Это противоречие отра¬
жало интеллектуальные и политические дилеммы формирования
не основанной на этнической принадлежности стратегии по¬
строения нации в постимперском контексте ее рассеянного со¬
стояния и конкурирующих стратегий ее построения. Возможно,
это была наилучшая смесь несовместимых предпосылок, которую
только мог бы надеяться придумать любой либеральный политик
того времени. Но Ельцин, двигаясь вперед, обещал уравновесить
и устранить это противоречие.
Построение нового экономического порядка
Одна из наиболее неотложных задач, с которыми Ельцин
столкнулся осенью 1991 года, состояла в том, чтобы определить¬
ся со стратегией спасения тонущей российской экономики. Он
побеседовал с несколькими экономистами и людьми, связанны¬
ми с экономической деятельностью, ища их совета и оценивая их
пригодность к занятию должностей в администрации. Он оста¬
новился на малоизвестном экономисте по имени Егор Гайдар,
который убедил его в том, что без сильного лекарства российская
экономика рухнет. Гайдар предлагал предотвратить этот коллапс
с помощью стратегии быстрой трансформации, которую в Ла¬
42 Ельцин постоянно перемежал отсылки к «русскоязычному населению»
(ТАСС. 1991.9 февр.; Комсомольская правда. 1992.27 мая, 3 июля; Труд. 1992.
6 окт.; Reuters. 1992. October 8; ТАСС. 1992.27 окт.; Reuters. 1992. November 6;
ТАСС. 1993.17 марта, 30 апр., 25 июня) упоминанием «этнических русских»
(Аргументы и факты. 1991. № 3; Reuters. 1991. September 30; ТАСС. 1993.
17 марта; Reuters. 1993. April 4).

Господство Ельцина
225
тинской Америке и Польше назвали шоковой терапией. Он
планировал положить конец контролю цен, сбалансировать го¬
сударственный бюджет за счет резкого сокращения субсидий
промышленности и сельскомухозяйству и демонополизировать
экономику за счет быстрой приватизации государственных ак¬
тивов. Результатом, как он утверждал, будет экономическая
стабилизация, введение конкурентной рыночной экономики
и, в конечном итоге, производство в больших количествах таких
товаров, которые потребители действительно захотят покупать.
Так обстояло дело в теории43.
Ельцин этому поверил, вероятно, по причинам как личного,
так и политического характера. Он был свидетелем экономиче¬
ского развала, имевшего место в стране на тот момент, но ему
также импонировала революционная стратегия построения
в России нового экономического порядка. Шоковая терапия
обещала быстрые результаты на макроэкономическом уровне,
без прокрастинации и компромиссов, которые он критиковал
в политике Горбачева44. Она напоминала о кампанейщине, ко¬
мандном стиле и «борьбе» — общих чертах сталинской и пост¬
сталинской административной культуры, в которой был вос¬
питан Ельцин и которая была характерна для стиля его руко¬
водства в Свердловске и Москве. Как отмечает Федоров, она
заполнила когнитивный вакуум, образовавшийся в результате
исчезновения всякой уверенности в прежней идеологии, а так¬
же апеллировала к менталитету агитаторов: она была проста,
имела четко сформулированные принципы и требовала реши¬
тельности и политической твердости для реализации [Федоров
1995: 27, 28, 55]45.
43 См. воспоминания Гайдара о первой беседе с Ельциным перед приемом на
работу осенью 1991 года в [Гайдар 1996: 105].
44 Как он говорил, анонсируя реформы (Советская Россия. 1991. 29 окт.):
«Пришло время действовать решительно, твердо, без колебаний... Период
движения маленькими шажками закончился — необходим большой рефор¬
маторский прорыв». См. также [Aslund 1995: 64].
45 См. также [Гайдар 1996: 105; Батурин и др. 2001: 173-174].

226
Глава 7
Помимо этого, шоковая терапия была редукционистской в том
смысле, что фокусировала внимание на трансформации отдель¬
ного гражданина; она обещала «излечить» россиян от летаргии,
в которую они впали. Эта стратегия не только являлась рецептом
для макроэкономической стабилизации, но также имплицитно
основывалась на теории поведенческих и культурных изменений.
Это была своего рода культурная революция. Если люди окажут¬
ся в ситуации, когда выживание будет зависеть от их предпри¬
нимательской инициативы, и если государство прекратит дикто¬
вать людям, какую инициативу следует проявлять46, тогда они
наконец преодолеют свою летаргию и будут искать этих возмож¬
ностей. Как выразился потом Ельцин, «только так — на слом, на
разрыв — порой человек продвигается вперед, вообще выжива¬
ет» [Ельцин 1994: 149]; это наблюдение основывалось на его
собственном опыте — он прошел через такую мучительную
когнитивную и ценностную трансформацию в 1988 году после
чистки в советском руководстве [Ельцин 1990:155-161,166-167,
221-245]47. Предполагалось, что существенные поведенческие
изменения в конечном итоге приведут к возникновению нового
поведения, а культура летаргии и зависти трансформируется
в культуру инициативы и достижений.
В представлении Ельцина культурная трансформация также
должна была произойти в результате смены поколений. Те, кто не
смог (или не сможет) адаптироваться к новым строгим требова¬
ниям, будут сменены новыми поколениями, теми, кому в 1990-е
годы исполнится 20-30 лет. Он представлял себя лидером рево¬
люции, которая предоставит этим новым поколениям важные
должности в государстве, экономике и обществе. По большей
части он полагал, что старшее поколение граждан не имеет по¬
тенциальных шансов стать капиталистами, будучи изувеченным
46 Ельцин называл это «сбросить... смирительную рубашку бюрократии» (РТВ.
1991. 28 окт.; FBIS-SOV-91-209. Р. 47).
47 Наблюдения по поводу этой параллели между шоковой терапией в общест¬
ве и его собственной переоценкой ценностей были сделаны Д. Ф. Михеевым
в [Mikheev 1996: 89].

Господство Ельцина
227
старой системой. Но в его откровениях прослеживался и ленин¬
ский «агитационный» менталитет. Например, еще будучи главой
московского горкома, Ельцин говорил, что стремится заменить
скомпрометированных продавцов московских магазинов «моло¬
дыми», «незараженными» работниками [Ельцин 1990: 90]48. Об¬
суждая шоковую терапию в своих вторых мемуарах, он хвалит
жестких, независимых, амбициозных молодых людей, обладаю¬
щих «совершенно новой психологией» [Ельцин 1994:146]. Отста¬
лость России невозможно преодолеть, пока не произойдет смена
поколений:
Надо наконец признать тот факт, что Россия плохо воспри¬
нимает демократию не только в силу каких-то глобальных
исторических причин, но и по причинам весьма баналь¬
ным — новое поколение никак не может прорваться
к власти. <...>
Социалистическая манера мыслить сказывается на нас
всех. <...>
Новое поколение должно выйти на авансцену как можно
быстрее [Ельцин 1994: 372]49.
Нет таких преград, которых «незараженные» молодые люди не
могли бы преодолеть, если дать им право голоса на выборах,
привлекать их к работе в большом количестве, освободить от
48 С другой стороны, следует отметить, что, как видно и в русской, и в англий¬
ской версиях, Ельцин в достаточной мере опасался нежелательных конно¬
таций, чтобы заключить слово «незараженный» в кавычки.
49 Другие упоминания Ельциным в мемуарах решающей роли молодого поко¬
ления см. [Ельцин 1990: 122, 169-170; Ельцин 1994: 126-127, 151-152, 291;
Ельцин 2000:23,27,28,39,63,79-83,103,114,274]. Вскоре после августовско¬
го путча 1991 года Ельцин провозгласил, что независимо от того, насколько
это сложно, каждый из нас должен стремиться сделать все возможное,
чтобы коренным образом перестроить себя, чтобы можно было идти циви¬
лизованным путем; молодым людям, чьи сердца, умы и головы не вовлечены
в систему, будет легче это сделать (встреча с журналистами зарубежных
телекомпаний, организованная Президентом России Борисом Ельциным
в Доме Российской Советской Федеративной Социалистической Республики
в Москве 7 сентября 1991 года (FBIS-SOV-9-174. Р. 68).

228
Глава 7
командной экономики и позволить деньгам находиться в центре
экономических амбиций и обмена.
Ельцин знал, что очень рискует. В ближайшем будущем эта
стратегия прорыва обещала оказаться крайне болезненной для
населения; в то же время существовали демократические инсти¬
туты, которым Ельцин был подотчетен и которые могли подверг¬
нуть его публичной критике, порицанию со стороны законода¬
телей, импичменту или привести к его поражению на выборах.
Более того, при всей своей харизме и легитимном характере его
власти, полученной в результате победы на выборах 1 июня,
Ельцин знал, что зарождающаяся в России демократия все еще
хрупка. В конце концов, в августе 1991 года была предпринята
попытка государственного переворота. Несмотря на то что путч
потерпел поражение, Ельцин продолжал руководить в условиях
неопределенности, на фоне возможности новой попытки госу¬
дарственного переворота, которая, возможно, будет успешнее
предыдущей. Архитектор шоковой терапии Гайдар говорил ему,
что болезненные последствия для населения будут сильными
и что в результате ему, Гайдару, возможно, придется принести
себя в жертву как политику [Гайдар 1996: 105]. Таким образом,
понятны опасения Ельцина в конце 1991 года, когда он неодно¬
кратно пытался убедить публику, что боль от шоковой терапии
продлится всего полгода, самое большее год50.
Ельцин как государственный деятель
В ситуации возникновения независимой России Ельцин был
вынужден также заняться отношениями Востока и Запада и их
влиянием как на безопасность России, так и на ее благополучие.
От предшественника он унаследовал радикально изменившееся
положение России в мире, поскольку теперь она лишилась сис¬
темы восточноевропейских сателлитов СССР и его статуса ми¬
50 Советская Россия. 1991. 29 окт.; Радио России, иновещание. 1991. 20 нояб.;
РТВ. 1991.20 нояб.

Господство Ельцина
229
ровой державы. Горбачев в своей компромиссной внешней по¬
литике старался извлечь максимально возможную в этом поло¬
жении пользу, делая хорошую мину при плохой игре, пытаясь
интегрироваться в западные многосторонние организации, ис¬
полняя требования Запада по большинству спорных вопросов
и добиваясь как можно большей западной экономической помо¬
щи. Ельцин, находясь в оппозиции к Горбачеву, не противоречил
ему в этих внешнеполитических аспектах51. Он не пытался пере¬
играть Горбачева в сфере отношений между Востоком и Западом.
Однако после августовского путча, когда Ельцин начал сам
определять независимую внешнюю политику России, он пошел
даже намного дальше того, за что ратовал Горбачев. Он призвал
к «существенному сокращению расходов на оборону», которые
вскоре (1992) приняли огромные масштабы52. Он настроен на
«более радикальную позицию в отношении уничтожения ядер-
ного, бактериологического и химического оружия, прекращения
подземных испытаний ядерного оружия»53. В угоду европейской
аудитории он сообщил, что Россия будет двигаться к полной
отмене смертной казни54. В декабре 1991 года Ельцин публично
заявил, что Россия заинтересована во вступлении в НАТО55. Он
согласился с тем, что условия Договора об обычных вооруженных
силах в Европе (1990) применимы к России, хотя в договоре речь
шла о территориях в границах Советского Союза, а не России.
После января 1992 года, когда Россия формально стала неза¬
висимым государством, Ельцин проводил твердую прозападную
внешнюю политику. Он превзошел Горбачева в области сокра¬
щения вооружений, объявив в июне 1992 года, что Россия уже
51 Исключением стал спор о Курильских островах с Японией; в 1991 году
Ельцин настаивал, что Горбачев больше не имеет полномочий вести перего¬
воры о возвращении Японии территорий, которые формально входили
в состав России; см. [Hasegawa 1998: 374].
52 1-й канал Останкино. 1991.3сент. (FBIS-SOV-91-171.P. 10); [Aslund 1995:66].
53 РТВ. 1991. 7 сент. (FBIS-SOV-91-174. Р. 66).
54 Радио России. 1991. И сент.
55 Пресс-конференция в Риме: ТАСС. 1991. 23 дек.

230
Гл ав a 7
начала в одностороннем порядке уничтожать межконтиненталь¬
ные баллистические ракеты SS-18. Он положил конец продол¬
жавшимся, и очень крупным, субсидиям своей страны Кубе
и Афганистану56. Ельцинская Россия взяла на себя ответствен¬
ность за выплату советского долга, поддержала сдерживание
Соединенными Штатами Ирака, заявила, что готова пересмотреть
Договор по противоракетной обороне и оценить возможность
разработки совместной глобальной системы противоракетной
обороны с США, пошла на активное сотрудничество в освоении
космоса и открыла свои секретные архивы для американцев,
расследующих дела военнопленных и катастрофу сбитого СССР
рейса 007 авиакомпании Korean Air Lines57.
В июне 1992 года Ельцин выступил на совместном заседании
Конгресса США, где ему тринадцать раз аплодировали стоя,
и пообещал:
Мир может вздохнуть с облегчением. Идол коммунизма,
повсюду сеявший социальную смуту, вражду и неслыхан¬
ную жестокость, наполнявший человечество страхом,
рухнул. Он рухнул, чтобы никогда не подняться. Я здесь,
чтобы заверить вас: мы не позволим ему снова восстать на
нашей земле [Dobbs 1992].
Ельцин действовал прямо. Явным вознаграждением за эту
последовательную поддержку целей внешней политики США
стала финансовая помощь. Ельцин заявил на совместном заседа¬
нии Конгресса, что у демократии в России только один шанс:
...второго шанса не будет. <...> Реформы должны увенчать¬
ся успехом. <...> Если мы [то есть вы, американцы] не примем
сейчас мер для поддержки России, это будет не только крах
56 О своем намерении это сделать он говорил еще осенью 1991 года.
57 Батурин и его соавторы пишут, что Ельцин и его министр иностранных дел
Козырев в значительной степени продолжили курс Горбачева и Шеварднадзе
во внешней политике, добавив, что между двумя командами даже было
своего рода соревнование — кто больше всего понравится Западу [Батурин
и др. 2001: 467].

Господство Ельцина
231
России, это будет крах и Соединенных Штатов, потому что
это будет означать новые триллионы долларов, потраченные
на гонку вооружений [Dobbs 1992].
По возвращении домой Ельцин преподнес свою внешнюю
политику как предвестие интеграции России в цивилизованный
западный мир, что обеспечит финансовую помощь и безопас¬
ность, в которых так нуждалась Россия в этот переходный период.
В первые дни после распада СССР Ельцин представил новое
образование, Содружество Независимых Государств (СНГ), со¬
учредителем которого он стал в декабре 1991 года, в знак того,
что Россия решительно порывает с имперским прошлым и будет
вести себя как «нормальное, цивилизованное» государство,
стремясь при этом нивелировать политический и экономический
хаос, вызванный исчезновением СССР. 12 декабря, обсуждая
идею СНГ в российском Верховном Совете, он объяснял, что
выбор Минска (Беларусь) в качестве центра СНГ не означает, что
этот город стал столицей нового союза; но это кладет конец до¬
мыслам о том, что Россия стремится занять место союзного
центра и лелеет какие-то имперские амбиции58. Двумя днями
позже в интервью газете «Труд» он говорил, что это цивилизо¬
ванный способ налаживания отношений между дружественны¬
ми государствами: «Был только один способ — объединиться, но
не в рамках одного государства, а в рамках сообщества государств.
Так же, например, сейчас поступают европейские страны». В сво¬
ем выступлении в Верховном Совете России 25 декабря Ельцин
также ясно дал понять, что для такой децентрализованной орга¬
низации, как СНГ, существует важное практическое обоснование:
«Содружество Независимых Государств сегодня является опти¬
мальным и, возможно, единственным вариантом сохранения
стабильности. И в России, и в других государствах. Наш принцип:
не государства ради Содружества, а наоборот, Содружество ради
народов, граждан и государств»59.
58 РТВ. 1991. 12 дек. (FBIS-SOV-91-239. Р. 40).
59 Радио России. 1991. 29 дек. (FBIS-SOV-91-248. Р. 38).

232
Глава 7
Большие обещания и мерила прогресса
В периоды трансформации или кризиса лидеры обычно пыта¬
ются обеспечить поддержку своих взглядов, рисуя перспективу
лучшего будущего, ради достижения которого требуются напря¬
женные усилия, значительные труды и страдания. Уинстон
Черчилль уверял, что военная победа будет невозможна без
«крови, пота и слез». В России Хрущев обещал полномасштабное
построение коммунизма, если только все советские граждане
в полной мере приложат свои силы к движению в указанном им
направлении. Горбачев пообещал создать третий путь между
капитализмом и государственным социализмом, если все граж¬
дане перестроятся психологически и ответственно будут поль¬
зоваться правами, которые он им предоставил. Ельцин предъявил
видение свободного, мирного и процветающего общества, инте¬
грированного в западную цивилизацию. Но он никогда не гово¬
рил, что это будет легко.
Метафорическая структура выступлений Ельцина осенью
1991 года говорит о его усилиях как по легитимации большого
скачка вперед, так и по предупреждению своей аудитории о том,
насколько далеко ей придется зайти, особенно в плане экономи¬
ки. Не случайно, что это также помогло ему защититься от обви¬
нений в том, что он вызывает ненужные тяготы. Это можно
было бы назвать метафорой пути «из ада в рай», основанной на
образе восхождения из глубочайшей бездны. Так, в своем высту¬
плении 11 сентября 1991 года он сказал, что Россия вот-вот
начнет процесс сложнейшего восхождения к нормальной жизни;
чтобы понять масштаб проблемы, нужно принять во внимание
бездну, в которой оказалась страна. Но, помимо мужества и стой¬
кости, у России есть решимость пройти весь путь, поднимаясь
вверх к цивилизации60. Для этого нужно освободиться от ком¬
60 Радио России. 1991. 11 сент. (FBIS-SOV-91-177. Р. 1). Другие примеры этой
метафоры: «Мы наконец начнем вытаскивать себя из трясины, которая за¬
сасывает нас все глубже и глубже» (PTB. 1991.28 окт.; FBIS-SOV-91-209. Р. 47);
«У нас есть шанс выбраться из канавы, в которой мы оказались» (PTB. 1991.
29 дек.; FBIS-SOV-91-250. Р. 27).

Господство Ельцина
233
мунизма, который надел на людей «смирительную рубашку бю¬
рократии»61. Только такое освобождение позволит стране
окончательно встать на ноги», чтобы начать свое восхождение62.
Связанная с этим метафора — образ болезни и угрозы жизни,
что требует сильных лекарств и решительных действий, чтобы
вернуть пациента практически с того света. Он утверждал, что
наследие коммунизма сделало страну больной63: «Мы пошли на
это, чтобы не утонуть»64. Учитывая серьезность ситуации, не
было альтернативы, кроме как прибегнуть к таким мерам65.
Но чтобы его апокалиптическая риторика не звучала излишне
устрашающе, Ельцин также заверял свою аудиторию в том, что
ее тяготы и лишения будут вознаграждены. На метафорическом
уровне он развивал образ болезни, но классифицировал нынеш¬
нюю болезнь как излечимую: в отличие от человеческих недугов,
в экономике нет неизлечимых болезней66. На уровне конкретики
Ельцин поспешил заверить аудиторию в том, что страдания будут
относительно недолгими: «Если мы встанем на этот путь, — зая¬
вил он 28 октября 1991 года, — то к осени 1992 года мы увидим
реальные результаты. <...> Примерно полгода жить всем будет
тяжелее. Затем цены упадут, и товары начнут заполнять рынок.
К осени 1992 года, как я обещал перед выборами, экономика
стабилизируется, и жизнь людей постепенно улучшится»67.
61 РТВ. 1991. 28 окт. (FBIS-SOV-91-209. Р. 47).
62 Радио России. 1991. 11 сект. (FBIS-SOV-91-177. Р. 1).
63 Радио России. 1991. 11 сект. (FBIS-SOV-91-177. Р. 2).
64 Труд. 1991. 14 сект. С. 1-2 (FBIS-SOV-91-241. Р. 36). «Россия тяжело больна,
ее экономика больна» (РТВ. 1991. 29 дек.; FBIS-SOV-91-250. Р. 29).
65 РТВ. 1991. 29 дек. Не случайно, что аргумент «альтернативы нет» использо¬
вал также Горбачев в спорах с консерваторами, скептически относившими¬
ся к его политической радикализации.
66 Труд. 1991. 14 дек. С. 1-2 (FBIS-SOV-91-241. Р. 38). См. также выступление
Ельцина в Верховном Совете от 29 декабря 1991 года (в эфире РТВ) с тем же
аргументом. И, продолжая метафору, год спустя он будет называть банкрот¬
ство иногда полезной «хирургической операцией» (1 декабря 1992 года, об¬
ращение к VII Съезду народных депутатов).
67 РТВ. 1991. 28 окт. (FBIS-SOV-91-209. Р. 48).

234
Глава 7
Так, по крайней мере, Ельцин обещал и, по-видимому, на это
надеялся. В интервью в конце года он буквально горел желанием
убедить журналистов в том, что тяготы будут недолгими. «Пол¬
года, полгода», — повторял он68. Он был в сложном положении
и пытался защитить себя политически, определяя параметры, по
которым будут оцениваться его успехи как политического лиде¬
ра. Ельцин также осознавал как непредсказуемость ситуации, так
и связь между своими обещаниями и своим политическим авто¬
ритетом. 19 февраля 1992 года он заявил: «Я верю, что реформы
победят, и в этом году эта победа будет очевидна. В этом нет
никаких сомнений. Я не отступлю от своего слова, которое я дал
во время избирательной кампании. Я слово сдержу!»69
В течение нескольких месяцев после разгрома августовского
путча 1991 года Ельцин лихорадочно работал над тем, чтобы
подорвать позиции Горбачева и сформулировать всеобъемлющую
программу для независимой России. Он преуспел в обоих начи¬
наниях, но программа оказалась полна уязвимостей. Подобно
программам всех его предшественников у руля в Москве и мно¬
гим комплексным программам, выдвигаемым президентами
и премьер-министрами в либеральных демократиях, программа
Ельцина была чрезвычайно амбициозной, скороспелой и нужда¬
лась в корректировке. С середины 1992 года он начал эти коррек¬
тировки вносить. Он не отказался от основных посылок, в отно¬
шении которых был тверд; он только пересмотрел издержки
и риски, немного сместившись в сторону центра. Сделав два
шага вперед, Ельцин отступил на шаг, продолжая указывать
стране то общее направление, которое он все это время задавал.
Ответный удар
Кризис наступил очень скоро, поскольку отмена большинства
мер контроля над ценами в январе 1992 года привела к тому, что
они немедленно выросли в 3-4 раза, инфляция шла непрерывно,
68 PTB. 1991.20нояб.
69 РТВ. 1992.19 февр. (FBIS-SOV-92-034. Р. 53).

Господство Ельцина
235
а сбережения и пенсии множества российских граждан обесце¬
нились70. Над страной нависла угроза гражданских беспорядков,
поскольку из-за растущей инфляции люди, привыкшие к тому,
что цены стабильны и не меняются десятилетиями, быстро об¬
нищали. Также резкое сокращение бюджетных субсидий пред¬
приятиям вызвало волну протеста со стороны директоров этих
предприятий, их лоббистских организаций и покровителей
в Верховном Совете. Эти трудности вызвали широкомасштабную
реакцию антиельцинских сил внутри самого Верховного Совета,
во главе которого стоял бывший союзник Ельцина, спикер пар¬
ламента Хасбулатов; к нему вскоре присоединился Руцкой, вице¬
президент.
Более того, в период 1991-1992 годов, когда Ельцин был занят
ежедневными конфликтами с парламентом по вопросам страте¬
гии и тактики, начала формироваться «красно-коричневая»
коалиция русских националистов, неокоммунистов и имперских
реваншистов. Красно-коричневые были едины в своей поддерж¬
ке авторитаризма и в оппозиции построению либеральной де¬
мократии по западному образцу. Они осуждали демократические
процедуры, неограниченный индивидуализм и светский, граж¬
данский характер Российского государства. Для них государст¬
во было моральным сообществом, а не просто набором фор¬
мальных организаций и процедур, что давало им преимущество
в борьбе с либералами, которым было трудно объединить либе¬
ральный национализм и преимущества индивидуализма с мо¬
ральным содержанием, не ограниченным только рамками демо¬
кратических процедур. Определение Ельциным нации как
«многонациональное™ плюс демократического индивидуализ¬
ма», его убежденность в том, что России не нужна новая коллек¬
тивистская идеология, и его явно корыстное видение себя как
гаранта новой светской нации позволили оппонентам перехва¬
тить инициативу в этом вопросе.
70 Однако впервые потеря сбережений произошла весной 1991 года, при
горбачевском премьер-министре В. С. Павлове, чьи «реформы» не имели
никаких положительных последствий.

236 Глава 7
В сфере межгосударственных отношений стал звучать все на¬
растающий хор голосов — даже среди многих бывших сторонни¬
ков горбачевского «нового мышления», — призывающих к не¬
предвзятым размышлениям о «национальных интересах» России.
Теперь, когда Россия и Советский Союз пошли на односторонние
уступки и асимметричные сделки почти по всем вопросам внеш¬
ней политики, где правительство готово провести черту? Что еще
не отдано из того, что осталось? Если Россия — возрождающееся
национальное государство и более не Российская или советская
империя, то какие национальные интересы она должна преследо¬
вать, занимая свое место в мире? Группы влиятельных политиче¬
ских деятелей и парламентариев обсуждали и дискутировали эти
вопросы в 1992 году, публикуя докладные записки и статьи,
в которых настаивали на необходимости для России выработать
свою идентичность в международных отношениях, избавившись
от роли просителя, и занять позицию по защите этой идентично¬
сти и интересов, из нее вытекающих. Риторика, неизменно сопро¬
вождавшая эти тщательно продуманные и разумные заявления,
включала тот постулат, что Россия является «великой державой»
и должна рассматриваться как таковая. Люди, исповедавшие этот
«реалистический» взгляд на международные отношения, стали
известны как «государственники». Хотя большинство государст¬
венников не входило в формирующуюся красно-коричневую
коалицию, они были ярыми противниками уступчивой внешней
политики, которая после распада СССР, при Ельцине, усилилась.
«И один шаг назад»
В речи, произнесенной Ельциным 5 апреля 1992 года, мы
видим первые признаки того, что он осознал необходимость
корректировки. Он защищал свои экономические реформы
и предсказывал, что на предстоящем заседании Съезда народных
депутатов «будет предпринята попытка реванша, [которая долж¬
на получить] решительный отпор»71. Но он также признал, что
71 РТВ. 1992. 5 апр. (FBIS-SOV-92-066. Р. 20).

Господство Ельцина
237
его правительство сделало ошибки и что теперь нужно внести
корректировки:
Даже самые точные расчеты и самые продуманные модели
не способны учесть все очень сложные области жизни с ее
разнообразными сюрпризами. Ни одна программа не может
быть реализована, если она не подвергается постоянным
корректировкам и исправлениям. Последние месяцы мно¬
гому научили правительство72.
Но корректировки — это не отказ от прежней политики:
Если мы остановим реформы, мы никогда не выйдем из
бедности. Достичь прорыва невероятно сложно. <...> Сего¬
дня имеет право на существование только один путь —
продолжение радикальных реформ. <...> Я не сойду с этого
пути. И, на мой взгляд, другого пути просто нет73.
В той же речи Ельцин выступил против ностальгии побежден¬
ных коммунистов и националистов: «Не будет продолжаться
изоляция нашей страны под предлогом сохранения исконного
характера России. Это означало бы снова загнать Россию в исто¬
рический тупик, обрекая ее на отсталость, а ее народ — на скудное
существование»74. В заключение Ельцин повторил, что вопрос
вестернизации России не обсуждается: «Историю вспять не по¬
вернуть»75. Ко многим из этих тем он обратился вновь на следую¬
щий день в своем выступлении на Съезде народных депутатов.
Признав, что он совершал ошибки, Ельцин также почувствовал
необходимость изменить конкретные параметры успеха, по ко¬
торым будет оцениваться его эффективность как лидера. В ноябре
1991 года он говорил о шести месяцах тягот и лишений, за кото¬
рыми последует поворот к лучшему. 27 мая 1992 года он изменил
72 РТВ. 1992. 5 апр. (FBIS-SOV-92-066. Р. 20).
73 РТВ. 1992. 5 апр. (FBIS-SOV-92-066. Р. 20).
74 РТВ. 1992. 5 апр. (FBIS-SOV-92-066. Р. 23).
75 РТВ. 1992. 5 апр. (FBIS-SOV-92-066. Р. 23).

238
Гл а в a 7
эту оценку. На вопрос о том, желает ли он отказаться от каких-ли¬
бо из своих предыдущих обещаний, он сказал нет, но пересмотрел
реальное содержание этих обещаний: «Я говорил еще во время
президентской кампании, что в конце 1992 года начнется стаби¬
лизация в экономике. Я не сказал, что ситуация сразу улучшится.
Сначала вы получаете стабилизацию экономики, а затем, как
следствие, улучшение жизни людей»76.
Затем Ельцин расширил временные рамки, в которых следует
оценивать его успех:
Реформа не может быть завершена за один год. <...> [Мы]
стремимся <...> определить этапы: что можно сделать сейчас,
что через три года, а что возможно только через десять лет.
Нам пришлось пережить этот критический период 1992 го¬
да. И я думаю, что сейчас, пожалуй, самый опасный момент
миновал77.
То, что сейчас для России «миновал самый опасный момент»,
конечно, было преждевременным утверждением, но это помогло
выиграть время. Постепенно экономические трудности усугуб¬
лялись, и политическая риторика Ельцина стала включать в себя
другие оправдания. В своем выступлении по телевидению 19 ав¬
густа 1992 года, в годовщину попытки путча, он поздравил пра¬
вительство и народ с тем, что они выжили после лечения: «За
последние шесть месяцев Россия разработала основы рыночной
системы. Как говорится, мы вошли в воду, не умея плавать. Но
мы не захлебнулись и не утонули»78. Он сразу же расширил еще
больше временные рамки для оценки результатов: «Именно
сейчас мы получаем уникальный опыт, который принесет пользу
нам, а тем более нашим детям и внукам»79. В дальнейшем по мере
обострения его противостояния с парламентом эволюциониро¬
76 Комсомольская правда. 1992. 27 мая. С. 2 (FBIS-SOV-92-103.1992. Р. 28).
77 Комсомольская правда. 1992. Т1 мая. С. 2 (FBIS-SOV-92-103. Р. 28).
78 РТВ. 1992. 19 авг. (FBIS-SOV-92-162. Р. 19).
79 РТВ. 1992. 19 авг. (FBIS-SOV-92-162. Р. 19).

239
Господство Ельцина
вали и его объяснения неудач. 14 апреля 1993 года он заявил, что
«именно законодательная власть несет ответственность за труд¬
ности, связанные с реформами»80; позже он еще больше расширит
круг ответственных, обвинив институциональное и культурное
наследие коммунизма81.
Ельцин не просто изменил свою риторику; он также внес су¬
щественные изменения в политику. Весной 1992 года, примерно
через пять месяцев после начала реализации гайдаровской про¬
граммы, Ельцин перетасовал кабинет и назначил на ключевые
должности четырех представителей управленческого и обо¬
ронного лобби. Он также терпимо относился к вливанию новых
денег в экономику для сохранения субсидий, имеющих целью
предотвратить банкротство крупных предприятий, что могло бы
привести к социальным волнениям среди людей, оказавшихся
безработными. Он поддержал программу массовой приватизации
(«Нам нужны миллионы собственников, а не сотни миллионе¬
ров», 7 апреля 1992 года и 19 августа 1992 года), которая тем не
менее была ориентирована на продажу большей части акций
инсайдерам (администрации и рабочим предприятий), а не
сторонним инвесторам (внутренним или иностранным), чтобы
предотвратить массовые увольнения (которые угрожали бы со¬
циальной стабильности) и широкомасштабные сокращения
управленцев (что поставило бы под угрозу связи Ельцина с управ¬
ленческим лобби).
Противоречивые цели экономической политики Ельцина по¬
степенно стали привлекать к себе внимание. Он добивался макро¬
экономической стабилизации путем высвобождения цен и сокра¬
щения бюджета, быстро приватизировал экономику, в том числе
энергично добивался одобрения парламента на приватизацию
земли. Но он продвигал свои реформы в таком направлении, ко¬
торое наименее угрожало социальной стабильности или интересам
«красных директоров». В этом смысл его новообретенной форму¬
лы, которую он повторял с июня 1992 года: «Главная задача — ос¬
80 1-й канал «Останкино». 1993. 14 апр. (FBIS-SOV-93-071. Р. 13).
81 1-й канал «Останкино». 1993. 14 апр. (FBIS-SOV-93-071. Р. 13).

240
Глава 7
тановить падение производства»82. Такая гибридная политика не
могла привести к значительной реструктуризации предприятий
или многочисленным банкротствам [Blasi et al. 1997, ch. 4], но
могла бы стать гарантом против коммунистического реванша,
создав широкую заинтересованность в предотвращении ренаци¬
онализации. Она могла получить поддержку только в том случае,
если новые вливания займов и кредитов от Международного ва¬
лютного фонда, Всемирного банка и иностранных правительств
позволят Москве откупиться от недовольства внутри страны.
Но эти займы и кредиты получить было нелегко, поскольку
предъявляемые с ними условия фактически увеличивали риск
социальной нестабильности в России. Поэтому 4 июля 1992 года
на телевизионной пресс-конференции в Кремле Ельцин взял на
себя роль защитника российского народа от необоснованных
и опасных требований благотворителей и кредиторов России:
Скажу прямо, в ходе обсуждений раздавались голоса, при¬
зывающие нас заморозить зарплаты. Конечно, это вызвало
бы большое оживление в Международном валютном фонде,
но мы не можем браться за это. Понятно? Тогда этим шагом
мы сразу откроем, я бы просто сказал, какие-то локальные
конфликты или конфликты на уровне отраслей или регио¬
нов. Напряжение точно будет. У людей обязательно будет
недовольство. Обязательно будут довольно массовые забас¬
товки. <...>
Если мы сегодня отпустим цены на топливо, то все осталь¬
ные цены, в том числе и на хлеб, и на продукты питания,
вырастут в 10 раз. Вынесет ли это народ? Не вынесет. <...>
Когда у людей лопнет терпение, их доверие к президенту
иссякнет, и начнется хаос83.
Ельцин был готов признать свое отступление: «Мы прибегли
к определенной умеренности реформ, даже когда это означало
потерю определенной динамики»84.
82 Программа «Время». 1992. 15 июня (FBIS-SOV-92-132. Р. 35).
83 РТВ. 1992.4 июля (FBIS-SOV-92-129. Р. 24).
84 Программа «Время». 1992. 15 июня (FBIS-SOV-92-132. Р. 35).

Господство Ельцина
241
Его лекция от 4 июля 1992 года также позволила Ельцину
примерить роль националиста и тем самым ослабить некоторую
критику со стороны государственников и националистов:
Итак, сегодня мистер Камдессю <...> будет настаивать на
снижении цен на топливо. Это сейчас главный предмет
разногласий между нами. Мы не можем за это взяться,
и я скажу ему об этом сегодня. <...> Если дело в этом, мы
можем обойтись без 24 миллиардов, тем более что это не
какая-то благотворительная подачка. За это придется запла¬
тить позже. Сумма кредитная, цивилизованный кредит. Нас
не следует ставить за это на колени. Нет, Россия — великая
держава и себе этого не позволит. <...>
Мы знаем настроение людей. Но Международный валютный
фонд и г-н Камдессю не знают границ терпения нашего
народа85.
Защита национальных интересов
Эта попытка примерить наряд националиста продемонстриро¬
вала направление, в котором Ельцин двигался в других сферах
политики. В ответ на усилия государственников и шовинистов он
стремился противостоять радикальному национализму не путем
принятия его идей, а скорее путем попыток дополнить свой ли¬
беральный интернационализм не вызывающим раздражения и не
накладывающим ограничений государственным центризмом.
В ответ на критику российской уступчивой внешней политики
он сместился в сторону центра. В 1992-1993 годах благодаря
Ельцину Россия заняла более твердую позицию. Он отменил свой
визит в Японию и оставил мысль об уступках в вопросе возвра¬
щения Южных Курил. Москва начала настаивать на особом
85 РТВ. 1992. 4 июля (FBIS-SOV-92-129. Р. 25). См. также его интервью в про¬
грамме «Время» 15 июня 1992 года, где затронуты многие из этих тем. Там
он, среди прочего, сказал: «Наша основная задача — до конца года остановить
спад производства. Главное условие достижения этой цели — сохранение
стабильности в обществе».

242 Глава 7
статусе России в рамках «Партнерства ради мира», организован¬
ного Вашингтоном как комплексное военное дополнение к НАТО,
куда входили все посткоммунистические государства. Москва
стала более требовательно призывать Запад уважать ее истори¬
чески сложившуюся общность с интересами сербов в граждан¬
ской войне в Югославии. Как в политическом, так и в военном
отношении Россия стала более напористой в ближнем зарубежье
и объявила Западу, что СНГ является зоной исключительно рос¬
сийских интересов. Как отмечалось ранее, российское правитель¬
ство использовало экономическое принуждение и военные угро¬
зы в отношении Эстонии в ответ на принятый там дискрими¬
национный закон о гражданстве 1992 года. В 1993 году Россия
начала подталкивать страны СНГ к разрешению «двойного гра¬
жданства» для их этнического русского населения и для увеличе¬
ния размаха и глубины экономической и политической интегра¬
ции в рамках Содружества. В феврале 1994 года Министерство
иностранных дел разработало программу защиты русскоязыч¬
ных граждан в бывших республиках СССР, которая предусмат¬
ривала использование экономических санкций в знак протеста
против нарушений прав. По словам представителя МИД, эта
мера была включена, потому что они считали, что «дипломати¬
ческих мер недостаточно»86. Таким образом, в ответ на дискре¬
дитацию его идеалистических взглядов на международные отно¬
шения Ельцин двинулся в сторону Realpolitik в подходе к сферам
влияния на ближайших соседей России и к занятию несколько
более жестких позиций в дальнем зарубежье.
Тем не менее, несмотря на эти сдвиги, в сотрудничестве с За¬
падной Европой и Соединенными Штатами в области контроля
над вооружениями и других сферах отношений Востока и Запада
Россия оставалась партнером. Кроме того, Ельцин пошел на
бесспорные уступки в отношениях с двумя крупнейшими госу¬
дарствами — преемниками СССР после России: Украиной и Ка¬
захстаном. Коррекция курса 1992-1993 годов подразумевала поиск
синтеза либерального интернационализма и реалистического
86 Российская газета. 1994. 18 февр.; Moscow Times. 1994. February 18.

Господство Ельцина
243
этатизма, или, иначе говоря, поиск отношений, основанных на
элементах как сотрудничества, так и конкуренции. Ельцин наде¬
ялся, что такая комбинация удовлетворит российских государст¬
венников при сохранении доброжелательного отношения запад¬
ных столиц. Доминирующая цель его политики в отношениях
Востока и Запада заключалась в том, чтобы заручиться макси¬
мальным сотрудничеством Запада в облегчении социально-эко¬
номических, политических и военных преобразований в России87.
Конституционный кризис и парадокс
государственного строительства
Единственная область, в которой Ельцин не изменил своей
позиции, — его отношения с парламентом и президентская
власть. Правда, в течение большей части 1992 года он пытался,
хоть и безуспешно, договориться со Съездом народных депута¬
тов88. К осени 1992 года чрезвычайные полномочия Ельцина по
указу истекли; парламент не был склонен их продлять и даже
стремился сократить формальные полномочия президента. Не¬
которые депутаты также призывали к импичменту Ельцина89.
87 Он неоднократно говорил об этой цели и о перспективах европейской ин¬
теграции, выступая в Брюсселе 9 декабря 1993 года.
88 В научной литературе о противостоянии 1992-1993 годов имеются разные
мнения о том, виноват ли в тупике Ельцин или парламент и его спикер
(Хасбулатов), или же это был безличный межведомственный конфликт,
обреченный перерасти в раскол. «Институциональную» аргументацию см.
в [Brudny 1997; Biriukov, Sergeyev 1997: 176-187]. Леон Арон винит в этом
личные качества Хасбулатова [Aron 2000:495, 510]; Джерри Ф. Хаф обвиня¬
ет Ельцина как личность [Hough 2001: 138-142, 159-161], а Л. Ф. Шевцова
возлагает равную ответственность на обе стороны, обвиняя отдельных лиц
и оплакивая упущенные возможности, а не рассматривая тупик как неиз¬
бежный продукт институционального соперничества [Shevtsova 1999:38-40,
59-61,76,90]. Захватывающий журналистский рассказ об осаде парламента
в сентябре-октябре 1993 года см. в [Куцылло 1993].
89 The Independent (London). 1992. September 24; Los Angeles Times. 1992. De¬
cember 2.

244
Глава 7
Похоже, в глазах Ельцина это была точка невозврата. Он при¬
обрел авторитет как поборник доброжелательного, но индивиду¬
ального лидерства. Фактически он прилагал максимальные усилия
для создания коалиций и достижения компромиссов между
разрозненными силами в свою бытность председателем Верхов¬
ного Совета РСФСР (1990-1991)90, но это поведение было обу¬
словлено тем, что избран он был с небольшим (в четыре голоса)
перевесом в ходе закрытого внутрипарламентского голосования.
Как только Ельцин получил подтверждение своего лидерства со
стороны общественных масс (на президентских выборах в июне
1991 года), он заявил о себе. Оппозиция его руководству в 1992 го¬
ду со стороны Съезда народных депутатов и его собственного
вице-президента, присоединившегося к антиельцинским силам,
угрожала его политическому авторитету и противоречила его
пониманию принципов политического порядка. Он утверждал,
что Съезд — пережиток времен СССР, в котором никогда не
проводились по-настоящему свободные и справедливые выборы.
Тем более казалось неприемлемо, что из-за конституционного
тупика Верховный Совет претендовал на роль «высшей власти»
в государстве, как было написано в устаревшей, но все еще не
отмененной брежневской конституции 1977 года. Согласно ель¬
цинской плебисцитарной концепции власти, высшим носителем
власти являлся «народ», и Ельцин — но не парламент — выдержал
это испытание91. Поэтому, когда парламентарии начали призывать
к импичменту, президент России был готов к драке.
В речи 11 февраля 1993 года Ельцин признал, что политика эко¬
номических реформ 1992 года сопровождалась «множеством
ошибок»92. Но вместо того, чтобы занимать оборону по поводу
своей личной ответственности, Ельцин переложил вину на законо¬
90 Associated Press. 1990. July 16. См. также замечания Джона Моррисона [Mor¬
rison 1991, ch. 13].
91 Конечно, «народ» — это источник легитимности любого понятия народного
суверенитета, будь то плебисцитарного или репрезентативного, но в пред¬
ставлении Ельцина только он получил истинное одобрение всего народа на
свободных и справедливых выборах.
92 1-й канал «Останкино». 1993.11 февр. (FBIS-SOV-93-029. Р. 18).

Господство Ельцина
245
дательную власть: «...растущая напряженность в сфере государст¬
венной власти нанесла в прошлом году огромный ущерб, в том
числе экономический. Сегодня это может просто взорвать страну,
торпедировать любую, даже самую лучшую, программу действий»93.
На следующей неделе он выразил недовольство по поводу недопу¬
стимости противостояния между законодательной и исполнитель¬
ной ветвями власти, потребовав принятия новой конституции
и проведения всенародного референдума94.28 февраля его стратегия
прояснилась. Он довел свою политическую риторику до крайности,
определив выбор как бинарную оппозицию. Он обвинил Верховный
Совет в попытке навязать «возврат к абсолютной власти Советов».
Это резко контрастировало с «нормальным разделением властей
[между исполнительной и законодательной ветвями], которое
принято во всем мире». Результатом этого раскола стал политиче¬
ский паралич, грозивший «взрывом контрреволюции в стране <...>,
который разрушил бы не только реформы и демократию, но и саму
Россию». Его вывод был предсказуем, но он впервые заявил об этом
публично: «Я больше не могу терпеть такое положение дел»95.
Однако Ельцин не желал политической изоляции. В той же
речи он призвал свою аудиторию — умеренное объединение
промышленников «Гражданский союз» — присоединиться к нему
в широкой центристской коалиции, которая позволила бы изо¬
лировать экстремистов96. Он вернулся к этой теме в телевизионном
интервью 7 марта 1993 года97. Четыре дня спустя, на VIII Съезде
народных депутатов, он настоял на том, что Россия должна быть
президентской республикой, и предупредил, то перед съездом
встанет выбор между консенсусом или конфронтацией — с теми
он или с другими98.
93 1-й канал «Останкино». 1993. 11 февр. (FBIS-SOV-93-029. Р. 18).
94 РТВ. 1993. 18 февр. (FBIS-SOV-93-032. Р. 13-15).
95 РТВ. 1993. 28 февр. (FBIS-SOV-93-038. Р. 20).
96 РТВ. 1993. 28 февр. (FBIS-SOV-93-038. Р. 20).
97 1-й канал «Останкино», программа «Итоги». 1993.7 марта (FBIS-SOV-93-043.
Р.9-12).
98 1-й канал «Останкино». 1993. 11 марта (FBIS-SOV-93-046. Р. 18).

246
Глава 7
Ельцин, по-видимому, решил еще больше поляризовать ситуа¬
цию, демонизируя своих оппонентов и тем самым выставляя себя
тем, кто примет необходимые меры для спасения страны от реак¬
ционной реставрации и неизбежного разрушения. В телевизион¬
ном обращении к российскому народу 20 марта он назвал Съезд
народных депутатов пережитком бывшей большевистской, анти¬
народной системы, которая сегодня вновь стремится вернуть себе
утраченную власть над Россией. Он назвал прошедший VIII съезд
генеральной репетицией мести бывшей партийной номенкла¬
туры". Более того, на съезде, по его словам, царила имперская
идеология. Эти силы, если бы им было позволено управлять
страной, разожгли бы вооруженные конфликты со всеми бывши¬
ми союзными республиками, навязали бы возвращение к гонке
вооружений, рост военных расходов и глобальную конфронтацию
со всем миром99 100. Возвращаясь к метафоре «из ада в рай», Ельцин
изменил направление движения, предупредив, что если реванши¬
сты вернутся к власти, «это будет падение в пропасть»101. Как
избранный представитель всего народа и защитник благополучия
России, объявил Ельцин, он подписывает указ о приостановлении
полномочий парламента, о наделении президента чрезвычайны¬
ми полномочиями по управлению, о назначении общенародного
референдума о поддержке президента, съезда, социальной поли¬
тики Ельцина и о назначении новых парламентских выборов.
Ельцин снова пошел по плебисцитарному пути. 26 марта он гово¬
рил о том, что вверяет свою судьбу в руки самого справедливого
и верховного судьи — народа102.
Через несколько дней Ельцин отказался от угрозы ввести чрез¬
вычайное положение. Но он добился проведения общенародного
референдума, а также получил общественное одобрение, довольно
легко выиграв этот референдум (прошедший в конце апреля). Хотя
99 1-й канал «Останкино». 1993. 20 марта (FBIS-SOV-93-053. Р. 13).
100 1-й канал «Останкино». 1993. 20 марта (FBIS-SOV-93-053. Р. 13).
101 1-й канал «Останкино». 1993. 20 марта (FBIS-SOV-93-053. Р. 13).
102 Цит. по: РТВ. 1993.26 марта (FBIS-SOV-93-057. Р. 23). См. также: «Российские
вести» от 15 и 16 апреля 1993; Аргументы и факты. 1993. 21 апр.

Господство Ельцина
247
чрезвычайный режим был отменен, он все еще чувствовал необхо¬
димость возобновить переговоры с парламентом по условиям новой
конституции и федеративного договора. В последующие месяцы
эти переговоры зашли в тупик из-за несовместимых концепций
отношений между исполнительной и законодательной властью
и отношений центра и периферии. Ельцин становился все более
нетерпеливым. Он снова усилил риторику, обвиняя парламент
и местные отделения Советов в стремлении восстановить комму¬
низм, заявляя, что идет процесс репрессий против инакомыслящих
внутри всей системы Советов, цель которого состоит в том, чтобы
истребить все живое103. Наконец, в сентябре 1993 года он сделал то,
о чем размышлял весь год104: он своим указом распустил Верховный
Совет и объявил, что в декабре состоятся новые выборы. Это было
несомненным нарушением действующей конституции, которая
прямо запрещала любые попытки распустить или даже приоста¬
новить деятельность российского парламента. Но Ельцин оправ¬
дывал свои действия императивом национальной безопасности,
считая, что эти меры необходимы для защиты России и всего мира
от катастрофических последствий распада российской государст¬
венности, которые снова повторяются в стране, обладающей ог¬
ромным арсеналом ядерного оружия105.
В начале октября 1993 года, когда депутаты отказались поки¬
нуть здание Верховного Совета, объявленного Ельциным распу¬
щенным, ситуация обернулась насилием. Здесь не место для того,
чтобы решать, кто виноват в эскалации; ясно, что с гуманитарной
точки зрения вину несут обе стороны. Ельцин отключил элек¬
тричество в парламенте; вскоре после этого вооруженное и не¬
вооруженное сопротивление его роспуску переросло в столкно¬
вения на улицах Москвы между сторонниками правительства
и парламента. После нескольких напряженных дней Ельцину
103 Радио «Маяк». 1993. 12 авг. (FBIS-SOV-93-154. Р. 14).
104 Коржаков утверждает, что весной 1993 года, если бы парламент тогда под¬
держал его импичмент, Ельцин был готов применить газ и захватить парла¬
мент силами армии [Коржаков 1997: 158-159].
105 1-й канал «Останкино». 1993. 21 сент. (FBIS-SOV-93-182-S. Р. 2).

248
Глава 7
удалось убедить военное командование поддержать его. Он ввел
в столицу огромные — некоторые сказали бы непропорциональ¬
ные — военные силы и обстрелял из танков здание парламента,
чтобы обеспечить захват и арест находившихся в нем депутатов.
Говорят, что в те дни погибли сотни граждан России. Но Ельцин
победил. Это дало ему возможность диктовать условия новой
конституции и назначить выборы в новый парламент106.
Эти выборы прошли в декабре, одновременно с референдумом
о том, следует ли стране принимать одобренную Ельциным
конституцию. Она отражала сильную версию той позиции, ко¬
торую Ельцин отстаивал на протяжении 1992-1993 годов, и уста¬
навливала в отношениях между центральными ветвями власти
суперпрезидентские полномочия. Президент получил широ¬
чайшие возможности для управления посредством указов, тогда
как парламент и Конституционный суд обладали лишь ограни¬
ченными полномочиями. Предложенная конституция не преду¬
сматривала поста вице-президента, так что никакой будущий
вице-президент не смог бы восстать против президента, как это
сделал вице-президент А. В. Руцкой в 1992-1993 годах.
Более того, по нормам новой конституции стало практически
невозможно отрешить президента от должности, равно как
и внести в нее поправки. Конституция отражала менталитет
«начальника» Ельцина и плебисцитарную концепцию ответст¬
венности. Документ был разработан так, чтобы гарантировать,
что президент будет безусловным высшим органом власти
в стране, в значительной степени неподотчетным государствен¬
ным институтам, а только избирателям на последующих прези¬
дентских выборах107.
106 Разные оценки ответственности за применение насилия см. в [Aron 2000:
540-550] и [Reddaway, Glinski 2001: 370-429].
107 Руководитель ельцинской администрации того времени сообщает, что
Ельцин лично редактировал проект конституции всего за несколько дней
до его обнародования. Пожалуй, самая значительная его доработка, по
словам Филатова, касалась статуса президентства: «...дополнения о том, что
указы президента носят нормативный характер и президент может предсе¬
дательствовать на заседаниях правительства» [Филатов 2000: 329].

Господство Ельцина
249
Что касается отношений между центром и периферией, то
новая конституция основывалась на сочетании унитарных и фе¬
деративных принципов. Это было усиленной версией тех взглядов,
которые Ельцин отстаивал в 1992-1993 годах на переговорах по
федеративному договору. Задача осложнялась как мощными
центробежными силами, действовавшими в 1990-1991 годах,
которые Ельцин в то время поощрял, так и институциональным
наследием советской власти. Сохранялась иерархия статусов,
дифференциация их между внутрироссийскими территориаль¬
ными единицами, которая предоставляла некоторым из них
(национальным республикам) большую автономию, привилегии
и политический статус, чем другим. В ходе переговоров респуб¬
лики стремились максимизировать свою автономию от центра,
в то время как области и края стремились получить не меньшую
автономию, чем республики. Ельцинская конституция стремилась
обуздать обе эти тенденции, определить республики и области
как равные «субъекты Федерации» и расширить формальные
полномочия центра, чтобы он смог навязывать свою волю регио¬
нам. В то же время, в значительной степени уступая федеративным
принципам, он дал руководителям регионов формальное пред¬
ставительство в Совете Федерации, верхней палате нового парла¬
мента, и назначил прямые выборы региональных губернаторов.
Такое сочетание унитарных и федеративных принципов резко
контрастировало с конфедерализмом (сильные регионы — слабый
центр), де-факто существовавшим в то время108.
Таким образом, демократическая риторика Ельцина как строи¬
теля государства 1989-1991 годов представляла собой смесь ли¬
беральных и нелиберальных принципов. Он придавал мало
значения построению сильной системы политических партий,
сбалансированному разделению властей между исполнительной
и законодательной ветвями, системе сдержек и противовесов
108 Филатов цитирует слова Ельцина во время доработки проекта конституции:
прилагательное «суверенный» больше не должно было относиться в этом
документе к республикам, потому что «позиция президента — защищать
права наций, на какой бы части территории России они бы ни проживали,
а не права “суверенных” национальных государств» [Филатов 2000:333-334].

250
Глава 7
между ветвями власти и дальнейшему поощрению региональной
автономии. Напротив, суперпрезидентство, плебисцитаризм,
популизм и центр, достаточно сильный, чтобы не позволить
регионам игнорировать приказы Москвы, были характерными
чертами разрабатываемой ельцинской программы государствен¬
ного строительства. Гражданские свободы и выборность в отно¬
шениях между государством и обществом, а также отношения
между центром и периферией, которые еще нуждались в согла¬
совании, оставались основными либеральными чертами его
программы государственного строительства.
Выводы
В период своего восхождения и пребывания во власти Ельцин
разработал программу для основных сфер политики, направлен¬
ную на преобразование независимой России в новое, в полной
мере постсоветское государство, самостоятельного экономиче¬
ского и политического игрока на международной арене. Програм¬
ма эта развивалась в течение 1992-1993 годов. Ельцин расширил
свою коалицию за пределы интенсивной, но узкой политической
базы, на которой он построил свой авторитет во время борьбы за
власть в 1989-1991 годах. Эта антикоммунистическая и антигосу-
дарственническая политическая база поддерживала «шоковую
терапию» в экономике, либеральную стратегию построения нации,
его готовность распустить СССР и его компромиссную внешнюю
политику. Но уже в середине 1992 года, когда цена реализации
этой политики выросла, стало ясно, что Ельцин вносит коррек¬
тивы, чтобы приспособиться к тем силам и идеям, которые
в противном случае могли быть мобилизованы против него.
С середины 1992 до конца 1993 года он окончательно сформу¬
лировал концепцию, в которой обещал: 1) продолжать усилия по
проведению экономических реформ, одновременно предотвра¬
щая угрозы социальной стабильности; 2) построить светскую
российскую нацию без ущерба для русских народных традиций
и интересов русской диаспоры в ближнем зарубежье; 3) интегри¬
Господство Ельцина
251
ровать Россию в западные международные организации, не
жертвуя самостоятельностью России как международного игро¬
ка или ее способностью защищать свои национальные интересы
как «великой державы»; 4) поддерживать территориальную це¬
лостность России без применения военной силы против регионов;
и 5) построить президентскую республику, в которой президент
будет гарантом достижения всех этих целей.
Ельцин превратился из оппозиционной фигуры советской
политики в президента независимого Российского государства
и разработал всеобъемлющую программу, чтобы привести свою
страну к земле обетованной. Эта программа представляла собой
сложное сочетание различных направлений, но ни одна сфера
политики не допускала почтительного отношения к непере-
строившимся коммунистам и крайним националистам. Ельцин
остановился на формуле кооптации центра политического
спектра, продолжая при этом следовать повестке дня, которую
он изложил в конце 1991 года. Никоим образом не было очевид¬
но, что такое сочетание политических мер приведет к желаемым
результатам. Если этого не произойдет, Ельцин снова окажется
в политической обороне и не сможет возложить на кого-то
другого ответственность за неудачи. Его персоналистский стиль
руководства и настойчивое стремление к чрезвычайным полно¬
мочиям в управлении на основании издания президентских
указов означало, что некого будет винить в том случае, если эта
синтетическая программа потерпит неудачу. Если он хочет полу¬
чить одобрение за свои достижения, ему также придется брать
на себя ответственность за неудачи. Люди будут судить его,
учитывает он их мнение или нет. Как и в случае с Хрущевым
и Горбачевым до него, именно это и произошло.

Глава 8
Ельцин в политической
обороне
К декабрю 1993 года Ельцин, очевидно, достиг вершин. Он
ликвидировал старый Верховный Совет и заключил в тюрьму
своих врагов — Хасбулатова и бывшего вице-президента Руцко¬
го. Он добился принятия своей конституции, которая наделяла
его исключительными полномочиями по отношению ко всем
остальным политическим институтам, делала его не подлежащим
импичменту и закрепляла подход к отношениям между центром
и периферией и к национальному строительству именно так, как
он желал. Но Ельцин воспринимал это не совсем так. Хотя он
торжествовал по поводу принятия конституции, его явно удиви¬
ли результаты выборов в Думу: оппозиционные правительству
националисты и коммунисты получили значительное число мест.
Ельцин прокомментировал результаты выборов только через
десять дней, 12 декабря. Затем он начал критиковать «демократов»
за их разобщенность, оппозицию — за экстремизм, правитель¬
ство — за то, как оно проводило политику, и себя — за то, что
потерял связь с народом1.
Мемуарная литература дает нам более полное представление
о том, как Ельцин воспринял это разочарование. Президент
России был очень доволен повышением своих формальных
полномочий и принятием — наконец-то! — выгодной ему кон¬
ституции. Но его огорчало резкое падение собственной популяр¬
ности среди широкой публики. Он приложил огромные усилия,
1 1-й канал «Останкино». 1993. 22 дек. (FBIS-SOV-9 3-244. Р. 1-8).

Ельцин в политической обороне
253
чтобы заручиться военной поддержкой для подчинения Верхов¬
ного Совета силой — но и тогда едва не случилось самое плохое.
Он знал, что, возможно, не сможет рассчитывать на такую же
поддержку в будущем. Более того, опросы общественного мнения
выявили негативное отношение к нему за применение военной
силы в октябре 1993 года2. Выборы в Думу привели к власти новую
комбинацию оппозиционных сил (радикальных националистов
и коммунистов), на этот раз мобилизованных политическими
партиями, более организованными, чем парламентские фракции,
поддерживавшие Хасбулатова и Руцкого. Через два месяца новая
Дума объявила амнистию всем политическим деятелям, аресто¬
ванным в октябре 1993 года, а также путчистам августа 1991 года.
Ельцин был взбешен амнистией и неспособностью своей
администрации ее предотвратить. Он был полон дурных пред¬
чувствий относительно лояльности военных и разочарован
итогом выборов. В январе 1994 года он на несколько недель
пропал и, по мнению некоторых из его сотрудников, вернулся
другим человеком. Мемуары показывают, что его немедленной
реакцией на эти разочарования, помимо депрессии и выпивки,
стал сдвиг к более авторитарному и непубличному стилю управ¬
ления. Изучение эволюции его лидерства показывает, что его
всегда персоналистский стиль работы раньше был доступным,
открытым для предложений и консультаций. Однако после
1993 года Ельцин исключал окружающих из процесса принятия
решений, позволял преобладать в отношениях со своим персо¬
налом неоцаристскому компоненту, который я буду называть
«патриархальным». Он замкнулся в себе3. В настоящей главе
2 Associated Press. 1993. October 30.
3 Я впервые разработал эту периодизацию и концептуализацию в [Breslauer
1999]; с тех пор появилось несколько книг, в которых этот период исследу¬
ется с использованием различных методологий (на основе интервью, доку¬
ментов, мемуаров и инсайдерской информации). Обнадеживает тот факт,
что все они указывают на такой поворот после декабря 1993 года, и все они
считают, что Ельцин в это время вернулся к более замкнутому, монархиче¬
скому стилю руководства [Aron 2000: 564-577; Shevtsova 1999: 99-100; Red-
daway, Glinski 2000, ch. 8].

254
Глава 8
основное внимание будет уделено поведению Ельцина на этом
этапе политической оборонительной позиции. Сначала мы
рассмотрим трансформацию стиля управления Ельцина в от¬
ношениях с его администрацией и кабинетом, а затем проана¬
лизируем изменение его стратегии по поддержанию авторитета
после 1993 года.
Ельцин как патриарх
В главе пятой я отмечал, что стили управления советских
лидеров варьировались от в высшей степени персоналистских
до «управленческих», что выражалось в степени, в которой они
прорабатывали проблемы со своими кабинетами и админист¬
рациями (или без них, через их голову). Горбачев сочетал в себе
некоторые персоналистские черты с по большей части исполни¬
тельным стилем управления. Но после того, как он был вынуж¬
ден уйти в политическую оборону, он стал более независимым
в своих действиях и менее склонным к советам, чем прежде.
Ельцин всегда был гораздо более персоналистским лидером, чем
Горбачев, но это его качество усилилось еще больше, когда он
занял политическую оборону.
Персонализм необязательно означает деспотизм, хотя все
деспоты по определению персоналистичны. Персонализм — это
форма правления, при которой лидер не подотчетен — формаль¬
но, регулярно и часто —- институтам, имеющим возможность
существенно ограничить его свободу действий. Кроме того,
персоналистические правители могут быть щедрыми, порядоч¬
ными и сдержанными; это необязательно тираны, капризные или
развращенные. Патриархат — это форма персонализма, при ко¬
торой политическое сообщество рассматривается как семья, где
лидером является paterfamilias; патриархи обычно опираются на
традицию, а не на харизму или рационально-правовые нормы,
чтобы подтвердить свою привилегию править так, как им забла¬
горассудится [Weber 1947: 346; Bendix, Weber 1960: 330—360;

Ельцин в политической обороне
255
Chehabi, Linz 1998, ch. I]4. Но это понятие ничего не говорит о том,
как правитель распределяет вознаграждения, будь то раздача
материальных благ или почетных званий, и насколько он велико¬
душен или скуп, отзывчив или невосприимчив к личным чувствам
своих подчиненных.
Изучение мемуарной литературы, подкрепленное личными
беседами автора с некоторыми из подчиненных Ельцина, позво¬
ляет лучше понять природу его самооценки как лидера. Как
было сказано в главе второй, Ельцин всегда правил своими ад¬
министративными владениями как царь и господин; у него всегда
было о себе патриархальное представление. Таким образом, даже
до 1994 года по отношению к своему ближайшему окружению он
считал себя главой семьи, лидером, который требовал полной
лояльности к себе и своим командам и который имел право на
свое усмотрение распоряжаться общественной и (иногда) частной
жизнью своих подчиненных. В этих отношениях не было ничего
обезличенного, ничего основанного на процедурных правилах
или прерогативах должности, кроме его собственного воспри¬
ятия. Сотрудники и чиновники президентской администрации
были его приближенными, а не помощниками. Он относился
к своему окружению как к семье, главой которой он был, а не как
к корпусу профессионалов, которым он руководил как исполни¬
тельный директор. Это не просто теория; это имело поразитель¬
ные поведенческие последствия.
Ельцин заставлял своих подчиненных стремиться к совершен¬
ству в тех рамках, которые он диктовал. Бонет в своем исследо¬
вании работы Ельцина в Свердловске пишет, что он настаивал
на том, чтобы все его помощники носили строгую одежду [Bonet
1995:8]. Когда они оказывались одеты в его понимании недоста¬
точно формально, он заставлял их вернуться домой и переодеть¬
4 Обратите внимание на то, что у Вебера и его последователей патриархи — это
мужчины; однако данное использование термина не соответствует его
применению в современной феминистской литературе, где мужское доми¬
нирование над женщинами рассматривается как продукт или отличительная
черта патриархата. В этой главе термин «патриарх» используется для обо¬
значения лидера, который доминирует над подчиненными обоих полов.

256
Глава 8
ся. Он также «превратил обком в волейбольную лигу», разделив
его на пять команд, в которых должны были играть работники
обкома, как для воспитания дружелюбия, так и для улучшения
физического состояния его политической элиты [Бонет 1994:123;
Бурлацкий 1997: 123]. На посту президента России Ельцин про¬
должил эту практику. После августовского путча 1991 года он
приказал построить дом, где будут жить он, его жена и семьи его
дочерей, а также все высшие должностные лица его администра¬
ции с семьями. Он настоял на том, чтобы одна квартира была
общей для жителей этого многоквартирного дома, чтобы они
могли проводить там совместные торжества. Точно так же Ельцин
настаивал на том, чтобы члены его окружения разделяли его
страсть к игре в теннис и проявляли должное почтение, проигры¬
вая ему на корте. Он организовал Президентский клуб, в который
избирательно принимали членов его аппарата и кабинета. Он
требовал, чтобы в его присутствии или в Президентском клубе
не звучал мат5.
Бывший пресс-секретарь Ельцина В. В. Костиков в своих
воспоминаниях отмечает, что тот считал себя «чем-то вроде отца
большого семейства». Ему нравилось выставлять напоказ свой
авторитет как патриарха; ему нравилось, когда он мог потребовать
от кого-нибудь извинений за бюрократическую халатность —
«попросить у папы прощения». Ему нравились застолья с водкой,
где он произносил длинные тосты и наслаждался своей ролью
главы семейства [Костиков 1997: 8,25].
В воспоминаниях коллег и мемуарах самого Ельцина встре¬
чается много примеров такого отношения. Костиков утвержда¬
ет, что Ельцин питал к Гайдару сентиментальные чувства, почти
любовь, и говорит, что для Ельцина Гайдар был его «вторым
я» [Костиков 1997: 157, 278]. Сообщается, что Ельцин говорил,
что Чубайс и Немцов ему «как сыновья»6. «Литературный негр»
5 Об общем доме см. [Коржаков 1997: 134-150]; о теннисе см. [Ельцин 1994:
65]; о Президентском клубе см. [Костиков 1997: 319; Коржаков 1997: 24-25;
Ельцин 1994: 242-243]; о мате см. [Ельцин 1994: 245; Коржаков 1997: 309].
6 Financial Times. 1997. September 16.

Ельцин в политической обороне
257
Ельцина (а позднее глава администрации) В. Б. Юмашев в одном
из мемуаров изображен на фотографии вместе с Ельциным;
подпись под фотографией гласит: «Для президента В. Юмашев
почти как сын. Недаром его отчество Борисович» [Стрелецкий
1998, поел, с., без номера]7. Воспоминания Костикова (1997)
озаглавлены «Роман с президентом». Бывший пресс-секретарь
и помощник Ельцина утверждает, что в начале 1990-х Ельцин
любил своих молодых советников, а они любили его в ответ8.
В 80-е годы отношения Ельцина с его телохранителем Коржа¬
ковым были до такой степени близкими, что они дважды резали
пальцы и смешивали кровь в знак своей вечной взаимной пре¬
данности как «кровные братья» (Ельцину тогда было за пятьде¬
сят) [Коржаков 1997: 223]. Коржаков называет отпуск, который
они провели с Ельциным в 1986 году, их «медовым месяцем»
[Коржаков 1997: 63]. Ельцин был «свадебным генералом» на
свадьбе дочери Коржакова [Коржаков 1997: 243]. Стрелецкий
пишет о психологии тех, кто при Ельцине отвечал за охрану
партийных и правительственных чиновников: «По сути, “при¬
крепленные” мало-помалу превращаются в “членов семей”
своих охраняемых» [Стрелецкий 1998:24]. Что характерно, когда
Ельцин в мае 1996 года упрекнул Коржакова за участие в поли¬
тике, кровный брат Ельцина заявил его дочери: «Таня, если
я тебе скажу, что не люблю Бориса Николаевича, то это будет
слишком мягко сказано». Татьяна от этих слов пришла в ярость
[Коржаков 1997: 358].
В таком административном контексте для достижения поли¬
тического долголетия и политического влияния требовалось
привлечь внимание лидера и быть им услышанным. Но делать
это нужно было со всем уважением. Так, когда в 1994 году семь
сотрудников Ельцина написали совместное письмо своему боссу,
7 Отметим также, что по наблюдению российского журналиста, политика для
президента давно стала семейным бизнесом, в который Юмашев допущен
на правах родственника (Гамов А. Комсомольская правда. 1998.8 июля). См.
также [Батурин и др. 2001: 732,780].
8 См. также [Попцов 1996: 269].

258 Глава 8
призывая не повторять его конфузное и явно пьяное выступление
в Берлине, Борис Николаевич пришел в ярость. Его реакция,
однако, была реакцией патриарха, а не руководителя: он потре¬
бовал, чтобы каждый из них индивидуально ему повинился
и раскаялся [Коржаков 1997: 220-223; Костиков 1997: 328-331]9.
Патриархальное отношение Ельцина простиралось за пределы
его непосредственного окружения и министров экономического
блока. Так же он относился к представителям армейского руко¬
водства. На эту тему имеется подробное исследование — отчасти
мемуары, отчасти исследовательский проект —- Баранца [Баранец
1998]. Оно полезно и внушает доверие, хотя, конечно, это всего
лишь отдельный источник, и написан человеком, для которого
совершенно неприемлемо отношение Ельцина к российским
военным. Здесь мы также сталкиваемся с использованием ин¬
тимных, семейных метафор. Министр обороны Грачев «любил»
Ельцина, и эти двое мужчин однажды заявили друг другу о «веч¬
ной дружбе и любви» [Баранец 1998: 170, 230]. Награждая на
публичной церемонии Грачева специальной золотой президент¬
ской медалью, Ельцин заявил: «Это от меня лично» [Баранец 1998:
248-249].
Патриарх как суровый родитель
Язык семейной близости и любви — один из дискурсивных
индикаторов патриархального самоопределения. Однако Ельцин,
как и Хрущев, также оставлял за собой право словесно оскорблять
представителей исполнительной власти. Как свидетельствует
Баранец, в октябре 1993 года, когда Ельцин искал поддержки
армии в борьбе с Верховным Советом, один из участников сове¬
щания отметил: «Мы сидели, как нашкодившие двоечники
в школьной канцелярии, куда прибыл разгневанный отец» [Ба¬
ранец 1998: 26]. Несколько лет спустя, решив уволить министра
обороны И. Н. Родионова и начальника Генштаба В. Н. Самсоно¬
9 Ельцин, однако, был отходчив. См. [Батурин и др. 2001: 523-524].

Ельцин в политической обороне
259
ва, Ельцин сначала оскорбил их словесно перед их подчиненны¬
ми [Баранец 1998: 71, 122].
Жертвами были не только военные. Другие члены кабинета
Ельцина подверглись открытым словесным оскорблениям;
в мемуарах, в частности, упоминаются как получившие взбучку
министр иностранных дел А. В. Козырев, министр внутренних
дел В. Ф. Ерин и министр по делам национальностей Н. Д. Его¬
ров, тогда как Костиков намекает, что среди них был и премьер
В. С. Черномырдин [Гайдар 1996: 107-108, 333-334; Коржаков
1997: 52-53; Костиков 1997: 347].
Ельцин также считал себя вправе причинить физическое на¬
силие. Он мог быть очень жестоким по отношению к самым
верным своим помощникам, особенно когда пил. Какими бы ни
были слабости других президентов и премьер-министров, труд¬
но представить, чтобы они «играли на ложках» по головам своих
высокопоставленных помощников и, в то время как остальные
в зале смеялись, били сильнее и уже по большему числу голов
[Коржаков 1997:81-82]. Трудно также представить, чтобы кто-то
из них поступил, как Ельцин на Енисее, когда он потерял терпе¬
ние из-за перебивавшего его пресс-секретаря, и приказал своим
телохранителям выбросить того за борт. Когда телохранители
заколебались, подумав, что он шутит, он повторил, что настроен
серьезно, и не успокоился, пока не увидел, как несчастный пресс-
секретарь перелетает через борт [Коржаков 1997: 253-254].
Издевательства Ельцина не ограничивались его наиболее за¬
висимыми и раболепными подчиненными в исполнительной
и президентской ветвях российской власти. Нам известно, что
он играл ложками на голове президента Кыргызстана Аскара
Акаева! [Коржаков 1997: 82]10. Если это не была добродушная
шутка по взаимному согласию (что не вполне ясно из воспоми¬
наний), это ярчайший показатель того, до какой степени Ельцин
рассматривал государства СНГ как часть своей политической
вотчины.
10 Это подтвердили мне и другие люди (далеко не поклонники Коржакова),
с которыми я беседовал в Москве в июне 1998 года.

260
Глава 8
Патриарх как щедрый благодетель
Хотя Ельцин часто оскорблял своих подчиненных и тех, кто
значительно от него зависел, он мог быть и щедр по отношению
к членам своего политического семейства. Он любил одаривать
своих сотрудников, обычно дорогими часами [Коржаков 1997:
54]и. Его широкие жесты простирались и на находящихся за
пределами внутреннего круга. К нему обращались с бесчислен¬
ными просьбами об особых услугах — например о налоговых
льготах — представители заинтересованных групп в регионах
и отраслях. Сообщают, что ему было трудно отказать перед лицом
возможности помочь друзьям, что приводило в бешенство бе¬
режливого министра экономики, заботящегося о бюджете, хотя
Ельцин нередко использовал такую раздачу благ как часть созна¬
тельной стратегии «покупки» политической поддержки [Костиков
1997: 216-217; Батурин и др. 2001: 339, 340,435]11 12.
При этом такие жесты распространились и за пределы Рос¬
сийской Федерации. Как пишет в своих воспоминаниях Гайдар,
он опасался, что Ельцин, оставшись один на один с руководством
Беларуси, уступит в экономической политике больше, чем Россия
может себе позволить [Гайдар 1996: 183-184]. Один из моих
собеседников добавил, что такие опасения были вполне обосно¬
ванны, но не из-за незнания (вполне вероятного) Ельциным
экономики или идеологической приверженности интеграции
в СНГ. Скорее Ельцин в таких разговорах руководствовался
патернализмом и чувством общинности. Как выразился этот
собеседник, Ельцин говорил: «Мы все здесь одна семья. Давайте
откажемся от формальностей! Зачем нам ссориться? Вот, я дам
11 Как отмечает Коржаков, традицию «шеф дарит» Ельцин любил практиковать
и в свои свердловские дни.
12 См. также [Huskey 1999: 137-138; Lieven 1998: 171; Sergeyev 1998: 117-118].
Как пишет Хаски, министр финансов Лившиц сетовал на то, что Ельцин не
разбирается в экономике «и пытается помочь всем <...>, но некоторых
в тюрьму нужно сажать, а не помогать» [Huskey 1999: 57]. А министр эконо¬
мики Ясин жаловался на то, что у Ельцина есть «любимые директора, перед
которыми открываются любые двери» [Huskey 1999:137].

Ельцин в политической обороне
261
вам это!» По словам инсайдера, это не ограничивалось отноше¬
ниями России и Белоруссии, что помогает объяснить гибкость
России в отношениях с Украиной и Казахстаном (в последнем
случае — по поводу каспийской нефти). Тот же собеседник ут¬
верждал, что в отношениях со странами СНГ Ельцин «мог быть
слишком щедрым»13.
Ельцин также видел себя щедрым патриархом в своих отно¬
шениях с населением России, хотя его политика и причинила
огромные страдания большинству людей. В 1992-1993 годах он
считал себя «директором всея Руси», а то, что его избрали пре¬
зидентом, подтвердило его право истолковывать волю народа
[Костиков 1997: 306-307; Попцов 1996: 283]. Из-за своих ярких
побед в противостоянии со старой системой и на свободных
выборах он считал, что ему не нужно перед кем-либо отчиты¬
ваться или объясняться [Костиков 1997: 304]. Он также считал
себя «народным царем» — доброжелательным и заботливым, но
при необходимости и строгим [Бурлацкий 1997: 315]. Заверяя
население, что его печали скоро утихнут, он чувствовал себя
православным священником, поднимающим дух своей паствы
[Костиков 1997: 21-22]. Во время поездки по России в 1992 году
он вез с собой сотни миллионов рублей на «подарки трудящимся».
Он знал, что это нарушает сложившуюся экономическую поли¬
тику, «но считал возможным для себя делать царские жесты»
[Костиков 1997: 42-43]14.
13 Хотя у меня нет прямых тому доказательств, но это могло повлиять на от¬
ношения Ельцина с президентом Татарстана М. Шаймиевым и на щедрые
условия, которые Ельцин предложил для обеспечения подписания договора
от февраля 1994 года, предоставлявшего этой республике существенную
автономию в составе Российской Федерации. О том, что многие обвиняют
его в излишней щедрости по отношению к лидерам СНГ, а также его само¬
оправдание см. в [Ельцин 2000: 247-248].
14 Хаски утверждает, что Ельцин видел в президентстве выражение «главного
институционального покровителя страны» [Huskey 1999:119], а президента
рассматривал как стоящего над всеми ветвями власти и посылающего к ним
«эмиссаров» [Huskey 1999: 81]. Доводы, представленные в этой главе, под¬
тверждают характеристики Хаски.

262
Глава 8
Эволюция ельцинского стиля управления
Ельцин на протяжении всей своей политической карьеры
придерживался о себе персоналистских представлений; он всегда
хотел быть «главным». Он был чрезвычайно требовательным
начальником, который рассчитывал, что все его подчиненные
будут работать и отдыхать так же усердно, как и он сам.
В Свердловске он ожидал от подчиненных, что те откажутся от
выходных, чтобы поиграть в волейбол или отправиться на рыбал¬
ку или охоту, как только он того потребует [Бурлацкий 1997:123].
В Москве их вызывали на теннисный корт. Однако со временем
стиль работы Ельцина изменился. Он всегда сочетал персонализм
с патриархальным самоопределением; закрытый, монархический
стиль стал преобладать только после 1993 года. В воспоминаниях
двух его ближайших помощников конца 1980-х, когда он был
лидером оппозиции Горбачеву в Советском Союзе, редко упоми¬
наются черты, которые я подчеркивал до сих пор; зато там гово¬
рится о харизматичной личности Ельцина того времени [Суханов
1992; Ярошенко 1997]. В воспоминаниях людей, работавших
с Ельциным как до, так и после 1993 года, проводится различие
между ранним президентом Ельциным и поздним президентом
Ельциным, причем поворотная точка наступает где-то в конце
1993 года. До этого Ельцин был популистом, уверенным, как ут¬
верждают авторы этих воспоминаний, в своей способности мо¬
билизовать массы против своих политических противников. Он
также пользовался огромным харизматическим авторитетом
в своем окружении и обладал легитимной властью, проистекаю¬
щей из его победы на всеобщих президентских выборах в июне
1991 года. Кроме того, требуя почтения к патриарху от своего
ближайшего окружения, он все же был доступен, консультиро¬
вался, был восприимчив к советам в политике.
К концу 1993 года, однако, Ельцин потерял уверенность в сво¬
ей способности сплотить массы — вывод, во многом подтвер¬
жденный результатами парламентских выборов в декабре
1993 года [Костиков 1997:151-152; Гайдар 1996:230-231,313-314;
Коржаков 1997: 330]. Предположительно это был не только удар
Ельцин в политической обороне
263
по его эго, но также и угроза для его стратегии сохранения авто¬
ритета, ибо плебисцитарный подход к достижению цели предпо¬
лагает, что народ встает на сторону лидера против его политиче¬
ских врагов. В 1988-1989 годах Ельцин обратился к народу за
защитой от коммунистического партийного государства.
В 1989-1992 годах он добился власти на волне нескончаемого
народного одобрения. В 1993 году издержки от его действий
росли, и население потеряло веру в своего героя. Ельцин по-
прежнему находился у власти и формально был сильнее, чем
когда-либо, но он оказался на новой политической территории.
Гайдар пишет, что примерно в это время Ельцин начал пред¬
ставлять себя добрым царем в окружении огромного двора
[Гайдар 1996: 295]. Как сообщает Костиков, со временем Ельцин
все чаще говорил о себе в третьем лице [Костиков 1997: 308]. По
словам Коржакова, Ельцин серьезно озаботился собственной
безопасностью [Коржаков 1997: 133]. Он также сузил круг тех,
к кому мог обратиться за советом, и позволил сотрудникам
службы безопасности в своем окружении оказывать значительное
влияние на политику [Гайдар 1996: 300]. Как сетовал Костиков,
«демократы болезненно переживали, что в отношениях с Борисом
Николаевичем постепенно исчезал демократизм, доступность,
доверительность отношений» [Костиков 1997: 322]15. Один из
бывших коллег объясняет эту тенденцию одновременным влия¬
нием физической боли и истощения Ельцина в то время и эмо¬
циональных страданий, связанных с «проигрышем» на парла¬
ментских выборах в декабре 1993 года — и это после того, как он
вложил столько энергии в победу над Верховным Советом
в 1993 году! Он тратил столько «негативной энергии» на протя¬
жении стольких лет, что к 1994 году его окружение могло при¬
нести ему «плохие новости» только в том случае, если они были
упакованы в три слоя «хороших»16.
15 Тогдашний руководитель администрации Ельцина С. А. Филатов пишет, что
в 1994-1995 годах Ельцин стал относительно замкнутым и мало путешество¬
вал по России [Филатов 2000: 401].
16 В беседе с автором, Москва, июнь 1998 года. См. также [Коржаков 1997:251].

264
Глава 8
Это изменение привело к тому, что Гайдар заметил Костикову
в январе 1994 года: «Нужно вернуть Ельцина Ельцину». Это
означало, что им нужно было найти способ обуздать авторитар¬
ные замашки Ельцина, сделать так, чтобы он больше советовал¬
ся, не дать ему чрезмерно искать утешения в алкоголе [Костиков
1997: 296]17. Ельцин эволюционировал из «народного царя»
[Бурлацкий 1997: 315] во все более замкнутого монарха. Его
персонализм, хотя и сохранялся на протяжении всего его прези¬
дентского срока, эволюционировал из популистского, открытого
советам и доступного для общения варианта в сторону более
замкнутого и закрытого.
Патриарх как системный менеджер
Ощущение Ельциным своей политической уязвимости и его
переход к более замкнутому стилю работы сопровождались
также очевидным сдвигом в его стратегии поддержания автори¬
тета. Начиная с 1994 года Ельцин публично показывал себя ли¬
дером, основной целью которого было укрепление построенного
им нового порядка и преодоление противоречий внутри этого
нового порядка. Он представлял себя скорее системным мене¬
джером, чем строителем системы. Эта перемена заставила его еще
дальше дистанцироваться от радикальных реформаторов и ук¬
репить связи с центристами, что соответствовало его более
ранней реакции на политический вызов.
В результате падения своей популярности и роста критики
после экономических реформ начала 1992 года он переключился
на поиск поддержки со стороны центристов во многих сферах
политики. После военной победы над депутатами и их вооружен¬
ными сторонниками в октябре 1993 года, но до декабрьских вы¬
17 В своих воспоминаниях, написанных после отставки, Ельцин признает, что
в 1994-1995 годах «в какой-то момент почувствовал, что алкоголь действи¬
тельно средство, которое быстро снимает стресс» [Ельцин 2000: 318-319].
Несколько иной взгляд на реакцию Ельцина на декабрьские выборы 1993 го¬
да см. в [Батурин и др. 2001: 402]. Любопытно, что в коллектив авторов
«Эпохи» входит Костиков.

Ельцин в политической обороне
265
боров Ельцин начал подчеркивать тему «нормализации» и необ¬
ходимость долгосрочного процесса культурной адаптации к новой
системе18. На своей пресс-конференции после выборов он заявил,
что Россия жаждет стабильности, России нужен мир19. Мемуары,
которые он подписал для публикации в начале 1994 года, завер¬
шаются прозаическим обещанием дать российскому народу
«устойчивость в политике и экономике» и заявлением о том, что
«спокойствие России и является главной целью этого неспокой¬
ного президента» [Ельцин 1994:299]. Успокоившись после своего
приступа гнева по поводу амнистии в феврале 1994 года, Ельцин
предложил (и выступил посредником) «меморандум о социальном
согласии», направленный на то, чтобы побудить всех умеренных
формально согласиться работать в системе, избежать разжигания
общественных страстей и помочь ему изолировать экстремистов
в Думе20. По его мнению, конституция положила конец противо¬
речиям двоевластия и создала цивилизованную основу для
прочного мира и рационального развития.
Структурные преобразования перестали быть лейтмотивом
правления Ельцина. Теперь упор делался на консолидацию дос¬
тижений, рационализацию управления в новом структурном
контексте, политическую изоляцию антисистемных сил и адап¬
тацию народа к системе в том виде, в каком она строилась [Бату¬
рин и др. 2001: 16-17, 379-380, 397,412].
Качественным показателем смены политических приоритетов
стали новый упор в выступлениях Ельцина на тему консолидации
и относительный отход от тематики преобразований, преобла¬
давшей в 1992-1993 годах. В своем первом выступлении в Сове¬
те Федерации 11 января 1994 года он подчеркнул необходимость
18 Интервью. Известия. 1993.16 нояб.
19 1-й канал «Останкино». 1993. 22 дек. (FBIS-SOV-93-244. Р. 2).
20 Кроме того, в интервью 5 апреля 1994 года он ясно дал понять, что постав¬
ленные им цели включают еще один приоритет: «Я считаю, что одним из
моих главных достижений к 1996 году будет создание гарантий, которые не
позволят стране впасть в тоталитаризм. Наш общий долг — изолировать
экстремистские силы в парламенте» (La Repubblica. 1994. 5 avrile. Р. 14; FBIS-
SOV-94-065. P. n-12).

266
Глава 8
укрепить рыночную экономику, придав ей правовую инфраструк¬
туру21. 24 февраля в его знаменательном послании Федеральному
собранию под названием «Об укреплении Российского государ¬
ства» было заявлено: «Сейчас завершается важный этап преоб¬
разования России в демократическое государство. На основе
Конституции формируется демократическая система власти»22.
Раздел о самой экономической реформе, который раньше был бы
приоритетным, теперь располагался в середине длинного обра¬
щения. В этой и последующих речах по-прежнему подчеркива¬
ется необходимость продолжения и углубления процесса реформ,
но гораздо больший акцент делается на поддержании социаль¬
ного мира (то есть «всех здоровых сил в обществе») и укреплении
правопорядка, причем уделяется внимание судам, снижению
преступности, социальным программам, надежности админи¬
стративной системы, упорядочению отношений между Москвой
и регионами, долгосрочной адаптации населения к новой систе¬
ме и необходимости реформы государственной службы как
средства снижения уровня коррупции. После амнистии Ельцин
красиво резюмировал новое направление в своем обращении
к правительству 4 марта 1994 года, заявив, что сегодня в России
демократия означает прежде всего стабильность, порядок, со¬
трудничество23. Гайдар почувствовал грядущий сдвиг и в январе
1994 года ушел со своего поста в правительстве24.
21 Радио России. 1994. 11 янв.
22 Послание Президента Российской Федерации Федеральному Собранию. Об
укреплении Российского государства. С. 11. URL: https://yeltsin.ru/archive/
paperwork/12590/ (дата обращения: 21.04.2021).
23 Радио «Маяк». 1994. 4 марта (FBIS-SOV-94-043. Р. 16).
24 В интервью, опубликованном в «Известиях» 26 марта 1994 года, Ельцину
было предложено объяснить тот факт, что он заметно дистанцировался от
«демократов и радикальных реформаторов». Он отрицал, что это так, утвер¬
ждая, что вместо этого идет по пути «...расширения спектра взаимодействия.
<...> Для этого нужна тонкая, аккуратная и терпеливая работа. Накалять
страсти дальше нельзя. Всем, кому не изменило здравомыслие, всем, кто
искренне заинтересован в благополучии России, оказалась близка главная
мысль послания — укрепление государства на основе Конституции. Это
и есть платформа для взаимодействия, для углубления реформ, а не для
Ельцин в политической обороне
267
Ельцин был компетентным управленцем и партийным руко¬
водителем в Свердловске с 1950-х по 1970-е годы, когда он оста¬
вался бесспорным хозяином на своей территории и когда ком¬
мунистическая система сдерживала конфликты, насаждая соци¬
альный мир и политическое согласие. Затем, в последние годы
правления Горбачева, он превратился в тактически выгодную
революционную фигуру. Как президент независимой России он,
к лучшему или худшему, провел страну через радикальный раз¬
рыв с наследием коммунизма. Но теперь, ослабленный возрастом,
болезнью и явной усталостью от столь долгой борьбы, Ельцин
столкнулся с необходимостью исполнять еще одну социальную
роль: лидера как системного менеджера.
Ход программы приватизации отразил этот новый этап в ель¬
цинском правлении. Как было запланировано ранее, второй раунд
приватизации на основе нового свода правил прошел в 1994¬
1995 годах. Если правила, регулировавшие первый раунд («вау¬
черную приватизацию» 1992-1994 годов), отдавали предпочтение
инсайдерам — работникам и менеджерам, то второй раунд стал
одним из самых крупных и вопиющих случаев плутократическо¬
го фаворитизма, какой только можно представить. Огромные
отрасли промышленности, потенциально стоящие многие мил¬
лиарды долларов, были «проданы» нескольким богатым людям
за номинальную сумму, в некоторых случаях менее одного про¬
цента от их реальной стоимости. Сомнительно, чтобы Ельцин
разбирался в этих тонкостях или хотя бы стремился их изучить.
Как он признался в своих вторых мемуарах: «Я не претендую на
движения вспять. Моя позиция такова: если разделяете дух послания —
найдем общий язык, если нет — не занимайтесь демагогией, не сбивайте
с курса на согласие граждан России» (Известия. 1994. 26 марта). В августе
1995 года он пошел еще дальше, заявив, что время меняет значение слова
«демократ». До недавнего времени оно использовалось в основном для
обозначения радикалов, жестких противников прежней системы и предан¬
ных участников митингов. Теперь же, на его взгляд, это в первую очередь
относится к профессионалам, способным творить, людям, которые призна¬
ют только конституционный метод прихода к власти и ухода из нее. Демо¬
краты — это люди, которые готовы сделать так, чтобы страна двигалась
к нормальной жизни. (Комсомольская правда. 1995. 19 авг.).

268
Гл а в a 8
то, чтобы говорить о философии экономической реформы» [Ель¬
цин 1994: 235]25. Но советники убедили его, что быстрая переда¬
ча крупных активов в руки монополистических капиталистов
поможет создать класс богатых собственников, которые станут
сильными союзниками в продолжающейся борьбе против ком¬
мунистической реставрации. Эти капиталисты многого лишились
бы при возвращении коммунистов к власти, и, соответственно,
они будут готовы использовать все средства, чтобы этого не
произошло; а поскольку до президентских выборов остается
всего год, их финансовая и политическая (то есть через СМИ)
поддержка Ельцина будет гарантирована. Ельцин на этой стадии
политической обороны мог, таким образом, использовать новый
раунд приватизации, чтобы одновременно укрепить свою личную
власть и пересмотреть свою стратегию сохранения авторитета,
выступив в качестве гаранта против коммунистической рестав¬
рации, невзирая на цену, которую придется заплатить.
В декабре 1994 года Ельцин принял роковое решение о втор¬
жении в Чеченскую республику. К подоплеке этого решения мы
обратимся в главе девятой, а здесь вкратце рассмотрим его по¬
следствия в контексте реакции Ельцина на разочарование его
политикой. После вторжения представители политического,
военного и журналистского истеблишмента подвергли Ельцина
резкой критике. Ему пришлось объяснять свою стратегию целью
сохранения целостности России. Сама цель возражений не вы¬
зывала, и он подчеркивал ее в своих посланиях Федеральному
собранию в феврале 1995 года и в феврале 1996 года; фактически
в своей речи 1996 года он определил самое важное достижение
(«первый успех») четырехлетних реформ — предотвращение
распада России26. Но, помимо этого, как он мог оправдать цену,
заплаченную в Чечне за достижение данной цели? Как убедить
русских, что потеря тысяч солдат стоит того, чтобы удержать
преимущественно мусульманскую Чечню в рамках якобы либе¬
ральной Российской Федерации, не проливая при этом ни капли
25 Это признание не вошло в английскую версию [Ельцин 1994: 145].
26 ТАСС. 1996. 23 февр.

Ельцин в политической обороне
269
крови для защиты этнических русских в так называемом ближнем
зарубежье? У Ельцина не было готового ответа, отражающего
дилемму (возможно, неразрешимую) построения национально¬
го государства в постимперском, но диаспорическом контексте.
Вместо этого Ельцин вновь вернулся к националистическому
дискурсу. Он поучал журналистов, что они якобы обязаны содей¬
ствовать духовному и религиозному возрождению России27, по¬
добно тому как Горбачев и Хрущев пытались сдержать чрезмерную
свободу журналистов в кампаниях за гласность и десталинизацию.
Ельцин призвал подрастающее поколение «не позорить славу
отцов», осознать важность защиты Родины28. Он публично вос¬
хвалял казачьи организации — чтобы заручиться их лояльностью,
а также напомнить об их прошлой и нынешней роли в обеспече¬
нии российской государственности и гражданственности29.
Ельцин также воспользовался представившейся возможностью,
чтобы расправиться с наиболее радикальными антисистемными
27 РТВ. 1995.16 февр.; Российская газета. 1995. 20 февр.
28 ТАСС. 1995. 13 июня.
29 Похоже, первая война в Чечне (1994-1996) послужила стимулом для роман¬
тических чувств Ельцина к казачьим организациям. В начале войны казаки
немедленно оказались втянуты в военные действия, так как исторически ка¬
зачьи станицы обстреливались и разрушались. Самоорганизованные баталь¬
оны казачьих добровольцев сразу же предложили свои услуги, а 30 января
1995 года казачьи атаманы попросили Ельцина «строго наказать» президента
Чечни Дудаева за разжигание конфликта в России и пообещали оказать по¬
мощь в защите ее территориальной целостности (ТАСС. 1995. 30 янв.). В мае
1995 года Чрезвычайный совет казачьих атаманов заявил о своей готовности
верно служить и защищать безопасность и территориальную целостность
России (ТАСС. 1995.19 мая). Ельцин ответил на это указами «О государствен¬
ном реестре казачьих обществ» (Московские новости. 1995.25 авг.) и «О Глав¬
ном управлении казачьих войск при Президенте Российской Федерации»
(ТАСС. 1996. 20 янв.); в обоих указах казаки признавались официально,
а также организовывались для государственной службы. В сентябре 1995 года
Ельцин публично похвалил казачество за его роль в истории России (ТАСС.
1995.7 сент.). В 1996 году он выразил уверенность, что казаки и впредь будут
подавать хороший пример, «защищая границы и интересы России, как в древ¬
ние времена» (ТАСС. 1996. 17 апр.). Соответственно, он отметил, что будет
продолжать способствовать возрождению казачьей общины, «столпа россий¬
ской государственности» (ТАСС. 1996. 6 июня).

270
Гл ав a 8
силами среди русских националистов. 23 марта 1995 года он издал
указ против «фашистских» организаций30. Это было попыткой
установить легальные границы, сдерживающие антирежимную
деятельность, создать конструкт крайне правого врага русской
нации и дать сигнал, что правительство Ельцина желает и может
победить этого врага. Таким образом, в этом указе признавалось,
как давно предупреждали все радикальные националисты, что
«нация» находится под угрозой, но однозначно заявлялось, что
нация находится под угрозой со стороны самих крайних нацио¬
налистов. Указ подразумевал, что ельцинское правительство яв¬
ляется силой, которая спасет нацию от этой угрозы.
Тем не менее Ельцин сопротивлялся этнизации в риторике
национального строительства. Так, призывая к единству приме¬
нительно к политике в отношении Чечни, он заявил, что там
умирают граждане России, независимо от их национальности31.
Кроме того, Ельцин, говоря об обязанностях граждан, подтвердил
демократические принципы свободы слова и печати. Его анти¬
фашистский указ был явно нацелен на радикальных национали¬
стов, готовых вывести ополченцев на улицы, а не на Зюгановых,
Бабуриных и других, которые выражали свое несогласие в рамках
законных политических институтов, созданных Конституцией
декабря 1993 года.
Подводя итоги, можно сказать, что после декабря 1993 года
Ельцин пересмотрел свои приоритеты и политические стратегии.
Но переход от строителя системы к системному менеджеру не
избавил его от необходимости иметь дело с противоречиями,
заложенными в эту систему правления.
Системный менеджер как государственный деятель
Прозападная внешняя политика Ельцина образца 1992 года
подвергалась критике, что подвигло российского президента
задуматься о возможности синтеза прозападной, либеральной
30 Российская газета. 1995. 25 марта.
31 ТАСС. 1996. 23 февр.

Ельцин в политической обороне
271
международной политики с мерами, направленными на продви¬
жение и защиту национальных интересов России как «великой
державы». Однако после думских выборов 1993 года он почувст¬
вовал необходимость еще более чутко реагировать на очевидные
неудачи и недочеты на международной арене. В 1994 году Ельцин
был уже не столько напористым лидером, наводящим мосты
с Западом, сколько менеджером, защищающим фрагментирован¬
ную и часто непоследовательную внешнюю политику. Изначаль¬
но он возлагал на свою прозападную внешнюю политику неопра¬
вданно высокие надежды. Позже он вознамерился взять лучшее
из двух подходов. К 1994 году западные державы действовали
совсем не так, как обещал ранее Ельцин. Оппоненты, во главе
с возглавляемой В. В. Жириновским Либерально-демократиче¬
ской партией России и Коммунистической партией Российской
Федерации, господствовавшие в новоизбранной Думе, обруши¬
лись на Ельцина с критикой за якобы заискивание перед Западом
в целом и США в частности.
Ельцин ради укрепления своего авторитета создавал нереали¬
стичные ожидания. Теперь, в свете критики его политических
решений в сочетании с личной изоляцией и не приносящими
пользы международными событиями, его оптимистичный образ
«брачного союза» России и Запада стал казаться и менее жела¬
тельным, и менее осуществимым. В результате Ельцин как госу¬
дарственный деятель занял оборонительную позицию, изо всех
сил пытаясь не только справиться с противоречиями между
ожиданиями и реальностью, но и защитить свой политический
авторитет как эффективного деятеля во внешней политике.
Россия и Запад (1994-1996)
Ельцин на всем протяжении своего пребывания на посту
президента Российской Федерации искал помощи Запада для
финансирования переходного периода. В первые годы Москва
возлагала большие надежды на то, что богатые демократии
предоставят ей огромные суммы, как в знак признательности за
антикоммунистические взгляды правительства Ельцина, так и из
272
Глава 8
опасения того, что может прийти ему на смену. Вскоре стало
очевидно, что эти надежды не оправдались, и после этого началась
«игра» на западной боязни российского реваншизма с целью
побудить к предоставлению любых кредитов, займов, гарантий
и политических уступок, в необходимости которых можно было
Запад убедить или которые можно было выпросить. Джерри Хаф
в своем исследовании показал, как Ельцин и его правительство
сыграли на увязывании Западом политического выживания
Ельцина с продолжением так называемых реформ. Риторические
выпады против оппонентов Ельцина в России и разговоры
о предполагаемых угрозах «реформам» часто совпадали с момен¬
тами, когда Международный валютный фонд рассматривал во¬
прос о предоставлении новых займов. Эти займы, утверждает
Хаф, в основном использовались для выплаты заработной платы
рабочим в государственном секторе экономики, чтобы таким
образом предотвратить потенциально возможные общественные
волнения [Hough 2001].
Клинтон и Ельцин встретились в Москве в январе 1994 года.
На совместной пресс-конференции Ельцин, хотя и был полон
оптимизма и энтузиазма, озвучил длинный список беспокоивших
Россию недостатков США как партнера в международных делах,
пожаловался на дискриминационные торговые ограничения
и обращение с русскими в странах Балтии (он говорил, что не
должно быть двойных стандартов, будь то Гаити или Прибалти¬
ка)32. После саммита, провозглашая на обеде тост в честь Клинто¬
на, Ельцин дополнил обширный перечень этих жалоб, обозначив
раздражение и нетерпение по отношению к своему американ¬
скому партнеру и выразившись в том смысле, что Соединенные
Штаты не вносят свой вклад в помощь России33.
После того как утих прозападный романтизм начала 1992 года,
Ельцин почувствовал необходимость заручиться финансовой
поддержкой Запада, не отдавая слишком много взамен. Его
32 РТВ. 1994.14янв. (FBIS-SOV-94-011. Р. 7).
33 ИТАР-ТАСС. 1994. 14янв. (FBIS-SOV-94-011. Р. 12-13).

Ельцин в политической обороне
273
пересмотренная стратегия укрепления авторитета требовала,
чтобы он разрешил противоречия между множеством целей.
В своем послании «Об укреплении Российского государства» от
24 февраля 1994 года Ельцин пошел дальше, чем когда-либо
прежде, определив огромное количество противоречивых целей,
которых он обещал достичь:
В интересах России создание благоприятных внешних
условий для развития страны. Этого необходимо добивать¬
ся корректной и дружественной, но вместе с тем твердой
и последовательной внешней политикой, в которой стрем¬
ление к сотрудничеству не вступает в противоречие с на¬
циональными интересами страны и чувством национальной
гордости россиян34.
Это была чрезвычайно сложная задача!
Помимо торговли, займов и сокращения вооружений, затруд¬
няли реализацию этого видения и другие проблемы. Непосред¬
ственно в то время война в бывшей Югославии привела к кризи¬
су в американо-российских отношениях. С конца 1993 года НАТО
грозило начать бомбить Сербию, если она не будет соблюдать
установленную ООН «безопасную зону». Однако президент
Сербии Слободан Милошевич отказался покоряться. Когда
НАТО ответило бомбардировкой позиций боснийских сербов,
несмотря на протесты России и без одобрения Совета безопас¬
ности ООН, Ельцин временно отложил свое обращение к Феде¬
ральному собранию и после этого неоднократно публично жа¬
ловался как на двойные стандарты Запада в Югославии, так и на
«однобокость» действий Запада35. После долгих внешнеполити¬
ческих интриг российские войска заняли позиции бок о бок
с войсками НАТО, но под командованием ООН, что оказалось
34 Послание Президента Российской Федерации Федеральному собранию. Об
укреплении Российского государства (основные направления внутренней
и внешней политики И Российская газета. 1994. 25 февр. С. 1, 3-7.
35 1-й канал «Останкино». 1994. 4 окт. (FBIS-SOV-94-193. Р. 7-10); Российская
газета. 1995.10 авг. С. 1; Радио России. 1995.8 сент.; ИТАР-ТАСС. 1995.8 сент.

274
Глава 8
неудачной попыткой защитить безопасные зоны. Однако про¬
изошло это при неоднозначной поддержке Министерства обо¬
роны России. Лидеры НАТО все больше разочаровывались
в Милошевиче и были готовы нанести авиаудары в ночь на
17 февраля 1994 года. Но в тот день русские неожиданно для
НАТО в одностороннем порядке заключили соглашение о пре¬
кращении огня и высадили российский десант в Сараево и его
пригородах. Ельцин выступил с заявлением, в котором разрекла¬
мировал «триумф» России, а позже призвал к проведению под
руководством России саммита США, Великобритании, Франции
и Германии для разрешения сербско-боснийского кризиса. Сам¬
мит этот так и не состоялся.
Югославский кризис совпал с расширением НАТО, что откры¬
вало перспективу присоединения к альянсу восточноевропейских
стран. Этот вопрос еще больше осложнил усилия Ельцина по
достижению многочисленных целей его пересмотренного взгля¬
да на внешнюю политику и способствовал укреплению антиза¬
падных сил в политическом истеблишменте России и в среде
интеллигенции. Западные державы предложили несколько
компромиссов: «Партнерство ради мира», в котором будут уча¬
ствовать Россия и все бывшие коммунистические государства;
умеренные темпы расширения НАТО, учитывающие затрудни¬
тельное политическое положение Ельцина; и наконец, хартию
«Россия — НАТО», институционализирующую формы сотруд¬
ничества между расширенным блоком и не входящей в него
Россией. Хотя эти компромиссные шаги были в конечном итоге
согласованы, в Москве они рассматривались как не более чем
паллиативы. Проблема расширения НАТО на восток (чего Мо¬
сква не могла предотвратить) и вероятного отказа Москве
в членстве серьезно осложнила поддержание Ельциным своего
авторитета на протяжении 1994-1996 годов.
В октябре 1993 года госсекретарь США Уоррен Кристофер
представил Ельцину идею «Партнерства ради мира», которую
Ельцин ошибочно воспринял как альтернативу расширению
НАТО. Кристофер вспоминает об этом недоразумении в своих
мемуарах:

Ельцин в политической обороне
275
Ельцин очень воодушевился, когда я описал предложение
о партнерстве. Русские очень нервничали по поводу НАТО
накануне нашего визита. <...> Он назвал идею Партнерства
«гениальным ходом», заявив, что это ослабит натянутость
в отношениях России с восточноевропейцами на фоне их
стремления вступить в НАТО... «Это действительно пре¬
красная идея, действительно замечательная, — возбужден¬
но говорил Ельцин. — Скажи Биллу, что я в восторге от
этого блестящего шага». Если оглянуться назад, становится
ясно, что его энтузиазм основывался на ошибочном пред¬
положении, будто «Партнерство ради мира» не приведет
к возможному расширению НАТО36.
Однако уже через несколько месяцев и российским чиновни¬
кам, и Ельцину стало ясно, что либо они неправильно поняли,
либо их ввели в заблуждение. Министр иностранных дел Козырев
в 1994 году приложил максимум усилий, чтобы добиться возро¬
ждения Организации по безопасности и сотрудничеству в Евро¬
пе вместо расширения НАТО37. Но во второй половине 1994 года
Соединенные Штаты активизировали свои усилия по обеспече¬
нию поддержки расширения альянса [Goldgeier 1999: 71-75].
Москва отреагировала раздраженно. На встрече глав европейских
государств в Будапеште в декабре 1994 года Ельцин и Козырев
гневно осудили расширение НАТО и отказались дать согласие на
«Партнерство ради мира» [Goldgeier 1999: 85-87]. На встрече
Клинтона и Ельцина в Москве в мае 1995 года риторический
накал утих, но окончательного соглашения достигнуто так и не
было, поскольку «Клинтон и Ельцин сошлись на том, что они
расходятся во мнениях по вопросу о расширении альянса»,
а Клинтон отверг требования Ельцина о существенной отсрочке
приема новых членов в НАТО [Goldgeier 1999: 92, 93]. Хотя
Клинтон думал, что убедил на этом саммите Ельцина присоеди¬
ниться к «Партнерству ради мира» [Goldgeier 1999: 93], только
36 Цит. по: [Goldgeier 1999: 59].
37 Сегодня. 1994. 25 февр.; ТАСС. 1994. 2 марта, 22 июня; UPI. 1994. March 10,
August 17; Радио России, иновещание. 1994.17 авг.

276
Глава 8
в декабре 1996 года преемник Козырева Е. М. Примаков согла¬
сился присоединиться к партнерству с НАТО, и даже после этого
Россия участвовала в нем лишь в ограниченном объеме.
Учитывая этот узел противоречий, в течение 1994-1995 годов
Ельцину становилось все труднее согласовывать с реальностью
свое прежнее представление о дружественных и доброжелатель¬
ных отношениях между США и Россией. После встречи на высшем
уровне с Клинтоном в сентябре 1994 года Ельцин заявил: «В мо¬
ей стране есть люди, хотя их мало, которые говорят, что наши
отношения с США временны и что эра конфронтации вернется.
Но я хотел бы сказать, что мы никогда не воевали с США, и я ве¬
рю и могу сказать как президент России, что мы никогда не будем
воевать с США»38. К декабрю Ельцин был уже менее оптимисти¬
чен, предупреждая о «холодном мире» вместо холодной войны39.
Весной 1995 года министр иностранных дел Козырев объявил,
что в американо-российских отношениях «медовый месяц закон¬
чился»40.
Конечно, Ельцин очень часто положительно оценивал резуль¬
таты своих встреч с лидерами процветающих демократий. На
своих пресс-конференциях и в обеденных тостах на саммитах он
откровенно перечислял сохраняющиеся разногласия и нередко
строго отчитывал своих западных коллег за недостатки их поли¬
тики. Но он говорил и о прогрессе, достигнутом в ходе обсужде¬
ний, о взаимопонимании в отношении позиций друг друга. Он
часто восторженно отзывался о личных отношениях с ними. Это
было важным компонентом его стратегии поддержания автори¬
тета. Если бы он не сумел добиться конкретных положительных
результатов по таким вопросам, как Югославия, НАТО, торговля
и т. д., он мог бы, по крайней мере, рассчитывать на будущий
прогресс, вытекающий из сохранения им тесных личных отно¬
шений с западными лидерами. Это, вероятно, объясняет то, что
он постоянно упоминал «своего друга Билла», «своего друга
38 Financial Times. 1994. September 24.
39 Los Angeles Times. 1994. December 6.
40 Financial Times. 1995. March 24.

Ельцин в политической обороне
277
Гельмута», а позже даже «своего друга Рю», японского лидера,
с которым он встретился впервые. Так, в январе 1996 года после
часового телефонного разговора с Клинтоном Ельцин провоз¬
гласил «второй медовый месяц» в отношениях между США
и Россией, гордо заявив: «Я остался верен своему другу, а он —
мне»41. Логичный посыл. Россия и Запад могут быть как никогда
далеки друг от друга по разделяющим их вопросам, но Борис
Николаевич все еще может рассматривать это как разногласия
между близкими друзьями и может рассчитывать на преодоление
таких разногласий в будущем42.
Содружество Независимых Государств
Уже в 1993 году Россия начала проводить все более интервен¬
ционистскую политику в ближнем зарубежье. Целью российской
внешней политики стал прогресс в деле своего рода экономической
реинтеграции государств бывшего Советского Союза. Более того,
демонстрация возрастающего политического и военного сотруд¬
ничества между этими государствами, принудительного или до¬
бровольного, стала средством, с помощью которого Ельцин пы¬
тался успокоить своих критиков — националистов. Так, еще
в январе 1994 года газета «Financial Times» сообщила, что Россия
ведет переговоры о секретной сделке по объединению своей эко¬
номики с экономикой Беларуси43. Ельцин подтвердил эти слухи
в своем выступлении в феврале, когда он также подписал договор
о военном сотрудничестве с Грузией44. В последующие месяцы он
объявил о нескольких договорах и соглашениях, углубляющих
41 The Washington Post. 1996. January 28.
42 В своих мемуарах, написанных после отставки, Ельцин обсуждает свои за¬
ключительные встречи на высшем уровне с западными лидерами именно
в этом ключе. Он изображает себя великим лидером, который отвел мир от
края пропасти, простив западным коллегам их вызовы безопасности и гор¬
дости России [Yeltsin 2000, ch. 23].
43 Financial Times. 1994. January 7. P. 1.
44 ИТАР-ТАСС. 1994. 3 февр.

иг
Глава 8
связи с Беларусью, Грузией, Казахстаном, Украиной, Таджикиста¬
ном и Арменией. В течение 1993-1995 годов Россия оказывала
давление на государства Содружества, чтобы те приняли законы
о «двойном гражданстве». Ельцин также высказывался во все
более националистическом духе о «моральной и политической»
ответственности России за обеспечение безопасности и валюты
для стран СНГ45, делал все более жесткие заявления в адрес евро¬
пейских правительств, требуя наказать Эстонию и Латвию за их
ограничительные законы о гражданстве (ставившие в невыгодное
положение проживающих в стране русских), и провозгласил
право России поддерживать порядок в ближнем зарубежье, когда
появились угрозы нестабильности на границах России46. Парал¬
лельно с этим Козырев также усилил патриотическую риторику,
заявив в апреле 1995 года, что Россия готова применить силу для
«защиты соотечественников за рубежом»47.
Большая часть этой риторики оказалась простым бахваль¬
ством. Экономический и политический союз с Беларусью стоял
в повестке дня российской политики с 1991 года, но ни один из
этих планов не был реализован в такой степени, при которой
Москве пришлось бы взять на себя значительные материальные
расходы. Ельцин и президенты Украины Кравчук и Кучма в те¬
чение 1994-1996 годов несколько раз объявляли о достигнутых
компромиссных решениях относительно конфликтов из-за
контроля над Черноморским флотом, но только для того, чтобы
увидеть, как принятые резолюции распадались, а переговоры
возобновлялись. Вопрос о двойном гражданстве был постепенно
снят, когда в ближнем зарубежье возникло массовое сопротив¬
ление этой идее со стороны местных правительств [Zevelev 1996].
Европейское давление на Эстонию привело к изменению законо¬
дательства этой страны, в результате чего Россия в объявленный
45 Radio Free Europe/Radio Liberty Daily Report. 1995. № 126, Part I. June 29.
46 PTB. 1994. 14 февр. (FBIS-SOV-94-Ol 1. P. 6—7); Российская газета. 1994.
25 февр. (внешнеполитический раздел); Российская газета. 1994.29 апр. С. 3;
Известия. 1994. 21 июля. С. 1,3.
47 Известия. 1995. 20 апр.

Ельцин в политической обороне
279
срок вывела свои войска. Российские официальные лица на
протяжении всего этого времени пытались повысить уровень
экономической интеграции в рамках Содружества, но избегали
использования «сильной руки» и обычно отступали, когда стал¬
кивались с сопротивлением. С другой стороны, российский во¬
енный напор, как скрытый, так и явный, усилился в делах более
беззащитных постсоветских государств: Грузии, Молдовы и Та¬
джикистана.
Ельцин использовал перспективы интеграции стран СНГ,
чтобы не идти на разрыв с националистами и сохранить свою
широкую центристскую коалицию. Его приверженность защите
русских в ближнем зарубежье могла быть искренней или не очень,
но его жесткая риторика, безусловно, являлась легким способом
набрать очки среди националистических групп. Он заявлял, что
предпочитает, чтобы русские из этих стран не эмигрировали
обратно в Россию, и что этот вопрос никогда не подорвет его
отношений с развитыми демократиями. Столь же внимательно
Ельцин относился к нестабильности на границах России. Он
говорил, что Россия действует надлежащим образом, когда ис¬
пользует свои военные, политические и экономические рычаги
для уменьшения или сдерживания нестабильности способами,
соответствующими ее долгосрочным интересам. Тем не менее
при обсуждении этих вопросов с европейскими и американски¬
ми лидерами он был готов уравновесить свой подход к «сферам
влияния», приглашая европейские организации предоставить
миротворческие силы и посредничество на территории бывшего
Советского Союза.
Выводы
Когда к первоначальным обещаниям Ельцина было утрачено
доверие, он попытался для расширения своей коалиции более
активно апеллировать к умеренным и центристам. Его позиция
«системного менеджера» представляла собой шаг назад по срав¬
нению с трансформационным порывом его всеобъемлющей
280
Глава 8
программы; это была попытка закрепиться на занятых рубежах.
Одним из основных его заявленных приоритетов теперь стала
(негативная) цель изоляции экстремистов и предотвращения
коммунистической реставрации. Ради этого он старался заручить¬
ся поддержкой как можно более широкого круга умеренных сил.
Этот выбор, хотя и рациональный с точки зрения удержания
власти, вынудил Ельцина представить себя человеком, способным
справиться с противоречиями как внутренней, так и внешней
политики. Одновременно он вынужден был показать, что консо¬
лидация не означает застоя и что продолжение реформ не озна¬
чает радикального ухудшения жизни людей. Аналогичным обра¬
зом, в международных отношениях он должен был показать, что
сотрудничество с Западом не означает капитуляции и что про¬
движение интересов России за рубежом не приведет к тому, что
богатые демократии откажутся от экономической и политической
помощи России. Баланс был шатким. Ни одному из предшествен¬
ников Ельцина не удавалось восстановить свой авторитет и реа¬
лизовать свои политические приоритеты, после того как пошат¬
нулись их всеобъемлющие программы. Ельцин продолжал эти
попытки, поскольку у него был механизм — всенародное переиз¬
брание, — недоступный его предшественникам. Но этому стало
препятствовать серьезное решение, которое Ельцин принял
в декабре 1994 года: решение вторгнуться в Чечню.

Глава 9
Ельцин в гневе: вторжение
в Чечню (декабрь 1994 года)
Оборонительная политическая позиция Ельцина и поиск им
средств, чтобы восстановить утраченный авторитет, стали реша¬
ющими факторами, повлиявшими на его решение о вторжении
в Чечню и определившими время этого вторжения. К концу
1994 года его личные рейтинги резко падали, экономика после
обвала рубля 11 октября 1994 года находилась в шатком состоя¬
нии, Дума (хотя и менее могущественная) была настроена враж¬
дебно, муссировались обвинения в коррупции против членов его
правительства, все еще мощные центробежные силы действова¬
ли в российских регионах, западная помощь и инвестиции со¬
ставили лишь небольшую долю по сравнению с ожиданиями,
интеграция в западные институты происходила медленными
темпами, расширение НАТО стало фактом. Ельцин столкнулся
с серьезными вызовами и нуждался в подтверждении качества
своего руководства. В политическом плане он занимал оборони¬
тельную позицию, хотя и добился народной ратификации кон¬
ституции, которая, по крайней мере формально, в значительной
степени защищала его от угроз импичмента или наложения за¬
конодателями вето на его указы. Более того, уже в 1995 году
начнется «избирательный сезон» в преддверии парламентских
выборов, намеченных на декабрь 1995 года, и президентских
выборов, намеченных на июнь 1996 года.
Именно в этом контексте Ельцин занялся проблемой Чечни.
Его первое послание Федеральному собранию в феврале 1994 го¬
282
Глава 9
да было озаглавлено «Об укреплении Российского государства»1.
В феврале 1994 года были заключены соглашения с Татарстаном,
предоставившие этому региону исключительный уровень авто¬
номии в составе России, гораздо больший, чем тот, который
имеют швейцарские кантоны, испанская Каталония или штаты
в США. Однако президент Чечни на подобные условия не согла¬
сился; он настаивал на полной независимости от России и на
проведении политики, угрожающей ее внутренней безопасности.
В мае 1994 года Ельцин выступил перед офицерами пограничной
службы с речью, в которой заявил о твердом намерении защищать
территориальную целостность Российской Федерации1 2.
Таким образом, постоянная угроза территориальной целост¬
ности России сопровождалась резким падением политической
популярности и авторитета Ельцина. Не имея возможности вы¬
полнить многие из других своих обещаний, он, очевидно, чувст¬
вовал необходимость продемонстрировать, что он может как
минимум защитить российскую государственность. Это обеща¬
ние, являвшееся стратегией восстановления авторитета, лежало
в основе его выступлений в феврале и мае 1994 года. Он добился
успеха в отношении Татарстана, но не так обстояло дело с Чечней.
Сначала он попробовал вести переговоры; после шести месяцев
бесплодных усилий они потерпели неудачу. Затем, летом-осенью
1994 года, он попытался провести секретную военную операцию.
Когда и это не удалось, он пошел на открытое вторжение3.
Первой важной переменной в моей реконструкции является
сохранение авторитета: выбор времени вторжения стал резуль¬
татом снижения популярности Ельцина. Вторая переменная —
это характер проблемы: потенциально серьезная угроза целост¬
1 Послание Президента Российской Федерации Федеральному собранию. Об
укреплении Российского государства (основные направления внутренней
и внешней политики) И Российская газета. 1994. 25 февр. С. 1, 3-7.
2 Цит. по: [Батурин и др. 2001: 457].
3 Напротив, Питер Реддэуэй и Дмитрий Глинский [Reddaway, Glinski 2001:439]
интерпретируют риторический упор Ельцина на «укрепление государства»
как доктринальное прикрытие для усиления своего личного контроля над
аппаратом центрального правительства.

Ельцин в гневе: вторжение в Чечню (декабрь 1 994 года)
283
ности или безопасности государства. Именно эта комбинация
объясняет сам факт и время вторжения.
Это хорошо согласуется с выводами масштабного исследования
Ричарда Неда Лебоу, посвященного вступлению великих держав
в кризис в XIX и XX столетиях [Lebow 1981]. Лебоу обнаружил, что
в тот момент, когда угроза радикальных изменений в международ¬
ной политике совпадает с угрозой стабильности режима или су¬
ществующей власти, порог принятия риска резко снижается,
равно как и порог принятия желаемого за действительное. Этот
аргумент согласуется с доводами обширной теоретической лите¬
ратуры по психологии принятия риска, где показано, что принятие
риска возрастает перед лицом угрозы потерь больше, чем перед
лицом возможностей получения выгоды [Vertzberger 1998:36-37].
Более того, выводы Лебоу предполагают наличие исключительно¬
го стимула для принятия риска и принятия желаемого за действи¬
тельное: это угроза двойной потери — совпадение внешней угрозы
государственным интересам и внутренней угрозы стабильности
режима или существующей власти. Применяя такой подход к Хру¬
щеву, Брежневу, Горбачеву и Ельцину, мы можем найти параллели,
помогающие лучше объяснить выбор времени вторжения в Чечню.
Советское и постсоветское
Если сравнить годы Хрущева у власти, правление Брежнева
и Горбачева, мы обнаружим закономерность, поразительно похо¬
жую на ту, что наблюдалась при Ельцине. Во всех четырех случаях
мы окажемся свидетелями аналогичных актов инициирования
кризиса или войны на поздней стадии пребывания лидера у власти:
кубинский ракетный кризис 1962 года; вторжение в Афганистан
в декабре 1979 года; применение военной силы в Вильнюсе и Риге
в январе 1991 года4, и вторжение в Чечню в декабре 1994 года.
4 По сей день Горбачев отрицает личную ответственность за эту трагедию, в то
время как другие утверждают, что это он инициировал или допустил данные
действия. Я не буду здесь вдаваться в эту дискуссию, однако предположу,
что действия были предприняты не вопреки выраженной воле Горбачева.

284
Глава 9
Во всех четырех случаях мы видим лидера, укрепившего свой
авторитет с помощью амбициозной программы, которая обеща¬
ла гораздо больше, чем могла дать. Во всех четырех случаях акт
насилия произошел вскоре после того, как стала очевидной не¬
работоспособность программы лидера. Во всех четырех случаях
развязывание войны или кризис произошли в то время, когда
лидер внезапно столкнулся с необходимостью предотвратить или
противодействовать как раз тому, чего он обещал не допустить:
неминуемому вызову фундаментальным интересам государства.
В случае с Хрущевым в течение двенадцати месяцев, предше¬
ствовавших октябрьскому кризису 1962 года, Соединенные
Штаты демонстрировали неполноценность советской стратегии
и выражали решимость этим воспользоваться. Эти откровения
и американская политика подорвали доверие оптимистическим
заявлениям Хрущева о том, что соотношение сил решительно
сдвигается в пользу социализма. С советской точки зрения ад¬
министрация Кеннеди пошла на решительное изменение балан¬
са сил. Кубинская авантюра Хрущева была задумана для того,
чтобы противодействовать вызову, брошенному Америкой5.
Вторая половина 1979 года охарактеризовалась аналогичными
последствиями для советских интересов. Договор о контроле над
вооружениями ОСВ-2, казалось, был обречен на поражение
в Конгрессе США. Кризис, связанный с появлением на Кубе
бригадной группы советских войск (в августе), и незаинтересо¬
ванность Америки в предоставлении Москве режима «наибольше¬
го благоприятствования», несмотря на рекордный уровень
эмиграции из СССР в том году, в очередной раз навели советских
лидеров на мысль, что в американской политике вновь домини¬
руют силы, противоборствующие разрядке. Хуже того, все это
совпало с продолжавшимся уже год сближением между США
и Китаем, быстро приобретавшим масштабы военного союза
против СССР. Всего за несколько дней до того, как было принято
решение о вторжении в Афганистан, НАТО объявило о своем
5 Лучшее исследование кризиса, в котором собраны горы доказательств, ве¬
дущих именно к этим выводам, см. в [Lebow, Stein 1994].

Ельцин в гневе: вторжение в Чечню (декабрь 1994 года)
285
намерении приступить к развертыванию американских «Пер¬
шинг^» и крылатых ракет в ответ на развертывание СССР SS-20s
в 1977 году. Настроения в советском политическом истеблишмен¬
те, которые во время своей поездки в Москву в декабре 1979 года
ощутил Роберт Легволд, сводились к тому, что настала пора
«показать американцам» [Legvoid 1980: 82].
Горбачев в 1990 году столкнулся с последствиями своей проти¬
воречивой политики, поскольку центробежные силы внутри СССР
значительно усилились. Декларации о суверенитете, принятые
несколькими республиками, стали предвестниками сепаратизма
и отделения. В частности, прибалтийские республики уже настаи¬
вали на полной своей независимости. Обещание Горбачева создать
«обновленный Союз» с сильными республиками и сильным цен¬
тром столкнулось с серьезным противодействием. В январе
1991 года армия применила силу в Вильнюсе и Риге.
В этом плане время вторжения в Чечню было выбрано сходным
образом. Провозгласив, что 1994 год станет годом укрепления
Российского государства, притом что остальные его внутренние
и внешнеполитические программы столкнулись с серьезными
проблемами, Ельцин аналогичным образом отреагировал на
угрозу со стороны Грозного, с решимостью продемонстрировав,
что он способен усилить государственную власть на всей терри¬
тории России и тем самым выполнить обещания, связанные с его
резервной стратегией сохранения власти.
Между этими случаями наблюдается и еще одно сходство. Во
всех четырех случаях лидер отреагировал на кризис власти путем
сужения или переопределения круга своих советников и соратни¬
ков или передачи контроля над политикой сторонникам жесткой
линии в руководстве. Хрущев не стал широко обсуждать необхо¬
димость или целесообразность размещения ракет на Кубе и, по¬
скольку его программы провалились, в 1961-1962 годах вел себя
все более волюнтаристски, проводя чистки центральных и местных
чиновников в обход высшего руководства, ставя его перед фактом
своих решений и заставляя Президиум одобрить их.
У Брежнева не было ни здоровья, ни стимулов копировать
политический стиль Хрущева. Мы знаем, что решение о вторже¬
286
Глава 9
нии в Афганистан было принято и продвигалось небольшой
частью Политбюро при очень незначительных консультациях
с более широкими политическими или специализированными
элитами. Оно во многом стало результатом решительных ини¬
циатив Андропова, Устинова и Громыко — соответственно руко¬
водителей КГБ, Вооруженных сил и Министерства иностранных
дел — при решительной поддержке Суслова (секретаря ЦК по
идеологии) и с согласия или одобрения Брежнева6.
Горбачев совершил свой знаменитый «сдвиг вправо» ровно за
четыре месяца до январских событий 1991 года в Вильнюсе
и Риге. В сентябре 1990 года он порвал с радикальными демо¬
кратами из-за программы «500 дней», плана перехода к рыночной
экономике, утверждая, что это приведет к распаду СССР. В ноя¬
бре того же года он поставил на ключевые руководящие должно¬
сти сторонников жесткой линии, уволил нескольких либеральных
советников и реорганизовал исполнительную власть в пользу
имперских силовых министерств7. В этих обстоятельствах гнев¬
но объявил о своей отставке с поста министра иностранных дел
Шеварднадзе — всего за несколько недель до принятия жестких
мер в прибалтийских республиках.
Подход Ельцина к консультациям в 1994 году менялся в том
же направлении. Его советники пишут в своих воспоминаниях,
а газетные публикации подтверждают, что в течение этого года
Ельцин сузил круг своих советников до сторонников жесткой
линии в Совете безопасности, который обычно считается орга¬
6 См. откровенные воспоминания Олега Гриневского: [Гриневский 1995: 14].
Гриневский, который во время вторжения возглавлял Ближневосточный
отдел МИДа, приводит протоколы нескольких заседаний Политбюро, цити¬
рует их участников, с которыми беседовал, а также буквальные выдержки
из заявлений того времени министра иностранных дел Громыко. Его рекон¬
струкция дает неоднозначный ответ относительно степени причастности
Брежнева, но подтверждает мнение о том, что Брежнев мог как отвергнуть,
так и одобрить инициативы соратников по Политбюро.
7 Ближайший советник Горбачева Черняев сообщает, что именно в этот момент
Горбачев перестал советоваться со своими либеральными помощниками,
сознательно изолировав себя от их точек зрения [Черняев 1993:401].

287
Ельцин в гневе: вторжение в Чечню (декабрь 1 994 года)
ном, принимавшим решение по вторжению в Чечню. Он также
резко сократил свою прежнюю практику поиска множества
различных вариантов и точек зрения, прежде чем сделать тот или
иной выбор [Костиков 1997: 284-285,296-297, 303-307,325-326;
Батурин и др. 2001: 598-599, 626, 635; Филатов 2000: 236, 254;
Tishkov 1997: 212-216]8.
Сужение круга лиц, участвующих в консультациях, и передача
контроля над разработкой политики сторонникам жесткой линии
приводят к усилению еще одного атрибута, по крайней мере
в трех из этих случаев: принятие желаемого за действительное
относительно осуществимости отката назад или затрат на него.
Судя по всему, Хрущев убедил себя, что Кеннеди отступит, и был
искренне удивлен, сбит с толку и напуган его фактической реак¬
цией [Lebow, Stein 1994: 80]. Брежнев с соратниками, по всей
видимости, также сильно недооценили риски и затраты, связан¬
ные с отправкой Советской армии в Афганистан [Mendelsohn
1998: 63-64]. Расчеты Горбачева в январе 1991 года, как и его
участие в принятии решений, были менее очевидными. Мы
знаем, что он был напуган перспективой неконтролируемой
фрагментации Союза и был полон решимости, по крайней мере
в принципе, предотвратить это, особенно после краха коммуни¬
стических режимов в Восточной Европе в конце 1989 года. Но
нам также известно, что он выступал против применения силы
для достижения своих целей. Меньше мы знаем о том, верил ли
он, что демонстрация силы в Вильнюсе, Риге или где-либо еще
сможет обратить вспять происходившие в то время центробеж¬
ные процессы.
Ельцин ожидал, что вторжение в Чечню пройдет намного
более гладко и ровно, чем оказалось впоследствии, отчасти по¬
тому, что чеченская оппозиция была очень близка к победе (при
тайной поддержке России) в ноябре, а отчасти потому, что ми¬
8 См. также статью в четырех частях Э. Пайна и А. Попова в «Известиях» (1995,
7-10 февр.) и статью М. Урнова в газете «Сегодня» (1995. 22 марта). Боль¬
шинство упомянутых авторов в то время не обладали политическим влия-
нием.

288
Гл а в a 9
нистр обороны Грачев обещал одержать легкую победу [Lieven
1998: 89ff.].
Трудно измерить такое субъективное явление, как принятие
желаемого за действительное. Но в рассматриваемых нами слу¬
чаях, похоже, закономерность присутствует. Лидеры в положении
политической обороны инициируют или попустительствуют
усилиям, направленным на то, чтобы обратить вспять крайне
неблагоприятные для них тенденции посредством показательной
демонстрации силы. Это создает политически мотивированную
предрасположенность к вере в успех инициативы.
Перспектива политической коалиции
При сравнении этих четырех случаев выявляются закономер¬
ности, которые нельзя объяснить уникальными чертами лично¬
сти каждого лидера и которые выходят за рамки различий
в объеме политической власти, которую каждый из них накопил,
руководя страной. Если сравнивать четырех лидеров, Хрущев
и Ельцин имели больше личной власти, то есть автономии для
принятия решений, после того как их авторитет начал падать,
чем Брежнев и Горбачев. И Хрущев, и Ельцин самостоятельно
принимали ключевые решения о применении силы.
Напротив, Брежнев был болен в марте 1979 года, когда Громы¬
ко, Андропов и Устинов впервые попытались протолкнуть
в Политбюро решение о военном вмешательстве в Афганистан.
Узнав об этом решении, Брежнев наложил на него вето, заявив,
что не хочет портить предстоящую встречу на высшем уровне
с президентом Картером в Вене (в июне 1979 года), на которой
он надеялся подписать договор ОСВ-2 по контролю над воору¬
жениями. Позже в том же году, когда перспективы улучшения
американо-советских отношений стали туманными, три «тяже¬
ловеса» в Политбюро предприняли новую попытку; на этот раз
Брежнев уступил, поскольку ему почти нечего было терять. Таким
образом, Брежнев вначале наложил вето, а затем одобрил, но не
инициировал решительные действия [Гриневский 1995].

Ельцин в гневе: вторжение в Чечню (декабрь 1 994 года)
289
В случае с Горбачевым, который, безусловно, был здоров и ак¬
тивно занимался политикой, мы все еще не уверены, принял ли
он лично окончательное решение об использовании военной
силы в Прибалтике (впоследствии правдоподобно отрицая свою
ответственность), допустил ли, чтобы это произошло, делая вид,
что ничего не знает, просто принял это к сведению или для него
это стало неожиданностью. При этом некоторые исследователи
полагают, что, хотя ответ достаточно ясен и согласуется с непри¬
ятием Горбачевым применения силы [Brown 1996:279ff.], факты
неоднозначны. Вполне возможно, что так и было, поскольку
Горбачев часто лицемерил перед своими коллегами по руко¬
водству, чтобы правдоподобно снять с себя ответственность,
если потом что-то пойдет не так (см. главу пятую).
Если Хрущев и Ельцин явно были инициаторами действий,
связанных с принятием решения, тогда как Брежнев им не был,
а роль Горбачева не вполне ясна, то как нам сделать обобщение
относительно природы советской и постсоветской политики таким
образом, чтобы объяснить все эти четыре случая? Возможно,
подход, основанный на концепции укрепления авторитета, соглас¬
но которому каждый лидер делает тот или иной выбор с прицелом
на укрепление своей политической позиции, слишком ограничи¬
телен, когда речь идет об определенных решениях лидеров, обла¬
дающих разной степенью личной власти и подотчетности коллек¬
тивному руководству или конкурирующим институтам. Однако
вместо замены этой точки зрения политико-социологическим или
основанным на интересах подходом, отрицающим автономию
руководителя и приписывающим результаты исключительно
безличным институциональным силам («военно-промышленному
комплексу», «партийному аппарату», «партии войны» и т. п.), мы
можем объединить подход, основанный на идеях и выборе, с точ¬
кой зрения, учитывающей роль политической коалиции. Такой
синтез подчеркивает как наличие политических групп, на интере¬
сах которых лидеры основывают свою политику, так и относитель¬
ную автономию лидера от этой политической базы.
При Хрущеве, Брежневе и Горбачеве лидер сначала консоли¬
дировал свою власть и авторитет, умиротворяя интересы доми-

290
Глава 9
нирующих сторонников жесткой линии: партийно-идеологиче¬
ского аппарата и военно-промышленного комплекса. Так было
с Хрущевым в 1953-1954, Брежневым в 1965-1968 и Горбачевым
в 1985-1986 годах. Как только каждый из них уверялся в том, что
укрепил свои позиции и обошел своих соперников в Политбюро,
все трое предлагали комплексные программы, которые импони¬
ровали более широкому кругу избирателей, чем предыдущие. Но
после того, как каждая из этих всеобъемлющих программ прова¬
ливалась, каждый лидер снова сужал свою коалицию, избиратель¬
но подыгрывая сторонникам жесткой линии в надежде сохранить
политическую базу. Так Хрущев повел себя во внутренней (эко¬
номической и административной) и внешней политике с середи¬
ны 1960-х годов до Карибского кризиса; это объясняет пересмотр
Брежневым внутриполитического курса в 1973-1975 годах и по¬
ведение Горбачева во внутренней политике с сентября 1990 года
по апрель 1991 года. Все обсуждаемые здесь конфликтные ситуа¬
ции имели место в описанные периоды ограниченной политиче¬
ской коалиции и умиротворения жестких сил.
Когда к началу 1994 года его всеобъемлющая программа поте¬
ряла доверие, Ельцин сузил рамки своих коалиций, продвигаясь
все дальше в направлении жесткости и все больше полагаясь на
«государственников». Этот период сужения коалиций совпал
с повышением им роли государственного строительства в каче¬
стве приоритетной задачи, по которой надлежало оценивать его
руководство, а также с его пересмотром отношения к Чечне;
чеченский вопрос потребовал безотлагательного решения.
Таким образом, все четыре лидера столкнулись с вызовом
государственным интересам в то время, когда их коалиции сузи¬
лись и они стали покровительствовать политическим группам
сторонников жесткой линии. Конечно, они не были заложника¬
ми у неких сил, являвшихся их реальными начальниками. Сте¬
пень, в которой каждый политический лидер сохранял свободу
маневра и относительную автономию от своих политических
сторонников, в этих четырех случаях варьировалась. Однако они
располагали общим политическим полем, на котором сторонни¬
ки жесткой линии либо перехватывали инициативу, либо полу¬
Ельцин в гневе: вторжение в Чечню (декабрь 1 994 года)
291
чали поддержку и возможность поступить по своему желанию.
Мобилизованная аудитория для пересмотренной стратегии со¬
хранения авторитета была более жесткой, чем та, к которой
апеллировали на средней стадии правления лидера.
С этой точки зрения беспомощность Брежнева и отказ Горба¬
чева от ответственности не противоречат моей теории. Каждому
из этих двух силовых вмешательств поспособствовало ранее
принятое лидером решение о сокращении своей политической
коалиции и уступке части политической инициативы сторонни¬
кам жесткой линии.
В поисках ковариации
Моя аргументация до сих пор основывалась на трех источни¬
ках: 1) сопоставимость с моделями баланса сил между великими
державами в XIX и XX веках (которые исследовал Лебоу) и соот¬
ветствие психологическим теориям принятия риска; 2) много¬
численные источники, позволяющие проводить сравнения
с другими случаями применения силы постсталинскими совет¬
скими лидерами на аналогичных этапах своего правления; и 3)
специфическая теория сохранения коалиции в советской и пост¬
советской политике, предсказывающая различия в реакции ли¬
деров на угрозы государственным интересам в зависимости от
хрупкости их политического авторитета на тот момент.
В социальных науках имеется не так много доказательных
и убедительных критериев. Можно лишь добавлять дополнитель¬
ные критерии, чтобы увидеть, подтверждаются или опроверга¬
ются ими наши предварительные выводы. Следующий шаг
в моем анализе феномена Чечни и его более ранних аналогов
наиболее сложен: эмпирически исследовать, имели ли место со¬
поставимые действия на более ранних этапах правления этих
лидеров. Если бы это было так, то это противоречило бы утвер¬
ждению, что подобные действия являются продуктом политиче¬
ских обстоятельств стадии «упадка», следующей за дискредита¬
цией программы лидера. Для документирования ковариации или
292
Глава 9
ее отсутствия требуются объемные исследования в советских
архивах. Некоторые из этих исследований в настоящее время
проводятся (и скоро будут опубликованы) такими учеными, как
Марк Крамер, Хоуп Харрисон и другие. На данный момент я про¬
сто остановлюсь на некоторых возможностях.
Советские вторжения и инициирование кризиса, безусловно,
происходили и на более ранних этапах правления обсуждаемых
лидеров. Вторжения в Венгрию (1956) и Чехословакию (1968)
имели место на этапе политической борьбы за престолонаследие.
Ультиматум Хрущева Западу по поводу Берлина (ноябрь 1958 го¬
да) был сделан после того, как он укрепил свое политическое
влияние. Таким образом, политическая оборонительная позиция
сама по себе не является предпосылкой для военного вмешатель¬
ства или начала кризиса.
Этот контраргумент довольно многообещающ. Однако можно
утверждать, что интервенции в Восточной Европе были доста¬
точно предсказуемы, как из-за того, что политический протест
в Восточной Европе имел тенденцию усиливаться в периоды
советского коллективного руководства, так и из-за того, что это
коллективное руководство (до Горбачева) не было готово «поте¬
рять» Восточную Европу, расценивало потерю контроля комму¬
нистической партией как неприемлемую (фракционирование
партии и крах цензуры являлись ключевыми индикаторами) и не
потеряло свою коллективную волю к применению силы9. Точно
9 Кристофер Джонс утверждал (до прихода Горбачева к власти), что крах «ве¬
дущей роли партии» явился спусковым крючком для советских интервенций
в Восточной Европе [Jones 1981]. Советские архивы о вторжениях в Венгрию
и Чехословакию уже несколько лет как доступны; они показывают, что со¬
ветское руководство надеялось избежать применения войск и выступало
с многочисленными дипломатическими инициативами, чтобы его предот¬
вратить. Но эти архивы также показывают, что советские лидеры были
полны решимости тем или иным способом предотвратить либо фракциони¬
рование коммунистической партии, либо отказ от Варшавского договора.
Они стремились убедить местные власти восстановить контроль над ситуа¬
цией, при необходимости военными средствами, и вторгались только после
того, как теряли надежду на такой исход (личные сообщения профессора
Эндрю Яноша из Калифорнийского университета в Беркли, доктора Чарльза

Ельцин в гневе: вторжение в Чечню (декабрь 1994 года)
293
гак же решение проблемы Германии при Хрущеве путем приме¬
нения, при необходимости, угроз и конфронтации могло в равной
степени быть вопросом существенного (хотя и не единодушного)
консенсуса — или недоверия к оптимизму Хрущева — в руко¬
водстве10. Напротив, военное вмешательство, имевшее место
в наших четырех случаях, было менее предсказуемо с точки
зрения этих обычных соображений и предполагало гораздо
меньший консенсус внутри руководства. Кубинский ракетный
кризис, вторжение в Афганистан, применение военной силы
в Вильнюсе и Риге, а также вторжение в Чечню застали большин¬
ство сторонних наблюдателей врасплох и были далеки от консен¬
сусных решений руководства в целом.
Еще один способ поиска ковариации — задать вопрос, были
ли времена, когда политическая власть существовала в похожих
условиях, но ее реакция на угрозы государственным интересам
Гати из Школы передовых международных исследований Университета
Джона Хопкинса и профессора Хоуп Харрисон из Университета Джорджа
Вашингтона). В своих воспоминаниях бывший член Политбюро А. И. Мико¬
ян утверждает, что в 1956 году не было необходимости вторгаться в Венгрию,
потому что он уже договорился о мирном выходе из кризиса [Микоян 1999:
598]. Я благодарен Хоуп Харрисон, что она обратила мое внимание на этот
источник. См. также [Khrushchev 2000:195-197]. Но у Микояна, по-видимо-
му, было не слишком много единомышленников (если таковые вообще были)
в советском руководстве, и невозможно узнать, утишил ли «мирный выход»,
о котором он договаривался, революционную волну в Венгрии. Меня беспо¬
коит не то, проявляло ли советское руководство нерешительность, неуверен¬
ность, метания, стремление найти мирный выход, имелись ли в нем полити¬
ческие разногласия, а вопрос в том, проявляло ли руководство хоть когда-
нибудь в период 1950-1970-х годов коллективную готовность смириться
с крахом «ведущей роли партии» в государствах — членах Варшавского до¬
говора. Единственным исключением могут быть архивные свидетельства,
представленные Марком Крамером, о том, что в течение одного дня (30 ок¬
тября 1956 года) Президиум КПСС, по-видимому, единогласно решил отпус¬
тить Венгрию и позволить ей стать некоммунистической страной. Решение
было отменено на следующий день, и, похоже, оно отражает скорее замеша¬
тельство, чем потерю приверженности идеалам [Kramer 1998b].
10 Так считают Майкл Содаро [Sodaro 1990] и Ханнес Адомеит [Adomeit 1982].
Напротив, Хоуп Харрисон (в личной беседе) отмечает, что Микоян осенью
1958 года тоже не был согласен с этим решением [Микоян 1999:598]. В воспо¬
минаниях Микоян, однако, не пишет, что кто-либо был с ним согласен.

294
Гл ав a 9
была иной. Иными словами, были ли на поздних этапах правле¬
ния того или иного лидера случаи, когда возникали такие же
проблемы, но вмешательство в ответ не происходило?11 На ум
приходят два примера: Польша в 1980-1981 годах и Восточная
Европа в 1989-м. Ситуация в Польше напрямую зависела от того,
будет ли Политбюро готово вторгнуться в эту страну, если гене¬
рал Ярузельский откажется ввести военное положение. Это до
сих пор остается предметом разногласий [Kramer 1998а]11 12. Но
даже если Политбюро доказало свое нежелание вторгаться
в Польшу в 1981 году, это необязательно опровергает теорию,
потому что Советский Союз уже завяз в войне в Афганистане.
Война на два фронта одновременно была бы для постсталинских
лидеров беспрецедентной.
Второй пример более сложен. Неспособность Горбачева при¬
менить военную силу, чтобы предотвратить крах коммунизма
в Восточной Европе, объединение Германии и вступление ее
в НАТО, определенно шла вразрез с прошлыми советскими об¬
разцами поведения. Однако этот случай не противоречит нашей
теории, если рассматривать всеобъемлющую программу Горба¬
чева 1987-1989 годов как уже исключающую применение силы
для сохранения контроля над Восточной Европой, а позицию,
занятую им в 1990 году, рассматривать как сохранение права на
применение силы для предотвращения распада СССР. Кроме
того, политический авторитет Горбачева начал снижаться лишь
11 Я исключаю из рассмотрения неудачную попытку Сталина вторгнуться
в Югославию в 1948-1949 годах, поскольку моя теория распространяется
только на политически конкурентные режимы.
12 Крамер вскоре опубликует книгу на эту тему, используя все имеющиеся
архивные свидетельства. Как он пишет, Советы говорили Ярузельскому, что
не будут вторгаться, чтобы он сам позаботился о «Солидарности» и что они
ограничатся демонстрацией силы. Однако если бы Ярузельский не прислу¬
шался и не предпринял жестких мер или если бы подавление протестов не
достигло результата, советское руководство, вероятно, пересмотрело бы
решение не вторгаться (если такое решение было); это не было пустыми
словами, чтобы произвести впечатление на руководителя Польши. Я благо¬
дарен Марку Крамеру за краткое изложение (в личном общении) содержания
его книги по этому вопросу.

Ельцин в гневе: вторжение в Чечню (декабрь 1 994 года)
295
с 1990 года — гораздо позже краха коммунистических режимов
в Восточной Европе, — и за рубежом о нем одобрительно отзы¬
вались за то, что он не использует военную силу13.
Имеется еще один случай применения силы, противоречащий
моей теории. В ноябре 1991 года, на более раннем этапе своего
правления — несомненно, в то время, когда его авторитет был
чрезвычайно высок, — Ельцин привлек силы МВД для примене¬
ния в Грозном после государственного переворота Дудаева
и провозглашения независимости Чечни от РСФСР (как тогда
еще называлась Россия). Учитывая, что Ельцин на тот момент не
занимал позиции политической обороны, мы имеем здесь еще
один пример отсутствия ковариации первого типа, о котором
говорилось ранее.
Хотя этот случай поразителен тем, что он также касается во¬
енного вмешательства Ельцина в Чечне, он не ставит под сомне¬
ние мою теорию до такой степени, как могло бы показаться на
первый взгляд. Ельцин был не так уж убежден в необходимости
этой акции, и она завершилась, едва успев начаться. В Грозный
был отправлен довольно небольшой контингент войск МВД —
в расчете на то, что само их присутствие поспособствует наведе¬
нию порядка. Войска не стали инициировать конфликт; они
были неожиданно обстреляны чеченскими войсками, но не от¬
ветили огнем. Когда парламент раскритиковал действия милиции
в ситуации обстрела чеченцами, Ельцин немедленно отступил
и отозвал милицейский контингент, невзирая на то, что имел
законное право довести дело до конца (несмотря на неодобрение
парламента), и несмотря даже на то, что войска были обстреляны
и что вице-президент Руцкой активно выступал за эскалацию.
Трудно представить себе, чтобы Ельцин вел себя так же
в ноябре-декабре 1994 года. Его решимость ответить на прово¬
кации силой, довести начатое до конца и проигнорировать
13 О нежелании Горбачева применять силу в Восточной Европе и о том, как он
пришел к такому решению, см. [Levesque 1997]. Однако Горбачев публично
(в 1990-1991 годах) никогда не исключал применение силы для предотвра¬
щения распада СССР.

296
Глава 9
протесты в парламенте была в более поздний период очевидна
и представляла резкий контраст с той легкостью и быстротой,
с какой он вывел войска ранее. К этому времени политический
авторитет Ельцина и степень его политической обороны замет¬
но изменились.
Альтернативные объяснения вторжения в Чечню
Давайте теперь вернемся непосредственно к вторжению в Чеч¬
ню и рассмотрим несколько альтернативных объяснений приня¬
тия этого конкретного решения. Чем более такие объяснения
оказываются несовершенными, тем более убедительным они
делают мое объяснение. Научная и медийная трактовки этого
решения включают в себя несколько интерпретаций. В некоторых
из них такой исход считается в значительной степени неизбеж¬
ным, учитывая нежелание Дудаева идти на компромисс в вопро¬
се, представляющем для России фундаментальный интерес.
Другие вовсе не считают, что результат был таким уж неотвра¬
тимым, и в значительной степени возлагают ответственность на
воинственный настрой Ельцина. Промежуточная точка зрения
заключается в том, что результат рассматривается как продукт
всевозрастающего количества обязательств — на фоне неуверен¬
ности и непредвиденности последствий, аккумулирующихся до
такой степени, что руководство невольно попадает в безвыход¬
ную ситуацию.
Безвариантные интересы государства
Можно возразить, что отсылки к внутренней политике не
имеют смысла, поскольку речь идет о жизненно важных государ¬
ственных интересах. Государства нетерпимо относятся к отделе¬
нию своих частей, а именно это пытался сделать Дудаев. В каком
бы состоянии ни находился политический авторитет Ельцина,
он желал и чувствовал необходимость ликвидировать сепаратизм.
Территориальная целостность государства и контроль государ¬
Ельцин в гневе: вторжение в Чечню (декабрь 1994 года)
297
ственной власти над территорией являются «первоочередными
принципами» для лиц, принимающих решения, независимо от
уровня их политической легитимности или степени оборони¬
тельного поведения.
Такое обобщение внешне привлекательно, но мне оно пред¬
ставляется чрезмерным. С одной стороны, эта теория несовме¬
стима с мирным распадом СССР в 1991 году и Чехословакии
в 1993-м. С другой стороны, она не может объяснить характер
отношений Москвы с Чечней в течение трех лет до вторжения.
Первоначальная реакция Ельцина на провозглашение Чечней
независимости в ноябре 1991 года была именно такой, как пред¬
полагает эта теория: он призвал российские органы охраны
правопорядка усмирить желающих отделения. Но реакция пар¬
ламента оказалась непредвиденной, как и быстрое изменение
Ельциным своего решения.
После этого вопрос Чечни более чем на два года отошел на
задний план. Дудаев продолжал настаивать на провозглашенной
независимости своей республики от России, а Москва не мусси¬
ровала данный вопрос, вместо этого заключая соглашения
с другими республиками и регионами и предоставляя им различ¬
ные степени автономии, за исключением отделения. Почему
Москва так долго фактически игнорировала Дудаева? Возможно,
потому, что угроза, исходящая от провозглашения Чечней неза¬
висимости, не воспринималась как нечто серьезное. Междуна¬
родное сообщество отказалось признать независимость Чечни,
и чеченские власти не могли вступить в союз с другими государ¬
ствами, чтобы подтвердить свою независимость от Москвы.
Многие представители элиты в Москве считали существующий
уровень чеченского неповиновения вполне терпимым, в то время
как другие даже выступали за то, чтобы избавить Россию от не¬
обходимости удерживать этот бедный, маленький, периферий¬
ный, мятежный мусульманский регион. Почему же в 1994 году
Чечня вышла в политике на передний план? Почему Москва
внезапно перестала терпеть? Без учета иных соображений, по¬
мимо неизменных, «объективных» государственных интересов,
нельзя убедительно ответить на эти вопросы. Являлась ли ситуа¬
298
Глава 9
ция в Чечне терпимой или угрожающей, в конечном итоге зави¬
село от субъективных соображений: от представлений данного
человека о России и, в случае с высшими руководителями, от
того, насколько его политический авторитет был заложником
конкретных представлений.
Постепенное вовлечение
Этот взгляд заключается в том, что все более усиливающаяся
обуза в виде Чечни постепенно «засасывала» российское руко¬
водство. Если теория «безвариантных государственных интере¬
сов» случайности не признает, то инкрементализм предполагает
высокий уровень случайности.
Соответственно этой точке зрения, следует отметить следую¬
щие факты. Москва в начале 1994 года уже вовлекла Дудаева
в интенсивные переговоры в рамках более масштабных усилий
по развитию договорных отношений с наиболее активно стре¬
мящимися к автономии этническими республиками. Однако,
в отличие от правительства Татарстана, Дудаев не желал при¬
нимать даже максимальную автономию в составе России. Пе¬
реговоры длились около шести месяцев, и за это время у Моск¬
вы была возможность снять вопрос или усилить давление.
Москва предпочла помогать с вооружением оппозиции Дудае¬
ву и проводить секретные операции, пытаясь свергнуть его
и отрицая свою причастность на тот случай, если они станут
достоянием общественности. Эти операции почти достигли
успеха в ноябре 1994 года, но в конце того же месяца внезапно
потерпели крах. И тут Ельцин вновь мог отказаться от решения
этого вопроса. Но средства массовой информации в Москве
ухватились за эту проблему и начали широко освещать участие
российских военных в антидудаевском сопротивлении. Такая
огласка вынуждала правительство продемонстрировать, что оно
в состоянии завершить начатое и избежать поражения от рук
сепаратистских сил.
Это не объясняет, почему после провала переговоров летом
1994 года Москва решилась на эскалацию конфликта. Что меша¬
Ельцин в гневе: вторжение в Чечню (декабрь 1 994 года)
299
ло ей отодвинуть вопрос на задний план, где он благополучно
оставался на протяжении 1992-1993 годов? Почему Москва не
могла продолжать жить, смирившись с преступными вызовами
Дудаева — до тех пор, пока он не атаковал в лоб жизненно
важные интересы России, например, саботируя перекачку неф¬
ти или проводя погромы против этнических русских в Чечне?
Тот факт, что Чечня стала крупным центром организованной
преступности — торговли оружием и наркотиками, угона поез¬
дов и кражи нефти и газа, — возможно, заставлял российское
руководство задуматься, тем более что число таких преступлений
в 1991-1994 годах росло. Вполне вероятно, что рост и распро¬
странение ущерба, причиняемого Чечней российским экономи¬
ческим и общественным интересам, уже не позволяли россий¬
ским руководителям тянуть время. Все же надо было показать,
что лица, принимающие решения, считают необходимым как
можно скорее положить конец этим проблемам, что они не будут
с этим мириться и готовы пресечь это всеми средствами, вплоть
до вторжения.
Точно так же трудно поверить, что после провала тайных
операций СМИ спровоцировали Ельцина и его соратников на
то, что они в противном случае не пожелали бы сделать. Они
могли отстраниться и попытаться приглушить чеченскую про¬
блему; могли заблокировать этот регион; могли предпринять
новые секретные операции, в том числе, возможно, дальнейшие
попытки убийства Дудаева; могли активизировать свои усилия
по поддержке политической оппозиции в ожидании выборов
в Чечне, назначенных на октябрь 1995 года. Этому они предпо¬
чли военное вторжение. Вместо того чтобы списывать это ре¬
шение на публичную огласку, гнев или боязнь потерять лицо,
я более склонен искать объяснение, которое прояснило бы всю
картину событий, происходивших на протяжении 1994 года.
И хотя воспоминания одного лица, принимающего решения,
необязательно могут считаться достоверными, примечатель¬
но, что вице-премьер Н. Д. Егоров, министр по делам нацио¬
нальностей и регионов, один из сторонников жесткой линии,
призывавший Ельцина начать военные действия, в частном
300
Глава 9
порядке выразился в том плане, что «нужна маленькая побе¬
доносная война, как на Гаити. Надо поднимать рейтинг прези¬
дента»14.
Личное: необходимость борьбы
Согласно такому истолкованию, вторжение в Чечню просто
отражало личные качества Ельцина. С этой точки зрения Борис
Николаевич был предрасположен максимально энергично брать¬
ся за проблемы и преодолевать их в титанической борьбе. Чечня
была просто одним из примеров в череде подобных кампаний.
Несомненно, есть доля правды в утверждении, что вторжение
в Чечню соответствовало поведенческой тенденции, которую
Ельцин проявлял на протяжении всей своей жизни. Как отмеча¬
лось в главе второй, в своих первых воспоминаниях он предста¬
ет искателем риска, склонным решать проблемы традиционным
большевистским способом. Вторжение в Чечню, если исходить
из этих соображений, было просто вопросом выбора Ельцина
в 1994 году и отражало типичный для него способ решения
проблем. В крайнем варианте этого объяснения Чечня может
рассматриваться как ежегодная доза напряженной борьбы, не¬
обходимая ему для достижения психодинамического катарсиса;
если бы Чечни не было, ее бы следовало выдумать.
Проблема с только что приведенной интерпретацией заклю¬
чается в том, что такой подход сильно недооценивает Ельцина
и игнорирует другую сторону его личности и его послужной
список. Он намного сложнее, чем можно было бы предположить,
если ограничиться простым перечислением его титанических
сражений. Его коммунистическое воспитание привило ему оп¬
14 Цит. по: [Tishkov 1997: 218]. Тишков, советник Ельцина по национальным
вопросам, считает, что «чеченский кризис можно было разрешить различ¬
ными средствами и методами, без использования армии. Такие возможно¬
сти существовали вплоть до декабря 1994 года» [Tishkov 1997: 226]. Он
также считает, что «главной причиной решения президента [о вторжении
в Чечню] было поддержание собственной падающей популярности» [Tishkov
1997:218].

Ельцин в гневе: вторжение в Чечню (декабрь 1 994 года)
301
ределенную осторожность и прагматизм, которые сложились
в противоречивый набор предпочтений, составляющих его
личность. Его опыт взаимодействия с демократами в 1989 году,
в частности с Сахаровым, дал ему более ясное представление
о том, что именно он отстаивает, и это дополняло его понимание
того, с чем он борется [Colton 1995, ch. 3]. Его созревание как
личности включало рост терпимости к неоднозначности, которая
часто сдерживала его авторитарные наклонности или противо¬
речила им. Действительно, мы уже отмечали различные аспекты
политической деятельности Ельцина, свидетельствующие о его
благоразумии, прагматизме, терпимости к неоднозначности
и сознательном избегании менталитета «борца»: его усилия по
построению нации в России, позиция в отношении ближнего
зарубежья и стремление развивать отношения России с Западом.
Более того, даже с учетом реальности персоналистических
побуждений Ельцина в его титанической борьбе с оппонентами,
не следует закрывать глаза на его способность выбирать разные
стили поведения в зависимости от контекста, в котором он
действовал, и от политической силы его оппонентов. Я насчиты¬
ваю по крайней мере шесть «Ельциных» с 1987 года. Трое из них
эгоцентричны и непреклонны; трое в разной степени договоро¬
способны и интерактивны.
В первую группу входит Ельцин — грозный противник, метав¬
ший громы и молнии в Лигачева, Горбачева, путчистов, Верховный
Совет и Чечню, когда его терпение иссякало или его отношения
с ними достигали точки невозврата. Есть еще Ельцин — героиче¬
ский мобилизатор народа, получивший почти 90% голосов на
выборах 1989 года и стоявший на танке во время августовского
путча 1991 года. Затем есть Ельцин — патриарх, относящийся
к своим политическим иждивенцам как к своей большой семье,
от которой он требует послушания и отпускает грехи тем, кто
«согрешил», и рассматривающий Россию как свою вотчину,
внутри которой он распределяет наказания и награды.
Во второй группе (в которой автократические тенденции
Ельцина сдерживаются или подавляются) он — жесткий, но
гибкий делец, который попеременно умоляет, торгуется, угрожа¬
302
Гл ав a 9
ет и соглашается, чтобы заключить сделку, как, например, в его
ежегодных сражениях с Думой за бюджет. Кроме того, есть Ель¬
цин — уважительный, деловитый собеседник-, эту позицию он
занимал (когда был здоров и трезв) в своих отношениях с глава¬
ми государств, над которыми Россия практически не имела
контроля: Китая, Восточной Европы, а также небольших или
средних стран15. Наконец, есть Ельцин — рубаха-парень; эту
позицию он занимал, имея дело с главами государств G-7 («мой
друг» Билл, Гельмут и даже Рю).
Безусловно, личностные качества Ельцина играли роль в при¬
нятии им решений. В частности, если говорить о 1994 годе, чув¬
ствительность Ельцина к пренебрежению со стороны оппонентов
сделала его менее склонным к достижению компромисса с Дуда¬
евым. Президент Татарстана Шаймиев рассказывал Валерию
Тишкову:
Во время своего визита в Татарстан в марте 1994 года
Ельцин сказал мне, что несмотря на то, что в Совете безо¬
пасности с ним не все согласны, он готов к переговорам
с Дудаевым по татарстанской модели. Но потом вдруг
пресса сообщила (вероятно, это было сделано намеренно),
что Дудаев отзывается о нем негативно. Видимо, с этого
момента Ельцин (несомненно, под влиянием помощников
и некоторых членов правительства, лелеющих президент¬
ское эго) исключил Дудаева из списка тех, с кем он мог хоть
как-то общаться16.
Тем не менее переговоры о компромиссе — это одно; вторже¬
ние — дело другое. Имелось много промежуточных альтернатив.
То, что Ельцин избрал в декабре 1994 года наиболее радикаль¬
ный вариант, нельзя объяснить только его личностными каче¬
ствами.
15 Сюда можно отнести подкатегорию «благоговейный собеседник», о чем
свидетельствует его более раннее поведение при встрече с патриархом
Алексием. См., напр., [Костиков 1997: 134, 240].
16 Цит. по: [Tishkov 1997: 187].

Ельцин в гневе: вторжение в Чечню (декабрь 1994 года)
303
Сила против авторитета
Еще одна альтернатива моей политической интерпретации
касается степени, до которой в 1994 году Ельцин чувствовал для
себя необходимым заняться политической обороной. Известно,
что отношения между парламентом и исполнительной властью
в течение этого года были намного более стабильными, чем
в период, предшествующий принятию в декабре 1993 года кон¬
ституции, которая предусматривала сильную президентскую
власть и слабую законодательную ветвь и формально защищала
президента от импичмента. Если бы Ельцин верил в надежность
и долговечность этих формальных договоренностей, он не должен
был бы ощущать потребность в политической обороне и мог бы
решать проблему Чечни не столь безотлагательно. Предположи¬
тельно он мог бы иначе отреагировать на провал переговоров
с Дудаевым и / или провал секретных операций. Он был в объ¬
ективно сильной позиции.
Этот аргумент предполагает, что политика в слабо институци¬
онализированных режимах работает примерно так же, как поли¬
тика в сильно институционализированных режимах. Я бы реши¬
тельно оспорил это предположение. Политика в Москве, как
советская, так и постсоветская, характеризовалась необычайно
высокой степенью неопределенности относительно срока пре¬
бывания лидеров у власти. Лидеры постоянно беспокоились
о том, как застраховаться от преждевременной политической
кончины. В отличие от лидеров в более строго институционали¬
зированных (или конституционализированных) режимах, кото¬
рым достаточно стремиться в политике лишь к «минимальным
выигрышным коалициям», как советские, так и постсоветские
лидеры чувствовали необходимость в существенной перестра¬
ховке. Это может объяснить, почему все они принимали програм¬
мы, которые обещали множество благ практически всем и, сле¬
довательно, оказывались невыполнимы. На фоне нарушенных
обещаний шаткость обладания полномочиями становится все
более серьезной, а лидер — все более чувствительным к растущей
враждебности или скептицизму внутри политического исте¬
304
Глава 9
блишмента. Временные горизонты лидера сокращаются, а его
порог принятия риска снижается. Как мы видели в главе восьмой,
мемуарные свидетельства подтверждают такую интерпретацию
настроений Ельцина в 1994 году. Несмотря на то что он (в отли¬
чие от своих предшественников) был избран на фиксированный
срок полномочий, он, как и они, всегда был вынужден думать
о своей политической безопасности и не мог воспринимать ее
как должное. Он опасался неконституционных действий со
стороны представителей элиты, а также был разочарован резуль¬
татами опросов общественного мнения, свидетельствующих
о резком падении его популярности. Основывая свои отношения
с военачальниками на личных связях, он не мог принимать как
должное их лояльность процессуальному конституционному
порядку. Ельцин мог все еще обладать властью, но он терял ав¬
торитет и знал это.
Политическое объяснение не отрицает роли личности и влия¬
ния возрастающего масштаба угроз государственным интересам
на выбор, который делают лица, принимающие решения. Скорее
в данном случае этого недостаточно для объяснения сроков
и результатов или же для объяснения различий между аналогич¬
ными случаями. В политическом объяснении предполагается,
что вмешивающаяся политическая переменная — необходимость
сохранения авторитета — может определять разницу между
выбором милитаризованных и немилитаризованных реакций на
угрозы интересам государства. Лидеры в политической обороне
часто излишне остро реагируют на вызовы17.
17 Ельцин не в восторге от такой трактовки. В своих последних воспоминани¬
ях он деликатно выражает свое несогласие: «Существовала такая теория:
мол, Ельцин пошел на обострение с Чечней ради укрепления своего автори¬
тета, ради ужесточения режима президентской власти. Чушь! Бред!» [Ельцин
2000: 58].

Глава 10
Последние успехи Ельцина
Ельцин вторгся в Чечню отчасти для того, чтобы вернуть себе
политический авторитет. Однако это обернулось очевидной ка¬
тастрофой. Год спустя парламентские выборы в декабре 1995 го¬
да привели к тому, что в составе новой Думы радикальные на¬
ционалисты и коммунисты преобладали даже больше, чем
в предыдущей. Популярность Ельцина упала до беспрецедентно
низкого уровня: процент респондентов (в социологическом
опросе в январе 1996 года), которые выбрали бы его в тот день
президентом, находился в пределах однозначных чисел1. В июне
1996 года ожидались президентские выборы, и оставалось неяс¬
ным, сможет ли Ельцин вернуть себе популярность у электората
в достаточной степени, чтобы победить на них.
Президентские выборы 1996 года
Ельцину пришлось решать, какую позицию занять в прези¬
дентской избирательной кампании. Следует ли ему, выступая на
патриотической и жесткой платформе, пытаться апеллировать
к тем избирателям, которые поддержали его оппонентов? Или же
следует попытаться отстраниться от оппонентов, мобилизовав
умеренные и антикоммунистические группы? Изначально Ельцин
«Вечерняя Москва» (1996.24 янв. С. 1) сообщала о результатах правдоподоб¬
ного социологического опроса, где Ельцин занял шестое место среди потен¬
циальных кандидатов с 4 % поддержки.

306 Глава 10
склонялся к националистической платформе и к образу защит¬
ника целостности Российского государства и нации. Однако
в марте 1996 года новые советники убедили его сменить курс. Он
заменил свою старую команду консультантов и решил предста¬
вить себя кандидатом мира, порядка, стабильности и прогресса.
Он решил изобразить своего главного соперника на выборах
Г. А. Зюганова реставратором тоталитаризма, а себя представить
как того, кто спасет нацию от возврата к сталинизму. Он унич¬
тожил коммунизм, и теперь он позаботится о том, чтобы тот
остался мертвым. Он пообещал положить конец военным дей¬
ствиям в Чечне и начал переговоры об этом непосредственно
в ходе избирательной кампании. Он использовал свой контроль
над государственными ресурсами и поддержку медиамагнатов
для того, чтобы доминировать в эфире и очернять своих оппо¬
нентов. Он безнаказанно нарушил законы о финансировании
избирательной кампании. Перед вторым туром выборов в борь¬
бе против Зюганова он привлек умеренный националистический
электорат, включив в свою правительственную команду генерала
А. И. Лебедя. Он работал с международными организациями над
сроками объявления об экономической помощи России. Это
была блестящая и успешная стратегия, хотя и сопровождавшая¬
ся процедурными нарушениями избирательного законодатель¬
ства. В результате Ельцин легко победил на выборах2.
В 1989-1991 годах Ельцин успешно вел политическую игру на
поляризацию, постоянно переигрывая Горбачева в борьбе за
активную поддержку, голоса и одобрение сил, выступающих
против истеблишмента. В 1996 году он также играл в игру на
поляризацию, но иного рода. Он успешно определил эту кампа¬
нию как выбор между стабильным мирным прогрессом и насиль¬
ственным восстановлением тоталитаризма. Поскольку манипу¬
ляции со СМИ позволили ему внедрить такое представление
о выборе в сознание рядового избирателя, он оказался в состоя¬
нии апеллировать как к радикальным антикоммунистическим
избирателям, так и к умеренным, «центристским», которые —
2 Это краткое изложение президентской кампании основано на [McFaul 1997].

Последние успехи Ельцина
307
сколь бы сильно ни отталкивала их политика Ельцина — опаса¬
лись тоталитарного реванша больше, чем сохранения статус-кво.
Если в 1989-1991 годах Ельцин способствовал свержению ком¬
мунизма, играя на наиболее революционных силах в обществе,
то в 1996 году он защищал свою позицию во власти, полагаясь на
умеренную середину политического спектра.
В отличие от своих предшественников, Ельцин вернул себе
политический авторитет. Ему удалось это лишь благодаря тому,
что избирательная система обеспечила ему для подтверждения
своего авторитета каналы связи с обществом. Эти каналы корен¬
ным образом отличались от политических структур, в рамках
которых осуществляли руководство его предшественники. Гор¬
бачев мог пойти по тому же пути в 1989 году, но к тому времени,
когда он осознал, насколько уязвимой стала его программа перед
лицом центробежных сил, ему не хватило уверенности в себе,
чтобы проверить собственный авторитет, организовав публич¬
ные президентские выборы.
Восстановив свой разрушенный авторитет, Ельцин получил
четырехлетний срок, в течение которого он должен был испол¬
нить свое обещание наступления стабильного и светлого буду¬
щего. Во внутренней политике он выступал как за стабильность,
так и за отчетливый прогресс на пути к более благополучному
будущему; во внешней политике — как за защиту интересов
России в качестве «великой державы», так и за сотрудничество
с Западом. Чтобы реализовать мандат, полученный им при пере¬
избрании, Ельцин должен был и дальше устранять противоречия
между своей политикой и трениями в созданной им системе, и на
этот раз с лучшими результатами.
Но заниматься этим ему пришлось в очень ослабленном фи¬
зическом состоянии. В 1995 году у него случился сердечный
приступ; в июле 1996 года последовало еще несколько. В ноябре
1996 года он перенес пятикратное шунтирование сердца, после
чего последовала длительная пневмония. Он смог снова стабиль¬
но функционировать только в феврале 1997 года. Больше он
никогда не будет здоров. В период до своей добровольной отстав¬
ки (31 декабря 1999 года) Ельцин периодически попадал в боль¬
308 Глава 10
ницу с бронхитом, пневмонией или сердечными заболеваниями.
Он никогда не был по-настоящему здоров, но время от времени
вновь обретал работоспособность. На протяжении этих периодов
он стремился продвигать ту программу, за которую выступал,
заботясь при этом и об обеспечении твердой поддержки своей
личной власти.
Оглядываясь назад на то, как Ельцин одновременно преследо¬
вал свои противоречивые цели, словно созданные для высокой
драмы, но с элементами трагедии, героизма и зачастую — фарса,
можно сказать, что у него было много последних успехов и мно¬
го трудностей, но в конце концов он оказался тем, кто смеется
последним.
Изменение значения понятия «реформа»
После залоговых аукционов 1995 года во многих секторах
российской экономики доминировали около 15-20 чрезвычайно
богатых людей, контролировавших крупнейшие финансово¬
промышленные группы и связанные с ними банки3. Тесные
связи с высокопоставленными правительственными чиновника¬
ми позволяли им выкачивать из государства огромные суммы,
в том числе гранты и ссуды от международных организаций.
Имена некоторых из этих плутократов знакомы читателям за¬
падных газет: Б. А. Березовский, В. А. Гусинский, В. О. Потанин,
П. О. Авен, М. Б. Ходорковский, Р. И. Вяхирев и многие другие.
Эта новая, кланово-капиталистическая экономика отражала сим¬
биоз государственных и частных интересов, эффективно ремо-
нополизировавший ключевые секторы экономики. Некоторые из
этих так называемых олигархов в обмен на финансирование
президентской кампании Ельцина получили должности на уров¬
не кабинета министров в его правительстве. Доказано, что при¬
вилегии, которыми пользовались некоторые из этих людей
(особенно Березовский) в 1994-1999 годах, развратили семью
3 Подробный обзор см. в [Johnson 1997].

Последние успехи Ельцина
309
Ельцина и заставили его выбирать между терпимостью к корруп¬
ции или расправой с собственной семьей4.
В правительство Ельцина и в круг его влияния также входили
самопровозглашенные «реформаторы», чьи заявленные цели
заключались в борьбе с коррупцией, повышении собираемости
налогов, маркетизации экономики, реструктуризации промыш¬
ленности и поощрении конкуренции в недавно монополизиро¬
ванных секторах5. Среди этих «реформаторов» были Е. Т. Гайдар,
Б. Г. Федоров, А. Б. Чубайс, С. В. Кириенко, Б. Е. Немцов и др.
Премьер-министр В. С. Черномырдин до своего увольнения
в 1998 году лавировал между лагерями. Ельцин сознательно занял
в своем президентском и правительственном «судилище» место
выше двух основных группировок. Он настраивал их друг против
друга, оставляя за собой роль «верховного арбитра». Обе груп¬
пировки хотели, чтобы Россия оставалась открытой для Запада,
не в последнюю очередь потому, что интересы обеих требовали
непрерывного получения займов от МВФ и Всемирного банка.
Таким образом, они объединились в противостоянии изоляци¬
онистским и реваншистским силам в парламенте. Но когда те
ослабевали или речь шла о не касающихся их вопросах, «олигар¬
хи» и «реформаторы» чаще всего были готовы перегрызть друг
другу глотки6.
В результате этой новой комбинации политических сил слова
«радикальная реформа» приобрели новое значение. В 1992—
1994 годах, в период пребывания Ельцина на вершине власти,
4 Наилучшим образом эти запутанные обстоятельства описаны в [Reddaway,
Glinski 2001, ch. 8].
5 Я помещаю слово «реформаторы» в кавычки, потому что некоторые из них
использовали свою власть только для того, чтобы свить себе теплое гнез¬
дышко за счет плутократов, и не были заинтересованы в сокращении кор¬
рупции или демонополизации экономики. «Олигархи» — термин, который
«реформаторы» применяли к плутократам как группе. Наиболее убедитель¬
ную разработку этой точки зрения, где Чубайс предстает в виде вожака
волков в овечьей шкуре «реформаторов», см. в [Wedel 1998].
6 Я благодарен за этот комментарий Леониду Килю, докторанту отделения
политических наук Калифорнийского университета в Беркли.

310
Глава 10
они означали прорыв в новую систему. Однако в 1996-1997 годах
Ельцин пересмотрел свою программу, усилив роль постепенного
прогресса в рамках созданной им новой системы. В этом контек¬
сте «радикальная реформа» стала означать конкретные полити¬
ческие мероприятия — легализацию собственности на землю,
улучшение собираемости налогов, снижение коррупции, бюд¬
жетные ограничения, стабилизацию обменного курса рубля, —
которые, как казалось, соответствовали требованиям для полу¬
чения кредитов МВФ, хотя иногда (но не всегда) противоречили
укоренившимся материальным интересам олигархов. Поскольку
и олигархи, и реформаторы выступали за получение кредитов
МВФ, один наблюдатель даже пришел к выводу, что разногласия
между ними были инсценированы с целью манипулирования
аудиторией на международной арене [Hough 2001].
Учитывая усиление олигархов и их связь как с правительст¬
венными чиновниками, так и с представителями организованной
преступности, реформистские мероприятия имели гораздо
меньше шансов изменить экономический порядок, чем програм¬
ма макроэкономической стабилизации 1992 года и программа
приватизации 1992-1995 годов. Это привело к тому, что наблю¬
датели восприняли второй срок Ельцина у власти преимущест¬
венно как фарс. Подобно тому как Брежнев в течение своих по¬
следних шести лет у власти использовал прогрессивную ритори¬
ку, руководя при этом углубляющимся застоем, Ельцина также
изображали цинично произносящим правильные слова, не делая
ничего, чтобы попытаться изменить реальную ситуацию7.
Хотя мы не можем точно знать, что было на уме у Ельцина,
маловероятно, чтобы он оценивал свои действия в таком ключе.
Как обсуждалось в главе второй, Ельцин всегда жил на грани,
всегда стремился к риску, считал своим предназначением вести
страну к земле обетованной [Ельцин 1994: 84, 197; Ельцин 1990:
И]8, ненавидел брежневский застой и горбачевские полумеры.
7 Эта тема также рассматривается в [ Hough 2001 ].
8 Еще примеры этого в изложении соратников и наблюдателей см. в [Федоров
1995: 58; Суханов 1992: 225].

Последние успехи Ельцина
311
Вряд ли он согласился бы на то, чтобы просто держаться за власть
в условиях системного застоя на фоне личного одряхления.
Верно, что в последние годы он постарел и утратил здоровье. Но
он был усталым и больным и тогда, когда решил баллотировать¬
ся на второй президентский срок, причем не из-за денег; личные
материальные блага, похоже, никогда не мотивировали этого
человека. В собственном сознании, судя по риторике его прези¬
дентской кампании, он по-прежнему считал себя одновременно
гарантом против коммунистической реставрации и проводником
в прогрессивное будущее9.
Это не должно удивлять; лидеры склонны развивать самооцен¬
ку и некое собственное видение. Ельцин когда-то считал себя
и старался выглядеть великим революционером, а затем и вели¬
ким строителем системы. Он, вероятно, после 1995 года не осо¬
знавал пределов своих возможностей изменить структуру инте¬
ресов, но он проводил свою кампанию за переизбрание на осно¬
ве идей стабильности и прогресса, хотя и в рамках созданной им
системы. Его модель поведения в 1997-1998 годах можно рассмат¬
ривать как модель сбитого с толку, но решительного лидера,
9 См., напр.: ИТАР-ТАСС. 1996. 6 марта (FBIS-SOV-96-045. Р. 24); РТВ. 1996.
6 апр. (FBIS-SOV-96-068. Р. 22,25,26); Российские вести. 1996. 30 апр. (FBIS-
SOV-96-084. Р. 26); 1-й канал «Останкино». 1996. 19 мая (FBIS-SOV-96-098.
Р. 5). Его представление о себе как о гаранте против коммунистической
реставрации неоднократно фигурирует в его последних мемуарах [Ельцин
2000: 17, 24, 187, 211-213, 218, 240, 268, 333]. Эти воспоминания написаны
в основном для самооправдания и не могут использоваться как достоверный
источник информации о тех или иных событиях и их причинах. Но, как
и большинство документов подобного рода, они могут быть полезны тем,
что в них раскрываются важные идеи и взгляды автора и рассказывается
о том, чем он больше всего хочет запомниться. Кроме того, можно считать
правдивыми раскрытые там нелестные для автора факты, как, например,
когда Ельцин сообщает, что он практически был готов в 1996 году отменить
президентские выборы и запретить коммунистическую партию [Ельцин
2000:245], или о своей алкогольной зависимости в 1994-1995 годах [Ельцин
2000: 318-319]. Несмотря на то что Ельцин не сам писал эти (как и более
ранние) мемуары, у нас есть все основания полагать, что его «литературный
негр» Юмашев очень хорошо понимал, как Ельцин хотел увидеть себя
изображенным.

312 Глава 10
пытавшегося исполнить свои обещания, но обладавшего лишь
ограниченным пониманием политики и узким диапазоном ин¬
туитивных реакций на разочарование.
В то же время Ельцин был прирожденным политиком, дейст¬
вующим в слабо институционализированной системе. Он не мог
быть уверен, что обезопасил себя от смещения с должности,
только потому, что подтвердил свою власть на публичных выбо¬
рах. Он также не мог ожидать, что уход в отставку будет для него
приятным, если его все еще можно будет привлечь к судебной
ответственности за нарушения, якобы совершенные во время
президентства. Поэтому на время операции на сердце он передал
контроль над «ядерным чемоданчиком» премьеру Черномырди¬
ну. Но одним из его первых действий после прихода в сознание
было возвращение контроля над «чемоданчиком» и подтвержде¬
ние того, что исполняющий обязанности президента больше не
нужен; еще одним — отставка Лебедя, его советника по нацио¬
нальной безопасности. В общем, весь второй срок Ельцин был
занят как решением политических дилемм, так и защитой своей
личной политической безопасности.
После того как в начале 1997 года он выписался из больницы,
пережив приступ пневмонии, оставшуюся часть второго срока
Ельцина можно разделить на два периода, разделенных финан¬
совым кризисом августа 1998 года. В течение первого периода
Ельцин проводил политику, в которой «движение вперед» урав¬
новешивалось со стабильностью. Во второй период (сентябрь
1998 года — декабрь 1999 года) он сосредоточился главным об¬
разом на поддержании стабильности, в значительной степени
признал свою неспособность на дальнейшее реформирование
системы и активизировал поиск стратегии собственного ухода.
После финансового кризиса возросли угрозы его личной безо¬
пасности: импичмент, принудительная отставка и судебное
преследование его и членов его семьи за коррупцию. Стратегия
ухода Ельцина была направлена на поддержание социальной
стабильности с одновременным созданием политических усло¬
вий, которые обеспечили бы ему достойный выход в отставку
и иммунитет от судебного преследования.

Последние успехи Ельцина
313
Балансирование между стабильностью и реформами
(февраль 1997 года — август 1998 года)
Осенью 1996 года, в свете недееспособности Ельцина, ведущие
политики начали готовиться к очередной президентской гонке.
Лебедь, Зюганов и другие вели себя так, словно считали скорую
кончину президента неминуемой. Политическая атмосфера, ка¬
залось, воспроизводила экстремистскую риторику первого тура
президентских выборов 1996 года. Таким образом, Лебедь и Зю¬
ганов публично призывали Ельцина уйти в отставку. Оба в апо¬
калиптическом духе вещали о предстоящих волнениях среди
рабочих, о мятеже в армии, о конфронтации с Украиной и о злоб¬
ных планах США в отношении России10 11. Другой потенциальный
кандидат в президенты, мэр Москвы Ю. М. Лужков, тоже вклю¬
чился в гонку, сделав весьма провокационные заявления о правах
России на Крым11. Без кота мышам раздолье, а мыши и правда
резвились, движимые комбинацией амбиций и стимулов, встроен¬
ных в избирательную систему: она предполагала проведение новых
президентских выборов в течение 90 дней после смерти или не¬
дееспособности президента.
Когда Ельцин оправился от операции на сердце и пневмонии, он
энергично взялся за дело. Казалось, он был полон решимости
продемонстрировать, что остается главным и что способен акти¬
визировать систему и преодолеть источники застоя. В своем еже¬
годном обращении к Федеральному собранию 6 марта 1997 года
обозреватель Би-би-си отметил, что «президент выглядел вполне
прилично и его голос был сильным. Он без посторонней помощи
и довольно быстро подошел к трибуне и произнес речь стоя»12.
10 НТВ, РТР. 1996.5 авг.; Известия. 1996.7 сент.; ИТАР-ТАСС. 1996.9 сент., 1 окт.,
14 окт.; РТВ. 1996.8 окт.; Вечерняя Москва. 1996. 25 сент.; Флаг Родины. 1996.
5 окт. Поиск источников проведен по Lexis-Nexis.
11 Известия. 1996. 3 окт.
12 ВВС Summary of World Broadcast. 1997. March 7. Группа бывших советников
Ельцина и правительственных чиновников пишет, что двойное выздоровление
президента — сначала после операции на сердце, а затем от пневмонии — со¬
здало у него иллюзию возвращения в прежнюю форму [Батурин и др. 2001:732].

314 Глава 10
Речь была резко критической; он признал множество проблем,
заявил, что «терпение народа на пределе», и обвинил в кризисе
коррумпированных, привилегированных «авторитетов» и «вы¬
сокопоставленных чиновников» — да и вообще всех, кроме себя
самого. Он заявил, что собирается заменить высокопоставленных
государственных чиновников «компетентными и энергичными
людьми» и что берет некоторые из этих вопросов под свой лич¬
ный контроль. Необходимо было собирать налоги, бороться
с коррупцией, отменять льготы, вовремя выплачивать пенсии
и заработную плату, улучшать социальные услуги — целый ряд
грандиозных задач.
Ссылаясь на свою роль строителя системы, Ельцин назвал
многие из этих изменений политики реформами: налоговая ре¬
форма; реформа пенсионной системы; реформа ЖКХ; реформа
армии; реформирование социальной сферы. Но предлагаемые им
решения являлись в основном внутрисистемными политически¬
ми изменениями и заявлениями о стремлении, а не стратегиями
преодоления ограничений на изменения, представленных суще¬
ствующей конфигурацией бюрократической, экономической
и политической власти. Основная стратегия заключалась в заме¬
не ленивых чиновников («основные причины наших проблем
кроются здесь») и «наведении порядка». Он закончил свое высту¬
пление банальным заявлением: «Вместе мы наведем порядок —
порядок в России, для России, во имя России»13. В считаные дни
Ельцин перетряхнул высшие круги своего правительства. Он
вернул Чубайса и привлек реформатора Немцова, молодого гу¬
бернатора Нижегородской области; обоим было присвоено звание
«первый вице-премьер». Он уволил министра сельского хозяйст¬
ва и министра энергетики, которые были близки премьеру Чер¬
номырдину. Он также сменил министра обороны. Чубайс и Нем¬
цов во имя радикальной реформы начали наступление на не¬
которых олигархов, но не на того из них (Потанина), кто был
13 Позднее Ельцин писал об этой речи: «Необходимо наводить порядок. Пре¬
жде всего — во власти. И я его наведу. Правительство оказалось не способ¬
но работать без президентского окрика» [Ельцин 2000: 74].

Последние успехи Ельцина
315
наиболее тесно связан с самим Чубайсом. Премьер Черномырдин,
которого часто считают защитником олигархов из-за его тесных
связей с лобби, занимающимся экспортом энергоресурсов, урав¬
новешивал мощный альянс игроков, в основные цели которых не
входила защита близких к Черномырдину олигархов.
Борьба продолжалась весь 1997 год с попеременным выигры¬
шем каждой из сторон. Ельцин в значительной степени стоял над
схваткой, позволяя противоборствующим силам сражаться
и натравливая их друг против друга. Это отвечало его целям как
высшего арбитра и, как казалось, не препятствовало экономиче¬
скому прогрессу, поскольку 1997 год был отмечен относительной
стабильностью в экономике и первыми признаками экономиче¬
ского роста. Тем не менее к концу декабря премьер Черномырдин
восстановил свою власть в правительстве и вновь утвердился
в качестве ведущего лидера российской экономической полити¬
ки. Он убедил Ельцина освободить Чубайса и Немцова от их
портфелей министра финансов и министра энергетики и топли¬
ва соответственно, хоть они и остались в кабинете министров.
Однако статистика роста за 1997 год была обманчива; накап¬
ливались признаки надвигающегося экономического и полити¬
ческого кризиса. Даже будучи не вполне здоров, Ельцин навер¬
няка был в курсе публичных заявлений некоторых олигархов
о том, что они более могущественны, чем политическое руковод¬
ство. Он также не мог игнорировать тот факт, что его риториче¬
ские призывы к увеличению автономии государства от олигархов,
увеличению собираемости налогов и переходу от «олигархиче¬
ского капитализма» к так называемому «народному капитализму»
не находили практического применения14. К марту 1998 года он,
должно быть, знал, что прошлогодние успехи в выплате зарплат
нивелировались и что задолженность по зарплатам снова накап¬
ливалась. Ему, безусловно, сообщили, что на 9 апреля заплани¬
14 См. его выступление от 24 сентября 1997 года, где он призвал к передаче
государственных доходов государственному банку, который должен быть
создан в ближайшее время как средство уменьшения зависимости государ¬
ства от магнатов (Российские вести. 1997. 25 сент.).

316
Глава 10
рованы протесты рабочих и что коммунистическая и национа¬
листическая партии попытаются использовать события этого
дня, чтобы придать импульс парламентским выборам 1999 года
и президентским выборам 2000 года. Фактически Дума планиро¬
вала вынести вотум недоверия его правительству. Падение цен
на нефть, а также влияние на российские фондовые рынки ази¬
атского финансового кризиса только усугубили экономические
проблемы, угрожая повернуть вспять движение в сторону эко¬
номического роста.
От Ельцина не требовалось разбираться во всех сложностях;
ему нужно было только ощутить тенденцию, которая могла
привести к зловещим экономическим и политическим последст¬
виям. Когда Ельцин был моложе и здоровее, политическая ин¬
туиция сочеталась у него со сложным расчетом. Теперь, когда он
стал старше и потерял здоровье, интуитивное чутье у него
сохранилось, хотя его способности к расчету снизились. В первые
месяцы 1998 года Ельцин почувствовал, что дела идут не так, как
он планировал. В своем «Послании о состоянии Федерации» от
17 февраля 1998 года15 он признал улучшение темпов экономи¬
ческого роста, но вернулся ко многим мрачным темам своего
выступления 1997 года, потребовав от правительства «положить
конец росту неплатежей» и пригрозив: «Если правительство не
может выполнить эти стратегические задачи, у нас будет другое
правительство».
В прошлом при аналогичных обстоятельствах Ельцин, как
правило, погружался в раздумья и после краткого периода
уныния или сознательного личного отсутствия возвращался
с планом, позволявшим вновь перехватить инициативу. Это же
произошло и в марте 1998 года. Оставаясь вне поля зрения
общественности на протяжении многих недель16, он вернулся
15 BBC Worldwide Monitoring. Former Soviet Union — Political. 1998. February
17. Internet edition. «Yeltsin warns government must reduce public indebtedness
or be replaced» («Ельцин предупреждает, что правительство должно умень¬
шить государственную задолженность, или он его заменит»).
16 The New York Times. 1998. March 24.

Последние успехи Ельцина
317
с неожиданным заявлением о том, что увольняет высших госу¬
дарственных деятелей, отвечающих за управление экономикой:
Чубайса; А. С. Куликова, министра внутренних дел; и, что самое
поразительное, самого Черномырдина, премьера-ветерана. Та¬
кой внезапной и полной «генеральной уборкой» Ельцин, не¬
видимому, надеялся показать, что все еще находится у власти,
что его следует бояться; по-видимому, он также надеялся создать
новую команду и сформулировать новую стратегию, направ¬
ленную на выход из тупика в управлении экономикой и реали¬
зацию его заявления о намерении двигать историю вперед по¬
средством более энергичной «реформаторской» политики. По
крайней мере, именно такой образ он пытался создать для
публики17.
На смену Черномырдину Ельцин назначил бывшего замести¬
теля министра топлива и энергетики С. В. Кириенко. Кириенко
мог импонировать ему по нескольким причинам: он был профес¬
сионалом, хорошо осведомленным о макроэкономической ситуа¬
ции в России; он был откровенен, прагматичен и склонен считать,
что знает, как спасти экономику от возобновившейся стагнации18.
Кроме того, Кириенко был молод (всего 36 лет), ранее успешно
строил свой бизнес (то есть понимал и старую, и новую систему),
а также был выходцем из провинции (а значит, еще не попал под
контроль каких-либо московских олигархов). Кириенко являлся
ставленником первого вице-премьера Немцова, но был еще
слишком молод и не имел потенциала, чтобы угрожать президен¬
ту в политическом плане; следовательно, он, вероятно, мог ока¬
заться и способным, и политически верным. В лице Кириенко
Ельцин, похоже, нашел умного, лояльного, энергичного, профес¬
сионального технократа, готового играть по установленным
президентом политическим правилам и способного, возможно,
17 В [Батурин и др. 2001:732,795] утверждается, что Ельцин руководствовался
чувством собственной миссии, желая войти в историю как успешный ре¬
форматор.
18 Об этом см.: Независимая газета. 1998.27 марта. С. 1-2. См. также разговор
Ельцина с Кириенко в [Ельцин 2000: 103-114].

318
Гл а в a 10
добиться положительных экономических результатов. Он мог
вдохнуть новую энергию во все более застойный правящий режим
и, возможно, подготовить его к серьезным политическим испы¬
таниям 1999-2000 годов. И все это он мог сделать, не пытаясь
заставить президента России уйти в отставку. Таким образом,
Ельцин сделал выбор, способствовавший, как казалось, одновре¬
менно успехам его политической власти и экономической поли¬
тики. Этот выбор, безусловно, соответствовал его избирательно¬
му мандату — сочетать экономический прогресс с социальной
стабильностью.
Более того, Ельцин был готов пойти на реальный политиче¬
ский риск, чтобы добиться ратификации назначения Кириенко
в Думе. Ему потребовался целый месяц, чтобы победить, и то
только после третьего и последнего голосования. Ельцин по¬
переменно угрожал, уговаривал, увещевал, агитировал и под¬
купал депутатов парламента, чтобы те согласились с его выбо¬
ром. Проиграв первые два раза, он мог предложить альтерна¬
тивного кандидата. Но вместо этого он решил пойти ва-банк,
позволив Думе отклонить его кандидата в третий раз и тем
самым добиться ее роспуска и досрочных парламентских выбо¬
ров. Это в равной мере было угрозой как для Думы, так и для
самого Ельцина, поскольку российский президент, популяр¬
ность которого падает в опросах, должен был бы опасаться, что
в результате новых выборов получит парламент еще более
враждебный, чем нынешний. Тем не менее Ельцин продолжил
держаться за Кириенко, сделал очень мало политических или
кадровых уступок оппозиции в Думе и в конечном итоге побе¬
дил. Кириенко сформировал кабинет чиновников-экономистов,
в основном из числа молодых технократов из провинции. Ель¬
цинский «переворот» в марте-апреле 1998 года увенчался успе¬
хом. Ельцин подтвердил и усилил свою власть, вновь взял ини¬
циативу в свои руки и создал правительство, которое давало
надежду на преодоление некоторых из препятствий на пути
экономического прогресса.
Однако Ельцин не знал, что он купил себе отсрочку всего на
несколько месяцев.

Последние успехи Ельцина
319
Балансирование между стабильностью и личной властью
(август 1998 года — декабрь 1999 года)
В первые годы своего второго президентского срока Ельцин
стремился совместить политическую стабильность, личную
власть и экономический прогресс. В последние полтора года
перед своей отставкой он пытался обеспечить стабильность
и личную власть, добиваясь иммунитета от судебного преследо¬
вания после своего ухода с должности. Этот поиск личной
безопасности сочетался с заботой Ельцина о социальной стабиль¬
ности. Если произойдет «социальный взрыв», он вполне может
смести и Ельцина. Поиски иммунитета также соответствовали
его представлениям о себе как гаранте против коммунистической
реставрации, поскольку никакая гарантия неприкосновенности
не стоила бы бумаги, на которой она написана, если бы комму¬
нисты выиграли парламентские и президентские выборы 1999¬
2000 годов. Что Ельцин исключил из своих приоритетов в этот
период, так это прежний упор на прогресс в экономике. Это
упущение явилось косвенным результатом финансового краха
в августе 1998 года, продемонстрировавшего несостоятельность
созданной Ельциным экономической системы и дискредитиро¬
вавшего как «олигархов», так и «радикальных реформаторов».
Не имея представления, как исправить экономическую ситуацию,
Ельцин сосредоточился на поиске правительственной команды,
которая воссоздала бы хоть какую-то экономическую и полити¬
ческую стабильность, при этом защищая его от угроз импичмен¬
та и обвинений в коррупции, которые все накапливались19.
Возвращение Ельцина к акценту на «стабильности» привело
к тому, что после августовского финансового кризиса он уволил
Кириенко и призвал обратно Черномырдина20. Дважды Ельцин
19 В [Батурин и др. 2001: 778] утверждается, что если до августа 1998 года
Ельцин находился во власти реформистской миссии, то после этого он
полностью посвятил себя поиску преемника.
20 Ельцин утверждает, что видел в Черномырдине «тяжеловеса», способного
найти компромиссы, которые стабилизируют ситуацию [Ельцин 2000: 176,
181]. Он также утверждал, что для продвижения вперед необходимо молодое

320
Гл а в a 10
выдвигал Черномырдина на пост премьер-министра; дважды
Дума отклоняла его кандидатуру. Ранее, в 1998 году, когда он
выдвинул кандидатуру Кириенко, Ельцин был готов пойти на
риск войны с Думой; на этот раз его нервы не выдержали. На
третий раз он неохотно предложил кандидатуру министра ино¬
странных дел Примакова, чей профессионализм придавал ему
ауру человека, достаточно компетентного для выполнения этой
работы; его стремление отстаивать «национальные интересы»
России делало его приемлемым для националистов в Думе; его
опыт работы в компартии (наряду с работой в органах безопас¬
ности) делал его приемлемым для многих парламентариев-ком¬
мунистов21.
Выдвижение Ельциным Примакова — и радостное одобрение
его кандидатуры Думой — означало, что президент России поте¬
рял политическую инициативу. Но Примаков, по крайней мере,
мог бы придумать какой-то способ стабилизировать шатающу¬
юся финансовую систему и использовать свои связи за границей,
чтобы помочь России получить новую помощь от Запада. Не
менее важно и то, что Примаков мог склонить противников
Ельцина в Думе отозвать свои постановления об импичменте,
прекратить расследование коррупции против семьи Ельцина
и предоставить президенту России полный иммунитет от судеб¬
ного преследования после его ухода в отставку.
Примаков проработал на посту премьера более полугода,
пытаясь с определенным успехом стабилизировать внутреннюю
поколение; этим он объясняет роспуск кабинета министров в марте 1998 го¬
да и его замену новой командой молодых реформаторов во главе с 36-летним
Кириенко (Комсомольская правда. 1998. 1 апр.). Когда эта обновленная
стратегия «прорыва» привела, напротив, к обвалу рубля в августе 1998 года,
Ельцин попытался вернуться к упору на социальную стабильность. Назна¬
чение им для этой цели Черномырдина перекликается с тем, что написано
в его мемуарах 1994 года [Ельцин 1994: 131-133, 161, 173, 174, 205-206,
227-229], где он хвалит молодые кадры за их вклад в дело преобразования,
в то время как «опытные» кадры — за их вклад в достижение консолидиро¬
ванных целей — эффективности и поддержания социальной стабильности.
21 Обращение Примакова к широкому кругу оппозиционных сил и сил исте¬
блишмента можно понять, прочитав его воспоминания [Примаков 1999].

Последние успехи Ельцина
321
ситуацию, но без особого прогресса в обеспечении политической
безопасности Ельцина. Политическая температура повысилась
как внутри страны, так и за рубежом. НАТО разбомбило Сербию,
несмотря на возражения России, незадолго до этого приняв
в свои ряды три восточноевропейских государства — также не¬
смотря на недовольство России. Экономическая программа
Ельцина внутри страны терпела неудачу, его отношения с Западом
были на низком уровне, а его личная политическая безопасность
снова оказалась под угрозой. Как он отнесется к тому факту, что
его авторитет еще больше упал, а его власть оказывалась под все
большей угрозой?
В апреле 1999 года Ельцин выступил с ежегодным посланием
Федеральному собранию. Это было короткое, сумбурное, не¬
сколько бессвязное выступление, в котором он явно пытался
самооправдаться22. Он начал с отрицания масштаба неудач во
внешней политике. Он сказал о них несколько фраз, оправдыва¬
ясь необходимостью и подчеркнув вместо этого свою роль про¬
водника стабильности:
Серьезные испытания, с которыми сегодня столкнулась
Россия, возгагают на нашу внешнюю политику повышенную
нагрузку. Взаимоотношения России со всеми государствами
мира строятся на неконфронтационной основе. При этом
внешняя политика должна быть нацелена на жесткое от¬
стаивание национальных интересов.
Что действительно важно, сказал он, это поддержание поряд¬
ка, стабильности и безопасности для всех, включая его самого:
«Необходимо согласие, объединение всего общества перед угро¬
зой прихода в российскую власть любых деструктивных, ради¬
кальных, экстремистских и криминальных сил». Но некоторые
стремились подорвать эти усилия, делая безответственные
и нервные заявления.
22 Переписка по Проекту Послания Президента Российской Федерации Феде¬
ральному Собранию Российской Федерации от 30 марта 1999 года. URL:
https://yeltsin.ru/archive/paperwork/101579/ (дата обращения: 21.04.2021).

322
Глава 10
Затем Ельцин попытался опровергнуть заявления о том, что
август 1998 года доказал полное банкротство его правления. Но
он явно занял по этому поводу оборонительную позицию: «Наи¬
более драматические события 1998 года, во многом определившие
последующее развитие экономической и политической ситуации,
связаны с 17 августа. Объявленные в этот день решения до сих
пор являются предметом острейших дискуссий <...> Считалось,
что кредиты МВФ и антикризисная программа действий помогут
переломить негативные настроения инвесторов». Затем он пере¬
ложил вину на Думу, предположив, что августовский кризис
можно было предотвратить, если бы она действовала более от¬
ветственно: «И они переломили бы, но сама программа не была
принята Государственной Думой».
Отвергнув личную вину, Ельцин затем переложил ответствен¬
ность за разрешение нынешней дилеммы на Примакова: «Пра¬
вительство Примакова сейчас должно сделать <...> решительные
шаги». Эти шаги не могли включать передачу инициативы реван¬
шистским политикам. Действительно, Ельцин воскресил реван¬
шистский призрак, с которым он сражался за победу на прези¬
дентских выборах 1996 года. Он говорил о врагах реформ, чьи
идеи устарели, которые хотят мстить и все еще призывают к ди¬
рективной и плановой экономике, к цензуре в СМИ и к новому
витку холодной войны и отказу от интеграции в мировую эконо¬
мику. Он заявил, что еще один виток централизации только
разрушит хрупкие рыночные институты, и утверждал, что не
следует допускать незаконных действий оппозиции.
Возродив это бинарное противостояние сил добра и зла,
Ельцин объявил, что не будет принимать никаких поправок
в конституцию до проведения новых выборов в Думу в декабре
1999 года. Тем самым он подорвал процесс, который Примаков
пытался запустить за кулисами: принятие поправок к конститу¬
ции, направленных на сокращение полномочий президента
в обмен на прекращение процедуры импичмента и предостав¬
ление президенту неприкосновенности. Далее Ельцин угрожаю¬
ще перешел к прогнозам результатов декабрьских парламентских
Последние успехи Ельцина
323
выборов, заявив, что новая, более молодая политическая элита
возьмет на себя власть, чтобы вести страну вперед: «...в депута¬
ты будут избраны люди, чьи профессиональные способности не
вызывают каких-либо сомнений <...>. Нам нужны патриотически
настроенные профессионалы, а не “профессиональные патрио¬
ты” Отдавая предпочтение тем или иным кандидатам, сравнивая
их программы, лозунги, опыт работы, российские избиратели
должны проявить ответственность, доказать, что за годы пере¬
мен они научились не только пользоваться свободой, но и ценить
и отстаивать ее». Такое предсказание могло быть риторикой
демократического политика, стремящегося создать эффект
группового давления. Однако более вероятно, что это были за¬
явления лидера, пытавшегося запугать как оппозицию, так и гу¬
бернаторов регионов, намекая, что он может сфальсифицировать
выборы.
Примакову дали понять: он должен стабилизировать эконо¬
мическую ситуацию, добиться помощи Запада и убедить парла¬
мент отказаться от импичмента. Более того, он был вынужден
сделать это, не обещая парламентской оппозиции поправок
к конституции. Примакову было дано на это слишком мало
времени, да, вероятно, он и не мог бы это сделать в любом случае.
Таким образом, повторилась уже знакомая закономерность:
вскоре после своего послания Федеральному собранию в марте
1997 года Ельцин произвел перестановки в правительстве; через
месяц после своего выступления в феврале 1998 года он уволил
Черномырдина. Как и следовало ожидать, через месяц после
своего выступления в апреле 1999 года Ельцин уволил Примако¬
ва. Если в сентябре 1998 года он уступил парламентской оппози¬
ции, когда выдвинул Примакова, вместо того чтобы заставить
Черномырдина провести третье голосование, то теперь он, что
более характерно, был готов к критике. Он выдвинул на пост
Примакова бывшего главуМВД С. В. Степашина. Ельцин словно
подбивал Думу бросить ему вызов.
Накал риторики в Москве сразу же усилился. Возмущенные
парламентарии выразили негодование по поводу увольнения
324
Глава 10
Примакова и пообещали, что кандидатура Степашина никогда
не будет утверждена. Выдвигая Степашина, олицетворявшего
силовые структуры, Ельцин сигнализировал о том, что он готов
прибегнуть к силе или объявить чрезвычайное положение, если
эта кандидатура не будет одобрена после третьего голосования.
Он ясно давал понять, что не откажется от третьего голосования,
как это было в сентябре 1998 года. Он распустит Думу и заставит
провести досрочные парламентские выборы, что может изменить
(а может и не изменить) политический баланс в Думе, но, безус¬
ловно, многие при этом лишатся занимаемых мест и привилегий.
Все это соответствовало духу его выступления месяцем ранее,
что, должно быть, добавило убедительности его угрозам. В конце
концов он победил, вынудив Думу утвердить предложенную им
кандидатуру23.
Степашин продержался всего несколько месяцев. Он добле¬
стно трудился дома и за рубежом, стараясь стабилизировать
экономику и призвать экономическую помощь Запада. Но
в августе 1999 года Ельцин нанес еще один удар, внезапно за¬
менив Степашина еще более темной фигурой, В. В. Путиным,
в то время 46-летним бывшим сотрудником КГБ, который был
с виду лояльным членом истеблишмента от органов безопас¬
ности в президентском окружении Ельцина. Ельцин заявил,
что Путин представляет новое поколение лидеров и, скорее
всего, сменит его на посту президента, когда в июне 2000 года
состоятся новые выборы. Утомленная Дума утвердила канди¬
датуру Путина уже в первом туре голосования, 16 августа
1999 года. Зачем форсировать досрочные выборы, если запла¬
нированные выборы должны были начаться в течение четырех
месяцев?
23 Косвенное подтверждение тезиса о том, что после августа 1999 года Ельцин
стремился в первую очередь совместить экономическую стабилизацию
с личной политической защитой, можно найти в [Ельцин 2000], где он гово¬
рит, что Примаков был готов пойти на негласный союз со злодеями для
достижения власти и уничтожения президентского правления [Ельцин 2000:
202-205, 211-213, 218, 268], и где он аналогичным образом отзывается на
действия мэра Лужкова [Ельцин 2000: 227, 229-231, 244, 290ff.].

Последние успехи Ельцина
325
Самый последний триумф Ельцина
Летом 1999 года резко возросла напряженность на юге России.
Вторжение чеченских боевиков в соседний Дагестан угрожало
дестабилизировать эту многонациональную (но в основном
исламскую) республику в составе Российской Федерации. Дей¬
ствительно, некоторые чеченские лидеры заявили о своем наме¬
рении создать в Дагестане исламское государство. Российская
армия совместно с местной милицией Дагестана пыталась отра¬
зить эти вторжения. Затем в Москве начались взрывы многоквар¬
тирных домов, унесшие жизни около 300 москвичей и наводившие
ужас на город. Неизвестно, кто заложил взрывчатку: была ли это
работа чеченских террористов, стремящихся деморализовать
русский народ и отомстить за военные действия России в ответ
на события в Дагестане? Или это была провокация российских
органов безопасности, ставящая целью создать политический
предлог для нового вторжения в Чечню?
Как бы то ни было, Ельцин и Путин ссылались на взрывы как
на основание для массового вторжения в Чечню. Возможно, это
была «нормальная», согласованная реакция на провокацию или
неудачу в жизненно важной сфере. Но более вероятно, что вторая
чеченская война была не менее «политической», чем первая.
Путин поддержал националистическую риторику и сказал, что
готов на все в борьбе с террористами («в сортире замочим»). Для
участия в декабрьских парламентских выборах спешно была
сформирована проправительственная политическая коалиция
под названием «Единство». В ее программе было мало конкрети¬
ки, кроме патриотического (хотя и лишенного шовинистическо¬
го национализма) дискурса, шаблонного этатизма и желания
отомстить чеченским террористам. Правительство начало опу¬
стошительные и беспощадные операции против чеченских бое¬
виков и мирных жителей с помощью авиации, артиллерии
и сухопутных войск.
Эта политическая стратегия сработала. Благодаря фальсифи¬
кации результатов выборов и обращению к разочаровавшемуся
электорату, который стремился к сильному руководству, «Един¬
326 Глава 10
ство» набрало 23,8 % голосов по партийным спискам в новой
Думе, в основном за счет коалиции во главе с бывшим премьером
Примаковым и мэром Москвы Лужковым. Ельцин и Путин были
в восторге. В телевизионном ролике Ельцин поздравил Путина
и горячо похвалил российский народ за его мудрый выбор24.
Голосование состоялось 19 декабря 1999 года. В последующие
дни Ельцин задумался о будущем и принял решение уйти в от¬
ставку. Он объявил об этом удивленному народу в своем ново¬
годнем обращении. Это был блестящий ход. В течение многих лет
он заявлял, что отбудет до конца свой срок и станет первым
свободно избранным президентом своей страны, который мирно
передаст власть своему преемнику. Он предупреждал, что ком¬
мунисты его преемниками не будут и что он уйдет в отставку как
успешный гарант защиты страны от коммунистической рестав¬
рации, хотя никогда и не разъяснял, как именно намерен этого
добиться. Несомненно, самооценка Ельцина как строителя госу¬
дарства подтолкнула его к реализации этого видения. В идеале
он предпочел бы отбыть до конца свой президентский срок, но
после августа 1998 года возник более высокий приоритет: обес¬
печение личной безопасности — и безопасности семьи — после
ухода. Напряжение между идеалистическими целями и личной
безопасностью Ельцина было реальным, но он не собирался
жертвовать последним в погоне за первыми.
Результаты парламентских выборов, а также опросы общест¬
венного мнения, показавшие уже высокую и продолжающую
расти популярность Путина, определили время отставки Ельци¬
на. Уйдя в конце декабря, он добился проведения новых прези¬
дентских выборов, в соответствии с конституцией, в течение
90 дней. Рейтинг Путина за три месяца вряд ли мог упасть. На¬
против, если подождать и провести выборы в июне, в Чечне
могут случиться военные неудачи, а избиратели могут отказать¬
ся от своей поддержки Путина. Более того, Путин с большей
вероятностью, чем любой из его предшественников на посту
24 РТВ показало их вдвоем в Кремле в среду, 22 декабря 1999 года, через три
дня после думских выборов (Интерфакс. 1999. 22 дек.).

Последние успехи Ельцина
327
премьер-министра, пролагал Ельцину путь к безопасной и ком¬
фортной отставке.
Путин его не разочаровал. Его первым действием в качестве
исполняющего обязанности президента было предоставление
Ельцину пожизненного иммунитета от судебного преследования.
Началась борьба за преемничество, но результат казался предре¬
шенным. Ельцин посмеялся последним. В преддверии нового
тысячелетия, на его взгляд, он перехитрил своих оппонентов,
обеспечил свое личное будущее, предотвратил восстановление
коммунизма, построил новую систему, сохранил территориаль¬
ное единство России и обеспечил свое видение ее интеграции
в мировое сообщество и капиталистическую экономику. Цена,
которую страна заплатила, была огромна, за что он извинился,
объявляя о своей отставке. Но альтернатива, как он не уставал
повторять, была бы хуже.
Выводы
Оглядываясь назад, скажем, что второй срок Ельцина на посту
президента России представляется чередой инициатив, направ¬
ленных на то, чтобы постоянно выводить из равновесия полити¬
ческих оппонентов и политических союзников. Этот образ, в свою
очередь, легко приводит нас к выводу, что все, в чем был заинте¬
ресован Ельцин, — это сохранение власти. Однако, как я уже
утверждал в этой книге, это недальновидный способ мышления
о политике, поскольку у политиков обычно имеются более важ¬
ные заботы, чем просто поддержание власти. Соблазн сделать
вывод, что власть для них — это все, становится еще больше,
когда мы наблюдаем за лидерами, находящимися в политической
обороне. Они склонны уделять больше внимания смене полити¬
ческих союзов или устранению потенциальных соперников на
этом последнем этапе, чем на этапе своего нахождения на вер¬
шине. Стоит напомнить, например, что Хрущев проводил непре¬
рывные чистки высших чиновников на протяжении всего
третьего этапа своего правления. И Брежнев, и Горбачев также
328 Глава 10
действовали по этой схеме. Ельцин не стал исключением. Может
быть, трудно избежать того, чтобы запомнить Ельцина как
дряхлого старика, увлеченного византийскими политическими
интригами. Но если подумать о его политических стратегиях
с 1985 года до последнего момента во всем их размахе, мы увидим
человека, разработавшего серию амбициозных политических
программ, где он поставил на карту свой политический авторитет
и в которые он предположительно вложил свою политическую
идентичность. К 1996 году он, вероятно, исчерпал себя как лидер
трансформации25. Несмотря на это, он продолжал попытки
(когда у него были на это силы) объединить более крупный по¬
литический проект со стратегией дискредитации реальных
и потенциальных политических соперников. Лишь после августа
1998 года он стал выглядеть лидером, практически единственной
заботой которого являлась его личная политическая безопас¬
ность.
25 Более подробная аргументация приведена в [Reddaway, Glinski 2001, chs. 8-9].

Глава 11
Объяснение решений
лидеров (1985-1999)
Основная цель этой книги — выявить особенности эволюци¬
онирующих стратегий Горбачева и Ельцина по укреплению,
поддержанию и восстановлению своего авторитета как лидеров.
В этой главе я перейду от описания и анализа к объяснению.
Почему Горбачев и Ельцин выбирали именно такие стратегии на
каждом этапе своего правления? То, что эти два человека зани¬
мают центральное место в книге, не должно заставить нас пред¬
положить, что их личные качества и убеждения всегда являлись
основными — а тем более единственными — определяющими
факторами их выбора. Другие факторы также определяли и фор¬
мировали их поведение в те или иные моменты времени: 1) по¬
литическая организация режима и доминирующие в нем инте¬
ресы; 2) идеологические традиции режима и легитимизирующие
его символы веры; 3) климат мнений, преобладающий в полити¬
ческом истеблишменте; 4) процесс политической конкуренции
за власть и влияние между представителями элиты; 5) мобили¬
зация социальных сил внутри страны; и 6) прямое и косвенное
давление из-за рубежа.
Когда у власти находились Хрущев и Брежнев, эти факторы
были относительно ограниченны, стабильны и предсказуемы.
Политика являлась делом частным и определялась политически¬
ми и организационными интересами партийно-государственно¬
го аппарата и бюджетными интересами военно-промышленного
330
Глава 11
комплекса. Враждебность марксизма-ленинизма к либерализму
определяла границы выигрышной политической защиты. Поли¬
тическая конкуренция за власть и влияние происходила в узких
рамках, продиктованных политической организацией и антили-
беральной идеологией. Социальные силы внутри страны нахо¬
дились во власти партийно-государственного аппарата; они
могли косвенно повлиять на климат мнений внутри политической
элиты, но не имели возможностей для автономной мобилизации
против этой элиты. Давление из-за рубежа могло повлиять на
отдельные решения и стабильность политических коалиций
в Москве [Snyder 1989]1. Однако возможность иностранных
правительств повлиять на выбор советской политики была огра¬
ничена решимостью Советского Союза избежать зависимости от
мирового капитализма и возглавить альтернативную автономную
мировую систему — «социалистическое международное разде¬
ление труда» и «мировое коммунистическое движение» [Jowitt
1978]. Остается открытым исторический вопрос о том, иной ли
была бы траектория советской политики внутри страны и за
рубежом, если бы иной была политика США в ключевые пово¬
ротные моменты в отношениях сверхдержав. Но поразительно,
насколько сильнее оказалось влияние прямого и косвенного
международного давления на Горбачева и Ельцина, чем на Хру¬
щева и Брежнева.
Влияние многих из этих факторов резко возросло после нача¬
ла реализации радикальной политики Горбачева. По мере распа¬
да традиционной советской организации и идеологии резко
возрастало влияние автономных социальных сил, прямого
и косвенного международного давления, новых правил полити¬
ческой конкуренции и новых политических субъектов. Это была
ненадежная почва. Старые ограничения не оказались немедлен¬
но заменены новыми ограничениями другого типа. Социальные
и международные силы не сразу поспешили заменить советскую
идеологию и организацию. Скорее период 1987-1993 годов стал
1 О влиянии международных событий на поворотные точки в советской по¬
литике 1953—1966 годов см. [Richter 1994].

Объяснение решений лидеров (1985-1999)
331
временем больших возможностей. Вот почему личные черты
и убеждения Горбачева и Ельцина имеют большое значение при
любом объяснении их выбора — в большей степени, нежели это
было в случае с Хрущевым и Брежневым. Поскольку структуры
советской власти распадались, лидеры имели большую свободу
действовать, как пожелается. Тем не менее оба лидера сыграли
важную роль в разрушении этих структур.
Личность и индивидуальные убеждения на некоторых этапах
правления играли большую роль, чем на других. Советская ор¬
ганизация и идеология, например, продолжали определять по¬
ведение Горбачева в первые годы его правления. Его личные ка¬
чества и убеждения сыграли более заметную роль на втором
этапе. Социальные силы и прямое международное давление
сыграли ббльшую роль на последнем этапе. Ельцин использовал,
поощрял и выборочно направлял эти социальные силы, чтобы
способствовать своему приходу к власти. Впоследствии личные
качества и убеждения Ельцина повлияли на выбор, сделанный
им в ответ на внутреннее и международное давление на втором
этапе его правления. Однако на третьем этапе Ельцин в значи¬
тельной степени уступил накопившимся интересам внутри
страны и за рубежом — интересам и давлению, которые он сам
ранее поощрял.
Политическая конкуренция в течение 1985-1999 годов присут¬
ствовала неизменно, хотя ее правила за эти годы несколько раз
изменялись. Так, если давление со стороны внутренних социаль¬
ных сил и международных акторов росло по мере того, как ру¬
шились советские институты и идеология, то влияние этого
давления фильтровалось посредством политической игры,
в которую играли претенденты на власть с четко выраженными
личными качествами и убеждениями. В главе девятой я поста¬
рался показать, как эта политическая игра влияет на порог чув¬
ствительности лидера для ответа на угрозы. В настоящей главе
мы обсудим, в какой степени личность, убеждения, политика,
социальные силы и международное давление могли повлиять на
выбор той или иной политической стратегии на каждом из этапов
правления Горбачева и Ельцина.

332
Глава 11
Такое упражнение, очевидно, более умозрительно, чем анализ,
представленный в эмпирических главах этой книги. Для оценки
относительной результативности многочисленных причинных
воздействий потребуется больше доказательств, чем собрано
мною на настоящий момент, а также различные виды анализа,
призванные исключить альтернативные объяснения. Без этого
исследования мои суждения обречены оставаться далеко не
окончательными. Однако не стоит избегать рассмотрения при¬
чинно-следственных связей лишь на основании их неубедитель¬
ности. Имеет смысл опираться на доказательства, представленные
в этой книге, включая сравнения между четырьмя лидерами,
чтобы расширить наш запас правдоподобных гипотез о том,
почему все произошло именно так, а не иначе.
Горбачев, 1985-1986
Сходство поведения Горбачева на первом этапе правления
и Хрущева с Брежневым на их этапах борьбы за преемственность
предупреждают нас об организационных и идеологических ог¬
раничениях, накладывающихся на выбор ими решений. На
первом этапе своего правления и Хрущев, и Брежнев укрепили
свой авторитет, объединившись с группами, выступавшими за
относительно жесткий курс (партийными аппаратчиками и во¬
енно-промышленным комплексом), хоть они и выступали за
инновации, необходимые, чтобы вывести страну из болота,
в которое она попала. Также оба энергично работали над расши¬
рением своих политических команд и своей патронажной базы
в партийно-государственном аппарате. Во всех этих отношениях
стратегия Горбачева напоминала стратегии его основных пред¬
шественников. Горбачев в 1985-1986 годах подчинялся пуританам
и технократам в большинстве сфер внутренней политики и сто¬
ронникам жесткой линии — во многих областях внешней поли¬
тики, хоть он уже и выстраивал свою базу власти, поднимал не¬
которые сложные вопросы о советской внешней и оборонной
политике и начал менять политический язык для легитимации
Объяснение решений лидеров (1985-1999)
333
предстоящей политической радикализации внутри страны и за
рубежом.
Во всех трех случаях лидеру партии удавалось занять свою
политическую нишу, сочетая стремление к динамичным новым
целям с защитой традиционных ценностей. Конечно, конкретное
содержание этих сочетаний было различным, поскольку отража¬
ло как условия своего времени, так и отличительные черты ха¬
рактера и убеждений соответствующих лидеров. Но имеются
поразительные параллели в том, что они говорят нам о влиянии
политического и идеологического контекста на выбор на этом
первом этапе правления каждого лидера. Чтобы объяснить по¬
литические стратегии всех трех лидеров, гораздо легче учесть
«частную» структуру политической организации (которая еще
не начала рушиться в 1985-1986 годах), интересы, преобладающие
внутри политического истеблишмента, процесс политической
конкуренции, доминирующие предубеждения, обусловленные
идеологическим наследием, и климат мнений в обществе, чем
объяснить их личные качества или убеждения. На этом этапе все
трое подчинялись доминирующим интересам и идеалам в исте¬
блишменте своего времени. В этом контексте Горбачев (как
и Хрущев) создал себе имидж ответственного реформатора,
Брежнев — образ просвещенного консерватора.
Горбачев, 1987-1989
Консолидировав свою власть, укрепив свой авторитет
и утвердившись в качестве лидеров, все трое сменили направле¬
ние движения, хотя и в очень разной степени. Все они выступи¬
ли с комплексными программами прогрессивного развития
внутри страны и за рубежом, хотя брежневское определение
прогресса (соответствовавшее настроению в ЦК в то время) не
являлось реформаторским. Содержание этих программ сильно
отличалось, но все они были очень амбициозными, оптимистич¬
ными и перспективными. Хрущев и Горбачев обещали «большой
скачок» к утопическому идеалу, хотя и говорили о разных сторо¬
334 Глава 11
нах утопического наследия2. Брежнев отказался и от утопизма,
и от реформаторства, но пообещал существенный прогресс
в деле примирения многочисленных и противоречивых внутрен¬
них и внешнеполитических амбиций. Все три программы выгля¬
дели соответствующими ключевым элементам марксистско-ле¬
нинской традиции.
Нет нужды ссылаться на личностные качества, чтобы объяс¬
нить тот факт, что все три программы были амбициозными.
Скорее это сходство отражало идеологическое наследие совет¬
ского режима; советская политическая организация способство¬
вала напористой манере лидерства и порождала ожидания, что
лидер, консолидировав власть, наметит программу всесторонне¬
го прогресса внутри страны и за рубежом. Идеологическое на¬
следие, в свою очередь, порождало ожидание того, что победитель
обеспечит динамичное и разностороннее лидерство, продвига¬
ющее страну вперед посредством крупномасштабных кампаний.
«Руководящая роль партии» усиливалась и подтверждалась
проведением таких кампаний. Советское руководство мировым
коммунистическим движением в сочетании со статусом этой
страны как великой державы еще больше усиливало надежды на
амбициозное, убедительное, показательное лидерство внутри
страны и за рубежом.
Однако для объяснения различий в содержании этих все¬
объемлющих программ необходимо задействовать и другие
специфические факторы. Например, программа Горбачева была
основана на тех убеждениях, которые он выработал как рефор¬
матор-коммунист за два десятилетия, предшествовавших его
избранию на пост генерального секретаря (см. главу вторую).
Гипотетическая «программа Лигачева» выглядела бы иначе.
Программа Хрущева отражала его стремление реализовать раз¬
личные элементы марксистского видения общества и ленинско¬
го видения политики (как это изложено у Ленина в «Государстве
и революции»). Программа Брежнева отражала его (и его сорат¬
2 О различных утопических направлениях в марксистском и ленинском на¬
следии см. [Hanson 1997].

Объяснение решений лидеров (1985-1999)
335
ников) разочарование в хрущевском утопизме, а также разоча¬
рование его политических союзников в реформаторстве.
Но имелось и другое различие между стадиями нахождения на
вершине власти Хрущева и Брежнева, с одной стороны, и Горба¬
чева — с другой. И Хрущев, и Брежнев продвигали комплексные
программы, куда выборочно включались элементы программ
побежденных ими реформистски настроенных политических
соперников. Ранее осудив упор Маленкова на легкую и химиче¬
скую промышленность наряду с его торопливостью в налажива¬
нии отношений разрядки с Соединенными Штатами, Хрущев
включил обе эти цели в свою программу на 1959-1960 годы, хотя
продолжал при этом преследовать цели, которые он установил
для себя во время борьбы за преемственность. Точно так же, после
поддержки на этапе борьбы за власть тяжелой промышленности
и воинственной позиции по отношению к Западу, Брежнев вклю¬
чил в свою политическую пропаганду 1970-1971 годов программу
развития легкой промышленности, а также масштабную програм¬
му разрядки напряженности, хоть и продолжал преследовать
традиционные цели.
Такая частичная реинкорпорация могла быть результатом
того, что они ощущали потребность в расширении коалиции на
фоне политической незащищенности, с которой сталкивается
даже партийный лидер на этапе нахождения на вершине в сис¬
теме, не обещающей фиксированного срока пребывания в долж¬
ности и сулящей мрачные перспективы в случае ухода3. Какими
бы ни были истинные мотивы, это приводит к тому, что програм¬
3 Парламентские режимы не предполагают фиксированного срока полномо¬
чий, но премьер-министр может проиграть при переизбрании и все же на¬
деяться на возвращение в политику позже, или продолжить успешную
карьеру в частном секторе, или иным образом сохранить свой социальный
статус. У свергнутого советского лидера не было таких возможностей, он
исчезал из политической и публичной жизни и сталкивался с угрозой уго¬
ловного преследования. Это не было непреложным «законом» коммунисти¬
ческого режима, поскольку некоторые лидеры в Восточной Европе и Китае
возвращались в политику. Но ни одному члену советского Политбюро
в советское время это не удалось.

336
Гл а в a 11
ма лидера становится еще более амбициозной, обещая множест¬
во благ максимально широкой аудитории.
Примечательно, что Горбачев не прибегал к избирательной
реинкорпорации. Столкнувшись в 1985-1986 годах с неспособно¬
стью «ускорения» улучшить экономические показатели и с сохра¬
няющимся тупиком в отношениях между Востоком и Западом,
Горбачев не предложил комплексной программы, основанной на
сочетании «ускорения» и реформ, жесткой внешней политики
и избирательных уступок. Вместо этого он отказался как от
«ускорения», так и от традиционалистской внешней политики
и предложил всеобъемлющую радикальную программу. Правда,
как мы видели в главах пятой и шестой, Горбачев все чаще пы¬
тался сдерживать слишком быструю или слишком далеко захо¬
дящую радикализацию внутренней политики, но это означает
лишь то, что он опасался, как бы чрезмерный радикализм не
привел к обратным результатам. Верно также и то, что Горбачев
последовательно выступал против видения будущего, которое
являлось бы чисто рыночно-капиталистическим или либераль¬
но-демократическим; но это означает лишь то, что он на протя¬
жении всех лет своего правления не представлял себя ни капи¬
талистом, ни либеральным демократом. По сравнению с тем, что
он предлагал в 1985-1986 годах, радикальные программы
Горбачева 1987-1988 годов, хотя и были разработаны с некоторой
тактической осторожностью, оставляли довольно мало возмож¬
ностей традиционалистам внутри режима; поэтому многие
консерваторы порвали с ним в политическом плане в 1988—
1989 годах. В 1987-1988 годах он не поддался искушению искать
безопасную политическую гавань в компромиссной, «промежу¬
точной» программе. Вместо этого он пришел к выводу, что все¬
сторонний переход к новому курсу внутри страны и за рубежом
невозможен без трансформации политической системы. Поклон¬
ник программы Горбачева мог бы утверждать, что это было частью
его «величия» как трансформирующего лидера.
Изложенные выше закономерности позволяют сделать следую¬
щие обобщающие выводы. Тот факт, что Горбачев предлагал
всеобъемлющую и амбициозную программу перехода к идеали¬
Объяснение решений лидеров (1985-1999)
337
зированному будущему, не следует приписывать главным образом
его уникальной личности или исключительным убеждениям;
идеология и организация режима подтолкнули бы любого лидера
к подобной идеализированной всеобъемлющей программе, но
конкретное содержание программы Горбачева и ее всеобъемлю¬
щий радикализм внутри страны и за рубежом, безусловно, можно
приписать личным качествам и убеждениям этого человека.
Другие аргументы, претендующие на объяснение причинно-след¬
ственной связи, не представляются убедительными. Радикальные
стратегии Горбачева не представляли собой согласованной реак¬
ции Политбюро на объективные обстоятельства; на деле они
были весьма спорными. В 1986-1987 годах радикальные общест¬
венные силы не были достаточно мобилизованы, их слишком
легко было запугать, чтобы возложить на них, как на причину,
ответственность за появление горбачевской программы4. Климат
мнений в политическом истеблишменте ожидал перемен и, таким
образом, был фактором, способствующим и помогающим, но не
определяющим масштаб или содержание желательных политиче¬
ских изменений. Идеологическая традиция могла поддержать
разные подходы к «возобновлению движения страны вперед».
Международные влияния были как косвенными, так и прямы¬
ми. Косвенно привлекательность западного благополучия и при¬
4 Отметим, например, что еще весной 1988 года, когда было опубликовано
письмо Нины Андреевой с призывом к откату перестройки, критически
настроенные московские интеллигенты ушли в кусты, ожидая репрессий со
стороны КГБ. Они набрались смелости только после того, как Горбачев и его
соратники протолкнули через Политбюро публикацию опровержения
письма Андреевой [Taubman, Taubman 1989: 146-186; Urban et al. 1997: 90].
Более того, Урбан с соавторами в своем тщательном исследовании появления
неформальных организаций и гласности в 1986-1988 годах делают вывод,
что общественные силы не пользовались политической инициативой и не
выступали против власти до выборов марта 1989 года: «До начала избира¬
тельного процесса неформальное движение в России оставалось маргиналь¬
ным явлением <...> выборы возродили ослабевшее движение» [Urban et al.
1997:121-122]. Митинг в Москве 22 марта 1989 года «стал поворотным мо¬
ментом, когда политическое общество почувствовало себя достаточно
сильным, чтобы открыто бросить вызов репрессивному партийному госу¬
дарству» [Urban etal. 1997: 135].

338
Гл а в a 11
тягательность культурной вестернизации росли по мере того, как
падала уверенность советской элиты в превосходстве или хотя
бы работоспособности собственной системы. Напрямую поли¬
тические реформы Горбачева одобрялись зарубежными прави¬
тельствами, тогда как военная политика США при Рональде
Рейгане подчеркивала неспособность переформированного
Советского Союза продолжать конкуренцию в качестве глобаль¬
ной сверхдержавы. Однако ни одно из этих влияний не объясня¬
ет внутриполитических реформ Горбачева 1987-1988 годов. Его
комплексная программа сулила демократию «социалистическую»
и отвергала подражание западной либеральной капиталистиче¬
ской демократии. Западные правительства в то время не оказы¬
вали давления на Горбачева с целью демократизации советской
системы. Более того, вывод о том, что Советскому Союзу необ¬
ходимо реформироваться в более либеральном направлении,
чтобы конкурировать в современном мире, был сделан Горбаче¬
вым и другими «коммунистами-реформаторами» еще до прихо¬
да к власти Рейгана.
Короче говоря, мы могли бы с уверенностью утверждать, что
любой лидер, в том числе Лигачев, консолидировал бы власть
и представил бы программу всестороннего прогресса в стране
и за рубежом. Можно также предположить, что программа эта
была бы направлена на то, чтобы остановить спад советской
экономики. Но за тем, как Горбачев использовал авторитет, на¬
копленный им к 1987 году, позволяют проследить его обязатель¬
ства по прекращению холодной войны, возрождению советского
общества (предпочтительно ненасильственными методами)
и построению социалистической демократии в СССР, наряду
с его стремлением делать все это с помощью средств, позволяю¬
щих сохранить как основные «социалистические» ценности, так
и его собственную политическую роль5.
5 Западная литература о лидерстве Горбачева предлагает различные объясне¬
ния радикализации его программы. Браун, Хаф, Левек и Инглиш рассмат¬
ривают этот поворот как выражение убеждений Горбачева и как результат
накопленной им политической власти, хотя не исключают наличия в про¬
грамме амбициозности, широты и утопизма вне ее конкретного содержания.
Объяснение решений лидеров (1985-1999)
339
Радикализацию внешней политики Горбачева в этот период
также можно приписать его личностным качествам и личным
убеждениям. Не существовало определенного политического
консенсуса, определяющего выбор уступчивой внешней полити¬
ки; ни общественные силы, ни идеология, ни логика политической
конкуренции не диктовали выбора. Западники из числа интел¬
лигенции поддерживали Горбачева и побуждали его к действиям,
но их было относительно немного и они не имели возможности
покарать его, если он не последует их совету. Он решил прислу¬
шаться к их советам и учиться у них. Идеологическая традиция
Следовательно, они не ищут альтернативных причинно-следственных
факторов для объяснения соотношения формы программы и ее содержания
[Brown 1996; Hough 1997; Levesque 1997; English 2000]. Михеев, Волкогонов
и Малия также изображают Горбачева как добившегося исключительной
власти к 1987 году; они тоже рассматривают отказ от «ускорения» как выбор,
продиктованный главным образом разочарованием Горбачева в результатах
этой программы. Но их описание всеобъемлющей программы Горбачева
больше подчеркивает ее ограниченность, чем масштаб ее радикализма.
Однако все эти работы объединяет акцент на личности и убеждениях
Горбачева как непосредственных детерминантах изменения курса [Mikheyev
1992; Volkogonov 1998; Malia 1994]. Д’Агостино, напротив, в своем ярком
и оригинальном исследовании видит в идеях важные факторы для полити¬
ческой культуры советской элиты, но рассматривает их исключительно как
инструменты борьбы за власть [DAgostino 1998]. Они эффективны как ин¬
струменты, потому что находят отклик в политической культуре, но исполь¬
зуются исключительно по причинам, обусловленным политической властью.
Таким образом, Д’Агостино рассматривает радикализацию как часть исто¬
рической модели: Сталин, Хрущев и Горбачев «ринулись вперед», столкнув¬
шись с политическим вызовом. Следовательно, он рассматривает политиче¬
ские вызовы, брошенные Горбачеву в 1987 году прежде всего членом Полит¬
бюро Лигачевым, как стимул для генерального секретаря радикализировать
свою программу, чтобы вывести своих оппонентов из равновесия и не дать
им ограничить его власть. Хотя это имеет сходство с моей концепцией, ко¬
торая также уделяет серьезное внимание роли идей в политической культу¬
ре и рассматривает способность лидера перехватывать и поддерживать
политическую инициативу как решающую для построения власти и поддер¬
жания авторитета, это сходство лишь поверхностно. Д’Агостино утвержда¬
ет, что советский лидер должен избегать ограничений коллективного руко¬
водства, но не объясняет, почему он должен это делать; он нигде не заявляет,
что альтернативу следует отвергнуть, и не объясняет, почему Брежнев занял
гораздо более умеренную позицию, чем Сталин, Хрущев или Горбачев.

340
Гл а в a 11
позволяла Горбачеву оправдывать свой выбор идеалистическими,
даже утопическими идеями, но вряд ли эта традиция давала
повод к отказу от антиимпериалистической борьбы. Политиче¬
ская конкуренция могла предоставить Горбачеву стимул пере¬
хватить инициативу. Однако в прошлом такая конкуренция
приводила к выборочной реинкорпорации и учитывающей
различные интересы программе, а не к далеко идущей радикали¬
зации, которую теперь отстаивал Горбачев.
Большинство западных наблюдателей считают, что Горбачев сам
сделал такой выбор; некоторые, однако, принижают его роль, ут¬
верждая, что стратегия администрации Рейгана не оставила совет¬
Д’Агостино рассматривает власть как главную цель, а «принцип» — как
одноразовый инструмент в борьбе за власть. Он пишет, например, что ни
Горбачев, ни Ельцин «не занимали должности, ради которой были бы гото¬
вы стерпеть даже малейшую потерю политического влияния» [D’Agostino
1998:295]. Учитывая крайне затруднительные обстоятельства, в которых два
лидера должны были сделать трудный выбор (обстоятельства, о которых
Д’Агостино говорит далее [D’Agostino 1998: 341-343]: Горбачев не имел
плана, с помощью которого можно было бы предсказать последствия его
выбора), и учитывая политические риски, на которые каждый из них шел
в разное время, это утверждение о фиксации Горбачева и Ельцина на власти
кажется мне эмпирически необоснованным. Более того, я не вижу смысла
в попытках придать вес причинно-следственной роли власти и принципа.
Я убежден, что политики стремятся достигнуть обеих целей: найти и защи¬
тить как заслуживающую доверия, принципиальную политическую нишу,
так и и политическую идентичность, на которых они будут строить (и пы¬
таться сохранить) свою власть и авторитет. Д’Агостино пишет, например,
что «идеи реформ становились более радикальными по своим последствиям
по мере усиления борьбы с оппозицией» [D’Agostino 1998: 343]. Я бы пере¬
вернул эту формулу и вместо этого утверждал бы, что оппозиция усиливалась
по мере того, как идеи реформ становились более радикальными. Частично
разница здесь в том, что я, как и другие исследователи, рассматриваю Горба¬
чева как очень могущественного, влиятельного лидера, сформировавшегося
в этом качестве к 1987-1988 годам. Д’Агостино принижает причинно-след¬
ственную роль личности и личных убеждений, потому что (как и Михеев,
Волкогонов и Малия) он осуждает радикализм программы Горбачева, про¬
тивопоставляя ее либерально-демократическому, капиталистическому
и в международных вопросах капитуляционистскому идеалу. Наконец,
Д’Агостино вводит в заблуждение читателя (или, по крайней мере, меня как
читателя), используя схему, которая рассматривает идеи как простые инст¬
рументы борьбы за власть, в то же время в нескольких местах характеризуя
Горбачева как идеалиста [D’Agostino 1998: 9, 349].

Объяснение решений лидеров (1985-1999)
341
скому лидеру альтернативы. Они утверждают, что международные
силы вынудили Горбачева выбирать между проводимой им поли¬
тикой и политикой бескомпромиссной, которая еще менее отве¬
чала бы его интересам6. Доводы в пользу такого толкования име¬
ются. Горбачев в 1985-1987 годах безуспешно пытался убедить
президента Рейгана пойти на компромиссные решения. После
этого Горбачев решил, что пойти на радикальные уступки будет
выгоднее, чем жить в условиях отсутствия соглашения. Учитывая
его убежденность в том, что прекращение холодной войны явля¬
ется необходимым предварительным условием успешного рефор¬
мирования советского общества, он уступил максималистским
требованиям Рейгана по нескольким направлениям. Но здесь вновь
большую роль сыграли личность и убеждения Горбачева, посколь¬
ку многие другие члены советского руководства не испытывали
энтузиазма по поводу его внешнеполитических решений. Если бы
все контролировали они, они не сделали бы такого же выбора.
Отсюда следует, что у Горбачева имелась определенная политиче¬
ская свобода выбрать нечто иное. Он мог в своей внешнеполити¬
ческой программе участвовать в выборочной реинкорпорации, но,
как и во внутренней политике, он предпочел этого не делать.
Таким образом, хотя политические ограничения, по-видимо-
му, повлияли на решения Горбачева в 1985-1986 годах, его лич¬
ность и индивидуальные убеждения, вероятно, были более су¬
щественными определяющими факторами его решений, приня¬
тых в 1987-1988 годах7.
6 Эту точку зрения см. в [Fischer 1997].
7 Постараемся избежать подмены тезиса. Эта интерпретация не предполагает,
что идеи Горбачева были продуктом откровения или всеведения. На его
мышление повлияли радикальные реформистские советники и соратники
как дома, так и за рубежом, и он действовал в условиях неуверенности в том,
что именно нужно делать и что именно сработает. Но эти условия (влияние
и неопределенность) являются универсалиями принятия политических
решений. В контексте таких универсалий некоторые лидеры вырабатывают
амбициозные, трансформационные программы, в то время как другие усту¬
пают ограничениям и принимают программы «наименьшего общего знаме¬
нателя». Именно личность и убеждения Горбачева привели его к первому,
а не ко второму.

342
Глава 11
Горбачев, 1989-1991
Когда в 1989 году программы Горбачева начали давать сбои, он
мог отреагировать так же, как ранее Хрущев и Брежнев: искать
новой поддержки со стороны традиционалистов, которых он
умиротворял на первом этапе своего правления. Но Горбачев
сначала отреагировал на разочарование иначе. Вместо этого, пусть
и продолжая пытаться ограничить радикальные изменения, он
в целом поддерживал радикализацию, а не пытался повернуть ее
вспять. Он приспособился к радикальным силам, отказавшись от
«ведущей роли партии», проведя республиканские выборы весной
1990 года, введя пост советского президента, независимого от
коммунистической партии, и политически лишив номенклатуру
избирательных прав. Он еще более либерализовал законодатель¬
ство о совместных предприятиях, чтобы открыть советскую эко¬
номику для экономики мировой, и еще более либерализовал по¬
литику в отношении эмиграции, инакомыслия, свободы объеди¬
нений и свободы религии. За границей он вывел советские войска
из Афганистана и смирился с крахом коммунистических режимов
в Восточной Европе. Нет никаких оснований приписывать все это
политическому давлению внутри партийно-государственного
истеблишмента; большинство официальных лиц посоветовали бы
сдерживать дальнейшую радикализацию. КГБ в то время (1989—
1990) сохранял силу и мог бы принять жесткие меры, если бы по¬
лучил приказ сделать это. Советские танки могли ворваться
в Восточную Европу; или как минимум Горбачев мог пригрозить
действиями. Но советский лидер предпочел не идти этим путем8.
8 Михеев не считает, что Горбачев радикализировался в ответ на разочарова¬
ния 1988-1989 годов [Mikheyev 1992]. Скорее, полагает он, тот сдвигался
вправо (к жесткой линии), по крайней мере по внутренним вопросам, уже
с осени 1988 года, и там и остался. Но большая часть приводимых Михеевым
доказательств в равной степени согласуется с версией об усилиях Горбачева
по ограничению радикализации, что не отличает его поведение 1987-1988 го¬
дов от его поведения в 1989-1991 годах. Точно так же Д’Агостино полагает,
что Горбачев в 1989-1990 годах «убегал вперед», стремясь к абсолютной
власти, проводя чистки соперников и пытаясь разрушить способность
партии его сдерживать. Но эта неоспоримая стратегия консолидации власти
Объяснение решений лидеров (1985-1999)
343
Другой вопрос — почему он изначально выбрал радикализа¬
цию, а не сужение своей коалиции. Идеалистическое объяснение
могло бы заключаться в том, что Горбачев искренне стремился
верить (или уже поверил) в свое видение демилитаризованного
международного порядка и консенсуса между населением и вла¬
стью внутри страны. Следовательно, он продолжал двигаться
вперед, несмотря на связанные с этим риски и неопределенности.
Но чисто идеалистическое объяснение игнорирует изменения
в социальном контексте внутри страны и за рубежом9. В рамках
объяснения, сочетающего идеализм с материалистическим рас¬
четом, можно утверждать, что к 1989 году общественные силы как
в России, так и в других республиках СССР, наряду с обществен¬
ными силами в Восточной Европе и правительственными силами
на Западе, активизировались настолько, что издержки от их по¬
давления стали слишком высоки, так что Горбачев посчитал, что
цена репрессий превышает цену терпимости. Поэтому он решил
присоединиться к менее бескомпромиссной из этих общественных
сил, чтобы извлечь максимальную пользу из неконтролируемой
ситуации, обернуть ее в свою пользу и по возможности сохранить
свой авторитет «человека, изменившего мир»10.
лишь по своей степени отличается от того, что делал Горбачев в 1985-1988 го¬
дах; все генеральные секретари выстраивали политические механизмы,
чтобы победить в борьбе за преемственность, и стремились расширить эти
механизмы и убрать соперников в ответ на разочарование в своих програм¬
мах. Что отличало Горбачева, так это его решимость и дальше укреплять свой
личный контроль и проводить дальнейшую радикализацию политики по¬
средством передачи власти от партии к государственным институтам,
подотчетным избирателям.
9 Браун и Инглиш предлагают идеалистические объяснения и одобряют ре¬
шение Горбачева [Brown 1996; English 2000]. Хаф также концентрируется на
видении Горбачева, но выражает недоумение по поводу того, что он мог быть
настолько наивным, чтобы предполагать, будто его отказ от применения
силы не приведет к хаосу и краху [Hough 1997]. Однако никто из этих авто¬
ров не игнорирует общественные и международные силы; следовательно,
никого из них нельзя в полной мере назвать «чистым идеалистом».
10 Я выступил в пользу этой интерпретации в [Breslauer 1989:299-340]; статья
была написана в июле 1990 года (поскольку журнал отставал от графика).
Фраза «человек, изменивший мир», конечно, взята из книги Шихи с таким
344 Глава 11
Это комбинированное идеалистически-материалистическое
объяснение придает равный вес личности и убеждениям Горба¬
чева, с одной стороны, и общественным силам внутри страны
и за рубежом — с другой. Ведь именно радикализация внутрен¬
них общественных сил, посредством их самостоятельной моби¬
лизации и поддержки со стороны Горбачева, Ельцина и других
ведущих политиков, подняла издержки от возможных репрессий
до такого высокого уровня. И именно углубляющийся экономи¬
ческий кризис в Советском Союзе настолько увеличил цену
возможного отчуждения западных правительств, что Горбачев
все больше рассчитывал на оказание этими правительствами
материальной помощи (включая-договоры о сокращении во¬
оружений) для его преодоления. Но как раз идеалы Горбачева
и удерживали его от попытки контрреволюционной реставрации.
Он явно заботился о своем имидже за границей и о том общест¬
ве, которое он пытался построить в стране, однако в 1989-1990 го¬
дах сохранял институциональные возможности для принятия
суровых мер.
Как известно, осенью 1990 года Горбачев отказался от дальней¬
шей радикализации и вступил в союз с консервативными силами.
События сентября 1990 года — марта 1991 года наводили на
зловещую мысль о том, что предпринимаются шаги по борьбе
с радикализацией общества. Маловероятно, что этот сдвиг был
навязан Горбачеву сторонниками жесткой линии в Центральном
комитете или Верховном Совете. Всего двумя месяцами ранее,
в июле 1990 года, он изгнал Лигачева и многих других консерва¬
торов из руководства и ЦК. Скорее объяснение этого сдвига
кроется во взаимодействии между убеждениями Горбачева
и ускоряющимися темпами мобилизации и поляризации обще¬
ства. Объяснение, сформулированное с учетом исключительно
личностных качеств, предполагает, что Горбачев потерял само¬
обладание перед лицом каскада неудач (внутри страны и за ру¬
названием [Sheehy 1990]. Хоть и без явного одобрения, такое объяснение
поведения Горбачева, кажется, используется также в исследовании Левека
[Levesque 1997].

Объяснение решений лидеров (1985-1999)
345
бежом) и растущей неуверенности в том, что он может остановить
эту волну. Объяснение на уровне убеждений указывало бы на то,
что мобилизация общества теперь явно угрожала разрушить сам
Советский Союз — ту ценность, которую Горбачев никогда не
хотел терять. Следовательно, когда уровень социальной мобили¬
зации стал чреват угрозой распада СССР, его расчеты изменились.
Допустимая цена терпимости выросла до такой степени, что
цена репрессий показалась несколько более приемлемой11.
И все же этот сдвиг вправо продлился всего шесть месяцев,
после чего Горбачев вернулся к поддержке радикалов в вопросе
отношений между центром и периферией. Следовательно, нам
не следует слишком быстро соглашаться на объяснение поведения
Горбачева, коренящееся исключительно во взаимодействии ме¬
жду его внутренними убеждениями и уровнем радикализации
общественных сил. Но не следует также полагаться на объясне¬
ния, основанные исключительно на максимизации власти11 12.
Горбачев действительно был полон решимости защитить свою
власть. В 1990 году он сопротивлялся призывам радикальных
соратников порвать с коммунистической партией и сделать
основой своей власти исключительно Советы и президентскую
должность. Он опасался, что это оставит влиятельные институты
в руках людей, которые будут использовать их для уничтожения
его самого и его политики [Brown 1996:195-196]. Однако помимо
сохранения своей власти и авторитета Горбачев пытался также
предотвратить распад СССР. Было совершенно неясно, как ему
сделать и то и другое.
Более того, когда дело дошло до выбора соответствующей
всему этому политики, Горбачев испытывал как внутренний
конфликт, так и перекрестное давление извне. Цена репрессий
11 Напротив, Д’Агостино утверждает, что этот сдвиг на самом деле был попыт¬
кой Горбачева укрепить свою личную власть [D’Agostino 1998: 280-297].
12 Д’Агостино, например, пишет: «Жесткая линия Горбачева <...> больше не
укрепляла его личную власть. Поэтому он сбросил ее, как старое пальто.
Действительно, теперь он мог спасти себя только посредством еще одного
резкого поворота» [D’Agostino 1998: 297].

346
Глава 11
была тяжелой. Внутренне он испытывал конфликт между раз¬
личными ценностями и неопределенность; внешне он опасался
реакции западных правительств, если прибегнет к репрессиям.
Горбачев выразил свое отвращение к применению силы («не
стрелять») еще в 1985 году. Когда в 1990-1991 годах это стало
препятствовать как сохранению его политического авторитета,
так и его возможности сдерживать поляризацию, Горбачев был
вынужден выбирать между важными для него ценностями. Его
двойственное отношение могло выразиться в том, что репрессии
в Прибалтике были ограниченными как по размаху, так и по
продолжительности. Отдал Горбачев приказ войскам атаковать
Вильнюс и Ригу или нет, но он создал для таких репрессий бла¬
гоприятный политический контекст и тем не менее предотвратил
их эскалацию до такой степени, чтобы они могли оказаться эф¬
фективны для устрашения сепаратистских сил.
На Горбачева также оказывалось перекрестное давление, по¬
скольку цена репрессий оказалась бы ощутимой и в международ¬
ных отношениях. Репрессивная стратегия могла привести к су¬
ровому осуждению Горбачева со стороны правительств, на эко¬
номическую помощь которых он больше всего рассчитывал. Ему
также требовалась добрая воля этих правительств, чтобы иметь
возможность продемонстрировать внутри страны, что он оста¬
ется незаменимым связующим звеном с международным сооб¬
ществом, которое, как надеялись многие советские граждане,
окажет материальную помощь и создаст в их обездоленной
стране психологический комфорт. Репрессии также могли при¬
вести к его осуждению политическими лидерами за рубежом,
которых он очень уважал. В самом деле, возможно, не будет
преувеличением сказать, что Горбачев нашел для себя на между¬
народной арене примеры для подражания (Джордж Буш, Марга¬
рет Тэтчер, Фелипе Гонсалес, лидеры Коммунистической партии
Италии), чье мнение о себе он очень ценил, независимо от их
способности причинить ему вред.
Таким образом, возвращение Горбачева к поддержке радикалов
в федеральной политике в апреле 1991 года, по всей видимости,
было реакцией на тот факт, что его поддержка консерваторов
Объяснение решений лидеров (1985-1999)
347
практически не дала результатов — как с идеальной, так и с ма¬
териальной точки зрения. Радикалами, в отличие от консервато¬
ров, были мобилизованы общественные силы, и они казались
восприимчивыми к идее заключения договора, который, по
крайней мере на бумаге, сохранял бы какое-то единство между
республиками СССР. У консерваторов оставалась только угроза
репрессий, со всеми психологическими, политическими и мате¬
риальными издержками, которые она могла повлечь за собой как
в стране, так и за рубежом. Стоило еще раз попытаться вернуть¬
ся к обсуждению договора.
Все это помогает понять одну из самых необычных особенно¬
стей 1991 года: примирение Горбачева с крахом государства,
которому он служил всю свою жизнь. Как мы видели, для него
это не было предпочтительным исходом. Он постоянно боролся
в течение 1990 и 1991 годов за то, чтобы предотвратить это,
разрываясь между принятием и сдерживанием коллапса посред¬
ством поддержания конфедеративной формулы, которая, как он
опасался, не сработает, и предотвращением распада страны путем
широкомасштабного и кровавого подавления сил сепаратистов.
Он оказался между молотом и наковальней и поочередно лави¬
ровал в обоих направлениях, не переходя полностью ни в одну
из крайностей. Даже когда он в июле 1991 года согласился с фор¬
мулой конфедерации, он выразил свою неуверенность, намекая
коллегам на необходимость чрезвычайного режима. Он так и не
разрешил для себя эту амбивалентность.
Таким образом, зигзаги Горбачева в 1990-1991 годах стали ре¬
зультатом сочетания трех вещей: 1) потери самообладания, по
мере того как он последовательно наблюдал за потенциальными
издержками каждой политической крайности; 2) заблуждения
относительно того, что он преуспеет в примирении своих проти¬
воречивых личных и политических целей; и 3) попыток изменить
свою позицию, чтобы поддержать авторитет и восстановить дове¬
рие «здоровых сил» различных убеждений. Как выяснилось, доля
умеренных все сокращалась среди мобилизованных и уверенных
в себе сил в советской политике и обществе. Горбачев больше не
мог позиционировать себя как связующее звено между правыми
348
Глава 11
и левыми. Уровень поляризации достиг такой точки, где маятни¬
ковая стратегия Горбачева только подчеркивала обеим сторонам
тот факт, что он перестал быть незаменимым лидером. После не¬
удавшегося путча августа 1991 года Горбачев действительно ока¬
зался в положении проигравшего. Если бы он осенью 1991 года
захотел применить силу, чтобы предотвратить распад Советского
Союза, у него было бы мало сторонников. Все, что ему оставалось
сделать, — это согласиться на принудительную отставку.
Ельцин, 1985-1991
В период правления Горбачева Ельцин выглядит поистине
грандиозной фигурой. Заманчиво объяснять его поведение
в 1985-1991 годах исключительно его личностными качествами:
стремлением к риску, необычайной силой воли, страстью к борь¬
бе и необычным «чутьем», интуитивным пониманием того, как
следует общаться с массами после того, как в 1988 году публичная
политика стала реальным фактом. Действительно, личностные
черты и правда в значительной степени могут объяснить многие
решения, принятые Ельциным. Без этих черт характера трудно
представить, чтобы секретарь областного комитета партии
и кандидат в члены Политбюро так реагировал на разочарование,
как Ельцин в 1987 году. Трудно также представить себе кого-то
другого, кто демонстративно нарушил бы регламент партийной
конференции в июне 1988 года и пробился на трибуну. Личность
также объясняет решение добиваться в Москве на первый взгляд
тяжелой победы на парламентских выборах в марте 1989 года,
а не той легкой победы, которая дожидалась его в Свердловске.
Личные качества Ельцина также оказались необходимы для того,
чтобы бросить вызов Горбачеву в 1989-1991 годах, занять пост
председателя Верховного Совета РСФСР в мае 1990 года, создать
пост президента России и затем победно вступить на этот пост
в июне 1991 года, отразить августовский путч в 1991 году и пере¬
жить распад СССР в декабре 1991 года. Более того, риторический
стиль Ельцина — и его интуиция, помогающая в выборе слов,
349
Объяснение решений лидеров (1985-1999)
способов выражаться и действовать, которые находили отклик
у массовой аудитории, — хорошо объясняют его успехи в пуб¬
личной политической игре на протяжении 1988-1991 годов13.
Личные убеждения Ельцина также были достаточно необыч¬
ными для члена советского руководства того времени, так что,
наряду с его своевольным характером, они подкрепляют идио¬
синкразические объяснения его поступков. У многих чиновников
«штурмовщинный» менталитет сочетался со склонностью
к чистке коррумпированных кадров; каждая из этих черт имеет
глубокие корни в советской политической традиции. Многие
чиновники понимали также, что для обхода бюрократических
ограничений на изменения необходима «популистская» страте¬
гия. Реже встречалось сочетание популизма и эгалитаризма,
когда привилегии элиты рассматривались как несправедливые
и препятствующие прогрессу. Хрущев и Ельцин были в этом
похожи: изначально оба определяли проблему бюрократической
коррупции дискретно, как «кадровую проблему»: удалите кор¬
румпированных, замените их «здоровыми» кадрами — и система
заработает. Но по мере того, как их ответственность за результа¬
тивность росла, а разочарование углублялось, каждый из них
переходил к системной критике. Безусловно, оба обладали лич¬
ными качествами, необходимыми для движения в этом опасном
направлении: нетерпеливостью в стремлении к результатам
и политическим мужеством.
Если признать, что личность и убеждения Ельцина были реша¬
ющими детерминантами его поведения в 1985-1991 годах, стоит ли
вообще говорить о вкладе советской идеологии, настроении обще¬
ственного мнения, политике, общественных силах и международ¬
ных факторах в объяснение его поведения и выбора им политиче¬
ской стратегии? Вероятно, в некоторой степени эти факторы по¬
способствовали такому поведению и санкционировали его, но они
не были решающими. Позвольте мне обратиться к ним по очереди.
13 Журналисты «London Times» после интервью с Ельциным в 1990 году
с восхищением писали о «его инстинктивном восприятии важного компо¬
нента политики: доверия улицы». Цит. по: [Aron 2000: 364].

350
Гл а в a 11
Советская идеология. В марксистско-ленинскую идеологиче¬
скую традицию включалось эгалитарное видение («государство
рабочих»; «каждому по потребностям»; «вся власть Советам»;
«бесклассовое общество»), подпитывавшее самосознание как
Хрущева, так и Ельцина и придававшее им уверенность в собст¬
венной правоте в их атаках на привилегии номенклатуры. Эти
черты марксистско-ленинской традиции позволили Ельцину
в 1985-1987 годах представлять себя лидером борьбы за «соци¬
альную справедливость» и заявлять, что он действует в полном
соответствии с ленинской традицией. Таким образом, многогран¬
ная, внутренне противоречивая идеологическая традиция способ¬
ствовала формулированию политических стратегий Ельцина на
протяжении 23 месяцев его работы в качестве главы московского
горкома и помогала их осуществлению, но не эффективности.
После 1988 года традиционная советская идеология все мень¬
ше и меньше влияла на решения Ельцина, разве что в негативном
отношении; она представляла собой набор доктрин, которые
Ельцин быстро отвергал. Он в это время находился в поисках
альтернативной идеологии, которая позволила бы ему объяснить
свое разочарование и помогла развернуть общественную борьбу
за идеи. В этих поисках ему помогали такие либеральные демо¬
краты, как Сахаров и другие радикалы со Съезда народных де¬
путатов. Пересмотр его взглядов ускорился, когда он в сентябре
1989 года убедился воочию в изобилии, обеспечиваемом амери¬
канским капитализмом. К 1990 году Ельцин перешел к либераль¬
но-демократической, а затем рыночно-демократической ритори¬
ке. Советская идеология после 1988 года играла для него причин¬
ную роль только в определении нежелательного «другого», против
которого он мобилизовал, поощрял растущие общественные
силы или вступал с ними в союз.
Климат мнений. Атмосфера мнений в советском истеблиш¬
менте в 1985-1987 годах также могла повлиять на некоторые
решения Ельцина того времени. С одной стороны, широко рас¬
пространенное стремление «заставить страну снова двигаться
вперед» привело его к мысли, что радикальные меры в этом на¬
правлении следует считать допустимыми (и даже желательны¬
Объяснение решений лидеров (1985-1999)
351
ми)14. Поскольку во время своего руководства московским гор¬
комом он нес ответственность за достижение результатов, пони¬
мание атмосферы общественного мнения политически
усиливало его природное нетерпение. С другой стороны, смешан¬
ное и неоднозначное содержание преобладающего климата
мнений и его стремление найти способ заставить систему рабо¬
тать, не угрожая самому ее существованию, усиливало разочаро¬
вание Ельцина в низких темпах перемен. Горбачев в такой же
неоднозначной обстановке изначально создал себе имидж ответ¬
ственного реформатора. В том же климате Ельцин терял терпение
и казался безответственным.
Политическая организация и политическая конкуренция. По¬
литика также являлась независимым причинным фактором
в нескольких аспектах. Политическая организация режима
в 1985-1987 годах все еще была сильно ограниченна. Разочаро¬
вание Ельцина в попытках «расчистить» московскую политику
в то время стало до некоторой степени результатом круговой
поруки и взаимной поддержки чиновников центрального и мо¬
сковского партаппарата. Решение Ельцина уйти в отставку было
во многом продиктовано признанием того, что при таком режи¬
ме он может стать козлом отпущения за свою неспособность
изменить Москву. Его личность и убеждения, возможно, послу¬
жили причиной его обращения в ЦК в 1987 году, но политическая
организация объясняет как источник его разочарования, так и ту
легкость, с которой он потерпел поражение.
Политическая организация изменилась после 1987 года в ре¬
зультате горбачевских реформ, позволивших политике стать еще
более весомой причинной силой, хотя и в ином плане. Изменились
определения «политики» и «политической организации». Тот
факт, что политическая конкуренция теперь стала публичной,
увеличил возможности для политической игры с высокими
ставками, позволив темпу политической поляризации в общест¬
14 Напомним, что на XXVII съезде КПСС в феврале 1986 года, где Ельцин
выступил с довольно радикальной речью, он объяснил свою неспособность
сделать это пятью годами ранее (при Брежневе) тем, что в то время ему не
хватало политической смелости.

352
Глава 11
ве, а не только внутри истеблишмента, определять ниши, которые
политики могли стремиться занять. Более того, открывая новые
возможности для политической конкуренции, Горбачев, наме¬
ренно или нет, позволил своему собственному этапу нахождения
на вершине стать, по сути, новым этапом политической борьбы
за преемственность. Его реформы предоставили контрэлитам
возможность апеллировать к только что сформировавшимся
группам сторонников и тем самым по-настоящему бороться за
голоса граждан. Ни один из предыдущих партийных лидеров не
использовал свою стадию господства таким образом. В резуль¬
тате факт публичной политической конкуренции и поляризую¬
щие эффекты этого процесса в контексте системных преобразо¬
ваний создали постоянно расширяющееся поле возможностей
для Ельцина и других политиков. Решение Ельцина использо¬
вать эти возможности было следствием его личностных качеств
и убеждений, но само существование таких возможностей явля¬
лось результатом изменившейся структуры политической кон¬
куренции. В этом контексте решения Ельцина периодически
повышать ставки в соперничестве с Горбачевым были лишь от¬
части выражением его личностных качеств; они также отражали
логику публичной политической конкуренции в поляризующем¬
ся контексте. Точно так же восприятие Ельциным альтернативной
либерально-демократической и рыночно-демократической
идеологии ускорилось из-за усиленной борьбы за идеи, поощря¬
емой публичной политической конкуренцией.
Общественные силы. Решения Ельцина 1985-1988 годов не
были продиктованы какими-то попытками угнаться за радикали¬
зирующимися общественными силами; он в то время их опережал15.
15 С первых дней своего пребывания на посту первого секретаря московского
горкома Ельцин предсказывал социальную и политическую нестабильность,
если власти не изменят своего пути и не улучшат ситуацию с потреблением.
Он мог искренне полагать, что расплата придет в будущем, но в 1985-1988 го¬
дах он не реагировал на конкретные проявления или вспышки обществен¬
ного недовольства. Во всяком случае, он пытался побудить людей выражать
свое недовольство; это для него было способом давления на чиновников или
оправданием чистки этих чиновников.

Объяснение решений лидеров (1985-1999)
353
Однако в 1989-1991 годах баланс между лидером и автономными
радикализирующимися общественными силами сильно изме¬
нился. Некоторые действия Ельцина в этот период были ответом
на внезапные всплески массового неповиновения, которых он не
ожидал: забастовки шахтеров в 1989 году и радикализация тре¬
бований об автономии или независимости в прибалтийских
республиках. Во многих случаях Ельцин в 1988-1989 годах играл
на опережение (см. главу шестую), а его поступки воодушевляли
радикальные силы мобилизоваться и выражать свое мнение без
боязни. Ельцин стал центром внимания общественных активи¬
стов, которые рассматривали его политическое возрождение как
верный признак того, что ненасильственные революционные
изменения действительно возможны. Более того, реакция Ель¬
цина на непредвиденные вспышки общественного недовольст¬
ва — в отличие от Горбачева в 1990-1991 годах — обычно заклю¬
чалась в том, чтобы поддержать и одобрить их, тем самым побу¬
ждая их на продолжение своего неповиновения Кремлю.
Общественные силы и политическая конкуренция были
вспомогательными, а не определяющими факторами поведения
Ельцина. Большинство других политиков того времени, не
обладающих чертами характера и убеждениями Ельцина, вели
бы себя в ответ на открывшиеся возможности совершенно
иначе.
Международные факторы. На решения Ельцина в 1985-1991 го¬
дах лишь минимально или косвенно повлияли факторы между¬
народной обстановки. На нем, конечно, косвенно сказался упадок
советской экономики по сравнению с ее капиталистическими
конкурентами. Однако, судя по его воспоминаниям и заявлени¬
ям того времени, Ельцин уделял международному контексту не
больше внимания, чем секретари других региональных партор¬
ганизаций. Действительно, в 1976-1985 годах Горбачев как сто¬
ронник реформ был более внимателен к международным факто¬
рам, чем Ельцин. Во время своего пребывания на посту первого
секретаря московского горкома (1985-1987) Ельцин проявлял
очень мало интереса к международному контексту советской
политики.

354 Глава 11
Во время его политического возрождения в 1988-1989 годах
и затем вновь во время его прямого соперничества с Горбачевым
в 1990-1991 годах сравнения с другими странами стали у Ельци¬
на более заметными. В своих поисках мировоззрения, способно¬
го прийти на смену ленинизму, он пришел к альтернативе — ры¬
ночной демократии и либерализму, — которые идеологически
преобладали в мировой системе во второй половине 1980-х годов.
Говоря более конкретно, посещение супермаркета в Хьюстоне
в 1990 году, по его словам, стало для него травмирующим опытом;
это привело его к выводу, что социализм — несбыточная мечта
и что капитализм, вероятно, — единственный реальный путь
к процветанию. При этом в руководстве и вокруг него было
много других политических деятелей, уже сделавших подобные
выводы. Таким образом, гегемония рыночной демократии на
международном уровне стала фактором, который повлиял на
всех, кто отвергал ленинизм, и подвиг их рассматривать либера¬
лизм как единственно возможную альтернативу. Однако, учиты¬
вая его политическое соперничество с Горбачевым, Ельцин
переиграл бы Горбачева в направлении антисистемных действий
независимо от того, имелась ли серьезная международная аль¬
тернатива существующему строю. В публичной политической
риторике Ельцина 1989-1990 годов слишком мало ссылок на
соображения международного порядка, чтобы утверждать об¬
ратное.
Что касается непосредственного международного давления,
то оно еще меньше влияло на политические решения Ельцина.
Действительно, в 1989-1990 годах он был сильно разочарован,
что западные правительства отказываются признать его закон¬
ным политическим лидером СССР. Соединенные Штаты и их
западноевропейские союзники в то время пытались заручиться
поддержкой Горбачева и считали Ельцина неудобной персоной,
если не нарушителем спокойствия. Еще осенью 1991 года прези¬
дент Буш пытался предотвратить формальный распад Советско¬
го Союза. Фундаментальный политический выбор Ельцина
в 1989-1991 годах был в основном сделан вопреки, а не в ответ
на прямое давление со стороны международных игроков.

Объяснение решений лидеров (1985-1999)
355
Ельцин, 1991-1993
Осень 1991 года обычно считается поворотным моментом
в советской и российской истории. Это был звездный час Ельци¬
на и начало этапа его политического господства. Уровень его ха¬
ризматического авторитета поднялся до новых высот в августе
1991 года, и он воспользовался этим моментом, чтобы начать
разработку всеобъемлющей программы по преодолению унасле¬
дованного им развала и для создания основ нового порядка. На¬
растающий экономический кризис в стране, центробежные силы
в республиках и дальнейшая дезинтеграция государственных
институтов являлись косвенными факторами, которые привлек¬
ли внимание Ельцина, но пока не заставили его реагировать.
Кроме того, организованные общественные и политические силы
в России оказались бессильны заставить его реагировать так, как
им того хотелось. Игроки на международной арене практически
не повлияли на политический выбор Ельцина, но подействовали
на его решения по экономической реформе. В целом осенью
1991 года у Ельцина были как никогда развязаны руки. Он имел
возможность выбрать для себя опции реагирования на кризис.
Соответственно, его личность и убеждения стали определяющи¬
ми факторами его выбора. Его решение добиваться права на ру¬
ководство посредством указов, его сопротивление созданию
президентской политической партии и решение дистанцировать¬
ся от демократических сил — выбор, который ему никто не навя¬
зывал. Выбор этот отражал его личные предпочтения.
Решения Ельцина относительно экономической реформы
были сформированы под влиянием более широкой комбинации
сил и обстоятельств. Чтобы получить контроль над распадаю¬
щейся экономикой, необходимо было что-то делать. Неолибе¬
ральные советники (как российские, так и иностранные) при
поддержке международных финансовых институтов решительно
настаивали на определенном курсе действий; российские эконо¬
мисты предлагали в том числе и другие варианты. Восприимчи¬
вость Ельцина к советам неолибералов еще нуждается в объяс¬
нении.

356
Глава 1 1
Эта восприимчивость отражала его социализацию в советской
системе и личностные качества, которые привели его к исполне¬
нию роли «штурмовика» в этой системе. Учитывая свидетельст¬
ва его воспоминаний, а также тех, кто на него работал (см. главу
седьмую), мы можем понять, почему Ельцину в то время импо¬
нировала «шоковая терапия». Его привлекла революционная
стратегия по устранению препятствий на пути построения новой
социально-экономической системы — стратегия, контрастиро¬
вавшая с «полумерами», за которые он критиковал Горбачева.
«Шоковая терапия» в восприятии Ельцина напоминала широко¬
масштабную кампанию по преобразованию общества — болез¬
ненное, но необходимое лекарство от летаргии для российских
граждан; она напоминала культурную революцию. Требовалось,
чтобы все граждане решились преодолеть свою леность; в про¬
тивном случае им грозили суровые тяготы и лишения. Ставка
была сделана на молодежь.
Эти предпочтения были чем-то большим, чем просто выраже¬
нием личностных качеств Ельцина. Они были укоренены в марк¬
систско-ленинской традиции — миссионерской, прогрессивной
и оптимистичной. Сталин, Хрущев и Горбачев стремились пре¬
образовать общество, видоизменив «человеческий фактор» (или
реализовав его потенциал) и открыто обращаясь к молодому
поколению. Они тоже начали общенациональную мобилизацию
с целью построения не имеющего прецедентов общественного
порядка. Действительно, Ельцин оправдывал свою экономиче¬
скую революцию с помощью понятий, поразительно похожих на
те, к которым прибегали его предшественники. По мнению
Хэнсона, Ельцин подражал марксистско-ленинскому «преодоле¬
нию исторических барьеров» [Hanson 1997], в этом конкретном
и узком смысле не отличаясь от Сталина, Хрущева или Горбачева.
Несмотря на то что Ельцин публично отрекался от марксизма-ле¬
нинизма, кое-что от этого образа мышления у него оставалось.
«Строительство капитализма» при Ельцине отвергало социали¬
стическое содержание, однако оно имитировало тот подход
к «первоначальному накоплению капитала», который отличал
как ранний капитализм, так и строительство социализма в СССР.

Объяснение решений лидеров (1985-1999)
357
Хотя организованные общественно-политические силы внут¬
ри России не вынуждали Ельцина принять именно эту экономи¬
ческую стратегию, международное воздействие в реальности
оказало серьезное влияние на сделанный им выбор. К косвенным
международным влияниям можно отнести воцарившийся после
окончания холодной войны дух времени, сопряженный с тор¬
жеством рыночной демократии и необычайной привлекатель¬
ностью «западной цивилизации» как модели для подражания
и спасения от краха. Такое косвенное влияние осуществлялось
независимо от политики западных правительств и международ¬
ных финансовых институтов; но свою роль сыграло также
и прямое давление из-за границы. Финансы России были в ужа¬
сающем состоянии, и правительства западных стран обещали
крупномасштабную помощь, если она примет догматы Между¬
народного валютного фонда. Следовательно, хотя Ельцин в силу
своих личных качеств и своих убеждений был предрасположен
к принятию революционной экономической стратегии, он также
осознавал, что в этом направлении его подталкивают «кнут
и пряник» из-за рубежа. Возможно, он чувствовал себя пленни¬
ком обстоятельств. Другие политические деятели, включая
Горбачева до него, не шли на уступки западным советникам.
Вместо того чтобы рассматривать Ельцина как лидера, которого
Запад заставил выполнять свои приказы, нам следует видеть
в нем человека, личность и убеждения которого предрасполо¬
жили его к согласию с доводами Запада. «Штурмовик» счел
«шоковую терапию» подходящим лекарством от болезней своей
страны16.
Тем не менее начиная с весны 1992 года «штурмовик» стал
сдавать назад. Социальные, экономические, психологические
и международные издержки его прорывной стратегии начали
накапливаться. Гиперинфляция, массовое обнищание, коллапс
производства внутри страны и продолжающееся отступление за
16 Напротив, Джерри Хаф уверен, что Ельцин выбрал «шоковую терапию»,
потому что она наиболее соответствовала его цели быстрого достижения
независимости России от СССР [Hough 2001:129].

358 Глава 11
границей — все это привело к мобилизации антиельцинских
настроений среди интеллигенции, в корпусе управленцев и на
Съезде народных депутатов. Российский народ в основном без¬
молвствовал в своих страданиях, но апокалиптические прогнозы
о том, что его терпение скоро лопнет, появлялись в бесчисленных
газетных статьях и звучали в публичных выступлениях видных
деятелей. Настал момент, когда Ельцин должен был решить,
продолжать ли ему свою программу в полном объеме или вместо
этого модифицировать и умерить ее. Он мог бы настоять на
своем: у него была власть сделать это, а западные правительства
и международные организации обещали вознаградить за это
Россию, но он решил внести в свой курс коррективы.
Чем объяснить этот сдвиг? Возможно идиосинкразическое
объяснение: Ельцин, «штурмовик» советского типа, был также
неоленинистом, понимающим необходимость консолидации
достижений после первоначального удара. Согласно такой ин¬
терпретации, Ельцин проявил политическое благоразумие не
потому, что был вынужден это сделать, а скорее потому, что
предвидел или опасался последствий того, что случится, если он
этого не сделает. Продолжим аргументацию следующим образом.
Оказавшись в авангарде революции, свергшей коммунизм
и разрушившей СССР, и сразу после этого выступив за револю¬
ционный подход к «построению капитализма», Ельцин счел
благоразумным не испытывать удачу. Он не знал, в какой момент
может иссякнуть народное терпение17. Он знал, как пришел
к власти, и знал, что помог уничтожить Горбачева политически,
перебив его ставки в борьбе за лояльность пробудившегося
простого народа. Он также знал, что реакционные силы пытают¬
ся применить против него ту же стратегию. Он не хотел отправ¬
лять умеренных в объятия своих противников в Верховном
Совете; он также не хотел укреплять доверие населения к комму¬
нистам и шовинистам. Он не хотел остаться уязвимым для обви¬
нений в том, что не имеет стратегии защиты национальных ин¬
17 Вспомним его настойчивые обещания в ноябре 1991 года, что через полгода
ситуация начнет улучшаться (глава седьмая).

Объяснение решений лидеров (1985-1999)
359
тересов России за рубежом или интересов россиян в ближнем
зарубежье. Короче говоря, поведение Ельцина было обусловлено
представлением о том, что накапливающиеся издержки его ре¬
волюционной стратегии могут превратиться для него в угрозу,
если не предпринять коррекцию курса18. Таким образом (соглас¬
но этой интерпретации), организованные политические силы
в парламенте, климат мнений в стране и в средствах массовой
информации, мольбы директоров страдающих предприятий
и политическая незащищенность президентского статуса на
фоне слабо институционализированного и плохо поддающегося
контролю режима вызвали осторожную реакцию Ельцина.
Благоразумие, конечно, не то же самое, что капитуляция. Ельцин
не отклонялся от общей траектории своей политики внутри
страны и за рубежом; он просто внес поправку в свой курс.
Такое поведение можно также объяснить как акт создания
политической коалиции. Это похоже на выборочную реинкор¬
порацию, к которой прибегали Хрущев и Брежнев (но не Горбачев)
на стадии своего господства. Такое объяснение не противоречит
только что изложенному, но в нем несколько меньше акцентиру¬
ются идиосинкразические и идеологические источники поведе¬
ния Ельцина и больше внимания уделяется политической стра¬
тегии и тактике как процессу политического соперничества.
С этой точки зрения Ельцин позиционировал себя таким образом,
чтобы занять политическую нишу, где он не будет изолирован на
крайнем конце внутриполитического спектра: он выбрал пози¬
цию, позволявшую доминировать как в «центре», так и в «ради¬
кальном крыле» спектра. Его программа оставалась в целом ра¬
дикальной, поскольку она отвечала стремлению осени 1991 года
18 Ряд наблюдателей и единомышленников отметили интуитивное предчувст¬
вие Ельциным надвигающихся сдвигов в настроениях масс [Попцов 1996:
55,107,167, 384; Бурлацкий 1997: 259; Гайдар 1996: 106-107]. Независимо от
того, справедливо ли их мнение, видно, что Ельцин принял эти решения,
прислушиваясь только к себе, и что он стремился предвидеть реакцию по¬
тенциальных противников, делая свой выбор. Более того, в своих вторых
мемуарах (опубликованных в начале 1994 года) Ельцин признает корректи¬
ровку курса и разумно оправдывает ее [Ельцин 1994: 164-167].

360
Глава 11
к прорыву и не делала никаких уступок ни неперестроившимся
коммунистам, которых он в 1991 году победил, ни усиливающим¬
ся российским шовинистам и имперским реваншистам19. Одним
из объяснений выборочной реинкорпорации Хрущева и Бреж¬
нева была их потребность в создании масштабных коалиций
перед лицом политической нестабильности. Ельцин, согласно
этой интерпретации, также мог бы рассматривать свой частичный
сдвиг в направлении центра как акт политического самострахо¬
вания в весьма спорном политическом контексте. Даже значи¬
тельных различий в структуре политики в 1990-х годах (по
сравнению с 1950-1970-ми годами) было бы недостаточно, чтобы
нивелировать эту общую реакцию на политическую незащищен¬
ность лидера20.
Конечно, как и в случае с Хрущевым и Брежневым, выборочная
реинкорпорация только увеличила амбициозность всеобъемлю¬
щей программы Ельцина, поскольку в ней обещалось достижение
19 Точно так же Хрущев и Брежнев при разработке своих всеобъемлющих
программ отказались от крайне жестких позиций, когда-то сформулирован¬
ных Молотовым и Шелепиным. Вместо этого они выборочно использовали
реформаторские положения, сформулированные Маленковым и Косыгиным.
20 Питер Реддэуэй и Дмитрий Глинский, напротив, утверждают, что Ельцин
«перешел к центру» уже весной 1990 года, стремясь к союзу с менеджерами
крупных промышленных предприятий и дистанцируясь от экстремистов из
«Демократической России» [Reddaway, Glinski 2001:167-172,234-235]. Затем
авторы пишут, что «шоковая терапия» была основана на коалиции неоли¬
бералов и управленческой элиты в ущерб демократам, коммунистам и ра¬
дикальным националистам. Этот аргумент согласуется с представлением
о Ельцине как о человеке, который поднялся до должности председателя
Верховного Совета РСФСР (май 1990 года) как оппозиционный экстремист,
а затем стремился расширить коалицию, на которой будет основывать свое
«правление» в России. Реддэуэй и Глинский предлагают то, что равносильно
политической интерпретации поведения Ельцина на этапе его господства
(то есть поиску политической безопасности). Хотя они не предлагают
«поэтапного анализа» правления Ельцина, стоит отметить, что их периоди¬
зация стадии политической преемственности и стадии господства не
сильно отличается от моей. С другой стороны, Реддэуэй и Глинский [Red¬
daway, Glinski 2001: 288] также утверждают, что Ельцин продвинулся еще
дальше к центру в середине 1992 года и по причинам, аналогичным тем,
которые я указал здесь.

Объяснение решений лидеров (1985-1999)
361
новых целей с меньшим отступлением от традиционных понятий
и интересов, чем ожидалось ранее. Тем не менее коррекция его
курса не повлияла на снижение уровня политической поляриза¬
ции между законодательной и исполнительной ветвями власти.
Поскольку политический тупик продолжился и в 1993 году,
Ельцин решил выйти из него путем конфронтации. Это было
решение, принятое им самим, при поддержке советников, но без
принуждения со стороны общественных сил, международных
игроков или политических императивов. Это был выбор, продик¬
тованный комбинацией его личного реактивного порога, про¬
должительного разочарования и его изначальной веры в высшее
благо персоналистического лидерства. Таким образом, конститу¬
ция, которую он представил избирателям в декабре 1993 года,
стала наиболее четким отражением суперпрезидентского, плебис¬
цитарного и антицентробежного видения политического поряд¬
ка, за которое он выступал с осени 1991 года.
Ельцин, 1994-1999
Как мы видели, Ельцин был рад принятию своей конституции,
но шокирован победой коммунистов и шовинистов на парла¬
ментских выборах в декабре 1993 года. Он был разочарован па¬
дением своей личной популярности и возмущен объявленной
(в феврале 1994 года) амнистией лидерам парламентского сопро¬
тивления в октябре 1993 года. В ответ на это разочарование
Ельцин стал более замкнутым, авторитарным и патриархальным.
Если направленность его стратегии укрепления авторитета
в 1991-1993 годах была преобразующей, то направленность его
последующей стратегии по поддержанию и возмещению этого
авторитета стала консолидирующей.
Почему он так отреагировал? Учитывая то, что нам известно
о личности Ельцина, а также акцент на личностных факторах
в воспоминаниях его помощников, у нас может возникнуть со¬
блазн приписать эту реакцию исключительно идиосинкразиче¬
ским факторам. Ельцин, исходя из этих соображений, был
362
Глава 11
предрасположен к персоналистическому лидерству и патриар¬
хальной самооценке. В этом отношении он, как и многие другие
аппаратчики этого типа в постсталинскую эпоху, был продуктом
советского социализма. Перед лицом разочарования он позволил
этой своей особенности доминировать; он вернулся к своим
корням.
Хотя такой аргумент определенно правдоподобен, он кажется
неполным. В конце концов, личностные качества Ельцина также
включали любовь встречать вызовы лицом к лицу и отвращение
к застою. Это тоже особенности советского аппаратчика опреде¬
ленного типа. Более того, его самооценка — как и его стратегия
укрепления авторитета — основывалась на обещании построить
новый политический и экономический порядок, что было
в 1994 году еще далеко от завершения.
Альтернативное объяснение возврата Ельцина к более затвор¬
ническому политическому стилю — политическое, в частности
его политическая незащищенность. Хотя он был публично избран
президентом России и пользовался огромным харизматическим
авторитетом после августа 1991 года, эти источники политической
популярности — ненадежные активы. В период своей борьбы
с Верховным Советом в 1992-1993 годах он никогда не мог быть
уверен, что его не снимут с должности силой; неудавшийся путч
1991 года был совсем недавним воспоминанием. В октябре
1993 года Ельцину было нелегко заручиться армейской поддерж¬
кой для атаки на парламент; многие военные отказывались вы¬
полнять его приказы. Он никогда не мог быть уверен, что его
окружение в администрации посвятило себя реализации заяв¬
ленной им политики; в одном из воспоминаний фактически
утверждается, что парламент, по мнению Ельцина, объявил
амнистию его политическим противникам только в результате
халатности или вероломства его собственных сотрудников
[Костиков 1997: 286-287, 299-300]. Следовательно, даже если он
еще не был склонен подозревать всех (а он был), обстоятельства
подтолкнули Ельцина к усилению требований подтверждения
личной лояльности, к привычке постоянно проверять личную
преданность соратников и назначенцев, к более выраженному
Объяснение решений лидеров (1985-1999)
363
стремлению показать всем, кто здесь главный. Одновременно он
испытывал потребность обеспечить свою личную безопасность,
завязывая все более близкие личные отношения с министром
обороны Грачевым и своими телохранителями. Кроме того, он
решил, что разделенное правительство просто не работает21.
Таким образом, политическая неопределенность оставалась
постоянным фактором на протяжении всех лет его пребывания
на посту президента России, тогда как политическая уверенность
в себе, власть и авторитет — факторами переменными. По мере
того как падала вера Ельцина в собственную способность решать
проблемы страны, мобилизовывать массы, контролировать си¬
ловые министерства и поддерживать свою власть и авторитет как
эффективного лидера, его затворнический авторитаризм повы¬
шался. Конституция могла наделить президента огромными
формальными полномочиями, но Россия была молодой респуб¬
ликой. Ельцину по-прежнему приходилось постоянно беспоко¬
иться о том, не станет ли он жертвой неконституционных дейст¬
вий. Будучи избран в 1991 году на пятилетний срок, он не мог
оставаться уверен в том, что, несмотря на резкое падение его
популярности в массах, силы внутри политического истеблиш¬
мента не будут стремиться отстранить его от должности до
окончания срока. И он не мог считать чем-то само собой разуме¬
ющимся, что электорат дарует ему второй срок на выборах, на¬
значенных на июнь 1996 года.
Как указывалось в главе девятой, ощущение политической
незащищенности Ельцина в 1994 году во многом повлияло на его
решение вторгнуться в Чечню в конце того же года. В более
широком смысле реакция Ельцина на разочарование после
1993 года заключалась в стремлении консолидировать систему,
которую он начал строить, а не завершить ее строительство. Он
позиционировал себя как человека, который никогда не допустит
распада России. Помимо обеспечения территориальной целост¬
21 По последнему пункту см. [Ельцин 1994: 245], где он (написано в начале
1994 года) заявляет о своем разочаровании в разделении полномочий меж¬
ду ветвями власти.

364
Глава 11
ности, Ельцин определял свою главную роль как гаранта против
коммунистической или реваншистской реставрации, что приве¬
ло его к формированию коалиции заинтересованных групп, куда
вошли умеренные и те, кого он называл «реформаторами». Он
закрывал глаза на рост коррупции в своей администрации. Он
одобрил проведение в 1995 году приватизации по схеме залоговых
аукционов, в результате чего образовался небольшой класс мо¬
гущественных магнатов, которые будут бороться против восста¬
новления коммунизма и претендовать на свою долю по итогам
переизбрания Ельцина. Он заигрывал с идеей отмены президент¬
ских выборов 1996 года и запрета Коммунистической партии
Российской Федерации. Безусловно, он продолжал сотрудничать
с США и Западной Европой, старался интегрировать Россию
в западные международные институты и получать от Запада
займы и кредиты. Однако эти цели все чаще рассматривались им
как предварительные условия для успешной консолидации но¬
вого порядка внутри страны, как гарантии против нестабильно¬
сти, способной привести к коммунистическому реваншу, и как
подтверждение его незаменимости в качестве лидера, который
благодаря своим отношениям с западными лидерами может
осыпать страну благами.
Решение Ельцина отреагировать таким образом на свои разо¬
чарования не было продиктовано политической «необходимо¬
стью». После 1993 года не существовало комбинации политиче¬
ских сил, которые толкали бы его на этот путь. Ни Дума, ни об¬
щественные организации не имели возможности ни принудить
Ельцина принять консолидирующую стратегию, ни помешать
ему придерживаться более радикального политического курса.
Дума была более послушной организацией, чем Съезд народных
депутатов, отчасти в результате принудительного роспуска по¬
следнего, а отчасти из-за новых правил игры, продиктованных
конституцией декабря 1993 года [McFaul 2001, chs. 6-7]. Общест¬
венные организации, хотя и многочисленные, были менее сильны,
чем в 1990-1991 годах, в результате спада революционной волны,
восстановления некоторых политических ограничений и обни¬
щания большей части общества из-за шоковой терапии [Urban
Объяснение решений лидеров (1985-1999)
365
et al. 1997, part IV]. Зарубежные правительства не подталкивали
Ельцина в этом направлении, хотя и полагали, что его пребыва¬
ние у власти является неизбежной альтернативой коммунисти¬
ческой реставрации.
Итак, у Ельцина была возможность проводить иную политику.
Он мог бы настаивать на радикализации, как это в конце концов
стали делать Горбачев и Хрущев, но для этого ему не хватало
желания, энергии, здоровья и достаточной политической само¬
уверенности. Вместо этого он попытался управлять незавершен¬
ной системой, которую построил, укреплять свою власть и пода¬
вать себя как человека, долголетие которого является гарантией,
что коммунисты никогда не смогут разрушить основы этой
системы.
Ельцин, кроме того, стал жертвой ограничений, созданию
которых сам и способствовал; в результате ему не хватало мно¬
гих инструментов для завершения здания, строительство кото¬
рого он начал. Он оказывался все более обременен результатами
своих же решений, что часто парализовало разработку полити¬
ки. В этом отношении он частично стал жертвой собственного
успеха в деле разрушения коммунистической системы, посколь¬
ку он правил как президент, не обладая преимуществами нали¬
чия сформировавшегося аппарата чиновников для организации
входящего потока информации и для исполнения своих запросов.
Даже здоровый лидер был бы этим обременен, но Ельцин не был
здоров: у него было слабое сердце, он страдал из-за последствий
болезненной травмы спины, полученной в Испании в 1990 году,
от алкогольной зависимости, принимал лекарства, которые
усугубляли маниакально-депрессивные с виду перепады на¬
строения. Со временем, по словам его пресс-секретаря, пере¬
грузка, связанная с необходимостью постоянно что-то решать,
нанесла еще больший урон, и Ельцин начал уклоняться от рабо¬
ты с документами, встреч и (все чаще) решений22. Более того,
22 Костиков вспоминает: «Приходя в нему в кабинет, я нередко заставал его за
пустым столом в глубокой и грустной задумчивости. Он точно бы скучал по
своей прежней роли “директора Всея Руси”. И было впечатление, что Ельцин
366
Глава 11
учитывая его политическую незащищенность, Ельцин сопротив¬
лялся неизбежному — тому, чтобы делегировать другим больше
ответственности за принятие решений, — возможно, опасаясь
ослабления своего авторитета или кристаллизации угроз своей
власти23.
Упор Ельцина на консолидацию, а не на продолжение преоб¬
разований (например, установление верховенства закона), под¬
креплялся его фатальной убежденностью в невозможности ре¬
формировать российскую бюрократию. В своих вторых воспо¬
минаниях, где он размышляет об уроках своего пребывания
у власти, Ельцин пишет, что российская бюрократия — это бо¬
лото, от которого нельзя ожидать большой пользы; и русской
бюрократии, и русскому народу нужна «сильная рука», чтобы
отвлечь их от косности и нигилизма. Единая сильная власть
важнее верховенства закона: «Вообще у нас в России очень не
любят выполнять всякие правила, законы, инструкции, указания,
в общем, соблюдать какой-то заранее установленный регламент.
Непунктуальный мы народ, и регламент для нас — острый нож»
[Ельцин 1994: 145—146]. Лидер нужен всегда: «Главный парадокс
России заключался в том, что ее государственная система давно
брела сама собой, по большому счету, ею никто не управлял.
По-настоящему властного лидера в России давно уже не было».
Люди разучились делать что-либо самостоятельно. По его словам,
прежде чем что-то изменится, пройдет два-три президентских
растерялся перед масштабом деяний, которые он сам определил для себя
в Конституции» [Костиков 1997:306-307]. Костиков также сообщает, что на
протяжении всего своего пребывания в должности президента Ельцин по¬
стоянно испытывал физические страдания от различных недомоганий,
включая серьезную боль в спине и ноге [Костиков 1997:196]. Это наблюдение
подтверждает и Коржаков в [Коржаков 1997: 202].
23 Коржаков сообщает, что осенью 1993 года премьер-министр Черномырдин
пытался убедить Ельцина наделить его большей ответственностью и обя¬
занностями с целью снизить нагрузки на президента. Ельцин, по словам
Коржакова, отнесся к этому с большим подозрением, опасаясь, что Черно¬
мырдин, возможно, стремится к большей формальной власти или планиру¬
ет составить ему конкуренцию на выборах в 1996 году [Коржаков 1997: 310].

Объяснение решений лидеров (1985-1999)
367
срока [Ельцин 1994:11,13,24-25]. В этих воспоминаниях Ельцин
очень редко говорит о верховенстве закона, а если и говорит, то
это либо ритуальные заклинания, либо недоумение относитель¬
но того, как добиться подотчетности российской бюрократии:
«...должен быть один ограничитель — закон. Другое дело, что
приноравливаются к новому правоохранительные органы мед¬
ленно, плохо. Но это типично русский стиль» [Ельцин 1994:154].
Фатализмом в отношении «системы», которой он руководил,
также можно объяснить то, что он все чаще обращал внимание
на рост коррупции в своем правительстве. Это любопытная
особенность ельцинского президентства. Мало кто из исследо¬
вателей верит, что Ельцин занимал свой пост в основном ради
личной материальной выгоды. В Свердловске он не был коррум¬
пирован, вел кампании против коррупции и привилегий. Фак¬
тически его продвинули на должность в Москве именно потому,
что он был «чист» и зарекомендовал себя как борец с коррупци¬
ей. Будучи в 1985-1987 годах первым секретарем московского
горкома, он прославился своими антикоррупционными кампа¬
ниями и критикой формальных привилегий номенклатуры. Тем
не менее, несмотря на регулярные речи уже в качестве президен¬
та о необходимости искоренить коррупцию, есть сведения, что
он все чаще избегал расследований в связи с сигналами о корруп¬
ции в своей собственной администрации [Стрелецкий 1998:
155-156; Костиков 1997: 216]. Тем, что он смирился с невозмож¬
ностью переделать российскую бюрократию и заставить россиян
вести себя по закону и по правилам, можно также объяснить и его
неспособность бороться с коррупцией. Разочарование, явная
усталость и отсутствие идей о том, как справиться с коррупцией
без дальнейшего увеличения своей политической уязвимости,
могли в совокупности удерживать его от решения этой задачи.
Есть и другие, не менее правдоподобные объяснения. Во-пер¬
вых, возможно, что для Ельцина борьба с коррупцией была
только средством прихода к власти, и он отказался от нее, став
президентом России. Второе состоит в том, что Ельцин на самом
деле стремился коррумпировать всех в своем окружении, чтобы
сохранить их лояльность и зависимость от него в плане полити¬
368 Глава 11
ческой защиты от преследования24. Третье объяснение заключа¬
ется в том, что Ельцин не мог бороться с коррупцией, не нанося
вреда своей семье, и особенно дочерям с их мужьями. Хотя
данных о личной коррупции Ельцина после 1994 года мало,
свидетельств растущей коррупции в семьях его детей с 1994 года
достаточно много [Reddaway, Glinski 2001, ch. 8]. В частности,
бизнес-магнат Березовский, похоже, опутал семью Ельцина се¬
тями незаконных сделок и незаконных связей, о чем Ельцину,
возможно, было известно. Это повысило для Ельцина цену
борьбы с коррупцией в его ближайшем кругу.
Какое бы объяснение ни являлось правильным (а они не ис¬
ключают друг друга), в конечном итоге — по психологическим,
физическим, политическим или личным причинам — Ельцин
боролся с коррупцией только на словах. Это соответствовало его
общей позиции в отношении трансформационных изменений
в период после 1993 года.
Тем не менее, даже делая в 1994-1999 годах акцент на стабиль¬
ности и консолидации, Ельцин периодически вел себя так, как
если бы ему было важно продемонстрировать свою способность
продвигать историю вперед, к завершению капиталистического
проекта. Периодически (1995, 1997, 1998 годы) он внезапно
выходил из своего уединения, увольнял или понижал в должно¬
сти членов своего правительства и назначал министров — Нем¬
цова, Кириенко и Степашина — молодых, независимых от
олигархов и склонных строить государство, основанное на ры¬
ночном регулировании. Он поручил им преодолеть помехи на
пути построения капиталистического общества (см. главу деся¬
тую). Невозможно определить, действительно ли Ельцин верил
в то, что говорил. Возможно, это был его способ убедить себя,
что он не поддался брежневскому застою. Возможно, это был его
способ убедить других, как дома, так и за рубежом, что он еще
сохраняет политическую силу. Возможно, это был способ убедить
Международный валютный фонд, что он не будет тратить впус¬
тую его деньги. Или же это могла быть простая стратегия сохра¬
24 Этот аргумент приводит Джерри Хаф [Hough 2001 ].

Объяснение решений лидеров (1985-1999)
369
нения власти: постоянно выводить всех чиновников из равно¬
весия и вводить во власть молодых людей, не имевших статуса
или связей, которые позволили бы им угрожать его авторитету.
Только когда Ельцин стал искренне опасаться, что он или члены
его семьи могут быть привлечены к ответственности после его
ухода с должности, он отказался от претензий на осуществление
реформаторских прорывов. Даже тогда, оглядываясь назад, он
пытался убедить читателей своих последних мемуаров, что
главная цель увольнения министров в 1998-1999 годах заклю¬
чалась не в самозащите, а в том, чтобы найти человека, способ¬
ного предотвратить возврат коммунистов к власти [Ельцин
20006, Р. 24].
Выводы
В главе первой я утверждал, что структурные объяснения
лидерского поведения в системах советского типа могут быть
эффективны лишь до определенного момента. Эти объяснения
подчеркивают сдерживающее влияние политической организа¬
ции и марксистско-ленинской идеологии на объем свободы по¬
тенциального строителя авторитета действовать по своему ус¬
мотрению. Однако в рамках этих параметров лидеры могут
разрабатывать различные стратегии укрепления авторитета.
Структурные объяснения решений лидеров становятся еще
менее убедительными в ситуации прихода к власти Горбачева,
и особенно после того, как он консолидировал власть и начал
реализовывать свою всеобъемлющую программу. После 1986 го¬
да личностные качества и убеждения отдельных лидеров начи¬
нают играть все более определяющую роль в принимаемых ими
решениях. Безусловно, многие из их личных убеждений уходят
корнями в советскую идеологическую традицию, а их стили ру¬
ководства отражают стиль работы аппаратчиков постсталинских
поколений региональных партийных чиновников. Следователь¬
но, мое внимание к присущим только им факторам не означает,
что Горбачев или Ельцин были генетическими мутантами или
370
Гл а в a 11
инопланетянами, которым каким-то образом удалось захватить
власть в советской системе. Ни в коем случае. Фактически кон¬
цепция построения и поддержания авторитета, использованная
в этой книге, заставляет нас обратить внимание как раз на про¬
тивоположное: исследуются способы, с помощью которых лиде¬
ры привлекают политическую аудиторию, а затем используют это
для укрепления своего авторитета и, следовательно, своего
влияния в качестве лидеров.
Если признать, что несколько различных призывов могут
найти отклик у одной и той же аудитории, а формирование ав¬
торитета также является актом манипулирования аудиторией со
стороны лидеров, тогда мы снова возвращаемся к вопросу о том,
до какой степени им приходилось изменять структурные огра¬
ничения (организационные и идеологические) самой системы.
С этой точки зрения Горбачев и Ельцин становились все менее
и менее ограниченны, по мере того как в 1980-х годах их усилия
по преобразованию советской системы продвигались вперед.
После того как организация и идеология советской системы дали
трещину, а затем рухнули, личностные качества и менталитет
Горбачева и Ельцина стали в гораздо большей степени определять
сделанный ими выбор.
Роль все более автономных общественных сил на протяжении
1987-1993 годов также неуклонно возрастала. Горбачев высвобо¬
дил эти силы, а затем положился на них как на опору для запуги¬
вания старой гвардии внутри истеблишмента. К 1989 году уже
можно говорить об автономных общественных силах как о фак¬
торе, постоянно взаимодействующем с лидерами в сфере изме¬
нении контекста советской и постсоветской политики — и о «сов¬
местном производстве» их стратегий лидерства. В конечном
итоге Горбачев в этом процессе проиграл. Ельцин взял на себя
руководство процессом в 1989 году, но его тоже иногда удивляли
новые уровни радикального самоутверждения групп в обществе.
К 1993 году радикальная общественная мобилизация утихла
или была направлена в область законодательства. В этих обстоя¬
тельствах Ельцин выбрал стратегию поддержания авторитета,
обращенную к определенной комбинации реформистских и кон¬
Объяснение решений лидеров (1985-1999)
371
сервативных сил как в политическом истеблишменте, так и в об¬
ществе в целом. К 1996 году он заложил основы новой системы.
В некоторой степени эта система налагала структурные ограни¬
чения, которые во время второго президентского срока Ельцина
могли уменьшать его свободу действий почти в той же степени,
в какой сложившаяся советская система уменьшала свободу
действий Брежнева в последние годы его правления. Мучитель¬
ные усилия президента Путина разработать программу суще¬
ственных изменений, по-видимому, свидетельствуют об устой¬
чивости этих ограничений. Но это тема другой книги.

Глава 12
Критерии оценки
трансформационных
лидеров
Большая часть этой книги посвящена анализу политических
стратегий Горбачева и Ельцина. Однако в главах девятой и один¬
надцатой рассматривалась проблема объяснения их выбора. Ос¬
тается обратиться к еще одному дополнительному параметру,
имеющему ключевое значение для изучения лидерства: крите¬
риям его оценки. Исходя из чего следует оценивать Горбачева
и Ельцина как лидеров? Это, безусловно, наиболее сложная зада¬
ча, поскольку она включает две других. Прежде чем оценить
эффективность их лидерства, следует определить, что именно
они пытались сделать, и указать, какой степенью свободы они
обладали для достижения этих целей. Мы должны прибегнуть
к альтернативным рассуждениям («что было бы, если бы»),
чтобы ответить, привели ли их действия к результатам, которых
не было бы в отсутствие их руководства. Нормативный компо¬
нент любой оценки усложняет эту задачу1. Начнем с короткой
главы, в которой определим критерии оценки трансформацион¬
ных лидеров. Затем последние две главы книги будут посвящены
оценкам Горбачева и Ельцина как лидеров трансформации.
1 Не будем забывать, что корень слова «оценка» — это «цена».

Критерии оценки трансформационных лидеров
373
Требования к эффективному трансформационному
лидерству
Трансформационное лидерство — это процесс, который Шум¬
петер назвал «созидательным разрушением»: такой демонтаж
старой системы, при котором одновременно создаются основы
для системы новой [Schumpeter 1942: 81-86]. Это непростая за¬
дача даже для самых талантливых руководителей. Как утвержда¬
лось в главе первой, лидеры, стремящиеся к созидательному
разрушению, должны:
•	публично подчеркивать несовместимость между возникаю¬
щими требованиями внешней среды, с одной стороны, и те¬
кущими принципами управления и культурными допущени¬
ями — с другой;
•	обрисовать альтернативное видение политической организа¬
ции и культуры, которое восстановит гармоничные отноше¬
ния между преобразованным объектом и средой;
•	мобилизовать соратников в поддержку этого видения;
•	не дать защитникам существующего порядка саботировать
трансформацию;
•	реализовать конкретные программы, которые приведут к за¬
мене существующего порядка на более отвечающий требова¬
ниям внешней среды завтрашнего дня.
Когда отправной точкой является монополистическая система
ленинизма, трансформационный лидер должен:
•	создать и легитимизировать автономные общественные арены;
•	рассредоточить социальные, экономические, политические
и информационные ресурсы по этим аренам;
•	создать новые институты для координации децентрализован¬
ного общественного обмена и интеграции нового обществен¬
ного порядка;
•	заложить основы новой политико-экономической культуры,
созвучной новому общественному порядку.

374
Гл ав a 12
Таким образом, он должен разрушить структуры и культуру
старого порядка, заменить их новыми структурами и помочь
сформулировать новую культуру. Это в любом случае — идеал.
Редкий лидер может добиться успеха как в разрушении системы,
так и в построении новой. Горбачев и Ельцин пытались добить¬
ся успеха по обоим направлениям.
Стандарты оценки лидерства
Как в публицистике, так и в академической науке оценка ли¬
дерства проводится постоянно, но обычно без размышлений
о применяемых стандартах. Следовательно, разные наблюдатели
могут применять к одному и тому же лидеру разные стандарты,
что приводит к разным оценкам итоговых показателей.
Один стандарт является чисто нормативным, а его нормы
определяются наблюдателем: согласен я или не согласен с ценно¬
стями и целями, которые преследует лидер? Если я согласен с его
ценностями и целями, я называю его «великим». Если мне не
нравятся его ценности и цели, то назвать его «великим» нельзя.
Нормативный подход может также фокусироваться на результа¬
тах политики лидера. Если я одобряю эти результаты, я даю по¬
ложительную оценку; если я не согласен, мое мнение будет отри¬
цательным. Как выразился Хоффманн, «человек, который для
моего соседа герой, для меня может быть истинным проклятием»
[Hoffmann 1967: 113]. Сплошь и рядом нормативный подход
к оценке объединяет намерения и результаты, рассматривая
последние как продукт первых.
Например, противники того, за что выступал Горбачев, часто
с большой страстью высказывали свои негативные мнения, а те,
кому это нравилось, часто склонялись к «горбимании». «Тайм»
мог объявить Горбачева «человеком десятилетия», советские
реакционеры проклинали его за вестернизацию страны, тогда
как советские сторонники свободного рынка — за упорную
приверженность «социалистической идее». Люди на обоих концах
советского политического спектра недоумевали по поводу того,
Критерии оценки трансформационных лидеров
375
что Горбачевым так восхищаются за границей, но так недолюб¬
ливают дома. Когда итог споров о «достижениях» лидера в зна¬
чительной степени зависит от принятия или неприятия ценно¬
стей, которым он привержен и которые реализует, таким спорам
не следует уделять много внимания. Убедить оппонента, приводя
доказательства, невозможно. Споры имеют тенденцию к уходу
в сторону философского обсуждения относительных достоинств
различных ценностей, но это иная задача по сравнению с оценкой
лидерства как такового.
Хотя чисто нормативный подход слишком ограничен, нам все
же нужен стандарт, по которому можно судить о работе лидера.
Следовательно, второй подход к оценке лидерства зависит глав¬
ным образом от суждений об эффективности. Поскольку эф¬
фективность может быть определена только относительно на¬
бора целей (эффективных для достижения чего?), цели и ценно¬
сти должны стать частью уравнения. Но принятие за эталон
ценностей наблюдателя не слишком нам поможет, если они
отличаются от ценностей самого рассматриваемого лидера. Нет
смысла оценивать эффективность лидера в достижении целей,
которых он не преследовал. Оценка достижений, основанная на
стандарте эффективности, должна принимать за стандарт цели
и ценности самого лидера и оценивать его эффективность в дос¬
тижении этих целей. Именно такой подход я применяю в послед¬
них главах этой книги. Насколько хорошо Горбачев и Ельцин
проявили себя как лидеры в достижении поставленных ими
целей?
Такой подход необязательно предполагает одобрение целей
лидера. Наблюдатель, который не согласен с его целями, тем не
менее может неохотно согласиться, что тот был весьма эффекти¬
вен в их достижении. И наоборот, наблюдатель, согласный с це¬
лями, может с грустью признать, что лидер оказался неэффекти¬
вен в их достижении. Перечислим оставшиеся возможности:
наблюдатель может не соглашаться с целями и отмечать неэф¬
фективность лидера в их достижении, или же наблюдатель может
соглашаться с целями и отмечать эффективность лидера в их
достижении.

376
Глава 12
За эффективность обычно приходится платить. Лидеры могут
достичь своих целей высокой или низкой ценой по сравнению
с другими ценностями. Сталин — очевидный тому пример. Он
создал военную и промышленную мощь страны ценой огромных
людских и экономических потерь. Таким образом, оценка лидер¬
ства будет зависеть от цены, которую приходится платить за
достижение цели. Лидеры, которые достигают своих целей
с низкими издержками по сравнению со смежными ценностями,
могут считаться более эффективными, чем те, кто устанавливает
очень высокую цену за достижение цели.
Однако из этого не следует, что наблюдатели назовут таких
лидеров «великими». Такие характеристики больше зависят от
ценностей наблюдателя. Если мы глубоко дорожим ценностями,
принесенными в жертву ради достижения цели — такими как
миллионы человеческих жизней, принесенных в жертву Стали¬
ным, — то следует признать, что Сталин был эффективным, но
мерзким лидером, который достиг своих целей неприемлемой
ценой. Применяя такой подход к недавнему времени, можно
признать, что Ельцин был эффективен в поддержании террито¬
риального единства Российской Федерации, но при этом осудить
его за ту цену, которую он был готов заплатить за достижение
этой цели, развязав две чеченские войны. Или, по аналогичной
логике, можно высоко оценить Горбачева за достижение его це¬
лей —- либерализации и демократизации, —- но осудить его (если
есть такое желание) за готовность сделать это за счет распада
Советского Союза.
Неудивительно, что те, кто наиболее громко осуждает руко¬
водство Ельцина, также склонны считать социальные и челове¬
ческие издержки его политики огромными. Они к тому же утвер¬
ждают, что эти издержки (например, сокращение продолжитель¬
ности жизни российских мужчин и женщин) стали прямым
результатом его политики, то есть издержками, которых в отсут¬
ствие его политики не было бы [Hough 2001; Reddaway, Glinski
2001]. Точно так же наиболее активные критики Горбачева, как
правило, принадлежат к тем, кто больше всего ценит советскую
систему, СССР и / или статус великой державы и возлагает пря¬
Критерии оценки трансформационных лидеров
377
мую ответственность на Горбачева как причину утраты этих
ценностей2. Иначе говоря, цена достижения цели оказывается
приемлема или неприемлема в соответствии со шкалой ценностей
наблюдателя. Это подходящий стандарт для оценочного анализа,
хоть при нем и не удается избежать некоторой нормативной
составляющей. Но вопрос не поддается разрешению путем сбора
доказательств. Следовательно, в социально-научном подходе
к оценке лидерства логично будет задать другой набор вопросов:
какова была альтернатива? Насколько эффективны были бы
альтернативные стратегии в достижении целей при более низких
издержках?
Неизбежность контрфактуальности
Лидеры и их сторонники часто защищаются от критики издер¬
жек своей политики, ссылаясь на понятие непреодолимых огра¬
ничений. Подразумевается, что продвижение или защита завет¬
ных ценностей не могли быть достигнуты другими средствами.
Это утверждение контрфактуально. Так, В. М. Молотов, один из
ведущих членов Политбюро при Сталине, назвал человеческие
и экономические издержки сталинской политики «достойной
сожаления необходимостью». Во многих странах упертые стали¬
нисты отвергали критику в адрес сталинизма, говоря, что «нель¬
зя приготовить яичницу, не разбив яиц»3. Горбачев и его сто¬
ронники пытались парировать критику партийных консервато¬
ров, утверждая, что «альтернативы нет» и «иного не дано».
Защитники политики Ельцина в Чечне утверждали, что даже
Аврааму Линкольну пришлось вести кровавую гражданскую
войну, чтобы сплотить Соединенные Штаты. Защитники неоли¬
2 Это редко встречается в западной науке, но распространено среди россий¬
ских публицистов реваншистского толка.
3 На что Чалмерс Джонсон спрашивал: «Сколько яиц нужно разбить, чтобы
приготовить яичницу из одного яйца?» См. предисловие к [Dallin, Breslauer
1970: vi].

378
Глава 12
беральной макроэкономической политики Ельцина часто утвер¬
ждали, что альтернативы предпочтительной для них политике не
«сработают».
Во всех этих случаях противоречия фактам обычно подкреп¬
ляются претензиями на теоретическое подтверждение. Сталин
использовал теорию государственного строительства, националь¬
ного строительства и экономического развития во враждебном
международном окружении, которая, казалось, резко сужала
набор политических стратегий и тактик, способных оказаться
эффективными в таких условиях. Защитники Горбачева полага¬
ли, что только политика, разрушающая иммунитет партийно-го¬
сударственной элиты, может преодолеть системную стагнацию,
присущую старому режиму. Защитники Ельцина утверждали,
что даже в демократических системах для предотвращения
вооруженного сепаратизма необходима сила. Неолиберальные
советники Ельцина аналогичным образом говорили, что «шоко¬
вая терапия» представляет собой единственную жизнеспособную
стратегию перехода от командной экономики к рыночной.
И критики, и защитники Горбачева и Ельцина часто прибегают
к аргументации не теоретического характера, а основанной на
эмпирической оценке интеллектуальной доступности, полити¬
ческой осуществимости и практической реализации альтерна¬
тивной политики в данном историческом контексте. Так, когда
люди критикуют Горбачева за то, что он не продвигал экономи¬
ческую реформу в китайском стиле и не провел на раннем этапе
пребывания на посту радикальную реформу ценообразования
[Hough 1997], его защитники утверждают, что он был совсем не
уверен в том, сработают ли китайские реформы в советских ус¬
ловиях, и испытывал сомнения в отношении совместимости
либерализации цен с политической стабильностью [Breslauer
1989]. Когда Ельцина осуждают за проведение в январе 1992 года
неолиберальной политики [Reddaway, Glinski 2001], его защит¬
ники настаивают, что в конкретных экономических обстоятель¬
ствах того времени альтернативная политика привела бы к фи¬
нансовому и экономическому коллапсу с еще более ужасными
последствиями [Aslund 1995; Shleifer, Treisman 2000]. А когда

Критерии оценки трансформационных лидеров
379
Ельцина критикуют за его неготовность работать с политической
оппозицией в Верховном Совете и Думе4, его защитники утвер¬
ждают или подразумевают, что оппозиция была более мощной
и более реакционной по своей ориентации, чем это допускают
критики Ельцина. Они говорят, что у оппозиции были и сила,
и желание завоевать власть и восстановить старый режим в том
или ином варианте, а следовательно, альтернатива (по шкале
ценностей данного наблюдателя) была бы хуже5.
Таким образом, оценка эффективности лидера в достижении
своих целей по адекватной цене зависит также от собственного
представления наблюдателя о силе ограничений, с которыми
лидер сталкивался в данный момент. Если ограничения обреме¬
нительны, мы обычно ожидаем меньших достижений, чем если
бы ограничения были умеренными. Лидер, которому удается
смягчить (но не стереть) ограничения в своем окружении и тем
самым инициировать существенное движение при приемлемых
издержках, обычно считается эффективным и значительным.
Напротив, лидер, потерпевший поражение из-за этих ограниче¬
ний, может считаться неэффективным, но заранее обреченным,
если ограничения воспринимаются как неизменные, или же
может быть признан неэффективным и некомпетентным, если
не сумел воспользоваться доступными ему возможностями. Если
лидер добивается многого, но в контексте, где ограничений было
немного и их границы легко растягивались, его можно считать
эффективным, но не значительным («любой мог бы это сделать»).
Таким образом, невозможно оценить лидерство без некоторо¬
го представления о его обратной стороне — возможностях. Если
задача настолько серьезна, что ее невозможно решить, то (по
определению) никакие умения не помогут преодолеть ограниче¬
4 Стандартное утверждение многих ученых — авторов интернет-ресурса
Johnsons Russia List. URL: https://russialist.org (дата обращения: 01.04.2020).
5 Это главная тема у Арона [Aron 2000], в противоположность Хафу [Hough
2001], описывающему силу и воззрения оппозиции. Промежуточную пози¬
цию занимают Шевцова [Shevtsova 1999] и Реддэуэй и Глинский [Reddaway,
Glinski 2001].

380
Глава 12
ния. В таких условиях отсутствуют возможности, которые
можно было бы использовать. С другой стороны, если задача
была простой или если существующие социальные и политиче¬
ские силы в любом случае добились бы изменений, свидетелями
которых мы стали, тогда вряд ли лидеру можно приписать титул
«вошедшего в историю».
Обратите внимание, что для вынесения этих суждений мы
должны мыслить в контрфактуальных категориях. Мы можем
собрать большое количество свидетельств относительно приро¬
ды ограничений, мощи социальных сил и т. п., но если мы не
попытаемся представить себе, как эти ограничения и силы раз¬
вивались бы в отсутствие рассматриваемого лидера или при
наличии лидера более сильного или более слабого, то мы не
сможем оценить ни масштабов возможностей, ни незаменимости
данного лидера для их использования. Поскольку другие лидеры
не были у власти и другие подходы не применялись, мы не можем
с высокой степенью уверенности оценить масштаб доступных
возможностей. Трудность рассмотрения «возможных событий»
истории побудила многих историков принижать такие умозри¬
тельные эксперименты, считая их не более чем бесплодными
домыслами или салонными играми6.
Однако в полной мере оценить лидерство без анализа альтер¬
нативных сценариев невозможно. С точки зрения методологии
убедительный анализ при оценке лидерства должен сочетать
контрфактуальные рассуждения с традиционными методами
анализа и истолкования. Он должен включать упорядоченное
рассмотрение доступных альтернатив с анализом силы ограни¬
чений и попытками определить причины результатов. Таким
образом, при оценке лидерства нужно стремиться определить,
6 Историки склонны отвергать анализ альтернатив как научный инструмент,
тогда как специалисты в области общественных наук нередко к нему прибе¬
гают. Среди таких исследователей — Э. X. Карр, А. Дж. П. Тейлор, Э. П. Томп¬
сон. См. [Tetlock, Belkin 1996] — социологическое исследование, посвященное
методологии и практическому применению контрфактуального мышления:
рассмотрению альтернативных сценариев в международных отношениях.

Критерии оценки трансформационных лидеров
381
в какой степени причинно-следственные связи ответственны за
наблюдаемые результаты; кроме того, нужно выяснить, действи¬
тельно ли существуют гипотетические альтернативы. Следует
проанализировать масштаб задачи, масштаб и изменчивость
существующих ограничений на изменения, а также масштаб
отклонения от традиционных (и имеющихся в настоящее время)
навыков и менталитета, необходимого для выполнения задачи
с учетом этих ограничений. В конечном счете, в ходе анализа
нужно ответить на такие вопросы: в какой степени диапазон
лидерских навыков данного человека и принятая им стратегия
лидерства были необходимым (пусть и недостаточным) услови¬
ем для достижения результатов, наблюдаемых за годы его пре¬
бывания у власти? Насколько все было бы иначе, если бы он не
пребывал у власти? Могли ли другие лица, действовавшие в тот
период, добиться того же или даже большего, чем он? Насколько
сильны были политические ограничения в отношении его выбо¬
ра? Мог ли он преуспеть даже в большем, чем то, на что он реаль¬
но решился? Или он лишился бы власти — или, по крайней мере,
испытал бы разочарование — если бы попытался это сделать?
Учитывая все эти неопределенности, может возникнуть со¬
блазн отказаться от задачи оценки лидерства или отдать ее на
откуп публицистическим спекуляциям в спецвыпусках популяр¬
ных журналов7. Это было бы неразумно. Историки и социологи
не отказываются от своего ремесла из-за того, что доказательст¬
ва неубедительны; они стремятся извлечь максимум из того, что
у них есть, а затем представить свои выводы, которые, как всегда,
могут быть пересмотрены в будущем. То же самое и с контрфак-
туальными предположениями, которые не так уж сильно отли¬
чаются, методологически или эпистемологически, от историче¬
ского объяснения, как считают многие историки8. К тому же
7 См., напр., специальный выпуск журнала «Тайм» от 13 апреля 1998 года,
посвященный оценке лидеров XX столетия.
8 См. Breslauer G., Lebow R. N. Gorbachev, Reagan, and the end of the Cold War //
Learning from the Cold War I ed. by R. K. Herrmann, R. N. Lebow (ожидает
издания).

382 Глава 12
независимо от того, насколько неокончательным является их
анализ, люди будут продолжать оценивать лидеров, в лучшую
или худшую сторону, и их оценки лидеров, находящихся у власти,
иногда будут влиять на политический процесс. То, как ученые,
политики и публицисты оценивают нынешних или прошлых
лидеров, может влиять на сегодняшнюю политику. В самом деле,
если речь идет о действующих лидерах, оцениваемых во время
своего пребывания в должности, то такая оценка может стать
частью социальных ограничений, с которыми они сталкиваются,
и повлиять на возможности, которыми они пользуются, тем са¬
мым влияя на их перспективы успеха или неудачи! Следователь¬
но, отказаться от оценки лидерства из-за ее неубедительности
или неопределенности — значит отринуть науку, а отказ от такой
оценки из-за нормативных требований и возможного политиче¬
ского воздействия — ненужный акт отречения от научного по¬
знания.
Горбачев и Ельцин, несомненно, были «творцами событий»9.
Оба начинали как реформаторы системы, а затем стремились
преобразовать или заменить ее, хотя выбрали очень разные
стратегии для достижения своих целей. Оба столкнулись с огром¬
ными трудностями в стране и за рубежом. Оба были уникальны¬
ми фигурами в кругах элиты. Трудно представить себе других
лидеров того времени, которые так изменили бы положение ве¬
щей. Таким образом, при оценке эффективности Горбачева
и Ельцина как лидеров следует рассмотреть степень, в которой
они достигли своих заявленных целей, и цену, которую они го¬
товы были заплатить для достижения этих целей.
Построение авторитета и оценка лидерства
Трансформационное лидерство — это процесс, а не событие.
Такие лидеры должны уделять внимание множеству проблем
и дилемм, неравномерно раскрывающихся в течение определен¬
9 Это понятие (англ, event-making man) взято у Сиднея Хука [Hook 1943:154].

Критерии оценки трансформационных лидеров
383
ного периода времени. На протяжении всего этого процесса они
также должны учитывать состояние своего личного авторитета.
Строят ли они свой авторитет таким образом, чтобы он дал им
возможность совершить толчок, прорыв, который позволит
преодолеть ограничения на фундаментальные изменения? Сделав
это, они должны заняться проблемой сохранения авторитета.
Обосновали ли они свой прорыв перед аудиторией, у которой
есть возможность осознать эти изменения? И, что не менее
важно, сохранит ли эта аудитория доверие к ним в ходе после¬
дующих действий, необходимых для дальнейшего развертывания
изменений?
Чтобы разрушить старые структуры и лишить легитимности
старую культуру, необходим прорыв. Но для создания новых
структур и легитимизации нового порядка потребуются много¬
численные и повторяющиеся инициативы. Способность лидера
участвовать в таких последующих действиях зависит от его
власти и авторитета. Не растратил ли он их, проводя политику
прорыва? Или он добился позиции, дающей ему власть прово¬
дить дальнейшие действия, и сумел объяснить их в достаточной
степени, чтобы сохранить для таких действий авторитет? Как
мы увидим, и Горбачев, и Ельцин добились по этим показателям
неоднозначных результатов.

Глава 13
Оценка Горбачева как лидера
Среди наблюдателей, разделяющих его цель трансформации
коммунистической системы, те, кто наиболее одобряет результа¬
ты действий Горбачева как лидера, подчеркивают, до какой сте¬
пени он сломал старый режим. Среди той же группы наблюдате¬
лей наиболее недовольные итогами действий Горбачева, напротив,
фокусируют внимание на том, в какой степени он не смог постро¬
ить новую систему, которую планировал. Ни один из этих под¬
ходов не может быть признан вполне удовлетворительным; не
удовлетворяет и их комбинация. Оба они сводятся к линейному,
механическому сравнению результатов, основанному на некоей
точке отсчета. Но они служат полезными отправными пунктами
для более комплексного анализа.
Если точка отсчета -— это прошлое, и если пока отложить за¬
дачу определения собственного вклада Горбачева в результат,
легко подытожить, что при нем изменилось. Мы были свидете¬
лями следующих событий:
• десакрализация брежневского политико-экономического
порядка в глазах широкой общественности, включая офици¬
альные принципы и образ мышления, лежавшие в его основе,
такие как ведущая роль партии, «единая общность народов»,
плановая экономика, гордость за достижения, оптимизм по
поводу потенциала государственного социализма, привер¬
женность «классовой борьбе» за границей и одержимость
национальной безопасностью, оправдывающая репрессивный
милитаризованный режим;

Оценка Горбачева как лидера
385
•	резкое сокращение влияния групп, служивших столпами
брежневского политического строя, в частности партийных
чиновников, министров и военных;
•	принципиальная легитимизация движения в направлении
рыночного экономического устройства, многопартийности
и превращения унитарного государства в демократическое
и федеративное;
•	изменения в политике и структуре, которые а) значительно
децентрализовали политическую инициативу; б) создали
более открытые и конкурентные общественные политические
арены, включая парламенты, основанные на конкурентных
выборах, проводимых тайным голосованием; в) практически
маргинализировали номенклатуру; и г) привели к власти
радикальное большинство в органах местного самоуправле¬
ния крупных городов;
•	демонтаж большей части командной экономики и зарождение
частного сектора («кооперативов»);
•	введение гражданских свобод в отношении инакомыслия,
эмиграции, СМИ, передвижения, религии и собраний;
•	значительное открытие страны для западных политических,
культурных и экономических влияний;
•	ликвидация советского контроля над Восточной Европой,
сокращение советского военного потенциала, сокращение
политического влияния на страны третьего мира и вывод
советских войск из Афганистана;
•	изменения во внешней политике, положившие конец холод¬
ной войне.
Исторически сложилось так, что только революции снизу
достигают большего за более короткий период времени. А рево¬
люции снизу редко сопровождались столь малым насилием, как
сопутствовавшее горбачевской революции.
Однако, используя ту же методологию, представляется воз¬
можным указать, до какой степени не изменилось в эпоху Горба¬
чева или изменилось в худшую сторону (по краткосрочным гу¬
манитарным стандартам) следующее:

386
Глава 13
•	плачевная ситуация в сфере потребления, которая в 1990—
1991 годах была хуже, чем в 1985 году;
•	экономика, которая переживала ускоряющийся отрицатель¬
ный рост национального дохода, страдала от огромного
бюджетного дефицита и избытка денежной массы и от потен¬
циально взрывоопасной скрытой инфляции;
•	дезорганизация экономики, отсутствие координации и массо¬
вая коррупция в результате разрушения институтов команд¬
ной экономики без создания институтов экономики рыноч¬
ной;
•	широкое распространение межнационального насилия
в южных республиках СССР;
•	распад унитарного государства, а также центробежное дав¬
ление, поставившее страну на грань сепаратизма со стороны
половины республик Союза;
•	резкий рост числа насильственных преступлений по всей
стране;
• неспособность побудить богатые демократии поддержать
переходный период в советской экономике.
Были ли в целом перемены 1985-1991 годов позитивными или
негативными? Это нормативное суждение. Ответ зависит от
относительного веса, который мы приписываем рассматривае¬
мым ценностям. Очевидно, достаточно посмотреть на этот пе¬
речень, чтобы увидеть ухудшение экономического положения
и сплоченности СССР как единого целого, улучшение же — в об¬
ласти политических свобод, культурной открытости и в отноше¬
ниях между Востоком и Западом, где «улучшение» измеряется
согласно шкале ценностей, заявленной Горбачевым1.
Подойдя к вопросу иначе, можно было бы взять за основу не
прошлое, а представление о будущем новом порядке. Самый
простой вариант такого подхода — измерить разрыв между со¬
1 Наблюдатели, оплакивающие потерю Советским Союзом статуса сверхдер¬
жавы и контроля над Восточной Европой, не поместили бы окончание хо¬
лодной войны в категорию улучшений.

Оценка Горбачева как лидера
387
ветской действительностью середины 1991 года и горбачевским
видением стабильного социал-демократического государства,
которое интегрировано в западные институты и воспринимает¬
ся на международном уровне как великая держава, умеренная
федерация или конфедерация со все более процветающей сме¬
шанной экономикой, основанной на сочетании частной, коллек¬
тивной и государственной собственности2. По этим стандартам
Горбачев определенно не оправдал себя как лидер трансформации.
Ему не удалось направить эволюционный переход от советской
системы в сторону системы, основанной на этих принципах.
Вместо этого все обрушилось, а он сам был отстранен от долж¬
ности.
Горбачев — творец событий?
Если рассматривать перечень позитивных перемен 1985—
1991 годов как основу для положительной оценки Горбачева как
лидера, значит, мы предполагаем, что он сам несет ответствен¬
ность за эти перемены, являясь их причиной. Подобное суждение
было бы преувеличением, поскольку известно, что многое из
достигнутого после 1989 года было результатом действий сил,
над которыми он имел мало контроля. Но все же можно задаться
вопросом, был ли Горбачев в конце концов «творцом событий»,
чьи необычные личные качества привели к результатам, которые
не были бы достигнуты в отсутствие обеспеченного им руково¬
дства. В этом анализе проблема носит не нормативный, а при¬
чинный характер. Не имеет значения, одобряем мы или нет по¬
лученные результаты, важно лишь то, верим ли мы, что Горбачев
был ответственен за их достижение. По этим меркам Горбачев
действительно был творцом событий.
2 Для целей настоящего исследования я буду рассматривать период с марта
1985 года по конец августа 1991 года (то есть включая путч) как «эру Горба¬
чева». После этого дезинтеграционные тенденции резко усилились, а поли¬
тический авторитет Горбачева практически испарился.

388
Гл а в a 13
Изменения в социальной структуре на протяжении постста¬
линских десятилетий недостаточны для объяснения изменений,
происшедших в 1985-1989 годах, хотя акцент на социальных
инициативах, вероятно, действительно объясняет многое из
того, что произошло в 1990-1991 годах. Общественные силы,
поддерживающие перестройку, гласность, демократизацию, а во
внешней политике — «новое мышление», поощряли Горбачева
и способствовали переменам. На деле они, вероятно, были необ¬
ходимыми условиями для принятия, реализации и сохранения
изменений в политике. Например, трудно представить, что
Горбачев добился бы того же, если бы руководил Советским
Союзом в 1955, а не в 1985 году. Но изменения, происшедшие
в советском обществе, обеспечивая Горбачеву основу для запуска
его политики, в то же время были недостаточны, чтобы заставить
и высших должностных лиц проводить политику, им продвигае¬
мую. Отношения между общественными силами и социально¬
политическими изменениями сильно зависели от политического
руководства.
В годы после консолидации власти Горбачев осуществлял ак¬
тивное и решительное руководство. Он неоднократно вмешивал¬
ся в процесс, выпуская из бутылки джинна гласности, побуждая
общественность к критике бюрократии, сдерживая неблагопри¬
ятные реакции, освобождая из ссылки Сахарова, выпуская на
свободу политических заключенных и продвигая программу
демократизации, с которой начался процесс передачи власти от
партии Советам. Горбачев принимал решения, которые привели
к неуклонному расширению гражданских свобод во всех облас¬
тях. Он делал доктринальные заявления, поощрявшие или допус¬
кавшие публичную десакрализацию брежневского строя. Эта
десакрализация побудила общественных активистов поверить
в то, что фундаментальные изменения не только желательны
и необходимы (во что многие из них, вероятно, уже верили), но
и возможны. Заявления Горбачева одновременно мешали твердо¬
лобым бюрократам думать, что они способны сдержать эту
волну. Он делал все это на том этапе своего правления, когда его
предшественники (Хрущев и Брежнев) погрязли в выборочном
Оценка Горбачева как лидера
389
реинкорпорировании — то есть на этапе господства (см. главу
одиннадцатую).
Подобным же образом Горбачев взял на себя инициативу
в вопросах внешней политики, часто удивляя свою политическую
аудиторию внутри страны заявлениями об уступках Советского
Союза в области контроля над ядерными и обычными вооруже¬
ниями, приняв фундаментальное решение сократить потери
в Афганистане и выбив почву из-под ног консервативных вос¬
точноевропейских элит путем лишения их советских гарантий
защиты от революционных сил. Горбачев сформулировал свое
видение мира после окончания холодной войны, интеграции
Советского Союза в европейский культурный, политический
и экономический порядок и демилитаризации внешней полити¬
ки, что стало основой как для планирования, так и для легити¬
мизации перемен в его внутренней и внешней политике. Горбачев
решил снова открыть поток эмиграции, позволив советским
гражданам более свободно уезжать на Запад.
Строго говоря, общественные силы, достаточно осмелев и ор¬
ганизовавшись, подтолкнули Горбачева к радикализации поли¬
тики быстрее и полнее, чем это было для него удобно в то время.
Перед лицом этой движимой обществом радикализации у Горба¬
чева все еще был выбор: он мог бы объединиться с консервато¬
рами, чтобы «провести черту» и установить строгие ограничения.
Вместо этого — до корректировки своего курса в конце 1990 го¬
да и за исключением своей реакции на межнациональное насилие
на юге — он обычно старался обратить неизбежное в свою
пользу. Он сопротивлялся соблазну применить силу, часто всту¬
пая в союз с более радикальными силами, используя тактическую
внезапность для дальнейшего укрепления своей власти в высших
кругах и избавляясь от тех (или сдерживая их), кто предпочел бы
использовать такую радикализацию в качестве оправдания для
отмены или прекращения процесса реформ. Так, в 1989-1990 го¬
дах Горбачев скорее реагировал на происходящее, чем выступал
инициатором; но он все еще создавал события благодаря своей
способности предотвращать применение государственного на¬
силия против волны радикализма. Трагическое исключение —
390
Глава 13
события в Тбилиси в апреле 1989 года3. Когда же осенью 1990 го¬
да его нервы не выдержали, то он перестал быть творцом событий
и фактически, хотя и непреднамеренно, создал предпосылки как
для кровопролития в Вильнюсе и Риге, так и для путча в августе
1991 года.
Творец событий не просто отличается от других, но отличает¬
ся от них благодаря своим исключительным личным качествам.
Доказательства на этот счет кажутся убедительными. Даже те,
кто критикует Горбачева за его ограниченную гибкость в послед¬
ние годы пребывания у власти, признают, что при Черненко он
был необычным членом Политбюро. Ни один член этого Полит¬
бюро не был способен перехватить инициативу по социально¬
политическим и международным вопросам, как в конечном
итоге это сделал Горбачев. Интеллектуальные способности и гиб¬
кость Горбачева, его сила аргументации, его безмятежность на
фоне социальных потрясений и вера в то, что турбулентность
«сгладится» в долгосрочной перспективе [Tiersky 1990:114]4, его
«устойчивая, целеустремленная мотивация <...> неудержимый
оптимизм»5, его энергия, решительность и тактическое полити¬
ческое мастерство [Doder, Branson 1990: 31, 304, passim] и его
способность учиться по ходу дела [Doder, Branson 1990: 31, 75,
106,126-128,157,163,218-219,374-376]6 отмечали как сторонние
3 Следственная комиссия, в которую входили люди, более близкие к Ельцину,
чем к Горбачеву, сняла с Горбачева обвинения в приказе о применении силы
[Brown 1996: 264-267], но остается открытым вопрос, мог ли он это предот¬
вратить.
4 См. также: Time. 1990. June 4. Р. 27-34.
5 Дойг и Харгроув находят эту характеристику типичной для тех успешных
лидеров публичной бюрократии, которых они изучали [Doig, Hargrove
1967: 19].
6 См. также [Brown 1996, chs. 4, 7; English 2000, chs. 5, 6]. Генри Киссинджер
утверждал, что «это иллюзия — полагать, будто лидеры приобретают глу¬
бокие познания, приобретая опыт. Убеждения, сформированные лидерами
до того, как они достигнут высокого поста, являются тем интеллектуальным
капиталом, который они будут потреблять, пока продолжают работать на
своем посту» [Kissinger 1979: 54]. Эволюция мышления Горбачева в течение
первых пяти лет его правления ставит под вопрос, насколько применимо
Оценка Горбачева как лидера
391
наблюдатели, так и его собеседники. По прежним советским
стандартам, а также по стандартам международным он выделя¬
ется как человек необычайных лидерских качеств. Если бы
Горбачев не был избран генеральным секретарем после смерти
Черненко, такие события, как разрушение брежневского поли¬
тического строя, создание и взращивание новых демократических
институтов и практик, а также радикальный поворот в советской
внешней политике произошли бы в 1980-е годы иначе — или же
не произошли бы вовсе.
Стратегия Горбачева: «Прежде всего культура и политика»
Горбачев быстрее продвигался в направлении к политической
либерализации («гласности»), политической демократизации
и прекращению холодной войны, чем к экономической реформе
и федерализации Союза. Таким образом, он рассматривал куль¬
турные и политические преобразования как в стране, так и за
рубежом в качестве предварительного условия для устойчивого
улучшения экономических показателей и межнациональных
отношений. Действительно, Горбачев довольно четко сформули¬
ровал свой вывод о том, что культурные изменения («человече¬
ский фактор») являются предпосылкой экономической реформы:
«Начинать надо прежде всего с перестройки в мышлении и пси¬
хологии, в организации, в стиле и методах работы, — заявил он
в апреле 1986 года. — Скажу откровенно, если мы сами не пере¬
строимся, я глубоко убежден в этом, то не перестроим и эконо¬
мику, и нашу общественную жизнь» [Горбачев 1987-1990,3:330].
к нему это обобщение Киссинджера. Если оно применимо, это усиливает
позитивную оценку лидерских качеств Горбачева. С другой стороны, можно
утверждать, что «убеждения» Горбачева сформировались до его прихода
к власти и что он учился в значительной степени «тактике» в рамках своих
уже существовавших убеждений. Отчасти проблема в решении этого вопро¬
са связана с определением, относится ли «убеждение» только к ценностям
или также к пониманию причинно-следственных связей внутри системы,
общества и международной среды.

392
Гл а в a 13
Некоторые из первых поклонников политики Горбачева быстро
заметили и одобрили эту мысль [Tucker 1987, ch. 7; Naylor 1988].
Горбачев использовал свои полномочия, чтобы делегитимизи-
ровать старый порядок — как его институциональную основу,
так и общественные ценности, которые тот якобы защищал.
Одновременно он создавал новые публичные арены, на которых
пробудившееся общество могло проявлять инициативу во имя
политического и экономического блага страны. Он начал пере¬
стройку, определив положение СССР в мире как ситуацию,
требующую неотложного хирургического вмешательства, чтобы
страна не опустилась до второразрядного положения. Он отреа¬
гировал на неприятные сюрпризы (чернобыльская катастрофа
в апреле 1986 года; приземление молодого немца на самолете
«Cessna» на Красной площади в мае 1987 года) чисткой старой
гвардии и утверждением, что эти события продемонстрировали
острую необходимость культурных и институциональных изме¬
нений. Он установил тесную связь между своей внешней и внут¬
ренней политикой, используя силы на международной арене для
продвижения политических и культурных изменений в самом
Советском Союзе. В каждом случае это служило организацион¬
ным и техническим целям, но также и более важным задачам
преобразования политики, идентичности и культуры. Горбачев
стремился преобразовать культуру, одновременно изменив
идеологию и организацию советской политики.
Так, открывая советскую экономику для глобальной конкурен¬
ции, Горбачев пытался не только усилить давление на советских
управленцев и привлечь иностранный капитал, но и заставить
в равной степени элиты и массы поверять прогресс достижени¬
ями развитых капиталистических стран, а не сравнивать с рос¬
сийским или советским прошлым. Открыв в Москве «Макдо¬
налдс», показывая по телевидению уровень жизни на Западе
и поощряя телевизионные дискуссии о ходе экономических ре¬
форм в Китае, он не только разжигал аппетиты потребителей, но
и подрывал традиционные представления о «капиталистическом
аде», посредством которых правящие элиты привыкли оправды¬
вать поддержание малоспособной системы. Открыв страну для
Оценка Горбачева как лидера
393
культурной вестернизации, Горбачев не просто уменьшил поли¬
тические, научные и международные издержки, связанные
с попытками изолировать страну от информационной револю¬
ции; он также бросил вызов идее русской или советской «само¬
бытности», оправдывавшей как брежневский порядок, так
и ксенофобию русских националистов. Работая над снижением
для СССР международных угроз, он создал предпосылки для
уменьшения оборонного бюджета и ослабил фобии относитель¬
но национальной безопасности, которые использовались для
оправдания ключевой роли в экономике военно-промышленно¬
го комплекса. Отвергая классовую борьбу за рубежом и подчер¬
кивая приоритет «общечеловеческих ценностей», он не только
ослабил региональные кризисы и проложил путь к контролю над
вооружениями (и другим формам сотрудничества сверхдержав),
но и подорвал обоснование сохраняющейся монополии КПСС
на силу и правду. Действительно, чрезвычайная значимость идей
и доктрин в ленинистских системах сделала еще более настоя¬
тельной необходимость того, чтобы трансформационные лидеры
в таких режимах сначала делегитимизировали соответствующие
аспекты традиционной идеологии элиты — и ее влияние на по¬
нимание массами достижимости их целей, —- в качестве предва¬
рительного условия для создания политического пространства
для новых моделей поведения и организации.
Горбачев признал, как и следует успешным трансформацион¬
ным лидерам, что предварительным условием фундаментальных
изменений является разрушение старых идентичностей и терпи¬
мость к социальным конфликтам, неизбежно сопровождающим
такие изменения. Он использовал социальные и политические
конфликты как повод для внушения гражданам и политикам идеи
о том, что не бывает изменений без боли и демократии без кон¬
фликта. Он реагировал на непредвиденные конфликты (за ис¬
ключением межнационального насилия и применения насилия
против государственных органов), объявляя их доказательством
того, что прежний образ действий недопустим и, что еще важнее,
его теперь можно изменить. Он сформулировал видение СССР
как «нормальной» современной страны по образцу социал-демо¬
394
Глава 13
кратического европейского государства всеобщего благосостоя¬
ния, пусть и вынужден был уверять, будто рыночная плюрали¬
стическая демократия не противоречит социализму. Он говорил
на языке эволюции, определяя изменения (как в стране, так и за
рубежом) как долгосрочный процесс, требующий адаптации
к постоянным переменам. Хоть он и не изменил менталитет
большей части населения, он укрепил широко распространенную
веру в плюрализм (социалистический) и рынки (социалистиче¬
ские) как желательные и возможные альтернативы политическо¬
му угнетению и экономической стагнации.
Горбачев также постарался легитимизировать создание пра¬
вовой культуры, которая деперсонализировала бы государствен¬
ные правовые институты и тем самым обеспечила бы основу для
устойчивых ожиданий перемен к лучшему в отношении защиты
личности и частной собственности. Он призвал к принятию
нового гражданского правового кодекса, формированию более
независимой судебной системы, передаче власти от партийных
органов к Советам всех уровней и преобразованию Советов
в парламентские институты, создающие законы, обязательные
для всех. Это были лишь некоторые из компонентов его декла¬
рируемой приверженности «правовому государству», призван¬
ному заменить произвол партийных чиновников прежней сис¬
темы. Конечно, построение законности и привитие гражданам
правосознания — долгосрочные процессы. Но Горбачев начал
свой путь с легитимизации предсказуемой процедурной альтер¬
нативы произвольному, персоналистическому управлению
и с прекращения доминирования в правовой сфере партийных
органов.
Подобным же образом Горбачев стремился изменить культуру
международных отношений. Он ополчился против доминирую¬
щей «реалистичной» парадигмы, которая подчеркивала необхо¬
димость военной силы, «образ врага», готовность к наихудшему
исходу, необходимость накапливания оружия и менталитет «двух
лагерей», определяя соревнование сверхдержав как конфронта¬
ционную игру с нулевым результатом. Вместо этого Горбачев
оправдывал свою уступчивую внешнюю политику тем, что
Оценка Горбачева как лидера
395
предлагал идеалистическое видение международной политики,
ставящей целью преобразовать имидж СССР в образ партнера
для решения общечеловеческих проблем. Похоже, он был убеж¬
ден, что такая трансформация представлений о противнике яв¬
ляется предпосылкой для прекращения холодной войны и что
прекращение холодной войны может обусловить создание тако¬
го международного климата, который необходим для поддержки
внутренних преобразований в СССР. Таким образом, «новое
мышление» было нацелено как на отечественную, так и на зару¬
бежную аудиторию. В обоих случаях целью было изменение идей,
образа мыслей; в обоих случаях цель состояла в том, чтобы раз¬
рушить старый образ мышления и привить новый.
Таким образом, исходя из его собственных целей, Горбачев
преуспел в делегитимизации привычного подхода к политической
жизни внутри страны и за рубежом, а также враждебности
к демократической политике и международному порядку, сло¬
жившемуся после холодной войны. На деле такое изменение
может быть важнейшей основой для его притязаний на роль
трансформационного лидера.
Теперь перейдем от трансформационной стратегии Горбачева
к политической тактике, которую он использовал, чтобы сделать
эту трансформацию мирной и эволюционной. Рекомендации для
этого можно найти в обильной литературе, посвященной пере¬
ходу к демократии. Приведенные в ней рецепты не во всем
применимы к случаю ленинистской многонациональной импе¬
рии, но дают пищу для размышлений о тактике мирного поли¬
тического перехода. Можно судить о лидерстве Горбачева по
этим стандартам. Если он потерпел неудачу, несмотря на исполь¬
зование такой тактики, то причина этого скорее заключается
в неприменимости его стратегии в целом к советским условиям,
чем в неуместности его политической тактики. Кроме того, по¬
скольку первоочередной задачей Горбачева внутри страны была
политическая реформа и трансформация, есть смысл рассмат¬
ривать его как лидера, пытавшегося осуществить переход к де¬
мократии, и оценивать его по стандартам лидерства, описанным
в литературе.

396 Глава 13
Тактика Горбачева и переход к демократии
Западные исследователи в своем изучении перехода к демокра¬
тии прошли несколько этапов. Первое поколение этой литерату¬
ры рассматривало демократизацию как процесс, успех которого
зависит от социальных, культурных и экономических предпосы¬
лок. Лидерству уделялось мало или вообще никакого внимания;
косвенно его изучение считалось безнадежным занятием в от¬
сутствие социально-экономических и культурных предпосылок.
Более свежая литература, напротив, в гораздо меньшей степени
детерминистична и пессимистична. В ней оптимизм и волюнта¬
ризм (чрезмерный, как сказали бы некоторые) основываются на
пересмотре исторического опыта Западной Европы и на наблю¬
дении за недавними успешными переходами к демократии стран
Южной Европы, Латинской Америки и Восточной Азии7.
В этой группе исследований многие ограничивающие условия
рассматриваются как устранимые, а не решающие препятствия
на пути демократического прорыва и демократической консо¬
лидации, хотя и признается, что некоторые условия могут по¬
дорвать даже самую искусную стратегию лидеров. Здесь акцент
делается на стратегиях создания коалиций внутри элит и «по¬
литического пространства» для новых общественных групп,
мобилизованных в политику в результате краха авторитарных
режимов. Следовательно, в первую очередь проявляется интерес
к лидерству как фактору, который не только способствует демо¬
кратическому прорыву и консолидации, но и защищает от по¬
стоянной угрозы военного переворота и других форм регресса.
Поскольку именно это пытался сделать Горбачев — хотя в соци¬
ально-экономических и этнических условиях менее благоприят¬
ных, чем условия в традиционных авторитарных режимах, — из
подобных литературных источников можно почерпнуть ряд
рецептов успешной тактики лидерства и применить их для
анализа действий Горбачева.
7 Самая волюнтаристская и оптимистичная из таких недавних работ — книга
Джузеппе ди Пальма [Palma 1991].

Оценка Горбачева как лидера
397
Тактика № 1. Попытка дискредитировать альтернативы
демократическому пути, сделать их менее легитимными в соз¬
нании общества и элит, чем предлагаемый демократический
вариант. Как пишет Адам Пржеворский, «для стабильности
любого режима важна не легитимность данной конкретной
системы правления, а наличие или отсутствие предпочтительных
альтернатив» [Przeworski 1986: 51-52]. С этой точки зрения
стратегия Горбачева по исходной десакрализации старого поряд¬
ка была целесообразна; его тактическое утверждение, что про¬
должению реформистского пути «нет альтернативы», также
было удачным с политической точки зрения. Его аргументы о том,
что национальной безопасности СССР и его конкурентоспособ¬
ности в XXI веке будет угрожать неспособность присоединиться
к «современному» миру, стать «нормальной» страной и «научить¬
ся демократии», убедительно подкрепляли идею, что гипотети¬
ческие альтернативы перестройке просто неприменимы и непри¬
емлемы как с точки зрения выживаемости государства, так
и в плане его национальной безопасности.
Тактика № 2. Мобилизация в политику новых общественных
сил, вступающих в союз с реформаторскими силами в истеблиш¬
менте. Именно к этому гласность и демократизация привели
в период до 1989-1990 годов — до момента, когда эти обществен¬
ные силы разорвали связь с истеблишментом. Когда Горбачев
в 1987-1988 годах обнародовал свою стратегию трансформации,
он, вероятно, не предполагал, как далеко она зайдет. Но столкнув¬
шись с ее результатами в последующие два года, он не пошел на
откат; скорее он приспособился к течению, легитимизировал его
«экстремизм» (в силу необходимости), сдвинулся «влево» (в сто¬
рону радикализма) в политическом спектре элиты и постарался
создать новые политические институты, которые регулировали
бы конфликты, теперь ставшие очевидными. Это был важный шаг,
которым он подал первые сигналы о привлекательности демокра¬
тизации, что предотвращало разочарование на раннем этапе,
столь часто встречающееся во время неудачных трансформаций.
С этой точки зрения удачно, что Горбачев в выступлении на
пленуме ЦК в январе 1987 года призвал к тайным конкурентным
398
Гл а в a 13
выборам и всеобщей плюрализации политического строя. Удачно
сложилось и то, что партийную конференцию в июне 1988 года,
а также первые заседания Съезда народных депутатов и Верхов¬
ного Совета можно было смотреть по национальному телевиде¬
нию. Сочетание плюрализации и гласности позволило демисти¬
фицировать политику и дало людям возможность поверить в то,
что участие в политике может принести пользу. Горбачев одно¬
временно мобилизовал новые общественные силы, дискредити¬
ровал старый политический порядок и создал новые политические
институты для урегулирования конфликта между новыми обще¬
ственными силами и «старой гвардией». Также было создано
новое политическое пространство, в котором демократическая
оппозиция могла установить связи с умеренными внутри режима.
Тактика № 3. Создавать возможности для кооптации лидеров
и активистов оппозиционных групп на новые политические арены,
где они вместе с реформаторски настроенными членами исте¬
блишмента смогут изучать и применять прагматические
и адаптивные тактики демократического процесса, В самом
общем смысле создание Горбачевым новых политических инсти¬
тутов было направлено на поддержание стабильности за счет
расширения возможностей для подлинного политического уча¬
стия со скоростью, равной или превышающей скорость вызванной
гласностью политической мобилизации8. Однако на конкретном
уровне межэлитного взаимодействия эти институты стали аре¬
нами, где на первый план вышли общие вопросы соблюдения
процедур, верховенства закона, парламентской практики и т. д.
Этот путь был тернист и изобиловал конфликтами, что неудиви¬
тельно при любом переходе к демократии. Важно, что медленный
процесс институционализации сдвинулся с мертвой точки и на¬
бирал силу. Ранние исследования этого процесса показали, что
уважение к процедурному принципу выросло не только среди
8 Согласно Сэмюэлю Хантингтону, поддержание баланса между уровнем по¬
литического участия и уровнем институционализации является ключевым
фактором в поддержании политической стабильности во время перемен
[Huntington 1968].

Оценка Горбачева как лидера
399
реформаторов, но также среди колеблющихся и консерваторов
[Sergeyev, Biryukov 1993]. Ди Пальма утверждал, что умеренные
консерваторы, когда они приходят к выводу, что альтернатив де¬
мократизации нет, становятся легкообучаемы [Palma 1991, ch. IV].
Тактика № 4. Лишить привилегированные корпоративные
заинтересованные группы старого режима их политического
иммунитета, но предоставить достаточную защиту от от¬
чуждения, чтобы избежать их массового отхода и помешать им
искать союзников, с которыми они могли бы насильственно по¬
вернуть вспять процесс демократизации. Тех, чей иммунитет
при старом режиме был гарантирован, нужно лишить этого
иммунитета, однако предоставить им достаточное пространство
в новом порядке, не ставя их в безвыходное положение [Palma
1991:110-111]. Императив здесь — «сделать ощутимой институ¬
циональную неопределенность» [Palma 1991: 32], достаточно
ощутимой, чтобы значительная часть старой гвардии поняла, что
выгоднее вступить в игру, чем отстраниться. Идея состоит в том,
что они не только будут играть в новые игры, но также научатся
этому и оценят (в конечном итоге) новые правила. Совершенно
необходимо запугать консерваторов, заставив их поверить в то,
что у них нет другого выбора, кроме как присоединиться к новой
демократической игре, а также заверить их в том, что у них в этой
игре есть место и оно защищено лидером9.
С этих позиций политическая тактика Горбачева выглядит
мудрой. Его реформы разрушили политический иммунитет
старой гвардии и уменьшили влияние вооруженных сил на
внутреннюю и внешнюю политику. В то же время он дистанци¬
ровался от радикальных аболиционистских сил и, таким образом,
9 Эта силовая тактика применима к плюралистическому лидерству в целом. Так,
говоря о президентской власти, Ричард Нойштадт советует лидеру «вызвать
как можно больше неуверенности, проистекающей из последствий игнориро¬
вания желаемого им. Если он не может заставить людей думать, что обязатель¬
но победит, ему не нужно давать им повод думать, что они без риска могут
обойтись без него или что они точно знают, какому именно риску они подвер¬
гаются. В то же время (немалый подвиг), он должен избавить их от страха, что
он может их бросить, если они его поддержат» [Neustadt 1960:64].

400
Глава 13
какое-то время поддерживал связи с консервативными силами
истеблишмента. Эта стратегия проявилась: 1) в его нежелании
поддерживать призывы к уничтожению социально-экономиче¬
ских привилегий элиты; 2) в отправке в почетную отставку
многих членов Политбюро и Центрального комитета; 3) в его
готовности позволить многим представителям консервативных
и реакционных сил открыто выступать на транслируемых по
телевидению заседаниях ЦК и Съезда народных депутатов; 4) во
введении избирательной системы, изначально оставлявшей
значительную часть мест за элитарными назначенцами от партии,
профсоюзов, ВЛКСМ и Академии наук; 5) в разрыве между его
предложениями на XIX партконференции (июнь 1988 года)
и теми, что были внесены там Ельциным; 6) в его подходе к эко¬
номической реформе, когда многие чиновники получили долю
в частном секторе экономики посредством «стихийной» или
«номенклатурной» приватизации (некоторые аналитики назвали
бы это массовым хищением активов инсайдерами); и 7) в его
осторожном отношении к КГБ.
Для многих радикалов в Советском Союзе и за рубежом эти
уступки казались неприемлемым консерватизмом и свидетель¬
ством того, что Горбачев был воспитан как верный коммунист
и аппаратчик. Однако с точки зрения людей, хорошо разбираю¬
щихся в сравнительных исследованиях перехода к демократии,
все это имело смысл.
В то же время Горбачев ловко использовал кризисы, некоторые
из которых создавались искусственно, а некоторые были есте¬
ственными, для чистки или маргинализации консерваторов
в руководстве и разоружения реваншистов, а также для поощре¬
ния выжидающих, чтобы они примкнули к победителю, создавая
у них опасения, что они многого лишатся, если не поддержат его
сейчас10. Кризисы Горбачева не компрометировали; напротив, он
10 О важности создания побудительных факторов для выжидающих, стимули¬
руя их примкнуть к победителю, см. [Goldstein 1991]; о важности использо¬
вания власти таким образом, чтобы увеличить свою легитимность как ли¬
дера, см. [Neustadt 1960].

Оценка Горбачева как лидера
401
использовал их, чтобы перехватить политическую инициативу
и далее радикализировать свои программы.
Тактика № 5. В тупиковых ситуациях идти на обострение,
чтобы увеличить предполагаемые издержки отката назад. Этот
рецепт основан на известном изречении Роберта Даля о том, что
демократические прорывы напрямую зависят от того, чтобы
издержки подавления оппозиции превышали предполагаемые
издержки терпимости [Dahl 1971:15]. Вопрос не в том, являются
ли нынешние издержки терпимости желательными или прият¬
ными; вопрос в том, воспринимаются ли они как более терпимые
по сравнению с издержками резкой ответной реакции1 11.
В этом отношении Горбачев последовательно проводил успеш¬
ную стратегию в течение первых пяти лет своего правления (до
середины 1990 года). Он был «радикальным центристом», стре¬
мившимся сохранить движение «влево», в то же время доминируя
(и защищая) в плавающем центре политического спектра. По¬
ощряя активизацию общественных сил, стремящихся к более
радикальным изменениям, или присоединяясь к этим общест¬
венным силам, когда они действовали неожиданно, Горбачев мог
с большей легкостью утверждать, что издержки восстановления
прежнего статус-кво стали непомерно высокими. Поощряя
публичное выражение взглядов народа, так нетерпеливо ждуще¬
го перемен и так возмущенного привилегиями и коррупцией
представителей старого порядка, Горбачев мог более убедительно
утверждать, что любые попытки восстановить прежний ста¬
тус-кво, даже если они будут успешными в краткосрочной пер¬
1 Обратите внимание на параллель с теорией относительности применитель¬
но к легитимности Пржеворского [Przeworski 1986]. В каждом случае, идет
ли речь о легитимности среди масс или о терпимости элит, вопрос не в том,
воспринимается ли ситуация как «лучшая» или даже «желательная», а в том,
воспринимается ли она как «наименее плохая» среди альтернатив, которые
в данный момент определяются как реально возможные. Отметим также,
что в каждом случае мы имеем дело с предположением об относительно
рациональных расчетах со стороны вовлеченных субъектов. Критику, под¬
черкивающую страсть и гнев в Советском Союзе, делавшие такой рацио¬
нальный расчет маловероятным, см. в [Lyday 1994].

402
Гл а в a 13
спективе, только отсрочат день расплаты. В то же время избира¬
тельная защита Горбачевым умеренных и консервативных инте¬
ресов позволяла ему доминировать в центре политического
спектра, добиваясь того, что центристы воспринимали его как
своего защитника от радикального отчуждения.
Наконец, создавая возможности для реального участия в по¬
литике высвобожденных общественных сил, в 1985-1990 годах
Горбачев смог разоружить силы реакционного реванша, лишив
их предлога для «подавления контрреволюции». Вместо того
чтобы допустить такое развитие ситуации, в котором общест¬
венные силы могли быть вовлечены в анархические беспорядки
или акты революционного насилия, Горбачев избрал политику,
сразу же повысившую издержки подавления и снизившую из¬
держки терпимости. В этом процессе он доминировал в левоцен¬
тристском политическом спектре, усиливая политическую зави¬
симость от него со стороны различных радикальных реформа¬
торов, умеренных левых и центристов в равной степени. Этим
объясняется тот факт, что многие реформаторы в 1989-1990 годах
критиковали «консерватизм» Горбачева, но опасались того, что
могло прийти ему на смену.
Тактика № 6. Поставить себе на службу те силы в междуна¬
родном окружении, которые помогут сохранить импульс реформ,
а также повысить издержки регресса. Это и было целью «нового
мышления» Горбачева во внешней политике, его подхода к внешне¬
экономическим отношениям и его процесса культурной вестер¬
низации. Открыв страну для западных экономических и куль¬
турных влияний, в том числе дав свободу выезда за границу, он
резко поднял издержки терпимости народа к усилиям по восста¬
новлению закрытого общества, одновременно повысив фактиче¬
ские и предполагаемые преимущества открытости. Урегулировав
конфликты с процветающими антагонистами, он увеличил
шансы на получение экономической помощи для финансирования
своей программы, уменьшив при этом бремя оборонных расходов.
Более того, его уступчивая внешняя политика была направлена
как на сокращение потерь, так и на преобразование международ¬
ной системы, на то, чтобы зарубежные страны, компании и обще¬
Оценка Горбачева как лидера
403
ственность проявили осознанный интерес к политике, благопри¬
ятствующей продолжению перестройки.
Одновременно проводя радикальные реформы как во внут¬
ренней, так и во внешней политике, Горбачев расширил круг
проблемных областей, в которых он мог перехватить инициати¬
ву, сохранить динамику своего правления и вывести потенци¬
альных соперников из равновесия. Повышая свою популярность
за границей, он смог укрепить свой авторитет государственного
деятеля и тем самым компенсировать отсутствие экономическо¬
го прогресса у себя дома. Выполнив свое обещание снизить на¬
пряженность в международных отношениях, он создал обста¬
новку, в которой потенциальным соперникам было трудно ут¬
верждать, что они могут добиться большего, чем он12. Таким
образом, его внешняя политика являлась не только центральным
элементом его стратегии внутренней культурной и политической
трансформации, но и была важна для его тактики одновремен¬
ного расширения политического авторитета и все большего за¬
труднения обращения перестройки вспять.
Итак, Горбачев успешно выполнял (знал он об этом или нет)
многие из предписаний тех ученых, которые изучили уроки
эволюционных стратегий для преобразования режимов в усло¬
виях, отличных от ленинизма. Его стратегия и тактика были
близки к содержательному изложению Вайнера:
12 Вот как Додер и Брэнсон проницательно истолковали расчеты Горбачева,
когда он созвал в Москве в феврале 1987 года трехдневную встречу между¬
народной интеллектуальной и социальной элиты: «Этот случай, как он
полностью осознавал, дал возможность усилить его авторитет не только во
внешней политике, но и на внутреннем фронте. Он знал, что его враги
только выжидают момента, готовые наброситься на него, когда он ошибется
в своих действиях по обеспечению безопасности или в каком-либо другом
вопросе. Но он становился все более уверен в своих дипломатических
способностях. <...> Он показал бюрократии, что непрерывно командует
советской внешней политикой. <...> Его мастерство в деталях и качество
доводов, представленных перед изысканной публикой в Большом Кремлев¬
ском дворце, доказали, что советский лидер — сильная фигура, что он
пользуется уважением во внешнем мире и, таким образом, заслуживает
уважения дома» [Doder, Branson 1990: 210].

404
Гл а в a 13
Для тех, кто стремится к демократизации, уроки таковы:
мобилизовать крупномасштабную ненасильственную оп¬
позицию режиму, искать поддержки в центре и, если необ¬
ходимо, со стороны консервативных правых, сдерживать
левых, <...> добиваться расположения военных, сочувствен¬
ного освещения в западных СМИ и требовать поддержки
от Соединенных Штатов [Weiner 1987: 866].
Упущенные возможности и теории перехода
Конечно, Горбачев должен нести частичную ответственность
и за то, что за эти годы достигнуто так и не было. В частности,
двумя неудачными областями (относительно поставленных им
целей) стали экономическая трансформация и переговоры о фе¬
деративной или конфедеративной альтернативе советскому
унитарному государству13.
Упущенные возможности на экономическом фронте
Поскольку темпы экономических реформ при Горбачеве
сильно отставали от темпов изменений в других сферах, при
оценке его руководства экономикой обычно приходят к нега¬
тивным в целом выводам14. Аргумент прост: если бы Горбачев
в 1985-1986 годах начал реальную и мощную экономическую
реформу, или если бы он решил сначала реформировать сельское
хозяйство, или если бы последовал китайской модели рефор¬
мирования экономики до реформирования политической сис¬
темы, то экономика оказалась бы в лучшем состоянии, чем она
13 Браун очень хвалит руководство Горбачева в целом, но, взвешивая его дос¬
тижения и упущения, признает, что Горбачев потерпел неудачу в экономи¬
ческой и национальной политике. Однако Браун приходит к выводу, срав¬
нивая это с успехами в политической реформе и международных отноше¬
ниях, что, с учетом обстоятельств, два из четырех — неплохой средний
показатель [Brown 1996].
14 См., напр., [Goldman 1991].

Оценка Горбачева как лидера
405
была в 1990—1991 годах15. Такое контрфактуальное утверждение
может быть справедливым (хотя и не бесспорным), но увязка
его с оценкой правления в целом включает дополнительный
логический шаг: необходимо достоверно утверждать не только
применимость и вероятную эффективность альтернативных
стратегий в советских условиях, но и их интеллектуальную
доступность и политическую осуществимость в то время, когда
они могли бы быть реализованы. Насколько советские лидеры
в прежние годы осознавали необходимость такой немедленной
и радикальной экономической операции? Если они осознавали,
то был ли, и в какой степени, у лидера партии политический
потенциал в 1985-1987 годах, чтобы добиться принятия и осу¬
ществления этих стратегий?
Имеющиеся свидетельства неоднозначны, но из них можно
заключить, что Горбачев, придя к власти, был убежденным ради¬
калом в вопросах экономической реформы, хотя еще не осозна¬
вал, какая именно радикальная программа могла бы сработать.
В 1985 году экономисты-реформаторы, которые возглавляли
НИИ и с которыми Горбачев регулярно консультировался в ка¬
честве секретаря ЦК, направили в Политбюро свои программы
радикальной экономической реформы. Более того, китайской
экономической реформе к тому времени исполнилось семь лет,
и она показывала замечательные результаты. Следовательно,
даже с учетом ненадежности исторических данных кажется более
чем вероятным, что радикальная экономическая реформа того
или иного типа была интеллектуально доступна Политбюро
и Горбачеву уже в 1985 году.
Насколько это было возможно с политической точки зрения
в то время — и если было, то какой ценой? Хотя Горбачев консо¬
лидировал свою власть быстрее любого другого лидера в совет¬
ской истории, ему все же пришлось столкнуться с проблемой,
с которой сталкивался каждый новый советский лидер: пробле¬
мой расширения своей политической базы до начала радикали¬
зации своей программы. В тот период ему пришлось мириться
15 Этот аргумент убедительно отстаивает Хаф в [Hough 1997, chs. 4,11].

406
Глава 13
со многими могущественными пережитками старого режима.
Даже среди андроповцев, сменивших брежневцев в 1985-1986 го¬
дах, преобладали настроения скорее технократические и анти¬
коррупционные, чем радикально реформаторские. Вполне воз¬
можно, что Горбачев в 1985-1986 годах особо не настаивал на
проведении экономических реформ, потому что тогда он выстра¬
ивал свою политическую базу.
Тем не менее это не объясняет, почему, даже когда в 1987 году
он начал настаивать на необходимости экономической реформы,
эти меры были скромными по сравнению с большим радикализ¬
мом предложений, выдвинутых директорами НИИ, или по
сравнению с масштабом экономических реформ в Китае. Новые
законы — о совместных предприятиях, о кооперативах, об «ин¬
дивидуальной трудовой деятельности» и о государственных
предприятиях — знаменовали радикальный рывок вперед по
сравнению с советским прошлым, но это были пока только «пер¬
вые ласточки» на пути к делегитимизации старых ценностей
и полной принципиальной поддержке новых подходов к эконо¬
мической организации и мировой экономике. Эта политика была
пересмотрена и (в большинстве случаев) стала более радикальной
в 1988-1989 годах, однако ключевые вопросы реформы ценооб¬
разования, сельскохозяйственной реформы, земельной рефор¬
мы, приватизации собственности и демонополизации государ¬
ственного сектора не были решены и, следовательно, фатально
принизили эффективность многих фактически принятых мер.
Таким образом, можно утверждать, что реформирование эконо¬
мики могло бы оказаться более эффективным, если бы Горбачев
в 1987-1988 годах выбрал существенно более радикальный подход,
и что он несет ответственность за то, что не сделал этого.
Горбачев мог испугаться того, что в результате либерализации
цен возникнут волнения в городах; в свое время именно рост цен
вызвал беспорядки с человеческими жертвами в 1962 году в Но¬
вочеркасске. Он также мог опасаться, что слишком внезапный
переход к неуверенности и рискам рыночной экономики будет
неприемлем для населения, прожившего шестьдесят лет без ры¬
ночной экономики и тридцать лет в государстве всеобщего бла¬
Оценка Горбачева как лидера
407
госостояния с низкими возможностями (но также и с низким
уровнем риска). Он, возможно, пришел к выводу, что политические
реформы, включая конкурентные выборы, гражданские свободы
и подлинные формы политического участия, являются предвари¬
тельным условием для экономической реформы (в противопо¬
ложность китайской модели), поскольку они предоставляют
людям политические предохранительные клапаны для выражения
своего разочарования, тем самым не давая экономической рефор¬
ме лишить легитимности политическую систему. Конечно, при
беспристрастной оценке правления Горбачева нельзя принимать
его опасения за мерило реальности. Возможно, он был слишком
робок и ошибался относительно вероятной реакции народа16.
Горбачева также могли устрашить резкие возражения против
экономической децентрализации со стороны некоторых членов
Политбюро17. Хотя к 1987-1988 годам он достиг стадии своего
господства в руководстве, он не был неограниченно свободным
лидером. У него было больше власти и авторитета, чем двумя
годами ранее, так же как у Хрущева и Брежнева было больше
свободы для инициирования политики и нововведений на
этапах их господства. Но ему все еще приходилось учитывать
политические ограничения. Смирилось бы руководство с глу¬
боким радикализмом, охватывающим одновременные преоб¬
разования в политической, экономической и внешнеполитиче¬
ской сферах? Известно, что в то время оно резко разделилось
по вопросам как экономической, так и политической реформы18.
16 Хаф не удивлен, что Горбачев не последовал совету Рыжкова по реформе цен
[Hough 1997: 19, 137-138, 345]; Браун игнорирует этот вопрос [Brown 1996,
ch. 5]. Горбачев в своих мемуарах сам признает, что его правительство упу¬
стило в свое время возможность для необходимой реформы цен в 1987¬
1988 годах [Горбачев 1995:361—362]. Он обвиняет журналистов и бюрократов
в разжигании общественного протеста, но не говорит о том, что сам опасал¬
ся возможных последствий либерализации цен на тот момент.
17 Личное сообщение автору бывшего члена Политбюро А. Н. Яковлева.
18 Об экономической реформе см. [Aslund 1991]; другие свидетельства разно¬
гласий внутри Политбюро можно найти в предыдущих главах настоящей
книги со ссылками на мемуарные источники.

408
Гл ав a 13
Вполне возможно, что в обмен на больший радикализм в эко¬
номической политике Горбачеву пришлось бы «сдать» часть
своего радикального подхода к внешней политике, обороне или
культурным и политическим реформам. Это, в свою очередь,
могло поставить под угрозу его усилия по трансформации об¬
раза СССР в глазах западного мира, что было основой его
усилий по подрыву ксенофобских сил, сопротивляющихся ре¬
форме внутри страны.
В любом случае Горбачев в 1987-1988 годах либо решил сам,
либо был вынужден помедлить с экономическими реформами
в обмен на более быстрые темпы действий в других сферах. Если
он принял такое решение, имея возможность поступить иначе,
можно было бы задним числом обвинить его в отсутствии виде¬
ния, понимания и стратегии, необходимых в экономических ус¬
ловиях того времени. С другой стороны, тот, кто считает, что
радикальная экономическая реформа была нецелесообразна
в Советском Союзе в отсутствие предшествующих политических,
культурных и международных изменений, может похвалить
Горбачева за понимание необходимости подготовительных из¬
менений в этих сферах.
Предположим, что Горбачев был волен проводить политику
по своему усмотрению. Был ли он знаком с теорией перехода,
определяющей взаимосвязь между политическими, экономиче¬
скими и культурными изменениями в системах советского типа?
Если бы в сообществе экспертов имелся консенсус относительно
того, что «сработает», а что нет, то Горбачева можно было бы
критиковать за игнорирование этого консенсуса, но это не так.
Ни среди советских, ни среди западных специалистов не суще¬
ствовало консенсуса относительно характера взаимосвязи меж¬
ду политической и экономической реформой. Аналитики и по¬
литики разошлись во мнениях относительно правильной после¬
довательности маркетизации и демократизации. Некоторые
утверждали, что эти два действия должны происходить одновре¬
менно, чтобы помочь разрушить бюрократические монополии
(таким образом предотвращая развитие вымогательства и жуль¬
ничества в экономике) и добиться общественной поддержки
Оценка Горбачева как лидера
409
в период разрухи и лишений19. Другие настаивали на том, что
радикальная экономическая реформа требует авторитарного
режима и что политическая демократизация только подорвет
маркетизацию экономики [Мигранян 1989]20. Разошлись экспер¬
ты и по поводу работоспособности китайской стратегии в совет¬
ских условиях21. Они не соглашались между собой в вопросах
о работоспособности и желательности различных сочетаний
соображений справедливости и эффективности при разработке
экономической политики [Hewett 1988], о форме и степени по¬
литической демократизации, которые могут наилучшим образом
сопровождать экономическую реформу, и о формах маркетиза-
ции, которые могут наилучшим образом (то есть наиболее дей¬
ственно) сопровождать политическую демократизацию [Hankiss
1990; Yanov 1977; Kagarlitsky 1990; Przeworski 1991]. Третьи утвер¬
ждали, что решающий компонент успешной стратегии — меж¬
дународный: открытие экономики для глобальных рыночных сил
[Hough 1988; Parker 1990].
Ни одна из этих точек зрения не является верной или ложной.
Каждая просто указывает на разногласия между тем, к чему
Горбачев мог прислушаться, прямо или косвенно, когда он обду¬
мывал свои варианты действий. Варианты, которые он отверг, на
самом деле были интеллектуально доступны, но не было единого
мнения относительно их вероятных последствий. В запутанном
и неоднозначном интеллектуальном контексте Горбачев сделал
свой выбор. Это не сработало.
19 Напр., [Kornai 1990, ch. 3].
20 Эта точка зрения повлияла также на китайский подход к реформе.
21 Аргумент против перенесения китайской реформы в советский контекст
состоит в следующем. Культурная революция в Китае (1966-1976) недавно
нанесла ущерб сплоченности коммунистической партии и значительно
ослабила контроль местных партийных органов над сельским хозяйством.
Кроме того, в 1978 году китайское руководство столкнулось со стихийной
деколлективизацией сельского хозяйства. Напротив, КПСС и колхозы
в советской деревне закрепились, а кадры после 1930-х годов больше не
становились мишенью кампаний массового террора.

410
Глава 13
Отсутствие теоретического консенсуса не может служить
оправданием неэффективности лидерства, хотя и является
смягчающим обстоятельством. Можно ожидать, что хорошие
лидеры будут обладать особой способностью чувствовать, что
может эффективно работать, а что нет. Так, в области экономики
подход Горбачева к сложившейся ситуации не был впечатляю¬
щим, даже если сделать поправку на неопределенности и ограни¬
чения. Правда, он привнес в экономику новые рыночные элемен¬
ты. Однако в этой сфере он создавал события в основном в нега¬
тивном смысле: делегитимизируя ценности, лежавшие в основе
старого экономического порядка, и расшатывая органы команд¬
ной экономики. Поскольку скорость дезорганизации командной
экономики (промышленной) намного превышала скорость вне¬
дрения рыночных отношений, результатом стал распад, а не ре¬
конструкция. Будет справедливо сказать, что в этой области
Горбачев лучше умел разрушать, чем созидать.
Упущенные возможности
и проблема национализма
Аналогичные контрфактуальные и теоретические аргументы
можно привести относительно того, как Горбачев справлялся
с кризисом в области межнациональных отношений. Горбачев,
вероятно, знал, что «национальный вопрос» в стране является
одним из самых сложных в повестке дня советской политики22,
но он, очевидно, не осознавал глубины национализма, межнаци¬
ональной ненависти и сепаратистских настроений, скрытых под
поверхностью23. Он также не ожидал, насколько быстро и полно
его политика гласности и демократизации высвободит этот по¬
тенциал [Brown 1996, ch. 8]. Наконец, он не понимал, что выбран¬
ные им конкретные политические реформы — внезапная необ¬
ходимость избирать региональных партийных должностных лиц
на всеобщих выборах, проведение парламентских выборов
22 Так в то время утверждал Джерри Ф. Хаф [Hough 1990].
23 Так в то время утверждала Гейл В. Лапидус [Lapidus 1989].

Оценка Горбачева как лидера
411
в республиках после (а не до) общесоюзных парламентских вы¬
боров — ускорили потерю центром контроля.
Можно было бы возразить, что если бы Горбачев созвал Консти¬
туционное собрание и предложил возможность создания демо¬
кратической федерации в 1988 году, а не с неохотой и реагируя на
обстоятельства — в 1989-1990 годах, то он смог бы замедлить
действие центробежных сил и избежать окончательного краха
Союза. Точно так же, если бы он согласился с отделением прибал¬
тийских республик в 1989 году — при условии, что у него была
возможность так поступить — и определил их как «особый слу¬
чай», то он, возможно, облегчил бы путь к федерации, согласо¬
ванной между оставшимися двенадцатью республиками. В каче¬
стве альтернативы, если бы он с самого начала постоянно приме¬
нял силу, чтобы ограничить протесты и игнорирование приказов
Москвы, то таким образом он мог бы удержать Союз от распада24.
На этот счет в распоряжении у Горбачева было мало теорий.
Кое-кто в стране и за рубежом призывал его в то время решитель¬
но продемонстрировать силу, чтобы обуздать центробежные силы
в республиках, полагая, что это не приведет к обратному эффекту
(насилие со стороны государства иногда сдерживает эскалацию,
но иногда вызывает гнев и усиливает неповиновение). Другие го¬
лоса внутри страны и за рубежом призывали к переговорам
о более широких степенях автономии для республик и продвиже¬
нию к согласованной с ними федерации. Горбачев прислушивался
к этим голосам, но не вовремя (оказалось, что было уже слишком
поздно), и его предложения, как правило, опережали растущие
требования. Неизвестно, была ли у него возможность сделать что-
нибудь, под принуждением или идя на уступки, что смогло бы
предотвратить центробежную спираль 1990-1991 годов.
Неизвестно, как бы отреагировали Политбюро и ЦК, если бы
Горбачев предложил ненасильственные альтернативы25. Это
24 На этом настаивает Хаф [Hough 1997, chs. 7,12,15].
25 Сам Горбачев позже утверждал в личной беседе с бывшим послом США, что
если бы он настаивал на конфедерации в 1989 году, то Центральный комитет
немедленно проголосовал бы за его отставку с поста генерального секрета¬
ря [Matlock 1995: 659].

412
Глава 13
спорный вопрос, поскольку и его политическая стратегия, и его
видение СССР не позволяли Горбачеву серьезно рассматривать
такие альтернативы. Непонятно даже, насколько он осознавал их
осуществимость и эффективность. Его образ «третьего пути»
между социализмом и капитализмом был основан на сочетании
социального благосостояния и демократичной политики, которое
встречалось и в марксистском наследии, но он полагал, что эко¬
номика, а не этническая принадлежность, является основным
мотиватором человеческого поведения.
Если считать, что главными причинами распада Советского
Союза были радикализирующие действия Ельцина (и правитель¬
ства РСФСР), можно утверждать, что одной из ключевых ошибок
Горбачева явилось возвращение Ельцина в политику. Горбачев
пытался, но безуспешно, помешать победе Ельцина на выборах
1989-1991 годов. Чем больше истеблишмент пытался надломить
Ельцина, тем выше росла его популярность в глазах мобилизо¬
ванного электората. Возможно, Горбачеву следовало политически
похоронить Ельцина в начале 1988 года, вместо того чтобы дать
ему высокую должность в Министерстве строительства, позво¬
лившую ему оставаться на аренах власти. Несомненно, тот факт,
что он неохотно позволил Ельцину выступить на партийной
конференции в июне 1988 года, в трансляции по национальному
телевидению, дал Ельцину платформу для популистского возро¬
ждения.
Пожалуй, никакие действия Горбачева, кроме разве что отказа
от его политических реформ, не могли бы предотвратить распад
СССР. Если это так, тогда Горбачева все еще можно критиковать
за его донкихотскую неспособность оценить масштаб центро¬
бежных этнических сил, с которыми он имел дело и которые
высвобождал. Если сравнить достигнутые результаты с его це¬
лями, национальная политика Горбачева (как и его экономическая
политика) не была впечатляющей. Он выполнил выдающуюся
работу по разрушению советского унитарного государства и по
внедрению демократических выборов в республиках, тем самым
создав условия для попыток переговоров о федеративной или
Оценка Горбачева как лидера
413
конфедеративной альтернативе. Но ему так и не удалось завер¬
шить эти переговоры. Как и в экономической политике, здесь ему
лучше удавалось разрушать, чем строить.
Баланс успехов и неудач
Если выбрать за отправной пункт, скажем, начало 1990-х годов,
то первые пять лет пребывания Горбачева у власти выглядели как
история успеха. Его достижения в создании нового экономиче¬
ского и межреспубликанского порядка не впечатляли, но в об¬
ласти разрыва со старым режимом во всех сферах и в проведении
мирного перехода к новым политическому и международному
порядкам его действия были новаторскими. В отношении послед¬
него он являлся творцом событий и обладал уникальными ли¬
дерскими качествами. Его политическая тактика и стратегия
укрепления авторитета подходили для решения задачи по
переводу устаревшей системы на новый путь.
Политическая тактика Горбачева, если рассматривать ее с по¬
зиций 1990 года, похоже, тоже сработала. Избирательно умиро¬
творяя консервативные силы или вступая с ними в союз и одно¬
временно повышая издержки возможного реванша, Горбачев смог
удержать политическую инициативу, не провоцируя консерва¬
тивный или реакционный переворот. Высвободив радикальные
общественные силы, предоставив им демократические возмож¬
ности для политического участия, он смог сохранить импульс
реформ, уменьшив при этом стимулы для нигилизма слева
и репрессий справа. Сформировав внешнюю политику, мобили¬
зовавшую международные силы на поддержку перестройки, он
повысил привлекательность удержания своего курса, повысив
при этом издержки отката назад.
Однако с точки зрения 1992 года стратегия лидерства Горба¬
чева представляется уже гораздо менее эффективной. Начинали
сказываться недоработки его национальной и экономической
политики. В сочетании с его политическими реформами рост
414
Гл а в a 13
социальной и политической поляризации подрывал его эволю¬
ционную стратегию трансформации, разрушал центристскую
базу, необходимую для того, чтобы его политическая тактика
оставалась эффективной, и лишал его власти и авторитета. Что
наиболее трагично с учетом предпочтений Горбачева, это приве¬
ло к распаду страны, которую он пытался преобразовать, но уж
точно не разрушить.
Любая интерпретация тактических политических ошибок
Горбачева (после 1989 года) в его реакции на сползание к пери¬
оду политического упадка должна учитывать две вещи: 1) неохот¬
ные попытки достичь политического перемирия с Ельциным
и 2) его коррекцию курса осенью 1990 года, включавшую уволь¬
нение нескольких из его наиболее либеральных соратников
и замену их людьми, которые в конечном итоге возглавили
в августе 1991 года путч против него. Если бы Горбачев лучше
осознавал темп социальной поляризации и то, что он не может
справиться с этим без применения силы, он понял бы, что Ельцин
и радикалы олицетворяли собой будущее. Он продолжал бы
двигаться «влево» (то есть в радикальном направлении), чтобы
идти в ногу с этими общественными силами, хотя и необязатель¬
но разделяя все их политические предпочтения26. Вместо этого,
двигаясь вправо, но сохраняя свое обязательство не применять
широкомасштабных репрессий, он в значительной степени сжег
мосты к радикальному лагерю, в то же время лишив себя инст¬
рументов, которые понадобились бы ему для достижения целей
правого крыла. Консерваторы и реакционеры понимали это
лучше него; они начали серьезно готовиться к государственному
перевороту вскоре после того, как Горбачев в апреле 1991 года
возобновил обсуждение союзного договора. Его семимесячный
флирт с консерваторами только увеличил уровень поляризации
в обществе и политическом истеблишменте, не приведя к че¬
26 Об этом я писал в [Breslauer 1989:333-337]. Остается открытым вопрос о том,
приветствовал бы Ельцин Горбачева в радикальном лагере или снова повы¬
сил бы ставки, пытаясь обойти его с фланга. В главе четырнадцатой я рас¬
скажу больше о роли Ельцина в подрыве шансов Горбачева на успех в дос¬
тижении своих целей.

Оценка Горбачева как лидера
415
му-либо существенному. Более того, это помогло заговорщикам
подготовиться к своей последующей авантюре, которая, в свою
очередь, разрушила все надежды на то, что лидеры славянских
республик захотят подписать новый союзный договор.
Горбачев утратил контроль над своими политическими рефор¬
мами и оказался неспособен или не желал предотвратить то,
чего он явно надеялся избежать: полный крах коммунистических
режимов в Восточной Европе, объединение Германии и вступле¬
ние ее в НАТО, распад СССР и лишение коммунистической
партии права на существование. Баланс успехов и неудач таков,
что Горбачев отлично начал (1985-1989), но плохо закончил
(1990-1991). Это особенно характерно для тех сфер (экономика
и национальная политика), в которых его деятельность обычно
оценивается как невпечатляющая, но так было даже в тех сферах
политики, в которых ее принято считать успешной. Обстоятель¬
ства навязали ему те самые результаты, которых он больше всего
хотел избежать (кроме восстановления старого режима).
Это «жесткая» оценка Горбачева как трансформационного
лидера. Альтернативой можно назвать «щедрую» оценку. «Щед¬
рые» аналитики отметили бы, что маркетизация экономики
и федерализация союза были двумя наиболее трудноразреши¬
мыми проблемами, стоящими перед советским режимом. Огра¬
ничения на проведение изменений и создание для этой цели
жизнеспособных политических коалиций были гораздо более
существенными, чем в области политических реформ и внешней
политики. Щедрая оценка должна предполагать, что никакие
возможные действия Горбачева не предотвратили бы краха как
экономики, так и Союза, учитывая силы, которые он высвободил
в 1987-1989 годах, его готовность позволить Ельцину вернуться
в политику и политическую стратегию последнего. Более того,
в щедрой оценке подчеркивалось бы, что в областях, в которых
он добился успеха, наступили долговременные изменения. Со¬
зданные Горбачевым демократические политические институты
(тайные конкурентные выборы из нескольких кандидатов,
подлинные законодательные органы и широкие гражданские
свободы) просуществовали дольше, чем он находился у власти,
416
Гл а в a 13
и в этом отношении считаются одними из его величайших дос¬
тижений как созидателя. Кроме того, хотя Горбачев не стремил¬
ся к распаду СССР, он фактически создал условия, позволившие
окончательному распаду произойти относительно мирно и оста¬
ваться таковым в последующие годы, когда Горбачев ушел в от¬
ставку. Наконец, Горбачев проложил путь к переоценке места
Советского Союза в международной системе и тем самым сделал
возможным мирное и (пока что) прочное прекращение холодной
войны.
И жесткие, и щедрые оценки основаны на суждениях об эф¬
фективности Горбачева в достижении своих целей в ближайшей
и долгосрочной перспективе. Они отличаются от оценок, осно¬
ванных исключительно на шкале ценностей наблюдателя. Мож¬
но глубоко восхищаться Горбачевым — как восхищаюсь я — за
разрушение и созидание, как преднамеренное, так и непреду¬
мышленное; в качестве альтернативы можно осудить его за то же
разрушение и созидание. Но это поверхностный подход к оценке
лидерства. Вопрос о том, жесткая ли или щедрая оценка более
справедлива в отношении Горбачева, остается предметом споров.
Вердикт будет в основном зависеть от ответов на вопрос об
альтернативах: смог бы кто-либо сделать больше в данных об¬
стоятельствах и без оглядки назад?

Глава 14
Оценка Ельцина как лидера
Ельцин, как и Горбачев, был одновременно разрушителем
системы и ее строителем. В те годы, когда Горбачев пытался
преобразовать марксистско-ленинскую систему в социалисти¬
ческую демократию, Ельцин превратился в убежденного рево¬
люционера-антикоммуниста. Его целью стало уничтожение
коммунистической системы вместе со всеми теми ее характери¬
стиками, которые Горбачев надеялся сохранить во имя «социа¬
лизма» и «советской цивилизации». Затем на развалинах этой
системы Ельцин пообещал построить на территории России
новую, которую он назвал «рыночной демократией». Как и в слу¬
чае с Горбачевым, эффективность Ельцина как разрушителя
системы можно оценивать отдельно от его эффективности как
строителя системы.
Ельцин как разрушитель системы
В1988-1991 годах Борис Ельцин превратился в героя антиком¬
мунистической оппозиции советской власти. После его реши¬
тельных побед на выборах в марте 1989 года и в июне 1991 года,
а затем над путчистами в августе 1991 года, о его авторитете
в стране и за рубежом стали ходить легенды. Он превратился
в харизматичного лидера почти мифических масштабов, особен¬
но для тех, кто ранее считал советские и коммунистические
структуры непоколебимыми. Таким образом, как лидер оппози¬
ции Ельцин, вероятно, войдет в историю как уникальный, смелый

418
Глава 14
и эффективный человек, сумевший одержать победу, несмотря
на кажущиеся превосходящими силы противника. Его «воскре¬
шение» после аппаратной чистки в 1987 году было результатом
исключительной политической воли, интуиции и сверхъесте¬
ственной способности ощущать и формировать настроение масс.
Его успех в 1990-1991 годах в отделении понятия «российский»
от понятия «советский» был результатом как интеллектуального,
так и политического вдохновения (с учетом его целей), как и его
настойчивое требование в марте 1991 года, чтобы Россия избра¬
ла президента путем всенародных выборов, что произошло
впервые в ее тысячелетней истории. Ельцин был революционным
героем, добившимся всего, что он сделал, благодаря своим неза¬
урядным личным качествам. Споры о нем, вероятно, будут бази¬
роваться в основном на нормативных основаниях. Те, кто одоб¬
ряет роль Ельцина в разрушении коммунистической и советской
систем, скорее всего, положительно оценят его лидерство, а те,
кто не одобряет этих целей, соответственно, его осудят. Но ни
одна из сторон не станет оспаривать нейтральное с точки зрения
ценностей наблюдение о том, что Ельцин в своей роли лидера
оппозиции был «творцом событий».
Ничто из происшедшего с тех пор не сможет, по всей вероят¬
ности, изменить эту оценку. Оппозиционную деятельность
Ельцина в 1980-е годы — как и руководство Черчиллем Велико¬
британией во время войны — можно рассматривать независимо
от более поздних событий. Это завершенное действие, которое
можно оценивать по его собственным мерилам.
Когда Ельцин стал президентом независимой России, комму¬
нистическая идеология и организация были в значительной
степени разрушены. Препятствия на пути прогресса больше не
исходили от официальных организаций и доктрин, а скорее яв¬
лялись их противоположностью. Это были раздробленные пра¬
вительственные институты, конфликтующие политические
юрисдикции в унаследованном от прошлого государстве, дезор¬
ганизация экономики и надвигающийся крах государственных
финансов, широко распространенная дезориентация и тревога,
вызванные распадом СССР и отсутствием общепринятого ми¬
Оценка Ельцина как лидера
419
ровоззрения, вокруг которого теперь, когда «социалистический
выбор» Горбачева оказался дискредитирован, можно было бы
сплотить население. Поэтому в своей повестке Ельцин должен
был сосредоточиться на задачах строительства: государства,
нации, новой экономической системы и нового политического
строя, новой международной роли для новой независимой России
и альтернативного мировоззрения для оправдания новых инсти¬
тутов и политики. Задачи эти были как идейными, так и органи¬
зационными, но в контексте, совершенно противоположном
тому, с которым столкнулся Горбачев. После того как Ельцин
завершил переворот против коммунистической идеологии и ор¬
ганизации в 1990-1991 годах и против СССР в 1991 году, он
столкнулся с проблемой создания новых основ порядка, способ¬
ных заменить их.
Насколько он был эффективен в построении этих альтернатив?
Как и в случае с Горбачевым в главе тринадцатой, мы сначала
обрисуем контуры позитивных достижений Ельцина. Затем мы
рассмотрим отрицательные стороны, а в его случае это: 1) жест¬
кость систем, построенных Ельциным, и их неспособность
адаптироваться к меняющимся требованиям внешней среды;
2) непомерные расходы, понесенные при достижении его целей;
и 3) контрпродуктивное влияние стиля работы Ельцина после
1993 года на достижение заявленной им цели — цели, заклю¬
чавшейся в закреплении его достижений путем «укрепления
Российского государства». После этого мы сопоставим его ус¬
пехи и поражения и в заключение сравним Горбачева и Ельци¬
на с точки зрения их эффективности в деле укрепления и сохра¬
нения авторитета.
Ельцин как строитель системы: плоды персонализма
Как мы видели в предыдущих главах, Ельцин подходил к сво¬
ему президентству с позиции персоналистического лидера. Он
чувствовал себя при осуществлении руководства наиболее
комфортно, когда ему не приходилось приспосабливаться к мно¬
420
Глава 14
жеству институциональных ограничений. Также он считал, что
именно такое лидерство необходимо для достижения его основ¬
ных целей.
Персонализм Ельцина не следует рассматривать как очевидное
препятствие на пути прогресса. Действительно, учитывая его
стремление ниспровергнуть формальные структуры коммуни¬
стической власти и заменить их формальными организациями
капиталистической экономики и либеральной демократии, —
интегрированными в западные организации в территориальных
границах Российской Федерации на декабрь 1991 года и способ¬
ными оказывать сопротивление реставрации коммунизма
и фашистской реакции, — можно утверждать, что в ближайшей
перспективе его персоналистический подход к лидерству значи¬
тельно способствовал достижению этих целей. Он форсировал
изменения, создавшие общую базу для возникновения системы
такого рода.
Так, он и его сотрудники разработали и добились ратификации
Конституции РФ 1993 года, которая, несмотря на все свои недо¬
статки, в конечном итоге обеспечила надежную конституционную
основу для зарождающегося Российского государства. Парла¬
ментские и президентские выборы 1993, 1995, 1996 и 1999 годов
прошли по графику, и хотя во многих отношениях они были
отмечены процессуальными недостатками, их общие результаты,
вероятно, не были фальсифицированы. Ельцин не поддавался
уговорам многих из ближайших помощников отложить или от¬
менить губернаторские выборы 1996-1998 годов, хотя они и угро¬
жали ослабить его политическое влияние на региональные элиты.
Он также устоял перед соблазном отложить президентские вы¬
боры 1996 года, хотя в январе его рейтинг общественного одоб¬
рения упал до однозначных чисел, и перед сильным искушением
отменить выборы, распустить Думу и объявить вне закона
коммунистическую партию [Ельцин 2000:24-25]. Аналогичным
образом он сопротивлялся призывам отложить или отменить
парламентские выборы в декабре 1999 года. Ельцин также устоял
перед соблазном отменить гражданские права, завоеванные
российским народом при Горбачеве: свободу критики, собраний,
Оценка Ельцина как лидера
421
вероисповедания и передвижения. Книги, газеты и телешоу ре¬
гулярно глумились над президентом и высмеивали его. Они
резко критиковали многие из направлений его политики, време¬
нами вызывая у самого президента ужас и шок. Они, однако,
избежали санкций, несмотря на неприязнь Ельцина к личным на
него нападкам.
Конечно, нельзя не отдать Ельцину должное за его отказ от
свертывания прогресса, достигнутого его предшественником. Но
мы также не можем считать такой отказ актом созидания. Следо¬
вательно, это скорее показатель его приверженности построению
системы, основанной на некоем варианте либерализма, чем
свидетельство его успеха как строителя государства в целом.
Что касается трансформации экономической системы, то
Ельцин — во имя создания класса собственников, которые будут
бороться против коммунистической реставрации, — провел
программу приватизации, позволившую быстро передать госу¬
дарственную собственность в частные руки — со скоростью
и в масштабе, превосходящими все, что наблюдалось ранее
в мировой истории. Таким образом, Ельцин стал «основателем»
олигополистической и клептократической, но тем не менее
капиталистической российской экономики.
В своей политике в отношении российских регионов Ельцин
продвигал серию договоров и соглашений ad hoc между Москвой
и отдельными регионами и республиками, где гибко определялись
соответствующие обязательства центра и периферии. Конститу¬
ция 1993 года пыталась обуздать центробежные силы, приписав
Москве сильную роль, но в этом документе многие области
контроля оставались под совместной юрисдикцией, а механизмы
разрешения неясностей и конфликтов были расплывчаты. Эта
двусмысленность, а также последующие договоры и соглашения
отражали стремление Ельцина к личной гибкости при заключе¬
нии сделок с главами различных субъектов Федерации1. Они
также учитывали преобладающие в то время реалии, к которым
относились различные ресурсные базы регионов, неодинаковая
1 См., напр., [Батурин и др. 2001: 397].

422
Глава 14
решимость их лидеров, отсутствие консенсуса между региональ¬
ными губернаторами и президентами республик относительно
конституционных принципов, а также частая неспособность
центра обеспечить выполнение своих требований другими
способами. Только в случае с Чечней Ельцин использовал воору¬
женные силы, не оставив места для реализации своего гибкого
подхода.
На международном уровне Ельцин стал одним из создателей
Содружества Независимых Государств, призванного наладить
мирные отношения между государствами — преемниками Со¬
ветского Союза. Хотя в своей риторике он защищал права «рус¬
скоязычных», проживающих в государствах-правопреемниках,
он также настаивал на мирном решении таких вопросов и отвер¬
гал аргументы тех, кто угрожал применением силы или был готов
ее применить. Он показал себя щедрым переговорщиком, отдавая
намного больше, чем получал, лидерам Беларуси, Украины и Ка¬
захстана в интересах поддержания хороших отношений между
Россией и этими странами.
В отношениях с дальним зарубежьем Ельцин безуспешно
протестовал против расширения НАТО на восток. Но как только
это расширение стало неизбежным, он поддержал переговоры
по хартии «Россия — НАТО» и наблюдал за их ходом, чтобы
сохранить хорошие отношения с западными партнерами и сде¬
лать расширение НАТО приемлемым для российской политиче¬
ской элиты. Он успешно провел переговоры о превращении
G7 в «Большую восьмерку». Он доказал свою большую заинте¬
ресованность в «либеральном интернационализме», чем в «госу¬
дарственнической» составляющей своей политики в отношени¬
ях между Востоком и Западом.
С учетом этих итогов можно было бы дать положительную
оценку эффективности Ельцина в реализации его основных це¬
лей: основать новый порядок, гарантировать безопасность новой
системы от реставрации и интегрировать Россию в западные
институты. Чтобы дать такую положительную оценку, следовало
бы допустить две вещи, одну контрфактуальную, а другую
прогностическую: 1) что если бы Ельцин не был лидером России,
Оценка Ельцина как лидера
423
то в российской политике преобладали бы силы, преследующие
противоположные цели; и 2) что достижения Ельцина устойчивы
и они, вероятно, переживут годы после его ухода в отставку.
Действительно, эти факты и предположения являются основа¬
нием для сделанных нами положительных оценок.
Макроструктурные уязвимости
Можно, однако, возразить, что стремление Ельцина как мож¬
но скорее создать новый порядок вещей и гарантировать его
устойчивость, причем сделать это через персоналистическое
руководство, посеяло семена кризиса, которые прорастали в те¬
чение нескольких лет и в конечном итоге созрели в 1998-1999 го¬
дах. В политической сфере основное макроинституциональное
достижение Ельцина (конституция 1993 года) установило рамки
настолько жесткие, что они способны воспрепятствовать адап¬
тации системы к меняющимся требованиям внешней среды. Он
создал президентскую систему, при которой власть президента
огромна и включает обширные декретные полномочия, тогда как
полномочия парламента и конституционного суда очень ограни¬
ченны. Конституция была разработана таким образом, что пре¬
зидент обладал безусловной высшей властью в стране, оставаясь
в значительной степени неподотчетным институтам, а отвечая
преимущественно перед избирателями на последующих прези¬
дентских выборах.
Такая свобода действий дает президенту сильные стимулы для
игнорирования или инфантилизирования других ветвей власти.
Суды, как и парламент, остаются сильно недофинансированными,
в то время как президентская и исполнительная власть сильно
раздута избыточным числом чиновников. Возможность прези¬
дента подкупать или запугивать членов парламента намного
превосходит возможности парламентариев угрожать президен¬
ту. Исполнительная власть почти полностью подчиняется воле
президента, при этом парламент практически не контролирует
состав правительства. Следовательно, гигантская власть прези¬
424
Глава 14
дента по отношению к другим центральным институтам гаран¬
тирует» что общее направление политики, вероятно, будет отра¬
жать предпочтения президента. Но это также означает, что раз¬
работка и осуществление политики будут во многом зависеть от
мудрости и дальновидности, исходящих из офиса президента.
Ельцинская «суперпрезидентская» [Holmes 1994] конституция
также упразднила должность вице-президента, с тем чтобы ни
один будущий вице-президент не смог выступить против прези¬
дента, как поступил Руцкой в 1992-1993 годах. Отсутствие вице¬
президента в системе, в которой президент обладает столь об¬
ширными полномочиями, означает, что любой намек на плохое
состояние здоровья президента — или его предвосхищение —
запускает цепь политического маневрирования и демагогической
риторики в ожидании новых выборов. Увеличивается юридиче¬
ская двусмысленность касательно определения термина «недее¬
способность». Попыткам изменить конституцию, чтобы ввести
должность вице-президента или даже добиться того, чтобы
премьер-министр отбывал полный срок бывшего президента до
проведения новых выборов, препятствуют почти недостижимые
условия для внесения поправок. Более того, конституция дает
стимул тем, кто больше всех надеется на победу на следующих
выборах, выступить против поправок в ней. Зачем уменьшать
полномочия должности, которую можно занять?
В экономической сфере программа приватизации Ельцина
представляла собой ярчайший в истории пример инсайдерской
операции. Ельцин стремился как можно скорее создать эконо¬
мическую элиту, которая одновременно поддерживала бы его
политически и служила бы мощным оплотом против коммуни¬
стической реставрации. Но чрезвычайная концентрация бо¬
гатств и демонстративное потребление, которым он способство¬
вал, наряду с незаконными (зачастую криминальными) средст¬
вами, с помощью которых эти богатства были приобретены,
с возникшим в результате «клановым капитализмом» и с пере¬
плетением экономической власти с коррумпированной властью
политической, породили широко распространившееся ощуще¬
ние социальной несправедливости, которое в любой момент
Оценка Ельцина как лидера
425
могло обернуться взрывом народной ярости или привести
к социальной анархии. Более того, массовое обнищание населе¬
ния, к которому привела избранная стратегия макроэкономиче¬
ской стабилизации, добавляла мощный экономический мотив
к чувству несправедливости, порожденному неравенством.
Даже если идеологические и организационные препятствия
возникновению массовых протестов окажутся непреодолимыми
[Hanson, Kopstein 1997; Bonnell, Breslauer 2000, ch. 1], ситуация
все еще может привести к фактической победе на президентских
и парламентских выборах тех, кто выступает за авторитарную
популистскую альтернативу.
Точно так же решение Ельцина начать войну в Чечне для за¬
щиты территориальной целостности Российской Федерации
оказалось катастрофическим для всех заинтересованных сторон.
Число человеческих жертв среди чеченцев, русских жителей
Чечни и российских солдат было огромным. Продолжение
войны еще больше подрывало моральный дух и сплоченность
российских вооруженных сил. И все же, хотя территориальная
целостность была временно защищена, проблема оставалась.
Это привело к решению, принятому осенью 1999 года, продол¬
жить чеченскую войну — войну, все еще продолжающуюся на
момент написания этой книги. Вероятно, первая война могла
удержать других руководителей регионов от мысли об отделении,
и это дало бы Ельцину резонные основания настаивать на том,
что, ведя эту войну, он сыграл позитивную роль в сохранении
территориальной целостности России. Но даже он перестал это
утверждать и признал войну своей самой большой ошибкой.
Это не помешало ему начать новую войну в 1999 году, долго¬
срочные издержки и побочные эффекты которой еще предсто¬
ит определить.
Кроме того, решимость Ельцина стоять «над партиями» в ка¬
честве «директора всея Руси» тормозила развитие политических
партий, которые обеспечивают организационную опору для
стабильной представительной демократии. Осенью 1991 года,
а затем осенью 1993 и 1995 годов Ельцин имел возможность
создать президентские партии на основе реформаторских сил,
426
Глава 14
которые были бы в состоянии образовать мощные общенацио¬
нальные партийные организации. Это могло бы расширить мо¬
билизационные возможности антиреставрационных сил и укре¬
пить организационные связи между политиками в центре и на
периферии. У российского президента, безусловно, имелись ог¬
ромные материальные ресурсы для реализации такого предпри¬
ятия, а также полученный от народа мандат на изменение поли¬
тической организации по своему желанию. Вместо этого Ельцин
избрал ситуативный и персоналистический подход к лидерству,
который оберегал его от формальной зависимости от какой-
либо конкретной организации, так что он был относительно
свободен менять базы поддержки в соответствии со своими по¬
литическими инстинктами. Хотя это соответствовало его само¬
оценке как лидера и его представлению о лидерстве, необходимом
России для создания и закрепления нового порядка вещей, по¬
литическая система оказалась явно недоразвитой и хрупкой.
Стратегия политической самозащиты Ельцина также умень¬
шила тот вклад, который он смог внести в культурные преобра¬
зования России. В 1990—1991 годах он блестяще начал свою
светскую и толерантную риторику о национальном единстве
и государственности. Но на протяжении 1989-1991 годов абсо¬
лютистская антикоммунистическая риторика, основанная на
бинарных оппозициях, оставалась доминирующей и самой за¬
метной чертой его выступлений. После этого две риторики сосу¬
ществовали, и надо отдать должное Ельцину — он не принес
в жертву толерантность. Тем не менее сохранение абсолютистской
риторики после краха коммунизма загрязнило политический
язык и привело к цинизму народных масс в отношении полити¬
ки российского руководства. Таким образом, подобно тому как
в 1989-1991 годах он определил как врагов коммунистическую
партию и советский центр, он и после 1991 года продолжил ри¬
торику типа «мы и они». Те, кто поддерживал политику Ельцина,
считались реформаторами, демократами и рыночниками, даже
когда его политика была авторитарной, коррумпированной или
плутократической. Всех, кто выступал против его политики,
называли консерваторами, реакционерами или «необольшеви¬
Оценка Ельцина как лидера
427
ками» [Hough 2001 ]2. Не при таких риторических условиях рос¬
сийские граждане могли научиться ценить рынок или демокра¬
тию. Негативные побочные эффекты политики Ельцина, в том
числе длительная невыплата задолженностей по заработной
плате и пенсиям, в умах многих россиян вызвали скептичное
отношение как к капитализму, так и к демократии.
Ельцин в 1991 году имел возможность сыграть роль «отца на¬
ции», воплощающего ее достоинства. Действительно, после путча
в августе 1991 года он сам видел себя именно в этой роли, и таким
же был его имидж в глазах антикоммунистической общественно¬
сти в России. И все же ему удалось за годы пребывания на посту
президента независимой России растратить накопленное. Удиви¬
телен контраст между рейтингами популярности Ельцина и его
поведением в обществе в 1991 году и этцми же показателями
в 1994 году. В отличие от де Голля, которому удалось мобилизовать
французский патриотизм в поддержку своей политики и лидер¬
ства, Ельцину удавалось только нейтрализовать или сдержать
неоимперский шовинизм. Он оказался неспособен сформулиро¬
вать позитивную патриотическую повестку, чтобы добиться
поддержки в народе тех жертв, которых потребовала его политика.
Ельцин блестяще использовал публичные арены, созданные во
время попыток Горбачева трансформировать советскую систему.
На этапе своего господства Ельцин пытался использовать пуб¬
личную арену для поддержания и повышения своего статуса отца
нации и народного героя. Однако он оказался в ситуации «двое¬
властия». Парламент 1992-1993 годов был ареной конкурентной
политики, игравшей на настроениях избирателей. Продолжитель¬
ная конфронтация с этим парламентом и его военное подавление
Ельциным привели его к разочарованию в идее, что публичная
политика должна основываться на разделении властей. Парла¬
ментские выборы в декабре 1993 года заставили его с болью
осознать, что население больше не считает его героем. В резуль¬
тате, если в горбачевские годы автономная публичная арена была
2 Таким образом, риторика Ельцина укрепила менталитет в стиле «бинарных
оппозиций», который Майкл Урбан называет ключевой чертой российской
политической культуры [Urban 1994].

428
Глава 14
пропуском Ельцина во власть, то эта же арена стала источником
политического разочарования на этапе его господства. Он отре¬
агировал на это двойное разочарование, допустив реприватизацию
государства. Он позволил предвыборным махинациям подорвать
легитимность демократических выборов, грубо нарушил законы
о финансировании избирательных кампаний и ограничил доступ
своих оппонентов к телеэфирам в ходе этих кампаний. Одним из
индикаторов недостатков Ельцина как лидера трансформации
является то, что ему не удалось институционализировать подлин¬
но конкурентную публичную арену.
Конечным результатом всех этих недостатков является то, что
культурная и организационная инфраструктуры российской
системы чрезвычайно слабы: как скелет без мышц, они склонны
к разрушению под собственным весом или при столкновении
с противодействующей силой, например международным эконо¬
мическим спадом, что они продемонстрировали в августе 1998 го¬
да. Трансформационные лидеры и создаваемые ими системы
часто способны выдержать такие трудности, если они обладают
достаточным общественным согласием и доброй волей. Но
Ельцин сумел впустую растратить свою харизму и добрую волю,
а затем дискредитировать в массовом сознании политический
и экономический либерализм. Дискредитировав социализм
в качестве оппозиционного революционера и либерализм —
в более поздний период, Ельцин распахнул двери перед идеоло¬
гией, которая еще не была дискредитирована: русским национа¬
лизмом. Возможно, радикальный национализм не возобладает
из-за своего прохладного приема среди россиян и широкого
понимания элитой реальной слабости страны. Однако если ра¬
дикальный национализм перехватит инициативу, то он может
разрушить величайшее идейное достижение Ельцина — светское
и толерантное определение гражданства — вместе с той хрупкой
организационной системой, которую он создал3.
3 Комплексное исследование русского национализма до распада СССР см.
в [Brudny 1998]; исследование эволюции русских шовинистических идеоло¬
гий и организаций с 1991 года см. в [Vujacic 2000].

Оценка Ельцина как лидера
429
Упущенные возможности и неподъемные издержки
Крах российской финансовой системы в августе-сентябре
1998 года и последующее прекращение помощи МВФ проде¬
монстрировали хрупкость политической и экономической систем,
созданных во время президентства Ельцина. Некоторые наблю¬
датели воспользовались возможностью, чтобы заявить, что, как
показал этот финансовый коллапс, ельцинское руководство не¬
зависимой Россией было полной катастрофой [Cohen 1999; Cohen
2000]. Другие, напротив, начали широкое обсуждение причин,
по которым это произошло.
Некоторые аналитики утверждали, что крах был почти неиз¬
бежен, независимо от того, что сделал Ельцин за годы своего
пребывания на посту президента России. Следовательно, они
менее склонны обвинять в экономическом кризисе его лично.
Имеется четыре не исключающих друг друга объяснения такого
рода. Одно из них —- культурное; утверждается, что русская
культура никогда не была ориентирована на безличный рынок,
верховенство закона или представительную демократию. Вто¬
рое — институциональное: раздробленная администрация,
проходящая скрытно приватизация и достигшая больших мас¬
штабов криминализация Советского государства в эпоху поздне¬
го Горбачева (или, в некоторых версиях аргументации, уже при
Брежневе) — наследие, которое режим Ельцина не мог преодолеть
за такой короткий период времени. Третий аргумент в пользу
неизбежности кризиса носит косвенный характер: Горбачев
к 1991 году разрушил советскую экономику, Советский Союз
и советские внешнеэкономические отношения; результатом стал
распад экономических связей и тяжелое экономическое положе¬
ние, с которым режим Ельцина, опять же, не мог справиться.
Четвертое объяснение — международное: условия зависимости
от глобальных рынков, в которых оказалась Россия в то время,
отдали ее во власть богатых демократий, настаивавших на про¬
ведении определенной политики, что в конечном итоге привело
к краху российской экономики. Если мы объединим эти объяс¬
нения и будем рассматривать их как взаимоусиливающие харак¬
430
Гл а в a 14
теристики внутреннего и международного наследия, доставше¬
гося Ельцину, то мысль о бесполезности и неизбежности станет
намного более убедительной.
При альтернативном подходе к вопросу об исторической
причинности (к которому склоняюсь я) текущая ситуация рас¬
сматривается как продукт случайного политического выбора,
сделанного Ельциным и его правительствами в 1991-1998 годах.
Не отрицая реальности вышеуказанных ограничений, этот довод
предполагает, что ограничения не определяли полноту результа¬
тов. Иными словами, были упущены возможности для снятия
этих ограничений — возможности построения новой системы,
более демократичной, гуманной, продуктивной и устойчивой,
чем та, которую построил Ельцин, причем с гораздо меньшими
издержками, чем потребовались правящему режиму.
Так, при исходных условиях было бы трудно избежать появ¬
ления коррумпированного и «слабого» государства, но масштабы
и глубина политической коррупции, административной раздроб¬
ленности и криминализации, а также «виртуальной экономики»
1998 года [Gaddy, Ickes 1998], были результатами политического
выбора, сделанного в 1992-1995 годах, который включал в себя
особый подход к макроэкономической стабилизации, принятый
в январе 1992 года, программу «залоговых аукционов» 1995 года
и растущие со временем поощрение крупномасштабных хищений
государственного имущества или терпимость к ним.
Аналогичным образом хрупкость демократических институтов
могла быть результатом «двоевластия», заложенного в действовав¬
шей в 1991 году конституции, и эта хрупкость могла усугубиться
достигшей значительного масштаба дезориентацией и политиче¬
скими конфликтами, вызванными потерей Россией своей импер¬
ской и глобальной политической роли. Тем не менее сохраняющий¬
ся тупик в отношениях между исполнительной и законодательной
властью, снижение влияния демократических сил и создание
сильной президентской власти были результатом выбора, сделан¬
ного в отношении партийного и государственного строительства
осенью 1991 года (и вновь — осенью 1995 года), а также выбора
в отношении конституционного устройства в 1993-1994 годах.

Оценка Ельцина как лидера
431
Ограниченное соблюдение «верховенства закона» и точечная
защита населения от физической уязвимости могут быть прису¬
щи начальным этапам любого переходного периода после распа¬
да государства, особенно в обществе, в котором и предложение,
и спрос на верховенство закона оставались настолько низкими4.
Но незначительный прогресс в создании правовых и судебных
институтов и в реформе правоохранительных органов стал ре¬
зультатом решений, принятых в 1992 году, и стабильной недо¬
оценки важности развития правовых институтов.
Упорное отрицание решений центральной власти руковод¬
ством Чечни было бы проклятием для любого кремлевского ру¬
ководителя. Хоть это и так, издержки и последствия чеченской
войны стали результатом политического выбора, сделанного
Ельциным в 1994-1995 годах и осенью 1999 года.
Зависимость от международной помощи была бы неизбежной
для любого российского правительства, но готовность с легкостью
принять рецепты Международного валютного фонда явилась
решением Ельцина и его кабинета, а коррупционное использова¬
ние этих средств — результатом внутренних обстоятельств, над
которыми они имели некоторый контроль. Учитывая опасения
в западных столицах перед «потерей России», вряд ли стоит ут¬
верждать, что богатые демократии бросили бы Россию на произ¬
вол судьбы, если бы Москва приняла другую стратегию экономи¬
ческой стабилизации, маркетизации и приватизации.
В целом, учитывая доставшееся ей наследие, Россия, вероятно,
оказалась бы в трудных обстоятельствах независимо от конкрет¬
ной политики, выбранной в 1992-1998 годах. Однако при иной
политике она не оказалась бы в столь тяжелом положении и пер¬
спективы устойчивого восстановления были бы лучше5.
4 О спросе и предложении на верховенство права в постсоветской России см.
[Hendley 1995].
5 Восстановление экономики в 2000 году было основано на непредвиденном
росте цен на нефть и краткосрочном воздействии девальвации рубля после
краха 1998 года. Ни одно из этих условий не могло быть долгосрочным,
а вскоре наступал срок выплаты накопленных долгов. Следовательно, это
восстановление вполне могло оказаться временным бумом. Для анализа того,
что было необходимо сделать, чтобы удержать ситуацию, см. [Sapir 2001].

432
Глава 14
Если бы Ельцин действовал по-другому во многих сферах, у нас
было бы больше возможностей для оценки устойчивости или
податливости культурных, институциональных, зависящих от
обстоятельств и международных ограничений на изменения.
Однако инициативы Ельцина обычно не отклонялись от воспри¬
нятого им наследия или даже усугубляли его. Следовательно,
невозможно с уверенностью сказать, насколько иначе сложилась
бы ситуация, если бы Ельцин действовал по-другому. Можно
утверждать, что многие из его общих целей могли быть достиг¬
нуты с меньшими издержками, а в некоторых случаях, возмож¬
но — с гораздо меньшими. Иными словами, Ельцин был не
просто жертвой обстоятельств; у него были возможности посту¬
пать по-другому, но он их упустил6.
Действительно, сам Ельцин вынес себе именно такой приговор.
Объявляя о своей отставке 31 декабря 1999 года, он сказал:
Я хочу попросить у вас прощения. За то, что многие наши
с вами мечты не сбылись. И то, что нам казалось просто, —
оказалось мучительно тяжело. Я прошу прощения за то, что
не оправдал некоторых надежд тех людей, которые верили,
что мы одним рывком, одним махом сможем перепрыгнуть
из серого, застойного тоталитарного прошлого в светлое,
богатое, цивилизованное будущее. Я сам в это верил: каза¬
лось, одним рывком — и все одолеем.
Одним рывком не получилось. В чем-то я оказался слишком
наивным. Где-то проблемы оказались слишком сложными.
Мы продирались вперед через ошибки, через неудачи7.
Человек, который способствовал политическому уничтожению
Горбачева, обвиняя его в «полумерах» и попытке «перепрыгнуть
пропасть в два шага», ушел с поста, признав, что преодолеть эту
пропасть «одним рывком» невозможно.
6 Рассуждения о том, что Ельцин упустил даже больше возможностей, чем
перечислено мною, см. в [Reddaway, Glinski 2001: 636-641].
7 URL: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/24080 (дата обращения:
04.04.2021).

Оценка Ельцина как лидера
433
Персонализм и административная рационализация
(1994-1999)
В 1994-1999 годах Ельцин утверждал, что его цели изменились
и что теперь его главной целью является «укрепление Российского
государства», которое принесет мир, порядок и процветание
российскому народу. Следовательно, мы можем оценить его эф¬
фективность как лидера в эти годы с учетом достижения им этих
целей. Вердикт будет отрицательный. Даже если он был искренен
в своих обещаниях, тактика, которую использовал Ельцин для
сохранения своей власти и авторитета, фактически препятствова¬
ла реализации этих целей. Напротив, стиль работы Ельцина под¬
рывал административную эффективность на протяжении всего
его пребывания у власти. Характер организации им своего прези¬
дентского аппарата и манипуляции с исполнительной властью во
многом укрепили его контроль над формальными ветвями власти
и, вероятно, способствовали защите его целей построения новой
системы, но одновременно они укрепили способность коррумпи¬
рованной бюрократии избегать рационализации и тем самым
подорвали консолидацию и устойчивость достижений Ельцина.
Рассмотрим его подход к организации консультаций внутри
президентского аппарата и к формулированию интересов внутри
правительства. В обоих случаях подход Ельцина был индивидуа¬
лизированным, антипроцедурным и антиинституциональным.
Внутри своего личного штаба и консультативного корпуса он
сопротивлялся кристаллизации даже неформальных ограничений
своей власти над «детьми». Он не рассматривал политическую
организацию своего штаба как рациональное распределение
формальных полномочий. Скорее он хотел сохранить гибкость
и избыточность юрисдикций, чтобы максимизировать свои воз¬
можности настраивать подчиненных друг против друга и их
чувство зависимости от него в плане защиты от других. По словам
бывшего высокопоставленного сотрудника администрации8,
8 В личной беседе, Москва, июнь 1998 года. Подтверждения этому можно
найти в [Коржаков 1997: 221; Батурин и др. 2001: 212].

434
Глава 14
Ельцин предпочитал получать советы от отдельных сотрудников,
а не от коллектива. Он не хотел, чтобы его сотрудники собирались
вместе, вырабатывали общую точку зрения по проблеме и пред¬
ставляли ее ему как коллективное мнение. Он избегал встреч
с ними как с коллективом. Вместо этого он желал, чтобы каждый
из них лично приходил к нему со своими идеями. Когда они от¬
казывались так поступать, он мог быть очень строг.
Ельцинский подход к формулированию и агрегированию ин¬
тересов также был пронизан персонализмом. Он очень чутко
реагировал на частные просьбы о налоговых льготах, лицензиях
и субсидиях. Он предпочитал иметь дело с губернаторами, вое¬
начальниками и министрами ситуативно, на индивидуальной
основе, а не через их организации. Хотя некоторые из этих пред¬
почтений могли иметь под собой политические обоснования,
в результате они подрывали развитие организованных коллек¬
тивов, на которых основывается современное государственное
управление. Как метко отмечает Юджин Хаски, это был «стиль
правления, который больше ассоциировался с традиционными
монархами, чем с современными исполнительными директора¬
ми» [Huskey 1999: 50].
Верно то, что в любом государственном управлении сущест¬
вует внутреннее противоречие между требованиями политиче¬
ского контроля и административной эффективности. Однако
административных лидеров отличает то, как они справляются
с этим противоречием, а также достигают ли их решения балан¬
са, согласующегося с реализацией и консолидацией их общих
политических целей. Такие лидеры, как Шарль де Голль, Франклин
Рузвельт и Кемаль Ататюрк, понимали это. В случае Ельцина
принесение административной рациональности в жертву требо¬
ваниям политического контроля было таким, что ставило под
угрозу устойчивость его программы. Бюрократическая раздроб¬
ленность, коррупция и безответственность в результате его
подхода к административному контролю усугубились.
Подход Ельцина к административной организации президент¬
ской и исполнительной ветвей власти напоминал подход Хруще¬
ва в начале 1960-х годов на аналогичном (третьем) этапе его
Оценка Ельцина как лидера
435
правления: постоянная реорганизация, высокая текучесть кадров
и регулярное создание новых подразделений с дублирующими
друг друга полномочиями9. Администрация президента превра¬
тилась в огромную бюрократическую машину: по размеру она
была больше, чем аппарат ЦК КПСС, и по крайней мере с таким
же количеством отделов, но при этом отсутствовала рационали¬
зация полномочий внутри администрации и между администра¬
цией и министерствами. У сотрудников администрации не было
ни стабильных ожиданий, ни необходимой информации для
выполнения своей работы.
Теоретически можно рассматривать размывание юрисдикций
и полномочий и сдерживание стабильных ожиданий как разум¬
ный способ организации президентской администрации. В теории
организации давно известно, что формальные организационные
диаграммы — плохой ориентир для определения того, как орга¬
низации работают в реальности или должны работать. Франклин
Рузвельт счел полезным установить избыточные юрисдикции,
чтобы гарантировать, что он обладает множеством источников
информации и знаком с различными точками зрения на ситуацию.
Не так руководил своей президентской администрацией и ка¬
бинетом министров Ельцин. Нестабильность ожиданий касалась
не столько последовательности задач, сколько продолжения
пребывания в должности и, таким образом, сохранения преро¬
гатив и привилегий, сопутствующих работе в администрации
президента. Размывание юрисдикций было не столько функци¬
ональным средством обеспечения различных точек зрения,
сколько дублированием, из-за которого отдельные подразделения
не могли понять, кто на самом деле отвечает за выполнение тех
или иных задач. Вместо того чтобы способствовать здоровому
освещению различных вопросов, экспоненциальное увеличение
размеров президентской администрации способствовало дубли¬
рованию правительственно-министерских структур, юрисдикций
между исполнительной и президентской ветвями власти, а также
9 Хаски называет последнюю из перечисленных тенденций «политикой избы¬
точности» [Huskey 1995].

436
Глава 14
увеличению арен принятия решений, к которым могли обращать¬
ся бюрократы с целью саботажа президентских указов или пар¬
ламентских законов. Частое создание и упразднение учреждений
оставляло чиновникам слишком мало времени для программных
размышлений и заставляло сосредоточиться в основном на
личном политическом выживании.
В более общем плане Ельцин предпочитал проводить разнооб¬
разные манипуляции, настраивая фракции друг против друга
и тем самым сохраняя или увеличивая свое влияние в качестве
«верховного арбитра». В администрацию президента Ельцин
включал представителей всех политических ориентаций, за ис¬
ключением непримиримых коммунистов и радикальных нацио¬
налистов. Это, безусловно, рациональная стратегия поддержания
власти. Это также, вероятно, рациональная стратегия для полу¬
чения различных вкладов в общую работу и укрепления своего
авторитета среди множества групп, но эта стратегия работает
только в том случае, когда должностные лица и советники чувст¬
вуют себя в достаточной безопасности на своих постах. Если
вместо этого «верховный арбитр» часто переключает свое внима¬
ние между предпочитаемыми им фракциями, а затем заставляет
проигравших расплачиваться уходом с поста, результатом, скорее
всего, будет подхалимство, попытки индивидов выслужиться
перед президентом или коллективные усилия разрушить автори¬
тет конкурирующих фракций и его расположение к ним («подси¬
живание»). У Ельцина modus operandi заключался в том, чтобы
часто увольнять ведущих чиновников и их заместителей, а иногда
и «уравновешивать» это увольнение произвольным снятием
с поста эквивалентной фигуры из противостоящей фракции10.
10 По словам Костикова, когда Ельцин официально уволил своего вице-прези¬
дента Руцкого, он также снял члена правительства Шумейко. Последний не
сделал ничего плохого, но Ельцин сказал Костикову, что Шумейко нужно
«принести в жертву», чтобы «уравновесить» увольнение Руцкого [Костиков
1997:210]. Напротив, Батурин с соавторами утверждают, что Ельцин назна¬
чил «демократа» Филатова главой президентской администрации, чтобы
уравновесить недавнее назначение Черномырдина премьер-министром
[Батурин и др. 2001: 209].

Оценка Ельцина как лидера
437
Одним из результатов такого стиля работы стало то, что идео¬
логические или профессиональные группировки в президентской
администрации пришли к соглашению для взаимной защиты от
ненадежности работы под руководством непредсказуемого «ко¬
мандира». Еще одним результатом общей атмосферы всеобщей
неуверенности и незащищенности стала широко распространен¬
ная и глубоко укоренившаяся коррупция в президентской адми¬
нистрации и в отдельных частях исполнительной власти. Многие
чиновники просто не могли устоять перед искушением набить
себе карманы, пока есть такая возможность. Почему бы и нет?
Они жили в постоянной неуверенности относительно того, что
именно нужно делать, чтобы выполнить возложенные на них
задачи. Они в равной степени не были уверены в том, как долго
они сохранят свою работу, независимо от ее результатов. Они
оказались в привилегированном положении, дававшем множе¬
ство возможностей использования государственной должности
для извлечения частной материальной выгоды, и знали, что ни¬
когда не смогут так роскошествовать — или избежать уголовно¬
го преследования — вне правительства. В общем, вместо того
чтобы порождать здоровую конкуренцию, подход Ельцина
к управлению президентской и исполнительной ветвями власти
неплохо защищал его личную власть от брошенных ей вызовов
и мало способствовал созданию институциональной и полити¬
ческой поддержки для рационального принятия решений11.
Видимо, Ельцин не замечал противоречий между своим стилем
работы и требованиями административной надежности. Иными
словами, он не осознавал, что его персонализм на самом деле
11 В. Н. Баранец утверждает, что раздутый и непроницаемый механизм приня¬
тия политических решений в России позволил Ельцину полностью контро¬
лировать свою бюрократию, в том числе военную. Каждое второстепенное
решение должно было обрабатываться множеством организаций и админи¬
стративных отделов и только затем передаваться президенту для окончатель¬
ного утверждения. Когда Ельцин бывал неработоспособен, положение ста¬
новилось еще хуже. Многие из наиболее острых проблем стратегического или
тактического значения так и не решались и продолжали накапливаться
[Баранец 1998:50]. См. также в [Lieven 1998: 294-299] тематическое исследо¬
вание влияния этого стиля работы на военную реформу в России.

438
Глава 14
увеличивает возможности чиновников среднего звена саботиро¬
вать его политику. Расплывчатые президентские указы, которые
либо принимались в обход парламента, либо нарушали консти¬
туцию, производили двойной эффект: оставляли толкование на
усмотрение бюрократов и подрывали доверие к парламенту как
к силе, контролирующей или дисциплинирующей бюрократию.
В результате бюрократы получали как интеллектуальное, так
и политическое пространство для игнорирования или пере¬
осмысления указов в своих интересах12.
Ельцин понимал общее направление, в котором он хотел про¬
двигать страну, но когда дело доходило до разработки комплексных
программ, позволяющих закрепить его завоевания посредством
укрепления государства, он терпел неудачу. Некоторые мемуари¬
сты (как, например, один из его иностранных советников) крити¬
куют Ельцина за то, что у него якобы отсутствовала политическая
стратегия или философия трансформации [Попцов 1997: 431;
Костиков 1997: 300-301, 323-324; Aslund 1995: 91]. Другие указы¬
вают на его личностные качества как на источник регулярных
депрессий или нерешительности, что заставляло его растрачивать
свои политические активы [Гайдар 1996:106-107,310-314; Кости¬
ков 1997:141-142,168-169,174; Коржаков 1997:315]. Каким бы ни
был источник его политических решений, последствия для реа¬
лизации его консолидированных целей оказались негативными.
Успехи и поражения: плюсы, минусы и смягчающие
обстоятельства
Ельцин наиболее успешно сочетал созидание с разрушением,
уравновешивал трансформацию с сохранением идентичности
и стабильностью и нейтрализовал силы реакции в трех сферах:
12 Такое наблюдение делается и документально подтверждается в [Sergeyev
1998: 84ff.; Biriukov, Sergeyev 1997: 260-269]. С другой стороны, Ельцин мог
очень хорошо отдавать себе отчет в том, что он делал (то есть сохранял свой
политический контроль), и не сожалеть о побочных эффектах. Такую точку
зрения высказывает Хаф [Hough 2001].

Оценка Ельцина как лидера
439
отношения Восток — Запад, отношения с ближним зарубежьем
и строительство российской нации. В сложной международной
обстановке ему удавалось защитить сочетание либерального
интернационализма и Realpolitik* позволявшее России «поигры¬
вать мускулами», одновременно признавая свою слабость и на¬
ходя новые союзы за рубежом, чтобы ее компенсировать.
В сложном внутриполитическом контексте Ельцин выступал за
сочетание патриотизма, этнической гордости и либерального
национализма, отвергая крайние альтернативы, предлагаемые
«красно-коричневой» коалицией. Во всех этих сферах он также
помогал создавать институты, способные поддерживать либе¬
ральную ориентацию в долгосрочной перспективе. Таким обра¬
зом, его успехи относились как к организационной, так и к куль¬
турной области и обещали устойчивость.
Однако в отношении государственного строительства и эко¬
номических преобразований Ельцин оказался гораздо менее
эффективен. В этих сферах ему хуже всего удалось: 1) принять
участие в созидательном разрушении, инициируя строительство
регулирующей инфраструктуры рыночной экономики и пред¬
ставительной демократии; 2) изменить культурные и политиче¬
ские привычки, пробудив веру в новый порядок; и 3) создать
климат и процессы для поддержания трансформации в долго¬
срочной перспективе. Вместо этого, допустив создание де-факто
коррумпированного государства и ремонополизированного
рынка, очень напоминающих советскую систему, которую они
заменили, Ельцин поставил под угрозу весь свой преобразова¬
тельный проект. Ко времени его выхода в отставку к рыночно-де¬
мократическому проекту относилось скептически, если не вра¬
ждебно, большинство населения, а националистические настрое¬
ния росли, что могло в конечном итоге привести к уничтожению
либеральных достижений в национальном строительстве, отно¬
шениях со странами ближнего зарубежья и международными
отношениями с Западом.
При оценке лидеров недостаточно указать на их успехи и не¬
удачи. Также необходимо учитывать масштабы ограничений
и препятствий, с которыми они сталкиваются в каждой сфере.

440
Глава 14
Легкие успехи или неудачи в «безвыигрышных» ситуациях не
являются подходящими параметрами для оценки лидерских
способностей человека.
При оценке неудач Ельцина в области экономических преоб¬
разований и государственного строительства необходимо учиты¬
вать важные смягчающие обстоятельства. Ученые оспаривают
альтернативы, доступные ему в 1991-1993 годах; мы не можем
разрешить эти споры с помощью свидетельств, представленных
в данной книге. Тем не менее, если допустить, что в конце 1991 го¬
да альтернативных стратегий на практике было мало, то следу¬
ет отдать должное Ельцину, который наилучшим образом ис¬
пользовал сложившуюся в то время экономическую ситуацию13.
Аналогичным образом, если считать, что единственными осуще¬
ствимыми с политической точки зрения альтернативами в 1993 го¬
ду были наступление реакции или тупиковая ситуация, то надо
благодарить Ельцина за поддержку демократических процессов
и установление новых конституционных рамок исключительно
13 Ельцина резко осуждали за выбор «шоковой терапии» в качестве экономи¬
ческой реформы 1992 года, но мало внимания было уделено альтернативам:
каковы были бы последствия альтернативной стратегии действий в ужасных
экономических условиях того времени, как макроэкономических, так и ми¬
кроэкономических? Критики расплывчато говорят о «постепенном» или
«эволюционном» подходе, не уточняя, как такая политика могла бы сдержать
экономический кризис конца 1991 года. Стратегии, рекомендованные совет¬
скими экономистами-реформаторами для стабильных условий 1986-1987 го¬
дов, необязательно сработали бы в условиях 1992 года. Следовательно, да¬
леко не ясно, были ли надежные альтернативные стратегии интеллектуаль¬
но доступны и осуществимы, когда Ельцин сделал свой выбор в пользу
«шоковой терапии». Действительно, сравнительный анализ посткоммуни¬
стических экономических реформ показывает, что ошибка Ельцина могла
заключаться в обратном: он отказался от шоковой терапии после апреля
1992 года в пользу более широкой коалиции экономических элит, тем самым
поставив Россию в состояние частичных реформ, поощрявших массовую
коррупцию [Hellman 1998]. Недавно некоторые суровые критики экономи¬
ческой политики Ельцина предложили альтернативы, которые могли бы
соответствовать обстоятельствам 1992 года [Reddaway, Glinski 2001:252-255,
286-288; Hough 2001: 127-129]. Особенно впечатляют обсуждения альтер¬
нативных вариантов в [Klein, Pomer 1991].

441
Оценка Ельцина как лидера
силой его воли14. Кроме того, неудачи Ельцина в построении
прочной организационной инфраструктуры оказались связаны
с чрезвычайно сложными проблемами, которые президент должен
был решить за короткий период времени. Некоторые президен¬
ты — в частности, Рузвельт и Шарль де Голль — приняли подобный
вызов, создав организации, которые в конечном итоге стали
основой государственного регулирования в США и Франции.
Ельцин не справился с этой задачей, но он также действовал
(несмотря на свой мандат) в значительно более суровых обстоя¬
тельствах, чем Рузвельт или де Голль.
Проблемы государственного строительства и экономической
трансформации также требовали от Ельцина преодоления пре¬
пятствий и ограничений гораздо более устойчивых, чем те,
с которыми он имел дело в сферах внешней политики и нацио¬
нального строительства. Намного легче заключить сделку с ино¬
странным лидером, чем добиться прочных изменений в культу¬
ре и в процессе государственного управления в своей стране.
Легче публично говорить о том, как необходима терпимость
в межэтнических отношениях, чем доставлять материальное
удовлетворение населению. Легче вывести войска из стран Бал¬
тии, чем спроектировать и построить действующие регулирую¬
щие институты государства. Правильное функционирование
«верховенства закона» нуждается в организационных и культур¬
ных изменениях, требующих много времени и усилий. Более
того, в этих внутренних сферах Ельцин столкнулся с большим
количеством политических и административных ограничений,
чем во внешней политике. В отличие от Горбачева, у него не
было большого аппарата чиновников для обработки информа¬
ции, которым он мог бы делегировать подзадачи. В 1991-1992 го¬
дах ему пришлось буквально на лету создавать так называемую
«президентскую администрацию», и он вскоре оказался перегру¬
жен ответственностью за принятие решений. Учитывая унасле¬
дованные им конституционные недоработки, сопротивление со
14 Связь между альтернативами и положительной оценкой руководства Ель¬
цина см. в [Aron 2000: 540ff.].

442
Глава 14
стороны Верховного Совета, с которым он столкнулся в 1992¬
1993 годах, помешало бы любым амбициозным усилиям по уста¬
новлению в России верховенства закона, независимо от того, кто
бы находился у власти. Короче говоря, любой лидер, оказавший¬
ся в ситуации Ельцина в конце 1991 года, столкнулся бы с устра¬
шающим набором препятствий на пути реализации последова¬
тельной, эффективной и далеко идущей стратегии государствен¬
ного строительства и экономических преобразований. Ельцину
было легче добиться успехов, чем избежать неудач.
Сравнение с Горбачевым помогает избежать двойных стан¬
дартов в оценке лидерства. Как и у Ельцина, величайший успех
Горбачева заключался в разрушении старой системы и предот¬
вращении ее восстановления. После этого как Ельцин, так
и Горбачев добились наибольших успехов в двух сферах полити¬
ки: Горбачев — во внешней политике и в политической демокра¬
тизации; Ельцин — во внешней политике и в построении нового
политического и национального строя. Как и у Горбачева, руко¬
водство Ельцина было на удивление неэффективным в двух
сферах: это консолидация нового государства и построение
рыночной экономики. И, как и Ельцину, с учетом ограничений,
с которыми он столкнулся, Горбачеву, вероятно, было легче (хотя
и не «легко» в абсолютном смысле) достичь успехов, чем избежать
неудач.
Эти наблюдения могут стать основой для оценки двух лидеров,
согласно которой их достижения можно считать по сути равно¬
ценными. Возможна следующая аргументация. Оба добились
огромных успехов в разрушении политического порядка, который
они стремились заменить или уничтожить. Оба получают сме¬
шанные оценки за эффективность своих усилий по построению
системы. Сферы, где они добились успехов и испытали неудачи,
были аналогичны, что говорит о том, что они сталкивались
с аналогичными ограничениями и воспользовались аналогичны¬
ми возможностями.
Следовательно (продолжая аргументацию), если считать, что
Горбачев «успешно» проводил уступчивую внешнюю политику,
то следует отдать должное Ельцину за то, что он сделал почти то
Оценка Ельцина как лидера
443
же самое в отношении как богатых демократий, так и многих
государств ближнего зарубежья на фоне растущей склонности
к Realpolitik в российских элитах. Точно так же, если хвалить
Горбачева за разрыв политических и психологических ограниче¬
ний, налагаемых ленинской доктриной, то следует отдать должное
Ельцину за отстаивание светского и толерантного определения
российской гражданственности и государственности в период
роста среди парламентариев реваншистских настроений. Если
восхищаться Горбачевым за либерализацию и демократизацию
системы ценой риска уничтожить как коммунистическое прав¬
ление, так и сам Советский Союз, то следует отдать должное
Ельцину за решение проблемы экономической реформы
в 1992 году — именно этого Горбачеву сделать так и не удалось,
и это стало остро необходимо к концу 1991 года, даже с риском
обнищания большого числа граждан. Если хвалить Горбачева за
попытки договориться о демократическом федерализме как
альтернативе советскому унитарному государству, то следует
отдать должное Ельцину за заключение договоров с ключевыми
регионами России в качестве альтернативы региональной фраг¬
ментации и феодализации, процветавших в то время. Если хва¬
лить Горбачева за сопротивление искушению «навести порядок»
перед лицом политических вызовов, то следует отдать должное
Ельцину за сохранение гражданских свобод, введенных при
Горбачеве, и за сопротивление искушению навязать своего рода
единоличную диктатуру в многочисленных государствах —
преемниках бывшего Советского Союза.
Однако Горбачев будет выглядеть лучше, чем Ельцин, если
принять во внимание масштабы, а не только характер ограни¬
чений, с которыми они столкнулись. Внутренняя оппозиция
«новому мышлению» в международных отношениях в 1986¬
1989 годах была намного сильнее, чем внутренняя оппозиция
сохранению преимущественно прозападных тенденций после
1991 года. Поддержка концепции «советского народа» как едино¬
го целого была сильнее внутри политического истеблишмента
при Горбачеве, чем симпатии к русскому шовинизму и импер¬
скому реваншизму при Ельцине. Программа демократизации

444
Глава 14
Горбачева повлекла за собой рискованное распространение
власти среди непредсказуемых социальных субъектов, тогда как
экономические и политические программы Ельцина 1992-1993 го¬
дов влекли за собой повторную концентрацию власти после за¬
тихания революционной волны. Горбачевская агония 1990¬
1991 годов была результатом попыток одновременно противо¬
стоять ускоряющемуся распаду, избежать реакционного
подавления реформ и добиться промежуточного федерального
равновесия. Напротив, «асимметричный федерализм» Ельцина
появился после повторной концентрации власти и привел к от¬
дельным соглашениям, позволившим избежать проблемы инсти¬
туционализации федерального или унитарного строя. В этой
сфере Горбачев стремился институционализировать долгосроч¬
ное решение; Ельцин стремился справиться только с ближайши¬
ми угрозами и давлением. Горбачев продвигал свою программу
в 1987 и 1989 годах, сопротивляясь политическому соблазну
скомпрометировать свои основные цели, тогда как Ельцин искал
центристский компромисс на этапах своего господства и упадка.
Кроме того, Ельцин и Горбачев были взаимозависимыми поли¬
тическими игроками, и это необходимо учитывать при оценке их
результатов. Это значит, что сам Ельцин был сознательным
и мощным препятствием на пути Горбачева к успеху в достижении
баланса, который позволил бы замедлить распад политической
системы. Иными словами, политика Горбачева инициировала
процесс дезинтеграции и политической поляризации, а Ельцин
служил ориентиром для общественных сил, стремящихся уско¬
рить темпы того и другого; в отсутствие Ельцина Горбачев, воз¬
можно, был бы более успешен в восстановлении баланса. Анало¬
гичным образом, масштабы ограничений, с которыми столкнул¬
ся Ельцин в 1991-1992 годах, отчасти были результатом его
собственных действий в 1989-1991 годах. Сознательно ускоряя
поляризацию и распад, он гарантировал, что, оказавшись на
вершине власти, он столкнется с ситуацией коллапса, которая
оставит ему немного вариантов. Хотя положительная оценка
руководства Ельцина основывается на утверждении о том, что
в 1991-1992 годах он был вынужден справляться с опасными
Оценка Ельцина как лидера
445
обстоятельствами, такая оценка должна учитывать и тот факт, что
Ельцин сам содействовал созданию этих обстоятельств.
Более того, стратегии Ельцина по установлению и обеспечению
нового порядка вещей были в меньшей степени, чем в случае
Горбачева, чувствительны к сопутствующим им человеческим
издержкам. Если поверить обоим на слово (на основе их публичной
риторики), Горбачев был привержен мирному управлению про¬
цессом трансформации внутри страны и за рубежом. Он оставал¬
ся верен этой цели даже ценой неспособности предотвратить крах
коммунистических режимов в Восточной Европе и самого СССР.
Горбачев также отвергал и «дикий» капитализм, и роспуск ком¬
партии; даже ценой своей политической власти он боролся до
конца, пытаясь избежать этих издержек. Ельцин построил свой
авторитет, отстаивая большее равенство, выступая против приви¬
легий и коррупции, против использования военной силы в борьбе
с сепаратизмом и призывая к созданию рыночной демократии.
Однако то, с чем он был вынужден мириться, находясь у власти,
выглядело совсем иначе: создание плутократической элиты и снис¬
ходительное отношение к ней, рост коррупции внутри политиче¬
ской элиты, невнимание к широко распространенным социальным
лишениям, инфантилизация политических партий, судебных ор¬
ганов и парламента, безответственное применение силы в Чечне.
Только исходя из того, что Горбачев упустил много возможностей
добиться большего — и что Ельцин пользовался гораздо меньшими
возможностями добиться большего, — можно утверждать, что
Ельцин был более впечатляющим лидером трансформации. Кроме
того, к такому выводу можно прийти, только если допустить, что
Ельцин столкнулся с ограничениями значительно более серьезны¬
ми, чем те, с которыми сталкивался Горбачев. Это трудно доказать.
Построение и поддержание авторитета
Еще один способ оценить лидеров — это спросить, насколько
хорошо они использовали власть для того, чтобы укрепить
и сохранить свой авторитет, статус и легитимность как лидеров.

446
Глава 14
Примечательно, что Хрущев, Брежнев, Горбачев и Ельцин на
начальном этапе продемонстрировали умение укреплять свой
авторитет, когда создавали себе имидж, помогающий перехватить
инициативу и обойти политических соперников. Впоследствии
все они добились успехов с обширными программами, которые
импонировали широкой политической аудитории. Если бы мы
проводили оценку лидерства после первых четырех-пяти лет
восхождения каждого из них, мы пришли бы к поразительно
схожим выводам: все четыре лидера проделали отличную работу
по укреплению своей власти и авторитета среди соответствующей
аудитории и по достижению политического господства внутри
институтов15.
Однако в равной степени примечательно, что все четыре ли¬
дера закончили свою политическую жизнь банкротством или
непризнанием. Хрущев и Горбачев были вынуждены уйти с долж¬
ности. Брежнев умер при исполнении служебных обязанностей,
его внутренняя и внешнеполитическая программы были разру¬
шены. Ельцин закончил свое президентство с крайне низкими
рейтингами одобрения и в условиях дискредитации многих
своих программ.
Что пошло не так за относительно короткий период между
успешной консолидацией власти и радикальным падением авто¬
ритета и эффективности этих лидеров? Ответ на этот вопрос
требует широкого взгляда как на лидерство в целом, так и на
лидерство в советской и постсоветской системах в частности.
В глобальном масштабе часто бывает так, что лидеры, добивши¬
еся успеха на одном этапе своей политической карьеры или
в решении одной исторической проблемы, терпят неудачу на
более поздних этапах своей карьеры или в решении других исто¬
рических проблем. Следовательно, опыт этих четырех лидеров
вряд ли является исключением; скорее он указывает на внутрен¬
15 Конечно, они не заслуживают равной похвалы за это достижение, посколь¬
ку каждый из них сталкивался с разной степенью сложности при исполнении
задач. Проблемы у Брежнева явно были самыми простыми, у Горбачева
и Ельцина — самыми сложными.

Оценка Ельцина как лидера
447
ние трудности, связанные с поддержанием качественной деятель¬
ности и созданного авторитета. Авторитет нельзя накопить; его
нужно использовать, или он будет утерян. Однако нередко
в процессе использования накопленного авторитета встречают¬
ся препятствия, преодолеть которые труднее, чем те, что встре¬
чались ранее. Или выясняется, что человек обладает набором
навыков, лучше подходящих для решения одних проблем, чем
других, или у него «заканчивается запал» и он делает ошибки,
приводящие к растрате накопленного авторитета. Как только его
успешная репутация подорвана, те, на кого он полагался в плане
политической поддержки, начинают перестраховываться и искать
пути отхода16. Результатом может быть кумулятивный эффект
потери авторитета.
Точно так же процесс первоначального укрепления авторите¬
та часто происходит в контексте, когда претенденты дают обеща¬
ния, но еще не обязаны брать на себя ответственность за их ис¬
полнение. Иногда можно укреплять авторитет путем простой
критики предложений или прошлых действий политических
соперников, вместо того чтобы представлять собственную плат¬
форму. Если лидеры преуспеют в построении своего авторитета
этими средствами, они неизбежно столкнутся с исчерпанием
своих ресурсов. Предполагается, что как только они попадут
наверх, они начнут продвигать всеобъемлющую программу
прогресса во многих сферах политики: это их функция как лиде¬
ров. Однако как только они это сделают, то неизбежно испытают
ослабление своего авторитета, поскольку они приняли на себя
ответственность за проведение политики, результаты которой
оказываются смесью успехов и неудач, а также издержек реали¬
зации их всеобъемлющих программ.
Это универсалии конкурентной политики современности; но
советский и постсоветский контексты ускорили переход от по¬
литического господства к политическому упадку. Оглядываясь
16 Это последнее наблюдение было одной из тем работы Нойштадта [Neustadt
1960, ch. 4], хотя он обобщал это только на материале американского прези¬
дентства в нормальное (то есть некризисное) время.

448 Глава 14
назад, можно увидеть, что советские и постсоветские лидеры не
могли избежать многочисленных противоречий в стремлении
исполнить свои обещания. Им не удалось избежать основного
противоречия между устремлениями идеологии и возможностя¬
ми системы. Эти противоречия привели к тому, что лидеры,
которые строили свою власть на обещании вылечить многочис¬
ленные недуги страны, столкнулись с растущим разочарованием,
в результате чего их авторитет снизился.
По иронии судьбы, Ельцин, действуя в постсоветском контек¬
сте, унаследовал некоторые черты советского мышления, которые
законсервировали эту проблему. Он, как и Хрущев, Брежнев
и Горбачев, обещал гораздо больше, чем смог бы когда-нибудь
дать. Ельцин, как и его предшественники в Кремле, придержи¬
вался кампанейского подхода к решению проблем. Он, как
и другие, считал, что ответы на противоречия лежат в некоем
сочетании мобилизации населения, отбора и мотивации кадров,
денег и технологий. Он, как и другие, не смог понять или оценить
институциональных требований для координации экономиче¬
ского обмена в децентрализованной системе. И ряд представи¬
телей политических кругов, на которые он полагался, разделял
с ним многие из этих черт мышления советской эпохи.
Некоторые утверждают, что советская система с какого-то
момента была обречена на крах, учитывая неспособность ее
лидеров разработать и «продать» программы, позволяющие
мирным путем преобразовать ее в рыночную и демократизиро¬
ванную систему или (в случае Ельцина) построить такую систему
в России на развалинах коммунизма. Если исходить из того, что
фрагментация и крах советской системы были неизбежны и что
Россия пошла по этому пути из-за культурного и институцио¬
нального наследия коммунизма, тогда все четыре лидера будут
выглядеть исторически трагическими, далекими от реальности
или близорукими фигурами.
В главе тринадцатой я отмечал, что Горбачев во многих отно¬
шениях отлично стартовал, но плохо финишировал. То же самое
можно сказать и о Ельцине, и в какой-то мере — о Хрущеве
и Брежневе. Возможно, этот общий результат был не столько
Оценка Ельцина как лидера
449
следствием их личных неудач, сколько внутренними дилеммами,
с которыми они столкнулись в советском и постсоветском кон¬
текстах.
Такой вывод намечает более широкую перспективу задачи
оценки этих лидеров, расширяя понимание тех ограничений,
с которыми столкнулись советские и российские лидеры в тече¬
ние последних пятидесяти лет. Но он не вполне удовлетворителен.
Трудно поверить, что ничто из сделанного ими не могло предот¬
вратить падение авторитета, с которым все они столкнулись.
Конечно, можно избежать сложной оценки эффективности ру¬
ководителей на посту, приняв философию истории, неминуемо
приводящую к детерминированному итогу. Но если отвергнуть
такой подход, не впадая в противоположную крайность, предпо¬
лагающую, что «было возможно все», то представляется возмож¬
ным снова вернуться к оценке лидеров с учетом их собственных
достижений и спросить, была ли у них возможность добиться
большего в свете ограничений и возможностей, с которыми они
столкнулись.
Например, если бы Горбачев участвовал в конкурентных вы¬
борах президента СССР в 1989 году, где у него были прекрасные
шансы на победу, он мог бы подтвердить свой авторитет в народ¬
ных массах и усилить свое влияние на политической арене, тем
самым избежав (или, по крайней мере, отсрочив ее) тотальной
потери авторитета, которую он испытал в 1990-1991 годах. Как
минимум это пошло бы ему на пользу в политической конкурен¬
ции с Ельциным. Как максимум это могло бы дать ему возмож¬
ность предложить настоящую федерацию или конфедерацию, не
беспокоясь о том, что он будет свергнут Центральным комитетом.
Возьмем другой пример: если бы он не предоставил Ельцину
высокий пост в правительстве после удаления того из партийно¬
го аппарата, Горбачев мог бы избежать публичного политическо¬
го соревнования с Ельциным, которое зашло так далеко, что
разрушило политическую базу Горбачева.
Что касается Ельцина, то в 1989-1991 годах он проделал впе¬
чатляющую работу по построению своего авторитета. После
этого он добивался успехов в одних областях политики и терпел

450 Глава 14
неудачу в других. Он растратил свой накопленный авторитет, но
оказался исключительно искусен в выводе потенциальных про¬
тивников из равновесия и в сохранении своей власти. Если дела
в России улучшатся, ему все же могут приписать более значитель¬
ные достижения, чем сейчас. Если дела пойдут хуже, он, вероят¬
но, будет осужден за создание хрупкой и неустойчивой системы,
сопряженной с непомерными издержками. В любом случае буду¬
щие архивные исследования наверняка позволят глубже понять
масштабы ограничений, с которыми он столкнулся. По словам
Дина Ачесона, «иногда только в ретроспективе и в свете того, как
все сложилось в итоге, можно отличить упрямство от решитель¬
ности»17.
17 Цит. по: [Shulman 1990: 5].

Источники
Баранец 1998 — Баранец В. Н. Ельцин и его генералы: записки пол¬
ковника генштаба. М.: Совершенно секретно, 1998.
Батурин и др. 2001 — Батурин Ю. М., Ильин А. Л., Кадацкий В. Ф.,
Костиков В. В., Краснов М. А., Лившиц А. Я., Никифоров К. В., Пи-
хоя Л. Г., Сатаров Г. А. Эпоха Ельцина: Очерки политической истории.
М.: Вагриус, 2001.
Болдин 1995 — Болдин В. И. Крушение пьедестала: штрихи к порт¬
рету М. С. Горбачева. М.: Республика, 1995.
Бурлацкий 1970 — Бурлацкий Ф. М. Ленин, государство, политика.
М.: Наука, 1970.
Бурлацкий 1997 — Бурлацкий Ф. М. Глоток свободы: в 2 кн. Кн. 2. М.:
РИК Культура, 1997.
Гайдар 1996 — Гайдар Е. Т. Дни поражений и побед. М.: Вагриус, 1996.
Горбачев 1987 — Горбачев М. С. Перестройка и новое мышление для
нашей страны и для всего мира. М.: Изд-во политической литературы,
1987.
Горбачев 1987-1990 — Горбачев М. С. Избранные речи и статьи:
в 7 т. М.: Изд-во политической литературы, 1987-1990.
Горбачев 1995 — Горбачев М. С. Жизнь и реформы: в 2 т. Т. 1. М.:
Новости, 1995.
Горшков и др. 1992 — Горбачев — Ельцин: 1500 дней политического
противостояния / под ред. М. К. Горшкова, В. В. Журавлева, Л. Н. До¬
брохотова. М.: Терра, 1992.
Грачев 1994 — Грачев А. С. Кремлевская хроника. М.: Эксмо, 1994.
Гриневский 1995 — Гриневский О. Как мы брали Афганистан И Ли¬
тературная газета. 1995. №31.2 авг.
Ельцин 1990 — Ельцин Б. Н. Исповедь на заданную тему. Л.: Час Пик,
1990.
Ельцин 1994 — Ельцин Б. Н. Записки президента. М.: Российская
политическая энциклопедия, 1994.

452
Джордж Бреслауэр
Ельцин 2000 — Ельцин Б. Н. Президентский марафон: Размышления,
воспоминания, впечатления. М.: ACT, 2000.
Коржаков 1997 — Коржаков А. В. Борис Ельцин: от рассвета до зака¬
та. М.: Интербук, 1997.
Костиков 1997 — Костиков В. В. Роман с президентом: записки пресс-
секретаря. М.: Вагриус, 1997.
Куцылло 1993 — Куцылло В. И. Записки из Белого дома. М.: Коммер¬
сант, 1993.
Микоян 1999 — Микоян А. И. Так было: Размышления о минувшем.
М.: Вагриус, 1999.
Попцов 1996 — Попцов О. М. Хроника времен «Царя Бориса». М.:
Совершенно секретно, 1996.
Примаков 1999 — Примаков Е. Годы в большой политике. М.: Совер¬
шенно секретно, 1999.
Рыжков 1992 — Рыжков Н. И. Перестройка: история предательств.
М.: Новости, 1992.
Рыжков 1995 — Рыжков Н. И. Десять лет великих потрясений. М.:
Ассоциация «Книга. Просвещение. Милосердие», 1995.
Стрелецкий 1998 — Стрелецкий В. А. Мракобесие. М.: Детектив-
Пресс, 1998.
Суханов 1992 — Суханов Л. Е. Три года с Ельциным: записки перво¬
го помощника. Рига: Vaga, 1992.
Федоров 1995 — Федоров В. П. Ельцин. М.: Голос, 1995.
Филатов 2000 — Филатов С. А. Совершенно несекретно. М.: Вагриус,
2000.
Хрущев 2003 — Хрущев С. Н. Рождение сверхдержавы: Книга об
отце. М.: Время, 2003.
Черняев 1993 — Черняев А. С. Шесть лет с Горбачевым. По дневни¬
ковым записям. М.: Прогресс-Культура, 1993.
Ярошенко 1997 — Ярошенко В. Н. Ельцин: Я отвечу за все. М.: Вокруг
света, 1997.
Chernyaev 2000 — Chernyaev А. Му Six Years with Gorbachev. Univer¬
sity Park: Pennsylvania State University Press, 2000.
Current 1986 — Current Soviet Policies: The 27th Congress of the CPSU.
Columbus, OH: Current Digest of the Soviet Press, 1986.
Gorbachev 1986 — Gorbachev meets Soviet writers: A Samizdat account,
Radio Liberty Research Report. 1986 (October 23). № 399/86.

Источники
453
Gorbachev 1987 — Gorbachev M. Perestroika: New Thinking for Our
Country and the World. New York: Perennial, 1987.
Khrushchev 1990 — Khrushchev S. Khrushchev on Khrushchev: An Inside
Account of the Man and His Era by his son I ed. 8c transl. by W. Taubman.
Boston, MA: Little, Brown, 1990.
Khrushchev 2000 — Khrushchev S. Nikita Khrushchev and the Creation
of a Superpower I transl. by S. Benson. University Park: Pennsylvania State
University Press, 2000.
Kissinger 1979 — Kissinger H. White House Years. Boston, MA: Little,
Brown, 1979.
Ligachev 1993 — Ligachev Ye. Inside Gorbachevs Kremlin: The Memoirs
of Yegor Ligachev. New York: Pantheon, 1993.
Medvedev 1977 — Medvedev R. On Socialist Democracy. Nottingham,
U. K.: Spokesman, 1977.
Palazchenko 1997 — Palazchenko P. My Years with Gorbachev and She¬
vardnadze: The Memoir of a Soviet Interpreter. University Park: Pennsylvania
State University Press, 1997.
Yeltsin 1990 — Yeltsin B. Against the Grain: An Autobiography I transl. by
M. Glenny. New York: Summit, 1990.
Yeltsin 1994 — Yeltsin B. The Struggle for Russia I transl. by C. A. Fitzpatrick.
New York: Random House, 1994.
Yeltsin 2000 — Yeltsin B. Midnight Diaries. New York: Public Affairs, 2000.

Библиография
Бонет 1994 — Бонет П. Невозможная Россия. Борис Ельцин. Провин¬
циал в Кремле / пер. с исп. Г. Лукьянова И Урал. 1994. № 4. С. 3-224.
Мигранян 1989 — Мигранян А. Долгий путь к европейскому дому//
Новый мир. 1989. № 7. С. 166-184.
Adomeit 1982 — Adomeit Н. Soviet Risk-Taking and Crisis Behavior.
London & Boston: Allen & Unwin, 1982.
Anderson 1993 — Anderson R. D. Public Politics in an Authoritarian State:
Making Foreign Policy during the Brezhnev Era. Ithaca, NY: Cornell Univer¬
sity Press, 1993.
Aron 2000 — Aron L. Boris Yeltsin: A Revolutionary Life. London: Harper¬
Collins, 2000.
Aslund 1991 — Aslund A. Gorbachevs Struggle for Economic Reform
[updated and expanded edition]. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1991.
Aslund 1995 — Aslund A. How Russia Became a Market Economy. Wash¬
ington, DC: Brookings Institution, 1995.
Bendix, Weber 1960 — Bendix R., Weber M. An Intellectual Portrait.
Garden City, NY: Doubleday, 1960.
Bendix 1978 — Bendix R. Kings or People. Berkeley: University of Cali¬
fornia Press, 1978.
Bialer 1980 — Bialer S. Stalins Successors: Leadership, Stability, and Change
in the Soviet Union. Cambridge University Press, 1980.
Biriukov, Sergeyev 1997 — Biriukov N., Sergeyev V. Russian Politics in
Transition. Alder-shot, U. K.: Ashgate, 1997.
Blasi et al. 1997 — Blasi J., Kroumova M., Kruse D., Shleifer A. Kremlin
Capitalism. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1997.
Bonet 1995 — Bonet P. Lord of the manor: Boris Yeltsin in Sverdlovsk
oblast’. Occasional Paper № 260. Washington, DC: Kennan Institute, 1995.
Bonnell, Breslauer 2000 — Bonnell V., Breslauer G. W. Russia in the New
Century: Stability or Disorder. Boulder, CO: Westview, 2000.

Библиография
455
Breslauer 1982 — Breslauer G. W. Khrushchev and Brezhnev as Leaders:
Building Authority in Soviet Politics. London: Allen & Unwin, 1982.
Breslauer 1984 — Breslauer G. W. Is there a generation gap in the Soviet
political elite? 11 Soviet Studies. 1984 (January). Vol. 36, № 1. P. 1-25.
Breslauer 1989 — Breslauer G. W. Evaluating Gorbachev as Leader 11 So¬
viet Economy. 1989 (October — December). Vol. 5, № 4. P. 299-340.
Breslauer 1994 — Breslauer G. W. How Do You Sell a Concessionary
Foreign Policy? 11 Post-Soviet Affairs. 1994 (July — September). Vol. 10, № 3.
P. 277-290.
Breslauer et al. 1995 — Breslauer G. W. et al. Russia: Political and Eco¬
nomic Development. Claremont, CA: The Keck Center, 1995.
Breslauer, Dale 1997 — Breslauer G. W, Dale C. Boris Yeltsin and the
«Invention» of a Russian Nation-State 11 Post-Soviet Affairs. 1997 (October —
December). Vol. 13, № 4. P. 303-332.
Breslauer 1999 — Breslauer G. W. Boris Yel’tsin as Patriarch 11 Post-Sovi¬
et Affairs. 1999 (April — June). Vol. 15, № 2. P. 186-200.
Breslauer 2000 — Breslauer G. W. Personalism and Proceduralism: Boris
Yeltsin and the Institutional Fragility of the Russian System 11 Russia in the
New Century: Stability or Disorder? I ed. by V Bonnell, G. W. Breslauer.
Boulder, CO: Westview, 2000. P. 35-58.
Breslauer 2001 — Breslauer G. W. Evaluating Gorbachev and Yeltsin as
Leaders 11 Political Leadership in the Russian Transition I ed. by A. Brown,
L. Shevtsova. Washington, DC & Moscow: Carnegie Endowment for Inter¬
national Peace, 2001. P. 45-66.
Brown 1996 — Brown A. The Gorbachev Factor. Oxford, New York: Oxford
University Press, 1996.
Brudny 1997 — Brudny Y. M. Neoliberal economic reform and the con¬
solidation of democracy in Russia: Or why institutions and ideas might
matter more than economics 11 The International Dimension of Post-Com¬
munist Transitions in Russia and the New States of Eurasia I ed. by K. Dawisha.
Armonk, NY: M. E. Sharpe, 1997. P. 297-321.
Brudny 1998 — Brudny Y. M. Reinventing Russia: Russian Nationalism
and the Soviet State, 1953-1991. Cambridge, MA: Harvard University Press,
1998.
Bunce 1981 — Bunce V. Do New Leaders Make a Difference? Executive
Succession and Public Policy under Capitalism and Socialism. Princeton, NJ:
Princeton University Press, 1981.
Bunce 1999 — Bunce V. Subversive Institutions: The Design and Destruc¬
tion of Socialism and the State. Cambridge University Press, 1999.

456
Джордж Бреслауэр
Burns 1978 — Burns J. M. Leadership. New York: Harper & Row, 1978.
Chehabi, Linz 1998 — Sultanistic Regimes I ed. by H. E. Chehabi, J. J. Linz.
Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1998.
Cohen 1979 — Cohen S. E The friends and foes of change: Reformism and
conservatism in the Soviet Union 11 Slavic Review. 1979 (June). Vol. 38, № 2.
P. 187-202.
Cohen, van den Heuvel 1989 — Cohen S. E, van den Heuvel K. Voices of
Glasnost: Interviews with Gorbachevs Reformers. New York: Norton, 1989.
Cohen 1999 — Cohen S. E Russian studies without Russia 11 Post-Soviet
Affairs. 1999 (January — March). Vol. 15, № 1. P. 37-55.
Cohen 2000 — Cohen S. E Failed Crusade: America and the Tragedy of
Post-Communist Russia. New York: Norton, 2000.
Colton 1995 — Colton T. J. Boris Yeltsin, Russia’s all-thumbs Democrat //
Patterns in Post-Soviet Leadership I ed. by T. J. Colton, R. C. Tucker. Boulder,
CO: Westview, 1995. P. 49-74.
Colton 1997 — Colton T. J. Moscow. Cambridge, MA: Harvard Univer¬
sity Press, 1997.
D’Agostino 1998 — D’Agostino A. Gorbachev’s Revolution. New York:
NYU Press, 1998.
Dahl 1971 — Dahl R. A. Polyarchy: Participation and Opposition. New
Haven, CT: Yale University Press, 1971.
Dallin, Breslauer 1970 — Dallin A., Breslauer G. W. Political Terror in
Communist Systems. Stanford, CA: Stanford University Press, 1970.
Dawisha 1990 — Dawisha K. Eastern Europe, Gorbachev, and Reform:
The Great Challenge. 2nd ed. Cambridge University Press, 1990.
Dawson 1996 — Dawson J. I. Eco-nationalism: Anti-Nuclear Activism and
National Identity in Russia, Lithuania, and Ukraine. Durham, NC: Duke
University Press, 1996.
Dobbs 1992 — Dobbs M. Yeltsin Appeals for American Aid 11 The Wash¬
ington Post. 1992. June 18. P. 1.
Doder, Branson 1990 — Doder D., Branson L. Gorbachev: Heretic in the
Kremlin. New York: Viking, 1990.
Doig, Hargrove 1967 — Doig J. W., Hargrove E. C. Leadership and Innova¬
tion. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1967.
Dunlop 1993 — Dunlop J. B. The Rise of Russia and the Fall of the Soviet
Empire. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1993.
Ekedahl, Goodman 1997 — Ekedahl M. C., Goodman M. A. The Wars of
Eduard Shevardnadze. University Park: Pennsylvania State University Press,
1997.

Библиография
457
English 2000 — English R. D. Russia and the Idea of the West: Gor¬
bachev, Intellectuals and the End of the Cold War. New York: Columbia
University Press, 2000.
Etzioni 1968 — Etzioni A. The Active Society. New York: Free Press, 1968.
Evangelista 1999 — Evangelista M. Unarmed Warriors: The Transna¬
tional Movement to End the Cold War. Ithaca, NY: Cornell University Press,
1999.
Fish 1995 — Fish M. S. Democracy from Scratch: Opposition and Regime
in the New Russian Revolution. Princeton, NJ: Princeton University Press,
1995.
Fischer 1997 — Fischer B. A. The Reagan Reversal: Foreign Policy and the
End of the Cold War. Columbia: University of Missouri Press, 1997.
Gaddy, Ickes 1998 — Gaddy C. G., Ickes B. W. Russia’s virtual economy 11
Foreign Affairs. 1998 (September-October). Vol. 77, № 5. P. 53-67.
Gardner 1995 — Gardner H. Leading Minds. New York: Basic Books, 1995.
Garthoff 1994 — GarthofFR. The Great Transition: American-Soviet Relations
and the End of the Cold War. Washington, DC: Brookings Institution, 1994.
Gleason 1990 — Federalism and Nationalism: The Struggle for Republican
Rights in the USSR I ed. by G. Gleason. Boulder, CO: Westview, 1990.
Goldgeier 1999 — Goldgeier J. M. Not Whether but When: The U. S.
Decision to Enlarge NATO. Washington, DC: Brookings Institution, 1999.
Goldman 1991 — Goldman M. I. What Went Wrong with Perestroika.
New York: Norton, 1991.
Goldstein 1991 — Goldstein A. From Bandwagon to Balance-of-Power
Politics: Structural Constraints and Politics in China, 1949-1978. Stanford,
CA: Stanford University Press, 1991.
Griffiths 1972 — Griffiths E Images, politics, and learning in Soviet behav¬
ior toward the United States. Ph. D. dissertation, Columbia University. New
York, 1972.
Griffiths 1984 — Griffiths F. The sources of American conduct: Soviet
perspectives and their policy implications 11 International Security.
1984 (Fall). Vol. 9, № 1. P. 30-50.
Hankiss 1990 — Hankiss E. East European Alternatives. New York: Oxford
University Press, 1990.
Hanson 1997 — Hanson S. Time and Revolution. Chapel Hill: University
of North Carolina Press, 1997.
Hanson, Kopstein 1997 — Hanson S. E., Kopstein J. S. The Weimar/Russia
comparison 11 Post-Soviet Affairs. 1997 (July — September). Vol. 13, № 3.
P. 252-283.

458
Джордж Бреслауэр
Hasegawa 1998 — Hasegawa Т. The Northern Territories Dispute and
Russo-Japanese Relations: in 2 vols. Vol. 2. Berkeley: University of Califor¬
nia, International and Area Studies, 1998.
Heller, Nekrich 1986 — Heller M., Nekrich A. Utopia in Power: The His¬
tory of the Soviet Union from 1917 to the Present. New York: Summit, 1986.
Hellman 1998 — Hellman J. Winners take all: The politics of partial reform
in postcommunist transitions 11 World Politics. 1998 (January). Vol. 50, № 2.
P. 203-234.
Hendley 1995 — Hendley K. Trying to Make Law Matter. Ann Arbor, MI:
University of Michigan Press, 1995.
Hewett 1988 — Hewett E. A. Reforming the Soviet Economy. Washington,
DC: Brookings Institution, 1988.
Hoffmann 1967 — Hoffmann S. Heroic leadership: The case of modern
France 11 Political Leadership in Industrialized Societies I ed. by L. J. Edinger.
New York: Wiley, 1967. P. 423-440.
Hollander 2000 — Hollander P. Political Will and Personal Belief: The
Decline and Fall of Soviet Communism. New Haven, CT: Yale University
Press, 2000.
Holmes 1994 — Holmes S. Superpresidentialism and its problems 11 East
European Constitutional Review. 1994 (Fall — Winter). Vol. 2, № 4; Vol. 3.
№ l.P. 123-126.
Hook 1943 — Hook S. The Hero in History. Boston: Beacon, 1943.
Hough 1986 — Hough J. F. The Struggle for the Third World: Soviet Debates
and American Options. Washington, DC: Brookings Institution, 1986.
Hough 1988 — Hough J. F. Opening Up the Soviet Economy. Washington,
DC: Brookings Institution, 1988.
Hough 1990 — Hough J. F. Gorbachevs politics 11 Foreign Affairs. 1989¬
1990 (Winter). Vol. 68, № 5. P. 26-41.
Hough 1997 — Hough J. F. Democratization and Revolution in the USSR,
1985-1991. Washington, DC: Brookings Institution, 1997.
Hough 2001 — Hough J. F. The Logic of Economic Reform in Russia.
Washington, DC: Brookings Institution, 2001.
Huntington 1968 — Huntington S. Political Order in Changing Societies.
New Haven, CT: Yale University Press, 1968.
Huskey 1995 — Huskey E. The state-legal administration and the politics
of redundancy 11 Post-Soviet Affairs. 1995 (April — June). Vol. 11, № 2.
P. 115-143.
Huskey 1999 — Huskey E. Presidential Power in Russia. Armonk, NY:
M. E. Sharpe, 1999.

Библиография
459
Ilchman, Uphoff 1969 — Ilchman W., Uphoff N. The Political Economy of
Growth. Berkeley, CA: University of California Press, 1969.
Johnson 1997 — Johnson J. Russia’s emerging financial-industrial groups 11
Post-Soviet Affairs. 1997 (October — December). Vol. 13, № 4. P. 333-365.
Jones 1981 — Jones C. D. Soviet Influence in Eastern Europe: Political
Autonomy and the Warsaw Pact. New York: Praeger, 1981.
Jowitt 1974 — Jowitt K. An organizational approach to the study of po¬
litical culture in Marxist-Leninist systems 11 American Political Science Re¬
view. 1974 (September). Vol. 68, № 3. P. 1171-1191.
Jowitt 1978 — Jowitt K. The Leninist Approach to National Dependency.
Berkeley: University of California, Institute of International Studies, 1978.
Jowitt 1992 — Jowitt K. New World Disorder: The Leninist Extinction.
Berkeley, CA: University of California Press, 1992.
Kagarlitsky 1990 — Kagarlitsky B. The Dialectic of Change. London: Ver¬
so, 1990.
Keynes 1936 — Keynes J. M. The General Theory. New York: Harcourt
Brace, 1936.
Klein, Pomer 1991 — The New Russia: Transition Gone Awry I ed. by
L. R. Klein, M. Pomer. Stanford, CA: Stanford University Press, 1991.
Knight 1990 — Knight A. The KGB: Police and Politics in the Soviet Union.
Boston, MA: Unwin Hyman, 1990.
Knight 1996 — Knight A. Spies without Cloaks: The KGBs Successors.
Princeton, NJ: Princeton University Press, 1996.
Kramer 1998a — Kramer M. Jaruzelski, the Soviet Union, and the imposi¬
tion of martial law in Poland: New light on the mystery of December 1981 //
Cold War International History Project Bulletin. 1998 (Winter). № 11. P. 5-14.
Kramer 1998b — Kramer M. The Soviet Union and the 1956 crises in
Hungary and Poland: Reassessments and new findings 11 Journal of Contem¬
porary History. 1998 (April). Vol. 33, № 2. P. 163-215.
Kubalkova, Cruickshank 1989 — Kubalkova V, Cruickshank A. A. Think¬
ing «New» about Soviet New Thinking. Berkeley, CA: University of Califor¬
nia, Institute of International Studies, 1989. № 74.
Kux 1984 — Kux E. Contradictions in Soviet socialism 11 Problems of
Communism. 1984 (November-December). Vol. 33, № 6. P. 1-27.
Lapidus 1989 — Lapidus G. W. Gorbachev and the «national question»:
Restructuring the Soviet Federation 11 Soviet Economy. 1989 (July — Sep¬
tember). Vol. 5, № 3. P. 201-250.
Lebow 1981 — Lebow R. N. Between Peace and War: The Nature of Inter¬
national Crisis. Baltimore: John Hopkins University Press, 1981.

460
Джордж Бреслауэр
Lebow, Stein 1994 — Lebow R. N., Stein J. G. We All Lost the Cold War.
Princeton, NJ: Princeton University Press, 1994.
Legvoid 1980 — Legvoid R. Caging the bear: Containment without con¬
frontation 11 Foreign Policy. 1980 (Fall). № 40. P. 74-98.
Lenczowski 1982 — Lenczowski J. Soviet Perceptions of U. S. Foreign
Policy. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1982.
Levesque 1997 — Levesque J. The Enigma of 1989: The USSR and the
Liberation of Eastern Europe. Berkeley, CA: University of California Press,
1997.
Lieven 1998 — Lieven A. Chechnya: Tombstone of Russian Power. New
Haven & London: Yale University Press, 1998.
Light 1988 — Light M. The Soviet Theory of International Relations. New
York: St. Martins, 1988.
Lyday 1994 — Lyday C. From coup to constitution: Dilemmas of nation¬
building in Russia’s first republic. Ph. D. dissertation, Department of Political
Science, University of California at Berkeley, 1994.
Lynch 1989 — Lynch A. Gorbachevs International Outlook: Intellectual
Origins and Political Consequences. Boulder, CO: Westview, 1989.
MacFarlane 1985 — MacFarlane S. N. Superpower Rivalry and 3rd World
Radicalism: The Idea of National Liberation. London: Croom Helm, 1985.
Malia 1994 — Malia M. The Soviet Tragedy: A History of Socialism in
Russia, 1917-1991. New York: Free Press, 1994.
Matlock 1995 — Matlock J. E, Jr. Autopsy on an Empire. The American
Ambassador’s Account of the Collapse of the Soviet Union. New York: Ran¬
dom House, 1995.
McFaul 1997 — McFaul M. Russia’s 1996 Presidential Election: The End
of Polarized Politics. Stanford, CA: Hoover Institution, 1997.
McFaul 2001 — McFaul M. Russia’s Troubled Transition from Communism
to Democracy: Institutional Change during Revolutionary Transforma¬
tions. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2001.
Medvedev, Chiesa 1989 — Medvedev R., Chiesa G. Time of Change:
An Insider’s View of Russia’s Transformation. New York: Random House,
1989.
Melville, Lapidus 1990 — The Glasnost Papers: Voices on Reform from
Moscow I ed. by A. Melville, G. W. Lapidus. Boulder, CO: Westview, 1990.
Mendelsohn 1998 — Mendelsohn, Sarah E. Changing Course: Ideas,
Politics, and the Soviet Withdrawal from Afghanistan. Princeton, NJ: Prince¬
ton University Press, 1998.

Библиография
461
Mikheyev 1992 — Mikheyev D. The Rise and Fall of Gorbachev. Indiana¬
polis, IN: Hudson Institute, 1992.
Mikheyev 1996 — Mikheyev D. Russia Transformed. Indianapolis, IN:
Hudson Institute, 1996.
Mitchell 1982 — Mitchell R. Judson Ideology of a Superpower. Stanford,
CA: Hoover Institution, 1982.
Morrison 1988 — Mikhail S. Gorbachev: An Intimate Biography I ed. by
D. Morrison. New York: Time, 1988.
Morrison 1991 — Morrison J. Boris Yeltsin: From Bolshevik to Democrat.
New York: Dutton, 1991.
Murray 1995 — Murray D. A Democracy of Despots. Boulder, CO: West¬
view, 1995.
Naylor 1988 — Naylor T. The Gorbachev Strategy. Lexington, MA: Lex¬
ington, 1988.
Neustadt 1960 — Neustadt R. E. Presidential Power: The Politics of Lead¬
ership. New York: Wiley, 1960.
North 1990 — North D. C. Institutions, Institutional Change and Eco¬
nomic Performance. Cambridge University Press, 1990.
Nove 1989 — Nove A. Glasnost in Action: Cultural Renaissance in Russia.
Boston, MA: Unwin Hyman, 1989.
Palma 1991 — Palma G. di. To Craft Democracies. Berkeley: University of
California Press, 1991.
Parker 1990 — Parker R. Inside the «collapsing» Soviet economy // Atlan¬
tic Monthly. 1990 (June). № 4. P. 68-80.
Przeworski 1986 — Przeworski A. Some problems in the study of the
transition to democracy 11 Transitions from Authoritarian Rule: Comparative
Perspectives I ed. by G. O’Donnell, P. C. Schmitter, L. Whitehead. Baltimore:
Johns Hopkins University Press, 1986. P. 47-63.
Przeworski 1991 — Przeworski A. Democracy and the Market. Cambridge
University Press, 1991.
Rahr 1989 — Rahr A. Gorbachev and the post-Chebrikov KGB 11 Radio
Liberty Report on the USSR. 1989 (December 22). Vol. 1, № 51. P. 16-20.
Reddaway, Glinski 2001 — Reddaway P., Glinski D. The Tragedy of Russia’s
Reforms: Market Bolshevism against Democracy. Washington, DC: U. S.
Institute of Peace, 2001.
Richter 1994 — Richter J. Khrushchev’s Double Bind. Baltimore: Johns
Hopkins University Press, 1994.
Rose 2001 — Rose R. The Prime Minister in a Shrinking World. Cambridge,
U. K.: Polity Press, 2001.

462
Джордж Бреслауэр
Sapir 2001 — Sapir J. The Russian economy: From rebound to rebuilding 11
Post-Soviet Affairs. 2001 (January — March). Vol. 17, № 1. P. 1-22.
Schumpeter 1942 — Schumpeter J. Capitalism, Socialism, and Democracy.
New York & London: Harper & Brothers, 1942.
Selznick 1957 — Selznick P. Leadership in Administration. New York:
Harper & Crow, 1957.
Sergeyev, Biryukov 1993 — Sergeyev V. M., Biryukov N. Russia’s Road to
Democracy: Parliament, Communism and Traditional Culture. Aidershot,
U. K.: Edward Elgar, 1993.
Sergeyev 1998 — Sergeyev V. M. The Wild East: Crime and Lawlessness
in Post-Communist Russia. Armonk, NY: M. E. Sharpe, 1998.
Sheehy 1990 — Sheehy G. The Man Who Changed the World. New York:
HarperCollins, 1990.
Shevtsova 1999 — Shevtsova L. Yeltsins Russia: Myths and Reality. Wash¬
ington, DC: Carnegie Endowment, 1999.
Shleifer, Treisman 2000 — Shleifer A., Treisman D. Without a Map: Po¬
litical Tactics and Economic Reform in Russia. Cambridge, MA: MIT Press,
2000.
Shulman 1990 — Shulman M. D. Book Review 11 The New York Review
of Books. 1990 (June 17).
Smith 1990 — Smith H. The New Russians. New York: Random House,
1990.
Smith 1996 — Smith К. E. Remembering Stalins Victims: Popular Mem¬
ory and the End of the USSR. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1996.
Snyder 1987/88 — Snyder J. The Gorbachev revolution: A waning of So¬
viet expansionism? 11 International Security. 1987/88 (Winter). Vol. 12, № 3.
P. 93-131.
Snyder 1989 — Snyder J. International leverage on Soviet domestic
change 11 World Politics. 1989 (October). Vol. 42, № 1. P. 1-30.
Sodaro 1990 — Sodaro M. J. Moscow, Germany and the West from
Khrushchev to Gorbachev. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1990.
Solnick 1998 — Solnick S. L. Stealing the State: Control and Collapse in
Soviet Institutions. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1998.
Solovyov, Klepikova 1992 — Solovyov V, Klepikova E. Boris Yeltsin:
A Political Biography. New York: Putnam, 1992.
Stein 1994 — Stein J. G. Political learning by doing: Gorbachev as uncom¬
mitted thinker and motivated learner 11 International Organization.
1994 (Spring). Vol. 48, № 2. P. 155-183.

Библиография
463
Suny 1993 — Suny R. The Revenge of the Past: Nationalism, Revolution,
and the Collapse of the Soviet Union. Stanford, CA: Stanford University Press,
1993.
Taubman, Taubman 1989 — Taubman W., Taubman J. Moscow Spring.
New York: Summit, 1989.
Tetlock, Belkin 1996 — Counterfactual Thought Experiments in World
Politics I ed. by P. Tetlock, A. Belkin. Princeton, NJ: Princeton University
Press, 1996.
Tichy, Devanna 1986 — Tichy N. M., Devanna M. A. The Transforma¬
tional Leader. New York: Wiley, 1986.
Tiersky 1990 — Tiersky R. Perestroika and beyond 11 Problems of Com¬
munism. 1990 (March-April). Vol. 39, № 2. P. 109-114.
Tishkov 1997 — Tishkov V. Ethnicity, Nationalism, and Conflict in and
after the Soviet Union. London: Sage, 1997.
Tompson 1995 — Tompson W. J. Khrushchev: A Political Life. New York:
St. Martins, 1995.
Tucker 1969 — Tucker R. C. The Marxian Revolutionary Idea. New York:
Norton, 1969.
Tucker 1987 — Tucker R. C. Political Culture and Leadership in Soviet
Russia: From Lenin to Gorbachev. New York: Norton, 1987.
Urban 1994 — Urban M. The politics of identity in Russia’s postcommunist
transition: The Nation against itself 11 Slavic Review. 1994 (Fall). Vol. 53, № 3.
P. 733-737.
Urban et al. 1997 — Urban M., Igrunov V, Mitrokhin S. The Rebirth of
Politics in Russia. Cambridge University Press, 1997.
Valkenier 1983 — Valkenier E. The Soviet Union and the Third World:
An Economic Bind. New York: Praeger, 1983.
Vertzberger 1998 — Vertzberger Y. Y. I. Risk Taking and Decisionmaking.
Stanford, CA: Stanford University Press, 1998.
Volkogonov 1998 — Volkogonov D. Autopsy for an Empire: The Seven
Leaders Who Built the Soviet Regime. New York: Free Press, 1998.
Vujacic 2000 — Vujacic V. Serving Mother Russia: The communist left and
nationalist right in the struggle for power, 1991-1998 11 Russia in the New
Century: Stability or Disorder I ed. by V. Bonnell, G. W. Breslauer. Boulder,
CO: Westview, 2000. P. 290-325.
Weber 1947 — Weber M. The Theory of Social and Economic Organization.
New York: Free Press, 1947.
Wedel 1998 — Wedel J. Collision and Collusion: The Strange Case of
Western Aid to Eastern Europe. New York: St. Martins, 1998.

464
Джордж Бреслауэр
Weiner 1987 — Weiner М. Empirical democratic theory and the transition
from authoritarianism to democracy 11 Political Science. 1987. Vol. 10, № 3.
P. 861-866.
Yanov 1977 — Yanov A. Detente after Brezhnev. Berkeley: Institute of In¬
ternational Studies, University of California at Berkeley, 1977.
Yanov 1984 — Yanov A. The Drama of the Soviet 1960s: A Lost Reform.
Berkeley, CA: University of California, Institute of International Studies, 1984.
Young 1991 — Young O. R. Political leadership and regime formation:
On the development of institutions in international society 11 International
Organization. 1991 (Summer). Vol. 45, № 3. P. 281-308.
Zevelev 1996 — Zevelev I. Russia and the Russian diasporas 11 Post-Soviet
Affairs. 1996 (July — September). Vol. 12, № 3. P. 265-284.
Zimmerman 1969 — Zimmerman W. Soviet Perspectives on Interna¬
tional Relations, 1956-1967. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1969.
Zlotnik 1999 — Zlotnik M. Yeltsin and Gorbachev: The politics of con¬
frontation. Unpublished manuscript, 1999.

Предметно-именной
указатель
август 1991, а. путч 137,139,
143-145, 157, 187, 207, 209,211,
212, 214, 215, 227-229, 234, 253,
256, 301, 348, 355, 362, 387, 390,
414,417,427
Авен Петр 308
Азербайджан 126,186
Академия наук 400
Акаев Аскар Акаевич 259
алкоголь; а. и Ельцин 264,
311,365
Андреева Нина Александровна,
письмо 108, 136,138,139,
178, 337
Андропов Юрий Владимирович
55, 60, 69, 70, 74-78, 80, 90, 286,
288; А. и афганская война 90,
286, 288; А. как генеральный
секретарь 74-77; А. как
покровитель Горбачева 77;
А. и наведение дисциплины
74, 80
антиалкогольная кампания 108
Армения 126, 278
Ататюрк Кемаль 434
Афганистан 7, 53, 72, 74, 90, 92,
95, 129, 230, 283, 284, 286-288,
293, 294, 342, 385, 389
Бабурин Сергей Николаевич 270
Байкало-Амурская магистраль
25, 39
Баранец Виктор Николаевич 258.
259, 437
Батурин Юрий Михайлович 12,
59, 66, 163, 168, 173, 175, 225,
230, 257, 258, 260, 264, 265, 282,
287,313,317,319, 421,433, 436
Белоруссия (Беларусь) 161, 203,
231,260, 261,277, 278, 422;
политика Ельцина в отноше¬
нии Б. 260, 261,277, 278
Белый дом (Россия) 187,207
Белый дом (США) 212
Березовский Борис Абрамович
308, 368
Берлин 258,292
Ближнее зарубежье 221-224,242,
250, 269, 277-279, 301, 359, 439,
443; Б. з. и предложение о
«двойном гражданстве 242,
278; Б. з. и российские воен¬
ные 279; Б. з. и русская
диаспора 220,221, 250
Богомяков Геннадий Павло¬
вич 57
Болдин Валерий Иванович 11,47,
48, 52, 54, 139-141
Большой Террор 49

П р е д м е т н о - и м е н н о й указатель
467
Бонет Пилар 58, 62, 255, 256
(Bonet Pilar 58, 255)
Босния (боснийские сербы,
сербско-боснийский кризис)
273, 274
Брежнев Леонид Ильич 13,16,
23-25, 33-36, 38, 40, 44,45, 51,
58, 65, 69, 70, 72-74, 76, ПО,
116, 118, 128, 137, 191, 195, 209,
283,285-291,310, 327, 328,
330-335, 339, 342, 351, 359, 360,
371,388,407,446, 448;
Б. и вторжение в Афганистан
288; Б. и застой 173, 310;
Б. и коррупция 163,169, 194;
консерватизм Б. 34,44, 72,90,
333; наследие Б. 70, 429;
неуместные поступки Б. 47;
поддержание и спад авторите¬
та Б. 24; промышленная
политика Б. 25, 33, 39; страте¬
гии лидерства Б. 19, 22,40;
укрепление авторитета Б.
42,446
брежневизм 53, 57, 65, 76, 80,
88, 118
брежневские аристократы 56,
61,74
Бурлацкий Федор Михайлович
48, 139, 171, 174,178, 195, 256,
261,262,264, 359
Бухарин Николай Иванович
86, 137
Буш Джордж 129,130, 214, 346,
354; отношения Б. с Горбаче¬
вым 129,130
Варшавский договор 91,131,155,
209, 292,293
Вебер Макс 255
Великобритания 82, 83, 212,
274,418
Венгрия 131,292, 293
Верховный совет (РСФСР/
России) 83, 201, 209, 211, 213,
219, 222, 231, 233, 235, 244, 263,
301, 358, 379; Ельцин как
председатель В. с. 184, 201,
202, 244, 348, 360; конфликт
Ельцина с В. с. 244, 245,
247, 252, 253, 258, 263,
362, 442
Верховный совет (СССР) 134, '
141, 155, 184, 200, 344, 398
Вильнюс 283, 285-287,293, 346,
390; январские события 1991
года в В. 286
внешняя политика 16,23,25, 33,
34,42, 53, 70,71,75, 82, 93,95,
109, 110, 114, 115, 117, 120-122,
128-130, 132,155, 198, 208,
229-231, 236, 241, 250, 270, 271,
273, 274, 277,280, 282, 290, 307,
321, 332, 336, 340, 385, 388, 389,
391, 392, 394, 399,402,403, 408,
413,415,441,442; в. п. Ельцина
по отношению к ближнему
зарубежью 277; в. п. Ельцина
по отношению к дальнему
зарубежью 229, 230, 231,241,
270, 271, 273, 274, 282, 307, 321,
442; в. п. при Брежневе 25, 33,
34, 110, 332; в. п. при Горбачеве
53, 82, 93,95,109,117,120-122,
128,129, 332, 336, 340, 385, 388,
389, 392, 394, 399,402, 403, 408,
413, 415,441,442; в. п. при
Хрущеве 16,25, 33, 34,42, 72,
121,290, 332

468
Джордж Бреслауэр
внутрисистемная оппозиция
53, 54
военно-промышленный ком¬
плекс 37, 40, 72, 160, 288,290,
329, 332, 393
война 7,20, 25, 49, 51, 53, 72, 82,
90, 101, 117, 118, 129-131,210,
242, 269, 273,276, 283, 284, 288,
294, 300, 322, 338, 341, 357, 376,
377, 385, 386, 389, 391, 395,416,
418,425,431; афганская в. 90,
294; Вторая мировая в. 49, 51,
101, 418; вьетнамская в. 26, 72;
в. в Дагестане 325; в. в Нагор¬
ном Карабахе 126; панамская
в. 129; в. в Персидском заливе
129; в. в Югославии 242, 273;
см. также Чеченская в.,
первая; Чеченская в. вторая;
Холодная в.
Волкогонов Дмитрий Антонович
339, 340
вооруженные силы 95,131,229,
286, 399,422,425; в. с. и Черно¬
морский флот 222,278
Восточная Азия 396
Восточная Европа 7,13, 51, 53,
67, 73,91,92, НО, 130-132,151,
155, 162, 186, 209, 287, 292, 294,
295, 302, 385, 386, 415, 445
Всемирный банк 240, 309
Вторая мировая война 49, 51,
101,418
выборы 7, 29, 83, 123,125, 126,
133, 135, 154, 182, 184, 189, 201,
210, 211, 227, 228, 244, 246-248,
261,265, 411, 420,424,425, 428;
в. в Думу 123,196, 246,252,
253, 262, 264, 271, 282, 305, 316,
318, 322-326, 361,411, 420, 427;
альтернативные в. 29, 98,100,
104, 162, 195, 385, 398, 407, 415,
449; многопартийные в. 135,
195; президентские в. (1996)
126, 268, 282, 305-307, 311-313,
322, 363, 364, 366, 420, 423;
президентские в. (2000)
316, 319; президентские в.
(РСФСР) 202, 204, 209,228,
233, 244, 262, 301, 412, 416,418;
региональные в. 211,214, 249,
299, 342,411,412,420; в. на¬
родных депутатов СССР
(март 1989) 7, 95,123, 34,
180,196, 198, 301, 332, 348,
412,416
Вяхирев Рем Иванович 308
Гайдар Егор Тимурович 12, 224,
225, 228, 256, 259, 260, 262-264.
266, 309, 359, 438
Германия 131, 132, 212,274, 293,
294,415
гласность 7, 16, 29, 31, 74, 79, 87,
89, 94, 96, 104, 106, 122, 123,
126,133, 136, 142, 146,154,
171-173, 182, 191, 269, 337, 388,
391,397, 398,410
Гонсалес Фелипе 346
горбимания 374
гражданские права и свободы 96,
209, 216, 219, 250, 385, 388, 407,
415, 420, 443
«Гражданский союз» 245
гражданское общество 213
Грачев Павел Сергеевич 12, 53,
55, 139, 140, 223, 258, 288, 363
Гриневский Олег Алексеевич
286, 288

П р е д м е т н о - и м е н н о й указатель
469
Гришин Виктор Васильевич 56,
75, 163, 167, 174, 191
Громыко Андрей Андреевич 76,
83, 134, 286, 288
Грузия 57, 186, 277-279
Гусинский Владимир Алексан¬
дрович 308
де Голль Шарль 427, 434,441
«Демократическая платфор¬
ма» 150
«Демократическая Россия»,
движение 134, 182, 214, 360
диссиденты 24, 53, 54, 184
Договор об обычных вооружен¬
ных силах в Европе (CFET)
131,229
Договор о ликвидации ракет
средней и меньшей дальности
РСМД 95,117
Договор об ограничении
систем противоракетной
обороны 230
Договор (соглашение) об
ограничении стратегического
вооружения ОСВ-2 284, 288
доктринальные нововведения 30,
31,117,167, д. н. при Горбачеве
31; д. н. при Хрущеве 30,
117,167
Дубчек Александр 177
Дудаев Джохар 269, 295-299,
302, 303
Дума 252, 253, 265, 271,281,
302, 305,316,318, 320,
322-324, 326, 364, 379,420;
первая Д. 252, 253,265, 271,
281, 302; вторая Д. 305, 316,
318, 320, 322-324, 326
еврокоммунизм 73
Европа 132, 294
Егоров Николай Дмитриевич
259, 299
Ерин Виктор Федорович 259
Женевский саммит (октябрь
1985 года) 92
Жириновский Владимир Воль¬
фович 271
забастовки шахтеров 142,185,
186, 353
застой 26, 38, 58, 86, 88, 103, 107,
173, 176,180,191,194, 280,310,
311,313,362, 368
«Звездные войны» (система
ПРО) 72, 118
Зюганов Геннадий Андреевич
270, 306,313
Ивашко Владимир Антоно¬
вич 149
иностранные инвестиции 281
интеллигенция 22,27, 30, 31, 59,
81, 88, 90, 96,123, 190, 203, 208,
274, 340, 358
Ирак 130,131,230
Испания 51,212, 365
июньская партийная конферен¬
ция 1988 95, 96,99-103,
105-107, 141,179, 180, 193,194,
198, 204, 348, 398, 400,412
Кавказ 126
казаки 269
Казахстан 203, 242, 261, 278,422
кампании против коррупции 60,
80, 85, 367
Картер Джимми 288
каспийская нефть 261
КГБ 106, 127, 136, 137, 141, 187,
200, 286, 324, 337, 342, 400
Кеннеди Джон Ф. 284. 287

470
Джордж Бреслауэр
Киль Леонид 14, 309
Кириенко Сергей Владиленович
309,317-320, 368
Киссинджер Генри 390. 391
Китай 284, 302, 335, 392,
406, 409
Клинтон Билл 272, 275-277
Козырев Андрей Владимирович
223, 230, 259, 275, 276, 278
коллективизация 49, 65
Коммунистическая партия
Российской Федерации
271,364
Коммунистическая партия
Советского Союза (КПСС) 7,
20, 45,49, 58, 74, 87, 95,104,
111, 134, 135, 142, 147, 150, 156,
171, 178, 195, 197, 199, 200, 202,
209, 393, 409; К. п. РСФСР 142,
149, 152, 156; «верная линия
партии» 105,209; коррумпиро¬
ванные члены К. п. 52, 57, 59,
61,65, 73, 74, 77, 78, 80, 87,
123-125, 164, 165, 167, 168, 170,
173, 196, 349, 424; привилегии
чиновников К. п. 23, 25, 28, 38,
51,57, 60, 65, 87, 164, 168-172,
176, 178, 181, 192-194, 207, 350,
367, 399, 400, 401,445
коммунисты (после 1991 года)
235, 237, 251-253, 303, 358, 360,
361,365, 369, 436
Конституционный суд 248, 423
Конституция 248, 266, 270, 363,
366, 420, 421,423
контроль над вооружениями 110;
к. при Брежневе 284,288;
к. при Горбачеве 92,119, 389,
393; к. при Ельцине 242
контроль над ценами 124, 225,
234
Коржаков Александр Васильевич
173, 247, 256-260, 262, 263, 366,
433, 438
коррупция 51, 52, 56, 57, 59, 65,
71,73, 80, 102, 163, 166,
168-171, 178, 181, 194, 207,
213, 266, 281,309,310,312,
314,319, 320, 349, 364, 367,
368, 386, 401,430, 434, 437,
440, 445
Костиков Вячеслав Васильевич
12, 163, 256-264, 287, 302, 362,
365, 367, 436, 438
Косыгин Алексей Николаевич 72,
81,360
Кравчук Леонид Макарович
161,278
красно-коричневая коалиция
235, 236,439
красные директора 74,239
кремленологи 21
Кристофер Уоррен 274, 292
Крым 220-222, 313
Крючков Владимир Александро¬
вич 12, 137,141
Куба 18, 230, 284, 285
кубинский ракетный кризис 25,
160, 283, 293
Кувейт 130
Куликов Анатолий Сергеевич 317
Кунаев Динмухамед Ахмедо¬
вич 191
Курильские острова 229
Кучма Леонид Данилович 278
Кыргызстан 259
Латвия 158, 278
Латинская Америка 396

Предметно-именной указатель
471
Лебедь Александр Иванович 306,
312,313
Ленин Владимир Ильич 21,46,
54, 77, 86, 87, 100, 101, 103, 123,
153, 334
ленинизм 22, 23,41, 54, 66, 68, 75,
98-100, 115, 116, 120, 122, 176,
330, 354, 356, 373, 403
либерализм 122, 330, 354,421,
428; противоречия между
л. и ленинизмом 122;
дискредитация л. Ельциным
428; одобрение л. Ельциным
354,421
либеральная демократия 19, 21,
43, 105, 130, 202, 207, 234,
235,420
Либерально-демократическая
партия 271
Ливен Анатоль (Lieven Anatol
260,288,437)
Лившиц Александр Яковлевич
163, 260
Лигачев Егор Кузьмич 12,48,
56-59,61,62,71,74, 85, 96, 97,
107,108, 117, 138, 139, 149,
150, 163, 164, 170-175, 177,
178, 180,193, 208, 301,334,
338, 339, 344
Линкольн Авраам 377
Литва 158
Лужков Юрий Михайлович 313,
324, 326
Лукин Владимир Петрович 220
Маленков Георгий Максимилиа¬
нович 117, 190, 335, 360
Малиа Мартин 21 (Malia Martin
21,339)
Мао Цзедун 29
марксизм-ленинизм 23, 54, 66, 69,
115,128, 330, 356
Медведев Вадим Андреевич 12,
91, 176
Международный валютный
фонд 357, 368, 431
межрегиональная депутатская
группа 184
мемуары 8-11,16,21,46,49, 56,
63, 74, 108, 163, 171, 174, 227,
253, 256-259,265, 267, 274, 277,
311,320, 359, 369,407;
м. Горбачева 8,9,11,46,49,
407; м. Ельцина 8, 9, 63, 174,
227,256, 265, 267, 277,311,
320, 359, 369
Мигранян Андраник Мовсесо¬
вич 409
Микоян Анастас Иванович 293
Милошевич Слободан 273, 274
Михеев Дмитрий Федорович 45,
60,61,226, 339, 340, 342
мобилизация 18, 25, 29, 32, 46, 52,
94, 125, 127,165, 172, 182, 329,
330, 344, 345, 356, 358, 370, 397,
398,426,448
Молотов Вячеслав Михайлович
360, 377
Московский городской комитет
партии 56, 59,163, 166,167,
170, 177,196, 227, 350,
351-353,367
Мэтлок Джек 160 (Matlock Jack
123,411)
НАТО 95, 131,132, 229, 242,
273-276, 281, 284, 294, 321, 415,
422; расширение Н. 132, 274,
275, 281,422.; Н. и Горбачев 95,
415; «Партнерство ради мира»
472
Джордж Бреслауэр
242, 274, 275; российские
интересы и присоединение
к Н. 229, 276; Н. и Югославия
273, 274, 321
национализм 126,127, 130, 154,
220, 235, 241, 325, 410,428, 439;
этнический н. в Российской
Федерации 220; н. в советских
республиках 126
националисты (в России) 132,
216, 221,222, 235, 237, 241,
251-253, 279, 277-279, 305, 306,
320, 360, 393, 436
Немцов Борис Ефимович 256,
309,314,315,317, 368
нефть 261,299,316,431
Нижегородская область 314
Никарагуа 18
Николай II, царская семья 59
Новая экономическая политика
(НЭП) 77, 99, 153
новое мышление 55, 82, 90, 96,
109, ПО, 112-114, 116, 118-120,
128,130, 146, 155, 156, 236, 388,
395,402,443
Новочеркасск, волнения
1962-го 406
Нойштадт Ричард 9,42, 399, 447
(Neustadt, Richard 9,42, 399,
400,447)
олигархи 308-310, 314, 315, 317,
319, 368
ООН 95,219, 273
организованная преступность
124, 299,310
органы безопасности 37,143, 320,
324, 325-327
Павлов Валентин Сергеевич 235
партия «Единство» 325
перестройка 24, 49, 54, 57, 79, 87,
96, 100-103, 105-107, 109, 122,
123, 126, 141, 142, 146, 147, 152,
153, 162, 171, 172,174-176, 178,
182, 192-194, 337, 388, 391, 392,
397, 403,413;
персонализм 13, 137,141, 254,
262, 264, 419, 420,433, 434, 437;
патриархальный п. 262
Пихоя Людмила Григорьевна
12,163
политбюро 11, 12, 20, 23, 27, 35,
47, 48, 54, 56, 59-61, 64, 67, 69,
70, 75-78, 84, 85, 96, 97, 102,
108,109,133-135, 137,138,141,
149, 154, 163, 169, 170, 174-177,
179, 180, 192-194, 286, 288, 290,
293, 294, 335, 337, 339, 348, 377,
390, 400,405, 407,411
Польша 80,131, 225, 294; эконо¬
мические реформы в П. 225;
П. и «Солидарность» 80
Пономарев Борис Николаевич 48
Попов Гавриил Харитонович
156, 287
популизм 27, 89,164,165, 177,
196, 250, 349
постсталинский консенсус 20,
40,190
Потанин Владимир Олегович
308,314
прагматизм 301, 317,398
Пражская весна 51,81
Президентский совет 135
прибалтийские республики 186,
285, 286,353,411
приватизация, программы 225,
239, 267, 268,310, 364, 400,
406, 421,424,428, 429, 431;

Предметно-именной указатель
473
1992-1994 («ваучерная п.»)
267; 1994-1995 267
Примаков Евгений Максимович
141,276, 320, 322-324, 326
пуритане (во времена Горбачева)
56,57, 74, 78, 80,81,85-88,96,
99, 102, 104, 108, 109, 150, 164,
170, 172, 173, 177, 180, 193, 332;
см. также Лигачев, Егор
Путин Владимир Владимирович
324-327, 371
разрядка 25, 26, 34, 74, 83,117,
130, 160, 284, 335
Рейган Рональд 72,92,93,117,
118, 129, 338, 340, 341; полити¬
ка Р. 338, 340; встречи на
высшем уровне с Горбачевым
92, 93,117
Рейс 007 KoreanAirLines 230
реставрация коммунизма 141,
246, 268, 280, 306, 311, 319, 326,
344, 364, 365, 420-422,424
реформа экономики 71, 78, 86,
104, 108, 125, 147,157-159, 186,
203; 219, 236, 244, 250, 264, 266,
268, 355, 378, 391,392, 400,
404-409,440, 443; р. и китай¬
ская модель 404, 407
реформаторы (горбачевского
времени) 57, 73, 80, 81, 87, 88,
149,172,176, 178, 180, 338, 399,
402,405, 440
реформаторы (ельцинского
времени) 264, 266, 309, 310,
314,319, 320, 364,426
Рига, события в январе 1991 года
в Р. 283, 285-287, 293, 346, 390
риторика бинарных оппозиций
426,427
Родионов Игорь Николаевич 258
Романов Григорий Васильевич
56, 75 83, 191
Рузвельт Франклин Д. 434,
435,441
Руцкой Александр Владимиро¬
вич 56, 75, 83, 191,434, 441
Рыжков Николай Иванович 12,
56, 70,71,74, 75, 78, 85, 86, 96,
97, 107-109, 172, 200,407;
разочарование Р. в Горбачеве
78, 96, 97,107; Р. и реформа
цен 108,407; Р. как технократ
74, 96,172; Р. о Лигачеве
85, 108
рыночные реформы 180;
р. р. при Горбачеве 86,186,
203, 391, 400, 404-409; р. р. при
Ельцине 200, 219, 234, 236-240,
244, 250, 264, 266, 280, 355,
440, 443
Самсонов Виктор Николае¬
вич 258
Сахаров Андрей Дмитриевич 94,
184, 301,350, 388
Свердловск 56. 57, 59,62, 64,
77, 163-165, 168-170, 179,
180,214, 225, 255, 262, 267,
348, 367
Северная Америка 75,112
Сербия 273, 321
сибирской язвы эпидемия 59
Сибирь 24, 39,149
Собчак Анатолий Александро¬
вич 156, 221
Совет безопасности 286, 302
Совет Федерации 135,148,
249,265
советский патриотизм 24,220

474
Джордж Бреслауэр
Совещание по безопасности
и сотрудничеству в Европе
(СБСЕ) 212
Совместные предприятия 94,
124, 342, 406
Содружество Независимых
Государств (СНГ) 231, 242,
277-279,422
Соединенные Штаты Америки
(США) 7, 20, 25, 26,47, 48, 72,
83,91,92, 95, 119, 128-130, 132,
160, 196, 202, 212, 230, 231, 242,
271, 272, 274-277, 282, 284, 313,
330, 335, 338, 354, 364, 377,404,
411,441
Солидарность, профсоюз 80, 294
Соломенцев, Михаил Сергее¬
вич 85
социал-демократия 51, 200,
387, 393
социализм 46, 51, 98-103,
105-107, 111, 115, 116, 125, 128,
130, 142, 146, 153, 159, 180, 182,
195, 232, 284, 354, 356, 362, 384,
394,412,417,428; деформации
с. 107, 142; отвержение с. 91;
обновление с. 53, 54, 73,
102,142
социалистическая демократия
54, 74, 86, 87, 100, 130, 154;
с. д. как цель Горбачева 29, 79,
100, 120, 125, 130, 338
Союзный договор 144,185-187
Ставрополье 46,47,49-52, 54, 55,
65, 76, 77
Сталин, Иосиф Виссарионович
19-21, 24, 69, 165, 339, 356, 376,
378; оценка С. как лидера 19,
137,191; внешняя политика
С. 110, 111, 115, 294;
С. и Горбачев 51-53, 79, 89,
123,153,191; наследие С. 15,
19-22, 24,31,37, 38, 190, 225,
362, 369, 388; культ личности
С. 71,79
сталинизм 19-21, 24, 54;
с. и преемники С. 16, 19,23-25,
27, 28, 31, 38, 40-42, 62-64, 71,
77,81,90, 102, 181, 191,291,
294, 306, 377
Степашин, Сергей Вадимович
323, 324, 368
Стрелецкий, Валерий Андреевич
257, 367
Суслов Михаил Андреевич 68,
77,139, 286
съезд КПСС, XXVII (февраль
1986) 87, 89-92, 104, 106, 113,
169, 192, 351
съезд КПСС, XXVIII (июль 1990)
141, 148-151,157, 169-171, 179,
201; с. как пиррова победа
Горбачева 156; с. и выход
Ельцина из КПСС 150,
184, 202
Съезды народных депутатов
(РСФСР) 244, 358, 364;
с. и Ельцин 202, 214, 233, 236,
237, 243, 244-246
Съезды народных депутатов
(СССР) 12, 95, 135, 140,141,
350, 400; первый с. (май-июнь
1989) 134, 142, 180, 398;
четвертый с. (декабрь 1990)
147, 156, 158; с. и Ельцин 184,
198-200
Таджикистан 278,279
Татарстан 261, 282, 298, 302

П р е д м е т н о - и м е н н о й указатель
475
телевидение 144, 326, 392;
использование т. Ельциным
во власти 214, 238, 240, 245,
246; т. и восхождение Ельцина
к власти 60, 61, 412;
т. и партийная конференция
в июне 1988 года 95,193,198,
398; т. и свобода критики 400;
т. и Съезд народных депутатов
СССР 140, 184, 199, 398
терроризм 325
Техас 62, 214
технократы (горбачевского
времени) 57, 74, 78, 80, 81,
86-88, 96, 99, 101, 102, 104, 108,
109, 150, 172, 173, 177, 180, 193,
317, 318, 332, 406; см. также
Рыжков Николай Иванович
Тихонов Николай Александро¬
вич 134,191
Тишков Валерий Александрович
300, 302
Томск 56,62, 171
третий мир 34, 75, 92,112, 385
Тэтчер Маргарет 83, 346
Украина 147,148, 169,161, 186,
203, 220-222, 242, 261, 278, 313,
422; У. и Черноморский флот
222; У и Крым 220, 221;
политика Ельцина по отноше¬
нию к У 161, 203, 242, 278, 422
укрепление авторитета 8,18,19,
28, 29, 33, 36, 37, 40,42, 44, 82,
85, 96, 129, 137, 162, 196,215,
273, 289, 361,362,413,447
ускорение 85, 86, 101,147,164,
336, 339
Устинов Дмитрий Федорович
286, 288
Федоров Борис Григорьевич 225,
309,310
Филатов Сергей Александрович
12, 60, 170, 248, 249, 263,
287, 436
Франция 212, 274, 441
Хасбулатов Руслан Имранович
222, 235, 243, 252, 253
Ходорковский Михаил Борисо¬
вич 308
холодная война 7, 53, 82, 101,131,
210, 276, 322, 338, 341, 357, 385,
386, 389, 391, 395,416; на смену
х. в. пришел «холодный мир»
276; претензии Запада на
победу в х. в. 131
Хрущев, Никита Сергеевич 13,
16, 23-27, 29-31, 33-36, 38, 40,
42, 44, 45, 52, 63, 72, 78, 80, 92,
97, 98, 102, 111, 121, 125, 128,
165, 169, 172, 174, 190, 191,209,
251, 269, 283, 285,289, 290, 293,
327, 329-335, 339, 342, 356, 359,
360, 365, 388, 407, 446, 448;
внешняя политика X. 25,115,
117, 284; десталинизация при
X. 24, 30,51,53, 79,81,90, 167,
190,191; колебания X. в защи¬
те авторитета 160; оборони¬
тельная политическая пози¬
ция X. 183; персонализм X.
137; популизм X. 166; сверже¬
ние X. 26, 69, 136, 160, 190;
стратегии лидерства X. 19,22,
40; X. и берлинский ультима¬
тум 292; X. и Ельцин 63, 64,
165-167, 258, 288, 289, 349, 350,
434, 448; X. и кубинский
ракетный кризис 284, 285,287;

476
Джордж Бреслауэр
X. и словесные оскорбления
подчиненных 258
Хусейн Саддам 130
Хьюстон, Техас 354
целина, освоение 190
цензура 23, 59, 72, 94, 122,180,
292, 322
Центральная Азия; см. также
Ближнее зарубежье 126
Центральное разведывательное
управление (ЦРУ) 47
Центральный комитет КПСС 12,
27, 69, 70, 75, 76, 78, 84, 85, 88,
90,91,96,133, 135,177,178,
190, 192, 193, 209, 344, 400,411,
449; заседание ЦК 21 октября
1987 года 175
частная собственность на
землю 143
Чебриков, Виктор Михайло¬
вич 136
Черненко Константин Устино¬
вич 76, 78-80, 82, 86,191,
390, 391
Чернобыль 89, 392
Черноморский флот 222, 278
Черномырдин Виктор Степано¬
вич 259, 309, 312, 314, 315, 317,
319, 320, 323, 366, 436
Черняев Анатолий Сергеевич
11,48, 49, 52, 54, 55, 70,71,
91,97, 108, 138, 139, 141,
160, 286
Черчилль Уинстон 232,418
Чехословакия 51,131,177, 292,
297; см. также Восточная
Европа
Чеченская война, вторая
(1999-2009) 325, 376, 425, 431
Чеченская война, первая (1994—
1996) 269, 325, 376,425, 431;
ч. в. и территориальная
целостность России 214,425;
решение Ельцина начать ч. в.
268, 280, 281, 283, 285, 293, 296,
300, 305, 363; обещание
Ельцина закончить ч. в. 306
Чечня 268, 270, 281, 282, 297-301,
303-305, 325, 326, 377,445;
объявление о выходе Ч. из
состава России (1991) 221,214,
295,297; военная политика
Ельцина в Ч. 295,422
Чубайс Анатолий Борисович 256,
309,314,315,317
Шаймиев Минтимер 261, 302
Шахназаров Георгий Хосрое-
вич 11
Швейцария 282
Шеварднадзе Эдуард Амвросие¬
вич 12, 55, 57, 73, 117, 118, 132,
157, 172, 176, 192, 230, 286;
Ш. как реформатор в совет¬
ской Грузии 57; взаимоотно¬
шения Ш. с Горбачевым
55, 73, 157; Ш. как министр
иностранных дел СССР
132, 286
Шевцова Лилия Федоровна
343, 379
Шелепин Александр Николае¬
вич 360
штурмовщина 58,164—166,171,
349, 356-358
Шумейко Владимир Филиппо¬
вич 436
Шушкевич Станислав Станисла¬
вович 161

Предметно-именной указатель
477
Щербицкий Владимир Василье¬
вич 75
Эстония 202, 223, 242, 278; см.
также Прибалтийские респуб¬
лики
Югославия 242, 273, 276,294
Юмашев Валентин Борисович 10,
257,311
ядерное оружие 93, 229, 247
язва сибирская 59
Язов Дмитрий Тимофеевич 141
Яковлев Александр Николае¬
вич 12, 55, 97, 139, 170, 172,
176, 192, 407; конфликт
Я. с Лигачевым 97,139;
отношения Я. с Горбачевым
55,139
Япония 153,212, 229, 241
Ярузельский Войцех 294
Ясин Евгений Григорьевич 260

Содержание
Предисловие	 7
Глава 1. Стратегии лидерства в советской и постсоветской
политике 	 15
Глава 2. Горбачев и Ельцин: личные качества
и убеждения 	 45
Глава	3. Усиление позиций Горбачева	 69
Глава	4. Господство Горбачева	 94
Глава	5. Горбачев в политической обороне	121
Глава	6. Ельцин против Горбачева	162
Глава	7. Господство Ельцина 	207
Глава	8. Ельцин в политической обороне 	252
Глава 9. Ельцин в гневе: вторжение в Чечню
(декабрь 1994 года) 	281
Глава 10. Последние успехи Ельцина	305
Глава 11. Объяснение решений лидеров (1985-1999)	 329
Глава 12. Критерии оценки трансформационных
лидеров	372
Глава 13. Оценка Горбачева как лидера	384
Глава 14. Оценка Ельцина как лидера	417
Источники 	451
Библиография	454
Предметно-именной указатель	466

Научное издание
Джордж Бреслауэр
ГОРБАЧЕВ И ЕЛЬЦИН КАК ЛИДЕРЫ
Директор издательства И. В. Немировский
Заведующий редакцией К. Тверьянович
Ответственный редактор И. Знаешева
Дизайн И. Граве
Редактор Р. Рудницкий
Корректоры А. Нотик, А. Семенова, Л. Виноградова
Верстка Е. Падалки
Подписано в печать 30.04.2021.
Формат издания 60 х 90 716. Усл. печ. л. 30,0.
Тираж 500 экз. Заказ 3598.
Academic Studies Press
1577 Beacon Street, Brookline, MA 02446 USA
https://www.academicstudiespress.com
ООО «Библиороссика».
190005, Санкт-Петербург, 7-я Красноармейская ул., д. 25а
Эксклюзивные дистрибьюторы:
ООО «Караван»
ООО «КНИЖНЫЙ КЛУБ 36.6»
http://www.club366.ru
Тел./факс: 8(495)9264544
email: club366@club366.ru
Книги издательства можно купить
в интернет-магазине: www.bibliorossicapress.com
e-mail: sales@bibliorossicapress.ru
Знак информационной продукции согласно
Федеральному закону от 29.12.2010 № 436-ФЗ
Отпечатано в АО «Первая Образцовая типография»
Филиал «Чеховский Печатный Двор»
142300, Московская область, г. Чехов, ул. Полиграфистов, д. 1
Сайт: www.chpd.ru, E-mail: sales@chpd.ru, тел. 8(499)270-73-59

Джордж Бреслауэр — профессор
политологии, с 1971 года преподает
на факультете политических наук
Калифорнийского университета в Беркли.
Автор и редактор целого ряда книг
о политике СССР и постсоветской России.
В 2014 году избран членом Американской
академии искусств и наук.
Главной задачей своего исследования Джордж Бресла¬
уэр видит подробное рассмотрение руководящего стиля
М. С. Горбачева и Б. Н. Ельцина. Автор акцентирует свое
внимание на их публичной риторике, рассматривая обшир¬
ный материал выступлений и мемуаров: Ельцин и Горбачев
предстают как лидеры, ведущие непрерывный политический
диалог с соратниками и противниками внутри страны и за
рубежом. Автор анализирует обусловленность выбора той
или иной стратегии в разные моменты политической карьеры
каждого из лидеров, обстоятельства, которые позволили им
преуспеть, и причины, по которым их действия встречали —
или не встречали — поддержку со стороны политического
истэблишмента и простых граждан, а также дает оценку их
политических успехов и неудач.
www.bibliorossicapress.com
•
Contemporary
Western
R u s i s t i k а
9"785604"614822"