Автор: Томаш С.
Теги: экономические науки основные понятия стоимость капитал фонды основы экономической теории макроэкономика информационная экономика история мировой экономической мысли философия экономика
ISBN: 978-5-91103-301-9
Год: 2016
Текст
экономик
ДОБРА
И ЗЛА
ПОИСКАХ
МЫСЛА
КОНОМИКИ
►Т ГИЛЬГАМЕША
О УОЛЛ-СТРИТ
«Пристально рассматривая основные направления развития экономической мысли,
Седлачек исследует и объясняет убеждения и этические ценности, которые лежат в ос-
нове современной экономики».
The New York Times
«Восхитивший широкую общественность экономист, занимающий посте Национальном
экономическом совете правительства Чешской Республики, подвергает радикальному
пересмотру историю экономики, ставя под сомнение принципы функционирования
мирового бизнес-сообщества».
Publishers Weekly
«В своей яркой и увлекательной "экономической экспедиции" Томаш Седлачек призы-
вает всех нас размышлять об экономике конкретно и основательно, но более образно,
чем мы привыкли. Эта книга способна побудить экономистов и мыслителей к новым
исследованиям».
Майкл Новак, автор книги «The Spirit of Democratic Capitalism»
«Седлачек, проявив удивительную ловкость, представляет читателю необычное, захва-
тывающее и интеллектуальное видение мира. Ученые и специалисты могут по-разному
отнестись к этой книге: критиковать за недостаток строгого научного подхода или счи-
тать неким живительным эликсиром, который может вдохновить на поиск перспектив
для дальнейших исследований. Я выбираю последнее и уверен, что большинство тоже».
Ян Свейнар, профессор бизнес-администрирования, экономики и государственной
политики. Мичиганский университет
«Томаш Седлачек призывает перейти от экономики к "гуманомике", пересмотрев суть
расчета экономической ценности, вещей и явлений в мире всеобщего дефицита. Эконо-
мисты дискредитируют себя отсутствием научного кругозора, что невозможно отнести
к Томашу Седлайеку. В своей книге он рассматривает исторические источники начиная
с эпоса о Гильгамеше и заканчивая фильмом "Матрица". Но более всего впечатляет глубина
его мысли, которая помогает ему искусно ориентироваться в дебрях души экономики».
Дейдра Макклоски, профессор экономики, истории, английского языка и межкуль-
турной коммуникации Иллинойсского университета
9 785911 033019
admarginem.ru
Томаш Седлачек
ЭКОНОМИКА
ДОБРА
И ЗЛА
Томаш Седлачек
Экономика добра и зла
Tomas Sedlacek
Ekonomie dobra a zla
Po stopach lidskeho tazani
od Gilgamese po financni krizi
OXFORD UNIVERSITY PRESS
65.POLE
Томаш Седлачек
ЭКОНОМИКА
ДОБРА И ЗЛА
В ПОИСКАХ
СМЫСЛА
ЭКОНОМИКИ
ОТ ГИЛЬГАМЕША
ДО УОЛЛ-СТРИТ
АД МАРГИНЕМ ПРЕСС
УДК 330.101.330.8(100)
ББК 65.01+65.02(0)
С28
Перевод — канд. экон, наук Павел Табачникас
Редакторы — Ксения Жолудева, Карина Бычкова
С28 Седлачек, Томаш
Экономика добра и зла. В поисках смысла экономики
от Гильгамеша до Уолл-стрит. — М.: Ад Маргинем Пресс,
2016. - 544 с.
ISBN 978-5-91103-301-9
«Экономика добра и зла» - результат размышлений Тома-
ша Седлачека о том, как менялись представления человека
о мире с экономической точки зрения. Автор предлагает
взглянуть на экономику не как на строгую научную дисци-
плину, а как на культурное явление, продукт нашей цивили-
зации. Он обращается к важнейшим историческим источ-
никам и трудам великих мыслителей: от шумерского эпоса
и Ветхого Завета до древнегреческой и христианской ли-
тературы, от Рене Декарта и Адама Смита до современной
эпохи постмодернизма, чтобы показать развитие экономи-
ческого мировоззрения. В своем исследовании Седлачек
применил междисциплинарный подход, убеждая читателя
в том, что понятия и концепции, которыми оперирует эко-
номика, лежат за пределами ее дисциплины. Таким образом,
Седлачек рассматривает вопросы метаэкономики, которые
непосредственно связаны с историей, философией, антро-
пологией, социологией и культурологией. Проделанная ав-
тором «деконструкция» истории экономики дала понять,
что экономика, п\> сути, занимается вопросами добра и зла.
© Tomas Sedlacek, 2012
Originally published in Czech as Ekonomie dobra a zla, 2012
by Nakladatelstvi 65. pole
© Павел Табачникас, перевод, 2016
© ООО «Ад Маргинем Пресс», 2016
Содержание
10 ВАЦЛАВ ГАВЕЛ. ПРЕДИСЛОВИЕ
12 СЛОВА БЛАГОДАРНОСТИ
18 ВВЕДЕНИЕ. ИСТОРИЯ ЭКОНОМИКИ:
ОТ ПОЭЗИИ К НАУКЕ
Мифы, история и гордая наука / Желание убеждать / Экономика
добра и зла / О чем эта книга: метаэкономика / Все цвета
экономики / Границы любознательности / Содержание: семь
эпох, семь тем / Быстро и алчно: история потребления и труда /
Прогресс (природа и цивилизация) / Экономика добра и зла /
История невидимой руки рынка и homo oeconomicus I История
animal spirits: мечты никогда не спят / Метаматематика /
1 Носители истины / Практические вопросы и определения
38 ЧАСТЬ I. ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА
40 1 «ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ» ОБ ЭФФЕКТИВНОСТИ,
БЕССМЕРТИИ И ЭКОНОМИКЕ ДРУЖБЫ
Непродуктивная любовь / Вырубаем кедры / Человек: между
животным и роботом / Сикеру пей, суждено то миру /
От капризов природы — к капризам человека / Естественная
природа... / ...И грешная цивилизация? / Укрощение дикого зла
и прообразы невидимой руки рынка / В поисках bliss point I
Заключение. Колыбель экономических вопросов
82 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ ПРАГМАТИЧНОСТЬ
И ДОБРОДЕТЕЛЬНОСТЬ
Прогресс — секуляризованная религия / Реализм
и антиаскетизм / Архетип героя / Десакрализация природы /
Десакрализация правителя / Хвала порядку и мудрости:
человек как соавтор творения / Завершить творение
Бога — задача человека / Добро и зло в нас: моральное
обоснование благополучия / Морально-хозяйственные циклы
и экономические пророчества / Сон фараона: Иосиф и первый
хозяйственный цикл / Самоаннулирующиеся пророчества /
Объяснение экономического цикла с точки зрения морали /
Экономика добра и зла: окупается ли добро? / Добро
outgoing, добро incoming / Любить закон / Кочевая свобода
и городская неволя / Год прощения долгов, побирательство,
десятина и подаяние, или Как избежать Содома / Год
прощения долгов / Побирательство / Десятина и первые
социальные сети / Абстрактные деньги, запрещенный
процент по кредиту и наше время долгов и надежд /
Деньги как энергия: путешествие во времени и ВВП / Труд •
и отдых: экономика шабата / Заключение. Между выгодой
и принципом
156 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
От мифа — к поэтической правде / Поэты — экономисты /
Первые философы / Мистика чисел / Ксенофонт:
современная экономика за 400 лет до нашей эры / Границы
будущего и расчеты / Платон: задающий вектор / В пещере
реальности / Миф как модель, модель как миф / Без тела
и его потребностей / Спрос против предложения: свобода
и несоответствие / Идеальное общество, политика
и экономика / Прогресс / Город, цивилизация и золотой
век / Эмпирик Аристотель / Эвдемония: счастье как наука /
MaxU против MaxG / Польза добра и зла / Стоики против
гедонистов / Стоики / Гедонисты / Экономика добра и зла /
Заключение
212 4 ХРИСТИАНСТВО ДУША И ТЕЛО
Экономические притчи / Прости нам наши долги / Погашение
долгов сегодня / Дар, дарение и транс-акция / Экономика
Царства Божьего / Теория игр: любить врага или око
за око / Экономика добра и зла в Новом Завете / Будешь
любить! / Неистребимость зла: притча о плевелах / Труд
как благодать, труд как проклятие / Частная собственность:
кто владеет землей? / Малая любовь. Коммунитаризм,
благотворительность и солидарность / Аскетизм Августина
и прагматизм Аквината / Фома славит действительность /
Прообразы невидимой руки рынка / Человек: добрый
или злой? / Общество близких людей / Разум и вера: рука
об руку / Город, природа и свобода / Заключение. Библия как
экономическое чтение
272 5 МЕХАНИК ДЕКАРТ
Человек как механизм / Cogito ergo sum I Модели и мифы /
Сомнения о сомнениях / Грезить всегда будешь в одиночку /
Заключение. Объективность и многоцветье
290 6 ПОРОЧНЫЙ УЛЕЙ БЕРНАРДА МАНДЕВИЛЯ
Появление человека экономического / О честных мошенниках /
Ода пороку и богатство народов / Невидимая рука рынка
и ее прообразы / Заключение. Мандевиль, первый современный
экономист
304 7 КУЗНЕЦ ЭКОНОМИКИ АДАМ СМИТ
Богатство против этики / Невидимая рука приветствует вас /
Смит против Мандевиля / Das Adam Smith Problem I Больше
чем один мотив / Человек общественный Смита и наследство
Юма / Разум выбирает общество? / Разум как раб страсти /
Слияние двух Смитов? / Заключение. Smith reloaded
332 ЧАСТЬ II. КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ
336 8 ПОТРЕБНОСТЬ ПОТРЕБ(ЛЕНИЯ)НОСТИ
ИСТОРИЯ ЖЕЛАНИЙ
Проклятие богов: угрожающий спрос / Экономика желаний:
как избавиться от достаточности / Мальтус: второе рождение.
Потребление как наркотик / Может ли предложение когда-
нибудь удовлетворить спрос? / Тавтоэкономика MaxU / Век
«эконо-мистиков»: время долгов, надежд и падение Икара
ЗвО 9 ПРОГРЕСС, НОВЫЙ АДАМ И ЭКОНОМИКА
ШАБАТА
По горло в прогрессе: золотая клеть / Прогресс прогресса /
Эпоха постэгоизма? / Экономисты как проповедники /
Пощечина прогрессу / / can't get по satiation — still haven't
7
found what I'm greeding for I Дефицит нехватки / Рудимент
чувства нехватки / Экономика шабата / Иосиф, фараон
и недокейнсианство / Только помедленнее
390 10 ОСЬ ДОБРА И ЗЛА И БИБЛИИ ЭКОНОМИКИ
Ось добра и зла / Строгий Иммануил Кант / Сдержанные
стоики / Христиане / Иудейское учение / Утилитаризм / Эпикур /
Мейнстрим экономики / Мандевиль / Библии экономики:
от Смита до Самуэльсона
402 11 ИСТОРИЯ НЕВИДИМОЙ РУКИ РЫНКА
И HOMO OECONOMICUS
История прообразов и укрощение зла / Социальный
дарвинизм, естественный отбор и тавтология / Святой
Павел и резидуальные добро и зло / Классическая
непреднамеренность / Подчиненность зла добру / Этика homo
oeconomicus / Нравственность эгоизма: себялюбие — это тоже
любовь
424 12 ИСТОРИЯ ANIMAL SPIRITS МЕЧТЫ НИКОГДА
НЕ СПЯТ
Интуитивное желание / Естественность неестественного / Люди
и звери / Звери — нелюди / Боязнь роботов, символов чистой
рациональности / Мечты никогда не спят, или Байяя в нас
440 13 МЕТАМАТЕМАТИКА
Сжечь математику? / Математика в экономике / Число как
метафизика / Поэзией живет на свете человек / Математика
ни за что не отвечает / Соблазняющая математика / Трюки
эконометрики / Истина больше, чем математика / Детерминизм
и простота некрасивы
462 14 НОСИТЕЛИ ИСТИНЫ НАУКА, МИФЫ И ВЕРА
Модели в(не) нас / Выбери свою веру / Храм из лесов /
За пределами методологии: таинство вдохновения / Пророки
нашего времени / Прогнозы и самоаннулирующиеся
пророчества / Блеск и нищета футуризма / Теория когнитивной
сети: континуум разума и чувства / Хвала ошибкам / Мертвый
мир и мир живых / Молчание живых и мир 65-го поля /
Экономика прекрасна / Вопрос, который не дает нам покоя
496 ЗАКЛЮЧЕНИЕ HIC SUNT LEONES
Тело без души: zombie oeconomicus I Бесценные ценности /
Темная комната и симуляция уверенности / Нано-
и мегаобъекты и экономика середины / Гильгамеш и Уолл-
стрит: от стены к стене / Наша (не)естественность / Кризис
роста капитализма и проблема третьего пива / Резюме. Где
живут чудовища / Living on the edge — жизнь на грани / Жизнь —
не здесь, она — в нас
517 БИБЛИОГРАФИЯ
534 ПРЕДМЕТНО-ТЕМАТИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
9
ПРЕДИСЛОВИЕ
Я имел возможность прочитать книгу Томаша Седлачека до
ее издания и могу с уверенностью заявить, что перед нами
нестандартный взгляд на научную дисциплину, которая, как
считают многие, довольно скучна. Его труд меня, разумеется,
заинтриговал, и мне было любопытно, вызовет ли он интерес
у других читателей. К удивлению автора и издателя, книга
сразу же привлекла внимание как экспертов, так и широкой
общественности и в течение нескольких недель стала бест-
селлером в нашей стране. По стечению обстоятельств Томаш
Седлачек в то время был еще и членом Национального эко-
номического совета при правительстве Чешской Республики,
который разительно отличается своими взглядами на дол-
госрочные цели от сварливого и вздорного политического
окружения, ничего обычно не загадывающего дальше даты
следующих выборов.
Вместо того чтобы давать самоуверенные и эгоцентрич-
ные ответы, автор скромно задает фундаментальные вопросы.
Что такое экономика? В чем ее смысл? Откуда взялась эта, как
ее часто называют, новая религия? Каковы ее возможности,
ограничения и пределы и есть ли они вообще? Почему мы так
зависимы от постоянного растущего роста и роста растущего
роста? Откуда взялась идея прогресса и куда он нас ведет?
Почему большинство участников экономических дискуссий
так одержимы и фанатичны? Все эти вопросы нередко возни-
кают у вдумчивого человека, но он вряд ли дождется ответов
на них от экономистов.
Большинство наших политических партий придержи-
вается сугубо материалистических взглядов, отводя главное
место в своих программах экономике и финансам, и только
где-то в самом конце, как некое необязательное приложение
или подачка для узкого круга сумасшедших, упоминается
культура. Большинство что правых, что левых — сознательно
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
10
или бессознательно — принимает и распространяет марк-
систский тезис об экономическом базисе и духовной над-
стройке.
Возможно, все это связано с тем, что экономику как
научную дисциплину зачастую принимают за простое сче-
товодство. Но какая же это бухгалтерия, если многое из того,
что является неотъемлемой частью нашей жизни, с трудом
поддается учету или вовсе бесценно? Интересно, что сделал
бы такой экономист-бухгалтер, если бы перед ним, к примеру,
была поставлена задача оптимизировать работу симфониче-
ского оркестра? Он, скорее всего, исключил бы все паузы из
концертов Бетховена, ведь они совершенно ни к чему и только
растягивают выступление, а оркестранты, конечно, не могут
получать деньги за то, что не играют.
Вопросы, поставленные автором этой книги, рушат
стереотипы. Он стремится вырваться за рамки узкой специа-
лизации и преодолеть границы научных дисциплин. Попытка
выйти за пределы экономики и исследовать ее связи с исто-
рией, философией, психологией или древними мифами
не только оригинальна, но и необходима для понимания
мира XXI века. Вместе с тем эта книга предназначена для
широкого круга читателей: экономика в ней предстает сво-
еобразной дорогой приключений, а ее изучение характери-
зуется постоянным поиском. Но совсем необязательно, что
в конце мы найдем точные ответы, — у нас лишь появится
повод еще раз глубоко задуматься о мире и положении
человека в нем.
В моей президентской канцелярии Томаш Седлачек при-
надлежал к поколению молодых коллег, от которых я ожидал
свежего взгляда на проблемы современного мира, взгляда,
не затуманенного четырьмя десятилетиями тоталитарного
коммунистического режима. Мне кажется, что мои ожида-
ния оправдались, и вы, полагаю, тоже по достоинству оце-
ните его книгу.
Вацлав Гавел
ПРЕДИСЛОВИЕ
11
СЛОВА
БЛАГОДАРНОСТИ
В первом издании я выразил свою признательность очень
коротко, что не совсем правильно, потому в этот раз буду
чуть более многословен. Книга, которую вы держите в руках,
рождалась в течение многих лет и была создана на основе
бесконечных разговоров, лекций, а также огромного коли-
чества чужих трудов, прочитанных бессонными ночами.
Я благодарен двум моим прекрасным учителям, про-
фессору Милану Сойке (моему руководителю) и Г. Е. Милану
«Майку» Мисковскому (много лет назад вдохновившему
меня на проработку этой темы). Данная книга посвящена
их памяти. Обоих уже нет с нами.
Я должен выразить свою признательность моему пре-
красному учителю, профессору Любомиру Млчоху, с которым
я имел честь работать в качестве ассистента, когда он вел
курс «Деловая этика». Огромная благодарность профессорам
Карлу Коубу, Михалу Мейстрику и Милану Жаку. Большое
спасибо тем, кто слушал курс экономической философии
в 2010 году, за их замечания и идеи.
Я хотел бы поблагодарить профессоров Катрин Ланглуа
и Стэнли Ноллена из Джорджтаунского университета за то,
что они научили меня писать, а также профессора Говарда
Хусока из Гарварда. Выражаю огромную признательность
Йельскому университету за предоставленную мне щедрую
стипендию, благодаря которой у меня появилась возмож-
ность написать основную часть этой книги. Хочу сказать
спасибо Всемирной стипендиальной программе Йельского
университета и всем из Беттс Хаус. Я бесконечно признателен
выдающемуся Джерри Руту за приглашение пожить в под-
вале его дома, где я смог провести полтора месяца в полном
покое, работая над этой книгой, а также за трубку и табак.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ' ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
12
Выражаю благодарность Дэвиду Суину, который сделал все
это возможным, и Джеймсу Хальтману — за все книги. Бла-
годарю Душана Драбину за поддержку в трудные минуты.
Также я хочу поблагодарить немало философов, эконо-
мистов и мыслителей, среди которых профессор Ян Швей-
нар, профессор Томаш Галик, профессор Ян Сокол, профессор
Эразим Когак, профессор Милан Маховец, профессор Зденек
Нойбауэр, Давид Бартонь, Мирек Замечник и мой младший
брат, великий мыслитель Лукаш. Я очень вам признателен
и бесконечно вас уважаю... Вряд ли я смогу в полной мере
выразить благодарность своей семье, прежде всего отцу
и матери.
Большое спасибо за конкретную помощь в работе над
этой книгой я говорю команде, участвовавшей в подготовке
ее английской и чешской версий: Томашу Брандейсу — за
идеи, веру и мужество, Жири Надобе — за редактирование
и управление процессом, Ветке Сочувковой — за выдержку
и настойчивость, Милану Стари — за иллюстрации к англий-
скому изданию, креативность и доброжелательность, Дугу
Арелланесу — за точный и аккуратный перевод и Джеффри
Остерроту — за тщательную английскую корректуру.
Не могу не отметить двух великих личностей, которые
помогли мне написать и отредактировать отдельные части
этой книги: Мартина Поспишила и Лукаша Тота, двух моих
интеллектуальных собратьев. У меня не хватает слов, чтобы
выразить благодарность за отличные идеи, горячие дебаты
и совместные изыскания, а также за их напряженную работу
над конкретными главами, где они выступили в качестве
соавторов. Также я хотел бы поблагодарить моих коллег из
банка CSOB за творческую рабочую атмосферу и поддержку.
Моя жена Маркета была со мной в самые тяжелые
минуты. Спасибо тебе за твои улыбки и идеи (Маркета —
социолог; наверное, вы можете себе представить наши дис-
куссии за ужином). На самом деле это и ее книга тоже.
Но самую большую благодарность я хочу выразить тому,
чье имя я, если честно, даже и не знаю...
СЛОВА БЛАГОДАРНОСТИ
13
Моему сыну Криштофу, который, как я чувствую,
в свои детские годы многое понимает глубже, чем когда-
либо смогу понять я. Так или иначе, возможно, однажды
ты напишешь книгу лучше этой.
15
16
Вотще за Богом смертные следят.
На самого себя направь ты взгляд;
Ты посредине, такова судьба;
Твой разум темен, мощь твоя груба.
Для скептицизма слишком умудрен,
Для стоицизма ты не одарен;
Ты между крайностей, вот в чем подвох;
И ты, быть может, зверь, быть может, бог;
Быть может, предпочтешь ты телу дух,
Но смертен ты, а значит, слеп и глух,
Коснеть в невежестве тебе дано,
Хоть думай, хоть не думай — все равно;
Ты, смертный хаос мыслей и страстей,
Слепая жертва собственных затей,
В паденье предвкушаешь торжество,
Ты властелин всего и раб всего.
О правде судишь ты, хоть сам не прав,
Всемирною загадкою представ.
Александр Поуп. «Опыт о человеке»
17
ВВЕДЕНИЕ
ИСТОРИЯ
ЭКОНОМИКИ:
ОТ ПОЭЗИИ К НАУКЕ
Реальность сплетается из историй, а не из материи.
ЗденекНойбауэр
Не существует идеи, сколь бы устаревшей и абсурдной она
ни была, которая не способна улучшить наше познание.
Допустимо все...
Пол Фейерабенд
19
С древних времен человек стремился понять мир вокруг
себя. В этом ему помогали предания, объясняющие, что же на
самом деле происходит. С позиции сегодняшнего дня такой
взгляд на мир вызывает улыбку — мы так же будем выгля-
деть в глазах поколений, которые придут после нас. Однако
тайная мощь сказаний, в которые верили люди, огромна.
Одним из подобных примеров является история эко-
номики, которая начала свой отсчет достаточно давно. Около
400 года до нашей эры Ксенофонт написал: «Однако мы решили,
что хоть бы у кого и не было имущества, все-таки возможно
какое-то знание хозяйства. Так что же мешает и тебе его знать?»1
Когда-то экономика была наукой о ведении домашнего
хозяйства1 2, позднее — набором религиозных, богословских,
этических и философских дисциплин. Но постепенно она
превратилась в нечто иное. Иногда нам может показаться,
что экономика потеряла всю свою многогранность под вли-
янием технократического мира, где господствуют черное
и белое. Но ее прошлое гораздо разнообразней, чем кажется.
Экономика в том виде, в каком мы воспринимаем ее
сегодня, является культурным феноменом, порождением
нашей цивилизации. Причем это не продукт, изготовлен-
ный или изобретенный нами осознанно, как, например,
двигатель или наручные часы. Различие в том, что в случае
двигателя или часов мы знаем, откуда они взялись, и пони-
маем принципы их работы. Мы можем (почти все) их разо-
брать и собрать. Знаем, как привести их в действие и оста-
новить3. С экономикой все по-другому. С ней происходит
слишком много всего непреднамеренного, спонтанного,
1 Ксенофонт. Домострой, 2.12. (Здесь и далее, за исключением огово-
ренных случаев, примеч. автора.)
2 От др.-греч. оТкос — «дом, хозяйство, хозяйствование» и vopoc —
«правило, закон».
3 Но все же нам до сих пор не удалось раскрыть тайны материи как
таковой. Как устроены часы, мы понимаем до определенной сте-
пени. Точно так же, как не знаем, что из себя в действительности
представляет время. Таким образом, мы понимаем механизм ча-
сов только в той части, которую создали сами.
ТОМАШСЕДЛАЧЕК .. _ экономика лоара
20
неконтролируемого, незапланированного, того, что не под-
чиняется дирижерской палочке. Прежде чем экономика
получила статус самостоятельной науки, она, так же, напри-
мер, как этика, вполне успешно существовала как подраздел
философии. Тогда восприятие экономики весьма отличалось
от современного представления о ней как о математизиро-
ванной науке о распределении ресурсов, свысока смотрящей
в своем позитивистском высокомерии на другие, «нестро-
гие» дисциплины. Но наше тысячелетнее «воспитание» бази-
руется на более глубоких, более широких и зачастую более
устойчивых основах. Стоит помнить об этом.
Мифы, история и гордая наука
Было бы глупо полагать, что люди начали задаваться эко-
номическими вопросами только с наступлением научной
эпохи. На первых порах они объясняли мир вокруг себя
посредством мифов и религий; сегодня роль интерпретатора
действительности играет наука. Чтобы мы смогли понять
экономические взгляды наших предков, нам придется оку-
нуться в их легенды и постичь их философию. Именно этому
и посвящена книга:, мы попытаемся найти следы экономи-
ческого мышления в старых мифах и наоборот, найти мифы
в сегодняшней экономике.
Считается, что современная экономика началась
в 1776 году с публикации труда «Исследование о природе
и причинах богатства народов» Адама Смита. Наш постмо-
дернистский век (который зримо скромнее, чем предыду-
щая научная эпоха)4 готов заглянуть в прошлое и осознает
силу истории (ее бремени), мифологии и религии. «Исчезают
границы между историей науки, ее философией и самой
наукой, а также между наукой и не-наукой»5. И потому мы
отправимся в глубь времен настолько далеко, насколько нам
4 Термин «наука» мы используем здесь в весьма вольном значении.
К глубоким раздумьям над «научным» и «ненаучным» мы перей-
дем во второй части книги.
5 Фейерабенд П. Против методологического принуждения. С. 180.
ВВЕДЕНИЕ
21
позволит письменное наследие нашей цивилизации. Мы
проследим за первыми попытками разобраться с экономи-
ческими вопросами в эпосе о шумерском царе Гильгамеше
и посмотрим, какие экономические взгляды имели евреи,
христиане, люди античности и средневековые мыслители.
Также мы тщательно исследуем и учения тех, кто относи-
тельно недавно заложил основы современной экономики.
Вопреки распространенному мнению, изучение исто-
рии экономики с этой точки зрения — это не никому
не нужное знакомство с тупиками или с разнообразием проб
и ошибок (исправленных нами совсем недавно), а всесто-
ронний анализ того, что данная отрасль знаний может нам
предложить. У нас нет ничего другого, кроме наших соб-
ственных сказаний. История мысли дает нам возможность
уйти от интеллектуальной пустоты, в которую мы погру-
жаемся, помогает нам преодолеть актуальные тенденции
и сделать пару шагов назад.
Изучать древние повествования полезно не только исто-
рикам и не только для того, чтобы лучше понять ход мыслей
(пра)отцов. Предания сохраняют свою собственную силу даже
после того, как новые версии событий либо вытесняют преды-
дущие, либо выворачивают их наизнанку. Примером может
послужить самая известная, наверное, дискуссия в истории —
спор по поводу геоцентрической или гелиоцентрической
модели Вселенной. Как известно, победила гелиоцентрическая
концепция. Однако мы и сегодня говорим, что солнце восхо-
дит и заходит, что соответствует геоцентрическим взглядам.
Основой нашей ориентации в мире являются восток и запад.
При этом мир никакого востока и запада не имеет. А если уж
что и восходит, то это наша Земля, но уж никак не Солнце:
оно не вращается вокруг Земли, это Земля вращается вокруг
Солнца, по крайней мере именно так утверждают ученые.
Более того, древние легенды, идеалы и архетипы, о кото-
рых пойдет речь в первой части книги, до сих пор с нами
и помогают формировать наше отношение к миру и воспри-
ятие самих себя. Как говорил К. Г. Юнг, «подлинная история
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
22
развития человеческого сознания хранится не в ученых
книгах, она хранится в психической организации каждого
из нас»1.
Желание убеждать
Экономисты должны верить в силу истории. Адам Смит
в нее верил. Как сказано в его книге «Теория нравственных
чувств», «желание, чтобы нам верили, желание убеждать,
руководить и направлять людей кажется одной из наших
сильнейших естественных страстей»2. Заметьте, автором
этого высказывания является предполагаемый отец идеи,
что эгоизм есть самое сильное из всех наших врожденных
стремлений. Два других известных экономиста, Роберт Шил-
лер и Джордж Акерлоф, недавно написали: «Человек скло-
нен мыслить нарративами — цельными цепочками событий,
имеющими внутреннюю логику и динамику. Наши действия
определяются историей нашей жизни, которую мы расска-
зываем сами себе. Если бы не эти истории, наверное, жизнь
казалась бы “сплошной вереницей гадостей”. Для того чтобы
страна или организация чувствовали себя уверенно, тоже
нужны свои истории. Великие руководители — это в первую
очередь талантливые творцы историй»3.
Цитата отсылает нас к высказыванию «Жизнь — не
вереница гадостей. Это одна и та же гадость, повторяющаяся
бесконечно»4. Миф (наши захватывающие рассказы, пове-
ствования) представляет собой «откровения о происходящем
здесь и сейчас, всегда и вечно»5. Иными словами, он является
тем, «чего никогда не было, никогда не будет, но есть всег-
да»6. Однако современные экономические теории, имеющие
1 Юнг К. Г. Психология и религия. С. 169.
2 Смит А. Теория нравственных чувств. С. 324.
3 Акерлоф Дж. А., ШиллерР. Дж. Spiritus Animalis-Гл. «Истории». С. 75.
4 Высказывание приписывается американской поэтессе Эдне
Сент-Винсент Миллей. — Примеч. ред.
5 Кэмпбелл Дж. Мифы, в которых нам жить. С. 97.
б Высказывание приписывается Гаю Саллюстию Криспу (86/85-35 годы
до нашей эры). См.: Саллюстий. О богах и мире.
ВВЕДЕНИЕ
23
в своем основании строгие модели, являются не чем иным,
как метанарративами, пересказанными на другом (матема-
тическом?) языке. Потому и необходимо изучить историю
с самого начала — так как известно, что «не будет хорошим
экономистом тот, кто только экономист»1.
Так как экономика стремится властно распространить
свое влияние на все сферы жизни, нам придется рискнуть
выбраться из нашей области знаний и действительно попы-
таться осмыслить абсолютно все. А если хотя бы частично
правдиво предположение, что «спасение сегодня заключа-
ется в исчезновении материальной нужды, что приведет
человечество к новой эре экономических излишеств, где
главными священниками должны стать экономисты»1 2, нам
следует знать об этой новой роли и быть готовыми взять на
себя большую социальную ответственность.
Экономика добра и зла
Вся экономика в конечном счете является экономикой добра
и зла. Это изложение историй людьми людям о людях. Даже
самая сложная математическая модель де-факто является
сказанием, притчей, нашей попыткой (рационально) понять
окружающий мир. Я постараюсь показать, что вплоть до
сегодняшнего дня история, рассказанная при помощи эко-
номических механизмов, по существу остается историей
о «хорошей жизни», которую мы позаимствовали из антич-
ных времен и древнееврейских традиций. А также то, что
математика, модели, формулы и статистика представляют
собой лишь вершину айсберга экономического мышления,
скрывающего в себе все остальное, а споры в экономике
являются скорее войной мифов и разных метанарративов,
нежели чем-то иным. Люди сегодня так же, как всегда, прежде
1 Вольный авторский перевод цитаты Дж. С. Милля: «А person is not
likely to be a good political economist, who is nothing else». Цит. no:
Mill J. S. Essays on Ethics, Religion and Society // Collected Works of
fohn Stuart Mill. Vol. 10. P. 306.
2 Nelson R. H. Economics as religion. P. 38.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
24
всего хотят.выяснить у экономистов, что такое хорошо и что
такое плохо.
Нас, экономистов, приучали избегать оценочных суж-
дений и взглядов по данному вопросу. И все же, несмотря на
утверждения учебников, экономика по существу является
нормативной дисциплиной. Она не только описывает мир,
но и часто показывает, каким мир должен быть (эффек-
тивным, идеалом совершенной конкуренции и быстрого
роста ВВП при низкой инфляции, с высокой конкуренто-
способностью и т. д.). Таким образом, мы создаем модели,
современные притчи, которые, однако, нереальны и имеют
мало общего с настоящим миром. Возьмем простой при-
мер: когда экономист в телевизоре отвечает на безобидный
с виду вопрос, насколько высока инфляция, из этого логиче-
ски вытекает следующий (который экономист добавит, без
сомнения, сам), а именно: такой уровень инфляции — это
хорошо или плохо и не должен ли он быть выше или ниже?
И даже при выстраивании ответа на подобный чисто тех-
нический вопрос участники дискуссии начнут немедленно
говорить о добре и зле и использовать оценочные суждения:
уровень должен быть ниже (или выше). Потому что, «если
бы экономика действительно ничего не оценивала, было бы
логичным предположить, что те, кто ею занимаются, про-
сто выдумали всю систему экономического мышления»3.
Мы знаем: это не так, и должны признать, что экономика
на самом деле наука прежде всего нормативная.
По Милтону Фридману («Очерки позитивной эко-
номики»), экономика должна быть позитивной наукой,
ничего не оценивающей, а описывающей мир таким, каков
он есть, а не каким должен быть. Но ведь сама фраза «эко-
номика должна быть позитивной наукой» есть норматив-
ное утверждение: рекомендация описывать мир не таким,
каков он есть, а таким, каким он должен быть. Экономика по
своей сути наука не позитивная. Если бы это было так, нам
3 Nelson R. Н. Economics as religion. Р. 132.
ВВЕДЕНИЕ
25
бы не пришлось прилагать никаких усилий для того, чтобы
она таковой стала. «Конечно, большинство ученых и значи-
тельная часть философов используют позитивистское учение
с тем, чтобы избежать необходимость рассматривать ставя-
щие в тупик фундаментальные вопросы, короче — для того,
чтобы избежать метафизики...»1 Между прочим, не испове-
довать никакие ценности — само по себе ценность, что для
экономистов очень даже знаменательно. Парадокс в том, что
дисциплина, изучающая в первую очередь ценности, пыта-
ется от них избавиться. Но тут есть и еще одно противоречие:
наука, верящая в невидимую руку рынка, хочет избавиться от
всякой таинственности.
В этой книге я буду ставить следующие вопросы: суще-
ствует ли вообще экономика добра и зла? выгодно ли добро,
или оно существует вне рамок экономических расчетов?
свойственен ли людям эгоизм от рождения? может ли он быть
оправдан, пока служит общему благу? Такие вопросы стоит
задавать лишь в том случае, если экономика действительно
имеет глубокий смысл, а не представляет собой некую эко-
нометрическую модель, в соответствии с которой происхо-
дит механическое распределение ресурсов.
Кстати, не надо бояться таких категорий, как «добро»
и «зло». Используя их, мы вовсе не пытаемся морализиро-
вать. Каждый из нас имеет свой этический кодекс и посту-
пает в соответствии с ним. Аналогичным образом каждый
верит во что-то определенное (и атеизм — вера). Точно так
же дело обстоит и с экономикой. Как говорил Джон Мейнард
Кейнс, «люди практики, которые считают себя совершенно
неподверженными интеллектуальным влияниям, обычно
являются рабами какого-нибудь экономиста прошлого...
Но рано или поздно именно идеи, а не корыстные интересы
становятся опасными и для добра, и для зла»1 2.
1 Уайтхед А.Н. Приключения идей. С. 169-170.
2 Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. С. 458.
О чем эта книга: метаэкономика
Книга разделена на две части. В первой из них мы найдем
отголоски экономики в мифах, религиях, теологии, филосо-
фии и науке. Во второй части мы будем искать следы мифов,
религий, теологии, философии и науки в экономике.
Чтобы найти ответы на поставленные вопросы, нам
придется пройтись по всей истории человечества, от начала
нашей культуры до сегодняшней эпохи постмодернизма. Мы
не ставим себе задачу изучить каждое мгновение, способ-
ствовавшее изменению экономического понимания мира
постоянно сменяющимися поколениями (включая наше). Мы
будем обращать внимание либо на отдельные исторические
эпохи (век Гильгамеша, эра иудеев или христиан), либо на
выдающихся личностей, оказавших ключевое влияние на
развитие понимания человеком экономики (Декарт, Ман-
девиль, Смит, Юм, Милль и другие). Наша цель — по-новому
рассказать историю экономики.
Иными словами, постараться проследить развитие ее
духа. Прежде чем приступить к экономическим размышле-
ниям, мы зададим некоторые вопросы; они будут либо фило-
софскими, либо отчасти историческими. Так мы доберемся
до области, расположенной на самой границе экономики,
а часто даже и за ней. Эту зону мы можем назвать, например,
протоэкономикой (термином, заимствованным у протосо-
циологии) или, еще точнее, метаэкономикой5 (термином из
метафизики). В этом смысле «экономическое учение, если
оно не дополнено и не завершено учением метаэкономики,
остается слишком узким и отрывочным, чтобы привести
3 Термин «метаэкономика» впервые использовал Карл Менгер
в 1934 году в своей статье «Закон убывающей полезности. Ис-
следование по метаэкономике». «Когда он впервые использовал
термин “метаэкономика”, он вовсе не задумывался над тем, как
снова привнести этику в экономику. Он, скорее, хотел вписать
экономику, а вместе с ней и этику в когерентную логическую схе-
му без возникновения связи между ними» (Becchio G. Unexplored
Dimensions. Р. 30).
ВВЕДЕНИЕ
27
к верным выводам»1. Самые важные элементы культуры или
интересующей нас области исследований — экономики —
к примеру, можно найти в фундаментальных предположе-
ниях, от которых, сами того не сознавая, отталкиваются
приверженцы различных систем. Людям, которые мыслить
по-другому уже просто не в состоянии, отмечает Альфред
Н. Уайтхед в своей книге «Приключения идей», собственные
догадки представляются настолько очевидными, что они
начисто забывают, что, собственно говоря, это были всего
лишь предположения.
Что мы на самом деле творим? И почему? Можем ли
мы (из этических соображений) делать все, что нам (с тех-
нической точки зрения) позволено? И в чем же цель эко-
номики? К чему все эти усилия? Во что мы в действитель-
ности верим и откуда (это чаще всего неизвестно) наша вера
происходит? Если «наука есть система убеждений, которой
мы приобщены»1 2, то о чем, собственно, идет речь? Так как
сегодня экономика превратилась в ключевую дисциплину,
объясняющую и меняющую мир, настало время задать все
эти вопросы.
Мы попытаемся, немного на постмодернистский лад,
взглянуть на метаэкономику с точки зрения философии,
истории, антропологии, культуры и психологии. Моя цель —
показать, как изменялось восприятие экономики человеком,
и поразмышлять над этим. Почти все главные понятия и кон-
цепции, которыми экономика (осознанно или нет) опери-
рует, имеют длинную историю, их истоки лежат полностью
за границами интересующей нас дисциплины и часто даже
вне науки как таковой. И потому давайте попытаемся иссле-
довать, как зарождалась экономическая вера, как развива-
лись ее основные идеи и как они влияли на хозяйственную
политику.
1 Шумахер Э. Малое прекрасно. Экономика, в которой люди имеют
значение. С. 72-73.
2 Полани М. Личностное знание. С. 246.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
28
Все цвета экономики
Я утверждаю, что экономисты мейнстрима растеряли боль-
шинство красок науки и уцепились за черно-белый культ
homo oeconomicus, игнорирующий вопросы добра и зла. Мы
просто крепко закрыли глаза и остались, таким образом, слепы
к самым главным движущим силам человеческих поступков.
Я также уверен, что мы можем почерпнуть из мифов,
религий и творчества поэтов и философов никак не меньше,
чем из строгих точных математических моделей экономиче-
ского поведения. Хотя нас всегда учили, что экономика есть
наука, существующая в отрыве от общепринятых ценнос-
тей, я утверждаю: это неправда. Экономика должна искать,
находить и выносить на свет божий свои собственные цен-
ности, и в ней самой мы можем обнаружить гораздо больше
отголосков религий, мифов и архетипов, чем в математике.
Я утверждаю, что в сегодняшней экономике слишком много
внимания уделяется методу в ущерб сущности. Утверждаю,
а также хочу доказать, что и экономистам, и широкой публике
важно изучать разнообразнейшие источники информации —
«Эпос о Гильгамеше», Ветхий Завет, слова Иисуса или идеи
Декарта, к примеру. Результаты, к которым мы пришли бла-
годаря подобному способу мышления, станут понятнее, если
мы проследим, как это мышление развивалось исторически,
с самого начала, когда было более прозрачным, — так нам
будет легче докопаться до подлинных первооснов наших идей.
Только таким путем мы сможем выявить свои собственные
основные (экономические) ценности, скрывающиеся в запу-
танных сетях современного общества, все больше укореняю-
щиеся в них, но остающиеся при этом незамеченными.
Для того чтобы человек был хорошим экономистом,
он должен быть к тому же либо неплохим математиком,
либо замечательным философом, а лучше — и тем и другим.
В изысканиях мы позволили математике выйти на первое
место и подавили гуманное начало. Так мы получили иска-
женные искусственные модели, от которых нет никакого
толку в реальном мире.
ВВЕДЕНИЕ
29
Именно поэтому важно изучать метаэкономику. Нам
следует заглянуть за занавес экономики и выяснить, какие
ценности скрываются «за кулисами», какие идеи стали доми-
нантными, хотя зачастую и не высказанными, предпосылками
наших теорий. Изучаемая наука содержит удивительно боль-
шое количество не замечаемых нами тавтологий. Я утвер-
ждаю, что господствующий сегодня в ней неисторический
подход однозначно неверен: для понимания поведения
человека более важным является изучение формирующих
наше мышление идей в их развитии.
Эта книга должна внести свой вклад в затяжную схватку
между нормативной и позитивной экономиками. Я утвер-
ждаю, что в роли, которую в древности играли нормативные
мифы и притчи, сегодня выступают научные модели. В этом
нет ничего плохого, мы просто должны это признать.
Человечество пыталось разобраться в экономических
вопросах задолго до Адама Смита. Его работы, в которых
сформулированы принципы, лежащие в основе экономики,
были кульминацией их поисков, а не началом. Современ-
ный экономический мейнстрим, представители которого
объявляют себя наследниками шотландского ученого, пол-
ностью игнорирует этику. Вопросы добра и зла преобладали
в классических дискуссиях, сегодня же просто говорить о них
считается ересью. Далее я утверждаю, что общепринятое
толкование работ Адама Смита является по меньшей мере
некорректным. Его вклад в экономику значительно шире
и весомее, чем предложенная им концепция невидимой
руки рынка и появление эгоцентричного homo oeconomicus
(хотя сам Смит этот термин никогда не использовал). Его
вклад заключался в постановке этических вопросов. Осталь-
ные идеи Адама Смита, если говорить о специализации
или невидимой руке рынка, были разработаны и сформу-
лированы в том или ином виде задолго до него. Их следы
можно найти уже в «Эпосе о Гильгамеше», в учении иудеев
и в христианстве, в произведениях Аристофана и трудах
Фомы Аквинского.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
Я утверждаю, что пришло время переосмыслить наш
экономический подход, так как именно сейчас, во время дол-
гового кризиса, у людей появился интерес к этим вопросам,
и они готовы прислушиваться. Несмотря на то что в нашем
распоряжении есть сложные экономические модели, я утвер-
ждаю, что мы так ничего и не вынесли из самых простых пре-
даний, рассказанных нам в воскресной школе, например из
истории об Иосифе, фараоне и семи тощих и толстых коровах.
Думаю, следует пересмотреть наши взгляды, направленные
исключительно на рост. И в этом случае экономика станет пре-
красной наукой, которой есть что сказать широкой публике.
В определенном смысле разговор пойдет о формиро-
вании концепции homo oeconomicus и прежде всего о связан-
ной с ней истории animal spirits. В этой книге будет сделана
попытка проследить развитие рациональных, эмоциональ-
ных и, для полноты картины, иррациональных сторон чело-
веческой личности.
Границы любознательности
Если экономика берет на себя смелость применять свой
образ мышления в областях, традиционно относящихся
к религиоведению, социологии или политологии, то почему
бы не отправиться против течения и не посмотреть на нее
с точки зрения этих наук? Если дисциплина, изучающая про-
изводство, распределение и потребление товаров, отважи-
вается объяснять работу церкви или анализировать семей-
ные узы (что зачастую помогает многое понять), то почему
бы ее саму не рассмотреть как систему религиозных или
межличностных отношений? Иными словами, почему бы
не попробовать взглянуть на экономику антропологически?
В таком случае мы в первую очередь должны добраться
До самых ее границ, а еще лучше — выйти за них. Или, исполь-
зуя сравнение Витгенштейна1: так же, как глаз смотрит вокруг,
но не на самого себя, — для исследования объекта от него надо
1 См.: Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. 5.633.
ВВЕДЕНИЕ
31
отдалиться, а если это невозможно, то следует изучать его отра-
жения. В книге будут использованы зеркала антропологические,
мифические, религиозные, философские, социологические,
психологические — вообще любые, какие только потребуются.
В этом месте стоит сделать пару замечаний. Прежде всего
следует отметить, что если мы посмотрим на свое отражение
в чем угодно вокруг, оно вернется к нам в виде разнородных
и не связанных между собой образов. Эта книга не собирается
предлагать их полностью интегрированную систему — уже
исходя хотя бы из того, что таковой вообще не существует. Мы
будем заниматься исключительно наследством, доставшимся
нам от нашей западной культуры и цивилизации, игнорируя
при этом остальные (например, конфуцианство, ислам, буд-
дизм, индуизм и многие другие, которые на самом деле могли
бы дать пищу для размышлений). Кроме того, мы не будем
заниматься, к примеру, разнообразной шумерской литера-
турой. В сфере наших интересов — идеи иудеев и христиан,
касающиеся экономики, но не теологические системы древ-
ности или средневековья. Наша цель — выделить ключевые
воздействия и революционные концепции, сформировавшие
сегодняшний экономический modus vivendi. Оправданием столь
обширному и кажущемуся бессвязным содержанию может
быть мысль, что «допустимо все...»1 Мы даже представить
себе не можем, что послужит источником вдохновения для
будущего развития нашей отрасли знаний.
Следующее замечание касается возможных упрощений
или искажений в пограничных областях знаний, кажущихся
автору экономически важными, но целиком лежащих в сфере
интересов других дисциплин. Наука сегодня с удовольствием
прячется в башне из слоновой кости, сложенной из матема-
тики, латинского и греческого языков, истории, аксиом и иных
обрядов инициации, чтобы ученые могли наслаждаться неза-
служенным спокойствием и свободой от критики со стороны
1 «Не существует идеи, сколь бы устаревшей и абсурдной она ни
была, которая не способна улучшить наше познание» (Фейера-
бенд П. Против методологического принуждения. С. 179).
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
32S
специалистов из других областей знаний или общественно-
сти. Наука, однако, должна быть открытой, а в обратном слу-
чае, как метко отмечает Пол Фейерабенд, она превращается
в элитарную религию для посвященных, которая внешне, по
отношению к общественности, ярко демонстрирует свою тота-
литарную сущность. По словам американского экономиста
чешского происхождения Ярослава Ванека, «к несчастью или
счастью, наше любопытство не ограничено рамками нашей
профессиональной специализации»2. В конце концов, если
знания, почерпнутые в этих пограничных областях, иниции-
руют новые экономические идеи или приведут к дискуссиям,
то существование настоящего сочинения более чем оправдано.
Данная книга не должна быть толкованием истории
философии или экономики. Автор, скорее, ставит перед собой
цель дополнить некоторые их главы более широкой перспек-
тивой и анализом влияний, которые могут и должны были
бы привлечь внимание большего количества людей, но часто
остаются вне поля зрения экономистов.
В этом месте стоит предупредить, что текст содержит
великое множество цитат. Главная причина, возможно, в том,
что изложение ценных идей древности словами самих мысли-
телей тех эпох обеспечит им (идеям) большую достоверность.
Если бы мы их лишь пересказывали, то аутентичность и дух
времени полностью бы испарились, а это была бы большая
потеря. Также сноски дают тому, кто заинтересуется, воз-
можность более глубоко изучить представленные проблемы.
Содержание: семь эпох, семь тем
Книга разделена на две части, и в первой из них соблюден хро-
нологический принцип. В этой части мы сделаем семь исто-
рических остановок, посвященных семи темам, которые будут
обобщены в более короткой второй части, пожинающей плоды
первой и интегрирующей их. В этом смысле книга немного
напоминает матрицу: тема может рассматриваться в контексте
2 Vanek J. The Participatory Economy. P. 7.
ВВЕДЕНИЕ
33
истории или самой себя, а также с обоих углов зрения сразу.
Ниже перечислены вопросы, которые мы будем изучать.
Быстро и алчно: история потребления и труда
Здесь мы оттолкнемся от первобытных мифов, в которых труд
фигурирует как изначальная миссия человека, как радость,
а затем (через алчность) позиционируется как проклятие. Бог
или боги предают анафеме труд (Книга Бытия, греческие мифы),
особенно чрезмерный (Гильгамеш). Обсудим зарождение
желания, вожделения — спроса. Изучим различные взгляды на
аскетизм. Увидим, что изначально доминировало августинское
презрение к миру. Затем эстафету принял Фома Аквинский,
вернувший маятник на место, и, таким образом, материаль-
ный мир вновь укрепил свои позиции. После эпохи Аквинского
опять доминировало радение о душе, а стремления и потреб-
ности тела считались преступными. Позднее маятник качнулся
в сторону потребительского индивидуалистически-утили-
тарного направления. Человек тем не менее с самого начала
проявлял себя как естественно неестественное создание, по
каким-то непонятным причинам окружающее себя излишним
имуществом. Материальная и духовная алчность являются
основными человеческими метасвойствами, проявляемыми
людьми уже в древнейших мифах и историях.
ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЧЛА
Прогресс (природа и цивилизация)
Сегодня мы опьянены идеей прогресса, хотя изначально такой
мысли не существовало вовсе1. Время было цикличным, и никто
не ожидал от человечества никаких подвижек в развитии.
Затем пришли евреи с линейным пониманием протекания
1 Идеал социологов — классическое (деревенского уклада) обще-
ство, идеал психологов — гармоничное сочетание привнесенных
воспитанием, культурой, цивилизацией и животных, врожденных
черт личности. Однако их идеалы в прошлом, а отношение к раз-
витию/прогрессу весьма скептическое. И только у экономистов,
единственных из представителей общественных наук, такой иде-
ал — в будущем.
всех существующих процессов бытия, а вскоре за ними и хри-
стиане выработали (или же просто усовершенствовали) идеал,
к которому мы по сей день стремимся. После них классиче-
ские экономисты секуляризовали прогресс. Как же мы дошли
до сегодняшнего прогресса ради прогресса, роста ради роста?
Экономика добра и зла
Займемся ключевым вопросом: добро (экономически)
выгодно? Для начала обратимся к «Эпосу о Гильгамеше», где,
похоже, патетики добра и зла не были связаны между собой;
с другой стороны, в мышлении иудеев, как все объясняющий
фактор, господствовали именно этика и мораль. Античные
стоики не смели стремиться к удовольствиям, а гедонисты,
наоборот, верили, что именно наслаждение является главной
добродетелью, высшим благом и целью жизни. Христианская
философия разорвала четкую причинно-следственную связь
между добром и злом, использовав понятие божественной
милости, а расплату за содеянное перенесла в жизнь посмерт-
ную. Эта тема ярко представлена у Мандевиля и Адама Смита
в знаменитом сегодня споре о частных пороках, творящих
общественное благо. Позже Джон Стюарт Милль и Джереми
Бентам построили свои идеи утилитаризма на подобном
гедонистическом принципе (правда, коллективном). Через
всю историю этики проходит стремление создать образец
правил нравственного поведения. В заключительной главе
мы продемонстрируем тавтологию Max Utility (MaxU— мак-
симизации полезности) и обсудим концепцию Max Good
(MaxG — максимизации блага).
История невидимой руки рынка и homo
oeconomicus
Насколько стара идея невидимой руки рынка? За какое время
До Адама Смита была известна эта концепция? Попробуем
показать, что ее прообразы есть почти всюду. Идея того,
что мы можем использовать наш естественный эгоизм
(считающийся злом) во благо, является частью древней
ВВЕДЕНИЕ
35
философии. Также мы рассмотрим развитие концепции
homo oeconomicus — рождение «человека экономического».
История animal spirits: мечты никогда не спят
В этой главе мы исследуем другую сторону человеческой
личности — непредсказуемую, часто иррациональную и архе-
типичную. Архетип героя влияет на наш animal spirits (некую
оборотную сторону рациональности) и представление о том,
что такое хорошо.
Метаматематика
Откуда в экономике взялось представление о числе как
основе основ всего сущего? Здесь мы попытаемся показать,
как и почему она стала механически-распределительной дис-
циплиной. Из чего исходит наша уверенность, что матема-
тика — наилучший инструмент для описания мира (включая
социальные взаимодействия)? Является ли она настоящим
каркасом экономики или только верхушкой айсберга, просто
глазурью на торте наших исследований?
Носители истины
Чему верят экономисты? Какую религию они исповедуют?
И какова природа истины? Мы стремимся избавить науку от
мифов уже со времен Платона. Позитивна экономическая
наука или нормативна? Первоначально истина жила в стихах
и историях, сегодня мы воспринимаем ее как нечто гораздо
более научное, математическое. Куда идти за истиной? И кто
сегодня является ее «носителем»?
Практические вопросы и определения
Если мы в этой книге говорим об экономике, то имеем в виду
мейнстрим, лучше всего, вероятно, представленный Полом
Самуэльсоном. Под homo oeconomicus мы подразумеваем
изначально сложившееся в экономической антропологии
понимание его как ведомой чисто эгоистическими мотивами
разумной личности, принимающей решения, направленные
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
36
на максимизацию своей выгоды. Оставим в стороне вопрос,
является ли экономика или нет (в истинном смысле слова)
наукой. Если иногда мы относим ее к дисциплинам обще-
ственным, то чаще всего подразумеваем область хозяйствова-
ния. Сферу интересов самой экономики мы понимаем в более
широком смысле, чем только производство, распределение
и потребление товаров и услуг. Мы считаем, что она должна
заниматься изучением человеческих отношений, которые
в некоторых случаях можно выразить с помощью чисел; она
должна быть наукой, исследующей как то, что может быть
товаром, так и то, что товаром не является (дружба, свобода,
эффективность, рост).
В жизни я получил богатый опыт, работая по трем
весьма различным направлениям. Много лет моя дея-
тельность была связана с университетом, где я учился,
вел исследования и преподавал теоретическую экономику
(и занимался при этом метаэкономическими дилеммами).
Достаточно долго я был также экономическим советником
(по вопросам реализации хозяйственной политики) бывшего
президента Чешской Республики Вацлава Гавела, министра
финансов и даже премьера. Кроме этого, моей обязанностью
и (главным образом) отрадой является регулярная подготовка
статей для газеты Hospoddrske noviny1. Обращаясь к широкой
читательской аудитории, я пишу свои заметки как о практи-
ческих, так и о философских аспектах экономики (стараясь
при этом отдельные темы упростить, уточнить и предложить
нетрадиционную точку зрения). Эти три сферы деятельности
показали мне достоинства и недостатки различных взглядов
на любимую мною науку. Эта тройственность (в чем смысл
экономики? Как ее можно использовать практически? И как
понятно увязать ее с другими дисциплинами?) сопровождает
меня постоянно. Я не знаю, хорошо это или плохо, но данная
книга и есть результат моих размышлений.
1 «Экономическая газета» — популярная чешская газета. — Примеч.
пер.
37
ВВЕДЕНИЕ
ЧАСТЬ I
ДРЕВНЕЙШАЯ
ЭКОНОМИКА
Гильгамеш! Куда ты стремишься?
Жизни, что ищешь, не найдешь ты!
...Днем и ночью да будешь ты весел...
«Эпос о Гильгамеше»
39
1 «эпос
О ГИЛЬГАМЕШЕ»
ОБ ЭФФЕКТИВНОСТИ,
БЕССМЕРТИИ
И ЭКОНОМИКЕ
ДРУЖБЫ
41
«Эпос о Гильгамеше» был написан в Месопотамии более
четырех тысяч лет тому назад1 и является самым старым
литературным произведением — древнейшей реликвией
подобного рода, доступной сегодня. Причем реликвией чело-
вечества в целом1 2, а не только нашей цивилизации. Позднее
эпос вдохновил людей на создание немалого количества '
историй, в более или менее переработанном виде домини- ;
рующих — если говорить, к примеру, о потопе или поисках
бессмертия — и сегодня. Но и в том старинном сказании уже
играет важную роль тематика, считающаяся сегодня эконо-
мической, и если мы хотим отправиться по следам интере-
сующих нас вопросов, то нам стоит углубиться в историю,
где эпос является своего рода закладным камнем, отправной
точкой для возможного поиска ответов.
От времен, предшествующих описанным в эпосе собы-
тиям, остались лишь фрагменты материальных памятников,
а из письменных свидетельств — только обрывки текстов,
касающиеся хозяйственных дел, дипломатии, военных побед,
1 Самая старая шумерская версия эпоса датируется временем до треть-
ей династии Уру — периодом 2150-2000 годов до нашей эры. Более
новая, аккадская версия датируется границей второго и первого
тысячелетий до нашей эры. Стандартная аккадская версия, пере-
вод которой здесь используется, была найдена в библиотеке в Ни-
невии и датируется периодом между 1300 и 1000 годами до нашей
эры. Под «Эпосом о Гильгамеше» в данной книге понимается его
«стандартная» одиннадцатитабличная аккадская версия, которая
не содержит описания спуска Гильгамеша в подземный мир, при-
соединенного позднее, с двенадцатой глиняной таблицей, но в то
же время включает встречу с Утнапишти на таблице одиннадцатой
и разговор с Иштар на таблице шестой. Действие происходит на
территории сегодняшнего Ирака.
2 Самая старая письменность была создана шумерами, письменно-
сти других культур (например, индийской или китайской) более а
молодые. Индийские «Веды» датируются приблизительно 1500 го- 3
дом до нашей эры, так же как и египетская «Книга мертвых». Ста- 2
рые части Ветхого Завета были записаны между IX и VI веками до J
нашей эры, «Илиада» и «Одиссея» происходят с VIII века, «Беседы» J
Платона и Аристотеля — с IV века. Китайская классика (например, !
Конфуций) датируется периодом до III века до нашей эры. Арабская 1
литература появляется в VI веке нашей эры. и
42
магии и религии3. Как (несколько цинично) отмечает историк
экономики Ниал Фергюсон, «это своего рода напоминание:
первый человек, решивший оставить письменные свиде-
тельства о своей жизни, был вовсе не поэтом, историком или
философом. Он был бизнесменом»4. «Эпос о Гильгамеше»,
однако, свидетельствует об обратном: хотя заметки на первых
найденных фрагментах глиняных табличек, датируемых тем
временем, возможно, и касались торговли и войны, но первый
записанный рассказ посвящен прежде всего великой дружбе
и приключениям. Что удивительно, в нем нет упоминаний
о деньгах или войне; во всем эпосе даже нет описаний процессов
купли и продажи5. Ни одна нация не завоевывает другую, никто
никого не убивает, мы не встречаем даже намека на угрозу наси-
лия — слово «враг» в эпосе отсутствует. Это история о природе
и цивилизации, о героизме, восстании против богов и борьбе
с ними, о мудрости, бессмертии, а также и о нравственности.
Несмотря на всю важность данного текста, внимания
экономистов он не привлек. В экономической литературе об
эпосе вообще не упоминается6. При этом именно в нем мы
найдем первые экономические размышления нашей циви-
лизации, зарождение таких привычных для нас понятий, как,
например, рынок и его невидимая рука, проблемы использо-
вания природного богатства и стремление к максимизации
3 Kratochvi'l Z. Mytus, filosofie, veda. P. 11.
4 Фергюсон H. Восхождение денег. С. 37.
5 Точно так же, как и в (нашем собственном) современном эпосе (мифе,
истории, сказке): так, в трилогии «Властелин колец» Дж. Р. Р. Тол-
киена деньги никакой роли не играют. «Трансакции» происходят
в форме даров, боев, обмана, трюков или грабежа. См.: Bassham G.,
Bronson Е. The Lord of the Rings and Philosophy. P. 65-104.
6 Никакой поиск нельзя считать абсолютно полным, но в процессе
относительно подробного изучения обычных архивов EconLit (кото-
рые являются самой полной и, несомненно, самой уважаемой базой
данных экономической литературы нашего времени) автору не уда-
лось найти ни одной книги, главы книги или академической статьи,
которые бы рассматривали «Эпос о Гильгамеше» с экономической
точки зрения. В связи с этим мы сознаем, что попытка взглянуть на
самый старый письменный источник под новым углом обречена на
неудачи, упрощения, противоречия и неточности первых раскопок.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 «ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ»
43
эффективности. В старейшем сохранившемся литературном
произведении также появляются размышления о роли чувств, ”
понятие прогресса и естественного состояния и связанная <
с возникновением городов тема разделения труда. о
Предпримем первую несмелую попытку понять «Эпос <
о Гильгамеше» с экономико-антропологической точки зре- |
ния. Для начала коротко изложим саму историю (подробно °
проработаем ее позднее). Гильгамеш, правитель города Урук, 2
является сверхчеловеком-полубогом: «На две трети он бог, на
одну — человек он»1. Эпос начинается с описания совершен-
ной, потрясающей и нерушимой стены, которую Гильгамеш
возводит вокруг города. В наказание за безжалостное обра-
щение с работниками и подданными боги посылают к нему
дикаря Энкиду, который должен остановить Гильгамеша. |
Однако они подружились, создали непобедимую пару и вместе !j
совершают героические поступки. Под конец Энкиду умирает,
а Гильгамеш отправляется на поиски эликсира бессмертия.
Преодолев много препятствий и ловушек, он будет в шаге от
цели, но бессмертия так и не обретет. Конец рассказа возвра-
щает нас туда, откуда он начался, — к песне, прославляющей
великолепную урукскую стену.
Непродуктивная любовь
Стремление Гильгамеша построить не имеющую аналога
стену служит завязкой всей истории. Производительность
своих подданных Гильгамеш стремится повысить любой
ценой, даже ограничивая их в общении с семьями. Люди
жалуются на это богам:
По спальням страшатся мужи Урука:
«Отцу Гильгамеш не оставит сына!
...Матери Гильгамеш не оставит девы,
Зачатой героем, суженой мужу!»2
1 Эпос о Гильгамеше. Табл. I.II, 1. С. 166.
2 Там же. Табл. 1,11-12,17-18. С. 167. Крепостная зависимость имеет
прямую связь с возникновением города как такового — окружающие
44
Принцип такой далекий и в то же время такой близкий. И се-
годня мы часто живем в соответствии с представлениями
Гильгамеша, считавшего человеческие отношения — и даже
саму человечность — отрицательно влияющими на усилия
работников и уверенного в том, что люди работали бы про-
изводительнее, если бы не расходовали свое время и энергию
непродуктивно. Мы продолжаем полагать, что человечность
(человеческие отношения, любовь, дружба, искусство) непро-
дуктивна, возможно за исключением репродукции, являю-
щейся продуктивной в прямом смысле слова.
Такое стремление максимизировать эффективность
любой ценой, усиление экономического за счет человече-
ского унижает индивидуума, лишает его всего богатства
чувств и превращает в производственную единицу. Краси-
вое, изначально чешское слово robot3 выражает эту транс-
формацию почти идеально: особа, униженная до положения
простого работника, становится элементарным роботом.
Как кстати пришелся бы эпос Карлу Марксу, который
легко мог бы использовать его в качестве доисторического
его земли управляются горожанами именно оттуда: «Деревенские
жители теперь находились на достаточно далеких расстояниях
друг от друга; уже не близкие родственники, они приравнива-
лись к предметам, их жизни контролировались и направлялись
военными и государственными чиновниками, управителями, ви-
зирями, мытарями, солдатами, ответственными за контроль над
ними перед царем» (Mumford L. The City in History. P. 41 (перевод
С. Заславского)).
3 Понятие «робот» впервые использовал в 1920 году Карел Чапек
в своей научно-фантастической пьесе «Р. У. Р.» («Россумские Универ-
сальные Роботы»), повествующей о бунте искусственных существ,
созданных с целью заменить человека на работе. Первоначально
Чапек хотел назвать их «лаборжи» (от слова labour — «труд»), но его
брат Иосиф придумал более подходящее слово: «робот», произ-
водное от слова robota («барщина». — Примеч. пер.). Подобный же
мотив найдем в трилогии «Матрица» (да и в подавляющем боль-
шинстве современных мифов): нечто, сотворенное для службы нам,
в конце концов подчиняет нас. То, что должно было дать свободу
(в данном случае — от физического труда: такова первоначальная
роль роботов), в конце концов делает из нас рабов.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 «ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ»
45
примера эксплуатации и отчуждения личности от семьи
и себя самого!1
Владеть безотказным работником всегда было мечтой
тиранов. Каждый деспот видит в семейных и дружеских отно-
шениях конкурента эффективности. Стремление принизить
роль человека до простой единицы производства и потребле-
ния (экономике ничего больше и не требуется, что, к нашему
огорчению, прекрасно демонстрирует модель homo oeconomicus,
который таковым и является)2 ясно прослеживается в преду-
преждающих социальных утопиях или, точнее, дистопиях.
Платон, например, в своем идеальном государстве лишал
родителей права воспитывать детей: их должны были сразу
после рождения передавать в специальные институции3.
1 Маркс выразил это унижение человека еще эмоциональней: «Люди
здесь всего лишь живая принадлежность всего лишь бессознатель-
ной, но единообразно действующей системы машин» (Маркс К.
Экономическая рукопись 1861-1863 годов. С. 511-512). См.: Rich А.
Etika hospodarstvl. Р. 52. Обратите внимание, что сегодня в экономи-
ческих моделях мы воспринимаем человека через труд (L — labor)
или как human capital (Н), как будто бы человек действительно есть
ресурс, подобный природным (natural resources) или финансовым
(капитал, financial resources) ресурсам.
2 Homo oeconomicus, или «человек экономический», есть концепция,
в которой человек ведет себя рационально на основе своих эгоис-
тических интересов для достижения собственных субъективных це-
лей. Это понятие впервые использовали критики экономиста Джона
Стюарта Милля как упрощенную модель обычного человеческого
поведения. Милль утверждал, что в глазах политической экономии
«характер человека не зависит ни от его социального положения,
ни от роли, играемой им в обществе. Индивидуум рассматривается
лишь как существо, которое стремится к богатству и способно судить
о сравнительной стоимости средств, необходимых для достижения
этой цели» (Mill J. S. Essays on Some Unsettled Questions of Political
Economy. 1844. P. 137). Модель homo oeconomicus является весьма спор-
ным упрощением человеческого поведения и подвергается сильной
критике, в том числе со стороны некоторых экономистов.
3 «...Всё рождающееся потомство сразу же поступает в распоряже-
ние особо для этого поставленных должностных лиц... младенцев,
родившихся от худших родителей или от родителей, обладающих
телесными недостатками, они укроют, как положено, в недоступ-
ном, тайном месте... Лучшие мужчины должны большей частью
соединяться с лучшими женщинами, а худшие, напротив, с самыми
Нечто подобное есть в романах О. Хаксли «О дивный новый
мир» и Дж. Оруэлла «1984»: в обоих человеческие отношения
или чувства (а в конце концов и любые проявления личности)
запрещены и строго наказуемы. Любовь, так же как дружба,
«не нужна» и непродуктивна. Для тоталитарной системы они
могут быть даже деструктивны (что хорошо видно в романе
«1984»)4. Дружба с экономической точки зрения не является
необходимой, без нее общество и индивидуум могут жить.
Как подчеркивает К. С. Льюис, «дружба бесполезна и не нужна,
как философия, как искусство, как тварный мир, который Бог
не обязан был творить. Она не нужна жизни; она — из тех
вещей, без которых не нужна жизнь»5.
Современный экономический мейнстрим, к сожалению,
очень близок именно к такой концепции. Модели неоклас-
сической экономики понимают труд как input (материал)
для производственной функции. Такая экономика не умеет
встраивать человечество (а значит, индивидуума!) в свои
рамки, зато люди-роботы подойдут к ней идеально. Как
говорит Джозеф Стиглиц,
одной из самых больших «хитростей» (некоторые говорят «про-
зрений») неоклассической экономики является ее отношение
к труду как к любому другому фактору производства. Результат
худшими и что потомство лучших мужчин и женщин следует вос-
питывать, а потомство худших — нет, раз наше стадо должно быть
самым отборным... Когда же и женщины и мужчины выйдут из
возраста, назначенного для произведения потомства, я думаю,
мы предоставим мужчинам свободно сходиться с кем угодно...»
{Платон. Государство. 459е-461с).
4 Нужно подчеркнуть, что к этой теме возвращаются и в самых со-
временных историях и мифах, например в фильмах «Матрица»,
«Остров», «Эквилибриум», «Гаттака» и других. Люди в них робо-
тизированы (часто сами того не подозревая), являются рабами
определенной производственной функции, а эмоции строго за-
прещены, что, возможно, лучше всего выражено в фильме «Эк-
вилибриум» Курта Виммера.
5 См.: Льюис К. С. Любовь. С. 603. Этого писателя часто цитирует
экономист Дейдра Макклоски в своей книге «Буржуазные добро-
детели: этика эпохи коммерции» (McCloskey D. Bourgeois Virtues:
Ethics for an age of commerce).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 «ЭПОС О ГИЛ ЬГАМЕШЕ»
47
описан как функция того, что на входе, — стали, оборудования
и труда. Математика относится к целесообразной, сознательной
деятельности человека, направленной на удовлетворение потреб-
ностей индивида и общества, как к обычному товару, внушая нам,
что это заурядный предмет торговли — как, к примеру, металл или
пластмасса. Но труд таковым не является. Условия работы на сталь
никак не влияют; ее благополучие нас не волнует!.
Вырубаем кедры
Существует, однако, и нечто иное, часто принимаемое за
дружбу, для общества и экономики полезное или даже необ-
ходимое. И в самых ранних культурах присутствовало осоз-
нание ценности сотрудничества в процессе работы — мы бы
сегодня назвали это коллегиальностью, товариществом или,
если использовать дискредитировавший себя термин, содру-
жеством. Эти не очень глубокие взаимоотношения нужны
и обществу, и компании, так как взаимопонимание между
людьми позволяет справляться с работой гораздо быстрее
и эффективнее. Командная работа дает надежду на более
высокую производительность, и для организации тимбил-
динга даже нанимают специальных людей2.
Но настоящая дружба — одна из центральных тем
эпоса — сделана из абсолютно другого теста. Она, как ее метко
описывает К. С. Льюис, не входит в систему экономических
и биологических взаимоотношений, цивилизационно избы-
точна и вообще не нужна (в отличие от эротических взаи-
моотношений или материнской ласки, необходимых с точки
1 Стиглиц Дж. Ю. Занятость, социальная справедливость и обще-
ственное благосостояние. С. 10.
2 Теплые взаимоотношения между коллегами на рабочем месте
для наших целей будем понимать как «малую дружбу». Точно так
же, как для общества необходима «малая любовь», то есть хотя
бы легкая симпатия между чужими людьми, так и фирма лучше
работает, если ее сотрудники не находятся в состоянии постоян-
ной войны друг с другом и между коллегами существует хотя бы
«малая дружба». К проблематике симпатии, сплоченности, некой
«малой любви» мы вернемся в главе, посвященной Адаму Смиту.
зрения репродукции)3. Правда, в таких личных контактах
между людьми, основанных на доверии, искренности, вза-
имных симпатиях и терпении, часто возникают — иногда
непреднамеренно, как побочный продукт, как нечто внеш-
нее, — мысли и чувства, изменяющие облик общества4. Друзья
могут пойти против устоявшейся системы, тогда как у оди-
ночки не хватает на это смелости.
Гильгамеш считает именно дружбу (и ни в коем случае
не любовь) излишней и непродуктивной, пока сам не начи-
нает испытывать дружеские чувства по отношению к Энкиду
и не выясняет, что такие связи могут на многое повлиять.
Прекрасный пример силы дружбы, преобразующей (ломаю-
щей) систему и изменяющей самого человека, показан через
отношения героев эпоса. Энкиду, посланный к Гильгамешу
как божье наказание, становится его верным другом, и они
вместе отправляются на борьбу с богами. Каждый из них
не отважился бы на подобное в одиночку. Дружба помо-
гает им выстоять в ситуациях, с которыми каждый из них
в отдельности справиться бы не смог. В мифических драмах
часто описывались сильные узы дружбы: друзья, «испыты-
вающие страх и подбадривающие себя перед битвой, ищут
утешение в своих мечтах и замирают перед неотвратимо-
стью смерти»5.
Связанный с Энкиду столь сильным чувством и общей
решимостью, Гильгамеш забывает о строительстве охранной
стены (оставив, таким образом, первоначальную наивысшую
цель) и покидает город, свои безопасные стены, цивилиза-
цию, знакомую ему обстановку (созданную им самим). Он
уходит в дикую злую природу, дерзнув исправить миропо-
рядок — убить Хумбабу, олицетворение зла.
з На тему любви и экономики см. также: McCloskey D. The Bourgeois
Virtues. P. 91-147.
4 См.: Льюис К. С. Любовь. С. 602.
5 Balaban М., Tydlitatova V. Gilgames: Myticke drama о hleddni vecneho
zivota. P. 72.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 «ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ»
49
Живет в том лесу свирепый Хумбаба, —
Давай его вместе убьем мы с тобою,
И все, что есть злого, изгоним из мира!
Нарублю я кедра, — порослй им горы...1
Задержим на минутку наше внимание на рубке кедров.
В Древней Месопотамии древесина считалась ценным сырь-
ем. Походы за ней были весьма рискованны, и предприни-
мали их только самые отважные. В эпосе опасность таких
экспедиций символизирует присутствие в лесу «Хумбабы,
посланного Энлилем охранять кедровый лес от потенциаль-
ных злоумышленников, ищущих ценную древесину»1 2. Отвагу
Гильгамеша, таким образом, подчеркивает и само намерение
вырубить кедровую рощу (а заодно, помимо всего прочего,
добыть большое богатство).
Более того, кедр считался священным деревом, а кедро-
вая роща была местом обитания бога Шамаша. Это означает,
что благодаря сложившимся между Гильгамешем и Энкиду
взаимоотношениям они решились противостоять самим
богам и превратить священное дерево в обычный (строи-
тельный) материал, с которым можно обращаться как угодно,
в том числе «порабощая», делая частью цивилизации то, что
было частью дикой природы. Перед нами прекрасный про-
топример смещения границы между священным и мирским
(светским) и в определенной степени иллюстрация идеи,
что природа нужна для обеспечения города и человечества
средствами производства3, пищей, одеждой и т. д. «Вырубка
1 Эпос о Гильгамеше. Табл. II.III, 5-9. С. 175-176.
2 George A. R. The Babylonian Gilgamesh Epic. P. 144.
3 Во времена Гильгамеша к природе надо было подходить с благого-
вением, как к чему-то, человеку не принадлежащему, не им создан-
ному и не подлежащему его контролю. Некоторые части природы
считались «святыми» и были полностью неприкосновенны (запрет,
который, между прочим, нарушил Гильгамеш). Такая защищенность
становится все более редкой, но и сегодня мы можем найти совре-
менные «святые места», к которым эффективная невидимая рука
рынка не смеет прикоснуться. Пример — парадокс нью-йоркского
кедров обычно рассматривается как “культурный успех”, так
как в Уруке не было древесины для строительства, и Гильга-
меш, как можно предположить, обеспечил таким образом свой
город ценным сырьем. Это деяние можно считать предзнаме-
нованием наших “культурных успехов”, при которых не только
деревья, но живые существа вымениваются на всевозможные
утилитарные товары... Трансформация космического дерева
в строительный материал является тем примером, данным
нам Гильгамешем, которому мы усердно следуем»4.
Здесь мы являемся свидетелями исторической пере-
мены: люди начинают чувствовать себя естественней в неес-
Центрального парка. В прямом и переносном смысле слова он окру-
жен заоблачной эффективностью — мегаполисом, в котором каж-
дый квадратный метр использован насколько возможно как вверх,
так и в глубину. В этом месте можно напомнить, что и священные
вавилонские башни, зиккураты, должны были «доходить» до неба.
Их назначением, вероятно, была доместикация гор, на которых
с незапамятных времен пребывали (неуправляемые и непред-
сказуемые) боги. Мы можем контролировать и управлять тем, что
мы одомашнили или произвели, — в чем «разбираемся». Зиккурат
был, очевидно, результатом усилий по перемещению природной
возвышенности в город, сотворению ее человеческими руками
и урбанизации. «Не в последнюю очередь именно пещера стала
основанием для первой архитектурной концепции, эмоциональ-
но возвеличивая человека в его духовной устремленности к небу...
Пирамиду, зиккурат, христианский склеп объединяет общность их
происхождения, общий прообраз — горная пещера» (Mumford L.
The City in History. P. 17. Перевод С. Заславского). Но вернемся в Нью-
Йорк, город городов: что касается цен на участки, Центральный
парк является — в денежном выражении — вероятно, самый доро-
гой природой в мире. Это «святое место» занимает 3,5 км2, которые
без регулирования, под влиянием чистых рыночных сил, уже давно
поглотила бы городская застройка. Однако идея использовать хотя
бы часть обширного участка под новое строительство ни у мест-
ных жителей, ни у городских чиновников никогда не возникала,
и, таким образом, городу и его заоблачной эффективности вход
в парк запрещен. И последнее замечание: не является ли, с точки
зрения длительной перспективы, аномалией «сохранение» приро-
ды в Центральном парке, когда город повсюду кругом? Природа
в городе не незваный гость, хотя сегодня все выглядит именно так.
Это город является чужаком в природе.
4 Heffernanova J. Gilgatnes. Р. 8.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 «ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ»
51
тественной городской среде, мы становимся созданиями
естественно неестественными и неестественно естествен-
ными. Для жителей Месопотамии домом в полном смысле
слова становится город, в отличие от евреев, являющихся
изначально кочевым племенем (в чем мы убедимся позд-
нее) и продолжающих жить в природе. Началось это именно
в Вавилоне: человек переселяется в город, дающий ему
крышу над головой, загородная природа становится только
неким поставщиком сырья. Она перестала быть садом, для
которого человек был создан, о котором обязан был забо-
титься и где должен был жить, она превратилась в простой
источник природных ресурсов.
В части эпоса, повествующей нам о походе Гильгамеша
и Энкиду за Хумбабой, скрыта еще одна причина, по кото-
рой Гильгамеш заслужил всяческие почести: легенды при-
писывают ему обнаружение нескольких колодцев в пустыне,
облегчивших торговцам передвижение в древней Месопота-
мии. «Обнаружение всяческих колодцев и оазисов открыло
дорогу через пустыню от Среднего Евфрата до Ливана, что
означало революцию в дальних переходах по Верхней Месо-
потамии. Поскольку Гильгамеш традиционно считается
первым, кто прошел этот путь в поисках кедрового леса,
именно ему, что логично, приписывается заслуга открытия
методов выживания, сделавших возможным путешествие
через пустыню»1.
Итак, Гильгамеш становится героем не только благодаря
своей силе, но и благодаря открытиям и деяниям, значение
которых было большей частью экономическим: в случае
вырубки кедровой рощи — прямое получение строитель-
ных материалов, а также прекращение бесчинств Энкиду,
разрушающих экономику Урука, и поиск и изучение новых
путей через пустыню.
ЭКШШМИКА ДОДРАЛА
1 George A. R. The Babylonian Gilgamesh Epic. P. 98.
Человек: между животным и роботом
Покорение дикой природы было дерзким поступком, Гиль-
гамеш отважился на него только благодаря дружбе с Энкиду.
Восстание против богов тем не менее парадоксальным обра-
зом послужило первоначальному божественному плану:
из-за дружбы с необузданным Энкиду Гильгамеш вознена-
видел строительство стены. Одновременно с этим он слу-
чайно, на собственном опыте, находит подтверждение своей
догадки: в действительности именно человеческие отно-
шения являются главной преградой ее возведению. Герой
эпоса оставляет стену незаконченной и вместе со своим
другом отправляется за ее границы. Отныне он ищет бес-
смертие не в строительстве стены, а в героических поступ-
ках, совершаемых вместе с другом, с которым его может
разлучить только смерть.
Дружба меняет обоих. Гильгамеш превращается из
холодного и ненавидимого многими тирана в человека
с чувствами. Он забывает о своей гордости, оставшейся за
совершенными урукскими стенами, и выбирает приключе-
ния в дикой природе вместе со своим animal spirits2. Хотя
Джон Мейнард Кейнс, который ввел этот термин в экономику
и понимал под ним интуитивное стремление к действию или
интерес к жизни, совершенно не обязательно имел в виду
нашу звериную сущность, мы все-таки могли бы в этом кон-
тексте хоть немного порассуждать о животных составляющих
нашего (псевдорационально-экономического) «я». К Гильга-
мешу переходит часть животной сущности его друга Энкиду
(поддавшись зову приключений, он отправляется из города
в Дикую природу и т. д.).
А изменения в Энкиду? Если Гильгамеш был символом
почти божественного совершенства, цивилизации, а в глазах
2 Под термином Кейнса animal spirits понимается душа, нечто, при-
водящее нас в движение, — интуитивное желание, дающее нашим
поступкам смысл и энергию. Речь ни в коем случае не идет о не-
коем «животном духе», как иногда ошибочно считается.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 «ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ»
53
своих подданных (вместо которых он бы с большим удо-
вольствием использовал механизмы) — оседлым городским
тираном, то Энкиду изначально находился на совершенно
противоположном полюсе. Он считался воплощением бру-
тальности, неукротимости и дикости. Даже физически напо-
минал зверя: «Шерстью покрыто все его тело... Ни людей,
ни мира не ведал»1. В случае Энкиду дружба с Гильгамешем
символизирует завершение процесса, при котором он ста-
новится человеком. Оба героя меняются — каждый с проти-
воположной стороны, — превращаясь в людей.
В данном контексте будет полезным изучить психоло-
гический аспект рассказа: «Энкиду... является alter ego Гиль-
гамеша, темной, животной стороной его души, наполнением
неспокойного сердца. Когда Гильгамеш нашел Энкиду, из
ненавистного тирана он превратился в защитника своего
города... Через опыт дружбы оба титана очеловечились, из
полубога и полузверя стали существами, подобными нам»I 2.
Похоже, в каждом из нас сливаются две склонности. Одна —
экономическая, рациональная, стремящаяся к контролю, мак-
симизации, эффективности и т. д. Другая — дикая, животная,
интуитивная, непредсказуемая и грубая. А человек находится
где-то между ними или соединяет их в себе обе сразу. К этой
теме мы еще вернемся во второй части книги.
Сикеру3 пей, суждено то миру
Как же Энкиду становится частью цивилизованного обще-
ства? Началом перевоплощения дикаря в приобщенного
к культуре человека послужила поставленная ему Гильгаме-
шем ловушка. Блудница Шамхат получила задание: «...Пусть
I
1 Эпос о Гильгамеше. Табл. I.II, 36, 38. С. 167.
2 Balaban М., Tydlitatova V. Gilgames: Myticke drama о hleddnf vecneho
zivota. P. 72.
з Сикёр (сикёра) — алкогольный напиток невиноградного проис-
хождения; в чешском переводе эпоса вместо него использовано
слово «пиво». — Примеч. пер.
сорвет она одежду, красы свои откроет»4, а когда Энкиду
через шесть дней и семь ночей соития встал, все уже было
не так, как раньше...
Когда же насытился лаской,
К зверью своему обратил лицо он.
Увидав Энкиду, убежали газели,
Степное зверье избегало его тела.
Вскочил Энкиду, — ослабели мышцы5,
Остановились ноги, — и ушли его звери.
Смирился Энкиду, — ему, как прежде, не бегать!6
Но стал он умней, разуменьем глубже...7
4 Эпос о Гильгамеше. Табл. I. С. 168.
5 Для нас это звучит парадоксально: как в эпосе секс может быть чем-
то, что Энкиду цивилизует и очеловечивает? Разве мы не считаем
сексуальное влечение проявлением животного начала? В эпосе
это чувство воспринимается иначе: хотя в большой степени сек-
суальные переживания и связаны с культом плодовитости, они,
по существу, считались чем-то, возвышающим нас над звериным
состоянием. Секс до определенной меры обожествлялся, на что
указывает и роль храмовых жриц, ублажающих себя и приходящих
к ним людей (см. ниже). Подход человека к сексу действительно
отличается от отношения подавляющего большинства существ:
для удовольствия им в природе занимается лишь ограниченное
число разновидностей животных: «...У некоторых млекопитаю-
щих половой акт и репродуктивная функция разделены, напри-
мер, у бонобо (карликовых шимпанзе) и дельфинов» (Даймонд Д.
Почему нам так нравится секс. С. 5). На то, что в нашем сознании
сегодня эрос парадоксальным образом фигурирует как некое жи-
вотное начало, обратила внимание и экономист Дейдра Макклоски,
и она такое понимание критикует. См.: McCloskey D. The Bourgeois
Virtues. P. 92.
6 Между утратой естественного состояния и приобретением челове-
ческих качеств (души) в эпосе взаимосвязь очень тесная, обозна-
чаемая в экономике оборотом trade-off, то есть принципом что-то
за что-то (бесплатный обед только в мышеловке, все имеет свою
цену). Таким образом, Энкиду не мог быть одновременно суще-
ством естественным и цивилизованным; развитие новой личности
подавляло его изначальную природу.
7 Эпос о Гильгамеше. Табл. 1.IV, 22-29. С. 170.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 «ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ»
55
Наконец Энкиду теряет свою животную сущность, так как
его покидают «звери, что росли с ним в пустыне»1. Его при-
вели в город, одели, накормили хлебом и напоили сикерой:
Ешь хлеб, Энкиду, — то свойственно жизни,
Сикеру пей — суждено то миру!1 2
Таким образом «уподобившись людям»3, Энкиду оказался
вовлечен в (специализированное) общество, посулившее
ему то, что природа в своем первобытном состоянии пред-
ложить ему не могла. Он переселился за стену. Стал чело-
веком. Это изменение необратимо, к своей прежней жизни
Энкиду вернуться не может, так как «увидав Энкиду, убежали
газели»4. Человека, покинувшего лоно природы, она обратно
уже не примет. «Природа, откуда (человек) когда-то вышел,
останется снаружи, за стенами. Будет ему чужой и даже ско-
рее враждебной»5.
Пришла разумность, но заплатил он за нее утратой
гармонии — с природой и со своей сущностью. Подобный
мотив познания (все равно, нравственного или технического),
полученного ценой утраты гармонии, мы находим во всех
основных культурах, формирующих нашу западную цивили-
зацию: и у иудеев (вкушение плода с древа познания и, как
последствие, изгнание из рая), и у древних греков (Прометей
1 Эпос о Гильгамеше. Табл. I.III, 24. С. 168. Природа для цивилизо-
ванного человека становится не только враждебной, но и демони-
ческой, приводящей в трепет. Такие живые существа, как мыши,
обыкновенные и летучие, или пауки, на человека не нападают,
но у многих людей вызывают иррациональный страх. Природа
нам не угрожает — она нас пугает. Темный лес, болота, туманные
долины — все это в цивилизованном человеке вызывает ужас, во-
4 площающийся в сказочных существах, часто символизирующих
устрашающую нас природу (Баба-яга, упыри, оборотни...).
2 Там же. Табл. II.III, 12-14. С. 173.
3 Там же. Табл. II.III, 24-25. С. 173.
4 Там же. Табл. I. IV, 24. С. 170.
5 Sokol J. Mesto a jeho hradby. Р. 288.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ЛОКРА и ЗЛА
56J
дарит людям techne, познание, а боги за это посылают Пан-
дору с сосудом, полным зла). К этому мы вернемся во вто-
рой части книги.
Этот эпизод перерождения зверя в человека в старей-
шем из сохранившихся эпосов в неявном виде намекает нам
на нечто важное — на то, что ранние культуры считали нача-
лом цивилизации. Здесь изображена разница между челове-
ком и зверем или, еще точнее, дикарем. Эпос, таким образом,
ненавязчиво описывает сотворение, пробуждение имеющего
сознание цивилизованного человека. Мы являемся свидете-
лями эмансипации человеческого в животном. Из условий,
где потребности удовлетворялись самостоятельно путем
непосредственного использования природы без усилий по ее
преобразованию, Энкиду перебирается в город, являющийся
прототипом цивилизации и жизни в искусственной среде вне
природы. «В дальнейшем он будет обитать в городе, в мире,
сотворенном людьми; жить там богато, безопасно и удобно,
питаться хлебом и пивом, необыкновенной пищей, забот-
ливо приготовленной человеческими руками»6.
От капризов природы — к капризам человека
Через всю историю человечества красной нитью проходит
желание как можно меньше зависеть от капризов природы7.
Чем более развита цивилизация, тем больше человек защи-
щен от природы и ее воздействий и тем выше его способ-
ность приспособить к себе окружающую среду. Наше меню
уже не зависит от урожая, наличия промысловых животных
или времени года. Мы можем поддерживать постоянную
температуру внутри наших жилищ хоть в трескучий мороз,
хоть жарким летом.
За первичными попытками адаптации окружающей нас
среды к желаемой жизни мы можем проследить и в «Эпосе
6 Sokol J. Mesto a jeho hradby. Р. 289.
7 Девственную природу мы сегодня обычно воспринимаем как иде-
ал красоты и чистоты, но люди западного типа в ее нетронутых
уголках долго бы не прожили. Это мир не для человека.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 «ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ»
57
о Гильгамеше» — лучше всего именно на примере строитель-
ства стены вокруг Урука, который, в том числе и благодаря
ей, смог стать колыбелью цивилизации1. Такое приспосаб-
ливание касается также и деятельности человека, его труда.
Индивид лучше всего делает то, в чем специализируется,
и пока в удовлетворении остальных потребностей он может
положиться на труд других, общество богатеет. У людей уже
давно нет необходимости самим шить себе одежду и обувь,
охотиться, выращивать растения или готовить пищу, искать
источники питьевой воды и строить себе жилище2. Эта роль
переходит к институту рыночной специализации (существо-
вавшему, разумеется, задолго до того, как Адам Смит указал
на него как на один из главных источников богатства наро-
дов)3. Каждый теперь сосредоточен на производстве того,
что приносит обществу наибольшую выгоду.
1 «В прологе поэт объявляет стену собственным творением Гильга-
меша, но при этом напоминает, что фундамент стены заложили
семь мудрецов, древнейших существ, принесшие людям цивили-
зацию. Данный взгляд отсылает нас к давней традиции считать
(и, скорее всего, справедливо) Урук колыбелью самого старого об-
ладающего определенной культурой локализованного во времени
и пространстве общества» (George A. R. The Babylonian Gilgamesh
Epic. P. 91).
2 Неплохо бы осознать, какие великие изменения человечество со-
творило на протяжении нескольких последних поколений. Еще
наши прародители или прапрародители владели многими из «есте-
ственных» навыков и теоретически могли сами себя обеспечить.
Но сегодня большинство людей, с удовольствием употребляющих
мясо, не в состоянии, да и не готовы забить курицу, свинью или
корову.
3 Концепция «делания чего-то одного» привела к крайностям ор-
ганизации производства на заводе, когда человек выполняет ро-
ботизированную работу. По случайному совпадению (?) на одном
таком заводе (мануфактуре по производству булавок) на чудо
разделения труда обратил внимание и Адам Смит, считающийся
Нестором идеи экономической специализации. Если бы каждая се-
мья должна была произвести для себя булавку у себя дома, то либо
не смогла бы этого сделать, либо «потеряла» бы много времени,
но благодаря специализированному заводскому производству ее
можно просто купить, да еще и по ничтожной цене.
5
В эпосе описан огромный скачок в развитии разделения
труда. Так как сам Урук является одним из старейших городов,
то в повествовании отражен исторический шаг вперед — по
направлению к новому общественному городскому устрой-
ству. Благодаря стенам люди в городе смогли посвятить свое
время не заботе о собственной безопасности, а иным вещам;
они стали и дальше развиваться в своей сфере. Нельзя также
не учитывать стабильность, которую обеспечивает окру-
женный стеной город. Человеческая жизнь получает новое
измерение, вдруг стало возможным заниматься вопросами,
превышающими срок жизни индивидуума: «Стена сим-
волизирует основу стабильности города как институции,
которая должна сохраняться на века и дать своим жителям
уверенность в неограниченной безопасности, чтобы и они
начали инвестировать в достижение целей, лежащих далеко
за границами одной человеческой жизни. На этой уверен-
ности в урукских стенах покоятся благополучие и богатство
города, что вызывает у живущих вне его откровенное удив-
ление и, возможно, некоторую зависть»4.
С экономической точки зрения именно так возникнове-
ние укрепленного поселения приносит значительные изме-
нения в жизнь людей; кроме того, глубокая специализация
дает его жителям «возможность ремесленничать и торговать,
разбогатеть по мановению руки — но также и обнищать. Воз-
можность добыть средства к существованию безземельным,
младшим сыновьям, отверженным, энергичным и просто
авантюристам откуда угодно — со всего света»5.
Однако все имеет свою цену, и на всех всего не хватает.
Даже на богатом пиру, устроенном обществом с разделе-
нием труда. Платой за независимость от капризов природы
является подчинение обществу и цивилизации. Чем сложнее
Устроен данный социум в целом, тем более вероятно, что его
члены как индивидуумы не смогут выжить сами по себе, без
4 Sokol J. Mesto a jeho hradby. Р. 289.
5 Ibid. Р. 290.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 «ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ»
59
него. Чем общество специализированней, тем больше тех,
от кого мы зависим1. И наше существование определяется
именно этой зависимостью.
Энкиду мог выживать в природе самостоятельно и без
всякой помощи, свободно, ибо он:
Ни людей, ни мира не ведал...
Вместе с газелями ест он травы,
Вместе со зверьми к водопою теснится,
Вместе с тварями сердце радует водою2.
Энкиду похож на зверя, у него нет своего народа, и он не явля-
ется представителем какой-либо страны. Своими действиями
он может сам позаботиться об удовлетворении всех своих
потребностей, он вне цивилизации, нецивилизованный. Мы
опять видим принцип trade-off, что-то за что-то: Энкиду
самодостаточен (как многие звери), зато (или, скорее, из-за
этого) его интересы минимальны. Желания животного по
сравнению с человеческими выглядят абсолютно ничтож-
ными. Люди же, наоборот, не способны удовлетворить свои
потребности ни богатством, ни технологиями XXI столетия.
Энкиду в своем природном состоянии был, можно сказать,
счастлив, так как его спрос был удовлетворен. Похоже, что
у человека все происходит как раз наоборот. Чем больше он
имеет, чем более он развит и богат, тем больше у него (удов-
летворенных и неудовлетворенных) потребностей. Что-то
купив, потребитель теоретически должен вычеркнуть одно
из своих желаний, и множество того, чего он хочет, уменьши-
лось бы на одну единицу. В действительности же множество
«хочу иметь» расширяется вместе с растущим множеством
1 Так повышается общественная значимость еще одного объекта
интересов экономистов, рынка, который становится средством
коммуникации индивидуума с огромным множеством других чле-
нов общества, с коими из-за их количества он уже не смог бы най-
ти точки соприкосновения и торговать с каждым по отдельности.
2 Эпос о Гильгамеше. Табл. I.II, 38-41. С. 167-168.
/
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
60
«имею». Здесь уместно процитировать экономиста Джор-
джа Стиглера, который хорошо знал об этой человеческой
ненасытности: «Тем главным, о чем мечтает обыкновен-
ный человек, является не удовлетворение потребностей,
которые у него есть сейчас, а мечта о новых и еще лучших
потребностях»3.
Смена окружающей среды (переход от природы к городу)
в «Эпосе о Гильгамеше» очень тесно связана с изменениями
внутренними — превращением дикаря в цивилизованного
человека. Стена вокруг города Урук, кроме всего прочего,
является символом внутреннего отдаления от природы,
бунта против подчинения не поддающимся контролю зако-
нам, которые человек в лучшем случае может лишь открыть
и использовать в своих интересах.
«Практическая цель стены во внешнем мире имела свою
параллель с внутренним миром человека: формирующееся
эго-сознание отгораживается таким образом некой стеной,
отделяющей его от остальной психики. Обороноспособность
является важной характерной особенностью эго. И, таким
образом, Гильгамеш предзнаменует человеческую изоляцию
от природной среды, как внешней, так и внутренней»4. С дру-
гой стороны, эта изоляция делает возможными новые, ранее
не известные формы развития, связанные с пребыванием
в городской среде. «Потенциал человека, энергия его эго...
дифференциация на разных уровнях городской структуры
все вместе явились условиями для одной трансформации —
роста цивилизации»5.
Естественная природа...
Если мы говорим о городе и природе, то можем рассуждать
и в другом ключе, и эти идеи могут оказаться крайне полез-
ными, особенно в сравнении с поздними древнееврейскими
J Stigler G. J. Frank Hyneman Knight. P. 58.
4 Heffernanova J. Gilgames. P. 4.
5 Mumford L. The City in History. P. 44.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 «ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ»
61
и христианскими концепциями. Рассмотрим природу как
символ при-рожденного состояния (то есть состояния, в кото-
ром мы рождаемся или рожаем) и город как абсолютно про-
тивоположный символ (цивилизация, искусственное вмеша-
тельство в природу, а затем и прогресс).
Эпос несет в себе невысказанное послание: цивилиза-
ция и прогресс развиваются в городе, превращая его в «есте-
ственно неестественную» обитель человечества. Более того,
он становится еще и местом обитания богов, ибо:
И тайну богов тебе расскажу я.
Шурйппак, город, который ты знаешь,
Что лежит на бреге Евфрата, —
Этот город древен, близки к нему боги...1
В природе же, наоборот, живут звери и свирепствует дикарь
Энкиду. Там охотятся, собирают урожай: природа удовлет-
воряет потребности, и не более того. В природе обитает зло:
в кедровом лесу живет Хумбаба, мешающий людям получить
доступ к ресурсам, и именно поэтому его надо уничтожить.
В природе родился дикий Энкиду, который выглядит как
человек, но по своей природе является зверем: он не живет
в городе, он неукротимый1 2 и склонен к разрушению. Город
выступает символом людей, цивилизации, не-природы, поэ-
тому его надо отделить толстой стеной от внешней среды.
Именно переселяясь в город, Энкиду становится человеком.
Действительно, в эпосе естественное, при-родное
состояние вещей несовершенно и несет в себе зло. Природную
сущность надо подавить, цивилизовать, окультурить. Через
призму эпоса мы можем взглянуть на все это следующим
образом: наша натура несовершенна, дурна, зла, и доброй
(человечной) она становится после освобождения от природы
1 Эпос о Гильгамеше. Табл. XI, 10-13 С. 212.
2 Единственным способом, которым Гильгамешу удалось Энкиду
«укротить», был трюк с блудницей. Силой бы он его никогда не по-
корил.
I
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК акпиоциш ДОБРА И ЗЛ
62
(от естественности) в процессе воспитания. Человечность
есть неотъемлемое свойство цивилизации.
Рассмотрим, как позднее представляли двойственность
города и природы древнееврейские мыслители. В Ветхом
Завете эти отношения понимаются совершенно по-другому.
Человек (человечество) сотворен(о) в природе, в саду. Он дол-
жен заботиться о райском саде и жить в гармонии с природой
и зверями. Сотворенный человек ходит нагим и не стыдится
этого, фактически как животное. Важно отметить, что чело-
век одевается (не удовлетворившись своим естественным
видом, в котором был сотворен), закрывая3 (в буквальном
смысле слова) свой детородный орган, только после гре-
хопадения4 5. Стремление облачиться в одежду вытекает из
стыда, полученного при рождении, стыда за наготу: человек
хочет отличаться от зверей и от себя самого в естественном
состоянии. Когда позднее пророки Ветхого Завета говорят
о рае, они представляют жизнь там как возврат к гармонии
с природой:
Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать
вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе,
и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медве-
дицею, и детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет
есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя
протянет руку свою на гнездо змеиЬ.
з То же самое, как заметил чешский философ и биолог Зденек Ной-
бауэр, характерно и для науки: «Естественность науки, как каждая
естественность, любит прятаться, то есть казаться совершенно гер-
метичной. (Кстати, “герметичный” означает то же, что “тайный,
секретный”...)» (Neubauer Zd. О сет je veda. Р. 59). Нойбауэр также
пишет: «За это “тайное тело” науке — в силу своей духовности —
очевидно стыдно» (Ibid. Р. 58).
4 «Он сказал: голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг,
и скрылся. И сказал Господь Бог: кто сказал тебе, что ты наг? не ел
ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?» (Быт. 3:10-11).
Скрыт был именно наш детородный орган, средоточие человека,
о чем свидетельствует известный рисунок Леонардо да Винчи.
5 Ис. 11:6-8.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 «ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ»
63
...И грешная цивилизация?
И наоборот, между строк многих ветхозаветных историй
можно найти неприятие городской цивилизации и оседлого
образа жизни. Именно обитающий все время на одном и том
же месте «злой» земледелец Каин (хлебопашество требовало
городского образа жизни) убил пастуха Авеля (охотники
и пастухи были кочевниками, не закладывали городов, их
образ жизни требовал постоянного передвижения с одних
охотничьих угодий или пастбищ на другие). Нечто подобное
встречается и в истории об оседло живущем Иакове, который
обманывает своего старшего брата охотника Исава1 и лишает
л Ш СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА покрд
1 Лесть и обман играют в древних мифах вообще очень важную роль:
так называемый trickster (шалун, мошенник) является одним из
основных архетипов героя. Эту трактовку подчеркнул в 1956 году
американский антрополог польского происхождения Пол Радин
в своей книге «Трикстер», где описал четыре основных архетипа
героя. Добавим только, что трюк, лесть, уловка, жульничество, ложь
есть символы первоначального освобождения людей и их борьбы
с чем-то более сильным, чем они сами, — с богами, например, или
природой. Это начало восстания против шаблонов и данностей,
борьба с кажущимся пока непоколебимым «абстрактным» прин-
ципом, отказ от пассивности. И Гильгамеш должен льстить неу-
кротимому Энкиду. Праотец Авраам лжет, выдавая свою жену за
сестру, и, дабы избежать неприятностей, позволяет себе зайти так
далеко, что даже продает ее фараону в гарем. Иаков жульничает
большую часть своей жизни, что в определенной мере отражено
и в его имени: на древнееврейском «Яков» — это «держащий за
пятку», что отвечает чешской идиоме «водить кого-то за нос» или
английской pulling the /ед («тянуть за ногу»). Необходимо подчер-
кнуть, что в ранних культурах понятие «мошенничество» не несло
в себе, как сегодня, уничижительного оттенка. Обман был просто
способом борьбы, особенно с более сильным неприятелем. Кста-
ти, и к имени «Одиссей» мы добавляем прилагательное «хитроум-
ный». До сегодняшнего дня трикстеры появляются в сказках как
положительные герои. Глупый чешский Гонза часто справляется
с заданиями, для которых у рыцарей и принцев «руки коротки»,
и именно поэтому женится на принцессе и получает королевскую
корону. Подобные персонажи появляются во многих современ-
ных фильмах и рассказах. Эти истории о неправдоподобных героях
как будто хотят нам напомнить, что природа, порядок и система 3
или наше восприятие мира не всегда полностью рациональны. »
64
его отцовского благословения ради своей выгоды2. Часто
(особенно в древнееврейских писаниях) города представля-
лись символом греха, упадка, вырождения — нечеловечности.
Евреи изначально были народом кочевым, избегающим горо-
дов. Не случайно первым крупным городом3, упоминаемым
в Библии, является гордый Вавилон4, превращенный позднее
Господом в прах. Когда Аврааму и Лоту пастбища становится
недостаточно, Лот выбирает для будущей жизни место, где
уже существуют развитое хозяйство, архитектурные и инже-
нерные сооружения, связанные с жизнеобеспечением (Содом
и Гоморру), а Авраам уходит дальше в пустыню. Что случи-
лось с обоими городами, напоминать, видимо, не требуется.
В Ветхом Завете природа поэтически возвышается.
В «Эпосе о Гильгамеше» мы этого не наблюдаем. Ветхозавет-
ная Песнь Песней описывает любовные отношения через
символику природы. Не случайно все хорошее у любовников
происходит за городскими стенами, в винограднике, в саду.
И наоборот, все плохие события случаются в городе: здесь
влюбленные не могут найти друг друга, их избивают и сты-
дят стражники. На природе же, в винограднике безопасно,
2 Яна Хеффернанова в книге «Тайна двух партнеров» (Heffernanova J.
Tajemstvf dvou partneru) в этом рассказе видит бой природного
подсознания (волосатый охотник Исав) с устоявшимся сознанием
(Иаков, который «остается между палатками», мастак поговорить
и обмануть, насколько это в разговоре возможно). Своею волоса-
тостью Исав также заметно напоминает чувственного неусмирен-
ного Энкиду. Такая символика позволяет отнести их обоих к миру
природы.
з Абсолютно первыми упомянутыми в Библии городами были ос-
нованные богатырем охотником Нимродом. Началом его царства
стали «Вавилон, Эрех, Аккад и Халне в земле Сеннаар. Из сей зем-
ли вышел Ассур и построил Ниневию» (Быт. 10:10-11). Под Вави-
лоном, очевидно, подразумевается город, где была воздвигнута
Вавилонская башня; под Эрехом с большой долей вероятности
понимается Урук, которым владел сказочный Гильгамеш. Другие
города также связаны с нашей историей. На сегодняшний день
именно найденная в библиотеке города Ниневия аккадская вер-
сия «Эпоса о Гильгамеше» считается канонической.
4 Быт. 11:9.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 «ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ»
65
влюбленные наедине друг с другом, им никто не мешает,
как они того и желают.
Если говорить коротко, то природа и естественность
для иудеев несли в себе положительный заряд, а городская
цивилизация — отрицательный. Первоначально Божий
«алтарь» был передвижной, и на стоянках он располагался
«всего лишь» в палатке, скинии (отсюда понятие «скиния
Господня»). Цивилизация человека будто бы только портит:
чем ближе он держится к природе, тем больше он человек.
Для того чтобы быть хорошим, человеку не нужна цивили-
зация. В отличие от эпоса, зло для иудеев находится внутри
городских стен и заключается в самой цивилизации.
Такая точка зрения на роль естественного состояния
в древнееврейской (и нашей) культуре претерпела дальней-
шее развитие. Евреи выбирают себе царя (при однозначном
несогласии пророков Божьих) и поселяются в городах, где
в конечном счете размещают скинию Господню и строят
храм. Город Иерусалим впоследствии обретает для рели-
гии в целом исключительное значение. Древнееврейское
мышление еще больше склоняется к городской модели, что
становится очевидным уже во времена раннего христиан-
ства. Достаточно прочитать, например, Откровение Иоанна
Богослова — и сразу становится понятно, как изменилось
с ранних ветхозаветных времен представление о рае, когда
раем был сад. Иоанн описывает свое видение, в котором
небеса — это Новый Иерусалим, город, где и находится рай,
где можно в деталях разглядеть стену и точно ее измерить (!),
где улицы сделаны из золота, ворота из жемчуга. Здесь есть
древо жизни и текут реки, но больше описаний природы
в последней книге Библии не встречается.
Это явление прекрасно отражает происходящие в то
время изменения в восприятии человеком своего естествен-
ного состояния. Христианство (под влиянием античной куль-
туры) уже не считает естественность человека однозначно
положительной и не относится к природе столь идиллически,
как ветхозаветные пророки.
Влияет ли все это на экономику? Больше, чем мы можем
себе представить. Если считать, что человек по своей при-
роде добр, то для регулирования коллективного социального
поведения сильная рука правителя не нужна. Если людям
изначально присуще стремление (склонность) к добру, то
j-осударство, правитель или, если хотите, гоббсов Левиафан
не должны подменять его в этой роли1. А вот если мы, нао-
борот, примем гоббсово видение естественного человечес-
кого состояния как ориентированного на насилие, войну
всех против всех, когда homo homini lupus, человек человеку
волк (зверь!), то людей необходимо цивилизовать (из волка
сделать человека) сильной рукой правителя. Если человек от
рождения не наделен стремлением делать добро, значит, оно
должно быть привито ему сверху путем насилия или через
угрозу насилия. Так как в естественном состоянии «нет места
для трудолюбия, так как никому не гарантированы плоды его
труда, и потому нет земледелия, судоходства, морской тор-
говли... ремесла, литературы», то «жизнь человека одинока,
бедна, беспросветна, тупа и кратковременна»1 2.
И наоборот, хозяйственная политика можетдать гораздо
больше свободы людям, если правитель верит в природу
человека, в его изначальное стремление к добру, которое
только и нужно что лелеять, направлять и поддерживать
(законами, например).
С точки зрения развития экономической мысли инте-
ресно взглянуть на различия между Ветхим Заветом и «Эпо-
сом о Гильгамеше» в похожих с виду историях. В эпосе, напри-
мер, несколько раз говорится о Всемирном потопе, заметно
напоминающем потоп библейский:
1 В Библии Левиафан описан как ужасное и огромное чудовище (см.:
Иов. 3:8, 40:10); Томас Гоббс использовал его имя в переносном
смысле для обозначения государства или владыки, без которых
общество, в понимании Гоббса, будет поглощено хаосом и разру-
шено.
2 Гоббс Т. Левиафан. Гл. XIII. С. 48.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 «ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ»
67
Ходит ветер шесть дней, семь ночей,
Потопом буря покрывает землю.
При наступлении дня седьмого
Буря с потопом войну прекратили,
Те, что сражались подобно войску.
Успокоилось море, утих ураган — потоп прекратился.
Я открыл отдушину — свет упал на лицо мне,
Я взглянул на море — тишь настала,
И все человечество стало глиной!
Плоской, как крыша, сделалась равнина1.
В «Эпосе о Гильгамеше» потоп произошел задолго до основ-
ной истории. Его пережил только Утнапишти, потому что
построил корабль, благодаря которому и спас все живое.
Нагрузил его всем, что имел я,
Нагрузил его всем, что имел серебра я,
Нагрузил его всем, что имел я злата,
Нагрузил его всем, что имел живой я твари,
Поднял на корабль всю семью и род мой,
Скот степной и зверье, всех мастеров я поднял1 2.
Утнапишти, в отличие от Ноя, в первую очередь погрузил
даже не упоминаемое в библейской истории золото и сере-
бро. Так как для эпоса город представляет собой место,
защищенное от «зла за стеной», то отношение к богатству
как к чему-то главному и позитивному является логичным.
Именно в городе сосредоточено богатство во всех его формах.
В конечном счете и Гильгамеш отчасти достиг своей славы
вследствие убийства Хумбабы — поступка, который принес
ему, помимо всего прочего, еще и материальное благополу-
чие в виде древесины вырубленных кедров.
1 Эпос о Гильгамеше. Табл. XI, 127-134. С. 215.
2 Там же. Табл. XI, 80-85. С. 213.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
68
Укрощение дикого зла
и прообразы невидимой руки рынка
Вернемся еще раз к очеловечиванию дикого Энкиду, то есть
к процессу, который с небольшой долей фантазии можно
воспринимать как самое начало зарождения принципа неви-
димой руки рынка и, следовательно, как некую параллель
одной из главных схем экономической теории.
Энкиду наводил ужас на людей, уничтожал резуль-
таты их труда, мешал охоте и возделыванию почвы. Один
из пострадавших охотников говорит о нем:
Боюсь я его, приближаться не смею!
Я вырою ямы — он их засыплет,
Я поставлю ловушки — он их вырвет,
Из рук моих уводит зверье и тварь степную, —
Он мне не дает в степи трудиться!3
А вот после его очеловечивания все становится по-другому:
Пастухи покоились ночью.
Львов побеждал и волков укрощал он —
Великие пастыри спали:
Энкиду — их стража, муж неусыпный...4
«Одомашнив» и цивилизовав Энкиду, человечество укротило
неконтролируемое, дикое, несущее хаос зло, ранее яростно
вредившее и выступавшее против городских благ. Энкиду
Рушил (во внешнем мире, за стеной) все сделанное городом.
Но позднее он был приручен и теперь вместе с цивилиза-
цией воюет против природы и естественного состояния
вещей. Интерпретация этого момента для экономистов
очень важна. Энкиду доставлял неприятности, и против
3 Эпос о Гильгамеше. Табл. I.III, 8-12. С. 168.
4 Там же. Табл. II.III, 30-35. С. 173.
ЧАСТЬ! ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 « Э П ОС О Г И Л Ь ГАМ Е Ш Е »
69
него было невозможно воевать. Однако зло с помощью
ловушки было превращено в нечто, приносящее цивили-
зации большую пользу.
Возможно, речь идет об изображении плохой челове-
ческой «в-рожденной» черты (например, эгоизма, приори-
тета собственных пристрастий над интересами ближнего).
Энкиду поразить нельзя, но использовать на службе добру
можно. Подобный мотив — уже как важнейшая идея эконо-
мики — проявляется тысячу лет позднее вместе с выраже-
нием, знакомым далеко не только экономистам: «невидимая
рука рынка». Иногда дьявола — в нашем случае зло — лучше
запрячь в плуг, чем с ним воевать. Использовать для дости-
жения намеченных нами целей его собственную энергию
проще, чем прилагать огромные усилия для подавления;
вместо бессмысленных потуг усмирить бурную реку лучше
поставить на ней мельницу. Одна из самых старых чеш-
ских легенд гласит, что так поступил и святой Прокопий1.
Он не только выкорчевывал лес (!) и обрабатывал землю
(а значит, покорял себе природу), но и, по свидетельствам
людей, пахал поле на запряженном в плуг черте1 2. В данном
случае мы видим умение обращаться с чем-то небезопасным,
чего обычный человек боится. Прокопий хорошо понял, что
мудрее и выгоднее соответствующим образом использовать
стихийные хаотические силы, чем тщетно, по-сизифовски
пытаться их подавить, устранить и уничтожить. До опреде-
ленной степени он был знаком с проклятием зла, о котором
в пьесе Гёте «Фауст» говорит дьявол Мефистофель:
Я — часть той силы,
что вечно хочет зла
и вечно совершает благо.
1 См. также: Neubauer Zd. Prfmluvce postmoderny. P. 36-37, 53-55.
2 Это упоминание рассматривает, например, Ян Геллер в своей книге
«Как пахать на черте. Проповедь» (Heller J. Jak orats certem: kdzdni.
P. 153-156).
О проблеме превращения зла в созидательную силу расска-
зывает Майкл Новак в своей книге «Дух демократического
капитализма»3. В ней утверждается, что только демокра-
тический капитализм, в отличие от всех альтернативных
систем, часто утопических, сумел понять, как глубоко таится
зло в человеческой душе, и осознал, что никакая система
этот «грех» искоренить не способна. Лишь демократичес-
кий капитализм может использовать «его [греха] энергию
для достижения благих целей (то есть как можно большего
вреда сатане)»4.
Подобную историю (превращение чего-то животного,
дикого, неотесанного в достижение цивилизации) исполь-
зовал в своем учении и Фома Аквинский. Несколькими сто-
летиями позднее та же мысль развивается до конца Бернар-
дом Мандевилем в маленькой поэме (как он сам называл
это произведение) «Возроптавший улей, или Мошенники,
ставшие честными». Экономические и политические аспекты
этой идеи — во многом несправедливо — приписываются
Адаму Смиту. Прославившая его позднее мысль говорит об
общественной пользе, происходящей из эгоизма мясника,
стремящегося к получению прибыли и удовлетворению
собственных интересов5. Однако отношение самого Смита
к такому пониманию было гораздо сложнее и критичнее,
чем то, чему сегодня обычно учат и во что верят. И до этого
мы позднее доберемся.
В этом месте я не могу удержаться от одного маленького
замечания. В истории о Прокопии волшебной силой запрячь
и преобразовать зло, заставить его служить общему благу
обладал святой6. Сегодня такое свойство приписывается неви-
з Подобную защиту капитализма предлагает еще и Дейдра Маккло-
ски в «The Bourgeois Virtues».
4 Новак М. Дух демократического капитализма. С. 92.
5 См.: Смит А. Исследование о природе и причинах богатства на-
родов. I, II.
6 За данное замечание приношу благодарность чешскому экономи-
сту Любомиру Млчохову, который к тому же часто отмечал, что для
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 «ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ»
71
димой руке рынка. В истории о Гильгамеше лишь блудница
смогла обратить негативную силу в нечто полезное1. Похоже,
что невидимая рука рынка получила в приданое прекрасное
историческое наследство — необходимость колебаться между
этими двумя крайностями: святым и распутницей.
В поисках bliss point2
Гильгамешу было предопределено божественным проис-
хождением сделать нечто великое. Через весь эпос крас-
ной нитью проходит его стремление найти бессмертие3.
Эта древнейшая цель par excellence4, стремиться к которой
того, чтобы человек был в состоянии запрячь черта, он по меньшей
мере должен быть святым.
1 В вавилонской культуре жрицы были еще и храмовыми «проститут-
ками», символизирующими культ плодовитости. «Какое положение
занимала Шамхат в Уруке, в эпосе не упомянуто, поскольку не имеет
прямого отношения к рассказу, но необходимо отметить, что Урук,
город, посвященный Иштар, богине физической любви, славился
количеством и красотой своих проституток. Многие из них были
еще и жрицами в храме, посвященном богиням Ниссун и Иштар»
(George A. R. The Babylonian Gilgamesh Epic. P. 148). «Блудница, по-
сланная Гильгамешем, была скорее жрица или куртизанка, чем
просто проститутка... Кроме удовольствия от занятий любовью она
должна была предложить дикарю человеческую мудрость и убедить
его в выгодах цивилизованной жизни» (Balaban М., Tydlitatova V.
Gilgames: Myticke drama о hleddni vecneho zivota. P. 139).
2 Bliss point — дословно «точка блаженства» (англ.). Это своего рода
потребительская нирвана, или точка, в которой выгода не только
оптимизирована в рамках данных возможностей, но и достигает
своего идеального состояния, игнорируя, таким образом, все (в том
числе бюджетные) ограничения. Термин bliss point (или saturation
point) используется в экономике для обозначения чего-то идеаль-
ного, желаемой ценности потребленного, позволяющей данному
индивидууму достичь состояния блаженства, при котором даже
добавлением отдельных благ общую полученную им пользу уже
невозможно никоим образом увеличить. В экономике функцию
полезности часто изображают как трехмерный холм, а bliss point —
как его вершину.
з Бессмертие в любой форме имело для жителей Вавилона особое
значение: после смерти их не ждал рай, и, следовательно, смерть
воспринималась как переход в состояние, которое можно опре-
делить как нечто среднее между неприятным и омерзительным.
4 По преимуществу, главным образом (фр.).
ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
1
осмеливались лишь герои5, в эпосе принимает несколько
различных форм. Изначально Гильгамеш хочет обессмертить
свое имя сравнительно тривиальным способом — возвести
стену вокруг своего города Урука. На втором этапе, после
того как Гильгамеш обрел друга Энкиду, он оставляет стену
и отправляется куда-то за пределы города, где сможет мак-
симально проявить свои мужество и героизм. «На своем...
пути за бессмертием преодолел Гильгамеш самые необык-
новенные трудности и совершил сверхчеловеческие поступ-
ки»6. В этом случае он не пытается нажить имущество или
извлечь выгоду, а просто хочет остаться в памяти человече-
ства как вершитель героических деяний: он стремится войти
в историю. Функция потребительской полезности заменя-
ется количеством приключений или масштабом славы. Такое
понятие бессмертия очень тесно связано с возникновением
письменности (хронику событий необходимо записать для
последующих поколений, в то время как стена останется сте-
ной и без всякой записи), а Гильгамеш был первым из тех, кто
позаботился, чтобы его попытка достичь бессмертия сохра-
нилась «навеки» в форме письменного источника, — в любом
случае, он был первым, кому это удалось. «Прославленность
имени представляет собой новое понимание бессмертия,
5 Мечта о бессмертии, так же как многие другие древние желания,
дожила до наших дней, но предстает перед нами в более попу-
лярной форме: культ вечно прекрасного и молодого тела создал
императив заботы о своем здоровье и как можно более долгой
жизни, абстрагируясь от ее качества. Такой долгой жизни, однако,
не достичь с помощью богатства или нравственного поведения
или совершая героические поступки, но вполне возможно к ней
приблизиться, если, например, употреблять в пищу что-либо,
соответствующее определенным (постоянно меняющимся) кри-
териям, и избегать неправильных моделей потребления. Это со-
временное движение принимает форму «возврата к природе»,
по крайней мере в отношении рациона питания. А диеты, в ос-
нове которых лежат экзотические травы и смеси, содержащие
чудодейственный эликсир молодости, вызывают, как и всегда,
только улыбку.
6 Heidel A. The Gilgamesh Epic and Old Testament Parallels. P. 11.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 «ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ»
73
связанное с письмом и культом слова: имя, а особенно имя ч
записанное, переживет тело»1. ч
До классической экономической максимизации полез- 3
ности, примеры которой также представлены в эпосе, мы $
доберемся позднее. Финал долгого пути Гильгамеша не был
таким успешным, как герой себе представлял. Умирает s
Энкиду, его верный спутник, и впервые звучит фраза, кото- о
рая символизирует тщетность его усилий и эхом отзывается °
во всей оставшейся части эпоса: m
Гильгамеш, куда ты стремишься?
Жизни, что ищешь, не найдешь ты!1 2
После такого разочарования герой приходит на берег моря,
где живет нимфа Сидури3. В качестве лекарства от печали
она предлагает Гильгамешу сад блаженства, некую гедонис-
тическую крепость carpe diem4, где человек смиряется с тем,
что он смертен, и в своей конечной жизни максимизирует
земные радости.
Хозяйка ему вещает, Гильгамешу:
«Гильгамеш! Куда ты стремишься?
Жизни, что ищешь, не найдешь ты!
Боги, когда создавали человека, —
Смерть они определили человеку,
Жизнь в своих руках удержали.
Ты же, Гильгамеш, насыщай желудок,
Днем и ночью да будешь ты весел,
Праздник справляй ежедневно,
Днем и ночью играй и пляши ты!
1 Heffernanova ). Gilgames. Р. 8. Я
2 Эпос о Гильгамеше. Табл. VIII.X, 7-8. С. 200. Я
з В русском переводе: «Сидури —хозяйка богов, что живет на обрыве J
у моря, живет она и брагой их угощает», в чешском переводе она !
шинкарка, содержательница кабака. — Примеч. nep. j
4 Наслаждайся моментом, будь счастлив в эту секунду (лат.). •
7*
Светлы да будут твои одежды,
Волосы чисты, водой омывайся,
Гляди, как дитя твою руку держит,
Своими объятьями радуй подругу —
Только в этом дело человека!»5
Й как Гильгамеш отвечает на такое предложение, на такую
современную максиму (или даже, словами французского
психоаналитика Жака Лакана, на такой императив) эко-
номики (MaxU, то есть постоянную максимизацию полез-
ности)? К большому удивлению, он отказывается («Гиль-
гамеш ей вещает, хозяйке: “Теперь, хозяйка, — где путь
кУтнапишти?”»6), а в предложении максимизировать свои
телесные, мирские удовольствия видит только препятствие
на пути к единственному человеку, пережившему Великий
потоп, у которого он надеется найти лекарство от смерти.
Герой отказывается от гедонизма в контексте максимиза-
ции земных благ и бросается за тем, что увеличит срок его
жизни. Таким образом, в эпосе в мгновение ока поставлена
с ног на голову функция максимизации полезности, како-
вую сегодня без устали приписывает человеку в качестве
неотъемлемой части его естественного состояния эконо-
мический мейнстрим7.
5 Эпос о Гильгамеше. Табл. Х.Ш, 1-14. С. 206.
6 Там же. Табл. X.II, 15. С. 206.
7 Данная часть эпоса на протяжении столетий претерпела значи-
тельные изменения. В старой вавилонской версии десятая табли-
ца была последней: история заканчивалась тем, что Гильгамеш
после разговора с морской нимфой решил больше не гоняться за
бессмертием и согласился с ролью смертного короля. В первона-
чальной версии Сидури оказала на Гильгамеша такое же влияние,
как Шамхат на Энкиду: очеловечила его и вернула в коллектив,
которому он в дальнейшем мог быть полезен. Только в позднее
добавленной одиннадцатой таблице с историей о встрече Гильга-
меша с Утнапишти Сидури становится соблазнительницей, пред-
лагающей разнообразные наслаждения, от которых Гильгамеш
отказывается.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 «ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ»
75
После того как Гильгамеш нашел Утнапишти, он добы-
вает со дна моря желанное растение, которое может дать ему
вечную молодость. Но в итоге герой засыпает и лишается
растения: «Неизмеримо долгая и запутанная дорога на край
света заканчивается тем, что уставший от великих подвигов
Гильгамеш не может победить самого легкого: он побежден
сном, братом смерти, подкрадывающимся измождением,
которое, как и усталость и старение, сопровождает челове-
ческую жизнь»1.
Змея цветочный учуяла запах,
Из норы поднялась, цветок утащила,
Назад возвращаясь, сбросила кожу1 2.
Итак, в одиннадцатой, последней таблице Гильгамеш теряет
то, что искал и нашел. Как Сизиф, он упустил свою цель прямо
перед вершиной и до своей воображаемой bliss point так и не
добрался. И, несмотря на это, Гильгамеш становится бес-
смертным: его имя не забыто до сегодняшнего дня. Даже если
в исторической эволюции тех событий случайность и сыграла
какую-либо роль, ясно, что сегодня Гильгамеша мы помним
благодаря истории его героической дружбы с Энкиду, а не
благодаря стене, уже давно потерявшей все свое величие.
Заключение. Колыбель экономических вопросов
В данной главе мы впервые попробовали поразмышлять над
самым старым сохранившимся текстом в истории нашей
цивилизации с точки зрения экономики. Сделали мы это
в надежде узнать с помощью древнего эпоса что-то новое
о себе, об обществе, за четыре тысячи лет превратившемся
в очень сложный и запутанный организм. Ориентироваться
в сегодняшнем социуме, естественно, гораздо сложнее, поэ-
тому соблазнительно понаблюдать за основными чертами
1 Паточка Я. Еретические эссе о философии истории. С. 37.
2 Эпос о Гильгамеше. Табл. XI, 287-289. С. 219.
общественного развития того времени, когда картина была
более отчетлива, — эпохи, когда наша цивилизация только
родилась и была еще наполовину нагой. Иными словами,
постарались добраться до краеугольного камня нашей пись-
менной культуры, под которым уже ничего нет.
Было ли полезным наше изучение эпоса? Узнали ли мы
что-нибудь новое о самих себе в экономическом смысле? Что
из эпоса актуально в наше время? Отыскали ли мы в Гиль-
гамеше какие-нибудь архетипы, которые есть в нас самих
и сегодня?
В этой главе я пытался показать, что и мифическое
отношение к миру имеет свою «правду». Сегодня эти истины
мы принимаем с определенными поправками и снисходи-
тельно даем их в кавычках, но надо иметь в виду, что следу-
ющее поколение непокорно «закавычит» и нашу сегодняш-
нюю правду. В прежние времена люди на вопрос отвечали
историей, рассказом. В конце концов, греческое слово «миф»
означает «повествование». «Мифом является любое повество-
вание, предвосхищаемое неким “почему”»3. К тому, до какой
степени мифическое повествование отличается от матема-
тического или научного, мы в этой книге скоро вернемся.
Первым результатом изучения «Эпоса о Гильгамеше»
можно считать вывод, что в нем затрагиваются существую-
щие и по сей день экономические вопросы. Самые первые
письменные размышления людей того времени, к удивлению,
не так уж далеки от современных. Иными словами, эпос нам
понятен. Иногда даже слишком — что касается, например,
стремления сделать из людей роботов. Или идея, что чело-
веческое в нас является лишь препятствием в работе (над
стеной!)4, — она по-прежнему распространена. Современный
экономический мейнстрим часто использует подобные сооб-
ражения и старается пренебречь всем личностным, вынести
3 Kratochvil Z. Mytus, filosofie, veda, I a II. P. 17.
4 О чем лишний раз напоминает песня «Another Brick in the Wall»
(«Еще один кирпич в стене») группы Pink Floyd. Как можно видеть,
тематика стены живет и сегодня своей жизнью.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 п ГИЛЬГАМЕШЕ»
77
его за рамки модели и дискурса. Идея, что гуманизм мешает
эффективности, стара настолько же, насколько стар сам вид
homo sapiens; как мы показали, подданные без эмоций есть
идеал многих тиранов. Мы также стали свидетелями самого
начала окультуривания людей — великой драмы, заключаю-
щейся в освобождении и последующем отходе от естествен-
ного состояния. Гильгамеш строит стену, отделяющую город
от дикой природы и создающую пространство для зарожде-
ния первоначальной человеческой культуры. Отголоском
возвращается к нам и высказанная эпосом мысль, что «даже
далеко простершиеся деяния цивилизации не удовлетво-
рили человеческие желания»1. Примем все это как память
о нашей неугомонности, ненасытности, наследственном
недовольстве и связанной с этим изменчивости. Возможно,
в нас есть именно эти качества, возможно, они и сегодня,
даже по прошествии четырех тысяч лет, по-прежнему нам
присущи, и мы, как и прежде, тщеславны. Возможно, эти
чувства в нас еще острее и сильнее, чем были у Гильгамеша
или самого автора эпоса.
Однако содержание эпоса постепенно отходит от этой
мысли, показывая дружбу Гильгамеша и Энкиду. Дружба —
это кажущаяся на первый взгляд общественно ненужной
и биологически бесполезной любовь. Ведь для эффективного
производства не требуется сильная эмоциональная вовле-
ченность людей в команду. Однако для смены системы, раз-
рушения существующего, утраты наивности, для похода про-
тив богов, прозрения — потребуется дружба. Для малых дел
(совместные охота, работа) достаточно малой любви — при-
ятельства. Для больших дел нужна любовь большая, любовь
настоящая: дружба. Дружба, не поддающаяся экономическому
пониманию типа что-то за что-то. Дружба — это когда один
отдаст жизнь за другого, когда можно (полностью) положиться
друг на друга, когда ты действуешь не для получения дохода
или личной выгоды. Дружба обещает новые, неожиданные
1 Kratochvi'l Z. Mytus, filosofie, veda, I a II. P. 12.
приключения, дает возможность выйти за стену и не быть
ни ее строителем, ни ее частью — не быть, как поет группа
Pink Floyd, одним из многих кирпичей в стене.
В несколько ином смысле отношения Гильгамеша
и Энкиду можно приравнять к цивилизованной и живот-
ной сущностям человека (Энкиду позже умирает, но в опре-
деленном смысле продолжает жить в Гильгамеше). В связи
с этим мы ненадолго остановились на предложенном Кейн-
сом термине animal spirits, который гонит нас навстречу
приключениям, заставляя пренебречь рациональностью:
строитель Гильгамеш — спрятавшийся за стенами осторож-
ный правитель, уводящий человечество от его примитивного
животного состояния и культивирующий цивилизованную
(хотелось бы сказать «стерильную») культуру, — подружился
с диким Энкиду и отправляется покорять неприкосновенную
до той поры природу.
Мы увидели, как одновременно с возникновением горо-
дов появились специализация и аккумулирование богатства.
Мы проследили за тем, как некогда воспринимавшаяся как
святая природа превратилась в мирской источник ресурсов
и как эмансипировало человеческое индивидуалистическое
«я». С этим моментом парадоксально связан рост зависи-
мости индивидуума от остальных членов общества, хотя
цивилизованная личность и чувствует себя более самостоя-
тельной. Чем меньше горожанин подчинен окружающей
флоре и фауне, тем больше он находится во власти других
людей. Вслед за Энкиду мы променяли естественную среду
обитания на социум, гармонию с (непредсказуемой) при-
родой — на сообразность с (непредсказуемым) человеком.
Такой взгляд мы сравнили с воззрениями иудеев, кото-
рые более подробно будем изучать в следующей главе. Они
переселились в города многим позднее; в основной части
Ветхого Завета описывается народ, живущий в гармонии
с природой. И что же в этом случае является естественным
состоянием? Является ли рассматриваемое нами существо
человеком (в полной мере) от рождения или оно становится
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 «ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ»
79
им в рамках (городской) цивилизации? Его (изначальная)
сущность положительна или отрицательна? Для хозяйствен-
ной политики эти вопросы до сегодняшнего дня остаются
ключевыми: если мы верим, что человек по природе зол и,
следовательно, человек человеку волк (зверь), тогда твердая
рука правителя необходима. Если мы убеждены, что люди
сами по себе тянутся к добру, тогда можно ослабить узду
и жить в обществе, которое более laissez-faire1.
В заключение мы показали, что принцип, материализо-
вавшийся тысячу лет спустя в экономическую идею невиди-
мой руки рынка, появился уже в «Эпосе о Гильгамеше» в виде
прирученного дикого зла, послужившего наконец на благо
человечества. На нашем пути мы еще встретим целый ряд
примеров невидимой руки рынка. И наконец, в завершение
главы мы услышали отголоски идей некоего догреческого
гедонизма, прозвучавших из уст морской нимфы Сидури,
и несмотря на то, что Гильгамеш их отвергает, такое пове-
дение соответствует экономическому направлению, полу-
чившему много позже название «утилитаризм».
Эпос заканчивается своего рода мрачным циклич-
ным посланием, констатирующим, что ничего, собственно,
не изменилось, не произошло никакого развития и после
небольшого приключения все возвращается на круги своя.
Таким образом, данное литературное произведение как
единое целое является цикличным, оно заканчивается там,
где начинается, — строительством стены. История никуда
не стремится, все движется по кругу и повторяется с незна-
чительными изменениями так, как мы видим это в природе
(смена времен года, лунных циклов) или в нашей ежеднев-
ной рутине. Более того, природа, окружавшая людей с древ-
нейших времен, была воплощением своенравных богов,
имевших человеческие слабости и капризы (в соответствии
с эпосом, боги устроили потоп в наказание людям, так как
1 Экономическая доктрина, согласно которой государственное вмеша-
тельство в экономику должно быть минимальным. — Примеч. ред.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК.
те производили слишком много шума, беспокоившего вер-
ховных существ). Природа обожествлялась; не могло быть
и речи о ее научном постижении, не говоря уже о вмеша-
тельстве в нее (если только человек не являлся на две трети
богом, как Гильгамеш), поскольку невозможно безопасно,
системно, грамотно (научно) изучать непредсказуемых
и прихотливых богов.
Концепцию исторического развития, десакрализации
героев, правителей и природы человечество получило только
с приходом иудеев. Всей их истории сопутствует ожидание
мессии, который должен прийти в свое время или, точнее,
в конце времен.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 1 «ЭПОС О ГИЛЬГАМЕШЕ»
81
2 ВЕТХИМ ЗАВЕТ
ПРАГМАТИЧНОСТЬ
И ДОБРОДЕТЕЛЬ-
НОСТЬ
82
Долготерпеливый лучше храброго,
и владеющий собою лучше завоевателя города.
Библия. Ветхий Завет
Все... слагаемые пуританского вероучения,
которые... оказали реальное влияние на формирование
капиталистического духа, в действительности
представляют собой заимствования из иудейской религии.
Вернер Зомбарт *
* Зомбарт В. Евреи и экономика. С. 105.
83
Несмотря на то, что ветхозаветные евреи1 сыграли ключе-
вую роль в формировании современной евро-атлантичес-
кой культуры и ее экономической системы, в учебниках по
истории экономической мысли и других подобных трудах
им посвящено не так уж много страниц2. Макс Вебер верил,
1 Здесь будет уместно разобраться с правильным использованием
названия этого исключительного народа (подробнее по теме см.:
Bimson J. J. The Compact Handbook of Old Testament Life. P. 7-8). Если
мы будем придерживаться библейской традиции, то, безусловно,
начиная с Авраама, подходящим будет наименование «евреи» (см.:
Быт. 14:13). Имя «Израиль» Бог дал Иакову, внуку Авраама (Быт.
32:28, 43:6 и др.), и отсюда его потомки — израилиты. В соответ-
ствии с Книгой Исхода (3:18, 5:1-3) можно подумать, что «евреи»
и «израилиты» — синонимы. Но название «израилиты» в Ветхом
Завете имеет вторичное и несколько более узкое значение, так как
под этим именем понимаются лишь северные племена и особен-
но после разделения царства, когда они отделились от Иудеи. Так
как использование терминов «евреи» и «израилиты» продолжает-
ся и во времена Нового Завета (например, Рим. 9:4, 2 Кор. 11:22,
Флп. 3:5), то обычным для того времени было использование на-
звания «иудей». Первоначально им обозначали членов южных
племен в Иудее (именно так оно использовано в Книге пророка
Иеремии, 32:12, 34:9), однако после вавилонского изгнания оно —
как название избранного народа в широком смысле — заменило
термин «израилит». Произошло это потому, что, в сущности, в те
времена все израилиты происходили из иудейских племен, так
как северные племена (израилиты, если говорить точно) утрати-
ли после падения Самарии в 722 году до нашей эры свою иден-
тичность. Наименование «иудей» или «иудеи» не должно было бы
использоваться в обычном смысле, если мы говорим о временах
перед изгнанием. В нашем тексте мы, однако, будем считать слова
«израилит», «еврей» и «иудей» синонимами.
2 Насколько автору известно, проблематикой экономического
мышления в иудаизме больше всего до сегодняшнего дня зани-
мался Макс Вебер («Ancient Judaism»; «The Sociology of Religion»;
«Хозяйство и общество»), позднее и в меньшей степени — Вернер
Зомбарт («The lews and Modern Capitalism») и Карл Маркс («К ев-
рейскому вопросу»), но в любом случае ни один из них (может,
за исключением некоторых частей текста Макса Вебера) не делал
это с целью проанализировать экономические аспекты основ-
ных текстов древнееврейской веры. В экономических журналах
(Journal of Business Ethics, Business Ethics Quarterly и др.) вышел
ряд статей, рассматривающих еврейскую бизнес-этику, однако
ни один автор известных мне статей не исследовал историче-
ские и философские основы иудаизма как единого целого. Что
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК В£КА ДОБРА И ЗЛА
84
что зарождению капитализма мы обязаны протестант-
ской этике3, Майкл Новак, наоборот, подчеркивает влия-
ние католических морали и восприятия человека4, однако,
по мнению Зомбарта5, за появлением капитализма стоит
иудейская вера.
Все ключевые участники этой дискуссии признавали
выдающуюся роль иудейской культуры. Не подвергается
сомнению и значение иудейского учения для формирова-
ния современной капиталистической экономики. Поэтому
без Ветхого Завета в изучении донаучных экономических
взглядов нам не обойтись. И не только потому, что христи-
анство, построенное на его основе, оказало позднее большое
влияние на формирование капитализма и экономической
науки, — Ветхий Завет внес особый вклад в изменение вос-
приятия экономической антропологии и этоса.
Именно еврейские традиции хозяйствования во мно-
гом предвосхитили развитие современной экономики. Уже
в «темные» времена средневековья евреи регулярно исполь-
зовали экономические инструменты, намного опередившие
касается учебников по истории экономической мысли, то, для
примера, из большого их числа укажу на книгу А. Макинтайра
«Краткая история этики» (MacIntyre A. A Short History of Ethics).
В главе «История моральной философии от Гомера до XX века»
о еврейском учении даже не упоминается. Подобный подход гла-
венствует и в других пособиях. Книгами-исключениями, в которых
данный вопрос рассматривается глубже, можно считать старые,
сегодня уже мало используемые учебники, например «Историю
экономической мысли» Льюиса Генри Хани (Haney L. Н. History of
Economic Thought) и до определенной степени «Историю экономи-
ческой мысли» Эриха Ролла (Roll Е. A History of Economic Thought)
или «Развитие экономической мысли» Генри Уильяма Спигеля
(Spiegel Н. W. The Growth of Economic Thought). Вклад евреев в ин-
теллектуальную жизнь западной цивилизации рассматривается
таким экономистом, как Торстейн Веблен, в его статье «Интеллек-
туальное превосходство евреев в современной Европе» (Veblen Т.
The Intellectual Pre-Eminence of Jews in Modern Europe).
3 См.: Вебер M. Протестантская этика и дух капитализма.
4 См.: Novak М. The Catholic Ethic and the Spirit of Capitalism.
5 См.: Зомбарт В. Евреи и экономика.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
85
свое время и позднее ставшие ключевым элементом совре-
менной экономики1.
Промышляли ростовщичеством, торговали всем, чем угодно...
а особенно их интересовали акции и рынок капитала, занимались
обменом валют и часто выступали посредниками при денежных
трансакциях... выполняли функции банков и организовывали выпуск
и обращение всевозможных ценных бумаг. Что касается капита-
лизма современного (в отличие от времен античных, средневеко-
вых...), то в нашей сегодняшней жизни все эти виды деятельности
в определенных формах присутствуют изначально (и неизбежно) —
как с экономической, так и с правовой точек зрения2.
Об этом обычно говорят и те, кто на еврейские традиции
нападает. Как отметил Ниал Фергюсон, «сам Маркс написал
статью “К еврейскому вопросу”, в соответствии с которой
“химерическая национальность еврея есть национальность
купца, вообще денежного человека”1 2 3»4. И, согласно одному
из главных приверженцев расистской пропаганды Ген-
риху Классу5, евреи — это «народ, рожденный для торговли
деньгами и товарами»6. Как это произошло? Откуда взялся
у евреев, изначально кочевого народа, этот дух предпри-
нимательства? И можно ли евреев действительно считать
творцами ценностей, определивших направление развития
экономического мышления нашей цивилизации?
Прогресс — секуляризованная религия
Одним из даров, преподнесенных нам авторами Ветхого
Завета, является понятие прогресса. Ветхозаветные сказа-
ния имеют свое развитие, они меняют историю еврейского
1 На это указывает и Макс Вебер, посвятивший данной теме уже
упомянутую книгу. См.: Weber М. Ancient fudaism. з
2 Weber М. Autorita, etika a spolecnost. Р. 270. с
3 Маркс К. К еврейскому вопросу. С. 411.
4 См.: Ferguson N. War of the World. P. 32. О взглядах Маркса на влия- Ч
ние евреев см. также: Mini Р. V. Philosophy and Economics. Р. 201. 3
5 См.: Class Н. Wenn ich der Kaiser war. I
6 Cm.: Ferguson N. War of the World. P. 35.
ed
народа и.связаны между собой. Иудейское понимание вре-
мени линейно: время имеет начало и конец, а значит, раз-
витие и смысл. Иудеи верят в исторический прогресс, в прог-
ресс на этом свете, который завершится с приходом мессии,
имеющем, в сложившемся за тысячелетия представлении,
вполне конкретную политическую роль7 8. Иудейская религи-
озность, таким образом, крепко связана с этим миром, а не
с каким-то абстрактным, и тот, кто наслаждается земными
благами, априори не делает ничего плохого.
Соблюдение заповедей Божьих в иудаизме приводит не в какой-то
потусторонний мир, а к материальному изобилию (Быт. 49:25-26,
Лев. 26:3-13, Втор. 28:1-13)... Никто в нем не указывает пальцем
на участников обычной экономической деятельности, имеющих
целью благосостояние. Нет тут ни отголоска аскетизма, ни при-
зыва к духовному очищению посредством бедности. Отсюда
вполне логично, что основатели иудаизма — патриархи Авраам,
Исаак и Иаков — были людьми богатымив.
До прихода понимания линейности времени господствовало
его циклично-сизифовское восприятие. В «Эпосе о Гильга-
меше» история никуда не движется, все циклично повторя-
ется с мелкими изменениями так, как это случается в при-
роде. События происходят в какой-то странной временной
петле: повествование о Гильгамеше заканчивается там, где
начинается. В этом прослеживается сходство с греческими
мифами и легендами: в описываемых ими историях незаме-
тен прогресс, нет никаких существенных изменений; нельзя
определить, когда эти события происходили: возможно,
в некоем временном лимбе, возможно, неоднократно, ведь
7 Подробнее по теме см.: Yoder J. Н. The Politics of fesus, прежде всего
главу «The Kingdom Coming», в которой рассматриваются полити-
ческие ожидания евреев, связанные с мессией, в данном случае
непосредственно с Иисусом.
8 Tamari М. The Challenge of Wealth. P. 47-48.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
87
после того, как они завершались, ничего не изменялось, все
возвращалось на круги своя1.
Только благодаря линейному пониманию истории воз-
никла идея прогресса1 2, ставшая позднее движущей силой
зарождения науки, да и вообще надеждой нашей цивилиза-
ции. Если история имеет начало и конец, причем эти точки
не пересекаются, тогда есть смысл проводить исследования,
результаты которых получат лишь последующие поколения.
Прогресс получает новое значение.
Таким образом, наша цивилизация должна быть особо
благодарна иудеям за идею прогресса. Правда, в процессе
исторического развития смысл этого понятия и его восприя-
тие нами претерпели значительные изменения. В отличие от
прежнего представления, связанного с духовной эволюцией,
сейчас нас интересует прогресс исключительно в экономи-
ческом или научно-техническом смысле3. Более того, посто-
янный (экономический) рост становится условием существо-
вания современного функционального общества. Ожидание
интенсификации производства сегодня в порядке вещей. Мы
1 После того как Гильгамеш лишается Энкиду и не находит бессмер-
тие, он, бесплодно потратив силы, возвращается обратно в свой
город Урук, к своему строящемуся укреплению, как будто ничего
не произошло: «Для кого же, Уршанаби, трудились руки? Для кого
же кровью истекает сердце? Себе самому не принес я блага...»
(Эпос о Гильгамеше. Табл. XI, 293-295. С. 219). Гильгамеш остал-
ся таким же героем, каким он был описан в начале эпоса, хотя
он принес людям от Утнапишти вести о событиях, которые были
перед потопом, а в остальном весь эпос бы мог разыграться снова.
С исторической точки зрения, описываемые события были «всего
лишь» приключением, неким историческим экскурсом, не более.
Это полностью отвечает преобладавшему в ранних культурах ар-
хетипическому цикличному пониманию времени. О феномене
приключений интересно рассказывает, например, занимавшийся
экономической проблематикой социолог Георг Зиммель в своем
эссе «Деньги в современной культуре».
2 Подробнее см.: Элиаде М. Миф о вечном возвращении (особенно
главу 2 «Возрождение времени»),
3 А общества, технически или материально хуже оснащенные, мы
считаем менее развитыми, для них наша стадия развития еще
впереди. Они «за нами», им еще «много что наверстывать».
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК
88
считаем аномалией, если на протяжении нескольких кварта-
лов показатель ВВП не увеличивается. Но так было не всегда.
Как почти сто лет назад написал Дж. М. Кейнс, высокие темпы
роста и значительный материальный прогресс имеют место
в нашей жизни только три последних столетия.
С древнейших времен, о которых сохранились письменные свиде-
тельства, скажем с 2000 года до нашей эры, и до начала XVIII века
уровень жизни среднего жителя в центрах цивилизации значи-
тельно не изменялся. Конечно, были некоторые подъемы и спа-
ды. Временами — чума, голод или войны. Временами наступал
«золотой век». Но никаких резких и прогрессивных изменений
не было. Некоторые периоды, возможно, были на 50% лучше, чем
остальные, в крайнем случае — на 100% лучше, и так на протяжении
почти четырех тысячелетий, закончившихся, скажем, в 1700 году...
Какая-то эпоха до начала человеческой истории (возможно, один
из спокойных моментов перед последним ледниковым периодом),
должно быть, являла собой картину прогресса, схожую с совре-
менной. Но на протяжении большей части письменной истории
такого практически не наблюдается2*.
После отказа от концепции цикличности времени про-
шло много столетий, но человечество так и не привыкло
к заметному росту благосостояния в течение жизни одного
или нескольких поколений. Цитату из Кейнса мы могли бы
дополнить тем, что обустройство обыкновенного домаш-
него хозяйства за эти четыре тысячи лет почти не измени-
лось. Человек, уснувший задолго до Христа и проснувшийся
4 Кейнс Дж. М. Экономические возможности наших внуков. С. 61.
В этом месте представляется интересным процитировать еще
один абзац: «Почти все, что действительно важно и чем чело-
век владел в начале современной эпохи, было известно ему еще
на заре истории. Язык, огонь, домашние животные, которых мы
держим и теперь, пшеница, ячмень, вино и оливки, плуг, колесо,
весло, парус, кожа, холст и сукно, кирпичи и горшки, золото и се-
ребро, медь, олово, свинец и железо вошли в этот список еще до
1000 года до нашей эры. Сведения о том, когда впервые возникли
банковское дело, искусство управления государством, математика,
астрономия и религия, — отсутствуют».
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
89
в XVII веке, не заметил бы никаких существенных изменений
с этой точки зрения. Если же сейчас мы бы проснулись на
одну эпоху позже, мы бы оказались полностью дезориенти-
рованными в вопросах обращения с обычной бытовой тех-
никой. Понятно, что с осуществлением научно-технической
революции (то есть тогда, когда экономика зародилась как
отдельная дисциплина) материальный прогресс стал само
собой разумеющимся. Несмотря на то что Кейнс достаточно
четко выразил свое мнение по поводу экономического удов-
летворения наших потребностей, вера в благотворное влия-
ние материального прогресса достаточно сильна и исповеду-
ется большинством ключевых экономистов нашего времени.
Именно поэтому мы должны постоянно расти, потому что мы
(где-то в глубине души) считаем, что таким образом прибли-
жаемся к (экономическому) раю на земле. Как пишет чешский
философ Ян Паточка, в связи с тем, что забота о душе сме-
нилась сегодня заботой о вещах внешних, сейчас экономи-
сты становятся исключительно важными фигурами1. От них
ждут толкований происходящих событий (непредсказуемый
Олимп как бы был заменен непредсказуемой Уолл-стрит),
пророчеств (макроэкономических прогнозов), преобразова-
ния реальности (смягчения последствий кризиса, ускорения
роста) и даже того, что именно они приведут людей на Землю
обетованную — в рай на земле. Пол Самуэльсон, Милтон Фри-
дман, Гэри Беккер, Фрэнк Найт и многие другие становятся
страстными проповедниками, апостолами экономического
прогресса, веру в который они распространяли не только
в пределах своей страны, но и на иные культуры. Подробней
к этой теме мы вернемся во второй части книги.
Реализм и антиаскетизм
Кроме идеи прогресса иудеи внесли еще одно очень суще-
ственное дополнение в нашу цивилизацию — десакрализо-
вали героев, природу и правителей. С неким преувеличением
1 См.: Паточка Я. Еретические эссе о философии истории.
можно сказать, что иудейское мышление имеет самую праг-
матичную, самую реалистичную направленность из всех
философских учений, оказавших влияние на сегодняшнюю
культуру2 з. Иудеям был чужд абстрактный мир идей. Им
и сегодня запрещено даже символически изображать Бога,
людей и зверей и создавать какие-либо аналоги или подо-
бия реальности (фактически модели):
Твердо держите в душах ваших, что вы не видели никакого образа
в тот день, когда говорил к вам Господь на Хориве из среды огня,
дабы вы не развратились и не сделали себе изваяний, изображе-
ний какого-либо кумира, представляющих мужчину или женщину,
изображения какого-либо скота, который на земле, изображения
какой-либо птицы крылатой, которая летает под небесами, изоб-
ражения какого-либо гада, ползающего по земле, изображения
какой-либо рыбы, которая в водах ниже земли; и дабы ты, взгля-
нув на небо и увидев солнце, луну и звезды, и все воинство не-
бесное, не прельстился и не поклонился им и не служил им, так
как Господь, Бог твой, уделил их всем народам под всем небомЗ.
2 «В западном мире к полному “отделению” тела от души пришла
только греческая мысль. [Знаменитый антрополог] Джулиан Джеймс
датирует это событие временем до VI века до нашей эры. Концепцию
души как чего-то существенно отличающегося от тела разработали
отдельно друг от друга Платон и Аристотель, затем христианство
дало ей дальнейшее развитие. Ранний иудаизм не делал четких
различий между душой и телом, но позднее принял концепцию
бессмертной души» (Heffernanova J. Tajemstvi dvou partneril. P. 61).
з Втор. 4:15-19. Визуальное изображение запрещено; однако, с дру-
гой стороны, сильный акцент сделан на интерпретацию, то есть
устную подачу. Всего лишь несколькими стихами раньше Господь
настоятельно призывает народ: «Только берегись и тщательно
храни душу твою, чтобы тебе не забыть тех дел, которые видели
глаза твои, и чтобы они не выходили из сердца твоего во все дни
жизни твоей; и поведай о них сынам твоим и сынам сынов тво-
их» (Втор. 4:9). В отличие от историй других народов, в еврейской
культуре огромную роль играет устная традиция. У иных этносов
преобладало сохранение культурного наследия (истории) путем
создания неких подобий, если мы говорим о рисунках или скульп-
турах. Особенно греческий герой должен был соответствовать всем
требованиям привлекательности изображения.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
91
В отличие от христиан иудеи не развивали представление
о внеземном рае или небесах1. Рай иудеев — Эдем — изна-
чально располагался на земле, в Месопотамии1 2, и существо-
вал в определенное время, вычисленное при помощи изу-
чения генеалогии со времен Адама и Евы. В конце концов,
евреи и по сей день ведут летоисчисление от сотворения
мира. Концепция небес в иудаизме совершенно не разрабо-
тана, в любом случае в качестве аргумента (в теологии) она
не используется. И Вольтер пишет: «Законы Моисея — это
верно — не провозглашали существования загробной жизни,
не угрожали наказаниями после кончины, не учили древних
иудеев бессмертию души»3.
Ветхозаветным евреям в целом был чужд управляе-
мый аскетизм в виде испытания бедностью, презрения ко
всему материальному или телесному, который позднее под
влиянием традиции, основанной на работах Сократа и Пла-
тона4, приходит в Грецию. Эта греческая традиция аскетизма
позже, через учения Павла из Тарса и неоплатоника Авгус-
тина (354-430 годы), попадает, правда в несколько ограни-
ченном виде, в христианство (мы еще вернемся к греческим
и средневековым христианским учениям в контексте темы
аскетизма).
На иудейскую прагматичность обращает внимание
Макс Вебер: «Иудаизм обращен к миру, по крайней мере
в том смысле, что он отвергает не мир как таковой, а лишь
господствующий в нем принцип иерархического устройства
общества... Иудаизм отличается от пуританства только (как
всегда) отсутствием в нем систематического аскетизма...
Следование еврейским законам имеет с аскезой мало чего
ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
1 См. также: Weber М. Autorita, etika a spolecnost. Р. 249. з
2 Быт. 2:10-14. 2
з Вольтер. Философский словарь, статья «Атеизм», разд. IV. С. 642. S
4 Настоящая книга не ставит себе целью рассмотреть позднейшее
(особенно диаспорное) развитие иудаизма, в котором часто по-
являются элементы аскетизма. Сосредоточимся лишь на ветхоза- 5
ветной экономической антропологии. н
92
общего»5. Иудеи считают этот мир настоящим — не какой-то
тенью лучшего мира, существующего только в виде идей,
что не совпадает с обычным толкованием истории, которое
приписывается Платону. Душа, как позже напишет Августин,
не борется с телом и не является его пленницей. Наоборот,
тело и вещественный (в данном случае экономический) мир
для иудеев — это создание доброго Бога. Земля, свет, все
материальное являются для них достойным результатом
Божеских деяний, вершиной творения.
Эта мысль является обязательным условием раз-
вития экономики, вполне земным решением, правомоч-
ным и оправданным, так как, на первый взгляд, сама идея
не несет в себе никакой «духовной составляющей», а направ-
лена лишь на удовлетворение мирских потребностей
и исполнение земных желаний6. Ветхозаветному учению
почти не знакомы презрение к богатству или вознесение
хвалы бедности и простоте. Радикальное пренебрежение
материальным благополучием мы найдем лишь в Новом
Завете — в притче о Лазаре, например. Если человеку везет
(в экономическом смысле), иудеи часто понимают это как
проявление Божьей благосклонности. Это отмечает социо-
лог-экономист Зомбарт:
5 Weber М. Autorita, etika a spolecnost. Р. 268. Прагматичность не на-
рушена и в случае поведения, имеющего признаки аскетизма, если
это касается образа действий, предписанного Писанием, так как
«если евреи исполняют Завет, то это не аскеза, также как не явля-
ется аскезой соблюдение различных ритуальных норм и некото-
рых табу».
6 «Таким образом, экономические требования и желания в иудаи-
зме приравниваются ко всем остальным основным человеческим
стремлениям. Это не то, что может и должно быть уничтожено.
Люди могут и должны посвящать себя им и тем добиваться бла-
гословения Божьего... Таким образом, получение и использо-
вание экономических выгод в иудаизме считается вполне за-
конным, разрешенным и полезным, но все-таки ограниченным
и освященным заповедями Божьими» (Tamari М. The Challenge of
Wealth. P. 47).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
93
Просматривая духовные источники иудейской религии (и пре-
жде всего Священные Писания и Талмуд), можно обнаружить
несколько (причем совсем немного) мест, в которых бедность
в противоположность богатству прославляется, однако им проти-
востоит множество других отрывков, прославляющих богатство,
считающих его Божьим благословением и весьма настойчиво пре-
достерегающих от злоупотребления им или от тех последствий,
к которым оно приводит!.
С принятием концепции прагматичности процесс деса-
крализации не завершился. В ветхозаветном учении герои,
правители и природа также были лишены своей божествен-
ности. Все это оказывает заметное влияние на изменения
в экономическом мышлении.
Архетип героя
Понятие героя является более важным, чем может показаться
на первый взгляд. Вероятно, оно и является древним источ-
ником кейнсова animal spirits — желания следовать какому-то
внутреннему архетипу, который принимается данным инди-
видуумом за свой собственный и уважается обществом. Воз-
можно, в каждом из нас есть своеобразный Байяя2, некий вну-
тренний образец, которому мы (сознательно или нет) следуем.
Очень важно, какой это архетип, так как его роль доминантно
иррациональна и меняется в зависимости от времени и типа
цивилизации. Этот сидящий внутри нас активист, органиче-
ски присущий нам двигатель, влияет на наше (в том числе
экономическое) поведение больше, чем мы думаем.
В первую очередь обратим внимание, что Ветхий Завет
демонстрирует нам намного более жизненный и пластичный
архетип героя, чем окружающие цивилизации. Еврейских
1 Зомбарт В. Евреи и экономика. С. 397.
2 Герой народной чешской сказки, молодой принц, который после
смерти родителей отправляется путешествовать. По совету свое-
го коня он притворяется немым и произносит лишь одно слово:
«Байяя». — Примеч. пер.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК
94
«героев», в отличие, например, от полубогов из «Эпоса о Гиль-
гамеше» или греческих мифов и легенд, можно представить
себе достаточно четко. Как шумеры видели образ героя, мы
уже знаем. Сосредоточимся на минутку на другой культуре,
имевшей на евреев сильное влияние, — культуре египтян.
В начале своей истории евреи прожили в Египте несколько
столетий и ушли оттуда примерно во времена правления
знаменитого Рамзеса II3. Исходя из сохранившихся доку-
ментов (если кто и заложил бюрократические традиции, то
это были египтяне), мы можем в общих чертах нарисовать
образ героя, каким его представляли люди того времени.
Тогда была сильно развита мифология царя-героя, которую
Клэр Лалуэтт сводит к следующим основным характеристи-
кам: красота (приятный в созерцании совершенный облик,
красота, выраженная египетским словом nefer, означающим
не только эстетические, но и моральные качества)4, муже-
ственность и сила5, знания и интеллект6, мудрость и разум,
осмотрительность и эффективность, репутация и слава
(подавляющая врага, ибо «тысяча мужей не могли твердо
3 См.: Lalouette С. Ramessova rise. Р. 194.
4 Интересно отметить, кстати, что и сегодня мы связываем нрав-
ственность с эстетикой. На злых персонажей неприятно смотреть,
в то время как положительные, как правило, красивы. Читатели,
конечно, вспомнят много примеров. Демоны и чудовища из со-
временных мифов — книги фильмов — походят на смерть, трупы,
а если вдруг они красивы, то коварно (временно) используют свою
привлекательность для (сексуального) искушения. Действитель-
но, мало какие негативные персонажи нашей суперсовременной
мифологии по-настоящему прекрасны.
5 Рамзес II — это «герой, которому нет равных, руки у него сильные,
сердце благородное».
6 У Рамзеса II «сердце быстрое, как Тот». Небезынтересно, что для
египтян за интеллект отвечало сердце, именно оно было центром
мышления. Сегодня сердце считается ответственным за эмоции
и, более того, часто вступает в конфликт с разумом, за который,
как мы считаем, отвечает голова. (См. в «Мыслях» Паскаля: «Серд-
це имеет свои основания, которых ум не знает...» (277, разд. XXII,
с. 232).) Слово «разум» мы спокойно могли бы заменить словом
«голова».
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
95
стоять на ногах в его присутствии»)1; он является добрым
пастырем, заботящимся о своих подчиненных, твердой сте-
ной, щитом страны и героическим ее защитником. А еще
египетский правитель, так же как и шумерский, отчасти
являлся богом, точнее — сыном бога1 2.
В Торе мы почти не найдем подобных полубогов, кра-
савцев-богатырей, наделенных сверхчеловеческими физичес-
кими способностями, которым предопределено совершать
великие дела. Единственным исключением был Самсон,
но и его невообразимая сила была дана ему Господом. Герои
(если этот термин вообще здесь применим) Торы часто оши-
баются, и эти промахи в подробностях отмечены в Библии —
вероятно, чтобы никто из них не мог быть обожествлен3. За
примерами далеко ходить не надо: Ной напивается до потери
сознания, Лот в подобном состоянии дает себя соблазнить
своим собственным дочерям, Авраам лжет и продает свою
жену как наложницу, Иаков обманывает своего отца и лишает
единокровного брата Исава права первородства, Моисей уби-
вает египтянина, царь Давид прелюбодействует с женой своего
военачальника, а затем отправляет его на верную смерть, Соло-
мон в старости обращается к языческим идолам и так далее4.
1 Это моральное оружие, как его называет Клэр Лалуэтт, имеет всегда
один и тот же эффект: падение или хотя бы полное обездвижива-
ние противника без единого выстрела. В данный моментуместно
вспомнить, что при падении Иерихона, первого города, занятого
евреями, его стены (стены, а нелюди) пали точно так же, без еди-
ного выстрела. См.: Нав. 6.
2 См.: Lalouette С. Ramessova rise. Р. 277-283. Глава «Portret hrdiny»,
откуда приведены цитаты.
3 Более того, в подавляющем большинстве ветхозаветных историй
господствует стремление определить время (как правило, являю-
щееся производным от количества лет правления данного царя
или его родословной) и место события абсолютно точно.
4 Это особенно верно в отношении выдающихся лидеров еврейского
народа. Но ошибки пророков (которым обожествление не грозит)
тоже отмечаются достаточно часто. Пророк Иона отказывается
повиноваться Господу и надменно его осуждает за милость к го-
роду Ниневия, Иеремия стремится к смерти и т. д. Положитель-
ным исключением является пророк Даниил — один из немногих
персонажей, за которым не числится ни один «порок».
J.OMAL1J СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
9<Й
Каждое общество и каждая эпоха имеют свои идеалы,
которым мы неосознанно пытаемся соответствовать, при-
чем чаще всего они являются комбинацией того, что уже
было. Антропология знает несколько архетипов героя. Так,
например, Пол Радин, американский антрополог польского
происхождения, в 1956 году описал в своей книге «Трик-
стер: исследование мифов североамериканских индейцев»
четыре основных архетипа. Самый древний — так называе-
мый трикстер (плут); затем носитель культуры — заяц;
герой-силач по прозвищу Красный Рог и, наконец, наиболее
развитая форма героя — близнецы. У Гильгамеша, например,
присутствуют признаки всех этих архетипов; близнецом, его
дополняющим, является Энкиду5. В определенной степени
можно сказать, что иудеи, а позднее христиане добавили
следующий архетип — героя-мученика6. Таковым, например,
является Иов или, в значительной степени, Исаия. В христи-
анстве этот идеал, возможно, олицетворяет Иисус Христос,
который одержал победу, потерпев поражение, проявил свою
силу через слабость и продемонстрировал свое величие через
унижение на кресте. Похоже, он должен был указать нам путь
и научить терпению на этом пути. Проанализировав пере-
численные выше архетипы героев, можно сделать вывод,
что иудейские герои скорее подходят под характеристику
трикстера, носителя культуры и близнеца. Здесь отсутствует
силач, доминантный символ, — образ, приходящий нам на
ум при слове «герой».
Все это исключительно важно для демократического
капитализма, так как иудейский архетип лежит в основе
появившегося позднее феномена героя, более подходящего
к сегодняшней жизни. «Герои отложили оружие и пода-
лись в торговлю за богатством»7. Для чего, как известно,
не нужны мышцы и красота: зачем быть полубогом, когда
5 См.: Heffernanova J. Gilgames. Р. 6.
6 Это именно тот архетип, на который, как мне кажется, больше
всего нападает Ф. Ницше.
7 Lalouette С. Ramessova rise. Р. 118.
ЧАСТЬ! ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
97
хватает хитрости и находчивости. Для героя, продвинувшего
нашу цивилизацию на тот уровень, где она находится сей-
час, подходит, скорее, архетип умного трикстера, носителя
культуры и мученика.
Десакрализация природы
Ветхий Завет десакрализирует не только героя, но и при-
роду1 — творение Божье, хотя и подтверждающее существо-
вание капризных богов, но не являющееся, как в «Эпосе
о Гильгамеше», местом их обитания. Этот процесс, однако,
не означает истребление или осквернение. Человек должен
был заботиться о природе (см. историю о райском саде или
символику наречения зверей). Охрана естественной среды
обитания и забота о ней связаны с рассмотренной нами
в начале главы идеей прогресса. В случае линейного восприя-
тия времени это, возможно, вопрос наследства, оставляемого
будущим поколениям. «Иудаизм рассматривает экономиче-
ское развитие как нечто позитивное, и природа подчиняется
прогрессу. Тем не менее... рост должен быть непременно
ограничен. Необходимо учитывать потребности будущих
поколений. В конце концов, все человечество является хра-
нителем мира Божьего. Растрата природных ресурсов, как
частных, так и государственных, запрещена»2.
Десакрализация правителя
В подобном же историческом контексте ветхозаветное уче-
ние десакрализовало и правителя — носителя экономической
политики. Устами Моисея Господь призвал евреев к восста-
нию против воли фараона — в то время ситуация неслыхан-
ная. Властитель приравнивался к богу или, по меньшей мере,
к сыну бога, — в подобном смысле и Гильгамеш, владелец
Урука, был на две трети бог. Но в контексте Ветхого Завета
1 В Книге Бытия нет Солнца и Луны — традиционных божеств ран-
них культур, они даже никак не названы; обозначаются просто
как большее или меньшее светило.
2 Tamari М. The Challenge of Wealth. P. SI.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
98
фараон — просто человек (с которым можно не соглашаться,
которого можно не признавать!).
И позднее пророки постоянно напоминали израиль-
ским царям, что они не всемогущи, не равны Богу, а подчи-
нены Ему. В конце концов, в Торе ясно и подробно распи-
сано: сама идея политического владыки вступила в конфликт
с волей Господа, однозначно отдававшего преимущество
судье как олицетворению высшей формы правления — то
есть институции, которая может быть арбитром, но явно
не будет иметь исполнительной власти в сегодняшнем смысле
слова3. Могущество царя было буквально втоптано в землю.
Именно в таком контексте читатели Торы ее впоследствии
и воспринимали. Речь не шла о божественной институции —
царствование было вполне мирским делом. С того времени
смирение правителя (то есть признание наличия Божьей
воли над собой, а не в себе) считается одной из основных
его добродетелей. Царь Давид, самый знаменитый из изра-
ильских царей, в приписываемом ему 146-м псалме пишет:
«Смиренных возвышает Господь, а нечестивых унижает до
земли»4. Политика утратила характер божественной безо-
шибочности, и политические решения стало возможным
подвергать сомнению. Экономическая стратегия наконец
могла стать предметом изучения.
В Ветхом Завете весь институт царствования представ-
лен как нечто такое, к чему следует относиться с осторож-
ностью. До того, как израильтяне выбрали (бросив жребий)
царя, роль «правительства» в Израиле выполняли судьи,
которым, с точки зрения власти исполнительной, было до
царей далеко. В следующей цитате Господь устами пророка
Самуила предупреждает людей, чтобы они не ставили над
собой царя:
3 Из этого можно сделать интересные выводы в духе Токвиля о раз-
делении законодательной, судебной и исполнительной властей.
Законодателем должен был бы быть Господь, а судьями — упол-
номоченные им пророки.
4 Пс. 146:6.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
99
...И сказал: вот какие будут права царя, который будет царство-
вать над вами: сыновей ваших он возьмет и приставит их к колес-
ницам своим и [сделает] всадниками своими, и будут они бегать
пред колесницами его; и поставит [их] у себя тысяченачальника-
ми и пятидесятниками, и чтобы они возделывали поля его, и жали
хлеб его, и делали ему воинское оружие и колесничный прибор
его; и дочерей ваших возьмет, чтоб они составляли масти, варили
кушанье и пекли хлебы; и поля ваши и виноградные и масличные
сады ваши лучшие возьмет, и отдаст слугам своим; и от посе-
вов ваших и из виноградных садов ваших возьмет десятую часть
и отдаст евнухам своим и слугам своим; и рабов ваших и рабынь
ваших, и юношей ваших лучших, и ослов ваших возьмет и упо-
требит на свои дела; от мелкого скота вашего возьмет десятую
часть, и сами вы будете ему рабами; и восстенаете тогда от царя
вашего, которого вы избрали себе; и не будет Господь отвечать
вам тогда. Но народ не согласился послушаться голоса Самуила,
и сказал: нет, пусть царь будет над нами...!
Таким образом, и без благословения Божьего в Израиле воз-
родился институт правителя как носителя исполнительной
власти. Уже в самом начале, когда Господь дистанцировался
от этой идеи, становится понятно, что в политике нет ничего
святого, не говоря уже о божественном. Цари и вожди допус-
кают ошибки, и их можно подвергать жесткой критике. Что
и делают, невзирая на лица, пророки в Ветхом Завете.
Хвала порядку и мудрости: человек
как соавтор творения
Сотворенный мир имеет какой-то порядок, который мы,
люди, можем познать, что для методологии науки и эко-
номики является исключительно важным, так как непоря-
док, хаос с трудом поддаются научному изучению2. Вера
1 1 Цар. 8:11-19.
2 Современную науку, однако, определенные виды хаоса интере-
суют. Теория хаоса, к примеру, изучает поведение динамических
систем, которые высокочувствительны к начальным условиям.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК
100
в рациональное и логическое построение системы (обще-
ства, экономики) является по умолчанию предпосылкой
любого (экономического) исследования. Похоже, правда, что
в самом начале процесса творения дело обстояло не совсем
так: все представляло собой, в точном смысле слова, неде-
лимую бесформенную и бесцветную массу, было сплетено
в единое целое, ничто не имело имен и названий3. В начале
Бог словом сотворил свет, а потом каждый день продолжал
созидать: отделил свет от тьмы, воду от суши, день от
ночи — и привел все в порядок4. Мир сотворен должным обра-
зом — мудро, логично и, следовательно, рационально. Он соз-
дан неким здравомыслящим, соблюдающим целесообразные
правила существом и, значит, поддается хотя бы частичной
дешифровке5. Принципы, регулирующие мировое устройство,
познаваемы. В Книге Притчей Соломоновых несколько раз
прямо подчеркивается, что именно премудрость наблюдала
за сотворением мира. Она лично взывает:
Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Сво-
их, искони; от века я помазана, от начала, прежде бытия земли.
Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было
источников, обильных водою. Я родилась прежде, нежели водру-
жены были горы, прежде холмов, когда еще Он не сотворил ни
земли, ни полей, ни начальных пылинок вселенной. Когда Он уго-
товлял небеса, я была там. Когда Он проводил круговую черту
по лицу бездны, когда утверждал вверху облака, когда укреплял
3 Мотив хаоса появляется и в других древних повествованиях и ми-
фологиях.
4 Важно отметить, что с любым актом творения, обособления связано
также наречение. Если вещь никак не названа, то есть не выделена
из всех прочих, то она еще не является самой собой: не обозначе-
на — значит, и не определена.
5 Самых основ «объективной реальности» не удалось пока постичь
даже царице точных наук — теоретической физике. И поэтому
физики (а с ними и мы) еще и сегодня не могут по-настоящему
ответить на основные вопросы — что такое материя, например.
Суть вещей до сих пор является для нас тайной, покрытой мраком.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
101
источники бездны, когда давал морю устав, чтобы воды не пере-
ступали пределов его, когда полагал основания земли...1
И далее:
...Тогда я была при Нем художницею и была радостью всякий день,
веселясь пред лицом Его... веселясь на земном кругу Его, и радость
моя была с сынами человеческими. Итак, дети, послушайте меня;
и блаженны те, которые хранят пути мои! Послушайте наставле-
ния, и будьте мудры, и не отступайте от него. Блажен человек, ко-
торый слушает меня, бодрствуя каждый день у ворот моих и стоя
на страже у дверей моих! потому что, кто нашел меня, тот нашел
жизнь и получит благодать от Господа; а согрешающий против меня
наносит вред душе своей: все ненавидящие меня любят смерть..2
Именно потому Бог и премудрость вместе с Ним призы-
вают нас к изучению миропорядка. Не запрещены никакие
исследования. Другая невысказанная предпосылка, служа-
щая фундаментом любого научного анализа: совокупность
принципов, лежащих в основе устройства Вселенной, может
быть постигнута человеческим разумом. Стимулов к приоб-
ретению мудрости в Ветхом Завете намного больше: «Пре-
мудрость возглашает на улице... “Доколе, невежды, будете
любить невежество?”»3 Или несколькими главами дальше:
«Главное — мудрость: приобретай мудрость, и всем имением
твоим приобретай разум»4.
Постижение мира — деятельность не просто законная,
а даже одобренная Богом; это своего рода соучастие в деле
творения5. Человеку разрешено разобраться в себе и своем
1 Притч. 8:22-29.
2 Притч. 8:30-36.
з Притч. 1:20-22.
4 Притч. 4:7.
5 О том, что это соучастие является желанием Божьим, свидетель-
ствует данное Господом Адаму разрешение наименовать все со-
творенное. В старых культурах, а до определенной меры и сегод-
ня наречение есть дело избранных. В еврейском понимании это
свидетельствовало о превосходстве над нареченным.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
102
окружении и использовать эти знания для добрых дел. При-
рода существует для людей, дает возможность себя разга-
дать и изменить, к чему мы, собственно говоря, и призваны,
а может, даже для чего и сотворены.
Иудейская культура заложила основы научного познания
мира. Стоит отметить, что рациональное изучение природы,
как это ни удивительно, уходит корнями в религию. Всегда
будет существовать много тайн, для разгадки которых недоста-
точно одного разума: все-таки мы живем в мире, до определен-
ной степени (и никогда полностью) постижимом с помощью
интуиции, здравого смысла, опыта и эмоций в совокупности.
Завершить творение Бога — задача человека
Сотворение мира в том виде, как его излагает иудейское
учение, описано в Книге Бытие. Бог (1) творит, (2) отделяет,
(3) нарекает:
В начале сотворил Бог небо... и отделил Бог свет от тьмы. И назвал
Бог свет днем, а тьму ночью... И создал Бог твердь, и отделил воду,
которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так.
И назвал Бог твердь небом... И назвал Бог сушу землею, а собра-
ние вод назвал морямиб.
Без названий не существует формирующаяся вместе с язы-
ком реальность.
Эта мысль удачно выражена Витгенштейном в его
трактате: «Границы моей речи указывают на границы моего
Мира»7. Верно также, что мы не можем мыслить вне слов, то
есть так, чтобы в наших мыслях не возникал замещающий
символ (имя, знак и т. д.). Закономерно также, что если мы
о чем-то не способны размышлять, то и не можем дать этому
название8, и наоборот.
б Быт. 1:1-9 (курсив наш. — Г. С.).
7 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. 5.6.
8 Там же. 5.61: «То, о чем мы не можем подумать, о том мы поду-
мать не можем: поэтому мы также не можем сказать то, о чем мы
не можем подумать».
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
103
Само наречение традиционно считается венцом деяний
творца, представляет собой некий grand finale виртуозной
работы, последний, завершающий образ мазок, подпись.
В Книге Бытия упомянут примечательный момент: живот-
ных, то есть последнее, что было сотворено, нарекает не Бог,
а человек. Именно ему была дана прерогатива завершить
начатое Господом:
Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц
небесных, и привел их к человеку, чтобы видеть, как он назовет
их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было
имя ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным
и всем зверям полевым...!
О наименовании тварей божьих в одном абзаце говорится три
раза подряд. Свои творения Бог передает человеку в отчасти
незавершенном состоянии (хотелось бы сказать — в виде
полуфабриката) и оставляет их для довершения. Наречение
есть отображающий это обстоятельство символ. Право присво-
ения имени в иудейской культуре было (и по сей день остается
в культуре нашей) суверенным и принадлежало, например,
первооткрывателю (ранее не известного места), изобрета-
телю (нового принципа) или родителям (ребенка). То есть
тому, кто стоял у зарождения, у исходной точки. И именно
это право передал Господь людям. Мотив завершения появ-
ляется в самом образе сада, требующего постоянной заботы
куска земли, который помещенный туда (а не в джунгли, лес
или на луг — их можно оставить в первозданном виде) чело-
век должен был возделывать1 2.
И как это связано с экономикой? Сама реальность, наш
«объективный» мир, становится сотворением, человек сам
1 Быт. 2:19-20 (курсив наш. — Г. С.).
2 См.: Быт. 2:15. Определенные коррективы в интерпретацию смыс-
ла и значения наречения может внести факт, что Адам дал имя
и женщине — Еве. Но это случилось уже после изгнания из рая, до
этого Адам Еву никак не называл.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК Э КОН ОМ И КА Д ОБРА И 3 ЛА
104
принимает участие в созидании, постоянно неким образом
сотрудничает.
Реальность — это не данность, она не пассивна. Ее осоз-
нание требует активного участия самого человека. Именно он
должен сделать последний шаг, как-то действовать для того,
чтобы возникла действительность (обратите внимание, что
действительность есть производное от слова действовать).
Наше реализующее поведение предполагает создание кон-
струкции, привнесение в нее смысла и порядка (что очень
хорошо выражено библейским наречением, то есть категори-
зацией, классификацией и упорядочиванием). Наши модели
довершают реальность, так как они (1) ее интерпретируют,
(2) присваивают ей имена, (3) позволяют мир и явления
классифицировать в соответствии с логической формой,
и (4) посредством этих моделей мы де-факто реальность
и воспринимаем. С помощью этого (привнесенного нами)
порядка реальность начинает проявляться как действитель-
ность, а без него просто теряет смысл. «А то, что никакого
смысла не имеет, вообще не является на свет Божий»3.
С помощью своих теорий человек не только изучает
мир, но и меняет его. Не только в смысле вмешательства
в природу (улучшение способов обработки почвы, увеличе-
ние урожайности путем культивирования растений, возве-
дение дамб и т. д.), но и в более глубоком, онтологическом
понимании. Он формирует или преобразует реальность,
придумывая новые лингвистические рамки, аналитические
модели или переставая использовать старые. Эти прообразы
существуют только в наших головах, их нет в «объективной
реальности». В этом смысле Ньютон изобрел (ни в коем случае
не открыл!) гравитацию4. Изобрел (мнимые и абстрактные!)
з Neubauer Zd. Responded Dicendum. P. 23.
4 Neubauer Zd. О сет je veda. P. 173-174. Подробней см.: Пёрсиг P.
«Дзэн и искусство ухода за мотоциклом», откуда приводим сле-
дующую цитату (с. 38-42):
«— Ты веришь в призраков?
— Нет, — отвечаю я.
— Почему?
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
105
рамки, ставшие общепринятыми и быстро «перенесенные» j
на реальность. Аналогичным образом Маркс изобрел кон- J
цепцию классовой борьбы. Его идеи почти на целое столетие |
изменили восприятие истории и саму действительность на 1
значительной части земного шара. 1
Перейдем теперь к чисто экономической тематике. 1
Вернемся к довершению реальности человеком в прямом |
(не с помощью моделей) смысле слова. Об этом превосходно S
повествует Джон Локк, занимавшийся «прибавочной стой- *
мостью», создаваемой трудом: '!
i
...Ведь продукты, идущие на поддержание человеческой жизни, '
даваемые одним акром огороженной и обработанной земли (го-
воря строго об одном и том же продукте), по количеству в десять
раз превосходят те, которые дает акр такой же плодородной
земли, которая лежит невозделанной в общем владении... Я здесь
расценил возделанную землю очень низко, исчисляя ее продукт
как десять к одному, когда на самом деле правильнее было бы
говорить о ста к одному1.
— Потому что они не-на-уч-ны.
Джон улыбается моему тону.
— В них не содержится материи, — продолжаю я, — и нет энер-
гии, а поэтому, согласно законам науки, они существуют только
у людей в головах... Например, вроде бы совершенно естественно
подразумевать, что гравитация и закон тяготения существовали
до Исаака Ньютона. Только чокнутый решит, что до XVII века гра-
витации не было... Ну, тогда... ты будешь думать над этим долго
и в итоге начнешь ходить кругами, пока не придешь к единствен-
но возможному, рациональному, разумному заключению. Закона
тяготения и самой гравитация не существовало до Исаака Нью-
тона. Никакой другой вывод не имеет смысла... А это значит...
что закон тяготения существует только в головах у людей! Это
призрак! Мы все очень заносчивы и самонадеянны, когда черним
чужих призраков, а к своим относимся так же невежественно, вар-
варски и суеверно... Я не расстраиваюсь, когда ученые говорят,
что призраки существуют в уме. Меня достает лишь вот это лишь.
Наука тоже лишь у тебя уме, только ее это не портит. И призраков
не портит тоже».
1 Локк Дж. Два трактата о правлении. С. 283; цитата присутствует
и в: Novak М. The Catholic Ethic and the Spirit of Capitalism. P. 286.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК
106
Майкл Новак даже говорит о некоем находящемся в своем
естественном, природном состоянии и брошенном на произ-
вол судьбы полуфабрикате2 3, который человек должен культи-
вировать, облагораживать «в поте лица». Он, таким образом,
назначается управляющим тварного мира и ответственным
за доведение его до совершенства. Бог с помощью еще сыро-
ватой (не полностью готовой) созданной Им земной юдоли
связывает человека заданием охранять и защищать райский
сад, принимать тем самым участие в сотворении культурного
ландшафта. Это прекрасно описывает и чешский философ
Зденек Нойбауэр:
«Такова действительность, и она так совершенна, что с легкостью
кристаллизуется в любые формы материи в земном и космиче-
ском пространствах. Поэтому я осознаю — то, что существует,
на самом деле есть результат творения, а не проявление объек-
тивной данности»^.
С этой точки зрения можно видеть, насколько иудейское
учение связано с мистикой: оно признает роль непостижи-
мого. И поэтому, несмотря на весь свой прагматизм, оно
окутано тайной и избегает механистически-причинного
объяснения мира. «Согласно Веблену, еврейский способ
мышления придает особое значение духовному, сверхъ-
естественному, непостижимому. Язычники же, наоборот,
смотрят на все скорее механистически и научно»4. Много
позднее со сходной идеей в историю экономической мысли
виртуозно вмешивается Кейнс, наивысшим вкладом кото-
рого в экономику было именно возрождение нематериаль-
ного, неосязаемого — в форме, к примеру, animal spirits или
неопределенности. Экономист Пьеро Мини вообще считает,
что скептический и аксиоматический бунтарский подход
2 См..-NovakM. The Catholic Ethic and the Spirit of Capitalism. P. 150-151.
3 Neubauer Zd. Respondeo Dicendum. P. 28.
4 Mini P. V. Philosophy and Economics. P. 228. См. также: Veblen T.
The Intellectual Pre-Eminence of Jews in Modern Europe.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
107
Кейнса к исследованию экономических явлений стал след-
ствием его почти талмудического воспитания1.
Добро и зло в нас: моральное обоснование
благополучия
В «Эпосе о Гильгамеше», как мы видели, вопрос добра и зла
в этическом плане еще не нашел своего систематического
решения. Хотя зло в нем и упоминается, но определяется
как нечто, происходящее экзогенно, вне нас. Его воплоще-
ние, Хумбаба, обитает вне города в кедровом лесу, там же
живет Энкиду; именно переселение в город оказывает на этого
дикаря благотворное влияние.
Читатель эпоса не может избавиться от ощущения, что
зло связано с природой, а добро — с городом, цивилизацией,
прогрессом. Египтяне, кстати, схожим образом обожествляли
город. Для них он представлял божественную сущность. В еги-
петских текстах и стихах он отождествлялся с пребывающим
в нем божеством2. В эпосе, однако, зло и добро не трактуются
с точки зрения нравственности — они не являются резуль-
татом (без)нравственного поведения. Речь идет о некоем
природном зле, не связанном с человеческой моралью. Зло
и добро никакого отношения к нравственности не имели.
Зло просто было — и все.
Иудейское учение, наоборот, весьма интенсивно зани-
малось нравственностью добра и зла. В историю оно вводит
положенный в основу Священного Писания морально-нрав-
ственный аспект3, через призму которого и надо оценивать
все события. Ход истории для евреев зависел от нравствен-
ности поведения ее персонажей. Человеческий грех влияет
1 См.: Mini Р. V. Philosophy and Economics. Р. 229.
2 См.: Lalouette С. Ramessova rise. Р. 336.
3 Как пишет В. Зомбарт, «[вера в вечную жизнь] приходит из чу-
жой религии, вероятно от парсов, но, как и все прочие слагаемые
чужого вероисповедания, сообразуется с духом иудейской веры
и конкретизируется в соответствии с этикой иудаизма» (Sombart W.
The Jews and Modern Capitalism. P. 395).
ТОМАШ СЕДЛАЧЕ1'
108
на все происходящее, и именно из-за этого авторы Ветхого
Завета разработали сложный моральный кодекс, исполне-
ние правил которого должно было стать путем к лучшему
миру- Зло уже не где-то вне города, в природе или лесу, вне
нас. Во многих повествованиях присутствует как раз проти-
воположное понимание: зло обитает в нас самих. Окружа-
ющая природа добра и гармонична, в то время как города
и городская цивилизация, то есть места и условия обитания
людей, несут с собой зло.
Избавиться от зла, совершив поход в лес, что вознаме-
рились сделать Гильгамеш и Энкиду, отправившись «убивать
Хумбабу и вырубать кедры», конечно же, нельзя. Шумеры
верили в дуализм, в существование добрых и злых божеств,
ведущих сражение внутри земных людей, на что сам человек
повлиять никак не может. Евреи все воспринимали с точнос-
тью до наоборот. Мир сотворен добрым Богом, зло в нем
появляется в результате безнравственных поступков людей.
Его, таким образом, порождает сам человек4. Ход истории
определяется нравственностью поведения людей, ее тво-
рящих. Возьмем, к примеру, изгнание из рая, случившееся
после того, как Адам и Ева не повиновались Богу5. Лучше
всего разница в подходах видна из рассказа о потопе. Ветхий
Завет приводит в качестве его причин нравственное падение
человечества и умножение аморального зла:
4 Можно сказать, что его порождает пришедшее умение распозна-
вать. См. также: Бонхеффер Д. Этика. С. 21-24: «Осознание добра
и зла есть вместе с тем разрыв с Богом. Добро и зло человек может
познать, только если он равен Богу... “И сказал Господь Бог: вот,
Адам стал как один из Нас, зная добро и зло” (Быт. 3:22)... Знать
добро и зло означает считать самого себя за начало добра и зла...
Это таинство человек у Бога похитил... живет теперь отчужденно
от Бога, людей, от самого себя».
5 См.: Быт. 3. Интересно, что в обоих рассказах — как в «Эпосе о Гиль-
гамеше», так и в Книге Бытия — человечество лишает бессмертия
змей. У Гильгамеша крадет и съедает цветок — эликсир молодос-
ти, в рассказе об Эдеме он, наоборот, уговаривает Еву, чтобы она
съела плод древа познания добра и зла.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
109
И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле
и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое
время1.
В эпосе, в отличие от Ветхого Завета, потоп случился из-за
того, что люди вели себя шумно и тем самым мешали богам.
Самое древнее сохранившееся литературное произведение
не дает этому стихийному бедствию никакой нравственной
оценки, а Книга Бытия, наоборот, объясняет его безнрав-
ственностью. В Ветхом Завете мы найдем множество при-
меров, когда (а)моральный поступок предопределяет ход
истории. Уничтожение Содома и Гоморры было следствием
греховности этих городов2, скитание по пустыне в течение
сорока лет до вступления в Землю обетованную — наказа-
нием за роптание3 и так далее. Всю историю еврейского
народа можно истолковать как результат нравственных или
безнравственных деяний.
Морально-хозяйственные циклы
и экономические пророчества
И еще именно в иудейских хрониках мы впервые сталки-
ваемся с понятием экономического цикла и с попыткой его
объяснения. Вокруг регулярно повторяющихся колебаний
экономической конъюнктуры существует множество теорий,
и о причинах этих колебаний специалисты спорят до сих
пор. Некоторые утверждают, что корни кризиса надо искать
в психологических факторах, несоответствии сбережений
инвестициям; иные убеждены в монетарной сущности спада
или считают его причиной появление пятен на Солнце (из-
за которых выдался плохой урожай). Евреи пришли к мысли,
1 Быт. 6:5. Единственным исключением был Ной: «И сказал Господь
[Бог] Ною: войди ты и все семейство твое в ковчег, ибо тебя увидел
Я праведным предо Мною в роде сем» (Быт. 7:1).
2 См.: Быт. 18:20-21.
3 «Никто из людей сих, из сего злого рода, не увидит доброй земли,
которую Я клялся дать отцам вашим» (Втор. 1:35).
что подобные циклы экономики, то есть будет ли год хоро-
шим или плохим, зависят от нравственности. Но мы немного
забегаем вперед.
Сон фараона: Иосиф и первый хозяйственный
цикл
На самом деле все было не так уж просто: исторически пер-
вый хозяйственный цикл связан с тайной. Речь идет о зна-
менитых семи толстых и семи тощих коровах, приснившихся
фараону. Сын Иакова Иосиф истолковал сон как своего рода
экономический прогноз: за семью годами изобилия после-
дуют семь лет бедности, неурожая и голода.
По прошествии двух лет фараону снилось: вот, он стоит у реки;
и вот, вышли из реки семь коров, хороших видом и тучных плотью,
и паслись в тростнике; но вот, после них вышли из реки семь коров
других, худых видом и тощих плотью, и стали подле тех коров, на
берегу реки; и съели коровы худые видом и тощие плотью семь
коров хороших видом и тучных. И проснулся фараон...4
Позднее Иосиф объясняет сон фараону:
Вот, наступает семь лет великого изобилия во всей земле Еги-
петской; после них настанут семь лет голода, и забудется все то
изобилие в земле Египетской, и истощит голод землю5.
После этого Иосиф советует фараону, что же надо сделать,
чтобы пророчество не сбылось: голод можно предотвратить,
ограничив потребление в годы с избытками продовольствия:
и ныне да усмотрит фараон мужа разумного и мудрого и да по-
ставит его над землею Египетскою. Да повелит фараон поставить
иад землею надзирателей и собирать в семь лет изобилия пятую
часть с земли Египетскойб; пусть они берут всякий хлеб этих
4 Быт. 41:1-4.
5 Быт. 41:29-30.
б Первое упоминание налогов в Книге Бытия.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
111
наступающих хороших годов и соберут в города хлеб под веде-
ние фараона в пищу, и пусть берегут; и будет сия пища в запас
для земли на семь лет голода, которые будут в земле Египетской,
дабы земля не погибла от голода!.
В этих словах мы легко узнаем предложенную позднее Кейн-
сом антициклическую фискальную политику. О конкретном
практическом применении этого правила в сегодняшней
хозяйственной политике будет сказано во второй части книги.
Если бы мы придерживались принципов, звучавших в сове-
тах Иосифа, то легко могли бы избежать многих проблем.
Самоаннулирующиеся пророчества
К вышеприведенным словам Ветхого Завета есть несколько
замечаний: взимая дань на уровне одной пятой урожая
(то есть двадцать процентов2) в годы хлеборода и открывая
зернохранилища в голодный период, мы де-факто не даем
пророчеству исполниться (излишек урожайных лет был сбе-
режен, и тем самым голод был предотвращен — с помощью
фискальной стабилизационной политики). Здесь мы сталки-
ваемся с прекрасной демонстрацией того, что если проро-
чество «истинно», точно, то оно часто вообще не сбывается
(благодаря «фискальной» экономии в годы изобилия голод-
ных лет удалось избежать). В этом, таким образом, и есть
парадокс: если мы в состоянии предвидеть проблему, то она
может вообще не возникнуть3. Ветхозаветные пророчества
1 Быт. 41:33-36.
2 Современные государства, что удивительно, обременяют своих
граждан гораздо более высокой налоговой нагрузкой и, несмотря
на это, не способны соблюсти циклично сбалансированный бюд-
жет. Некоторые страны уже много десятилетий не имеют профи-
цит бюджета.
3 Важным исключением является ситуация, когда мы, хотя и зна-
ем о возникающих проблемах, не имеем мужества их решать.
Современная экономическая политика многих государств может
служить наилучшим примером откладывания важных реформ на
время, лежащее за горизонтом коротких экономических циклов.
112
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И 3-
были не каким-то детерминированным взглядом в будущее,
а предупреждениями и стратегическими вариантами воз-
можного развития событий, которые должны были вызвать
у людей какую-нибудь реакцию. Если она была адекватной,
предсказанное часто вообще не исполнялось4. Принцип
«проклятия пророка» или «самоаннулирующегося проро-
чества» известен уже из истории библейского Ионы. Он,
по-видимому, был знаком с этой проблемой (если пророче-
ство произнесено и услышано, оно, как правило, не вопло-
щается в жизнь) и поэтому не хотел быть провозвестником
воли Бога: город Ниневия не был уничтожен вопреки (или,
скорее, благодаря) предсказанию Ионы5.
Таким образом, если угрозу предвидеть, то можно
полностью или хотя бы частично от нее застраховаться. Ни
Иосиф, ни фараон не имели возможности избежать неуро-
жая (в этом интерпретация сна была истинна, а предвидение
будущего весьма туманно), но убереглись от его последствий
(в этом интерпретация сна не совпадала с будущим: до голода
не дошло благодаря разумной и вполне понятной хозяйствен-
ной политике)6. Будущего, иными словами, не знает никто,
4 О подобном принципе говорит Нассим Талеб в книге «Черный
лебедь».
5 «И начал Иона ходить по городу, сколько можно пройти в один
день, и проповедовал, говоря: еще сорок дней — и Ниневия бу-
дет разрушена! И поверили Ниневитяне Богу, и объявили пост,
и оделись во вретища, от большого из них до малого... И увидел
Бог дела их, что они обратились от злого пути своего, и пожалел
Бог о бедствии, о котором сказал, что наведет на них, и не навел»
(Иона. 3:4-10). Это «несбывшееся, но удачное пророчество» Иону
расстроило и рассердило: «И молился он Господу и сказал: о, Гос-
поди! не это ли говорил я, когда еще был в стране моей? Потому
я и побежал в Фарсис, ибо знал, что Ты Бог благий и милосердый,
долготерпеливый и многомилостивый и сожалеешь о бедствии»
(Иона. 4:2).
6 То, что фараон в данном случае представлен не богом или сыном
бога, как его давным-давно воспринимали сограждане, и, кроме
того, борется с напастями вполне технично и по-людски, уже сви-
детельствует о чем-то весьма интересном. Никакую магию для
предотвращения кризиса фараон не использует. Читателям, так
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
113
даже пророки, так как люди на информацию о нем реагируют
вполне определенно, изменяя тем самым и его само, и истин-
ность предсказания. Этот принцип прямо противоположен
известной из общественных наук концепции самоисполня-
ющегося пророчества1. Если предсказание сделано и в него
поверили, то либо оно исполнится уже только благодаря этому,
либо, наоборот, из-за этого будет опровергнуто.
И еще обратим внимание, что первый в истории макро-
экономический прогноз был представлен во сне. Именно
сон, то самое иррациональное, наполненное художествен-
ными и с трудом понимаемыми образами явление, которое
долго не принималось во внимание серьезными людьми,
но в последнее время реабилитированное даже психологией,
становится носителем экономической будущности.
Почему сегодня от экономистов хотят, чтобы они пред-
угадывали перспективы развития, понять трудно. Хотя,
конечно, из всех общественных, да и, пожалуй, гуманитарных
наук именно экономика устремлена в будущее больше всех,
остальные дисциплины оно интересует гораздо меньше2.
Может показаться, что там расположен экономический рай,
в то время как социальный, экологический или, в конце кон-
цов, психологический лежат в ностальгическом прошлом
(когда человек жил в гармонии с семьей, природой либо со
своей психикой).
сказать, приоткрыта кухня хозяйственной политики, ее «тайна»,
заключающаяся в мудрой реакции на полученную информацию.
1 Поскольку примеры таких пророчеств могут быть найдены в исто-
рии во множестве, то этой проблемой заинтересовался и впервые
ее описал социолог Роберт Мертон в своей книге «Социальная тео-
рия и социальная структура».
2 Нельзя сказать, что политологи не занимаются будущим. Разни-
ца заключается в том, что экономисты гораздо больше убеждены
в своей способности точно предсказывать развитие событий. Бо-
лее того, к разработке долгосрочных прогнозов этих современных
пророков подталкивает еще и то, что на основе их «пророчеств»
принимается великое множество решений на всех уровнях эко-
номики. В соответствии с ними планируют свою деятельность
государства, фирмы и домашние хозяйства.
ТОМкШ СЕДЛА.Ч* КОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
Но вернемся назад, к Торе. В этой истории, как мы
можем заметить, причины цикличности не определены
вообще (это будет сделано позднее). В ней просто сказано:
за сытыми годами придут годы голодные, что нехарактерно
для Библии, которая довольно однозначно объясняет прак-
тически все (чаще всего с моральной точки зрения). Сразу
вспоминается «Эпос о Гильгамеше»: зло (или добро) просто
существуют, и наши поступки не оказывают на них зна-
чительного влияния. То есть происхождение циклов здесь
никак не объясняется, ответ на вопрос «почему»3 отсутствует
в принципе.
Объяснение экономического цикла с точки
зрения морали
Именно в этом заключается существенное отличие более
поздних, данных самими евреями интерпретаций причин
(не)везения. Подоплека всего — нравственность. Пока народ
и его правители (чаще всего цари и священники) ведут себя
в соответствии с заповедями Божьими, Израиль побеждает
в войнах4, наслаждается благоговением окружающих наро-
дов5 и, что самое важное, экономически процветает:
И если вы будете слушать законы сии, и хранить, и исполнять
их, то Господь, Бог твой, будет хранить завет и милость к тебе,
как Он клялся отцам твоим, и возлюбит тебя, и благословит
тебя, и размножит тебя, и благословит плод чрева твоего и плод
з Кроме того, эта драгоценная тайна была доверена не евреям, а фа-
раону, благодаря проявленной проницательности значительно
усилившему собственные позиции путем порабощения окружаю-
щих народов (сыновей Иосифа, например) и укрепившему свою
власть, в том числе и финансово, так как в голодные времена он
зерно продавал или менял на земельные участки.
4 Множество примеров тому отмечено при описании захвата Земли
обетованной в Книге Чисел в главе 31 и других.
5 Здесь будет уместно в качестве основного примера привести со-
бытия времен царств Давида и Соломона. См., например, Вторую
книгу Паралипоменон, главу 9.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
115
земли твоей, и хлеб твой, и вино твое, и елей твой, рождаемое
от крупного скота твоего и от стада овец твоих, на той земле,
которую Он клялся отцам твоим дать тебе; благословен ты бу-
дешь больше всех народов; не будет ни бесплодного, ни бес-
плодной, ни у тебя, ни в скоте твоем; и отдалит от тебя Господь
всякую немощь, и никаких лютых болезней Египетских, которые
ты знаешь, не наведет на тебя, но наведет их на всех, ненавидя-
щих тебя; и истребишь все народы, которые Господь, Бог твой,
дает тебе: да не пощадит их глаз твой; и не служи богам их, ибо
это сеть для тебя1.
Без всякого стеснения мы можем сказать, что речь идет
о первой задокументированной попытке объяснить эконо-
мический цикл. Причина его возникновения, остающаяся
загадкой для современных экономистов, в Ветхом Завете
толкуется с точки зрения нравственности. Во времена, когда
Израиль соблюдал законы и поддерживал справедливость,
не притеснял сирот и повиновался заповедям Господним,
народ процветал. В случае невыполнения всего вышесказан-
ного наступали экономический и общественный кризисы.
Ни вдовы, ни сироты не притесняйте; если же ты притеснишь их,
то, когда они возопиют ко Мне, Я услышу вопль их, и воспламе-
нится гнев Мой, и убью вас мечом, и будут жены ваши вдовами
и дети ваши сиротами1 2.
Еще одним примером может служить следующий пассаж:
В двадцать третий год Иоаса, сына Охозиина, царя Иудейского,
воцарился Иоахаз, сын Ииуя, над Израилем в Самарии и царство-
вал семнадцать лет, и делал неугодное в очах Господних, и ходил
в грехах Иеровоама, сына Наватова, который ввел Израиля в грех,
и не отставал от них. И возгорелся гнев Господа на Израиля, и Он
1 Втор. 7:12-16. Другим примером являются слова из Книги Исхода,
23:25: «...Служите Господу, Богу вашему, и Он благословит хлеб
твой и воду твою; и отвращу от вас болезни».
2 Исх. 22:22-24.
ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
предавал их в руку Азаила, царя Сирийского, и в руку Венадада,
сЫна Азаилова, во все дни3.
С перспективы сегодняшнего дня мы можем констатировать,
что из-за предложенной Мандевилем (которому будет посвя-
щена отдельная глава) концепции частных пороков, поддер-
живающих общественное благо, очень долго нравственный
аспект был практически исключен из экономического мыш-
ления. В такой системе этичность поведения индивидуума
никакого значения не имеет, так как то, что позднее начали
таинственно называть невидимой рукой рынка, даже частные
пороки трансформирует в общее благо.
Только в последнее время экономисты снова осознали
как значимость понятий «мораль» и «доверие», без которых
невозможно оценить эффективность социального института,
уровень судебной системы, предпринимательской этики,
коррупции и т. д., так и важность изучения их влияния на
экономику и ускорение экономического роста. Как же совмес-
тить эти две противоречивые интерпретации экономических
циклов: несет этика за них ответственность или нет? Могут
наши действия изменить окружающую реальность, влияет ли
мораль на будущее? Вот мы и добрались до одного из самых
важных вопросов этики и экономики.
Экономика добра и зла: окупается ли добро?
Это, пожалуй, самая актуальная проблема нравственности,
которую мы только могли сформулировать. Ее появление
прямо в процессе дискуссии об иудейском учении уже должно
нам подсказать: существующих по этому поводу мнений
больше, чем участников обсуждения. Отметим также, что
3 4 Цар. 13:1-3. Для полноты картины добавим, что израильский
царь Иеровоам II, хотя и был безбожник, экономически весьма
преуспевал: «...И делал он неугодное в очах Господних». Эконо-
мическое процветание, однако, комментируется в Библии следую-
щими словами: «...Ибо Господь видел бедствие Израиля... и спас
их рукою Иеровоама, сына Иоасова» (4 Цар. 14:26-27).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
117
решить подобную задачу данная книга даже не берется,
хотя мы и попытаемся обозначить в ней основные контуры
возможных ответов.
Из вышеприведенного текста следует, что делать добро
экономически выгодно. Нравственное поведение означало для
евреев самые лучшие инвестиции, которые они только могли
сделать. Соблюдение справедливости помогло их экономике,
как ничто другое. Следование правилам и нравственная жизнь
материально окупались1. Не стоит забывать, что у евреев был
ответ на этот трудный вопрос. В Ветхом Завете нет серьезных
упоминаний о небесах или аде; расплату за добро или зло
нельзя было, таким образом, считать неким подобием (как
бы гарантированного) справедливого посмертного воздаяния
(как в христианстве, см. ниже). О справедливости говорится
в контексте бытия и его нравственной оценки здесь, на земле,
без откладывания на жизнь посмертную: «Так праведнику
воздается на земле, тем паче нечестивому и грешнику»1 2 * * * * * В.
1 Мы не будем заниматься причиной несоблюдения правил. Объ-
яснений предлагается много, из экономических можем привести
пример из теории игр, в соответствии с которым на индивидуаль-
ном уровне отдельным участникам часто выгодно правил не при-
держиваться, быть безбилетным пассажиром, использовать дове-
рие остальных и выполнение ими правил, что на общественном
уровне приводит, однако, к падению общего благосостояния. См.
также: Sedlacek Т. Spontaneous Rule Creation.
2 Притч. 11:31. Еще один пример, коих в Ветхом Завете множество:
«Можно поручиться, что порочный не останется ненаказанным;
семя же праведных спасется» (Притч. 11:21). Более того, у евреев
не было проявляющего себя открыто олицетворения зла, дьявола,
которого также принесет с собой христианство. В рамках данной
работы подробно изучить древнееврейскую этику, к сожалению,
невозможно. Тем не менее ясно, что добро и зло являлись атри-
бутами Господа. «Я образую свет и творю тьму, делаю мир и про-
извожу бедствия; Я, Господь, делаю все это» (Ис. 45:7). Еще один
очень интересный пример можно найти, сравнивая две книги,
описывающие одно и то же событие. В Первой книге Паралипо-
менон (21:1) появляется следующий пассаж: «И восстал сатана
на Израиля, и возбудил Давида сделать счисление Израильтян».
В другой книге то же событие описано следующими словами: «Гнев
Господень опять возгорелся на Израильтян, и возбудил он в них
Давида сказать: пойди, исчисли Израиля и Иуду» (2 Цар. 24:1).
К подобному же заключению приходит и Зомбарт:
Как известно, древний иудаизм не знает никакого потусторон-
него мира. Радости и печали, которые претерпевает человек, вы-
падают на его долю только в этом мире. Наказывает ли Бог или
награждает, Он может все это делать, только пока человек живет
на земле. Только здесь праведник благоденствует, только здесь
безбожник страдает. Исполняй заповеди Мои, говорит Господь,
и долговечен будешь на земле и будешь благоденствовать в той
земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе.
Именно поэтому Иов, взывая к небу, восклицает: «Поче-
му беззаконные живут, достигают старости, да и силами
крепки? Дети их с ними перед лицом их, и внуки их перед
глазами их. Домы их безопасны от страха, и нет жезла Бо-
жия на них. Вол их оплодотворяет и не извергает, корова
их зачинает и не выкидывает... Он преградил мне дорогу,
и не могу пройти, и на стези мои положил тьму... Воспы-
лал на меня гневом Своим и считает меня между врагами
Своими... Братьев моих Он удалил от меня... Кости мои при-
липли к коже моей и плоти... Не видел ли Он путей моих,
и не считал ли всех моих шагов?»3
Что касается воздаяния за добро, то мы можем найти инте-
ресную параллель в другом контексте — о выплате десятины:
Проклятием вы прокляты, потому что вы — весь народ — обкра-
дываете Меня. Принесите все десятины в дом хранилища, чтобы
в доме Моем была пища, и хотя в этом испытайте Меня, говорит
Господь Саваоф: не открою ли Я для вас отверстий небесных и не
изолью ли на вас благословения до избытка? Я для вас запрещу
пожирающим истреблять у вас плоды земные, и виноградная лоза
на поле у вас не лишится плодов своих, говорит Господь Саваоф.
И блаженными называть будут вас все народы, потому что вы бу-
дете землею вожделенною, говорит Господь Саваоф4.
3 Зомбарт В. Евреи и экономика. С. 395.
4 Мал. 3:9-12. Про такое отношение можно прочитать во многих ме-
стах Ветхого Завета. Как пример: «...Не поклоняйся им и не служи
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
119
Поиск ответов на вопросы, касающиеся экономики добра
и зла, не так уж и прост. Куда деваться «нравственному изме-
рению этики» Канта, если этичным быть выгодно? Пока мы
совершаем добро для получения прибыли, этичность остается
просто проблемой рационального выбора. Иммануил Кант,
самый знаменитый мыслитель в области этики, отвечая на
этот вопрос, подчеркивал, что, наоборот, если мы совершаем
нравственный поступок, ожидая материальной благодар-
ности, то есть руководствуясь экономическими подсчетами
(рассуждаем как гедонисты, см. ниже), нравственность из
нашего деяния исчезает. Вознаграждение, согласно строгому
Канту, аннулирует этику.
Та же самая дилемма во всей своей остроте фигурирует
в Торе. Стремление найти «алгоритм воздаяния за грех»1, то
есть поиск правил справедливости Божьей, становится глав-
ной темой иудейского учения. Для известных нам в основном
из Нового Завета фарисеев и их последователей, благоче-
стивых хасидов (хасидизм возник в XVIII веке), набожность
заключалась в соблюдении данных им очень строгих правил.
Пророческие школы, наоборот, подчеркивали, что никакого
алгоритма воздаяния за добро не существует. Хороший при-
мер мы найдем в одной из наикрасивейших и одновременно
наисложнейших книг Ветхого Завета — в Книге Иова. Роль
адвоката дьявола (вполне подходяще) приписана Сатане
(между прочим, это единственное место в Ветхом Завете,
где дьявол выступает открыто)2.
им, ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей
за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня,
и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюда-
ющим заповеди Мои» (Исх. 20:5-6).
1 Так это метко называет Ян Пейн в своей книге «Откуда берется
зло?» (Payne J. Odkudzlo. Р. 69). Что касается последующего разде-
ления хасидских традиций и профетических школ, ссылаюсь на:
Hengel М. Judentum urtdHellenismus. Р. 310-381, 394-453.
2 Оставим в стороне упоминание о «змее» в истории о райском
саде, в которой тот косвенно выступает как эквивалент Сатаны.
В этом случае в Ветхом Завете мы можем найти лишь одну прямую
ссылку на Сатану, и то очень краткую (в Книге пророка Малахии).
Экономика добра и зла
121
ц сказал Господь сатане: обратил ли ты внимание твое на раба
Моего Иова? ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный,
справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла. И отвечал
сатана Господу и сказал: разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли
кругом оградил его и дом его и все, что у него? Дело рук его Ты
благословил, и стада его распространяются по земле; но простри
руку Твою и коснись всего, что у него, — благословит ли он Тебя?3
После всех несчастий, случившихся с Иовом (три из четы-
рех бед, между прочим, касались его собственности), кото-
рые должны были доказать, что добро не совершается ради
прибыли, к нему являются его друзья. Их беседа (относя-
щаяся к лучшим образцам еврейской поэзии и философии)
крутится вокруг попыток доказать Иову, что он, должно
быть, каким-то образом согрешил и тем самым заслужил
наказание Божье. Они не способны представить ситуацию,
в которой Иов, будучи честным, страдал бы без причины. Он
тем не менее настаивает на своем — ничем не провинился,
наказание несправедливо: «...Знайте, что Бог ниспроверг
меня и обложил меня Своею сетью»4.
Эта мысль, на первый взгляд, вступает в противоречие
с вышеупомянутым тезисом о справедливости Божьей. Иов
тем не менее остается честным, даже когда ему это невыгодно:
Сравним с количеством появлений этого слова в Новом Завете. Ро-
бер Мушембле, автор серьезного исторического трактата «Очерки
по истории дьявола: ХП-ХХ вв.», утверждает, что «[дьявол] стал
неотъемлемой частью динамического развития Европейского
континента, черной тенью, мелькающей между строк каждой
страницы великой книги становления западной цивилизации...
Он олицетворяет собой темную часть нашей культуры, выступает
непосредственной антитезой порожденных ею великих идей, экс-
портируемых по всему миру...» (с. 8). В данном контексте влияния
такого представления о дьяволе на историю процитируем эту книгу
еще раз. Когда Мушембле характеризует произведение знамени-
того Даниэля Дефо «История дьявола», то подчеркивает, что этот
автор, «подобно Локку и Юму и задолго до Канта, прокладывает
путь к определению дьявола как движущей силы истории» (с. 317).
3 Иов. 1:8-11.
4 Иов. 19:6. Другие доказательства честности Иова см.: Иов. 31:1-40.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
121
Вот, Он убивает меня, но я буду надеяться; я желал бы только от-
стоять пути мои пред лицем Его!1
И дальше:
...Доколе не умру, не уступлю непорочности моей. Крепко дер-
жал я правду мою и не опущу ее; не укорит меня сердце мое во
все дни мои1 2.
Иов живет нравственно не потому, что это выгодно. Он не гре-
шит даже под угрозой смерти. Ну и какую экономическую
пользу Иов от этого мог получить?
Добро outgoing, добро incoming
В жизни часто случается, что честный страдает, а подлец
живет в достатке. Какой же онтологический статус имеет
добро в данном случае? В чем заключается логика? Суще-
ствует ли вообще какая-нибудь корреляция между добром
или злом, которое творим мы (outgoing), с добром или злом
(со справедливым воздаянием), которое достается нам
(incoming)? Из того, что было сказано раньше, может пока-
заться, что эта взаимосвязь абсолютно непредсказуема.
Почему же лучше творить добро, чем зло (outgoing), если
результат (incoming) неизвестен? Помимо Книги Иова эта
особенность хорошо отмечена в Книге Екклесиаста, или
Проповедника:
Есть и такая суета на земле: праведников постигает то, чего за-
служивали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего
заслуживали бы дела праведников. И сказал я: и это — суета!3
Точно так же, в полном объеме и с огромной горечью осоз-
нает это и автор псалмов:
с:
<*>
х
S
О
СГ
X
S
о
X
о
ьс
(П
1 Иов. 13:15.
2 Иов. 27:5-6.
3 Еккл. 8:14.
и
3
£
О
122
А я — едва не пошатнулись ноги мои, едва не поскользнулись
стопы мои, — я позавидовал безумным, видя благоденствие не-
честивых, ибо им нет страданий до смерти их, и крепки силы их;
на работе человеческой нет их, и с прочими людьми не подвер-
гаются ударам4.
И зачем делать добро? Ведь уделом многих библейских пер-
сонажей было страдание. Ответ может быть только один:
ради самого добра. Оно способно быть воздаянием само
по себе. Добро вознаграждается, причем не обязательно
материально, но нравственность, строго говоря, нельзя оце-
нивать экономически, с точки зрения ее рентабельности.
Иудеи должны были делать добро не смотря на то, выгодно
это или нет. Если оно вернется, будем считать это бонусом5,
а не мотивом. Между благодеянием и вознаграждением за
него прямой связи нет.
В Ветхом Завете это рассуждение приобретает особый
смысл. Добро (incoming) мы уже получили. Добро (outgoing)
мы должны творить из благодарности за добро (incoming),
которое было сделано нам в прошлом6.
4 Пс. 72:2-5.
5 В конце книги Иову возвращается все его имущество («И возвра-
тил Господь потерю Иова, когда он помолился за друзей своих;
и дал Господь Иову вдвое больше того, что он имел прежде» (Иов.
42:10)). Но воздаяние вряд ли компенсирует те тяготы, через ко-
торые ему пришлось пройти, и не оно было, как хотел показать
автор Книги Иова, кульминацией этой истории. Вознаграждение
было лишь непредвиденным бонусом и в расчет не принималось.
6 Что же касается зла, интересный взгляд на разницу между злом
(incoming) и злом (outgoing) предлагает Сократ: из диалога Плато-
на с Федоном следует, что заключенный в тюрьму Сократ готов
скорее покончить жизнь самоубийством, выпив яд болеголова
(цикуты), чем убежать. Лучше причинить себе зло, чем сделать
нечто, что считаешь неправильным, — убежать из тюрьмы и от-
правиться в изгнание. По Сократу, в данном случае зло (outgoing)
опаснее зла (incoming): «Но если бы оказалось неизбежным либо
творить несправедливость, либо переносить ее, я предпочел бы
переносить» (Платон. Горгий. 469с).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ
123
Еще одно замечание, касающееся нравственности
и аскезы. Как мы позднее увидим, особенно в связи с учением
стоиков и эпикурейцев, важную роль в экономике добра и зла
играет вопрос, может ли человек наслаждаться земной жизнью.
Кажется, что как раз в таком случае он имеет право ожидать
максимизации собственного блага. А может ли человек пре-
тендовать на материальное или эмоциональное вознаграж-
дение за совершенное добро? Иммануил Кант придерживался
мнения, что если добро (outgoing') оплачено добром (incoming),
то мы не сделали ничего похвального или нравственного, так
как увеличение нашего блага (что ожидаемого, что случай-
ного) отвергает нравственность нашего поступка.
Иудеи предложили любопытный компромисс между
учениями стоиков и эпикурейцев. Их основные взгляды мы
разберем позднее, а сейчас коротко отметим: стоикам было
запрещено стремиться к собственной выгоде, то есть к благу
для себя, — они не имели права его принимать во внимание
и на него рассчитывать. Они были обязаны просто жить по
правилам (основным недостатком данной школы было слабое
обоснование внешних причин, вызвавших появление этих
правил, и их кажущейся универсальности) и равнодушно
относиться к результатам своих действий.
Эпикурейцы делали все, чтобы максимизировать свою
выгоду, не обращая внимания на правила (заранее установ-
ленные внешние предписания только отвлекают оттого, что
увеличивает благо, — это один из главных козырей эпику-
рейской школы; им не нужны были нормы, данные извне;
они утверждали, что в каждой конкретной ситуации они
должны считаться только с ней самой и больше ни с чем).
Древнееврейская религия предлагает вариант, нахо-
дящийся где-то посредине:
Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радости
во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению
очей твоих; только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд1.
1 Еккл. 11:9.
Иными словами, существуют ясные (данные извне) правила,
которых нужно придерживаться и через которые нельзя пере-
ступать. Но в рамках этих правил не просто можно, а даже
нужно увеличивать собственное благо. Если придерживаться
терминов современного экономического мейнстрима, то
индивидууму рекомендуется оптимизировать выгоду в рам-
ках собственного бюджетного ограничения. Он призывает
к ограниченной (предельной) оптимизации. В данном случае
существовал некий симбиоз законного поиска выгоды для
себя (то есть наслаждения жизнью) и соблюдения не обсуж-
даемых и не являющихся предметом оптимизации правил.
Религия Ветхого Завета не была аскетической, запрещающей
земные удовольствия. Наоборот, весь мир или, если хотите,
вся жизнь даны человеку для того, чтобы он обращал их себе
на пользу. Извлечение выгоды, однако, не должно вступать
в противоречие с заданными извне правилами. «Задача
иудаизма состоит в воспитании безграничного стремления
к богатству и обучении умению добиваться его так, чтобы
рыночная активность и модель потребления находились
в рамках Богом данной морали»2.
Христианство позднее опять вернулось к более аске-
тичному взгляду3 на поиск выгоды, то есть на наслаждение
жизнью. Притча о Лазаре, как и многие другие, может слу-
жить этому хорошим примером:
Некоторый человек был богат, одевался в порфиру и виссон и каж-
дый день пиршествовал блистательно. Был также некоторый нищий,
именем Лазарь, который лежал у ворот его в струпьях и желал на-
питаться крошками, падающими со стола богача, и псы, приходя,
лизали струпья его. Умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно
2 Tamari М. The Challenge of Wealth. P. 45.
з Под влиянием культурного наследия греков и благодаря религи-
озному гуляшу Ближнего Востока в первых столетиях нашей эры
появился христианский «мейнстрим». Если, например, понимать
регулярный пост как элемент аскезы, то можно заметить, что он
в весьма ограниченной мере присутствует в Ветхом Завете, зато
в изобилии — в благочестии христиан (и евреев) первых столетий.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
125
Авраамово. Умер и богач, и похоронили его. И в аде, будучи в му-
ках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне
его и, возопив, сказал: «отче Аврааме! умилосердись надо мною
и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохла-
дил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем». Но Авраам сказал:
«чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей,
а Лазарь — злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь»1.
Иными словами, здесь как бы говорится: состоятельный
человек уже радовался жизни на земле, и поэтому после
смерти будет страдать, а бедняк, наоборот, будет благосло-
вен, потому что на земле добра не дождался. О нравствен-
ности богача или Лазаря нам ничего не известно (из самой
истории можем только что-то предполагать, а в повество-
вании этому вообще не придается значения). Единственное
различие между ними в том, что богач наслаждался всеми
радостями жизни на земле, в то время как Лазарь страдал.
К отношениям между добром, нами творимым, и доб-
ром, нам достающимся, мы вернемся в отдельной главе вто-
рой части книги, где разместим на символической оси добра
и зла различные взгляды на этику и мораль.
Любить закон
Иудеям предписывалось не только соблюдать, но еще и любить
закон (вероятно, слово «завет» тут более точное), так как он
несет добро. Исполнение положенных им норм должно
было быть не повинностью2, а выражением благодарности
1 Лк. 16:19-25.
2 Ключевым элементом этики Канта (которая и сегодня является
достаточно влиятельной школой) является обязанность. «Канта
можно считать ключевой фигурой, разделяющей историю мора-
ли на два этапа. Пожалуй, в большинстве более поздних фило-
софских сочинений этика определяется в кантовских терминах.
Многие из тех, кто о философии ничего не слышали, а уж о Канте
тем более, ежедневно бессознательно руководствуются учением
о нравственности, разработанным именно Кантом» (MacIntyre А.
A Short History of Ethics. P. 190).
126
и любви. Они обязаны были делать добро (outgoing), ведь им
добро (incoming) уже дано.
И сказал мне Господь: встань, пойди в путь пред народом сим;
пусть они пойдут и овладеют землею, которую Я клялся отцам их
дать им. Итак, Израиль, чего требует от тебя Господь, Бог твой?
Того только, чтобы ты боялся Господа, Бога твоего, ходил всеми
путями Его, и любил Его, и служил Господу, Богу твоему, от всего
сердца твоего и от всей души твоей, чтобы соблюдал заповеди
Господа и постановления Его, которые сегодня заповедую тебе,
дабы тебе было хорошо. Вот, у Господа, Бога твоего, небо и не-
беса небес, земля и все, что на ней; но только отцов твоих при-
нял Господь, и возлюбил их, и избрал вас, семя их после них, из
всех народов, как ныне видишь. Итак обрежьте крайнюю плоть
сердца вашего и не будьте впредь жестоковыйны; ибо Господь,
Бог ваш, есть Бог богов и Владыка владык, Бог великий, сильный
и страшный. Который не смотрит на лица и не берет даров. Кото-
рый дает суд сироте и вдове, и любит пришельца, и дает ему хлеб
и одежду. Любите и вы пришельца, ибо сами были пришельцами
в земле Египетской. Господа, Бога твоего, бойся, и Ему одному
служи, и к Нему прилепись и Его именем клянись: Он хвала твоя
и Он Бог твой. Который сделал с тобою те великие и страшные
дела, какие видели глаза твои; в семидесяти душах пришли отцы
твои в Египет, а ныне Господь Бог твой, сделал тебя многочислен-
ным, как звезды небесные3.
Это вступает в прямое противоречие с сегодняшней право-
вой системой, в которой никакого упоминания о любви или
благодарности, естественно, нет. Господь, однако, ожидает
полного внутреннего принятия его заповедей и их исполне-
ния из любви, а не по обязанности. Такое понимание полнос-
тью отсутствует в широко применяемом сегодня в эконо-
мике методе анализа «затраты — выгоды», определяющем,
где закон стоит нарушить, а где нет (что рассчитывается на
основе вероятности поимки и анализа меры наказания по
3 Втор. 10:11-22.
ЧАСТЬ! ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
127
отношению к возможной прибыли). Приведем несколько
примеров:
Итак, положите сии слова Мои в сердце ваше и в душу вашу,
и навяжите их в знак на руку свою, и да будут они повязкою над
глазами вашими1.
И автор псалмов говорит скорее о любви к закону, чем о раб-
ском подчинении ему: «Как люблю я закон Твой! весь день
размышляю о нем»* 2. И еще: «А я люблю заповеди Твои более
золота, и золота чистого»3. Или в другом месте: «Блажен муж,
который не ходит на совет нечестивых, и не стоит на пути
грешных, и не сидит в собрании развратителей, но в законе
Господа воля его, и о законе Его размышляет он день и ночь!»4
Этот мотив в Ветхом Завете повторяется многократно, и прин-
цип делать добро (outgoing) в ответ на априори полученные
нами блага (incoming) перенял и Новый Завет. Само искупле-
ние основывается на подобном же принципе: добро пред-
шествует всем нашим поступкам. На любовь и почтение,
которые иудеи чувствовали по отношению к Завету, обратил
внимание и Зомбарт:
Даже Иосиф [имеется в виду Флавий] говорил о том, что среди
евреев о религиозных законах можно спросить первого попавше-
гося, и он, быть может, не сразу вспомнит, как его зовут, но зато
сразу перечислит все религиозные постановления. Причина такого
хорошего знания заключается в систематическом образовании,
которое каждый молодой еврей получает в религиозных вопро-
сах; эта причина также кроется в том, что само еврейское бого-
служение в значительной степени используется для того, чтобы
читать вслух и разъяснять те или иные места из Священного Пи-
сания (в результате чего на протяжении года вслух прочитывается
вся Тора); и, наконец, причина такой хорошей осведомленности
1
2
3
4
ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
Втор. 11:18.
Пс. 118:97.
Пс. 118:127.
Пс. 1:1-2.
заключается в том, что любого еврея настоятельнее всего при-
зывают к изучению упомянутой Торы. «...И внушай их детям тво-
им, и говори о них, сидя в доме твоем, и идя дорогою, и ложась,
и вставая...» [Втор. 6:5]... Талмуд стал главным достоянием еврей-
ского народа, самим его дыханием, его душой5.
Вышеприведенная цитата прекрасно показывает, какое
значение имеют законы и правила в иудейской религии.
Их понимание как некоего абсолюта является типичным
лишь для правил и законов, приведенных в Торе, — установ-
лений, данных Богом6. Следующее различие также весьма
характерно: египтяне должны были любить своих прави-
телей7, в то время как иудеи — Господа и его закон. Для
иудеев все, данное Богом, совершенно. Он есть источник
всех абсолютных ценностей, и, значит, должен существовать
способ, как выйти за рамки законов человеческих. В окру-
жающих культурах господствовало божество (почти всемо-
гущее), тогда как у иудеев главенствовал закон8. В случае,
если обязанности, возложенные на человека Богом, всту-
пают в противоречие с законами, установленными людьми,
то за разрешение такого конфликта отвечает индивидуум
лично; иудей не может просто взять и присоединиться
к большинству, даже если законом это разрешено. Этика,
понятие добра всегда выше всех местных законов, правил
5 Зомбарт В. Евреи и экономика. С. 367-568,570. В действительности
речь идет о неточном цитировании, и более того, не из Второза-
кония 6:5, а на два стиха дальше, 6:7. Как можно видеть, и Зом-
барт допустил неточности. (В русском переводе книги Зомбарта
неточность цитирования исправлена, а номер стиха оставлен как
в оригинале. — Примеч. пер.)
6 В Торе всего упомянуто 615 законов, большинство из них в Книге
Левит.
7 См.: Lalouette С. Ramessova rise. Р. 284.
8 Как уже было упомянуто, слово «экономика» происходит от гре-
ческого nomos — «закон» или «дух закона». От nornos происходит
суффикс «-номия» в словах «астрономия», «экономия», «таксоно-
мия» и др.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
129
и привычек: «Не следуй за большинством на зло и не решай
тяжбы, отступая по большинству от правды»1.
Кочевая свобода и городская неволя
После освобождения евреев из египетского рабства ключе-
выми ценностями иудейского мышления становятся свобода
и ответственность. Евреи изначально считались кочевым
племенем и предпочитали независимость и свободу пере-
движения. Такой образ жизни они ставили выше оседлого
городского, казавшегося им унизительным2. Евреи были
пастухами, а занятие земледелием потребовало бы от них
оседлости.
Иудейскому идеалу соответствует райский сад, а не
город3. Во многих местах Ветхого Завета намеками и аллю-
зиями проявляется презрение к городской цивилизации
или наблюдается тенденция видеть в ней греховный и уни-
зительный образ жизни. Возведению печально известной
Вавилонской башни предшествует: «И сказали они: построим
себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя,
прежде нежели рассеемся по лицу всей земли»4. Авраам для
себя выбирает пастбища, а Лот поселяется в (к сожалению,
греховных) городах Содом и Гоморра5. Многочисленные
намеки того же плана появляются даже в Песни Песней, где
влюбленные могут предаваться любви в садах и в других
местах вне города, в то время как эпизоды, действие кото-
рых происходит в городе, производят гнетущее впечатление.
1 Исх. 23:2.
2 Sokol J. Clovek a svet ocima Bible. P. 30. Ян Сокол далее приводит ар-
гументы в пользу того, что основатели американского общества
так же, как когда-то евреи, изначально были кочевниками, отдаю-
щими предпочтение свободе.
з Превращение природного рая в представление о городе на небе-
сах происходит позднее и завершается в последней книге Нового
Завета, Откровении Иоанна Богослова, где жизнь после смерти
изображена в небесном граде Иерусалиме. «Иерусалим» на иврите
означает «город покоя».
4 Быт. 11:4.
5 См.: Быт. 13:12.
ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
Именно Авраама, по приказу Господа покинувшего хал-
дейский город Ур, считают родоначальником скитальческого
еврейского этоса: «И сказал Господь Аврааму: пойди из земли
твоей, от родства твоего и из дома отца твоего в землю, кото-
рую Я укажу тебе»6. Способность быть в движении и непри-
вязанность к собственности являются очень ценными атри-
бутами. Естественно, что такой образ жизни имел огромные
экономические последствия. Во-первых, общество жило более
сплоченно, не сомневаясь в том, что все зависят друг от друга
и вместе — от своего Бога. Во-вторых, их постоянные скитания
означали невозможность владеть чем-нибудь большим, чем
то, что можно унести с собой; накопление материальных благ
не имело особого значения — физический вес (масса) вещей
привязывал человека к конкретному месту.
Более того, они осознавали двусторонность отношений
собственника и собственности. Материальные блага, которыми
мы владеем, до определенной степени владеют нами и свя-
зывают нас. Привыкнув к определенному уровню материаль-
ного комфорта, с ним трудно расстаться. Проблема выбора
между благоустроенностью и свободой отражена в истории
о Синайской пустыне. После того как евреев освободили из
египетского рабства, они начинают роптать на Моисея:
Пришельцы между ними стали обнаруживать прихоти; а с ними
и сыны Израилевы сидели и плакали и говорили: кто накормит
нас мясом? Мы помним рыбу, которую в Египте мы ели даром,
огурцы и дыни, и лук, и репчатый лук и чеснок; а ныне душа наша
изнывает; ничего нет, только манна в глазах наших7.
Одно из величайших достижений Моисея в том, что он сумел
Раз и навсегда объяснить своему народу, что лучше оста-
ваться голодным и свободным, чем быть рабом с «бесплат-
иой пищей»8. Если уж мы упомянули «бесплатный обед»,
6 Быт. 12:1.
7 Числ. 11:4-6.
8 Sokol J. Clovek a svet ocima Bible. P. 33.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
131
то необходимо осознать, что народ был убежден в его «без-
возмездности». Никто даже не задумывался о том, что мог
заплатить за это собственной свободой или в определенной
степени поставить под угрозу свое существование.
Год прощения долгов, побирательство,
десятина и подаяние, или Как избежать Содома
В Ветхом Завете разработан замечательный комплекс поло-
жений социально-экономического характера, практически
отсутствующий у других народов того времени. В еврей-
ском учении впервые появляется концепция максимизации
не только индивидуальной выгоды, но и блага всего общества,
воплощенная Талмудом в принципе Kofin al midat S’dom, кото-
рый можно перевести словами «не веди себя, как содомля-
нин», что означает необходимость заботы о слабых членах
общины. В этой главе мы рассмотрим десятину, подаяние,
год прощения долгов и другие инструменты, дающие воз-
можность создать более стабильное общество и обеспечить
основные социальные гарантии.
Год прощения долгов
Одной из таких социальных мер является институция года
прощения. Эта система сравнительно подробно описана
в Книге Левит, особенно в главе 25:
...Объяви сынам Израилевым и скажи им: когда придете в землю,
которую Я даю вам, тогда земля должна покоиться в субботу Гос-
подню; шесть лет засевай поле твое и шесть лет обрезывай ви-
ноградник твой, и собирай произведения их, а в седьмой год да
будет суббота покоя земли, суббота Господня: поля твоего не за-
севай и виноградника твоего не обрезывай; что само вырастет
на жатве твоей, не сжинай, и гроздов с необрезанных лоз твоих
не снимай; да будет это год покоя земли1.
1 Лев. 25:2-5. Урожая шестого года должно было хватить на три сле-
дующих года. См.: Лев. 25:20.
Каждые 49 лет2 приходит год прощения долгов, когда недви-
жимое имущество возвращается первоначальным владельцам
(в соответствии с исходным планом земля была разделена
между отдельными вступившими в Ханаан племенами)3.
В юбилейном году долги должны были быть прощены4,
а израильтяне, попавшие из-за них в рабство, отпущены на
свободу5. В эти годы, кроме того, отменялась и обязанность
уплачивать налоги.
Такие указания можно рассматривать как антимонополь-
ные и социальные меры той эпохи. Уже тогда в хозяйственной
системе присутствовала, очевидно, тенденция к концентрации
собственности, а значит, и власти. Похоже, что ветхозаветные
требования были разработаны с целью этого не допустить
(без создания регулирующего органа). Период в пятьдесят лет
соответствовал тогда средней продолжительности жизни, и,
скорее всего, таким способом решалась проблема переходящих
из поколения в поколение долгов. Наследники задолжавшего
или обнищавшего отца получали обратно свой участок земли
и возможность начать хозяйствовать заново. Ошибки предков
(плохое ведение хозяйства) не ложились тяжким бременем на
их сыновей и дочерей. Аналогичным образом и плоды хозяй-
ственных успехов не передавались по наследству так прямо,
как в сегодняшней экономической системе. В шумерском
2 Символика этого числа связана с его кратностью семерке.
3 См.: Лев. 25:8.
4 «...И освятите пятидесятый год, и объявите свободу на земле всем
жителям ее: да будет это у вас юбилей; и возвратитесь каждый во
владение свое, и каждый возвратитесь в свое племя. Пятидесятый
год да будет у вас юбилей: не сейте и не жните, что само вырас-
тет на земле, и не снимайте ягод с необрезанных лоз ее...» (Лев.
25:10-11).
5 «Когда обеднеет у тебя брат твой и продан будет тебе, то не нала-
гай на него работы рабской: он должен быть у тебя как наемник,
как поселенец; до юбилейного года пусть работает у тебя, а тог-
да пусть отойдет он от тебя, сам и дети его с ним, и возвратится
в племя свое, и вступит опять во владение отцов своих, потому что
они — Мои рабы, которых Я вывел из земли Египетской: не должно
продавать их, как продают рабов; не господствуй над ним с жес-
токостью и бойся Бога твоего» (Лев. 25:39-43).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
133
кодексе законов царя Хаммурапи есть нечто подобное: про-
щение долгов происходило каждые три года1. Примечательно,
что самые старые общества, допускающие (с легким подозре-
нием) взимание процента по кредиту, одновременно имели
инструменты прощения, (через некоторое время) аннулирую-
щие долги1 2. Всякий раз, когда надо было «продать» землю,
сделка оформлялась не как продажа, а как сдача в аренду. Цена
участка (величина ренты) зависела от близости года прощения
долгов. Люди тогда действительно осознавали, что обрабаты-
вать землю, конечно, можно, но мы на ней лишь «пришельцы
и поселенцы», которым земля дана в пользование на опре-
деленное время. Вся она и все богатство изначально пришли
от Господа. «Господня — земля и что наполняет ее, вселен-
ная и все живущие в ней...»3 Человек на земле только жилец,
а владение любой собственностью носит временный характер.
Аренду надо платить в форме десятины и соблюдения зако-
нов, данных Господом. Год прощения долгов являлся напо-
минанием, что земля человеку, в сущности, не принадлежит.
В юбилейный год возвратитесь каждый во владение свое. Если
будешь продавать что ближнему твоему или будешь покупать
что у ближнего твоего, не обижайте друг друга; по расчислению
лет после юбилея ты должен покупать у ближнего твоего, и по
расчислению лет дохода он должен продавать тебе; если много
остается лет, умножь цену; а если мало лет остается, уменьши
цену, ибо известное число лет жатв он продает тебе4.
Что касается проданных в рабство людей или земли, то новый
владелец был обязан совершить обратную сделку, как только
первоначальный собственник или превращенный в раба сами
или с помощью своих близких решат выкупить утраченное
1 См.: Фергюсон Н. Восхождение денег. С. 41.
2 Другая проблема заключалась в том, что, по свидетельству истори-
ческих источников, как в Месопотамии, так и у евреев со времен
Ветхого Завета данное требование на практике исполнялось редко.
з Пс. 23:1.
4 Лев. 25:13-16.
ТОМАШ СЕДЛАНЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА"
134
имушество или свободу. Если средств не было, то невольник
должен был ждать пятьдесят лет, и в год прощения долгов его
отпускали на волю бесплатно. «Землю не должно продавать на-
всегда, ибо Моя земля: вы пришельцы и поселенцы у Меня...»5
Данное положение выражает убежденность, что изра-
ильтянина нельзя навсегда лишать свободы и наследства.
Также эта система лишний раз напоминает, что мы ничем
не владеем вечно, и поле, на котором мы пашем, не наше,
а Господа. Год прощения долгов еще раз указывает на то, что
мы здесь только странники, ничто материальное из этого
мира нас не спасет, мы ничего с собой не возьмем, а все, что
имеем, — это лишь определенная форма права пользования.
В этом мире мы только путники. Материальные блага оста-
нутся в нем, в то время как нас уже не будет.
Побирательство
К социальным положениям, сформулированным в Библии,
относится также право побираться, собирать остатки урожая.
Еще с ветхозаветных времен оно обеспечивало неимущих
хотя бы основными продуктами питания. Любой владелец
поля был обязан оставить на нем что-нибудь для бедных,
не убирать все до последнего зернышка.
Когда будете жать жатву на земле вашей, не дожинай до края поля
твоего, когда жнешь, и оставшегося от жатвы твоей не подбирай;
бедному и пришельцу оставь это. Я Господь, Бог ваш6.
Или в другом месте:
Когда будешь жать на поле твоем, и забудешь сноп на поле, то
Не возвращайся взять его; пусть он остается пришельцу, сироте
и вдове, чтобы Господь, Бог твой, благословил тебя во всех де-
Лах Рук твоих7.
5 Лев. 25:23.
6 Лев. 23:22.
7 Втор. 24:19.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
135
Десятина и первые социальные сети
Каждый израильтянин должен был жертвовать Господу деся-
тую часть всего урожая. Предполагалось, что человек осоз-
наёт, от Кого происходят все права собственности, и выка-
зывает Ему свою благодарность. Если речь шла об урожае,
то Господу принадлежали его первые плоды. Все, что изра-
ильтяне производили, они не считали исключительно своей
собственностью и каждый десятый сноп отдавали Господу.
Эти десять процентов доверялись храму. А каждый третий
год десятина делилась между левитами, вдовами, сиротами
и чужеземцами1. Церковные институции даже спустя столе-
тия, в эпоху христианства, продолжали выполнять функции
социальной сети.
Именно у израильтян мы можем обнаружить не только
корни традиционно распространенного на Западе перерас-
пределения богатств в пользу самых бедных, но и хорошее
обоснование тесно связанной с социальной политикой кон-
цепции экономического регулирования. В иудаизме благо-
творительность воспринимается не как признак доброты,
а как обязанность. Общество имеет право регулировать
свою экономику так, чтобы индивидуумы исполняли свои
обязательства. «Если общество обязано обеспечить всех
необходимым питанием, жильем и основными хозяйствен-
ными товарами, то оно с этой целью имеет моральное право
и должно собирать налоги у входящих в него людей. В соот-
ветствии с данным обязательством большая социальная
группа с общей территорией может регулировать рынок,
цены и конкуренцию так, чтобы защитить интересы самых
слабых своих членов»2.
Дополнительными факторами, усиливающими соци-
альную сеть, выступали милостыня и другие разнообразные
формы проявления сострадания по отношению к бедным.
Господь многократно устами пророков напоминал Своему
ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
1 См.: Втор. 26:12-15.
2 Tamari М. The Challenge of Wealth. P. 52.
14
народу: «...Милости хочу, а не жертвы»3. Говорилось о добро-
вольных подаяниях, причем даритель должен был находиться
в контакте с одариваемым, то есть знал, кому дает деньги,
почему они нужны и как тот их использует.
В соответствии с законом Моисея о людях, оставшихся
без кормильцев (вдовах, сиротах), обязаны заботиться члены
семьи. На вдове умершего должен был жениться его брат. Пер-
вый родившийся у них сын считался сыном умершего мужа,
и, повзрослев, именно он должен был заботиться о матери.
Стоит отметить, что вдовы ничего не получали в наследство от
почивших супругов и иногда были вынуждены возвращаться
в дом своих родителей. Потерявшие кормильцев во время
войны имели право на часть военной добычи, и в опасные
времена их деньги сберегались в храме, в котором, кстати,
женщины часто были трудоустроены как помощницы леви-
тов. Весь Ветхий Завет и особенно Второзаконие не дают нам
забыть о вдовах и сиротах. Бог их охраняет особо, и тому, кто
с ними не добр, грозит суд Божий.
Из праха подъемлет Он бедного, из брения возвышает нищего,
посаждая с вельможами, и престол славы дает им в наследие; ибо
У Господа основания земли, и Он утвердил на них вселенную4.
Кто теснит бедного, тот хулит Творца его; чтущий же Его благо-
творит нуждающемуся5.
Кто затыкает ухо свое от вопля бедного, тот и сам будет вопить —
и не будет услышан6.
5 «Ибо Я милости хочу, а не жертвы, и Боговедения более, нежели
всесожжений» (Ос. 6:6). См. также: Ис. 1:11; подобный пассаж мо-
жем найти и в Евангелии от Матфея, 9:13: «...Пойдите, научитесь,
что значит: “милости хочу, а не жертвы”? Ибо Я пришел призвать
не праведников, но грешников к покаянию». И еще в Евангелии
от Матфея, 12:7: «...Если бы вы знали, что значит: “милости хочу,
а не жертвы”, то не осудили бы невиновных».
4 1Цар. 2:8.
5 Притч. 14:31.
6 Притч. 21:13.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
137
Пришельца не притесняй и не угнетай его, ибо вы сами были при-
шельцами в земле Египетской1.
В число тех, кого надо социально защищать, Ветхий Завет,
кроме вдов и сирот, включает также чужеземцев1 2. Израиль-
тяне распространяли на них те же правила, что и на себя, —
происхождение не могло служить причиной дискримина-
ции: «Один суд должен быть у вас как для пришельца, так
и для туземца; ибо Я Господь, Бог ваш»3. Чужестранцы имели
точно такое же право побираться, как и любой израильтянин.
Интересно, что к иностранцам в Библии никогда не обраща-
ются как к чужакам, а уничижительные существительные
вообще не используются. Всюду о них говорят как о гостях.
Израильтянам часто напоминают, что и они когда-то были
рабами в Египте. Вспоминая то свое жалкое состояние, евреи
должны были хорошо относиться даже к попавшим в рабство,
не говоря уже о гостях: «И виноградника твоего не обирай
дочиста, и попадавших ягод в винограднике не подбирай;
оставь это бедному и пришельцу. Я — Господь, Бог ваш»4.
Все вышеописанные правила показывают, какую важ-
ную роль играет в иудаизме сплоченная община. С ростом
числа обязательств исполнять их на практике становится
все сложнее. Предписания воплощаются в жизнь по возмож-
ности, не все одновременно, а поочередно, как бы «послойно».
В Талмуде благотворительная деятельность классифицируется
по различным целевым группам с разными приоритетами,
расставленными, если так можно сказать, в соответствии
с правилами субсидиарности.
Иудаизм различает разные степени ответственности перед нуж-
дающимися. При толковании сформулированной в Библии повин-
ности одалживать им деньги (Исх. 22:24) из Талмуда следует, что
1 Исх. 22:21.
2 См.: Лев. 25:47.
3 Лев. 24:22.
4 Лев. 19:10.
МА.Ш СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
сначала необходимо финансово обеспечить членов своей семьи.
Только после удовлетворения их потребностей появляется обязан-
ность позаботиться об остальных жителях своего города. И только
после снабжения земляков всем необходимым можно подумать
й о людях, проживающих в других местах (Бава Меция. 71а)5.
Самое заметное различие в обязательствах перед группами
с разной степенью вовлеченности в социум можно видеть на
примере кредитования под проценты, где разделительной
линией является (не)принадлежность должника к еврей-
ской общине.
Абстрактные деньги, запрещенный процент
по кредиту и наше время долгов и надежд
Так как сегодня решающую роль в жизни общества играют
деньги и кредиты, то кажется вполне возможным, что наше
время будет вписано в историю как время долгов. Очень
интересно проследить, как до этого дошло. Займы, обяза-
тельства по их возврату на определенных условиях — без
всего этого современное общество практически невозможно
представить. Даже Кейнс считал процент по кредиту и нако-
пление капитала движущей силой современного прогресса6.
Но их возникновение было связано с этическими правилами,
верой, символикой и доверием.
5 Pava М. L. Business Ethics: A Jewish Perspective. Р. 92.
б «Началась современная эпоха; мне думается, что она началась
вместе с накоплением капитала в XVI веке. Я полагаю (по при-
чинам, изложение которых заняло бы слишком много места),
что изначальными факторами послужили рост цен и спровоци-
рованный им рост прибылей. В свою очередь, эти факторы были
вызваны появлением золота и серебра, которые испанцы привез-
ли из Нового Света в Старый. С этого времени дремлющая сила
накопления по сложному проценту пробудилась и вернула себе
былую мощь, которую сохраняет вплоть до наших дней. А сила на-
копления, с которой действовал сложный процент в течение двух
столетий, поражает воображение» {Кейнс Дж. М. Экономические
возможности наших внуков. С. 61).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
139
Первые деньги имели вид глиняных табличек, на кото-
рых в Месопотамии фиксировались долги. Долги могли пере-
даваться, так что таблички с записанными на них суммами
превратились в своего роду валюту. И конечно, «неудиви-
тельно, что английское слово credit происходит от латинского
credo — “верю”»1.
Именно такие таблички, сохранившиеся со времен
пятитысячелетней давности, являются самыми старыми из
дошедших до нас памятников письменности. Монеты появ-
ляются примерно в 600 году до нашей эры, их обнаружили
в эфесском храме богини Артемиды. Внешне они не сильно
отличались от сегодняшних, на них были изображены сим-
вол льва, лик богини Афины или сова. В Китае монеты были
введены в оборот в 221 году до нашей эры1 2. В какой-то сте-
пени можно сказать, что первой валютой был кредит, то есть
доверие. Оно овеществляется, материализуется в монете,
но очевидно, что «деньги не металл»3, даже если сделаны из
драгоценного металла, «они — само доверие»4. Уже первым
народам было известно, что валюта не имеет ничего общего
со своим носителем (металлом, глиняной табличкой или бума-
гой): «...Деньги — это вопрос уверенности, если не веры...»5
Эту идею прекрасно отражает слово «доверитель», то есть
кто-то, кто (должнику) верит. Таким образом, деньги — это
чисто социальная абстракция. Они являются общественным
соглашением, неписанным договором6. В призыве к золотому
1 Фергюсон Н. Восхождение денег. С. 41.
2 Там же. С. 34.
5 Там же. С. 40.
4 Там же.
5 Там же.
6 Деньги, вместе с тем, способствуют объединению общества с огром-
ным количеством входящих в него людей. Благодаря им мы можем
доверять и человеку, которого не знаем, но который почитает те
же (денежные) ценности. «И, в конце концов, именно деньги по-
зволяют образовывать между людьми несравненно больше свя-
зей, чем их когда-либо ранее существовало...» (Simmel G. Peni'ze
v modern! kultufe. P. 12). To, что деньги неким способом институ-
циализируют доверие, подтверждается разными орнаментами,
140
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
стандарту смысла столько же, сколько в призыве к стандарту
глиняному. Металлы бывают иногда носителями доверия,
но для этого может служить и глина. Та самая глина, обычный
«товар», всюду лежащий у нас под ногами, «прах земной», из
которого, согласно Книге Бытия, был сотворен и Адам. Пер-
вый человек и первые деньги были плодами земли7.
Первое упоминание о денежной трансакции, появ-
ляющееся в Книге Бытия, присутствует в истории Авраама
и вызывает некоторое недоумение. Авраам покупает у хет-
тов поле, чтобы похоронить свою жену Сарру8. Они, однако,
знаками и обозначениями, которыми банковские билеты и моне-
ты усеяны еще и сегодня. Они представляют собой изображения
неких «священных» символов государственности, наших святых
или известных исторических личностей. Это должно означать, что
банковский билет или его пользователь «присягают» на неких са-
кральных объектах: им верю, их принимать буду.
7 См. также: Зиммель Г. Философия денег.
8 Быт. 23:3-16: «И отошел Авраам от умершей своей, и говорил сы-
нам Хетовым, и сказал: я у вас пришлец и поселенец; дайте мне
в собственность место для гроба между вами, чтобы мне умершую
мою схоронить от глаз моих. Сыны Хета отвечали Аврааму и ска-
зали ему: послушай нас, господин наш; ты князь Божий посреди
нас; в лучшем из наших погребальных мест похорони умершую
твою; никто из нас не откажет тебе в погребальном месте, для
погребения умершей твоей. Авраам встал и поклонился народу
земли той, сынам Хетовым; и говорил им Авраам и сказал: если
вы согласны, чтобы я похоронил умершую мою, то послушайте
меня, попросите за меня Ефрона, сына Цохарова, чтобы он отдал
мне пещеру Махпелу, которая у него на конце поля его, чтобы за
довольную цену отдал ее мне посреди вас, в собственность для
погребения. Ефрон же сидел посреди сынов Хетовых; и отвечал
Ефрон Хеттеянин Аврааму вслух сынов Хета, всех входящих во
врата города его, и сказал: нет, господин мой, послушай меня:
я даю тебе поле и пещеру, которая на нем, даю тебе, пред очами
сынов народа моего дарю тебе ее, похорони умершую твою. Авра-
ам поклонился пред народом земли той и говорил Ефрону вслух
народа земли той и сказал: если послушаешь, я даю тебе за поле
серебро; возьми у меня, и я похороню там умершую мою. Ефрон
отвечал Аврааму и сказал ему: господин мой! послушай меня:
земля стоит четыреста сиклей серебра; для меня и для тебя что
это? похорони умершую твою. Авраам выслушал Ефрона и отвесил
Авраам Ефрону серебра, сколько он объявил вслух сынов Хетовых,
четыреста сиклей серебра, какое ходит у купцов».
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
141
хотят ему поле подарить, а не продать. До этого момента все
задокументированные в Книге Бытия и касающиеся недви-
жимости трансакции были неденежными, и собственность
переходила из рук в руки путем дарения1 или насилия (Авраам
получает существенную часть военной добычи от грабивших
Содом и Гоморру царей)1 2. В процессе первой денежной транс-
акции Авраам настаивает на покупке по «обычной цене» и от
встречного предложения хеттов подарить ему место под захо-
ронение отказывается, причем дважды. Переговоры описаны
детально, и никак не упомянута процедура выторговывания
цены, что удивительно. Символическое значение подарков мы
подробней рассмотрим в главе, посвященной христианству.
Кредит как ссуду денежных средств изначально сопро-
вождает понятие «процент по ссуде». Этот вопрос для евреев
носил характер социальный: «Если дашь деньги взаймы бед-
ному из народа Моего, то не притесняй его и не налагай на него
роста»3. Дискуссия о греховности получения вознаграждения
за предоставление денег во временное пользование длилась
тысячелетиями. Ветхий Завет прямо запрещает евреям полу-
чать таким образом доход со своих братьев — евреев.
...Иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост,
чтобы Господь, Бог твой, благословил тебя во всем, что делается
руками твоими, на земле, в которую ты идешь, чтобы овладеть ею.
Если дашь обет Господу, Богу твоему, немедленно исполни его,
ибо Господь, Бог твой, взыщет его с тебя, и на тебе будет грех4.
1 Авраам получает великие дары от Авимелеха, которого ввел в за-
блуждение, утверждая, что Сарра его (Авраама) сестра, а не жена:
«И взял Авимелех мелкого и крупного скота, и рабов и рабынь,
и дал Аврааму; и возвратил ему Сарру, жену его. И сказал Авиме-
лех: вот, земля моя пред тобою; живи, где тебе угодно. И Сарре
сказал: вот, я дал брату твоему тысячу сиклей серебра; вот, это тебе
покрывало для очей пред всеми, которые с тобою, и пред всеми
ты оправдана» (Быт. 20:14-16).
2 См.: Быт. 14.
3 Исх. 22:25.
4 Втор. 23:20-21, см. также: Лев. 25:36-37; Иез. 24.
ГОМКШ СЕДЛА.ЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
142
Христианство позднее взяло на вооружение данный запрет,
и долгое время взимание процента по кредиту было не толь-
ко табуировано, но и публично наказуемо. Тем не менее
брать деньги в долг хотя бы иногда приходилось каждому,
а беспроцентно их никто не одалживал. А так как христиане
парадоксальным образом считали евреев нечистым народом,
то власти разрешали или, скорее, предписывали крещеным
ссужать им деньги под процент. Данное занятие представ-
ляло собой один из немногих видов деятельности, которым
евреи могли заниматься в средневековой Европе.
Уильям Шекспир в своей пьесе «Венецианский купец»,
где одним из главных (анти)героев выступает еврей Шейлок,
фокусирует наше внимание на ситуации, когда этот персонаж
при оформлении кредита вписывает в вексель условие, что
в случае невыплаты долга заимодатель имеет право вырезать
фунт мяса из тела должника. В Венеции XIV столетия именно
евреи были ростовщиками. Как замечает историк экономики
Ниал Фергюсон, когда Шейлок говорит: «Антонио хороший
человек», он не имеет в виду моральные качества купца, речь
идет лишь о способности платить долги (но остаточный риск
он все же страхует — не в денежной форме, а фунтом мяса)5.
Именно в то время евреи выучились банковскому ремеслу
лучше, чем кто-либо иной. Само слово «банк» происходит,
в конце концов, от итальянского слова banci, означавшего
скамью, на которой сидели еврейские кредиторы6.
Однако евреи с осторожностью подходили не только
к проценту по кредиту, но и к долгам в целом. Кроме уже упо-
мянутого их прощения существовали еще и четкие правила,
что приемлемо при выборе обеспечения по займу и при его
невозврате. Никто не должен задолжать до такой степени,
чтобы лишиться источника средств к существованию: «Никто
5 Фергюсон Н. Восхождение денег. С. 44.
6 Там же. С. 45.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
143
не должен брать в залог верхнего и нижнего жернова, ибо
таковой берет в залог душу»1.
Но вернемся назад, к ветхозаветному запрету взыска-
ния процентов по кредиту. Первоначально займ был заду-
ман как социальный инструмент. Деньги тогда брали в долг
бедняки, у которых не было других возможностей обеспе-
чить себя и свою семью пропитанием, то есть речь шла об
акции гуманитарной (в отличие от нашего времени, когда
мы берем деньги в долг не по необходимости). Когда бед-
ный берет по нужде, не стоит еще больше обременять его
выплатой процентов.
Если брат твой обеднеет и придет в упадок у тебя, то поддержи
его, пришлец ли он, или поселенец, чтоб он жил с тобою; не бери
от него роста и прибыли и бойся Бога твоего; чтоб жил брат твой
с тобою; серебра твоего не отдавай ему в рост и хлеба твоего
не отдавай ему для получения прибыли1 2.
В процессе исторического развития роль займа изменилась,
и в долг стали брать, как это было в случае Шейлока и Анто-
нио (он был купцом, и весь его флот со всеми товарами был
раскидан по миру), богатые люди с целью инвестиций. И тогда
этический смысл запрета на взимание процентов по кредиту
практически исчезает. Точно также на эту проблему смотрел
и Фома Аквинский. Как раз в его время смягчился строгий
запрет на кредитование под ростовщические проценты, в чем
частично была заслуга и этого великого философа и теолога.
Сегодня деньги и долг проникли так глубоко в ткань
общества и достигли такого доминирующего положения, что,
манипулируя долгом (фискальная политика) или процен-
том по кредиту и денежной массой (монетарная политика),
можно до определенной меры влиять на все, что происходит
в социуме. Деньги играют уже не только свою классическую
роль (средство обмена, мера стоимости), но и намного более
1 Втор. 24:6.
2 Лев. 25:35-37.
значимую и эффективную: могут стимулировать, подго-
нять (или, наоборот, замедлять) всю экономику. Существует
даже направление экономической мысли, у которого деньги
присутствуют прямо в его названии: «монетаризм». В соот-
ветствии с учением этой школы, представленной в первую
очередь Милтоном Фридманом, управление денежной мас-
сой является основным способом регулирования экономи-
ческой активности. Такое вмешательство в хозяйственную
жизнь возможно лишь в исключительно монетизированном
обществе, ключевой характеристикой которого является
зависимость от долгов и процентов по ним.
Кстати, банкноты и монеты (то есть символические
средства обращения) нам не принадлежат3. Они являются
собственностью национальных банков, и именно поэтому
их нельзя подделывать (а также печатать свои: в этом случае
законы конкуренции просто не действуют)4. Более того, нет
возможности деньги игнорировать, не принимать, не уважать.
Деньги какэнергия: путешествие во времени и ВВП
Добавим сюда же, что не только ветхозаветная религия пори-
цает получение процентов по кредиту: такая традиция сильна
и в античной литературе, в первую очередь у Аристотеля.
Он осуждал взимание процентов не только с моральной,
3 «Деньги, средство для получения других товаров, начинают пони-
маться как самостоятельный товар... Так как большинство людей
значительную часть своей жизни должны быть сосредоточены на
добывании денег как на самой обычной цели своих усилий, то
возникает представление, что в конце концов жизненные удо-
вольствия крепко связаны с владением определенной их суммой,
и таким образом деньги из простого средства и условия превраща-
ются в конечную цель. Когда же эта цель достигнута, приходят ни
с чем не соизмеримые скука и разочарование... Деньги — это некий
мост к конечным ценностям, а на мосту жить нельзя» (Simmel G.
Pem'ze v moderm' kulture. P. 18).
4 Несмотря на это, Фридриху Августу фон Хайеку хотелось, чтобы
каждая институция могла печатать свои деньги и чтобы они меж-
ду собой конкурировали. Об этом также говорит Ян Сокол в книге
«Власть, деньги и право» (Sokol J. Мое, pem'ze a pravo).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
145
но и с метафизической точки зрения1. Фома Аквинский
разделял боязнь оплаты пользования чужими деньгами
и утверждал, что время нам не принадлежит, потому мы
не имеем права требовать выплаты процентов.
Отношения между деньгами и временем сами по себе
весьма интересны. Деньги можно считать энергией, умею-
щей, кроме всего прочего, путешествовать во времени. Она
очень полезна, но одновременно и небезопасна. Как только
вы ее помещаете в любое место пространственно-временного
континуума, там сразу что-то начинает происходить. Деньги
как форма энергии могут перемещаться в трех измерениях.
Во-первых, в социально-вертикальном (обладающие капи-
талом ссужают его не имеющим накоплений, покупающие —
продающим). Во-вторых, в горизонтальном (скорость и сво-
бода горизонтального, то есть географического, перемещения
стали побочными результатами — или главными тружени-
ками — глобализации). Но деньги (в отличие от людей) могут
путешествовать еще и во времени, и именно процент дает им
возможность делать это легко и в массовом порядке. Деньги —
конструкция абстрактная, и, следовательно, они не привя-
заны ни к материи, ни к пространству, ни даже к определен-
ному моменту. Таким образом, в материальном виде деньги
якобы не существуют, они бытуют на другом уровне, в роли
общепризнанной (и поддерживаемой доверием) социальной
фикции. Достаточно одного слова, письменного или даже
устного обещания («начинайте, я оплачу»), и в Дубае могут
начать строить мегаломанский небоскреб. Естественно, что
банкноты и монеты сами перемещаться во времени не могут,
но ведь они лишь материализованные, олицетворенные
и воплощенные малые части этой энергии. Благодаря такой
особенности денег мы можем черпать энергию будущего во
КОНОМИКА ДОБРА И 3.
«Поэтому с полным основанием вызывает ненависть ростовщи-
чество, так как оно делает сами денежные знаки предметом соб-
ственности, которые таким образом утрачивают то свое назна-
чение, ради которого они были созданы: ведь они возникли ради
меновой торговли, взимание же процентов ведет именно к росту
денег... Этот род наживы оказывается по преимуществу против-
ным природе» (Аристотель. Политика. 1258а39-1258Ь7).
1‘
благо настоящего. И перегоняет ее именно долг2 3. Сбережения
н<е, наоборот, могут аккумулировать энергию прошлого для
использования ее сегодня или завтра. Фискальная и монетар-
ная политики есть не что иное, как управление этой энергией.
Если мы переместим ее в настоящее, то неплохо было
бы, хотя бы в статистике ВВП, указать, откуда она взялась.
Именно из-за неопределенности времени происхождения
денег дебаты о росте ВВП часто бывают бессмысленными.
На самом деле повлиять на него с помощью либо долга
(фискальная политика в форме дефицита и профицита бюд-
жета)5, либо процентной ставки (монетарная политика) очень
просто. Ну и какой смысл тогда имеет такая статистика, когда
за ней скрывается рост дефицита, многократно превышаю-
щий рост ВВП? Какой смысл измерять богатство, если для
его получения пришлось влезть в долги?4
И евреи, и Аристотель с осторожностью относились к кре-
диту. Проблематика «проценты/ростовщичество» становится
темой одной из первых экономических дискуссий. Даже ничего
не зная о будущей роли хозяйственной политики (фискаль-
ной или монетарной), евреи, возможно бессознательно,
2 С некоторым преувеличением можно сказать, что деньги могут то же,
что имеющий аналогичную особую силу алкоголь. Он может поднять
человеку настроение, подпитав его энергией, извлеченной из дня
следующего. Другими словами, «энергетическая ценность» выходных
является величиной постоянной, только часть ее перемещается из
будущего (субботнего утра) в настоящее (вечер пятницы). Алкоголь
так же, как взятый кредит, высасывает энергию из субботнего утра
и перетаскивает, инвестирует ее в пятничный вечер. И неожиданно
у нас появляется столько энергии, что мы начинаем вести себя по-дру-
гому, не так, как всегда. Мы становимся более смелыми, щедрыми,
нарушаем запреты... просто хорошо проводим время. Алкоголь умеет
перебрасывать энергию только через небольшие отрезки времени,
деньги же знают, как переносить ее в гораздо большем диапазоне.
3 Государственные бюджеты сегодня так велики, что, используя их
несбалансированности, есть возможность управлять ростом эко-
номики, то есть либо ее оживлять, либо притормаживать.
4 Пример: если я возьму у кого-нибудь в долг сумму, равную 10%
своего месячного дохода, то только настоящий псих скажет, что
в этом месяце я стал на 10% богаче или, точнее, производитель-
нее. Ни на грош. Но зрительно мой доход действительно вырос,
и я могу (благодаря займу!) потратить на 10% больше.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
147
почувствовали, что процент по кредиту представляет собой
очень мощное оружие, которое может быть как хорошим слу-
гой, так и (буквально) обращающим в рабство господином.
Деятельность, направленная на сглаживание экономических
колебаний, является эффективным, но очень вероломным
оружием, а мы так легко поддаемся иллюзиям.
Это похоже на плотину. Поставив ее, мы можем предотвра-
тить и засухи, и наводнения в долине; ограничивая прихоти при-
роды, мы в определенной степени в состоянии сопротивляться
ее непредсказуемым циклам. Дамба позволяет нам практически
постоянно регулировать поток воды. Тем самым мы укрощаем
реку (более того, плотина дает нам энергию), окультуриваем ее:
она уже не такая неуправляемая и начинает вести себя так, как
хотим мы. Точнее, некоторое время нам так кажется. Но если
вдруг мы начнем неразумно регулировать воду, то может слу-
читься, что водохранилище переполнится и вода плотину про-
рвет. Судьба городов, лежащих в долинах рек с плотинами,
гораздо трагичнее, чем у городов, рядом с которыми нет дамб.
Очень похожие вещи происходят и при управлении энер-
гией денег, то есть при использовании фискальной и моне-
тарной политик. Манипуляции с профицитом и дефицитом
государственного бюджета и со ставкой рефинансирования
(учетной ставкой ЦБ) — это дары цивилизации, которые могут
нам служить и творить великие чудеса. Но если мы будем их
использовать неразумно, то нам может быть гораздо хуже,
чем в случае, если бы этих даров вообще не существовало.
Труд и отдых: экономика шабата
В отличие от понимания труда как чего-то негативного
(только рабы могут работать физически)1, доставшегося нам
1 Интересно осознать, что если мы будем физический труд пони-
мать как работу для рабов, а рабов как инструмент, то Платон
не был далек от истины нашего времени. Сегодня действительно
физический труд оставлен машинам, а работу творческую, тре-
бующую разума и принятия самостоятельных решений, делают
люди. Так себе Платон и представлял функции свободного чело-
века (не раба) — интеллектуальная деятельность.
от древних греков, в Ветхом Завете труд не считается чем-то
унизительным. Напротив, человек в первую очередь получил
благословение на покорение природы.
И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножай-
тесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над
рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким жи-
вотным, пресмыкающимся по земле2.
Только после грехопадения человека труд стал наказанием3.
Можно даже сказать, что речь идет о конкретном и специфиче-
ском проклятии, наложенном на Адама из уст Господа. Теперь
вместо заботы о райском саде «в поте лица твоего будешь есть
хлеб». Приятная, расслабляющая, полная смысла и смысл даю-
щая работа (которой люди занимаются в качестве хобби возле
своих домов: садоводство) превращается в мучение. Если до
грехопадения человек жил в гармонии с природой, то после
ему скорее приходится с ней бороться, она выступает против
него, а он — против нее и зверей. Сад становится полем (битвы).
В какой степени сегодня, спустя много тысяч лет после
написания этих строк в Книге Бытия, нам удалось избавиться
от изначального проклятия, приходится только предполагать.
Мы можем сказать, что многие люди в развитых странах уже
не должны в поте лица есть хлеб, но тем не менее они еще очень
далеки от того, чтобы работа доставляла им то же удоволь-
ствие, какое они получают при возделывании своего сада. Кто
свою работу воспринимает именно так, тот смог освободиться
от вечного наказания. По первоначальной идее Бога, труд
Должен быть для нас делом приятным, наполняющим радо-
стью, тем, что мы бы считали наслаждением, своей миссией.
2 Быт. 1:28.
з Быт. 3:17-19: «Адаму же сказал: зато, что ты послушал голосажены
твоей и ел от дерева, о котором Я заповедал тебе, сказав: “не ешь
от него”, проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от
нее во все дни жизни твоей; терние и волчцы произрастит она
тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего бу-
дешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты
взят, ибо прах ты и в прах возвратишься».
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
149
Работа является не только источником утешения, она
дает еще и социальный статус, считается добродетелью:
«Видел ли ты человека проворного в своем деле? Он будет
стоять перед царями, он не будет стоять перед простыми»1.
Возможно, ни одна из других культур не относилась к труду
с таким уважением. Каждый труд в почете — эту идею можно
считать уникальной в еврейской традиции1 2. Одним из самых
распространенных благословений было: «Чтобы Господь, Бог
твой, благословил тебя во всех делах рук твоих»3.
Как Платон, так и Аристотель считали труд необходи-
мым для выживания, однако работать должны были только
низшие классы, чтобы представители элиты не тревожились
и могли посвящать себя «делам чисто духовным — искус-
ству, философии и политике». Аристотель даже считал, что
если труд «продан за деньги, то это просто потеря времени,
затрудняющая людям путь к истинной добродетели»4.
Ветхий Завет демонстрирует принципиально иной под-
ход к работе. Во многих пассажах он ее прославляет:
Ленивая рука делает бедным, а рука прилежных обогащает5.
Сладок сон трудящегося, мало ли, много ли он съест; но пресыще-
ние богатого не дает ему уснуть6.
Алчба ленивца убьет его, потому что руки его отказываются работать7.
С другой стороны, и труд, если его рассматривать как некую
деятельность производственной единицы, имел свои огра-
1 Притч. 22:29.
2 И лишь намного позже эта идея получила развитие в коммунис-
тическом учении, в котором стоимость рабочей силы и положе-
ние рабочих были доведены до экстремума, когда работа имеет
не только высочайшую социальную оценку, но и становится един-
ственным источником создания стоимости.
з Втор. 24:19.
4 Hill R. В. Historical Context of the Work Ethic. P. 1.
5 Притч. 10:4.
6 Еккл. 5:11.
7 Притч. 21:25.
15
ничения. Он считался естественной участью человека. Еврей-
ское мышление четко отделяло сакральное от мирского. Если
говорить коротко, то в жизни существуют духовные, святые
сферы, на которых нельзя экономить, а заниматься макси-
мизацией их эффективности или рационализацией8 воз-
браняется. Хорошим примером служит заповедь о субботе.
В этот день никто из считающих себя правоверным иудеем
не смел трудиться.
Помни день субботний, чтобы святить его; шесть дней работай
и делай всякие дела твои, а день седьмой — суббота Господу, Богу
твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь
твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришелец, ко-
торый в жилищах твоих; ибо в шесть дней создал Господь небо
и землю, море и все, что в них, а в день седьмой почил; посему
благословил Господь день субботний и освятил его9.
С экономической точки зрения седьмой день можно было бы
потратить более продуктивно, но заповедь Божья несет нам
послание, что люди не были созданы в первую очередь для
работы. Как ни парадоксально, но сегодня именно данное пред-
писание нарушается чаще всего. В этом смысле послание Вет-
хого Завета прямо противоположно соображениям Гильгамеша,
пытавшегося из людей, своих подданных, сделать работников,
трудящихся без устали до наступления момента, когда отдых
становится жизненно необходим. Еврейская суббота не является
таким необходимым отдыхом, как пауза в работе для перегру-
женного и перегретого инструмента. Чтобы не переутомиться,
ВД сломаться, мы тоже, как наши средства производства, должны
Минутку отдохнуть и после перерыва начать трудиться «еще
упорнее», говоря словами оруэлловского «Скотного двора».
Но разве в этом смысл отдыха? Повышение эффективности?
Предотвращение производственных травм?
8 См.: Элиаде М. Священное и мирское; История веры и религиоз-
ных идей; Миф о вечном возвращении.
9 Исх. 20:8-11.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
151
Суббота не была установлена для повышения произво-
дительности. Речь шла о настоящем онтологическом покое
по образцу отдохновения Господа на седьмой день творения,
когда Он временно прекращал Свою деятельность, но не из-за
усталости или для восстановления сил, а так как уже до-вер-
шил Свое творение, и наслаждался сделанным, и смаковал
его совершенство. Седьмой день творения — это день радос-
ти и удовольствий. Шесть дней Господь творил мир, шесть
дней мы должны его совершенствовать. Но в субботу, хоть
мир еще и не идеален и весь в трещинах, мы его довершать
не смеем. Шесть седьмых своего времени не почивай в покое
и довольстве и совершенствуй мир по своему представле-
нию, но одну седьмую отдыхай и не прикасайся ни к чему.
Наслаждайся сотворенным, делом рук своих.
Празднование субботы несет в себе послание, в кото-
ром говорится, что смыслом созидания не был сам процесс
творения как таковой, то есть бесконечная непрекращающая-
ся деятельность, пиление для пиления. Оно имело какой-то
конец, какую-то цель. Процесс созидания был просто про-
цессом, а не целью. Все сущее было сотворено, чтобы найти
в получившемся мире отдохновение, совершенство, радость.
Смысл, кульминационный пункт созидания не в последую-
щем творении, а в релаксации в сотворенном пространстве.
Переводя на экономический язык: смыслом производитель-
ности, самого производства является не его постоянный рост,
а умение пользоваться уже имеющимися благами. Почему мы
учимся, как увеличивать наш доход, а не как его восприни-
мать, как им пользоваться? Кажется, мы способны наслаж-
даться нашим благосостоянием, только когда оно растет, а не
когда держится на одном (даже на высоком) уровне.
Этот аспект из сегодняшней экономики исчез. Эконо-
мические стремления не имеют цели, после достижения кото-
рой можно было бы отдохнуть. Сегодня известен рост ради
самого роста, и когда в экономике все в порядке, то это повод
не для бездействия, а для дальнейшего роста производства1.
1 Как метко отмечает экономист Джагдиш Бхагвати в своей книге
«В защиту глобализации» (в разделе «Ускорение темпов социальных
£сли мы сегодня и верим в отдых, то по совершенно иным
причинам. В этом случае речь идет о передышке для изму-
ченного механизма, для слабых и тех, кто не выдерживает
темпа. И неудивительно, что сегодня слово «отдых» не исполь-
зуется (и даже приобрело оскорбительный оттенок), а его
место заняло понятие отпуск. Как будто бы нам/нас кто-то
должен дать разрешение/отпустить (начальство, система
или мы сами себе/себя?).
На сохранившемся с недавних тоталитарных времен
бланке заявления на отпуск надпись звучит очень красно-
речиво: Заявление о разрешении на отдых. Интересно, что
также существуют и дни, когда мы не должны никуда спе-
шить, связанные с понятием «праздность»: в английском
языке для них есть слово vacation («освобождение», «остав-
ление», «пустой», «праздный»), во французском с тем же
значением — les vacances, на немецком — die Freizeit, то есть
вольное, свободное и, значит, праздное время. Как будто речь
идет о днях безделья. Когда мы берем день в счет отпуска, мы
подчас говорим: у нас day-off. То есть в вольном переводе —
вычеркнутый, потерянный, отсутствующий день.
Знакомясь с одним своим будущим другом, я, как это
обычно бывает, спросил его, что он, собственно, делает
в жизни. Он с улыбкой ответил: «Ничего; все, что хотел,
я уже сделал». И это был не миллионер, не рантье. Почему
мы не умеем рассуждать именно так, вместо составления
бесконечных списков дел? Мы спешим; экономика нашей
Цивилизации не имеет цели, при достижении которой можно
было бы отдохнуть, сказать самим себе, что все уже сделано.
Выполнение одного задания означает для нас, что мы, скорее
всего, тут же набросимся на новое. Мы не способны остано-
виться ни в производстве, ни в потреблении: мы зависимы
от роста. Когда же мы скажем, что сделали все?
сдвигов», с. 47), «уже не считается таким “чудом”, как раньше, дли-
тельный ежегодный двухпроцентный экономический рост, достиг-
нутый в Японии в эпоху Мэйдзи. Сегодня для стран третьего мира
показатель роста менее шести процентов в год расценивается как
провал».
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
153
Заключение. Между выгодой и принципом
В полной мере оценить влияние еврейского мышления на
развитие рыночной демократии практически невозможно.
Главными составляющими оставленного нам наследия явля-
ются неаскетический взгляд на мир, уважение к законам
и частной собственности и основы социальной сети. Евреи
никогда не отвергали материальное богатство, наоборот,
иудейская вера придавала важность управлению собствен-
ностью. А еще мы должны быть благодарны Ветхому Завету
за идеи прогресса и линейности времени, привнесшие смысл
в нашу (экономическую) жизнь. Мы пытались показать, каким
образом Тора лишила ореола святости три важных аспекта
нашего бытия: правителя, природу и понятие героя, а также
насколько благословенный поиск небес обетованных на земле
(путей возврата в райский сад, где господствовали гармония
и изобилие) напоминает задачу достижения наивысшей цели
экономики и экономистов, которую они стремились решать
на протяжении всей нашей истории.
Мы также рассматривали добро и зло, нами соверша-
емые (outgoing) и ожидаемые (incoming), — выгоду или невы-
году в виде вознаграждения или наказания. Как мы видели,
иудейское учение предлагает два возможных варианта:
в первом добро экономически выгодно (оно является хоро-
шей инвестицией), во втором такие отношения не действуют
(добро, мотивированное экономическим расчетом, таковым
не считается).
В Ветхом Завете мы нашли упоминание о колебаниях
хозяйственной активности: сжатии (спаде, рецессии) и рас-
ширении (подъеме) экономики. Это самый древний письмен-
ный источник в истории нашей цивилизации, зафиксиро-
вавший экономический цикл. Предсказание быстрого роста
и последующего кризиса (то есть некий первый макроэко-
номический прогноз) явилось фараону во сне. Нами также
была проанализирована первая попытка (можно сказать,
кейнсианская) эти (экзогенные) колебания выровнять. Мы
увидели, что евреи пытались объяснить экономический цикл
ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
154
с помощью этики и морали. Нравственность была главной
движущей силой их поступков.
Определенное число строк мы посвятили принципу
отдыха во время шабата — то есть оспорили мантру эффектив-
ности любой ценой, возможно как напоминание, что мы не были
сотворены лишь для беспрерывной работы, а в жизни есть
священные места и мгновения (шабат), которые мы не имеем
права использовать для увеличения нашей производительно-
сти и благосостояния. Согласно иудейскому учению, мы лишь
завершаем уже сотворенное, мы — управляющие в райском саду
и именно поэтому должны трудиться в рамках определенных
ограничений. На нас была возложена роль завершителя тво-
рения — как в прямом, так и в абстрактном, онтологическом
смысле. Было упомянуто основное различие между независи-
мой кочевой жизнью и цивилизованным городом. Несколько
страниц мы отвели истории абстрактных денег, которые, бла-
годаря принципу взимания процента по кредиту, могут в виде
(потребительской) энергии перемещаться во времени.
Но с еврейским экономическим учением мы не прощаем-
ся: многие его ключевые положения мы будем разбирать во
второй части книги, где попытаемся интегрировать их с дру-
гими идеями из истории экономической мысли и в них найти
вдохновение, а также попробуем в древности отыскать под-
сказки для решения сегодняшних проблем.
В следующей главе, посвященной экономическому
мышлению Древней Греции, мы сосредоточимся на двух
противоположных подходах к правилам и законам. Если для
стоиков в их философии закон имел абсолютное, а польза —
ничтожное значение, то эпикурейцы, по крайней мере в клас-
сической исторической интерпретации, ставили извлечение
пользы для себя на первое место: правила должны были соз-
даваться исходя именно из нее. Нельзя не обратить внима-
ния, что евреи нашли некий компромисс между двумя этими
принципами. Тора стоит на первом месте и неприкосновенна,
но она позволяет увеличивать свою выгоду в рамках предо-
пределенных правил — законов Торы.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 2 ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
155
3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ*
• Соавтором данной главы является Лукаш Тот, который также при-
нимал участие в подготовке чешского издания и английской вер-
сии для Oxford University Press.
156
Наиболее правдоподобная общая характеристика
европейской философской традиции состоит в том,
что она представляет собой серию примечаний к Платону.
Альфред Норт Уайтхед
157
В античности зародилась европейская философия — основа
евро-атлантической цивилизации, — во многом повлиявшая
и на развитие экономики. Без понимания сути спора эпи-
курейцев и стоиков ее современную концепцию постичь
невозможно. Именно гедонизм философа Эпикура позднее
был предельно экономизирован и техникоматематизирован
И. Бентамом и Дж. С. Миллем. Греческая традиция — в первую
очередь благодаря Платону — передала нам то, что способ-
ствовало самоопределению экономики, а именно: основы
рациональной идеализации и тему научного прогресса,
выраженного математикой.
Самый важный и убедительный вклад Платона в формальное мыш-
ление заключается в возвышении роли математики и превраще-
нии этой науки в основной инструмент научного исследования.
Для правильной оценки ее значимости и пределов специалисты
из разных отраслей знаний (в том числе экономисты), применяю-
щие математический анализ, должны понять природу платонов-
ского идеализма1.
Прежде чем ненадолго задержаться на идеях древних фило-
софов, обратимся к античной дофилософской поэтической
традиции.
От мифа — к поэтической правде
На заре греческой цивилизации стихосложение, достигшее
своей вершины в эпосах Гомера «Илиада» и «Одиссея», играло
огромную роль. Бельгийский историк Марсель Детьен в книге
«Носители истины в Древней Греции»1 2 указывает на инте-
ресный факт. До того момента, как получили развитие гре-
ческие софистика и философия, миссия поэзии, оказывается,
была очень велика; ее значение сегодня даже трудно себе
представить. Основанная на устной речи и развитии слож-
ных приемов мнемотехники, она несла с собой абсолютно
1 Lowry S. Т. Ancient and Medieval Economics. P. 19.
2 См.: Detienne M. The Masters of Truth in Archaic Greece.
ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
иное понимание истины и справедливости: в поэзии вместе
с мифологией и искусством пустила корни философия. Только
много позже традиция письменной речи «вырвала» у поэтов
исключительное право на святую правду, и та перешла в сферу
интересов философов. Платон, например, считает стихотвор-
цев не «коллегами из другой области знаний, преследующими
цные цели, а лишь небезопасными соперниками»3. Первые
философы пытались бороться с мифами, избавиться от слу-
чайности, заложить в основу познания нечто неизменное,
чтобы таким образом самим стать «носителями истины».
Эту роль позднее взяли на себя священники и богословы
и, наконец, ученые, к которым сегодня и обращен вопрос
о содержании понятия, выражающего сущность науки.
Ну и как же выглядело в Древней Греции такое «поэ-
тическое» понимание правды жизни? Вот как сами о себе
говорят музы поэзии: «Эй, пастухи полевые, — несчастные,
брюхо сплошное! Много умеем мы лжи рассказать за чистей-
шую правду. Если, однако, хотим, то и правду рассказывать
можем!»4 Музы гордо требуют для себя права глаголать
истину (или лгать). Более того, «эпические и трагические
поэты в действительности считались главными этическими
мыслителями и учителями Греции; никто не относился к их
произведениям менее серьезно, чем к отвлеченным рас-
суждениям в прозе историков и философов»5. Адекватное
отражение объективной реальности было скрыто в языке,
в историях, в вымыслах. Вышедшие из-под пера поэта удач-
ные стихотворные повествования пережили своих творцов
и героев, люди пересказывали их снова и снова, они про-
никли в сознание людей. Поэзия есть некое представле-
ние о действительности. Это прекрасно отображает цитата,
приписываемая поэту Симониду: «...Поэзия — звучащая
живопись»6. На самом деле поэты шли еще дальше и своими
з Nussbaum М. С. The Fragility of Goodness. P. 12.
4 Гесиод. Теогония. 26-28.
s Nussbaum M. C. The Fragility of Goodness. P. 12.
6 Detienne M. The Masters of Truth in Archaic Greece. P. 128.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
159
словами творили собственную явь. Важную роль в определе-
нии истинного играли честь, приключения, великие деяния
и связанное со всем этим восхваление. Именно хвала из уст
поэта приносит славу. Кто прославлен, того люди будут пом-
нить, тот становится частью истории других людей, обретает
вещественность и подлинность, начинает материализовы-
ваться в жизни своих сограждан. Что хранится в памяти, то
и есть быль, что забыто — того как бы и не существовало.
Такую «научную», как сегодня, основу истина имела
не всегда. Сейчас ее «научность» определяется точностью
и объективностью используемых фактов, а у поэта она опира-
ется на внутреннюю эмоциональную гармонию истории или
стиха; «[мифологический символ] не обращается к мозгу...
[он] нацелен непосредственно на чувства и вызывает мгно-
венный отклик.. -»1 Античная философия — так же, как позднее
наука, — стремится найти некие непрерывность, постоянство,
размерность, неизменность. Наука ищет (творит?) порядок,
остальное ее не интересует, пусть все идет как идет. Но жизнь
не такова, и практически каждый познал это на собствен-
ном опыте. Но что произойдет, если то же самое верно и для
реальности в целом? Поэтический подход к жизни намного
чувствительнее к истине, чем философский, а позднее — науч-
ный метод ее познания. «В силу своей тематики и выполня-
емой ими социальной функции трагические стихи способны
отражать проблемы человека, исследовать причины его удач
и происходящих с ним несчастий, чем философские тексты
могут пренебречь и чего обычно избегают»2.
Люди искусства, подобно сегодняшним ученым, изо-
бражали картины мира, отражающие его лишь символиче-
ски, образно, упрощенно (а значит — обманчиво), — точно
1 Цитата продолжается: «...а уж после этого разум вправе высказы-
вать свои замечания» (Кэмпбелл Дж. Мифы, в которых нам жить.
С. 88). В следующих главах мы попытаемся показать, что эта вну-
тренняя «гармония с историей» (или моделью, с ее предпосылками
или выводами из нее, парадигмами и т. д.) играет огромную роль
и в сегодняшней экономике, да и вообще в науке.
2 Nussbaum М. С. The Fragility of Goodness. P. 13.
ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
160
так же, как научные модели, перед которыми часто и не
стоит цель быть реалистическими. Живопись традиционно
была искусством иллюзий, перестановки акцентов, можно
сказать, введения в заблуждение. Как писал (около 400 года до
нашей эры) автор «Двояких речей», это искусство, в котором
наилучшим является тот, кто обманывает «так, что большая
часть из того, что он делает, похожа на правду»3.
Греки верили, что скрытая от них истина открыта для
муз, и эти покровительницы искусств и наук могут видеть
грядущее. «...Дар мне божественных песен вдохнули, чтоб
воспевал я в тех песнях, что было и что еще будет»4, — пишет
Гесиод. Отметим также, что для древних греков временем,
специально избранным для созерцания истины, был сон.
Когда душа не привязана к телу, она может лицезреть «что
было, быть чему»5. Нечто подобное мы уже замечали в еврей-
ском мышлении, например в рассказе о сне фараона, когда
ему было явлено будущее, а Иосиф дал его видениям тол-
кование. Грезы или их имитацию мы можем обнаружить
также в основе научного метода Рене Декарта. Он исполь-
зовал дремоту (отделение от чувств) как метод нахождения
истины в ее первозданном виде. К этой теме мы еще вер-
немся в последующих главах.
Кстати о Декарте: похоже, на самом деле он искал дру-
гую истину. Он хотел найти истину неизменную, свободную
от проблем существования и духа6. И еще он, похоже, знал,
з Detienne М. The Masters of Truth in Archaic Greece. P. 128.
4 Гесиод. Теогония. 31-32.
5 Еврипид. Ифигения в Тавриде (Ифигения-жрица). 1263-1269:
«Те сонные виденья Земля сама рождает: что было, быть чему, она
в пещерах темных гадателям в ночи показывает спящим из ненави-
сти к Фебу». См. также строки 1275-1285. И еще: «Значит, правду
мне вещали сны, когда раздел державы нашей виделся» (Эсхил. Се-
меро против Фив. 710).
6 «...Я, считая и себя способным ошибаться не менее других, отбро-
сил как ложные все доводы, которые прежде принимал за доказа-
тельства... Я решился представить себе, что все, когда-либо при-
ходившее мне на ум, не более истинно, чем видения моих снов»
(Декарт Р. Рассуждения о методе. 4. 4. С. 268).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
161
в чем она скрыта, так как полное название его главного труда
звучит как «Рассуждение о методе, чтобы верно направлять
свой разум и отыскивать истину в науках». Был уверен, что
обнаружит ее только там. Правда же поэтическая выглядит
несколько по-другому — мимолетной, иррациональной,
сказочной.
Поэты — экономисты
Гесиода — одного из первых и вместе с тем одного из круп-
нейших представителей поэтической традиции в древне-
греческой литературе, сведения о существовании которого
являются исторически достоверными, жившего за сто лет
до первого известного философа Фалеса, — можно считать
первым экономистом1. Занимался он, помимо всего прочего,
вопросом ограниченности ресурсов и вытекающей отсюда
проблемой их эффективного использования и распределе-
ния. Но такую нехватку Гесиод объяснял весьма поэтически.
По его словам, нужда была послана человечеству богами
в наказание за поступок Прометея:
Скрыли великие боги от смертных источники пищи:
Иначе каждый легко бы в течение дня наработал
Столько, что целый бы год, не трудяся, имел пропитанье.
Тотчас в дыму очага он повесил бы руль корабельный,
Стала б ненужной работа волов и выносливых мулов.
Но далеко Громовержец источники пищи запрятал,
В гневе на то, что его обманул Прометей хитроумный2.
1 «Честь быть первым греческим экономическим мыслителем при-
надлежит поэту Гесиоду, который жил в древнегреческой Беотии
в середине VIII столетия до нашей эры... Первые 383 из 828 строк
его поэмы (“Труды и дни”) посвящены основной экономической
проблеме недостаточности ресурсов для удовлетворения всех
человеческих желаний и достижения всех целей» (Rothbard М. N.
Economic Thought before Adam Smith: Austrian Perspectives on the
History of Economic Thought. P. 8).
2 Гесиод. Труды и дни. 42-48.
1
Объяснение Гесиода представляет серьезный интерес, так как
в его «анализе» мы видим нечто очень фундаментальное —
архетип человеческого труда. По Гесиоду, труд был участью
человека, его добродетелью и источником всех благ. Те, кто
не работают, не заслуживают ничего, кроме презрения. Люди,
как и боги, не выносят бездельников, поскольку ленивец
«жизнь проживает, подобно безжальному трутню, который,
сам не трудяся, работой питается пчел хлопотливых»3.
Так как разговор идет о первой попытке анализа чело-
веческого труда (к этому мы вернемся позднее), то для нас,
современных экономистов, произведение Гесиода «Труды
и дни» представляет особый интерес своей критикой ростов-
щичества, прозвучавшей снова через несколько столетий
в сочинениях Платона и Аристотеля. Но не только в них.
Независимо друг от друга подобные мотивы появляются как
в Ветхом Завете, так и в текстах иных культур.
Первые философы
В учении древних греков, в их философии и поэзии эконо-
мическая тематика главной роли не играла. Однако Фалес,
считающийся первым греческим ученым, изучавшим наи-
более общие существенные характеристики и фундамен-
тальные принципы реальности и познания, бытия человека
и его отношения с миром, был торговцем. Он известен как
автор «доказательства того, что философ способен побеж-
дать в конкурентной борьбе, показав свое [философское]
превосходство. Говорят, что Фалес предугадал и использо-
вал неурожай олив для того, чтобы нажить богатство и пока-
зать всем, как это просто и мелко для человека, познавшего
законы развития мира и общества»4.
Таким образом, уже во времена первого философа при
Реализации экономической политики следовало руководство-
ваться духовными соображениями. Ее философский анализ
з Гесиод. Труды и дни. 305.
4 Kratochvi'l Z. Filosofie mezi mytem a vedou odHomera po Descarta. P. 53.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
163
в целом правомочен и желателен, так как предмет интереса
экономических размышлений ограничен по своей сути. Это
и хотел доказать Фалес своим «бизнесом на оливах». Наука,
которой он занимался, — это не просто пустые разговоры: ее
практическое применение имеет далеко идущие последствия,
и интересовала она Фалеса не потому, что по-другому он
не мог заработать на хлеб, а из-за ее сущности, открывающей
самые широкие горизонты для раздумий. Именно по этой
причине философия в Древней Греции считалась королевой
наук. С небольшим преувеличением можно утверждать, что
сегодня дело обстоит как раз наоборот. Она часто считается
излишней розочкой на торте, ненужным придатком, кото-
рый все равно ничего не изменит — в отличие от экономики!
Мистика чисел
Ключевые идеи ионийской философской традиции вдох-
новили экономическую науку на поиск первоосновы всех
вещей. Одним из самых вдохновляющих нас ученых является
Пифагор, полагавший, что сущность мира заключена в «чис-
ленных пропорциях его форм». Он утверждал (и вслед за ним
многие экономисты последнего столетия), что «элементы
чисел суть элементы всего существующего»1. «И в качестве
таковых имеют магическую силу», так как пифагорейские
рассуждения о числах «имели не просто интеллектуальное
значение, но были также пронизаны мистикой»2. «Число есть
сущность вещей — все есть число. Ответить на вопрос, пони-
мать ли этот язык дословно или в символическом смысле,
является делом самых больших авторитетов»3.
1 «...Пифагорейцы, занявшись математикой, первые развили ее и,
овладев ею, стали считать ее начала началами всего существующе-
го... Они предположили, что элементы чисел суть элементы всего
существующего и что все небо есть гармония и число» (Аристо-
тель. Метафизика. 985Ь-986а).
2 Bunt L., Jones Ph. S., Bedient J. D. The Historical Roots of Elementary
Mathematics. P. 82.
3 Mahan A. A Critical History of Philosophy. P. 241.
ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
Аристоксен, ученик Пифагора, отмечает, что «прежде
всего Пифагор ценил науку о числах... [Он] увел науку о числах
в сторону от торговли и приравнивал все вещи к числам»4.
Для нас, экономистов, удивительно, что «Аристоксен наме-
кает именно на коммерческую наблюдательность, ставшую
причиной стремления найти истинную “меру” всего... Он
утверждает, что сравнение всего с числами началось с эко-
номических и торговых наблюдений»5. Если данное утверж-
дение верно, то не математика вдохновила экономику, а все
было с точностью до наоборот.
Интересным представляется тот факт, что пифаго-
рейцы, так же как евреи или представители иных культур,
вавилоняне или египтяне к примеру, придавали числам еще
и мистическое значение6. Между прочим, выдающийся логик
и математик прошлого столетия Бертран Рассел видел ключ
к достижению философского совершенства именно в ком-
бинировании мистики и науки (в чем пифагорейцы и преус-
пели7). Ведь у Пифагора число — это не просто количество,
сумма, а некое качество, которое должно стать средством
для описания принципов приведенного в гармонию мира,
космоса8. Благодаря Платону это учение попало в мейнстрим
более поздних европейских научных изысканий, и вместе
4 Guthrie W. A History of Greek Philosophy I.P. 177.
5 Harris H. S. The Reign of the Whirlwind. P. 80.
6 Для наглядности приведем пару примеров того, как изначально
выглядела такая математическая мистика: любви и дружбе, как
проявлению гармонии, соответствует число восемь (по количеству
октав в музыке). Основа здоровья — в числе семь. Справедливость
выражается четверкой, так как она связана с местью, которая
должна быть равна самому преступлению; брак, согласно основа-
телю математики, определяет число три; космос — единица. Эта
мистика стала основой старинных сонников. См.: Radi Е. Dejiny
filosofie: Starovek a stredovek. Р. 89; см. также: Kirk G. S., Raven J. Е.,
Schofield М. The Presocratic Philosophers. Ch. 7.
7 Бертран Рассел в своем сочинении «Мистицизм и логика» пока-
зывает, что уже древние греки органически соединяли научное
наблюдение с мистическим импульсом.
8 Пифагор, по-видимому, был одним из первых философов, использо-
вавших понятие «космос», так же как и само понятие «философия».
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
165
с тем такая идея возникла как мистическая, и до определен-
ной меры она все еще несет в себе элементы загадочности.
«Платон в основном занимался разработкой идей тайных
пифагорейских обществ. Они считали мир объектом рацио-
нальным, построенным “Великим Геометром”1, использовав-
шим в качестве основы точку или число “один”»1 2.
Пифагорейцы были первыми, кто пытался свести весь
мир к числам. Позже мы покажем, каким образом этот под-
ход мог бы вдохновить экономистов XX века. Гераклит Эфес-
ский же, в отличие от своих современников, трактовал реаль-
ность как нечто непостоянное. Твердость, невозмутимость
и мужественность были в его время синонимами совершен-
ства и божественности. Вот из какой глубины, очевидно, про-
стирается стремление экономистов постигнуть постоянно
меняющуюся реальность с помощью неизменных принципов.
С другой стороны, мир Гераклита парадоксальным образом
не разваливается на части благодаря действующим в нем
таким же, как в луке и лире3, противоборствующим силам.
Гармония возникает из контрастного, антагонистического
и проявляется как движение.
Настоящим антагонистом Гераклиту мог бы стать философ
элейской школы Парменид. Этот жрец Аполлона хотя и считал
мир, воспринимаемый чувствами, постоянно меняющимся
и преходящим, но представлял его нереальным. По его сло-
вам, реальны лишь процессы умственные, мысли абстрактные,
стабильные и неизменные. С этой точки зрения истина лежит
1 Архетип творца, Великого Геометра, дожил до сегодняшних дней:
к примеру, Архитектор в «Матрице», ее хладнокровный создатель
и вычислитель мира. Его напарницей и соратницей и, как в конеч-
ном счете окажется, противоположностью является, однако, Пи-
фия, то есть представительница именно мистического понимания
мира. Эти «противоположности» лишь с виду воюют вместе.
2 Samuels W. J., Biddle J. D., Davis J. B. A Companion to the History of
Economic Thought. P. 19.
3 «Не понимает того <большинство>, как <Единое> расходящееся
с собою согласуется: противовратная гармония, каку лука и лиры»
(Гераклит. F51).
1
в области идей, то есть теорий. Подверженный постоянным
изменениям и несовершенный эмпирический мир (мир явле-
ний) не истинен, не реален — правда заключена в его абстракт-
ном представлении. Чтобы таковое выработать, необходимо
в первую очередь воображаемую модель подделать, а для при-
дания ей устойчивости меняющийся мир надо «умертвить».
Парменида, таким образом, можно считать предше-
ственником сократовской и платоновской философии иде-
альных форм, явно оказавшей большое влияние на экономику
(а также на физику и другие научные дисциплины) и давшей
основу для создания моделей — стабильных абстрактных кон-
струкций, которые многие считают более объективными, чем
сама реальность. Современная наука на самом деле посто-
янно колеблется между парменидовским и гераклитовским
пониманиями мира. С одной стороны, исходя из предполо-
жения, что действительность можно реконструировать, наука
создает ее модели, чем, в определенном смысле, намекает
на ее стабильность. С другой стороны, многие ученые счи-
тают рациональные модели «неистинной, нереальной» под-
поркой, которая может лишь помочь прогнозам на будущее
в постоянно меняющемся динамическом мире.
Ксенофонт: современная экономика за 400 лет
до нашей эры
Античная политическая экономия достигает своего расцвета
в работах экономиста Ксенофонта, который к тому же был
еще и философом, хотя и средним. Вышеуказанный афиня-
нин описал в своих текстах явления, которые современные
экономисты с трудом открыли вновь только в XIX веке, то
есть более чем через две тысячи лет после его смерти. И это
несмотря на то, что «благодаря хорошо представленному в его
работе “О доходах” практическому анализу экономических
и административных проблем эта книга серьезно изучалась
вплоть до XVIII столетия»4. Таким образом, глубокие и весьма
4 Lowry S. Т. The Archaeology of Economic Ideas. P. 46.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
167
продвинутые экономические соображения появились еще на
заре философии и греко-европейской культуры. Экономиче-
ский анализ у Ксенофонта более глубок, чем у Адама Смита.
Большинство своих мыслей о хозяйственной политике
Ксенофонт выразил в двух книгах: «Домострой» («Oeconomi-
cus») и «О доходах» («De vectigalibus»). Первая из них посвя-
щена вопросам правильного ведения домашнего хозяйства,
вторая представляет собой сборник рекомендаций, как Афи-
нам повысить доходную часть бюджета и вести государство
к процветанию. Без большого преувеличения можем ска-
зать, что Ксенофонт первый создал отдельный учебник по
микро- и макроэкономике. А Аристотель, кстати, написал
книгу «Экономика»1, в которой он отвечает на работу Гесио-
да «Труды и дни». Книга Аристотеля, однако, на самом деле
просто своего рода трактат о хозяйстве: большая часть его
посвящена взаимоотношениям супругов и главным образом
роли жены. Местами этот текст вообще производит впечатле-
ние сочинения, написанного для женщин: «...Хорошая жена
должна править хозяйством в доме»1 2, так как традиционно
именно там ее место, она должна заботиться о жилище, в то
время как супруг, согласно Аристотелю, тяготится спокойной
жизнью, но является деятельным в подвижной3.
Но вернемся к Ксенофонту. В своей книге «О дохо-
дах» он призывает афинян к увеличению государственной
казны и говорит, как этого можно добиться. Он не считает
национализацию или военные кампании эффективными
средствами максимизации налоговых поступлений. Но он
рекомендует расширить торговую активность Афин, что на
тот момент является революционной идеей; к ней вернутся,
но гораздо позднее. Ксенофонт призывает к стимулирова-
нию экономической активности афинских граждан и прежде
всего чужеземцев, в интересах которых предлагает создать
1 Современные ученые иногда приписывают данную работу Тео-
фрасту, ученику Аристотеля.
2 Аристотель. Экономика. 1353Б27.
з Там же. 1344а3.
&МКШ СЕДПАЧЕК -ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
«ведомство по охране метеков»4. В совокупности со строи-
тельством домов для приезжих это не только увеличило бы
число предпринимателей в государстве, но и позволило бы
добиться их расположения и благодаря всему этому возрас-
тания экономической мощи Афин.
Равным образом мне кажется, что, предоставляя метекам воз-
можность участвовать во всем, в чем их участие было бы полез-
но, и, в частности, привлекая их службе в коннице, мы смогли бы
внушить им большую благожелательность и вместе с тем сделали
6bi город более сильным и великим... И это сделало бы метеков
более благожелательными, и, само собой разумеется, все люди,
лишенные отечества, стали бы стремиться поселиться на правах
метека в Афинах, а это в свою очередь привело бы к увеличению
государственных доходов5.
Богатство и процветание Ксенофонт рассматривал не в кон-
тексте игры с нулевым результатом6, что тогда было обычным
делом, а в достаточно современном смысле общей выгоды
от изменений. Большая торговая активность приносит благо
всем афинянам, чужеземцы не богатеют за их счет, а наобо-
рот, обогащают свое окружение. Именно таким образом он
рекомендовал поступать для стимулирования заграничной
торговли и иностранных инвестиций.
Полезно также награждать первыми местами и приглашать время
от времени на гостеприимные обеды тех купцов и судовладель-
цев, относительно которых будет признано, что они оказывают
городу пользу и кораблями, и товарами. Ведь если их будут по-
читать таким образом, то они не только ради прибыли, но и ради
почестей поспешат в Афины, как к своим друзьям7.
4 Ксенофонт. О доходах. 2.7. Метеки — отпущенные рабы или чуже-
земцы, которые имели намного меньше прав, чем граждане Афин.
5 Там же. 2.4-7.
6 Игра, в которой выигрыш возможен только за счет другого. Про-
игравший теряет столько же, сколько выигрывает победитель.
7 Ксенофонт. О доходах. 3.4.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
169
Ксенофонт проявил себя исключительно одаренным и совре-
менно мыслящим экономистом, принимающим во внима-
ние мотивы поступков людей и желание предпринимате-
лей чувствовать свою значимость, что и сегодня актуально
для хозяйственной практики. С точки зрения современной
экономической науки, гораздо больший интерес представ-
ляет предложенная Ксенофонтом теория стоимости, кото-
рую многим позже ученые назовут теорией потребительной
стоимости. Ее сущность лучше всего видна в отрывке из
написанного Ксенофонтом воображаемого разговора Кри-
тобула с Сократом:
«Значит, эти предметы, хоть они одни и те же, для умеющего
пользоваться каждым из них — ценность, а для неумеющего —
не ценность: так, например, флейта для того, кто умеет искусно
играть, — ценность, а кто не умеет, для того она ничем не лучше
бесполезных камней, разве только он ее продаст».
«Вот именно к этому выводу мы и пришли: для того, кто не умеет
пользоваться флейтой, если он ее продает, она — ценность; а если
не продает, а владеет ею, — не ценность».
«Мы рассуждаем последовательно, Сократ, раз уже признано, что
полезные предметы — ценность. И в самом деле, если не прода-
вать флейту, то она — не ценность, потому что она совершенно
бесполезна; а если продавать, то ценность».
«На это Сократ заметил: Да, если умеешь продавать. А если про-
давать ее в обмен на вещь, которой не умеешь пользоваться, то
и продаваемая флейта не есть ценность, по твоему рассуждению».
«По-видимому, ты хочешь сказать, Сократ, что и деньги не цен-
ность, если не умеешь пользоваться ими»1.
Из предложенного Критобулом примера с флейтой видно,
что Ксенофонт также знал и понимал еще и принципиальное
различие между потребительной и меновой стоимостями
1 Ксенофонт. Домострой. 1.10-1.12.
ТОММИ СЕДЛЬЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
170
(yalue in use и value in exchange)2, на чем позднее строили свои
теории Аристотель, Джон Локк и Адам Смит.
Одним из самых больших вкладов Адама Смита в совре-
менную экономику является анализ разделения труда и под-
черкивание важности специализации для развития и рацио-
нализации процесса производства. Ксенофонт осознает
значимость такого принципа не менее чем за две тысячи
лет до Адама Смита и, более того, принимает во внимание
и величину населенного пункта, где данное разделение
имеет место.
Ведь в небольших городах один и тот же мастер делает ложе,
дверь, плуг, стол, а нередко тот же человек сооружает и дом, при-
чем он рад, если хоть так найдет достаточно заказчиков, чтобы
прокормиться. Конечно, такому человеку, занимающемуся мно-
гими ремеслами, невозможно изготовлять все одинаково хоро-
шо. Напротив, в крупных городах благодаря тому, что в каждом
предмете нужду испытывают многие, каждому мастеру доволь-
но для своего пропитания и одного ремесла. А нередко доволь-
но даже части этого ремесла; так, один мастер шьет мужскую
обувь, а другой — женскую. А иногда даже человек зарабатывает
себе на жизнь единственно тем, что шьет заготовки для башма-
ков, другой — тем, что вырезает подошвы, третий — только тем,
что выкраивает передки, а четвертый — не делая ничего из это-
го, а только сшивая все вместе. Разумеется, кто проводит время
за столь ограниченной работой, тот и в состоянии выполнять ее
наилучшим образом3.
2 Понятие value in use означает ценность вещи при ее использова-
нии — какое значение она для нас имеет с точки зрения удовлет-
ворения некой потребности. Value in exchange означает ценность
данной вещи с точки зрения относительной количественной
ограниченности данного товара на рынке, его способность об-
мениваться на другие товары в определенных пропорциях. Вода,
например, имеет большую value in use, так как без нее жить невоз-
можно. Но ее value in exchange (цена на рынке, например) низкая,
так как воды в мире много.
3 Ксенофонт. Киропедия. VIII.II.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
171
Ксенофонт, таким образом, во многом опередил свое время
и его великих мыслителей. Как пишет Тодд Лоури, «Платон
не имел ни малейшего представления о прославленной Сми-
том связи размера рынка со степенью разделения труда. Тем
не менее Ксенофонт, современник Платона, в книге “Киро-
педия” также рассуждавший на эту тему, зашел в своем ана-
лизе сущности обмена товарами еще дальше, сделав разли-
чие между крупными городами, где специализация развита,
и малыми, где она, по сути, не существует»1.
Границы будущего и расчеты
Ксенофонт, этот блестящий экономист, занимавшийся проб-
лематикой максимизации полезности и дохода2, сам устано-
вил пределы своего анализа. Во времена, когда земледелие
в человеческой жизни играло гораздо более существенную,
чем сегодня, роль, вероятность правильно предсказать удачи
или неудачи виделась Ксенофонту более чем скромной. По
его словам, «в земледелии очень много такого, чего человеку
невозможно предвидеть»3. Попутно он доказал, что экономи-
ческую жизнь, тесно взаимосвязанную с культурной, невоз-
можно в качестве предмета анализа полностью отделить от
реального мира, управляемого далеко не только законом
спроса и предложения. Ксенофонт, собственно, и заканчивает
свой трактат «О доходах» словами, известными нам в разных
формах из истории как conditio facobaea4 («послание Иакова»)
1 Lowry S. Т. The Archaeology of Economic Ideas. P. 90.
2 «...Сколько денег приносили налоги до заключения мира, на эти
деньги управляйте государством и в наступающем году. А сколь-
ко денег станут приносить налоги вследствие заключения мира...
увеличения ввоза и вывоза товаров, наконец, вследствие увели-
чения портовых сборов и роста рыночной торговли, — все это вы
используйте для того, чтобы появилось как можно больше новых
доходов» (Ксенофонт. О доходах. 4.40).
3 Ксенофонт. Домострой. 5.18.
4 Иак. 4:13-17: «Теперь послушайте вы, говорящие: “сегодня или
завтра отправимся в такой-то город, и проживем там один год,
и будем торговать и получать прибыль”; вы, которые не знаете,
что случится завтра: ибо что такое жизнь ваша? пар, являющийся
0 абсолютно противоположными по смыслу нашей сегод-
няшней экономической мантре ceteris paribus («при прочих
равных условиях»): «Если вам угодно будет заняться осущест-
БЛением моих предложений, то я посоветовал бы отправить
посольства в Додону и в Дельфы и вопросить богов, полезно
ли будет для нашего государства как в настоящий момент,
так и на будущее провести подобные преобразования»5.
Этот великий экономист древности утверждал, что
самые лучшие рекомендации и анализ не могут охватить
такие исключительно существенные факторы, как называе-
мые нами божьей волей, или animal spirits, или как-нибудь еще.
Экономические размышления Ксенофонта имели очень
широкий диапазон. Мы можем, например, найти у него рас-
суждения о зависимости между уровнем безработицы и ценой
товара6, стимулировании инноваций7, инфраструктурных
«государственных» инвестициях8. Как мы уже видели раньше,
на малое время, а потом исчезающий. Вместо того чтобы вам гово-
рить: “если угодно будет Господу и живы будем, то сделаем то или
другое”, — вы, по своей надменности, тщеславитесь: всякое такое
тщеславие есть зло. Итак, кто разумеет делать добро и не делает,
тому грех». Эти слова призывают рассматривать все события в бо-
лее широком, мировом контексте, не отделять будущее и ведущие
к нему действия от космоса.
5 Ксенофонт. О доходах. 6.2.
6 «...Ведь когда оказывается слишком много медников, то медные
изделия становятся дешевыми, а медники разоряются; точно
так же и с кузнецами. Далее, когда бывает слишком много хлеба
и вина, то продукты становятся дешевыми, а занятие земледелием
оказывается невыгодным. Тогда многие люди перестают обраба-
тывать землю и обращаются к крупной или мелкой торговле и к
ростовщичеству» (Ксенофонт. О доходах. 4.6).
7 «Если полезна городу торговля, оказание почета тому, кто более
всего о ней ревнует, привлечет и многих других торговцев. И если
общеизвестным сделается, что человек, придумавший для города
какой-нибудь необремененный неприятностями доход, снискал
почести, тогда и этот вид изобретений не останется в небрежении»
(Ксенофонт. Гиерон. С. 58).
8 «Выше мною было сказано, каким образом следует устроить дела
государства, чтобы обеспечить всех афинян питанием на обще-
ственный счет. Если же по чьим-либо расчетам выходит, что на
все это потребуется огромный капитал и что никогда поэтому
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
173
он очень глубоко и подробно изучал вопросы специализа-
ции, давал много рекомендаций, касающихся экономики на
микро- и макроуровне, исследовал положительный эффект
стимулирования «иностранных инвестиций» и так далее.
И в заключение отметим еще одну интересную мысль
Ксенофонта, к которой вернемся позже. Он рассуждает о воз-
можности удовлетворить реальные потребности и невоз-
можности удовлетворить ненасытные абстрактные, то
есть денежные (в данном случае они выражены в серебре):
«В самом деле, когда кто-либо приобретет достаточное коли-
чество утвари для своего дома, он больше уже не покупает
ее; но никто еще не приобрел столько серебра, чтобы больше
в нем не нуждаться. Напротив, если у кого его становится
слишком много, то излишнее зарывают в землю и при этом
испытывают не меньшее удовольствие, чем если бы поль-
зовались им»1.
Платон: задающий вектор
Сократа и Платона2, без всякого сомнения, можно отнести
к основателям философской традиции нашей культуры,
не будет внесено в общий фонд достаточного количества денег,
то я должен сказать, что оснований для тревог и в этом случае
нет, ибо дела вовсе не обстоят так, что необходимо сразу же вы-
полнять весь этот план в полном объеме из опасения, что иначе
не будет от него никакой пользы. Нет, сколько домов ни будет
построено, сколько ни будет сооружено кораблей или закупле-
но рабов, все это немедленно станет приносить пользу... К тому
же выполнение плана по частям, а не сразу в полном объеме
выгоднее... Между тем, выполняя все в соответствии с нашими
возможностями, мы всегда сможем претворить в жизнь то, что
будет признано полезным. Напротив, если будет совершена ка-
кая-нибудь ошибка, мы всегда сможем не допустить ее повторе-
ния» (Ксенофонт. О доходах. 4.33-37).
1 Ксенофонт. О доходах. 4.7.
2 В дальнейшем мы не будем делать различий между этими двумя
мыслителями. Сам Сократ ничего не написал, о его рассуждениях
мы знаем благодаря Платону. Таким образом, разобраться, кому
какие мысли принадлежат, достаточно трудно, и исследователи
античной философии часто этим и не занимаются. Такой традиции
ТОМКШ С.ЕДЛКЧЕК ^ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
*1
определивших, в определенной степени, содержание и рамки
пауки философии на тысячи лет вперед (причем абсолютно
непонятно, выйдем ли мы вообще когда-нибудь за них).
Сократ, его ученик Платон и их последователь Аристотель
(.формулировали вопросы, на которые наша цивилизация
не нашла ответы даже сегодня.
Нам и ныне неясно, что первично — разум или чувство,
существуют ли миры идей и вещей раздельно, каку Платона,
или, как утверждал Аристотель, мир форм (идей) и мир мате-
рии образуют одно целое, которым и является все нас окру-
жающее. За все эти по-прежнему актуальные вопросы мы
должны быть благодарны именно древнегреческой традиции
(в еврейском или шумерском мышлениях дуализм, напри-
мер, не возник). Фраза «Познай самого себя», над которой
иронизирует Александр Поуп, была вытесана на стене храма
Аполлона в Дельфах — там, где находился знаменитый Дель-
фийский оракул. И она же появляется в популярном фильме
«Матрица»: в первой части трилогии мы можем видеть ее
написанной на латыни на деревянной доске, висящей на
стене кухни Пифии. На самом деле это резюме сообщения
для Нео, как бы говорящее ему: «Познай самого себя, я же
тебе о тебе самом ничего сказать не могу».
В пещере реальности
Идеи Платона и сегодня играют огромную роль в том, как
мы рассуждаем, какие вопросы ставим и как на них отве-
чаем. Ключевой частью его наследия является разделение
мира идей и мира вещей. Вслед за Парменидом он усили-
вает рациональную традицию, основанную на идее позна-
ваемости мира исключительно силой разума. В своей самой
известной притче о пещере Платон закладывает основу
иного, отличающегося от прежнего, понимания мира: этот
мир не основополагающий, вторичный, он является лишь
будем придерживаться и мы. См. также: Kahn Ch. Н. Plato and the
Socratic Dialogue.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
175
миром теней. «Если это так, то в высшей степени необхо-
димо, чтобы этот космос был образом чего-то»1.
Платон открывает двери к мистической недосказан-
ности этого мира, аскетизму и истокам веры в абстрактные
рациональные теории. Истина не очевидна, не понятна,
наоборот, она где-то и как-то скрыта. А путь к (незыблемой)
истине лежит через разум. Центральной темой размышле-
ний древних греков позднего периода стало избавление от
изменчивости и хаотичности: целью было пробиться сквозь
иллюзорный и нестабильный эмпирический мир к по-нас-
тоящему вечными и непоколебимым, а значит, реальным
рациональным истинам.
Но вернемся к притче. В ней Платон описывает свя-
занных заключенных, которые живут в пещере и видят
не реальные вещи, а только отбрасываемые ими на стену
тени. Именно эти тени они изучают, ведут научные дискуссии
об их сущности, — то есть считают реальностью, не имея ни
малейшего представления о бытии чего-либо другого. «Такие
узники целиком и полностью принимали бы за истину тени
проносимых мимо предметов»1 2 3 *.
Эти «эксперты» являются лишь гадальщиками на тенях.
Платон, очевидно, хотел сказать, что наблюдаемые нами
явления — это лишь проявления, и на их основе нельзя постиг-
нуть настоящую сущность вещей, реальность, к которой,
к сожалению, можно приблизиться только путем абстракт-
ных рассуждений и построения разумных (рациональных)
моделей. Для про-зрения нам необходимо освободиться от
оков, связывающих нас с эмпирическим миром, выйти из
пещеры5 и увидеть вещи такими, какие они есть на самом
1 Платон. Тимей. 29b.
2 Платон. Государство. VII, 515с.
3 Или отойти от телевизора. В определенном смысле телевизионная
интерпретация реальности — только тень действительности. Че-
ловек, оторвавшийся от голубого экрана и начавший видеть вещи
такими, какие они есть на самом деле, часто бывает разочарован
и с непривычки может легко «испортить себе зрение».
тонких сгапкчгк
деле. Человеку прозревшему, увидевшему их в истинном
свете, на самом деле «будет мучительно выполнять все это,
оН не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи,
тень от которых он видел раньше»4. Если бы он снова вер-
нулся в пещеру (а вот это, как мне кажется, и есть главное
послание притчи) и рассказал заключенным, привыкшим
к теням, о вещах настоящих, ему бы не поверили и не при-
няли бы его назад. Такова, например, была судьба Сократа,
великого учителя Платона5.
Для Платона маяком была стабильность. От изменчи-
вых (и, следовательно, недолговечных) явлений он пытался
отвлечься. По идее Платона, печать истины (или, если хотите,
структура, образец, матрица)6 этого мира лежит где-то глу-
боко внутри нас, куда она была внесена еще до нашего рожде-
ния. Если мы ее ищем, то достаточно будет просто заглянуть
в самих себя. Поиск истины во внешнем мире, в эмпириях
иллюзорен, так как наблюдение за тенями и их изучение
постоянно будут сбивать нас с пути (Аристотель, кажется,
позднее поступал именно так: см. ниже). Сущность вещей
можно распознать исключительно разумом7, а не зрением или
4 Платон. Государство. VII, 515с.
5 «А если ему снова пришлось состязаться с этими вечными узника-
ми... разве не казался бы он смешон? О нем стали бы говорить,
что из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением,
а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь. А кто принял-
ся бы освобождать узников, чтобы повести их ввысь, того разве
они не убили бы, попадись он им в руки?» (Платон. Государство.
VII, 517а).
6 Фильм «Матрица» подробно развивает эту мысль: мы (используе-
мые для получения энергии) рабы, видящие лишь показываемые
нам кем-то (цветные) тени.
7 Мы рождаемся на свет с уже имеющимися внутри нас объектив-
ными идеями, которые можем найти в себе сами. Так, Платон
в диалоге «Теэтет» отходит от безосновательного субъективиз-
ма, содержащегося в крылатой фразе «Мера всех вещей — че-
ловек», приписываемой в диалоге Сократом Протагору (Теэтет.
152а). В мире Платона мы, наоборот, в течение всей своей жизни
не учимся ничему новому, а только открываем в себе то, что в дей-
ствительности уже знаем.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
177
иными обманчивыми чувствами. Вот как подытоживает Карл ,
Поппер ключевую доктрину Платона: «Он [Платон] полагал, *
что любому роду обыкновенных деградирующих сущностей ,
соответствует совершенная сущность, не знающая упадка. g
Эта вера в совершенные и неизменные сущности, которую
называют обычно теорией форм или идей, стала централь- х
ной темой его философии»1. о
Так была заложена рационалистическая традиция, g
имеющая большое значение и для экономики. Именно такая ”
логика стремится рационально раскрыть принцип реальности
и создать соответствующие модели поведения. Тенденция
уложить реальный мир в математические модели и неизмен-
ные, всюду и всегда имеющие силу точные кривые сохрани-
лась в экономике и по сей день.
И Декарт, обычно считающийся основателем совре-
менной науки, исходит из идей Платона: истину он ищет
не во внешнем мире, а медитируя, заглядывая в себя, осво-
бождаясь от обманчивых чувств, памяти, и, грезя, находит
ее в своем разуме. Но к Декарту мы еще вернемся: позднее
этот француз сыграет в нашей истории важную роль.
Миф как модель, модель как миф
Согласно Платону, существует иерархия бытия вещей и иерар-
хия их познания, причем выше всего стоит усвоение идей,
раскрывающих смысл и сущность бытия, а ниже всего —
изучение видимостей, иллюзий, теней, танцующих на сте-
нах пещеры. Знание математики не является высшей сту-
пенью — математика не способна охватить всю истину. Над
ней стоит философия. И даже если бы мы описали весь мир
точной математической матрицей, то все равно не достигли
бы его полного понимания (подробнее об этом — во второй |
части книги). Между прочим, умение описать, как вещи |
функционируют, еще не означает понимания, как и почему |
они взаимосвязаны. 3
4
О
1 Поппер К, Открытое общество и его враги. С. 53. г
Именно поэтому Платон использовал мифы и считал
их вполне пригодным способом выявления истины. Неко-
торая их неопределенность — это не слабость, а сила. Как
форма выражения они имеют гораздо большее сходство
с действительностью, чем гипотезы математизированных
наук. Мифы способны вместить в себя динамику постоянно
меняющегося мира и благодаря этому добиваются того, чего
наука или математика достигнуть не могут. Когда же совре-
менный человек сталкивается с областью, для познания
которой недостаточно чувств, он имеет тенденцию брать
себе в помощь математику или иной точный метод анализа.
Слово «метод» (meta-hodos) буквально означает «по дороге»,
но также и «в стороне от дороги». Метод должен служить
неким проводником, не позволяющим нам потерять вер-
ное направление, стезю, уводящую далеко за мыслительный
горизонт, где нам уже недостаточно естественного света
интуиции или чувственного опыта.
Возможно, что мифический и точный научный взгляды
можно взаимоувязать, если мы сойдемся во мнении, что
наука из факта творит миф, то есть некую свою теорию. Мы
не видим факты физически, перед нами лишь их интерпрети-
руемые нами проявления. В конечном счете все мы любуемся
восходом солнца, но почему, как и для каких целей солнце
встает — это уже вопрос нашего собственного толкования.
Здесь начинается история, повествование.
Согласно Платону, тайны мира можно понять, только
использовав конструкцию высшего порядка, иными словами,
через метаповествование, общепринятый миф, архетип,
историю цивилизации или модель, или, если хотите, — через
следящую за нами (или спящую в нас?) матрицу. Над кон-
струкциями низшего порядка стоят истины философские —
Формы, производные от наиважнейших идей о благе. Для
Платона функциональность математических определений
и выводов гарантирована, так как они существуют вне нас,
Даны и сделаны не нами, мы их лишь постепенно для себя
Открываем. Модели выявляют невидимые законы бытия.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
179
Взгляд же Аристотеля на этот принцип абстракции
кажется в корне другим: «Утверждения Аристотеля, что идеи
не существуют независимо, что универсалии складываются
из отдельных элементов, хорошо отражают суть разногласий
между ним и Платоном»1. Одно из возможных толкований
идей Аристотеля заключается, однако, в том, что абстракт-
ные конструкции находятся в нас самих и мы не только их
постепенно познаем (с ростом наших знаний мы к ним все
больше и больше приближаемся), но и творим. Современ-
ный экономист Дейдра Макклоски нашла точку пересечения
основ математики и религии в платоновском благе, в вере
в Бога как источник существования всего:
Математики Филипп Дэвис и Рубен Херш обратили внимание, что
в «основе как математики, так и религии должен быть поставлен-
ный самим человеком фундамент веры». Кажется, что математи-
ки — это практикующие неоплатоники и последователи Спинозы.
Их благоговение перед наукой подобно поклонению Богу. Так,
например, они верят, что теорема Пифагора и Бог существуют
независимо от мира физического и оба они придают ему смысл1 2.
В мире Платона3 религия и математика не исключают, а нао-
борот, дополняют друг друга: они взаимно необходимы. За
ними стоит вера в некий все охраняющий принцип, без
которого ни одна, ни другая смысла не имеют4. По словам
философа XX века Майкла Полани, даже «наука есть система
1 Nelson R. Н. Reaching for Heaven on Earth. P. 34-35.
2 McCloskey D. The Bourgeois Virtues. P. 152 (о работе: Davis Ph. J.,
Hersh R. Descartes’ Dream).
з Изящную игру слов good («хороший», «доброта», «польза», «благо»)
и God («Бог») Дейдра Макклоски ведет еще дальше, ссылаясь на
платоновскую аллегорию солнца, освещающего мысль и прибли-
жающего ее к познанию добра. Убежденный христианин, конечно
же, предпочел бы перефразировать Sun of Good («солнце добра»)
в Son of God («Сын Божий»). См.: McCloskey D. The Bourgeois Virtues.
B365.
4 На нечто подобное намекает ставшее у математиков и физиков
крылатым высказывание, касающееся вероятности случайных
совпадений: «Бог не бросает кости».
таими СЕДЛК: ЭКОНОМИКА ДОБРА
убеждений, к которой мы приобщены». «Вера — это не атака
на науку или возврат к суевериям»5. Наоборот, она стоит
у основ любой науки и любого познания: примером может
служить изначальная убежденность в познаваемости мира.
Мифы, вера во что-то недоказуемое, о нереальности чего мы,
в конце концов, часто знаем сами (например, допущения
в экономике), начинают играть роль суперструктур.
Таким образом, здесь возникает вопрос, насколько
экономика мифотворна, точнее, насколько ей требуются
мифы. В наше время она считается наиболее компетентной
наукой для истолкования происходящих в обществе собы-
тий, но выясняется, что в этой роли ей без неких домыслов
не обойтись. Их используют исходя из разных соображений
или разными способами. Во-первых, экономика черпает
свои допущения из мифов (их бессознательное использо-
вание), а во-вторых, она сама творит сказания и легенды.
Модель homo oeconomicus как раз и есть такая мифомодель.
Укутанный в математическое одеяние пересказ нереальной
истории ничего в его фантастичности не меняет. В качестве
примеров можно привести следующие мифы: о существова-
нии невидимой руки рынка, о человеческих свободе и само-
определении, о вечном прогрессе или о чистом рынке. Никто
никогда ничего из вышеперечисленного не видел, а ведь речь
идет об историях, вере или легендах, сильно волнующих (не
только) нас, экономистов: наши споры, эксперименты и при-
водимая нами статистика направлены на подтверждение
или опровержение данного нарратива.
В мифах нет ничего постыдного: без веры (имеющей
в основе все что угодно) мы существовать не можем. Это надо
признать и соответствующе к этому относиться. Одному ска-
занию мы можем противопоставить лишь другое. Миф ведет
бой не с эмпириями, не с реальным миром (тот погружен
в бесконечное количество легенд), а с другими претенден-
тами на его (реального мира) объяснение, с другими мифами.
5 McCloskey D. The Bourgeois Virtues. P. 153.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
181
Греки не верили своим мифам дословно и считали их
лишь хорошими сказками. Во введении я уже упоминал их
определение, приписываемое древнеримскому философу
Саллюстию: «Миф — это то, чего никогда не было, никогда
не будет, но есть всегда». И так же, как наши предки, мы
точно знаем, что говорим о мифах, фикциях — не «реали-
стичных», не совпадающих с оригиналом образах или пред-
ставлениях «объективной» действительности (даже если
предположить, что таковая вообще существует). Подобный
же вопрос поставлен и перед экономистами: мы действи-
тельно верим в наши модели? Верим, что человек на самом
деле рационален, рынок свободный и невидимая рука рынка
существует, или это все только мифы, возможно и «наличе-
ствующие», но в каком-то ином, воображаемом простран-
стве, а не в том, где сегодня находимся мы? Возможны оба
варианта, но их нельзя путать между собой. Если мы вме-
сте с Милтоном Фридманом1 скажем, например, что речь
идет лишь о не претендующих на правдивость допущениях
(следовательно, о фикциях), то мы не имеем права гово-
рить (или в онтологическо-теологическом смысле делать
вывод), что человек и впрямь разумен. Если мы признаем
(как полезные, так и нет) модели (хоть в допущениях, хоть
в выводах) выдумкой, то мы не имеем права на их основе
делать какие-либо выводы, касающиеся человека.
А если мы, наоборот, думаем, что наши модели соответ-
ствуют действительности, то, значит, мы верим нашим моде-
лям-мифам. И мы находимся в плену обмана еще в большей
1 «Действительно важные и значимые гипотезы имеют “предпосыл-
ки”, которые являются весьма неточными описаниями реальности,
и, в общем плане, чем более важной является теория, тем более
нереалистичны (в указанном смысле) ее предпосылки... Таким об-
разом, для того чтобы быть значимой, гипотеза должна исходить
из дескриптивно ложных предпосылок; она не принимает в расчет
и не объясняет многих сопутствующих обстоятельств, поскольку
самый ее успех уже показывает, что эти обстоятельства не имеют
отношения к объясняемым явлениям» (Фридман М. Методология
позитивной экономической науки. С. 29).
ТОИМИ СЕД.ЛКЧЕ1 ЭКОНОМИКА добра и зла
182
степени, чем наши предки. Древние греки воспринимали
сБои легенды сдержанно, сказания эти были для них некой
имитацией, полезной абстракцией, историей, которая в дей-
ствительности никогда не случалась, но была весьма при-
годна для объяснения многих вещей, а часто и в практиче-
ской деятельности.
Как экономисты, мы должны принять решение: оба
варианта отношений к моделям одновременно существо-
вать не могут.
Без тела и его потребностей
Платон на тело внимания не обращал (или только мини-
мально). Физическую радость он приравнивал «к так называ-
емым удовольствиям... из числа тех, что относятся к уходу за
телом»2. Зло находится именно в нем, и доставлять бренной
оболочке наслаждение в этом случае опасно, так как «пока
мы обладаем телом и душа наша неотделима от этого зла,
нам не овладеть полностью предметом наших желаний»3.
Зло как бы исходило из тела: «А кто виновник войн, мяте-
жей и битв, как не тело и его страсти?»4 Оно является лишь
препятствием; «принимаясь исследовать что бы то ни было
совместно с телом, она [душа] — как это ясно — всякий раз
обманывается по вине тела... И лучше всего мыслит она...
когда, распростившись с телом, она останется одна или почти
одна и устремится к [подлинному] бытию... Но в таком слу-
чае самым безукоризненным образом разрешит эту задачу
тот, кто подходит к каждой вещи средствами одной лишь
мысли»5. При таком подходе душе лучше быть без матери-
ального носителя, он доставляет ей сплошные неудобства:
«Ибо если, не расставшись с телом, невозможно достичь
чистого знания, то одно из двух: или знание вообще недости-
жимо, или же достижимо только после смерти. Ну конечно,
2 Платон. Федон. 64d.
3 Там же. 66b.
4 Там же. 66с.
5 Там же. 65Ь-66а.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
183
ведь только тогда, и никак не раньше, душа остается сама
по себе, без тела. А пока мы живы, мы, по-видимому, тогда
будем ближе всего к знанию, когда как можно больше огра-
ничим свою связь с телом и не будем заражены его приро-
дою, но сохраним себя в чистоте до той поры, пока сам Бог
нас не освободит»1.
Именно из такой концепции, заключающейся в отсе-
чении спроса (а значит, желаний), в определенной мере
исходило раннее христианство, прежде всего апостол Павел
и позднее Августин. Последний трактовал тело как темницу
для души (см. далее), что в данном контексте звучит лишь
очевидным дополнением к вышеупомянутой идее Пла-
тона. «Телесность» и забота о материальном входят в про-
тиворечие с высшим духовным началом, которое прене-
брегает всем плотским, подавляет его и отвергает. Вывод,
с точки зрения экономики, напрашивается сам. Общество
аскетическое, сдерживающее спрос, в отличие от нашего,
эффективного, никогда не сможет в своем развитии достичь
высокой стадии специализации. Социум, где проповедуется
аскетизм и члены которого обеспечиваются лишь товарами
первой необходимости, никогда не был бы способен (и даже
не стремился бы) достигнуть высокого уровня материаль-
ного благополучия. В конце концов, и экономика — наука,
интересующаяся главным образом спросом, предложением
и их сбалансированностью на максимальном уровне (удов-
летворяя, таким образом, часто неуместные и не имеющие
отношения к жизни потребности), — естественно, не стала
бы такой, какой мы ее знаем сегодня. Осуждение телесных
удовольствий — пользы, выгоды — имеет для нас совершенно
понятное значение. Платонический идеал — не в потребле-
нии или производстве товаров, а в избавлении и оттого, и от
другого. В этом, как мы увидим позднее, Платон является
верным стоиком.
1 Платон. Федон. 66е-67а.
[©(ЛКШ СЕДЛКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
Данная тема вызывает ожесточенные дискуссии уже
со времен Сократа: «Калликл считает положительным сво-
еволие, стремление к удовлетворению своих самых необу-
зданных желаний, к роскоши и свободе, — в этом он видит
и добродетель, и счастье. А утверждение Сократа, что те, кто
нИ в чем не испытывают нужды, живут счастливо, вызы-
вает его несогласие. “Да... — отвечает он. — ...В таком случае
самыми счастливыми были бы камни и мертвецы”2»3.
В конце концов и сам Сократ не может полностью
справиться со своими страстями, его раздирают изнутри
эротические и философские желания. Сократ не в силах
сопротивляться любовной интриге с Алкивиадом. Однако
в традициях стоиков было противиться случайным и непред-
сказуемым привязанностям, причем это касалось не только
мира материального.
К вопросу предложения (в контексте рынка) Платон
относился весьма сдержанно. Физический труд, производ-
ство воняли нечистотами и годились только для людей самых
низших классов или, еще лучше, рабов. Идеал — в интеллек-
туальном и духовном созерцании, в самопознании, дающем
ответ на все вопросы, ключ к истине, а значит, и к доброй,
счастливой жизни.
Спрос против предложения: свобода
и несоответствие
Сегодня мы верим, что чем больше у человека собственно-
сти, тем он свободней. У стоиков было точно наоборот: чем
меньше у человека вещей, от которых он зависит, тем сво-
бодней он себя чувствует. И именно отсюда берет начало
пРизыв к освобождению от желаний (спроса) тела.
Самым известным в мире примером избавления от
такой зависимости был Диоген Синопский, минимизировав-
ший свой спрос и выбросивший все, что ему было не нужно,
2 Платон. Горгий. 492е.
3 Nussbaum М. С. The Fragility of Goodness. P. 142.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
185
без чего он мог обойтись, включая и одну из последних своих
вещей, кувшинчик, так как и он, собственно, не нужен, ведь
воду можно пить, пользуясь только руками. Итак, программа
стоиков, к которой мы вскоре вернемся, нам ясна: снизим
спрос на товары и тем самым сможем уменьшить их пред-
ложение, то есть количество потраченного труда. Кому мало
надо, тот малым и довольствуется, и он не должен много
трудиться. Если существует несоответствие между предло-
жением и спросом (что является естественным, стандартным
состоянием человеческой психики), то для стоиков рецептом
счастливой жизни является снижение спроса, а не увели-
чение предложения (то есть производства продукции), что
гедонисты как раз и считали способом достижения счастья
и пропагандировали как путь к нему.
Идеальное общество, политика и экономика
Вплоть до сегодняшнего дня мы ведем дискуссии, границы
которых во многом определили еще Платон и Аристотель.
Касается это и вопросов функционирования общества,
и полемики об основах сосуществования людей. Интересно,
что и «Самуэльсон в “Экономике” в неявном виде ставил тот
же самый старый, как спор между Платоном и Аристотелем,
вопрос: когда эгоистичное поведение в социуме приемлемо,
а когда поступки индивидов должны были бы быть подчи-
нены интересам общественного блага?»1
Для волнующей нас темы политико-экономическое
учение Платона становится ключевым, так как и сегодня про-
должаются дискуссии о его интерпретации, а сам Платон со
своими политическими размышлениями напросился на силь-
ную критику. Карл Поппер, например (так же, как и другие)2,
обвиняет Платона, что тот со своей книгой «Государство» стал
1 Nelson R. Н. Economics as Religion. Р. 105.
2 Со времен Ницше критика тоталитаризма все время усиливалась,
и после Второй мировой войны уже становится почти традици-
ей представлять Платона его праотцем. См. работы К. Поппера,
3. Баумана, Ю. Хабермаса, М. Фуко и др.
вдохновителем всех утопических мыслителей, включая комму-
нистических3: «И Платон, и Маркс мечтают об апокалиптиче-
ской революции, которая радикально преобразит весь мир»4.
Маркс прямо ссылается на Платона; в «Капитале», например,
мы найдем целый ряд таких упоминаний5.
Для Аристотеля человек был существом обществен-
ным, zoon politikon. Но не для Платона. В его понимании мы
праведные (хорошие) граждане общества, так как нам это
выгодно, а вовсе не потому, что это, как позднее утверждал
Аристотель, наше естественное состояние. «...Стабильность
социальной структуры подкреплена рациональными инте-
ресами отдельных жителей города. Индивид, согласно Пла-
тону, знает, что ему выгоднее принимать как можно более
разумные решения»6.
Идеальное общество Платон делит на три класса, пред-
ставляющие разные достоинства человека. Правители —
мудрость, воины — мужество, ремесленники — умеренность
и заботливость (их Платон считает низшим сословием).
Власть имущие не имеют частной собственности, у них нет
ни своих интересов, ни личной жизни. Это вытекает из нега-
тивного отношения Платона к материальным вещам; высшие
3 На вторую жизнь платонизма, включая ссылки на тысячи воз-
можных способов его применения (в том числе И. В. Сталиным),
предлагает взглянуть Ф. Новотный в книге «Посмертная жизнь
Платона» (Novotny F. The Posthumous Life of Plato).
4 Nelson R. H. Economics as Religion. P. 270. См. также: Поппер К. От-
крытое общество и его враги. Гл. 9.
5 Даже Маркс в двенадцатой главе первого тома «Капитала» жа-
луется: «Le Platonisme ой va-t-il se nicher!» («Куда только не про-
никает платонизм!»). Он говорит, что «Платон выводит разде-
ление труда внутри общины из разносторонности потребностей
и односторонности способностей индивидуумов. Основное его
положение состоит в том, что работник должен приспособляться
к делу, а не дело к работнику...» (Маркс М., Энгельс Ф. Сочинения.
Т. 23. С. 378-379). И еще учение Платона Маркс определил как
«реакционный утопизм потребительского коммунизма аристо-
кратических классов».
6 Lowry S. Т. The Economic and furisprudential Ideas of the Ancient Greeks:
Our Heritage from Hellenic Thought. P. 25.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
187
классы о таких (низменных) вопросах вообще не должны
размышлять, их дело — заботиться обо всех и обо всем. Они
не женятся и не выходят замуж. Воспроизводство обеспечи-
вается почти в лабораторных условиях, а воспитание детей
доверено специальным государственным учреждениям.
Элитный класс должен заниматься исключительно чистой
философией, но в еще более радикальном ключе, чем совре-
менные правители — мудрые философы: никакого внима-
ния к вещам мирским и потакания любым страстям. Все
подчинено одной цели — исследованию мироздания силой
разума. «“Государство” доказывает, что лучшая жизнь — это
жизнь, “управляемая” интеллектом, в которой именно он
высматривает, оценивает, классифицирует и упорядочивает
возможные цели»1. Правитель должен предаваться беспри-
страстному поиску идеи и «мистическому созерцанию Абсо-
люта»1 2. Если говорить коротко, то Платон желаниям и потреб-
ностям человеческого тела «не приписывает вообще никакого
позитивного значения»3. Точно так же в знаменитом романе
Джорджа Оруэлла «1984» такие понятия, как собственность,
семья, человеческие чувства и прочая земная суета, затра-
гивают только представителей класса пролетариев.
Похоже, что Аристотель, в отличие от Платона, считал
нереальным существование правителя-философа, не меч-
тающего о собственности: «Согласно Аристотелю, запретна
личное имущество, сформулированный Платоном для класса
воинов, не принимает во внимание естественные склонности
человека»4. В данном разногласии скрыто одно из фундамен-
тальных различий во взглядах этих великих мыслителей на
человеческую природу. Для Платона решающую роль играет
развращающее влияние собственности, ее способность отвле-
кать людей от действительно важного — от познания мира
абстракций. Аристотель же, скорее, обращает внимание на
1 Nussbaum М. С. The Fragility of Goodness. P. 138.
2 Radi E. Dejiny filosofie: Starovek a stredovek. P. 185.
3 Nussbaum M. C. TheHragility of Goodness. P. 139.
4 Nelson R. H. Reaching for Heaven on Earth. P. 36.
ЛСЙЛКШ СЬДЛЬЧЕК ХОНОМИКА ДОБРА
188
позитивную мотивацию, проистекающую из жажды мате-
риальных приобретений. «Если писания Аристотеля под-
держивали секуляризм, оптимизм, практичность, здравый
смысл, эмпиризм и утилитарное отношение ко всему, то
труды Платона вели, скорее, к сдержанности, пессимизму,
радикализму, духовности и аскетизму»5.
Платон, будучи гражданином просвещенных Афин, был
большим поклонником Спарты, «тоталитарного» военного
государства. В его концепции физический труд как способ
обеспечения себя и удовлетворения своих потребностей
остается сферой интересов людей работающих. Этот низший
класс общества может владеть материальными благами, пре-
даваться радостями семейной жизни и заводить детей, в то
время как правители и воины живут в общинах без всякого
личного имущества6.
В буйном росте желаний Платон видит признаки упадка
общества и пытается его лечить созданием новой иерархии.
Философ должен показывать остальным пример скромности,
править для пользы всех, не владея ничем, и чем выше его
место в табели о рангах, тем меньше имущества у него должно
быть в частной собственности. Прогресс не в потреблении, так
же как и не в производстве. Платон призывает правящий класс
добровольно умерить свои желания и рассчитывает, что тем
самым будет преодолена тенденция накапливать имущество.
А это, по мнению многих экономистов, представляет собой
такую же сложную проблему, как и воплощение в жизнь более
поздних средневековых требований соблюдать аскезу (в том
виде, как ее представлял себе Платон).
Прогресс
Рассуждения Платона об идеальном государстве проли-
вают свет на его видение общественного прогресса. По
мнению этого философа, планирования общественной
5 Nelson R. Н. Reaching for Heaven on Earth. P. 61.
6 См.: Платон. Государство. 416e-417b.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
189
жизни и развития общества как единого целого только лишь
в соответствии с набором общих правил еще недостаточно.
Обществу необходимы регулирующие идеи, общее воле-
изъявление, цели, к которым можно стремиться. Однако
суждения Платона об обществе, в котором родителями детей
являются все граждане и их воспитанием занимается госу-
дарство под руководством философа, не владеющего ника-
ким имуществом, не являются призывом к немедленному
жесткому установлению такого порядка. Это идеал1, уводя-
щий общество от кумовства и искаженных кровными узами
отношений к такому устройству, где каждый не обременен-
ный семейными обязанностями имеет одинаковую со всеми
возможность проявить свои лучшие качества и найти свое
место в обществе с наибольшей выгодой как для социума,
так, следовательно, и для себя самого1 2.
Кстати, образцовые правители в платоновском совер-
шенном обществе противостоят развращающим искуше-
ниям, отвлекающим их от поисков высшего блага. Причем
речь идет не только об имуществе, но, например, и о сексе
в том числе. Как пишет Роберт Нельсон,
Платон и римско-католическая церковь осознавали, что сексу-
альные отношения могут у отдельных людей вызвать проявление
сильного чувства собственности, которое может быть даже глубже,
чем обусловленное владением личным имуществом. Платон в кни-
ге «Государство» решил этот вопрос обострения частнического
1 Речь идет об утопии в прямом смысле слова, которое на языке
древних греков складывается из ои («не») и topos («место»). То есть
это нереализованная фантазия.
2 «На шаг дальше пошел Софокл в своей “Антигоне”. В ней самым
плохим считается тот, кто, обладая теми или иными способнос-
тями, по любым причинам не делает для общества максимум
того, что может; нет места любому индивидуального комфорту
в ущерб интересам всех. “Наихудший” (kakitos) человек — корыстно
скрывающий от города свои способности (стих 181). “Плохой” (hoi
kakoi) противопоставляется “благосклонному к городу”, как если
бы они были полярными противоположностями (стихи 108-109)»
(Nussbaum М. С. The Fragility of Goodness. P. 153).
OU/kUl СЕ.ДПКЧЕ.К ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
190
инстинкта запретом на брак и другими ограничениями свобод-
ного сексуального поведения, так же как и введением общего
владения детьми (мать не должна была знать своего ребенка),
римско-католическая церковь избрала другой путь, требуя от
своих священников и монахинь соблюдения обета безбрачия, чем
хотела добиться от них верности Богу и церкви и никому иному3.
Человеку для подлинной жизни и познания мало просто
выучиться, — ему, чтобы он мог хотя бы сдвинуться с места,
нужно иметь еще и воображение. Возглавлять общество
должны философы, осознающие его идеалы и обеспечиваю-
щие понимание всего набора разгаданных ими «космиче-
ских» идей остальными членами общества. Абстракции,
донесенные до сознания людей находящейся во главе госу-
дарства правящей элитой, должны были бы стать руковод-
ством к ежедневному поведению всех граждан социума на
всей территории страны. Само слово «элита» происходит от
eligo («выбирать, избирать»). Отсюда элита общества — это
группа людей, избранных для служения общему благу. Вся
книга «Государство» свидетельствует о замысле Платона
привести к гармонизации три уровня: космос, общество
и самого человека. И гармонизация, по его мнению, должна
происходить путем приспособления низших классов к выс-
шим. Без идеи и воображения не осуществляется ни одно,
Даже самое прагматичное решение. Видение общей цели,
а не только знание правил игры должно было бы управлять
нашими действиями и стать двигателем общественного
прогресса.
Интересно, что совместная опека над детьми может
иметь еще одну важную цель, связанную с идеей развития, —
Уменьшить элемент случайности. «Сократ утверждает, что
Действительно решающего сдвига в жизни человеческого
социума мы добьемся, только овладев новым techne, сое-
диняющим в себе практическое мышление, способность
3 Nelson R. Н. Economics as Religion. Р. 271.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
191
вычислять и измерять»1. С этой точки зрения вся история
прогресса человеческой цивилизации есть «повествование
о постоянно возрастающей власти человека над случайнос-
тью»2. Умение предвидеть результаты своих действий и все
большее развитие математики и техники измерений ведет
человека к освобождению от власти страстей и к контролю
над своей судьбой, судьбой общества и цивилизации как
таковой.
Платон, как мы укажем ниже на практическом примере
(из его диалога «Тимей»), вместе с древними евреями верил
в светлое прошлое и в упадок, являющийся проявлением
прогресса цивилизации. Как изящно резюмирует Поппер,
Платон выдвинул закон исторического развития, согласно
которому «всякое социальное изменение есть гниение, распад
или вырождение... Этот фундаментальный исторический закон
составляет часть космического закона — закона существова-
ния всех созданных или порожденных вещей. Все сотворен-
ные вещи текут и ждут своего распада»3. Тем не менее «не
подлежит сомнению его [Платона] вера в то, что мы имеем
возможность человеческим или, скорее, сверхчеловеческим
усилием переломить эту фатальную историческую тенден-
цию и положить конец процессу распада»4.
Именно в этом смысле Платон и определил для Европы
путь, который и должен был вновь привести людей в состоя-
ние блаженства: прогресс обеспечит наука.
Город, цивилизация и золотой век
Город (традиционная форма социальной организации), хотя
и в несколько ином понимании, чем у шумеров или евреев,
представлял для Древней Греции символ прогресса. Добро
и зло исходят от человека, дикую природу уже нельзя считать
обителью зла. Вместе с тем античная община, несомненно,
1 Nussbaum М. С. The Fragility of Goodness. P. 89-90.
2 Ibid. P. 91.
3 Поппер К. Открытое общество и его враги. С. 50.
4 Там же. С. 51.
ОМкШ СЕДПА.ЧЕИ ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
19?
связывала свой прогресс в развитии с регламентацией жизни
в государстве. У Платона и Аристотеля роль философа исклю-
чительно важна, поскольку именно он наблюдает за пове-
дением космоса и дает советы миру и людям, как приспосо-
биться к его порядку. И такое мирское дело, как регулирование
жизни города-государства, было подчинено философскому
видению Вселенной.
Интересно также сравнить население городское и сель-
ское. Люди, живущие вне города, — нецивилизованные, они
не умеют ни читать, ни писать. Но на этот «простой народ»
(то есть, похоже, все еще умеющий жить в нецивилизованной
гармонии) не распространяется гнев богов. Тимей в одно-
именном диалоге Платона говорит:
Когда же боги, творя над Землей очищение, затопляют ее водами,
уцелеть могут волопасы и скотоводы в горах, между тем как оби-
татели ваших городов оказываются унесены потоками в море...
Вновь и вновь в урочное время с небес низвергаются потоки,
словно мор, оставляя из всех вас лишь неграмотных и неученых.
И вы снова начинаете все сначала, словно только что родились,
ничего не зная о том, что совершалось в древние времена в на-
шей стране или у вас самих5.
Здесь мы встречаемся с представлением, что цивилиза-
ция, окультуривание, взросление человеческого детеныша
происходит в городах, и можем найти параллель с «челове-
ком-ребенком», вероятно еще свободным от внутреннего
(привычного) конфликта между добром и злом, который,
как животное (или ребенок), «делает что хочет», не имея
никаких внутренних ограничений, а лишь внешние (при-
родные, родительские). Кажется, и греки верили, что были
эпохи, когда человек жил в гармонии, как пишет Джозеф
Кэмпбелл, с «простейшим “я хочу!” животного естества»6.
Это было время, когда чувства «я хочу» и «я должен» были
5 Платон. Тимей. 22е-23Ь.
5 Кэмпбелл Дж. Мифы, в которых нам жить. С. 72.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
193
в полном согласии между собой. Позднее адаптация к новой
культуре путем воспитания в нас умения быть естественно
неестественными эти чувства разделила, а нас научила иметь
неестественные желания (я должен).
Однако и здесь есть интересное совпадение с другими
классическими греческими произведениями. Например,
в представлении о том, что первоначальная раса была лучше:
...Более того, вы даже не знаете, что прекраснейший и благород-
нейший род людей жил некогда в вашей стране. Ты сам и весь
твой город происходите от тех немногих, кто остался из этого
рода, но вы ничего о нем не ведаете, ибо их потомки на протя-
жении многих поколений умирали, не оставляя никаких записей
и потому как бы немотствуя1.
Эти «древние граждане» не знали никакого technai, даже
не умели ни читать, ни писать, и тем не менее жили в гар-
монии1 2, как будто бы еще не были «прокляты» даром Проме-
тея. Идея прогресса в данном случае являлась идеей упадка.
В таком понимании наши предки были высшей расой, а не
дикими обезьянами или зверями. Позднее люди становятся
более культурными, «повзрослевшими» и переселяются
в лучше защищенный от капризов природы город. Но и здесь
они не избавлены от гнева богов, наоборот, именно циви-
лизованный город часто преследуют наводнения и другие
проклятия3. В противовес этому, как можно видеть в библей-
ской истории о Содоме и Гоморре, на холмах, в нецивили-
зованных частях страны люди находятся в безопасности4.
1 Платон. Тимей. 23Ь-с.
2 В другом месте Платон пишет: «...Древние, бывшие лучше нас
и обитавшие ближе к богам...» (Платон. Филеб. 16d).
3 «Так, вы храните память только об одном потопе, а ведь их было
много до этого» (Платон. Тимей. 23b).
4 Быт. 19:16-17: «И как он медлил, то мужи те, по милости к нему
Господней, взяли за руку его и жену его, и двух дочерей его, и вы-
вели его, и поставили его вне города. Когда же вывели их вон, то
один из них сказал: спасай душу свою; не оглядывайся назад и ни-
где не останавливайся в окрестности сей; спасайся на гору, чтобы
ТОЬХКШ СЕДПКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
194
Кажется, что тема «блаженного неведения» и компромисса
между гармонией, с одной стороны, и техническим прогрес-
сом — с другой, в греческом (а также в еврейском или вави-
лонском) мышлении встречается довольно часто. Люди из-за
полученных ими «дара и проклятия» познания (в греческом
представлении — технического, в еврейском — морального)
были изгнаны, вырваны из своего естественного состояния,
а теперь пытаются вернуться назад — опять достичь блажен-
ства — через понимание сути явлений и закономерностей
объективного мира (с помощью науки или нравственности).
Эмпирик Аристотель
Аристотеля мы могли бы представить как первого в прямом
смысле слова настоящего ученого: «Парменида и Сократа
с Платоном можно приравнять к адептам таинственной
религии. Философ Аристотель, наоборот, является тем, кого
мы могли бы назвать профессионалом»5. В этом смысле
его моральная доктрина обходится без изначальных рели-
гиозных заветов и аргументов (в отличие от наставлений
Платона, где мы можем заметить некое переходное состоя-
ния между мифом и анализом). Для доказательства истин-
ности досократики использовали эстетику и мнемотехники
(ритм и рифму, к примеру). Платон искал истину в диалогах
и абстракциях, также до определенной степени делая акцент
на фантазии. Аргументация Аристотеля и стиль его сочи-
нений ничем не отличаются от сегодняшних нарративных
научных дискурсов. Именно он начал себя вести как ученый
в современном смысле слова.
Понимание им философии и науки в целом было гораздо
шире нашего нынешнего. Во-первых, он не видел заметных
тебе не погибнуть». Подобная тема появляется также в предупреж-
дении Иисуса (Мф. 24:15-16): «Итак, когда увидите мерзость за-
пустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом
месте, — читающий да разумеет, — тогда находящиеся в Иудее да
бегут в горы».
5 Nussbaum М. С. The Fragility of Goodness. P. 261.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
195
различий между первой и второй (к чему пришли позднее),
а во-вторых, он относил к научной сфере человеческой дея-
тельности то, что сегодня мы бы, скорее всего, к ней не при-
числили. По Аристотелю, «всякое рассуждение [наука, dianoia]
направлено либо на деятельность или на творчество, либо
на умозрительное»1. К науке он, таким образом, относит
поэзию и практические дисциплины. Практические науки —
этика и политика, поэтические — изучение поэзии и других
искусств, теоретические — физика, математика и метафизика.
Большая часть его научных работ имела качественный, а не
количественный характер. Математика же для него была
очень близка к теоретической философии, метафизике.
Именно Аристотель, образно говоря, вернулся с небес на
землю. Как об этом пишет М. Нуссбаум, он считал, что «фило-
софия необходима для того, чтобы она указала нам дорогу
назад, к тому, что является обычным»1 2. Вместо витания в обла-
ках мира идей он плавал с рыбами на острове Лесбос и наблю-
дал за поведением животных в лесу. Аристотель утверждал,
что форма яблока существует в самом яблоке, а не в нашем
воображении. И потому изучал именно яблоко и вообще клас-
сифицировал все сущее по родам и типам. Сегодня бы мы
сказали, что он был эмпирик, тогда как Платон был, скорее,
одним из зачинателей рационалистической традиции.
В то время все это казалось удивительным, «неесте-
ственным» и даже раздражало: «Слушателей Аристотеля
возмущало его увлечение рассуждениями об обычном
и земном, и они требовали, чтобы он вместо этого говорил
с ними о возвышенном и особенном»3. Таким образом, все
внимание воспитателя Александра Македонского доста-
лось вещам телесным, а мир платонических идей был как
бы задвинут на задний план. Его интересовало именно то,
что у Платона — образно говоря — являлось игрой теней. Вот
1 Аристотель. Метафизика. 1025Ь25.
2 Nussbaum М. С. The Fragility of Goodness. P. 260.
3 Ibid. P. 260.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
196
0 экономика дождалась должного уважения как одно из наи-
более почитаемых умений4.
Если мы хотим резюмировать учение Аристотеля
в нескольких строках, то наряду с его прагматичностью
нельзя не заметить предложенное этим философом поня-
тие, выражающее смысл и цель существования отдельных
вещей, человека или мира в целом, — telos. В отличие от Пла-
тона, его меньше интересовала неизменность, он сосредото-
чился на сути, назначении движения, так как «стремление
же направлено к цели»5. Так же, как и остальные античные
школы (и так же, как евреи или христиане), он придавал боль-
шое значение морали, а именно — этическим добродетелям,
которые сегодня снова начали привлекать к себе внимание6.
А достойная жизнь, то есть то, чем занимается экономика
(жизнь в полном достатке), у него вообще неразрывно свя-
зана с добром и злом.
Приведем практический пример: падение физических
тел на землю Аристотель объясняет через их природу. Камень
происходит с земли и хочет к ней вернуться, его смысл — быть
в земле. Аналогично газ, огонь или душа стремятся вверх.
Долгое время такое объяснение всех устраивало. Оно было
заменено лишь с открытием Ньютоном законов гравитации.
4 «Мы видим, что наиболее почитаемые умения, как то: умения
в военачалии, хозяйствовании и красноречии, подчинены этой
[науке (политики)]» (Аристотель. Никомахова этика. 1094b).
5 Аристотель. Никомахова этика. 1139b.
6 Под понятием «этическая добродетель» мы пониманием этику,
базирующуюся на добродетелях (а не на обязанностях, выгоде,
пользе или расчете). См. также: MacIntyre A. After Virtue. Макин-
тайр первоначально был последователем учения Аристотеля (пе-
рипатетиком), позднее, однако, стал приверженцем учения Фомы
Аквинского (томистом), который, по его собственным словам, был
«большим перипатетиком, чем сам Аристотель» (MacIntyre A. After
Virtue. Р. х). Основателем школы этических добродетелей был Пла-
тон, но именно Аристотель разработал это учение, остававшееся
доминантной школой нашей цивилизации до эпохи Просвещения,
когда оно было частично заменено на утилитаризм или деонтоло-
гию Канта (мораль, в основе которой лежат обязанности, благие
намерения и следование правилам).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 Д Р ЕВ НЯЯ Г РЕ ЦИЯ
197
Многие учебники по истории экономической мысли,
собственно, и начинаются Аристотелем. Не кто иной, как
он, защищает частную собственность1, критикует ростовщи-
чество1 2, разделяет производительную и непроизводитель-
ную экономические активности3, определяет роль денег4,
обращает внимание на трагедию общественных пастбищ5
или занимается проблематикой монополий6.
Однако многие его наблюдения, ключевые для развития
хозяйства, остались, к сожалению, экономикой незамечен-
ными. Так, например, Аристотель не только глубоко зани-
мался полезностью и ее ролью в жизни, но и максимизацией
ее функции, чем экономисты одержимы и по сей день, с той
лишь разницей, что сегодня мы ее оцениваем только в мате-
матической форме, часто скрывающей более глубокие фило-
софские рассуждения. Аристотеля интересовали и другие
ключевые вопросы, как бы мы сегодня сказали, метаэконо-
мики. Итак, то, что мы называем «управлением домашним
хозяйством», на самом деле ставит вопросы о смысле и цели
(telos) этих усилий.
Эвдемония: счастье как наука
Аристотель задает вопрос, волнующий практически любого
человека: как жить так, чтобы быть счастливым? И что это
вообще такое — счастливая жизнь? Вопрос счастья — эвдемо-
шш — далеко не только теоретический: «...Нынешние [наши]
занятия не [ставят себе], как другие, цель [только] созерца-
ния (мы ведь проводим исследование не затем, чтобы знать,
1 См.: Аристотель. Политика. 1263а.
2 См.: Там же. 1258b.
3 См.: Там же. 1256b— 1257а. Аристотель в данном случае делает
различие между хорошей экономикой, ведущей к общему благу,
и плохой хрематистикой, наукой об обогащении, поклонении
прибыли, искусстве накапливать деньги и имущество.
4 См.: Там же. 1257а—Ь.
5 См.: Там же. 1.10, 1261b.
6 См.: Там же. 1259а.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИМ ДОБРА И ЗЛА
198
qro такое добродетель, а чтобы стать добродетельными)»7.
Подобным образом Аристотель начинает и вторую свою книгу
по этике, «Евдемову этику», где уже прямо в первом абзаце
пишет: «...Счастье есть нечто самое прекрасное и наилучшее,
и оно же — самое приятное»8. Насколько блаженная жизнь
взаимосвязана с добром и как ее достигнуть («словно есть
некая наука счастья»)9, мы увидим ниже.
Во-первых, надо сказать, что Аристотель видит лич-
ное благополучие только в контексте блага всего общества.
Этот философ известен в том числе и своим утверждением:
«...Человек по природе своей есть существо политическое»10 *.
Более того, он видел в обществе не механистический, как
позднее стало принято в экономике, а органический характер:
одна часть социума в отрыве от всех остальных вообще ника-
кого смысла не имеет, но, главное, она так жить не может11.
Равно и человек присоединяется к обществу не только для
своей пользы, но еще и потому, что такова его природа12.
Выгода при этом есть нечто весьма сложное и как бы
постоянно меняющееся. Вопрос в том, что же влияет на нее
больше всего? Аристотель видит в ней не нечто существую-
щее лишь временно, а потом исчезающее, а состояние,
которое человек может знать, а может и не знать. Он также
отмечал, что есть некая иерархия выгод: мы не будем обра-
щать внимание на пользу, получаемую нами от удовлетво-
рения потребностей высшего порядка, пока не реализованы
наши основные (естественные) желания. И еще Аристотель
отмечал, что выгоды вытесняют друг друга, действует некий
crowding-out. «Деятельность, что доставляет больше удоволь-
ствия, вытесняет другую... так что другою деятельностью ине
7 Аристотель. Никомахова этика. 11ОЗБ27-29.
8 Аристотель. Евдемова этика. 1214а6-7.
э Там же. 1214а18-19.
10 Аристотель. Политика. 1.1253а2.
И Что касается различных интерпретаций социально-экономических
процессов, описанных в «Никомаховой этике» и в «Политике», см.:
Поланьи К. Аристотель открывает экономику.
12 См.: Аристотель. Политика. 2.1.1261а18, 3.1.1275Ь2О.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
199
занимаются... Скажем, в театре что-нибудь грызут, и делают
это особенно усердно, когда состязающиеся дурны»1.
MaxU против MaxG
Для Аристотеля вопрос, делает ли человек все лишь для мак-
симизации своих выгоды и удовлетворенности, является
бессмысленным. Как он многократно повторял, удоволь-
ствие лишь «завершает деятельность»: «Вопрос о том, что
во имя чего мы выбираем: жизнь во имя удовольствия или
удовольствие во имя жизни, в настоящем [исследовании]
можно пока отложить. (Очевидно, что эти вещи связаны
между собою и не допускают разделения: в самом деле, без
деятельности не бывает удовольствия, а удовольствие делает
всякую деятельность совершенной.)»1 2 Понятия удовольствия,
наслаждения, однако, неразрывно связаны с представле-
ниями о совершенстве и благе: наибольшее удовольствие
получаешь от совершенной работы, наслаждение — лишь
награда. Оно, таким образом, есть некая вишенка на торте
совершенства и ведущих к нему действий3. Не в нем смысл
наших усилий, это чувство лишь побочное их проявление.
Смыслом деятельности (te/os) является благо.
В сегодняшней экономике мы привыкли считать, что
человек ведет себя в соответствии с формулой MaxU, то есть
максимизирует свою выгоду (пользу для себя). На эту тему
существуют сотни и тысячи математических упражнений,
в которых максимизируется функция полезности, оптими-
зируется выгода и с помощью производных ищется пре-
дельная полезность, при необходимости сравниваются друг
с другом предельная полезность и предельная цена, точнее
прибыль с затратами. Но ведь в подавляющем большинстве
1 Аристотель. Никомахова этика. 1175b.
2 Там же. 1175а.
з Макинтайр, один из главных современных перипатетиков, опре-
деляет эвдемонию как «благосостояние человека, хорошее состоя-
ние его дел и его самого, благоприятствование человеку и в его
отношении к небесам» (Макинтайр А. После добродетели. С. 202).
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
200
случаев мы даже не можем осознать, какая поразительная
философская и этическая буря свирепствует под этой внеш-
ней математической оболочкой. Представление выгоды как
блага (то есть и как цели) было сутью спора эпикурейцев
и стоиков. Аристотель, как и Платон, был ближе к стоикам.
Притом Аристотель первый знал некий прообраз максимиза-
ции функции. Но вместо выгоды он максимизирует благо —
MaxG. Уже в самом начале «Политики» написано:
...Ведь всякая деятельность имеет в виду предполагаемое благо4.
Аналогично звучит первое предложение «Никомаховой этики»:
Всякое искусство и всякое учение, а равным образом поступок
{praxis) и сознательный выбор, как принято считать, стремятся
к определенному благу. Поэтому удачно определяли благо как
то, к чему все стремится5.
В начале десятой книги «Никомаховой этики» Аристотель,
уделяя большое внимания понятию «удовольствие», писал:
«За этим следует, вероятно, описание удовольствия, ведь
считается, что оно особенно глубоко внедрилось в нашем
[человеческом] роде... самым важным считается наслаждаться
чем должно и ненавидеть что следует». Да, это уже звучит
как введение к учебнику по экономике. Но Аристотель про-
должает: «Действительно, одни определяют удовольствие как
собственно благо, а другие, напротив, как нечто исключи-
тельно дурное... Но, боюсь, такое рассуждение неправильно»6.
Когда, например, в конце «Никомаховой этики» он
ведет спор с гедоником Евдоксом, который «полагал, что удо-
вольствие есть собственно благо потому, что видел, как все
4 Аристотель. Политика. 1.1.1252а2-3.
5 Аристотель. Никомахова этика. 1094а1-3. А что касается хозяй-
ствования, являющегося подмножеством видов деятельности, не-
обходимых для существования города-государства, то Аристотель
указывает: «Так как действий... много, много возникает и целей...
У хозяйствования — богатство» (Там же. 1094а8-9).
6 Там же. 1172а19-29.
ЧАСТЬ 1 ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
201
тянется к нему (и обладающее суждением [ЛЛоуа], и лишен-
ное его [аЛоуа])», Аристотель ему говорит: «Таким образом,
по крайней мере, это рассуждение, похоже, представляет
удовольствие одним из благ, но ничуть не более благом, чем
[любое] другое»1. То есть Аристотель не отрицает, что наслаж-
дение есть часть блага, но они, по утверждению гедоников,
между собой не тождественны.
Ведь для нас, экономистов, и по сей день остается
нерешенной проблема, сформулированная когда-то Арис-
тотелем: «Но в вопросе о том, что есть счастье, возникает
расхождение, и большинство дает ему иное определение,
нежели мудрецы. В самом деле, для одних счастье — это нечто
наглядное и очевидное, скажем удовольствие, богатство или
почет...»1 2 Если вы спросите о подобном у экономистов, то
ответить им будет непросто. Что же сами люди понимают
под максимизацией своей выгоды? Такой вопрос на самом
деле сложнее, чем может показаться на первый взгляд, и мы
уделим ему больше внимания во второй части книги. А здесь
мы будем кратки.
Мы можем вместе с Аристотелем утверждать, что чело-
век, в сущности, не максимизирует выгоду (MaxUtility), а мак-
симизирует благо (MaxGood). Индивид просто творит то, что
считает благом. А что же делать, если каждый понимает под
благом разное? Это касается и понятия «польза». Если мы
вернемся к первому предложению книги Аристотеля «Поли-
тика», в котором говорится, что «всякая деятельность имеет
в виду предполагаемое благо», и отнесемся серьезно к этой
ключевой мысли его рассуждений, то из нее следует, что
польза есть подмножество того, что мы считаем благом. От
некоторых вещей нам нет никакой пользы (или это польза,
которую и пользой-то назвать нельзя), и вместо того, чтобы
утверждать, что человек «старался максимизировать свою
выгоду», лучше было бы просто сказать: человек сделал то,
1 Аристотель. Никомахова этика. 1172ЫО-28.
2 Там же. 1095а14-23.
ТОМКШ СЕ.ДЛКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
20?
т0 посчитал за.благо. Гораздо естественней, например, гово-
рить, что Франциск Ассизский раздал все свое имущество, так
как считал, что делает благое, но не приносящее ему никакой
пользы дело. А Сократ решил не отказываться от своего учения
и не спасаться бегством, а выпить яд совершенно не потому,
что ожидал некой посмертной выгоды. Он просто считал это
благом. Как мы покажем позднее, концепция MaxG в таком
случае более оправдана и для дискуссии более плодотворна,
чем MaxU.
Если мы введем такую поправку, то легко увидим, как
тесно, практически неразделимо наше восприятие связано
с экономикой добра и зла.
Польза добра и зла
С помощью MaxG, таким образом, можно объяснить те же
вещи, что и с помощью MaxU, но в более широком смысле.
Если мы хотим считать теорему MaxG абсурдной (а она, как
мы увидим во второй части книги, до определенной степени
именно такова, так как ее нельзя опровергнуть), то и теорема
MaxU должна быть бессмысленной. Просто на допущениях
теоремы MaxG это лучше видно. Возможно, именно потому
экономика и спряталась за MaxU— чтобы такой трюк не был
уж очень заметен.
То, что мы не совершаем поступки, имея в качестве
Цели немедленную и одностороннюю MaxU, определяемую
Аристотелем термином «удовольствие», показано им на
нижеследующем примере:
И в то же время многие дела мы станем усердно делать, хотя бы
это не принесло никакого удовольствия, например смотреть,
вспоминать, обладать знанием и добродетелями. И не имеет
никакого значения, сопровождается ли это с необходимостью
Удовольствиями или нет, потому что мы избираем эти вещи, даже
если удовольствие от них не возникаетЗ.
3 Аристотель. Никомахова этика. 1174а5~8.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
203
Мы хотим этого, так как все, что перечислено выше, есть
разные хорошие вещи, а являются они таковыми, поскольку
характеризуют человечность. И значит, человек есть еще
в большей степени человек, если он видит, помнит, знает
и добродетелен.
Мы чувствуем свою выгоду, испытываем блаженство,
радость, если нам удается достичь благой цели. Выгода
сама по себе вряд ли может быть целью, ею является благо,
а выгода — побочный продукт, нечто внешнее по отно-
шению к нему. Для человека благо есть также и источник
блага и счастья (еда, например): так уж устроен наш мир.
Мы не едим ради удовольствия, но удовольствие при еде
испытываем.
Аристотель протестовал бы против сегодняшнего под-
хода, при котором стремление к максимизации полезности
считается у человека врожденным. Проще говоря, этот
основоположник формальной логики считает наибольшей
добродетелью воздержанность, так как «зло, как образно
выражались пифагорейцы, принадлежит беспредельному,
а благо — определенному... Избыток и недостаток присущи
порочности (какш), а обладание серединой — добродетели»1.
Таким образом, речь не идет ни о максимизации полезности,
как утверждали эпикурейцы, ни о минимизации, а об уме-
ренности. Цель находится где-то посередине. Приводим
пример: «Что касается даяния имущества и его приобрете-
ния, то обладание в этом серединой — щедрость, а избыток
и недостаток — мотовство и скупость»1 2. Или еще проще:
«...Точно так же, вкушая от всякого удовольствия и ни от
одного не воздерживаясь, становятся распущенными, а сто-
ронясь, как неотесанные, всякого удовольствия — какими-то
бесчувственными. Итак, избыток и недостаток гибельны
для благоразумия и мужества, а обладание серединой
1 Аристотель. Никомахова этика. 11О6Ь29-ЗО.
2 Там же. 1107Ь9—10.
ТОМКШ СЕ.ДЛКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
20*
благотворно»3. «Поэтому избытка и недостатка всякий знаток
и3бегает, ища середины и избирая для себя [именно] ее»4.
Так что не максимизация любой ценой, а стремление
к середине!
Как и середину круга не всякий определит, а тот, кто знает, [как
эТ0 делать]. Точно так и гневаться для всякого доступно, так же
как и просто [раз]дать и растратить деньги, а вот тратить на то,
что нужно, столько, сколько нужно, когда, ради того и как следу-
ет, способен не всякий, и это не просто. Недаром совершенство
и редко, и похвально, и прекрасно5.
К этому можно добавить, что такую точку (середину) обнару-
жить нелегко: «Вот почему трудное это дело — быть добропо-
рядочным, ведь найти середину в каждом отдельном случае —
дело трудное»6. Человек вынужден искать ее практически на
ощупь. Bliss point распознать непросто7.
Стоики против гедонистов
Вероятно, лучшее описание моральных систем Древней Гре-
ции неожиданно дано кузнецом экономики Адамом Смитом
в его книге «Теория нравственных чувств»8. Учения древ-
него мира о нравственности он разделяет на две различные
и де-факто конкурирующие школы — стоиков и гедонистов.
Суть спора между ними в ответе на вопрос, выгодно ли совер-
шать добро. Можно ли рассчитывать, что наши добрые дела
будут каким-либо образом вознаграждены? Коррелирует ли
Добро outgoing с добром incoming?
3 Там же. 1104а19-27.
4 Там же. 1106Ь6-7.
5 Аристотель. Никомахова этика. 11О9а25-26.
6 Там же. 1109а24.
7 Поиск середины есть один из самых больших вопросов аристотелиз-
ма; это не метод проб и ошибок, не эмпиризм, а пожалуй, соглас-
но Платону, fronesis — практическая мудрость. См.: Gadamer H.-G.
The Idea of the Good in Platonic-Aristotelian Philosophy.
8 См.; Смит А. Теория нравственных чувств. VII.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
205
Стоики
Стоики не видели никакой связи между благом и удоволь-
ствием (пользой)1, поэтому рассчитывать заранее на любую
выгоду было запрещено. Некоторые добрые поступки могли
быть вознаграждены получаемым удовольствием (выгодны),
иные нет, но исполнитель должен был оставаться совершенно
слеп к результатам своих действий. Нравственность личности
оценивалась на основе соблюдения человеком правил, вне
зависимости от последствий его поступка2.
Что же касается итогов, то здесь надо было просто по-
ложиться на Судьбу3. Если человек ведет себя аморально,
«то выигрыш не может доставить ему большого удоволь-
ствия». Для стоиков нравственность поступка определяется
не по его выгодности или невыгодности, а по правильности
1 См.: Там же. VII.II.I.
2 «Мудрый человек никогда не жалуется на волю провидения и не
думает, что весь мир пришел в беспорядок потому, что лично ему
худо... Если это и есть жизнь, то он готов ею воспользоваться;
если это смерть, то так как природа не находит побудительной
причины, чтобы он оставался на земле, он готов идти туда, куда
она его призывает. Я принимаю, говорит философ-киник, чье
учение сходно в этом отношении с учением стоиков, с одинако-
вой готовностью все, что посылается мне счастьем: богатство или
бедность, удовольствие или страдание, здоровье или болезнь, все
это равно одинаково для меня...» (Смит А. Теория нравственных
чувств. С. 269).
з «Стоики, по-видимому, смотрели на человеческую жизнь как на
весьма трудную игру, исполненную множества случайностей... Все
внимание их было поглощено тем, чтобы играть хорошо и искусно,
а на проигрыш они смотрели скорее как на веселящую случайность,
чем как на серьезное и печальное событие. Человек, не сделавший
ни одного ошибочного хода... может ощущать полное наслажде-
ние от игры. Напротив, если плохому игроку и удастся выиграть,
несмотря на свою неловкость, то выигрыш не может доставить
ему большого удовольствия: он должен быть подавлен воспоми-
нанием о сделанных промахах; во время самой игры он не испы-
тывает настоящего удовольствия, какое может быть доставлено
ею; незнание правил должно вызывать в нем при каждом ходе
тягостное чувство сомнения, неизвестности и страха; и, наконец,
по окончании игры неприятное сознание собственной неловкости
должно еще более усилить все перечисленные неудовольствия»
(Смит А. Теория нравственных чувств. С. 271-272).
ТОМКШ СЕДЛКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
206
Самог° поведения. Именно поэтому мы, согласно учению
стоиков, не имеем права анализировать затраты на деяние
и его результаты.
Сегодня Адам Смит считается основателем классичес-
кой экономики, для которой целенаправленная максимиза-
ция полезности является центральной темой. При этом сам
он считал себя стоиком. Адам Смит восхищался данной шко-
лой античной философии и уважал ее4 за то, что она смогла
освободиться от размышлений о выгоде5.
Гедонисты
Представители гедонистической школы, и в первую оче-
редь Эпикур, считали, что все должно происходить с точ-
ностью до наоборот. Согласно их взглядам, блага и правила
не экзогенны, не даны откуда-то свыше. Благость деяния —
в его последствиях, в приносимой им пользе. Более того,
оценка полезности поступка основывалась исключительно
на личной точке зрения его совершившего. Источником
этики Эпикура был эгоизм, движущей силой — корыстолю-
бие. Более высокие, чем себялюбие, мотивы поступков он
4 «Немногие отрывки, сохранившиеся от произведений античных
философов по этим вопросам, представляют, быть может, самое
интересное и самое поучительное, что оставлено нам древностью.
Одухотворенный и мужественный характер их учения замечатель-
но контрастирует с жалобным и плаксивым тоном некоторых но-
вейших писателей» (Смит А. Теория нравственных чувств. С. 275).
5 «Когда я хочу отплыть, говорит [стоик] Эпиктет, то выбираю луч-
шее судно и лучшего кормчего и ожидаю благоприятной погоды,
насколько позволяют мне обстоятельства и мои обязанности.
Благоразумие и приличие — руководители, данные мне богами
для направления моего поведения, — требуют, чтобы я поступил
именно таким образом, но они не требуют от меня ничего более.
И если поднимется буря, с которой не в силах будут бороться ни
судно, ни кормчий, то я не стану беспокоиться о последствиях: все,
что следовало сделать, уже сделано мною. Верховные руководите-
ли моего поведения не повелевают мне беспокоиться, убиваться
и бояться. Утону ли я или достигну пристани — это дело Юпитера,
а не мое; я полностью отдаюсь на его благоусмотрение и не возму-
щу моего спокойствия заботой о пути, который он заставит меня
избрать» (Смит А. Теория нравственных чувств. С. 270).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
207
не признавал. По Эпикуру, заведомо эгоистичные отношения
не распространяются, возможно, только на дружбу. Таким
образом, польза стала главным залогом благой жизни и пер-
востепенным условием при принятии решения, делать или
не делать что-либо. В то время как стоики не имели права
просчитывать последствия своих поступков (да и возможно
ли предсказать результаты своих действий в принципе?),
для гедонистов (эпикурейцев), наоборот, это было conditio
sine qua поп их морали1. «По мнению Эпикура, физическое
удовольствие и страдание составляют единственную цель
наших естественных желаний и антипатий»1 2. Эпикурейцы
ставили знак равенства между благом и пользой: нравствен-
ность деяния измеряется исключительно его выгодностью3.
Важно подчеркнуть, что эпикурейцы в данном пун-
кте были достаточно гибки и аргументировали это тем, что
«все страдания и удовольствия составляют результат теле-
сных страданий и удовольствий»4. С другой стороны, плот-
ские переживания они трактовали сравнительно широко
и включали в их число и духовные. Гедонисты должны были
использовать разум, чтобы предвидеть долговременные
результаты своих действий. Кратковременное удовольствие
их не интересовало, оно вообще не принималось во внима-
ние: «Нельзя жить сладко, не живя разумно, хорошо и пра-
ведно; и нельзя жить разумно, хорошо и праведно, не живя
сладко. У кого чего-нибудь недостает, чтобы жить разумно,
хорошо и праведно, тот не может жить сладко»5.
Основой этики Эпикура служат эгоизм, дальновид-
ность, расчет и корыстолюбие. Однако и из этих принципов
1 «...Благоразумие, например, есть источник и начало всех добродете-
лей». Благоразумие же состоит из «осмотрительности, заботливости
и внимательности» (Смит А. Теория нравственных чувств. С. 287).
2 «Нет необходимости доказывать, что то и другое представляют
естественный предмет последних» (Смит А. Теория нравственных
чувств. С. 285).
з См.: Смит А. Теория нравственных чувств. С. 285.
4 Там же. С. 285.
5 Эпикур. Главные мысли. С. 320.
(на них стоит современная экономика) для гедонистов
существуют свои исключения. Принцип эгоизма, например,
не действует в случае дружбы, где первостепенную роль
играет сочувствие.
Экономика добра и зла
Если бы у нас возникло желание выразить вышеизложенное
экономическим языком, то мы бы сказали, что стоики лими-
тировали диапазон человеческого поведения определенными
«нравственными нормами» (аналогично тому, как сегодня
экономисты работают с бюджетным ограничением). Для
эпикурейцев, однако, законы морали полностью исчезают
и нравственность де-факто в неявном виде учтена в кривых
полезности. Только внешние ограничения (бюджет, напри-
мер) могут воспрепятствовать увеличению пользы (выгоды,
дохода). Большим преимуществом гедонизма является то,
что он не нуждается ни в каких экзогенных системах морали
и наборах правил, чего не скажешь о школе стоиков или
любой другой, в основе которой лежат предписания или обя-
занности, — в этом их слабая сторона. Принцип гедонизма
в том, что он сам для себя создает нормы.
Следующее различие между стоиками и эпикурей-
цами — в релятивизации блага как такового, которое, как
моральная категория, в учении гедонистов теряет присущий
ему внутренний смысл и становится только подмножеством
пользы. Добродетельное поведение иногда может обеспечить
большой выигрыш, и тогда этим надо пользоваться. Благом
считается соблюдение некоего набора правил, что может
вести к росту выгоды. Такая постановка вопроса полностью
противоречит учению стоиков. Если в основании всех их
поступков лежало благо, а удовольствие проистекало лишь
°т соблюдения норм (игнорируя последствия), то гедонисты
ЭтУ логику вывернули наизнанку: благом становится само
Достижение выгоды.
Позднее, как уже было сказано, Дж. С. Милль именно эту
Философию превратил в мейнстрим экономической школы
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
209
утилитаризма1. Смит же, наоборот, свою главу об эпикуре-
изме завершает словами: «Подобная система, разумеется,
расходится с той, которую я старался начертить»2. Гедонизм
он отрицает как слишком простой взгляд на мир: «Относя
все добродетели к одному только принципу — их приличию
и естественности, — Эпикур увлекся свойственной всем,
и в особенности философам, склонностью. Я говорю о склон-
ности выводить все существующие явления из возможно
меньшего количества положений»3. Ирония в том, что этой
критикой Смит предсказал будущее развитие экономической
мысли: до сегодняшнего дня себялюбие или эгоизм большин-
ство экономистов принимают за единственную движущую
силу человеческого поведения. Еще большая ирония — отцом
этих принципов считается Адам Смит. Следующая, но уже
методологическая ирония — именно экономисты пытаются
«выводить все существующие явления из возможно мень-
шего количества положений».
В части, касающейся экономики добра и зла, поляр-
ность учения стоиков и гедонистов отчетливей всего выра-
зил Иммануил Кант, поставив эти две школы друг против
друга как важнейших представителей разных подходов
к нравственности принимаемых решений4. В своей этике
он присоединился к стоикам, возродил их учение и даже его
ужесточил. Но до экономического мышления эта тенденция
так и не добралась.
Заключение
Греки стояли у зарождения нашей философии и серьезно
повлияли на современный образ жизни. Сначала мы пораз-
мышляли об истине поэтической, потом поговорили о зарож-
дении философии и мистике чисел. Подробно разобрались
с Ксенофонтом и его занимательными идеями.
1 См.: Милль Дж. С. Утилитаризм.
2 Смит А. Теория нравственных чувств. С. 288.
3 Там же. С. 289.
4 См., например: Кант И. Введение в метафизику нравов.
ТОНКИХ СЕДПКЧЕК ЭКОНОМИКС ДОБРА
Платон задал вектор нашей философии. Он рассуждал
0 мире идей и мире теней, в котором мы сейчас и живем,
ч также не признавал телесных желаний. Мы более или менее
подробно изучили модели и мифы, идею прогресса, золотой
век и противоречие между культурной и естественной (при-
родной) жизнью. Потом перешли к Аристотелю, которого
можно обозначить как первого философа, занимавшегося
(в отличие от Платона) этим, земным миром. Проанализи-
ровали его взгляды на счастливую жизнь и на возможность
достижения ее максимизацией полезности. Представили
также набросок концепции максимизации блага, которая,
в отличие от максимизации выгоды, гораздо более реальна,
глубока и оправдана с точки зрения жизненных целей и задач,
а может, и смысла жизни.
И в заключение мы открыли дискуссию между стои-
ками и гедонистами, касающуюся проблемы, которой уделил
немало внимания Адам Смит. Экономика как наука является
явным последователем гедонистического подхода, ставящего
знак равенства между благом и выгодой. Однако, несмотря
на старания, которые длятся уже несколько поколений, нам
так и не удалось выполнить программу гедонизма (макси-
мизация предложения товаров, пока не будет полностью
удовлетворен спрос).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 3 ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
211
4 ХРИСТИАНСТВО
ДУША И ТЕЛО
Написано: не хлебом одним будет жить человек...
библия. Новый Завет
213
Хотя фразу Иисуса «не хлебом одним будет жить человек»
можно, безусловно, считать истинной, но верно также и то, что
человек без хлеба жить не может. Мы были наделены и душой,
и телом; мы существа не только духовные, но и вполне матери-
альные. Без пищи вещественной, реальной мы просто умрем,
а без умственной, метафизической перестанем быть людьми.
Как часто говорят, между душой и телом существуют проти-
воречия, но мы должны равно заботиться и о душе, и о теле.
Было бы ошибкой думать, что они существуют совершенно
независимо и не влияют друг на друга. Сам факт, что мы
нуждаемся в чем-то внешнем, физическом, съедобном, чтобы
«в поте лица» поддерживать в себе жизнь, дает нам основа-
ние приостановить нашу гонку и задуматься об экономике.
Христианство, будучи самой распространенной рели-
гией западной цивилизации, имело огромное влияние на
формирование современной экономики. За этой верой, осо-
бенно в вопросах нормативных (что должно делать), часто
оставалось последнее, решающее слово. Без христианства
очень трудно себе представить нашу современную запад-
ную рыночную демократию.
Христианство основывается на иудаизме1, вбирает
в себя многие компоненты греческого мышления и придает
совершенно новое направление идее спасения, подаваемой
экономически как ис-купление и прощение наших долгов,
называемых нами грехами. В такой форме вера является
неотъемлемой частью развития евро-американской циви-
лизации последние две тысячи лет. Но это не единственная
причина, по которой нам следует обратиться к христиан-
ству. Некоторые современные экономисты пишут1 2, что эко-
номика сегодня ближе к Фоме Аквинскому, чем к Исааку
1 Только в эпоху христианства основные идеи иудейской веры полу-
чили такое признание, что начали существенно влиять на историю
всей западной цивилизации.
2 См.: Nelson R. Н. Economics as Religion. Р. 329.
Ньютону, так как экономические риторика и аргумента-
ция3 (а нередко и реально используемая, а не деклариру-
емая методология) уж очень часто больше напоминают
доводы и утверждения, звучащие во время теологических
дискуссий, чем обоснования и доказательства, используе-
мые на семинарах по физике. А это, кроме всего прочего,
находится в прямом противоречии с тем, как экономика
сама себя презентует.
Экономические притчи
Новый Завет (или, лучше, Новое Соглашение) и экономика
связаны друг с другом гораздо больше, чем можно подумать.
Из тридцати изложенных в нем притч христовых девятнад-
цать (!) имеют экономический или социальный контекст:
о вдове, потерявшей монету4; о деньгах, когда Иисус нака-
зывает раба, не пустившего в оборот доверенные ему сред-
ства5; о нечестном управляющем6; о наемных работниках7;
3 См.: McCloskey D. The Rhetoric of Economics.
4 Лк. 15:8-10: «Или какая женщина, имея десять драхм, если по-
теряет одну драхму, не зажжет свечи и не станет мести комна-
ту и искать тщательно, пока не найдет, а найдя, созовет подруг
и соседок и скажет: “порадуйтесь со мною: я нашла потерянную
драхму”. Так, говорю вам, бывает радость у Ангелов Божиих и об
одном грешнике кающемся».
5 Мф. 25:27: «...Посему надлежало тебе отдать серебро мое торгу-
ющим, и я, придя, получил бы мое с прибылью».
6 Лк. 16:5-13: «И, призвав должников господина своего, каждого
порознь, сказал первому: “сколько ты должен господину моему?”
Он сказал: “сто мер масла”. И сказал ему: “возьми твою расписку
и садись скорее, напиши: пятьдесят”. Потом другому сказал: “а ты
сколько должен?” Он отвечал: “сто мер пшеницы”. И сказал ему:
“возьми твою расписку и напиши: восемьдесят”... Итак, если вы
в неправедном богатстве не были верны, кто поверит вам истин-
ное?» См. также: Лк. 19:13-24.
7 Мф. 20:8: «Когда же наступил вечер, говорит господин виноград-
ника управителю своему: “позови работников и отдай им плату,
начав с последних до первых”».
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
215
о двух должниках1; о богатом глупце1 2 и т. д.3 Было отмечено,
что в Библии можно найти тысячи стихов, касающихся эко-
номических и социальных тем, вопросов справедливости,
богатства или денег. Подобные сюжеты в Ветхом и Новом
Заветах находятся на втором месте по частоте их использова-
ния (после идолопоклонства)4. Что касается Нового Завета, то
вышеуказанным темам посвящен в среднем каждый шестнад-
цатый стих, а в Евангелии от Луки вообще каждый седьмой5.
Самая длинная и, возможно, известная речь Иисуса,
Нагорная проповедь, начинается словами: «И Он, отверзши
уста Свои, учил их, говоря: Блаженны нищие духом, ибо их есть
Царство Небесное»6. Бедность, доминантная экономическая
тема, присутствует здесь (в весьма своеобразном словосоче-
тании «нищие духом») сразу в начале. Блаженны и «алчущие
и жаждущие... ибо они насытятся»7. Если бы мы хотели пуститься
в более глубокое теологическое толкование, то становится
очевидным, что Иисус перевернул теорему максимизации.
Нехватка чего-либо, нищета (духа и брюха) являются не недо-
статком, а благом для человека. В самой совершенной молитве
1 Лк. 7:41-43: «Иисус сказал: у одного заимодавца было два долж-
ника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят,
но как они не имели чем заплатить, он простил обоим. Скажи же,
который из них более возлюбит его? Симон отвечал: думаю, тот,
которому более простил. Он сказал ему: правильно ты рассудил».
2 Лк. 12:20-21: «Но Бог сказал ему: “безумный! в сию ночь душу твою
возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?” Так бы-
вает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет».
3 Далее, к примеру, мы могли бы перечислить притчи о кладе
в поле (Мф. 13:44), о жемчуге (Мф. 13: 45), о добром самаритянине
(Лк. 10:25-27), о блудном сыне (Лк. 15:11-32).
4 Что само по себе можно очень изящно связать с приданием слиш-
ком большого значения вещам материальным. «Никто не может
служить двум господам: ибо или одного будет.ненавидеть, а друго-
го любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть.
Не можете служить Богу и маммоне» (Мф. 6:24; Лк. 16:13).
5 Willis J. God’s Politics: Why the Right Gets it Wrong and the Left Doesn’t
Get It. P. 212. См. также: Colins Ch., Wright M. The Moral Measure of
the Economy.
б Мф. 5:2-3.
7 Мф. 5:6.
OtAKUl СЕДЛКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
211
Ццсуса «Отче наш» просьба «хлеб наш насущный дай нам на
сей день»8 тоже стоит сразу в начале, после мольбы о приходе
царства Божьего. Между прочим, ключевой термин Нового
Завета evangelium первоначально имел значение не только
«доброй вести», но и «вознаграждения», вручаемого гонцу, ее
принесшему (сообщение о неожиданной победе, например).
И в заключение еще один пример важности роли экономи-
ческих отношений и хозяйственной политики в Новом Завете,
взятый из Откровения Иоанна Богослова, последней книги
Библии. В конце времен при царстве Антихриста не имеющие
на себе «знак зверя» будут наказаны и отлучены от общества
тем, «что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать»9.
Прости нам наши долги
Значительная часть христианского учения, что удивительно,
строится на экономической терминологии и использовании
хозяйственного и социального контекстов. Самую важную
взаимосвязь этой религии и рассматриваемой нами науки
мы, возможно, найдем в продолжении молитвы «Отче наш»10:
И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим11.
На греческом языке, на котором написан Новый Завет (так
же, как на арамейском, латыни и, в конце концов, на совре-
менном немецком), слова «вина», «долг» значат «грех»12.
в Мф. 6:11.
9 Откр. 13:17: «И что никому нельзя будет ни покупать, ни прода-
вать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или
число имени его...»
Ю См. также: Horsley R. A. Covenant Economics. Р. 81, 95.
11 Мф. 6:12.
12 В греческом оригинале используется слово opheilemata, что зна-
чит «долг», opheilo. Во всех англоязычных вариантах Библии (кро-
ме двух) также использован этот перевод. Эта молитва отмечена
и в Евангелии от Луки, 11:2-4. В ней употребляется греческое
amartias, которое также значит «грех», от устаревшего корня hamart
со значением «причинять зло, грешить». Эти два слова часто ис-
пользуются как синонимы (amartias в Новом Завете встречается
181 раз, hamarant — 36 раз, opheilo — 36 раз).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
217
В значении «вина», «долг» мы сегодня произносим эти слова ,
гораздо чаще, чем в несколько отдаленном уже от нас смысле »>
«грех», «грешник».
Иисус, однако, говорил о чем-то еще более глубоком.
Люди, денежные обязательства которых безнадежно ухудша-
лись, превращались в «долговых рабов»1. Большой отрывок
из текста Ветхого Завета посвящен описанию механизма
отпущения их на свободу1 2. Если судить по Новому Завету, то
смысл и значимость подобного устройства общества только
возрастают. Таким рабам (то есть людям, говоря современным
языком, обанкротившимся) не оставалось ничего иного, как
ждать года прощения имущественных или денежных дол-
гов или Спасителя. Люди под тяжестью долгов/грехов пали,
попали в долговую яму, не знают, как из нее самим выбраться,
и поэтому ждут того, кто бы заплатил за них выкуп и взял
их долги/грехи на себя. Используя современную терминоло-
гию, кто-нибудь должен был бы спасти их от банкротства.
Если взглянуть на основные религиозные течения, то лишь
у христианства ключевым элементом является прощение
(все равно чего — вины, долгов или грехов). Иисус пришел
искупить нашу вину, выкупить из кабалы греха и долга, спас-
ти3. «Ибо и Сын Человеческий... пришел... чтобы послужить
1 См.: Лев. 25:39.
2 См.:Исх.21:1-6; Лев.25:8-10,41-42;Втор. 15:1-6,12-15.Отмена
долгов появляется в Кодексе Хаммурапи (§ 117). См.: Horsley R. А.
Covenant Economics. Р. 45.
3 «Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков»
(1 Кор. 7:23). Аналогичные элементы мы так же видим в Ветхом
Завете — классический пример выкупа из рабства есть в Книге Ле-
вит, 25:48: «...После продажи можно выкупить его; кто-нибудь из
братьев его должен выкупить его». Или Вторая книга Царств, 7:23:
«И кто подобен народу Твоему, Израилю, единственному народу
на земле, для которого приходил Бог, чтобы приобрести его Себе
в народ, и прославить Свое имя, и совершить великое и страшное
пред народом Твоим, который Ты приобрел Себе от Египтян, из-
гнав народы и богов их?» Или Псалтирь, 106:2: «Так да скажут из-
бавленные Господом, которых Он избавил из руки врага». И далее
там же, 110:9: «Избавление послал Он народу Своему; заповедал
навеки завет Свой. Свято и страшно имя Его!»
ЭКОНОМИКА добра
л отдать душу Свою для искупления многих»4, «...в Кото-
ром мы имеем искупление Кровию Его, прощение грехов,
по богатству благодати Его»5. И дальше: «...в Котором мы
^меем искупление Кровию Его и прощение грехов»6. Для
еврейского общества, привыкшего к концепции символичес-
кой жертвы животных (пасхальный агнец, например), была
предназначена такая фраза: «Инес кровью козлов и тельцов,
но со Своею Кровию, однажды вошел в святилище и приоб-
рел вечное искупление... И потому Он есть ходатай нового
завета, дабы вследствие смерти Его, бывшей для искупления
от преступлений, сделанных в первом завете, призванные
к вечному наследию получили обетованное»7.
Погашение долгов сегодня
Если вам кажется, что этот принцип от вас далек или вам
плохо понятен, то достаточно вспомнить о недавнем выкупе
обязательств банков и крупных предприятий в кризисных
2008 и 2009 годах.
Наше общество не может функционировать без такого
несправедливого прощения долгов. Мы практиковали его
всегда, правда недобросовестно. Как говорят, было бы просто
невозможно представить себе тот финансовый Армагед-
дон, который бы настал, если бы государства не пошли на
эти меры, хотя такое поведение, естественно, идет вразрез
со здравым смыслом и основами нравственности. Мы ведь
нарушили многие правила экономической конкуренции,
как раз и лежащие в основе нашего капитализма (похоже,
что принцип справедливости — то есть личной ответствен-
ности за свои действия — в таких серьезных ситуациях,
Мк. 10:45. «Искупление (спасение)» отсылает к договорным меха-
низмам, в соответствии с которыми попавшие в долговое рабство
могли быть выкуплены. См.: Лев. 25:25-28, 47-55; Horsley R. А.
Covenant Economics. Р. 123.
5 Еф. 1:7.
6 Кол. 1:14.
7 Евр. 9:12-15.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
219
как, например, банкротство важнейших отраслей, вообще
не соблюдается). Как это так получилось, что самые задол-
жавшие государства и компании (самые большие грешники),
проигравшие в конкурентной борьбе, получили наиболее
крупный выкуп? Как мы видим, принципы, многократно
провозглашаемые Иисусом в своих притчах и кажущиеся
исключительно духовными, а с точки зрения их практиче-
ского применения абсурдными, на самом деле используются
в обычной жизни и сегодня (по крайней мере, в период кри-
зиса)1. Конечно же, это несправедливо, но таков необходи-
мый шаг для сохранения не только отдельных организаций,
имеющих огромные долги и проблемы, но и всех тех, для
которых падение этих фирм-банкротов представляет боль-
шую и серьезную угрозу.
Дар, дарение и транс-акция
В экономической теории дар — аномалия, трудно объяс-
нимая с помощью существующих моделей. И это при том,
что концепция приношения (то, за что мы не можем рас-
платиться) является основным принципом христианского
понимания спасения Божьего. «Ибо благодатью вы спасены
через веру, и сие не от вас, Божий дар: не отдел, чтобы никто
не хвалился»1 2. Ис-купление Божье является бесплатным, за
него нельзя рассчитаться ни деяниями, ни заслугами, ни
праведным, нравственным поведением, и уж, конечно, ни
деньгами. В данном случае справедливого обмена просто
не существует — это милость.
Правда Божия через веру в Иисуса Христа во всех и на всех ве-
рующих, ибо нет различия, потому что все согрешили и лишены
1 Например, виноградари из притчи Иисуса о Царстве Божьем, ко-
торые мало работали, но получили столько же, сколько те, кто тру-
дился много (Мф. 20:1-16). В Новом Завете достаточно подобных
притч о несправедливости.
2 Еф. 2:8-9.
ТОНА.Ш СЕДЛА.ЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
славы Божией, получая оправдание даром, по благодати Его, ис-
куплением во Христе Иисусе3.
И далее:
И сказал мне: совершилось! Я есмь Альфа и Омега, начало и конец;
жаждущему дам даром от источника воды живой4.
Хотя именно из этимологии слова парадоксально следует,
что в вещах трансцендентных (trans-scandere — «перешаги-
вать», «превосходить», «выходить за пределы») классиче-
ская денежная транс-акция (сверх- или взаимо-действие)
невозможна. Трансцендентное нельзя купить, оно должно
быть даровано. Вскоре после возникновения первой церкви
появился человек, пожелавший благостыню купить, при-
чем за деньги. Реакцию апостола вполне можно было ожи-
дать: «Но Петр сказал ему: серебро твое да будет в погибель
с тобою, потому что ты помыслил дар Божий получить за
деньги»5. Давайте посмотрим надар с экономической точки
зрения и ненадолго задержимся на вещах и областях, лежа-
щих вне цены.
Взаимный, или реципрокный, обмен подарками явля-
ется гораздо более древним и имеющим более глубокое
значение вариантом трансакции, чем покупка и продажа
по понятной и точной цене. На протяжении жизни многих
поколений вещи ее просто не имели (но это не значит, что
не имели стоимости!): люди обходились без цены. Они делали
Друг другу подарки или жили в общине, где существовал бар-
тер. Более обычным был первый вариант. Изначальным без-
денежным общественным устройством была так называемая
Sift economy, то есть экономика дарения6. Если товарообмен
все-таки происходил, то случался он преимущественно между
3 Рим. 3:22-24.
4 Откр. 21:6 (курсив наш. — Т. С.).
5 Деян. 8:20.
6 Понятие из общественных наук. Система общественного устрой-
ства, при котором ценные товары и услуги регулярно передаются
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
221
абсолютно чужими людьми или потенциальными врагами1.
Надо понимать, что даже сегодня деньги выполняют связую-
щую роль в больших обществах, а в малых (таких, например,
как семья, друзья и т. д.) они не так уж были и будут нужны2.
До сегодняшнего дня феномен дара остается для эко-
номистов одной из самых обсуждаемых и противоречивых
тем. Почему люди делают подарки? Одной из форм препод-
ношения являются чаевые в ресторанах или в других местах
(в такси, к примеру)3. Зачем их добровольно оставлять в отеле
за границей, куда мы уже точно никогда не вернемся?4
Главной характеристикой подарка является отсутствие
у него точной, явно выраженной цены. Он еще может иметь
стоимость, но цену — ни в коем случае. Обмен подношени-
ями может быть взаимовыгодным или нет (что бывает чаще),
но их меновые стоимости никогда не совпадут между собой.
В христианстве мы дарим доверие и веру (многие еще счи-
тают их «Божьим даром»), а принимающий нашу жертву Бог
дарует спасение. На дар не распространяются договорные
отношения, не действуют никакие скидки. А в торговле мы,
наоборот, твердо знаем устраивающую обе стороны цену
точно до копейки. Мы должны осознать, что без существо-
вания широкого и функционирующего рынка (опосредо-
вано «диктующего» цену) установление ее было бы делом
без каких-либо конкретных договоренностей о немедленной или
будущей награде (то есть отсутствует правило услуга за услугу).
1 GraeberD. Toward an Anthropological Theory of Value.?. 154. См. так-
же: Cheal D. J. The Gift Economy.
2 Чешский философ Ян Сокол с удовольствием добавляет, что его
бабушке деньги были нужны только несколько раз в год, и то на
покупку соли.
3 Вообще довольно интересно посмотреть, в каких сферах жизни
каких культур все еще существует привычка давать «на чай». В рес-
торанах принято оставлять чаевые, продавцам в магазинах — ни
в коем случае. Таксистам чаевые дают, водителям автобусов — нет.
В Чехии дают ремонтникам, в Америке не оставляют уборщикам.
4 О чаевых много спорят не только экономисты. Одну из самых ин-
тересных дискуссий на эту тему можно обнаружить во вступлении
к фильму Квентина Тарантино «Бешеные псы».
ЛЛА.Ш СЕДЛА.ЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
21
достаточно сложным, а иногда и деликатным. С этой про-
блемой столкнулся еще Фома Аквинский (и современные
антимонопольные ведомства, отслеживающие цены, а если
рЬ1НОК не функционирует должным образом, то их устанав-
ливающие). Нынешние «спекулятивные пузыри» наглядно
показывают, насколько цены могут отрываться от стоимости
(через какое-то время пузырь лопается, и цена снижается
до уровня, соответствующего представлению о стоимости).
До сегодняшнего дня при всевозможных маркетинговых
акциях раздаются подарки, то есть мы получаем «нечто бес-
платно», будь то плюшевые мишки на заправочных станциях,
на десять процентов кетчупа больше за ту же цену или «два
по цене одного». В рамках конкурентной борьбы это можно
считать трюком, современной попыткой скрыть истинную
цену товара. В жизни существует много сфер, в которых мы
просто не хотим поступать «правильно» и эффективно.
Интересно, что цены мы в принципе пытаемся как-то
закрыть, спрятать. Так, например, с подарков старательно
удаляются ценники; посмотреть счет в ресторане имеет право
только тот, кто платит; в лучших заведениях счет элегантно
прячут в хитро устроенные папки. Говорят, в таких местах
приглашенная особа получает меню, где цены вообще не ука-
заны5. Мы, очевидно, считаем, что самое ценное должно
доставаться даром и его просто невозможно купить6: оно
не продается и не может быть измерено в деньгах. Где-то
внутри нас живет ощущение, что выгодный взаиморасчет
5 Обратим внимание на динамику даров, которые мы делаем друг
другу в ресторане или баре. Люди приглашают друг друга поужи-
нать или выпить, но если бы вы хотели кому-нибудь доставить
удовольствие, положив перед ним 150 крон, то он вряд ли был бы
в восторге. А вот от выпивки за те же 150 крон мало кто откажется,
хотя де-факто (если взглянуть на это с точки зрения экономики,
имеющей дело лишь с тем, что можно сосчитать, измерить или
взвесить) речь идет о той же самой трансакции.
6 Это прекрасно отображено в одном ветхозаветном пассаже: «Жаж-
дущие! идите все к водам; даже и вы, у которых нет серебра, иди-
те, покупайте и ешьте; идите, покупайте без серебра и без платы
вино и молоко» (Ис. 55:1).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
223
неуместен в важных вещах или между близкими людьми.
Так, например, обратим внимание, что во всей трилогии
«Властелин колец» ничего не продается и не покупается.
Все, что необходимо Братству для путешествия, оно полу-
чает даром1. Дотошный (и трепетно относящийся к деталям)
Дж. Р. Р. Толкин нигде в романе не упоминает про деньги.
Точно так же про них не сказано и в большинстве старинных
рассказов, сказок, мифов и историй. И из «Эпоса о Гильга-
меше» мы ничего не узнаем о деньгах, в нем никто ничего
никогда не продает и не покупает. Самое главное передается
просто как дар, может быть найдено или украдено (Кольцо
Всевластья, например, меняло своего владельца именно таким
образом, не путем продажи)1 2. Хотя платежные средства для
функционирования современного общества необходимы,
для близких людей мы часто создаем ситуацию, в которой
деньги вроде бы и не существуют или хотя бы не имеют зна-
чения (отсюда «заказ выпивки для всех» или чередование
при оплате ресторанных счетов). Говорят же, что друзья —
это люди, уже забывшие и переставшие считать, сколько друг
другу должны. И наоборот, вас, по всей вероятности, обидело
1 Bassham G., Bronson Е. The Lord of the Rings and Philosophy. Элисон
Милбэнк в своей статье «“Моя прелесть”: кольцо-фетиш Толкина»
(Milbank А. “Му Precious”: Tolkien’s Fetishized Ring) в данном сбор-
нике обращает внимание, что в романе все только даруется и не
встречается ни одна денежная трансакция.
2 Вообще-то это вопрос несколько спорный: человек владеет Коль-
цом или наоборот. К примеру, Горлум: принадлежало ему неког-
да Кольцо, или оно само его нашло, покорило и управляло им?
Аналогично и Галадриэль или Гэндальф боятся, что не они будут
собственниками этого символа власти, а оно станет их хозяином
и изменит их в соответствии со своими идеалами. Не хотел ли
автор романа через образ Кольца раскрыть нам крайний случай
двусторонности воздействия собственности? То есть не мы об-
ладаем вещами, а скорее они властвуют над нами. Подобную же
мысль мы можем найти в книге Чака Паланика «Бойцовский клуб»
и в одноименном культовом фильме Дэвида Финчера, где Тай-
лер Дёрден говорит главному герою фильма (у него, кстати, нет
имени, и он представляет собой обычного среднего американца):
«...Вещи, хозяином которых ты некогда был, становятся твоими
хозяевами».
224
ЛОНА.Ш СЕДЛА.ЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
бы, если бы ваш друг захотел заплатить вам за вашу помощь
ему. Расплата же приглашением на ужин или встречной
услугой вполне допустима. Но если бы он вам предложил
конкретную сумму денег, вы бы точно отказались. Марсель
ру[осс пишет, что «темы дара... щедрости и выгоды, получае-
мой от процесса отдавания, возвращаются к нам, подобно
тому как вновь появляется давно забытая ведущая мелодия»,
и «можно и должно вернуться к архаическому, к исходным
началам»3. Некоторые антропологи считают gift economy
необходимым или даже главным элементом в структуре
социума и утверждают, что деньги или обмен quid pro quo
есть явления вторичные4.
Действительно, существует нечто, находящееся вне
рыночных отношений (дружба, например), что нельзя ни под
каким видом купить или получить по бартеру (вы не можете
себе купить настоящего друга или глубокий внутренний
покой). Вы можете приобрести нечто, находящееся, как вам
кажется, весьма близко к этим внерыночным явлениям,
представляющее и замещающее их в вашем воображении.
Можете заказать хороший ужин в ресторане и таким обра-
зом попытаться обрести друга; можете купить дом в горах
и постараться там найти покой. Реклама, кстати, действует
именно по такому принципу: показывает непродающееся
(спокойный сон, завтрак счастливой семьи, красотку с хоро-
шей прической) и предлагают очень даже рыночную дорогу
ко всему этому (дорогую постель, какие-то зерновые про-
дукты, дом в горах или шампунь). И хотя мы знаем, что все
это лишь иллюзия, а в рекламах играют актеры, тем не менее
мы начинаем мечтать о лучшей подушке (именно старая
виновата в том, что я плохо сплю), новых йогуртах и хло-
пьях (счастливая завтракающая семья) и шампуне (очевидно,
что модель, снявшаяся в рекламе, такой шампунь никогда
3 Мосс М. Очерк о даре. С. 205, 206.
См.: Cheal D. J. The Gift Economy. P. 2. См. также: DurkheimE. The Di-
vision of Labour in Society. P. 4-7; Levi-Strauss C. The Elementary
Structures of Kinship; Бурдье П. Практический смысл.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
225
в жизни не использовала, и мы это знаем, и все-таки прин-
цип пробуждения желаний работает).
Но вернемся назад, к цене. Прав ли был чешский фило-
соф Зденек Нойбауэр, который в своей книге пишет, что
существует нечто, в чем «цена не священна»?1 Знамени-
тый немецкий социолог Георг Зиммель в своем сочинении
«О деньгах» замечает: «Деньги — понятие вульгарное, так
как они являются эквивалентом всего, чего угодно. Возвы-
шенным является лишь индивидуальное. Равное многому
равно и самому гнусному и стягивает благородное на уровень
низкого»2. Деньги имеют особое свойство: если им придается
слишком большое значение, они начинают возбуждать самые
низкие чувства. Если кто-нибудь обвинит нас, что в самых
важных в жизни вещах (любви, дружбе, смысле жизни) мы
расчетливы и корыстолюбивы — все «делаем ради денег»,
то мы оскорбимся.
Экономика Царства Божьего
Кроме парадокса дара, за который невозможно расплатиться,
в основе учения Иисуса, так же как и его притч, лежит мно-
жество противоречий3. Две мелкие монеты, пожертвован-
ные бедной вдовой при сборе денег, Иисус считает более
1 Neubauer Zd. О сет je veda. Р. 145.
2 Simmel G. Pern'ze v modernf kulture a jine eseje. P. 16.
3 В конце концов, взглянем на жизнь Иисуса: Царь родился в хлеву
(Лк. 2), от Него отреклись самые рьяные «верующие» Его време-
ни (Мф. 21:45-46), Он дружит с мытарями и блудницами, демон-
стрирует Свою силу через слабость, так как, будучи Богом, самым
могущественным существом на земле, до Своего воскресения
висит вместе с преступниками, прибитый гвоздями к кресту.
Приведем несколько отрывков, отображающих эти парадоксы:
«Иисус говорит им: истинно говорю вам, что мытари и блудницы
вперед вас идут в Царство Божие, ибо пришел к вам Иоанн путем
праведности, и вы не поверили ему, а мытари и блудницы пове-
рили ему; вы же, и видев это, не раскаялись после, чтобы пове-
рить ему» (Мф. 21:31-32). «Сыну Человеческому надлежит быть
предану в руки человеков грешников, и быть распяту, и в третий
день воскреснуть» (Лк. 24:7). «Начальника жизни убили. Сего Бог
воскресил из мертвых, чему мы свидетели» (Деян. 3:15).
226
ЛОНА.Щ СЕДЛКЧТК' ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
ценным вкладом, чем золотые дары богатых4. Кроме того,
чТо здесь проявляется чувствительность к предельной
(бес)полезности, попутно неосознанно признаются легитим-
ность существования и положительная роль денег. Христиан-
ство материальную сторону жизни уважает, не пренебрегает
ею, и на вопрос, нужно ли вообще платить мирские налоги,
Иисус, взглянув на изображение, выбитое на монете, ответил:
«Кесарево кесарю»5. Хотя истинно и то, что Иисус был раз-
гневан, когда однажды «нашел, что в храме продавали волов,
овец и голубей, и сидели меновщики денег»6, но возмуще-
ние Его вызвали не их занятия (чтобы они вообще прекра-
тили это делать, простого изгнания из храма было бы явно
недостаточно), а совмещение ими святого с мирским7. После
того как коммерсанты храм покинули, они Христа больше
не интересовали. Иисус предупреждает о двойственных
отношениях с собственностью: они не однонаправленные,
параллельно всегда существуют и отношения обратные.
Характерно звучит библейское предупреждение: земное
4 «Придя же, одна бедная вдова положила две лепты, что составля-
ет кодрант. Подозвав учеников Своих, Иисус сказал им: истинно
говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клав-
ших в сокровищницу, ибо все клали от избытка своего, а она от
скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое»
(Мк. 12:42-44).
5 «Итак скажи нам: как Тебе кажется, позволительно ли давать
подать кесарю, или нет? Но Иисус, видя лукавство их, сказал: что
искушаете Меня, лицемеры? покажите Мне монету, которою пла-
тится подать. Они принесли Ему динарий. И говорит им: чье это
изображение и надпись? Говорят Ему: кесаревы. Тогда говорит
им: итак отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу. Услышав это,
они удивились и, оставив Его, ушли» (Мф. 22:17-22). «Он сказал
им: итак, отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Лк. 20:25).
6 Ин. 2:14.
7 «И, сделав бич из веревок, выгнал из храма всех, также и овец
и волов; и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул.
И сказал продающим голубей: возьмите это отсюда и дома Отца
Моего не делайте домом торговли» (Ин. 2:15-16). Интересно, что
речь, собственно, идет о втором публичном деянии Иисуса (пос-
ле превращения воды в вино в Кане Галилейской), отмеченном
Иоанном в своем Евангелии.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
227
(вроде хлеба) — это хорошо, но слишком заботиться и бес-
покоиться о вещах, цепляться за них мы не должны, так как
они содержат в себе ловушку:
Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истреб-
ляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе со-
кровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры
не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет
и сердце ваше1.
И еще нельзя не привести следующий пассаж:
Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть
и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше
ли пищи, и тело — одежды? Взгляните на птиц небесных: они ни
сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный
питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Да и кто из вас, заботясь,
может прибавить себе росту хотя на один локоть? И об одежде
что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут:
ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей
славе своей не одевался так, как всякая из них; если же траву по-
левую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь. Бог
так одевает, кольми паче вас, маловеры! Итак, не заботьтесь и не
говорите: «что нам есть?» или «что пить?» или «во что одеться?»,
потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш
Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же
прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам.
Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет
заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы1 2.
Интересно, что эти слова звучат сильно как в богатые, так
и в бедные времена. Они имеют (или имели) смысл и (или
именно) тогда, когда у нас слишком много одежды (и проб-
лема — в выборе из имеющейся или покупке, на наш взгляд,
недостающей), и тогда, когда общество бедное, где людям
1 Мф. 6:19-21.
2 Мф. 6:25-34.
2^
ТОМКШ СЕДЛКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
действительно нечего надеть. Приведенный пассаж инте-
ресно прочитать еще раз с той точки зрения, что он вполне
годится и для сверхбогатых обществ, которые мучает проб-
лема избытка, а не недостатка. И при наличии излишков мы
беспокоимся, что будем есть или пить (не слишком ли это
жирно и сладко) и что наденем (какую одежду мне выбрать
сегодня?).
Здесь можно добавить еще одну известную цитату:
«...Ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предав-
шись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли
многим скорбям»3. Смысл этой фразы, как правило, пони-
мается и приводится неверно: «Деньги — корень всех зол»,
но это вовсе не то, о чем говорится в исходном тексте. Любовь
к деньгам превращает бережливость в порок. Возможно, сле-
дующая цитата (опять от святого апостола Павла, но из дру-
гого места, где также используется словосочетание «любовь
к деньгам») выразит этот смысл яснее: «Имейте нрав несре-
бролюбивый, довольствуясь тем, что есть»4. Перечисленные
в притче о сеятеле «забота, богатство и наслаждения житей-
ские», кажется, являются одним из ключевых препятствий,
не позволяющим семенам веры принести желаемый урожай5.
Теория игр: любить врага или око за око
На тему в целом можно также взглянуть с точки зрения теории
игр. В известной дилемме заключенного оба узника выби-
рают для себя доминантную стратегию, максимизирующую
ожидаемую личную выгоду, но не суммарный выигрыш. Они
Рационально выбирают некооперативный вариант, получая
в итоге результат худший не только с точки зрения общей
пользы, но и для каждого по отдельности. Сама система
(характер игры) «принуждает» нас совершать действия,
з 1 Тим. 6:10.
4 Евр. 13:5.
5 «А упавшее в терние, это те, которые слушают слово, но, отходя,
заботами, богатством и наслаждениями житейскими подавляются
и не приносят плода» (Лк. 8:14).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
229
имеющие неблагоприятные последствия для всех осталь-
ных. Барри Нейлбафф, выдающийся эксперт по современ-
ной теории игр, отметил, что если бы люди взяли за основу
своего поведения христианскую максиму «не делай другим
того, чего не желаешь себе», то они бы сумели преодолеть
вышеуказанное противоречие: «Если бы люди следовали
этому золотому правилу, не существовало бы “дилеммы
заключенного”»1.
Долгое время в теории игр утверждалось, что в страте-
гических повторяющихся одновременных играх выгодней
использовать стратегию tit-for-tat, то есть отвечать ударом
на удар при каждом последующем шаге («зуб за зуб»). Если
двое играют в игру «обман — сотрудничество», то для каждого
из них высокоэффективная стратегия заключается в ответе
жульничеством на мошенничество и объединением усилий
на предложенную помощь. Проще говоря, отвечать оплеу-
хой на пощечину, смехом на улыбку и ласковым обращением
на поглаживание. Такая стратегия считалась наилучшей со
времен эксперимента Роберта Аксельрода в 1980 году, когда
Анатоль Рапопорт, играя против выдающихся специалистов
по теории игр и используя метод «зуб за зуб», всегда оказы-
вался в выигрыше. Речь идет о простой и строгой стратегии,
предписывающей соблюдать правила, принимать совмест-
ные решения, уметь (соответствующим образом и быстро)
прощать (гарантируя тем самым, что игра не будет закон-
чена после первого же малейшего обмана), но в то же время
и наказывать. Собственно говоря, это и есть пример приме-
нения ключевого ветхозаветного принципа справедливого
воздаяния.
Лишь недавно была обнаружена стратегия, работаю-
щая еще более эффективно. В мире несовершенной инфор-
мации и информационного шума дело легко доходит до
неправильной интерпретации сигнала и (часто совершенно
1 Диксит А. К., Нейлбафф Б. Дж. Стратегическое мышление в биз-
несе, политике и личной жизни. С. 107.
TOWMU СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
230
и3лишней).ответной реакции2. Более того, такая стратегия
имеет рекурсивную тенденцию и бывает связана со спираль-
ным эффектом падения на дно. Нейлбафф утверждает, что на
самом деле милосердие (а ни в коем случае не справедливое
воздаяние) более эффективно.
Так и в истории восточной цивилизации изначально
наиболее действенным считалось следовать ветхозавет-
ному правилу око за око и зуб за зуб3. Только Иисус пришел
к необходимости использования долгосрочной кооператив-
ной стратегии:
Вы слышали, что сказано: «око за око и зуб за зуб». А Я говорю
вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою,
обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять
у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя
идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай,
и от хотящего занять у тебя не отвращайся4.
Если в ситуации повторяющейся игры обе стороны выберут
стратегию «зуб за зуб», то есть отплаты добром за добро,
а злом за зло, то зло распространится гораздо шире. Причи-
ненное хоть однажды (пускай и случайно), оно со временем
будет самовоспроизводиться и разрастаться. И совершенно
неясно, успокоится ли эта волна или увеличится до размеров
Разрушительного цунами5. Отплачивая за зло, мы не умень-
шаем, а умножаем его.
2 Завязкой сюжета в пьесах Шекспира зачастую является именно
такое небольшое начальное недоразумение, которое со временем
разрастается до гигантских масштабов. Комедии его чаще всего
заканчиваются тем, что все сами над собой смеются, а в трагедиях
убивают друг друга.
3 «...А если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за
зуб, Руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за
рану, ушиб за ушиб» (Исх. 21:23-25).
4 Мф. 5:38-42.
5 Остроумное замечание на эту тему можно найти в книге Т. Прат-
четта и Н. Геймана «Благие знамения»: древняя богиня войны,
один из всадников Апокалипсиса, в настоящее время выступает
в качестве военного корреспондента, и причина меняется местами
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
231
И напротив, в милосердной игре Нейлбаффа зло мини-
мизируется в большей степени, чем в стратегии «зуб за
зуб», — подобно тому, как об этом когда-то говорил Иисус:
Вы слышали, что сказано: «люби ближнего твоего и ненавидь вра-
га твоего». А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте
проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за
обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Не-
бесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми
и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо
если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же
ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ва-
ших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники?1
Кроме того, христианство кардинально изменило саму поста-
новку этого этического вопроса. Как мы показали в предыду-
щих главах, зло может содержать моральный аспект, но может
его и не содержать. Падение дерева на человека, например, —
это тоже зло, но в нем никто не виноват. В Евангелиях вина
за любое причиненное (сознательно или бессознательно,
моральное или нет) зло возложена на жертвующего Собой
и тем отвечающего за все зло мира Мессию. Найти вино-
вного в таких сложных системах очень трудно, и потому
Бог несправедлив, так как Он просто всех прощает. Он, так
сказать, «позитивно несправедлив», подобно тому хозяину
из притчи Иисуса, который выплачивает работникам нео-
правданно большие деньги, хотя и не должен этого делать2.
Новый Завет одним махом утопил в благодати все мораль-
ные системы, специализирующиеся на признании, поиске
и разделении вины и зла. И поэтому название «Новый Завет»
со следствием: конфликты начинаются там, куда она приезжает.
Один разговор слегка искажен, в другом немного переставлены
акценты — и разгорается война, причем даже между теми, кто из-
начально прекрасно ладил между собой.
1 Мф. 5:43-47. См. также: Диксит А. К., Нейдбафф Б. Дж. Стратегичес-
кое мышление в бизнесе, политике и личной жизни. С. 107-113.
2 См.: Мф. 20:1-16.
232
не совсем точно — он представляет собой скорее Новое
Соглашение, так, как в переводе на английский язык (New
Testament). Речь не идет о законе как таковом (нет принципов
законности), скорее о evangelium, то есть доброй вести, что
рог не подсчитывает наши долги, грехи, совершенное нами
outgoing зло, что Он позитивно несправедлив, несправедлив
в нашу пользу. Именно в этом, похоже, и есть смысл Нового
Соглашения, новых договоренностей.
Экономика добра и зла в Новом Завете
Stop helping God across the road, like a little old lady3.
U2. «Stand Up Comedy»
Окупается ли (экономически) добро? Вопрос, зачем его
делать (и выгодно ли это материально), представлял, как мы
уже видели, для еврейского мышления ключевую проблему,
но Новое Соглашение ее в значительной степени решило.
И даже двумя способами.
Во-первых, введением нового, в иудаизме практически
неизвестного и неиспользуемого понятия «Царство Божие»
христианство открыло буквально «новое пространство», на
котором и происходит расплата за наши (а)моральные дея-
ния. Земной мир не должен быть справедливым (праведники
здесь могут страдать, а грешники — купаться в излишках
и изобилии), справедливости каждый человек дождется в Цар-
стве грядущем. В то время как иудаизм должен был решить
проблему справедливой расплаты уже на этом свете, хрис-
тианство отодвигает ее в мир иной. Добро и зло (outgoing),
таким образом, имеют экономическую логику: расчета мы
Дождемся (incoming), но уже на небесах. И значит, добро надо
творить, а зло терпеть, так как и безгрешным, и неправед-
ным воздастся по делам их именно там... или в аду.
3 «Прекратите помогать Богу, словно маленькой старушке, перехо-
дить через дорогу» (англ.). — Примеч. ред.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
233
Это решение элегантное, но и оно имеет свою цену —
и ценою был этот свет. Мир, где творилась история и который
в Ветхом Завете был добрым, сдвигается немного на другую
колею. Таким образом, он в глазах многих христианских
гностиков становится несправедливым и в значительной
мере плохим, непригодным, неуместным, второстепенным
и небезопасным.
Возможно, именно отсюда проистекает некоторая
сдержанность Нового Завета, иногда даже неприятие этого
света: «...Не знаете ли, что дружба с миром есть вражда про-
тив Бога? Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится
врагом Богу»1. Только в этом насквозь испорченном мире
праведники могут страдать, а грешные — наслаждаться жиз-
нью. Кажется, что из такого мира разумней всего сбежать.
Павел пишет филиппийцам: «...Смерть — приобретение...
Имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что
это несравненно лучше»1 2. Наконец, и зло персонифицируется
в более конкретной и грозной, чем в Ветхом Завете3, форме,
где Сатана в явном виде появляется лишь в четырех случаях4
1 Иак. 4:4.
2 Вся цитата звучит следующим образом: «Ибо для меня жизнь —
Христос, и смерть — приобретение. Если же жизнь во плоти до-
ставляет плод моему делу, то не знаю, что избрать. Влечет меня то
и другое: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому
что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас.
И я верно знаю, что останусь и пребуду со всеми вами для ваше-
го успеха и радости в вере, дабы похвала ваша во Христе Иисусе
умножилась через меня, при моем вторичном к вам пришествии»
(Флп. 1:21-26).
3 «Сатана в Ветхом Завете представлен не как символ падшей и по-
гибшей души, а наоборот, как служитель Господа, выполняющий
божественные функции и имеющий свое место в небесной толпе.
В параллельных повествованиях об исчислении израильтян Дави-
дом (2 Цар. 24:1 и 1 Пар. 21:1) искушение Давида приписывается
как Господу, так и Сатане. Представление Сатаны как силы, проти-
востоящей миру, появляется только в Новом Завете» (International
Standard Bible Encyclopedia, Satan).
4 Первая книга Паралипоменон, 21:1: «И восстал сатана на Израиля,
и возбудил Давида сделать счисление Израильтян». (Кстати, любо-
пытно сравнить это с подобным рассказом из исторически более
ТОМКШ СЕДЛКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
23*
^сли считать его символом и змея в Книге Бытия). В Новом
Завете его имя склоняется почти пятьдесят раз. Более того,
иногда оно упоминается и как имя «князя мира сего»5.
Таким образом, в подобном смысле экономика добра
и зла на этом свете не действует. Безгрешные будут возна-
граждены не здесь (см. историю Лазаря), а на небесах. Именно
в этом источник христианского холодного, сдержанного
отношения к миру этому как к преходящему, ничего не зна-
чащему. Ведь он — носитель зла и несправедливости, место,
где существуют лишь иллюзии и платоновские тени. Отсюда
следует, что изучением этого света набожный христианин
заниматься не должен, он обязан избегать предлагаемых
ему мирских удовольствий (предложение) и не обращать
внимания на свои собственные материальные потребности
(спрос). Такие же взгляды имел и Блаженный Августин. Про-
тивоположный тренд вернулся в поздних фазах христианства
лишь с Фомой Аквинским.
Второй, кардинальный способ решения Новым Заве-
том проблемы экономики добра и зла заключается в полном
отрицании какого-либо значения этих этических категорий,
старой Второй книги Царств, 24:1, в которой, наоборот, «гнев Госпо-
день опять возгорелся на Израильтян, и возбудил он в них Давида
сказать: пойди, исчисли Израиля и Иуду».) Затем Книга пророка
Захарии, 3:1-2: «И показал он мне Иисуса, великого иерея, стоящего
перед Ангелом Господним, и сатану, стоящего по правую руку его,
чтобы противодействовать ему. И сказал Господь сатане: Господь да
запретит тебе, сатана, да запретит тебе Господь, избравший Иеруса-
лим! не головня ли он, исторгнутая из огня?» Неоднократно Сатана
показывается в начале Книги Иова (1, 2). Четвертым случаем, хотя
и спорным, является образ «змея» в райском саду. Этот «гад» часто
выдавался за Сатану. В некоторых переводах слово «клеветник» из
Псалтиря (108:6) переводили как «сатана».
5 Евангелие от Иоанна, 14:30, говорит о Сатане как о правителе это-
го мира: «Уже немного Мне говорить с вами; ибо идет князь мира
сего, и во Мне не имеет ничего». И далее пишет Павел в послании
к Ефесянам, 6:11-12: «Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам
можно было стать против козней диавольских, потому что наша
брань не против крови и плоти, но против начальств, против вла-
стей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы
поднебесной».
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
235
и тем самым у смерти вырывается ее жало. Вместо взвеши-
вания добра и зла предлагается Спасение. Оно стало неза-
служенным даром, которого нельзя ни добиться добром, ни
уничтожить злом (как мы показали выше). В этом смысле
экономика добра и зла прекратила свое существование.
Будешь любить!
Здесь хорошо бы напомнить, что Ветхий и Новый Заветы
хотят, чтобы мы «любили ближнего своего, как самого себя».
В соответствии со словами Иисуса этот завет, следующий
сразу за наказом любить Бога, является второй по значи-
мости заповедью1: «Ибо весь закон в одном слове заключа-
ется: люби ближнего твоего, как самого себя!»1 2
Она важна и для экономики, так как указывает, как
надо управляться с себялюбием. Эгоизм человека не должен
быть ни безграничным, ни нулевым, любовь к себе должна
быть такой же большой, как к ближним. Кто сильно кого-то
любит, тот должен так же сильно любить и себя. Отметим,
кстати, что и в том, и в другом случае разговор идет о любви.
Слова «эгоизм» и «себялюбие» — синонимы. Наше себялюбие
должно быть таким же, как любовь к ближнему. И ни больше,
ни меньше.
Более того, наша outgoing любовь не должна зависеть
от поведения другой стороны, то есть поступков по отноше-
нию к нам (добро incoming). Другими словами, Иисус хочет
от нас любви, что бы ни случилось. Пусть другая сторона
нас любит или ненавидит — мы все равно должны любить
1 «И возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею
твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, — вот
первая заповедь! Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего,
как самого себя. Иной большей сих заповеди нет!» (Мк. 12:30-31).
2 Гал. 5:14. Затем: «Ибо заповеди: не прелюбодействуй, не убивай,
не кради, не лжесвидетельствуй, не пожелай чужого и все другие
заключаются в сем слове: люби ближнего твоего, как самого себя»
(Рим. 13:9). Иаков даже обозначает эту заповедь как царский за-
кон: «Если вы исполняете закон царский, по Писанию: возлюби
ближнего твоего, как себя самого, — хорошо делаете» (Иак. 2:8).
ТОМкШ СЩЛКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
23б
ближнего, как самого себя. В заботе о себе (благоразумии)
иет ничего плохого, только такая любовь не должна стать
чрезмерной. Как отметила Макклоски, «Фома Аквинский
в середине XIII столетия из всех семи добродетелей именно
Благоразумию придавал исключительное значение, то есть
в широком смысле слова — знаниям, расчету, соблюдению
собственных интересов и “рациональности”»3. Но обратите
внимание: благоразумие не единственная добродетель,
а лишь одна из семи, и об этом мы всегда должны помнить.
Неистребимость зла: притча о плевелах
От зла не избавиться. Вероятно, это просто невозможно или
даже нежелательно. Оно должно существовать и в Раю — хотя
бы латентно — в виде древа познания добра и зла4. Возмож-
ность для чего-то дурного, вредного, греховного должна быть.
Христианство впоследствии это признало: человеческими
усилиями зло не искоренить. Если уж оно однажды появилось,
то растет так же хорошо, как вездесущий сорняк. Поэтому
человечество и нуждается в искупительной жертве Христа.
Если бы мы были способны достичь полной благодати соб-
ственными силами, Иисусу не пришлось бы страдать за нас.
В данном контексте интересна притча о плевелах в Еванге-
лии от Матфея:
Другую притчу предложил Он им, говоря: Царство Небесное по-
добно человеку, посеявшему доброе семя на поле своем; когда
Же люди спали, пришел враг его и посеял между пшеницею пле-
велы и ушел; когда взошла зелень и показался плод, тогда явились
и плевелы. Придя же, рабы домовладыки сказали ему: «госпо-
дин! не доброе ли семя сеял ты на поле твоем? откуда же на нем
3 McCloskey D. The Bourgeois Virtues. P. 8.
4 «И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на
вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево
познания добра и зла... И заповедал Господь Бог человеку, гово-
ря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания
добра и зла, не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от
него, смертью умрешь» (Быт. 2:9-17).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
237
плевелы?» Он же сказал им: «враг человек сделал это». А рабы
сказали ему: «хочешь ли, мы пойдем, выберем их?» Но он сказал:
«нет, — чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними
пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы; и во вре-
мя жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите
их в связки, чтобы сжечь их, а пшеницу уберите в житницу мою»1.
Мы никогда не сможем полностью избавиться от зла: у него
в этом мире есть своя роль, и с его существованием надо сми-
риться. Если бы мы взялись выкорчевывать все зло, то мы бы
уничтожили и много хорошего зерна. Можно сказать словами
Фомы Аквинского: «...Если бы Бог препятствовал всему злу,
то многие благие [вещи] исчезли бы из универсума»1 2.
Похоже, что и Блаженный Августин придерживался
подобных взглядов: «...Не было бы совсем того, что назы-
вается злом, если бы не было никакого добра»3. А в другом
месте он пишет: «...Если бы существование зла не было
добром, то оно никоим образом не допускалось бы всемо-
гущим Добром»4.
Паразитирующий сорняк (зло) имеет смысл вырывать
лишь в контексте поля, в другом месте (на лугу, например,
или на склоне оврага) его не выдергивают. Притча о плевелах
1 Мф. 13:24-30.
2 Аквинский Ф. Сумма теологии. I, В. 22, Р. 2, на 2: «...Но тот, кто про-
видит общее, допускает, чтобы в некотором частном имела место
некая недостаточность, не препятствующая благу целого... посколь-
ку недостаток одного переходит во благо другого или даже целого
универсума; ведь разрушение одного есть возникновение другого,
посредством чего сохраняется вид. Следовательно, поскольку Бог
всеобще провидит обо всем сущем, то к его провидению относится
и то, что Он допускает, чтобы в каких-либо частных вещах имели
место некоторые недостатки, что не препятствует совершенному
благу универсума. Ведь если бы Бог препятствовал всему злу, то
многие благие [вещи] исчезли бы из универсума: в самом деле,
не было бы жизни льва, если бы не было бы умерщвления живот-
ных, и не было бы терпения мучеников, если бы не было гонений
тиранов».
з Августин. Энхиридион Лаврентию о вере, надежде и любви. 13. С. 9.
4 Там же. 96. С. 57.
гонкш сгдпкчгк экономика добра
2JS
несет в себе еще один смысл. Вполне вероятно, что мы вообще
були бы неспособны отличить, что есть «доброе семя», а что —
плевел, пока из них что-то не вырастет5. В человеческих ли
это силах —делать выбор между добром и злом («Не судите, да
не судимы будете...»6)? Между прочим, смысл данной притчи
актуален и сегодня, ведь людям до сих пор так и не удалось
выстроить приемлемую систему морально-нравственных
ценностей, не говоря уж о ее применении на практике, хотя
над решением этих задач бились самые лучшие умы.
К нам в глаза попал не сучок, а целое бревно, и из-за
этого этические нормы предстают перед нами в искаженном
виде: свои ошибки мы не замечаем и при этом способны
грубо вытаскивать «сучок из глаза брата»7. Мы пытаемся соз-
давать изощренные системы моральных ценностей (одной
из которых была, например, система фарисеев), «оцеживаю-
щие комара, а верблюда поглощающие»8. Иисус противился
таким искусственным системам моральных ценностей
своего времени и высмеивал их9. Он не оставил после себя
никаких формул нравственного поведения, систем мораль-
ных норм и правил, исходя из которых можно было бы со
стороны судить о нравственности или безнравственности
людей. Его заповедью была любовь. С точки зрения Иисуса,
добро или зло исходят от самого человека, по его воле и из
его сердца10. Павел к этому добавляет следующее «правило
со знаком минус», «не-правило»: «Цель же увещания есть
любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной
5 Способны ли мы в принципе замечать добро без зла? Поймем ли
мы, что зубы у нас не болят, пока они сначала не заболят, а потом
болеть перестанут?
6 Мф. 7:1, также Лк. 6:37: «Не судите, и не будете судимы; не осуж-
дайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете».
1 Мф. 7:5.
8 «Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!»
(Мф. 23:24).
9 «И сказал им: суббота для человека, а не человек для субботы; по-
сему Сын Человеческий есть господин и субботы» (Мк. 2:27-28).
18 См.: Payne J. Odkud zlo. Р. 78.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
239
веры»1. И еще прямей: «Для чистых все чисто; а для осквер-
ненных и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум
их и совесть»1 2. И наконец, апофеоз всех «не-правил»: «Все мне
позволительно, но не все полезно; все мне позволительно,
но ничто не должно обладать мною»3.
Но вернемся назад, в райский сад, где, согласно Библии,
зародилась способность человека отличать добро от зла.
С этой точки зрения вечным парадоксом останется состя-
зание систем морали по поводу (распознания этих понятий
нравственности4. При этом, согласно Книге Бытия, причиной
грехопадения человека в Эдемском саду явилось именно его
желание вкусить плод с древа познания добра и зла. Таким
образом, стремление научиться отличать добро от зла стало
подоплекой упадка, краха, но, несмотря на это, разные фило-
софские учения именно через такое (рас)познание пытаются,
(морально) менять человека к лучшему.
Слова Иисуса перенесли мораль из области действий
в ту сферу жизни, где главную роль играют идеи, фантазии,
мечтания, а значит — желания. Для того чтобы причинить
зло, делать ничего не надо, достаточно просто его пожелать.
Для совершения греха не нужно никого убивать, «достаточно»
ненавидеть5. Различие между ненавистью и убийством часто
заключается лишь в смелости и возможностях. Как можно
видеть из Нагорной проповеди, Иисус вообще перенес поня-
тие греха с уровня совершения на уровень внутреннего
переживания (злонамеренность). Таким образом, значение
1 1 Тим. 1:5.
2 Тит. 1:15.
з 1 Кор. 6:12. Павел повторяет еще раз через четыре главы (10:23):
«Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволитель-
но, но не все назидает».
4 См.: Бонхеффер Д. Этика.
5 «Вы слышали, что сказано древним: “не убивай, кто же убьет, под-
лежит суду”. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата
своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: “рака”,
подлежит синедриону; а кто скажет: “безумный”, подлежит геенне
огненной» (Мф. 5:21-22).
тонки С£д,1\кчгк ISWb'wWWwi Боера й зла
заповедей усилилось, быть нравственным становится все
сложнее: нравственность теперь в сердце, в желаниях, а не
в поступках, и уровень нравственности вообще плохо подда-
ется оценке. И все же ключевым сообщением христианского
Евангелия является весть, что уже можно не подсчитывать
совершенные тобой добрые и злые деяния. Как пишет апостол
Павел: «Блажен человек, которому Господь не вменит греха»6.
Зло, совершенное теми, кому прощено, не учитывается. Речь
идет о радикальном (практическом и философском) выходе
из лабиринта правил человеческой морали. Христос делает
недействительными с точки зрения нравственности и вину,
и расплату за нее и тем самым меняет существующее на тот
момент представление о добре и зле. Он рушит экономику
добра и зла. Отношение к Богу — это не бухгалтерский учет
с двойной записью (типа дебет — кредит), а любовь и свобод-
ная радость. Вместо подсчета прихода и расхода нам в наших
же интересах предлагается незаработанная, несправедливая
(позитивно предвзятая) милость, которая нас незаслуженно
обогатит7.
Труд как благодать, труд как проклятие
На примере евреев и греков мы посмотрели, как развива-
лось представление о труде. Человек уже в Эдемском саду
прилагал усилия, «чтобы возделывать его и хранить его»8.
Рай не был местом праздного времяпрепровождения. Даже
будучи совершенным и испытывая состояние блажен-
6 Рим. 4:8.
7 Мысль, что, хотя Господь и искупил уже все наши грехи, но человек
все равно должен вести себя ответственно по отношению к Богу,
самому себе и своим близким только по причине любви и благо-
дарности, весьма нетривиальна. В этом смысле, пожалуй, более
понятно высказывание Августина: «Люби и делай что хочешь».
Дискуссия о благодати и законе на самом деле глубже и сложнее.
Данный спор разрешил только Павел — например, в Послании
к Римлянам.
8 «И взял Господь Бог человека, и поселил его в саду Едемском, что-
бы возделывать его и хранить его» (Быт. 2:15).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
241
ства, человек делал нечто полезное1. Занимался тем, в чем
его способности проявлялись полностью, что являлось
инструментом самореализации, постижения пределов
своих возможностей, источником самопознания, просто
неотъемлемой частью жизни. То есть первоначально тру-
дился он не по необходимости, а в силу того, что это было
его естественным состоянием1 2. Работа перестала доставлять
удовольствие («в поте лица твоего будешь есть хлеб») лишь
после изгнания из Рая.
Нечто подобное имеет место в греческих мифах о сотво-
рении мира. Когда-то работа была в радость, но Пандора,
первая женщина, созданная как наказание человеку, открыла
свой ящик (точнее, сосуд). Из него вместе со всем возможным
злом вышла и скверна труда — его тягость, которую чело-
век до того времени не знал3. Работа как таковая проклята
не была (когда-то она была даже блаженством), но к ее сущ-
ности добавилось страдание. «Адаму же сказал: зато, что ты
послушал голоса жены твоей и ел от дерева, о котором Я запо-
ведал тебе, сказав: “не ешь от него”, проклята земля за тебя;
со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей».
Как будто сказано: сотворенное тебе на радость и дававшее
смысл твоему существованию будет теперь вызывать у тебя
отвращение и будет тебя изнурять. То, что должно тебя воз-
вышать, будет унижать. Ты начнешь воспринимать работу
как нечто для тебя совершенно чуждое.
Такая концепция значительно дополняет классический
экономический взгляд на труд, в неявном виде предпола-
гающий его пагубность для здоровья человека начиная уже
с первого отработанного часа. Сегодня мы считаем работу
делом для человека вредным, а потребление — полезным
(человек трудится лишь для того, чтобы он мог потреблять).
1 См. также: Аквинский Ф. Сумма теологии. I, В. 102, Р. 3.
2 См.: Там же. I, В. 97, Р. 3, Отв.
з «В прежнее время людей племена на земле обитали, горестей тяж-
ких не зная, не зная ни трудной работы, ни вредоносных болезней,
погибель несущих для смертных» (Гесиод. Труды и дни. 90-93).
Однако если мы заглянем еще глубже, доберемся до онто-
логического смысла труда, то выясним, что он внутренне
присущ человеку.
Но вернемся к Новому Завету. В отличие от некоторых
греческих идеалов, Библия не призывает к жизни без физи-
ческого труда. К тому же работа есть человеческая обязан-
ность: «...Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь»4. Простой
факт, что Сам Иисус Христос пришел в Иерусалим, будучи
профессиональным плотником, ставит под сомнение пред-
ставление, что духовный человек не должен надрываться на
работе и пребывать вне земной суеты. Все его ученики тру-
дились, чаще всего как рыбаки (физически), но также и как
сборщики налогов (умственно). Эти люди, склонные к посто-
янным размышлениям, не философствованием добывали себе
средства к существованию. Даже апостол Павел, написавший
большую часть Нового Завета и распространивший Евангелие
до самого Рима, не специализировался на вещах духовных,
а, когда мог, трудился: шил палатки, чтобы не быть осталь-
ным в тягость5. Как найти баланс между бытием физически
активным и созерцательным? Ни Новый, ни Ветхий Заветы
между этими двумя образами жизни не видят никакого
или-или. Апостол Павел в послании, адресованном церкви
в городе Фессалоники, где стало увеличиваться количество
людей, под различными духовными предлогами отказываю-
щихся работать физически, пишет, что тем, кто хочет жить
благочестиво, следует добросовестно трудиться и зарабаты-
вать себе на пропитание:
4 2 Фес. 3:10.
5 «После сего Павел, оставив Афины, пришел в Коринф; и, найдя
некоторого Иудея, именем Акилу, родом Понтянина, недавно при-
шедшего из Италии, и Прискиллу, жену его, — потому что Клавдий
повелел всем Иудеям удалиться из Рима, — пришел к ним; и, по
одинаковости ремесла, остался у них и работал; ибо ремеслом их
было делание палаток. Во всякую же субботу он говорил в сина-
гоге и убеждал Иудеев и Еллинов» (Деян. 18:1-4).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
243
Завещеваем же вам, братия, именем Господа нашего Иисуса
Христа, удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, S
а не по преданию, которое приняли от нас, ибо вы сами знаете,
как должны вы подражать нам; ибо мы не бесчинствовали у вас,
ни у кого не ели хлеба даром, но занимались трудом и работою
ночь и день, чтобы не обременить кого из вас, — не потому, что-
бы мы не имели власти, но чтобы себя самих дать вам в образец
для подражания нам. Ибо когда мы были у вас, то завещевали вам
сие: если кто не хочет трудиться, тот и не ешь. Но слышим, что
некоторые у вас поступают бесчинно, ничего не делают, а суе-
тятся. Таковых увещеваем и убеждаем Господом нашим Иисусом
Христом, чтобы они, работая в безмолвии, ели свой хлеб. Вы же,
братия, не унывайте, делая добро. Если же кто не послушает слова
нашего в сем послании, того имейте на замечании и не сообщай-
тесь с ним, чтобы устыдить его1.
В другом месте апостол Павел опять подчеркивает, что он
сам, несмотря на свою духовную миссию по распростране-
нию Евангелия среди язычников, никогда не жил на подая-
ния от ближних:
Ни серебра, ни золота, ни одежды я ни от кого не пожелал: сами
знаете, что нуждам моим и нуждам бывших при мне послужили
руки мои сии. Во всем показал я вам, что, так трудясь, надобно
поддерживать слабых и памятовать слова Господа Иисуса, ибо Он
Сам сказал: «блаженнее давать, нежели принимать»1 2.
Частная собственность: кто владеет землей?
С работой связано и получаемое за нее вознаграждение, то
есть нечто, теперь уже принадлежащее конкретной лично-
сти. А всегда ли частная собственность имеет право на суще-
ствование? Во времена экзистенциального кризиса хри-
стианство ставит его под сомнение. Хотя Фома Аквинский
1 2 Фес. 3:6-14.
2 Деян. 20:33-35.
TOVAkKii CtJXJXkHtK ЭКОНОМИКА ДОБРА
и знал, насколько благотворное влияние оказывает част-
ная собственность на общественное спокойствие, порядок
и мотивацию к поведению, но в том, что касается права на
нее, он делает одно важное исключение: «В случае чрезвы-
чайной ситуации все становится общей собственностью»3.
Аквинат исходил из идеи, что изначально всеми земными
благами люди владели совместно. Эта мысль, став попу-
лярной во времена схоластики, оставалась такой и в эпоху
классической экономической теории. На подобном же пред-
ставлении настаивает и один из отцов евро-американской
экономической традиции Джон Локк. И обосновывает его
как с помощью разумных аргументов, так и веры:
Будем ли мы рассматривать естественный разум, который говорит
нам, что люди, однажды родившись, имеют право на самосохра-
нение и, следовательно, на еду и питье и на тому подобные вещи,
которые природа предоставляет для поддержания их существо-
вания, или же мы будем рассматривать откровение, которое пе-
редает нам рассказ о благах земных, которые Бог даровал Адаму
и Ною с его сыновьями, совершенно ясно, что Бог, как говорит
Давид (Пс. 115:16), «землю Он дал сынам человеческим», дал ее
всему человечеству в целом4.
В конце концов, и представитель классической экономики
Дж. С. Милль рассуждает об этой проблеме в таком же кон-
тексте: «Земля не создана человеком: она представляет собой
первобытное наследие всего человеческого рода»5.
Ни права отдельной личности, ни права различных
институций никогда не должны выходить за рамки естествен-
ных прав6. И закон частной собственности не может быть
5 Аквинский Ф. Сумма теологии. Па-Пае, В. 66, Р. 7, Отв.
4 Локк Дж. Два трактата о правлении. С. 276.
5 Милль Дж. С. Основания политической экономии с некоторыми при-
менениями к общественной философии. С. 205; см. также: Novak М.
The Catholic Ethic and the Spirit of Capitalism. P. 151, 285, 287.
6 «Отвечаю. Должен сказать, что то, что есть права человеческие,
не должно наносить вред правам естественным или правам
Божьим» (Аквинский Ф. Сумма теологии. 1а-Пае, В. 66, Р. 7, Отв.).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
245
выше интересов индивидуума как части социума. Другими
словами, когда разговор идет о человеческой жизни, инсти-
тут частной собственности моментально теряет свою силу.
И если в богатстве как таковом Фома Аквинский не
видит ничего плохого (скорее наоборот: как мы еще пока-
жем, в своих работах философ выражает сильное сомнение
в существовании естественного стремления к аскетизму),
то он просто не может себе представить, как кто-то купа-
ется в роскоши, когда другим не хватает самого необходи-
мого (а его взгляд на общество как на объединение близких
людей более или менее предопределяет эту точку зрения).
С другой стороны, Аквинат осознавал, что голодных много
и насытить всех невозможно: «Если же необходимость так
гнетуща и бесспорна и ясно, что срочной необходимости
должны помочь вещами наличными... то допустимо может
каждый из вещей чужих, явно или тайно взятых, помочь
своей необходимости. И это, по сути своей, не кража или гра-
беж»1. Такая крайняя необходимость уменьшает или полнос-
тью устраняет тяжесть греха1 2. Те же самые мысли повторяет
в своей книге «Два трактата о правлении» и политический
философ, известный защитник (почти абсолютных) прав
собственности Джон Локк3.
Богатые должны быть готовы в случае необходи-
мости поделиться с нуждающимися4. В качестве примера
Фома Аквинский приводит ветхозаветное указание, что это
не воровство, если кто-то ест ягоды в чужом винограднике.
Голодный имеет право наесться там досыта, но не уносить
1 Аквинский Ф. Сумма теологии. 1а-Пае, В. 66, Р. 7, Отв.
г См.: Там же. Па-Пае, В. 66, Р. 6, на 1.
з См.: Локк Дж. Два трактата о правлении. 4.42.
4 «Иное же, что полагается человеку в вещах внешних, есть пользо-
вание ими. И с учетом этого человек не должен принимать вещи
внешние за ему присущие, а за общие, то есть чтобы легко делиться
ими при надобности других. О чем говорит Апостол, 1 Тим. 6:17-18:
“Богатых в настоящем веке увещевай... чтобы они благодетельство-
вали, богатели добрыми делами, были щедры и общительны”» (Ак-
винский Ф. Сумма теологии. Па-Пае, В. 66, Р. 2, Отв.).
24®
гроздья винограда с собой. Великий философ аргументирует
это тем, что в данном случае речь не идет о нарушении зако-
нов общественного благополучия (то есть частной собствен-
ности), поскольку закон должен был быть составлен таким
образом, чтобы он мог «приучить людей с готовностью пре-
доставлять свою собственность ближнему»5.
В подобном же духе выступает и уже упомянутое поло-
жение о побирательстве. Богатые не имели права посылать
вторую команду жнецов собирать оставшееся в поле после
первой6. Теперь оно принадлежало бедным, вдовам и сиро-
там7. Каждый, кто читал Ветхий Завет, должен был обратить
внимание, как часто в тексте присутствуют особые указания,
направленные на защиту интересов самых социально неза-
щищенных слоев населения — женщин и детей, у которых
умерли соответственно мужья и родители, а также чужеземцев.
Малая любовь. Коммунитаризм,
благотворительность и солидарность
Нельзя не сказать, что первоначально церковь жила в ожида-
нии скорого конца света в некой коммуне, существовавшей,
с экономической точки зрения, на базе общей собственности.
Все же верующие были вместе и имели все общее. И продавали
имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по
нужде каждого... У множества же уверовавших было одно сердце
5 «Следовательно, целью Закона было приучить людей с готовно-
стью предоставлять свою собственность ближнему» (Аквинский Ф.
Сумма теологии. 1а-Пае, В. 105, Р. 2, на 1).
6 «Когда войдешь в виноградник ближнего твоего, можешь есть яго-
ды досыта, сколько хочет душа твоя, а в сосуд твой не клади. Когда
придешь на жатву ближнего твоего, срывай колосья руками твоими,
но серпа не заноси на жатву ближнего твоего» (Втор. 23:24-25).
У «Когда будете жать жатву на земле вашей, не дожинай до края поля
твоего, и оставшегося от жатвы твоей не подбирай, и виноград-
ника твоего не обирай дочиста, и попадавших ягод в виноград-
нике не подбирай; оставь это бедному и пришельцу. Я — Господь,
Бог ваш. Не крадите, не лгите и не обманывайте друг друга» (Лев.
19:9-10).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
247
и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим,
но все у них было общее... Не было между ними никого нуждаю-
щегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая
их, приносили цену проданного и полагали к ногам Апостолов;
и каждому давалось, в чем кто имел нужду1.
Позднее подобные имущественные отношения распростра-
нились на монастыри и частично на христианские города
(на чешский Табор во время Гуситских войн, например).
Каким образом идея добровольного и глубоко религиозного
коммунитаризма превратилась в атеистический коммунизм,
сам по себе вопрос непростой. В любом случае коммунисты
за эту идею должны быть благодарны христианству. Тем
не менее, как показала история, марксистско-коммунисти-
ческое воображение не было способно предложить функци-
ональную альтернативу капитализму.
Подобные сообщения о коммунитаризме нам известны
из упоминаний «Акилы и Прискиллы с домашнею их церко-
вью»1 2. Первое поколение христиан стремилось создать «аль-
тернативное объединение людей, желающих отделиться от
доминантно господствующего общества настолько, насколько
это вообще было возможно»3. Такое местное собрание4 справ-
ляло Вечерю Господню5 и собирало деньги для бедных6.
Charitas на латыни значит «любовь». В Новом Завете
для этого понятия вместо одного сегодняшнего используется
несколько разных слов: греческое agape («божья любовь»,
«любовь к ближнему»), отличающееся от eras («сексуаль-
ная любовь», «возбуждение», «притягательность»), stergein
1 Деян. 2:44; 4:35.
2 См.: 1 Кор. 16:19; Рим. 16:3.
3 Horsley R. A. Covenant Economics. Р. 140.
4 См.; Horsley R. A. Covenant Economics. Р. 144. Кажется, что именно
эти местные собрания посещал Павел на своем пути и писал им
письма.
5 См.:1 Кор. 14:23; Рим. 16:23.
6 См.: Гал. 2:1-10; Деян. 15:6-41.
248
ТОМАШ СЕДЛАЧЕ1 ОМИКА ДОБРА И ЗЛА
(«семейная любовь») и filia («дружеская любовь»)7. Charitas —
это некая общественная любовь, сочувствие. Хотелось бы,
скорее, сказать: «малая любовь». В физике мы также знаем
несколько видов сил; сила всемирного тяготения из них самая
слабая (в сравнении с остальными ее почти невозможно почув-
ствовать), но тем не менее действует она на больших рассто-
яниях. Гравитация действительно подобна «малой любви»,
милосердию: его, как и бурную, сфокусированную на одном
или двух людях любовь, почти невозможно на себе ощутить.
Но так же, как и сила гравитации, сострадание не дает разва-
литься на части большому целому, в нашем случае — обществу.
Хотя самые древние традиции или правила милосер-
дия и солидарности известны нам со времен Ветхого Завета8,
Новый Завет продолжает расширять сферу их действия:
«Излишки, которые человеку не нужны, он должен был раз-
7 См. также: Льюис К. С. Любовь; McCloskey D. The Bourgeois Virtues;
сравнение с «Письмами» К. С. Льюиса (р. 225).
8 Согласно С. Т. Лоури, «наиболее прогрессивные предложения
подобного рода [концепции социальной и экономической спра-
ведливости] можно найти в Ветхом Завете в книге Неемии, 5:5»
(Lowry S. Т., Gordon L. Ancient and Medieval Economic Ideas and Concepts
of Social Justice. P. 5). Цитата из Библии звучит следующим образом:
«И сделался большой ропот в народе и у жен его на братьев своих
Иудеев. Были такие, которые говорили: нас, сыновей наших и до-
черей наших много; и мы желали бы доставать хлеб и кормиться
и жить. Были и такие, которые говорили: поля свои, и виноград-
ники свои, и домы свои мы закладываем, чтобы достать хлеба от
голода. Были и такие, которые говорили: мы занимаем серебро
на подать царю под залог полей наших и виноградников наших;
у нас такие же тела, какие тела у братьев наших, и сыновья наши
такие же, как их сыновья; а вот, мы должны отдавать сыновей на-
ших и дочерей наших в рабы, и некоторые из дочерей наших уже
находятся в порабощении. Нет никаких средств для выкупа в руках
наших; и поля наши и виноградники наши у других. Когда я услы-
шал ропот их и такие слова, я очень рассердился. Сердце мое воз-
мутилось, и я строго выговорил знатнейшим и начальствующим
и сказал им: вы берете лихву с братьев своих. И созвал я против
них большое собрание и сказал им: мы выкупали братьев своих,
Иудеев, проданных народам, сколько было сил у нас, а вы продаете
братьев своих, и они продаются нам? Они молчали и не находили
ответа» (Неем. 5:1-8).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
249
дать как милостыню, но ни в коем случае не хранить как
сокровище»1. А в некоторых случаях Новый Завет идет еще
дальше: «Продавайте имения ваши и давайте милостыню, —
говорит Иисус Своим последователям, когда призывает их. —
...Ищите Царствия Божия, и это все приложится вам»* 2.
Главным фактором такого передела собственности была
его добровольность. Святой Павел пишет: «При сем скажу,
кто сеет скупо, тот скупо и пожнет; а кто сеет щедро, тот
щедро и пожнет. Каждый уделяй по расположению сердца,
не с огорчением и не с принуждением; ибо доброхотно даю-
щего любит Бог»3.
Принцип равенства при перераспределении апостол
Павел описывает в нижеследующих цитатах. Речь идет о по-
мощи друг другу верующих, принадлежащих одной церкви:
Совершите же теперь самое дело, дабы чего усердно желали, то
и исполнено было по достатку. Ибо если есть усердие, то оно
принимается смотря по тому, кто что имеет, а не по тому, чего
не имеет. Не требуется, чтобы другим было облегчение, а вам тя-
жесть, но чтобы была равномерность. Ныне ваш избыток в воспол-
нение их недостатка; а после их избыток в восполнение вашего
недостатка, чтобы была равномерность, как написано: «кто со-
брал много, не имел лишнего; и кто мало, не имел недостатка»4.
При сборе же для святых поступайте так, как я установил в церк-
вах Галатийских. В первый день недели каждый из вас пусть отла-
гает у себя и сберегает, сколько позволит ему состояние, чтобы
не делать сборов, когда я приду. Когда же приду, то, которых вы
изберете, тех отправлю с письмами, для доставления вашего по-
даяния в Иерусалим5.
Так должна была действовать внутрицерковная социальная
сеть. Но речь не шла о ее распространении на все общество,
1
2
3
4
5
Horsley R. A. Covenant Economics. Р. 155.
Лк. 12:31-33.
2 Кор. 9:6-7.
2 Кор. 8:11-15.
1 Кор. 16:1-3.
TOWAU1 СЬйЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРЛ
И
так как Павел не имел гарантий, что собранными деньгами
распорядятся надлежащим образом. Их посылали лишь туда,
где была насущная необходимость. А сейчас коротко рассмот-
рим, как развивался дух экономики в более позднее время,
прежде всего в христианской Европе.
Аскетизм Августина и прагматизм Аквината
Августин и Фома Аквинский являются одними из ключевых
фигур, определивших облик Старого Света и способствовав-
ших его развитию. Хотя учение Иисуса и не относится апри-
ори негативно к земному миру, определенное напряжение
по поводу решения проблемы принятия его или ухода в мир
иной мы можем почувствовать во многих частях Нового
Завета. Главное содержание Евангелия Иисуса, возможно,
состоит в многократно повторенном известии, что «Цар-
ствие Божие здесь»6, оно уже в определенном смысле при-
сутствует в материальном мире, как будто бы постоянно
приходя в него, прорываясь со света иного7.
6 «...И говоря, что исполнилось время и приблизилось Царствие Бо-
жие: покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк. 1:15). Собственно го-
воря, точного представления о местонахождении Царства Божьего
не существует: «...И не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо
вот, Царствие Божие внутрь вас есть!» (Лк. 17:21). Очень хорошо
это отмечено в апокрифическом Евангелии от Фомы, в речении 3:
«Сказал Иисус: Если те, которые ведут вас, скажут вам: Смотрите,
Царство в небе! — тогда птицы небесные будут впереди вас. Если
они говорят вам, что оно — в море, тогда рыбы будут впереди вас.
Но Царство — оно внутри вас, и оно глаз ваш! Когда вы познаете
самих себя, тогда вы будете познаны и вы поймете, что вы сыны
Отца Живого. Но если вы не познаете самих себя, тогда вы пре-
будете в бедности и вы — бедность» (Евангелие от Фомы. С. 20).
7 Возможно, приход Царства Божьего лучше всех описал К. С. Льюис:
«Сейчас мы видим мир извне, из-за двери. Но Бог в Своем Новом
Завете обещает, что так будет не всегда. Когда душа человеческая
станет так же совершенна в добровольном послушании, как неоду-
шевленная природа — в послушании слепом, она облечется в такую
же, нет — в большую славу, в ту славу, слабый отблеск которой пал
на природу... Мы должны... пройти сквозь нее в тот край, который
неполно, несовершенно отразился в ней» (Льюис К. С. Бремя славы.
С. 275).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
251
Августин исходит из идей Платона1, а в существую-
щем мире видит, скорее, простую прелюдию, игру теней,
лишь повествующую нам о мире действительном-, зримое
для него реальность не отражает (что во многом напоми-
нает случайные экстремумы рационалистического понима-
ния мира, скрывающие за абстракциями нечто конкретное).
Речь не идет напрямую о дуализме духа и тела, но Августин
понимал тело просто как некое «отягощение души»1 2. Сам
по себе такой взгляд на материальную сторону существо-
вания человека указывал, что экономике не придавалось
большого значения. В отношении этой науки для нас будет
гораздо интересней проследить за мыслями более позднего
великана философии и теологии — Фомы Аквинского, пере-
ключившего свое внимание с того, что изучал Блаженный
Августин (с внутренних сущностей вещей), на исследования
макрокосмоса.
Сочинения Аристотеля, привлекшие больше внимание
к внешнему миру, появились в Европе только во времена
святого Фомы. В конце эпохи позднего Средневековья Арис-
тотеля все чаще рассматривают как угрозу для ориентиро-
ванных на учение Блаженного Августина христиан. Фома
не гнушался земных тем в аристотелевской интерпретации,
у него «и мирское принимается... любезно во внимание»3.
Подобно Августину, он соединил идеи Платона и Аристотеля
1 Конкретнее см., например, в книге Августина «Исповедь», VII.
2 «Когда этот мир наступит, будет жизнь не смертная, а непосред-
ственно и несомненно живая; и тело не душевное, которое, пока
тленно, отягощает душу, а духовное, без ощущения неудовлет-
воренности в чем-либо, во всех отношениях подчиненное воле»
(Августин. О Граде Божием. XIX.XVII). С другой стороны, в текстах
Августина можно почувствовать стремление оторваться от крайней
формы дуализма тела и души, представленной в работах Платона
и Плотина, в которых тело несет лишь отрицательный смысл. Бо-
лее подробный и тонкий анализ различий можно найти в работе
Августина «Толкование на псалом 142», стих 8-й. Подробней см.,
например: Sipe D. Struggling with Flesh: Soul/Body Dualism in Porphyry
and Augustine.
3 Фалькенберг Ф. История новой философии. С. XIV.
ОНМ11 СЕДПАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
с христианством (причем в своих сочинениях постоянно на
Аристотеля ссылался, и более того — как на Философа, с боль-
шой буквы)* 4. Одним из главных вкладов Фомы Аквинского
было создание альтернативы учению, тысячу лет доминиро-
вавшему в западной церкви, — неоплатонизму Августина5.
«Покрестив» Аристотеля, Аквинат разработал систему, в кото-
рой взгляд на мир стал гораздо более доброжелательным.
Один из сделанных ему в то время упреков неосознанно,
но очень точно выразил эту мысль: «...Присваивает себе
божественную мудрость, хотя гораздо лучше разбирается
в делах мирских»6.
Фома славит действительность
Неоплатоническое мышление понимает восхождение к осоз-
нанию сути Бога как путь по лестнице, иерархия ступеней
которой более или менее соответствует ослаблению их связи
с материей. Фома Аквинский, однако, считает по-другому:
«Все, что существует, — живое или неживое, материальное
или духовное, совершенное или жалкое, доброе или злое,
наконец — все, что имеет право существовать, есть осно-
вополагающая суть Бога. Этот мир не просто добрый, он
4 Хотя Фома и позаимствовал большую часть учения Аристотеля, он
воспринял его достаточно критически, и было бы большим упро-
щением утверждать, что томизм представляет собой лишь «пере-
одетый» и «переименованный» аристотелизм. Аквинский цитирует
Аристотеля не из слепого уважения к его словам, а лишь затем,
чтобы еще раз не повторять уже приведенное доказательство.
В отличие от своего современника Сигера Брабантского, который
говорил, что он должен «уделять больше внимания выяснению
мнения Философа, чем истине», Фома как раз защищал истину,
а не Аристотеля. Великий богослов Аквинский по определенным
пунктам не соглашается с Философом, указывает на ошибочность
его аргументации, а в некоторых вопросах, напротив, придержива-
ется взглядов Августина или неоплатоника Дионисия Ареопагита.
5 «Да, католическая церковь начала с Платона. Она начала, я бы
сказал, с излишней верности Платону» (Честертон Г. К. Святой
Фома Аквинский. С. 297).
6 Pieper J. Tomas Akvinsky. Р. 110.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
253
священный»1. Фома учит нас бесконечному уважению и пози-
тивному отношению ко всему сотворенному и бытующему.
Говоря словами самого Фомы Аквинского, «само существо-
вание должно называть добром»1 2. «Бог — во всех вещах»3.
С онтологической точки зрения учитель церкви матери-
альный мир понимал как совершенно реальный, он не был
для него лишь прелюдией, тенью, ловушкой, полигоном зла,
несовершенной предтечей мира настоящего. То есть идеи
Аквинского кардинально отличались от рассуждений, кото-
рые мы можем найти в работах фанатичных приверженцев
Платона и Августина. Аквинату казалось весьма разумным
решать проблемы света этого4. В своем позитивном отно-
шении к материи основатель томизма продвинулся даже
дальше Аристотеля, утверждавшего, что Бог лишь сфор-
мировал мир из не Им сотворенных отдельных элементов
праматерии. Полностью соглашаясь с иудаизмом, Аквин-
ский был убежден, что и эту «праматерию» сотворил Бог,
и она также является частью чего-то доброго, созданного
1 Pieper J. Tomas Akvinsky. Р. 128.
2 Аквинский Ф. Сумма против язычников. Кн. III, В. 7, ч. 3. В целом
логика Аквинского выглядела следующим образом: «Из данного
становится очевидным, что ни одно творение не злое само по
себе. Ведь зло, как было сказано, это не более чем измученность
кого-то тем, кто он есть и чем обладать должен; но ведь ко всему
этому применяется название “зло”. Однако лишенность не являет-
ся некой сутью; по существу, она лишь отказ в чем-то. Зло, таким
образом, не является некой сутью вещей. Далее: все существует
в соответствии со своей сутью. Если же, однако, оно существует, то,
следовательно, обладает неким добром; но так как добро являет-
ся тем, чего жаждет все, то следует называть само бытие добром,
поскольку бытия хотят все. Согласно этому добром является все,
что обладает сутью. Однако добро противоположно злу. Следова-
тельно, ничто не является злым, так как оно обладает сутью. Ни
одна суть, следовательно, не является злой... Ничто, следовательно,
по сути своей не является злым... Каждое бытие, однако, своими
действиями, как было доказано (глава 3), стремится к добру. Та-
ким образом, нет ни одного бытия злого самого по себе» (перевод
с чеш. Г. Броэра).
з Аквинский Ф. Сумма теологии. I, В. 8, Р. 1, Отв.
4 См.: Новак М. Дух демократического капитализма. С. 25.
ТОЬЛАШ СЛДПАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
254
Господом5, «ибо всякое творение Божие хорошо, и ничто
не предосудительно, если принимается с благодарением»6.
Слова Августина, утверждавшего: «...Чтобы душа была бла-
женна, она должна быть освобождена от всякого тела»7,
фома Аквинский опровергает идеей, что душа, отделенная
от тела, подобна Богу не больше, чем душа в теле. Наличие
телесной оболочки, таким образом, не является моментом
отрицательным. Фома выступает в ее защиту.
Ответ на этот, казалось бы, несложный вопрос имеет —
особенно для экономики — огромные последствия. Если Бог
творил из ничего, ex nihilo, то и материя должна быть добрым
творением Бога. С этой точки зрения материя, реальность
и весь этот свет воплощает добро, и тогда не имеет смысла ими
заниматься, их улучшать. Сегодня (как полагает самый, веро-
ятно, известный чешский философ XX столетия Ян Наточка)
мы, кажется, бросились в другую крайность, чрезмерно забо-
тясь о внешнем и забывая о душе. В эпоху, предшествующую
Фоме Аквинскому, все было наоборот. Этот разворот на сто
восемьдесят градусов весьма интересен, так как обеих край-
ностей лучше избегать. Как пишет биограф Фомы Честертон,
«Бог создал нас такими, что мы способны вступать в союз
с реальностью, а что Бог сочетал, того человек да не разлу-
чает»8. Идеи Аквината свидетельствуют о явлении, которое
сегодня можно назвать высвобождением и благословением
обычного экономического поведения.
Прообразы невидимой руки рынка
А что делать с существующим в обществе злом? Настойчиво
и последовательно за него наказывать и искоренять его огра-
ничениями и законами?
5 См.: Аквинский Ф. Сумма теологии. I, В. 44, Р. 2, Отв.
6 Тим. 4:4.
7 Взгляд Августина цитируется в «Сумме теологии», 1а-Пеа, В. 4, Р. 6,
Отв. Цитата из: Августин. О Граде Божием. XXII.XXVII.
8 Честертон Г. К. Святой Фома Аквинский. С. 349-350.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
255
Решение предлагает Томас Гоббс, для многих — круп-
нейший политический философ Нового времени. По его
мнению, человек рождается уже инфицированный злом,
и именно поэтому его поведение надо жестко контролиро-
вать и регулировать. Такое решение предполагает наличие
твердой руки правителя-тирана, использующего исполни-
тельную власть для подавления любого зла1.
Если этого не произойдет, то для свободных людей
наступит время безудержного произвола, вскоре начнется
война всех против всех (bellum omnium contra omnes), а значит,
и хаос. Не стоит даже говорить, насколько большое влияние
имеют эти рассуждения на концепцию экономической сво-
боды индивида вне зависимости от степени его вовлечен-
ности в экономическую жизнь.
Концепция Фомы Аквинского кардинальным обра-
зом отличается от подобных рассуждений: «...Каждое зло
заложено в некоем добре»1 2. Зло само по себе (само для себя)
не существует3. Невозможно представить, чтобы кто-то
причинял зло или совершал нечто недоброе, если он при
этом не стремится делать некое добро4. Никто специально
1 Гоббс Т. Левиафан. С. 129: «В самом деле, естественные законы (как
справедливость, беспристрастие, скромность, милосердие и (в об-
щем) поведение по отношению к другим так, как мы желали бы, что-
бы поступали по отношению к нам) сами по себе, без страха перед
какой-нибудь силой, заставляющей их соблюдать, противоречат
естественным страстям, влекущим нас к пристрастию, гордости,
мести и т. п.»
2 «Из представленного может быть также доказано, что каждое зло
заложено в некоем добре. Зло ведь не может существовать само
по себе, так как у него нет сути, как было выше доказано» (Аквин-
ский Ф. Сумма против язычников. Кн. III. Гл. 11 «О том, что зло
заложено в добре». Перевод с чеш. Г. Броэра).
3 См.: Аквинский Ф. Сумма против язычников. Кн. III. Гл. 12. В гла-
ве 7 он с таким же удовольствием заключает, что «является не-
возможным, чтобы какое-либо бытие, если оно является бытием,
было злом... Этим, конечно, опровергается манихейская ересь,
утверждающая, что некоторые вещи являются по природе своей
злыми» (перевод с чеш. Г. Броэра).
4 См.: Там же. Гл. 4, 6, 7.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
256
не предполагает послужить злому делу, такое может слу-
читься только помимо замысла5. Хотя зло (плохие, непра-
вильные поступки и решения) и существует6, оно претит
главному, на что ориентирован человек в его естественном
состоянии7. А он тяготеет к добру. И Сократ, в конце концов,
имел подобные взгляды: «...Все, делающие постыдное и злое,
делают это невольно»8.
Во избежание недоразумений: я лишь хотел сказать, что
«природа» человека добра, или, если хотите, добро заложено
в него Богом при сотворении. У людей добрая сущность, они
были созданы добрыми, но что-то их совратило, и они начали
творить зло9. Однако человек склонен к добру, испорчен не до
конца, даже самых «худших» еще можно, по-христиански
говоря, спасти. Если в нем нет ничего, ну абсолютно ничего
доброго, то зачем его спасать?10 Как раз к этой доброй сути
может обращаться Бог, адресовать ей Свой зов и крик. Я хочу
сказать, что если зло и происходит, то оно есть подмножество
добра. Человек может замыслить зло (убийство), но на самом
деле он не думает, что совершает нечто неправедное (хочет
отомстить, например, что конкретно для него есть простая
справедливость, то есть добро). И наибольшее зло (холокост,
сжигание ведьм) происходило под знаком стоявшего за ним
5 «Таким образом, понятно, что зло причина случайная и не может
быть причиной само по себе» (Аквинский Ф. Сумма против языч-
ников. Кн. III. Гл. 14. Перевод с чеш. Г. Броэра). Или в другом мес-
те: «Как становится понятным из вышеприведенного, является
невозможным, чтобы причиняющий творил некое зло, разве что
он преследовал некое добро» (Там же. Кн. III. Гл. 71).
б См.: Аквинский Ф. Сумма теологии. 1а-Пае, В. 18, Р. 1.
7 См.: Там же. 1а-Пае, В. 71, Р. 2, где философ цитирует Августина
(«О свободе воли», III, 13): «Каждый порок, просто по самой сути
порока, противоестественен» (перевод с чеш. Г. Броэра).
8 «...Как будто бывают такие, что охотно делают дурное. Я, по крайней
мере, думаю: никто из мудрых людей не считает, что какой-нибудь
человек может охотно заблуждаться или охотно творить постыд-
ные и злые дела; они хорошо знают, что все, делающие постыдное
и злое, делают это невольно» (Платон. Протагор. 345d-e).
9 См.: Мк. 7:20-23; Иер. 17:9.
Ю См.: Мк. 2:17; 1 Тим. 2:4.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
257
большего добра (у нацистов — необходимое для процветания
немцев Lebensraum,жизненное пространство^ инквизито-
ров — освобождение мира от зла [!]). Именно таким образом
человек ошибочно совершал самые немыслимые преступ-
ления, но он всегда действовал в (искаженном) стремлении
к некоему добру. Оказывается, для того чтобы творить добро,
одного намерения мало, необходимы еще и знания.
У зла в этом мире есть своя роль. Фома Аквинский
в буквальном смысле слова указывает: «Вещи содержат
в себе много добра, которому там не было бы места, если бы
не было зла»1. И в целом:
Божьим провидением, таким образом, зло не должно быть пол-
ностью отлучено от вещи... добро целого превосходит добро
части. Мудрому хозяину надлежит не обращать внимания на
некий недостаток части добра, чтобы мог наступить рост всего
добра в целом... Если убрать зло из некоторых частей космоса,
то исчезнет многое из его совершенства, красота коего зало-
жена в упорядоченном соединении доброго и злого, поскольку
злое происходит из исчезающего добра, но ведь из зла, благо-
даря провидению правящего, поднимается некое новое добро,
так же как музыка является приятной, если ее играют негромко.
Зло, таким образом. Божьим провидением не должно было быть
отлучено от вещей1 2.
А вот это уже начинает напоминать тезисы, из которых
позднее родилась «Басня о пчелах» Бернарда Мандевиля3.
Данную взаимосвязь хорошо отметил Ф. А. Хайек в своей
книге «Новые очерки по философии, политике, экономике
и истории идей», в которой он вполне ясно указал на неори-
гинальность рефлексии автора басни: «Разве не должен был
1 Аквинский Ф. Сумма против язычников. Кн. III. Гл. 71 (перевод
с чеш. Г. Броэра).
2 Там же. Ч. 7 (перевод с чеш. Г. Броэра; жирный шрифт наш. — Т. С.),
з Выйдя в свет, книга вызвала огромный скандал (См.: Hayek F. А.
New Studies in Philosophy, Politics, Economics and the History of Ideas.
P. 2S2), и позднее мы покажем почему.
ТОМАШ СЕДЛАЧЬК. ЭКОНОМИКА ДОБРА
258
даже сам Фома Аквинский признать, что multitudae utilitates
iwpedirentur si omni peccata districte prohiberentur — много
полезного не произошло бы, если бы совершать любые грехи
было строго запрещено?»4
Идея невидимой руки рынка, то есть когда несистема-
тические и часто направленные на совершение недобрых
дел усилия отдельных членов общества приводят к общему
благу, была известна еще с античных времен. Ни Адам Смит,
ни Бернард Мандевиль, ни даже Фома Аквинский не были
первыми, кто выразил в своих работах данный принцип.
Концепция Фомы, однако, уводит нас в несколько ином
направлении. Даже если Сам Бог никому ничего плохого
не желает5, само наличие зла Аквинский приводит в каче-
стве доказательства существования Бога и Божьего про-
видения, возражая тем, кто в злодеяниях, наоборот, видит
доказательства отсутствия Господа. Для достижения общего
блага должно существовать парциальное зло6. Благо целого
имеет преимущество перед благом отдельной его части. Для
подтверждения этой идеи Фома Аквинский приводит две
цитаты из Писания:
Я образую свет и творю тьму, делаю мир и произвожу бедствия;
Я, Господь, делаю все это7.
И в другом месте:
Трубит ли в городе труба, — и народ не испугался бы? Бывает ли
в городе бедствие, которое не Господь попустил бы?8
4 Hayek F. A. New Studies in Philosophy, Politics, Economics and the History
of Ideas. P. 2S2. Цитата из: Аквинский Ф. Сумма теологии. Па-Пае,
В. 78, Р. 2.
5 См.: Аквинский Ф. Сумма против язычников. Кн. I. Гл. 9S.
6 См.: Аквинский Ф. Сумма теологии. I, В. 22, Р. 2, на 2.
7 Ис. 45:7.
8 Ам. 3:6. «Заметки к Библии» Джона Уэсли дают следующий ком-
ментарий к стиху: «Зло... совершается руками Бога или руками его
служителей. Инструмент может быть любым, исполнитель — всегда
Бог. От Него исходят и добро, и зло» (Wesley J. Wesley’s Notes on the
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
259
Если бы могло существовать абсолютное добро, то оно, безу-
словно, совпадало бы с нашим представлением о Боге. Из
цитированного выше тем не менее мы видим, что взгляд
иудеев на все это был более сложным. По их мнению, Бог
хотя и приносит мир и покой, но также и «творит зло». Ведь
именно Бог посадил в Раю древо познания добра и зла, а когда
люди откусили от плода его, «сказал Господь Бог: вот, Адам
стал как один из Нас, зная добро и зло». С другой стороны,
мы уже показали, что Сатана, олицетворение зла, играет
и положительную роль: совершаемые им черные дела способ-
ствуют некоему благу. Так как о морали мы можем говорить
лишь в контексте свободы выбора, то для появления поня-
тий «добро» и «зло», «нравственность» она (свобода) должна
существовать в обязательном порядке. В этом смысле добро
не может быть без (хотя бы возможности наличия) зла. Ведь
и в совершенном Эдеме, как оказалось, зло было допустимо.
Так что зло в этом мире неискоренимо, да и вообще
уничтожать его нежелательно. Такой подход не легитимизи-
рует идею laissez-faire, но значительно ее обогащает. Частично
это уже было нами показано на примере притчи о плевелах.
Во всяком случае, мы таким образом уходим от жесткой
и последовательной борьбы с пороками господствующей
силы. Божье провидение не исключает зла: «Но не подобает
общему благу быть уничтоженным ради того, чтобы можно
было избегнуть частного зла, тем более что Бог столь всемо-
гущ, что может любое зло обратить во благо»1. Или еще более
выразительно: «Отвечаю. Должен сказать, что подталкивать
человека к греху не позволено ни в коем случае, использо-
вать, однако, чужой грех для дел добрых разрешено, так как
Bible). Краткий комментарий Мэтью Генри: «Так как зло выходит
из греха, оно является результатом наших собственных действий,
однако трудности нам создает Бог и Его деяния, хотя инструмен-
том может быть кто угодно» (Henry М. Matthew Henry’s Commentary
on the Whole Bible).
1 Аквинский Ф. Сумма теологии. I, В. 92, P. 1, на 3.
2б0
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
0 Бог использует все грехи для некоего добра, то есть любое
зЛо превращает в некое добро»2.
Чем тратить огромную энергию для войны со злом,
лучше использовать его энергию для достижения своих
целей: поставить на бурной реке мельницу или, как это сде-
лал чешский святой Прокопий, запрячь черта в плуг. Гораздо
мудрее и выгоднее силы хаоса и стихии обратить на пользу
дела, чем, подобно Сизифу, тщетно пытаться их одолеть. Речь
идет о том же самом проклятии зла, известном нам благо-
даря словам Мефистофеля из трагедии Гёте:
Я — часть той силы,
что вечно хочет зла
и вечно совершает благо.
Подпитывающая сама себя энергия хаоса меняет направле-
ние своего действия на обратное и тем самым преобразует
причинную взаимообусловленность событий во времени.
Достаточно ее, как это сделал вышеупомянутый святой,
контролировать и направлять, чтобы она служила нашим
целям. Вместо тщетных попыток успокоить море силой эко-
номика должна была бы овладеть искусством управления
судном. Она должна была бы воспринимать хаос свободных
желаний (хотя он и кажется бурным морем), воспринимать
не как препятствие, а лишь как средство достижения цели.
Очень интересно об этом пишет известный американский
экономист Майкл Новак в своей книге «Дух демократичес-
кого капитализма». Из всех существующих исторических
систем, утверждает он, только демократический капитализм
постиг, насколько глубоко «грех» пустил корни в человечес-
кой душе, и осознал, что его ничем не искоренить. И потому
такая система принимает «падший мир» как факт, из которого
2 Аквинский Ф. Сумма теологии. Па-Пае, В. 78, Р. 4, Отв. (перевод
с чеш. П. Табачникаса).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
261
и надо исходить; более того, она пытается «направить силу
первородного греха на достижение полезных целей»1.
В конце концов, Бог тоже «пахал на дьяволе». Он ис-
пользовал этого представителя сил зла как Своего (судя по
интерпретации отрывка из Книги Иезекииля, мятежного2)
служителя, коим, собственно говоря, изначально тот и был.
Человек: добрый или злой?
Человек, он добрый или злой? — вот ключевой вопрос, на
который должны ответить общественные науки. От ответа
мы и будем отталкиваться при «регулировании». Если по
природе человек злой, то быть добрым его необходимо
принудить (в контексте и под предлогом «общественного
блага»), а свободу — ограничить. Пока человек человеку волк,
1 Новак М. Дух демократического капитализма. Гл. 4 «Грех». С. 92-93.
2 Иез. 28:11-19. Данное пророчество, направленное против царя
Тирского Хирама I, настолько красноречиво, что его стали ис-
пользовать прямо по отношению к падшему ангелу Люциферу.
За поэтичность и выразительность оно достойно того, чтобы быть
процитированным полностью: «И было ко мне слово Господне:
сын человеческий! плачь о царе Тирском и скажи ему: так говорит
Господь Бог: ты печать совершенства, полнота мудрости и венец
красоты.Ты находился в Едеме, в саду Божием; твои одежды были
украшены всякими драгоценными камнями; рубин, топаз и алмаз,
хризолит, оникс, яспис, сапфир, карбункул и изумруд и золото,
все, искусно усаженное у тебя в гнездышках и нанизанное на тебе,
приготовлено было в день сотворения твоего. Ты был помазанным
херувимом, чтобы осенять, и Я поставил тебя на то; ты был на
святой горе Божией, ходил среди огнистых камней. Ты совершен
был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось
в тебе беззакония. От обширности торговли твоей внутреннее твое
исполнилось неправды, и ты согрешил; и Я низвергнул тебя, как
нечистого, с горы Божией, изгнал тебя, херувим осеняющий, из сре-
ды огнистых камней. От красоты твоей возгордилось сердце твое,
от тщеславия твоего ты погубил мудрость твою; за то Я повергну
тебя на землю, перед царями отдам тебя на позор. Множеством
беззаконий твоих в неправедной торговле твоей ты осквернил
святилища твои; и Я извлеку из среды тебя огонь, который и по-
жреттебя: и Я превращу тебя в пепел на земле перед глазами всех,
видящих тебя. Все, знавшие тебя среди народов, изумятся о тебе;
ты сделаешься ужасом, и не будет тебя во веки».
ТОНкШ СЕ.ДПКЧЕ.К ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
262
рассуждает Томас Гоббс, необходимо сильное государство,
мОщный Левиафан, заставляющий нас быть добрыми (что
цедовеку от рождения несвойственно). Но если, наоборот,
аедовеческая природа (то есть некое онтологическое ядро
его существования, суть, откуда и проистекают мотивы
человеческих поступков) добра, то можно позволить больше
laissez-faire. Человека надо оставить в покое, если его есте-
ство автоматически стремится к добру. Государственное
регулирование общественной жизни и ограничение свободы
человека позволительно применять лишь там и тогда, где
и когда человек как составная часть целого недостаточно
(с точки зрения общества) рационален или общие усилия
плохо согласованы между собой и вынужденная их коорди-
нация обеспечит лучший результат (при наличии, к примеру,
неких внешних факторов). Речь идет об одном из ключевых
вопросов экономики: можно ли полагаться на свободную
волю тысяч индивидов, или обществу требуется координация
сверху? В каких сферах человеческой деятельности неуправ-
ляемый рынок может обеспечить оптимальный результат?
Когда свободное (нерегулируемое) взаимодействие людей
стихийно ведет к добру, а когда ко злу? В ответе на вопрос,
какая же она, человеческая сущность, и расходятся различные
школы. Кто мы — негодяи и мерзавцы или добрые соседи?
Общество близких людей
Любовь к ближнему стала одним из ключевых посланий
христианства. Человек рождается какгооп politikon, создание
общественное3. Люди присоединяются к социуму не из-за
того, что им чего-то не хватает, или по необходимости (не
в этом основная причина), а благодаря своей коллективист-
3 См.: Аквинский Ф. Сумма теологии. I, В. 97, Р. 4, Отв.; Он же. Сум-
ма против язычников. Кн. III. Гл. 117. Термин и идею zoon politikon
Фома перенял у Аристотеля. См. также: «Для человека, однако, так
как он существо общественное и политическое, естественно то, что
он живет во множестве; даже еще более, чем все другие существа,
ибо этого требует естественная необходимость» (Аквинский Ф.
О правлении государей. 1.1.4).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
263
ской сущности1. И даже только что сотворенный и совершен-
ный Адам не должен был оставаться один: «И сказал Господь
Бог: не хорошо быть человеку одному»1 2. Фома Аквинский на
страницах «Суммы теологии» аргументирует это тем, что
и в Эдеме — в состоянии совершенства и невинности — чело-
век должен был жить «жизнью общественной»3. Но Фома идет
еще дальше. По его мысли, человек человеку — друг, товарищ
и брат, что полностью противоположно идее Гоббса, согласно
которой человек человеку волк. Индивидуум Фомы добр и, как
существо социальное, настроен делать другим лишь добро.
Это имеет огромное влияние на формирование взгляда на
общество, а значит, и на создание (экономических) инстру-
ментов, с помощью которых на него можно воздействовать.
Если индивид есть существо общественное, то чтобы достичь соб-
ственной цели, он нуждается в поддержке других людей: лучше
всего это происходит, когда между ними существует взаимная лю-
бовь. Всем людям присуще любить друг друга; ведь «взаимопомощь
есть некое естественное стремление личности» (Аристотель); по
внутреннему побуждению человек предостерегает незнакомца
от неправильного пути, поднимает упавшего и совершает другие
подобные поступки, как будто бы каждый человек полностью
доверяет всем остальным людям и проявляет себя как их друг4.
Фома пишет дальше:
1 С другой стороны, чтобы предупредить возможную неправильную
интерпретацию, стоит отметить, что человек у Фомы уникален, то
есть индивидуальность существует (Аквинский Ф. Сумма против
язычников. Кн. III. Гл. 113), а каждая душа особенна (Sigmund Р. Е.
St. Thomas Aquinas on Politics and Ethics. P. 137). В то время ответ на
подобный вопрос был неоднозначен, на эту тему разгорелся бой
с исламскими философами, которые верили, что все люди имеют
общий ratios, общий разум.
2 Быт. 2:18.
з «Человек по природе является существом общественным, а зна-
чит, и в состоянии невинности он жил общественной жизнью»
(Аквинский Ф. Сумма теологии. I, В. 96, Р. 4, Отв.).
4 Аквинский Ф. Сумма против язычников. Кн. III. Гл. 117 (перевод
с чеш. Г. Броэра).
2б4
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
рюДи ДРУГ ДРУга поддерживают в познании истины, побужда-
ет делать добро и отвращают от зла. Именно поэтому «железо
железо острит, и человек изощряет взгляд друга своего» (Притч.
27:17) и «двоим лучше, нежели одному... ибо если упадет один,
то другой поднимет товарища своего... И если станет преодоле-
вать кто-либо одного, то двое устоят против него» (Еккл. 4:9-12)5.
Однако даже при таком понимании человеческих взаимо-
отношений Фома Аквинский все равно считает насущно
необходимым существование в социуме правителя, регу-
лирующего, предотвращая его распад, свободное движение
толпы. Анархии Фома не допускает. Следующая цитата отра-
жает этот факт в нескольких предложениях. А ведь изучение
методов координации частных интересов правителем и есть
центральная тема экономики.
Если, следовательно, естественно для человека жить в обще-
стве многих, необходимо, чтобы среди людей были те, кто мог
бы управлять группой. Ибо там, где многие люди собираются
вместе и каждый из них преследует свой собственный интерес,
множество было бы расколото и разрознено, пока не нашелся
бы человек, который взял бы на себя заботу о том, что потребно
для общего блага. Похожим образом тело человека или любого
Другого животного было бы разъединено, если бы не было глав-
ной управляющей силы внутри тела, которая следит за общим
благом всех членов. В согласии с разумом говорит и Соломон:
«При недостатке попечения падает народ, а при многих совет-
никах благоденствует6»7.
И еще:
С другой стороны, людям выпадает на долю продвигаться к наме-
ченной цели различными путями, что обнаруживает само по себе
5 Аквинский Ф. Сумма против язычников. Кн. III. Гл. 128 (перевод
с чеш. Г. Броэра).
6 Притч. 11:14.
7 Аквинский Ф. О правлении государей. 1.1.8.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 X РИСТИ AHCTBO
265
различие человеческих наклонностей и действий. Итак, человек
нуждается в чем-либо, направляющем его к цели1.
Такому обществу нужны не тиран или Госплан, а регулиров-
щик, правитель-кормчий. Так и экономика должна представ-
лять собой скорее штурманское искусство, чем инструмент,
с помощью которого мы будем стараться реку повернуть или
полностью преобразить.
Разум и вера: рука об руку
Имеющееся в современном обществе представление, что
эпоха средневековой схоластики была временем слепой
веры и что для возрождения разума человечество должно
было дожидаться Просвещения, свидетельствует о полном
незнании и непонимании данного периода истории. Если
мы с этой ошибочной мыслью будем читать Фому Аквин-
ского, то нас снова и снова будет поражать, какое большое
значение он придает умственному познанию. В этом отно-
шении Аквинат проявил себя как один из самых преданных
последователей подхода, основанного на здравом смысле.
Другие теологи и до, и после него совершенно не полагались
на себя и под лозунгом «не полагайся на разум твой»1 2 интел-
лектом пренебрегали. Мартин Лютер, например, позднее
утверждал, что вера противоречит рассудку, и называл его
«блудницей дьявола»3. В данном контексте мы вдруг сталки-
ваемся с принципиально отличающимся подходом Фомы:
«То, что дано разуму от природы, не может противоречить
1 Аквинский Ф. О правлении государей. 1.1.
2 Притч. 3:5.
3 Luther М. Martin Luther’s Last Sermon in Wittenberg. 51:126, 7ff. Вся
цитата звучит следующим образом: «Если же Разумность, та пре-
красная блудница и невеста князя тьмы, придет и будет считать
себя мудрой, а слова свои и мысли исходящими от Духа Святого,
то кто нам в таком случае поможет? Не судьи, не доктора, не ко-
роль или император, ибо она [Разумность] есть величайшая из дья-
вольских шлюх» (перевод с чеш. Г. Броэра). См. также: Nelson R. Н.
Economics as Religion. Р. 131.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
2бб
этой [христианской] истине... поскольку сам Бог — создатель
нашей природы»4. Аквинату потребовались диалектические
отношения между верой и умом, так как одно невозможно
без другого, и сам он прилагает огромные усилия для раз-
вития способности мыслить в стремлении добиться, чтобы
наша вера не была ложной.
Аквинский, однако, идет еще дальше и настаивает, что
наука важна и при изучении религии, так как она, без сомне-
ния, может доказать нечто, заведомо верующими отрицаемое,
и таким образом открыть ту часть веры, которая была либо
неправильно интерпретирована, либо неверно понята. Невер-
ное понимание природы вещей «влечет за собой неверное
мнение о Боге и уводит человеческие умы от Бога»5 6. Столь
большую роль разуму в религии играть еще не приходилось.
Биограф Фомы Г. К. Честертон пишет, что Аквинский опре-
делил место науки следующим образом:
Если буквальное толкование противоречит бесспорному факту,
приходится признать, что буквальное толкование ложно. Необхо-
димо только, чтобы факт был действительно бесспорен... В сущ-
ности, он сказал, что, если открытия доказаны, традиционное
толкование текста должно посторониться... Если бы богословием
занимались только такие люди, не было бы распри между наукой
и религией. Он выделил каждой из них свою землю и прочертил
границуб.
Разум возведен практически в ранг добродетели, так как,
сопротивляясь ему, человек противостоит Богу. Честертон
считает, что для Аквинского божеством является чистый
Разум. Человек настолько добродетелен, насколько он спосо-
бен прислушиваться к голосу своего рассудка и соответствую-
щим образом себя вести. Когда человек грешит, он теряет
голову и достоинство внутренней свободы, опускается до
4 Аквинский Ф. Сумма против язычников. Кн. I. Гл. 7.
5 Кн. II. Гл. 3; см. также: Pieper J. Tomas Akvinsky. P. 102.
6 Честертон Г. К. Святой Фома Аквинский. С. 302.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
267
рабского состояния животного. Не использовать данный
человеку интеллект грешно. «...Преодолимое неведение, если
оно связано с тем, что мы обязаны знать... является грехом»1.
В главе, где речь идет о пьянстве, Аквинский определяет
его как грех именно потому, что «человек по собственному
желанию и осознанно лишает себя возможности использо-
вать разум»1 2. В сочинениях Фомы Аквинского мы найдем
целый ряд подобных возвеличиваний умственных способ-
ностей. Так же, как позднее Декарт3, Фома не был способен
представить «Бога-обманщика», давшего человеку рассудок
и чувства только для того, чтобы они ему изменяли.
Фома Аквинский абсолютный сторонник здравого
смысла. Этим он сильно напоминает великого профес-
сора Томаса Генри Гексли, агностика, который ввел термин
«агностицизм». «Держаться разума, покуда возможно» — его
определение данного метода есть почти дословная цитата
вышеприведенного рассуждения об отношении к высшему
типу мыслительной деятельности «учителя церкви». Оста-
ется только один вопрос: до какого момента это возможно —
держаться разума? В определенный момент любой человек,
аргументируя что-либо, обязательно перейдет от логических
доказательств к соображениям, подсказанным интуицией4.
Город, природа и свобода
Фома Аквинский, так же как и приобщенный к цивили-
зации друг Гильгамеша Энкиду, столкнулся с проблемой
1 Аквинский Ф. Сумма теологии. II, В. 76, Р. 2, Отв.
2 «И потому опьянение является смертельным грехом, так как этим
человек по собственному желанию и осознанно лишает себя воз-
можности использовать разум, в соответствии с которым он по-
ступает добродетельно и сторонится грехов» (Аквинский Ф. Сумма
теологии. Па-Пае, В. 150, Р. 2; перевод с чеш. Г. Броэра).
з В «Рассуждении о методе». Подобную тему найдем и в «Размыш-
лениях о первой философии».
4 Г. К. Честертон пишет: «...Я рационалист: я ищу разумные осно-
вания для своих интуиций» (Ортодоксия. С. 462).
268
томаш седллчек экономика добра и зла
компромисса между личной свободой и общественным про-
грессом. Он пишет:
14 если бы только человеку подобало жить одному, как живут мно-
гие животные, он не нуждался бы ни в чем ином, направляющем
еГо к цели, но каждый сам был бы себе царем под властью Бога,
наивысшего царя...
Для человека, однако... естественно то, что он живет во множе-
стве... ему дан разум, благодаря которому он мог бы обеспечить
себя всем... при помощи рук. Один человек, однако, не в состоянии
справиться со всем тем, что должно быть обеспечено. Поистине,
один человек сам по себе не смог бы выжить. Итак, для человека
естественно, что он живет в обществе многих5.
Специализация означала необходимость социального раз-
вития от примитивного бытия (стадия, с какой и начиналось
очеловечивание Энкиду) к более высокому уровню. Касаясь
данной темы, Георг Зиммель писал: «Города всегда были
финансовыми центрами. В них, благодаря разнообразию
и концентрации денежных трансакций, увеличивается зна-
чение используемых при этом инструментов, потребность
в которых вне города, в связи с малым числом проводимых
там подобных операций, практически отсутствовала»6.
Все счастье, предлагаемое коллективом людей чело-
веку, он сам себе обеспечить не может. Если бы индивидуум
Жил один в пустыне или на необитаемом острове, то был бы
сам себе хозяин. Вместо материальных благ, получаемых им
°т развитой специализации, человек обрел бы свободу и не
был бы никому в социальной структуре (в связи с ее отсут-
ствием) подчинен. Но если он живет среди людей и исполь-
3Ует преимущества такого бытия, то должен быть естествен-
ной частью порядка, делающего возможным движение всего
социума к единой цели.
5 Аквинский Ф. О правлении государей. 1.1.
6 Simmel G. Simmel on Culture. P. 176.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
269
Заключение. Библия как экономическое чтение
Христианство является господствующей религией евро-
атлантической цивилизации. Большинство наших обществен-
ных и экономических идеалов ведет свою родословную от
этого вероисповедания или вторичны по отношению к нему.
Именно поэтому экономика чаще рассматривается или пре-
зентуется как общественная институция, чем как система
религиозных убеждений. Если наша вера в общепринятые
ценности настолько сильна (например, в экономический
прогресс, как увидим во второй части книги), то в таком
случае мы должны приглядеться к ним так же внимательно,
как и к остальным.
Просто удивительно, сколько общего экономика имеет
с Ветхим и Новым Заветами. Первородный грех можно счи-
тать грехом «потребительным» или «потребительским», так
как Адам и Ева в действительности съели, употребили нечто
им неположенное, причем в этом у них не было необходи-
мости: потребление в данном случае было связано с (как мы
покажем во второй части книги) прегрешением. Большинство
притч Иисуса изложены языком экономическим или в эконо-
мическом контексте. Ключевое понятие христианства — иску-
пление — также первоначально имело чисто экономическое
значение: через выкуп освобождение, спасение раба. Такое же
незаслуженное прощение долгов, избавление, отпущение гре-
хов мы можем наблюдать и в нашем обществе, когда государ-
ство играет роль спасителя и расплачивается за обремененные
чрезмерными долгами банки и фирмы. Точно так же и слово
«грех», обозначающее на древнегреческом языке «долг», пер-
воначально было чисто экономическим термином. И вообще,
без экономической терминологии ключевые идеи христиан-
ства не имели бы смысла. Кажется, что если именно сегодня,
в наш век экономики, мы будем интерпретировать основные
послания христианства с ее помощью, то сможем лучше их
постичь. Они станут понятнее и современнее. Молитву «про-
сти нам наши долги» в кризисные 2008 и 2009 годы можно
было услышать от крупнейших банков, да и от самой Греции.
TONKU1 СЕДПЬЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
270
Христианское мышление делает акцент на идее, кото-
рую
можно было бы назвать позитивно несправедливой:
вспомним, например, искупление или незаслуженно высо-
те вознаграждение работников. Вне зависимости от стара-
ний все получают одинаково. Христианство, таким образом,
в определенной мере ограничивает возможность учитывать
добро и зло. Бог все простит (позитивно несправедливо). Хри-
стианство расширило понимание небесного рая, чем решило
еврейскую проблему Божьей справедливости и ее наличия
(или отсутствия) здесь, на земле. Мы также останавлива-
лись на проблеме дара и цены, так как есть вещи, которые
можно только получить в подарок, но не купить. В некото-
рых сферах жизни мы традиционно делаем вид, что цена нас
не волнует, и стараемся любым образом ее завуалировать.
Мы поразмышляли на тему экономики спасения и любви —
ключевых, наиважнейших принципов существования этого
света. Подумали и о проблеме зла и его роли в правильном
порядке вещей, так же как и о том, что зло полностью иско-
ренить нельзя. Попытались разобраться с темой невиди-
мой руки рынка: наши недобрые дела могут идти во благо,
но в то же время «благими намерениями вымощена дорога
в ад». Попытались выяснить, могут ли умыслы действительно
быть злыми, и изучали концепцию взаимоотношений добра
и зла. И еще показали, что если мы хотим понять суть, поря-
док и результаты взаимодействия созданных миром сегодня
и пронизывающих друг друга сложных сетей, то исключи-
тельно важным является осмысление экономических пред-
ставлений Августина и Фомы Аквинского. Порассуждали мы
также о добре и зле в природе человека и всего этого света.
В заключение поговорили о связи между разумом и чув-
ствами, о противопоставлении природы цивилизации как
определяющем условии человеческого существования.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 4 ХРИСТИАНСТВО
271
5 МЕХАНИК ДЕКАРТ
гИ
экономика является самым продвинутым потомком
картезианского эго.
14з него берет начало homo oeconomicus, наиболее узкая
концепция человека, какую только можно себе
представить.
Экономика рассматривает все с картезианских позиций.
Пьеро В. Мини
273
Мифы, вера и религиозные учения долгое время оставались
тем главным, с помощью чего можно было объяснить окру-,
жающий мир, включая его «экономические» свойства. Изме-
нения принесло с собой (или, вернее, как мы увидим позже,
должно было принести) научное мышление, поставившее
себе целью внедрить такой метод исследования, в котором
не было бы ничего субъективного и спорного. Вероятно, самой
важной характеристикой современной эпохи стал переход
от вопроса «почему» к вопросу «как». Произошел сдвиг от
сущности к методу, от смысла к инструменту. Научная эпоха
пыталась освободить мир вокруг нас от тайн, представить его
в механистическом, математическом, детерминистическом
и рациональном одеянии и избавиться, например, от таких
недоказуемых эмпирическим путем аксиом, как вера и рели-
гия. Но даже в контексте вопроса «как» вселенная не открывает
нам свои тайны. Чтобы ее понять, необходима еще и глубокая,
не требующая доказательств или обоснований убежденность
в существовании, истинности или неизбежности чего-либо.
Поскольку экономика (главным образом экономичес-
кий мейнстрим), будучи общественной наукой, сегодня
в большей степени склоняется именно к механистическому,
математическому, детерминистическому и рациональному
взгляду на мир, важно этому маневру (переходу от «почему»
к «как») уделить должное внимание. Для экономистов, заду-
мывающихся над подобной проблемой, постижение идей
Рене Декарта имеет решающее значение, так как, в отли-
чие от всех остальных общественных и гуманитарных наук,
«экономика рассматривает все с картезианских позиций»1.
Человек как механизм
Научный подход Декарта в восприятии мира, бесспорно,
представлял собой огромный прорыв, и скоро мы убедимся,
что для экономики он был еще важней. Мы показали, что
концепция невидимой руки рынка существовала задолго
1 Mini Р. V. Philosophy and Economics. Р. 24.
10 Смита. (А)моральную сторону своей личности homo
oeConomicus получил от Эпикура и, в особенности, от Манде-
виля; математическая и механистическая достались ему от
рене Декарта. Еще греческий философ Пифагор считал, что
в основе всех вещей лежит математика2 (такая преемствен-
ность вполне подтверждает постмодернистскую веру в то,
ЧТо наши теперешние воззрения сложились исключительно
путем переработки и комбинации историй минувших лет).
Именно идеи Декарта стали ключевыми, если не определяю-
щими, для методологии экономической науки. Экономика
начала рождаться в то время, когда мысли Декарта полу-
чили повсеместное признание. Первые экономисты широко
обсуждали теории познания и все оказались последователями
великого французского философа и математика. В Англии
идеи Декарта ввели в научный оборот Джон Локк и Дэвид
Юм. С их помощью его учение добралось до экономики и по
сей день остается прочно в нее встроенным. Ни в одной дру-
гой общественной науке идеи картезианства не были вос-
приняты с таким энтузиазмом. В чем состоит величие этого
ученого и что в его теории играет для нас решающую роль?
Декарт заслуженно считается ключевым основополож-
ником науки3. Благодаря ему сразу в нескольких областях
2 «Данное возникновение алгебраического анализа совпало с от-
крытием Декартом аналитической геометрии и затем с изобрете-
нием исчисления бесконечно малых Ньютоном и Лейбницем. Да,
если бы мог Пифагор предвидеть плоды, выросшие на древе его
рассуждений, он почувствовал бы, что основанное им братство со
всеми его таинственными и поражающими воображение ритуала-
ми вполне оправдало себя» {Уайтхед А. Н. Наука и современный
мир. С. 87-88).
з Более последовательные авторы указывают на епископа Николая
Кузанского как на настоящего основателя современной науки.
Первое отделение нынешней философии от схоластики обыч-
но датируется 1450 годом, когда он написал свой главный труд
«Книги простеца». Окончанием и кульминацией этого процесса
перерождения является издание «Принципов философии» Декарта
в 1644 году (см.: Фалькенберг Ф. История новой философии. С. 27.
См. также: Radi Е. Dejiny filosofie: Novovek. Р. 29-38, и, что парадок-
сально, в главе «Staronovy mytus» («Древний миф»).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 5 М ЕХАНИ К Д Е КАРТ
275
знаний изменилось видение мира1 и антропологическое
понимание существования человека. Другими словами,
научная (ре)конструкция оказала влияние на антропологию.
Пример такого воздействия на мораль и экономику — ути-
литарные расчеты Джона Стюарта Милля и Иеремии Бен-
тама, ставшие позднее, хотя и в несколько измененном виде,
неотъемлемой частью современной экономики.
Во-первых, Декарт стремился избавиться от традиций,
мифов, суеверий и прежде всего от субъективной бессистем-
ности (понимая под этим зависимость от чувств и эмоций)
и таким образом заложить фундамент нового метода система-
тического изучения мира на прочной (объективной) основе.
О том, насколько ему это удалось, мы еще поговорим.
Во-вторых, после относительно аристотелевско-
томистского средневековья благодаря Декарту вновь ожило
античное дуалистическое представление об антагонизме
материи и духа, только душу — до определенной степени —
он заменил разумом, а дуализм считал, как мы можем видеть,
вопросом не нравственным, а скорее эпистемологическим.
Единственным связующим звеном между материей и интел-
лектом является сам человек, как и в более ранних дуалис-
тических концепциях (индивид мечется между добром
и злом). Даже здесь имеет место превосходство разума над
материей, то есть перед нами позиция рационалистическая,
дающая экономистам и по сей день возможность творить
1 «Но возрождение философии Декартом и его последователями
осуществлялось в процессе восприятия внешних достоинств на-
учной космологии. Успех основных картезианских идей убедил
ученых отказаться от анализа их рациональности и их измене-
ния. Всякой философии вменялось в обязанность воспринять их
целиком. А пример науки оказал воздействие и на другие сферы
мышления. Исторический переворот тем самым приобрел абсолю-
тизированный характер и лишил философию ее подлинной роли,
состоящей в гармонизации различных абстракций методологиче-
ского мышления. Мысль абстрактна, а грубое использование аб-
стракций является главным пороком интеллекта» (Уайтхед А. Н.
Наука и современный мир. С. 74).
TOtAkUA СЪЦПкЧЪК ЭКОНОМИКА ДОБРА
додели, совершенно не обязательно привязанные к эмпи-
рической реальности.
В-третьих, увлеченный техническим прогрессом той
эпохи, Декарт вводит понятие математической механики
как онтологической текстуры реальности. Механика, таким
образом, из относительно узкой, применяемой в отноше-
нии машин науки поднимается на самую высокую ступень
в онтологическом рейтинге2. Если у иудеев основным пря-
девом реальности была мораль, у христиан — милосердие,
а у Августина — любовь, то в руках Декарта таким строитель-
ным материалом становится механика. К сложностям данной
концепции мы еще вернемся, а здесь лишь приведем заслу-
живающее внимание замечание П. Мини: «Хотя, на первый
взгляд, Декарт отдавал предпочтение интеллектуальному
познанию, в действительности роль, отводимая им разуму,
была очень незначительна. К познанию есть много дорог,
но он признавал только одну — математическую»3.
С тем, что разум сосредотачивается на математике,
связано и упрощение антропологии человека. В таком мире
нет места эмоциям, случайностям и любому незаполненному
пространству. Все связано друг с другом с детерминированной
2 «...Он [Декарт] говорит и в своих “Первоначалах философии”: кро-
ме движения, очертания или местоположения и размеров частиц,
в телах нет ничего, что могло бы возбудить в нас какое-либо чув-
ство... Таким образом, тела воспринимаются, будучи снабжены
теми свойствами, которые в действительности им не присущи,
свойствами, которые фактически являются чистыми продуктами
ума. Поэтому немалая часть того, что якобы предоставляет при-
рода, должно быть по справедливости отнесено к нам самим: аро-
мат розы, песнь соловья, солнечные лучи. Совершенно не правы
поэты. Им следует относить свои лирические пассажи к самим
себе и преобразовывать их в оды самовосхваления совершенства
человеческого ума. Природа скучна; она лишена звука, цвета
и запаха; в ней есть место лишь суете бесконечного и бессмыс-
ленного вещества. Как бы мы ни старались скрыть это, но таковы
практические результаты специфической научной философии,
завершающей XVII век» (Уайтхед А. Н. Наука и современный мир.
С. 111-112).
3 Mini Р. V. Philosophy and Economics. Р. 24.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 5 МЕХАНИК ДЕКАРТ
277
прочностью и точностью механических часов. Декарт и его
последователи «практически на все смотрели с точки зрения
математики — на вселенную, на государство, на человече-
ские тело, на эмоции и даже на мораль»1.
Картезианская механика очень показательно обобща-
ется в примере Декарта, приведенном им в «Трактате о чело-
веке»: философ определяет свое тело «как статую или машину
из глины»1 2 и его функции выводит из простых механических
принципов, аналогичных тем, «какие применяются при изго-
товлении часов, строительстве мельниц, искусственных фон-
танов и других подобных механизмов»3. Данный принцип
будто бы может объяснить все, даже явления, с которыми
психология не разобралась до сих пор: «В действительности
нервную систему описываемого механизма можно сравнить
с трубопроводом, скрытым в фонтане... с разнообразней-
шими сетями и деталями»4. В экономике эта вера сильна
и сегодня: человек экономический есть механическая кон-
струкция, работающая на безошибочных математических
принципах, и экономисты способны объяснить сокровенные
мотивы действий индивида чистой механикой.
Декарт в духе ионийских философов сводит весь мир
к одному основному условию, определяющему принцип
существования, коим, по его мнению, может считаться про-
тяженность в пространстве, res extensa, — своего рода общий
знаменатель всех материальных вещей. Для Декарта суще-
ствует лишь один-единственный мир: «Земля и небеса соз-
даны из одной и той же материи»5. Его методологический
монизм (стремление сводить все к одному принципу или
исходить из одного-единственного принципа) и убежден-
ность в эквивалентности духовного и материального до сих
пор играют в экономике первостепенную роль. Понятно, что
1 Mini Р. V. Philosophy and Economics. Р. 18.
2 Descartes R. Treatise on Man. 99, AT XI. P. 120.
3 Ibid.
4 Ibid. 100, AT XI. P. 131.
5 Декарт P. Первоначала философии. С. 359.
ЮИкШ СЕЛПКЧЕК ОНОМИКАДОВ^
278
тем самым единым, фундаментальным и все объясняющим
принципом, которым экономика оперирует при каждом
удобном случае, является эгоизм.
Cogito ergo sum
Поскольку влияние Рене Декарта на экономическую антропо-
логию оказалось поистине решающим, стоит, хотя бы в сжатом
виде, резюмировать его идеи. В «Первоначалах философии»
Декарт стремится отбросить все, что могло бы вызвать хоть
малейшие сомнения. С этой целью он предает забвению свои
знания и чувства и сосредотачивается лишь на логических рас-
суждениях. В конце концов Декарт приходит к убеждению, что
только тот, кто строит умозаключения, — то есть он сам, тот,
кто производит мысли, — существует без всяких сомнений6. Он
дозревает до своего знаменитого заключения cogito ergo sum.
На этой новой, по его убеждению, прочной основе познания
он строит свою философию. Декарт приходит к доказательству
существования Бога — так как находит представление о Нем
в своих мыслях — и идет дальше; во второй части книги он
добирается до принципа объективного существования мате-
риальных предметов и пространства.
Поскольку физические объекты, а значит, и про-
странство можно воспринять со стороны лишь чувствами,
Декарт сталкивается с противоречием между эмпириз-
мом и рационализмом. Сам он, однако, стремится твердо
придерживаться им же проложенного пути — рационали-
стической методологии. Если чувства нам говорят нечто
обратное тому, что утверждает разум, то прав разум. И даже
если действительность от нас скрыта, то разумнее доверять
логическому объяснению. Кроме того, существуют вещи,
непостижимые для чувств: в некоторых областях чувства
слепы и глухи, следовательно, туда, куда им путь закрыт,
Доберется интеллект. И хотя «в действительности» делить
б Эту мысль Декарт мог сформулировать и по-другому: «Чувствую —
значит, существую», «Люблю — значит, существую» и т. д.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 5 МЕХАНИК ДЕКАРТ
279
частицу до бесконечности невозможно, сделать это мыс-
ленно (в воображении) мы способны. Реальный мир, таким
образом, подобен скорее мыслимому миру, чем миру, зна-
комому нам из «чистого» опыта.
Но как мы можем быть уверены, что мир внешних явле-
ний (а значит, и пространство) существует, если не можем
доверять своим чувствам? Вдруг реальность — лишь сон?
Если так, то это означало бы, что Бог нас обманывает и все,
что мы «видим», есть только иллюзия пространства, материи
и времени. Местами Декарт рассуждает о внешнем мире как
об объективно несуществующем непрерывном сне. Но все
это, пишет он, предполагает существование Бога, Который
стремится ввести нас в заблуждение. А для Декарта такое
представление о Господе неприемлемо. Он не поясняет,
почему он так в этом уверен, а просто опирается на некие
теологические доказательства, вытекающие из христиан-
ского понимания Бога как дарителя света1. Если Бог действи-
тельно есть средоточие истины и совершенства, Он не может
хотеть нас обмануть. Предположив, что Бог не одурманивает
нас опиумом снов1 2, мы придем к заключению, что внешний
1 «Первейший из атрибутов Бога, подлежащий здесь рассмотре-
нию, — Его высочайшая правдивость: Он — даритель всех свето-
чей истины, так что полностью немыслимо, чтобы Он вводил нас
в заблуждение, то есть был подлинной и позитивной причиной
ошибок, которым, как мы чувствуем, мы подвержены» (Декарт Р.
Первоначала философии. С. 325).
2 «...Если бы Бог непосредственно Сам вызывал в нашем уме идею
такой протяженной материи или лишь допускал, чтобы эта идея
вызывалась какой-либо вещью, не обладающей ни протяжением,
ни фигурой, ни движением, мы не могли бы найти ни единого до-
вода, препятствующего нам считать, что Богу угодно нас обманы-
вать, ибо мы постигаем эту материю как вещь, отличную и от Бога,
и от нашего мышления... Однако природа Бога явно противоречит
тому, чтобы Он нас обманывал, как то уже было замечено раньше.
Отсюда и должно заключить, что имеется некоторая субстанция,
протяженная в длину, ширину и глубину, существующая в настоя-
щее время в мире и обладающая всеми свойствами, о которых нам
с очевидностью известно, что они ей присущи» (Декарт Р. Перво-
начала философии. С. 349).
TOtAkUJ СЬДДкЧЬК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
28°
материальный мир реально существует и мы можем его
исследовать. Это и есть «научное доказательство»?
Из всего сущего внимание Декарта привлекает прежде
всего человеческое тело. Оно, являясь частью материального
мира, интересно тем, что как-то связано с нематериальным
интеллектом. Вся прочая заключенная в пространстве мате-
рия воздействует на наше тело-посредник и таким образом
через чувства общается с разумом. Следующий шаг ведет
к изучению искомого Декартом принципа, определяющего
сущность воздействующих на наше тело вещей — матери-
альных предметов. Ни в чем, воспринимаемом чувствами
(например, в цвете, твердости, температуре, массе), по мне-
нию Декарта, его нет. Он находит этот принцип в протяжен-
ности, которую можно описать тремя математическими
параметрами: шириной, длиной и глубиной (в картезиан-
ской системе представленными осями х, у и z)3. Довод о том,
что природа материальных вещей определяется их распо-
ложением в пространстве, Декарт обосновывает примером
с камнем. Мы можем себе представить, что при перема-
лывании он лишится твердости; у прозрачного камня нет
цвета; масса, температура и все подобные свойства отде-
лимы. Единственное, что камню имманентно присуще и от
него неотделимо, — протяженность в трех измерениях: его
Длина, ширина и высота (res extensa). Данная субстанция
тождественна пространству4.
з «Разумеется, из того, что я ощущаю в этих телах весьма различ-
ные цвета, звуки, запахи, вкусовые качества, тепло, твердость и т.
п., я правильно заключаю, что среди тел, от которых исходят эти
различные ощущения, встречается множество разновидностей,
соответствующих различиям моих ощущений, хоть им и не по-
добных» (Декарт Р. Первоначала философии. С. 65). И еще: «...Не
воспринимаем ничего находящегося вне нас, кроме света, цветов,
запахов, вкусов, звуков и осязаемых качеств; по поводу всех них
я только что доказал, что мы не видим также, чтобы вне нашего
мышления они были чем-либо, кроме движения, величины или
фигуры некоторых тел» (Там же. С. 415).
4 См.: Anzenbacher A. Uvod do filosofie. Р. 71.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 5 М ЕХ АН И К ДЕ К APT
281
Модели и мифы
Стараниями рационалиста Декарта понимание мира, осно-
ванное на опыте (в эпоху позднесредневековой схоластичес-
кой традиции оно воспринималось как гармоничное разуму),
было побеждено: в бою за «действительность» выиграл разум.
Декарт будто развивает притчу Платона о пещере, когда пишет:
«Итак, я допускаю, что все видимое мною ложно; я предпола-
гаю никогда не существовавшим все, что являет мне обманчи-
вая память; я полностью лишен чувств; мои тело, очертания,
протяженность, движения и место — химеры. Но что же тогда
остается истинным? Быть может, одно лишь то, что не суще-
ствует ничего достоверного»1. Позднее снова происходили
схватки рационалистов с эмпириками, результаты поедин-
ков бывали разными, но именно Декарт нанес исторически
сокрушающий удар по несовершенству наших органов чувств.
Джордж Беркли выразил свое отношение к этому сле-
дующим образом: «Предрассудки и обманчивость ощуще-
ний обнаруживаются со всех сторон перед нашим взором,
и, пытаясь исправить их при помощи разума, мы незаметно
запутываемся в странных парадоксах, затруднениях и про-
тиворечиях, которые умножаются и растут по мере того, как
мы продвигаемся далее в умозрении, пока мы наконец после
скитания по множеству запутанных лабиринтов не находим
себя снова там же, где мы были ранее, или, что еще хуже,
не погрузимся в безвыходный скептицизм»1 2. Галилей был
еще прямолинейней: «Новая [картезианская] наука совер-
шила надругательство над восприятием»3.
Философию Рене Декарта мы можем рассматривать как
прекрасный пример парадокса несоответствия. Несмотря на
ошибки, лежащие в его основе, научный метод Декарта стал
главным modus operandi современной антропологии. Подоб-
ного мы дождались и в экономике. Сегодня в ней с успехом
1 Декарт Р. Размышления о первой философии. С. 21.
2 Беркли Дж. Трактат о принципах человеческого знания. С. 153.
3 Цит. по: Arendt Н. The Human Condition. Р. 274; статья № 31 из
«Galileo’s Dialogues Concerning the Two Great Systems of the World».
ЮНКЩ CtftJ\K4£K ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
применяются системы, содержащие внутренние противоре-
чия, часто не соответствующие реальности и основанные на
осознанно нереалистических предположениях, приводящих
в своих экстремумах к абсурдным выводам. И такие системы
спокойно существуют какое-то время не потому, что они
безошибочны или логически непротиворечивы, а потому,
что отсутствуют конкурирующие системы (этими вопросами
подробней занимались Т. С. Кун, И. Лакатос, П. Фейерабенд и,
в конце концов, К. Поппер)4. Экономические модели, таким
образом, вводятся в строй не на основании их большей или
меньшей истинности (хотя некоторое соответствие реаль-
ности делает их привлекательнее), а скорее на основании
большей или меньшей правдоподобности, целесообразности,
убедительности или в соответствии с нашей внутренней верой
в ту или иную модель мироустройства (то есть с положен-
ными в ее основу заимствованными или унаследованными
парадигмами и предрассудками). Научные и экономические
модели играют ту же роль, что и мифы, когда одна система
(или миф) сменяет или рушит другую. Так случилось, что
клин теологического мифа был выбит клином мифа научного.
Читая Декарта, следует обращать внимание на то, как неза-
метно и осторожно совершается им такая подмена и в каком
направлении он движется дальше5.
Сомнения о сомнениях
Парадоксально, что преданный чистой логике и рацио-
нальности Декарт в своей книге выставляет нам напоказ
множество логически необоснованных представлений,
4 Прекрасная дополнительная литература на эту тему вышла из-под
пера чешского автора. См.: Fajkus В. Soucasnd filosofie a metodologie
vedy. См. также: Mini Р. V. Philosophy and Economics: The Origins of
Development of Economic Theory; Caldwell B. J. Beyond Positivism.
5 И «доводит научные знания до состояния коллективной веры
членов научного сообщества». См.: Redman D. A. Economics and
the Philosophy of Science. P. 22, где она резюмирует взгляд Т. Куна,
опираясь на работу Фредерика Зуппе «Структура научных теорий»
(Suppe F. The Structure of Scientific Theories. P. 647-648).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 5 M EX АН И К Д EK APT
283
предрассудков и идеологий, в которые верил сам. Что уди- я
вительно, его «путь, проложенный исключительно разумом», *
ведет обратно, к подтверждению исходных представлений *
(предрассудков), то есть такой картины мира, какую Декарт g
видел еще до того, как начал сомневаться (хотя, несомненно, *
сомневался он совершенно искренне). х
Примером может послужить декартово «доказатель- о
ство» существования Бога, основывающееся на том, что о
в мыслях мы несем (читай: Декарт нес) представление о Боге,
свое собственное суждение, которого у нас не могло бы быть,
если бы оно не отображало реальность. И какой смысл имело
такое философское упражнение? Декарт всегда брал с собой
в поездки Библию и «Сумму теологии» Фомы Аквинского
и записывал свои мистические видения1. Вероятно, он бы
никогда не пришел к такому совершенно естественному
для него заключению, если бы не был христианином. Еще
более абсурдные суждения он допускает при доказательстве
существования внешних вещей, находящихся за пределами
1 О других картезианских «медитациях», или видениях, Декарта
см.: Йейтс Ф. Розенкрейцерское просвещение. С. 211: «Декарт
отправляется в местечко на берегу Дуная, где на зиму раскварти-
ровали его полк, и там, пригревшись у немецкого очага, предается
сеансам глубокой медитации. В ночь на 10 ноября 1619 г. он уви-
дел несколько снов, которые, кажется, стали для него важнейшим
внутренним переживанием, убедив в том, что математика есть
единственный ключ к уразумению природы». О значении, которое
имели герметические сочинения в эпоху Возрождения, см.: Фейе-
рабенд П. Против методологического принуждения. С. 181: «Так,
мысль о движении Земли — эта странная, древняя и “совершен-
но нелепая” идея пифагорейцев — после Аристотеля и Птолемея
была выброшена на свалку истории и возрождена только Копер-
ником, который направил ее против ее же прежних победителей.
Сочинения алхимиков сыграли важную роль, которая все еще не-
достаточно хорошо изучена, в возрождении этой идеи; недаром *
их тщательно изучал сам великий Ньютон». См. также: Йейтс Ф. 2
Джордано Бруно и герметическая традиция. С. 349: «С точки зре- §
ния новой — картезианской — философии, анимистические фило- $
софские системы Возрождения, основанные на герметизме, были g
совершенно устаревшим подходом к миру. В результате великих *
достижений XVII века магию сменила наука». Там же см. главу VIII о
«Магия и наука в эпоху Ренессанса».
2«4
интеллекта — в эмпирическом, «феноменальном» мире. Его
рассуждение в упрощенном виде звучит следующим обра-
зом: чувства нас обманывать не могут, так как это просто
невозможно себе представить. Декарт, разработавший свой
метод именно и главным образом для того, чтобы избавиться
от традиций и предрассудков, создает их сам.
Мы очень хорошо знакомы с теми же процессами в
экономике, когда на основе тщательно отобранных нами
допущений мы приходим к выводам, содержащимся (что,
собственно, естественно и неизбежно) уже в самих пред-
положениях. И, следовательно, наши заключения значения
не имеют (так как они вторичны по отношению к гипотезам),
а ключевую роль начинают играть именно допущения. (Что
прямо противоречит общепринятому пониманию научного
подхода, согласно которому сами предположения не важны,
а значение имеют лишь выводы.) Макклоски отмечает, что
«Экономика» Пола Самуэльсона, эта своего рода библия
экономического мейнстрима, обещает «знания, свободные
от сомнений, метафизики, морали и субъективизма. Но на
самом деле она лишь переименовывает в научный такой
метод, в основе которого лежат метафизика, мораль и лич-
ные убеждения самих ученых-экономистов»2. Антрополо-
гическая разница между человеком донаучным и научным,
однако, в том, что первый эти предположения (догматы веры
и мифы) абсолютно точно знал, хорошо понимал и активно
принимал (или отрицал); второй же, напротив, свою (науч-
ную) веру носит в себе совершенно неосознанно. Религии
сопутствует открытое вероисповедание3, науке — нет (хотя
абсолютно ясно, что и наукой надо заниматься с глубокой
верой в ее истинность)4. Как будто бы современный человек
2 McCloskey D. The Rhetoric of Economics. P. 16.
3 Например, апостольский Символ веры: «Верую в Бога, Отца Все-
могущего, Творца неба и земли».
4 «Это вера в то, что в основании вещей не будет обнаружена лишь
произвольная таинственность. Вера в природный порядок, кото-
рая делает возможным развитие науки, есть частный случай более
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 5 МЕХАНИК ДЕКАРТ
285
AOVAkMA СЬДДкЧЬК ЭКОНОМИКА ДОБРА
стыдится своей (научной) веры, ведь то, в чем он убежден, ч
научно доказать нельзя, а это как-то не отвечает нашей *
современной антропологии. Вся концепция научной веры
для непосвященного уха звучит как оксюморон, противоре-
чие, но это не так. Донаучный человек не ломал голову над
научными доказательствами, а значит, не должен был сты-
диться за свои догматы веры (сейчас, скорее всего, сказали
бы «предрассудки» или «предположения») и мог их свободно
признавать. Сегодня они скрыты в недоказуемых аксиомах,
являющихся лишь допущениями (никто не признает, что
настоящий их смысл — «верим в...»). Большая часть научной
веры зарождается намного раньше, чем приходит очередь
аксиом, она залегает глубоко, гораздо глубже, чем мы можем
себе представить. Однако Альфред Н. Уайтхед критикует под-
ход Декарта, говоря о том, что «поразительный успех научных
абстракций, подчинивший себе, с одной стороны, материю
с ее нахождением в пространстве и времени, а с другой —
воспринимающий, страдающий, рассуждающий ум, навязал
философии задачу восприятия всего этого в совокупности
как простой фиксации совершенно конкретного факта. Тем
самым была разрушена философия Нового времени»1.
Через искусственное (да-да, искусственное) сомнение
в существовании реального мира Декарт по кругу возвра-
щается к (теперь уже «научно доказанному») его наличию.
Если бы он действительно сомневался, он, конечно, не смог
бы (даже во сне) произнести, что верит в эмпирический мир,
который должен быть реальным и истинным, и на основе
такой перестановки провести свое «доказательство». Можно,
следовательно, сомневаться в чистоте сомнений Декарта. Мы
должны искать смысл того, в чем он стремится разобраться,
иначе к чему нам такое упражнение, лишь подтвердившее
то, во что мы и раньше верили? Ирония и парадокс также
глубокой веры. Эта вера не может быть обоснована при помощи
какого-либо индуктивного обобщения» (Уайтхед А. Н. Наука и со-
временный мир. С. 74).
1 Уайтхед А. И. Наука и современный мир. С. 113.
л в том, что Декарт задумал и положил начало научным методу
и дискурсу, пребывая в таинственном царстве снов2. Позднее
Кант выдвинул следующий тезис: если отсутствует внешний,
эмпирический мир, то чистый разум вообще не способен
рассуждать. Другими словами, для работы разуму необходимы
внешние стимулы или хотя бы представления о них. Язык, на
котором мы говорим, — это сеть абстракций, не имеющая
сама по себе никакого смысла. Рациональность сама по себе,
как инфляционная спираль, идет по кругу, она пуста. С дру-
гой стороны, эмпирическое знание само по себе нуждается
в интерпретации; оно бессмысленно, оно без мысли, а зна-
чит — не существует3. Факты не работают, если не попадают
в поле рационального восприятия, то есть в определенные
рациональные рамки, в которых они получают интерпрета-
цию, имя и смысл. Как пишет Брюс Дж- Колдуэлл, «по крайней
мере для науки грубых фактов не существует»4.
Предложенное Декартом упрощение человека имеет
для экономистов и другие ключевые последствия. С тех пор
человека определяет не эмоция, а логическое мышление.
Чувствующая индивидуальность обесценена и теряется
в общей, объективной, одинаковой для всех рационально-
сти. Что нельзя вычислить или хотя бы заменить цифрами,
то как будто нереально или, в крайнем случае, неправильно
понято. Идеалом истины становится математическая фор-
мула — холодная, для всех одинаковая, неизменная во вре-
мени и пространстве. Познание человека и реальности
сводится к механико-математическим расчетам. И если
2 «Один из глубочайших парадоксов в истории человеческой мысли
заключается в том, что развитие научной механики, собственно
и породившее механицизм как новую философию природы, само
явилось итогом ренессансной магической традиции» (Йейтс Ф.
Розенкрейцерское просвещение. С. 210). В этой области знаний
Фрэнсис Йейтс является уважаемым автором.
з Смысла нет без интерпретационных рамок, то есть без объясняющей
теории; исходя из теории познания, факт не может быть понят вне
определенных границ, истории, интерпретации или толкования. •
4 Caldwell В. J. Beyond Positivism. Р. 48.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 5 М ЕХ АН И К ДЕ К APT
287
подобная редукция неосуществима, то это лишь свидетель-
ствует о недостатке знаний и невежестве.
Грезить всегда будешь в одиночку
Отсюда мы приходим еще к одному важному для экономистов
выводу. Тем, что Декарт упростил человека и реальность до
уровня простой механико-математической калькуляции, он
совершил и менее общеизвестный шаг в направлении инди-
видуализации личности — определил человека вне контекста
общества. Он считал, что на индивида оно никак не влияет.
В своем воображаемом мире Декарт остается в одиночестве.
Даже Платон, осуществляя подобные эксперименты с обма-
ном чувств за две тысячи лет до Декарта, в конце концов
пришел к пониманию, что в определенный момент чело-
век, всю жизнь проживший в пещере сновидений (со своими
товарищами, которых он позднее стремился освободить!),
сбрасывает наконец путы и выходит из нее взглянуть на
обнаженную реальность. Восстановление памяти о ближ-
них и мысленный возврат к ним есть кульминация притчи
Платона о пещере. Однако Декарт затворяется совершенно
один. Чтобы быть рациональным, товарищ не нужен. Как
пишет Эдмунд Гуссерль, «Декарт действительно учреждает
философию совершенно нового вида: меняя весь свой стиль,
она предпринимает радикальный поворот от наивного объ-
ективизма к трансцендентальному субъективизму»1.
Именно с этой социально-психологической позиции мы
можем критиковать первую медитацию Декарта, в которой он
приходит к своему знаменитому cogito ergo sum. Ведь можно
также сказать (и, вероятно, это будет звучать убедительнее),
что все свои cogitos человек получил в процессе социального
взаимодействия (о чем напоминает история Платона)2. На
этой позиции стоят такие философы, как Иммануил Кант,
Мартин Бубер, Эммануэль Левинас и другие мыслители, опре-
1 Гуссерль Э. Картезианские размышления. С. S3.
2 Сравнение с отношением Карла Маркса см. в кн.: Mini Р. V.Philosophy
and Economics. Р. 174.
ТО»ЛКЩ СЕДЛКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
2вв
ведающие, в отличие от Декарта, человеческое существование
исключительно на основе столкновения индивидуумов. По
мнению вышеназванных ученых, представление о своем эго
(«я есть») возникаету человека только в результате общения.
заключение. Объективность и многоцветье
В заключение упомянем еще одно замечание Гуссерля. Декарт
стремился поставить науку на новые, незыблемые основы
также и для того, чтобы научное знание оставалось единым,
всем очевидным и непротиворечивым. Если говорить коротко,
он пытался быть объективным (то есть стремился к объеди-
нению точек зрения). Его целью было избавить новую фило-
софию (науку) от споров, сомнений, субъективности и, как
следствие, разности толкований. С ней должны быть согласны
все. Иными словами, Декарт хотел устранить любые сомнения.
Взглянув вокруг себя, мы убедимся, что до объедине-
ния научных взглядов — да и методов — дело так и не дошло,
и воззрения отдельных философов (или ученых, к которым
можно отнести экономистов, социологов или врачей) сильно
отличаются друг от друга. В экономике, например, нет единого
мнения даже по самым основным моделям, да и используе-
мая методология далеко не единообразна. Определенное
согласие существует скорее с вопросом, объединяющем нашу
Дисциплину, но не с ответом на него.
Науку не удалось выстроить так, как того хотел Декарт.
Она изобилует сомнениями. Мы находимся в ситуации, какая
существовала до Декарта, когда мировоззрение определяла
религия. Разница лишь в том, что сегодня религией стала
наука: мы верим в возможность выработать и систематизиро-
вать объективные знания о действительности. После экскурса
в область, где мифы (более или менее успешно) перерожда-
ется в науку, вернемся к главной сцене театра экономического
Мышления. А начнем с мужа, влияние которого мы чувствуем
и по сей день, хотя иногда в учебниках по истории экономи-
ческих учений ему посвящают лишь несколько строк.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 5 МЕХАНИК ДЕКАРТ
289
6 ПОРОЧНЫЙ
УЛЕЙ БЕРНАРДА
МАНДЕВИЛЯ
290
14 даже худшая пчела
для пользы общества жила.
Бернард Мандевилъ
291
Этика, как уже упоминалось в главе о Ветхом Завете, из
экономики мейнстрима куда-то исчезла. Дискуссия о нрав-
ственности считалась некой роскошной розочкой на торте
доходности и богатства. Мораль для экономистов не значила
ничего, она была неуместна. Какая необходимость говорить
об этике — достаточно положиться на невидимую руку рынка,
автоматически трансформирующую частные пороки (эгоизм)
в общее благо (рост эффективности, например). И снова иро-
ния истории, необычный поворот: в действительности, как
мы скоро увидим, идея невидимой руки рынка родилась из
попытки разобраться в вопросах нравственности, но почти
через сто лет после того, как они перестали интересовать
экономику, а она сама полностью освободилась от проблем
этики. Адам Смит, Томас Мальтус, Джон С. Милль, Джон
Локк — великие отцы-основатели классической либеральной
политической экономии — были прежде всего учителями
нравственности1. Столетием позже экономика становится
наукой математизированной, решающей задачи распреде-
ления ресурсов; среди графиков, уравнений и таблиц для
этики в ней места нет.
Как такое могло случиться? Главную часть ответа
мы можем найти у Бернарда Мандевиля, который — пусть
и менее знаменитый, чем Адам Смит, — в отличие от куз-
неца экономики, действительно приходится отцом идее
о невидимой руке рынка в том виде, в каком она известна
нам сегодня.
Эта метафора, ошибочно приписываемая Адаму Смиту,
оставила глубокий шрам на нравственности экономики,
так как из нее следует, что от личной добродетели ничего
не зависит. Как бы человек ни поступал — этично или нет, —
он в любом случае будет способствовать общему благу. Легко
1 Данной темой занимается и Амартия Сен, нобелевский лауреат
по экономике. Кроме всего прочего, он обращает внимание, что
в Кембриджском университете до недавнего времени экономика
преподавалась в рамках общественных наук. См.: Sen A. On Ethics
and Economics. P. 2.
ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
292
предположить, что именно в момент, когда мысль о невиди-
мой руке рынка стала общим местом, этика утратила значение
чля экономики. Прежнее представление о взаимоотношениях
утих двух дисциплин, сложившееся в обществе в результате
изучения Ветхого Завета, было поставлено с ног на голову.
Мандевиль (и не он один) начал смело утверждать, что чем
порока больше, тем больше материала он дает для генери-
рования общего блага. Настоящая ирония истории в том,
что Адам Смит вполне отчетливо дистанцировался от идеи
невидимой руки рынка в том виде, в каком ее представлял
Бернард Мандевиль.
Сегодня экономисты снова начинают обращать вни-
мание на вопросы морали, а интернализация норм стано-
вится заманчивым направлением работы. Уже общепри-
знанно, что экономика лучше себя чувствует в этическом
пространстве, где игроки соблюдают правила игры. Влия-
нием этики на экономику под разными видами (качество
бизнес-среды, corporate governance, прозрачность бизнеса,
исследование неформальных институций и т. д.) начинают
интересоваться уважаемые мировые организации. Внимание
обращено к началу, к иудейскому представлению о плодо-
творности этических норм для экономики. С такой концеп-
цией согласился бы и Адам Смит2. Но его предшественник,
экономист и провокативный поэт Мандевиль, смотрел на
мир несколько по-иному.
2 «Человеческое общество... можно сравнить с огромной маши-
ной, правильные и согласованные движения которой дают массу
полезных результатов... Таким же точно образом в прекрасной
машине, представляющей собой общество, добродетель нравит-
ся нам, ибо она облегчает ход этой машины, а порок неизбежно
кажется нам пагубным, потому что он затрудняет и приводит
в беспорядок все ее движения» (Смит А. Теория нравственных
чувств. С. 305).
НАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 6 ПОРОЧНЫЙ УЛЕЙ БЕРНАРДА МАНДЕВИЛЯ
293
Появление человека экономического
До сих пор я даже не мог себе представить, что
в мире могла бы появиться книга, равная по под-
лости трудам Макиавелли. Мандевиль, однако, его
далеко превзошел.
Джон Уэсли1
Несмотря на то что Мандевиль остается в тени более звуч-
ных имен, именно он был первым, кого явно беспокоили
вопросы экономики, благосостояния и их взаимоотно-
шения с нравственностью. Именно он обратил внимание
на неожиданно благотворные для общества последствия
поведения отдельных его членов и открыто постулировал
мысль, что общее благо может и должно (!) иметь в своей
основе эгоизм.
Свои мысли Мандевиль доводит до широкой публики
достаточно смело, провокационно и оригинально. Хотя
намеки на утверждаемые им идеи можно найти и в гораздо
более ранних источниках (как мы уже показали — у шуме-
ров, иудеев и в учении Фомы Аквинского), именно он вполне
однозначно ввел в историю мысли западной цивилизации
идею об индивидуальных нравственных пороках, перете-
кающих в устье всеобщего экономического блага. Исходя из
этого, первым современным экономистом следует считать
никак не Адама Смита, а Мандевиля.
Его исключительность еще и в том, что он единствен-
ный посвятил экономической теме целое стихотворное про-
изведение. В короткой, бойкой и искусно написанной басне
Мандевиль изложил комплекс оригинальных идей, идущих
вразрез со всеми до той поры опубликованными размыш-
лениями о морали и обществе.
1 The Journal of Rev. John Wesley. London, 1909-1916. IV. P. 157, за-
метка от 14 апреля 1756. Цитата из предисловия Ф. Харта к «Басне
о пчелах» Мандевиля (Mandeville В. The Fable of the Bees. P. 8).
ГОИкШ СЕДЛКЧ ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
29*
q честных мошенниках
^бывает, чтобы великим мыслям не сопутствовала поле-
мика. Поэзия Мандевиля в свое время вызвала большие
протесты. Как мы увидим позже, к возмущенным относился
и сам Адам Смит, обычно полагаемый экономистами сто-
ронником идей Бернарда Мандевиля.
Автор басни изначально зарабатывал средства к суще-
ствованию переводами и сочинением сказок. Слава пришла
к нему в 1714 году, после публикации книги «Басня о пчелах,
или Пороки частных лиц — блага для общества»2. Шумиха
поднялась лишь после ее переиздания в 1723-м, в результате
чего Мандевиль оказался в центре одной из самых жарких
дискуссий XVIII столетия. Число его критиков быстро росло,
и среди них были такие известные люди, как Джорж Беркли,
Фрэнсис Хатчесон, Арчибальд Кэмпбелл, Джон Деннис и,
не в последнюю очередь, Адам Смит, написавший про басню,
что «основания ее крайне ошибочны»3. Английский теолог
Джон Уэсли приравнивает Мандевиля в его извращенности
к Макиавелли. Идеи Мандевиля попали под судебный запрет,
во Франции экземпляры его книги сжигались судебными
исполнителями на улицах. Многие считали его антихри-
стом. К противникам Мандевиля присоединились Дэвид
Юм и Жан-Жак Руссо.
Басня начинается описанием процветающей державы,
напоминающей Англию того времени. Под маской с виду без-
мятежного социума вовсю процветает порок. Нет торговли
без обмана, нет конторы без взяток и коррупции:
Пороком улей был снедаем,
Но в целом он являлся раем4.
2 Книга включает в себя стихотворную басню «Возроптавший улей,
или Мошенники, ставшие честными», комментарий к ней и ряд
этико-социологических исследований. — Примеч. ред.
3 Смит А. Теория нравственных чувств. С. 297.
4 Мандевиль Б. Возроптавший улей. С. 121.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 6 ПОРОЧНЫЙ УЛЕЙ БЕРНАРДА МАНДЕВИЛЯ
295
Пчелы жалуются и считают, что в справедливом и честном
обществе им жилось бы лучше. Пчелиный бог Юпитер1 внял
их просьбам и превратил пчел в честных и добродетельных
существ.
Заимодавцам нет заботы,
И адвокаты без работы,
Поскольку сразу должники
Вернули с радостью долги;
А кои возвратить забыли,
Тем кредиторы долг простили1 2.
А далее вот что: вместо процветания пчелиного улья все про-
исходит с точностью до наоборот. Многие пчелы теряют работу,
так как в государстве, где нет нужды в решетках на окнах и око-
ванных железом дверях, не требуется большое количество куз-
нецов. Остаются не у дел судьи, юристы и адвокаты, пропадает
также нужда в чиновниках, занимающихся правоохранитель-
ной деятельностью. Поскольку исчезли роскошь, обжорство
и богатство, то за снижение спроса на товары расплачиваются
обычные люди — земледельцы, наемные работники, сапожники
и портные. Пчелиный народ стал миролюбивым, поэтому пре-
кратил и вооружаться. Конец у басни печальный. Пчелиный
рой вымирает, выживает лишь малая его часть: в существова-
нии остальных пчел нет необходимости, и им просто не про-
кормиться. В конце концов другой рой выгоняет их из улья,
и пчелы находят пристанище в обломках упавшего дерева.
Ода пороку и богатство народов
«...Гордость и тщеславие построили больше больниц, чем
все добродетели, вместе взятые», — пишет Мандевиль3. По
его собственным словам, он ставит перед своим временем
1 В русском переводе — Зевс. — Примеч. пер.
2 Мандевиль Б. Возроптавший улей. С. 124.
3 Мандевиль Б. Опыт о благотворительности и благотворительных
школах. С. 236.
уОЬАКШ СЛДЛЬЧЪК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
20
[орькое зеркало с единственной целью — показать ему его
лицемерие4. Именно двуличие Мандевиль, собственно, и счи-
,гает главным грехом своего окружения и пчелиного улья,
цетина, по его мнению, в том, что, несмотря на все старания,
оТ пороков обществу не избавиться никогда:
Этого, как я уже сказал, следовало бы естественно ожидать от
опубликования изложенных мною взглядов, если бы людей можно
было сделать лучше при помощи того, что им говорят. Но посколь-
ку люди в течение уже столь многих столетий не менялись, не-
смотря на многочисленные поучительные и изощренные писания,
посредством которых предпринимались попытки их исправить,
то я не настолько самонадеян, чтобы полагать, что мой столь не-
значительный пустячок может добиться больших успехов5.
Мандевиль утверждает, что «пороки неотделимы от великих
и могущественных обществ»6. Недостатки и человеческие
слабости он приравнивает к отбросам на улицах: да, непри-
ятно, пачкают обувь и одежду, задерживают в дороге и портят
эстетику города, но грязь — неотделимая часть любого места,
где живут люди: «...Грязные улицы являются необходимым
злом», и «каждый миг должна образовываться новая и новая
грязь»7. Если бы, однако, кто-нибудь решился искоренить зло
(Мандевиль способен представить себе это произошедшим
лишь по волшебству или в результате прямого — осуществ-
ленного, надо подчеркнуть, с недоброй целью — вмешатель-
ства божества), то он должен был бы заплатить высокую цену.
Пороки для экономики выгодны.
Такой уж был гражданский строй,
Что благо нес порок любой...8
4 См.: Мандевиль Б. Предисловие. С. 47.
5 Там же. С. 48.
6 Там же. С. 49.
7 Там же.
8 Мандевиль Б. Возроптавший улей. С. 122.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 6 ПОРОЧНЫЙ УЛЕЙ БЕРНАРДА МАНДЕВИЛЯ
297
Мандевиль считает, что за отсутствие безработицы, быстрый
оборот товаров в торговле и де-факто за богатство народа
мы должны быть благодарны порокам, безнравственности.
Если говорить современным языком, то они умножают пла-
тежеспособный спрос, который становится движущей силой
экономики. Если Адам Смит только искал источник богатства
народа, то Мандевиль его нашел, включив пороки в эконо-
мическую систему.
К тому ж у этого народа
На все менялась быстро мода;
Сей странный к перемене пыл
Торговли двигателем был1.
Если бы мы все же допустили существование честного обще-
ства, то оно должно было бы забыть об экономическом про-
цветании и не рассчитывать на более или менее значимую
роль в истории. Сам Мандевиль не отдает предпочтение ни
тому, ни другому варианту устройства социума, он только
обращает внимание на то, что каждый из них приносит:
«Религия — это одно, а торговля — другое»1 2. Если бы религи-
озные идеалы были реализованы в конкретном обществе, то
возник бы бедный и «глупо невинный» социум. Люди должны
сделать выбор между нравственностью и процветанием,
в этом для поэта-экономиста заключается компромисс. Это
распространенное заблуждение «полагать... что и при отсут-
ствии гордости и роскоши можно есть, носить и потреблять
те же самые вещи, занимать такое же число ремесленников
и мастеровых, а страна может быть такой же во всех отноше-
ниях процветающей, как и те, где безраздельно господствуют
эти пороки»3. Таким образом, согласно идее Мандевиля,
1 Мандевиль Б. Возроптавший улей. С. 122.
2 Мандевиль Б. Исследование о природе общества. С. 318.
3 Мандевиль Б. Комментарии. С. 129.
ТОИкШ СЕДЛЬЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
298
богатство народа растет благодаря человеческим амораль-
ным склонностям, превратившимся в пагубную привычку.
давайте рассмотрим тогда, что необходимо для возвеличивания
и обогащения страны. Первыми желательными благоприятными
условиями для любого общества людей являются плодородная
почва и подходящий климат, умеренное правительство и терри-
тория, которой больше, чем нужно для данного числа людей. Все
это сделает человека спокойным, любящим, честным и искрен-
ним. В таких условиях люди могут быть настолько добродетель-
ны, насколько это возможно без малейшего вреда для общества,
и, следовательно, счастливы так, как этого им самим хочется.
Но у них не будет ни искусств, ни наук, и мир будет сохраняться
не дольше, чем позволят соседи; они должны быть бедны, неве-
жественны и почти лишены того, что мы называем жизненными
удобствами, и все главные добродетели, вместе взятые, не обе-
спечат им даже сносной одежды или горшка каши. Ибо в этом
состоянии ленивого покоя и глупой невинности раз не надо
бояться больших пороков, то и нельзя ожидать сколько-нибудь
значительных добродетелей.
Чтобы сделать общество людей сильным и могущественным, надо
затронуть их аффекты... Гордость заставит их работать по-настоя-
щему; научите их ремеслам и разным искусствам, и вы вызовите
среди них зависть и соперничество. Чтобы увеличить их числен-
ность, учредите разнообразные мануфактуры и не оставляйте
клочка земли невозделанным... Хорошенько воспользуйтесь их
страхом и искусно и усердно польстите их тщеславию... Научите их
торговле с заморскими странами... Это принесет богатства, а там,
где они есть, за ними вслед вскоре придут искусства и науки...
если вы хотите получить бережливое и честное общество,
тогда наилучшая политика состоит в том, чтобы сохранить лю-
дей в состоянии их первобытной простоты... удаляйте и прячьте
°т них все, что может возбудить их желание или усовершенство-
Вать их разум4.
4 Мандевиль Б. Комментарии. С. 175-177.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 6 ПОРОЧНЫЙ УЛЕЙ БЕРНАРДА МАНДЕВИЛЯ
299
В своей басне Мандевиль изображает своеобразно функцио-
нирующий экономический цикл. Из-за того, что все пчелы
стали честными, пчелиный бог допускает, чтобы улей погру-
зился в рецессию. Мысль автора, таким образом, полярно
противоположна представлениям иудеев, у которых чест-
ность ведет к процветанию.
По Мандевилю, искоренение зла в частностях ведет
к большой неприятности — вымиранию значительной части
улья и полному упадку. Общая беда — результат устранения
мелких недостатков, так как
В итоге славным пчелам зло
Благополучие несло1.
Как и полагается, в конце басни мы находим мораль:
Да будет всем глупцам известно,
Что улей жить не может честно.
В мирских удобствах пребывать,
Притом пороков избежать —
Нельзя; такое положенье
Возможно лишь в воображенье.
Нам — это все понять должны —
Тщеславье, роскошь, ложь нужны;
В делах нам будучи подмогой,
Они приносят выгод много.
Конечно, голод — это зло;
Но без него бы не могло
Раздобывать себе съестное,
Расти и крепнуть все живое.
Лоза плодов не принесет, 3
Пока дикаркою растет; с
Чтоб зрели грозди винограда, g
Лозу не раз подрезать надо; а
£
О
1 Мандевиль Б. Возроптавший улей. С. 122. н
зоо
Но вот подвязана она,
Вся ссохлась, вся искривлена,
А сколько нам дает вина!
Так и порок полезен людям,
Когда он связан правосудьем.
Чтоб стать народ великим мог,
В нем должен свить гнездо порок;
Достатка — все тому свидетель —
Не даст ему лишь добродетель.
И те, кто век вернет иной,
Прекраснодушный, золотой,
Верша все честными руками,
Питаться будут желудями2.
Невидимая рука рынка и ее прообразы
В основу своей философии общественного устройства Ман-
девиль кладет принцип себялюбия, эгоизма — как раз то, от
чего сразу, в первом предложении книги «Теория нравствен-
ных чувств», дистанцируется (как мы скоро увидим) Адам
Смит. Мандевиль утверждает, что если бы мы устранили
зло из нас самих (наш эгоизм), то благополучие быстро бы
исчезло. Механизм выглядит следующим образом: любая
человеческая слабость означает платежеспособный спрос
либо на товары (дорогие облачения, кушанья, строитель-
ство и т. д.), либо на услуги (полиции, управленцев, юристов
и т. д.). Зрелое общество, продолжает свою мысль Мандевиль,
живет, удовлетворяя прежде всего эти потребности.
Сами по себе идеи Мандевиля не оригинальны, новыми
являются их компиляция и способ изложения. Важно, что на
ЭтУ тему впервые задумался экономист и сделал ее краеуголь-
нЬ1м камнем своей системы мышления. С тезисом, что малое
зло ведет к большому общему благу и поэтому искоренять
его не следует, мы периодически встречались и в гораздо
более ранних текстах. Мы уже знаем про Гильгамеша и про
2 Мандевиль Б. Возроптавший улей. С. 129-130.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 6 ПОРОЧНЫЙ УЛЕЙ БЕРНАРДА МАНДЕВИЛЯ
301
святого Прокопия, которые сдружились с неукротимой силой
и трансформировали безудержное природное зло в нечто
полезное обществу. Гедонисты полагают, что только (злой)
эгоизм может побуждать их к действию. Иисус не разрешает
своим ученикам пропалывать сорняки («...чтобы, выбирая
плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте
расти вместе то и другое до жатвы»). Об этом писал и Фома
Аквинский: «Вещи содержат в себе много добра, которому
там не было бы места, если бы не было зла».
Жаль, что Мандевиль не знал об этих источниках, так
как, если бы он сослался на них, точно избежал бы огромного
количества вызванных его басней споров.
Заключение. Мандевиль, первый современный
экономист
Мандевиль был решительным поборником философии алч-
ности. Неумеренную склонность к получению материальных
благ (или ненасытность) он считал необходимым условием
общественного прогресса, без нее развитие было бы мини-
мальным, если бы вообще было. Основной вопрос звучит так:
«Где бы мы оказались без алчности, без пороков?» Такое обще-
ство достигло бы только базовой ступени развития и было
бы неспособно выдержать международную конкуренцию.
Мандевиль являлся очевидным сторонником программы
гедонистов: если существует несоответствие между тем, что
мы хотим, и тем, что у нас уже есть, то нашей целью должно
стать увеличение собственности, пока наш спрос не будет
удовлетворен. Мандевиль, однако, пошел еще дальше: он
защищает постоянно растущий спрос как единственно воз-
можный путь к прогрессу. В этом смысле современные эко-
номисты стали его последователями. Экономика как наука
предполагает, что человеческие потребности бесконечны
(постоянно растущий спрос), в то время как ресурсов для
их удовлетворения становится все меньше и они дорожают.
Поэтому мы должны пытаться использовать эти ограничен-
ные ресурсы так, чтобы спрос был удовлетворен.
ТОМШ СЕДЛЬЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
302
Означает ли это, что единственным возможным выхо-
дом является постоянное поддержание спроса, а для этого
необходимы все новые и новые искушающие нас пороки?
Если бы общество решило довольствоваться тем, что имеет
(как предлагают стоики), не означало бы это его конец?
В вопросе экономики добра и зла Мандевиль был абсо-
лютно уверен в полезности частных пороков для обществен-
ного блага. Он придерживался взглядов, противоположных
воззрениям иудеев (а также и Адама Смита), верившим
в экономическую выгодность добра, а не зла. Ну а что каса-
ется идеи невидимой руки рынка, то, по Мандевилю, у рынка
есть силы не только на превращение пороков в добродетель
и простую координацию человеческих отношений, но он
может быть еще и инструментом, превращающим частное
зло в общее благо.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 6 ПОРОЧНЫЙ УЛЕЙ БЕРНАРДА МАНДЕВИЛЯ
303
7 КУЗНЕЦ ЭКОНОМИКИ
АДАМ СМИТ
304
ддам, Адам, Адам Смит,
pie могу тебя простить.
Це ты ли разве день-деньской
Нам объяснял перед доской
О том, что эгоизм людской
Всегда окупится с лихвой,
Что он в основе всех наук лежит?
Ведь так все было, мистер Смит?
Стивен Ликок*
।
* Leacock S. Hellements ofHickonomics. Р. 75; цит. по: Sen A. On Ethics
and Economics. P. 21 (перевод В. Колосова).
305
В романе «Бессмертие» Милан Кундера обращает внимание
на парадоксальную и жестокую реальность, сопутствующую
великим личностям в их загробной жизни. Легенды, создан-
ные вокруг их имен после смерти, часто ничего не говорят
о том главном, что они нам оставили, и концентрируются
на (часто сомнительных) мелочах. Хороший тому пример —
астроном Тихо Браге. Имя ученого, служившего при дворе
Рудольфа II и ставшего символом своего времени, известно
почти всем чехам. Однако не благодаря его открытиям, а из-за
его мочевого пузыря, лопнувшего во время торжественного
приема у императора, так как астролог и алхимик не решился
выйти справить малую нужду. Эта второстепенная и, скорее
всего, выдуманная история затмила собой его действительно
бессмертные достижения.
Подобная участь постигла и Адама Смита, шотландского
мыслителя XVIII века, традиционно считающегося отцом
современной экономики. Тезис, что богатство народа и инди-
вида создается благодаря эгоизму, корысти и невидимой руке
рынка, приписывают именно ему. Это хорошо иллюстрирует
и эпиграф к данной главе: канадский экономист Стивен Ликок
ставит к позорному столбу утверждение Смита, что эгоистич-
ное поведение «всегда окупится с лихвой».
Кажется, уже одним своим именем Адам Смит был
обречен на роль первого отца-экономиста эры науки, вер-
нувшего давно сформулированные, но бессистемные мысли
с небес на землю и поставившего изучение экономики в твер-
дые рамки. «Смит» [smith] по-английски значит «кузнец»,
а «кузнец» переводится на ветхозаветный иврит как «каин».
«Авель» на иврите значит «ветерок», «дыхание» или «тщет-
ность». Итак, земледелец и кузнец Каин убивает ненадежного
пастуха и пускает его «по ветру». «Адам» на иврите — это
просто имя первого человека, никакого другого значения
оно не имеет («адам» на иврите и значит «человек»). Таким
образом, в имени Адама Смита, «человека-кузнеца», нечаянно
возникла этимологически редкая комбинация значений1.
1 В древних и современных историях подобные игры с именами
встречаются достаточно часто. Их значения, а в Библии особенно,
OWM11 СЕДЛЬЧЕК ЭКОНОМИКА ДОЯРЯИЗЛД
ЗО^
Со Смитом, «кузнецом» классической экономики, имею-
щей в своей основе эгоизм и стремление к максимизации
индивидуальной выгоды, дело, однако, обстоит несколько
сложнее. Обычного человека, интересующегося историей
экономической мысли, может сильно шокировать, например,
первое же предложение из первой книги Адама Смита «Тео-
рия нравственных чувств»: «Какую бы степень эгоизма мы ни
предположили в человеке, природе его, очевидно, свойственно
участие к тому, что случается с другими, участие, вследствие
которого счастье их необходимо для него, даже если бы оно
состояло только в удовольствии быть его свидетелем»2.
Реальность такова, что Смит никогда не произносил
приписываемых ему Ликоком (и отложившихся в историчес-
ком сознании) слов. Он, абсолютно в духе Кундеры, вписал
свое имя в историю экономики благодаря не им придуман-
ному принципу, который он не популяризировал и от кото-
рого к тому же дистанцировался. Подобная участь ожидала
и специализацию — еще один его ключевой вклад в эконо-
мику. Как мы показали выше, еще древние греки подробно
изучали эту форму общественного разделения труда. Можно
даже сказать, что Ксенофонт занимался этим вопросом под-
робнее и разобрался в нем лучше, чем Адам Смит.
Добрых слов в свой адрес Смит практически ни от
кого не дождался. Шумпетер, один из самых крупных авто-
ритетов в области истории экономической мысли, пишет:
очень важны. В фильме «Матрица» тоже используется игра слов.
Главного героя зовут Нео [Мео] (анаграмма слова One, то есть намек
на Мессию: One в переводе с английского значит еще и «Избран-
ный», a Neo с греческого переводится как «Новый»), В вообража-
емой Матрице у того же персонажа отнюдь не редкая фамилия
Андерсон (в США на девятом месте по популярности), и, таким
образом, родное и новое имена противоречат друг другу. Фамилия
Андерсон ведет свое происхождение от словосочетания Andrew’s
son. «Андрей» на древнегреческом означает то же самое, что на
иврите означает «Адам», то есть просто «человек». Следователь-
но, «Андерсон» значит «Сын человека», что полностью совпадает
с тем именем, которым часто сам себя называет Иисус. А если уж
мы говорим о «Матрице», то не забудем, что главным врагом Нео
был не кто иной, как (агент) Смит.
2 Смит А. Теория нравственных чувств. С. 31.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 7 КУЗНЕЦ ЭКОНОМИКИ АДАМ СМИТ
307
«...Ни одна женщина, исключая его мать, никогда не играла
сколько-нибудь заметной роли в его жизни; в этом отно-
шении, как и во всех прочих, единственным пожизненным
соблазном и страстью для него оставалась литературная
деятельность»1. Историк Норман Дэвис представляет его
как «самого рассеянного профессора» и упоминает в своей
книге, что Смит стал «настоящей достопримечательностью
Эдинбурга, где часами бродил по улицам, глубоко задумав-
шись, полуодетый, дергающийся всем телом, ведя с самим
собой горячий спор взволнованным голосом, причем он при
этом мчался во весь опор своей неподражаемой “походкой
червяка”... Он совершенно не подходил для брака и прожил
всю жизнь со своей матерью. Замечательно, что этот изу-
мительно беспорядочный человек изобрел процесс разум-
ного наведения порядка в механизмах нашей повседнев-
ной жизни»1 2.
Богатство против этики
Причиной недоразумения является оставленное Смитом
двухчастное (во многом противоречивое) наследство, кото-
рое сегодня сводится к его самой известной книге «Иссле-
дование о природе и причинах богатства народов» (1776).
На семь лет раньше он издал другой труд — «Теорию нрав-
ственных чувств». На первый взгляд, эти два сочинения,
кажется, не могут иметь ничего общего. Более позднее дало
начало экономике как научной дисциплине, а в написан-
ном раньше Смит занимается этикой и явно дистанциру-
ется от таких классических экономических понятий, как,
например, невидимая рука рынка. «Говорят, что сам Смит
придавал (“Теории нравственных чувств”] большее значе-
ние, чем “Исследованию о природе и причинах богатства
народов”»3. Он, как мы могли убедиться, уже в первом пред-
ложении своей четырехсотстраничной книги однозначно
открещивается от любых попыток свести все, что лежит
1 Шумпетер Й. А. История экономического анализа. С. 232.
2 Дэвис Н. История Европы. С. 444.
3 Raphael D. D. The Impartial Spectator. P. 1.
OtAMU СЕДЛкЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
30«
р основе человеческого поведения, к (более или менее
откровенному) эгоизму4.
Тот, кто связывает имя автора этих трудов лишь с не-
видимой рукой рынка, легко мог бы посчитать его про-
должателем гедонистической традиции, опирающейся на
разум, расчет и своекорыстие. Но это, однако, было бы боль-
шой ошибкой. Вспомним, что гедонисты считали смыслом
всех земных деяний получение выгоды. Если сегодня вам
пришлось отказаться от какого-то удовольствия или тер-
петь боль, то лишь потому, что это принесет вам больше
«пользы» (или меньше вреда) завтра. Наши поступки сами
по себе, будь они добрые или злые, никакой собственной
внутренней ценности не несут. О них судят с точки зрения
их полезности, выгодности. Добро вне получаемой выгоды
также не имеет никакой собственной ценности. Добро
не цель, а только средство получения удовольствия. Такая
этическая система предшествовала утилитаризму и послу-
жила основой для современной экономической доктрины.
Большинство критиков, правда, сходятся на том,
что учение Смита, наоборот, в значительной степени
построено на философии стоиков5. Смит разделяет школы
философско-этической мысли на три течения, которые
определяет терминами «приличие», «благоразумие» и «бла-
гожелательность». С Эпикуром он соотносит понятие «благо-
разумие» (предусмотрительность, расчет, рациональность),
а его наследие, как я попытался показать в главе «Древняя
Греция» в разделе «Экономика добра и зла», однозначно
осуждает6.
4 См.: Kerkhof В. A Fatal Attraction? Smith’s «Theory of Moral Senti-
ments» and Mandeville’s «Fable». P. 14. См. также: Hurtado-Prieto J.
Adam Smith and the Mandevillean Heritage: The Mercantilist Founda-
tions of “Dr. Mandeville’s Licentious System”.
5 Основное влияние на этическое мышление Смита оказала имен-
но философия стоиков, которая также заметно воздействовала
на его экономическую теорию. См.: Raphael D. D., Macfie A. L.
Introduction // Smith A. The Theory of Moral Sentiments. Glasgow,
1982. P. 5.
6 См.: Смит А. Теория нравственных чувств. VII.II.II.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 7 КУЗНЕЦ ЭКОНОМИКИ АДАМ СМИТ
309
Стоики у Смита проходят под лозунгом «приличие»
(дисциплина, достоинство, порядочность), и они, по его
мнению, заслуживают большего внимания и признания.
Хотя он и подвергает их учение критике и не считает его для
себя приемлемым, вполне очевидно, что стоицизм остается
для него самой близкой по духу школой: «Одухотворенный
и мужественный характер их учения замечательно контрас-
тирует с жалобным и плаксивым тоном некоторых новей-
ших писателей»1. Восхищаясь школой стоиков, он, однако,
не приемлет безучастность этого учения, его сдержанность
и отсутствие интереса к чему бы то ни было. Смит осознает,
насколько сложно достигнуть идеала стоиков, и не может
согласиться с их мыслью, что в природе не существует взаи-
мосвязи между причиной и следствием.
Самым вдохновляющим для кузнеца экономики явля-
ется учение, основанное на взаимной благожелательности
(benevolence) и самообладании (self-command), служащих скре-
пами общества1 2. Автор «Теории нравственных чувств» ссыла-
ется на Августина и Платона, на церковное учение Фрэнсиса
Хатчесона, а также на Фому Аквинского. Согласно этому уче-
нию, выгода уничтожает нравственность. Другими словами,
если за благое дело мы были вознаграждены, то сделанное
нами теряет свое нравственное содержание и становится,
проще говоря, средством реализации корыстных интересов:
«Если мы узнаем, что поступок, который, как нам казалось,
был внушен благодарностью, на самом деле вызван... жела-
нием получить награду, то подобное открытие уничтожает
все достоинство таких поступков»3. Эта школа, пишет Смит,
верит, что «себялюбие не может быть добродетелью, в какой
бы степени оно ни проявлялось и какое бы направление ни
придавало оно нашим поступкам»4.
1 Смит А. Теория нравственных чувств. С. 275.
2 «Расширенное толкование самообладания в шестом издании под-
сказывает нам, что сейчас Смит увлечен стоицизмом еще искрен-
нее и горячее, чем раньше» (Raphael D.D., Macfie A.L. Introduction //
Smith A. The Theory of Moral Sentiments. P. 18).
3 Смит А. Теория нравственных чувств. С. 291.
4 Там же. С. 292.
ТОЧКШ СЕЦПКЧЕК ЭКОНОМИКА д
310
Оценивая такое учение как вполне благотворное (стре-
мящееся «исключительно к воспитанию и к укреплению
в сердце человека самых приятных и великодушных чувство-
ваний»)5, Смит, однако, выступает против его изолирован-
ной формы. Он считает, что доброта и милосердная любовь
сами по себе являются недостаточно сильными стимулами
для сохранения целостности общества и подавления наших
самых низменных инстинктов.
Далее шотландский ученый дополняет эту конструк-
цию, включая в нее институт беспристрастного наблюда-
теля — концепцию, в соответствии с которой человек объ-
ективно, но все-таки эмпатически судит о своих поступках
и занимает определенную позицию по отношению к ним.
Мы представляем себя свидетелями собственных действий и пы-
таемся испытать впечатление, которое они оказали бы на нас
в таком случае. Это единственное зеркало, при помощи которого
мы можем судить о приличии наших собственных поступков6.
Подобную концепцию использовали Хатчесон, Юм, а позднее
и Милль. Последний в рамках своей теории неиндивидуа-
листического утилитаризма выстроил этику, в соответствии
с которой человек, прежде чем что-то сделать, должен был
убедиться, что его поступок ведет к максимизации общего
блага. Если у меня, как у абсолютного утилитариста, есть
ощущение, что в случае моего отказа от сотни единиц своего
богатства в пользу кого-то другого его выгода будет больше,
чем моя потеря, то при полном понимании этой концепции
я должен был бы передать ему принадлежащие мне мате-
риальные блага и таким образом максимизировать не свою
личную выгоду, а общую — всех истинных последователей
Утилитаризма по Миллю. И сделал бы это добровольно.
Общество, управляемое «беспристрастным наблюдателем»,
Должно было бы быть более счастливым, чем то, в котором
г°сподствует лишь индивидуальная максимизация полез-
ности. Смит хорошо понимал, что в экономике играет роль
5 Смит А. Теория нравственных чувств. С. 293.
б Там же. С. 124.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 7 КУЗНЕЦ ЭКОНОМИКИ АДАМ СМИТ
311
не только наличие рынка, но и другие, не менее важные
факторы, хотя — для своего времени довольно смело — под-
черкивал, что именно рынок должен быть в сердце любой
экономической системы.
Невидимая рука приветствует вас
Два главных вклада в экономику, действительно сделанные
Адамом Смитом, заключаются в утверждении, что обществу
не дает распасться эмпатия, и в разработке концепции бес-
пристрастного наблюдателя. Хотя сегодня принято думать,
будто главной страховкой от упадка общества он считал
невидимую руку рынка. Сам этот термин Смит использовал
лишь трижды, и, собственно, совершенно неясно, почему
вокруг него столько шума1.
Первое упоминание можно найти в самых, вероятно,
известных отрывках из «Исследования о природе и причинах
богатства народов», до сегодняшнего дня часто используе-
мых для объяснения сил, действующих на свободном рынке:
Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника
ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих соб-
ственных интересов. Мы обращаемся не к их гуманности, а к их
эгоизу и никогда не говорим им о наших нуждах, а об их выгодах.
Предпочитая оказать поддержку отечественной промышлен-
ности, а не иностранной, он [мясник] имеет в виду лишь свой
собственный интерес, а направляя эту промышленность таким
образом, чтобы ее продукт обладал максимальной стоимостью,
он преследует лишь собственную выгоду, причем в этом случае,
1 Редакторы Д. Д. Рафаэл и А. Л. Макфи утверждают, «что кри-
тики придавали слишком большое значение невидимой руке,
появившейся, однако, в обеих книгах Смита лишь по одному
разу. И в обоих случаях в контексте идеи стоиков о гармони-
ческой системе, на основе которой должно функционировать
общество... В “Исследовании о природе и причинах богатства
народов” концепция стоиков о природной гармонии появляется
прежде всего в ясной и простой системе естественной свободы
(IV.IX.S1)».
TOtAKUl СЕДПКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
312
как и во многих других, он невидимой рукой направляется к цели,
которая совсем и не входила в его намерения2.
Сравните с другим ее упоминанием в «Теории нравственных
чувств» в контексте, кажущемся полностью противополож-
ным предыдущему. Здесь невидимая рука рынка распре-
деляет, то есть играет роль, чаще всего приписываемую
руке видимой (государственному перераспределительному
механизму).
...Несмотря на свою алчность и на свой эгоизм, несмотря на то,
что они преследуют только личные выгоды, несмотря на то, что
они стараются удовлетворить только свои пустые и ненасытные
желания, используя для этого труд тысяч, тем не менее они раз-
деляют с последним бедняком плоды работ, производимых по их
приказанию. По-видимому, какая-то невидимая рука заставляет их
принимать участие в таком же распределении предметов, необ-
ходимых для жизни, какое существовало бы, если бы земля была
распределена поровну между всеми населяющими ее людьми.
Таким образом, без всякого преднамеренного желания и вовсе
того не подозревая, богатый служит общественным интересам
и умножению человеческого рода. Провидение, разделив землю
между небольшим числом знатных хозяев, не позабыло и о тех,
кого оно только с виду лишило наследства, так что они получают
свою долю из всего, что производится землей... На том же осно-
вании любовь к системности, порядку, к творчеству и изобрета-
тельности служит причиной нашего уважения к предприятиям,
направленным на всеобщее благо3.
Для полноты перечня мы должны привести третье упоми-
нание невидимой руки, для нашей дискуссии об экономике
и этике значения, однако, не имеющее. В своей ранней
работе «Астрономия» Смит говорит о сверхъестественных
силах в связи с древними религиозными представлениями:
2 Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов.
I.II. С. 28.
з Смит А. Теория нравственных чувств. С. 185 (жирный шрифт
наш. — Т. С.).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 7 КУЗНЕЦ ЭКОНОМИКИ АДАМ СМИТ
313
Огонь сжигает, вода оживляет; тяжелые тела тонут, а легкие ве-
щества поднимаются вверх, как велит им их природа; невидимая
рука Юпитера никогда во всем этом не участвовала1.
Таким образом, мы видим, что в работах Смита понятие
«невидимая рука рынка» встречается в трех контекстах: как
координатор индивидуальных стремлений, являющихся
следствием человеческого эгоизма, как элемент перерас-
пределительного механизма и как мистическая божья сила.
Придать более противоречивые значения самолично при-
думанному термину он просто не мог.
И так уж случилось, что «Исследование о природе
и причинах богатства народов» Адама Смита осталось
непонятым. Ученого часто представляют преемником
не только Мандевиля, но и Томаса Гоббса — пропаганди-
стов идеи эгоистической мотивации человеческого пове-
дения. Нравственность совершенно избыточна, так как
для управления обществом вполне достаточно свободно
проявляющегося себялюбия его членов. Рынок перепла-
вит все (и хорошее, и плохое, но особенно плохое) в общее
благо. Общество может (или должно) быть построено на
эгоизме. Коротко говоря, у человека остается чувство,
будто вместо Смита были процитированы Гоббс (бой всех
против всех), Мандевиль (пороки, обернувшиеся добро-
детелью), Герберт Спенсер (сторонник рыночного дарви-
низма и минимальной роли государства) или Айн Рэнд
(рациональный индивидуализм, противостоящий кол-
лективизму). В то время как направление мыслей самого
Смита было совершенно иным. И даже если мы прене-
брежем «Теорией нравственных чувств», почти прямо
отвергающей все вышенаписанное, то такие выводы нам
не найти и в экономической книге «Исследование о при-
роде и причинах богатства народов».
1 Smith A. Essays on Philosophical Subjects. P. 49. См.: Macfie A. L.
The Invisible Hand of Jupiter.
314
ЮИкШ СЬДПЛЧЕК ‘ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
Смит против Мандевиля
В «Теории нравственных чувств» Смит уделяет особое вни-
мание «нечестивым учениям» (в главе «О легкомысленных
системах»), размывающим различия между пороком и добро-
детелью. К таким концепциям он относит и вызывающие его
полное неприятие рассуждения Мандевиля.
Тем не менее существует еще система, отвергающая, как пред-
ставляется, всякое различие между пороком и добродетелью и,
стало быть, весьма пагубная по своим последствиям. Такова систе-
ма доктора Мандевиля. Хотя основания ее крайне ошибочны, тем
не менее в человеческой природе есть черты, которые с известной
точки зрения на них представляют опору для этих заблуждений:
изложенные живым и занимательным, хотя и вульгарным и грубо-
ватым красноречием доктора Мандевиля, они придали его системе
вид истины и правдоподобия, способного обольстить человека
несведущего и не привыкшего к размышлению2.
Адам Смит решительно выступает против этой, сегодня
ошибочно приписываемой именно ему, идеи. Если бы мы
говорили о началах экономики и тезисе, декларирующем,
что богатство народов зиждется на эгоизме и корысти,
то большинство из нас без колебаний назвало бы Адама
Смита отцом такого учения. Странно, однако, что, несмотря
на хорошее его знакомство с произведением Мандевиля,
в «Исследовании о природе и причинах богатства народов»
оно нигде не цитируется. Только в «Теории нравственных
чувств» Смит подчеркнуто дистанцируется от «нечестивого»
Мандевиля и его попыток свести все к (порочному) эгоизму.
Более того, именно автор «Басни» является единственным
названным по имени философом того времени, которого
отец-основатель экономики резко критикует и высмеивает,
причем в нескольких местах своей первой книги. И этим
иногда будит подозрение, что своим появлением она обя-
зана именно стремлению Смита доказать ошибочность пред-
ставленной Мандевилем нравственной системы. Адам Смит,
г Смит А. Теория нравственных чувств. С. 297.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 7 КУЗНЕЦ ЭКОНОМИКИ АДАМ СМИТ
315
таким образом, не может являться продолжателем Мандевиля,
каковым его считают историки.
Прежде всего шотландского экономиста совершенно
не устраивал тезис об отсутствии различий между пороком
и добродетелью (чего, кстати, не утверждал и сам Мандевиль,
хотя Смит его за эту идею сильно критикует). В действитель-
ности мы, скорее, свидетели разницы в понимании ими, какие
человеческие качества хорошие, а какие плохие. Мандевиль
считает себялюбие и эгоизм пороками, на которых (помимо
прочих) держится процветание пчелиного царства. Поэтому
он и приходит к заключению, что пороки ведут к благу. Смит,
однако, себялюбие за порок не считает. Он переименовал его
в корысть (оба термина использует как синонимы) и утверждает,
что, хотя данная врожденная черта характера и играет важную
роль в торговых отношениях, не она является тем принципом,
благодаря которому функционирует общество. Так он сумел
отгородиться от (всеми тогда презираемого) Мандевиля и в то
же время использовать для построения своей экономической
теории аналогичную основу. Незаметно переопределив порок
в добродетель, Смит смог скопировать логику аргументации
Мандевиля и избежать насмешливой критики. Презренное
«себялюбие» в системе Мандевиля становится у Смита добро-
детельной «корыстью» (self-interest) — слово, которое (в отли-
чие от термина «эгоизм») мы многократно находим в «Иссле-
довании о природе и причинах богатства народов» и «Теории
нравственных чувств», и всегда в положительном контексте.
Для учителя нравственности такой подход является
неожиданным. Мы можем только удивляться тому, как Смит
по-тихому, без соответствующего дискурса переопределил
порок в добродетель и как он мог, хотя бы частично, не при-
знать идеи Мандевиля.
Das Adam Smith problem
По проблематике «двух Смитов» была издана целая библио-
тека1. Йозеф Шумпетер назвал эту тему Das Adam Smith Problem,
1 См., например: Хайлбронер Р. Л. Философы от мира сего; Smith А.
Adam Smith’s Moral and Political Philosophy; Morrow G. R. Adam Smith:
ГОИМЦ СЕДПЛЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
316
и> несмотря на все предложенные решения (главные из них
мы обобщим), до сегодняшнего дня не найдено удовлетвори-
тельного ответа на вопрос, что, собственно, сам Смит думал
о корысти и сочувствии2. Как бы он ни воспринимал человека
экономического с позиций антропологии (идет ли речь об
отдельных индивидах или их обществе, руководствуются ли
они личными интересами или нет), остается несомненным,
что «отец экономики» оставил в наследство молодой дисци-
плине свою очень противоречивую, непонятную и неодно-
значную точку зрения.
С определенным преувеличением можно сказать, что
этот спор тянется до сегодняшнего дня, и во многом именно
он разделяет современные экономические школы. Например,
дискуссия между методологическим индивидуализмом и кол-
лективизмом в определенной степени касается нечеткой фор-
мулировки самой так называемой «проблемы Смита». Адам
Смит в своих работах так и не конкретизировал, какова будет
экономическая антропология наступающего века. В книге
«Исследование о природе и причинах богатства народов» он
представляет человека индивидуалистом, мотивом поступков
которого является собственный интерес. Смит — хотя и был
профессором этики — в этом месте не ищет ответы на вопросы
морали и не интересуется, как же ведет себя человек в обще-
стве, когда он находится вне сферы торговли. Единственным
и вполне достаточным, по его мнению, связующим звеном
между членами социума является себялюбие; о необходимости
Moralist and Philosopher; Gaede E. A. Politics and Ethics: Machiavelli to
Niebuhr.
2 Из бессчетного множества публикаций на эту тему я хотел бы об-
ратить особое внимание на статью A. Witztum «А Study into Smiths
Conception», в которой автор подробно разбирает возможные
противоречия между себялюбием и благожелательностью с точки
зрения психологии, то есть (мнимое) противоречие между «Ис-
следованием о природе и причинах богатства народов» и «Тео-
рией нравственных чувств». Также стоит обратить внимание на:
Doomen J. Smith’s Analysis of Human Action; Hurtado-Prieto J. Pity,
Sympathy and Self-interest: Review of Pierre Force’s Self-interest before
Adam Smith; Friedman M. Adam Smith Relevance for 1976; Evensky J.
Adam Smith on the Human Foundation of a Succesful Liberal Society.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 7 КУЗНЕЦ ЭКОНОМИКИ АДАМ СМИТ
317
взаимной симпатии он не пишет ни слова: «Он [человек] скорее
достигнет своей цели, если обратится к их эгоизму и сумеет
показать им, что в их собственных интересах сделать для него
то, что он требует от них»1.
В «Теории нравственных чувств» человеческие существа,
напротив, выглядят совершенно иначе. Руководящим прин-
ципом поведения человека является любезная благожелатель-
ность, любовь. Поступки людей не рациональны, их ведут за
собой эмоции — во что также верил друг Смита Дэвид Юм.
Человек — это не одинокая личность, оторванная от общества,
а его неотделимая составная часть. Смит подвергает острой
критике школы, которые учат чему-то другому. С самыми рез-
кими словами он обрушивается именно на систему Мандевиля,
намного позже ошибочно приписанную исследователями твор-
чества Смита ему самому и, кроме того, почитаемую за (вели-
чайший?) вклад этого ученого в историю экономики. В «Теории
нравственных чувств» Адам Смит проявляет себя блестящим
философом и очень способным (признанным и сегодня) учи-
телем нравственности, но никак не экономистом. Он создал
смелую, оригинальную и сложную психолого-социальную кон-
струкцию только для выявления ошибочности подхода, ищу-
щего за всем скрытую корысть. Иногда может показаться, что
Смит шизофренически сравнивает себя с самим собой и одна
книга ставит под сомнение другую.
Больше чем один мотив
Согласно Смиту, ключом к правильной точке зрения является
комбинация мотивов. И потому он критикует Эпикура. Смит
противится усилиям за всеми человеческими поступками
искать единственный все объясняющий принцип. Вместо
этого он предлагает два. Благожелательность, представляю-
щая, с одной стороны, принцип деликатный и красивый,
сама по себе, однако, не обладает достаточной силой. И нет
ничего плохого в смешении благожелательности с себялю-
бием. Смит не считает это грешным или презренным.
1 Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов.
I.II. С. 28.
31«
ТОМЛШ СЕДПЬЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И 3/
Правда, что примесь личного интереса уменьшает достоинство по-
ступка, которому следовало бы быть результатом исключительно
одной благожелательности... Благожелательность есть единствен-
ный, быть может, принцип, которым руководствуется в своих дей-
ствиях божество... Но такое несовершенное создание, как человек,
существование которого находится в зависимости от стольких
внешних случайностей, в поступках своих часто должен руковод-
ствоваться, кроме благожелательности, и другими мотивами2.
В опубликованной по этому поводу литературе мы обнаружи-
ваем целый ряд попыток решить «проблему Смита» и упоря-
дочить его на первый взгляд шизофренические рассуждения.
Во-первых, некоторые ученые открыто признают несовме-
стимость обеих теорий автора (и такой подход был обозна-
чен труднопроизносимым термином Umschwungstheorie)3.
Г. Т. Бокль, например, утверждает:
В обоих своих больших сочинениях он [Адам Смит] начинает
с того, что задается известными общими идеями, и затем уже от
них идет к явлениям внешнего мира. И в каждом из этих сочинений
он берет за основание одну только часть своих посылок; осталь-
ную же часть их добавляет в другом сочинении. Ни один человек
не управляется в своих действиях ни исключительно своекоры-
стием, ни исключительно сочувствием. Но Адам Смит разделяет
в отвлеченном мышлении эти два свойства, в действительности
нераздельные. В своей «Теории нравственных чувствований» он
2 Смит А. Теория нравственных чувств. С. 294.
з Бруно Гильдебранд в книге «Политическая экономия настоящего
и будущего» (Hildebrand В. Die Nationaldkonomie der Gegenwart und
Zukunft) обвиняет Смита в материализме (держа при этом в го-
лове теорию эгоистичности человеческой природы); Карл Книс
в книге «Политическая экономия с точки зрения историческо-
го метода» (Knies К. Die Politische Oekonomie vom Standpunkte der
geschichtlichen Methode) утверждает, что в период между созданием
«Теории нравственных чувств» и «Исследования о природе и при-
чинах богатства народов» взгляды Смита изменились и причиной
этого было посещение им Франции. См. также: Skarzyriski W. von.
Adam Smith als Moralphilosoph und Schoepfer der Nationaloekonomie.
По фон Скаржиньскому, Смит перенял моральную философию от
Хатчесона и Юма, а всю свою экономику — от французских ученых.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 7 КУЗНЕЦ ЭКОНОМИКИ АДАМ СМИТ
319
приписывает наши действия началу сочувствия; а в «Богатстве
народов» ~ началу своекорыстия. Краткий обзор обоих сочине-
ний докажет действительное существование в них этого основ-
ного различия и даст нам возможность удостовериться, что они
дополняются одно другим, так что для полного понимания того
или другого из них необходимо изучать оба1.
Во-вторых, появилось много попыток эти две идеи Смита
соединить (иногда более, иногда менее элегантно)2. Одно
из решений можно найти в следующем отрывке из «Теории
нравственных чувств»:
Все члены человеческого общества нуждаются во взаимных услугах
и одинаково подвергаются взаимным обидам... Но и даже в таком
случае, когда необходимое содействие друг другу не вызывается
такими великодушными и бескорыстными побуждениями... из это-
го вовсе еще не следует, что общество находится в разложении.
Общество все-таки может в подобном случае существовать, как
1 Бокль Г. Т. История цивилизации в Англии. Т. 2. С. 554.
2 В отредактированном издании «Теории нравственных чувств» мож-
но найти следующее замечание: «Так называемая проблема Смита
на самом деле была псевдопроблемой, основанной на игнориро-
вании и непонимании. Каждый, кто читал “Теорию нравственных
чувств” сначала в старых изданиях, а потом в шестом издании,
не удивится тому, что один и тот же человек написал сначала эту
книгу, а после нее “Исследование о природе и причинах богатства
народов”, и ему даже не придет в голову, что взгляд Смита на чело-
веческое поведение заметно изменился. Понимание Смитом этики
и человеческого поведения в шестом издании 1790 года такое же,
как в первом 1759 года. Его представление претерпевает очевидное
развитие, но не фундаментальные изменения. Совершенно понятно,
что не существует четкой границы между “Теорией нравственных
чувств” и “Исследованием о природе и причинах богатства наро-
дов”» (Smith A. The Theory of Moral Sentiments. 1982. P. 20). Никакой
разницы между этими двумя взглядами не видят и W. Hasbach
в «Untersuchungen liber Adam Smith und die EntwicklungderPolitischen
Okonomie», и L. Limentani в «La morale della simpatia», и W. Eckstein
в предисловии к своему переводу 1926 года, и J. Campbell в «Adam
Smith’s Science of Morals». Как пример корректного обращения
с Umschwungstheorie можно добавить еще: Zeyss R. Adam Smith und
der Eigennutz; Oncken A. The Consistency of Adam Smith; Wolf J. Das
Adam Smith-Problem. См. также: Macfie A. L. The Individual in Society.
ТОМКШ СЕДЛЬЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
320
оно существует среди купцов, сознающих пользу его и без взаим-
нОй любви: хотя человек и бывает тогда связан с другим челове-
ком только обязанностями или связями, основанными на долге,
общество тем не менее может поддерживаться при содействии
корыстного обмена взаимными услугами, за которыми всеми при-
знана известная ценность. Однако общество не может просуще-
ствовать дол го, если в нем люди всегда готовы нанести друг другу
обиду или вред... Справедливость, напротив того, представляет
главную основу общественного устройства3.
Таким образом, можно предположить, что Смит отдавал долж-
ное обоим фундаментальным принципам и ставил вопрос
лишь о степени важности того или иного мотива в каждом
поступке человека. Хотя обе сильные эмоции — любовь
и себялюбие — часто проявляются в чистом виде, в мотивах
нашего поведения они в большинстве случаев перемешаны.
Об этом прекрасно говорит Мартин Бубер, когда подразде-
ляет человеческие отношения на имеющие цель и на чистые,
полностью от выгоды отделенные (см. далее)4. Таким обра-
зом, вполне возможно, что Смит считал принцип себялюбия
доминантным мотивом общественных отношений, связываю-
щим между собой совершенно незнакомых людей, но видел
в нем лишь минимум, обеспечивающий функционирование
социума на элементарном уровне. Второй фундаментальный
принцип — любезная благожелательность — реализуется
в первую очередь в межличностных отношениях. Де-факто
именно это чувство превращает сборище людей в общество
в полном смысле слова.
Человек общественный Смита и наследство Юма
В соответствии с выдвинутым Смитом в «Теории нрав-
ственных чувств» довольно «альтруистическим» тезисом,
отдельных людей соединяют естественные общественные
Узы, для которых сам автор использовал понятие sympathy.
Под ним Смит подразумевал не только взаимную симпатию,
3 Смит А. Теория нравственных чувств. С. 101.
4 См.: Бубер М. Я и ты.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 7 КУЗНЕЦ ЭКОНОМИКИ АДАМ СМИТ
321
но и обычную человеческую привязанность, сопричастность
и способность понимать мотивы поступков других, эмпатию.
Он уверен в наличии у людей закодированной способности
чувствовать друг друга и благодаря этому априори вести
себя надлежащим образом. Стремясь избежать возражений,
что готовность уважать мотивы поступков других людей
по сути является тем же себялюбием, только скрытым под
маской благодушия (мы боимся, например, изведать ту же
боль), Адам Смит приводит следующий аргумент: сочувствуя
ближнему, человек не воображает, что подобное несчастье
может случиться с ним самим, — он ставит себя на место дру-
гого человека. В качестве примера Смит указывает на мужа,
который прочувствовал боли, испытываемые его женой при
родах, хотя мужчина прекрасно знает, что ему таких мучений
бояться не надо: у него их точно не будет. В этом, по мне-
нию отца-основателя науки экономики, заключается важное
различие, он на такой воображаемой частности настаивает
и тратит много времени и энергии, чтобы укрепиться в пра-
воте. С помощью «вхождения в положение другого» Смит
создал психологическую защиту от индивидуализма своего
времени. «...Симпатию ни в коем случае нельзя принимать
за себялюбие»1.
Принцип взаимной симпатии Смит кладет в основу
своей социальной этики. Человек есть существо обществен-
ное, и в самой его природе коренятся потребность в сочув-
ствии и стремление быть частью своего окружения. Поэтому,
считает Смит, роль нравственности для общества исклю-
чительна: «Добродетель поддерживает общество, порок же
вносит беспорядок в него»1 2. Невозможно себе даже пред-
ставить большего различия между Смитом и Мандевилем,
который считал, что именно пороки являются источником
богатства общества, а в тот момент, когда оно становится
добродетельным (как того желал Смит), приходят нищета
и упадок, быстро его уничтожающие. По Смиту, «в прекрас-
ной машине, представляющей собой общество, добродетель
1 Смит А. Теория нравственных чувств. С. 306.
2 Там же. С. 305.
ТОМКЩ СЕДЛЬЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
нравится нам, ибо она облегчает ход этой машины, а порок
неизбежно кажется нам пагубным, потому что он затрудняет
н приводит в беспорядок все ее движения».
разум выбирает общество?
Что не дает обществу распасться? Разумный выбор каждого
индивида (как уверяет современная экономика)? Чело-
век является (хорошим) членом общества потому, что ему
выгодно быть среди людей, или в игре действуют другие
правила?
Поиском ответов на эти вопросы занимался и современ-
ник Смита Дэвид Юм. Он внес большой вклад в понимание
экономической антропологии. Сферой его интересов были
ключевые темы экономики: происхождение общественного
строя, теория полезности и себялюбие, а также отношения
рациональности и сверхрациональности. Смит и Юм, кстати,
были близкими друзьями и во многом хорошо понимали друг
друга. Юм, например, выступал против пропагандируемого
Томасом Гоббсом понятия общественного договора. Согласно
этой теории, человек «меняет» свою свободу на обществен-
ный порядок добровольно (рационально, разумно), подчи-
няясь общественным правилам и одновременно ожидая,
что все остальные будут делать то же самое. Целостность
социума сохраняется благодаря принципу себялюбия; речь
идет не более чем о гедонистическом расчете. Юм с этой
теорией не согласен и пишет:
Наиболее очевидное возражение против гипотезы эгоизма за-
ключается в том, что поскольку она противоречит обычному чув-
ству и нашим самым непредубежденным представлениям, то для
того, чтобы установить столь необычайный парадокс, требуется
Величайшее философское напряжение. Самый беззаботный на-
блюдатель обнаруживает, что существуют такие склонности, как
благожелательность и великодушие, такие аффекты, как любовь,
^Ружба, сострадание, благодарность. Эти чувства имеют свои
пРичинь1... ясно отличаемые от причин, действий и т. д. эгоисти-
Ческих аффектов... Все попытки такого рода, предпринятые до сих
ПоР, обнаружили свою бесплодность и, по-видимому, всецело
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 7 КУЗНЕЦ ЭКОНОМИКИ АДАМ СМИТ
323
проистекали из той любви к простоте, которая явилась источни-
ком многих ложных рассуждений в философии1.
Здесь появляются аргументы, позднее использованные Сми-
том. Именно в человеческой природе, считает Юм, лежит
стремление совершать и одобрять поступки, в которых даже
«крайне изощренное воображение не открыло бы какой-
либо видимости эгоизма и не обнаружило бы никакой связи
нашего нынешнего счастья и безопасности с событиями,
столь отдаленными от нас»1 2.
По природе своей мы хвалим деяния, не имеющие к нам
никакого отношения и никак не влияющие на нашу выгоду,
причем независимо от того, когда и где они происходили.
Исходя из рассуждений Юма, причина, по которой не прино-
сящие нам никакой пользы поступки мы считаем нравствен-
ными и благими, очень проста — они вступают в резонанс
с нашими моральными убеждениями (никакие с корыстными
интересами). Личная выгода, аргументирует Юм, не может
служить материалом для построения общества.
Мы можем привести много примеров, «когда личный
интерес отличается от общественного и даже противоречит
последнему. Однако мы заметили, что нравственное чувство
продолжает существовать, несмотря на такое разделение
интересов»3.
Юм считает себялюбие и личную выгоду исключи-
тельными и все объясняющими эмоциями, но выгоду он
трактует более широко, включая в нее и пользу для обще-
ства: «Полезность приятна и вызывает наше одобрение.
Это действительный факт, подтверждаемый повседневным
наблюдением. Но полезность в связи с чем? В связи с неко-
торым реальным интересом, конечно. Но с чьим же именно?
Не только с нашим собственным, ибо наше одобрение часто
простирается дальше»4.
1 Юм Д. Исследование о принципах морали. С. 342-343.
2 Там же. С. 257.
3 Там же. С. 261.
4 Там же. С. 260.
ТОМИВ СЕДЛЬЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
Эта ключевая мысль и поможет нам понять предло-
женную Смитом концепцию общественного сосуществова-
ния. Юм верил, что нравственное чувство человека сильнее
и глубже, чем принцип полезности. Восприятие (эмоцио-
нальное) сильнее, чем (рациональный) расчет. Нормы чело-
веческого поведения существовали еще до возникновения
государства (а не государство, как считал Гоббс, их создало),
и их невозможно объяснить, взяв за основу концепцию обще-
ственного договора. «Под влиянием этих случаев мы должны
отказаться от теории, которая объясняет всякое нравствен-
ное чувство исходя из принципа себялюбия», — делает вывод
Юм5. Общественная мораль — это эмоция, она относится
к области восприятий, чувств, но никак не разума. «В отли-
чие от современных экономистов, Адам Смит предполагал,
что, оценивая возникающие перед ними альтернативы, люди
на самом деле очень взаимозависимы. Они ведь имеют схо-
жие страсти и чувства и могут отождествлять себя с другими
людьми, выражающими поведением свои эмоции»6.
Так же, как Аристотель и Фома Аквинский, Юм считает
человеческое существо zoon politikon и аргументирует это
тем, что для человека естественно быть частью общества.
Индивид, иными словами, «выбирает» членство в обще-
стве не потому, что оно ему приносит пользу, а повинуясь
собственной природе, зародившейся, в конце концов, еще
до него самого. Человеческое существо от рождения стре-
мится к добру, в него изначально заложена сильная социаль-
ная симпатия, даже эмпатия. «Следовательно, если полез-
ность является источником нравственного чувства и если
ее не всегда рассматривают в отношении к самому себе, то
отсюда следует, что каждое явление, которое способствует
счастью общества, непосредственно зарекомендовывает себя
как достойное нашего одобрения и благосклонности. Здесь
налицо принцип, который в значительной мере объясняет
5 Юм Д. Исследование о принципах морали. С. 261.
в Halteman R. J. Is Adam Smith’s Moral Philosophy an Adequate Foundation
for the Market Economy?
ЧАСТЬ f ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 7 КУЗНЕЦ ЭКОНОМИКИ АДАМ СМИТ
325
происхождение морали»1. Это качество Юм считает «прин-
ципом человеческой природы»1 2.
«...Человеческое сердце... никогда не будет всецело без-
различно к общественному благу3, — пишет Юм и в другом
месте дополняет: — Ни один характер, как бы ни был он мне
далек, не может быть с этой точки зрения совершенно для
меня безразличен. Тому, что выгодно обществу или самой
данной личности, следует оказывать предпочтение»4. Воз-
можно, лучше всего эту мысль Юм подытожил в следующей
цитате: «Представляется, что стремление к общественному
благу, к достижению мира, порядка и гармонии в обществе...
всегда привлекает нас на сторону социальных добродетелей...
эти принципы человеколюбия и симпатии столь глубоко
пронизывают все наши чувства и оказывают столь сильное
влияние, что могут возбудить сильнейшее порицание или
одобрение»5. И здесь снова возникает тема, знакомая нам из
работ Адама Смита, — тема мотивации личности, зависимой
не только от самой себя, но и от других людей, всего общества,
с которыми ее связывают исключительно сильные эмоции.
Здесь стоит еще раз напомнить, что Юм говорит не о рацио-
нальном расчете, а о чувстве, ведущем нас к общественным
добродетелям. По его мнению, они не имеют разумного обо-
снования, как утверждает теория общественного договора.
И Смит, и Юм не согласились бы с тем, что общество
зиждется на гедонистических принципах и принципе разум-
ного выбора, как утверждают рационалисты и теория обще-
ственного договора Жан-Жака Руссо. Человеческая антропо-
логия другая: люди объединяются на основе врожденного
чувства. И это приоткрывает тайну целостности общества.
Такой эмоциональный процесс — в нашей природе, и ничего
больше мы сказать не можем.
СЕДПЬЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
1 ЮмД. Исследование о принципах морали. С. 261.
2 Там же. С. 262.
3 Тамже. С. 316.
4 Юм Д. Исследование о принципах морали. С. 317.
5 Там же. С. 274.
326
разум как раб страсти
ц^водьно интересен взгляд Смита на разумность человечес-
кого поведения. В этом на него оказал сильное влияние его
друг Дэвид Юм. Адам Смит пишет:
Но хотя разум, несомненно, является источником всех общих пра-
вил нравственности и всех суждений, формулируемых нами при
содействии этих правил, нелепо и невозможно предположить,
чтобы даже в отдельных случаях, послуживших для составления
общих правил, первоначальные представления о справедливом
и несправедливом исходили бы от разума... Первоначальные
представления эти... не могут быть предметом разума, но со-
ставляют предмет непосредственного чувства и переживания...
Разум сам по себе не может сделать какой-либо предмет прият-
ным или неприятным для нас... Он может, правда, показать нам,
что при содействии такого-то предмета мы способны получить
другой, который, естественно, будет нам нравиться или не нра-
виться... но он не может сделать приятным для нас предмет сам
по себе, когда в пользу или против него не говорит непосред-
ственное чувство6.
Юм прославился фразой, поставившей рационалистскую
антропологию с ног на голову: «...Разум есть и должен быть
лишь рабом аффектов и не может претендовать на какую-либо
другую должность (office), кроме служения и послушания
им»7. (По этому пункту, кстати, он оказывается совсем рядом
с идеей так критикуемого им совместно со Смитом Бер-
нарда Мандевиля8.) Приведенный пассаж более или менее
обобщает его философию: разум и чувство не воюют между
собой, одно не противоречит другому. Они, чтобы не сопер-
ничать, находятся как бы на разных уровнях. Человеческим
поведением управляют чувства, страсти, аффекты (passions),
а Роль разума второстепенна, он вступает в игру лишь в про-
цессе рационализации9. Джон Локк использовал подобный
6 Смит А. Теория нравственных чувств. С. 309.
7 Юм Д. Трактат о человеческой природе. С. SS6.
8 Сравните с упомянутой «Басней о пчелах».
9 См.: Rawls J. Lectures on the History of Moral Philosophy. P. 29, 30.
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 7 КУЗНЕЦ ЭКОНОМИКИ АДАМ СМИТ
327
аргумент: «Разум в действительности не устанавливает и не
формулирует законы природы, он их только ищет и нахо-
дит... Разум, в сущности, не принимает участия в создании
законов, он, скорее, интерпретирует их»1.
Наше поведение не является результатом кропотливого
подсчета выгодности или невыгодности, доходов и расходов.
Оно управляется силами, нами не постижимыми, — мотиви-
рующими нас к действию эмоциями. Подобный же иррацио-
нальный характер имеет и animal spirits Джона Мейнарда
Кейнса (мы скоро доберемся до этого понятия).
Философ Дэвид Юм воспротивился бы современной
антропологии homo oeconomicus, считающей разум, а не
чувства движущей силой человеческого поведения. Проще
говоря, чтобы мотивировать человеческое существо к дей-
ствию, интеллекта самого по себе мало. По Юму, разума «недо-
статочно, чтобы дать начало какому-либо нравственному
осуждению или одобрению. Полезность есть лишь направ-
ленность к определенной цели, и, если бы цель была совер-
шенно безразлична для нас, мы должны были бы испытывать
такое же безразличие и по отношению к средствам»1 2. Разум
сам по себе не знает, как мотивировать нас к действию, как
выстроить нашу систему предпочтений так, чтобы мы знали,
как себя вести. «Что порядочно, красиво и подобающе, что
благородно и великодушно, то овладевает сердцем и вооду-
шевляет нас к принятию и поддержке такового. Что понятно
или очевидно, что вероятно или истинно, то вызывает только
холодное согласие рассудка и, удовлетворяя отвлеченную
любознательность, кладет конец нашим исследованиям»3.
Подобную позицию занимает и Иммануил Кант:
«Чистый разум, однако, может a priori предписывать цели,
лишь поскольку он провозглашает их в то же время дол-
гом»4. Разум играет лишь второстепенную роль, когда нахо-
1 Цит. по: Хайек Ф. А. Право, законодательство и свобода. С. 40.
2 Юм Д. Исследование о принципах морали. С. 330.
3 Там же. С. 214.
4 Кант И. Метафизика нравов в двух частях. С. 331 (глава IX «Что
такое долг добродетели?»).
TOWKU1 сьцлкчгк ЭКОНОМИКА добра и зла
32S
д^т наилучшую дорогу к цели путем создания образа дей-
ствий (обращения имеющихся ресурсов в нужную сторону),
коррекции (корректировки своих ощущений), уточнения
состава средств, необходимых для решения поставленной
задачи, определения порядка действий и оценки полученных
результатов5, В наших деяниях мы видим взаимодействие
разума и чувства6. О том, что разум сам творит парадоксы7,
мы подробнее поговорим во второй части книги.
Слияние двух Смитов?
Что удивительно, признанные авторитеты экономической
науки отказывают как Мандевилю8, так и Смиту9 в эконо-
мической оригинальности, зато превозносят их как выда-
ющихся мыслителей в области психологии, этики и филосо-
фии. Как же стало возможным, что именно они считаются
отцами-основателями экономики? Не потому ли, что пси-
хология, философия и этика являются, по существу, ядром
экономики и что именно Мандевиль и Смит более, чем кто-
5 См.: Rawls J. Lectures on the History of Moral Philosophy. P. 31, 32.
6 См.:ЮмД. Исследование о принципах морали. С. 214.
7 «Я ни в коей мере не вступлю в противоречие с разумом, если
предпочту, чтобы весь мир был разрушен, тому, чтобы я поцара-
пал палец. Я не вступлю в противоречие с разумом и в том слу-
чае, если решусь безвозвратно погибнуть, чтобы предотвратить
малейшую неприятность для какого-нибудь индийца или вообще
совершенно незнакомого мне лица... Чтобы аффект был неразум-
ным, его должно сопровождать какое-нибудь ложное суждение,
но даже и тогда, строго говоря, неразумным бывает не аффект,
а суждение» (ЮмД. Трактат о человеческой природе. С. 557-558).
8 «Не буду называть его выдающимся экономистом... многим вер-
нее было бы назвать его действительно выдающимся психоло-
гом» (Hayek F. A. The Trend of Economic Thinking: Essays on Political
Economists and Economic History. P. 74-75. Глава «Dr. Mandeville»).
э «Он никогда не раскрывал заслуг своих предшественников с искрен-
ностью Дарвина. В критике он был узок и невеликодушен... Однако
не столь важно, что ему действительно удалось, а что не удалось
почерпнуть у своих предшественников: дело в том, что “Исследо-
вание о природе и причинах богатства народов” не содержит ни
одной аналитической идеи, принципа или метода, которые были
бы совершенно новы в 1776 г.» (Шумпетер Й. А. История эконо-
мического анализа. С. 232-235).
ЧАСТЬ I ДРЕВНЕЙШАЯ ЭКОНОМИКА 7 КУЗНЕЦ ЭКОНОМИКИ АДАМ СМИТ
329
либо иной, участвовали в экономической дискуссии, кото-
рая длится и по сей день? Почему отцами экономики мы
не считаем меркантилистов или применявших математику
физиократов? Ведь именно (французский!) физиократ Вен-
сан де Гурнэ (1712-1759) за поколение до Смита произнес
пресловутое и до сего дня крылатое laissez-faire, laissez-passer.
Однако сейчас о нем — да и о других — слышно мало, в то
время как Das Adam Smith Problem (то есть проблема эгоизма
в теориях Смита) все еще жива и активно обсуждается.
Трудность — в определении диапазона понятия «эго-
изм», или в том, что мы под этим термином подразумеваем.
Если мы считаем эгоистическим поведение давшего сжечь
себя на костре за правду Яна Гуса или раздавшего все свое
имущество Франциска Ассизского, значит, мы все ведем
себя эгоистически. Но тогда очевидно, что термин «эгоизм»
теряет смысл, так как он превращается во всеобъемлющее
понятие, позволяющее объяснить какие угодно — и даже
противоречащие друг другу — поступки.
Заключение. Smith reloaded1
В этой главе мы отправились по следам недоразумения, свя-
занного с концепцией невидимой руки рынка, приписывае-
мой Адаму Смиту. Проследили за его скрытой полемикой
с Бернардом Мандевилем, ознакомились с представлением
Смита об общественных отношениях, формируемых исклю-
чительно разумом. Также мы обратились к Das Adam Smith
Problem и показали, что не любое человеческое поведение
можно объяснить действием лишь одного (эгоистического)
принципа. Попутно мы остановились на сочинениях фило-
софа Дэвида Юма, из которых Смит позаимствовал много
идей. Юм, например, принижал роль разума и отводил
ключевую роль чувствам и эмоциям. Адам Смит тоже гово-
рит о фундаментальном для социума принципе сочувствия
(sympathy), позволяющем сохранять целостность обще-
ства. Оба они считали человека существом общественным,
1 Смит: перезагрузка (англ.).
ТОММИ СЕДЛЬЧЬК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
чувствующим связь и с самыми удаленными от него членами
человеческой семьи.
Провозглашающий себя наследником классической эко-
номики Адама Смита, современный мейнстрим полностью
игнорирует этику. Несмотря на доминирование темы добра
и зла в классических дискуссиях, сегодня даже ее упомина-
ние является чуть ли не преступлением. Более того, я попы-
тался показать и продолжаю утверждать, что общепринятое
прочтение Смита ошибочно. Его вклад в экономику не огра-
ничивается (сомнительной) концепцией невидимой руки
рынка и выявлением эгоцентричного homo oeconomicus, —
он гораздо шире.
Толкование понятий, сформулированных отцом-осно-
вателем экономической науки и ставших общепринятыми,
неправильно. Для их верного понимания необходимо изучать
обоих Смитов. Ведь если человек сосредоточится на обще-
известной части его творчества, то есть на «Исследовании
о природе и причинах богатства народов», и не будет знать
контекста «Теории нравственных чувств», вполне вероятно,
что он придет к заключениям, автором этих книг, безусловно,
не предусмотренным.
Адам Смит хорошо понимал фундаментальное зна-
чение этики и отводил ей главную роль в обществе, хотя
указания на это в его работах могут показаться несколько
туманными. На мой взгляд, самым большим его заветом,
оставленным нам, экономистам, является мысль, что про-
фессионально интересующая нас дисциплина не должна
отодвигать вопросы нравственности на второй план: как
Раз они и являются ключевыми.
ЧАСТЬ I 7 КУЗНЕЦ ЭКОНОМИКИ АДАМ СМИТ
331
ЧАСТЬ II
КОЩУНСТВЕН-
НЫЕ МЫСЛИ
532
рез нужды ничего не изменяется, и менее всего
человеческая личность.
Карл Густав Юнг
333
зз4
Зачем нам все эти старые истории, вавилонские мифы и ново-
заветные притчи? Чему может научиться (пост)современная
эпоха, и прежде всего экономика, из древних символических
повествований? К чему нам эти размышления, да еще и во
время кризиса, когда у нас и так достаточно своих забот?
Психолог Карл Густав Юнг был убежден, что в основе
человеческого мышления и наших суждений о мире лежат
существующие уже тысячелетия архетипы, от которых невоз-
можно избавиться. Они и сегодня тут, с нами, они участвуют
в формировании нашего отношения к миру, нашего само-
восприятия. Значит, эти архетипы имеет смысл тщательно
изучить — лучше в их еще необработанном, начальном виде,
в некой наготе, — а затем следить за их изменением в кон-
тексте исторического развития.
Неосознанно сохраненное лучше всего распознается во
время кризиса. Юнг пишет: «То, что недавно было неожидан-
ным, беспокойно-хаотическим, — внезапно обнаруживает
глубокий смысл»1. По словам польского сатирика Станислава
Ежи Леца, «самое слабое звено в цепи и есть самое сильное:
оно разрывает узы». Так и экономика нередко может расска-
зать нам о себе гораздо больше, когда она показывает свою
слабость, нежели когда демонстрирует силу. Мы узнаем ее
намного лучше, когда она обнажена и покорна, не лопается
от гордости и безудержного роста и не презирает все, кроме
самой себя. Слабость предкризисного экономического раз-
вития была именно в его силе. Сила часто скрывает истин-
ную суть вещей, в то время как слабость нам ее обнажает.
1 Юнг К. Г. Об архетипах коллективного бессознательного. С. 279.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ
335
8 ПОТРЕБНОСТЬ
ПОТРЕБ(ЛЕНИЯ)НОСТИ
ИСТОРИЯ ЖЕЛАНИЙ
\\re wanted to find love
yye wanted success
Until nothing was enough
Until my middle name was excess*.
P /. Harvey. «We Float»
«Мы искали любовь, / Мы хотели успеха, / Но вошла в нашу кровь /
Ненасытность помехой» (Пи Джей Харви. «Мы несемся». Перевод
с англ. С. Колкина). — Примеч. ред.
337
Всякий раз, когда открывается ящик Пандоры, случается
беда. Но о чем, если говорить по существу, в этой истории
шла речь и что, собственно, в том ящике было? В данной
главе мы постараемся проследить самые истоки человечес-
ких желаний, или, говоря экономическим языком, момент
зарождения спроса, или абиотических потребностей, как их
метко назвал Йозеф Шмайс1. Именно в этой точке возникает
выгода (польза), получаемая нами от не принадлежащих
нам благ, в которых нет (жизненной) необходимости. Если
сегодня мы часто говорим, что нам «нужно ненужное» (будь
то вещь или услуга), то следовало бы изучить вопрос, как
долго историю человечества сопровождает эта часто возни-
кающая в разных повествованиях и эпохах мысль. Учитывая,
что экономика уделяет много внимания концепции удов-
летворения спроса (желаний), будет правильным посвятить
данной теме некоторое количество строк.
В греческой мифологии Пандора была первой жен-
щиной (своего рода двойником ветхозаветной Евы), но она
(в отличие от Евы, созданной Богом, чтобы быть «соответ-
ственным помощником» Адама), пришла в мир, чтобы ото-
мстить людям от имени богов. Она носила с собой ящик
(сосуд), где хранились всевозможные беды, до того на земле
не существовавшие. После того как она из любопытства его
открыла, в мир пришли зло, болезни и (что нас в данном
случае интересует особо) проклятие труда. Работа, бывшая
прежде занятием для человека приятным и любимым, теперь
становится утомительной и даже непосильной. Пандора
ужаснулась проклятиям и быстро закрыла сосуд, но было
уже поздно.
Проклятие богов: угрожающий спрос
О чем-то подобном мы можем прочитать и в истории Евы
и Адама. (Как видите, мы написали имя первого человека
на втором месте. Адам во всем повествовании о райском
1 См.: Smajs J. Uzavreme smlouvu se Zemi?
OVAM1X СЛЦПКШК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
саде играет такую пассивную роль, что у людей появилась
тенденция отодвигать его на второй план.) После короткой,
но интенсивной словесной перепалки с животным — змеем
(от которой, кстати, Адам полностью самоустранился) Ева,
возможно тоже из любопытства, попробовала запретный
плод, и следствием явилось изгнание из Рая и приход в этот
мир зла. Интересно, что Адаму Бог посвятил expresis verbis
единственное проклятие, а именно проклятие труда2: «...Про-
клята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во
все дни жизни твоей; ...в поте лица твоего будешь есть хлеб».
Из вышесказанного мы можем сделать несколько заслу-
живающих внимания выводов. Во-первых, люди в своих
повествованиях вспоминают время, когда работа была заня-
тием приятным. Человек должен был трудиться и в райском
саду: Бог поместил туда Адама, чтобы он мог «возделывать
его и хранить его». Таким образом, для первых культур рай-
ское бытие означало не безделье, а состояние, при котором
целесообразная, сознательная деятельность приятна.
Во-вторых, в обеих историях именно желание, любо-
пытство, а по существу, чрезмерный спрос и ненасытность
или, если угодно, неадекватность принесли на землю зло.
В Раю Ева и Адам не испытывали недостатка в еде, ведь там
«всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи», и все-
таки им этого было мало. Что же заставило первых людей
вести себя так нескромно? Чего им не хватало в их райской
жизни? Похожая ситуация произошла и с Пандорой. Эти
истории нам намекают: даже если бы мы жили в раю и все
имели, нам этого было бы недостаточно и нас бы постоянно
тянуло (что абсолютно излишне) открыть «тринадцатую ком-
нату»3. Обратите также внимание, что Ева как часть челове-
чества и мать всего живого была проклята как раз желанием
2 Ср.: Lowry Т. S. Ancient and Medieval Economics. P. 15.
3 Аллюзия на знаменитую таинственную и редко открываемую для
посетителей 13-ю комнату на четвертом этаже жилой части чеш-
ского замка Карлштейн. — Примеч. пер.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 8 ПОТРЕБНОСТЬ ПОТРЕБ(ЛЕНИЯ)НОСТИ
339
(мужчины), которое никогда не будет удовлетворено и с кото-
рым ей не совладать. Наоборот, желание будет владеть ею1. $
Подобный мотив часто появляется и в современной
поп-культуре (ее легко можно считать новой мифологией).
В конце первой части фильма «Матрица» агент Смит говорит
Морфеусу: «Вы знаете, что в первой Матрице человеческий
мир был сделан совершенным. Там никто бы не страдал,
и все были счастливы. Но люди не приняли эту программу,
и первый урожай был потерян». И далее он продолжает свои
спекуляции о причинах такой аномалии: «Некоторые пола-
гали, что все дело в недостатках языка программирования,
которым описывался ваш совершенный мир. Но я считаю,
что просто вы, люди, такие существа, которые способны ощу-
щать реальность только страдая и мучаясь»1 2. Аналогичный
урок из истории Эдемского сада извлекает и Тодд С. Лоури:
«Когда Адам и Ева съели запретный плод с древа познания
и потребовали себе право выбора, они были изгнаны из мира
изобилия в мир нищеты и недостатка, должны были есть
хлеб в поте лица. Из всей этой истории мы должны усвоить,
что в этом мире знание и использование права выбора, есте-
ственным образом или по Божьей воле, приговаривают нас
к тому, что нужда становится нашим бременем»3.
В-третьих, месть Бога совершалась не напрямую: Созда-
тель позволил людям самим привести себя к несчастью. Так
произошло с запретным древом познания в райском саду и с
запретным плодом в виде ящика Пандоры. Никто не застав-
лял есть яблоко или открывать таинственный ящик; о разумно
обоснованном спросе речи тоже не идет, так как люди ни в чем
не нуждались и жили в блаженстве. Влечение и любопытство —
сестры. И запретное дерево «приятно для глаз»4 — как реклама,
привлекательная и часто апеллирующая к нашему иррацио-
1 «...[Умножу] и к мужу твоему влечение твое, и он будет господ-
ствовать над тобою» (Быт 3:16).
2 Перевод А. Сердюка.
з Lowry S. Т. Ancient and Medieval Economics. P. 14.
4 Быт. 3:6.
TOVAKUX ЭКОНОМИКА ДОБРА
нальному (хотелось бы сказать — животному) восприятию5.
Так или иначе, змей (животное) пробудил в Еве неведомое
ей желание, причем желание того, что прежде ей совершенно
было не нужно. Слова «пробудить желание» здесь наиболее
точны, так как обозначают нечто имеющееся в нас, но до сих
пор дремавшее. Змей желание Евы не сотворил, а расшевелил.
Даже сегодня мы часто сталкиваемся со средневековой
идеей, что первородный грех в райском саду имел характер
сексуального позыва. Однако убедительная аргументация
в пользу такого понимания отсутствует. Я бы предложил
посмотреть на эту историю под другим углом: гораздо веро-
ятнее, что уже первое ослушание Божьего запрета имело
потребительский характер. В конце концов, Адам и Ева
в повествовании об Эдемском саде плод, в буквальном смысле
слова, употребили: «...И взяла плодов его и ела; и дала также
мужу своему, и он ел»6.
В этом контексте стоит напомнить следующее заме-
чание историка Нормана Дэвиса: «Смит вступил в область
экономики, когда задался вопросом приложения такого
человеческого чувства, как алчность, а также тем, как част-
ный интерес может послужить общему благу»7. Дэвис, таким
образом, весьма проницательно указал на причину, привед-
шую Смита к написанию исследования об источнике богат-
ства народов. Алчность, по мнению британского историка,
не только способствовала рождению теоретической эконо-
мики, но вместе с понятием о первородном грехе стояла
У колыбели нашей цивилизации.
5 Реклама «находит связь между потребителем (производным от
священного индивидуального) и ценностями, воплощенными
в товаре. Она, таким образом, скорее подчеркивает не рациональ-
ные (монетарные) ценности, а те, которые нельзя измерить объ-
ективно (ср. с Lears, 1983)... Реклама, таким образом, предлагает...
механизм превращения временно преобладающих стилей (моды)
в священное лоно повседневной жизни» (Boli Е. J. The Economic
Absorption of the Sacred. P. 104).
б Быт. 3:6.
7 Дэвис H. История Европы. С. 444.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 8 ПОТРЕБНОСТЬ ПОТРЕБ(ЛЕНИЯ)НОСТИ
341
Экономика желаний: как избавиться
от достаточности
История зарождения спроса уходит еще дальше в глубь вре-
мен, ее можно проследить не только в еврейской и гречес-
кой, но и в шумерской культуре. Как мы видели в «Эпосе
о Гильгамеше», Энкиду, подобно Пандоре, изначально был
послан богами нам в наказание. Но в конце концов он ста-
новится Гильгамешу другом на всю жизнь, так же, как Ева
стала подругой Адаму. Первоначально Энкиду живет в лесу,
как зверь. И именно женщина, храмовая проститутка Шам-
хат, привела его в город, чем символически сделала из него
человека. На эту трансформацию из одного состояния в дру-
гое мы можем взглянуть с двух сторон, в конечном счете
дополняющих друг друга.
Первый возможный вариант прочтения этой истории
заключается в том, что продажная женщина была в определен-
ной степени причиной падения Энкиду. Пока он ее не познал,
Энкиду был всем доволен, не имел никаких желаний, только
базовые потребности — в пище, в тепле, в безопасности. Он
мог их удовлетворить, как зверь, самостоятельно, без циви-
лизации или сложной специализации. Но вот пришла Шамхат
и показала ему, к чему надо стремиться. В фильме «Киногид
извращенца: идеология» Славой Жижек говорит, что люди
нуждаются в том, чтобы им показывали, чего они должны
желать (так, как это сделал змей в истории о райском саде).
Что касается нужд абиотических, то без некой суперструктуры
или завуалированной идеологии мы не знаем, чего хотеть
(с этой точки зрения реклама нашему обществу необходима,
так как она показывает нам наши, хотя и не всегда естествен-
ные, потребности)1. Пока Энкиду жил как зверь, он был всем
1 В этом заключается взаимообусловленность необходимости и по-
лезности рекламы. Не только ей самой нужны потребители — они
также нуждаются в рекламе, чтобы она указала, чего им хотеть. См.
также: Boli Е. J. The Economic Absorption of the Sacred. P. 105. В романе
«Ярость» Салман Рушди пишет: «Ничего удивительного, что ре-
кламу полюбили. Она все улучшала. Указывала путь. Не нагружа-
ла проблемами. Напротив, разрешала их» (Рушди С. Ярость. С. 37).
СЕ.В.ПКЧЕ.К ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
*2
доволен, удовлетворял исключительно биотические желания,
имел все (на самом деле не очень много), в чем нуждался. Как
пишет экономист классической школы Альфред Маршалл,
«у первобытного человека фактически было не намного больше
потребностей, чем у животного, но каждая последующая сту-
пень в его развитии расширяла их круг и одновременно уве-
личивала разнообразие способов их удовлетворения»2.
Таким образом, мы являемся свидетелями возникно-
вения стремления обрести что-либо, зарождения неудов-
летворенности от отсутствия чего-либо (то есть желания
получить то, чего у нас нет и что, в сущности, не нужно).
Шамхат отучила Энкиду от звериной жизни и лишила его
естественной среды обитания. Она привела его туда, где
живут люди, — в город.
Если взглянуть на эту историю по-другому, то Шамхат
явилась для Энкиду спасителем. Женщина ему показала,
чего желать. Сделала ему великое преподношение — дар
неудовлетворенности. Именно это чувство по сей день гонит
человечество все дальше и дальше; мы его оседлали; еще
и сегодня оно продолжает оставаться двигателем прогресса,
развития и роста ВВП. Женщина была носителем культуры
(то же самое в определенном смысле можно сказать и о Еве).
Она привела Энкиду в город, цивилизовала его и научила
пить пиво. Для него Шамхат олицетворяла прогресс.
Читая эти истории, мы, вероятно, становимся свиде-
телями первого пробуждения желания, спроса. Похоже, что
неудовлетворенность, постоянное стремление к большему
и лучшему есть явление естественное, лежащее в самом
сердце нашей цивилизации, человеческого бытия (и древ-
ние народы это очень хорошо осознавали). Фрэнк Найт, воз-
можно самый известный чикагский экономист прошлого
поколения, когда-то отметил: «По самой своей природе чело-
век неудовлетворен тем больше, чем ему лучше»3. Джордж
2 Маршалл А. Принципы экономической науки. Т. 1. С. 148.
3 Nelson R. Н. The New Holy Wars. P. 293.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 8 ПОТРЕБНОСТЬ ПОТРЕБ(ЛЕНИЯ)НОСТИ
343
Стиглер, ученик Найта, вторит ему: «Основное, чего желает
разумный человек, это не удовлетворения своих желаний,
а новых и лучших желаний»1.
Ради (опасного) стремления иметь все больше и больше
мы пожертвовали получаемым от работы удовольствием. Мы
хотим чересчур много — значит, и работать вынуждены сверх
всякой меры. Мы самая богатая цивилизация из когда-либо
существовавших, но от слова «хватит» или от чувства удов-
летворенности мы дальше, чем в какой-либо период «при-
митивного» прошлого. А теперь одним предложением: если
бы нам не был нужен бесконечный рост ВВП и производи-
тельности любой ценой, мы не должны были бы постоянно
работать «в поте лица». Кто оседлал неудовлетворенность,
в обмен получает мощный мотор прогресса, но вместе с тем
теряет право жаловаться, что его что-то не устраивает. А не
устраивать может многое, если приводом в механизме слу-
жит неудовлетворенность. Если бы мы довольствовались
тем, что имеем, экономический рост и развитие общества
прекратились бы в привычном для нас понимании. Значит,
у нас есть выбор: либо развитие и рост, либо удовлетворен-
ность. Но рост не может достаться даром.
Мальтус: второе рождение.
Потребление как наркотик
You can never get enough of what you don’t really need2.
U2. «Stuck in a moment»
Преподобный Томас Мальтус, экономист, живший на рубеже
XVIII и XIX столетий, никогда не терял надежду, что иде-
алы прогресса Великой французской революции обеспечат
1 Stigler G. J. Frank Hyneman Knight. P. 58. См. также: Nelson R. H.
Economics as Religion. P. 294-295.
2 «Никогда того не хватит, в чем насущной нет нужды» (англ.; U2.
«Застрявший в мгновении»). — Примеч. ред.
344
TOWMU СЬЦПЛЧЬЛ. ЮМИКА ДОБРА И ЗЛА
Европе больше процветания и меньше угнетения3. Многие
цз его тезисов были поставлены под сомнение, но и по сей
день Мальтус известен как первый, кто дал самые мрачные
демографические прогнозы. Он был убежден, что случаю-
щиеся голод и эпидемии — явления естественные, так как
«провидение справедливо наказывает людей... посылая им
бедствия, неизбежно сопровождающие порок и различные
страдания, вызываемые болезнями и преждевременной
смертью»4. Если бы не это, то, по концепции Мальтуса, рост
производства сельскохозяйственной продукции на планете
не успевал бы за ростом числа жителей5; популяция (а с ней
и спрос всего человечества) имеет тенденцию расти в геомет-
рической прогрессии, в то время как (сельскохозяйственные)
ресурсы ограничены.
Благодаря развитию аграрных технологий, удобрениям
и пестицидам опасения Мальтуса не подтвердились: люди
могут производить достаточно пищи, проблема лишь в ее
распределении или во внедрении новых технологий. Позже
появился неомальтузианский аргумент, согласно которому
увеличение плодородия почвы и повышение производи-
тельности труда также должны иметь свои ограничения.
Но и этот вариант мальтузианской катастрофы не реализо-
вался. Однако с определенной, более глубокой точки зрения
Мальтус все-таки был совершенно прав: наши потребности
растут быстрее, чем возможности их удовлетворения.
Когда-то мы думали, что чем больше мы будем иметь,
тем меньше нам будет нужно и тем меньше мы будем хотеть
чего-нибудь еще. Но вышла ошибка, и в действительности
все происходит, скорее, наоборот: наши потребности растут
3 См.: Gilbert G. Introduction // Malthus Т. R. Critical Responses. P. 4.
4 Мальтус T. Опыт закона о народонаселении. С. 93.
5 То есть, по словам Мальтуса, необходимо ограничивать рождае-
мость. В случае, если доходы работников будут выше, чем мини-
мум, необходимый для жизни и репродукции, они начнут размно-
жаться — и пищи опять не будет хватать. По его мрачной точке
зрения, доход тружеников еще долго не будет значительно выше
прожиточного минимума.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 8 ПОТРЕБНОСТЬ ПОТ РЕ Б( Л Е Н И Я1НОСТИ
345
пропорционально тому, что у нас уже есть. Удовлетворение
одного желания лишь возбуждает новое, поэтому мы никогда
не будем сыты. Динамика увеличения количества того, что
мы имеем, никогда не догонит рост (нового) спроса. Но, как
отмечает сам Мальтус, именно новый интерес к приобре-
тению гонит нас вперед1. Вот что 150 лет спустя напишет
об этом американский экономист Дон Патинкин: «Как нам
показывает история, западное общество создает новый спрос
с той же скоростью (если не быстрее!), что и способы его
удовлетворения»1 2. Иначе говоря, желание не будет удовлетво-
рено никогда. Славой Жижек в данном контексте добавляет:
«Raison d’etre3 желания заключается не в том, чтобы реализо-
вать свою цель, достигнуть полного удовлетворения, а в том,
чтобы воспроизвести себя как желание»4. В конце концов,
пару тысяч лет назад это заметил даже автор библейской
Книги Екклесиаста: «...Не насытится око зрением, не напол-
нится ухо слушанием»5.
1 «Если бы плотность населения и количество пищи увеличивались
в одинаковой пропорции, маловероятно, что человек смог бы
выйти из дикого состояния... Зло существует в мире не для того,
чтобы причинять страдания, а чтобы стимулировать к действию»
(Malthus Т. An Essay on the Principle of Population. P. 158).
2 Patinkin D. Essays on and in the Chicago Tradition. P. 34.
з Смысл существования (фр.).
4 Жижек С. Чума фантазий. С. 94. Французский психоаналитик Жак
Мари Эмиль Лакан в своем докладе «Значение фаллоса» делает
различие между желанием, вызванным потребностью, и спро-
/ сом. Потребность — это биологический инстинкт, воплощенный
в спросе. Он, в свою очередь, имеет две функции. С одной стороны,
представляет потребность, с другой — ведет себя как требование
любви. Даже если потребность, воплощенная в спросе, удовлет-
ворена, то спрос на любовь остается неудовлетворенным и пре-
вращается в желание. Согласно Лакану, «желание — это не жажда
удовлетворения, не требование любви, а разность от вычитания
первого из второго, сам факт расщепления (Spaltung) между тем
и другим» (Лакан Ж. Значение фаллоса. С. 15). Желание, таким
образом, — это то, что остается после воплощения потребности
в спросе. Лакан добавляет, что желание начинает формироваться
в том месте, где спрос отделяется от потребности.
5 Еккл. 1:8.
ОИкШ сьавкчьк ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
И как же с сегодняшней точки зрения ошибался Аль-
фред Маршалл в своей доброй вере, когда писал: «Потреб-
ностям и желаниям человека несть числа, виды их очень
разнообразны, но возможности их удовлетворения обычно
ограничены»6. Про потребности, возможно, сказано верно,
однако что касается запросов и желаний, то возможностей
их удовлетворить — масса. И чем больше их удовлетворено,
тем мы еще больше хотим, тем больше у нас неудовлетво-
ренных желаний. Если мы нуждаемся во все более высоком
уровне потребления и должны, подобно наркоману, посто-
янно увеличивать дозу, то не напоминает ли потребление
наркотик? Если мы испытываем депрессию от стагнации
ВВП, то есть от нулевого или низкого роста, то не стали ли
мы к нему привязаны, зависимы от него?
Интересное определение привязанности в своей книге
предлагает Кларисса Пинкола Эстес: «Привязанность — это
то, что заставляет жизнь “выглядеть” лучше и в то же время
опустошает ее»7. Салман Рушди в романе «Ярость» развивает
(аристотелевские8) размышления о том, что любой грех, по
существу, заключается в неадекватности, или, по-другому,
в недостаточности: нам требуются вещи, на которые мы
не имеем права9.
_Может ли предложение когда-нибудь
Удовлетворить спрос?
Мы жили, предполагая, что утоление наших желаний явля-
ется лишь вопросом насыщения наших потребностей. Но, как
мы видим сегодня на примере нашего бесконечно богатого
и обремененного долгами общества, мы ошибались. Спрос
просто создает дальнейший спрос, воспроизводит сам себя.
6 Маршалл А. Принципы экономической науки. Т. 1. С. 148.
7 Эстес К. П. Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и ска-
заниях. С. 412.
8 «...Зло... принадлежит беспредельному» (Аристотель. Никомахова
этика. 1106Ь29—30).
9 См.: Рушди С. Ярость. Ч. 1, разд. 2.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 8 ПОТРЕБНОСТЬ ПОТРЕ Б(Л ЕН ИЯ1НОСТИ
347
Более того, спрос (желание, вожделение, хотение) растет
с каждым поглощаемым нами куском, до момента, когда -
от пресыщения может случиться то, о чем поется в псалме ч
106-м: «Всякою пищей возгнушалась душа их»1. В книге с
«Смешные любови», особенно в рассказе «Золотое яблоко *
вечного желания», Милан Кундера указывает, что ощущение s
счастья скрывается в самой погоне, то есть, скорее, в поиске с
счастья, чем в нахождении его. Уже в эпиграфе он, цитируя $
Блеза Паскаля, пишет: «Не знают они, что их влечет охота,
а вовсе не добыча». Или, говоря словами чикагского эконо-
миста Найта, «настоящим вознаграждением является скорее
радость от стремления, чем от владения... Человеку предоп-
ределено... преследовать цель, которая отдаляется быстрее,
чем он как индивидуум или даже как все общество спосо-
бен ее достичь. Жизнь в итоге (в результате сознательного
выбора или вследствие диктата природы человека) немного
напоминает сизифов труд»1 2.
Человек как будто не способен распознать свою точку
блаженства, насыщения, удовлетворения или умиротворения.
Мы проходим мимо нее на ощупь, словно с закрытыми гла-
зами, и осознаем, что ее нашли, только задним умом, когда
уже миновали. Мы часто слышим слова «я уже никогда не буду
снова счастлив» и редко слышим «я никогда не буду счаст-
лив». То есть мы знаем, что в определенный момент мы были
счастливы, но понимаем это лишь потом, когда наша выгода
начинает снижаться3. Как пишет Зиммель, «похоже, однако,
1 Пс. 106:17-18: «...Безрассудные страдали за беззаконные пути свои
и за неправды свои; от всякой пищи отвращалась душа их, и они
приближались ко вратам смерти».
2 Knight F. Н. The Economic Order and Religion. P. 71.
з Об этом прекрасно повествует притча о блудном сыне, который -
сперва должен был покинуть роскошный и богатый дом своего 2
отца, чтобы обнищать до такой степени, что «он рад был напол- =
нить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал
ему». И только потом, придя в себя, осознал: «...Сколько наемни- д
ков у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода...» *
(Лк. 15:16-17). Наконец, и неудовлетворенность Евы и Адама (так О
же, как и Пандоры) наводит на мысль, что любое совершенство г
348
что чем ближе счастье, тем больше растет влечение к нему.
Самые горячие желание и страсть в нас возбуждает не то, что
от нас далеко и в чем нам отказано, а то, чего у нас нет, и при
этом кажется (иллюзия подкреплена товарно-денежными
отношениями), что минута, когда мы это будем иметь, все
ближе и ближе»4. Удовлетворенность в данном случае ведет
себя подобно мифическому кладу, зарытому там, где радуга
упирается в землю. Чем ближе мы к радуге, тем быстрее она
(и клад) от нас отступает. «Достаток всегда вроде бы сразу
за горизонтом, и так же, как горизонт, он постоянно отсту-
пает по мере нашего приближения к нему», как пишет Пол Л.
Уочтел5. И как, в конце концов, поет Пол Саймон: «You know,
the nearer your destination, the more you’re slip slidin’ away»6.
Спрос (то, что хотим) сам по себе вряд ли удовольствуется
тем, что мы имеем, он всегда убежит немного дальше. И как
преодолеть такой разрыв? Экономика имеет дело с пересече-
нием предложения и спроса, моментом, когда наступает рав-
новесие. Эту классическую проблему можно, однако, рассмо-
треть и с другой стороны. Английское слово supply в переводе
означает не только «предложение», но и «ресурсы», «запасы»,
то есть нечто, имеющееся у человека в распоряжении. А вот
слово demand точно соответствует классическому понятию
«спрос». Таким образом, мы может относиться к этой про-
блеме как к вопросу несоответствия того, что у человека есть
(supply), с тем, что он хочет иметь (demand).
Существуют два способа минимизации разрыва между
предложением и спросом. Первый — увеличение собственного
благосостояния, supply (как в частной жизни, так и в рамках
постоянно растущего ВВП), вплоть до момента, когда наш
спрос, demand, будет удовлетворен, — то есть когда мы будем
надоедает и уже не привлекает, если мы его перестали замечать
и не можем в полной мере оценить.
4 Simmel G. Penize v modernf kulture. P. 19-20.
5 Цит. no: Volf M. In the Cage of Vanities. P. 177.
б «Ведь чем ближе место назначения, тем больше ты скользишь
в сторону» (англ.).
к
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 8 ПОТРЕБНОСТЬ ПОТРЕ Б( Л ЕН ИЯ) Н ОСТИ
349
иметь все, что хотим. Здесь мы подошли к учению гедонистов,
программа которых была абсолютно понятной: определить,
что хочешь (как мы постарались показать выше, это доста-
точно сложная задача), поставить себе за цель это иметь,
а потом стремиться к осуществлению задуманного. В неко-
тором смысле это бесконечная история, но тем не менее мы
когда-то давно выбрали именно такую программу действий,
инвестировали в нее много усилий, времени и энергии,
и потому так стремительно растут наши благополучие и ВВП.
Другая возможность, противоположная первой, под-
сказана учением стоиков. Если желаемое нами (demand)
не совпадает с имеющимся у нас (supply), то решение этого
неравенства — в снижении спроса. Хотя выполнение данной
задачи кажется относительно легким, речь, естественно, идет
о сложном психологическом приеме, тренируемом стоиками
на протяжении всей жизни. В высказываемом в то время воз-
ражении против их учения говорилось: «Лучше быть недо-
вольным человеком, чем довольной свиньей; лучше быть
недовольным Сократом, чем довольным дураком»1.
Это, конечно, правда, но еще лучше быть довольным
Сократом (хотя бы в рамках потребления). Исходя из такой
концепции, действительно «богат» тот, кто ничего (больше)
не хочет, а имеющий много потребностей — беден. Неудов-
летворенный миллионер может быть большим бедняком,
чем человек с доходом на уровне прожиточного минимума.
Макс Вебер пишет: «...Забота о мирских благах должна
обременять его святых не более, чем “тонкий плащ, кото-
рый можно ежеминутно сбросить”. Однако плащ этот волею
судеб превратился в стальной панцирь»1 2. Но что делать,
если известно, что мы не святые, а «мирские блага» могут
превратиться в «стальной панцирь» вне зависимости от
того, насколько богато наше общество? Либо мы усмирим
наши желания (и в этом случае послушаемся советов стои-
1 Mill J. S. Utilitarianism. Ch. 2. Р. 12.
2 Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. С. 206.
ТОИАШ СЕДЛКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И 3
350
ков), либо наша алчность не будет иметь границ, и чувство
удовлетворенности всегда будет от нас «на расстоянии вытя-
нутой руки» (в чем и есть парадокс программы гедонистов).
Если мы стремимся только лишь к счастью, счастливы мы
никогда не будем. Счастье, похоже, есть побочный продукт
добрых дел, но не самоцель. Не должны ли эти морально-фи-
лософские вопросы быть, в сущности, предметом экономики?
Безусловно, так как дисциплина, занимающаяся в первую
очередь максимизацией полезности, должна была бы про
такие ловушки хотя бы знать.
Сегодня мы верим (обратите внимание: опять речь
о вере), что чем больше будем иметь, тем счастливей и сво-
бодней мы будем. Многие стоики, правда, придерживались
диаметрально противоположной точки зрения. К примеру,
знаменитый Диоген из Синопа, иногда называемый Дио-
ген Циник, верил, что чем меньше имеешь, тем счастливей
и свободней ты можешь быть.
Все вышесказанное не является призывом к отказу
от собственности. Во избежание недопонимания уточняю:
мне хотелось лишь показать, что удовлетворение спроса —
это бесконечная история, имеющая свои и светлые, и тем-
ные стороны. Человек не удовлетворен по своей природе,
ощущение недостаточности вплетено в само естество homo
sapiens. Диоген в этом смысле — редкое исключение. Как
пишет Кант, натура индивида неким образом сопротивля-
ется тому, чтобы он сам по себе «остановился в получении
Удовольствий и в стремлении иметь еще больше имущества
и чтобы когда-нибудь наконец он был удовлетворен»3.
Вопрос скорее в том, до какой степени можно культи-
вировать это врожденное метасвойство, а также каким спо-
собом и с какого момента нам следовало бы научиться себя
ограничивать. Мы не должны хотеть все, что можем хотеть.
з Volf М. In the Cage of Vanities. P. 172; см. далее в книге: «Непрехо-
дящая неудовлетворенность является одной из основных харак-
теристик человеческого существа». См. также: Кант И. Критика
способности суждения.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 8 ПОТРЕБНОСТЬ П ОТ Р Е Б (Л Е Н И Я ) Н О СТ И
351
Тавтоэкономика MaxU
О Счастье! Наша цель и наш предел!
Александр Поуп. «Опыт о человеке»
Одной из фундаментальных основ экономической веры явля-
ется принцип MaxU, то есть отсутствие сомнений в том, что
каждый индивид совершит все что угодно или поступит как
угодно, чтобы максимизировать свою выгоду (экономисты
часто используют английский термин utility). Так, например,
Гэри Беккер с гордостью утверждает: «...Экономический подход
является всеобъемлющим, он применим ко всякому челове-
ческому поведению — к решениям о ценах денежных и тене-
вых; к решениям повторяющимся и однократным, важным
и малозначительным; к целям эмоционально нагруженным
и нейтральным; к поведению богачей и бедняков, пациентов
и врачей, бизнесменов и политиков, учителей и учащихся»1.
Но что все-таки значит слово «полезность»? Для макси-
мизации полезности существует множество моделей, и над
расчетами по ее оптимизации мы проводим годы учений.
Наши «строгие» учебники в лавине математических опре-
делений и доказательств как-то забыли определить, что же
означает данный термин. Впрочем, это неудивительно, ведь
их авторы хорошо знают, что делают: если бы они дали опре-
деление полезности, то студенты быстро бы потеряли к учеб-
никам всякий интерес. Лучше об этом умолчать и сосредото-
чить внимание на дефинициях математического аппарата.
Однако речь идет о крайне важном термине, и точные науки
должны были бы давать своим концепциям ясные и пол-
ные формулировки. Полезность (польза) остается какой-то
не до конца понятной целью всех человеческих стремлений.
Поскольку для экономистов она исключительно важна, раз-
беремся со значением этого слова и измерим смысловую
1 Беккер Г. С. Человеческое поведение. Экономический подход.
С. 35-36. См. также: Force Р. Self-Interest before Adam Smith. P. 8.
TOtAAcUl СЬДЛАсЧЬК ьигшпиинд ДОБРА И ЗЛА
35?
глубину экономической мантры, постулирующей стремление
индивидуума к поведению, максимизирующему полезность.
В конце концов, «чтобы поколебать гипотезу, иногда доста-
точно бывает предоставить ей полный простор»2. В экономи-
ческом словаре находим следующее определение полезности:
Полезность (utility) — удовлетворение или удовольствие, которое
индивид получает от потребления товара или услуги3.
Слова «полезность», «удовлетворение» или «удовольствие» —
практически синонимы, что позволяет в процитированном
выше определении их спокойно поменять местами. Это опре-
деление типа А=А, где полезность является удовлетворением,
или счастьем, или удовольствием. Таким образом, если мы
данное определение перепишем, то получим следующее:
Полезность есть полезность, которую индивид получает от по-
требления товара или услуги4.
Разумеется, это неправда, что индивид лишь потребляя
товары или услуги максимизирует получаемую выгоду. Ино-
гда он еще и бездельничает, спит, например, дольше, чем
необходимо, развлекается с детьми и друзьями, — все это
ни один разумный человек, скорее всего, не посчитал бы
потреблением товаров или услуг. В этот момент становится
понятна одна интересная вещь: определение полезности,
выгоды охватило и сон, и разговоры с детьми, и все тому
2 Дидро Д. Мысли к истолкованию природы. С. 364.
3 Пасс К., Лоуз Б., Дэвис Л. COLLINS Словарь по экономике. С. 396.
В предметных указателях учебников Роберта Холмана термин «по-
лезность» даже не встречается. У Грегори Мэнкью в «Принципах
Экономикс» он появляется аж на 435-й странице: полезность — уро-
вень счастья или удовлетворенности конкретного индивида. По-
лезность есть мерило благополучия. Опять в определении исполь-
зуются синонимы, поэтому с равным успехом можно сказать, что
счастье характеризует степень полезности или удовлетворенности
и что удовлетворенность есть некий уровень счастья и полезности.
4 Если мы «потребление товаров или услуг» переведем на нормаль-
ный язык, то обнаружим, что полезность — это полезность, кото-
рую индивидуум получает путем потребления.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 8 ПОТРЕБНОСТЬ ПОТРЕБ! Л ЕН ИЯ) Н ОСТИ
353
подобное. Если мы хотим оставаться последовательными
в том, что человек все делает лишь с целью принести себе
максимум пользы, то мы однозначно должны отказаться от
«узкого» определения. Тогда получим:
Полезность есть польза (satisfaction или pleasure), которую инди-
видууму приносит потребление товаров или услуг, отдых, работа
и т. д. и т. п. (читай: вообще все, что субъективно ему доставляет
удовольствие или приносит пользу).
Другое решение — в распространении понятия «потребление»
на любые другие виды деятельности, приводящие к увели-
чению приносимой потребителю пользы. Результат, однако,
остается прежним:
Индивидууму приносит пользу потребление (или делание) того,
что увеличивает приносимую ему пользу.
Дальше это упражнение можно не продолжать: очевидно,
что любая фраза о максимизации такой полезности действи-
тельна сама по себе. Получаем тавтологию:
Индивидууму приносит пользу деятельность, увеличивающая
приносимую ему пользу.
Атак как разным людям пользу приносят разные поступки,
то получаем:
Индивид делает то, что хочет делать.
Мы видим, что это предложение бессодержательно, — и поэ-
тому оно «действительно» всегда, так как в нем говорится,
что А=А. Таким образом, к примеру, можно попытаться эко-
номически объяснить любовь матери к ребенку и сказать, что
из своей любви к нему она извлекает пользу. Если женщина
чем-нибудь жертвует ради своего малыша, то такое пове-
дение максимизирует ее выгоду. Поэтому, например, она
кормит грудью: ей это полезно. Но сказать так — все равно
что сказать: она питает дитя своим молоком, так как хочет
это делать. Вместо того чтобы сообщить что-нибудь новое
ТОММИ СЕДЛКЧ ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
354
в ответ, экономист пошел бы по кругу. Если бы мать отучила
ребенка от груди, он так же ловко смог бы объяснить, что ей
выгодно его не кормить1.
Допустим, мы определяем пользу более узко, как пользу
от рыночных активов, но тогда мы приходим к заключению,
что модель homo oeconomicus не может объяснить любое
человеческое поведение2. Тем не менее экономисты таким
(проверяемым) выводом не удовлетворились и переопре-
делили термин «полезность» так, чтобы в него входило все,
в том числе (предполагаемая, ожидаемая) польза от возна-
граждения в посмертной жизни. Такое расширенное пони-
мание «полезности» делает из мученика или святого Фран-
циска Ассизского эгоистичного максимизатора собственной
(полученной, возможно, после смерти) выгоды. Эконо-
мисты, таким образом, как некогда марксистская теория,
попали в ловушку нефальсифицируемости3 и непроверяе-
1 «Предположение, в соответствии с которым любое поведение
эгоистично, является самым простым. Ученые всегда довольны,
когда могут объяснить что-то крупное с помощью чего-то малого.
’ Но мы, однако, ни в коем случае не должны делать вывод, что эго-
изм является наиболее распространенной мотивацией. Мир иног-
да очень непрост, и элементарные объяснения часто ошибочны.
Ряд известных фактов опровергает суждение, что утилитаризм
движет миром. Некоторые формы помощи не предполагают воз-
награждения и поэтому не могут быть объяснены долгосрочной
выгодой. Родители, исходя из собственных интересов, заботятся
о своих детях, так как предполагают, что те будут ухаживать за
ними в старости. Однако поведение детей мотивировано точно
не эгоизмом, и за родителями ухаживают многие из них» (Elster J.
Nuts and Bolts for the Social Sciences. P. 54). Также по этой теме см.:
Force P. Self-Interest before Adain Smith. P. 10.
2 Альберт Отто Хиршман использовал вместо слова «полезность» вы-
ражение «заинтересованность». Результат, однако, тот же. И все же,
защищая этот принцип, Хиршман признает, что «как только идея
интереса возникла, она стала модным увлечением, равно как и па-
радигмой (в духе Куна), — большая часть человеческого поведения
внезапно начала объясняться через себялюбие, порой это доходило
до тавтологии» (Хиршман А. О. Страсти и интересы. С. 77).
3 Сэр Карл Поппер предложил определять научность утверждения в со-
ответствии с принципом фальсифицируемости, то есть считать науч-
ной только ту теорию, которая в принципе может быть опровергнута
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 8 ПОТРЕБНОСТЬ ПОТРЕБ1Л ЕН ИЯ1Н ОСТИ
355
мых моделей, де-факто говорящих: человек делает то, что
хочет делать. Если индивидуум максимизирует собственную
(и определяемую каждым по-своему) выгоду, то сэр Поппер
сразу спросил бы: «А как он должен был бы себя вести, чтобы
ее не максимизировать? Другими словами, можно ли идти
против своей функции оптимизации?» Если никакой пример
привести невозможно, то, значит, данная теория нефальси-
фицируема и де-факто теряет смысл.
Но вернемся назад, к главной линии аргументации. Как
замечает Брюс Колдуэлл со ссылкой на Фрэнсиса Хатчесона,
«экономика содержит в себе два типа утверждений: одни мыс-
ленно фальсифицируемы эмпирическими наблюдениями,
а вторые нет. Нефальсифицируемые являются тавтологиями
и лишены какой-либо ценности для реальной жизни. Из этого
вытекает, что чисто теоретические выводы не имеют никакого
практического значения»1. Далее Колдуэлл пишет: «Модель
поведения, в которой человек преследует только свою пользу,
неприменима, пока мы это понятие определяем слишком узко...
и бессодержательна, если мы даем ему слишком широкое тол-
кование, так как в этом случае любое поведение становится
максимизирующим»2.
На ошибках мы учиться можем, на тавтологиях — нет.
Тавтология является полезным упражнением при тренировке
логики, ее формулировки не допускают ошибок и, естественно,
опытом. Что могло бы случиться, если бы была доказана ошибоч-
ность теории эгоистической мотивации человеческого поведения?
Если такая вполне реалистическая, хотя еще не осуществленная воз-
можность имеется, то данную концепцию можно считать научной.
Ну а если, наоборот, она объясняет любое мыслимое поведение и ее
нельзя опровергнуть, то она становится псевдонаучной. Поппер, на-
пример, так описывает, почему он пришел к выводу о ненаучное™
марксистского подхода к истории: Маркс своей теорией способен
объяснить любые, в том числе и, казалось бы, противоположные си-
туации. Если в рамках его учения, например, все, что только мож-
но вообразить, объяснимо в контексте теории классовой борьбы,
то с теорией что-то не в порядке. Если она способна, не выходя за
свои рамки, дать толкование всему, то в этом не сила ее, а слабость.
1 Caldwell В. J. Beyond Positivism. Р. 108.
2 Ibid. Р. 146.
ТОММИ СЕаЛКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
35*
«правдивы». В ней есть рациональное зерно, но она бессмысленна,
бессодержательна. «Тавтология не имеет условий Истинности,
ибо она является безусловно истинной; а Противоречие не явля-
ется истинным ни при каких условиях. Тавтология и Противо-
речие являются бессмысленными (подобно точке, из которой
две стрелки расходятся в противоположных направлениях)...
Тавтология и Противоречие не являются вовсе лишенными
Смысла; они являются частью символической записи... Тав-
тология и Противоречие не являются Картинами Реальности.
Они не изображают никакой возможной Ситуации, ибо первая
позволяет любую возможную Ситуацию, а второе — никакую»3.
Итак, мы дошли до ключевого парадокса: гордость эко-
номистов, модель homo oeconomicus, «включающая в себя все
возможности», способная объяснить все, на самом деле должна
быть нашим самым большим позором. Если мы всё объясняем
термином или принципом, значения которого не знаем, то
стоит спросить себя, а о чем, собственно, мы вообще говорим?
Между прочим, это неправда, что, мысля абстрактно,
мы упрощаем вещи. Иногда, наоборот, очень даже усложняем.
Как пишет Ницше, теоретическое познание часто закрывает
глаза на очевидное. В качестве иллюстрации он приводит
греческую историю об Эдипе. Несмотря на то (или именно
благодаря тому), что Эдип был самым мудрым среди людей
(смог разгадать загадку), он оставался полностью слепым
к очевидному. Царь Фив не только не знал основных вещей,
известных каждому ребенку (кто его отец и мать), но даже
(не ведая того!) совершил отцеубийство и инцест.
Век «эконо-м истиков»: время долгов, надежд
и падение Икара
Аристотель считал главной человеческой слабостью отсут-
ствие умеренности. Любое свойство (и доброе тоже) в переиз-
бытке становится пагубным. Очень сильная любовь рискует
превратиться в удушающую ревность, забота о своем здоровье
з Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. 4.461-4.462.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 8 ПОТРЕБНОСТЬ ПОТРЕБ1Л ЕН ИЯ ) НОСТИ
357
может перерасти в невыносимый эгоизм и нарциссизм,
когда все, кроме себялюбца и его интересов, теряет право на
существование. Аристотеля поэтому и называют философом
золотой середины. Единственное, что никак нельзя довести
до крайности или преувеличить, — это умеренность. Именно
ее нам и недостает; в последнее время нас слишком прель-
щает богатство, — так же сильно Икара искушало желание
взлететь к солнцу.
Возможно, наше время войдет в историю как эпоха долгов.
В последние десятилетия причиной их роста была не нехватка,
а наоборот, избыток, излишества. Наше общество не голодает,
а решает другую задачу — как попотчевать сытого. Беда в том,
что око бы ело, да брюхо уж полное. И в Древнем Риме богат-
ство и аппетит превышали вместимость живота; конфликт
между голодным оком и переполненным желудком решался
пресловутым перышком. Так как в нашем обществе подобные
меры считаются неэстетичными, мы придумали и используем
другие способы устранения проблемы.
Несмотря на голод, который испытывает значитель-
ная часть населения земли, нашу цивилизацию мучает про-
блема, как наесться, чтобы не поправиться. Мы обезжириваем
сметану, творог и масло, устраняем из наших блюд самую
питательную их часть1. Здесь имеет смысл напомнить, что
говорил по этому поводу Иисус:
...Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для
тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело —
одежды?1 2
1 В предшествующих культурах, доминантной характеристикой ко-
торых был реальный недостаток пищи, самой ценной частью мяса
считались жир и сало (вспомните библейский «тук земли»: «...Я дам
вам лучшее в земле Египетской, и вы будете есть тук земли» (Быт.
45:18)), а постное мясо зачастую выбрасывалось псам. Прометей
обманул Зевса, прикрыв груду костей слоем сала. Громовержец от-
дал предпочтение именно этой куче. Сегодня мы выбираем мясо,
исходя из других соображений.
2 Мф. 6:25.
ТОМАШ СЕДЛЛЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
358
Эти слова, обращенные к нашему пресыщенному поколению,
звучат сегодня так же сильно, как и во времена, когда человек
беспокоился, что ему не будет хватать пищи. Мы и сейчас
заботимся о пропитании, но волнует нас нечто совсем дру-
гое: мы боимся, что еды будет чересчур много.
Чем больше у нас есть, тем больше мы хотим. Вопрос:
почему? Возможно, мы думали (это интуитивное предполо-
жение), что чем больше мы будем иметь, тем меньше нам
будет нужно. Чем больше вещей переходит из множества
«хочу иметь» во множество «имею», тем заметнее должно
было бы уменьшаться множество «хочу иметь» — вплоть до
полного исчезновения. Мы думали, что потребление приве-
дет к насыщению и удовлетворению наших потребностей.
Однако правда оказалась совсем иной. Чем больше мы имеем,
тем больше нам надо. Достаточно просто сравнить, без чего
мы обходились двадцать лет назад (компьютер, мобильный
телефон) и в чем объективно нуждаемся сегодня (ультралег-
кий лэптоп, каждые два года новый мобильный телефон,
постоянное и быстрое подсоединение к интернету и т. д.
и т. п.). И хотя богатый должен был бы иметь меньше неудов-
летворенных потребностей, чем бедный, действительность
показала обратное. Кейнс однажды сказал, что заработные
платы неэластичны при их снижении (то есть пока они
растут, все в порядке, а если снижаются, человек испытывает
серьезную психологическую травму). В действительности это
потребности неэластичны по отношению к снижающейся
зарплате. Легко подниматься к кульминации потребления,
но ужасно неприятно спускаться. Каждое удовлетворенное
желание порождает новое, и таким образом мы остаемся
неудовлетворенными. Потребление как наркотик: каждое
вновь появляющееся желание что-либо получить сразу ста-
новится нашей новой зависимостью.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 8 ПОТРЕБНОСТЬ П ОТРЕБ( Л ЕН ИЯ1НОСТИ
359
9 ПРОГРЕСС,
НОВЫЙ АДАМ
И ЭКОНОМИКА
ШАБАТА
360
Мы можем что-то увидеть, лишь когда мысль об этом
входит в наш разум и завладевает им, но тогда мы
не видим ничего другого.
Генри Дэвид Торо. «Краски осени»
361
Вацлав Гавел, реагируя на экономический кризис так же,
как королева Елизавета в конце 2008 года, спросившая эко-
номистов, почему они не смогли его предсказать, поинте-
ресовался смыслом роста: «Для чего все постоянно должно
расти? Зачем должны расти промышленность, производство,
продукция? Почему города бессистемно разрастаются во все
стороны, так что скоро не останется ни одного свободного
клочка земли?»1 Как вспоминал сам Гавел, на протяжении
более чем пятилетнего пребывания в тюрьме он тоже много
трудился, но преимущественно этот процесс был совершенно
бессмысленным — «работа для работы». Так есть ли у эко-
номического роста какой-нибудь другой смысл, кроме как
рост ради роста?
Когда чего-нибудь чересчур, мы на это часто не обра-
щаем внимания. И нередко бывает, что самые важные вещи,
ставшие привычными, мы просто упускаем из виду. Одной
из них является идея прогресса. Она присутствует повсюду —
в телевизоре, в рекламе, в политических заявлениях, в рас-
суждениях экономистов. Это необсуждаемый императив
нашего времени, нечто настолько естественное, что мы его
просто не замечаем. Не напоминает ли наша система иллю-
зию из фильма «Матрица»? Императив прогресса и роста
может так подмять нас под себя, что полностью поработит.
Морфеус говорит Нео: «...Ты — раб, Нео... Подобно другим,
был рожден в неволе... внутри хорошо охраняемой тюрьмы,
где ты был лишен обоняния, осязания и вкусовых ощуще-
ний... Твой мозг в этой тюрьме»2.
1 Из интервью В. Гавела Ренате Каленска (Kalenska R. Nekdy se me
zmocnuje pocit...').
г Перевод А. Сердюка. См. также: Barwick D. Neo-Materialism and the
Death of the Subject // Irwin W. The Matrix and Philosophy. P. 258. Да-
лее в книге: «Интеллект, заключающий в Матрице человеческие
существа в тюрьму, может манипулировать своими пленниками
и лишать их свободы только по их собственному желанию» (там
же; Lawler J. We Are (the) One! Kant Explains How to Manipulate the
Matrix. P. 139).
ТОМЛШ СЕДЛЛЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
362
Недавний мировой экономический кризис показал,
насколько мы зависимы от роста и что падение ВВП (даже
если оно и составляет всего десятые доли процента) мы вос-
принимаем с религиозным разочарованием.
Откуда вообще взялась идея постоянного роста? Все
свидетельствует о том, что это лишь переодетая мысль о про-
грессе. Сперва она была облачена в религиозную форму
(мечта о небесах), а позднее и в светскую (мечта о небесах на
земле). Обеспечение прогресса, то есть роста, является забо-
той (скорее даже обязанностью!) рынка, государства, науки
или часто всех их вместе взятых. Как будто бы экономичес-
кое развитие может приблизить нас к раю на земле. Любая
заминка в росте ВВП отдаляет нас от нашей цели и счита-
ется общественным злом. Подъем экономики, наоборот, есть
наивысшее благо, решение и цель одновременно, лекарство
от таких болезней, как безработица, забастовки, столкнове-
ния с полицией и расовая непримиримость, — это максима
не только экономики, но и всей политической жизни.
До промышленной революции мы не ожидали многого
от роста, прогресс застал нас врасплох, а сегодня мы считаем,
что он происходит автоматически3. Более того, мы видим его
лишь в рамках экономики и техники. Когда-то он считался
делом более или менее духовным, внутренним, сегодня же
идея прогресса секуляризована и связана в первую очередь
с внешним миром. Последовательные статистические изме-
рения ВВП в США начали проводить в 1790 году, до этого
человечество обходилось и без них (время от времени устраи-
вались подсчеты людей и имущества, но царь Давид, напри-
мер, именно за такое деяние, описанное в Ветхом Завете,
был жестоко наказан)4. Нам не нужно было знать, на сколько
Процентов или их долей мы в среднем на душу населения
з Еще два поколения назад дети играли такими же деревянными
игрушками, какими играли их предки на протяжении многих по-
колений. Прежде арсенал игрушек или приспособлений для до-
машнего хозяйства не обновлялся так быстро.
4 См.: 1 Пар. 21:1-28.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 9 ПРОГРЕСС, НОВЫЙ АДАМ И ЭКОНОМИКА ШАБАТА
363
богаче, чем в предыдущем году, и как мы выглядим при
международном сравнении паритетов покупательной спо-
собности. Между прочим, в 1790 году реальный ВВП надушу
населения составлял 1025 долларов (в сегодняшних ценах), то
есть в сорок раз меньше, чем сегодня1. За последние двадцать
лет он вырос на тридцать семь процентов. Ошеломляюще?
Возможно. Мы, вероятно, благодарны и довольны? Вряд ли.
По горло в прогрессе: золотая клеть
Начиная со времен, описанных в «Эпосе о Гильгамеше»,
вплоть до эпохи ранней античности концепции прогресса
не существовало. Господствовало цикличное понимание вре-
мени: все шло по кругу, как времена года, чья роль — чере-
доваться и повторяться снова и снова. Более того, циклич-
ность часто сопровождалась ритуалами, как раз и делающими
возможным возвращение сезонов года. Действие историй
и мифов таких цивилизаций происходило в каком-то особом
внепространственном и вневременном измерении. Потому
все, о чем рассказывается в этих легендах и чего, в сущности,
никогда и нигде не было, «вершится постоянно», повторяясь
снова и снова1 2. Происходящее в них не зависит от историчес-
кого времени, оно вне его. Кроме того, из них следует, что
золотой век человечества остался, увы, в прошлом. Чем мы
дальше от той эпохи, тем печальнее: ведь тогда люди были
лучше, чем они есть сегодня. Человечество со временем
деградирует, его удел — упадок, а не прогресс. Такое пред-
ставление в определенной степени противоречит нашей
современной культуре, благодарной поступательному дви-
жению за огромный шаг вперед из древних примитивных
времен и обещанные небеса обетованные на земле3.
1 См.: Johnston L. D., Williamson S. Н. What Was the U.S. GDP Then?
2 Об этом см. также: Элиаде М. Миф о вечном возвращении.
3 Интересно отметить, что в нашей культуре сталкиваются оба пред-
ставления. Ностальгические рустикально-экологические повество-
вания, видящие золотой век в прошлом и обращенные к идеали-
зированному традиционному обществу с понятными ценностями,
ТОНкШ СЕДЛЛЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
Зб4
Только иудеи и — позднее — греческие мыслители при-
шли к представлению о линейно развивающемся в истории
времени. Социолог Роберт Нисбет утверждает: «Ни одна идея
не была более важна и, возможно, даже равна ей по важности,
как идея прогресса в Западной цивилизации на протяже-
нии почти трех тысяч лет»4. Хотя стремление к прогрессу
нельзя считать современной идеей5, ее секуляризированная
и экономизированная версия стала raison d’etre современ-
ной экономики, науки и политики. Вера в прогресс есть то,
с чем наша цивилизация выросла и на что она опирается6.
Если добрые новости науки и экономики не ждут нас сразу
за углом, то, значит, что-то не в порядке. Британский мыс-
литель К. С. Льюис когда-то лаконично и метко обобщил это
в выражении: goodness = what comes next (добро = то, что еще
впереди)7. Мы так одержимы идеей постоянной максимиза-
ции роста, что готовы ради нее наделать долгов и бросить
их к ее ногам. И не только во время кризиса, но и в период
относительного процветания. Рост был спровоцирован
долговыми стероидами в такой степени, что значитель-
ную часть ВВП прошедших лет вполне можно было назвать
ВКП — валовым кредитным (а не внутренним) продуктом.
Мы стали буквально одержимы идеей роста. Мы не до конца
дополняет жанр, вдохновляемый страхом перед будущим дегра-
дировавшего общества («Планета обезьян», «Матрица», классика
типа «1984» и др.). Подробнее об этом мы поговорим в следующих
разделах книги.
4 Нисбет Р. Прогресс: история идеи. С. 34.
5 Уже почти сто лет классикой по этой теме является книга J. В. Bury
«The Idea of Progress», начинающаяся временами Просвещения.
Нисбет в книге «Прогресс: история идеи», как и в статье «Idea of
Progress: A Bibliographical Essay», начинает (мы могли бы сказать
«уже») с греков. И хотя евреев он мельком и упоминает, но не изу-
чает их должным образом. «Начнем с Гесиода [около 700 лет до
нашей эры] и его сборника “Труды и дни”», — пишет он в своей
статье.
6 Мирослав Вольф по этому поводу сказал: «Начиная с XVII века
и далее, однако, именно Маммона стал многим казаться более при-
влекательным господином» (Volf М. In the Cage of Vanities. P. 170).
7 Cm.: Lewis C. S. Evolutionary Hymn. P. 55-56.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 9 ПРОГРЕСС, НОВЫЙ АДАМ И ЭКОНОМИКА ШАБАТА
365
понимаем, какую цель он преследует, но этот недостаток мы
компенсируем постоянным ускорением1.
Прогресс прогресса
Тем не менее и идея поступательного движения вперед
имела свое развитие. Дискуссии о том, ведет ли прогресс
techne к золотому веку или наоборот, к упадку, тянутся через
много цивилизаций. И у древних греков не было ясности по
этому вопросу. Гесиод, например, утверждал: «...Вначале
боги создали “золотой род”. Мы узнаем, что этот род отли-
чался, с одной стороны, незнанием практических искусств,
а с другой — честностью, миролюбием, вообще был счаст-
лив»2. Мы как будто бы видим поднятый указательный палец,
предупреждающий нас, что в понимании стоиков прогресс
и знания часто мешают счастью, спокойствию и гармонии3.
Просвещение возродило представление, что жизнь
индивида в самом начале истории человечества (в ее есте-
ственном, природном состоянии) была, по словам Томаса
Гоббса, «одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковре-
менна». Согласно этой концепции, достижение рая в будущем
является технической и научной (но никак не духовной) зада-
чей человечества. В середине XIX столетия «Фихте заявил, что
настоящий рай был не милосердным даром, позволявшим
людям наслаждаться жизнью в далеком прошлом, а землей
обетованной, которую необходимо завоевать своими силами
в не слишком далеком будущем»4.
Эту же линию мысли можно найти в Древней Греции,
где она с какого-то момента стала преобладающей: «Вскоре
и Протагор, первый и самый великий софист, подчеркнул
1 Перифраза афоризма остроумного польского автора Станислава
Ежи Леца: «Хотя мы и знаем, что едем в обратном направлении,
но компенсируем этот недостаток ускорением».
2 Нисбет Р. Прогресс: история идеи. С. 49.
3 См. также: Nussbaum М. С. The Fragility of Goodness. P. 91. Более
подробный антропологический разбор — в книге Мирчи Элиаде
«Миф о вечном возвращении».
4 Volf М. In the Cage of Vanities. P. 175.
TC>»AM11 СЧ.В.ПКЧЧ.К ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
свою уверенность в том, что хроника деяний человечества
есть не только история бегства от первобытного невежества,
страха, бесплодной культуры, но и летопись постепенного
подъема к лучшим условиям жизни вследствие постоянного
углубления знаний»5. В конце VI века до нашей эры Ксенофан
утверждал: «Боги не открыли людям все изначально, но люди,
сами находясь в поиске, со временем открывают лучшее»6.
В диалоге «Протагор» Платон рисует волнующую сцену,
объясняющую, что «преступление Прометея в глазах Зевса
заключалось, конечно же, в том, что он поднял человече-
ство из его изначально ничтожного состояния до уровня,
на котором человек может пытаться соперничать с богами.
Он был наказан соответствующим образом, то есть навечно.
Но Прометей не принимает свою ужасную судьбу, не пытаясь
оправдать свои деяния. Его краткое изложение своей пози-
ции — один из самых знаменитых пассажей в литературе...
Прометей не только принес человеку возможность полностью
использовать разум, он также подарил людям или побудил
их открыть для себя математику, алфавит и письменность,
навык использования вьючных животных для земледелия
и перевозки, умение пользоваться кораблями для морских
путешествий»7. В историях о Прометее и Рае присутствует
схожий мотив. Говорим ли мы о древе познания (добра и зла)
или о технических компетенциях, принесенных Прометеем, —
в обоих случаях именно знание привело к принципиальному
повороту в жизни человечества. Наука несет с собой не только
5 Nisbet R. Idea of Progress: A Bibliographical Essay. Раздел «Greek Poets,
Sophists, and Historians on Progress».
6 Цит, по: Нисбет P. Прогресс: история идеи. С. 58.
7 Нисбет Р. Прогресс: история идеи. С. 56-57. Также Нисбет пишет
в своей статье: «В своей истории Пелопонесской войны Фукидид
в нескольких первых абзацах отмечает, что в древности греки
жили так же, как тогдашние варвары и дикари, но за достаточно
длительное время благодаря своим собственным усилиям смогли
выйти на высокий уровень развития» (Nisbet R. Idea of Progress:
A Bibliographical Essay. Раздел «Greek Poets, Sophists, and Historians
on Progress»).
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 9 ПРОГРЕСС, НОВЫЙ АДАМ И ЭКОНОМИКА ШАБАТА
367
прогресс, но и гнев Бога или богов, и этот разлад означает
конец духовной гармонии и благополучия. Стоит большого
труда восстановить хорошие отношения с Творцом. Так же
и мы путем умственных и физических сверхусилий стремимся !
вернуть себе чувство достаточности, отнятое знанием. То же Н
самое произошло с Энкиду: «...Остановились ноги, — и ушли J
его звери. Смирился Энкиду, — ему, как прежде, не бегать! 'Н
Но стал он умней, разуменьем глубже». Выбрав знание, он
утратил гармонию с окружающей природой, долгие годы
бывшей ему родным домом, и навсегда потерял способность
понимать некогда свой мир.
Эпоха постэгоизма?
Материальный прогресс стал светской религией и одновре-
менно самой большой надеждой нашего времени. Подробно
занимавшийся темой и посвятивший ей две книги эконо-
мист Роберт Нельсон утверждает: «Многие экономисты вос-
торженно, свято верили в прогресс, который кардинально
улучшит основные условия человеческого существования»1.
Другой ученый, Роберт Самуэльсон, писал по этому поводу:
«У каждого времени свои иллюзии. Наша — это пламенная
вера в силу процветания»2.
Нам, экономистам, разумеется, известно (или, по
крайней мере, было известно Фрэнку Найту), что мы живем
в «среде, где наука как таковая является религией»3. Кстати,
чтобы быть верующим, никакого конкретного божества
не требуется. Общепринятое определение религии, сформу-
лированное Верховным судом Соединенных Штатов Америки
(вопрос был инициирован Паулем Йоханнесом Тиллихом,
самым, по всей вероятности, известным протестантским
теологом XX века), допускает «в качестве действительной
религии широкий диапазон “систем веры”, даже в том слу-
1 Nelson R. Н. Economics as Religion. Р. xix. Подробнее об этом см.:
Nelson R. Н. Reaching for Heaven on Earth.
2 Цит. no: Nelson R. H. Economics as Religion. P. 81.
3 Knight F. H. Freedom and Reform. P. 46.
368
TOVAMll СЕД.ПА.ЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
чае, если они “никак не связаны со сверхъестественными
силами или объектами”»4. Религиозная идея прогресса секу-
ляризовалась и превратилась в техническую веру в науку,
которая нас (не каждого лично, а как единое целое) и спа-
сет. А богатство не только сделает нас счастливыми, доволь-
ными, гармоничными, равными, свободными и сильными,
но и сотворит лучшее общество (рай на земле). Обратим
здесь внимание на техническую подмену — замещение вну-
треннего душевно-психологического комфорта внешним
прогрессом, который заключается в увеличении количества
и улучшении качества того, чем мы владеем.
Таким образом, именно на прогресс мы возлагаем
надежды в решении материальных, общественных и мно-
гих внутренних проблем. Но и это еще не все. Попутно мы
соединили его с мечтой о (полном) нравственном исправ-
лении и преображении людей, искоренении эгоизма путем
достижения богатства, обилия, избытка. По крайней мере,
классики нашей отрасли знаний это (открыто) признавали.
Представление, что прогресс может спасти мир, стало некой
формой общественной надежды и веры par excellence. Дэвид
Юм, например, был убежден, что если бы природа одарила
человечество избытком материальных вещей и каждый имел
бы во всем достаток, то в таких благоприятных условиях цвела
бы любая добродетель. В мире победила бы справедливость,
и дальнейшее существование судебной системы стало бы
излишним. Джон Стюарт Милль, еще один из отцов науки
экономики5, верил, что «положение, при котором каждый
топчет, теснит, расталкивает и преследует других по пятам»6
4 Nelson R. Н. Economics as Religion. Р. XXIV.
5 Произведение Милля «Основания политической экономии» пер-
вый раз было напечатано в 1848 году и быстро стало библией анг-
лийской экономики XIX века.
в «Сознаюсь, меня вовсе не прельщает идеал жизни, который пита-
ют люди, считающие, что естественное состояние человека есть
борьба за существование: что положение, при котором каждый
топчет, теснит, расталкивает и преследует других по пятам, — пред-
ставляющее современный тип социальной жизни, — есть самая
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 9 ПРОГРЕСС, НОВЫЙ АДАМ И ЭКОНОМИКА ШАБАТА
369
есть лишь синдром переходного периода. Как только он
пройдет, мы достигнем устойчивого возраста, когда «никто
не стремится стать богаче»1. Милль в главе «О неподвижном
состоянии» ставит следующие вопросы:
В предыдущих параграфах заключается общая теория экономи-
ческого прогресса общества в том смысле, в каком эти слова
обыкновенно понимаются, то есть прогресса капитала, населе-
ния и производительных искусств. Но, рассматривая какое-либо
прогрессивное движение, не беспредельное по своему характе-
ру, наш ум не довольствуется простым определением законов
движения: он не может не задать дальнейшего вопроса: где же
предел? К какому окончательному результату будет приведено
общество промышленным прогрессом? Какого положения мы
можем ожидать для человечества, когда прогресс прекратится?
Экономисты необходимо должны были всегда более или ме-
нее ясно видеть, что увеличение богатства не безгранично, что
в конце так называемого ими прогрессивного состояния лежит
состояние неподвижное, что всякий прогресс в богатстве явля-
ется лишь отсрочкой последнего и что каждый шаг вперед есть
приближение к нему2.
Мы не должны забывать, что еще долго после своего воз-
никновения экономика считалась «мрачной наукой» (dismal
science). Если ориентироваться прежде всего на предсказа-
ния Томаса Мальтуса, то она не давала населению никакой
надежды на лучшее завтра; будущее оптимизма не вызы-
вало, прогресс не был целебным. Прогресс обещал (рабочему
классу) скорее ад на земле, но уж точно не рай. Довольно инте-
ресно посмотреть, как такая некогда грустная дисциплина
желательная участь человечества, а не печальный симптом одного
из фазисов экономического развития. Оно может быть неизбежной
стадией в прогрессе цивилизации; тем европейским нациям, ко-
торые были настолько счастливы, что избежали его до сих пор,
все же, может, придется испытать его» (Милль Дж. С. Основания
политической экономии. 4.6.2).
1 Милль Дж. С. Основания политической экономии. 4.6.2.
2 Там же. 4.6.1.
преобразилась в сегодняшнюю оптимистическую, жизне-
утверждающую, дающую надежду и верящую в прогресс
науку. Достаточно условно, но мы можем всех экономистов
поделить на оптимистов («ждет нас рай на земле») и песси-
мистов («близится экономический Армагеддон»), Похоже,
что Милль и Юм были первыми оптимистами. Джон Мей-
нард Кейнс присоединился к ним в тридцатых годах XX века,
когда высказал надежду, что рай на земле наступит, воз-
можно, уже в течение ближайших ста лет. Дескать, в мате-
риальном развитии произойдут самые большие изменения,
какие когда-либо случались, — поднимется новый человек,
новый, другой Адам, который успокоится и не должен будет
все время спешить.
Я утверждаю, что... экономическая проблема будет решена, или
по крайней мере близка к решению, в течение ближайших 100
лет... борьба за существование до настоящего времени была ос-
новной, самой насущной проблемой человечества — и не только
человечества, но и всего живого, вплоть до начальных, простей-
ших форм жизни. Таким образом, мы определенно были избра-
ны природой — со всеми нашими бессознательными порывами
и глубочайшими инстинктами — для решения экономической
проблемы. Если она будет решена, человечество избавится от
своей традиционной задачи... На протяжении многих грядущих
веков ветхий Адам внутри нас будет настолько силен, что для
получения удовольствия каждому из нас придется хоть немного
работать... поскольку трех часов в день достаточно, чтобы ветхий
Адам в каждом из нас был вполне удовлетворен!3
Кейнс, как видно, во всем, что касается экономического про-
гресса, был самым большим оптимистом. В экономическом
росте он видел не только материальное спасение, но, подобно
Дэвиду Юму, и великое моральное возрождение, изменение
«норм морали»:
з Кейнс Дж. М. Экономические возможности наших внуков. С. 64.
НАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 9 ПРОГРЕСС, НОВЫЙ АДАМ И ЭКОНОМИКА ШАБАТА
371
Когда накопление богатства перестанет считаться одной из ос-
новных задач общества, изменятся многие нормы морали. Мы
сможем избавиться от терзающих нас уже две сотни лет псевдо-
моральных принципов, из-за которых наиболее отвратительные
черты человеческого характера были возведены в ранг высочай-
ших добродетелей...
...Мы сумеем вернуться к некоторым наиболее ясным и недву-
смысленным принципам религии и традиционной добродетели:
что алчность — грех, что давать деньги в рост преступно, а лю-
бовь к деньгам отвратительна, что увереннее всех вступает на
тропу мудрости и добродетели тот, чьи помыслы меньше всего
направлены на завтрашний день. Цели мы вновь поставим выше
средств, а хорошее предпочтем полезному. Мы по достоинству
оценим тех, кто научит нас, как прожить каждый день и час ра-
зумно и добродетельно, тех прекрасных людей, способных радо-
ваться простым вещам, лилиям, которые не трудятся и не прядут1.
Для того чтобы в течение одного столетия достичь состоя-
ния, называемого Кейнсом «экономическим блаженством»,
достаточно всего четырех вещей:
...нашей способности контролировать численность населения,
нашей решительности предотвратить войны и гражданские по-
трясения, нашей готовности отдать на откуп науке вопросы, ко-
торые должны быть предметом ее забот, и скорости накопления,
обусловленной разностью между производством и потреблени-
ем. Последний фактор будет контролировать себя сам, если мы
станем следить за первыми тремя1 2.
Кейнс, вероятно, наиболее ярко выразил веру в экономичес-
кое развитие как средство удовлетворения наших потребно-
стей, однако убежденность в благотворном действии матери-
ального прогресса характерна и для большинства персонажей
сегодняшней экономической науки. Постоянный рост нужен,
потому что никакая другая дорога к раю на земле не ведет.
1 Кейнс Дж. М. Экономические возможности наших внуков. С. 65.
2 Там же. С. 67.
TOVAKU1 СЕД.ПКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
372
Экономисты как проповедники
В кого сегодня превратились экономисты, я попытался
показать в первой части книги (глава 2 «Ветхий Завет. Праг-
матичность и добродетель», раздел «Прогресс — секуляри-
зованная религия») и обещал уделить данной теме больше
внимания во второй. Так вот, то, что апостолы новой веры
писали и говорили, обещая человечеству рай на земле, эко-
номист Роберт Нельсон называет «экономической горячкой»
и утверждает, что в этом как раз и заключается их «призва-
ние»3. Как отметил в своей монографии Гэри Беккер, Фрид-
ман «по-миссионерски страстно поклонялся истине... и был
так же горяч при убеждении неверующих»4.
Вера Фукуямы в конец истории5 через победу демо-
кратического капитализма тоже очень красноречива. Един-
ственная задача экономистов в настоящее время заключается
в том, чтобы призвать всех сограждан к принятию правой
(экономической) веры и экспортировать ее в другие культуры
(читай: язычникам). Точнее, всем тем, кому еще не перепало
ни капли экономической благодати. Небеса экономические —
вот они, рядом, мы хотим поделиться ими с другими. И все
происходит точно так же, как в большинстве религий: чем
больше приверженцев, тем сильнее процветают главные про-
поведники. Кажется, что международная торговля выгодна
бедным странам, но она намного выгоднее для развитых.
Опыт последних лет, однако, намекает, что до эко-
номических небес нам было и еще какое-то время будет
далеко. Переоценка роли экономики в нашей жизни оста-
ется довольно распространенной тенденцией6. Хорошо
бы осознать, что начало такому пониманию дал сам Карл
3 См.: Nelson R. Н. Economics as Religion. Р. 162.
4 Becker G. S. Milton Friedman. P. 145, 146.
5 См.: Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек.
6 См., например: Stigler G. J. Economics: The Imperial Science? P. 311.
Стиглер утверждает: «Таким образом, экономика есть наука им-
перская: хотим мы того или нет, она занимается центральными
проблемами многих общественных наук».
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 9 ПРОГРЕСС, НОВЫЙ АДАМ И ЭКОНОМИКА ШАБАТА
373
Маркс. Это был (как ни парадоксально) тот самый Маркс,
де-факто веривший, что экономика, экономическая основа
является фундаментом всего, что именно экономика есть
базис общества, определяющий все остальное, а все осталь-
ное (включая мораль и культуру) — лишь «надстройка» над
экономическим базисом. Все остальное, по его мнению, есть
ложное сознание — иллюзия в масштабах целого общества
(отсюда знаменитое «религия — опиум для народа»). Эконо-
мическое развитие, по сути, становится главным, все в исто-
рии объясняющим фактором. И как, наконец, красноречиво
пишет специалист по истории экономики Ниал Фергюсон:
В то время, когда я был еще школьником, в учебниках по исто-
рии террор XX века объяснялся по-разному. В некоторых из них
его связывали с экономическими кризисами, как будто причиной
политических конфликтов обязательно должны быть депрессии
и рецессии. Увеличение количества голосов, отданных нацистам,
«захват» власти Гитлером и даже начало Второй мировой войны
относили на счет роста безработицы во времена немецкой Вей-
марской республики... К тому же существовала теория, что весь
XX век был веком классовой борьбы...
...Хотелось бы мысли, пришедшие мне в голову, еще когда я был
школьником, сформулировать в более строгих терминах... Не все
тяжелые экономические кризисы вели к войнам. Сегодня можно
точно утверждать (хотя марксисты пытаются декларировать об-
ратное), что Первая мировая война не была следствием кризиса
капитализма; наоборот, она совершенно неожиданно завершила
замечательный период глобальной экономической интеграции, от-
носительно быстрого роста промышленности и низкой инфляции1.
Пощечина прогрессу
И еще одно, последнее замечание по поводу прогресса
науки как такового и удара, нанесенного ему в первой поло-
вине XX столетия. Отметим, кстати, что именно марксизм-
ленинизм и, в конечном счете, расизм (взявший за основу
1 Ferguson N. War of the World. P. xxxvii-xxxviii.
37^
ТОНкШ СЬДПкЧГЙ® ЭКОНОМИКА ДОБРА
крайнюю форму научного дарвинизма) претендовали на
определение «научный», и их сторонники при каждом удоб-
ном случае это подчеркивали. В то время не существовало
способа, теперь уже нам известного, как эту теорию «объек-
тивно» опровергнуть. Проблема в том, что подход не счи-
тается научным, пока его таковым не признает научная
общественность2. Научная истина не предмет объективного
обсуждения, а нечто, подлежащее оценке академических
кругов. В таком случае научное сообщество, несомненно,
можно подозревать в склонности к политической или науч-
ной моде. Учитывая это, с модными идеями мы должны
обращаться очень осторожно. Те, кто «творят» истину, сами
ее и «оценивают» — судят о ее истинности. В научном мире
не существует разделения властей, то есть в нем не следуют
известному принципу, соблюдение которого в мире политики
мы тщательно контролируем. Именно поэтому марксизм-
ленинизм и расизм могли (в свое время) по праву претендо-
вать на титул «научный» — им его присвоила научная обще-
ственность. То, что наша научная эпоха относится к самым
кровавым в истории, было серьезным недостатком светской
религии прогресса. По словам социолога Зигмунта Баумана,
«без современной цивилизации и ее важнейших ключевых
достижений не было бы холокоста... Мы живем в обществе,
которое сделало холокост возможным и в котором не было
ничего, что могло бы помешать совершению холокоста»3.
/ can't get по satiation — still haven't found what
I'm qreedinq for4
Идея постоянного развития — это на самом деле палка о двух
концах, так что современным экономистам было бы инте-
ресно заняться данным вопросом вплотную. С одной стороны,
2 См. об этом: Кун Т. Структура научных революций; Redman D. А.
Economics and the Philosophy of Science. P. 16-22.
з Бауман 3. Актуальность холокоста. C. 111.
4 «Я не способен насытиться — я все еще не нашел того, чего жажду»
(англ.).
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 9 ПРОГРЕСС, НОВЫЙ АДАМ И ЭКОНОМИКА ШАБАТА
375
в сущности, именно погоня за прогрессом дала прогрессу
возможность стать реальностью. Огромное нетерпение, при-
вычка принимать желаемое за действительное позволили
нам в последние годы добиться небывалого экономического
роста. Мы так его желали, так много работали и стольким
жертвовали ради него. С другой стороны, весьма сомнительно,
что мы этим удовлетворились и что мы вообще можем быть
довольны: «Для тех, кто сегодня верит в прогресс, чувство
насыщенности нежелательно»1.
Если смотреть объективно, то мы живем в самый бога-
тый период истории нашей планеты. И тем не менее нам
этого мало, к тому же богатство и благополучие несут с собой
все новые и новые проблемы. Выбрать в кондитерской один
из семи тортов, имея пристрастие к сладкому и деньги, —
процедура психологически болезненная. В момент, когда
по поводу одного из них решение принято, вы отказывае-
тесь от шести других желаний, да еще в придачу вас начи-
нают терзать сомнения, а правильно ли вы сделали, купив
фисташковый, а не ореховый или шоколадный... А лучше
было бы попробовать все, и из кондитерской вы уходите
в расстроенных чувствах или, если с искушением не спра-
вились, с переполненным желудком.
Экономисту понять такое сложно. Ведь экономика пре-
жде всего рассматривает ситуацию нехватки, когда человек
не насыщен (не удовлетворен) и хотел бы потреблять больше
(и, значит, больше зарабатывать). Как бы выглядела эко-
номика без нехватки? Наши средства так выросли, что мы
можем рассчитывать на что-то большее, чем полное насыще-
ние. Удовлетворенность, точка блаженства часто находится
где-то внутри множества того, что мы можем себе позволить,
она в пределах нашего бюджетного ограничения. Но найти
ее все так же трудно. Может случиться, что мы переусерд-
ствуем с материальным излишком, и это приведет к пресы-
щенности. И даже если мы достигнем состояния блаженства,
1 Volf М. In the Cage of Vanities. P. 176.
376
TOVAkUl СЕДЛкЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
где гарантия, что мы просто не проклянем все под тяжестью
собственных приобретений?
Тайлер Дёрден, главный герой романа «Бойцовский
клуб», так изображает modus vivendi потребительского обще-
ства: «Поколения за поколениями люди работают на нена-
вистных работах только для того, чтобы иметь возможность
купить то, что им не нужно»2. Сегодня это высказывание
можно перефразировать так: не нужные нам вещи мы поку-
паем на отсутствующие у нас деньги. Для послевоенной эпохи
был характерен быстрый рост благосостояния, что и дало уже
в шестидесятых годах XX века начало первой волне критики
потребительского отношения к жизни. Надежды, которыми
тешило себя поколение хиппи, оказались, однако, ложными.
Американское общество стало зависимым не только от своего
богатства, но и от долгов. Между психологами, экономистами
и социологами до сегодняшнего дня ведется горячая дискус-
сия по вопросу, играет ли вообще богатство значительную
роль в нашем ощущении благополучия3. После многолетнего
исследования феномена счастья во многих странах социолог
Рональд Инглхарт пришел к выводу, что чувство довольства
увеличивается вместе с состоятельностью, но его прирост
уменьшается: функция удовлетворенности является вогну-
той4. В богатом обществе ощущение благоденствия с повы-
шением зажиточности усиливается лишь минимально, так
как расти уже некуда. По утверждению Инглхарта, в богатых
странах корреляция между доходом и счастьем «на удивление
2 Паланик Ч. Бойцовский клуб. С. 144.
3 Вопрос, несет ли экономический рост человеку благо, не так уж од-
нозначен. См., например, классическую книгу Тибора де Скитовски
«Безрадостная экономика» (Tibor de Scitovsky. The Joyless Economy)
или выдающуюся новейшую книгу Луиджино Бруни «Граждан-
ское счастье: экономика и процветание человека в исторической
перспективе» (Luigino Bruni. Civil Happiness: Economics and Human
Flourishing in Historical Perspective).
4 Cm.: Inglehart R. F. World Values Survey.
377
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 9 ПРОГРЕСС, НОВЫЙ АДАМ И ЭКОНОМИКА ШАБАТА
слаба (в сущности, пренебрежимо мала)»1. Это называется
парадоксом Истерлина.
Дэвид Дж. Майерс считает: «Во всем, что касается сча-
стья, не играет никакой роли, ездит ли кто-то на BMW, или,
как большинство шотландцев, ходит пешком, или пользуется
автобусом»1 2. Опрос, проведенный психологом Эдом Динером
из Иллинойского университета среди ста самых, согласно
журналу «Форбс», богатых американцев, показал, что эти
люди «лишь чуть-чуть счастливее других»3. Далее Майерс
рассуждает о временной радости от богатства: «Похоже,
что победители лотереи испытывают лишь некое шоковое
состояние счастья от своего выигрыша. Но эйфория длится
недолго. Случается даже, что занятие, ранее приносившее
наслаждение, — чтение, например, — больше не доставляет
удовольствия. В сравнении с миллионным выигрышем
обычные радости блекнут»4. О подобном «оглушительном
эффекте» от сильного восторга (который притупляется на
фоне более сильного ощущения — при употреблении нар-
котиков, например, — и тогда новое наслаждение занимает
место старого) говорил, наконец, еще Аристотель5.
Вполне возможно, что в обществе, где все живут в мно-
гоуровневых виллах, люди не будут более счастливы, чем в том
обществе, где каждый владеет маленьким частным домом6.
С точки зрения долгосрочной перспективы, похоже, абсолютно
неважно, насколько велика или мала наша собственность (хотя
и эта статистика стала новым предметом дискуссий)7. Даже
1 Inglehart R. F. Culture Shift. Р. 242.
2 Myers D. G. Does Economic Growth Improve Human Morale?
3 Diener E., Horowitz J., Emmons R. A. Happiness of the Very Wealthy.
4 См. также: Брикман Ф., Коутс Д., Йанофф-Булман Р. Победители
лотерей и жертвы аварий: друзья по несчастью?; Аргайл М. Пси-
хология счастья.
5 См.: Аристотель. Никомахова этика. 1154а27-1154Ь9.
б Аналогичный пример привел экономист Корнелльского универ-
ситета Роберт Фрэнк на конференции «Understanding Quality of
Life: Scientific Perspectives on Enjoyment and Suffering».
7 Cm.: Stevenson B., Wolfers J. Economic Growth and Subjective Well-
Being.
ТОМКШ СЕДДКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
если бы мы нашли воображаемую точку блаженства, смогли
бы мы в ней остановиться и дальше не надрываться? А как мы
эту точку, собственно говоря, узнаем? А что, если мы в ней...
именно сейчас? Очень красноречивой является цитата из
пьесы Сэмюэля Беккета «В ожидании Годо»:
Владимир. Ну даже если и нет, все равно скажи.
Эстрагон. Что я должен сказать?
Владимир. Скажи: я рад.
Эстрагон. Я рад.
Владимир. Я тоже.
Эстрагон. Я тоже.
Владимир. Мы рады.
Эстрагон. Мы рады. (Пауза.) А теперь, когда все рады, чем
мы займемся?
Владимир. Будем ждать Годо8.
К потребительскому счастью, похоже, есть два пути: посто-
янная эскалация потребления (для увеличения счастья
на каждую его следующую единицу требуется все больше
и больше предмета потребления) или осознание, что у нас
уже всего достаточно. Единственное, чего нам не хватает,
это самой нехватки.
Если экономика потеряет свою цель, то единственное,
что у нас останется, — ее рост, кроме себя ничего не знающий,
так как полностью отсутствует решаемая им задача. В этой
связи возникает чувство бесцельности9, бессмысленности10
и опустошенности. Бег к цели отличается от бега ради бега.
Пока мы бегаем ради самого процесса (джоггинг), то носимся
8 Беккет С. В ожидании Годо. С. 66.
9 Аристотель утверждал, что любая деятельность должна быть на
что-нибудь направлена, то есть иметь цель, telos. См. более совре-
менную версию: Макинтайр А. После добродетели.
10 О бессмысленности пишет знаменитый психолог Виктор Эмиль
Франкл в книге «Человек в поисках смысла», прежде всего в раз-
деле «Экзистенциальный вакуум: вызов психиатрии».
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 9 ПРОГРЕСС, НОВЫЙ АДАМ И ЭКОНОМИКА ШАБАТА
379
по кругу. Это в принципе нормально, только мы не должны
удивляться, что никуда не прибежали. Раньше фраза «на
семью у меня не хватает времени» считалась признанием
личной несостоятельности, свидетельствовала о неумении
планировать время, сегодня она является доказательством
востребованности и часто произносится человеком с рас-
четом вызвать к себе уважение. Гильгамеш отбирал детей
у родителей насильно, мы же отдаляем их от себя добро-
вольно. Снова повторяется история со стеной (теперь уже
добровольно построенной и неизменно ненужной).
Дефицит нехватки
Самым большим парадоксом сегодня является наша потреб-
ность (чаще всего искусственная) создавать для себя нехватку
чего-либо. Восполнение ее есть и приключение, и развлече-
ние, да, по сути дела, и смысл жизни. Симптоматично, что для
удовлетворения этой потребности была создана целая отрасль
промышленности — индустрия развлечений: поточное произ-
водство всяческих шоу и забав, часто заключающихся в моде-
лировании того, чего нам не хватает. Почему нам это нужно?
Может, потому, что в обычной жизни у нас реально есть все?
Нередко мы сидим, объевшиеся, в наших теплых домах и сле-
дим за телевизионными приключениями страдающих от голода
и холода героев. Развлекаемся чужими мучениями, которые
на самом деле (в какой-то другой реальности) мы бы охотно
испытали сами. Парадоксально, но чем сытее мы становимся
и чем меньше угроз своей безопасности ощущаем, тем желан-
нее для нас искусственные развлечения и пластиковые опасно-
сти. И второй парадокс: следить за кино- или телесимуляцией
мучений, холода и голода мы можем, только находясь в ситуа-
ции избытка и безопасности, с попкорном в руке. Невозможно
представить, что мы бы вообще стали смотреть такие фильмы
или программы, если бы сами мерзли и недоедали.
Может, чувство нехватки, сама охота за счастьем и есть
то самое недостающее нам? Может, мы жаждем жаждать?
Инфляцию потребности описал еще Ксенофонт в диалоге
ТОЬЛЛШ СЕДДЛЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
380
«Гиерон», когда тиран говорит ему, что чувствует себя хуже
всех, так как ему доступно сколько угодно удовольствий, а он
перестал получать от них радость: «...У кого всегда наготове
все лакомства, тот не вкушает ни одного из них с охотой;
однако тот, кто какого-то из них лишен, — вот он-то и насы-
щается с радостью, как только это попадается ему на глаза»1.
К ускользающей реальности нашего времени приме-
шивается дефицитная экономика, которую мы бы предпочли
постоянно держать на грани перегрева. Отдыхать некогда,
пока императивом эпохи является максимальный рост любой
ценой. А если из повседневной жизни исчезает смысл и, по
словам философа Яна Паточки, «скука выражает онтологи-
ческий статус человечества»1 2, то все сводится к потребности
в разнузданной оргии, стремлению к универсальному расслаб-
лению в экстатическом хэппенинге. Отказ от ежедневной
умеренности гонит нас из нашего жилища (уже и не назы-
ваемого нами домом) к безудержным пре-, пере-, сверх-,
чересчур, слишком, не знающим никакой меры.
Данное Яном Паточкой объяснение диалектики чело-
веческого поведения вполне можно распространить и на
причины текущего кризиса: слишком большой праздник
потребления в долг.
Рудимент чувства нехватки
Чувство нехватки присуще человеку, это наша, судя по исто-
рии, случившейся в райском саду, особенность, существо-
вавшая еще до грехопадения и ставшая де-факто причиной
изгнания из Рая: «Человеческая раса не должна была ждать
капитализма, чтобы быть зараженной вирусом ненасыт-
ности... он был в человеке всегда... спящему вирусу лишь
потребовались изменения в социально-экономических и куль-
турных условиях, обеспечивших ему подходящую среду»3.
1 Ксенофонт. Гиерон. С. 42.
2 Паточка Я. Еретические эссе о философии истории. С. 139.
з Volf М. In the Cage of Vanities. P. 172.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 9 ПРОГРЕСС, НОВЫЙ АДАМ И ЭКОНОМИКА ШАБАТА
381
Но мы можем повлиять на то, чего нам перестает хва-
тать. И в этот момент мы должны* быть очень осторожны
в своем выборе. Как говорил Аристотель, одна страсть вытес-
няет другую. Несмотря на бурный рост богатства в послед-
ние несколько лет, нам все еще чего-то не хватает. Как будто
новая «продукция заполняет ею же сотворенную пустоту»1.
Сколько же нам надо, чтобы не было мало? Что за непосто-
янство сидит в нас и не дает удовлетвориться? Почему мы
не можем обрести мир и покой?
С одной стороны, такие внутренние блуждания выгодны.
Они ведут нас к новым открытиям, деяниям, и в определен-
ной степени именно чувству нехватки мы должны быть
благодарны за постоянный рост экономики. Именно в сози-
дательном разрушении, все время заменяющем вчера еще
вполне функционирующее на что-то новое, экономисты
видят тягловую силу принципов капитализма и свободы.
Парадоксальную ситуацию, при которой с ростом
богатства мы счастливей не становимся, экономист Фред
Хирш объясняет так: если вы сидите в концертном зале и во
время исполнения произведения кто-то неожиданно вста-
нет, то он окажется в сравнительно более выгодном поло-
жении. Но только за счет других, сидящих за ним, которым
он мешает смотреть и слушать. Если все остальные после-
дуют его примеру и тоже встанут, то сравнительная выгода
исчезнет: все опять окажутся в одинаковом положении,
лишь с той разницей, что у всех будут больше болеть ноги.
Потом кто-то встанет на цыпочки — и вся спираль повто-
рится. В конце концов люди начнут залезать друг другу на
плечи и тянуться еще выше...1 2 Мы удовлетворены лишь срав-
нительно, но не абсолютно. Как бы нас ни устраивал наш
собственный автомобиль, если сосед купит себе новый, мы
опять будем чувствовать себя последними бедняками. Можно
ли избежать попадания в такую спираль? Кто-то, вероятно,
1 Volf М. In the Cage of Vanities. P. 171.
2 Cm.: Hirsch F. Social Limits to Growth.
ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
581
скажет, что от такого потребительского проклятия можно убе-
жать в рай, который у тебя в сердце и где ты всегда найдешь
покой и отдохновение; что опору лучше искать в духовном,
а не в материальном; даже Иисус приветствовал своих уче-
ников словами «мир вам», а не «счастья вам».
Августин в «Исповеди» произнес знаменательную фразу:
«...Не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе»3.
Но было ли его сердце спокойно в течение всей жизни? Нашел
ли он, что искал, и перестал ли стремится к чему-то новому,
более совершенному? Ветхозаветные евреи, даже дойдя до
Земли обетованной, вынуждены были продолжать воевать.
Желанного спокойствия и безмятежности они не обрели. Иеру-
салим в переводе означает «Город покоя». Хотя имя его гово-
рит о желании мира, там нет согласия и сегодня. Похоже, что
в этом материальный мир подобен духовному. В обоих мы все
время хотим большего и постоянно бываем неудовлетворены.
Как будто бы в нас сидит создающий бесконечное внутрен-
нее напряжение неискоренимый рудимент чувства нехватки.
Психологи говорят об эго, которое непрерывно ставит перед
нами почти невыполнимые задачи и предъявляет такие же
требования, но и после того как мы со всем справимся, оно
нами недовольно и продолжает над нами насмехаться.
Согласно убежденному стоику Аристотелю, мы должны
быть довольны тем, что имеем. В этом, полагал он, и заклю-
чается счастье. А иначе мы попадем в ловушку лукавого
«я-уж-и-не-знаю-чего-бы-еще», и так как аппетит приходит
во время еды, то довольны мы никогда не будем. «Все вещи —
в труде: не может человек пересказать всего; не насытится
око зрением, не наполнится ухо слушанием», — написал тыся-
челетия тому назад автор библейской Книги Екклесиаста4.
Совет Аристотеля хорош, только им трудно воспользо-
ваться. Главным образом из-за постоянно ощущаемой нами
нехватки чего-то — чувства, которое мы к то му же в последнее
з Августин. Исповедь. 1.1.
4 Еккл. 1:8.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 9 ПРОГРЕСС, НОВЫЙ АДАМ И ЭКОНОМИКА ШАБАТА
383
время так пестовали. И все же нам необходимо стремиться
быть благодарными и довольными. Особенно в ситуации, когда
в материальном плане мы имеем (все равно, есть кризис или
его нет) в сотни раз больше, чем самый, с нашей точки зрения,
бедный Философ. Словами нашей молитвы должны быть: «Боже,
сделай так, чтобы мы желали лишь того, что у нас уже есть».
Экономика шабата
Искомое решение — это не аскетизм, а экономика шабата.
Перерыв в работе — пожалуй, очень привлекательная анти-
кризисная мера. Парадокс в том, что из десяти Божьих запове-
дей именно предписание субботнего отдыха является сегодня
одним из самых нарушаемых. Человечество зажато между
двумя тенденциями: менять окружающую действительность
к лучшему или быть довольным достигнутым прогрессом.
Согласно Торе, человек шесть дней должен преобразовывать
мир, а седьмой день ему следует отдыхать. Угомонившись,
он должен созерцать и пользоваться благами, созданными
своими руками. Парадоксально, но это должно было стать
наказом. Кажется, что человеку достаточно рекомендовать
отдых, а ему (часто под угрозой смерти)1 запрещают тру-
диться. Видимо, в природе человека заложено что-то, побуж-
дающее его все время работать, — поэтому такое правило
и должно было стать именно заповедью.
По Ветхому Завету, один раз в семь лет отдыхать должна
и земля. Такая мера, бесспорно, имела самые благотвор-
ные аграрные последствия, однако смысл данной заповеди
гораздо глубже. Один раз в семь лет на волю отпускались дол-
говые рабы, то есть евреи, задолжавшие до такой степени, что
попали в рабство. Один раз в 49 лет прощались долги, и земля
возвращалась первоначальным владельцам, племенным
семьям. Таким образом, один раз в некий период времени
ликвидировались накопленные богатства — и вся система
просто перезагружалась, говоря современным языком.
1 Исх. 31:15: «...Шесть дней пусть делают дела, а в седьмой — суб-
бота покоя, посвященная Господу: всякий, кто делает дело в день
субботний, да будет предан смерти...»
ч
ц
fn
X
ч
Q.
Ш
О
«с
*
X
г
о
X
о
*
*
Ld
У
4
с
d
Ld
о
3
4
£
О
384
Если мы оглянемся, то увидим, что за прошедшее деся-
тилетие Чешская Республика действительно отдалилась от
коммунистического наследства, стала страной с более или
менее стандартной экономикой «западного типа» и достигла
очень многого. В последние двадцать лет на Запад обру-
шились бурный прогресс техники и рост благосостояния.
Но при этом мы как будто загнали своего коня. Экономичес-
кий и общественный императивы, не допускающие чувства
удовлетворенности, подчинены максимизации производ-
ства и потребления. Хотя новые современные технологии
обещают экономить наше время, отдыха нам никто не пре-
доставляет (мы его сами себе не даем).
Что нам делать с этой манной небесной, с этой энер-
гией роста? Все сэкономленное время мы снова посвящаем
производству продукции. Манне не радуемся и возвращаем
ее обратно в систему, чтобы она принесла нам еще больше
манны. Технологическое развитие последних двадцати лет
Америка могла превратить, например, в экономию времени,
что теоретически (если мы используем пресловутый трюк
ceteris paribus) означало бы, что жизненный уровень остался
бы прежним, а работать надо было бы на сорок процентов
меньше — то есть, как предсказывал семьдесят лет тому
назад Кейнс, три дня в неделю вместо пяти.
В связи с этим интересно посмотреть на разницу в кон-
курентоспособности Соединенных Штатов и Франции. Аме-
рика производительней в годовом исчислении (за год сред-
ний американец производит больше, чем француз). Но если
посмотреть на почасовую выработку (то есть в пересчете
на реально отработанное время в часах), то окажется, что
француз делает больше. Такая разница образуется в основ-
ном за счет количества отпускных, выходных и празднич-
ных дней. В этом и есть американо-европейский trade-off.
Хотим повысить ВВП? Так давайте вычеркнем половину
официально нерабочих дней — и проблема решена. Вот
только стоит ли это делать ради экономического роста —
большой вопрос.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 9 ПРОГРЕСС, НОВЫЙ АДАМ И ЭКОНОМИКА ШАБАТА
385
Иосиф, фараон и недокейнсианство
С незапамятных времен экономика развивается циклично.
Хотя первый в истории зарегистрированный экономический
цикл обнаружен нами в невероятном, на первый взгляд, месте,
воскресить его в памяти может каждый. Более четырех тысяч
лет тому назад был у египетского фараона сон, в котором ему
де-факто приснился макроэкономический прогноз на четыр-
надцать лет вперед. Снились ему семь коров тучных и семь
тощих: страну ожидали семь лет богатства, а за ними — семь
лет бедности. На языке сновидений речь шла, как сказали бы
сегодня, о прогнозе экономического развития — именно так
его в своих выступлениях или на проводимых ими семина-
рах называют представители Всемирного банка, Организации
экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) и другие
архитекторы экономических моделей. Удивительно, но ника-
ких причин, объяснений, обоснований, почему все будет так,
а не иначе, в Библии не приводится (что типично для отдель-
ных частей Торы). Циклы (изобилия и голода) не расценива-
лись как наказание или вознаграждение. Дело, скорее всего,
было в проверке человеческой мудрости: как люди смогут
справиться с кознями экономики — избытком и недостатком.
Объяснив фараону его сон, Иосиф одновременно пред-
лагает ему совершенно кейнсианское решение. Советует
в богатые годы не потреблять все, что вырастет, а сделать
запасы на скудные годы. Такой подход помог обеспечить
Египту процветание и покорить соседние народы (включая
потомков Иосифа). По крайней мере, именно так нам пове-
ствует эта библейская история в главе 41 Книги Бытия.
Красота этой истории — в простоте, благодаря которой
она понятна даже малым детям. Потому, возможно, о ней гово-
рят разве только в воскресной школе (на более высоких уров-
нях обучения, к сожалению, нет, как будто она годится лишь
для малолетних). Но самое страшное, что мы даже не отдаем
себе отчета, до какой степени оторвались от ее главной идеи.
Переместимся через тысячелетия обратно в наше время. Наш
век сотворил (и верит в) прекрасные математические модели,
ТОНКШ СЕДДЛЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
38^
умеющие работать, с деталями, но при этом мы упустили из виду
основную линию. Во время глобального кризиса дело дошло
до возрождения идей Кейнса, мы вспомнили его лекарства для
ослабленной экономики. Понятно, что экономическая поли-
тика, к которой мы сегодня привыкли, ни в коей мере не кейн-
сианская. Из его учения мы взяли лишь одну часть (допустили
дефицит), а про другую забыли (императив создания профи-
цита в хорошие годы) и, значит, считаем возможным наличие
и соглашаемся с существованием (необходимостью?) дефицита
и в богатые годы. В итоге получился какой-то кейнсов выро-
док, отклонившийся от исходного учения далеко влево. Нельзя
сказать, что мы уж совсем не ставили амбары для хранения
зерна на худшие времена. Правда, единственное старательно
сберегаемое нами там на будущее — это облигации.
При рождении евро был установлен потолок дефицита
годового бюджета в размере трех процентов ВВП. Хорошо
задуманное правило скоро мутировало: из «максимум три
процента» нормой стало «три процента — все в порядке». Мы
чисто психологически сдвинули ощущение бездефицитного
бюджета на уровень трехпроцентного дефицита, и если он
у нас составлял три процента или меньше, мы были довольны,
как будто бюджет в итоге получился сбалансированным. Как
только дефицит бюджета уменьшался до трех процентов,
такое событие считалось успехом1 и отмечалось с помпой.
И где мы окажемся с подобными убеждениями? И по-
чему все говорят о снижении дефицита бюджета, в большин-
стве случаев означающем лишь более медленное увязание
в долгах, когда настоящая дискуссия должна вестись о про-
фиците бюджета? В действительности необходимо как можно
быстрее уменьшать долг, а не замедлять его рост. Только так
мы создадим хотя бы какой-то фискальный резерв до того,
1 Словацкая республика, ВВП которой в 2007 году вырос на 10%,
имела дефицит бюджета 1,9% ВВП, и все приветствовали ее от-
ветственную фискальную политику. Возникает вопрос: насколько
большой рост нам необходим, чтобы мы смогли сбалансировать
бюджет, не говоря уже о том, чтобы добиться профицита?
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 9 ПРОГРЕСС, НОВЫЙ АДАМ И ЭКОНОМИКА ШАБАТА
387
как попадем в следующий неминуемый кризис, времени
прихода которого никто не знает. В будущем мы просто
должны будем пожертвовать частью роста ВВП и, искус-
ственно замедлив экономику, направить энергию роста на
облегчение долгового бремени. Так выглядит рестриктивная
фискальная политика. А мы, похоже, забыли, что если у нас
есть желание стимулировать увеличение темпов роста эко-
номики (фискальная экспансия), то мы должны быть готовы
платить за такой рост (фискальная рестрикция).
Пока не существует никаких правил, заставляющих пра-
вительства действовать с расчетом на длительную перспективу
и создавать запасы в благоприятное время. Придерживаясь
вышеуказанного принципа, мы, правда, от рецессии и кри-
зиса не защитимся (от них ничего не спасет), но обеспечим
себе хотя бы простор для антикризисного маневра. Полно-
стью предотвратить пожары невозможно, единственное, что
можно сделать, — обеспечить запас воды в цистернах. Именно
его нам и не хватает — и пополнять надо быстро. Для управ-
ления государственными финансами в условиях долгового
кризиса предлагается простое и действенное фискальное
правило: процент бюджетного дефицита и роста ВВП должен
быть равен или меньше некой константы (скажем, «3»). Дру-
гими словами, если перспектива роста экономики составляет
шесть процентов, то в таком году необходимо сгенерировать
хотя бы трехпроцентный профицит бюджета. Если экономика
падает на три процента, то дефицит может достигнуть шести
процентов ВВП. Возникшая в плохие годы нехватка средств
должна быть компенсирована их избытком в хорошие годы.
Такая норма приблизила бы современную практику
к заповедям Кейнса и выдержала бы проверку историей
о Иосифе и фараоне. За последний период роста в 2001 —
2008 годах (семь лет!) мы достигли невероятного богатства —
и лишь малую его часть (точнее, вообще ничего) направили
на погашение старых долгов или на создание запасов на слу-
чай худших времен (не заставивших себя долго ждать). Боль-
шинство стран свой долг, наоборот, беззаботно увеличили.
СЕДЛЬЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
388
Такая цивилизация отчаянно нуждается в изменениях, или
она не должна удивляться приходу семи тощих коров.
Только помедленнее
То, что должны были отложить и бережно хранить на тяже-
лую годину, мы проели в хорошие времена. Летом, когда
сухостоя в лесу полно и собирать его легко, мудрым реше-
нием является заготовка дров на зиму. Мы же все лето ими
топили печь, а о новых не позаботились. Более того, мы еще
и у соседа одолжили и тоже сожгли — летом. А лучше бы руко-
водствоваться правилом Иосифа, предложенным фараону:
создавать запасы, когда дует попутный ветер экономического
роста, чтобы позволить себе дефицит в непростые времена.
А если уж пришлось воспользоваться кредитом, то быстро
его погасить (и сделать это в рамках одного избирательного
цикла — звучит наивно, но справедливо). Прошедший (?) кри-
зис нашу цивилизацию пока не уничтожил (хотя некоторые
страны де-факто обанкротились), но если следующий застиг-
нет нас обремененными такими долгами, то его последствия
могут быть действительно смертельными.
Мы должны изменить основное направление экономи-
ческой политики — переключиться с МахВВП на МшДолгов.
Мантрой нашего времени стал максимальный рост, несмотря
ни на что и любой ценой, даже если это означает накопление
долгов, перегрев или переутомление. Вместо достижения
максимального ВВП мы, скорее, должны придерживаться
устойчивого (не значит быстрого) темпа движения вперед.
Развитые страны должны быть «нацелены» на разумный рост,
а если обстоятельства все-таки позволяют ускориться, то им
необходимо объединить свои фискальные усилия и исполь-
зовать полученную энергию для создания профицита госу-
дарственного бюджета, с тем чтобы уменьшить старые долги.
Итак, ключевое сообщение: необходимо сменить стиль езды
и не мчаться на максимальной скорости, переключиться на
минимальное потребление и поторопиться с минимизацией
задолженности.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 9 ПРОГРЕСС, НОВЫЙ АДАМ И ЭКОНОМИКА ШАБАТА
389
10 ОСЬ ДОБРА И ЗЛА
И БИБЛИИ ЭКОНОМИКИ
390
Стремитесь делать добро, и вы увидите,
что счастье будет бегать за вами.
Джеймс Фримен Кларк
391
Во введении я писал, что, в сущности, вся экономика посвя-
щена добру и злу1. Несмотря на все старания современного
экономического мейнстрима не затрагивать темы веры,
добра и зла, несмотря его на стремление быть объективным
и избегать оценок, остается большим вопросом, удалось ли
ему это и возможно ли такое вообще. Кстати, желание эко-
номики (да и науки в целом) быть вне этики, стремление
к позитивизму и нейтральной позиции (быть вне добра
и зла) очень напоминает обстоятельства мифической эпохи,
когда человек действительно не знал разницы между пер-
вым и вторым. Разве не это состояние утратили Адам и Ева,
когда попробовали плод древа познания? До того момента
они были оценочно нейтральны, не знали разницы между
добром и злом и, значит, пребывали в состоянии бессозна-
тельности.
Экономика (как и наука в целом) ничего не хочет знать
из области морали. Но сегодня нам уже не избежать изуче-
ния и использования соответствующих понятий и категорий,
поскольку они прочно укоренились в любой деятельности,
включая научную. В основе экономической науки лежат нор-
мативные оценочные суждения о том, что такие вещи, как
страдание1 2, нищета, безграмотность или социальная неспра-
ведливость, необходимо устранить, причем изжиты они
должны быть именно с помощью науки. Разве наука и идея
прогресса держатся не на надежде, что мы можем уберечься
от зла и вернуться к состоянию блаженства в мифическом
саду, где господствуют мир, достаток и гармония?
1 «Как сила нравственная, экономика является первичным и основ-
ным источником добра и зла. Благо (добро) есть изначальная суть
экономики; она создает имеющие “ценность” “товары/блага”»
(Boli J. The Economic Absorption of the Sacred. P. 103).
2 Но даже эта «очевидная истина» не так очевидна. Как пишет, на-
пример, святой Хуан де ла Крус, имеющий по поводу страданий
обратное мнение, «в страдании стяжаются и упражняются доблести
и очищается душа, становясь более знающей и осмотрительной»
(Святой Хуан де ла Крус. Ночь темная. Кн. 2. Гл. 16, стих 9).
ОМКШ СЕДЛЬЧ ЭКОНОМИКА ДОБРА
392
На протяжении большого периода нашей истории
в мышлении людей не возникало сомнения в прочной связи
этики с экономикой и их влиянии друг на друга. Иудеи,
греки, христиане, Смит с Миллем, наконец, да и другие счи-
тали взаимоотношения этих наук важнейшей темой иссле-
дований. И к каким бы выводам ни приходили, верили, что
изучение первой чрезвычайно важно для второй. Часто они
даже не делали различий между экономическими и этиче-
скими вопросами.
Ось добра и зла
В процессе нашего исторического паломничества мы перио-
дически встречались с кардинальным вопросом: выгодно ли
делать добро? Является ли «экономическим» хорошее пове-
дение, и следует ли из него некое воздаяние или экономи-
ческая выгода? Итак, начнем с краткого обобщения главных
философских школ, нравственные учения которых зани-
мались «экономикой» добра и зла. Между ними поместим
и современный экономический мейнстрим. Мы пойдем по
самой границе допустимого упрощения и для наглядности
разместим отдельные доктрины на воображаемой оси в соот-
ветствии с их отношением к выгодности добра. Постепенно
мы будем продвигаться от течений мысли, в которых нрав-
ственность максимально отделена от выгоды и отношение
к экономике добра и зла наиболее скептическое, в направле-
нии концепций, ставящих между нравственностью и выго-
дой знак равенства.
Строгий Иммануил Кант
Начнем с философской школы, исповедующей самое строгое
моральное учение. Кант хочет мораль, полностью отрица-
ющую любое (экономическое) воздаяние за наши деяния
на этом свете и полагающую, что получение вознагражде-
ния сводит на нет нравственность любого поступка. Для
Канта морально лишь то, что не было вознаграждено. Если
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 10 ОСЬ ДОБРА И ЗЛА И БИБЛИИ ЭКОНОМИКИ
393
с риском для собственной жизни мы спасем кого-либо
от смерти и будем за это вознаграждены или наш посту-
пок совершен с расчетом на материальное поощрение или
с другим приносящим выгоду умыслом, то нравственность
деяния аннулируется. Рассуждая так, Кант приближается
к обычному христианскому пониманию воздаяния за нрав-
ственное поведение, лучше всего выраженное в притче
о Лазаре: наслаждавшийся земными благами богач оказы-
вается в аду, в то время как страдавший на земле бедняк
попадает на небеса.
Для Канта поступок будет нравственным единственно
в том случае, если он совершен бескорыстно, то есть исклю-
чительно из чувства долга или уважения к моральным импе-
ративам. Этика Канта совершенно антиутилитарна. Согласно
его философии, нравственный человек не стремится к уве-
личению своей выгоды; если он хочет совершить нравствен-
ный поступок, то должен, так сказать, проигнорировать свои
кривые безразличия, или, говоря словами Канта, «преодо-
леть сам себя» и пойти против диктата «нечеловеческой»
погони за максимизацией выгоды. Кант, таким образом, во
всем, что касается морали, становится самым взыскатель-
ным учителем.
Сдержанные стоики
Учение Канта выглядит более строгим, чем учение стоиков,
не отвергающих награду за добрый поступок, — она лишь
не должна быть его мотивом. Им безразличны результаты
собственных действий; их не волнует, будут ли они возна-
граждены или наказаны. Обязанность стоиков — вести себя
по правилам, и будь что будет. Экономический выигрыш или
проигрыш индивида, рост или падение его выгоды остаются
вне игрового поля стоиков, и они с ними не считаются.
Недалеко от них отстоят и Платон с Аристотелем. Пусть
между учителем и учеником и возникли разногласия отно-
сительно того, всегда ли плохо испытывать наслаждение
TOtAMlJ СЕДЛЬЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
39*
(согласно Аристотелю, это утверждал Платон), оба сходились
во мнении, что самое важное — это жить достойно.
Христиане
В своей аскетической традиции христиане весьма близки
к идеалу стоиков по степени безразличия к собственным
выгоде, радостям и горестям. Стремление к чувственным
побуждениям и наслаждениям христианское учение счи-
тает свойством падших людей, и потому плоть необходимо
укротить, покорить и (говоря словами самих христиан)
распять. Христиане и стоики, однако, идут к этой цели раз-
ными путями. Христианство постулирует, что люди не спо-
собны самостоятельно достичь духовного идеала. К тому
же духовный идеал христианства более требователен, чем
в стоицизме, так как оно находит грех в мыслях и желаниях
(Нагорная проповедь Иисуса), а не только в их материаль-
ном воплощении. Таким образом, для добродетельной жизни
помимо сильной воли и самоотречения (в этом совпадение
со стоиками) нужна помощь свыше, изменяющая сердце
и волю человека. Следовательно, христианство, в противо-
вес стоицизму, содержит новое трансцендентное измерение.
Подобную роль в духовной жизни человека Фома
Аквинский отвел разуму, приравняв его к добродетелям, так
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 10 ОСЬ ДОБРА И ЗЛА И БИБЛИИ ЭКОНОМИКИ
395
как считал, что Бог — это чистый разум. Человек соверше-
нен настолько^насколько способен прислушиваться к свое-
му рассудку и вести себя в соответствии с ним. Аквинский,
будучи убежден, что «невежество есть грех», совершенно
определенно осуждает любого, не использующего свои
умственные способности.
Другое, более эмоциональное направление христиан-
ского учения ведет верующих к глубокой внутренней транс-
формации, в результате которой все побуждения и желания
автоматически приводятся в соответствие с добром. В этом
контексте Библия говорит об «измененном сердце» и «новом
человеке».
Иудейское учение
В отношении к вопросу пользы и морали учение древних
евреев находится, похоже, где-то между стоиками и утили-
таристами. К позитивному восприятию выгоды оно гораздо
ближе, чем христианство. В Ветхом Завете удовольствие
оценивается однозначно положительно: человек должен
«радоваться дням своим». Это учение ничего не имеет про-
тив максимизации полезности или богатства как такового,
однако все это не может переступить границу определенных
(Господом данных) правил. Таким образом, иудеи верили
в максимизацию выгоды в рамках допустимого, что очень
красиво отражено в (уже один раз приведенной) цитате из
Книги Екклесиаста: «Веселись, юноша, в юности твоей, и да
вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по
путям сердца твоего и по видению очей твоих; только знай,
что за все это Бог приведет тебя на суд».
Чувство удовольствия ничему в Торе не противоречит.
Добрый поступок ни в коей мере не осуждаем за то, что
был вознагражден. Иудеи не разделяют (более или менее
откровенное) безразличие стоиков к полезности. Обрете-
ние воздаяния за свои деяния (а значит, и удовольствия
от полученной в результате их совершения выгоды) они
ТОМЛШ СЕДЛЛЧЬК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
39б
не откладывают, как это делают христиане, до момента,
когда окажутся на том свете, а относят к свету этому. Но,
в отличие от гедонистов, получаемое ими удовольствие
подчиняется правилам, поэтому погоня за выгодой имеет
свои понятные границы.
Утилитаризм
Прежде чем на нашей воображаемой оси мы доберемся до
Эпикура, следует остановиться на учении утилитаристов.
Оно хотя и имеет аналогичную с эпикуреизмом основу,
но в представлении Дж. С. Милля стремится преодолеть
человеческий эгоизм путем введения института беспри-
страстного наблюдателя. Подлинный утилитаризм не эго-
истичен, он отдает предпочтение общему благу, безразлич-
ному к благу индивидуума и стоящему над ним. Если выгода
всего общества (или какого-либо индивида X) может расти
быстрее, чем будет снижаться выгода индивида Y, то сам Y
(радостно и добровольно) приступит к снижению своей соб-
ственной выгоды в интересах всех (или индивида X). Пчелка
Мандевиля этого никогда бы не сделала. Тем не менее Милль
в своих поисках нравственности выгоды многим менее эго-
истичен, чем гедонисты. Найти между ними различие очень
просто. Гедонисты считают за summum bonum1 максимиза-
цию собственной выгоды, в то время как Милля интересует
максимизация пользы для всей системы. Индивид, согласно
его учению, совершая нечто, не смеет даже думать о макси-
мизации своей выгоды. Он сосредоточен исключительно на
пользе, приносимой его поступком всем.
Эпикур
Эпикурейцы (гедонисты), главные интеллектуальные про-
тивники стоиков, оценивали нравственность своих действий
исключительно в зависимости от получаемой выгоды. Это
1 Высшее благо, добро (лат.).
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 10 ОСЬ ДОБРА И ЗЛА И БИБЛИИ ЭКОНОМИКИ
397
они положили начало знаменитому кредо «цель оправдывает
средства». На нашей воображаемой оси мы вступаем на тер-
риторию, где зло и пороки уже допустимы. Для оправдания
грешного средства эпикурейцам нужна была соответству-
ющая цель. Если она добрая, Максимизирует благо больше,
чем любая другая альтернатива, то способ ее достижения
становится легитимным. В нашем списке эпикурейцы — пер-
вая школа, устраняющая необходимость внешних, заданных
кем-то извне правил. И это значительно усиливает аргу-
ментацию, ведь философским учениям, начиная от стоиков
и заканчивая Кантом, с трудом удавалось обосновать тоталь-
ность действия абстрактных норм, требований и принципов.
Гедонизму (так же как и его современной форме — утили-
таризму) подобная абстрактная система не нужна. Добро
определимо, вычисляемо в прямом смысле слова, эндогенно
самой системе и ситуации.
Мы бы покривили душой, если бы не подчеркнули, что
Эпикур и его последователи стремились к минимизации
зла — в отличие от Мандевиля, считавшего его необходи-
мостью для продвинутого общества. И не пытайтесь свести
зло к минимуму, сказал бы он, так как тем вы поставите под
угрозу стабильность и процветание вашего улья.
Мейнстрим экономики
Если мы хотим в наш список включить и экономический
мейнстрим, то должны разместить современную экономику
за гедонистами. Собственно говоря, даже Эпикур призна-
вал, что не при любых наших поступках мы руководствуемся-
эгоизмом. В качестве примера он приводит дружбу, где, как
считает, своекорыстие отсутствует. Современная экономичес-
кая наука, выступая в роли антропологии нашего времени,
готова видеть себялюбие в материнской любви, в партнер-
ских отношениях и в других эмоциональных сферах.
Ее стремление все свести к эгоизму и расчету крайне
сильно; даже Эпикур не осмеливался рассуждать так, как
нынешние апологеты мейнстрима. Более того, хотя совре-
менные экономические школы и подхватили утилитаризм
Милля, они не восприняли его главный принцип личной
моральной ответственности — принцип беспристрастного
наблюдателя. Добровольный отказ от личной выгоды (что
правоверный утилитарист, согласно учению Милля, сделать
обязан) в пользу общего блага экономика сегодня полностью
отвергает. Современная экономическая антропология пред-
ставляет собой довольно странную смесь. Она не занимается
личной нравственностью, поскольку невидимая рука рынка
все равно переплавит личные пороки в общее благо, так что
от морали индивидуума, по существу, ничего не зависит.
Мандевиль
Мандевиль отодвинул заботу о нравственности поведения
в лучшем случае далеко в сторону. Но он сделал и нечто боль-
шее: выявил обратную импликацию, то есть обратно пропор-
циональную зависимость между моралью и экономикой. Чем
менее честны будут отдельные члены общества, тем больше
оно будет процветать как единое целое. Речь идет об экстре-
мальном взгляде на взаимоотношения экономики и этики.
Частные пороки способствуют общему благу. Рассуждая так,
Мандевиль верил, что зависимость между нравственностью
и выгодой действительно существует, но она — обратная.
В отличие от других школ, он постулирует принцип: чем
больше пороков, тем больше общее счастье.
Тем самым мы закрываем нашу воображаемую ось,
отражающую отношение разных философских учений к эко-
номике добра и зла: от Канта, требующего от людей беско-
рыстного добра, до Мандевиля, для которого вездесущее
добро ведет к упадку общества.
Библии экономики: от Смита до Самуэльсона
Адам Смит, а с ним и большинство классических экономис-
тов воспринимали рассматриваемые этикой и экономикой
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 10 ОСЬ ДОБРА И ЗЛА И БИБЛИИ ЭКОНОМИКИ
399
вопросы как тесно связанные между собой. Многие из этих
ученых были исследователями нравов (Милль, Бентам, Юм)
или священниками (Мальтус). Учитывая контекст, можно
сказать, что Адам Смит является не основоположником
экономики, а человеком, в работах которого дискуссия на
интересующую нас тему достигла своей кульминации. Позже
экономисты интерес к этике утратили. Последним класси-
ком экономического мейнстрима, серьезно занимавшимся
вопросами этики, был Альфред Маршалл. И он же направил
математику в мейнстрим экономической мысли, хотя еще
до этого мы видели намеки на математизацию у представи-
телей маржиналистских школ и у некоторых французских
экономистов.
Первым учебником по экономике была вышедшая
в 1776 году книга учителя нравственности Адама Смита
«Исследование о природе и причинах богатства народов».
В 1848 году (тогда же Маркс издал «Манифест коммунисти-
ческой партии») на ее место пришел учебник Дж. С. Милля
«Основания политической экономии» с красноречивым под-
заголовком «С некоторыми ее приложениями к социальной
философии». Ни в одном из этих учебников нет ни графи-
ков, ни формул. Кроме номеров глав и страниц, числа в них
почти не встречаются, и нет даже намека на математические
модели. Оба труда скорее философские, и написаны они
в повествовательной форме. В 1890 году библией экономики
становятся «Принципы экономической науки» Маршалла, где
уже имеется несколько несложных графиков (на 788 стра-
ницах их 39, то есть один на 20 страниц), а в конце книги
Маршалл поместил «Математические приложения». Кроме
того, в нее включены введение в историю экономической
мысли и история управления, наряду с обзором нескольких
этико-экономических дискуссий.
Большое внимание вопросам этики в экономике уде- а
лил и Джон Мейнард Кейнс. Будучи одаренным математи- s
ком, он использовал в своей основной работе «Общая теория Ч
СЬДЛкЧЬК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
401
занятости, процента и денег» лишь несколько графиков
и формул. А вот следующая, развивающая наследство Кейнса,
экономическая библия — пресловутый учебник «Экономика»
Пола Энтони Самуэльсона — выглядела уже скорее как посо-
бие по физике: почти на каждой второй странице график,
формула или таблица. Никаких сомнений, никаких этико-
экономических дискуссий; сказано четко и ясно: знакомь-
тесь, механическое устройство — экономика.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 10 ОСЬ ДОБРА И ЗЛА И БИБЛИИ ЭКОНОМИКИ
401
11 ИСТОРИЯ
НЕВИДИМОЙ РУКИ
РЫНКА И HOMO
OECONOMICUS
4»|
Не от благожелательности мясника, пивовара
или булочника ожидаем мы получить свой обед,
а от соблюдения ими своих собственных интересов.
Адам Смит
403
Говорят, пока не увижу, не поверю. Звучит это немного
странно. Почему мы верим в видимое и совершенно опреде-
ленно (или как будто) наличествующее? Может, мы должны
были бы верить в то, что не видим? И все-таки углядеть
незримое — невидимую руку рынка, например, — невоз-
можно, потому нам, экономистам, остается в него только
верить (или нет).
Вера в невидимую руку рынка прошла непростой путь.
Люди либо слепо верили во всемогущество и вездесущность
феномена, превращающего частные пороки в общее благо,
и видели в нем (скрытое, а значит, происходящее само собой)
решение всех жизненных (и глобальных) проблем, либо,
наоборот, верили, что в нем начало всех зол. Подобное мы
можем сказать и еще об одном ключевом понятии эконо-
мики — homo oeconomicus.
Экономист-классик Альберт Хиршман отмечает, что
Блаженный Августин в «О Граде Божием» придает большое
значение трем главным человеческим порокам: страсти
господствовать (libido dominandi)1, сексуальной похоти (libido
carnalis) и страсти к деньгам и собственности1 2. Великие
мудрецы в своих произведениях также подчеркивали их
ведущую роль (всех вместе и каждого по отдельности). Эти
страсти считались и считаются движущей силой общества.
Другими мыслителями все (частные) пороки время от вре-
мени интерпретируются как законы и принципы, стимули-
рующие человечество к движению вперед.
Взглянем, к примеру, на страсть к власти: «.Libido domi-
nandi Августина можно сопоставить с der Wille zu Macht,
“стремлением к власти” Ницше... Основное различие между
Ницше и Августином заключается в том, что первый считает
1 См.: Августин. О Граде Божием. I.XXX, III.XIV, V.XIII и др.
2 См.: Хиршман А. О. Страсти и интересы. С. 34. Однако Хиршман
почему-то не говорит, что для Августина тем главным, что побу-
ждает человека к действию, является любовь. Именно она стоит
за всем и добрым, и злым. В связи с каждым из трех пороков Ав-
густин описывает ситуации, когда любовь вышла из-под контроля
и направила всю свою силу не туда. См. также: Harp R. М., Barns J.,
Chadwick Н. Zakladatele mysleni: Aristoteles, Platon, Augustin. Гл. 9.
1ОМКШ СЬДЛКЧЬК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
404
стремление к власти добродетелью, а для второго оно явля-
ется пороком»3. Отдельного эссе заслуживает существовав-
ший в ранней психологии (прежде всего в работах Зигмунда
Фрейда) взгляд на сексуальное либидо как на движущую силу
любых поступков. Каждая из этих трех сил представляет
собой действие принципа невидимой руки: любой из «част-
ных движущих пороков», если правильно «откалиброван»,
может стать общественно полезным. Августин саркастичес-
ки добавляет, что для римского общества были характерны
личное благополучие и всеобщая развращенность4. Другими
словами, он переворачивает ключевой принцип невидимой
руки рынка, сформулированный на тысячу лет позже Бер-
нардом Мандевилем: частные пороки творят всеобщее благо.
На вере в сверхъестественные способности невидимой
руки рынка и зиждется экономика. Тайна этого феномена
очень красиво и тонко выражена в следующей цитате: «Неви-
димая рука есть таинственный бог, действующий мисти-
ческим (или, по меньшей мере, для нас необъяснимым)
образом, окруженный чудесами и творящий холистическое
добро, не прогнозируемое исходя из нечестивых мотивов
деятельности своекорыстных личностей»5.
Этот таинственный принцип уже столетия является цент-
ральной темой экономических дискуссий. До какой степени
можно полагаться на невидимую руку рынка? Можем ли мы
действительно верить, что хаос миллионов свободных воль
3 Fitzgerald A. D. et al. Augustine through the Ages: An Encyclopedia. P. 84.
Как говорит Томас Дж. Льюис, «господство само по себе еще не ко-
нец: это лишь средство распознания конца собственной власти»
(Lewis Т. J. Persuasion, Domination, and Exchange: Adam Smith on the
Political Consequences of Markets. P. 287). To есть движущим принци-
пом является не эгоизм (в смысле amour de soi Руссо), а сострада-
ние и желание сострадания. См. также: Force Р. Self-Interest before
Adam Smith. P. 46.
4 Hare R. M., Barns J., Chadwick H. Zakladatele mysleni: Aristoteles, Platon.
P. 290. В главе 9, посвященной Августину, читаем далее: «“После
разрушения Карфагена усилились раздоры, возросло корыстолю-
бие, честолюбие и другие виды зла, появляющиеся обычно среди
благополучия”. (Августин цитирует Саллюстия.) Этим он дает по-
нять, что все перечисленное имело место и прежде».
5 Boli J. The Economic Absorption of the Sacred. P. 97.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 11 ИТОРИЯ НЕВИДИМОЙ РУКИ РЫНКА И HOMO OECONOMICUS
405
она приведет наконец в (общественный) порядок и перепла-
вит индивидуальный эгоизм в общее благо? Какие отрасли
экономики лучше все-таки планировать, а какие оставить
в покое, laissez-faire? Но сейчас эти вечные вопросы1 оставим
в стороне и проследим, как развивалась концепция невидимой
руки рынка и какие следы она после себя оставила.
История прообразов и укрощение зла
Тема невидимой руки рынка, трансформирующей порок
в общественное благо, красной нитью проходит через все
главы первой, исторической части этой книги. Сам термин
ведет свое происхождение от Адама Смита, который вооб-
ще-то употребил его мимоходом, как будто случайно, так
же, кстати, как Кейнс использовал понятие animal spirits. Обе
метафоры так и остались окутаны изрядной долей таинствен-
ности, и потому позднее вокруг них развернулись оживлен-
нейшие дискуссии. Книги на эту тему и сегодня продолжают
пополнять полки библиотек.
Похоже, что сила невидимой руки рынка направлена
на выполнение двух функций. Во-первых (как мы видели
у Мандевиля), она превращает отдельные пороки в общее
благо. Во-вторых, она действует как клей, связывая между
собой основные экономические и общественные структуры
(пример мясника Адама Смита, продающего мясо ради соб-
ственной выгоды и потому предоставляющего свои услуги
всем остальным).
Хотя название феномену невидимой руки дал Смит1 2,
на самом деле ее прообразы можно обнаружить уже на заре
истории нашей цивилизации. В «Эпосе о Гильгамеше» мы
видели, что дело дошло до приручения, укрощения чего-то от
1 См. также: Хиршман А. О. Страсти и интересы; Force Р. Self-Interest
before Adam Smith.
2 Отсюда становится хорошо понятна значимость наречения: пока
оно не произойдет, тема как бы не существует. Если бы такой тер-
мин предложил Бернард Мандевиль, всеми признанным автором
мог бы стать он. Принцип невидимой руки рынка был им описан
лучше и доказательнее, однако не было придумано подходящего
названия.
IOMMU СЕДЛАЧЕК ЖОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
406
природы дикого, злого (Энкиду), вначале человечеству (циви-
лизации) вредившего и даже несшего погибель, но в конеч-
ном счете использованного во благо общества. Бой с диким,
бесконтрольным природным злом один на один выиграть
было невозможно; ничего не оставалось, как прибегнуть
к какой-нибудь хитрости с целью обуздать его и заставить
служить людям.
Как отмечал Ф. А. Хайек, принцип невидимой руки рын-
ка знали и древние греки, особенно если говорить об Эпи-
куре, Ксенофонте или Аристофане3.
К тому же есть старинное поверие:
Нам всякое решенье бестолковое
На счастье, на удачу повернет судьба4.
С (со)участием добра и зла Библия имеет дело, например,
в притче о плевелах, которые, согласно Иисусу, дабы избе-
жать риска своим вмешательством нанести вред урожаю,
уничтожать не следует. От зла не нужно и нельзя (на этом
свете) избавляться: вместе с ним исчезнет много добра.
Фома Аквинский позднее рассмотрел тему более детально.
Его слова свидетельствуют о том, что он задолго до Бернарда
Мандевиля был знаком с проблемой: «И не надлежало устра-
нять общее благо во избежание частного зла, особенно если
учесть то, что Бог могущественен настолько, что любое зло
может направить на благо»5. Или:
«Законы человеческие оставляют некоторые грехи без
наказания, так как из-за несовершенства людей это воспре-
пятствовало бы многому доброму, если бы все грехи были
строго запрещены и подлежали наказанию»6.
3 Hayek F. A. The Trend of Economic Thinking. P. 85. См. также: Hayek F. A.
New Studies in Philosophy, Politics, Economics, and the History of Ideas.
P. 254.
4 Аристофан. Женщины в народном собрании. С. 358.
5 Аквинский Ф. Сумма теологии. I, В. 92, Р. 1, на 3.
6 Аквинский Ф. Сумма теологии. Па-Пае, В. 78, Р. 1, на 3. См. также:
Он же. Сумма против язычников. Кн. III. Гл. 71.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 11 ИТОРИЯ НЕВИДИМОЙ РУКИ РЫНКА И HOMO OECONOMICUS
407
То есть идея, без сомнения, сама по себе не нова. Ее
многократно упоминали мыслители эпохи Просвещения,
о чем хорошо написал Хиршман: «Все героические доброде-
тели были перетолкованы как форма простого самосохране-
ния (Гоббс), себялюбия (Ларошфуко), тщеславия и бегства от
настоящего знания самого себя (Паскаль)»1. У политологии
имеется своя собственная невидимая рука, описание которой
дал Монтескье: «Все это напоминает систему мира, где есть
сила, постоянно удаляющая тела от центра, и сила тяжести,
привлекающая их к нему. Честь приводит в движение все
части политического организма; самим действием своим она
связывает их, и каждый, думая преследовать свои личные
интересы, по сути дела, стремится к общему благу. Правда,
с философской точки зрения эта честь, приводящая в дви-
жение все силы государства, есть ложная честь, но эта лож-
ная честь так же полезна для общества, как была бы полезна
истинная честь для отдельного лица»1 2.
Подобным же образом на такое равновесие сил смот-
рели, безусловно, и экономисты, исповедующие идеалы
рационализма и свободомыслия: эгоизм одного человека
уравновешивается себялюбием другого. Наконец, Паскаль
(почти за полстолетия до Мандевиля) пишет: «Человек велик
даже в своем своекорыстии, ибо это свойство научило его
соблюдать образцовый порядок в делах и благотворитель-
ствовать по расписанию. Величие. — Соотнеся причину и след-
ствие, можно понять величие человека, обязанного извлечь из
вожделения столь прекрасный порядок»3. Теперь мы видим,
что прообразов невидимой руки рынка было много.
В конечном счете «многое из философии Мандевиля
можно было бы свести к сформулированной Ларошфуко мак-
симе “Nos vertus пе sent le plus souvent que des vices dёguisёs",
1 Хиршман А. О. Страсти и интересы. С. 37. В этом Хиршман видит
«разложение героя». Такой (грустный или смешной) коллапс «оди-
нокого» героя можно хорошо разглядеть в персонаже Серванте-
са — ненастоящем «герое» Дон Кихоте.
2 Монтескье Ш. Л. О духе законов. III.VII. С. 184.
3 Паскаль Б. Мысли. С. 360-361.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК >КО НО МИ КА ДОБРА И ЗЛА
где le plus souvent (“чаще всего”) заменено на toujours (“всег-
да”)»4. В переводе: «Наши добродетели — это чаще всего
искусно переряженные пороки».
Существует много других толкований подобных явлений,
присущих разным областям знаний, но за всеми ними скрыва-
ется нечто, называемое нами «невидимой рукой рынка». Своя
собственная концепция есть у теологии, так же как у политики
или этики. Идея о наличии некоего механизма влияния инди-
видуальных интересов и даже пороков на максимизацию обще-
ственного блага принадлежит далеко не только экономике.
Социальный дарвинизм, естественный отбор
и тавтология
За идеей, что рынки со всем справляются сами, — они всегда
приходят в равновесие, такова их природа, — нетрудно заме-
тить старую веру стоиков в естественную гармонию миро-
здания. Рынок выбирает наилучшего (наиболее приспособ-
ленного к адаптации) игрока и избавляется, в соответствии
с правилами так называемого социального дарвинизма, от
всех неподходящих. Дарвину в связи с этим понятием при-
писываются большие заслуги, что несправедливо, так как
в действительности все происходило совершенно наоборот.
Английский натуралист и путешественник позаимство-
вал принцип у общественных наук, развил его и применил
к биологии. Задолго до него социолог Герберт Спенсер писал
о «выживании самых способных» и популяризовал свою кон-
цепцию. Согласно остроумному замечанию Джонатана Тер-
нера, «не Спенсер был социальным дарвинистом — гораздо
точнее было бы обозначить Дарвина как “биологического
спенсерианца”»5. Очень сильное влияние на него оказали
экономические теории Давида Рикардо, Адама Смита
и Томаса Мальтуса. Впоследствии, как пишет чешский био-
4 Кауе В. Introduction // Mandeville В. The Fable of the Bees. P. 48.
5 Turner J. Herbert Spencer: A Renewed Appreciation. P. 107. См. также:
Werhane P. H. Business Ethics and the Origins of Contemporary Capitalism:
Economics and Ethics in the Work of Adam Smith and Herbert Spencer.
P. 19-20.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 11ИТОРИЯ НЕВИДИМОЙ РУКИ РЫНКА И HOMO OECONOMICUS
409
лог и философ Станислав Комарек, «невидимая рука селек-
ции» создала и в биологии концепцию «выживания самого
приспособленного и вымирания плохо адаптированного...
дала понимание, что у представителя флоры или фауны нет
других целей, кроме как выжить и размножиться»1.
С теорией естественного отбора, однако, связана та же
проблема, что и с концепцией максимизации полезности:
обе, как считается, полностью объясняют причины того или
иного человеческого поведения, а также развития общества
и природы. Но даже говоря о естественной селекции — хоть
о биологической, хоть о социальной, — мы в любом случае
не способны заранее сказать, что могло бы быть, если бы дан-
ная теория была неверна. Другими словами, как бы все выгля-
дело, если бы рынок/природа не отбирал/а наиболее приспо-
собленного к адаптации? По сути, это тавтология: выживает
всегда тот, кто наиболее приспособляем. Но кто он, тот самый
наиболее приспособляемый? Как его определить? Это тот,
кто выживает. Но ведь мы узнаем о нем постфактум. Таким
образом, если перефразировать известное высказывание, то
в нем говорится лишь следующее: выживает тот, кто наибо-
лее приспособлен к выживанию (вместо слов «приспособлен
к адаптации»). Иначе говоря, те, кто выживают, — это те, кто
выживают. И получается, что самым приспособленным про-
возглашается любой оставшийся в живых. С такой «теорией»
трудно не согласиться, так как оспорить ее невозможно. Соци-
альный дарвинизм — это трюизм.
Святой Павел и резидуальные добро и зло
В истории экономической мысли теме неумышленного добра,
на которой выросла классическая экономика, было уделено
достаточно много внимания. Эгоист-мясник Адама Смита,
будучи homo oeconomicus, стремится к своим собственным
целям, а общественное благо появляется как случайный,
побочный продукт2. Согласно Мандевилю, но и в соответствии
1 Komarek S. Ob г az cloveka a parody v zrcadle biologie. P. 80.
2 «...Между тем человек постоянно нуждается в помощи своих ближ-
них, и тщетно будет он ожидать ее лишь от их расположения. Он
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
410
с широко распространенной (и упрощенной) интерпретацией
Смита, добро становится неким автоматически сгенериро-
ванным позитивным внешним явлением, родившимся из
лона эгоизма, личного интереса. Как написано в подзаго-
ловке «Басни о пчелах» Мандевиля, частные пороки благо-
даря невидимой руке рынка полностью, непреднамеренно
и самопроизвольно становятся общественным благом. Подоб-
ную тему — хотя и совсем под другим углом — рассматривал
еще апостол Павел, размышлявший об отношениях между
умышленными и неумышленными добром и злом и их
последствиях:
Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу,
а что ненавижу, то делаю... желание добра есть во мне, но чтобы
сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю,
а злое, которого не хочу, делаю3.
В сравнении с пчелками Мандевиля здесь все происходит
с точностью до наоборот: хотя Павел и замыслил доброе дело,
оно обернулось злом.
Слова апостола Павла в определенной степени рас-
крывают смысл истории о первородном грехе в райском
саду. Адам и Ева, вкусив запретный плод от древа позна-
ния добра и зла, становятся подобны Богу4. Они познают
разницу между этими понятиями, но пока не способны
скорее достигнет своей цели, если обратится к их эгоизму и суме-
ет показать им, что в их собственных интересах сделать для него
то, что он требует от них. Всякий, предлагающий другому сделку
какого-либо рода, предлагает сделать именно это. Дай мне то,
что мне нужно, и ты получишь то, что тебе нужно, — таков смысл
всякого подобного предложения. Именно таким путем мы полу-
чаем друг от друга значительно большую часть услуг, в которых
мы нуждаемся. Не от благожелательности мясника, пивовара или
булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими
своих собственных интересов. Мы обращаемся не к их гуманности,
а к их эгоизму и никогда не говорим им о наших нуждах, а об их
выгодах» (Смит А. Исследование о природе и причинах богатства
народов. I.II. С. 27-28).
3 Рим. 7:15-19.
4 «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро
и зло» (Быт. 3:22; курсив наш. — Т. С.).
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 11 ИТОРИЯ НЕВИДИМОЙ РУКИ РЫНКА И HOMO OECONOMICUS
411
их точно категоризировать и дать им определение и еще
меньше — сами (со)творить добро. У людей появилось пони-
мание, что собой представляют эти нравственные катего-
рии (и тем человек приблизился к Богу). Мы осознали, что
между добром и злом существует разница, но не можем
точно определить, что есть что (как в ранее упомянутой
притче о плевелах), и вести себя так, чтобы избежать злых
дел. Нас постоянно мучает вопрос, что такое хорошо и что
такое плохо. Мы не можем сказать, где та тонкая грань, что
пролегает между ними, и часто, как святой Павел, совершаем
зло, желая добра. Речь идет о непреднамеренном зле, суть
которого хорошо передает крылатое выражение «Благими
намерениями вымощена дорога в ад».
Мандевиль рассуждает по-другому. У него частные
пороки каким-то образом трансформируются (бесплатно!)
в общее (неумышленное) благо. И уже неважно, был ли пер-
воначальный замысел индивида эгоистичным, — получив-
шееся в результате добро распространяется на всех людей
(мысль, которая в современной экономике зачастую ведет
к моральному цинизму). Итак, с этой точки зрения абсолютно
все равно, как человек поступает, поскольку и его пороки
будут способствовать всеобъемлющему процветанию эко-
номики. Проблема решена.
Классическая непреднамеренность
Стандартные дискуссии о функционировании невидимой
руки аналогичны рассуждениям Мандевиля. Внимание эко-
номистов занимает исключительно аспект непредумышлен-
ности: как из эгоистических умыслов рождается общее благо,
то есть добро. Но ведь это лишь одно возможное подмно-
жество общественных взаимодействий. В стороне остаются
неумышленно плохие (злые) результаты хороших (добрых)
дел, хорошие (добрые) результаты дел хороших (добрых)
и плохие (злые) результаты дел плохих (злых).
Позднее христианские мыслители придумали другой
концептуальный аппарат для исследования непреднамерен-
ного общественного зла. Речь идет о системе, в которой хотя
ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
4М
ПОСТУПОК
РЕЗУЛЬТАТ
ОБЩЕСТВЕННЫЙ
ЧЕРНЫЙ ЯЩИК
никто и не хочет творить зло, но общественными институ-
циями оно все-таки совершается. В энцикликах римских пап
такая система названа греховной структурой1. Пусть в опре-
деленной ситуации отдельные актеры жизненной драмы
и не делают ничего плохого, в конце концов все равно воз-
никает нечто нехорошее (загрязнение окружающей среды,
безработица, отчужденность, переутомление, пробки на
дорогах и другие негативные явления уж точно не результат
чьего-либо злого умысла). Похожий смысл содержит и древ-
неримское изречение «Senatores boni viri, senatus autem mala
bestia», что значит: «Все сенаторы мужи достойные, а рим-
ский сенат — злобный зверь»1 2.
Дифференциация ответственности и вины может ока-
заться относительно сложной проблемой. Для нас в целом
нетрудно организовать процесс разделения труда, но опреде-
лить, кто совершил проступок и должен быть призван к ответу,
представляется делом непростым. В этом и есть проблема
таких структур: их греховность мы распознаем лишь ex post.
Зло никогда не является целью и потому на начальной стадии
процесса не поддается идентификации. Оно выявляется лишь
1 См. также: Rich A. Etika hospodarstvf.
2 См.: Morgenthau Н. Truth and Power: Essays of a Decade. P. 1S9;
The Economic Review: Edition 1. 3. P. 189.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 11 ИТОРИЯ НЕВИДИМОЙ РУКИ РЫНКА И HOMO OECONOMICUS
413
ретроспективно, в результатах1. Вторая проблема касается
сложности разграничения ответственности за совершенные
деяния и определения конкретного виновника. В процессе
работы по принципу разделения труда стоимость, добавлен-
ную каждым участником, установить сравнительно просто.
А вот виновность — нет; по существу, почти невозможно.
В высокоспециализированных обществах зло может заро-
диться и спокойно выживать в промежутках между специ-
ализациями. Ни один участник процесса никакого зла осоз-
нанно не совершил, но тем не менее система его породила.
Культура Ветхого Завета с таким рожденным где-то в серых
зонах общественных институций злом пыталась справиться
с помощью ежегодных символических жертв: списать все
на определенного человека было невозможно, а от чувства
вины избавиться было надо. Для христиан таким жертвенным
агнцем, однажды и навсегда искупившим грехи тех, кото-
рые «не знают, что делают»1 2 и «слепые вожди слепых»3, стал
распятый Христос. В более сложном обществе стать слепым
еще проще. Ведь сегодня мы даже и не знаем (в сущности,
нас и не интересует), кто сшил носимую нами и считаемую
своей рубашку. И это еще очень простой пример; вы только
представьте, насколько мы можем быть слепы во многих
более сложных социальных взаимодействиях.
Подчиненность зла добру
Остановимся на минутку на понятии «зло». Откуда вообще
оно берется? В представлении иудеев зло всегда подчинено
1 Здесь (попутно, в виде сноски) мне хочется привести пример еще
одного, несколько более систематического проявления действия
греховных структур. Из вышесказанного вытекает достаточно
грозный вывод: не исключено, что чудесно выгодная система ка-
питалистического рынка позднее может проявиться как греховная
структура. Сегодня рынок представляется нам самой эффективной
системой, когда-либо изобретенной человеком, но может случить-
ся, что он заведет в тупик, и в конце концов нас ждет катастрофа.
Подсознательный остаточный страх неизвестного присутствует
в любой системе, и мы от него никогда полностью не избавимся.
2 Лк. 23:34.
3 Мф. 15:14.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
414
добру. Во времена раннего христианства существовало
дуалистическое течение, утверждавшее, что добро и зло
находятся на одном онтологическом уровне. Отсюда: Бог
и Сатана — соперники, противоположности, стоящие на одной
онтологической ступени. Августин до перемены мировоз-
зрения придерживался пропагандируемых этим учением
идей. Позднее он полностью их отверг, посчитав манихей-
ской ловушкой4, и склонился к мнению, что Сатана, или зло,
не могут находиться на одном уровне с Богом, или добром.
Сатана является одним из ангелов Божьих (хотя и пад-
шим) и, значит, остается слугой, существом, которое ничего
не может сделать без разрешения или согласия Бога (или чело-
века)5. Это хорошо показано в Книге Иова. Хотя (технически)
не кто иной как Сатана наслал на Иова болезни и горе, сде-
лать такое он мог лишь с ведома Бога и при Его одобрении,
и потому Иов жалуется именно Богу6: «Ибо стрелы Вседер-
жителя во мне; яд их пьет дух мой; ужасы Божии ополчились
против меня»7. Так как зло ничего не может совершать без
Божьего дозволения, то Иов даже не пытается обращаться
к Сатане (кажется, что этот праведник не знает о существо-
вании падшего ангела), а предпочитает свои сетования
и упреки адресовать прямо Всевышнему8.
Добро само творит себе цели, а Зло должно их у него
заимствовать: своих у него нет9. В его основе не лежит соб-
ственная онтологическая сущность. В чистом виде зло не суще-
4 Манихейство было дуалистическим учением о равной онтологичес-
кой силе добра и зла; его корни лежат в персидском зороастризме.
5 «В космических сферах Сатана является самым большим врагом
Бога, Им же сотворенным и существующим по Его же воле, и сила
его может сравняться с силой Божьей ничуть не больше, чем сила
человеческая» (International Standard Bible Encyclopedia, http://
www.internationalstandardbible.com/S/satan.html, Satan).
6 «Не буду же я удерживать уст моих; буду говорить в стеснении
духа моего; буду жаловаться в горести души моей» (Иов. 7:11).
7 Иов. 6:4.
в «Для чего скрываешь лице Твое и считаешь меня врагом Тебе?»
(Иов. 13:24).
9 Интересным материалом по данной теме является книга Терри
Иглтона «О зле» (Terry Eagletton. On Evil), отличающаяся, правда,
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 11 ИТОРИЯ НЕВИДИМОЙ РУКИ РЫНКА И HOMO OECONOMICUS
415
ствует, оно всегда каким-либо способом паразитирует на
добре1. Если мы делаем что-то плохое, у нас всегда есть этому
оправдание. Причина зла всегда в добре (даже несмотря на то,
что человеку, творящему зло, мир видится искаженно). Если
кто-то что-то крадет, то он просто хочет быть богаче. Однако
в богатстве как таковом ничего плохого нет. Никто не ворует
ради самого воровства. Некоторые люди воспринимают кражу
как приключение, новое впечатление и даже испытывают воз-
буждение при ее совершении. Но ведь приключение или воз-
буждение — вещь опять же позитивная, вот потому некоторые
и решаются на преступление. В обоих случаях плохие средства
использованы для достижения целей, которых можно было
достичь и без зла. Только мы сами выбираем этот неверный
короткий путь к реализации своих замыслов.
Итак, зло всегда должно служить некоему высшему
добру. Альтернативой такой точке зрения является мораль-
ное манихейство, вера, что эти категории нравственности
находятся на одном онтологическом уровне. Говоря язы-
ком математики, их абсолютные ценности равны. Если мы
от такого подхода отказываемся (что сделало большинство
монотеистических религий и, как мы видели, Августин
и Фома Аквинский), то зло, в определенном смысле, всегда
должно быть в подчиненном состоянии. И значит, в онтоло-
гическом и теологическом смысле существование принципа
трансформации его в благо оправдано2.
несколько иным пониманием целей, ради которых живые сущест-
ва нарушают нравственный закон и страдают.
1 «Иными словами, несмотря на то, что в опыте самосознания наблю-
датель непосредственно отождествляется с фикцией, не имеющей
позитивного онтологического статуса, сама его деятельность как
наблюдателя тем не менее является позитивным онтологическим
фактом» (Жижек С. Устройство разрыва. Параллаксное видение.
С. 192).
2 «Отведя человечеству вместе с дьяволом роль слуг Божьих, он
[Бернард Клервоский на рубеже первого и второго тысячелетий]
заключил, что Бог есть Господин любого существа, включая дья-
вола» (Marx W. The Devils Rights and the Redemption in the Literature
of Medieval England. P. 22).
.ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
4*1
Этика homo oeconomicus
Несмотря на то что некогда экономика была ответвлением
нравственной философии, современному мейнстриму изу-
чаемой нами дисциплины проблемы этики совершенно
чужды. Вспомним для начала оптимистические ожидания
Альфреда Маршалла:
Ярким свидетельством поразительного роста в последнее время
духа честности и порядочности в коммерческих делах служит то
обстоятельство, что ведущие должностные лица крупных пуб-
личных компаний столь редко поддаются открывающимся перед
ними огромным искушениям совершать мошеннические сделки...
Есть все основания надеяться на то, что повышение этических
норм в хозяйственных отношениях будет продолжаться... таким
образом, коллективные и демократические формы управления
предприятиями могут наверняка распространиться на ряд облас-
тей, которые они до сих пор не сумели охватить...3
В сегодняшних условиях вера в продолжающийся рост «духа
честности и порядочности» может показаться несколько
наивной. Сильное сомнение вызывает и то, что улучше-
ние морального климата является необходимым условием
для экономического роста. Мышление пошло в обратном
направлении. Кажется, экономическая теория прониклась
наконец учением Маркса об экономическом базисе обще-
ства, то есть верой, что именно изменение экономической
системы принесет дух честности и порядочности. Этим можно
объяснить, почему экономисты переключили свой интерес
с вопроса нравственности как основной движущей силы
человеческого поведения на идею, что именно экономика
создает подлинный базис общества и тем самым приводит
все в движение — дает начало любым поступкам и измене-
ниям в поведении индивидов (включая трансформацию их
понятий об этике). Происходит то, о чем предупреждал Адам
3 Маршалл А. Принципы экономической науки. Т. 2. С. 253. См. так-
же: Simon Н. A. An Empirically-Based Microeconomics. Р. 12 (жирный
шрифт наш. — Т. С.).
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 11 ИТОРИЯ НЕВИДИМОЙ РУКИ РЫНКА И HOMO OECONOMICUS
417
Смит: экономика пытается объяснить все сущее с помощью
единственного фактора — самой себя.
В экономической науке существует много течений, при-
зывающих вернуться к корням, то есть к морали1. Как пишет
профессор Милан Сойка, к этому призывал и лорд Кейнс:
«Кейнс прилагал усилия к тому, чтобы вернуть понимание
экономики как науки общественной и критиковал характер-
ный для неоклассической экономики сциентический подход,
стремящийся уподобить ее точным естественным наукам»2.
Многие критики экономического мейнстрима нападают
на него прежде всего за неправильную редукцию человека (как
это называет Амитай Этциони)3. Такой логико-методологи-
ческий прием сведения человека во всей его сложности до
уровня простого рационального действующего лица, опти-
мизирующего свою выгоду в рамках определенного бюджет-
ного ограничения, привел к последующей математизации
ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
1 Прежде всего нас интересует концепция Джеймса Бьюкенена.
В своей книге «Экономика и этика конституционного порядка» он
разделяет этические модели на три группы. Первая группа — мо-
дели, рассматривающие «цену нарушения правил» (то есть край-
не либеральный подход, не оставляющий простора поведению,
направленному не на извлечение пользы, от которого Бьюкенен
дистанцируется). Во второй нравственность отталкивается от «ос-
новных трансцендентальных норм», называемых августинскими
(причиной нравственного поведения является наличие внешних,
трансцендентальных норм, и этим можно объяснить некоторые
поступки, не направленные на получение выгоды). Для третьей
группы характерен «просвещенный эгоизм», базирующийся на
этике Дэвида Юма (человек осознает последствия своих действий).
В последнем случае мы, по существу, сталкиваемся с «расширенной
интерпретацией теории рационального выбора» Дэвида Готье, ис-
пользовавшего концепцию «дилеммы заключенного» как основу
кооперативного поведения. См.: Buchanan J. М. The Economics and
the Ethics of Constitutional Order. Ch. «Economical Origins of Ethical
Constraints». P. 179. Следует упомянуть еще некоторых основных
представителей альтернативных течений: Амартия Сен, Есихиро
Фрэнсис Фукуяма, Стефано Заманьи, Амитай Этциони, Герберт
Александер Саймон и др.
2 Sojka М. fohn Maynard Keynes a soucasna ekonomie. P. 89. См. также:
Simon H. A. Empirically Based Microeconomics. P. 15-16.
3 Более подробное описание проблемы см.: Etzioni A. The Moral
Dimension. Ch. 1-6.
41tf
экономики. Философию сегодняшнего мейнстрима эконо-
мической науки назвать утилитарной, хотя она и выглядит
таковой, тоже нельзя, ведь поступки индивида не могут про-
тиворечить его функции полезности, то есть в этом смысле
у него нет свободы выбора и ему приходится подчиняться
диктату выгоды. Так как индивидуум все делает исключи-
тельно для своей пользы и ее максимизации, причем под
пользой понимается все что угодно, то снизить свой спрос
он просто не может. В таком понимании выгода, польза,
удовольствие, наслаждение (или, если хотите, императив
«наслаждайся!») становятся для человека самыми суровыми
диктаторами. В контексте изученных нами ранее школ эко-
номической мысли здесь речь идет об экстремальной кон-
цепции. Даже гедонисты допускали, что не все можно объя-
снить эгоистическим принципом, существуют исключения
(дружба, например).
Сегодня из-за неправильной интерпретации учения
Адама Смита дело дошло до вытеснения этики из сферы
интересов экономики, отклонившейся от общественных наук
в сторону чистой математики. Я убежден, что если бы мы,
развивая второе (математическое направление), не забы-
вали бы про первое (этику), то, вполне возможно, были бы
способны решить некоторые вопросы, подстерегающие нас
в «тупиках» хозяйственной политики и — в особенности —
политической экономии. Экономика как таковая стала на
удивление глухой к голосу этических наук, из которых она
сама и вышла.
Нравственность эгоизма: себялюбие —
это тоже любовь
Если в заключение вернуться к основным темам данной
главы — к невидимой руке рынка и homo oeconomicus, то
возникает вопрос, где в пространстве между добром и злом
находится определяющий фактор обоих данных понятий —
эгоизм. Заслуживает ли себялюбие морального осуждения?
Адам Смит, бывший когда-то тем самым «замковым камнем»,
скрепляющим сегодня такие далекие друг от друга миры
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 11 ИТОРИЯ НЕВИДИМОЙ РУКИ РЫНКА И HOMO OECONOMICUS
419
экономики и этики, эгоизм в определенной степени оправ-
дывал, но в детальную дискуссию по этому поводу не всту-
пал. И потому давайте начнем на много столетий раньше —
с моральной максимы, золотого правила нашей христианской
цивилизации, регулирующего отношения между людьми:
«...Возлюби ближнего твоего, как самого себя»1.
Такое правило ставит себялюбие вровень с любовью
к ближнему. Ставит не выше и не ниже, причем степень заботы
о своих интересах служит ориентиром (или, если хотите,
стандартом), указывающим, насколько сильно надо любить
своего ближнего. Итак, по логике вещей, себялюбие является
как бы критерием любви к ближнему. Используя экономиче-
скую терминологию, эти размышления можно продолжить
следующим образом: если человеку доставляет удовольствие
(полезно, выгодно) доставлять удовольствие (быть кому-то
полезным), то такой подход можно классифицировать либо как
(а) скрытый эгоизм, либо как (б) благожелательность и сим-
патию. Если вместо того чтобы съесть мороженое самому,
я бескорыстно дарю его своему ребенку или другу, то делаю
доброе дело. Но с точки зрения экономической теории дан-
ную ситуацию можно «объяснить» следующим образом: так
как я отдал мороженое сознательно, то тем самым, исходя из
корыстных побуждений, сделал нечто полезное для самого
себя. В обычной жизни такое поведение, безусловно, не счи-
талось бы эгоистичным, напротив, оно заслуживало бы бла-
годарности, признания и похвалы. Но если мы в варианте
«а», то, в строго экономическом смысле слова, одариваемый
не должен благодарить за дар, дарение которого приносит
дарителю больше пользы, чем его потребление, — наоборот,
благодарить должен дарующий, так как через акт дарения он
сам получил некую выгоду. Что заведомо абсурдно.
1 «Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: “слушай, Израиль!
Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога
твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разуме-
нием твоим, и всею крепостию твоею”, — вот первая заповедь!
Вторая подобная ей: “возлюби ближнего твоего, как самого себя”.
Иной большей сих заповеди нет» (Мк. 12:29-31). Первый раз эта
заповедь появляется в Книге Левит, 19:18.
ТОМАШ СЕДДЛЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
420
Вернемся к золотому правилу. С одной стороны, тому,
кого любим, мы хотим столько же блага, сколько самим себе
(если не больше), с другой стороны — и это в нашей при-
роде — желаем неудачи и горя тем, кого мы ненавидим, счи-
таем врагами. В таком случае, как написано в одном псалме,
наша выгода (удовольствие) увеличивается со снижением
выгоды нашего недруга:
Дочь Вавилона, опустошительница! блажен, кто воздаст тебе за
то, что ты сделала нам!2
Говоря мягче и цивилизованней, ставится знак равенства
между выгодами моей и кого-то другого (возмездие, нака-
зание):
Кто сделает повреждение на теле ближнего своего, тому долж-
но сделать то же, что он сделал: перелом за перелом, око за око,
зуб за зуб; как он сделал повреждение на теле человека, так и ему
должно сделать3.
Итак, в Ветхом Завете за уменьшение моей выгоды обидчик
расплачивается точно таким же (не выше и не ниже) умень-
шением своей выгоды. Как будто бы действует правило:
будешь любить ближнего своего, как самого себя, и нена-
видеть своего врага, как он тебя. Собственная и чужая (не)
выгоды опять приравнены.
Но Иисус в своей знаменитой Нагорной проповеди
предъявляет человеку более высокие требования:
Вы слышали, что сказано: «люби ближнего твоего и ненавидь вра-
га твоего». А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте
проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за
обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Не-
бесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми
и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо,
если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то
же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев
2 Пс. 136:8.
3 Лев. 24:19-20.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 11 ИТОРИЯ НЕВИДИМОЙ РУКИ РЫНКА И HOMO OECONOMICUS
421
ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычни-
ки? Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный1.
Но ведь это неестественно — любить своих врагов
и желать им добра (в природе человека желать добра своим
близким и зла недругам). Христианство, однако, хочет, чтобы
мы любили своих врагов, пусть эта добродетель и противо-
речит нашему естеству.
Если оба принципа (индивидуальный эгоизм и сочув-
ствие к другим) истинны, то какой из них сильнее влияет на
наше поведение? Чужому человеку мы при встрече говорим
(ведьмы ничего не теряем): «Добрый день», при прощании:
«Всего Вам доброго» — и почти никогда не слышим в ответ:
«Всего Вам злого». Эти пожелания нам ничего не стоят, и если
бы у нас была возможность раздавать их направо и налево,
то, и не имея никакой выгоды, мы бы желали людям добра.
И нас бы сильно огорчило известие об уничтожении пре-
красной картины или пейзажа, которые мы, скорее всего,
не имели бы возможность увидеть и которыми вряд ли смогли
бы насладиться (получить эстетическое или иное удоволь-
ствие, выгоду) лично.
Но, как было показано в главе об Адаме Смите, пола-
гаться на альтруизм как на основную движущую силу обще-
ства нельзя.
Мы обращаемся не к их гуманности, а к их эгоизму и никогда
не говорим им о наших нуждах, а об их выгодах. Никто, кроме
нищего, не хочет зависеть главным образом от благоволения
своих сограждан1 2.
На удивление актуально звучит сегодня высказывание Арис-
тотеля на эту тему:
Помимо всего прочего трудно выразить словами, сколько на-
слаждения в сознании того, что нечто принадлежит тебе, ведь
1 Мф. 5:43-48.
2 Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов.
I.II. С. 28.
ТОМЛШ СЕДЛЛЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
422
свойственное каждому чувство любви к самому себе не случай-
но, оно внедрено в нас самой природой. Правда, эгоизм справед-
ливо порицается, но он заключается не в любви к самому себе,
а в большей, чем должно, степени этой любви; то же приложимо
и к корыстолюбию; тому и другому чувству подвержены, так ска-
зать, все люди. С другой стороны, как приятно оказывать услуги
и помощь друзьям, знакомым или товарищам!3
Пожалуй, что именно себялюбие является доминантой
общественного поведения, которое, однако, должно быть
ограничено (удерживаемо нами, как указывает Аристотель,
в разумных пределах) и дополнено любовью (сочувствием,
симпатией) к ближнему (как указывает христианство или
Смит). Человек ищет общества других людей и не может (не
хочет) жить совершенно эгоистично. В связи с этим Роберт
Нельсон говорит об «основном парадоксе рыночной эко-
номики»4: по мнению многих экономистов (к ним Нельсон
относит и Смита), за ее функционирование мы должны быть
благодарны эгоизму, но лишь до того момента, пока сила
личного интереса «не перешла определенную меру», что
может вести к деструктивному оппортунизму и «угрожать
самому существованию рынка».
3 Аристотель. Политика. 1263b (жирный шрифт наш. — Т. С.).
4 Nelson R. Н. Economics as Religion. Р. 28.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 11 ИТОРИЯ НЕВИДИМОЙ РУКИ РЫНКА И HOMO OECONOMICUS
423
12 ИСТОРИЯ ANIMAL
SPIRITS
МЕЧТЫ НИКОГДА
НЕ СПЯТ
Чтобы понять, как функционирует экономика и как
ею эффективно управлять, следует обратить внимание
на иррациональное начало, которое стоит за нашими
мыслями и чувствами. Мы никогда не научимся понимать
значительные экономические события, если не осознаем,
что их причины во многом в наших головах.
Джордж Акерлоф, Роберт Шиллер*
* Акерлоф Дж. А., Шиллер Р. Дж. Spiritus Animalis. С. 23.
425
В каждом из нас живет частичка Гильгамеша, Платона,
Арагорна или неугомонного Байяи. И чаще всего мы этого
не осознаем. В нас есть нечто намного более сильное и древ-
нее, нежели можно себе представить, — нечто манипулирую-
щее нами, неуправляемое. «Мечты что-то говорят тебе, мечты
идут рядом с тобой», — шепчет в фильме «Синий бархат»
Дэвида Линча персонаж, олицетворяющий овладевшее нами
и чуждое нам зло, гонящее вперед, подчиняющее разум,
придающее жизни цель и смысл. То есть как бы не у нас
есть мечта, а мы есть у мечты. Этой до поры пассивной, ни
от чего не зависящей личной движущей силе в рациональ-
но-казуистическом уравнении матрицы мира Кейнс дал
мистическое название animal spirits. И, как пишут Акерлоф
и Шиллер (в соответствии с эпиграфом к главе), «экономи-
ческая теория, утверждавшая, что нам ничего не угрожает,
попросту ввела население и правительство с большинством
экономистов в приятное заблуждение. Но это ущербная тео-
рия: она не учитывает субъективный фактор в экономичес-
ком поведении и роль иррационального начала. А заодно
и тот факт, что люди могли не знать, что угодили на “аме-
риканские горки”»1.
Экономика презентует сама себя как науку, построен-
ную на рациональности, однако под ее покрывалом прячется
много необъяснимого. Возможно, как раз поэтому многим
экономическим учениям и школам сопутствует крайнее эмо-
циональное напряжение, доходящее до религиозного пыла.
Отсюда возрастает важность метаэкономики, пытающейся
выяснить, что делается на экономической кухне еще до того,
как привезены и замешаны ингредиенты. Когда, как не сейчас,
мы могли бы заглянуть под «крышку» и исследовать, какие
мнения, веры и страхи скрываются там, в тихих глубинах? Из
религий и мифов мы могли бы взять никак не меньше того,
чему мы научились благодаря точным и строгим математи-
ческим моделям человеческого поведения.
1 Акерлоф Дж. А., Шиллер Р. Дж. Spiritus Animalis. С. 23-24.
426
ДОМЛШ СЬДПКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
Следовательно, будет правильным как можно шире
раскрыть тему animal spirits, тем более что изучению его
противоположности или дополнения, homo oeconomicus, мы
посвятили много времени. Возможно, благодаря этому ста-
нет яснее обманчивость надежды на строгие рациональные
и механистические модели, на которые опирается эконо-
мика мейнстрима.
Интуитивное желание
Первоначальное значение animal spirits так же расплывчато
и туманно, как и выражение «невидимая рука» Адама Смита.
Автор «Исследования о природе и причинах богатства наро-
дов» лишь трижды употребил в своей работе данное словосо-
четание. И точно так же (по какому-то странному стечению
обстоятельств) получилось с animal spirits у Джона Кейнса
в «Общей теории занятости, процента и денег». Обоих вели-
канов экономики ждала одинаковая судьба: выражениям,
означенным позднее как их главное наследство, они, по
существу, посвятили лишь короткие пассажи, хотя позднее
другие об этих отрывках написали гору книг. Кейнс упоми-
нает animal spirits2 в следующем контексте:
...Заметная часть наших действий, поскольку они направлены на
что-то позитивное, зависит скорее от самопроизвольного оптимиз-
ма, нежели от скрупулезных расчетов, основанных на моральных,
гедонистических или экономических мотивах. Вероятно, боль-
шинство наших решений позитивного характера... принимается
под влиянием одной лишь жизнерадостности — этой спонтанно
возникающей решимости действовать, а не сидеть сложа руки,
но отнюдь не в результате определения арифметической средней
из тех или иных количественно измеренных выгод, взвешенных, по
вероятности, каждой из них... Поэтому, когда жизнерадостность
2 В экономической литературе существует более дюжины разных
вариантов перевода данного понятия на русский язык — от «жиз-
нерадостности» до «животных страстей» и «настроения». — При-
меч. пер.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 12 И СТО Р И Я A NIM A L SPIRITS
427
затухает, оптимизм поколеблен и нам не остается ничего другого,
как полагаться на один только математический расчет, предпри-
нимательство хиреет и испускает дух... Частная инициатива будет
на высоте лишь в том случае, когда разумные расчеты дополня-
ются и поддерживаются духом жизнерадостности...1
Термин animal spirits сам по себе в известной мере мисти-
ческий. «Своего рода загадка, откуда берется этот animal
spirits», — сказано в совершенно не мистическом словаре
Бишопа1 2. Согласно классической интерпретации, речь идет
о некой воплощенной уверенности, и термин не имеет ничего
общего ни с животными, ни с духами. Говорится лишь об
оживлении, то есть о приводящем в движение «принуждении
к действиям». Здесь я бы хотел данную концепцию развить
в менее ортодоксальном ключе — рассмотреть animal spirits
как истинно животный инстинкт или пережиток звериной
сущности, сохранившийся в нас с глубоких времен. Мы,
люди, хотя и покинули дикие края и переселились в циви-
лизованные и более предсказуемые города, находящиеся,
похоже, под (нашим) контролем, но своей дикости лиши-
лись все-таки не полностью. Она переехала вместе с нами,
точнее, пришла скрытая в нас, как будто бы каждый взял
с собой своего Энкиду.
Похоже, что animal spirits есть нечто, нас мотивирующее,
оживляющее, неким иррациональным способом подгоняющее
и дающее нам цели, желания, надежды или мечты. Эта сила
непредсказуема, необузданна и не поддается математичес-
кому анализу. «Джон Мейнард Кейнс точно определял animal
spirits как те самые непредсказуемые движущие человека
силы, влияющие на операции с ценными бумагами и под-
гоняющие экономические циклы»3. В связи с animal spirits
уместно вспомнить и слова двух великих экономистов о том,
1 Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. С. 226-227.
2 Bishop М. Economics: An A-Z Guide. Выражение Animal spirits.
3 Pasquinelli М. Animal Spirits. P. 13.
428
что люди «могут руководствоваться и неэкономическими
мотивами, вести себя нерационально и упорствовать в своих
заблуждениях»4.
Естественность неестественного
С чьей бы точки зрения — дарвинистов, креационистов или
любой другой — мы на человека ни взглянули, ясно одно: он
недалеко ушел от животного. И все же животные в чем-то
другие. В большинстве языков названия зверей в приме-
нении к человеку имеют обидное значение (свинья, крыса,
гусь), но иногда выражают одобрение (лев, тигр, лань). Другие
формы оскорблений содержат в себе упоминания наших скры-
тых от глаз частей тела, половых и репродуктивных органов.
Вопрос в том, можно ли здесь найти какие-либо параллели.
Может, мы указываем на то, что скрываем? Не только на зверя
в нас, но и на наготу? Какая связь между нашей стыдливос-
тью и звериной сущностью? Мы издеваемся и насмехаемся
над тем, что является для нас табу, чего стесняемся, — над
нашей сексуальностью, к примеру. Но, ради бога, что общего
это имеет с экономикой?
Похоже, что мы, люди, являемся единственными суще-
ствами, для которых естественно быть неестественными.
И наоборот, быть неестественными для нас естественно. Возь-
мем, к примеру, наготу: хотя она в буквальном смысле слова
была нашим при-родным состоянием, мы считаем ее неесте-
ственной. Некоторые авторы полагают наготу неприкосно-
венным табу нашего общества5. «Разве обнаженный человек
не больше “похож на себя”? В определенном смысле, нет...
В этом смысле на себя похож одетый», — пишет К. С. Льюис6.
Люди, по его словам, «облачились в наготу, как в ритуальные
одежды, или обрядились в нее, как в маскарадный костюм»7.
Возможно, для них она связана с представлением о «нагом
4 Акерлоф Дж. А., Шиллер Р. Дж. Spiritus Animalis. С. 25.
5 Например, Дж. Дж. Фрэзер в «Золотой ветви».
6 Льюис К. С. Любовь. С. 621.
7 Там же.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 12 ИСТО РИЯ ANIMAL SPIRITS
429
дикаре, удовлетворенно сидящем в траве»1. Нагота, следо-
вательно, указывает на дикую примитивность, а животная
неприхотливость — на удовлетворенность.
В истории из Книги Бытия Адам и Ева были изначально
наги и жили себе так в состоянии блаженства в совершенном
райском саду. Вкусив запретный плод с древа познания, они
осознали собственную наготу и впервые почувствовали стыд.
И тогда ощутили необходимость прикрыть данное им при
рождении, свою естественность1 2. Другими словами (важными
для экономиста), листья, закрывающие интимные части тела,
фактически являлись первым внешним владением, какое
человек когда-либо имел. Как будто бы у Адама и Евы вдруг
появилось чувство, что им чего-то не хватает, и сами по себе,
нагие, они какие-то незавершенные. Им понадобилось нечто
большее. Если перефразировать дилемму Фромма «иметь или
быть», то Адаму и Еве уже было недостаточно просто быть, им
стало нужно еще и иметь3. Владея чем-то материальным, они
чувствовали себя естественней. Первое принадлежащее им
имущество Адам и Ева использовали для того, чтобы прикрыть
свой стыд. До грехопадения их все устраивало (даже нагота).
Затем следует первый случай трансакции, отражен-
ный в Книге Бытия, — дарение, когда «сделал Господь Бог
Адаму и жене его одежды кожаные и одел их»4. И тогда
впервые произошло нечто неестественное, продолжающе-
еся и сегодня: мы надели звериную кожу и носим ее поверх
1 Льюис К. С. Предисловие к «Потерянному Раю». С. 112.
2 Важно подчеркнуть, что общий знаменатель здесь — стыд. Детям
не стыдно быть обнаженными; стеснение они испытывают лишь
перед чужими людьми, поэтому пытаются от них спрятаться, а если
это невозможно, закрывают руками глаза. Взрослый же прикры-
вает свои гениталии. Похоже, что дети стесняются незнакомцев,
а нам стыдно за наши половые органы. Не значит ли это, что наша
собственная природа, нагота, становится нам чужда?
з «Противопоставление понятий “иметь” и “быть” чуждо “нормаль-
ному человеческому сознанию”, их противоположность не бро-
сается в глаза. Обладание представляется нормальной функцией
нашей жизни...» (Фромм Э. Иметь или быть. С. 15).
4 Быт. 3:21.
1OHMU СЬЬЛКЧЬК ЧкА ДОБРА И ЗЛА
430
своей, человеческой. Так мы чувствуем себя (намного) лучше.
Желание чем-то защититься, что-то иметь (охрана своего «я»
через обладание), самим не подставляться под удар, беречься
(не быть одинокими в этом мире, не быть нагими) привело
нас к потере свободы и к зависимости от так нам теперь
необходимых вещей. Цитата из Жан-Жака Руссо прекрасно
выражает эту мысль:
...Дикарь и человек цивилизованный настолько отличаются друг
от друга по душевному складу и склонностям, что высшее счастье
одного повергло бы другого в отчаянье. Первый жаждет лишь по-
коя и свободы, он хочет лишь жить и оставаться праздным, и даже
спокойствие духа стоика не сравнится с его глубоким безразли-
чием ко всему остальному. Напротив, гражданин, всегда деятель-
ный, работающий в поте лица, беспрестанно терзает самого себя,
стремясь найти занятия, еще более многотрудные; он работает до
самой смерти, он даже идет на смерть, чтобы иметь возможность
жить, или отказывается от жизни, чтобы обрести бессмертие...
Такова и в самом деле действительная причина всех этих разли-
чий: дикарь живет в себе самом, а человек, привыкший к жизни
в обществе, всегда — вне самого себя; он может жить только во
мнении других, и, так сказать, из одного только их мнения он по-
лучает ощущение собственного своего существования5.
То есть все как у Энкиду: он жил как зверь, ему всего хва-
тало, Шамхат пробудила в нем чувство нехватки. В городе он
стал гражданином, попробовал пиво — вещь неестественную
(пива в природе точно не найти). Как подчеркивает Славой
Жижек, в наших желаниях нет ничего имманентно нам при-
сущего, инстинктивного. Вопрос не в том, как их исполнить,
а к чему нам стремиться. Наши фантазии искусственны, мы
должны научиться, как мечтать, и кто-то должен нам пока-
зать, о чем мечтать. Инструментарием такого процесса стано-
вятся истории, воспитание, фильмы, реклама, политическая
5 Руссо Ж.-Ж. Рассуждение о происхождении и основаниях неравен-
ства между людьми. С. 139. См. также: Force Р. Self-Interest before
Adam Smith. P. 45.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 12 ИСТОРИЯ ANIMAL SPIRITS
431
и экономическая идеологии (что мы видели в случае с идеей
прогресса). Исходя из этого, можно сказать, что рациональ-
ность является лишь орудием в руках нашей мечты.
Люди и звери
У рационального с иррациональным яркая история отноше-
ний. Юнг пишет по этому поводу: «Из мифа о Гильгамеше
очевидно, что нападение бессознательного (Энкиду) стано-
вится непосредственным источником силы, необходимой для
героического поединка, и... человек должен задаться вопро-
сом, не является ли предполагаемая вражда материнского
архетипа (анима) всего лишь некой хитростью Mater Natura
(Матери-Природы) с целью побудить свое любимое дитя
к великим свершениям»1. Таким образом, в интерпретации
Юнга Энкиду представляет собой первую аниму Гильгамеша,
то есть нечто, пришедшее из леса, что должно было напасть
на него, но в конце концов было взято им в город и стало
его союзником. Вместо вечного боя дело в конечном итоге
доходит до примирения двух принципов, а товарищество
служит основой для великой истории жизни1 2.
Тем не менее несколькими страницами ниже Юнг объ-
ясняет, что он думал по поводу хитрости Матери-Природы:
«сверкающие вершины для смертных недостижимы»3. Веч-
ные, недостижимые цели — утилитарная bliss point, напри-
мер, — которые мы для себя намечаем, подобны мифиче-
скому Олимпу или выражают стремление вернуться в (уже
1 Jung С. G. Vyborzdila VIII — Hrdina a archetyp matky. Р. 197.
2 Точно так же, как в конце трилогии фильма «Матрица» прими-
рились — будучи противоположностями — Архитектор с Пифией
(а может, согласие и антагонизм всегда были необходимым про-
явлением развитого архетипа близнецов?). Потому и молодой
парень должен подружиться с драконом (который вначале на
него нападает) в мультфильме «Как приручить дракона» и т. д.
И в «Звездных войнах», наконец, Люк Скайуокер мирится со сво-
им отцом Дартом Вейдером (Энакином Скайуокером): только так
они смогут уничтожить большее зло — Императора.
3 Jung С. G. Vyborzdila VIII — Hrdina a archetyp matky. Р. 201.
тоикш СЬДЛКЧЬК ЪКбПбМЙКА ДОБРА и зла
432
запретный, ангелами с «огненными мечами» строго охра-
няемый) райский сад.
Но обратимся снова к концепции иррационального
animal spirits. В греческом мышлении основное диалектическое
противоречие заключалось в надежности и постоянстве мира
идеального и изменчивости, неточности и нестабильности
реального. Платон крайне негативно относится к капризным,
иррациональным слагаемым человеческой природы:
«Иррациональные части души»... наши телесная и чувственная
природы, страсти, сексуальность — все это крепко привязывает
к миру риска и изменчивости... подпитывать их означает подвер-
гать себя опасности хаоса или «безумия»4.
Взгляд Аристотеля, похоже, более дружественный; по край-
ней мере, он осознает, что отдельные компоненты души
взаимодополняют друг друга:
...Одна часть души не обладает суждением, а другая им обладает...
Одна часть того, что лишено суждения, видимо, общая [для всего
живого], то есть растительная, — под этим я имею в виду причину
усвоения пищи и роста... Итак, «добродетель» этой способности
кажется общей, а не только человеческой; в самом деле, принято
считать, что эта часть души и эта способность действуют главным
образом во время сна... Но, должно быть, существует и какое-то
иное естество души, которое, будучи лишено суждения, все же
как-то ему причастно. Мы хвалим суждение... за правильные по-
буждения, [обращенные] к наилучшим [целям]. Но в этих, [то есть
в воздержных и невоздержных, людях] обнаруживается и какая-то
другая часть души, существующая по своей природе вопреки суж-
дению, которая борется с суждением и тянет в другую сторону5.
Такой иррациональный (отчасти вегетативный) animal spirits
компонент (имеющийся у всех живых существ) воодушевляет
и оживляет нас, хотя мы, скорее всего, никогда не поймем, как
4 Nussbaum М. С. The Fragility of Goodness. P. 4.
5 Аристотель. Никомахова этика. 1102а, 27-1102Ь7 (жирный шрифт
наш. — Т. С.).
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 12 И СТОРИЯ A NIMA L SPIRITS
433
он это делает. Ведь понять разумом иррациональное невоз-
можно. В любом случае, речь идет о чем-то сильном, про-
являющемся всюду вокруг нас, гонящем вперед — о некоем
первичном двигателе. Для Аристотеля нечто подобное пред-
ставляет собой все приводящая в движение душа1.
О том, насколько желания/страсти бывают сильны,
рассуждают многие более поздние мыслители. Лаконично
и метко об этом сказал герцог де Роган (1579-1638): «Госу-
дари командуют народами, а интересы командуют госуда-
рями»1 2. Через несколько столетий после него Дэвид Юм счел
разум даже рабом страсти. Ее важность защищает Гельвеций:
«Люди становятся тупыми, когда они перестают быть охва-
ченными страстью»3. Каким образом и можно ли вообще
управлять мечтами, эмоциями или стремлениями — вопрос
другой; им занимается, к примеру, Хиршман. Для наших
целей, пожалуй, вполне достаточно знать, насколько сильны
и какую большую власть имеют или могут иметь наши жела-
ния, наш animal spirits.
Звери — нелюди
Больше всего о нас и нашем времени может рассказать то,
чего мы боимся. И сделает это, возможно, даже лучше, чем
наши мечты или то, к чему (как нам кажется) мы стремимся.
В предыдущих главах мы занимались иррациональными
аттракторами, в данной главе мы сосредоточимся на про-
тивоположном полюсе — на том, что нас пугает: на наших
страхах. Похоже, что по своей природе мы боимся двух вещей:
преобладания в нас звериного естества (слишком живого,
спонтанного) и чрезмерной механистичности (слишком без-
жизненной, равнодушной). В конце концов, и «философия
Аристотеля... существует в постоянных колебаниях между
1 См.: Аристотель. О душе. 405Ь511, 409Ы9-24.
2 Цит. по: Хиршман А. О. Страсти и интересы. С. 66.
3 Гельвеций. Об уме. С. 370. См. также: Хиршман А. О. Страсти и ин-
тересы. С. 58.
чрезмерным порядком и беспорядком... избытком и недо-
статком, сверхчеловеческим и полностью животным»4.
Обратим внимание, что большинство персонажей филь-
мов ужасов представляют собой комбинацию зверя и чело-
века: у дьявола, как у козла, есть рога, вампир — это нечто
среднее между человеком и летучей мышью, оборотень —
симбиоз человека и волка. У других существ из ужастиков
душа отделилась от тела. Нас преследуют нежити (зомби) —
бездушные твари в телесной оболочке любимых нами людей
(вегетативный принцип). С человеком они не имеют ничего
общего, кроме (звериного) тела. И еще мы боимся души или,
скорее, духов, не имеющих материальной оболочки в прин-
ципе. Итак, оба варианта отделения тела от души вызывают
у нас страх.
Надо сказать, страх человека превратиться в живот-
ное извечен. «Неевропейские народы часто объясняют
происхождение обезьян, прежде всего человекообразных,
моральным падением и одичанием людей; мотивом их
ухода в лес и (зачастую намеренного) забвения человече-
ской речи является либо некая провинность, либо нежела-
ние работать»5 б. Таково было повсеместное мнение, пока
Чарльз Дарвин полностью не перевернул данное представ-
ление и животных не начали воспринимать как предше-
ственников людей. Вышеупомянутый оборотень воплощает
страх перед первозданной природой, которая овладевает
человеческим телом и принуждает его делать то, что homo
sapiens по своей воле никогда бы не сотворил. Оборотни
в большинстве своем борются против такого превращения,
но (в полнолуние) нечто иное, звериное подчиняет их себе
и властвует над ними.
4 Nussbaum М. С. The Fragility of Goodness. P. 262. См. также с. 238:
«Мы постоянно возвращаемся к вопросу о том, насколько человек
подобен растению (или неразумному животному), насколько —
Богу или некой неизменной идее».
б Komarek S. Obraz cloveka a parody v zrcadle biologie. P. 144-145.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 12 ИСТОРИЯ ANIMAL SPIRITS
435
Боязнь роботов, символов чистой
рациональности
С другой стороны, многие новые истории и мифы, в боль-
шинстве своем послужившие основой для современных
фильмов, указывают, что самую серьезную угрозу для чело-
вечества представляют роботы — нечто механическое, нами
самими когда-то созданное. Машины страшно и грозно, как
будто бы мы вызвали какого-то искусственного автомати-
зированного демона из научной лампы Аладдина, выходят
из-под контроля. Джинн изначально тоже должен был служить
нам, но позднее подчиняться перестал. В таком сценарии
человеку угрожают не звериная сущность и иррациональ-
ность, а наоборот, нечеловеческие, как бы ожившие мерт-
вые механизмы (вспомнить хотя бы «Матрицу», «Трансфор-
меров», а также старую классику — к примеру, написанную
в 1920 году научно-фантастическую драму Карела Чапека
«Р. У. Р.»). Киберпанк выворачивает наизнанку оптимистиче-
ский взгляд на (потребительский или научно-технический)
прогресс и превращает его в ночной кошмар. Машины стано-
вятся неуправляемы, как дикие звери, но, с другой стороны,
они ведут себя как существа, одержимые чистой рациональ-
ностью, не знающей ни сочувствия, ни жалости (что хорошо
изобразил Стэнли Кубрик в «Космической одиссее 2001 года»).
Более того, подобные устройства имеют тенденцию преобра-
зовывать мир по своему образу и подобию1: они стремятся
уничтожить в человеке его звериную сущность, с тем чтобы
в нем оставалось больше от робота. Такой в последнее время
излюбленный киберпанками постиндустриальный арма-
геддонистический жанр можно описать словами high-tech
(высокие технологии) и low-life (жалкое существование)1 2.
1 Маркс приписывает эту особенность индустриальному буржуазно-
му обществу: «Словом, она [буржуазия] создает себе мир по своему
образу и подобию» (Энгельс Ф., Маркс К. Манифест Коммунисти-
ческой партии. С. 428).
2 См.: Punt J. The Prodigal Son and Blade Runner: Fathers and Sons, and
Animosity.
По первому сценарию нас уничтожают наши предше-
ственники звери, по второму — преемники роботы, творе-
ния человеческих рук. В обоих случаях мы, однако, боимся
одного и того же — равнодушия, с каким они рвут нас на
куски. Человечность тут значит не больше, чем салфетка от
хот-дога, — она одинаково легко разодрана и выброшена.
При чем же здесь экономика? Во-первых, в обоих экст-
ремумах люди боятся своей собственной психики, и не надо
быть психологом, чтобы это понять. Все фильмы (ужасов) явля-
ются фактически отражением наших глубинных (инферналь-
ных?) «я». Нас пугает не то, что мы видим на экране, а на что
указывают фильмы. Боимся мы, таким образом, двух экстре-
мумов в нас самих: проявляющихся в чистом виде звериной
сущности и рациональности. Люди должны оставаться точно
между этими двумя полюсами — холодной целесообразностью
и неконтролируемыми, как у зверей, эмоциями. Во-вторых,
зверям из ужастиков и мертвым (бездушным) устройствам
не хватает сострадания, полагаемого Адамом Смитом за клю-
чевую характеристику человеческой нравственности. Если мы
от этого чувства избавимся, то превратимся либо в зверей, либо
в механизмы. И от того, и от другого мы испытываем онтоло-
гический страх. В-третьих, мы подсознательно боимся науч-
но-технического прогресса. Нам страшно, что мы пробудили
нечто, вышедшее из-под контроля, «живущее» собственной
жизнью, овладевающее нами, унижающее нас и изменяющее
такой знакомый и любимый мир.
В конце концов, мы всего лишь принесли с собой из
леса, из далекой естественной жизни что-то звериное и сти-
хийное. Мы можем цивилизованно жить в городе, ходить
в галстуках, интересоваться статистикой, но каждый из нас
носит в себе свой собственный animal spirits. Благодаря ему мы
живем, но боимся его спонтанности. Если говорить о рацио-
нально-механистическом роботе, то верно и обратное. Тех-
ника нам нужна (мы даже от нее экзистенциально зависим),
но все-таки и перед ней мы испытываем страх. Пожалуй,
оба экстремума стали нашим ночным кошмаром. Но как раз
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 12 ИСТОРИЯ ANIMAL SPIRITS
437
они-то и делают нас людьми. Возможно, мир наступит, когда
мы сможем жить с ними в гармонии. «Задача состоит в инте-
грации подсознательного, то есть в синтезе “сознательного”
и “бессознательного”»1. А может, и нет, так как безграничная
вера в возможность достижения психологического равнове-
сия — самое большое заблуждение психологии. Не исключено,
что мы навсегда зависли между этими двумя экстремумами,
силами, которыми никогда не будем способны овладеть.
Мечты никогда не спят, или Байяя в нас
В фильме Зака Снайдера «Хранители» есть сцена, как будто
вырезанная из урбанистического Армагеддона: улицы горят,
люди умирают на баррикадах. Один из главных героев спра-
шивает своего друга, держащего в руках оружие, из которого
до этого стрелял по толпе: «Что с нами случилось? Что стало
с американской мечтой?» А другой отвечает: «Что стало
с американской мечтой? Она стала явью!» Если ваши жела-
ния осуществились, а вы все равно недовольны и склонны
хотеть еще (классический сценарий, который мы рассмат-
ривали в предыдущих главах), то с большой вероятностью
может случиться нечто, напоминающее вышеупомянутую
апокалиптическую сцену.
Наши мечты и днем и ночью с нами, и влияют они на нас
больше, чем мы думаем. Если мы бредим прогрессом и верим
в императив постоянного повышения стандарта жизни, то
именно эти фантазии заставляют нас каждый понедельник
вставать с постели и делать то, что нам не нравится, в чем
мы себя не реализуем, в чем не видим смысла или что нам
явно претит. Такие иллюзии становятся невидимой тюрь-
мой, в которой мы заперты и во сне, и наяву.
Они влияют на нас и другим образом. Иногда нам хочется
стать жадным до приключений Арагорном, и мы отправля-
емся в лес (или, что более вероятно, в водоворот городских
джунглей, за прирученной опасностью — в бар); в другой
1 Jung С. G. Vyborz dila VIII — Hrdina a archetyp matky. P. 194.
ОММЦ СЬДПА.ЧЕ.1 ЭКОНОМИКА ДОБРД И ЗЛА
раз мечты о богатом красавце ведут нас на ужин при свечах.
Откуда мы взяли в себе таких Байяя и кто из них в тот или иной
момент вступает в игру, является великой тайной. Некоторые
герои пришли к нам из сказок наших бабушек, другие — из
выдуманных историй СМИ: фильмы, книги, реклама. Медиа (!)
бессознательно несут с собой, модернизируют, адаптируют
и передают дальше архетипы героев, появившиеся сотни
и тысячи лет назад2. Говоря словами Юнга, «герой как персо-
наж-анима в сознании индивида замещает его, то есть тво-
рит то, что субъект должен был делать, мог или даже хотел,
но чем пренебрег... Происходящее в фантазиях, таким обра-
зом, выполняет компенсирующую роль в отношении состо-
яния или намерения сознания. Для мечты — это правило»3.
Проблема в том, что такую игру воображения, оживляю-
щую в нас звериную сущность, нужно чем-то питать. Наших
химер, желаний или, если хотите, спроса в его естествен-
ном состоянии для этого недостаточно. Как отметил Славой
Жижек, мы от кого-то должны узнать, чего нам хотеть, о чем
мечтать и какой товар спрашивать. Нам необходимо увидеть
изображения Карибских островов и моря или услышать соот-
ветствующие рассказы, прежде чем мы начнем бесконечно
о них грезить. И мы пытаемся вести себя как герои из наших
фантазий, хотим походить на них, они определяют вектор
нашей жизни. Когда-то фильмы снимали так, чтобы было
«как в жизни», сегодня мы стараемся жить, «как в кино».
Мечты никогда не спят, и сдерживать их непросто. Говоря
многозначно: тот, кто овладеет искусством контролировать
свои желания, научится контролировать свою собственную
реальность4.
< 2 См.: Кэмпбелл Дж. Тысячеликий герой.
гЗ Jung С. G. Vybor z dila VIII — Hrdina a archetyp matky. P. 19-20.
4 И потому я считаю, что изучение экономики без анализа того, что
находится за ее рамками, никогда не приведет к лучшему понима-
нию мотивов поведения людей. Игнорирование метафизических
вопросов может довести ее до удручающего состояния. Современ-
ный экономический мейнстрим, боюсь, уже весьма близок к этому.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 12 ИСТОРИЯ ANIMAL SPIRITS
439
13 МЕТАМАТЕМАТИКА
...И ожидать, чтобы мы были в состоянии через
умножение или расширение наших способностей
познать дух так же, как мы познаем треугольник,
является столь же нелепым, как надеяться увидеть звук.
Джордж Беркли *
Почти все вещественные числа являются
иррациональными.
Википедия**
* Беркли Дж. Трактат о принципах человеческого знания. С. 239.
•* http://en.wikipedia.org/wiki/Irrational_number.
441
Математика, несомненно, стала основным языком современ- ч
ной экономики. Это прекрасно выразил в 1965 году Джордж £
Стиглер: «Мы вступили в эпоху квантификации. Мы пол- j
ностью вооружены арсеналом разных техник численного S
анализа — силой, какую бы мы, если говорить на уровне
обычного здравого смысла, получили, заменив лучников х
артиллерией»1. И экономика быстро пустила в ход получен- о
ный арсенал. Сегодня она однозначно самая математизи- g
рованная из общественных наук. Если у нее и есть образец ?
для подражания, то это — физика (а вовсе не какие-либо
другие, как можно ожидать, общественно-научные дис-
циплины). И действительно, если мы откроем учебник по
экономике для высшей школы (или любую статью в автори-
тетном журнале по экономике) и отодвинем их от себя так,
чтобы букв было не разобрать, то страница нам напомнит
учебник по физике.
В первой части книги я стремился показать, что исто-
рически экономическое мышление всегда находилось под
сильным влиянием философских и религиозных течений
и имело значительный этический контекст. Экономика в том
виде, в каком мы ее знали из работ отцов-основателей, была
именно такова.
Тем не менее позднее, прежде всего в течение XX века,
на процесс осмысления людьми реальных хозяйственных
ситуаций и принятия решений особое влияние оказали
детерминизм, механистическое картезианство, математи-
зированный рационализм и упрощенный индивидуалисти-
ческий утилитаризм. Под их воздействием изучаемая нами
дисциплина стала такой, какой она представлена в сегодняш-
них учебниках. В ней полно уравнений, графиков, цифр, фор-
мул — сплошная математика. Мы находим в ней откровенно
мало истории, философии, психологии, она редко использует £
широкий общественно-научный подход. 5
и
2
4
1 Stigler G. J. The Essence of Stigler. P. 113. О
*
44f
Сжечь математику?
В XX веке — с появлением современных вычислительных
технологий, дающих возможность обрабатывать огромные
объемы данных и, значит, достаточно быстро проверять
новые гипотезы, — математика полностью подмяла под себя
экономику. Интересно, что именно система централизован-
ного планового хозяйства советского блока породила в свое
время надежду, что совершенствование вычислительной
техники и математического аппарата позволит «оптималь-
ным» регулированием цен заменить рыночный механизм.
Математика должна была стать инструментом управления
экономикой.
Но математизация человеческого поведения начала
XXI века связана не с плановой системой хозяйствования
(кстати, одной из причин ее развала была неспособность
разработать модель «оптимального» человеческого поведе-
ния), а наоборот, со свободным рынком. В настоящее время
именно самые развитые рыночные системы делают наиболь-
ший упор на математическое моделирование и прогнозиро-
вание. Как же экономика из сферы интересов нравственной
философии попала в область математических наук?
Альфред Маршалл, один из отцов-основателей мате-
матической экономики, почти сто лет назад подчеркнул,
что математика должна быть не «средством исследования»,
а лишь его языком. В письме к А. Боули он, вдохновитель
эпохи математизации мейнстрима экономики, писал:
В последнее время у меня росло ощущение, что, связывая хоро-
шую математическую теорему с экономической гипотезой, мы
вряд ли получим хорошую экономическую теорию. Поэтому я все
больше руководствовался следующими правилами: 1) используй
математику как стенографию, а не в качестве инструмента ана-
лиза; 2) применяй ее до конца исследования; 3) переведи все на
английский язык; 4) проиллюстрируй примерами, важными в ре-
альной жизни; 5) сожги математику; б) если не смог выполнить
стадию 4, сожги сделанный на стадии 3 перевод. Последнее мне
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 13 МЕТАМАТЕМАТИКА
443
приходилось делать достаточно часто... Я не имею ничего против
математики, она полезна и необходима, однако очень плохо, что
история экономической мысли больше не востребована и даже
не предлагается во многих студенческих и аспирантских про-
граммах. Это потеря. По-моему, надо стремиться обойтись без
математики там, где можно так же коротко сказать по-английски1.
В своей пространной книге «Принципы экономической
науки», ставшей экономической библией начала XX века,
«Маршалл принизил значение своей собственной формаль-
ной системы до уровня простого дополнения... Как объясняет
его ученик Кейнс... он это сделал, чтобы не сложилось впе-
чатление, что математика сама по себе предлагает решения
для реальной жизни»1 2.
И вот — через сто лет после Маршалла — именно до
этого, в конце концов, и дошло.
Математика в экономике
Несмотря на предупреждения Маршалла, в последние сто лет
математизация человеческого поведения только прогресси-
рует. В 1900 году французский математик Луи Жан-Батист
Альфонс Башелье написал диссертацию о колебаниях цен
акций на парижской бирже. Он обнаружил, что результат
влияния мелких участников биржевой игры является суммой
многих случайных слабо взаимозависимых величин (воз-
действий), каждая из которых вносит малый вклад относи-
тельно общей суммы, и, значит, на выигрыш или проигрыш
каждого игрока распространяется закон нормального рас-
пределения — кривая Гаусса3. Эти идеи были подхвачены
экономистом и математиком Ирвингом Фишером, и уже
в 1906 году в работе «Природа капитала и дохода» он зало-
1 Groenewegen Р. A Soaring Eagle: Alfred Marshall 1842-1924; цит. по:
Weintraub R. E. How Economics Became a Mathematical Science. P. 22.
2 Emmer M. Mathematics and Culture. P. 105.
3 Cm.: Fox J. The Myth of Rational Markets. P. 6.
ОМкШ СЕДДКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
449
жил основы теории, которую Пол Самуэльсон, Юджин Фама
или Пол Кутнер на полстолетия позднее назовут the random
walk («случайные блуждания») при объяснении флуктуации
цен акций на бирже4.
Фишер основал консалтинговую фирму, которая соби-
рала информацию о ценных бумагах, создавала системы
индексов и давала рекомендации инвесторам. В 1920-х годах
он получил большую известность и добился значительного
финансового успеха. Прославился он также благодаря своему
заявлению за десять дней до обвала Нью-Йоркской фондовой
биржи о том, что «биржевые цены достигли уровня, который
похож на постоянно высокое плато»5. Никакая статистика,
однако, не помогла Ирвингу Фишеру спрогнозировать «чер-
ную пятницу» и последующий кризис, лишивший его, так же
как и многих других американцев, всех инвестированных
в акции денег.
И все же вера в силу математики сохранялась. В 1965 году
Юджин Фама сформулировал свою гипотезу эффективного
рынка. И убежденность в том, что рынок рационален и под-
дается квантификации, на много лет стала финансово-
экономическим мейнстримом — вплоть до настоящего вре-
мени, когда такая основанная на математике концепция
была несколько подорвана последним по времени великим
финансовым кризисом. 23 октября 2008 года старейший
глава Федеральной резервной системы (американский ана-
лог Центробанка) и великий поборник свободного рынка
и laissez-faire подхода Алан Гринспен заявил, что его позиция
на сей счет (включая идею минимизации любого регулиро-
вания) была ошибочной6. Никакие математические модели
не помогли уберечься от финансового краха. Они всегда будут
несовершенны, и одна из причин такой уязвимости — невоз-
4 Fox J. The Myth of Rational Markets. P. 13.
5 Fisher Sees Stocks Permanently High. P. 8.
6 Cm.: Lanman S., Matthews S. Greenspan Concedes to ‘Flaw' in His Market
Ideology.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 13 МЕТАМАТЕМАТИКА
445
можность описать поведение человека математическими
формулами. Существенную и важную часть его мотивов
мы никогда не будем способны угадать, а поступки — пред-
сказать. Видимо, иррациональность — не отклонение «от
рациональной нормы», а фундаментальное свойство homo
sapiens.
Вместе с тем речь не идет о критике математики или
математической экономики самих по себе. Это скорее напо-
минание о том, что экономическое мышление намного
шире. Необходимо осознать сей факт и не рассуждать лишь
о совершенствовании моделей и использовании еще более
сложной и точной прикладной математики. Если мы хотим
говорить о человеческом поведении вообще, то наука, зани-
мающаяся хозяйственной жизнью социума, должна была бы
изучать более широкий круг зависимостей и проблем. Мате-
матика для этого необходима, но только ее недостаточно.
Для экономики она лишь некая вершина айсберга. Под ней
лежат многим более фундаментальные темы, сотканные из
математически немоделируемой веры, мифов, предположе-
ний, историй, иррациональностей и эмоций. Словом, темы,
которые мы пытаемся обсуждать в этой книге.
Итак, откуда же взялись настолько сегодня сильные
чисто математические течения экономической мысли
и как смогла экономика мейнстрима вырваться из тенет
этики? Всю проблематику здесь в любом случае не охва-
тить1, потому ограничусь лишь несколькими интересными
примерами и идеями, указывающими на отдельные про-
блемы неправильного толкования математических иссле-
дований в экономике. Я не хочу «воевать» с математикой,
так как считаю ее очень мощным и полезным инструмен-
1 Данная тема лучше раскрыта, например, в работах: Weintraub R. Е.
How Economics Became a Mathematical Science; Mirowsky Ph. More Heat
than Light: Economics as Social Physics, Physics as Nature’s Economics;
Mirowsky Ph. Machine Dreams: Economics Becomes a Cyborg Science;
Блауг M. Методология экономической науки, или Как экономи-
сты объясняют; McCloskey D. The Secret Sins of Economics.
ТОИкШ СЬДЛКЧЬК -ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
446
том, а также интересным и сложным предметом исследо-
ваний. Мне хотелось бы только выразить свои сомнения
в отношении убежденности моих коллег, что математика
способна вместить и описать весь реальный мир. Мы, эко-
номисты, часто сами не осознаем, что, собственно говоря,
мы хотим сказать своими моделями. И происходит это
потому, что мы уделяем больше внимания (математиче-
скому) методу, чем самой проблеме, для решения которой
мы его используем.
Число как метафизика
Началом современной математики часто считают открытия,
сделанные в Древней Греции, прежде всего в геометрических
дисциплинах. Работ с их описаниями сохранилось много,
и они не утратили своего значения2. Тем не менее цивили-
зации, существовавшие еще до древних греков, имели глу-
бокие математические познания. Множество и по сей день
используемых нами абстрактных конструкций происходит,
например, из Древнего Вавилона. «Деление окружности на
360 частей предложено вавилонской астрономией... Прак-
тике вавилонян следовал астроном Птолемей (II век до
нашей эры)»3. Вавилоняне использовали как шестеричную,
так и десятеричную системы счисления и произвольно их
смешивали (также и мы сегодня: в минуте 60 секунд, в часе
60 минут, но в секунде уже 1 000 миллисекунд и т. д.), знали
дроби, возведение в степень и извлечение корня, решали
алгебраические и геометрические уравнения, а на одной
сохранившейся табличке даже решается система десяти
(в основном линейных) уравнений с десятью неизвест-
2 Концептуальное мышление мы можем обозначить как самый
большой вклад греческой цивилизации в современную матема-
тику. Идея выделить только некую часть некоего значения, точ-
но ее определить и дальше с ней работать совсем нетривиальна,
и наука без нее не обошлась бы.
3 Kline М. Mathematical Thought from Ancient to Modern Times. Vol. 1.
P. 13.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 13 МЕТАМАТЕМАТИКА
447
ными1. Что касается геометрии, то они знали лудольфово
число (л) и округляли его до 3 или, точнее, до ЗУа.
Постройки древних египтян свидетельствуют о том,
что эти люди обладали глубокими познаниями в математике
и геометрии. Греки от них многому научились. В культурах
этих народов наука о пространственных формах и количе-
ственных отношениях тесно связана с философией и мисти-
кой. У евреев число вообще имело свою особую историю.
Многие ветхозаветные сооружения описаны с излишне под-
робным указанием размеров, чему, видимо, придавалось
исключительно большое значение (инструкции по построе-
нию Ноева ковчега1 2 или первого храма3). А вот некоторые
другие исчисления, наоборот, весьма неопределенные. При
сотворении мира, например, упоминания Бога в единствен-
ном и множественном числе постоянно чередуются (Я и Мы),
подобно тому как у Авраама постоянно меняется с един-
ственного числа на множественное и обратно обращение
к трем существам, явившимся к нему перед уничтожением
Содома и Гоморры. К слову, об Аврааме: из его трудных пере-
говоров с Богом о минимально необходимом числе правед-
ников видно, что речь об их количестве вообще не шла: ни
до какого подсчета дело в итоге не доходит, как будто бы
переговоры о том, сколько же их надо, были совершенно ни
к чему4. Тем не менее что касается чисел, то в основе «еврей-
ской “науки”, называемой гематрия (форма каббалистиче-
ского мистицизма), лежит использование евреями букв как
символов цифр: каждая буква алфавита имела некое число-
вое значение... В Книге пророка Исаии (21: 8) именно лев
объявляет о падении Вавилона, так как сложение численных
значений букв в еврейских словах “лев” и “Вавилон” дает
1 См.: Kline М. Mathematical Thought from Ancient to Modern Times.
Vol. 1. P. 9.
2 См.: Быт. 6:15-16.
з См.:ЗЦар. 6.
4 См.: Быт. 18:23-33.
ТОМКШ СЕДЛКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
448
одну и ту же сумму»5. Нечто подобное, наконец, мы знаем
со времен Нового Завета, когда в Откровении Иоанна Бого-
слова считаем число зверя: «Здесь мудрость. Кто имеет ум,
тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число
его — шестьсот шестьдесят шесть»6.
Но вернемся к грекам. «Премудрость чисел, из наук
главнейшую, я для людей измыслил...» — сообщает Эсхил
в IV веке до нашей эры устами главного героя трагедии Про-
метея7. Греки действительно считали математику важным
философским инструментом исследования мира, причем
для пифагорейской школы это орудие было самым главным.
Число рассматривалось как прапринцип существования
самого космоса. «Числа были их первым средством описания
природы... оттуда идет пифагорейская доктрина, гласящая:
“Все есть число”. Так говорил Филолай, знаменитый пифа-
гореец, живший в V веке до нашей эры: “Если бы не было
числа с его природой, никто бы не мог понять все сущее ни
само по себе, ни по отношению к вещам другим... Силу чисел
можно наблюдать не только в делах демонов и богов, но и во
всех поступках и мыслях людей, во всех ремеслах и в музы-
ке”»8. К пифагорейцам присоединился Платон, полагавший,
что самое лучшее занятие для ученого — созерцательный
поиск физико-математических истин, ведущих к насто-
ящему мистическому познанию. Как мы видели в преды-
дущих главах, почти точно так же рассуждал и основатель
современный науки Декарт. С той лишь разницей, что хотя
он сам и не был свободен от мистических переживаний,
ничего таинственного в математике он не видел.
5 Kline М. Mathematical Thought from Ancient to Modern Times. Vol. 1.
P. 13.
6 Откр. 13:18.
7 Эсхил. Прометей прикованный. С. 459.
8 Kline М. Mathematical Thought from Ancient to Modern Times. Vol. 1.
P. 147-148.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 13 МЕТАМАТЕМАТИКА
449
Поэзией живет на свете человек
Благодаря Декарту математика и механика стали олицетво-
рением разума и, более того, совершенной истины. Наука,
сложившаяся на основе операций подсчета, измерения и опи-
сания формы объектов, превратилась в язык, который мы
просто обязаны использовать, если хотим выразить науч-
ную истину, описать модель или принцип. В сегодняшней
экономике даже модель общества должна быть соткана из
математических нитей. Человек экономический представ-
ляет собой модуль, постоянно вычисляющий предельные
полезность и затраты, оценивающий упущенную на отдыхе
выгоду и придерживающийся оптимального распределения
своих ресурсов. В этом смысле мысль Хайдеггера, что «поэ-
зией живет на свете человек»1, перестала быть актуальной.
Сегодня человек живет математикой. В наше время прева-
лирует открыто не декларируемое мнение, что чем выше
у проблемы (или у ее решения) степень математичности,
тем она точнее и актуальнее, тем выше она стоит на вооб-
ражаемой лестнице человеческих знаний. Такие ответы
к задачам мы, к сожалению, считаем более релевантными
и, так сказать, более соответствующими действительности
и «истинными».
Экономист Пьеро Мини обратил внимание на при-
мечательный факт: когда Ньютону понадобилось решить
физическую проблему, он создал собственную систему исчис-
ления. Он изобрел свою математику, чтобы она как инстру-
мент отвечала наблюдаемым фактам, упростила ему работу
с имеющимися данными и результатами измерений. Эконо-
мика как будто ведет себя с точностью до наоборот: творит
свой мир (и человека), чтобы они устраивали математику2.
fOMMU СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И 3.
1 Хайдеггер М. Поэзией живет на свете человек (перевод В. И. Пост-
никова).
2 Mini Р. V. Philosophy and Economics. Р. 84, 88.
45в
Что же в этой математике такого, что она нам кажется пре-
красной и соблазнительной?3
Математика ни за что не отвечает
«Многое из того, что мы хотим узнать об экономических
явлениях, можно выявить и описать без всякого техничес-
кого и особенно математического усовершенствования
обычного способа мышления и сложной обработки статис-
тических данных», — написал Йозеф Шумпетер в 1923 году
в своей статье для первого номера журнала «Эконометрика»4.
В связи с данной цитатой я бы хотел добавить, что, как ни
парадоксально, абстракция часто не знает, как справиться
с тривиальными операциями. Эту мысль метко и точно выра-
зил, к примеру, Джордж Беркли: «Самые ясные вещи в мире,
с которыми мы вполне освоились и которые нам совершенно
известны, становятся странным образом затруднительными
и непонятными, когда мы рассматриваем их абстрактно»5.
Величайшим чудом математического мышления явля-
ется то, что наш мир действительно в определенной сте-
пени ведет себя именно в соответствии с этим абстрактным
и чисто человеческим творением — математикой. Или, по
крайней мере, создается такое впечатление6. Греки знали
об этой тайне и обращали особое внимание на (не)взаи-
мосвязанность двух миров. Потому математика и числа
. 3 3 Преимущества математики как инструмента сомнений не вызы-
( вают. Она всегда характеризовалась точностью: единица всегда
единица (а не 0,999999 или 1,000001). Математика сама по себе
чиста и понятна — не расплывчата. Выгода от нее в том, что она
, обеспечивает ясные результаты, являющиеся непротиворечивыми
! и универсальными. Математика может забраться в ту область аб-
страктного мышления, в которой наших чувств нам недостаточно.
Ее строгая логичность ускоряет наше мышление.
4 Schumpeter J. A. The Common Sense of Econometrics. P. S.
5 Беркли Дж. Трактат о принципах человеческого знания. С. 21S.
6 Платон спрашивает: «...Каким образом (ведь это невероятно!)
единства эти остаются едиными и тождественными одновременно
в одном и во многом?» (Платон. Филеб. 15b).
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 13 МЕТАМАТЕМАТИКА
451
проявляют следующие свойства: «Бытие чисел — это вещь
в себе, они ни на что не указывают, никуда не ведут, ничего
не представляют, ни на чем не настаивают, ничего не тре-
буют и ничего не значат, кроме самих себя. Они существуют
лишь в мыслях, доступны интеллектуальному пониманию
и познаваемы только сами по себе»1.
Но позднее дело дошло до «отождествления мира есте-
ственного с миром геометрическим... когда всеми презирае-
мые, приземленные... профессии — вычислитель и счетовод...
техник и механик — перестали считаться занятиями низкими
и были вознесены не просто до уровня высокого искусства,
но даже до дворянского звания королевских математичес-
ких наук»1 2. За свое неправильное применение математика
действительно не отвечает. За это несут ответственность
неточно выбранные прокси, представляющие числа, и негод-
ное применение на практике неподходящих в конкретных
случаях методов. Мост обрушается не из-за ошибки матема-
тики, а из-за неверно ее применившего строителя, — и в то
же время он, возможно, нигде в своих расчетах математи-
ческих ошибок не сделал. Огрехи — не в математике, а в ее
использовании.
Математика универсальна, но ей (ее правилам), равно
как и новому языку, надо учиться. В этом ее великая сила,
но и небезопасный соблазн — если мы начинаем требовать от
математики больше, чем в ней заложено. Часто именно гор-
дость за ее положительные качества и пренебрежение к имею-
щимся слабостями ведет к «математическому пуризму» (или
даже экстремизму), отвергающему все, что хоть немного
неточно или субъективно. Подлинная математика, так же
как экономика, сама по себе ни хороша, ни плоха.
Сказать, что она универсальна, не значит сказать:
неизменна. Когда она отслужит свой срок, ее, как и любое
1 Neubauer Zd. О сет je veda. Р. 72-73.
2 Ibid. Р. 74.
ТОМКШ СЕДПЛЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
452
искусственное построение, надо заменить. Если конструкция
не выполняет нужную функцию, надо придумать новую. Есте-
ственно, такой раздел математики, как, например, алгебра,
являющаяся лишь языком, вспомогательной тавтологией,
инструментом, вряд ли сможет нас удивить. Но ситуация
полностью меняется, если говорить об основах, на которых
стоит конструкция. Как легко показать, время от времени нам
нужна «новая» математика. Возьмем, к примеру, парадокс
Рассела. Британский философ, общественный деятель и мате-
матик показал, что существующее на тот момент учение
о множествах ведет к нежелательным (!) выводам. Другими
словами, и аналитическая логика подчинена какой-то более
глубокой, «интуитивной логике» (каким бы парадоксаль-
ным ни казалось такое словосочетание). Потому и пришлось
создать новую концепцию, в которой лишь определенные
группы объектов считаются множествами3. Таким образом,
мы преобразовали теорию так, чтобы получить нужные нам
выводы. Для избавления от парадокса пришлось изменить
доктрину. Вопрос не в том, нужна математика или нет, а в
том, какая математика нам требуется. Нечто подобное тво-
рится и во всех остальных науках. Мы считаем их истин-
ными, пока не оказываемся перед нас не устраивающей или
для нас неразрешимой проблемой. И тогда мы вынуждены
изобретать новый подход.
Соблазняющая математика
Завораживающая своей эстетичностью наука о структурах,
порядке и отношениях нашла в экономике безопасное при-
станище. Самая большая, вероятно, слабость (недостаток)
математики именно в привлекательности, соблазняющей
3 В начале XX века было принято любую определенную группу объ-
ектов считать множеством. Такое суждение не выдержало провер-
ку парадоксом Рассела. Современная концепция теории множеств
кроме понятия «множество» знает еще и понятие «класс».
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 13 МЕТАМАТЕМАТИКА
453
нас пускать ее в дело слишком часто: ведь она кажется такой
элегантной, надежной, точной и объективной.
Причем в прелести этой науки нет ничего странного
и удивительного, если осознать, что речь в действительности
идет о «несуществующем», чисто человеческом творении.
Она никак не связана с внешним миром — эту связь надо
налаживать извне, например через физику, инженерно-
строительные дисциплины или экономику. Сама матема-
тика представляет собой абстрактный плод нашей мысли, ни
больше ни меньше. Она необыкновенно изысканна и совер-
шенна как раз потому, что была таковой задумана. Матема-
тика де-факто нереальна. Парадоксально, но в выдуманной
нами абстрактной дисциплине мы ищем (и часто находим)
ключ к реальности.
Математика является тавтологией в чистом виде: одно
выражение определяется через другое. Если так рассуждать,
то это не наука, а абстрактный конструктор, язык, система
составленных (полезных) определений и формул, ссылаю-
щихся друг на друга. Поэтому, по словам одного из величай-
ших логиков прошлого столетия Людвига Витгенштейна,
«пропозиция Логики — Тавтологии»1. И еще: «Логика нахо-
дится по ту сторону опыта... Математика — это некий апри-
орный логический метод. Пропозиции математики — урав-
нения, стало быть, мнимые Пропозиции»1 2. Да, математика
остается лишь методом, в чистом виде (pure math) она бессо-
держательна. Лучше всего это выразил Бертран Рассел, один
из известнейших мыслителей в области логики: «Математика
может быть определена как наука, в которой мы никогда
не знаем, о чем говорим, и никогда не знаем, верно ли то,
что мы говорим»3. Нельзя отрицать, что для абстрактного
математического языка экономисты нашли целый ряд прак-
1 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. 6.1.
2 Там же. 6.13-6.2.
з Russell В. Mysticism and Logic and Other Essays. P. 76.
ТОМКШ СЕДЛКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
454
тических применений. Но хороший слуга может быть пло-
хим хозяином, и к такому случаю применимо высказывание
Витгенштейна: «Границы моей речи указывают на границы
моего Мира»4. Если математика стала языком экономистов,
то следует считаться с последствиями: мы соответственно
ограничили наш мир.
Экономическая наука имеет лишь две «опорные точки»
в реальности. Первая — это механизм допущений, вторая —
эмпирическая проверка результатов использования модели.
Но часто случается вещь неприятная: в основе нашей искус-
ственной конструкции лежат никак не реалистические допу-
щения, а полученные результаты не совпадают с действи-
тельностью. Более того, одни и те же «факты» могут быть
объяснены двумя совершенно разными, противоречащими
друг другу теориями. И что в этом случае остается? Только
лежащие между такими теориями ухмыляющиеся подмно-
жества математики и университетской статистики5. Пьеро
Мини обратил внимание, что математика имеет тенденцию
вытеснять любую умственную конкуренцию и не хочет, чтобы
кто-то ее саму контролировал или сторожил. Это прекрасно
иллюстрирует следующая история: «Платон показывает нам,
как Главкон, обычный человек благородного происхождения,
в диалогах с Сократом открывает в себе страстную любовь
к совершенным и неизменным математическим рассужде-
ниям, любовь, требующую пренебрежения многим ранее
ценимым»6. Если мы мыслим математически, то многое пре-
одолеем, но к огромному количеству других, не постижимых
одним лишь разумом сторон нашей жизни дорога нам будет
закрыта и вход запрещен. Размышлять о душе (или любви)
математически, конечно, можно, но это принесет больше
вреда, чем пользы. Если за реальное считать лишь объяс-
4 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. 5.6.
5 См. также: Mini Р. V. Philosophy and Economics. Р. 8.
6 Nussbaum М. С. The Fragility of Goodness. P. 5.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 13 МЕТАМАТЕМАТИКА
455
нимое с помощью математики, то, к примеру, мир наших
эмоций, духа (и любви) провалится в некую более низкую
онтологическую категорию.
Что касается эмоций, то, как намекает вышеупомянутый
пример с Главконом, математика сама их возбуждает (пылкую
любовь к постоянным глубоким математическим размышле-
ниям). Мало того, по свидетельству Платона, горячо можно
любить и саму математику (но, как мы знаем со школьной
скамьи, можно так же страстно ее и ненавидеть).
Если математика не построена на эмпирических осно-
вах, значит, в ней заложено стремление сбивать нас с пути.
Будучи бдительными, мы все время должны сопоставлять
абстракцию с реальностью. Но в экономике такая операция
часто является делом почти невозможным. Дейдра Мак-
клоски в своей книге «Тайные грехи экономики», кроме всего
прочего, обращает внимание на тот факт, что значительная
часть современной экономической науки представляет собой
не более чем интеллектуальную игру с предпосылками, пред-
варительными условиями, предположениями, допущениями:
«Классическое изложение экономической “теории” звучит
так: “Если информация симметрична, то в игре существует
равновесие”, или так: “Если ожидания людей в определен-
ном смысле рациональны, бла-бла-бла, то в данном случае
существует экономическое равновесие, на которое пра-
вительственная политика влияния не оказывает”. ...О’кей,
а теперь представьте себе альтернативный набор допуще-
ний...1 В этом нет ничего глубокого и удивительного: если
вы меняете допущения, меняются и выводы... И мы играем
снова и снова, пока милые экономисты не утомятся и не уда-
1 Более того, пространство для изменения предположений и допу-
щений поистине безгранично. В большинстве случаев достаточно,
например, добавить любой иной не чисто эгоистичный тип мо-
тивации, те или другие причины, отвечающие за отсутствие или
наличие у кого-то всей информации (она может быть симметрич-
ной или нет, случайной или намеренной и т. д.).
456
ТОИДШ С.ЕДП) ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
лятся домой... Ну, выразила я свое восхищение чистой мате-
матикой и концертами Моцарта. Прекрасно. Но экономисты
должны были бы изучать мир вокруг себя, а не собственные
абстрактные измышления»2.
Трюки эконометрики
Многие экономисты (и существенная часть непрофессио-
нальной общественности) сводят экономику к эконометрике.
Но похоже, что предсказания, сделанные на основе экономи-
ческого (или другого) моделирования, «хорошо» работают,
пока реальность (случайно или по стечению обстоятельств)
ведет себя в соответствии с моделями, то есть не слишком
отклоняется от предыдущих результатов наблюдений, исходя
из которых эти модели и были построены.
Чрезмерное применение математики, по крайней мере
в случае эконометрики, связано с парадоксальной тенден-
цией скрывать фактическое положение дел. Как пишет лау-
реат Нобелевской премии по экономике Василий Леонтьев,
«некритический энтузиазм по поводу использования мате-
матического аппарата часто ведет к тому, что за представи-
тельным видом алгебраических знаков скрывается эфемер-
ное содержание... Ни в одной другой области эмпирических
исследований столь громоздкий и сложный статистический
инструментарий не использовался с такими незначитель-
ными результатами... Большая их [экономических моделей]
часть складывается в штабеля без какого-либо практического
применения»3. По словам известного чешско-американского
экономиста Яна Кменты, в некоторых эконометрических
моделях, использующих временные ряды, «эконометрика
уходит все дальше от экономики. Трудно, к примеру, пове-
рить, что человек, разбирающийся в экономике, может
t McCloskey D. The Secret Sins of Economics. P. 42-44.
S Леонтьев В. Теоретические предпосылки и ненаблюдаемые явле-
ния. С. 266-268.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 13 МЕТАМАТЕМАТИКА
457
сказать по поводу формирования ВВП одну-единственную
вещь — он, мол, является результатом влияния временного
тренда и случайных (стохастических) колебаний»1.
Дэвид Ф. Хендри с юмором критикует такой подход
в своем анализе зависимости инфляции в Великобритании
от количества осадков1 2. Их влияние оказалось весьма зна-
чительным — даже более существенным, чем при попытке
объяснить повышение цен на товары и услуги количеством
денег в обороте. Смешно, не правда ли? К сожалению, и при
эконометрических анализах мы часто получаем столь же
ценные результаты, хотя их нелепость менее очевидна.
И как нам на интуитивном уровне определить, верны
они или нет, если наша интуиция молчит (или мы задаем
неправильные вопросы)? Потому математика и есть лишь
важный инструмент экономиста; профессионал в любом
случае должен обладать широкими познаниями в обще-
ственных и исторических науках. Только тогда он сможет
распознать, какие причинно-следственные связи «более
или менее правдоподобны», а какие — абсурдны. Именно
человеческая сущность отличает людей от компьютеров.
Эконометрика подверглась самой, возможно, острой
критике в 1980 году, когда Джеффри Сакс, Кристофер Симс
и Стивен Голдфельд написали: «Можно пойти еще дальше
и заявить, что академиками из числа макроэкономистов
традиционные методы (макроэконометрического модели-
рования) были не просто поставлены под сомнение, а пол-
ностью дискредитированы. Практика использования эко-
нометрических моделей для прогнозирования возможных
последствий отдельных политических решений... обычно
считается неоправданной или даже является главной при-
чиной современных проблем»3.
1 Kmenta J. Review // Kennedy Р. A Guide to Econometrics. 2003.
2 См.: Hendry D. F. Econometrics: Alchemy or Science? P. 387-406.
3 Sims C. A., Goldfeld S. M., Sachs J. D. Policy Analysis with Econometric
Models. P. 107.
Истина больше, чем математика
От экскурса в эконометрику вернемся назад, к математике.
Говоря про нее, часто утверждают, что эта дисциплина
цельная и неизменная, объективная и непротиворечивая.
Смертельный удар по такому представлению (возможно-
сти описания всей реальности с помощью лишь несколь-
ких общепринятых аксиом и правил обращения с ними)
нанес в 1931 году уроженец чешского города Брно матема-
тик Курт Гёдель. Он математически доказал (две теоремы
о неполноте), что ни одна непротиворечивая формальная
теория, содержащая элементарную арифметику, не спо-
собна подтвердить или опровергнуть любые имеющиеся
в ней утверждения. Проще говоря, не на все математи-
ческие вопросы ответы вычисляемы. С того времени мы
твердо знаем, что есть области «истинные, но недоказуе-
мые». Даже в математике.
Из данных теорем в первую очередь следует, что
невозможно доказать все, об истинности чего мы инту-
итивно знаем (так или иначе эту истинность чувствуем),
но что логически обосновать никогда не сможем. Наше
мышление, кроме всем известных формальных подходов,
имеет, очевидно, более широкую гамму возможностей
разобраться с (не)истинностью предположений и теорем.
Вывод Гёделя исключителен тем, что он прозвучал как гром
среди ясного неба, — никто ничего подобного не ожидал, —
и со следствиями из его теорем математики и философы
разбираются по сей день. По Гёделю, любая формальная
система аксиом является либо неполной, либо противо-
речивой. Быть полной и непротиворечивой она не может,
поэтому нужно выбирать. Нам необходимо осознать, что
и в чистой логике — на этом форпосте рациональности —
допустимо взаимодействие разума и интуиции, в ней есть
место чувству истины.
О непостижимости реального мира через абстрак-
цию (путем моделирования, в том числе математического)
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 13 МЕТАМАТЕМАТИКА
459
говорил Сёрен Кьеркегор: «а) логическая система может
быть дана; Ь) но система наличного существования дана
быть не может»1.
Детерминизм и простота некрасивы
В XIX столетии господствовал детерминизм — убежденность,
что развитие мира предопределено его текущим и предыду-
щим состояниями. Не в силах иметь дело со случайностью,
данное учение объясняет ее как феномен, причины воз-
никновения которого неизвестны. Физика Ньютона может
служить символом такого подхода. Квантовая физика зна-
чительно ослабила детерминизм, но в экономике он еще
сохраняет свои позиции. Представление мира как системы
уравнений с начальными условиями и вера в возможность
(при избежании внешних потрясений) описать его разви-
тие раз и навсегда являются типичными для значительной
части современных экономистов.
Человеческое поведение, однако, плохо предсказуемо.
Объективные закономерности и причинные обусловленно-
сти явлений не очень-то сочетаются с экономикой, в чем
и заключается основное ее отличие от ньютоновской физики.
Но, к сожалению, ожидания непрофессионалов, зачастую
подпитываемые самой экономической наукой, совершенно
иные. Со всеми своими толстыми книгами, уравнениями
и выкладками, Нобелевскими премиями и титулами прес-
тижных университетов экономист якобы должен обладать
достаточными знаниями, чтобы сказать, когда прекратится
экономический кризис и какие (лекарственные) средства
использовать, чтобы он закончился как можно скорее. Ожи-
дания эти, увы, ошибочные. Хотя экономика подчас и ведет
себя как наука естественная или точная, она все же остается
дисциплиной общественной. Использование уймы формул,
равенств и неравенств, таблиц и графиков еще не делает из
1 Кьеркегор С. Заключительное ненаучное послесловие к «Философ-
ским крохам». С. 126.
4б0
экономистов ученых, занимающихся точными науками (нуме-
рологи, кстати, тоже применяют математический аппарат).
Между прочим, более чем полвека тому назад — нахо-
дясь, возможно, в состоянии общей эйфории по поводу окон-
чания Второй мировой войны — Джон Кейнс выступил со
следующим предсказанием: «Недалек тот день, когда экономи-
ческие проблемы отойдут на задний план, где они и должны
быть, и наши головы и сердца снова будут заняты тем, что
действительно имеет смысл, — вопросами жизни, человече-
ских отношений, созидания, деяний и веры»2. Несмотря на
невероятный рост богатства, такой день, похоже, остается
все еще очень и очень далеко. За это нельзя винить матема-
тику, но я убежден, что экономика, уделяющая ей чрезмер-
ное внимание, часто игнорирующая более широкий обще-
ственно-научный подход к социуму (ибо общество — это
не только экономика), лишь делающая вид, что она понимает
свои роль и место в общественном контексте, пытающаяся
предсказывать будущее, — именно такая экономика несет
ответственность за все.
2 Keynes J. М. First Annual Report of the Arts Council (1945-1946).
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 13 МЕТАМАТЕМАТИКА
461
14 НОСИТЕЛИ ИСТИНЫ
НАУКА, МИФЫ И ВЕРА*
* Соавтором данной главы является Мартин Поспишил, принимавший
участие как в подготовке первого чешского издания, так и англий-
ской версии для Oxford University Press.
разумный человек приспосабливается к окружающему
миру; неразумный упорно стремится приспособить мир
к себе. Поэтому прогресс зависит от неразумных людей.
Бернард Шоу. «Человек и сверхчеловек»
463
Что есть истина? Какова ее природа? С чем она имеет больше
общего — с научным исследованием или с поэзией? По сло-
вам Леви-Стросса, «в абсолютном смысле наука не хочет,
да и не может утверждать, что она знает истину, и это есть
самый важный принцип научного познания. Наука не окон-
чательна и не хочет быть таковой. Она представляет собой
лишь пробную систему простых рабочих гипотез»1.
Истину познать трудно. Сегодняшняя экономика ис-
пользуетдля ее поиска прежде всего аналитические инстру-
менты. Но правда жизни не всегда поддается логическому
анализу. Нас окружает множество тайн, которые мы пытаемся
понять, но с имеющимся исследовательским инструмента-
рием сделать этого не можем. Нам стоит отказаться от стрем-
ления познать всю истину с помощью научных аналитических
методов; лучше быть скромнее и не брать на себя излиш-
нюю ответственность. Экономика стала более когерентной
и по-своему более точной, так как благодаря замечательному
математическому аппарату, созданному за последнее столе-
тие, сделалось возможным переписать ее большую часть со
знаковой системы, оперирующей исключительно словами,
на язык математики. Однако на нем, как и на любом другом
языке, можно сказать далеко не все. И еще один немаловаж-
ный момент: если мы начинаем говорить на другом языке,
то, может, и вопросы должны быть другими? Если мы нау-
чились выражать мысли не так, как раньше, может, и наше
внимание должно быть направлено на нечто иное?
В последние годы экономика мейнстрима забросила
свою первоначальную тематику, связанную с философией
и нравственностью, и самозабвенно углубилась в недра ана-
литико-технического аппарата. Лишь потому, что мы начали
использовать другой язык, сменилось направление разви-
тия экономической науки (или, по меньшей мере, сильно
отклонилось от исходного). На первый план вместо гумани-
тарного экономика выдвинула математическое мышление.
1 Леви-Стросс К. Миф и значение: взламывая шифр культуры. С. 16.
464
ТОЧкШ СЕЦЛКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
Превратившись в науку позитивную и описательную, пре-
доставленная сама себе, она может стать опасной и разру-
шительной. Такая экономика вынуждает человека абстра-
гироваться от важных фактов, от собственного мнения, от
добра и зла и слишком много рассуждать о не имеющих
значения или вообще не существующих ценностях. Но что
самое плохое, она забывает о важных составляющих жизни,
не очень-то поддающихся (исключительно) математическому
методу исследования.
Модели в(не) нас
Мы видим вещи не такими, какие они есть,
а такими, какие мы есть.
Талмуд
Наш мир меняется, когда в него приходят и становятся обще-
принятыми абсолютно абстрактные понятия (гравитация,
к примеру). Мы неизбежно начинаем воспринимать его через
призму теории, в которую поверили. Философ и математик
Войтех Кольман приходит к следующему заключению; «Как
существа рациональные и самонадеянные, мы не только про-
дукты, но и соавторы действительности. Ученые, включая
математиков, систематически забывают о такой обуслов-
ленности»2. Научные теории и модели, объясняющие мир,
становятся неотъемлемой частью «реальности». Любая кон-
цепция, по существу, представляет собой идеологию (термин
«идеология» здесь использован без негативной коннотации).
Другими словами, установка любых интерпретационных
рамок создает идеологию (совсем не обязательно полити-
ческую). Самые успешные идеологии — это те, которые мы
принимаем неосознанно, о существовании которых не знаем,
а значит, никогда не подумаем в них сомневаться. В миро-
2 Kolman V. Filozofie cisla. Р. 592. Цитата продолжается: «...и часто
выдают за ранее доказанные факты метаутверждения, касающие-
ся унаследованных, а потому априорных структур».
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 14 НОСИТЕЛИ ИСТИНЫ
465
воззренческом поединке победителем становится идея или
идеология, укоренившаяся в ментальности так глубоко, что
кажется, будто она там была с «незапамятных времен».
В этом смысле мы являемся теми, кто завершает творе-
ние, — подобно Адаму в Книге Бытия, получившему задание
наименовать животных и тем самым категоризировать мир
(по Аристотелю). Без интерпретационных рамок, в которые
мы верим (и в создании которых должны участвовать), мир
нами не воспринимается. Если использовать сравнение,
предложенное Витгенштейном, то можно было бы сказать,
что и глаз, наблюдающий, но самого себя не видящий, оста-
ется частью мира. Этот глаз — интерпретационная рамка,
через которую мы смотрим на мир. Как говорил Дэвид Юм,
«именно на примере математики видно, что ни в мире, ни
в языке ни один факт не может считаться заранее установ-
ленным, безусловным или естественным, если мы сначала
не определимся с теорией, в соответствии с которой и будем
с происшедшим разбираться. А это, кроме всего прочего,
означает, что на самом деле все могло быть и по-другому»1.
Факт и «объективная реальность» — понятия весьма нечет-
кие, то есть расплывчатые, неоднозначные и допускающие
возможность различных истолкований. И случается так, что
экономисты, анализирующие одни и те же данные и одну и ту
же статистику, делают совершенно разные выводы.
В науке мы используем имеющиеся рамки (даже зная их
недостатки) до того момента, когда нам удается когерентно
построить новые, сотворить «новый мир» (его новую интер-
претацию), так сказать. Весь белый свет, к примеру, несколько
веков «вел» себя в соответствии с законом гравитации. Эта
абстракция не имела конкурентов и не вызывала сомнений,
так как (на определенном уровне необходимого упроще-
ния) была вполне работоспособной. Мы спросили у реаль-
ности, почему предметы падают на землю, и сами ответили
термином «гравитация». Нашего ответа (до определенного
1 Цит. по: Kolman V. Filozofie cfsla. Р. 592.
ОМЛШ СЕДЛЛЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
466
времени) было достаточно. По словам Гегеля, «кто разумно
смотрит на мир, на того и мир смотрит разумно»2.
Подобные закономерности действуют и в экономике.
Допущения и гипотезы (здесь надо подчеркнуть, что подав-
ляющее большинство наших начальных предположений
остаются невысказанными) де-факто лишь инструменты,
используемые в рассуждениях об окружающем мире и при
отслеживании происходящего в нем. Без наблюдателей, сам
по себе, он хаотичен. Лишь наша способность мыслить моде-
лями (то есть модели в нас, а не в мире) дает нам возможность
смотреть на него разумно. Конструкция (математическая
формула, принцип, закон), в соответствии с которой мир
себя «ведет», покоится не в нем, а в нас. Именно наши мысли
и воображение организуют его согласно теориям и моделям.
Любая сложная модель, претендующая на статус мировоз-
зрения (объяснить, как устроен мир и почему именно так),
всегда останется лишь условной структурой, точкой зрения,
мнением. Любая теория является более или менее полезным
вымыслом или, если больше нравится, историей, мифом.
Миф, как известно, источник недостоверный (наши допу-
щения нереалистичны), но мы все еще верим, что теория
скажет нам что-то истинное о нас самих и о мире.
Модель обычно является образом чего-то (модель замка,
компьютерная модель регулирования уровня воды, модель
Большого взрыва и т. д. и т. п.). Какие модели мы используем
для отображения реальности? Мы преобразуем экономику
по нашим моделями или создаем модели, отвечающие дей-
ствительности? Разница между двумя подходами очевидна:
реальный замок, реальное водохранилище и/или весь физи-
ческий мир не подвержены влиянию моделей физической
науки, в то время как реальное хозяйство подвержено воз-
действию экономической науки. Экономическая теория,
к примеру, влияет на ожидания индивидуума, а значит, и на
2 Цит. по: Mini Р. V. Philosophy and Economics. Р. 40.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 14 НОСИТЕЛИ ИСТИНЫ
467
его поведение. Это еще одна причина, почему так важен
вопрос выбора экономической теории.
Выбери свою веру
Модели an sich (сами по себе, как таковые) ни в чем нас убе-
дить не могут; почти каждое мировоззрение имеет в своем
распоряжении легион достаточно функциональных искус-
ственных конструкций. Выбор зависит от того, какие убежде-
ния и образ мыслей являются для индивидуума априорными.
Ведь парадигмы, исходные положения, аксиомы, лежащие
в основе данных моделей, недоказуемы, и потому человек
просто выбирает для себя в наибольшей степени соответ-
ствующие (причем как в допущениях, так и в выводах) его
представлениям о мире. Наше предпочтение часто бывает
совершенно иррациональным и эмоциональным, мы делаем
выбор исходя из субъективных симпатий к предпосылкам
и предварительным условиям или ожидаемым результа-
там. То есть модели мы принимаем на вооружение не на
основе их соответствия действительности (ни одна из них
не реалистична), а если они гармонируют с нашим пони-
манием вселенной, рифмуются с нашим мироощущением,
с тем, во что мы верим или (чаще) хотим верить (разница
существенная). Даже позитивные (а значит, описательные)
модели в своей основе нормативны. Экономика в этом слу-
чае представляет собой исповедуемую нами веру в систему
недоказуемых аксиом, а в экстремальной трактовке она ста-
новится религией1.
Модель и притча подчиняются одним и тем же зако-
нам жанра. Если в Библии об Иисусе написано, что он «лев
от колена Иудина», то этим, очевидно, нам говорят не то,
что у него желтая грива, он плотоядный и живет в среднем
десять лет. Любая абстракция должна придерживаться свое-
го контекста, своих собственных ограничений, выходить
1 В качестве примера мы приводили обожествление экономическо-
го роста и научного прогресса, веру в человеческую свободу или
божественные способности мифической невидимой руки рынка.
КУС и vdgotr гминонанл
460
за которые она не имеет права, так как без них становится
небезопасной. Абстракция, разложенная на составляющие,
абсурдна. Экономическая теория — набор историй, про-
двинутых сказок для взрослых, рассказанных по-научному
(по-взрослому), пусть во многом и отличающихся от мифов
и легенд (работа с упорядоченными фактами), но все-таки
имеющих с ними много общего (необходимость подключе-
ния воображения, динамика изложения, правдоподобность
на определенном уровне абстракции и т. д.). Несмотря на то,
что для нас в них и скрыта некая истина2, они по-прежнему
остаются лишь вымыслом.
Ньютоновское понимание гравитации сдало свои
позиции теории относительности3. То же самое происхо-
дит со школами в экономике. Кто знает, как экономическая
мысль изменится в будущем? Экономисты должны смиренно
подходить к реальности. Но такое смирение противоречит
стремлению объяснить любое человеческое поведение одним
принципом, что мейнстрим зачастую и пытается сделать.
Наши искусственные конструкции парят в абстрактном
мире, не принимающем во внимание различия в контекстах
(культурном, общественном, историческом или религиоз-
ном). Из экономики контекст практически полностью исчез.
Но можно ли изучать поведение человека, абстрагируясь от
окружающей его среды?4
2 Паточка завершает свои рассуждения о мифологических боже-
ствах вопросом: «Не является ли это мировоззрение правильным
по сути? Не понята ли человеческая жизнь здесь в своей основе?
(Паточка Я. Еретические эссе о философии истории. С. 42).
3 «Планк и Эйнштейн стояли у зарождения новой физики... Как
только сменились объекты физического мира — на место би-
льярдных шаров пришел квант, — сменился универсум матема-
тических объектов... Мы должны были бы обратить внимание на
изменение математического ландшафта, так как именно на его
фоне мы, возможно, поймем, каким образом за первые две трети
XX века экономика превратилась в математическую дисциплину»
(Weintraub R. Е. How Economics Became a Mathematical Science. P. 11).
4 Если мы поэтически скажем о женщине, что «она как цветок», то
с научной и технической точек зрения это будет ложь. В действи-
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 14 НОСИТЕЛИ ИСТИНЫ
469
Храм из лесов
Если мы так часто говорим о физике, в которой экономика
нередко видит образец для подражания, то стоит обратить
внимание на основные методологические различия между
этими науками. Делая допущения, физика исходит из совер-
шенно другой логики: она их ставит как леса, помогающие
построить здание, а потом, после того как с помощью искус-
ственно созданных правил и приспособлений храм воздвиг-
нут, леса сносятся. К примеру, измерение времени свободного
падения предмета только с учетом высоты, без учета его массы
или формы (перышко против камня), было гениальным шагом
по направлению к сильно все упростившей абстракции. Если
мы действительно хотим докопаться до истины — выяснить,
что же быстрее упадет на землю: перышко или камень, — то
при реальных расчетах трение воздуха мы учитывать должны.
Применяя модель на практике, следует отказаться от упро-
щения и вернуться на землю. При построении моделей необ-
ходимо немного пренебречь реальностью, а применяя эти
модели к реальности, наоборот, необходимо отойти от моде-
лей (конец вымыслу, учитывается вся совокупность находя-
щихся вне модели факторов). Мы должны снести леса, чтобы
выяснить, что же под ними осталось.
В экономике, однако, от допущений отказаться нельзя
даже после завершения строительства — развалится все
тельности женщина и цветок почти ничего общего между собой
не имеют: в женщине не происходит фотосинтез, цветы не чита-
ют книги и не одеваются. Мы, очевидно, подразумеваем, что она
хрупкая. Благодаря чему все понимают, о чем идет речь? Истина,
оказывается, не в самом выражении «она как цветок», а в его кон-
тексте, окружении, то есть в том, что под этим подразумевается.
Аналогично мы могли бы сказать, что научная истина не в самих
уравнениях или теоремах, а в контексте, в допущениях, аксиома-
тической и парадигматической логике, в конструкции модели и во
всем, что они не должны (не имеют права!) в себе содержать, дру-
гими словами — чем они пренебрегли (трение воздуха). Научная
истина или формула имеют смысл лишь в рамках определенного
(но не реального) контекста, окружающего модель. А его мы ча-
сто упускаем из виду.
ТОМШ СЕДЛКЧЕК ЭКОНОМИКА ДО^
470
сооружение. Итак, мы строим храм из лесов, остающийся
внутри де-факто пустым. Что бы случилось с мейнстримом
теоретической экономики, если бы мы отказались от предпо-
ложений, лежащих в основе модели homo oeconomicus? Убрав
леса из предварительных условий и наших домыслов, мы
сразу же разрушим здание — или окажется, что наш вели-
колепный собор никогда и не существовал, и повторится
история о новом платье короля. О лесах (то есть о некоем
инструменте, позволяющем нам добраться до верха сооруже-
ния) говорит и Витгенштейн: «...Пропозиция конструирует
Мир, используя некие строительные подмостки. Поэтому
в Пропозиции можно видеть, как обстоит дело с Логикой,
если эта Пропозиция истинна. Но можно делать выводы и из
ложной Пропозиции»1. Речь идет исключительно о лесах,
а не о сооружении. Вопрос только в том, как использовать
эти подмости. Сами по себе они значения не имеют. Как
мы видели в предыдущей главе, Альфред Маршалл, один
из отцов современной экономики, требовал, чтобы мате-
матика (леса экономики), как только она сделает свое дело,
была сожжена.
Однако в экономике часто случается неприятная вещь:
модель оказывается построена на нереалистических допу-
щениях, результаты ее непроверяемы или, согласно Попперу,
нефальсифицируемы1 2 (модель homo oeconomicus, напри-
мер). Подобный эффект можно часто обнаружить в моделях,
выводы из которых де-факто совпадают с гипотезами (а как
же иначе...). Мы выбираем предположения и аксиомы исходя
из результатов, к которым хотим прийти.
1 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. 4.023.
2 Фальсифицируемость заключается в вопросе: что гипотетически
должно было бы случиться, чтобы данная модель (homo oeconomicus)
была неприменимой? Какое воображаемое поведение сфальси-
фицировало бы данную гипотезу? И если такое поведение можно
себе представить, почему мы его не наблюдаем?
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 14 НОСИТЕЛИ ИСТИНЫ
471
За пределами методологии:таинство
вдохновения
Если мы хотим создать новую парадигму, то необходимо,
как это сделал Эйнштейн, избавиться от старой конструк-
ции. Новый методический подход требует далеко не только
правильного применения методологии. Прежде всего мы
должны полностью избавиться от оригинальной методологии
и осмелиться подумать о чем-то совершенно новом.
Путь к новому пониманию мира ведет через отказ от
существующего. Необходимо использовать лестницу Витген-
штейна, подняться по ней, а потом ее отбросить1. Не суще-
ствует методов изобретения нового метода. Он (а вместе
с ним и весь научный дискурс) представляет собой лишь
вторичный процесс познания. Оригинальные, прорывные
открытия происходят только тогда, когда отвергнуты старые
методы. Благодаря чему в нашу жизнь входит новое? Конечно,
благодаря вдохновению, приходящему к нам из царства муз,
грез или искусства (подобно тому как оно яв^йось фараону
или Декарту в их сновидениях). Другими словами, из сферы
эмоций, а не разума. Язык хорошо передает это состояние:
мысль «поражает» (как удар молнии или палки), идея «оза-
ряет». «Мы говорим, что нам что-то пришло (I) в голову, а не
то, что мы сотворили мысль», — пишет Яна Хеффернанова1 2
и продолжает остроумным замечанием, описывающим опыт
многих ученых, которые говорят, что вдохновение прихо-
дит к ним в виде трех «В»: Bus, Bath & Bed (автобус, ванна
и постель)3. И лишь во вторичном процессе познания про-
исходит проверка подлинности идей разумом. Если новое
1 «Мои Пропозиции для того, кто понял меня, в конце концов истол-
ковываются как усвоение их бессмысленности, — когда он с их по-
мощью — через них — над ними взберется за их пределы. (Он будет
должен, так сказать, отбросить лестницу после того, как взберется
по ней наверх.) Он должен преодолеть эти Пропозиции, тогда он
увидит Мир правильно» (.Витгенштейн Л. Логико-философский
трактат. 6.54).
2 Heffernanova J. Tajemstvf dvou partneru. P. 71.
3 См.: Heffernanova J. Tajemstvf dvou partners. P. 73.
соображение невозможно поместить в один контекст с про-
чими суждениями (читай: с другими системами знаний), то
оно будет отвергнуто либо самим автором, либо его крити-
ками из научного сообщества. Открыть феномен означает
привести его в гармонию с остальными феноменами. Новое
явление необходимо ввести в контекст прочих ранее откры-
тых явлений4. Говоря словами Витгенштейна, «пропозиция
должна при помощи старого проявления передавать новый
Смысл»5.
И на процесс открытия можно взглянуть как на процесс
«затвердения» эмоций и превращения их в рациональную
мысль. Проблески новой теории уже являются силой, про-
двигающей экономическую науку вперед, но лишь позже
новаторский способ исследования затвердевает как метод
(чаще всего в работах преемников творца идеи). Можно
сказать, что новые мысли посещают нас постоянно, но мы
их отвергаем, считая неразумными, — семя (воображение)
падает на бесплодную (контекстуально) почву. Идея об
относительности времени приходила, возможно, в головы
многим, но лишь Эйнштейн оказался способен такую «глу-
пость» (любому другому, рассуждающему в рамках теории
Ньютона, то есть почти всем, она представлялась абсурдной)
трансформировать в конструкцию, которая смогла вписаться
в старую систему.
Если использовать метафорический язык притчи,
то вдохновение можно сравнить с мотором автомобиля,
а разум — с остальными комплектующими транспортного
средства: тормозами (укрощают энергию мотора), кузовом
(удерживает все вместе) или шасси (обеспечивает движение
в правильном направлении; мотор сам по себе вперед не пое-
дет). Вдохновение и разум, эти два полюса человеческого
опыта: один мягкий, восприимчивый к изменениям (новый),
и второй, закаленный, отвердевший, вобравший в себя все
4 Ср. Neubauer Zd. Responded Dicendum.
5 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. 4.03.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 14 НОСИТЕЛИ ИСТИНЫ
473
лучшее (уже хорошо усвоенное), живут в симбиозе; так
и автомобиль не может ездить без слаженной работы всех
составных частей. Один мотор нас никуда не довезет, так
же как и кузов без мотора. Прежде чем приобрести машину,
мы должны убедиться, что у нее все в порядке с тормозами.
Одной рукой в ладоши не похлопаешь. Разум должен быть
дополнен (оживлен) вдохновением и в то же время обязан
это чувство контролировать (возвращать с небес на землю,
притормаживать на крутых поворотах). Как говорил Артур
Эванс, «знание развивается путем нахождения новых кон-
цепций. Но что делает концепцию значимой? ...Именно от
гениальности воображения зависит слава науки»1. Витген-
штейн пишет в предисловии к своему «Трактату»: «Эту книгу,
пожалуй, поймет лишь тот, кому однажды уже приходили
мысли, выраженные в ней, или хотя бы подобные им мысли»1 2.
Логика должна быть дополнена мистикой вдохновения
(о чем говорит, например, Рассел3). Чтобы заякорить вдох-
новение и не терять связи с ним, нужен метод. Мы можем
оседлать вдохновение методом, но для его привлечения
у нас метода нет. Утверждение новой методологии исследо-
вания можно (и нужно) проводить только во вторую очередь,
в рамках новой концепции, новых правил, непредсказуемо
созданных самой системой. Никакой априорной методо-
логии научного познания не существует. Если бы таковое
возникло, оно было бы деструктивным. Научного подхода
к самой науке нет.
1 Weintraub R. Е. How Economics Become a Mathematical Science. P. 75.
2 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. С. 14.
з «Обычно говорят о противоположности инстинкта и разума...
Но на самом деле противоположность инстинкта и интеллекта
иллюзорна. Инстинкт, интуиция, или инсайт, — это то, что пер-
воначально приводит к идеям, подтверждаемым или опроверга-
емым последующим рассуждением... Разум — это не творческая,
а скорее гармонизирующая, контролирующая сила. Даже в самой
что ни на есть чистой логической сфере именно инсайт добывает
новое знание первым» (Рассел Б. Мистицизм и логика. С. 45).
TOMMJ1 СЕДЛКЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
474
Пророки нашего времени
Знать, чтобы предвидеть; предвидеть, чтобы управлять.
Огюст Конт4
Если было бы возможно вычислить будущее состоя-
ние рынка, то будущее не было бы неопределенным.
Предпринимательских прибылей и убытков тогда бы
не существовало. То, чего люди требуют от экономис-
тов, находится за пределами возможностей смерт-
ного человека.
Людвиг фон Мизес5
Захоти мы найти пророков XX и XXI веков, искать их при-
шлось бы среди экономистов. Сегодня именно они чаще всего
предвещают будущее и тем самым играют роль, исполняемую
в древнем мире оракулами. Трудность в том, что с предска-
заниями дела у них обстоят не очень хорошо, и по-настоя-
щему серьезные вещи они спрогнозировать не могут. Люди
об этом подозревают, но все-таки им верят. Почему, соб-
ственно, экономистам так не везет? И может ли положение
когда-нибудь измениться?
В Древней Греции истина долгое время находилась
в сфере ответственности поэтов. Эпосы Гомера «Илиада»
и «Одиссея» были одними из многих источников возмож-
ных ответов на вопросы: что такое человек? что собой
представляют боги? откуда взялись наши законы и почему
они такие? Поведение персонажей данных историй и поэ-
тическая интерпретация их поступков в значительной сте-
пени определяли общее мнение о богах, людях и их взаи-
моотношениях. С приходом Фалеса поиск истины перешел
в ведение философов, а после Аристотеля — ученых. Тем
не менее поэтические и прозаические повествования еще
4 Comte A. Cours de philosophie positive. P. 28.
5 МизесЛ. Человеческая деятельность. С. 817.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 14 НОСИТЕЛИ ИСТИНЫ
475
на протяжении тысячелетий сохраняли авторитет в вопросе
объяснения мира — вплоть до XX века. В Чехословакии времен
Первой республики (1918-1938) самые популярные газеты
публиковали стихотворения и рассказы, а их авторы имели
реальное влияние на формирование общественного мнения.
Но сегодня, похоже, такие понятия, как ненаучностъ, субъек-
тивность или повествование, стали почти ругательствами,
которыми мы очень быстро списываем со счетов значитель-
ную часть возможных представлений о реальности. Нынче
привилегированное положение среди интерпретаторов дей-
ствительности занимают экономисты. Почему?
Последний по времени экономический кризис показал,
что экономисты предсказывать будущее попросту не умеют.
Им не удалось предугадать его приход и размах. Несмотря
на то что такие сбои случаются у экономистов достаточно
часто, их по-прежнему вынуждают делать предсказания или
они сами настойчиво продолжают их выдавать — в отличие
от представителей других общественных наук. Социологи,
политологи, юристы, психологи или философы не очень-то
спешат выступать в роли провидцев, в лучшем случае они
предлагают некое свое видение. Почему бы и экономике
не быть столь же сдержанной? Почему она с (не)точностью
до десятой доли процента дает оценки роста (падения) ВВП,
инфляции, безработицы и цен на квартиры? Во-первых, такие
прогнозы служат формированию спроса; во-вторых, эко-
номика демонстрирует заметные усилия, чтобы как можно
больше быть похожей на физику, точную науку о неодушев-
ленных объектах, которая, вероятно, ближе всех подошла
к предсказанию будущего.
Мы часто не можем объяснить прошлое, а хотим опи-
сать грядущее. Философ Карл Поппер в своей книге «Нищета
историцизма» приходит к выводу, что объяснить причины
оставшихся в прошлом событий практически невозможно,
точнее, их «толкований» может быть сколько угодно. За
иллюстрацией ходить далеко не надо: экономисты, к при-
меру, и по сей день не сошлись во мнениях о причинах
ТОРЛШ СЕДЛЬЧЕК ЗКОНОЦИКА ДОБРА И ЗЛА
476
Великой депрессии 1929 года; впрочем, нет единого ответа
и на вопрос, почему она закончилась. Хотя сегодняшний
кризис мы испытали на собственной шкуре, нам все равно
не удалось понять, почему он произошел.
Прогнозы и самоаннулирующиеся пророчества
Первая большая — и вполне очевидная — трудность в том,
что невозможно предвидеть непредвидимое. Здесь прямое
противоречие. Если бы можно было заранее знать события
будущего, то оно не было бы непредсказуемым. Вниматель-
ные свидетели происходящего (неважно, экономисты они
или физики) могут выявить тренд и экстраполировать его.
Но сами события, то, что произойдет в жизни, мы предска-
зать не в состоянии. На основе некой придуманной нами
модели мы можем лишь предположить, что будет, но мир
вокруг нас — это не модель.
Для предвосхищения будущего у нас есть волшебное
заклинание: мы каждый раз произносим ceteris paribus, что
означает «при прочих равных условиях» или, по-другому,
«исходя из предположения, что ничего не изменится». Кроме
того, что это звучит как абракадабра, мы должны признать,
что реальность имеет тенденцию не быть ceteris paribus.
Вполне возможна ситуация, когда сотни тысяч экономис-
тов отслеживают влияние ошибочных параметров, а тем
немногим из них, кто указывает на релевантные величины,
никто не верит.
Более того, любой настоящий пророк несет с собой
свое проклятие. Вспомним лишь о не желающем пророчест-
вовать библейском Ионе, которого бросили в море, где его
проглотил кит. По велению Бога кит выплюнул Иону на берег
через три дня и три ночи, и провидец пошел в город Нине-
вия, которому должен был предсказать гибель. Он неохотно
предрек городу темное будущее. Но — внимание — люди
приняли его предупреждение близко к сердцу (кто бы мог
подумать?) и покаялись. История имела счастливый конец
для всех, но только не для Ионы: ничего ведь не случилось!
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 14 НОСИТЕЛИ ИСТИНЫ
477
Как раз потому, что информация, принесенная им, была
достоверна и люди ее учли, провозвестие не исполнилось,
город избежал уничтожения. И Иона чувствовал себя как
царь помешанных. Суть истории понятна: мы всегда недо-
оцениваем действительно хороших пророков.
Почему так происходит, прекрасно объясняет Нас-
сим Талеб в книге «Черный лебедь»: если бы кто-нибудь
в 2001 году был настолько хорошим аналитиком междуна-
родных отношений и экспертом по терроризму, что смог бы
предугадать тип подготавливаемого на США нападения и,
более того, разработать эффективные меры превентивной
защиты и убедить в их необходимости свое руководство, что
бы тогда было? Ничего, так как предоставленная им инфор-
мация позволила бы избежать исполнения предсказания.
А любезный наш (истинный) пророк в лучшем случае канул
бы в безвестность. В худшем — вошел бы в историю как раз-
жигатель войны, пессимист и самый бесполезный регулятор
всех времен. Ведь из-за него мы, с целью обеспечения без-
опасности полетов, должны были бы много лет разуваться
в аэропортах и проходить крайне унизительный контроль.
Принцип «самоаннулирующегося пророчества» в том,
что если оно «истинно», то чаще всего не исполняется. Если
мы способны проблему предвидеть, то она вообще не должна
возникнуть. Этот принцип полностью противоположен
известной из общественных наук концепции «самоиспол-
няющегося пророчества». Но фокус в том, что мы никогда
не знаем, какой из этих двух принципов возобладает. Иногда
предупреждение приносит с собой то, от чего оно предостере-
гало, а иногда, наоборот, до его исполнения дело не доходит.
Если кто-нибудь, заслуживающий доверия, начнет в спокой-
ное время кричать «кризис, кризис!», то он может вызвать
психологический эффект снежного кома и тем самым спо-
собствовать приходу кризиса. Или наоборот, предотвратит
его тем, что обратит внимание на происходящее, и люди
изменят свое поведение. Проблема в том, что заранее неиз-
вестно, с каким из этих пророчеств мы имеем дело.
ТОМЛЩ СЕДЛАЧЕК ^ЭКОНОМИКА Л О БРА И ЗЛА
Если речь зашла о провидцах, то вполне вероятно, что
будущего не знает и Сам Бог, иначе теологи не спорили бы
об этом по сей день. Похоже, самым правдоподобным явля-
ется вывод Альфреда Уайтхеда, одного из самых известных
философов и теологов (а также математиков) прошлого века,
по словам которого будущее попросту радикально открыто,
в том числе и для Бога. Если бы Он знал, что Адам и Ева
отведают запретный фрукт, с чего бы Ему гневаться? Проро-
чества Ветхого Завета были не детерминистическим взгля-
дом в будущее, а скорее предупреждением и стратегичес-
ким вариантом возможного развития событий, требующим
прежде всего определенной реакции их участников. Если
она была правильная, пророчество не исполнялось. Таким
образом, будущее не может быть ни onmu-мистическим, ни
иессп-мистическим, а только мистическим.
Блеск и нищета футуризма
Если бы мы действительно могли знать будущее, захотели бы
мы его знать? Полюбили бы мы кого-нибудь, если бы точно
знали, что через несколько лет будем его или ее ненави-
деть? Разве мы не должны быть благодарны неизвестности
за многое из того, что с нами происходит? Вспоминается
прекрасная сцена из романа Дугласа Адамса «Автостопом
по галактике», когда философы вышли на забастовку, так
как гениальный компьютер должен был скоро и однозначно
решить проблемы «жизни, Вселенной и всего остального»,
и мыслители начали бояться, что потеряют работу.
Аналогично дело обстоит и с неопределенностью. Разве
существовали бы биржи, если бы люди заранее знали, что
будет с ценами? Сколько денег (как много миллиардов дол-
ларов) было инвестировано в исследования будущей дина-
мики цен на нефть? Кто угадает, будет богат. Несмотря на
это, «попадание в яблочко» остается простой случайностью.
Разумеется, каждый желает знать, какая лошадь при-
дет первая. Но если бы это было известно, то ипподром
можно было бы тотчас закрыть. Мы часто недовольны тем,
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 14 НОСИТЕЛИ ИСТИНЫ
479
что будущее от нас закрыто, но именно благодаря этому мы
переживаем много прекрасных моментов.
Очевидно, что ничего хорошего в знании грядущего
нет. Не лучше было бы оставить будущее будущему и сосре-
доточиться на том, что «здесь и сейчас»? Ни в коем случае!
Мысли о завтрашнем дне есть conditio sine qua поп человечес-
кого бытия. Без будущего жизнь не имеет смысла. Без него
смысла не имеет и настоящее. Как пишет один из крупней-
ших чешских философов Ладислав Гейданек, «взгляд вперед,
в ближайшее и самое отдаленное будущее необходим для
правильного видения настоящего, чей истинный смысл про-
является в контекстах приходящих и только ожидаемых»1.
Если мы хотим понять сегодняшний день, то необходимо
заглянуть как в прошлое, так и в будущее, — сам по себе он
никакого смысла не имеет.
Мы сталкиваемся с радикально открытым будущим
и пытаемся как-то решать свои судьбы. Апостолы непре-
рывного роста и пророки экономического Армагеддона
располагают одной и той же статистикой. Одним экспертам,
в соответствии с их природой, она дает надежду, у других же,
наоборот, ее отнимает.
Теория когнитивной сети:
континуум разума и чувства
Разногласий между разумом и чувствами
в действительности почти нет.
Яна Хеффернанова2
Для меня всегда было загадкой, почему некоторые наши пси-
хические процессы мы приписываем эмоциям, а другие —
разуму. А не лежит ли в их основе один и тот же принцип?
Существует ли способ перебросить (воображаемый) мост
1 Hejdanek L. Basnfk a Slovo. Р. 57.
2 Heffernanova J. Tajemstvi dvou partnerii. P. 61.
ТОМЛШ СЕДЛМАЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
480
через пропасть между рассудком и чувствами? Как прео-
долеть противоречие между субъективным восприятием
и объективными фактами? Как, наконец, примирить рели-
гию, веру и мифы, с одной стороны, и науку, доказательства
и парадигмы — с другой?
Первым шагом нашей заключительной медитации
(придерживаясь терминологии Декарта) будет отказ от пред-
ставления о существовании четкой дуалистической границы
между рациональным и эмоциональным. Оставим в покое
рассуждения Юма о том, является ли разум рабом эмоций
или наоборот. Лучше попытаемся переосмыслить концеп-
цию homo oeconomicus, чья беспрерывная максимизация
полезности ведет к постоянной рациональной оптимизации.
Вернемся к homo sapiens.
Может ли существовать система, в которой разум
не противоречит ощущениям, чувствам и эмоциям, — еди-
ная конструкция, континуум, где все компоненты нужны
друг другу и дополняют друг друга? Ведь в действительности
не существует чистого восприятия, восприятия без рамок,
установленных разумом и абстрактным мышлением, так
же как не существует рациональной конструкции без пер-
цептивного импульса. Все представляет собой лишь части
единого рационально-эмоционального континуума. Раз-
личие же между рациональными частями и их перцептив-
ными двойниками заключается в степени засвидетельство-
ванной рекурсивности, то есть в некоем эмпирическом или
общественном подтверждении данного ощущения. Новые,
оригинальные и нетривиально классифицируемые чувства
представляются нам «мягкими» эмоциями, в то время как
успешно засвидетельствованные (обществом) предстают
перед нами как рациональные конструкции. А что, если
«разум» — это всего лишь «затвердевшая» повторяющаяся
эмоция, а эмоция — всего лишь «мягкое», или «молодое»,
рациональное размышление? Между этими двумя край-
ностями лежит целый ряд переходных «затвердевающих»
и «стареющих» рационально-эмоциональных ощущений, то
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 14 НОСИТЕЛИ ИСТИНЫ
481
есть точно определить, является ли реакция эмоциональной
или рациональной, просто невозможно. Так как новые ощу-
щения крайне субъективны и для многих из них у нас еще
нет названий, то мы можем сомневаться в эмоциональной
реакции как пока еще неустойчивой и плохо взаимодействую-
щей со всеми остальными элементами системы.
Со временем опыт «объективизируется» (если неод-
нократно воспринимается большим количеством людей)
и становится частью чего-то, считающегося стабильным
и объективным. В ранних культурах, когда общественно
признанных рекурсивных, то есть затвердевших, эмоций
было мало, это противоречие не было столь заметным, как
сегодня, когда человечество уже убедило себя в истинности
лишь определенных историй и концепций.
Возьмем крайний случай — математику как общепри-
знанную вершину рациональности (не имеющую де-факто
никакого эмпирического содержания, так как математика,
в конце концов, представляет собой систему чисто абстракт-
ных символов; свою реальную привязку к действительности
она ищет лишь ex post, в применении, — например, в эконо-
мике или в арифметике). В момент нашего первого столк-
новения с уравнением факт, что один плюс один равняется
двум, был для нас таким же эмоционально необоснован-
ным и непонятным, как и любое другое новое ощущение.
Даже математика первоначально была лишь эмоцией. И ей
мы должны были учиться (как это делают младшеклассники
по сей день). Только благодаря постоянному повторению
и успешной общественной верификации вышеуказанного
факта (что один плюс один действительно и всегда равня-
ется двум) данная эмоция постепенно твердела, пока не пре-
вратилась в прочную и надежную, не требующую повторной
проверки конструкцию, которой мы научились безопасно
пользоваться. Эмоциональное восприятие за счет повторяю-
щегося подтверждения «закалилось», стало рациональным.
Благодаря данной (полезной) абстракции концепция
двух единиц, знака «плюс», цифры «два» и знака «равно»
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
482
получила реальный смысл. Но мир сам по себе таких терми-
нов не знает, их как таковых в нем нет (так же, как в нем нет
никаких других абстракций). Никто из нас собственно чисел
«один» или «два» в природе не видел. Мы могли видеть два
яблока или две груши. Эти два набора кроме всего прочего
объединяет числовой знак «два». Но никакая двойка сама по
себе в мире не существует. Это тем более справедливо, если
говорить о других математических символах (число «минус
два», например). Нам необходимо понять смысл таких услов-
ных обозначений, научиться правилам обращения с ними
и не забывать, что мы имеем дело всего лишь с символами.
На самом деле импульсы реального мира мы восприни-
маем в терминах абстрактных единиц, знаков умножения
или равенства (число груш и яблок и их общее количество).
Воспринимающий субъект создает интерпретационные
рамки (в нашем примере — математические), через которые
смотрит на белый свет, с помощью которых упрощает мир
и считает даже, что так его можно понять. Следовательно,
рациональность — это затвердевшие эмоции.
На противоположном полюсе опыта находится нечто
совершенно конкретное, исключительное и субъективное.
К примеру, пылкая любовь или дружба. В первый момент
мы даже не можем классифицировать эти сильные эмо-
ции, так как переживаем нечто совершенно новое и от всего
отличающееся, для чего у нас буквально нет слов: испыты-
вая глубокие чувства, мы теряем дар речи. (Слова возможны
лишь в общественной системе, состоящей не менее чем из
двух человек, убедившихся, что переживания каждого из
них по одинаковому поводу сходны. Точнее, аналогичны
их реакции на пережитое. Слова не возникают на основе
единичного субъективного опыта.) Только позднее мы
находим в наших ощущениях элементы, о которых мы уже
слышали или читали. И тогда мы готовы (или вынуждены)
довести обобщение нашего индивидуального и неповто-
римого переживания до уровня существующего термина,
с которым сталкивались и другие члены общества. Ни одна
483
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 14 НОСИТЕЛИ ИСТИНЫ
любовь и ни одна дружба не похожи друг на друга; все субъ-
екты, испытывающие такие чувства, воспринимают и ощу-
щают их по-разному. Тем не менее если чувства людей нахо-
дятся в гармонии с эмоциями других членов общества, то
каждый сможет для своего душевного порыва подобрать
абстрактные слова, выражающие что-то очень похожее.
Субъективное переживание, таким образом, округляется
до ближайшего, общего для всего социума словесного зна-
менателя. Хотя ни один заход солнца не похож на другой
и каждый исключителен, свое восприятие мы способны
обозначить единым термином, выражающим все наблюдае-
мые людьми закаты. Частота происходящего события вместе
с потребностью обсудить впечатление от него формируют
в определенных отношениях (никогда во всех!) повторяю-
щийся опыт, получающий собственное имя и становящийся
абстрактным понятием. То есть чем-то утвердившимся, чем
можно оперировать. Дело доходит до абстрактного (так как
речь идет о языке) и объективного округления единичного
субъективного переживания. Наш язык есть не что иное,
как «лингвистическое округление» субъективных эмоций
до ближайшего возможного понятия.
И даже такие сильные душевные ощущения, как любовь
или дружба, со временем, после их многократного опытного
подтверждения, становятся в какой-то степени автомати-
ческими. Затвердевают в рациональной форме. Экономист
в данном случае мог бы говорить об инфляции пережива-
ния, в результате которой те же самые раздражители уже
не «пронзают сердце» так, как в своей исходной, девственной
форме. На место эмоции пришла рациональная уверенность,
на которую можно опереться. Затвердевшая любовь не хуже
и не лучше, чем молодая любовь. Это просто другая любовь,
показывающая свою рациональную сущность.
Эмоция — это молодое переживание, еще не нашед-
шее свою рациональную форму (что, возможно, произой-
дет позднее). Это нечто, рождающееся из бессознательного
восприятия и в исходный момент времени не существующее,
/ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
*841
так как для такого переживания нам пока не подобрать
соответствующий абстрактный термин; только позднее оно
становится тем, что мы можем классифицировать, с чем
у нас есть взаимосвязь и чем мы уже способны опериро-
вать. Из таких ощущений в сознании (индивидуума или
общества) возникает общепринятая картина мира, прядется
ткань реальности. Из хаоса безымянных однородных явле-
ний рождается порядок, выражающийся в повторяющихся
характеристиках (определяемых как разумные или хотя бы
полагаемых за таковые).
А что, если разум и чувство имеют одинаковую основу
(праэлемент)? Что, если они представляют собой два полюса
одного и того же континуума? Вот как об этом пишет пси-
холог Яна Хеффернанова:
Разногласий между разумом и чувствами в действительности почти
нет; все наши речи содержат в себе не только рациональную аргу-
ментацию, но и эмоциональный заряд; за любым самым разумным
высказыванием скрываются какие-то убеждения, позитивно или
негативно окрашенное настроение, скрытое желание... В нашей
повседневной жизни одна эмоция обычно противостоит другой,
к примеру страх против сострадания, когда страх или отсутствие
сострадания маскируются, объясняются или оправдываются как
чувства разумные, правильные и единственно возможные1.
Многие мыслители различают эмоции устойчивые и неустой-
чивые. Первые часто бывают настолько стабильны, что их
принимают за разум, создавая тем самым путаницу. Эконо-
мический интерес к собственной выгоде, например, кажется
явлением совершенно рациональным, хотя речь идет лишь
об устойчивой эмоции. Иначе говоря, хотя Библия и пред-
упреждает об опасности любви к деньгам, но речь в первую
очередь идет все-таки о любви, то есть об эмоции (более того,
об эмоции весьма позитивной), причем еще и par excellence
(любовь!). Такую форму любви мы, безусловно, можем считать
1 Heffernanova J. Tajemstvi dvou partnem. P. 61.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 14 НОСИТЕЛИ ИСТИНЫ
485
ошибочной или недостойной человека — но любовь остается
любовью1.
Хвала ошибкам
There is a crack in everything, that’s how the light gets in.
Leonard Cohen. «Anthem»1 2
Разум и эмоции (старые и новые ощущения) противоречат
друг другу довольно редко. До конфликта доходит, когда
новые (незакрепившиеся, непонятые, в рамки не поставлен-
ные) переживания сталкиваются со старыми (затвердевшими
и понятными). Если новое ощущение остается неопознанным,
с трудом различимым или вовсе (для подсознания) незамет-
ным, а вызвавшее его обстоятельство продолжает повто-
ряться, и с помощью существующих интерпретационных
рамок мы не способны объяснить возникающее чувство, то
могут произойти две вещи. Либо наша когнитивная система
своим давлением (сознательным или подсознательным)
доведет его до состояния некой резидуальной аномалии3,
о которой нам (подсознательно) известно, но мы не готовы,
не вынуждены, не способны включить такое ощущение в свою
познавательную систему (или уделять внимание этим откло-
нениям), либо она подавит его на онтологическом уровне
до такой степени, что мы просто перестанем замечать, что
1 «Есть только два зла — или два главных зла, — воюющих с душой:
покинувшая сердце любовь к свету этому и чрезмерное себялю-
бие (1 Пет. 2:11)» (Bernard z Clairvaux. Kazani na Pisen pisni. P. 211).
Полезно помнить, что даже если мы боремся с (главным) злом, то
речь все равно идет о любви (так же как в случае любви к деньгам,
считающейся в Новом Завете за «корень всех зол», 1 Тим. 6:10).
2 «Всегда остается щелочка, через которую и проникает свет» (Ле-
онард Коэн. «Гимн»), - Примеч. ред.
з Так, как это происходит в трилогии «Матрица»: вначале Сион есть
не что иное, как аномалия, малая, необъяснимая резидуа, не впи-
сывающаяся в детерминистические уравнения; это мусор матрич-
ной реальности, с которым сама Матрица справиться не может
и потому перемещает его в другой мир.
TOtAMU СЕД.ЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И
486
оно как-то «не соответствует» существующей реальности.
Но возможен и третий вариант, при котором такие «ошибки»
разобьют старую систему.
Небольшие погрешности (наблюдения, не вписываю-
щиеся в обычные рамки, или отклонения от ожидаемого) ино-
гда способны раскрыть несовершенство теории и полностью
ее опровергнуть. Это как раз те самые «глюки в Матрице»,
которые разоблачают воображаемую лжематричную кон-
струкцию нашего научного мировоззрения. К примеру, слу-
чилось так, что в конце XIX века при наблюдении за орби-
той Меркурия в его движении были обнаружены небольшие
отклонения, противоречащие концепции Ньютона. Про-
блема была решена в 1915 году с помощью общей теории
относительности Эйнштейна, которая смогла эти мелкие
несоответствия объяснить и в конечном счете ньютонов-
скую систему заменила.
Модель есть не что иное, как история (или, по словам
математика и экономиста Вайнтрауба, автобиография)4,
и через ошибки в текущих (без их учета вполне работающих)
моделях и абстракциях мы находим дорогу к новым повест-
вованиям. Резидуи, не вписывающиеся в уравнения имею-
щихся теорий, могут указывать путь к новым горизонтам.
Ученый, таким образом, должен был бы не округлять свои
ошибки, а наоборот, обращать на них большее внимание, так
как именно в них можно найти зародыш совершенно новой
(лучшей) аксиоматической системы. То же самое верно и для
личной жизни.
Резидуи (как названные, так и неосознанные) соз-
дают в научном познании (и в человеческой psyche) некую
шизофреническую диалектику. Невозможность свести пере-
живания воедино может вызвать в человеке расщепление
личности. На определенном уровне это необходимо, так
как каждая ситуация в жизни требует применения разных
4 «Как однажды написал Джеймс Олни, цитируя Поля Валери: “Лю-
бая теория есть автобиография”» (Weintraub R. Е. How Economics
Became a Mathematical Science. P. 6).
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 14 НОСИТЕЛИ ИСТИНЫ
487
парадигматических систем. И ни для кого не секрет, что они,
как правило, несовместимы. В каждой из таких чередую-
щихся через короткие интервалы времени жизненных ролей
мы должны применять различные представления о самих
себе («я»-концепции) и о мире1. Точно так же дело обстоит
и в науке. Ни одна экономическая модель не может приме-
няться во всех ситуациях. Если противоречие оказывается
аксиоматическим, создается новая школа. Вновь возникшее
учение, в свою очередь, имеет возможность опровергнуть
существующее и утвердиться в качестве основной интер-
претационной рамки.
Мертвый мир и мир живых
Математика подходит для изучения окружающего мира
лишь в той мере, в какой мы осознаем ее пределы. Объекты
математического исследования мы прежде всего должны
«убить», вынуть из них душу. Как говорит Роберт Нельсон,
«в последние годы экономисты начали понимать, что ста-
тический мир имеет мало общего с сутью какой-либо эко-
номической ситуации в реальном мире»1 2.
Сёрен Кьеркегор писал: «Бытие выходит за рамки
логики»3. Именно стремление моделировать реальность как
бы убеждало нас в существовании двух миров. Первый мы
пытаемся понять через абстрактные (и, значит, нереальные)
1 Если человеческая психика абсорбирует (или вынуждена абсор-
бировать) слишком большое количество непоследовательных,
не связанных между собой наблюдений, которые не может объ-
яснить или свести в единое целое, она защищает себя тем, что
создает две личности или два мира, реагирующих по-разному (да
и являющихся, по сути, разными!) в каждой конкретной ситуа-
ции. Контраст ролей становится настолько радикальным, что они
перестают быть устойчивыми и простого чередования ролей уже
недостаточно, поэтому в качестве защиты необходима перемена
самих личностей.
2 Nelson R. Н. Economics as Religion. Р. 58.
з Soren Kierkegaard’s Journals and Papers, 1054; цит. no: Mini P. V.
Philosophy and Economics. P. 211. Возможно, он думал о том же са-
мом, что пытался показать Витгенштейн.
488
модели, второй — эмпирический, настоящий, an sich, его
невозможно смоделировать (так как он живой и подлин-
ный, то с ним нельзя обращаться как с нашими воображае-
мыми конструкциями). Подобное противоречие находит
свое отражение и в экономике. Существуют экономические
модели, пытающиеся описать поведение индивидуума или
всего общества, в которых все прекрасно сходится, но они
обычно исходят из нереалистических предположений или
ведут к неприменимым на практике выводам. Чаще всего
происходит и то, и другое.
Фриц Махлуп знал эту проблему во всей ее остроте:
«Экономическая наука — это система априорных истин, про-
дукт чистого разума, точная наука, добивающаяся, чтобы ее
законы были такими же универсальными, как и законы мате-
матики; это аксиоматическая дисциплина, система чистых
дедукций из ряда постулатов, не допускающая никаких
эмпирических проверок или опровержений»4. Пьеро Мини
идет еще дальше и такому абстрактному научному миру
дает следующее определение: «Весь мир идей как таковой
есть мир мертвый»5.
Понять научно можно лишь нечто статичное, неспон-
танное, предсказуемое, то есть неодушевленное. Такова цена,
которую Декарт, а с ним и все ученые должны заплатить за
точность. В угоду научной четкости и элегантности из науки
уходит жизнь. Заменой ей могут быть логика и абстракции,
действующие в своем собственном мире. Как будто бы все,
что нельзя выразить математически, утратило право на
подлинное (научное/эмпирическое) существование. В том
же мертвом мире функционирует и математика, так же как
механика, причинность и все наши (внутренне непротиво-
речивые) конструкции. Абстрактные модели могут быть эле-
гантны и способны сочетаться между собой. Но они также
могут быть очень далеки от реального мира живых.
4 Caldwell В. J. Beyond Positivism. Р. 140.
5 Mini Р. V. Philosophy and Economics. P. 213.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 14 НОСИТЕЛИ ИСТИНЫ
489
Экономика, к примеру, делает миру анастезию упомяну-
тым ранее заклинанием ceteris paribus, отключающим модели
от реальности. В таком искусственном мире мы можем соз-
давать произвольные конструкции. На трюк с ceteris paribus
в конце концов обратил внимание и Фрэнсис Хатчесон, счи-
тавший, что речь идет об одном из двух главных способов,
которыми экономика препятствует эмпирической проверке
(второй — это уже упомянутый отрыв логико-дедуктивных
моделей от эмпирического содержания). Так как в реальном
мире ceteris совсем не paribus, то у экономистов есть огром-
ный простор для фантазирования, реальность их в этом
никак не ограничивает и не стоит на пути их воображения1.
Средневековье кишело ангелами, танцующими на
булавочной головке; нашим временем завладела оптимиза-
ция на основе анализа предельных величин. В таком свете
средневековая дискуссия о количестве ангелов на булавоч-
ной головке кажется более реалистичной хотя бы потому,
что, в отличие от таинственных терминов экономики, була-
вочную головку и ангела представить себе может каждый.
Тем не менее оба способа теоретизирования эмпирически
непроверяемы и за пределами своего собственного дискурса
бессмысленны и неприменимы. Они содержательны, лишь
будучи замкнутыми в своей собственной вселенной.
Молчание живых и мир 65-го поля
Во втором мире, где есть жизнь, наука молчит. Лучше всего
это выражено в последнем, ставшим кульминацией всего
«Трактата» Витгенштейна предложении: «О чем нельзя гово-
рить, о том должно умолкнуть»1 2. Великий философ и логик
приходит к парадоксу о бесчувственности (но не бессмыс-
ленности!) моделей. Они являются бессодержательными,
но полезными лесами, по которым мы и взбираемся. Проб-
лемы мироздания показывают, но сформулировать их
1 См.: Caldwell В. J. Beyond Positivism. Р. 114.
2 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. § 7.
ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
2
I
490
не позволяют; не допускают никаких вопросов и уж тем более
не дают никаких ответов. Реальный мир живых абстрактно
понять нельзя. Не существует модели, которая смогла бы
вместить в себя его «неумытость» и «непричесанность» во
всей их живой сложности.
На шахматной доске шестьдесят четыре клетки. Они
черные и белые, любое движение по ним определяют строго
заданные правила. Фактически всю последовательность игры
можно восстановить и ретроспективно, остановив время, один
и тот же ход повторять до изнеможения, — в шахматах мы раз-
бираемся, правила выдумали сами. Играя в них, мои друзья
отставляют пиво и вино на ближайший столик, про который
говорят, что это шестьдесят пятое поле. И скоро оно становится
целым миром вне шахматной доски. Напрашивается анало-
гия с аналитическим подходом. Мы можем хорошо объяснить
и, с разделением на черное и белое, проанализировать нами
самими придуманную шахматную доску, но ведь главное про-
исходит на самом большом поле, на шестьдесят пятой клетке.
В конце концов, именно там находятся все игроки.
Вещи, о которых мы не способны (научно или аналити-
чески) говорить и мимо которых следует скромно, в молчании
пройти, вопиют к нам как самые важные вещи, о которых мы
на самом деле хотим и должны говорить3. Некоторые сферы
жизни (возможно, самые главные) аналитическая наука (если
она честна) должна миновать в молчании. Большая часть
наших жизненных (а часто и научных) интересов лежит как
раз на том самом шестьдесят пятом поле. И потому давать
однозначные (научные) ответы на реальные вопросы труд-
нее, чем кажется.
Горе экономики в том, что она живет в состоянии свое-
образной шизофрении. Теоретизирующий экономист дол-
жен забыть о мире реальном (он должен грезить, подобно
3 «Многие из окружения Витгенштейна, правда, не понимали, что
он вовсе не считает невыразимое словами вздором. Наоборот, то,
о чем мы не смогли сказать, бывает самым важным» (Edmonds D.,
Eidinow J. Wittgenstein's Poker. P. 163).
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 14 НОСИТЕЛИ ИСТИНЫ
491
Декарту), иначе ему в своих моделях далеко не продвинуться. ч
Наградой бывают выводы такие же абстрактные и непримени- *
мые, как сами модели. А когда экономист рассуждает о прак- -
тической экономике, о хозяйственной политике, например, к
он должен забыть о большинстве моделей (на практике они *
ни к чему), отбросить ненужный сложный теоретический х
аппарат и говорить исходя из опыта1. о
А теперь последний вывод для экономистов из этой °
книги: экономисты должны быть скромными: нужно сми- 1,1
риться с тем, что не мы экономику выдумали и не мы ее
строим. Как я пытался показать, хозяйственная жизнь суще-
ствовала намного раньше, чем появилась наука о ней, и пред-
ставляет собой нечто такое же архетипическое, первичное,
исходное, как само человечество. Мы не архитекторы эконо-
мики, мы только (более или менее опытные) путешествен-
ники, со священным трепетом созерцающие поразительный
и грандиозный древний город. Такое наблюдение подобно
разглядыванию циферблата часов и попыткам выяснить
принцип действия спрятанного внутри механизма. Через
некоторое время мы бы смогли предсказать, где будут стрелки
в любой момент в будущем. Но если бы такие часы увидел
инопланетянин или человек, не знающий, как они работают,
то он мог бы для объяснения движения стрелок создать какое
угодно количество теорий. Из них на основе имеющихся
методов и академических споров была бы выбрана наилуч-
шая, исходя либо из критерия математической элегантности,
простоты, достоверности, политической уместности, либо
из врожденного представления о том, как такой механизм
должен функционировать, и так далее. При этом вызывает
большое сомнение, что теория, объяснившая ход часов слож-
ностью связи пружин и многих разных колесиков, в таком 2
состязании оказалась бы победителем. £
Истина откроется, лишь когда часы сломаются и воз- й
никнет необходимость в их починке: именно в тот момент в
1 См.: Mini Р. V. Philosophy and Economics. Р. 16.
492
мы осознаем, действительно ли понимаем, как устроен их
механизм. Экономисты не только не могут починить часы,
переставшие работать так, как сами ученые себе это пред-
ставляют, но даже не способны между собой договориться,
как привести их в надлежащее рабочее состояние.
Но можно ли исследовать скрытый принцип действия,
если у нас нет возможности заглянуть непосредственно
внутрь механизма? Словно непонимающие студенты,
мы вечно будем смиренно стоять перед не нами создан-
ным живым механизмом, перед этим чудом, называемым
рыночной экономикой, и надеяться, что он не остановится.
И все происходит так же, как с Пражским орлоем, который,
согласно легенде, не может починить ни один часовщик,
кроме создавшего его мастера Гануша. Экономисты знают
только, как комментировать экономику и регулировать ее,
пока все функционирует хорошо.
Экономика прекрасна
Во времена, когда экономика на подъеме, нет оснований
сомневаться в способностях экономической науки. Но разве
это заслуга доктора, что ребенок растет? Врач, безусловно,
может поспособствовать теми или иными советами, но если
малыш практически здоров, вы не сможете отличить плохого
специалиста от грамотного. Хорошего лекаря (или эконо-
миста) вы лучше всего распознаете во время болезни, кризиса.
Об экономике иногда говорят (чаще всего люди, ею
занимающиеся), что она — королева общественных наук. Еще
пару лет назад мы были так зачарованы прогрессом мирового
хозяйства, что совершенно забыли, как она беспомощна во
время кризиса. Модели в этот период перестают функциони-
ровать. Похоже, они хорошо работают, когда работают, и не
работают, когда не работают... И как с этим быть?2
2 Йозеф Шумпетер советует от них отойти и исходить из историчес-
кого опыта. Вся немецкая историческая школа отказывается от
абстрактных вневременных моделей и возвращается к истории
как к единственному учителю.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 14 НОСИТЕЛИ ИСТИНЫ
493
В кризисные времена, когда изменения резки и часты,
стандартные математические модели использовать нельзя.
При их разработке мы полагаемся на данные, собранные
в течение достаточно длительного времени, однако за вдох-
новением нам все равно приходится обращаться к истории
и воображению. Как часто человек слышит от аналитиков
фразу: «Модель нам говорит то-то, но мы думаем, что...»
Искусственное построение необходимо дополнять интуи-
цией1. И это надо признать.
Думать как экономист — полезное упражнение для
ума, равносильное игре в шахматы. Благодаря им мы учимся
мыслить стратегически, но было бы глупо утверждать, что
мир шахматной доски и перемещение фигур на ней соот-
ветствуют движениям войск и что настоящие кони скачут
буквой «Г». Более того, если человек слишком сживается
с ролью экономиста, он перестает понимать, что в жизни
можно играть не только на эгоистическо-экономической
струне. Что-то подобное, возможно, имел в виду и Шумпе-
тер, когда писал: «Всемирная история (общества, политики
и культуры), история экономики и, в частности, история раз-
вития производства не только необходимы, но, в сущности,
являются наиважнейшими для понимания нашей проблемы.
Все остальные материалы, статистические и теоретические
методы вторичны по отношению к ним, и мало того — без
них бесполезны»1 2.
Чему-то из абстрактных моделей экономист научиться
может (так же, как из шахмат), и бывают ситуации, когда
абстракция (пусть и упрощенная, и ошибочная, и внутренне
противоречивая) — это единственное, что у нас есть. Более
того, если вы такому способу рассуждений однажды научи-
лись, в дальнейшем бывает тяжело избавиться от сложив-
шегося мысленного образа. Как только вы сталкиваетесь
1 Оставим в стороне вопрос, можно ли вообще создать такие кон-
струкции без помощи интуиции.
2 Schumpeter J. Business Cycles: A Theoretical, Historical and Statistical
Analysis of the Capitalist Process. P. 20.
TOIAfcW СЕДЛЬЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
494
с подобной проблематикой, он автоматически приходит
к вам на ум. Иногда модель полезна, иногда обманчива,
но мы должны осознавать, что в обоих случаях она не опи-
сывает реальность, а лишь представляет ее рациональную
абстракцию. Речь идет о вымысле, в отдельных случаях, воз-
можно, удобном, но всегда остающемся исключительно фан-
тазией. Экономист должен отдавать себе отчет в том, что
модель — это фикция. Пусть экономист использует модели,
но он, говоря в духе Витгенштейна, должен уметь выйти за
их пределы. Он не должен доверять им (это притчи!) и погру-
жаться в них полностью. Нужно просто знать, где модели
полезны, а где нет. В противном случае экономист принесет
больше вреда, чем пользы.
Вопрос, который не дает нам покоя
Данную книгу следует понимать как постмодернистскую
критику механистического и имперского подхода эконо-
мики мейнстрима. Вместо него более полезным был бы — по
определению Фейерабенда — методологический дадаизм.
Давайте использовать идеи экономических школ в зависи-
мости от их соответствия рассматриваемым нами вопросам,
не учитывая, к какой аксиоматической системе в нашем
мировоззрении они ближе. Откажемся от усилий найти
одну «истинную» или «близкую к истинной» школу и будем
пользоваться разными учениями, исходя из их пригодности
в конкретной ситуации.
Вдохновение приходит нежданно, научных методов
пробудить его не существует, и в этом его прелесть. Наше
образование учит строгости; возможно, поэтому из процесса
познания мы исключаем такие условия, как наличие тайны,
творческий подъем, открытость музам, чувствительность
души. Все эти «инструменты» не менее важны, чем строгий
научный метод сам по себе. Без наития и воодушевления
открытия не сделать.
Ибо, как сказала Тринити в фильме «Матрица», именно
вопросы и не дают нам покоя.
ЧАСТЬ II КОЩУНСТВЕННЫЕ МЫСЛИ 14 НОСИТЕЛИ ИСТИНЫ
495
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
HICSUNT LEONES*
* Тут [водятся] львы (лат.). Так на средневековых картах обознача-
ли неведомые земли на краю ойкумены. — Примеч. пер.
49б
В гуще леса есть нежданная поляна,
выйти на нее может лишь тот, кто сбился с пути.
Поляну окружает лес, который сам себя удушает.
Тумас Транстрёмер. «Поляна»**
** Шведский поэт Тумас Транстрёмер в 2011 году получил Нобелев-
скую премию по литературе. Этими строчками начинается одно
из его самых известных стихотворений. Мы можем лишь догады-
ваться, не символизирует ли эта поляна надежды тех, кто поте-
рялся в лесу нашего времени. Ведь ответы приходят только после
вопросов и никак иначе, а найти можно только потерянное. Если
мы что-нибудь ищем (смысл), то, значит, мы обратили внимание
на утрату. У нас есть чувство, что он быть должен, но его нет. Толь-
ко ребенок не задумывается о смысле своего существования — он
у него просто есть, он им живет, его незачем искать.
497
В этой книге мы все время оглядывались по сторонам и зада-
вали вопрос о душе экономики. Есть ли такая вообще? Я поста-
рался показать, что есть. И какая она? На месте ли, или ее уже
вырвали? В чем смысл экономики и какова ее роль в мире?
В действительности вопрос не в том, функционирует
или нет рыночная экономика. По-настоящему нас интере-
сует, работает ли она так, как бы мы хотели. Дискуссия на
тему, действует ли что-либо, сама по себе бессмысленна, если
не включает в себя уточнения сути и цели существования
обсуждаемого. Только относительно них мы можем судить,
(не) происходит ли то, что происходить (не) должно. Таким
образом, вопрос функциональности рынка или его неви-
димой руки в основе своей является нормативным (как, по
нашему мнению, они должны были бы функционировать).
Тело без души: zombie oeconomicus
...Но на самом деле все еще сложнее, ведь и инструмент может
«ожить» и обрести свой собственный — к сожалению, отлич-
ный от того, какой мы в него вкладывали, — смысл жизни
и начать доминировать. Множество старых и новых историй
повествуют, как орудие стало господином. То, что должно
было служить нам, каким-то образом «наполнилось жиз-
нью», обзавелось собственной логикой и принялось работать
против нас... Лишили ли мы экономику души? После многих
лет искусственного выхолащивания ее основного содержа-
ния — этики и нормативности — мы не должны удивляться,
что иногда она ведет себя соответствующим образом: бес-
смысленно, несправедливо, самолюбиво. По крайней мере,
именно такие претензии слышны сегодня по поводу «кри-
зиса роста капитализма».
Что случится, если тело отделится от души, а душа от
тела? Из фильмов ужасов мы знаем: если разделить функ-
ционирующие только совместно и составляющие одно целое
душу и тело, то мы получим тело без души, то есть зомби,
чьи поступки уже не поддаются оценке с точки зрения нор-
мальных людей. Это существо лишено таких человеческих
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
498
качеств, как сострадание, человечность, нежность, и живет
лишь для того, чтобы питаться и размножаться (укусами, так
что размножение стало более эффективным, превратившись
в подмножество питания). Ужас всей ситуации усугубляется
тем, что в большинстве случаев когда-то близкие нам люди
(подруга, друг, родитель, ребенок, супруга или супруг) вдруг
начинают действовать против нас.
Но существуют и другие истории, предупреждающие,
что орудие может превратиться в хозяина. К примеру, совре-
менный миф «Матрица» повествует о том, как что-то, при-
званное нам служить, стало нашим господином. В конечном
счете не мы управляем механизмами, а созданные нами
же машины и технологии командуют нами. Аналогичным
образом из-под контроля выходят роботы Р. У. Р. в пьесе
Карела Чапека, или джинн в сказке о лампе Аладдина, или
Голем в красивой пражской еврейской легенде. Из новей-
ших историй вспомним, например, фильмы «Искусственный
разум» или «Я, робот», в которых роботы неожиданно начи-
нают жить своей (другой) жизнью, обретшей собственный
смысл. Подобный мотив встречается и у Милана Кундеры:
действие одной его пьесы начинает развиваться само по
себе и порабощает изначально чувствующих себя режиссе-
рами актеров. Кукловод становится марионеткой, верный
слуга — поработителем, невинная пьеса, шутка — смири-
тельной рубашкой.
Последнее поколение исследователей упорно ста-
ралось отделить вопрос добра и зла от рассматриваемых
экономикой проблем, при выборе инструментов изучения
предпочитало игнорировать ее смысл и стремилось убрать
этику из хозяйственной политики. Но сделать это, похоже,
невозможно. Если мы и дальше будем продолжать в том же
духе, то пусть из экономики мы душу до конца и не вынем,
но она может обрести свой собственный telos (смысл) и нач-
нет функционировать по-своему, а не так, как нам хотелось
бы. Нравственный вакуум заполнит иная (возможно, нече-
ловеческая) мораль.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
499
Уподобить экономику телу, а этику душе можно исходя
еще и из других соображений. Вернемся на минутку к филь-
мам ужасов. Отделив тело от души, мы получим не только
зомби (тело без души), но и духа (душу без тела). Призраки
тоже страшны, но по другим причинам: хотя они на нас
не нападают, мы боимся одного их безмолвного, нелепого,
укоряющего вида. С ними случилось что-то плохое, неспра-
ведливое, кто-то совершил над ними насилие, и теперь они
от нас чего-то хотят и поэтому все время преследуют. Итак,
если можно использовать такой образ, то душа, оторванная
от тела, сама по себе является источником страха, неким
постоянно упрекающим супер-эго, часто предъявляющим
нам неоправданно высокие требования. То же самое может
случиться с этикой (душой), если ее разлучить с экономикой
(телом): она станет нереалистичной, чересчур притязатель-
ной, будет хотеть от экономики слишком многого, больше,
чем эта наука может ей предложить.
Чтобы сохранять устойчивость, необходимо стоять на
двух ногах — иметь и душу, и тело. Не случайно рассматри-
ваемая нами дисциплина изначально была подмножеством
нравственной философии; не случайно о нравственности
и чувствах говорила (и своим названием тоже) теперь, увы,
забытая книга Адама Смита. Без них экономика хромает.
Бесценные ценности
...И как ей не хромать, если мы пытается по-бухгалтерски,
используя некие цены, учитывать то, важность чего в денеж-
ном выражении часто невозможно представить? Похоже,
в этом и есть основная трудность экономики: многие вещи
для нас значимы, но то, чем они ценны, в деньгах не изме-
рить. Так, например, вагон, реклама или пилочка для ногтей,
безусловно, имеют свою стоимость и цену в некой валюте
(для их оценки существует рынок). Денежного выражения
стоимости других вещей — для нас драгоценных (дружба,
улыбка ребенка, чистый воздух) — не существует (для них
нет рынка, они неконвертируемы). Часто практикуемое
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЦКА ДОБРА И
500
в экономике противопоставление ценностей, имеющих цену
и бесценных, заставляет ее не только хромать, но иногда
приводит даже к разрушительным последствиям.
С незапамятных времен твердое убивает мягкое, зем-
леделец и кузнец Каин лишает жизни «легкого, как ветерок»
Авеля, агент Смит (кузнец) все время хочет уничтожить Нео
(Нео убегает, отбивается, но наносить вред преследователю
не желает). Мягкое надо защищать от твердого. Этот посыл
важен и в экономике. Так, к примеру, у щитовой рекламы
есть и ценность, и цена, в то время как прекрасный пейзаж
(который она может заслонить) имеет лишь ценность. И что
же делать? Как найти равновесие? Справиться с этой пробле-
мой можно тремя способами. Первый — постараться найти
денежное выражение ценности закрываемой перспективы.
В конце концов, как раз в таком духе и пытаются рассуждать
некоторые представители мейнстрима экономики («цена»
чистого воздуха приближается к стоимости разрешения на
выброс СО2 и т. д.). Вторая возможность — попросту не пускать
сюда рынок, в красивых местах щитовую рекламу запретить,
как запрещено в городских парках строить заводы. А третья
возможность — в смягчении точных цифр, когда цена такого
«двигателя торговли» остается неопределенной.
Темная комната и симуляция уверенности
Если мы находимся в ситуации полной неопределенности,
стоит ли симулировать уверенность? Другими словами, могут
ли быть опасны точные предсказания будущего? Представим
себе, что мы в помещении, где погас свет и стало так темно,
что хоть глаз выколи, и никто не знает, где двери. И вдруг вы
слышите кого-то, исключительно авторитетно заявляющего:
«Я знаю, где двери, знаю точно, следуйте за мной, идите на
мой голос!» Если люди этим словам поверят и действительно
изо всех сил на голос побегут, может случиться, что они нат-
кнутся на стену или еще хуже — выпадут в окно. А что бы
было, если бы никто предсказания не сделал? Все встали бы
на четвереньки и медленно, на ощупь начали бы обследовать
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
501
помещение, пока не нашли бы двери. Да, не самый быстрый
метод, зато никто не сломает себе нос и не разобьет вазу.
Я думаю, что именно такого движения наощупь, такой
неуверенности нам и не хватает. Симуляция уверенности —
вещь слишком небезопасная. Мы очень быстро бежали в тем-
ноте, думая, что исключили риск и застраховались от всего
неожиданного. Обменяли стабильность (выражающуюся,
например, в низком государственном долге) на скорость
(допинговый рост ВВП).
Нано- и мегаобъекты и экономика середины
Помимо прочего, в жизни существуют очень дорогие для нас
сферы — семья, дружба, любовь, где мы действуем беско-
рыстно. В таких отношениях мы хотя и обмениваемся цен-
ностями, но не используем ни деньги, ни цены, да и особая
точность нам ни к чему. Здесь мы сознательно ведем себя
неэффективно и неэгоистично. А если проявляем себялюбие,
то стараемся хотя бы сделать вид, что речь не идет о собствен-
ном интересе, — ведь мы делаем все для другого, не для себя.
Иными словами, в личной сфере существуют свои правила,
которые не действуют в экономике, точнее, мы не хотим,
чтобы они действовали. Изучением такой «наноэкономики»
занимается, например, бихевиористская экономика.
А что, если иные правила поведения действуют не
только в наноэкономике, но и в отношении гиперобъектов?
Например, в случае банкротства чего-то столь крупного,
как государства или важные предприятия, мы ведем себя
нестандартно. Прощаем им долги, помогаем, не соблюдаем
договоры, так как их выполнение может привести к коллапсу
всей системы. Получается, классические правила экономики
хорошо работают в средней области, а в крайних (в отноше-
нии малых или сверхкрупных объектов) они не действуют.
В этом смысле «общей теории» не существует, ведь даже Кейнс
в своей книге «Общая теория занятости, процента и денег»
говорит исключительно о средней единице. Подобное разде-
ление встречается в теоретической физике, где разные законы
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
502
действуют на малом, квантовом уровне, на уровне обычных,
средних, нормальных объектов (для которых «достаточно»
Ньютона, хотя мы и знаем, что речь идет лишь о приближе-
нии к реальности) и в отношении мегаобъектов, для которых
общая теория «не годится». При этом предполагается, что
универсальные законы все-таки существуют.
Возможно, и в экономике сложилась подобная ситуация.
Наши знания о ней, так же как положения и принципы клас-
сической детерминированной и механистической физики1
Ньютона, справедливы только в отношении нормальных
объектов. Другими словами, экономика может успешно
функционировать не в самых важных сферах нашей жизни.
А что касается вопросов здоровья, любви, смерти, банкрот-
ства государств, то тут явно действуют другие, более общие
правила.
Гильгамеш и Уолл-стрит: от стены к стене
Именно в то время, когда я дописываю эти строки, протесты
на Уолл-стрит2 достигли своей кульминации. И недовольство
снова направлено против стены (wall). Конец книги возвра-
щает к ее началу. Гильгамеш, пытавшийся для строительства
такой ограждающей конструкции сделать из людей макси-
мально эффективных, бесчеловечных роботов, заслужил тем
самым первый задокументированный протест в истории:
люди пожаловались богам. Сегодня мы апеллируем к поли-
тикам и институциям. Сетования, похоже, все те же: мы
1 Сегодняшние наши представления об экономике недалеко ушли
от представлений о механистической физике: еще жив миф о том,
что в экономике, как и в физике прошлого века, действуют хо-
лодные, механические, от человека не зависящие, безжалостные
и неукоснительные правила. Такое представление мне кажется
ошибочным. И современная физика, в конце концов, знает, где
границы точности (принцип неопределенности Гейзенберга, ре-
дукция фон Неймана) и что ни в чем нельзя быть совершенно
уверенным; квантовая физика не механистична, а вероятностна:
известно, что состояние частиц зависит от наблюдателя (кошка
Шрёдингера и мысленный эксперимент с распадом ядра атома).
2 Имеются в виду протесты 2011 года. — Примеч. ред.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
503
не воспринимаем эту стену как свою, не хотим надрываться
на столь энергичном ее возведении, становиться другими,
терять (свою) человеческую душу. Ну уж если мы разбираемся
с символикой: прямо на Уолл-стрит, у здания Нью-Йоркской
фондовой биржи, находится символ рынка — чуть больше,
чем в натуральную величину, отлитый из немного напоми-
нающей золото бронзы разгневанный бык. Он приготовился
атаковать, его рога вызывают страх. Почему же мы именно
такого быка выбрали символом рынка? Отметим в первую
очередь, что речь идет о животном, иррациональном звере,
никак не отличающемся умом и особо теплым отношением
к человеку. Оседлать его нельзя; единственный существую-
щий способ проехаться (минутку) на быке — принять участие
в родео. В качестве символа мы не выбрали более спокойное
и дружественное человеку домашнее животное — коня или
пса, например. Похоже, и вправду бык вполне на своем месте.
Тогда чему же мы удивляемся, когда рынки так себя ведут?
Во время протестов бык очутился за оградой, за некой
стеной, охраняемой полицейским кордоном. Необуздан-
ный бык в городе, наконец, является таким же символом,
как неукротимый Энкиду, дикая природная сила в центре
цивилизации. Как мы видим, в этой ситуации снова возни-
кает символика стены, зверей, охраны от природы (живот-
ных, символизирующих рынок) или природы (естества?)
от людей. Так какую же из сторон защищает стена? Обере-
гает людей от быка или быка от людей? Если вы участвуете
в акциях гражданского протеста в Нью-Йорке, носящих
название «Захвати Уолл-стрит», то вы будете считать, что
надо ограждать людей от безумия рынка, от его жестокости
и несправедливости. Если же вы выступаете в поддержку
Движения чаепития, то будете, скорее, требовать, чтобы
это рынок хранили от иррациональных запретов политиков
и других регуляторов.
Не вызваны ли протесты движения «Захвати Уолл-
стрит» боязнью, что экономика стала телом без души, стре-
мящимся уничтожить нас зомби?
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
504
Наша (не)естественность
Почти все архетипические мифы говорят о необходимости
компромисса, trade-off, между увеличением знаний и гармо-
нией (с природой внешней или своей собственной). Энкиду,
превратившись из зверя в человека, «смирился... ему, как
прежде, не бегать! Но стал он умней, разуменьем глубже»,
Ева с Адамом утратили гармонию с собой и окружающим
миром, променяв ее на дегустацию плода с древа познания
добра и зла. В древнегреческих мифах человечество снова
проклято из-за того, что Прометей украл для него у богов
(технические) знания, и труд, когда-то соразмерный, достав-
лявший удовольствие, стал тяжкой обузой.
Гармония с природой, естественностью была поте-
ряна. И мы ищем ее по сей день. Человек есть существо есте-
ственно неестественное и неестественно естественное. Мы
более естественны, когда неестественны. Это относится как
к психологии, так и к религии, но в особенности к экономике.
Пример: первой собственностью человека после изгна-
ния из Рая становится одежда, но не потому, что он замерз, —
он хочет закрыть доставшееся ему при рождении (в этом
смысле уже первое имущество является «излишним», «-био-
тическим, морально-идеологическим). Ему стыдно, а не
холодно. Появление первой собственности было вызвано
не физической необходимостью, а ощущением «наготы»
и морально-психологическим чувством смущения. То есть
люди начали стесняться своей природы, говоря буквально —
своего полового органа. Прикрывающая его овечья кожа
символична: мы лучше себя чувствуем в чужой шкуре, наша
собственная — вещь слишком интимная. С того времени
человек ощущает себя более комфортно, когда он в одежде.
И наоборот, в нагом виде, в своем естественном состоянии,
среди людей мы чувствовали бы себя очень неестественно.
Такая естественность неестественного, эта di/сгармония
и сегодня является сутью экономики. Такое «поверхностное
напряжение», экзистенциальное противоречие между внут-
ренним и внешним, экстернализация ощущения внутренней
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
505
недостаточности, замещаемая чувством «у меня есть», — вот
что является исходной точкой всей экономики.
Экономика хочет нам сказать о некоем необходимом ей
шабате. Услышать ее означало бы в какой-то степени понять
причину кризиса, но мы этот голос не слышим и постоянно
подстегиваем себя с целью повысить производительность.
Достаточно было бы экономику чуть перенастроить, чтобы
в случае уменьшения спроса (вместо увольнения двадцати
процентов работников) люди трудились бы на двадцать про-
центов меньше. Другими словами, чтобы было три выходных
дня или людям уменьшили оклад. Экономика устала, как
и природа, как машины и механизмы, да, в конце концов,
как и мы сами.
Кризис роста капитализма и проблема
третьего пива
Переживаемая нами сегодня ситуация — кризис не столько
капитализма, сколько его «роста». Капитализм (а как еще
назвать то состояние, в котором находится современная эко-
номика после тысячи лет развития западной цивилизации?)
ничуть не изменился после пережитого кризиса. Тогда почему
люди протестуют против его несправедливости именно сей-
час? Почему нас перестала устраивать несправедливость,
с какой экономика делит богатства?
Представьте себе, что за столом сидят три человека, а на
нем красуются только две кружки пива. Как их справедливо
разделить? Кто должен остаться без пива — самый бедный,
самый богатый или дама? Кому пиво должно достаться в пер-
вую очередь — зависимому от него неисправимому алкого-
лику или человеку, в жизни его не пробовавшему? Должен
ли получить пиво тот, кто его варил, или хозяин пивной? Все
это сложные экономико-политические вопросы, затрагиваю-
щие философию (что такое право и собственность), этику
(что значит справедливость), социологию (при каком соци-
альном статусе возникают права), возможно, психологию
(нужно ли договариваться и как вести переговоры) и другие
экономика добра и зла
5Ч
дисциплины. В любом случае вопрос в перераспределении:
как разделить богатство, то есть кто «за-служивает» пиво
и почему, за какое такое «служение» общество наделяет
правами?
Мы решили эту сложную проблему: на столе, как по
волшебству, появилось третье пиво. Все сразу стало на место:
каждый взял себе по одному, и порядок. Обратите внимание,
что в данном случае вопрос справедливости куда-то сразу
испарился, мы с ним как-то закруглились (всем по пиву, и без
разницы, кто он и что он), тема справедливого распределе-
ния богатства как бы мгновенно исчезла. Нам кажется, что
каждому по пиву — это, в общем-то (слова «в общем-то» явля-
ются важными), справедливо, и наоборот, если выпить хотят
все, то права одного из сидящих за столом на две кружки (по
любым соображениям) нам непонятны.
То самое магическое третье пиво в данном случае
символизирует экономический рост и нашу сегодняшнюю
проблему: в один прекрасный момент оно как по волшеб-
ству не появилось на столе. Экономика попросту не растет.
Так что мы, по логике, должны вернуться к философской
проблеме, приятно, удобно и элегантно «решенной» эконо-
мическим подъемом. Где теперь искать решения? Тревогу
вызывает мысль: «А вдруг роста не будет?» Но что, если мы
уже выросли? Тем не менее нас не оставляет надежда на то,
что проблемы временные. Спад в экономике нам представ-
ляется чем-то вроде простуды: когда недомогание пройдет,
экономика снова будет на подъеме и вернутся старые вре-
мена, ведь рост — это нормально. Экономический прогресс
решит все.
Хорошо, а если экономика «не растет», как в таком
случае разделить пиво? Приготовимся к долгой, длящейся
десятилетия стагнации, поскольку с приходом естествен-
ного, бездопингового подъема императивом (надеюсь!)
будет максимально быстрая выплата существующего госу-
дарственного долга. Мы должны успеть его погасить до того,
как нас застигнет следующий кризис. Другими словами,
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
507
нужно успеть набрать дров, пока не ударили новые морозы.
Европейский и американский государственные долги уже
недопустимо велики, они готовы лопнуть и поэтому должны
быть быстро снижены. Выплаты по займам в таком случае
потребуют превышения доходов государственного бюджета
над расходами. То есть, во-первых, нам не удастся, про-
кредитовавшись (к чему мы привыкли в прошлом, но этот
«источник» исчерпан), продлить период роста, а во-вторых,
наличие профицита (единственного источника быстрого
снижения долга) означает замедление развития. Кто хочет
подгонять экономику долгами, должен быть готов потом ее
притормаживать и таким образом гасить задолженность.
От философско-экономических вопросов справедли-
вого распределения богатства мы позволили себе откупиться
взяткой экономического роста (третьим пивом) и тем самым
их проигнорировали (или «решили»). Другими словами, если
богатеют все, то нам почти все равно, как они это делают, и,
значит, справедливость мы уже так упорно не ищем. Но если
вдруг мы богатеть перестали или, хуже того, начали беднеть,
то становимся гораздо более чувствительными к справед-
ливости. Возможно, именно из-за такой асимметрии мы
там, где мы есть. Одно поколение назад экономика была,
в общем-то, такой же (не)справедливой, как сейчас, но эту
тему мы поднимаем лишь сегодня. Причина тому — кризис
роста капитализма, ведь капитализм и демократия могут
существовать и без экономического роста (иначе речь бы
шла о странной слабой системе, держащейся за счет взяток),
хотя, конечно, с третьим пивом все шло гораздо лучше.
Резюме. Где живут чудовища
Мы изучали развитие экономического мышления начиная
с самых первых созданных человеком на этой планете и най-
денных нами письменных источников. Они продолжают
оказывать на нас влияние и по сей день. В каждом человеке
живут как его личные истории, так и оставленные ему пред-
ками. Кроме того, часто бессознательно мы наследуем еще
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
508
и чужие. В каждом из нас есть что-то от дикого Энкиду, от
жестокого и героического Гильгамеша; мы находимся под
сильным влиянием Платона, разделяем механистические
мечтания с Декартом и черпаем вдохновения из многих
других источников. Уже тысячелетия звучат для нас слова
Иисуса, Его пророков и рассказы об их деяниях. Они помо-
гают нам творить наши собственные легенды, определяют
наши поступки и придают им смысл. Зачастую неизвестные
подробности жизненных историй нашего времени (и исто-
рии нашей цивилизации в целом) лучше всего проявляются
в кризисные времена.
Мы постарались проследить процесс зарождения жела-
ний (краеугольный камень эффективного спроса) с самого
начала, с момента творения в Ветхом Завете. «Первородный
грех» вполне можно интерпретировать как воплощение
чрезмерного потребления. В свою очередь, и древние греки
в философских учениях уделяли много внимания экономиче-
ской тематике. Так же как и христиане. Ключевые идеи Еван-
гелий основаны на экономических и социальных принципах.
И Фома Аквинский вместе с другими мыслителями внес боль-
шой вклад в формирование принципов, приписанных позд-
нее Адаму Смиту, выразившему их, правда, в подходящий
момент. Мы постарались изучить наследство, оставленное нам
картезианским научным подходом, и продемонстрировать,
как раскрываются вопросы экономики добра и зла в работах
Бернарда Мандевиля и Адама Смита.
Во второй части книги я попытался показать, что за-
гадка потребления всегда была с нами, что человек — суще-
ство естественно неестественное, и мы, скорее всего, всегда
будем хотеть большего, сколько бы ни имели. Такое нена-
сытное желание (или вожделение) присуще нам со времен
Пандоры и Евы и требует изнурительного труда. Мы сегодня
с большими мучениями (снова) открываем для себя уже
хорошо известное даже самым древним цивилизациям. Наш
выбор — учение гедонистов (увеличение поставки товаров),
а не стоиков (снижение спроса на товары). И теперь наша
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
509
задача состоит в том, чтобы найти предел своих собственных
прихотей, научиться себя контролировать. Не зря же когда-то
в Ветхом Завете было написано: «Долготерпеливый лучше
храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города»1.
Или, как утверждает Джон Мильтон: «Кто царствует внутри
самого себя и управляет своими страстями, желаниями и опа-
сениями, тот более чем царь»2.
Living on the edge — жизнь на грани
По-видимому, современная экономика (а часто и основан-
ная на ней экономическая стратегия) должна освободиться
от некоторых новых идей и вернуться к гораздо более ста-
рым. Ей, пожалуй, следовало бы забыть о постоянной не-
удовлетворенности, хотя и подпитывающей экономический
рост, но одновременно делающей невозможным состояние
довольства. Возможно, нам следовало бы вновь открыть
для себя роль и значение достаточности, покоя и благодар-
ности за то, что имеем. А есть у нас действительно много.
В плане материальном и экономическом — больше, чем во
все периоды истории западной греко-иудео-христианской
цивилизации... или любой другой, когда-либо существовав-
шей на этой планете.
В экономической политике, преследующей лишь
материальные цели, неизбежно начинают проявляться
маниакально-депрессивные тенденции, она становится
процикличной. Свои проблемы мы решаем долгами (то есть
отодвигаем урегулирование важных вопросов на будущее)
и бесконечно надеемся, что постоянный экономический рост
ответит за все. Кризис в таком случае становится более тяже-
лым, чем мог бы быть, если бы мы не несли бремя выплат
по займам на своих плечах.
Тот, кто всегда живет на грани, не должен удивляться,
если он ее перейдет. Кто едет на предельной скорости по шоссе,
1 Притч. 16:32.
2 Milton J. The Poetical Works of John Milton. P. 106.
Л9МАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
510)
не должен жаловаться, когда с него слетит. Кто, подобно мифи-
ческому Икару, летает слишком высоко и слишком близко
к солнцу, не должен удивляться, если обожжет крылья, и его
падение будет тем глубже, чем выше он летал. А мы слиш-
ком долго превышали скорость. Мы потеряли чутье и бла-
горазумие, поскольку нашему стремительному движению
вперед и вверх ничто не мешало. Спокойно ездить и летать
нам было недостаточно. Теперь, однако, настало время вер-
нуться к более безопасным скоростям и высотам.
В одной песне поется, что правила и законы создают
поэты и юристы. Поэты (в широком смысле слова) вклады-
вают в нормы смысл и душу, юристы придают им письмен-
ную форму. Точно так же и мы можем сказать, что хорошим
экономистом может быть либо отличный математик, либо
выдающийся философ. Похоже, что мы позволили играть
слишком большую роль юристам и математикам за счет поэ-
тов и философов. Слишком много мудрости мы обменяли на
точность, человечности — на математичность. Наша кон-
струкция весьма детально напоминает башню из слоновой
кости, вот только стоит она на песке. В одной притче гово-
рится, что мудрый строитель больше заботится о фундаменте,
чем о барочном украшении постройки: когда придут дожди,
она не разрушится, как домик из сахара.
Раз уж мы говорим о башнях, то не является ли смеше-
ние научных языков, то есть неспособность отдельных науч-
ных направлений понять друг друга, также и следствием того,
что каждая из этих отдельных дисциплин, оставив общую
«долину», взобралась на головокружительную высоту, где,
как правило, пусто и одиноко? Ситуация напоминает слу-
чившееся когда-то при строительстве Вавилонской башни.
Пусть из долины не открывается великолепный панорамный
вид, но зато тут живут люди. А не лучше ли, как говорят, быть
приблизительно правым, чем точно ошибаться?
Если бы мы перестали все усложнять и стали бы гово-
рить проще и яснее, мы, возможно, смогли бы лучше пони-
мать друг друга. И еще мы бы четче осознали, что только
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
511
активное взаимодействие изолированных дисциплин обес-
печит зданию устойчивость.
Если я написал, от чего нам следовало бы отказаться, то
напрашивается вопрос, к чему мы должны были бы вернуться.
В свете вышесказанного ответ представляется следующим:
нужно спуститься с Вавилонской башни из слоновой кости
раньше, чем с языками настанет полная неразбериха (когда
все совершенно перестанут понимать друг друга).
Я не упрекаю прогресс, достигнутый к сегодняшнему
дню благодаря науке, но мы, экономисты, должны постоянно
повторять себе: вот это мы знаем, а вот это нет, а в это мы
просто верим. Знаем мы много, но нет никаких сомнений,
что на свете существует гораздо больше того, о чем мы еще
понятия не имеем и, вероятно, иметь никогда не будем.
Слишком самоуверенно мы отклонились от тех мораль-
ных принципов, на которых должна стоять хозяйственная
политика. Экономическая политика вышла из-под контроля,
следствием чего стал кредитный психоз в виде гигантского
долга. Прежде чем мы отправимся искать новые горизонты,
используем имеющееся у нас время на экономическое ретро.
В конце концов, если бы математик нашел у себя в расчетах
ошибку, он бы их не продолжал. Честный ученый должен вер-
нуться в ту точку, где была допущена оплошность, исправить
ее и только потом продолжать вычисления. Остается надежда,
что мы извлечем уроки из кризиса. Хорошие времена —
не самая благоприятная пора для исследований и размыш-
лений и уж тем более для какой-либо смены выбранного пути
в духе подлинного, первоначального смысла слова «покая-
ние». Истина является нам как раз в переломные моменты.
Часто во всей своей безобразной наготе (король-то голый!),
но зато со всей очевидностью.
Долговой кризис носит не только потребительский или
экономический характер — он гораздо глубже и шире. Нашей
эпохе не хватает умеренности. Я не предлагаю вернуться
к природе и естественному состоянию вещей, не призы-
ваю отказаться от материальных благ. Имущество и деньги
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
512
играют свою роль, являясь одним из многих источников
счастья (повторю, не единственным, как нам в последнее
время кажется). Я призываю к осознанию самодостаточно-
сти и благодарности за все, что у нас уже есть. А имеем мы
действительно немало. Мы так богаты и сильны, что для
нас не существует внешних ограничений. Мы многое пре-
одолели и долго могли творить все, что нам вздумается. Тот
факт, что, имея такую свободу, мы сделали не так уж много
хорошего, представляется очень грустным.
Жизнь — не здесь, она — в нас
Иногда мне кажется, что всю историю человечества можно
резюмировать следующим образом: нам необходимо постоянно
двигаться вперед для того, чтобы мы могли самым сложным
способом наслаждаться самыми простыми радостями жизни.
Наши родители, точно так же, как и все предыдущие поколе-
ния, играли деревянными игрушками и получали от них удо-
вольствия не меньше, чем наши дети от электронных забав.
Но сегодняшнюю ребятню алюминиевые сабельки, педальные
машинки и тряпичные куклы вряд ли порадуют. Да и нам,
взрослым, чтобы испытать элементарное человеческое удоволь-
ствие, нужны все более сложные конструкции, книги и теории.
Наши абстрактные и технические знания становятся все более
продвинутыми, а вот уровень понимания реальной жизни
вокруг и смысла собственного бытия, похоже, не меняется.
Мы все живем в историях, и неважно, для детей они
или для взрослых. Жизнь действительно состоит не более чем
из преданий, и потому нам так нравится их пересказывать.
Ученые излагают друг другу свои теории, и, как подчерки-
вает Рой Вайнтрауб, «любая теория есть автобиография».
Мы, как и дети, прекрасно знаем, что все повествования,
включая наши собственные, не являются реальным отра-
жением мира вокруг нас, но близки к нему и связаны с ним
непонятным нам образом.
Данная книга является попыткой показать, что исто-
рия экономики намного сложнее, увлекательнее и даже
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
513
поразительнее, чем нам пытается внушить математический
взгляд на нее. То есть в определенном смысле эта книга пред-
ставляет собой робкую попытку показать душу экономики
как науки и как механизма хозяйствования, ее animal spirits.
Как и о любой душе, об этой тоже надо заботиться, холить ее
и лелеять, развивать. Мы не смеем ее потерять, мы должны
ее познать и оценить, прежде чем начнем углубляться в свои
собственные суждения об окружающем мире.
Один из величайших парадоксов нашей жизни в том,
что мы, кажется, даже и не разобрались (ни интуитивно,
ни каким-либо другим очень сложным способом), что же
хорошо для нас самих. Со времен первых в истории чело-
вечества записанных воспоминаний мы порывались, как
Гильгамеш, искать смысл жизни. Как и у него, у нас часто
ничего не получалось. Должны ли мы в погоне за счастли-
вой жизнью, эвдемонией, быть эгоистичными и максими-
зировать собственную выгоду, или, как учат школа стоиков
и некоторые другие, нам следует забыть о себе и миними-
зировать свои жизненные потребности? Может ли вообще
счастье быть целью жизни, или оно достается нам только как
побочный продукт неких других, более высоких исканий?
Данная книга есть попытка создать антитезу риторике
господствующей, якобы позитивистской, механистически-
редукционистской экономике, стремящейся освободиться
от любых моральных ценностей. Экономика содержит в себе
много нормативных элементов, которые мы еще не готовы
признать и с которыми не готовы работать.
В этой книге сделана попытка предложить противовес
экономическому подходу, в основе которого лежат упрощен-
ные аналитические и математические модели. Кроме того,
она стремится показать глубокую взаимосвязь и обнаружить
больше точек соприкосновения экономики с философией,
теологией, антропологией, историей, культурологией, пси-
хологией, социологией и другими дисциплинами. В сущно-
сти, за всеми моделями стоит нечто гораздо большее, чем
математика и аналитика; математика представляет собой
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
514
лишь верхушку айсберга экономики; остальных не решае-
' мых с помощью математики проблем гораздо больше, они
глубже и загадочней и просто отказываются подчиняться
, построенным детерминистическим моделям. Ни в коем
случае не выступая против математики как таковой, я хотел
показать, что она не играет такую уж очевидную роль, какую
мы ей приписываем. Экономике не нужно еще больше мате-
матики, наоборот, она гораздо сильнее нуждается во всем
остальном. Чтобы сделать ее более актуальной, нам нужно
больше метаэкономики, которая сможет продвинуть нас
вперед гораздо дальше, чем прикладная математика. Часто
говорят, что этика и soft skills1 являются некими розочками
на торте математического анализа. Я постарался показать,
что дело обстоит как раз наоборот: это математический ана-
лиз есть простая розочка на торте гораздо более широкой
и глубокой экономической эволюции. Экономика была жива
и здорова задолго до того, как математический подход стал
преобладающим. Мы не должны игнорировать истории, рас-
сказанные цифрами (цифры тоже говорят!), и вместе с тем
не имеем права забывать о вещах, не постижимых посред-
ством моделирования. Ведь в процессе принятия решений
зачастую именно они являются ключевыми. Математическая
часть самая простая. Хитрость заключается в теоретической
экономике. В расчетах, в бизнес-решениях, в повседневной
жизни именно она говорит нам, что конкретно должно быть
вычислено и как результаты должны толковаться и приме-
няться. Другими словами, какие числа нам искать (и как),
а какие — игнорировать (и как).
Эта книга берет кое-что (к лучшему или худшему) от
экзистенциальной системы взглядов на экономику, что может
быть весьма полезно после десятилетий редукционистского
подхода, присущего мейнстриму. Экзистенциальный анализ
оправдан, когда экономика замыкается в себе и начинает
1 Мягкие навыки (англ.) — эмпатия, коммуникативность, лидерские
качества, самокритика и др.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
515
игнорировать другие аспекты жизни... и даже саму себя.
Такая реакция естественна, причем не только в экономике,
а, к примеру, и в философии с ее экзистенциальным криком
«Жизнь — не здесь!»
Тот, кто внимательно читал эту книгу, скорее всего,
заметил, что в ней нет ответов, — она лишь указывает на те
области знаний, где некоторые ответы могли бы быть. Речь
идет о деконструкции экономики путем исторической рекон-
струкции. Так что в каком-то смысле я попытался сделать
мысленный шаг вперед, к альтернативным экономическим
школам, и шаг назад от традиционного восприятия как ее
самой, так и экономической антропологии. Экономисты
должны были бы переосмыслить ответ на вопрос: «Что есть
человеческое существо?» Возможно, и преподавать нашу
дисциплину нужно по-другому. Мы, как экономисты, безо-
говорочно верим в свободу человеческого выбора и в то же
время не позволяем студентам выбирать для изучения эко-
номические школы, взгляды которых им ближе. Мы препо-
даем исключительно мейнстрим. Только после нескольких
лет старательных занятий студентам разрешается позна-
комиться с альтернативными «еретическими» подходами
к экономике и ее историей. Даже история экономики часто
преподносится как путь «проб и ошибок» (глупой и прими-
тивной) науки прошлого, продолжавшийся до момента, когда
мы наконец открыли «истину», о которой так долго, наивно
и страстно мечтали. Подход данной книги совершенно про-
тивоположный. В ней сделана попытка отнестись с некоторой
осторожностью к современному уровню знаний и наоборот,
взглянуть более серьезно на идеи наших предков. Мы можем
лишь надеяться, что наши дети будут к нам столь же добры.
Герои, драконы и мифические чудовища живут не только
в прошлом, в героических историях и фильмах или в дале-
ких джунглях, — они живут в нас.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
516
БИБЛИОГРАФИЯ
Августин. Исповедь / пер. с лат.
М. Сергеенко. М.: Гендальф,
1992.
Августин. О Граде Божием // Блажен-
ный Августин. Творения. Т. 3,4.
СПб.: Алетейя; Киев: УЦИММ-
Пресс, 1998.
Августин. Энхиридион Лаврентию
о вере, надежде и любви // Там
же. Т. 2.
Адамс Дуглас. Автостопом по галак-
тике/ пер. с англ. М.: ACT, 2009.
Аквинский Фома. О правлении госу-
дарей // Политические структу-
ры эпохи феодализма в Запад-
ной Европе VI —XVII вв. Л.: Наука,
1990.
Аквинский Фома. Сумма против
язычников. Книга первая / пер.
Т. Ю. Бородай. М.: Институт фи-
лософии, теологии и истории
св. Фомы, 2004.
Аквинский Фома. Сумма теологии
/ пер. с лат. А. Апполонова, Н.
Лобковица. М.: Либроком, Signum
Veritatis, Издатель Савин С. А.,
2006, 2007, 2008, 2012.
Акерлоф Джордж А. Дж. Spiritus
Animalis, или Как человеческая
психология управляет эконо-
микой и почему это важно для
мирового капитализма / Акерлоф
ДжорджА., Шиллер Роберт; пер.
Д. Прияткина. М.: Юнайтед Пресс,
2010.
Аргайл Майкл. Психология счастья
/ пер. с англ. М.: Прогресс, 1990.
Аристотель. Евдемова этика / пер.
с древнегреч. Т. В. Васильевой,
Т. А. Миллер, М. А. Солоповой
//Аристотель. Евдемова этика:
в 8 кн. М.: ИФ РАН, 2005.
Аристотель. Метафизика / пер.
сдревнегреч.//Аристотель. Со-
чинения: в 4 т. Т. 1. М.: Мысль,
1976.
Аристотель. Никомахова этика / пер.
с древнегреч. Н. В. Брагинской
//Там же. Т. 4. М.: Мысль, 1984.
Аристотель. О душе / пер. с древне-
греч. // Там же. Т. 1. М.: Мысль,
1976.
Аристотель. Политика / пер. с древ-
негреч. С. А. Жебелева // Там же.
Т. 4. М.: Мысль, 1984.
Аристотель. Экономика / пер. с древ-
негреч. Г. А. Тароняна // Вестник
древней истории. 1969. № 3.
Аристофан. Женщины в народном
собрании / пер. с древнегреч.
//Аристофан. Комедии: в 2 т. Т. 2.
М.: Искусство, 1983.
Бауман Зигмунт. Актуальность хо-
локоста / пер. С. Кастальского,
М. Рудакова. М.: Европа, 2010.
Беккер Гэри Стэнли. Человеческое по-
ведение. Экономический подход
/ пер. с англ. М.: Изд-во ГУ ВШЭ,
2003.
Беккет Сэмюэль. В ожидании Годо
/ пер. с фр. О. Тархановой. М.:
Текст, 2015.
Белл Дэниел. Культурные противоре-
чия капитализма / пер. А.К. Ога-
несяна // Этическая мысль:
Науч.-публицист, чтения. М.: По-
литиздат, 1990.
Беркли Джордж. Трактат о принципах
человеческого знания, в кото-
ром исследованы главные при-
чины заблуждений и затрудне-
ний в науках, а также основания
скептицизма, атеизма и безве-
рия / пер. с англ. Е. Ф. Дебольской
БИБЛИОГРАФИЯ
517
// Джордж Беркли. Сочинения. М.:
Мысль, 1978.
Библия. Синодальный перевод. М.:
Российское Библейское общество,
2013.
Блауг Марк. Методология экономиче-
ской науки, или Как экономисты
объясняют / пер. с англ. М.: НП
«Журнал Вопросы экономики»,
2004.
Бокль Генрих Томас. История цивили-
зации в Англии Бокля: в 2 т. / пер.
А.Н. Буйницкого. СПб.: Павлен-
ков, 1895.
Бонхеффер Дитрих. Этика / пер. с нем.
М.:ББИ, 2012.
Брикман Ф. Победители лотерей
и жертвы аварий: друзья по не-
счастью? / Брикман Ф., Коутс Д.,
Йанофф-Булман Р. // Журнал пси-
хологии личности и общества.
1978. Т. 36. №8. С. 917-927.
Бубер Мартин. Я и Ты / пер. В.В. Рын-
кевича // Мартин Бубер. Два обра-
за веры. М.: Республика, 1995.
Бурдъе Пьер. Практический смысл
/ пер. с фр. СПб.: Алетейя; М.: Ин-
ститут экспериментальной социо-
логии, 2001.
Бхагвати Джагдиш. В защиту глобали-
зации / пер. В. Л. Иноземцева. М.:
Ладомир, 2005.
Вебер Макс. Протестантская этика
и дух капитализма / пер. с нем.
Ц Вебер М. Избранные произведе-
ния. М.: Прогресс, 1990.
Вебер Макс. Работы М. Вебера по со-
циологии, религии и культуре
/ пер. с нем. Вып. 1 и 2. М.: ИНИ-
ОН, 1991.
Вебер Макс. Хозяйство и общество
/ пер. с нем. М.: Изд-во ГУ ВШЭ,
2010.
Витгенштейн Людвиг. Логико-фи-
лософский трактат / пер. с нем.
и англ. В. Руднева // Людвиг
Витгенштейн. Избранные работы.
М.: Территория будущего, 2005.
Вольтер. Философский словарь
// Вольтер. Философские сочине-
ния. М.: Наука, 1989.
Галилей Галилео. Диалог о двух глав-
нейших системах мира — пто-
лемеевой и коперниковой / пер.
А. И. Долгова. М.; Л.: ОГИЗ, 1948.
Гельвеций Клод Адриан. Об уме
//Гельвеций. Сочинения: в 2 т. Т. 1.
М.: Мысль, 1973.
Гераклит Эфесский. Все наследие
/ пер. с древнегреч. и лат. М.: Ад
Маргинем Пресс, 2012.
Гесиод. Теогония / пер. В. Вересаева
//Гесиод. Полное собрание тек-
стов. М.: Лабиринт, 2001.
Гесиод. Труды и дни / пер. В. Вересаева
// Там же.
Гёте Иоганн. Фауст / пер. Б. Пастерна-
ка. М.: Худож. лит., 1960.
Гильдебранд Бруно. Политическая
экономия настоящего и будущего
/ пер. М. Щепкина. М.: Либроком,
2012.
Гоббс Томас. Левиафан, или Мате-
рия, форма и власть государства
церковного и гражданского / пер.
А. Гутермана //Гоббс Томас. Сочи-
нение: в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1991.
Гуссерль Эдмунд. Картезианские
размышления / пер. с нем.
Д. В. Скляднева. СПб.: Наука ;
Ювента, 2006.
Даймонд Джаред. Почему нам так нра-
вится секс? Эволюция человечес-
кой сексуальности / пер. А. Мосей-
ченко. М.: ACT: Neoclassic, 2013.
Декарт Рене. Размышления о первой
философии / пер. с лат. и фр. // Де-
карт Рене. Сочинения: в 2 т. Т. 2.
М.: Мысль, 1994.
Декарт Рене. Рассуждения о методе
/ пер. с фр. Г. Г. Слюсарева // Там
же. Т. 1. М.: Мысль, 1989.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
518
Декарт Рене. Первоначала фило-
софии / пер. с лат. С. Я. Шейн-
ман-Топштейн, с фр. Н. Н. Сре-
тенского //Там же.
Дидро Дени. Мысли к истолкова-
нию природы / пер. П. С. Попова,
И. Б. Румера, В. К. Сережникова
и др. //Дидро Дени. Сочинения:
в 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1986.
Диксит Авинаш К. Стратегическое
мышление в бизнесе, политике
и личной жизни / Диксит Ави-
наш К., Нейлбафф Барри Дж.; пер.
с англ. М.; СПб.; Киев: И. Д. Виль-
ямс, 2007.
Дэвис Норман. История Европы / пер.
с англ. Т. Б. Менской. М.: ACT:
Транзиткнига, 2004.
Дюркгейм Эмиль. О разделении об-
щественного труда / пер. с фр. М.:
Канон + (Реабилитация), 1996.
Евангелие от Фомы / пер. с коптского
В. Н. Нечипуренко. Ростов-на-До-
ну: Феникс, 2007.
Еврипид. Ифигения в Тавриде
(Ифигения-жрица)/пер. Инн.
Анненского //Еврипид. Траге-
дии: в 2 т. Т. 1. М.: Ладомир :
Наука, 1999.
Жижек Славой. Устройство разры-
ва. Параллаксное видение / пер.
А. Смирнова, Г. Рогоняна, С. Кас-
тальского, А. Олейникова. М.: Ев-
ропа, 2008.
Жижек Славой. Чума фантазий / пер.
Е. Смирновой. М.: Гуманитарный
центр, 2012.
Зомбарт Вернер. Евреи и экономика
// Зомбарт Вернер. Собрание со-
чинений: в 3 т. Т. 3. СПб.: Влади-
мир Даль, 2005.
Йейтс Франсес. Розенкрейцерское
просвещение / пер. с англ. А. Кав-
таскина. М.: Алетейа: Энигма,
1999.
Йейтс Фрэнсис. Джордано Бруно
и герметическая традиция / пер.
Г. Дашевского. М.: Новое литера-
турное обозрение, 2000.
Кант Иммануил. Введение в мета-
физику нравов //Кант Имману-
ил. Сочинения: в 6 т. Т. 4. Ч. 2. М.:
Мысль, 1965.
Кант Иммануил. Критика способнос-
ти суждения //Кант Иммануил.
Сочинения: на немецком и рус-
ском языках. Т. 4. М.: Наука, 2001.
Кант Иммануил. Метафизика нравов
в двух частях // Кант Имману-
ил. Сочинения: в 6 т. Т. 4. Ч. 2. М.:
Мысль, 1965.
Кант Иммануил. Религия в пределах
только разума / пер. Н. Соколова.
М.: Либроком, 2012.
Кейнс Джон Мейнард. Общая тео-
рия занятости, процента и денег
/ пер. с англ. В. Г. Гребенникова,
А. Ф. Канделя, Р. И. Капелюшни-
кова и др. М.: Прогресс, 1978.
Кейнс Джон Мейнард. Экономиче-
ские возможности наших внуков
// Вопросы экономики. 2009. № 6.
С. 60-68.
Ксенофонт. Гиерон, или Слово
о тирании / пер. А. А. Россиуса
// Штраус Лео. О тирании. СПб.:
Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006.
Ксенофонт. Греческая история / пер.
с древнегреч. С. Я. Лурье. СПб.:
Алетейя, 2000.
Ксенофонт. Домострой // Ксенофонт.
Сократические сочинения. М.:
Мир книги : Литература, 2007.
Ксенофонт. Киропедия / пер. Э. Д. Фро-
лова. М.: Ладомир: Наука, 1993.
Ксенофонт. Лакедемонская полития
/ пер. Г. А. Янчевецкого // Зай-
ков А. Общество древней Спарты.
Екатеринбург: Изд-во Уральского
ун-та, 2013.
Ксенофонт. О доходах / пер.
Э. Д. Фролова // Хрестоматия
по истории Древней Греции. М.:
Мысль, 1964.
БИБЛИОГРАФИЯ
519
Кун Томас. Структура научных рево-
люций / пер. с англ. И. 3. Налето-
ва. М.: Прогресс, 1977.
Кундера Милан. Бессмертие / пер.
Н. Шульгиной. СПб.: Азбука-клас-
сика, 2008.
Кундера Милан. Смешные любови
/пер. Н. Шульгиной. СПб.: Азбука,
2001.
Кьеркегор Сёрен. Заключительное
ненаучное послесловие к «Фило-
софским крохам». Мимически-
патетически-диалектическая
компиляция. Экзистенциальный
вклад Йоханнеса Климакуса. Из-
дано С. Кьеркегором. СПб.: Изд-
во С.-Петерб. ун-та, 2005.
Кэмпбелл Джозеф. Мифы, в которых
нам жить. М.: София: Гелиос,
2002.
Кэмпбелл Джозеф. Тысячеликий герой.
М.: ACT: Ваклер: Рефл-бук, 1997.
Лакан Жак. Значение фаллоса/пер.
А. Черноглазова // Международ-
ный психоаналитический жур-
нал. 2010. № 0. С. 7-20.
Леви-Стросс Клод. Миф и значение:
взламывая шифр культуры / пер.
А. Островского // Развитие лич-
ности. 2004. № 3.
Леонтьев Василий. Теоретические
предпосылки и ненаблюдаемые
явления /пер. с англ. //Леонтьев
Василий. Экономические эссе.
Теории, исследования, факты
и политика. М.: Политиздат, 1990.
Локк Джон. Два трактата о правлении
/ пер. с англ, и лат. Ю. М. Давидсо-
на, Е. С. Лагутина, Ю. В. Семено-
ва и др. //Локк Джон. Сочинения:
в 3 т. Т. 3. М.: Мысль, 1988.
Льюис Клайв Стейплз. Бремя славы
/ пер. с англ. И. Кормильцева и др.
// Льюис Клайв Стейплз. Собрание
сочинений: в 8 т. Т. 2. Минск: Ви-
ноград; М.: Фонд им. Александра
Меня, 1998.
Льюис Клайв Стейплз. Любовь / пер.
с англ. // Льюис Клайв Стейплз.
Пока мы лиц не обрели. СПб.:
Библиополис, 2006.
Льюис Клайв Стейплз. Предисло-
вие к «Потерянному Раю» / пер.
с англ. Н. Эппле // Льюис Клайв
Стейплз. Избранные работы по
истории культуры. М.: Новое ли-
тературное обозрение, 2015.
Макинтайр Аласдер. После доброде-
тели: Исследования теории мо-
рали / пер. с англ. В. В. Целище-
ва. М.: Академический Проект;
Екатеринбург: Деловая книга,
2000.
Мальтус Томас. Опыт закона о наро-
донаселении / пер. И. А. Вернера.
М.: Издание К. Т. Солдатенкова,
1895.
Мандевиль Бернард. Возроптавший
улей, или Мошенники, ставшие
честными / пер. А. Л. Субботина
// Субботин А. Л. Бернард Манде-
виль. М.: Мысль, 1986.
Мандевиль Бернард. Исследова-
ние о природе общества / пер.
Е. С. Лагутина // Там же.
Мандевиль Бернард. Комментарии
/ пер. Е. С. Лагутина // Манде-
виль Бернард. Басня о пчелах. М.:
Мысль, 1974.
Мандевиль Бернард. Опыт о благотво-
рительности и благотворитель-
ных школах / пер. Е. С. Лагутина
//Там же.
Мандевиль Бернард. Предисловие
/ пер. Е. С. Лагутина // Там же.
Маркс Карл. Капитал // Маркс К., Эн-
гельс Ф. Собрание сочинений:
в 50 т. 2-е изд. Т. 23-26. М.: Госпо-
литиздат, 1955.
Маркс Карл. Манифест Коммунисти-
ческой партии / Маркс Карл, Эн-
гельс Фридрих // Там же. Т. 4.
Маркс Карл. К еврейскому вопросу
//Там же. Т. 1.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
520
Маркс Карл. Экономическая рукопись
1861-1863 годов// Там же. Т. 47.
Маршалл Альфред. Принципы эко-
номической науки. Т. 1,2/ пер.
с англ. М.: Прогресс, 1993.
Мертон Роберт. Социальная теория
и социальная структура / пер.
с англ. М.: ACT: Хранитель, 2006.
Мизес Людвиг фон. Человече-
ская деятельность: трактат по
экономической теории / пер.
А. В. Куряева. Челябинск: Социум,
2005.
Милль Джон Стюарт. Автобиогра-
фия Джона Стюарта Милля / пер.
с англ. СПб.: Типография В. Туш-
нова, 1874.
Милль Джон Стюарт. Основания
политической экономии с неко-
торыми применениями к об-
щественной философии / пер.
Е. И. Остроградской. Киев: Юж-
но-Русское Книгоиздательство
Ф. А. Иогансона, 1896.
Милль Джон Стюарт. Утилитаризм
/ пер. А.С. Земерова. Ростов-на-
Дону: Донской издательский дом,
2013.
Монтескье Шарль Луи. О духе зако-
нов / пер. с фр. // Монтескье Ш.
Избранные произведения. М.:
Госполитиздат, 1955.
Мосс Марсель. Очерк о даре. Фор-
ма и основание обмена в арха-
ических обществах / пер. с фр.
А. Б. Гофмана//МоссМ. Общества.
Обмен. Личность: Труды по соци-
альной антропологии. М.: «Вос-
точная литература» РАН, 1996.
Мушембле Робер. Очерки по истории
дьявола: ХП-ХХ вв. / пер. с фр.
Е. В. Морозовой. М.: Новое лите-
ратурное обозрение, 2005.
Мэнкью Грегори Н. Принципы эко-
номике / пер. с англ. В. Кузина,
Ю. Писаренок, И. Ровках. СПб.:
Питер Ком, 1999.
Нисбет Роберт. Прогресс: история
идеи / пер. с англ. М.: ИРИСЭН,
2007.
Новак Майкл. Дух демократического
капитализма / пер. с англ. Минск:
Лучи Софии, 1997.
Оруэлл Джордж. 1984 и эссе разных
лет / пер. с англ. М.: Прогресс,
1989.
Оруэлл Джордж. Скотный двор / пер.
с англ. Л. Беспаловой, В. Голы-
шева // Оруэлл Джордж. Скотный
двор: Сказка; 1984: Роман; Эссе.
М.: Терра-Книжный клуб, 2000.
Паланик Чак. Бойцовский клуб / пер.
с англ. И. Кормильцева// Паланик
Чак. Бойцовский клуб. Удушье.
Колыбельная: Романы. М.: ACT:
ВЗОИ, 2004.
Паскаль Блез. Мысли / пер. с фр.
О. Хомы. М.: REFL-book, 1994.
Пасс Кристофер. COLLINS Словарь
по экономике / Кристофер Пасс,
Брайен Лоуз, Лесли Дэвис; пер.
А. К. Жукова, А. В. Борисенко,
М. Сторчевого и др. СПб.: Эконо-
мическая школа: С.-Петерб. гос.
ун-т экономики и финансов: Выс-
шая школа экономики, 1998.
Паточка Ян. Еретические эссе о фи-
лософии истории / пер. с чеш.
П. Прилуцкого. Минск: И. П. Лог-
винов, 2008.
Пё'рсиг Роберт. Дзэн и искусство
ухода за мотоциклом / пер.
М. В. Немцова. М.: ACT, 2015.
Платон. Горгий / пер. с древнегреч.
С. П. Маркиша //Платон. Соб-
рание сочинений: в 4 т. Т. 1. М.:
Мысль, 1990-1994.
Платон. Государство / пер. с древне-
греч. А. Н. Егунова // Там же. Т. 3.
Платон. Протагор / пер. с древне-
греч. Вл. С. Соловьева // Там же.
Т. 1.
Платон. Теэтет / пер. с древнегреч.
Т. В. Васильевой // Там же. Т. 2.
БИБЛИОГРАФИЯ
521
Платон. Тимей / пер. с древнегреч.
С. С. Аверинцева // Там же. Т. 3.
Платон. Федон / пер. с древнегреч.
С. П. Маркиша // Там же. Т. 2.
Платон. Филеб / пер. с древнегреч.
Н. В. Самсонова // Там же. Т. 3.
Полани Майкл. Личностное знание.
На пути к посткритической фи-
лософии / пер. В. А. Лекторско-
го, В. И. Аршинова. М.: Прогресс,
1985.
Поланьи Карл. Аристотель открыва-
ет экономику / пер. Н. А. Розин-
ской, И. А. Розинского // Поланьи
Карл. Великая трансформация:
Политические и экономические
истоки нашего времени / пер.
с англ. А. А. Васильева и др. СПб.:
Алетейя, 2002.
Поппер Карл Раймунд. Нищета исто-
рицизма/ пер. С. Кудриной. М.:
Издательская группа «Прогресс»:
VIA, 1993.
Поппер Карл Раймунд. Открытое об-
щество и его враги / пер. с англ.
Т. 1. М.: Международный фонд
«Культурная инициатива», 1992.
Поуп Александр. Опыт о человеке / пер.
В. Микушевича // Поуп Александр.
Поэмы. М.: Худож.лит., 1988.
Радин Пол. Трикстер: исследова-
ние мифов североамериканских
индейцев с коммент. К. Г. Юнга
и К. К. Кереньи/ пер. с англ.
В. В. Кирющенко. СПб.: Евразия,
1999.
Рассел Бертран. Мистицизм и логи-
ка / пер. с англ. // Рассел Бертран.
Почему я не христианин. Избран-
ные атеистические произведе-
ния. М.: Политиздат, 1987.
Руссо Жан-Жак. Рассуждение о проис-
хождении и основаниях неравен-
ства между людьми / пер. с фр.
// Руссо Жан-Жак. Об обществен-
ном договоре. Трактаты. М.: Ка-
нон-пресс-Ц: Кучково поле, 1998.
Рушди Салман. Ярость / пер. А. Челно-
кова. СПб.: Амфора, 2012.
Саллюстий. О богах и мире / пер.
Р. Б. Кочеткова, Т. Г. Сидаша
// Император Юлиан. Сочинения.
СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та,
2007.
Святой Хуан де ла Крус. Ночь тем-
ная: [электронный ресурс] / пер.
с исп. А. Незванова // Самиздат.
http://samlib.rU/n/nezwanow_a_s/
nocheoscurajuandelacrus.shtml.
Загл. с экрана.
Смит Адам. Исследование о приро-
де и причинах богатства народов
/ пер. с англ. М.: Эксмо, 2007.
Смит Адам. Теория нравственных
чувств / пер. с англ. М.: Республи-
ка, 1997.
Стиглиц Джозеф Ю. Глобализация:
тревожные тенденции / пер.
с англ. Г. Г. Пирогова. М.: Нацио-
нальный общественно-научный
фонд, 2003.
Стиглиц Джозеф Ю. Занятость, соци-
альная справедливость и обще-
ственное благосостояние // Меж-
дународный обзор труда. Т. 141.
2002. № 1, 2.
ТалебНассим Николас. Черный ле-
бедь. Под знаком непредсказуе-
мости / пер. В. Сонькина, А. Бер-
дичевского, М. Костионовой,
О. Попова. М.: КоЛибри, 2009.
Терри Пратчетт, Нил Гейман. Благие
знамения / пер. с англ. М. Юркан.
М.: Эксмо, 2012.
Токвиль Алексис де. Демократия
в Америке / пер. с фр. М.: Про-
гресс, 1992.
Толкин Джон Рональд Руэл. Хоббит,
или Туда и обратно; Властелин
колец: трилогия / пер. В. А. М.-М.:
Эксмо, 2003.
Уайтхед Альфред Норт. Наука и со-
временный мир / пер. с англ.
// Уайтхед А. Н. Избранные
ТОМДШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
522
работы по философии. М.: Про-
гресс, 1990.
Уайтхед Альфред Норт. Приключе-
ния идей / пер. с англ. Л. Б. Тума-
новой М.: ИФРАН, 2009.
Уайтхед Альфред Норт. Процесс и ре-
альность / пер. с англ. // Уайт-
хед А. Н. Избранные работы по
философии. М.: Прогресс, 1990.
Фалькенберг Рихард. История новой
философии. От Николая Кузан-
ского до нашего времени / пер.
с нем. М.: Московское книгоизда-
тельство, 1910.
Фейерабенд Пол. Против методоло-
гического принуждения. Очерк
анархистской теории познания
/ пер. с англ, и нем. А. Л. Никифо-
рова // Фейерабенд Пол. Избран-
ные труды по методологии науки.
М.: Прогресс, 1986.
Фергюсон Ниал. Восхождение денег
/ пер. с англ. А. Коляндра, И. Фай-
бисовича. М.: CORPUS, 2015.
Франкл Виктор. Человек в поисках
смысла / пер. с англ, и нем. М.;
Прогресс, 1990.
Фридман Милтон. Методоло-
гия позитивной экономичес-
кой науки: [электронный ре-
сурс] / пер. М. А. Шерстнева
// Институт гуманитарных
историко-теоретических ис-
следований имени А. В. Полета-
ева (ИГИТИ). http://igiti.hse.ru/
data/044/314/1234/4_ 12Fried.pdf.
Загл. с экрана.
Фромм Эрих. Иметь или быть? / пер.
Э.М. Телятниковой. Москва: ACT,
2014.
Фрэзер Джеймс Джордж. Золо-
тая ветвь: исследование магии
' и религии: в 2 т./пер. с англ.
М. Рыклина. М.: Терра-Книжный
клуб, 2001.
Фукуяма Фрэнсис. Доверие: соци-
, альные добродетели и путь
к процветанию / пер. с англ. М.:
ACT: Ермак, 2004.
Хайдеггер Мартин. Поэзией живет
на свете человек; [электрон-
ный ресурс] / пер. В. И. Пост-
никова // Стихи, ру. http://www.
stihi.ru/2008/02/03/1425/. Загл.
с экрана.
Хайек Фридрих Август фон. Право, за-
конодательство и свобода: Совре-
менное понимание либеральных
принципов справедливости и по-
литики / пер. с англ. М.: ИРИСЭН,
2006.
Хайлбронер Роберт Л. Философы от
мира сего. Великие экономичес-
кие мыслители: их жизнь, эпоха
и идеи / пер. И. Файбисовича. М.;
КоЛибри, 2008.
Хаксли Олдос. О дивный новый
мир / пер. О. Сороки. СПб.:
Азбука-классика, 2000.
Хиршман Альберт О. Страсти и инте-
ресы / пер. Д. Узланера. М.: Изд-
во Института Гайдара, 2012.
Чапек Карел. Р. У. Р.: Россумские
Универсальные Роботы / пер.
Т. Аксель, Н. Аросевой, Ю. Мо-
лочковского и др. // Чапек Карел.
Собрание сочинений: в 3 т. Т. 2.
М.: Терра-Книжный клуб, 2004.
Честертон Гилберт Кийт. Святой
Фома Аквинский / пер. Н. Л. Трау-
берг// Честертон Г. К. Вечный
человек. М.: Политиздат, 1991.
Честертон Гилберт Кийт. Ортодок-
сия / пер. Л. Б. Сумм // Там же.
Шекспир Уильям. Венецианский ку-
пец / пер. И. Б. Мандельштама
//Шекспир Уильям. Избранные
произведения. М.; Л.: ГИХЛ,
1950.
Шоу Джордж Бернард. Человек
и сверхчеловек / пер. с англ.
// Шоу Джордж Бернард. Полное
собрание пьес: в 6 т. Т. 2. Л.: Ис-
кусство, 1979.
БИБЛИОГРАФИЯ
523
Шумахер Эрнст. Малое прекрасно.
Экономика, в которой люди име-
ют значение / пер. Д. О. Аронсо-
на. М.: Высшая школа экономики,
2012.
Шумпетер Йозеф А. История эко-
номического анализа: в 3 т. Т. 1.
/ пер. с англ. СПб.: Экономиче-
ская школа, С.-Петерб. гос. ун-т
экономики и финансов, 2004.
Экономический цикл: анализ ав-
стрийской школы / пер. с англ.
Челябинск: Социум, 2005.
Элиаде Мирча. История веры и рели-
гиозных идей: в 3 т. / пер. с фр.
М.: Критерион, 2002.
Элиаде Мирча. Миф о вечном возвра-
щении / пер. с фр. Е. Морозовой,
Е. Мурашкинцевой. Спб.: Але-
тейя, 1998.
Элиаде Мирча. Священное и мирское
/ пер. с фр. Н. К. Гарбовского. М.:
Изд-во МГУ, 1994.
Эпикур. Главные мысли // Тит Лукре-
ций Кар. О природе вещей. М.:
Худож. лит., 1983.
Эпос о Гильгамеше («О все видав-
шем») / пер. с аккадского И. Дья-
конова // Поэзия и проза Древне-
го Востока. Т. 1. М.: Худож. лит.,
1973.
Эстес К. П. Бегущая с волками. Жен-
ский архетип в мифах и сказани-
ях / пер. Т. Науменко. М.: София,
2007.
Эсхил. Прометей прикованный / пер.
С. Апта // Эсхил. Трагедии. М.: Ху-
дож. лит., 1971.
Эсхил. Семеро против Фив / пер.
С. Апта//Там же.
Юм Дэвид. Исследование о принци-
пах морали / пер. с англ. С. И. Це-
ретели и др. // Юм Дэвид. Сочине-
ния: в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1965.
Юм Дэвид. Трактат о человеческой
природе / пер. с англ. С. И. Цере-
тели и др. // Там же. Т. 1.
Юнг Карл Густав. Об архетипах кол-
лективного бессознательного
/ пер. Д. В. Дмитриева // Юнг К. Г.
Божественный ребенок: Аналити-
ческая психология и воспитание :
сб. М.: Олимп : АСТ-ЛТД, 1997.
Юнг Карл Густав. Психология и ре-
лигия / пер. А. М. Руткевича
// Юнг К. Г. Архетип и символ. М.:
Канон+ (Реабилитация), 2015.
Юнг Карл Густав. Серия «Карл Густав
Юнг. Сочинения»: [электронный
ресурс] / пер. с англ, под общей
ред. В. В. Зеленского // Центр ана-
литической психологии, http://
psycho.org.ua/pap2.html. Загл.
с экрана.
Юнг Карл Густав. Человек и его сим-
волы. СПб.: Б. С. К., 1996.
Alpha online. Древнегреческо-рус-
ский словарь: [электронный ре-
сурс]. http://gurin.tomsknet.ru/
alphaonline.html. Загл. с экрана.
Anzenbacher Arno. Uvod do filozofie.
Praha: Statni pedagogicke
nakladatelstvi, 1990.
Arendt Hannah. The Human Condition.
Chicago: University of Chicago
Press, 1998.
Archibald Katherine G. The Concept
of Social Hierarchy in the Writings
of St. Thomas Aquinas // Historian.
Vol. 12. № 50 (1949-1950). P. 28-
54.
Balaban Milan, Tydlitatova Veronika.
Gilgames: Myticke drama о hleddni
vecneho zivota. Praha: Vysehrad,
2002.
Bassham Gregory, Bronson Eric.
The Lord of the Rings and
Philosophy: One Book to Rule Them
All. Chicago: Open Court, 2003.
Becchio Giandomenica. Unexplored
Dimensions: Carl Menger on
Economics and Philosophy (1923-
1938) // Advances in Austrian
ч
x
и
0
4
4
ж
X
s
0
X
Э
x
D
e
n
x
i
uJ
U
3
£
О
524
Economics. Vol. 12. Bradford: Emer-
ald Group Publishing, 2009.
Bernard z Clairvaux, sv. Kazani na Pisen
pisni 1. Praha: Krystal OP, 2009.
Bimson John J. The Compact Handbook
of Old Testament Life. Minneapolis,
MN: Bethany House, 1998.
Bishop Matthew. Economics: An A-Z
Guide. London: Economist, 2009.
Boli John. The Economic Absorption of
the Sacred // Rethinking Material-
ism: Perspectives on the Spiritual
Dimension of Economic Behavior
/ Wuthnow Robert (ed.). Grand Rap-
ids, MI: Eerdmans, 1995. P. 93-117.
Brandon Samuel G. F. The Epic of Gil-
gamesh: A Mesopotamian Philosophy
I I History Today. Vol. 11. № 1 (Janu-
ary 1961). P. 18-27.
Brookes Bert B. Schumacher: Me-
ta-Economics versus the “Idolatry
of Giantism”: [Electronic resource]
/ The School of Cooperative Individ-
ualism. http://www.cooperativeindi-
vidualism.org/brookes_on-e-f-schu-
macher.html (доступно c 2010 r.).
Bruni Luigino. Civil Happiness: Econom-
ics and Human Flourishing in His-
torical Perspective. London and New
York, Routledge, 2006.
Buchanan James M. The Economics and
the Ethics of Constitutional Order.
Ann Arbor: University of Michigan
Press, 1991.
Bunt Lucas N. H., Jones Phillip S., Be-
dient Jack D. The Historical Roots
of Elementary Mathematics. New
York: Dover, 1988.
Bury J. B. The Idea of Progress. London:
Macmillan, 1920.
Caldwell Bruce J. Beyond Positivism.
London: Routledge, 1994.
Campbell Thomas Douglas. Adam
Smith’s Science of Morals. London:
Allen & Unwin, 1971.
Cheal David J. The Gift Economy. New
York: Routledge, 1988.
Class Heinrich. Wenn ich der Kaiser
war: Politische Wahrheiten und Not-
wendigkeiten. Leipzig, Weicher,
1912.
Colins Chuck, Wright Mary. The Moral
Measure of the Economy. New York:
Orbis Books, 2007.
Comte Auguste. Cours de philosophic
positive. Paris, Bachelier, 1835.
Cox Steven L., Easley Kendell H., Rob-
ertson A. T., Broadus John Albert.
Harmony of the Gospels. Nashville,
TN: Holman Bible, 2007.
Davis Philip J., Hersh Reuben. Des-
cartes’ Dream: The World According
to Mathematics. Boston: Harcourt,
Brace, Jovanovich, 1986.
Defoe Daniel. The Political History
of the Devil (1726) / edited by John
Mullan and William Robert Owens.
London: Pickering and Chatto, 2005.
Descartes Rene. Treatise on Man // The
Philosophical Writings of Descartes
/ Murdoch Dugald, Cottingham
John, Stoothoff Robert (eds.). Cam-
bridge: University of Cambridge,
1985.
Detienne Marcel. The Masters of Truth
in Archaic Greece. New York: Zone
Books, 1999.
Diener Ed, Horowitz Jeff, Emmons
Robert A. Happiness of the Very
Wealthy // Social Indicators
Research. Vol. 16 (April 1985).
P. 263-274.
Doomen Jasper. Smith’s Analysis of Hu-
man Actions // Ethic @. Vol. 4(2).
2005. P. 111-122.
Eagletton Terry. On Evil. New Haven,
CN: Yale University Press, 2010.
Eckstein Walther. Theorie der ethischen
Gefuhle. Leipzig: Meiner, 1926.
Edmonds Dave, Eidinow John. Wittgen-
stein’s Poker. New York: Ecco, 2001.
Elster Jon. Nuts and Bolts for the Social
Sciences. Cambridge: Cambridge
University Press, 1989.
БИБЛИОГРАФИЯ
525
Emmer Michele. Mathematics and Cul-
ture. Berlin, Heidelberg, New York:
Springer Verlag, 2004.
Etzioni Amitai. Moral Dimension: To-
ward a New Economics. New York:
Free Press, 1988.
Evensky Jerry. Adam Smith on the Hu-
man Foundation of a Successful
Liberal Society // History of Polit-
ical Economy. Vol. 25 (3). 1993.
P. 395-412.
Fajkus Bfetislav. Soucasnd filosofie
a metodologie vedy. Praha: Filoso-
ficky ustav AV CR, 1997.
Ferguson Niall. The War of the World:
Twentieth-Century Conflict and the
Descent of the West. New York: Pen-
guin, 2006.
Fisher Irving. Fisher Sees Stocks Perma-
nently High // New York Times. Oc-
tober 16. 1929. P. 2.
Fitzgerald Allan, Cavadini John C.,
Djuth Marianne, O’Donnell James,
Van Fleteren Frederick. Augustine
through the Ages: An Encyclope-
dia. Grand Rapids, MI: Eerdmans,
1999.
Force Pierre. Self-Interest before Adam
Smith: A Genealogy of Economic
Science. Cambridge: Cambridge
University Press, 2003.
Fox Justin. The Myth of Rational Mar-
kets. New York: Harper Business,
2009.
Frank Robert. Conference on “Under-
standing Quality of Life: Scientif-
ic Perspectives on Enjoyment and
Suffering”. Princeton, NJ, November
1-3, 1996.
Friedman Milton. Adam Smith’s Rele-
vance for 1976 // Adam Smith and
the Wealth of Nations: 1776-1976
Bicentennial Essays / edited by Fred
R. Glahe. Boulder: Colorado Associ-
ated University Press, 1978. P. 7-20.
Gadamer Hans-Georg. The Idea of
the Good in Platonic-Aristotelian
Philosophy. New Haven, CT: Yale
University Press, 1988.
Gaede Erwin A. Politics and Ethics:
Machiavelli to Niebuhr. Lanham, MD:
University Press of America, 1983.
Galbraith John Kenneth. The Affluent
Society. Boston: Houghton Mifflin,
1998.
George Andrew R. The Babylonian Gil-
gamesh Epic: Introduction, Critical
Edition and Cuneiform Texts. Ox-
ford: Oxford University Press, 2003.
Gilbert Geoffrey. Introduction
to T. R. Malthus Critical Responses
// Malthus T. R.: Critical Responses.
London and New York: Routledge,
1998.
Graeber David. Toward an Anthropo-
logical Theory of Value. New York:
Palgrave, 2001.
Green David. Adam Smith a sociologie
ctnosti a svobody// Prostor. Vol. 7.
№28(1994). P. 41-48.
Groenewegen John. Transaction Cost Eco-
nomics and Beyond. Recent Economic
Thought. Boston: Kluwer, 1995.
Groenewegen Peter. A Soaring Eagle:
Alfred Marshall 1842-1924. Aider-
shot, UK: Edward Elgar, 1995.
Guthrie William K. Ch. A History of
Greek Philosophy. I. Cambridge:
Cambridge University Press, 1980.
Halik Tomas. Stromu zbyva nade/e. Krize
jako sance. Praha: Nakladatelstvi
Lidove noviny, 2009.
Hall Joseph. Heaven upon Earth and
Characters ofVertues and Vice / edit-
ed by Rudolph Kirk. New Brunswick,
NJ: Rutgers University Press, 1948.
Halteman Richard J. Is Adam Smith’s
Moral Philosophy an Adequate
Foundation for the Market Economy?
// Journal of Markets and Morality.
6 (2003). P. 453-478.
Haney Lewis Henry. History
of Economic Thought: A Critical Ac-
count of the Origin and Development
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
526
of the Economic Theories of the Lead-
ing Thinkers in the Leading Nations.
New York: Macmillan, 1920.
Hare Richard M., Barnes Jonathan,
Chadwick Henry. Zakladatele
mysleni: Platon, Aristoteles, Augusti-
nus. Praha: Svoboda, 1994.
Harris H. S. The Reign of the Whirl-
wind: [Electronic resource]. York
Space, 1999. http://hdl.handle.
net/10315/918.
Hasbach Wilhelm. Untersuchungen uber
Adam Smith und die Entwicklung
der Politischen Okonomie. Leipzig:
Duncker und Humblot, 1891.
Hayek Friedrich A. New Studies in Phi-
losophy, Politics, Economics, and
the History of Ideas. London: Rout-
ledge and Kegan Paul, 1978.
Hayek Friedrich A. The Trend of Econom-
ic Thinking: Essays on Political Econ-
omists and Economic History / edited
by W. W. Bartley and Stephen Kres-
ge. Vol. 3. London: Routledge, 1991.
Heffernanova Jana. Gilgames: Tragicky
model zdpadni civilizace. Praha: Spo-
lecnost pro svetovou literature, 1996.
Heffernanova Jana. Tajemstvf dvou part-
nerii: Teorie a metodika prace se
sny. Praha: Argo, 2008.
Heidel Alexander. The Gilgamesh Epic
and Old Testament Parallels. Chi-
cago: University of Chicago Press,
1949.
Hejdanek Ladislav. Bdsnik a Slovo
// Ceske studie, Literatura, jazyk.
Amsterdam, Atlanta: Rodopi, 1990.
P. 57-81.
Heller Jan. Jak orat s certem: kdzdni. Pra-
ha: Kalich, 2006.
Hendry David F. Econometrics: Alche-
my or Science? // Economica. Vol. 47
(1980). P. 387-406.
Hengel Martin. Judentum und Hellenis-
mus. Tiibingen: Mohr, 1969.
Henry Matthew. Matthew Henry’s
Commentary on the Whole Bible:
[Electronic resource], http://www.
apostolic-churches.net/bible/mhc/.
Hill Roger B. Historical Context
of the Work Ethic. Athens: Universi-
ty of Georgia, 1996.
Hirsch Fred. Social Limits to Growth.
Cambridge, MA: Harvard University
Press, 1976.
Horsley Richard A. Covenant Economics.
Louisville, Westminster John Knox,
2009.
Hurtado-Prieto [imena. Adam Smith
and the Mandevillean Heritage:
The Mercantilist Foundations
of “Dr. Mandeville’s Licentious Sys-
tem”: [Electronic resource]. Prelimi-
nary version. February 2004. http://
phare.univ-parisl.fr/hurtado/
Adam% 20Smith.pdf.
Hurtado-Prieto Jimena. Pity, Sym-
pathy and Self-interest: Review
of Pierre Force’s Self-interest be-
foreAdam Smith // The European
Journal of the History of Eco-
nomic Thought. 2005. Vol. 12(4).
P. 713-721.
Inglehart Ronald. Culture Shift: In Ad-
vanced Industrial Society. Prince-
ton, NJ: Princeton University Press,
1990.
Inglehart Ronald. World Values Sur-
vey: [Electronic resource], 2009.
http://www.worldvaluessurvey.org/
(доступно c 2010 r.).
International Standard Bible Encyclope-
dia: [Electronic resource], http://
www.internationalstandardbible.
com.
Irwin William (ed.). The Matrix and
Philosophy: Welcome to the Desert
of the Real. Illinois: Cares Publish-
ing Company, 2002.
Johnston Louis D., Williamson Samu-
el H. What Was the U.S. GDP Then?:
[Electronic resource], 2008. http://
www.measuringworth.org/usgdp/
(доступно c 2010 r.).
БИБЛИОГРАФИЯ
527
Jung Carl G. Vybor z di'la VIII — Hrdina
a archetyp matky. Praha: Nakladatel-
stvi Tomase Janecka — Emitos, 2009.
Kahn Charles H. Plato and the Socrat-
ic Dialogue. Cambridge: Cambridge
University Press, 1996.
Kalenska Renata. Nekdy se me zmocnu-
je pocit...: [Electronic resource]
I I Lidove noviny. 15. Listopadu 2008.
http ://www. lidovky.cz/nekdy- se -
me-zmocnuje-pocit-dca-/ln_noviny.
asp?c=A081115 000040 ln_noviny_
sko&klic=228612&mes =081115 0.
Kaye B. Introduction to The Fable
of the Bees, by Bernard Mandeville.
Oxford: Clarendon Press, 1924.
Kerenyi Karl. Gods of the Greeks. London:
Thames & Hudson, 1980.
Kerkhof Bert. A Fatal Attraction? Smith’s
“Theory of Moral Sentiments’ and
Mandeville’s “fable” // History of
Moral Thought. Vol. 16, № 2 (1995).
P. 219-233.
Keynes John Maynard. Collected Writings
of John Maynard Keynes I edited by
Austin Robinson and Donald Mog-
gridge. London: Macmillan for the
Royal Economic Society, 1971-1989.
Keynes John Maynard. Essays in Persua-
sion. New York: W. W. Norton, 1963.
Keynes John Maynard. First Annual Re-
port of the Arts Council (1945-1946):
[Electronic resource]. http://www.
economicshelp.org/blog/economics/
quotes-by-john-maynard-keynes.
Kirk Goeffrey S., Raven John E., Schofield
Malcolm. The Presocratic Philoso-
phers. Cambridge: Cambridge Uni-
versity Press, 1983.
Kline Morris. Mathematical Thought from
Ancient to Modern Times. New York:
Oxford University Press, 1972.
Kmenta Jan. Review of A Guide to Econo-
metrics, by Peter Kennedy J J Business
Economics. Vol. 39, № 2, April 2004.
Knies Carl G. A. Die Politische Oe-
konomie vom Standpunkte der
geschichtlichen Methode. Braun-
schweig: C. A. Schwetsche und
Sohn, 1853.
Knight Frank Hyneman. Liberalism and
Christianity // The Economic Order
and Religion / Knight, Frank Hy-
neman, Merrian, Thornton Ward
(eds.). New York, London: Harper &
Brothers, 1945.
Knight Frank Hyneman. Freedom and
Reform: Essays in Economics and So-
cial Philosophy. New York: Harper &
Brothers, 1947.
Kolman Vojtech. Filozofie cisla. Praha:
Nakladatelstvi Filosofickeho ustavu
AV CR, 2008.
Komarek Stanislav. Obraz cloveka
a pffrody v zrcadle biologie. Praha:
Academia, 2008.
Kratochvil Zdenek. Filosofie mezi mytem
a vedou od Homera po Descarta. Pra-
ha: Academia, 2009.
Kratochvil Zdenek. Mytus, filosofie,
veda, I. a II. (Filosofie mezi Homerem
a Descartem). Praha: Michal Juza &
Eva Juzova, 1996.
Kugel James L. The Bible as It Was. Sth ed.
Cambridge, MA: Belknap Press, 2001.
Lacan Jacques. The Signification of the
Phallus // Ecrit Ecrits: A Selection.
London: Tavistock/Routledge, 1977.
P. 311-323.
Lalouette Claire. Ramessova rise — Vla-
da jedne dynastie. Praha: Levne
knihy, 2009.
Lanman Scott, Matthews Steve.
Greenspan Concedes to ‘Flaw’ in
His Market Ideology: [Electronic
resource] //Bloomberg.
2008. October 23. http://
www.bloomberg.com/apps/
news?-pid=newsarchive&sid
=ah5qh9Up4r!g.
Leacock Stephen. Hellements ofHick-
onomics: in Hiccoughs of Verse
Done in Our Social Planning Mill.
New York: Dodd, Mead, 1936.
X
J
4
C
C
LU
u
3
4
i
о
528
Levin Samuel M. Malthus and the Idea
of Progress // Journal of the History
of Ideas. Vol. 27, Ns 1 (January —
March 1966). P. 92-108.
Levi-Strauss Claude. The Elementa-
ry Structures of Kinship / edited
by R. Needham, J. Harle Bell, and
J. R. von Sturmer. Boston: Beacon,
1969.
Lewis Clive Staples. Evolutionary Hymn
//Poems. San Diego: Harcourt,
1964. P. 55-56.
Lewis Clive Staples. Letters ofC. S. Lewis
/ edited by W. H. Lewis. New York:
Harcourt, Brace & World, 1966.
Lewis Clive Staples. The Weight of Glory
and Other Addresses. 2nd ed. New
York: Macmillan, 1980.
Lewis Thomas J. Persuasion,
Domination, and Exchange: Adam
Smith on the Political Consequences
of Markets // Canadian Journal
of Political Science. Vol. 33. Ns 2
(June 2000). P. 273-289.
Liddell Henry G., Scott Robert. Greek-
English Lexicon. 9th ed. Oxford:
Clarendon Press, 1996.
Limentani Ludovico. La morale della
simpatia: Saggio sopra I’etica
di Adamo Smith nella storia
del pensiero inglese. Genova:
A. F. Formiggini, 1914.
Lowry S. Todd. Ancient and Medieval
Economics //A Companion
to the History of Economic Thought
/ Samuels Warren J., Biddle Jeff,
Davis John Bryan (eds.). Oxford:
Blackwell Publishing, 2003. P. 11-27.
Lowry S. Todd. The Archaeology of
Economic Ideas: The Classical Greek
Tradition. Durham, NC: Duke
University Press, 1988.
Lowry S. Todd. The Economic and
Jurisprudential Ideas of the Ancient
Greeks: Our Heritage from Hellenic
Thought // Ancient and Medieval
Economic Ideas and Concepts
of Social Justice / Lowry S. Todd,
Gordon Barry (eds.). New York:
Brill, 1998.
Lowry S. Todd, Gordon Barry (eds.).
Ancient and Medieval Economic
Ideas and Concepts of Social Justice.
New York: Brill, 1998.
Luther Martin. Martin Luther’s Last
Sermon in Wittenberg, Second
Sunday in Epiphany, 17 January
1546 // Dr. Martin Luthers Werke:
Kritische Gesamtausgabe. Weimar:
Herman Boehlaus Nachfolger, 1914.
P. 51-126.
Macfle Alec L. The Invisible Hand
of Jupiter // Journal of the History
of Ideas. Vol. 32 (October —
December 1971). P. 595-599.
Macfle Alec L. The Individual in Society.
London: Allen & Unwin, 1967.
MacIntyre Alasdair. A Short History
of Ethics: A History of Moral
Philosophy from the Homeric Age
to the Twentieth Century. London:
Routledge & Kegan Paul, 1998.
Mahan Asa. A Critical History of
Philosophy. New York: Phillips &
Hunt, 2002.
Malthus Thomas. An Essay on the
Principle of Population. Oxford:
Oxford University Press, 2008.
Mandeville Bernard. A Letter to Dion.
The Project Gutenberg: [Electronic
resource], http://www.gutenberg.
org/files/29478/29478-h/29478-h.
htm.
Martindale Wayne, Root Jerry
(eds.). The Quotable Lewis:
An Encyclopedic Selection of Quotes
from the Complete Published Works.
Wheaton, IL: Tyndale, 1989.
Marx William. The Devil's Rights and
the Redemption in the Literature
of Medieval England. Rochester, NY:
Boydell and Brewer, 1995.
McCloskey Deirdre N. The Bourgeois
Virtues: Ethics for an Age
БИБЛИОГРАФИЯ
529
of Commerce. Chicago: University
of Chicago Press, 2006.
McCloskey Deirdre N. The Rhetoric
of Economics: [Electronic resource]
// Journal of Economic Literature.
Vol. 21 (June 1983). P. 481-517
/ American Economic Association
Stable, http://www.jstor.org/
stable/2724987.
McCloskey Deirdre N. The Secret Sins
of Economics. Chicago: Prickly
Paradigm Press, 2002.
Mill John Stuart. Collected Works
of John Stuart Mill. Vol. 10. Essays
on Ethics, Religion, and Society
/ edited by John M. Robson.
London: Routledge and Kegan
Paul, 1979.
Mill John Stuart. Essays on Some
Unsettled Questions of Political
Economy. London: Parker, 1844.
Mill John Stuart. Utilitarianism:
[Electronic resource]. Forgotten
Books, 2008. www.forgottenbooks.org.
Milton John. The Poetical Works of John
Milton. Whitefish, MT: Kessinger
Publishing, 2006.
Mini Piero V. Philosophy and Economics:
The Origins and Development
of Economic Theory. Gainesville:
University Press of Florida, 1974.
Mirowsky Philip. Machine Dreams:
Economics Becomes a Cyborg
Science. Cambridge: Cambridge
University Press, 2002.
Mirowsky Philip. More Heat Than Light:
Economics as Social Physics, Physics
as Nature’s Economics. Cambridge:
Cambridge University Press, 1989.
Mlcoch Lubomir van. Ekonomie
diivery a spolecneho dobra. Praha:
Karolinum, 2006.
Morgenthau Henry. Truth and Power:
Essays of a Decade. New York, NY:
Prager, 1970.
Morrow Glenn R. Adam Smith:
Moralist and Philosopher // Journal
of Political Economy. Vol. 35 (June
1927). P. 321-342.
Mumford Lewis. The City in History:
Its Origins, Its Transformations,
and Its Prospects. San Diego, New
York, London: Harcourt, 1961.
Myers David G. Does Economic Growth
Improve Human Morale?: [Electronic
resource] // New American Dream.
http://www.newdream.org/
newsletter/growth.php.
Nelson Robert H. Economics as Religion:
From Samuelson to Chicago
and Beyond. University Park:
Pennsylvania University Press,
2001.
Nelson Robert H. Reaching for Heaven
on Earth: The Theological Meaning
of Economics. Savage, MD: Rowman
& Littlefield, 1991.
Nelson Robert H. The New Holy Wars:
Economic Religion vs. Environmental
Religion in Contemporary America.
Pennsylvania: Pennsylvania state
University Press, 2010.
Neubauer Zdenek. 0 cem je veda? Praha,
Malvern, 2009.
Neubauer Zdenek. Prfmluvce
postmoderny. Praha: Michal Juza &
Eva Juzova, 1994.
Neubauer Zdenek. Respondeo
Dicendum: autosbornik к desdtemu
vyrocipadesatych narozenin. Praha:
O.P. S., 2002.
Nin Anais. The Diary of Anais Nin,
1939-1944. New York: Harcourt,
Brace & World, 1969.
Nisbet Robert A. The Idea of
Progress: [Electronic resource]
// Literature of Liberty: A Review
of Contemporary Liberal Thought.
Vol. 2 (1979). P. 7-37. http://oll.
libertyfund.org.
Novotny Adolf. Biblicky slovnik. Praha:
Kalich, 1992.
Novotny Frantisek. The Posthumous Life
of Plato. Praha: Academia, 1977.
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
530
Nussbaum Marta C. The Fragility of
Goodness: Luck and Ethics in Greek
Tragedy and Philosophy. New York:
Zone Books, 1999.
Oates Whitney J., O’Neill Eugene.
The Complete Greek Drama. New
York: Random House, 1938.
O’Connor Eugene Michael.
The Essential Epicurus: Letters,
Principal Doctrines, Vatican Sayings,
and Fragments. Buffalo, NY:
Prometheus, 1993.
Oncken August. The Consistency of Adam
Smith//The Economic Journal. Vol. 7
(September 1897). P. 443-450.
Pasquinelli Matteo. Animal Spirits:
A Bestiary of the Commons.
Rotterdam: NAi Publishers, 2008.
Patinkin Don. Essays on and in
the Chicago Tradition. Durham, NC:
Duke University Press, 1981.
Pava Moses L. Business Ethics: A Jewish
Perspective. Hoboken, NJ: KTAV
Publishing House, 1997.
Pava Moses L. The Substance of
Jewish Business Ethics // Journal
of Business Ethics. Vol. 17. № 6
(April 1998). P. 603-617.
Payne Jan. Odkudzlo? Praha: Triton, 2005.
Pieper Josef. Tomas Akvinsky. Praha:
Vysehrad, 1997.
Punt Jeremy. The Prodigal Son
and Blade Runner: Fathers and
Sons, and Animosity // Journal
of Theology for Southern. Vol. 119
(July 2007). P. 86-103.
Radi Emanuel. Dejiny filosofie: Starovek
a stredovek. Praha: Votobia, 1998.
Radi Emanuel. Dejiny filosofie: Novovek.
Praha: Votobia, 1999.
Raphael David D. The Impartial
Spectator: Adam Smith’s Moral
Philosophy. Oxford: Oxford
University Press, 2007.
Rawls John. Lectures on the History
of Moral Philosophy. Cambridge:
Harvard University Press, 2000.
Redman Deborah A. Economics and
the Philosophy of Science. Oxford:
Oxford University Press, 1993.
Rich Arthur. Etika hospoddrstvi. I, II.
Praha: ISE, Oikoymenh, 1994.
Roll Erich. A History of Economic
Thought. 3rd ed. Englewood Cliffs,
NJ: Prentice Hall, 1964.
Rothbard Murray N. Economic Thought
before Adam Smith: Austrian
Perspectives on the History
of Economic Thought. Vol. 1.
Cheltenham, UK: Edward Elgar, 1995.
Russell Bertrand. Mysticism and Logic
and Other Essays. London, New
York: Longmans, Green, 1918.
Saint Bernard of Clairvaux. Commentary
on the Song of Songs. Etext arranged
by Darrell Wright, 2008.
Samuels Warren J., Biddle Jeff, Davis
John Bryan (eds.). A Companion
to the History of Economic Thought.
Oxford: Blackwell Publishing, 2003.
Scitovsky Tibor. The Joyless Economy:
The Psychology of Human
Satisfaction. New York: Oxford
University Press, 1992.
Sedlacek Tomas. Spontaneous Rule
Creation // Cultivation of Financial
Markets in the Czech Republic
/ Mejstfik Michal (ed.). Praha:
Karolinum, 2004. P. 317-339.
Sen Amartya Kumar. On Ethics and
Economics. Oxford: Blackwell, 1987.
Shils Edward. Remembering
the University of Chicago: Teachers,
Scientists, and Scholars. Chicago:
University of Chicago Press, 1991.
Shionoya Yuichi. Schumpeter and
the Idea of Social Science:
A metatheoretical Study. Cambridge:
Cambridge University Press, 2007.
Schor Juliet B. The Overworked American:
The Unexpected Decline of Leisure.
New York: Basic Books, 1993.
Schumpeter Joseph A. Business Cycles:
A Theoretical, Historical and
БИБЛИОГРАФИЯ
531
Statistical Analysis of the Capitalist
Process. New York, Toronto,
London: McGraw-Hill Book
Company, 1939.
Schumpeter Joseph A. The Common Sense
of Econometrics // Econometrica. № 1
(1933). P. 5-12.
Sigmund Paul E. (ed.). St. Thomas
Aquinas on Politics and Ethics. New
York; W. W. Norton, 1987.
Simmel Georg. Penlze v modern: kulture
a fine eseje. Praha: Sociologicke
nakladatelstvi, 2006.
Simmel Georg. Filosofie penez. Praha:
Academia, 2011.
Simmel Georg. Simmel on Culture:
Selected Writing. Edited by David
Frisby, and Mike Featherstone.
Thousand Oaks, CA: Sage, 1997.
Simon Herbert A. An Empirically-
Based Microeconomics. Cambridge:
Cambridge University Press, 1997.
Sims Christopher A., Goldfeld
Stephen M., Sachs Jeffrey D. Policy
Analysis with Econometric Models
// Brookings Papers on Economic
Activity. 1982. № 1. P. 107-164.
Sipe Dera. Struggling with Flesh: Soul/
Body Dualism in Porphyry and
Augustine: [Electronic resource]
//An Interdisciplinory Journal
of Graduate Students, http://
www.publications.villanova.edu/
Concept/index.html.
Smith Adam. Adam Smith’s Moral and
Political Philosophy/ edited with
an introduction by Herbert Wallace
Schneider. New York: Hafner, 1948.
Smith Adam. Essays on Philosophical
Subjects // The Glasgow Edition of the
Works and Correspondence of Adam
Smith / edited by D. D. Raphael and
A. S. Skinner. Vol. III. Oxford, Oxford
University Press, 1980.
Smith Adam. Lectures on Jurisprudence.
Oxford: Oxford University Press,
1978.
Sojka Milan. John Maynard Keynes
a soucasnd ekonomie. Praha: Grada,
1999.
Sokol Jan. Clovek a svet ocima Bible.
Praha: Jezek, 1993.
Sokol Jan. Mesto a jeho hradby
// Vesmir. Vol. 5. № 2 (kveten 5,
2002). P. 288-291.
Sokol Jan. Moc, penize a prdvo. Plzen:
Ales Cenek, 2007.
Sombart Werner. The Jews and Modern
Capitalism. New Brunswick, NJ,
Transaction, 1997.
Sousedfk Stanislav. Texty к studiu
dejin stredoveke filosofie. Praha:
Karolinum, 1994.
Spiegel Henry William. The Growth
of Economic Thought. 3rd ed. Dur-
ham, NC: Duke University Press,
1991.
Stevenson Betsey, Wolfers Justin.
Economic Growth and Subjective
Well-Being: Reassessing the Easterlin
Paradox. Cambridge, MA: Centre
for Economic Research NBER, 2008.
Stigler George J. Economics: The
Imperial Science?// Scandinavian
Journal of Economics. Vol. 86. № 3
(1984). P. 301-314.
Stigler George J. The Essence of Stigler.
Stanford: Hoover Institution Press,
1986.
Stigler George J. Frank Hyneman Knight
// The New Palgrave: A Dictionary
of Economics. Vol. 3. P. 55-59. New
York: Stockton Press, 1987.
Suppe Frederick. The Structure
of Scientific Theories. Urbana:
University of Illinois Press, 1977.
Smajs Josef. Uzavreme smlouvu se Zemi?
//LiterarnJ noviny. 15/09.
Tamari Meir. The Challenge of Wealth:
Jewish Business Ethics // Business
Ethics Quarterly. Vol. 7 (March
1997). P. 45-56.
Tassone Giuseppe. A Study on the Idea
of Progress in Nietzsche, Heidegger,
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
532
and Critical Theory. Lewiston, NY:
Mellen Press, 2002.
The Economist. Economics A-Z: Animal
Spirits: [Electronic resource]
I The Economist Newspaper
Limited. http://www.economist.
com/research/economics/
alphabetic. cfm?letter=A (доступно
c 2010 r.).
Thoreau Henry David. Civil Disobedience
and Other Essays. Stilwell, KS:
Digireads.com Publishing, 2005.
Turner Jonathan. Herbert Spencer:
A Renewed Appreciation. Beverly
Hills, CA; Sage, 1985.
Vanek Jaroslav. The Participatory
Economy: An Evolutionary Hypothesis
and a Strategy for Development.
Ithaca: Cornell University Press,
1974.
Veblen Thorstein. Essays in Our
Changing Order. New Brunswick, NJ:
Transaction, 1997.
Veblen Thorstein. The Intellectual Pre-
Eminence offews in Modern Europe
//Political Science Quarterly. Vol. 34
(March 1919). P. 33-42.
Volf Miroslav. In the Cage of Vanities:
Christian Faith and the Dynamics
of Economic Progress // Rethinking
Materialism: Perspectives on
the Spiritual Dimension of
Economic Behavior / Wuthnow
Robert (ed.). Grand Rapids, MI:
Eerdmans, 1995. P. 169-191.
Von Skarzyriski Witold. Adam Smith als
Moralphilosoph und Schoepfer der
Nationaloekonomie. Berlin: Grieben,
1878.
Wachtel Paul L. The Poverty of Affluence:
A Psychological Portrait of the
American Way of Life. New York:
Free Press, 1983.
Walther Eckstein. Introduction
to The Theory of Moral Sentiments,
by Adam Smith. Leipzig: Felix Mein-
er, 1926.
Weber Max. Ancient Judaism. New York,
London: Free Press, 1967.
Weber Max. Autorita, etika a spolecnost.
Praha: Mlada fronta, 1997.
Weber Max. The Sociology of Religion.
Boston: Beacon, 1963.
Weintraub Roy E. How Economics
Became a Mathematical Science.
Durham, NC: Duke University Press,
2002.
Werhane Patricia H. Business Ethics
and the Origins of Contemporary
Capitalism: Economics and Ethics
in the Work of Adam Smith and
Herbert Spencer// Journal of
Business Ethics. Vol. 24. № 3 (April
2000). P. 19-20.
Wesley John. Wesley’s Notes on
the Bible: [Electronic resource].
Grand Rapids, MI: Christian
Classics Ethereal Library, http://
www.ccel.org/ccel/wesley/notes.
html.
Willis Jim. God's Politics: Why the Right
Gets It Wrong and the Left Doesn’t
Get It. San Francisco: Harper San
Francisco, 2005.
Witztum Amos. A Study into Smith’s
Conception of the Human Character:
Das Adam Smith Problem Revisited
// History of Political Economy.
Vol. 30(3). 1998. P. 489-513.
Wolf Julius. Das Adam Smith-Problem
// Zeitschrift fur Socialwissenschaft.
Vol. 1. Berlin, 1898. P. 25-33, 101-
108, 176-187.
Wuthnow Robert (ed.). Rethinking
Materialism: Perspectives on
the Spiritual Dimension of Economic
Behavior. Grand Rapids, MI:
Eerdmans, 1995.
Yoder John Howard. The Politics of Jesus.
Grand Rapids, MI: Eerdmans, 1972.
Zeyss Richard. Adam Smith und der
Eigennutz. Tubingen: Verlag der
H. Laupp’schen Buchhandlung,
1889.
БИБЛИОГРАФИЯ
533
ПРЕДМЕТНО-ТЕМАТИ-
ЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
Августин Аврелий блаженный
главные пороки, 404
и платонизм,251-253
трактовка тела, 183-184
христианство, 252-253
Автор псалмов, 122, 128
«Автостопом по галактике» (Дуглас
Адамс), 479
Агностицизм, 268
Аквинский Фома, 34, 71,144, 146, 223,
237, 244-247, 251-253, 253-255, 258-259,
263-268, 302, 325, 395-396, 407, 509
благоразумие как наивысшая добро-
детель, 237
взаимная поддержка, 264-265
и идеи Аристотеля, 252-253
концепция доказательства существо-
вания Бога и Божьего провидения, 237,
259-260
личная собственность, 244-247
о божествах, 267
об экономической свободе индиви-
дуума, 256
отношение к материи, 254
отношения между верой и разумом,
266-268
плохие, неправильные поступки
и решения, 257
Акерлоф Джорж А., 23, 425-426
Алкивиад, 185
Альтруизм, 422
Американская мечта, 438
Анархия, 265
Антиаскетизм, 90-94
Антихрист, 217
Апостол Павел, 184, 233-251
понимание труда, 241-244
принцип равенства при перераспре-
делении, 250
холодное, сдержанное отношение
к миру, 235
экономика добра и зла, 410-412
Аристоксен, 165
Аристотель, 145-147,150,168-171, 175,
177,186-189, 195-204, 325, 357-358, 382,
422
и Фома Аквинский, 251-253
максимизация полезности (MaxU),
200-204
о долгах, 147
о личной собственности, 188
о процентах по кредиту, 148
об отсутствие умеренности, 357
о себялюбии, 419-423
о счастье, 198-199, 383
о труде, 148-152
понимание гражданина, 189
понимание пользы (полезности)
как блага (MaxG), 201-203
понимание философии и науки,
195-196
принцип абстракции, 180
сильный восторг против обычной
радости, 378
учение, 197
эвдемония, 198-199
«Экономика», 168
экономическая мысль, 198
этическая добродетель,197
Аристофан, 30, 407
Армагеддон, 371
Аскетизм, 34, 87, 90-93, 176, 184, 189,
246, 251, 384
Аскетическое общество, 184
«Басня о пчелах» (Бернард Мандевиль),
258, 295
«Возроптавший улей» (Бернард Манде-
виль), 71
Бауман Зигмунт, 375
«Бегущая с волками» (Клариса П. Эстес),
347
Беккер Гэри С., 90, 352, 373
Бентам Джереми, 35, 400
Беркли Джордж, 282, 295, 441, 451
«Бессмертие» (Милан Кундера), 306
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКО Н О М И КА Д О Б РА И 3 Л А
534
Бессмертие, 42-44, 53, 72-73, 75
Бессмысленность, 379
«Бешеные псы» (Квентин Тарантино), 222
Библии экономики, 399-401
Библия (см. также Новый Завет, Ветхий
Завет), 213, 243
Благополучие, моральное обоснование,
108-110
Благоразумие, 237
Благотворительность, 296, 247-251
Бог обманщик, 268
Богатство против этики, 308-312
Божественная мудрость, 253
«Бойцовский клуб» (Чак Паланик), 377
Бокль Генри Томас, 319
Браге Тихо, 306
Бубер Мартин, 288, 321
Бьюкенен Джеймс Макгилл, 418
Бюджетное ограничение, 125, 209, 418
«В ожидании Годо» (Сэмюэль Беккет), 379
Вавилонская астрономия, 447
Вавилонская башня, 130, 511-512
Вавилонская культура, 72
Вайнтрауб Рой, 513
Ванек Ярослав, 33
Вдохновение и метод, 472-474
Вебер Макс, 84, 92, 350
Веблен Торстейн Бунде, 84п2
«Венецианский купец»(Уильям
Шекспир), 143
Ветхий Завет
Аскетизм, 34, 87, 92,176,189, 246,
251-253, 384
баланс между бытием физически
активным и созерцательным, 243
библейский акт наречения, 103-107
Бог и премудрость, 102
внеземной рай, или небеса, 92
герой,94-97
деньги и долг, 139-145
десакрализация, 90-94
добро incoming/outgoing, 122-124
добро и зло, 117-129, 396-397
еврейские герои и правители, 94-100
еврейские традиции хозяйствова-
ния, 85
институт царствования,99
иудейский прагматизм,92
иудейская религиозность, 87
концепция труда, 148-152
любить закон, 126-129
макроэкономический прогноз, 114
морально-хозяйственные циклы
и экономические пророчества, 110-
111
нравственный аспект добра и зла,
108-111
об Эдемском саде, 61-63, 92
оптимизация полезности (выгоды),
125-126, 132
подобия реальности, 90-94
природа, 98
прогресс, 86-90
рост ВВП, 145-147
самоаннулирующееся пророчество,
112-113
самоисполняющееся пророчество, 114
свобода кочевников, 130-131
социальная мера, 132-139
толкование Иосифом сна фараона, 111
человеки сотворение мира, 100-107
Витгенштейн Людвиг, 455, 466, 471, 473
«Властелин колец», 43, 224
Внешнее владение, 430
Внутрицерковная социальная сеть, 250
Вольтер, 92
Восточная цивилизация, 231
Время долгов, 139-140, 357-359
Второзаконие, 87, 137
Выкуп, 218-220, 270
Вынужденная координация, 263
Гавел Вацлав, 11, 362
Галик Томаш, 13
Галилей Галилео, 282
Гегель Георг Вильгельм Фридрих, 467
Гёдель Курт, 459
Гедонизм, 398
Гедонистическая школа (см. также эпику-
рейцы), 207-210
Гейданек Ладислав, 480
Гейман Нил, 231
Гелиоцентризм, 22
Гельвеций Клод Адриан, 434
Геоцентризм, 22
Герой
герой в соответствии с Торой, 96
десакрализация, 90,94-98
Герои Торы, 96
Герцог де Роган, 434
Гесиод, 162-163,168, 366
Гиерон (Ксенофонт), 381
Гильгамеш, «Эпос о Гильгамеше», 22, 29,
34-35, 42-81, 108, 224
библейский потоп, 67-68
ПРЕДМЕТНО-ТЕМАТИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
535
вавилонская культура, 72
возникновение укрепленного посе-
ления, 59
вырубка кедров, 48-52
грешная цивилизация, 64-68
история, рассказ, 43-44
перевоплощение Энкиду в цивилизо-
ванное существо, 53-54, 50-63, 69-70
природа и естественное состояние
вещей, 51-63
производительность, эффективность,
44-47
происхождение, 42-43
психологический аспект, 54
развитие разделения труда и специа-
лизации, 58
развитие экономического мышле-
ния, 67
сила дружбы, 48-49, 53-54
символика, 53-54, 59, 51-65
ценность сотрудничества, 48
цикличное повторение, 87-89
bliss point, 72-76
Гоббс Томас, 67, 256, 263, 314, 323, 366,408
гоббсово видение естественного чело-
веческого состояния, 67
Гоморра, 65, 110,130, 142, 194, 448
«Государство» (Платон), 186-189
Греческая традиция аскетизма, 92
Греческий экономический этос
античная поэтическая традиция,
158-167
гедонистическая школа, 209-210
ионийская философская традиция,
164-167
научная истина, 159-162
поэты — экономисты, 162-163
философский анализ, 163-164
школа стоиков, 205-207
экономический анализ Аристотеля,
195-197
экономический анализ Ксенофонта,
167-172
экономический анализ Платона,
174-178
Грешная цивилизация, 64-68
Гурнэ Венсан де, 330
Гус Ян, 330
Гуссерль Эдмунд, 288
Дар, дарение и транс-акция, 220-226
«Два трактата о правлении» (Локк), 246
«Двоякие речи», 161
Декарт Рене, 27, 29,161, 178, 268, 274-
289, 449-450, 472, 481, 489, 492, 509
«доказательство» существования
Бога, 284
допущения в экономике, 285-286
индивид чувствующий, 287
искусственное сомнение в существо-
вании реального мира, 286
научные и экономические модели,
178-183
научный миф, 178-183
осознанно нереалистические предпо-
ложения, 283
парадокс несоответствия, 282
представление о своем эго («я есть»),
289
рациональность, 287
теологический миф, 283
упрощение человека, 287
человек как механизм, 274-278, 288
cogito ergo sum, 279-281, 288
Демократический капитализм, 261
Деннис Джон, 295
Деньги
денежные трансакции, 220-226
как корень зла, 229
как энергия, 145-148
отношения между временем
и деньгами, 146
страсть к деньгам, 404
Детерминизм, 442, 460
Дефицит бюджета, 387-389
Дилемма заключенного, 229-230, 418
Динер Эд, 378
Диоген из Синопа, 185, 351
Добро
в Новом Завете, 233-236
в экономике мейнстрима, 398-399
взгляд Мандевиля, 399
взгляд стоиков, 394
идеи христианства, 233-236, 395-396
иудейское учение,396
мирские блага, 350
моральный аспект, 108-110, 262-263
польза, полезность, 203-205, 392
резидуальное, 410-412
согласно апостолу, Павлу, 410-412
эпикурейские (гедонистические)
ценности, 397-398
этика Канта, 394
Добровольность, 250
Добровольный отказ отличной выгоды,
принцип, 399
а.
ш
О
Ч
S
s
2
О
О
ас
Ф
ас
ш
С
Ч
ш
О
3
£
О
536
Договорной механизм,.219
Долг
долговой кризис, 31, 90, 116, 220, 387-
388,476-477,512
искупление, 219
прости нам наши долги, 217-219
рабы,218
Акила и Прискилла, 248
«Домострой» («Oeconomicus», Ксено-
фонт), 168
Древнееврейское мышление
Вавилон,65
взгляд на природу и цивилизацию, 66
городская цивилизация, 66
о городе Иерусалим, 66
об Эдемском саде, 63
об экономике (см. также Ветхий
Завет), 35
экономика добра и зла, 35
Дружба, 45-47
«Дух демократического капитализма»
(Майкл Новак), 71, 262
Духовный человек, 243
Дэвис Норман, 308, 341
Дэвис Филип, 180
Евангелие от Матфея, 137, 237
Еврейский прагматизм, 92-94
Еврейские традиции хозяйствования, 85
Евро-американская цивилизация, 214
экономическая традиция, 244-247
Египтяне, 95-97
Екклесиаст, 122, 396
Естественное человеческое состояние,
62
Естественное человеческое состояние
и цивилизация
в древнееврейском мышлении (см.
также древнееврейское мышление), 63
гоббсово видение естественного чело-
веческого состояния, 67
Естественный отбор, 409-410
Жижек Славой, 342, 346, 431, 439
Законы Торы, 126-129
Западная греко-иудео-христианская
цивилизация, 510
Западная культура и цивилизация, 32, 214
«Застрявший в мгновении» (U2), 344
Звериная кожа, 430
Зевс, 162
Зиммель Георг, 226, 269, 348
Зло
в Новом Завете, 233-237
в понимании Фомы Аквинского,
255-261
в Эдемском саду, 260-261
и существование Бога, 259
искоренение, последствия, 255
неистребимость, 237-241
плохие, неправильные поступки
и решения, 257
подчиненность по отношению
к добру, 414-416
польза (полезность), 203-205
превращение зла в созидательную
силу, 71
резидуальное, 410-412
роль в мире, 258
укрощение зла, 69-71
Хумбаба, 49-52
Зомбарт Вернер, 83, 85, 93,119,128
Зуб за зуб, 230-232
Игра с нулевым результатом, 169
Идеальное государство по Платону, 46
Идеология, 465-466
Иисус Христос, 97, 214-221, 226-227,
231-232, 236-237, 243-244, 250-251,
358, 383, 395, 407, 421, 468, 509
«Илиада» (Гомер), 158, 475
Инглхарт Рональд Франклин, 377
Иррациональное animal spirits, 328
Иррациональные числа, 165-167
Искусственные системы моральных
ценностей, 239
«Исповедь» (Августин), 383
«Исследование о природе и причинах
богатства народов» (Адам Смит), 21, 71,
298, 314, 317, 400
Истории, их польза, 21-23
Иудаизм и экономическое мышление
(см. также Ветхий Завет)
Кант Иммануил, 120, 124, 126, 210, 287,
288, 327-329, 393-394
«Капитал» (Карл Маркс), 187
Картезианское мышление, 274-278,
282-287, 509
Кейнс Джон Мейнард, 26, 53, 79, 89-90,
139, 359, 371-372, 400-401, 418, 461, 502
кейнсов выродок, 387
animal spirits, 94, 107, 328,406, 426-428
Киберпанк, 436
«Киропедия» (Ксенофонт), 171
ПРЕДМЕТНО-ТЕМАТИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
537
Класс Генрих, 86
Кмента Ян, 457
Книга Бытия, 34, 98,10, 104,110, 235, 240,
386, 430, 466
Книга Иова, 120-123
Когнитивная система, 486
Колдуэлл Брюс, 287
Кольман Войтех, 465
Комарек Станислав, 410
Коммунитаризм, 247-251
Конец истории, 373
Конт Огюст, 475
Координация общих усилий, 263
Кочевое племя, свобода, 130-132
Коэн Леонард, 486
Критобул, 170
Кун Томас Сэмюэл, 283
Кундера Милан, 306
Кьеркегор Сёрен Обю, 460, 488
Кэмпбелл Арчибальд, 295
Кэмпбелл Джозеф, 193
Лакан Жак Мари Эмиль, 346
Лакатос Имре, 283
Лалуэтт Клэр, 95
Леви-Стросс Клод, 464
Левиафан, 67, 256, 263
Левинас Эммануэль, 288
Леонтьев Василий, 457
Лесть, 64
Ликок Стивен, 305-307
Личный интерес, 324
«Логико-философский трактат» (Людвиг
Витгенштейн), 490
Ложное сознание, 374
Локк Джон, 106,171, 245-246, 275, 292
Лоури Тодд С., 172, 340
Льюис Клайв Стейплз, 47-48, 365, 429
Льюис Томас Дж., 405
Любовь (см. также себялюбие), 236-237
возлюби ближнего твоего, 236, 263-
266
любить врага или око за око, 229-233
малая, 247-250
непродуктивная, 44-48
Лютер Мартин, 266
Майерс Дэвид Дж., 378
Макинтайр Аласдер Чалмерз, 85, 197, 200
Макклоски Дейдра, 180, 237, 285, 456
Максимизация выгоды/полезности
(MaxU), 35, 200-203, 352-357
Мальтус Томас, 292, 344-346, 370,400,409
Мандевиль Бернард, 258-259, 291-303,
314-316, 330, 399, 405, 408, 411-412
о пороках, 296-301
описание процветающего общества,
295
природа человека, 347
пчелиный народ, 296-297, 315
экономика добра и зла, 399
«Манифест коммунистической партии»
(Карл Маркс), 400
Маркс Карл, 45, 86, 106, 187, 374, 400,
417
Марксизм-ленинизм, 374
Маршалл Альфред, 343, 347, 400, 417,
443-444, 471
Математика
в Древней Греции, 447
в Древнем Египте, 448
в экономике, 444-447
детерминизм, 460
и истина, 459-460
как инструмент, 450
метаматематика, 442-461
парадокс Рассела, 453
соблазняющая, 453-457
современная, 442
у евреев, 448
универсальна, 452
Хайдеггер Мартин, «Поэзией живет
на свете человек», 450
человеческое поведение, 446,460
число, 447-449
экономика мейнстрима, 443
Математизированный рационализм, 442
Матерь-Природа, 432
«Матрица», 45, 166, 175,177, 307, 340,
362, 432, 436, 486-487, 495
Мейнстрим экономики (главное течение
экономической мысли), 398-399, 418,
464
Метаматематика, 36, 442-461
Метаэкономика, 27-28
Методология научного исследования,
474
Мефистофель Гёте, 261
Механистическое картезианство, 442
Мечты и их влияние, 426-427, 438-439
Мизес Людвиг фон, 475
Милль Джон Стюарт, 35, 209, 245, 292,
369, 397, 400
Мини Пьеро, 107, 273, 277, 450, 455, 489
Минимальное потребление, 389
Мир, христианский взгляд, 233-236
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК экономика посол
538
Мистика чисел, 164-167
Мифический Олимп, 432
Мифы, 21-23
как модели, 178-183
Млчох Любомир, 71
Модели, 178-183, 465-467
Абстрактные, 488-489,492
и методология, 472-474
и мифы, 467
ошибки в них, 486-487
реальность (действительность), 465
строительные леса логики, 471
физические, 467,470
экономические, 470-471
Монетарные (денежные) трансакции,
220-226
Морально-хозяйственные циклы, 110-117
Мосс Марсель, 225
Мрачная наука (dismal science}, 370
«Мы несемся» (П. Дж. Харви), 337
Мэнкью Н. Грегори, 353
Нагорная проповедь, 216
Найт Фрэнк Хайнеман, 90, 343-344, 348,
368
Научная вера, 286
Научная лампа Аладдина, 436
Научная общественность, 375
Научная эпоха, 21, 375
Начало цивилизации, 58
Небеса, 92
Недостаточность, 351
Нейлбафф Барри Дж., 230-232
Нельсон Роберт, 190
Нисбет Роберт Александр, 365
Ницше Фридрих, 357, 404
«Нищета историцизма» (Карл Поппер), 476
Новак Майкл, 71, 85,107, 261
«Новые очерки по философии, политике,
экономике и истории идей» (Фридрих
Август фон Хайек), 258
Новый Завет, 126, 232, 235-236, 250, 251
Нойбауэр Зденек, 19, 63, 107, 226
«Носители истины в Древней Греции»
(Детьен Марсель), 158
Ньютон Исаак, 105, 197, 215, 450, 469,
487, 503
«О дивный новый мир» (Олдос Хаксли), 47
«О доходах» (Ксенофонт), 168, 172
Обман, 64-65
«Общая теория занятости, процента
и денег» (Джон Мейнард Кейнс), 400, 502
Общественный прогресс, 189, 269
Общество
близких людей, 263-266
выбирает разум, 323-326
идеальное, 186-189
«Одиссея» (Гомер), 158, 475
Око за око (tit-for-tat}, 231
Оптимистическая экономика, 370-371
Опустошенность, 379
«Основания политической экономии»
(Дж. С. Милль), 400
Откровение Иоанна Богослова (Апока-
липсис), 66,130, 217
Парадокс
Бесчувственность, 490
в ветхозаветных пророчествах, 112
и разум,329
Истерлина, 379
Несоответствия,282
программы гедонистов, 351
Рассела, 453
учения Иисуса, 226
Парменид, 166-167
Патинкин Дон, 346
Паточка Ян, 90, 255, 381
«Первоначала философии» (Рене Декарт),
279
Пифагор, 164-166, 449
Пифагорейская доктрина, 164-167, 449
Платон, 174-195
апокалиптическая революция, 187
город и цивилизация,192-195
достоинства человека, 187
закон упадка,178
идеальное общество, 186-189
математика и религия, 180
мифы как способ выявления истины,
179
настоящая сущность вещей, 176
общественный прогресс, 189-192
понятие частной собственности,
188-189
притча о пещере, 175
рационалистическая традиция, 178
Спарта, 189
способ достижения счастья, 186
теория форм или идей,178
труд,150
физические удовольствия, 183-185
homo oeconomicus как мифомодель,
181
Познание, вторичный процесс, 472
ПРЕДМЕТНО-ТЕМАТИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
539
Поколение хиппи,377
Полани Майкл, 180
Польза, полезность (см. также макси-
мизация полезности, Maxi/)
как цель человеческого поведения,
352
определение, 353-357
Поппер Карл Раймунд, 178,186,192, 283,
356. 471, 476
Пороки как причина богатства народа,
296-301
Поэты — экономисты, 162 (см. также эко-
номисты)
«Приключения идей» (Альфред Н. Уайт-
хед), 28
Принцип личной моральной ответствен-
ности, 399
«Принципы экономической науки»
(Альфред Маршалл), 400, 444
Природа, ее десакрализация, 98
Притча о Лазаре, 93,125-126. 235, 394
Приятельство, 78
Про-зрение, 176
Пробуждение желания, 226, 343
Прогресс. 34-35
в Ветхом Завете, 86-90
если смотреть объективно, 376
и нехватка, 380-381
история прогресса, 364-368
мечта об искоренении эгоизма,
369-372
научный, 375
нормы морали, 371-372
реальность, 376
религиозный, 368-369
решение материальных проблем, 369
экономисты как пророки, 373-374
Прокопий святой, 70, 261
Проклятие богов, 338-341
Прометей, 162,194, 358, 367, 449, 505
Прообразы невидимой руки рынка,
255-262
Пророк Иона, 113, 477-478
Пророчество Исаии, 448
«Протагор» (Платон), 257, 366-367
Протоэкономика. 27
Прощение
Долгов, 219-220
Грехов,217-219
Птолемей, 447
Пуританство, 92
Пчелиный народ, 296-297, 315
Пьянство, 268
«Р. У. Р.» (Карел Чапек), 436
Работа, не приносящая радость, 242
Радин Пол, 64, 97
Разделение труда, его развитие, 59,
171-172
Разнузданная оргия, 381
Разум
и парадоксы, 329
и чувства, 477-478
как раб страсти, 327-329
отношения между верой и разумом,
266-268
философия разума, 327-329
Рамзес II, 95
Рапопорт Анатоль, 230
Расизм, 374-375
Рассел Бертран, 165, 453-454
Рационально-механистический робот,
437
Реализм/реальность, 90-94
Реципрокный дар. 221-222
Римско-католическая церковь, 190-191
Рудольф II, 306
Руссо Жан-Жак. 295, 326, 431
Рушди Салман, 347
Рыночная экономика, парадокс (см. так-
же теория невидимой руки)
Сад Эдем (см. также древнееврейское
мышление), 61-63, 92,130-131
жизнь общественная, 263
проклятие Божье, 338-341
различие между добром и злом, 430,
261-262
средневековое представление о пер-
вородном грехе, 341
стыд и нагота, 429-430
существование добра, 237-240
Самоаннулирующееся пророчество,
112-113, 477-478
Самоисполняющееся пророчество, 114,
478
Самуэльсон Пол Энтони, 36, 90,186, 285,
399-401
Самуэльсон Роберт, 368
Сатана. 71.120-121, 234-235, 260, 415
Свобода. 130-132, 185-186, 268-269
Свобода выбора, 260
Себялюбие. 301, 310, 314, 323-325
Сексуальная похоть (libido carnalis), 404
Сексуальное либидо, 405
Симонид, 159
Синайская пустыня, 131
ТОМАШ СЕДЛАЧЕК ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
540
Скиния Господня, 66
Скука, 381
Смит Адам (см. также гедонистиче-
ская школа; школа стоиков), 21, 23, 30,
35,205-207,259
антропологическое понимание чело-
века экономического, 276
дискуссия между методологическим
индивидуализмом и коллективиз-
мом, 317
и идеи Мандевиля, 295
моральное учение, основанное на вза-
имной благожелательности и самооб-
ладании, 310
невидимая рука, 312-314
о разуме, 327-329
о себялюбии, 316
об эпикурейцах, 209-210
концепция общественного сосуще-
ствования, 323-326
против Мандевиля,315-316, 322
разделение труда, 171-172
рациональность человеческого пове-
дения, 327-329
руководящий принцип человеческого
поведения,316-318
своекорыстие (своеволие), 314-318
силы, действующие на свободном
рынке, 312
симпатия, 321-322, 325-326, 423
так называемая проблема Смита
(Das Adam Smith Problem), 316-318
философия разума и чувства, 327-329
человеческое поведение, 316-318
этика, 308-312
Собственная выгода (личная выгода),
324
Современная экономика, 21, 86
Содом, 65,110,130,142,194, 448
Сойка Милан, 418
Сократ, 92,170,174-175,185,191,195,
203, 257, 350, 455
Солидарность, 247-250
Сомнения о сомнениях, 283-287
Сон фараона, 111
Социальная добродетель, 322
Социальный дарвинизм, 409-410
Спасение, 236
Спрос, 338-341
и предложение, 349-350
пробуждение, 338-341
Стиглер Джордж, 60, 344, 442
Стиглиц Джозеф Ю., 47
Страсть господствовать (libido
dominandi), 404
Страсть к деньгам, 404
Субъективные эмоции, 484
«Сумма теологии» (Фома Аквинский),
264,284
Счастье
взгляд Аристотеля, 198-199
его достижение, 351
Талмуд, 94,108,129,132,138, 465
Телесность, 184, 255
«Теогония» (Гесиод), 159,161
Теоретическая экономика, 455, 471
Теория игр, 229-233
Теория множеств, 453
Теория невидимой руки, 255-262
аспект непредумышленности, 412-414
в понимании Мандевиля, 410-412
прообразы, 35,69-72,80, 255-262
форма, 408
«Теория нравственных чувств» (Адам
Смит), 23, 205, 301, 307
руководящий принцип человеческого
поведения,318
человеческая природа, 314-315
Das Adam Smith Problem (так называ-
емая проблема Смита), 316
Толкин Джон Рональд Руэл, 224
Толкование Иосифом сна фараона, 111
Торо Генри Дэвид, 361
Точка блаженства (bliss point), 72-76
воображаемая, 379
утилитарная,432
«Трикстер» (Пол Радин), 64, 97
Труд
в христианском мышлении, 241-244
как благодать/проклятие, 241-244
скверна труда, 241-242
согласно апостолу Павлу, 243-244
согласно Аристотелю, 150
согласно Платону, 150
«Труды и дни» (Гесиод), 163, 168
Уайтхед Альфред Норт, 28, 157, 286, 479
Умеренность, 357-358, 512
Упрощенный индивидуалистический
утилитаризм, 442
Утнапишти, 68, 75-76
Утилитаризм, 397-398, 442
Утилитарная экономика, 200-205, 209,
352-357
Уэсли Джон, 294-295
ПРЕДМЕТНО-ТЕМАТИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
541
Фараон египетский, 386
Фарисеи, 120, 239
«Фауст» (Иоганн Вольфганг Гёте), 70
фейерабенд Пол Карл, 19, 33, 283
Фергюсон Ниал, 43, 86, 143, 374
Филолай, 449
Франкл Виктор Эмиль, 379
Франциск Ассизский святой, 203, 331
Фридман Милтон, 25, 90,145,182, 373
Фукуяма Фрэнсис, 373
Футуризм, 479-480
Хайдеггер Мартин, 450
Хайек Фридрих Август фон, 145, 258, 407
Хаксли Олдос, 47
Хатчесон Фрэнсис, 295, 310-311
Херш Рубен, 180
Хеффернанова Яна, 51, 472, 480, 485
Хирш Фред, 382
Хиршман Альберт Отто, 404, 408, 434
Хозяйственный цикл, его объяснение
с помощью морали, 110-112
«Хранители» (Зак Снайдер), 438
Христианство, 35, 214-271
Благотворительность, 247-251
взгляд на общество, 263-266
влияние на западную цивилизацию,
214
дар, дарение, транс-акция, 220-226
двойственное отношение к собствен-
ности, 226-229
деньги как корень всех зол, 229
земной мир, 233-234
кооперативная долгосрочная страте-
гия, 231
легитимность существования и поло-
жительная роль денег, 227
любить врага или око за око, 229-233
молитвы Иисуса, 219-220
погашение долгов сегодня, 219-220
понимание труда, 241-244
понятие социальной или экономиче-
ской справедливости, 249
притча о плевелах, 237-241
проблема экономики добра и зла,
233-236
пророчества Иисуса, 215-217
прости нам наши долги, 217-219
регулирование эгоизма и себялюбия,
236, 263-266
религиозный коммунитаризм, 247-
251
сверхбогатые общества, 229
теория игр, 205-210
христианские города, 248
частная собственность, 229-233
экономика добра и зла, 233-236
экономические пророчества, 215-217
Хуан де ла Крус святой, 392
Хумбаба, олицетворение зла, 48-52, 62,
68,108-109
Царство Небесное (Царство Божье), 216,
233, 251
Царь Давид, 245
Церковь в городе Фессалоники, 243
Частная собственность, 244-247
Человек
добрый или злой, 262-263
донаучный, 286
завершить творение Бога — задача
человека, 103-107
интуитивное желание, 427-429
как механизм, 274-279
как соавтор творения,100-103
общественный, 321-323
Человек человеку волк, 67, 80, 262-264
Человеколюбие, 326
Человеческое сердце, 326
«Черный лебедь» (Нассим Талеб), 478
Честертон Гилберт Кийт, 255, 267
Число как метафизика, 447-449
Чистый разум, 328
Шекспир Уильям, 143, 231
Шиллер Роберт Дж,, 425-426
Школа стоиков, 205-209
Шоу Джон Бернард, 463
Шумахер Эрнст, 28
Шумпетер Йозеф, 307, 316, 451, 493
Эвдемония, 198-199
Эгоизм, 207-208,301-302
Нравственность, 417
Эдип, 357
Эйнштейн Альберт, 472-473
общая теория относительности, 487
Эконометрика, 457-458
Экономика
дух экономики, 27
истории, 22-23, 34
как нормативная наука, 25
как позитивная наука, 25
стремление понять все, 20-22
«Экономика» (Пол Самуэльсон), 401
ЭКОНОМИКА ДОБРА И ЗЛА
542
Экономика шабата, 148-153
Экономисты
истории, 21-24, 31
как проповедники,373-374
поэты, 162
Экономическая антропология, 36, 85, 92,
279, 317, 323, 399
Экономическая горячка, 373
Экономическая притча
о пещере, 176-177
о плевелах, 237-240
о пчелах, 295-296
Экономическая свобода индивидуумов,
256
Экономические пророчества, 110-117
Экономический анализ Ксенофонта, 20,
307
возможность удовлетворить реальные
потребности, 174
зависимость между уровнем безрабо-
тицы и ценой товара, 173
заграничная торговля и иностранные
инвестиции, 169
инфляция потребности, 380
проблематика полезности и максими-
зации дохода,172
теория стоимости, 170
торговая активность Афин, 168
экономика государства, 168
экономика домашнего хозяйства, 168
Экономическое блаженство, 372
Экперимент Аксельрода (1980), 230
Эмоции, 324-331, 472-473, 480-486
Эмпатия, 322
Эмпирический «феноменальный» мир,
285
Энкиду, 44, 49-65, 268-269, 342-343,
368, 505, 509
его трансформация в понимании
Юнга, 432-434
превращение в цивилизованного
человека, 54-57, 61-68, 69-72
Эпикурейцы (см. также гедонистическая
школа), 124, 155, 204, 207-210
экономика добра и зла, 209-210
этика, 397-398
Эрос (сексуальная любовь), 248
Этика
добродетели (см. также экономика
добра и зла), 197
против богатства, 308-312
Этциони Амитаи, 418
Юм Дэвид, 275, 295, 311, 318, 323-326
Юнг Карл Густав, 22, 333, 432, 439
Язычники, 107, 232, 244, 373, 421
«Ярость» (Салман Рушди), 347
Ящик Пандоры, 338-340
«1984» (Джорж Оруэлл), 47, 188
65-е поле, 490-493
Адаре (Божья любовь, любовь к ближне-
му), 248
Animal spirits (жизнерадостность), 31, 36,
53, 79, 94, 107, 173, 406
Байяя в нас, 438-439
Иррациональный, 432-434
классическая интерпретация, 428-439
люди как звери, 434-435
непредсказуемые движущие человека
силы, 427-428
стыд и нагота, 429-432
человек как механизм, 436-438
Cogito ergo sum, 279-281, 288
Filia (дружеская любовь), 248
Homo oeconomicus, 29-31, 36, 46, 181,
275, 328, 331,404-423
Kotin al midat S'dom («Не веди себя как
содомлянин»), 132
Laissez-faire, 260, 263, 330
Lebensraum (жизненное пространство),
258
Max Good (MaxG, максимизация блага),
35, 200-203
МахВВП, 389
МюДолгов, 389
Opheilemata (долг), 217
Stergein (семейная любовь), 248
ПРЕДМЕТНО-ТЕМАТИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
543
Томаш Седлачек
Экономика добра и зла
В поисках смысла экономики
от Гильгамеша до Уолл-стрит
Издатели:
Александр Иванов
Михаил Котомин
Выпускающий редактор:
Лайма Андерсон
Корректор:
Дарья Балтрушайтис
Оформление:
ABCdesign
Компьютерная верстка:
Марина Гришина
Все новости издательства
Ad Marginem на сайте:
www.admarginem.ru
По вопросам оптовой
закупки книг издательства
Ad Marginem обращайтесь
по телефону:
+7 (499) 763-35-95
или пишите на:
salestaadmarginem.ru
ООО «Ад Маргинем Пресс»,
Резидент ЦТИ «Фабрика»
105082, Москва,
Переведеновский пер., д. 18
тел./факс: +7 (499) 763-35-95
infotaadmarginem.ru
Отпечатано в типографии
«PNB Print», Латвия
www.pnbprint.eu