Автор: Толстой Л.Н.
Теги: русско-японская война публицистика первая мировая война русская классика
Год: 1911
Текст
^Книгоиздательетво „ Я С Н А Я
/у
ПОЛЯНА".
Спб. Караванная 7.
НЕ
Избранкьія произведенія Л . Н. Т 0 Л С Т 0 Г 0 .
Содержаніе:
Стр.
Стр. I
Изъ мыслейобъ обученіи иобПо поводу присоединенія Босразованіи
ніи и Герцеговины
3
86"
О веснѣ жизни
16 ! О нравственномъ воспитаніи .
98
Разговоръ съ революціонеромъ
17 | Отвѣтъ М. С, Д-кну . . . . .
О порнографіи
21 ! Бесѣды съ дѣтьми по нравствен105
ньшъ вопросамъ
О безсмертіи дудш . . . . . . 24 I
140
Л ю б и т е Другъ д^Х^А^.^. • • •" •
^б^Д О вѣхіхъ
Лег^нда"^ъ^Ал^сандрТТ"~^ ЗТ"~; О самоусовершенствованіи . . 142
Письма .
37 і О сознаніи духовнаго начала . 149
152
Бесѣда съ епископомъ Порѳені| О Мечниковѣ
емъ
51 і Письмо православн. священиику
153
Государственная Дума . . .
54 і
Предисловіе къ сочиненіямъ
Письмо И. М. Трегубову . . .
57
155
Эртеля
Предисловіе къ роману ПоленЗаконъ насилія и законъ любви. 157
ца—„Крестьянинъ* . . .
. 5 8
О женскомъ равноправіи . . . 160
Уголокъ избранныхъ мыслей . 59
Смерть Ивана Ильича
. . . . 163
Свобода и насиліе въ школѣ . 72
Хозяинъ и работникъ
. . . . 209
О справедливостя и покаяніи . 80
Власть тьмы
252
Воспитаніе и гармоническое
Письма
382
развитіе человѣческой личПлоды просвѣщеяія
633
ности
22
У
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Электропечатня К. А. Четверикова. Караванная 7.
1911.
ІПО поводу присоединенія Босніи и
Герцеговины.
Если бы была задана психологическая задача,какъсдѣлать
такъ, чтобы люди нашего времени,—христіане, гуманные,
просто добрые люди,—совершали самыя ужасныя злодѣйства,
не чувствуя себя виноватыми, то возможно только одно
рѣшеніе; надо. чтобы было то самое, что есть, надо, чтобы
люди были раздѣлены на государства и народы, и чтобы
имъ было внушено, что это раздѣленіе такъ полезно для
нихъ, что они должны жертвовать и жизнями, и всѣмъ, что
для нихъ есть святого, для поддержанія этого раздѣленія.
Одна сербская женщина обратилась ко мнѣ съ вопросомъ
о томъ, чтоя думаю о совершившемся на-дняхъ присоединеніи
къ Австріи Босніи и Герцеговины. Я вкратцѣ отвѣтилъ е і ,
но радъслучаювысказатьтѣмъ,кого это можетъинтересовать,
насколько я могу ясно и подробно, мои М Ь І С Ш объ этомъ
-событіи.
Мысли мои объ этомъ слѣдующія: *)•
*) Высказавъ эти мысли о присоединеніи Босніи и Герцѳговины,
мнѣ показалось удобнымъ помѣстить въ видѣ эпиграфовъ нѣкоторыя
мысли изъ составляемаго мной новаго „Крута Чтенія", уясняющія и
подтверждающія основныя мысли о государствѣ и патріотизмѣ, о законѣ
любви, высказанныя въ этомъ описаніи.
Въ тѣхъ эпиграфахъ, которыя принадлежатъ не мнѣ, я позволилъ
себѣ для упрощенія языка и для того, чтобы печатать ихъ не въ связг
со всѣмъ сочиненіемъ, а какъ отдѣльныя мысли, нѣкоторыя небольг
.іізмѣненія.
Л . Г.
1.
„Часто мы называем ъзаконы мудростъюнадшхъ отцовъ, но это только заблужденіе. Законы
столь жѳ часто являлись слѣдсгвіѳмъ страстей
нашихъ лредковъ, ихъ робости, зависти, узкаго
себялюбія, ихъ властолюбія. Обязанность наша
ве въ томъ, чтобы обсуждать ихъ, раскрывая
ихъ ошибки.
Годвшъ.
Австрійскоѳ правительство рѣшило признать народы
Босніи и Герцеговины, до послѣдняго времени не признававшіеся еще въ полной власти австрійскаго правительства,
своими подданными, т. е. признало за собой право безъ
согласія на то самихъ яародовъ, распоряжаться произведеніями труда и жизнями нѣсколькихъ сотъ тысячъ людсЯ.
Присоединеніе это вызвало сложныя дишіоматическія соображенія другихъ правительствъ и раздраженіе славянскихъ
народовъ — и въ особенности сербскаго и черногорскаго,
готовившихся ради противодѣйствія этому поступку австрійскаго правительйтва, даже къ отчаянной войнѣ сънесоизмѣримо неравнымъ по военной силѣ врагомъ.
Случилось, собственно, очень обыкновенное, постояннск
повторяющееся событіе. Одно изъ большихъ гнѣздъ, называемыхъ великими державами—все больше и больше забирая
влаеть надъ совершенно чуждыми ему сотнями тысячъ
людей славянскаго племени, рѣшило открыто закрѣяить
эту свою власть и, когда сочло для себя удобнымъ, объявило, что оно отнынѣ считаетъ народы эти вполнѣ своими
подданными.
Гнѣздо это, называемое австрійской имперіей, расчитывало на то, что другія такія же гнѣзда, озабоченныя в ъ
данную минуту своими дѣлами, пропустятъ этотъ захватъ
безъ требованія признанія за каждымъ изъ нихъ права
участія въ этомъ ограбленіи. Но вышло то, что руководители другихъ подобныхъ же учрежденій пожелали участвовать. й вотъ уже нѣсколько недѣль толкуютъ на своемъ
жаргонѣ о всякаго рода аннексіяхъ, компенсаціяхъ, конгрессахъ, кояференціяхъ, деклараціяхъ, делегаціяхъ и т. пп не могутъ пока прійти ни къ какому рѣшенію.
5
П.
„Премудрость Божія такъ ултроила міръ, что
люди не могутъ быть порабощены, и десиотизмъ
невозможенъ, если ліоди понимаютъ премудрость Божію.
Но сильные міра противопоставили премудрости Божіей премудроеть князя міра сего—дьявола, и дьяволъ научилъ ихъ адской хитрости
для того, чтобы утвердить ихъ деспотизмъ" * ) .
Признаніѳ Австріей босняковъ и герцеговинцевъ своими
подданными, кромѣ дипломатическихъ осложненій среди
державъ, вшвало еще и среди славянскихъ народовъ сильное
волненіе, дошедшее въ сербскомъ и черногорскомъ народѣ
до желанія воевать, т. е. посредствомъ самыхъ преступныхъ
для человѣка поступковъ: убійства своихъ и чужихъ людей,
противодѣйствовать неправильному,по ихъ мнѣнію, вредному
и опасному для нихъ поступку австрійскаго правительства.
Понятно, что старый австрійскій императоръ можетъ,
находя въ этомъ свою выгоду и подчиняясь древнему суевѣрію, признать нѣсколько сотъ тысячъ людей, не имѣющихъ
съ нимъ ничего общаго, своими подданными и поддерживать
это свое рѣшеніе угрозами убійства всѣхъ тѣхъ, кто нѳ
признаетъ этого рѣшенія. Все это вполнѣ понятно. Но непонятно то, чтобы тѣ сотни тысячъ босняковъ и герцеговинцевъ и |милліоны сербовъ и черногорцевъ, (возмущенныхъ
этимъ присоединеніемъ, не нашли бы никакого иного способа отозваться на это грубое насиліе, какъ только одно
изъ двухъ: или боснякамъ и герцеговивцамъ покориться
рѣшенію австрійскаго правительства и признать себярабами
чуждыхъ имъ людей, или противодѣйствовать этому насильственному противъ себя поступкутѣмъ самымъ преступнымъ
и насильственнымъ поступкомъ, который употребляется противъ нихъ, т. е. насиліемъ и убійствомъ.
Можно понять то, что люди, составляющіе большія державы, такъ запутаны, что, дѣлая свои дѣла для своихъ
мелкихъ, личныхъ, тщеславныхъ и корыстныхъ цѣлей, они
могутъ быть такъ ослѣилены, чтобы считать свою преступную
дѣятельность исполненіемъ своей обязанности, и потому,
толкуя о компенсаціяхъ, конференціяхъ и т. п., не чувствуютъ
своей преступности и даже для достиженія своей цѣли
желаютъ убійства ближнихъ, войны, къ которой они всегда
готовятся. Но трудно уже понять въ наше время, длячего
Выписку изъ Ламеянэ—протестъ противъ воинской повжнност^
я войнъ, по н^зависящпмъ обстоятельствамъ опускаемъ.
Примѣч. ред.
тѣ простые рабочіе люди, которые составляютъ народъ. будь
это босяяки, герцеговинцы, сербы, черногорцы, нѣмцы, русскіе, поляки, индусы, англичане, французы,—трудно понять,
для чего эти люди, тяготящіеся своимъ рабствомъ и стремящіеся къ освобожденію, могутъ для освобожденія отъ него
прибѣгать къ тому самому средству, которое было причиною
и теперь составляетъ главную причину ихъ дорабощепія:
къ насилію, къ войнѣ, къ убійству.
III.
„Когда изучаешь не ловерхвоетно, но основательно различныя дѣятельноети человѣчества,.
то нельзя нѳ подумать, сколько тратится жизней
для продолженія на зэмлѣ царства зла.
Удивленіе и чувство печали увеличиваются
еще при мысли о томъ, что все это не нужно,.
что это зло, принимаемоѳ такъ благодушно огромнымъ большинствомъ людей, происходитъ только
отъ ихъ тупостп".
Вѣдь хорошо было говорить объ аннексіяхъ, компенсадіяхъ, конференціяхъ и угрожать войнами 500, 100, даже
50 лѣтъ тому назадъ. Хорошо было въ тѣ времена перекидывать народы, какъ продажныхъ рабовъ, отъ однихъ хозяевъ
къ другимъ; отъ турокъ къ русскимъ, отъ русскихъ к ъ
нѣмцамъ и такъ далѣе. Хорошо было в ъ т ѣ времена подъ
вліяніемъ воинственнаго гипноза ввергать сотни, тысячи,
десятки, сотни тысячъ людей въ безсмысленное, озвѣряющее
людей смертоубійство, какъ это хотятъ дѣлать теперь одурманенныя гипнозомъ нѣкоторыя части сербскаго .^арода.
Новѣдь время нѳ стоитъ, нѳ стоитъиматеріальное, и, главное, духовное развитіе людей, Вѣдь подвиги храбрыхъ КараГеоргіевичей, которыми такъ гордятся сербы, имѣли смыслъ
сотни и сотяи лѣтъ тому назадъ. Теперь же такіе подвиги
не только не ну.ішы, но вредны и даже были бы смѣшны,
еопи бы не были такъ ужасно зловрѳдны.
И потеряли эти подвиги своѳ значеніе не отъ того только,
что вмѣсто прежнихъ мечей и латъ есть теперь пулеметы,
браунинги, всякаго рода пароходы, аэростаты, желѣзныя
дороги, телеграфы, печать, вслѣдствіе которыхъ тотчасъ жѳ
извѣстно всему міру то, что дѣлается въ каждомъ концѣ
его: нѳ отъ того только потеряли значеніе патріотизмъ и
воинственная храбрость и получили значеніѳ совсѣмъ другія
свѳйствалюдей,что измѣнились матеріальныяусловія жизн;і,
а потеряли ояи значеніе и требуется совсѣмъ другое оттого>
что измѣнилось всѳ духовноѳ состояніе чѳловѣчества.
Въ наше время, народамъ, яадъ которыми совершается
грубое насиліе, какъ то, которое совершаѳтся теперь надъ
славянскими народами.нуженъ не счетъ штыковъ и батарей
и нѳ заискиваніе у жалкихъ, несчастяыхъ, заблудшихъ,
одуренныхъ своимъ мнимымъ влеченіемъ людей, а нужно
совсѣмъ другое. Нужно сознаніе людьми своего человѣческаго, равнаго для всѣхъ людей, достоинства. Сознаніѳ жѳ
это возможно только для тѣхъ людей, которые знаютъ свое
назначеніе въ жизни и слѣдуютъ тому руководству поведенія, которое вытекаетъ изъ этого познаяія. Знаютъ же своѳ
назначеніе въ жизни и слѣдуютъ вытекающему изъ него
руководству поведенія только тѣ люди, у которыхъ есть
религія.
*
IV.
Я живу, живу нынче еще: завтра очеяь можетъ быть,
что меня не будетъ, что я навсегда уйду туда, откуда пришелъ. Пока я живу, я знаю, что если я въ.любви сълюдьми,
мнѣ хорошо, спокойяо, радостно, и потому, покаяживу, я
хочу любить и быть любимымъ. И вдругъ приходятъ люди
и говорятъ: пойдемъ съ нами обирать, убивать, воевать, тебѣ
будетъ оть этого лучше, и если не тебѣ, то государству.
Что такое? Какое государство? Что вы говорите?—отвѣчаетъ
всякій, не ошалѣвшій, разумный человѣкъ.—Оставьте меня
въ покоѣ. Не говоряте такихъ глупостей и гадостей.
Да, не готовиться вамъ, сербамъ, надо къ войнѣ, т.-е. къ
убійству жалкихъ, заблудшихъ людей, приведенныхъ цѣлымъ
рядомъ грѣховъ и соблазновъ къ тому одуренному состоянію,
въ которомъ они убиваютъ и готовы убивать кого попало.
Для освобожденія васъ, и не только васъ, не только славянъ, но для освобояаденія всѣхъ порабощающихъ самихъ
себя народовъ: и китайцевъ, и японцевъ, и индусовъ, и
пѳрсовъ, и турокъ, и русскихъ, и нѣмцевъ, и французовъ,
н итальянцевъ, и всѣхъ людей міра — отъ тѣхъ грѣховъ,
соблазновъ и суевѣрій, въ которыхъ они коснѣютъ, нужны
не Ш Т Ы К І І и батареи, и не дипломатическіе переговоры, ине
конференціи и копвенціи и т. п., а нужно одно то, что
дѣлаютъ среди христіанскаго, буддійскаго, магометанскаго
міра тысячи и тысячи. людей, сознающихъ въ себѣ свое
духовное начало и признающихъ власть этого духовнаго
пачала.
„Нѣтъ инчего болѣе нсдостойнаго* разухгнаго
существа, какъ то. чтобы илакаться на то, что
то, что наши отцьт считали истиняымъ оказалось ложыо. Нелучше ли иекать ноньтхъ основъ
единенія, которыя замѣнятъ прежнтя?"
Тартино*
у
Думаю я, что іі боснякамъ, и герцеговинцамъ, и вамъ
сербамъ, и всѣмъ славянскимъ народамъ при теперешнихъ
событіяхъ прежде всего нужно уже никакъ нетотовитьеякъ
в>йнѣ, т.-е. къ тѣмъ самымъ преступленіямъ, которыми
живутъ называемыя большими доржавами гяѣзда, а нужно
перестать разжигать въ себѣ отсталый отъ вѣры грубый
сербскій и всеславянскій патріотизмъ, т.-е. тотъ самый об~
манъ и отступленіе отъ сознанія своего едияства со всѣмъ
человѣчествомъ, который и привелъ другіе родственыые вамъ
народы въ рабство и неизбѣжно приведетъ васъ къ тому же:
къ порабощеніючуждымивамъ людьми. А нужно сдѣлать то .
что уже давно пора сдѣлать всѣмъ народамъ.
Да, выходъ не однимъ сербамъ изъ теперешняго, кажущагося запутаннымъ, положенія, не однимъ славянскимъ
народамъ всего міра изъ всѣхъ и политическихъ, дипломатическихъ, и соціальяыхъ, экономическихъ затрудненій и
бѣдствій,—выходъ для всѣхъ народовъ міра въ одномъ: в ъ
томъ, чтобы признать то высшее редигіозное сознаніе, до
котораго дожило человѣчество нашего времени. и слѣдовать
ему, т.-е. придти къ тому главному условію доброй жизни—
едішой в ѣ р ѣ людей,—безъ котораго только временно живутъ
люди, какъ живутъ теперь эти послѣдніе десятки лѣтъ люди
вообще и в ъ особенности люди христіанскаго міра.
Не только бѣдствія, испытываемыя теперь славянскими
народами, но в с ѣ бѣдствія всѣхъ народовъ тольковъ томъ,
что люди вообще и в ъ особенности люди христіанскаго міра
жюзутъ по тому грубому понимаяіежизни, давноуже пережитому лучшими людьми всего человѣчества, а не по тому
пониманію смыслажизни и вытекающему изъ него руководству поведенія, которое открыто христіанскимъ ученіемъ а
свойственно нашеаіу времени.
5
#
VI.
Всѣ люди желаютъ блага. И потому съ самыхъ сгарпнныхъ временъ всегда и вездѣ святые и мудрые люди думали
и поучали людей о томъ, какъ надо жить, чтобы имѣть наибольшее благо. И в с ѣ эти мудрые и святые люди ЕЪ раз-
ныхъ мѣстахъ и въ разное время учили людей одному и
•тому же ученію. Ученіе это все въ томъ, что всѣ люди
живутъ однимъ и тѣмъ же духомъ, но в с ѣ раздѣлены въ
этой жизни своими тѣлами. Если люди понимаютъ это, то
стремятся къ соединенію другъ съ другомъ любовью. Стремленіе это даетъ имъ благо. Если же люди не понимаютъ
этого и думаютъ, что живутъ своими отдѣльными тѣлами,
то враждуютъ другъ съ другомъ и бываютъ несчастливы.
И потому ученіе все въ томъ, чтобы дѣлать то, что соединяетъ людей, любить, и не дѣлать того, что разъединяетъ
ихъ, не жить каждому отдѣльно для своего тѣла.
Для того, чтобы человѣку знать, что ему дѣлать, ему
надо слѣдовать той волѣ Бога, которая вложена въ него.
Воля Бога хочетъ блага всѣмъ существамъ, всему, что есть
на свѣтѣ. Вогъ есть любовь, какъ сказано въ Евангеліи.
II потому воля въ человѣкѣ, когда она сходится съ волей
Бога, есть тоже любовь, и человѣкъ желаетъ блага не одному
себѣ, но всему, что есть въ мірѣ. И потому дѣлать человѣку
въ Ж И З Р Ш нужно только то, что согласно съ волей Бога.
А согласна съ волей Бога въ человѣкѣ только любовь.
Постараюсь сказать вкратцѣ, почему, по моѳму мнѣнію,
находятся христіанскіе народы въ этомъ несвойственномъ
людямъ положеніи, и почему тягость этого положенія дошла
въ наше время до высшей степеяи, и почему выходъ изъ
этого положенія можетъ и долженъ, какъ я думаю, соверншться въ очень близкое намъ время.
Съ незапамятныхъ временъ народы міра призтгавали
высінее начало. Вѣры людей въ своихъ проявленіяхъ были
разнообразны, но отношеніе людей къ этимъ вѣрамъ было
во всѣхъ одно и то же. Отношеніе къ вѣрѣ было въ томъ,
что большинство людей, не признавая въ себѣ никакого
самостоятельнаго, руководящаго духовнаго начала, слѣпо
подчинялось руководству меньшинства избранныхъ людей,
какъ въ пониманіи смысла жизни, такъ и въ руководствѣ
поступковъ.
Такъ жили съ древнѣйшихъ временъ народы міра. Но
чѣмъ дольше жили люди. тѣмъ все меныне и меныпе уд >влетворяло духовнымъ требованіямъ людей такое отношеніе къ
вѣрѣ, и все чаще и чащѳ появлялись среди людей ученія
о новомъ, ипомъ пониманіи жизни.
Все чаще и чаще появлялись такія ученія—и у индусовъ,
и у китайцевъ, и у евреевъ, и у римлянъ, и у грековъ,—
открывавшія людямъ то, что въ каждомъ человѣкѣ проявляется единое для всѣхъ духовное начало. И поэтому основа
яшзни, долженствующая соединять людей, должна быть не
произволъ и насиліе однихъ людей надъ другими, а это
сознаніѳ единства духовнаго начала людей, проявляющееся
любовью.
Людей, не понимающихъ сущности ученія Христа, особенно поражаетъ заповѣдь о непротивлѳніи злу насиліемъ,
и имъ кажется, что при исполненіи людьми этой заповѣди
воеторжествуютъ злые, добрые же будутъ погибать безъ
пользы, и человѣчество лишится возможности жизни.
„Нельзя не противиться злу, потому что иначе жизыь
людей не будетъ обезпечена и злые погубятъ добрыхъ",—
говорятъ люди языческаго жизяепониманія. И они совершенно правы, если люди знаютъ одинъ законъ еилы, непротивленіе злу есть нелѣпость при языческомъ жизиепониманіи, но при христіанскомъ жизнепониманіи, когда
люди вѣрятъ въ законъ любви, противленіе злу есть иелѣпость, не имѣющая никакого оправданія.
Слѣдовать ученію непротявленія трудно, но легко ли
слѣдованіе ученію борьбы и возмездія?
Говорятъ, что нельзя не воздавать зломъ за зло. потому
что если не дѣлать этого, то злые завладѣютъ добрыми. Я
думаю, что совсѣмъ напротивъ: только тогда злые завладѣютъ добрыми, когда люди будутъ думать, что позволено
воздавать зломъ за зло, какъ это и есть теперь во всѣхъ
народахъ. Злые теперь завладѣли добрыми именно потому,
что всѣмъ внушено, что полезно дѣлать зло людямъ.
Ученіе о томъ, что каждый человѣкъ носитъ въ себѣ
единое духовное начало, стремящеся къ единенію посредствомъ любви, ученіе это было выражаемо много разъ и
среди разныхъ народовъ и Конфуціемъ, и Лоа-Тсе, и еврейскими пророками, и грекомъ Сократомъ, и Буддой, и Крышной, и рямлянами Эпиктетомъ и Маркомъ Авреліемъ, и въ
особенности ясно обосновано было Іисусомъ Христомъ.
Іисусомъ Христомъ ученіе это было высказано уже не
какъ нѣчто желательное и только возможное для нѣкоторыхъ людей, какъ оно высказывалось до Іисуса, а какъ ученіе, долженствующее стать въ основу жизни, обязательное,
такъ какъ оно даетъ истинное благо не для нѣкоторыхъ,а
для всѣхъ людей.
Ученіе Христа, признавъ всѣхъ людей сынами Божіимгт,
т.-е. во всѣхъ людяхъ одинаковое божественное начало, ясно
и неопровержимо признало одинаковое достоинство и потому
равенство всѣхъ людей. Но мало того, что это ученіе, поставивъ въ основу жизни людей ученіе любви, этимъ самымъ упраздняло все, что приводится въ исполненіе насиліемъ,—ученіе это отличалось отъ другихъ ученій, выражавшихъ ту же истину, еще и тѣмъ, что опо съ особенной
ясностью и точностью указало на несовмѣстимоеті ученія
л:юбви съ какимъ бы то ни было примѣненіемъ насилія, возмездіемъ зломъ за зло, или самозащитой посредствомъ зла.
Такъ что учепіе Христа, хотя и не впесло ничего новаго
въ самое ученіе о любви, проповѣданное всѣми мудрецами
древности, было важно тѣмъ, что, указавъ на несовмѣстимость съ ученіемъ любви всякаго насилія, болѣе ясно, чѣмъ
всѣ другія ученія, опредѣляло значеніе любви въ ея практическомъ примѣненіи.
VIII.
Христіанство, какъ оно было проповѣдано Христомъ, не
могло быть принято болыпинствомъ языческихъ народовъ,
потому что оно разрушало языческую жизнь порабощенія
большаго числа малымъ. Тогда церковные учителя такъ
преподавали христіанство, что, соединившись съ грубымъ
еврейскимъ ученіемъ, оно подладилось подъ язычество и
стало главной поддержкой стараго строя жизни.
Ученіе Храста было ученіе любви, не допускающей никакого пасилія и ни въ какомъ случаѣ. Таково оно было
всегда и такъ оно было понято при его появленіи. Когда
же ученіе было принято, то жизнь продолжала итти попрежнему, противному открытой истинѣ закону насилія и
не могла сразу измѣниться соотвѣтственно истинѣ, затслючавшейся въ ученіп. Люди, тѣ, которымъ прежній старый
строй жизеи казался болѣе выгоднымъ, чѣмъ слѣдованіе
ученію,—тѣ самыѳ люди, которые имѣли власть надъ большинствомъ, стали измѣнять ученіе, пріурочивая ѳго къ грубому, древнееврейскому такъ, чтобы оно не противорѣчило
существующему устройству, И жизнь людей, номиналыто
принявшихъ христіанство, несмотря на отрицаніе христіапствомь всего того, на чемъ основывалось все преяшее
устройство,—государственныхъ, имеждународныхъ, и экономическихъ условій жизни,—продолжала итти по-прежнѳму.
Пришлось въ концѣ концовъ избирать одно изъ двухъ;
прпзнаніе истины, опредѣляющей смыслъ человѣческой
жизни и вытекающее изъ него руководство въ одномъ изъ
разныхъ, несовмѣстимыхъ съ совѣстыо и съ здравымъ смысломъ, спорящихъ между собой церковныхъ, называющихъ
себя христіанскими, ученій, или признать основой жизни и
руководства поведенія существующее устройство жизни, а
христіанскую религію и вообще всякую религію признать
ненужнымъ и только затруднительнымъ громоздкимъ усложненіемъ. И христіанскіе народы, большинство ихъ — одни
явно, другіе неявно—избрали второе. И вотъ это отсутствіе
всякой религіи среди людей христіанскаго міра и привело
ихъ къ тому—несомнѣнно, временному—дикому состоянію.
въ которомъ они теперь находятся.
IX.
Христіаяское человѣчество живетъ уже болѣе столѣтія
в ъ самомъ несвойственномъ людямъ положеніи: живетъ безъ
всякаго религіознаго объясненія свое& жизни и вытекающаго изъ него руководства поведенія.
И чѣмъ дальше оно живетъ такъ, тѣмъ, съ одной стороны,
мучительнѣе и труднѣе становится его жизнь и, съ другой
етороны, тѣмъ все яснѣе становится для него сознаніе того
давно предчувствуемаго закона любви, долженствующаго
замѣнить закояъ насилія.
Сознаніе того, что старый законъ и отжилъ, п довелъ
людей до высшей степени бѣдственности и уродливости
жизни, и что новый законъ свободы и любвя, открытый уже
тысячи лѣтъ тому назадъ, требуетъ своего примѣненія и
осуществленія, до такой степени близко теперь людямъ не
только нашего христіанскаго, но и всего міра, что пробужденіе отъ того порабощевія и развращенія, въ которомъ столько
вѣковъ держали и держатъ сами сѳбя народы, можетъ, какъ я
думаю,наступить всякую минуту. Вѣдьпрѳдстоящееогромной
важности событіе все не во внѣшнихъ поступкахъ, которые могутъ встрѣтить непреодолимыя препятствія, авсе въ сознаніи
людей, всегда свободномъ и не могущемъ быть ничѣмъ задержаннымъ. Вѣдь все, что нужно теперь людямъ всего
міра для своего освобожденія, не заключается въ какихълибо подвигахъ, трудныхъ поступкахъ борьбысъ болѣесильнымъ врагомъ. Нужно только одно: самое естественное, свойственное человѣку и легкое дѣло, даже не дѣло, а только
состояніе, состояніе воздержанія, недѣланія поступковъ,противныхъ сознанію—и этому ничто помѣшать не можетъ.
X.
Къ работнику, твердо знающему порученное ему хозяиномъ дѣло, приходитъ чужой человѣкъ и говоритъ ему,
чтобы онъ бросилъ хозяйское дѣло и дѣлалъ бы совсѣмъ
противное приказанному и этимъ самымъ испортилъ бы совсѣмъ хозяйское дѣло. Какой работникъ, зная, что всякую минуту можетъ быть потребованъ къхозяину, небудучи сумасшедшимъ или не находясь в ъ безпамятствѣ, можетъ согласиться на это?
Изъ всякаго труднаго положенія сейчасъ же выйдешь,
если только вспомнишь, что въ тебѣ живетъ Богъ.
Только сознай люди ясно и твердо, кто они, сознай люди
то, чему учили в с ѣ мудрецы міра и чему учитъ Христосъ:
что въ каждомъ человѣкѣ живетъ свободный одинъ и тотъ
же во всѣхъ, вѣчный, всемогущій духъ, сынъ Божій,—что
человѣкъ не можетъ ни властвовать, ни подчиняться, что проявленіе этого духа одно: любовь,—познай это люди (а людиуже
готовы къ этому сознанію), и поступай согласно, или скорѣе, нѳпоступай противно этому сознанію, и сразу самымъ простымъ
мирнымъ способомъ уничтожатся всѣ затрудненія не только
въ Босніи и Сербіи. но во всемъ христіанскомъ мірѣ, и нѳ
только в ъ христіанскомъ мірѣ, но и во всемъ человѣчествѣ.
Только живо сознай люди эту открытую имъ истину и
поступай по ней, и кончатся в с ѣ тѣ ужасы, отт> которыхъ
они теперь страдаютъ. Кончатся и угнетенія однихъ народовъ другими, и войны, и приготовленія къ нимъ раззоряющихся и развращающихся людей, кончатся эти смѣшные
обманы конституцій, эти захваты земли и обращеніе въ рабство людей, кончатся эти суды людей надъ людьми, этіѵ
ужасныя и по жестокости, и по глупости наказанія людей
людьми, кончится властвованіе меньшинства надъ большинствомъ.
Только сознай каждый человѣкъ свое человѣческое достоинство, не подчиняй свою жизнь требованіямъ чуждыхъ
людей, только поступай такъ, какъ требуетъ этого и сердце,
и разумъ каждаго человѣка христіанина,—и сразу разрѣшатся в с ѣ тѣ затрудненія и бѣдствія, отъ которыхъ страдаютъ не только босняки, герцеговннцы и сербы,—задавленные, одуренные, безземельные, безработные, измученные
люди всего свѣта.
XI.
То, что называется патріотизмомъ, въ наше время есть
только извѣстное настроеніе, постоянно производимое и
поддеряшваемое въ народахъ школой, религіей, прессой.
Патріотизмъ угнетенныхъ народностей не состатляегъ изъ
этого исключенія. Онъ точно прививаѳтся имъ ВІСШИМІІ
классами.
Ничего нельзя знать про то, что случается съчеловѣкомъ:
на пользу или на вредъ то, что случилось. Только про одно
дѣло можно всегда зяать, что оно на пользу. Какое же это
дѣло? Любовь къ людямъ. Любовь всегда навѣрное прибавляетъ тебѣ счастья въ жизни.
Богъ хотѣлъ, чтобы мы были счастливы, и для того
вложилъ въ насъ потрѳбность счастья. Но Онъ хотѣлъ,
чтобы мы в с ѣ в м ѣ с т ѣ были счастливы, а не отдѣльныѳ
люди. Оттого и несчастливы люди, что стремятся не къ общему,
а къ отдѣльному счастью. Бысшее же счастье человѣка—
это быть любимымъ, и потому въ чѳловѣка вложено это
желаніе. Для того же, чтобы быть любимымъ, очевидно, надосамому любить.
„Но если это такъ, то для того, чтобы сдѣлалось все
это, чтобы измѣнился весь строй человѣческой яшзни,
нужно, чтобы были не единицы, не десятки, а всѣ или большинство. А пока большинство не будетъ понимать такъ
требованія жизни, жизнь не можѳтъ измѣниться .Такъ говоа
рятъ люди и продолжаютъ по-прежнему жить противно и
здоровому смыслу и совѣсти.
Но говорятъ такъ только люди, находящіеся подъ ВЕіушеніемъ патріотическаго и государственнаго суевѣрія. Такимъ людямъ кажется, что человѣкъ немыслимъ внѣ государства, что человѣкъ прежде чѣмъ быть человѣкомъ,
есть членъ государства.
Такіе люди забываютъ, что всякій человѣкъ, прежде чѣмъ
быть австрійцемъ, сербомъ, туркомъ, китайцемъ, есть человѣкъ, т. е. разумное любящее существо, призваніе когораго
никакъ не въ томъ, чтобы соблюдать или разрушать сербское, турецкое, китайское, русское государство, а только
въ одномъ: въ исполненіи своего человѣческаго назначенія
въ тотъ короткій срокъ, который предназначено ему пожить въ этомъ мірѣ.
Вотъ это-то самое говоритъ человѣку ученіе Христа.
Оно говоритъ ему про это его вѣчное назначеніе, а потому
ие знаетъ и не можетъ, и не хочетъ знать о томъ временпомъ случайномъ положеніи, въ государствѣ или внѣ государства, въ которомъ въ извѣстный историческій періодъ
можетъ находиться человѣкъ.
Ученіе Хуиста открываетъ человѣку такое его назначеніе
и благо, которое не можетъ измѣняться соотвѣтственно
какимъ-либо внѣшнимъ учрежденіямъ. Оно не говоритъ о
томъ, что выйдетъ въ будущемъ для собранія людей, называемыхъ народами, государствами, и не можетъ говорить,
потому что никто не знаетъ и не можетъ знать этого, говоритъ только то, что знаетъ и чувствуетъ всякій: что изъ
слѣдованія человѣкомъ своему закояу, закону единенія и
любви, ничего кромѣ добра выйти не можетъ.
Только поступай люди по христіански, не употребляя
противъ насилія ничего, кромѣ любви, и все меньше будетъ
находиться людей, которые будутъ въ силахъ грабить, мучить, убивать тѣхъ людей, которые во имя любви готовы
скорѣе переносить насилія, чѣмъ участвовать въ нихъ.
XII.
Говорятъ: человѣкъ можетъ дѣйствовать только
для своего блага и потому не можетъ жертвоватъ своимъ благомъ для блага другихъ людѳй.
Это было бы справедливо, если бы, жертвуя
своимъ тѣлеснымъ благомъ, человѣкъ не иолучалъ бы безъ сравневія больше блага. Любя и
дѣйствуя для блага другихъ. «еловѣкъ доста
вляетъ себѣ наиболь^са ^л^гп.
Если у меня спрашиваютъ совѣта, что дѣлать?—спрашиваетъ-ли совѣта индусъ, какъ бороіъся оъ Англіей, сербъ,
какъ бороться съ Австріей, я отвѣчаю одно, и не могу не
вѣрить, что это одно спасительно всегда и для всѣхъ.
Отвѣчаю одно: сознать каждому человѣку свое человѣческоѳ
достоинство, недопускающее отступленія отъ закона любВЕ,
и потому недопускающее ни господства, ни рабства, и т^э»
бующее не дѣланія чего либо особеннаго, а только прекращенія дѣланія того, что поддерживаетъ то зло, отъ котораго страдаютъ люди.
Что дѣлать боснякамъ и герцеговинцамъ, индусамъ, сербамъ, русскимъ, шведамъ, всѣмъ одуренньгмъ, потерявшимъ
свое человѣческое достоинство народамъ? Всѣмъ одно и
одно: то самое, что сказала сербская женщина сыну: жить
* по закону божескому, а не по закону человѣческому.
И какъ легко и просто и возможно это дѣло для всѣхъ
людей,—неразвращенныхъ еще тѣмъ, что называется поли^ккой, наукой и сознаніемъ. Къ счастью, сознаніе большипства, особенно среди славянскихъ народовъ, не извращено
ещѳ и большинство простыхъ, рабочихъ людей еще пе зопі
раз епсоге апег заѵагйз роиг гаіззопег сіе ігаѵегз *), еще
могутъ сказать ту простую. столь близкую сердцу человѣчества истину о томъ, что въ каждомъ человѣкѣ живетъ одно
и то же духовное начало, и что поэтому не можетъ человѣкъ
подчиняться волѣ другого человѣка или другихъ людей,
какъ бы они не называли себя.
Подчиняться человѣкъ можетъ только одному тому выешему закону любви, который даетъ высшее благо, какъ
каждому отдѣльному человѣку, такъ и всему человѣчеству.
Только сознаніе людьми въ себѣ высшаго духовнаго начала
и вытекающее изъ него сознаніе своего истиннаго человѣческаго достоинства можетъ освободить людей отъ порабощенія однихъ другими. И сознаніе это уже нарождается и
всякую минуту готово проявиться.
*) Ещо не достаточно учоны, чтобы разсуждать превратно (Монтень).
0 веснѣ жизнх.
— Мнѣ кажется,—будто я сижу и чувствую. движсніесоковъ, тянущихся тонкими струйками ио мочкамъ и корнямъ къ стволу, вѣтвямъ и почкамъ. Я чувствую, какъ земля
внизу, оттаивая, шлетъ свои парн кверху и дышетъ и вздыхаетъ, какъ вздыхаетъ человѣкъ поелѣ долгаго, тяжелаго
сна. Это не метафора, не уподобленіе, а такъ оно и есть.
Земля живетъ несомнѣнной, живой, теплой жизнью, какъ
и в с ѣ мы, взятые отъ земли. И наоборотъ. Вотъ этотъ садъ.
Развѣ жизнь наша не теперь не тотъ же старый садъ, учуявшій весну. Помните, какъ у Христа великолѣпно сказано:
„Отъ смоковницы возьмите подобіе: когда вѣтви ея становятся уже мягки и пускаютъ листья, то знайте, что близко
лѣто". Близка уже жизнь иная. Смоковница жизни уже набухла и вѣтви ея мягки и пускаютъ листья. Въ людяхъ
проснулась теперь жажда обновленія, — и къ новой жизни
они идутъ, какъ текутъ ручьи съ горъ послѣ весенней ростали. И не говорите, что вѣдь было же хрисгіанство 2 0 0 0
лѣтъ тому назадъ, и люди слышали о немъ и знали, а в ъ
жизнь не претворили,—не говорите. Христіанство пришло
въ жизнь также, какъ сѣютъ озимый хлѣбъ. Было брошено
сѣмя на вспаханную почву, сѣмя взошло, поле покрылось
зеленымъ ковромъ и радовало глазъ. Но скоро дохнула зима,
и бѣлый саванъ застлалъ зеленую ниву и скрылъ ростки.
Настала долгая зима. Пошли вѣка суевѣрій, рабства, угнетенія духа. Замерло христіанство, и властный призывъ его
къ жизни заглохъ подъ грудой уставности, догматизма и
гоненія на слово. Но все до времени. Саванъ смерти свился
и исчезъ въ сияевѣ утра, илюди, какъ встарь, чуютъ соки
жизни и тянутся къ свѣту, добру. — й вотъ-вотъ заколышется нива жизни тучнымъ колосомъ любви и мира, и радостная пора обильной жатвы уже виднѣется впереди. Какъ
Онъ и говорилъ, Весна пришла.
Разговоръ с ъ революціонерами * ) .
Т о л с т о й.—Мнѣ передана была прокламація революціонеровъ. Я прочелъ ее и, правду сказать, былъ охваченъ
ужасомъ отъ низменности тѣхъ мыслей, которыя тамъ выражены. Знакомы ли вы съ ѳтой прокламаціей? Меня
ужаснуло совершенное непониманіе вами того дѣла, которое
вы защищаете, какъ и безнравственность того, что я тамъ
нашелъ, и въ особенности меня ужаснула опасность, которой подвергаютъ себя, во имя такого безполезнаго и неразумнаго дѣла, недурные люди, готовые служить другимъ,
жертвуя своею собственною жизнью. Все это вселило мнѣ
ужасъ и я считаю своимъ долгомъ высказать свой взглядъ
на это дѣло людямъ, которые эту прокламацію составили
и раздѣляютъ содержащіяся в ъ ней мысли.
Для того, чтобы не казалось, что я употребляю пустыя
слова, когда говорю, что эти мысли—очень низкаго сорта,
я доля^енъ показать, почему именно я такого мнѣнія.
Такъ, напримѣръ, я хочу прежде всего упомянуть о слѣдующей фразѣ, которую тамъ можно прочитать: „Старайтесь
будить въ людяхъ ненависть: это—святое дѣло". Это нѣчто
ужасное. Съ тѣхъ поръ, какъ міръ существуетъ, любовь и
у индусовъ, и у китайцевъ, не говоря уже о христіанахъ,
считается единственнымъ двигателемъ среди людей, и вдругъ
святымъ дѣломъ оказывается—возбуждать чувство, совершенно противоположное любви—ненависть. Это показало
мнѣ, на какой низкой ступени находится нравственность
людей, рѣшающихся писать такія слова. Нѳ на низкой ступени
—я беру свои слова назадъ—но в ъ состояніи ужаснаго заблужденія.
Второй пунктъ тотъ, что цѣли, къ которымъ стремятся
люди, готовые пожертвовать собою на службѣ братьямъ,
что эти цѣли подобными средствами не только не достигаются, но еще далыпе отодвигаются, потому что населеніе,
отъ котораго страдаютъ в с ѣ люди, отнюдь не зависитъ отъ
*) Разговоръ этотъ, стенографическн ваписанный Н, А. Гусевымъ,
личнымъ сѳкрѳтаремъ Л. Н. Толстого, происходилъ 14-го (27-го) сентября
1908 г. и впервые появился 8-го декабря въ иностранной пѳчати. Здѣсь
онъ помѣщѳнъ съ нѣкоторыми пропусками, причина которыхъ понятна.
какихъ-нибудь немногихъ (тысячи человѣкъ не могутъ принудить 1 5 0 милліоновъ житъ такъ, какъ они хотятъ), но
находится въ зависимости отъ того сложнаго обмана, подъ
вліяніемъ котораго живетъ болыпинство этихъ 150 милліоновъ—одни изъ боязни, другіе—по невѣдѣнію.
Третій пунктъ—это моя жалость къ такимъ молодымъ
людямъ, какъ вы, которые, ради такихъ пустяковъ (какъ
прокламація), рискуютъ своей жизнью.
Итакъ, вотъ мои три пункта: первый—безнравственность
революціонной дѣятельности, второй — ложныя средства,
употребляемыя для достиженія хорошихъ цѣлей, и третій—
сожалѣніе о томъ, что вы расточаетѳ свои силы на такоѳ
ничтожное и неправое дѣло. Теперь я хотѣлъ бы выслушать ваши возраженія.
Р е в о л ю ц і о н е р ъ.—Составившіѳ эту прокламацію держатся того мнѣнія, что больше ничего не остается (тѣмъ,
къ кому прокламація обращается), какъ умереть съ голода.
Т о л с т о й.—Это—метафора, съ голода никто не умираетъ.
Я никогда не видѣлъ, чтобы кто-нибудь умеръ съ голода.
Но если вмѣсто смерти съ голода подставить очень тяжелыя
жизненныя условія, то зачѣмъ же для освобожденія людей
отъ этихъ тяжелыхъ условій дѣлать то, что только ухудшитъ положеніе? Надо достигать цѣли разумными средствами, а нѳ наоборотъ. И вотъ разумное средство—не принимать участія въ насиліи.
Р е в о л ю ц і о н е р ъ . — Н о какъ мы можемъ это сдѣлать?
Т о л с т о й.—Я долженъ нѣсколько отвлечься въ сторону.
Къ числу многихъ предразсудковъ принадлежитъ и тотъ,
что нѣкотррые думаютъ, что они призваны вести другихъ.
Почему вы должны управлять жизнью другихъ?
В ы имѣете власть только надъ одной личностью—надъ
своею собственною, такъ же какъ я имѣю власть тоже только
надъ своею собственною. Эта личность, какъ ваша, такъ и
моя, очень несовершенна. Но я знаю, что чѣмъ больше я
буду работать надъ собою, тѣмъ больше будетъ мое вліяніѳ
на другихъ.
Р е в о л ю ц і о н е р ъ . — М ы не считаемъ себяпризванными
учить народъ. Мы считаемъ себя призванными только объѳдинять тѣхъ, которые мыслятъ и чувствуютъ одинаково
съ нами,—для общей цѣли.
Т о л с т о й.—Эта цѣль—сдѣлать жизнь всѣхъ людей лучшею. Это—общая цѣль для всѣхъ: для меня и для в с ѣ х ъ
насъ. Средство для этого—не принимать участія в ъ томъ
насиліи, среди котораго люди живутъ. Первое условіе для
того, чтобы люди не принимали участія въ насиліи, это—
самому не принимать въ немъ участія.
Революціонеръ.—Мыне принимаемъучастіявънасиліи.
Толстой. — Разрѣшите мнѣ вопросъ: какая ваша спеціальность?
Р е в о л ю ц і о н е р ъ . — Я теперь безъ работы.
Т о л с т о й.—А прежде чѣмъ вы занимались?
Р е в о л ю ц і о н еръ.—Я работалъ въ газетѣ... Я долженъ
былъ заниматься этой работой, у меня есть семья, я женатъ.
Т о л с т о й.—Значитъ, для васъ семейный вопросъ важнѣе,
чѣмъ вопросъ, о которомъ мы говоримъ? Въ этомъ нѣтъ
ничего дурного, но это такъ. Для васъ на первомъ планѣ
вопросъ семьи, для другихъ—вопросъ ихъ собственной личности. Но Христосъ сказалъ: „Кто хочетъ слѣдовать за Мною,
тотъ долженъ оставить отца и мать и отречься отъ самого
себя"... Если у васъ есть идеалъ, во имя котораго вы готовы
всѣмъ пожертвовать, какъ можете вы думать о семьяхъ?
Вотъ здѣсь-то и лежитъ ошибка. Люди забываютъ изъ-за
требованій общаго блага—требованія совѣсти. Если бы я не
могъ ничего зарабатывать, то сталъ бы просить милостыню.
Р е в о л ю ц і о н е р ъ . — 0 , нѣтъ, какъ бы я ни голодалъ, я
никогда руки не протяну.
Толстой.—Почему же? Развѣ это ниже, чѣмъ носить
хорошій сюртукъ.
Р е в о л ю ц і о н е р ъ . — Ч е л о в ѣ к ъ долженъ бороться. Левъ
Николаевичъ, мы не отказываемся отъ работы и надъ самимъ
<собою. Мы думаемъ о томъ, чтобы сдѣлаться лучше.
Т о л с т о й.—А я говорю, что это—единственное средство
имѣть вліяніе на другихъ людей, привлекать ихъ къ себѣ.
Но домогаться вліянія, проповѣдуя ненависть и убѣждая,
что ненависть—святое дѣло, значитъ отталкивать отъ себя
другихъ... Если Ивану можно ненавидѣть Петра, то Петръ,
въ концѣ концовъ, имѣетъ право ненавидѣть Ивана. По
моему, это самая грубая мораль... Для нравственнаго человѣка нѣтъ причинъ для ненависти. Онѣ могутъ существовать для животнаго. Лошадь бьютъ—она возвращаетъ ударъ,
•собаку кусятъ—и она кусается, а у человѣка есть разумъ.
Вы говорите о нравственныхъ понятіяхъ, какъ о чемъ-то
чуждомъ вамъ. Какъ я могу говорить, что прямая—есть
кратчайшее разстояніе и въ то же время думать, аможетъ
быть, иногда кривая линія—самая кратчайшая. Законынравотвенности такъ же точны, какъ и законы математики.
Р е в о л ю ц і о н е р ъ . — Н ѣ к о т о р ы е изъ нашихъ товарищей
читали вашу книгу о значеніи русской революціи. Мы допускаемъ, что можно бороться и предлагаемымъ вами путемъ.
Но вопросъ, будетъ-ли достигнута цѣль?
Т о л с т о й.—Предразсудокъ—думать, что мы знаемъ, что
произойдетъ. Мы ничего не знаемъ. Вы не знаете, уйдете-ли
вы живымъ изъ этой комнаты или упадете и умрете. Вы
прѳдставляете себѣ, что если большинство людей держау'"' лось бы христіанскихъ понятій, то зло, о которомъ вы гово* рите, давно исчезло бы. Но тотъ способъ, который вы про-
проповѣдуете, былъ возвѣщенъ французской революціей, и
послѣдствіемъ явились—Маратыи Наполеояы. Я съ своей
стороны не вижу, чтобы этотъ способъ привелъ къ чемунибудь иному, какъ только къ ухудшенію.
Р е в о л ю ц і о н е р ъ.—Но если мы не знаемъ, что изъ этого
выйдетъ, то стоитъ-ли труда стремиться къ добру? Дайте
намъ жить, какъ мы жили: день, да ночь, сутки прочь. Если
не заботиться о будущемъ, то, значитъ, нѣтъ цѣли ни в ъ
жизни, ни для улучшенія жизни.
Т о л с т о й.—Вотъ умное замѣчаніе и пріятное для меня
въ высшей степени. Надо дѣлать такое дѣло, послѣдствія
котораго иному безразличны, но для меня важны.—Я дѣлаіо
хорошее дѣло.' Умру-ли отъ этого, или нѣтъ, мнѣ безразличко, лишь бы дѣло мое было хорошее...
Есть категорія дѣлъ, не требующихъ заботъ о послѣдствіяхъ: это хорошія дѣла. Они даютъ удовлетвореніе тотчасъ-же, но что изъ этого выйдетъ дальше—я не зпаю.
Р е в о л ю ц і о н е ръ.—йсторія народовъ разыгралась на нашихъ глазахъ. Мы знаемъ, что есть страны, г д ѣ сравнительно лучше живется.
Т о л с т о й.—Простите, я получилъ вчера письмо изъ Америки отъ русскаго рабочаго. Цифра безработныхъ тамъ громадная. Тамъ хорошо, гдѣ насъ нѣтъ. И если тамъ положе ніе лучшее, то это благодаря духовному и умственному развитію. Человѣчество идетъ впередъ только благодаря нравственному прогрессу. Даже и вопросъ о землѣ близится къ
разрѣшенію, благодарянравственномуразвитію человѣчества.
Даже отмѣна крѣпостного права была достигнута у н а с ъ
благодаря призыву къ нравственному чувству.
Р е в о л ю ц і о н е р ъ . — Вы забываете предшествовавшіе
бунты крестьянъ.
То л с т ой—Не будемъ вдаваться в ъ историческій разборъ»
что больше способствовало благу человѣчества, рѳволюція
или мирное развитіе. Вы утверждаете одно, я другое. Д о пустимъ, что наши доказательства—равноцѣнны. Но на моей
сторонѣ будутъ всегда тѣ вѣчные законы разума и любви.
которые были завѣщаны намъ всѣми мудрецами міра..,
0 порнографіи.
— Что наше блудное и развращенноѳ рабствомъ общество
выдвигаетъ кадры блудниковъ иутонченныхъразвратниковъ,
въэтомънѣтъничегоудивительнаго.Удивляться надобылобы
обратному. Но что находятся люди, имѣющіе дерзость называться писателями и старающіеся всячески въ своихъ
писаніяхъ размазать этотъ смрадъ и представить его в ъ видѣ
тонкаго соблазна,—это удивительно. Какъ можетъ человѣкъ,
не говорю уже идейно служащій людямъ и любящій осуществленіе правды на землѣ, какимъ долженъ быть всякій
писатель, но просто пишущій человѣкъ, обладающій небольшимъ воспріятіемъ, какъ можетъ онъ видѣть въ похотливыхъ и грязныхъ сношеніяхъ съ женщиной что-то красивое
и достойное увлеченія? Мнѣ кажется, что нѣтъ ничего гаже
и ничего безобразнѣе открытаго вида женщины, когда она
бываетъ вь томъ положеніи, въ какомъ бываютъ паціентки
у гинеколога въ креслѣ. Иэтугадость расписывать?! Брр...
Все умѣніе старинныхъ писателей, тоже подходившихъ
Е Ъ этому „вопросу", в ъ томъ и заключалось, что они изъ
всѣхъ силъ старались расцвѣтить моменты, удлинить переживанія и все время держать читателя в ъ ожиданіи чего-то
и такъ и оставить его въ этомъ ожиданіи, никогда не доводя фабулы до откровеннаго описанія „конца". Это была
болѣе тонкая работа стараго дьявола. Онъ лучше зналъ свое
дѣло и всегда держалъ женщину прикрытой, съ листкомъ
стыдливости на томъ мѣстѣ, которое знать и описызать полагается только анатомамъ и гинекологамъ. А нашъ дьяволъ
литературы еще молодой дьяволенокъ, до того глупъ и неискусенъ въ своемъ дѣлѣ, что сразу помѣщаетъ женщину
въ изслѣдуемой позѣ и наводитъ на нее рефлекторъ.
II получается нѣчто такое, послѣ чего три дня въ ротъ
лищи не возьмешь. Тошнитъ!
Правда, этотъ родъ литературы у насъ еще мало расцвѣлъ;
у насъ пока еще только засасываются тошнотворными романами французской работы, но чувствуется, что эта рвотная
волна захлестнетъ и насъ. Завидуя успѣхамъ ввознаго товара, наши домашніе работники тоже начнутъ зариться и
пойдутъ въ обгояки. Ужасаюсь! Получится что-то невѣроятное, Настанетъ эпидёмія своего рода доховной морской болѣзни, и люди, какъ путники, перѳживающіе качку, все
нзрыгнутъизъ себя, и жизнь превратится в ъ отвратительное
мѣсиво блевотины. „й унизится мужъ, и падетъ человѣкъ* .
Половая похоть тѣмъ и ужасна, что она в ъ сосудѣ души
нашей, какъ ржавчина, выѣдаетъ отверстіе, и.влага жизни
неизбѣжно уходитъ. Посмотрите людей, наблюдайте жизнь,
и вы увидите, что бываютъ многіе, достигшіе въ работѣ
надъ собою высокихъ результатовъ и уже жившіе, и дѣлавшіе много для другихъ, но стоитъ имъ чуть-чуть ослабить
надзоръ за собой и дать поселиться въ душѣ похотливымъ
вожделѣніемъ, и начать сближаться съ женщинами для утоленія похоти, какъ черезъ самое короткое время все, что
было накоплено и собрано съ такимъ трудомъ и стараніями.
таетъ и растеривается.
Такъ же и съ литературой. Ерничестно, порнографія
изрѣшетываютъ душу, и все, что было цѣннаго и высокаго,
жизненнаго и дорогого, все это таетъ и растеривается.
Боюсь дожить до такого времени, но все, что смогу, я вс&
сдѣлаю, чтобъ уяснить себѣ и людямъ ужасъ этого.
4
г
Я ношусь съ планомъ написать новую вещь. Х о і е т с я
заглянуть съ краешка обрыва в ъ ту тьму пропасти, куда
летятъ люди, гоняясь за утѣхой пола. И не сифилитическіебараки, не палаты помѣшанныхъ нимфомановъ я буду рисовать, нѣтъ, будетъ изображена обычная семья нашего „здороваго" круга,которая,саматого нѳ замѣчая, еползла,какъсползаетъвъ пучину подмытая гора,—въ прорву обезьяньяго дѣла.
И в ъ этой прорвѣ разыграется драма.
Еслй Богъ приведетъ, я выражу это выпукло и ярко*
ибо мысль эта волнуетъ и тревожитъ меня и неотвязно требуетъ рожденія на свѣтъ.
В ъ этомъ вопросѣ нельзя быть достаточно требовательнымъ. Надо доходить до предѣловъ и не смущаться крайностями, боясь, что проповѣдь. цѣломудрія приведетъ къ>
полному воздержанію и суровому аскетизму. Наоборотъ,
проповѣдь полнаго воздержанія приведетъ къ цѣломудрію
въ бракѣ, а слѣдовательно и къ счастью людей.
Какъ грѳбецъ,желающійпереплыть быстро іѳкущую рѣку,
поворачиваетъ лодку и держитъ курсъ прямо вверхъ, знауі^
что потомъ теченіе его унесетъ, и ладья приплыветъ куда
надо,—такъ и писатель, выступающій съ проповѣдью чистоты
в ъ половомъ вопросѣ, долженъ ставить ладью свою прямо
противъ теченія и бросить вызовъ всякому вожделѣнію.
Такъ, какъ это сдѣлалъ Онъ. ~„А я говорю вамъ, что всякій,
кто смотритъ на женщину съ вожделѣніемъ, уже прѳлюбодѣйствовалъ съ нею въ сердцѣ своемъ". Вотъ. какъ надо,
и только такъ надо говорить и чувствовать. Тогда жизнь
станетъ чистая, и мы перѳплывемъ бурную рѣку соблазновъ
отъберега похотливой развращенности къ берегурадостнага
цѣломудрія.
#
%
Есть у меня еще одішъ надуманный сюжетъ, тбже на
тему объ ужасѣ паденія.
Она была кроткая, добрая и все время сама вѣрила, что
любитъ мужа и никогда, никогда не измѣнитъ ему. Но вотъ
знакомая старушка стала нашептывать ей, что въ сосѣднемъ
имѣніи гоститъ красивый молодой человѣкъ и страстно
желаетъ близости съ ней.
Заволновалась душа женщины.
Образъ незнакомаго и певиданнаго ею мужчины влекъ
еѳ къ себѣ неизъяснимымъ трепетомъ новой радости, п
послѣ долгихъ колебаній и уговоровъ, она дала свое согласіе.
— Только,—потребовала она,—полная тайна! Я не должна
даже видѣть его лица.
В ъ полночь, когда въ саду было темно, а мужъ уѣхалъ
на охоту, она быстро пробралась по темнымъ алеямъ и въ
глубинѣ сада, далеко отъ дома и отъ сторожевыхъ глазъ, съ
замирающимъ отъ трепета сердцемъ подбѣжала къ бесѣдкѣ,
гдѣ, какъ заранѣе было условлено, онъ ожидалъ ее.
Бесѣдка была обвита густымъ, разросшимся плющемъ, и
мракъ ночи еще болѣе сгущался въ ней. Ничего не было
видно. Она слышала только ѳго судорожное дыханіе, и, когда
крѣнкія, сильныя руку обняли ее и притянули къ себѣ,
она замерла въ истомѣ страсти, и чрезъ мгновеніе онъ уже
владѣлъ ею...
, Тяжело дыша и поправляя на ходу помятое платье, она бѣ <
житъ съ распущенными волосами по тѣмъ же аллеямъ назадъ.
й вотъ, тутъ пачинается драма.
— Я не видѣла его и никто насъне видѣлъ.Но такъ-ли это?
И вдругъ, какъ это бываетъ съ людьми, дѣлающими что-то
во снѣ и въ то же время во снѣ елѣдящими за собою, она
ясно почувствовала, что ее кто-то видѣлъ.
Огромный, болыной, сіяющій...
И видѣлъ ее такъ, какъ никто никогда не могъ ее видѣть, и какъ не видѣла она никогда сама себя.
„Онъ, Онъ... И я могла отъ Него укрыться!?"
Подавленпая, измученная, она признается во всемъ мужу,
и тотъ ее выгоняетъ.
Она цѣлуетъ край его одежды и босая, съ обнаженной
головой, уходитъ въ далекое странствованіе и на пути попадаетъ въ ссыльную общину евангельскихъ христіанъ...ТѢ
принимаютъ ее...
— Да, да...—Онъ—свѣтъ нашъ, и никакая тьма ѳго не
объемлетъ... И я вѣрю, что люди усиліями духа, сознавая
близость свою къ Богу, избавятся отъ лютѣйшей тьмы—половой похотливости.
0 безсмертій души.
„Я ожидаю новаго счастія... Оно уже приближается"...
„Мы живемъ во снѣ почти такой же жизнью, какъ в ъ
дѣйствительности".
Паскаль сказалъ, кажется, что, если-бы мы могли видѣть
себя во с н ѣ постоянно въ одномъ и томъ-же положеніи,
тогда какъ оно мѣнялось-бы в ъ дѣйствительной жязни, то
мы смотрѣли-бы на сонъ, какъ на дѣйствительность, а на
дѣйствительность, какъ на сонъ.
Это не вполнѣ точно.
Дѣйствительность отличается отъ сна тѣмъ, что она правдивѣе. Поэтому я выражаюсь иначе: если-бы мы не знали
жизпи, болѣе реальной, чѣмъ сонъ,мы смотрѣли-бы на сонъ,
какъ на настоящую жизнь, и никогда не сомнѣвались бы,
что это-то и есть настоящая жизнь.
Ися наша жизнь, отъ рожденія до смерти, не есть-ли, со
всѣми своими снами, тоже сонъ, который мы принимаемъ
за дѣйствительность? Не убѣждаемся-ли мы въ ея дѣйствительности только потому, что не знаемъ другой жизни болѣѳ
дѣйствительной?
Я не только думаю это, но я убѣжденъ, что это ѳдинственная причина этой увѣренности.
Точно также, какъ сны нашей земной жизни являются
состояніемъ, во время котораго мы живемъ впечатлѣніями,
чувствами, мыслями, нринадлежащими нашей прежней жизни
и запасаемся силами къ пробужденію,къ тѣмъ днямъ, которые наступятъ, вся наша теперешняяжизнь являѳтся состояніемъ, во врѳмя котораго мы живемъ при посредетвѣ „карма" („карма"это буддійское ученіѳ о иереселеніи души,т.е.
объ ея послѣдовательныхъ воплощеніяхъ) или предыдущей
жизни, болѣе дѣйствительной, и запасаемся силами для
жизни будущей болѣе дѣйствительной, чѣмъ та, изъ которой мы вышли.
Такъ-же, какъ мы перѳживаемъ тысячи сновъ во время
нашей земной жизни, такъ эта жизнь являѳтся одною изъ
тысячи жизней, в ъ которыя мы вступаемъ, выходя изъ другой жизни болѣе дѣйствительной, болѣе настоящей и въ
которую мы возвращаемся послѣ смерти.
Наша земная жизнь это одинъ изъ сновъ другой жизни,
болѣе дѣйствительной и такъ оно идетъ далѣѳ до безконечности до послѣдней жизни, которая и есть жизнь Бога.
Рождеяіе и появленіе первыгь представленій о мірѣ
можно разсматривать какъ начало сна, всю земную жизнь
какъ полный сонъ; смерть какъ пробужденіе.
Преждевременная смерть, это когда человѣкъ проснулся
прежде, чѣмъ проспалъ, весь свой сонъ.
Смерть въ старости, это-когда человѣкъ хорошо выспался
и проснулся самъ.
Самоубійство—это кошмаръ, который прогоняешь всиоминая, что спишь: дѣлаешь усиліе и пробуждаешься.
Тотъ, кто совершенно поглощенъ настоящей жизнью, кто
не имѣетъ предчувствія другой жизни, тотъ спитъ крѣпко.
Глубокій сонъ безъ сновидѣній, можно сравнить съ полуживотнымъ состояніемъ.
Человѣкъ, который во время сна чувствуетъ все, что
происходитъ вокругъ него, у котораго сонъ чуткій и который каждую минуту готовъ проснуться, сознаетъ, хотя и
смутно, ту жизнь, изъ которой онъ вышелъ и въ которую
вернется,
Во время сна человѣкъ всегда эгоистъ, живетъ одиноко,
не принимая участія въ жизни своихъ ближнихъ, не имѣя
никакой связи съ ними,
Въ жизни, на которую мы смотримъ, какъ на дѣйствительную, наша связь съ нашими ближними уже болѣе велика: тамъ существуетъ подобіе любви къ ближнему.
Въ жизни, изъ которой мы вышли и въ которую вернемся,
связь эта тѣснѣе, любовь къ ближнему уже не простое стремленіе, но дѣйствительность.
Въ жизни длякоторой являѳтся только приготовленіемъ
та жизнь, о которой я говорю, связь между всѣми болѣе тѣсна
и любовь между всѣми еще болѣе велика.
На этотъ разъ въ этомъ снѣ мы уже чувствуемъ все,
что можетъ быть осуществится в ъ новой жизни.
Тѣлесная оболочка, въ которой застаетъ насъ здѣсь на
зѳмлѣ пробужденіе нашего сознанія настоящей жизни, является какъ бы преградой свободному развитію нашѳго ума.
Естество это граница разума. йстинная жнзнь начинается,
когда эта граница уничтожена.
Это объясненіе заключаетъ въ себѣ все познаніе истины
и даетъ человѣку сознаніѳ вѣчной жизни.
Я не забавляюсь, придумывая теорію. Я всей душой вѣрю
въ то, что говорю. Я чувствую, я знаю вѣрно, что умирая я
буду счастливъ, что я войду въ міръ болѣе дѣйствителькый.
Любите другъ д р у г а
(Обращеніѳ къ кружку молодежи).
Мнѣ хотѣлось бы на прощаніе (въ мои годы всякое свиданіе съ людьми есть прощаніе) вкратцѣ сказать вамъ, какъ
по моему понятію, надо жить людямъ для того, чтобы жизнь
наша не была зломъ и горемъ, какою она теперь кажется
большинству лгодей, а была бы тѣмъ, чего желаетъ Богъ и
чего мы в с ѣ желаемъ, т.-е. благомъ и радостью, какою она
и должна быть.
Все дѣло въ томъ, какь понимаетъ человѣкъ свою жизнь.
Если понимать свою жизнь такъ, что жизнь эта дана мнѣ
въ моемъ тѣлѣ, Ивану, Петру, Марьѣ, и что все дѣло жизни
въ томъ, чтобы добыть какъ можно больше всякихъ радостей, удовольствій, счастья этому своему „я", Ивану, Петру,
Марьѣ, то жизнь всегда и для всѣхъ будетъ несчастна и
озлобленна.
Несчастная и озлобленная жизнь будетъ потому, что
всего, чего хочется для себя одному человѣку, того же самаго хочется и всякому другому. А такъ какъ каждому
хочется всякаго для себя добра какъ можно больше и добро
это одно и то же для всѣхъ такихъ людей, то добра этого
для в с ѣ х ъ никогда не достаетъ. А потому, если люди живутъ каждый для себя, то не миновать имъ отнимать другъ
у друга, бороться, злиться другъ на друга, и отъ этого жизнь
ихъ не бываетъ счастливою. Если жѳ временами люди и
добудутъ себѣ того, чего имъ хочется, то имъ всегда мало,
и они стараются добыть все больше и болыне, и кромѣ того,
еще и боятся, что у нихъ отнимутъ то, что они добыли, и
завидуютъ тѣмъ, которые добыли то, чего у нихъ нѣтъ.
- Такъ что если люди понимаютъ свою жизнь каждый в ъ
своемъ тѣлѣ, то жизнь такихъ людей не можетъ не быть
несчастною. Такая она и ѳсть теперь для всѣхъ такихъ людей. А такою, т.-ѳ. несчаетною, жизнь не должка быть. Жизнь
дана намъ на благо, и такъ мы всѣ и понимаемъ жизнь.
Для того же, чтобы жизнь была такою, людямъ надо понимать, что жизнь наша настоящая никакъ не в ъ нашемъ тѣлѣ>
а в ъ томъ духѣ, который живетъ въ нашѳмъ тѣлѣ, и что
благо наше не в ъ томъ, чтобы угождать и дѣлать то, чего
хочѳтъ тѣло, а въ томъ, чтобы дѣлать то, чего хочѳтъ этотъ
духъ, одинъ и тотъ же, живущій въ насъ такъ же, какъ п
во всѣхъ людяхъ. Хочетъ же этотъ духъ блага себѣ, духу..
А такъ какъ духъ этотъ во в с ѣ х ъ людяхъ одинъ и тотъ же,
то и хочетъ онъ блага всѣмъ людямъ. Желать же блага
всѣмъ людямъ значитъ любить людей. Любить же людей
никто и ничто помѣшать не можетъ; а чѣмъ больше человѣкъ любитъ, тѣмъ жизнь его становится свободнѣе и радостнѣе.
Такъ что выходитъ, что угодить тѣлу человѣкъ, сколько
бы онъ ни старался, никогда не въ силахъ, потому что то,
что нужно тѣлу, не всегда можно добыть, а если добывать.
то надо бороться съ другими, угодить ^же душѣ человѣкъ
всегда можетъ,потому что душѣ нужна" только ліобовь, а
для любви не нужно н и с ъ кѣмъ бороться, не только не
нужно бороться съ другими, а напротивъ, чѣмъ болыпе любишь, тѣмъ болыпе сближаешься съ другими .людьми. Такъ
что любви ничто помѣшать не можетъ, и всякій человѣкъ,
что бблыпе любитъ, то все болыне и болыие не только .самъ
дѣлается счастливымъ и радостнымъ, но и дѣлаетъ счастливыми и радостными другихъ людей.
Такъ вотъ это-то, милые братья, мнѣ хотѣлось сказать
вамъ на прощаніе, сказать то, чему учили васъ всѣ святые
и мудрые люди и Христосъ и в с ѣ мудрецы міра, а именно
тому, что Ькизнь наша бываетъ несчастна отъ насъ самихъ,
что та сила, которая послала насъ въ жйзнь и которую мы"
называемъ Богомъ, послала насъ не затѣмъ, чтобы мы мучилиеь, а затѣмъ, чтобы имѣли то самое благо, какого мы всѣ
желаемъ и что не получаемъ мы это предназначенное намъ
благо только тогда, когда понимаемъ жизнь не такъ, какъ
должно, и дѣлаемъ не то, что должно.
А то мы жалуемся яа жизнь, что жизнь яаша плохо
устроена, а не думаемъ того, что не жизнь наша плохо
устроена,^то дѣлаемъ мы не то, что нужноГ А это всеравяо,
какъ если бы пьяница сталъ^жалбваться:" на то, что спился
онъ отъ того^ что много завелось трактировъ и кабаковъ,
тогда какъ завелось много трактировъ и кабаковъ только
отъ того, что много развелось такихъ же, какъ онъ, пьяницъ,
Жизнь дана людямъ на благо, только бы они пользовались ею, какъ должно ею пользоваться. Только бы жили
люди не ненавистью другъ къ другу, а любовью, и жизнь
была бы неперестающимъ благомъ для в с ѣ х ъ .
Теперь вотъ со всѣхъ сторонъ говорятъ только одно:
жизнь, говорятъ, наша дурная и нѳсчастная отъ того, что
она дурно устроена,—давай пѳрѳдѣлаѳмъ дурноѳ устройство
на хорошее, и жизнь наша будетъ хорошая.
Милые братья, нѳ вѣрьте этому, не вѣрьте тому, что отъ
такого или иного устройства жизнь ваша можетъ быть хуже
или лучше. Не говорю уже о томъ, что в с ѣ тѣ люди, которые заботятся объ устройствѣ лучшей жизни,—всѣ несогласны между собою, в с ѣ спорятъ промежду собою; одни
4
предлагаютъ одно устройство, считая его самымъ лучшимъ,
другіе же говорятъ, что это устройство самое дурное, а что
хорошо только то, которое они предлагаютъ. А третьи забраковываютъ и это и предлагаютъ свое самое лучшее,
и т. д. Но если бы даже и было такое, самое лучшее устройство,—если даже согласиться съ тѣмъ, что придумано самое
лучшее устройство, то какъ же сдѣлать, чтобы^ люди жили
по этому устройству, какъ удержать это хорошее устройство,
когда люди привыюіи и любятъ жить дурно? А то мы теперь привыкли и любимъ жить дурно, за что ни возьмемся,
все гадимъ, а говоримъ, что хорошо станемъ жить, когда
будетъ устройство хорошее. Да какъ же быть хорошему устройству, когда люди плохіе?
Такъ что если и есть такое самое лучшее устройство
жизни, то для того, чтобы добиться его, надо людямъ становиться лучше. Вамъ же обѣщаютъ хорощую жизнь послѣ
того, какъ вы, кромѣ вашей теперешней дурной жизни, будете еще бороться съ людьми, насиловать людей, даже убивать ихъ, чтобы ввести это хорошее устройство, т.-е. вамъ
обѣщаютъ хорошую жизнь послѣ того, какъ вы.сами с д ѣ лаетесь еще хуже, чѣмъ теперь.
Не вѣрьте, не вѣрьте этому, милые братья! Для того,
чтобы жизнь была хорошая, есть только одно средство: самимъ людямъ быть лучше. А будутъ люди . лучше, и сама
собою устроится та жизнь, какая должна быть среди хорошихъ людей.
Спасеніе ваше и всѣхъ людей никакъ не въ грѣховномъ,
насильническомъ устройствѣ жизни, а в ъ устройствѣ своей
души. Только этймъ, такимъ устройствомъ души добудетъ
каждый человѣкъ и себѣ и другимъ людямъ самое большоѳ
благо, и самое лучшеѳ устройство жизни, какого могутъ
только желать люди. Истинное благо, то, какое ищетъ каждое
сѳрдцѳ человѣческое, дано намъ не въ какомъ-либо будущемъ устройствѣ жизни, поддерживаемомъ насиліемъ, а
сейчасъ, всѣмъ намъ, вездѣ, во всякую минуту жизни и
даже смедэти, достигаемомъ любовью.
Благо это дано намъ изъ вѣка; но люди не понимали его
и не брали его. Тѳперь же пришло время, когда намъ нельзя
уже не принять его, нѳльзя не принять, первое, потому что
безобразія и страданія нашей жизни довели насъ до того,
что жизнь наша становится нѳпереносимо мучитѳльной. Второе то, что всѳ болѣе и болѣе раскрывающееся намъ истинное ученіе Христа стало тѳперь такъ ясно, что намъ ужѳ
для нашего спасенія нельзя не признать и нѳ принять его.
Спасеніе яхше теперь въ одномъ: въ признаніи того, что
истинная жизнь наша не въ тѣлѣ нашемъ, а въ томъ духѣ
Божьемъ, который живетъ в ъ насъ, и что~поэтому в с ѣ тѣ
усилія, которыя мы клали прежде на улучшеніе нашей т ѣ лесной, какъ отдѣльной, такъ и общественной жизни, мы
можемъ и должны класть на одно единственяое нужное і:
важное для человѣка дѣло, на то, чтобы каждому въ самомъ
себѣ воспитывать и утверждать любовь не только къ любящимъ насъ, а, какъ говорилъ Христосъ, ко всѣмъ людямъ.
и въ особенности къ чуждымъ намъ людямъ, къ ненавидящимъ насъ.
Жизнь наша теперь такъ далека отъ этого, что въ первую минуту такое перенесеніе всѣхъ своихъ усилій, вмѣсто
заботы о мірскихъ дѣлахъ, но одно невидное, непривычное
намъ дѣло—на любовь ко всѣмъ людямъ—кажется невозможнымъ.
Но это только такъ кажется: любовь ко всѣмъ людямъ.
даже къ ненавидящимъ насъ, гораздо болъше евойственна
душѣ человѣка, чѣмъ борьба съ ближними и ненависть къ
нимъ. Перемѣна пониманія смысла жизни не только в^е невозможна въ наше время, но напротивъ, невозможно продолженіе той озлобленной всѣхъ противъ всѣхъ жизни, которую мы ведемъ теперь.. Перемѣна эта не только не невозможна, но напротивъ, только одна можетъ вывести людей
изъ тѣхъ бѣдствій, отъ которыхъ они страдаютъ, й потому
перемѣна эта кетзбѣжкэ рано илл поздно должна совершиться.
Милые братья, зачѣмъ, за что вы мучаете себя? Только
помните, что вамъ предназначено величайшее благо, и возьмите его. Все—въ васъ самихъ. Это такъ легко, такъ просто
и такъ радостно.
Ио, можетъ быть люди етрадающіе, бѣдные, угнетенные
скажутъ: ,,да, это можетъ быть хорошо для богатыхъ и властвующихъ; легко богатымъ и властвующимъ любить враговъ, когда враги эти во власти ихъ. Но это трудно для
насъ, страждущихъиугнетенныхъ". Но это неправда. Милые
братья, измѣнить свое пониманіе жизни одинаково нужно и
властвующимъ, богатымъ, и подчиненнымъ, бѣднымъ. И подчиненнымъ и бѣднымъ это легче, чѣмъ богатымъ. Подчиненнымъ и бѣднымъ нужно толькр, не измѣняя своего положенія, не только не дѣлать дѣлъ противныхъ любви, но
не принимать участія в ъ этихъ дѣлахъ, какъ дѣла насилія
и' все""это враждебное любви устройство падетъ само; властвующимъ же гораздо труднѣе принять и исполнить ученіе
любви. Для того, чтобы имъ исполнить это ученіе,имъ надо
отказаться отъ обладающихъ ими соблазновъ власти, богатства; и это труднѣе имъ; бѣднымъ же и подчиненнымъ надо
только не дѣлать новыхъ насилій и, главное, не принимать
участіе въ старомъ.
Какъ растетъ челсвѣкъ, такъ растетъ и человѣчество.
Сознаніе любви росло, растетъ въ немъ и доросло въ наше
время до того, что мы не можемъ не видѣть, что оно должно
спасти насъ и стать основой нашей жизни. В ѣ д ь то, что
^зйацерь дѣлается, это послѣднія судороги умирающеінасиль^ ниче.ской, злобной. нелюбовной жизни.
Вѣдь теперь уже не можетъ быть не ясно, что в с ѣ эти
борьбы, вся эта ненависть, всѣ эти насильственныя устройства, все это безсмысленные, ни къ чему, кромѣ какъ къ
все увеличивающимся бѣдствіямъ, не ведущіе обманы. И не
можетъ не быть ясно, что единственное, самое простое и
легкое спасеніе отъ всего этого есть сознаяіе основного начала жизни всѣхъ людей — любви — этого начала, которое
неизбѣжно безъ всякаго усилія замѣня*ръ величайшее зло
величайшіімъ благомъ.
Есть преданіе о томъ, что апостолъ Іоаннъ, достигши
глубокой старости, былъ весь поглощенъ одинъ чувствомъ
и все одними и тѣми же словами выражалъ его, говоря
только одно: „Дѣти, любите другъ друга". Такъ выразилась
старость, т.-е. дожившая до извѣстнаго предѣла жизни
жизнь одного человѣка. Такъ точно должна выразиться
жизнь человѣчества, дожившая до извѣстнаго предѣла.
. В ѣ д ь это такъ просто, такъ ясно; ты живешь. т.-ѳ. родился, растешь, мужаешь, старѣешься и вотъ-вотъ умрешь.
Неужели цѣль твоей жизни можетъ быть в ъ тебѣ?—навѣрное нѣтъ. Что же такое,—спрашиваетъ себя тогда человѣкъ,
что я такое?—И отвѣтъ одинъ: я что-то такое любящее, въ
первое время кажется, что любящее только себя, но стоитъ
немного пожить, немного подумать. чтобы увидать, что любить себя, проходящаго черезъ жизнь, умирающаго, нельзя,
незачѣмъ. Чувствуешь, что я долженъ любить и люблю себя.
Но любя сѳбя, я не могу не чувствовать, что предметъ моей
любви недостоинъ ея; но не любить я не могу. В ъ любви—
есть жизнь. Какъ же тутъ быть? Любить другихъ, близкихъ,
друзей, любящихъ? Сначала кажется, что это удовлетворяетъ
потребности любви, но в с ѣ эти люди, во-первыхъ, несовершенны, во-2-хъ, измѣняются, главное, умираютъ. Что же любить? й отвѣтъ одинъ: любить всѣхъ, любить начало лірбви,
любить любовь, любитьТВога,... Любить не для того, кого любйшь," не для себя, а для любви. Стоитъ понять это, и сразу
уничтожается все зло человѣческой жизни и становится
явнымъ и радостнымъ смыслъ ея.
„Да, это хорошо бы было. Чего же лучше? — скажутъ
люди. Хорошо бы было любить и яшть для любви, если бы
в с ѣ такъ жили. А то я буду жить для любви, отдавать все
другому, а другіе будутъ жить для себя, своего тѣла; что
жёпбудетъ со мною, да еще и не со мною однимъ, а съ семьей,
съ тѣмъ, кого я люблю, не могу не любить? Разговоры о
любви давно говорятся, да никто имъ не слѣдуетъ.
Да и нельзя слѣдовать. Отдать свою жизнь любви можно
бы было только тогда, когда в с ѣ л ю д и сразу какимъ-то чудомъ перемѣнятъ жизнь мірігку^Г^лесную на жизнь духов-
ную, божескую. Но чуда этого нѣтъ, и потому все это
слова, а не дѣло". Такъ говорятъ люди, успокаивая себя въ
своей ложной, привычной жизни. Они говорятъ такъ, но
въ глубинѣ души они знаютъ, что они не правы. Они
знаютъ, что разсужденія эти невѣрны. Они невѣрны потому,
что только для выгоды мірской, тѣлесной жизни нужно,
чтобы люди всѣ сразу измѣнили свою жизнь; но не то для
духовной жизяи: любви, любви къ Богу и людямъ. Любовь
даетъ благо человѣку не в ъ своихъ послѣдствіяхъ, а въ
самой любви, даетъ ему благо совершенно независимо отъ
того, какъ поступаютъ* другіе люди, и что вообще совершается во внѣшнемъ мірѣ. Любовь даетъ благо тѣмъ, что
человѣкъ, любя, соединяется съ Богомъ и не только ничего
не желаетъ для себя, но яселаетъ отдать все, что имѣетъи
свою жизнь другимъ, и въ этомъ отдаваніи себя Богу находитъ благо. II потому все то, что дѣлаютъ другіе люди,
все то, что можетъ совершиться въ мірѣ, не можетъ имѣть
вліянія на его поступки. Любить значитъ отдаться Богу,
дѣлать то, чего хочетъ Богъ, а Богъ есть любовь, т.-е. хочетъ
•блага всѣмъ и потому не можетъ хотѣть того, чтобы человѣкъ погибалъ, исполняя его законъ.
Любящій человѣкъ, и одинъ среди не любящихъ, не
ногибаетъ. А если и погибаетъ среди людей, какъ Христосъ
погибъ на крѳстѣ, то и смерть его и радостная для него и
значительная для другихъ, а не отчаянная и ничтожная,
ісаковы бываютъ смерти мірскихъ людѳй.
Такъ что отговорка о томъ, что я не отдаюсь любви
потому, что не в с ѣ сдѣлаютъ то же, и останусь одинъ, и
неправильная и нехорошая. Это то же, какъ если бы человѣкъ, которому нужно работать для того, чтобы кормить
себя и дѣтей, не брался бы за работу потому, что другіе
нѳ работаютъ.
Да, милые братья, положимъ нашу жизнь в ъ усиленіи
въ себѣ любви и предоставимъ міру итти,какъонъ хочетъ,
т.-е. какъ опредѣлено ему свыше. Поступимъ такъ, и повѣрьте мнѣ, что мы получимъ наибольшее благо себѣ, сдѣлаемъ все то добро людямъ, какое мы только можемъ сдѣлать.
Вѣдь это такъ просто, такъ легко и такъ радостно.
Только люби каждый человѣкъ, люби неоднихъ любящихъ,
а всѣхъ- людей, особенно нѳнавидящихъ, какъ училъ Хри"стосъ и жизнь—неперестающая радость, и в с ѣ вопросы,
которыё заблудшіе люди такъ тщетно пытаются разрѣшить
І а с и Й Ш ъ , не толькб разрѣшаются, а перестаютъ существовать. ,,й мы знаемъ, что перешли отъ смѳрти въ жизнь,
если любимъ братьевъ. Не любящій брата не имѣетъ жизни
вѣчной. Только любящій брата своего имѣетъ жизнь вѣчную,
пребывающую въ немъ .
Еще одно слово, милые братья.
Ни про одно дѣло нельзя узнать, хорошо ли оно или
;
а
?
дурно, есди ие испыталъ сго на дѣлѣ в ъ жизни. Бсли земледѣльду говорятъ, что хорошо сѣять рожь рядами, или пчеловоду, что хорошо ульи дѣлать рамочные, то разумный
вѳмлѳдѣлецъ и пчеловодъ, чтобы вѣрно узнать, правда личто ему говорять/ сдѣлаѳтъ опытъ и слѣдуетъ или не с л ѣ дуетъ тому, что ему предлагали, смотря по тому, насколько
овъ находитъ подтверждѳнія въ опытѣ.
То же и во всемъ дѣлѣ яшзни. Для того, чтобы вѣрно
узнать, насколько примѣнимы в ъ яшзни поученія о любви,
испытайтѳ ихъ.
Попробуйте: возьмите на себя на извѣстный срокъ
слѣдовать во всемъ требованіямъ любви: жить такъ, чтобы
во в с ѣ х ъ дѣлахъ прежде всего помнить, чтобы со всякимъ
человѣкомъ, съ воромъ, пьяницей, съ грубымъ начальникомъ или подчиненнымъ не отступить отъ любви,т.-е., имѣя
съ нимъ дѣло, помнить о томъ, что яужно ему, а не о себѣ.
И, проживъ такъ положеняый срокъ, спросите себя: тяжело
ли вамъ было и испортили ли вы себѣ или улучшили жизнь,
и, смотря по тому, что дастъ вамъ опытъ, рѣшайте уже>
правда ли то, что исполпеніе любви даетъ въ жизни благо„
или это только одни слова. Испытайте это, постарайтесь
вмѣсто того, чтобы отплатить зломъ за зло обидчику, вмѣсто
того, чтобы осудить з а т л а з а человѣка, живущаго дурно и
т. п., вмѣсто этого—постарайтесь отвѣчать добромъ на зло,
ничего не сказать дурного о человѣкѣ, не обойтись грубо
даже со скотиной, съ собакой, а съ добротой и лаской проживете такъ день, два или болыпѳ (для опыта) и сравните
ваше за это время душѳвное состояніе съ тѣмъ, какое бывало прежде. йспытайте это и вы увидите, какъ вмѣсто
хмураго, сердитаго и тяя^елаго состоянія вы будете свѣтлы^
веселы, радостны. А живитѳ такъ и другую и третью недѣлю, и вы увидите, какъ душевная радость ваша все будѳтъ расти и расти, и дѣла ваши не только не будутъ разлаживаться, а будутъ все только больше и большѳ спориться.
Только испытайте это, милые братья, и вы увидите,
что ученіе о любви не слова, а дѣло, самое, самое близкое,,
всѣмъ понятное и нужное дѣло.
Легенда объ АлександрЪ I .
— Вы знаете, что меня о обенно трогаетъ в ъ его отзывѣ *)?
Это очень онко подмѣченная причина моего склада мыслей. Онъ находитъ, что е*ли бы я не былъ русскнмъ, я
не пришелъ бы къ той вѣрѣ, какой я теперь живу. Какъ
это глубоко вѣрно; Не изъ этого чувства національной горцости, котораго я, слава Бог , чуждъ и которое я считаю самой
опасной заразой, — не изъ *этого чувства, а просто, наблюдая жизнь и людей, могу смѣло сказать, что русской душѣ
христіанство въ его чистомъ и ясномъ видѣ болѣе всего
сродни. И т , что оно не дѣсь началось и не здѣсь вы>
росло,—это овсе ничего не доказываетъ. Рѣки, начинаясь
въ горахъ, оже не остаются тамъ, а сбѣгаютъ внизъ шумншш поток ми. й только в ъ глубокихъ и широкихъ долинахъ изъ этихъ потоковъ образуются рѣки, озера и моря.
И вотъ я д маю, что русская душа, какъ огромая впадина
на землѣ, в итала в ъ себя влагу христіанства,— и теперь
передъ нами большоѳ синѣ щее море съ радостными отсвѣтами неба.
_Помню, имѳнно это ощущеніе я и испытывалъ, когда
пересталъ быть нигилистомъ и мѳня потянуло къ в ѣ р ѣ народной. Я шелъ, погружа сь, какъ человѣкъ входитъ в ъ
море и чувствуетъ, что вотъ-вотъ онъ окунется и поплыветъ. И какъ хорошо стало на душѣ, когда я окунулся и
ушелъ съ го. овой в ъ эту захватывающую великую стихію.
Я увидѣлъ и. ой міръ передъ собой, огромный міръ людей,
живущихъ не на словахъ только, а на дѣлѣ непосредственной чуткой близостью къ ^огу, сознавая себя работникомъ
Его и послуш. о съ радостыо исполняя то, что отъ нихъ
требуетъ Богъ. Не то, что я хочу, а то, что хочешь Ты.
Въ этомъ все дѣнное отличіе ихъ отъ другихъ народовъ.
Оттого русская народная душа и чужда страсти обогащенія
и захвата и льнетъ больше къ чувству отреченія и мира,
•2 В ъ этомъ о ношеніи чистѣйшимъ воплощеніемъ русской
души былъ Александръ I. Ахъ, какое сказаніе я о нѳмъ
знаю. Я- непремѣнно обработаю когда-нибудь этотъ сюжетъ.
Эта дивная дргма, изумительная по своей глубинѣ п по
своей разящей, сильной/ національной правдѣ.
Вотъ это сказаніе.
Ужасъ, совершившійся уже в ъ юные годы жизни его,
чъ Инженерноііъ замкѣ, легъ тяжелымъ камнемъ ш душу
с
о
г,
• ) Книга Вогюэ о Толстомъ.
Александра, й онъ нигдѣ ненаходилъ себѣ покоя. Ни блескъ
престола, ни внѣшнія радости придворнаго уклада не привлекали къ себѣ души его, и онъ все чаще и чаще замыкался в ъ себѣ. Религіозныя наклонности его складывались
въ опредѣленное міросозерцаніе, рисовавшее Александру
иную будущность и иное призваніе. Онъ твердо рѣшилъ
отказаться отъ царства и заявилъ объ этомъ Николаю и его
женѣ. Онъ поселился потомъ в ъ Таганрогѣ и жилъ совершенно частнымъ человѣкомъ.
Гуляя по загороднымъ мѣстамъ, Александръ любилъ
Оесѣдовать съ простыми людьми, и каждый разъ его сердце
наполнялось жгучей завистью къ жизни этихъ людей, такъ
ясно понимающихъ смыслъ своей жизни и такъ крѣпко
вѣрящихъ в ъ Того, Кто имъ далъ эту жизнь.
— Когда же, когда? — бывало мучительно спрашивалъ
себя Александръ, думая о томъ времени, когда и онъ такъ
будетъ жить, какъ они.
Казалось, ничего не стоило взять, облачиться в ъ простую одежду и начать работать наравнѣ съ ними простую
Божью работу.
Но Александръ чувствовалъ, что онъ еще не на томъ
берегу, что надо переплыть еще большую, широкую рѣку
и многое, многое пережить. И онъ ждалъ съ тревогой и
моленіемъ минуты, когда это будетъ,
Вотъ разъ гуляетъ онъ за городомъ и видитъ, народъ
валомъ валитъ къ площади, занятой войсками. Войска выстроены въ двѣ шеренги длинной улицей и стоятъ безъ
ружей, но съ короткими палками в ъ рукахъ.
Видитъ, вывели пожилого солдата, привязали ему вытянутыя впередъ руки къ прикладу ружья и, сорвавъ съ
него рубашку, повели его съ оголенной спиной меясду шѳренгами солдатъ.
Началось подъ звуки барабаннаго боя ужасное наказаніе,
которое называлось „сквозь строй".
Александръ смотрѣлъ в ъ лицо поблѣднѣвшаго предсмертной блѣдностью солдата и былъ пораженъ удивительнымъ сходствомъ съ собой. Лицо солдата—точь-въ точь его
лицо.
Изъ разспросовъ онъ узналъ, что несчастный уже дослу
живалъ 25-й годъ своей службы, и, получивъ изъ деревни
вѣсть, что отецъ умираетъ, онъ еталъ проситься въ отпускъ,
чтобы попрощаться съ отцомъ. Но его не отпустили. Тогда
онъ бѣжалъ. Его воротили и предали суду. Но онъ снова
бѣжалъ и снова былъ пойманъ. И вотъ теперь его за двукратный побѣгъ присудили прогнать сквозь строй и дать
ѳму 8 тысячъ палокъ. Это вѣрная смерть.
Александръ слушалъ эти глухіе, липнущіе удары, вяачалѣ еще смѣшанные со стонами несчастнаго. Потомъ стоны
эти притихли, и вмѣсто спины виднѣлось уже одно красное
сплошное, сочившееся кровью и размѳтанное въ клочья, мясо.
Ужаоъ охватилъ душу Аіександра—Боже мой!—думалъ
<онъ.—Отца хотѣлъ увидѣть, в ъ послѣдній разъ прильнуть
къ его губамъ и слово родное услышать, — и за это его
именемъ моимъ терзаютъ и мучаютъ такъ?! А я... я... Что
«сдѣлалъ?..
й та страшная сцена въ Инженерномъ замкѣ предстала
во всей яркости предъ его глазами.
— Отецъ!—-застоналъ онъ и тягучимъ, хриплымъ голосомъ зарыдалъ, какъ ребенокъ.
Вдругъ слышитъ, барабанная дробь, все время трещавшая, стихла, и удары палокъ прекратились. Несчастный уже
лежалъ на землѣ и впалъ въ забытье. Его положили на нбсилки и понесли в ъ госпиталь. Александръ послѣдовалъ
за нимъ. Въ дежурной комнатѣ врача сидѣлъ еѣденькій съ
добрымъ лицомъ докторъ и спѣшно отдавалъ распоряженія
помощнику, что нужно дѣлать принесенному солдату,
— Будетъ-ли онъ живъ, докторъ?—спросилъ Александръ,
жогда они остались одни,—и тутъ же назвалъ себя.
Бѣдный докторъ испугался на смерть, вытянулся:
— Ваше... ваше величество...
Александръ ласково успокоилъ ѳго и просилъ быть откровеннымъ.
Тогда докторъ сказалъ:
— Онъ умретъ сегодня-же. Онъ получилъ 4.000 ударовъ,
и в ъ двухъ мѣстахъ произошелъ пѳрѳломъ позвоночника.
Смерть неизбѣжна.
— В ъ такомъ случаѣ,—заволновался Александръ,—моя
строгая прооьба къ вамъ, и послѣдняя просьба, докторъ. Но
прежде поклянитесь мнѣ, что тайна эта умретъ вмѣстѣ съ
вами.
— Клянусь! Клянусь моей любовью къ вамъ, великій
Государь!..
— Вѣрю,—сказалъ Александръ и вынулъ позолоченный
ключъ изъ кармана.
— Вотъ вамъ ключъ отъ моей комнаты и велите перенести туда солдата. Я сниму съ себя одежду мою, и надо
<будетъ одѣть его. А самъ я буду здѣсь, на койкѣ, вмѣсто
этого больного...
На завтра весь міръ узналъ о смѳрти Императора, и
^аколоченный гробъ его, никому не показывая израненноѳ
тѣло, перѳвезли в ъ Петербургъ.
А Александръ недѣли черезъ д в ѣ залѣчилъ свои „раны"
іі былъ проведенъ сквозь строй, чтобы добить остальныѳ
ХЧары.
Ему дали 4,000 палокъ, но онъ чудомъ остался живъ.
€олдаты, вѣроятно, щадили уже разъ наказаннаго.
Когда показались рубцы на кожѣ, его по закону того
врѳмени, какъ лишеннаго правъ, сослали в ъ Сибирь яь
тоселѳніе.
В ъ далекую, затерянную среди овраговъ и долинъ си-
бирскую деревню привели высокаго, стройнаго солдата Михаила Силина и отдали подъ надзоръ начальства...
— И вотъ разсказываютъ, что долго прожилъ Михаилъ
въ той деревнѣ,научился хозяйству, помогалъ крестьянамъ
и училъ дѣтей ихъ грамотѣ.
Славился онъ также тѣмъ, что зналъ болѣзни и людей
лѣчилъ. Часто его люди заставали за молитвой и въ ѳто
время къ нему подводили больныхъ.
Случилось, что пригнали въ ту деревню двухъ ссыльныхъ, и изъ нихъ одинъ былъ старый придворный служитель. Вскорѣ служитель этотъ заболѣлъ тяжкой болѣзнью
и былъ уже при смерти.
Положили его люди на повозку и привезли къ старцу
Михаилу, когда тотъ молился.
Александръ порывисто посмотрѣлъ на больного и узналъ
въ немъ своего стараго придворнаго слугу, работавшаго в ъ
саду. Узналъ его и служитель. Отъ великой радости и неожиданнаго счастья поднялся больной на ноги и хотѣлъ
припасть къ рукѣ Александра.
Но тотъ мягко отстранилъ его и велѣлъ всѣмъ выйти.
" — Ты никому не разскажешь?—обратился онъ къ бодьному.
— Всѣмъ, всему міру разскажу, что мои глаза видѣли
и что мои руки чувствовали...
И отъ сильнаго волненія онъ упалъ на землю и лишился чувствъ.
Подхватили его люди и унесли домой.
Когда ояъ очнулся и повѣдалъ окружавшимъ его в с е ,
что еъ нимъ было,—народъ бросилея къ Алекеандру.
Но Алекеандра уже не было.
Съ той поры, разсказываютъ, долго бродилъ по Сибирм
высокій, стройный старикъ и гдѣ-то около Уральскихъ горъ
у границы Европы, встрѣтилъ свой послѣдній часъ...
Какая это была величествеяная минута, должно быть.^
Какое высокое оевобожденіе души!..
1
Письмо къ индусу )
Лгобовь есть единственное средство спасти людей отъ
всѣхъ претерпѣваемыхъ ими бѣдствій.
Вы говорите,—что англичане поработили и держать в ъ
порабощеніи индусовъ потому, что индусы не достаточяо
лротивились и противятся насилію силою. Но вѣдь это
совершѳнно наоборотъ. Если англичане поработили индусовъ~ то только потому, что индусы признавали и признаютъ главными основными принципами своего общественнаго устройства насиліе; во имя этого принципа подчинялись своимъ царькамъ, во имя его боролись между собою,
боролись съ европейцами, съ англичанами и теперь стараются бороться съ ними.
Торговая компанія поработила 800-милліонный народъ.
Скажите это человѣку, свободному отъ суевѣрія,—онъ не
пойметъ, что значитъ эти слова. Что значитъ то, что 80
тысячъ людей, не силачей, даже, скорѣе, слабыхъ и дурныхъ людей, поработили 2 0 0 милліоновъ живыхъ, умныхъ,
*) „Письмо къ индусу" Л. Н. Толстого состоитъ изъ семи главъ,
-снабженныхъ каждая однпмъ или нѣсколькими эпиграфами, которыѳ
на этотъ разъ заимствованы главнымъ образомъ изъ индійскихъ
источниковъ и перѳдаютъ изреченія Кришны или отдѣльныя мысли
' изъ Упанишатъ, Вивеканады и т. д. Письмо представляетъ отвѣтъ одному индусу, приславшему Л.Н—чу д в а н у м е р а ж у р н а л а ( С в о б о д н ы й
И н!д о с т а н ъ) и спрашивавшаго, повидимому, мнѣнія нашего писателя
•относительно порабощенія индусовъ англичанами и законности ихъ
стремленія къ свободѣ. Но Л. Н. не видитъ спасѳнія въ пріобщѳніи
индійскаго народа къ тѣмъ антирелигіознымъ и безнраветвеннымъ
формамъ общественнаго устройства, въ которыхъ живутъ теперь англійсшв и другіе мнимо-христіанскіе народы; въ стремленіи къ этому Л. Н.
зидитъ только „отсутствіе религіознаго сознанія и вытекающаго изъ
него руководства повѳденія". Онъ напоминаѳтъ. что „жизнь человѣческая должна быть руководима тѣмъ духовнымъ началомъ, котороѳ
составляетъ основу жизни человѣчѳской и проявляется любовью". Между
тѣмъ „люди, признавая благодѣтельность любви, признаютъ вмѣстѣ съ
тѣмъ и законность устройства жизни, основаннаго на насиліи, включающѳмъ нанесеніе одними людьми другимъ не только истязанія. но и
•смерти. Люди долгоѳ врѳмя жили въ этомъ явномъ ' противорѣчіи, нѳ
гамѣчая этого, но пришло врѳмя, когда противорѣчіе это все чащѳ и
чаще стало поражать мыслящихъ людей разныхъ народовъ^ііи рели^ гіозныя, ни научныя оправданія насидій однихъ людей надъ другими
не выдѳрживаютъ критики. Руководители обществѳннаго мнѣнія въ
Индіи ставятъ основнымъ принципомъ такую мысль: „Противодѣйствіѳ
нападенію не только справедливо, но и обязательно; непротивлѳніѳ
вредитъ одинаково и альтруизму, и эгоизму"
СИЛЬРЫХЪ, любящихъ свободу людей? Развѣ не ясно по>
однѣмъ цифрамъ, что не англичане, а сами индусы поработили себя.
Индусамъ жаловаться на то, что англичане поработили
пхъ, всѳ равно, что людямъ, предающимся пьянетву,жалов а т ь с я на то, что поселившіеся среди нихъ продавцы вина
поработили л х ъ . Вы говоритеимъ, что онимогутъ не пить;
но они отвѣчаютъ вамъ, что они такъ привыкли, что не
могутъ воздержаться, что имъ стало необходимо поддержпвать свою энергію виномъ. Развѣ не то же самое со всѣми
людьміі, съ милліонами лгодей, покоряющихся тысячамъ,
сотнямъ людей своихъ или чужихъ народовъ.
Если индусы порабощены насиліемъ, то только оттого^
что они сами жили насиліемъ, живутъ яасиліемъ и не признаютъ вѣчнаго, свойственнаго человѣчеству закона любвп..
Жалокъ и невѣя^ественъ тотъ человѣкъ, который ищетъ
того, что онъ имѣетъ. Да, ясалокъ и невѣжественъ человѣкъ, который не знаетъ блага той любви, которая окружаетъ его, которую я далъ ему (Кришна).
^
Только живи человѣкъ согласно со свойственнымъ его
сердцу и открытымъ уже ему закономъ любви, включающей в ъ себя непротивлеяіе, и потому естественно, не у ч а ствуя въ какомъ бы то ни было насиліи, и не только сотни
не поработятъ милліоны, но милліоны не поработятъ одного. Не противьтесь злу, но и сами не участвуйте в ъ злѣ...
и никто в ъ мірѣ не поработитъ васъ.
І Только освободи себя лЬди отъ вѣрованія въ разныхъ,
Ормуздовъ, Брамъ... въ воплощеніи ихъ в ъ Каришнахъ...
отъ вѣрованій въ рай и адъ, въ... и демоновъ, отъ первоплощеній, отъ вмѣшательства Б о г а во внѣшнюю земную
жизнь. освободи себя, главное, отъ признанія непогрѣшимоети разныхъ Ведъ... Трипитакъ, Корановъ и т. п., освободи
себя люди точно также и отъ слѣпого вѣрованія въ разныя
научныя ученія о безконечно-малыхъ атомахъ, молекулахъ>
о разныхъ безконечно-великихъ и безконечно- удаленныхъ
мірахъ, ихъ движеніяхъ и происхожденіи ихъ, силахъ, отъ
слѣпой вѣры въ несомнѣнность разныхъ научныхъ мннмыхъ законовъ, которымъ будто бы подчинено человѣчество,—закояовъ историческихъ, экономическихъ, законовъ
борьбы и переживанія и т. п.,—освободи себя только люди
отъ этого страшнаго нагроможденія праздныхъ упражненій
низшихъ способностей,—ума и памяти, называемыхъ нау~
ками, и тотъ простой, ясный, доступный всѣмъ и разрѣщающій в с ѣ вопросы и неудомѣнія законъ любви, который
такъ свойственъ человѣчеству, станетъ самъ собою яснымъи ббязательнымъ.
Да, въ наше время людямъ для избавленія себя отънаносимыхъ ими самимъ себѣ дошедшихъ до высшей стѳпѳни ,бѣдствій: индусу ли, ищущему своего освобожденід
отъ англійскаго порабощенія или какому бы то ни было
человѣку въ борьбѣ съ его насильниками.., нужны не новыя объясненія и оправданія старыхъ религіозныхъ суевѣрій... и не безчисленныя науки о предметахъ, не только никому не нужныхъ, но большею частью вредныхъ (въ духовной области не бываетъ безразличнаго, а то, что не полезно, всегда вредно). Нужны какъ индусу, такъ и англичанину и французу, и нѣмцу, и русскому не конституціи,
не революціи, не какія-либо конференціи, не конгрессы, не
новыя хитрыя изобрѣтенія подводнаго плаванія, воздушнаго
летанія, могущественныхъ взрывовъ или различнаго рода
удобствъ для удовольствія богатыхъ, властвующихъ классовъ, не новыя училища, университеты съ преподаваніемъ
безчисленныхъ наукъ, не увеличеніе газетъ и книгъ, и
граммофоновъ и кинематографовъ, не т ѣ ребяческія, большею частыо развратныя глупости, которыя называются
искусствами, а нужно только одно: знаніе той простой,
ясной, укладывающейся в ъ душѣ каждаго человѣка, не
одуреннаго религіозными или научными суевѣріями, истины
о томъ, что заксшъ жизни человѣческой есть законъ любви,
дающій высшее благо какъ отдѣльному человѣку, такъ и
всему человѣчеству. Только освободились люди въ сознаніи
своемъ отъ тѣхъ горъ чепухи, которыя скрываютъ теперь
отъ нихъ истину, и та яесомнѣнно вѣчная, всегда свойственная всѣмъ людямъ истина, которая одна и та же во
всѣхъ великихъ религіяхъ міра само собой выдѣлится изъ
всей той лжерелигіозной чепухи, которая теперь скрываетъ
ее. А выдѣлится эта истина такъ, что войдетъ в ъ сознаніе
людей, и сама собой исчезнетъ вся та чепуха, которая
скрываетъ ее, и вмѣстѣ съ нею и то зло, отъ котораго
тепѳрь страдаетъ чѳловѣчество.
Письмо Л Н. Толстого М. М. Дондуковой-Норсаковой.
„Милая и близкая мнѣ по духу, а потому искренно любимая сестра Марія Михайловна, прочелъ ваше письмо сестрѣ и былъ тронутъ вашимъ добрымъ чувствомъ ко мнѣ.
Но простите меня, милая Марія Михайловна, меня огорчило
въ немъ то, что противно моему духу и жизни вашей и что
дороже всего на свѣтѣ какъ для меня, такъ и для васъ,
и именно, разумѣется, невольное съ вашей етороны, но
все-таки больное мнѣ нарушеніе любви. Изъ письма вашего
видно, какъ изъ многихъ писемъ, которыя я получаю отъ
добрыхъ, религіозныхъ, православныхъ лицъ, сожалѣніе о
томъ заблужденіи, незнаніи истины, в ъ которомъ я нахожусь. Вотъ это-то мнѣ и больно. Вѣдь то, во что человѣкъ
вѣритъ, чѣмъ живетъ, какъ вы это хорошо знаете, для
него дороже всего, дороже матери, жены, дѣтей, дороже
самого себя. И вотъ люди, вѣруя иначе. чѣмъ тотъ, къ
кому они обращаются, прямо говорятъ или даютъ ему
чувствовать то, чію онъ—во лжи, а они—въ истинѣ. Вѣдь
больнѣе этого нельзя дѣлать оскорбленія. Скажу хоть про
себя по отношенію къ православію. Я былъ легкомысленнымъ, дряннымъ, ни во что не вѣрующимъ, человѣкомъ.
Прошло время, когда я почувствовалъ неизбѣжно необходимость вѣры, и я принялъ ту вѣру православія, в ъ которой родился и былъ воспитанъ, принялъ ее всѣмъ сердцемъ, всѣми силами души, всячески старался утвердить
себя в ъ ней, исполнялъ в с ѣ ея требованія, изучалъ ее. Но,
увы, всегда находя отвѣтъ на в с ѣ мои вопросы души въ
ученіи Христа, я не находилъ ихъ въ томъ, что называется
церковной вѣрой. Не только не находилъ ихъ, но они м ѣ шали мнѣ вполнѣ отдаться учеяію Христа, которое онъ
самъ такъ опредѣленно и кратко выразилъ въ отвѣтѣ фариеею, что весь законъ в ъ одной заповѣди любви къ Б о г у
и ближнему.
Милая Марія Михайловна, я не говорю, что я одинъ в ъ
истинѣ и что в с ѣ вѣрующіе иначе заблуждаются, но прошу
и всѣхъ другихъ относиться ко мнѣ такъ же. Не <1е ^аіеіё
сіе соеиг или изъ тщеславія я отдѣлился отъ православія,
а съ болью и страданіемъ. Отдѣлился потому, что не могъ
иначе. Основа моей вѣры — в ъ т ѣ х ъ написанныхъ стихахъ
посланія Іоанна *), которые прилагаю. Внѣшнія же про*) Печатаются ниже вмѣстѣ съ молитвой Л. Н
явленія моей вѣры всѣ въ одномъ—въ стараніи проявленія
любви: въ дѣлахъ, словахъ и мысляхъ, какъ я выразилъ
это тоже въ прилагаемой краткой молитвѣ. Я не говорю,
что вѣра въ божественность Христа, въ искупленіе имъ
грѣховъ, в ъ таинства и пр. яесправедлива или ошибочна,
я знаю только то, что все это мнѣ совершенно не нужно,
когда я знаю заповѣдь любви, какъ единую заповѣдь закона
Бога, и в с ѣ силы моей души употребляю на ея исполненіѳ.
Твердо же вѣрю я въ истину этой заповѣди, во-первыхъ,
потому, что она согласна не только съ моимъ разумомъ,
но и съ разумомъ мудрецовъ и святыхъ людей всего міра,
браминовъ, Будды, Конфуція, Лаоцзе и др., а также и
всѣхъ, всѣхъ простыхъ людей міра, всегда согласныхъ съ
этой заповѣдыо и закономъ любви.
Это—во-первыхъ. Во-вторыхъ, потому, что исполненіѳ
этой заповѣди даетъ высшее благо людямъ, и, въ третьихъ
и главное, потому, что опытъ жизни показываетъ мнѣ, что
какъ только я всѣми силами дуіии стараюсь исполнить эту
заповѣдь, я чувствую, какъ сказано в ъ посланіи Іоанна,
что Богъ во мнѣ, и я въ Немъ, и что любящій людей
христіанской любовью, я не только освобождаюсь отъ всякихъ тревогъ, заботъ, страданій душевныхъ, но испытываю
поляое блаженство, которое не нарушается, какъ бывало
прежде, мыслыо о смерти. Напротивъ, смерть становится
акеланнымъ благомъ, къ которому спокойно и радостно
приближаюсь. Не виноватъ же я въ томъ, что для меня
исполненіе ученія Христа возможно только тогда, когда я
признаю заповѣдь любви единой, единой заповѣдью.
Очень можетъ быть, что другимъ нужны при этомъ еще
другія вѣрованія, мнѣ же они только мѣшали, и потому
будемъ уважать вѣрованія другъ-друга, что мнѣ по отношенію васъ легко испытывать, даже невозможно не испытать,
Такъ прощайте же, милая Марія Михайловна. Искренно
любящій васъ Левъ Толстой".
Къ этому письму приложена авторомъ слѣдующая его
молитва и избранные тексты изъ посланія Іоанна Богослова:
„Знаю, что если я въ любви, то я съ Тобой. А если я
с ъ Тобою, то все — благо. Такъ буду же всегда любить
всѣхъ в ъ дѣлахъ, словахъ и мысляхъ".
„Богъ есть любовь. Пребывающій въ любви пребываетъ
въ Богѣ и Богъ в ъ немъ. Бога никто не видѣлъ нигдѣ, но
если мы любимъ др^угъ-друга, то Богъ пребываетъ въ насъ,
л любовь его въ насъ совершилась".
„Если кто говоритъ: люблю Бога, но брата своего ненавидитъ, тотъ—лжецъ; ибо не любящій брата, котораго видитъ,—какъ можетъ онъ любить Бога, котораго не видитъ?
Братія, будемъ любить другъ друга, любовь отъ Бога, я
любящій родился отъ Бога и знаетъ Бога, потому что Б о г ъ
есть любовь".
Письма къ Л. Е. Оболенскому.
Оейчасъ получилъ ваше письмо, Л. Б. Вы прекрасно поставили вопросъ и даете очень важныя и вѣрныя, по-моему,
указанія. Поддержаніе и размноженіе жизни не можетъ быть
цѣлью жизни—это несомнѣнно. Но тутъ-то и являются двѣ
разныя точки зрѣнія: одна та, что знаніе въ человѣкѣ, въ
человѣчествѣ — наука руководитъ жизнью, и что потому
цѣль жизни, руководимой знаніемъ, должна быть извѣстна
этому знанію, и другая: что человѣкъ есть орудіе разума
для совершенія его (разума), неизвѣстнаго вполнѣ человѣку
дѣла, и цѣль его разума не можетъ быть извѣстна, и извѣстенъ человѣку частью путь направленія, по к. ведетъ его
яшвущій разумъ (Христосъ это сказалъ, и я не перестаю
удивляться строгости его философскихъ опредѣленій). И в ъ
самомъ дѣлѣ, развѣ можетъ быть цѣль для жизни міра и
жизни людей (когда они сливаютъ свою жизнь съ жизныо
міра). Понятіе цѣли есть понятіе ограниченности человѣческаго разума, вродѣ понятія награды и наказанія, и потому
понятіе не приложимо къ жизни міра. Если есть цѣль, тоона должна быть достигнута, и тогда конецъ. Для міра вообще есть только жизнь, для участниковъ въ жизни міра
есть и можетъ быть только направленіе, путь. Кромѣ тогог
при первой точкѣ зрѣнія предполагается, что вся дѣятельность человѣка состоитъ или по крайней мѣрѣ руководима
знаніемъ, и что для достиясенія цѣли необходима прѳимущественно (исключительно, думаютъ часто) дѣятельность умственная. При второй же точкѣ зрѣнія человѣкъ, зная
только направленіе, идетъ за то по своему направленію весь
со своими и нервами, и мускулами, и ногтями, т. е. весь
подчиняется тому направленію, к. одно онъ знаетъ, и съ каждымъ шагомъ видитъ новыя вѣхи на пути, но никогда не
видитъ и не можетъ видѣть цѣли. И только при этомъ
условіи человѣкъ можетъ вѣрить вполнѣ тому направленію>
по к. онъ идѳтъ и исполняетъ то, что требуетъ отъ него
разумъ. Только ставъ въ условія поддержанія и размноженія жизни, согласныя съ разумомъ, только съ начала пути
всѣмъ существомъ избравъ единственное истинное направленіе-путь, онъ можетъ съ полной увѣренностью итти
дальше и сознавать себя въ согласіи и единеніи съ разумомъ - Чѣмъ ближе эти условія, тѣмъ вѣрнѣе, чѣмъ дальше,
тѣмъ сомнительнѣе. Все это я говорю, однако, не съ тѣмъ,
чтобы ослабить ваяшость вашего положенія о томъ, что*
жизнь не можетъ состоять в ъ поддержкѣ иразмноженіи ея
;
и чтобы уклониться отъ глубокаго и важнаго вашего водроса.
По слабости своей, по неполнотѣ подчиненія своей всеіжизни разуму я ставлю и ставилъ себѣ этотъ вопросъ и
старался отвѣтить на него. Всли бы я вполнѣ слился съ
жизнью разума, вполнѣ жилъ въ согласіи съ закономъ міра.
я бы и не подумалъ объ этомъ. Но долженъ сказать, чті>не приписывалъ имъ важности. Это мечтанія, к. волей-не~
волей приходятъ въ голову. Мнѣ представлялось такъ: законъ жизяи органической есть борьба, законъ жизни разумной, сознательной есть единеніе и любовь. На жизни органич.—жизни борьбы рояэдается жизнь разумная и связана
съ нею. Цѣль очевидная: уничтожить борьбу и внести едпненіе, гдѣ былъ раздоръ. Сначала между людьми; потомъ
между людьми и животными, потомъ между яшвотными (и ?}
растеніями. Цѣль давно уже такая поставлена, Еврейскій
Мессія есть ничто иное. Чтобы перековать копья на орала
и чтобъ ягненокъ лежалъ со львомъ. Вотъ цѣль, подобная
этой, мерещится мнѣ, яо я не дорожу ею, знаю, что она далеко не исчерпываетъ всего. Мнѣ дорога только вѣрность
направленія пути. А для вѣрности пути я знаю, что первое
условіе то, чтобы идти по немъ всѣмъ существомъ. Какъ
чудесно вы поставили вопросъ. И какъясно изъ самаго вопроса различіе поверхностнаго, частнаго знанія (науки) и ея
метода и предмета со знаніемъ основнымъ, общимъ (религіей) и ея метода. Вы хотите методомъ научнымъ разрѣшить
вопросъ, предметъ, подлежащій только религіозному *) знанію. Цѣль жизни? Такой цѣли нѣтъ и не можетъ быть, и
никакія знанія не могутъ найти ее; законъ, направленіе, путь
жизни? Да. На это отвѣчаетъ религія, мудрость, если хотите. Отвѣчать тѣмъ, что показываетъ ложность в с ѣ х ъ
тѣхъ путей, к. не совпадаютъ съ однимъ истинпымъ. Отрицаніемъ ложныхъ направленій она указываетъ и освящаетъ
единый истинный. На этомъ пути кое-что видно, есть ближайшія цѣли, к. укажетъ наука, но никакъ не она покажетъ
этотъ путь. Она не можетъ по своимъ задачамъ.
На п о л я х ъ :
Очень вамъ благодаренъ за это письмо. Я все больше и
больше люблю и уважаю васъ. Мое письмо писалъ какъ
попало для васъ, и вы вѣрно поймете, что я хотѣлъ сказать, какъ ни нескладно.
Письма вашего, кромѣ того, съ к. вы посылаете копію
не получалъ. И очень жалѣю.
г
Получилъ сейчасъ ваше доброе иумное—хорошее письмо,
* ) В ы н о с к а н а п о л я х ъ : Подъ словомъ „религіозноѳ" нѳ слѣдуетъ
разумѣть неясноѳ, нѳточноѳ, какъ мы привыкли думать; слѣдуетъ разумѣть самоѳ ясноѳ и несомяѣнное ананіѳ, вытекающеѳ нѳ изъ одного
разсужденія, но и изъ разсужденія и всѳго созванія чѳловѣка.
и оно вызвало во мнѣ, какъ большей чаотью ваши письма
(вызвали), рядъ мыслей. Я во всемъ совершенно согласенъ
съ вами, яо о значеніи науки, уничтожающей суевѣрія ложныхъ понятій, хочется сказать кое-что, именно, о значеніи
этой
науки. Уничтожаетъ ложныя понятія—
правда, но на ея пути безъ ложныхъ понятій, безъ с у е в ѣ рій обойтись нельзя. Не будетъ с в о д ъ небесъ, дьяволовъ,
личнаго Бога, будутъ эфиръ невѣсомый, а упругій, будутъ
атомы, будутъ силы, будутъ силы спиритизма и многое
другое. Человѣкъ, признающій небеса твердымъ сводомъ, и
дьяволовъ, и чудеса святыхъ, и человѣкъ, признающій
атомы и спиритизмъ, нисколько не рознятся по своей воспріимчивости и по своей пригодности для познанія истины
и для нравственной дѣятельности. Они рознятся только по—
такъ сказать—умственному возрасту. Одинъ взрослый человѣкъ, другой лишь юноша ( з а ч е р к н у т о : р е б е н о к ъ ) . Но
какъ юноша можетъ быть прекраснымъ, такъ и мужъ. И одинаково несправедливо утверждать, что молодые лучше старыхъ, какъ и обратное. Также одинаково несправедливо,
что наука (большая степень знанія) дѣлаетъ людей лучше,
какъ и то, что она дѣлаетъ хуже. — Наука (большая степень знанія) неизбѣжна, какъ возрастъ. Ее нельзя ни защищать, ни нападать на нее. Что ни дѣлай, она сама придетъ какъ возрастъ. Помните, мы съ вами говорили в ъ
Ясной о той способностй внутренняго усилія къ добру, *къ
истинѣ, к. есть въ человѣкѣ и к. вѣрующіе называютъ благодатью. Возможность этого усилія есть, и усиліе это можетъ
быть направлено къ добру и истинѣ, но къ наукѣ оно направлено быть не можетъ. Пріобрѣтенія научныя совершаются какъ все остальное, кромѣ стремленія къ истинѣ и
добру, по законамъ необходимости. И великая ошибка направленія того маленькаго кружка лгодей, к. называется
интеллигенціей, это то, чго занимаясь наукой, они думаютъ,
что они дѣлаютъ то самое, что требуется отъ человѣка,
способнаго дѣлать произвольныя усилія для достиженія
добра и истины. Занятія наукой суть спеціальныя занятія,
наполняющія досугъ человѣка и служащія на пользу другимъ людямъ, точно такъ же, какъ занятія дѣланія пирожковъ, лампъ и чего хотите. А наша несчастная молодежь
придаетъ этимъ занятіямъ значеніе нравственной дѣятельности. Не правда-ли? Вотъ в ъ чемъ бѣда.
^А самыя знанія ни на волосъ не облегчаютъ нравственную дѣятельность. Вы сами поминаете о мужикахъ-сектантахъ, какъ въ мужикахъ есть чуткія нравственныя личности.
И тѣмъ не мѣшаетъ незнаніе науки. И есть нечуткіе, грубые—тѣ не идутъ дальше мощей Иверскихъ и т. п. Такъ и
въ интеллигенціи: однимъ не мѣшаетъ самое высшее знаніе
( з а ч е р к н у т о : а т о м ы и . с и л ы ) видѣть, в ъ чемъ истинная
дѣятельность человѣка, а другимъ—какъ вы ни раздвигайте
для нихъ область знанія—утыкаются въ атомы и силы, какъ
въ Ііверскія мощи, и думаютъ, что въ нихъ все, и кромѣ,
какъ ставить свѣчи Иверской и изучать матерію, больше
дѣлать нечего. А если вопросъ такъ: нужео-ли людямъ
знать то, что они знаютъ теперь? — то разумѣется нужно.
Такъ нужно взрослымъ быть и жить не какъ ребенку. Но
проповѣдывать науку, то самое, что у насъ такъ обыкновенно
дѣлаютъ—нельзя какъ нельзя, проповѣдывать то, чтобы у
человѣка росла борода, когда пришло время.
ДІ р и п и с к а н а п о л я х ъ:
Авторъ „Грѣшницы" писалъ мнѣ, прося вознагражденія
за статыо. Я обратилъ его къ вамъ.
Сейчасъ получилъ ваше письмо, Леонидъ Бгоровячъ.
Оно очень обрадовало меня вашей добротой ко мнѣ. А я
передъ вами винозатъ—не отвѣтилъ вамъ. На одно письмо
о вашемъ горѣ я не могъ отвѣтить, несмотря на душевное
сочувствіе вамъ; на другія письма не отвѣчалъ, п. ч. все
лѣто ягилъ до такой степени занято, вцѣ умственныхъ внѣшнихъ интересовъ, что не вникалъ въ смыелъ писемъ и не
успѣвалъ отвѣчать. Ваши статьи я долго не читалъ, но
слышалъ о нихъ самыя сочувственныя мнѣнія всѣхъ близкихъ мнѣ людей—особенно о первой. Прочелъ я статьи во
время болѣзни. Домашніе мои, жена, сынъ—не раздѣляютъ
моихъ взглядовъ—прочли 2-ю статью и очень были ею довольны. Про себя свое мнѣніе скажу, что мнѣ пріятно б,
читать эту 2-ю статыо, но пріятность эту, состоящую в ъ
томъ, что меня оправдывали, я самъ въ себѣ осуждалъ, но
пріятно было и то, что я чувствовалъ еще одного человѣка—
работника въ общемъ дѣлѣ, томъ дѣлѣ, к. я живу, и работника хорошаго, и эту пріятность я не осуждалъ въ
себѣ.
Жизнь коротка, а дѣло жизни велико, считаться некогда.
Жатва великая и жатва поспѣла; нельзя говорить: вотъ придетъ время. Жатва поспѣла и гибнетъ. Нужно жнецовъ-работниковъ сейчасъ и усердныхъ, безъ разговоровъ. И вы
такой жнецъ и работаете впередъ и вперед , тѣмъ болѣе,
что вы уже въѣхали въ работу. Вы пишете уныло, а я за
васъ, за вашъ журналъ и вашу работу всегда радуюсь. Не
встрѣчалъ за это послѣднее время ни одного живого молодого человѣка, к. бы не питался, хотя отчасти, умственно
„Р. Б." .Мнѣ кажется, что ,,Р. Б . теперь единственный
журналъ, воздѣйствующій на общество. Его статьи вызываютъ работу мысли, статьи эти ждутъ, о нихъ говорятъ.
и онѣ составляютъ событіе в ъ нѣкоторомъ кругу людей.
Какъ ни много читателей другихъ журналовъ, читатели
эти люди готовые» кладутъ на столъ книжку своего направленія журнала и потомъ отыскиваютъ въ ней нѣтъ-ли
я
?
чего почитать, но только одни читатели „Р. Б."—учители,
фельдшерицы. студенты, курсистки читаютъ для того, чтобы
найти направленіе и разрѣзаютъ листы въ надеждѣ найти
отвѣты на волнующіе ихъ вопросы. Ихъ мало, это люди
все молодые, незамѣтные, но они-то тѣ люди, въ к. брезжится или свѣтится настоящій свѣтъ, и ихъ будетъ много,
п они будутъ
и замѣтные.
Меня такъ на вашемъ мѣстѣ ужасала бы та отвѣтственность, к. лежитъ на васъ, чтобы не брать отвѣта за слово
праздно.—Это я говорю совсѣмъ не за тѣмъ, чтобы укорять
васъ. Напротивъ, если вы сумѣли пріобрѣсти этотъ самый
дорогой кругъ читателей, это доказываетъ, что ваши слова
с. не праздно. Но для того, чтобы поощрить васъ къ дальнЬйшей этой дѣятельности. Я же, если мой даймонъ, рукозодящій моей умственной работой, захочетъ этого, буду
всегда помогать вамъ по мѣрѣ силъ. Бирюковъ мнѣ говорилъ, что вы хотите издавать народыый журналъ; не совѣтую вамъ этого, не разбрасывайтесь. Дѣло ваше такъ
важно, что если вы продержитесь на той же высотѣ или
еще подниметесь нѣсколько лѣтъ, то вы сдѣлаете самое
лучшее дѣло въ жизни—поможѳтѳ очнуться и найти дорогу,
если бы даже и не тысячамъ и не сотнямъ, а десятку
искренно ищущихъ пути молодымъ людямъ, разбросаннымъ
среди милліоновъ слѣпыхъ.
...0 вашихъ разногласіяхъ со мной я ничего не буду
говорить, п. ч. эти разногласія, по правдѣ сказать, меня не
занимаютъ теперь. Мы идемъ по пути и для указанія пути,
видимъ впереди одно и то же. Вы кромѣ этого общаго намъ
указателя видите еще вѣху, кот. направляетъ васъ, что же
мнѣ в ъ этомъ можетъ быть непріятнаго. Мнѣ каяіется, что
это не нужно, но это кажется мнѣ, а не вамъ. Мнѣ бы
было не досадно, а жалко васъ, если бы я подозрѣвалъ
васъ въ неискренности того, что вы видите общаго со мной
и всѣмъ міромъ указателя и идете къ нему; но такъ какъ
этого нѣтъ, то что же мнѣ въ томъ, что вамъ нуженъ еще
указатель, а мнѣ нѣтъ. Это только различіе свойствъ наідихъ умственныхъ. Если вы мнѣ говорили: брось главнаго
указателя и смотри на моего побочнаго, я бы не согласился;
но если вы говорите, что нуженъ еще другой указатель, я
говорю: мнѣ не нуженъ, но если вамъ нуженъ для дости;вднія главной цѣли, то держитесь его непремѣнно. И я говорю это тѣмъ болѣе охотно, что вы въ этомъ случаѣ служпте представителемъ очень многихъ. Я же въ васъ не
могу видѣть ничего другого, какъ товарища въ общей работѣ; а по смыслу работы—брата, котораго люблю. По этой жѳ
причинѣ вы не можете разойтись съ людьми „Посредника".
Черткову я поручилъ передать вамъ кое-что изъ того,
что пишу, вы, вѣрно, увидите его. Здоровье мое совсѣмъ
поправляется.
Письмо къ Л. Андрееву.
Ясная Поляиа
2 сѳнт. 1903 года.
4
ЭТо побоЭу посбяіцехія разсказа о „ С ш и побѣшекшхѴ .
Получилъ вапіе хорошее письмо, любезный Леонидъ
Николаевичъ. Никогда не зналъ что значитъ поевященіе.
хотя кажется, и самъ кому-то посвящалъ. Одно знаю, что
ваше посвященіе мнѣ означаетъ ваши ко мнѣ добрыя чувства, тоже", что я видѣлъ и въ письмѣ вашемъ ко мнѣ, и
это мнѣ очень пріятно, Вы въ вашемъ письмѣ такъ искренно
скромно судите о своихъ писаніяхъ, что я позволяю себѣ
оказать свое мнѣніе не о вашихъ собственно писаніяхъ. но
вообще мои мысли о писательствѣ, которыя можетъ быть
пригодятся и вамъ. Думаю, что писать надо, во-первыхъ
только тогда, когда мысль, которую хочется выразить, такъ
неотвязчива, что она до тѣхъ поръ, пока, какъ умѣешь, не
выразишь ее, не отстанетъ отъ тебя. Всякія яяе другія побужденія для писательства—тщеславныя и главное отвратительныя денежныя, хотя и присоединившіяся къ главному: потребности выраженія, только могутъ мѣшать искренности и достоинству писанія. Этого надобно очень бояться.
Второе, что часто встрѣчается и чѣмъ мнѣ кажется часто
грѣшны особенно нынѣшніе современные писатели(все декадентство на этомъ стоитъ)—желаніе быть особеннымъ, оригинальнымъ, удивить, поразить читателя. Это еще вреднѣѳ
тѣхъ побочныхъ соображеній, о которыхъ я говорилъ въ
первомъ. Это исключаетъпростоту, апростота,—необходимое
условіе прекраснаго. Простое и безыскусственное можетъ
быть хорошо. Третье: поепѣшность писанія. Ояа и вредна
и кромѣ того есть признакъ отсутствія истинной потребности выразить свою мысль. Потому что, если есть такая
истинная потребность, то пишущій не пожалѣетъ никакихъ
трудовъ, ни времени для того, чтобы довести свою мысль
до полной опредѣленности и ясности. Четвертое; желаніе
отвѣчать вкусамъ и требованіямъ большинства' чзтающей
публики въ данное время. Это особенно вредно и разрушаетъ впередъ уже все значеніе того, что пишется. Значеніе вѣдь всякаго словеснаго произведенія, только въ томъ,
что оно не въ прямомъ смыслѣ поучительно, какъ проповѣдь, но что оно открываетъ людямъ нѣчто новое, неизвѣстное имъ и большей частью прбтивоположное тому,
что считается несомнѣітнымъ большой публикой. А тутъ
какъ разъ ставится необходимымъ условіемъ то, чтобы
этого не было.
Можетъ быть. что иибудь изъ всего этого пригодится
вамъ. Вы пишете, что достоинство вашихъ произведеній
есть искренность. Я призяаго не только это, но что и цѣль
ихъ добрая: желаніе содѣПствовать благу людей. Думаю,
что вы искренни и въ своемъ скромномъ сужденіи о своихъ произведеніяхъ. Это тѣмъ болѣе хорошо съ вашей стороны, что тотъ успѣхъ, кчторымъ они пользуются, могъ бы
заставить васъ, напротивъ, преувеличивать ихъ значеніе.
Я слишкомъ мало и невнимательно читалъ васъ, какъ я
мало вообще читаю художественныя произвѳденія и интересуюсь ими: но по тому, что я помню и знаю изъ вашихъ
писаній, я бы посовѣтовалъ вамъ болыпе работать надъ
ними, доводя в ъ нихъ свого мысль до послѣдней степени
точности и ясности.
Повторяю то, чтб ваше письмо мнѣ было очень пріятно.
Если будете въ нашихъ странахъ, радъ буду довидаться
съ вами.
Писыно священнику Соловьеву ) .
„Получилъ вашѳ письмо, любезный братъ Иванъ Ильичъ,
и съ радостнымъ умиленіемъ прочелъ его. Всѳ оно проникнуто истинно-христіанскимъ чувствомъ любви и потому
оно мяѣ было особенно дорого.
0 себѣ скажу вамъ слѣдующее:
Въ одной арабской поэмѣ есть такое сказаніе. Странствуя въ пустынѣ, Моисей, подойдя къ стаду, услыхалъ,
какъ пастухъ молился Богу. Пастухъ молился такъ: „О
Господи, какъ бы мнѣ добраться до тебя, сдѣлаться твоимъ рабомъ? Съ какой бы радостью я обувалъ тебя, мылъ
бы твои ноги и цѣловалъ бы ихъ, расчесывалъ бы тебѣ
волосы, стиралъ бы тебѣ одежду, убиралъ бы твоѳжилищѳ
и приносилъ бы тебѣ молоко отъ моего стада. Желаетъ тебя
мое сердце". Услыхавъ такія слова, Моисей разгнѣвался на
пастуха и сказалъ: „Ты богохульникъ, Богъ безтѣлесенъ,
Ему не нужно ни одежды, ни жилища, ни прислуги, Ты говоришь дурное*. И омрачилось сердце пастуха. Не могъ
онъ представить себѣ существа безъ тѣлесной формы и безъ
нуждъ тѣлесныхъ, и нѳ могъ онъ болынѳ молиться и служить Господу и пришелъ въ отчаяніе. Тогда Богъ сказалъ
Моисею: „Зачѣмъ Ты отогналъ отъ Меня вѣрнаго раба Моего? У всякаго человѣка свое тѣло и свои рѣчи. Что для
2
) Пвгсьмо это было напечатано въ газегѣ „Голосъ Москвы* со слѣдугощею припискою секретаря графа—-Н. Гусѳва.
На послѣднее ваше письмо я не отвѣчалъ потому, что убѣдился,
какъ различно мы съ вами смотримъ на вещи. Различно не въ томъ
смыслѣ, что вы признаете святыхъ отцовъ, таинства, обряды и др., *
въ самомъ основномъ: мы ищѳмъ истины, готовы ради истииы пожертвовать всѣмъ, во что мы вѣрили раньшѳ, если убѣдимся, что прежняя
наша вѣра—ложная; вы же желаете только остаться въ той вѣрѣ, въ
какой васъ воспитали. Я нисколько не желаю перетаскивать васъ въ
свою вѣру, я очень люблю и уважаю людей, твердо и искренно вѣрующихъ; но, очевидно, что разговоры и споры наши яе могутъ привести
ни къ чему: вы не убѣдите меня повѣрить преданію больше, чѣмъ голосу разума и любви, тѣмъ болѣе я васъ не убѣжду ни въ чемъ.
Могу сказать только одно: такъ жѳ, какъ и вы, я вѣрю въ то, что
Вогъ есть любовь и что сущность человѣческой жязни есть увеличеніе
въ себѣ любви. Для меня въ этомъ сущность христіанской вѣры, для
васъ же, если не сущность вѣры, то во всякомъ случаѣ одноизъглавныхъ практическяхъ требованій вашей вѣры.—й вотъ я вижу, какъ тѣ
суевѣрзя, которыя опутали вашъ умъ, мѣшаютъ вамъ любить людей
настолько, насколько это свойственно вашему сердцу, Подумайтѳтолько
себя ядъ, то для другого медъ сладкій. Слова ничего не
значатъ. Я вижу сердце того, кто ко Мнѣ обращается".
Легенда эта мнѣ очень нравится, и я просилъ бы в а с ъ
смотрѣть на меня, какъ на эгого пастуха. Я самъ смотрю
на себя такъ же. Все наше человѣческое понятіе о Немъ
всегда будетъ несовершенно. Но льщу себя надѳждой, что
сердце мое такое же, какъ у того пастуха, и потому боюсь
иотерять то, что я имѣю и что даетъ мнѣ полное спокойствіе и счастье.
Вы говорите мнѣ о соединеніи съ церковью. Думаю, что
не ошибаюсь, полагая, что никогда не разъединялся съ
нею.—не съ той какой-либо одной изъ тѣхъ церквей, кото •
рыя разъединяютъ, а съ той, которая всегда соединяла и
соединяетъ в с ѣ х ъ , в с ѣ х ъ людей, искренно ипдущихъ
Бога начиная отъ этого пастуха и до Будды, Лао-тзе, Коыфуція, браминовъ, Христа и многихъ и многихъ людей. Съ
этою всемірною церковью я никогда не разлучался и болѣе
всего на свѣтѣ боюсь разойтись съ ней.
Очень благодарю васъ за ваше любовное письмо и братски
жму вашу руку".
о томъ, какоѳ множество людѳй вѣритъ нѳ такъ, какъ вы. Не ѵътря
ужѳ о насъ, не говоря уже о католикахъ, протестантахъ, почти вея
огромная Азія, которая въ 5 разъ болыпе Европы, вѣритъ нв такъ,
какъ вы считаете ѳдияственно правильнымъ. И вы сѳбя отдѣлястѳ отъ
всѣхъ этихъ людей, считая ихъ нѳвѣрными и погибшими, и нѳ можетѳ
ігхъ любить отъ чистаго сѳрдца. Подумайте, какой это грѣхъ, и главное,
несчастье для васъ.
Пожалуйста, нѳ сѳрдитѳсь на меня за то, что я такъ откровенно
высказываю вамъ нѳдостатки вашей вѣры. Это не значитъ, что я имѣю
къ вамъ какія-либо недобрыя чувства. Напротивъ, послѣднѳе вашѳ
иисьмо было мнѣ чрезвычайно пріятно. Я вижу, какоѳ огромное нѳсчастіе для человѣчества—потеря вѣры, и только радуюсь, имѣя общеніе
съ такъ твердо и искренно вѣрующими людьми, какъ вы. Я не большѳ
вашего поклонникъ такого отрицанія религіи, которое, отрицая дожную
вѣру, не эамѣняетъ ее истинноя, оставляя людей въ самомъ жалкомъ,
несвойственномъ людямъ положѳніи; оставляя ихъ безъ всякой вѣры.
Но признать вашу вѣру за истинную—тожѳ никакъ нѳ могу, потому что
истинная вѣра, по моему убѣжденію, должна быть такой, чтобывъ нее
могъ вѣрить всякій разумный человѣкъ.
Посылаю вамъ яаішсанноѳ Львомъ Николаѳвичемъ письмо однрму
священнику, которыи убъльдалъ его повѣрить въ нравославіе. Письмо
написано яынѣпшим/ь ^ъі-омъ. Думаю, что рно будетъ вамъ интѳре^свго.
Вашъ Н. Г у с ѳ в ъ .
Б е с ѣ д а съ епископомъ Парѳеніемъ.
— В ъ Тулѣ живетъ генералъ Кунъ, которому тульскій
архіерей Парѳеній говорилъ, что ему хотѣлось бы пріѣхатъ
ко мнѣ и поговорить со мною. Кунъ сказалъ объ этомъ
Черткову, а Чертковъ передалъ мнѣ. При чемъ архіерей
будто-бы говорилъ, что онъ не знаетъ только, захочу ли я
его принять, и боится, что если приму, то „заговорю"... 8 а
эти слова, впрочемъ, я не ручаюсь, такъ какъ олышалъ
ихъ изъ третьихъ устъ...
— В ъ одну изъ своихъ обычныхъ прогулокъ,—я пошелъ
въ шкоду и сказалъучительницѣ, что* если пріѣдетъ архіерей и захочетъ изъ школы придти ко мнѣ, — я буду радъ
его видѣть.
Въ день посѣщенія имъ школыя въ обычноесвое время,
въ 5 часовъ, передъ обѣдомъ, легъ спать и проспалъ долыпе
обыкновеннаго. Наконецъ, меня разбудила жена и сказала,
что архіерей около часу ужездѣсь—онъ пріѣхалъ, оказалоеь,
вскорѣ послѣ того, какъ я заснулъ. Съ нимъ были два священника—приходскій и уѣздный, смотритель школъ. Я выпіелъ и съ удовольствіемъ нашелъ, что первая встрѣча
обонілась безъ неловкости. Не благословляя, архіерей всталъ
и подалъ мнѣ руку. Такъ же онъ поступилъ и со веѣми
домашними. Послѣ общихъ незначительныхъ разговоровъ я
пригласилъ его къ себѣ исказалъему, чтоя получаю много
писемъ и посѣщеній отъ духовныхъ лицъ, и что я всегда
бываю тронутъ добрыми пожеланіями. которыя они выска^ываютъ, и также его посѣщеніемъ, но очень всегда сожалѣю, что для меня невозможно, какъ взлетѣть на воздухъ,—
исполнить ихъ желанія. Потомъ я сказалъ ѳму: одно мнѣ
непріятно, что всѣ &тя лица упрекаютъ меня въ тсмъ, что
я разрушаю вѣрованіе людей. Тутъ больщоенедоразуѵгЬніе,
такъ какъ вся моя дѣятельность въ этомъ отношенш направлена только на избавленіе людей отъ неестественнаго
и губительнаго состоянія отсутствія всякой, какой бы то ни
было, вѣры. Между прочимъ, я, въ доказательство „этого,
прочелъ ему изъ составлензаго мпою „Круга чтенія", 20-го
января, тотъ день, в ъ который случайно состоялооь наше
•свиданіе. В ъ этомъ днѣ были прекрасныя мѣста изъ Чан-
ниига, Эмерсона, Торо и особенно Канта*). Я видѣлъ, что этс
чтеніе произвело на него хорошее впечатлѣніе, что мнѣ было
очень пріятно. Но, несмотря на то, онъ все-таки высказалъ
мнѣ упрекъ въ томъ, что моя дѣятельность разрушаетъ
вѣру людей. Тогда я разсказалъ ему давнишній случай,
очень ничтожный ио внѣшности и очень важный по в е у треннему для менясмыслу. Я поздно ночью зимой пошелъ
пройтись и, идя по деревнѣ, г д ѣ в с ѣ огни уже были потушены, проходя мимо одного дома, в ъ которомъ свѣтился
огонь, заглянулъ в ъ окно и увидалъ стоящую наколѣнчхъ
и молящуюся старуху Матрену, знакомую мнѣ <ѵь ея молодости, одну изъ самыхъ порочныхъ, разврстныхъ бабъ
деревни. Меня поразилъ этотъ внѣшній видъ ІЯ м о д и т е ѳ н наго состоянія. Я посмотрѣлъ, пошелъ дальше, но, вернувшись назадъ, заглянулъ въ окно и засталъ Матрену в ъ
томъ же положеніи. Она молилась и клалазѳмные поклоны
и поднимала лицо к ъ иконамъ.
Вогъ это—молитва! Дай Б о г ъ намъ всѣмъ молиться
такъ же. т. е. сознавать такъ же свою зависимость отъ
Бога,—и нарушить ту вѣру, которая вызываетъ такую молитву, я бы счелъ величайшимъ преступленіемъ... Да, это
п невозможно! Никакіе мудрецы не могли бы сдѣлать
этого.
ч^Но не то съ людьми нашего образованнаго сословія—у
гшхъ или нѣтъ никакой вѣры, или, что еще хуже, — притворство вѣры, вѣра, которая играетъ роль только извѣств
*) Выписываѳмъ изъ „Круга чтенія —„день 20-го января". Мысли эти,
по словамъ Льва Николаевича, составляютъ „прекрасное дополненіе и
разъясненіѳ" его разговора съ ѳпкскопомъ Парѳѳніемъ.
Христіанство устанавливаетъ непосрѳдетвенное общеніѳ чѳдовѣка
съ Богомъ.
1.
Вы спрапшваѳтѳ, въ чомъ главная сущность характераХрнстаСпаситаля міра. Я отвѣчаю, что это Его увѣренность въ величіи чѳловѣ^
чсекой души. Онъ видѣлъ въ человѣкѣ отраженіѳ и образъ божества и
нотому жаждалъ сго искупленія и любилъ человѣка, кто бы онъ ни
былъ, какія бы ни были условія ого жизни и характера. Іисусъ смо~
трѣлъ на людѳй взоромъ, пронизывающимъ матеріальную оболочку, —
тѣло ясчѳзало пѳрѳдь нимъ. Ояъ смотрѣлъ сквозь наряды богатаго к
лохмотья нищаго въ душу человѣка; и тамъ, ереди мрака невѣжѳства
я пятѳнъ грѣха, Онъ находилъ духовную безсмѳртную природу и з а чатки силы и совершенства, которыя могутъ развиваться бѳзконечно.
Въ самомъ низко падіпемъ, развращенномъ человѣкѣ, Онъ видѣлъ с у щество, котороѳ могло бы превратиться въ ангела свѣта.
Чапнингъ.
2.
Для народовъ, какъ и для личностей, освобожденіе бтъ прѳдразсудковъ не уменьшаетъ нравствѳнныхъ прѳгр; д е>, но только замѣняетъ
грубыя препятстаія болѣѳ тонкими. Многія бѣдыыя души теряютъ нря
этомъ свою поддѳржку. Но въ этомъ нѣтъ ничего дурного или опаснаго.
ѵнаго приличія. й потому я и считаю необходимымъ указывать всѣмъ, у котораго нѣтъ вѣры, ч т о ч е л о в ѣ к у безъ
этогожить нельзя, а тѣхъ, у которыхъ вѣра ложная, внѣшяяя.—освобождать отъ того, что скрываетъ для нихънеобходимость истинной вѣры.
Архіерей ничего не возразилъ на это, но повторилъ то,
-что нехорошо разрушать вѣру.
ІІослѣ этого онъ любезно далъ мнѣ свѣдѣнія, какія мнѣ
нужно было, о монастырской жизни, и разговоръ нашъ кончился дружелюбнымъ рукопожатіемъ.
Вообще, архіерей произвелъ на меня пріятное впечатлѣліе умнаго и добраго человѣка.
Эго тодько ростъ. Рѳбѳнокъ должеыъ выучиться ходить одинъ. Снаяала чѳловѣкъ, лишившійся привычнаго суевѣрія, чувствуетъ себя потеряннымъ, бездомнымъ... Но это отнятіѳ отъ него внѣшнихъ поддержекъ
загоняетъ его внутрь себя, и онъ чувствуетъ себя окрѣпшимъ. Ояъ
чувствуѳтъ себя лицомъ къ лицу съ величественнымъ присутствіомъ
Бога. Онъ читаѳтъ нѳ по книгѣ, а въ душѣ самый оригиналъ 10-ти заповѣдей Евангелія и Посланій. И ѳго малѳнькая часовня расширяется
до величествеинаго собора небеснаго евода.
Эмерсонъ.
3.
Познаніе Вога можетъ быть или умозрительнымъ и такое познаніѳ
нввадежно и подвержено опаснымъ ошибкамъ, или нравственвымъ, вытекающимъ изъ вѣры, и такое познаніѳ не мыслитъ никакихъ другихъ
качествъ Бога, кромѣ тѣхъ, которыя обусловливаютъ нравственность...
Такая вѣра естѳственна и свѳрхъестественна.
Кантъ.
4.
Ищите не только нравствѳнной жизяи, но стремитѳсь кътому, что
зышѳ нравственности.
Бойтесь всего, что становится между вамииБогомъ Духомъ, образъ,
зюдобіе котораго живетъ въ нашѳй душѣ.
(См., „Кругъ Чтенія", кн. пѳрвая, изд. „Ясной Поляны", стр. 33 и 89).
Государственная Д у м а .
— Есть у меня тамъ знакомые. — Вотъ, напр., графъ
Олсуфьевъ. Вы, вѣроятно, слыпіали его рѣчи. Мнѣ кажется.
что онъ долженъ стоять за настоящія нужды народныя и
смотрѣть широко на вещи.
Насколько я его знаю, онъ человѣкъ прямой, очень
отзывчивый и чуткій къ правдивому. Ему только в ъ Совѣтѣ
подходящее понрище, и если отъ работы Совѣта можетъ
зависѣть хотя небольшое улучшеніе жизяи, то голосъ
Олсуфьева, должно быть, нембжетъ затеряться, и онъ многое долженъ вносить.
Есть у меня еще одинъ знакомый тамъ. Это—Мих. Ал.
Стаховичъ. Слышалъ, что онъ произноситъ прекрасныя
рѣчи в ъ Совѣтѣ и имѣѳтъ успѣхъ. Очень искренній и милый человѣкъ. Онъ нѳ разъ высказывалъ мнѣ сожалѣніе,
почему я не членъ Государственной Думы.
Онъ думаетъ. что для меня было бы самое подходящее
мѣсто яа'трибунѣ въ Таврическомъ дворцѣ.
Смѣшно. Что бы я тамъ могъ дѣлать? Не потому я говорю это, что в ъ самомнѣніи считаю высшей свою трибуну
писателя, котораго слышатъ и знаютъ читающіе людіт, н ѣ т ъ ,
совсѣмъ не потому. А просто то положеніе, которое занимаетъ теперь наша Дума, до того ничтожно, и до того нисколько не мѣняетъ характера прежнихъ департаментскихъ
работъ« что ири всемъ усиліи воображенія я не могу представить себѣ, на какой плоскости мы могли бы сойтись с ъ
тѣми политиками, которые собрали эту Думу, и с ъ тѣми
политиками, которые вошли в ъ нее?
0 чемъ мы могли бы толковать, и о какихъ улучшеніяхъ жизни могла бы идти рѣчь, когда главные устои реформъ -или нарочито игнорируются, или трактуются ?акъ„
что лучше бы не слышать этого людямъ, привыкшимъ считать, что мы живемъ все-таки в ъ христіанской странѣ.
Я вовсе не страдаго тѣмъ аполитизмомъ, которымъ любятъ меня колоть нѣкоторые, я готовъ дѣлать всякое, хотя
II маленькое, дѣло для улучшенія жизни людей и хорошо
помню т ѣ чувства и то состояніе, которое я переживадъ,
когда былъ мировымъ посредникомъ, учителемъ, когдаработалъ на голодѣ. Труднб не дѣлать дѣла для людей, и
удержаться отъ него, когда видипіь, что оно нужно—нужио
таскать воду и разбирать крыши на поя^арѣ, Я понимаю
даже чувство человѣка, идущаго для блага другого хлопотать объ участи его пѳредъ сильнымъ политикомъ, у котораго въ рукахъ ключр отъ лубовыхъ дверей, и понимаю,
и вамъ не ра,зъ дѣлалъ &то; и''р такой „политикѣ" рѣчіс
быть не можетъ. . -
•Но-когда намъ говорятъ: садитесь и издавайтѳ законк,
но... и тутъ обставляютъ ваше занятіе такимъ „но",чтовсе,
что в н не сказали и не сдѣдали бы, будетъ такъ перекручено и перевернуто, что все будетъ такъ, какъ этого другіе
желаютъ;когда вамъ „законодателямъ" поворачиваютъ голову и говорятъ: „сюда смотрите, а сюда нѣтъ", и когда.
наконецъ, въ законодатели зовутъ тѣхъ, кто спитъ и видитъ старыя конюшни, когда я все это вижу и слышу, и
слышалъ, что это называется конституціей и парламентомъ,
я говорю: ради Бога, увольте! Это та же плетка, только
обернутая другимъ концомъ.
Мнѣ разсказывали, что в ъ Одессѣ ретивые опекатели
жизни издали новый законъ въ защиту лошадей. Ни извозчики, ни кучера на коякахъ не могутъ имѣть кнутовъ.
Иначе штрафъ и арестъ, какъ редакторамъ, 3 тысячи и
3 мѣсяца. Тогда люди ухитрились. Они сняли квуты съ
кнутовища, подѣлали къ ремешку ещѳ нѣсколько ремешковъ, и этотъ толстый жгутикъ привязали къ концу возжей,
который у нихъ в ъ рукахъ, и немилосердно хлещутъ теперь тѣхъ же клячъ еще больнѣе и еще жесточе. й никто
не видитъ, ибо кнутовъ нѣтъ.
Такъ и съ нашей и со многими другими конституціями.
Я и не хочу поэтому быть конституціоннымъ кучеромъ.
Только что были у меня корреспонденты иностранныхъ
газетъ,—одинъ изъ Англіи, другой изъ Америки. Все время
интересовались моими взглядами, именно, на конституцію
и ближайшее будущее въ Россіи.
Я имъ сказалъ почти то же, о чемъ сейчасъ говорю, но,
кромѣ того, упомянулъ и о другой сторонѣ дѣла. Эта мягкая, гибкая и какъ бы разваренная конституція наша слаба
и не хороша еще тѣмъ, что при всей незначительности и
гадательности своей крохотной, яко-бы „созидательной" работы, вся ея дѣятельность и дѣятѳльность участвующихъ
въ ней людей есть и косзенное, и прямоѳ оправданіе существующаго укрѣпленія его и, такъ сказать,утрамбовываніе.
Кто-то взялъ думу, какъ берутъ каменьщики трамбовую колоду за ручку, и трамбуютъ ею старый порядокъ.
Всѣмъ говорятъ: видитѳ, и представители народа такъ
я^елаютъ.
Между тѣмъ, надо быть слѣпымъ и глухимъ, чтобы не
видѣть и не слышать зарождающагося новаго сознанія
среди людей. Надъ нами исполнились слова евангелія, что
мы лицо земли и неба познать умѣемъ, а времени сего
по себѣ нѳ узнаемъ... Мы не чутки, мы оглушены. А жизнь
загорается новымъ, сильнымъ свѣтомъ и не только у насъ
въ маденькой, отмежеванной воинами чаети зѳмли, но на
всемъ болыпомъ просторѣ міра идетъ немолчное и страстное стремленіе къ новой жизни безъ всякаго насилія, безъ
всякихъ регламентовъ и указокъ, порабощающихъ людей не
дууу, а плоти.
Уже дополнена мѣра отцовъ, и д у х ъ людей истосковался
о другомъ... И это другое уже наступаетъ и рожденію этого
другого мы должны посвятить свои силы. Я близокъ к ъ
смерти, и мнѣ нѣтъ надобности что-нибудь скрывать изъ
своихъ мыслей и говорю вамъ: Мы живемъ в ъ великій
канунъ. Я полонъ предчувствія о пришествіи новой жизни—
радостной, трудовой, счастливой, в ъ любви, совѣтѣ, мирѣ...
й жизнь эта потокомъ зальетъ ручейки мелкой политики,
какъ заливаютъ вешнія воды мелкіе ручейки, лощины, поглощая и унося ихъ съ собою въ рѣки, в ъ море, в ъ
океаяъ.
Письмо И. М. Трегубову.
>,Вы пишете, чтобы я высказался до поводу вопроса, который 12 мая будетъ обсуждаться в ъ Думѣ,—о томъ, что
называѳтся свободой совѣети. Замѣчу прежде всего, что
свобода совѣсти есть плеоназмъ. Совѣсть не можетъ быть
не свободной. Совѣсть—потому совѣсть, что она всегда свободна. „Свободная совѣсть" все равно, что не темный
свѣтъ". 0 томъ же, что можетъ сдѣлать Дума, чтобы сдѣлать свѣтъ не темнымъ, то, что вы называете свободой совѣсти, скажу слѣдующее: хотя я и смотрю на людей. которые ждутъ чего-либо отъ Думы, какъ на того человѣка, который гіо шуткѣ какого-то д^евняго мудреца подставляетъ
рѣшето^подъ ^оима.го д р у щ с ^
козла—я' въ
этомъ^случаѢ вс^таки * думаю, что Дума можетъ оказать
дѣйствительную помощь. Надѣюсь даже, что она и окажетъ
ее. Окажетъ она пользу тѣмъ, что придумаетъ новое средство подъ предлогомъ сохраненія истинной вѣры дѣлать
непріятности людямъ, вѣрующимъ не такъ, какъ это хочется правительству. Польза эта будетъ состоять въ томъ,
что в с ѣ люди слабые, неискренніе, притворно вѣругощіе,
исиытавъ эти непріятноети, отдѣлятся отъ истинно вѣрую*
щихъ, истинно же вѣрующіе укрѣпятся в ъ своей вѣрѣ, и,
освободившись отъ неискреннихъ, притворяющихся, будутъ
въ сотни, тысячи разъ сильнѣе и вліятельнѣе, чѣмъ прежде.
Влаготворное дѣло это съ давнихъ поръ дѣлается русскимъ
правительствомъ и было въ высшей степени полезно для
укрѣпленія истинной вѣры въ Россіи. Дѣло это, по всѣмъ
вѣроятіямъ, будетъ лродолжаться и въ Думѣ, и въ этомъто состоитъ та польза, которую я в ъ этомъ дѣлѣ ожидаю
отъ этого учрѳжденія. И потому, если бы я взялъ на себя
совѣтовать Думѣ,то я могъ бы совѣтовать одно—какъможно
строже отстаивать тѣ учрежденія, которыя защищаютъ неприкосновенность того, что называѳтся православной вѣрой".
;;
11 мая 1909 г. „Ясиая Поляна".
Предисловіе къ роману Поленца
„Крестьянинъ" (ВіШіегЬаиег)*>.
Глубоко вдумываясь, вы найдеге, что
главноѳ бѣдствіѳ нашего злополучнаго вѣка
ааключается во всѳобщей болтовнѣ эго безумцевъ и толпы ихъ послѣдователей—болтовнѣ, заглушающей спокойные голоса мудрыхъ людѳй всѣхъ прошлыхъ въковъ. Это
является, во первыхъ результатомъ изобрѣтенія книгопечатанія и легкой возможности
для тщѳславныхъ людей видѣть свое имя въ
печати. Когда требовался тяжелый трудъ цѣлаго года, чтобы выпустить кпигу, люди нѣсколько отличали одну книгуотъ другой. Но
теперь, когда каждый можетъ въ недѣлю выпустить сколько угодно экземпляровъ своей
болтовни, и эта болтовня доставляетъ имъ
ередства къ существованію, такъ что они могутъ насыщать свой желудокъ бѣгаеной пѣной
своихъ губъ, то всеобщая эпидемія лжи испѳщряетъ в с ѣ углы, какъ цикады—лавровые
листья и потому первая задача нашѳго умственнаго просвѣтлѣнія еостоитъ въ томъ, чтобы освободить изъ—подъ шума, производимаго этими болтунами, тѣ немногія книги и
слова, которыя дѣйствительно божѳствѳнны.
Р ѳ с к и я ъ.
Въ прошломъ году мой знакомый, вкусу котораго я довѣряю, далъ мнѣ прочесть яѣмецкій романъ„Бютвербауеръ
фонъ-Поленца. Я прочелъ и былъ удивленъ тому, что такое
произведеніе, появившееся года два тому назадъ, никому
почти неизвѣстно.
Романъ этотъ не есть одна изъ тѣхъ поддѣлокъ подъ
художественныя произведенія, которыя в ъ такомъ огромномъ
количествѣ производятся в ъ наше время, а настоящее художественпое произведеніе. Романъ этитъ пе принадлежитъ
ни къ тѣмъ, лѳ представляющимъ никакого интереса описаніямъ событій и лицъ, искусственно соединенныхъ между
собой только потому, что авторъ, выучившись владѣть
техяикой художествеЕіныхъ описапій, желаетъ написать
новый романъ; ни къ тѣмъ, облеченнымъ в ъ форму.драмы
• или романа, диссертаціямъ на заданную тему, которыя
также въ наше время сходятъ в ъ публикѣ за художествепныя произведенія; ве принадлежитъ и к ъ лроизведеніямъ,
называемымъ декадентскими, особенно нравящимея совреа
*) Романъ Поленца „Креетьянпнъ* будетъ лечататься на страиицахъ
журнала „Ясная Поляна", за 1910-й годъ.
менной публикѣ именно тѣмъ, что, будучи похожими на
бредъ безумнаго, они представляютъ изъ себя нѣчто в ъ
родѣ ребусовъ, отгадываніе которыхъ составляетъ пріятное
занятіе и вмѣстѣсъ тѣмъ считаетсяпризнакомъутонченности.
Романъ этотъ не принадлежитъ ни къ тѣмъ, ни к ъ
другимъ никъ третьимъ, а есть настоящее художественное
произведеніе, въ которомъ авторъ говоритъ про то, что ему
нуяшо сказать, потому что онъ любитъ то, про чтоговоритъ,
и говоритъ не разсужденіями, не туманными аллегоріями,
а тѣмъ единствеянымъ средствомъ, которымъ можно перѳдать художественное содержаніе: поэтичёскими образами,—
и нё фантастическими, необыкновенными и непонятными
образами, безъ внутренней необходимости соединенными
между собой, а изображеніемъ самыхъ обыкновенныхъ,
простыхъ лицъ и событій, связанныхъ между собой внутреввею художественною необходимостыо.
Но мало того, что романъ этотъ есть настоящее худоя^ественное произведеніе, онъ еще и прекрасное художественное произведеніе, соединяющее въ себѣ в ъ высокой степени
всѣ /хри главныя условія настоящаго хорошаго произведеіия
искусства.
. Вопервыхъ, содержаніе его важно, касаясь жизни крестьянства, т.-е. болыпинства людей, стоящихъ въ основѣ
всякаго общественнаго устройства и переживающихъ в ъ
наше время не только въ Германіи, но и во всѣхъ европейскихъ странахъ, тяжелое измѣненіѳ своего вѣкового.
древняго устройства. (Замѣчательно, что почти въ одно
время съ „Біотнербауэромъ" вышелъ очень ведурной, написанный на ту жетему, хотя и гораздо менѣе художественный. французскій романъ Кёпё Вагіп „Ьа іегге диітепгѣ").
Во вторыхъ, романъ этотъ написанъ съ большимъ ма«
стерствомъ, прекрасішмъ нѣмецкимъ языкомъ, особенно
силышмъ, когда авторъ заставляетъ говоритъ свои лица
грубымъ, мужественнымъ рабочимъ платдейчъ.
И въ-третьихъ, романъ ѳтотъ весь проникнуть любовыѴ
къ тѣмъ людямъ, которыхъ авторъ заставляетъ дѣйствоваты
Въ одной изъ главъ описывается, иапримѣръ, какъ послѣ
проведенной въ пьянствѣ съ товарищами ночи мужъ уже
утромъ возвращается домой и стучитъ в ъ дверь. Жена
выглядываетъ в ъ окно, узнаетъ его, осыпаетъ его браныо,
нарочно медлитъ впустить. Когда же она, наконецъ, отворяетъ ему, мужъ вваливается и хочетъ воЯти въ большуі»»
горницу, но жена не пускаетъ его, чтобы дѣти не видѣли
отца пьянымъ, и толкаетъ его назадъ. Но онъ ухватывается
за притолки и борется съ ней. Обыкновенно смирный человѣкъ, онъ вдругъ страшно раздражается (поводомъ къ раздраженію то, что она наканунѣ вынула у него изъ его
кармана деньги, которыя ому подарили господа, и спрятала
ихъ) и въ остервенѣніи набрасывается на неѳ и схватываетъ
ее за волосы, требуя своихъ денегъ.
ѵ
А
— Ие дамъ, ни за что не дамъ!—повторяетъ онана его
тре >ованія отдатъ деньги, стараясь оевободитьея отъ него.
Тогда онъ, не помня себя отъ злобы, бьетъ ее по чемъ
попало.
— Умру, а не дамъ!—говоритъ она.
— Не дашь!—кричитъ онъ, сбивая ее съ ногъ и самъ
падаетъ йа нее, иродолжая требовать свои деньги. Не почііучая отвѣта, онъ въ безумной пьяной злобѣ хочетъ задушить ее. Но видъ крови, которая сочится изъ-подъ ея
волосъ и течетъ по лбу и носу, останавливаетъ его: ему
становится страшно того, что онъ сдѣлалъ, и онъ оставляетъ ее и, шатаясь, добирается до своей постели и валится
на нее.
Сцена правдивая и ужасная. Но авторъ любитъ своихъ
героевъ и прибавляетъ одну маленькую подробность, которая вдругъ освѣщаетъ все такимъ яркимъ лучомъ свѣта,
что заставляетъ читателя не только пожалѣть, но и полюбить этихъ людей, несмотря на всю ихъ огрубѣлость и
жестокость. Избитая жена опоминается, иоднимается с ъ
полу, вытираетъ подоломъ окровавленную голову, ощупываетъ члены и, отворивъ дверь къ кричащимъ дѣтямъ,
успокаиваетъ ихъ, потомъ ищетъ глазами мужа. Онъ какъ
повалился, такъ и лежитъ на кровати; но голова его с в ѣ силась съ изголовья и наливается кровью. Жена подходитъ
къ нему и бережно поднимаетъ голову, кладетъ на подушку
и потомъ уже оправляетъ одежду и отдѣляетъ горсть
выдернутыхъ волосъ.
Десятки страницъ разсужденій не скажутъ всего того,
что сказала эта подробность. Т у т ъ сразу открывается для
читателя и сознаніе,воспитанное преданіемъ, супружескаго
долга и торжество выдержаннаго рѣшенія—не отдавать
нужныя не ей, а семьѣ деньги; тутъ и обида. и прощеніе
за побои, тутъ ижалость, и если не любовь, то воспоминаніе
любви къ мужу, отцу своихъ дѣтей. Ио это мало. Такая
иодробность, освѣщая внутреннюю жизнь этой жены и
этого мужа, освѣщаетъ для читателя внутреннюю жизнь
милліоновъ такихъ же мужей и женъ, и преждѳ жившихъ,
и теперь живущихъ, внушаетъ не только уваженіе и любовь
къ этимъ задавленнымъ трудомъ людямъ, но и заставляетъ
задуматься о томъ, почему и за что эти сильные и тѣломъ
и душою люди, съ такими возможностями хорошей, любовной жизни, такъ заброшеіш, забиты и невѣжественны.
И такія истинно художественныя черты, раскрываемыя
только любовью къ тому, о чемъ пишетъ авторъ, встрѣчаются в ъ каждой главѣ этого романа.
Романъ этотъ — несомнѣняо прекрасноѳ произведеніе
искусства, съ чѣмъ согласится всякій, кто прочтетъ его.
А между тѣмъ романъ этотъ появился три года тому
назадъ, и хотя онъ и былъ у насъ переведенъ в ъ „Вѣствикѣ Европы", онъ прошелъ совершѳнно незамѣченнымъ к
г
в ъ Россіи, и въ Германіи. Я спрашивалъ нѣсколькихъ,
встрѣченныхъ за послѣднее время, литературныхъ нѣмцевъ
про этотъ романъ,—они слышали имя Поленца, но не читали
его романа, хотя всѣ читали послѣдніе романы Зола, разсказы
Киплинга и драмы Ибсена, и д'Анунція, и даже Метерлинка;
Лѣтъ ,20 тому назадъ Мэтью Арнольдъ написалъ прекрасную статью о назначеніи критики*). По его мнѣнікк
назначеніе критики въ томъ, чтобы находить во всемъ томъ,
что было гдѣ бы и когда бы то ни было писано, самое
важное и хорошее и обращать на это важное и хорошее
вниманіе читателей.
Такая критика въ наше время затопленія людей газѳтами, журналами, книгами и развитія рекламы, мнѣ кажется,
нѳ только необходима, но отъ того, появится ли и получитъ
ли авторитетъ такая критика, зависитъ вся будущность
просвѣщенія образованнаго классанашего европейскаго міра.
Перепроизводство всякихъ предметовъ бываетъ вредно:
перепроизводство же лредметовъ, составляющихъ не цѣль
а срѳдство,, когда люди это средство считаютъ цѣлью, особенно вредно.
^ Лошади и экипажи, какъ средства передвиженія, одежда
и дома, какъ средства защиты отъ пѳремѣнъ погоды7х!)рощая пг.ща,какъ средства поддержаяія силъ организма, оігень
полёзны. Но щЩ трлькб люди начинаютъ смртрѣть на обладЗйгі^^
можнР~і5ольшб лоійадёй, домовъ, і ^ ж д ъ , , дшхщ такъ предметОПШГ стщоэятся нѳ только "не полезными,. но прямо
ври^ЯнымйГ Такъ это случилось и еъ кнйгопѳчатаніемъ в ъ
'достаточнбмъ кругу людей нашего европейскаго общества.
Книгопечатаніе, несомнѣнно полезноѳ для большихъ малоюбразованныхъ массъ народа, въ средѣ достаточныхъ людей
уже давно служитъ главнымъ орудіѳмъ распространѳнія
невѣжества, а не просвѣщенія.
Убѣдиться въ этомъ оченъ легко. Книги, журналы, в ъ
особенности газеты, стали въ наше время большими денежными предпріятіями, для успѣха которыхъ нужно наибольшеѳ число потребителей. Интересы же и вкусы наиболыпаго
числа потребителей всегда низки и грубы, и потому для
успѣха произведеній иечати нужно, чтобы произведенія
отвѣчали требованіямъ большого числа потребителей, т.-ѳ.
чтобы касались низкихъ интерѳсовъ и соотвѣтствовали
грубымъ вкусамъ. й пресса вполнѣ удовлетворяетъ этимъ
требованіямъ, имѣя полную возможность этого, такъ какъ
въ числѣ работниковъ прессы, людѳй съ такими жѳ низшими интересами и грубыми вкусами, какъ и публика,
гораздо больше, чѣмъ людей съ высокими интересами и
г
г
*)• Мэтыо
„Посредника".
Арнольдъ: „Задача
соврѳменной критики".
Изданіе
тонкимъ вкусомъ. А такъ какъ при распространеніи книгодечатанія и пріемахъ торговли" журналами газетам:и и
книгами этй люди получаютъ хорошее вознагражденіе за
яоставляемыя ими и отвѣчающія требованіямъ массы произведенія, то и является то ужасное, все увеличивающееся
и увеличивающееся наводненіе печатной бумагой, которая
уже одиимъ своимъ количествомъ, не говоря о вредѣ содержанія, составляетъ огромное препятствіе для просвѣщенія.
Если в ъ наше время умному молодому человѣку изъ
народа, желающему образоваться, дать доступъ ко всѣмъ
книгамъ, журналамъ, газетамъ и предоставить его самому
•себѣ в ъ выборѣ чтенія, то всѣ вѣроятности за то, что онъ, в ъ
продолженіи 10 лѣтъ неустанно читая каждый день, будетъ
читать все глупыя и безнравственныя книги. Попасть ему
на хорошую книгу такъ же мало вѣроятно, какъ найти замѣченную горошину в ъ мѣрѣ гороха. Х у ж е же всего при
этомъ то, что читая все плохія сочиненія, онъ будетъ все
болѣе и болѣе извращать свое пониманіе и вкусъ. Такъ
что, когда онъ и попадаетъ на хорошее сочиненіе, онъ уже
или вовсе не пойметъ его, или пойметъ его превратно.
(. Кромѣ того, благодаря случайности или мастерству рекламы, нѣкоторыя плохія произведенія, какъ, напримѣръ:
*ТЬе СЬгізгёап" Наіі Саіпе'а фальшивый по содержанію и
нехудожеетвенный романъ, который былъ проданъ в ъ количествѣ милліона экземпляровъ, получаютъ, подобно 0 д о л ю
или Р е а г з в о а р , неоправдываемую своими достоинствами
большую извѣстность. Эта же большая извѣстность заставляетъ все большее и большее количество людей читать
такія книги, и слава ничтожной, часто вредной книги,какъ
енѣжный комъ, в с е вырастаетъ и вырастаетъ, и в ъ голевахъ огромнаго большинства людей, тоже какъ снѣжный
комъ, образуется все большая и большая путаница понятій
и совершенная неспособность пониманія достоинствъ литературныхъ произведеній. И потому, по мѣрѣ в с е большаго и
большаго распространенія газетъ, журналовъ и книгъ,
вообще книгопечатанія, все ниже и ниже спускается уровень доетоинства печатаемаго и все больше и больше погружается большая масса такъ называемой образованной
публики в ъ самое безнадежное, довольное собой и потому
неисправимое невѣжество.
На моей памятн, за 50 лѣтъ, совершилось это поразипельное пониженіе вкуса и здороваго смысла читающей публики. Прослѣдить можно это пониженіе по всѣмъ отраслямъ
литературы, но укажу только на нѣкоторые, болѣе замѣтные и мнѣ знакомые, примѣры. В ъ русской поэзіи, напримѣръ, послѣ Пушкина, Лермонтова (Тютчевъ обыкновенно
эабывается) поэтическая слава переходитъ сначалакъ весьма
сомнительнымъ поэтамъ: Майкову, Полонскому, Фету, потомъ к ъ совершенно лишенному поэтическаго дара Некраоову, потомъ къ искусственному и прозаическому стихотворцу
Алексѣю Толстому, потомъ къ однообразному и слабому Над*
сону, потомъ къ совершенно бездарному Апухтину, а потомъ
уже все мѣшается, и являются стихотворцы, имъ же имя
легіонъ, которые даже не знаютъ, что такое поэзія и что
значитъ то, что они пишутъ и зачѣмъ они пяшутъ.
Лругой поразительный примѣръ англійскихъ прозаиковъ:
отъ великаго Диккевса спускается сначала къ Джоржъ-Элліоту, потомъ къ Теккерею, отъ Теккерея [къ Тролопу, а
потомъ уже начинается безразличная фабрикація Киплинговъ, Голькеновъ, Ройдеръ Гагартъ и т. п. То же ещепоразительнѣе в ъ американской литературѣ: послѣ великой
плеяды—Эмерсона, Торо, Лойеля, Уитіера я др.—вдругъ все
обрывается, и являются прекрасныя изданія съ прекрасными
иллюстраціями и съ разсказами и романами, которые невозможно читать по отсутствію въ нихъ всякаго содержанія.
Въ наше время невѣжество образованной толпы дошло
уже до того, что всѣ настоящіе великіе мыслители, поэты.
прозаики какъ древности, такъ и XIX. вѣка, считаются отсталыми, не удовлетворяющими уя^е высокимъ и утончѳннымъ требованіямъ новыхъ людей; на все это смотрятъ или
съпрезрѣніемъ, или снисходительной улыбкой. Послѣднимъ
оловомъ философіи въ наше время признается безнравственная, грубая, напыщенная безсвязная болтовня Ницше; безсмысленный, искусственный наборъ словъ, соединенный
размѣромъ и риѳмой, разныхъ декадентскихъ стихотвореній,считается поэзіей высшаго разбора; яа всѣхъ театрахъ
даются пьесы, смыслъ которыхъ никому, не исключая и
автора, неизвѣстенъ, и в ъ милліонахъ экземпляровъ печатаются и распространяются, подъ видомъ художественныхъ
произведеній, романы, не имѣющіе в ъ себѣ ни содержанія,
ни художественности.
— Что мнѣ читать, чтобы дополнить свое образованіе?—
еирашиваетъ молодой человѣкъ или дѣвушка, окончившіе
высшую школу.
0 томъ же спрашиваетъ выучившійся читать и понимать
читанное человѣкъ изъ народа, ищущій истиннаго просвѣщенія.
Для отвѣта на такіе вопросы, разумѣется, недостаточна
наивная попытка опроса выдающихся людей: какія сто книгъ
они считаютъ лучшими?
Не помогаетъ этому тоже существующее в ъ нашемъ ѳвропейскомъ обществѣ, всѣми молчаливо признанное, подраздѣленіе в с ѣ х ъ писателей на разряды: перваго, второго,
третьяго и т. д. сорта, на геніальныхъ, очень талантливыхъ
и просто хорошихъ. Такое дѣленіе не тодько не помогаетъ
истинному пониманію достоинствъ литературы и отысванію
хорошаго среди моря дурного, но еще болѣе мѣшаетъ этому.
Не говоря уже о томъ, что самое дѣленіе этоСна разряды
очень часто невѣрно и держится только потому, что очень
давно сдѣлано и всѣми принято,—не говоря объ этомъ, та-
кое дѣленіе вредно потому, что у писателей, признаваемыхъ
первосгешенными, есть очень плохія вещи и у писателей
самаго поелѣдняго разбора—вещи превосходныя. Т а к ъ что
человѣкъ, который будетъ вѣрить дѣленію писателей на разряды и тому, что в ъ первоеортномъ писателѣ все прегсрасно, и в ъ писателяхъ яизшаго разряда или вовсе иеизвѣстныхъ все слабо, только запутается в ъ своемъ пониманіи
и лишится многаго полезнаго и истинно просвѣтительнаго.
Отвѣтить на важнѣйшій в ъ наше время вопросъ ищущаго образованія юноши образованнаго сословія и человѣка изъ яарода^ ищущаго просвѣщенія, можетъ только
настоящая критика,—не та критика, которая существуетъ
теперь и которая поставляетъ себѣ задачей восхвалять произведенія, получившія извѣстность, и подъ эти произведенія придумывать оправдывающія ихъ туманныя философскоэстетическія теоріи, и не та критика, которая занимается тѣмъ,
чтобы болѣе или менѣе остроумно осмѣивать плохія или чужого лагеря произвѣденія, и еще менѣе та критика, которая
процвѣтала и процвѣтаетъ у насъ и задается цѣлыо по
типамъ, изображаемымъ у нѣсколькихъ писателей, опрѳдѣлить направленіе движѳнія всего общества или вообще
по п о в о д у литературныхъпроизведеній высказыватьсвои
экономическія и политическія мысли.
Отвѣтить на этотъ огромной важности вопросъ—что читать изъ всего того, что написано?—можѳтъ только настоящая критика,—та, которая, какъ говоритъ Мэтью Арнольдъ,
поставитъ сѳбѣ цѣлью выдвигать и указывать людямъ все,
что есть самаго лучшаго какъ в ъ прежнихъ, такъ и въ
современныхъ писателяхъ.
Отъ того, появктся или нѣтъ такая критика, безкорыстная, не принадлежащая ни к ъ какой партіи, понимающая
и любящая искусство, и установится ли ея авторитетъ настолько, что онъ будетъ сильнѣе денежной рекламы, зависитъ, по моему мнѣнію, рѣшеніе вопроса о томъ, погибнутъ
ли послѣдніе проблески просвѣщенія въ нашемъ, такъ называемомъ, образованнрмъ европейскомъ обществѣ, не распространяясь на массы народа, или возродится оно, какъ оно
возродилось в ъ средніе вѣка, и распространится на большинство народа, лишеннаго теперь всякаго просвѣщенія.
Неизвѣстность среди публики прекраснаго романа Поленца, точно такъ же, какъ и многихъ другихъ, тонущихъ
въ морѣ нечатнаго хлама, хорошихъ произведеній литературы обсуждаются на в с ѣ лады, неизмѣнно восхваляются и
расходятся в ъ миллюнахъ экземпляровъ, вызвала во мнѣ
эти мысли, и я пользуюсь случаемъ, который едва ли ещѳ
мнѣ представится, чтобы хотя вкратцѣ высказать ихъ.
Уголокъ избранныхъ іиыслей * ) .
I» Л о ж и ы й и и с т и н н ы й п у т ь в о с п и т а н і я и о б р а «
зованія.
Единственный критеріумъ педагогіи есть свобода, едннственный методъ есть опытъ.
Въ народной школѣ право опредѣлять то, чему надо
учиться, съ какой бы стороны мы ни разсматривали этотъ
вопросъ, яринадлежитъ народу, т.-е. или самимъ ученикамъ,
или родителямъ, посылающимъ дѣтей въ школу, и потому
отвѣтъ на вопросъ, чѳму учить дѣтей въ народной школѣ,
мы можѳмъ получить только отъ народа.
ѵ
Всѣ согласны, что школы несоверше нны (я съ своей
стороны убѣжденъ, что онѣ врѳдны;. Всѣ согласны, что нужно
много и много улучшеній. Всѣ согласны, что улучшенія эти
должны основываться на большемъ удобствѣ для учениковъ.
Всѣ согласны, что узнать эти удобства можно только, изучивъ потребности школьнаго возраста и вообщѳ потребности
каждаго сословія в ъ особенности, Что же дѣлается для
этого труднаго и сложнаго изучѳнія?
Въ продолжѳніѳ нѣскодькихъ вѣковъ каждая школа учреждается на образецъ другой, учрѳжденной на образецъ
прежде бывшей, и въ каждой изъ этихъ школъ непремѣннымъ условіемъ поставлеяа дисциплина, воспрещающая дѣтямъ говорить, спрашявать, выбирать тотъ или другой предметъ ученія; однимъ словомъ, приняты всѣ мѣры для лишенія
* учитѳля возможности дѣлать выводы о потребностяхъ учениковъ. Принудитѳльное устройство школы исключаетъ возможность всякаго прогресса. А между тѣмъ, какъ подумаешь о
томъ, сколько вѣковъ прошло в ъ отвѣчаніи дѣтямъ на тѣ
вопросы, которыхъ они нѳ думали задавать, о томъ, какъ
далеко ушли нынѣпщія поколѣнія отъ той древней формы
образованія, которая прививается имъ, то нѳпонятно становится, какъ еще держатся школы. Школа, намъ быказалось,
должна быть и орудіемъ образованія и вмѣстѣ съ тѣмъ опытомъ надъ молодымъпоколѣніемъ, дающимъ постояняо новые
.выводы. Только когда опытъ будѳтъ основаніемъ школы,
•) Прѳдлагаѳмыя мысли почерпнуты изъ днѳвниковъ, Л. Н., а такл:ѳ
нзъ беоѣдъ и писемъ, помѣщенныхъ въ „Международномъ Альманахѣ"
только тогда, когда каждая школа будетъ, такъ сказать, дедагогической лабораторіей, только тогда школа не отетанетъ отъ всеобщаго прогресса, и опытъ будетъ в ъ состояніи
иоложить твердыя основанія для яауки образованія.
Школы, устроенныя свыше насильственно, не пастырь
для стада, а^стадо для пастыря. Школа учреждается не
такъ, чтобы дѣтямъ было удобно учиться, но такъ, чтобы
учителямъ было удобно учить. Учителю неудобны говоръ,
движеніе, веселость дѣтей. составляющее для нихъ необходимое условіе ученія, и въ школахъ, строящихся, какъ
тюремныя заведенія, запрещены вопросы, разговоры и
движенія.
Вмѣсто того, чтобы убѣдиться, что для того, чтобы дѣй
ствовать успѣшно на какой-нибудь иредметъ, нужно изучить
его ( а в ъ воспитаніи этотъ предметъ есть свободный ребенокъ)
они хотятъ учить такъ, какъ умѣють, какъ вздумалось, и
при неуспѣхѣ хотятъ перемѣнить не образъ ученія, а самую
природу ребенка.
Для учителя, вжившагося въ свободу школы, каждый
учѳникъ представляется особымъ характеромъ, заявляющимъ особыя потребности, удовлетворить которыя можетъ
только свобода выбора.
Для того, чтобы образовывающему знать, что хорошо и
что дурно, образовывающійся долясенъ имѣть полную власть
выразить свое неудовольствіе или, по крайней мѣрѣ, уклониться отъ такого образованія, которое по инстинкту нѳ
удовлетворяетъ его; кригеріумъ педагогики есть только
одинъ—свобода.
Всякое серьезное образованіе пріобрѣтается только изъ
яшзни, а не изъ школы.
Весьма обыкновенно слышать и читать мнѣнія, что домашнія условія, грубость родителѳй, полевыя работы, деревенскія игры и т. п. суть главныя помѣхи школьному образоваяію... Можетъ-быть, они точно мѣшаютъ тому школьному
образованію, которое разумѣютъ педагоги, но пора у б ѣ днться, что в с ѣ эти условія суть главныя основанія всякаго
образованія, что не только они не враги и не помѣхи
школѣ, ио первые и главные дѣятели ея. Ребенокъ никогда
не могъ бы выучиться ни различію линій, составляющихь
различіе буквъ, ни числамъ, ни способносто выражать
свои мысли, если бы не эти домашнія условіп.
Интересно знать что бы то ни было и вопросы, накоторые имѣетъ задачей отвѣчать школа, порождаются только
этими домашними условіямгг. А всякое ученье должно бытіу
только отвѣтомъ на вопросъ, возбужденный жизнью. Но школа
не только не возбуждаетъ вопросовъ, она даже не отвѣчаетъ на тѣ, которые возбуждены жизныо. Она постоянно отвѣчаетъ ва одни тѣ же вопросы, нѣсколько вѣковъ тому
назадъ поставленные человѣчествомъ, а не дѣтскимъ возрастомъ, до которыхъ еще нѣтъ дѣла ребенку... На вопросы же,
представляющіеся ему изъ жизни, онъ не получаетъ отвѣта,
тѣмъ болѣе, что, по полицейскому устройству школы, онъ
не имѣетъ права открыть рта даже для того, чтобы попроситься „на дворъ", а долженъ это дѣлать знакомъ, чтобы
яе нарушать тишины и не помѣшать учителю.
Стоитъ взглянуть на одного и того жѳ ребенка дома, на
улицѣ илп въ школѣ: то вы видите жизнерадоетное, любознательное существо съ улыбкой въ глазахъ и на устахъ,
во всемъ ищущеѳ поученія, какъ радости, ясно и часто сильно
выраясающее свои мыели своимъ языкомъ,—то вы видите
измученное, сжавшееся существо, съ выраженіемъ усталости,
страха и скуки, повторяющее однѣми губами чужія слова ші
чужомъ языкѣ, — существо, котораго душа, іГакъ улитка,
спряталась въ свой домикъ. Стоитъ взглянуть на эти два со стоянія, чтобы рѣшить, которое изъ двухъ болѣе выгодно
для развитія ребенка. То странное психологическое состояяіе, которое я назову школьнымъ состояніемъ души, которое мы всѣ, къ несчастыо, такъ хорошо знаемъ, состоитъ
въ томъ, что всѣ высшія способности: воображеніе, творчество, соображеніе—уступаютъ мѣсто какимъ-тр другимъ
полуживотнымъ способностямъ произносить звуки независимо отъ воображенія, считать числа сряду 1, 2, 3, 4. 5,
воспринимать слова, не допуская воображенію подставлять
подъ нихъ какіе-нибудь образы; однимъ словомъ, способность подавлять въ себѣ всѣ высшія способности дляразвитія только тѣхъ, которыя совпадаютъ со школьнымъ состояніемъ,—страха, напряженія памяти и вниманія.
Всякій школьникъ до тѣхъ поръ составляетъ диспаратъ
въ школѣ, пока онъ не попалъ въ колею этогб полуживотнаго состоянія.
Какъ скоро ребенокъ дошелъ до этого полоясенія, утратилъ всю независимость и самостоятельность, какъ только
проявляются въ немъ различные симптомы болѣзни—лицемѣріе, безцѣльная ложь, тупикъ и т. п,,—такъ онъ уже пе
составляетъ диспаратъ школѣ, онъ попалъ въ колею, и
учитель начинаетъ быть имъ доволенъ. Тогда тоже ноявляются тѣ не случайныя, но постоянно повторяющіяся
явленія, что самый глупык ребенокъ дѣлается лучшимъ
ученикомъ и самый умный—худшимъ ученикомъ.
Каясется, этотъ фактъ довольно знамеиателенъ для того
чтобы подумать о немъ и постараться объяснпть ѳго. Мнѣ>
кажется, что одипъ такой фактъ служитъ явнымъ доказательствомъ ложности основанія принудительной школы.
Мало того, кромѣ этого отрицательнаго вреда, состоящаго въ удаленіи дѣтей отъ безсознательнаго образованія,
получаемаго дома, на работѣ, на улицѣ, школы эти врёдны
физически—для тѣла, столь нераздѣльнаго съ душою в ъ
ітервомъ возрастѣ; вредъ этотъ особенно важенъ в ъ отношеніи однообразія школьнаго воспитанія, ежели бы даже
оно было хорошо.
Для земледѣльца ннчѣмъ невозможно замѣнить т ѣ х ъ
условій работы, жизни въ полѣ, разговоровъ старшихъ и
т. п., которые окружаютъ его; точно .то же для ремесленника, вообще для городского жителя.
Не случайно, а цѣлесообразно окружила природа земледѣльца земледѣльческими условіями^ горожанина—городскими. Эти условія в ъ высшей степени поучительны, и
только в ъ нихъ можетъ образоваться тотъ и другой; школа
же ііервымъ условіемъ своего образованія кладетъ отчужденіе отъ этихъ условій.
Мало этого: для школы мало того, что она по шести
часовъ в ъ ,день отрываетъ въ лучшіе годы дѣтей отъ жизни,—она трехлѣтнихъ дѣтей хочетъ оторвать отъ вліянія
матери. Не достаетъ только изобрѣтенія паровой машины,
которая бы замѣнила мать-кормилицу.
Для того, чтобы человѣкъ какого бы то ни было возраста
сталъ учиться, надобно, чтобы онъ полюбилъ ученіе. Для
того, чтобы онъ полюбилъ ученіе, нужно, чтобы онъ созналъ
лояшость, недостаточность своего взглядана вещиичутьемъ
бы предчувствовалъ то новое міросозерцаніе, которое ему
откроетъ ученіе. Ни одинъ человѣкъ и ребенокъ не былъ бы
в ъ силахъ учиться, если бы будущность его ученія представлялась ему только искусствомъ писать, читать или считать;
іш одинъ учитель не могъ быучять, если бы онъ не имѣлъ
в ъ своей власти міросозерцанія выше того, которое имѣютъ
ученики. Для того, чтобы ученикъ могъ отдаться весь учителю, кужно открыть ему еще одну сторону того покрова,
который скрывалъ отъ него всю прелесть того міра мысли,
зианія и поэзіи, в ъ который доляшо ввести его ученіе.
Только находясь подъ постояннымъ обаяніемъ этого впереди его блестящаго свѣта, ученикъ в ъ состояніи такъ ра~
ботать надъ собой, какъ мы того отъ него требуемъ.
Я желаю учредить учебное заведеніе. Я не составляю программы, основанной на своихъ теоретичсескйхъ воззрѣніяхъ, и
не на осяованіи этойпрограммыпріискиваю учителей.но предлагаю всѣмъ людямъ, чувствующимъ призваніе къ сообщенію знаній, читать т ѣ уроки или лекціи, какіе они могутъ.
Само собою разумѣется, что прежній опытъ будетъ руководить насъ въ выборѣ этихъ уроковъ, т.-е. в ъ томъ, что мы
.уя;ѳ не будемъ пробовать преподаваніе тѣхъ предмѳтовъ,
которые неохотно слушаются, мы не станемъ въ русекой
дерѳвнѣ читать испанскій языкъ, астрологію или географію,
т( чно такъ же какъ въ этой же деревнѣ купецъ не откроетъ
лавки хирургическихъ инструментовъ или кринолиновъ.
Мы можемъ предвидѣть требованіе на наше предложеніе,
но окончательный судья вашъ будетъ только опытъ, и мы
не считаемъ себя въ правѣ открыть ни одной лавки, в ъ
которойбымы продавали деготь только съ тѣмъ условіемъ,
чтобы у насъ брали на 10 фун. дегтю фунтъ имбирю или
помады. Мы не заботимся о томъ, какое употребленіе изъ
нашихъ товаровъ будутъ дѣлать потребители; мы вѣримъ,
что они знаютъ, что имъ пужно, и для насъ достагочно
труда угадать ихъ потребность и только отвѣчать на нее.
Очень можетъ быть, что найдется одинъ учитель зоологіи,
одинъ учитель средней исторіи, одинъ—закона Божія и одинъ
топографическаго искусства. Если эти учителя будутъ въ
состояніи сдѣлать свои уроки зашшательными, уроки эти
будутъ полезны, не смотря па всю кажущуюся нѳсоотвѣтственность и случайность, Я не вѣрю въ возможность теоретически придуманнаго гармоничоскаго свода наукъ, новѣрю
въ то, что каждая наука при свободномъ ея преподаваніи
гармонически укладываѳтся въ сводъ знаній каждаго человѣка.
Скажутъ, можетъ-быть, что при такой случайности программы могутъ войти въ курсъ безполезныя, дажѳ вредныя
науки и что многія науки невозможно будетъ преподавать,
потому что учешіки недостаточно для нихъ подготовлены. На
это отвѣчу, во-первыхъ, чтовредныхъ и безполезныхъ наукъ
иѣтъ для кого бы то ни было, и что есть здравый смыслъ
и потребность учениковъ, которые при свободѣ ученія не допустятъ безполезныя.иливредныя науки, если бы такіябыли;
во-вторыхъ, что иодготовленяыеучеяикинужны для дурного
учитѳля, для хорошаго же легче начинать алгебру или аналитическую геометрію съ ученикомъ, не знающішъ ариѳметики, чѣмъ съ ученикомъ, плохо знающимъ ее: легче читать
среднюю исторію ученикамъ, неучившимъ наизусть древней.
Я н е вѣрю,чтобы профессоръ, читающій в ъ университетѣ
дифференціалы и интегралы или исторію русскаго гражданскаго права и который не можѳтъ чптать ариѳмѳтику и русскую исторію въ первоначальной школѣ,—я не вѣрю, чтобъ
онъ былъ хорошій профессоръ.Я не вижу пользы и заслуги
и дажѳ возможности въхорошемъ преподаваніи одной части
лредмета. Главное жѳ, я убѣжденъ, что предложѳніѳ будетъ
отвѣчать всегда натребованіе, что на каждой ступени наукъ
будетъ достаточноѳчисло и учениковъ и учитѳлей.
Для меня одинаково возмутительны гимназія оъ своею
латынью и профессоръ университета съ своимъ радикализмомъ или матеріализмомъ. Ни гимназистъ, ни студентъ неимѣютъ свободы выбора. По моимъ наблюдепіямъ, даже результаты веѣхъ этихъ родовъ воспитанія одинаково уродливы. Р а з в ѣ не очевидно, что курсы ученія наіпихъ высшихъ
учебныхъ заведеній будутъ в ъ X X I столѣтіи казаться нашимъ потомкамъ столь же странньтми, какими намъ кажутся
теперь средневѣковыя школы? Такъ легко притти къ тому
простому заключенію, что если въ исторіи человѣческихъ
знаній не было абсолютныхъ истинъ, а однѣ ошибки постоянно смѣнялись другими, то на какомъ основаніи принуждать молодое поколѣніе усваивать т ѣ знанія, которыя
навѣрное окажутся ошибочными?
Понятенъ университетъ, соотвѣтствующій своему названію и своей основной идеѣ—собранію людей съ цѣлью взаимнаго образоваиія. Такіе университеты, неизвѣстные намъ,
возникаютъ и существуютъ въ разныхъ уголкахъ Россів; в ъ
самыхъ университетахъ въ кружкахъ студентовъ собираются
лгоди, читаютъ, толкуютъ между собой, и, наконецъ, поетановляется правило, какъ собираться и толковать между собой. Вотъ настоящій университетъ.Наши же университеты,
несмотря на в с ѣ пустые толки о мнимой либеральности ихъ
устройства, , суть заведенія, ничѣмъ не отличающіеся по
своей организаціи отъ женскихъ ^^чебішхъ заведеній и кадетскихъ корпусовъ. Какъ кадетскіе корпуса приготовляютъ
офицеровъ, какъ училище правовѣдѣнія—чиновниковъ, татсъ
университеты приготовляютъ чиновниковъ и людей университетскаго образованія. (Это, какъ всѣмъ извѣстно, особый
чинъ, званіе, каста почти).
Публичныя лекціи, число которыхъ постоянно возрастаетъ
къ Европѣ и Америкѣ, наоборотъ, не только не обязываютъ
въ извѣстному кругу знаній, не только не требуютъ вниманія къ себѣ гіодъ угрозой наказанія,- но требуютъ отъ у ч а щихся еще извѣстныхъ пожертвованій, чѣмъ самымъ доказываютъ, в ъ противоположностьпервыхъ, совершенную свободу
выбора и основаній, на которыхъ онѣ строятся. Вотъ что
значитъ вмѣшательство и невмѣшательство школы в ъ воспитаніе. Всли мнѣ скажутъ, что такое невмѣшательство, возможное для высшихъ заведеній и взрослыхъ людей, невозможно для низшихъ и малолѣтнихъ, потому что мы не видимъ
тому примѣровъ— публичныхъ лекцій для дѣтей и т . п —я
отвѣчу, что если мы не станемъ слишкомъ часто понимать
слова школы, а примемъ его въ вышеприведенномъ опредѣленій, то мы для низшей степени знанія и для низшихъ в о з растовъ найдемъ много свободно-образовательныхъ вліяній
безъ вмѣшательства въ воспитаніе, соотвѣтствующихъ в ы с шимъ заведеніямъ и публичнымъ лекціямъ. Таковы выучиванія грамотѣ отътоварищей и братьевъ, таковы народныя дѣт~
м
скія игры, таковы публичныя зрѣлища, райки и т. іг., тякпвы
картины и книги, таковы сказки и пѣсяи, таковы работы и
таковы, наконецъ, попытки яснополянской школы.
„Но что же памъ дѣлать? Неужели такъ п не будетъ
уѣздныхъ училищъ, такъ и не будетъ гимназій, не будетъ
каѳедры исторіи римскаго права? Что же станется съ человѣчествомъ?"— слышу я. Такъ и не будетъ, коли ихъ не
ионадобится ученикамъ, и вы нѳ сумѣете ихъ сдѣлать хорошими. „Но вѣдь дѣти не всегда знаютъ, что имъ нужно,
дѣти ошибаготся и т. дД—слышу я. Я не вхожу въ такой
споръ. Этотъ споръ привелъ бы насъ къ вопросу: правдали
предъ судомъ человѣка природа человѣка? іі проч. Я этого
не знаю и на это поприще не становлюсь; я только говорю,
что если мы можемъ знать, чему учить, то не мѣшайте мнѣ
учить насильно русскихъ дѣтей французскому языку, средневѣковой генеалогіи и искусству красть. Я в с е докажу такъ
же, какъ и вы.—Такъ и не будетъ гимназіи и латинскаго
языка. Что жѳ я буду дѣлать?—опять слышу я.
Не бойтесь, будетъ и латынь, и риторика, будутъ еще
сотню лѣтъ, и будутъ только потому, что лѣкарство куплено,
надо его выпить (какъ говорилъ одинъ больной). Едва ли
еще черезъ сто лѣтъ мысль, которую я, можетъ быть, неясно,
неловко, нѳубѣдительно выражаго, сдълается общимъ достояніемъ; едва ли черезъ сто лѣтъ отживутъ всѣ готовыя заведенія—училища, гимназіи, университеты,—и вырастутъ свободно сложившіяся заведенія, имѣющія своимъ основаніемъ
свободу учащагося поколѣнія.
Каждый шагъ философіи, недагогики впередъ состоитъ
только в ъ томъ, чтобъ освобождать школу отъ мысли обученія молодыхъ поколѣній тому, что старыя поколѣнія считали наукою, къ мысли обученія тому, что лежитъ в ъ потребностяхъ ыолодыхъ поколѣній. Одна эта общая и, вмѣстѣ
съ тѣмъ, противорѣчащая сама себѣ, мысль чувствуется во
всей исторіи педагогики,—общая, потому что всѣ требуютъ
большоймѣры свободы школъ; противорѣчащая, потому что
каждый предписываетъ законы, основанные на своей теоріи,
и тѣмъ самымъ стѣсняетъ свободу.
Почти каждаго изъ насъ заставляли маленькаго ѣсть за
столомъ непремѣнно съ хлѣбомъ, почему-то тогда не хотѣлось, а теперь хочется ѣсть съ хлѣбомъ. Почти каждаго изъ
насъ заставляли держать перо вытянутыми пальцами, и мы
всѣ держали- перо скрючивши пальцы, потому что они были
коротки, а теперь вытягиваемъ пальцы. Спрашивается: за
что яасъ такъ мучили, тогда какъ это пришло само собой.
когда понадобилось? Не придетълиэта охота и потрѳбност...
знанія во всемъ точно такъ же?
II. С в о б о д а и н а с и л і е в ъ ш к о л ѣ .
ІІускай учатъ, насколько умѣютъ; пускай учатся, насколько хотятъ.
Невмѣшательство школывъ дѣло образованія значитъневмѣшательство школы в ъ образованіе (формированіе) вѣрованій, убѣжденій и характера образовывающагося. Достигается же это невмѣшательство предоставленіемъ образовывающемуся полнойсвободывоспринимать то ученіе, которое
согласно с ъ еготребованіемъ,котороеонъ хочетъ воспринимать настолько, насколько емунужно, яасколько онъхочетъ,
п укловяться отъ того ученія, которое ему не нужно и котораго онъ не хочетъ.
Какъ учить? Какой наилучшій методъ?—есть вопросъ о
томъ, какое отношеніе между учащимъ и учащимся будетъ
наилучшее. Никто, вѣроятно, не станетъ спорить, что наилучшее отношеніе между учителемъ и учениками есть отношеніе естественности, что противоположное естественному
отношенію есть отяошеніе принудительности. Если это такъ,
то мѣрило всѣхъ методовъ состоитъ въ большей или меньшей естественности отношеній и потому в ъ меньшемъ или
большемъ принужденіи при ученіи. Чѣмъ с ъ меньшимъ принужденіемъ учатся дѣти, тѣмъ методъ лучше; чѣмъ събольшимъ, тѣмъ хуже,
Говорятъ, науканоситъ въ себѣ воспитательный элементъ;
это справедливо и несправедливо, и в ъ этомъ положеніи лежитъ основная ошибка существующаго парадоксальнаго
взгляда на воспитаніе. Наука есть наука и ничего не носитъ
въ себѣ. Воспитательный же элементъ лежитъ в ъ преподаваніи наукъ, въ любви учителя к ъ своей наукѣ и в ъ любовной передачѣ ея, в ъ отношеніи учителя къ ученику.
Хочешь наукой воспитать ученика, люби свою науку и знай ее,
и ученики полюбятъ и тебя и науку, и ты воспитаешь ихъ;
но самъ не любишь ее, то сколько бы ты ни заставлялъ
учить, яаука не произведетъ воспитательнаго вліянія. И
тутъ опять одно мѣрило, одно спасеніе, опять та же свобода
учениковъ слушать или не слушать учителя, воспринимать
или не воспринимать его воспитательное вліяніе, то-есть
имъ однішъ рѣшить, знаетъ ли онъ и любитъ лисвою науку.
Итакъ, чЬмъ же будетъ школа при невмѣшатѳльствѣ
въ воспитаніе.
Всестороннею и самою разнообразною сознательною д ѣ я тельностыо одного человѣка на другого съ цѣлью передачи
знаній (шзігисѣіоп), не принуждая учащагося ни прямо насильственно, ни дипломатически воспринимать то, что шімъ
хочется. Школа яе будетъ, можетъ-быть, школа, какъ мы ѳе
іюнимаемъ,—еъ досками, лавками, каѳедрами учительскими
или профеесорскими, — она, можетъ-быть, будетъ раекъ,
геатръ, библіотека, музей, бесѣда. Сводъ наукъ, программы,
можетъ-быть, вездѣ сложатся совеѣмъ другія.
Публичныя лѳкціи, музеумъ суть лучшіе образцы школъ
безъ вмѣшательства въ воспитаніе. Университѳты суть образцы школъ со вмѣшательствомъ в ъ дѣло воспитанія. В ъ
этихъ заведеніяхъ ученики связаны опредѣленнымъ курсомъ, программою, сводомъ избранныхъ наукъ, связаны
требованіемъ экзаменовъ и преимущественно основаннымъ
на нихъ, то есть на экзаменахъ, предоставленіемъ правъ.
или, что будетъ вѣрнѣе, лшпеніемъ правъ в ъ случаѣ несоблюденія предписанныхъ условій.
ІІансіоиы нисколько не уродливѣе гимназій, университетовъ. В ъ основаніи тѣхъ и другихъ лежитъ одияъ и тотъ
:ке принципъ: признанноѳ за однимъ человѣкомъ или небольшимъ собраніемъ людей право дѣлать изъ другихъ
людей такихъ, какихъ имъ хочется.
Есть в ъ щколѣ что-то неопредѣленное, почти не подчиняющееся руководству учителя, что-то совершенно неизвѣстное в ъ наукѣ педагогики и вмѣстѣ съ тѣмъ составляющее сущность успѣшности ученія—это духъ школы. Этотъ
духъ подчияенъ извѣстяымъ законамъ и отрицательному
вліянію учителя, т. е., что учитель долженъ избѣгать нѣкотррыхъ вещей, для того, чтобы нѳ уничтожить этотъ д у х ъ .
Духъ школы, напримѣръ, находится всегда в ъ обратномъ
отношеяіи къ принужденію и дорядку школы, в ъ обратномъ
отношеніи къ вмѣшательству учителя въ образъ мышленія
учениковъ, в ъ прямомъ отношевіи къ числуучениковъ, в ъ
обратномъ отношеніи къ продолжительности урока и т. п.
Этотъ духъ школы есть что-то быстро сообщающееся даже
учителю, выражающееся, о^евидно, въ звукахъ голоса, въ
глазахъ, в ъ движеніяхъ, въ напряжнности соревнованія, чтото весьма осязательное, необходимое и драгоцѣннѣйшее и
потому долженствующее быть цѣлью всякаго учитѳля.
Какъ слюна во рту необходима для пищеваренія, но непріятна и излишня безъ пищи, такъ и этотъ духъ напряженнаго оживленія, скучный и непріятный внѣ класса, есть
необходимоѳ условіе принятія умственной пищи.
Настроеніе это выдумывать и искусственно приготовлять
нѳльзя, да и не яужно, ибо оно всѳгда само собой является.
Вы спрапшваѳте одного, другому хочется разсказать, оЬъ
внаетъ, онъ, перѳгнувшись къ вамъ, смотритъ на васъ во
всѣ глаза, насилу можетъ удержать свои слова, жадно слѣдитъ за разсказчикомъ и непропуститъ ему ниодной ошибки;
спросите его, и онъ разскажетъ страстно, и то, что онъ разскажетъ, навсегда врѣжется в ъ его памяти.
Но продержите его в ъ такомъ напряженіи, не позволяя
ему разсказывать, полчаса, онъ станетъ заниматься щипаньемъ сосѣда.
Но когда оживленіе это в ъ большомъ классѣ такъ сильно,
это мѣшаетъ учителю руководить классомъ, какъ же тогда,
кажется, не прикрикнуть на дѣтей и нѳ подавить этого
духа! Если ояшвленіе это имѣетъ предметомъ урокъ, то
лучше и желать нечего. Если же оживленіе это перешло
на другой предметъ, то виноватъ былъ, учитель, нѳ руководившій этимъ оживленіемъ.
Задача учителя, которую почти каждый исполняетъ безсознательно, состоитъ въ томъ, чтобы постоянно давать
пищу этому оживленію и постоянно отпускать поводья ему.
Я опытомъ убѣдился въ томъ, что нѣтъ ничего вреднѣе
для развитія ребенка такого рода одиночяаго спрашиваня
и вытекающаго изъ него начальническаго отношенія учителя къ ученику, и для меня нѣтъ ничего возмутительеѣе
такого зрѣлища. Большой человѣкъ мучаетъ маленькаго,
ие имѣя на то никакого права. Учитель знаетъ, что ученикъ
мучаѳтся, краснѣя и потѣя, и стоя передъ нимъ; ему самому
скучно и тяжело, но у него есть правило, по которому
нужно пріучать ученика говорить одного.
На деревнѣ встаютъ съ огнемъ. Уже давно виднѣются
изъ нашей школы огни въ окнахъ, ичерезъ полчаса послѣ
звонка, въ туманѣ, въ дождѣ или въ косыхъ лучахъ осенняго солнца, появляются в а буграхъ (деревня отдѣлена отъ
школы оврагомъ) темныя фигурки по д в ѣ , по три и по одиночкѣ. Табунное чувство уже давно исчезло въ ученикахъ.
Уже нѣтъ необходимости ему дожидаться и кричать: „эй,
ребята, въ училище!" Ужъ онъ знаетъ, что училищесрѳдняго рода, много кое-чего другого знаетъ, истранно,—вслѣдствіеэтого яе нуждается в ъ толпѣ. Пришло емувремя. онъ
и идетъ.
Мнѣ с ъ каждымъ днемъ кажѳтся что всѳ самостоятѳльнѣе и самостоятельнѣѳ дѣлаются личности и рѣзче ихъ характеры.
Дорогой почти никогда я не видалъ, чтобы ученики играли, нешто кто изъ самыхъ маленькихъ или изъ вновь
поступившихъ, начатыхъ в ъ другихъ школахъ.
3
Съ собой никто ничего нѳ несетъ—ни книгъ, ни тетрадокъ. Уроковъ на домъ не задаютъ.
Мало того, что въ рукахъ ничего не несутъ, имъ нѳчего
іі въ головѣ нести, никакого урока, ничего, сдѣланнаго вчера
онъ не обязанъ помнить нынче. Вго не мучаетъ мысль о
предстоящемъ урокѣ. Онъ несетъ только себя, свою воспріішчивую натуру и увѣренность в ъ томъ, что въ школѣ нынче
бупетъ весело такъ же, какъ вчера. Онъ не думаетъ о
классѣ до тѣхъ поръ, пока классъ не начался.
Никогда никому не дѣлаютъ выговоровъ за опаздыванье.
и никогда не опаздываютъ, яешто старшіе, которыхъ отцы
другой разъ задержатъ дома какою-нибудь работой. й тогда
этотъ большой рысью, запыхавшись, прибѣгаетъ зъ школу.
Положимъ,по расписанію, въ первомъ, младшемъ,классѣ—
механическое чтеніѳ, во 2-мъ—постепенное чтеніе, въ 3-мъ—
математика. Учитель приходитъ въ комнату, и на полу лежатъ и пищатъ ребята: „мала куча!" или: „задавили ребята!"
или: „будетъ, бросьвискп-то!" ит. д. „Петръ Михайловичъ!—
кричитъ снизу кучи голосъ входящему учителю,—вели имъ
броспть".—„Здраветвуй, Петръ МпхайлоБичъ!" кричатъ другіе, продолжаясвоювозню.Учитель беретъкнижки, раздаетъ
тѣмъ, которые съ нимъ пошли къ шкафу; изъ кучи яаполу
нерхніе, лежа, требуютъ книжку, куча понемногу уменьшается. Какъ только большинство взяло книжки, всѣ остальные уже бѣгутъ къ шкафу и кричатъ: ,,й мнѣ, и мнѣ! Дай
мнѣ вчерашнюю, а мнѣ колщовуюі* и т. п. Ежели останутся еще какіѳ-нибудь два разгоряченные борьбой, продолжающіе валяться на полу, то сидящіе съ книгами кричатъ на
нихъ: „Что вы тутъ замѣшались?.. Ничего не слышно. В у дѳтъ". Увлеченные покоряются и, запыхавшись, берутся за
книги, и только въ первое время, сидя за книгой, поматываютъ ногой отъ неулегшагося волненія. Духъ войны улетаетъ, чтеніе воцаряется въ комнатѣ.
Съ тѣмъ же увлеченіемъ, съ какимъ онъ дралъ зависки
Митьку, онъ теперь читаетъ колъцовую (такъ называется у
пасъ сочиненіе Кольцова) книгу чуть нестиснувъ зубы, блестя глазенками и ничѳго не видя вокругъ себя, кромѣ своей
книги. Оторвать его отъ чтенія столько же яужно усилія.
сколько прежде отъ борьбы.
Садятся они гдѣ кому вздумается: на лавкахъ, столахъ,
подоконникѣ, полу и креслѣ. Дѣвочки садятся всегда вмѣстѣ.
Друзья односѳльцы, особенномаленькіе (между ними болыне
товарищества),—всегда рядомъ. Какъ только одинъизънихъ
рѣшитъ, что садится въ тотъ уголъ, всѣ товарищи, толкаясь и ныряя подъ лавками, пролѣзаютъ туда же, садятся
рядомъ и, оглядываясь кругомъ, представляютъ на лицѣ такой видъ счастья и удовлетворенности, какъ будто они уже
навѣрное на всю остальную жизнь будутъ счастливы, у с ѣ в шись на этихъ мѣстахъ. Большоѳ кресло, какъ-то попавшеѳ
въ комнату, представляетъ предметъ зависти для болѣе са-
мостоятел ьныхъ личностей—длядворовой дѣвочки и другихъ.
Какъ только одинъ думаетъ с ѣ с т ь в ъ кресло, другой уже по
его виду узнаетъ егонамѣреніе, иони сталкиваются, мнутся.
Одинъ выжимаетъ другого, и перемявшій разваливаѳтсяголовой гораздо ниже спинки, но читаѳтъ такжѳ, какъ и в с ѣ ,
весь увлеченный своимъ дѣломъ.
Во время класса я никогда не видалъ, чтобы шептались,
щипались, смѣялись потихоньку, фыркали в ъ руку и жаловались д р у г ъ на друга учителю. Когда заученный у пономаря
или в ъ уѣздномъ училищѣ ученикъ приходитъ с ъ такою
жалобой, ему говорятъ: что же ты самъ не щипешься?
Д в а младшіекласса разбираются в ъ одной комнатѣ; старшій—идетъ в ъ другую. Учитель приходитъ в ъ первый классъ,
в с ѣ обступаютъ его у доски или на лавкахъ, ложатся или
садятся на столѣ вокругъ учителя или одного читающаго.
Ежели это писаніе, они усаживаются попокойнѣе, но безпрестанно встаютъ, чтобы смотрѣть тетради д р у г ъ у друга и
показывать учителю.
По росписанію до обѣда значится 4 урока, выходитъ
иногда трпилп два, а иногда совсѣмъ другіе предметы. Учитель начнетъ ариѳметику иперейдетъ къ геометріи, начнетъ
священную ігсторію, а ко нчитъ грамматикой. Иногда увл ечется
учитель и ученики, и вмѣсто одного часа классъ продолжается
три часа. Вываетъ, что ученики сами кричатъ: „нѣтъ, еще,
еще!" и кричатъ па тѣхъ которымъ надоѣло. „Надоѣло,
такъ ступай къ маденькимъ", говорятъ они презрительно.
В ъ классъ Закона Божія, который одинъ только бываетъ
регулярно, потому что законоучитель живетъ за д в ѣ версты
и бываѳтъ два раза в ъ недѣлю, и въ классъ рисованіявсѣ
ученики собираются вмѣстѣ.
Передъ этими классами оживленіе, возня, крики и внѣшній
бёзпорядокъ бываютъ самыѳ сильные: кто тащитъ лавки изъ
одной комнаты в ъ д р у г у ю , к т о дерется, кто домой (надворню)
бѣжитъ за хлѣбомъ, кто пропекаетъ этотъ хлѣбъ в ъ печкѣ,
кто отнимаетъ что-нибудь у другого, ктодѣлаетъ гимнастику,
и опять такъ же, какъ и в ъ утреннихъ возняхъ, гораздо
легче оставить ихъ самихъ успокоиться и сложиться в ъ
свой естественный порядокъ, ч ѣ м ъ насильно разсадить ихъ.
При тѳперѳшнемъ д у х ѣ школы остановить ихъ физически
невозможно. Чѣмъ громче кричитъ учитель, — это случалось,—тѣмъ громче кричатъ они: его крикъ только возбуждаетъ ихъ. Остановишь ихъ или, если удастся,увлечешь ихъ
в ъ другую сторону, и это маленькое море начнетъ колыхаться в с ѳ рѣже и рѣжѳ и уляжется. Даже болыпею частью
и говорить ничего не нужно.
Классъ рисованія, любимый классъ для в с ѣ х ъ , бываетъ въ
полдень, когда ученшш оголодались, насидѣлись ч а с а три, а
т у т ъ еще нужно переносить лавки и столы изъ одной комнаты в ъ другуго, и возня поднимается страшная; но, несмотря на то, какъ только учитель готовъ, ученики готовы, и
тому, кто задерживаетъ начало класеа,доетанется отъ нихъ
же самихъ.
Школа развивалась свободно изъ началъ, вносимыхъ въ
нее учителемъ и учениками. Несмотря на все преимущество
вліянія учителя, ученикъ всегда имѣетъ право неходить в ъ
школы и даже, ходя въ школу, не слушать учителя. Учитель
имѣлъ право не пускать къ себѣ ученика и имѣлъ возможность дѣйствовать всею силою своего вліянія на болыпинство учениковъ, на общество, всегда составляющееся изъ
школьниковъ.
Чѣмъ дальше идутъ ученики, тѣмъ больше развѣтвляется
преподаваніѳ и тѣмъ необходимѣе становится порядокъ.
Вслѣдствіе того, при нормальномъ, не насильственномъ развитіи школы, чѣмъ болѣе образовыватотся ученики, тѣмъ они
становятся способнѣе къ порядку, тѣмъ сйльнѣе чувствуется
ими самими потребность порядка и тѣмъ сильнѣе на нихъ
въ этомъ отношеніи вліяніе учителя.
По моему мнѣнію, внѣшній безпорядокъ этотъ полезенъ
и незамѣнимъ, какъ онъ ни кажется страннымъ и неудобнымъ для учит^ля. 0 выгодахъ этого устройства мнѣ часто
придется говорить, о мнимыхъ же яеудобствахъ скажу слѣдующее.
Во-первыхъ, безпорядокъ этотъ, или свободный порядокъ,
страшенъ намъ только потому, что мы привыкли къ совсѣмъ
другому, въ которомъ сами воспитаны.
Во-вторыхъ, въ этомъ, какъ и во многихъ подобныхъ случаяхъ, насиліе употребляется только вслѣдствіе поспѣшности и недостатка уваженія къ человѣческой природѣ. Намъ
кажется, безпорядокъ растетъ, дѣлается все больше и болыпе,
и нѣтъ ему предѣловъ; каягется, что нѣтъ другого средства
прѳкратить его, какъ употребить силу, а стоило только немного подождать, и безпорядокъ (или оживленіе) самъ естественно улегся бы и улегся бы въ порядокъ гораздо лучшій
и прочнѣйшій, чѣмъ тотъ, который мы выдумаемъ.
НІкольники—люди, хотя и маленькіе, но люди, имѣющіе
тѣ же потребности, какія и мы, и тѣмиже путями мыслящіе;
они всѣ хотятъ учиться, затѣмътолько и ходятъвъ школу,
и потому имъ весьма легко будетъ дойти до заключенія, что
нужно подчиняться извѣстнымъ условіямъ для того, чтобы
учиться.
Подчиняясь законамъ только ѳстественнымъ, вытекающимъ изъ природы, они не возмущаются и не ропщутъ; подчиняясь вашѳму преждевременному вмѣшательству, они не в ѣ рятъ въ законность вашихъ звонковъ, расписаній и нравилъ.
Иногда, когда классы бываютъ интересны и ихъ было
много (иногда бываетъ до семиболынихъ часовъ в ъ день), и
ребята устали, или передъ праздникомъ, когда дома печки
приготовлены париться, в д р у г ъ , яе говоря ни слова, на второмъ или третьемъ послѣобѣденномъ классѣ два или три
мальчика забѣгаютъ в ъ комкату п спѣша забираютъ шапки.
, Л т о вы?*—„Домой\—„А учиться? В ѣ д ь пѣніе!"—А ребята
говорятъ „домой!" отвѣчаетъ онъ, ускользая за своей шапкой. „Да кто говорйтъ?"—- „Ребята пошли!>—„Какъ же такъ?—
спрашиваетъ озадаченный учитель, приготовившій свой
урокъ.—„Останься!" Но въ комнату вбѣгаетъ другой мальчикъ съ разгоряченнымъ, озабоченнымъ лицомъ. „Что
стоишь?"—сердито нападаетъ онъ на удержаннаго. который
зъ нерѣшительности заправляетъ хлопки в ъ шапку:—ребята у ж ъ во-онъ г д ѣ , у кузни у ж ъ небось".—„Пошли?" —•
,Пошли\ й оба бѣгутъ вонъ, изъ-за двери крича: „Прощайте, Иванъ й в а н о в и ч ъ \
й кто такіе эти ребята, которые рѣшили итти домой,
какъ они рѣшили. Богъ ихъ знаетъ. Кто именно рѣшилъ, вы
никакъ не найдете. Они не совѣщались, не дѣлали заговора,
а такъ вздумали ребята домой. „Ребята идутъ!" и застучали
ножками по стуненькамъ, кто котомъ свалился со стуиеней,
и, подпрыгивая и булдыхаясь в ъ снѣгъ, обѣгая по узкой дорожкѣ другъ друга, съ крикомъ побѣжали домой ребята.
Такіе случаи повторяются разъ, два вънедѣлю. Оно обидно
и яепріятно для учителя, кто не согласится съ этимъ; но
кто не согласится тоже, что вслѣдствіе одного такого случая насколько большее значеніе получаютъ тѣ пять, шесть,
а иногда семь уроковъ въ день для каждаго класса, которые
свободно и охотно выдерживаютея каждый день учениками.
Только при повтореиіи такихъ случаевъ можно б ы т ь у в ѣ реннымъ, что преподаваніе, хотя и недостаточное и односторояяее, не совсѣмъ дурно и не вредно.
г
Бжели бы вопросъ былъ поставленъ такъ: что лучше—
чтобы въ продолжеиіе года яе было ни одного такого случая ііли чтобы случаи эти повторялись больше, чѣмъ наполовину уроковъ? мы бы выбрали послѣднее. Я , по крайней
мѣрѣ, в ъ яснополянской яіколѣ былъ радъ этимъ, нѣсколько
разъ въ мѣсяцъ повторявшимся случаямъ. Несмотря на частыя повторенія ребятамъ, что они могутъ уходить всегда,
когда имъ хочется, вліяніе учителя такъ сильно, что я боялся лослѣднее время, какъ бы диециплина классовъ, расписаній и отмѣтокъ, незамѣтно для нихъ, не стѣснила ихъ
свободы такъ, чтобъ они совсѣмъ не покорились хитрости
нашей разставленной сѣти порядка, чтобы не утратили возможности выбора и протеста.
Ежели они продолжаютъ ходить охотно, несмотря на предеетавленную имъ свободу, я никакъ не думаю, чтобъ это
доказывало особенныякачества яснополянской школы; я ду-
маю, что въ болыпей части школъ то же самое бы повторилось и что желаніе учиться в ъ дѣтяхъ такъ сильно,
что для удовлетворенія этого желанія они подчинятся многимъ труднымъ условіямъ и простятъ много недостатковъ.
Возможность таклхъ убѣганій полезна и необходима
только какъ средство застрахованія учителя отъ самыхъ
сильныхъ и грубыхъ ошибокъ и злоупотреблеяій.
Учителя составляютъ дневники своихъ занятій, которые
сообщаютъ другъ другу по воскресеніямъ, и сообразно тому
составляютъ себѣ планы преподаванія на будущую недѣлю.
Планы эти каждую недѣлю не исполняютея, а измѣняются
сообразно требованіямъ учениковъ.
Для учителей послѣдствія такого отношенія были тѣ, что
учителя не считали наилучшею ту методу, которую знали, а
старались узнать другія методы, старались сближаться съ
другими учителями, чтобы узнавать ихъ пріемы, испытывали
новые пріемы и, главное, постоянно учились сами. Учитель
никогда нѳ позволялъ себѣ думать, что въ неуспѣхѣ виноваты ученики,—ихъ лѣность, шаловливость, тупоуміе, глухота, косноязычіе,—а твердо зналъ, что въ неуспѣхѣ виноватъ только онъ, и на каждый недостатокъ ученика или учениковъ учитель старался отыскать средство. Для учениковъ
послѣдствія были тѣ, что они охотно учились, всегда проеили учителей о зимнихъ вечернихъ классахъ и были совершенно свободны въ классѣ, что, по моему убѣжденію и опыту,
есть главное условіе успѣшнаго хода ученія. Между учителями и учениками всегдаустанавливались дружескія, естеетвенныя отношенія, при которыхъ только и возможно учителю
узнать вполнѣ своихъ учениковъ. Если бы опредѣлять,
по внѣшнему первому впечатлѣнію школы, различіе между
церковной, нѣмецкой и моей, то главное различіѳ будетъ
такое: въ церковной школѣ слышно особенное, неестественнооднообразное кричаніе всѣхъ учениковъ и изрѣдка строгіе
крики учителя; въ нѣмецкой слышенъ одинъ голосъ учителя
иизрѣдка робкіе голосаучениковъ; въ моей—слышны громкіе голоса учителей и учениковъ почти вмѣстѣ.
Для пріемовъ обученія послѣдствія были тѣ, что ниодинъ
пріемъ обученія не принималея и нѳ откидывался потому,
что онъ нравился или не нравился, а только потому, усваивался или не усваивался онъ учениками безъ принужденія.
В ъ той мысли, что для успѣшнаго обученія нуяшо пе
принужденіе, а возбужденіе интереса ученика, согласнывсѣ
педагоги противяой мнѣ школы. Разница между нами только
та, что это положеніе о томъ, что ученіе должно возбуждать
интерѳсъ ребенка, у нихъ затеряно в ъ числѣ другихъ, противорѣчащихъ этому положенію о развитіи, в ъ которомъ
они увѣрѳны и к ъ которому принуждаготъ; тогда к а к ъ я
возбуждензе интереса въученикѣ, наивозможнѣйшеѳ облегченіе и потому непринужденность и естественность ученія
считаю основнымъ и единственнымъ мѣриломъ хорошаго
и дурного ученія.
Всякое движѳніе впѳрѳдъ педагогики, если мы внимательно разсмотримъ исторію этого дѣла, состоитъ только
въ большѳмъ и большемъ приближеніи к ъ естественности
отношеній между учителемъ и учениками, в ъ меньшей принудительности и въ большей облегченности ученія.
Авторъ говоритъ, что успѣхъ школы зависитъ отъ люови.
Но любовь не случайна. Любовь можетъ быть только при
свободѣ. Во в с ѣ х ъ школахъ, основанныхъ с ъ убѣжденіями
Ясной Поляны, повторялось то же явленіѳ: учитель влюблялся в ъ свою школу; а я знаю, что тотъ же учитель, со
всевозможною идеализаціей, гтемогъ бывлюбитьсявъ школу,
гдѣ сидятъ на лавкахъ, ходятъ по звонкамъ и сѣкутъ по
субботамъ.
III. О с п р а в е д л и в о с т и и н а н а з а н і я х п ь .
Я убѣждѳнъ, что школа не должна вмѣшиваться в ъ
дѣло воспитанія, подлежащеѳ только семейству; что школа
не должна и нѳ имѣетъ права награждать и наказывать;
что лучшая полиція и администрація школы состоятъ в ъ
предоставленіи полной свободы ученикамъ учиться и в ѣ даться между собой, какъ хочется.
Я взглянулъ в ъ лицо наказаннаго, еще болѣѳ блѣдное,
страдающеѳ и жѳстокое, вспомнилъ почему-то колодниковъ,
и мнѣ такъ вдругъ стало совѣстно и гадко, что я сдернулъ с ъ него глупый ярлыкъ, вѳлѣлъ ему идти, куда онъ
хочетъ, и убѣдился вдругъ—не умомъ, а всѣмъ существомъ убѣдился,—что не имѣю право мучить этого несчастнаго ребѳнка и что я нѳ могу сдѣлать изъ него то, что бы
мнѣ хотѣлось изъ него сдѣлать.
Я убѣдился, что ѳсть тайны души, закрытыя отъ насъ.
на которыя можетъ дѣйствовать жизнь, а не нравоучѳнія
и наказанія.
И что за дичь? Мальчикъ укралъ книгу, цѣлымъ длиннымъ, многосложнымъ путемъ чувствъ, мыслей, ошибочныхъ
умозаключеній приведенъ былъ къ тому, что взялъ чужую
книжку и зачѣмъ-то заперъ ее въ свой сундукъ, а я налѣпляю ему бумажку со словами; „воръ\ которыя значатъ совсѣмъ другоеІЗачѣмъ? „Наказать его стыдомъ",скажутъмнѣ.
Наказать его стыдомъ? Зачѣмъ? Что такое стыдъ? И развѣ извѣстно, что стыдъ уничтожаетъ наклонность къ воровству?
Можетъ-быть, онъ поощряетъ ее. То, что выражалось на его
лицѣ, можетъ-быть, было не стыдъ. Дая^е навѣрно я знаю, что
это былъ не стыдъ, а что-то совсѣмъ другое, что, можетъ-быть,
спало бы всегда в ъ его душѣ и что не нужно было вызывать.
Пускай тамъ, въ мірѣ, который называютъ дѣйствительнымъ, въ мірѣ Пальмегрстоновъ, Кайэнъ, въ мірѣ, г д ѣ разумно не то, что разумно, а то, что дѣйствительно,—пускай
тамъ люди, сами наказанные, выдумаютъ себѣ права и обязанности нак$зывать. Нашъ міръ дѣтей—людей проетыхъ, независимыхъ—долженъ остаться чистъ отъ самѳобразованія и
преступной вѣрывъ законность наказанія, вѣры и самообманыванія въ то, что чувство мести становится справедливымъ, какъ скоро его назовемъ наказаніемъ...
Вѣдь дѣло въ томъ, что выгодно ли, яевыгодно ли для
внѣшняго успѣха дѣла любовное (не насильственное) обращеяіе съ учениками, вы не можете обращаться иначе. Одно,
что можно сказать навѣрное, это то, что добро будитъ добро
въ сердцахъ людей и навѣрное производить это дѣйствіе,
хотя оно и не видно.
Одна такая драма, что вы уйдете отъ учениковъ, заплачете
(если они узнаютъ), одна такая драма оставитъ въ сердцахъ
учениковъ большіе,болѣе важные слѣды,чѣмъ сотни уроковъ.
Мнѣ удалось какъ будто подмѣтить чувство справедливости, руководившее толпой; но сколько разъ рѣшаются такія
дѣла такъ, что не поймешь, на основаніи какого закона, но
рѣшаются, удовлетворяя обѣ стороны. Какъ произвольны и
несправедливы въ сравненіи съ этимъ всѣ воспитательные
пріемы въ такихъ случаяхъ!
„Выобавиноваты—станьте на колѣни!" говоритъ воспитатель, и воспитатель не правъ, потому что вияоватъ одинъ, и
этотъ одинъ торжествуетъ, стоя на колѣнкахъ и пережевывая
свою не всю вылившуюся злобу,и вдвойнѣ наказанъневинный.
Или: „ты вияоватъ въ томъ, что то-то и то-то сдѣлалъ,
и будешь наказанъ", скажетъ воспитатель, и наказанный
еще болыпе ненавидитъ своеговрага зато, что на его сторонѣ
деспотическая влаеть, закояности который онъне признаетъ.
йли: „прости его, такъ Богъ велитъ, и будь лучше его",
скажетъ воспитатель. Вы ему говорите: будь лучше его, а
онъ хочетъ быть только сильнѣе и другого лучше нѳ повимаетъ и не можетъ понимать.
Или: „вы оба виноваты—попросите д р у г ъ у г р у г а прощенія и поцѣлуйтесь, дѣтки". Это уже хуже всего—и по не~
правдѣ, выдуманности этого поцѣлуя, и потому, что утихавшее дурное чувство тутъ вновь загорается.
А оставьте ихъ однихъ, ежели вы не отецъ, не мать, которымъ просто жалко свое дѣтище и которые потому всегда
правы, оттаскавъ за вихры того, кто прибилъ ихъ сына;
оставьте ихъ и посмотрите, какъ все это разъясняется и
укладывается такъ же просто и естественно и в м ѣ с т ѣ такъ
же сложно и разнообразно, какъ в с ѣ безсознательныя жпзненныя отношенія.
ІѴ,
Воспитаніе и гармоническое развитіе
лов-Ьческой личности.
че-
Восшітывая, образовывая, развивая или, какъ хотите,
дѣйствуя на ребенка, мы должны имѣть и имѣемъ безсознательно одну цѣль—достигнуть наибольшей гармоніи в ъ смыс л ѣ правды, красоты и добра. Если бы время не шло, если
быребенокъ не жилъ всѣми своими сторонамщмы бы спокойно
могли достигнуть этой гармоніи, добавляя тамъ, г д ѣ намъ
кажется недостаточнымъ, и убавляя тамъ, г д ѣ намъ кажется лишнимъ. Но ребенокъ живетъ, каягдая сторона его
существа стремится къ развитію, перегоняя одна другую,
и большею частью самое двия^еніе впередъ этихъ сторонъ
его существа мы принимаемъ за цѣль и содѣйствуемъ только
развитію, а не гармоніи развитія. В ъ этомъ заключается
в ѣ ч н а я ошибка в с ѣ х ъ педагогическихъ теорій. Мы видимъ
свой идеалъ виереди, когда онъ стоитъ сзади насъ.
Волыпею частью воспитатели выпускаютъ изъ виду, что
дѣтскій возрастъ есть первообразъ гармоніи, и развитіе ребенка, которое независимо идетъ по неизмѣннымъ законамъ,
принимаютъ за цѣль. Развитіе ошибочно принимается за
цѣль потому, что съ воспитателями случается то, что
бываетъ съ плохими ваятелями.
Вмѣсто того, чтобы стараться остановить мѣстное преувеличенное развитіе или остановить общее развитіе, чтобы
подождать новой случайности, которая уничтожитъ происшедшую неправильность, какъ плохой скульпторъ, вмѣсто
того, чтобы соскоблить лишнее, налѣпливаетъ все больше и
больше, такъ и воспитатели, какъ будто объ одномъ только
стараются, какъ б ы н е прекратился процессъ развитія, и если
думаютъ о гармоніи, то всегда стараются достигнуть ея, приближаяськънеизвѣстномудлянасъпервообразувъбудущемъ,
у д а л я я с ь отъ пѳрвообраза в ъ настоящемъ и прошедшемъ.
К а к ъ бы ни неправильно было развитіе ребенка, всегда
остаются эъ дѳмъ дервобнтныя черты гармоніи. Еще
умѣряя, іто крайней мѣрѣ, не содѣйствуя развитію, можт>
яадѣяться получить хотя нѣкоторое приближеніс къ хгравильности и гармоніи. Но мы такъ увѣрены въ себѣ, такъ
мечтательно преданы лояшому идеалу взрослаго совершенства, такъ нетерпѣливы мы къ близкимъ намъ неправильностямъ и такъ твердо увѣрены въ своей силѣ исправить ихъ,
такъ мало умѣемъ ионимать и цѣнить первобытную красоту
ребенка, что мы скорѣе, какъ можно скорѣе раздуваемъ, залѣпляемъ кидающіяся намъ въглаза неправильности,исправляемъ, воспитываемъ ребенка. То одну сторону надо сровнять
съ другой, то другую надо сровнять съ первой. Ребенкаразвиваютъ все дальше и дальше, и все дальшѳ и далыпе удаляются отъ бывшаго и уяичтоженнаго первообраза, и все невозможнѣе и невозможнѣе дѣлается достиженіе воображаемаго первообраза совершенства взрослаго человѣка.
Идеалъ иашъ сзадщ а не впереди. Воспитаніе портитъ, а
не исправляетъ людей. Чѣмъ больше испорченъ ребенокъ,
тѣмъ меньше нужно его воспитывать, тѣмъ больше нужно
ему свободы.
Здоровый ребенокъ родится на свѣтъ, вполнѣ удовлетворяя тѣмъ требованіямъ безусловной гармоніи въ отношеніи
правды, красоты и добра, которыя мы носимъ въ себѣ; онъ
близокъ къ неодушевленнымъ существамъ—къ растенію, къ
животному, къ природѣ, которая постоянно представляетъ
для насъ ту правду, красоту и добро, которыхъ мы ищемъ
я желаемъ.
Но каждый часъ въ жизни, каждая миыута времени увеличиваетъ пространство, количество и время тѣхъ отношеній,
которыя во время его рожденія находились въ совершенной
гармоніи, и каждый шагъ, и каждый часъ грояитъ нарушеніемъ этой гармоніи, и каждый послѣдующій шагъ, и каждый
послѣдующій часъ грозитъ новымъ наруіненіеиъ и не даетъ
надежды возстановленія нарушенной гармоніи.
Учить іі воспитывать ребенка нельзя и безсмысленно по
той простой причинѣ, что ребенокъ стоитъ блпжѳ. меня,
ближѳ каждаго взрослаго къ тому идеалу гармоніи, правды,
красоты и добра, до котораго я, въ своей гордости, хочу
возвести его. Сознаніе этого идеала лежитъ въ немъ сильнѣе, чѣмъ во мнѣ. Ему отъ меня нуженъ только матеріалъ
для того, чтобы пополняться гармонически и всесторонне.
Если бы мнѣ дали выбирать: населить землю такими святыми, какихъ я только могу вообразить себѣ, но только
чтобы не было дѣтей; или такими людьми, какъ телерь, но
съ постоянно прибывающими свѣжими отъ Бога дѣтьми—я
бы выбралъ послѣдяее.
V. Из-ь м ы с л е й о б ъ о б у ч е н і и и
образованіи.
Воспитаніе—передача знаній тогда настоящее, когда передается важное, нужное содержаніе (нравственное учѳніе)
въ ясной, разумной, понятной формѣ '(наука) и такъ, что
оно плѣняетъ, заражаетъ, увлекаетъ своею искренностыо
того, кому передается (искусство).
Учитель всегда невольно стремится к ъ тому, чтобы выбрать самый для себя удобный способъ преподаванія. Чѣмъ
способъ преподаванія удобнѣѳ для учителя, тѣмъ онъ неудобнѣе для учениковъ. Только тотъ образъ преподаванія
вѣренъ, которымъ довольны ученики.
Образованіеиученіе разематриваются обыкновенно отвлѳченно, т.-ѳ. разсматривается вопросъ о томъ, какъ наилучшимъ л наилегчайшимъ способомъ произвести надъ извѣстнымъ субъектомъ (одинъ ли это ребенокъ или масса дѣтей)
извѣстное дѣйствіе обученія. Взглядъ этотъ совершенно ложенъ. Всякое образованіе и ученіе не можетъ быть разсматриваемо иначе, какъ извѣстное отношеніе д в у х ъ лицъ или
двухъ совокупностей лицъ, имѣющихъ цѣлью образованіѳ
или обученіе.
Учитель по новой нѣмецкой манерѣ, если онъ хочетъ
итти впередъ и совершенствоваться, долженъ слѣдить за
педагогической литературой, т.-е. читать в с ѣ новыя выдумки
о разговорахъ про суслика и о перестановкѣ кубиковъ. Не
думаю, чтобы это подвинуло его в ъ личномъ образованіи. Напротивъ того, в ъ моей школѣ—такъ какъ предметы преподаванія, языкъ и математика, требуютъ положительнаго знанія — всякій учитель, подвигая учениковъ впередъ, ч у в ствуетъ потребяость самому учиться, что постоянно и повторялось со всѣми бывшими у меня учителями.
Кромѣ того, и самые пріемы обученія—такъ какъ они не
разъ навсегда закрѣплены, а стремятся к ъ достиженію наилегчайшихъ и наипростѣйшихъ пріѳмовъ—видоизмѣняются
и улучшаются по указаніямъ, которыя учитель отыскиваетъ
въ отношеніяхъ учащихся к ъ его преподаванію.
По всѣмъ предметамъ бываетъ то, что учатъ ребенка
преждевременно тому, до пониманія чего онъ нѳ доросъ.
Яснѣе всего это бываетъ въ математикѣ. Надо нѳ торопиться.
Часто бываетъ, что то, чего в ъ нынѣшнемъ году никакъ не
могъ понять ученикъ, онъ не учась цѣлый годъ, понимаетъ
оъ перваго слова.
* Главное, надо помнить, что в ъ педагогикѣ, в ъ неуспѣхахъ
виноватъ не можетъ быть ученикъ, а всѳгда учитѳль. ^
Учитель разсказывалъ,что мальчикъ А. плохо учится, потому что не умѣетъ словами объяснить, написать ариѳметическую задачу. Я сказалъ, что требованіе объясненія есть
требованіе безсмысленнаго заучиванія,—мальчикъ понялъ,
но словъ не умѣетъ еще находить. Онъ согласился и сказалъ: „Да, мы, учителя, обязаны формы даже давать заучивать. Напр., мы учимъ тому, что разсужденія о задачѣ
должны начаться со слова если .
Если бы мнѣ сказали, что такъ учили въ Японіи 1000
лѣтъ тому назадъ, я бы съ трудомъ иовѣрилъ, а это д ѣ лается у насъ свѣжими плодами университета.
и
Между людьми, стоящими на низкой степени образованія,
мы видимъ, что знаніе и незнавіе грамоты нисколько не
измѣняетъ степеви ихъ образованія. Мы видимъ людей, хорошо знающихъ всѣ факты, необходимые для агрономіи, и
болыпое число отношеній этихъ фактовъ, не знающихъ грамоты; или прекрасныхъ военныхъ распорядителей, прекрасныхъ торговцевъ, управляющихъ, смотрителей работъ,мастеровъ,ремесленниковъ,подрядчиковъи просто образованныхъ
жизнью людей съ большими знаніями и здоровымъ сужденіемъ, основаннымъ на этихъ знаніяхъ, не знающихъ грамоты; и наоборотъ, видимъ знающихъ грамоту и не пріобрѣвлшхъ вслѣдствіе этого искусства никакихъ новыхъ знаній.
Мы бросили чтеніе по книжкамъ и ломали себѣ голову,
придумывая способъ механическаго чтенія. Та же простая
мысль, что не пришло еще время хорошаго механическаго
чтенія и что нѣтъ никакой необходимости въ немъ въ на•стоящее время, что ученики сами найдутъ наилучшій способъ, когда явится потребность, только недавно пришла
намъ въ голову.
Съ ними случалось соверіненно противное тому, что бываетъ обыкновенно съ грамотеями. Обыкновенно бываетъ,
что человѣкъ выучится читать и понимать нечего; тутъ-же
вышло, что ученики убѣдились въ томъ, что есть что читать и понимать и что для этого недостаетъ у нихъ умѣнія,
и они сами стали добиваться бѣглаго чтенія.
Отношеніе слова къ мысли и образованіе новыхъ понятій есть такой сложный и нѣжный процессъ души, что
всякое вмѣшательство является грубою, нескладною силой,
задерживающею процессъ развитія.
Нужно давать ученику случай пріобрѣтать новыя понятія и слова кзъ общаго смысла рѣчи. Разъ онъ услышитъ
или пойметъ непонятноѳ слово въ понятной фразѣ, другой
разъ в ъ другой фразѣ, ему смутно начнетъ прѳдотавляться
новое понятіе, н онъ почувствуетъ, наконецъ,'слу*ыйно не~
обходимость употребить это слово,—употребить разъ> я слово
и понятіе дѣлаются его собственностыо. II тысяча другихъ
путей. Но давать сознательно ученику новыя понятія іГформы
слова, по моему убѣжденію, такъ же новозможно и напрасно, какъ учить ребенка ходить по законамъ равновѣсія.
Никакъ не отдаетъ безъ борьбы человѣкъ п ребенокъ
свое живое слово на механическое разложеніе и уродованіе.
Есть какое то чувство самосохраненія в ъ этомъ живомъ
словѣ. Ежели должно ему развиваться, то оно стремится
развиваться самостоятельно и сообразно только со всѣми
жизяенными условіями. Только-что вы хотите поймать это
слово, завинтить его въ верстакъ, обтесать и дать ему нужныя, по вашему мнѣнію, украшенія, какъ это слово съ живою
мыслью и содержаніемъ сжалось, спряталось, и у в а с ъ в ъ
рукахъ остается одна шелуха, надъ которой вы моясете
дѣлать свои ухищренія, не вредя и не принося пользы
тому слову, которое вы хотѣли образовывать.
И,право, если отрѣшиться отъ стараго суевѣрія, совсѣмъ
не страшно подумать, что вырастутъ люди, совсѣмъ не у ч а
въ д ѣ т с т в ѣ того, что былъ Ярославъ, былъ Оттонъ и что
есть Эстрамадура и т. п. Вѣдь перестали учить астрологію,
перестали учить риторику, піитику, перестаютъ учить полатыни, и родъ человѣческій не глупѣетъ. Рождаются новыя науки, въ наше время начинаютъ популяризсваться
естественныя науки — надо отпадать, отживать прежнимъ
наукамъ, не наукамъ, а гранямъ наукъ, которыя с ъ нарожденіемъ новыхъ наукъ становятся несостоятельными.
Чтобы лучше понимать, дѣтямъ необходимо быть близко
къ тому человѣку, который говоритъ, видѣть всякую перемѣну выраженія его лица, всякое его движеніе. Я не разъ
замѣчалъ, что лучше всего помнятся т ѣ мѣста, г д ѣ разсказывающему удалось сдѣлать вѣрный жестъ и вѣрную
пнтонацію.
VI. 0 н р а в с т в е н н о і и г ь
воспитаніи.
Основа воспитанія—религіозноѳ ученіе, т,-е. объяснѳніе
смысла и назначенія жизни.
В ъ основу всякаго воспитанія должно стать прежде всего
то, что заброшено в ъ нашихъ школахъ: религіозноѳ пониманіе жизни, и нѳ столько въ формѣ преподаванія, сколько в ъ
формѣ руководящаго начала всей воспитательной дѣятельности.
Религіозное пониманіе жизнл, которое, по моему разумѣнію, можетъ и должно стать основой жизни людей нашего
времени, выраженное иаиболѣе кратко, будетъ такое: смыслъ
нашей жизни состоитъ въ исполневіи воли того бёзконечнаго начала, котораго мы сознаемъ'себя частыо; воля же
эта-въ соединеніп всего живого и прежде всего людей, въ
братствѣихъ, въ служеніи другъ другу.
Съ другого конца это же рёлигіозное пониманіе жизнп
выразится такъ: дѣло жизни есть единеиіе со всѣмъ живымъ,—прежде всего братство людей, служеніе другъ другу.
II это такъ потому, что мы живы только въ той мѣрѣ, въ
которой сознаемъ себя частью всего безконечнаго, законъ
же безконечнаго есть это единеніе.
Во всякомъ случаѣ, жизненное проявленіе религіознаго
пониманія—единеніе всего,достигаемое любовью,есть прежде
всего братство людей: оно практическій, цеитральный законъ
жизни, и оно-то и должно быть поставлено въ основу воспитанія, и потому хороіно и должно быть развиваемо въ д ѣ тяхъ все то, что ведётъ къ ёдішепію, и подавляемо все, что
вёдётъ къ обратному,
— Д ѣ т и ыаходятся всегда—итѣмъ болѣе, чѣмъ моложе—въ
томъ состояніи, которое врачи называютъ первой степенью
гипноза. И учатся и воспитываются дѣти только благодаря
этому ихъ состоянію. (Эта ихъ способность ко внушенію
отдаетъ ихъ въ полную власть старшихъ, и потому нельзя
быть достаточно внимательнымъ къ тому, что и какъ мы
внушаемъ имъ). Такъ что учатся и воспитываются люди
всегда только черезъ внушеніе, совершающееся двояко:
сознательно и безсознательно.
Все, чему мы обучаемъ дѣтей—отъ молитвъ и басенъ до
танцевъ и музыки—все это безсознательное внушеніе; все
то, чему независимо отънашего желанія подражаютъ дѣти,—
въ особенности въ нашей жизни, въ нашихъ поступкахъ,—
есть безсознательное внушеніе.
Сознательное внушеніе—это обученіе, образованіе; безсознательное— это примѣръ, воспитаніе въ тѣсномъ смыслѣ
или, к а к ъ я назову это, просвѣщеніе. На первое въ нашемъ
обществѣнаправлены всѣ усилія;второѳ же невольно,вслѣдствіе того, что наша жизнь дурна, нахолится въ пренебреженіи. Люди, воспитатели пли, самое обыкновенное^ скрьтваютъ свою жизнь и вообще жизнь взрослыхъ отъ дѣтел.
ставя ихъ въ исключительныя условія (корпуса, институты.
яансіоны и т. п.), или переводятъ то, что должно происходитьбезсознательно^ въ область сознательнаго: йредписываютъ нравственныя жизиенныя правила, при которыхъ необходимо прибавлять: дѣлай то, что я говорю, но не дѣлай
того, что я дѣлаю.
Отъ это происходитъ то, что въ нашемъ обществѣ такъ
несоотвѣтственно далеко ушло образованіе и такъ не только
отстало, но совершенно отсутствуетъ истинное воспитаніе
или просвѣщеніе. Если г д ѣ оно и есть, то только в ъ бѣдныхъ рабочихъ семьяхъ.
А между тѣмъ изъ двухъ сторонъ воздѣйствія на дѣтей,
безсознательнаго и сознательнаго, безъ всякаго сравненія
важяѣе и для огдѣльныхъ личностей и для общества людей
первое, т.-е. безсознзтельное нравственное просвѣщеніе.
Живетъ какая нибудь семья рантье, землевладѣльца,
чиновника, даже художника, писателя, буржуазной жизнью,
живетъ, не пьянствуетъ, не распутничаетъ, не бранясь, не
обижая людей, и хочетъ дать нравственное воспитаніе д ѣ тямъ; но это также невозможно, какъ невозможно выучить
дѣтей новому языку, не говоря на этомъ языкѣ и непоказывая имъ книгъ, написанныхъ на этомъ языкѣ. Дѣти будутъ слушать правила о нравственности, объ уваженіи к ъ
людямъ, но безсознательно будутъ не только подражать, но
и усвоять себѣ, какъ правило, то, что одни люди призваны
чистить сапоги и платья, носить воду и нечистоты, готовить кушанье, а другіе—пачкать платье, горнйцы, ѣсть кушанья II т. п.
Если только серьзно понимать религіознуіо основу жизяи— братство людей, то яельзя не видѣть, что лиди, живущіе
на деньгя, отобранныя отъ другихъ, и заставляющіе этихъ
другихъ за эти деяьги служить себѣ, живутъ безнравственной жизнью, и никакія проповѣди ихъ не избавятъ ихъ д ѣ тей отъ безсознательнаго безнравственнаго внушенія, которое или останется в ъ нихъ на всю жизнь, извращая в с ѣ
пхъ сужденія о явленіяхъ жизни, или съ великими усиліями и трудомъ будетъ, послѣ многихъ страданій и ошибокъ, разрушеяо ими.
Ятакъ, воепитаніе, безсознательное внушеніе, есть самое
важное. Для того же, чтобы оно было хорошее, нравствеяяое, нужно, страшно сказать, чтобы вся жизяь воспитателя
была хорашая.
Спросятъ: что назвать хорошею жизнью? Степеней хорошества безконечно много, но одна есть общая и главная
черта хоршей жизни; это стремлеыіе къ совершенствованію
въ любви. Вотъ это самое, если есть в ъ воспитателяхъ и
если этимъ заразятся дѣти, то воспитаніе будетъ не дурное.
Для того, чтобы воспитаніе дѣтей было успѣшно, надо,
чтобы воспитывающіе люди, нѳ переставая,воспитывали себя,
помогали бы другъ другу все болѣе и болѣе осуществлять
го, къ чему стремятся. Средствъ жѳ для этого, кромѣ главнаго—внутренняго, работы каждаго человѣка надъ своѳй
душой—м&жетъ быть очень много. Надо искать ихъ, обдумывать, прилагать, обсуждать.
Все это намѳки на одну сторону дѣла,—воспитаніе. Теперь
объ образованіи. Объ образованіи я думаю вотъ что: наука,
ученіе есть ни что иное, какъ пѳредача того, что думали
самыѳ умные люди.Умные же люди думали всегда БЪ трехъ
разныхъ направленіяхъ мысли — думали: 1) философски, религіозно о значеніи своей жизни,—религія и философія; 2)
опытно, дѣлая выводы изъ извѣстнымъ образомъ обставлеЦныхъ наблюденій — естественныя науки: механика, физика,
химія, физіологія, и 3) думали математически, дѣлая выводы
изъ положеній своей мысли,—математика и математическія
науки.
В с ѣ эти три рода наукъ—настоящія науки. Нельзя поддѣлаться подъ знаніе ихъ, и не можетъ быть полузнанія:
знаешь или не знаешь.
В с ѣ эти три рода наукъ космополитичны, всѣ онѣ не
только не разъединяютъ, но соединяютъ людей. Всѣ онѣ
доступны всѣмъ людямъ и удовлетворяютъ критерію братства людей.
Науки яге юридическія и спеціально историческія суть
не науки, или науки вредныя и должны быть исключены.
Но, кромѣ того, что существуетъ три отрасли наукъ, существуетъ и три способа передачи этихъ знаній. (Пожалуйета, не думайте, что я подгоняю къ тремъ; мнѣ хотѣлось, чтобы было четыре или десять, но вышло по три).
Первый способъ передачи самый обычный: слова, но слова
на разныхъ языкахъ, и потому является еще наука—языки,
опять соотвѣтствующіе критерію братства людей (можетъбыть, нужно и преподаваніе эсперанто, если бы было время
и ученики желали бы).
Второй способъ—это пластическое искусство, рисованіе
или лѣпка,—наука о томъ, какъ для глаза передать то, что
знаешь, другому.
И третій способъ—музыка, пѣніе,—наука, какъ пере«дать свое настроеніе, чувство.
Кромѣ этихъ 6 отраслей преподаванія, должна быть введена еще 7-я; преподаваніе мастерства.и опять соотвѣтствующее критёрію братства, т.-е. такое, которое всѣмъ нужно:
слесарное, столярное, плотничное, швейное...
Такъ что преподаваніе распадается на 7 предметовъ,
Какую часть времени употребить на каждое, кромѣ обязательнаго труда для своего обслуживанія, рѣшитъ склонность каждаго ученика.
Мнѣ представляется такъ: преподаватели для себя распредѣляютъ часы, но ученики вольны приходить или нѣтъ.
Какъ ни странно это кажется намъ, такъ уродливо поставившимъ образованіе, полная свобода обученія, т.-е. чтобы
ученикъ, ученица сами бы приходили учиться, когдахотятъ—
есть необходимѣйшее условіе всякаго плодотворнаго абученія, такъ же какъ необходимѣйшее условіе питанія есть
то, чтобы питающемуся хотѣлось ѣсть. Разница только в ъ
томъ, что въ матеріальныхъ дѣлахъ вредъ отступленія отъ
свободы сейчасъ же проявляется, сейчасъ же будетъ рвота
или разстройство желудка, въ духовныхъ же вредныя по~
слѣдствія проявятся не такъ скоро, можетъ-быть* черезъ
годы.
Только при полной свободѣ можно вести лучшихъ у ч е никовъ до тѣхъ предѣловъ, до которыхъ они могутъ дойти,.
а не задерживать ихъ ради слабыхъ. а они, лучшіе ученики,—самые нужные.
Только при свободѣ можно избѣжать обычнаго явленія:
вызыванія отвращенія къ предметамъ, которые, если бы преподавать въ свое время и свободно, были бы любимы; только
при свободѣ возможно узнать, къ какой спеціальностикакоп
ученикъ имѣетъ склонность, только свобода не нарушаетъ
воспитательнаго вліянія. А то я буду говорить ученику,.
что не надо въ жизни насилія, а надъ нимъ буду совершать самое тяжелое,—умственное насиліе.
Знаю я, что это трудно, но что же дѣлать, когда поймешь, что всякое отступленіе отъ свободы губительно для
самаго дѣла образованія? Да и нетакъ трудно, когдатвердо
рѣшишься не дѣлать глупаго.
Я очень радъ былъ серьезно поговорить съ... о воспитаніи дѣтей. То, въ чемъ мы съ ніімъ несомнѣнно согласны^
но что только отрицательно, это то, что надо учить дѣтей
какъ можно меныне. Это потому, что если вырастутъ, ве
иаучившись чему-нибудь,—это далеко не такъ важно, к а к ъ
то, что случается почти со всѣми дѣтьми (особенно когдг
матери, не знающія тѣхъ предметовъ, которымъ обучаются
дѣти, руководятъ ихъ воспитаніемъ),—именно то, что онц
иолучаютъ непереваримость ученія и поэтому отвращеніе
къ нему.
Учиться II успъшно можетъ ребенокъ иличеловѣкъ, когда,
у него есть аппетитъ къизу чаемому. Безъ этого же это—вредъ^
ужасный вредъ, дѣлающій людей умственными калѣками.
Ради Бога. милая... если ты и не вполнѣ согласна со
мной, повѣрь мнѣ на слово, и повѣрь, что если бы это не
было дѣломъ такой огромной важности, я бы не сталъ писать тебѣ объ этомъ.
Но тутъ обычное возраженіе: еели дѣти не будутъ учиться„
чѣмъ они будутъ заняты? Бабками и всякими глупостями
и гадостями съ крестьянскими ребятишками. При нашемъ
барскомъ устройствѣ жизни возраженіе это имѣетъ разумный смыслъ. Ко развѣ необходимо пріучать дѣтей к ъ барской жизни, т.-е. къ тому, чтобы они знали, что в с ѣ ихъ
потребности кѣмъ-то какъ-то удовлетворяются безъ малѣйшаго ихъ участія в ъ этомъ удовлетвореніи?
И поэтому я думаю, что первое условіе хорошаго восшітанія есть то,чтобыребенокъ зналъ, ч т о з с е , ч ѣ и ъ о н ъ пользуется, не спадаетъ готовымъ съ неба, а есть произведеніе
труда чужихъ людей. Понять, что все, чѣмъ онъ живетъ*
есть трудъ чужихъ не знающихъ и не любящихъ его людей—•
это уже слишкомъ много для ребенка (дай Богъ,чтобыонъ'
понялъ это, когда онъ вырастетъ), но понять то, что горшокъ, въ который онъ мочился, вылитъ II вымытъ безъ великаго удовольствія няней или прислугой, и также вычищены и вымыты его ботинки и калоши, которые онъ всегда
надѣваетъ чистыми и т. п., что все это дѣлается не само
собой, и не изъ любви къ нему, а по какимъ-то другимъ,
непонятяымъ ему причинамъ,—это онъ можетъ и долженъ
понять, и ему должно быть совѣстно.
Если же ему не совѣстно и онъ продолжаетъ пользоваться имъ, то это начало самаго дурного восшітанія оставляетъ глубочайшіе слѣды на всю жизнь.
Избѣжать же этого такъ просто; и это-то самое, говоря
высокимъ слогомъ, съ одра смерти умоляю тебя сдѣлать
для твоихъ дѣтей.
Пусть все, что они въ силахъ дѣлать для себя—выиосить свои нечистоты, приносить воду, мыть посуду, убирать комнату, чистить сапоги, платье, накрывать на столъ
и т. п. пусть дѣлаютъ сами.
Повѣрь мнѣ, что какъ ни кажется ничтоя^нымъ это дѣло,
оно въ сотни разъ важнѣе для счастья твонхъ дѣтей,чѣмъ
знаніе французскаго языка, исторіи и т. п.
Правда, при этомъ возникаетъ главная трудность: дѣти
дѣлаютъ охотно только то, что дѣлаютъ ихъ родители, и
поэтому умоляю тебя, дѣлай это. Если... и не будетъ д ѣ лать этого (хотя можно надѣяться, что да) то это не помѣшаетъ дѣлу.
Ради Бога для блага своихъ дѣтей обдумай это..
'"' Эго сразу достигаетъ двухъ цѣлей и даетъ возмояшость
меньше учиться, самымъ полезнымъ и естественнымъ образомъ наполняя время, и пріучаетъ дѣтей къ простотѣ,
труду и самостоятельности. Пожалуйста, сдѣлай это. Будешь радоваться съ первымъ мѣсяцемъ, а дѣти еще больше.
Если къ этому можно прибавить земельную работу, хотя
бы въ видѣ огородика, то это хорошо, но изъ этого болыней
чазтью выходитъ игрушка.
Необходимость ходить за собой и выносить свои нечистоты признана всѣми лучшими школами, какъ, напр., Б е дельской, г д ѣ самъ директоръ принимаетъ въ этомъ участіѳ.
Повѣрь мнѣ, что, безъ этого условія нѣтъ ни какой возможности нравственнаго воспитанія, христіанскаго воспитанія,
сознанія того, что в с ѣ люди—братья и равны между собой.
Ребенокъ еще можетъ понять, что взрослый человѣкъ,
его отецъ,—банкиръ, токарь, художникъ, управляющій, который своимъ трудомъ кормитъ семью—можетъ освободить
себя отъ занятій, лишающихъ его возможности посвятить
все время своему обычному труду. Но какъ можетъ объяснить себѣ ребенокъ, ничѣмъ еще не заявившій себя,.
ничего еще не умѣющій дѣлать, то, что другіе дѣлаютх
для него, что ему естественио дѣлать самому.
Единственное объясненіе для него есть то, что люди раз(
дѣляются на два сословія—господъ и рабовъ, и сколько
бы мы ни толковали ему словами о равенствѣ и братствѣ
людей, условія всей его жизни, отъ вставйнія до вечерней
ѣды, показываютъ ему противное.
Мало того, что онъ перестаетъ вѣрить в ъ поученіе старшихъ и нравственности,—онъ видитъ в ъ глубинѣ души,
что в с ѣ поученія эти ложны, перестаетъ вѣрить и своимъ
родителямъ, и наставникамъ, и даже самой необходимости
какой бы то ни было нравственности.
Еще соображеніе: если невозмоягно сдѣлать все то, о
чемъ я упоминалъ, то, по крайней мѣрѣ, надо заставлять
дѣтей дѣлать такія дѣла, невыгода исполненія которыхъ
тотчасъ же для нихъ была бы чувствительна, напр., не вычищено гуляльное платье, обувь—нельзя выходить, или не
прішесена вода, не вымыта посуда—и негдѣ напиться.
Главное при этомъ не боисягійісиіе *). Девять десятыхъ
дурныхъ дѣлъ на свѣтѣ дѣлается потому, что не дѣлать
ихъ было бы гісіісиіе.
0 воспитаніи я думалъ очень много. Бываютъ вопросы,
въ которыхъ приходишь къ выводамъ сомнительнымъ, и
бываютъ вопросы, в ъ которыхъ выводы, къ которымъ пришелъ, окончательные, и чувствуешь себя не въ состояніи
ни измѣнить ихъ, ни прибавить к ъ нимъ что-либо. Таковы
выводы, къ которымъ я пришелъ о воспитаніи. Они с л ѣ дующіе:
Воепитаніе представляется сложнымъ и труднымъ дѣломъ
только до тѣхъ поръ, пока мы хотимъ, не воспитывая себя,
воспитывать своихъ дѣтей или кого бы то ни было. Если
же поймешь, что воспитывать другихъ мы можемъ только
черезъ себя, то упраздняется вопросъ о воспитаніи, и
остается одинъ вопросъ жизни: какъ надо самому жить?
Потому что не знаю ни одного дѣйствія воспитанія дѣтей,
которое не включалось бы въ воспитаніе себя. Какъ одѣвать, какъ кормить, какъ класть спать, какъ учить дѣтей?
Точно также, какъ себя. Если отецъ, мать одѣваются,
ѣдятъ, спятъ умѣренно и работаютъ и учатся, то дѣти будутъ то же дѣлать.
Два правила я бы далъ для воснитанія: самому не только
жйть хорошо, но работать надъ собой, постоянно совершенствуясь, и ничего не скрывать изъ своей яшзни отъ дѣтей.
Лучше, чтобы дѣти знали про слабыя стороны своихъ
родителей, чѣмъ то, чтобы они чувствовэли, что есть у ихъ
родителей скрытая отъ нихъ жизнь и есть показная.
В с ѣ трудности воспитанія вытекаютъ изъ того, что родители, не только не исправляясь отъ своихъ недостатковъ,
но даже не признавая ихъ недостатками, хотятъ не видѣть
эти недостатки, оправдывая ихъ в ъ себѣ. В ъ этомъ вся трудность и вся борьба съ дѣтьми. Дѣтияравственно гораздо про*) То-ѳсть, что людп найдутъ это смѣшнымъ, чуднымъ. И.
Р.
II
ницательнѣе взрослыхъ, и они,часто не выказываяи даже не
сознавая этого, видятъ не только недостатки родителей. но
и худшій изъ всѣхъ недостатковъ—лицемѣріе родителей, и
теряютъ къ нимъ уваженіе и интересъ ко всѣмъ ихъ ;поученіямъ.
Лицемѣріе родителей при воспитаніи дѣтей есть самое
обычное явленіѳ, и дѣти чутки и замѣчаютъ его сейчасъ же,
и отвращаются, и развращаются. Правдаесть первое, главное
условіе дѣйствительности духовнаго вліянія, и потому она
есть первое условіе воспитанія. А чтобы не страшно было
показать дѣтямъ всю правду своей яшзни, надо сдѣлать
свою жизнь хорошей или, по крайней мѣрѣ, менѣе дурной.
И потому воспитаніе другихъ включается въ воспитаніе
себя, и другого ничего не нужно.
* Воспитаніе есть воздѣйствіе на сердце тѣхъ, кого мы
воспнтываемъ. Воздѣйствовать же на сердце можно только
гипнотизаціей, которой такъ подлежатъ дѣти, гипнотизаціей,
заразительностью примѣра. Ребенокъ увидитъ, что я раздражаюсь и оскорбляю людей, что я заставляю другихъ дѣлать
то, что самъ могу сдѣлать, что я потворствую своей жадности, похотямъ, что я избѣгаю труда для другихъ и ищу
только удовольствія, что я горжусь и тщеславлюсь своимъ
положеніемъ, говорю про другихъ злое, говорю за глаза не
то, что говорю въ глаза, притворяюсь, что вѣрю тому, во
что не вѣрю, и тысячи и тысячи такихъ поступковъ, или
поступковъ обратныхъ кротости, смиренія, трудолюбія, самопожертвованія, воздержанія, правдивости,—и заражается
тѣмъ или другимъ во сто разъ сильнѣе, чѣмъ самыми
краснорѣчивыми разумными поученіями.
И потому все или 0 , 9 9 9 воспитанія сводится къ примѣру,
къ исправленію и совершенствованію своей жизни.
Такъ что то, съ чего вы начали внутри себя, когда мечтали объ идеалѣ, т.-е. о добрѣ, достиженіе котораго несомнѣнно только въ себѣ,—къ тому самому вы приведены теперь
при воспитаніи дѣтей извнѣ. То, чего вы хотѣли для себя,
хорошенько не зная зачѣмъ, то теперь вамъ уже необходимо
нужно для того, чтобы не развратить дѣтей.
Отъ воспитанія обыкновенно требуютъ и слишкомъ много,
и слишкомъ мало. Требовать того, чтобы воспитываемые выучились тому-то и тому-то, образовались, какъ мы разумѣемъ
образованіе, это невозможно; такъ же невозможно и то, чтобы
они сдѣлались нравственными, какъ мы разумѣемъ это слово.
Но совершенно возможно то, чтобы не быть самому участникомъ в ъ развращеніи дѣтей (и в ъ этомъ не можетъ помѣшать ни женѣ мужъ, ни мужу жена), а всей своей жизнью,
по мѣрѣ силъ своихъ, воздѣйствовать на нихъ, заражая ихъ
примѣромъ добра.
Я думаЮ что не только трудно, но невозможно хорошо
Во^питать Дѣтей, если самъ дуренъ, и что воспитаніѳ дѣтей
есть только самосовершенствованіе, которому ничто не помогаетъ столько, какъ дѣти. Какъ смѣшны требованія людей
курящихъ, пыощихъ, объѣдающихся, неработающихъ и превращающихъ ночь въ день, о томъ, чтобы докторъ сдѣлалъ
ихъ здоровыми, несмотря на ихъ нездоровый образъ жизни,
такъ же смѣшны требованія людей научить ихъ, какъ, продолжая вести жизнь ненравственную, можно было бы дать
нравственноѳ воспитаніе дѣтямъ.
Все воспитаніе состоитъ в ъ большемъ и большемъ сознаніи
своихъ ошибокъ и исправленіи себя отъ нихъ. А это можетъ
сдѣлать всякій и во всѣхъ возможныхъ условіяхъ жизни.И
это же есть и самое могущественное орудіе, данное человѣку
для воздѣйствія на другихъ людей, в ъ томъ числѣ и на своихъ дѣтей, которыя всегда невольно ближе всего к ъ намъ.
Оба вопроса—о воспитаніи и объ отношеніи к ъ людямъ—
сводятся въ одинъ вопросъ, именно в ъ послѣдній: какъ относиться къ людямъ не на словахъ только, а на д ѣ л ѣ , имѣю
ли я право владѣть какою нибудь собственностью, и защищать ее отъ своихъ братьевъ, на ведущихъ дурную жизнь
и на ведущихъ хорошую?
Если этотъ вопросъ рѣшенъ, и жизнь отца идетъ по
такому или другому рѣшенію, то в ъ этой жизни отца и
будетъ все воспитаніе .дѣтей. А если рѣшеніе правильно, то
отецъ и не введетъ соблазна в ъ жизнь дѣтей; если же
нѣтъ, то будетъ обратное.
Знаяіе же, которое пріобрѣтутъ или не пріобрѣтутъ дѣти,
это дѣло второстепенное и ни в ъ какомъ случаѣ неважное.
Къ чему будутъ способности у ребенка, тому онъ научится,
хотя бы жилъ в ъ захолустьи. То же, что принято называть
образованіемъ, содержитъ больше чѣмъ наполовину зла и
обмана, и потому чѣмъ дальше отъ такого образованія
[даваемаго во в с ѣ х ъ нашихъ заведеніяхъ),тѣмълучше для
рѳбенка. Вопросъ, стало бытъ, весь в ъ томъ, какъ для себя
рѣхшітъ отецъ вопросъ практической жизни.
Ужасно смотрѣть на то, что богатые люди дѣлаютъ съ
своими дѣтьми.
Когда опъ молодъ и глупъ и страстенъ, его втянутъ въ
жизнь, которая ведется на ш е ѣ другихъ людей, пріучатъ къ
этой яеизяи, а потомъ, когда онъ связанъ по рукамъ и по
ногамъ соблазііами,—нѳ можѳтъ жить иначе, какъ требуя
для себя яруда другихъ,—тогда откроютъ ему глаза (сами
собой откроюмя глаза),—и выбирайся, какъ знаѳшь: или
стань мученишмъ, отказавшись отъ того, къ чему привыкъ
й безъ адго аѳ можешь я:ить, или будь лгуномъ.
Нѳ могу радоваться рожденію дѣтей богатыхъ сословій—
разводятся дармоѣды.
Всякаго ребенка изъ достаточныхъ класеовъ самимъ во~
спитаніемъ ставятъ въ положеніѳ подлеца, который долженъ
вечестною жизнью добывать себѣ, по крайней мѣрѣ, 5 0 0 руб.
въ годъ.
Воспитаніе есть поелѣдетвіе жизни. Обыкновенно предполагается, что люди извѣстнаго поколѣнія зяаютъ, какими
должны быть люди вообще, и потому могутъ ихъ готовить
къ такому состоянію. Это совершенно несправѳдливо: люди,
во-первыхъ, не знаютъ, какими должны быть люди,—могутъ,
въ лучшемъ случаѣ, знать только идеалъ, къ которому имъ
свойственно стремиться; а во-вторыхъ, люди, воспитывающіе
сами, никогда не готовы, не воспитаны, а сами, если они
не мертвы, движутся и воспитываются.
-^. И потому все воспитаніе сводится къ тому,чтобы самому
жить хорошо, т.-ѳ. самому двигаться, воспитываться: только
этимъ люди вліяютъ на другихъ. воспитываютъ ихъ, и тѣмъ
болѣе на дѣтей, съ которыми они связаны.
г
Быть правдивымъ и честнымъ съ дѣтьми, не скрывая
отъ нихъ того, что происходитъ в ъ душѣ, есть единственное
воспитаніе.
Педагогика же есть наука о томъ, какимъ образомъ, живя
дурно, можно имѣть хорошее вліяніе на дѣтей, въ родѣ
того, что есть яаша медицива,—какъ, живя противко законамъ природы, всѳ таки быть здоровымъ. Науки хитрыя и
пустыя, никогда не достигающія своей цѣли.
- Постоянно приходится перекладывать то то, то другое
сказаніе евангелія вверхъ. Такъ, теперь мнѣ особенно важно
и дорого указаніе о святости дѣтей и о страшномъ грѣхѣ
нашемъ соблазна ихъ, когда, не замѣчая того, дѣлаемъ
уступки, кривимъ душой и не каемся, а еще оправдываемся.
Родители, живя развратной, невоздержанной въ пищѣ,
праздной—въ неуваженіи къ людямъ—жизныо, всегда требуютъ отъ дѣтей воздержанія, дѣятельности, уваженія къ
людямъ. Но языкъ жизии, примѣра далеко слышенъ и виденъ, и ясенъ и большимъ и малымъ, и своимъ и инородцамъ.
Жизнь наша, чтобы быть полной, непремѣнно должна
имѣть д в ѣ стороны: исполненіе самой я^изни для себя и
воздѣйствіе на людей для измѣненія ихъ ложной жизни—
проповѣдь.
У васъ обѣ стороны. Я говорю и думаю, и про меня думаютъ. что я имѣю вліяніе ыа людей проповѣдыо; на всѣхъ
языкахъ печатаютъ, читаютъ. А у васъ дѣти, которыя в ъ
сердцѣ вынесутъ всю вашу душу, в с ѣ мысли лучшаго свойства и навѣки понесутъ ихъ в ъ міръ, передавая ихъ.
Моя дѣятельность трѳскучая и потому внѣшняя и сомнительная, а ваша—на дѣтей—тихая, невидимая, подземная,
но неудержимая, вѣчная, несомнѣнная и безнаградная.
Только бы религіозно относиться къ нимъ, помнить, что это
живой Божій станокъ, изъ котораго не вырубишь топоромъ
ничего изъ того, что вложишь ь ъ нихъ. Меня Б о г ъ лишилъ
этой дѣятельности...
...Большияство людей, не такъ далекихъ, но, казалось бы
близкихъ по убѣжденіямъ, не оцѣнятъ вашу жизнь, даже
осудятъ ее; но дѣти, выросшія тутъ, только бы они всѳгда
ощущали любовную атмосферу, поймутъ, и в ъ нихъ все окупится. Только какъ можно больше свободы имъ и прос&ѣщенія, разумѣется, не гимназическаго, а христіанскаго. К а к ъ
все это дѣлать, не знаю, потому что не испыталъ, но вижу
важность, значительность этого дѣла. Вижу, что пустить
на свѣтъ живого человѣка, просвѣщеннаго, важнѣе сотенъ
книжекъ.
г
Слово есть одно изъ самыхъ естественныхъ, распространенныхъ и легчайшихъ способовъ передачи мысли. К ъ сожалѣнію, оно же и самое обманчивое, и потому то в ъ воспитаніи, при которомъ опаснѣе всего обманъ, и обманъ всегда
легко раскрываемъ дѣтьми, самымъ дѣйствительнымъ и лучшимъ и исключаюіщшъ возможность обмана—часто невольнаго—средствомъ всегда было и будетъ личный примѣръ
жизни воспитателя...
Примѣръ и своя жизнь включаетъ въ себя и елово. Примѣръ учитъ жить и говорить. Слово же не включаетъ в ъ
себя примѣра.
Для того, чтобы воспитать хорошо, надо жить хорошо
передъ тѣми, которыхъ воспитываешь.
И потому и в ъ вопросѣ о половомъ общеніи надо быть,
насколько можешь, чистымъ и правдивымъ: если считаешь
половое общеніе грѣхомъ и живешь цѣломудренно, можно и
должно проповѣдывать цѣломудріе дѣтямъ; если стремишься
къ цѣломудрію, но нѳ достигаешь его, такъ и надо говорить
дѣтямъ.
Если же жявешь нецѣломудренно и не можешь и нѳ
хочешь жить иначе, то невольно будешь скрывать это отъ
дѣтей и не будешь имъ говорить про это. Т а к ъ это и д ѣ лаютъ.
Дѣти говорили: „Родители говорятъ, какъ ихъ дѣти мучаютъ. Если бы они знали, какъ родители мучаютъ дѣтей: и
кокетство, и ссоры, и нѳдоброта, и неровность любви, не-
справедливость и всѣ пороки—тѣхъ, которые по представленію дѣтей должны быть безупречны".
Стоитъ заняться воспитаніемъ, что бы увидать всѣ свои
прорѣхи. А увидавъ, начинаешь исправлять ихъ. А исправлять самого себя и есть наилучшее средство восиитанія
своихъ и чужихъ дѣтей и большихъ людей.
Сейчасъ читалъ письмо N. N. о томъ, что медицинская
помощь не представляется ему добромъ,—что продолженіе
многихъ пустыхъ жизней на мпогія СОТНИ лѣтъ гораздо
менѣе важно, чѣмъ самое слабое дутіе, какъ онъ пишетъ
(дуновеніе), на искру божѳской любви въ сердцѣ другого.
Вотъ въ этомъ дутіи и лежитъ все искусство воспитанія.
А чтобы раздуть въ другихъ, надо раздуть въ себѣ.
Очень удивительно то оправданіе такой жизни, которое
часто слышишь отъ родителей. ,,Мнѣ ничего не нужно,—
говоритъ родитель,—мнѣ жизнь эта тяжела, но любя дѣтей,
я дѣлаю это для нихъ . Т.-е. я несомнѣнно опытомъ знаю,
что наша жизнь несчастлива, и потому... я воспитываю дѣтей
такъ, чтобы они были такъ же несчастливы, какъ и я.
И для этого я, по своей любви къ нимъ, привожу ихъ въ
полный физическихъ и нравственныхъ заразъ городъ, отдаю
ихъ въ руки чужихъ людей, имѣющихъ въ воспитаніи одну
корыстную цѣль, и физически, нравственно и умственно
старательно порчу своихъ дѣтей.И это-то разсужденіе должно
служить оправданіемъ неразумной жизни самихъ родителей!
л
Разговаривалъ вчера о воспитаніи. Зачѣмъ родители
отдаютъ дѣтей отъ себя въ гимназію?
Мнѣ вдругъ ясно стало, что если бы родители держали
ихъ дома, они бы видѣли послѣдствія своей безнравственной жизни на своихъ дѣтяхъ. Они видѣли бы себя, какъ въ
зеркалѣ, въ дѣтяхъ. Отецъ пьѳтъ вино за обѣдомъ съ
друзьями, а сынъ в ъ кабакѣ. Отецъ на балѣ, а сынъ на
вечеринкѣ. Отецъ ничего нѳ дѣлаетъ, и сынъ .тоже. А
отдай въ гимназію—и завѣшено зеркало, въ которое себя
видятъ родители.
Сегодня былъ разговоръ о томъ, что мальчика съ порочными наклонностями выгяали изъ школы, и что хорошо бы
его отдать в ъ исправительное завѳденіе.
Совершенно то же, что дѣлаетъ человѣкъ, живущій
дурною, врѳдной здоровью жизнью, который, когда его постигаетъ болѣзнь, обращается къ доктору, чтобы тотъ его
вылѣчилъ, и въ мыеляхъ не имѣетъ того, что болѣзнь его
есть данный ему благодѣтельный указатель о томъ, что
вся его жизнь дурна и что надо измѣяить ее.
То же и съ болѣзнями нашего общества. Каждый больной членъ этого общества напоминаетъ намъ то, что вся
жизнь обществъ неправильна, и надо измѣнить ее, а мы
думаемъ, что для каждаго такого больного члена есть или
должно быть учрежденіе, избавляющее насъ отъ этого
члена или даже исправляющее его.
Ничто такъ не мѣшаетъ движенію впередъ человѣчества, какъ это ложное убѣжденіе. Чѣмъ больнѣе общество,
тѣмъ больше учрежденій для лѣченія симптомовъ, и тѣмъ
меньше заботъ объ измѣненіи всей жизни.
Люди болѣе всего воспріимчивы къ внушенію в ъ д ѣ т скомъ возрастѣ. Разсужденіе не имѣетъ на нихъ і/юоо того
вліянія, которое имѣетъ на нихъ примѣръ.
И потому тщетны и Ъмѣшны в с ѣ проповѣди, читаемыя
дѣтямъ, которыя на примѣрѣ видятъ ббратное проповѣди.
Для дѣтей важнѣе всего пріучить ихъ къ умѣренности,
простотѣ жизни, труду и милосердію. Но какъ же пріучить
ихъ къ этому, когда дѣти видятъ, что родители дорожатъ
роскошью и увеличеніемъ ея, предпочитаютъ праздность
труду и поѣдаютъ тѣла убитыхъ животныхъ!
Все нравственное воспитаніе дѣтей сводится къ доброму
примѣру. Живите хорошо, или хотя старайтесь жить
хорошо, и вы по мѣрѣ вашего успѣха в ъ хорошей жизни
хорошо воспитаете дѣтей.
Правдивость вездѣ, а
главное условіе.
особенно в ъ
воспитаніи,
есть
Мы думаемъ, что душа ребенка чистая доска, на которой
можно написать все, что хочешь.
Но это неправда, у ребенка есть смутное представленіе
о томъ, что есть то начало всего, та причина его существованія, и сила, во власти которой онъ находится; и онъ
имѣетъ то самое выеокое, неопредѣленное и невыразимое
словами, но сознаваемое всѣмъ существомъ представленіе
объ этомъ началѣ, которое свойственно разумнымъ людямъ.
У У ребенка есть смутное и вѣрное представленіе о цѣли
этой жизни, которую онъ видитъ в ъ счастьи, достигаемомъ
любовнымъ общеніемъ людей.
О т в ѣ т - ь IV!. С. Д — к ѣ .
Очень радъ былъ получить ваше письмо, дорогой М. С.
Я уже давно думаю о васъ и о тѣхъ самыхъ предметахъ, о
которыхъ вы пишете, самыхъ важныхъ на свѣтѣ предметахъ.
Я не только не измѣнилъ своего взгляда на необходимость удовлетвореніясамому своимъ самымъ первымъ потребностямъ, но живѣе, чѣмъ когда-нибудь, чувствую важность
этого и свой грѣхъ неисполненія этого.
Много было причинъ, отвлекшихъ меня отъ этого исполненія, но не стану неречислять ихъ, потому что главная
причияа—только моя слабость, мой грѣхъ. И потому полученіе вашего письма было для меня духовною радостыо: обличеніе и напоминаніе.
Одно меня утѣшаетъ—это то, что, живя дурно, я не обманывалъ, не оправдывалъ себя и никогда не говорилъ себѣ,
что я могу освободить себя отъ этого труда потому, что
тгишу книги; а всегда сознавалъ то, что вы говорите,—что
какъ мнѣ нужно прочесть хорошую книгу, такъ нужно и
тому, кто будетъ за меня работать: и что точно также,
если я могу написать хорошую книгу, то есть сотни п тысячи людей, которые написали бы лучшія книги, если бы
ле были задавлены, забиты работой.
Такъ что я не только не согласенъ съ вами, но сильнѣе,
ч ѣиъ когда-либо, чувствуя свой грѣхъ и, страдая отъ него,
признаю первостепенную важность отрицанія права пользоззанія для себя вынужденнымъ трудомъ другого человѣка.
Думая и слыша о васъ, я сознавалъ всю тяжесть ваінего положенія и вмѣстѣ съ тѣмъ не переставалъ завидовать вамъ. Не унывайте, милый другъ. „Претерпѣвый до
конца, спасенъ будетъ",—относитея именно къ вашему положенію. Думаю, что никакая суета не можетъ помѣшать
правильно мыслить (что я вижу по вашему письму). Мѣшаютъ правильному мышленію только праздность и тюекошь, и это я чувствую часто на себѣ.
Какъ ни кажется странно то, что я, живущій въ
роекоши, позволяю себѣ совѣтовать вамъ продолжать жить
въ нуждѣ, - я смѣло дѣлаю это, потому что ни на минуту яе
могу усумниться въ томъ, что ваша жизнь есть жизньхорошая передъ своей совѣстью, передъ Богомъ и потому самая
нужная и полезная людямъ; а что моя дѣятельность, какъ
бы она ни казалась полезной нѣкоторымъ людямъ, теряетъ,
хочется думать, что не все, по уже навѣрное самую большую долю своего значенія, вслѣдствіе неисполненія самаго
гттавнаго признака искренности того, что я исповѣдую.
На дняхъ былъ у меня умный и религіозный американецъ Брайянъ *) и спрашивалъ у меня, почему я считаю
необходимой ручную, простую работу.
г
1) В. Брайянъ—извѣстный америкаискій общественный дѣятѳль, кандидатъ демократической партіп на постъ лрезидента Сѣверо-Американ^кихъ Соединенныхъ Штатовъ.
Я сказалъ ему почти то же, что вы пишете: что во-первыхъ.это признакъ искренности, признанія равенства людеіі:
во-вторыхъ, это сближаетъ насъ съ болыпинствомъ людеіі
рабочихъ, отъ которыхъ мы отгорожены стѣной, если мы
пользуемся ихъ нуждой; въ-третьихъ, это даетъ намъ высшее благо — спокойствіе совѣсти, котораго нѣтъ н не можетъ бытъ у искренняго человѣка, пользующагося услугами рабовъ.
Такъ вотъ мой отвѣтъ на первый пунктъ вашего письма.
Теперь о второмъ, самомъ трудномъ—религіозномъ воспитаніи.
В ъ воспитаніи вообще, какъ в ъ физическомъ, такъ и въ
умственномъ, я полагаю, что главное,—не навязывать ничёго насильно дѣтямъ, а выжидая и отвѣчать на возникающія в ъ нихъ требованія; тѣмъ болѣе это нужно в ъ главномъ предметѣ воспитанія—въ религіозномъ.
Какъ безполезно и вредно кормить ребенка, когда ему
ѣсть не хочется, или навязывать знаніе по предметамъ, ко~
торые его не интересуютъ и ему не нужны, такъ тѣмъ болѣе вредно внушать дѣтямъ какія-нибудь религіозныя понятія, о которыхъ они не спрашиваютъ и большей частью
грубо формулируютъ ихъ, и нарушать этимъ то религіозное
отношеніе къ жизни, которое въ это время, можетъ-быть,
безсознательно возникаетъ и устанавливается в ъ ребенкѣ.
Нужно, мнѣ кажется, только отвѣчать, но отвѣчать съ
полной правдивостыо, на предлагаемые ребенкомъ вопросы.
Кажется, очень просто отвѣчать правдиво на религіозные
вопросы ребенка, но в ъ дѣйствительности это можетъ с д ѣ лать только тотъ, кто самъ себѣ уже отвѣтилъ правдиво
на религіозные вопросы о Богѣ, жизни, смерти, добрѣ и
злѣ,—тѣ самыѳ вопросы, которые дѣти всегда ставятъ
очень ясно и опредѣленно.
И вотъ тутъ-то и подтверждается то, что я всегда думаю о воспитаніи и что вы говорите в ъ своемъ письмѣ,—
то, что сущность воспитанія дѣтей состоитъ въ воспитаніи
самого себя. Какъ ни странно это кажется, это воспитаніѳ
самого себя есть самое могущественное орудіе воздѣйствія
родителей на дѣтей. И тотъ первый параграфъ, который
усвоили себѣ ваши будущія сосѣдки: „совершенствуйся",—
есть самая высокая и, какъ ни странно это кажется, самая
практическая,—въ смыслѣ служенія другимъ людямъ, воздѣйствія на другихъ людей,—дѣятельность человѣка. Такъ
же и в ъ воспитаніи, условія вашей суровой жизни, которыя вы, навѣрно, не цѣните по ихъ значенію, самыя в ы годныя для воспитанія. Ваша жизнь серъезкая, и дѣти виДятъ и понимаютъ это.
Если же вы хотите отъ меня болѣе опредѣленнаго у к а занія о томъ, что именно читать или давать в ъ руки ребенку для религіознаго воспитанія, то я |думаю, что надо
не ограничиваться религіозными писаніями одного в ѣ р о -
занія, у насъ—христіанскаго, а наравнѣ съ христіанской
учительяой литературой пользоваться буддійской, браминской, конфуціанской, еврейской.
' Очень,'Очень радъ былъ общенію съ вами. Желалъ бы,
чтобы оно было сотую долю такъ полезно вамъ, какъ полезно мнѣ, и потому жѳлалъ бы, чтобы оно чаще повторялось.
Основа восшітанія—религіозное ученіе, т. е. объясненіе
емысла и назначенія жизни.
Несправѳдливо то, чтобы человѣкъ не имѣлъ бы чего
сказать ребенку, какъ положительную религіозную истину,
которую онъ исповѣдуетъ. Всякій искренній человѣкъ знаетъ
то хорошее, во имя чего онъ живетъ. Пускай ояъ скажетъ
ато ребенку, или иусть покажетъ это ему, и онъ сдѣлаетъ
добро и навѣрное не повредитъ ребенку.
Я написалъ книжку, называемую „Христіанскоеученіе*',
в ъ которой я хотѣлъ сказать, какъ можно проще и яснѣе,
то, во что вѣрю. Кнвга эта вышла недоступною для дѣтѳй,
хотя я имѣлъ въ виду именно дѣтей, когда писалъ ее.
Если же бы мнѣ сейчасъ нужно было передать ребенку
сущность религіознаго ученія, котороѳ я считаю истиной, я
бы сказалъ ему, что мы пришли въэтотъміръиживемъвъ
немъ не но своей волѣ, а по волѣ того, что мыназываемъ
Богомъ, и что поэтому намъ будетъ хорошо только тогда,
когда мы будемъ исполнять эту волю. Воля же Бога оостоитъ въ томъ, чтобы мы всѣ были счастливы. Для того же,
чтобы мы в с ѣ были счастливы, есть только одно средство:
надо, чтобы каждый поступалъ съ другими такъ, какъ онъ
желалъ бы, чтобы поступали съ нимъ.
На вопросы же о томъ, какъ произошелъ міръ, что ожидаетъ насъ послѣ смерти,—я отвѣчалъ бы на первый признаніемъ своего невѣдѣнія и неправильности такого вопроса
(во всемъ буддійскомъ мірѣ нѳ существуетъ этого вопроса);
на второй же отвѣчалъ бы предположеніемъ о томъ, что
воля Призвавшаго насъ въ эту жизнь для нашего блага
ведетъ насъ куда-то черезъ смерть,—вѣроятно, для той же
дѣли.
Для того, чтобы воспитать человѣка, годнаго для будущаго, стоящаго впереди настоящаго поколѣнія, надо воспитывать его, имѣя въ виду идеально совершеннаго человѣка,—
только тогда воспитанникъ будетъ достойнымъ членомъ того
поколѣнія, въ которомъ ему придется жить.
Дѣтскій возрастъ есть возрастъ внушенія. Все вослитаніе во внушенщ добра.
В ъ настоящее время большинство людей только вообра»
жаютъ себѣ, что они, исповѣдуя христіанство, держатся
христіанской нравственности. В ъ дѣйствительности они
слѣдуютъ только языческой нравственности, и эту нравственность ставятъ идеаломъ воспитанія молодого поколѣнія.
Каждый шагъ философіи педагогики впередъ состоитъ
только в ъ томъ, чтобъ освобождать школу отъ мысли обученія молодыхъ поколѣній тому, что старыя поколѣнія считали
наукою, къ мысли обученія тому, что лежитъ'въ потребностяхъ молодыхъ поколѣній. Одна эта общая и, вмѣстѣ с ъ
тѣмъ, противорѣчащая сама себѣ, мысль чувствуется во всей
исторіи пѳдагогики,—общая, потому что в с ѣ требуютъ большей мѣры свободы школъ; противорѣчащая, ^потому что
каждый предписываетъ законы, основанные на своей теоріщ
и тѣмъ самымъ стѣсняетъ свободу. ,
Всякое ученіе должно быть только отвѣтОхМъ на вопросъ, возбужденный яшзнью. Но школа не только не возбуждаетъ вопросовъ, она даже не отвѣчаетъ на тѣ, которкэ
возбуждены жизныо. Она постоянно отвѣчаетъ на одни іг
тѣ же вопросы, нѣсколько вѣковъ тому назадъ поставлепные человѣчествомъ, а не дѣтскимъ возрастомъ, воиросы,
до которыхъ еще нѣтъ дѣла ребенку.
Школы, устроенныя свыше и насильственно, не пастырь
для стада, а стадо для пастыря. НІкола учреясдается не
такъ, чтобы дѣтямъ было удобно учиться, но такъ, чтобы
учителямъ было удобно учить. Учителю неудобны говоръ*
движеніе, веселость дѣтей, составляющее для нихъ необходимое условіе ученія, и в ъ школахъ, строющихся, к а к ъ
тюремныя заведенія, запрещены вопросы, разговоры и движенія. Вмѣсто того, чтобы убѣдиться, что дяя того, чтобгі
дѣйствовать успѣшно на какой-иибудь предметъ, нужно
изучить его (а в ъ воспитаніи этотъ предметъ есть свободный ребенокъ), они хотятъ учить такъ, какъ умѣютъ, какъ
вздумалось, и при неуепѣхѣ хотятъ перемѣнить не образъ
ученія, а самую природу ребенка.
В ъ продолжеяіе нѣсколькихъ вѣковъ каждая школа
учреждается на образецъ другой, учрежденной на образѳцъ
прежде бывшей, и в ъ каждой изъ этихъ школъ непремѣннымъ условіемъ поставлена дисциплина, воспрещающая д і тямъ говорить, спрашивать, выбирать тотъ или другой предметъ ученія; однимъ словомъ, приняты в с ѣ мѣры для лишенія учителя возможности дѣлатьг ,выводы о потребностяхъ учениковъ. Принудительное устройство школы исключаетъ возможность всякаго прогресса. А между тѣмъ к а к ъ
подумаешь о томъ, сколько вѣковъ прошло в ъ отвѣчаніи
дѣтямъ на т ѣ вопросы, которыхъ они не думали задавать,
о томъ, какъ далеко ушли нынѣшнія поколънія отъ той
древней формы образованія, которая прививается имъ, то
непонятно становится, какъ еще держатся школы. Школа,
намъ бы казалось, должна быть и орудіемъ образованія и
вмѣстѣ съ тѣмъ опытомъ надъ молодымъ поколѣніемъ,
дающимъ постоянно новые выводы. Только когда опытъ будетъ основаніемъ школы, только тогда, когда каждая школа
будетъ, такъ сказать, педагогическою лабораторіей, только
тогда школа не отстанетъ отъ всеобщаго прогресса, и
опытъ будетъ въ состояніи полояшть твердыя основанія
для науки образованія. Наше мнимое знаніе законовъ добра и зла и, на основаніи ихъ, дѣятельность на молодое поколѣніе, есть большею частью противодѣйствіе развитію новаго сознанія, не
выработаннаго еще нашимъ поколѣніемъ, а вырабатывающагося въ молодомъ поколѣніи, — есть препятствіе, а не пособіе образованію.
Воспитаніе, какъ умышленное формированіе людей по
извѣстнымъ образцамъ, неплодотворно, незаконно и не*
возможно.
Права воспитанія не существуетъ. Я нѳ признаю его,—
не признаетъ, не признаЕало и не будетъ признавать его
все воспитываемое молодое поколѣніе, всегда и вездѣ возмущающееся противъ насилія воспитанія. Чѣмъ вы докажете
это право? Я не знаю и не полагаю ничего, а вы признаете
и полагается новое, для насъ не существующее, право
одного человѣка дѣлать изъ другихъ людей такихъ, какихъ
ему хочется. Докажите это право, но только не тѣмъ, что
фактъ злоуиотребленія властью существуетъ и давно уже
существовалъ. Не вы истцы, а мы,—вы же отвѣтчики.
Итакъ, чѣмъ же будетъ школа при невмѣшательствѣ в ъ
воспитаніе?
Всестороннею и самою разнообразною сознательною д ѣ ятельностью одного человѣка на другого съ цѣлью передачи знаній (іпзѣгисѣіоп), не принуждая учащагося ни прямо
насильственно, ни дипломатически воспринимать то, что
намъ хочется. Школа не будетъ, можетъ-быть, школа, какъ
мы ее понимаемъ,—съ досками, лавками, каѳедрами учительскими или профессорскими,—она, можетъ-быть, будетъ раекъ,
театръ, библіотека, музей, бесѣда. Сводъ наукъ, программы,
можетъ-быть, вездѣ сложатся совсѣмъ другія.
„Но что же намъ дѣлать? Неужели такъ и не
уѣздныхъ училищъ, такъ и нѳ будѳтъ гимназій, не
каѳедры, исторіи римскаго права? Что же станется
ловѣчествомъ?"—-слышу я. Такъ и не будетъ, коли
будетъ
будѳтъ
съ чеихъ не
понадобитея ученикамъ, и вы не сумѣете ихъ сдѣлать хорошими. „Но вѣдь дѣти не всегда знаютъ, что имънужно,
дѣти ошибаются и т. д.%—слышу я. Я не вхожу въ такой
споръ. Этотъ споръ привелъ бы насъ къ вопросу: права ли
предъ судомъ человѣка природа человѣка? и проч. Я этого
не знаю и на это-ліоприще не становлюсь; я только говорю,
что если мы можемъ знать, чему учить, то не мѣшайте мнѣ
учить насильно русскихъ дѣтей французскому языку,
средневѣковой генеалогіи и искусству красть. Я все докажу
такъ же, какъ и вы.—Такъ и не будетъ гимназіи и латинскаго языка. Что же я буду дѣлать?—опять слышу я.
Не бойтесь, будетъ и латынь, п риторика, будутъ еще
сотни лѣтъ, и будутъ только потому, что лѣкарство куплено,
надо его выпить (какъ говорилъ одинъ больной). Едва ли
еще черезъ сто лѣтъ мысль, которую я, можетъ-быть, неясно, не ловко, неубѣдитѳльно выражаю, сдѣлается общимъ
достояніемъ; едва ли черезъ сто лѣтъ отживутъ в е ѣ готовыя заведенія—училища, гимназіи, университеты,—ивырастутъ свободно сложившіяся заведенія, имѣющія своимъ
основаніемъ свободу учащагося поколѣнія.
Весѣды съ
ДѢТЬМЙ
по нраветвевнымъ вопросамъ.
Преподавать дѣтямъ нраественность я пыталея вотъ
какъі собравъ выраженныя разными
мыслителямииравственныя
истипы и изложивъ ихъ доступнымъ дѣтямъ въ возрастѣ около
10 лѣтъ языкомъ, я раздѣлилъ ихъ на отдѣлы и каждый денъ
читалъ дѣтямъ 7іо одной мысли изъ одного по очереди отдѣаа
и, прочтя, просилъ ихъ повторгтгь своими словами прочитанное, разъясняя непонятное и отвѣчая на вопросы. еызванные
чтеніемъ.
Отдѣловъ такихъ у меня составилосъ около 20. Я говоріо
около 20 потому, что я не вгюлнѣ остановился на числѣ отдѣловъ и то прибавляю, то убавляю ихъ.
Главные отдѣлы слѣдуюіціс:
1) Богъ.
2) Жизнъ въ волѣ Бога.
3) Человѣкъ сынъ Бога.
4) Разумъ.
5) Любовь.
6) Совергаенствованге.
7) Уеиліе.
8) Мысли.
9) Слова.
10)
Поступки—дѣла11) Солазны внутренніс.
12) Соблазны внѣшніе.
13) Смиренге.
14) Самоотреченіе.
15)
Сопротивленіе.
16) Жизнь въ настоящемъ.
17) Смерть.
18)
Жизнъ—благо.
19) Вѣра.
Такихъ нравшеенѵ.ыхъ истинъ набралось у меня болѣе
700,
такъ что если располооюить ихъподнямъ,
тонакаждый
день придется по ^2.
Для образца выписыеаю по одной мысли изъ каждаго
отдѣла.
Изть о т д ѣ л а
І-го.
Услыхали разъ рыбы въ рѣкѣ, что люди говорятъ: рыбамъ
можно жить только въ водѣ. И стали рыбы другъ у друга
спрашивать: что такое вода? И ші одна ркба въ рѣкѣ не
могла сказать. что такое вода. Тогда умная, старая сказала,
что есть в ъ морѣ премудрая рыба. Она все знаетъ. Спросимъ
ее: .что такое вода? И вотъ поплыли рыбы в ъ море къ старой премудрой рыбѣ и спросили ее: какъ бы намъ узнать,
что такое вода? Премудрая рыба сказала: вы не знаете, что
такое вода, потому что живете въ водѣ. Узнаешь воду только
тогда, когда выскочишь изъ нея и почуешь, что безъ нея
жить нельзя. Только тогда поймешь, что мы водою живемъ
и что безъ воды нѣтъ жизни.
То же и съ людьми, если они думаютъ, что не знаютъ
Бога. Мы живемъ въ Богѣ и Богомъ, и только что уйдемъ
отъ Бога, сейчасъ намъ такъ же шіохо, какъ рыбѣ безъ
воды.
И з ъ отд-ѣла 2 - г о .
Когда на большой дорогѣ грабятъ разбойникя, то путешественникъ не выѣзжаетъ одинъ: онъ выжидаетъ, не поѣдетъ ли кто-нибудь со стражей, присоединяется къ нему,
и тогда уже не боится разбойниковъ.
Также поступаетъ въ своей жизни и разумяый человѣкъ. Онъ говорнтъ себѣ: „Въ жизни много всякихъ бѣдъ.
Гдѣ найти защиту, какъ уберечься отъ всего этого? Какого
дорожеаго товарища подождать, чтобы поѣхать в ъ безопасности? За кѣмъ ѣхать слѣдомъ: за тѣмъ или за другимъ? За богатымъ ли, за важнымъ ли вельможей или за
самимъ царемъ? Не уберегутъ ли они меня? Вѣдь и ихъ
грабятъ и убиваютъ и они такъ же бѣдствуютъ, какъ и
другіе люди. Да еще и то можетъ быть, что тотъ еамый,
съ кѣмъ я поѣду, нападетъ на меня и ограбитъ. Какого
же мнѣ найти себѣ вѣрнаго дорожнаго товарища, такого
товарища, чтобы онъ не напалъ на меня, а былъ бы мнѣ
всегда защитой? За кѣмъ мнѣ итти слѣдомъ? Одинъ есть
такой вѣрный товарищъ. Товарищъ этотъ—-Богъ. За нимъ
надо итти, чтобы не попасть в ъ бѣду. А что значитъ итти
за Богомъ? Это значитъ желать того, что Онъ хочетъ, и
не желать того, чего Онъ не хочетъ. А какъ достигнуть
этого? Понять Его законы и слѣдовать имъ".
Изть отд-Ъла 3 - г о .
Христосъ сказалъ, что каждый человѣкъ сынъ Бога,
Это значитъ то, что в ъ каждомъ человѣкѣ живетъ д у х ъ
Божій, по тѣлу всякій человѣкъ сынъ свонхъ родителей,.
по духу всякій человѣкъ сынъ Бога. Чѣмъ большѳ человѣкъ понимаетъ въ себѣ духъ Божій, чѣмъ большѳ привнаетъ свою сыновность Богу, тѣмъ больше онъ прибли- •
жается къ Богу и к ъ истинному благу.
И з ъ отдіЬла 4 - г о .
Чѣмъ добрѣе бываетъ жизнь человѣка, тѣмъ больше бываетъ въ немъ разума. А чѣмъ разумнѣе человѣкъ, тѣмъ
добрѣе бываетъ жизнь человѣка.
Для доброй жизни нуженъ свѣтъ разума. А для того»
чтобы разумъ былъ свѣтелъ, нужна добрая жизнь. Одно помогаетъ другому. А потому, если разумъ не помогаетъ доброй жизни, это не настоящій разумъ. й если жизнь не помогаетъ разуму, то это нѳ добрая жизнь.
Изть отд-Ьла 5 - г о .
Постарайся полюбить того, кого ты не любилъ, кто обидѣлъ тебя. И если это удастся тебѣ сдѣлать, то тебѣ сейчасъ же станетъ очень хорошо и радостно на душѣ. Какъ
свѣтъ ярче свѣтитъ послѣ темноты, такъ и на душѣ бываетъ особенно хорошо, когда вмѣсто злобы и досады почувствуешь любовь къ тому, кого не любилъ и кто обидѣлъ
тебя,
Изпь о т д ѣ л а 6 - г о
а
Мы всѣ знаемъ, что живемъ не такь, какъ надо и какъ
могли бы жить. И потому надо всегда помнить, что жизнь
наша можетъ и должна быть лучше.
Помнить это надо не затѣмъ, чтобы осуждать жизнь другихъ людей и свою, не исправляя ее, а затѣмъ, чтобы стараться съ каждымъ днемъ и часомъ становиться хоть немного лучше, исправлять себя.
Въ этомъ самое главное и самое радостноѳ дѣло в ъ
жизни.
Из*ъ отд-Ьла 7 - г о .
Вываетъ непріятно, когда тебя хвалятъ зато, чеготыие
сдѣлалъ, и такъ же непріятно, когда бранятъ за то, чего ты
не заслужилъ. Но можно и въ напрасной похвалѣ и въ
напрасной брани найти пользу. Если ты не сдѣлалъ добраго
дѣяа и тебя хвалятъ за него, лостарайся сдѣлать то, за что
тебя хвалятъ. А если тебя бранятъ за то, чего ты не сдѣлалъ, то постарайся впередъ не дѣлать того, за что тебя
бранятъ.
Из-ь о т д ѣ л а 8 - г о .
Какъ удилами во рту мы управляемъ конями и рулямп
управляемъ кораблями,такъ и языкомъ мыуправляемъ воѣмъ
тѣломъ. Языкомъ можно и осквернить, можно и осв&тить
себя. И потому надо не говорить, что попало, а внимательно
слѣдить за своими словами.
Слово— великое дѣло. Какъ неболыпой огонь можетъ
ежечь цѣлыя деревни, такъ и отъ одяого слова можетъ
сдѣлаться большое несчастье.
Из~ъ о т д ѣ л а 9 - г О ш
Для того, чтобы не дѣлать злыхъ дѣлъ, надо удерживаться не только отъ самыхъ дѣлъ, но и отъ злыхъ разговоровъ. Для того же, чтобы удерживаться отъ злыхъ дѣлъ
и разговоровъ, надо научиться удерживаться отъ злыхъ
мыслей. Когда одинъ думаешь самъ съ собой и придутъ недобрыя мысли—осуждаешь кого-нибудь, сердишься, вспомни,
что не хорошо такъ думать, остановись и старайся думать
о другомъ. Только тогда будешь въ силахъ воздерживаться
отъ злыхъ дѣлъ, когда научишься воздерживаться отъ
злыхъ мыслей. Корень злыхъ дѣлъ въ дурныхъ мысляхъ.
Иэ~ь о т д ѣ л а ІО-го»
Китайскаго мудреца спросили: есть ли такое слово, которое дало бы счастье на всю жизнь?
Мудрецъ сказалъ: „Есть слово „шу", смыслъ этого слова
такой: чего мы не хотимъ, чтобы намъ дѣлали, не надо д ѣ лать другимъ".
Когда же Христа спросили о главной заповѣди закона,
онъ сказалъ: „Во всемъ, какъ хотите, чтобы съ вами поступали люди, такъ поступайте и вы съ нимй. В ъ этомъ законъ
и пророки".
Китайскій мудрецъ сказалъ, чтобы не дѣлать другимъ
того, чего себѣ не хочешь: не отступай отъ любви. А Христосъ сказалъ: не только не дѣлай другому того, чего себѣ
яе хочешь, но дѣлай другому то, чего себѣ хочешь,—поступай по любви.
И з ъ о т д ѣ л а 11-гоПословица говоритъ: „Отъ трудовъ праведныхъ не наживешь палатъ каменныхъ". Отъ трудовъ будешь горбатъ,
а не будешь богатъ*.
И пословица не мимо молвится. Большое богатство наживается не трудами, а грѣхами. Отъ этого большое богатство тяжестъ, а не радость дляхорошагочеловѣка.Непропускаетъ большое богатство людей в ъ царство Божіе,
я
і
Из~ь о т д ѣ л а 12-го.,
Надо не поддаваться тому, что дѣлаютъ другіе, а жить
своимъ умомъ. Не бѣда, если мы смѣемся, сами не зная чему,
когда другой человѣкъ смѣется, и если, глядя на того, кто
зѣваетъ, и сами зѣваемъ, но плохо то, когда мы поддаемся
злому чувству того человѣка, который злится на насъ, обижаетъ насъ. Онъ злится, и мы злимся. А тутъ-то и дороже
всего не поддаться злому чувству, а, напротивъ, добротой
отвѣтить на злобу. Если съ злыми людьми будешь такой
же, какъ они, то сдѣлаешься скоро злымъ и съ добрыми
людьми.
ЕЯзть о т д ѣ л а 2 3 - г о .
Въ Евангеліи сказано (Лука XVI, 15), что велико длялюдей, то мерзость передъ Богомъ.—Это надо всегда помнить,
чтобы не ошибиться и не почитать великимъ и важнымъ то,
что мало и ничтожно. Это надо помнить, потому что люди
всегда возвеличиваютъ, украшаютъ то, про что они знаютъ,
что оно безъ прикрасы будетъ не замѣчено и признано дурнымъ. Такъ устраиваютъ всякіе храмы, шествія съ музыкой
и флагами, богатыми одеждами. Надо не поддаваться этому
блеску и знать и помнить, что все истинное и доброе не
нуждается въ украшеніяхъ и бываетъ просто и скромно.
Изъ отдѣла І4-го.
Люди живутъ общими трудами веѣхъ. И чугунъ, и косы,
и сошникъ, и сукно, и бумага, и спички, и свѣчи, и керосинъ, и тысячи другихъ вещей,—все это труды людскіе. И
потому, чтобы не отнимать у людей людского труда, надо
если мы пользуемся трудами людей, оплачивать за это
своимъ.
Есть пословица, что если одинъ человѣкъ живетъ не
работая, то гдѣ-нибудь какой-нибудь человѣкъ отъ этого
умираетъ съ голоду.
Но какъ учесть, больше ли я беру, чѣмъ даю? Учесть
нельзя, и потому, чтобы не быть воромъ и убійцей, лучше
больше отдать, чѣмъ взять, и для этого какъ можно больше
работать и какъ можно меньше брать отъ другихъ людей
г
Из~ь о т д - ѣ л а 1 5 - г о .
„Вы слышали, что сказано: око за око и зубъ за зубъ,
А Я говорю вамъ: не противься злому. Но кто ударитъ тебя
в ъ правую щеку твою, обрати къ нему и другую" (Мѳ. У
38—39). Ученіе это запрещаетъ дѣлать то, отъ чѳго умноР
жается, а не прекращается зло в ъ мірѣ. Когда одинъ человѣкъ нападаетъ на другого, обижаетъ его, онъ этимъ зажигаетъ въ другомъ чувство ненависти, корень всякаго зла.
Что же надо сдѣлать, чтобы потушить это чувство зла? Неужели сдѣлать то самое, что вызвало это чувство зла, т.-е.
повторить дурное дѣло? Поступить такъ—значитъ вмѣсто
того, чтобы уничтожить зло, усилить его.
И потому непротивленіе злу зломъ есть единственяое
средство побѣдить зло. Только оно одно убиваетъ злое
чувство и в ъ томъ, кто сдѣлалъ зло, и в ъ томъ, кто понесъ
его.
Изт» о т д - ѣ л а 1 6 - г о .
Никогда не откладывай добраго дѣла, если можешь сдѣлать его нынче. Смерть не разбираетъ того, сдѣлалъ ли или
не сдѣлалъ человѣкъ то, что долженъ. Смерть никого и ничего не дожидается. У нея нѣтъ ни враговъ, ни друзей.
Дѣла человѣка, то, что онъуспѣлъ сдѣлать, становятся его.
судьбой, хорошей или дурной. И потому для человѣка
важнѣе всего въ мірѣ то. что онъ сейчасъ дѣлаетъ.
Из~ь о т д ѣ л а 1 7 - г о .
Человѣкъ видитъ, какъ все на свѣтѣ—и растенія и животныя, зарождается, растетъ, крѣпнетъ, плодится, а потомъ
слабѣетъ, портится, старѣется и умираетъ.
Тс же самое видитъ человѣкъ и надъ своимъ тѣломъ и,
глядя на другихъ людей, когда они умираютъ, знаетъ и
про свое тѣло, что оно состарится, испортится и умретъ,
какъ іі все, что родится и живетъ на свѣтѣ.
Но кромѣ того, что онъ видитъ на другихъ существахъ
и на людяхъ, каждый человѣкъ знаетъ в ъ себѣ еще то,
что не портится и не старѣется, а, напротивъ, что болыпѳ
живетъ, то лучшѣетъ и крѣпнетъ,—знаетъ каждый человѣкъ въ себѣ свою душу.]
Что будетъ съ цушой, когда мы помремъ, никто не можетъ знать. Одно мы вѣрно знаемъ—это то, что портится,
прѣетъ и гніетъ только то, что тѣлесно, а душа нѳтѣлесна
и потому с ъ ней не можетъ быть того, что съ тѣломъ. И
потому страшна смерть только тому, кто живетъ только
тѣломъ.
Для того же, кто живетъ душою, нѣтъ смерти.
Изт» о т д ѣ л а І 8 - г о «
Знай и помни, что если человѣкъ несчастенъ, то онъ
самъ в ъ этомъ виноватъ, потому что Богъ создадъ людей нѳ
—ш—
для того, чтобы они были несчастны, а для ихъ счастія.
Несчастны бываютъ люди только тогда, когда они желаютъ
того, что не всегда могутъ имѣть. Счастливы же тогда,
когда желаютъ того, что всегда могутъ имѣть. Чего же
люди не всегда могутъ имѣть? И что могутъ всегда имѣть,
когда желаютъ этого?
Не всегда могутъ люди имѣть то, что не въ ихъ власти,
то, что другіе могутъ отнять у нихъ. Всего этого люди не
могутъ имѣть всегда. Всегда же могутъ имѣть люди
только то, что никто отъ нихъ отнять не можетъ.
Первое—это в с ѣ блага мірскія, богатство, почести, здоровье. Второе—это своя душа, свое желаніе во всемъ
исполнять волю Вога. И Богъ далъ въ нашу власть какъ
разъ то, что намъ нужнѣе всего для нашего блага, потому
что никто, никакія мірскія блага не даютъ истиннаго блага
а всегда только обманываютъ. Истинное же благо даетъ
только исполненіе воли Бога. Богъ не врагъ намъ, Онъ
поступилъ съ нами, какъ добрый Отецъ: Онъ не далъ намъ
только того, чего не можетъ дать намъ блага.
5
Из-ъ отд-Ьла 1 9 - г о Во всѣхъ вѣрахъ, ученіе о томъ, какъ надо жить людямъ,
одно и то же. Обряды разные, а вѣра одна.
Разумный человѣкъ видитъ то, что едино во всѣхъ
вѣрахъ, глупый же видитъ тблько то, что въ нихъ разное.
Ясная Поляна. Августъ 1907 г.
— Да полно! Такъ ли на самомъ дѣлѣ безвыходно положеніе турецкихъ армянъ, какъ. это утверждаютъ? Нѣтъ ли
преувеличеній? Но, допустимъ даже, что все это и вѣрно.
Но несомнѣнно, что въ этомъ угнетеніи принимаютъ участіе
и сами армяне. Я хочу сказать, что сильные и состоятельные
изъ нихъ притѣсняютъ своихъ же братьевъ не хуже турокъ
или курдовъ... Тутъ дѣло совсѣмъ не въ національности.
Вы говорите, что Раффи и нѣкоторые другіе писатели
видятъ единственный исходъ для турецкихъ армянъ въ
возстаніи? А что выйдетъ изъ такого возстанія? Улучшится
ли положеніе народа? Вотъ вамъ яркій примѣръ—Болгарія.
Одинъ мой знакомый, изучившій этотъ вопросъ, говорилъ
мнѣ, что въ пору турецкаго владычества, Болгарія была
даже счастливѣе, чѣмъ теперь, послѣ освобожденія: по
крайней мѣрѣ, простому народу жилось гораздо лучше.
Это фактъ, надъ которымъ стоитъ призадуматься... Не
забудьте также, что возстаніе болгаръ увѣнчалось успѣхомъ, благодаря чистой случайности; исходъ его легко
могъ быть совѳршеяно инымъ, какъ это и случалось нерѣдко.
— Не только Греція, но и Италія находятся теяерь в ъ
худшемъ положеніи, чѣмъ раныпе. Возьмите, напримѣръ,
Италію.—Вѣдь тамъ самнй настоящій декадансъ. Положеніе
народа, поистинѣ, ужасное. Одно освобожденіе и достиженіѳ
политической самостоятельности еще ничего не значитъ.
Оно еще не дѣлаетъ йарода счастливымъ и не устраняетъ
ни гнета, ни эксплуатаціи. Освободись завтра Турецкая Арменія,—какое-нибудь другое правительство будетъ угнетать
бѣдныхъ и слабыхъ. А какое это будетъ правительство—
армянское, русское, французское, в ъ сущности—безразлично.
— Да г д ѣ же равенство то при соціалъ-демократическомъ
строѣ? Какъ оно можетъ быть достигяуто? Вѣдь накопленныя меньшинствомъ богатства будетъ же кто-нибудь распредѣлять? И это, конечно, будетъ обыкновенный человѣкъ, съ
извѣстными слабостями и недостатками.—Не ангеловъ же съ
неба станутъ приглашать они для этого раздѣла?—Ну, а
разъ всѣмъ этимъ бу;утъ распоряжаться тѣ, или другіе люди,
допустимъ, болѣе выдающіеся, чѣмъ другіе, то эти люди будутъ опять-таки господствовать. Такимъ образомъ, равенства
снова не получится. Нѣтъ, не объ этомъ нужно думать и не
къ возстанію слѣдуетъ призывать .турецкихъ армянъ, а
нужно п р о п о в ѣ д ы в а т ь и имъ, и п р и т ѣ с н и т е л я м ъ и х ъ г у м а н н ы я , ч и с т о х р и с т і а н с к і я идеи.
Только это можетъ облегчить и улучшить положеніе народа.
Подъ христіанствомъ я подразумѣваю не мистическоѳ чтонибудь, а любовь одного человѣка къ другому, ихъ братскія,
сердечныя отношенія. Вотъ если бы всю энергію патріотовъ,
проповѣдующихъ борьбу за освобожденіе, направить по этому
пути, это, по моему, было бы гораздо лучше и полезнѣе,
скажу болѣе: такъ именно н е о б х о д и м о поступать...
— Р а з в ѣ курдъ—не человѣкъ? По-моему, онъ такой же
человѣкъ, какъ и мы съ вами, и убивать его мы не имѣемъ
никакого права. Почему вы думаете, что онъ не пойметъ
этой христіанской проповѣди, не оцѣнитъ ея? Нѣтъ, вы увидите, онъ пойметъ ее, и даже гораздо лучшѳ, чѣмъ какойнибудь бюрократъ, или, хотя бы, напримѣръ, оберъ-полиціймейстеръ Власовскій. И я лично скорѣе взялся бы проповѣдывать милосердіе курду, чѣмъ Власовскому. Повторяю—
армянскій патріотизмъ, какъ л всякій другой,—это язычество,
с ъ которымъ нужно бороться всѣмъ мыслящимъ людямъ.
Нужно установить п авильную точку зрѣнія на Моиассана. 0 немъ многіе судя ^ъ невѣрно. Это нѳ только замѣчатѳльный талантъ, это—единственный писатель, который, наконецъ, понялъ и возсоздалъ всю отрицательную сторону
отяошеній между женщиной и мужчиной. А это и значитъ
истинное дарованіе. Вначалѣ онъ, дѣйствительно, ошибался
и съ совершенно другой стороны смотрѣлъ на все это. Но
потомъ онъ оонялъ свою опшбку, какъ бы нереродился. И
никто съ такой мѣткостью и художественностью, какъ онъ,
пе изображалъ всѣ страданія, веѣ душевныя муки, пораждаѳмыя низменными отношеніями къ женщинѣ. Помните, напримѣръ, тотъ разсказъ, гдѣ описывается, какъ одинъ матросъ
ветрѣтилъ въ извѣстномъ домѣ свою родную сестру? На
сколько мыслей наводитъ эта вещь! Какой Ѵлубокій с л ѣ д ъ
оставляетъ въ душѣ! Такіе разсказы ужъ, кояечно, не могутъ пробудить въ читателѣ сочувствія или интереса к ъ
разврату, въ какой бы омутъ ни приводилъ насъ авторъ...
Въ Мопассанѣ были, однако, такія внутреннія противорѣчія,
которыя должны были, рано или поздно, довести его до
самоубійства. Съ какою горечью описываетъ онъ душевное
одиночество и сиротство человѣка! Мрачное настроеніе, в ъ
сущности, никогда не покидало его, и онъ не разъ изображалъ участь одинокаго, заброшеннаго, никому ненужнаго
человѣка... Перечитайте непремѣнно Мопассана—и вы найдете у него много замѣчательнаго. высоко-поучительнаго.
— Бояться смерти—нельзя. Она вѣдь не существуетъ.
Но и желать ее тоже не хорошо, какъ ропотъ противъ Бога.
Мы должны съ радостью жить, пока ееть жизнь, "несмогря
ші на что. Къ примѣру возьму себя. Что я—никуда негод
ный и никуда ненужный старикъ, можетъ-быть только м ѣ шающій жить другимъ. А все-таки я радуюсь своей яшзніг.
Вездѣ я нахожу только радость. Проснешься утромъ—хорошо! Выйдешь в ъ паркъ или въ поле, и опять—радость.
Встрѣтишься съ кѣмъ-нибудь, поласкаешь лошадь, посмотришь на величественный дубъ, на мураву, на травку,
вездѣ—радость. Даже и смерть постучитъ—и опять, кажется, будетъ радость.
— А кто знаетъ, можетъ быть т о г д а испугаюсь...
хотя. ттѣт" -.
1
— У профессоровъ бываетъ не мало знаній, но часто
всѣ эти знанія ч у ж і я . Вы въ нихъ найдете много мыслей, но эти мысли другихъ, прежде жившихъ мудрецовъ —
не профессоровъ... Все равно, какъ бябліотека—въ ея шкапахъ масса книгъ, масса, быть можетъ, хорошихъ, замѣчательныхъ книгъ, но, не смотря на это, сама библіотека—вы
вѣдь не станете это отрицать—не отличается нисколько по
своей мудрости отъ всѣхъ остальныхъ домовъ. То же и
одушевленныя хранилища древней мудрости—нѣкоторые
ирофессора: у нихъ отсутствуетъ самое важное—цѣтъ личнаго, собственнаго знанія.
~ Все, что я пиоалъ, писалъ для народа. й всѳ^несііотоя
на это, выходило тлкъ, что его нароцъ не понітмаяь; и тенерь, когда я, навѣрное, скоро уясе большене буду писать,,
меяя не удовлетворялтъ ни одно мое произведеніе: исключая.
быть можетъ, нѣкоторыхъ народяыхъ разсказовъ... Недавно
ко мнѣ приходилъ крестьянинъ, учившійся сорокъ л ѣ т ъ
назадъ в ъ моей яснополянской школѣ. Онъ попросилъ у
меня книгъ. Я далъ ему „Божеское и человѣческое". Когда
онъ мнѣ вернулъ книжку, я попросилъ его разсказать мнѣ
содержаніе. И онъ разсказалъ только то мѣсто, г д ѣ С в ѣ тлогубъ, подымаясь на висѣлицу, спросилъ палача:
— А тебѣ... не жаль... меня?..
— И тогда я подумалъ, что, быть можетъ, нужно только
это мѣсто, что все остальное в ъ повѣсти, быть можетъ,
не нужно, что его надо вычеркнуть совсѣмъ...
— Мы не такъ совершенны, чтобы знать все то, что в н ѣ
насъ. Но отъ этого, отъ того, что дубъ не знаетъ евангельскихъ истинъ, не слѣдуетъ еще то, что мы имѣемъ право
предполагать самыя несообразныя, самыя невѣроятныя
вещи и вѣрить в ъ ихъ возможность только потому, что мы
не обладаемъ способностью провѣрить ихъ своими физическими аппаратами*
Я понимаю желаніе человѣка вѣрить в ъ свое безсмертіе.
Это, мнѣ кажется, основное свойство человѣческой души...
Одинъ, какъ это бываетъ часто у людей, изъ народа дѣлаетъ
хорошее дѣло—садитъ фруктовыя деревья, плодовъ, которыхъ, быть можетъ, не дождется—только изъ желанія увѣковѣчить себя; послѣ его смерти люди долго будутъ говорить
про него. Другой хочетъ обезсмертить себя какимъ-нибудь
подвигомъили служеніемъ людямъчерезъ науку, искусство.
Но все это такоебезсмертіе, дни котораго сочтены. В д р у г ъ
случится то, что погибнутъ в с ѣ т ѣ , въ которыхъ ты перенесъ себя, или, скажемъ, упадетъ на землю комета и... конецъ всему и в ъ томъ числѣ и твоему безсмертію. Нѣтъ,
въ человѣкѣ есть нѣчто гораздо болѣе безсмертное. нѣчто
такое, чего не могутъ уничтожить никакія кометы. II это
не предположеніе, это самое несомпѣнное наше знаніе...
Но в ъ какой формѣ выльется эта наша безсмертность—будемъ ли мы и за смертыо существовать, какъ Л И Ч Н С І І Т И ,
или же потеряемъ послѣ нея сразу свое личное сознаьіе—
все это иеизвѣстно и н е м о ж е т ъ быть извѣстнымъ... Д а
оно и неинтересно... Спиритизмъ же увѣряетъ насъ, что
это извѣстно, что это фактъ. й в ъ этомъ его опшбка.
— Видите-ли, в ъ Маркѣ Авреліи я вижу себя и в с ѣ х ъ
насъ, если хотите. Читая его мысли и зная его положеніе,
мы не можемъ неудивиться, какая пропасть лежитъ между
его сознаніемъ и его жизнью. И для многихъ онъ не болѣе,
какъ лицемѣръ. Но я не думаю такъ... И мы сами часто не
замѣчаемъ пропасти, лежащей между нашимъ созпаніемъ и
нашей жизнью. А пройдутъ сотни, тысячи лѣтъ... И люди
будутъ удивляться и не понимать, какъ м о г л и мы, съ нашимъ сознаніемъ, дѣлать то, чѣмъ была наполнена наша
4
жизнь!... Точно такъ же, какъ мы теперь удивляемся тому,
какъ могъ Маркъ Аврелій, съ такимъ высокимъ сознаніемъ
дѣлать все то, что онъ дѣлалъ...
— Раньше меня всегда смущали слова Евангелія,—„Любите Бога и ближняго". Какого Бога? Личнаго? Но какъ же
я могу любить Его? Я Его не знаю. Но теперь эти слова мнѣ
такъ понятны и ясны, что я удивляюсь: какъ могутъ люди
ихъ не понимать и какъ самъ я могъ раньше не понимать ихъ?
Люби Бога, но Бога не внѣ себя, а въ себѣ, въ другихъ
людяхъ, въ животныхъ, во всемъ мірѣ. И когда любишь
этого Бога, полюбишь и людей, и все... Меня еще смущали
и другія слова Евангелія: „Люби ненавидящихъ тебя". Но
какъ я могу любить ненавидящаго злого человѣка? Я не
долженъ его любить,*а долженъ его ненавидѣть, отвращаться
отъ него; отъ него, но не отъ того Бога, который въ немъ,
во мнѣ, во всѣхъ, а отъ того „злого", „ненавидящаго", что
находится въ немъ... Вы говорите, что въ васъ иногда бываютъ тяжелые моменты, что иногда передъ вами все темно—
посмотришь назадъ и вспомнишь прошлое, ивсегадко, отвратительно, ничего хорошаго,радостнаго: всмотришьсявпередъ,
хочешь себѣ представить будущее—и опять все темно, нигдѣ
нѣтъ свѣта, радости. Куда итти? И какъ будто жизнь останавливается... Я знаю эти моменты, они очень важны, они
загоняютъ насъ въ н а с т о я щ е е. Вы говорите. почему же
мы должны подчинятьея волѣ Бога? Я хочу никому и ничему не подчиняться. На что мнѣ этотъ Богъ? Я взбунтугось противъ него. Я хочу подчиняться только себѣ и себѣ
одному. Для меня эти слова были всегда непонятны, и смѣшны.
Конечно, мы должны подчиняться себѣ и никому больше.
Но с е б ѣ — н е тому временному, низменному, что у насъ
есть, но тому высшему, божественному, что у насъ находится и появляется. Мы должны подчиняться Богу въ себѣ.
И намъ нечего возставать противъ самого себя. То, что
люди называютъ „искрой Божіей", есть опредѣленная, не
имѣющая ни начала, ни конца—субстанція.
Эта „искра" одинаково есть, какъ въ ребенкѣ, такъ и в ъ
взросломъ, какъ въ дикарѣ, такъ и въ цивилизованномъ
человѣкѣ. Но она проявляется черезъ насъ, черезъ наше
тѣло. й потому она бываетъ засорена, затемнена и не можетъ нроявляться вполнѣ. И вся наша обязанность къ этой
„искрѣ" только въ томъ, чтобы отстранить все то, что мѣшаетъ ей разгораться. Для меня это представляется такъ:
духовная жизнь есть потокъ свѣта. Человѣкъ — труба.
Когда труба обращена къ свѣту, свѣтъ освѣщаетъ ее и
проходитъ черезъ нее. Повернулась труба—и свѣтъ не виденъ... II труба темна...
Еще говорятъ: „человѣкъ носитъ въ себѣ Бога". Я чувствую, что тутъ не полное представленіе о Его сущности.
Богъ находится во мнѣ, въ васъ, во всѣхъ людяхъ, въ жи-
вотныхъ, в ъ растеніяхъ, в ъ камняхъ, во всемъ мірѣ, вездѣ
и во всемъ. Какъ же "мы можемъ сказать: у меня есть частица Бога. Неужели можно дѣлить на частицы Того Неограничениаго, Безконечнаго, Непостижимаго, Кого мы ч у в ствуемъ и признаемъ въ себѣ какъ Бога?
— Постоянная нанряженная и сосредоточенная духовная
жизнь такъ же невозможна, какъ и физическая. Ночь необходима для того, чтобы день былъ дѣятельнѣе. Отдыхъ
такъ же необходимъ для духа, какъ и для тѣла. Неужели
мнѣ, при моихъ 8 0 годяхъ можно работать, не уставая? Мнѣ
пуженъ отдыхъ. И я отдыхаю, гуляя, разговаривая. Мяѣ
пріятно играть съ цѣпочкой часовъ или навертывать ее
2 8 разъ... Я рожденъ 28-го года, 28-го числа"...
— Я безъ отвращенія и до сихъ поръ не могу вспомнить
своей холостой жизни и вообще молодости. Это ужасъ что
такое было! й все оттого, что живемъ мы и питаемся неиормально Отсюда и половыя излишества. Ъхалъ я какъто съ однимъ крестьяниномъ холостымъ и молодымъ,—такъ
чуть бороденка показалась,—и спросилъ его, какъ онъ жгь
ватъ б е з ъ э т о г о ? — „ А про это и думать некогда",—отвѣтилъ парень. Главное же, что у насъ съ юношескихъ
л ѣ т ъ вбито понятіе, будто безъ этого жить трудно и не
здорово. Это неправда. Безъ этого можно прожить. Надо
только на каждую женщину смотрѣть, какъ мы смотр^мъ
на мать яли сестру. И никакихъ животныхъ побужденій
такой человѣкъ не почувствуетъ...
— Чеховъ!.. Чеховъ — это Пушкинъ, в ъ прозѣ, Вотъ
какъ в ъ стихахъ Пушкина каждый можетъ найти что-нибудь такое, что пережилъ и самъ, такъ и в ъ разсказахъ
Чехова, хоть в ъ какомъ-нибудь изъ яихъ читатель непремѣнно увидитъ себя и свои мысли... Нѣкоторыя вещи Чехова положительно замѣчательны. Вы знаете, я выбраль
всѣ, особенно понравившіеся мнѣ, его разсказы и перечитываю всегда съ огромнымъ удовольствіемъ. А вотъ пьесы
его совсѣмъ не нравятся мнѣ...
— Среди священниковъ есть много хорошихъ людей,
очень хорошихъ. Вообще хорошіе люди есть во всякомъ,
рѣшительно во всякомъ сословіи. А какая масса прекрасныхъ людей среди военныхъ, хотя они и служатъ такому
ужасному дѣлу, какъ война...
— Наблюдательность художника заключается въ споеобности видѣть въ окружающей дѣйствительности т ѣ черты
яізленій, которыя не затрагиваютъ сознанія другихъ людеЛ;
онъ видитъ кругомъ себя то же, что и другіе, но видитъ не
такъ, какъ другіе, и затѣмъ, воспроизводя в ъ своемъ твор-
чествѣ именно тѣ черты дѣйствительности, которыя другими
не замѣчались, заставляетъ и другихъ людей видѣть предметы такъ, какъ онъ самъ ихъ видитъ и понимаетъ.
— Богъ внутри насъ. Для меня, напримѣръ, теперь весь
внѣшній міръ представляется безсмыслицей. Для чего вся
эта.каша: люди родятся, живутъ, умираютъ, опять родятся
и т. д.Ѵ Вѣдь если даже допустить учеиіе, что земля оторванный комочекъ солнца, который отвердѣлъ, покрылся травой, животными, людьми,—то, опять-таки, къ чему все это?
А разумъ требуетъ, чтобы все было осмысленно. Вотъ этотъто разумъ и есть Богъ... И для меня всегда имѣетъ глубокое
значеніе евангельская причта о виноградаряхъ... Какъ виноградари вообразили, что садъ принадлежитъ имъ, и стали
жить въ свое удовольствіе.
— Посмотрите на эту елочку,—сажая ее, я говорилъ, что
ни за что не доживу до того времени, когда она выростетъ
до ливіи горизонта... А теперь — насколько она выше! А
я все живу... Да, быстро бѣжитъ время... Быстро...—а какъ
люди мало думаютъ объэтомъ!Какъ мало вспоминаютъсмерть,
которая всегда за плечами... Говорятъ даже, что къ мысли
о смерти нельзя привыкнуть. Но это неправда. Если смерть
страшна, то причина этого не въ ней, а въ насъ. Чѣмъ лучше
человѣкъ, тѣмъ меньше онъ боится смерти, потому что жизнь
для него—не видимыя измѣненія въ его тѣлѣ отъ рожденія
до смерти, а развитіе того, что оцно можетъ дать благо человѣку и что безсмертно—развитіе въ немъ любви, побѣждающей
смерть. й эта работа жизни должна быть непрестанной. И
нѣтъ такой минуты, когда бы можно было ее не дѣлать, потому что каждый самый незначительный поступокъ икаждое
самое незначительное слово могутъ имѣть необъятное по своимъ послѣдствіямъ значеніе. Этого нельзя знать. Но мы всегда
должны помнить одно: что только при любовномъ отношеніи
другъ къ другу мы живемъ истинной жизнью...
— Надо готовить душу. Богъ требуетъ отъ человѣка добрыхъ дѣлъ, а съ добрыми дѣлами и умирать спокойно. Но
время бѣжитъ быстро, а мы зѣваемъ. Вотъ я думаю: я, кажется, нелавно былъ студентомъ, а между тѣмъ мнѣ уже
65 лѣтъ. Иногда вспоминаешь, что мною сдѣлано для Бога,
который меня послалъ въ міръ чистымъ, непорочнымъ? И
думается: не такъ я жилъ, какъ слѣдуетъ по ученію Христа.
Все было—праздность, развратъ. Самъ отравлялся и людей
отравлялъ своею пошлою жизнью. Хотѣлъ все достигнуть
мірского, что мнѣ представлялось хорошимъ. А хорошая
жвзнь только въ истинѣ, какъ жили мудрецы Сократъ,
Эпиктетъ, римскій императоръ Маркъ Аврелій и другіе.
Вотъ кікъ бы жить нужно и пользоваться ихъ примѣромъ :;
что Богъ есть Духъ, ичто въ каждомъ человѣкѣ есть Д у х ъ .
И дѣло Его одно. И вѣра Его одна. И любовь Его одна. „Я —
Богъ, вы во мнѣ. Я в ъ васъ. Живущій в ъ Богѣ неумретъ".
— Все, что относится къ аграрному движенію,—все, что
заключается в ъ соціальномъ вопросѣ, составляетъ мое занятіе въ Россіи и за границей. Европа меня интересуетъ не
своими политическими организаціями, ни партіями, ни революціей, которая можетъ вспыхнуть изъ-за политическаго
принципа, но всѣмъ тѣмъ, что относится къ земельному вопросу, потому что земля должна принадлежать всѣмъ и никому. Изъ в с ѣ х ъ событій, которыя произошли в ъ Испаніи за
послѣдніе годы,болѣе всего поразили меня безотвѣтная жизнь
кресгьянъ Хереса и возникшее возстаніе съ „Черной рукой".
Вотъ тѣ всемірные вопросы, которые смываютъ границы и
являютъ дѣйствительность Востока и Запада, И что бы ни
сдѣлала власть парламента или деспотизма, земельная проблема останется всегда во всей своей жгучести... Русскій
крестьянинъ, освобожденный еще только отъ внѣіпнихъ цѣпей,протягиваетъ руку черезъ десятки тысячъверстъвашему
несчастному работнику подъ знойнымъ южнымъ солнцемъ...
Соціализмъ—это только ступенька большой лѣстяицы Іакова
въ чѳловѣческомъ стремленіикъ истинному прогрессу. Если
же понимать соціализмъ, какъ его понимаютъ теперь в ъ Европѣ, то онъ остановитъ и затормозитъ освобожденіе рабочихъ, Вообразите только, что соціализмъ, вышедшій изъ принциповъ коммунистовъ и воздвигнутый в ь у ч е н і е , обратится
в ъ борьбу противъ власти, въ экспропріацію господствующаго
класса, чтобы увѣковѣчигь жестокую борьбу за „мое" и за
„твое" между народомъ и отдѣльными личностями!.. СоціализмъМеждуяароднагоОбщества Рабочихъ,имѣющаго главоП
Бакунина, увлекающагося въ безумныхъ мечтахъ за борьбу
противъ власти, за голосованіе при выборахъ, за присутствіе
при обработкѣ гражданскихъ законовъ, которые в ѣ д ь чѣмъ
болѣе будутъ внушены соціалистами, тѣмъ долговѣчнѣе закрѣпятъ соціалъ-буржуазную оргаиизацію... И что станетъ
со старыми послѣдователями в с е м і р н а г о б р а т с т в а ,
которые, отрицая власть и насиліе, будутъ всо-таки, какъ
члены парламентовъ, участвовать в ъ обоужденіи военныхъ
и морскихъ бюджетовъ? Г д ѣ будетъ проповѣдуемое равенство, разбивающееся на рабочихъ конгрессахъ криками бѣшѳнства и взаимными противорѣчіями? Можно только отчаиваться, видя такой прогрессъ въ стремленіи къ идеалу
любви и мира... Нѣтъ, нѣтъ, в с ѣ эти политическіе п эволюціонные процессы правъ, голосованій и выборовъ будутъ
имѣть только одинъ результатъ — приручить и закабалить
наиболыпую часть рабочихъ, лишивъ ихъ когтей и зубовъ.
Соціалтамъ, господствующій теперь, есть только ближайшій
постъ къ революдіи, окруженныйво время битвы нѳпріятельскимъ войскомъ—буртуазіей...
— Каждое столѣтіе имѣетъ свою проблему въ исторіи
человѣчества. Х І Х - й в ѣ к ъ разрѣіпилъ вопросъ о* рабствѣ
уиичтоживъ это зло, существовавшее въ Россіи, Америкѣ,
Африкѣ и не исчезяувшеевънѣкоторыхьмѣстностяхъ и до
оихъ поръ. Теперешыій вѣкъ долженъ разрѣшить вопросъ о
земельномъ рабствѣ. В ъ 1902 году я писалъ Царю, что въ
каждый пѳріодъ человѣческой жизни есть ближайшая ступень осуществлеяія лучшихъ формъ жизни. Пятьдесятъ лѣтъ
тому назадъ такой ближайшей ступенью было уничтожеяіе
рабства. В ъ наше время такая ступень есть освобожденіе
рабочихъ массъ отъ того меньшинства, которое влаотзуетъ
надъ ними,—т. е. то, что называется рабочимъ вопросомъ.
В ъ Западной Европѣ достиженіе этой цѣли считаетсявозможнымъ черезъ передачу заводовъ и фабрикъ въ общее
пользованіе рабочихъ. Вѣрно или невѣрпо такое разрѣшеніе вопроса, и достижимо ли оно или нѣтъ для западныхъ
народовъ,— оно, очевидно, не примѣнимо въ Россіи какова
юна теперь. В ъ Россіи, г д ѣ огромная часть насѳленія живетъ на землѣ и находится въ полной зависимости отъ крупныхъ землевладѣльцевъ, освобожденіе рабочихъ, очевидно,
яе можетъ быть достигяуто переходомъ фабрикъ и заводовъ въ общее пользованіе. Д л я русскаго народа такое осво<5ожденіе можетъ быть достигнуто только уничтоженіемъ
земельной собственности и признаніемъ земли общимъ достояніемъ,—тѣмъ самымъ, что уже съ давнихъ поръ составляетъ задушевное желаніе русскаго народа, осуществленіе, чего онъ все еще ожидаетъ отъ русскаго правитель•ства... И вѣрю, что мы увидимъ, если Богъ продлитъ нашу
жизнь, то человѣчество еще освободится отъ теперешняго
безславнаго земельнаго рабства, дѣлающаго однихъ господами земли, а другихъ рабами. И тщетны всѣ учредительныя собранія и конвенты, объявляющія деклараціи челоъѣческихъ правъ, до тѣхъ поръ, пока трудъ рабочаго будетъ кормить собственника земли, а земля будетъ представлять замаскированное рабство...
— Великая реформа уничтоженія частнаго владѣнія землеП имѣетъ въ нашей, русской исторіи глубокія традиціи.
0 чемъ всегда говоритъ крестьянскій „міръ"? Какъ возникла община? Всѣ эти идеи существуютъ у насъ съ первыхъ же страницъ нашей исторіи... А развѣ самыялучшія
тош процвѣтанія не только въ Россіи, но и во всей Е в ропѣ, не совпадали съ коллективнымъ владѣніемъ землей?..
Да и какая можетъ быть другая исторія человѣчества, кромѣ
борьбы за землю? Народъ процвѣталъ, или приходилъ въ
упапокъ, смотря по тому, кто управлялъ землей, одно или
нѣсколько лицъ. „Демократія"—ложь и „республика"—
фарсъ, если существуютъ родовыя имѣнія и частная земельная собственность. Почему существовалъ феодализмъ?
Отъ какихъ причинъ происходили всѣ войны, начиная отъ
древней Индіи, Ассиріи, Карѳагена, Рима и др. и кончая
згрансваальской и русско-японской войной? Изъ-за земли и
— 1 20 —
ради зеіши, иревращающей человѣка в ъ волка... Россія
приготовлена болѣе, чѣмъ какая другая страна, к ъ соціальной реформѣ... Я знаю, что многіе, смотрящіе на исторію
человѣчества, какъ на размѣщеніе симметрическихъ фигуръ, не согласятся съ моими взглядами. Говорятъ: „Необходимо слѣдовать примѣрамъ Франціи и Англіи развитіемъ
пар ламентизма "...
Но какъ будто причина соціальнаго зла устранена во
Франціи или в ъ Соединенныхъ НІтатахъ, хотя тамъ управляетъ не одинъ, а множество... й прекрасная страна—Испанія—должна будетъ оплакивать еще долгіе годы своигражданскія мечты, похороненныя на Антильскихъ и Филиппинскихъ островахъ... Сколько жертвъ и ради чего? Говорятъ
что теперешнія войны не тѣ, какими были раныпе. Но измѣнились только формы зла, а не само зло. И лавровый в ѣ нокъ попрежнему есть в ъ то же время и терновый вѣнецъ
для народа-побѣдителя. Мы русскіе, в ъ войнѣ съ Японіей
потеряли очень много, какъ и испанцы. Но развѣ японцы
пріобрѣли благо и свободу? Увеличилась ли суммасчастья
в ъ Японіи послѣ ея побѣды? Не думаю. И ошибка Японіи
есть та же самая, что и ошибка Германіи или Соединенныхъ Штатовъ. Ошибка состоитъ в ъ достиженіи цѣли-— насиліемъ. И конецъ этой ошибки будетъ одинаковый съ концомъ в с ѣ х ъ странъ, жившихъ насиліями...
— Насиліе еще никогда не разрѣшило ни однойсерьезной проблѳмы и не подвинуло человѣчества ни на одинъ
ш а г ъ впередъ. Терроръ существуетъ въ Россіи годами. Но
развѣ онъ хоть немного уменьшилъ нужду рабочихъ ичисло
кнутовъ,гуляющихъ по спинѣ народа? Единственное спасевіе
человѣчества—въ идеѣ братства, Путь прогресса одинъ и
тотъ-же для в с ѣ х ъ народовъ. Онъ былъ тотъ же и для Испаніи, которая, вмѣсто того, чтобы воевать сначала съ колоніями, а потомъ съ Соединенными Штатами, должна была
бы присоединиться къ Америкѣ и в ъ братскомъ единеніи
работать на общую пользу...
— Совершеннаго человѣка еще нѣтъ. Его надо создавать...
И развитіе формъ общежитія можетъ быть достигнуто толькоразвитіемъ человѣка. Я , говорящій вамъ противъ войны,.
на которую я смотрю, какъ на ужасное бѣдствіе, я почти
рыдалъ при извѣстіи о сдачѣ Портъ-Артура...
— Вотъ сегодня, на прогулкѣ,—чувствую вдругъ, что мпѣ
нехорошо, что сердце какъ будто останавливается... Это у
меня теперь бываетъ. Присѣлъ на провалившуюся березу,
сижу. „Вотъ, вотъ она",—думаю. И сперва жутко стало. А
потомъ хорошо и легко. Но это была еще не смерть, а
только предупрежденіе. Смерти я не зову,—но и не у б ѣ г у
отъ нея. Христіанинъ не долженъ и не можетъ бояться:
смерти—этого перехода отъ временнаго къ вѣчному...
•; Ь
— Только что кончилъ неболыпую статью о положеніи
рабочаго народа. Я стараюсь въ ней показать, что рабочій.
борясь противъ капиталиста и ненавидя его. самъ, въ сужности, въ душѣ капиталистъ: онъ готовъ перебить кусокъ
хлѣба у товарища, готовъ раздавить его, стать надъ нимъ...
Представится случай, и онъ самъ станетъ такимъ же,какъ
и тотъ капиталистъ, котораго онъ ненавидитъ. Для того,
чтобы рабочимъ избавиться отъ зла, нужно, чтобы они воспитали въ себѣ другого человѣка, христіанина...
„Рѣшить вашего вопроса не могу.—Знаю только, что ищущій духовнаго блага находитъ его: оно- всегда въ нашей
власти. Исканіе его есть уже обрѣтеніе его. А мнѣ кажется,
что вы искренно ищете его. То, что вамъ кажется, что вы
идете назадъ, лучше, чѣмъ, если бы вамъ казалось, что вы
быстро идете впередъ. Для меня есть только одпа жизнь:
служеніе Богу и людямъ черезъ само самосовершенствованіе или совершенствованіе (себя) черезъ служеніе Богу
и людямъ; и потому, какъ бы далекъ я ни былъ отъ того.
чѣмъ я хотѣлъ бы быть, я не могу не желать жить тою
жизнью, которую я призналъ...
„То же и для всѣхъ людей, если они поймутъ, въ чемъ
жизнь.
„Не робѣйте и не устаівайте; сначала и опять спачала".
(1901 г. I X ) .
„ ... Хорошо т о , ч т о вы пишете о томъ, какъ люди начинаютъ быть лишаемы воздуха и солнца, но лучше всего
то, что вы пишете про себя, про свое душевное состояпіе.
Это особенно радуетъ меня... это душевное состояніе я
знаю, потому что испытывалъ его; оно дастъ истинное, неотъемлемое благо
„Вы спрашиваете, почему невозможно, по моему мнѣнію,
исполненіе задуманной вами работы? *) Невозможно нагаь
сать біографію, исторію, жизнь Іисуса потому, что то, что
мы знаемъ изъ этой жизни, есть самое высокое въ духовной области изъ всего, что мы можемъ знать. Его словв,
Его ученіе есть то божествен.ное откровеніе, которое, черезъ
Него стало намъ доступно. Для того, чтобы описать Е г о
жизнь, надо объяснять источникъ, изъ котораго возникло
это. Какъ же я могу сдѣлать это, когда я только еле-елѳ
ионимаю то, что Онъ сдѣлалъ это для меня доступвымъ,
открылъ мнѣ? Я не только не желалъ бы прітбарить подробности о жизни Христа, но желалъ бы откинуть и тѣ
которыя есть.." ( 1 9 0 3 г. X I , 1).
'
„Оба вопроса ваши... мнѣ очень близки. Я самъ себѣ
отвѣтилъ на нихъ и, можетъ быть, вы прочтете эти отвѣты
*) Большой трудъ о Христѣ--Н.
когда-нибудь, теперь же я отвѣчу кратко, надѣясь, что вы
поймете и неполно выраженное. Все живо и во всемъ живетъ одно, и все отдѣльно одно отъ другого. Предки каждаго существа и насъ самихъ познаются нами, какъ вещество въ пространствѣ и движеніе во времени. Каждое существо есть органъ Бога и не только отдѣльно, но есть
особенное, единственное, въ своемъ родѣ существо и можетъ
производить единственную, только ему свойственную работу.
Отъ этого мы своимъ высшимъ существомъ и противимся
убійству и тому, что ведетъ къ нему. Кромѣ того, когда мы
страдаемъ за страданія другихъ—мы большею частью невольно обманываемъ себя, думая, что страдаемъ за заставляющихъ страдать. Мы страдаемъ за яарушеніе закона единенія, къ которому стремится все, и страданія указываютъ
намъ на это нарушеніе и вызываютъ въ насъ борьбу съ
нимъ для установленія единенія любви.
„Второй вопросъ я для себя разрѣшилъ такъ: законъ
жизниесть уясненіе, расширеніе, просвѣтлѣніе сознаніятого
вѣчнаго начала, которое есть въ каждомъ существѣ. Съ болѣе
высокихъ ступеней сознанія, наблюдая жизнь существъ, стоящихъ на низшей ступени, ихъ дѣйствія, представляющіяся
для нихъ добрыми, для высшаго сознанія представляются
зломъ, т.-е. борьба съ болѣе темнымъ сознаніемъ возможна
только черезъ свѣтъ, черезъ все большее и болыпее просвѣтлѣніе своего сознанія. И потому справедливо, что если
бы не было зла, т.-е. темноты, то не было бы добра, свѣта..."
(1904 г. I. 1 9 >
„ ... Какъ всегда—радъ получить ваше письмо. но просгите меня, письж) это ваше меня огорчило. В ъ н е м ъ я увидалъ недоброе отношеніе къ людямъ,—осужденіе. И, кромѣ
того,—яеясности и внутреннее противорѣчіе. Вы пишете о
томь, какъ должно быть исполнено ученіе Христа, а потомъ
говорите, что самое важное то, чтобы в ъ настоящемъ, въ тѣхъ
отношеніяхъ, в ъ которыя вступаешь с ъ человѣкомъ, руководиться только любовью. Если это такъ (а я думаю, что
это такъ), то нельзя впередъ опредѣлять форму христіанской жизни. Служеніе Богу .и людямъ—любовь, это тотъ
клубокъ, который въ сказкѣ волшебница даетъ юношѣ, чтобы
онь шелъ туда, куда, разматываясь, покатится клубокъ.
„Такъ и въ жизни идти надо туда, куда поведетъ раз*
матывающійся клубокъ любви, а куда онъ приведетъ, мы
знать не можемъ, а если будемъ воображать, что знаемъ,
то собьемся съ дороги..." ( 1 9 0 4 г. II. 2 7 ) .
„ ... Я думаю, что вы ошибаетесь, иолагая, что христіанство, т.-е. религія имѣетъ какія-либо внѣшнія цѣли, и что
о нихъ можно судить по мѣрѣ достиженія или недостиженія этихъ представляющихся намъ общихъ цѣлей. Христіанство, истинное христіанство, по моему мнѣнію, тѣмъ и
отличается отъ религій,— которыя можно назвать общественными, католичество, православіе, магометанство, я думаю
даже: конфуціанство, что оно обращается къ душѣ каждаго
отдѣльнаго человѣка, разрѣшаетъ его вопросъ жизни, указываетъ ему его нгзначеніе, состоящее в ъ исполненіи воли
Бога, в ъ сліяніи съ ней о.воей воли, въ служеніи для Бога
Богу и людямъ, и тѣмъ даетъ ему спокойствіе и благо.
Правда, что одно изъ невольныхъ подтвержденій христіанской истины и какъ бы маленькое поощреніе къ ней состоитъ в ъ томъ, что исполненіе воли Бога—лучіпее, что можетъ сдѣлать для себя человѣкъ,—вмѣстѣ еъ тѣмъ и оеуществляетъ царствіе Божіе („Царствіе Божіе внутри васъ
есть"). Но сущность христіанства и то, что привлекаетъ
къ нему и даетъ истинное благо, не в ъ томъ внѣшнемъ
осуществленіи царства Божія, которое никогда вполнѣ не
осуществится, а къ которому человѣчество всегда будетъ
приближаться (какъ асимптота къ кривой), а въ томъ, что
жизнь человѣка в ъ этомъ мірѣ, въ короткій срокъ этой
жизни, нолучаетъ вѣчный радостный смыслъ.
„Такъ вотъ я и думаю, что человѣкъ, понимающій такъ
христіанство, никакъ не будетъ думать о томъ, что дѣлаютъ
другіе, хорошо ли это или дурно, приближаетъ ли это на
его близорукій взглядъ осуществленіе царства Божія, или
отдаляетъ, а зная то, что его задача и смыслъ жизни состоитъ в ъ работѣ надъ той одной частью міра, которую
составляетъ его тѣло, будетъ дѣлать всѣми силами это дѣло,
ваолнѣ увѣренный, что обѣщанное царство Божіе наступитъ,
хотя и не такъ какъ онъ воображаетъ (царство Божіе наступитъ невидимымъ образомъ), но непремѣино наступитъ.
Содѣйствовать же ускоренію этого наступленія онъ будетъ
только, работая надъ собой, г д ѣ все в ъ его власти, и сердиться и упрекать никого не будетъ, кромѣ себя, которому
всѣ упреки всегда во б л а г о \ ( 1 9 0 4 г. III. 17).
„...0 забываніи въ себѣ Б о г а я н е огорчаюсь, потому что,
поглядѣвъ назадъ, вижу, что было время, когда я никогда
даже не вспоминалъ Его. Вѣдь въ этомъ жизнь, чтобы
замѣнять сознаніе своей личной жизни сознаніемъ Бога.
И потому этимъ огорчаться не надо..."
„0 воспитаніи можно много сказать, но мнѣ очень
ионравилось то, что сказалъ объ этомъ, кажется, Эмерсонъ,
что самое важное вызвать въ ребенкѣ сознаніе его божественной црироды, заставить наклюнуться этотъ ростокъ...
( 1 9 0 5 г. II. 2 2 ) .
4<
„...Спасибо вамъ...за письмо и за трогательныя свѣдѣнія
о Куртышѣ. Не могу жалѣть его. Могу только радоваться
и бояться..."
/Го, то вы пе довольны своей жизнью, только хорошо.
Когда истинно хочешь итти по прямой дорогѣ и видишь
свое уклоненіе отъ нея, то неизбѣжно выйдешь опять на
нее Романъ вашъ, вѣроятно, много мѣшалъ, и я радъ, ч т о '
вы его кончили. Я давно уже думалъ, что эта форма отжила,—не вообще отжила, а отжила, какъ нѣчто полезное.
Если мнѣ есть что сказать, то не стану я описывать гостиную, закатъ солнца и т. п. Какъ забава, невредимая для себя
и другихъ,—да. Я люблю эту забаву. Но прежде на это
смотрѣлъ, какъ на что-то важное..." ( 1 9 0 6 г . I X . 2 5 ) .
„Спасибо вамъ... что помните обо мнѣ и сообщаете такія
радостныя извѣстія. Помогай имъ Б о г ъ *). Впрочемъ, в с ѣ
слова, которыя сказаны Куртышемъ, сугь выраженіе не
мыслей и чувствъ Куртыша, а проявленіе Б о г а (Заключенный в ъ тюрьму Куртышъ сказалъ, что онъ не только
не сердится за это на начальниковъ, но жалѣетъ ихъ и
будетъ молиться, чтобы ихъ Богъ просвѣтилъ).
„Все яснѣе и яснѣе сознаю послѣднее время, чтожизнь
не счастливая, а блаженная, какъ это вѣрно подраздѣляетъ
Фнхте, достигается только замѣной своей воли волей Бога,
представленіемъ Ему жить черезъ тебя. Испытываю это
временами и чаще, чѣмъ старше и ближе становлюсь къ тому
таинственному, новому состоянію, которое мы называемъ
смертыо. Желаю вамъ этого единствеянаго блага. Только
держите себя открытымъ и чистымъ для продолженія чрезъ
васъ воли Бога, и вы перестанете быть недовольнымъ собою,
за что я в а с ъ не осуждаю, а жэлѣю,.." ( 1 9 0 6 г. X ) .
„...Только отрѣшиться хорошенько отъ славы человѣческой, установить твердыя, всегда чувствуемыя отношеиія съ
Богомъ, съ хозяиномъ моей жизни, хорошенько, вполнѣ
отказаться отъ осуществленія какихъ бы то ни было желаній,
хорошенько проникнуться великимъ словомъ: „Газз се диѳ
сіоіѣ, айѵіеппе роигга", или по-русски, „человѣкъ ходитъ,
Б о г ъ водитъ", и не будетъ заботы о томъ. Закхей я, или
Будда. Я , Толстой или Наживинъ, хочу только одного,
истинно хочу дѣлать Его волю, а что выйдетъ изъ моего
хотѣнья,—не мое дѣло. В с е это ясно, когда есть полная
искренность. Если же я не только Закхей, но фарисей въ
глазахъ лгодей, то это только тѣмъ лучше, чтобы я устанавливалъ свое отношеніе съ однимъ Богомъ. Не представляйте себѣ никакого своего внѣшняго положенія, а только
какъ можно чаще, особенно при сношеніяхъ съ людьми, отъ
жены до генералъ-губернатора и нищаго вспоминайте, кто
вы, что вы обязаны, не обязаны, а что вамъ истинно хорошо
для вашего блага дѣлать- и вы будете совершенно спокойпы,
можетъ быть вырѣжете свое мясо для голодной тигрицы, а
можетъ быть будете сажатьяблони и ѣ с т ь яблоки в ъ своемъ
саду, Говорю вамъ отъ всей души, по опыту, милый другъ[
Главное, хорошенько отрѣшиться отъ заботы о послѣдствіяхъ
#
* ) А , И . йконникову и И Р . Марк. Куртышу, заключеннымъ въ тюрьму
своихъ иоступковъ. Иосылаю вамъ письмо С—ого. Я прослезился, читая его..." ( 1 9 0 6 г. X I , 1 4 ) .
Вотъ это письмо:
...Я теперь чуть пе съ каждымъ днемъ всс далыпе ухожу отъ полігтики и начинаю уже бояться, что не слищкомъ ли далеко ушелъ отъ нея.
Мнѣ начинаетъ казаться, что критика и правительства, и революціонеровъ,
и духовенства, да пожалуй и, вообще, всякая критика — дѣло не христіанское.
Указывать челбвѣку его ошибки можно только тогда, когда любишь
его, когда не имѣешь иикакой другой цізли, какъ только помочь ему
освободиться отъ нихъ, когда критика проникнута такимъ доброжелательствомъ, которое должно обезоружить его. Только такая критика не>
сомнѣнно иолезна, такъ какъ не можетъ озлобить ни того, ни другого.
Вообщѳ намъ надо не критиковать другихъ, а всѣми силами отдаваться
положительной работЬ—уясненію и проведенію в ъ жизнь высгаей исшны,
которая уже сама, бѳ^ъ всякаго вѣдома, будетъ освѣщать в с ѣ окружающія
заблужденія, нричемъ этотъ свѣтъ будетъ встрѣчать при этотъ наименьшее сопротивленіе. Однимъ словомъ, я все болѣе прихожу къ тому, что
надо забыть рѣшитѳльно о всякой политикѣ и в с ѣ силы сосрсдоточить на
томъ, чтобы постоянно растить в ъ себѣ любовь ко всѣмъ людямъ, особѳнно къ врагамъ. Любовь—это безконечная сила, надо только сумѣть
воспитать ее въ себѣ. Я дажѳ не знаю, можетъ ли быть такой злодѣй,
который устоялъ бы передъ тобой, у котораго бы іюдиялась рука натебя,
если только онъ живо почувствуетъ, что ты его любишь, осуждаешь его
толысо ради его же пользы. Я не знаю, какъ далеко зайду въ этомъ наиравлѳніи, но чувствую, что больше расхожусь дажѳ съ самыми мирными
иолитиками, знаю, что имъ это уже совершенно станетъ непонятно, и в с е таки, радуюсь, такъ какъ чувствую, что подхожу къ чему-то гораздо болѣе
важному, прекрасному и песомнѣнному. Мнѣ кажется, я все болыне подхожу къ вѣрѣ в ъ чужіую всякой политики, всепрощающую и всепобѣждающую любовь. И я чувствую, что тутъ открываются такія возможности,
предъ которыми блѣднѣетъ все, что я прежде зналъ, чему придавалъ
значеніе. Такъ, напримѣръ, анархизмъ, которымъ я раньше интересовался, или джоржизмъ кажутся мнѣ теперь такой малевькой частицей тпй
огромной истины, что все спасеніе въ любви, в ъ отказѣ отъ всякой собственности. вражды, насилія. Но нѳужели такъ и ограничиться проповѣдыо (конечно, прежде всего личнымъ примѣромъ) одной любви? Неужѳли, такъ и нѳ указывать людямъ на все безуміе ихъ ж и з н н и н а в о з можныя, хотя и частичныя улучшѳнія ея? Пока я такъ отвѣчаю себѣ на
этотъ вопросъ: да, старайся в с ѣ силы сосредоточить на любви и отклоняйся отъ этой высшей дѣятельности лишь ігостольку, поскольку чувствуешь себя неспособнымъ къ нѳй, поскольку тебь измѣняютъ духовныя силы, поскольку утрачиваешь вѣру в ъ всепобѣждающую любовь..."
И
...Вполнѣ понимаю, какъ непріятно (не хочу сказать:
больно), что трудъ болыной и задушевный, предназначенный для людей, не доіпелъ еще (а, можетъ быть, и совсѣмъ
не допдетъ) до нихъ. Но во всякомъ настоящемъ трудѣ (а
такимъ считаю вашъ) послѣдствія несомнѣнныя и всегда
благотворныя всегда дпя самого трудящагося. Такъ это для
васъ, и помиритесь съ этимъ. Примиреніе съ этимъ—другое
благотворное послѣдсгвіе..." ( 1 9 0 7 г. IV, 2 4 ) .
,,...Я—странно сказать—что дальше живу, то все лучше
и лучше мнѣ. Казалось бы, некуда болыпе, а все лучше..."
(1908 г. III, 9).
„...Для насъ съ вами не можетъ быть вопроса о томъ,
что важнѣе всего на свѣтѣ: мы знаемъ очень хорошо, что
важнѣе всего то, чтобы не нарушать лхобви. А о томъ, пач
сколько нарушается любовь тѣмъ или другимъ поступкомъ,
есть ли возможность выйти изъ извѣстнаго положенія, не
нарушая любви, — это знаетъ тотъ, кому предстоитъ это
испытаніе..."
„...То, что вы пишете о моемъ ужасномъ юбилеѣ, навѣрное не такъ тяжело для васъ, какъ это тяжело для меня.
Я дѣлаю все, что могу, чтобы прекратить это, но вижу, что
я безоиленъ..." ( 1 9 0 8 г. III, 1 2 ) .
— Вотъ сегодня, — встрѣтилъ на шоссе одного стран
ника. — Немножко развѣ помоложе меня. Былъ в ъ Кіевѣ,
теперь идетъ къ Серафиму Саровскому, а тамъ думаетъ къ
Тихону Задонскому пройти. Кормится тѣмъ, что подадутъ
ради Христа, иногда работаетъ. И видно, что на душѣ у
него спокойно, свѣтло, хорошо,—это рѣдко теперь бываетъ,
теперь в с ѣ недовольны, в с ѣ набаловались жаловаться.
Идемъ съ нимъ по дорогѣ, разговариваемъ, и я думаю:
вѣдь вотъ живетъ же человѣкъ. Чѣмъ же я-то хуже его?..
— Жилъ въ старину въ пустынѣ одинъ отшельяикъ и
проводилъ все свое время въ молитвѣ. И пошелъ онъ разъ
къ своему наставнику, еще болѣе благочестивому отшельнику, и спросилъ его, что онъ могъ бы еще сдѣлать, чтобы
заслужить передъ Богомъ. И послалъ его наставникъ в ъ сосѣднюю деревню, къ мужикамъ, которые всегда нриносили
пищу ему.
— Поди къ нимъ,— сказалъ старецъ,—иоживи съ ними
денекъ: можетъ быть, и научишься у нихъ чему-нибудь.
Пошелъ отпіельникъ в ъ деревню, къ мужикамъ,—видитъ,
всталъ со сна мужикъ, пробормоталъ. „Господи!" и скорѣе
за работу. й такъ проработалъ мужикъ до вечера, а вечеромъ, вернувшись съ поля, опять только пробормоталъ:
„Господи!" и скорѣе спать.
И вернулся отшельникъ къ старцу, и говоритъ:
— Нечему у нихъ иоучиться... Они и Бога-то всего два
раза в ъ день вспомнили, утромъ да вечеромъ...
Взялъ тогда старецъ чашу, налилъ ее до самыхъ краевъ
масломъ іі подалъ отшельнику.
— На,—говоритъ,—возьми эту чашу и за день обойди
съ ней вокругъ деревни, да такъ, чтобы ни одной капли
не пролить...
Взялъ отшельникъ чашу, ушелъ и вечеромъ воротился.
— Ну, хорошо...—сказалъ старецъ.—Теперь скажи мнѣ,
сколько разъ за день ты о Богѣ вспомнилъѴ
— Ни одного...—смутившись отвѣчалъ отшельникъ.—Я
все на чашу глядѣлъ, пролить боялся...
— Ну. вотъ видишь,—сказалъ старецъ. Ну, вотъ видишь:
ты только о чашѣ думалъ, и то Бога ни разу не вспомнилъ,
а онъ, муяшкъ-то, и себя кормитъ, и семью, да еще и насъ
съ тобою в ъ придачу, онъ два раза Бога вспомнилъ.
„...Вы пишете, чтобы я сказалъ вамъ, что я думаю и
чувствую о вашей дѣятельности. Думаю, что она несвойственна человѣку, поставившему в ъ основу овоей жизни
учевіе Христа, и чувствую боль за васъ, желаніе помочь
вамъ, выбратьси изъ ложной дѣятельности и страхъ огорчить васъ, и почти увѣренность, что слова мои не будуіъ
услышаны вами.
„Стоитъ только помнить, что я не Ю., не Толстой, ие
ветеринаръ, не писатель. не русскій, не политическій дѣятель, а человѣкъ (сынъ Божій), появившійся въ этомъ мірѣ
вчера для того, чтобы завтра умереть, помнить, что мнѣ
надо, какъ можно лучше умирать (то же, что жить), и интересы о томъ, какъ и съ кѣмъ тебѣ бороться сейчасъ въ
Тулѣ или Саратовѣ, и кто какія дѣлаетъ дурвыя дѣла, и
какъ и что обо мнѣ думаютъ и говорятъ,—интересы эти
тотчасъ же займутъ далекое мѣсто, и рѣшеніе всѣхъ этихъ
вопросовъ въ ту или другую сторону представится совершеяно безразличнымъ, а поднимается одинъ. поглощающій
всѣ эти вопросы и выключающій ихъ дѣлаю ли я, я, я (а
не другіе), то, что хочетъ отъ меня Тотъ, Кто послалъ меня
въ міръ. Знаю, что вы все это знаете не хуже меня, но
думаю, что васъ захватила свирѣпствующая эпидемія общественной дѣятельности. А дѣятельность, эта дурная. Это
борьба, осужденіе, ненависть и все это—пахнетъ кровью.
Встрѣчаясь съ этой дѣятельностью, мнѣ кажется, христіанину возможно только одно: умиротворять по мѣрѣ силъ въ
себѣ вражду, не становясь ни на какую сторону и отвлекая
людей отъ борьбыи ненависти... Желаю вамъ отъ всейдуши
того религіознаго подъема, къ которому вы способны, который освободитъ васъ легко и просто изъ того соблазна, въ
который вы попали—временно, я увѣренъ..."
„Дѣло главное жизни—очищать себя отъ тѣлесныхъ наслѣдствепныхъ мерзостей-—всегда, при всякихъ условіяхъ
возможно и необходимо и одно нужно намъ, а форма жизви
должна быть послѣдствіемъ этой нашей работы просвѣтлѣнія.
Смущаетъ насъ то, что внутренняя работа совершенствованія вся въ нашей власти. и намъ кажется отъ этого не
важна. Устройство же внѣшней жизни связано съ послѣдствіями жизни пругихъ людей, и намъ кажется самымъ
ваяшымъ...
„Только тогда можно жаловаться на дурныя условія
внѣшней жизни, когда положишь всѣ склы на внутреннюю
работу. И какъ только положишь в с ѣ силы, то или внѣшняя жизнь сложится, какъ ты желаешь, или то, что она ке
такова, какъ мы желаемъ, перестанетъ тревожить насъ..."
— Это было подъ Севастополемъ во время Крымской
воіівы. Съ четвертаго бастіона, г д ѣ я находялся, меня назначили зачѣмъ-токомандиромъ горной полубатереи. Забралъ
я свои аугаки и поѣхалъ. Мѣсто было отъ боя удаленное и
совсѣмъ' безопасное. Разставили ушки на горѣ. Смотрю,
ішереди растетъ великолѣпный, толщиной в ъ обхватъ орѣхъ.
Намъ онъ не мѣшалъ нисколько, тѣмъ болѣе, что мнѣ было
•совѳршенно ясно, что стрѣлять отсюда мы никогда не будемъ, но... надо же было показать свою власть. „Руби!"... й
орѣхъ срубили... До сихъ поръ не могу я забыть этого орѣха.
— ...Любить д а л ь н и х ъ , „человѣчество", „народъ",—
не хитрое дѣло! Нѣтъ,- ты б л и ж н и х ъ , ближнихъ твоихъ
юумѣй поліобить, тѣхъ, съ которыми ты всгрѣчаешься каждый день, которые раздражаюгъ тебя и причиняютъ тебѣ
огорченія, Вотъ ихъ-то полюби и прости пмъ все. Это очень
трудно. Чуть только позабудешься—глядишь и уже сбился
съ дороги. На дняхъ иду по парку, думаю. Смотрю, идетъ
за мяой какая то баба и что-то проситъ. А мнѣ какъ разъ
пришла в ъ головуцѣнная для работы мысль. „Ну, чтотебѣ
нужно? Что тебѣ нужно?" говорю нетерпѣливо бабѣ. „Что
ты п р и с т а л а?"... Но хорошо, что на этотъ разъ во-время
спохватился и поправился. А то бываетъ или не спбхватишься совсѣмъ, или спохватишься, да поздно. Вотъ тоже
недавно ѣ д у верхомъ по шоссе и думаю... И чувствую, что
что-то словно мѣшаетъ. что-то какъ будто не такъ. Что не
такъ? Остановился припомнилъ. Оказалось, „не такъ" то,
что нѣсколько минутъ назадъ я проѣхалъ мимо знакомаго
мнѣ нищаго-калѣки, которому всегда подаю. А тутъ в ъ задумчивости только поклонился ему разсѣянно. Повернулъ
лошадь, поскакалъ. Но его ужъ не было. й я, можетъ быть,
упустилъ дѣло, несравненно болѣе важное, чѣмъ в с ѣ мои
яисанія. Писанія это такъ, пустяки, а тутъ живой человѣкъ...
В ъ сношеніяхъ съ людьми надо постоянное строгое вниманіе къ себѣ: чуть ослабѣешь, и уже ошибся, уже согрѣшилъ...
Надо дѣлать добро и не только не ждать себѣ никакпхъ
похвалъ за это, но, напротивъ, быть готовымъ къ тому, что
тебя будутъ поносить, гнать и презирать"...
„Это всегда такъ было и такъ должно быть, а то ты
добро дѣлаешь, да еще чтобы тебя в с ѣ хвалили—это уя^ъ
очень много.—И очень хорошо дѣлать такъ нарочно, чтобы
твое добро не встрѣчало одобренія, какъ тотъ человѣкъ, который, притворяясь юродивымъ дурачкомъ, дѣлалъ видъ, что
сердится на нищихъ, и кидалъ в ъ нихъ серебряными рублями. Они подбирали его рубли и смѣялись надъ его глупостью. Такъ и намъ надо дѣлать.
(
— Вотъ сѳгодня какой случай со мною былъ.—Приходятъ
ко мнѣ сегодня утромъ д в ѣ бабы. Мужья у н и х ъ на войнѣ,
нужда, дѣти. Коровы ни у той, н и у другой нѣтъ. РазспроСІІЛЪ я ихъ, далъ имъ кое-что, а насчетъ коровы говорю:
„на дняхъ самъ пріѣду, посмотрю". Но только онѣпростились и ушли, какъ является одинъ мужикъ, который хорош^
знаетъ обѣихъ. Разспрашиваю—онъ все подтверждаетъ: коровы нѣтъ ни у той, ни у другой, яо у одной восемь человѣкъ дѣтей, а удругой трое. Япопросилъ его тотчасъ воротить ту, у которой восемь человѣкъ дѣтей, чтобы дать ей
30 рублей... Недавно группа какихъ-то русскихъ, живущихъ
въ ПІанхаѣ, прислала мнѣ для помощи семьямъ, пострадавшимъ ѳтъ войны, около 4 0 0 руб., изъ которыхъ осталось какъ
разъ 30 рублей. Я наказалъ ему воротить только одну бабу.
„А то, думаю, будутъ эти косые взгляды, неудовольствіе, жадность разыграется". А онъ не доелышалъ, должно быть, и
воротилъ обѣихъ.Очень н епріятно было.Но дѣлать нечего. Д а лъ
я одной 30 рублей, а другой говорю, что болыпе пока нѣт^,
что пусть она не завидуетъ и вдругъ... и вдругъ та, другая, не получившая, говоритъ: „Вотъ, и славу Богу!.. И хорошо... зачѣмъ завидовать. Что ты? Ей нужнѣе... А когда у
ней будетъ, она и моимъ ребятишкамъ молочка дастъ... Слава
Богу"... Надо знать ихъ жизнь, чтобы понять, что значитъ это!
— У меня сегодня такой ужъ счастливый деаь,—сейчасъ
просятъ 2 0 0 р., а давеча утромъ какая-то барышня изъ ІНвейцаріи прислала письмо, въ которомъ пишетъ, что у ней
вышли в с ѣ средства, а дочери ея необходимо кончить консерваторію, и проситъ прислать ей 500 р. йногда просятъ и по
тысячѣ, и по двѣ. И вообще не проходитъ дня, чтобы не было
такихъ нросьбъ. Я уже, одно время думалъ: не добыть ли
мнѣ кошелекъ съ яеразмѣннымъ рублемъ, чтобы удовлетворять всѣ эти просьбы. Но подумалъ у меня: вѣдь не будетъ
тогда времени ни работять, ни отдыхать, и всѣ 2 4 часа я
вынужденъ буду только доставать изъ кошелька рубли. А
кругомъ желающихъ все больше будетъ прибывать. й я
оставилъ мысль о кошелькѣ, разъ навсегда рѣшивши, не
отвѣчать на такія письма... Странные люди! Просятъ того,
чего у меня нѣтъ, и не указываютъ, откуда мнѣ достать
нужныя имъ деньги...
— Слышите, что мнѣ совѣтуетъ молодой человѣкъ. Онъ
совѣтуетъ мнѣ стать первымъ благодѣтелемъ въ мірѣ и самымъ дурнымъ человѣкомъ, какого только можно вообразить.
Онъ совѣтуетъ мнѣ продавать, какъ можно дороже, писательскій трудъ. Хорошо, япослушаюсь. Издатели будутъдавать мнѣ деньги, а сами собирать ихъ съ богатыхъ людей, съ
фабрикаятовъ, купцовъ, помѣщиковъ; тѣ, въ свою очередь,
возьмутъ съ мужиковъ, съ рабочихъ, словомъ, изъ родной
казны. А такъ какъ я буду продавать дорого, то и имъ понадобится много денегъ на дорогія книжки, и они должны
будутъ найти новые способы, чтобы собирать эти деньги съ
народа; купецъ возьметъ лишнюю копейку за фунтъ сахару;
священникъ—лишній пятачекъ за панихиду; помѣщикъ—
лишній рубль за аренду мужикамъ земли; фабрикантъ убавитъ гривенникъ и т. д. Такимъ путемъ я соберу много ты-
сячъ рублей. И что же? куда бы я сталъ ихъ дѣвать. ІІо
совѣту молодого человѣка: швейцарской барынѣ я долженъ
помочь кончить консерваторію, для того, чтобы она тѣмъ же
споеобомъ стала бы собирать съ народа деньги и тратить
ихъ на дорогіе, модные костюмы; другой барынѣ помочь купить рояль, для того, чтобы ея дочери, вмѣсто тсго, чтобы
готовиться стать матерями и выучиться шить, стирать, печь
хлѣбы и т. п.,-— выучились бы пѣть и играть романсы и,
І-азрядившисьвътуалеты, леталиповечерамъ,гдѣ собираются
такіе же бездѣльники, чтобы плѣнять ихъ своимъ пѣніемъ
и завлекать; третьимъ помочь кончить курсы для того, чтобы
они потомъ, вмѣсто нужной работы, болтали въ судахъ, или
на бумагѣ, и брали за это съ народа много денегъ; четвертому и т. д. Такъ какъ же? Одобрили бы вы такой способъ
моей благотворительности? •
— Я очѳнь плохой человѣкъ и живу на чужой счетъ,
какъ приживалыцикъ. Меня многому научили, но „какъ добывать самому свой хлѣбъ", такъ и не выучили. Теперь я
уже старъ, чтобы учиться. Но я хоть тѣмъ утѣшаюсь, что
никогда не забываю моего грѣха передъ народомъ и отъ
людей стараюсь брать какъ можно меньше. И мнѣ никогда
не можетъ поиадобиться такъ много денегъ, какъ вотъ тѣмъ,
что мнѣ пишутъ. Вы говорите, чтобъ я изъ имѣнія досталъ
денегъ. Но могутъ сказать, что тамъ мужики не платятъ за
аренду, а рабочіе не хотятъ работать. Какъ же быть? На
мужиковъ подать въ судъ и судомъ у нихъ сдѣлать продажу,
а на работниковъ пожаловаться становому, чтобы онъ на
нихъ сдѣлалъ наскокъ и угрозами заставилъ ихъ работать?
Но захотите ли вы воспользоваться деньгами мужика, у котораго по суду продали корову, а тѣмъ болѣе захотятъ ли
сами мужики продавать своихъ коровъ нанаши съ вамидолги?
— Нельзя сказать, что не признаю совсѣмъ денежной
помощи. Но я считаю этотъ способъ помощи самымъ послѣднимъ и самымъ неудовлетворительнымъ. Если вы читали
мою книгу „Какова моя жизнь", то вы знаете, какъ трудно
помогать деньгами. Главное потому, что в ъ деньгахъ нуждаются всегда болѣе худшіе люди. Проситъ у васъ человѣкъ
дать ему борону или соху, вы заранѣе можете быть увѣрены, что если дадите, то будетъ вспахана полоса; проситъ
мужикъ подсобить поднять ему на дорогѣ завязшій возъ;
оиять вы заранѣе можете быть увѣрены, что если, не боясь
выпачкаться, поможете вытащить возъ, то мужикъ поѣдетъ
дальше; то же еамое, если попроситъ баба, у которой нѣтъ
коровы, горшокъ молока для заболѣвшаго ребенка... Во
всѣхъ этихъ случаяхъ помогающій человѣкъ можетъ быть
увѣренъ, что его помощь принесетъ пользу просящему. Не
то совсѣмъ съ денежной помощью. Проситъ барыня на
рояль или на окончаніе консерваторіи ея дочерью. И сейчасъ возникаютъ трудные вопросы: „а нужны ли еще эти
рояли и консерваторіи?" Просятъ на окончаніе курсовъ или
на поѣздку за границу. И опять сомнѣнія. Или вотъ еще:
проситъ нищій на хлѣбъ пятачокъ или человѣкъ безъ дблжности двугривенный на хлѣбъ и ночевку. И тоже сомнѣніе:
не пропьютъ ли они твой пятачокъ? Или: почему они нищенствуютъ? Даже мужику, у котораго пала корова, и то
<5езъ опасенія нельзя повѣрить деньги. Ужъ слишкомъ великъ соблазнъ истратить ихъ зря, или на другое, не очень
нужное. Деньги, вѣдь то же самое, что вексель: по нимъ
такъ и хочѳтся сейчасъ же предъявить къ людямъ взысканіе и сейчасъ же что нибудь отъ нихъ иолучить. Въ рукахъ
человѣка, обмѣнивающаго на деньги свой трудъ, онѣ не
такъ страшны и опасны. Но въ рукахъ человѣка, добывающаго ихъ не своимъ трудомъ, деньги—страшное орудіе порабощенія. Человѣкъ, живущій на купоны, или получающій
болыное жалованье за фиктивный трудъ, или получающій
деньги за аренду земли, или нищій, который выпросилъ у
васъ гривенникъ,—все это—люди, которые ничего не произвели нужнаго, а съ помощью векселей-денегъ болѣе другихъ предъявляютъ къ людямъ требованія... Вотъ и мнѣ
теперь совѣтуютъ: отобрать всѣми правдами и неправдами
у рабочихъ людей имущество и отдать его яа интеллигентныя затѣи.
— Не могу сказать, что нужно сдѣлать. Очень трудно
совѣтовать, такъ какъ у всѣхъ свои наклонности. А вотъ
чего вамъ н е н у ж н о дѣлать, ѳто я могу сказать: не д ѣ лайте ничего такого, что не приноситъ вамъ и близкимъ
вамъ людямъ блага. Идите въ какую-нибудь работу; и тѣ,
кому вы должны, увидѣвши ваше желаніе трудиться, подождутъ данныя вамъ деньги; вы самирасплатитесь съ вашими
долгами и сами на себѣ понесете вину старой жизни.
— Царство Божіе нудится и берется усиліемъ, иначе
это будетъ не серьезное намѣреніе начать лучшую жизнь.
И я вамъ совѣтую серьезно провѣрить себя...
— Настолько люди нашего круга отдалились отъ правды,
что даже тогда, когда они сознаютъ свою неправоту,—и
тогда имъ нѣтъ выхода изъ старой лжи... Какъ мы запутались! Одинъ говоритъ: „Да, я согласенъ, что мы живемъ
дурно и хочу исправиться; но если я брошу службу, отъ
которой нѣтъ никому никакой пользы, то мнѣ нечѣмъ будетъ жить". И какъ выводомъ изъ такого, по его мнѣнію,
труднаго положенія, является просьба денегъ. Другой проситъ дать ему возможность доучиться играть на роялѣ, третій- -кончить курсъ. И яикто прежде всего не хочетъ бросить легкую жизнь и, ставши въ положеніе рабочаго народа,
жить его трудовой жизнью и тамъ, среди народа, или рабочихъ, одержимыхъ недугами, суевѣріями, пьянствомъ и
невѣжествомъ, приносить пользу своими повышенными
знаніями. Этого нѣтъ... Нѣкоторые и хотятъ жить лучшей
жизнью, но опять же не съ тѣмъ, чтобы прежде всего
самимъ обслуживать свои потребности, а, минуя этотъ
самый важныё этапъ, хотятъ итти у ч и т ь н а р о д ъ , который, все-таки, несмотря на все свое невѣжество> стоитъ
неизмѣримо выше насъ въ нравственномъ отношеніи...
„Вѣдь стоитъ только сравнить проявленія душевныхъ
порывовъ у людей вашего круга съ такими же проявленіями кающихся интеллигентовъ, чтобы видѣть всю несостоятельность этихъ послѣднихъ на пути совершенствовавія.
Представьте себѣ мужика, который, сознавши грѣховность
своей жизни, началъ бы тяготиться ею. Что будетъ онъ дѣлать? Если это вѣрующій церковной вѣрой, онъ станетъ
трудить себя постами и молитвами, будетъ давать и исполнять обѣты, и пойдетъ куда-нибудь вдаль на богомолье будетъ
строго соблюдать и почитать праздники, подавать мнлостыню и т. п. Если же онъ не вѣрующій церковной вѣрой,
а сектантъ раціоналистъ, онъ будетъ отвыкать отъ пьянства,
отъ табаку, отъ сквернословія. Перемѣнится къ лучшему
въ своихъ отношеніяхъ къ семьѣ и окружающимъ его людямъ, будетъ стараться, помогать другимъ людямъ, забывать и ирощать имъ обиды. Во всѣхъ такихъ случаяхъ
они будутъ видѣть только свое несовершенство и напирать
только на самихъ себя. Имъ и в ъ голову не придетъ кого-то
учить, кому-то разсказывать ученыя сказки и проч. Передъ
ними будетъ стоять только ихъ грѣхъ, отъ котораго имъ
нужно избавиться... Иное дѣло непростыхъ людей. Тутъ,
какъ вы видѣли, первый шагъ къ лучшей жизни сопряженъ—у одного съ полтораста рублями, у другого—съ 50-ю,
у третьяго—съ 1000, безъ которыхъ имъ, будто, нелз,зя
начать лучшей жизни... И придумываются всевозможные
компромиссы, чтобы, оставаясь на шеѣ у трудящагося
класса, служить бы этому классу... Разумѣется, въ такой
дѣятельности могутъ быть благія усилія, но пользы никому
никакой, какъ ея не можетъ быть, если бы неразумный
мужикъ, не слѣзая съ телѣги, вздумалъ бы подсоблять лошади везти телѣгу на гору...
— Да оно, это дерево въ каждомъ человѣкѣ растетъ. й
стоитъ только человѣку отдѣлить себя отъ толпы и перестать рабски подражать окружающей жизни, перестать поклоняться кумирамъ и чужой мудрости, какъ сейчасъ же онъ
и почувствуетъ въ себѣ это самое дерево и волей-неволей
остановится, чтобы подумать надъ тѣмъ, что ояъ дѣлаетъ;
а изъ этого ужъ само собой начнетъ расти и чудесное
дерево. Вѣдь если я, отдѣлившись отъ толпы, додумаюсь
хоть только до того, что грѣхъ есть то, отъ чего бываетъ
худо людямъ и наоборотъ, то и тогда уже моя дѣятельность
измѣнится къ лучшему и разойдется съ дѣятельностью
толпы. Если же человѣкъ додумается, наконецъ, до евангельскаго пониманія своей сыновности, къ Богу, тогда дерево
познанія расцвѣтетъ в ъ немъ дивными цвѣтами., которые нѳ
могутъ уже оставаться незамѣтными и для другихъ людей...
— Да, очеяь трудно и не простому человѣку разобраться
въ писаніяхъ. И я себѣ представляю такъ: если яа одна
зерно ржи, бывшее у васъ въ рукѣ и отложенное вами, высыиать бы мѣру ржи, то очень трудно, почти невозможно,
отыскать нужное вамъ зерно. То же и съ писаніемъ. И въ
буддизмѣ, и въ браманизмѣ, и въ магометанствѣ, и вездѣ—
ясная мысль о жизни въ Богѣ завалена кучей догматическихъ толкованій. И вамъ я одно могу посовѣтовать: не заражайтесь чтеніемъ писаній. Читайте какъ можно меньше,
а, главное, не обращайте вниманія на такія мѣста, которыя
ничего не говорятъ нашему сердцу и не затрагиваютъ нравственныхъ основъ жизни. Когда я читалъ и изучалъ писанія, я подчеркизалъ особенно яркія и понятныя мѣста и
по нимъ составлялъ себѣ понятіе о цѣломъ, остальное же
проходилъ мимо, какъ не касающееся меня.
— А вотъ другіе на томъ только и стоятъ, чтобы въ
писаніяхъ все признавать отъ крышки до крышки. й еейчасъ меня все писаніемъ донимаютъ, на разные пункты
показывають. Ну, конечно, сомнительно станетъ, потому
языки наши тупы по этимъ дѣламъ...
— Ахъ, да, вы вотъ давеча сказали, что другіе стоятъ на
томъ, чтобы вѣрить в ъ писаніе „отъ крышки до крышки" и
ссылаются на слова Христа о томъ, что изъ его ученія не
можетъ выпасть ни одна черта, Я вамъ хотѣлъ отвѣтить
тогда, но разговоръ принялъ другое направленіе. А этотъ
пунктъ бесѣды я считаю очень важнымъ. Ученіе Христа о
томъ, чтобы люди жили, какъ братья, не судились, не обижали другъ друга и вообще не дѣлали бы другимъ того,
чего себѣ нѳ желаютъ,—это учѳніе, дѣйствительно, неизмѣнно и изъ него не можетъ выпасть ни одна черта. Потому
что нравственный законъ жизни неизмѣненъ. Но есть разница въ пониманіи ученія Христа. Когда Христосъ говорилъ
о томъ, что изъ его ученія не можетъ выпасть ни одначерточка, то Онъ имѣлъ въ виду не буквы, а слова писанія, а
именно этотъ неизмѣнный нравственный законъ жизни.
Когда же другіе говорятъ, то часто имѣютъ въ виду не
зтотъ законъ, а елова писаній. В ъ писаніяхъ же многое
появилось и послѣ смерти Христа...
— Мужа и жену я часто представляю себѣ въ видѣ
двухъ лошадей, связанныхъ хвостами. Постоянно тянутъ въ
разныя стороны, а разойтись не могутъ. Но вы напрасно
думаете, что причины для раздора между мужемъ и женой
только отъ нужды бываютъ. Это—заблужденіе такъ думать.
Если бы было такъ, то у богатыхъ и раздоровъ не было бы,
а былъ бы постоянный рай. А какъ посмотришь, что бываетъ у богатыхъ, такъ позавидуешь вашему положенію. В ъ
вашему быту осталось еще изъ стараго домостроевскаго
уклада. И къ этимъ средствамъ, какъ къ готовымъ лѣкарствамъ, вы и прибѣгаете во время семейныхъ раздоровъ.
И хотя эти лѣкарства не достигаютъ цѣли, но у васъ всетаки, какъ бы, есть, за что взяться. Но вы и представить
не можете всей трудности семейнаго положенія людей вашего круга! Ваши бабы хотя и вступаютъ съ вами в ъ ссоры,
брань и даже в ъ драки, но онѣ все же знаютъ, что имъ не
одолѣть мужика, что в ъ концѣ концовъ все-таки придется
покориться; ваши бабы хотя по наслышкѣ, но все же памятуютъ,что „жена да боится своего мужа". А вы представьтека себѣ капризную, избалованную барыню, не стѣсняемую
ни угрозами, ни побоями, ни писаніемъ. В ѣ д ь ей удержу
нѣтъ никакого, точно конь безъ узды.
— Да и нельзя уберечься отъ г р ѣ х а межъ людьми, потому что заранѣе нельзя знать причины, отъ которой грѣхъ
произойдетъ. У васъ изъ-за башмаковъ, а у насъ изъ-за
того, что мужъ хочетъ жить лѣтомъ у себя дома, а жена
хочетъ на Кавказъ, или за границу; мужъ говоритъ, что
этому шкафу стоять лучше всего здѣсь, а жена—что лучше
его переставить въ другую комнату и т. п. Такъ что всѣхъ
причинъ даже и перечесть нельзя, не только уберечься отъ
нихъ. По-моему, семейный человѣкъ, который бы задумалъ
жить свято, устраняя и вашу нужду и наши капризы, былъ
бы похожъ на пустую мельницу: работы было бы много, а
муки не получилось бы, несмотря на все его стараніе... Восточная мудрость, устраняя причины къ грѣху, додумалась
до отрицанія самаго желанія жизни: „не желай, говоритъ,
ни новыхъ башмаковъ, ни поѣздки на Кавказъ, ни жены, ни
дѣтей—ничего, даже имѣть хлѣбъ на сегодняшній день.
Замри самъ въ себѣ". В ъ родѣ этого и у насъ бывало: чтобы
устранить причины грѣховъ, пытались спасать свои души
по норамъ, по лѣсамъ и пещерамъ. „Живи одинъ", говорила
мудрость этихъ отшельниковъ. Но и тутъ цѣль не достигалась, и грѣхъ проникалъ всюду: не съ яблокомъ, какъ
въ раю, не съ башмаками и новыми гардинами, какъ у насъ,
такъ съ помыслами. Правда, вѣкоторые изъ нихъ являли
образцы примѣрной жизни, но образцы жизни вчѣ жизпщ
не въ міру, не на людяхъ.
— Мы свободны дѣлать все, можемъ и палку взять, и
кнутъ, и за волосы женъ привязывать, разъ мы сильнѣе ихъ.
Я только говорю, что эти средства ни къ чему не ведутъ,
кромѣ еще болыпаго грѣха. Вы вотъ спрашиваете: „что же
по вашему дѣлать"? А я и самъ такой же жалкій и ничего
своего не знаю. Я самъ учусь изъ Евангелій и могу только
это же совѣтовать и другимъ. Да, замѣчательно, какъ глубоко продумана жизнь по Евангелію! Тамъ никого не посылаютъ прятаться отъ грѣховъ ни по норамъ, ни по лѣсамъ
не совѣтуютъ и избѣгать людей. Тамъ мирятся съ тѣмъ, что
люди слабы и несчастны, что в ъ ЖИЗНЙ неизбѣжны грѣхи,
но причины ихъ указываются не во внѣшней обстановкѣ. а
БО внутренней, въ собственномь отношеніи человѣка къ
другому человѣку. „Мирись съ сонерникомъ, пока ты еще
съ нимъ на пути, пока онъ не завелъ тебя еще въ болыпую
бѣду",—вотъ что говоритъ христіанство. Ия думаю, что пройдетъ много-много времени, пока люди придумаютъ что-нибудь болѣе могучее въ борьбѣ съ одолѣвающимъ ихъ зломъ...
— Помириться же со своимъ зломъ всегда въ нашей
власти. Для этого и ходить никуда яе нужно. Зло, какъ
произведеніе въ арвѳметикѣ, можетъ увеличиться только при
умноженіи одного числа на другое... И думаю, что смыслъ
словъ: „Любите враговъ вашихъ" тотъ же: нельзя любить
врага, пока держишь на него зло. Но въ нашей власти не
дѣлать ему зла, въ нашей власти нереломить свой гнѣвъ и
при случаѣ оказать ему помощь, добро. Трудно это, говорите вы. Но трудно человѣку такъ поступить, пока онъ
находится во власти своей животной природы. Для духовнаго же человѣка тутъ нѣтъ ничего труднаго. Помните,
Іисусъ говоритъ Никодиму, что кромѣ того, что мы видимъ
въ себѣ животное, со всей его алчностью и зломъ, мы знаемъ
въ себѣ еще и что-то другое, противоположное первому. Этимъто другимъ мы и сыновны Богу и должны его всячески возносить надъ нашими животными побужденіями. Вѣдь всякій
любящій сынъ почитаетъ своего отца и для него готовъ
всѣмъ поступиться. Тѣмъ болѣе долженъ христіанинъ поступиться для своего Отца... Я не могу себѣ и представить,
чтобы человѣкъ, признающій себя сыномъ Бога, могъ сознательно унизиться до того, чтобы мстить другому человѣку, или браниться съ женой изъ-за горсти крупъ или
пзъ-за того, что она пустила въ домъ священника.
— Зачѣмъ же бросать работу? Христосъ не запрещалъ
работы. Наоборотъ, Христосъ сказалъ, что трудящійся достоинъ пропитанія и разрѣшилъ работу всегда. Христосъ
говоритъ, чтобы люди устраивали свою жизнь на началахъ
божеской правды и чтобы къ этому и было у нихъ большее
стремленіе, н^жели ко всему остальному. И несомнѣнно, что
это самое о с т а л ь н о е непремѣнно и приложится всегда къ
хорошей жизни... Человѣкъ, живущій по Божьи, никогда не
останется и безъ хлѣба, потому что онъ знаетъ, что, какъ
птицѣ свойственно летать и вить гнѣзда, такъ и человѣку
свойственно работать. А работая, онъ всегда будетъ имѣть
необходимое. Мы это видимъ и на дѣлѣ. Развѣ пьяницы,
воры и вообще люди, ищущіе только „остального" и стремящіеся богатѣть на счетъ другихъ,—развѣ они больше
обезпечены живущихъ трудовой жизнью? Правда, богатѣютъ
и воры и "грабители, но, полагая свою жизнь только въ
„остальномъ", безъ понятія о чести и справедливости, они
никогда ни находятъ этого остального, такъ какъ никогда
не бываютъ довольны тѣмъ, что имѣютъ...
— Люди особенно дорожатъ своей работою. Скажите человѣку, что онъ не уменъ, обвините его в ъ безтактности,
въ нечестности,—онъ еще сможетъ съ этимъ примириться.
Яо попробуйте осудить его дѣло, сказать, что работа его
нехороша и безполезна—и человѣкъ, кто бы онъ ни былъ,
становится врагомъ... Особенно же, если еще онъ и самъ
полусознаетъ и чувствуетъ въ душѣ ненужность своихъ
усилій... Вспомните в с ѣ жестокія насилія, совершаемыя въ
теченіи многихъ вѣковъ! Вѣдь изъ союза жрецовъ и кесарей міра выросло то уродливое неравенство людей всего
міра, какое мы видимъ теперь и отъ котораго /іо всего человѣчества живутъ безъ свѣта разумѣнія, в ъ невѣжествѣ
и нищетѣ, и Ѵю, владѣющая ключемъ къ разумѣнію жизни,
жирѣетъ въ матеріальномъ избыткѣ и, развращенная до
невозможнаго, не двигается ни сама, ни другихъ пе пускаетъ къ свѣту... Вспомните этихъ египетскихъ быковъ и
черныхъ кошекъ, древнихъ оракуловъ и Юлитеровъ, кіевскихъ Перуновъ и Волосовъ, и в с ѣ эти цѣпи и путы, которыми князья и жрецы міра сковывали свободную душу
человѣка!.. А посмотрите,—развѣ не была бы жизнь человѣка неперестающимъ блаженствомъ в ъ этомъ божьемъ
мірѣ, если бы человѣкъ былъ свободенъ!
9
— Зонтякъ, часы, калоши... Но ради этого люди должны
схучиваться въ дымныхъ корпусахъ фабрикъ и рудникахъ,
лишаясь естественныхъ условій жизни... Правда, современ ная культура добыла и дешево доставила большинству: соль,
керосинъ, деготь и проч. Но она же снабжаетъ и табакомъ,
И
ОПІуМОМЪ, И СПИрТОМЪ, ГубяЩИМЪ И урОДуЮЩИМЪ
ЖИЗНіэ
міілліоновъ людей, она же способствовала распространенію
дурныхъ болѣзней; домовъ разврата и проч. и проч. Люди
такъ называемой культуры, ослѣпленные своими пріобрѣтеніями, не замѣчаютъ, что всѣ ихъ завоеванія относятся только
къ Ѵш человѣчества, а /юо не только не приближаются къ
совершеннымъ формамъ жизни, а еще отдаляются отъ нихъ,
потому что пестрый внѣшній прогресъ съ зонтиками и часами развиваетъ лишь зависть, но ослабляетъ чистоту и
ясность сердца. Современная культ.ура етраіняо усложнила
жизнь человѣка, загромоздивъ ее тысячами мелочей, въ погонѣ за которыми человѣкъ совсѣмъ забылъ о себѣ, какъ о
еынѣ Бога, стоящемъ неизмѣримо выше всѣхъ этихъ ненужностей, привитыхъ изнанкой науки. Людямъ стало все равно:
чему бы ни поклоняться, лишь бы не отстать отъ другихъ
и во внѣшней жизни походитъ на другихъ.
99
— Самое тяжкое испытаніе, какое Вогъ посылаетъ человѣку, это—семья. Не даромъ кто-то сказалъ, что счастливъ
только тотъ, кто счастливъ у себя дома. Главное, что ты
прикованъ къ семьѣ навсегда и ежеминутно подвергаешся
перекрестнымъ мнѣніямъ, дѣламъ и разговорамъ, какія тебѣ
не нравятся, или какихъ ты не можешь терпѣть, не возбуждая въ себѣ гнѣва. Здѣсь только и помогаетъ всегдасовѣтъ Іисуса: „мирись съ соперникомъ\ т.-е. со своимъ гнѣвомъ. И въ этомъ главное: чтобы не гнѣваться и не раздражаться, какіе бы ни были приступы досады. Женщины, какъ
дѣти, не любятъ, когда мужъ изливаетъ на нихъ свой гнѣвъ
въ обидныхъ словахъ и не уступаетъ имъ всегда—и въ нужномъ дѣлѣ и въ капризахъ... Я всегда старался не раздражаться и уступать въ ссорѣ, чѣмъ я достигалъ умиротворенія, а потомъ, уже въ спокойномъ состояніи, дѣло улаживалось само собою. Въ семейной жизни, какъ вообще въ отношеніяхъ съ людьми, всегда лучше уступить, лишь бы не
вЫзывать гнѣва, потому что всякій, не потушенный въ началѣ гнѣвъ, подобенъ кому снѣга, который, чѣмъ больше
катится, тѣмъ больше наростаетъ. Почти всегда приходится
жалѣть, что ссора не была прекращена въ началѣ.
„Религія есть разумное откровеніе и признаніе всей
жизни. Сущность ея одинакова во всѣхъ религіяхъ. Авторитетъ истинной религіи не зависитъ отъ ея чудесъ, а лиіжь
отъ внутренняго оправданія совѣсти.
Поэтому уяичтожить всѣ суевѣрія и проновѣдывать единственную разумную религію — самая великая и главная
обязанность человѣка".
— И задумалъ Господь новое созданіе: дивное сочетаніе
неба и земли.
„Не твори его!—сурово замѣтилъ ангелъ Правды.—Онъ
легко осквернитъ святилище Твое; онъ возвеличитъназемлѣ
Обманъ. Соблазнъ будетъ всюду властвовать".
„Не твори его!—взмолился ангелъ Справедливости.—Это
будетъ жестокое существо, обижающее всѣхъ и любящее
только себя. Онъ будетъ глухъ къ страданіямъ другихъ, и
вопли обиженныхъ не дойдутъ до сердца е г о \
„Олъ кровью напоитъ землю,—добавилъ ангелъ Мира,—
и убійство сдѣлается занятіемъ его. Ужасъ разоренія объемлетъ страны и страхъ насильственной смерти вселится
въ душу всякаго".
И омрачилось чело Вседержителя. Дивное сочетаніе неба
и земли показалось Властителю ничтожнымъ и мерзкимъ.
И въ предвѣчной волѣ Его уже зрѣло рѣшеніе:
— Не быть...
Но вотъ предъ престоломъ Жизнедавца предстало младшее и любимѣйшее дитя Его—Ми л о с е р д і е . Оно обняло
колѣни Отца и взмолило:
„Сотвори его! Когда всѣ слуги Твои оставятъ его, я
отыщу его, помогу ему и самые недостатки его обращу въ
добро. Я буду охрэнять его, чтобы онъ не уклояился отъ
пути правды. Я приближу его душу къ состраданію и научу
его милосердствовать къ слабѣйшему".
И просіяло чело Вседержителя, и благостью засвѣтилось лицо Его. Дивное сочетаніе неба и земли возникло и
приняло Его образъ и Его подобіе.
„Живи!—дохнулъ на него Веедержитель.—И знай, что
ты дитя Милосердія".
Такъ былъ сотворенъ человѣкъ.
Былъ господинъ, у котораго былъ садъ съ прекрасными
плодами. И приставилъ онъ къ воротамъ сада сторожами—
съ правой стороны слѣпого, а съ лѣвой хромого.
— „Другихъ не пустятъ и сами не съѣдятъ",—думалъ
господинъ и, успокоенный, пошелъ въ свои хоромы.
Когда настала полночь и засіяли огнинанебѣ, ивсплыла
луна, краса плодовъ еще сильнѣе заблистала. И говоритъ
хромой слѣпому:
— „Какъ прекрасны плоды въ вертоградѣ!"
— „Принеси, и будемъ ѣсть!" шепнулъ слѣпой.
— „Развѣ я могу?—отвѣтилъ со вздохомъ хромой.—Вотъ
дай, я сяду тебѣ на илечи, а ты поднеси къ дереву. Я сорву,
буду ѣсть и тебѣ дамъ".
И послушался слѣпой и сдѣлалъ, какъ сказалъ хромой.
И рвали и ѣли плоды.
Къ утру приходитъ господинъ. Сторожа на мѣстахъ,
одинъ по правую, другой по лѣвую сторону воротъ, а плоды
сорваны.
— „Признайтесь!—сказалъгосподинъ.-Вывпустиливора"?
— „Клянемея, вора не было, господинъ! — отвѣтили въ
одинъ голосъ сторожа.
— „Ну, такъ кто-вибудь изъ васъ это сдѣлалъ. Повинитесь".,.
— „Видитъ господинъ мою немощь,—сказалъ хромой,—
я и двухъ шаговъ не сдѣлаю по ровному пути".
— „Видитъ господинъ мою темноту,—указалъ на свои
запавшіе глаза слѣпой.—Я и дороги не знаю".
Но господинъ посадилъ хромого на плечи слѣпому, подвелъ ихъ къ дереву и сказалъ: „Вотъ какъ вы сдѣлали".
Такъ и съ человѣкомъ. Лежитъ мертвое тѣло, чистое,
нокорное, и все свѣтится покоемъ и тиш^ной.
— „Могло ли я согрѣшить?—говоритъ оно.-— Я слѣпо и
соблазновъ не вижу и дороги не знаю къ нимъ".
— „А я развѣ могу грѣшить?—говоритъ душа.—Съ того
часа, какъ я вышла изъ тебя, я, какъ чистая птица, витаю
въ воздухѣ. И чистой птицей витала я и раньше, еще прежде,
чѣмъ въ тѣло вошла".
— „Такъ вотъ какъ вы сдѣлали", говоритъ Господь. И
беретъ тѣло, соединяетъ съ душой и подводитъ къ дереву
жизни съ прекрасными плодами. И начинается жизнь человѣка. Въ этомъ сочетаніи и вся тайна; весь ужасъ, весь
соблазнъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, вся томительная радостьжизни...
— Дочь царя обручена съ однимъ богатымъ женихомъ.
Онъ не жалѣетъ никакихъ средствъ, чтобъ угодить невѣстѣ
и доставить ей всякія удовольствія. Онъ строитъ ей мраморные съ золотой рѣзьбой дворцы, даетъ въ честьеяроскошные пиры, осыпаетъ дарами, жемчугомъ, самоцвѣтными
камнями... Но невѣста холодна и сердита, не клонитъ къ
пирамъ и подаркамъ. Ночему? Она —д о ч ь ц а р я. Такъ и съ
душою. Земля доставляетъ ей всѣ свои сокровища и радсстями плоти усыпаетъ путь ея. Но она холодна и сердца
не клонитъ къ такимъ успѣхамъ. Почему?Она—дочьБога.
— А по-моему,—-если бы женщины были способны къ
научному мышленію такъ же, какъ мужчины, это было бы несправедливостью, потому что тогда женщины имѣли бы несомнѣнно преимущество... У женщины есть отъ природы
преимущество.,. это—ихъ особенная женственность, то, что
французы называютъ „сііагте". Дѣло совсѣмъ н е в ъ очаровательности для мужчинъ, а в ъ томъ особенномъ „ с Ъ а г т е ' ѣ \
благодаря которому, напримѣръ, дѣти всегда больше любятъ женщинъ...
— Вотъ по-моему, истинное назначеніе живописи, это—
каррикатура. Посмотрите—эта барыня за туалетомъ: видно,
что она ужасно довольна собой... жирныя, слабыя, неработающія руки... видно, что горничная говоритъ съ ней самымъ
услужливымъ тономъ, а внутри надъ ней смѣется... Нужно
цЬлыя страницы писать, чтобы передать то, что передано
здѣсь нѣсколькими штрихами. А тутъ смотрите, ночью на
«сирениссимуса» напали заговорщики, ему нечѣмъ заіцищаться, и онъ швыряетъ въ нихъ орденами. И вотъ оии въ
восторгѣ нацѣпили на себя эти ордена и уходятъ... Посмотрите эти улыбки... Каждому искусству нужно дѣлать то,
что для него самое свойственное, самое характерное...
Нѣтъ, вотъ иду я недавно и вижу: три лихача обступили такого хорошенькаго, чистенькаго гимназиста... «Помилуйте, 7 рубликовъ, недорого»... И видно. что ужъ онъ
не вырвется изъ лаиъ, не уйдетъ отъ этого соблазна. Вотъ
это настоящая маммона, Вотъ то же и съ театромъ.—Главное в ъ театрѣ—это развивающееся, разростающееся дѣйствіе, движеніе. А Чеховъ написалъ, какъ три сестры разговариваютъ съ офицерами и собираются в ъ Москву, да
такъ и не уѣхали. А мои дочери и публика восхищаются,
что въ театрѣ слышно, какъ за кулисами шипитъ поя^арная труба... Недавно я читалъ описаніе театра у какихъ-то
сибирскихъ инородцевъ... Превосходно! Эти дикари представляютъ в ъ театрѣ охоту на оленя: одинъ актеръ изображаетъ оленя-мать, а другой—олененыша. Оленя застрѣлпваютъ, а олененышъ дрожитъ, пугается, прижимается къ
матери... В с я публика волнуется, умиляется, жалѣетъ этого
олененыша... Вотъ это настоящее искусство!
— Ваша (индусская) религія чрезвычайно древняго происхожденія и необыкновенно глубока въ своемъ метафизическомъ опредѣленіи отношенія человѣка къ духовному началу; но я полагаю, что она уклониласъ отъ истиннаго пути
в ъ своемъ приложеніи къ моральной и практической жизни,
допустивъ существованіе кастъ. Послѣднее, насколько я
могу судить, гораздо лучше сдѣлано, напримѣръ, буддистами и нѣкоторыми другими сектами, в ъ родѣ КадиръПанчиса, основнымъ принципомъ которыхъ является святость жизни, а потому и запрещеніе лишать жизни какоелибо существо в ъ особенности же людей. Потому мнѣ кажется, что обязанностью каждаго образованнаго индуса
должно являться освобожденіе отъ в с ѣ х ъ прежнихъ суевѣрій, которыя скрываютъ истину, увѣренность в ъ божественныхъ свойствахъ человѣческой души, забота о жизни
всякаго живого существа безъ исключенія и возможно
болѣе широкое распространеніе этихъ принциповъ.
0
„ВЪХАХЪ".
— Я рѣшилъ не печатать моей статьи, такъ какъ не
желаю вызвать, боюсь этого, недоброе чувство в ъ людяхъ.
А между тѣмъ, очень радъ высказать мысли, навѣянныя
етой книжкой.
На-дняхъ я прочелъ в ъ газетѣ о собраніи писателей,
в ъ которомъ при обсужденіи взглядовъ, какъ тамъ говорилось, старой и новой „интеллигенціи" выяснилось то,
что новая интѳллигенція признаетъ для улучшенія жизни,
людей не измѣненіе внѣшней формы жизни, какъ это признаѳтъ старая интеллигенція, а внутреннюю, нравственную
работу людей надъ самими собой.
Такъ какъ я давно уже и твердо убѣжденъ в ъ томъ, что
одно изъ главныхъ препятствій движенія впередъ къ разумной жизни и благу заключается именно в ъ распространенномъ и утвердившемся с у е в ѣ р і и о томъ, что внѣшнія
измѣненія формы общественной жизни могутъ улучшить
ясизнь людей, то я обрадовался, прочтя это извѣстіе, и поспѣшилъ достать литературный сборникъ „Вѣхи", в ъ которомъ, какъ говорилось въ статьѣ, были выражены эти
взгляды молодой интеллигенціи.
Въ предисловіи была выражена та же в ъ высшей степени
сочувствеяяая мнѣ мысль о суевѣріи внѣшняго переустройства и необходимости внутренней работы каждаго надъ
самимъ собой. И я взялся за чтеніе статей этого сборника.
Я ждалъ отвѣта на естественно вытекающій вопросъ о
томъ, въ чемъ должна состоять та внутренняя работа, которая должна замѣнить внѣшнюю, но того-то я и не нашелъ.
И если есть что-нибудь подобное такому отвѣту, то были
отвѣты, выражеяные в ъ особенно неясныхъ, запутанныхъ,
неопредѣленныхъ и поразительно искусственныхъ словахъ.
— Говорилось, напримѣръ:
О піэтетѣ передъ мартирологомъ интеллигенціи\ о томъ,
какъ „героическій максимализмъ проэцируется во внѣ", какъ
„психологія интеллигентнаго героизма импонируетъ какойто группѣ", какъ „религіозный радикализмъ апеллируетъ
къ внутречнему существу человѣку, а безрелигіозный матеріализмъ отметаетъ проблему воспитанія"; говорилось
объ „искусственно изолирующемъ процессѣ абстракціи",
объ „адекватномъ, интеллектуальномъ отображеніи міра," о
томъ, что „революціонизмъ есть лишь отраженіе", о „метафизической абсолютаціи цѣнности разрушенія и т. п.
— Кромѣ же того, и самые отвѣты различныхъ авторовъ сборника были различны и несогласны между собой.
Такъ что я разочаровался, не найдя того, чего искалъ.
И, читая все это, мнѣ невольно вспоминается старый
умершій другъ мой, тверской крестьянинъ Сютаевъ, въ
преклонныхъ годахъ пришедшій къ своему ясному, твердому и несогласному съ церковнымъ пониманію христіанства. Онъ ставилъ себѣ тотъ самый вопросъ, который поставили авторы сборника „Вѣхи". На вопросъ этотъ онъ
Фтвѣчалъ своимъ тверскимъ говоромъ тремя короткими
словами; „все в ъ табѣ", говорилъ онъ, „въ любвѣ".
По странной случайности, кромѣ этого, вызваннаго во
мнѣ сборникомъ, воспоминанія о Сютаевѣ, в ъ тотъ же день,
въ который читалъ сборникъ, я получилъ изъ Ташкента одно
изъ значительныхъ получаемыхъ мною отъ крестьянъ, писемъ,—письмо отъ крестьянина, обсуждающаго тѣ самые
вопросы, которые обсуждаются въ сборникѣ, и такъ же
опредѣленяо, какъ и слова Сютаева, но болѣе подробно
отвѣчающее на нихъ.
Вотъ одна страница изъ этого, удивительно безграмотно
написаннаго письма.
„Основа жизничеловѣческой—любовь,—пишетъ крестьянинъ,—и любить человѣкъ долженъ всѣхъ безъ исклгоченія.
Любовь можетъ соединить съ кѣмъ угодно, даже съ животными,—вотъ эта любовь и есть Богъ. Ьезъ любви ничто не
можетъ спасти человѣка, и потому не нужно молиться в ъ
пустое пространство и стѣну,—-нужно умолять каждому только
самого себя о томъ, чтобыбыть не извергомъ, а человѣкомъ.
И стараться надо каждому человѣку самому о хорошей жизни,
а не нанимать судей и усмирителей. Каждый самъ себѣ
и
будь судьей и усмирителемъ. Если будешь смиренъ, кротокъ
илюбовенъ,то соединишься с ъ к ѣ м ъ угодно. Испытай каждый такъ дѣлать, и увидишь иной міръ и другой с в ѣ т ъ и
достигнешь великаго блага, такъ что прежняя жиз ь покажется дикимъ звѣрствомъ. Не надо спрашивать у другихъ, а
самимъ надо разбирать. что хорошо и что дурно. Надо не
дѣлать другимъ,чего себѣ нехочешь. К а к ъ в ъ гостяхъ'люди
сидятъ за однимъ столомъи всѣ одно и то же ѣдятъ и в с ѣ
сыты бываютъ, такъ и на свѣтѣ жить надо, всѣ одной землей,
однимъ свѣтомъ пользуемся, ипотому в с ѣ вмѣстѣ должныи
трудиться, и кормиться, потому что все ничье, и мы всѣ въ
этомъ мірѣ—временные гости. Ничего нё надо ограничивать, надо только свою гордость ограничить и замѣнить ее
любовью. А любовь уничтожитъ всякую злобу. А мы теперь в с ѣ только жалуемся другъ на друга и осуждаемъ,
а сами, можетъ быть хуже тѣхъ, кого осуждаемъ. И в с ѣ
теперь, какъ низшіе, такъ и высшіе, ненавидятъ, т а к ъ ч т о
даже готовы убивать другъ друга. Низшіе думаютъ этимъ
убійствомъ обогатить себя, а высшіе усмирить народъ. й
это—заблужденіе. Обогатиться можно только справедаивостью, а устроить людей можно только любовнымъ у в ѣ щаніемъ, поддержкой, а не убійствомъ. Кромѣ того, люди
такъ заблудились, что думаютъ, что другіе народы—нѣмцы,
французы, китайцы—враги имъ и что можно воевать съ
ними. Надо людямъ подняться на духовную жизнь и забыть о тѣлѣ, понять то, что духъ во в с ѣ х ъ одинъ. Поняли
бы это люди,—всѣ бы любили другъ друга, не было бы
межъ ними зла, и исполнились бы слова Іисуса, что царство Божіе на землѣ, внутри насъ, внутри людей".
— Такъ думаетъ и пишетъ безграмотный крестьянинъ,
Н Й Ч Ѳ Г О не зная ни о „политическомъ импрессіонизмѣ", ни
объ „инсценированной провокаціи" и т. п., ни даже о русской орѳографіи.
ті
у
0 самосовершенствованіи.
і.
Вы говорите, что вамъ не яравится слово и понятіе „самосовершенствованія" и также не нравится „совершенствованіе": оно слишкомъ неопредѣленно и широко.Я это понимаю. Я объ этомъ самомъ думалъ такъ: (притча о садовникахъ, не дающихъ оброка, и о талантахъ) жизнь истинная
дана человѣку подъ двумя условіями: 1) чтобъ онъ дѣлалъ
добро людямъ (добро же есть только одно—увеличивать любовь къ людямъ—накормить голоднаго, посѣтить больного
и т. д.—все это только для того, чтобы увеличить добро въ
людяхъ); 2 ) чтобы онъ увеличивалъ данную ему силу любви.
Одно обуславливаетъ другое: добрыя дѣла, увеличивающія
любовь въ людяхъ, только тогда таковы, когда при совершеніи ихъ я чувствую, что во мнѣ увеличивается любовь,
когда я дѣлаю ихъ любя, съ умиленіемъ; увеличивается же
во мнѣ любовь (я совершенствуюсь) только тогда, когда
я дѣлаю добрыя дѣла и вызываю любовь въ другихъ людяхъ.
Такъ что если я дѣлаю добрыя дѣла и остаюсь холоденъ,
или если совершенствуюсьи думаю, что увеличиваю в ъ себѣ
любовь, а это не вызываетъ любви къ людямъ (другой разъ
еще вызываетъ зло), то это не то. Толькотогда—и мы в с ѣ
это знаемъ—я навѣрно знаю, что это то, когда и я люблю
больше и люди дѣлаются отъ этого любовнѣе. (Между прочимъ это доказательство того, что любовь есть единая сущность—Богъ одинъ во всѣхъ насъ:—раскрывая его въ себѣ,
раекрываемъ его въ другихъ и наоборотъ).
Такъ вотъ, я думаю, что всякое устройство, всякое опредѣленіе, всякая остановка сознанія на какомъ-нибудь состояніи есть преобладаніе I заботы у увеличеніе въ себѣ
любви самосовершенствованія безъ добрыхъ дѣлъ.
Самая грубая форма такая есть стояніе на столбу; но
всякая форма есть болѣе или менѣе такое стояніе. Всякая
форма отдѣляетъ отъ людей, слѣдовательно и отъвозможности добрыхъ дѣлъ и вызыванія въ нихъ любви. Таковы
и общины. И это ихъ недостатокъ, если признать ихъ постоянной формой. Стояніе на столбу, и ухожденіе въ пустыяю, и житіе въ общинѣ можетъ быть нужно временно
людямъ, но какъ постоянная форма это очевидный г р ѣ х ъ
и неразуміе.
Жить чистою, святою жизнью на столбу или въ общинѣ
нельзя, потому что человѣкъ лишенъ одной половины жизни
—общенія съ міромъ, безъ котораго его жизнь не имѣетъ
смысла. Чтобы жить постоянно такъ, надо обманывать себя,
потому что слишкомъ ясно, что, какъ невозможно в ъ потокѣ мутной рѣки выдѣлить какимъ-нибудь химическимъ
нроцессомъ кружекъ чистой воды, такъ невозможно среди
всего міра, живущаго насиліемъ, для похоти, жить одному,
или однимъ, святымъ. Вѣдь надо купить или нанять землю,
корову, надо войти в ъ отношенія с ъ внѣшнимъ міромъ нехристіанскимъ. А в ъ этихъ-то отношеніяхъ—самое важное
и нужное. Уйти отъ нихъ нельзя, да и не слѣдуетъ. Какъ
вообще бываетъ нельзя дѣлать того, что не слѣдуетъ. Можно
только обманывать себя,
Вѣдь все дѣло ученика Христа—установить наихристіаннѣйшія отношенія съ этимъ міромъ.
Представьте себѣ, что в с ѣ люди, понимающіе ученіе
истины, какъ мы, собрались бы вмѣстѣ и поселились бы на
островѣ. Неужели это была бы жизнь? И представьте себѣ,
что весь міръ, в с ѣ люди идутъ волей неволей по одному и
тому же пути, по которому идемъ мы; но люди, понимающіе
такъ же, какъ и мы, стоящіе на той же ступени (теперь),
разбросаяы по всему міру, и мы имѣемъ радость встрѣчаться съ ними, узнавать ихъ и ихъ работы, развѣ это не
лучше? И это—то^самое и есть.
Люди невоскресшіе къ жизни, Ззанягы всегда и всего
только приготовленіями къ жизни, а жизни нѣтъ; заняты
ѣдой, сномъ, ученіемъ, отдыхомъ, продолженіемъ рода, воснитаніемъ. Одного нѣтъ—жизни, роста своей жизни.
Да, дѣло наше, какъ дѣло няньки,—возрастить порученное намъ—нашу жизнь.
И пусть не говорятъ столь любимую пошлость, что
растить свою жизнь.—эгоизмъ.
Растить свою жизнь—служить Богу. Люби Господа Бога
т в о е г о всѣмъ сердцемъ, всей душой и всѣмъ помышленіемъ твоимъ и ближняго, какъ самого себя.
Когда видишь пользу ближняго и не видишь никому
нользы отъ своего роста, и приходится выбирать, выбирай
всегда ростъ своего жизни, потому что польза ближняго
в с е г д а сомнительна, благо же роста своей жизни в с е г д а
несомнѣняо.
Какъ кажутся непонятными безцѣльныя и безвѣстныя
страданія и получаютъ смыслъ только внѣ видимыхъ нами
условій жизни, такъ и безцѣльное, безполезное на нашъ
взглядъ благо и безвѣстное, но несомнѣнное благо своего
роста доказываетъ намъ то, что жизнь наша не ограничивается видимыми условіями. В ъ этомъ, мнѣ кажется, разрѣшеніе того страстнаго, непреодолимаго эгоизма, который состіівляетъ нашу жизнь. Я могу любить только себя, но чтобы'
не страдать отъ любви къ себѣ, я долженъ найти и выдѣлить въ себѣ достойное любви—Бога. Не оттого ли сказано:
люби Бога т в о е г о всѣмъ сердцемъ твоимъ и всѣми помышленіями твоими?
Это, екажутъ, эгоизмъ^ А благо людей, скажутъ, утилитаризмъ. й то, и другое несправедливо; и то, и другое
правда; и одно доказываетъ другое. Изъ себялеловѣкъ найдетъ смыслъ только въ ростѣ жизни. Внѣ себя человѣкъ
найдетъ только то что устанавливаетъ Царство Вожіе на
землѣ. Одно неизбѣжно совпадаетъ съ другимъ. Людямъ
же по мѣрѣ силъ ихъ дано руководство тѣмъ или другимъ:
оба ведутъ къ одной цѣли.
Кто не достигъ сознанія жизни въ ростѣ, руководится
тѣмъ, что содѣйствуетъ благу людей. Какъ совергаенно все
равяо нарисовать фигуру чернымъ на б^ѣломъ, или оставивъ
бѣлое въ черномъ, контуры будутъ т ^ же.
Сказать, что жизни нѣтъ у человѣка, который не раститъ свою жизнь, не есть метафора. У такого человѣка
точно нѣтъ жизни, какъ нѣтъ ея въ деревѣ, которое спускаетъ старую кору, но не выращиваетъ новой, какъ нѣтъ
ея въ животномъ, которое разглагается, но не ассимилируетъ
пищу. Вся плотская жизнь организма съ ея пищей, ростомъ,
продолженіемъ рода есть по отношенію истинной жизни
(растущей) только разрушительный продессъ...
?
Ш.
Вы яишите, что. послѣдовавъ моему совѣту и занявшись,
какъ вы пишете, самосовершенствованіемъ, вы почувствовали, что подвергаете себя великой опасности прожить эгоистично, и потому тщетно, свою жизнь; и что избѣгли вы
этой опасности тѣмъ, что, переставъ заботиться о своемъ
нравственномъ совершенствованіи, объ уясненіи своего сознанія истины и устройства овоей жизни сообразно этому
сознанію, занялись улучпіеніемъ, просвѣщеніемъ и исправленіемъ другихъ.
Я думаю, что испугавшая васъ опасность была воображаемая, и что, продолжая уяснять свое сознаніе и учреждая свою жизнь соотвѣтственно этому сознанію, вы никакъ
не рисковали провести праздно и безполезно для другихъ
свою жизнь.
Я думаю совершенно обратное: не только нѣтъ никакой
возможности просвѣщать и исправлять другихъ, не просвѣтивъ и ие исправивъ себя до послѣднихъ предѣловъ своей
возможности, но нельзя и просвѣщать, и исправлять себя
въ одиночку, а всякое истинное просвѣщеніе и исправленіе
себя неизбѣжно просвѣщаетъ и исправляетъ другихъ. и
только одно это средство дѣйствительно просвѣщаетъ и исправляетъ другихъ, въ родѣ того, какъ загорѣвшійся огонь
не можетъ свѣтить и согрѣвать толькототъ предметъ, кото-
рый сгораетъ въ немъ, но неизбѣжно свѣтитъ и грѣетъ вокругъ себя, а свѣтитъ и грѣетъ вокругъ себятолько тогда,
когда самъ горитъ.
Вы пишете: „Развѣ оттого, что я стану лучше, станетъ
лу чше моему брату"? Это все равно. что если бы землекопъ
сказалъ: „Развѣ отъ того, что я буду точить мою лопату.
подвинется моя работа"? Только тогда и подвинется, когда
будетъ отточена лопата.
Но тутъ сравненіе не поляое: само просвѣщеніе и иеправленіе другихъ, какъ я прежде сказалъ,— совершается
только черезъ просвѣщеніе и исправленіе себя.
Мы в с ѣ по слабостямъ нашимъ болѣе или меяѣе отступаемъ отъ того идеала, той ястины, которую мы знаемъ; но
важно то, чтобы не извращать истину, знать, что я отступилъ отъ нея, что я^грѣшенъ, дуренъ, и не переставая, стремиться къ ней и быть готовымъ всякую мизуту, какъ только ослабнутъ препятствія, вступить на ея путь.
Только тогда человѣкъ движется впередъ и живетъ и
служитъ людямъ, когда онъ знаетъ, насколько онъ отступилъ
отъ истины, и потому считаетъ себя дурнымъ. Если же онъ
ищетъ оправданія своему грѣху и доволенъ собой,—онъ
мертвъ.
IV.
...Мнѣ хочетея сказать вамъ, что я все сильнѣйи еильнѣй испытываю, помня приближеніе конца, то, что и вы
знаете, что надо все больше и больше переносить свои
цѣли изъ жизни мірской въ жизнь духовную, в ъ жизнь не
передъ людьми, а передъ Богомъ; жить въ виду не одной
этой жизни, а въ виду вѣчной жизни. А жить такъможно
только полагая всю свою энергію на свое внутреннее совершенствованіе.
Привыкли думать такъ (такъ и учатъ враги истины), что
совершенствованіе есть эгоизмъ, что нельзя для совершенствованія уходить изъ жизяи. Этовеликая неправда. Совершенствоваться можно только въ жизни и въ общеніи съ
людьми. й если человѣкъ, живя среди людей, полагаетъ
свою главную цѣль въ совершенствованіи передъ Богомъ
онъвъпрактическихъ дѣлахъ достигаетъ большихърезультатовъ, чѣмъчеловѣкъ, ищущій одного успѣха внѣшнихъдѣлъ,
Можетъ быть вамъ екучно, какъ слишкомъзнакомоѳ^то.
что я пишу, но я пишу потому. что самъ живу только этимъ
и опытъ подтверждаетъ мнѣ справедливость этого...
V.
Цѣль жизни есть только одна: стремиться къ тому еовершенству, котороеуказалъ намъХристосъ,сказавъ:»Будьте
совершенны, какъ Отецъ нашъ небесный". Эта единствекная доступная человѣку цѣль жизни достигается не стояніемъ на столбѣ, не аскетизмомъ, а Ваработкою въ себѣ
любовнаго общенія со всѣми лрдьми. Изъ стремленія къ этой
правильно понимаемой цѣли вытекаютъ всѣ полезныя человѣческія дѣятельности, и соотвѣтственно этой цѣли р ѣ пгаются в с ѣ вопросы...
...Въ какихъ бы то ни было условіяхъ можно много и
плодотворно работать надъ, своимъ совершенствованіемъ, а
это одно нужно и намъ и Тому, кто далъ намъ жизнь.
Даже, чѣмъ труднѣе тѣ условія. въ которыхъ мы находимся,
тѣмъ плодотворнѣе и для себя и для другихъ можетъ быть
внутренняя работа надъ собою...
VI.
... На вопросъ вашъ могу отвѣтить только то, что, во
внѣшнемъ поступкѣ—ѣхать или не ѣхать врачемъ на войну—
не можетъ бытв ничего ни дурного, ни хорошаго. Можно
жить дурно, заниАіаясь больными, и жить хорошо, занимаясь
всякимъ другимъ дѣломъ. А важно только то, чтобы жить
хорошо, т.-е не для себя,?а для служенія Богу и людямъ,
чего и желаю вамъ и соввтую...
... Обычный и понятный вопросъ о томъ, „сдѣлалъ ли я
все то, что хотѣлъ отъ меня Пославшій", возникаетъ передъ
людьми, когда они далеки еще отъ смерти. Когда же она
близка, нѣтъ уже вопроса, а одно сознаніе своего приближенія къ справедливому, милосердному, любящему Богу. И
въ этомъ сознаніи, для меня по крайней мѣрѣ, распускаются,
какъ соль въ водѣ, в с ѣ вопросы...
VIII.
... Есть благо духовное и благо тѣлеснбе. Тѣлесное благо
мы видимъ и о немъ судимъ, но блага духовнаго не только
не видимъ мы извнѣ, но часто не видитъ тотъ, кто его получаетъ. А между тѣмъ, это духовное благо не только дѣйствительно есть благо, но безъ сравненія цѣннѣе, важнѣе
всѣхъ возможныхъ тѣлесныхъ благъ и удовлетворяетъ
человѣка въ егоистинной какъздѣшней, такъивѣчнойжизни.
Одішъ человѣкъ получаетъ богатство, славу, а другой
познаетъ ничтожность того и другого, научается презирать
это и быть счастливымъ безъ этого. Кому лучше?
Когда мы говоримъ про какое-либо матеріальное лишеніе
или страданіе, что оно зло, мы только говоримъ то, что мы
близоруки или слѣпы и не видимъ того добра, которое есть
въ томъ, что мы называемъ зломъ, какъ не видитъ ребенокъ
добра въ томъ, что его не пускаютъ къ огню или даютъ лекарство... Дишенія, горести, страданія (не только тѣхъ, кто
умѣетъ воспользоваться ими, но всѣхъ) загоняютъ изъ области низшей, исполненной лишеній и препятствій, матеріальной жизни въ область духовной жизни—радостной и
свободной. Изъ этого не слѣдуетъ, чтобы надо было искать
—
Ш
—
страданій, но то, что они, какъ и все в ъ мірѣ для человѣка,—благо.
Страданія регулируютъ нашу жизнь. Ацетиленовые фонари устроены такъ, что карбитъ, прикасаясь къ водѣ, развиваетъ газъ. Когда же газа слишкомъ много, онъ поднимаетъ карбитъ и образованіе газа прекращается. Такъ же
и матеріальная жизнь. Когда она слишкомъ наполнится страданіями (свойства ея в ъ томъ, чтобы производить страданія).
сознаніе и вниманіе поднимается, пѳреходитъ въ область
духовную, и страданія прекращаются.
IX.
... Б о г ъ существуетъ не затѣмъ, чтобы исполнять наши
похоти и фантазіи, а мы существуемъ затѣмъ, чтобы исполнять Бго волю...
X.
... В с я жизнь человѣка, пробужденнаго къ духовной
жизни, должна проходить въ борьбѣ между требованіямй
разума, т.-е. божескими и требованіями человѣческими и
желаніями личными. Слѣдованіе тому плгт другому зависитъ
отъ относительной силы, ясности сознанія необходимости
слѣдовать волѣ Бога и силы подчиненія суду людскому и
личнаго желанія. Рѣшить это можетъ только тотъ, въ комъ
происходитъ борьба.
XI.
... Царствіе Божіе и внутри насъ и в н ѣ насъ. Когда
мы его устанавливаемъ в ъ себѣ, оно устанавливается въ
мірѣ.
Установленіе Царства Божія внутри насъ яужно и для.
Бога, и для насъ, и для другихъ людей...
XII.
... Вы говорите, что вамъ кажется недостаточно того,
чтобы самому жить хорошо, соотвѣтственно съ требованіями
своей совѣсти, но требуете того, чтобы имѣть возможность,
воздѣйствовать на другихъ, заставить другихъ жить такъ.
какъ вы считаете хорошимъ.
Можно .только радоваться тому, что такого средства заставить другихъ жить такъ, какъ я считаю хорошимъ, не
существуетъ. Каково было положеніе людей, если бы всякій
могъ такъ воздѣйствовать на другихъ?
Къ счастью этого нѣтъ и воздѣйствовать на другихъможно только тѣмъ, чтобы своею жизнью исповѣдыііатьсвои убѣжденія.
Такъ что для достиженія второй цѣли достаточно перваго, т.-е. жизни, соотвѣтствующей требованіямъ своей совѣсти...
0 сознаніи луховнаго начала.
(Мысли и з ъ неизданныхъ
источниковъ).
I. Жизпь есть еозианге неизмтьпнаго духовнаго начала, прояеллюгцагося въ щедѣлахъ, отграничиѳаюгцихъ ъто начало отъ
веего осшалъного.
II. Предѣлы этого отграниченнаго отъ всего остального
начала представляются человѣку движущимся тѣломъ своимъ и другихъ существъ.
III. Отдѣльяость, несливаемость, непроницаемость одного
существа другимъ можетъ представляться только тѣломъ
(матеріеГі), движущимся независимо отъ движеній другихъ
существъ.
IV. й потому, какъ тѣлесность и пространетво, такъ и
движеніе и время суть только условія возможности представленія отдѣльности нашего духовнаго сушества отъ всего
остального, т.-е. отъ неограниченнаго, не тѣлеснаго, не
пространственнаго и не движущагося. не временнаго духовнаго существа.
V. й потому жизнь наша представляется намъ жизнью
пространственнаго тѣла, движущагося во времени.
VI. Намъ представлдется, что наше тѣло, составляя одну
часть безконечнаго въ пространствѣ тѣлесяаго міра, происходя отъ родителей, предковъ, жившихъ прежде насъ въ
безконечномъ времени, получаетъ начало въ утробѣ матери,
рождается, растетъ, развивается, потомъ слабѣетъ, сохнетъ
и умираетъ, т.-е. теряетъ свою прежнюю тѣлесность, переходя въ другую, перестаетъ двигаться и—умираетъ.
VII. Въ дѣйствительности же истинную жизнь нашу составляетъ только сознаніе того духовнаго сущесгва, которое отдѣлено отъ всего остального и заключено въ предѣлы тѣла и движенія.
VIII. Духовное существо это всегда равно само себѣ и
не подлежитъ измѣненіямъ; намъ же кажетея, что оно
растетъ и расширяется во времени, т.-е. движется. Движутся же только предѣлы, въ которыхъ оно находится;
намъ это кажется такъ же, какъ кажется, что движется
мѣсяцъ, когда тучи бѣгутъ черезъ него.
IX. Жизнь есть жизнь только тогда, когда проявляется
сознаніе, когда изъ-за предѣловъ выступаетъ сознаніе. й оно
всегда есть.Тѣпромежутки отсутствія сознанія,которые намъ
кажутся, намъ кажутся только тогда, когда мы смотримъ
на движеніе предѣловъ сознанія въ другихъ существахъ.
Когда же мы смотримъ изъ себя, мы знаемъ, что сознаніе
одно и не измѣняется, не яачинаетея и не кончается.
X . Жизнь представляется сначала человѣку матеріальнопространственаой и движущейся, временной. Человѣкъ призеаетъ сначала своейжизныо тѣ предѣлы, представляющіеся
ему движущейся матеріей, которые отдѣляютъ его отъ всего,
и полагаетъ, что его жизнь матеріально пространственна и
самодвижно-временна, и въ движеніи этой матеріи во времени видитъ свою жизнь. Въ прекращеніи же движенія
этой матеріи онъ видитъ прекращеніе своей жизни.
XI. В ъ этой увѣренности человѣкъ поддерживаетъ наблюденіе надъ другими людьми, постоянно представляющимися ему матеріальными въ лространствѣ и движущимися
во времени. Наблюденіе непрерывности движенія матеріи
въ другихъ существахъ заставляетъ человѣка думать, что
и его жизнь непрерывно движется во времени, хотя внутренно онъ не только не испытываетъ этой непрерывности
движенія, яо испытываетъ одно неподвижное, всегда равное
себѣ сознаніе, которое только для внѣшняго наблюденія
раздѣляется промежутками сна, сумасшествія, страстей,—
въ дѣйствительности же всегда одно.
XII. Такъ что люди приписываютъ два различныхъ зяаченія слову „жизнь". Одно значеніе есть понятіе движущейся, отдѣленной отъ всего остального матеріи, признаваемой человѣкомъ собою, и второе—неподвижное, всегда
равное себѣ духовное существо, которое человѣкъ признаетъ собою.
Х Ш . Понятія эти кажутся различными, но въ сущности
это не два, а только одно понятіе: пояятіе созяанія себя
духовньшъ существомь, заключеннымъ въ предѣлы. Признаніе
жкзнью пространственнаго и временнаго существованія отдѣленнаго существа есть только яедодуманность. Сознаніе
себя отдѣленнымъ отъ всего существомъ возможно только
для духовнаго существа. й потому жизнь всегда есть
жизнь духовнаго существа. Духовное же существо не можетъ быть ни пространственно, ни временно.
X I V . И потому признаніе всей жизнью матеріальнаго
временнаго существованія человѣка есть ошибка мысли, есть
признаніе части за цѣлое, послѣдствія за причину,—есть
такая же. ошибка мысли, какъ признаніе силою, движущею
колесомъ мельницы, падающей струи воды, а не рѣки.
X V . Различіе между признаніемъ жизнью духовнаго
неизмѣннаго начала, а не проявленія его въ тѣхъ предѣлахъ, въ которыхъ оно проявляется, всегда было дѣлаемо
всѣми религіозными учителями. На этомъ разъясненіи раз«цичія двухъ понятій жизни основано ученіе евангелія объ
истинной жизну: жизни духа и ложной жизни: жизни плотской, временной.
X V I . Разъясненіе это очень важно потому, что изъ сознанія того, что истинная жизнь заключается только въ духов-
номъ существѣ, вытекаетъ все то, что называютъ добродѣтелью. и что даетъ наибольшее благо людямъ. Изъ этого
сознанія вытекаетъ то, что сбставляетъ основу всѣхъ добродѣтелей: вытекаетъ любовь. т. е. признаніе собою жизни
всѣхъ существъ міра.
XVII. Изъ этого же сознанія, которое и есть не что иное,
какъ то, что мы называемъ совѣстью, вытекаетъ воздержаніе, безстрашіе, самоотверженіе, потому что только при
воздержаніи, безстрашіи, самоотверженіи возможно исполненіе основного требованія сознанія: признаніе собою другихъ существъ, т. е. любви. .
XVIII. Человѣкъ, познавшій свою, жизнь, подобенъ (кажется, такъ говорилъ Паскаль) человѣку рабу, который
вдругъ узнаетъ, что онъ царь.
0 Мечниковѣ.
— И. И. Мечниковъ—произвелъ на меня самое пріятное впечатлѣніе. Я не встрѣтилъ в ъ немъ обычной черты
узости спеціалистовъ, ученыхъ людей. Напротивъ, широкій
интересъ ко всему и въ особенности къ эстетическимъ
сторонамъ жизни.
Оъ другой стороны, самые спеціальяые вопросы и открытія в ъ области науки онъ такъ просто излагалъ, что
они невольно захватывали своимъ интересомъ.
— Я былъ пораженъ его энергіей: несмотря на ночь,
проведенную в ъ вагонѣ, онъ такъ былъ оживленъ и бодръ,
что представлялъ прекрасное доказательство вѣрности его
гигіеническаго, отчасти даже нравственяо-гигіеническаго
режима. в ъ которомъ, по-моему, важное значёніе имѣетъ
то, что онъ не пьетъ, не куритъ и ни въ к а к і я игры не
играетъ.
Особенно нріятное впечатлѣніе произвела на меня, и
на всѣхъ насъ его жена Ольга Николаевна.
— Между прочимъ, онъ никакъ не хотѣлъ вѣрить, что
я забылъ содержаніе „Анны Карениной..."
Я ему говорилъ, что если бы я теперь что-нибудь написалъ, то это было бы в ъ родѣ второй части „Фауста*,
т.-е. такая же чепуха. А онъ мнѣ разсказалъ свое объясненіе этой второй части—очень остроумное...
Въ разговорѣ мц вспомнили, что я зналъ его брата
йвана йльича,—дая*е моя повѣсть „Смерть йвана Ильича"
имѣетъ нѣкоторое отношеніе къ покойному, очень милому
человѣку, бывшему прокурору тульскаго суда...
— Послѣ разговора о вегетеріанствѣ, о которомъ говорили домашніе, Мечниковъ сталъ разсказывать о племени
антропологовъ, живущемъ въ Африкѣ, в ъ Конго. Онъ разсказалъ интересныя подробности о томъ, какъ они ѣдятъ
своихъ плънныхъ. Сначала плѣннаго ведутъ к ъ военачальнику, который отмѣчаетъ у него на кожѣ тотъ кусокъ, который онъ оставляетъ для еебя. Затѣмъ плѣннаго поочередно подводятъ для такихъ же отмѣтокъ къ остальнымъ—по старшинству, пока всего не исполосуютъ.
— Меня это въ высшей степени заинтересовало,—и я
спроеилъ у Мечникова:
— Есть ли у этихъ людай религіозное міросозерцаніе?
И на это онъ отвѣтилъ. ІІо его словамъ, они вѣруютъ
въ „обоготвореніе* предковъ.
— Вообще, я отъ этого свиданія получилъ гораздо
больше всего того хорошаго, чего ожидалъ.
Письмо православному священнику ).
Оожалуйста, извините меяя за то, что невольяо оставилъ ваше письмо такъ долго безъ отвѣта.
Внимательно нрочелъ ваше письмо. но, къ сожалѣнію,—
истинно, къ сожалѣнію,—не нашелъ въ немъ новыхъ доводовъ, которые бы убѣдили меня. Главный доводъ вашъ ееть
вѣра въ святость и непогрѣшимость церкви, и, понятно, что,
имѣя эту вѣру, все включенное въ нее становится несомнѣннымъ. Но, повторяю, къ сожалѣнію, я не имѣю въ себѣ этой
вѣры и не могу ее въ себѣ вызвать. Не могу вызвать въ
себѣ вѣру въ ту церковь, которая, по самому опредѣленію
своему. должна быть едина, а между тѣмъ раздѣляется ва
греко - россійскую, католическую, лютеранскую и другія,
каждая изъ которыхъ утверждаетъ свою исключительную
истинность. Можетъ быть, одна изъ нихъ, та, которую вы
исповѣдуете, истинна, но я-то не могу признать ее таковой.
Войдите,' пожалуйста, вашимъ добрымъ сердцемъ въ мое
положеніе. Я—старикъ, стоящій одной ногой въ гробу, желающій одного: быть послѣдніе дни или часы моей жизни
въ мирѣ и согласіи со всѣми, допустивъ же ваши вѣрованія о возмездіи въ будущей жизни—могущій непризнаніемъ истинности церковной вѣры погубить себя навѣки.
Зачѣмъ бы такому человѣку отказываться отъ признанія
того, что милліонами и мялліонами достойныхъ величайшаго уваженія людей признавалось и признается за истину?
Зачѣмъ бы такому человѣку отказываться, когда такое
признаніе вызывало бы къ нему, вмѣсто дурного, самыя
добрыя чувства огромнаго количества людей, въ томъ
числѣ и многихъ, очень близкихъ мнѣ,—какъ моей сестрымонахини и многихъ другихъ? Зачѣмъ бы такому человѣку цродолжать высказывать свои нецерковныя христіанскія^ убѣжденія, вызывающія къ нему самыя недобрыя чувства и осужденія въ наше время очень болыпого количества людей, такъ-называемой интеллигенціи, считающихъ
всякую религію чѣмъ-то отжитымъ, ненужнымъ и даже
вреднымъ? Ести человѣкъ въ моемъ положеніи лишается
съ болью сердца любви столькихъ хорошихъ людей, желающихъ его обращенія въ церковную вѣру, вызываетъ
вмѣстѣ съ тѣмъ недоброжелательство и,—смѣло скажу,—
презрѣніе людей, составляющихъ царствующее общественное мнѣніе, то, очевидно, что онъ поступаетъ такъ только потому, что не можетъ поступать иначе.
:
) Письмо это адресовано свящеинику Козубовскому, лсвлавшему
возврат 'ть его въ лоно православной церкви.
Въ самомъ дѣлѣ. что же мнѣ дѣлать, если я не могу,
буквально не могу, исполнить желаніе ваше и многихъ
добрыхъ людей. Вѣдь развѣ не было бы безъ сраввенія
хуже, если бы я не только утверждалъ, что вѣрю, во что
не вѣрю, но старался бы самъ обманывать, признавая за
вѣру желанзе быть въ единеніи съ людьми, которыхъ уважаешь и любишь.
Право, милый братъ, оставьте меня доживать мою жизнь
въ тѣхъ религіозныхъ убѣжденіяхъ, къ которымъ я пришелъ (думаю, что не обманываюсь) искреннимъ желаніемъ
исполнить волю Того, Кто послалъ меня в ъ жизнь. Если
же я, направивъ в с ѣ свои силы на узнаніе Его воли и
направляя теперь послѣдніе часы моей жизни на исполяеніе ея, если я и ошибся и ошибусь, то Онъ знаетъ меняи
не можетъ поставить мнѣ въ вину мою ошибку. Простите
же и вы меня еще за одно замѣчаніе, которое хочется
сдѣлать. Почему я, думаю, убѣжденный не менѣе сильно,
чѣмъ многіе изъ тѣхъ, которые убѣждаютъ меня, не призываю ихъ къ признанію истинности того, что я считаю
истиной? Я высказываю то, что считаю истиной, опредѣляю.
какъ умѣю, тОѵ что считаю заблужденіемъ, но, предоставляя каждому принимать или отвергать мои положенія, не
обращаюсь ни къ кому съ требованіями или приглашеніями
усвоить мои взгляды. Не дѣлаю я этого потому, что знаю,
что у каждаго есть свое длинное духовное прошедшее,
есть свой процессъ сознанія истины, и знаю, какъ сложна
эта духовная работа и какъ невозможно в ъ ней чужое
вмѣшательство. Желалъ бы, чтобы такъ же отнеслись и
ко мнѣ.
Во всякомъ случаѣ, еще разъ благодарю васъ за ваше
братское, любовяое отношеніе ко мнѣ и остаюсь съ такимъ
же къ вамъ.
Уважающій васъ Левъ Толстой.
3 Марта, 1909 г.
Предисловіе нъ сочиненіямъ А. И. Эртеля*
,,Въ связи съ издаваѳмымъ полнымъ собраніемъ сочиненій покойнаго Александра Иваяовича Эртеля меня просили написать нѣсколько словъ объ его сочиненіяхъ. Я
очень радъ былъ этому случаю перечесть Гардениныхъ. Несмотря на нездоровье и занятія, начавъ читать эту книгу,
я не могъ оторваться, пока не прочелъ всю и не перечелъ
нѣкоторыхъ мѣстъ по нѣскольку разъ.
„Главное достоинство, кромѣ серьезности отнощенія съ
дѣлу, кромѣ такого знанія народнаго быта, какого я не
знаю ни у одного писателя, кромѣ сильной, часто не сознаваемой авторомъ любви къ народу, который онъ иногда
хочетъ изображать въ темномъ свѣтѣ,—неподражаемое, невстрѣчаемое нигдѣ достоинство этого романа, это—удивительный по вѣрности, красотѣ, разнообразію и силѣ народный языкъ. Такого языка не найдешь ни у старыхъ, ни у
новыхъ писателей. Мало того, что народный языкъ его в ѣ реяъ, силенъ, красивъ, онъ безконечно разнообразенъ. Старикъ дворовый говоритъ однимъ языкомъ, мастеровой—другимъ,молодой парень—третьимъ, бабы—четвертымъ, дѣвки—
оиять инымъ. У какого-то писателя высчитали количество
употребляемыхъ имъ словъ. Я думаю, что у Эртеля количество это особенно народныхъ словъ, было бы самое
большое изъ всѣхъ русскихъ писателей, да еще какихъ
вѣрныхъ, хорошихъ, сильныхъ, нигдѣ, кромѣ какъ въ народѣ, не употребляемыхъ словъ. И нигдѣ эти слова не подчеркнуты, не преувеличеяа кхъ исключителгность, не чувствуется того, что такъ часто бываетъ, что актеръ хочетъ
щегольнуть, удивить подслушаннымъ имъ словечкомъ.
Эртелю, кажется, болѣе естественно говорить народнымъ,
чѣмъ литературнымъ языкомъ.
„Читая народныя сцены Эртеля, забываешь, что читаешь
сочинителя,—кажется, что живешь съ народомъ; видишь
не только в с ѣ слабости народа, но и всѣ тѣ превосходящія
въ безчисленное число разъ эти слабости, его достоинства,
главное—его нетронутую и до сихъ поръ, не революціонную, а религіозную силу, на которую одну можно теперь
въ Россіи возларать свои надежды.
„И потому для того, кто любитъ народъ, чтеніе Эртеля—
болыное удовольствіе. Для того же, кто хочетъ узнать народъ, не живя съ нимъ, чтеніе это—самое лучшее средство.
Для того же, кто хочетъ узнать языкъ народный, не древ-
ній> которымъ уже никто не говоритъ, и не новый, которымъ, слава Богу, говорятъ еще немногіе изъ народа, а
тотъ настоящій, сильный, гдѣ нужно—нѣжный, трогательаыё, гдѣ нужно—строгій, серьезный, г д ѣ нужно—страстный,
гдѣ нужно—-бойкій и живой языкъ яарода, которымъ, слава
Ногу, еще грворитъ огромное большинство народа, особенно
женщинъ, старыхъ женщинъ,—тому надо не читать тоько ,
а изучать народный языкъ Эртеля.
Законъ наснлія и законъ л ю б в и * .
Ііредисловіе. Почему пишу? Всѣмъ ясна бѣдственность
жизви христіанскихъ народовъ. Причина этого—отсутствіе
-общаго пониманія жизни и вытекающаго изъ него руководства поведенія. Средство избавлевія отъ бѣдствій—принятіе
истиннаго хркстіанскаго ученія. Глаеа 1. Разъединенностьи
бѣдствія происходятъ отъотсутствзя вѣры и вытекающаго изъ
нея руководства поведенія. Христіанство было принято сначала въизвращеннномъвидѣ и этопривело къ тому, что въ наш
время люди живутъ безъ всякой религіи. В ъ народѣ безсознательно невѣріе; у образованныхъ людей—сознательное
отрицаніе вѣры. Глава II. Вражда между людьми рабочими и
нерабочими; между порабощенными народностями и ихъ поработителями. Нѣтъ нравственныхъ основъ, вытекающихъизъ
религіи. которыя могли бы противодѣйствовать этойживотной борьбѣ. Глава 111. Сущность заблужденія, приведшаго
къ этой бѣдственности.—признаніе насилія, какъ средства
единенія. Несостоятельность этого начинаетъ всѣми сознаваться. Глава IV. На ряду съ техническимиусовершенствованіями—ложь, скрывающая бѣдственность людей. Страданія
людей должны окончитьсяпринятіемъ свойственнаго времени
религіознаго міросозерцанія. Глава V. Христіанскіе народы
основали свою жизнь на ученіи, которое разрушаетъ эту
жизнь. Сначала церковное ученіе соединяло людей. Но современемъ истинный смыслъ этого ученія сталъ обнаруживаться. Рабочіе перестали вѣрить в ъ церковную вѣру: обраеованные люди стали отрицать всякую религію. Иринятіе религіознаго)ученія, превосходящаго силы/лишило людей врьменно всяісой религіи. Отъ этого люди пали ниже'народовъ,
исповѣдующихъ самыя грубыя религіозныя ученія. Гл. VI.
Трагизмъ христіанскаго міра въ томъ, что принято было
религіозное ученіе, въ дѣйствительности отрицавшее общественный строй. Сначала, въ извращенномъвидѣученія это
было незамѣтно; но теперь стало необходимымъ принять это
ученіе въ истинномъ его смыслѣ, разрушающемъ современный строй. Гл. VII. йстинное христіанское ученіе состоитъ
въ приэнаніи любви высшимъ закономъ чезовѣческой жизни.г
*) Ред. . , Р у с Вѣдом." удалось ознакомитьея съ новой статьей Л. II.
Толстого ,,Законъ иасилія и любви"... Ограничиваемся только ея „Гіредисловіемъ", которое даетъ понятіе о содерзканіи статьи. и враткимъ
извлеченіемъ изъ сопровождагощихъ ее ирпложепій.
Прежнія рѳлигіи ііризнавали любовь лишь одной изъ добродѣтелей. Ученіе Христа ставитъ любовь в ъ основу всего,
какъ руководство поведенія. Выдержки изъ Новаго Завѣта
о любви. Послѣдствіемъ такого признанія любви высшей
основпой жизни является отрицаніе всякаго насилія. Христіанство скрывало это. Гл. ѴШ. Высшій христіанскій законъ любви не допускаетъ исключеній, разрѣшаюшихъ насиліе. Но „образованные" люди не могутъ допустить отрицанія насилія, такъ какъ это разрушаетъ основы ихъ жизни.
Участіе рабочихъ людей въ государственномъ насиліи
основано на обманѣ. Сущность этого обмана, высказанная
Ла-Боети. Рабочіе люди не видятъ этого обмана, и не могутъ
нерестать насиловать самихъ себя, потому что не имѣютъ
вѣры. Гл. IX. Теперь, пѳслѣ „революціи" и „реакція", русскій, менѣе развращенный народъ долженъ понять, г д ѣ
средство спасенія. Описаніе суда надъ отказавшимся отъ
военной службы. Гл. А. Отрицаніе военной службы проявлялось давно: отцы церкви, христіанскіе мученики.
Къ статьѣ присоединены три „Приложенія\ написанныя,
вѣроятно, позже, чѣмъ сама статья. В ъ I приложеніи говорится о борьбѣ правительства съ революціей путемъвисѣлицъ, каторги, крѣпостей, тюремъ, ссылки, изгнанія изъ столицъ и большихъ городовъ и доказывается, что „если казни
нзбавляютъ отъ тѣхъ, которые зарыты въ могилы, то эти
же казни возрождаютъ не только в ъ ихъ близкихъ, но и въ
чужихъ людяхъ вдвое злѣйшихъ враговъ, чѣмъ тѣ, которые
уже убиты и зарыты в ъ землю". Кромѣ того отъ казнейувеличивается в ъ людяхъ и „чуветво жестокости, и безнравственности,,, а съ другой стороны—„чувство недовѣрія и
презрѣнія" къ людямъ... Во всякомъ с л у ч а ѣ это „не можетъ
улучшить положенія,,. „Поступки революиіонеровъ (употребляющихъ средства насилія) столь же безнравственны и
жестоки , и также производятъ „озлобленіе, озвѣреніе, развращеніе людей". Положеніе враждующихъ сторонъ... съ
ихъ средствами улучшенія быта народа насиліемъ подобно
положенію людей, которые для того, чтобы согрѣться, ломаютъ стѣны „того дома *, въ которомъ живутъ, и топятъ
ими\
м
4
Другое „приложеніе" говоритъ о непринятіи людьмиученія любви и объ ихъ безсознательной в ѣ р ѣ или, вѣрнѣе.
суевѣріи в ъ необходимость насилія, какъ главнаго орудія
устройства общества. Этавѣра, основанная наизвращенномъ
христіанствѣ, составляла и составляетъ главное препятствіе
для принятія. людьми христіанскаго ученія въ его истиыномъ значеніи.
Въ III „приложеніе" обсуждается вопросъ, почемулюди
болѣе или менѣе привиллегированные и образованные считаютъ ученіе о непротивленіи злу насиліемъ „очевидной нелѣпостью", и доказывается, что степень отрицанія ученія
о непротивленіи и непониманія его всегда пропорціональна
степени власти, богатства, цивиливаціи людей". Менѣе презрительно къ этому ученію относятся люди меныпей важности. меньшаго достатка и учености, а такъ какъ у насъ в ъ
Россіи „болѣе двухъ третей народа еще не развращено ни
богатствомъ,ни властыо, ни цивилизаціей" и такъ какъ „этому
большинству нѣтъ причины, выгоды лишать себяблагалюбовной жизни", то среди этихъ „неразвращенныхъ" людей
и „должна бы начаться та перемѣна строя жизни, которой
требуетъ совершившееся уясненіе христіанской истины".
0 женскомъ равноправін * ) .
„Ддя религіознаго человѣка и для христіанина въ особенности,—не можетъ быть и вопроса о неравенствѣ мужчины и женщины, такъ какъ в ъ каждомъ человѣкѣ, безъ
различія его пола, по ученію Христа, живетъ одно и то же
во всѣхъ проявленіе Божества, Сынъ Божій, которое по
этому и не можетъ быть больше или меньше въ томъ или
другомъ человѣкѣ. ІІроявленіе же этого Божественнаго начала одинаково возможно какъ в ъ женщинѣ, такъ и въ мужчияѣ. Если и могутъ быть различія между мужчиной иженщиной в ъ нѣкоторыхъ низшихъ человѣческихъ свойствахъ,
и въ одинъ, какъ въ физической силѣ,—въ пользу мужчины
а в ъ другихъ, какъ в ъ способности исключительной матѳринскоШлюбовью и самоотверженія,—въ пользу женщины, то
въ главныхъ высшихъ духовныхъ свойствахъ нѣтъ я не
можетъ быть*различія между мужчиной и женщиной.
Таково мое мнѣніе, которое я,. сколько мнѣ помнится,
выражалъ и въ моихъ писаніяхъ. Радъ случаю повторитъ
это въ пігсьмѣ къ вамъ.
*) Одна изъ поборницъ идеи женскаго равноправія, г-жа Добротина,
обратилась къ Л. Н. Толстому съ просъбой высказать свое мнѣніе относительно женекаго равноправія.
Въ настоящее время ею полученъ изъ Ясной Поляны отвѣтъ.
Смерть Ивана Ильича.
і,
Въ болыпомъ зданіи судебныхъ учрежденій, во время
перерыва засѣданія по дѣлу Мельвинекихъ, члены и прокуроръ сошлись въ кабинетѣ Ивана Егоровича Шебекъ, и
зашелъ разговоръ о знаменитомъ красовскомъ дѣлѣ. Ѳедоръ
Васильевичъ разгорячился, доказывая неподсудность, йванъ
Егоровичъ стоялъ на своемъ, Петръ же Ивановичъ, не
вступивъ сначала въ споръ, не принималъ в ъ немъ участія и просматривалъ только-что поданныя Вѣдомости.
— Господа!—сказалъ онъ, Иванъ Ильичъ то умеръ.
— Неужели?
— Вотъ, читайте,—сказалъ онъ Ѳедору Васильевичу,
подавая ему свѣжій, пахучій еще номеръ.
Въ черномъ ободкѣ было напечатано; „Прасковья Ѳедоровна Головина съ душевнымъ прискорбіемъ извѣщаетъ
родныхъ и знакомыхъ о кончинѣ возлюбленнаго супруга
своего, члена судебной палаты, йвана Ильича Головина,
послѣдовавшей 4-го февраля сего 1882 года. Выносъ тѣла
въ пятницу, въ 1 часъ пополудни".
Иванъ Ильичъ былъ сотоварищъ собравшихся господъ,
и в с ѣ любили его. Онъ Оолѣлъ уже нѣсколько недѣль;
говорили, что болѣзнь его неизлѣчима. Мѣсто оставалось
за нимъ, но было соображеніе о томъ, что въ случаѣ его
смерти Алексѣевъ можетъ быть назначенъ на его мѣсто,
на мѣсто же Алексѣева—или Винниковъ, или Штабель.
Такъ, что, услыхавъ о смерти РІвана Ильича, первая мысль
каждаго изъ господъ, собравшихся въ кабинетѣ, была
о томъ, какое значеніе можетъ имѣть эта смерть на перемѣщенія, или повышенія самихъ членовъ, или ихъ знакомыхъ.
„Теперьнавѣрно получу мѣсто Штабеля или Винникова", подумалъ Ѳедоръ Васильевичъ. „Мнѣ это и давно
обѣщано, а это новышеніе составляетъ для меня 800 руб.
прибавки, кромѣ канцеляріи".
„Надо будетъ попросить теперь о переводѣ шурина изъ
Калуги", подумалъ Петръ Ивановичъ. „Жена будетъ очень
и
рада. Теперь ужъ нельзя будетъ говорить, что я никогда
ничего не сдѣлалъ для ея родныхъ".
— Я такъ и думалъ, что ему не подняться,—вслухъ
сказалъ Петръ Ивановичъ.—Жалко!
— Да что у него собственно было?
— Доктора не могли опредѣлить. То-есть опредѣляли,
но различно. Когда я видѣлъ его в ъ послѣдній разъ, мнѣ
казалось, что онъ поправится.
— А я такъ и не былъ у него съ самыхъ праздниковъ.
Все собирался.
— Что, у него было состояніе?
— Кажется, что то очень небольгяое у жены. Но что то
пичтожное.
— Да, надо будетъ поѣхать. Ужасно далеко жили они.
— То-есть отъ васъ далеко. Отъ васъ все далеко.
— Вотъ, не можетъ мнѣ простить, что я живу за
рѣкой,—улыбаясь на Шебека, сказалъ Петръ ГІвановичъ.
И заговорили о дальности городскихъ разстояпій, и пошли
въ засѣданіе.
Кромѣ, вызванныхъ этою смертью в ъ каждомъ, соображеній о перемѣщеніяхъ и возможныхъ измѣненіяхъ по
службѣ, могущихъ послѣдовать отъ этой смерти, самый
фактъ смерти близкаго знакомаго вызвалъ во всѣхъ, узнавшихъ про нее, какъ всегда, чувство радости о томъ, что
умеръ онъ, а не я.
„Каково! умеръ, а я вотъ нѣтъ", подумалъ или почувствовалъ каждый. Близкіе же знакомые, такъ называемые
друзья Ивана Ильича, при. этомъ подумали невольно и о
томъ, что теперь имъ надобно исполнить очень скучныя
обязанности приличія и поѣхать на панихиду и къ вдовѣ
съ визитомъ соболѣзнованія.
Ближе в с ѣ х ъ были Ѳедоръ Васильевичъ и Петръ Пвановнчъ.
Петръ Ивановичъ былъ товарищемъ по училищу правовѣдѣнія и считалъ себя обязаннымъ Иваномъ Плыічемъ.
Передавъ за обѣдомъ женѣ извѣстіе о смерти Ивана
ІІлыіча и соображенія о возможности перевода шурина въ
ихъ округъ, Петръ ІІвановичъ, не ложась отдыхать, надѣлъ
фракъ и поѣхалъ къ Ивану Ильичу.
У подъѣзда квартирк Ивана Ильича стояла карета и
два извозчика. Внизу, въ передней, у вѣшалки, прислонена была къ стѣнѣ глазетовая крышка гроба съ кисточками и начищеннымъ порошкомъ галуномъ. Д в ѣ дамы въ
черномъ снимали шубки. Одна сестра Ивана Илыіча, знакохмая, другая незнакомая дама. Товарищъ Петра Ивановича, ІПварцъ, сходилъ сверху и, съ верхней ступени увидавъ входившаго, остановился и подмигнулъ ему, какъ бы
говоря: „глупо распорядился Иванъ Ильичъ; то ли дѣло
мы съ вами".
Лицо ІПварца съ англійскими бакенбардами и вся худая
фигура во фракѣ имѣла, какъ всегда, изящную торжественность, и эта торжественность, всегда противорѣчащая характеру игривости Шварца, здѣсь имѣла особенную соль.
Такъ подумалъ Петръ Ивановичъ.
Петръ Ивановичъ пропустилъ впередъ себя дамъ и медленно пошелъ за ними на лѣстницу. Шварцъ не сталъ
сходить, а остановился наверху. Петръ Ивановичъ понялъ
зачѣмъ: онъ, очевидно, хотѣлъ сговориться, г д ѣ повинтить
нынче. Дамы прошли на лѣстницу къ вдовѣ, а Шварцъ, съ
серьезно сложенными, крѣпкими губами и игривымъ взглядомъ, движеніемъ бровей показалъ Петру Ивановичу направо, въ комнату мертвеца.
Петръ Ивановичъ вошелъ, какъ всегда это бываетъ, съ
недоумѣніемъ о томъ, что ему тамъ надо будетъ дѣлать.
Одно онъ зналъ, что креститься въ этихъ случаяхъ никогда
не мѣшаетъ, Насчетъ того, что нужно ли при этомъ и
кланяться, онъ не совсѣмъ былъ увѣренъ и потому выбралъ
среднее: войдя въ комнату, онъ сталъ креститься и немножко какъ будто кланяться. Насколько ему позволяли движенія рукъ и головы, онъ вмѣстѣ съ тѣмъ оглядывалъ комнату. Два молодые человѣка, одинъ гимназистъ, кажется,
племянники, крестясь, выходили изъ комнаты. Старушка
стояла неподвижно. II дама, съ странно поднятыми бровями,
что то ей говорила шопотомъ. Дьячекъ въ сюртукѣ, бодрый,
рѣшительный, читалъ что то гроіѵіко съ выраженіемъ, исключающимъ всякое противорѣчіе; буфетный мужикъ Герасимъ,
пройдя предъ Петромъ Ивановичемъ легкими шагами, чтото посыпалъ по полу. Увидавъ это, Петръ Ивановичъ тотчасъ же почувствовалъ легкій запахъ разлагаюЩагося трупа. В ъ послѣднее свое посѣщеніе Ивана Ильича Петръ
Ивановичъ видѣлъ этого мужика в ъ кабинетѣ; онъ исполнялъ должность сидѣлки, и Иванъ Ильичъ особенно любилъ его. Петръ Ивановичъ все крестился и слегка кланялся по серединному направленію между гробомъ, дьячкомъ и образами на столѣ въ углу. Потомъ, когда это движеніе крещенія рукою показалось ему уже слишкомъ продолжительно. онъ пріостановился и сталъ разглядывать
мертвеца.
Мертвецъ лежалъ, какъ всегда лежатъ мертвецы, особенно тяжело, по-мертвецки, утонувши окоченѣвшими членами
въ подстилкѣ гроба, съ навсегда согнувшеюся головой на
подушкѣ, и выставлялъ, какъ всегда выставляютъ мертвецы,
свой желтый восковой лобъ съ взлизами на ввалившихся
вискахъ и торчащій носъ, какъ бы надавившій на верхнюю
губу. Онъ очень перемѣнился, еще похудѣлъ съ тѣхъ поръ,
какъ Петръ Ивановичъ не видалъ его, но, какъ у всѣхъ
мертвецовъ, лицо его было красивѣе, главное—значительнѣе, чѣмъ оно было у живого. На лицѣ было выраженіе
того, что то, что нужно было сдѣлать, сдѣлано, и сдѣлано
правильно. Кромѣ того, в ъ этомъ выраженіи былъ еще уп~
п*
рекъ или напоминаніе живымъ. Напоминаніе это показалось
Петру Ивановичу неумѣстнымъ, шги, по крайней мѣрѣ, до
него не касающимся. Что то ему стало непріятно, и потому
Петръ Ивановичъ еще разъ поспѣшно перекрестился и,
какъ ему показалось, слишкомъ поспѣшно, песообразно съ
приличіями, повернулся и пошелъ къ двери. Шварцъ ждалъ
его в ъ проходной комнатѣ, разставивъ широко ноги и играя обѣими руками за спиной своимъ цилиндромъ. Одинъ
взглядъ на игривую, чистоплотную и элегантную фигуру
Шварца освѣжилъ Петра Ивановича. Петръ Ивановичъ понялъ, что онъ, Шварцъ, стоитъ выше этого и не поддается
удручающимъ впечатлѣніямъ. Одинъ видъ его говорилъ:
инцидентъ панихиды Ивана йлыгча никакъ не можетъ
служитъ достаточнымъ поводомъ для признанія порядка
засѣданія нарушеннымъ, т.-е., что ничто не можетъ помѣшать нынче же вечеромъ щелкнуть колодой картъ, распечатывая ее, в ъ то время, какъ лакей будетъ разставлять
четыре необожженныя свѣчи; вообще, нѣтъ основанія предполагать, чтобы инцидентъ этотъ могъ помѣшать намъ
провести пріятно и сегодняшній вечеръ. Онъ и сказалъ это
шопотомъ проходившему Петру Ивановичу, предлагая соединиться на партію у Ѳедора Васильевича. Но, видно, Петру
Ивановичу была не судьба винтить нынче вечеромъ. Пра*
сковья Ѳедоровна, невысокая, жирная женщина, несмотря
на всѣ старанія устроить противное, все-таки расширявшаяся
отъ плечъ къ низу, вся въ черномъ, съ покрытой крепомъ головой и съ такими же странно поднятыми бровями какъ и
та дама, стоявшая противъ гроба, вышла изъ своихъ
покоевъ съ другими дамами и, проводивъ ихъ в ъ дверь
мертвеца, сказала: „Сейчасъ будетъ панихида; пройдите".
Шварцъ, неопредѣленно поклонившись, остановился,
очевидно не принимая и не отклоняя этого предложенія.
Прасковья Ѳедоровна, узнавъ Петра Ивановича, вздохнула,
подошла къ нему вплоть. взяла его за руку и сказала: „я
знаю, что вы были истдннымъ другомъ Ивана Ильича"... и
посмотрѣла на него, ожидая отъ него соотвѣтствующихъ
этимъ словамъ дѣйствій. Петръ Ивановичъ зналъ, что какъ
тамъ было надо креститься, такъ здѣсь надо было пожать
руку, вздохнуть и сказать: „повѣрьте!" И онъ такъ и сдѣлалъ. И сдѣлавъ это, почувствовалъ, что результатъ получился желаемый: что онъ тронутъ и она тронута.
— Пойдемте, пока тамъ не началось, мнѣ надо поговорить съ вами,—сказала вдова.—Дайте мнѣ руку.
Петръ Ивановичъ подалъ руку, и они направились во
внутреннія комнаты, мимо Шварца, который печально подмигнулъ Петру Ивановичу.
„Вотъ-те и винтъ! Ужъ не взыщите, другого партнера
возьмемъ. Нешто въ пятеромъ, когда отдѣлаетесь", сказалъ
его игривый взглядъ.
Петръ Ивановичъ вздохнуль еще глубже и печальнѣе
и Прасковья Ѳедоровна благодарно позкала ему руку. Войдя
въ ея обитую розовымъ кретономъ гостиную съ пасмурной
лампой, они сѣли у стола: она на диванъ, а Петръ Ивановичъ на разстроившійся пружинами и неправильно подававшійся подъ его сидѣньемъ пизенькій пуфъ. Прасковья
Ѳедоровна хотѣла предупредить его, чтобы онъ сѣлъ на
другой стулъ, но нашла это предупрежденіе несоотвѣтствующимъ своему положенію и раздумала. Садясь на этотъ
пуфъ, Петръ Ивановичъ вспомнилъ, какъ Иванъ Ильичъ
устраивалъ эту гостиную и совѣтовался съ нимъ объ этомъ
самомъ розовомъ съ зелеными листьями кретонѣ. Садясь
на диванъ и проходямимо стола (вообще всягостиная была
полна вещицъ и мебели), вдова зацѣпилась чернымъ крепомъ черной мантильи за рѣзьбу стола. Петръ Ивановичъ
приподнялся, чтобы отцѣпить, и освобожденный подъ нимъ
нуфъ сталъ волноваться и подталкивать его. Вдова сама
стала отцѣплять свой крепъ, и Петръ Ивановичъ опять
сѣлъ, придавивъ бунтовавшійся подъ нимъ пуфъ. Но вдова
не все отцѣпила, и Петръ Ивановичъ опять поднялся, и
опять пуфъ забунтовалъ и даже щелкнулъ. Когда все это
кончилось, она вынула чистый батистовый платокъ и стала
плакать. Петра же Ивановича охладилъ эпизодъ съ крепомъ и борьба съ пуфомъ, и онъ сидѣлъ насупившись.
Неловкое это положеніе прервалъ Соколовъ, буфетчикъ
Ивана Ильича, съ докладомъ о томъ, что мѣсто на кладбищѣ, то, которое назначила Прасковья Ѳедоровна, будетъ
стоить 2 0 0 руб. Она перестала плакать и, съ видомъ жертвы,
взглянула на Петра Ивановича, сказала по-французски, что
ей очень тяжело. Петръ Ивановичъ сдѣлалъ молчаливый
знакъ, выражавшій несомнѣнную увѣренность в ъ томъ, что
это не можетъ быть иначе.
— Курите, пожалуйста,—сказала она великодушнымъ и
вмѣстѣ убитымъ голосомъ, и занялась съ Соколовымъ вопросомъ о цѣнѣ мѣста.
Петръ йвановичъ, закуривая, слышалъ, что она очень
обстоятельно разспросила о разныхъ цѣнахъ земли и опредѣлила ту, которую слѣдуетъ взять. Кромѣ того, окончивъ
о мѣстѣ, она распорядилась и о пѣвчихъ. Соколовъ ушелъ.
— Я все сама дѣлаю,—сказала она Петру Ивановичу,
отодвигая къ одной сторонѣ албомы, лежавшіе яа столѣ;
и замѣтивъ, что пепелъ угрожалъ столу, не мѣшкая подвинула Петру Ивановичу пепельницу и проговорила:—я
нахожу притворствомъ увѣрять, что я не могу отъ горя
заниматься практическими дѣлами. Меня, напротивъ, если
можетъ что—не утѣшить... а развлечь, то это заботы о немъ
же.—Она опять достала платокъ, какъ бы собираясь плакать, и вдругъ, какъ бы пересиливал себя, встряхнулась и
стала говорить спокойно.
— Однако, у меня дѣло есть къ вамъ.
Петръ Ивановичъ покловился, не давая расходиться пружинамъ пуфа, тотчасъ же зашевеливдпіхся подъ нимъ.
— В ъ послѣдніе дни онъ ужасно страдалъ.
— Очень страдалъ?—спросилъ Петръ Ивановичъ.
— Ахъ, ужасно! Послѣдніе, не мияуты, а часы онъ не
переставая кричалъ. Трое сутокъ сряду онъ не переводя
голоса кричалъ. Это было невыносимо. Я не могу понять,
какъ я вынесла это; за тремя дверьми слышно было. Ахъ!
что я вынесла!
— II неужели онъ былъ въ памяти?—спросилъ Петръ
Ивановичъ.
— Д а , - прошепталаона—допослѣдней минуты. Онъпростился съ нами за V* ч:аса до смерти и еще просилъ увести
Володю.
Мысль о страданіи человѣка, котораго онъ зпалъ такъ
близко, сначала веселымъ мальчикомъ, школьникомъ, потомъ
взрослымъ партнеромъ, несмотря на непріятное созяаніе
притворства своего и этой женщішы, вдругъ ужаснула Петра
Ивановича. Онъ увидалъ опять этотъ лобъ, пажимавшій на
губу носъ, и ему стало страшно за себя.
„Трое сутокъ ужасныхъ страданій и смерть. Вѣдь это,
сейчасъ, всякую минуту можетъ наступить п для меня", подумалъ онъ, и ему стало на мгновеніе страшно. Но тотчасъ же, онъ самъ не зналъ, какъ ему на помощь пришла
обычная мысль, что это случилось съ Иваномъ ІІлыічемъ,
а не съ нимъ, и что съ нішъ этого случиться не должно и
не можетъ; что, думая такъ, онъ поддается мрачному настроенію, чего не слѣдуетъ дѣлать, какъэто очевидно было
по лицу Шварца. II, сдѣлавъ это разсужденіе, Петръ Ивановичъ успокоился и съ интересомъ сталъ разспрашивать
подробности о кончинѣ Ивана Илыіча, какъ будто смерть
была такое приключеніе, которое свойственно только Ивану
Ильичу, но совсѣмъ не свойственно ему.
Послѣ разныхъ разговоровъ о подробностяхъ дѣйствительно ужасныхъ физическихъ страданій, перенесенныхъ
Иваномъ Ильичемъ (подробности эти узнавалъ ІІванъ Петровичъ только потому, какъ мученія Ивана Ильича дѣйствовали на первы Прасковыі Ѳедоровны), вдова, очевидно, пашла нужнымъ перейти къ дѣлу.
— Ахъ, Петръ Ивановичъ, какъ тяжело, какъ ужасво
тяжело, какъ ужасно тяжело!—и она опять заплакала.
Петръ Ивановичъ вздыхалъ и ждалъ, когда она высморкается. • Когда она высморкалась, онъ сказалъ: „Повѣрьте"...
и опять она разговорилась и высказала то, что было, очевидно, ея главнымъ дѣломъ къ нему; дѣло это состояло въ
вопросахъ о томъ, какъ бы, ло случаю смерти мужа, достать денегъ отъ казны. Она сдѣлала видъ, что спрашиваетъ у Петра Ивановича совѣта о пенсіонѣ; но онъ видѣлъ,
что она уже знаетъ до мельчайшихъ подробпостей и то,
чего онъ не зналъ, все то, что можно вытянуть отъ казны
по случаю этой смерти; но что ей хотѣлось узнать: нельзя
ли какъ-нибудь вытянуть еще поболыне денегъ? Петръ Ивановичъ постарался выдумать такое средство, но, подумавъ
нѣсколько и изъ приличія побранивъ напге правительство
за его скаредность, сказалъ, что, кажется, больше нельзя.
Тогда она вздохнула и, очевидно, стала придумывать средство избавиться отъ своего посѣтителя. Онъ понялъ это,
затушилъ папироску, всталъ, пожалъ руку и пошелъ въ
переднюю.
Въ столовой съ часами, которымъ Иванъ Ильичъ такъ
радъ былъ, что купилъ въ брикабракѣ, Петръ Ивановичъ
встрѣтилъ священника и ещенѣсколькознакомыхъ,пріѣхавшихъ на панихиду, и увидалъ знакомую ему красивую барышню, дочь Ивана Илыіча. Она была вся въ черномъ.
Талія ея, очень тонкая, казалась еще тоньше. Она имѣла
мрачный, рѣшительный, почти гнѣвный видъ. Онапоклонилась Петру ІІвановичу какъ будто онъ былъ въ чемъ-то виноватъ. За дочерыо стоялъ, съ такимъ же обиженнымъ видомъ, знакомый Петру Ивановичу богатый молодой человѣкъ,
судебный слѣдователь, ея женихъ, какъ онъ елышалъ. Онъ
уныло поклонился имъ и хотѣлъ пройти въ комнату мертвеца,
когда изъ-подъ лѣстницы показалась фигурка гимназистикасына, ужасно похожаго на Ивана Ильича. Это былъ маленкій
Иванъ Ильичъ, какимъ Петръ Ивановичъ помнилъ его въ
правовѣдѣніи. Глаза у него были заплаканные и такіе,какіе
бываютъ у нечистыхъ мальчиковъ въ 13—14 лѣтъ. Мальчикъ, увидавъ Петра Ивановича, сталъ сурово и стыдливо
морщиться. Петръ Ивановичь кивнулъ ему головой и вошелъ въ комнату мертвеца. Началась панихида,—свѣчи, стоны, ладанъ, слезы, всхлипыванія. Петръ Іівановичъ стоялъ
нахмурившись, глядя на ноги передъ собой. Онъ не взглянулъ ни разу на мертвеца, и до конца не поддался разслабляющимъ вліяніямъ іі одинъ изъ первыхъ вышелъ. В ъ передней никого не было. Герасимъ, буфетный мужикъ, выскочилъ изъ комнаты покойника, перешвырялъ своими сильными руками всѣ шубы, чтобы найти шубу Петра ГІвановича, и подалъ ее.
— Что, братъ, Герасимъ?—сказалъ Петръ Ивановичъ, чтобы сказать что-нибудь.—Жалко?
— Божья воля. В с ѣ тамъ же будемъ,—сказалъ Герасимъ?
оскаливая свои бѣлые, сплошные мужицкіе зубы, и какъ человѣкъ въ разгарѣ усиленной работы, живо отворилъ дверь,
кликнулъ кучера, подсадилъ Петра Ивановича и прыгнулъ
назадъ къ крыльцу, какъ будто придумывая, что бы ему
еще сдѣлать.
Петру Ивановичу особенно пріятно было дохнуть чистымъ
воздухомъ, послѣ запаха ладана, трупа и карболовой кислеты.
— Куда прикажете?—спросилъ кучеръ.
- Не поздно. Заѣду еще къ Ѳедору Васильевичу.
И Петръ Ивановичъ поѣхалъ. И дѣйствительно засталъ
ихъ при концѣ і-го робера, такъ что емуудобно было вступить пятымъ.
II.
Прошедшая исторія жизниИвана Ильича быласамая простая и обыкновенная, и самая ужасная.
Иванъ Ильичъ умеръ 45-ти лѣтъ, членомъ судебной палаты. Онъ былъ сынъ чиновника, сдѣлавшаго в ъ Петербургѣ по разнымъ министерствамъ и департаментамъ ту карьеру, которая доводитъ людей до того положенія, в ъ которомъ хотя и ясно оказывается, что исполнять какую-нибудь
существенную должность они не годятся, они все-таки по
своей долгой прошедшей слуясбѣ и своимъ чинамъ не могутъ быть выгнаны и потому получаютъ выдуманныя фиктивныя мѣста и не-фиктивныя тысячи—отъ 6-ти до 10-ти,
съ которыми они и доживаютъ до глубокой старости.
Таковъ былъ тайный совѣтяикъ, ненужный членъ разныхъ ненужныхъ учрежденій, Илья Ефимовичъ Головинъ.
У него было три сына. Иванъ Илыічъ былъ второй сынъ.
Старшій дѣлалъ такую же карьеру, какъ и отецъ, только
по другому министерству, и ужъ близко подходилъ къ тому
служебному возрасту, при которомъ получается этаинерція
жалованья. Третій сынъ былъ неудачяикъ. О н ъ в ъ р а з н ы х ъ
мѣстахъ вездѣ напортилъ себѣ и теперь служилъ по желѣзнымъ дорогамъ; и его отецъ, и братья, и особенно ихъ жены
не только не любили встрѣчаться съ нішъ, по безъ крайней необходимости и не вспоминали объ его существованіи.
Сестра была за барономъ Грефомъ, такимъ же петербургскимъ чиновникомъ, какъ и его тесть. Иванъ Илыічъ былъ
1е рЬепіх сіе 1а іатіііе, какъ говорили. Онъ былъ не такой
холодный и аккуратный, какъ старшій, и не такой отчаян•ный, какъ меньшій, Онъ былъ середина между ними—умный, живой, пріятный и приличныйчеловѣкъ.Воспитывался
онъ вмѣстѣ съ меныпимъ братомъ въ правовѣдѣніи. Меньшій не кончилъ и былъ выгнанъ изъ 5-го класса, Иванъ
же Илыічъ хорошо кончилъ курсъ. В ъ правовѣдѣніи уже
онъ былъ тѣмъ, чѣмъ онъ былъ впослѣдствіи, всю свою
жизнь: человѣкомъ способнымъ, весело добродушнымъ и
общительнымъ, но строго исполняющимъ то, что онъ считалъ своимъ долгомъ; долгомъ же онъ своимъ счпталъ все
то, что считалось таковымъ наивысшепоставленными людьми.
Опъ не былъ заискивающимъ ни мальчикомъ, ни потомъ
взрослымъ человѣкомъ, но у него съ самыхъ молодыхъ лѣтъ
было то, что онъ, какъ муха къ свѣту, тянулся къ наивысше поставленнымъ въ свѣтѣ людямъ, усвоивалъ себѣ
ихъ пріемы, ихъ взгляды на жизнь и съ ними устанавливалъ дружескія отношенія. В с ѣ увлеченія дѣтства и моло-
дости прошли для него, не оставивъ большихъ слѣдовъ;
онъ отдавался и чувственности, и тщеславію, и подъ конецъ
въ высшихъ клаесахъ—либеральности, но все же в ъ извѣстныхъ предѣлахъ, которые вѣрно указывали ему его чувство.
Были въ правовѣдѣніи совершены имъ поступки, которые
прежде представлялись ему большими гадостямиивнушали
ему отвращеніе къ самому себѣ въ то время, какъ онъ совершалъ ихъ; но впослѣдствіи, увидавъ, что поступки эти
были совершаемы и высокостоящими людьми и не считались ими дурными, онъ не то что призналъ ихъ хорошими,
но совершено забылъ ихъ, и нисколько не огорчался воспоминаніями о нихъ.
Выйдя изъ правовѣдѣнія десятымъ классомъ и получивъ
отъ отца деньги на обмундировку, Иванъ Ильичъ заказалъ
себѣ платье у ИІармера, повѣсилъ на брелоки медальку съ
надписью: гезрісе ііпеп, простился съ принцемъ и воспитателемъ, пообѣдалъ съ товарищами у Донона, и съ новыми
модными—чемоданомъ, бѣльемъ, платьемъ, бритвенными и
туалетными принадлежностями и пледомъ, заказанными и
куплеяными въ самыхъ лучшихъ магазинахъ, уѣхалъ въ
провинцію на мѣсто чиновника особыхъ порученій губернатора, которое доставилъ ему отецъ.
В ъ провинціи Иванъ Ильичъ сразу устроилъ себѣ такое
же легкое и пріятное положепіе, каково было его положеніе въ правовѣдѣніи. Онъ служилъ, дѣлалъ карьеру и
вмѣстѣ съ тѣмъ пріятно и прилично веселился; изрѣдка
онъ ѣздилъ по порученію начальства въ уѣзды, держалъ
себя съ достоинствомъ и съ высшими, и съ низшими, и съ
точностыо и неподкупной честностью, которой не могъ не
гордйться, исполнялъ возложенныя на него порученія, преимущественно по дѣламъ раскольниковъ.
В ъ служебныхъ дѣлахъ онъ былъ, несмотря на свою молодость и склонпость къ легкому веселью, чрезвычайно
сдержанъ, офиціаленъ и даже строгъ; но въ общественныхъ онъ былъ часто игривъ и остроуменъ и всегда добродушенъ, приличенъ и Ьоп епіапі, какъ говорилъ про него
его пачальникъ и начальница, у которыхъ онъ былъ домашнимъ человѣкомъ.
Была въ провинціи и связь съ одной изъ дамъ, навязавшейся щеголеватому правовѣду; была и модистка, были и
попойки съ пріѣзжими флигель-адъютантами, и поѣздки въ
дальнюю улицу послѣ ужина; было и подслуживаніе начальнику и даже женѣ начальника; но все этоносило на себѣ
такой высокій тонъ порядочности, что все это не могло
быть называемо дурпыми словами: все это подходило только
подъ рубрику французскаго изреченія: іі іаиі ^ие зеипеззе
5е раззе. Все происходило съ. чистыми руі:ами, въ чистыхъ
рубашкахъ, съ франпузскими словами и, главное, въ самохмъ
высшемъ обществѣ, слѣдовательно, съ одобреніемъ высоко
стоящихъ людей.
Такъ прослужилъ Иванъ Ильичъ пять лѣтъ, и наступила
перемѣна по службѣ. Явились новыя судебныяучрежденія;
нужны были новые люди,
И Иванъ Ильичъ сталъ этимъ новымъ человѣкомъ.
ІІвану Ильичу предложено было мѣсто судебнаго слѣдователя, и Иванъ Ильичъ принялъ его, несмотря на то, что
мѣсто это было въ другой губерніи, и ему надо было бросить установившіяся отношенія и устанавливать новыя.
Ивана Ильича проводили друзья, сдѣлали группу, поднесли
ему серебряную паниросницу, и онъ уѣхалъ на новое мѣсто.
Судебнымъ слѣдователемъ Иванъ Ильичъ былъ такимъ же
сотте іі іаиі'нымъ, приличнымъ, умѣющимъ отдѣлять служебныя обязанности отъ частной жизніт и внушающимъ
общее уваженіе, какимъ онъ былъ чиновникомъ особыхъ
порученій. Сама же служба слѣдователя представляла для
ІІвана Ильича гораздо болѣе интереса и привлекательности,
чѣмъ прежняя. Въ прежней службѣ пріятно было сво.бодной
походкой въ шармеровскомъ вицмундирѣ пропти мимо трепешущихъ и ожидающихъ пріема просителей и должностныхъ лицъ, завидующихъ ему, прямо въ кабинетъ начальника и сѣсть съ нимъ за чай съ папиросою: но людей,
прямо зависящихъ отъ его произвола, было мало. Такіе
ліоди были только исправники и раскольники, когда его
посылали съ порученіями: н онъ любилъ учтиво, почти потоваршцески обходиться съ такими, зависящими отъ него
людьми, любилъ давать чувствовать, что вотъ онъ, могущій
раздавить, дружески, просто обходится съ ними. Такихъ людей тогда было мало. Тенерь же, судебнымъ сдѣдователемъ,
Иванъ Илыічъ чувствовалъ, что всѣ,—всѣ безъ исключенія—самые важные, самодовольные люди, в с ѣ у него въ
рукахъ, и что ему стоитъ только написать извѣстныя слова
на бумагѣ съ заголовкомъ, и этого важнаго, самодовольнаго
человѣка приведутъ къ нему въ качествѣ обвиняемаго или
свидѣтеля, іі онъ будетъ, если онъ не захочетъ посадить
его, стоять предъ нимъ и отвѣчать на его вопросы. Иванъ
ІІльичъ никогда не злоупотреблялъ этою свою властью, напротивъ, старался смягчить выраженія ея; но сознаніе этой
власти и возможиость смягчать ее составляли для него
главный интересъ и привлекательность его новой службы.
Въ самой же службѣ, именно въ слѣдствіяхъ, Иванъ Ильичъ
очень быстро усвоилъ пріемъ отстраненія отъ себя всѣхъ
обстоятельствъ, не касающихся службы, и облеченія всякаго самаго сложнаго дѣла въ такую форму, нріі которой
бы дѣло только внѣшнимъ образомъ отражалось на бумагѣ,
и при которомъ исключалось совершенно его личное воззрѣніе и, главное, соблюдалась бы вся требуемая формальность. Дѣло это было новое. И онъ былъ одинъ изъ первыхъ
людей, выработавшихъ на практикѣ приложеніе уставовъ
1 3 6 4 года.
Перейдя въ новый городътаа мѣсто судебнаго слѣдова-
теля, Иванъ Илыічъ сдѣлалъ новыя знакомства, связи, поновому поставилъ себя и принялъ нѣсколько иной тонъ.
Онъ поставилъ себя въ нѣкоторомъ достойномъ отдаленіи
отъ губернскихъ властей, а избралъ лучшій кругъ изъ судейскихъ и богатыхъ дворянъ, жившихъ въ городѣ, и принялъ тонъ легкаго недовольства правительствомъ, умѣренной либеральности и цивилизованной гражданственности.
При этомъ, нисколько не измѣнивъ элегантности своего
туалета, Ивавъ Ильичъ въ новой должности пересталъ пробривать подбородокъ и далъ свободу бородѣ расти, гдѣ она
хочетъ.
Жизнь Ивана Ильича въ новомъ городѣ сложилась очень
пріятно: фрондирующее противъ губернатора общество было
дружное и хорошее; жалованья было больше и не малую
пріятность въ жизни прибавилъ тогда вистъ, въ который
сталъ играть Иванъ йльичъ, имѣвшій способность играть
въ карты весело, быстро соображая и очень тонко, такъ что
въ общемъ онъ всегда былъ въ выигрышѣ.
Послѣ двухъ лѣтъ службы въ новомъ городѣ Иванъ
Ильичъ встрѣтился съ своей будущей женой. Прасковья
Ѳедоровна Михель была самая привлекательная, умная, блестящая дѣвушка того кружка, въ которомъ вращался Иванъ
Илыічъ. В ъ числѣ другихъ забавъ и отдохновеній отъ трудовъ слѣдователя, Иванъ Илыічъ установилъ игривыя, легкія отяошенія съ Прасковьей Ѳедоровной.
Иванъ Илыічъ, будучи чиновникомъ особыхъ порученій,
вообще танцовалъ; судебнымъ же слѣдователемъ онъ уже
танцовалъ какъ исключеніе. Онъ танцовалъ уже в ъ томъ
смыслѣ, что хоть и по новымъ учрежденіямъ, и въ пятомъ
классѣ, но если дѣло коснется танцевъ, то могу доказать.
что въ этомъ родѣ я могу лучше другихъ. Такъ онъ изрѣдка въ концѣ вечера танцовалъ съ Прасковьей Ѳедоровной, и преимущественно во время этихъ танцевъ и побѣдилъ
Прасковью Ѳедоровну. Она влюбилась в ъ него. Иванъ Ильичъ не имѣлъ яснаго опредѣленнаго намѣренія жениться, но
когда дѣвушка влюбилась въ него, онъ задалъ себѣ этотъ
вопросъ. „Въ самомъ дѣлѣ, отчего же и не жениться", сказалъ онъ себѣ.
Дѣвица Прасковья Ѳедоровна была хорошаго дворянскаго
рода, не дурна; было маленькое состояныще. Иванъ Ильичъ
могъ разсчитывать на болѣе блестящую партію, но эта была
партія хорошая. У Ивана Илыіча было его жалованье, у нея,
онъ надѣялся, будетъ столько же. Хорошее родство; ояа
милая, хорошенькая и впоДнѣ порядочная женщина. Сказать, что Иванъ Илыічъ женился потому, что онъ полюбилъ
свою невѣсту и нашелъ въ ней сочувствіе своимъ взглядамъ
на жизнь, было бы такъ же несправедливо, какъ и сказать то,
что онъ женился потому, что люди его общества одобряли
эту партію. Иванъ Ильичъ женился по обоимъ соображеніямъ: онъ дѣлалъ пріятное для себя, пріобрѣтая такую
жену, и вмѣстѣ съ тѣмъ дѣлалъ то, что наивысше поетавленные люди считали правильнымъ.
II Иванъ Ильичъ женился.
Самый процессъ женитьбы и первое время брачной жизни,
съ супружескими ласками, новой мебелью, новой посудой,
новымъ бѣльемъ. до беременности жены, прошли очень хорошо, такъ что Иванъ Ильичъ начиналъ уже думать, что
женитьба не только не нарушитъ того характера жизни легкой, пріятной, веселой и всегда приличной, и одобряемой
обществомъ, который Иванъ Ильичъ считалъ свойственнымъ
жизни вообще, но еще усугубитъ его. Но тутъ, съ первыхъ
мѣсяцевъ беременности жены, явилось что-то такое новое,
неожиданное, непріятное, тяжелоеинеприличное, чего нельзя
было ожидать и отъ чего никакъ нельзя было отдѣлаться.
Жена безъ всякихъ поводовъ, какъ казалось Иваву йльичу,
сіе ^аіііё сіе соеиг, какъ онъ говорилъ себѣ, начала нарушать
пріятность и приличіе жизни: она безъ всякой причины
ревновала его, требовала отъ него ухаживанья за собой,
придиралась ко всему и дѣлала ему непріятныя и грубыя
сцены.
Сяачала Иванъ Ильичъ надѣялся освободиться отъ непріятности этого положенія тѣмъ самымъ легкимъ и приличнымъ
отношеніемъ къ жизни, которое выручало его прежде; онъ
пробовалъ игнорировать расположеніе духа жены, иродолжалъ
жить по прежнему легко и пріятно: приглашалъ къ себѣ друзей составлять партію, пробовалъ самъ уѣзжать в ъ клубъ
или къ пріятелямъ. Но жена одинъ разъ съ такой энергіей
начала грубыми словами ругать его, и такъ упорно продолжала ругать его всякій разъ, когда онъ не исполнялъ ея
требованій, очевидно, твердо рѣшившись не переставать до
тѣхъ поръ, пока онъ не покорится, т. е. не будетъ сидѣть
дома и не будетъ такъ же, какъ и она, тосковать, что Иванъ
Ильичъ ужаснулся. Онъ понялъ, что супружеская жизнь, по
крайней мѣрѣ, съ его женою, не содѣйствуетъ всегда пріятностямъ и приличію жизни, а напротивъ, часто нарушаетъ
ихъ, и что поэтому необходимо оградить себя отъ этихъ
нарушеній. И Иванъ Илыічъ сталъ отыскивать средства для
этого. Служба было одно, что импозировало Прасковьѣ Ѳедоровнѣ, и Иванъ Ильичъ посредствомъ службы и вытекающихъ изъ нея обязанностей сталъ бороться съ женой, выгораживая свой независимый міръ.
Съ рожденіемъ ребенка, попытками кормленія и различными неудачами при этомъ, съ болѣзнями, дѣйствительными
и воображаемыми, ребенка и матери, в ъ которыхъ отъ Ивана
Илыіча требовалось участіе, но въ которыхъ онъ ничего не
могъ понять, потребность для Ивана Ильича выгородить себѣ
міръ в н ѣ семьи стала еще болѣе настоятельна.
По мѣрѣ того, какъ жена становилась раздражительнѣе
и требовательнѣе, и Иванъ Ильичъ все болѣе и болѣе переносилъ центръ тяжести своей жизни в ъ службу. Онъ сталъ
болѣе любить службу и сталъ болѣе честолюбивъ, чѣмъ онъ
былъ прежде.
Очень скоро, не далѣе, какъ черезъ годъ послѣ женитьбы,
Иванъ Ильичъ понялъ, что супружеская жизнь, представляя
нѣкоторыя удобства въ жизни, въ сущности есть очень сложное и тяжелое дѣло, по отношенію котораго. для того, чтобы
исполнять свой долгъ, т. е. вестя прилдчную, одобряемую
обществомъ жизнь, нужно выработать опредѣленное отношеніе, какъ и къ службѣ.
И такое отношеніе къ супружеской жизни выработалъ себѣ
Иванъ Ильичъ. Онъ требовалъ отъ семейной жизни только
тѣхъ удобствъ домашняго обѣда, хозяйки, постели, которыя
она могла дать ему, и, главное, того приличія внѣшнихъ
формъ, которыя опредѣлялись обществеянымъ мнѣніемъ. В ъ
остальномъ же онъ искалъ веселой пріятности и если находилъ ее, былъ очень благодаренъ. Если же встрѣчалъ отпоръ и ворчливость, то тотчасъ же уходилъ въ свой отдѣльный, выгороженный имъ міръ службы и въ немъ находилъ
пріятность.
Ивана Ильича цѣнили, какъ хорошаго служаку, и черезъ
три года сдѣлали товарищемъ прокурора. Новыя обязанности, важность ихъ, возможность привлечь къ суду и посадить всякаго въ острогъ, публдчность рѣчей, успѣхъ, который въ этомъ дѣлѣ имѣлъ Иванъ Ильичъ,—все это еще
болѣе привлекало его къ службѣ.
Пошли дѣти. Жена становилась все ворчливѣе и сердитѣе, но выработанныя Иваномъ йльичемъ отношенія къ домашней жизни дѣлали его почти непроницаемымъ для ея
ворчливости.
Послѣ семи лѣтъ службы въ одномъ городѣ, Ивана
Ильича перевели на мѣсто прокурора въ другую губернію.
Они переѣхали, денегъ было мало, и женѣ не понравилось
то мѣсто, куда они переѣхали." Жалованье было хоть и
больше прежняго, но жизнь была дороже; кромѣ того, умерло
двое дѣтей, и потому семейная жизнь стала еще непріятнѣе
для Ивана Ильича.
Прасковья Ѳедоровна во всѣхъ случившихся невзгодахъ
въ этомъ новомъ мѣстѣ жительства упрекала мужа. Большинство предметовъ разговора между мужемъ н женой,
особенно воспитаніе дѣтей, наводило на вопросы, по которымъ были воспоминанія ссоръ, и ссоры всякую минуту готовы были разгораться. Оставались только тѣ рѣдкіе періоды
влюбленности, которые находили на супруговъ, но продолжались яе долго. Это были островки, на которые они приставали на время, но потомъ опять пускались въ море затаенной вражды, выражавшейся въ отчужденіи другъ отъ
друга. Отчужденіе это могло бы огорчать Ивана Ильича,
если бы онъ считалъ, что это не должно такъ быть, но онъ
теперь уже признавалъ это положеніе не только нормальнымъ, но и цѣлью своей дѣятельности въ семьѣ. Цѣль его
состояла въ томъ, чтобы все больше и больше освобождать
себя отъ этихъ непріятностей и придать имъ характеръ
безвредности и приличія; и онъ достигалъ этого тѣмъ, что
онъ все меньше и меньше проводилъ время съ семьею, а
когда былъ вынужденъ это дѣлать, то старался обезпечивать свое положеніе присутствіемъ постороннихъ лицъ.
Главное же то, что у Ивана Ильича была служба. В ъ служебномъ мірѣ сосредоточился для него весь интересъ жизни.
И иятересъ этотъ поглощалъ его. Сознаніе своей власти,
возможности погубить всякаго человѣка, котораго онъ захочетъ погубить, важность даже внѣшняя, при его входѣ въ
судъ и встрѣчахъ съ подчиненными, успѣхъ свой предъ
выспшми и подчішенными и, главное, мастерство свое веденія дѣлъ, которое онъ чувствовалъ, все это радовало его
II, вмѣстѣ съ бесѣдами съ товарищами, обѣдами и вистомъ,
наполняло его жизнь. Такъ что, вообще, жизнь Ивана
Илыіча продолжала итти такъ, какъ онъ считалъ, что она,
должна была итти: пріятно и прилично.
Такъ .прожилъ онъ еще семь лѣтъ. Старшей дочери было
уже 16 лѣтъ, еще одинъ ребенокъ умеръ и оставался мальчикъ-гимназистъ, предметъ раздора. Иванъ йльичъ хотѣлъ
отдать его в ъ правовѣдѣиіе, а Прасковья Ѳедоровна, назло
ему, отдала въ гимназію. Дочь дома училась и росла хорошо,
мальчикъ тоже учился недурно.
III.
Такъ шла жизнь Ивана Илыіча в ъ продолженіе 17 лѣтъ
со времени женитьбы. Онъ былъ уже старымъ прокуроромъ,
отказавшимся отъ нѣкоторыхъ перемѣщеній, ожидая болѣе
желательнаго мѣста, когда неожиданно случилось одно непріятное обстоятельство, совсѣмъ было нарушившее его спокойствіе жизни. Иванъ Илыічъ ждалъ мѣста предсѣдателя
въ университетскомъ городѣ, но Гоппе забѣжалъ какъ-то
впередъ и получилъ это мѣсто. Иванъ Ильичъ раздражился,
сталъ дѣлать упреки и поссорился съ нимъ и съ ближайшимъ начальствомъ; къ нему стали холодны, и в ъ слѣдующемъ назначеніи его опять обошли.
Это было в ъ 1 8 8 0 году. Этотъ годъ былъ самый тяжелый
въ жизни Ивана Ильича. В ъ этомъ году оказалось, съ одной
стороны, что жалованья не хватаетъ па жизнь, съ другой—
что в с ѣ его забыли и что то, что казалось для него по отношенію къ нему величайшей, жесточайшей несправедливостью, другимъ представлялось совсѣмъ обыкновеннымъ
дѣломъ. Даже отецъ не считалъ своей обязанностью помогать ему. Онъ почувствовалъ, что в с ѣ покинули его, считая
его положеніе съ 3 , 5 0 0 жалованья самымъ нормальнымъ и
даже счастливымъ. Онъ одинъ зналъ, что, съ сознаніемъ
тѣхъ несправедливостей, которыя были сдѣланы ему, и съ
вѣчнымъ пиленіемъ жены, и съ долгами, которые онъ сталъ
дѣлать, живя сверхъ средствъ, онъ одинъ зналъ, что его
положеніе далеко не нормально.
Лѣто этого года, для облегченія средствъ, онъ взялъ отпускъ и поѣхалъ прожить съ женой лѣто въ деревнѣ у
брата Прасковьи Ѳедоровны.
Въ деревнѣ, безъ службы*, Иванъ Ильичъ въ первый
разъ почувствовалъ не только скуку, но тоску невыносимую, и рѣшилъ, что такъ жить нельзя и необходимо принять какія-нибудь рѣшительныя мѣры.
Проведя безсонную ночь, которую всю Иванъ Ильичъ
проходилъ по террасѣ, онъ рѣшилъ ѣхать въ Петербургъ
хлопотать и, чтобы наказать ихъ, тѣхъ, которые не успѣли
оцѣнить его, перейти въ другое министерство.
На другой день, несмотря на всѣ отговоры жены и шурина, онъ поѣхалъ въ Петербургъ.
Онъ ѣхалъ за однимъ: выпросить мѣсто въ пять тысячъ
жалованья. Онъ уже не держался никакого министерства,
направленія или рода дѣятельности. Ему нужно только было
мѣсто,—мѣсто съ пятью тысячами, по администраціи, по
банкамъ, по желѣзнымъ дорогамъ, по учрежденіямъ Императрицы Маріи, даже таможни, но непремѣнно пять тысячъ,
и непремѣнно вытти изъ министерства, г д ѣ не умѣли оцѣнить его.
И вотъ эта поѣздка Ивана Ильича увѣнчалась удивительнымъ, неожиданнымъ успѣхомъ. В ъ Курскѣ подсѣлъ
въ 1-й классъ Ѳ. С. Ильинъ, знакомый, и сообщилъ свѣжую телеграмму, полученную курскимъ губернаторомъ, что
въ министерствѣ произойдетъ на-дняхъ переворотъ: на
мѣсто Петра Ивановича назначаютъ Ивана Семеновича.
Предполагаемый переворотъ, кромѣ своего значенія для
Россіи, ішѣлъ особенное значепіе для Ивана Ильича тѣмъ,
что онъ, выдвигая новое лицо, Петра Петровича и, очевидно,
его друга Захара Ивановича, былъ въ высшей степени благопріятенъ для Ивана Ильича. Захаръ Ивановичъ былъ товарищъ и другъ Ивану Ильичу.
В ъ Москвѣ извѣстіе подтвердилось. А пріѣхавъ въ Петербургъ, Иванъ йльичъ нашелъ Захара Ивановича, и получилъ обѣщаніе вѣрнаго мѣста въ своемъ прежнемъ министерствѣ юстиціи.
Черезъ недѣлю онъ телеграфировалъ женѣ:
Захаръ мѣсто Миллера при первомъ докладѣ получаю назначенге.
Иванъ ІІльичъ, благодаря этой перемѣнѣ лицъ, неожиданно получилъ въ своемъ прежнемъ министерствѣ такое
назяаченіе, въ которомъ онъ сталъ на д в ѣ степени выше
своихъ товарищей: пять тысячъ жалованья и подъемныхъ
три тысячи пятьсотъ. Вся досада на прежнихъ враговъ
своихъ и на все министерство была забыта, и Иванъ Ильичъ
былъ совсѣмъ счастливъ.
Ивань Ильичъ вернулся въ деревню веселый, довольный,
какимъ онъ давно не былъ. Прасковья Ѳедоровна тоже позеселѣла, и между ними заключилось перемиріе. Иванъ
Ильичъ разсказывалъ о томъ, какъ его в с ѣ чествовали в ъ
Петербургѣ, какъ в с ѣ т ѣ , которые были его врагами, были
посрамлены и подличали теперь предъ нимъ, какъ ему завидуютъ за его положеніе, въ особенности о томъ, какъ
в с ѣ его сильно любили в ъ Петербургѣ.
Прасковья Ѳедоровна выслушивала это и дѣлала видъ,
что она вѣритъ этому, и не противорѣчила ни в ъ чемъ, а
дѣлала только планы новаго устройства жизни в ъ томъ
городѣ, куда они переѣзжали. И йванъ Ильичъ съ радостью
видѣлъ, что эти планы были его планы, что они сходятся,
и что опять его запнувшаяся жизнь пріобрѣтаетъ настоящій, свойетвенный ей характеръ веселой пріятности и приличія.
Иванъ Ильичъ пріѣхалъ на короткое время. 10-го сентября ему надо было принимать должность и, кромѣ того,
нужно было время устроиться на новомъ мѣстѣ, перевезти
все изъ провинціи, прикупить, приказать еще многое; однимъ словомъ, устроиться такъ, какъ это рѣшено было в ъ его
умѣ и почти что точно такъ же, какъ это рѣшено было и
въ душѣ Прасковьи Ѳедоровны.
И теперь, когда все устроилось такъ удачно, и когда
они сходились съ женою в ъ цѣли и, кромѣ того, мало жили вмѣстѣ, они такъ дружно сошлись, какъ ве сходились
съ первыхъ лѣтъ женатой своей жизни. йванъ Ильичъ
было думалъ увезти семью тотчасъ же, нонастоянія сестры
и зятя, вдругъ сдѣлавппшися особенно любезными и родственными къ Ивану Ильичу и его семьѣ, сдѣлали то, что
Иванъ Илыічъ уѣхалъ одинъ.
Иванъ Илыічъ уѣхалъ, и веселое расположеніе д у х а
произведенное удачей и согласіемъ съ женой, одно усиливающее другое, все время не оставляло его. Нашлась квартира прелестная, то самое, о чемъ мечтали мужъ съ женой.
Широкія, высокія, в ъ старомъ стилѣ пріемныя комнаты,.
удобный грандіозный кабинетъ, комнаты для жены и дочери, классная для сына,—все какъ нарочно придумано для
нихъ. Иванъ Ильичъ самъ взялся за устройство, выбиралъобои, подкупалъ мебель, особенпо изъ старья, которому онъ
придавалъ особенный комильфотный стиль, обивку, и все
росло, росло я приходило къ тому идеалу, который онъ
составилъ себѣ. Когда онъ до половины устроился,—егоустройство превзошло его ожиданіе. Онъ понялъ тотъ комильфотный, изящный и не пошлый характеръ, который
приметъ все, когда будетъ готово. Засыпая, онъ представлялъ себѣ залу, какою она будетъ. Глядя на гостиную,.
еще не оконченную, онъ уже видѣлъ каминъ, экранъ, этажерку и эти стульчики разбросанные, эти блюда и тарелки
по стѣнамъ и бронзы, когда они в с ѣ станутъ по мѣстамъ.
Его радовала мысль, какъ онъ поразитъ Пашу и Лизаньку
которыя тоже имѣютъ къ это^му вкусъ. Онѣ никакъ не ожидаютъ этого. В ъ особенности ему удалось найти и купить
дешево старыя вещи, которыя придавали всему особенно
благородпый характеръ. Онъ въ письмахъ своихъ нарочно
представлялъ все хуже, чѣмъ есть, чтобы поразить ихъ.
Все это такъ занимало его, что даже новая служба его,
любящаго это дѣло, занимала меньше, чѣмъ онъ ожидалъ.
Въ засѣданіяхъ у него бывали минуты разсѣянности; онъ
задумывался о томъ, какіе карнизы на гардины, прямые
или подобранные. Онъ такъ былъ занятъ этимъ, что самъ часто
возился, переставлялъ даже мебель и самъ перевѣшивалъ
гардины. Разъ онъ влѣзъ на лѣсенку, чтобы показать непонимающему обойщику, какъ онъ хочетъ драшіровать,
оступился и упалъ, нр, какъ сильный и ловкій человѣкъ,
удержался, только бокомъ стукнулся о ручку рамы. Ушибъ
поболѣлъ, но скоро прошелъ. йванъ Ильичъ чувствовалъ
себя все это время особенно веселымъ и здоровымъ. Онъ
писалъ: чувствую, что съ меня соскочило лѣтъ 1 5 . Онъ
думалъ кончить въ сентябрѣ, но затянулось до половины
октября. За то было прелестно; не только онъ говорилъ, но
ему говорили в с ѣ , кто видѣли.
Въ сущности же было тоже самое, что бываетъ у всѣхъ
не совсѣмъ богатыхъ людей, но такихъ, которые хотятъ
быть похожими на богатыхъ, и потому только похожи другъ
на друга: штофы, черное дерево, двѣты, ковры и бронзы,
темное и блестящее, в с е т о , что всѣ извѣстнаго рода люди
дѣлаютъ, чтобы быть похожими на всѣхъ людей извѣстнаго
рода. И у него было такъ похоже, что нельзя было даже обратить вниманіе;но емувсеэто казалось чѣмъ то особеннымъ.
Когда онъ встрѣтилъ своихъ на стандіи желѣзной дороги,
привезъ ихъ въ свою освѣщенную готовую квартиру, и лакей въ бѣломъ галстукѣ отперъ дверь въ убранную цвѣтами переднюю, а потомъ они вошли въ гостиную, кабинетъ и ахали отъ удовольствія, ояъ былъ очень счастливъ,
водилъ ихъ вездѣ, впивалъ въ себя ихъ похвалы и сіялъ
отъ удовольствія. В ъ этотъ же вечеръ, когда за чаемъ
Прасковья Ѳедоровна спросила его между прочимъ, какъ
онъ упалъ, онъ засмѣялся и въ лицахъ представилъ какъ
онъ полетѣлъ и испугялъ обойщика.
— Я не даромъ ги""^астъ. Другой бы убился, а я чуть
ударился вотъ тутъ; когда тронешь—больно, ноуже проходитъ; просто синякъ.
И они начали жить въ новомъ помѣщеніи, въ которомъ,
какъ всегда, когда хорошенько обжились, не доставало
только одной комнаты; и съ новыми средствами, къ которымъ, какъ всегда, только немножко—какихъ-нибудь 5 0 0 р.—
недоставало, и было очень хорошо. Особенно было хорошо
первое время, когда еще не все было устроено, и надо
было еще устраивать: то купить, то заказать, то переставить, то наладить. Хоть и были нѣкоторыя несогласія ме-
жду мужемъ и женой, но оба такъ были довольны и такъ
много было дѣла, что все кончалось безъ болыпихъ ссоръ.
Когда уже нечего было устраивать, стало немножко скучно
и чего^то не доставать, но тутъ уже сдѣлались знакомства,
привычки, и жизнь наполнилась.
Иванъ Ильичъ, проведши утро в ъ судѣ, возвращался къ
обѣду, и первое время расположеніе его духа было хорошо,
хотя и страдало немного именно отъ помѣщенія. (Всякое
пятно на скатерти, на штофѣ, оборванный снурокъ гардины
раздражали его. Онъ столько труда положилъ на устройство, что ему больно было всякое разрушеніе). Но вообще,
жизнь Ивана Ильича пошла такъ, какъ, по его в ѣ р ѣ , должна
была протекать жизнь: легко, пріятно и прилпчію. Вставалъ
онъ в ъ 9 , пилъ кофе, читалъ газету, потомъ надѣвалъ вицъмундиръ и ѣхалъ в ъ судъ. Тамъ уже былъ обмятъ тотъ
хомутъ, в ъ которомъ онъ работалъ; онъ сразу попадалъ въ
него. Яросители, справки в ъ канцеляріи, сама канцелярія,
засѣданія—публичныя и раслорядительныя. Во всемъ этомъ
надо было умѣть исключать все то сырое, жизненное, что
всегда нарушаетъ привильность теченія служебныхъ дѣлъ:
надо не допускать съ людьми никакихъ отношеній помимо
служебныхъ іі поводъ къ отношеніямъ долженъ быть только
служебный, и самыя отношенія только служебныя. Напримѣръ, приходиіъ человѣкъ и желаетъ узнать что-нибудь.
Иванъ Ильичъ, какъ человѣкъ не должностной, и не можетъ
имѣть никакихъ отношеній къ такому человѣку; но если
есть отношеніе этого человѣка, какъ къ члену, такое, которое можетъ быть выражено на бумагѣ съ заголовкомъ,—въ
предѣлахъ этихъ отношеній Иванъ Ильичъ дѣлаетъ все,—
все рѣшительно, чтоможно, ипри этомъ соблюдаетъ подобіе
человѣческихъ дружелюбныхъ отношеній, т.-е. учтивость.
Какъ только кончается отношеніе служебное, такъ кончается всякое другое. Этимъ умѣніемъ отдѣлять служебную
сторону, несмѣшиваяее съ своей настоящей жизнью, Иванъ
Ильичъ владѣлъ в ъ высшей степени, и долгой приктикой
и талантомъ выработалъ его до такой степени, что онъ даже,
какъ виртуозъ, иногда позволялъ себѣ какъ бы шутя, смѣшивать человѣческое и служебное отношеніе. Онъ позволялъ
это себѣ. потому что чувствовалъ в ъ себѣ силу всегда,
когда ему понадобится, опять выдѣлить одно служебное и
откинуть человѣческое. Дѣло это шло у Ивана йльича не
только легко, пріятно и прилично, но даже виртуозно. В ъ
промежутки онъ курилъ, пилъ чай, бесѣдовалъ немножко
о политикѣ, немножко объ общихъ дѣлахъ, немножко о
картахъ и больше всего о назначеніяхъ. И усталый, но съ
чувствомъ виртуоза, отчетливо отдѣлавшаго свою партію,
одну изъ первыхъ скрипокъ в ъ оркестрѣ, возвращался домой. Дома дочь съ матерью куда-нибудь ѣздили, или у
нихъ былъ кто-нибудь; сынъ былъ в ъ гимназіи, готовилъ
уроки съ репетиторами и учился исправно тому, чемуучатъ
въ гимназіи. Все было хорошо. Послѣ обѣда, если не было
гостей, Иванъ Ильичъ читалъ ипогда книгу, про которую
много говорятъ, и вечеромъ садился за дѣла, т.-е. читалъ
бумаги, справлялся съ законами,—сличалъ по&азанія и подводилъ подъ законы. Ему это было ни скучно, ни весело.
Скучно было,—тогда можно было играть въ винтъ, но если
не было вішта, то это было все-таки лучше, чѣмъ сидѣть
одному или съ женой. Удовольствія же Ивана Илыічабыли
обѣды маленькіе, яа которые онъ звалъ важныхъ по -свѣтскому положенію дамъ и мужчинъ, и такое времяпровожденіе съ ними, которое было бы похоже на обыкновенное
препровожденіе времени такихъ людей, такъ же, какъ гостиная его была похожа на в с ѣ гостиныя.
Одинъ разъ у нихъ былъ даже вечеръ, танцовали. И
Ивану ІІлыічу было весело, и все было хорошо, только вышла болыпая ссора съ женой изъ-за тортовъ и конфетъ;
у Прасковыі Ѳедоровны былъ свой планъ, а Иванъ Ильичъ
настоялъ на томъ, чтобы взять все у дорогого кондитера,
и взялъ много тортовъ, іі ссора была за то, что торты оста«
лись, а счетъ кондитера былъ въ 4 5 руб. Ссора была большая и непріятная, такъ что Прасковья Ѳедоровна сказала
ему: „дуракъ, кисляй". А онъ схватилъ себя за голову и
въ сердцахъ что то упомянулъ о разводѣ. Но ' самый вечеръ былъ веселый. Было лучшее общество, и Иванъ Ильичъ
танцовалъ съ княгипею Труфоновой, сестрою той, которая
извѣстна учрежденіемъ общества „Унеси ты мое горе". Радости служебныя были радости самолюбія; радости общественныя были радости тщеславія; но настоящія радости
Ивана Ильича были радости игры в ъ винтъ. Одъ признавался, что послѣ всего, послѣ какихъ бы то ни было событій нерадостныхъ въ его жизни, радость, которая, какъ
свѣча горѣла предъ всѣми другими, это сѣсть съ хорошими
игроками и не крикунами партнерами въ винтъ, и непремѣнно вчетверомъ (впятеромъ ужъ очень больно выходить,
хотя и притворяешься, что я очень люблю) и вестиумкую,
серьезную игру (когда карты идутъ), потомъ поужинать и
выпить стаканъ вина. А спать послѣ винта, особенно когда
въ маленькомъ выигрышѣ (большой—непріятно), Иванъ
Ильичъ ложился въ особ.знно хорошемъ расположеніи духа.
Такъ они жили. Кругъ общества составлялся у нихъ
самый лучшій, ѣздили и важвые люди, и молодые люди.
Во взглядѣ на кругъ своихъ знакомыхъ мукъ, жена и
дочь были совершенно согласны и, не сговариваясь, одинаково оттирали отъ себя и освобождались отъ всякихъ
разныхъ пріятелей и родственниковъ, замарашекъ, которые
разлетались къ нимъ съ нѣжностями в ъ гостиную съ японскими блюдами по стѣнамъ. Скоро эти друзья-замарашки
перестали разлетаться, и у Головиныхъ осталось общество
одно самое лучшее. Молодые люди ухаживали за Лизанькой, и Петрищевъ, сынъ Дмитрія Ивановича ІІетрищева и
единственный наслѣдникъ его состоянія, судебный слѣдователь, сталъ ухаживать за Лизой, такъ что Иванъ Ильичъ
уже яоговаривалъ объ этомъ съ Прасковьей Ѳедоровной:
не свезти ли ихъ кататься на тройкахъ, или устроить спектакль? Такъ они жили. И все шло такъ, не измѣняясь, и
все было очень хорошо.
IV.
Всѣ были здоровы. Нельзя было назвать нездоровьемъ
то, что Иванъ Ильичъ говорилъ иногда, что у него странный вкусъ во рту и что-то неловко в ъ лѣвой сторонѣ
живота.
Но случилось, что неловкость эта стала увеличиваться и
переходить не в ъ боль еще, но въ сознаніе тяжести пестоянной в ъ боку и въ дурное расположеніе духа. Дурпое расположеніе духа это, все усиливаясь и усиливаясь, стало портить уетановившуюся было в ъ семействѣ Головішыхъ пріятность легкой и приличной жизни. Мужъ съ женой стали
чаще и чаще ссориться, и скоро отпала легкость и пріятность, и съ трудомъ удерживалось одно приличіе. Сцены
опять стали чаще. Опять остались одни островки, и тѣхъ
мало, на которыхъ мужъ съ женою могли сходиться безъ
взрыва. И Прасковья Ѳедоровна теперь не безъ основанія
говорила, что у ея мужа тяжелый характеръ. Съ свойственной ей привычкой преувеличивать, она говорила, что всегда
и былъ такой ужасный характеръ, что надобно ея доброту,
чтобы переносить это двадцать лѣтъ. Правда была то, что
ссоры теперь начинались отънего. Начинались его придирки
всегда предъ самымъ обѣдомъ, и часто именно когда онъ
начиналъ ѣсть, за супомъ. То онъ замѣчалъ, что что-нибудь изъ посуды испорчепо, то кушанье не такое, то сынъ
положилъ локоть на столъ, то прическа дочери. й во всемъ
онъ обвинялъ Прасковью Ѳедоровну. Прасковья Ѳедоровна
сяачала возражала и говорила ему непріятности, но опъ
раза два во время начала обѣда приходилъ в ъ такое бѣшенство, что она поняла, что это болѣзненпое состояніе,
которое вызывается в ъ немъ принятіемъ -пищи, и смирила
себя: уже не возражала, а только торопила обѣдать. Смиреніе свое Прасковья Ѳедоровна поставила с е б ѣ в т мгакую
заслугу. Рѣшивъ, что мужъ ея имѣетъ ужасный характеръ
и сдѣлалъ несчастіе ея жизни, она стала жалѣть себя. й
чѣмъ больше она жалѣла себя, тѣмъ больше ненавидѣла
мужа. Она стала желать, чтобъ онъ умеръ, но не могла
этого желать, потому что тогда не было бы жалованья. И
это еще болѣе равдражало ее противъ него. Она считала
себя страшно несчастной именно тѣмъ, что даже смерть его
не могла спасти ее, и она раздражалась, скрывала это, и
это скрытое раздраженіе ея усиливало его раздраженіе.
Послѣ одной сцены, въ которой Иванъ Ильичъ былъ осо-
бенно несправедливъ и послѣ которой онъ и при объясненіи
сказалъ, что онъ точно раздражителенъ, но что это отъ болѣзни, она сказала ему, что если онъ боленъ, то надо лѣчиться, и потребовала отъ него, чтобы онъ поѣхалъ къ знаменитому врачу.
Онъ поѣхалъ. Все было, какъ онъ ожидалъ; все было такъ,
какъ всегда дѣлается. И ожиданіе, и важность напускная,
докторская, ему знакомая, та самая, которую онъ зналъ въ
себѣ въ судѣ, и постукиваніе, и выслушиваніе, и вопросы,
требующіе опредѣленные впередъ и очевидно ненужные отвѣты, и значительный видъ, который внушалъ, что, вы, молъ,
только подвергнитесь намъ, а мы все устроимъ, — у насъ
извѣстно и несомнѣнно, какъ все устроить, все однимъ манеромъ для всякаго человѣка, какого хотите. Все было точно такъ же, какъ въ судѣ. Какъ онъ въ судѣ дѣлалъ видъ
надъ подсудимыми, такъ точно надъ нимъ знаменитый докторъ дѣлалъ тотъ же видъ.
Докторъ говорилъ: то-то и то-то указываетъ, что у васъ
внутри то-то и то-то; но если это не подтвердится по изслѣдованіямъ того-то и того-то, то у васъ надо предположить
то-то и то-то. Если же предположить то-то, тогда... и т. д.
Для Ивана Илыіча былъ важенъ только одинъ вопросъ:
опасно ли его положеніе, или нѣтъ? Но докторъ игнорировалъ этотъ неумѣстный вопросъ. Съ точки зрѣнія доктора,
вопросъ этотъ былъ праздный и не подлежалъ обсужденію;
существовало только взвѣшиваніе вѣроятностей—блуждающей почки, хроническаго катарра и болѣзни слѣпой кишки.
Не было вопроса о жизни Ивана Ильича, а былъ споръ
между блуждающей почкой и слѣпой кишкой. И споръ этотъ,
на глазахъ Ивана Ильича, докторъ блестящимъ образомъ
разрѣшилъ в ъ пользу слѣпой кишки, сдѣлавъ оговорку о
томъ, что изслѣдованіе мочи можетъ дать новыя улики и
что тогда дѣло будетъ пересмотрѣно. Все это было точьвъ
точь то же, что дѣлалъ тысячу разъ самъ Иванъ Ильичъ
надъ подсудимыми такимъ блестящимъ манеромъ. Такъже
блестяще сдѣлалъ свое резюме докторъ, и торжествующе,
весело даже, взглянувъ сверху очковъ на подсудимагс. Изъ
резюме доктора Иванъ Ильичъ вывелъ то заключеніе — что
плохо, а что ему,доктору, да, пожалуй, и всѣмъ—все равно,
а ему плохо. И это заключеніе болѣзненно поразило Ивана
Ильича, вызвавъ в ъ немъ чувство болыпой жалости къ себѣ,
большой злобы на этого равнодушнаго къ такому важному
вопросу доктора.
Но онъ ничего не сказалъ, а всталъ, положилъ деньги на
столъ и, вздохнувъ, сказалъ:—мы, больные, вѣроятно, часто
дѣлаемъ вамъ неумѣстные вопросы,—ска.залъ онъ.—Вообще,
это опасная болѣзнь или нѣтъ?..
Докторъ строго взглянулъ нанего однимъ глазомъ черезъ
очки, какъ будто говоря: подсудимый, если вы не будете
оставаться въ предѣлахъ ставимыхъ вамъ вопросовъ, я буду
принужденъ сдѣлать распоряженіе объ удалеяіи в а с ъ изъ
залы засѣданія.
— Я уже сказалъ вамъ то, что считалъ нужнымъ и удобнымъ,—сказалъ докторъ.—Дальнѣйіяее покажетъ изслѣдованіе.—И докторъ поклонился.
йванъ Ильичъ вышелъ медленно, уныло сѣлъ в ъ сани, и
поѣхалъ домой. Всю дорогу онъ, не переставая, перебиралъ
все, что говорилъ докторъ, стараясь в с ѣ эти запутанныя,
неясныя научныя слова перевести на простой языкъ и прочесть въ нихъ отвѣтъ на вопросъ: плохо—очень ли плохо
мнѣ, или еще ничего? И ему казалось, что смыслъ всего
сказаннаго докторомъ былъ тотъ, что очень плохо. Все
грустно показалось Ивану Ильичу на улицахъ. Извозчики
были грустны, дома грустны, прохожіе, лавки грустны. Боль
же эта, глухая, ноющая боль, ни на секунду не перестающая, казалась, въ связи съ неясными рѣчами доктора,
получала другое, болѣе серьезное значеніе. Иванъ Илыічъ
съ новымъ, "тяжелымъ чувствомъ теперь прислушивался
къ ней.
Онъ пріѣхалъ домой и сталъ разсказывать женѣ. Жена
выслушала, но в ъ срединѣ разсказа его вошла дочь въ
шляпкѣ, она собиралась съ матерыо ѣхать. Она съ усііль
емъ присѣла послушать эту скуку, но долго не выдержала,
и мать не дослушала.
— Ну, я очень рада, — сказала жена, — такъ теперь ты
смотри жъ, принимай аккуратно лекарство. Дай рецептъ, я
пошлю Герасима в ъ аптеку.—И она пошла одѣваться.
Онъ не переводилъ дыханія, пока она была в ъ комнатѣ,
и тяжело вздохнулъ, когда она вышла.
— Ну, что жъ, — сказалъ онъ. — Можетъ быть, и точно
ничего еще.
Ояъ сталъ принимать лекарство, исполнять предписанія
доктора, которыя измѣнились по случаю изслѣдованія мочи.
Но тутъ какъ-разъ такъ случилось, что в ъ эгомъ изслѣдованіи и.въ томъ, что должно было послѣдовать за нимъ,
вышла какаято путашща. До самого доктора нельзя было
добраться, а выходило, что дѣлалось не то, что говорнлъ
ему докторъ. Илн онъ забылъ, или совралъ, или скрывалъ
отъ него что-нибудь.
НоЦванъ йльичъ все-таки точно сталъ исполнять предписанія, и в ъ исполненіи этомъ нашелъ утѣшеніе на первое время.
Главнымъ занятіемъ йвана Илыіча, со времени посѣщенія доктора, стало точное исполненіе предписаній доктора
относительно гигіены и приаиманія лекарствъ и прислушиваніе къ своей боли, ко всѣмъ своимъ отправленіямъ организма. Главными интересами йвана Илыіча стали людскія
болѣзни и людское здоровье. Когда лри немъ говорили о
больныхъ, объ умершихъ, о выздоровѣвшихъ, особенно о
такой болѣзни, которая походила на его, онъ, стараясь
скрыть свое волненіе, прислушивался, разспрашивалъ и дѣлалъ примѣненіе къ своей болѣзни.
Боль не уменьшалась; но Иванъ Ильичъ дѣлалъ надъ
собой усилія, чтобы заставлять себя думать, что ему лучше.
И онъ могъ обманывать себя, пока ничего не волновало
его. Но какъ только случалась непріятность съ женой, неудача въ службѣ, дурныя карты в ъ винтѣ, такъ сейчасъ
онъ чувствовалъ всю силу своей болѣзни: бывало онъ
переносилъ эти неудачи, ожидая, что вотъ-вотъ исправлю
плохое, поборю, дождусь успѣха, большого шлема. Теперь
же всякая неудача подкашивала его и ввергала въ отчаяніе. Онъ говорилъ себѣ: вотъ, только что я сталъ поправляться, и лекарство начинало уже дѣйствовать, и вотъ
это проклятое несчастіе или непріятность... И онъ злился
на несчастіе или на людей, дѣлавпшхъ ему непріятности
и убивающихъ его, и чувствовалъ, какъ эта злоба убиваетъ его; но не могъ воздержаться отъ нея. Казалось бы,
ему должно бы было быть ясно, что это озлобленіе его на
обстоятельства и людей усиливаетъ его болѣзнь, и что поэтому ему надо не обращать вниманія на непріятныя случайности; но онъ дѣлалъ совершенно обратное разсужденіе: онъ говорилъ, что ему нужно спокойствіе, слѣдилъ
за всѣмъ, что нарушало это спокойствіе, и при всякомъ
малѣйшемъ нарушеніи приходилъ въ раздраженіе. Ухудшало его положеніе то, что онъ читалъ медицинскія книги
и совѣтовался съ докторами. Ухудшеніе шло такъ равномѣрпо, что онъ могъ себя обманывать, сравнивая одинъ
день съ другимъ,—разницы было мало. Но когда совѣтовался онъ съ докторами, тогда ему казалось, что идетъ къ
худшему и очень быстро даже. И, несмотря на это, онъ
постоянно совѣтовался съ докторами.
В ъ этотъ мѣсяцъ онъ побывалъ у другой знаменитости:
другая знаменитость сказала почти то же, что и первая,
но иначе поставила вопросы. И совѣтъ съ этой знаменитостью только усугубилъ сомнѣніе и страхъ Ивана Илыіча.
Пріятель его пріятеля—докторъ очень хорошій—тотъ еще
совсѣмъ иначе опредѣлилъ болѣзнь и, несмотря на то, что
обѣщалъ выздоровленіе, своими вопросами и предположеніями еще болѣе спуталъ Ивана Ильича и усилилъ его
сомнѣнія. Гомеопатъ еще иначе опредѣлилъ болѣзнь и
далъ лекарство, и Иванъ Илыічъ, тайно отъ всѣхъ, принималъ его съ недѣлю. Но послѣ недѣли, не почувствовавъ облегченія и потерявъ довѣріе и къ прежнимъ леченіямъ и къ этому, пришелъ въ еще большее уныніе. Разъ
знакомая дама разсказывала про исцѣленіе иконами. Иванъ
Илыічъ засталъ себя на томъ, что онъ внимательно прислушивался и повѣрялъ дѣйствительность факта. Этотъ
случай испугалъ его. „Неужели я такъ умственно ослабѣлъ?" сказалъ онъ себѣ. „Пустяки! Все вздоръ; не надо
поддаваться мнительности, а, избравъ одного врача, строго
держаться его лечеяія. Такъ и будѵ дѣлать. Теперь кончено. Не буду думать и до лѣта строго буду исполнять
леченіе. А тамъ видно будетъ. Теперь конецъ этимъ колебаніямъ!.." Легко было сказать это, но невозможно исполнить. Боль въ боку все томила, все какъ будто усиливалась, становиласъ постояннѣе, вкусъ во рту становился все
страннѣе,—ему казалось, что пахло чѣмъ-то отвратительнымъ у него изо рта, и аппетитъ и силы все слабѣли.
Нельзя было себя обманывать: что-то страшное, новое и
такое значительное, чего значительнѣе никогда въ. жизни
не было съ Иваномъ Илыічемъ, совершалось в ъ немъ. II
онъ одинъ зналъ про это, в с ѣ же окружающіе не понимали или не хотѣли понимать и думали, что все на свѣтѣ
идетъ по-прежнему. Это то болѣе всего мучило Ивана
йльича. Домашніе, главное—жена и дочь, которыя были
в ъ самомъ разгарѣ выѣздовъ, онъ видѣлъ, ничего не понимали, досадовали на то, что онъ такой не веселый и требовательный, какъ будто онъ былъ виноватъ в ъ этомъ. Хотя
онѣ и старались скрывать это, онъ видѣлъ, что онъ имъ
помѣха; но что жена выработала себѣ извѣстное отношеніе
къ его болѣзни и держалась его незавпсимо отъ того, что
онъ говорилъ и дѣлалъ. Отношеніе это было такое: „Вы
знаете", говорила она знакомымъ, „Иванъ Илыічъ не можетъ, какъ в с ѣ добрые люди, строго исполнять предписанное леченіе. Нынче онъ приметъ капли и кушаетъ, что
велѣно, и вовремя ляжетъ; завтра вдругъ, если я просмотрю. забудетъ принять, скушаетъ осетрины (а ему не
велѣно), да и засидится за винтомъ до часа".
— Ну, когда же!— скажетъ Иванъ Ильичъ съ досадою,—
одішъ разъ у Петра Ивановича.
— А вчера съ Шебекомъ.
— Все равно, я не могъ спать отъ боли...
— Да тамъ ужъ отчего бы то ни было, только такъ ты
никогда не выздоровѣешь, и мучаешь насъ.
Внѣшнее, высказываемое другимъ и ему самому, отношеніе Прасковьи Ѳедоровны было такое к ъ болѣзни мужа,
что в ъ болѣзни этой виноватъ Иванъ Ильичъ, и в с я болѣзнь
эта есть новая непріятность, которую онъ дѣлаетъ женѣ.
Иванъ Ильичъ чувствовалъ, что это выходило у нея невольно; но отъ этого ему не легче было.
Въ судѣ Иванъ Ильичъ замѣчалъ, или думалъ, что замѣчаетъ то же странное къ себѣ отношеніе: то ему казалось,
что къ нему приглядываются, какъ къ человѣку, имѣющему скоро опростать мѣсто; то вдругъ его пріятели начинали дружески подшучивать надъ его мнительностью,
какъ будто то, что то ужасное- и страшное, неслыханное,
что завелось в ъ немъ и не переставая сосетъ его и неудержимо влечетъ куда то, есть самый пріятный предметъ
для шутки. Особенно Шварцъ своею игривостью, жизнен-
ностью и комильфотностью, напоминавшими Ивану Ильичу
его самого за десять лѣтъ пазадъ, раздражалъ его.
Приходили друзья составить партію, садились. Сдавали,
разминались новыя карты, складывались бубны къ бубнамъ,
ихъ 7. Партнеръ сказалъ: безъ козырей, и поддержалъ 2
бубны. Чего жъ еще? Весело, бодро должно бы быть —
шлемъ. И вдругъ йванъ Ильичъ чувствуетъ эту сосущую
боль, этотъ вкусъ во рту и ему что то дикое представляется
въ томъ, что онъ при этомъ можетъ радоваться шлему.
Онъ глядитъ на Михаила Михайловича, партнера, "какъ
онъ бьетъ по столу сангвиническою рукой, и учтиво и снисходительно удерживается отъ загватыванія взятокъ, а подвигаетъ ихъ къ Ивану Ильичу, чтобы доставить ему удовольствіе собирать ихъ, не утруждая себя, не протягивая
далеко руку. „Что жъ онъ думаетъ, что я такъ слабъ, что
не-могу протянуть далеко руку", думаетъ Иванъ Ильичъ,
забываетъ козырей и козыряетъ липшій разъ по своимъ и
проигрываетъ шлемъ безъ трехъ, и, что ужаснѣе всего,
это то, что онъ видитъ, какъ страдаетъ Михаилъ Михайловичъ, а ему все равно. И ужасно думать, отчего ему все
равно.
Всѣ видятъ, что ему тяжело, и говорятъ ему: „мы можемъ прекратить, если вы устали. Вы отдохните". Отдохнуть? Нѣтъ, онъ нисколько не усталъ, они доигрываютъ
роберъ. В с ѣ мрачны и молчаливы. Иванъ Ильичъ чув- •
ствуетъ, что онъ напустилъ на нихъ эту мрачность, и не
можетъ ее разсѣять. Они ужинаютъ и разъѣзжаются, и
Иванъ Ильичъ остается одинъ съ сознаніемъ того, что его
жизнь отравлена для него и отравляетъ жизнь другихъ, и
что отрава эта не ослабѣваетъ, а все болыпе и больше
проникаетъ все существо его.
И съ сознаніемъ этимъ, да еще съ болью физической,
да еще съ ужасомъ, надо было ложиться въ постель и
часто не спать оть боли болыпую часть ночи. А на утро
надо было опять вставать, одѣваться, ѣхать въ судъ, говорить, писать, а если и не ѣхать, дома быть съ тѣми же
двадцатью четырьмя часами въ суткахъ, изъ которыхъ каждый былъ мученіемъ. И жить такъ на краю погибели надо
было одному, безъ одного человѣка, коюрый бы понялъ и
пожалѣлъ его.
V.
Такъ шло мѣсяцъ и два. Передъ новымъ годомъ пріѣхалъ в ъ ихъ городъ его шуринъ и остановился у нихъ.
Иванъ Ильичъ былъ въ судѣ. Прасковья Ѳедоровна ѣздила за покупками. Войдя къ себѣ въ кабинетъ, онъ засталъ тамъ шурина, здороваго сангвиника, самого раскладывающаго чемоданъ. Онъ подпялъ голову на шаги Ивана Илыіча и поглядѣлъ на него секунду молча. Этотъ
взглядъ все открылъ Ивану Ильичу. Шуринъ раскрылъ
ротъ, чтобы ахнуть, и удержался. Эго движеніе подтвердило все.
— Что, перемѣнился?
— Да... есть перемѣна.
И сколько Иванъ Ильичъ не наводилъ послѣ шурипа
на разговоръ объ его внѣшнемъ видѣ, шуринъ отмалчивался. Пріѣхала Прасковья Ѳедоровна, шуринъ пошелъ къ
ней. Иванъ Ильичъ заперъ дверьна ключъ, и сталъ смотрѣться
в ъ зеркало—прямо, потомъ съ боку. Взялъ свой портретъ
съ женою и сличилъ портретъ съ тѣмъ, что онъ видѣлъ въ
зеркалѣ. Перемѣна была огромная. Потомъ онъ оголилъ
руки до локтя, посмотрѣлъ, опустилъ рукава, сѣлъ на отоманку, и сталъ чернѣе ночи.
„Не надо, не надо", сказалъ онъ себѣ, вскочилъ, подошелъ къ столу, открылъ дѣло, сталъ читать его, но не
могъ. Окъ отперъ дверь, пошелъ в ъ залу. Дверь в ъ гостиную была затворена. Онъ подошелъ к ъ ней на ципочкахъ
и сталъ слушать.
— Нѣтъ, ты преувеличиваешь,—говорила Прасковья Ѳедоровна.
— Какъ преувеличиваю? Тебѣ не видно—онъ мертвый
человѣкъ, посмотри его глаза. Нѣтъ свѣта. Да что у
него?
— Никто не знаетъ. Николаевъ (это былъ другой докторъ) сказалъ что то, но я не знаю. Лещетицкій (это былъ
знаменитый докторъ) сказалъ напротивъ,..
Иванъ Йльичъ отошелъ, пошелъ къ себѣ, легъ и сталъ
думать: „почка, блуждающая почка". Онъ вспомнилъ все
то, что ему говорили доктора, какъ она оторвалась и какъ
блуждаетъ, И онъ усиліемъ воображенія старался поймать
эту почку и остановить, укрѣпить ее. Такъ мало нужно,
казалось ему. „Нѣтъ, поѣду еще къ Петру Ивановичу*.
(Это былъ тотъ пріятель, у котораго былъ пріятель докторъ).
Онъ позвонилъ, велѣлъ заложить лошадь и собрался
ѣхать.
— Куда ты, Леап?"— спросила жена, съ особенно грустнымъ и непривычно добрымъ выраженіемъ.
Это непривычно доброе выраженіе озлобило его. Онъ
мрачно посмотрѣлъ на нее.
— Мнѣ надо къ Петру Ивановичу.
Онъ поѣхалъ къ пріятелю, у котораго былъ пріятель
докторъ. И съ нимъ къ доктору. Онъ засталъ его и долго
бесѣдовалъ съ нимъ.
Разсматривая анатомически и физіологически подробности о томъ, что, по мнѣнію доктора, происходило в ъ немъ,
онъ все понялъ.
Была одна штучка—маленькая штучка в ъ слѣпой кишкѣ. Все это могло поправиться. Усилить энергію одного
органа, ослабить дѣятелъность другого, произойдетъ всасы-
ваніе, и в с е поправится. Онъ немного опоздалъ къ обѣду.
Пообѣдалъ, весело поговорилъ, но долго не могъ уйти късебѣ заниматься. Наконецъ онъ пошелъ въ кабинетъ и тотчасъ же сѣлъ за работу. Онъ читалъ дѣла, работалъ, но
сознаніе того, что у него есть отложенное, важное, задушевное дѣло, которымъ онъ займется по окончаніи, не оставляло его. Когда онъ кончилъ дѣла, онъ вспомнилъ, что
это задушевное дѣло были мысли о слѣпой кишкѣ. Но онъ.
не предался имъ, онъ пошелъ въ гостиную къ чаю. Были
гости, говорили и играли на фортепіано, пѣли, былъ судебный слѣдователь, желанный ясенихъ дочери. Иванъ
Ильичъ провелъ вечеръ, по замѣчанію Прасковыі Ѳедоровны, веселѣе другихъ, но онъ не забывалъ ни на минуту,
что у него есть отложенныя важныя мысли о слѣпой кишкѣ. В ъ 1 1 часовъ онъ простился и пошелъ къ себѣ. Онъ
спалъ одинъ со времени своей болѣзни, въ маленькой комнаткѣ, у кабинета. Онъ пошелъ, раздѣлся и взялъ романъ
Зола, но не читалъ его, а думалъ. И въ его воображеніи
происходило то желанное испр;вленіе слѣпой кишки. Всасывалось, выбрасывалось, возстанавлялась правильная дѣятельность. „Да, это все такъ", сказалъ онъ себѣ. „Только
надо помогать природѣ". Онъвспомшілъ о лекарствѣ, приподнялся, принялъ его, легъ на спину, прислушиваясь къ
тому, какъ благотворно дѣйствуетъ лекарство и какъ оно
уничтожаетъ боль. „Только равномѣрно принимать и избѣгать вредныхъ вліяній; я ужъ теперь чзшствую нѣсколько
лучше, гораздо лучше". Онъ сталъ щупать бокъ, на ощупь^
не больно. „Да, я не чувствую—прав 3, уже гораздо л у ч ш е ѵ
Онъ потушилъ свѣчу и легъ на бокъ... Олѣпая кишка исправляется, всасывается. Вдругъ онъ почувствовалъ знакомую, старую, глухую, ноющую боль, упорную, тихую, серъезную. Во рту та же знакомая гадость. Засосало сердце, по*
мутилось въ головѣ. „Боже мой, Боже мой!" проговорилъ
онъ, „опять, опять, и никогда не перестанетъ". И вдругъ
ему дѣло представилось совсѣмъ съ другой стороны. „Слѣпая кишка! почка!" сказалъ онъ себѣ. „Не въ слѣпой кишкѣ, не въ почкѣ дѣло, а въ жизни и... смерти. Да, жизнь
была, и вотъ уходитъ, уходитъ, и я не могу удержать ее.
Да. Зачѣмъ обманывать себя? развѣ не очевидно всѣмъ,
кромѣ меня, что я умираю, и вопросъ только въ числѣ
недѣль, дней— сейчасъ можетъбыть. То свѣтъ былъ, а теперь мракъ. То я здѣсь былъ, а теперь туда! Куда? его обдало холодомъ, дыханіе остановилось. Онъ слышалъ только
удары сердца.
„Меня пе будетъ, такъ что же будетъ? Ничего не будетъ. Такъ г д ѣ же я буду, когда меня не будетъ? Неужели
смерть? Нѣтъ, не хочуі. Онъ вскочилъ, хотѣлъ зажечь
свѣчу, пошарилъ дрожащими руками, уронилъ свѣчу съ
подсвѣчникомъ на полъ и опять повалился назадъ на подушку. „Зачѣмъ? все равно", говорилъ онъ себѣ, откры-
тыми глазами глядя въ темноту. „Смерть. Да, смерть. й они
никто и не знаютъ, и не хотятъ знать, и не жалѣютъ. Они
играютъ. (Онъ слышалъ дальній, изъ за двери, раскатъ голоса и ритурнели). Имъ все равно, а они также умрутъ.
Дурачье! Мнѣ раныпе, а имъ послѣ, и имъ то же будетъ.
А они радуются. Скоты". Злоба душила его. И ему стало
мучительно, невыносимо тяжело. ,,Не можетъ же быть,
чтобы в с ѣ всегда были обречены на этотъ ужасный страхъ?"
Онъ поднялся.
„Что-нибудь не такъ, надо 3?спокоиться, надо обдумать
все сначала". й вотъ онъ началъ обдумывать. „Да, начало
болѣзни. Стукнулся бокомъ, и все такой же я былъ, и нынче,
и завтра: немного ныло, потомъ болыпе, потомъ доктора,
потомъ унылость, тоска, опять доктора; а я все шелъ ближе,
ближе къ пропасти. Силъ меныпе. Ближо, ближе. И вотъ
я исчахъ, у мевя свѣта в ъ глазахъ нѣтъ. И смерть, а я
думаю о кишкѣ. Думаю о томъ, чтобы починить кишку, а
это смерть. Неужели смерть?" Опять на него нашелъ ужасъ,
опъ запыхался, нагнулся, сталъ искать спичекъ, надавилъ
локтемъ на тумбочку. Она мѣшала ему и дѣлала больно,
онъ разозлился на нее, надавилъ съ досадой сильнѣе и
повалилъ тумбочку. II в ъ отчаяніи, задыхаясь, онъ повалился на спину, ожидая сейчасъ же смерти.
Гости уѣзжали въ это время. Прасковья Ѳедоровна провожала ихъ. Она услыхала паденіе и вошла.
— Что ты?
— Ничего. Уронилъ нечаянпо.
Ояа вышла, принесла свѣчу. Онъ лежалъ, тяжело и
быстро дыша, какъ человѣкъ, который пробѣжалъ версту,
остановившимися глазами глядя на нее.
— Что, ты, Іеап?
— Ниче...го. У...ро...нилъ. „Что же говорить? Она не
пойметъ", думалъ онъ.
Она точно не поняла. Она подняла, зажгла ему свѣчу и
поспѣшно ушла. Е й надо было проводить гостью. Когда она
вернулась, онъ такъ же лежалъ навзничь, глядя вверхъ.
— Что тебѣ, или хуже?
— Да.
Она покачала головой, посидѣла.
— Знаешь, Леап? я думаю, не пригласить ли Лещетицкаго на домъ?
Это значитъ знаменитаго доктора пригласить и не пожалѣть денегъ. Онъ ядовито улыбнулся и сказалъ: „ н ѣ т ъ \
Она посидѣла, подошла и поцѣловала его в ъ лобъ.
Онъ ненавидѣлъ ее всѣми силами души в ъ то время,
какъ она цѣловала его, и дѣлалъ усилія, чтобы не оттолкнуть ее.
— Прощай. Б о г ъ дастъ заснешь.
—
Да.
.
VI.
Иванъ Ильичъ видѣлъ, что онъ умираетъ, и былъ въ
постоянномъ отчаяніи.
Въ глубинѣ души Иванъ Ильичъ зналъ, что онъ умираетъ, но онъ не только не привыкъ къ этому, но просто
не понималъ, никакъ не могъ понять этого.
Тотъ примѣръ силлогизма, которому онъ учился въ ло~
гикѣ Кизеветера: Кай—человѣкъ, люди смертны, потому Кай
смертенъ, казался ему во всю его жизнь правильнымъ только
по отношенію къ Каю, но никакъне къ нему. То былъ Кай
человѣкъ, вообще человѣкъ, и это было совершенно слраведливо; но онъ былъ не Кай и не вообще человѣкъ, а онъ
всегда былъ совсѣмъ, совсѣмъ особенное отъ всѣхъ другихъ существо; но онъ былъ Ваня, съ мама, съ папа, съ
Митей и Володей, съ игрушками, кучеромъ, съ няней, потомъ съ Катенькой, со всѣми радостями, горестями, восторгами дѣтства, юности, молодости. Развѣ для Кая былъ
тотъ запахъ кожаннаго полосками мячика, который такълюбилъ Ваня? Развѣ Кай цѣловалъ такъ руку матери и
развѣ для Кая такъ шуршалъ шелкъ складокъ платья матери? Развѣ онъ бунтовалъ за пирожки въ правовѣдѣніи?
Развѣ Кай такъ былъ влюбленъ? Развѣ Кай такъ могъ
вести засѣданіе?
й Кай точно смертенъ, и ему правильно умирать, но
мнѣ, Ванѣ, Ивану Ильичу, со всѣми моими чувствами, мыслями—мнѣ, это другое дѣло. И не можетъ быть, чтобы
мнѣ слѣдовало умирать. Это было бы слишкомъ ужасно.
Такъ чувствовалось ему.
„Если бъ и мнѣ умирать, какъ Каю, то я такъ бы и
зналъ это, такъ бы и говорплъ мнѣ внутренній голосъ; но
ничего подобнаго не было во мнѣ; и я, и в с ѣ мои друзья,
мы понимали, что это совсѣмъ не такъ, какъ съ Каемъ.
А теперь вотъ что!" говорилъ онъ себѣ. „Ке можетъ быть!
Не можетъ быть, а есть. Какъ же это? Какъ понять это?"
И онъ не могъ понять и старался отогнать эту мысль,
какъ ложную, неправильную, болѣзненную, и вытѣснить ее
другими правильными, здоровыми мыслями. Но мысль эта,
не только мысль, но какъ будто дѣйствительность, приходила опять и становилась предъ нимъ.
И онъ призывалъ по очереди на мѣсто этой мысли другія мысли, въ надеждѣ найти въ нихъ опору. Ояъ пытался
возвратиться къ прежнимъ ходамъ мысли, которыё заслоняли для него прежде мысль о смерти. Но, странное дѣло,
все то, что прежде заслоняло, скрывало, уничтожало сознаніе смерти, теперь уже не могло производить. этого дѣйствія. Послѣднее время Иванъ Ильичъ большею частыо проводилъ въ этихъ попыткахъ возстановить прежніе ходы
чувства, заслопявшаго смерть. То онъ говорнлъ себѣ: „займусь службой, вѣдь я жилъ же ею". И онъ шелъ въ судъ,
'Оттоняя отъ себя всякія сомнѣнія: вступалъ в ъ разговоры
съ товарищами и садился по старой привычкѣ, разсѣянно,
задумчивымъ взглядомъ окидывая толпу, и обѣими исхудавшими руками опираясь на ручки дубоваго кресла, такъ
же, к а к ъ обыкновонно, перегибаясь къ товарищу, подвигая
дѣло, перешептываясь, и потомъ вдругъ, вскидывая глаза
и прямо усаживаясь, произносилъ извѣстныя слова и начиналъ дѣло. Но вдругъ въ серединѣ боль в ъ боку, не
обращая никакого вниманія на періодъ развитія дѣла, начинала свое сосущее дѣло. Иванъ Илыічъ прислушивался,
отгонялъ мысль о ней, но она продолжала свое, и она становилась прямо предъ нимъ и смотрѣла на него, и онъ
столбенѣлъ, огонь тухъ въ глазахъ, и о н ъ начиналъ опять
спрашивать себя: неужели только она правда? И товарищи,
и подчиненные съ удивленіемъ и огорченіемъ видѣли, что
онъ, такой блестящій, тонкій судья, путался, дѣлалъ ошибки.
Юнъ встряхивался, старался опомниться и кое-какъ доводилъ
до конца засѣданіе, и |возвращался домой съ грустнымъ
сознаніемъ, что не можетъ по-старому судейское его дѣло
-скрыть отъ него то, что онъ хотѣлъ скрыть; что судейскимъ
дѣломъ онъ не можетъ избавиться отъ нея. И что было
хуже всего—это то, что она отвлекала его къ себѣ не за
тѣмъ, чтобы онъ дѣлалъ что-нибудь, а только для того,
чтобы онъ смотрѣлъ на нее, прямо ей в ъ глаза, смотрѣлъ
на нее и, ничего не дѣлая, невыразимо мучился.
И, спасаясь отъ этого состоянія, Иванъ Ильичъ искалъ
утѣшенія, другихъ ширмъ, и другія ширмы являлись и н а
короткое время какъ будто спасали его, но тотчасъ же
опять не столько разрушались, сколько просвѣчивали, какъ
будто она проникала черезъ все, и ничто не могло заслонить ее.
Бывало, в ъ это послѣднее время онъ войдетъ в ъ гостиную, убранную имъ, в ъ ту гостяную, г д ѣ онъ упалъ, для
которой онъ—какъ ему ядовито смѣшно было думать—для
.устройства которой онъ пожертвовалъ жизнью, потому что
онъ зналъ, что болѣзнь его началась с ъ этого ушиба; онъ
входилъ и видѣлъ, что на лакированномъ столѣ былъ ру•бецъ, прорѣзанный чѣмъ-то. Онъ искалъ причину и находилъ ее в ъ бронзовомъ украшеніи альбома, отогнутомъ на
краю. Онъ бралъ альбомъ, дорогой, имъ составленный съ
любовью, и досадовалъ на неряшливость дочери и ея друзей,—то разорвано, то карточки перевернуты. Онъ приво.дилъ это старательно в ъ порядокъ, загибалъ опять украшеніе.
Потомъ ему приходила мысль весь этотъ ёіаЫі$$етепі: съ
альбомами перемѣстить в ъ другой уголъ къ цвѣтамъ. Онъ
звалъ лакея; или дочь или жена приходили на помощь; ояѣ
не соглашадись, противорѣчили, онъ спорилъ, сердился; но
все было хорошо, потому что онъ не помнилъ о ней, ея не
видно было.
Но вотъ жена сказала, когда онъ самъ передвигалъ: „позволь, люди сдѣлаютъ, ты опять себѣ сдѣлаешъ вредъ"—и
вдругъ, она мелькнула черезъ ширмы, онъ увидалъ ее. Она
мелькнула, онъ еще надѣется, что она скроется, но невольно
онъ прислушался къ боку,—тамъ сидитъ все то же, все такъ
же ноетъ, и онъ ужъ не можетъ забыть, и она явственно
глядитъ на него изъ-за цвѣтовъ. Къ чему все?
„И, правда, что здѣсь, на этой гардинѣ, я, какъ на
штурмѣ, потерялъ жизнь. Неужели? Какъ ужасно и какъ
глупо! Это не можетъ быть! Не можетъ быть, но есть".
Онъ шелъ в ъ кабинетъ, ложился и оставался опять одинъ
съ нею. Съ глазу на глазъ съ нею, а дѣлать съ нею—нечего. Только смотрѣть на нее и холодѣть.
VII.
Какъ это сдѣлалось на 3-мъ мѣсяцѣ болѣзни Ивана Ильича, нельзя было сказать, потому что это дѣлалось шагъ
за шагомъ незамѣтно, но сдѣлалось то, что и жена, и дочь,
и сынъ его, и прислуга, и знакомые, и доктора, и, главное,
онъ самъ—знали, что весь интересъ въ немъ для другихъ
состоитъ только въ томъ, скоро ли наконецъ онъ опростаетъ мѣсто, освободитъ живыхъ отъ стѣсненія, производимаго его присутствіемъ, и самъ освободится отъ своихъ
страданій.
Онъ спалъ меньшеи меньше; ему давали опіумъ и начали
прыскать морфиномъ. Но это не облегчало его. Тупая тоска,
которую онъ испытывалъ въ полуусыпленномъ состояніи,
сначала только облегчала его, какъ что-то новое, но потомъ
она стала такъ же, или еще болѣе мучительна, чѣмъ откровенная боль.
Ему готовили особенныя кушанья по предписанію врачей;
но кушанья эти все были для него безвкуснѣе и безвкуснѣе, отвратительнѣе и отвратительнѣе.
Для испражненій его тоже были сдѣланы особыя прпспособленія, и всякій разъ это было мученіе. Мученіе отъ нечистоты, неприличія и запаха, отъ сознанія того, что в ъ
этомъ долженъ участвовать другой человѣкъ.
Но въ етомъ самомъ непріятномъ дѣлѣ и явилось у т ѣ шеніе Ивану Ильичу. Приходилъ всегда выносить за нимъ
буфетный мужикъ—Герасимъ.
Герасимъ былъ чистый, свѣжій, раздобрѣвшій на городскихъ харчахъ молодой мужикъ. Всегда веселый, ясный.
Сначала видъ этого, всегда чисто, по-русски, одѣтаго человѣка, дѣлавшаго это противное дѣло, смущалъ Ивана Ильича.
Одинъ разъ, онъ, вставъ съ судна и не в ъ сіілахъ поднять панталоны, повалился на мягкое кресло и съ ужасомъ
смотрѣлъ на свои обнаженныя, съ рѣзко обозначенными мускулами, безсильныя ляжки.
Вошелъ в ъ толстыхъ сапогахъ, распространяя вокругъ
себя пріятный запахъ дегтя отъ сапогъ н свѣжести зимняго воздуха, легкой, сильной поступью Герасимъ, в ъ посконномъ чистомъ фартукѣ и чистой ситцевой рубахѣ, съ засученными на голыхъ, сильныхъ, молодыхъ рукахъ рукавами, и, не глядя на Ивана Ильича, очевидно сдерживая, чтобъ
не оскорбить больного, радость жизни, сіяющую на его лицѣ, подошелъ къ судну.
— Герасимъ,—слабо сказалъ Иванъ Ильичъ.
Герасимъ вздрогнулъ, очевидно испугавшись, не промахнулся ли онъ в ъ чемъ, и быстрымъ движеніемъ повернулъ
къ больному свое свѣжее, доброе, простое, молодое лицо,
только что начинавшее обростать бородой.
— Чего изволите?
— Тебѣ, я думаю, непріятно это. Ты извини меня. Я не
могу.
— Помилуйте-съ.—И Герасимъ блеснулъ глазами и оскалилъ свои молодые, бѣлые«зубы.—Отчего жъ не потрудиться? Ваше дѣло больное.
И онъ ловкими, сильными руками сдѣлалъ свое привычноо дѣло, и вышелъ, легко ступая. И черезъ пять минутъ,
такъ же легко ступая, вернулся.
Иванъ Ильичъ все такъ же сидѣлъ на креслѣ.
— Герасимъ, — сказалъ онъ, когда тотъ поставилъ чистое, обмытое судно.—Пожалуйста, помоги мнѣ, поди сюда.—
Герасимъ подошелъ,—Подними меня. Мнѣ тяжело одному,
а Дмитрія я услалъ.
Герасимъ подошелъ; сильными руками, такъже, какъ онъ
легко студалъ, обнялъ, ловко, мягко поднялъ и поддержалъ,
другой рукой подтянулъ панталоны и хотѣлъ посадить. Но
Иванъ Илыічъ, попросилъ его свести его на диванъ. Герасимъ, безъ усилія и какъ будто не нажимая, свелъ его,
почти неся, къ дивану и посадилъ.
— Спасибо, какъ ты ловко, хорошо... все дѣлаешь.
Герасимъ опять улыбнулся и хотѣдъ уйти. Но йвану
Ильичу такъ хорошо было съ нимъ, что не хотѣлось отпускать.
— Вотъ что, подвинь мнѣ, пожалуйста, стулъ этотъ.
Нѣтъ, вотъ этотъ, подъ ноги. Мнѣ легче, когда у меня ноги выше.
Герасимъ принесъ стулъ, поставилъ, не стукнувъ, в ъ разъ
опустилъ его ровно до полу, и поднялъ ноги Ивана Ильича
на стулъ. Ивану Ильичу показалось, что ему легче стало
въ то время какъ Герасимъ высоко поднималъ его ноги.
— Мнѣ лучше, когда ногиу меня выше,—сказалъ Иванъ
Ильичъ.—Подложи мнѣ вонъ ту подушку.
Герасимъ сдѣлалъ это. Опять поднялъ ноги и положилъ.
Опять йвану Ильичу стало лучше, пока Герасимъ держалъ
его ноги. Какъ онъ опустилъ ихъ, ему показалось хуже.
— Герасимъ,—сказалъ онъ ему,—ты теперь занятъ?
— Ни&акъ нѣтъ-съ,—сказалъ Герасимъ, выучившійся у
городскихь людей говорить съ господами.
— Тебѣ что дѣлать надо еще?
— Да мнѣ что жъ дѣлать? Все передѣлалъ, только дровъ
наколоть на завтра.
— Такъ подержи мнѣ такъ ноги повыше,—можешь?
— Отчего же, можно.—Герасимъ поднялъ ноги выше, и
Ивану Ильичу показалось, чтовъ этомъ положеніи онъ совсѣмъ не чувствуетъ боли.
— А дрова-то какъ же?
— Не извольте безпокоиться. Мы успѣемъ.
Иванъ Ильичъ велѣлъ Герасиму сѣсть и держать ноги,
и поговорилъ съ нимъ. И, странное дѣло, ему казалось, что
ему лучше, пока Герасимъ держалъ его ноги.
Съ тѣхъ поръ Иванъ Ильичъ сталъ иногда звать Герасима и заставлялъ его держать себѣ на плечахъ ноги, и
любилъ говорить сънимъ. Герасимъ дѣлалъ это легко, охотно,
просто и съ добротой, которая умиляла йвана Илыіча. Здоровье, сила, бодрость жизни во всѣхъ другихъ людяхъ
оскорбляла Ивана Ильича; только сила и бодрость жизни
Герасима не огорчала, а успокаивала Ивана Ильича.
Главное мученіе Ивана Ильича была ложь. Та, всѣми
почему-то признанная ложь, что онъ только боленъ, а не
умираетъ, и что ему надо только быть спокойнымъ и л ѣ читься, и тогда что то выйдетъ бчень хорошее. Онъ же
зналъ, что что бы ни дѣлали, ничего не выйдетъ, кромѣ
еще болѣе мучительныхъ страданій и смерти. И его мучила
эта ложь, мучило то, что не хотѣли признаться въ томъ,
что всѣ знали и онъ зналъ, а хотѣли лгать надъ нимъ по
случаю ужасиаго его положенія, и хотѣли и заставлялп
его самого принимать участіе въ этой лжи. Ложь, ложь,
эта совершаемая надъ иимъ наканунѣ его смерти ложь,
долженствующая низвести этотъ страшный, торжественный
актъ его смерти до уровня всѣхъ ихъ визитовъ, гардинъ,
осетрины къ обѣду... была ужасно мучительна для Ивана
Илыіча. И, странно, онъ много разъ, когда они надънимъ
продѣлывали свои штуки, былъ на волоскѣ отъ того, чтобы
закричать имъ: перестаньте врать! и вы знаете, и я знаю,
что я умираю, такъ перестаньте, по крайней мѣрѣ, врать!
Ыо никогда онъ не имѣлъ духа сдѣлать этого. Страшный,
ужасный актъ его умиранія, онъ видѣлъ, всѣми окружающими его былъ низведенъ на степень случайной непріятности, отчасти неприличія (въ родѣ того, какъ обходятся
съ человѣкомъ, который, войдя въ гостиную, распространяетъ отъ себя дурной запахъ), низведенъ тѣмъ самымъ
„приличіемъ", которому онъ служилъ всю свою жизнь;онъ
видѣлъ, что никто не пожалѣетъ его, потому что никто не
хочетъ даже понимать его положенія. Одинъ только Герасимъ понималъ это положеніе и жалѣлъ его. И потому
Ивану Ильичу хорошо было только съ Герасимомъ. Ему
хорошо было, когда Герасимъ, иногда цѣлыя ночи напролетъ, держалъ его ноги и не хотѣлъ уходить спать, говоря:
вы не извольте безпокоиться, Иванъ Ильичъ, высплюсь еще,
или когда онъ вдругъ, переходя на ты прибавлялъ: кабы
ты не больной, а то отчего же не послужить? Одинъ Герасимъ не лгалъ; по всему видно было, что онъ одинъпонималъ, въ чемъ дѣло, й не считалъ нужнымъ скрывать этого,
іі просто жалѣлъ исчахшаго слабаго барина. Онъ даже разъ
прямо сказалъ, когда Иванъ Ильичъ отсылалъ его.
— Всѣ умирать будемъ. Отчего же не потрудиться?—сказалъ онъ, выражая этимъ то, что онъ не тяготится своимъ
трудомъ именно потому, что несетъ его для умирающаго
человѣка, и надѣется, что и для него кто-нибудь въ его
время понесетъ тотъ же трудъ.
Кромѣ этой лжи, или вслѣдствіе ея, мучительнѣе всего
было для Ивана Ильича то, что никто не жалѣлъ его такъ,
какъ ему хотѣлось, чтобы его жалѣли: Ивану Ильичу въ
иныя минуты, послѣ долгихъ страданій, болыпе всего хотѣлось, какъ ему ни совѣстно бы было признаться в ъ этомъ,—
хотѣлось того, чтобы его, какъ дитя больное, пожалѣлъ бы
кто-нибудь. Ему хотѣлось, чтобъ его приласкали, поцѣловали, поплакали бы надъ нимъ, какъ ласкаютъ и утѣшаютъ
дѣтей. Онъ зналъ, что онъ важный членъ, что у него с ѣ дѣющая борода и что потому это невозможно; но ему всетаки хотѣлось этого. І;І в ъ отношеніяхъ съГерасимомъ было
что-то близкое къ этому. И потому отношенія съ Герасимомъ утѣшали его. Ивану Ильичу хочется плакать, хочется,
чтобъ его ласкали и плакали надъ нимъ, ивотъ, приходитъ
товарищъ, членъ ПІебекъ, и, вмѣсто того, чтобы плакать и
ласкаться, Иванъ Ильичъ дѣлаетъ серьезное, строгое, глубокомысленное лицо, и по инерціи говоритъ свое мнѣніе о
значеніи кассаціоннаго рѣшенія и упорно настаиваетъ на
немъ. Эта ложь вокругъ него и въ немъ самомъ болѣе
всего отравляла послѣдніе дни жизни Ивана Іільича.
;
VIII.
Было утро. Потому только было утро, что Герасимъ ушелъ,
и пришелъ Петръ лакей: потушилъ свѣчи, открылъ одну
гардину и сталъ потихоньку убирать. Утро ли, вечеръ ли
былъ, пятница, воскресенье ли было—все было все равно,—
все было одно и то же: ^оющая, ни на мгновеніе не утихающая, мучительная боль; созназнаніе безнадежно все
уходящей, но все не ушедшей еще жизни; надвигающаяся
все та же страшная, ненавистная смерть, которая одна была
дѣйствительность, и все та же ложь. Какіе же тутъ дни, недѣли и часы дня?
— Не прикажете ли чаю?
„Ему нуженъ порядокъ, чтобы по утрамъ господа пили
чай", подумалъ онъ и сказалъ только:
ѵ
— Нѣтъ.
— Не угодно ли перейти на диванъ?
„Ему нужно' привести въ порядокъ горницу, и я мѣшаю, я нечистота, безпорядокъ", подумалъ онъ и сказалъ
только:
— Нѣтъ, оставь меня.
Лакей повозился еще. Иванъ Ильичъ протянулъ руку.
Петръ подошелъ услужливо.
— Что прикажете?
— Часы.
Петръ досталъ часы, лежавшіе подъ рукой и подалъ.
— ІІоловина девятаго. Тамъ не встали?
— Никакъ нѣтъ-съ. Владиміръ Ивановичъ (это былъ
сынъ) ушли въ гимназію, а Прасковья Ѳедоровна приказали
разбудить ихъ, если вы спросите. Прикажете?
— Нѣтъ, не надо.—„Не попробовать ли чаю?" подумалъ
онъ.—Да, чаю... принеси.
ІІетръ пошелъ къ выходу. Ивану Ильичу страшно стало
оставаться одному. „Чѣмъ бы задержать его? Да, лекарство".—Петръ, подай мнѣ лекарство. „Отчего же, можетъ
быть, еще поможетъ и лекарство?*'. Онъ взялъ ложку, выпилъ. „Нѣтъ, не поможетъ. Все это вздоръ, обманъ", рѣшилъ
онъ, какъ только почувствовалъ знакомый, приторный и безнадежный вкусъ. „Нѣтъ, ужъ не могу вѣрить. Но боль-то,
•боль то зачѣмъ; хоть на минуту затихла бы". И онъ за•стоналъ. Петръ вернулся.—Нѣтъ, иди. Принеси чаю.
Петръ ушелъ. Иванъ Ильичъ, оставшись одинъ, застоналъ не столько отъ боли, какъ она ни была ужасна, сколько
отъ тоски. „Все то же и то же, в с ѣ эти безконечные дни
и ночи. Хоть бы скорѣе. Что скорѣе? Смерть, мракъ. Нѣтъ,
нѣтъ. Все лучше смерти!"
Когда Петръ вошелъ съ чаемъ на подносѣ, Иванъ ІІльичъ
долго растерянно смотрѣлъ на него, не понимая, кто онъ и
что онъ. Петръ смутился отъ этого взгляда. И когда Петръ
•смутился, Иванъ Ильичъ очнулся.
— Да,—сказалъ онъ,—чай, хорошо, поставь. Только помоги мнѣ умыться и рубашку чистую.
И Иванъ Ильичъ ' сталъ умываться. Онъ съ отдыхохмъ
умылъ руки, лицо, вычистилъ зубы, сталъ причесываться и
посмотрѣлъ въ зеркало. Ему страшно стало, особенно страшно
было то, какъ волосы плоско прижимались къ блѣдному
лбу.
Когда перемѣняли ему рубашку, онъ зналъ, что ему будетъ еще страшнѣе, если онъ взглянетъ на свое тѣло, и
ие смотрѣлъ на себя. Но вотъ кончилось все. Онъ надѣлъ
халатъ, укрылся пледомъ и сѣлъ въ кресло къ чаю. Одну
минуту онъ почувствовалъ себя освѣженнымъ, но, только
что онъ сталъ пить чай, опять тотъ же вкусъ, та же боль,
Онъ насильно допилъ и легъ, вытянувъ ноги. Онъ легъ и
.отпустилъ Петра.
Все то же. То кашгя надежды блеснетъ, то взбушуется
море отчаянія, и все боль, все біоль, все тоека, и все одно
и то же. Одному ужасно тоскливо, хочется позвать кого-нибудь, ло онъ впередъ знаетъ, что при другихъ еще хуже.
„Хоть бы опять морфинъ—забыться бы. Я скажу ему, доктору, чтобъ онъ придумалъ что-нибудь еще. Это невозможно,,
невозможно такъ".
Часъ, два проходитъ такъ. Но вотъ звонокъ в ъ передней.
Авось докторъ? Точно, это докторъ, свѣжій, бодрый, жирный, веселый, съ тѣмъ выраженіемъ — что вотъ вы тамъ
чего то напугались, а мы сейчасъ вамъ все устроимъ. Докторъ
знаетъ, что это выраженіе здѣсь не годится, но онъ уже
разъ навсегда надѣлъ его и не можетъ снять, какъ человѣкъ съ утра надѣвшій фракъ и ѣдущій съ визитами.
Докторъ бодро, утѣшающе потираетъ руки.
— Я холоденъ. Морозъ здоровый. Дайте обогрѣюсь,—говоритъ онъ съ такимъ выраженіемъ, что какъ будто только
надо немножко подождать, пока онъ обогрѣется, а когда
обогрѣется, то ужъ все исправитъ.
— Ну что, какъ?
Иванъ Ильичъ чувствуетъ, что доктору хочется сказать;
„какъ дѣлишки?" но что и онъ чувствуетъ, что такъ нельзя
говорить, и говоритъ: „какъ вы провели ночь?"
Иванъ Ильичъ смотритъ на доктора съ выраженіемъ вопроса:
„Неужели никогда не станетъ тебѣ стыдно врать?" Но
докторъ не хочетъ понимать вопроса.
И Иванъ Ильичъ говоритъ.
— Все такъ же ужасно. Боль не проходитъ, не сдается.
Хоть бы что-нибудь!
— Да вотъ вы, больные, всегда такъ. Ну-съ, теперь, кажется я согрѣлся; даже аккуратнѣйшая Прасковья Ѳедоровна ничего бы не имѣла возразить противъ моей температуры. Ну-съ, здравствуйте.—И докторъ пожимаетъ руку.
И, откглувъ всю прежнюю нгривость, докторъ начинаетъ
съ серьезнымъ видомъ изслѣдовать больного, пульсъ, температуру, и начияаются постукиванья, прослушиванья.
Иванъ Ильичъ знаетъ твердо и несомнѣнно, что все это
вздоръ и пустой обманъ, но, когда докторъ, ставъ на ко::Ѣнки, вытягивается надъ нимъ, прислоняя ухо то выше,
то ниже, и дѣлаетъ надъ нимъ съ значителЬнѣйшимъ лицомъ разныя гимйастическія эволюціи, Иванъ Ильичъ поддается этому, какъ онъ ноддавался бывало рѣчамъ адвокатовъ, тогда какъ онъ ужъ очень хорошо зналъ, что они все
врутъ и зачѣмъ врутъ.
Докторъ, стоя на колѣнкахъ на диванѣ, еще что то выстукивалъ, когда зашумѣло в ъ дверяхъ шелковое платье
Прасковьи Ѳедоровны*и послышался ея упрекъ Петру, что
ей не'доложили о пріѣздѣ доктора.
Ояа входитъ, цѣлуетъ мужа и тотчасъ же начинаетъ до-
казывать, что она давно ужъ встала, и только по недоразумѣнію ея не было тутъ, когда пріѣхалъ докторъ.
ГІванъ Идьичъ смотритъ на нее, разглядываетъ ее всю, и
въ упрекъ ставитъ ей и бѣлизну, и пухлость, и чггстоту ея
рукъ, шеи, глянецъ ея волосъ и блескъ ея полныхъ жизни
глазъ. Ояъ всѣми силами души ненавидитъ ее. И прикосновеніе ея заставляетъ его страдать отъ прилива ненависти
къ ней.
Ея отношеніе къ нему и его болѣзни все то же. Какъ
докторъ выработалъ себѣ отношеніе къ больнымъ, которое
онъ не могъ уже снять, такъ она выработала одно отношеніе къ нему—то, что онъ не дѣлаетъ чего-то того, что нужно,
и самъ виноватъ, и оэа любовно укоряетъ его въ этомъ,—
и не могла уже снять этого отношенія къ нему.
— Да вѣдь вотъ онъ не слушается, не пришшаетъ во
время. А главное ложится въ такое положеніе, которое навѣрное вредно ему,—ноги кверху.
Оаа разсказала, какъ онъ заставляетъ Герасима держать
себѣ ноги.
Докторъ улыбнулся презрительно-ласково: „Что жъ, молъ,
дѣлать, эти больные выдумываютъ иногда такія глупости;
по можно простить".
Когда осмотръ кончилси, докторъ посмотрѣлъ на часы,
и тогда Прасковья Ѳедоровна объявила Ивану Ильичу, что
уже какъ ояъ хочетъ, а она нынче пригласияа знаменитаго
доктора, и они вмѣстѣ съ Михаиломъ Даниловичемъ (такъ
звали обыкновеннаго доктора) осмотрятъ и обсудятъ,
— Ты ужъ не противься пожалуйста. Это я для себя дѣлаю,—сказала она иронически, давая чувствовать, что она
все дѣлаетъ для него, и только этимъ не даетъ ему права
отказать ей. Онъ молчалъ и морщился. Онъ чувствовалъ,
что ложь эта, окружающая его, такъ путалась, что ужъ
трудно было разобрать что-нибудь.
Она все надъ нимъ дѣлала только для себя, и говолила
ему, что она дѣлаетъ для себя то, что она точпо дѣлала
для себя, какъ такую невѣроятную вещь, что онъ долженъ
былъ понимать это обратно.
Дѣйствительно, въ половинѣ двѣнадцатаго пріѣхалъ
знаменитый докторъ. Опять пошли выслушиванья и значительные разговоры, при немъ и в ъ другой комяатѣ, о
почкѣ, о слѣпой кишкѣ, и вопросы и отвѣты съ такимъ
значительнымъ видомъ, что опять вмѣсто реальнаго вонроса о жизни и смерти, который уже теперь одинъ стоялъ
предъ нимъ, выстушілъ вопросъ о почкѣ іі слѣпой кишкѣ,
которыя что-то дѣлали не такъ, какъ слѣдовало, и на которыя за это вотъ-вотъ нападутъ Михаилъ Даниловичъ и
знаменитость и заставятъ ихъ исправиться.
Знаменитый докторъ простился съ серьезнымъ, но не
съ бе^надежнымъ видомъ. И на робкій вопросъ, который
съ поднятыми къ нему, блестящими страхомъ и надеждой,
глазами обратилъ Иванъ Ильичъ, есть ли возможность
выздоровленія, отвѣчалъ, что ручаться нельзя, но возможность есть. Взглядъ надежды, съ которымъ Ивааъ
Илыічъ проводилъ доктора, былъ такъ жалокъ, что, увидавъ его, Прасковья Ѳедоровна даже заплакала, выходя
изъ дверей кабинета, чтобы передать гонораръ знамепитому доктору.
Подъемъ духа, произведенный обнадеживаніемъ доктора,
продолжался недолго. Опять та же комната, т ѣ же картины, гардины, обои, стклянки и то же свое болящее, страдающее тѣло. й Иванъ йльичъ началъ стонать; ему с д ѣ лали впрыскиванье, и онъ забылся.
Когда онъ очнулся, стало смеркаться,—ему принесли
обѣдать. Онъ поѣлъ съ усиліемъ бульона; и опять то же,
и опять наступающая ночь.
Послѣ обѣда, въ семь часовъ, в ъ комеату его вошла
Прасковья Ѳедоровна, одѣтая какъ на вечеръ, съ толстыми
подтянутыми грудями и слѣдами пудры на лицѣ. Она еще
утромъ напоминала ему о поѣздкѣ ихъ въ театръ. Была
пріѣзжая Сара Бернаръ и у нихъ была ложа, которую онъ
настоялъ, чтобъ они взяли. Теперь онъ забылъ про это, и
ея нарядъ оскорбилъ его: Но онъ скрылъ свое оскорбленіе,
когда вспомнилъ, что онъ самъ настаивалъ, чтобъ они д<>стали ложу и ѣхали, потому что это для дѣтей воспитательное и эстетическое наслажденіе.
Прасковья Ѳедоровна вошла довольная собою, но какъ
будто виноватая. Она присѣла, спрослла о здоровьѣ, какъ
онъ видѣлъ, для того только, чтобъ спроснть, но не для
того, чтобы узнатъ, зная, что и узнавать нечего, и начала
говорить то, что ей нужно было, что она ни за что не яоѣхала бы, но ложа взята, и ѣдутъ Эленъ, и дочь, и Петрищевъ (судебный слѣдователь, женихъ дочери), и что невозможно ихъ пустить однихъ. А что ей такъ бы пріятнѣе
было посидѣть съ нимъ. Только бы онъ дѣлалъ безъ нея
по предписанію доктора.
— Да, и Ѳедоръ Дмитріевичъ (женихъ) хотѣлъ войти.
Можно? И Лиза.
— Пускай войдутъ.
Вошла дочь, разодѣтая, съ обнаженнымъ молодымъ тѣломъ, тѣмъ тѣломъ, которое такъ заставляло страдать его.
А она его выставляла. Сильная, здоровая, очевидно влюбленная и негодующая на болѣзнь, страданія- и смерть,
мѣшающія ея счастію.
Вошелъ и Ѳедоръ Дмитріевичъ, во фракѣ, завитой а 1а
Сароиі, съ длинной жилистой шеей, обложенной плотно
бѣлымъ воротничкомъ,. съ огромной бѣлой грудью и обтянутыми сильными ляжками в ъ узкихъ черныхъ штанахъ,
съ одной натянутой бѣлой перчаткой на рукѣ и съ клакомъ.
За нимъ вползъ пезамѣтно и гимназистикъ, въ новень-
комъ мундирчикѣ, бѣдняжка, въ перчаткахъ и съ ужасной синевой подъ глазами, значеніе которой зналъ йванъ
Ильичъ.
Сынъ всегда жалокъ былъ ему. II страшенъ былъ его
испуганный и соболѣзнующій взглядъ. Кромѣ Герасима,
Ивану Ильичу казалось, что одинъ Володя понималъ и
жалѣлъ.
В с ѣ сѣли, опять спросили о здоровьѣ. Произошло молчаніе. Лиза спросила у матёри о биноклѣ. Произошли пререканія между матерью и дочерью, кто куда его дѣлъ.
Вышло непріятно.
Ѳедоръ Дмитріевичъ спросилъ у Жвана Ильича, вядѣлъ
ли онъ Сару Бернаръ. йванъ Ильичъ не понялъ сначала
того, что у него спрашивали, а потомъ сказалъ: нѣтъ; а
вы ужъ видѣли?
—
Да,
въ
Асігіеппе Ьесоиѵгеиг.
Прасковья Ѳедоровнэ сказала, что она особенно хороша
въ томъ то. Дочь возразила. Начался разговоръ объ изяществѣ и реальности ея игры, тотъ самый разговоръ, который
всегда бываетъ одинъ и тотъ же.
В ъ серединѣ разговора Ѳедоръ Дмитріевичъ взглянулъ
на Ивана Ильича и замолкъ. Другіе взглянули и замолкли.
Иванъ Ильйчъ смотрѣлъ блестящими глазами предъ собой,
очевидно негодуя на нихъ. Надо было поправить это, но
поправить никакъ нельзя было. Надо было какъ-нибудь
прервать это молчаніе. Никто не рѣшался, и всѣмъ становилось страшно, что вдругъ нарушится какъ-нибудь приличная ложь, и ясно будетъ всѣмъ то, что есть. Лиза первая рѣшилась. Она прервала молчаніе. Она хотѣла скрыть
то, что всѣ испытывали, но проговорилась.
— Однако, если ѣхать, то пора,—сказала она, взглянувъ
на свои часы, подарокъ отца, и чуть замѣтно, значительно
о чемъ то имъ однимъ извѣстномъ, улыбнулась молодому
человѣку и встала, зашумѣвъ платьемъ.
Ёсѣ встали, простились и уѣхали.
Когда они вышли, Ивану Ильичу показалось, что ему
легче: лжи не было,—она ушла съ ними, но боль осталась.
Все та же боль, все тотъ же страхъ дѣлали то, что ничто
не тяжелѣе, ничто не легче. Все хуже.
Опять пошли минута за минутой, часъ за часомъ, все
то же, и все нѣтъ конца, и все страшнѣе йеизбѣжный
конецъ.
— Да, пошлите Герасима,—отвѣтилъ онъ на вопросъ
Петра.
IX.
Поздно ночью вернулась жена. Она вошла на щшочкахъ, но онъ услыхалъ ее: открылъ глаза и поспѣшно закрылъ опять. Она хотѣла услать Герасима и сама сидѣть
съ нимъ. Онъ открылъ глаза и сказалъ:—Нѣтъ. Иди.
— Т ы очень страдаешь?
— Все равно.
— Прими опіума.
Онъ согласился и вьтпилъ. Она ушла.
Часовъ до трехъ онъ былъ въ мучительномъ забытьи.
Ему казалось, что его съ болыо суютъ куда то в ъ узкій и
глубокій черный мѣшокъ, и все дальше просозываютъ, и
не могутъ просунуть. И это ужасное для него дѣло совершается съ страданіемъ. И онъ боится, и хочетъ провалиться
туда, и борется, и помогаетъ. И вотъ вдругъ онъ оборвался и упалъ, и очнулся. Все тотъ же Герастшъ сидитъ
в ъ ногахъ на постели, дремлетъ спокойно, терпѣливо. А
онъ лежитъ, поднявъ ему на плечи исхудалыя ноги въ
чулкахъ, свѣча та же съ абажуромъ и та же непрекращающаяся боль.
— Уйди, Герасимъ,—прошепталъ онъ.
— Ничего, посижу-съ.
— Нѣтъ, уйди.
Ояъ сяялъ ноги, легъ бокомъ на руку, и ему стало
жалко себя. Онъ подождалъ только того, чтобъ Герасимъ
вышелъ въ сосѣднюю комнату, и не сталъ больше удерживаться, и заплакалъ какъ дит#. Онъ плакалъ о безпомощяости своей, о своехмъ ужасномъ одияочествѣ, о жестокости
людей, о жестокости Вога, объ отсутствіи Бога.
„Зачѣмъ Ты все это сдѣлалъ? Зачѣмъ привелъ меня
сюда? За что, за что такъ ужасно мучаешь меня?"
Онъ и не ждалъ отвѣта, и плакалъ о томъ, что нѣтъ и не
можетъ бвдь отвѣта. Боль поднялась опять, но онъ не шевелился, не звалъ. Онъ говорилъ себѣ: ,,ну еще, пу бей!
Но за что? Что я сдѣлалъ Тебѣ, за что?"
Потомъ онъ затихъ, пересталъ не только плакать, пересталъ дышать, и весь статъ вниманіе: какъ будто онъ прислушивался не къ голосу, говорящему звуками, но къ голосу души, къ ходу мыслей, поднимавшемуся в ъ немъ.
— Чего тебѣ нужно?—было первое ясное, могущее быть
выражено словами, попятіе, которое опъ услышалъ.—Что
тебѣ нужно? Чего тебѣ нужпо?—повторилъ онъ себѣ, — ,
Чего?—Не страдать. Жить,—отвѣтилъ онъ.
И опять онъ весь предался взиманію, такому папряженному, что даже боль не развлекала его.
— Жить? Какъ жить?—спросилъ голосъ души.
— Да, жить, какъ я жилъ прежде,—хорошо, пріятно.—
— Какъ ты жилъ прежде, хорошо и пріятно?—спросилъ
голосъ. И онъ 'сталъ перебирать в ъ воображеніи лучшія минуты своей пріятной жизни. Но, странное дѣло, в с ѣ эти
лучшія минуты пріятной жизни казались теиерь совсѣмъ
не тѣмъ, чѣмъ онѣ казались тогда. Всѣ—кромѣ первыхъ
воспоминаній дѣтства. Тамъ, въ дѣтствѣ, было что-то такое дѣйствительно пріятное, съ чѣмъ можно бы было жить,
если бы оно вернулось. Но того человѣка, которкй испыч
тывалъ это пріятное, уже не было; это было какъ бы воспоминаніе о. какомъ-то другомъ.
Какъ только начиналось то, чего результатомъ былъ теперепгній онъ, Иванъ Ильичъ, такъ в с ѣ казавшіяся тогда
радости теперь на глазахъ его таяли и превращались во
что-то ничтожное и часто гадкое.
И чѣмъ дальше отъ дѣтства, чѣмъ ближе къ настоящему, тѣмъ ничтожнѣе и сомнительнѣе были радости. Начиналось это съ правовѣдѣнія. Тамъ было еще кое-что истинно хорош&е; тамъ было веселье, тамъ была дружба, тамъ
были надежды. Но въ выешихъ классахъ уже были рѣже
эти хорошія минуты. Потомъ, во время первой службы у
губернатора, опять появились хорошія минуты; это были
воспоминанія о любви къ женщинѣ. Потомъ все это смѣшалось, и еще меньше стало хорошаго. Далѣе еще меныяе
хорошаго, и что дальше, то меньше.
Женитьба... такъ нечаянно й разочарованіе, и запахъ
изо рта жены, и чувственность, притворство! И эта мертвая служба, и эти заботы о деньгахъ, и такъ годъ, и два,
и десять, и двадцать—и все то же. И что дальше, то мертвѣе. Точно равномѣрно я шелъ подъ гору, воображая, что
иду на гору. Такъ и было. Въ общественномъ мнѣніи я
шелъ на гору, и ровно настолько изъ-подъ меня уходила
жизнь... И вотъ готово—умирай!
Такъ что жъ это? Зачѣмъ? Не можетъ быть! Не можетъ
быть, чтобъ такъ безсмысленна, гадка была жизнь? А если
точно она такъ гадка и безсмысленна .была, такъ зачѣмъ
же умирать и умирать страдая? Что-нйбудь не такъ.
Можетъ быть, я жилъ не такъ, какъ должно? приходило
ему вдругъ въ голову. Но какъ же не такъ. когда я д ѣ лалъ все, какъ слѣдуетъ? говорилъ онъ себѣ, и тотчасъ
же отгонялъ отъ себя это единственное разрѣшеніе всей загадки жизни и смерти, какъ что то совершенно невозможное.
Чего жъ ты хочешь теперь? Жить? Какъ жить? Жить
какъ ты живешь въ судѣ, когда судебный приставъ провозглашаетъ „судъ идетъ!"... Судъ идетъ, идетъ судъ, повторилъ онъ себѣ. Вотъ онъ судъ. Да я 5ке не виноватъ!
вскрикнулъ онъ съ злобой. За что? И онъ пересталъ плакать II, повернувшись лицомъ къ стѣнѣ, сталъ думать все
объ одномъ и томъ же: зачѣмъ, за что весь этотъ ужасъ?
Но сколько онъ ни думалъ, онъ не нашелъ отвѣта. И
когда ему приходила, какъ она приходила ему часто, мыслъ
о томъ, что все это происходитъ оттого," что онъ жилъ не
такъ, онъ тотчасъ вспоминалъ всю правильность своей ^изни іі отгонялъ эту странную мысль.
Прошло еще двѣ недѣли. Иванъ Ильичъ уже не вставалъ съ дивана. Онъ не хотѣлъ лежать въ постели и лежалъ на диванѣ. И, лежа почти все время лицомъ къ стѣ-
нѣ, онъ одиноко страдалъ все тѣ же неразрѣшающіяся страданія и одиноко думалъ все ту же неразрѣшающуюся думу.
,Л.то это? Неужели иравда, что смерть"? й внутренній голосъ отвѣчалъ: „да, правда". „Зачѣмъ эти муки"? И голосъ
отвѣчалъ: „а такъ, ни зачѣмъ". Далыпе и кромѣ этого ничего не было.
Съ самаго начала болѣзни, съ того времени, какъ Иванъ
Ильичъ въ первый разъ поѣхалъ къ доктору, его жизнь
разд ?: іилась на два протявоположныя настроенія, смѣнявшія одно другое: то было отчаяніе и ожиданіе непонятяой
и ужасной смерти, то была надежда и исполненное интереса наблюденіе за дѣятельностью своего тѣла, то передъ
глазами была одна почка или кишка, которая на время отклонилась отъ исполненія своихъ обязанностей, то была
одна негюпятная ужасная смерть, отъ которой ничѣмъ
нельзя избавиться.
Эти два настроенія съ самаго начала болѣзни смѣняли
другъ друга; но чѣмъ дальше шла болѣзнь, тѣмъ сомнит^ггьнѣе и фантастичнѣе становились соображенія о почкѣ
и тѣмъ реальнѣе сознапіе наступающей смерти.
Стоило ему вспомнить о томъ, чѣмъ онъ былъ три м ѣ сяца тому назадъ, и то, что онъ теперь; вспомнить, какъ
равномѣрно онъ шелъ подъ гору, чтобы разрушилась всякая возможность на дежды.
В ъ послѣднее время того одиночества, в ъ которомъ ояъ
находился, Лежа лицомъ къ спинкѣ дивана, того одпночества среди многолюднаго города и своихъ многочисленныхъ
знакомыхъ и семьи,—одиночества, полнѣе котораго не могло
быть нигдѣ, ни на днѣ моря, ни в ъ землѣ, в ъ поелѣднее
время этого гтрашнаго одиночества Иванъ ГІльичъ жилъ
только воображеніемъ в ъ прошедшемъ. Одна за другой
ему представлялись картины его прошедшаго. Начиналось
всегда съ ближайшаго по времени и сводилось к ъ самому
отдаленному, к ъ дѣтству, и на немъ останавливалось. Вспоминалъ ли Иванъ Ильичъ о вареномъ черносливѣ, который
ему предлагали ѣсть нынче, онъ вспоминалъ о сыромъ,
сморщенномъ французскомъ черносливѣ в ъ дѣтствѣ, объ
особенномъ в к у с ѣ его и обиліи слюны, когда дѣло доходило до косточки, и рядомъ съ этимъ воспоминаніемъ вкуса
возникалъ цѣлый рядъ воспоминаній того времени: няня,
братъ, игрушки. „Не надо объ этомъ... слишкомъ больно",
говорилъ себѣ Иванъ ИЛЁИЧЪ, И ОПЯТЬ переносился в ъ настоящее. Пуговица на спинкѣ давана и морщины сафьяна.
„Сафьянъ дорогъ, непроченъ; ссора была изъ-за него. Но
сафьянъ другой былъ, и другая ссора, когда мы разорвали
портфель у отца, и насъ наказали, а мама принесла пирожки". И опять останавливалось на дѣтствѣ, и опять
йвану йльичу было больно, и онъ старался отогнать и думать о другомъ.
И опять тутъ же, вмѣстѣ съ этимъ ходомъ воспомина-
нія, у него в ъ душѣ шелъ другой ходъ воспоминаній, о*
томъ, какъ усиливадась и росла его болѣзнь. То же, чтс<
дальше назадъ, то больше было жизни. Больше было и
добра въ жизни, и больше было и самой жизни. II то, и
другое сливалось вмѣстѣ. „Какъ мученія все идутъ хуже
и хуже, такъ и вся жизнь шла все хуже и хуже", думалъ
онъ. Одяа точка свѣтлая тамъ назади, въ началѣ жизни, а
потомъ все чернѣе и чернѣе, и все быстрѣе и быстрѣе
„Обратно пропорціонально квадратамъ разстояній отъ смерти", подумалъ Иванъ Ильичъ. И этотъ образъ камня, летящаго внизъ съ увеличивающейся быстротой, запалъ ему въ
душу. Жизнь, рядъ увеличивающихся страданій, летитъ
все быстрѣе и быстрѣе къ к *.щу, страшнѣйшему страданію.
„Я лечу..." Ояъ вздрагиваль, шевелился, хотѣлъ противиться; но уже онъ зналъ, что противиться нельзя, и опять,
усталыми отъ смотрѣнія, но не могущими не смотрѣть на
то, что было предъ нимъ, глазами, глядѣлъ на спинку дивана и ждалъ, ждалъ этого страшнаго ладенія, толчка и
разрушенія. „Противиться нельзя", говорилъ онъ себѣ. „Но
хоть бы понять зачѣмъ это? И того нельзя. Объяснить бы
можно было, если бы сказать, что я жилъ не такъ, какъ
надо. Но этого то уже невозможно признать'% говорилъ
онъ самъ себѣ, вспоминая всю законность, правильность
и приличіе своей жизни. „Этого то допустить уже невозможно", говорилъ онъ себѣ, усмѣхаясь губами, какъ будто
кто-нибудь могъ видѣть эту его улыбкуибыть обманутымъ
ею. „Нѣтъ объясненія! Мученіе, смерть... Зачѣмъ"?
XI.
*
Такъ прошло двѣ недѣли. В ъ эти недѣли случилось.
желанное для Ивана йльича и его жены событіе. Петрищевъ сдѣлалъ формальное предложеніе. Это случилось вечеромъ. На другой день Прасковья Ѳедоровна вошла къ.
мужу, обдумывая, какъ объявить ему о предложеніи Ѳедора Дмитріевича, но в ъ эту самую ночь съ Иваыомъ Ильичемъ свершилась новая перемѣна къ худгаему, Прасковья
Ѳедоровна застала его на томъ же диванѣ, но въ новомъположеніи. Онъ лежалъ навзничь, стоналъ и смотрѣлъ
предъ собой остановившимся взглядомъ.
Она стала говорить о лекарствахъ. Онъ перевелъ свой
взглядъ на нее. Она не договорила того, что начала; такая
злоба, именно къ ней, выражалась в ъ этомъ взглядѣ.
— Ради Христа, дай мнѣ умерёть спокойно, — сказалъонъ.
Она ;хотѣла уходить, но въ это время вошла дочь и подошла поздороваться. Онъ такъ же посмотрѣлъ на дочь
какъ и на жену, и на ея вопросы о здоровь'ѣ сухо сказалъ
ей, что онъ скоро освободитъ ихъ в с ѣ х ъ отъ себя. Обѣ замолчали, посидѣли и вышли.
— В ъ чемъ же мы виноваты?—сказала Лиза матери. —
Точно мы это сдѣлали! Мнѣ жалко папа, но за что же насъ
мучить?
Въ обычное время пріѣхалъ докторъ. Иванъ Илыічъ
отвѣчалъ ему „да, нѣтъ", не спуская съ него озлобленнаго
взгляда, и подъ кояецъ сказалъ:
— В ѣ д ь вы знаете, что ничего не поможете, такъ
оставьте.
• — Облегчить страданія можемъ,—сказалъ докторъ.
— И того не можете; оставьте.
Докторъ вышелъ в ъ гостиную и сообщилъ Прасковьѣ
Ѳедоровнѣ, что очень плохо, и что одно средство-—опіумъ,
чтобы облргчнть страданія, которыя доляшы быть ужасны.
Докторъ говпрялъ, что страданія его физическія ужасны,
и это была прчвда; но ужаснѣе его физическихъ страданій
были егс> нравственныя страданія, и в ъ этомъ было главНОР РГО мученіе.
Нравственныя его страданія состояли в ъ томъ, что в ъ
• эту но іь, глядя на сонное, добродушное, скуластое лицо
Г расима, ему вдругъ пришло в ъ голову: „а что, какъ и
іл. сачюмъ д ѣ л ѣ вся моя жизн-ь, сознательная жизнь была
/;е т<>?"
Емѵ пришло в ъ голову, что то, что ему представлялось
прежде совершенной невозможностью, то, что онъ прожилъ
свою жизнь не такъ, какъ должно было, что это могло
быть правда. Ему пришло в ъ голову, что т ѣ его чуть замѣтныя поползновенія борьбы противъ того, что наивысше
поставленными людьми считалось хорошимъ, поползповенія
чуть замѣтныя, которыя онъ тотчасъ же отгонялъ отъ себя,
что они то и могли быть настоящія, а остальное все могло
быть не то. II его служба, и его устройство жизни, и его
семья, и эти интересы общества и службы, все это могло
быть не то. Онъ попытался защитить предъ собой все это.
II вдругъ почувствовалъ всю слабость того, что онъ защищаетъ. И защищать нечего было.
„А если это такъ", сказалъ онъ себѣ, „и я ухожу изъ
жизни съ сознаніемъ того, что погубилъ все, что мнѣ дано
было, II поправить нельзя, тогда что жъ?" Онъ легъ навзничь и сталъ совсѣмт> по новому перебирать всю свою жизнь.
Когда онъ увидалъ утромъ лакея, потомъ жену, потомъ
дочь, потомъ доктора, каждое ихъ движеніе, каждое ихъ
слово подтверждало для него ужасную іістину, открывшуюся ему ночью. Онъ в ъ нихъ видѣлъ себя, все то, чѣмъонъ
жилъ, іі ясно видѣлъ, что все это было не то, все это былъ
ужасный огромный обманъ, закрывающій и жизнь и смерть.
Это сознаніе увеличило, удесятерило его физическія страданія. Онъ стоналъ и метался, и обдергивалъ на себѣ одежд \ . Ему казалось, что она душила и давила его. II за это
оьъ ненавидѣлъ ихъ.
Ему дали большую дозу опіума, онъ забылся, но в ъ
обѣдъ началось то же. Онъ гналъ всѣхъ отъ себя и метался
съ мѣста на мѣсто.
Жена пришла къ нему и сказала:
— Зет, голубчикъ, сдѣлай это для меня (для меня)..
Это не можетъ повредить, но часто помогаетъ. Что же, это
ничего. И здоровые часто...
Онъ открылъ широко глаза.
— Что? Причаститься? Зачѣмъ? Не вадо! А впрочемъ....
Ояа заплакала.
— Да, мой другъ? Я позову нашего, онъ такой милый...
— Прекрасно, очень хорошо,—проговорилъ онъ.
. Когда пришелъ священникъ и исповѣдывалъ его, онъсмягчился, почувствовалъ какъ будто облегченіе отъ своихъ сомнѣній и, вслѣдствіе этого, отъ страданій, и на него
нашла минута надежды. Онъ опять сталъ думать о слѣпой
кишкѣ и возможности исправленія ея. Онъ причастился со
слезами на глазахъ.
Когда его уложили послѣ причастія, ему стало на минуту легко, и опять явилась надежда на жизнь. Ояъ сталъ
думать объ операціи, которую предлагали ему. „Жить,
жигь хочу", говорилъ онъ себѣ. Жеяа пришла поздравить;
она сказала обычныя слова и прибавила:
— Не правда ли, тебѣ лучше?
Онъ, не глядя на нее, проговорилъ: „да".
Ея одежда, ея сложеніе, выраженіе ея лица, звукъ ея
голоса—все сказало ему одно: „не то Все то, чѣмъ ты
жилъ и живешь, есть ложь, обманъ, скрывающій отъ тебя
жизнь и смерть". И какъ только онъ подумалъ это, поднялась его ненависть и вмѣстѣ съ непавистыо физическія
мучительныя страдаяія, и съ сграданіями сознаніе неизбѣжной, близкой погибели. Что то сдѣлалось повое: стало
винтить и стрѣлять и сдавливать дыханіе.
Выраженіе лица его, когда онъ проговорилъ „да", было
ужасно. Проговоривъ это „да", глядя ей прямо въ лицо,
онъ, необычайно для своей слабости, быстро повернулся
ничкомъ и закричалъ:
— Уйдите, уйдите, оставьте меня!
XII.
Съ этой минуты начался тотъ, три дня пе перестававшій крикъ, который такъ былъ ужасенъ, что нельзя было
за двумя дверями безъ ужаса слыіяать его. Въ ту минуту,
какъ онъ отвѣтилъ женѣ, онъ понялъ, что онъ пропалъ,
что возврата нѣтъ, что пришелъ конецъ, совсѣмъ конецъ,
а сомнѣніе такъ и не разрѣшено, такъ и остается сомяѣніемъ.
— У! Уу! У!—кричалъ онъ па разныя интонацщ. Ояъ
началъ кричать:„не хочу!" и такъ продолжалъ кричать на.
букву ,,у".
В с ѣ три дня, в ъ продолженіе которыхъ для него не
•было времени, онъ барахтался въ томъ черномъ мѣшкѣ,
въ который просовывала его невидимая, непреодолимая
сила. Онъ бился, какъ бьется въ рукахъ палача приговоренный къ смерти, зная, что онъ не можетъ спастись; и
съ каждой минутой онъ чувствовалъ, что, несмотря на в с ѣ
.усилія борьбы, онъ ближе и ближе становился къ тому,
что ужасало его. Онъ чувствовалъ, что мученіе его и въ
томъ, что онъ всовывается въ эту черную дыру, и еще
болыпе въ томъ, что онъ не можетъ пролѣзть в ъ нее.
Пролѣзть же ему мѣшаетъ признаніе того, что жизнь его
была хорошая. Это то оправданіе своей жизни цѣпляло и
не пускало его впередъ, и болыпе всего мучило его.
Вдругъ, какая-то сила толкнула его в ъ грудь, в ъ бокъ,
еще сильнѣе сдавило ему дыханіе, онъ провалился в ъ дыру и тамъ в ъ концѣ дыры засвѣтилось что то. Оъ нимъ
сдѣлалось то, что бывало съ нимъ въ вагонѣ желѣзной
дороги, когда думаешь, что ѣдешь впередъ, а ѣдешь назадъ, и вдругъ узнаешь настоящее направленіе.
„Да, все было не то", сказалъ онъ себѣ, н о это ничего". Можно, можно сдѣлать „то". Что-жъ „то?" спросилъ
онъ себя и вдругъ затихъ.
Это было въ концѣ третьяго дня, за два часа до его
" смерти.Въ этосамое время гимназистикъ тихонько прокрался
къ отцу и подошелъ къ его постели. Умирающій все
кричалъ отчаянно и кидалъ руками. Рука его попала на
голову гимназистика. Гимназистикъ схватилъ ее, прижалъ къ
губамъ и заплакалъ.
Въ это самое время Иванъ Илыічъ провалился, увидалъ
•свѣтъ, и ему открылось, что жизнь его была не то, что
надо, но что это можно еще поправить. Онъ спросилъ се•бя: что же „то?"—и затихъ, прислушиваясь. Тутъ онъ почувствовалъ, что руку его цѣлуетъ кто то. Онъ открылъ
глаза и взглянулъ на сына. Бму стало жалко его. Жена
пддошла къ нему. Онъ взглянулъ на нее. Она съ открытымъ ртомъ и съ неотертыми слезами на носу и щекѣ, съ
отчаяннымъ выражевіемъ смотрѣла на него. Ему жалко
стало ее.
„Да, я мучаю ихъ", подумалъ онъ. „Имъ жалко, но имъ
лучше будетъ, когда я умру". Онъ хотѣлъ сказать это, но
не въ силахъ былъ выговорить. „Впрочемъ, зачѣмъ же
л?оворить, надо сдѣлать", подумалъ онъ. Ояъ указалъ женѣ
взглядомъ на сына и сказалъ:
— Уведя... жалко... И тебя...—Онъ хотѣлъ сказать еще
„прости", но сказалъ „пропусти", и, не в ъ силахъ уже будучи поправиться, махнулъ рукою, зная, что пойметъ тотъ,
кому надо.
И вдругъ ему стало ясно^ что то, что томило его и не
выходило, что вдругъ все выходитъ сразу, и с ъ д в у х ъ сторонъ, съ десяти сторонъ, со всѣхъ сторопъ. Жалко ихъ,
1г
л
надо сдѣлать, чтобы имъ не больно было. Избавить ихъ и
самому избавиться отъ этихъ страданій. „Какъ хорошо и
какъ просто", подумалъ онъ. ,,А боль?" спросилъ онѵ себя.
„Ее куда?". Ну-ка, гдѣ ты, боль?"
Онъ сталъ прислушиваться.
„Да, вотъ она. Ну, что жъ, пускай боль"..
„А смерть? Г д ѣ она?"
Онъ искалъ своего прежняго привычнаго страха смерти
и не находилъ его. Г д ѣ она? какая смерть? страха никакого не было, потому что и смерти не было.
Вмѣсто смерти былъ свѣтъ.
— Такъ вотъ что!—вдругъ вслухъ проговорилъ онъ.—
Какая радость!
Для него все это лроизошло въ одно мгновеніе, д значеніе этого мгновенія уже не измѣнялось. Для присутствующихъ же агонія его продолжала* ь еще два часа. В ъ груди
его клокотало что то, изможденное гѣло еговздрагивало. Потомъ рѣже и рѣже стало клокотанье и хршіѣнье.
— Кончено!—сказалъ кто-то надъ нимъ.
Онъ услыхалъ этя слова и повторилъ ихъ въ своей душѣ. „Кончена смерть,—сказалъ онъ себѣ. — Ея нѣтъ
болыпе".
Онъ втянулъ въ себя воздухъ, остановился на половинѣ
вздоха, потянулся и умеръ.
25 марта 1886 г.
^Созяинъ и работникъ.
і.
Это было в ъ 70-хъ годахъ, на другой дея> послѣ зимняго
Николы. В ъ приходѣ былъ праздникъ, и деревенскому
дворнику, купцу 2-й гильдіи, Василію Андреичу Брехунову,
нельзя было отлучиться, надо было быть в ъ церкви,—онъ
былъ церковный староста,—и дома надо было принять и
угостить родныхъ.и знакомыхъ. Но вотъ послѣдніе гости
уѣхали, и Василій Андреичъ сталъ собираться тотчасъ же
ѣхать къ сосѣднему помѣщику для покупки у него давно
уже приторговываемой рощи. Василій Андреичъ торопился
ѣхать, чтобы городскіе купцы не отбили у него эту выгодную покупку. Молодой помѣщикъ просилъ за рощу десять
тысячъ только потому, что Васплій Андреичъ давалъ за нее
семь. Семь же тысячъ составляли только одну треть настоящей стоимости рощи. Василій Андреичъ, можетъ быть,
выторговалъ бы и еще, такъ какъ лѣсъ находился в ъ его
округѣ и между нимъ и деревенскими уѣздными купцами
уже давно былъ установленъ иорядокъ, по которому одинъ
купецъ не по^тшалъ цѣны въ округѣ другого, но Василій
Андреячъ узналъ, что губернскіе лѣсоторговцы хотѣли
ѣхать торговать Горячкинскую рощу, и онъ рѣшилъ тотчасъ* же ѣхать и покончить дѣло съ помѣщикомъ. II потому, какъ только отошелъ праздникъ, онъ досталъ изъ сундука свои 7 0 0 рублей, добавилъ къ яимъ находящихся у
него церковныхъ 2 3 0 0 , такъ чтобы составилось 3 0 0 0 рублей,
и, старательно перечтя ихъ и уложивъ в ъ бума. гникъ, собрался ѣхать.
Работникъ Никита, одинъ въ этотъ день не пьяный изъ
работяиковъ Василія Андрепча, побѣжалъ запрягать. Никита не былъ пьянъ в ъ этотъ день потому, что онъ былъ
пьяница, и теперь, съ заговѣнъ, во время которыхъ онъ
пропилъ съ себя поддевку и кожаные сапоги, онъ зарекся
пить и не пилъ второй мѣсяцъ; не пилъ и теперь, несмотря
на соблазнъ вездѣ распиваемаго вина в ъ первые два дня
праздника.
Никита был ь 5 0 лѣтній мужикъ изъ ближней деревни
г
не хозяинъ, какъ про него говорили, болыпую часть своей
жизни прожившій не дома, а въ людяхъ. Вездѣ его цѣнили за его трудолюбіе, ловкость и силу въ работѣ, главное—за добрый, пріятный характеръ; но нигдѣ онънеуживался, потому что раза два въ годъ, а то и чаще, запивалъ,
и тогда, кромѣ того, что пропивалъ все съ себя, становился
еще буенъ и придирчивъ. Васнлій Андреичъ тоже нѣсколько разъ прогонялъ его, но потомъ опять бралъ, дорожа его честностью, любовью къ животнымъ и главное—
дешевизной. Василій Андреичъ платилъ Никитѣ не 80 руб.,
сколько стоилъ такой работникъ, а рублей 4 0 , которые выдавалъ ему безъ разсчета, по мелочи, да и то большей
частью не девьгами, а по дорогой цѣнѣ товаромъ изъ
лавки.
Жена Никиты, Марфа, когда-то бывшая красивая, бойкая баба, хозяйничала дома съ подросткомъ. малымъ и двумя дѣвками и не звала Никиту жить домой, во-первыхъ,
потому, что уже лѣтъ 2 0 жила съ бондаремъ, мужикомъ
изъ чужой деревни, который стоялъ у нихъ въ домѣ; а
во-вторыхъ, потому, что хотя она и помыкала мужемъ, какъ
хотѣла, когда онъ былъ трезвъ, она боялась его какъ огня,
когда онъ напивался. Одинъ разъ, напившись пьянъ дома,
Никита, вѣрѳятно, чтобы вьшестить женѣ за все свое трезвое емиренство, взломалъ ея сундукъ, досталъ самые драгоцѣнные ея наряды и, взявъ топоръ, на обрубкѣ изрубилъ
въ мелкую окрошку в с ѣ ея сарафаны и платья. Зажитое
Никитой жалованье все отдавалось его женѣ, и Никита не
противорѣчилъ этому. Такъ и теперь, за два дня до праздника, Марфа пріѣзжала къ Василію Андреичу и забрала у
него бѣлой муки, чаю, сахару и осьмуху вина, всего рубля
на три, да еще взяла пять рублей деньгами и благодарила
эа это, какъ за особую милость, тогда какъ по самой дешевой цѣнѣ за Василіемъ Андреичемъ было рублей 2 0 .
— Мы развѣ съ тобой уговоры какіе дѣлали?—говорилъ Василій Андреичъ Никитѣ, — Нужно—бери, заживешь. У меня не какъ у людей: подожди, да разсчеты, да
штрафы. Мы по чести. Ты мнѣ служишь, и я тебя не
оставляю.
И, говоря это, Василій Андреичъ былъ искренно у в ѣ ренъ, что онъ благодѣтельствуетъ Никитѣ: такъ убѣдительно
онъ умѣлъ говорить, и такъ в с ѣ зависящіе отъ его денегъ люди, начиная съ Никиты, поддерживали его въ этомъ
убѣжденіи, что онъ не обманываетъ, а благодѣтельствуетъ
и хъ.
— Да я понимаю, Василій Андреичъ; кажется, служу,
стараюсь какъ отцу родному. Я очень хорошо понішаю,—
отвѣчалъ Никита, очень хорошо попимая, что Василій
Андреичъ обманываетъ его, но вмѣстѣ съ тѣмъ чувствуя,
что нечего и пытаться разъяснять съ нимъ свои разсчеты,
а падо жить, пока нѣтъ другого мѣста, и брать, что
даютъ.
Теперь, получивъ прикачаніе хозяина запрягать, Никита,
какъ всегда, весело и охотно, бодрымъ и легкимъ шагомъ
своихъ гусемъ шагающихъ ногъ пошелъ въ сарай, снялъ
тамъ съ гвоздя тяжелую ременную съ кистью узду и, погромыхивая барабанчиками удилъ, пошелъ къ затворенному
хлѣву, въ которомъ отдѣльно стояла та лошадь, которую велѣлъ запрягать Василій Андреичъ.
— Что, соскучился, соскучился, дурачекъ?—говорилъ
Никита, отвѣчая на слабое привѣтственное ржанье, съ которымъ встрѣтилъ его средняго роста ладный, нѣсколько
вислозадый, караковый, мухортый жерефецъ, стоявпгій одинъ
в ъ хлѣвушкѣ.—Но, но! поспѣешь, дай прежде напою,—говорилъ онъ съ лошадью совершенно такъ, какъ говорятъ
съ понимающими слова существами, и, обмахнувъ полой
жирную съ желобкомъ посрединѣ, разъѣденную и засыпанную пылью спину, онъ надѣлъ на красивую молодую голову жеребца узду, выпросталъ ему уши и чолку и, скинувъ
оброть, повелъ яоить;
Осторожно выбравшись изъ высоко занавоженнаго хлѣва, Мухортый заигралъ и взбрыкнулъ,. притворяясь, чтохочетъ задней ногой ударить рысью бѣжавшаго съ нимъ къ
колодцу Никиту.
— Балуй, балуй, шельмецъ! — прттговаривалъ Никита,
знавшій ту осторожность, съ которой Мухортый вскидывалъ
задней ногой только такъ, чтобы коснуться его засаленнаго
полушубка, но не ударить, и особенно любившій эту замашку.
Нашівшись студеной воды, лошадь вздохнула, пошевеливая мокрыми крѣпкими губами, съ которыхъ капали съ усовъ
въ корыто прозрачныя капли, и замерла, какъ будто задумавшись: потомъ вдругъ громко фыркнула.
— Не хочешь. не надо, такъ и знать будемъ; ужъ больше не проси,—сказалъ Никита, совершенно серьезно и обстоятельно разъясняя свое поведеніе Мухортому, и опять
побѣжалъ къ сараю, подергивая за поводъ взбрыкпвающую
и на весь дворъ потрескивающую веселую молодую лошадь.
Работниковъ никого не было; былъ только одинъ чужой,
пришедшій на праздникъ, кухаркинъ мужъ.
*— Поди, спроси, душа милая,—сказалъ ему Никита,—
какія сани велить запрягать, пошевни али махонькія?
Кухаркинъ мужъ пошелъ въ желѣзомъ крытый павысокомъ фундаментѣ домъ и скоро вернулся съ извѣстіемъ, что
велѣно впрягать махонькія. Никйта в ъ это время уже надѣлъ хомутъ, подвязалъ сѣделку, обитую гвоздиками, и, въ
одной рукѣ неся легкую крашеную дугу, а въ другой ведя
лошадь, подходилъ къ двумъ стоявшимъ подъ сараемъ санямъ.
— Въ махонькія, такъ въ махонькія, — сказалъ онъ и
ввелъ въ оглобли умную лошадь, все время притворявшуюся,
что она хочетъ кусать его, и съ иомощью кухаркина мужа
сталъ запрягать.
Когда все было почти готово и оставалось только завожжать, Никита послалъ кухаркина мужа въ сарай за соломой и въ амбаръ за веретьемъ.
— Вотъ и ладно.Но, но, не топырься!—говорилъ Никита, уминая въ саняхъ принесенную кухаркинымъ мужемъ
свѣже-обмолоченную овсяную солому.—А теперь вотъ давай
дерюжку такъ постелимъ; а сверху веретье. Вотъ такъ-то,
вотъ такъ-то и хорошо будетъ сидѣть —говорилъ онъ, дѣлая то, что говорилъ,—подтыкая веретье свѳрхъ соломы со
всѣхдь сторонъ вокругъ сидѣнья. — Вотъ, спасибо, душа
милая,—сказалъ Никита кухаркиному мужу,—вдвоемъ все
спорѣе.—ГІ, разобравъ ременныя съ кольцомъ на соединеняомъ концѣ вожжи, Никита присѣлъ па облучокъ и тронулъ просившую хода добрукьлошадь по мерзлому навозу
двора къ воротамъ.
— Дядя Микитъ, дядюшка, а дядюшка!-—закричалъ сзади
его топснькимъ голоекомъ торопливо выбѣжавшій изъ сѣней
на дворъ семилѣтній мальчикъ въ черпомъ полушубочкѣ,
новыхъ бѣлыхъ валенкахъ и теплой шапкѣ.—Меня посади,
—просилъ онъ, на ходу застегивая свой полушубочекъ.
— Ну, пу, бѣги, голубокъ,—сказалъ Никита и, остановивъ, посадклъ просіявшаго отъ радости хозяйскаго блѣднаго худенькаго мальчика и выѣхалъ на улицу.
Былъ часъ третій. Было морозно—градусовъ 10, пасмурно и вѣтрено. Половина неба была закрыта низкой темной
тучей. Но па дворѣ было тихо. На улицѣ же вѣтеръ былъ
замѣтнѣе: съ крыши сосѣдяяго сарая мело снѣгъ, и на углу,
у бани, крутило. Едва только Никита выѣхалъ въ ворота
и завернулъ лошадь къ крыльцу, какъ и Василій Андреичъ,
съ папироской во рту, въ крытомъ овчішномъ тулупѣ, туго
и низко подпоясанный кушакомъ, вышелъ изъ сѣнейнаповизгивающее подъ его кожей обшитыми валенками утоптанпое снѣгомъ, высокое крыльцо и остановился. Зятянувшись
остаткомъ папироски, онъ бросилъ ее подъ ноги и наступилъ на нее и, выпуская черезъ усы дымъ и косясь на выѣзжавшую лошадь, сталъ заправлять съ обѣихъ сторонъ
своего румянаго, бритаго, кромѣ усовъ, лица углы вбротника тулупа, мѣхомъ внутрь, такъ, чтобы мѣхъ не потѣлъ
отъ дыханія.
— Вишь ты, прокуратъ какой, поспѣлъ ужъ!—сказалъ
онъ, увидавъ сыпишку въ саняхъ. Василій Андреичъ былъ
возбужденъ выпитымъ съ гостями виномъ и потому еще болѣе, чѣмъ обыкновенно, доволенъ всѣмъ тѣмъ, что ему принадлежало, и всѣмъ тѣмъ, что ояъ дѣлалъ. Видъ своего
сына, котораго онъ всегда въ мысляхъ называлъ наслѣдникомъ, доставлялъ ему теперь большое удовольствіе; оиъ,
щурясь и оскаливая длинные зубы, смотрѣлъ па него.
3
Закутанная по головѣ и плечамъ шерстянымъ платкомъ,
такъ что только глаза ея были видны беременная, блѣдная
и худая жена Василія Андреича, провожая его, стояла за
нимъ въ сѣняхъ.
— Право, Никиту бы взялъ,—говорила она, робко выступая изъ-за двери.
"Василій Андреичъ ничего не отвѣчалъ и на слова ея,
которыя были ему очевидно непріятны, сердито нахмурился
и плюнулъ.
— Съ деньгами поѣдешь,—продолжала тѣмъ же жалобнымъ голосомъ жена.—Да и погода не поднялась бы, право, ей-Богу.
—Что жъ я, иль дороги не знаю, что мнѣ безпремѣнно
провожатаго нужно?—проговорилъ Василій Андреичъ сътѣмъ
неестественнымъ напряженіемъ губъ, съ которымъ онъ обыкновенно говорилъ съ продавцами и покупателями, съ особенной отчетливостью выговаривая каждый слогъ.
— Ну, право, взялъ бы. Богомъ тебя прошу!—повторила
жена, перекутывая платокъ на другую сторону.
— Вотъ какъ банный листъ пристала... ну куда я его
возьму?
— Что же, Василій Андреичъ, я готовъ,—весело сказалъ
Никита. — Только лошадямъ корма бы безъ меня дали,—
прибавилъ онъ, обращаясь къ хозяйкѣ.
— Я посмотрю, Никитушка, Семену велю, — сказала хозяйка.
— Такъ что же, ѣхать что ли, Василій Андреичъ?—сказалъ Никита, ожидая.
— Да ужъ видно уважить старуху. "Только коли ѣхать,
поди одѣнь дипломатъ какой потеплѣе,—выговорилъ Василій
Андреичъ, опять улыбаясь и подмигивая глазомъ на прорваный подъ мышками и въ спинѣ, и в ъ подолѣ бахромой
разорванный, засаленный и свалявшійся, всего видавшій
полушубокъ Никиты.
— Эй, душа міілая, выдь, подержи лошадь! — крикнулъ
Никита во дворъ кухаркину мужу.
— Я самъ, я самъ!—запищалъ мальчикъ, вынимая зазябшія красныя рученки изъ кармановъ и хватаясь ими за
холодныя ременныя вожжи.
— Только не больно охорашивай дипломатъ-то свой, поживѣй!—крикнулъ Василій Андреичъ, зубоскалянаНикигу.
— Однимъ пыхомъ, батюшка, Василій Андреичъ,—проговорилъ Никита и, быстро мелькая носками внутрь своими
старыми, подшитыми войлочными подметками, валенками,
побѣжалъ во дворъ и в ъ рабочую избу.
— Ну-ка, Аринушка, халатъ давай мой съ печи—съ хозяиномъ ѣхать!—проговорилъ Никита, вбѣгая в ъ избу и
снимая кушакъ съ гвоздя.
Работница, выспавшаяся послѣ обѣда и теперь ставившая
самоваръ для мужа, весело встрѣтила Никиту и, заражен-
яая его поспѣшностью, такъ же, какъ онъ, быстро заіпевелилась и достала съ печи сушившійся тамъ плохонькій,
проношенный суконный кафтанъ и начала поспѣшно отряхивать и разминать его.
— То-то тебѣ съ хозяиномъ просторно гулять будетъ,—
сказалъ Никита кухаркѣ, всегда изъ добродушной учтивости
что-нибудь да говорившій человѣку, когда оставался съ
нимъ съ глазу на глазъ.
И, обводя вокругъ себя узенькій свалявшійся кушачекъ,
онъ втянулъ в ъ себя и такъ тощее брюхо и затянулся по
полушубку/ что было силы.
— Вотъ такъ-то,—-сказалъ онъ послѣ этого, обращаясь
уже не къ кухаркѣ, а къ кушаку, засовывая его концы за
поясъ— такъ не выскочишь,—и, приподнявъ и опустивъ
плечи, чтобы была развязность въ рукахъ, онъ надѣлъ
сверху халатъ, тоже напружилъ спияу, чтобы рукамъ вольно
было, подбилъ подъ мышками и и досталъ съ полкирукавицы.—Ну, вотъ и ладно.
— Ты бы, Степанычъ, ноги-то перебулъ,—сказала кухарка,—а то сапоги худые.
Никита остановился, какъ бы вспомнивъ.
— Надо бы... Ну, да сойдетъ и такъ, недалече!
II онъ побѣжалъ во дворъ.
— Не холодно тебѣ будетъ, Никитушка?— сказала хозяйка, когда онъ подошелъ къ санямъ.
— Чего холодно, тепло вовсе,—отвѣчалъ Никита, оправляя солому въ головашкахъ саней, чтобы закрыть ею
ноги, и засовывая ненужный для доброй лошади кнутъ
подъ солому.
Василій Андреичъ уже сидѣлъ въ саняхъ, наполняя
своею одѣтою въ двухъ шубахъ спиной почти весь гнутый
задокъ саней, и тотчасъ же, взявъ вожжи, тронулъ лошадь.
Никита на ходу примостился спереди съ лѣвой стороны и
высунулъ одну ногу.
Добрый жеребецъ съ легкимъ скрипомъ полозьевъ сдвинулъ санки и бойкою ходою тронулся по накатанной въ
поселкѣ морозной дорогѣ.
— Ты куда прицѣпился? Дай сюда кнутъ, Микитаі—
крикнулъ Василій Андренчъ, очезидно радуясь на наслѣдника, который примостился было сзади на полозьяхъ.—Я
тебя! Б ѣ г и къ мамашѣ, сукинъ сынъ.
Мальчикъ соскочилъ. Мухортый прибавйлъ иноходи и,
заекавъ, перешелъ на рысь.
Кресты, в ъ которыхъ стоялъ домъ Василія Аидреича,
состояли изъ шести домовъ. Какъ только они выѣхали за
послѣднюю кузнецову избу, они тотчасъ же замѣтили, что
вѣтеръ гораздо сильнѣе, чѣмъ они думали. Дороги уже
почти не видно было. Слѣдъ полозьевъ тотчасъ же заметало, и дорогу можно было отличить только потому, что
она была выше остального мѣста. По всему полю крутило,
и не видно было той черты, г д ѣ сходится земля съ небомъ.
Телятинскій лѣсъ, всегда хорошо видный, только изрѣдка
смутно чернѣлъ черезъ снѣжную пыль. Вѣтеръ дулъ съ
лѣвой стороны, .заворачивая упорно в ъ одну сторону гриву
на крутой, наѣденной шеѣ Мухортаго, и сворачивалъ на
бокъ его простммъ узломъ подвязанный иушистый хвостъ.
Длинный воротникъ Никитн, сидѣвшаго со стороны вѣтра,
прижимался к ъ его лицу и яосу.
— Б ѣ г у ей настоящаго нѣтъ, снѣжно,—сказалъ Василій
Андреичъ, гордясь своей хорошей лошадью.—Я разъ въ
Пашутино ѣздилъ на немь же, такъ онъ въ полчаса доставилъ.
— Чаго?—спросилъ, не разслышавъ изъ-за воротника,
Никита.
— В ъ Пашутино, говорю, въ полчаса доѣхалъ,—прокричалъ Василій Андреичъ.
— Что и говорить, лошадь добрая!—сказалъ Никита.
Ояи помолчали. Но Василію Андреичу хотѣлось говорить.
— Что жъ, хозяйкѣ-то^ я чай, наказывалъ бондаря не
поить?—заговорилъ тѣмъ же громкимъ голосомъ Василій
Андреичъ, столь увѣренный въ томъ, что Никинѣ должно
быть лестно поговорить съ такимъ значительнымъ и умнымъ
человѣкомъ, какъ онъ, и столь довольный своею шуткой,
что ему и въ голову не приходило, что разговоръ этотъ
можетъ быть непріятенъ Никитѣ.
Никита опять не разслышалъ относимый вѣтромъзвукъ
словъ хозяина.
Василій Андреичъ повторилъ своимъ громкимъ, отчетливымъ голосомъ свою шутку о бондарѣ.
— Богъ съ ними, Василій Андреичъ, я не вникаю въ
эти дѣла. Мнѣ, чтобы малаго она не обижала, а то Богъ
съ ней.
— Это такъ,—сказалъ Василій Андреичъ.—Ну, а что
жъ, лошадь-то будешь покупать къ веснѣ?—началъ онъ
новый предметъ разговора.
— Да не миновать,—отвѣчалъ Никита, отворотивъ воротникъ кафтана и перегнувшись къ хозяиэу.
Теперь ужъ разговоръ былъ интересенъ Никитѣ, и онъ
желалъ все слышать.
— Малый возросъ, надо самому пахать, и то все наймали,—сказалъ онъ.
— Что же, берите. безкостречнаго, дорого не положу!—
прокрдчалъ Василій Андреичъ, чувствуя себя возбужденнымъ и вслѣдствіе этого нападая на любимое, поглащавшее всѣ его уметвевныя силы, занятіе—барышничество.
— А то рубликовъ пятнадцать дадите, я на конной
куплю,—сказалъ Никита, знавшій, что красная цѣна безкостречному, котораго хочетъ ему сбыть Василій Андреичъ,
рублей семь, а что Василій Андреичъ, отдавъ ему ѳту лошадь, будетъ считать ее рублей въ двадцать пять, и тогда
за полгода не увидишь отъ него денегъ.
— Лошадь хорошая. Я тебѣ желаю какъ самому себѣ.
По совѣсти. Брехуновъ никакого человѣка не обидитъ. Нускай мое пропадаетъ, а не то, чтобы какъ другіе. Почести,—
прокричалъ онъ своимъ тѣмъ голосомъ, которымъ онъ заговаривалъ зубы своимъ продавцамъ и покупателямъ.—Лошадь настоящая.
— Какъ есть,—сказалъ Никита, вздохнувъ, и, убѣдившись, что слушать больше нечего, пустилъ рукой воротникъ, который тотчасъ же закрылъ ему ухо и лицо.
Оъ полчаса они ѣхали молча. Вѣтеръ продувалъ Никитѣ
бокъ и руку, гдѣ шуба была прорвана.
Онъ пожимался и дышалъ въ воротникъ, закрывавшій
ему ротъ, и ему всему было не холодно.
— Что, какъ думаешь, на Карамышевопоѣдемъалипрямо?—спросилъ Василій Андреичъ.
На Карамышево ѣзда была по болѣе бойкой дорогѣ, установленной хорошими вѣшками въ два ряда, но—дальше.
Прямо было ближе, но дорога была мало ѣзжана и вѣшекъ
не было, или были плохонькія, занесенныя.
Никита подумалъ немного.
— На Карамышево хоть и подальше, да ѣздовитѣе,—
проговорилъ онъ.
!
— Да вѣдь прямо только лощинку проѣхать, не сбиться,
а тамъ лѣсомъ хорошо,—сказалъ Василій Андреичъ, которому хотѣлось ѣхать прямо.
— Воля ваша,—сказалъ Никита и опять пустилъ воротникъ.
Василій Андреичъ такъ и сдѣлалъ и, отъѣхавъ съ полверсты, у высокой, мотавшейся отъ вѣтра дубовой вѣтки,
съ сухими, коѳ-гдѣ державшимися на ней листьями, свернулъ влѣво.
Вѣтеръ съ поворота сталъ имъ почти встрѣчный. И
сверху пошелъ снѣжокъ. Василій Андреичъ правилъ, надувалъ щеки и пускалъ духъ себѣ снизу в ъ усы. Никита
дремалъ.
Ояи молча проѣхали такъ минутъ десять. Вдругъ Василій Андреичъ заговорилъ что-то.
— Чаго?—спросилъ Никита, открывая глаза.
Василій Андреичъ не отвѣчалъ, а изгибался, оглядываясь назадъ и впередъ предъ лошадью. Лошадь, закурчавившаяся отъ пота в ъ пахахъ и на ш е ѣ , шла шагомъ.
— Чаго ты, говорю?—повторилъ Никита.
*
— Чаго, чаго! — передразнилъ его Василій Апдреичъ
сердито.—Вѣшекъ пе видать! Должно, сбились!
— Такъ стой же, я дорогу погляжу,—сказалъ Никита
и, легко соскочивъ съ саней и доставъ кнутъ изъ-подъ соломы, пошелъ влѣво и съ той стороны, съ которой сидѣлъ.
Сяѣгъ въ этомъ году былъ неглубокій, такъ что вездѣ была дорога, но все-таки кое-гдѣ онъ былъ по колѣно
и засыпался Никитѣ в ъ сапогъ. Никита ходилъ, щупалъ
ногами и кнутомъ, но дороги нигдѣ не было.
— Ну что?—сказалъ Василій Андреичъ, когда Никита
подошелъ опять къ санямъ.
— Съ этой стороны нѣту дороги. Надо в ъ ту сторону
пойти походить.
— Вонъ что-то впереди чернѣетъ, ты туда дойди, погляди,—сказалъ Василій Андреичъ.
Никита пошелъ и туда, подошелъ к ъ тому, чго чернѣлось,—это чернѣлась земля, насыпавшаяся съ оголенныхъ
озимей сверхъ снѣга и окрасившая с н ѣ г ъ чернымъ. Походивъ и справа, Никига вернулся къ санямъ, обилъ съ себя
снѣгъ, вытряхнулъ его изъ сапога и сѣлъ в ъ сани.
— Вправо ѣхать надо,—сказалъ онъ рѣшительно.—Вѣтеръ мнѣ в ъ лѣвый бокъ былъ, а теперь прямо в ъ морду.
Пошелъ вправо!—рѣшительно сказалъ онъ.
Василій Андреичъ послушалъ его и взялъ вправо. Но
дороги все не было. Они проѣхали такъ пѣсколько времени. Вѣтеръ не уменьшался, и пошелъ снѣжокъ.
— А мы, Василій Андреичъ, видно вовсе сбились, —
вдругъ сказалъ какъ будто съ удовольствіемъ Никита.—Это
что?—сказалъ онъ, указывая на черпую картофельную ботву,
торчавшую изъ-подъ снѣга
#
Василій Андреичъ остановилъ уже вспотѣвшую и тяжело
водившую крутыми боками лошадь.
— А что?—спросилъ онъ.
— А то, что мы на ЗахаровскОхМЪ полѣ. Вонъ куда заѣхали!
— Вре?—откликнулся Василій Андреичъ.
— Не вру я, Василій Андреичъ, а правду говорю,—
сказалъ Никита,—и по санямъ слышно—по картофелищу
ѣдемъ; а вонъ и кучи, ботву свозили. Захаровское заводское поле.
— Вишь ты, куда сбились!—сказалъ Василій Андреичъ.
—Какъ же быть-то?
— А надо прямо брать, вотъ и все, куда-нибудь да выѣдемъ,—сказалъ Никита.—-Не въ Захаровку, такъ на барскій хуторъ выѣдемъ.
Василій Андреичъ послушался и пустилъ лошадь, какъ
велѣлъ Никита. Ояи ѣхали такъ довольно долго. Иногда
они Зыѣзжали на оголенныя зеленя, и сани гремѣли по колчамъ мерзлой земли. Иногда выѣзжали на жнивье, то на
озимое, то на яровое, по которымъ изъ-подъ снѣга виднѣлись мотавшіяся отъ вѣтра полыни и соломины; иногда
въѣзжали въ глубокій и вездѣ одинаково бѣлый ровный
снѣгъ, сверху котораго уже ничего не было видно.
Снѣгъ шелъ сверху и иногда поднимался снизу. Лошадь, очевидно, уморилась, вся закурчавилась и заиндивѣла отъ пота и шла шагомъ. Вдругъ она оборвалась и
сѣла въ водомоину или канаву. Василій Андреичъ хотѣлъ
остановить, но Никита закричалъ на него:
— Чего держать! Заѣхали—выѣзжать надо. Но, миленькій! но, но родной!—закричалъ онъ весельшъ голосомъ
на лошадь, выскакивая изъ саней и самъ увязая въ канавѣ.
Лошадь рванулась и тотчасъ же выбралась на мерзлую
насыпь. Очевидно, это была копаная канава.
— Гдѣ же это мы?—сказалъ Василій Андреичъ.
— А вотъ узнаемъ! — отвѣчалъ Никита.—Трогай знай,
куда-нибудь выѣдемъ.
— А вѣдь это, должно, Горячкинскій лѣсъ?—сказалъ Василій Андреичъ, указывая на что-то черное, показавшееся
изъ-за снѣга впереди ихъ.
— Вотъ подъѣдемъ увидимъ, какой такой лѣсъ,—сказалъ Никита.
Никита видѣлъ, что со стороны чернѣвшагося чего-то неслись сухіе продолговатые листья лозины, и потому зналъ,
что это не лѣсъ, а жилье, но не хотѣлъ говорить. И дѣйствительно, не проѣхали они еще и десяти саженей послѣ
канавы, какъ предъ ними зачернѣлись, очевидно, деревья,
и послышался какой-то новый унылый звукъ. Никита угадалъ вѣрно: это былъ не лѣсъ, а рядъ высокихъ лозинъ,
съ кое-гдѣ трепавшимися еще на нихъ листьями. Лозины,
очевидно, были обсажены по канавѣ гумна. Подъѣхавъ къ
уныло гудѣвпгимъ на вѣтру лозинамъ, лопіадь вдругъ поднялась передними ногами выше саней, выбралась и задними на возвышенье, повернула влѣво и перестала утопать
въ снѣгу по колѣна. Это была дорога.
— Вотъ и пріѣхали, — сказалъ Никита,— а не знамо
куда.
Лошадь, не сбиваясь, пошла по занесенной дорогѣ и н е
проѣхали они по ней сорока саженей, какъ зачернѣлась
прямая полоса плетня риги подъ толсто засыпанной с н ѣ гомъ крышей, съ которой не переставая сыпался снѣгъ. Миновавъ ригу, дорога повернула по вѣтру, и онп въѣхали
въ сугробъ. Но впереди виднѣлся проулокъ между двумя
домами, такъ что, очевидно, сугробъ надуло на дорогѣ, и
надо было переѣхать его. И дѣйствительно, переѣхавъ сугробъ, они выѣхали на улицу. У крайняго двора на веревкѣ отчаянно трепалось отъ вѣтра развѣшенное замерзшее
бѣлье: рубахи, одна красная, одна бѣлая, портки, оаучи и
юбка. Бѣлая рубаха особенно отчаянно рвалась, махая своими рукавами.
— Вишь, баба лѣнивая, а либо умираетъ, бѣлье къ
празднику не собрала,—сказалъ Никита, глядя па мотавшіяся рубахи.
III.
В ъ началѣ улицы еще было вѣтрено, и дорога была заметена, но въ серединѣ деревни стало тихо, тепло и весело..
У одного двора лалла собака, у другого баба, закрывшись
съ головой поддевкой, прибѣжала откуда-то и зашла въ дверь
избы, остановившись на порогѣ, чтобы поглядѣть на проѣзжаюшихъ. Изъ середины деревни слышались пѣсни дѣвокъ.
Въ деревнѣ, казалось, и вѣтра, и снѣга, и мороза было
меньше.
— А вѣдь это Гришкино,—сказалъ ..Василій Аидреичъ.
— Оно и есть,—отвѣчалъ Никита.
И дѣйствительно, это было Гришкино. Выходило такъ,
что они сбились влѣво и проѣхали верстъ восемь не совсѣмъ
въ томъ направленіи, которое имъ нужно было, но все-таки
подвинулись къ мѣсту своего назначенія. До Горячкина отъ
Гришкина было верстъ пять.
В ъ серединѣ деревни они наткнулись на высокаго человѣка, шедшаго посрединѣ улицы.
— Кто ѣдетъ?—крикнулъ этотъ человѣкъ, останавливая
лошадь, и тотчасъ же узнавъ Василія Андреича, схватился
за оглоблю и, перебирая по ней руками, дошелъ до саней
и сѣлъ на облучокъ.
Это былъ знакомый Василію Андреичу мужикъ Исай,
извѣстный в ъ округѣ за перваго конокрада.
— А! Василій Андреичъ! Куда же это васъ Богъ несетъ?—сказялъ Исай, обдавая Никиту апахомъ выпитой
водки.
— Да мы в ъ Горячкино, было.
— Вона куда заѣхали! Вамъ бы на Малахово надо.
— Мало, что надо, да не потрафили,—еказалъ Василій
Андреичъ, останавливая лошадь.
— Лошадка-то добрая,—сказалъ Исай, оглядывая лошадь
и затягиал ей привычнымъ движеніемъ подъ самую рѣпицу
ослабшій узелъ завязаннаго густого хвоста.
— Что же, ночевать, что ли?
— Нѣ, братъ, обязаіельно ѣхать надо.
— Нужно. видно. А это чей? А! Никита Степанычъ!
— А то кто же?—отвѣчалъ Никита.—А вотъ какъ бы,
душа милая, намъ тутъ не сбиться опять. ,
— Г д ѣ же тутъ сбиться! Поворачивай назадъ, по улицѣ*
прямо, а тамъ, какъ выѣдешь, все прямо. Влѣво не бери.
Выѣдешь на большакъ, а тогда—вправо.
— Поворотъ-то съ большака гдѣ? По лѣтнему или по
зимнему?—-спросилъ Никита.
— По зимнему. Сейчасъ, какъ выѣдешь, кустики, насупротивъ кустиковъ еще вѣшка большая, дубовая, кудрявая
стоитъ,—тутъ и есть.
Василій Андреичъ поверпулъ лошадь назадъ и поѣхалъ
слободой.
— А то ночевали бы!—прокричалъ имъ сзади Исай.
Но Василій Андреичъ не отвѣчалъ ему и потрогивалъ
лошадь: пять верстъ ровной дороги, изъ которыхъ д в ѣ были
лѣсомъ, казалось, легко проѣхать, тѣмъ болѣе, что вѣтеръ
какъ будто 'затихъ и снѣгъ переставалъ.
Проѣхавъ опять улицей по накатанной и чернѣвшей коегдѣ свѣжимъ навозомъ дорогѣ и миновавъ дворъ съ бѣльемъ,
у котораго бѣлая рубаха уже сорвалась и висѣла на одномъ
мерзломъ рукавѣ, они опять выѣхали къ страшно гудѣвшимъ лозинамъ и опять очутились в ъ открытомъ полѣ.
Метель не только не стихала, но, казалось, еще усилилась.
Дорога вся была заметена, и можно было знать, что не
сбился, только по вѣшкамъ. Но и вѣшки впереди трудно
было разсматривать, потому что вѣтеръ былъ встрѣчный.
Василій Андреичъ щурился, нагибалъ голову и разглядывалъ вѣшки, но больше пускалъ лошадь, надѣясь на нее.
И лошадь дѣйствительно не сбивалась и шла, поворачивая
то вправо, то влѣво по извилинамъ дороги, которую она
чуяла подъ ногами, такъ что, несмотря на то, что снѣгъ
сверху усилился и усилился вѣтеръ, вѣшки продолжали
быть видны то справа, то слѣва.
Такъ проѣхали они минутъ десять, какъ вдругъ прямо
предъ лошадью показалось что то черное, двигавшееся въ
косой сѣткѣ гонимаго вѣтромъ снѣга. Это были попутчики.
Мухортый совсѣмъ догналъ ихъ и стукалъ ногами о кресла
впереди ѣдущихъ саней.
— Объѣзжай... а-а-й... передомъ!—кричали изъ саней.
Василій Андреичъ сталъ объѣзжать. В ъ саняхъ^ сидѣли
три мужика и баба. Очевидно, это ѣхали гости съ праздника.
Одинъ мужикъ хлесталъ засыпанпый снѣгомъ задъ лошаденки хворостиной. Двое, махая руками, кричали что то въ
передкѣ. Укутанпая баба, вся засыпанная снѣгомъ, не шевелясь сидѣла, нахохлпвшись, въ задкѣ саней.
— Чьи будете?—закричалъ Василій Андреичъ.
— А-а-а... скіе!—только слышно было.
— Чыі, говорю?
— А-а-а-скіе!—изо всѣхъ силъ закричалъ одинъ изъ мужиковъ, но все-таки нельзя было разслышать какіе.
— Вали! Не сдавай! — кричалъ другой, не переставая
молотить хворостиной по лошаденкѣ.
— Отъ праздника, видно?
— Пошелъ, пошелъ! Вали, Семка! Объѣзжай! Вали!
Сани сгукнулись другъ о друга отводами, чуть не зацѣпились, расцѣпились, и мужицкія сави стали отставать.
Косматая, вся засьшанная снѣгомъ, брюхастая лошадепка,
тяжело дыша подъ низкой дугой, очевидяо изъ послѣднихъ
силъ тщетно стараясь убѣжать отъ ударявшей ее хворостины, ковыляла своими коротенькими ногами по глубокому
снѣгу, подкидывая ихъ подъ себя. Морда, очевидно молодая, съ подтявутой, какъ у рыбы, нижней губой, съ расширенными ноздрями и прижатыми отъ страха ушами, подержалась нѣсколько секундъ подлѣ плеча Нігкиты, потомъ
стала отставать.
— Вино то что дѣлаетъ,—сказалъ Никита.—На отдѣлку
замучали лошаденку. Азіаты какъ есть!
Нѣсколько минутъ слышны были сопѣнье ноздрей замученной лошаденки и пьяные крики мужиковъ,*потомъ затихло
сопѣнье, потомъ замолкли и крики. И кругомъ опять ничего
не стало слышно, кромѣ свистящаго около ушей вѣтра и
изрѣдка слабаго скрипа полозьевъ по сдутымъ мѣстамъ
дороги.
Встрѣча эга развеселила и ободрила Василія Андреича, и
онъ смѣлѣе, не разбирая вѣшекъ, погналъ лошадь, надѣясь
на нее.
Никитѣ дѣлать было нечего, и какъ всегда, когда онъ
находился въ такомъ положеніи, онъ дремалъ, наверстывая
много недоспаннаго времени. Вдругъ лошадь остановилась,
и Никита чуть не упалъ, клюнувъ впередъ носомъ.
— А вѣдь мы опять не ладно ѣдемъ,—сказалъ Василій
Андреичъ.
— А что?
— Да вѣшекъ не видать. Должко, опять сбились съ
дороги.
— А сбились съ дороги, поискать надо,—коротко сказалъ Никита, всталъ и опять, легко шагая своими внутрь
вывернутыми ступнями, пошелъ ходить по спѣгу.
Онъ долго ходилъ, скрываясь изъ вида, опять показываясь и опять скрываясь, и наконецъ вернулся.
— Нѣтъ тутъ дороги, можетъ впереди гдѣ,—сказалъ
онъ, садясь въ сани.
Начпнало уже замѣтно смеркаться. Метель не усиливалась, но и не слабѣла.
— Хоть бы тѣхъ мужиковъ услыхать,—сказалъ Василій
Андреичъ.
— Да вишь не догнали, должно далеко сбились. А може
и они сбшгись,—сказалъ Никита.
— Куда же ѣхать-то?—сказалъ Василій Андреичъ.
— А пустить лошадь надо,—сказалъ Никита.—Онъ приведетъ. Давай вожжи.
Василій Андреичъ отдалъ вожжи тѣмъ болѣе охотно,.
что руки его въ теплыхъ перчаткахъ начинали зябнуть.
Никита взялъ вожжи и только держалъ ихъ, стараясь
не шевелить ими, радуясь на умъ своего любимца. Дѣй•ствительно, умная лошадь, повертывая то в ъ одну, то въ
другую сторону, то одно, то другое ухо стала поворачивать.
— Только не говорить,—прпговаривалъ Никита.—Вишь,
что дѣлаешь! Иди, иди, знай! Такъ, такъ.
Вѣтеръ сталъ дуть взадъ, стало теплѣе.
— И уменъ же,—продолжалъ радоваться на лошадь Никита.—Киргизенокъ—тотъ силенъ, а глупъ. А этотъ, гляди,
что ушами дѣлаетъ. Накакого телеграфа не надо, за версту
чуетъ.
И не прошло еще п^лучаса, какъ впереди дѣйствительно
зачернѣло что-то: лѣсъ ли, деревня/и съ правой стороны
показались опять вѣшки. Очевидно, они опять выѣхали на
дорогу.
— А вѣдь это опять Гришкино,—вдругъ проговорилъ
Никита.
Дѣйствительно, теперь слѣва у нихъ была та самая
рига, съ которой несло снѣгъ, и дальше та же веревка съ
замерзшимъ бѣльемъ, рубахами и портками, которыя все
такъ же отчаянно трепались отъ вѣтра.
Опять они выѣхали на улицу, опять стало тихо, тепло,
весело, опять стала видна навозная дорога, опять послыщались голоса, пѣсни, опять залаяла собака. Уже настолько
смерклось, что въ нѣкоторыхъ окнахъ засвѣтились огни.
Посрединѣ улицы Василій Андреичъ повернулъ лошадь
къ большому, в ъ д в ѣ кирпичныя связи, домуиостановилъ
ее у крыльца.
Никита подошелъ къ занесенному освѣщенному окну,
въ свѣтѣ котораго блестѣли перепархивающія снѣжинки,
и постучалъ кнутовищемъ.
— Кто тамъ?—откликпулся голосъ на призывъ Никиты.
— Съ Крестовъ, Брехуяовы, милый человѣкъ,—отвѣчалъ
Никита.—Выдь-ка на часъ!
Отъ окна отошли, и черезъ минуты двѣ—слышно было—
отлішла дверь в ъ сѣняхъ, потомъ стукнула щеколда в ъ наружной двери и, придерживая дверь отъ вѣтра, высунулся
высокій старый съ бѣлой бородой мужикъ в ъ накинутомъ
полушубкѣ сверхъ бѣлой праздничной рубахи и за нимъ
малый въ красной рубахѣ п кожаныхъ сапогахъ.
— Ты, что ля, Андреичъ?—сказалъ старикъ.
— Да вотъ заплутали, братъ,—сказалъ Василіи Андреичъ,—хотѣли в ъ Горячкино, да вотъ къ вамъ попали. Отъѣхали, опять заплутали.
— Вишь, какъ сбились,—сказалъ старикъ.—Петрушка,
поди отвори ворота!—обратился онъ къ малому в ъ красной
рубахѣ.
— Это можно,—отвѣтилъ малый веселымъ голосомъ и
побѣжалъ в ъ сѣни,
— Да мы, братъ, не ночевать,—сказалъ Василій Андреичъ.
— Куда ѣхать—ночное время, ночуй!
— II радъ бы ночевать, да ѣхать надо. Дѣла, братъ,
нельзя.
— Ну, погрѣйся, по крайности, прямо къ самовару,—
сказалъ старикъ.
— Погрѣться—этоможно,—сказалъ Василій Андреичъ:—
темнѣе не будетъ, а мѣсяцъ взойдетъ, посвѣтлѣетъ. Зайдемъ, что ль, погрѣемся, Микитъ?
— Ну, что жъ, и погрѣться можно,—сказалъ Никита,
сильно перезябшій и очень желавшій отогрѣть в ъ теплѣ
свои зазябшіе члены.
Василій Андреичъ пошелъ со старикомъ въ избу; а Никита въѣхалъ въ отворенныя Петрушкой ворота и, по указанію его, вдвинулъ лошадь подъ навѣсъ сарая. Сарай былъ
поднавоженный, и высокая дуга зацѣпила за переметъ. Ужъ
усѣвшіяся на переметѣ куры съ пѣтухомъ что-то недовольно
заквахтали и поцапались лапками по перемету. Встревоженныя овцы, топая копытами по мерзлому навозу, шарахнулись въ сторону. Собака, отчаянно взвизгивая, съ испугомъ
и злостью по-щенячьи заливалась-лаяла на чужого.
Никита поговорилъ со всѣми: извинился передъ курами,
усиокоилъ ихъ, что болыпе не потревожитъ, упрекнулъ
овецъ за то, что опѣ иугаются, сами не зная чего, и не
переставая усовѣщевалъ собаченку въ то время, какъ привязывапъ лошадь.
— Вотъ такъ-то и ладно будетъ,—сказалъ онъ, охлопывая съ себя снѣгъ.—Вишь, заливается!—прибавилъ онъ на
собаку.—Да будетъ тебѣ! Ну, буде, глупая, буде. Только
себя безпокоишь,—говорилъ онъ.—Не воры, свои...
— А это, какъ сказано, три домашніе совѣтника,—сказалъ малый, закидывая сильною рукой подъ навѣсъ, оставшіяся снаружи, санки.
— Это какъ же совѣтники?—сказалъ Никита.
— А такъ въ Пульсонѣ 'напечатано: воръ подкрадывается къ дому, собака лаетъ,—не зѣвай значитъ, смотри.
Пѣтухъ поетъ,—значитъ вставай. Кошка умывается,—значитъ дорогой гость: приготовься угостить его,—проговорилъ
малый, улыбаясь.
Петруха былъ грамотный и зналъ почти наизусть имѣвшуюся у него единственную книгу Паульсона и любилъ,
осо.бенно к >гда онъ былъ нвхмного выпивши какъ пынче,—
приводить изъ нея, казавшіеся ему подходящихлш къ случаю,
изреченія.
— Это точно,—сказалъ Нйкита.
— Прозябъ, я чай, дядюшка?—прибавилъ Петруха.
— Да есть-таки,—сказалъ Никита. И они пошли чрезъ
дворъ и сѣни въ избу.
IV.
Дворъ, въ который заѣхалъ Василій Андреевичъ, былъ
одинъ изъ самыхъ богатыхъ въ деревнѣ. Семья держала
пять надѣловъ и принимала еще землю на сторонѣ. Лошадей во дворѣ было шесть, три коровы, два подтелка, штукъ
двадцать овецъ. В с ѣ х ъ семейныхъ во дворѣ было двадцать
д в ѣ души: четыре сына женатыхъ, шестеро внуковъ, изъ
которыхъ одинъ Петруха былъ женатый, два правнука,
трое сиротъ и четыре снохи съ ребятами. Это былъ одинъ
изъ рѣдкихъ домовъ, оставшихся еще недѣленными; но
и въ немъ уже шла глухая внутренняя, какъ всегда начавшаяся между бабъ, работа раздора, которая неминуемо
должна была скоро привести къ раздѣлу. Два сына жили
въ Москвѣ в ъ водовозахъ, одинъ былъ в ъ солдатахъ. Дома
теперь были старикъ, старуха, второй сынъ хозяинъ и
старшій сынъ, пріѣхавшій изъ Москвы на праздникъ, и в с ѣ
бабы и дѣти, кромѣ домашнихъ; былъ еще гость-сосѣдъ и
кумъ.
Надъ столомъ въ избѣ висѣла съ верхнимъ щиткомъ
лампа, ярко освѣщавшая подъ собой чайную посуду, бутылку съ водкой, закуску и кирпичныя стѣны, в ъ красномъ
углу увѣшанныя иконами и по обѣ стороны ихъ картинами. На первомъ мѣстѣ сидѣлъ за столомъ въ одномъ черномъ полушубкѣ Василій Андреичъ, обсасывая свои замерзшіе усы я оглядывая кругомъ народъ и избу своими выпуклыми и ястребиными глазами. Кромѣ Василія Андреича,
за столомъ сидѣлъ лысый бѣлобородый старикъ-хозяинъ въ
бѣлой домотканной рубахѣ; рядомъ съ нимъ в ъ тонкой
ситцевой рубахѣ, съ здоровенною спиной и плечами—сынъ,
пріѣхавшій изъ Москвы на праздникъ, и ещедругой сынъ,
широкоплечій—старшій братъ, хозяйничавшій в ъ домѣ, и
худощавый рыжій мужикъ—сосѣдъ.
Мужики, выпивъ и закусивъ, только что собирались
пить чай, и самоваръ уже гудѣлъ, стоя на полу у печки.
На полатяхъ и на печкѣ виднѣлись ребята. На нарахъ сидѣла баба надъ люлькою. Старушка хозяйка, съ покрытымъ во в с ѣ х ъ направленіяхъ мелкими морщинками, морщившими даже ея губы, лицомъ, ухаживала за Василіемъ
Андреичемъ.
Въ то время, какъ Никита входилъ в ъ избу, она, наливъ в ъ толстаго стекла стаканчикъ водки, подносила его
гостю.
— Не обезсудь, Василій Андреичъ, нельзя, поздравить
надо,—говорила она. Выкушай, касатикъ.
Видъ и запахъ водки особенно теперь, когда онъ перезябъ и уморился, сильно смутили Никиту. Онъ нахму»
рился и, отряхнувъ шапку и кафтанъ отъ снѣга, сталъ
противъ образовъ и, какъ бы не видя никого, три раза перекрестился и поклонился образамъ, потомъ обернувшись
къ хозяину-старику, поклонился сперва ему, потомъ всѣмъ
бывшимъ за столомъ, потомъ бабамъ, стоявшимъ около печ»
ки, и, проговоря: „съ праздникомъ", сталъ раздѣваться, не
глядя на столъ.
— Ну, и заиндивѣлъ же ты, дядя, — сказалъ старшій
братъ, глядя на запушенное снѣгомъ лицо, глаза и бороду
Никиты.
Никита снялъ кафтанъ, еще отряхнулъ его, повѣсилъ къ
печи и подошелъ къ столу. Ему тоже предложили водки.
Была минута мучительной борьбы: онъ чуть не взялъ стаканчикъ и не опрокинулъ въ ротъ душистую свѣтлую влагу, но онъ взглянулъ на Василія Андреича, вспомнилъ зарокъ, вспомнилъ пропитые сапоги, вспомнилъ бондаря,
вспомнилъ малаго, которому онъ обѣщалъ къвеснѣ купить
лошадь, вздохнулъ и отказался.
— Не пью, благодаримъ нок^рно,—сказалъ онъ, нахмурившись, и присѣлъ ко второму окну на лавку.
— Что же такъ?—сказалъ старшіп братъ.
— Не пью, да и не пью,—сказалъ Никита, не поднимая
глазъ, косясь на свои жиденькіе усы и бороду и оттаивая
съ нихъ сосульки.
— Ему не годится,—сказалъ Василій Андреичъ, закусывая баранкой выпитый стаканчикъ.
— Ну такъ чайку,—сказала ласковая старушка. Я чай,
иззябъ, сердечный. Что вы, бабы, съ самоваромъ копаетесь?
— Готовъ,—отвѣчала молодайка и, обмахнувъ занавѣской уходившій прикрытый самоваръ, съ трудомъ донесла
его, подняла и стукнула на столъ.
Между тѣмъ Василій Андреичъ разсказывалъ, какъ они
сбились, какъ два раза возвращались въ ту же деревню,
какъ плутали, какъ встрѣтили пьяныхъ. Хозяева диьились,
объясняли, г д ѣ и почему они сбились, и кто были пьяные,
которыхъ они встрѣтили и учили, какъ вадо ѣх<ть.
— Тутъ до Молчановки малыйребенокъ доѣдетъ, только
потрафить на поворотѣ съ большака, — кустъ тутъ видать.
А вы не доѣхали!—говорилъ сосѣдъ.
— А то ночевали бы. Бабы постелютъ, — уговаривала
старушка.
— Утречкомъ поѣхали бы, разлюбезное дѣло,—подтверждалъ старикъ.
— Нельзя, братъ, дѣла!—сказалъ Василій Андр-ичъ —
Часъ упустишь, годомъ не наверстаегаь,—добавилъ онъ,
вспоминая о рощѣ и о купцахъ, которы * могли п^ребить
у него покупку.—Доѣдемъ, вѣдь? — обратился опъ къ Никитѣ.
Никита долго не отвѣчалъ, все какъ будто озабоченный
оттаиваніемъ бороды и усовъ.
— Не сбяться бы опять,—сказалъ онъ мрачно.
Никита былъ мраченъ потому, что ему страстно хотѣлось водки, и одно, что могло затушить это желаніе, былъ
чай, а чая ему еще не предлагали.
— Да вѣдь только до поворота бы доѣхать, а тамъ уже
не собьемся, лѣсомъ до самаго мѣста, — сказалъ Василій
Андреичъ.
— Дѣло ваше, Василій Андреичъ; ѣхать—такъ ѣхать,—
сказалъ Никита, принимая подаваемый ему стаканъ чая.
— Напьемся чайку, да и маршъ.
Никита ничего не сказалъ, но только покачалъ головой
и, осторожно выливъ чай на блюдечко, сталъ грѣть о паръ
свои, съ всегда напухшими отъ работы пальцами, руки.
Потомъ, откусивъ крошечный кусочекъ сахара, онъ поклонился хозяевамъ и проговорилъ:
— Будьте здоровы,—и потянулъ в ъ себя согрѣвающую
жидкость.
— Кабы проводилъ кто до поворота,—сказалъ Василій
Андреичъ. •
— Что же, это можно,—сказалъ старшій сынъ.—Петруха
запряжетъ, да и проводитъ до поворота.
— Такъ запрягай, братъ. А я уже поблагодарю.
— И, чего ты, касатикъ!—сказала ласковая старушка.—
Мы рады душой.
— Петруха, иди, запряги кобылу, — сказалъ старшій
братъ.
— Это можно,—сказалъ ІІетруха, улыбаясь, и тотчасъ
же, сорвавъ съ гвоздя шапку, побѣжалъ запрягать.
Пока закладывали лошадь, разговоръ перешелъ на то,
на чемъ онъ остановился въ то время, какъ Василій Андреичъ подъѣхалъ къ окну. Отарикъ жаловался сосѣдустаростѣ на третьяго сына, не приславшаго ему пичего къ
празднику, а женѣ приславшаго французскій платокъ.
— Отбивается народъ молодой отъ рукъ, — говорилъ
старикъ.
— Какъ отбивается-то,—сказалъ кумъ сосѣдъ,—сладу
нѣтъ! Больно умны стали. Вонъ Демочкинъ—такъ отцу
руку сломалъ. Все отъ большого ума, видно.
Никита вслушивался, всматривался в ъ лица и, очевидно,
желалъ тоже принять участіе въ разговорѣ, но былъ весь
поглощенъ чаемъ и только одобрительно кивалъ головой.
Онъ выпивалъ стаканъ за стаканомъ, и ему становилось
все теплѣе и теплѣе, и пріятнѣе и пріятнѣе. Разговоръ
продолжался долго все объ одномъ и томъ же, о вредѣ
раздѣловъ, и разговоръ, очевидно, былъ не отвлеченный, а
дѣло шло о раздѣлѣ в ъ этомъ домѣ,—разцѣлѣ, котораго
требовалъ второй сынъ, тутъ же сидѣвшій и угрюмо молчавшій. Очевидно, это было больное мѣсто, и вопросъ
этотъ занималъ всѣхъ домашнихъ, но они изъ приличія
при чужихъ не разбирали своего частнаго дѣла. Но, наконецъ, старикъ не выдержалъ и со слезами въ голосѣ заговорилъ о томъ, что дѣлиться онъ не дастъ, пока живъ,
что домъ у него слава Богу, а раздѣлить—всѣ по міру
пойдутъ.
— Вотъ какъ Матвѣевы,—сказалъ сосѣдъ.—Былъ домъ
пастоящій, а раздѣлили—ни у кого ничего нѣтъ.
— Такъ-то и ты хочешь,—обратился старикъ къ сыну.
Сынъ ничего не отвѣчалъ, и наступило неловкое молчаніе. Молчаніе это прервалъ Петруха, уже заложившій
лошадь и вернувшійся за нѣсколько минутъ нредъ этимъ
въ избѵ и все время улыбавшійся.
*
— Такъ-то у Пульсона есть басня,—сказалъ онъ,—далъ
родитель сыновьямъ вѣникъ сломать. Сразу не сломали, а
по ирутику—легко. Такъ и это,—сказалъ онъ, улыбаясь
во весь ротъ.—Готово!—прибавилъ онъ.
— Аготово, такъпоѣдемъ,—сказалъ Василій Андреичъ.—
А насчетъ дѣлежу ты, дѣдушка, не сдавайся. Ты наживалъ, ты и хозяинъ. Мировому подай. Онъ порядокъ укажетъ.
— Такъ фордыбачить, такъ фордкбачить,—плаксивымъ
голосомъ говорилъ все свое старикъ,—что нѣтъ съ нимъ
ладовъ. Какъ осатанѣлъ ровно.
Никита между тѣмъ, допивъ пятый ст&канъ чаю, всетаки не перевернулъ его, а положилъ бокомъ, надѣясь,
что ему нальютъ еще шестой. Но воды въ самоварѣ уже
не было, и хозяйка не налила ему еще, да и Василій Андреичъ сталъ одѣваться. Нечего было дѣлать. Никита тоже
всталъ, положилъ назадъ въ сахарницу свой обкусанный
со всѣхъ сторонъ кусочекъ сахару, обтеръ полою мокрое
отъ пота лицо и пошелъ надѣвать халатъ.
Одѣвшись, онъ тяжело вздохвулъ и, поблагодаривъ хозяевъ и простившись съ ними, вышелъ изъ теплой, свѣтлой горницы въ темныя, холодныя, гудѣвшія отъ рвавшагося въ нихъ вѣтра и занесенныя снѣгомъ черезъ щели
дрожавшихъ дверей сѣни и оттуда—на темный дворъ.
Петруха въ шубѣ стоялъ съ своей лошадью посрединѣ
двора и говорилъ, улыбаясь, стихи изъ Паульсона. Онъ
говорилъ: „Буря съ мглою небо скроить, вихри снѣжные
крутять, ажъ какъ звѣрь она завоить, ажъ заплачетъ какъ
дите".
Никита одобрительно покачивалъ головой и разбиралъ
вожжи.
Старикъ, провожая Василія Андреича, вынесъ фонарь
въ сѣни и хотѣлъ посвѣтить ему, но фонарь тотчасъ же
задуло. И на дворѣ даже замѣтно было, что метель разыгралась еще сильнѣе.
„Ну, ужъ погодка", подумалъ Василій Андреичъ, „по-
жалуй и не доѣдешь, да нельзя, дѣла! Да и собрался ужъ,
и лошадь хозяйская запряжена. Доѣдемъ, Б о г ъ дастъ!"
Хозяинъ-старикъ тоже думалъ, что не сіѣдовало ѣхать,
но онъ уже уговаривалъ остаться, его не послушали. Больше просить нечего. „Можетъ, я отъ старости такъ робѣю,
а они доѣдутъ", думалъ онъ. „Да и по крайности спать
ляжемъ во время. Безъ хлопотъ*.
ІІетруха же и не думалъ объ опасности: онъ такъ зналъ
дорогу и всю мѣстность, а, кромѣ того, стишокъ о томъ,
какъ \,вихри снѣжные крутять", бодрилъ его тѣмъ, что
совершенно выражалъ то, что происходило на дворѣ. Никитѣ же вовсе не хотѣлось ѣхать, но онъ уже давно привыкъ не имѣть своей воли и служить другимъ, такъ что
никто не удержалъ отъѣзжающихъ.
Ваоилій Андреичъ подошелъ къ санямъ, съ трудомъ
разбирая в ъ темнотѣ г д ѣ онѣ, влѣзъ въ нихъ и взялъ
вожжи.
— Пошелъ передомъ!—крикнулъ онъ.
Петруха, стоя на колѣняхъ в ъ розвалъняхъ, пустилъ
свою лошадь. Мухортый, уже давно ржавшій, чуя впереди
себя кобылу, рванулся за нею, и онѣ выѣхали на улицу.
Опять поѣхали слободой и той же дорогой, мимо того же
двора съ развѣшеннымъ замерзшимъ бѣльемъ, котораго
теперь уже не видно было, мимо того же сарая, который
уже былъ занесенъ почти до крыши и съ котораго сыпался
безконечный енѣгъ, мимо тѣхъ же мрачно шумящихъ,
свистящихъ и гнущихся лозинъ и опять въѣхали въ то
снФжное, сверху и снизу бушевавшее, море. Вѣтеръ былъ
такъ силенъ, что когда онъ былъ въ бокъ и сѣдоки парусили противъ него, то онъ накренивалъ на бокъ санки и
сбивалъ лошадь въ сторону. Петруха ѣхалъ развалистой
рысцой своей доброй кобылы впереди и бодро покрикивалъ.
Мухортый рвался за нею.
Проѣхавъ такъ минутъ десять, Петруха обернулся и чтото прокричалъ. Ни Василій Андреичъ, ни Никита не слышали отъ вѣтра, но догадались, что они пріѣхали къ повороту. Дѣйствительно, Петруха поворотилъ направо, и в ѣ теръ, бывшій въ бокъ, опять сталъ навстрѣчу, и справа,
сквозь снѣгъ, завиднѣлось что-то черное. Это былъ кустикъ на поворотѣ.
— Ну, съ Богомъ!
— Спасибо, Петруха!
— „Буря небо мглою скроить",—прокричалъ Петруха и
скрылся.
— Вишь, стихотворецъ какой,—проговорилъ Василій
Апдреичъ и тронулъ вожжами.
— Да, молодецъ хорошій, мужикъ настоящій,—сказалъ
Никита.
Поѣхали дальше.
Никита, укутавшись и вжавъ голову въ плечи, такъ что
небольшая борода его облегала ему шею, сидѣлъ молча,
стараясь не потерять набраннсе в ъ избѣ за чаемъ тепло.
Передъ собою онъ видѣлъ прямыя линіи оглобель, безпрестанно обманывавшія его и казавшіяся ему накатанной дорогой, колеблющійся задъ лошади съ заворачиваемымъ в ъ
одну сторону подвязаннымъ узломъ хвостъ и дальше, впереди, высокую дугу и качавшуюся голову и шею лошади
съ развѣвающейся гривой. Изрѣдка ему попадались въ гла-
за вѣшки, такъ что онъ зналъ, что ѣхали пока по дорогѣ
и ему дѣлать было нечего.
Василій Андреичъ правилъ, предоставляя лошади самой
держаться дороги. Но Мухортый, несмотря на то, что вздохнулъ въ деревнѣ, бѣжалъ неохотно и к а к ь будто сворачивалъ съ дороги, такъ что Василій Андреичъ нѣсколько
разъ поправлялъ его.
„Вотъ справа одна вѣшка, вотъ другая, вотъ и третья",
считалъ Василій Андреичъ, „а вотъ впереди и л ѣ с ъ " , подумалъ онъ, вглядываясь во что то чернѣющее впереди
его. Но то, что показалось ему лѣсомъ, былъ только кустъ.
Кустъ проѣхали, проѣхали еще саженъ 20-ть, четвертой
вѣшки не было и лѣса не было. „Долженъ сейчасъ быть
лѣсъ",—думалъ Василій Андреичъ и, возбужденный виномъ
и чаемъ, не останавливаясь, потрогивалъ вожжами, и покорное, доброе животное слушалось и то иноходью, то небольшой рысцой бѣжало туда, куда его посылали, хотя и
знало, что его иосылаютъ совсѣмъ не туда, куда надо. Прошло мішутъ десять, лѣса все не было.
— А вѣдь мы опять сбились!—сказалъ Василій Андреичъ,
останавливая лошадь.
Никита молча выяѣзъ изъ саней и, придерживая свой
халатъ, то липнувшій къ нему по вѣтру, то отворачивающійся и слѣзающій съ него, пошелъ лазить по снѣгу; пошелъ въ одну сторону, пошелъ в ъ другую. Раза три онъ
скрывалея совсѣмъ изъ вида. Наконецъ онъ вернулся и
взялъ вожжи изъ рукъ Василія Андреича.
— Вправо ѣхать надо,—-сказалъ онъ строго и рѣшительно, поворачивая лошадь.
— Ну вправо, такъ вправо пошелъ,—сказалъ Василій
Андреичъ, отдавая вожжи и засовывая озябшія руки въ
рукава.
Никита не отвѣчалъ.
— Ну, дружокъ, потрудись,—крикнулъ онъ на лошадь,
но лошадь, несмотря на потряхиванье вожжей, шла только
шагомъ.
Снѣгъ быль кое г д ѣ по колѣно, и сани подергивались
рывомъ съ каждымъ движеніемъ лошади.
Никита досталъ кнутъ, висѣвшій на передкѣ, и стегнулъ.
Добрая, непривычная къ кнуту, лошадь рванулась, пошла
рысью, но тотчасъ же опять перешла на ино^одь и шагъ.
Такъ проѣхали минутъ пять. Было такъ темно и такъ курило сверху и снизу, что дуги ипогда не было видно. Сани, казалось, иногда стояли на мѣстѣ и поле бѣжало назадъ. Вдругъ лошадь круто остановилась, очевидно чуя
что-то неладное предъ собой. Никита опять легко выскочилъ, бросая вожжи, и пошелъ впередъ лошади, чтобы посмогрѣть, чего она остановнлась; но только что онъ хотѣлъ
ступить шагъ передъ лошадью, какъ ноги его поскользнулись и онъ покатился подъ какую-то кручь.
— Тпру, тпру, тпру,—говорилъ онъ себѣ, падая и стараясь остановиться, но не могъ удержаться и остановился
только, врѣзавшись ногами въ нанесенный внизу оврага
толстый слой снѣга,
Нависшій съ края кручи сугробъ, растревоженный паденіемъ Никиты, насыпался на него и засыпалъ ему снѣгу
за шиворотъ.
— Эка ты какъ! — укоризненно проговорилъ Никита,
обращаясь къ сугробу и къ оврагу и вытряхивая снѣгъ
изъ-за воротника.
— Никитъ, а Никитъ! — кричалъ Василій Андреичъ
сверху.
Но Никита не откликался.
Ему некогда было: онъ отряхался, потомъ отыскивалъ
кнутъ, который вырояилъ, когда скатился подъ кручу. Найдя кнутъ, онъ полѣзъ было прямо назадъ, гдѣ скатился, но
влѣзть не было возможности; онъ скатывался назадъ, такъ
что долженъ былъ низомъ пойти искать выхода кверху.
Сажени на три отъ того мѣста, гдѣ онъ скатился, онъ съ
трудомъ вылѣзъ на четверенькахъ на гору и пошелъ по
краю оврага къ тому хмѣсту, гдѣ должна была быть лошадъ. Лошади и саней онъ не видалъ; но такъ какъ онъ
шелъ яа вѣтеръ, онъ прежде, чѣмъ увидалъ ихъ, услыхалъ
крики Василія Андреича и ржанье Мухортаго, звавшихъего.
— Иду, иду. Чего гогочешь,—проговорилъ онъ.
Только совсѣмъ уже дойдя до саней, онъ увидалъ лошадь іі стоявшаго возлѣ нихъ Василія Андреича, казавшагося огромнымъ.
— Куда, къ дьяволу, запропастился? Назадъ ѣхать надо. Хоть въ Гришкино вернемся,—сердито сталъ выговаривать Никитѣ хозяинъ.
— И радъ бы вернулся, Василій Андреичъ, да куда
ѣхать-то? Тутъ овражище такой, что попади туда, и не
выберешся. Я туда засвѣтилъ такъ, что насилу выдрался.
— Что же, не стоять же тутъ? Куда-нибудь надо же
ѣхать,—сказалъ Василій Андреичъ.
Никита ничего не отвѣчалъ. Онъ сѣлъ на сани задомъ
къ вѣтру, разулся и вытряхнулъ снѣгъ, набившійся ему
въ сапоги, и, доставъ соломки, старательно заткнувъ ею
изнутри дыру въ лѣвомъ сапогѣ.
Василій Андреичъ молчалъ, какъ бы предоставивъ теперь уже все Никитѣ. Переобувшись, Никита убралъ ноги
въ сани, надѣлъ опять рукавицы, взялъ вожжи и повернулъ лошадь вдоль оврага. Но не проѣхали они и ста шаговъ, какъ лошадь уперлась. Предъ ней опять былъ
оврагъ.
Никита опять вылѣзъ и опять пошелъ лазить по снѣгу.
Довольно долго онъ ходилъ. Наконецъ появился съ противоположной стороны, съ которой онъ пошелъ.
— Андреичъ, живъ?—-крикнулъ онъ.
— Здѣсь!—откликнулся Василій Андреичъ.—Ну, что?
— Да не разберешь никакъ. Темно. Овраги какіе-то. Надо опять на вѣтеръ ѣхать.
Опять поѣхали. опять ходилъ Никита, лазая по снѣгу.
Опять садился, опять лазилъ и наконецъ, запыхавшись,
остановился у саней.
— Ну, что?—спросилъ Василій Андреичъ.
— Да что, вымотался я весь! Да и лошадь становится.
— Такъ что же дѣлать?
— Да вотъ, постой.
Ніткита опять ушелъ и скоро вернулся.
— Держи за мной,—сказалъ онъ, заходя предъ лошадью.
Василій Андреичъ уже не приказывалъ яичего, а покорно дѣлалъ то, что говорилъ ему Никита.
— Сюда, за мной,—закричалъ Никита, отходя быстро
вправо и хватая за вожжу Мухортаго и направляя его кудато книзу, въ сугробъ.
Лошадь сяачала уперлась, но потомъ ринулась, надѣясь
проскочить сугробъ, но не осилила и сѣла въ него по хомутъ.
— Вылѣзай!—закричалъ Никита на Василія Андреича,
продолжавшаго сидѣть въ саняхъ, и, подхвативъ подъ одну
оглоблю, сталъ надвигать сани на лошадь.—-Трудненько,
братъ,—обратился онъ къ Мухортому,—-да что же дѣлать,
понатужься! но, но, немного!—крикнулъ онъ.
Лошадь рванулась разъ, другой, но все-таки не выбралась и опять сѣла, какъ будто что-то обдумывала.
— Что же, братъ, такъ не ладяо,—усовѣщивалъ Никита
Мухортаго.—Ну еще!
Опять Никита потащилъ за оглоблю съ своей стороны;
Василій Андреичъ дѣлалъ то же съ другой. Лошадь пошевелила головой, потомъ вдругъ рванулась.
— Ну! но! не потонешь, небось!—кричалъ Никита.
Прыжокъ, другой, третій, и наконецъ лошадь выбралась
изъ сугроба и остановилась, тяжело дыша и отряхиваясь.
Никита хотѣлъ вести дальше, но Василій Андреичъ такъ
запыхался въ своихъ двухъ шубахъ, что не могъ итти и
повалился въ сани.
— Дай вздохнуть,—сказалъ онъ, распуская платокъ, которымъ онъ повязалъ въ деревнѣ воротникъ шубы.
— Тутъ ничего, ты лежи,—сказалъ Никита,—я проведу,—и съ Василіемъ Андреичемъ в ъ саняхъ провелъ
лошадь подъ уздцы внизъ шаговъ десять и потомъ немного
вверхъ и остановился.
Мѣсто, на которомъ остановился Никита, было не въ
лощинѣ, гдѣ бы снѣгъ, сметаемый съ бугровъ и оставаясь,
могъ совсѣмъ засыпать ихъ, но оно все-таки отчасти было
защищено краемъ оврага отъ вѣтра. Были минуты, когда
вѣтеръ какъ будто немного стихалъ, но это продолжалось
недолго и какъ будто для того, чтобы наверстать этотъ отдыхъ, буря налетала иослѣ этого съ удесятереняой силой,
еще злѣе рвала и крутила. Такой порывъ вѣтра ударилъ
въ ту минуту, какъ Василій Андреичъ, отдыпіавпійсь, вылѣзъ изъ саней и подошелъ къ Никитѣ, чтобы поговорить
о томъ, что дѣлать. Оба невольно пригнулись и подождали
говорить, пока пройдетъ ярость порыва. Мухортый тоже
недовольно прижималъ уши и трясъ головой..Какъ только
немного прошелъ порывъ вѣтра, Никита, снявъ рукавицы
и заткнувъ ихъ за кушакъ, подышавъ въ руки, сталъ отвязывать съ дуги поводокъ.
— Ты что жъ это дѣлаешь?—спросилъ Василій Андреичъ.
— Отпрягаю, что жъ еще дѣлать? Мочи моей нѣтъ,—
какъ бы извиняясь, отвѣчалъ Никита.
— А развѣ не выѣдемъ куда?
— Не выѣдемъ, только лошадь замучаемъ. Вѣдь онъ,
сердечный, не въ себѣ сталъ,—сказалъ Никита, указывая
на покорно стоящую, на все готовую и тяжело носившую
крутыми и мокрыми боками лошадь.—Ночевать надо,—
повторилъ онъ, точно какъ будто собирался ночевать на
постояломъ дворѣ, и сталъ развязывать супояь.
Клещи разскочились.
— А не замерзнемъ мы?—-сказалъ Василій Андреичъ.
— Что же? И замерзнешь—не откажешься, сказалъ
Никита.
УІ.
Василію Андреичу въ своихъ двухъ шубахъ было совсѣмъ тепло, особенно послѣ того, какъ онъ повозился въ
сугробѣ; но морозъ пробѣжалъ у него по спинѣ, когда
онъ понялъ, что дѣйствительно надо ночевать здѣсь. Чтобы
успокоиться, онъ сѣлъ въ сани и сталъ доставать папнросы и спички.
Никита между тѣмъ распрягалъ лошадь. Онъ развязалъ
подбрюшникъ, чрезсѣдельникъ, развожжалъ, снялъ гужъ,
вывернулъ дугу и, не переставая разговаривать съ лошадью,
ободрялъ ее.
— Ну, выходи, 'выходи,—говорилъ онъ, выводя ее изъ
оглобель.—Да вотъ привяжемъ тебятутъ. Соломки подложу
да разнуздаю,—говорилъ онъ, дѣлая то, что говорилъ.—
Закусишь, тебѣ все веселѣе будетъ.
Но Мухортый, очевидно, не успокоивался рѣчами Никиты
и былъ тревоженъ; онъ пер.еступалъ съ ноги на ногу,
жался къ санямъ, становясь задомъ къ вѣтру, и терся головой о рукавъ Никиты.
Какъ будто только для того, чтобы не отказать Никитѣ
въ его угощеніи соломой, которую Никита подсунулъ ему
подь храпъ, Мухортый разъ порывисто схватилъ пукъ соломы изъ саней, но тотчасъ же рѣшилъ, что теперь дѣло
не до соломы, бросилъ ее, и вѣтеръ мгновенно растрепалъ
солому, унесъ ее и засыпалъ снѣгомъ.
— Теперь примѣту сдѣлаемъ,—сказалъ Никита, повернувъ сани лнцомъ къ вѣтру и, связавъ оглобли чрезсѣдельникомъ, онъ поднялъ ихъ вверхъ и притянулъ къ передку.—Вотъ, какъ занесеть насъ, добрые люди по оглоблямъ увидять, откопають —сказалъ Никита, похлопывая
рукавицами и надѣвая ихъ.—Такъ-то старики учили.
Василій Андреичъ между тѣмъ, распустивъ шубу и закрываясь полами ея, теръ одну сѣрную спичку за другой
о стальную коробку, но руки у него дрожали, и загоравшіяся спички одна за другою, то еще не разгорѣвшись, то
въ самую ту минуту, какъ онъ подносилъ ее къ папиросѣ,
задувались вѣтромъ. Наконецъ, одна спичка вся загорѣлась
и освѣтила на мгновеніе мѣхъ его шубы, его руку съ золотымъ перстнемъ на загнутомъ внутрь указательномъ
пальцѣ и засыпанную снѣгомъ,. выбившуюся изъ*подъ
веретья овсяную солому, и папироса загорѣлась. Раза два
онъ жадно потянулъ, проглотилъ, выпустилъ сквозь усы
дымъ, хотѣлъ еще затявуться, но табакъ съ огнемъ сорвало
и унесло туда же, куда и солому.
Но и этинѣсколькоглотковъ табачнаго дыма развеселили
Василія Андреича.
— Ночевать—такъ ночевать!—сказалъ онъ рѣщятельно.
— Погоди же ты, я еще флагъ сд Ьлаю,—сказалъ онъ,
поднимая платокъ, который онъ, снявъ съ воротника, бросилъ было въ сани, и, снявъ перчатки, сталъ въ передкѣ
саней и вытягиваясь, чтобы достать до чрезсѣдельника, тугимъ узломъ привязалъ къ нему платокъ подлѣ оглобли.
Платокъ тотчасъ же отчаянно затрепался, то прилипая
къ оглоблѣ, то вдругъ отдуваясь, натягиваясь и щ*лкая.
— Вишь какъ ловко!—сказалъ Василій Андреичъ, любуясь на свою работу, опускаясь въ саяи.—Теплѣе бывмѣстѣ, да вдвоемъ не усядемся,—сказалъ онъ.
— Я мѣсто найду,—отвѣчалъ Никита, — только лошадь
укрыть надо, а то взопрѣлъ еердечный. Пусти-ка,—прибавилъ онъ и, подойдя къ санямъ, потянулъ изъ-подъ Василія Андреича веретье.
И, доставъ веретье, онъ сложилъ его вдвое и, скинувъ
прежде шлею и снявъ сѣделку, покрылъ имъ Мухортаго.
— Все теплѣе тебѣ будетъ, дурачокъ, — говорилъ онъ,
надѣвая опять н'а лошадь сверхъ веретья сѣделку и шлею.—
А не нужна вамъ дерюжка будетъ? Да соломки мнѣ дайте,
—сказалъ Никита, окоячивъ это дѣло и опять подойдя къ
санямъ.
И, забравъ и то и другое изъ-подъ Василія Андреича,
Никита зашелъ за спинку саней, выкопалъ себѣ тамъ, въ
снѣгу, ямку, положилъ въ нее соломы и, нахлобучивъ шапку и закутавшись кафтаномъ и сверху покрывшись дерюжкой, сѣлъ на постланную солому, прислонясь къ лубочному
задку саней, защищавшему его отъ вѣтра и снѣга.
Василіа Андреичъ неодобрительно покачалъ головой на
то, что дѣлалъ Никита, какъ онъ вообще не одобрялъ необразованность и глупость мужицкую, и сталъ устраиваться на ночь.
Онъ разровнялъ оставшуюся солому по санкамъ, подложилъ погуще себѣ подъ бокъ и, засунувъ руки въ рукава,
приладился головой въ уголъ саней, къ передку, защищавшему его отъ вѣтра.
бпать ему не хотѣлось. Онъ лежалъ и думалъ: думалъ
все о томъ же одномъ, что составляло единственную цѣль,
смыслъ, радость и гордость его жизни,—о томъ, сколько опъ
нажилъ и можетъ еще нажить денегъ; сколько другіе, ему
извѣстные люди, нажили и имѣютъ денегъ, и какъ эти другіе наживали и наживаютъ деньги, и какъ онъ такъ же,
какъ и они, можетъ нажить еще очень много денегъ. Покупка Горячкинскаго лѣса составляла для него дѣло огромной важности. Онъ надѣялся на этомъ лѣсѣ поживііться
сразу, можетъ быть десяткомъ тысячъ. И онъ сталъ в ъ
мысляхъ расцѣнивать видѣнную имъ осенью рощу, въ которой онъ на двухъ десятиаахъ пересчиталъ в с ѣ деревья.
„Дубъ на полозья пойдетъ. Срубы сами собой. Да дрэвъ
саженъ 30 все станетъ на десятинѣ*, говорилъ онъ себѣ.
„Съ десятины на худой конецъ по 2 0 0 съ четвертной останется. 5 6 десятинъ, 5 6 сотенъ, да 5 6 сотенъ, да 5 6 десятковъ, да еще 5 6 десятковъ, да 5 6 пятковъ". Онъ видѣлъ,
что выходило за 12 тысячъ, но безъ счетовъ не хмогъ смекнуть ровно сколіко. „Десяти тысячъ все-таки не дамъ, а
тысячъ восемь, да чтобъ за вычетомъ полянъ. Землемѣра
помажу, сотню, а то полторы; онъ мнѣ десятинъ пять полянъ намѣряетъ. И за восемь отдастъ. Сейчасъ 3 0 0 0 въ
зубы. Небссь размякнетъ", думалъ онъ, ощупывая предплечьемъ руки бумажникъ въ карманѣ. «И какъ сбились съ
поворота, Богъ ее знаетъ! Долженъ бы тутъ быть лѣсъ и
сторожка. Собакъ бы слышно. Такъ не лаютъ проклятыя,
когда ихъ нужно>. Онъ отстранилъ воротникъ отъ уха и
сталъ врислушиваться; слышенъ былъ все тотъ же свистъ
вѣтра, въ оглобляхъ трепанье и щелканье платка и стеганье по лубку саней падающаго снѣга. Онъ закрылся опять.
„Кабы знать, ночевать бы остаться. Ну, да все одно, доѣдемъ и завтра. Только день лишній. В ъ такую поголу и
тѣ не поѣдутъ". И онъ вспомшілъ, что къ 9-му надо получить за валуховъ съ мясника деньги. „Хотѣлъ самъ пріѣхать; не застанетъ меня—жена не сумѣетъ деньги взять.
Очень ужъ необразована. Обхожденія настоящагонезнаетъ",
продолжалъ онъ думать, вспоминая, какъ она не умѣла обойтись со становымъ, бывшимъ вчера на праздникѣ у н е г о в ъ
гостяхъ. „Извѣстно—женщина! Гдѣ она что видала? При
родителяхъ какой нашъ домъ былъ? Такъ себѣ, деревенскій
мужикъ богатый: рушка да постоялый дворъ — и все имущество въ томъ. А я что въ 15 лѣтъ сдѣлалъ? Лавка, два
кабака, мельница, ссыпка, два имѣнья в ъ арендѣ, домъ съ
амбаромъ подъ желѣзной крышей", вспоминалъ онъ съ гордостью. „Не то, что при родителѣ! Нынче кто в ъ округѣ
гремитъ? Брехуновъ*.
„А почему такъ? Потому—дѣло помню, стараюсь, не такъ,
какъ другіе—лежни али глупостями занимаются. А я ночи
не сплю. Метель не метель—ѣду. Ну и дѣло дѣлается. Они
думаютъ, такъ, шутя денежки наживаютъ. Нѣтъ, ты потрудись да голову поломай. Вотъ такъ-то заночуй въ полѣ, да
ночи не спи. Какъ подушка отъ думы в ъ головахъ ворочается", размышлялъ онъ съ гордостью. „Думаютъ, что въ
люди выходятъ по счастію. Вонъ, Мироновы въ милліонахъ
теперь. А почему? Трудись. Богъ и дастъ. Только быдалъ
Богъ здоровья".
И мысль о томъ, что и онъ можетъ быть такимъ же милліонщикомъ, какъ Мироновъ, который взялся с ъ ничего,
такъ взволновала Василія Андреича, что онъ почувствовг лъ
потребность поговорить съ кѣмъ-нибудь. Но говорить не съ
кѣмъ было .. Кабы доѣхать до Горячкина, онъ бы поговорилъ съ помѣщикомъ, вставилъ бы ему очки.
„Ишь ты, дуетъ какъ! Занесетъ такъ, что и не выберемся утромъ!" подумалъ онъ, прислушиваясь къ порыву
вѣтра, который дулъ въ передокъ, нагибая его, и сѣкъ его
лубокъ снѣгомъ. Онъ приподнялся и оглянулся: въ бѣлой
колеолющейся темнотѣ видна была только чернѣющая голова
Мухортаго и его спина, покрытая развѣвающимся веретьемъ,
и густой завязанный хвостъ, кругомъ же со всѣхъ сторонъ,
спереди, сзади была вездѣ одна и та же однообразная, бѣлая колеблющаяся тьма, иногда какъ будто чуть-чуть просвѣтляющаяся, иногда еще болыпе сгущающаяся.
„Инапрасно послушался я Никиту", думалъ онъ. „Ъхать
бк надо, все бы выѣхали куда-нибудь. Хоть назадъ бы доѣхали въ Гришкино, ночевали бы у Тараса. А то вотъ сиди
ночь цѣлую. Да что, бишь, хорошаго было? Да, что за
труды Богъ даетъ, а не лодырямъ, лежебокамъ илн дуракамъ. Да и покурить надо!" Онъ сѣлъ, досталъ папиросницу, легъ брюхомъ внизъ, закрывая полой отъ вѣтра огонь,
но вѣтеръ находилъ ходъ и тушилъ спички одну за другой.
Наконецъ онъ ухитрился зажечь одну и закурилъ. То, что
онъ добился своего, очень обрадовало его. Хотя папироску
выкурилъ больше вѣтеръ, чѣмъ онъ, онъ все-таки затянулся раза три, и ему опять стало веселѣй. Ояъ опять привалился къ задку, укутался и опять началъ вспоминать, мечтать и совершенно неожиданно вдругъ потерялъ сознаніе
и задремалъ.
Но вдругъ точно что-то толкнуло и разбудило его. Мухортый ли это дернулъ изъ-подъ него сололіу, или это внутри его что-то всколыхнуло его—только онъ проснулся, и
сердце у него стало стучать такъ быстро и такъ сильно,
что ему показалось, что сани трясутся подъ нимъ. Онъ открылъ глаза. Вокругъ него было все то же, но только казалось свѣтлѣе. „Свѣтаетъ", подумалъ онъ, „должно и до
утра недолго". Но тотчасъ же онъ вспомнилъ, что свѣтлѣе
стало только оттого, что мѣсяцъ взошелъ. Оаъ приподнялся, оглядѣлъ сначала лошадь. Мухортый стоялъ все задомъ къ вѣтру и весь трясея. Засыпанное снѣгомъ веретье
заворотилось одной стороной, шлея съѣхала на бокъ, и засыпанная снѣгомъ голова съ развѣвающимися челкойигривой были теп« рь виднѣе. Василій Андреичъ перегяулся къ
задку и заглянулъ за него. Никита сидѣлъ все въ томъ же
положеиіи, въ какомъ онъ сѣлъ. Дерюжка, которою онъ
прикрывался, и ноги его были густо засыпаны снѣгомъ.„ Не
замерзъ бы мужикъ; плоха одежонка на немъ. Еще отвѣтишь за него. То-то народъ безтолковыН. Истинно необразованность", подумалъ Василій Андреичъ и хотѣлъ было
снять съ лошади веретье и накрыть Никиту, но холодно
было вставать и ворочаться, и лошадь, боялся, какъ бы не
застыла. «И па что я его взялъ! Все ея глупость одна!"
подумалъ Василій Андреичъ, вспоминая немилую жену, и
опять перевалился на свое прежнее мѣсто къ передку саней. „Такъ то дядюшка разъ всю ночь въ снѣгу просидѣлъ",
вспомяилъ онъ, „и ничего. Ну, а Севастьяна-то откопали",
тутъ же представился ему другой случай", „такъ тотъ померъ, закоченѣлъ весь какъ туша мороженая".
„Остался бы въ Гришкиномъ ночевать, ничего бы не
было". й старательно запахнувшись такъ, чтобы тепло мѣха нигдѣ не пропадало даромъ, а вездѣ—и въ шеѣ, и въ
колѣнахъ, и въ ступняхъ—грѣло его, онъ закрылъ глаза,
стараясь опять заснуть. Но сколько онъ ни старался теперь,
онъ не могъ уже забыться, а, напротивъ, чувствовалъ себя
совершенно бодрымъ и оживленнымъ. Опять онъ началъ
считать барыши, долги за людьми, опять сталъ хвдстаться
самъ предъ собой и радоваться на себя и на свое положеніе, но все теперь постоянно прерывалось подкрадывающимся страхомъ и досадной мыслью о томъ, зачѣмъ онъ
не остался ночевать въ Гришкішомъ. „То ли дѣло: лежалъ
бы на лавкѣ, тепло". Онъ нѣсколько разъ переворачивался,
укладывался, стараясь найти болѣе ловкое и защищенное
отъ вѣтра положеніе, но все ему казалось неловко; онъ опять
приподнкмался, перемѣнялъ положеніе, укутывалъ ноги,
закрывалъ глаза и затихалъ. Но или скрюченныя ноги въ
крѣшшхъ валеныхъ сапогахъ начинали ныть, или продувало гдѣ-нибудь, и онъ, полежавъ недолго, опять съ досадой на себя вспомнилъ о томъ, какъ бы онъ теперь могъ
спокойно лежать въ теплой избѣ въ Гришкиномъ, и опять
поднимался, ворочался, кутался и опять укладывался.
Разъ Василію Андреичу почудилось, что онъ слышитъ
дальній крикъ пѣтуховъ. Онъ обрадовался, отворотилъ шубу и сталъ напряженно слушать, но, сколько онъ ни напрягалъ слухъ, ничего не слышно было, кромѣ звука вѣтра,
свистѣвшаго въ оглобляхъ и трепавшаго платокъ, и снѣга,
стегавшаго о лубокъ саней.
Никита какъ сѣлъ съ вечера, такъ и сидѣлъ все время
не шевелясь и даже не отвѣчая на обращенія Василія Андреича, который раза два окликалъ его. »Ему и горюшка мало, спитъ должно", съ досадой думалъ Василій Андреичъ,
заглядывая черезъ задокъ саней на густо засыпаннаго снѣгомъ Никиту.
Василій Андреичъ вставалъ и ложился разъ двадцать.
Ему казалось, что конда не будетъ этой ночи. „Теперь уже,
должно быть, близко къ утру", подумалъ онъ разъ, поднимаясь и оглядываясь. Дай посмотрю на часы. Озябнешь
раскрываться. Ну, да коли узнаю, что къ утру дѣло, все
веселѣе будетъ. Запрягать станемъ". Василій Андреичъ въ
глубинѣ души зналъ, что не можетъ быть еще утро, но онъ
все сильнѣе и сильнѣе начиналъ робѣть и хотѣлъ въ одно
и то же время и провѣрить и обмануть себя. Онъ осторожно распустилъ крючки полушубка и, засунувъ руку за пазуху, долго копался, пока досталъ до жилеіки. Насилу, насилу вытащилъ онъ свои серебряные съ эмалевыми цвѣтками часы и сталъ смотрѣть. Безъ огня ничего не видно
было. Ояъ опять легъ ничкомъ налокти и на колѣнки, такъ
же, какъ когда закуривалъ, досталъ спички, сталъ зажигать. Теперь онъ аккуратнѣе взялся за дѣло, и, ощупавъ
пальцами спичку, съ самымъ болыпимъ количествомъ фосфора, онъ съ перваго раза зажегъ ее. Подсупувъ циферблатъ подъ свѣтъ, онъ взглянулъ и глазамъ своимъ не
вѣрилъ... Было всего десять минутъ перваго. Еще вся ночь
была впереди.
„Охъ, длинна ночь!" подумалъ Василій Андреичъ, чувствуя, какъ морозъ пробѣжалъ ему по спияѣ, и, застегнувшись опять и укрывшись, онъ прижался къ углу саней,
собираясь терпѣливо ждать. Вдругъ изъ-за однообразнаго
шума вѣтра онъ явственно услышалъ какой-то новый, живой звукъ. Звукъ равномѣрно усиливался и, дойдя до совершеняой явственности, также равномѣрно сталъ ослабѣвать. Не было никакого сомнѣнія, что это былъ волкъ. И
волкъ этотъ вылъ такъ недалеко, что по вѣтру ясно было
слышно, какъ онъ, ворочая челюстями, измѣнялъ звуки
своего голоса. Василій Андреичъ откинулъ воротпикъ и
внимательно слушалъ. Мухортый также напряженно слушалъ, поводя ушами, и, когда волкъ кончилъ свое колѣно,
переставилъ ноги и предостерегающе фыркнулъ. Послѣ
этого Василій Андреичъ уже никакъ не могъ не только
заснуть, но и успокоиться. Сколько онъ ни старался думать о своихъ разсчетахъ, дѣлахъ и о своей славѣ, и
своемъ достоинствѣ и богатствѣ, страхъ все болыпе и
больше завладѣвалъ имъ, и надъ всѣми мыслями преобладала и ко всѣмъ мыслямъ примѣшивалась мысль о томъ,
зачѣмъ онъ не остался ночевать въ Гришкинѣ.
„Богъ съ нимъ, съ лѣсомъ, безъ него дѣлъ, слава Богу.
Эхъ, ночевать бы!" говорилъ онъ себѣ. „Говорятъ, пьяныето замерзаютъ", подумалъ онъ. „А я выпилъ". И, прислушиваясь къ своему ощущенію, онъ чувствовалъ, что начиналъ дрожать, самъ не зная, отъ чего онъ дрожитъ,—отъ
холода или отъ страха. Опъ пробовалъ закрыться и лежать
какъ прежде, но уже не могъ этого сдѣлать. Онъ не могъ
оставаться на мѣстѣ, ему хотѣлось встать, предпринять
что-нибудь съ тѣмъ, чтобы заглушить поднимающійся въ
немъ страхъ, противъ котораго онъ чувствовалъ себя безсильнымъ. Онъ опять досталъ папироски и спички, но спичекъ уже оставалось только три, и в с ѣ худшія. В с ѣ три
ошмурыгались, не загорѣвшись.
„А, чортъ тебя дери, проклятаяг, провались ты!" обругалъ онъ самъ не зная кого и швырнулъ смятую папироску.
Хотѣлъ швырнуть и спичечницу, но остановилъ движеніе
руки и сунулъ ее въ карманъ. На него нашло такое безпокойство, что онъ не могъ больше оставаться на мѣстѣ.
Онъ вылѣзъ и'зъ саней и, ставъ задомъ къ вѣтру, началъ
туго и низко вновь перепоясываться.
„Что лежать-то, смерти дожидаться! Сѣсть верхомъ да
и маршъ", вдругъ пришло ему въ голову. „Верхомъ ло-
шадь не станетъ. Ему,—подумалъ онъ на Никиту,—все
равно умирить. Какая его жи.шь! Ему и жизни не жалко,
а мнѣ, слава Богу, есгь чѣмъ пожить..."
И онъ отвязавъ лошадь, перекинулъ ей поводья на шею
и хотѣлъ вскочить на нее, но шубы и сапоги были такъ
тяжелы, что опъ сорвался. Тогда ояъ всталъ на сани и
хотѣлъ съ савей сѣсть. Но сани п^качнулись подъ его тяжестью, іі онъ опять оборвалея. Наконецъ въ третій разъ
онъ подвинулъ лошадь къ санямъ и, осторожно ставъ на
край ихъ, добиЛ'я-таки того, что легъ брюхомъ поперекъ
спипы лоіпади. Полежавъ такъ, опъ посунулся впередъ
разъ, два, и наконецъ перекияулъ ногу черезъ спину лошади и усѣлся, упираясь ступнями ногъ на долевой ремень галеи. Толчокъ пошатпувпіпхся саней разбудилъ Никиту, и онъ приподяялся, и Василію Андреичу показалось,
что опъ говоритъ что то.
— Слушай васъ, дураковъ! Что жъ, пропадать т л к і , пи
за что? • крикнулъ Василій Андррпт» и, по...прав.:іяя одъ
колѣна развѣвающіяся полы шубы, повернулъ лоіка.п. и
погналъ ее прочь отъ саней п<> тому направленію, В ь кот<-ромъ онъ предполагалъ, что долженъ быть лѣсъ и сторожка.
VII.
Никита, съ тѣхъ поръ какъ сѣлъ, покрывшись дерюжкойг,
за задкомъ саней, сидѣлъ неподвижно. Онъ, какъ и всѣ
люди, живущіе съ природой и знающіе нужду, былъ терпѣливъ и могъ спокойно ждать часы, дни даже, не испытывая ни безпокойства, ни раздраженія. Онъ слышалъ, какъ
хозяинъ звалъ его, но не откликался, потому что не хотѣлъ
шевелиться и откликаться. Хотя ему еще бьтло тешіо отъ
выпитаго чая и отъ того, что онъ много двигался лазяя
по сугробамъ, онъ зналъ, что тепла этого хватитъ не надолго, а что согрѣваться движеніемъ онъ уже будетъ не
въ силахъ, дотому что чувствовалъ себя такъ же усталымъ, какъ чувствуетъ себя лошадь, когда она становится,
не можетъ, несмотря ни на какой кнутъ, итти далыпе, и
хозяинъ видитъ, что надо кормить, чтобы она вновь могла
работать. Одна нога его въ прорванномъ сапогѣ остыла, и
онъ уже не чуялъ на ней большого пальца. И кромѣ того
всему тѣлу его становилось все холоднѣе и холоднѣе.
Мысль о томъ, что онъ можетъ и даже по всѣмъ вѣроятіямъ долженъ умереть въ ѳту ночь, пришла ему, но мысль
эта показалась ему ни особенно непріятной, ни особенно
страпгаой. Не особенно непріятна показалась ему ета мысль
потому, что вся его жизнв не была постояннымъ праздникомъ, а, напротивъ, была неперестающей службой, отъ
которой онъ начиналъ уставать. Не особенно же страшна
была эта мысль потому, что, кромѣ тѣхъ хозяевъ, какъ
Василій Андреичъ, которымъ онъ служилъ здѣсь, онъ чувствовалъ себя всегда въ этой жизни въ зависимости отъ
главнаго Хозяина, Того, который послалъ его въ эту жизнь;
и зналъ, что и умирая онъ останется во власти этого же
Хозяина, а что Хозяинъ этотъ не обидитъ. „Жаль бросать
обжитое, привычное? Ну, да что жъ дѣлать, и къ новому
привыкать надо".
„Грѣхи?" подумалъ онъ и вспомнилъ свое пьянство,
пропитыя деньги, обиды .женѣ, ругательства, нехожденіе
въ церковь, несоблюденіе постовъ и все то, за что выговаривалъ ему попъ на исповѣди. „Извѣстно грѣхи. Да что
же, развѣ я самъ ихъ на себя напустилъ? -Такимъ, видно,.
меня Богъ сдѣлалъ. Ну, и грѣхи! Куда жъ денешься?"
Такъ онъ подумалъ сначала о томъ, что можетъ случиться съ нимъ въ эту ночь, и потомъ уже не возвращался къ этимъ мыслямъ и отдался тѣмъ воспоминаніямъ,.
которыя сами собой приходили ему въ голову. То онъ вспоминалъ пріѣздъ Марѳы, и пьянство рабочимъ, и свои
отказы отъ вина, то теперешнюю поѣздку, и Тарасову избу„
и разговоры о дѣлежахъ, то о своемъ маломъ, и о Мухор-
томъ, который угрѣется теперь подъ попоной, то о хозяинѣ,'
который скрипитъ теперь санями, ворочаясь въ нихъ.
„Тоже, я чай, сердечный, самъ не радъ, что поѣхалъ,—
думалъ онъ. — Отъ такого житья помирать не хочется. Не
то, что нашъ братъ". И всѣ эти воспоминанія стали переплетаться, мѣшаться въ его головѣ, и онъ заснулъ.
Когдаже Василій Андреичъ, садясь на лошадь, покачнулъ
сани, и задокъ, на который Никита упирался сшшой, совсѣмъ отдернулся, и его полозомъ ударило въ спину, онъ
проснулся и волей-неволей принужденъ былъ измѣнить свое
положеніе. Съ трудомъ выпрямляя ноги и осыпая съ нпхъ
снѣгъ, онъ подн-ілся, и тотчасъ же мучительный холодъ
пронизалъ все его тѣло. Понявъ, въ чемъ дѣло, онъ хотѣлъ, чтобы Василій Андреичъ оставилъ ему ненужное теперь для лошади веретье, чтобы укрыться имъ, и закричалъ
ему объ этомъ.
Но Василій Андреичъ не остановился и скрылся въ снѣжной пыли.
Оставпшсь одинъ, Никита задумался на минуту, что ему
дѣлать. Итти искать жилья онъ чувствовалъ себя не въ силахъ. Сѣсть на старое мѣсто уже нельзя было,—оно все
было засыпано снѣгомъ. И въ саняхъ, онъ чувствовалъ, что
не согрѣется, потому что ему нечѣмъ было покрыться, его
же кафтанъ и шуба теперь совсѣмъ не грѣли его. Ему было
такъ холодно, какъ будто онъ былъ въ одпой рубахѣ. Ему
стало жутко. „Батюшка, Отецъ небесный!" проговорилъ онъ,
и сознаніе того, что онъ не одинъ, а Кто-то слышитъ его
и не оставптъ, успокоило его. Онъ глубоко вздохнулъ и,
не снимая съ головы дерюжки, влѣзъ въ сани и легъ въ
нихъ на мѣсто хозяина.
Но и въ саняхъ ояъ никакъ не могъ согрѣться. Сначала
онъ дрожалъ всѣмъ тѣломъ, потомъ дрожь прошла, и онъ
попемногу сталъ терять сознапіе. Умиралъ онъ или засыиалъ,—онъ не зналъ, но чувствовалъ себя одинаково готовымъ на то іі на другое.
УІП.
Между тѣмъ Василій Андреичъ и ногами и концами повода гналъ лошадь туда, гдѣ онъ почему-то предположилъ
лѣсъ и сторожку. Снѣгъ слѣпилъ ему глаза, а вѣтеръ, казалось, хотѣлъ остановить его, но онъ, нагнувшись впередъ
и безпрестанно запахивая шубу и подвертывая ее между
собой и мѣшавшей ему сидѣть холодной сѣделкой, не переставая гналъ лошадь. Лошадь, хотя съ трудомъ, но покорно
шла иноходыо туда, куда онъ посылалъ ее.
Минутъ пять онъ ѣхалъ, какъ ему казалось, все прямо,
ничего не видя, кромѣ головы лошади к бѣлой пустыни, и
ничего не слыша, кромѣ свиста вѣтра около ушей лошади
и воротника своей шубы."
Вдругъ предъ нимъ зачернѣлось что-то. Сердце радостно
забилось въ немъ, и онъ поѣхалъ на это черное, уже видя
въ немъ стѣны домовъ деревни. Но черное это было не неподвижно, а все шевелилось, и было не деревня, а выросшій
на межѣ высокій чернобыльникъ, торчавшій изъ подъ снѣга
и отчаянно мотавшійся подъ напоромъ гнувшаго его все въ
одну сторону и свистѣвшаго въ немъ вѣтра. И почему-то
видъ этого чернобыльника, мучимаго немилосерднымъ вѣтромъ, заставилъ содрогнуться Василія Андреича, и онъ поспѣшно сталъ погонять лошадь, не замѣчая того, что, подъѣзжая къ чернобыльнику, онъ совершенно измѣнилъ прежнее
направленіе и теперь гналъ лошадь совсѣмъ уже въ другую
сторону, все таки воображая, что онъ ѣдетъ въ ту сторону,
гдѣ должна была быть сторожка. Но лошадь все воротила
вправо, и потому онъ все время сворачивалъ ее влѣво.
Опять впереди его зачернѣлось что-то. Ояъ обрадовался,
увѣренпый, что теперь это уже навѣрное деревня. Но это
была опять межа, поросшая чернобыльникомъ. Опять такъ
же отчаянно трепался сухой бурьянъ, наводя почему-то
страхъ на Василія Андреича. Но мало того, что это былъ
такой же бурьянъ, подлѣ него шелъ конный, заносимый
вѣтромъ, слѣдъ. Василій Андреичъ остановился, нагнулся,
приглядѣлся: это былъ лошадішый, слегка занесенный слѣдъ
и не могъ быть ничей иной, какъ его собственный. Онъ, очевидно, кружился, и на небольшомъ пространствѣ. „Пропаду
я такъ!" подумалъ онъ, но, чтобы не поддаваться страху,
онъ еще усиленнѣе сталъ погонять лошадь, вглядываясь въ
бѣлую снѣжную мглу, въ которой ему показывались какъ
будто свѣтящіяся точки, тотчасъ же исчезавшія, какъ только
онъ вглядывался въ нихъ. Разъ ему показалось, что онъ
слышитъ лай собакъ или вой волковъ, но звуки этя были
такъ слабы и неопредѣленны, что онъ не зяалъ, слышитъ
ли онъ что, или это только чудится ему, и онъ, остановившись, сталъ напряженно прислушиваться.
Вдругъ какой-то страшный, оглушающій крикъ раздался
около его ушей, и все задрожало и затрепетало подъ нимъ.
Василій Андреичъ схватился за шею лошади, но и шея лошади вся тряслась, и страшный крикъ сталъ еще ужаснѣе_
Нѣсколько секундъ Василій Андреичъ не могъ опомниться
и понять, что случилось. А случилось только то, что Мухортый, ободряя ли себя или призывая кого на помощь, заржалъ своимъ громкимъ, заливистымъ голосомъ. „Тьфу ты
пропасть! напугалъ какъ, проклятый!" сказалъ себѣ Василій
Андреичъ. Но и понявъ истинную причину страха, онъ не
могъ уже разогнать его.
„Надо удуматься, остепениться", говорилъ онъ себѣ и
вмѣстѣ съ тѣмъ не могъ удержаться и все гналъ лошадь,.
не замѣчая того, что онъ ѣхалъ теперь уже по вѣтру, а
не противъ него. Тѣло его, особенно въ шагу, гдѣ оно было
открыто и касалось сѣделки, зябло и болѣло, руки и ноги
его дрожали, и дыханіе было прерывисто. Оиъ видитъ, что
пропадаетъ среди этой ужасной снѣжной пустыни, и не ви-дитъ никакого средства спасенія.
Вдругъ лошадь куда-то ухнула подъ нимъ и, завязши въ
сугробѣ, стала биться и падать на бокъ. Василій Андреичъ
соскочилъ съ нея, при соскакиваніи сдернувъ на бокъшлею,
на которую опиралась его нога, и свернувъ сѣделку, за
которую держался соскакивая. Какъ только Василій Андреичъ
соскочилъ съ нея, лошадь справилась, рвануласъ впередъ,.
сдѣлала прыжокъ, другой, и, опять заржавши и таща за.
собой волочившееся веретье и шлею, скрылась изъ вида,
оставивъ Василія Андреича одного въ сугробѣ. Василій
Андреичъ бросился за нею, но снѣгъ былъ такъ глубокъ и
шубы на немъ такъ тяжелы, что, увязая каждой ногой выше
колѣна, онъ, сдѣлавъ не болѣе 2 0 шаговъ, запыхался ж
останоЁился. „Роща, валухи, аренда, лавка, кабаки, желѣзомъ крытый домъ и амбаръ, наслѣдникъ,—подумалъ онъ,—
какъ же это все останется? Что жъ это такое? Не можетъ
быть!" мелькнуло у него въ головѣ. И почему-то ему вспомнился мотавппйся отъ вѣтра чернобыльникъ, мимо котораго
онъ проѣзжалъ два раза, и на него нашелъ такой ужаеъ,что онъ не вѣрилъ въ дѣйствительность того, что съ нимъбыло. Онъ подумалъ: „не во снѣ ли все это?" и хотѣлъ
проснуться, но просыпаться некуда было. Это былъ дѣйствительный снѣгъ, который хлесталь ему лицо и засыпалъ его
и холодилъ его правую руку, съ которой онъ потерялъперчатку, и это была дѣйствительная пустыня, та, въ которой онъ теперь оставался одияъ, какъ тотъ чернобыльникъ, ожидая неминуемой, скорой и безсмысленной смерти..
„Царица небесная, святятелю отче Миколае, воздержанія
учителю**, вспомнилъ онъ вчерашніе молебны и образъ с ъ
чернымъ ликомъ въ золотой ризѣ и свѣчи, которыя онъ
иродавалъ къ этому образу и которыя тотчасъ приносили
^ему назадъ и которыя онъ чуть обгорѣвшія пряталъ въ
ящикъ. И онъ сталъ просить этого самаго Николая-чудотворца, чтобы онъ спасъ его, обѣщалъ ему молебенъ и
овѣчи. Но тутъ же онъ ясно, несомнѣнно понялъ, что этотъ
ликъ, риза, свѣчи, священникъ, молебны—все это было
очень важно и нужно тамъ, въ церкви, но что здѣсь они
жичего не могли сдѣлать ему, что между этими свѣчами и
молебнами и его бѣдственнымъ теперешнимъ положеніемъ
нѣтъ и не можетъ быть никакой связи. „Надо не унывать",
иодумалъ онъ. „Надо итти по слѣдамъ лошади, а то и тѣ
занесетъ", пришло ему въ голову. „Она выведетъ, а то,и
поймаю. Толъко не торопиться, а то зарьяешь и хуже пропадешь". Но несмотря на намѣреніе итти тихо, онъ бросился
впередъ и бѣжалъ, безпрестанно падая, поднимаясь и опять
падая. Слѣдъ лошади уже становился чуть замѣтенъ въ
тѣхъ мѣстахъ, гдѣ снѣгъ былъ не глубокъ. „Пропалъ я",
подумалъ Василій Андреичъ, „потеряю и слѣдъ, и лошади
не догоню". Но въ ту же минуту, взглянувъ впередъ, онъ
увидалъ что-то черное. Это былъ Мухортый и не только
одинъ Мухортый, но и сани и оглобли съ платкомъ. Мухортый со -сбитой на бокъ шлеей и веретьемъ стоялъ теперь не на прежнемъ мѣстѣ, а ближе къ оглоблямъ, имоталъ головой, которую заступленный поводъ притягивалъ
-ему книзу. Оказалось, что завязъ Василій Андреичъ въ
той самой дощинѣ, въ которой они завязли еще съ Никитой,
что лошадь везла его назадъ къ санямъ и что соскочилъ
онъ съ нея не больже 50 шаговъ отъ того мѣста, гдѣ были
«сани.
IX.
Довалившись до саней, Василій Андреичъ схватился за
нихъ и долго стоялъ такъ неподвижно, стараясь успокоиться и отдышаться. На прежнемъ мѣстѣ Никиты не было, но
въ саняхъ лежало что-то занесенное уже снѣгомъ, и Василій Андреичъ догадался, что это былъ Никита. Страхъ Василія Андреича теперь совершенно прошелъ, и если онъ
боялся чего, то только того ужаснаго состоянія страха, который онъ испыталъ на лошади и въ особенности тогда,
когда одинъ остался въ сугробѣ. Надо было во что бы то
ни стало не допустить до себя этотъ страхъ, а чтобы не
допустить его, надо было дѣлать что нибудь, чѣмъ-нибудь
заняться. И потому первое, что онъ сдѣлалъ, было то, что
онъ, ставъ задомъ къ вѣтру, распустилъ шубу. Потомъ,
какъ только онъ немного отдышался, онъ вытряхнулъ снѣгъ
изъ сапогъ, изъ лѣвой перчатки, правая была безнадежно
потеряна и, должно быть, ужъ гдѣ-нибудь на двѣ четверти
подъ сяѣгомъ; потомъ онъ вновь туго и низко, какъ онъ
подтягивался, когда выходилъ изъ лавки покупать съ возовъ привозимый мужиками хлѣбъ, затянулся кушакомъ и
приготовился къ дѣятельности. Первое дѣло, которое представилось ему, было то, чтобы выпростать ногу лошади.
Василій Андреичъ и сдѣлалъ это, и, освободивъ поводъ,
привязалъ Мухортаго опять къ желѣзной скобѣ у передка
къ старому мѣсту и сталъ заходить сзади лошади, чтобы
оправить на ней шлею, сѣделку и веретье; но въ это время
онъ увидалъ, что въ саняхъ зашевелилось что-то, и изъподъ снѣга, которымъ она была засыпана, поднялась голова
Никиты. Очевидно, ссь большимъ усиліемъ замерзшій уже
Никита прийоднялся и сѣлъ, какъ-то странно, точно отгоняя
мухъ, махая предъ носомъ рукой. Онъ махалъ рукой и
говорилъ что-то, какъ показалось Василью Андреичу, призывая его. Василій Андреичъ оставилъ веретье, не поправивъ его, и подошелъ къ санямъ.
— Чего ты?—спросилъ онъ.—Чего говоришь?
— Поми-ми-мираю я, вотъ что,—съ трудомъ прерывистымъ голосомъ выговорилъ Никита.—Зажитое малому отдай али бабѣ, все равно.
— А что жъ, аль зазябъ?— спросилъ Василій Андреичъ.
— Чую, смерть моя... прости, Христа ради...—сказалъ
Никита плачущимъ голосомъ, все продолжая, точно обмахивая мухъ, махать предъ лицомъ руками.
Василій Андреичъ съ полминуты постоялъ молча и неподвижно, потомъ вдругъ съ тою же рѣшительностью, съ
которой онъ ударялъ по рукамъ при выгодной покупкѣ, онъ отступилъ шагъ назадъ, засучилъ рукава шубы и обѣими
руками принялся выгребать снѣгъ съ Никиты и изъ саней.
Выгребши снѣгъ, Василій Андреичъ поспѣшно распоясался,
расправилъ шубу и, толкнувъ Никиту, легъ на него, покрывая его не только своею шубой, но и всѣмъ своимъ теплымъ, разгоряченнымъ тѣломъ. Заправивъ руками полы
шубы между лубкомъ саней и Никитой и колѣнками ногъ
прихвативъ ея подолъ, Василій Андреичъ лежалъ такъ
ничкомъ, упершись головой въ лубокъ передка, и теперь
уже не слышалъ ни движеній лошади, ни свиста бури, а
только прислушивался къ дыханію Никиты. Никита сначала
долго лежалъ неподвижно, потомъ громко вздохнулъ и пошевелился.
— А вотъ то-то, а ты говоришь—помираешь. Лежи, грѣйся, мы вотъ какъ...—началъ было Висилій Андреичъ.
Но дальше онъ, къ своему великому удивленію, не могъ
говорить, потому что слезы ему выступили на глаза, и нижняя челюсть быстро запрыгала. Онъ пересталъ говорить и
только глоталъ то, что подступало ему къ горлу. „Натращался я, видно; ослабъ вовсе", подумалъ онъ на себя. Но
слабость эта его не только не была ему непріятна, но доставляла ему какую-то особенную неиспытанную ещеникогда
радость.
„Мы вотъ какъ", говорилъ онъ себѣ, испытывая какоето особеняое торжественное умиленіе. Довольно долго онъ
лежалъ такъ молча, вытирая глаза о мѣхъ шубы и подбирая подъ колѣна все заворачиваемую вѣтромъ правую полу
шубы..
Но ему такъ страстно захотѣлось сказать кому-нибудь
про свое радостное состояніе.
— Микита!—сказалъ онъ.
— Хорошо, телло,—откликнулось ему снизу.
— Такъ-то, братъ, пропалъ было я. И ты бы замерзъ
и я бы...
Но тутъ опять у него задрожали скулы, и глаза его опять
наполнились слезами, и онъ не могъ дальше говорить.
„Ну, ничего", подумалъ онъ. „Я самъ про себя знаю,—
что знаю".
И онъ замолкъ. Такъ онъ лежалъ долго.
Ему было тепло снизу отъ Никиты, тепло и сверху отъ
шубы; только руки, которыми онъ придерживалъ полы шубы
по бокамъ Никиты, и ноги, съ которыхъ вѣтеръ безпрестанно
сворачивалъ шубу, начянали зябнуть. Особенно зябла
правая рука безъ перчатки. Но онъ пе думалъ ни о своихъ
ногахъ, ни о рукахъ, а думалъ только о томъ, какъ бы
отогрѣть лежащаго подъ собой мужика.
Нѣсколько разъ онъ взглядывалъ на лошадь и видѣлъ, что
спина ея раскрыта и веретье съ шлеею лежатъ на снѣгу,
что надо бы встать и покрыть лошадь, но онъ не могъ рѣшиться ни на минуту оставить Никиту и нарушить то ра-
достное состояніе, въ которомъ онъ находился. Страха онъ
теперь не испытывалъ никакого.
„Небось, не вывернется", говорилъ онъ самъ себѣ про
то, что онъ отогрѣетъ мужика, съ тѣмъ же хвастовствомъ,
съ которымъ онъ говорилъ про свои покупки и продажи.
Такъ пролежалъ Василій Андреичъ часъ и другой и третій, но онъ не видалъ, какъ проходило время. Сначала въ
воображеніи его носились впечатлѣнія метели, оглобель илошади подъ дугою, трясущихся передъ глазами, и вспоминалось о Никитѣ, лежащемъ подъ нимъ; потомъ стали примѣшиваться воспоминанія о праздникѣ, женѣ, становомъ, свѣчномъ ящикѣ и опять о Никитѣ, лежащемъ подъ этимъ ящикомъ; потомъ стали представляться мужики, продающіе и
покупающіе, и бѣлыя стѣны и дома крытые желѣзомъ, подъ
которыми лежалъ Никита; потомъ все это смѣшалось, одно
вошло въ другое, и, какъ цвѣта радуги, соединяющіеся въ
одинъ бѣлый свѣтъ, всѣ разныя впечатлѣнія сошлись въ
.одео ничто, и онъ заснулъ. Онъ спалъ долго, безъ сновъ,
но предъ разсвѣтомъ опять появились сновидѣнія. Представилось ему, что стоитъ онъ будто у свѣчного ящика и
Тихонова баба требуетъ у него 5-ти копѣечную свѣчу къ
празднику, и онъ хочетъ взять свѣчу и дать ей, но руки
не подаимаются, а зажаты въ карманахъ. Хочетъ онъ обойти
ящикъ, но ноги не движутся, а калоши новыя, чищенныя
приросли къ каменному полу, и ихъ не поднимешь и изъ
шіхъ не вынешь. И вдругъ свѣчной ящикъ становится не
свѣчнымъ ящикомъ, а постелью, и Василій Андреичъ видитъ себя лежащимъ на брюхѣ на свѣчномъ ящикѣ, т. е.
на своей постели въ своемъ домѣ. И лежитъ онъ на постели
и не можетъ встать, а встать ему надо, потому что сейчасъ
зайдетъ за нимъ Иванъ Матвѣичъ, становой, и съ Иваномъ
Матвѣичемъ надо итти либо торговать рощу, либо поправить
шлею на Мухортомъ. И спрашиваетъ онъ у жены: „Что же,
Миколавна, не заходилъ? — „Нѣтъ, — говоритъ,—не заходилъ". й слышитъ онъ, что подъѣзжаетъ кто-то къ крыльцу.
Должно, онъ. Нѣтъ, мимо. „Миколавна, а Миколавна, что жъ, все
нѣту?"—„Нѣту". И онъ лежитъ на постели и все не можетъ
встать и все ждетъ, и ожиданіе ѳто и жутко, и радостно.
И вдругъ радость совершается: приходитъ тотъ, кого онъ
ждалъ, и это ужъ не Иванъ Матвѣичъ, становой, а кто-то
другой, но тотъ самый, кого онъ ждетъ. Онъ пришелъ и
зоветъ его, и этотъ, тотъ, кто зоветъ его, тотъ самый, который кликнулъ его и велѣлъ ему лечь на Никиту. И Василій Андреичъ радъ, что этотъ кто-то пришелъ за нимъ.
„Иду!" кричитъ онъ радостно, и крикъ этотъ будитъ его.
-И ояъ просыпается, но просыпается совсѣмъ уже не тѣмъ,
какимъ онъ заснулъ. Онъ хочетъ встать и не можетъ; хочетъ двинуть рукой~не можетъ, ногой—тоже не можетъ.
Хочетъ повернуть головой—и того не можетъ. И онъ удивлгяется, но нисколько не огорчается ѳтимъ. Онъ понимаетъ,
5
ш
чго это смерть, и нисколько не огорчается и этимъ. И онъ
г.споминаетъ, что Никита лежитъ подъ нимъ, что онъ угрѣлся
и живъ, и ему кажется, что онъ—Никита, а Никита—онъ,
я что жизнь его не въ немъ самомъ, а въ Никитѣ. Онъ
напрягаетъ слухъ и слышитъ дыханіе и даже слабый храпъ
Никиты. „Живъ Никита, значитъ живъ и я", съ торжествомъ говоритъ онъ себѣ.
И онъ вспоминаетъ про деньги, про лавку, домъ, покупки,
продажиимилліоныМироновыхъ; ему трудно понять, зачѣмъ
этотъ человѣкъ, котораго звали Василіемъ Брехуновымъ занимался всѣмъ тѣмъ, чѣмъ онъ занимался. „Что жъ, вѣдь
онъ не зналъ, въ чемъ дѣло", думаетъ онъ про Василія Брехунова. „Не зналъ, такъ теперь знаю. Теперь ужъ безъ ошибки.
Теперь знаю". И опять слышитъ онъ зовъ того, кто уже
окликалъ его. Иду, иду!" радостно, умилеяно говоритъ все
существо его. И онъ чувствуетъ, что онъ свободенъ и ни
что уже болыпе не держитъ его.
И больше уже ничего не видѣлъ и не слышалъ и яе чув- *
ствовалъ въ этомъ мірѣ Василій Андреичъ.
Кругомъ все такъ же курило. Тѣ же вихри снѣга крутились, засыпали шубу мертваго Василія Андреича и всего
трясущагося Мухортаго, и чуть видныя уже сани, и въ глубинѣ ихъ лежащаго подъ мертвымъ уже хозяиномъ угрѣвшагося* Никиту.
;;
Предъ утромъ проснулся Никита. Разбудилъ его опять
начавшій пробирать его спину холодъ. Приснилось ему, что
онъ ѣдетъ съ мельницы съ возомъ хозяйской муки и, переѣзжая ручей, взялъ мимо моста и завязилъ возъ. И видитъ
онъ, что онъ полѣзъ подъ возъ и поднимаетъ его, расправляя спину. Но удивительное дѣло! Возъ не двигается и прилипъ ему къ сшшѣ, и онъ не можетъ ни поднять воза, ни
уйти изъ подъ него. Всю поясницу раздавило. Да и холодный же! Видно, вылѣзать надо. „Да будетъ", говоритъ онъ
кому то тому, кто давитъ ему возомъ спину. „Вынимай мѣш>
ки!" Но возъ все холоднѣе и холоднѣе давитъ его, и вдругъ
стукаетъ что то особенное, и онъ просыпается совсѣмъ и
вспоминаетъ все. Холодный возъ—это мертвый замерзпгій
хозяинъ, лежащій на немъ. А стукнулъ — это Мухортый,
ударившій два раза копытомъ о сани.
— Андреичъ, а Андреичъ!—осторожно, уже предчувствуя
истину, окликаетъ Никита хозяина, напруживая спину.
Но Андреичъ не отзывается, и бргохо его и ноги—крѣпкія
и-холодныя и тяжелыя, какъ гири.
„Кончился, должно. Царство небесное!" думаетъ Никита.
Онъ повертываетъ голову, прокапываетъ предъ собою
снѣгъ рукою и открываетъ глаза. Овѣтло; такъ же свиститъ
вѣтеръ въ оглобляхъ, и такъ же сыплется снѣгъ, съ тою
только разницею, что уже не стегаетъ о лубокъ саней, а
беззвучно засыпаетъ сани и лошадь все выше и выше, и ни
движенія, ни дыханія лошади не слышно болыпе. „Замерзъ,
должно, и онъ", думаетъ Никита про Мухортаго. И дѣйствительно, тѣ удары копытъ о сани, которыя разбудили
Никиту, были предсмертныя усилія удержаться на ногахъ
уже совсѣмъ застывшаго Мухортаго.
„Госяоди, Батюшка, видно и меня зовешь", говоритъ себѣ
Никита. „Твоя святая воля. А жутко. Ну, да двухъ смертей
не бывать, а одной не миновать. Только поскорѣе бы"... И
онъ опять прячетъ руку, закрывая глаза, и забывается,
вполнѣ увѣренный, что теперь онъ уже навѣрное и совсѣмъ
умираетъ.
Уже въ обѣдъ на другой день мужики откопали лопатами
Василія Андреича и Никиту въ 30 саженяхъ отъ дороги и въ
полуверстѣ отъ деревни.
Онѣгъ нанесло выше саней, но оглобли и платокъ на нихъ
были еще видны. Мухортый 'по брюхо въ снѣгу съ сбившимися со спины шлеей и веретьемъ стоялъ весь бѣлый, прижавъ мертвую голову къ закостенѣлому кадыку; ноздри обмерзли сосульками, глаза заиндивѣли и тоже обмерзли точно
слезами. Онъ исхудалъ въ одну ночь таЁъ, что остались на
немъ только костн да кожа. Василій Авдреичъ застылъ какъ->
мороженая туша и, какъ были у него разставлены ноги,
такъ,раскорячившись, егоиотваляли съ Никиты. Ястребиныевыпуклые глаза его обмерзли, и раскрытый рогъ его подъ
подстриженными усами былъ набитъ снѣгомъ. Никита же
былъ живъ, хотя и весь обмороженный. Когда Никиту р а з будили, онъ бьтлъ увѣренъ, что теперь онъ уже умеръ и
что то, что съ пимъ теперь дѣлается, происходитъ уже не
на эгомъ, а на томъ свѣтѣ. Но когда онъ услыхалъ кричащихъ мужиковъ, откапывавшихъ его и сваливавшихъ съ него •
закоченѣвшаго Василія Андреича, онъ сначала удивился, что
на томъ с в ѣ т ѣ такъ же кричатъ мужики и такое же тѣло, но когда понялъ, что онъ еще здѣсь, на этомъ свѣтѣ, онъ скорѣе
огорчился этимъ, чѣмъ обрадовался, особенно когдапочувствовалъ, что у него пальцы на обѣихъ ногахъ отморожены.
Пролежалъ Никита в ъ больницѣ два мѣсяца. Три пальца*
ему отняли, а остальные зажили, такъ что онъ могъ работать, и еще двадцать лѣтъ продолжалъ жить, сначала в ъ
работникахъ, а потомъ подъ старость, въ караулыцикахъ.Померъ онъ только в ъ нынѣшнемъ году дома, какъ желалъ,,
нодъ святыми и съ зажженной восковой свѣчкой в ъ рукахъ..
Передъ смертью онъ просилъ прощенья у своей старухи и
нростилъ ее за бондаря; простился и съ малымъ и съ внучатами и умеръ, истинно радуясь тому, что избавляетъ своей
смертью сына и сноху отъ обузы лишняго хлѣба и самъ уже
по настоящему переходитъ изі этой наскучившей ему ЖИЗНИ.І
въ ту иную жизнь, которая съ каждымъ годомъ и часомъ
становидась ему все понятнѣе и заманчивѣе. Лучше илиг
хуже ему тамъ, гдѣ онъ, послѣ этой настоящей смерти, проснулся, разочаровался ли онъ или нашелъ тамъ то самое^
чго ожидалъ,—мы в с ѣ скоро узнаемъ.
1
влрсть тьмы,
И ЛИ
ШОГОТОКЪ УВЯЗЪ, ВСЕЙ ПТИЧКЪ ПРОПАСТЬ.
д р а м а въ
и я т н д ѣ й с т в і я х ъ.
(1886
года).
Д ѣ й с т в Іе I .
ЛЙЦА І-го ДЪИОТВІЯ.
Петръ—мужикъ богатый, 42 хъ лѣтъ, женатъ вторымъ бракомъ, болѣзненный.
А н и с ь я - е г о жена, 32-хъ лѣтъ, щеголиха.
~Акулина-—дочь Петра отъ перваго брака, 16-ти лѣтъ, крѣпка
на ухо, дурковатая.
Анюгка—вторая дочь, 10-ти лѣтъ.
Никита—ихъ работникъ, 25-ти лѣтъ, щеголь.
Ашшъ—отедъ Никиты, 50-ти лѣтъ, мужикъ невзрачный,
богобоязненный.
-Матреяа—его жена, 50-ти лѣтъ.
Марина—-дѣвка сирота, 22-хъ лѣтъ.
Д Ъ И С Т В І Е I.
Д ѣ й с т в і е происходитъ осенью вь больіііомъ с е л ѣ . Сцена представляетъ просторную избу Петра. Петръ сидитъ на л а в к ѣ , чинитъ хомутъ. Анисья и
А к у л и н а прядутъ.
ЯВЛЕНІЕ I.
Петръ, Анисья и Акуліша (повлѣднгя поютъ въ два голоса).
П е т р ъ (выглядываетъ изъ окна).
Опять лошади ушли. Того и гляди жеребенка убьютъ.
Микита, а Микита! Оглохъ! (Щуислушивастся. На 6абь)\ Будетъ вамъ, не слыхать ничего.
Голосъ Н и к и т ы съ иадворья.
Чего?
Петръ.
Лошадей загони.
Голосъ Н и к и т ы.
Загоню, дай срокъ.
П е т р ъ (качая головой).
Ужъ эти работники! Былъ бы здоровъ, ни въ жизнь бы
не сталъ держать. Одинъ грѣхъ съ ними... {Встаетъи опять
садится). Микитъ!... Не докличешься. Подите, что ль кто
изъ васъ. Акуль, поди загони.
А к у л и н а.
Лошадей-то?
Петр ъ.
А то чего жъ?
Ак ул ина.
Сейчасъ. (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ II.
ІІетръ и Анисья.
П е т р ъ.
Да и лодырь малый... не хозяйственный. Колиповернется,
коли что.
Анисья.
^Самъ то ты больно шустеръ, съ печи да налавку. Только
сълюдей взыскивать.
Петръ.
Съ васъ не взыскивать, такъ въ годъ дома не найдешь.
Охъ, народъ.
А я и с ь я.
Десять дѣловъ въ руки сунешь, да и ругаешься. На нечи лежа приказывать легко.
П е т р ъ (вздыхая).
Эхъ, кабы не хворь эта привязалась, и дня бы не сталъ
держать.
За щепой голосъ А к у л и н ы .
Псе, псе, псе... (Слышно—оюеребенопъ ржетъ и логиади вбѣгаютъ въ ворота. Ворота сприпятъ).
П е тр ъ.
Бахарить—вотъ это его дѣло, Право, не сталъ бы держать.
А н и с ь я (передразнивая)
Не стану держать... Ты бы самъ поворочалъ, тогда бы говорилъ.
ЯВЛЕНІЕ III.
Тѣ же и Акулпяа.
А к у л и н а (входитъ).
Насилу загнала. Все чалый...
П е т р ъ. /
Никита-то гдѣ жъ?
А к у д и н а.
Микита-то? На улицѣ стоитъ.
П е т р ъ.
Чего же онъ стоитъ?
А к у л и н а.
Чего стоитъ-то? Стоитъ за угломъ, калякаетъ.
Петръ.
Не добьешься отъ нея толковъ. Да съ кѣмъ калякаетъ-то?
А к у л и н а (не разслышавъ).
Чего? (Петръ махаетъ на Акулипу рукощ опа садится за
пряжу).
ЯВЛЕНІЕ IV.
Тѣ же и Анютка.
А н ю т к а (вбѣгаетъ. Къ матери).
Къ Микитѣ отецъ съ матерью пришли. Домой берутъ
жить, однова дыхнуть.
А нисья.
Врешь?
А н ю т к а.
Пра! сейчасъ умереть (смѣется). Я мимо иду,-Микита и
говоритъ: прощай, говоритъ, теперь, Анна Петровна. Приходи ужо къ мнѣ на свадьбу гулять. Я, говоритъ, ухожу
отъ васъ. Смѣется самъ.
А н и с ь я (къ мужу).
Не больно тобой нуждаются. Вонъ онъ и самъ сходить
собрался... „Сгоню, говоритъ"!
П етръ.
И пущай идетъ; развѣ другихъ не найду?
Анисья.
А деньги-то зададены?..
(Анютка подходитъ къ двери, слугааетъ, что говорятъ, и уходитъ).
ЯВЛЕНІВ V.
Анисья, Петръ и Акулина.
П е т р ъ (хмурится).
Деньги, коли что, лѣтомъ отслужитъ.
Анисья.
Да, ты радъ отпустить,—тебѣ съ хлѣба долой. Да зимуто я одна и ворочай, какъ меринъ какой. Дѣвка-то не больно охоча работать, а ты на печи лежать будепіь. Знаю я
тебя!
П е т р ъ.
Да что, ничего не слыхамши, попусту языкъ ітрепать.
Анисья.
Полонъ дворъ скотины. Не продалъ корову-то и овецъ
всѣхъ на зиму пустилъ, корму и воды не наготовишься, а
работника отпустить хочешь. Да не стану я мужицкую работу работать! Лягу, вотъ какъ ты же на печь—пропадай
все; какъ хочешь, такъ и дѣлай.
П е т р ъ (%ъ Акулинѣ).
йди за кормомъ-то, что-ли,—пора.
Акулина.
За кормомъ? Ну что жъ. (Надѣваетъ %афтанъ и беретъ
веревку).
Анисья.
Не буду я тебѣ работать,—буде ужъ,—не стану. Работай самъ.
Петръ.
Да буде. Чего взбѣленилась? Ровно овца круговая.
Анисья.
Самъ ты кобель бѣшеный! Ни работы отъ тебя, ни радости. Только поѣдомъ ѣшь. Кобель потрясучій, право.
П е т р ъ (плюетъ и одѣвается).
Тьфу ты! Прости Господи! Пойти узнать толкомъ. (Выходитъ).
А н и с ь я (едогонпу).
Гнилой чортъ, носастый!
ЯВЛЕНІЕ VI.
Анисья и Акулина.
Акулина.
Ты за что батю ругаешь?
Анисья.
Ну тебя, дура. Молчи.
А к у л и н а (подходитъ къ дверлі).
Знаю, чего ругаешь. Сама дура, песъ ты. Не боюсь я
тебя.
Анисья.
Ты чего? (Вскакиваетъ и ищетъ чѣмъ ды ударить). Мотри,
я тебя рогачемъ.
А к у л и н а (отворивъ дверь).
Песъ ты, дьяволъ, вотъ ты кто! Дьяволъ, песъ, весъ,
дья в олъ! (Убѣгаетъ^).
ЯВЛЕНІЕ VII.
Анисья (одна).
А н и с ь я (задумывается).
На свадьбу, говоритъ, приходи. Это что-жъ они вздумали? женить? Мотри, Микитка: коли это твои умыслы, я
то сдѣлаю... Нельзя мнѣ безъ него жить. Не пущу я его.
ЯВЛЕШЕ VIII.
Анисья и Ннкита.
Н и к и т а (входитъ огляЪыеаясь. Видя, что Анисья одна быстро
подходитъ къ ней. Шопотомъ).
Что, братецъ ты мой, бѣда! Пріѣхалъ родитель, снимать
хочетъ,—домой итти велитъ. Окончательно, говоритъ, женимъ тебя, и живи дома.
у
Анисья.
Что же, женись. Мнѣ-то что?
N
Н и к и т а.
Вотъ такъ—такъ! Я разсчитываю, какъ получше дѣло
обсудить, а она вонъ какъ: жениться велитъ! Что жъ такъ?
(Подмигиваетъ). Аль забыла?...
А нисья.
И женись. Очень нужно...
Н и к и т а.
Да ты что фыркаешь-то? Вишь ты, и погладиться не
дается.. Да ты чего?
Анисья.
А того, что бросить хочешь... А хочешь бросить, такъ и
я не нуждаюсь. Вотъ тебѣ и сказъ!
Н и к и т а.
Да буде, Анисья. Развѣ я тебя забыть хочу? Ни въ жизни. Окончательно, значитъ, тебя не брошу. А я такъ разсчитываю: что и женятъ, такъ къ тебѣ же назадъ приду;
только бы домой не бралъ.
Анисья.
Очень ты мнѣ нуженъ, женатый-то.
Н и к и т а.
Да какъ же, братецъ ты мой, изъ отцовской воли опятьтаки невозможно никакъ.
А н и с ь я.
На отца сворачиваешь, а умыслы—твои все. Давно ты
подлаживаешь съ мазихой своей, съ Маринкой. Она тебѣ
это намазала. Не даромъ намедни прибѣгала.
Н и к и т а.
Маринка?! Очень она мнѣ нужна!.. Мало ихъ вѣшаются-то...
А н и с ь я.
Зачѣмъ же отецъ пріѣхалъ? Ты велѣлъ! Обманывалъ ты!..
(Плачетъ).
Н и к и т а.
Анисья, вѣришь ты Богу, аль нѣтъ? Ничего то я и во
снѣ не видалъ. Окончательно знать не знаю, вѣдать не в ѣ даю. Все мой старикъ съ своей головы вздумалъ.
— 261 —
А н и с ь я.
Самъ не захочешь, такъ кто-же тебя, оселомъ что ль
притянетъ.
Никнта.
Тоже, разсчитываю, невозможно супротивъ родителя будетъ и сдѣлать. А яе охота мнѣ.
Анисья.
Упрись, да и все.
Н и к и т а.
Уперся одинъ такой-то, такъ его въ волостной такъ вспрыснули... Очень просто. То-же не хочется. Сказываютъ—щекотно...
Анисья.
Буде шутить-то. Ты слушай, Никита: коли ты за себя
Маринку возьмешь, я не знаю, что надъ собой сдѣлаю...
Жизни рѣшусь! Согрѣшила я, законъ рушила, да ужъ не
ворочаться стать. Коли ты только уйдешь, я то сдѣлаю...
Никита.
Мнѣ что же уходить? Кабы я уйти хотѣлъ, я бы давно
ушелъ. Меня какъ намедни Иванъ Семенычъ приглашалъ
въ кучера... А ужъ жизнь какая! Не пошелъ же. Потому
я такъ разсчитываю, что я всякому хорошъ. Если бы ты
меня не любила, то другой разсчетъ.
А н и с ь я.
То-то и помни. Старикъ не нынче-завтра помретъ, думаю,
всѣ грѣхи прикроемъ, Законъ приму, думала, будешь хозяиномъ.
« Н и к и т а.
И, что загадывать. Мнѣ что? Я работаю, какъ для себя
стараюсь. Мёня и хозяинъ любитъ, и баба его, значитъ,
любитъ. А что меня бабы любятъ, такъ я въ этомъ не причиненъ,—очень просто.
А н и с ь я.
Будешь меня любить?
Н и к и т а (обнимаетъ ее).
Во какъ! Какъ была ты у меня въ душѣ...
ЯВЛБНІЕ IX.
Тѣ же и Матрена (входитъ и долго крестится на образа. Ни[кита и Анисья отстраняюгпся другъ отъ друга).
Матрена.
А я что и видѣла, не видала, что и слышала, не слыхала. Съ бабочкой поигралъ—что жъ? И теленокъ, вѣдашь,
и тотъ играетъ. Отчего не поиграть?—дѣло молодое. А тебя,
сынокъ, хозяинъ на дворѣ спрашиваетъ.
Н и к и т а.
Я за топоромъ зашелъ.
Матрена.
Знаю, знаю, родной, за какимъ топоромъ. Этотъ топоръ
все болыпе около бабъ.
Н и к и т а (ішгибается, беретъ топоръ).
Что же, матушка, аль и вправду женить меня? Я разсчитываю, что совсѣмъ напрасно. Опять-таки и мнѣ бы не
охота.
М а т р е н а.
И-иІ касатикъ; зачѣмъ женить? Живешь, да живешь, это
старикъ все. Поди, родной, мы и безъ тебя всѣ дѣла разсудимъ.
Н и к и т а.
1удно право, то женить, а то не надо. Окончательно не
разберу ничего. (Уходитъ.)
т
ЯВЛЕНІЕ XАнисья іг Матрена.
Анисья.
Тетушка Матрена, аль и вправду женить хотите?
Матрена.
Съ чѣмъ женить-то, ягодка? Нашъ, вѣдашь, какой достатокъ? Такъ себѣ, старичекъ мой зря болтаетъ, женить,
да женить. Да не его ума дѣло. Отъ овса, вѣдашь, кони не
рыщутъ, отъ добра добра не ищутъ,—такъ и это дѣло. Развѣ
я не вижу (подмигиваетъ) къ чему дѣло клонитъ.
у
А н и с ь я.
Что же мнѣ, тетка Матрена, отъ тебя хорониться. Ты всѣ
дѣла знаешь. Согрѣшила я, полюбила сына твоего.
Матрена.
Ну, новости сказала! А тетка Матрена и не знала. Эхъ
дѣушка, тетка Матрена терта, терта да перетерта! Тетка
Матрена, я тебѣ скажу, ягодка, подъ землей-то на аршинъ
видитъ. Все знаю, ягодка! Знаю, зачѣмъ молодымъ бабамъ
сонныхъ "порошковъ надоть. Принесла. {Развязывает\ узелокъ
платка, достаетъ въ бумагѣ порошки): Чего надо-то, вижу, а
чего не надо, того знать не знаю, вѣдать не вѣдаю. Такъ-то.
Тоже и тетка Матрена молодая была. Тоже съ своимъ дуракомъ, вѣдашь, умѣючи прожить надо. Всѣ 77 увертокъ
знаю. Вижу, ягодка, зачиврялъ, зачиврялъ твой-то старикъ.
Съ чѣмъ тутъ жить? Его вилами ткни, кровь не пойдетъ.
Глядишь, на весну похоронишь. Принять во дворъ когонибудь да надо. А сынокъ чѣмъ не мужикъ. Не хуже людей. Такъ что же мнѣ за корысть сына-то съ добраго дѣла
снять? Развѣ я своему дѣтищу врагъ?
А н и с ья.
Только бы не сходилъ онъ отъ насъ.
Матрена.
II не сойдетъ, ласточка. Все глупость одна. Старика
моего вѣдашь. Умъ у него вовсе расхожі2, а тоже другой
разъ заберетъ что въ башку, какъ коломъ подопретъ, никакъ не выбьешь.
Анисья.
Да съ чего взялось-то, дѣло это?
М а т р е н а.
А видишь ли, ягодка, малый, сама знаешь, до бабъ какой, да и красивъ, нечего сказать. Ну жилъ онъ, вѣдашь,
на чугункѣ, а тамъ у нихъ дѣвченка сирота въ кухаркахъ
жила. Ну и стала вязаться за нимъ дѣвченка эта.
Анисья.
Маринка?
Матрена.
Она, параликъ ее расшиби. Ну и было ли что, нѣтъ ли,
только и дознайся мой старикъ. Отъ людей ли. или сама
она ему наклявузничала?...
Анисья.
Смѣлая же какая пѳдлюга! '
М а т р е н а.
Вотъ и поднялся мой-то, дурья-то голова, женить, говоритъ, да женить, грѣхъ покрыть. Возьмемъ, говоритъ, малаго домой да женимъ. Разговаривала всячески. Куды тебѣ.
Ну, думаю, ладно. Дай по иному поверну. Ихъ дураковъ,
ягодка, все такъ-то манить надо. Все въ согласьи, какъ
будто. А до чего дѣло дойдетъ, сейчасъ на свое и повернешь. Баба, вѣдашь, съ печи летитъ, 77 думъ передумаетъ,
такъ гдѣ же ему догадаться. Что же, говорю, старичекъ,
дѣло хорошее. Только подумать надо. Пойдемъ, говорю, къ
сынку, да посовѣтуемъ съ Петромъ Игяатычемъ. Что онъ
скажетъ?" Вотъ и пришли.
Анисья.
О-охъ, тетушка, какъ же такъ? Яу какъ отецъ-то велитъ?
Матр ена.
Велитъ? А велѣнье-то его псу подъ хвостъ. Ужъ ты не
сумлѣвайся, не бывать* этому дѣлу, я сейчасъ съ твоимъ
старикомъ всѣ дѣла просѣю, процѣжу, ничего не останется.
Я и пошла съ нимъ—одинъ примѣръ сдѣлать. Какъ же—сынокъ въ счастіи живетъ, счастія ждетъ, а я за него потаскуху сватать стану. Что жъ я дура что ли!
Анисья.
Она и сюда къ нему бѣгала. Маринка-то. Вѣришь ли,
тетушка, какъ сказали мнѣ, что женить его, какъ ножомъ
по сердцу полоснуло меня. Думаю, въ сердцѣ она у него.
М а т р е н а.
И, ягодка! Что жъ онъ дуракъ что ли? Станетъ онъ
шлюху бездомовную любить. Микишка, вѣдашь, малый тоже
умный. Онъ знаетъ, кого любить. А ты, ягодка, не сумлѣвайся. Не снимемъ его ни въ жизнь! И женить не станемъ.
А деньженокъ ублаготворите и пусть живетъ.
Анисья.
Кажется, уйди Никита, не стану на свѣтѣ жить.
Матрена.
Дѣло молодое. Легко ли! Б а б а ты въ соку, съ такимъ
осметкомъ жить...
— 265 —
Анисья.
Вѣришь ли, тетушка. Постылъ, ужъ постылъ мнѣ мой-то,
кобель носастый, и не смотрѣли бы на него глаза.
М а т р е н а.
Да, ужъ это дѣло такое. Глянь-ка сюда (шопотомъ, оглядываясь). Была я, вѣдашь, у старичка этого за порошками,—
онъ мнѣ на двѣ руки далъ снадобья. Глянь-ка сюда. Это,
говоритъ, сонный порошокъ. Дай, говоритъ, одинъ—сонъ
такой возьметъ, что хоть ходи по немъ. А это, говоритъ,
такое снадобье, если, говоритъ, давать пить—никакого духа
нѣтъ, а сила болыпая. На семь, говоритъ, разовъ, по щепоти на разъ. До семи разовъ давай. И слобода, говоритъ,
ей скоро откроется.
А н и с ь я.О-о-о!.. Что жъ это?
Ма т р е н а .
Примѣтки, говоритъ, никакой. Рублевку взялъ. Меныпе
нельзя, говоритъ. Потому, вѣдашь, добывать ихъ тоже хитро.
Я свою, ягодка, отдала. Думаю, возьметъ, не возьметъ,
Михайловнѣ снесу.
Анисья.
О-о! Да може что худое отъ нихъ?
М атрена.
Чему худому-то быть, ягодка. Добро бы мужикъ твой
твердый, а то что жъ, только славу дѣлаетъ, что живетъ.
Не жилецъ, вѣдь, онъ. Много такихъ-то бываетъ.
А н и с ь я,
0-охъ, головушка моя бѣдная! Боюсь я, тетенька, какъ
бы грѣха не было. Нѣтъ, »то что жъ?
Матрена.
Можно и назадъ снесть.
А н и с ь я.
Что же ихъ какъ и тѣ, въ водѣ распущать?
М а т р е н а.
Въ чаю, говоритъ, лучше. Ничего, говоритъ, непри-
мѣтно,. ни духу отъ нихъ нѣтъ, ничего. Тоже человѣкъ
умный.
А н и с ь я (беретъ порошки).
О-о, головушка моя бѣдная! Пошла бы развѣ на такія
дѣла, кабы не жизнь каторжная.
Матрена.
А рублевку-то не забудь; я пообѣщалась старичку за«
несть. Тоже хлопочетъ.
А н и с ь я.
Ужъ извѣстно. (Идетъ къ суидуку и прячетъ порошки).
М а т р е н а.
А ты, ягодка, потѣснѣе держи, чтобъ люди не знали. А
коли что, помилуй Богъ, коснется, отъ таракановъ молъ...
(Беретъ рубль). Тоже отъ таракановъ идетъ... (Обрываетъ
ѵѣчь).
ЯВЛЕНІЕ XI.
Тѣ же, Петръ и Акшіь.
А к и м ъ (входитъ, крестится на образъ).
П е т р Ъ (входитъ и садится).
Такъ какъ же, дядя Акимъ?
Акимъ.
Получше, Игнатьичъ, какъ бы получше, тае, получше...
Потому, какъ бы не того. Баловство значитъ. Хотѣлось бы,
тае... къ дѣлу, значитъ, хотѣлось малаго-то. А коли ты,
значитъ, тае, можно и того. Получше какъ...
Петръ.
Ладно, ладно. Садись, потолкуемъ. (Акимъ садится). Что
же такъ? Аль женить хочешь?
М а т р е н а.
Женить-то и повременить можно, Петръ Игнатычъ. Нужда наша, самъ знаешь, Игнатычъ. Гдѣ тутъ женить? Сами
живота не надышимъ. Гдѣ жъ женить!..
Петръ.
Судите, какъ лучше.
— 267 —
М а т р е н а.
Женить тоже спѣшить некуда. Это такое дѣло. Не малина, не опанетъ.
Петръ.
Что же, коли женить—дѣло хорошее.
Акимъ.
Хотѣлось бы, значитъ, тае... Потому мнѣ, значитъ, тае...
работишка въ городу, работишка выпала, сходная, зна*
читъ...
Матрена..
Ну, ужъ работа! Ямы чистить. Пріѣхалъ намедни, такъ
блевала, блевала... тьфу!
А к и м ъ.
Это точно, спервоначала она ровно и тае, шибаетъ, значитъ, духъ-то, а обыкнешь—ничего, все одно, что барда, и
значитъ, тае, сходно... А что духъ, значитъ тае... Это нашему брату обижаться нельзя. Одеженку смѣнять тоже
можно. Хотѣлось, значитъ, Микитку дома, пущай оправдаетъ, значитъ. Онъ пущай дома оправдаетъ, а ужъ я, тае,
въ городу добуду...
Петръ.
Хочешь сына дома оставить, оно точно. Да забрапы
деньги-то какъ?
Акимъ.
Это вѣрно, вѣрно, Игнатычъ, сказалъ это, значитъ, тае,
правильно, потому нанялся, продался—это пусть доживетъ,
значитъ, а вотъ только, тае, женить; на время, значитъ,
отпусти, коли что.
Петръ.
Что жъ, это можно.
Матрена.
Да дѣло-то у насъ не согласно. Я передъ тобой, Петръ
йгнатычъ, какъ передъ Богомъ откроюсь. -Ты хоть насъ съ
старикомъ разсудя. Заладилъ, что женить да женить. А на
комъ женить-то ты спроси! Кабы невѣста настоящая, развѣ
я своему дѣтищу врагъ, а то дѣвка съ порокомъ.
Акимъ,
Вотъ это напрасно. Напрасно, тае, наносишь на дѣвку-то.
Шапрасно. Потому ей, дѣвкѣ этой самой, обида отъ сына
моего, обида, значитъ, есть. Дѣвкѣ, значитъ.
П е т р ъ.
Какая же такая обида?
А к и м ъ.
А выходитъ, значитъ, тае, съ сыномъ Никитою. Съ Никиткою, значитъ, тае.
М атрена.
Ты погоди говорить, у меня языкъ помягче, дай я скажу.
Жилъ это малый-то нашъ до тебя, самъ вѣдашъ, на чугун•кѣ. И привяжись тамъ къ нему дѣвка, такъ, вѣдашь, немудрящая, Маринкой звать,—куфаркой у нихъ въ артели
жила. Такъ вотъ, показываетъ она. эта самая дѣвка, на сына
:на нашего, что примѣрно, онъ, Микита, будучи, ее обма.нулъ.
П е т р ъ.
Хорошаго тутъ нѣтъ.
М а т р е н а.
Да она сама непутевая, по людямъ шляется, какъ пота,
-скуха.
А к и м ъ.
Опять ты, значитъ, старуха, не тае и все ты не тае, всезначитъ, не тае...
М а т р е н а.
Вотъ только и рѣчей отъ орла отъ моего—тае, тае, а что
тае—самъ не знаешь. Ты, Петръ Игнатычъ, не у меня, у
людей спроси про дѣвку, всякій то ясе скажетъ. Такъ шалава бездомовная.
П е т р ъ (Акиму).
Что же, дядя Акимъ, коли такое дѣло, тоже женить не
зачѣмъ. Вѣдь не лапоть, съ ноги не снимешь, хоть бы
сноху.
А к и м ъ (разгорячась).
Облыжно, старуха, значитъ, на дѣвку, тае, облыжно. По-
тому дѣвка, тае, дюже хороша, дюже хороша дѣвка, зна-~
читъ; жаль мнѣ, жаль, значитъ, дѣвку-то.
Матрена.
Ужъ прямо Маремьяма старица, по всемъ мірѣ печальница, а дома не ѣмши сидятъ. Жаль дѣвку, а сына не жаль*
Навяжи ее себѣ на шею, да и ходи съ ней. Буде пустое-то>
говорить.
Акимъ.
Нѣтъ, пе пустое.
М а т р е н а.
Да ты не залетай, дай я скажу.
А к и м ъ (перебиваетъ).
Нѣтъ, не пустое. Значитъ, ты на свое воротишь, хоть
бы про дѣвку али про себя, ты на свое воротишь, какъ
тебѣ лучше, а Б о г ъ , значитъ, тае, на свое поворотитъ. Такъи это.
Матрена.
Эхъ, только съ тобой языкъ терзать!
А к и м ъ.
Дѣвка работящая, важковатая и, значитъ, тае, вокругъ*
себѣ... значитъ. А по нашей бѣдности намъ и тае, рука,
значитъ: и свадьба недорогая. А дороже всего обида есть
дѣвкѣ то, значитъ, тае, сирота, вотъ что, дѣвка-то. А обида.
есть.
Матрена,
Всякая, тоже говоритъ...
Анисья.
Ты, дядя Акимъ, больше слушай нашу сестру. Онѣ тебѣ
разскажутъ!
Акимъ.
А Богъ-то, Богъ! Развѣ она не человѣкъ, дѣвка-то? Значитъ тоже, тае, Богу-то ояа человѣкъ. А ты какъ думаешь?:'
М а т р е н а.
А, заладилъ!..
Петръ.
А вотъ что, дядя Акимъ, тоже вѣдь этимъ дѣвкамъ в ѣ рить нельзя. А малый-то живъ. Вѣдь онъ вотъ онъ! Послать
его да снросить толкомъ, правда ли? Ояъ дупги не убьетъ.
Покличьте малаго-то! (Анисья встаетъ). Скажи ты, отецъ
зоветъ. (Анисья уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ XII.
Тѣ же дезъ Анисъи.
М атрена.
Вотъ это, родной, разсудилъ, какъ водой разлилъ, пущай
самъ малый скажетъ. Вѣдь тоже по ныяѣшнему времю силомъ женить не велятъ. Тоже спросить малаго надо. Не захочетъ онъ ни въ жизнь на ней жениться, себя осрамить.
На мой разумъ, пусть у тебя живетъ, да служитъ хозяину.
И на лѣто брать не зачѣмъ, принанять можно. А ты намъ
десяточку дай, пусть живетъ.
Петръ.
Та рѣчь впереди, порядкомъ надо. Одно кончи, тогда
другое затѣвай.
А к и м ъ.
Я, значитъ, къ тому говорю, Петръ Игнатьичъ, потому
значитъ, тае, трафлялось. Ладишь, значитъ, какь себѣ
лучше, да про Вога, тае, и запамятуешь; думаешь лучше...
на себя воротишь, глядь, анъ накашлялъ на шею себѣ,
значитъ; думаемъ, какъ лучше, анъ хуже много, безъ
Бога-то.
Петръ.
йзвѣстное дѣло! Бога помнить надб.
А к и м ъ.
Глядь, оно хуже, а какъ по закону, да по-Божьи, все
какъ-то, тае, оно тебя веселитъ. Манится, значитъ. Такъ и
угадывалъ, значитъ, женю, значитъ, малаго отъ грѣха, значитъ; онъ дома, значитъ, тае, какъ должно по закону, а ужъ
я значитъ, тае; въ городу похлопочу. Работишка-то любезная; Сходно. По-Божью-то, тае, и лучше. Сирота вѣдь тоже.
Примѣромъ, лѣтось, дрова тожъ у приказчика взяли такимъ манеромъ! Думали обмануть. Приказчика-то обманули,
а Бога-то, зяачитъ, тае, не обманули! ну, и того...
ЯВЛЕНІЕ XII.
Тѣ же, Никита и Анютка.
Н и к и т а.
Спрашивали? (Садится, достаетъ табакъ).
\
П е т р ъ (тихо, укоризненно).
Что жъ ты, аль порядка не знаешь. Тебя отецъ спрашивать будетъ, а ты табокомъ балуешь, да сѣлъ. Поди-ка сюда, встань.
(Никита становится у стола, развязно облокачиваясь и
улыбаясь).
А к и м ъ.
Выходитъ, значитъ, тае, примѣрно на тебя, Микишка?
жалоба, жалоба значитъ.
Н и к и т а.
Отъ кого жалоба?
А к и м ъ.
Жалоба? Отъ дѣвицы, отъ сироты, значитъ, жалоба есть
Отъ ней, значитъ, и жалоба на тебя, отъ Марины отъ этой
самой, значитъ.
Н и к и т а (посмѣиваясь).
Чудно, право. Какая жъ такая жалоба? Это кто же тебѣ
сказывалъ: она, что ли?
А к и м ъ.
Я таперь, тае, спросъ дѣлаю, а ты, значитъ, тае, долженъ отвѣтъ произнесть. Обвязался ты съ дѣвкой, значитъ,
то-есть обвязался ты съ ней, значитъ?
Н и к и т а.
И не пойму окончательно, чего спрашиваете.
Акимъ.
Значитъ, глупости, тае, глупости, значитъ, были у тебя
съ ней, глупости значитъ?
Н и к и т а.
Мало что было. Съ куфаркой отъ скуки и пошутишь, и
на гормоніи поиграешь, а она попляшетъ. Какія же еще
глупости?
— 272 —
Петръ.
Ты, Никита, не костыляй, а что спрашиваетъ родитель,
ты и отвѣчай толкомъ.
А к и м ъ (тороюественно).
Никита! Отъ людей утаишь, а отъ Бога не утаишь. Ты,
Микита, значитъ, тае, думай, не моги врать! Сирота она,
значитъ, обидѣть можно. Сирота, зяачитъ. Ты говори получше какъ.
Н и к и т а.
Да что, говорить-то нечего. Окончательно все и говорю,
потому и говорить нечего. (Разгорячаоь). Она чего не скажетъ. Говори, что хошь, какъ на мертваго. Что жъ она на
Ѳедьку Микишкина не сказывала? А это что жъ по нынѣшнему времени, значитъ, и пошутить нельзя. А ей вольно
говорить.
А к и м ъ.
Ой, Никишка, мотри! Неправда наружу выйдетъ. Было,.
аль нѣтъ?
Н и к и т а (въ сторону).
Вишь, привязались, право. (Къ Акиму). Сказываю, что
ничего не знаю. Ничего у меня съ ней не было. (Съ злобой).
Вотъ те Христосъ, не сойти мнѣ съ доски съ этой. (Крестится). Ничего знать не знаю. (Молчаніе. Никита продолжаетъ еще горячѣе). Что жъ это вы меня на ней женить
вздумали? Что жъ, въ самомъ дѣлѣ, право, скандалъ. Нынче и правовъ такихъ нѣтъ, чтобъ силомъ женить. Очень
просто. Да и побожился я—-знать не знаю.
М а т р е н а (на муоюа).
То-то, глупая твоя башка дурацкая, что ему наболтаютъ,
а онъ всему и вѣритъ. Только напрасно малаго оконфузилъ. А лучше какъ живетъ, такъ пускай и живетъ у хозяина. Хозяинъ намъ теперь на нужду десяточку дастъ. А
время придетъ.
П е т р ъ.
Ну какъ же, дядя Акимъ?
А к и м ъ (щелкаетъ языкомъ къ сыну).
Мотри, Никита, обижена слеза, тае, ми^іо не канетъ, а
все, тае, на человѣческу голову. Мотри, ^зкакъ бы не
того.
Н и к и т а.
Да что смотрѣть-то, ты самъ смотри. (Садится).
Анютка.
Пойти мамушкѣ сказать. (Убѣгаетъ).
ЯВЛВНІВ ХІУ.
Петръ, Акимъ, Матрена и Никита.
М а т р е н а (%ъ Петру).
Вотъ такъ-то все, Петръ Игнатьичъ. Баламутный онъ у
меня, втемяшитъ что въ башку, не выбьешь никакъ, только
даромъ тебя потревожили. А какъ жилъ малый, такъ пусть
и живетъ. Держи малаго—твой слуга.
П е т р ъ.
Такъ какъ же, дядя Акимъ?
Акимъ.
Что жъ, я, тае, воли съ малаго не снималъ, только бы
не тае. Хотѣлось, было, значитъ, тае...
М а т р е н а.
И что путаешъ, самъ не знаешь. Пусть живетъ,какъ жилъ.
Малому и самому сходить не охота. Да и куда намъ его,
сами управимъ.
П е т р ъ.
Одно, дядя Акимъ, если ты его на лѣто сымешь, онъ
мнѣ на зиму не нуженъ. Ужъ жить, такъ въ годъ.
М а т р е н а.
На годъ и заложится. Мы дома, въ рабочую пору, коли
что, принаймемъ, а малый пусть живетъ, а т ы намъ теперича десяточку...
П е т р ъ.
Такъ какъ же, еще на годъ?
А к и м ъ (вздыхаетъ).
Да что же, ужъ видно тае, коли такъ, значитъ, видно
ужъ тае.
Матрена.
Опять на годъ, отъ Митревой субботы. В ъ цѣнѣ ты не
обидишь, а десяточку теперь дай. Вызволь ты насъ. (Встаетъ и кланяется).
ЯВЛЕНІЕ X V .
Тѣ же, Анисья и Анютка.
А н и с ь я (садится къ сторонкѣ).
Петръ.
Что жъ? Коли такъ, такъ—такъ, до трактира дойти и
могарычи. Пойдемъ, дядя Акимъ, водочки выпьемъ.
А к и м ъ.
Не пью я ее, вино-то, не пью.
Петръ.
Ну, чайку попьешь.
Акимъ.
Чаемъ грѣшеяъ. Чаемъ, точно.
Щетръ.
И бабы-то чайку попьютъ. Ты, Микита, смотри, овецъто нерегони, да солому подбери.
Н и к и т а.
Ладно. (Всѣ уходятъ, кромѣ Пикиты. Смеркается).
ЯВЛЕНІЕ ХУІ.
Н и к и т а одинъ.
Н и к и т а (закуриваетъ папиросу).
Вишь пристали, скажи да скажи. какъ съ дѣвками гулялъ. Эти исторіи разсказывать долго будетъ. Женись, говоритъ, на ней. На всѣхъ да жениться, это женъ много
наберется. Нужно мнѣ очень жениться—и такъ не хуже
женатаго живу, завидуютъ люди. И какъ это меня, какъ
толконулъ кто, какъ я на образъ перекрестился. Такъ сразу
всю канитель и оборвалъ. Боязно, говорятъ, въ неправдѣ
божиться. Все одна глупость. Ничего, одна рѣчь. Очень
просто.
ЯВЛЕНІЕ XVII.
Никита и Акулина.
А к у л и н а (входитъ въ кафтанѣ, кладетѣ веревку, раздѣваетея
и идетъ въ чуланъ).
Ты бы хоть огонь за'свѣтилъ.
Н и к и т а.
На тебя глядѣть? я тебя и такъ вижу.
Акулина.
Ну тебя!
ЯВЛЕНІВ ХѴНІ.
Т ѣ же и А н ю т к а .
А н ю т к а (вбѣгаетъ; къ Никитѣ шопотомъ).
Микита, иди скорѣй, тебя человѣкъ одинъ спрашиваетъ,
однова дыхнуть.
Н и к и т а.
Какой человѣкъ?
Аню тка.
Маринка съ чугунки. За угломъ стоитъ.
Н и к и т а.
Врешь.
Анютка.
Однова дыхнуть.
Н и к и т а.
Чего жъ ей?
А н ю т к а.
Тебѣ приходить велѣла. Мнѣ, говоритъ, Микитѣ только
слово одно сказать надо. Стала я спрашивать, а она не сказываетъ. Только спросила—правда ли, что онъ отъ васъ
сходитъ? А я грворю, неправда, его отецъ хотѣлъ снять,
да женить, да онъ отказался, у насъ на годъ еще остался.
А она и говоритъ: пошли ты его ко мнѣ, ради Христа. Мнѣ,
говоритъ, безпремѣнно нужно ему слово сказать. Она уже
давно ждетъ. Иди же къ ней.
1.8*
Н и к и т а.
Ну ее къ Богу, куда я пойду?
Анютка.
Она говоритъ, коли не придетъ, я сама въ избу къ нему
пойду. Однова дыхнуть, приду, говоритъ.
Н и к и т а.
Небось, постоитъ да уйдетъ.
ф
А н ю т к а.
Аль, говоритъ, его на Акулинѣ женить хотятъ.
А к у л и н а (подходитъ пъ Ншитѣ за своей прялкой).
Кого на Акулинѣ женить?
Анютка.
Микиту.
Акулина.
Легко ль? Да кто говоритъ-то?
Н икита.
Да видно люди говорятъ. (Смотритъ на нее, смѣется).
Акулина, что пойдешь за меня?
А к у л и н а.
За тебя-то? Може дбпрежъ и пошла бы, а теперь не
пойду.
Н и к и т а.
Отчего теперь не пойдешь?
Акулина.
А ты меня любить не будешь.
Н и к и т а.
Отчего не буду?
А к у лина.
Тебѣ не велятъ. (Смѣется).
Н и к и та.
Кто не велитъ?
— 277 —
А к у л и н а.
Ца мачиха. Она все ругается, все за тобой глядитъ.
Н и к и т а (смѣется).
Вишь ты! Однако ты примѣтливая.
Акулина.
Я-то? Что мнѣ примѣчать? Развѣ я слѣпая; нынче она
батю пузырила, пузырила. Вѣдьма она толстомордая. (Уходитг въ чуланъ).
А н ю т к а.
Никита! глянь-ка. (Глядитъ въ окно). Идетъ. Однова дыхнуть, она. Я уйду. (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ X I X .
Никита, Акулина въ чуланѣ и Марина.
М а р и н а (входитъ).
Что же это ты со мной дѣлаешь?
Н и к и т а.
Что дѣлаю? Ничего не дѣлаю.
Марина.
Отречься хочешь.
Н и к и т а (сердито подымаясь).
Ну, къ чему подобно, что пришла?
Марина.
Ахъ, Никита!
Никита.
Чудныя вы, право. Зачѣмъ пришла?
Марина.
Никита!
Никита.
Ну что Никита? Никита и есть. Чего надо-то? Иди, говорю.
М а р и н а.
Такъ, вижу, бросить, позабыть хочешь.
Н и к и т а.
Что помнить-то? Сами не знаютъ. За угломъ стояла,
Анюткупослала, непришелъ я къ тебѣ. Значитъ, не надобна
ты мнѣ, очень просто. Ну и уйди.
М а р и н а.
Не надобна! Не надобна теперь стала. Повѣрила я тебѣ,
что любить будешь. А потерялъ ты меня, и ненадобна
стала.
Н и к и т а.
И все ни къ чему ты это говоришь, все несообразно. Ты
и отцу наговорила. Уйди, сдѣлай милость.
М а р и н а.
Самъ знаешъ, что никого кромѣ тебя не любила. Взялъ
бы, не взялъ замужъ, я на то бы не обижалась. Не повинна я передъ тобой ничѣмъ, за что разлюбилъ? За что?
Н и к я т а.
Нечего намъ съ тобою переливать изъ пустого въ порожнее. Уйди ты. То-то безтолковыя!
М а р и н а.
Не то мнѣ больно, что обманулъ меня, жениться обѣщалъ, а что разлюбилъ. И не то больно, что разлюбилъ, а
на другую промѣнялъ,—на кого, знаю я.
Н и к и т а (злодно идепьъ пъ ней).
Эхъ! съ вашей сеетрой разговаривать, никакихъ резоновъ не понимаютъ; уйди, говорю, до худа доведешъ.
М а р и н а.
До худа? Что жъ меня бить будепгь? Вей, на! Что морду-то отворотилъ? Эхъ, Никита!
Никита.
Извѣстно, не хорошо, народъ придетъ. А что жъ попусту толковать.
М а р и н а.
Такъ конецъ, значитъ, что было, то уплыло. Позабыть
велишь! Ну, Никита, помни. Берегла я свою честь дѣвичью
пуще глаза. Погубилъ ты меня ни за что, обманулъ. Не
пожалѣлъ сироту (плачетъ), отрекся отъ меня. Убилъ ты
меня, да я на тебя зла не держу, Богъ съ тобой. Лучше
найдешь—позабудешь, хуже найдешь,—восиомянешь. Воспомянешь, Никита! Прощай, коли такъ. И любила же я тебя!
Прощай въ послѣдній. (Хочетъ обнять его и беретъ за голову).
Н и к и т а (выриваясь).
Эхъ! разговаривать съ вами. Не хочешь уходить, я самъ
уйду, оставайся тутъ.
М а р и н а (вскрипиваетъ).
Звѣрь ты! (Въ дверяхъ). Не дастъ тебѣ Богъ счастія. (Уходитъ плача).
ЯВЛЕНІЕ X X .
Никита и Акулина.
А к у л и н а (еыходитъ изъ чулана).
А песъ ты, Никита!
Н и к и т а.
А что?
А к у л и н а.
Какъ взвыла-то она. (Плачетъ).
*
Н и к и т а.
Ты-то чего?
А к у л и н а.
Чего? Обидѣлъ ты ее. Ты такъ-то и меня обидишь... песъ
ты. (Уходитъ въ чуланъ).
ЯВЛЕНІЕ X X I .
Никйта одинъ.
Н и к и т а . (Молчанге).
То-то неразбериха. Люблю я этихъ бабъ, какъ сахаръ; а
нагрѣшишь съ нями—бѣда.
ЗАНАВЪСЪ.
Д ѣ й с т в і е И.
ЛІЩА II го ДЪИСТВІЯ.
НЕТРЪ.
АНИСЬЯ.
АКУЛИНА.
АНЮТКА.
НИКИТА.
МАТРЕНА.
КУМА—сосѣдка.
НАРОДЪ.
ДЪИСТВІЕ II.
Сцена представляетъ улицу и избу Петра. Слѣва отъ зрителя—изба въ двѣ
связи, сѣни, съ крыльцомъ' въ серединѣ; справа—ворота и край двора. У
края двора Анисья треплетъ пеньку. Послѣ перваго дѣйствія прошло 6 мѣсяцевъ.
ЯВЛЕНІЕ I.
Анисья одна,
А н и с ь я (останавливается,
прислугаиваясь).
Опять что-то бурчитъ. Должно, слѣзъ съ печи.
ЯВЛЕНІЕ II.
Анисья и Акулина (входитъ съ ведрами на коромыслѣ).
Анисья.
Кличетъ. Поди. погляди, чего ему? Во оретъ.
Акулина.
А ты-то что жъ?
Анисья.
йди, говорятъ. (Акулина идетъ въ избу).
ЯВЛЕНІЕ III.
Анисья одна.
Анисья.
Измучилъ онъ меня. Не открываетъ, г д ѣ деньги, да и
все. Намедни въ сѣняхъ былъ, должно, тамъ пряталъ. Теперь и сама не знаю г д ѣ . Спасибо разстаться съ ними
боится. Все въ домѣ онѣ. Только бъ найти. А на немъ
вчера не было. Теперь и сама не знаю г д ѣ . Измучилъ меня
на отдѣлку.
ЯВЛЕНІЕ ІУ.
Анисья и Акулина (выходитъ, повязываясь платкомъ).
— 283 —
А н и с ь я.
Куда ты?
А к у л ина.
Куды? А велѣлъ тетушку Марѳу позвать. Позови, говоритъ, сестру ко мнѣ. Я помру, говоритъ, нужно мнѣ ей
сказать слово.
А н и с ь я (про седя).
Сестру зоветъ. 0, головушка моя! О-о! Должно, ей отдать хочетъ. Что стану дѣлать? 0! (Акулинѣ). Не ходи!
Куда ты?
Акулина.
За теткой.
Анисья.
Не ходи, говорю, я сама схожу, а ты съ бѣльемъ-то иди
на рѣчку. А то до вечера не успѣешь.
Акулина.
Да онъ мнѣ велѣлъ.
Анисья.
Иди, куда посылаютъ. Сама, говорятъ, схожу за Марѳой.
Рубахи-то возьми съ плетня.
Акулина.
Рубахи? Да ты, мотри, не пойдешь. Онъ велѣлъ.
Анисья.
Сказала, пойду. Анютка гдѣ?
Акулина.
Анютка? она телятъ стережетъ.
Анисья.
Пошли ее, авось не разбѣгутся. (Акулчна
оѣлье и уходитъ).
собщаетъ,
ЯВЛЕНІЕ V.
Анисья одна.
Анисья.
Не пойтить—заругаетъ. Пойтить—отдастъ онъ сестрѣ
;деньги. Пропадутъ всѣ мои труды. И что дѣлать, сама не
знаю. Разскочилась моя голова. (Продолоюаетъ работать).
ЯВЛЕНІЕ VI.
Анисья и Матрена (входитъ съ палочкою и узелкомъ подорожпому).
Матрена.
Богъ прмочь, ягодка.
А н и с ь я (оглядывается, бросаетъ работу и вспле&киваетъ руками отъ радости).
Вотъ не чаяла, тетушка. Лучилъ же Богъ такого гостя
.ко времени.
Матрена.
Ну, что?
Анисья.
Ужъ я и въ умѣ смѣшалась. Бѣда!
Матрена.
Что же, живъ, сказываютъ?
А н и с ь я.
И не говори. Жить не живетъ и помирать не помираетъ.
М а т р е н а.
Деньги-то не передалъ кому?
Анисья.
Сейчасъ за Марѳой, за сѳстрой родной, посылаетъ. Долзкно объ деньгахъ.
М атрена.
Видимое дѣло. Да не передалъ ли кому помимо?
Анисья.
Некому. Я какъ ястребъ надъ нимъ стерегу.
Матрена.
Да гдѣ жъ онѣ?
Анисья.
Не сказываетъ. *И не дознаюсь никакъ. Хоронитъ гдѣ-тоизъ одного мѣста въ другое. А мнѣ тоже отъ Акульки
нельзя. Дура-дура, а тоже подсматриваетъ, караулитъ. 0.
головушка моя. Измучилась я.
г
М а т р е н а.
Охъ, ягодка, отдастъ денежки помимо твоихъ рукъ, вѣкъ
плакаться будешь. Сопхаютъ они тебя со двора ни съ чѣмъ.
Маялась ты, маялась, сердечная, вѣкъ свой съ немилымъ,
да и вдовой съ сумой пойдешь.
А н и с ь я.
И не говори, тетка. Изныло мое сердце, и не знаю, какъ
быть и посовѣтовать не съ кѣмъ. Говорила Никитѣ. А онъ
робѣетъ въ это дѣло вступать. Только сказалъ мнѣ вчерась,.
что въ полу онѣ.
М а т р е яа.
Что-жъ лазила?
Анисья.
Нельзя—самъ тама. Я примѣчаю,—онъ ихъ то на себѣноситъ, то хоронитъ.
М а т р е н а.
Ты, дѣушка, помни: разъ маху дашь, вѣкъ не справишься. (Шопотомъ). Что же крѣпкаго чаю-то давала?
Анисья.
0 о! (Хочетъ отвѣчать, видитъ сосѣдку, замолпаетъ).
4
ЯВЛЕНІЕ VII.
Тѣ же и куна (проходитъ мимо избы, прислушивается къ
крику въ избѣ. Еъ Аписьѣ).
— 286 —
К у ма.
Кума! Анисья! а Анисья? Твой никакъ кличетъ.
Анисья.
Онъ все такъ кашляетъ, ровно кричитъ. Плохъ ужъ
«очень.
К у м а (подходитъ пъ Матренѣ).
Здорова, баушка, отколь Богъ несетъ?
М а т р е н а.
А изъ двора, милая. Сынка провѣдать пришла. Рубахъ
лринесла. Тоже свое дѣтище, вѣдашь, жалко.
Кума.
Да ужъ это такое дѣло. (Еъ Анисьѣ). Хотѣла, кума, красна
«бѣлить, да, думается, рано. Люди не зачинали.
А н и с ь я.
Куда спѣшить-то?
М атрена.
Что же, сообщали?
Анисья.
Какъ же, вчерась попъ былъ.
Кума.
Поглядѣла я вчерась тоже, матушка моя, и въ чемъ
душа держится! Измадѣлъ какъ. А ужъ намедни, матушка
жоя, совсѣмъ помиралъ, подъ святые положили. Ужъ и оплажали, омывать собирались.
г
Анисья.
Ожилъ—поднялся; опять бродитъ теперь.
М а т р е н а.
Что же, соборовать станете?
Анисья.
Люди приглашаютъ. Коли живъ будетъ, хотимъ завтра
за попомъ посылать.
— 287 —
К у м а.
Охъ, скучно, чай, тебѣ, Анисьюшка? Не даромъ молвится: не тотъ боленъ, кто болитъ, а кто надъ болью сидитъ.
Анисья.
Да ужъ одно бы что.
К у м а.
Извѣстно дѣло, легко ли, годъ цѣлый умираетъ. По рукамъ связалъ.
М а т р е н а.
Тоже вдовье дѣло горькое. Хорошо дѣло молодое, а на
старости лѣтъ кто пожалѣетъ. Старость не радость. Хоть бы
мое дѣло. Не далеко прошла, уморилась, ногъ не слышу.
Сынокъ-то гдѣ?
Анисья.
Пашетъ. Да ты заходи, самоваръ поставимъ, чайкомъ
душеньку отведешь.
М а т р е н а (садится).
И то уморилась, миленькія. А что соборовать—это безпремѣнно надо. Люди говорятъ—тоже душѣ на пользу.
Анисья.
Да, завтра пошлемъ.
М а т р е н а.
То-то, оно лучше. А у насъ, дѣушка, свадьба.
Кума.
Что жъ такъ, весной?
Матр ена.
Да, видно, пословица не даромъ молвится: бѣдному жениться и ночь коротка* Семенъ Матвѣевичъ за себя Маринку взялъ.
Анисья.
Нашла-таки себѣ счастіе!
.
— 288 —
К у м а.
Вдовецъ; должно, на дѣтей пошла?
М а т р е н а.
Четверо. Какая же путная пойдетъ! Ну, ее и взялъ. Она
и рада. Вино пили, вѣдашь, стаканчикъ не крѣпкій былъ,—
пролввали.
Ку ма.
Вишь ты! Слухъ-то былъ? А съ достаткомъ мужикъ-отъ?
М а т р е н а.
Живутъ ничего пока.
Кума.
Оно точно, что на дѣтей кто пойдетъ. Вотъ хоть бы у
насъ Михайло. Мужикъ-отъ, матушка моя...
Г о л о с ъ мужика.
Эй, Мавра, куда тебя дьяволъ носитъ? Поди корову загони. (Сосѣдка уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ VIII.
Анисья и Матрена.
М а т р е н а (пока сосѣдка уходитъ, говоритъ ровнымъ голосомъ)
Выдали, дѣушка, отъ грѣха, по крайности мой дуракъ
объ Микишкѣ думать не будетъ. (Вдругъ перемѣняетъ голосъ
ѵ,а шопотъ). Ушла! (Шопотомъ). Что жъ, говорю, чайкомъто попоила?
А н и с ь я.
й не поминай. Помиралъ бы лучше самъ. Все одно—не
помираетъ, только грѣха на душу взяла. О-о, головушка
моя! И зачѣмъ ты мнѣ давала порошки эти?
Матрена.
Что же порошки? Порошки, дѣушка, сонные, что,жъ не
дать? Отъ нихъ худа не будетъ.
А н и с ь я.
Я не про сонные, а про тѣ, про бѣлесые-то.
— 289 —
Матрена.
Что жъ, тѣ порошки, ягодка, лѣкарственные.
А н и с ь я (вздыхаетъ).
Знаю, да боязно. Измучилъ онъ меня.
Матр ена.
Что же, много извела?
Анисья.
Два раза давала.
М а т р е н а.
Что же, не примѣтно?
А н и с ь я.
Я сама въ чаю пригубила, чуть горчитъ. А онъ выпилъ
съ чаемъ-то, да и говоритъ: мнѣ и чай-то противенъ. Я говорю: больному все горько. Да жутко же мнѣ стало, тетушка.
Матрена.
А ты не думай; что думать, то хуже.
А н и с ь я.
й лучше ты мнѣ не давала бы, и на грѣхъ не наводила.
Какъ вспомнишь, такъ на душѣ загребтитъ. Изачѣмъ ты
дала мнѣ ихъ?
Матрена.
И, что ты, ягодка! Христосъ съ тобой. Что жъ ты на
меня-то сворачиваешь? Ты, дѣушка, мотри, съ- больной
головы на здоровую не сворачивай. Коли чего коснется,
мое дѣло сторона, я знать не зиаю, вѣдать не вѣдаю,—
крѳстъ поцѣлую, никакихъ порошковъ не давала и не видала, и не слыхала, какіе такіе порошки бываютъ. Ты, д ѣ ушка, сама думай. Мы и то намеднись про тебя разговорились, какъ она, молъ, сердечная, маится. Падчерица—дура,
а мужикъ гнилой—присуха одна. Съ этой жизни чего не
сдѣлаешь.
А н и с ь я.
Да и то, я не отрекусь. Отъ моего житья не то, что эти
дѣла, а либо повѣситься, либо его задушить. Развѣ это
жизнь?
М а т р е н а.
То-то и дѣло. Ротъ разѣвать некогда. А какъ никакъ,
обыскать деньги, да чайкомъ попоить.
Аіисья.
О-о, головушка моя бѣдная! И что дѣлать теперь, сама
не знаю, и жутость беретъ,—помиралъ бы ужъ лучше самъ.
Тоже на душу брать не хочется.
М а т р е н а (съ злобой).
А что же онъ деньги-то не открываетъ? Что же онъ ихъ
съ собой возьметъ,—никому не достанутся. Развѣ это хорошо? Помилуй Богъ, да такія деньжищи дуромъ пропадутъ.
Развѣ это не грѣхъ? Что жъ онъ-то дѣлаетъ? На него к
смотрѣть?
А н ис ь я.
Уже и сама не зяаю. Измучилъ онъ меня.
М а т р е н а.
Чего не знать-то? Дѣло на виду. Промашку теперь сдѣлаешь, вѣкъ каяться будешь. Передастъ онъ сестрѣ деньги,
а ты оставайся.
Анисья.
О-охъ, и то посылалъ вѣдь за ней,—итти надо.
М а т р е н а.
А ты погоди ходить, а первымъ дѣломъ самоварчикъ поставь. Мы его чайкомъ попоимъ, да деньги вдвоемъ поищемъ,—дощупаемся, небось.
А н и с ь я.
Ого! Какъ бы чего не было.
1
М а т р е н а.
А то что-жъ? Что смотрѣть-то. Что жъ ты деньги-то
только глазами поваляешь, а въ руки не попадутъ? Ты дѣлай.
А н и с ь я.
Такъ я пойду, самоваръ поставлю.
М а т р е н а.
йди,ягодка, дѣло дѣлай, какъ надо, чтобы послѣ не тужить. Такъ-то. (Анисья отходитъ, Матрена подзываетъ).
М а т р е н а.
Одно дѣлѳ: Микиткѣ не сказывай про всѣ дѣла. Онъ дурашный. Избави Богъ, узнаетъ про порошки. Онъ, Богъ
знаетъ, что сдѣлаетъ. Жалостливъ онъ очень. Онъ, вѣдашъ,
и курицы, бывало, не зарѣжетъ. Не сказывай ему. Бѣда,
онъ того не разсудитъ. (Остапавлиѳается въ ужасѣ, на порогѣ показывается Петръ)
л
ЯВЛЕНІЕ I X .
Тѣ же и Петръ (держась за стѣику, выползаетъ па крыльцо
и кличешъ слабымъ голосѳмъ).
П е т р ъ.
Что же васъ не дозовешься. О-хъ! Анисья, кто здѣсь?
(Падаетъ иа лавку).
А н и с ь я (выхоЪитъ изъ-за угла).
Чего вылѣзъ? Лежалъ бы, гдѣ лежалъ.
П е тр ъ.
Что за Марѳой ходила дѣвка-то?... Тяжко... Охъ, хоть бы
омерть скорѣе!^
Анисья.
Недосугъ ей; я ее на рѣчку послала. Дай срокъ, управлюсь, сама схожу.
Петръ.
Анютку пошли. Гдѣ она? Охъ, тяжко! охъ, смерть моя!
Анисья.
Я и то послала за ней.
Петръ.
Охъ! гдѣ жъ она?
Анисья.
Гдѣ она тамъ? параликъ ее распшби!
П е т р ъ.
Охъ, мочи моей нѣтъ. Сожгло нутро. Ровно буравцомъ
оверлитъ. Что же вы меня бросили какъ собаку... и напитьея подать некому... Охъ... Анютку пошли ко мнѣ.
Анисья,
Вотъ ова. Анютка, иди къ отцу,
ЯВЛЕНІЕ X .
Тѣ же и Анютка (вбѣгаетъ. Лнисья уходютъ за уголъ).
Петръ.
Поди ты, охъ, къ теткѣ Марѳѣ, скажи, отецъ, молъ, зоветъ, пришла чтобъ, нужно мнѣ.
Анютка.
Ну что жъ.
П етръ.
Постой. Скорѣе нужно, скажи. Скажи — помирать хочу.
0-охъ!..
Аяютка.
Только платокъ возьму, а я сейчасъ. (Убѣгаетъ).
ЯВЛЕНІЕ XI.
Петръ, Анисья и Матрена.
М а т р е н а (подмигивая).
Ну, дѣушка, дѣло свое помни. Иди въ избу, вездѣ
ошарь. Ищи, какъ собака блохъ ищетъ; все перебери, а я
на немъ обыщу сейчасъ.
А н и с ь я (къ Матренѣ).
Все съ тобой смѣлѣй какъ будто. (Подходитъ къ крьшцу.
Къ Петру). Самоваръ не поставить ли тебѣ? И тетка Матрена къ сыну пришла,—съ ней попьете.
Петръ.
Что жъ, поставь. (Анисья уходитъ въ сѣни).
ЯВЛЕНІЕ XII.
Петръ и Натрена. (Матрена подходитъ %ъ крыльцу).
Петръ.
Здорово.
М а т р е н а.
Здравствуй, благодѣтель. Здравствуй, касатикъ... Хвораешь, видно, все. И старикъ мой какъ жалѣетъ. Поди-
говоритъ, провѣдай. Поклонъ прислалъ,
няепгся).
Петръ.
Помираю я.
(Егце разъ кла-
М а т р е н а.
И то, посмотрю на тебя, Игнатычъ, не по лѣсу, видно,
а по людямъ боль-то ходитъ. Исчадѣлъ, исчадѣлъ ты весь,
сердечный, погляжу на тебя. Не краситъ, видно, хворь-то?
Петръ.
Пришла смерть моя.
Матр е н а .
Что жъ, Петръ Игнатычъ, Божья воля, собщили, особоруютъ, Богъ дастъ; баба у тебя, славу Богу, умная, и похоронятъ, и помянутъ, все честь честью. И мой сыяочекъ
тоже, поколѣ что, по дому хлопотать будетъ.
Петръ.
Приказать некому! Необстоятельна баба, глупостями занимается, вѣдь все знаю я..: знаю... Дѣвка дурковата, да
и млада. Домъ собиралъ, а обдумать некому. Жаль тоже.
(Хнычетъ).
М а т р е н а.
Что жъ, коли деньги или что, приказать можно...
П е т р ъ (къ Анисьѣ въ сѣнцы).
Пошла что ль Анютка-то?
М а т р е н а (въ сторону).
Ишь вспомнилъ.
А н и с ь я (изъ сѣней).
Въ ту же пору пошла. Иди въ избу-то что ль, я проведу.
П етръ.
Дай посижу на послѣдяхъ. Духъ тяжкій тамъ. Тяжко
мнѣ... Охъ, сожгло сердце все... Хоть бы смерть...
Матр е на.
Богъ души не вынетъ, сама душа не выйдетъ. Въ смерти
и животѣ Богъ воленъ, Петръ Игнатычъ. Тоже и смерти
не угадаешь. Бываетъ и поднимешься. Такъ-тѳ вотъ у насъ
въ деревнѣ мужикъ совсѣмъ ужъ помиралъ...
П етръ.
Нѣтъ. Чую я, что нынче умру, чую. (ІІрислоняется и запрываетъ глаза).
ЯВЛЕНІЕ ХШ.
Тѣ же и Аниеья.
А н и с ь я (выходитъ).
Ну что же, пойдешь али нѣтъ? Тебя не дождешься.
Петра, а Петра!
М а т р е н а (отходитъ и манитъ къ себѣ пальцемъ Анисью)*
Ну, что жъ?
*,
А н и с ь я (сходитъ съ крыльца пъ Матренѣ).
Нѣту.
Матрена.
Да ты все ли обыскала? Въ полу-то?
Анисья.
И тамъ нѣту-ти. Нешто въ пунькѣ. Вчера туда лазилъ.
Матрена.
Ищи, пуще всего ищи. Какъ языкомъ вылижи. А я примѣчаю—нынче и такъ помереть,—ноготь синій и на лицо
земля пала. Самоваръ-то носпѣлъ, что ль?
Анисья.
Закипать хочетъ.
ЯВЛЕНІЕ XIV.
Тѣ же и Никита [нриходитъ съ другой стороны а еели
можно, пріѣзжаетъ %а лошади ш воротамъ, не видитъ Петра).
Н и к и т а (къ матери).
Здорово, матушка, здоровы ли дома?
г
М а т р е н а.
Слава Господу Богу, живемъ пока, хлѣбъ жуемъ.
Н и к и т а.
Ну что, хозяинъ какъ?
Матрена.
Тише, вонъ онъ сидитъ. (ІІоказываетъ на крыльцо).
Н и к и т а.
Такъ что же, пущай сидитъ. Мнѣ чего?
П е т р ъ (открываетъ глаза).
Микита, а Микита, подь-ка сюда! Щикита подходитъ,
Анисья шепчется съ Матреной).
Петръ.
Что рано пріѣхалъ?
Н и к и т а.
Допахалъ.
*
Петръ.
За мостомъ полоску пахалъ?
Никита.
Туда далече ѣхать.
Петръ.
Далече? Изъ дома дальше. За нарочнымъ ноѣдешь. За
одно бы. (Анисья, показываясь, прислушивается).
М а т р е н а (подходитъ)}
Ахъ, сынокъ, что жъ такъ хозяину не стараетлься? Хозяинъ хворый, на тебя надѣется, ты долженъ какъ отцу
родному, жилы вытягивай, а служи, такъ я тебѣ приказывала.
П е т р ъ.
Такъ ты, того, охъ!,.. картошки повытаскай, бабы... о...
переберутъ.
А н и с ь я (про себя).
Какъ же, и пошла я. Опять отъ себя всѣхъ услать хочетъ, должно, на немъ теперь деньги-то. Куда-нибудь схоронить хочетъ.
— 296 —
Петръ.
А то, о-охъ! сажать время придетъ, а онипопрѣли. Охъ,
мочи нѣтъ! (Поднимается).
М а т р е н а (вбѣгаетъ на крыльцо, поддерэ/сиваетъ ІІетра).
Аль въ избу свесть?
Пе тръ.
Оведи. (Останавливается). Микита!
Н и к и т а (сердито).
Чего еще?
П е т р ъ.
Не увяжу тебя... Помру нынче... Прости меня, Христа
ради, простп, когда согрѣшилъ передъ тобой... Словомъ и
дѣломъ, согрѣшилъ когда... Всего было. Прости.
Н и к и т а.
Что жъ прощать, мы сами грѣшные.
Матрена.
Ахъ, сынокъ, ты чувствуй!
Петръ.
Прости, Христа ради. (Плачетъ).
Н и к и т а (сопитъ).
Богъ проститъ, дядя Петръ. Что жъ, мнѣ на тебя обижаться нечего. Я отъ тебя худого не видалъ. Ты меняпрости, можетъ, я виноватѣе передъ тобою. (ІІлачетъ. Петръ
хныкая уходитъ. Матрена поддероюиваетъ его).
ЯВЛБНІЕ XV.
Никита и Анисья.
А н и с ь я.
0, головушка моя бѣдная! неспроста онъ это, задумалъ
видно что. (Подходитъ къ Пикитѣ). Что жъ ты сказывалъ,
что деньги въ полу,—нѣту тамъ.
5
Н и к и т а (не отвѣчаетъ плачетъ).
Я отъ него худого. окромя хорошаго, ничего не видалъ.
А я вотъ что сдѣлалъ!
у
А н и с ь я.
Ну,'буде. Деньги-то гдѣ?
Н и к и т а (сердито).
А кто его знаетъ. Ищи сама.
Аннсья.
Что больно жалостливъ?
Н и к и т а.
Жалко мнѣ его. Какъ жалко. Заплакалъ какъ! Э-эхъ!
А н и с ь я.
Вишь жалость напала, есть кого жалѣть! Онъ тебя собачилъ, собачилъ, и сейчасъ приказывалъ, чтобъ согнать
тебя со двора долой. Ты бы меня пожалѣлъ.
Никита.
Да что тебя жалѣть-то?
Анисья.
Помретъ, деньги скроетъ...
Никита.
Небось, не скроетъ...
Ан ис ь я .
Охъ, Никитушка! за сестрой послалъ, ей отдать хочетъ.
Бѣда наша, какъ намъ жить будетъ, какъ онъ деньги отдастъ. Осунутъ они меня со двора! Ужъ ты бы похлопоталъ. Ты сказывалъ, въ пуньку вечоръ лазилъ онъ.
Никита.
Видѣлъ, онъ оттель идетъ, а куда сунулъ, кто его
знаетъ.
А н и с ь я.
0, головушка! пойду тамъ поищу (Ншита
отходитъ).
ЯВЛЕНІЕ XVI.
Тѣ же и Матрена (выходитъ изъ избы, спуекается къ Анишь
и НикитѢу шопотомъ).
М а т р е н а.
Никуда не ходи, деньги на немъ, я ощупала, на • гайтанѣ онѣ.
А н и с ь я.
0, головушка моя бѣдная!
Матрена.
Теперь еморгаешь,—ищи тогда на орлѣ—на
крылѣ. Сестра придетъ—и прощайся.
правомъ
Анисья.
й то придетъ, отдастъ ей. Какъ быть-то! 0, головушка!
М а т р е н а.
Какъ быть-то? А ты смотри сюда: самоваръ-то вскішѣлъ»
поди ты, завари чайкю, да налей ему (шопотомъ) да изъ
грамотки-то всю высыць и попои его. Выпьетъ чашку, тогда
и тащи. Небось, не разскажетъ.
}
А н и с ь я.
0, боязно!
М а т р е н а.
Ты это не толкуй, живо дѣлай, а я сестру-то постерегу^
коли что. Оплошки не давай. Тащи деньги да и неси сюда,
а Микита схоронитъ.
А н и с ь я.
0, головушка! какъ приступиться-то и... и...
Матрена.
Говорю, не толкуй; дѣлай, какъ велю. Микита!
Никита.
Чего? ~
д
М а т р е н а."
Ты тутъ постой, посиди на завалинкѣ, коли -тго, дѣло
будетъг
Н и к и т а (махая рупой).
Ужъ эти бабы придумаютъ. Окончательно завертятъ. Ну
васъ совсѣмъ. Пойти и то—картошки повытаскать.
М а т р е н а (останавливаетъ его за руку).
Говорю, постой.
ЯВЛЕНІЕ ХѴИ.
Тѣ же и Анютка (входитъ)\
АНЕСЬЯ.
Ну, что?
Анютка.
Она у дочери на огородѣ была, сейчасъ придетъ.
Анисья..
Придетъ она, что дѣлать будемъ?'
М а т р е н а . (Аиисьѣ)\
Поспѣешь, дѣлай, что велю.
А н и с ь я..
Ужъ сама не знаю—не знаю ничего, въумѣ смѣшалось-.
Анютка! иди, донюшка, къ телятамъ, чай разбѣжались. Охъ,.
не насмѣлюсь!
Матрена. |
Иди, что ль, самоваръ ушелъ, я чай.
Анисья.
Охъ, головушка моя бѣдная! (Уходитъ)..
ЯВЛЕНІЕ ХѴПІ.
Матрена и Никита.
М а т р е н а (подходитъ къ сыну).
Такъ-то, сынокъ. (Садится рядомъ еъ пимъ па завалинку.р
Дѣло твое тоже обдумать надо, а не какъ-нибудь.
Н и к и т а.
Да какое дѣло?
Матрена.
А то дѣло, какъ тебѣ на свѣтѣ прожить.
Никита.
Какъ на свѣтѣ прожить? Люди живутъ, такъ и я.
М а т р е н а.
Старикъ-то, должяо, нынче помретъ?
Никита.
Помретъ, царство небесное. Мнѣ-то что?
М а т р е н а (все время говоритъ ипоглядываетъ на крылъцо).
Эхъ, сынокъ! Живое живое и думаетъ. Тутъ, ягодка, то:же ума надо много. Ты какъ думаешь, я по твоему дѣлу
по всѣмъ мѣстамъ толкалась, всѣ ляжки измызгала, объ
-тебѣ хлопотамши. А ты помни, тогда меня не забудь.
Н и к и т а.
Да о чемъ хлопотала-то?
М а т р е н а.
А о дѣлѣ о твоемъ, объ судьбѣ объ твоей. Загодя не
похлопотать, ничего и не будетъ. Ивана Мосеича знаешь?
,До него тоже я притолчна. Зашла намедни, я ему, вѣдашь,
тоже дѣло одно управила, посидѣла, къ слову разговорились. Какъ, говорю, Иванъ Мосеичъ, разсудить дѣло одно.
Примѣрно, говорю, мужикъ вдовый, взялъ примѣрно, за
себя другую жену, и, примѣряо, только и дѣтей, что дочь
отъ той жены, да отъ этой. Что, говорю, какъ помретъ мужикъ этотъ, можно ли, я говорю, войти на вдову эту во
дворъ чужому мужику? Можно, я говорю, эгому мужику
дочерей замужъ отдать и самому во дворѣ остаться? Можно,
говоритъ, да только надо, говоритъ, старанья тутъ много,
съ деньгами, говоритъ, можно это дѣло оборудовать, а безъ
денегъ, говоритъ, и соваться нечего.
Н и к и т а (смѣется).
Да ужъ это что говорить, только подавай имъ денежкито. Денежки всѣмъ нужны.
М а т р е н а.
Ну, ягодка, я и открыдась ему во всѣхъ дѣлахъ. Первымъ дѣломъ, говоритъ, надо твоему сыночку въ ту деревню приписаться, на это денежки нужно,—стариковъ поцоить.
Юни, значитъ, и руки приложатъ. Все, "говоритъ, надо съ
умомъ дѣлать. Глянь-ка сюда (достаетъ изъ платка бумагу),
вотъ и бумагу отписалъ, почитай-ка, вѣдь ты дошлый.
((Шшита читаетъ, Матрена слушаетъ).
Н и к и т а.
Бумага, извѣстно, приговоръ значитъ. Тутъ^ мудростн
большой нѣтъ.
Матрена.
А ты слухай, что Иванъ Мосеичъ приказываетъ. Пуще
всего, говоритъ, тетка, смотри, чтобъ денежки не упустить.
Не ухватитъ, говоритъ, она деньги, не дадутъ ей на себя
зятя принять. Деньги, говоритъ, всему дѣлу, голова. Такъ^
мотри. Дѣло, сынокъ, доходитъ.
Никита.
Мнѣ что, деньги ея, она и хлопочи.
Матрена.
Эка ты, сынокъ, судишь! Развѣ баба можетъ обдумать..
Если и возьметъ она деньги, гдѣ же ей обдумать, — бабье
дѣло извѣстно, а га все мужикъ. Ты, значитъ, можешь и
спрятать и все такое. У тебя все-таки ума больше, коли.
что коснется.
Н и к и т а.
Эхъ, женское ваше понятіе нообстоятельное совсѣмъ!
Матрена.
Какъ же необстоятельно! Ты заграбь денежки-то. Баба-<
то у тебя въ рукахъ будетъ. Если случаемъ и похрапывать.
начнетъ или что, ей укороту можно сдѣлать.
Никита.
Ну васъ совсѣмъ, пойду.
ЯВЛЕНІЕ X I X .
Никита, Матрена и Анисья (выбѣгаетъ блѣдная изъ избы<
за уголъ пъ Матренѣ).
Анисья.
На немъ и были. Вотъ онѣ. (Попазываетъ подъ фартг/комъ).
Матрена.
Давай Микиткѣ, онъ схоронитъ. Микитка, бери, схорони:
куда.
Яикита.
Что же, давай.
А і и сья..
0-охъ, головушка! да ужъ я сама что ли. (Идетъ къ воъротамъ).
М а т р е н а (хватаетъ ея за руку).
Куда идешь? Хватятся, вотъ сестра идетъ, ему давай,
«іонъ знаетъ. Эка безтолковая!
А н и с ь я (остапавлиѳается въ перѣшительпости).
0, головушка!
Н и к и т а.
Что жъ, давай что ль, суну куда.
Анисья.
Куда сунешь-то?
Н и к и та.
-Аль робѣешь? -(Омѣется).
ЯВЛЕНІЕ X X .
Тѣ же и Акулина (идетъ съ бѣльемъ).
Анисья.
О-охъ, головушка моя бѣдная! (Отдаетъ декьги). Микита,
мотри.
ѵ
Н и к и т а.
Чего боишься-то? Туда запхаю, что и самъ не найду.
і(Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ X X I .
Матрена, Анисья и Акудияа.
А н и с ь я (стоитъ въ испугт).
О-охъ, что какъ онъ...
Матрена.
Что же померъ?
А н и с ь я.
.Да, померъ, никакъ. Я снимала, онъ ж не почуялъ.
Матрена.
Иди въ избу-то, вонъ Акулина идетъ.
Анисья.
Что жъ, я нагрѣшила, а онъ, да что съ деньгами...
Матрена.
.
Буде, иди въ избу, вонъ и Марѳа идетъ.
Аяисья.
Ну повѣрила я ему. Что-то будетъ. (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ XXII.
Марѳа, Акулина, Матрена.
М а р ѳ а ^ (идетъ съ одной стороны, Апулина съ другой. Нъ
Акулинѣ).
Я бы даве пришла, да къ дочери пошла. Ну, что старикъ-отъ? Аль помирать хочетъ?
А к у л и н а (снимаетъ бѣлье).
А кто его знаетъ. Я на рѣчкѣ была.
М а р ѳ а (указывая па Матрену).
Эта чья же?
М а т р е н а.
А изъ Зуева, Микиты мать я, изъ Зуева, родимая. Здравствуйте, изнылъ, изнылъ сердечный, братецъ-то. Оамъ выходилъ. Пошли мнѣ, говоритъ, сестрицу, потому, говоритъ...
0! Да ужъ не кончился ли?
ЯВЛЕНІЕ XXIII.
Тѣ же и Анисья (выбѣгаетъ изъ избы съ крикомъ, хватается
за столбикъ и начинаетъ выть).
О-охъ! О-о-о, и на кого-о-о и оставилъ и о-о-о и на коо-го-о-о поки-и-нулъ о-о-о... вдовой горемычной... вѣкъ в ѣ ковать, закрылъ ясны очи...
ЯВЛЕНІЕ XXIV.
Тѣ же и кума. (Кума и Матрена подхватываютъ ее подъ
руки. Акулина и Марѳа идутъ въ избу. Народъ приходитъ).
Одинъ г о л о с ъ изъ народа.
Старухъ позвать, убирать надо.
М а т р е н а (засучиваетъ рукава).
Вода въ чугунѣ-то, есть что ли? А то самоваръ, я чай,
еще не вылитъ. Потружусь и я.
ЗАНАВѢСЪ.
Д Ъ Й С Т В I Е III.
\
ЛИЦА ІІІ-го ДЪЙСТВІЯ.
АКИМЪ.
НИКИТА.
АКУЛИНА.
АНИСЬЯ.
АНЮТКА.
МИТРИЧЪ—старикъ работникъ, отставной солдатъ.
КУМА—Анисьи.
ДЪЙСТВІЕ III.
Изба Петра. Зима. Послѣ 2-го дѣйствія прошло 9 мѣсяцевъ. Лнасья ненарядная сидитъ за станомъ, ткетъ. Анютка на печи. Мтпричъ, старикъ работникъ.
ЯВЛЕНІЕ I.
М и т р и ч ъ (входитъ медленно, раздѣвается).
0, Господи помилуй! Что жъ, не пріѣзжалъ хозяинъ-то?
Анисья.
Чего?
Митричъ.
Микита-то изъ города не бывалъ?
А н и с ь я.
Нѣту.
М и т р и ч ъ.
Загулялъ, видно. 0, Господи!
А н и с ь я.
Убрался на гумнѣ-то?
Мит р и ч ъ .
А то какъ же? Все какъ надо убралъ, соломкой прикрылъ. Я не люблю какъ-нибудь. 0, Господи! Микола милистивый! (Еовыряетъ мозоли). А то бы пора ему и быть.
А н и с ь я.
Чего ему торопиться. Деньги есть, гуляетъ съ дѣвкой,
я чай...^
Митричъ.
Деньги есть, такъ чего жъ не гулять. Акулина-то по
что въ городъ поѣхала?
Анисья.
А ты спроси ее. Зачѣмъ туда нелегкая понесла.
— 308 —
М и т р и ч ъ.
Въ городъ-то зачѣмъ? Въ городу всего мяого, только бы
было на что. 0, Господи!
А н ю т к а.
Я, матушка, сама слыпгала. Полушальчикъ, говоритъ,
тебѣ куплю, однова дыхнуть, куплю, говоритъ; сама, говоритъ; выберешь. И убралась она хорошо какъ: безрукавку
плисовую надѣла и платокъ французскій.
А н и сья..
Ужъ и точно: дѣвичій стыдъ до порога, а переступила и
забыла. То-то безстыжая!
М и т р и ч ъ.
Вона! Чего стыдиться-то? Деньги есть, такъ и гуляй. 0 ,
Господи! Ужинать-то рано, что ли? (Анисья молчитъ). Пойти
погрѣться пока что. (Лѣзетъ на печь). 0, Господи, Матерь
Пресвятая Богородица. Микола угодникъ.
ЯВЛЕНІЕ II.
Тѣ же. Кума.
К у м а (входитъ).
Не ворочался, видно, твой-то?
А н и с ь я.
Нѣту.
Ку ма.
Пора бы. Въ нашъ трактиръ не заѣхалъ ли. Оестра
Ѳекла сказывала, матушка моя, стоятъ тамъ саней много
изъ города.
Анисья.
Анютка! А Анютка!
А н ю т к а.
Чего?
Анисья.
Обѣгай ты, Анютка, въ трактиръ, посмотри. Ужъ не туда
ли онъ спьяна заѣхалъ?
А н ю т к а (спрыгиваетъ съ печщ одѣвается).
Сейчасъ.
-
309 —
Кума.
И Акулину съ собой взялъ?
А н и с ь я.
А то бы ѣхать не зачѣмъ. Изъ-за нея всѣ дѣла нашлись.
Въ банку, говоритъ, надо, получка вышла, а все только она
его путаетъ.
К у м а (качаетъ головой).
Ужъ и что говорить. (Молчаніе).
А н ю т к а (въ дверяхъ).
А коли тамъ, сказать что?
Ани сья.
Ты посмотри только, тамъ ли?
Анютка.
Ну что жъ, я живо слетаю. (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ III.
Анисья, Митричъ и кума. (Долгое
М и т р и ч ъ (ричитъ).
0, Господи, Микола милостивый!
молчаніе).
К у м а (вздрагиваетъ).
Охъ, напугалъ. Это кто жъ?
А н и с ь я.
Да Митричъ, работникъ.
Ку ма.
0 о-хъ—натращалъ! Я и забыла.
ваютъ, сватали Акулину-то?
А что, кума, сказы-
А н и с ь я (вылѣзаетъ изъ-за стана и садится къ столу).
Посыкнулись было изъ Дѣдлова, да, видно, слушекъ-то
есть и у нихъ, посыкнулись было, да и молчокъ; такъ и
запало дѣло. Кому охота!
К у м а,
А изъ Зуева-то Лизуновы?
— 310 —
Анисья.
Засылка была. Да тоже не сошлось. Онъ и къ себѣ не
нримаетъ.
К у м а.
А отдавать бы надо.
Анисья.
Ужъ какъ надо*то. Не чаю, кума, какъ со двора спихнуть, да не паитъ дѣло-то. Ему не охота. Да и ей тоже.
Не нагулялся, видишь, еше съ красавой-то своей.
Ку ма.
И-и-и, грѣхи. Чего вздумать нельзя. Вотчимъ вѣдь ей.
Анисья.
Эхъ, кума! Оплели меня, обули такъ ловко, что и сказать недьзя. Ничего-то я сдуру не примѣчала, ничего-то я
не думала, такъ и замужъ шла. Ничегохонько не угадывала, а у нихъ согласье ужъ было.
Кума.
О-о, дѣло-то какое!
А н и с ь я.
Далыпе—больше, вижу отъ меня хорониться стали. Ахъ,
кума, ужъ и тошно жъ мнѣ, тошно житье мое было! Добро бъ
не любила я его.
Кума.
Да что ужъ и говорить.
А н и с ь я.
И больно жъ мнѣ, кума, отъ него обиду такую терпѣть.
Охъ, больно!
Кума.
Что жъ, сказываютъ, и на руку ерзокъ статъ?
А н и с ь я.
Всего есть—бывало, во хмелю смиренъ былъ. Зашибалъ
онъ допрежде того, да все, бывало, хороша я ему была, а
нынче какъ надуется, такъ и лѣзетъ на меня, стоптать ногами хочетъ. Намедни въ косы руками увязъ, насилу вы-
рвалась. А ужъ дѣвка хуже змѣи, и какъ только такихъ
злющихъ земля родитъ.
К у м а.
О-о-о! кума, болѣзная жъ ты, погляжу я на тебя! Каково-жъ терпѣть; нищаго приняла, да онъ надъ тобой такъ
измываться будетъ. Ты что жъ ему укороту не сдѣлаешь?
А н и с ь я.
Охъ, кумушка милая! Съ сердцемъ своимъ что сдѣлаю.
Покойникъ на что строгъ былъ, а все жъ я какъ хотѣла,
такъ и вѳртѣла, а тутъ не могу, кумушка. Какъ увижу его,
такъ и сердце все сойдетъ. Нѣтъ у меня противъ него и
смѣлости никакой; хожу передъ нимъ какъ куренокъ
мокрый.
К у м>.
0-о, кума! да это, видно сдѣлано надъ тобой что. Матрена-то, сказываютъ, этими дѣлами занимается. Должно, она.
А н и с ь я.
Да и я сама, кума, думаю. Вѣдь какъ обидно другой разъ.
Кажется, разорвала бы его. А увижу его, нѣтъ, не поднимается на него сердце.
К у м а.
Видимое дѣло, напущено. Долго ль, матушка моя, человѣка испортить. То-то погляжу я на тебя, куда что дѣлось!
А н и с ь я.
Вовсе въ лутошку ноги сошлись. А на дуру-то наАкулину погляди. Вѣдь растрепа дѣвка, нехалявая, а теперь
погляди-ка. Откуда что взялось. Да нарядилъ онъ ее. Расфуфырилась, раздулась, какъ пузырь на водѣ. Тоже, даромъ что дура, забрала себѣ въ голову: я, говоритъ, хозяйка, Домъ мой. Батюшка на мнѣ его и женить хотѣлъ.
А ужъ зла, Боже упаси. Разозлится, съ крыши солому
роетъ.
Кума.
О-охъ, житье твое, кума, погляжу. Завидуютъ тоже люди.
Богаты, говорятъ, да видно, матушка моя, и черезъ золото
слезы льются.
А н и с ь я.
Есть чему завидовать. Да и богатство-то все такъ прахомъ пройдетъ. Мотаетъ денежки, страсть.
К у м а.
Да что жъ ты, кума, больно просто пустила? Деньги твои.
Анисья.
Кабы ты все знала! А то сдѣлала я промашку одну.
К у м а.
Я бъ, кума на твоемъ мѣстѣ прямо до начальника до
большого дошла. Деньги твои. Какъ же онъ можетъ мотать?
Такихъ правовъ нѣтъ.
Анисья.
На это нынче не взираютъ.
К у ма.
0.хъ, кума, посмотрю я на тебя. Ослабла ты.
Анисья.
Ослабла, милая, совсѣмъ ослабла. Замоталъ онъ меня. И
сама ничего не знаю. О-о, головушка моя бѣдная!
К у м а.
Никакъ идетъ кто? (Прислушивается.
входитъ Акимъ).
Отворяется дверь и
ЯВЛЕНІЕ IV.
Тѣ же и Акимъ.
А к и м ъ (креститсЯу обиваетъ лапти и раздѣвается).
Миръ дому сему. Здорово живете? Здорово, тетенька.
А н и с ь я.
Здорово, батюшка. Изъ двора, что ль?
Акимъ.
Думалъ, тае, дай, значитъ, схожу, тае, къ сынку, къ сынку
пройду. Не рано пошелъ, пообѣдалъ, значитъ, пошелъ;анъ
снѣжно какъ, тае, тяжко, итти тяжко, вотъ и, тае, запоздалъ, значитъ. А сынокъ дома? Дома сынокъ то-есть?
А ни с ь я .
Нѣту-ти, въ городу.
А к и м ъ (садится па лавку).
Дѣльце до него, то есть, тае, дѣльце. Сказывалъ, значитъ, ему намедни, тае, значитъ, объ нуждѣ сказывалъ,
лошаденка извелась, значитъ, лошаденка-то. Объегорить,
тае, надоть, лошаденку-то какую ни на есть, лошаденку-то.
Вотъ и, тае, пришелъ, значитъ.
Анисья.
Сказывалъ Микита; пріѣдетъ, потолкуете. (Встаетъ къ
печи). Поужинай, а онъ подъѣдетъ; Митричъ, а Митричъ,
иди ужинать.
Митричъ.
0, Господи, Микола милостивый!
А н и с ь я.
Иди ужинать.
К у м а.
Я пойду, прощавайте. (Уходитъ).
л
ЯВЛЕНІЕ Л .
Акимъ, Анисья и Митричъ.
Митричъ (слѣзаетъ).
И не видалъ, какъ заснулъ. 0, Господи, Микола угодникъ! Здорово, дядя Акимъ.
Акимъ.
Э! Митричъ! Ты что же, значитъ, тае?...
Митричъ.
Да вотъ въ работникахъ у Никиты, у сына у твоего
живу.
Акимъ.
Ишь.ты! Значитъ, тае, въ работникахъ, у сына-то. Ишь
ты!
Митричъ.
То въ городу жилъ у купца, да пропился тамъ. Вотъ и
пришелъ въ деревню. Причалу у меня нѣтъ, ну и нанялся.
(Зѣваетъ). 0, Господи!
— 314 —
Акимъ.
Что жъ, тае, али, тае, Микишка, что дѣлаетъ? Дѣло,
значитъ, еще какое, что работника, значитъ, тае, работника
нанялъ?
А н и с ь я.
Какое ему дѣло? то управлялся, а нынче не то на умѣ,
вотъ и работника взялъ.
М и т р и ч ъ.
Деньги есть, такъ что жъ ему.
Акимъ.
Это, тае, напрасно, вотъ это, совсѣмъ, тае, напрасно. Напрасно это. Баловство, значитъ.
А н и с ь я.
Да ужъ избаловался, избаловался, что и бѣда.
Акимъ.
То-то, тае, думается, какъ бы получше, тае, а оно, значитъ, хуже. Въ богатствѣ-то избалуется человѣкъ, избалуется.
Митричъ.
Съ жиру-то и собака бѣсится, съ жиру какъ не избаловаться! Я вонъ съ жиру-то какъ крутилъ. Три недѣли пилъ
безъ просыпу. Послѣдніе порткипропилъ.Нена что больше,
ну и бросилъ. Теперь зарекся. Ну ее.
Акимъ.
А старуха-то, значитъ, твоя, гдѣ же?...
М и т р и ч ъ.
Старуха, братъ, моя къ своему мѣсту пристроена. Въ городу, по кабакамъ сидитъ. Щеголиха тоже—одинъ глазъ
выдранъ, другой подбитъ и морда на сторону сворочена. А
тверезая, въ ротъ ей пирога съ горохомъ, никогда не бываетъ.
А к и м ъ.
О-о! что же это?!
М и т р и ч ъ.
А куда же солдатской женѣ мѣсто? Къ дѣлу своему
предѣлена. (Молчанге).
А к и м ъ (къ Анисьѣ).
Что жъ Никита то въ городъ, тае, повезъ что? Прода«
вать, значитъ, повезъ что?
А н и с ь я (накрываетъ на столъ и подаетъ).
Порожнемъ поѣхалъ. За деньгами поѣхалъ, въ банкѣ
деньги брать.
А к и м ъ (ужинаетъ).
Что жъ вы ихъ, тае, деньги-то куда еще предѣлить хотите, деньги-то?
Аіисья.
Нѣтъ, мы не трогаемъ. Только 20 или 30 рублей; вышло,
такъ взять надо.
А к и м ъ.
Взять надо? Что жъ ихъ брать-то, тае, девьги-то? Нын»
че, значитъ, тае, возьмешь, завтра, значитъ, возьмешь,—
ихъ и, тае, всѣ переберешь, значитъ.
А н и с ь я.
Это окромя получай. А деньги в с ѣ цѣлы.
А к и м ъ.
Цѣлы? Какъ же, тае, цѣлы? Тн бери ихъ, а они, тае,
ц+та? Какъ же, насыпьты, тае, муки, значитъ, и все, тае,
в , рундукъ, тае, или амбаръ, да и бери ты оттуда мукуто, что же она, тае, цѣла будетъ? Это значитъ не тае, обманываютъ они. Ты это дозэайся, а то обманутъ они. Какъ
же цѣлы? Ты, тае, бери, а они цѣлы?
Анисья,
Ужъ я и не знак*. Намъ тогда Иванъ Мосеичъ присудилъ.
Положите, говоритъ, деньги въ банку и деньги цѣлѣе, т
процентъ получать будете.
М и т р и ч ъ (кончилъ ѣсть).
Это вѣрно. Я у купца жилъ. У нихъ все такъ. Положи
деньги да и лежи яа печи, получай.
А к и м ъ.
Чудно, тае, говоришь ты. Какъ же, тае, получай, ты, тае,
нолучай, а имъ, значитъ, тае, съ кого же, тае, получать-то,„
деньги-то?
Анисья.
Изъ банки деньги даютъ.
Митричъ.
Это что? Баба, она раздробить не можетъ. А ты гляди
сюда, я тебѣ в с ѣ толки пайду. Ты помни. У тебя, примѣрно, деньги есть, а у меня, примѣрно, весна пришла, земля
пустуетъ, сѣять нечѣмъ, али податишки что ли. Вотъ я, зна—
читъ, прихожу къ тебѣ. Акимъ, говорю, дай красненькую,
а я уберусь съ поля, тебѣ къ Покрову отдамъ, да десятину уберу за уваженье. Ты, примѣрно, видишь, что у меня
есть съ чего потянуть: лошаденка ли, коровенка, ты и говоришь: два ли, три ли рубля отдай за уваженье да и все.
У меня оселъ на шеѣ, нельзя обойтись. Ладно, говорю, беру десятку. Осенью перевертъ дѣлаю, приношу, а три рубля
ты окромя съ меня лупишь.
Акимъ.
Да вѣдь это, значитъ, тае, мужики кривье такъ-то, тае,
.дѣлаютъ, коли кто, тае, Бога забылъ, значитъ, это, значитъ,
не къ тому.
М и т р и ч ъ.
Ты погоди. Она сейчасъ къ тому же натрафитъ. Ты помни, теперича, значитъ, ты такъ-то сдѣлалъ, ободралъ меня,
значитъ, а у Анисьи деньги, примѣрно, залежныя. Ей дѣвать некуда, да и бабье дѣло—не знаетъ, куда ихъ предѣлить. Приходитъ она къ тебѣ, нельзя ли, говоритъ, и на
мои деньги пользу сдѣлать. Что жъ, можно, говоришь.
Вотъ ты и ждешь. Прихожу я опять на лѣто. Дай, говорю,
опять красненькую, а я съ уваженіемъ... Вотъ ты и смекаешь:
коли шкура на мнѣ еще де ворочена, еще содрать можно,
•ты и даешь Анисьины деньги. А коли, примѣрно, нѣтъ у
меня ни шиша, жрать нечего, ты, сначитъ, разметку д ѣ лаешь, видишь, что содрать нечего, сейчасъ и говоришь:
ступай, братъ, къ Богу, а изыскиваешь какого другого,
опять даешь и свои и Анисьины предѣляешь, того обдираешь. Вотъ это и значитъ самая банка. Такъ она кругомъ
и идетъ. ПІтука, братъ, умственная!
А к и м ъ (разгорячась).
Да это что жъ? Это, тае, значитъ, скверность. Это мужики, тае, дѣлаютъ такъ, мужики и то, значитъ, за грѣхъ,
тае, почитаютъ. Это, тае, не по закону, не по закону, значитъ. Скверность это. Какъ же ученые-то, тае...
Митрнчъ.
Это, братъ, у нихъ самое любезное дѣло. А ты помни..
Вотъ кто поглупѣй, али баба, да не можетъ самъ деньги
въ дѣло произвесть, онъ и несетъ въ банку, а они, въротъ.
имъ ситнаго пирога съ горохомъ, цапаютъ да этими денежками и облупляютъ народъ-то. Щтука умственная!
А к и м ъ (вздыхая).
Эхъ, посмотрю я, тае, и безъ денегъ, тае, горе, а съ
деньгами, тае, вдвое. Какъ же такъ, Богъ трудиться велитъ..
А ты, значитъ, тае, положилъ въ банку деньги, да и спи,.
а деньги тебя, значитъ, тае, поваля кормить будутъ. Скверность это, значитъ, не по закону это.
Митричъ.
Не по закону? Это, братъ, нынче не разбираютъ. Акакъеще околузываютъ-то дочиста. То-то и дѣло-то.
А к и м ъ (вздыхаетъ).
Да ужъ, видно, время, тае, подходитъ, Тоже сортиры,.
значитъ, тае, посмотрѣлъ я въ городу. Какъ дошли то-есть.
Выглажено, выглажено, значитъ, нарядно, какъ трактиръ
исдѣлано. А ни къ чему: все ни къ чему. Охъ, Бога забы-ли. Забыли, значитъ. Забыли, забыли мы Вога-то, Бога-то.
Сдасибо, родимая, сытъ, доволенъ. (Вылѣзаетъ изъ-за стола..
Митричъ лѣзетъ па печь).
А н и с ь я (убщаетъ посудуи ѣстъ\.
Хоть бы отецъ усовѣстилъ, да и сказать-то стыдно.
Акимъ.
Чего?
А н и с ь я.
Такъ, про себя.
ЯВЛЕНІЕ VI.
Тѣ же и Анютка.
А н ю т к а (входитъ.)
А к и м ъ.
А! умница. Все хлопочешь! Перезябла, я чай?
А н ю т к а.
И то озябла страсть. Здорово, дѣдушка.
— 318 —
Анисья.
Ну что? Тама?
Анютка.
Нѣту. Только Андріянъ тамъ изъ города сказывалъ, ви.. дѣлъ ихъ еще въ городу, въ трактирѣ. Батя, говоритъ,
ньяный-распьяный.
А н и с ь я.
Ъсть хочешь, что ли? На вотъ.
А н ю т к а {идетъ къ печи).
Ужъ и холодно же. И руки зашлись. (Акимъ разувается,
..Аиисья перемываетъ посуду.)
А н и с ь я.
Батюшка!
Акимъ.
Чего скажешь?
А н и с ь я.
Что же Маришка-то хорошо живетъ?
Акимъ.
Ничаво. Живетъ. Бабочка, тае, умная, смирная, живетъ
значитъ, тае, старается. Ничаво бабочка, значитъ истовая,
старательная и, тае, покорлива; бабочка, значитъ, ничаво
. значитъ.
Анисья.
А что, сказываютъ, съ вашей деревни, Маринкиному мужу родня, нашу Акулину сватать хотѣли. Что, не слыхать?
Акимъ.
Это Мироновы? Болтали бабы что-то. Да невдомекъ, значитъ. Притаманно, значитъ, не знаю, тае. Старухи что-то
сказывали. Да не памятливъ я не памятливъ, значитъ. А
• что жъ Мироновы, тае, мужики, значитъ, тае, ничего.
5
А н и с ь я.
Ужъ не чаю я, какъ просватать бы поскорѣе.
А кимъЛ
А что?
А н ю т к а (прислушивается).
Пріѣхали.
А н и с ь я.
Ну, не замай ихъ. (Лродолжаетъ мыть лооюки, не поворачивая головы).
ЯВЛЕНІЕ VII.
Тѣ же и Никита.
Н и к и т а.
Анисья, жена, кто пріѣхалъ? (Анисья взглядываетъ и от,ворачиваясь молчитъ.)
Н и к и т а (грозно).
Кто пріѣхалъ? Аль забыла?
Ан и с ь я .
Будетъ форсить-то. Иди.
Н и к и т а (еще грознѣе).
Кто пріѣхалъ?
Анисья
(подходитъ и беретъ за
руку).
Ну, мужъ пріѣхалъ. Иди въ избу-то.
!
Н и к и т а (упирается).
То-то. Мужъ, а какъ звагь мужа-тоѴ Говори правильно.
Анисья.
Да ну тебя—-Микитой.
Н и к и т а.
То-то! Невѣжа—по отчеству говори..
А н и с ь я.
Акимычъ. Ну!
Н и к и т а (все въ дверяхъ).
То-то. Нѣтъ, ты скажи фамилія какъ?
А н іт с ь я (смѣется и тянетъ за
руку).
Чиликинъ. Эка надулся!
Н и к и т а.
То-то. (Удероюиваетсч за косякъ.) Нѣтъ, ты скажи, какой
ногой Чиликинъ въ избу ступаетъ?
Анисья.
Ну буде—настудишь.
Говори,
должна.
Н и к и т а.
какой ногой ступаетъ? Обязательно
сказать
А н и с ь я (про себя).
Надоѣстъ теперь. Ну лѣвой. Иди, что ль.
Н и к и т а.
То-то.
А н и с ь я.
Ты глянь-ка, въ избѣ-то кто.
Н и к и т а.
Родитель? Что жъ, я родителемъ не гнушаюсь. Родителю
могу уваженіе исдѣлать. Здорово, батюшка. (Кланяется ему
и подаетъ руку). Наше вамъ почтеніе.
А к и м ъ (не отвѣчая).
Вино-то, вино-то, знанитъ, что дѣлаетъ. Скверность.
Н и к и т а.
Вино? Что выпилъ? Это окончательно виноватъ, выііилъ
съ пріятелемъ,—проздравилъ.
А н и с ь я.
Иди ложись, что ль.
Никита.
Жена, гдѣ я стою, говори?
А н и с ь я.
Ну ладно, иди, ложись.
у
. — 321 —
Н и к и т а.
Я еще самоваръ съ родителемъ пить буду. Ставь самоваръ. Акулина, иди, что ль.
ЯВЛЕНІЕ VIII.
Тѣ же и Акулина.
А к у л и н а (иарядная, идетъ съ покушой къ Никитѣ).
Ты^что жъ все расшвырялъ. Пряжа-то гдѣ?
Никита.
Пряжа? Пряжа тамъ. Эй, Митричъ! Гдѣ ты тамъ? Заснулъ? Иди лошадь убери.
А к и м ъ (пе видатъ Акулины, а глядитъ на сына).
Что дѣлаетъ-то! Старикъ, значитъ, тае, уморился, значитъ, молотилъ, а онъ, тае, надулся. Лошадь убери. Тьфу!
гкверность!
М и т р и ч ъ (слѣзаетъ съ печи, обуваетъ валенки).
0, Господи милостивый! На дворѣ лошадь-то, что ль?
Уморилъ, я чай. Ишь, дуй его горой, налакался какъ. Доверху. 0, Господи! Микола угодникъ! (Еадѣваетъ шубу и
идетъ на дворъ).
Н и к и т а (садится).
Ты меня, батюшка, прости. Выпилъ, это точно, но что
жъ дѣлать? И курица пьетъ. Такъ что ль? А ты меня просги. Что жъ, Митричъ, онъ не обижается, онъ уберетъ.
А н и с ь я.
Вправду ставить самоваръ-то?
Н и к и т а.
Ставь. Родитель пришелъ, я съ нимъ говорить хочу, чай
пить буду. (Къ Акулинѣ). Покупку-то всю вынесла?
Акулина.
Покупку? Свое взяла, а то въ саняхъ. Вотъ это на, не
моя. (Кидаетъ на столъ свертокъ и убираетъ въ сундукъ покупку. Анютка смотритъ, какъ Акулина укладываетъ, Акимъ
не глядитъ на сына и убираеть онучи и лапти на печь):
21
А н и с ь я (уходитъ съ самоваромъ).
И такъ полонъ сундукъ,—еще накупилъ.
ЯВЛЕНІЕ IX.
Акшіъ, Акулина, Анютка и Никита.
Н и к и т а (беретъ на себя трезвый видъ).
Ты, батюшка, на меня не обижайся. Ты думаешь, я
пьянъ? Я положительно все могу, потому пей, да ума не
теряй. Я съ тобой, батюшка, сейчасъ разговаривать могу.
Всѣ дѣла помню. Насчетъ денегъ приказывалъ, лошаденка
извелась—помню. Это все возможно. Это все у насъ въ рукахъ. Если бы сумма денегъ требовалась огромадная, тогда
можно бы повременить, а то это все могу! Вотъ онѣ!
А к и м ъ (продолоісаетъ возиться съ оборками).
Эхъ, малый, тае, значитъ, вешній путь, тае, не дорога...
Н и к и т а.
Это ты къ чему? Съ пьянымъ рѣчь не бесѣда. Да ты не
сумлѣвайся, чайку попьемъ. А я все могу, положительно
всѣ дѣла исправить могу.
А к и м ъ (пачаетъ головой).
Э, эхъ-хе-хе!
Н и к и т а.
Деньги, вотъ онѣ. (Лѣзетъ въ карманъ, достаетъ бумажпикъ, вертитъ бумажки, достаетъ 10-ти рублевую). Бери иа
лощадь. Бери на лошадь, я родителя не могу забыть. Обязательно не оставлю, потому родитель. На, бери. Очень про«
сто, не жалѣю. (ІІодходитъ и суетъ Акиму деньги Акимъ не
•беретъ денегъ).
у
Н и к и т а (хватаетъ за руку).
Бери, говорятъ, когда даю, я не жалѣю.
А к и м ъ.
Не могу, значитъ, тае, брать, и не могу, тае говорить
оъ тобой, значитъ, потому въ тебѣ, тае, образа нѣтъ, зяачитъ.
Никита.
Не пущу. Бери. (Суетъ Акиму въ руку деньги).
ЯВЛЕНІЕ X.
Тѣ же и Анисья.
А н и с ь я (входитъ и останавливается).
Да тн ужъ возьми. Вѣдь не отстанетъ.
А к и м ъ (беретъ, качая головой).
Эхъ, вино-то! Не человѣкъ, значитъ...
Н и к и т а.
Вотъ такъ-то лучше. Отдашь—отдашь, а не отдашь,
Богъ съ тобою. Я вотъ какъ! (Видитъ Акулину). Акулина,
иокажь гостияцы-то.
А к у л и н а.
Чего?
Н и к и т а.
Покажь гостинцы.
Акулина.
Гостинцы-то? Что ихъ показывать-то. Я ужъ убрала.
Н и к и т а.
Достань, говорю, Анюткѣ поглядѣть лестно. Покажь, говорю, Анюткѣ. Полушальчикъ-то развяжи. Подай сюда.
А кимъ.
0-хъ, смотрѣть тошно! (Лѣзетъ на печь).
А к у л и н а (достаетъ и кладетъ на столъ).
Ну, на, что ихъ смотрѣть-то?
Анютка.
Ужь хороша же. Эта не хуже Степанидиной.
Акулина.
Степанидиной? Куда Степанидина нротивъ этой годится.
(Оживляясь и развертывая).
Глянь-ка сюда, доброта-то...
Французская.
Анютка.
И ситецъ же нарядный! У Машутки такой, только тотъ
свѣтлѣе, по лазуревому полю. Эга страсть хороша.
— 324
-
Н и к и т а.
То-то. (Анисья проходитъ сердито въ чуланъ, возвращаетсжсъ трубою и столешникомъ и подходитъ къ столу).
А н и с ь я.
Ну васъ, разложили.
Н и к и т а.
Ты глянь-ка сюда.
А н и с ь я.
Что мнѣ глядѣть! Не видала я, что ль? Убери ты. (Смахиваетъ рукой на полъ полушальчикъ).
Акулина.
Ты что швыряешься? Ты своимъ швыряй. (Поднимаетъ)..
Н и к и т а.
Анисья! Мотри!
А н и с ь я.
Чего смотрѣть^то?
Н и к и т а.
Ты думаешь, я тебя забылъ. Гляди сюда. (Показываетъсвертокъ и садится на него). Тебѣ гостинецъ. Только заслужи. Жена, гдѣ я сижу?
А н и с ь я.
Будетъ куражиться-то. Не боюсь я тебя. Что жъ ты на
чьи деньги гуляешь, да своей жирехѣ гостинцы купляешь?'
На мои.
Акулина.
Какъ же, твои! Украсть хотѣла, да не пришлось. Уйдш
ты. (Хочетъ пройти, толкаетъ).
Ан и с ь я .
Ты что толкаешься-то? Я те толкану.
А к у л и н а.
Толкану? Ну-ка сунься. (Папираетъ на нее).
Никита.
Ну бабы, бабы. Буде. (Становится между
иими\.
А к у л и н а.
Тоже лѣзетъ. Молчала бы, про себя бы знала. Ты дума«ешь, не знаютъ?
А н и с ь я.
Что знаютъ? сказывай, сказывай, что знаютъ?
Аку дина.
Дѣло про тебя знаю.
А нисья.
Шлюха ты, съ чужимъ мужемъ живеінь.
А к у л и н а.
А ты своего извела.
А н и с ь я (бросается па Апулину).
Брешешь.
Н и к и т а (удерживаетъ).
Анисья! забыла?
Анисья.
Что стращаешь? Не боюсь я тебя.
Никита.
Вонъ! (Поворачиваетъ Анисью и выталкиваетъ).
Анисья.
Куда я пойду? Не пойду я изъ своего дома.
Никита.
Вонъ, говорю. й ходить не смѣй.
А н и с ь я.
Не пойду. (Никита толкаетъ, Анисья плачетъ и кричитъ,
цѣпляясь за дверь). Что жъ это, изъ своего дома взашей гонятъ? Что жъ ты, злодѣй, дѣлаешь? Думаешь, на тебя п
суда нѣтъ. Погоди же ты!
Н и к и т а.
Ну, ну!
А н и с ь я.
Къ старостѣ, ьъ уряднику пойду.
Никита.
Вонъ, говорю. (Выталкиваетъ).
А н и с ь я (изъ-за двери).
Удавлюсь!
ЯВЛЕНІВ X I .
Яикита, Акулина, Анютка и Акшгь.
Н и к и т а.
Небось.
А н ю т к а.
О-о-о! Матушка милая, родимая. (Плачетъ).
Н и к и т а.
Какъ же, испугался я ея очень. Ты чего плачешь? Придетъ небось! Поди, самоваръ погляди. (Анютка выходитъ).
ЯВЛЕНІЕ XII.
Никита, Акимъ и Акулина.
А к у л и н а (собираетъ покупку, складываетъ).
Ишь, подлая, загваздала какъ. Погоди жъ ты, я ей безрукавку изрѣжу. Пра, изрѣжу.
Н и к и т а.
Выгналъ я ее, ну чего жъ ты?
А к у лина,
Новую шаль испачкаяа. Пра, сука, кабы она не ушла,
я бѣльмы-то бы ей повыдрала.
Н и к и т а.
Будетъ серчать. Тебѣ что серчать-то? Кабы я ее любилъ?
Акулина.
Любилъ? Есть кого любить, толстомордую-то. Бросилъ
бы ее тогда, ничего бъ не было. Согналъ бы ее къ чорту.
А домъ—все равно мой и деньги мои. Тбже хозяйка, говоритъ, хозяйка, какая она мужу хозяйка? Душегубка, она
вотъ кто. Съ тобой тоже сдѣлаетъ.
г
— 327 —
Н и к и т а.
Охъ, бабій кадыкъ не заткнешь ничѣмъ. Что болтаешь
сама не знаешь.
г
А к у л и н а.
Нѣтъ, знаю. Не стану съ ней жить. Сгоню со двора. Не
можетъ она со мной жить. Хозяйка тоже, не хозяйка она,
острожная шкура.
Никита.
Да буде. Чего тебѣ съ ней дѣлить? Ты на нее не гляди.
На меня гляди. Я хозяинъ. Что хочу, то и дѣлаю. Бе разлюбялъ, тебя полюбилъ. Кого хочу, того люблю. Моявласть.
А ей арестъ. Она у меня вотъ гдѣ. (Попазываетъ подъ ноги).
Эхъ, гармошки нѣтъ!
*
Н а печи калачи,
На приступкѣ каша,
А мы жить б у д е м ъ
И г у л я т ь будемъ;
А с м е р т ь придетъл
Помирать будемъ.
Н а печи калачи,
На гфиступкѣ каша...
ЯВЛЕНІЕ ХНІ.
Тѣ же и Митричъ (входитъ раздіъвается и лѣзетъ на печь).
Митричъ.
Подрались, видно, опять бабы-то! поцапались. 0, Господи,
Микола Милостивый.
у
А к и м ъ (сидитъ съ краю на печи, достаетъ онучи, лапти и
обувается).
Пролѣзай, пролѣзай въ уголъ-то.
Митричъ (лѣзетъ).
Все не раздѣлятъ, видно. 0, Господи!
Ни кита
Достань наливку-то, съ чаемъ выпьемъ.
ѵ
ЯВЛЕНІЕ XIV.
Тѣ же и Анютка.
Анютка (входитъ, къ Акулинѣ).
Нянька, самоваръ уходить хочетъ.
—328 —
Ни кита.
А мать гдѣ?
А н ю т к а.
Она въ сѣнцагь стоитъ, плачетъ.
Никита.
То-то. Зови ее, вели самоваръ несть. Да давай, Акулина,
посуду-то.
А к у л и н а.
Посуду-то?ну что жъ. (Собираетъ посуду).
Н и к и т а (достаетъ наливку, бараши, селедки).
Эго, значитъ себѣ, это бабѣ пряжу, карасинъ тамъ въ
сѣняхъ. А вотъ и деньги. Постой. (Веретъ счеты). Сейчасъ
смекау. (Кидаетъ). Мука пшеничная восемь гривенъ, масло
постяое... Батюшкѣ 10 рублевъ. Батюшка! иди чай пить.
(Молчапіе, Акгшъ сидитъ на печи п перевиваетъ оборы).
ЯВЛЕНІЕ ХУ.
Тѣ же и Анисьн.
А н и с ь я (вноситъ самоваръ).
Куда ставить-то?
Н и к и т а.
Ставь на столъ. Что, али сходила къ старостѣ? То-то,
говори да и откусывай. Ну, будетъ серчать-то. Садись, пей.
(Наливаетъ ей рюмку). А вотъ и гостинчикъ тебѣ. (Подаетъ
свертокъ, на которомъ сидѣлъ: Анисья беретъ молча, качая головой).
А к и м ъ (слѣзаетъ и надѣваетъ гаубу. Нодходитъ къ столу>
кладетъ на него деньги).
На деньги твои. Прибери.
Н и к и т а (не видитъ бумаоюкгс).
Куда собрался одѣмши-то?
А к и м ъ.
А пойду, пойду я, значитъ, простите Христа ради. (Беретъ шапку гі кушакъ).
Никита.
Вотъ-те на! Куда пойдешь-то ночнымъ дѣломъ?
А к и м ъ.
Не могу я, значитъ, тае, въ вашемъ домѣ, не могу, значитъ, быть, быть не могу, простите.
Н и к ита.
Да куда же ты отъ чаю-то?
А к и м ъ (подпоясывается).
Уйду, потому, значитъ, нехорошо у тебя, значитъ, тае,
нехорошо, Микишка, въ домѣ, тае, нехорошо. Значитъ, плохо ты живешь, Микишка, плохо. Уйду я.
Н и к и т а.
Ну, буде толковать, садись чай пить.
А н и с ь я.
Что жъ это, батюшка, передъ людьми стыдно будетъ. На
что жъ ты обижаешься?
А к и м ъ.
Обиды мнѣ, тае, никакой нѣтъ, Ъбиды нѣтъ, значитъ, а
только что, тае, вижу я, значитъ, что къ погибели, значитъ,
сынъ мой, къ погибели сынъ, значитъ.
Н и к и т а.
Да какая погибель? ты докажь.
А к и м ъ.
Погибель-то, погибель, весь ты въ погибели. Я тебѣ лѣтось что говорилъ?
Н и к и т а.
Да мало ты что говорилъ.
А к и м ъ.
Говорилъ я тебѣ, тае, про сироту, что обидѣлъ ты сироту, Марину, значитъ, обидѣлъ.
Н и к и т а.
Экъ помянулъ. Про старыя дрожжи не понимать двожды, то дѣло прошло...
- нзо —
А к и м ъ (разгорячась).
Прошло? Нѣ, брагь, это не прошло. Грѣхъ, значитъ, за
грѣхъ цѣпляетъ, за собою тянетъ, и завязъ ты, Микишка,
въ грѣхѣ. Завязъ ты, смотрю, въ грѣхѣ. Завязъ ты, погрузъ
ты, значитъ.
Н и к и т а.
Садись чай пить, вотъ и разговоръ весь.
А к и м ъ.
Не могу я, значитъ, тае, чай пить. Потому отъ скверны
отъ твоей, значитъ, тае, гнусно мдѣ, дюже гнусно. Не могу
я, тае, съ тобой чай пить.
Н и к и т а.
II... канителитъ, иди къ столу-то.
А к и м ъ.
Ты въ богатствѣ, тае, какъ въ сѣтяхъ, въ сѣтяхъ ты,
значитъ. Ахъ, Микишка, душа надобна!
Н и к и т а.
*
Какую ты имѣешь полную праву въ моемъ домѣ меня
урекать? Да что ты въ самомъ дѣлѣ присталъ? Что я тебѣ мальчикъ дался, за виски драть. Нынче уже это оставили.
А к и м ъ.
Это точно, слыхалъ я, нынчечто итае, что и отцовъ за бороды трясутъ, значитъ, да на погибель это, на погибель
значитъ.
Н и к и т а (сердито).
Живемъ, у тебя не просимъ, а ты жъ
шелъ съ нуждой.
къ намъ при-
А к и м ъ.
Деньги? Деньги твои вонъ онѣ. Побираться, значитъ,
пойду, а не тае, не возьму, значитъ.
Н и к и т а.
Да буде. И что серчаешь, кампанію разстраиваешь. (Удерживаетъ за руку).
А к и м ъ (взвизгиваетъ).
Пусти, не останусь. Лучше подъ заборомъ переночую.
чѣмъ въ пакости въ твоей. Тьфу, прости Господи. (Ухо-дшпъ).
ЯВЛБНІВ XVI.
Никита, Акулина, Анисья и Митричъ.
Ни к и т а.
Вотъ-те па!
%
ЯВЛЕНІЕ XVII.
Тѣ же и Акішъ.
А к и м ъ (отворяетъ дверь).
Опамятуйся, Микита. Душа надобна. (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ XVIII.
Ннкита, Акулина, Анисья и Митричъ.
А к у л и н а (беретъ чашпи).
Что жъ, наливать что ль? (Всгь молчатъ).
Ми т р и ч ъ (рычитъ).
0, Господи, помилуй мя грѣшнаго. (Всѣ вздрагиваютъ).
Н и к и т а (ложится па лавпу).
Охъ, скучно, скучно. Акулька! Гдѣ жъ гармошка-то?
А к у л и н а.
Гармошка-то? Ишь хватялся. Да ты ее чинить отдалъ.Я налила, пей/
«
Н и к и т а.
Не хочу я. Тушите свѣтъ... Охъ, скучно мнѣ, какъ скучпо!(Ллачетъ).
ЗАНАВЪСЪ.
Л Ѣ Й С Т В I Е IV.
ЛИЦА ІѴ-го ДѢЙСТВІЯ
НИКИТА.
МАТРЕНА.
ЛНИСЬЯ.
АНІОТЕА.
МИТРИЧЪ.
СОСВДКА.
КУМА.
СВАТЪ-угрюмый мужикъ.
Д Ъ Й С Т В І Е IV.
Осень. Вечеръ. Мѣсяцъ свѣтитъ. Внутренность двора. В ъ серединѣ сѣнцы,
н а л р а в о теплая изба и в о р о т а , н а л ѣ в о х о л о д н а я ю б а и п о г р е б ъ . В ъ
избѣ
с л ы ш н ы г о в о р ъ и п ь я н ы е крики. С о с ѣ д к а в ы х о д и т ъ и з ъ с ѣ н е й , м а н н т ъ к ъ
себѣ Анисьину куму.
ЯВЛЕНІЕ I.
Кума и сосѣдка.
Сосѣдка. .
Чего жъ Акулина-то не вышла?
К у ма.
Чего не вышла? И рада бы вышла, да недосугъ, слыпіь.
ІІріѣхали сваты невѣсту смотрѣть, а она, матушка моя, въ
холодной лежитъ, и глазъ не кажетъ, сердечная.
Сосѣ дка.
Да что жъ такъ.
К у м а.
Съ глазу, говорятъ, животъ схватило.
С о с ѣ д к а.
Да неужто?!
С о с ѣ дка.
А то что-жъ. (Шепчетъ на ухо).
Со с ѣ д к а .
Ну? Вотъ грѣхъ-то. А вѣдь дознаются сваты.
Кума.
Гдѣ жъ имъ дознаться. Пьяные всѣ. Да болыпе за при.данымъ гонятся. Легко ли даютъ за дѣвкой-то. Двѣ шубы,
матушка моя растегаевъ шесть, шаль французскую, холстовъ тоже много что-то, да денегъ, сказывали, двѣ сотни.
3
Сосѣдка.
Ну, ужъ это и деньгамъ не радъ
такая.
будешь. Срамота
К у м а.
Шш... Сватъ никакъ. (Замолкаютъ и входятъ въ сѣни).
ЯВЛЕНІЕ II.
Сватъ (одинъ выходитъ изъ сѣней, икаетъ).
Сватъ.
Упарился. Жарко страсть. Простудиться маленько. (Стоитъ отдувается). И Богъ ее знаетъ, какъ... что-то не того,
не радуетъ... Ну. да какъ старуха.
ЯВЛЕНІЕ III.
Сватъ и Матреяа.
М а т р е н а (выхУдитъ изъ сѣней оюе).
А я смотрю: гдѣ сватъ? гдѣ сватъ? А ты, родной, во
гдѣ... Ну что жъ, родимый, слава тѣ Господи, все честь
честью. Сватать не хвастать. А я хвастать и не училась. А
какъ пришли вы за добрымъ дѣломъ, такъ, дастъ Богъ, и
вѣкъ благодарить будете. А невѣста-то, вѣдашь, на рѣдкость. Такой дѣвки въ округѣ поискать.
Св атъ.
Оно такъ, да на счетъ денегъ не сморгать бы.
М а т р е н а.
А насчетъ денегъ не толкуй. Что ей отъ родителей награжденіе было, все при ней. По нонѣшнему времени легко
ли—три полста.
Сватъ.
Мы и не обижаемся, а свое дѣтище. Все какъ получше
хочется.
М а т р е н а.
Я тебѣ, сватъ, истинно говорю:'кабы не я, въ жизнь бы
тебѣ яе найти. У нихъ отъ Кормилиныхъ тоже засылка была, уя^ь я застояла. А насчетъ денегъ вѣряо сказываю какъ покойникъ, царство небесное, помиралъ, такъ и приказывалъ, чтобъ въ домъ вдова Микиту приняла, потому
мнѣ черезъ сына все извѣстяо, а денежки, значитъ, Акулинѣ. Вѣдь другой бы иокорыстовался, а Микита всѣ дочиста отдаетъ. Легко ли, деньжищи какія.
Сватъ.
Народъ болтаетъ—денегъ больше за ней приказано. Малый-то тоже проворъ.
Матрена.
И, голубчики бѣлые. Въ чужихъ рукахъ ломоть великъ;
что было, то и даютъ. Я тебѣ сказываю, ты всѣ четки брось.
Закрѣнляй тверже. Дѣвка-то какая, какъ бобочекъ хорошая.
С в а т ъ.
Оно такъ. Мы одно съ бабой мекаемъ насчетъ дѣвки-то:
что жъ не вышла? Думаемъ, что жъ какъ хворая?
Матрена.
И и... Она то хворая? Да противъ ней въ округѣ нѣтъ.
Дѣвка какъ литая—не ущипнешь. Да вѣдь ты намедни видѣлъ. А работать страсть. Съ глушинкой она, это точяо.
Ну, да червоточинка красному яблочку не покоръ. А что
не вышла-то, это, вѣдашь, съ глазу. Сдѣлано надъ ней. И
знаю, чья сука смастерила. Знали, вѣдашь, что сговоръ,
ну и напущено. Да я отговоръ знаю. Завтра встанетъ дѣвка. Ты насчетъ дѣвки не сумлѣвайся.
Св а т ъ .
Да что же—дѣло полажено.
М а т р е н а.
То-то, ты ужъ того, и не пяться. Да меня не забудь.
Хлопотала я тоже. Ужъ ты не оставь...
Голосъ 6 а б ы изъ сѣней.
Ъхать, такъ ѣхать, иди что ли, Иванъ.Сватъ.
Сейчасъ. (Уходитъ. Толпятся въ сѣняхъ, уѣзжаютъ).
ЯВЛЕНІЕ IV.
Анисья и Анютка.
А н ю т к а (выбѣгаетъ изъ сѣнвй и манитъ пъ себѣ Анисью).
Мамушка!
— 337 —
А нисья
(оттуда).
Чего?
А н ю т к а.
Матушка, подь сюда, а то услышатъ. (Отходитъ съ нею
подъ сарай).
Анисья.
Ну чего? Гдѣ Акулина-то?
Анютка.
Ояа въ амбаръ ушла. Что она тамъ дѣлаетъ, страсть!
Однова дыхнуть, нѣтъ, говоритъ, мочи терпѣть. Закричу,
говоритъ, на весь голосъ. Однова дыхнуть.
АЕЙСЬЯ.
Авось подождетъ. Дай гостей проводимъ.
А н ю т к а.
Охъ, мамушка! Тяжко ей какъ. Да и серчаетъ. Напрасно,
говоритъ, они меня пропиваютъ. Я, говоритъ, не пойду замужъ. Я, говоритъ, помру. Мамушка, какъ бы она не померла! Страсть, я боюсь!
А н и с ь я.
Небось, не помретъ; а ты не ходи къ ней. йди. (Анисья
и Анютка уходятъ).
ЯВЛЕНІЕ V.
М и т р и ч ъ (одинъ. ІІдетъ отъ воротъ и принимается подбирать натрушенпое стьно).
0, Господи, Микола милостивый! Винища-то что выдули.
Да и духу же напустили. Ажъ во дворѣ воняетъ. Да нѣтъ—
не хочу, ну его. Вишь нашвыряли сѣно-то! Ъсть не ѣдятъ,
только копаютъ. Глядишъ, вязанка. Духъ-то! Ровно подъ
носомъ. Ну его. (Зѣваетъ). Спать время! Да не охота въ
избу итти/ Такъ вокругъ носу и вьется. Духовита жъ,
проклятая. (Слишно—уѣзжаютъ). Ну, уѣхали, о Господи,
Микола милостивый. Тоже хомутаются, другъ дружку околпачиваютъ. А пустое все.
ЯВЛЕНІЕ VI.
Митричъ и Никита.
Н и к и т а (входитъ).
Митричъ! Иди что ли на печку, я подберу.
М и т р и ч ъ.
Ну что жъ; ты овцамъ кинь. Что жъ, проводили?
Н и к и т а.
Проводили, да не ладно все. Ужъ и не знаю, какъ быть.
М и т р и ч ъ.
Эка дрянь-то. Что жъ тутъ, на то спитательный. Тамъ,
кто хошь, его вырони, онъ все подберетъ. Давай сколько
хошь, не спрашиваютъ. Да еще деньги даютъ. Только поди
въ кормилицы. Нынче это просто.
Никита.
Ты, Митричъ, смотри, если что, лишняго не болтай.
М и т р и ч ъ.
А мнѣ что, замѣтай слѣдъ, какъ знаешь. Эка, винищемъ
отъ тебя разитъ какъ. Пойти въ избу. (Уходгшъ зѣвая). 0,
Господи!
ЯВЛВНІЕ VII.
Никнта (Долго молчитъ. Садится на сани).
Н и к и т а.
Ну, дѣла!
"ЙВЛЁНІЕ VIII.
Никита и Анисья.
А н и с ь я (выходитъ.)
Ты гдѣ же тутъ?
Н и к и т а.
Здѣся!
А н и с ь я.
Чего сидишь? Ждать неколи. Сейчасъ выносить надо.
Н и к и т а.
Что жъ дѣлать будемъ?
А н и с ь я.
Я тебѣ сказываю что. То и дѣлай.
Н и к и т а.
Да вы бы въ воспитательный, коли что.
А н и с ь я.
Возьми да и неси, коли тебѣ охота. На пакости-то лакомъ, а на раздѣлку-то слабъ, вижу.
Н и к и т а.
Что дѣлать-то?
А н и с ь я.
Говорю, ноди въ погребъ, яму вырой.
Н и в и т а.
Да вы бы такъ какъ-нибудь.
А н и с ь я (передразнивая его).
Такъ, какъ-нибудь. Нельзя, видно, такъ-то. А ты бы загодя думалъ. Иди, куда посылаютъ.
Н и к и т а.
Ахъ, дѣла, дѣла!
ЯВЛЕНІВ IX.
Тѣ зке и Анютка.
А н ю т к а.
Мамушка, бабка зоветъ. Должно, у няньки робеночекъ,
однова дыхнуть, закричалъ.
А н и с ь я.
Что брешешь, праликъ тебя расшиби. Котята тамъ пищатъ. Иди въ избу, да спи. А то я тебя.
А н ю т к а.
Мамушка, милая, пра, ей-Богу...
А н и с ь я (замахивается на нее).
Я тебя. Чтобъ духу твоего не слыхала.
, А н ют к а (убѣгаетъ)
А н и с ь я (Никитго).
Поди, дѣлай, что говорятъ. А то смотри! (Ѵходить).
22*
ЯВЛЕШЕ X .
Никита (одинъ, долго молчитъ).
Н и к иг т а.
Ну, дѣла! Охъ, эти бабы. Бѣда! Ты, говорятъ, загодя
думалъ бы. Когда загодя думать то? Когда думать то? Что
жъ, лѣтось пристала эта Анисья. Ну, что жъ? развѣ я монахъ? Померъ хозяинъ, что жъ, я и грѣхъ прнкрылъ, какъ
должно. Тутъ моей причины нѣтъ. Развѣ мало бываетъ,
такъ-то? А тутъ порошки эти. Развѣ я на это склонялъ ее?
Да кабы я зналъ, я бы ее, суку, убилъ тогда. Право, убилъ
бы! Участникомъ въ этихъ пакостяхъ сдѣлала, паскудница!
И опостылѣла же она мнѣ съ этого разу. Какъ мнѣ мать
сказала тогда, опостылѣла, опостылѣла она мнѣ, не смотрѣли бы на нее глаза. Ну, какъ съ ней жить? й пошло
это у насъ!.. Стала эта дѣвка вѣшаться. Что жъ мнѣ! Не я,
такъ другой. А оно вотъ что! Опять-таки моей причины
нѣтъ никакой. Охъ, дѣла... (Сидитъ задумавшись). Смѣлыже
эти бабы—что придумали. Да не пойду я на это.
ЯВЛЕНІЕ XI.
Никита и Матрена (съ фонаремъ и скребкой впоѣыхахъ выходитъ).
М а т р е н а.
Ты что жъ сидишь, какъ курица на насѣстѣ? Тебѣ что
баба велѣла? Готовь дѣло-то.
Н и к и т а.
Что жъ дѣлать-то будете?
Матрена.
Да мы знаемъ, что дѣлать, ты-то свое дѣло справляй.
Никита.
Запутляете вы меня.
Матр ена.
Ты что жъ? Али пятиться думаешь? До чего дошло, ты
и пятиться.
Н и к и т а.
Вѣдь это какое дѣло! Живая душа тоже.
М а т р е н а.
Э, живая душа! Чего тамъ, чуть душа держится. А куда
его дѣть-то? Поди, понеси въ воспитатедьный,—все одно
помретъ, а помолвка пойдетъ, сейчасъ разславятъ, и сядетъ
у насъ дѣвка на рукахъ.
Н и к и т а.
А какъ узнаютъ?
Матрена.
Въ своемъ дому, да не сдѣлать дѣла. Такъ сдѣлаемъ,
что и не попахнетъ. Только дѣлай, что велю. А то яаше
дѣло бабье, тоже безъ мужика никакъ нельзя. На-ка скребочку-то, да слѣзь, да и справь тамъ. А я посвѣчу.
Ни к и т а .
Что справлять-то.
М а т р е н а (шепотомъ).
Ямку выкопай. А тогда вынесемъ и живо приберемъ
тамъ. Вонъ она опять кличетъ. Иди, что ль! А я пойду.
Н и к и т а.
А что жъ, померъ онъ?
Матрена.
Извѣстно, померъ. Только живѣй надо. А то народъ не
полегся. Услышатъ, увидятъ,—имъ все, подлымъ, надо. А
урядникъ вечоръ приходилъ. А ты вотъ что. (Подаетъ
скребку). Слѣзь въ погребъ-то. Тамъ въ уголку выкопай
ямку, землица мягкая, тогда опять заровняешь. Земля-матушка никому не скажетъ, какъ корова языкомъ слижетъ.
Иди же, иди, родной.
Никита.
Запутляете вы меня. Ну васъ совсѣмъ. Право, уйду.
Дѣлайте однѣ, какъ знаете.
ЯВЛЕНІЕ XII.
Тѣ же и Анис^я.
А н и с ь я (изъ двери).
Что жъ, выкопалъ онъ что ли?
М а т р е н а.
Ты что жъ ушла? Куда дѣла-то его?
Анисья.
Веретьемъ прикрыла. Не слыхать будетъ. Что жъ онъ,
выкопалъ?
М а т р е н а.
Не хочетъ
А н и с ь я (выскакиваетъ въ бѣшеѣствѣ).
Не хочетъ! А въ острогѣ вшей кормить хочетъ?!... Сейчасъ пойду, все уряднику скажу. Пропадать за одно. Сейчасъ все скажу!
1
Никита
Что скажешь-то?
(оторопѣвши).
Анисья.
Что? Все скажу! Деньги кто взялъ? Ты! (Никита молчитъ). А яду кто давалъ? Я давала! Да ты зналъ, зналъ,
зналъ! Съ тобой въ согласіи была!
М а т р е н а.
Да будетъ. Ты, Микишка, что костришься? Ну, что жъ
дѣлать? Потрудиться надо. Иди, ягодка.
Анисья.
Ишъ ты, чистякъ какой! Не хочетъ! Надругался ты надо
мной, да будетъ, Поѣздилъ ты на мнѣ, да и мой чередъ
пришелъ. йди, говорю, а то я то сдѣлаю!... На скребку-то,
на! Иди!
Никита.
Да ну же, что пристала? (Беретъ скребпу, чо жмется). Не
захочу, не пойду.
А н й с ь я.
Не пойдешь? (Начинаетъ кричать). Народъ! Э-эІ
М а т р е н а (закрываетъ ей ротъ).
Что ты! Очумѣла! Онъ пойдетъ... Иди, сынокъ, нди роженый.
Анисья.
Сейчасъ караулъ закричу.
Никита.
Да будетъ! Эхъ, народъ этотъ! Да вы живѣй, что ли.
Ужъ заодно. (Идетъ ш погребу).
Матрена.
Да, ужъ дѣло такое, ягодка, умѣлъ гулять, умѣй и концы
хоронить.
А н и с ь я (все въ волненіи).
йзмывался онъ надо мной съ висюгой своей! Да будетъ!
Пусть не я одна. Пуеть-ка и онъ душегубецъ будетъ.
Узнаетъ каково.
М атрена.
Ну, ну, распалилась. А ты, дѣушка, не серчай, а потихоньку, да по маленьку, какъ получше. Иди къ дѣвкѣ-то.
Онъ потрудится. (Идетъ за нимъ съ фонаремъ. Пипита влѣзаетъ въ погребъ).
А н и с ь я.
Ему и задушить велю отродье свое поганое. (Все въ волненіи). йзмучилась я одна, Петровы кости-то дергаючи. Пускай и онъ узнаетъ. Не пожалѣю себя; сказала, не пожалѣю!
Н и ки т а (изъ погреба).
Посвѣти-ка, что ль!
М а т р е н а сеѣтитъ^ (%ъ Анисьѣ).
Копаетъ; иди, неси.
Анисья.
Постой надъ нимъ. А то онъ, подлый, уйдетъ. А я пойду,
вынесу.
М а т р е н а.
Мотри, окрестить не забудь. А то я потружусь/Крестикъто есть?
А н и с ь я.
Найду, я знаю какъ. (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ XIII.
Матрела одна и Никита (въ погребѣ).
М а т р е н а.
Тож^ острабучилась какъ баба. Да и то сказать, обидно.
Ну, да слава Богу, дай это дѣло прикроемъ, и концы въ
воду. Спихнемъ дѣвку безъ грѣха. Останется сынокъ жить
покойно. Домъ, слава Богу, полная чаща. Тоже и меня не
забудетъ. Безъ Матрены чтобъ они были? Ничего бъ имъ
не обдумать. (Въ погребъ). Готово что ли, сынокъ?
Н и к и т а (въшъзаетъ, голова видна).
Чего же тамъ? Несите что ль! Что валандаетесь? Дѣлать,
такъ дѣлать!
ЯВЛЕНІЕ X I V .
Тѣ же и Анисья. (Матрена идетъ къ сѣнямъ и встрѣчаеть
Анисью. Анисья выходитъ съ ребенкомъ, заеернутымъ въ тряпье).
М а т р е н а.
Что жъ, окрестила?
А н и с ь я.
А то какъ-же? Насилу отняла, -не даетъ.
подаетъ Никитѣ).
(Нодходатъ и
Н и к и т а (не беретъ).
Да ты сама снеси.
А н и с ь я.
На, бери, говорю. (Кидаетъ ему ребенпа).
Н и к и т а (подхеатываетъ).
Живой! Матушка родимая, шевелится! Живой! Чт# жъ
я съ нимъ буду...
Анисья
(выхватываетъ ребеша у него изъ рукъ и кидаетъ
въ погребъ).
Задуши скорѣй, не будетъживой. (Сталкиваетъ Никиту
внизъ). Твое дѣло, ты и прикончи.
М а т р е н а (садится на приступокъ).
Жалостливъ онъ. Трудно ему, сердечному. Ну, да что же!
Его грѣхъ тоже. (Анисья стоитъ надъ погребомъ. Матрена
еадится на приступокъ крыльца, поглядываетъ на нее и разсуждаетъ). И-и-и: какъ испужался, ну да что же, хошь и
трудно, помимо-то нельзя. Куда дѣнешься-то. Тоже подумаешь, какъ другой разъ просятъ дѣтей! Анъ глядь, Богъ
не даетъ. — все мертвенькихъ рожаютъ. Вотъ хоть бы по-
падья... А тутъ не надо его, тутъ и живой. (Глядитъ къ
погребу). Должно, покончилъ. (Еъ Анисьѣ). Ну что?
А н и с ь я (глядя въ погребъ).
Доской прикрылъ, да на доску сѣлъ. Кончилъ, должно.
М а т р е н а.
0-охъ! и радъ бы не грѣшить, а что сдѣлаешь?
Н и к и т а (вылѣзаетъ, трясется весь).
Живъ все! Не могу! Живъ!
А н и с ь я.
А живъ, такъ куда же ты? (Хочетъ остановить его).
Н и к и т а (бросается на нее).
Уйди ты, убью я тебя! (Схватываетъ ее за руку, она вырывается, онъ бѣоюитъ за ней съ скребкой. Матрена бросается
къ нему навстрѣчу, останавливаетъ его. Анисья убѣгаетъ на
щтльцо. Матрена хочетъ отнять скребку).
Н и к и т а (иа мать),
Убыо, и тебя убью, уйди! (Матрена убѣгаетъ къ Анисьѣ
на крыльцо. Иикита останавливается). Убью. В с ѣ г ь убью!
М а т р е н а.
Съ нспугу это. Ничего, сойдетъ это съ него!
Никита.
Что жъ это онѣ сдѣлали? Что онѣ со мной сдѣлали?
Пищалъ какъ... Какъ захруститъ подо мной. Что онѣ со
мной сдѣлали?! И живъ все, право живъ! (Молчитъ и прислушивается). Пищитъ... Во пищитъ. (Бѣжитъ къ погребу).
Матрена (къ Анишъ).
Идетъ, видно, зарыть хочетъ. Микита, тебѣ бы фонарь.
Никита (не отвѣчая, слушаетъ у погреба).
Не слыхать. Примстилось, (Идетъ прочь и останавливаетея). И какъ захрустятъ подо мной косточки. Кр... кр...
Что онѣ со мной сдѣлали? (Опять прислугиивается). Опять
пищитъ, право, пищитъ. Что же это? Матушка, а матушка!
(Подходитъ къ ней).
— 346 —
Матрена.
Что, сынокъ?
Н и к и т а.
Матушка, родимая, не могу я больше. Ничего не могу.
Матушка, родимая, пожалѣй ты меня.
М а т р е н а.
Охъ, напугался же ты сердечный. Поди, поди, вішда,
что ли, выпей для смѣлости.
5
Н и к и т а.
Матушка родимая, дошло, видно, до меня. Что вы со
мной сдѣлали? Какъ захрустятъ эти косточки, да какъ запищитъ!.. Матушка, родимая. Что вы со мной сдѣлали?
(Отходитъ и садится па сани).
М а т р е н а.
Поди, родной, выпей. Оно точно, ночнымъ дѣломъ жутость беретъ. А дай срокъ, ободняетъ, да, вѣдашь, денекъдругой пройдетъ, и думать забудешь. Дай срокъ, дѣвку отдадимъ и думать забудемъ. А ты выпей, выпей, поди. Я ужъ
сама приберу въ погребѣ-то.
Н и к и т а (встряхивается).
Вино осталось тамъ? Не запью ли?! (Уходитъ.
стоявшая все врелія у сѣней, молча сторонится).
Анисья
у
ЯВЛЕНІЕ XV.
Матрена и Анисья.
М а т р е н а.
Иди, иди, ягодка, а ужъ я потружусь, полѣзу сама, закопаю. Скребку-то куда онъ тутъ бросилъ? (Находитъ скребку,
тускается въ шгребъ до половины). Анисья, подь-ка сюда,
носвѣти, что ль?
А н и с ь я.
А онъ-то что же?
Матрена.
Да напугался больно. Напорно уже очень ты налегла на
него. Не замай, опамятуется; Богъ съ нимъ, ужъ я сама
потружусь. Фонарь-то поставь тутъ. Я увижу.
(Матреш
скрывается въ погребъ).
А н и с ь я (на дверь^ куда ушелъ Никита).
Что, догулялся? Широкъ ты былъ, теперь погоди, самъ.
узнаешь каково. Пыху-то сбавишь.
ЯВЛЕНІЕ XVI.
Тѣ же и Никита (ѳыекакиваетъ изъ сѣней къ погребу).
Никита.
Матушка, а матушка!
М а т р е н а (высовывается изъ погреба).
Чего, сынокъ?
Н и к и т а (прислушивается).
Не зарывай, живой онъ. Развѣ не слышишь? Живой! Во>
пищитъ... Во... внятно...
Матрена.
Да гдѣ же пищать-то? Вѣдь ты его въ блинъ раеплющилъ. Всю головку раздребезжилъ.
Н и к и т а.
Что же это? (Затыкаетъ уши). Все пищитъ! Рѣшился я,
своей жизни. Рѣшился! Что онѣ со мной сдѣлали?!... Куд&.
уйду я?!... (Садится на приступки).
ЗАНАВѢСЪ.
ВАРГАНТЪ.
ІВмѣсто явленій XIII, XIV, X V и XVI, дѣйствія IV, можно
читать слѣдующій варіантъ.
С Ц Е Н А 2-я
Изба I дѣйствія.
ЯВЛЕНІЕ I.
Анютка (раздгьупая лежитъ на коникѣ подъ кафтаномъ)\
Митричъ (еидитъ на хорахъ и куритъ),
Митр ичъ.
Ишь, духу-то напустили, въ ротъ имъ ситнаго пирога съ>
горохомъ. Мимо лили добро-то. И табакомъ не заглушишь.,
Такъ въ носу и вертитъ. 0, Господи! Спать, видно. (Подходитъ къ лампочкѣ, хочетъ завернуть).
А н ю т к а (вскакиваетъ, садится).
Дѣдушка, не туши, голубчикъ!
М и т р и ч ъ.
Чего не тушить?
А н ю т к а.
А на дворѣ-то гомонили какъ. (Пржлушивается);
шишь, опять въ амбаръ пошли?
Слы-
М и т р и ч ъ.
Тебѣ-то чего? Авось тебя не с прашиваютъ. Ложись, да
и спи. А я вотъ заверну свѣтъ. (Завертываетъ).
А н ю т к а.
Дѣдушка, золотой! Не гаси совсѣмъ. Ты хоть. въ мышиный глазокъ оставь, а то жуть.
М и т р и ч ъ (смѣется).
Ну, ладно, ладно. (Приеаоюиваетея подлѣ нея). Чёго жут-ко-то?
А н ю т к а.
Какъ не жутко, дѣдушка! Нянька какъ билась. Объ рундукъ головой билась. (Шопотомъ). Я вѣдь знаю... у нейі
ребеночекъ родиться хочетъ... Родился ужъникакъ...
М и т р и ч ъ.
Эка эгоза, залягай тебя лягушки. Все тебѣ знать надо.
«Ложись, да и спи. (Анютка лооюится). Вотъ такъ-то. (Закрываетъ ее). Вотъ такъ-то. А то много знать будешь, скоро
«состаришъся.
А н ю т к а.
А ты на печку пойдешь?
Митричъ,
А то куда жъ? То-то глупая, посмотрю я. Все ей знать
інадо. (Закрываетъ ее еще и поднимается итти). Вотъ такъто лежи, да и спи. (Идетъ къ печи).
Анютка.
Разочекъ крикяулъ, а теперь не слыхать.
Митричъ.
0, Господи, Микола милостивый!.. Чего не слыхать-то?
Ан ю тка.
Ребеночка.
Митри чъ.
А нѣтъ его, такъ и не слыхать.
Анютка.
А я слышала,^однова дыхнуть, слышала. Тоненько такъ.
М и т р и ч ъ.
Много ты слышала. А слышала ты, какъ вотъ такую-то
.дѣвченку, какъ ты, дѣтосѣка в ъ мѣшокъ посадилъ, да и
жу ее.
Анютка.
Какой такой дѣтосѣка?
М и т р и ч ъ.
А вотъ такой самый. (Лѣзеть на печь). И хороша же
шечка нынче, тепла. Любо! 0, Господи, Микола милостивый.
Анютка.
Дѣдушка! Ты заснешь?
М и т р и ч ъ.
А то что же ты думала—пѣсни играть будуѴ (Молчаше).
А н ю т к а.
Дѣдушка, а дѣдушка! Копаютъ! Ей-Богу, копаютъ—
слышь! Однова дыхнуть, копаютъ!
Митричъ.
Чего не вздумаетъ—копаютъ? Ночью копаютъ. Кто копаетъ? Корова чешется. А ты—копаютъ! Спи, говорю, а то
сейчасъ свѣтъ погашу.
А н ю т к а.
Голубчикъ, дѣдушка, не туши. Не буду... Ей-Богу, не
буду. Страшно мнѣ.
М и т р и ч ъ.
Страшно? Ты не бойся ничего, вотъ и не будетъ страшно.
А то сама боится и страшно, говоритъ. Какъ же не страпхно, какъ ты боишься. Эка дѣвченка глупая какая. (Молчаніе—сверчокъ).
А н ю т к а (шепотомъ).
Дѣдушка, а дѣдушка! Ты заснулъ?
Митричъ.
Ну, чего еще?
А н ю т к а.
Кака же така дѣтосѣка?
Митричъ.
А вотъ така. Вотъ какъ попадется такая же, какъ ты—
не спитъ, онъ и придетъ съ мѣшкомъ, да дѣвченку шваркъ
въ мѣшокъ, да самъ туда же, съ головой, подыметъ ей
рубашенку, да и ну хлестать.
А н ю т к а.
Да чѣмъ же онъ хдесталъ?
М и т р и ч ъ.
А вѣникъ возьметъ.
А н ю т к а.
Да онъ тамъ не увидитъ, въ мѣшкѣ-то.
Митр и ч ъ .
Небось, увидитъ.
Аню т к а .
А я его укушу.
М и т р и ч ъ.
Нѣтъ, братъ, его не укусишь.
А н ю т к.а.
Дѣдушка, идетъ кто-то! Кто это? Ай, матушки родимыя!
Кто это?
Митричъ.
Пдетъ, такъ идетъ. Чего жѳ ты? Мать, я чай, идетъ.
ЯВЛЕНІЕ II.
Тѣ же и Анисья (входитъ).
А н и с ь я.
Анютка! (Апютпа притворяется,
что спитъ). Митричъ!
Митричъ.
Чего?
А н и с ь я.
Что свѣтъ-то жжете? Мы въ холодной ляжемъ.
Митричъ.
Да вотъ только убрался. Я нотушу.
А н и с ь я (ищетъ въ сундупѣ и ворчитъ).
Какъ надо, его никогда и не найдешь.
Митричъ.
Да ты чего ищешь-то?
А П II с ь я .
Крестъ ищу, окрестпть надо. Помилуй Богъ, помретъ.
Некрещеный-то. Грѣхъ вѣдь!
Митричъ.
А то какъ же, пзвістно, порядкомъ падѳ... Чго, папіла?
А пис ь
ИаіП'іа.
я.
(Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ III.
Митричь и Анютка.
М ігтр и ч ъ .
То-то, а то бы я свой далъ. 0, ГосподігГ
0-о,
какъ!
А п ю т к а (вснакиваетъ и дражипѵг)..
дѣдуіпка! Не засыпай ты, Хрнета радгп,. страшно
М и тр и ч ъ.
Да чего страшпо-то?
Аиютка.
Помретъ, должно, ребеночекъ то? У тетки Арины татсъ
же бабка окрестила,—оиъ и померъ.
]\Г іг т р и ч ъ.
Помретъ, похоронятъ.
А н ю т к а.
: Да, можетъ, онъ бы и не померъ, да бабка Матрепа туть.
Вѣдь я слышала, что бабка-то говорила, однова дыхнуть>
елышала.
М птричъ.
Чего слышала? Спи, говорю. Закройся съ головой, да
и все.
А н ю т к а.
А кабы живъ былъ, я бъ его нянчнла.
Мцтричъ
0, Гос-доди!
(рычитъ).
Анютка.
Куда жъ онк его дѣнутъ?
Ми т р и ч ъ .
Туда и дѣнутъ, куда надо. Не твоя печаль. Спи говорю.
Вотъ мать придетъ—она тебя! (Молчаніё).
Анютка.
Дѣдушка! А дѣвченку, ты сказывалъ, вѣдь не убили же?
Митричъ.
Про ту-то? 0, та дѣвченка въ дѣло вышла!
Анютка.
Какъ ты, дѣдушка, сказывалъ, нашли-то ее?
М и т р и ч ъ.
Да такъ и нашли.
Анютка.
Да гдѣ же нашли? Ты скажи.
М и т р и ч ъ.
В ъ ихнемъ домѣ и нашли. Пришли в ъ деревню, стали
солдаты шарить по домамъ, глядь—эта самая дѣвченка на
пузѣ лежитъ. Хотѣли ее пришибить. Да такъ мнѣ скучно
стало, взялъ я ее на руки, такъ вѣдь не дается. Отяжелѣла, какъ пять пудовъ въ ней сдѣлалось; а рукамй цапаетъ за что попало, не отдерешь никакъ. Ну, взялъ я ее,
да по головкѣ, по головкѣ. А шаршавая, какъ ежъ. Гладить, гладить—затихла. Помочилъ сухарика—далъ ей. Поняла таки. Погрызла. Что съ ней дѣлать? Взяли ее. Взяли,
стали кормить, да кормить, да такъ привыкли, съ собой въ
походъ взяли, такъ съ нами и шла. Хорошая дѣвченка
<5ыла.
Анютка.
Что жъ, а некрещеная?
Митр и чъ.
А кто е знаетъ. Сказывали, что не вполнѣ. Потому народъ не нашенскій.
А н ю т к а.
Изъ нѣмцевъ?
М и т р и ч ъ.
Эка ты: изъ нѣмцевъ, не изъ нѣмцевъ, а азіаты. Они все
равно какъ жиды, а не жиды тоже. Изъ поляковъ, а азіаты,
Крудлы... Круглы прозвище имъ. Да ужъ забылъ я. Дѣвченку-то мы Сашкой прозвали. Сашка, а хороша была. Вѣдь,
вотъ все забылъ, а на дѣвченку, въ ротъ ей ситнаго пирога
съ горохомъ, какъ сейчасъ гляжу. Только и помню изъ
службы изъ всей. Какъ пороли помню, да вотъ дѣвченка въ
памяти. Повиснетъ, бывало, на шеѣ и несешь ее. Такая
дѣвченка была, что надо лучше, да некуда. Отдали потомъ.
Ротнаго жена въ дочери взяла. И въ дѣло вышла. Жалѣли
какъ солдаты!
А н ю т к а.
А вотъ, дѣдушка, тоже батя, я помню, какъ помиралъ.
Ты еще не жилъ у насъ. Такъ онъ позвалъ Микиту, да и
говоритъ: прости меня, говоритъ, Микита... а самъ заплакалъ. (Вздыхаетъ). Тоже какъ жалостно.
М и т р и ч ъ.
А вотъ то-то и оно-то...
А н ю т к а.
Цѣдушка, а дѣдушка. Вотъ опять шумятъ что-то въ поіребѣ. Ай, матушки, сестрицы-голубушки! Охъ, дѣдушка,
сдѣлаютъ онѣ что надъ нимъ! Загубятъ онѣ его. Махонькій,
вѣдь, онъ... О-о! (Запрывается съ головой и плачетъ).
М и т р и ч ъ (прислушивается).
И впрямь что-то пакостятъ, дуй ихъ і*орой. А пакостницы
же бабы эти. Мужиковъ похвалить нельзя, а ужъ бабъ...
Эти, какъ звѣри лѣсные. Ничего не боятся.
А н ю т к а (подпимается).
Дѣдушка, а дѣдушка!
М и т р и ч ъ.
Ну, чего еще?
Анютка.
Намедни прохожій ночевалъ—сказывалъ, что младенецъ
помретъ,—его душка прямо на небо пойдетъ. Правда это?
М и т р и ч ъ.
Кто е знаетъ. Должно такъ. А что?
А н н> т к а.
Да хоть бы л я померла. (Хнычетъ),
Митр ичъ.
Помрешь, изъ счета вонъ.
Анютка.
До десяти годовъ все младенець, душа кь Вогу, може*
еіде пойдетъ, а то вѣдь изгадишься.
М и т р и ч ъ.
Еще какь изгадишься-то! Вашей сестрѣ какъ не изгадиться? Кто васъ учитъ? Чего ты увидишь? Чего услышишь? Только гнусность одну. Я хоть не много ученъ, а
кое-что да знаю, все не какъ деревенская баба.
Деревенская баба что? Слякоть одна. Вашей сестры в ъ
Россіи большіе милліоны, а всѣ какъ кроты слѣпые,—ничего не знаете. Какъ коровью смерть опахивать, приворотыі
Есякіе, да какъ подъ насѣстъ ребятъ носить къ курамъ—
это знаютъ.
Анютка.
Мамушка и то носила.
Митричъ.
А то-то и оно-то. Милліоновъ васъ сколько бабъ да д ѣ вокъ, а всѣ какъ звѣри лѣсные. Какъ выросла, такъ и помретъ. Ничего не видала, ничего не слыхала. Мужикъ, тотъ
хоть въ кабакѣ, а то и въ замкѣ, случаемъ, али въ солдатсгвѣ, какъ д, узнаетъ кое-что. А баба что? Ояа не то, что
иро Бога, она и про пятницу-то не знаетъ толкомъ какая,.
такая? Питяица, пятяица, а спроси какая—она и не зпаетъ.
Такъ, какъ щенята слѣпые ползаютъ, головами въ павозъ
тычатся... Только и знають пѣсни свои дурацкія: го-го, гого... А что го-го?—сами нз знаютъ...
А н ю т к а.
А я, дѣдушка, В >тчу до половины знакк
Ми г р и ч ъ .
Знаешь ты много! Да и спросигь съ васъ тоже нельзя.
Кто васъ учитъ? Только пьяный мужикъ поучитъ когда
волсжами. Только и ученья. Ужь и не знаю кто за в а с ь
отзѣчать будетъ. За рекрутовъ, такь съ дядьки или с ъ
г
<старшого спросятъ. А за вашу сестру и спросить не съ
кого. Такъ, безнастушная скбтина озорная самая, бабы
эти—самое глупое ваше сословіе. Пустое самое ваше со<'ЛОвіе.
А н ю т к а,
А какъ же Зыть-то?
М и т р и ч ъ.
А такъ и быть... Завервись съ головой и спи. 0, Господи!
( Мо. гчаніе— с вер чокъ).
А н ю т к а (вскакиваетъ).
Дѣдушка! кричиіъ кто-то, не путемъ кто-то! Ей-Богу,
право, кричитъ. Дѣдушка, милый, сюда идетъ.
Митричъ.
Говорю, съ головой укройся.
ЯВЛЕНІЕ IV.
Тѣ же, Нлкита н Матреяа.
Н и к н т а (входитъ).
Что опѣ со мной сдѣлали? Что онѣ со мной сдѣлали !.
9
М а т р е н а.
Выней, выпей, ягодка, винца-то. Что ты? (Достаетъ вино
ѵ, ставитъ).
Н и к и т а.
Давай, не запью ли?
Матрена.
Тише! Не спятъ вѣдь. На, выпей.
Н и к и т а.
Что жъ это? Зачѣмъ вы это взлумали? Спеслн бы куда.
М а т р е н а (шопотомъ).
ІІосиди, посиди тутъ, выпей еще, а то покурп. Ояо разобьетъ мысль-то.
Никита.
Матушка родимая, дошло, видно, до меня. Какъ запищитъ, да какъ захрустятъ эти косточки — кр-кр... не человѣкъ я сталъ.
М а т р е н а.
И-и! Что говоришь несуразно совсѣмъ. Оно точно—нбчнымъ дѣломъ жутость беретъ, а дай ободняетъ, денекъ,
другой пройдетъ, и думать забудешь. (Подходитъ къ Никитѣ кладетъ ему руку на плечо).
9
Н и к и т а.
Уйди отъ меня. Чго вы со мной сдѣлали?
М а т р е н а.
Да что ты, сынокъ, въ самомъ дѣлѣ. (Беретъ его за
руку).
Н и к и т а.
Уйди ты отъ меня! Убью! Мнѣ теперь все ни по чемъ.
Убью!
Матрена.
Ахъ, ахъ, напугался какъ! Да иди что ль спать-то.
Н и к и т а.
Некуда мнѣ итти, пропалъ я.
М а т р е н а (качаетъ головой).
Охъ, охъ, пойти убрать, а онъ обсидится, сойдетъ это
съ него. (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ V.
Никита, Митричъ, Анютка.
Н и к и т а (еидитъ, закрывъ лицо рукамщ Митричъ и Анютка
замерли).
Пищитъ, право, пищитъ, во, во... внятно... Зароетъ она
его, право, зароетъ! (Бѣжитъ въ дверь). Матушка, не зарывай, живой онъ...
ЯВЛЕНІЕ УІ.
Тѣ же ц Матрена.
М а т р е н а (возвращаясь, шопотомъ).
Да что ты, Христосъ съ тобой! и что не примстится. Г д ѣ
же живому быть! Вѣдь и косточки всѣ раздребезжены.
Никита.
Давай еще вина! (Пьетъ).
М атрена.
Иди, сынокъ. Зэснешь .теперь, ничего.
Н и к и т а (стоитъ, слушаетъ).
Живъ все... во... пищитъ. Развѣ не слышитъ? ВоГ
М а т р е н а (шопотомъ).
Да нѣтъ же!
Никита.
Матушка родимая! Рѣшился я своей жизни. Что вы со
мной сдѣлали? Куда уйду я? (Выбѣгаетъ изъ изды, Матрена
за нимъ).
ЯВЛЕНІЕ VII.
Митричъ и Анютка.
Анютка.
Дѣдушка, милый, голубчикъ, задушили они его!
М и т р и ч ъ (сердито).
Опи, говорю. Ахъ ты, лягай тебя лягушки. Вотъ я тебя
вѣникомъ! Спи, говорю.
Анютка.
Дѣдушка, золотой! Хватаетъ меня ктой-то за плечушки,.
хватаетъ ктой-то, лапами хватаетъ. Дѣдушка милый, однова
дыхнуть, пойду сейчасъ. Дѣдушка, золотой, пусти ты меня
на печь! Пусти ты меня ради Христа... Хватаетъ... хватаетъ... А-а! (Бѣжитъ къ печкѣ).
Митричъ.
Ишь натращали дѣвченку какъ,—то-то пакостницы, дягай ихъ лягушки. Ну, пролѣзай, что ль.
А н ю т к а (лѣ§етъ на печь).
Да ты не уходи.
М іі тр и ч ъ.
Куда я іюйду? Лѣзь, лѣзь! 0, Госдоди, Мпкола угодыикъ!
Магерь Пресвятая Богородіща Казанская... Натращали дѣвчеику какъ. (ІІрикрываетъ ее). То-то дурочка, право, дурочка... Натращали, право, паскудаицы, въ ротъ ішъ сптнаг.)
ипрога съ горохомъ.
ЗАНАВЪСЪ.
ДѢЙСТВІЕ
V.
ЛИЦА Ѵ-го ДЪЙСТВШ
НИКИТА.
АНИСЬЯ.
АКУЛИНА.
АКИМЪ.
МАТРЕНА.
АНІОТКА.
МАРИНА.
Мужъ Марины.
1-я дѣвка.
2-я дѣвка,
Урядникъ.
Извозчикъ.
Дружко.
Сваха.
Женихъ Акулины.
Староста.
Гости, бабы, дѣвки, народъ на свадьбѣ.
ДѢЙСТВІЕ
V.
Гумно. Н а п е р в о м ъ п л а н ѣ одонье, с л ѣ в а токъ, с п р а в а сарай г у м е н н ы й .
Открыты ворота
сарая; в ъ воротахъ солома, в ъ г л у б и н ѣ виденъ д в о р ъ и
с л ы ш н ы пѣсни и б у б е н ц ы . И д у т ъ по д о р о ж к ѣ мимо с а р а я къ и з б ѣ д в ѣ
дѣвки.
ЯВЛЕНІБ I.
Двѣ дѣвки.
1-я д ѣ в к а .
Вотъ, видигдь, какъ прошли, и полусапожекъ не замарали, а слободой- то бѣда! грязно... (Останавливаются, оти—
раютъ соломой ноги).
с
1-я д ѣ в к а (глядитъ въ солому и видитъ что-то).
Это что жъ тутъ?
2-я д ѣ в к а (разглядываетъ).
Митричъ это, работникъ ихній. Вишь напился какъ.
1-я д ѣ в к а .
Да онъ не пилъ никакъ?!
2-я д ѣ в к а .
До поднесеннаго дня, видно.
1-я д ѣ в к а .
>
Глянь-ка, онъ, видно, сюда за соломой пришелъ. Вишь
и^веревка въ рукахъ, да такъ и заснулъ.
2-я д ѣ в к а (прислуьиивается).
Все еще величають. Должно, еще не благословляли. Акулина-то, сказывали, и выть не выла.
1-я д ѣ в ка.
Мамушка сказывала, не охотой идетъ. Ей вотчимъ пригрозилъ, а то бы въ жизнь не пощла. Вѣдь про нее что
болтали!
ЯВЛЕНІЕ II.
Тѣ же я Марина (догоняетъ Оѣвоп-ъ).
М а р и па.
Здорово, дѣвушки!
Д ѣ в к іг.
Здорово, тетенька!
М а р и н а.
На свадьбу, миленькія?
1-я д ѣ в к а .
Да ужъ отошла. Такъ, поглядѣть.
М а р и н а.
Покіичьте вы моего старика, Семена изъ Зуева. Зваете,
-я чай?
1 я дѣвка.
Какъ не знать? Родня онъ жениху, никакъ.
М а р и н а.
Какъ же, племяняикъ моему хозяину-то, женихъ-отъ.
2-я д ѣ в к а .
Что же самэ нейдешь? На свадьбу да не итти.
М а р и н а.
Не охота, дѣушка, да и недосугъ. Ъхать надо. Мы не
на свадьбу и собпрались. Мы с і овсомъ въ городъ. Покормить остановились, а старика моего и зазвали.
1-я д ѣ в к а .
Вы къ кому же заѣхали? къ Ѳедорычу?
М а р и н а.
У него. Такъ я здѣсь постою, а ты покличь, миленькая,
старика-то моего. Вызови, касатка, Скажи: баба твоя, Марина, велѣла ѣхать; товарищи запрягаютъ.
щ
і-я д ѣ в к а.
Что жъ, ладно, коли сама не пойдешь. (Дѣвки уходятъ
по ЩЮШЬУКѢ %о двору. Слышни пѣсни и оубенцы).
Я В Л Е Н І Е III.
Маріша (одна).
М а р и п а (задумывается).
ІІойти бы ничего, да пе охота, потоліу не видалась я сь.
шімъ сь той самой поры, какъ отказался ояъ. Другой годъ.
А взглянула бы глазкомъ, какъ опъ живетъ съ своей съ
Анисьей. Говорятъ люди—нелады у нихъ. Баба она грубая,
характерная. Поминалъ, я чай, не разъ. Позарился па прохладную жизпь. Меня промѣнялъ. Ну, да Богъ оъ пимъ. я
зла не помню. Тогда обидно было. Ахъ, болыіо было! А
тешфь перетерлось на себѣ и забыла. А поглядѣла бъ его...
(Смотрытъ ко двору, видитъ Никиту). Випіь ты! Чего жъ
ато онъ идетъ? Аль дѣвки ему сказали? Что жъ это опъ
отъ гостей ушелъ? Уйду я.
Я В Л Е Ш Е IV.
Марітна и Никита (идетъ сначала повіъся голову и махая ру—
ками и бормочетъ).
М а р и н а.
Да и сумрачпый же какой!
Н і і к и т а (видитъ Марину, узнаетъ).
Марина! Другъ любезньШ. Маринушка. Ты чего?
М а р и н а.
Я за старнкомъ за своішъ.
Никита.
Что жъ па свадьбу не пришла? Посмотрѣла бъ, посмѣялась на меня.
М а р и н а.
Чего жъ мнѣ смѣяться-то? Я за хозяиномъ прншла.
Н и к и т а.
Эхъ, Маринушка! (Хочетъ ее обнять).
М а р и н а (сердито отстраняется).
А ты, Микита, эту ухватку оставь. То было, да нрѳшлоЗа хозялаомь пришла У васъ онъ, что ль?
— 366 —
Никита.
Не поминать, значитъ, стараго? Не велишь.
Марина.
Старое нечего поминать. Что было, то прошло.
Никита.
Й не воротишь, значитъ?
М а р и н а.
И не воротится. Да ты что жъ ушелъ-то? Хозяинъ, да
со свадьбы ушелъ.
Н и к и т а (садится па солому).
Что ушелъ-то? Эхъ, кабы знала ты да вѣдала!.. Скучно
мнѣ, Марина, такъ скучно, не глядѣли бы мои глаза. Вылѣзъ изъ-за стола и ушелъ, отъ людей ушелъ, только бы
не видать никого.
М а р и н а (подходитъ къ нему ближе).
Что жъ такъ?
Н и к и т а.
А то, что въ ѣдѣ не заѣмъ, въ питьѣ не запью, во снѣ
не засплю. Ахъ, тошно мнѣ, такъ тошно! А пуще всего
тошно мнѣ, Маринушка, что одинъ я, и не съ кѣмъ мнѣ
моего горя размыкать.
Марина.
Безъ горя, Микита, не проживешь. Да я свое переплакала и прошло.
Никиі^а.
Это про прежнее, про старинное. Эхъ, другъ, переплакала ты,.а мнѣ вотъ дошло!
М а р и н а.
Да что жъ такъ?
Н и к и т а.
А то, что опостылѣло мнѣ все мое житье. Самъ себѣ
опостылѣлъ. 8хъ, Марина, не умѣла ты меня держать, погубила ты меня и себя тоже! Что жъ, развѣ это житье?
М а р и н а (стоитъ у сарая, плачетъ и удерживается).
Я на свое житье, Никита, не жалюсь. Мое житье дай
Богъ всякому. Я не* жалюсь. Покаялась я тогда старику
моему. Простилъ онъ меня. И не попрекаетъ. Я на свою
жизнь не обижаюсь. Старикъ смирный и желанный до меня,
я его дѣтей одѣваю, обмываю! Онъ меня тоже жалѣетъ.
Что жъ мнѣ жалиться. Такъ, видно, Богъ присудилъ. А
твое житье что жъ? Въ богатствѣ ты...
Ни к и т а .
Мое житье!... Только свадьбу тревожить не хочется, а
вотъ взялъ бы веревку, вотъ эту (беретъ въ руку веревку съ
соломы), да на переметѣ вотъ на этомъ и перекинулъ бы. Да
петлю расправилъ бы хорошенько, да влѣзъ на нереметъ,
да годовой туда. Вотъ моя жизнь какая!
М а р и н а.
Полно, Христосъ съ тобой!
Никита.
Ты думаешь, я въ шутку? Думаешь, что пьянъ? Я не
пьянъ. Меня нынче и хмѣль не беретъ. А тоска, съѣла меня
тоска! На отдѣлку, такъ заѣла, что ничто-то мнѣ не мило!
Эхъ, Маринушка, только я пожилъ съ тобою, помнишь, на
чугункѣ ночи коротали?
М а р и н а. •
Ты, Микита, не вереди, гдѣ наболѣло. Я законъ приняла и ты то жъ. Грѣхъ мой прощеный, а старое не вороши...
Н и к и т а.
Что жъ мнѣ съ своимъ сердцемъ дѣлать? *куда дѣваться-то?
М а р и н а.
Чего дѣлать-то? Жена у тебя есть, на другихъ не зарься,
а свою береги. Любилъ ты Анисью, такъ и люби.
Н и к и т а.
Эхъ, эта мнѣ Анисья—полынь горькая, только она мнѣ
какъ худая трава ноги оплела!
Марина.
Какая ни есть жена... Да что толковать! Поди лучше къ
остямъ, да мнѣ мужа покличь.
Никита.
Элъ, кабы знала ты всѣ дѣл?... Да что говорить!
ЯВЛЕНІЕ V.
Ннкпта, Марнна, музкъ ся и Анютка.
М у ж ъ М а р и п ы (выходнтъ отъ двоуа красный,
Марина! Хозяйка! Старуха! здѣсь ты, что ль?
иьяный).
Н и к и т а.
Вотъ и твой хозяішъ идетъ, тебя кличетъ. йди!
М а р и н а.
А ты что жъ?
Н и к іі т а.
51? Я полежу тутъ. (Лооісится въ соломѣ).
Мужъ Марины.
Гдѣ жъ она?
А н ю т к а.
А вотъ она, дяденька, длѣ сарая.
Мужъ Марипы.
Чего стоишь. Иди на свадьбу-то! Хозяева велятъ тебѣ
итти, честь сдѣлать. Сейчасъ поѣдетъ свадьба, и мы пойдемъ.
Ф М а р и н а (выходитъ навстрѣчу муоісу).
Да пе охота было.
Мужъ Марины.
ІІди говорю. Выньешь стаканчикъ, Петруньку шельмеца
проздравишь. Хозяева обижаются, амы во в с ѣ дѣла поспѣемъ. (Муэіеъ Марины обнимаетъ ее и шатаясь. съ неи вмѣстѣ
уходятъ).
;
у
ЯВЛЕНІЕ VI.
Никита и Анютка.
Н и к и т а (поднимается и садится на солому).
Эхъ, увиділъ я ее, еще тошнѣй стало. Только и было
жизніі, что съ нею. Ни за что, про что загубилъ свой вѣкъ;
погубилъ я свою голову! (Лооіситея). Куда дѣнусь. Ахъ!
Разступись мать сыра земля.
А н ю т к а (видитъ Никиту и бѣжитъ къ нему).
Батюшка, а батюшка! Тебя ищутъ. Всѣ ужъ и крестный
благословили. Однова дыхнуть, благословили, ужъ серчаютъ.
Н и к и т а [про себя).
Куда дѣнусь?
А н ю т к а.
Ты чего? Чего говоришь-то?
Никита.
Ничего я не говорю. Что пристала?
А н ю т к а.
Батюшка! пойдемъ, что ль! (Никита молчитъ. Анютка
упянетъ за рупу). Батя, иди. благословлять-то! право слово,
серчаютъ, ругаются.
Никита
(выдергиваетъ рупу).
Оставь!
А н ю т к а.
Да ну же!
Н и к и т а (грозитъ ей вожжама).
Отупай, говорю. Вотъ я тебя.
Анютка.
Такъ я жъ мамушку пришлю. (Убѣгаетъ).
ЯВЛЕНІЕ VII.
Никита одинъ.
(Поанимается) Ну какъ я пойду? Какъ я образъ возьму?
Какъ я ей въ очи гляну? (Ложится опять). Охъ, кабы дыра
въ землю, ушелъ бы. Не видали бъ хменя люди, не видалъ
бы никого. (Опять поднимается). Да не пойду я... Пропадай
они совсѣмъ. Не пойду. (Снимаетъ сапоги и беретъ веревку:
дѣлаетъ изъ нея ііетлю, прикидываетъ на шен>). Такъ-то
вотъ.
— 370 —
ЯВЛЕНГЕ ѴШ.
Никита и Матрена. (Видить мать. Снимаежг веревку еъ ?,о*
ловы и ложится опять въ солому).
М а т р е н а (подходитъ вУіопыхахъ).
Микита, а Микита! Вишь ты, и голоса не яодаетъ, Микита, что жъ ты, аль захмелѣлъ? Иди, Микитушка, иди,
иди, ягодка. Заждался народъ.
Никита.
Ахъ, что вы со мной сдѣлали? Не человѣкъ я сталъ.
М а т р е н а.
Да чего ты? Иди, родной, честь честью благословенье
сдѣлай, да и къ сторояѣ. Ждетъ, вѣдь, народъ-отъ.
Н и к и т а.
Какъ мнѣ благословлять то?
Матр-ена.
Извѣстно какъ. Развѣ не знаешь?
Н и к и т а.
Знаго я, знаю я. Да кого благословлять-то буду? Что я
с ъ ней сдѣлалъ?
Матрена.
Что сдѣлалъ? Эко вздумалъ помияать! Никто не знаетъ:
ни котъ, ни кошка, ни нонъ Ермошка. А дѣвка сама идетъ.
Н и к и т а.
Какъ идетъ-то?
М а т р е н а.
Извѣстно, изъ-подъ страху идетъ-то. Да идетъ же. Да
что жъ дѣлать-то? Тогда бы думала. А топерь ей упираться
нельзя. II сватамъ тоже обиды нѣтъ. Смотрѣли два раза
дѣвку-то, да и денежки за ней. Все шито, грыто.
Н и к и т а.
А въ погребѣ-то что?
М а т р е н а (смѣется).
Что въ погребѣ? Капуста, грибы, картошки, л чап. Что
старое поминать!
Н и к и т а.
Радъ бы не поминатъ, да не могу я. Какъ заведешь
мысль такъ вотъ и слышу-.. Охъ, что вы со мной сдѣлали?
М а т р е н а.
Да что ты въ самомъ дѣлѣ яомаешься?
Н и к и т а (переворачивается кичкомъ).
Матушка! Не томи ты меня. Мнѣ зотъ покуда дошло!
М а т р е н а.
Да все жъ надо. II такъ болтаетъ народъ, а тутъ вдругъ
ушелъ отецъ, нейдетъ; благословлять не насмѣлится. Сейчасъ прикладывать станутъ. Какъ заробѣешь, сейчасъ догадываться станутъ. Ходи торомъ, не положатъ воромъ. А то
бѣжишь отъ волка, напхаешьея на медвѣдя. Пуще всего
зиду не показывай, не робь, малый, а то хуже вознаютъ.
Н и к и т а.
Эхъ, занутали вы меня.
М а т р е н а.
Да буде, пойдемъ, А выдь, да благослови; все какъ
должно, честь-честью, и дѣлу конецъ.
Н и к и т а (лежитъ ничкомъ).
Не могу я!
М а т р е н а ісама съ собой).
й что сдѣлалось? Все ничего, ничего, да вдругъ нашло.
Напущеніе, видно, Микитка, вставай! Гляди, вонъ и Анисья
идетъ, гостей побросала.
ЯВЛЕНІЕ IX.
Никита, Матрена и Аиисья.
А н и с ь я (нарядная, краская, вътивши).
И хорошо какъ, матушка. Такъ хорошо, честно! И какъ
народъ доволенъ!.. Гдѣ жъ онъ?
М а т р е н а.
Злѣсь, ягодка, здѣсі. Въ солому легъ да и лежитъ.
Нейдетъ.
Н и к и т а (глядгітъ на жеиу).
Ишь, тоже пьяная. Гляжу, такъ съ души претъ. Какъ
съ ней жить. (Поворачивается ничпомъ). Убью я ее когданибудь. Хуже будетъ!
А н и с ь я.
Вишь куда, въ солому забрался. Аль хмѣль нзяялъ?
(Смгьется). * Полежала бы и я съ тобой тутъ, да неколи.
Пойдемъ, доведу. А ужъ какъ хорошо въ домѣ-то. Лестпо
поглядѣть. И гармонія! Нграють бабы, хорошо какъ. Пьяные всѣ. Ужъ такъ почетяо, хорошо такъ!
Н и к II т а.
Что хорошо-то?
А н и с ь я.
Свадьба, веселая свадьба. Всѣ люди говорятъ, на рѣдкость свадьба такая. Такъ честно, хорошо все. йди же.
Вмѣстѣ пойдемъ... я выпила, да доведу. (Беретъ за руку).
Н и к н т а {отдергиваеігіся съ опгвращеніемъ).
Иди одна. Я приду.
А н и с ь я.
• Чего кауришься-то! Всѣ бѣды избыли, разлучниду сбыли,
жить намъ только, радоваться. Все такъ честно, до закону.
Ужъ такъ я рада, что и сказать нельзя. Ровно я за тебя
въ другой замужъ иду. й-и! народъ какъ доволеиъ! В с ѣ
благодарятъ. II гости все хорошіе. II Иванъ Мосеичъ—-тоже
и господинъ урядникъ. Тоже повеличали.
Никита.
Ну, и сиди съ ними, зачѣмъ пришла?
А Е и с ь я.
Да и то итти надо. А то къ чему пристадо, хозяева
ушли и гоотей побросали. А гости все хорошіе.
Н и к и т а (встаетъ, общніетъ съ себя солому).
Идиге, а я сейчасъ приду.
М а т р е н а.
Нгчная-то кукушка деяную перекуковала. Меня не послухалъ, а за женой сейчасъ пошелъ. (Матрена и Анисья
идутъ).
М а т р е н а.
ІІдешь, что ли?
Нлкита.
Сейчасъ приду. Вы идите, я слѣдомъ. Приду, благословлять буду... (Бабы останавливаются). йдите... а я слѣдомъ.
ІІдите же! (Бабы уходятг).
Н и к и т а (глядитъ имъ вслѣдъ задумавшись).
у
ЯВЛЕНГЕ X.
Ніікита одинъ, нотоэіъ Митричъ.
Н и к и т а (садшпся и разувается).
Такъ и пошелъ я! Какъ же! Нѣтъ, вы поищите, на переметѣ нѣтъ ли. Распросталъ петлю, да прыгнулъ съ перемета и ищи меня. И вожжи, спасибо, тута. (Задумывается).
То бы размыкалъ какое - нибудь горе— размыкалъ бы! А то
вонъ оно гдѣ, въ сердцѣ оно, не вынешь никакъ. (ІІриглядывается ко двору). Нлкакъ опять идетъ. (ІІередразниваетъ
Анисью). „Хорошо, и хорошо какъ! Полежу съ тобой!" У!
шкуреха подлая! На жъ тебѣ, обнимайся со мной, какъ съ
перемета снимутъ. Одинъ конецъ. (Схватываешъ веревщ/,
дергаетъ ее).
М и т р и ч ъ (пьяный поднимается, не пуспаеіпъ веревку).
Не дамъ. Никому не дамъ. Самъ принесу. Сказалъ принесу соломы—принесу! Микита, ты? (смѣется). Ахъ, чортъ!
Аль за соломой?
Н и к и т а.
Давай веревку.
. М и т р и ч ъ.
Нѣтъ, ты погоди. Послали меня мужики. Я принесу...
(ІІоднимается на ноги, начинаетъ сгребать сояому, но шашаетсяу справляется и ?годъ конецъ падаетъ). Ея верхъ. Пересилила!..
Н іі к и т а.
Давай вожжи-то.
Митричъ.
Сказалъ—не дамъ. Ахъ Микишка, глупъ ты, какъ свиной
пупъ. (Смѣется). Люблю тебя! а глупъ ты. Ты глядишь, что
я занилъ; а мнѣ чортъ съ тобой! Ты думаешь, ты мнѣ ну-
женъ... Ты гляди на меня! Я унтеръ! Дуракъ, ве умѣешь
сказать! унтеръ-офицеръ гренадерскаго ея величества самаго перваго полка:—царю отечеству служилъ вѣрой и
правдой. А кто я? Ты думаешь, я воинъ. Нѣтъ, я не воянъ,
а я самый послѣдній человѣкъ, сирота я, заблудущій я.
Зарекся я пять. А теперь закурилъ!.. Чго жъ, ты думаешь
я боюсь тебя? Какъ же. Никого не боюсь. Запилъ, такъ запилъ! Теперь недѣли двѣ смолить буду, картошку подъ
орѣхъ раздѣлаю, До креста пропьюоя, шапку пропью, би*
летъ заложу и не боюсь никого. Меня въ полку пороли,
чтобъ не пилъ я. Сгегали, стегали... „что, говорятъ, будешь?" Буду, говорю. Чего ихъ бзяться-то; вотъ онъ я!
Какой есть, такого Богъ зародилъ. Зарекся—не пить. Не
ішлъ. Теперь запилъ, пью! И не боюсь никого. Потому не
вру, а какъ есть... Чего ихъ бояться дерьма-то. На-те, молъ,
вотъ онъ я! Мнѣ попъ одинъ сказывалъ. Дьяв<^іъ~ощ> самый хвастунъ^Какъ^ говоритъ, началъ ты
Тв^^тъ^йчщъ
ты и ІГаррШ^
е^йчасъ
онъ^безпятый-то, сейчасъ и^ сцапалъ тебяца потедъ^куда
ему надо. А какъ не боюсь я""людёй-то, мнѢ іГлегко. Начхаю ему въ бороду, лопатомуто, матери его поросятины.
Ничего онъ мяѣ не сдѣлаетъ. На, молъ, выку<яі.
Н и к и т а (крестится).
И что жъ это я, въ самомъ дѣлѣ? (Бросаетъ веревку).
М и т р и ч ъ.
Чего?
Н и к и т а (поднимаетея).
Не велихпь бояться людей?
М и т р и ч ъ.
Есть чего бояться, дерьма-то, Ты ихъ въ банѣ-то погляди. Всѣ изъ одного тѣста. У одного потолще.брюхо, а то
потоныпе; только и различкя въ нихъ. Вона! кого бояться,
въ ротъ ішъ ситнаго пирога съ горохомъ.
ЯВЛЕНІЕ XI.
Никита, Митричъ, Латреяа (выходитъ изъ двора).
М а т р е н а (кличетъ).
Что жъ, идешь, что ли?
Никита.
Охъ! Да и лучше такъ-то. Иду! (Идетъ %о двору):
ЗАНАВЪСЪ.
СЦЕН А
2-я.
Перемѣна декораціи. М з б а 1-го д ѣ й с т в і я полна н а р о д о м ъ , с и д я щ и м ъ
за
столами
и стоящимъ.
Въ
п е р е д н е м ъ у г л у Акулина съ женихомъ.
На
столѣ иконы и х л ѣ б ъ . В ъ ч и с л ѣ г о с т е й Марина, мужъ ея и урядникъ.
Бабы поютъ п ѣ с н и . Анасья р а з н о с и т ъ вино. П ѣ с к и з а м о л к а ю т ъ .
Я В Л Е Н І Е I.
Амисья, Марина, мужъ Марины, Акулина, жеішхъ, извозчикъ,
урядникъ, сваха, дружко. Матрека,. гости и народъ.
Извозчикъ.
Ъхать, такъ ѣхать, а дерковь развѣ близко.
Дружко.
А вотъ дай срокъ, вотчимъ благословитъ. Да гдѣ же онъ?
А н и с ь я.
йдетъ, сейчасъ идетъ, миленькіе. Кушайте еще но стаканчику, не обижайте.
С в а х а.
Чтѳ жъ долго? Ужъ съ какого времени ждемъ.
А н и с ь я.
Придетъ. Сейчасъ придетъ. Стриженая дѣвка косы не
заплететъ, тутъ будетъ. Кушайте, миленькіе. (ІІодноситъ вино.) Сейчаеъ идетъ. Поиграйте еще, красавицы, иока что.
Извозчикъ.
Да ужъ всѣ пѣсни принѣли ожидамши. (Бабы поютъ,
по серединѣ пѣснгі еходшпъ Ншита и Акимъ.)
ЯВЛВНІЕ II.
Тѣ же, Никита, и Акитъ.
Н и к и т а (держтаъ Акима заруку и подталкиваетъ епередъ себя.)
йди, батюшка, безъ тебя нельзя.
А к и м ъ.
Не люблю я, значитъ, тае...
Н и к и т а.
(На бабъ.) Буде, замолчите. (Оглядываетъ всѣхъ въ изоіъ.)
Марина, тытутъ?
О в а х а.
йди, бери образъ, благословляй.
Н іг к и т а.
Погоди, дай срокъ. (Оглядывается.) Акулина, ты здѣсь?
Сваха,
Да что ты народъ перекликаешь? Г д ѣ жъ ей быть-то?
Что онъ чудной какой...
Анисья.
Батюшки родимые! Да что жъ онъ разутый.
Н и к и т а.
Батюшка! ты здѣсь? Глядина меня! Міръ православный,
вы всѣ здѣсь! и я здѣсь! Вотъ онъ я! (Падаетъ ш колѣни.)
Анисья.
Микитушка, чтой-то ты? 0 головушка моя!
;
Сваха.
Вотъ на!
М а т р е н а.
Я и говорю: перепилъ онъ французскаго, что ли, много.
Опамятуйся, что ты? (Хотятъ поднять его. онъ не обращаетъ
ни иа кого вниманія^ глядитъ предъ собой.)
Н и к и т а.
Міръ православный! Виноватъ я, каяться хочу.
М а т р е н а (ташитъ его за плечи).
Что ты, съ ума спятилъ? Миленькіе, у него умъ зашелся,
увести его.
Н и к и т а (отстраняетъ ее плечомъ).
Оставь! А ты, батюшка, слушай. Первое дѣло! Маринка,
гляди сюда. (Еланяется ей въ ноги и поднимается.) Вино-
ватъ я предъ тобою, обѣщалъ тебя замужъ взять, соблазнилъ тебя. Тебя обманулъ, кинулъ, прости меня Христа
ради. (Опять кланяется въ ноги.)
А н и с ь я.
II чего разлопоушился? Не къ лицу совсѣмъ. Что никто
не спрапшваетъ. Встань ты, что озорничаешь?
Матрена.
О-охъ, напущено это на него. й что это сдѣлалось? Попорченъ онъ. Встань, что пустое болтаешь. (Тянетъ е?о.)
Н и к И т а (мотаетъ головой).
Не тронь! Прости, Марина. Грѣхъ мой предъ тобой, прости Христа ради. (Марина закрывается рукама. молчитъ.)
А н и с ь я.
Встань говорю, что озорничаешь. Вспоминать вздумалъ.
Буде форсить. Стыдно! 0! головушка моя! Что это очумѣлъ
совсѣмъ.
Н и к и т а (отталкивастъ жену, поворачивается къ Акулинѣ).
Акулина, къ тебѣ рѣчь теперь. Слушай, міръ православный! Окаянный я. Акулина! виноватъ я предъ тобой. Твой
отецъ не своей смертью померъ. Ядомъ отравили его.,
\
А н и с ь я (вскришваетъ).
Головушка моя! Да что онъ?
Матрена.
Не въ себѣ человѣкъ. Уведите же вы его. (Народь подхоаитъ, хочетъ взять ею).
А к и м ъ (отслоняетъ руками).
Постой! Вы, ребята, тае, постой, значитъ.
Н и к п т а.
Акулина, я его ядомъ отравилъ. Прооти меня Христа
ради.
А к у л и н а (вскакиваетъ).
Брешетъ онъ! Я знаю кто.
Сва.ха.
Что га? Ты сиди.
Акимъ.
0, Господи! Грѣхъ-то, грѣхъ-то.
У р я д н и к ъ.
Берите его! А старосту пошлите, да понятыхъ. Надо
актъ составить. Встань-ка ты, поди сюда.
А к и м ъ (на урядѣика).
А ты, значитъ тае, свѣтлыя пуговицы, тае значитъ, погоди. Дай, онъ, тае, екажетъ, значитъ.
У р я д н и к ъ (Акиму).
Ты, старикъ, смотри, не мѣшайся. Я долженъ составить
актъ.
А к и м ъ.
Экій, ты, тае. Погоди, говорю. Объ ахтѣ, тае, не толкуй,
значитъ. Тутъ, тае, Божье дѣло идетъ... кается человѣкъ,
значитъ, а ты, тае, ахту...
У р я д н и к ъ.
Старосту!
Акимъ.
Дай, Божье дѣло отойдетъ, значитъ, тогда, значитъ, ты
и, тае, справляй, значитъ.
Н и к и т а.
Еще, Акулина, передъ тобою грѣхъ мой великій, соблазнилъ я тебЯу прости Христа ради! (Кланяется ей въ
ноги).
А к у л и н а (выходитъ изъ-за стола).
Пусти меня, не пойду замужъ. Онъ мнѣ велѣлъ, а теперь не пойду.
У р я д н и к ъ.
Повтори, что сказалъ.
Н и к и т а.
Погодите, господинъ урядникъ, дайте досказать.
А к и м ъ (въ восторгѣ).
Говори, дитятко, все говори,—легче будетъ. Кайся Богу,
ве бойся людей. Богъ-то, Богъ-то! Онъ во!...
— 379 —
Никита.
Отравилъ я отца, погубилъ я, песъ, и дочь. Моя вадъ
вей власть была, погубилъ ее и ребеночка.
А к у л и н а.
Правда ато, правда.
Н ц к и т а.
На погребицѣ доской ребеночка ея задушилъ. Сидѣдъ
на немъ... душилъ... а въ немъ косточки хрустѣли. (Гіла
четъ). И я закопалъ въ землю. Я сдѣлалъ, одинъ я!
А к у лина.
Брешетъ! Я велѣла...
Н и к и т а.
Не щити ты меня! Не боюсь я теперь никого! Прости
меня, міръ православный! (Кланяется въ землю).
(Молчаніе).
У р я д н и к ъ.
Вяжите его, свадьба ваша, видно, разстроилась. (Подходитъ народъ съ кушаками).
Н и к и т а.
Погоди, поспѣешь... (Отцу кланяется въ ноги). Батюшка
родимый! прости и ты меня, окаяннаго! Говорилъ ты мнѣ
спервоначала, какъ я этой блудаей скверной занялся, говорилъ ты маѣ: , Боготокъ увязъ и всей птичкѣ пропастъ",
не послушалъ яріГесъ," тЪоего сда
Просги меня, Христа ради.
г
А к и м ъ (въ восторгѣ).
Богъ ироститъ, дитятко родимое. (Обнимаетъ его). Себя
не пожалѣлъ, Онъ тебя пожалѣетъ, Богъ-то, Богъ-то!
Онъ во!
ЯВЛЕНІЕ III.
Тѣ же и сгароста.
С т а р о с т а (входатъ).
Понятыхъ и здѣсь много.
гУ р я д н ихъ.
Сейчасъ допросъ снимемъ. (Ник«т</
вяжтпъ
А к у л п н а (подхоЬѵ.ѵ>>ъ станов-лтся
}
рл*оиъ).
Я скажу правду. Допрашизай п меня.
ііп к п т а
(смзанны»).
Нечего допрашивать. Все я одинъ сдѣдалъ.
к умыс<мгь, мое и дѣло. Ведпте, куда зпаете. Волыпе дичего не
скажу'
П
И
С
Ь
М
А
л. н. толстого
1 8 4 8 - 1 9 1 0
г г .
Г р а ф у С. Н, Т о л с т о м у . *)
(Петербургъ, 1 8 4 8 г . Февр. 13).
;
Сережа!
Я пишу тебѣ это письмо изъ Петербурга, гдѣ я и намѣренъ остаться навѣки... Я рѣшился здѣсь остаться держать
экзаменъ **) и потомъ служить; ежели же не выдержу (все
можетъ случиться), то и съ 14-го класса начну служить, я
много знаю чиновниковъ 2-го разряда, которые не хуже и
васъ перворазрядныхъ служатъ. Короче тебѣ скажу, что
петербургская жизнь на меня имѣетъ большое и доброе вліяніе: она меня пріучаетъ къ дѣятельности и замѣняетъ для
меня невольно расписаніе; какъ-то нельзя ничего не дѣлать, всѣ заняты, всѣ хлопочутъ, да и не найдешь человѣка,
съ которымъ бы можно было вести безпутную жизнь—одному жѳ нельзя.
Я знаю, что ты никакъ не повѣришь, чтобы я перемѣнился, скажешь: „это ужъ въ двадцатый разъ и все изъ
тебя пути яѣтъ", самый пустяшный малый",—нѣтъ, я теперь совсѣмъ иначе перемѣнился, чѣмъ прежде мѣнялся;
прежде я скажу себѣ: „да&-ка я перемѣнюсь", а іеперь я
вижу, что я перемѣнился, и говорю: „я перемѣнился".
Главное то, что я вполнѣ убѣжденъ теперь, что умозрѣніемъ и философіей жить нельзя, а надо—жить положительно, т.-е. быть практическимъ человѣкомъ!'Это большой
шагъ II большая перемѣна, еще этого со мной ни разу не
было. Ежели же кто хочетъ жить и молодъ, то в ъ Россіи
нѣтъ другого мѣста, какъ Петербургъ; какое бы направленіе кто не имѣлъ, всему можно удовлетворить, все можно
развить, легко, безъ всякаго труда. Что же касается до
средствъ къ жизни, то для холостого жизнь здѣсь вовсе не
дорогая, и напротивъ, дешевле и лучше московской, исключая квартиръ.
Сейчасъ пріѣзжалъ ко мнѣ Оболенскій и привозилъ
письмо, только что полученное имъ отъ брата Дмитрія...
Всѣмъ нашимъ передай, что я всѣхъ цѣлую и кланяюсь, и
что лѣтомъ въ деревнѣ можетъ буду, можетъ нѣтъ, мнѣ
хочется лѣтомъ взять отпускъ и поѣздить по окрестностямъ
*) Старшій братъ Л. Н.
'•*) Въ университетъ.
Петербурга, въ Гельсингфорсъ и въ Ревель тоже хочу
съѣздить.
Напиши мнѣ, ради Бога, хоть разъ въ жизни; мнѣ хочется знать, какъ ты и всѣ наши эту новость примутъ,
проси ихъ отъ меня писать, я же писать къ нимъ боюсь,
такъ давно не писалъ я къ нимъ, что онн вѣрно сердятся,
особеняо передъ тетенькой Татьяной Александровной *) мнѣ
совѣстно, попроси у нея отъ меня прощенія.
Оболенскій тебѣ кланяется. Можешь себѣ представить,
что Алеша Пушкинъ здѣсь. Однако я его еще не видѣлъ.
Левъ.
Г р а ф у 0 . Н. Т о л с т о м у.
(Петербургъ, 1848 г., Май \).
Читай
это
письмо
одинъ.
Сережа, ты я думаю, уже говоришь, что я „самый пустяшный малый", и говоришь правду. Богъ знаетъ, что я
надѣлалъ? Поѣхалъ безъ всякой причины въ Петербургъ,
ничего тамъ нужнаго не сдѣлалъ. только прожилъ пропасть
денегъ и задолжалъ. Глупо! Невыносимо глупо! Ты не повѣришь, какъ это меня мучаетъ. Главное долги, которые
мяѣ нужно заплатить, какъ можно скорѣе; потому что ежели
я ихъ заплачу не скоро, то я сверхъ денегъ потеряю и репутацію.
Ради Бога, сдѣлай вотъ что. Не говоря теткамъ и Андрею,
почему и зачѣмъ—продай Воротынку Уварову или Селезневу. Это моя послѣдняя рессурса, но безъ которой я не
обойдусь, какъ для того, чтобы прожить, такъ и для того,
чтобъ въ опекунскій совѣтъ заплатить.
Мнѣ до новаго дохода необходимо 3 5 0 0 р. сер., 1 2 0 0 въ
Опекунскій Совѣтъ, 1 6 0 0 заплатить додги, 7 0 0 р. налрожитокъ. Я знаю, ты будешь ахать, но что же дѣлать? глуность дѣлаютъ разъ въ жизни. Надо мнѣ было поплатиться
за свою свободу (некому было сѣчь. Это главное несчастіе) и философію, вотъ я и пониатился. Сдѣлай милость,
похлопочи, чтобы вывести мёня изъ фальшиваго игадкаго
положенія, въ которомъ я теперь—безъ гроша денегъ и
кругомъ долженъ.
Ты зяаешь вѣрно, что наши войска всѣ идутъ въ походъ, и что часть (2 корпуса) перешли границу и, говорять,
уже въ Вѣнѣ.
*) Т. А. Ергольская, дальняя родственница и воспитанница Толстыхъ.
Послѣ смерти матери Л—а Н—а (1330 г.) Т. А. замѣнила ему мать. Изъ
чувства родственнссти дѣти назызали ее „тетенькой".
Я началъ было держать экзаменъ на кандидата и вы~
держалъ два хорошо, но теперь перемѣнилъ рѣшеніе к хочу
. вступить юнкеромъ въ конно-гвардейскій полкъ. Мнѣ совѣстно писать это тебѣ, потому что я знаю, что ты меня
любишь, и тебя огорчатъ в с ѣ мои глупости и безосновательность. Я даже нѣсколько разъ вставалъ и. краснѣлъ
отъ этого письма, что и ты будешь дѣлать, читая его, но
что дѣлать, прошедшаго не перемѣнишь, а будущее зависитъ отъ меня.
Богъ дастъ я иснравлюсь и сдѣлагось когда-нибудь порядочнымъ человѣкомъ; больше всего я надѣюсь на юнкерскую службу, она меня пріучитъ къ практической жизни и
ѵоіепз поіепз мнѣ надо будетъ служить до офидерскаго чина.
Съ счастіемъ, т.-е. если гвардія будетъ въ дѣлѣ, я могу
быть произведенъ и прежде 2-лѣтняго срока. Гвардія ндетъ
въ походъ въ кондѣ мая. Я теперь ничего не могу дѣлать,
потому что, во-первыхъ, нѣтъ денегъ, которыхъ мнѣ нужно,
пемного (все, кажется), а во-вторыхъ, два метрическія свидѣтельства въ Ясной; вели ихъ прислать, какъ можно скорѣе. Не сердись на меня, пожалуйсга, а то я теперь слишкомъ чувствую свое ничтожество,. и исполни поскорѣе мои
поручевія. Прощай, не показывай письма этого тетенькѣ, я
не хочу ее огорчать.
Т. А. Е р г о л ь с к о й.
(Пофрандузски).
1
(Москва, 1850 г., Декабрь 9 -
СЬёге іапіе!
Мое воспаленіе идетъ лучше, но я еще не выхожу изъ
комнаты, разсчитываю сдѣлать это завтра, т.-е. въ воскресенье.
Нѣтъ худа безъ добра—говорю это къ тому, что въ одномъ отношеніи я даже доволенъ, что хворалъ и долженъ
былъ сидѣть дома около недѣли. По крайней мѣрѣ, успѣлъ
устроиться, оглядѣться.
Я вамъ говорилъ, что моя квартира очень славная.
Она состоитъ изъ четырехъ комнатъ—столовая, г д ѣ у
меня уже есть роялино, которое я взялъ на прокатъ, гостиная съ диваномъ, стульями и столами, орѣховаго дерева,
покрытыми краснымъ сукномъ, и украшенная тремя большими зеркалами; кабинетъ, гдѣ стоитъ мой письменный
столъ, бюро и диванъ, который напоминаетъ мнѣ в с ѣ наши
споры объ этой мебели, и еще комната, довольно большая,
чтобы служить спальной и уборной и, сверхъ того, маленькая нередняя.
Я обѣдаю дома щами и кашей, чѣмъ я вполнѣ довольствуюсь. Жду только варенье и наливку, чтобы имѣть все,
къ Чему я привыкъ въ деревнѣ.
У меня есть сани за сорокъ рублей, это пошевзи, родъ
саней, теперь въ модѣ. Сережа долженъ знать, что это такое. Я купилъ всю упряжь, и она у меня теперь очень
язящна.
Прощайте, дѣлую ваши ручки. Я очеиь • удивленъ, что
до сихъ поръ не получилъ отъ васъ письма.
Въ многолюдствѣ не разеѣиваюсь и игрокамъ не поддаюсь.
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(По-французски).
(Москва, 1350 г.* Дѳкабрь 2 4 ) .
СЬёге хапіе!
Удивляюсь и не перестаю удивляться вашему молчанію, хотя и получилъ вчера ваше письмо отъ 16 декабря,
отвѣтъ на мое первое; но это уже четвертое, которое я вамъ
нишу. Здоровье мое великолѣпно, но зато мои денежныя
дѣла далеко не въ блестящемъ положеніи.
Зачѣмъ вы такъ возмущены Исленевымъ ) , если это
для того, чтобы меня онъ него отвратить—это безполезно,
потому что его нѣтъ въ Москвѣ. Все, что вы говорите о
развращающемъ вліяніи игры—вѣрно и часто мнѣ приходитъ на умъ, вотъ почему я думаю,что я болыпеиграть
не буду.
думаю", но надѣюсь скоро сказать это навѣрно.
Все, что вы говорите объ обществѣ, вѣрно, такъ же,
какъ и все, что вы говорите, особенно въ письмахъ: вопервыхъ потому, что вы пишите какъ м-мъ де-Севиньи, и
зо-вторыхъ, потому что я не могу по моимъ привычкамъ
спорить. Вы также говорите много хорошаго обо мнѣ.
Я убѣжденъ, что похвалы приносятъ столько же польэы,
сколько и вреда. Ояѣ полезны, потому что онѣ удерживаютъ человѣка въ тѣхъ хорошихъ качествахъ, которыя
хвалятъ, и вредны, потому что увеличиваютъ самолюбіе.
Я увѣренъ. что вашн похвалы принесутъ мнѣ только пользу,
потому что онѣ продиктованы искреннимъ дружескимъ
чувствомъ, но, конечно настолько, наоколько я ихъ заслуживаю.
Мнѣ кажется, что я ихъ заслужилъ: во все время моего
пребыванія въ Москвѣ я доволенъ собой.
г
2
) Дѣдъ гр. Соф. А. Толстой по матери, съ которымъ Л. Н. игрывалъ въ
карты.
Скажите Сергѣю, что я его обнимаю, что в с ѣ его порученія исполяены, и добросовѣстно исполнены. Прощайте,
цѣлую Вашп рукн. Досвиданія.
Т. А.
Ергольской.
(По-франдузски).
(Москва, 1851 г., Мартъ 8 ) .
СЬёге Іапіе!
Изъ вашего молчанія я заключаю, что вы на меня сердитесь; дѣйствительно, я уже давно не писалъ вамъ, но вы
знаете, что если я и бываю виноватъ передъ вами, то случается это помимо моей воли. Вы знаете также, что чѣмъ
дольше я не вижу васъ, тѣмъ сильнѣе чувство, которое я
къ вамъ питаю. Я клеветалъ на себя, говоря, что для меня
отсутствующіе всегда неправы.
Въ одномъ сочиненіи, которое я читалъ на-дняхъ, авторъ
говоритъ, что первые признаки весны дѣйствуютъ обыкновенно на человѣческую душу. С ъ ^ ш р д
дой хочется чувствовать и свое возрожденіе, жалѣть о прошЛщъ; *дуі?но; ііот^
временй, кайт?ься въ блабости,
й будущёе гіредставЫётся^ какъ'св%тлая точка впереди насъ,
и становишься лучше, нравственно лучше. Что касается
меня, это совершенно вѣрно; съ тѣхъ поръ, какъ я началъ
жить самостоятельно, весна всегда приводила меня в ъ хорошее настроеніе, въ которомъ я держался болѣе или менѣе
долго; но вотъ зима всегда была для меня камнемъ преткновенія—всегда собьюсь.
Впрочемъ сопоставляя съ прошлыми зимами, эта несомнѣнно самая пріятная и самая разумная изъ всѣхъ проведенныхъ мною. Я веселился, я ѣздилъ в ъ свѣтъ, остались
воспоминанія, и при всемъ томъ, я не разстроилъ свои финансы—и не устроилъ—правда.
Только что я подсчиталъ свои додги и сумма ихъ оказалась та же, что и въ прошломъ году. Прощайте, милая,
дорогая тетеиька, тысячу разъ цѣлую ваши ручки и надѣюсь окоро сдѣлать ято въ дѣйствителъности.
:
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(Бо-франдузски).
(Кааань, 1851 г., Апрѣль).
СЬёге іапіе!
Вотъ и опять эти два слова стоятъ на заголовкѣ листа
бумаги, и снова я въ затрудненіи: что писать вамъ? А между тѣмъ мнѣ надо столько сказать вамъ.
Наше путешествіе было очень удачно въ смыслѣ погоды
я дороги. Мы провели два дня въ Москвѣ.
Я былъ на гуляньи въ Сокольникахъ въ отвратительную
погоду и потому не встрѣтилъ ни одну изъ дамъ, которыхъ
я хотѣлъ видѣть. Такъ какъ, по-вашему, я человѣкъ испытывающій себя, я пошелъ въ народъ, въ дыганскій таборъ.
Вы легко можете себѣ представить, какая поднялась тамъ,во
мнѣ внутренняя борьба за и противъ. Впрочемъ, я вышелъ
побѣдителемъ, то-есть ничего не далъ этимъ веселымъ потомкамъ знамеяитыхъ фараоновъ, кромѣ моего блэгословенія.
Николай
находитъ, что я очень пріятный спутникъ, если
бы не моя опрятность. Онъ сердится на то, что, какъ онъ
говоритъ, я 12 разъ въ день мѣняю бѣлье. Я нахожу, что
онъ тоже очень пріятный- спутникъ, если бы не его неопрятность. Не знаю, кто изъ насъ правъ.
Изъ Москвы написалъ Валерьяну, что выигралъ 4 0 0 р.
Боюсь, какъ бы это васъ не встревожило. Вы подумаете,
что я играю и опять буду играть. Успокойтесь, это исключеніе.
Только пріѣхавъ въ Казань, я опять начинаю приходить
въ хорошее настроеиіе, которымъ и пользуюсь, чтобы писать
вамъ. Все это время я не то что былъ въ плохомъ настроеніи, но мнѣ было не весело. Вы легко разгадаете причину...
Вы старались не казаться опечаленной при нашемъ отъѣздѣ, я это замѣтилъ и благодаренъ вамъ за это.
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(По • ф ранцу зски).
(Астрахань, 1851 г., Май).
СЬёге Іаггіе!
Мы въ Астрахани и уже на о?ъѣздѣ, такъ что намъ еще
остается сдѣлать 4 0 0 верстъ. Въ Казани я провелъ очень
пріятно недѣлю. Путешествіе до Саратова было непріятно,
но зато оттуда путешествіе въ небольшой лодкѣ до Астрахани было очень поэтично и полно очарованія для меня,
по новизнѣ мѣстъ и по самому способу путешествія. Вчера
я написалъ Машѣ *) ддинное письмо, въ которомъ я ей разсказываю о моемъ пребываніи въ Казани. Я ничего вамъ
не говорю объ этомъ, изъ опасенія повториться, хотя я и
увѣренъ, что вы не смѣшали бы оба письма. Пока я очень
доволенъ моей поѣздкой. У меня много предметовъ для
размышленія и потомъ самая перемѣна мѣста мнѣ пріятна.
ІІроѣздомъ черезъ Москву я абонировался, такъ что у меня
много чтенія, которымъ я занимаюсь даже въ тарантасѣ.
3
) СтаршіЙ любимый братъ Л. Н.
-) Сестра Л. Н.
Затѣмъ, какъ вы понимаете, общество Николая содѣйствуетъ моему довольству. Я не перестаю думать о васъ и
о всѣхъ моихъ. Я даже иногда упрекаю себя за то, что
оставилъ эту жизнь, которую такъ смягчала ваша любовь
ко мнѣ; но это только отсрочка, и я еще съ большей радостью увижу васъ. Если бы я не спѣшилъ, я бы написалъ
Сережѣ," но я откладываю это до того, когда я устроюсь и
буду спокойнѣе. Поцѣлуйте же его отъ меня и скажите
ему, что я очень раскаиваюсь въ той холодности, которая
была между нами передъ отъѣздомъ и въ которой я обвиняю только себя.
Прощайте, тетенька, тысячу разъ цѣлую ваши руки.
Т. А. Е р г о л ь с к о й ,
(По-французски).
(Старый Юртъ, 1851 г.. Іюль).
СЬёге тапіе!
Давно я не писалъ вамъ, и отъ васъ получилъ всего
нѣсколько словъ. Позвольте вамъ за это сдѣлать выговоръ.
Я пріѣхалъ живъ и здоровъ, но немного грустный, къ
концу мѣсяца въ Старогладовскую. Я увидалъ вблизи образъ
жизни, который ведетъ Николай и познакомился съ офицерами, которые составляютъ общество. Образъ жизни не очень
привлекателенъ, какъ миѣ показалось сперва, потому что и
самый край, который я предполагалъ очень красивымъ, вовсе
не таковъ. Такъ какъ станица расположена въ низинѣ,—
нѣтъ красиваго вида; квартира плохая, а также в все, что
составляетъ удобство жизни. Насчетъ офицеровъ, какъ вы
сами можете себѣ представигь, это люди бе^ъ образованія,
но люди славные и очен#> любящіе Николеньку.
Алексѣевъ, его начальникъ, это маленькій бѣлокуренькій рыжеватый человѣчекъ съ усиками и бакенбардами, говорящій пронзительнымъ голосомъ, яо добрый христіанинъ,
напоминающій немного А. С. Волкова, но не такой ханяеа.
какъ онъ. Потомъ Д . , молодой офицеръ, ребенокъ и Ьоп
еп!апі, напоминающій Петрушу. Гіотомъ старый капитанъ
Билковскій, изъ уральскихъ казаковъ—старый, простой солдатъ, но благородный, храбрый и добрый. Признаюсь, сначало многое въ этомъ обществѣ коробило меня, но я привыкъ, хотя и не сдружился съ этими господами. Я нашелъ
счастливое средство общенія, въ которомъ нѣтъ ни гордости
ни запанибратства. Впрочемъ въ этомъ мнѣ оставалось
только слѣдовать примѣру Николеньки.
Едва пріѣхавъ, Николенька получилъ приказъ отправиться в ъ Староюртовское укрѣпленіе для прикрытіябольныхъ въ Горячеводскомъ лагерѣ.
Николенька уѣхалъ черезъ недѣлю послѣ своего пріѣзда,
и я послѣдовалъ за нимъ, такъ что мы почти три недѣли
здѣсь живемъ въ палаткѣ. Погода хорошая, и такъ какъ я
дривыкъ немного къ такому образу жизни, то мнѣ очень
хорошо. Здѣсь чудные виды, Начну съ того мѣста, гдѣ
источники. Это большая гора изъ нагроможденныхъ другъ
на друга камней. Одни изъ нихъ оборвались и, упавъ, образовали нѣчто въ родѣ гротовъ, другіе нависли на страшной
высотѣ. Всѣ они перерѣзаны потоками горячей воды, которые
падаютъ съ шумомъ въ нѣсколькихъ мѣстахъ и закрываютъ,
особенно поутрамъ, верхнюю часть скалы бѣлымъ паромъ,
который поднимается отъ этой кипящей воды. Вода такъ
горяча, что в ъ ней можно сварить яйцо вкрутую въ трп
минуты. Въ этомъ оврагѣ на потокахъ есть три мельяицы,
одна надъ другой, построенныя совсѣмъ особеннымъ образомъ и очень красиво. Весь день татарскія женщины то и
дѣло приходятъ выше и ниже мельницъ, чтобы мыть бѣлье.
Нужно вамъ сказать, что онѣ моютъ ногами. Это, какъ муравейникъ, вѣчно кишащій. Жеящины большей частью
красивы и хорошо сложены. Одежды восточныхъ женщинъ,
несмотря на ихъ бѣдность, изящны. Красивыя группы женщинъ, дикая красота мѣстности—все это представляетъ
очаровательную картину. Я часто часами стою и любуюсь
пейзажемъ. Затѣмъ видъ съ вершины горы еще лучше и
совершенно въ другомъ родѣ. Но я боюсь надоѣсть вамъ
своими описаніями.
Я очень радъ быть на водахъ, я пользуюсь этимъ. Я
беру желѣзистыя ванны и болѣе не чувствую боли въ ногахъ. У меня всегда былн ревматизмы, но во время нашего
путешествія по водѣ, я думаю, я еще простудился. Рѣдко
я такъ хорошо себя чувствовалъ, какъ теперь, и несмотря
на сильныя жары, я много двигаюсь.
Офицеры здѣсь такіе же, какъ и тѣ, о которыхъ я вамъ
писалъ. Ихъ тутъ много. Я всѣхъ ихъ знаю и отношенія
съ ними тѣ же.
Скажите Оергѣю, что я его обнимаю, и что я пишу вамъ
то же самое, что писалъ ему, и что жду отъ него письма.
Онъ прекрасно знаетъ, что можетъ интересовать меня, слѣдовательно ему не трудно будетъ заполнить свое письмо.
Прощайте, тетенька, цѣлую ваши руки.
Т. А. Е р г о л ь с к о й.
(Старогладовская. І85І г., Сент. 16).
СЫге еі ехсеііепіе
іапіе!
Вы мнѣ много разъ говориди, что у васъ нѣтъ привычки
яисать черновики для вашихъ писемъ; я слѣдую вашему
примѣру, но у меня это не выходитъ такъ хорошо. какъ у
засъ, такъ какъ мнѣ чаето приходится рвать письма, послѣ
того, какъ я ихъ перечитаю. II это не изъ ложнаго стыда
я такъ дѣлаю. Орѳографическая опгибка, неловкое выраженіе не стѣсняютъ меня; но это отъ того, что мнѣ не
удается хорошо управлять своимъ перомъ и мыслями. Я
тодько что разорвалъ письмо, которое написалъ вамъ, потому что я наговорилъ тамъ много такого. чего я не хотѣлъ
вамъ говорить, и не сказалъ того, чтохотѣлъ. Быть можеть
вы думаете, что это скрытность, и скажете, что не хорошо
скрывать отъ людей, которыхъ любигаь и которыми чувствуешь себя любимымъ. Я согласеиъ. Но согласитесь* и
вы, что безразличному человѣку можно все сказать, но>
чѣмъ ближе вамъ человѣкъ, тѣмъ больше есть вещей, которыя бы хотѣлось скрыть отъ него...
Нааисалъ эту страницу и раскаиваюсь. Не думайте, что
это предисловіе (приготовленіе къ чему-нибудь), не пугайтесь. Просто-напросто эта мысль пришла мнѣ въ голову и
я ее вамъ передаю. Третьяго дня получилъ вашъ отвѣтъ
на мое первое письмо, написанное мною съ Кавказа. Получять отвѣтъ черезъ два мѣсяца — это ужасно, особенно,
когда хочется постоянно разговаривать съ вами. Вы говорите: боюсь, что мое письмо покажется тебѣ очень длиннымъ;—говорю бе*ъ всякой риторики, ваши письма, хотя
я перечитываю каждое изъ нихъ по крайней мѣрѣ разъ
десять, кажутся мнѣ такими короткими, что я удивляюсь
какъ это вы ухитряетесь писать такъ мало, когда о столькомъ надо поговорить.
Вотъ уже д в ѣ недѣли, какъ я разстался съ Николенькой. Онъ въ лагерѣ ва горячихъ водахъ, а я въ его главной квартирѣ. В ъ сентябрѣ онъ вернется. Многія лица уговариваютъ меня поступить на службу здѣсь.
Совѣтуете ли вы мнѣ это? Прощайте, цѣлую ваши руки.
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(По -французски).
(Тифлмсъ, 1851 г., Ноябрь 12).
СЬёге іапіе!
Черезъ недѣлю будетъ ровно 4 мѣсяца, какъ я не получаю вѣстей отъ васъ, но теперь у меня есть по крайней
*гѣрѣ надежда, чтр ваши письма находятся въ Старогладовской.
Мы в ъ дѣйствительности выѣхали 2 5 г о и послѣ семи
дней путешествія, очень скучнаго по недостатку лошадей
на каждой станціи и очень пріятнаго вслѣдствіе красоты
мѣстъ, по которымъ проѣзжаешь, 1-го числа этого мѣсяца'
мы пріѣхали.
На слѣдующій день я пошелъ къ генералу Бриммеру,
чтобы представить ему бумаги, полученныя мною въ Тулѣ,
а также и собственную особу. Несмотря на свою нѣмецкую
услужливость и все свое желаніе, онъ принужденъ былъ
отказать мнѣ,такъ какъ мои бумаги не въ иеправноети, и мнѣ
не хватаетъ документовъ, которые въ данную минуту находятся въ П. и я долженъ ждать.
Если мои бумаги не придутъ черезъ мѣсяцъ, я отказываюсь отъ военной службы, такъ какъ не смогу въ этомъ
году участвовать въ зимней экспедиціи, что было моимъ
единственнымъ желаніемъ при поступленіи на службу.
Сверхъ ожиданія, я нашелъ въ Тифлисѣ хорошаго петербургскаго знакомаго, князя Багратіона; онъ для меня
большая помощь. Это умный и образованный человѣкъ.
Тифлисъ очень цивилизованный городъ, очень подражающій Петербургу, и это ему удается. Избранное многолюдное общество. Есть русскій театръ и итальянская опера, которыми я пользуюсь настолько, насколько мнѣ позволяютъ
мои маленькія средства. Я живу въ нѣмецкой колоніи, это
предмѣстіе, но оно представляетъ для меня двѣ большія
выгоды. Во-первыхъ, это прелестное мѣстечко, окруженное
садами и виноградниками, такъ что здѣсь чувствуешь себя
болѣе въ деревнѣ, чѣмъ въ городѣ. (Здѣсь еще очень жарко
и ясно. не было ни снѣга, ни мороза до сихъ поръ). Второе преимущество это то, что я плачу здѣсь за двѣ довольно чистыя комнаты пять рублей серебромъ въ мѣсяцъ,
тогда какъ въ городѣ нельзя бы было нанять такую квартиру меньше, чѣмъ за 4 0 рублей въ мѣсяцъ. Сверхъ того,
у меня безплатная практика нѣмецкаго языка, у меня есть
книги, занятія и досугъ, потому что никто не приходитъ
безпокоить меня. такъ что въ общемъ я не скучаю.
Помните, добрая тетенька, совѣтъ, который вы разъ мнѣ
дали—писать романы. Такъ вотъ, я слѣдую вашему совѣту,
и занятія, о которыхъ я вамъ писалъ, состоятъ въ литературѣ. Я еще не знаю, появится ли когда-нибудь въ свѣтъ
то, что я пишу; но эта работа, которая меня занимаетъ, и
въ которой я уже слишкомъ далеко зашелъ, чтобы ее оставить.
Вотъ точный отчетъ о моихъ занятіяхъ, что же касается
моихъ плановъ, если я не поступлю на военную сдужбу, я
поотараюсь найти какую-нибудь штатскую должность. Здѣсь,
а не въ Россіи.
Прощайте, цѣлую ваши руки и жду вашихъ писемъ.
Адресуйте прямо—-Въ Грузію, въ Г. Тифлисъ.
Г р а ф у С. Н. Т о л с т о м у .
(Тифлисъ, 1851 г., Декабрь 2 3 ) .
Милый другъ Сережа. Какъ жалко, что мы съ тобой не
переписываемся. Что значитъ 2 0 или 3 0 гривенниковъ въ
годъ и нѣсколько часовъ, посвятценныхъ на то, чтобы пи-
сать другъ другу? А сколько бы было удовольствія. Я въ
настоящую минуту до такой степени жажду поболтать съ
тобой, что ежели бы конвертъ стоилъ не 10 к„ а 30 рублей,
я отдалъ бы послѣдніе. Я иишу и завидую удовольствію».
которое ты получишь, читая мое письмо.
На-дняхъ давно желанный мною приказъ о зачисленш
меня фейерверкеромъ въ 4-ую батарею долженъ состояться,
и я буду имѣть удовольствіе дѣлать фрунтъ и провожать
глазами ѣдущихъ офицеровъ и генераловъ. Даже теперь.
когда я прогуливаюсь по улицамъ въ своемъ шармеровскомъ пальто и въ складной шляпѣ, за которую я зашіатилъ здѣсь 10 рублей, несмотря на всю свою величавость
въ этой одеждѣ, я такъ привыкъ къ мысли скоро одѣть
сѣрую шинель, что невольяо правая рука хочетъ схватлть
за цружины складную шляпу и опустить ее внизъ. Впрочемъ ежели мое желаніе исполнится, то я въ деньже своего опредѣленія уѣзжаю въ Старогладовскувх а оттуда тотчасъ же въ походъ, г д ѣ буду ходить и ѣздить въ тулупѣ
или черкескѣ, и тоже по мѣрѣ силъ моихъ буду способствовать съ помощью пушки къ истребленію хишниковъ к
непокорныхъ азіатовъ.
Сережа, ты видишь по письму моему, что я въ Тифлисѣ,
куда пріѣхалъ еще 1 ноября, такъ что немного успѣлъ поохотиться съ собаками, которыхъ тамъ купилъ (въ Старогладовской), а присланныхъ собакъ вовсе не видалъ. Охота
здѣсь (т. е. въ станицѣ)—чудо! Чистыя поля, болотцы, набитыя русаками и острова не изъ лѣса, а изъ камыша, въ
которомъ держатся лисицы. Я всего девять разъ былъ въ
полѣ, отъ станицы въ 10—15 верстахъ, и съ двумя собаками, изъ которыхъ одна отличная, а другая дрянь; затравилъ двухъ лисицъ и русаковъ съ 60. Какъ пріѣду, такъ
'попробую травить козъ.
На охотахъ съ ружьями на кабановъ. оленей я присутствовалъ неоднократно, но ничего самъ не убилъ. Охота
эта тоже очень пріятна, но, привыкнувъ охотиться съ борзыми, нельзя полюбить эту. Такъ же, какъ ежели кто привыкнулъ курить турецкій табакъ, нельзя полюбить Жуковъ,
хотя и можно спорить, что этотъ лучше.
Я знаю твою слабость: ты вѣрно пожелаешь знать, кто
здѣсь были, и есть мои знакомые, и въ какихъ я съ ними
отношеніяхъ. Долженъ тебѣ сказать, что этотъ пунктъ нксколько меня здѣсь не занимаетъ, но спѣшу удовлетворить
тебя. Въ батареѣ офицеровъ немного; поэтому я со всѣми
знакомъ, но очень поверхностно; хотя и пользуюсь общимъ
расположеніемъ, потому что у насъ съ Николенькой всегда
есть для посѣтителей водка, вино и закуска; на тѣхъ же
самыхъ основаніяхъ составилось и поддерживается мое знакомство съ другими полковыми офицерами, съ которымк я
имѣлъ случай познакомиться въ Старомъ Юртѣ (на водахъ,
гдѣ я жилъ лѣто), и въ набѣгѣ, въ которомъ я былъ. Хотя
ѵ
есть болѣе ігли менѣе порядочные дюди, но такъ какъ я и
безъ офицерскихъ бесѣдъ всегда имѣю болѣе интересныя
занятія, я остаюсь со всѣми въ одинаковыхъ отношеніяхъ.
Подполковникъ Алексѣевъ, командиръ батареи, въ которую я поступаю, человѣкъ очень добрый и тщеславный.
Послѣднимъ его недостаткомъ я, признаюсь, иользовался и
пускалъ ему нѣкоторую пыль въ глаза—онъ мнѣ нуженъ.
Но и это я дѣлаю невольно, въ чемъ и раскаиваюсь. Съ
людьми тщеславными самъ дѣлаешься тщеславнымъ.
Ежели хочешь щегольнуть извѣстіями съ Кавказа, то
можешь разсказывать, что второе лицо послѣ ІПамиля,
нѣкто Хаджи Муратъ^ на-дняхъ предался русскому правительству. Это былъ первый лихачъ (джигитъ) и молодецъ
во всей Чечнѣ, а сдѣлалъ подлость. Еще можешь съ прискорбіемъ разсказывать о томъ, что на-дняхъ убитъ извѣстный храбрый и умный генералъ Слѣпцовъ. Ежели ты
захочешь знать, больно ли ему было, то этого не могу сказать.
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(По- францу зски).
(Тифлисъ, 1852 г., Январь 6 ) .
СЬёге Іапіе!
Я> только что получилъ ваше письмо отъ 2 4 ноября и
тотчасъ же отвѣчаю (я установилъ такой обычай). Послѣдній разъ я вамъ писалъ, что ваше письмо заставило меня
плакать и я полагалъ, что причиной этой слабости была
моя болѣзнь. Я былъ не правъ. Всѣ ваши письма съ нѣкотораго времени дѣйствуютъ на меня также. Я всегда былъ
Лева-рева. Сначала я стыдился этой слабости, но слезы,
которыя я проливаю, думая о васъ и о вашей любви къ
намъ, такъ радостны, что я имъ позволяю течь безъ всякаго ложнаго стыда. Ваше письмо слишкомъ полно грусти
и потому не могло не произвести подобнаго же дѣйствія.
Вы мнѣ всегда давали совѣаъг, и хотя я, къ сожалѣнію, не
всегда слѣдовалъ имъ, я хотѣлъ бы всю мою жизнь лишь
слѣдовать вашимъ указаніямъ. Позвольте мнѣ теперь сказать вамъ о томъ дѣйствіи, которое произвело на меня ваше
пнсьмо, и о мысляхъ, которыя возникли во мнѣ за чтеніемъ его. Если я говорю вамъ слишкомъ откровенно, вы
простите меня ради моей любви къ вамъ. Говоря, что теперь
ваша очередь оставить насъ и соединиться съ тѣми, которыхъ уже нѣтъ и которыхъ вы такъ любили, говоря, что
вы просите Бога жоложить предѣлъ вашему существованію,
которое кажется вамъ столь невыносимымъ и одинокжмъ,—
извините, дорогая тетенъка, но мнѣ кажется, что говоря это
вы ропщете на Бога и обижаете меня и всѣхъ насъ, которые
гакъ васъ любятъ. Вы просите у Бога смерти, т.-е. самаго
большаго несчастія, которое бы могло произойти для меня
(это не фраза), но Богъ свидѣтель, что два самыя больпгія
несчаетія, которыя могутъ произойти для меня, это смерть
ваша и Николеньки, двухъ людей, которыхъ я люблю больше самого себя. Что осталось бы для меня, если бы Богъ
услыхалъ ващу молитву? Радо кого старался бы я стать
лучше, имѣть хорошія качества, составить о себѣ хорошее
мнѣніе въ свѣтѣ? Когда я строю планы личнаго счастія,
мысль о томъ, что вы раздѣлите его со мной и будете пользоваться имъ, никогда не покидаетъ меня. Когда я дѣлаю
что-нибудь хорошее, я доволенъ собой, потому что знаю, что
вы будете довольны мной. Когда я поступаю дурно—чего я
больше всего опасаюсь, это вамъ причинитъ огорченіе. Ваша
любовь для меня все, а вы просите Бога, чтобы Онъ насъ
разлучилъ. Я не могу вамъ выразить того чувства, которое
я питаю къ вамъ, словъ не достаточно для этого, я боюсь,
чтобы вы не подумали, что я преувеличиваю, а между тѣмъ
я плачу горючими слезами, пока пишу вамъ. Этой тяжелой
разлукѣ я обязанъ сознаніемъ того, какой вы для меня другъ
и какъ я васъ люблю. Но я развѣ одинъ, питающій къ вамъ
эти чувства—а вы просите у Бога смерти. Вы говорите, что
вы одиноки; хотя я и отдѣленъ отъ васъ, но если вы в ѣ рите моей любви и еслибы такая мысль могла послужить
противовѣсомъ вашему горю, что касается до меня, я никогда не чувствую себя одинокимъ, пока я знаю, что я любимъ вами такъ, какъ оно есть.
Чувотвую тѣмъ не менѣе, что дурное чувство диктуетъ
эти слова,—я ревную васъ къ вашему горю.
Сегодня произошелъ случай, который могъ бы меня заставить повѣрить в ъ Бога, если бы я уже не вѣрилъ въ
него съ нѣкоторыхъ поръ.
Лѣтомъ въ Старомъ Юртѣ всѣ офицеры были исключительно заняты игрой и довольно большой. Такъ какъ, живя
въ лагерѣ, нельзя не видѣться часто, я нерѣдко присутствовалъ при игрѣ и, несмотря на упрашиванія, которыя
мнѣ дѣлали, я держался съ мѣсяцъ. Н6 в ъ одинъ прекрасный день, шутя я поставилъ немного, проигралъ, снова поставилъ, опять проигралъ, мнѣ не повезло, игорная страсть
поднялась во мнѣ и в ъ два дня я проигралъ все, что у меня
было деньгами, что мнѣ далъ Николенька (около 2 5 0 р.) и
еверхъ того еще 5 0 0 р. серебромъ, на которые я далъ
вексель срокомъ по январь 1 8 5 2 г.
Надо вамъ сказать, что подлѣ лагеря есть аулъ, в ъ которомъ живутъ чеченцы. Одинъ молодой чеченецъ, Садо,
пріѣзжалъ въ лагерь и игралъ; но такъ какъ онъ не умѣлъ
считать и записывать, то были такіе негодяи, которые его
обманывали. По этому самому я никогда не хотѣлъ играть
противъ Садо іг.ему даже говорилъ, чтобъ онъ не игралъ,
дотому что его надуваютъ, и предложвслъ ему играть за
него по довѣренности. Ояъ былъ мнѣ очень благодаренъ
за это и подарилъ мнѣ кошелекъ, а такъ какъ въ обычаѣ
этого народа дарить другъ другу, то я ему подарилъ плохеяькое ружье, которое купилъ за 8 рублей. Надо вамъ
сказать, что для того, чтобы стать пунажмъ, т.-е. другомъ,
нужно дѣлать подарки и потомъ обѣдать въ домѣ кунака.
Послѣ этого по старинному обычаю этого народа (который
сохраняется едва ли только не въ преданіи) становятся
друзьями на жизнь и на смерть, т.-е. что если я у него
спрошу всѣ деньги, его жену, его оружіе и все, что у него
есть самаго драгоцѣннаго, онъ долженъ мнѣ отдать и я
тоже ни въ чемъ не долженъ ему отказывать. Садо пригласилъ меня къ себѣ въ домъ, предложивъ быть его кунакомъ. Я пошелъ къ нему. Угостивъ меня по своему, онъ
предложилъ мнѣ выбрать, что я хочу въ его домѣ: оружіе,
лошадь, все... Я хотѣлъ выбрать самое дешевое и взялъ
уздечку, отдѣланную въ серебро; онъ сказалъ мнѣ, что я
его этимъ обижу, и заставилъ меня взять шашку, стоющую
по меньшей мѣрѣ сто рублей серебромъ.
Отецъ его былъ человѣкъ богатый, но у него деньги
закопаны въ землѣ и онъ не даетъ сыну ни копѣйки.
Сынъ, чтобы выручить денегъ, ѣздитъ къ непріятелю красть
лошадей, коровъ. Иной разъ онъ подвергаетъ 20 разъ опаоности свою жизнь изъ-за вещи стоющей не болѣе 10 р., но
это онъ дѣлаетъ не изъ жадности, а по натурѣ. Самый
ловкій воръ очень уважаемъ и его называютъ „джигитъ",
молодецъ. У Садо то бываетъ 1000 р., то ни копейки. Послѣ
одного изъ моихъ посѣщеній его дома, я подарилъ ему
Николенькины серебряные часы и мы стали самыми большими друзьями. Много разъ онъ доказалъ мнѣ свою дреданность, подвергая изъ-за меня свою жизнь опасности,—
но это для него ничего не значитъ, это для него обычай
и удовольствіе.
Когда я уѣхалъ изъ Стараго Юрта, а Николенька остался
тамъ, Садо каждый день приходилъ къ нему и говорилъ,
что онъ не знаетъ, что ему безъ меня дѣлать и что онъ
страпшо скучаетъ. Я пясалъ Николенькѣ, что такъ какъ моя
лошадь заболѣла, то я прошу его найти мнѣ какую-нибудь
въ Старомъ Юртѣ. Садо, узнавъ объ этомъ, ничего не нашелъ лучшаго, какъ явиться ко мнѣ въ станицу и подарить мнѣ свою лошадь, несмотря на всѣ мои усилія
отказать ему.
Послѣ глупости, которую я сдѣлалъ проигравъ въ Старомъ Юртѣ, я болыне не бралъ въ руки картъ и читалъ
наставленія Садо, который страстный игрокъи хотя не знаетъ
игры, всегда бываетъ очень счастливъ въ игрѣ.
Вчера вечеромъ я былъ занятъ мыслями о моихъ денежныхъ дѣлахъ и моихъ долгахъ. Я думаю о томъ, какъ я
расплачусь. Долго размышляя объ этомъ я увидалъ, что
если я не буду много тратить, долги не будутъ мнѣ обременительны и я смогу расплатиться въ два или 3 года; но
5 0 0 рублей, которые я долженъ былъ заплатить въ этомъ
мѣсяцѣ, приводили меня в ъ отчаяніе.
Я совсѣмъ не могъ уплатить ихъ и въ эту минуту онп
безпокоили меня больпге, чѣмъ 4 0 0 0 Огарева. Я былъ въ
отчаяніи отъ этой глупости, что дѣлавши долги въ Россіи
пріѣхалъ ихъ снова дѣлать сюда. Вечеромъ, молясь, я просилъ Бога, чтобы Онъ избавилъ меня отъ этого тяжелаго
положенія и я молился очень горячо.-~„Но какъ же я могу
выпутаться изъ этого дѣла?" думалъ я, ложась спать. Ничего не можетъ случиться такого, что бы дало мнѣ возможность расплатиться съ этимъ долгомъ. Я уже представлялъ
себѣ всѣ непріятности, которыя мнѣ пришлось бы перенестп
изъ-за этого.
Какъ онъ подастъ ко взысканію, какъ по начальству отъ
меня будутъ требовать отзыва, почему я не плачу и т. д.
Помоги мнѣ, Господи, сказалъ я и заснулъ.
На другой день я получилъ письмо отъ Николеньки съ
приложеніемъ вашего и многихъ другихъ писемъ. Онъ мнѣ
пишетъ:
На-дняхъ былъ у меня Садо, онъ выигралъ у Кнорринга
твои векселя и привезъ ихъ мнѣ. Онъ такъ былъ доволенъ
этому выигрышу, такъ счастливъ и такъ много меня спрашивалъ: „Какъ думаешь, братъ радъ будетъ, что яэто сдѣдалъ?" Что я его очень за это полюбилъ. Этотъ человѣкъ
дѣйствительно къ тебѣ привязанъ.
Не правда ли, удивительно видѣть свою просьбу услышанной на другой же день, т.-е. удивительна больше всего
милость Божія къ существу, столь мало заслужившему ее,
какимъ былъ я. И не правда ли эта черта преданности Садо
прелестна. Онъ знаетъ, что у меня есть братъ Сергѣй, который любитъ лошадей и такъ какъ я обѣщалъ Садо взять его
съ собою въ Россію, когда я туда поѣду, ояъ сказалъ мнѣ,
что хоть бы это ему стоило сто жизней, онъ украдетъ самую
лучшую лошадь и приведетъ ему.
Пожалуйста, прикажите купить въ Тулѣ шестиствольный
пистолетъ и послать его мнѣ и коробочку*съ<музыкой, если
это не слишкомъ дорого стоитъ. Это вещи, которыя ему
очеяь понравятся.
Я все въ Тифлисѣ, сижу у моря, жду погоды, т.-е. денегъ. Прощайте, тетенька. Левушка тысячу разъ цѣлуетъ
ваши руки.
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(По-французски).
(Станція Моздокъ, на полдорогѣ иъ Тифлису, ! 8 5 2 г . , Январь 12).
. Вотъ мысли, которыя пришли мнѣ яа умъ. Я постараюсь
передать ихъ вамъ, потому что я думалъ о васъ. Я очень
деремѣнился нравственно и это со мной уже было столько
разъ. Впрочемъ, я думаю, что это со всѣми такъ бываетъ.
Чѣмъ болѣе живешь, тѣмъ болѣе мѣняешься; вы человѣкъ
опытный, скажите, вѣдь это правда? Я думаю, что недостатки и качества, основы характера остаются тѣ же, но
взгляды на жизнь, на счастіе должны измѣняться съ го~
дами. Годъ тому назадъ я думалъ найти счастіе въ удовольствіяхъ, въ движеніяхъ; теперь же напротивъ, отдыхъ
физическій и моральный это то, чего я желаю. Но я представляю себѣ состояніе покоя безъ скуки, съ тихой радостью
дюбви и дружбы,—это для меня верхъ счастья. Впрочемъ,
очарованіе покоя чувствуешь только послѣ усталости и радости любви только послѣ ея лишенія. II вотъ я лишенъ
теперь и того и другого и потому-то я такъ стремлюсь къ
нимъ. Мнѣ нужно быть лишеннымъ ихъ еще на сколько
времени? Богъ знаетъ. Не знаю почему, но я чувствую, что
это нужно. Религія и опытъ жизни, какъ бы малъ онъ ни
былъ, научили меня, что жизнь есть испытаніе. Для меня
она болыпе, чѣмъ испытаніе, она есть искупленіе моихъ
грѣховъ.
Мнѣ кажется, что мысль поѣхать на Кавказъ внушена
мнѣ свыше. Это рука Божія ведетъ меня и я непрестанно
благодарю Его. Я чувствую, что здѣсь я сталъ лучше (это
еще немного, потому что я былъ очень дуренъ), и я твердо
увѣренъ,что все, что можетъ со мной случиться здѣсь, будетъ мнѣ на пользу, потому что самъ Богъ этого хочетъ.
Быть можетъ это слишкомъ смѣлая мысль, но я въ этомъ
убѣжденъ. Поэтому то я переношу невзгоды и лишенія физическія, о которыхъ я говорю (какія могутъ быть физическія лишенія для здороваго малаго 23 лѣтъ), какъ бы не
чувствуя ихъ, даже съ нѣкоторымъ наслажденіемъ думая о
счастіи, которое меня ожидаетъ. Вотъ какъ я егосебѣпредставляю:
Послѣ нѣкотораго количества лѣтъ, не молодой, не старый я въ Ясной Полянѣ, дѣла мои въ порядкѣ, у меня
нѣтъ ни безпокойства, ни непріятностей. Вы также живете
въ Ясной. Вы немного постарѣли, но еще свѣжи и здоровы.
Мы ведемъ жизнь, которую вели раньше,—я работаю но
утрамъ, но мы видимся почги цѣлый день. Мы обѣдаемъ.
Вечеромъ я вамъ читаю что-нибудь интересное для васъ.
Потомъ мы бесѣдуемъ, я разсказываю вамъ про кавказскую
жизнь, вы мнѣ разсказываете ваши воспоминанія о миемъ
отцѣ, матери; вы мнѣ разсказываете „страшныя", которыя
мы прежде слушали съ испуганными глазами и разинутыми
ртами. Мы вспоминаемъ людей, которые намъ были дороги,
и которыхъ болыпе нѣтъ. Вы станете плакать и я тоже, но
эти слезы будутъ успокоительны; мы будемъ говорить о
братьяхъ, кот' рые будутъ къ намъ пріѣзжать время отъ
времени. 0 дорогой Машѣ, которая также будетъ проводить
нѣсколько мѣсяцевъ въ году въ Ясной, которую она такъ
любитъ, со всѣми своими дѣтьми. У насъ не будетъ знакомыхъ, никто не придетъ намъ надоѣдать и сплетничать.
Это чудный сонъ. Но это еще не все, о чемъ я себѣ позволяю мечтать. Я женатъ, моя жена тихая, добрая, любящая;
васъ она любитъ такъ же, какъ и я; у насъ дѣти, которыя
васъ зовутъ бабушкой; вы живете въ большомъ домѣ наверху, въ той же комнатѣ, которую прежде занимада бабушка. Весь домъ содержится въ томъ же порядкѣ, какой
былъ при отцѣ іі мы начинаемъ ту же жизнь, только перемѣнившись ролями. Вы замѣняете бабушку, но вы еще
лучше ея, я замѣняю отца, хотя я не надѣюсь никогда
заслужить эту честь. Жена моя замѣняетъ мать, дѣти—
насъ. Маша беретъ на себя роль двухъ тетокъ, исключая
ихъ горе; даже Гаша замѣняетъ Прасковью Ильинишну.
Не будетъ хватать только лица, которое взяло бы на себя
вашу роль въ жизни нашей семьи. Никогда не найдется
столь прекрасная душа, столь любящая, какъ ваша. У васъ
нѣтъ преемниковъ. Будетъ три новыхъ лица, которыя будутъ иногда появляться среди насъ—это братья, особенно
одинъ, который часто будетъ съ нами, Николенька, старый
холостякъ, лысый, въ отставкѣ, всегда такой же добрый,
благородный.
Я воображаю, какъ онъ будетъ, какъ въ старину разсказывать дѣтямъ своего сочиненія сказки, какъ дѣти будутъ
у него цѣловать сальныя, руки (но которыя стоятъ того),
какъ онъ будетъ съ ними играть, какъ жена моя будетъ
хлопотать, чтобы сдѣлать ему любимое кушанье, какъ мы съ
нимъ будемъ перебирать общія воспоминанія о давно прошедшемъ времени, какъ вы будете сидѣть на своемъ обыкновенномъ мѣстѣ и съ удовольствіемъ слушать насъ; какъ
вы насъ,—старыхъ будете называть попрежнему Левочка,
Николенька, и будете бранить меня за то, что я руками ѣмъ,
а его за то, что у него руки не чисты.
Если бы меня сдѣлали русскимъ императоромъ, если бы
мнѣ дали Пэру, однимъ словомъ, если бы волшебница пришла ко мнѣ съ своей палочкой и спросила меня, чего я
желаю, я, положа руку на сердце, отвѣтилъ бы, что желаю,
чтобы эти мечты могли стать дѣйствительностью.
Знаю, вы не любите загадывать, но что же тутъ дурного? А это такъ пріятно. Я боюсь, что это слишкомъ эгоистично и что я вамъ удѣлилъ мало мѣста въ этомъ счастіи.
Я опасаюсь, что прошлыя горя оставили слишкомъ чувствительный слѣдъ въ вашемъ сердцѣ и это помѣшаетъ вамъ
отдаться этому будущему, которое составило бы мое
счастіе. Дорогая тетенька, скажите, были бы вы. счастливы?
Все это можетъ случиться и надежда такъ утѣшительна!
Опять я плачу. Зачѣмъ я плачу, думая о васъ? Это слезы
радости; я счастливъ отъ сознанія моей любви къ вамъ,
какія бы несчастія ни случились, я не сочту себя вполнѣ
несчастнымъ, пока вы живы. Помните ли вы нашу разлуку
у Иверской часовни, когда мы уѣзжали въ Казань. Тогда,
какъ бы по вдохновенію въ самую минуту разлуки, я понялъ, кѣмъ вы были для меня и хотя еще ребенокъ слезами и нѣсколькими отрывочными словами я сумѣлъ дать
вамъ понять. что я чувствовалъ. Я никогда не переставалъ
васъ любить; но чувство, которое я испыталъ у Иверской
и теперешнее совсѣмъ иныя, теперешнее гораздо сильнѣе,
болѣе возвышенное, чѣмъ въ какое-либо другое время.
Сознаюсь вамъ въ одномъ, чего стыжусь, но долженъ
сказать вамъ это, чтобы освободить мою совѣсть. Раньше,
читая ваши письма, въ которыхъ вы говорили о вашихъ
чувствахъ ко мнѣ, мнѣ казалось, что вы преувеличиваете.
Но только теперь, перечитывая ихъ, я понимаю васъ, вашу
безграничную любовь къ намъ и вашу возвышенную душу.
Я увѣренъ, что всякій другой, читая это письмо и предыдущее, сдѣлалъ бы мнѣ тотъ же упрекъ. Но я не опасаюсь
этого отъ васъ, вы меня слишкомъ хорошо знаете и вы
знаете, что быть можетъ единственное мое доброе качество—
это чувствительность. Этому качеству я обязанъ счастливѣйшими минутами моей жизни. Во всякомъ случаѣ, это
послѣднее письмо, въ которомъ я позволяю себѣ выразить
столь напыщенныя чувства. Напыщенныя для равнодушныхъ, но вы сумѣете ихъ оцѣнить.
Прощайте, дорогая тетя, черезъ нѣсколько дней надѣюсь
снова увидѣть Николеньку, тогда напишу вамъ.
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(По французски).
(Пятигорскъ, 1852 г., Май 3 0 ) .
СЬёге іапіе!
У меня нѣтъ никакой законной причины, чтобы оправдать свое молчаніе, поэтому я начинаю съ того, что прошу
у васъ прощенія. Возвратившись съ экспедиціи, я провелъ
съ Николенькой 2 мѣсяца въ Старогладовской. Мы вели
тамъ нашъ обычный образъ жизни—охота, чтеніе, разговоры, шахматы. За это время я совершилъ поѣздку къ
Каспійскому морю, очень интересную и пріятную. Я былъ
бы вполнѣ доволенъ этими двумя мѣсяцами, если йы не
хворалъ. А въ общемъ нѣтъ худа безъ добра, моя болѣзнь
дада мнѣ предлогъ отправиться на лѣто въ Пятигорскъ,
откуда я вамъ и пишу. Я здѣсь уже двѣ недѣли и веду
образъ жизни очень правильный и уединенный, благодаря
чему доволенъ, какъ своимъ здоровьемъ, такъ и поведеніемъ. Встаю въ 4 часа, чтобы пойти пить воды, что продолжается до 6. В ъ 6 беру ванну и возвращаюсь домой.
Читаю или разговариваю за чаемъ съ однимъ изъ нашихъ
офицеровъ, который живетъ рядомъ со мной, и съ кото-
рымъ мы столуемся вмѣстѣ: затѣмъ пишу до 12—часъ нашего обѣда. Ванюшка, которымъ я вполнѣ доволенъ, готовитъ намъ очень дешево и довольно сносно. Сплю до 4 ,
играю въ шахматы или читаю, снова отправляюсь къ
источннку, а возвратившись. если погода хороша, велю подавать чай въ садъ, г д ѣ провожу пѣлые часы, мечтая о
Ясной, о чудныхъ мгновеніяхъ, проведенныхъ тамъ, а главное о тетенькѣ, которую я съ каждымъ днемъ люблю все
больше и больше. Чѣмъ дальше отходятъ эти воспоминанія, тѣмъ больше я люблю ихъ и тѣмъ лучше научаюсь
цѣнить ихъ. Хотя и грустно размышлять о прошедшемъ
счастьѣ, а главное о счастьѣ, которое мы пропустили, не
сумѣвъ воспользоваться имъ, но я любяю этого рода грусть
и черпаю въ ней порою много сладоетныхъ мгяовеній/
Со времени моего путешествія и пребыванія въ Тифлисѣ,
мой образъ жизни не измѣнился, я стараюсь заводить какъ
можно меньше знакомыхъ и воздерживаться отъ интимности
въ тѣхъ знакомствахъ, которыя я уже сдѣлалъ. Къ ѳтому
уже прквыкли, меяя не безпокоятъ н я увѣренъ, что про
меня говорятъ, что я гордецъ и чудапъ.
Не изъ гордости я такъ веду себя, это вышло само собой; слишкомъ велика разница въ воспитаніи, въ чувствахъ,
во взглядахъ у тѣхъ, кого я встрѣчаю здѣсь, чтобы я могъ
находить какое-нибудь удовлетвореніе съ ними. Только
Николенька имѣетъ способность, несмотря на огромную
разницу, какая есть между нимъ и этими господами, проводить съ ними пріятно время и быть любимымъ всѣми.
Я завидую ему. но чувствую, что не могу такъ поступать.
ІІравда и то, что такой образъ жизни "не влечетъ за собой удовольствій; но я уже давно не думаю объ удовольствіяхъ, о думаю о томъ, чтобы быть спокойнымъ и удовлетвореннымъ. Съ нѣкоторыхъ поръ я вошелъ во вкусъ историческаго чтенія (это былъ предметъ нашего спора и насчетъ этого теперь я вполнѣ съ вами согласенъ). Мои литературныя работы также подвигаются понемногу. хотя я
еще не думаю ничего печатать. Я три раза передѣлалъ работу, которую началъ уже давно, и я разсчитываю еще разъ
передѣлать ее, чтобы быть довольнымъ. Быть можетъ, это
будетъ работой Пенелопы, но это не отталкиваетъ меня; я
пишу не изъ тщеславія, но по влеченію, мнѣ пріятно и полезно работать и я работаю. Хотя я не веселюсь, какъ я
вамъ писалъ, но и не скучаю, потому что я занятъ; но
кромѣ того я вкушаю еще болѣе высокое, болѣе сильное
удовольствіе, чѣмъ то, которое могло бы мнѣ дать общество—
это сознаніе спокойной совѣсти, сознаніе высшей оцѣнки
самого себя, сознаніе движенія во мнѣ добрыхъ великодушныхъ чувствъ.
Прощайте, до свиданія, дорогая тетенька. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ, если Богъ не разстроитъ моихъ плановъ,
буду у васъ и своими заботами и любовыо смогу докая
зать вамъ, что хоть немного заслужилъ все то, что вы для
меня сдѣлали. Память о васъ такъ жива во мнѣ, что, написавъ это, я нѣсколько минутъ просидѣлъ падъ письмомъ,
стараясь представить себѣ -ту счастливую минуту, когда
снова увижу васъ, когда вы заплачете отъ радости при
видѣ меня, когда ^и я расплачусь, какъ ребенокъ, цѣлуя
вашл руки.'
Бе преувеличивая, я во всю свою жиьяь ничего не ждалъ
съ такимъ нетерпѣніемъ и надеждой, какъ жду теперь этой
счастливой минуты.
Меня совершенно не бозпокоитъ мысль, что то, что я
вамъ пишу, можетъ показаться напыщенвымъ и смѣшнымъ
въ глазахъ чужого человѣка, я такъ увѣренъ, что вы всегда
поймете меня.
Было время, когда я тщеславился моимъ умомъ, мопмъ
положеніемъ въ свѣтѣ, моимъ именемъ, но теперь, я знаю,
я чувствую, что если есть во мнѣ что-вибудь хорошаго, и
что если есть за что благодарить Провидѣніе, это за доброе
сердце, чувствительное и спосогшое любить, которое оно
даровало и сохранило мнѣ. Ему одному я обязанъ лучшими
пережитыми минутами и тѣмъ, что хотя у меня и нѣтъ
удовольствій и общества, я не только доволенъ, но часто
бываю счастливъ.
Скоро пять мѣсяцевъ, какъ я служу, слѣдовательно черезъ мѣсяцъ мнѣ слѣдовало бы дать повышеніе, но я знаю,
что пройдетъ еще 6 мѣсяцевъ, а можетъ быть и больше,
прежде чѣмъ я получу чинъ. Положа руку на сердце. я
отнощусь къ этому совершенно безразлично; единственное,
что меня безпокоитъ, это моя поѣздка въ Петербургъ, которую мнѣ нужно совершить и на которув у меня нѣтъ
средствъ. Вспоминаю Ваше правило, что не надо загадывать, какъ-нибудь да сдѣлается.
Прощайте, дорогая тетенька, кончаю письмо, потому что
уже поздно; но такъ какъ почта идетъ только черезъ два
дня, и не проходитъ дня, чтобы я не думалъ о васъ, я
вѣроятно буду продолжать его. йтакъ, до свиданія.
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(По-французскл).
(Пятигорскъ, 1852 г., Іюнь 2 6 ) .
Зачѣмъ вы меня обидѣли, сЬёге іапіе! Вы начинаете ваше
нисьмо, говоря, что по всей вѣроятноети ваши письма д.та
меня скучны, разъ я такъ долго не пишу.
Я не заслужилъ отъ васъ этого недовѣрія. Если я не
могу объяснить вамъ всѣ основанія моихъ поступковъ,
какъ сдѣлалъ бы это въ разговорѣ, надо винить не меня,
а нашу разлуку. Я думаю, тетенька, почта далеко не
э*
лучшее средство, чтобъ сдѣлать разлуку менѣе тягостной»
Вогъ, видящій сокровенную глубину моей души и направляющій ее, знаетъ, что, благодаря Ему, я никогда не
жилъ болѣе безупречно и не чувствовалъ себя нравственно
болѣе удовлетвореннымъ, чѣмъ за эти 8 мѣсяцевъ—со времени моей поѣздки въ Тифлисъ и до сего дня.
Я писалъ Вамъ изъ Тифлиса, что отставка моя была
еще не получена, но что, несмотря на это, я надѣлъ мундиръ и отправился в ъ батарею. Вотъ какъ это устроилъ генералъ Вольфъ. Онъ приказалъ напиоать бумагу въ батарею, въ которой было сказано, что Графъ Толстой изъявилъ
желаніе поступить на службу, но такъ какъ отставки его
еще нѣтъ и онъ не можетъ быть зачисленъ юнкеромъ, то
предписываю вамъ употребить его на службу съ тѣмъ,
чтобы, по полученіи отставки, зачислить его на дѣйствительную службу в ъ батареѣ.
Я вамъ объ этомъ не говорилъ въ моемъ предпослѣднемъ
письмѣ, чтобы не повторять то, что одинаково непріятпо,
какъ вамъ, такъ и маѣ: дѣло въ томъ, что мепя преслѣдуетъ постоянное несчастіе во всемъ, что я пеедпринимаю.
Во время этой кампаніи я имѣлъ случай быть представленъ
два раза георгіевскому кресту, и не могъ его получить
изъ-за опозданія въ нѣсколько дней этой проклятой бумаги. Я былъ представленъ къ 17 февр. (мои именины),
но были принуждены отказать за отсутствіемъ этой бумаги.
Описокъ съ представленіями былъ посланъ 19 го, а бумага пришла 20-го. Я вамъ откровенно признаюсь, что изъ
всѣхъ воинскихъ почестей мое честолюбіе заставяяло меня
желать получить только одинъ этотъ маленькій крестикъ.
И это запозданіе во мнѣ вызвало страшную досаду, тѣмъ
болѣе, что для полученія его существуетъ мнѣ одинъ извѣстный срокъ, а теперь онъ для меня упущенъ ) .
Прощійте, цѣлую ваши руки. Какъ жа.ть, что I томъ
Новзй Элоизы затерянъ.
г
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(По-французски).
(Старогладовская, 1852 г \ Скт. 20к
СН«ге іапіе.
Давно уже не получаю вашихъ милыхъ мисемъ. Дай
Вогъ, чтобы это молчаніе, какъ я надѣюсь, не было вызвано
х
) Но въ жизни Л . Н. было еще два случая, когда онъ могъ получить
георгіевскій крестъ. Въ одномъ изъ своихъ писемъ П. И. Бирюкову (1906 г.)
Л. Н. пишетъ: „Второй случай былъ, когда послѣ движенія 18 февраля въ
нашу батарею были присланы два креста, и я съ удовольствіемъ вспоминаю, что я—не самъ, а по намеку милаго Алексѣева-согласился уступить
ничѣмъ серьезнымъ, Можетъ быть причина задержки только
иеаккуратность почты, но я чувствую потребность писать
вамъ—это меня успокоитъ.
Возвратившись съ водъ ) я провелъ мѣсяцъ довольяо
непріятяо по причинѣ смотра, который долженъ былъ дѣлать генералъ.
Къ счастью, это продолжалось недолго и я снова началъ
•свой образъ жизни, который состоитъ въ охотѣ, писаніи,
чтеніи іг бесѣдахъ съ Николенькой. Я полюбилъ ружейную
охоту II такъ какъ оказалось, что я стрѣляю порядочно, то
это занятіе беретъ у меня два—три ч а с а в ъ день.Въ Россіи
не знаюгъ, сколько и какая великолѣпная дичь здѣсь. Въ
ста шагахъ отъ моего дома я нахожу фазановъ и за какіянибудь полчаса я убиваю 2 — 3 , 4. Кромѣ удовольствія, это
упражненіе прекрасно для моего здоровья, которое, несмотря
на воды, не въ очень хорошемъ состояніи. Я не боленъ,
но я часто страдаю простудой, то болыо въ горлѣ, то зубами, которые все не проходятъ, то ревматизмомъ, такъ что,
ао крайяей мѣрѣ два дня въ недѣлю я не выхожу. Не думайте, что я отъ васъ скрываю что-нибудь. Я какъ всегда
былъ сильнаго сложенія, но слабаго здоровья. Я думаю
юлѣдующее лѣто опять провести на водахъ. Если онѣ не
поправили меня совсѣмъ, то все-таки мнѣ помогли. Нѣтъ
худа безъ добра: когда я нездоровъ, я болѣе усидчиво занимаюсь писаніемъ другого романа, который я началъ. Тотъ,
который я отослалъ въ Петербургъ, напечатанъ въ сентябрьской книжкѣ Оовременника 1852 г. подъ названіемъ
„Дѣтство" ) . Я подписалъ его Л. Н. и никто, кромѣ Николеньки, не знаетъ, кто авторъ. И я не хотѣлъ бы, чтобы
это узяали.
Мое повышеніе не подвигается впередъ. Буду ли я офицеромъ, поѣду ли въ Петербургъ въ этомъ году? Эгого я
не знаю—можегъ быть да, можетъ быть нѣтъ. Долго объяснять вамъ причины, но чистая правда та, что это зависитъ отъ обстоятельствъ. Увѣряю васъ, что отношусь къ
этому равнодушно, я не строилъ честолюбивыхъ плановъ,
отправляясь на Кавказъ, и не строю ихъ, и вы не сгройте
ихъ за меня.
Прощайте, дорогая тетенька, цѣлую ваши руки. Николай
тоже. Ему очень хочется написать вамъ, но вы знаете его
бѣду. Можетъ быть это оставшееся пустое мѣсто соблазнитъ его.
!
л
2
крестъ ящичному рядовому Андрееву, старому добродушжому солдату. Третій случай былъ, когда Левинъ, нашъ бригадный командиръ, посадилъ меня
сюдъ арестъ' за то, что я не былъ въ караулѣ, и сказалъ Алексѣеву дать
лснѣ крестъ. Я былъ очень агорченъ".
) Кавказскихъ минеральныхъ водъ.
) ^Исторія моего дѣтства". Современникъ. 1352, сент.
г
й
Г р а ф у С. Н. Т о л с т о м у.
(Кавказъ, 1 8 5 3 г., Май).
Пишу второпяхъ, поэтому извиви за то, что письмо будетъ коротко и безтолково. „Дѣтство" было испорчено, а
„Набѣгъ" такъ и пропалъ отъ цензуры. Все, что было хорошаго, все выкинуто или изуродовано. Я подалъ в ъ отставку и на-дняхъ, т.-е. мѣсяца черезъ полтора, надѣюсь
свободнымъ человѣкомъ ѣхать въ Пятигорскъ, а оттуда въ
Россію.
Если представленіе мое пойдетъ, то я и въ отставкѣ получу чинъ, слѣдовательно ничего не потеряю... Не помню,
кому я писалъ о высылкѣ мнѣ 1 0 0 руб., которые я не получилъ еще. Узнай про это и вели мнѣ ихъ выслать, и
ежели возможно, еще 2 0 0 руб. Будь покоенъ, я в ъ карты
не играю, но такъ^ какъ задумалъ уѣзжать, многимъ бы>
почти необходимымъ, хотѣлъ зашіатить здѣсь.
Гр. Л. Толстш.,
Графу
С. Н. ^ Т о л с т о м у .
(Пятигорскъ. 1 8 5 3 г., Іюль 2 0 ) -
Сережа!
Я уже писалъ тебѣ, кажется, что я подалъ въ отставку.
Богъ знаетъ однако, выйдетъ ли, и когда она выйдетъ теперь, по случаю войны съ Турціей. Эго очень безпокоитъ
меня, потому что я теперь уже такъ привыкъ къ счастливой мысли поселиться скоро въ деревнѣ, что вернугься
опять въ Старогладовскую и ожидать до безкопечности—
такъ, какъ я ожидаю всего, касающагося моей службы,—очень
непріятно.
Все пишу, но мало и дурно; для того, чтобы писать
хорошо, нужно душевное спѳкойствіе, котораго у меня
нѣтъ.
Гр. Л. Толстой.
( Г р а ф у @. Н. Т о л с т о м у .
(Старогладовсная станица, 1 8 5 3 г., Ноябрь 2 3 ) .
Сережа. Необходимо, чтобъ кто-нибудь похлопоталъ о
моихъ бумагахъ въ герольдіи, но такъ какъ я уже потерялъ
изъ ввда своихъ петербургскихъ знакомыхъ, то напиши ты
кому-нибудь, чтобы освѣдомиться: „почему на отпошеніе инспекторскаго департамента военнаго министерства в ъ департамежтѣ герольдіи отъ 24-го Іюля 1 8 5 2 г. за №. 81Ѳ0, при которомъ (отношевіе) прилагались бумаги графа Льва Толстого
на разсмотрѣніе, не сдѣлапо никакого распоряженія"? И постараться ускорить это разсмотрѣніе.
Мнѣ писать некогда, потому что я пью чай. Но, впрочемъ, я живъ и здоровъ, чего и вамъ желаю.
Л. Толетой.
Изъ скромности долженъ прябавить, что до составленія
такого рода писемъ дошелъ я не собственнымъ размышленіемъ, а примѣромъ старшихъ братьевъ...
Пожалуйста, о бумагахъ моихъ напиши скорѣе. Это
•нужно. К о г д а я п р і ѣ д у ? Знаетъ одинъ' Богъ, потому
что вотъ уже годъ скоро какъ я только о томъ и думаю,
какъ бы положить въ ножны свой мечъ, п не могу. Но
такъ какъ я принужденъ воевать гдѣ бы то ни было, то
нахожу болѣе пріятнымъ воевать вь Турціи, чѣмъ здѣсь,
о чемъ и прбсилъ князя СергЬя Дмитровича, который ші•салъ мнѣ, что онъ уже писаль своему брату, но, что будетъ, не знаетъ.
Во всякомъ случаѣ къ Новому году я ожидаю перемѣны
въ своемъ образѣ жизни, который, признаюсь, невыносимо
надоѣлъ маѣ. Глупые офіщеры, глупые разговоры, больше
ничего. Хоть бы былъ одинъ человѣкъ, съ которымъ бы
можно было поговорить отъ души. Тургеневъ правъ, , что
•за иролія въ одиночку",—самъ становишься ощутительно
глупъ. Несмотря на то, что Николенька увезъ, Богъ знаетъ
зачѣмъ, гоичихъ собакъ (мы съ Епишкой часто называемъ
его „швиньей" за это), я по цѣлымъ днямъ, съ утра до
вечера хожу на охоту одинъ съ легавой собакой. И это
$дно удовольствіе, и не удовольствіе, а одурманивающее
•средство. Измучаешься, проголодаешься и уснешь, какъ
убитый, и день прошель. Если будетъ случай, или самъ
будешь въ Москвѣ, то купи мяѣ Диккепса (Давидъ Ріопермдьдъ) на англійскомъ языкѣ и лексиконъ авглійскій
адлера, который есть въ моихъ книгахъ.
То, что будутъ стоить мои покупки, высчитай изъ моего двухтысячнаго оклада.
Т. А. Ер г о л ь с к о й.
(Бухарестъ, 1 8 5 4 г. Марта 13).
Шге
іапіе!
Жимбу нразду сказалъ, ч т о я д а л е к о п о й д у . Дѣй«твнтельно я ушель очеяь далеко.
Изъ Куржа сдѣлалъ 3 0 0 0 *) верстъ вмѣсто тысячи, какъ
я думалъ; я поѣхалъ черезъ Полтаву, Балту, Кишеневъ, а
не Чч>резъ Кіевъ, что было бы крюкомъ. До Херсонской гу*) По дорогѣ вь Румынію.
берніи былъ хорошій санный путь, но тамъ я долженъ былъ
бросить сани и сдѣлать 1000 верстъ на перекладныхъ па
ужасной дорогѣ до границы и отъ границы до Вухареста.
Эта дорога не поддающаяся описанію; надо ея попробовать,,
чтобы понять удовольствіе сдѣлать 1000 верстъ въ телѣжкѣ
меныпе нашей навозной. Не понимая ни слова по-молдавски и не находя никого, кто бы понималъ по русски, при
этомъ платя за восемь лошадей вмѣсто двухъ! Хотя мое
путешествіе длилось девять дней я истратилъ болыие двухъ>
сотъ рублей и пріѣхалъ почти больной отъ усталости.
17 марта. Не продолжалъ письма, такъ какъ не зналъ,
что сказать о себѣ. Князя не было здѣсь. Вчера онъ только.
что пріѣхалъ и я сейчасъбылъ у него. Онъ принялъменя
лучше, чѣмъ я думалъ, совсѣмъ по родственному. Онъ обнялъ меня, приглашалъ меня каждый день приходить обѣдать къ дому и хочетъ оставить меня при себѣ; хотя этоеще не рѣшено. Какъ только рѣшится, я вамъ- нашішу.
Простите, дорогая тетенька, я вамъ пишу мало, у меня
еще голова не на мѣстѣ. Этотъ болыпой, красивый городъ,
всѣ эти представленія по начальству, итальянская опера,
французскій театръ, два молодые Горчакова, славные ребята... однимъ словомъ, я 2-хъ часовъ не сидѣлъ дома и не
думалъ о своихъ занятіяхъ.
Прощайте, дорогая теіенька, цѣлую ваши ручки. Былъ,
уже 4 раза на почтѣ, надѣясь найти тамъ письмо отъ васъ.
2 2 марта. Вчера я узналъ, что я не остаюсь прн князѣ^
но отправляюсь въ Ольтеницу къ своей батареѣ.
Ьёоп.
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(По- францу зски).
(Бухарестъ, 1 8 5 4 г., Май 2 4 ) :
Представьте, сЬёге іапіе, что до сихъ поръ. въ теченіе
почти трехъ мѣсяцевъ, которые я здѣсь живу, я не получилъ отъ васъ ни одного письма.
Хотя я и долженъ былъ, несмотря на ваше молчаніе, написать вамъ еще, я этого не сдѣлалъ, отчасти потому, что>
ждалъ со дня на день вѣстей отъ васъ, отчасти потому что
я подлецъ, въ чемъ откровепно признаюсь и прошу у васъ.
прощенія. Представляю себѣ, какъ васъ тревожитъ мое молчаніе, особенно если вы еще въ Щербачевкѣ, потому что я
довольно часто писалъ Мари и Валерьяну (единственвые,
отъ кого я получалъ вѣсточки) и мнѣ очень неловко, чтовъ то время, какъ вы думаете, что я испытываю в с ѣ опасности войны, а я еще не нюхалъ" пороху и спокойно гулян>
по Бухаресту, занимаюсь музыкой и ѣмъ мороженое. Въ
самомъ дѣлѣ, все это время, за ис&люченіемъ двухъ не-
дѣль, которыя я провелъ въ Ольтеницѣ, гдѣ я былъ прикомандированъ къ батареѣ и одной недѣли, которую я провелъ въ разъѣздахъ по Молдавіи, Валахіи и Бессарабіи,
по приказанію генерала Сержпутовскаго* при которомъ я
состою теперь по особымъ порученіямъ, остальное время я
оставался въ Бухарестѣ и долженъ вамъ откровенно сознаться, этотъ разсѣянный образъ жизни, совершенно
праздный, очень дорого стоящій, который я веду здѣсь,
мнѣ очень не нравится. Сначала меня задерживала здѣсь
служба, а теперья остался натри недѣли пзъ-за лихорадки,
которую я схватилъ по дорогѣ, но отъ которой, благодаря
Бога, я достаточно освободился, чтобы дня черезъ 2 или
3 явиться къ своему генералу, который въ лагерѣ подъ
Силистріей. 0 моемъ генералѣ скажу, что онъ хорошій
человѣкъ и, кажется, хотя мы и мало знакомы, хорошо
расположенъ ко мнѣ. Что еще пріятно, это то, что его
штабъ состоитъ болыпей частью изъ людей с о т т е іі іаиі:
два сына князя Сергѣя (Горчаковы), которыхъ я встрѣтилъ
здѣсь, славные ребята, особенно младшій, у котораго, хотя
онъ и не выдумалъ пороха, много благородства въ характерѣ
и прекрасное сердце. Я его очень люблю.
Что касается стараго князя, я давно уже не видалъ его.
Вы прекрасно понимаете, что у него не только дѣда, что
думать о моей особѣ, и что я, какъ вы знаете, не слишкомъ
то пользовался его юриглашеніемъ навѣщать его каждый
день.
Вообще я во всѣхъ отношеніяхъ чувствую себя въ довольно хорошемъ положеніи.
Единственными непріятностями до сихъ поръ были тѣ,
что я хворалъ, а также недостатокъ денегъ; теперь же этихъ
непріятностей нѣтъ, такъ какъ я вполнѣ здоровъ, а деньги,
присланныя Валерьяномъ, вывели меня изъ затрудненія.
Прощайте, тетенька, цѣлую ваши руки, желаю вамъ
много счастья и жду отъ васъ длиннаго письма.
Ьеоп.
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(По-францувски).
(Бухарестъ, 1 8 5 4 г., іюль 4 ) .
СЬёге еі ехсеііепіе іапіе!
Представьте, только вчера я получилъ письма ваши и
Митеньки отъ 14 апрѣля, написанныя еще изъ Курска.
Отвѣчать на всѣ получаемыя письма вошло у меня въ привычку, а отвѣчать на ваши, т.-е. думать о васъ, говорить
съ вами, для меня одно изъ самыхъ большихъ удовольствій.
Какъ я вамъ кажется уже написалъ въ послѣднемъ письмѣ
я въ настоящее время нахожусь въ Бухарестѣ, гдѣ веду
тихую и пріятную жизнь.
г
И такъ я вамъ буду говорить о прошломь, о моихъ воспомияаніяхъ о Силистріи. Я видѣлъ тамъ столько иптереснаго, повгическаго и трогательнаго, что время, проведенное
мною тамъ, никогда не изгладится изъ моей памяти. Нашъ
лагерь былъ расположенъ по ту сгорону Дуяая, т. е. на
правомъ берегу, на возвышенномъ мѣстѣ, среди превоеходныхъ садовъ, принадлежащихъ Мустафѣ-пашѣ, губернатору
Силистріи. Вядъ съ этого мѣста не только великолѣпенъ,
но для всѣхъ насъ болыпой важностя. Не говоря уже о
Дунаѣ, объ его озтровахъ и берегахъ, изъ которыхъ одня
заняты нами, другіе турками, съ этой высогы былъ виденъ
городъ, крѣпость, мелкіе форты Силистріи, какъ наладони.
Слышаы былн пушечные и ружейные выстрѣлы, не перестававшіе ни днемъ, ни ночыо; съ помощыо зрительной
трубы можно было различать турецкихъ солдатъ. Правда,
что это странное удовольсгвіе смотрѣть, какъ люди убиваютъ другъ друга, но тѣіѵіъ не менѣ всякій вечеръ и всякое
утро я садился на свою повозку и цѣлыми часами смотрѣлъ, и это дѣлалъ не я одинъ. Зрѣлище было поистинѣ
великолѣпное, особенно ночыо. По ночамъ обыкновенно мои
солдаты принимаются за траншейныя работы п турки бросаются на нихъ, чтобы помѣшать имъ, и тогда надо видѣть
и слышать эту пальбу. Первую ночь, которую я провелъ въ
лагерѣ, этотъ ужасный шумъ разбудилъ и напугалъ меня,
я думалъ, что пошди на приступъ, и я поскорѣе велѣлъ
осѣдлать мою лошадь, но тѣ, кто провели въ лагерѣ уже
нѣсколько времени, сказали мнѣ, чтобы я былъ спокоенъ,
что эта канонада и ружейная пальба вещь обыкаовенная, и
это шутя называется „Аллахъ". Тогда я снова легъ спать,
но, не будучи въ состояніи заснуть, я забавлялся, съ часами
въ рукахъ, считая пушечные удары, и я насчиталъ 110 ударовъ въ минуту. А между тѣмъ вблизи все эго не было
такъ страшно, какъ казалось. Ночью, когда ничего не видно,
это былъ переводъ пороха и тысячами выстрѣловъ убивали
десятка три съ каждой стороны.
Позвольте мнѣ, дорогая тетенька, дальше въ этомъ письмѣ
обращаться къ Николенькѣ, такъ какъ я заговорилъ о подробностяхъ войны, я хотѣлъ бы продолжать это, обращаясь
къ человѣку, который бы меня понималъ и могъ объяснить
вамъ то, что для васъ будеть не ясно.
И такъ это было обыкновениымъ представленіемъ, которое мы видѣли каждый день и въ которомъ я принималъ
иногда участіе, когда меня посылали с ь приказаніями въ
траншеи. Но бывали также и необыкновенныя представленія,
какъ то, которое было наканунѣ приступа, когда была взорвана мина въ 240 пудовъ пороха подъ однимъ изъ непріятельскихъ бастіоновъ. Утромъ этого дня князь былъ на
траншеяхъ со всѣмъ своимъ шгабомъ (такъ какъ генералъ,
при которомъ я состою, находился въ его штабѣ, то и я
тамъ былъ), чтобы дѣлать окончательныя распоряженія въ
виду штурма слѣдующаго дня. Планъ штурма, слишкомъ
длинный, чтобы я могь здѣсь его объяснить, былъ такъ
хорошо сдѣланъ, все было такъ хорошо предвидѣно, что
никто не сомнѣвался въ успѣхѣ. По поводу этого, я долженъ
вамъ сказать, я начинаю восхищаться княземъ (впрочемъ
стоить только послушать, что говорятъ о немъ офицеры и
солдаты, я не только никогда не слыхалъ плохого про него,
но онъ болыпей частыо обожаемъ).
Я видѣлъ его подъ огнемъ въ первый разъ въ это утро.
Надо было видѣть эту немного комичную фигуру высокаго
роста, руки за спиной, фуражка на затылкѣ, въ очкахъ, съ
говоромъ, напоминающимъ индюка. Видво, что онъ такъ
занятъ общимъ ходомъ дѣлъ, что пули и ядра не существуютъ для иего; онъ выставляетъ себя на опасность съ
такой простотой, что можно подумать, что онъ и не зяаетъ
о ней и невольно боишься только за себя, II вмѣстѣ съ
тѣмъ онъ даетъ приказанія съ ясностью и точностыо и въ
то же время внимателенъ со всякимъ. Это великій человѣкъ, т.-е. человѣкъ способный и честный, какъ я понимаю
это слово, человѣкъ, который всю жизяь отдалъ на служеніе родішѣ и не рада тщеолавія, а ради долга. Я вамъразскажу одну черту его характера, которая связана съ исторіей штурма, о которомъ я началъ разсказывать. Послѣ
обѣда того же дня взорвали мину и около 600 орудій открыли огонь противъ форта, который хотѣли взять и этотъ
огонь продолжался всю ночь. Эго было зрѣлище и ощущеніе, которое никчгда пе забудешь. Вечеромъ при всемъ
этомъ громѣ князь снова пришелъ, чтобы залечь въ траншеи и самому руководить штурмомъ, который должепъ
былъ начаться въ три часа ночи.
Мы былп всѣ тамъ же, и какъ всегда наканунѣ сраженія, всѣ мы дѣлали видъ, что о слѣдующемъ днѣ мы не
думаемъ болыпе, чѣмъ о самомъ обыкновенномъ, и у всѣхъ,
я въ этомъ увѣренъ, въ глубинѣ души немного сжималось
сердце, а можетъ быть даже очень, при мысли о штурмѣ.
Какъ ты знаешь, Николенька, время, предшествующее дѣлу,—самое кепріятное, единственное, когда есть время бояться, а боязнь—одно изъ самыхъ непріятныхъ чувствъ. Къ
утру, чѣмъ ближе рѣшительный моментъ, тѣмъ меньше
становилось чувство страха и около трехъ часовъ, когда мы
всѣ ожидали увидѣть букетъ пущевныхъ ракетъ, что было
сигяаломъ атаки, я иришелъ въ такое хорошее настроеніе,
что если бы пришли и сказали мнѣ, что штурма не будетъ,
мнѣ было бы жалко. И вотъ ровно за часъ до начала
штурма пріѣзжаетъ адъютантъ фельдмаршала съ приказаніемъ снять осаду Сялистріи. Я могу, не боясь обмануться, сказать, что это извѣстіе было принято всѣми: солдатами, офицерами и генералами, какъ истішное несчастіе,
тѣмъ болѣе, что знали черезъ лазутчикозъ, которые часто
приходили изъ Силисгріи и съ которыми мнѣ часто при-
ходилосъ самому разговаривать, знали, что когда будетъ
взятъ этотъ фортъ, въ чемъ никто не сомнѣвался, Силистрія
не могла бы держаться болѣе 2-хъ, 3-хъ дней. Не правда
ли, что если кому-нибудь это извѣстіе могло доставить горе,
такъ это князю, который во всю эту кампанію, стараясь все
дѣлать къ лучшему, въ срединѣ своей дѣятельности видитъ,.
что фельдмаршалъ вмѣшивается въ его дѣла, чтобы все
испортить. Имѣяедипственнуювозможность загладить этвмъ
штурмомъ прежнія неудачи, онъ получаетъ отмѣну въ моментъ начала этого дѣла. И вотъ князь ни на минуту не
смутился, онъ, такой впечатлительвый, былъ доволенъ, что
могъ избѣжать эту рѣзню, которая лежала бы на его отвѣтственности и во в с е в р е м я отступленія которымъ онъ руководилъ самъ< желая уйти съ послѣднимъ солдатомъ и
которое было произведено въ замѣчательномъ порядкѣ и
точности,—въ этомъ отступленіи онъ былъ веселѣе, чѣмъ
когда-либо. Что много содѣйствовало его хорошему расположенію духа,—это эмиграція около семи тысячъ семействъ
болгаръ, которыхъ мы взяли съ собой въ память звѣрства
турокъ, которому я несмотря на свою недовѣрчивость долженъ былъ повѣрить. Какъ только мы оставили нѣсколько
болгарскихъ деревень, которыя занимали равьше, турки прншли туда, и. исключая молодыхъ жевщинъ, годныхъ ддя
гарема, уничтожили все, что тамъ было. Я знаю деревню,
въ которую я ходилъ изъ лагеря за молокомъ и фруктами,
когорая была такимъ образомъ разорена. Такъ что, какътолько князь далъ знать болгарамъ, что кто желаеіъ можетъ перейти съ арміей Дунай и стать русскими подданными, весь край поднимается и всѣ съ женами, дѣтьми, лошадьми, скотиной подъѣзжаютъ къ мосту. Но такъ какъ
было невозможно взять ихъ всѣхъ князь былъ принужденъ
отказать пришедшимъ послѣдними и надо было видѣть,
какъ ето ему было тяжело. Онъ принималъ всѣ депутаціи,
которыя приходили отъ этихъ несчастныхъ, разговаривалъ
съ каждымъ, старался объяснить имъ невозможность этого,.
предлагалъ переправиться безъ повозокъ и скотины, беря
на себя заботу о ихъ пропитаніи, пока они не пріѣдутъ въ
Россію, платилъ изъ собствеппыхъ средствъ за частныя
суда для ихъ перевоза, однимъ словомъ дѣлалъ все, что
только возможно, для блага этихъ людей.
Да, дорогая тетенька, я желалъ бы очень, чтобы ваше
пророчество сбылось. 0 чемъ я больше всего мечтаю, ато
быть адъютантомъ такого человѣка, какъ онъ, котораго я
люблю и уважаю отъ всей глубины моего сердца. Прощайте, дорогая и добрая тетенька, цѣлую ваши ручки.
Г р а ф у С. Н. Т о л с т о м у .
(На батареѣ, около Севастополя, 1854 г., Ноябрь 20).
Любезный другъ Сережа, я, Богъ знаетъ, какъ виноватъ»
нередъ всѣми вами съ самаго начала своего отъѣзда, и
отчего это случилось самъ ве знаю; то разсѣянвая жизнь,.
то скучное положеніе и расположеніе, то войпа, то кто-нибудь помѣгоаетъ и т. д. и т. д. Главная же причина—разсѣянная и обильная впечатлѣніями жизнь. Столько я переузналъ, переиспыталъ, перечувствовалъ въ этотъ годъ, что
рѣшительно не знаешь съ чего начать описывать, да и сумѣешь ли описать, какъ хочется. Вѣдь, я тетенькѣ написалъ про Силистрію, а тебѣ и Николенькѣ я не напишу
такъ,—-я бы хотѣлъ вамъ передать такъ, чтобы вы меня
поняли, какъ я хочу. Теперь Силистрія старая пѣснь, теперь
Севастополь, про который, я думаю, и вы читаете съ замираніемъ сердда, и въ которомъ я былъ 4 дня тому назадъ..
Ну, какъ тебѣ разсказать все, что я тамъ видѣлъ и что дѣлалъ, и что говорятъ плѣнные и раненые французы и англичане и больно ли имъ и очень ли больно, и какіе герои
наши враги, особенно англичане. Разсказывать это все будемъ въ Ясной послѣ или въ Пироговѣ; а про многое ты отъ
меняже узнаешь въ печати. Какимъ это образомъ, разскажу
послѣ, теперь же дамъ тебѣ понятіе о томъ, въ какомъ положеніи наши дѣла въ Севастополѣ. Городъ осажденъ съ
одной стороны, съ южной, на которой у насъ не было никакихъ укрѣпленій, когда непріятель подошелъ къ нему. Теперь у насъ на этой сторонѣ болѣе 500 орудій огромнаго'
калибра и нѣсколько рядовъ земляныхъ укрѣпленій, рѣшительно неприступныхъ. Я провелъ недѣлю въ крѣпоети и
до цослѣдняго дня блудилъ, какъ въ лѣсу, между этими:
лабиринтами батарей. Непріятель уже болѣе трехъ недѣль
подошелъ въ одномъ мѣстѣ на 80 саженъ и не идетъ впередъ; при малѣйшемъ движеніи его впередъ, его засыпаютъ.
градомъ снарядовъ.
Духъ въ войскахъ выше всякаго описанія. Во времена
древней Греціи не было столько геройства. Корниловъ объѣзжая войска вмѣсто: „здорово ребята!", говорилъ: „нужно^
умирать, ребята, умрете?" и войска отвѣчали: „умремъ, Ваше
Превосходительство, ура! И это былъ не эффектъ, а на
лицѣ каждаго видно быдо, что не шутя, а взаправду, и уже
2 2 . 0 0 0 исполнили это обѣщаніе.
Раненый солдатъ, почти умирающій, разсказывалъ мнѣ^
какъ они брали 24-ую французскую батарею п ихъ не подкрѣпили; онъ плакалъ наівзрыдъ. Рота моряковъ чуть не
взбунтовалась за то, что ихъ хотѣли смѣнить съ батареи, на,
которой они простояли 30 дней подъ бомбами. Солдаты вы«рываютъ трубки изъ бомбъ. Женщины носятъ воду на басііоны для солдатъ. Многія убиты и ранены. Священники
а
съ кресгами ходятъ яа бастіоеы и подъ огнемъ читаютъ
ыолитвы. Въ одяой бригадѣ, 24-го, было 1 6 0 человѣкъ, которые раненые не вышлд изъ фронга. Чудное время! Теперь,
внрочемъ, послѣ 2 4 го, мы успокоились,—въ Севаетополѣ
стало прекрасно. Непріятель почти не стрѣляетъ, и в с ѣ убѣждены, что онъ не возьметъ города, и это дѣйствительно невозможно. Есть три предиоложенія: или онъ пойдетъ на приступъ, или занимаетъ насъ фалыпивыми работами, или
укрѣпляется чтобы зимовать. Первое менѣе, а второе болѣе
всего вѣроятяо. Мнѣ не удалось ни одного раза быть въ
дѣлѣ; по я благодарю Бога за то, чго я видѣлъ этихъ людей
и живу въ это славное время. Бомбардированіе 5-го числа
останется самымъ блесгящимъ славпымъ подвигомъ не только въ русской, по и во всемірпой исторіи. Болѣе 1 5 0 0 орудій два"дня дѣйствовали по городу и пе только не дали
сдаться ему, но не заставили замолчать и о о нашихъ батарей. Ежели, какъ мяѣ кажется въ Россіи невыгодяо
омотрятъ на эту камианію, то потомство поставитъ ее выше
всѣхъ другихъ; пе забудь, что мы съ равными даже меньшими С И Л І М И , съ одними штыками и съ худшими войсками
зъ русской арміи (какъ 6 ой корпусъ), д-фемея съ непріятелемъ многочисленнѣйшимъ и имѣющимъ флотъ, вооруженнымъ 3 0 0 0 орудіями, отличяо вооруженнымъ штуцерами
и съ лучшими его войсками. Ужъ я не говорю о преимуществѣ его генераловъ.
Только паше войско можетъ ст >ять и побѣждать (мы еще
побѣдимъ, въ этомъ я убѣжденъ) при такихъ условіяхъ.
Иадо видѣть плѣнныхъ французовъ и англичанъ (особенно
послѣднихъ); эго молодецъ къ молодцу, именно морально
и флзически, народъ бравый. Казаки говорятъ, что даже
рубить жалко, и рядомъ съ ними надо было видѣть нашего
какого-нибудь егеря: маленькій, вшивый, сморщенный какой-то.
Теперь разскажу какимъ образомъ ты въ печати будешь
отъ меня же узнавать о подвигахъ этихъ вгнивихъ и сморщенныхъ героевъ. В ь нашемъ артпляерійскомъ штабѣ, соотоящемъ, какъ, кажется, я писалъ вамъ, изъ людей очень
хорошихъ и порядочныхъ, родилась мысль издавать военный журналъ, съ цѣлью подз;ерживать хорошій духъ в ъ
войскѣ, журяалъ дешевый (по 3 р.) и популярный, чтобы
его чнтали солдаты. Мы написали проекть журнала и пред•ставили его князю. Ему очень понравилась эта мысль, и
онъ представилъ проектъ и пробный листокъ, который мы
тоже составили на разрѣшеніе Государя. Д е н ь г я н а изда^ііе
авансируемъ я и Столыпинъ. Я избранъ редакторомъ в м ѣ стѣ съ оцаимъ господиномь Константиновымъ, который издавалъ „Кавказъ и человѣкъ опытный в ъ этомъ дѣлѣ. В ъ
журяаль будутъ помѣщаться описанія сраженій, не такія
сухія и лживыя, какъ в ъ другихъ журналахъ. Подвиги
храбрости, біографіи и некрологи хорошихъ людей и пре1;
2
а
имущественно изъ темненькихъ; воевные разсказы, солдатскія пѣсни, популярныя отаіьи объ ивженерномъ и артиллерійскомъ искусствѣ и т. д. ПІтука эта мнѣ очень нравится: во-первыхъ я люблю это занлтіе, а во-вторыхъ, надѣюсь, что журналъ будегъ полезяий и не совсѣмъ скверный.—-Все это еще пргдположенія до тѣхъ поръ, пока не
узнаемъ отвѣта Государя, а я, признаюсь, боюсь за него: въ
пробномъ листкѣ, который посланъ въ Петербургъ, мы неосторожно помѣстили двѣ статьи, одна моя, другая Ростовцева, не совсѣмъ православныя. Для этой же штуки мнѣ
нужны 1500 р., которые лежатъ въ приказѣ и которые я
просилъ Валерьяна *) прислать мнѣ. Такъ какъ я уже проболтался тебѣ объ этомъ, то иередай н ему.
Я, слава Богу, здоровъ, живу весело и пріятно съ тѣхъ
самыхъ поръ, какъ пришелъ изъ-за границы. Вообще все
мое пребывапіе въ арміи раздѣляется на два періода. за
границей скверпый,—я былъ боленъ, и бѣденъ, и одинокъ,
—въ границахъ прзятный: я здоровъ, ішѣю хорошихъ пріятелей, но все-таки бѣденъ, деньги такъ и лѣзутъ.
Писать не пишу, но за то испытываю, какъ меня дразнитъ тетенька. Одно безпокоитъ меня: я четвертый годъ
живу безъ женскаго общества, я могу совсѣмъ загрубѣть
и не быть способнымъ къ семейной жизни, которую я такъ
люблю.
Йрощай же, Богъ знаетъ, когда мы увидимся, ежели вы
съ Николенькой не вздумаете отъѣзжимъ полемъ завернуть
какъ-нибудь изъ Тамбова въ главвую квартиру.
А война, кажется, затянулась надолго. За Силистрію я,
какъ и слѣдовало, не представленъ, а по линіи получилъ
подпоручика, чему очень доволенъ, а то у меня было елишкомъ старое отличіе для прапорщика, стыдно было...
Гр. Л. Толстой.
Т. А . Е [ р г о л ь с к ѳ й .
(По-французски).
(Симферополь, 1855 г., Янваівь 6».
СЬеге еі: ехееііепіе іапіе!
Я знаю, чж) въ глубинѣ души вы не можете сомнѣваться
въ любви, которую я питаю и несмотря ни на какія обстоятельства, не перестаю питать къ вамъ. Знаю, что только
горе вызваяо у васъ такія жестокія слова, будто вы сомнѣваетесь въ моей любви, которая не только не уменьшается
по мѣрѣ того, какъ длится наша разлука, и чѣмъ старше
я становлюсь, а увеличивается съ каждымъ днемъ.
*) В. И. Толстой, мужъ сестры Л-а Н-а гр. Маріи Николаевны Толстой,
много лѣтъ монашествующей въ женской обители Шамардино.
Радж Бога, тетенька, яикогда не истолковывайте моего
-молчанія равнодушіемъ, вы лучше, чѣмъ кто-либо знаете,
~что для меня оно невозможно; вы знаете, что самая большая любовь, жившая въ моемъ сердцѣ, была и будетъ
всегда любовь къ вамъ, не дѣлайте же мнѣ больно говоря,
что вы сомнѣваетесь въ ней— что ваши письма, вѣроятно,
не доставляютъ мнѣ удовольствія. Я вамъ говорилъ и изъ
тлубины души повторяю (я слишкомъ почитаю васъ, чтобы
лспортить мое чувство къ вамъ ложью), что ваши письма
лцоставляютъ мнѣ не удовольствіе, они для меня велнчаНтпее благо, я становлюсь совсѣмъ другимъ, становлюсь
лучше, когда получаю одно изъ вашихъ шісемъ, которыя
перечитываю разъ 100; я такъ счастливъ, получивъ ихъ,
что мнѣ не сидится на мѣстѣ, мнѣ хочется прочесть ихъ
всѣмъ; и если я передъ тѣмъ далъ увлечь себя на что-нибудь дурное—я останавливаюсь, снова строю планы, какъ
-стать лучше.
Я не принималъ участья въ двухъ кровавыхъ сраженіяхъ, бывшихъ в ъ Крыму, но я былъ в ъ Севастополѣ, тогчасъ послѣ сражеяія 24 и провелъ тамъ мѣсяцъ. Больше
не дерутся въ открытомь полѣ по прочинѣ зимы; которая
очень сурова, особенно теаерь, но осада продолжается. Каковъ будетъ исходъ этой войны, Богъ зпаетъ, но во всякомъ случаѣ, Крымская кампанія должна ко ічиться черезъ
:3 или 4 мѣсяца. Но, увы, конецъ Крымской кампаніи не
означаетъ конецъ войны: напротивъ, кажется, что она затяяется надолго. Я кажется говорялъ въ моихъ письмахъкъ
•Сережѣ и Валерьяну объ одномъ занятіи, которое у меня
было въ виду, и которое мнѣ очень улыбалось? Теперь,
когда это уже дѣло рѣшенное, я могу сказать. У меня
была мысль создать военный журяалъ. Эготъ проектъ, надъ
которымъ я работалъ въ сотрудничесгвѣ со многими в ы дающимися людьми, былъ одобренъ княземъ и былъ посланъ на усмотрѣніе Его Величества; но такъ какъ у насъ
противъ всего интригуютъ, нашлись Л Ю Д Й , которые побоялись конкурренціи этого журнала и затѣмъ, быть можеть,
идея этого журнала не была въ видахъ правигельства, и
государь отказалъ.
Эта неудача, признаюсь вамъ, мнѣ доставила большое
горе и много измѣнила мои планы. Если, Богъ дастъ, Крымская кампанія хорошо кончится и если я не получу мѣсга,
которымъ бы я былъ доволенъ, и если не будетъ войны въ
Россіи, я оставляю воеяную службу и ѣду в ь Петербургъ
въ вознную академію. Этотъ планъ пришелъ мяѣ въ голову,
во-первыхъ, нотому, что я не хотѣлъ бы бросать литературныя занятія, которыми мнѣ невозможяо заниматься в ъ
этой лагерной жизни, во-вторыхъ потому, что мнѣ кажется,
что я становлюсь тщеславенъ, не то, что тщеславенъ, но
мнѣ хочется дѣлать хорошее, а для этого мало быть под-поручикомъ. Въ-третьихъ потому, что тогда я увижу всѣхъ
васъ и всѣхъ моихъ друзей. Николенька пишеть мнѣ, что
Тургеневъ познакомился съ Машенькой і ) я отъ этого въ
восторгѣ; если вы его увидите у нихъ, скажите Вареяькѣ,
что поручаю ей обнять его отъ меня и сказать ему, что
хотя я его знаю только по писаніямъ, у меня многое есть,
чго ему сказать.
Прощайте, тегенька, какъ всегда, строю массу плановъ
на новый годъ. Не знаю что, случится со мною въ этомъ
году, но новый годъ начался дия меня хорошими предзнаменованіями.
Вы знаете, я немного суевѣренъ... надѣюсь и жду ночти
каждую минуту, что случится что-нибудь хорошее. Но такъ
какъ счастье не можетъ прійти для меня безъ васъ, то я
предполагаю, что скоро увижусь съ вами.
Ьёоп.
Н. А. Н е к р а с о в у.
(Севастополь, 1 8 6 5 г., Апр. 3 0 ) .
Мияостивый государь Николай Алексѣевичъ!
Вы уже должны были получить статью мою: „Севасгополь въ декабрѣ" и обѣщаніе статьи Отолыпина ) . Вотъ
она. Несмотря на дикую орфографію этой рукописи, которую вы уже сами распорядитесь исправить, ежели она будетъ напечатана безъ цензурныхъ вырѣзокъ, чего старается
всѣми силами избѣжать авторъ, вы согласитесь, я надѣюсь,
что статей такихъ военныхъ или очень мало или вовсе не
печатается у насъ, къ несчастію. Можетъ быть съ этимъ
же курьеромъ пошлется статья Сакина, о которой ничего
не говорю, и которую, надѣюсь, вы не напечатаете. Поправки сдѣланы черными чернилами Хрулевымъ, лѣвой
рукой, потому что правая ранена. Столыпинъ проситъ помѣстить ихъ въ выноскахъ. Иожалуйста, ежели можно
помѣстить, какъ мою, такъ и Столыпинскую въ іюньской
книжкѣ. Теперь мы всѣ собрались и литературное общество
падшаго журнала начинаетъ организоваться и, какъ я вамъ
писалъ, ежемѣсячно вы будете получать отъ меня двѣ,
3 или 4 статьи современнаго военнаго содержанія. Лучшіе
два сотрудника Бакунинъ и Ростовцевъ еще не успѣли
кончить своихъ статей. Будьте такъ добры отвѣчайте мнѣ
и нишите вообще съ этимъ курьеромъ, адъютантомъ Горчакова, и съ будущими, которые безпрестанно сяуютъ отъ
васъ и сюда. Затѣмъ съ совершеннымъ уваженіемъ имѣю
честь быть
покорный слуга гр. Левъ Толстой.
2
1
) Сестра Л. Н.
-) Полковой товарищъ и другъ Л. Н-ча, отедъ премьера П. А. Столыпина.
Графу
С. Н. Т о л с т о м у .
(Позиція при рвкѣ Бельбекъ, 1 8 5 5 г . , Іюль 3 ) .
Господину Поручику Стрѣлковаго Императорской фамиліи Полка Графу Тоястому.
Начальникъ Горной Артиллеріи Южной Арміи и Морскихъ и Сухопутныхъ силъ въ Крыму, расположевныхъ
Артиллеріи Подпоручика и Кавалера Графа Толстого.
Рапортъ.
Вслѣдствіе продолжительнаго молчанія Вашего и моего
сіятельства, имѣю честь почтительнѣйше донести, что сіе
обоюдно было весьма глупо и что я съ своей стороны намѣренъ исправить свою ошибку и впредь не впадать въ
оную; о чемъ покорнѣйше прошу и Ваше Сіятельство.
Начальникъ Горной Артиллеріи Подпоручикъ Графъ
Толстой.
Позидія при рѣкѣ Бельбекъ, № 54.
Хотѣлъ бы не писать больше ничего съ тѣмъ, чтобы
только узнать, г д ѣ ты, но потомъ вообразилъ себѣ, какъ
ты бы разозлился и нѣсколько разъ назвалъ бы меня „самымъ пустяшнымъ малымъ", но главное что самому захотѣлось разсказать и разспросить кое-что...
Хотя ты вѣрно знаешь черезъ нашихъ, г д ѣ и что я дѣлалъ, повторяю тебѣ свои похожденія съ Кишинева, тѣмъ
болѣе, что можетъ быть, для тебя будетъ интересно яіе,
какъ я ихъ разсказываю, и поэтому ты узнаешъ, въ какой
я фазѣ нахожусъ—такъ какъ видно ужъ моя судьба всегда
находиться въ какой нибудь фазѣ. Изъ Кишинева 1 ноября
я просился въ Крымъ отчасти для того, чтобы видѣть эту
войну, отчасти для того, чтобы вырваться изъ штаба Сержпутовскаго, который мнѣ не нравился, а больше всего изъ
патріотизма, который въ то время, признаюсь, сильно напалъ
на меня. Я никуда не просился, а предоставилъ начальству
распоряжаться моей судьбой. В ъ Крыму прикомандировали
къ батареѣ в ъ самый Севастопорь, гдѣ я пробылъ* мѣсяцъ
весьма пріятно, в ъ кругу прос|Ьхъ, добрыхъ товарищей, которые бываютъ особенно хоропіи во время настоящей войаы
и опасности. В ъ декабрѣ нашу батарею отвели къ Симферополю, и тамъ я прожилъ і /» мѣсяца в ъ удобномъ помѣщичьемъ цожі, ѣздилъ въ Счмферополь танцовать и играть
на фортепіано съ барышнями и охотиться на Чатырдагѣ съ
ЧИНОЁНИК^МИ за дикими козами. Въ январѣ опять былатасовка оф^іцеровъ и меня перевели въ батарею, которая
стояла лагеремъ в ъ .10 верстахъ отъ Севастополя на Бе>йьбекѣ. Тамъ і'аі ѣіі 1а с о п п а і з з а п с е сіе 1а т ё г е сіе Кузьма—самый гадкій кружокъ офицеровъ въ батареѣ, командиръ
хотя и доброе, но сильное и грубое совнаніе, никаішхъ
1
удобетвъ, холодъ въ землянкахъ. Ни одной книги, ни одного
челоЕѣка. ,съ которымъ бы можао поговорить. И тутъ-то я
долучилъ 1 5 0 0 рублей на журналъ, который уже былъ отказанъ. и тутъ-то я проиградъ 2 5 0 0 р, и тѣмъ • доказалъ
всему міру, что я все-такі:~ пустяшпый лшлый, хотя предыдущія обстоятельства и могутъ быть приняты с о т т е сігсоп5іапсе& аііепиапіез, все-таки очень очень скверно.Въмартѣ стало
теплѣе и пріѣхалъ въ батарею милый, отличнѣйпгій человѣкъ Броневскій: я сталъ опоминаться, а 1-го апрѣля батарея
-Б0 время самаго бомбардированія пошла в ъ Севастополь и
.я совсѣмъ опомнился. Тамъ до 1 5 мая, хотя и въ серьезв о ё опасности, т. е. по 4 дня черезъ 8 дежурнымъ на батареѣ 4-го бастіона, но весна и погоДа отличныя; впечаХдѣній и народа пропасть, всѣ удобства жизни, и насъ собрался прекрасный кружокъ порядочвыхъ людей, такъ что
?ти полтора мѣсяда останутся однимъ изъ самыхъ пріятныхъ моихъ воспоминаній. 15«го мая Горчакову или начальнику артиллеріи вздумалось поручить мнѣ сформировать и
командовать горнымъ взводомъ въ Бельбекѣ—20 верстъ отъ
Севастополя, ч^мъ я чрезвычайно до сихъ поръ доволенъ
во многихъ отношеніяхъ *). Вотъ тебѣ общее онисаніе; въ
слѣдующемъ письмѣ напишу подробнѣе о настоящемъ.
Адресомъ моимъ, пожалуйста, никогда не затрудняйся—
Б с е г д а въ главный штабъ Крымской арміи и .больше ничего.
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(По-французски).
(Москва, 1856 г., Январь 12).
Я получилъ мой заграничный паспортъ и
пріѣхалъ въ Москву, чтобы провести нѣсколько дней съ
Машенькой, потомъ съѣздить въ Ясную, устроить свои дѣла
и проститься съ вами. Но теперь я раздумалъ, особенно по
совѣту Машеньки, и рѣшился пробыть съ ней здѣсь недѣлю или двѣ и потомъ ѣхать прямо черезъ Варшаву въ
Парижъ. Вы. вѣрно, понимаете, сЬёге іагйе, почему мнѣ не
хочется, даже не слѣдуетъ пріѣзжать теперь въ Ясную, или
скорѣе въ Судаково. Я, кажется, поступилъ очень дурно
въ отношеніи В..., но ежели я бы теперь свидѣлся съ ней,
я поступилъ бы еще хуже. Какъ я вамъ писалъ, я къ ней
болѣе ч&мъ равнодушенъ, и чувствую, что не могу болѣе
обманывать ни себя, ни ее. А пріѣзжай я, можетъ быть,
СЬеге
гапіе!
') П. И. Бирюковъ говоритъ, что переводъ былъ произведенъ по распоряженію Государя Александра II, про^итавшаго въ корректурѣ разсказъ
„Севастополь въ декабрѣ 1854 г . \ Разсказъ этотъ произвелъ сильное впечатлѣніе на Государя, и онъ приказалъ беречь молодого офицера и удалить
его изъ опаснаго мѣста.
отъ слабости характера и опять сталъ бы надувать себя.
Помните ли вы, дорогая тетенька, какъ вы смѣялись надо
мной, когда я вамъ сказалъ, что я уѣзжаю въ Петербургъ,
чтобы испытать себя, а между тѣмъ этому рѣшенію я обязанъ тѣмъ, что не сдѣлалъ несчастіе молодой особы и себя;
не подумайте, чтобы это было непостоянство или невѣрность:
никто не понравился мнѣ в ъ теченіе этихъ двухъ мѣсяцевъ,
просто я увидѣлъ, что я самъ себя обманывалъ, что у меня
не только не было, но и никогда не будетъ по отношенію
В. малѣйшаго чувства настоящей любви. Единственно, что
меня безпокоитъ, это то, что я причинилъ огорченіе дѣвущкѣ и что мнѣ не удается проститься съ вами передъ отъѣздомъ. Я надѣюсь вернуться въ Россію въ іюлѣ, но если
вы пожелаете, я пріѣду въ Ясную, чтобы обнять васъ; еще
есть время получить вашъ отвѣтъ въ Москвѣ.
Во всякомъ случаѣ нрощайте, цѣлую ваши руки и прошу (это не фраза) никогда не вѣрить, что я измѣнился или
могу когда-нибудь измѣниться по отношенію къ вамъ и не
любить васъ, какъ всегда, изо всѣхъ силъ.
Ьёоп.
Графу
С. Н.
Толстому.
(Петербургъ, 1856 г., Мартъ 25).
Я тронусь за границу на 8 мѣсяцевъ; ежели пустятъ, то
поѣду. Я писалъ объ этомъ Николенькѣ и звалъ его ѣхать.
Ежели бы мы в с ѣ трое устроились ѣхать вмѣстѣ, это было
бы отлично. Ежели каждый возьметъ по тысячѣ фублей, то
можно съѣздить отлично.—Пищи, пожалуйста, мнѣ. Какъ
нонравилось хвбѣ „Метель?" *Я ею недоволенъ—серьезно. А теперь писать многое хочется, но рѣшительно некогда въ
этомъ проклятомъ Петербургѣ. Во всякомъ случаѣ, пустятъ
ли меня или нѣтъ (за границу), я въ апрѣлѣ намѣренъ
взять отпускъ іі быть въ деревнѣ.
Графу
С . Н.
Толстому.
(Ясная Поляна, 1 8 5 6 г , Маи 2 9 ) .
Я пишу нѣсколько словъ изъ Ясной Поляны, куда пріѣхалъ вчера... Я получилъ отпускъ въ половинѣ мая, несмотря на то, что мнѣ его обѣщали каждый день. В ъ Москвѣ же я пробылъ 10 дней ужъ по своей винѣ, но за то
чрезвычайно пріятно, безъ шампанскаго и цыганъ, а немного влюбленный, въ кого, разскажу тебѣ послѣ. Я пробуду въ Ясной до августа.. Въ августѣ же (ежели будутъ
деньги) отпускъ вышелъ уже, поѣду за границу... Хотѣлъ
я хоть отъ тетеньки узнать твое мнѣніе о моихъ „Гусарахъ",
но, говорятъ, ты не читалъ еще. Напиши, скодько ты мнѣ
ставипіь за это: 1, 2 , 3 , 4 яли 5..,
Пожалуйсга отвѣчай. До свиданія, милый другъ.
Твой гр. Л. Толстой.
Графу
С Н. Т о л с т о м у
(Ясная Поляна, 1 8 5 6 г., Начало Сент.).
Теперь только, въ 9 часовъ вечера, понедѣльникъ, могу
дать тебѣ хорошій отвѣтъ, а то все было хуже и хуже; привозили двухъ докторовъ, пускали еще сорокъ піявокъ, но
сію минуту только я заснулъ, и, проснувшись, почувствовалъ себя значительно лучше. Раньше дней 5 — 6 все-таки
и думать нельзя мнѣ ѣхать. Такъ до свиданія, пожалуйста,
увѣдомь, когда ты уѣдешь и точно ли есть большія упуіценія у тебя въ хозяйствѣ и не очень безъ меня выбивай
мѣста. Собакъ, можетъ быть, пошлю завтра.
Твой гр. Л. Толстой.
Г р а ф у С. II. Т о л с т о м у.
(Ясная Поляна 1 8 5 6 г., Сентябрь 15),
4
Любезный другъ Сережа. Здоровье иое и поправилось и
нѣтъ. Боли-то нѣтъ и воспаленія нѣтъ, но какая-то тяжесть
въ груди, покалываетъ и къ вечеру болитъ. Можетъ быть,
оно и пройдетъ понемногу само-собой, но я не скоро рѣіпусь ѣхать въ Курскъ и ежели не скоро, то исовсѣмънечего ѣхать. Скорѣе ежели недѣли двѣ не будетъ лучше, я
съѣзжу въ Москву.
Пожалуйста, не сердись на меня и не думай, чтобы я
желалъ тебѣ измѣнить. Мнѣ, напротивъ, страшно хотѣлось
ѣхать и собакъ я вернулъ почти съ дороги... Я еще не
выхожу изъ комнаты... Прощай, будь здоровъ и затрави
тамъ 10 лисицъ и пріѣзжай къ намъ.
Отвѣчай пожалуйста.
Графу
( \ Н. Т о л с т о м у .
(Петербургъ,
1 8 5 6 г., Ноябрь 10).
53 Извини, любезный другъ Сережа, что пишу два сдова,
все некогда. Мнѣ все неудача съ моего отъѣзда: никого
нѣтъ здѣсь, кого я любдю. В ъ „Отечественныхъ Запискахъ",
говорятъ, обругали меня за военные разсказы, я еще не чи«
талъ, но, главное, Константиновъ объявилъ мнѣ, только что
я пріѣхалъ, что великій князь Михаилъ, узнавъ, чтоя будто бы сочинилъ пѣсню, недоволенъ особенно тѣмъ, что будто
бы я училъ бй солдатъ. Это гнусно. Я объяснялся по этому
случаю съ начальникомъ штаба. Хорошо только то, что здоровье мое хорошо п что Щипулинскій сказалъ, что у меня
грудь здоровешенька.
Тетенькѣ пѣлую ручки.
Гр. Л. Толетоѣ. Твой другъ и братъ.
Книги кдутъ плохо. Продако и тѣхъ п другихъ зкземпляровъ 9 0 0 .
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(По-французски).
(Москва, 1856 г., Декабрь 5).
СЬеге тапіе!
Виноватъ, что дня три не отвѣчалъ на ваше письмо. Я
тжасно былъ занятъ это время. Я написалъ одинъ совершеяно новый разсказъ и т. д.
Вы мнѣ пишите про В . опять въ томъ же тонѣ, въ которомъ вы всегда мнѣ говорили пронее, и я отвѣчаюопять
такъ же, какъ и всегда. Только что я уѣхалъ и недѣлю послѣ этого мнѣ казалось, что я былъ влюбленъ, что называется, но съ моимъ воображеніемъ это не трудно. Теперь
же и послѣ ѳтого, особенно какъ я пристально занялся ра~
ботой, я бы желалъ и очеяь желалъ мочь сказать, что я
влюбленъ или просто люблю ее, но этого пѣтъ. Одно чувство, котороея имѣю къ ней—это благодарность за ея
любовь и еще мысль, что изъ всѣхъ дѣвушекъ, которыхъ
я зналъ и знаю, она лучше всѣхъ была бы для меня женой
какъ я думаю о семейной жизни. Вотъ в ъ этомъ то я и
желалъ бы знать ваше откровенное мнѣніе—ошибаюсь ли я
или нѣтъ, и желалъ бы слышать ваши совѣты, во-первыхъ,
потому, что вы знаете и ее и, меня, и главное, потому, что
вы меня любите, а люди, которые любятъ, никогда не ошибаются, Правда, я очень дурно поиспытывалъ себя, потому
что съ тѣхъ поръ, какъ уѣхалъ, велъ жизнь скорѣе уединенную, чѣмъ разсѣянную, и видѣлъ мало женщинъ, но
несмотря на это, часто мнѣ приходили минуты досады на
себя, что я сошелся съ ней, и что я раскаивался въ этомъ.
Все-таки я говорю, что если бы я убѣдился, что она—натура постоянная и будетъ любить меня всегда, хоть не
такъ, какъ теперь, а больше, чѣмъ всѣхъ, то я бы ни минуты не аадумался жениться на ней. Я увѣренъ, что тогда
бы моя любовь къ ней все увеличивалась бы и увеличивалась и что посредствомъ этого чувства изъ нея бы можно
было сдѣлать хорошую женщину.
Прощайте, сМге іапіе, цѣлую ваши руки. Сережѣ я напишу съ этой же почтой.
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(Яарижъ, 1357 г., Фѳврадь 2 2 .
Пріѣхалъ вчера въ Парижъ, дорогая тетенька, и спѣшу,
хотя бы въ нѣсколькихъ еловахъ, сообщить о себѣ.
На поѣздку изъ Москвы въ Парижъ, почти безъ остановокъ, я употребилъ 11 дней. Хотя я еще очень усталъ, но
вполнѣ здоровъ. Нашелъ здѣсь Некрасова и Тургенева и
разсчитываю провести здѣсь мѣсяцъ, чтобы весною отправиться въ Италію. Ни путешествіе, ни здѣшняя жизнь не
дороги, но я истратилъ много денегъ въ Москвѣ, гдѣ мы
провели, какъ вамъ разскажетъ Сергѣй, три недѣли, для
меня, по крайней мѣрѣ, очень пріятныя.
Судя по вашему письму, дорогая тетенька, я вижу, что
мы не понимаемъ другъ друга по вопросу о С. Хотя я и
признаю, что я виновенъ въ непослѣдовательности, и что все
могло произойти совсѣмъ иначе, я считаю, что я дѣйствовалъ вполнѣ честно. Я не переставалъ говорить, что я не
знаю, каково то чувство, которое я испытываю къ молодой
особѣ, но что это не любовь и что я самъ желаю испытать себя.
Испытаніе показало мнѣ, что я ошибался, и я написалъ это
В., какъ только могъ искренно.
Послѣ этого мои отношенія къ ней были настолько чисты,
что я увѣренъ, что воспоминаніе о нихъ никогда не будетъ ей непріятно, если она выйдетъ замужъ. Поэтому то
я и написалъ ей, что я хотѣлъ бы, чтобы она мнѣ писала.
Я не вижу, почему молодой человѣкъ долженъ быть влюбленнымъ въ молодую особу и жениться на ней, а не имѣть
съ ней дружественныхъ отношеній; что касается дружбы и
интереса, я навсегда сохраню ихъ по отношенію къ ней.
Если бы М-Ие Ѵ. написавшая мнф такое смѣшное письмо,
припомнила бы мое поведеніе по отношенію къ В. ), какъ я
старался приходить какъ можно рѣже и какъ она звала
меня бывать чаще и входить въ болѣе близкія отношенія.
Я понимаю, что она сердится, такъ какъ то, чего она такъ
желала не сдѣлалось (я быть можетъ жалѣю объ этомъ
болыпе ея), но это еще не причина говорить человѣку, который старался поступать наилучшимъ образомъ, который
пожертвовалъ многимъ изъ страха сдѣлать несчастіе другихъ, говорить ему, что онъ свинья, и стараться увѣрить
въ этомъ всѣхъ. Я увѣренъ, что въ Тулѣ убѣждены, что
я самое страшное чудовище.
Прощайте, тетенька, цѣлую ваши руки. Пишите мнѣ:
?
х
Ргапсе, Р а г і з , Кие сіе Кіѵоіі, Ноіеі Маигісе, М
х
149.
) У Л. Н. 5ылъ романъ съ дѣзушкой В. А., и близкіе думали, что онъ
на ней женится.
.
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(По-французски).
(Женева, 1857 г., Апрѣль 17).
Дорогая тетенька!
Сегодня я началъ говѣть здѣсь, въ Женевѣ, а вчера получплъ ваше письмо, адресованное въ Парижъ.
Мнѣ не за чѣмъ говорить Вамъ, какъ для меня всегда
пріятны вапги письма, и какое удовольствіе доставило мнѣ
это письмо, полученное въ тотъ вечеръ, когда я долженъ
былъ исповѣдоваться.
Надѣюсь, вы мнѣ прощаете всѣ мои прегрѣшенія передъ
вами.
Вы говорите, дорогая тетенька, что давно ужъ перестали
понимать меня. Это не моя вина, увѣряю васъ, въ этомъ
дѣлѣ я самъ себя понялъ только позже, но клянусь вамъ,
что слишкомъ люблю васъ, чтобы когда-нибудь скрыть чтонибудь отъ васъ, и что надѣюсь всегда жить такъ, чтобы
не имѣть отъ васъ тайнъ.
Что касается В., я никогда не любилъ ее настоящей
любовью; я увлекся нехорошимъ желаніемъ внушить любовь. Это доставляло мнѣ никогда еще неиспытанное наслажденіе. Но время, которое я провелъ вдали отъ нея, доказало мнѣ, что у меня даже не было желанія увидать ее,
а не только жениться на ней. Мнѣ было страшно подумать
объ обязанностяхъ, которыя долженъ буду выполнять по
отношенію къ ней, не любя ее; и это заставило меня уѣхать
раныпе, чѣмъ я думалъ. Я очень плохо поступилъ, я просилъ Бога простить меня и прошу этого у всѣхъ, кому причинилъ огорченіе; но поправить это дѣло невозможно, и
теперь ничто въ мірѣ не можетъ возобновить этого.
Я желаю много счастья 0., я въ восторгѣ отъ ея замужества, но я признаюсь Вамъ, дорогая тетенька, что если
что можетъ мнѣ доставить наибольшую радость, такъ это
узнать, что В . выходитъ замужъ за человѣка, котораго она
любитъ и который ея стоитъ; потому что, хотя въ глубинѣ
души у меня нѣтъ ни малѣйшей любви къ ней, я все таки
нахожу, что она добрая и достойная дѣвушка.
ІІоздравляю васъ, тетенька, съ причастіемъ и съ праздникомъ Пасхи. Христосъ Воскресе!
Это второе письмо, которое я вамъ пишу изъ Женевы.
Мѣстность чудная, чувствую себя здѣсь такъ хорошо во
всѣхъ отношеніяхъ, что не знаю, не останусь ли здѣсь до
Сентября, т.-е. до моего возвращенія въ Россію. Я началъ
здѣсь леченіе сѣрными ваннами и чувствую себя прекрасно,—занимаюсь, читаю, любуюсь природой, наблюдаю здѣшній свободный, милый народъ и надѣюсь, что все это мнѣ
долго не наскучитъ и принесетъ пользу. Ежели Сережа
пріѣхалъ, скажите, чтобы онъ затравилъ за меня 2-хъ лпслдъ, а осенью я самъ затравлю. Ежели Николенька пріѣдетъ, велите ему, пожалуйста, написать мнѣ хотьстрочку.
Прощайте, тетенька, цѣлую ваши руки и желаю вамъ
всякаго, вполнѣ заслуженнаго вами, счастья, какого зы себѣ
самп пожелаете.
С. Іёоп
Тоізіоі.
Адресъ мой: Зиіззе, ОтЧ-е, Ноіеі сіе Вег<*ие$.
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(По-французскн).
(Женева, 1857 г., Апрѣдь 4к
СЬеге тапіе!
Бсли бы Сергѣй не сообщилъмнѣ о васъ, меня бы сильно безпокоило ваше молчаніе. Оо времени отъѣзда я
написалъ вамъ 2 письма, одно съ пути, другое изъ Парижа.
Провелъ полтора мѣсяца въ Парижѣ итакъ пріятно, что
каждый день я говорилъ себѣ, что я хорошо сдѣлалъ, что
поѣхалъ заграницу. Я очень мало посѣщалъ общества и
литературный міръ, а также кафе и публичные балы, но
несмотря на это, я здѣсь нашелъ столько интереснаго для
меня, что каждый день, ложась спать, я говорю себѣ: какая
жалость, что день прошелъ такъ скоро, и я не успѣлъ сдѣлать всего того, что хотѣлъ.
Представьте, встрѣтилъ въ Парижѣ массу родственниковъ и во всѣхъ этихъ семьяхъ есть барышни, которыя
оказались моими кузинами. Но я былъ такъ занятъ, что
хотя нѣкоторыя изъ этихъ кузинъ прелестны, я очень
рѣдко навѣщалъ ихъ.
Бѣдный Тургеневъ очень боленъ физически и еще болѣе морально. Его несчастная связь съ М - т е V. и ея дочерью держить его здѣсь въ климатѣ, который вреденъ ему
и на него жалко смотрѣть. Я никогда не думалъ, что-бы
онъ могъ такъ любить.
Тѣмъ не менѣе, несмотря на удовольствіе, доставленное
мнѣ жизнью въ Парижѣ, на меня безъ всякой причины нанала невыразимая тоска, и хотя я положилъ выѣхать изъ
Парижа въ Маѣ мѣсяцѣ, я рѣшился поѣхать на нѣкоторое
время въ НІвейцарію, въ Женеву. Здѣсь я уже 3 дня, но
красивая мѣстность и прелестная жизнь въ деревнѣ въ окрестностяхъ Женевы такъ понравились мнѣ, что я думаю
остаться здѣсь довольно долго.
Я здѣсь не знаю никого, за исключеніемъ Толстыхъ и
Строгонова—мужа Великой Княгини,~-но постараюсь бывать
у нихъ возможно рѣже и не заводить новыхъ знакомствъ.
Мнѣ здѣсь очень хороіро, спокойно, среди чудной природы
почтк въ полномъ одиночеетвѣ. Разсчитываю много работать здѣсь ж пока не строю друтихъ плановъ относительно
щтешествія.
Скажите, тетенька, пожалуйста, Ваеилью, чтобы онъ непремѣнно писалъ мнѣ каждый мѣсяцъ и написалъ бы еіодробно, сколько в ъ Ясной и Грецовкѣ душъ—крестьянскихъ
и дворовыхъ, сколько тяголъ, сколько земля пахотной крестьянской, пахотной господской, сколько луговъ, сколько
подъ усадьбой, сколько всего земли. Это мнѣ нужно для
соображенія. Адресъ мой такъ: Зшззе, О^пёѵе Сот*е Ьеоя
ТоЫоі.
Т. А.
Ергольской.
(ІІо-французски).
(Кларанъ, 1357 г. Май 13).
Я только что иолучилъ ваше письмо, дорогая тетушка,
которое застало меня, какъ вы должны знать пзъ моего
послѣдняго письма, въ окрестностяхъ Женевы, въ Кларанѣ.
въ томъ самомъ мѣстечкѣ, гдѣ жила Юлія Руссо... Не буду
пытаться описывать вамъ всю красоту этого края, особенно
теперь, когда все въ зелени и цвѣтахъ. Я вамъ скажу
только, что буквально невозможно оторваться отъ этого
озера, отъ этихъ береговъ и что я провожу большую часть
моего времени въ созерцаніи и восхищеніи, гуляя и д и
просто стоя у окна моей комнаты. Я не перестаю радоваться пришедшей мнѣ мысли оставить Парижъ и пріѣхать
сюда провести здѣсь весну, хотя я этнмъ и заслужилъ отъ
васъ упрекъ въ непостоянствѣ. Право, я счастливъ...
Здѣсь прелестное русское рбщество.
В с ѣ эти семьи уѣзжаютъ черезъ недѣлю и если мои
друзья Боткинъ и Дружининъ не пріѣдутъ сюда, я поѣду
къ нимъ во Флоренцію. Жду отъ нихъ отвѣта.
Прощайте, тетенька, цѣлую ваши руки. Мнѣ кажется,
что вы мною недовольны по ваіпему письму, и мнѣ это было грустно. Ежели я виноватъ (и во многомъ я виноватъ
передъ вами) то простите меня за то, что я васъ всегда п
теперь особенно люблю изо всѣхъ силъ, какъ вы говорите.
Т. А. Е р г о л ь с к о й.
(По-французски).
(Люцернъ, 1 8 5 7 г.. І ш ь 8 ) .
Кажется я писалъ вамъ, дорогая тетушка, что я уѣхалъ
изъ Кларана съ намѣреніемъ предпрднять довольно боль-
шое путешествіе черезъ Оѣверную Швейдарію, Рёйнъ, Голландію и оттуда въ Англію. Оттуда я снова разечитываю
проѣхать черезъ Францію, и Парижъ и въ августѣ провести
яѣсколько времени въ Римѣ и Неаполѣ. Еслй я буду въ
состояніи перенести морскія путешествія, что я увижу на
моемъ переѣздѣ изъ Гаги въ Лондонъ, я думаю вернуться
черезъ Средиземное море, Константинополь и Одессу. Но
все это только планы, которые я быть можетъ не осуществлю, по причинѣ моего измѣнчиваго настроенія, за которое вы меня справедливо упрекаете, дорогая тетушка. Я
пріѣхалъ въ Люцернъ. Это городъ въ Сѣверной НІвейцаріи,
не далеко отъ Рейна и я уже задерживаюсь въ пути, чтобы
дровести нѣсколько дней въ этомъ очаровательномъ городкѣ. Я опять совсѣмъ одинъ и признаюсь вамъ, уединеніе
часто бываетъ очень тяжело мнѣ, такъ какъ знакомства,
которыя дѣлаешь въ отеляхъ и по желѣзной дорогѣ не
удовлетворяютъ. Но въ этомъ уединеніи есть и хорошая
сторона, оно заставляетъ меня работать. Я немного работаю,
но дѣло идетъ плохо, какъ обыкновенно лѣтомъ.
Здоровье мое не плохое, но и не совсѣмъ хорошее. Благодаря сильной жарѣ и постояннымъ моимъ путешествіямъ,
у меня головныя боли и приливы крови, но съ тѣхъ поръ,
какъ я пересталъ пить вино, чай и кофе и ѣмъ меньше
мяса, чувствую себя хорошо.
Одно у меня осталось—непріятная вещь—расширеніе
жилъ въ ногахъ, которыя я натрудилъ длинными походами
до горамъ и въ жаръ.
Въ гостяхъ хорошо, а дома лучше, особенно уже въ мои
годы, такъ и тянетъ домой къ вамъ подъ крылышко.
Но ужъ такъ какъ я здѣсь и положилъ себѣ до осени
ѣздить, и деньгн есть, то хочу воспользоваться' сколько
можно.
Прощайте, дорогая тетенька, тысячу разъ цѣлую ваппг
ручкп и ждт писемъ отъ васъ въ Парижъ. до востребованія.
Г р а ф и н ѣ А. А. Т о л с т о й . * )
(Ясная Поляна, 1 8 5 8 г., Апр).
Бабушка! Весна!..
Отлично жить на свѣтѣ хорошимъ людямъ; даже и такимъ какъ я, хорошо бываетъ. Въ природѣ, въ воздухѣ,
во всемъ—надежда, будущность—и прелестная будущность...
Иногда ошибешься—и думаешь, что не одну природу ждетъ
будущность и счастье, а и тебя тоже,—и хорошо бываеть.
Я теперь въ такомъ состояніи, и съ свойственнымь мнѣ
::
) Гр. А, А. Толстая, фрейлина Двора, дальняя родственница Л. Н.;при- •
ходившаяся ему теткой, но въ шутку онъ навывалъ ее иногда ^бабуигкой".
згоизмомъ торовлюеь пиеать вамъ о предметахъ только для
меня интересныхъ. Я очень хорошо знаю, когда обсужу
здраво, что я старая, померзлая, и еще подъ соусомъ сваренная картофелина; но весна такъ дѣйствуетъ на меня,
что я иногда застаю себя въ полномъ разгарѣ мечтаній о
томъ, что я—растеніе, которое распустилось вотъ только
теперь, вмѣстѣ съ другими, и станетъ просто, спокойно п
радостно расти на свѣтѣ Божіемъ. По этому случаю, къ
этому времени идетъ такая внутренняя переборка, очищеніе й порядокъ, какой никто, не испытавши этого чувства,
не можетъ себѣ представить. Все старое—прочь! в с ѣ условія свѣта, всю лѣнь, весь эгоизмъ, в с ѣ пороки, в с ѣ "запутанныя неясныя привязанности, всѣ сожалѣнія, даже
раскаянія—все прочь!.. Дайте мѣсто необыкновенному цвѣтку, который надуваетъ почки и выростаетъ вмѣстѣ съ весной...
Прощайте, милая бабушка! не сердитесь на меня за этотъ
вздоръ, а отвѣтьте умное и пропитанное добротой—и христіавской добротой!~словечко. Я давно хогѣлъ написать
вамъ, что вамъ удобнѣе писать по-французскн, а мнѣ женская мысль понятнѣе по-французски.
А. А. Ф е т у .
(Ясная Поляна, 1858 г., ІИай 12). '
Драгоцѣнкый дяденька! Пишу два слова только чтобы
сказать, что обнимаю васъ и-зо всѣхъ силъ, что письмо важе поотучилъ, что М. П. ) цЬлую руки, всѣмъ вашимъ кланяюсь. Тетенька очень благодарна за память и кланяется;
и сестра кланяется. Что за весна была и есть чудная! Я въ
одиночествѣ смаковалъ ее чудесно. Братъ Яиколай долженъ
быть въ Никольскомъ (Вяземскомъ); поймайте его и не пускайте, я въ этомъ мѣсяцѣ хочу придти къ вамъ. Тургеневъ поѣхалъ въ Винцигъ дѳ августа, лѣчить свой пузырь.
Чертъ его возьми. Надоѣло любить его. Пузыря не вылѣчитъ, а насъ лишитъ. Затѣмъ нрощайте, любезный другъ;
ежели до моего прихода не будетъ стихотворенія, ужъ я изъ
васъ его в ы ж м у.
Вашъ гр. Л. Толстоіі.
г
Какой Троицынъ день былъ вчера!Какая обѣдня,.съ вянущей черемухой, сѣдымп волосамп и ярко-краснымъ кумачемъ и горячее солнце.
) Марія Петровна, жена А. А. Фета. урождекная Боткина.
А. А. Ф е т у .
(Ясная Поляна, 1858 г., Мак 16).
Ау! Дяденька! Ауу! Во-первыхъ, сами не отзоветесь ничѣмъ, когда весна, и знаете, что всѣ о васъ думаютъ, и что
я, какъ Прометей, прицѣпленъ къ скалѣ и все таки алкаю
васъ видѣть и слышать. Или бы пріѣхали, или хоть позвали
бы къ себѣ хорошенько. А во-вторыхъ, зажилили брата *)
и очень хорошаго брата, по прозвищу Фирдуси. Главная
тутъ преступница, я думаю, Марья Петровна, которой очень
кланяюсь и прошу возвратить собственнаго нашего брата.
Безъ шутокъ, онъ велѣлъ сказать, что на той недѣлѣ будетъ: Дружининъ тоже будетъ. Пріѣзжайте и вы, голубчикъ дяденька. Право, а потомъ ужъ и въ Козюлькино
(Иовоселки). Пв. П. и Над. Аф. душевный поклонъ и до
свидаеія.
Вашъ Л. Толстой.
А. А. Ф е т у .
(Ясная Поляна, 1 8 5 8 г., Окт. 2 4 ) .
Душенька, дяденька Фетинька. Ей-Богу, душенька, и я
васъ ужасно, ужасно люблю. Вотъ-те и все. Повѣсти писать
глупо, стыдно. Стихи писать... Пожалуй пишите; но любить
хорошаго человѣка очень пріятно. А можетъ быть противъ
моей воли и сознанія не я, а сидящая во мнѣ еще не назрѣвшая повѣсть заставляеть любить васъ. Что то иногда
такъ кажется. Что ни дѣлай, а между навозомъ и каростой
нѣтъ-нѣтъ да возьмешь и сочинишь. Спасибо, что еще
писать себѣ не позволяю и не позволю. Изо всѣхъ силъ
благодарю.васъ за хлопоты о ветеринарѣ и пр. Нашелъ я
тульскаго и началъ леченіе. Что будетъ—не знаю. Да и
чертъ съ ними со всѣми. Дружининъ проситъ по дружбѣ
сочинить повѣсть. Я право хочу сочинить. Такую сочиню,
что ужъ ничего не будетъ. Шахъ персидскій куритъ табакъ,
а я тебя люблю. Вотъ она штука-то. Безъ шутокъ, что вашъ
Гафизъ? Вѣдь какъ ни вертись, а верхъ мудрости и твердости для меня, это только радоваться чужой поэзіей, а
свою собственную не пускать въ люди въ уродливомъ нарядѣ, а свою самому ѣсть съ хлѣбомъ насущнымъ. А иногда
такъ вдругъ захочется быть великимъ человѣкомъ и такъ
досадно, что до сихъ поръ еще это не сдѣлалось. Даже поскорѣе торопишься вставать или доѣдать обѣдъ, чтобы на~
чинать. Всѣхъ такъ называемыхъ глупостей не переговоришь, но пріятно хоть одну сказать такому дяденькѣ, какъ
вы, который живетъ только однѣми такъ называемыми глу1
)Трафа Николая Николаевича Толстого.
постями „закурдалами". Пришлите мпѣ одно самое здоровое переведенное вами стихотвореніе Гафиза т е !аіге ѵепіге
1'еаи а 1а ЪоисЬе, а я вамъ пришлю образчикъ пшеницы,
Охота надрѣла смерть. Погода стоитъ прелестная, но я одинъ
не ѣзжу. Гончія ваши, Ивавв> Петровичъ, живы и здоровы,
равно Прокофій и сѣрый меринъ. Очень благодарю васъ за
разрѣшеніе и воспользуюсь имъ до порошъ. Тогда отправлю
Прокофія съ гончими. Еще краснаго звѣря, съ тѣхъ поръ
какъ съ вами разстался, травилъ и затравилъ одну лисицу
около себя въ поляхъ и самъ. На дняхъ напишу вамъ, а
теперь только благодарю за хлопотыи крѣпко обнимаю. Эяциклопедію пришлите. Тетенька очень благодаритъ за память; и это не фраза, а всякій разъ, какъ я ей прочтувашу
приписку, она улыбнется, наклонитъ голову и скажетъ;
„Однако (почему однако?) какой славный человѣкъ этотъ
Фетъ". А я знаю за что славный—за то, что она думаетъ,
что онъ меня очень любитъ. Ну-съ, прощайте. Попксывайте
мнѣ иногда безъ возбудителя ветеринара.
Л.
ТолстаѢ.
Т. А. Е р г о л ь с к о й.
(По-францувскіг)(1858 г., Декабрь 25;.
Во-первыхъ, поздравляю васъ, во-вторыхъ, я боюсь, ч ю
до васъ дойдетъ какъ-нибудь съ прибавленіями мое пркключеніе и потому самъ спѣшу извѣстить васъ о немъ.
Мы были еъ Николенькой на медвѣжьей охотѣ, 21-го я
убилъ медвѣдя, 22-го мы снова пошли и со мной случилось
нѣчто самое необыкновенное. Медвѣдь, не видя кеня, бросился на меня, я выстрѣлилъ въ него съ 6-ти шаговъ, первый разъ промахнулся, со второго выстрѣла въ 2-хъ шагахъ я его смертельно ранилъ, но онъ бросился на меня,
повалилъ на землю и, пока ко мнѣ бѣжали, онъ укусилъ
меня два раза в ъ лобъ надъ и подъ глазомъ. По счастію
это продолжалось не болѣе 10 или 15 секундъ; медвѣдь убѣжалъ и я поднялся съ неболыпой раной, которая не уродуетъ меня и не причиняетъ мнѣ страданій. Ни кость черепа, ни глазъ не повреждены, я отдѣлался небольшимъ
шрамомъ, который останется на лбу.
Теперь я въ Москвѣ и чувствую себя совсѣмъ хорошо.
Я пишу Вамъ чистую правду, ничего не скрывая, чтобы вы
не безпокоились. Теперь все прошло и остается только благодарить Бога, который меня спасъ столь необычайнымъ
образомъ.
Прощайте, дорогая тетенька, цѣлую ваши ручки. Маша,^
братья и дѣти тоже. В с ѣ здоровы. Сергѣй, Олава Богу/
еще не проигралъ то, что выигралъ, и надо надѣяться, не
будетъ больше играть, такъ какъ у него больше нѣтъ
денегъ.
Іёоп.
Графу
С . Н. Т о л с т о м у .
(Тіера 1860 г., Сент.).
Ты. я думаю, получилъ извѣстіе о смерти НиколенькиМнѣ жаль тебя, что ты не былъ тутъ; какъ это ни тяжело,
мнѣ хорошо, что все это было при мнѣ, и что все это подѣйствовало на меня, какъ должно было. Не такъ, какъ
смерть Митеньки ) , о которой я узналъ, вовсе не думая о
немъ. Впрочемъ это совсѣмъ другое дѣло. Съ Митенькой
быди связаны воспоминанія дѣтства и родственное чувство
только: а это былъ положительно человѣкъ для тебя и для
меня, котораго мы любили и у в а ж а л и положительно больше
всѣхъ на свѣтѣ. Ты это знаешь, эгоистическое чувство, которое послѣднее время приходило, что чѣмъ скорѣе, тѣмъ
лучше; а теперь страшно это писать и вспоминать, что ѳто
думалъ. До послѣдняго дня онъ со своей необычайной сялой характера и сосредоточенностью дѣлалъ все, чтобы мнѣ
не было въ тягость. В ъ день своей смерти онъ самъ одѣлся,
и умылся и утромъ я его засталъ одѣтаго на креслѣ. Это
было часовъ за 9 до смерти, что онъ покорился болѣзни и
попросилъ себя раздѣть. Первое было въ н... Я вышелъ
внизъ и слышу—дверь его отворилась; я вернулся, его нѣтъ
нигдѣ. Сначала я боялся войти, онъ не любилъ. но тутъ
онъ самъ мнѣ сказалъ: „помоги мнѣ".
И онъ покорился и сталъ другой: кроткій, добрый этотъ
день; не стоналъ, ни про кого не говорилъ, всѣхъ хвалилъ
и мнѣ говорилъ: „Благодарствуй, мой д р у г ъ " . Понимаешь, что это значитъ въ нашихъ отношеніяхъ. Я сказалъ
ему, что слышалъ, какъ онъ кашлялъ утромъ, но не вотделъ изъ-за іаиззе Ьопіе. „Напрасно, это бы меня утѣшило". Страдать—онъ страдалъ, но онъ только разъ сказалъ
дня за два до смерти: „что за ужасныя ночи безъ сна. Къ
утру давитъ кашель мѣсяцъ! и что грезится—Богъ знаетъ.
Еще такія ночи двѣ—это ужасно *. Ни разу ясно онъ не
сказалъ, что чу вствствуетъ приближеніе смерти. Но онъ только
не то говорилъ. В ъ день смерти онъ заказалъ комнатное
пдатье и вмѣстѣ съ тѣмъ, когда я сказалъ, что если не будетъ лучше, то мы съ Машеньк9й не поѣдемъ въ Швейцарію, онъ сказалъ: „развѣ ты думаешь, что мнѣ будетъ
лучше?" такимъ голосомъ, что видно онъ чувствовалъ, но
для меня не говорилъ, а для него не показывалъ; однако
съ утра я зналъ какъ будто и все былъ у него. Онъ умеръ
совсѣмъ безъ страданій наружныхъ, по крайней мѣрѣ. Рѣже,
х
5
4
*) Братъ Л. Н-ча.
рѣже дышалъ и коичялось. На другой день я сошелъ къ
нему и боялся открыть лицо. Мнѣ казалось, что оно будетъ
еще страдальческѣе, страшнѣе, чѣмъ во время болѣзни, и
ты не можешь себѣ вообразить, что это было за прелестное
лицо съ его лучшимъ веселымъ спокойнымъ выраженіемъ.
Вчера его похоронили тутъ. Я одно время думалъ перевести, телеграфировать тебѣ, да раздумалъ. Нечего ковы?
рять рану. Мнѣ жалко тебя, что тебя извѣстіе это застанетъ
на охотѣ, въ разсѣянности и не прохватитъ такъ, какъ насъ.
Это здорово. Я чувствую теперь то, что слыхалъ часто, что
какъ потеряешь такого человѣка, какъ онъ для насъ, такъ
много легче самому становится думать о смерти.
Твое письмо пришло въ самую минуту, какъ его отпѣвали. Да, ужъ не будешь полевать съ нимъ.
Два дня до смерти читалъ онъ мнѣ свои записки объ
охотѣ и много говорилъ о тебѣ. Онъ говорилъ о тебѣ, что
ты всѣмъ отъ Бога сдѣланъ счастливымъ человѣкомъ и
самъ себя мучаешь. Я только на второй день хватился сдѣлать его портретъ и маску. Нортретъ уже не засталъ его
удивительнаго выраженія, но маска прелестна.
*
Д. А. Д ь я к о в у *).
(Изъ з а границы 1860 г. Осень).
Благодарствуй за каталоги и за письмо, любезный другъ.
Все прекрасно. Списокъ журнала я самъ составлю. Душевно
радуемся мы съ сестрой, что жену твою мучили не налрасно. Богъ дастъ я увижу ее здоровой, а то ужъ это
слишкомъ бы было скверно. Я все подумываю о поѣздкѣ
въ Парижъ и Лондонъ, но кашель не проходитъ и задерживаетъ меня. Машенька тебѣ очень кланяется. Здоровье
ея кажется получше, но едва ли она пріѣдетъ въ Парижъ.
Чего ты можетъ быть не знаешь и что мнѣ хочется сказать
тебѣ, это, что ты отличный человѣкъ и что бы ты только
послушался своего сердца, пріѣхалъ къ намъ, а ничего бы
нельзя было выдумать для насъ лучше. Я по Машенькѣ
вижу и по себѣ чувствую, какъ ты, и никто бы другой не
могъ этого сдѣлать, поднялъ насъ.
Прощай, душа моя, всегда мысленно обнимаю тебя.
Л Толсто-й.
л
А. А. Ф е т у .
(Изъ-за границы, 1860 г., Окт. 17).
Мнѣ думается, что вы уже знаете то, что случилооь.
20 Сентября онъ умеръ, буквально на моихъ рукахъ. Ничто
въ жизни не производило на меня такого впечатлѣнія. Правду
Ц Одинъ изъ самыхъ близкихъ друзей Л—а Н—ча въ его молодостл.
онъ говаривалъ, что хуже смерти ничего нѣтъ. А какь хорошенько подумать, что она всетаки конецъ всего, такъ и
хуже жизни ничего нѣтъ. Для чего хлопотать, стараться,
Коли отъ того, что былъ Никол. Никол. Толстой, для него
ничего не осталось. Онъ не говорилъ, что чувствуетъ приближеніе смерти, но я знаю, что онъ за каждымъ шагомъ
ея слѣдилъ и вѣрно зналъ, что еще остается. За нѣсколько
минутъ передъ смертыо онъ задремалъ и вдругъ очнулся и
съ ужасомъ прошепталъ: „да что жъ это такое?" Это онъ ее
увидалъ, это поглотценіе себя въ ничто. А ужъ ежели онъ ничего не нашелъ, за что ухватиться, что же я найду? Еще
меныпе. Й ужъ вѣрно ни я и никто такъ не будетъ до послѣдней минуты бороться съ нею, какъ онъ. Дня за два я ему
говорю: „нужно бы тебѣ удобство въ комнату поставить".
„Нѣтъ, говоритъ, я слабъ, но ещене такъ; еще мы поломаемся".
До послѣдней минуты онъ не отдавался ей, все самъ
дѣлалъ, все старался заниматься, писалъ, меня спрашивалъ
о моихъ писаньяхъ, совѣтовалъ. Но все это, мнѣ казалось,
онъ дѣлалъ уже не по внутреннему стремленію. а^по принципу. Одно—природа, это осталось до конца. Наканунѣ онъ
пошелъ въ свою спальню и упалъ отъ слабости на постель
у открытаго окна. Я пришелъ, онъ говоритъ со слезами на
глазахъ: „какъ я наслаждался теперь часъ цѣлый".—Изъ
земли взятъ и въ землю пойдешь. Осталось одно, смутная
надежда, что тамъ, въ природѣ, которой частью сдѣлаешься
въ землѣ, останется и найдется что-нибудь. Всѣ, кто знали
и видѣли его послѣднія минуты, говорятъ: „какъ удивительно спокойно, тихо онъ умеръ"; а я знаю, какъ страшно
мучительно, потому что ни одно чувство не ускользнуло
отъ меня. Тысячу разъ я говорю себѣ: „оставьте мертвымъ
хоронить мертвыхъ". но надо же куда-нибудь дѣвать силы,
которыя еще есть. Нельзя уговорить камень, чтобы онъ падалъ кверху, а не книзу, куда его тянетъ. Нельзя смѣяться
шуткѣ, которая наскучила. Нельзя ѣсть, когда не хочется.
Къ чехму все, когда завтра/начнутся муки смерти со всей
мерзостью лжи, самообмана, и кончится ничтожествомъ,
нулемъ для себя. Забавная штучка. Будь полезенъ, будь
добродѣтеленъ, счастливъ, покуда живъ, говорятъ люди
другъ другу; а ты, и счастье, и добродѣтель, и польза состоятъ въ правдѣ. А правда, которую я вынесъ изъ тридцати двухъ лѣтъ, есть та, что положеніе, въ которое мы
поставлены, ужасно. „Берите жизнь, какая она есть; вы
сами поставили себя въ это положеніе". Какъ.же.. Я беру^
зсизнь, какъ она есть. Какъ только дойдетъ человѣкъ до
высшей степени развитія, такъ онъ. увидитъ ясно, что все
дичь, обманъ, и что правда, которую все таки онъ любитъ
лучше всего, что эта правда ужасна. Что какъ увидишь ее
хорошенько, ясно, такъ очнешься и съ ужасомъ скажешь,
какъ братъ: .^да что жъ это такое?" Но разумѣется, покуда
есть желаніе знать и говорить правду, стараешься знать и
говорить, Зто одно, что осталось у меня изъ моральнаго
міра, выше чего я не могу стать. Это одно^ я и буду дѣлать, только не въ формѣ вашего искусстза. Искусство есть
ложь. а*я уже не могу любить прекрасную ложь... Я зиму
проживу здѣсь по той причинѣ, что и здѣсь, и все равно
жить г д ѣ бы то ни было.
Пипгате мнѣ, пожалуйста. Я васъ люблю такъ же, какъ
братъ васъ любилъ ж помнилъ до послѣдней минуты...
Л. Толстой.
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(По-французски).
іДрезденъ, 1866 г.,
Апр.).
Я здоровъ и горю желаніемъ вернуться в ъ Россію. Но
разъ я въ Европѣ и не зная когда снова попаду сюда, вы
понимаете, что я хотѣлъ какъ можно больше воспользоваться моимъ путешествіемъ. И кажется я это сдѣлалъ. Я
везу такое количество впечатлѣній, знаній, что я долженъ
бы долго работать, прежде чѣмъ уложить все это в ъ моей
головѣ. Я разсчитываю остаться въ Дрезденѣ до 1 0 / 2 2 и къ
Пасхѣ во всякомъ случаѣ предполагаю быть в ъ Ясной.
Отсюда, если къ 25-му не откроется навигація, я ѣду черезъ
Варшаву въ Петербургъ, г д ѣ мнѣ нужно быть, чтобы получить разрѣшеніе на журналъ, который я намѣренъ издавать
при Яснополянской школѣ.
А. А. Ф е т у .
(Ясная Поляна, 1861 г.. Май 19).
Обнимаю васъ отъ души, любезный другъ Афан. Афан.,
за ваше письмо и за вашу дружбу и за то, что вы есть
Фетъ. Ивана Сергѣевича ) мнѣ хочется видѣть, а васъ въ
десять разъ болыпе. Такъ давно мы не видались, и такъ
много съ нами обоими случилось съ тѣхъ поръ. Вашей хозяйственной дѣятельности я не нарадуюсь, когда слышу и
думаю про нее. И немножко горжусь, что и я хоть немного
содѣйствовалъ ей. Не мнѣ бы говорить, не вамъ бы слушать. Другъ—хорошо;. .но онъ умретъ, онъ уйдетъ какъ-нибудь, не поспѣешь какъ-нибудь за нимъ; а природа, на
которой женился посредствомъ купчей крѣпости, или отъ
которой родился по наслѣдству, еще лучше. Овоя собственная природа. И холодная она, и не сговорчивая, и важная,
и требовательная, да за то ужъ это такой другъ, котораго
не нотеряешь до смерти, а и умрешь—все в ъ нее же уйдешь.
Я впрочемъ теперь меныпе предаюсь этому другу, у меня
другія дѣла, втянувшія меня; но все безъ этого сознанія,.
2
м
Ц Тургенева.
что она тутъ, какъ повихнулся—есть за кого ухватиться,—
плохо бы было жить.
Дай вамъ Богъ успѣха, успѣха, чтобы радовала васъ
ваша Степановка. Что вы пишите и будете писать, въ этомъ
я не сомнѣваюсь. Марьѣ Петровнѣ жму руку и прошу меня
не забывать. Особенное будетъ несчастье, ежели я не побываю у васъ нынче лѣтомъ, а когда, не знаю.
Л* Толетой.
Н. Г. Ч е р н ы ш е в с к о м у .
(Ясная Поляна, 1 8 6 2 г., Февр. 3).
Милостивый государь Николай Гавриловичъ. Вчера вышелъ 1 М моего журнала )- Я васъ очень прошу внимательно прочесть его и сказать о немъ искренно и серьезно
ваше мнѣніе въ „Современникѣ". Я имѣлъ несчастье писать
повѣсти, и публика, не^читая, будетъ говорить: „Да... дѣтство очень мило, но журналъ?.." А журналъ и все дѣло )
составляютъ для меня все. Отвѣтьте мнѣ въ Тулу.
х
2
Левъ Толстой.
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(Самара, 1862 г., Май 2 7 ) .
СЬеге
тапіе!
Я нынче ѣду изъ Самары за 130 верстъ въ Каралыкъ,
Николаевскаго уѣзда. Адресъ мой—въ Самару, Юрію Федоровичу Самарину для передачи Л. Н. Т.
Путешествіе я сдѣлалъ прекрасное, мѣсто мнѣ очень
нравйтся, здоровье. лучше, т.-е. меньше кашляю. Алексѣй )
іі ребята ) живы и здоровы, что можете сообщить ихъ
роднымъ. Пожалуйста напишите мнѣ о Сережѣ ) или онъ
самъ. Всѣмъ дорогимъ товарищамъ поклонъ и прошу ихъ
писать мнѣ, что и какъ у нихъ дѣлается и живется. Влад.
Ив. Юшковъ молодцомъ еще. Съ мѣста напишу поподробнѣе.
3
4
б
Цѣлую ваши руки. Л. Толстой.
Разумѣется, извѣстія о Машенькѣ вы мнѣ сообщите.
г
2
3
4
5
)
)
)
)
)
„Ясная Поляна".
Народныя ш к о л ы .
Слуга.
Д в а крестьянскихъ
Братъ Л-а Н - а .
мальчика, в з я т ы х ъ Л . Н . наъ Ясной
Лоляны..
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(Изъ Самарскон губ. Каралыкъ, 1 8 6 2 г., Іюнь 2 8 ) .
СЬеге іапіе!
Вотъ уже мѣсяцъ, какъ я безъ всякигь свѣдѣній о васъ
и изъ дома, пожалуйста напипгите мнѣ о всѣхъ, во 1) родныхъ, во 2) студентахъ и т. д. Мы съ Алексѣемъ потолстѣли, въ особенности онъ, но кашляемъ немного, тоже въ
особенности онъ. Живемъ мы въ кибиткѣ, я нашелъ пріятеля Столыпина—атаманомъ въ Уральскѣ и ѣздилъ къ нему
и привезъ оттуда писаря, но диктую и пишу мало. Лѣнь
одолѣваетъ при кумысѣ. Черезъ двѣ недѣли я намѣренъ
отсюда выѣхать, и потому къ Ильину дню думаю быть дома.
Меня мучаетъ неизвѣстность въ этой глуши и еще мысль
о томъ, что я безобразно отсталъ въ изданіи журнала ). Цѣлую ваши ручки. Пожалуйста, пишите подробно о Сережѣ,
Машѣ-), студентахъ ), которымъ кланяюсь.
Л. Толетой.
1
3
Г р а ф и н ѣ А. А. Т о л с т о й.
(По-французски).
(Ясная Поляна, 1 8 6 2 г., Авг.).
4
... Дѣлаэтого ) оставить я никакъ не хочу и н е м о г у .
Вся моя дѣятельность, въ которой я нашель счастіе и успокоеніе, испорчена. Тетенька отъ испуга такъ больна, что,
вѣроятно, яе встанетъ. Народъ смотритъ на меня ужъ не
какъ на честнаго человѣка, мнѣніе котораго я заслуживалъ годами, а какъ на преступяика, поджигателя или д ѣ лателя фальшивой монеты, который только по плутоватости
увернулся.
— „Что, братъ? Попался. Будетъ тебѣ толковать намъ о
честности, справеддивости,—самого чуть не заковали".
О помѣщикахъ—что и говорить: это стонъ восторга. Напишите мнѣ пожалуйста поскорѣе, посовѣтовавшись съ Перовскимъ или Алексѣемх Толстымъ, или съ кѣмъ хотите,—
какъ мнѣ нашгсать и какъ передать письмо Государю. Выхода мнѣ нѣтъ другого—какъ получить такое же гласное
удовлетвореніе, какъ и оскорбленіе; (поправить дѣло уже
невозможно), или экспатріироваться, на что я твердо рѣ1
) Ясная Поляна.
) Сестра.
Учителя, приглашенные Л. Н. для занятій въ школахъ.
) Въ Ясной Полянѣ, въ время отсутствія Льва Николаевича, былъ сдѣлаяъ грубый обыскъ со взломомъ письменнаго стола, прочтеніемъ интимныкъ писемъ и проч.
й
4
шился. Къ Герцену я не поѣду; Герценъ самъ по себѣ—и
я самъ по себѣ. Я и прятаться не стану, а громко объявлю,
что продаю имѣніе, чтобы уѣхать изъ Россіи, гдѣ нельзя
узнать минутой впередъ, что тебя ожидаетъ.
Я часто говорю себѣ—-какое огромное счастье, что меня
не было дома: ежели бы я былъ, то теперь навѣрно бы уже
судился, какъ убійца...
А. А. Ф е т у .
(Ясная Поляна, 1862 г., Окт. 9).
Фетушка, дяденька и просто милый другъ Афанасій Афанасьевичъ. Я д в ѣ недѣли женатъ и счастливъ и новый,
совсѣмъ новый человѣкъ. Хотѣлъ я самъ быть у васъ, но
не удается. Когда я васъ увпжу? Опомнившись, я дорожу
вами очень и Очень, и между нами слишкомъ много близкаго, незабываемаго—Николенька, да и кромѣ того. Заѣзжайте познакомиться со мной. Цѣлую руку Марьи Петровны. Прощайте, милый другъ. Обнимаю васъ отъ всей
души.
Л. Толшой.
А. А. Ф е т у .
(Ясная Поляна, 1863 г. Апр.).
... Ваши оба письма одинаково были мнѣ важны, значительны и пріятны, дорогой Афанасій Афанасьевичъ... Яживу въ мірѣ столь далекомъ отъ литературы и критики, что,
получая такое письмо, какъ ваше, первое чувство мое—удивленіе. Да кто же такой написалъ „Казаковъ" и„Поликушку"? Да и что разсуждать о нихъ? Бумага все терпитъ, а
редакторъ за все платитъ и печатаетъ. Но это только первое впечатлѣніе, а потомъ вникнешь въ смыслъ рѣчей, покопаешься въ головѣ и найдешь тамъ гдѣ-нибудь въ углу,
между старымъ, забытымъ хламомъ, найдешь что-то такое
неопредѣленное, подъ названіемъ художественное. И, сличая
съ тѣмъ, что вы говорите, согласишься, что вы правы, и
даже удовольствіе найдешь покопаться въ этомъ старомъ
хламѣ и въ этомъ когда-то любимомъ запахѣ. И даже писать захочется. Вы правы, разумѣется. Да вѣдь такихъ читателей, какъ вы, мало. „Поликушка —болтовня на первую
попавшуюся тему человѣку, который „и владѣетъ перомъ
а „Казаки" „съ сукровицей", хотя и плохо. Теперь я пишу
исторію пѣгаго мерина ), къ осени, я думаю, напечатаю.
Впрочемъ, теперь какъ писать? Теперь незримыя усилія
даже зримыя, и притомъ я въ „юхванствѣ" ) опять по уши.
а
и
1
2
!
;с
) Повѣсть „Холстомѣръ .
) ^Юхванствомъ" или „юфанствомъ* въ шутку называли увлеченіе Л.
Н-ча земледѣльческими работами. Слово „юфанство* отъ имени рабочаго
Юфана, пріемамъ котораго подражалъ Л. Н.
2
И Соняі) со мной, управляющаго у насъ нѣтъ. Всть помощникъ по полевому хозяйству и постройкамъ, аонаодна
ведетъ контору и кассу. У меня пчелы, и овцы, и новый
садъ, и винокурня. й все идетъ понемножку, хотя, разумѣется, плохо сравнительно съ идеаломъ. Что вы думаете о
польскихъ дѣлахъ? ВЬдь дѣло то плохо, не придется ли
намъ съ вами и съ Борисовымъ снимать опять мечъ съ заржавленнаго гвоздя?..
Что ежели мы пріѣдемъ въ Никольское,—увидимъ мы
васъ? Когда вы будете у Борисовыхъ? Не пригонимъ
ли мы такъ, чтобы вмѣстѣ съѣхаться? Прощайте. Марьѣ
Петровнѣ мой душевный поклонъ. Соня и тетенька кланяются.
Л. Толстой.
Г р а ф и н ѣ С. А. Т о л с т о й з ) . '
(Село Никольское, 1 8 6 4 г., Ав.).
... Ты говоришь, я забуду. Ни минуты, особенно съ людьми. На охотѣ, я забываю, помню объ одномъ дупелѣ, но
съ людьми, при всякомъ столкновеніи, словѣ, я вспоминав;»
о тебѣ, и все мнѣ хочется сказать тебѣ то, что я никому,
кромѣ тебя, не могу сказать.
Страшный тамъ случай, поразившій меня ужасно. Баба
скотница упустила бадью въ колодецъ на коняомъ дворѣ.
Колодецъ всего 12 аршинъ. Сѣла на палку и велѣла себя
спустигь мужику. Мужикъ, староста-пчеловодъ, единственный мнѣ знакомый и милый въ Никольскомъ; баба слѣзла
впизъ и упала съ палки. Мужикъ староста велѣлъ себя
спустить, долѣзъ до половины, упалъ съ палки внизъ. Побѣжали за народомъ, вытащили черезъ полчаса—оба мертвые. Въ колодцѣ было всего три четверти воды, вчера хоронили.
А. А. Ф е т у .
- •
(Ясная Поляна, 1 8 6 7 г., конецъ ноября).
Все собираюсь, собираюсь писать вамъ, любезный другъ
Афанасій Афанасьевичъ, и откладываю, оттого, что хочется
много написать. А кромѣ многаго надо написать малое нужное. Вотъ что: получивъ ваше письмо, мы ахнули,
Вотъ какъ онъ хорошо про собачій воротникъ, проѣденный молью. говоритъ, а ѣдегъ-таки въ Москву.
Я, какъ болѣе опытный человѣкъ, не удивился и не ахнулъ. Одно, что насъ обоихъ занимаетъ, это то, когда вы
ѣдете в ъ Москву? И главное, когда вы будете у насъ? Надѣемся, что поѣздка въ Москву не измѣнитъ плана пого0 Жена Л. Н.
2) Жена Л. Н.
стить у насъ. Мы васъ обоихъ еще разъ оба очень объ этомъ
просимъ. Мы сами ѣдемъ въ Москву послѣ праздниковъ,
т.-е. въ половинѣ января и пробудемъ до февраля. Когда
же вы будете у насъ: до или послѣ? Пожалуйста напишите.
Что вы подѣлываете? Какъ хозяйство? Не пишете ли что?
У насъ все хорошо. Дѣти и жена здоровы. Хозяйствомъ я
дередъ вами похвастаюсь, когда вы пріѣдете. И я довольно
много написалъ нынѣшнюю осень своего романа „Агз 1оп§а,
ѵііа Ьгеѵіз",—-думаю я всякій день. Коли можно бы было
успѣть
долю исполнить того, что понимаешь, но выходитъ только
часть. Все-таки это сознаніе, что могу,—
составляетъ счастіе нашего брата. Вы знаете это чувство.
Я нынѣшій годъ съ особенной силой его испытываю. Ну
и прощайте. Обнимаю васъ, кланяюсь вашей женѣ. Напишите же, пожалуйста, когда навѣрное вы будете у насъ.
Мы хотимъ васъ помѣстить получше, чтобы вы подолъше у
насъ гостили. Не говорите: „ничего не нужно" и т. п.—вы
лишите насъ огромнаго удовольствія, на которое мы съ
осени разсчитывали,—подольше иобыть съ вами. У насъ
теперь гости: сестра съ дочерьми, на праздникъ пріѣдутъ
Д-ы и Ф е т ы, и всѣмъ будетъ хорошо, ежели вы напишете
навѣрное.
Л.
Толотой.
Т. А. Б е р с ъ і ) .
(Ясная Поляна, 1865 г., Февр.)
...Да, вотъ я разсуждаю уже 2-й день, что очень грустяо
оттого что на свѣтѣ всѣ эгоисты, изъ которыхъ первый я
самъ. Я не упрекаю никого, но думаю, что это очень скверно и что нѣтъ эгоизма только между мужемъ и женой,
когда они любятъ другъ друга. Мы живемъ теперь два мѣсяца одни одинешеньки съ дѣтьми, которыя первые эгоисты,
и никому до насъ дѣла нѣтъ. Въ Пироговѣ насъ забыли и
въ Москвѣ, думаемъ, тоже. И самъ понемножку забываешь.
Я не могу разсказать, что я хочу, но ты очень молода и
потому, можетъ быть, поймешь, а мнѣ два дня все это одно
въ головѣ. й особенно Феты вавели мепя на эту мысль.
Какъ хорошо тому жить и съ тѣмъ жить, который умѣетъ
любить. Ты, пожалуйста, напиши (все равно, правда илп неправда ли), что ты насъ любишь—для насъ. Я Дорку (собачку) полюбилъ за то, что она не эгоистка. Какъ бы это
выучиться такъ жить, чтобы всегда радоваться счастьюдругого. Ты никому не читай, что я пишу, а то подумаютъ,
что я съ ума сошелъ. Я только проснулся и въ головѣ сумбуръ и раздраженіе, какъ будто бы мнѣ 15 лѣтъ и все хо1
) Свояченица Л . Н .
чется понять, чего нельзя понять, и ко всѣмъ чувствуешь
нѣжность и раздраженіе. Мы тебя схоро увидимъ. Это очень
хорошо. Прощай, напиши намъ подробнѣе о себѣ. Хотя это
моя дичь и не стоитъ того...
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(По-французскя).
(Москва, 1865 г., Мартъ 8).
СЬеге іапіе!
Мы живемъ по старому. Соня и дѣти, слава Богу, здоровы. У Берсовъ тоже все хорошо. Мы видаемся съ ними
каждый день и каждый день кто-нибудь у насъ или мы у
кого-нибудь бываемъ—Перфильевы, Горчаковы, Оболеяскій
маленькій съ женою. Нынче у меня будетъ Чичеринъ, котораго вы такъ любите и который все такой же. Я думаю,
Соня вамъ припишетъ еще, я же признаюсь, тороплюсь и
пишу съ тѣмъ, чтобы попросить о милости. а послалъ вчера на ваше имя сѣмянъ. Будьте такъ добры, отдайте ихъ
садовнику и скажите, чтобы сѣмена оранжерейныхъ растеній,
какъ-то: азалій, камелій, акацій и т. п., не сѣялъ до моего
пріѣзда, ежели онъ не знаетъ вѣрно, въ какой землѣ и какъ
ихъ надо сѣять. Мы еще не получили отъ васъ ничего; пожалуйста, напишите намъ два слова, чтобы только мы знали,
что вы здоровы.
Л. Толстой.
А. А. Ф е т у .
(Ясная Поляна, 1865 г., Май 16).
Простите меня, любезный другъ Афанасій Афанасьевичъ
за то, что долго не отвѣталъ вамъ. Яе знаю, какъ это случилось. Правда, въ это время было больно одно изъ дѣтей,
и я самъ едва удержался отъ сильной гбрячки и лёжйлъ
три дня въ постели. Теперь у насъ все хорошо и даже очень
весело. У насъ Таня, потомъ сестра съ своими дѣтьми, и
наши дѣти здоровы и цѣлый день на воздухѣ. Я все пишу
понемножку и доволенъ своей работой. Вальдшнепы все
еще тянутъ, и я каждый вечеръ стрѣляю по нимъ, т.-е.
преимущественно мимо. Хозяйство мое идетъ хорощо, т.-е.
мало тревожитъ меня,—все, что я оть него требую. Вотъ
все про меня. На вашъ вопросъ упомянуть о Ясной Полянѣшколѣ, я отвѣчаю оірицательно. Хотя ваши доводы и справедливы, но про нее (Я. П.) журналы забыли, и мнѣ не
хочется напоминать, не потому, чтобы я отрекался отъ выраженнаго тамъ, но напротивъ потому, что не перестаю думать объ этомъ и ежели Вогъ дасгъ жизни, надѣюсь еще
изъ всего этого составить книгу, съ тѣмъ заключеніемъ,
;і
и
которое вышло для меня изъ моего 3-хлѣтняго страстнаго
увлеченія этимъ дѣломъ. Я не понялъ вполнѣ то, что вы
хотите сказать въ статьѣ, которую вы пишете; тѣмъ интереснѣе будетъ услышать отъ васъ, когда свидимся. Наше
дѣло землевладѣльческое теперь подобно дѣламъ акціонера,
который бы имѣлъ акціи, потерявпгія цѣну и не имѣющія
хода на биржѣ. Дѣло очень плохо. Я для себя рѣшаю его
тодько такъ, чтобы оно не требовало отъ меня столько вниманія и участія, чтобы это участіе лишало меня моего спокойствія. Послѣднее время я своими дѣлами доволенъ, но
общій ходъ дѣлъ, т.-е. предстоящее народное бѣдствіе голода
съ каждымъ днемъ мучаетъ меня больше и больше. Такъ
странно и даже хорошо и стр"ашно. У насъ за столомъ редиска розовая, желтое масло, подрумяненный мягкій хлѣбъ
на чистой скатерти, въ саду зелень, молодыя наши дамы
въ кисейныхъ платьяхъ, рады, что жарко и тѣнь, а тамъ
ѳтотъ злой чертъ голодъ дѣлаетъ уже свое дѣло, покрываетъ поля лебедой, разводитъ трещины по высохнувшей
землѣ и обдираетъ мозольныя пятки мужиковъ и бабъ и
трескаетъ копыта у скотины. Право страшная у насъ погода,
хлѣба и луга. Какъ у васъ? Напишите повѣрнѣе и поподробнѣе. Боткинъ у васъ. Пожмите ему отъ меня руку.
Зачѣмъ онъ ко мнѣ не заѣхалъ? Я на-дняхъ ѣду въ Никольское еще одинъ безъ семьи и потому не надолго и къ
вамъ не пріѣду. Но то-то хорошо было бы, коли бы въ это
же время судьба принесла васъ къ Борису. Кланяюсь отъ
себя и жены Марьѣ Петровнѣ. Мы въ іюнѣ намѣрены со
всею семьей переѣхать въ Никольское; тогда увидимся, и
уже навѣрное буду у васъ.
Что за злая судьба на васъ? Изъ вашихъ разговоровъ
я всегда видѣлъ, что одна только въ хозяйетвѣ была сторона, которую вы сильно любили, и которая радовала васъ,
—это конозаводство, и на нее то и обрушилась бѣда. Ириходится вамъ опять перепрягать свою колесницу, а „юхванство" перепрячь изъ оглобель на пристяжку; а мысль и
художество ужъ давно у васъ переѣзжены въ корень. Я
ужъ перепрегъ и гораздо покойнѣе поѣхалъ.
„Довольно" мнѣ не нравится. Личное, субъективное хорошо только тогда, когда оно полно жизни и страсти, а
тутъ субъективность полная безжизненнаго страданія.
Л . Толешой.
Т. А. Е р г о л ь с к о й .
(Москва, 1 8 6 6 г., Янв.).
Мы вчера переѣхали на квартиру, гдѣ намѣрены прожить до 23-го. До сихъ поръ нашъ переѣздъи наше пребываніе въ Москвѣ совершенно удачны и пріятны. Мы и
дѣти здоровы, наши родные тоже. Квартиру мы нашли на
Дмитровкѣ, въ домѣ Хлудова, бельэтажъ, въ шесть комнатъ,
прекрасно меблированяыхъ, съ дровами, съ самоваромъ, водой, всей посудой, серебромъ и бѣльемъ столовымъ, за
155 руб. въ мѣсяцъ, наняли повара за 10 руб. въ мѣсяцъ,
такъ что мы проживемъ это время, какъ дома, со всѣми
удобствами. Мы отъ васъ не получили еще ни одного письма. Напишите намъ пожалуйста. Мы разберемъ, какъ бы вы
не нааисали. Соня вамъ, вѣрно, напишетъ в ъ этомъ нисьмѣ
и опишетъ все о Сереженькѣ, что васъ, мы знаемъ, болыпе
всего интересуетъ. Онъ дня три тому назадъ было закашлялся и надо было видѣть испугъ дѣдушки и бабушки.
Они не меньше насъ любятъ нашихъ дѣтей. Для больной
Тани призывали спеціалиста доктора, и онъ утѣшилъ насъ,
увѣряя, что у ней нѣтъ еще грудной болѣзни. Но онъ сказалъ, что ее надо беречь. Ояа было очень ослабѣла отъ лихорадки, которая у нея продолжалась и здѣсь, но теперь
уже третій день, какъ ея нѣтъ.
А. А. Ф е т у .
(Ясная Поляна, 1866 г., Ноябрь 7 ) .
Милый другъ Афанасій Афанасьевичъ, я не отвѣчалъ
на ваше послѣднее письмо сто лѣтъ тому назадъ, и виноватъ за это тѣмъ болѣе, что, помею, въ этомъ письмѣ вы
мнѣ пишите очень мнѣ интересныя вещи о моемъ романѣ,
и еще пишите іггііаЬШз роеіашт ^епз. Ну ужъ не я. Я помню, что порадовался, напротивъ, вашему сужденію объ одномъ изъ моихъ героевъ—князѣ Андреѣ,—и вывелъ для
себя поучительное изъ вашего сужденія. Онъ однообразенъ,
скученъ и только ип Ь о т т е с о т т е іі Ыиі во всей первой
части. Это правда, но виноватъ въ этомъ не онъ, а я. Кромѣ
замысла характеровъ и движенія ихъ, кромѣ замысла столкновеній характеровъ, есть у меня еще замыселъ историческій, который черезвычайно усложняетъ мою работу,аі,съ
которой я не справляюсь, какъ кажется. й отъ этого въ і-й
части я занялся исторической стороной, а характеръ стоитъ
и не движется. II это недостатокъ, который я ясно понялъ
вслѣдствіе вашего письма и, надѣюсь, что исправилъ. Пожалуйста, пишите мнѣ, милый другъ, все, что вы думаете
обо мнѣ, т.-е. о моемъ писаніи, дурного. Мнѣ всегда это въ
великую пользу, а кромѣ васъ у меня никого нѣтъ. Я вамъ
не пишу по четыре мѣсяца и рискую, что вы проѣдете въ
Москву, не заѣхавъ ко мнѣ, а все-таки вы человѣкъ, котораго, яе говоря о другомъ, по уму я цѣню выше всѣхъ
моихъ знакомыхъ, и который въ личномъ общеніи даетъ
одинъ мнѣ тотъ другой хлѣбъ, которымъ кромѣ е д и н а г о
будетъ сытъ человѣкъ. Пишу вамъ главное затѣмъ, чтобы
умолять васъ заѣхать къ намъ, когда вы поѣдете „обнимать". На что это похоже, что мы такъ подолгу не ви-
димся! Жена и я слезно просимъ Марью Петровну заѣхать
къ намъ. Я на дняхъ, одинъ, т.-е. съ сестрой Таней ѣду на
короткое время въ Москву. Ее я отвожу къ родителямъ, а
самъ ѣду для того чтобы печатать 2-ю часть своего романа.
Что вы дѣлаете? Не по земству, не по хозяйству,—это все
дѣла несвободныя человѣка. Это вы и мы дѣлаемъ такъ
же стихійно и несвободно, какъ муравьи копають кочку, и
въ этомъ родѣ дѣлъ нѣтъ ни хорошаго, ни дурного:—ачто
вы дѣяаеге мыслью, самой пружиной своей Фетовой, которая только одна и была, и есть, и будетъ на свѣтѣ. Жива
ли эта пружина? Просится ли наружу? Какъ выражается?
II не разучилась ли выражаться? Это главное. Прощайте,
милый другъ, обнимаю васъ; и отъ себя, и отъ жены прошу передать душевный поклонъ Марьѣ Петровнѣ, которую
мы надѣемся у себя видѣть и очень о томъ просимъ.
Л
Толстой.
А. А. Ф е т у .
(Ясная Поляна. 1867 г., Іюнь 27).
Ежели бы я вамъ пясалъ, милый другъ Афан. Афан.,
всякій разъ, какъ я о васъ думаю, то вы бы получали отъ
меня по два письма въ день. А всего не выскажешь и кромѣ
того то лѣнь, а то слишкомъ занятъ, какъ теперь. На-дняхъ
я пріѣхалъ изъ Москвы и предпринялъ строгое лѣченіе,
подъ руководствомъ Захарьияа ), и главное, печатаю романъ, въ типографіи Ряса, готовлю и посылаю рукопись и
корректуры, и долженъ такъ день за день подъ' страхомъ
штрафа и несвоевременнаго выхода. Это и пріятно, и тяжело, какъ вы знаете.
0 „Дымѣ" я вамъ писать хотѣль давно и, разумѣется,
то самое, что вы мнѣ пишете. Огъ этого то мы и любимъ
другъ друга, что одинаково думаемъ у м о м ъ с е р д ц а,
какъ вы называете. (Еще за это письмо вамь спасибобольшое. У м ъ у м а и у м ъ сердца—это мнѣ многое объяснило). Я про „Дымъ" думаю то, что сила поэзіи лежитъ
и въ любви; направленіе этой силы зависитъ отъ характера.
Безъ силы любви нѣтъ цоэзіи; ложно направленная сила,—
непріятный, слабый характеръ поэта претитъ. Въ Дымѣ"
нѣтъ ни къ чему почти любви и нѣтъ почти поэзіи. Есть
любовь только къ прелюбодѣянію легкому и игривому, и
потому поэзія этой повѣсти противна. Вы видите,—это то
же, что вы пишете. Я боюсь только высказать это мнѣніе,
потому что я не могу трезво смотрѣть на автора, личность
котораго не люблю; но, кажется, мое впечатлѣніе общее
всѣмъ. Еще одинъ кончилъ. Желаю и надѣюсь, что ніікогда
не придетъ мой чередъ. И о васъ тоже думаю. Я отъ васъ
1
м
х
) Московскій профессоръ.
все жду, какъ отъ 20-лѣтняго поэта, и не вѣрю, чтобы вы
кончили. Я свѣжѣе и сильнѣе васъ не знаю человѣка. Потокъ вашъ все течетъ, давая то же извѣстное количество
ведеръ воды—силы.—Колесо, на которое онъ падалъ, сломалось, разстроилось, принято прочь, но потокъ все течетъ,
и ежели онъ ушелъ въ землю, онъ гдѣ-нибудь опять выйдетъ и завертитъ другія колеса. Ради Бога не думайте,
чтобы я это вамъ говорилъ потому, что долгъ платежемъ
красенъ, и что вы мнѣ всегда говорите подбадривающія
вещи, нѣтъ, я всегда и объ одномъ васъ такъ думаю.—Хотѣлъ еще писать, но пріѣхали гости и помѣшали. Прощайте,
обнимаю васъ, милый другъ, и цѣлую руку Марьи Петровны и прошу за меня пожать руку Борисову, у котораго
надѣюсь быть осенью. Я адресую во Мценскъ, потому что
вы тамъ на выборахъ.
Мяѣ такъ хочется васъ видѣть, что я бы пріѣхалъ къ
вамъ, ежели бы было возможно. Благодѣтель, голубчикъ,
пріѣзжайте ко мнѣ на денекъ.
Л . Толстой.
А. А. Ф е т у .
(Ясная Поляна, 1869 г., Авг*. 3 0 ) .
Получилъ ваше письмо и отвѣчаю не столько на него,
сколько на свои мысли о васъ. Ужъ вѣрно я не менѣе вашего тужу о томъ, что мы такъ мало видимся. Я дѣлалъ
планы пріѣхать къ вамъ и дѣлаю еще. Но до сихъ поръ
вотъ не готовъ шестой тожъ, который я думалъ кончить
. мѣсяцъ тому назадъ,—до сихъ поръ, хотя весь давно на«
бранъ,—не конченъ.
Знаете ли, что было для меня нынѣшнее лѣто?—-Неперестающій восторгъ передъ Шопенгауэромъ и рядъ духовныхъ наслажденій, которыхъ я никогда не испытывалъ. Я
выписалъ всѣ его сочиненія и читалъ и читаю (прочелъ и
Канта). И вѣрно ни одинъ студентъ въ свой курсъ не учился
такъ много и столь многаго не узналъ, какъ я въ нынѣшнее лѣто. Не знаю, перемѣню ли я когда мнѣніе, но теперь
я увѣренъ, что Шопенгауэръ геніальнѣйшій изъ людей. Вы
говорили, что онъ такъ себѣ кое что писалъ о философскихъ предметахъ. Какъ кое что? Это весь міръ в ъ невѣроятно ясномъ и красивомъ отраженіи. Я началъ переводить его. Не возьметесь ли и вы за переводъ его?
Мы бы издали вмѣстѣ. Читая его, мнѣ непостижимо, какимъ образомъ можетъ оставаться имя его неизвѣстнымъ?
Объясненіе только одно, то самое, которое онъ такъ часто
повторяетъ, ч ю кромѣ идіотовъ на свѣтѣ почти никого нѣтъ.
Жду васъ съ нетерпѣніемъ къ себѣ. Иногда душитъ неудовлетворевнаяпотребность в ъ родственной натурѣ, какъ вашй,
чтобы высказать все накопившееся.
Вашъ Л. Толстой.
^же написавъ это письмо,—рѣшилъ окончательно свою
поѣздку въ Пензенскую губернію для осмотра имѣнія, которое я намѣреваюсь купить въ тамошней глуши. Я ѣду
завтра 31-го и вернусь около 14-го. Васъ же жду къ себѣ
и прошу вмѣстѣ съ женой къ ея именинамъ, т.-е. пріѣхать
15-го и пробыть у насъ.по крайней мѣрѣ дня три.
Л. Толстой.
Г р а ф и н ѣ С. А. Т о л с т о й .
(Изъ Пензенской губ. 1869 г. Сект.).
Что съ тобой и дѣтьми? Не случилось ли что? Я второй
день мучаюсь безпокойствомъ. Третьяго дня въ ночь я ночевалъ въ Арзамасѣ *) и со мной было что-то необыкновенное. Было два часа ночи, я усталъ страшно, хотѣлось спать
и ничего не болѣло. Но вдругъ на меня напала тоска,
страгъ, ужасъ, такіе, какихъ я никогда не испытывалъ. Подробяости этого чувлъа я тебѣ разскажу впослѣдствіи, но
подобнаго мучительнаго чувства я никогда не испытывалъ
и никому не дай Богъ испытать. Я вскочилъ, велѣлъ закладывать. Пока закладывали, я заснулъ и проснулся здоровымъ. Вчера это чувство въ гораздо меныпей степени
возвратилось во время ѣзды, но я былъ приготовленъ и не
поддавался ему, тѣмъ болѣе, что оно было слабѣе. Нынче
чувствую себя здоровымъ и веселымъ, насколько могу быть
безъ семьи. В ъ эту поѣздку я въ первый разъ почувсгвовалъ, до какой степени я сросся съ тобой и съ дѣтьми. Я
могу оставаться одинъ и въ постоянныхъ занятіяхъ, какъ я
бываю въ Москвѣ, но какъ теперь, безъ дѣла, я рѣпштельно
чувствую, что не могу быть одинъ.
А. А. Ф е т у .
(Ясная Поляна, 1 8 7 0 г., Фе&р. 4 ) .
Письмо ваше, любезный Афанасій Афанаеьевичъ, получилъ я 1-го февраля. Но даже если бы получилъ и н ѣ сколько прежде, я не могъ бы ѣхать. Вы мнѣ пишите: „я
о д и н ъ , о д и н ъ . . . " Аячитаю идумаю: вотъ счастливедъ—
о д и н ъ . А у меня жена, трое дѣтей, четвертый грудной,
двѣ старухи тетки, нянька и двѣ горничныя. И все это
вмѣстѣ больно: лихорадка и жаръ, слабость, головная боль,
кашель. В ъ такомъ положеніи застало меня ваше письмо.
Теперь начинаютъ поправляться; но за столомъ еще обѣдаю
я со старухою теткой изъ десяти человѣкъ. Да и я второй
день боленъ грудью и бокомъ. Какъ только поправимся, то
пріѣду къ вамъ. Многое, очень многое хочется вамъ сообщить. Я очень много читалъ Шекспира, Гете, Пушкина,
*) Л. Н. расчитывалъ купить имѣніе, но покупка не состоялась.
Гоголя, Мольера,—и обо всемъ этомъ многое хочется вамъ
сказать. Я ныяѣшній годъ не получаю ни одного журнала
и ни одной газеты и нахожу, что это очень полезно. Пожалуйста пишите'мнѣ изрѣдка, чтобы мнѣ знать, можно ли
застать васъ дома.
Вашъ Л, Толстой.
А. А. Ф е т у .
«1870 г. Дек.).
Получилъ ваше письмо уже с ъ недѣлю, но не отвѣчалъ
пстому что съ утра до ночи учусь по-гречески. Я ничего
не пишу, а только учусь. И судя по свѣдѣніямъ, дошедшимъ до меня отъ Борисова, ваша кожа, отдаваемая за пергаментъ для моего диплома греческаго, находится въ опасности. Невѣроятно и ни на что не похоже. Но я прочелъ Ксенофонта и теперь а Ііѵге оиѵегт читаю его. Для Гомера же
нуженъ лексиконъ и немного напряженія.
Жду съ нетерпѣніемъ случая показать кому-нибудь этотъ
фокусъ. Но какъ я счастливъ, что ва меня Богъ наслалъ
эту дурь. Во-первыхъ, я наслаждаюсь, во-вторыхъ,—убѣдился, что изо всего истинно прекраснаго и простого прекраснаго, что произвело слово человѣческое, я до сихъ поръ
ничего ве зналъ, какъ и всѣ—и знаютъ, но не понимаютъ,
въ-третьихъ,— тому, что я не пишу и писать дребедени многословной никогда не стану. И виноватъ, и ей-Богу никогда
не буду. Ради Бога объясните мнѣ, почему никто не знаетъ
басенъ Эзопа, ни даже прелестнаго Ксенофонта, не говорю уже о Платонѣ, Гомерѣ, которые мнѣ предстоятъ.
Околько я теперь ужъ могу судить, Гомеръ только изгаженъ
нашими взятыми съ нѣмецкаго образца переводами. Пошлое,
но невольное сравненіе: отварная и дестиллированная вода
и вода изъ ключа, ломящая зубы, съ блескомъ и солнцемъ
и даже соринками. отъ которыхъ она еще чище и свѣжѣе.
В с ѣ этіг Фоссы и Жуковскіе поютъ какимъ-то медово-паточнымъ, горловымъ и подлизывающимъ голосомъ. А тотъ чортъ
и поетъ, и оретъ во всю грудь, и никогда ему въ голову
не приходило, что кто-нибудь его можетъ слушать. Можете
торжествовать: безъ знанія греческаго—нѣтъ образованія.
Но какое знавіе? Какъ его пріобрѣтать? Для чего оно нужно?
На это у меня есть ясные, какъ день, доводы.
Вы не пишете ничего о Марьѣ Петровнѣ, изъ чего съ
радостью заключаемъ, что ея выздоровленіе хорошо подвигается. Мои в с ѣ здоровы и вамъ кланяются.
Вашъ Л.
Толстой.
Г р а ф й н ѣ С. А. Т о л с т о й .
По дорогь между Моеквой и Н. Новгородомъ, 1871 г., Іюнь).
1
Объѣзжалъ выставку ) и немаого опоздалъ. Я подъѣзжалъ
къ дебаркадеру, быгъ второй звонокъ, и билетовъ не выдаютъ. Первое лицо я встрѣчаю растрепаннаго барина съ барыней, который мнѣ кричитъ: хотите взять бплетъ? Я взялъ,
но вещи мои пе пріѣхали и билетъ пропадаетъ. Я говорю:
мнѣ до Нижняго, онъ говоритъ: и я до Нижняго. Я говорю:
мнѣ нельзя одинъ билетъ, мнѣ два. Ояъ говоритъ: у мекя
два. Я заплатилъ барину двадцать р\блей, вскочилъ въ вагонъ, третій звонокъ и поѣхалъ.
Къ чему это не знаю. Но необыкновенно.
Г р а ф и н ѣ С. А. Т о л с т о й .
(Изъ Самарской губ., 1871 г., Іюнь 18).
2
Съ тѣхъ поръ какъ пріѣхалъ сюда ) , каждый день въ
шесть часовъ вечера начинается тоска, какъ лихорадка,
тоска физическая, ощущеніе которой я не могу лучше передать, какъ то, что душа съ тѣломъ разстается. Душеааой
тоскѣ о ..тебѣ я не позволяю подниматься. ІГ никогда не
^умаю о тебѣ и дѣтяхъ, й^хгого не позврляю себѣ думать,
что ^всякую минуту готовъ думать, а стоитъ.раздуматься, то
*^йчасъ/ уІ|ду. Оостоянія я своего не понішаю: или я простудился въ кибиткѣ въ первыя холодныя ночи, или кумысъ
мнѣ вреденъ, но въ три дня, которые я здѣсь, мнѣ хуже.
Главное слабость, тоска, хочется играть въ милашку и плакать, а ни съ башкирами, ни со Степой ) это неудобно.
Брльнѣе мнѣ всего за себя то, что я отъ нездоровья
своего чубстйую* сёбя одаой"'Дёсятой того, что есть. Нѣтъ
умственжыхъ и, главное, поэтическихъ наслажденій. На все
дмотрю, какъ мертвый,.то самре, за что я не любил^мноТгихъ людей. А теперь самъ только вижу, что есть, понимаю,
сообЪажаю, но не вижу насквозь съ любовью, какъ прежде.
Еслй и бываетъ поэтическое расположеніе, то самое кислое,
плаксивое, хочется плакатьг
Ново и интересно многое: и башкиры, отъ которыхъ Геродотомъ пахнетъ, и русскіе мужики, и деревни, особенно
прелеетныя по простотѣ и добротѣ народа.
х
3
Графинѣ С
А. Т о л с т о й .
(Изъ Самарск. г. 1871 г., Іюнь).
4
Поѣздка наша продолжалась 4 ) дня и удалась прекрасно.
Дичи пропасть, дѣвать некуда, утокъ пропасть и ѣсть не3
)
2)
*)
*)
Въ Москвѣ.
На кумысъ.
Шуринъ Л . Н -ча.
На Каралыкъ, въ Са.марск. степяхъ.
кому. й башкиры, и мѣста, г д ѣ мы были, и товарищи наши
прекрасны. Принимали насъ вездѣ съ гостепріимствомъ, ко~
торое трудно описать. Куда пріѣзжаешь, хозяинъ закалываетъ жирнаго курдюкскаго барана, становитъ огромную
кадку кумыса, стелетъ ковры и подушки на полу, сажаетъ
на нихъ гостей и не выпускаетъ, пока не съѣдятъ его барана и не выпьютъ его кумкса. Изъ рукъ поитъ гостей и
руками (безъ вилки въ ротъ) кладетъ гостямъ баранину и
жиръ, и нельзя его обидѣть. Много было смѣшного. Мы съ
Костеиькой пили и ѣли съ удовольствіемъ, и это намъ,
очевидно, было въ пользу, но Степа и баронъ были смѣшны
и жалки, особенно баронъ. Бму хотѣлось не отставать и онъ
пилъ, но подъ конецъ его вырвало на ковры, и потомъ когда
мы на обратяомъ пути намекнули не заѣхать ли опять къ
гостепріимному башкиру, то онъ чуть не со слезами сталъ
просить, чтобы не ѣздили.
А. А. Ф е т у .
(Изъ Уфимской губ. 1871 г., Іюль 18).
Благодарю васъ за Ваше пясьмо, любезный другъ. Кажется, что жена сдѣлала фальшивую тревогу, отославъ меня
на кумысъ и убѣдивъ меня, что я боленъ. Какъ бы то ни
было, теперь, п о с л ѣ 4 - х ъ недѣль, я, кажется, совсѣмъ оправился. И какъ слѣдуетъ при кумысномъ лѣченіи,—съ утра
до вечера пьянъ, потѣю и нахожу въ этомъ удовольствіе.
Здѣсь очень хорошо, и если бы не тоска по семьѣ, я былъ
бы совершенно счастливъ здѣсь. Если бы начать описывать,
то я исписалъ бы сто листовъ, описывая здѣшній край и
мои занятія. Читаю и Геродота, который съ подробностью и
большою вѣрностью описываетъ тѣхъ самыхъ галакто-фаговъ-скифовъ, среди которыхъ я живу.
Вчера началъ писать это письмо, и писалъ, что я здоровъ. Нынче опять болитъбокъ. Самъне знаю, насколько я
яездоровъ, но нехорошо уже то, что принужденъ и не могу не думать о моемъ бокѣ и груди. Жара третій день
стоитъ страшная. В ъ кибиткѣ накалено, какъ на полкѣ, но
мнѣ это пріятно. Край здѣсь прекрасный, по своему возрасту только что выходящій изъ дѣвственности, по богатетву, здоровью и въ особенности по простотѣ и неиспорченности народа. Я, какъ и вездѣ, примѣриваюсь, не купить
ли имѣніе. Это мнѣ занятіе и лучшій предлогъ для узнанія настоящаго положенія края. Теперь остается 10 дней
до шести недѣль, тогда напишу Вамъ и устроимся, чтобы
увидѣться. Помогай Вамъ Богъ съ Вашими трудами. Хомутовъ на васъ много: и труднѣе, и интереснѣе всѣхъ Петя.
Поцѣлуйте его за меня. Душевный поклонъ Марьѣ Петровнѣ.
Л. Толспюй.
НН.
Страхову.
(Яоная Поляна, 1872 г . , ) .
Знаете ли, что меня въ васъ поразило всего болѣе? Это
выраженіе вашего лица, когда вы разъ, не зная, что я въ
кабянетѣ, вошли изъ сада въ балконную дверь. Это выра- •
женіе чуждое, сосредоточенное и строгое, объяснило мнѣ
васъ разумѣется съ помощыо того, что вы писали и говорили. Я увѣренъ, что вы предназначены къчисто философской дѣятельности. Я говорю „чисто", въ смыслѣ отрѣшенія отъ поэтическаго, религіознаго объясненія вещей. Ибо
философія чисто умственная есть уродливое западное произведеніе, и ни грекъ Платонъ, ни ІНопенгауэръ, ни русскіе
мыслители не понимали ее такъ. У васъ есть одно качество,
которое я не встрѣчалъ ни у кого изъ русскихъ: это—при
ясности и краткости изложенія мягкость, соединенная съ
силой: вы не зубами рвете, а мягкими сильными лапами. Я
не знаю содержанія вашего предполагаемаго труда, но заглавіе мнѣ очень нравится, если оно опредѣляетъ содержаніе въ общемъ смыслѣ. Но да не будетъ это статья, но пожалуйста сочиненіе. Но бросьте развратную журнальную
дѣятельность. Я вамъ про себя скажу: вы, вѣрно, испытываете то, что я испытывалъ тогда, когда жилъ, какъ вы въ
суетѣ, что изрѣдка выпадаютъ въ мѣсяцы часы досуга и
тишины, во время которыхъ вокругъ тебя устанавливается
понемногу ничѣмъ не нарушимая своя собственная атмосфера и въ этой атмосферѣ всѣ жизненныя явленія начинаютъ размѣщаться такъ, какъ они должны быть и сугь
для тебя, и чувствуешь себя и свои силы: какъ измученный человѣкъ послѣ бани. И въ эти то минуты для себя
(не для другихъ) истинно хочется работать и бываешь счастливъ однимъ сознаніемъ себя и своихъ силъ, иногда и работы. Это-то чувство вы, я думаю, испытываете, и нерѣдко
и я прежде, теперь же это мое нормальное положеніе, и
только изрѣдка я испытываю ту суету, въ которой и вы
меня застали и которая только изрѣдка прерываетъ это состояніе. Вотъ этого то я бы желалъ вамъ.
Левъ Толстоік
Н. Н. С т р а х о в у .
1872
г.
Огромныхъ денегъ я не жду за книгу V н даже у в ѣ ренъ, что хотя и слѣдовало бы, ихъ не будетъ; первое изданіе разойдется сейчасъ же, а потомъ особенности книги
разсердятъ педагоговъ, всю книгу растащатъ по хрестоматіямъ, и книга не пойдетъ. Имѣютъ свои судьбы книги, и
авторы чувствуютъ эти судьбы. Такъ и вы знаете, что ваша
1
) Азбуку.
книга хороша, и я это знаю, но вы чувствуете, что она не
пойдетъ. Издавая „Войну и миръ", я знаю, что она исполнена недостатковъ, но знаю, что она будетъ имѣть тотъ самый успѣхъ, какой она имѣла, а теперь вижу очень мало
недостатковъ въ Азбукѣ, знаю ея огромное преимущество
надъ всѣми книгами и не жду успѣха, именно того, который должна имѣть учебная книга.
Л. Толстоѵ.
А. А. Ф е т у .
(Яоная Поляна, (872
г., Февр. 20)
Какъ мнѣ грустно было узнать, что вы были въ Москвѣ
и еще хуже, что, когда я на дняхъ въ другой разъ пріѣхалъ въ Москву, я узналъ, что вы наканунѣ уѣхали. Какъ
же было не написать мнѣ словечко о своемъположеніи? Я
могу не переписываться по годамъ со своими друзьями, но
когда другъ въ бѣдѣ, то ужасно совѣстно и больно не знать.
Напишите, какъ вы теперь? Не зарабатывайтесь своимъ судействомъ. Вы мнѣ это проповѣдываете, а вамъ едва ли не
нужнѣе, я ужъ лѣтъ 9 не помню васъ хоть на денекъ спокойнымъ и свободнымъ. В ъ Москвѣ теперь хотѣлъ съѣздить
къ Боткину, чтобы разузнать про васъ, но самъ заболѣлъ,
пролежалъ и больной насилу добрался домой. Теперь лучше. Дома все хорошо; и домъ вы нашъ не узнаете; мы всю
зиму ужъ пользуемся новой пристройкой. Еще новость,
это—что я опять завелъ школу, и жена и дѣти, мы в с ѣ
учимъ и всѣ довольны. Я кончилъ свои азбуки, печатаю и
прішимаюсь за душевное сочиненіе, котораго не только въ
пиеьмѣ, но и на словахъ едва ли разскажу, несмотря на то,
что вы тотъ, кому можно разсказать. Теиерь пишу и вспоминаю, какъ давно мы потерялись изъ виду. Напишите пожалуйста поподробнѣе. Жена и я просимъ передать душевный привѣтъ Марьѣ Петровнѣ. Какъ ея здоровье? Прощайте.
Вашъ искренній другъ Л.
Толстой.
А. Ф. П и с е м с к о м у.
0 8 7 2 г., ІѴІаргъ 3).
Мплостивый Грсударь Алексѣй Феофилактовичъ.
Отъ всей души благодарю за ваше письмо и присылку
книги. Кромѣ удовольствія вашего письма, это сдѣлало то,
что я второй разъ прочелъ вашъ романъ *) и второе чтеніе
только усилило то впечатлѣніе, о которомъ я говорилъ
вамъ. Третья.часть, которую я еще не читалъ тогда—такъ
3
) Дѣло, вѣроятно, идетъ о романѣ Писемскаго Въ водоворотѣ", изданномъ въ 1872 г. и ранѣе напечатанномъ въ „Бесѣдѣ* С. В. Юрьева
1871 г.
я
же прекрасна—какъ первыя главы, которыя меня при первомъ чтеніи привели въ восторгъ. Одно только непріятное
впечатлѣніе произвели на меня ваши письма, это то, что
мнѣ стало совѣстно, что я не былъ у васъ.
Въ первый разъ, какъ буду, устроюсь, чтобы провести у
васъ вечеръ. Перфильевъ, впрочемъ, знаетъ» какой я всегда
шальной въ Москвѣ.
Искренно уважающій и иреданный гр. Л. Толстой.
Н. Н. С т р а х о в у .
(Ясная Поляна ~!872 г., Мартъ).
г
Замѣтили ли вы въ наше время въ мірѣ русской поэзіи связь между двумя явленіями, находящимися между
собой въ обратномъ отношеніи: упадокъ поэтическаго творчества всякаго рода—музыки, живописи, поэзіи и стремленіе
къ изученію русской народной поэзіи всякаго рода,—музыки, живошіси и украшенія, и поэзіи. Мнѣ кажется, что
это даже не упадокъ, смерть съ залогомъ возрожденія въ
народности. Послѣдняя волна, поэтилеская парабола, была
при Пушкинѣ на высшей точкѣ, потомъ Лермонтовъ, Гоголь,
мы грѣшные, и ушла подъ землю, другая линія пошла въ
изученіе народа и выплыветъ, Богъ дастъ, а Пушкина періодъ умеръ, совсѣмъ сошелъ на нѣтъ.
Вы понимаете, вѣроятно, что я хочу сказать. Счаетливы
тѣ, кто будутъ участвовать въ выплываніи. Я надѣюсь.
Л. Толстой.
Н. Н. Стр а х о в у .
(Ясная Поляна, 1 8 7 2 г., Авг. 7).
Я до одурѣнія занимаюсь эти дни окончаніемъ ариѳметики. Умноженіе и дѣленіе кончены и кончаю дроби. Вы
будете смѣяться надо мной, что я взялся не за свое дѣло,
но мнѣ кажется, чго ариѳметика будетъ лучшее въ книгѣ.
Л. Толстой.
Г р а ф п н ѣ А. А. Т о л с т о й .
(Ясная Поляна, 1872 г., Авг.).
Любезный другъ Аіехагкігіпе,— вы одна изъ тѣхъ людей,
которые всѣмъ существомъ своимъ говорятъ: „Я хочу рагдѣлить съ тобою твои горести, а ты со мною—раздѣли свок
радости". II я вотъ, всегда, разсказывающій вамъ о своемъ
счастьѣ, теперь ищу вашего сочувствія въ моемъ горѣ.
Нежданно, негаданно на меня обрушилось событіе ) , измѣнившее всю мою жизнь.
а
г
) Событіе з а к л ю ч а л о с ь в ъ томъ, что молодой б ы к ъ и з ъ графснаго
стада з а б о д а л ъ пастуха. Молодой с у д е б н ы й с л ѣ д о в а т е л ь привлекъ Л. 1і.
къ отвѣтственности" и з с я ч е с к и
и з в о д и л ъ его с в о и м ъ
слѣдовательскииъ
усердіемъ.
Страшно подумать, страшно зспомнить о всѣгь мерзостяхъ, которыя мнѣ дѣлали, дѣлаютъ и будутъ дѣлать.
Съ сѣдой бородой, съ шестьго дѣтьми и съ сознаніемъ
полезной и трудовой жизни, съ твердой увѣренностью,
что я не могу быть виновнымъ, съ презрѣніемъ, котораго я не могу не имѣть къ новымъ судамъ, сколько я
ихъ видѣлъ, съ однимъ желаніемъ, чтобы меня остазили
въ покоѣ, какъ я всѣхъ оставляю въ покоѣ. Невыносимо
жить въ Россін—со страхомъ, что каждый мальчикъ, котерому лицо мое не понравшюсь, можетъ заставить меня сидѣть на лавкѣ передъ судомъ, а потомъ въ острогѣ...
Н. Н. С т р а х о в у .
(Ясная Поляна, 1872 г., Сент. 35).
Вы вѣрно сердитесь и досадуете на меня, дорогой Нико
лай Нлколаевичъ, и имѣете полное право, за то, что я не
отвѣтилъ, не посылалъ денегъ. п не шсылаю ариѳметики
4-й книги. Я виноватъ, но вы не можете себѣ представить,
до чего я разсгроенъ и взволнованъ всѣ эти дни. Случилось во время моего отсутствія въ Самарѣ, что молодой
быкъ убилъ на смерть пастуха. И я узналъ, что такое наши
суды и подъ какимъ^ дамокловымъ мечомъ мы всѣ живемъ.
Я подъ слѣдствіемъ, обязанъ подпиской не выѣзжать изъ
дома. Тутъ же мнѣ привелось быть присяжнымъ, и вы не
можете себѣ представить всѣхъ мелкихъ мерзостей, которыя
мнѣ дѣлаетъ судъ, и признаюсь, какъ это ни стыдно, что
я еще не дошелъ до положенія Аксенова. Можетъ быть
дойду, когда меня посадятъ въ острогъ, что очень возможно,
но теперь я раздраженъ такъ, что боленъ физически и нравственяо, и не могу ни о чемъ думать, кромѣ того, какъ о
томъ, за что мучаютъ человѣка, который всѣхъ оставляетъ
въ покоѣ и тоттько объ одномъ проситъ, чтобы его оставили
въ покоѣ. Теперь я такъ раздраженъ, что рѣшилъ уѣхать
въ Англію и продать все, что имѣю въ Россіи. Не буду
оппсывать вамъ зсего. Это скучно и меня раздражаетъ."
Л?въ Толсто^.
А. А. Ф е т у .
Ясная Поляна, 1872 г.. Ноябрь 8 2;.
Какъ стыдно луку передъ розой.
Хотя стыда. причины нѣтъ;
Такъ стыдно мнѣ отвѣтить прозой
На вызовъ вашъ, любезный Фетъ.
Итакъ, пишу впервой стггхами,
Но не безъ робоети, отвѣтъ.—Когда? Куда? Рѣшайте сами,
Но заѣзжайте къ намъ, о Фетъ.
Сухимъ дозоленъ буду лѣтомъ,
Пусть погкбаютъ рожь, ячмень,
Коль побесѣдовать мнѣ съ Фетомъ
Удастся вволю цѣлый день.
Заботливы мк слипгкомъ оба,
Пускай въ грядуідемъ много бѣдъ.
Своя довлѣетъ дневи злоба,—
Такъ лучше жить, любезный Фетъ.
Безъ шутокъ, пишите поскорѣе, чтобы знать, когда выслать за вами лошадей. Ужасно хочется васъ видѣть.
Вашъ Л . Толстой.
II з л а т е ,т ю „М о с к. В ѣ д."
(1872 г., Ноябрь (?).
Я прочелъ и слышалъ съ разныхъ сторонъ упреки моей
Азбукѣ за то, что я будто бы не зная или не хотя знать
вводимаго нынче повсемѣстно звукового способа, предлагаю
въ своей книгѣ старый и трудный способъ азовъ и складовъ.
Въ этомъ упрекѣ есть очевидное недоразумѣніе. Звуковой
способъ мнѣ не только хорошо извѣстенъ, но едва лн.не я
первый привезъ его и пспыталъ въ Россія 12 лѣтъ тому
назадъ, послѣ своей поѣздки по Европѣ съ цѣлью педагогическаго изученія. Испытывая тогда и нѣсколько разъ
потомъ обученіе грамотѣ, по звуковому методу, который, кромѣ
того, что противенъ духу русскаго языка и иривычкамъ народа, іі кромѣ того, что требуетъ особо составленныхъ длянего
книгъ, и кромѣ огромной трудности его примѣпенія и многихъ другихъ неудобствъ, о которыхъ говорить здѣсь не
мѣсто, неудобенъ для русскихъ школъ, это обученіе по немъ
трудно и продолжительно, п что методъ этотъ легко можетъ
быть замѣненъ другимъ. Этотъ то другой методъ, состоящій
въ томъ, чтобы называть всѣ согласныя съ гласной буквой
и складывать на слухъ безъ книги, и былъ мною придуманъ еще 12 лѣтъ тому назадъ, употребляемъ мной лично
во всѣхъ моихъ школахъ и, по собственному ихъ выбору,
всѣми учителями школъ, находившимися подъ моимъ руководствомъ, и всегда съ одинаковымъ успѣхомъ. Этотъ то
пріемъ я п предлагаю въ своей Азбукѣ. Онъ имѣетъ только
внѣшнее сходство со способомъ азовъ и складовъ, въ чемъ
легко убѣдится всякій, кто дастъ себѣ трудъ прочесть руководство для учителя въ моей Азбукѣ. Способъ этотъ отличается отъ всѣхъ другихъ неизвѣстяыхъ мнѣ пріемовъ
обученія грамотѣ особенно тѣмъ, что по немъ ученики выучиваются грамотѣ гораздо скорѣе, чѣмъ по всякому другому: способный ученикъ выучивается въ 3—4 урока хотя
медленно, но правильно читать, а неспособный не болѣе, какъ
въ 10 уроковъ. Поэтому всѣхъ тѣхъ, которые утверждаютъ,
что звуковой способъ есть самый лучшій, быстрый и разум-
ный, я прошу сдѣлать только то, что я сдѣлалъ неодеократно, что я также предложилъ Московскому Комитету
Грамотности сдѣлать публично, т. е. сдѣлать опытъ обученія нѣсколькихъ учениковъ по тому и другому способу.
Дѣло обученія грамотѣ есть дѣло практическое, и показать лучшій и удобнѣйшій пріемъ обученія грамотѣ можетъ
только опытъ, а не разсужденія, а потому всѣхъ тѣхъ, ког©
должно интересовать и интересуетъ дѣло грамотности, я
прошу, до произнесенія рѣшенія, сдѣлать опытъ.
Самый процессъ обученія грамотѣ есть одно изъ ничтожнѣйшихъ дѣлъ во всей области народнаго образованія, какъ
я это уже высказалъ и въ издаваемомъ мною журналь
12 лѣтъ тому назадъ и въ наставленіи для учителя въ изданной недавно Азбукѣ, н.о и въ этомъ ничтожномъ отвосительно дѣлѣ для чего итги хитрымъ и труднымъ путемъ
звукового способа, когда можно того же самаго достигнуть
нроще и скорѣе.
Л.
Толстой.
Н. Н. С т р а х о в у .
(Яская Поляна, 1873 г., Янв.).
Объ и с к а н і и в ѣ р ы . . . Вы пашите, что всякія сдѣлки
съ мыслью вамъ противны, мнѣ тоже. • И еще шішите, чтѳ
для вѣрующихъ всякая безсмыслица хороша, лишь бы
п а х л о б л а г о ч е с т і е м ъ ( я б ы замѣтилъ: лишь бы проникнуто было вѣрою, надеждою и любовью). Они въ безсмыслицахъ, какъ рыба въ водѣ, имъ противно ясное и
опредѣленное. И я тоже. Яобъ этомъ началъ писать и написалъ довольно много, но теперь оставилъ, увлекшись другими занятіями, но разсчитывая на вашу способность (необычайную) понимать другихъ, попытаюсь въ этомъ письмѣ *
сказать, почему я думаю, что то, что вамъ кажется страннымъ, вовсе не странно. Разумъ мнѣ ничего не говоритъ ж
не можетъ сказать на три вопроса, которые легко выразить
однимъ: что я такое? Огвѣты на эти вопросы даетъ мнѣ въ
глубинѣ сознанія какое то чувство. Тѣ отвѣты, которые мнѣ
даетъ это чувство, смутны, неясны, невыразимы слѳвами
(орудіемъ мысли); но я не одинъ искалъ и ищу отвѣта на
эти вопросы. Все жившее человѣчество въ каждой душѣ
мучимо было тѣми же вопросами и получало тѣ же смутные отвѣты въ своей душѣ. Милліарды смз^тныхъ отвѣтовъ
однозначащихъ дали опредѣленность отвѣтамъ. Отвѣты ѳти—
религія. На взглядъ разума отвѣты безсмысленны. Безсмысленныдаже по одному тому, что они выражены словамнг,
но они все таки одни отвѣчаютъ на вопросы сердца. Какъ
выраженіе, какъ форма, они безсмысленны, но, какъ содержаніе, они одни истинны. Сімотрю всѣмн глазами ва форму—
содержаніе ускользаетъ; смотрю всѣми глазами на содержаніе—мнѣ дѣла нѣтъ до формы.
Я ищу отвѣта на вопросы по существу своему во имя
разума и требую, чтобы они выражены были словомъ,. орудіемъ разума, и потому удивляюсь, что форма отвѣтовъ не
удовлетворяетъ разума. Но вы скажете: поэтому и отзѣтовъ не можетъ быть. Нѣтъ, вы не скажете этого, потому
что вы знаете, что отвѣты есть, что этими отвѣтами только
живутъ, жили всѣ люди и вы сами живете. Сказать, что
зтжхъ огвѣтовъ не можетъ быть,—все равно, что сказать,
ѣхавпш по льду, что рѣки не могутъ замерэать потому, что
отъ холода тѣла сжимаются, ане расширяются. Сказать, что
этж отвѣты безсмысленны,—то же, что сказать, что я чего
то въ яихъ не умѣю понимать. И не умѣете вы понимать,
какъ мнѣ кажется, вотъ отчего: отвѣты спрашиваются не
на вопросы разума, а на вопросы другіе. Я называю ихъ
вопросами сердца.
На этп вопросы съ тѣхъ поръ, какъ существуетъ родъ
человѣческій, отвѣчаютъ люди не словами, орудіемъ разума,
частью проявленія жизни, а всей жизнью, дѣйствіями, изъ
которыхъ слово есть одва только часть.
Всѣ тѣ вѣрованія, которыя я имѣю, и вы, и весь народъ,
основаны не на словахъ и разсужденіяхъ, а-на рядѣ дѣйствій, жизни люДей, непосредственно (какъ зѣвота) вліяввшхъ одни на другихъ, начиная съ жизней Авраамовъ,
Моисеевъ, Христовъ, святыхъ отцовъ, ихъ жизвями и внѣшними даже дѣйствіями—колѣнопреклоневіямд, постомъ, соблюденіями дней и т. д. Во всей массѣ безчисленныхъ дѣйствій этихъ людей почему-то извѣстныя дѣйствія выдѣлялись и составляли одно цѣлое преданіе, служащее единственнымъ отвѣтомъ на вопросы сердца. И потому для меня
въ этомъ преданіи не только нѣтъ ничего безсмысденнаго,
но я даже и не понимаю, какъ къ этимъ явленіямъ прилагать провѣрку смысленнаго и безсмысленнаго. Одна провѣрка, которой я подвергаю и всегда буду подвергать эти
преданія, это то, согласны ли даваемые отвѣты съ смутнымъ
одиночнымъ отвѣтомъ, вачертаннымъ у меня въ глубинѣ
сознанія (о которомъ я говорилъ раньше). И потому, когда
мнѣ это преданіе говориіъ, что я долженъ хоть разъ въ
годъ пить вино, которое называется кровью Бога, я, нонимая по.-своему или вовсе не понимая этого акта, исполняю
его. Въ немъ нѣтъ ничего такого, что бы противорѣчило
смутному сознанію. Также я въ извѣстные дни ѣмъ капусту, а въ другіе—мясо; но когда мнѣ преданіе (изуродованное борьбой разумѣній съ различными толкованіями) говоритъ: „будемте всѣ молиться, чтобы побить поболыпе турокъ", или даже говоритъ, что тотъ, кто не вѣритъ, что это
настоящая кровь и т. п., тогда, справляясь не съ разумѣніемъ,
но хоть съ смутнымъ, но несомнѣннымъ голбсомъ сердца
я говорю,это преданіе—дожное. Такъчто я вполнѣ плаваю
какъ рыба въ водѣ въ безсмыблицахъ и только не покоряюсь тогда, когда преданіе мнѣ передаетъ осмысленныя имъ.
дѣйствія, не совпадающія съ основяой безсмыслицей смутнаго сознанія, лежавшаго въ моемъ сердцѣ. Если вы поймете, несмотря на неточность моихъ выраженій, мою мысль.
напишите, пожалуйста, согласны ли вы съ ней иліі нѣтъ, Е
тогда, почему. Совѣстяо мнѣ говорить, но говорю, что чувствую. Я такъ убѣжденъ въ томъ, что я говорю, н убѣжденіе это такъ для меня отрадко, что я не для себя желаю
вашего сужденія, но для васъ. Мнѣ бы хотѣлось, чтобы вы
испытывали то же спокойствіе и ту же свободу духовную,
которую испытываю я. Знаю, что пути постигновенія даже
формальныхъ математическяхъ истинъ для каждаго ума-—
свои, тѣмъ болѣе они должны быть свои собственныя для
постигновенія метафизическихъ истинъ, но мнѣ такъ ясно
(какъ фокусъ, который вамъ показанъ), что не могу понять,
въ чемъ для другихъ можетъ быть еще непонятенъ эготъ
фокусъ. Знаю тоже, что если мнѣ въ Москву надо ѣхать на
сѣверъ и сѣсть на машину въ Тулъ. то это никакъ не можетъ служить общимъ правиломъ для всѣхъ людей, находящлхея на разныхъ конпахъ свѣта ижелающихъ пріѣхать
въ Москву, тѣмъ болѣе для васъ, погому что зыаю, что у
васъ съ собой много поклажи (ваше знапіе и прошедшіе
груды), а я налегкѣ, но я могу васъ увѣрить, что я въ
Москвѣ, больше никуда не могу желать ѣхать и что въ
Москвѣ очень хорошо,
Левъ Толетой
Г-жѣ Пейкеръ.
(Ясная Поляна, І873 г.).
Я потому только мало сочувсгвую народному журналу,
что я слишкомъ ему сочувствую. я убѣжденъ, что тѣ, которые возьмутся. будутъ а септ Ііеиеа отъ того, что нужно для
народа. Мои требованія, льщу себя яадеждой, одішаковыя
съ требованіемъ народа, это—чтобы журналъ былъ пбнятенъ.
А этого-то и не будетъ. Понятливость, доступность есть не
только необходимое условіе для того, чтобы народъ чпталъ
охотно, но есть, по моему убѣжденію, узда для того, чтобы
не было въ журналѣ глупаго, неумѣстнаго, бездарнаго. Если
бы я былъ издатель народнаго журнала, я бы сказалъ своимъ сотрудникамъ: пишите, что хотите. Проповѣдуйте кЪммуниЗхМЪ, хлыстовскую вѣру, протестантизмъ,—что хотите, но
только такъ, чтобы каждое слово было понятяо тому ломовому извозчику, который будетъ везти экземпляры пзъ типографіи, и я увѣренъ, что кромѣ честнаио, здраваго и хорошаго ничего не будетъ въ журналѣ. Я не шучу и не
желаю говорить парадоксовъ, а твердо знаю это изъ опыта.
Совершенво понятнымъ л простымъязыкомъ
н и ч е г о д у р н о г о н е л ь з я б у д е т ъ н а п и с а т ь . Все
безяравственное представится столь безобразнымъ, что сей-
часъ же будетъ отброшеяо, ьое сектаторское, протестантское
ли, хлыстовское ли—явится столь ложнымъ, еслл будетъ
высказано безъ непонятныхъ фразъ, все сколько-нибудь поучігтельное, популярно-научное, но не серьезное и, большей
частью, ложное, чѣмъ всегда переполняются народные журяалы, тоже безъ фразъ, а выраженное понятнымъ языкомъ,
покажется етоль глупо и бѣдно, что тоже откинется. Если
кародный журналъ серьезно хочетъ быть народнымъ журналомъ, то ему надо только стараться быть понятнымъ, и
достигнуть втого не трудно. Съ одяой стороны стоить только
пропускать всѣ эти статыг черезъ цензуру дворниковъ, извозчиковъ, черныхъ кухарокъ. Если ни на одномъ словѣ
чтецъ не остановится, не понявъ, то статья прекрасна. Если
же прочтя статью, никто изъ нихъ не можетъ разсказать
про что прочелъ, статья никуда не годится.
Я истинно сочувствую народному журналу и надѣюсь,
что вы отчасти согласитесь со мной, и потому говорю все
это. Но знаю тоже, что 0 , 9 9 9 сочтутъ мои слова или просто
глупостью, или желаніемъ оригинальничать, тогда какъ я,
напротивъ, въ изданіи дамами журнала для яарода—дамами,
и думающими п говорящими не по-русски и беаъ желанія
справиться съ тѣмъ, понимаетъ ли ихъ пародъ—вижу самую
страннуго и забавную шутку.
Я сказалъ: понятности достигнуть очень легко, съ одной
стороны—стоитъ только въ рукописяхъ читать и давать читать народу, но, съ другой стороны, издавать журналъ понятяый—очень трудно. Трудно, потому что окажется очень
мало матеріала. Будетъ безпрестанно оказываться то, что
статья, нризнанная с Ь а г т а п і въ кругу редакціи, какъ скоро
прочтется въ кухнѣ, будетъ признана никуда негодной, или
что лзъ 10-тп листовъ словъ окажется дѣла на 10 строкъ.
Л.
Толстоп.
А. А. Ф е т у .
Ясная Поляна, 1873 г., Май 81):
Стихотвореніе ваше ирекрасно. Это новое, никогда не
уловленное прежде чувство боли отъ красоты выражено
прелестно. У васъ весною поднимаются поэтическія дрожжи,
а у меня воспріимчивость къ поэзіи.
Я былъ въ Москвѣ, купилъ 4 3 номера покупокъ на 4 5 0
рублей, и ужъ не ѣхать послѣ этого въ Самару нельзя.
Какъ уживается въ новомъ гнѣздѣ ваша пташка? Не забывайте насъ. До 20-го мы не уѣдемъ, а послѣ 20-го адресъ—
Самара.
Вашъ Л. Толстон.
А. А. Ф е т у .
(Ясная Поляна, 1873 г., Ноябрь 18).
У насъ горе: Петя меныпой заболѣлъ крупомъ и въ лва
дня умеръ. Это первая смерть за 11 лѣтъ въ нашей семьѣ?
и для жены очеиь тяжелая. Утѣшаться можно, что если бы
выбирать одного изъ насъ восьмерыхъ, эта смерть легче
веѣхъ и для всѣхъ; но сердце и особенно материнское—это
удивительное высшее проявленіе Божества на землѣ,—не
разсуждаетъ, и жена очень горюетъ. Благодарю васъ, что
не забываете меня письмами. Какъ бы хорошо было, еслк
бы не забыли и проѣзжая въ Москву.
Порадовался я успѣхамъ вашихъ занятій съ Оленькой; я
такъ и ждалъ. У меня одно изъ лучшихъ, радостнѣйшихъ
занятій—это уроки съ дѣтьми математики и греческаго.
Я^редайте нашъ душевный привѣтъ Марьѣ Петровнѣ.
Вашъ Л . Толетой. -
А. А. Ф е т у .
(Ясная Поляна, 1874 г., Мартъ).
У насъ горе за горемъ: вы съ Марьей Петровной вѣрно
пожалѣете насъ, главное Соню *). Менъшой сынъ іо-ти мѣсяцевъ заболѣлъ недѣли три тому назадъ той страшной болѣзнью, которую называютъ головною водянкою, и послѣ
страшныхъ 3-хнедѣльныхъ мученій третьяго дня умеръ,
а ныяче мы его схоронили. Мнѣ это тяжело черезъ жену,
но ей, кормившей самой, было очень трудно.
Вы хвалите К а р е н и н у ) , мнѣ это очень пріятно, да и
какъ я слышу, ее хвалятъ; но навѣрное никогда не было
писателя, столь равнодушнаго къ своему успѣху, какъ я.
Съ одной стороны школьныя * дѣла, съ другой—страняое
дѣло—сюжетъ новаго писанья, овладѣвшій мною именно въ
самое тяжелое время болѣзни ребенка, и самая эта болѣзнь
и смерть.
Ваше стихотвореніе мнѣ кажется эмбріономъ прекраснаго
стихотворенія; оно, какъ поэтическая мысль, мнѣ совершенно
ясно, но совершенно неясао, какъ произведеніе слова. Отъ
Тургенёва получилъ переводъ, напечатанный въ Т е т р з
Д в у х ъ г у с а р о в ъ и письмо въ третьемъ лицѣ, просящее
извѣстить, что я получилъ и что Г-жой Віардо и Тургеневымъ переводятся другія повѣсти,—что ни то, ни другое
совсѣмъ не нужно было.
Очень благодарю Петра Афан. за генеалогію лошадей. Я
2
%
1) Жена Л-а
2) , А н н а
Н-ча.
Каренина*.
б<з»съ только, не слишкомъ ли тяжелъ и рысистъ молодой
жеребецъ; старый жеребецъ мнѣ больше бы нравился. Очень
рада будемъ съ женою, если вы съ Марьей Петровной заѣдете къ намъ и нодарите намъ денекъ.
I. Н. Н І а т и л о в у .
(1874 г. Май (?).
Милостивый государь, Іосифъ Николаевичъ!
Постараюсь исполнить ваше желаніе, т. е. написать то,
ш приблизительно то, что было высказано мною въ по•лѣцнемъ засѣданіи комитета ). Исполняю это съ особеннымъ удовольствіемъ еще и потому, что въ прежнемъ протоколѣ засѣданія, въ которомъ напечатаны мои слова (я
только что прочелъ его), я нашелъ много не имѣющихъ
яснаго смысла фразъ, которыхъ'я, помнится, не говорилъ.
Бсли то, что было говорено мною въ послѣднемъ засѣданіи,
должно быть напечатано, то настоящее письмо или можетъ
быть напечатано вмѣсто стенографическаго отчета, илн можетъ служить ему повѣркой.
Огіытъ испытанія преимущества того или другого метода
посредствомъ учрежденія двухъ школъ и экзамена былъ
столь неудаченъ, что послѣ испытанія оказались возможными
самыя противоположныя суждеяія. Были сдѣланы ошибки
въ самомъ устройствѣ школъ. Первая ошибка состояла въ
томъ, что взяты въ школы дѣти слишкомъ малыя, ниже
того возраста и зрѣлости, при которомъ дѣтя бываютъ способны къ ученію. Очевидно, что на дѣтяхъ, неспособныхъ
еще учиться, нельзя дѣлать опыта, какимъ образомъ легче
и труднѣе учиться. Трехлѣтній ребенокъ одинаково не выучится; ни по какому способу пяти, шесгилѣтній почти ни
чему не выучится; только на дѣтяхъ 10, 11 лѣтъ можно видѣть, по какому способу они выучатся скорѣе. Большинство
же учениковъ обѣихъ школъ были дѣти 6, 7 и 8 лѣтъ, не
достигшія еще возраста школьной зрѣлости, и поэтому только
на старшихъ ученикахъ могло выказаться преимущество того
или другого способа. Въ обѣихъ школахъ было только по
трое такихъ, и потому, сравнивая успѣхи той и другой
школы, я буду говор'ить преимущественно о трехъ старшихъ
ученикахъ.
Вторая ошибка состояла въ томъ, что допущены были
въ школу посѣтители. Въ напечатанномъ въ моей „Азбукѣ"
краткомъ руководствѣ для учителя сказано, что одно изъ
главныхъ условій для успѣха ученія состоитъ въ томъ, чтобы тамъ, гдѣучатся, не было предметовъ и ліщъ^ развлекающихъ вниманіе учениковъ. Казалось бы, что условіе это должно быть одинаково невыгодно какъ для той. такъ и для друх
х
) Моско^скій Комитетъ Грамотности.
гой школы, но оно было невыгодяо только для моеП шка:н
нотому что главное основаніе обучеяія по моему способу
состоитъ въ отсутствіи принужденія и въ свободпомъ иятересѣ ученика къ тому, что ему предлагаютъ учителя, тогда
какъ обученіе въ звуковой школѣ основано на принужденіи
и весьма строгой дисциплинѣ. Понятно, что учителю легче
заинтересовать ученика тамъ, гдѣ нѣтъ ничего развлекающаго вниманіе *у ениковъ, а тамъ, гдѣ посгояняо входятъ и
выходятъ новыя лица, привлечь вниманіе ученика будетъ
очень трудно, и что,. напротивъ, въ принудителыюй школѣ
вліяніе развлеченія будетъ менѣе ощутительно.
Третья ошибка состоитъ въ томъ, что г. Протоп опов
отступилъ при обученіи въ своей школѣ отъ пріемовъ, ко
торыя я считаю вредными, но которые считаются необходимымъ условіемъ обученія при звуковомъ методѣ. Отступленіе это, безъ сомнѣнія, было очень выгодво для обучавшихся
дѣтей, и если бы сторонники звукового метода признали,
что это отступлевіе не случайно, то одной изъ главныхъ
сторонъ моего разпогласія съ ними не существовало бы.
Отступленіе г. Протопопова отъ своего метода состояло, вопервыхъ, въ томъ, что онъ не исполнилъ требованія такъ называемаго нагляднаго обученія, которое, по мнѣнію подагоговъ, должно быть нераздѣльно связано съ обучепіемъ грамотѣ и предшествовать ему. Бунаковъ и всѣ столпы новой
педагогики совѣтуютъ большую часть времеіш употреблять
на наглядное обученіе.
На извѣстныхъ педагогическихъ курсахъ прошлаго года,
какъ я слышалъ, всѣ ученые педагоги, учителя учителей,
локазывали на ученикахъ, что надо три четвертіГ зремени
проводить въ описаніи комнаты, стола и т. д. Это не было
дѣлаемо г. Протопоповымъ въ тѣхъ размѣрахъ, въ которыхъ
предписывается педагогами. Правда, я видѣлъ одинъ разъ,
что, прочтя слово дроздъ, г. Протопоповъ хотѣлъ пока^ать
ученикамъ въ лицахъ дрозда, но въ картипахъ дрозда не
оказалось и г. Протопоповъ, попроснвъ ихъ повѣрить на
слово, что дроздъ птица (что они очень хорошо зпали), поспѣшилъ перейти къ занятію чтеніемъ. Я повторяю, что отступленіе это очень выгодно для учениковъ и для дѣла, но
надо признать его. И тогда, я повторяю, я почти не спорю.
Другое отступленіе, сдѣланноег. Протопоповымъ отъ своего метода, состояло въ томъ, что противно общему правилу
педагоговъ, что книги надо читать только въ школѣ съ
объясненіемъ каждаго слова, г. Протопоповъ давалъ свопмъ
ученикамъ книги читать и на домъ. Я считаю главной
цѣлью школы доводить учениковъ до того, чтобы оніг, пнтересуясь книгой, бради ее читать на домъ и понималп бы
ее, какъ они хотятъ, и потому г. Морозовъ давалъ ученикамъ книги на домъ; но сколько мнѣ извѣстно по руководствамъ недагоговъ звукового метода, такъ какъ прп немъ
дѣти считаются дикарями, которыхъ надо мѣсяца два учить
т
ч
правой іі лѣвоіі сторонѣ и тому, что верхъ, что визъ, то
книгъ имъ давать не надо, а всякое слово должно быть
объяснено. Опять, если мы и въ этомъ согласны, убавляется
еіде одна важная часть спора.
Третье отступленіе состоитъ въ томъ, что г. Протопоповъ
давалъ читать своимъ ученикамъ не исключительно руководства педагоговъ звуковой школы, которыя я считаю дурными. Для самаго важнаго отдѣла чтенія, того, которое производилось учениками дома для личнаго интереса, онъ употреблялъ имеяно мои книги—„Азбуку" и „Ясную Поляну".
Эти двѣ книги были имъ постоянно даваемы ученикамъ на
домъ. Опять повторяю, что и на это я совершенно согласенъ,
по надо признать это.
Четвертая и самая главная ошибка въ устройствѣ школы
было ихъ сосѣдство изъ двери въ дверь и то, что дѣти вмѣстѣ ходили въ школу и уходили изъ нея. Многіе ученики
даже жнли вмѣстѣ на однѣхъ квартирахъ. Невыгодное вліяніе сосѣдства и сближенія учениковъ состояло въ томъ, что
ученики г. Протопопова научились отъ учениковъ г. Морозова моему способу складыванія и, по Чюему убѣжденію,
благодаря этому знанію, выучились читать у г. Протопопова.
Всѣ мальчики школы г. Протопопбва умѣютъ складывать
на слухъ и умѣли дѣлать это съ первыхъ же дяей, научившись этому отъ учениковъ Морозова. На экзаменѣ мы видѣли, какъ они называлн буквы — бе, ре и т. д. Способъ
складыванія на слухъ такъ легокь, что въ моихъ прежшіхъ
школахъ меньшой брать ученика всегда приходилъ въ школу
уже съ знапіемъ складовъ, которому онъ научился на слухъ
отъ брата. Въ нынѣшнемъ году въ Яснополянскоіі школѣ
хозяйскій мальчикъ 6-ти лѣтъ, считавшійся слишк^мъ молодымъ для ученія, лежалъ на полатяхъ во время ученія и
послѣ нѣскодькихъ уроковъ слѣзъ к сталъ хвастаться, что
онъ все зяаетъ,—и дѣйствительно зналъ. Такъ и учешіки
г. Протопопова, перебѣгая черезъ школу, возвраідались вмѣстѣ домой, научились складывать, и въ классѣ г. Протопопова складывали собственно по моему способу, и только,
удовлетворяя требованіямъ г. Протопопова, называли бе—<Ь,
въ сущности же читали по буквослагательному способу.
Долженъ сказать, что г. Протопоповъ съ чрезвычайной добросовѣстностью требоваль отъ учениковъ, чтобы оэи забывали бе и называли бъ, и учеяики егаралііеь дЬлать то, что
велитъ учитель. Я самъ видѣль въ классѣ г. Протопопова,
какъ мальчикъ, давно прочтя слово „груша" и зная, что
оно состоитъ изъ ге-ре-у-ше-а, бился и не могъ выговорить
25, ръ, чего требовалъ учитель. Итакъ, вслѣдствіе сосѣдсува
школъ, по моему мнѣнію, ученики г. Протопопова выучились не благодаря звуковому методу, но скорѣе несмотря
на него. Этотъ взаимный невольный обманъ, состоящій въ
томъ, что ученики выучиваются, въ сущности, по буквослагательному болье естественному и легкому способу, а въ
-
угоду учителя притворяются, что они учатся по звуковому. былъ замѣченъ мною не разъ во мяогихъ шйолахъ,
въ которыхъ предпиеывается звуковой способъ. В с ѣ опытные люди, наблюдавшіе самый ходъ дѣла обученія грамотѣ
въ народныхъ школахъ, какъ-то: инсиектора, члены учялищныхъ совѣтовъ, подтверждаютъ, что въ болыпинствѣ
школъ,гдѣ введенъ звуковой способъ, онъ ведется только
номинально, въ сущности же дѣти обучаются по буквослагательному, называя согласныя бы, вы, гы и т. д. Только
•тому взаимному обману можно приписать и то, что въ
обществахъ городскихъ, гдѣ грамотность распространена,
звуковой способъ даетъ лучшіе результаты, чѣмъ въ деревняхъ.
Въ городахъ, гдѣ знаютъ дѣти буквы и склады, переучиваясь по звуковому, они учатся, собственно, по буквослагательному, но пріучаются откидывать ненужное при
складахъ уки, ѣди или е.
Въ Ъослѣднемъ засѣданіи комитета, на которомъ я былъ,
у меня спрашивали, что я разумѣю подъ словами, что мой
оаоссбъ народенъ? Вотъ это самое. Я и разумѣю то, что
учитель съ добросовѣстнымъ усиліемъ старается выучить
дѣтей русской грамотѣ по нѣмецкому способу и противъ
своей воли учитъ по народному способу, и что ученики
выучиваются ему безсознательно.
'Таковы были ошибки въ учрежденіи школъ для испытанія. Но, несмотря на самыя противорѣчивыя сужденія, выраженныя членами экзаменаціонной комиссіи о результатахъ испытанія, мнѣ кажется, что результатъ испытанія совершенно ясенъ, если разсматривать только тѣхъ учениковъ, которые могли учиться, т.-е. 3-хъ старшихъ въ той и
другой школѣ. Опредѣляя по занятію, я вижу, что старшіе
ученики г. Протопопова умѣютъ читать и писатыю русски
и болыпе ничего. Ученики школы Морозова умѣютъ также
читать по-русски (по моему лучше), но кромѣ того знаютъ
нумерацію, сложеніе, вычитаніе и отчасти умноженіеи дѣлевіе и еще читаютъ по славянски. Слѣдовательно, знаютъ
гораздо больше. Опредѣляя же по времени, я вижу, что
ученики г. Морозова знали то, что знаютъ тенерь ученикк
Протопопова (я говорю про трехъ) черезъ двѣ недѣли послѣ
начатія ученія, и справедливость этого могутъ подтвердить
всѣ посѣщавшіе школу и видѣвшіе, что 3 старшіе ученика
Морозова уже послѣ двухъ нѳдѣль читали такъ же, какъ
теперь читаютъ ученики г. Протопопова. Остальное время
было употреблено г. Морозовымъ на славянскій языкъ,
ариѳметику и на тѣ медленные шаги въ улучшеніи чтенія
н письма, которые не могли быть замѣтны на экзаменѣ.
Итакъ, ученики г. Морозова знаютъ гораздо болѣе того,
что знаютъ ученики г. Протопопова, и менѣе чѣмъ въ половину того времени, которое было употреблено г. Протоноиовымъ. Вотъ, по моему мнѣнію, ясный и очевидный ре-
зультать испытанія, докааывающій, что способъ, по которому училъ г . Морозовъ, несмотря на тѣ ошибки, которыя
я указалъ,—что способъ этотъ вдвое легче и быстрѣе, чѣмъ
звуковой. способъ.
Вслп же разсматривать и меныпихъ учениковъ, то и относитедьно ихъ общій результатъ испытанія будетъ тотъ,
что всѣ безъ исключенія ученики г. Морозова умѣютъ чктать по складамъ, писать и знаютъ цифры и нумеращю,
ученики же г . Протопопова знаютъ читать и писать, к
больше ничего. II то изъ меныпихъ учениковъ г . Протопопова надо исключить двоихъ, которые не знаютъ даже ж
читать
Но мы слышали въ прошломъ засѣданіи и услышимъ отъ
всякаго педагога звукового метода и прочтемъ во всякомъ
руководствѣ педагоговъ этой школы, что обученіе грамотѣ
ничего не значитъ, что главное дѣло развитіе.
Лсвъ Толстоп.
А. А. Ф е т у .
(Яснав Поляна, 1874 г., Окт. 2 2 ) .
Дорогой Афанасій Афанасьевичъ, у меня затѣялась зеобходимая покупка земли въ Никольскомъ, для которой мнѣ
нужно на годъ занять 10 тысячъ подъ залогъ земли. Можетьслучиться, что у васъ есть деньги, которыя вамъ нужно
помѣстить. Если такъ, то напишите йвану йвановичу Орлову
въ Чернь, село Никольское, и онъ пріѣдетъ къ вамъ для переговоровъ о подробностяхъ и будетъ вести это дѣло съ вами
независимо отъ нашихъ отношеній
Я еще не отвѣчалъ
вамъ на ваше послѣднее письмо, хотя очень благодаренъ
вамъ за него. Какъ бы я охотно пріѣхалъ къвамъ, но заваленъ такъ дѣлами шцольными, семейными н хозяйственными, что даже на охоту не успѣваю ходить. Надѣюсь быть
свободнѣе, какъ зима настанетъ. Нашъ поклонъ Марьѣ
Петровнѣ.
Л.
Толсток.
А. А. Ф е т у.
іЯсная Поляна, 4 8 7 5 г. Авг., 2 6 ) ,
Вотъ третій день, что мы пріѣхади благополучно, и я
только что опомнился и спѣшу писать вамъ, дорогой Афан.
Афанаеьевичъ. и благодарить васъ за ваши два письма,
которыя больше чѣмъ всегда были цѣнны въ нашей глуши.
Надѣюсь, что здоровье ваше лучше. Это было замѣтно во
второму вашему письму, и надѣюсь, что вы преувеличиваг
« П р и с п р а в к ѣ о томъ, какъ отнесся А. А . Ф е т ъ
Л. Н. с к а з а л ъ : — .,Конечно, о т к а з а л ъ * .
к ъ л р о с ь б ѣ о зай.мѣ,
лись. Дайте маѣ еще опомниться, тогда подумаю, какъ бы
побывать у васъ. Вы же по старой, хорошей привычкѣ, пожалуйста, какъ это вамъ ни трудно,—не проѣзжайте въ
Москву, не заѣхавъ. Урожай у насъ былъ средній, но цѣны
на работу огромныя, такъ что въ концѣ только сойдутся
концы. Я два мѣсяца не пачкалъ рукъ чернилами и сердца
мыслями. Теперь же берусь за скучную, пошлую А. Каренину съ однимъ желаніемъ: поскорѣе опростать себѣ мѣсто—досугъ для другихъ занятій, но только не педагогическихъ, которыя люблю, но хочу бросить. Они слишкомъ
много берутъ времени. Какъ о многомъ и многомъ хочется
съ вами переговорить, но писать не умѣю. Надо пожить,
какъ мы жили въ Самарской здоровой глуши, видѣть
эту совершавшуюся на глазахъ борьбу кочевого быта (милліонъ на громадныхъ пространствахъ) съ земледѣльческимъ первобытиымъ, чувствовать всю значительность этой
борьбы, чтобы убѣдиться въ томъ, что разрушителей общественнаго ппрядка, если не 1, то не болѣе 3 скоро бѣгающихъ и громко кричащихъ, что это болѣзнь паразита жнвого дуба, и чго дубу до нихъ дѣла нѣтъ. Что это не дымъ,
а тѣнь, бѣгающая отъ дыма.
Къ чему занесла меня судьба туда (въ Самару)—не знаю,
но знаю, что я слушалъ рѣчи въ англійскомъ парламентЪ
(вѣдь это считается очень важнымъ), и мнѣ скучно и ничтожно было:—но#что тамъ мухи, нечистота, мужики башкирцы, а я съ напряженныімъ уваженіемъ, страхомъ, поглядѣвъ, вслушиваюсь, вглядываюсь и чувствую, что все это
о^чень важно. Нашъ усердный поклонъ Марьѣ Петровнѣ.
?
Н. Н. С т р ^ х о в у .
(Ясная Поляна, 1876 г., Апр. 2 6 )
У насъ сь вами раздвоилась переписка, дорогой Николай Николаевичъ, я только чго отвѣтилъ на ваше философское ішсьмо, какъ получилъ радостный отвѣтъ на мое.—Вы
пишете: Такъ ли вы понимаете мой романъ и что я думаю
о ваішіхъ сужденіяхъ; разумѣется такъ. Разумѣется, мнѣ невырачимо радостно ваше пониманіе, но не всѣ обязаны понимать такъ, какъ вы Можетъ быть вы только охотникъ до
этикъ дѣловъ, какъ и я, какъ и наши тульскіе голубятники.
Онъ турмана цѣнитъ очень дорого, но есть ли настоящія
достоийства въ этомъ турманѣ—вопросъ. Кромѣ того, вы
знает^—нашъ братъ безпрестанно безъ переходовь прыгаетъ
гтъ уяынія и самоуниженія къ непомѣрной гордости. Это я
къ тому говорю, что ваше сужденіе о моемъ романѣ вѣрно,
но не все, т. е. все вѣрно, но то, что вы сказали, выражаетъ не все, что я хотѣпъ сказать. Напримѣръ, вы говорите
о двухъ сортахъ людей. Это я чувствую -знаю, но этого я
не имѣлъ въ виду; но когда вы говорите, я знаю, что это
%
одна изъ правдъ, которую можно сказать. Есди же бы я хотѣлъ сказать словами все то, что имѣлъ въ виду выразить
романомъ, то я долженъ былъ написать романъ тотъ самый,
который я написалъ сначала. й если критики теперь уже
понимаютъ и въ фельетонѣ могутъ выразить то, что я хочу
сказать, то я ихъ поздравляю и смѣло могу увѣрить ^иі'І$
еп заѵеп* ріиз Іоп^
^ие тоі. Очень, очень благодарю васъ.
Когда я прочелъ свое унылое и смиренное письмо, я понялъ, что я, въ сущности, прошу похвалы, л вы мнѣ ее
дрислали. Хотя ваша похвала, я знаю, искренняя, хотя при8наюсь~охотницкая—мнѣ очень дорога. То, что я сдѣлалъ
ошибки въ вѣнчаніи, мнѣ очень обидно, тѣмъ болѣе, что я
люблю эту главу. Боюсь не будетъ ли ошибокъ по спеціальности, которой я касаюсь въ томъ что выйдетъ теперь въ
апрѣлѣ. Вы правы, что „Война и миръ" растетъ въ моихъ
глазахъ. Мнѣ странно ирадостно, когда мнѣ кто-нибудь напомяитъ изъ аіея, какъ это сдѣлалъ Истоминъ (онъ'будетъ
у васъ); но странно, я помню изъ нея очень немного мѣстъ, *
остальное забываю.
И если близорукіе критики думаютъ, что я хотѣлъ описывать только то, что мнѣ нравится, какъ обѣдаетъ Облояскій и какія плечи у Карениной, то они ошибаются. Во
всез-гь, почти во всемъ, что я писадъ, мною руководила потребность собранія мыслей, сцѣпленныхъ между собой для
выраженія себя; но каждая мысль, выраженная словами
особо, теряетъ свой смыслъ, страшно понижается, когда берется одна и безъ того сцѣпленія, въ которомъ она находится. Само ж е сцѣпленіе составлено не мыслію (я думаю),
а чѣмъ то другимъ и выразить основу этого сцѣпленія непосредственно словами нельзя, а можно только посредственно словами, ошісывая образы, дѣйствія. положенія. Вы
все эго знаете лучше меня, но меня занималр это послѣднее время. Одно изъ очевиднѣйшихъ доказательствъ это
было для меня самоубійство Вронскаго, которое вамъ понравилось. Этого никогда со мной такъ ясно не бывало.
Глава о томъ, какъ Вронскій принялъ свою роль послѣ свиданія съ мужемъ, была у меня давно написана. Ясталъпоправлять и совершенно неожиданно, но несомнѣнно, Вронскій сталъ стрѣляться. Теперь же для дальнѣйшаго оказывается, что это было органически необходимо.—Такъ вотъ
почему такая милая умница, какъ Григорьевъ ) для меня
мало интересенъ; правда, что если бы не было совсѣмъ критики, то тогда бы Григорьевъ и вы, понимаюшіе искусство,
были бы излишни. Теперь же, правда, когда / ю всего печатнаго есть критика искусства, нужны люди, которые бы
показывали безсмыслицу отыскиванія отдѣльныхъ мыслей
въ художественномъ произведеніи и постоянно руководили
бы читателей въ томъ безконечномъ лабиринтѣ сцѣиленій,
7
х
9
а
) Аполлонъ Г р и г о р ь е в ъ — р у с с к і й критикъ.
въ которомъ и состоитъ сущность искусства, и по тѣмъ законамъ, которые служатъ основаніемъ этихъ сцѣплевій. Жашісалъ вамъ это письмо уже вѣсколько дней тому назадъ
и хотѣдъ не посылать—такъ въ немъ и выпираетъ польщенное авторское тщеславіе. Но наппсалъ 7 писемъ сейчасъ н
надо писать вамъ новое, рѣшился послать это. Шпла въ
мѣшкѣ Ее утаишь и вы меня знаете насквооЬ.
Л. Толе-утй.
А. А. Ф е т у .
(Ясная Псляна, 1876 г., №ай 18).
На ваше длинное и задушевное письмо я давно не отвѣчалъ оттого, что все былъ нездоровъ и не въ духѣ, и
теперь также, но пишу хотя нѣсколько строкъ. У насъ полонъ домъ народа: племянница Нагорная съ 2-мя дѣтьми,
Кузминскіе съ 4-мя дѣтьми, и Соня все хвораетъ, и я въ
уныніи.и тупости. Одна надежда на хорошую погоду, а ея
то и нѣтъ. Такъ какъ мы съ вами похожи, то вы должны
знать это состояніе: то чувствуешь себя богомъ, что вѣтъ
для тебя ничего скрытаго, а то глупѣе лошади, и теперь
я такой. Такъ не взыщите. До другого письма.
В а ш ъ Л. Толсшой.
Г р а ф и н ѣ С. А. Т о л с т о й .
(Изъ Самарси. губ., 1876 г., Сент.).
...Я знаю, что тебѣ тяжело и страшно, но я видѣлъ тѳ
усиліе, которое <ты сдѣлала надъ собой, чтобы не вомѣшать мнѣ, и.если можно, то еще больше люблю ^ебя за
это. Если бы только Богъ далъ тебѣ хорошо, здорово и
энергично, дѣятельно провести это время. Господь помилуй
тебя и меня...
Н. Н. С т р а х о в у .
(Ясная Поляна, 1876 г., Ноябрь 13).
' Вы истинный другъ, дорогой Николай Николаевичъ. Несмотря на мое молчаніе и молчаніе на важное письмо ваше,
вы все таки радуете меня своими письмами. Не могу выразить, какъ я благодаренъ вамъ за послѣднее, незаедуженное мною, письмо ваше, чтобы объяснить и оэравдать
мое молчаніе, долженъ говорить о себѣ. Пріѣхавъ взъ
Самары и Оренбурга вотъ скоро два мѣсяца (я сдѣлалъ
чудесную поѣздку). я думалъ, что возьмусь за работу,
окончу давящую меня работу, окончаніе романа, и возьмусь
—
ш
—
за новое, вдругъ вмѣсто этого всего—ничего не сдѣдалъ.
Сплю духовно и не могу проснуться. Нездоровится, уныніе.
Отчаяніе въ евоихъ силахъ. Что мнѣ суждено судьбокѵ
не знаю, но доживать жизнь бевъ уваженія къ ней—а
уваженіе къ ней дается только извѣстнаго рода трудомъ—
мучительно. Думать даже—и къ тому нѣтъ энергіи. Или
совсѣмъ худо или сонъ передъ хорошимъ періодомъ работы.
Думать не могу самъ, ,но понимать могу, особенно васъ и
понялъ и оцѣнилъ ваше первое письмо и всей душой
желаю, чтобы вы окончили этотъ трудъ. Я перечелъ его
нѣсколько разъ и читалъ Фету и съ нимъ поняли и
одобрили ваши мысли, насколько мы ихъ поняли. Одно,
вопросъ о томъ, что есть настоящее познаніе, требуетъ невольно отвѣта. Настоящее, помоему—и я увѣренъ, по вашему будетъ такъ же, но вы лучше меня это выразите—дается еердцемъ, т.-е. любовью. Мы знаемъ то, что любимъ
только. Послѣдній вопросъ въ нашей философской перепискѣ былъ: что есть зло? Я могу отвѣтить на него для
себя. Разъясненіе на этотъ отвѣтъ я вамъ .дамъ въ другой
разъ, и надѣюсь, на Рождествѣ. Мы съ женой мечтаемъ,
что вы пріѣдете. Пожалуйста, пріѣзжайте. Такъ отвѣтъ
слѣдующій: зло есть то, что разумно съ мірской точки
зрѣнія. Убійство, грабежъ, наказаніе, все разумно—основано на логическихъ выводахъ. Самопожертвованіе—любовь
—безсмыслица. Былъ я на дняхъ въ Москвѣ только за
тѣмъ, чтобы узнать новости о войнѣ. Все это очень волнуетъ меня. Теперь вся ерунда сербскаго движенія, ставшая исторіей прошедшаго, получила значеніе. Та сила,
которая производитъ войну, выразилась преждевременно и
указала направленіе.
Вашъ Л. Толошой.
А. А. Ф е т у .
(Ясная Подяна, 1376 г., Дек. 7).
Письмо Ваше со стихотвореніемъ пришло ко мнѣ съ
тою же почтою, съ которой привезли мнѣ и ваше собраніе
сочиненій, которое я выписывалъ изъ Москвы. Стихотвореніе это не только достойно васъ, но оно особенно и особеяно хорошо съ тѣмъ самымъ философски поэтическимъ характеромъ, котораго я ждалъ отъ васъ. Прекрасно, что это
говорятъ звѣзды; И особенно хороша послѣдняя строфа.
Хорошо тоже,—что замѣтила жена,—что на томъ же листкѣ, на которомъ написано это стихотвореніе, излиты чувства скорби о томъ, что керосинъ сталъ стоить 12 коп. Это
поОочный, но вѣрный признакъ поэта. Съ вашими стихотвореніями выписалъ я Тючева, Баратынскаго и Толстого.
Сообществомъ съ Тютчевымъя знаю, что вы довольны. Ба-
ратыяскій тоже не осрамитъ васъ своей компаніей; Вар&тынскій настоящій, хотя мало красоты, изящества, но есть
лрекрасныя вещи.
Я понемножку началъ писать и очень доволенъ свое§&
судьбой.
Вашъ Л
Толстой.
П. И. Ч а й к о в с к о м у .
(1876 г.„ &&).
Посылаю вамъ. дорогой Петръ йльичъ, пѣсни. й я ихъ
еще нересмотрѣлъ. Это удивительное сокровище въ вашихъ
рукахъ. Но, ради Бога, обработайте ихъ и пользуйтесь въ
моцартовско-гайдновскомъ родѣ, а не въ бетховено-шумано-берліозо-искуоственномъ, ищущемъ неожиданнаго, родѣ.
Сколько я не до говорилъ съ вами! Даже ничего не сказалъ,
изъ того, что хотѣлъ. И некогда было. Я наслаждался. И
это мое послѣднее пребываніе въ Москвѣ остается для меня
однимъ изъ лучшихъ воспоминаній.
Я никогда не получалъ такой дорогой для менянаграды
за мои литературные труды, какъ этотъ чудный вечеръ. И
какой милый Рубинштейнъ!
Поблагодарите его еще разъ за меня, Онъ мнѣ очень
понравился. Да и всѣ эти жрецы высшаго въ мірѣ искусства, засѣдавшіе за пирогомъ» оставили во мнѣ такое чистое и серьезное впечатлѣніе. А ужъ о томъ, чтс? происходило для меня въ круглой залѣ, я не могу вспомнить безъ
содроганія. Кому изъ нихъ можно послать мои сочиненія,
т.-е. у кого нѣтъ ихъ и кто ихъ будетъ читать?
• Вещи ваши не смотрѣлъ, но, когда примусь, буду, нужно, ли вамъ или не нужно ли, писать свои сужденія и смѣло, потому что я полюбилъ вашъ талантъ. Прощайте. Дружески жму вашу руку.
Левъ Толстой.
Н. Н. Стр а х о в у .
(Ясная Поляна, 1877 г.).
Мучительно и унизительно жить въ совершенной праздности и противно утѣшать себя тѣмъ, что я берегу себя и
жду какого-то вдохновенія. Все это пошло и ничтожно.
Если бы я былъ одинъ, я бы не былъ монахомъ, я былъ бы
юродивымъ, т.-е. не дорожилъ бы ничѣмъ въ жизни и не
дѣлалъ бы никому вреда. Пожалуйста, не утѣшайте меняи.
въ особенности тѣмъ, что я—писатель. Этимъ я уже давно
и лучше васъ себя утѣшаю, но это не беретъ ' и только
внемлетъ моимъ жалобамъ, и это уже меня не утѣшаетъ.
На дняхъ слушалъ урокъ священника дѣтямъ изъ Катехи-
зиса. Все это было такъ безобразно. Умныя дѣти такъ очевидно не только не вѣрятъ этимъ словамъ, но и не могутъ
не презирать этихъ словъ, что мнѣ захотѣлось попробовать
изложить въ катехизической формѣ то, во что я вѣрю, и
я попытался. II попыгка эта показала мнѣ, какъ это для
меня трудяо и—боюсь—невозможяо. И отъ этого мнѣ грустно и тяжело.
А. А. Ф е т у .
(Яоная Поляна, 1877 г.. Апр. 14).
Послѣднее письмо ваше, писанное въ три пріема, слава
Богу, не пропало. Я дорожу всякимъ письмомъ вашимъ и
особенно такимъ, какъ это.
Вы не повѣрите, какъ меня радуетъ то, что вы приписываете въ предпослѣднемъ, какъ вы говорите, „о сущности
божества". Я со всѣмъ согласенъ и многое хотѣлъ бы сказать, но въ письмѣ нельзя и некогда. Вы въ первый разъ
говорите мнѣ о божествѣ—Богѣ. А я давно уже, не переставая, думаю объ этой главной задачѣ. II не говорите, что
нельзя думать;—не только можно, но должно. Во всѣ вѣка
лучшіе т. е. настоящіе люди думали объ этомъ. II если мы
не можемъ т а к ъ же, какь они, думать обь этомъ, то мы
обязаны найти—какъ. Читали ли вы: Репзеез сіе Ра$са1?
т.-е. недавно на большую голову. Когда, Богъ дастъ, вы
яріѣдете ко мнѣ, мы поговоримъ о многомъ, и я вамъ дамъ
эту книгу. Если бы я былъ свободенъ оть своего романаО,
котораго конецъ уже набранъ, и я поправляю корректуру,
я бы сейчасъ по полученіи вашего письма пріѣхалъ къ
вамъ. Такъ, я не знаю, почему ваше послѣднее письмо за•брало меня за живое, т.-е. дружбу къ вамъ. Ужасно хочется васъ видѣть.
Поэтъ мой К..., которому я велѣлъ наизусть выучить то,
что вы пишете мнѣ о немъ, написалъ тутъ же вамъ посланіе, очень плохое, но просиль послать. Боюсь, что онъ болѣе стихотворецъ, чѣмъ поэтъ. Но какое милое стихотвореніе Полонскаго, оно напечатано въ Нивѣ.
Прощайте, до свиданія, пожаяуйста иишите о себѣ, о
своемъ здоровьѣ, хоть два слова. Жена кланяется вамъ и
Марьѣ Петровнѣ.
Левъ Толетвй.
Н. Н. О т р а х о в у .
(Ясная Поляна, 1877 г., Ааг.).
И въ дурномъ и въ хорошемъ расположеніи духа мысль
о войнѣ застилаетъ для меня все. Не война самая, но воМ ,Анна
Каренина".
просъ о нашей несостоятельности, который вотъ-вотъ долженъ рѣшиться, и о причинахъ этой несостоятельности>
которыя мнѣ становятся все яснѣе и яснѣе.
Нынче Степа разговаривалъ съ Сергѣемъ о войнѣ, и
Сергѣй сказалъ: что на войнѣ хорошо молодымъ солдатамъ
попользоваться на счетъ турчанокъ, и когда Степа сказалъ,
что это нехорошо, онъ сказалъ: да, что, вѣдь ей ничего не
будетъ. Чортъ съ ней.—Это говоритъ тотъ Сергѣй, который
сочувствовалъ сербамъ и котораго приводятъ въ доказательство народнаго сочувствія. А задушевная мысль о войнѣ
только" турчанка. Т.-е. раснузданность животныхъ инстинктовъ. Когда Степа разсказалъ, что дѣла идутъ плохо, онъ
сказалъ; „что-жъ не возьмутъ Михаила Григорьевича Черняева (онъ знаетъ имя и отчество), онъ бы ихъ размайорилъ". Турчанка и слѣпое довѣріе къ имени новому народному. Мнѣ кажется, что мы находимся на краю большого переворота. Пишите мнѣ, пожалуйста, о томъ, что
дѣлается и говорится въ Петербургѣ.
Лееъ
Толетои.
А. А. Ф е т у .
(Ясная Поляна, 1877 г., Сент. 2)..
Какъ мало на свѣтѣ настоящихъ умныхъ людей, дорогой
Афанасій Афанасьевичъ! Появился было г-нъ Болговъ, и
какъ я обрадовался ему, но и тотъ тотчасъ же обратился.
въ васъ. Можно не узнать произведеніе ума, къ которому
равнодушенъ, но произведеніе ума любимаго, выдающее
себя за чужое, такъ же смѣшно и странно видѣть, какъ
если бы я пріѣхалъ къ вамъ судиться и, глядя на васъ во
всѣ глаза, увѣрялъ бы, что я адвокатъ Петровъ. Не могу
хвалить вашей статьи, потому что она хвалитъ меня; но я
вполнѣ согласенъ съ нею; и мнѣ очень радостно было читать анализъ своихъ мыслей, при которомъ в с ѣ мои мысли,
взгляды, сочувствія, затаенныя стремленія поняты вѣрно
и поставлены в с ѣ на настоящее мѣсто. Мнѣ бы очень хотѣлось, чтобы она была напечатана; хотя я обращалъ къ вамъ
то, что вы говорили мнѣ, знаго, что почти никто не пойметъ ея.
Я все это время охочусь и хлоночу объ устройствѣ яа~
шего педагогическаго персонала на знму. Фздили въ Москву въ поискахъ за учителемъ и гувернеромъ. Нынче же
чувствую себя совсѣмъ больнымъ. Вы не пишите о себѣ„
стало быть, хорошо.
Напгь поклонъ Марьѣ Петровнѣ.
Вашъ Л.
Толстой.
А. А. Ф е т у .
(Ясная Поляна, 4873 г., Яяв. 2 7 ) .
Къ моему великому несчастію, предположенія вапш невѣрны, дорогой Афанасій Афанасьевичъ, я не только не за
работой, но вамъ не отвѣчалъ потому, что все это время
былъ нездоровъ. Послѣднее время я даже лежалъ нѣсколько дней. Простуда въ разныхъ видахъ: зубы, бокъ,—но результатъ тотъ, что время проходитъ, мое*лучшее время, и
я не работаю.
Спасибо вамъ, что не наказываете меня за молчаніе, а
еще награждаете, давъ намъ первымъ прочесть ваше стихотвореніе. Оно прекрасно, на намъ есть тотъ особенный характеръ, который есть въ вашихъ послѣднихъ, столь рѣдкихъ, стихотвореніяхъ. Очень они компактны, и сіяніе отъ
нихъ очень далекоё. Видно, на нихъ тратится ужасно много
поэтическаго запаса. Долго накбпляется, пока кристаллизируется. „Звѣзды" это и еще одно изъ послѣднихъ— одного
сорта. В ъ подробностяхъ же вотъ что. Прочтя его, я сказалъ женѣ: „стихотвороніе Фета прелестно, но одно слово
нехорошо". Она кормила и суетилась, но за чаемъ, успокоившись, взяла читать и тотчасъ же указала на то слово,
которое я считалъ нехорошимъ: „ к а к ъ Б о г и " . Страховъ
мнѣ пишетъ, спрашиваетъ о васъ; я далъ ему вашъ адресъ. Нашъ душевный поклонъ Марьѣ Петровнѣ. Дайвамъ
Богъ устраивать получше и подолыпе не устроить, а то
скучно будетъ. До слѣдующаго письма,—нынче некогда.
Вашъ Л. Толстой.
Р. 3 . Главное быть здоровымъ и меня любить по старому.
Н. Н. О т р а х о в у .
(Ясная Поляна, 1878 г., Апр.).
Другое это то, что я нынче говѣлъ и сталъ читать Евангеліе и Реяана: „Жизнь Іисуса", всю прочелъ, и все время
читалъ и удивлялся на васъ. Могу объяснить ваше пристрастіекъ Ренану только тѣмъ, что вы были очень молоды, когда читали его. Если у Ренана есть какія-нибудь свои
мысли, то это двѣ слѣдующія: 1) что Христосъ не зналъ
1'еѵо1іШоп еі 1е рго^гез, и въ этомъ отношеніи Ренанъ старается поправлять его и съ высоты этой мысли критикуетъ
его (стр. 3 1 4 , 3 1 5 , 3 1 6 ) . Это ужасно, для меня по крайней
мѣрѣ; прогрессъ, по мнѣ, есть логариѳмъ времени, т.-е. ничего, констатизмъ факта, что мы живемъ по времени, и
вдругъ это-то становится судьей высшей степени, которую
мы знаемъ. Легкомысленность или недобросовѣстность этого
воззрѣнія удивнтельны. Христіанская истина, т. е. наивысшее выраженіе абсолютнаго добра, есть выраженіе самой
сущности внѣ формы, времени и др.
Ренаны же смѣшиваютъ ея выраженіе абсолютно съ выраженіемъ ея въ ист<эріи и сводятъ ее на временное проявленіе и тогда обсуждаютъ. Если христіанская истина высока и глубока, то*только потому, что субъективно абсолютна. Если же разсматривать ея объективное проявленіе,
то она наравнѣ съ Сосіе Ыароіеоп и т. п. Другая новая у
Ренана мысль— это, то что если ученіе есть ученіе Хриета,
то былъ какой-нибудь человѣкъ, и этотъ человѣкъ непремѣнно—потѣлъ іі ходилъ... Для насъ изъ христіанства всѣ
человѣческія унижающія реалистическія подробности исчезли потому же, почему исчезли в с ѣ подробности обо
всѣхъ, жившихъ когда-нибудь жидахъ и др., потому, почему все исчезаетъ, что не вѣчно, т.-е. песокъ, который не
нуженъ, промытъ, осталось золото, по неизмѣняемому закону; кажется, что же дѣлать людямъ, какъ не брать это
золото? Нѣтъ. Ренанъ говоритъ, если есть золото, то былъ
и песокъ, и онъ старается найти, какой былъ песокъ. й все
это съ глубокомысленнымъ видомъ. Но что еще болѣе забавно было бы, если бы не было такъ ужасно глупо, это то,
что и песку этого они не лаходятъ никакого и только утверждаютъ, что онъ должеяъ былъ быть. Я прочелъ все и
долго искалъ и спрашивалъ у себя: но что же изъ этихъ
ясторическихъ подробностей я узналъ новаго? И вспомните
іі признайтесь, что ничего, ровно ничего. Я предлагаю дополнить Ренана, сдѣлать соображенія о томъ, какія и какъ
были физическія отправленія. Все прогрессъ, все еѵоіиііоп.
Можетъ быть, что для того, чтобы узнать растеніе, надо
знать среду, и даже чтобы узнать человѣка, какъ государственное животное, надо узнать среду и движеніе, развитіе, но чтобы понять красоту, истину и добро, никакое изученіе среды не поможетъ, да и не имѣетъ ничего
общаго съ разсматриваемымъ. Тамъ идетъ по плоскости, а
тутъ совсѣмъ другое направленіе—вглубь и вверхъ. Нравственную истину можно и должно изучать и конца ея изученія нѣтъ, но это изученіе идетъ вглубь, какъ ведутъ- его
люди религіозные, а это дѣтская, пошлая и подлая шалость.
Л. Толсшой.
Г р а ф и н ѣ С. А. Т о л с т о й .
(Кіевъ, 1878 г., Іюнь.).
13 іюня. Кіевъ очень притягиваетъ меня.
14 іюня. Все утро до 3-хъ ходилъ по соборамъ, пещерамъ, монахамъ и очень недоволенъ поѣздкой. Не стоилотого.
Въ 7 часовъ пошелъ въ Лавру, къ схимнику Антонію, и
нашелъ мало поучительнаго.
Что дастъ Вогъ завтра.
А. А. Ф е т у .
0 8 7 8 г., Сент. 5 ) .
Дорогой Афанасій Афаяасьевичъ, получилъ на дняхъваіде послѣднее. краткое, но много-содержательное пиеьмо
и вижу по его тону, что вм въ очень хорошемъ душевномъ
інастроеніи, хотя и бшш больны. Вы поминаете о вашей
•статьѣ. Пожалуйста, не приписывайте значенія моему с у зкденію, во-первыхъ, иотому, что я плохой судья при слушаніи, а не чтеніи про себя, а во-вторыхъ, потому, что въ*
этотъ день я былъ въ самомъ дурномъ физически расположеніи духа. Когда вы будете передѣлывать, не забудьте еще*
выправить пріемы связей отдѣльныхъ частей статыі. У васъ
часто встрѣчаются излишнія вступленія, какъ напр.: „тежерь мы обратимся..." или—„взглянемъ..." и т. п. Главное
разумѣется, въ расположеніи частей относительно фокусш
икогда правильно расположено,—все ненужное, лишнее саж
собою отпадаетъ, и все выигрываетъ въ огромныхъ степеняхъ..
Тургеневъ на обратномъ пути былъ у насъ и радовался
полученію отъ васъ письма. Онъ все такой же, и мы знаемъ
ту степень сближенія, которая между нами возможна. Мнѣ
ужасно хочется писать, но нахожусь въ тяжеломъ недоумѣнш: 'фальшивый ли это или настоящій аппетитъ.
Ужасно хочется побывать у васъ и навѣрное побываю,
но теперь еще много поѣздокъ необходимѣйшихъ. Нынче
ѣду на земское собраніе.
Вашъ Л. Толстой.
у
1
Г р а ф и н ѣ 0 . А. Т о л с т о й .
(Съ парохода по дорогѣ въ Самарск» г., 1878 г.).
...Но не забывай, однако, что бы ты ни рѣшила, оставаться или ѣхать, что бы ни случилось независящаго отъ
насъ, я никогда. ни даже въ мысляхъ, ни себя, ни тебя
упрекать не буду. Во всемъ будетъ воля Божья, кромѣ нашихъ дурныхъ или хорошихъ поступковъ.
10 часовъ вечера, и завтра въ 4 часа, Богъ дастъ, будемъ
въ Самарѣ, а вечеромъ на хуторѣ...
Интересное было для меня—бесѣда съ раскольниками
безпоповцами Вятск. г. мужики, купцы очень простые,
умные, приличные и серьезные люди.
Прекрасный былъ разговоръ о вѣрѣ.
Г р а ф и н ѣ А. А. Т о л с т о й .
(Ясная Поляна, 1878.)-
У меня давно бродитъ въ головѣ планъ сочиненія, мѣстами котораго долженъ быть Оренбургскій край, а время—
Перовскаго ^). Теперь я привезъ изъ Москвы цѣлую кучу
!
) Графъ В. А. Перовскій,—герой Бородина въ 1812 г. и участникъ
турецкаго похода въ 1828 г., въ 1883 г. былъ военн. губерн. Оренбурск. г.
матеріаловъ для этого... Очень, очень вамъ благодаренъ за
ваше обѣщаніе дать мнѣ свѣдѣнія о Перовскомъ. Ваше
обѣщаніе было бы для меня большой заманкой для Петербургской поѣздки, если бы кромѣ этого у меня не было
сильнѣйшаго желанія побывать въ Петербургѣ. Желаніе это
уже дошло до тахітшіѵа, теперь нуженъ толчокъ. А толчка
этого нѣтъ, даже скорѣе толчки обратные, въ видѣ моего
нездоровья. Буду ждать Перовскаго; личность вы совершенно вѣрно* опредѣляете а ^гагіё ігаііз, такимъ и я представлялъ себѣ; и такая фигура—одна наполняющая картину; біографія его—была бы груба, но съ другими противоположными ему тонкими, мягкой работы, нѣжными характерами, какъ Жуковскій даже, котораго вы, кажется, хорошо
знали, и съ другими и главное съ декабристами, эта крупная фигура, составляющая тѣнь (оттѣнокъ) къ Ник. Павл.
самой крупной а ^гапсі ігаііз фигурѣ, выражаетъ вполнѣ то
время.—Я теперь весь погруженъ въ чтеніе изъ временъ
20-хъ годовъ и не могу вамъ выразить то наслажденіе, которое я испытываю, воображая себѣ это время. Странно и
пріятяо думать, что то время, которое я помню, 3 0 - е года
уже исторія. Такъ и видишь, что колебаніе фигуръ на этой
картинѣ прекращается—и все устанавливается въ торжественномъ покоѣ истины и красоты.
Молюсь Богу, чтобы Онъ мнѣ дозволилъ сдѣлать хоть
приблизительно то, что я хочу. Дѣло это для меня такъ
важно, что, какъ вы ни способны понимать все, вы не можете представить, до какой степени это важно. Такъ важно,
какъ важна для васъ ваша вѣра. И еще важнѣе, мнѣ бы
хотѣлось сказать. Но важнѣе ничего не можетъ быть. II
оно то самое и есть.
Вашъ Л. Толстой.
Н. Н. С т р а х о в у.
(Ясная Поляна, 1879 г., Апр. 9).
Благодарю васъ, дорогой Николай Николаевичъ, за присылку статьи Григорьева. Я прочелъ предксловіе Григорьева,
но, не сердитесь на меня—-^іувствую, что посаженный въ
темницу, никогда не нрочту всего. Не потому, что нецѣню
Григорьева, напротивъ, но критика для меня скучнѣе всего,
что только есть скучнаго на свѣтѣ. В ъ критикѣ искусства
все правда, а искусство потому только и искусство, что оно
все. Я со страхомъ чувствую, что перехожу на лѣтнее состояніе: мнѣ противно то, что я писалъ, и теперь у меня
лежатъ корректуры на апрѣльскую*) книжку и боюсь, что не
въ силахъ ихъ поправить. Все въ нихъ скверно и все надо
передѣлать, все, что напечатано, и все перемарать и бро*) „Анна Каренйна"
сить, и отречься и сказать: виноватъ, впередъ не буду, и
постараться написать что-нибудь новое уже не такое нескладное и ни то ни семное. Вотъ, въ какое я прихожу состояніе, и это очень пріятно... II не хвалите мой романъ.
Паскаль завелъ себѣ поясъ съ гвоздями, которымъ онъ пожималъ всякій разъ, какъ чувствовалъ, что похвала его радуетъ. Мнѣ надо завести такой поясъ.—Покажите мнѣ искреннюю дружбу—или ничего не пишите про мой романъ,
или напишите мнѣ только все, что въ немъ дурно. й если
правда то, что я подозрѣваю, что я слабѣе, то пожалуйста,
напишите мнѣ. Мерзкая нашаписательская должность—развращающая. У каждаго писателя есть своя, атмосфера хвалителей, которую онъ осторожно носитъ вокругъ себя и не
можетъ имѣть понятія о своемъ значеніи и о времени упадка.
Мнѣ бы хотѣлось не заблуждаться и не развращаться дальше. Пожалуйста помогите мнѣ въ этомъ. II не стѣсняйтесь
только, что вы строгимъ осужденіемъ можете помѣшать дѣятельности человѣка, имѣвшаго талантъ. Гораздо лучше будетъ остановиться на „Войнѣ и мирѣ"; чѣмъписать „Часы"
или т. п.
Левъ Толстой,
А. А. Ф е т у .
(Ясная Поляна, 1879 г . , Апр. 17).
Есть молитва, которая говоритъ: „не по заслугамъ, но по
милосердію Твоему". Такъ и вы. Еще получилъ отъ васъ
длинное, хорошее письмо. Непремѣнно и скоро поѣду въ
Кіевъ и Воробьевку, и все тогда вамъ разскажу, а теперь
только отвѣчу на ваши опасенія. Декабристы мои Вогъ знаетъ
гдѣ теперь, я о нихъ и не думаю, а если бы и думалъ, и
писалъ, то лыцу себя надеждой, что мой духъ одинъ, которымъ пахло бы, былъ бы невыносимъ для стрѣлявшихъ въ
людей для блага человѣчества. Какъ правы мужики и вы,
что стрѣляютъ господа, и хоть не за то, что отняли, а потому, что отняли мужиковъ. Но долженъ сказать, я добросовѣстно не читаю газетъ даже теперь и считаю обязанностью всѣхъ отвращать отъ этой пагубной привычки. Сидитъ человѣкъ старый, хорошій въ Воробьевкѣ; переплавилъ
въ своемъ мозгу двѣ-три страницы ІПопенгауэра и выпустилъ ихъ по русски, съ кія кончилъ партію, убилъ вальдшнепа, полюбовался жеребенками отъ Закраса, сидитъ съ
женою, пьетъ славный чай, куритъ, всѣми любимъ и всѣхъ
любитъ, и вдругъ привозятъ вонючій листъ сырой, рукамъ
больно, глазаай) больно, и въ сердцѣ злоба осужденій, чувство отчужденности, чувство, что я никого не люблю, никто
меня не любитъ, и начинаетъ" говорить, говоритъ и сердится, и страда;етъ. Это надо бросить. Будетъ много лучше.
Надѣюсь, до свиданія. Наши поклоны Марьѣ Петровнѣ.
Ващъ Л Толстойш
ѣ
А. А. Ф е т у .
(Ясная Поляна, 1 8 8 0 г., іюль 8).
Дорогой Афанасій Афанасьевичъ. Страховъ мнѣ пишетъ,
что онъ хотѣлъ исполнить мою просьбу: >ничтожитьвъ васъ
зсякое, какое могло быть, недоброжелательство ко мнѣ или
недовольство мною,—но что это оказалось совершенно из«
лишне. Онъ ничего не могъ мнѣ написать пріятнѣе.
Й это же я чую въ вашемъ письмѣ. А это для меня
главное. й еще будетъ лучше, когда вы по старой привычкѣ
заѣдете ко мнѣ. Мы оба съ женою ждемъ этого съ радостью.
Теперь лѣто и прелестное лѣто, и я, какъ обыкновенно, ошалѣваю отъ жизни и забываю свою работу. Нынѣшній годъ
додго я боролся. но красота міра побѣдила меня. И я ра«
дуюсь жизни и больше почти ничего не дѣлаю. У насъ полонъ домъ гостей. Дѣти затѣяли спектакль, и у нихъ шумно
и весело. Я съ трудомъ нашелъ уголокъ и выбралъ минутку, чтобы написать вамъ словечко. Пожалуйста же постарому любите насъ, какъ и мы. Передайте нашъ привѣтъ
Марьѣ Петровнѣ.
Вашъ Л. Толстой.
Г р а ф и н ѣ С. А. Т о л с т о й.
(1881 г . , іюль іі).
Дошелъ хуже, чѣмъ я ожидалъ. Натеръ мозоли, поспалъ
и здоровьемъ чувствую лучше, чѣмъ ожидалъ. Здѣсь купилъ чуни пенечныя, и въ нихъ пойдется легче. Пріятно,
полезно и поучительно 'очень. Только бы далъ Богъ намъ
свидѣться здоровыми всей семьей и чтобы не было дурного
ни съ тобой, ни со мной, а то я никакъ не буду раскаиваться, что пошелъ.
Нельзя себѣ представить, до какой степени ново, важно
и полезно для души (для взгляда на жизнь), увидать, какъ
живетъ міръ Божій большой, настоящій, а не тотъ, который
мы устроили себѣ и изъ котораго не выходимъ, хотя бы объѣхали вокругъ свѣта. Дмитрій Федоровичъ (яснополянскій
учитель) идетъ со мной до Оптиной *). Ояъ тихій и услужливый человѣкъ. Ночеваяи мы въ Селивановѣ у богатаго мужика, бывшаго старшины, арендатора. Изъ Одоева напишу
и изъ Бѣлева напишу. Я очень берегу себя и кунилъ ньгнче
винныхъ ягодъ для желудка. Если бы ты видѣла вчера на
ночлегѣдѣвочку Мишиныхъ **) лѣтъ, ты бы влюбилась въ нее:
ничего не говоритъ и все понимаетъ, и все улыбается, и никто за ней не смотритъ. Главное новое чувство—это созна*) До одной деревни на пути въ ,Оптину Пустынь*.
, **) Сынъ Л. Н-ча.
вать себя и иередъ собою и передъ другимп только тѣмъ,
что я есмь, а ве тѣмъ, что я—вмѣстѣ со своей обстановкой. Ныцче мужикъ' въ телѣгѣ обгоняетъ. „Дѣдушка, куда
Богъ несетъ?"-—Въ Оптину".—„Что жъ тамъ и жить останешьсяѴ*—И начинается разговоръ.
Только бы тебя не разстраивали и болыпія, и малыя
дѣти. Только бы гости не были непріятны, только бы сама
была здорова, только бы ничего не случилось, только бы...
я дѣлалъ все хорошее и ты тоже, и тогда все будетъ хорошо.
Г р а ф и н ѣ С А. Т о л с т о й .
(188! г., Авг. 2 4 ) .
Ты нынче выѣзжаешь въ Москву. Ты не повѣришь, какъ
меня мучаетъ мысль о томъ, что ты черезъ силу работаешь,
и раскаяніе въ томъ, что я мало (вовсе) не помогалъ тебѣ.
Вотъ ужъ на это кумысъ былъ хорошъ, чтобы заставить
меня спуститься съ той точки зрѣнія, съ которой я невольно, увлеченный своимъ дѣломъ, смотрѣлъ навсе.Ятеперь иначе смотрю. Я все то же думаю и чувствую, но я
излѣчился отъ заблужденія, что другіе люди могутъ и должны смотрѣть на все, какъ я. Я много передъ тобой былъ
виноватъ, душенька, безсознательно, невольно виновагзь, ты
знаешь это, но виноватъ.
Оправданіе мое въ томъ, что для того, чтобы работать
съ такимъ напряженіемъ, съ какимъ я работалъ, и сдѣлать
что нибудь, нужно забыть все. 'И я слишкомъ забывалъ о
тебѣ и каюсь, ради Бога и любви нашей, какъ можно береги себя. Откладывай больше до моего пріѣзда, я все сдѣлаю, съ радостью, и сдѣлаю недурно, потому что буду ста-.
раться.
В. И. А л е к с ѣ е в у .
(Москва, 1881 г . , Окт. (?) ).
Спасибо вамъ за хорошее письмо, дорогой В. И., мы какъ
будто забываемъ, что любимъ другъ друга. Я ре хочу этого
забывать—не хочу забывать того, что я вамъ во многомъ
обязанъ, въ томъ спокойствіи и ясности моего міросозерцанія, до котораго я дошелъ. Я васъ узналъ, перваго человѣка (тронутаго образованіемъ) не на словахъ, а въ сердцѣ
исповѣдующаго ту вѣру, которая стала яснымъ и непоколебимымъ для меня свѣтомъ. Это заставило меня вѣрить
въ возможность того, что смутно всегда шевелилось въ
душѣ. й поэтому вы какъ были, такъ и останетесь всегда
дороги. Смущаетъ меня неясность, непослѣдовательность
вашей жизни, смущаетъ ваше предпослѣднее гшсьмо, полное заботъ мірскпхъ, но я самъ такъ недавно былъ пере-
полненъ ими и до сихъ поръ такъ шюхъ в ь своей жизня,
что мнѣ пора знать, какъ сложно переплетается жизнь съ
прошедшими соблазнами, и что дѣло не во внѣшнихъ формулахъ, а въ вѣрѣ. И мнѣ радостно думать, что у насъ съ
вами вѣра одна.
0 моихъ предположеніяхъ, собирать долги и на эти
деньги учредить что-нибудь для пользы людей, долженъ
сказать, что все это пустяки, даже хуже чѣмъ пустяки,
это—дурное тщеславіе. Одно смягчающее мою вину и объясняющее обстоятельство это то, что я дѣлалъ это для своихъ, для своей семьи. Изъ денегъ, разумѣется, кромѣ зла
(какъ вы пишете), едва ли что-нибудь выйдетъ но для
моей семьи—это начало готою, къ чему я тяну постоянно,—
отдать то, что есть не для того, чтобы сдѣлать добро, а
чтобы быть меньше виноватымъ.
То, что мои доводы малоубѣдительны, я очень хорошо
знаю. Ошибаюсь ли я или нѣтъ, но я думаю, что я могу
сдѣлать ихъ неопровержимыми для всякаго человѣка логкческаго, разсуждающаго; но я убѣдился, что убѣждать логически не нужно. Я пережилъ уже эту эпоху. То, что я
писалъ к говорилъ, достаточно для того, чтобы указать
путь; всякій ищущій самъ найдетъ и найдеть лучше и
болыпе, и свойственнѣе себѣ доводы, но дѣло въ томъ.
чтобы показать путь. Теперь же я убѣдился, что показать
путь можетътолько жизнь,—примѣръ жизни. Дѣйствіе этого
примѣра очень не быстро, очень неопредѣленно (въ томъ
смыслѣ, что думаю, нккакъ не можешь знать, на кого оно
подѣйствуетъ), очень трудно. Но оно одно даетъ тоячекъ.
Примѣръ—доказательство возможности христіанской, т. е.
разумной и счастливой жизни при всѣхъ возможныхъ услозіяхъ; это одно двигаетъ людей и это одно нужно и мнѣ,
и вамъ, и давайте помогать другъ другу это дѣлать.
Пишите мнѣ, II будемте какъ можно правдивѣе другъ
передъ другомъ.
Обнимаю васъ и всѣхъ вашихъ.
Левъ Толстой.
В. И. А л е к с ѣ е в у.
(Москва, 188! г., Ноябрь (?) ) .
Опасибо вамъ, дорогой Василій Ивановичъ, за письмо
ваше. Думаю я о васъ безпрестанно и люблю васъ очень.
Вы недовольны собой, что же мнѣ-то ска,зать про себя?
Мнѣ очень тяжело въ Москвѣ. Вольше дбухъ мѣсяцевъ я
живу к все такъ же тяжело. Я вижу теперь, что я зналъ
про все то, про всю громаду соблазновъ, въ которыхъ жквутъ люди, но не вѣрилъ имъ, не могъ представить ихъ себѣ,
какъ вы знали, что есть Кавказъ по географіи, но узнали
его только, когда пріѣхали въ него. И громада этого зла
лодавляетъ меня, приводитъ въ отчаяніе, вселяетъ недовѣріе, удивляетъ меня,—какъ же никто не видитъ ѳтого?
Можетъ быть, и мнѣ нужно было это, чтобы яснѣе найти
свой честный путь въ жизни. Представляется прежде всего
одно изъ двухъ: или опустить руки и страдать бездѣятельно, предаваясь отчаянію, или помириться со зломъ, затуманивать себя виномъ, иустомельемъ, суетой. Но, кѣ
счастью, я послѣдняго не могу, а первое слишкомъ мучительно, и я ищу выхода. Выходъ представляется мнѣ одинъ:
проповѣдь печатная и изустная. Но тутъ тщеславіе, гордость, можетъ быть, самообманъ, и боишься его. Другой
выходъ—дѣлать добро людямъ, но тутъ огромность числа
яесчастныхъ подавляетъ. Не такъ, какъ въ деревнѣ, гдѣ
складывается кружокъ естественный. Вдинственный выходъ
который я вижу изъ этого—жить хорошо, всегда ко всѣмъ
поворачиваться доброй стороной, но это я все еще не
умѣго дѣлать, какъ вы. Вспоминаю я о васъ, когда обрываюсь на этомъ. Рѣдко могу быть такимъ—я горячъ, сержусь,
негодую и недоволенъ собою. Есть и здѣсь люди. И мнѣ
далъ Богъ сойтись съ двумя: Орловъ одинъ, другой и главный Николай Федоровичъ Федоровъ. Это библіографъ Румянцевской библіотеки. Помните, я вамъ разсказывалъ? Они
составили планъ общаго дѣла всего чедовѣчества, имѣющаго цѣлью воскресенье всѣхъ людей во плоти. Во-первыхъ,
это не такъ безумно, какъ кажется. Не бойтесь, я не раздѣляю его взглядовъ, но я такъ понялъ ихъ, что чувствую
себя въ силахъ защитить эти взгляды передъ всякимъ
другимъ вѣрованіемъ, имѣющимъ внѣшнюю цѣль; во-вторыхъ, и главное, благодаря ѳтому вѣрованію онъ но жизни
самы й чистый христіанинъ. Когда я ему говорю объ исполненіи Христова ученія, онъ говоритъ: „да, это разумѣется",
и я знаю, что онъ исполняетъ его. Ему 6 0 лѣтъ, онъ нищій,
все отдаетъ, всегда веселъ и кротокъ. Орловъ—пострадавпіій, 2 года сидѣлъ по дѣлу Нечаева, и болѣзненный, тоже
аскетъ по ЖЙЗНИ И кормитъ 9 душъ и живетъ хорошо. Онъ
учитель въ желѣзнодорожной школѣ. Соловьевъ*) здѣсь, но
онъ головной. Еще былъ я у Сютаева**), тоже христіанинъ и
на дѣлѣ. Книгу мою—„Краткое изложеніе"—читали и Орловъ, и Федоровъ и мы единомышленники съ Сютаевымъ
во всемъ, до малѣйшихъ подробностей. Ну, казалось бы,
хорошо. Кромѣ того, пишу разсказы, въ которыхъ хочу выразить мои мысли. Казалось бы хорошо, но нѣтъ спокойствія.
Торжество равнодушія, приличія, привычность зла и
обмана—давятъ.
Сижу все дома, утромъ пытаюсь работать, нлохо идетъ.
Часа въ 2 — 3 иду за Москву-рѣку пилить дрова. И когда
есть сила и охота подняться, это освѣжаетъ меня, придаетъ
") Филосовъ в. С
**) Креетьянинъ-сектантъ.
силы, видигль жизнь настоящую и хотя прыжкомъ въ нее
окунешься и освѣжишься. Но когда не хожу (тому назадъ
недѣли три я ослабѣлъ и пересталъ ходпть, и совсѣмъ
было опустился), раздраженіе, тоска. Вечеромъ сижу дома
и одолѣваютъ гости. Хоть и интересные, но пустые разговоры, и теперь хочу затвориться отъ нихъ. Перечелъ письмо
и вижу, что оно ужасно безтолково, но боюсь, не сумѣю
нашісать лучше и посылаю. Напишу непремѣнно получше
въ другой разъ.
Пишите, пожалуйста, почаще.
Левъ Толстой.
Г р а ф и н ѣ С. А. Т о л с т о й.
(Ясиая Поляна, 1882 г., Мартъ (?)).
... Я думаю, что лучше, спокойнѣе мнѣ нигдѣ бы не
могло быть.
Ты вѣчно въ домѣ и въ заботахъ семьи не можешь
чувствовать ту разниду, которая составляетъ для меня городъ и деревня.
Впрочемъ, ничего говорить и писать въ письмѣ, я объ
этомъ самомъ пишу теперь, и ты прочтешь яснѣе, если удастся
написать. Главное зло города для меня и для всѣхъ людей
мысли (о чемъ я не пишу)—это то, что безпрестанно приходится или спорить, опровергать ложныя сужденія или
соглашаться съ ними безъ спора, что еще хуже. А спорнть
и опровергать пустяки и ложь—самое праздное занятіе и
ему конда нѣтъ, потому что лжей можетъ быть и есть безчисленное количество. А занимаешься этимъ и начинаешь
воображать, что это дѣло, а это самое болыпое бездѣлье.
Если же не спорить, то что-яибудь уяснишь себѣ такъ,
что оно исключаетъ возможность спора, а это дѣлается
только въ тишинѣ и уединеніи, — я знаю — что нужно и
общеніе съ подобными себѣ и очень нужно, и мои трк мѣсяца въ Москвѣ, съ одной стороны, мнѣ дали очень много,
не говоря уже объ Орловѣ, Николаѣ Федоровичѣ, Сютаевѣ;
ближе узнать людей, общество даже, которое холодно осуждалъ издалека,—-мнѣ дало очень много, И я разбираюсь
со всѣмъ этимъ матеріаломъ. Перепись и Сютаевъ уяснкли
мнѣ очень многое. Такъ не безпокойся обо мнѣ. Сдучиться
все можетъ и вездѣ, но я здѣсь въ условіяхъ самыхъ хорошихъ и безопасныхъ.
В. И. А л е к с ѣ е в у .
(Москва 1 8 8 2 г., (?)).
Милый другъ. Только что видѣлъ васъ во снѣ и хотѣлъ
пксать вамъ, какъ получклъ ваше пксьмо. Я скучаю по
васъ часто, но радуюсь, что вамъ хорошо, никогда не ду-
мая, что вамъ не хорошо. Вашъ удѣлъ очень счастліівы&>
Разумѣется, счастье все въ себѣ. Но по внѣшнимъ условіямъ—можно жить и въ самыхъ тяжелыхъ условіяхъ, въ
самой гуще соблазновъ, можно въ среднихъ и въ самыхъ
легкихъ. Вы почти въ самыхъ легкихъ. Мнѣ Богъ никогда
не давалъ такихъ условій, завидую вамъ чисто, любовно
завидую, но завидую...
У насъ въ семьѣ были нездоровы, но теперь все хорошо,
и болѣе или менѣе по-старому. Сережа много занимается
и вѣритъ въ университетъ.
Таня полудобрая, долусерьезная, полоумная,—не д ѣ лается хуже, скорѣе дѣлается лучше. Ильюша лѣнится,
растетъ и еще душа его не задавлена органическими процессами. Лева и Маша мнѣ кажутся лучше, они не захватили моей грубости, которую захватили старшіе, и мнѣ
кажется, что они развиваются въ лучшихъ условіяхъ и потому лучше и добрѣе старшихъ. Малыши славные мальчики,
здоровые. Я довольно спокоенъ, но грустно часто отъ торжествующаго самоувѣреннаго безумія окружающей жизни.
Не понимаешь часто, зачѣмъ мнѣ дано такъ ясно видѣть
ихъ безуміе, а они совершенно лишены возможности понять свое безуміе, и свои ошибки, и мы такъ стоимъ другъ
противъ друга, не понимая другъ друга, и удивляясь, и
осуждая другъ друга. Только ихъ легіонъ, а я одинъ; имъ
какъ будто весело, а мнѣ какъ будто грустно. Все это
время я очень пристально занимался еврейскимъ языкомъ
и выучилъ его почти, читаю ужъ и понимаю. Учитъ меня
раввинъ здѣшній, Миноръ, очень хорошій и умпый человѣкъ. Я очень занятъ. Здоровье мое слабѣетъ и очень
часто хочется умереть, но знаю, что это дурное желаніе-—
это второе искушеніе. Видно, я не пережилъ еще его.
Прощайте, мой дорогой, дай вамъ Богъ того, что у меня
бываетъ въ хорошія минуты, вы это знаете, лучше этого
ничего нѣтъ.
Л". Толспьой.
М. А. Э н г е л ь г а р т у .
(1882 г., Авг. (?)).
Дорогой мой М. А. Ііишу вамъ „дорогой" не потому,
что такъ пишутъ, а потому, что со времени полученія вашего перваго, а особев^но второго письма. чувствую, что вы
мнѣ очень близки, и я васъ очень люблю. Въ чувствѣ, которое я испытываю къ вамъ; есть много эгоистичнаго. Вы,
вѣрно, не думаете этого, но вы не можете себѣ представить,
до какой ст епени я одинокъ, до какой степени то, что есть
настоящій „я", презираемо всѣми, окружающими меня, знаю,
что потерпѣвшій до конца спасенъ будетъ, знаю, что только
въ нустякахъ дано чедовѣку право воспользоваться плодами
своего труда или хоть видѣть этотъ длодъ, а чго въ дѣлѣ
Божьей истины, которая вѣчна, не можетъ быть дано человѣку видѣть плодъ своего дѣла, особенно же въ короткій
періодъ своей коротенькой жизни. Знаю все это и все таки
часто унываю, и потому встрѣча съ вами и надежда почти
увѣренность, найти въ васъ человѣка "искренно идущаго
по одной дорогѣ со мной и къ одной и той же цѣли для
меня очень радостна.
Я отвѣчаю, что я не проповѣдую и не могу проповѣдовать, хотя страстно желаю этого. Проповѣдовать я могу
дѣломъ, а дѣла мои скверны. То же, что я говорю, не есть
проповѣдь, а только опроверженіе ложнаго пониманія христіанскаго ученія и разъясненіе настоящаго его значенія.
Значеніе его не въ томъ, чтобы во имя его насиліемъ
перестраивать общество, значеніе его въ томъ, чтобы найти
смыслъ жизни въ этомъ мірѣ. Исполненіе пяти заповѣдей
даетъ этотъ смыслъ. Всли вы хотите быть христіаниномъ,
то надо исполнять ети заповѣди, а не хотите ихъ исполнять,
то не толкуйте о христіанствѣ внѣ исполненія этихъ заповѣдей. Но, мнѣ говорятъ, если вы находите, что внѣ йсполненія хрисііанскаго ученія нѣтъ разумной жизни, а вы любите эту разумную жизнь, отчего вы не иснолняете заповѣдей? Я отвѣчаю, что виноватъ и гадокъ и достоинъ
презрѣнія за то, что я не исполняю. Но при этомъ не
столько въ оправданіе, сколько въ объясненіе непослѣдовательности своей говорю: посмотрите на мою жизнь, прежнюю и теперешнюю, и вы увидите, что я пытаюсь исполнять.
Я не исполнилъ и Ѵіоооо, это правда и я виноватъ въ этомъ,
но я не исполнилъ не потому, что не хотѣлъ, а потому, что
не умѣлъ. Научите меня, какъ выпутаться изъ сѣти соблазновъ охватившихъ меня, помогите мнѣ, и я исполню; но
и безъ помощи я хочу и надѣюсь исполнить. Обвиняйте
меня, я самъ это дѣлаю, но обвиняйте меня, а не тотъ путь,
по которому я иду и указываю тѣмъ, кто спрашиваетъ меня,
гдѣ, по моему мнѣнію, дорога. Если я знаю дорогу домой
и иду по ней пьяный, шатаясь изъ стороны въ сторону, то
неужели отъ этого не вѣренъ путь, покоторомуяиду? Если
не вѣренъ, покажите мнѣ другой; если я сбиваюсь и шатаюсь, помогите мнѣ, поддержите меня на настоящемъ пути,
какъ я готовъ поддержать васъ, а не сбивайте меня, не
радуйтесь тому. что я сбился, не кричите съ восторгомъ:
вотъ онъ говоритъ что идетъ домой, а самъ лѣзетъ въ болото. Да не радуйтесь же этому, а*помогите мйѣ, поддержите меня.
Вѣдь вы не черти иэъ болота, а тоже люди, идущіе домой. Вѣдь я одинъ и вѣдь я не могу желать итти въ 6 6 лото. Помогите мнѣ: у меня сердце разрывается отъ отчаянія, что мы всѣ заблудились, и когда я бьюсь всѣми силамй,
вы при каявдомъ отклоненіи, вмѣсто того, чтЬбы пожалѣть
себяименя, суете меня и съ восторгомъ кричите: смотрите,
съ нами вмѣстѣ въ болотѣ.
Такъ вотъ мое отношеніе къ ученію и къ исполненію.
Всѣми силами стараюсь исполнить и въ каждомъ неисполненіи не то, что только каюсь, но прошу помощи, чтобы
быть въ состояніи исполнить, и съ радостью встрѣчаю всякаго, ищущаго путь, какъ и я, и слушаюсь ѳго.
Л. Толстой.
Г р а ф и н ѣ А. А. Т о л с т о й.
(Ясная Поляна, 1883 г., Мартъ (?) ).
Я не отвѣчалъ вамъ долго, дорогой другъ, оттого, что
былъ эти дни въ Москвѣ и измучился, какъ всегда, отъ городской у ж а с н о й для меня суеты.
Я не такъ понимаю, какъ вы, слово к р е с т ъ , который
мы несемъ. Если Богу угодно будетъ то, что я задумываю,
вы прочтете, на словахъ тоже, къ слову сказать можно, но
писать нельзя. Скажу только, что „Возьми крестъ свой и
иди за Мной"--это о д н о нераздѣльное слово. „Возьми
крестъ свой"— отдѣльно не имѣетъ, по моему, смнсла, потому что крестъ брать и не брать не въ нашей волѣ; онъ лежитъ на насъ, только не надо нести ничего лишняго—все
то, что не крестъ. И нести крестъ надо не куда-нибудь, а
за Христомъ, то-есть исполняя его законъ любви къ Богу
и ближнему. Вашъ крестъ—Дворъ, мой—работа мысли—
скверная, горделивая, полная соблазновъ... Но будетъ...
У меня двѣ просьбы къ вамъ, то-есть, черезъ васъ къ
Государю и Императрицѣ. Не бойтесь. Надѣюсь, что просьбы
такъ легки, что вамъ не придется мнѣ отказать. Просьба къ
Императрицѣ даже такова, что я увѣренъ, что она будеть
благодарна вамъ. Просьба черезъ нее къ Государю— затрехъ
стариковъ, раскольничьихъ архіереевъ (одному 9 0 лѣтъ,
двумъ около 60, четвертый—умеръ въ заточеніи), которые
22 года сидятъ въ заточеніи въ Суздальскомъ монастырѣ.
Имена ихъ: Кононъ, Геннадій, Аркадій.
Когда я узналъ про нихъ, я не хотѣлъ вѣрить, какъ и
вы, вѣрно, не повѣрите, что четыре старика сидятъ засвои
религіозныя убѣжденія въ тяжеломъ заключеніи 2 3 года...
Вы знаете лучше меня—можно или нѣтъ просить за нихъ
и освободить ихъ. А какъ бы хорошо было освободить ихъ
въ эти дни
Мнѣкажется, что нашей доброй Императрицѣ
такъ идетъ ходатайство за такихъ людей.
Другая моя просьба къ вамъ, чтобы мнѣ были открыты
архивы секретныхъ дѣлъ временъ ПетраІ., Анны Іоанновны
и Елизаветы. Я былъ въ Москвѣ преимущественно для работъ по архивамъ (теперь уже не декабристы, а 18-й вѣкъ>
1
) На страстной недѣлѣ.
начало его—интересуетъ менл), и мнѣ сказали, что безъ
Высочайшаго разрѣшенія мнѣ не откроютъ архивовъ секретныхъ, а въ нихъ все меня интересующее: самозванцы,
разбойники, раскольники... Какъ получить разрѣшеніе? Если
вамъ не скучно, не трудно, не неудобно, то помогите мнѣ,
научите меня; если фе хоть немножко почему-нибудь непріятно,—пожалуйста, ничего не дѣлайте и простите меня
за мою іпсіізсгетлоп... Какъ вы живете и чувствуете? Ваши
письма всегда мнѣ радостны. Чѣмъ старше тѣмъ сильнѣе
чувствуешь старую дружбу. Дай Богъ вамъ всего лучшаго!
Цѣлую вашу руку. Соня благодаритъ васъ за любовь и
платитъ тѣмъ-же.
Вашъ .77". Толстой.
Н. Н. С т р а х о в у.
(Москва, 1 8 8 3 г., Ноябрь (?) ).
Дорогой Николай Николаевичъ. Я только начиналъ скучать о томъ, что давно не имѣю отъ васъ извѣстій, какъ
получилъ вашу книгу и письмо, и книги. Очень благодаренъ вамъ за все и за еврейскую библію, которую я съ радостью получилъ давно и, мнѣ кажется, я уже благодарилъ васъ за нее. Сколько я вамъ долженъ? Когда увидимся?
Не пріѣдете ли вы въ Москву?Книгувашу прочелъ. Письмо
ваше очень грустно подѣйствовало на меня, разочаровало
меня. Но я васъ вполнѣ понимаю и, къ сожалѣнію, почти
вѣрю вамъ. Мнѣ кажется, вы были жертвою ложнаго, фальшиваго отношенія къ Достоевскому, не вами, но всѣми—
преувеличеннаго его значенія и преувеличенія по шаблону,
возведенія въ пророки и святого,—человѣка, умершаго въ
самомъ горячемъ процессѣ внутренней борьбы, добра и зла.
Онъ трогателенъ, интересенъ, но поставить на памятникъ
въ поученіе потомству нельзя человѣка, который весь—
борьба. Изъ книги вашей я первый разъ узналъ всю мѣру
его ума. Книгу Пресансе я тоже прочиталъ, но вся ученость пропадаетъ отъ загвоздки.
Бываютъ лошади—красавицы: рысакъ цѣна 1000 рублей,
и вдругъ заминка, и лошади-красавицѣ, и силачу цѣна—
грошъ. Чѣмъ я больше живу, тѣмъ больше цѣню людей
безъ заминки. Вы говорите, что помирились съ Тургеневымъ, а я очень полюбилъ. И забавно, за то, что онъ былъ
безъ заминки и свезетъ, а то рысакъ, да никуда на немъ
не уѣдешь. Если еще не завезетъ въ канаву. И Пресансе,
и Достоевскій—оба съ заминкой. И у одного вся ученость,
у другого умъ и сердце пропали за ничто. Вѣдь Тургеневъ
и переживетъ Достоевскаго и не за художественность, а за
то, что безъ заминки. Обнимаю васъ отъ всей души. Ахъ,
да, со мной случилась бѣда, задѣвшая и васъ. Я ѣздилъ
па недѣльку въ деревню въ половинѣ октября, и, возвра-
щаясь отъ вокзала до дому, выронилъ изъ саяѳйчемоданъ.
Въ чемоданѣ были книги и рукописи, и корректуры. II
книга одна пропала ваша: первый томъ Гризбаха. Всѣ объявлевія ни къ чему не привели. Надѣюсь, еще найти у букинистовъ. Я знаю, что вы простите мнѣ, но мнѣ и совѣстно, и досадно лишиться книги, которая мнѣ всегда
нужна.
Левъ Толвтой.
Г р а ф и н ѣ С . А. Т о л с т о й .
(Ясная Поляна, 1883 г., Сент. 2 8 ) .
...Сегодня пріѣхалъ изъ Крапивны. Я ѣздилъ туда по
вызову въ присяжные. Я пріѣхалъ въ третьемъ часу. Засѣданіе уже началось, и на меня наложили штрафъ въ
100 рублей.
Когда мепя вызвали, я сказалъ, что не могу быть присяжнымъ. Спросили почему? Я сказалъ: по религіознымъ
^бѣжденіямъ. Потомъ другой разъ спросили: рѣшительно
ли я отказываюсь? Я сказалъ, что никакъ не могу, и ушелъ.
Все было очень дружелюбно. Нынче, вѣроятно, наложатъ
еще двѣсти рублей, и не знаю, кончится ли все этимъ. Я
думаю, что да.
Въ томъ, что я имепно не могъ поступить иначе,яувѣренъ, что ты не сомнѣваешься, но, пожалуйста, не сердись
тшжтя за то, что я не сказалъ тебѣ, что я былъ . назна^ЧЁ&Ъ дри^яжнымъ. Я. бытёбѣ сказалъ, если бытыспросила
*"или пришлось; но нарочно говорить тебѣ мнѣ не хотѣлось.
Ты бы волновалась, меня бы встревожила, а я и такъ тревожился, и всѣми силами себя успокаивалъ. Остаться или
вернуться въ Ясную я и такъ хотѣлъ, а тутъ и ѳта причина была, такъ ты, пожалуйста, не сердись. Мнѣ можно было совсѣмъ не ѣхать. Тогда были бы тѣ же штрафы, а въ
слѣдующій разъ опять бы меня потребовали. Но теперь я
отказалъ разъ навсегда, что не могу быть. Сказалъ я самымъ мягкимъ образомъ, и даже такими выраженіями, что
никто, мужики, не поняли. Изъ судейскихъ я никого не
видалъ. •
Г р а ф и н ѣ С. А Т о л с т о й .
(Яоная Поляна, 1884 г., Ден. 3)
Вчера, когда я вышелъ и сѣлъ въ сани и іюѣхалъ по
глубокому, рыхлому въ полъ-аршина (выпалъ вновь) снѣгу
въ этой тишинѣ и мягкости съ прелестпымъ, зимнимъ звѣзднымъ небомъ надъ головой, симпатичнымъ Мишей, я испыталъ чувство, похожее на восторгъ, особенно послѣ вагона
съ курящей помѣщидей въ браслетахъ, съ докторомъ, пе-
рорирующимъ о томъ, что нужно казнить, съ какой-топьяной, ужасной бабой въ разорванномъ салопѣ, безчувственно лежавшей на лавкѣ и опустившейся тутъ же, и съ господиномъ съ бутылкой въ чемоданѣ, и со студентомъ въ
пенснэ, и съ кондукторомъ, толкавшимъ меня въ спину,
потому что я въ полушубкѣ.
Послѣ всего этого Оріонъ, Сиріусъ надъ Засѣкой, пухлый, беззвучный снѣгъ, добрая лошадь и добрый воздухъ,
и добрый Миша, и добрый Богъ.
М. А. Н о в о с е л о в у .
(1886 г.).
Не знаю, успѣю ли отвѣтить вамъ по всѣмъ пунктамъ,
дорогой М. А., яо хоть по нѣкоторымъ. Самый важный и
занимающій меня,—- это преподованіе исторіи. Мы только о
томъ и думаемъ, чтобы открыть въ „Посредникѣ" отдѣлъ
научный, для народа, т.-е. для большей серьезной публики.
0 другихъ отдѣлахъ не буду говорить, но исторія... Это то
самое, что вы говорите. Только излагайте хорошимъ языкомъ, понятнымъ, русскимъ и точно такъ, какъ вы говорите. Вы убьете двухъ зайдевъ. Составьте записки для преподаванія и книжки въ „Посредникѣ". Вы говорите про
средніе вѣка, а мнѣ ясно, какъ римская и особенпо Греческая исторія могутъ составить иллюстрацію зарожденія...
зла и борьбы его съ истиной. Попытайгесь. Напишите какую-нибудь одну эпоху. Не хорошо будетъ, другой разъ
сдѣлаете лучше. Мнѣніе ваше о томъ, что добро въ народѣ независимо отъ наградъ и, наказаній, не только справедливо, но удивительно, какъ могутъ люди не видѣть того, что понятіе о наградахъ и наказаніяхъ есть не что иное,
какъ образная форма выраженія того, что добро не можетъ
нмѣть реальной дѣйствительной яаграды. Правда, что дѣти
и грубые сердечно люди понимаютъ это прямо, и тогда невѣроятно, но какъ только человѣкъ позналъ добро, онъдѣлаетъ его для добра и не имѣя никакого разсудочнаго
объясненія для чего онъ дѣлаетъ, охотно беретъ то,которое ему
нредставляется. Дѣятельность, избранная ,вами и та, кототая должна выйтти изъ быта вашей вѣры и другихъ силъ,
дѣйствующихъ на нее, дѣятельность хорошая, т.-е. такая,
какъ и всякая не прямо злая, въ которой можно служить
Богу, т.-е. истинѣ.
Рукошгсей у меня нѣтъ, ни Бондарева, ни другихъ...
й—нь ^ это замѣтки, набросанныя и не имѣющія никаго
значенія, кромѣ раздражающаго. Лучшимъ сомнѣніемъ по
критикѣ текстовъ Свящ. Писанія я считаю переводъ съ
комментаріями Кеизі'а. По исторіи церкви Пресансе. Впрочемъ не совѣтую вамъ углтбляться въ эти занятія. Тотъ,
кто въ Евангеліи не сумѣетъ отдѣлить серщемъ, особенно
тѣ, которыя сдѣлаетъ Н., могутъ только улучшить вещь.
Левъ Толстой.
Н. Н. З л а т о в р а т с к о м у .
((886 п, Весна).
Дорогой Николай Николаевичъ.
Простите, что не отвѣчалъ на то письмо ваше—не могъ
тогда. Я душевно радуюсь тому сочувствію, которое вы выражаете н испытываете къ Бондареву ) .
Я еще больше полюбилъ васъ за это. Я написалъ кое
что въ видѣ предисловія. Пожалуйста, простите и напишите
мнѣ свое мнѣніе. Я очень недоволенъ написаннымъ. Вспоминаю о васъ, знаете, по какому случаю. Много встрѣчаю
людей, напоминающихъ мнѣ того пьяницу портного, к. вы
мнѣ читали. Это вѣрный призяакъ, что образъ художественный настоящій. Кончили ли вы. Дайте это въ Посредникъ. Вамъ и Богъ велѣлъ быть однимъ изъ лучшихъ сотрудниковъ. Постараюсь написать для сборника 2).
Дружески цѣлую васъ и желаю спокойствія душевнаго
для работы. Передайте мой привѣтъ вашей женѣ.
т
Л.
Толстой.
3
Н. Н. Г е ) .
(1886 г., Май 21).
Радуюсь, что у васъ все хорошо я что вы за с в о е й
работой. Хорошо и косить и пахать, но нѣтъ лучше, какъ
въ своемъ ремеслѣ привычномъ удастся работать на пользу людямъ... Мы четыре дня, какъ переѣхали. Работы у
меня по горло, и я этимъ счастливъ. Льщусь мыслію, что
работане безполезная: продолженіе статьи „Ч. н. д." (Чтоже намъ
дѣлать), и пишу для лубочныхъ изданій. А начатыхъ еще
работъ, до которыхъ руки не доходятъ—пропасть. Посмотришь на нашу жизнь, на мою, на вашу (я думаю о вашей
со всей нашей семьей иразличными настроеніямивъ ней)—
и голова кругомъ пойдетъ, если думать о томъ, какъ это
все будетъ, какъ это все лучше устроить. Но стоитъ только
посмотрѣть на то же, но только съ той мыслію, какъ мнѣ
сейчасъ сдѣлать наилучшее для А, для Б , для В., съ которым-и я прихожу в ъ соприкосновеніе, и в с ѣ представлявг
) . Ссыльно-заключенный крестьянинъ Бондарезъ прислалъ изъ Сибири
рукопись статьи „Трудолюбіе или торжество земледѣльца". Оригинальная
форма статьи въ видѣ катехизическихъ положеній и ея содержаніе, затрогивающее соціально-религіозныя проблемы, привлекла горячее вниманіе тогдашнихъ народниковъ Гл. И. Успенскаго, Н. Н. Златовратскаго и др. Захватила статья Бондарева и Л. Н. Толстого и была папечатана съ его предисловіемъ въ „Русскомъ Дѣлѣ . (1886 г., № 12).
г) Въ 1886 г. затѣвался общедоступный сборникъ къ ХХѴ-лѣтію освобожденія крестьянъ. Увы, этому сборнику не суждено было увидѣть свѣтъ,
по такъ называемымъ „независящимъ обстоятельствамъ*.
) Художникъ.
м
8
шіяся трудности разрываются, какъ паутина, и все слагается такъ, какъ бы и не придумали. Йщите Царствія Божія и правды его, а остальное все приложится вамъ; а мы
начинаемъ искать того, что должно приложиться. II того
не найдегпь ни за что (потому что оно дается только. какъ
послѣдствіе исканія Царствія), и Царствіе потеряемъ. Вы то
знаете это, но какъ хорошо было бы, если бы в с ѣ знали,
что это не красивыя слова, а самое практическое изъ практичеехихъ правилъ. Я уже опытомъ знаю. Дѣлаешь аи іоиг
1е іоиг, только бы худого не дѣлать. Хлопъ! Такое вырастетъ,
большущее хорошее, доброе, пріятное дѣло.
Л. Толетой.
И. Б. Ф е й н е р м а п у .
(1886 г., Дек.).
Какъ ето вы не пишете мнѣ своего адреса, милый другъ
II. Б,—Дойдетъ ли это письмо? Спасибо, что написали мнѣ.
Жду чѣмъ кончатся ваши мытарства ) . Пожалуйста, извѣстите. Могу только повторить то же. Поступайте тогда
только, когда ые можете не поступить извѣстнымъ образомъ ) . Это кажется очень условно, но не для васъ. Не
можетъ человѣкъ не поступить извѣстнымъ образомъ только
тогда, когда онъ чувствуетъ, что иначе онъ убиваетъ себя,
свое разумное божеское существо. Во всемъ жеостальномъ
нельзя быть достаточно уступчивымъ, чтобы „не соблазнить
и х ъ " . Помогай вамъ Богъ. У насъ все хорошо. Всѣ васъ
помнятъ и любятъ. Петръ и Никита отправляются съ коробомъ.
Я кончилъ драму ) и затѣялъ календарь съ пословицами и текстомъ Евангелія. Цѣлую васъ. Передаііте поклонъ вашимъ.
Л. Толетой.
х
2
8
Н. Н. Г е.
( 1 8 8 6 г., Дек. 9).
,.. Все идетъ прекрасно, но стараюсь не разрушать въ
себѣ сознанія близости смерти среди жизни. Не сплю, какъ
надо, и потому нервы слабы и голова, и не могу работать—
писать. Происходитъ другая внутренняя и отчасти внѣшняя работа общенія съ Богомъ и людьми, которую сознаю
и радъ. Радуюсь яа васъ и жуткостью ожидаю того, что
выйдетъ у васъ. У меня есть странное чувство жуткости
къ самымъ мнѣ важнымъ явленіямъ жизпи... и къ вашей
г
2
3
) По отбываніго воинской повинности.
) Рѣчь идетъ объ отказѣ отъ воинской повинности.
.,Власть тьмы .
а
новой работѣ. Должно быть отъ того, что все то новое—
новые ходы настоящей жизни. Не пишу больше, потому что
усталъ... Какой чудный человѣкъ 2. Весь свѣтится и горитъ. Тоже за него жутко.
Л. Толспюй.
И. Б.
Фейнермапу.
(Москва, 1886 г., Дѳк.).
Дорогой Исаакъ Борисовичъ!
Сейчасъ получилъ ваше письмо, милый другъ. Правда,
что вамъ предстоитъ большая и хорошая работа,—работа
внесепія добра и свѣта туда, г д ѣ его мало, и въ ту тьму,
съ которой вы связаны плотски. Помогай вамъ Богъ забывать себя, чтобы не бояться и не чувствовать униженій,
оскорбленій, клеветы. Въ этомъ все. Если освобожденъ отъ
желанія заявить себя, свою личность, то все сдѣлается
такъ, какъ того хочетъ божеская часть нашей души, т.-е.
Богъ.
Я ничего не знаю про ваши похожденія съ отбываніемъ
воинской повинности.
Напишите мнѣ.
А работа вамъ слѣдующая: кончайте скорѣе начатый
вами разсказъ и посылайте сюда. Но не увлекайтесь тѣмъ,
чтобы сказать въ одномъ разсказѣ все. Это всегдашній камень преткновенія не имѣющихъ привычки писать.
Вы уже начали затрудняться, желая выразить все ученіе,—всѣ заповѣди Христа.
Не ломайте, не гните по-своему событія разсказа, а сами
идите за нимъ, куда онъ ни поведетъ васъ.
Куда бы ни повела жизнь, она вездѣ, во всемъ можетъ
быть освѣщена однимъ свѣтомъ. Не симметричность, случайность (кажущаяся) событій жизни—есть главный признакъ ея.
Не отвлекайтесь далеко отъ сюжета главнаго и кончайте
и присылайте. Сытинъ платитъ всѣмъ по 3 0 и 5 0 руб. за
листъ.
Вотъ вамъ и работа, чтобы кормиться пока въ тѣхъ
условіяхъ, въ которыя Богъ поставилъ васъ.
Кланяйтесь вашей женѣ; скажите ей, что я прошу ее
любя, не спѣшить сердиться ни на кого,—не обвияять, а
главное ничего не рѣшать впередъ.
Не для васъ прошу, а для нея.
Л живу и хорошо, и дурно. Хорошо тѣмъ, что мирно и
любовно; дурно тѣмъ, что физически лѣниво и нечестно.
Л. Толетой.
Н. Н. Г е .
(Москва, 1 8 8 6 г., Дек. 18;.
Все хорошо у васъ. Я и не думалъ, чтобъ могло быть
иначе. А робость за себя всегда у меня есть, а потому и
за другихъ. Могъ бы я разсудить, что какъ у меня идетъ
жизнь, такъ н у другихъ. Я въ Москвѣ; и такъ, несмотря
на это, счастливъ и спокоенъ большею частью; ничего не
желаю. Работы столько (вѣрится, что нужной людямъ), что
знаешь впередъ, что не кончишь. Также у васъ, я знаю. А
какъ знаешъ, что не кончишь работы, отпадаетъ желаніе
личной награды за нее, а остается сознаніе служенія. Я
иногда испытываю это, и тогда особенно хорошо; но какъ
только начнутъ другіе хвалить (какъ у меня теперь съ драмой), такъ сейчасъ является желаніе дичное награды за
свой трудъ и глупое самодовольство: каковъ я! что сдѣлалъ!
Правда спасаетъ отъ этого—вы тоже знаете—навѣрное-то,
что некогда, а надо за другое приниматься... „йзбіеніе младенцевъ* прекрасно. Вообще не думаю о вашихъ работахъ
ничего, а какъ подумаю, такъ ужасно хочется ихъ видѣть.
Ну живы будемъ—увидимъ!..
Л. Толстой.
И. Б. Ф е й н е р м а н у .
(Москва, 1887 г., Янв.).
Дорогой Исаакъ Борисовичъ!
Получилъ только нынче два письма ваши изъ Ясной и
узналъ, наконецъ, объ исходѣ отбыванія солдатства. Получилъ тоже ваши два письма изъ Кременчута. В с ѣ письма
радостяы. Вы правы о книжничествѣ. Я то же чувствую,
живя въ городѣ. Фарисеи, иродіане, книжники и законники
все тѣ же, но сознаніе ими своей правоты уже не то. Со~
знаніе это расшатывается и будетъ расшатываться пока не
уничтожится. Не при насъ, но мы служимъ и будемъ служить истинѣ, чтобы она пробилась до друтихъ людей черезъ эти покровы. Для меня теперь важно ваше душевное
состояніе и работа, предстоящая вамъ. Успѣхъ в ъ работѣ
зависитъ не отъ насъ, но: 1) самоотверженіе, забвеніе себя;
2) разумность в ъ послѣдовательности дѣйствій и 3 ) совершенство орудій для работы (въ настоящемъ случаѣ совершенство орудія есть нѣжность, осторожность, кротость),—
все это зависитъ отъ насъ. Успѣетъ или нѣтъ тронуть
сердце. Это какъ Богъ дастъ, но не липгайте ее всеготого,
что можетъ помочь ей, т.-е. вашей самоотреченной кроткой
разумности.
Если эта сила проявляется виолнѣ, трудно кому-нибудь
устоять.
Я жнву хорошо, радостно. Писалъ все драму („Власть
тьмы")» Еще не вышла. В ъ цензурѣ. Потомъ пишу общее
разсужденіе о смерти и жизни, которое мнѣ кажется нужнымъ. Я кое что читалъ вамъ.
Чертковъ въ деревнѣ задержался за яездоровьемъ жены.
Въ очень хорошемъ духѣ. Вообще не видалъ еще людей,
ставшихъ на путь Христовъ и не идущихъ по немъ.
Вы спрашиваете объ И.—Онъ бѣдный, страдаетъ несоотвѣтственностью своихъ привычекъ, поддерживаемыхъ
средой его и большой слабостью,—съ признаваемой его
разумомъ истиной. Несоотвѣтствіе это такъ велико, что онъ
можетъ представляться людямъ прямо обманщикомъ, болтуномъ.
Жизнь—дѣло важное и сложное. й я смотрю на него,
выжидая, какъ и куда его выпретъ.
Цѣльныхъ людей послѣднее время встрѣчалъ мало, но
разбросаннаго свѣта среди тьмы, теплящихся искръ,—поразительно много въ сравненіи съ тѣмъ, что было хоть три
года тому назадъ. Здѣсь, напр., новый профессоръ философіи Гротъ,—живой, свѣжій человѣкъ, очень близокъ къ
нашимъ взглядамъ, даже совпадаетъ съ ними, но, какъ
книжникъ, хочетъ все выразить на своемъ жаргонѣ. Когда же
откинетъ все лишнее, остается Евангеліе, то самое, которое
и дало ему то, что онъ исповѣдуетъ. Это пріятно видѣтьи
такого вижу много.
Напишите свой разсказъ только какъ можно избѣгайте
нецензурнаго.
Л. Толстой.
Е. И. І І о п о в у *).
(Москва, 1887 г., Зима).
Ваше письмо доставило мнѣ большую радость. Вы говорите: „защитить истину передъ людьми, нападающими на
нее". Да если она истина, что ей могутъ сдѣлать нападки
лжи? А то, что на нее нападаютъ,—есть одинъ изъ признаковъ того, что она истина. И если гонятъ васъ, радуйтесь
и веселитесь, такъ гнали и всегда будутъ гнать исповѣдники лжи исповѣдниковъ истины.
Есть періодъ (степень вѣры—разумѣнія), при которомъ
гоненіе истины многихъ заставляетъ сомнѣваться въ истинѣ,
потомъ наступартъ такая увѣренность, что является равнодупгіе къ гоненію, а потомъ уже гоненія радуютъ, показывая до очевидности слабость лжи, сознаваемую ею самою.
„Іисусъ, сыйъ Давидовъ, кричатъ они ей (несмотря на то,
что онъ не трогаетъ ихъ), уйди отъ насъ, зачѣмъ ты при*) Е. И. Поповъ, предоставившій въ распоряженіѳ редактора Альманаха толстовскія письма, просилъ сдѣлать примѣчаніе, что онъ не считаетъ
этихъ писемъ чьей-либо исключительной собственностью.
шелъ мучить насъ". И, покричавъ, убѣгаютъ,—не такъ быстро, какъ намъ хочется, но убѣгаютъ. Если дастъ намъ
Богъ прожить в ъ своей вѣрѣ годъ, два, вы увидите, какъ
дерейдутъ эти стадіи, и какъ, пока вы ихъ будете переходить, вы вокругъ себя увидите со всѣхъ сторонъ все больгпе
и болыпе подтвержденія истины и паденія лжи и отреченія
отъ нея. Если вы говорите только о непротивленіи злу, то
подтвержденіе жизненности, какъ вы пигпете, этого принципа, вы найдете хоть бы во всѣхъ болѣе истинныхъ,
чѣмъ католическая, православная, протестантская, исповѣданіяхъ христіанства (называемыхъ сектами), начицая
съ павликанъ и кончая теперь существующими квакерамк,
отъ которыхъ я имѣю радость часто получать письма и
сочиненія. Посылаю вамъ, между прочимъ, одно изъ послѣднихъ. Если вы не знаете но-англійски, вамъ кто-нибудь
переведетъ.
Вы говорите о поддержкѣ. Поддержка—въ себѣ, и въ
томъ, чего мы постигнуть не можемъ. „И никто не придетъ
ко Мнѣ, если Отецъ не привлечетъ его", сказалъ Христосъ,
и я опытомъ убѣдился, что ато такъ. При самыхъ выгодныхЪ для того условіяхъ, человѣкъ не пробуждается къ
жизни, и наоборотъ. Но вы скажите—общеніе съ единовѣрными людьми. 0, да. Это великое благо, и я его ищу и
радуюсь, и желаю его вамъ.
Вопросъ о деньгахъ—дѣйствительно является труднымъ
для рѣшенія, но таковымъ онъ особенно кажется, когда мы
хотимъ рѣшить его внѣшнимъ образомъ. Рѣшеніе его в ъ
себѣ: въ своемъ отношеніи къ нимъ. Если это рѣшено, то
внѣшнее рѣшеніе найдется само собой. Бѣда, и вы остерегайтесъ, рѣшать внѣшнимъ образомъ, когда есть колебанія
внутреннія.
Прощайте пока, дорогой братъ. Помогай вамъ Богъ.
Левъ Толстой.
Н. Н. Г е .
(1887 г., Февр. 2 5 ) .
Я стосковался по васъ. Брюхомъ хочется общенія съ вашей душой. Отчёго не работается? Что въ душѣ дѣлается?
Хорошо ли вамъ? Мнѣ очень хорошо, и этому хорошему
состоянію содѣйствуетъ и украшаетъ его нашъ дорогой 2.
какъ солнце и свѣтитъ и грѣетъ вокрутъ* себя и живетъ
всей силой своего духа. У меня то то, то се болитъ, и
жизнь брезжится во мнѣ, но ищу и понемногу достигаю
того, чтобы она шла въ свѣтѣ, и тогда нѣтъ ни меньшаго,
ни болыпаго. Да, для того, чтобы производить то, что называется произведеніями искусства, надо, чтобы человѣкъ
ясно, несомнѣнно зналъ, что добро, что зло, только видѣлъ
раздѣяьную черту, и потому писалъ бы не то, что есть, а то,
что должно быть. II думалъ бы то, что должно быть такъ,
какъ будто оно есть. Что для него то, что должно быть,
было бы. Не правда ли и у васъ оба термина очень сильны
и равны, и потому вы должпы писать, когда вамъ хочется
и никто не мѣшаетъ.
Л . Толстой.
II. Б. Ф е й н е р м а н у.
(Ясная Поляна . 8 8 7 г., Іюль).
Давно не писалъ вамъ, милый другъ, но не переставая,
помню и люблю васъ. Послѣднее письмо ваше, кажется
отъ 8-го іюня, мѣсяцъ! Что съ вами съ тѣхъ поръ видоизмѣнилось во внѣшнемъ? Гдѣ, работаете, съ кѣмъ общаетесь? Чертковъ, кажется, пишетъ вамъ, а Ге старый спрашиваетъ о васъ.
Да, правда, что надо расти самому, какъ дерево, не огорчаясь тѣмъ, что при другихъ условіяхъ могъ бы быть полезнѣе людямъ. Не дано намъ знать этого.
Павла Николаевна ПІарапова живетъ здѣсь съ маленькой дѣвочкой, воспитанницей у Макаровыхъ. Работаетъ и
помогаетъ людямъ. Хорошая дѣвушка.
Мы убирали покосъ со Отепаномъ Рѣзуяовымъ и Осипомъ Макаровымъ,—очень хорошо было.
Я слабѣю физически, но мнѣ лучше на душѣ. Много
работалъ и продолжаю рабртать надъ писаніемъ „0 жизни и
смерти". Только бы дѣлать не для славы людской, а для
Бога,—всѣ дѣла равны. Если бы въ тюрьмѣ сидѣлъ или
въ параличѣ быль, дѣлалъ бы еще меныпе. Лепта вдовицы.
Только бы отдавать, что имѣешь.
Пишите мнѣ, милыЗ другъ. Колечка Ге, правда, пишетъ.
Жалко иногда, что мы врознь живемъ, но мы не врознь,
если мы всегда вмѣстѣ идемъ въ настоящей жизни, для
которой нѣтъ пространства и времени. Мало того, и послѣ
смерти будемъ все точно такъ же, нѣтъ, не такъ же, а гораздо больше вмѣстѣ.
Отъ Буткевича получилъ письмо. Посылаювамъ его.Какой хорошій!
г
Р, 3. Блохинъ ) все ходитъ.
Л.
Толстой.
Л. Е . 0 6 о л е н с к о м у .
(1887 г.).
Сейчасъ получилъ ваше письмо, Л. Е. Вы прекрасно
поставили вопросъ и даете очень важныя и вѣрныя,по-моему, указанія. Поддержаніе и размноженіе жизни не можетъ
Тотъ самый, помѣшавшійся на высшихъ чинахъ крестьянинъ,
котораго Л. Н. описываетъ въ сочияеніи „Такъ, что жъ намъ дѣлать?*
Ояъ бродилъ по Крапивенскому уѣзду и все ждалъ ^доставлеыія полученія* и „полученія доставленія большахъ суммъ а орденовъ
-
быть цѣлью жизни—это несомнѣнно. Но тутъ-то являются
двѣ разныя точки зрѣнія: одна та, что знаніе въ человѣкѣ,
человѣчествѣ—наука руководитъ жизнью, и что потому
цѣль жизни, руководимой знаніемъ, должна быть извѣстна
этому знанію и другая: что человѣкъ есть орудіе разума,
для совершенія его (разума) неизвѣстнаго вполнѣ человѣку
дѣла и цѣль его разума не можетъ быть извѣстна, и извѣстенъ человѣку частью пу ть направленія, по которомуведетъ его живущій въ человѣкѣ разумъ (Христосъ это сказалъ и я не перестаю удивляться строгости его философскихъ опредѣленій). й въ самомъ дѣлѣ развѣ можетъбытъ
цѣль для жизни міра и жизни людей, когда они сливаютъ
свою жизнь съ жизнью міра? Понятіе цѣли есть понятіе
ограниченности человѣческаго разума, въ родѣ понятія награды и наказавія, и потому понягіе неприложимо къ жизни
міра. Если есть цѣль, то она должна быть достигнута, и
тогда конецъ. Для міра, вообще, есть только жизнь, для участниковъ жизни міра есть и можетъ быть только направленіе, путь. Кромѣ того: при первой точкѣ зрѣнія предполагаютъ, что вся дѣятельность человѣка состоитъ или, по
крайней мѣрѣ, руководима знаніемъ и что для достиженія
цѣли необходимо преимущественно (исключительно, думаю
часто) дѣятельность умственная. При второй же точкѣзрѣнія человѣкъ, знаятолько направленіе, идетъ за то по своему
направленію весь, съ своими нервами и мускулами, и ногтями, т.-е. весь подчиняется тому направленію, которое одно
онъ знаетъ и видитъ новыя вѣхи на пути, но никогда не
видитъ и не можетъ видѣть цѣли. И только при этомъ
условіи человѣкъ можетъ вѣрить вполнѣ тому направленію,
по которому онъ идетъ и исполняетъ то, что требуетъ отъ
него разумъ. Только ставъ въ условія—поддержанія и размноженія жизни, согласныя съ разумомъ, только съ начала
пути всѣмъ существомъ, избравъ единственное истинное направленіе—путь, онъ можетъ съ полной увѣренностью итти
дальше и сознавать себя въ согласіи и единеніи съ разумомъ. Чѣмъ ближе эти условія, тѣмъ вѣрнѣе, чѣмъ далыпе,
тѣмъ сомнительнѣе. Все это я говорю, однако, не съ тѣмъ,
чтобы ослабить важность вашего положенія о томъ, что
жизнь не можетъ состоять въ поддержаніи и размноженіи
ея, чтобы уклрниться отъ глубокаго и важнаго вашего вопроса. По слабости своей, по неполнотѣ подчиненія своей
всей жизни разуму, я ставилъ и ставлю себѣ этотъ вопросъ и старался отвѣтить на него. Если бы я вполнѣ слился
съ жизнью разума, вполнѣ жилъ въ согласіи съ закономъ
міргц я бы и не подумалъ объ этомъ. Но долженъ сказать,
что не приписывалъ имъ важности. Это мечтаніе, которое
, волей неволей приходитъ въ голову. Мнѣ представлялось
такъ: законъ жизни органической есть борьба, законъ жизни
разумной, сознательной есть единеніе и любовь. На жизни
органической—жизни борьбы рождается жизнь разумная и
связана съ нею. Цѣль очевидная: уничтожить борьбу и внести единеніе, г д ѣ былъ раздоръ. Сначала между людьми,
потомъ между людьми и животными, потомъ между животными и (?) растеніями. Цѣль давно уже такая поставлена.
Бврейскій Мессія есть не что иное, чтобъ перековать копья
на орала и чтобъ ягненокъ сближался съ львомъ. Вотъ
цѣль, подобная этой, мерещится мнѣ, но я не дорожу ею,
зная, что она далеко не исчерпываетъ всего. Мнѣ дорога
только вѣрность направленія пути. А для вѣрности пути я
знаю, что первое условіе то, чтобы итти по немъ всѣмъ существомъ. Какъ чудесно вы поставили вопросъ. йкакъясно
изъ самаго вопроса различіе поверхностнаго частнаго знанія (науки) и ея метода и предмета съ знаніемъ основнымъ,
общимъ (религіей) и ея метода. Вы хотите методомъ научнымъ разрѣшить вопросъ, предметъ, подлежащій только религіозному *) знанію. Цѣль жизни? Такой цѣли нѣтъ и не
можетъ быть и пикакія знанія не могутъ найти ее. За*
конъ, направленіе, путь жизни? Да! На это отвѣчаетъ религія, мудрость, если хотите. Отвѣчаетъ тѣмъ, что показываетъ ложнпсть всѣхъ тѣхъ путей. которые не совпадаютъ съ
однимъ исіиннымъ. Отрицаніемъ ложныхъ направленій она
указываетъ и освѣщаетъ единой истиной. На этомъ пути,
кое что видно, есть ближойшія цѣли, которыя ука хетъ наука
но никакъ не она покажетъ этотъ путь. Ояа пе мо;кетъ по
своимъ задачамъ.
Левъ Толстой.
Очень вамъ благодаренъ за это піісьмо. Я все больше и
болыде люблю васъ и уважаю. Мое письмо писалъ какъ
попало для васъ и вы вѣрно поймете, что я хотѣлъ сказать, какъ ни нескладно.
Письма вашего, кромѣ того, котораго вы получаете копію, не получалъ. И очень жалѣю.
й. Б. Ф е й н е р м а н у ,
(Ясная Поляна, 1887 г., Сент.).
Два раза начиналъ вамъ писать, другъ Исаакъ, и два
раза разорвалъ письма, не написавъ. Я не перемѣнидся.
Про васъ я-то знаю, что вы перемѣниться не можете, и
блю
васъ, какъ всегда, но потерялъ какъ будто связь. П. лге
мнѣ, пожалуйста, про себя, про семью, про то, какъвыживете в ъ Кіевѣ. Я всегда боюсь за васъ,—боюсь увлеченія
гордостью подвига, люблю вашъ подвигъ исамъгорж^сь имъ.
Я живу по старому. Работаю письменную работу. Все кон2
) На поляхъ выноска. „Подъ словомь р е л и г і о з н о е не слѣдуетъ
разумѣть ,неясное, неточное, какъ мы привыкли думать, слѣдуетъ разумѣтьпмое ясное и несомнѣнное зняніе, вытекающее не изъ одного разсужденія, но изъ разсужденія и всего сознанія человѣка".
чалъ „0 жизви". Печатается. Вѣрно, не пропуетятъ. Еще
многое хочется сказать. Не знаю, велитъ ли Богъ.
Овязь моя съ деревенскими слабѣе безъ васъ, но все
таки живѣе, человѣчнѣе, чѣмъ прежде, и благодаря вамъ.
Въ семьѣ, дѣтяхъ, во всѣхъ, вижу гдѣ болѣе быстрое, гдѣ
болѣе медленное, не безостановочное движеніе. Друзей много
и всѣ друзья тѣ, которыхъ любишь больше души своей,
всѣ на томъ же пути. Прислали мнѣ штундисты свой катехизисъ. Очень хорошо, только языкъ не простъ. Я вамъ бы
хотѣлъ переслать.
На дняхъ былъ Сибиряковъ. У него въ Самарѣ живутъ
пять человѣкъ, а на Кавказѣ все не устроились, но Орловъ
тамъ хорошо живетъ и ладитъ. Озмидовъ написалъ славную
книгу объ уничтоженіи язычества и замѣнѣ его христіанствомъ. Буткевичи такіе же твердые и кроткіе. Винеръ за*
мужемъ. 0 нихъ мало знаю. Новоселовъ бросаетъ учительство (въ гимназіи) и ѣдетъ въ деревню. Тотъ, в ъ очкахъ
(забылъ фамилію), прожилъ лѣто въ деревнѣ, въ работѣ, и
пишетъ, что счастливъ, какъ никогда не былъ прежде.
Мои семейные скоро уѣзжаютъ въ Москву; я поживу
одинъ, сколько возможно будетъ. Здѣшніе всѣ васъ помнятъ
и любятъ. Урожай у насъ плохой, особенно у нѣкоторыхъ,
у бѣдняковъ, у Осипа въ томъ числѣ.
Про Ге знаю, что они оба живутъ хорошо, но не видалъ
съ весны. Бирюковъ на дняхъ былъ. Насилу держится въ
Петербургѣ, такъ его тянетъ въ деревню, гдѣ онъ началъ
работать озимь. Три десятины приготовилъ. Должпо быть
послѣдній годъ.
Живется мнѣ все лучше и лучше. Много бы поговорилъ
съ вами, да кое какъ и затѣвать не охота, да и слишкомъ
многое сказать хочется,—не знаю съ чего начать. Пигдите
же мпѣ милый другъ.
Л. Толстой.
. Ѳ. А н н е н к о в о й .
(Мооква, 1888 г., Мартъ і!).
Ваше хорошее письмо къ Дунаеву, дорогая Леонила Ѳоминична, порадовало меня за васъ и вмѣстѣ съ тѣмъ заставило опять себя спросить: нѣтъ ли равнодушія, холодности къ людямъ въ моемъ молчаніи на письмо Л.
Я вновь прочелъ его письмо и оно еще больше меня оттолкнуло. Не только писать, но всячески работать, униженпо
работать на человѣка, когда это ему нужно,—радостпо и не
можетъ въ этомъ отказать тотъ человѣкъ, радость котораго
только въ томъ и состоитъ, чтобъ быть нужнымъ другимъ,
но резонерство съ людьми, набравшимися словъ, и въ этомъ
облакѣ словъ *) ничего не видялцыя, кромѣ опять своихъ
*) В ъ родѣ N. Разсуждать съ такимъ человѣкомъ есть одно изъ ужаснѣйшихъ умственкыхъ страданій. Л. Т.
зке словъ, это не возможно, потому что это шікому не нужно.
Помочь ему? Да я очень радъ словомъ и совѣтомъ, и всѣми
силами старалея, когда онъ былъ у меня, и теперь вѣроятяо
можно, избравъ счастливую минуту, когда у него раскроется
душа, но ужъ никакъ не по случаю его письма и въ отвѣтъ на его письмо, потому что ему нужна не помощь, не
отвѣтъ, а нужно подтвержденіе своихъ догматовъ, въ которые онъ, бѣдный, вѣритъ и не можетъ перестать вѣрить.
Какъ излѣчиваются такія духовныя страданія? Не знаю, по
знаю навѣрно, что не разсужденіями. Вотъ отчего мнѣ но«
пріятно (праздно) писать в ъ этихъ случаяхъ. Вамъ же можетъ быть непонятно, но мнѣ, занятому всю жизнь наблюденіемъ такихъ и подобныхъ явленій, это, т.-е. то, что из
мѣненіе его душевнаго состоянія не можетъ произойтп отъ
моихъ разсужденій, ясно такъ же, какъ вамъ то, что пятку
нельзя вязать такъ же, какъ носокъ. Ему нужна доброта, а
для того, чтобы возможно была доброта, нужно смирепіе, а
чтобы было смиреніе, нужно усумниться въ несомнѣнности
того, что онъ начиталъ себѣ въ гимназіи. А усумниться въ
этомъ онъ не можетъ, потому что онъ и повѣрилъ-то такъ
сильно отъ того, что самъ лишенъ критической способности или имѣетъ ее въ самой слабой степени и вѣритъ
всегда болѣе г р о м к о м у болылинству, а болыпинство,
кричащее громче, литературно-научное, поддерживая его.
Я все-таки написалъ ему, тѣмъ болѣе, что онъ писалъ
еще мнѣ. И мнѣ было очень непріятно писать и боюсь и
ему будетъ *непріятно читать но я помнилъ о немъ, писавши, и писалъ для него. Да это типъ очень несчастныхъ
людей и п о м о ч ь и м ъ нельзя намъ. Поможетъ имъ Богъ,
мы же можемъ дѣлать одно: по отяошенію ихъ, какъ всѣхъ
другихъ, стараться исполнять волю Отца въ чистотѣ, смиреніи и любви, чего если я не сдѣлалъ, особенно въ послѣднемъ по отношенію его, то прошу его простить меня.
Не знаю, что вамъ неясно въ этой прекрасной шуткѣ Брюлова, что лучше ничего не дѣлать, чѣмъ дѣлать ничего.
Смыслъ этого для меня тотъ, что когда человѣкъ дѣлаетъ
ничего, т.-е. пустяки, визиты, туалеты, обѣдни и т. п., то
это гораздо хуже, чѣмъ когда онъ сидитъ просто, сложа
руки, потому что въ первомъ случаѣ онъ собой бываетъ
очень доволенъ, а во второмъ напротивъ.
Любящій васъ Л. Толстой.
Медвѣдевъ еще былъ у меня. И я еще болыпе полюбилъ его.
Н. Н. Г е,
(18-8 г.).
Такія хорошія вѣсти, что нашелъ на васъ періодъ работы. Помогай вамъ Богъ. Давно пора! Я это говорю больше
себѣ, чѣмъ вамъ. II вмѣстѣ съ тѣмъ знаю, что никакъ нельзя
заставить себя работать, когда привыкъ работать на извѣстной глубинѣ сознанія и никакъ не можетъ спуститься на
нее. За-то какая радость, когда достигнешь. Я теперь въ
такомъ положеніи. Работъ пропасть начатыхъ, и все любимыхъ мною, а не могу нырнуть туда—все выноситъ опять
наверхъ... Все послѣднее время читалъ и читаю Герцена и
о васъ часто поминаю... Что за удивительный писатель!
Наша жизнь русская за послѣднія двадцать лѣтъ была бы
не та, если бы этотъ писатель не былъ скрытъ отъ молодого поколѣнія. А то изъ организма русскаго общества вынутъ насильственно очень важный органъ... Не нарисуете
ди картинку о пьянствѣ? Нужно д в ѣ , одну большую, да
еще виньетку для всѣхъ изданій по этому предмету подъ
заглавіемъ: ,,Пора опомниться".
Л.
Толстой.
Л. Е. О б о л е н с к о м у .
(1888 г. Осень).
Сейчасъ получилъ ваше письмо, Леонидъ Егоровичъ.
Оно очень обрадовало меня вашей добротой ко мнѣ. А я
передъ вами виноватъ—не отвѣтилъ вамъ на одно письмо
о вашемъ горѣ. Я не могъ отвѣтить несмотря на душевное
сочувствіе вамъ. На другія письма не отвѣчалъ, потому что
все лѣто жилъ до такой степени занято, в н ѣ умственныхъ,
внѣшнихъ интересовъ, не вникалъ в ъ смыслъ писемъ и не
успѣвалъ отвѣчать. Ваши статьи я долго не читалъ, но слышалъ о нихъ самыя сочувственныя мнѣнія всѣхъ близкихъ
мнѣ людей—особенно о первой. Прочелъ я статьи во время
болѣзни. Домашніе мои, жена, сынъ—не раздѣляютъ моихъ
взглядовъ—прочли вторую статью и были очень ею довольны. Про себя свое мнѣніе скажу, что мнѣ пріятно будетъ читать эту вторую статью, но пріятность эту, состоящую въ томъ, что меня оправдывали, я самъ в ъ себѣ осуждалъ, но пріятнобыло и то, что я чувствовалъ еще одного
человѣка-работника въ томъ общемъ дѣлѣ, которымъ я
живу, и работника хорошаго, и эту пріятность я не осуждалъ въ себѣ.
Жизнь коротка, а дѣло жизни велико, считаться некогда.
Жатва великая и жатва поспѣла; нельзя говорить: вотъ придетъ время. Жатва поспѣла и гибяетъ. Нужно жнецовъ-работниковъ сейчасъ и усердныхъ, безъ разговоровъ. И вы
такой жнецъ и работаете впередъ и впередъ, тѣмъ болѣе,
что вы уже въѣхали въ работу. Вы пишете уныло, а я за
васъ, за вашъ журналъ и вашу работу всегда радурсь. Не
знаю, много ли у васъ лодписчиковъ (много ли?), но я не
встрѣчалъ за послѣднее время ни одного живого молодого
человѣка, который бы не питался, хотя отчасти умственно
!
„Р. Б.* ) . Мнѣ кажется, что „Р. В . " теперь единственный
ягурналъ, воздѣйствующій на общество. Его статьи вызываютъ работу мысли, статьи эти ждутъ, онѣ говорятъ и онѣ
составляютъ событіе въ нѣкоторомъ кругу людей. Какъ ни
много читателей другихъ журяаловъ, читатели эти люди
готовые, кладутъ на столъ книжку свою о направлеяіи журяала и потомъ отыскиваютъ въ ней, нѣтъ ли чего почитать.
Но только одни читатели „Р. Б , учители, фельдшерицы,
студенты, курсистки, читаютъ для того, чтобы найти направленіе и разрѣзаютъ листы въ надеждѣ найти отвѣты
на воляующіе ихъ вопросы. Ихъ мало, это люди все молодые незамѣтные, но они то тѣ люди, въ которыхъ брезжится или свѣтится настоящій свѣтъ, и ихъ будетъ много,
и они будутъ
Меня такъ на вашемъ мѣстѣ ужасала бы отвѣтственность,
которая лежитъ на васъ, чтобы не брать отвѣта насловахъ
праздно. Это я говорю совсѣмъ не за тѣмъ, чтобы укорять
васъ, напротивъ, если вы сумѣли пріобрѣсти этотъ самый
дорогой кругъ читателей, это доказываетъ. что ваши слова
с. не праздно. Но для того, чтобы поощрить васъ къ дальнѣйшей этой дѣятельности, я же, если мой .даймонъ, руководящій моей умственной работой захочетъ этого, буду
всегда помогать вамъ по мѣрѣ силъ. Бярюковъ мнѣ говорилъ, что вы хотите издавать народный журналъ; не совѣтую вамъ этого, не разбрасывайтесь. Дѣло ваше такъ важно,
что если вы продержитесь на той же высотѣ или еще поднимитесь нѣсколько лѣтъ, то вы сдѣлаете самое лучшее
дѣло въ жизни, поможете очнуться и найти дорогу, если бы
даже не тысячи, и не сотни, а десятки искренно ищущихъ
пути молодымъ людямъ, разбросаннымъ среди милліона
слѣпыхъ... 0 вашихъ разногласіяхъ со мной я ничего не
буду говорить, потому что эти разногласія, по правдѣ сказать, меня не занимаютъ теперь. Мы идемъ по пути и для
указанія пути видимъ впереди одно и то же. Вы кромѣ
этого общаго намъ указателя видите еще вѣху, к. направляетъ васъ, что же въ этомъ можетъ быть непріятнаго.
Мнѣ кажется, что это не нужно, но это кажегся мнѣ, а не
вамъ. Мнѣ бы быіо не досадно, а жалко васъ, если бы я
подозрѣвалъ васъ въ неискренности того, что вы видите общаго со мной и всѣмъ міромъ указателя и идете къ нему;
но такъ какъ этого нѣтъ, то что- же мнѣ въ томъ, что вамъ
вуженъ еще указатель, а мнѣ нѣтъ. Это только разлігііе
сьойствъ нашпхъ умствевныхъ. Если вы мнѣ говорили: брось
главнаго указателя и смотри на моего побочнаго, я бы не
согласился. Но если вы говорите, что нуженъ еще другой
указатель, я говорю: мнѣ не нуженъ, но если вамъ вуженъ
для достиженія главной цѣли, то держитесь его лепремѣнпо.
_ — _
!
44
х
) Философско-общественныЯ
шійся Л . Е . О б о л е н с к и м ъ .
журналъ
„Русское
Б- г а т с т в о " ,
издавав
И я говорю это тѣмъ болѣе охотяо, что вы въ этомъ случаѣ служите представителемъ очень многихъ. Яжевъвасъ
не могу видѣть ничего дурного, какъ товарища въ этой работѣ, а по смыслу работы—брата, котораго люблю. По этой
причинѣ вы не можете раг^йтись съ людьми „Посредника".
Черткову я поручилъ передать вамъ кое-что изъ того,
что пишу, вы вѣрно увидите его. Здоровье мое поправляется.
Левъ
Толетой.
Г-ну М. А. Новоселову.
(1888 г . ) .
Получилъ ваше письмо, милый другъ М. А., и очень порадовался тому, что вы провѣряете переводъ Евангелія. Я
впередъ согласенъ уже былъ вообще съ тѣми поправками,
слишкомъ отдаленно отъ прежнихъ переводовъ и хитро переведенныхъ, и соглэсенъ съ частнымн случаями—„0 суб<5отѣ и бесѣдѣ съ Самарянкой". Объ изгнаніи изъ храма не
оогласенъ. Поче^у, долго писать,—увидимся поговоримъ.
Вообще въ пѳреводѣ моемъ грубыхъ ошибокъ не думаю,
чтобы было (я совѣтовался съ филологомъ знатокомъ и
тонкимъ критикомъ), но много должно быть такихъ мѣстъ,
какъ тѣ, которыя вы указали, гдѣ натянутъ смыслъ и переводъ искусственъ. Это произошло отъ того, что мнѣ хотѣлось, какъ можно болѣе деполяризировать, какъ магнитъ,
слова церковнаго толкованія, получившія несвойственную
имъ полярность. Исправить это—будетъ полезнымъ дѣломъ.
Я все лѣто много работалъ надъ сочиненіемъ о жизни—
началъ печатать. Здоровье слабѣетъ, но жизнь крѣпнетъ и
какъ будто свѣтлѣетъ. Какъ вы живете? Передайте мой братскій поцѣлуй вашему почетному дѣлу. Что А.?
Любящій васъ Левъ
Толстой.
Е. И. Попову.
(Москва, 1888 г . , Мартъ (?) ) .
Получивъ ваше письмо, дорогой Евгеній Ивановичъ, я
тотчасъ же отвѣчаю, потаму что мнѣ было радостно получить ваше; пускай же и вы тоже будете имѣть то же.
Вы очень ужъ много * захватываете—глубоко слишкомъ
сразу запускаете соху. Отвѣта на вопросы, которые возникаютъ въ васъ не бываетъ такого, чтобы взялъ, да и отвѣтилъ, а бываетъ такое состояніе, при которомъ отвѣты эти
не высказанные словами, живутъ' въ душѣ и даютъ ей спокойств|е. Это состояніе души, при которомъ ничто не страшно
и все ясно. И состояніе это пріобрѣтается жизнью. И вы,
какъ я васъ понимаю, имѣете это состояніе большей частью,
но бываютъ минуты требованія, большого требованія, разсудочнаго уясненія и тогда ищешь, работаешь и, получивъ
извѣстное рѣшеніе, опять успокаиваешься. Такъ ядумаюи
у васъ. Главный вопросъ— это вопросъ о безсмертіи. Вы говорите, что бываютъ минуты, когда вы не вѣрите въ жизнь
духа. Но—это не невѣріе, это періоды вѣры въ жизнь
плоти.—Это со мной бываетъ. Вдругъ я начинаю бояться
смерти, это всегда бываетъ, когда я отуманенъ чѣмъ-нибудь
и опять повѣрилъ въ то, что эта жизнь плотская есть жизнь:
точно, какъ въ театрѣ можно забыться и повѣрить, что то,
что видишь, точно есть. й можно испугаться за то, что
случается тамъ на сценѣ: то же случается и въ жизни.
Послѣ того, какъ понялъ, что жизнь моя не на сценѣ, а въ
партерѣ, т.-е. не въ личности, а внѣ ея, случается, что по
старой привычки опять подпадешь соблазну иллюзій, и дѣлается жутко. Но это не можетъ меня все-таки убѣдить, что
то, что происходитъ предо мной (въ моейплотскойжизни),
происходитъ взаправду.
Вамъ лучше бы поселяться въ деревнѣ. Гораздо лучше.—
Табакъ тоже бросилъ, двѣ недѣли совсѣмъ некурила,разъ
•Голько.
Опредѣленіе Бога Арнольдомъ вѣрно; онъ говоритъ: в н ѣ
н а с ъ . Это в н ѣ насъ не исключаетъ в н у т р и н а с ъ , напротивъ, оно признаетъ, что внутри насъ есть то, что достигаетъ праведностью. В н ѣ н а с ъ употребленозатѣмъ, чтобы
не было понято то, что Богъ есть только то, что въ насъ:
нѣтъ, онъ говоритъ, что Онъ есть и внѣ насъ.
NN уѣхала и видилась съ вашей женой передъ отъѣздомъ. Все хорошо. Если буду живъ, схожу къ вашей женѣ.
У насъ сына женили 3 го дня и онъ уѣхалъ. Я не пишу
ничего пристальнаго, но дѣла много и радостнаго, и сапоги
безъ табаку принялся шить. Согласіе ) растетъ и серьезнѣетъ. А вы пишете мнѣ въ упадкѣ духа? Вѣрно теперь
уже прошло. А если не прошло, то помните, что въ періодъ
упадка духа надо обращаться съ собой, какъ съ больнымъ,
не шевелиться. NN пишетъ хорошія письма, онъ устроилъ
мастерскія въ Петербургѣ. *
Ну, до свиданія милый другъ.
Любящій васъ Левъ Толстой.
г
ч
И. Б. Ф ѳ й н е р м а н у .
(Яоная Поляна.
1888 г , Іюлы.
Очень обрадовался вашему письму, милый другъ^ и тому,
что вы о себѣ пишете. Радъ, что вы въ елисаветградской
общияѣ ) и яе одиноки. Передайте мою любовь вашей жеяѣ
2
і) Согяасіе противъ пьянства.
) Духовно-библейскаго братства.
а
и всѣмъ брауьямъ. Хотя вы и много писали мнѣ про нихъ,.
напипгите еще подробнѣе, главное о томъ, вѣрятъ ли они
и исповѣдаютъ ли жизпью то. что по плодамъ узнается дерево, что единственное мѣрило жизни христіанской, т. е.
любовной—въ отношеніи между тѣмъ, что человѣкъ беретъ
отъ людей и тѣмъ, что отдаетъ имъ. И что для того, чтобы
достигнуть такой жизни, нужно: 1) какъ можно ниже оцѣ~
нивать то, что даешь и какъ можно выше то, что берешь
и 2) для того, чтобы не ошибиться,—стараться давать людямъ самыя простыя и потому несомнѣнно полезныя имъ
вещи и тѣ, которыя дѣлаются съ небольшимъ напряженіемъ
труда и при наинепріятнѣйшихъ внѣшнихъ условіяхъ и потому встрѣчающихъ наименьшее число конкуррентовъ. Впрочемъ, вы все это знаете такъ же, какъ и я. Я только упоминаю объ этомъ потому, что въ послѣднее время все болѣе
и болѣе убѣждаюсь въ томъ, что въ этомъ одномъ различіи между истинными, искренними христіанами, или живыми людьми, и фарисеями самыхъ разныхъ сортовъ, илиходячими мертвецами. Чѣмъ проще дѣло и чѣмъ труднѣе
и унизительнѣе оно по мірской оцѣнкѣ, тѣмъ съ болыпе#
радостью за него хватается христіанинъ, считая это дѣло
тѣмъ самымъ хлѣбомъ насущнымъ, о которомъ онъ проситъ Отца, и тѣмъ съ болыпей хитростью и умствованіями
отворачивается отъ такого дѣла фарисей, отыскивая самое
легонькое высоко-цѣнимое мірскими людьми дѣло, дающее
ему оправданіе лжи и праздности.
Посылаю вамъ двѣ прекрасныя книжки: „Посредника" и
„0 жизни". Если перепишоте „0 жизни", то пришлите
назадъ.
Л.
Толсупой.
Е. И. П о п о в у .
(1888 г., Авг.).
Опасибо, дорогой другъ, Евгеній Ивановичъ, за хорошее
письмо и за хорошія въ немъ вѣсти. Оно очень порадовало
меня, да не одного меня.
Когда живешь мірской жизнью, то успѣхъ и не успѣхъ
ея интересуетъ только тебя, а когда иытаешься жить поБожьи, то успѣхъ радостенъ, а не успѣхъ печаленъ для
всѣхъ людей, теперь живущихъ и послѣ ИМѢЮЩІІХЪ ЖИТЬ.
Разумѣется, не изъ-за этого, не для людей, стараешьсігжить
получше, но нельзя закрыть на это глаза.
Не могу, милый другъ, дать вамъ опредѣленнаго отвѣта
о постройкѣ, о томъ, какъ отнестись къ вопросу найма рабочихъ и распоряженія деньгами жены. Одно могу сказать,
это то, что распоряженіе, положимъ, даже солдатами само
въ себѣ не имѣетъ ничего дурного,—дурно пользованія чужими трудами и такого рода распоряженіе, которое имѣетъ
БЪ виду это пользованіе. Дурно только есть, и было, и
всегда будетъ одно: дѣятельность направленная на другихъ и не для ихъ, а для своего личнаго блага.
И потому, если вамъ совершенно все равно (или даже
лучше) жить и работать безъ своего дома и устройства хозяйетва, то вопросъ о томъ—помочь ли женѣ осуществить
ея пданы постройки дома, не можетъ быть для васъ вопро-сомъ,—разумѣется, въ тѣхъ предѣлахъ, гдѣ вамъ не нужно
ни на кого сердиться, укорять, обижать. Кромѣ того, постройка дома и устройство хозяйства имѣетъ еще другое
значеніе: оно помогаетъ вашей милой женѣ (я искренно
говорю) двигаться впередъ по пути упрощенія т. е; улучшенія жизни, и потому ваше содѣйствіе ей имѣетъ еще
воспитательное любовное значеніе. Дѣло только въ томъ,
чтобы васъ не утѣшали и не собл^зняли планы земледѣльской жизни въ своемъ устроенномъ крестьянскомъ хозяйствѣ. Еслш вы совершенно отрѣшитесь отъ личнаго желанія, то вамъ легко будетъ рѣшить.
Еще одно совѣтую вамъ и вашей женѣ: при ностройкѣ
выбярать самое дешевое и плохое и не скорое, а долгое. А
то деньги въ банкѣ большой соблазнь: все можно и сейчасъ можно. Но дѣло то въ томъ, что чѣмъ скорѣе и богаче (т. е. больше чужими трудами) вы построите домъ,
тѣмъ меныпе вы его будете любигь, и наоборотъ.
А вотъ, что я бы посовѣтовалъ вамъ, кромѣ того, что
вы очень хорошо рѣшилй отдать остальную землю на повинности или на другое дѣло; главное въ томъ, чтобъ безъ
грѣха избавиться отъ излишка, такъ, кромѣ того, не сдѣлаете ли вы такъ: вы вѣрно, загадовали, сколько вамъ буде^ъ стоить домъ и дворъ, такъ уменьшите эту сумму вдвое,
отдавъ половину бѣдняку или бѣднякамъ на постройку,
шш еще лучше обстроивъ ихъ самимъ, а половину стройтесь такъ, чтобы это было съ натугой. И вообще строиться
надо такъ, чтобы было только необходимое, а потомъ ужъ
прибавлять, а не такъ, чтобъ было мѣсто запасомъ. Кромѣ
того хорошо въ постройкѣ ввести какъ можно больіпе новаго,
такого, что могло бы пригодиться сосѣдямъ мужикамъ, имъ
не по силамъ рисковать опытомъ нововведенія, а вамъ по
силамъ. Я построилъ нынче избы изъ земли съ соломой и
крышу ковровую съ глиной. Вотъ не хотѣлъ давать со«
вѣтовъ, а сколько наговорилъ. Возьмите то, что годится
Только помогай вамъ Вогъ, обоимъ съ женой, итти по тому
пути, по которому вы идете, и все будетъ хорошо.
Я живу очень хорошо, никогда такъ много не работалъ,
какъ нынѣшнее лѣто, и такъ легко, и радостно. Любить
есть кого, и работать есть надъ чѣмъ—надъ евоими грѣхами и людей, все любящихъ меня больше и больше, такъ
что жить очень хорошо и умирать не хочется.
Лееъ Толсто#
%
Н. Н. Г е и Н. Н. (сыну) Г е .
(Москва
1 8 8 8 г., Дек. I).
Пишите ли, рисуете ли евангельскія картины, старпгій
Николай Николаевичъ? Пишите и рисуйте, это должно, если
только тянетъ къ этой работѣ и голосъ совѣсти велитъ.
Младшій Н. Н., какъ устроили матеріальную жизнь? Я замѣчалъ, что когда трудно, т^йкело, и все-таки работаешь въ
томъ же направленіи, то и награда соотвѣтственна положенному труду. Я съ недѣлю, какъ пріѣхалъ въ Москву. Какъ
и въ дёревнѣ, такъ и здѣсь, продолжаю не работать перомъ,
и это воздержаніе представьте себѣ удовлетворяетъ, радуетъ
меня. Хочется по привычкѣ, по себялюбію, по желанію
оттуманиться, уйтиотъ жизни; по этимъ причинамъ, хочется,
но нѣтъ той непреодолимой силы, которая привлекла бы
меня къ писанію, нѣтъ того снисходительнаго суда къ себѣ,
который, какъ прежде, одобрялъ все. И не пишешь, и чувствуешь какую то чистоту, вродѣ какъ отъ не куренья. Продолжаете ли не курить? Я не нарадуюсь, что избавился
отъ этого. Такъ то мы отвыкли отъ того естественнаго пониманія жизни... Откликнитесь, милые друзья! Надо чувствовать другъ друга—переписываться...
Л. Толстой.
Л. Ѳ. А н н е н к о в о й.
(1889 г., Февр. 18).
Очень былъ радъ получить ваше письмо, добрая Леонила Ѳоминична, но къ сожалѣнію, никакъ не могу теперь
исполнить ваше желаніе. Книга о жизни все еще находится офиціально на разсмотрѣніи духовной цензуры (скоро
три мѣсяца, и экземпляры продолжаютъ быть запечатаны;
тѣ же, которые у н а с ъ съ женою есть, в с ѣ расхватаны и
тотчасъ берутся, какъ только возвращаются.—Какъ только
будетъ свободцый экземпляръ, то пришлю вамъ.—Наше согласіе противъ пьянства, какъ мнѣ кажется, имѣетъ будущность: членовъ все прибываетъ и получаются письмаочень
хорошія изъ глуши деревенской, отъ простыхъ людей.—
Вышли теперь только д в ѣ книжки Алексѣева, которыя по?
сылаю вамъ, но готовятся еще три лучше этихъ.
Семенова адресъ не знаю, но узнаю и пришлю вамъ.
Мнѣ для него этого очень хочется. В ъ лѣченіе пьянства,
какъ лѣченіе, какъ матеріальное исправленіе, я, разумѣется,
не вѣрю, но вѣра въ то, что лѣкарство облегчить, борьбу
съ соблазномъ, вѣра эта можетъ быть полезна, хотя въ
сущности это обманъ, да кромѣ того и глупо: зачѣмъ человѣку самому себя обманыватъ, да еще в ъ дѣлѣ такомъ
простомъ и легкомъ, что и хитрить не за чѣмъ. Все равно,
какъ если бы человѣку давали иринимать капли какія-нибудь для того, чтобы онъ не ѣлъ бѣлены. Капель не нужно,
а яуяшо только я с я о с о в с ѣ м ъ , б е з ъ в с я к а г о с о мн ѣ н і я убѣдиться, что Сѣлена ядъ и что отъ нея добра
нѣтъ, а зло, и человѣкъ не станетъ ѣсть бѣлену, какъ бы
онъ ни воображалъ прежде, что привыкъ къ ней. Людямъ
такъ свойственно впадать въ обманъ матеріализма, что они
всегда во всемъ попадаются на это, и имъ кажется, что
бросить пить (и вообще дѣлать глупое, дурное) можно отъ
какого-нибудь матеріальнаго сильнаго яда или еще чего
очевиднаго, но никакъ нельзя отъ мысли, которой не видно. Людямъ понятно, что матеріально вещи бываютъ большія и малыя, и такія же силы, но то, что мысли бываютъ
болыпія и малыя, сильныя и слабыя, имъ кажется неяснымъ—мысли в с ѣ невидны, яевѣсомы и потому в с ѣ онѣ
ш-ихнему одинакія, не болыні;]; и болыпое дѣйствіе, поихнему, не можетъ произойти отъ мысли. Но дѣло въ томъ,
что какъ сила самая слабая можетъ относиться къ самой
большой, какъ 1 къ безконечности, такъ и мысль можетъ
быть доведенадо безконечнаго могущества, и ей никакой
матеріальной помощи не нужно: ее надо утверждать и усиливать. Радуюсь, читая про ваши отношенія съ вашими
дѣтьми. Поцѣлуйте ихъ отъ меня,
Любящій васъ Л.
Толстоѵ.
Л. Е. О б о л е н с к о м у .
(1889 г., Апр. ( ? ) ) .
Я получилъ ваше письмо, Леонидъ Егоровичъ, и меня
очень огорчило то раздраженіе противъ моего разсказа ).
которое я нашелъ в ъ немъ, Мнѣ кажется, что причина та,
что тамъ сказано, что неправильность и потому бѣдственность половыхъ отношеній ироисходитъ отъ того взгляда
общаго всѣмъ людямъ нашего міра, что половыя отношенія есть предметъ наслажденія, удовольствія, и что потому
для мужчины женщина, и надо бы прибавить для женщины мужчина, есть орудіе наслажденія, и что освобожденіе
отъ неправильности и бѣдственности половыхъ отношеній
будетъ тогда, когда люди перестанутъ такъ смотрѣть на
это. Такъ думаетъ П. (Позднышевъ), пострадавъ отъ этого
раздѣляемаго имъ со всѣми взгляда, При ѳтомъ прибавлено,
что внѣшнія умственныя образованія женщинъ, нолучаемыя
на курсахъ, не могутъ достигнуть этой цѣли, какъ многіе
склонны думать, потому что никакое самое высокое научное образованіе не можетъ измѣнить взгляда на этотъ
предметъ, такъ какъ и не задается этой цѣлью. Мнѣ кажется, что я не ошибаюсь в ъ этомъ. й потому мнѣ кажется,
1
) Крейцерова Соната.
что вы пеправы въ этомъ —неправы изъ тѣхъ раздражительныхъ нападковъ на разсказчика, преувеличивая его
недостатки, тогда какъ по самому замыслу разсказа Позднышевъ выдаетъ себя головой не только тѣмъ, что онъ бранитъ самъ себя (бранить себя легко), но тѣмъ, что онъ
умышленно скрываетъ всѣ добрыя черты, которыя, какъ въ
каждомъ человѣкѣ, должны были быть в ъ немъ. 11 въ азартѣ самоосужденія, разоблачая всѣ обычные самообманы,
видятъ въ себѣ одну только живую мерзость.
Ну, вотъ, что я имѣю сказать на ваше письмо. Право,
это такъ. И ѳсди вы спокойно обсудите, вы съ вашими критическимъ нравственпымъ чутьемъ, вѣрно согласитесь со
мною.
Вѣдь мнѣ достоинство моихъ иисаній и одобреніе ихъ
мало интересно. Ужъ мнѣ скоро помирать и все чаще и
чаще думаю о жизни въ виду смерти. И потому интересно
важно для меня одно, это, чтобы не сдѣлать худого своимъ писаніемъ, не соблазнить, не оскорбить. Это я боюсь и
надѣюсь, что не сдѣлалъ. Ну, до свиданія!
Любящій васъ Левъ Толстой.
М. А. Н о в о с е л о в у .
(1839 г.).
Очень радъ былъ получить отъ васъ письмо, дорогой
Михаилъ Александровичъ. Д—вой письмо я передалъ Т. А.
К., и она обѣщаяа искусно подойти къ мужу съ этимъ дѣломъ. Какъ-то ужасно оголились мнѣ всѣ... В ъ то же время, какъ ваше письмо, пріѣхалъ Ч. проѣздомъ былъ въ В .
у Д. Его мучаютъ страшно, но это удивительной силы человѣкъ. Хотѣлъ бы послать вамъ его записку о себѣ, попрошу М. А. списать и послать вамъ. Вотъ тоже надо стараться помочь ему, хотя онъ и не проситъ. И такое странное отношеніе, проситъ мучителей—по меньше мучить.
Чувствуешь, что если можетъ просить и просьба принимается то самъ стоишь на одной доскѣ съ ними ж стыдно.
Я очень радъ, что вы написали мнѣ. Я бы и самъ написалъ вамъ, если бы было время, какое мое отношеніе къ
вамъ? Никакого нѣтъ, кромѣ любви къ вамъ. Намъ, старикамъ, стоящимъ одной ногой въ гробу, некогда затѣвать
иныя, кромѣ любовныхъ, отношенія, а къ вамъ, это мнѣ
такъ естественно и сердцемъ тянетъ.
Письмо ваше и 2ъ другомъ отношеніи полезно и хорошо.
Я зналъ это, но хорошо живѣе помнить.
Что дѣлаетъ дорогой Алексѣй А.? Передайте ему мою
память и любовь Да еще хотѣлъ сказать о разногласіи на
шемъ—разноглазія нѣтъ и пе можетъ быть, если только мы
яе будемъ требовать другъ отъ друга вѣры въ томъ, во
что другой пе вѣритъ. Привѣтъ друзьямъ, которые меня
помнятъ.
Любящій васъ Левъ Толстой.
Вашей матушкѣ, дѣду...
Гдѣ Ге?
Моя книга переводится за-границей, а я теперь написалъ неболыдую статью о рѣчи Зола и „Письмѣ" Дюма.
Можетъ быть, напечатгю въ „Сѣверномъ Вѣстникѣ".
Е. И. П о п о в у .
(1889 г., Апр.).
Фпзическій трудъ, разрѣшеніе вопроса жизни,—разумѣется, что это нелѣпость, разумѣется, что не родъ труда,
не самый трудъ даже, а то, во имя чего трудишься, разоѣшаетъ...вопросъ. Вы говорите: во имя состраданія, любви.
Но и тутъ сами себѣ возражаете и видите возможность такого положенія, при которомъ некого жалѣть, любить, не
на кі го трудиться, или есть кого жалѣть и любить и нельзя
трудиться. Стало быть можетъ быть положеніе, въ которомъ
жизнь безсмысленна и есть безцѣдьное страданіе, отъ котораго разумно избавиться, какъ и говорили старики. Все
это совершенно справедливо, но только при опредѣленіи
смысла жизни въ трудѣ во имя любви. Но это не полное
и не Христово отг^едѣленіе Христово опредѣленіе есть исполненіе воли Отца; исполненіе этой воли при усдовіягь
чистоты, смиренія и любви.
Въ чемъ воля? На этотъ вопросъ иногда, когда человѣкъ
ясно сознаетъ ту роль, которую онъ йграетъ въ содѣйствіи
установленія Царства Божія на землѣ, есть прямой несомнѣнной отвѣтъ в ъ душѣ; иногда, когда нѣтъ такого отвѣта
стоитъ только соблюдать условія чистоты, смиренія и любви
(т.е. не предаваться похотямъ всякаго рода, не искать одобренія людей и не имѣть враждебнаго чувства ни къ кому)
и сама жизнь—сама плотская жизнь в ъ трудѣ или вынужденной праздности будетъ исполненіе воли Бога. И потому то освобожд§ніе отъ плотской жизни есть поступокъ,
несогласный съ ученіемъ истины.^Тру^рвая же жизнь ес.ть
не пустяки, а есть одно изъ условій чистоты.
"
Левъ Толстой.
Н. Н. Г е.
(Ясная Поляна, 1 8 8 9 г., Іюнь 2 4 )
Напишите о своей работѣ. Я думаю, что она есть. А думаю потому, что желаю этого очень, какъ писалъ вамъ въ
послѣднемъ письмѣ. Желаю потому, что знаю, что того, что
сидитъ въ васъ (какъ я увйдалъ и по картинѣ „Выходъ изъ
тайной Вечери" собственно вспомнилъ только), нѣтъ ни въ
комъ, и долго ни отъ кого не дождешься, и потому надо
думать, что вы это сдѣлаете. т.-е. картинами выскажете
простое понятное и нужное людямъ христіанство... 2 смущаетъ меня, въ минуты моей слабости тѣмъ, что думается
онъ не доволенъ своей семейной жизнью, раскаивается в ъ
добромъ законномъ поступкѣ. Помилуй Богъ. Повѣрьте, да
вы это знаете милый мой голубчикъ, что хорошихъ самыхъ
по себѣ внѣшнихъ условій нѣтъ, и не разумный человѣкъ,
женатый на ангелѣ, и другой, женатый на діазолѣ, одииаково не довольны, и что многіе, не только многіе, но хоть
и всѣ недовольные своимъ супружествомъ люди (а они всѣ
недовольны), в с ѣ считаютъ, что хуже и х ъ положенія не можетъ быть. Отало быть всѣмъ ровно. Вще боюсь за него,
что или онъ много физически зарабатывается, мало читаетъ,
сообщается съ міромъ духовнымъ, или опустился какънибудь... Я живу хорошо, немного работаю, пашу, собираюсь
косить, и довольно много пишу или скорѣе прилаживаюсь
писать т.-е. иишу и мараю. Пишу и комедію, и повѣсть и
объ искусствѣ. На душѣ болыпею частью хорошо, да и
грѣхъ былъ бы, коли бы не было. Рѣдкій день проходитъ
безъ радостныхъ доказательствъ того, что тотъ огонь, который Христосъ низвелъ на землю, разгорается все сильнѣе
и сильнѣе.
Л. Толстой.
Л. Ѳ. А н н е н к о в о й .
(Ясная Поляна, 1889 г., Авг. 2 3 ) .
Вольшое спасибо вамъ, дорогая Леонила Ѳоминична, за
письмо ваше и за письмо Машѣ, и за носки. Это такіе носки,
лучше, пріятнѣе которыхъ ничего нельзя желать. Ношу и
поминаю васъ.
Какъ странно, ваше письмо съ укоромъ меня в ъ томъ,
что я желаю смерти, пришло почти въ одно время съ письмомъ, съ такими же укорами отъ Черткова. Чертковъ прочелъ это у Стэда, но я не помню, когда говорилъ вамъ.
Но страннѣе всего, что письмо ваше пришло въ то врехмя
когда я дѣйствительно часто думалъ объ этомъ, желая
смерти и упрекая себя за это. Вы совершенно правы к то,
что вы мнѣ говорите, я самъ говорю себѣ, и когда говорю,
то освобождаюсь отъ этого соблазна. — Васъ какъ будто
удивляетъ это; но вы не удивляйтесь, а думайте обо мнѣ,
какъ о человѣкѣ слабомъ, исполненномъ пороковъ, тѣхъ
долговъ, которые прошу Отца отпустить мнѣ, чтобы они
не мѣшали мнѣ служить Ему; и бываютъ минуты, именно
тѣ, когда вполнѣ ясно, сознательно отпустишь должникамъ
своимъ, т.-е. вступишь въ то состояніе, когда никого не
можешь осуждать, когда и самъ освобождаешься. Но часто
давитъ все прошедшее, в с ѣ долги. Вы думайте обо мнѣ,какъ объ очень дурномъ человѣкѣ, желающемъ быть очень
хорошимъ, и тогда вы не будете удивляться, и все вамъ
будетъ понятно.
Радуюсь на ваши письма и на ваше душевное состояніе,
выражающееся въ нихъ. Что милый В . В.? Напишите о
немъ подробнѣе, если вы видаете его.
Л. огорчаетъ васъ. Это напрасно. Міръ зажженъ Христомъ и горитъ. Если каждый изъ насъ сознаетъ то, что
онъ горитъ, не препятствуетъ, а радуется и содѣйствуетъ
своему горѣнію, то это все, что нужно. Ничего огорчаться
о томъ, что отъ меня не зажигается та свѣча, или тѣ дрова,
которыя рядомъ со мной. Если міръ горитъ и я горю, то
они загорятся не отъ меня, но загорятся. Я замѣчалъ даже,.
что только сомнѣніе въ томъ, что я горю, вызываетъ особенную заботу о горѣніи другого. Только дѣлай по отношенію себя то, что тебѣ свойственно, люби Бога т в ое г о всѣмъ
сердцемъ, всѣмъ разумѣніемъ... и будешь любить ближняго,
и дѣло Божье совершится. Вѣдь Л. имя легіонъ. Они про*
питаны какимъ-то особеннымъ составомъ (либерализмъ),
препятствующимъ гбрѣнію. И когда знаешь ѳто, то и не
огорчаешься за нихъ, не тревожишь ихъ, а служишь имъ,
какъ служишь дѣтямъ. Такъ я думаю Ясебѣ такъ говорю,
нѣсколько измѣняя слова ученія X I I апостоловъ: однимъ
помогай плотски (въ области животной жизни), другихъ
обличай, молясь за нихъ, т.-е. не передъ людьми, не изъ
самолюбія, а передъ Богомъ (въ области широкихъ соблазновъ), а третьихъ люби больше души своей (въ области божеской жизни). Разумѣется, что к ь Л. и всѣмъ сначала пытаешься отнестись, какъ къ третьимъ, но видишь,
что этого нельзя, относишься, какъ ко вторымъ, если видишь, что и этого нельзя, относишься, какъ къ первымъ.
Это всегда можно, и всегда готовъ будь перейти ко второму и третьему.
Любящій васъ Л. Толстой.
Поклонъ вашему мужу.
М.А. Н о в о с е л о в у
(1889 г.)..
Уже разъ начиналъ писать вамъ дорогой Мих. А л но
не докончилъ и разорвалъ письмо; а хочется отвѣтить на
ваше послѣднее письмо и высказать то чувство, которое
оно вызвало во мнѣ, не огорчивъ васъ. Письмо ваше вызвало во мнѣ чувство очень сложное, смѣшанное, пріятное
и непріятное. Побужденіе ваше написать мнѣ было доброе,.
но не любовное. Я дѣлаю это различіе между тѣмъ и дру
гимъ; доброе чувство—это такое, которое влечетъ къ человѣку, оно можетъ быть и эгоистичное и неразумное, а люѵ
бовное эго такое, которэе переноситъ сознаніе в ъ другого
человѣка; это чувство всегда самоотверженно и разумно.
А непріятное мнѣ было въ вашемъ письмѣ— педостатокъ
отреченіяотъ себя, вдумчивости въ состояніе другого, въ
соединепіи съ самымъ искреннимъ добрымъ и теплымъ чувствомъ. Для всѣхъ людей, ищущихъ истины и добра, къ
которымъ причисляю себю, нѣтъ ничего дороже, какъ указаніе другими отклоненій отъ единаго истиннаго пути ошибокъ, грѣховъ. II я особенно въ послѣднее время жаденъ
къ эгого рода указаніямъ. Но указанія эти должны быть
освѣщены любовью: не любовью ласки, пѣжныхъ словъ, а
любовыо проникповенія въ чужую душу, въ положеніе
другого.
Пускай будутъ самые грубые, называемые людьми „жестокими" выраженія, пускай будетъ насмѣшникъ, презрѣніе,
но только чтобъ была проницательность любви, А то положеніе въ родѣ того, что человѣкъ завязъ по поясъ въ болото, а ему съ добротой совѣтуютъ разуться и бѣжать скорѣе, или разсказываютъ, какъ другой человѣкъ прошелъ
сторон лі болота, т.-е. пѣчто такое, что даже не имѣетъ никакого отяошевія къ его положенію. Хотя, судя по послѣднему письму моему, я и боюсь, что вы опять не поймете
меня, а все-таки скажу вамъ, что думаю, чегожелаю вамъ,
прося васъ взамѣнъ этого сказать мнѣ то, что вы думаете
о моигь грѣхахъ и чего желаете мнѣ. Желаю я вамъ и совѣтую вырабатывать въ себѣ вдумчивость, проницательность любви и пе принимать за любовь нѣкоторую мягкость, чувствительность въ отношеніи съ людьми доброту.
Любовь это стремленіе человѣка расширять свое сознаніе,
включивъ въ него сознаніе другого, друтихъ. Огъ этого-то
Іоаннъ и сказалъ, что Богъ есть любовь. Сознаніе всего и
есгь Богъ. Любимъ мы тогда, когда входимъ къ душу другого и чувсгвуемъ за него и знаемъ также, какъ и тотъ
знаетъ, что ему дорого, что больно, чѣмъ онъ страдаетъ,
чему радуется, въ чемъ его сила и егослабость. Вотъ какъ
достигнешь эгого—что случалось со мной иногда,—какая
свобода, сила. спокойствіе.
Пишите. Любящій васъ всей душой.
Левъ Толстой.
Передайте мой привѣтъ вашей матери, дѣду и товарищамъ.
Л. Е. О б о л е н с к о м у .
(1889 г., Осень).
Какъ грустно, дорогой Леонидъ Егоровичъ, знать, что
вы вътакйхъ заиутапныхъ матеріальныхъ условіяхъ, и главное. что поддаетесь и приписываете имъ важность. Разумѣется, что я счень желаю помочь вамъ, но сомнѣваюсь,
что мое писаніе могло это сдѣлать. Сотгудникомъ я пе
могу быть, а случайно появившаяся у васъ статья едва ли
поможетъ дѣлу журнала. Вознаграждевіе мои семейные никакого не требуютъ за мои статыт. И даясе скажу вамъ,что
жена, прочтя ваше письмо, очень огорчилась и въ первый
разъ при этомъ опредѣленно выразила, что она впредь и не
желаетъ никакого вознагражденія за мои писанія. Это мнѣ
было очень пріятно. Но непріятно, что она огорчилась моимъ
письмомъ. Это я вамъ говорю между нами. Вы не пишете
ей и пе говорите ничего. Увидитесь съ нею, если Богъ приведетъ, п все будетъ по-хорошему. На вопросы ваши не могу
отвѣтпть утвердительпо. Обѣщать ничего не обѣщаю. Я, какъ
всякому другому, такъ и вамъ, котораго знаю илюб;;ю,желаго сдѣлать пріятное и, вѣроятпо, сдѣлаю, если будетъ ЕОЗможпость.
Левъ Толстой.
В. В. Р а х м а н о в у.
(1889 г., Оіснь).
Въ 1889 году я, окончивъ медицинскій факультеть, поселился въ иптеллигентной общинѣ, гдѣ и прожилъ, работая,.
какъ земледѣлецъ и какъ врачъ, все лѣто.
Когда наступила осень и прошелъ угаръ работы, то непривычно-монотонная жизнь въ деревнѣ стала тягстить.
Хотѣлось, однако, убѣдить себя въ томъ, что только эта
жизнь и имѣетъ смыслъ, и въ этомъ убѣжденіи найти силы
для того, чтобы помиритіся съ сѣрымъ существовавіемъ.
Подъ вліяніемъ такого настроенія, и написалъ письмо Толстому, въ которомъ подробно разбиралъ вопросъ, для чего
жить,—и приходилъ къ выводу, что жить стоитътолько для
все большаго и большаго духовнаго совершенствованія.
Спасибо, что написали В . В. Всегда съ радостной улыбкой въ душѣ думаю про васъ.
Страшно даже сказать, что жизпь въ безконечномъ совершенствованіи. Кажется, какъ широко, а такое опредѣлепіе скорѣе суживаетъ.
Скажу вамъ то, что мнѣ думалось послѣднее время; ово
отвѣчаетъ отчасти на это.
Говорятъ: вѣра, надежда и любовь. Почему вѣра? И во
что вѣра? Почему надежда? Надежда ужъ тутъ ровно ни
къ селу пи къ городу.—Надежда есть одно изъ послѣдетвій
вѣры. Говорят-ь: все дѣло въ вѣрѣ: вѣрить надо въ Библію,
въ церковь, въ Магомета, въ Будду и всякую чепуху и, наслушавшись всего этого, мыполучаемъ отвращеніе къ этому
слову и понятію вѣры и отбрасываемъ его. А это не вѣрно.
Вѣра есть необходимое условіе религіознаго міровоззрѣпія
илл—проще—разумнаго взгляда на жизнь. Безъ вѣры нельзя
разумно смотрѣть на міръ. Безъ вѣры можно только без-
умно смотрѣть на міръ, воображая, что онъ какъ то начался
по мехаяическимъ законамъ и никогда не кончится. Такой
взглядъ нелѣпъ главное тѣмъ, что говорится о томъ, какъ
произошелъ міръ и какъ развивался и т. п., а ничего не говорится о томъ единственно, что вужяо знать: что мнѣдѣлать? й при нелѣпомъ взглядѣ вѣры не нужно; но какъ
только взглядъ не безумный и составляетъ отвѣтъ на вопросъ: „что мнѣ дѣлать", такъ безъ вѣры нельзя.
Отвѣтъ на вопросъ, что мнѣ дѣлать?—ясенъ для всякаго
искренняго человѣка—любить выше всего истину, благо,
Бога и вслѣдствіе того ближняго и дальняго, и курицу, и
дерево (все по порядку) и жить, руководясь этой любовью
но изъ за этого отвѣта выступаетъ другой вопросъ, на который нѣтъ, да и не можетъ быть отвѣта: зачѣмъ Богу или
той силѣ, которая меня послала сюда, сдѣлала, зачѣмъ ей
нужно, чтобы черезъ меня дѣлалось добро? Что ей нужно,
чтобы черезъ меня дѣлалось добро, это несомнѣнно, но зачѣмъ это ей нужно? Что выйдетъ изъ того, что черезъ меня
дѣлается, что выйдетъ изъ ѳтого для меня? Этого не дано
мнѣ знать, и тутъ мѣсто вѣрѣ, но вѣрѣ не въ Троицу, не
въ Магомета, не в ъ Христа, не въ Бога даже, а вѣра Богу,
вѣра тому началу, которое меня послало сюда. Я вѣрю ему
потому, что онъ разумѣнъ и благъ, и потому худого мнѣ отъ
него не будетъ. Вотъ эта вѣра необходима, нужна; для нея
прямо сдѣлано мѣсто и безъ нея безпокойно жутко. И вѣра
ята есть у васъ, и у меня, и тѣмъ сильнѣе, чѣмъ больше мы
исполняемъ волю пославшаго. Чѣмъ больше исполняешь,
тѣмъ больше вѣришь—не потому что разъ попалъ, то ужъ
надо вѣрить, а потому что по мѣрѣ исполненія какъ бы
уясняется смыслъ не словами, а всей жизныо,—тѣмътверже
вѣришь въ Него, в ъ Его разумность и доброту, даже в ъ то,
что то, чего я не знаю, мнѣ и не надо знать, что иначе и
быть не могло..
Такъ что не безконечное совершенствованіе жизни, тутъ
могутъ быть упадки, отъ того разочарованія, сомнѣнія,—а
.„возьмите иго мое на себя и научитесь отъ меня, потому что
кротокъ и смиренъ, и найдете покой душамъ вашимъ".
Не могу вамъ передать словами чувства, которое всегда
возбуждали и возбуждаютъ во мнѣ эти слова и какъ они
отвѣчаютъ для меня на все.
Не совершенствоваться мнѣ, гордому мнѣ, поганому мнѣ,
а взять то положеніе, то тѣло, то здоровье, тотъ нравъ, то
прошедшее, тѣ грѣхи, даже и съ кротостью и смиреніемъ въ
-сердцѣ искать всегда всякую минуту случая исполнить
нужныя Ему дѣла. Но не гожусь ли я заткнуть дыру какуюнибудь? Подтереть мною что-нибудь? Примѣрами мерзости,
порока и грѣховъ не могу ли пригодиться; првсто тѣломъ
моимъ понавозить? И если удастся чувствовать сеоя такъ
тогда все чудесное легко и твердо.
Окажутъ: „это уничтожаетъ стимулъ совершествованія".
Яе бойтесь: потребность быть лучше та же, что потребпость
быть счастливѣе; ее поощрять не нужно, надо чтобы это
дѣлалось само собой, а не хорошо, когда это становится
цѣл? ю.
Умъ, знаете, какъ бинокль, развертывать надо до извѣстной степени, а дальше вертѣть хуже; такъ и въ вопросахъ
о жизни, и зачѣмъ жизнь? Помилуй Богъ. Отвѣты на эти
вопросы въ вѣрѣ Ему,—вѣра, подобная той, которая есть у
клѣточки тѣла, работающей для него,—а вѣра дается по
мѣрѣ смиренной готовности творить волю Его...
Привѣтъ М. А. и всѣмъ вашимъ. Пишите. Я занимался
глупостями, исправлялъ комедію. И теперь пишу ту повѣсть.
которую вы мнѣ велѣли.
Л.
Толстой.
В. А. Г о л ь ц е в у.
(1889 г., Сент.).
Пронзведеніе искусства хорошо или дурно отъ того, что
говоритъ, какъ говоритъ и насколько отъ души говор;пъ
художникъ. 1) Для того, чтобы художникъ зналъ, о чемъ
ему должно говорить, нужно, чтобы онъзналъ то, что свойственно всему человѣчеству, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, еще неизвѣстно ему, т. е. человѣчеству. Чтобы знать это, художнику нужно быть на уровнѣ высшаго образованія своего
вѣка, а, главное жить не эгоистичною жизнью, а быть участникомъ въ общей жизни человѣчества. И потому ни невѣжественный, ни себялюбивый человѣкъ не можетъ быть
значительнымъ художникомъ. 2 ) Для того, чтобы говорить
хорошо то, что онъ хочетъ говорить (подъ словомъ „говорить" я разумѣю всякое художественное выраженіе мысли),
художникъ долженъ овладѣть мастерствомъ. А чтобыовла
дѣть мастерствомъ, художникъ долженъ много и долго работать, подвергая свою работу только своему внутреннему
суду. 3 ) Для того, чтобы отъ всей души говорить то, что
онъ говоритъ, художникъ долженъ любить свой предметъ.
А для этого нужно не начинать говорить о томъ, къ чему
равнодушенъ и о чемъ можешь молчать, а говорить только
о томъ, о чемъ не можешь не говорить, о томъ, что страстно
любишь. Изъ этихъ трехъ основныхъ условій всякаго произведенія искусства главное послѣднее: безъ него, безъ
любви къ предмету, по крайней мѣрѣ, безъ искренняго,
правдиваго отношеніякъ нему, нѣтъ произведенія искусства.
Нервъ искусства есть страстная любовь художника къ
своему предмету, а если это есть, то произведеніе всегда
будетъ удовлетворять и другимъ требованіямъ—содержательности и красотѣ: содержательности будетъ удовлетворять потому, что невозможно страстно любить ничтожный
предметъ, а красотѣ потому, что, любя пр*дметъ, художникъ
не пожалѣетъ никакихъ трудовъ для того, чтобы облечь
любимое содержаніе въ наилучпгія формы.
Л.
Толсупой.
Л. Ѳ. А н н е н к о в о й .
(Ясная Поляна, 1389 г., Дек. 2 8 ) .
Очень радъ былъ получить ваше хорошее шісьмо, Лео~
нила Ѳоминична. Затерялъ я вашъ конвертъ и не знаю, гдѣ
вы, въ Москвѣ или въ дереваѣ, пишувсе-таки в ъ деревню.
Очень»очень радъ за васъ, что болѣзнь не страшна вамъ,
а если не стралша, то іг не больна: главная боль ея въ
страхѣ. То, что вы пишете объ этомъ, не только справедливо, но главное, я чувствую, что это вы опытпмь узнали.
Помогай вамъ Богъ. Пожалуйста, пишите намъ. Я васъ очень
любдю. Получилъ я огромное количество носокъ, чулокъ п
перчатокъ. Все это прекрасно, я всѣмъ пользуюсь и очень
благодарю васъ за все. м н ѣ всего вашего добра и полотенецъ и платковъ до смерти не износить.
Брошюры о дѣлѣ Божьемъ прочелъ—т. е. французскую,
и мало узналъ изъ нея. Что дѣлать съброшюрами? Я , впрочемъ, попрошу Машу вамъ отослать. Маша и всѣ мои вамъ
кланяются и в с ѣ васъ любятъ.
Разсказъ мой я рѣшилъ напечатать в ъ сборникѣ, издающемся въ Москвѣ въ память Юрьева и въ пользу его семейства, но изъ цензуры есть распоряженіе, какъ^мнѣ писалъ Гайдебуровъ, чтобъ его не пропускать. Я кое-что пишу
и между прочимъ совершенно неожиданно занялся комедіей,
которая у меня давно была набросана. Таня дочь затѣяла
спектакль и попросила у меня, я согласился и вотъ поправилъ ее кое-какъ, и вотъ они играютъ у насъ на праздникахъ.
Мнѣ жить очень хорошо, настолько хорошо, насколько
избавляюсь отъ зла. Передайте мой поклонъ вашему мужу.
Маша напишетъ вамъ. Дай вамъ Б о г ъ приближенія все
большаго и большаго къ Нему.
Л.
Толстой.
Е. И. П о п о в у.
1190 г., Апр 3 0 ) .
Долго не отвѣчалъ вамъ, дорогой Евгеній ІІвановичъ.
Простите. Отвѣчать, по правдѣ сказать, было ничего.
Мысли ваши о Богѣ я понялъ, но неясно, какъ и выражены. Вы говорите: зачѣмъ пясать опредѣленія Бога? Я совершепно согласенъ съ вами. Я паписалъ тогда, потому
что Чертковъ просилъ мепя сказать самымъ хотя бы ве-
опредѣленнымъ образомъ. „Я могу, пойму съ полуслова,
что вы думаете, когда произносите слово „Богъ". Итакимъ
образомъ, лменно, не желая опредѣлять Бога, какъ въ Богословіяхъ, а какъ то думаетъ Матью Арнольдъ, объясняя,
что онъ подразумѣваетъ подъ словомъ „Богъ", когда его
употребляетъ. Такое опредѣленіе не опасно, но и то лучше
не дѣлать этого.
Нынче пріѣхалъ милый Золотаревъ и разсказалъ про
васъ все хорошее, именно, что вы находите поддержку духовную въ сознаніи того, что жизяь только въ настоящемъ.Представьте себѣ, что послѣдвее время я это самое вызываю въ себѣ, молюсь такъ кромѣ „Отче Нашъ", въ которомъ вѣдь это самое сказано. Говорю я себѣ такъ: „Жпзнь
твоя и благо твое не въ томъ, чтобы вызывать духовное состояніе въ извѣстномъ человѣкѣ, не въ томъ чтобы написать
хорошо и ясно то-то и то-то, не въ томъ, чтобы вспахать, посѣять, помочь матеріально или духовно тому-то (въ томъ, что
яшзнь не въ своемъ личномъ наслажденіи—къ этому сознанію
уже привыкъ, хотя истрашно далекъ отъэтогонапрактикѣ);
жизнь твоя въ томъ, чтобы сейчасъ, теперь все свое вниманіе употребить на то, чтобы поступить наилучшимъ образомъ, по-божески въ эту минуту, не разсчитывая нато, что
изъ этого выйдетъ—главное" не разсчитывать, что выйдетъ, зная впередъ, что, дѣлая, мы не можемъ знать, что
выйдетъ, зная то, что никакое совершенство—ни ума, ни
силы, ни доброты —не доступны человѣку, а только одно:
соотвѣтствіе меня, какой есмь, требованіемъ настоящей ми~
нуты, а для соотвѣтствія этого не нужно ничего, ни здоровья, ни ума, ни спокойствія, нѣтъ такого положенія, въ
которомъ я не могь бы достигнуть этого соотвѣтствія: я
могу его достигнуть и больной и глупый, и въ самой большей суетѣ. Такъ ли вы думаете? Цѣлую васъ. Что жена
пишетъ? Какъ живетъ? Я живу хорошо, жизнь полна и радостна, насколько достигаю этого соотвѣтств^я
%
Левъ
Толетой.
Л. Ѳ. А н н е н к о в о й .
Язная Поляна> 1890 г., іюль).
Получилъ важе письмо, дорогая Леонила Ѳоминична,
ж по правдѣ вамъ скажу, многое изъ него не совсѣмъ понялъ, не понялъ я, что вы во мнѣ особенно нашли въ сентябрѣ, что васъ такъ огорчило. Это мнѣ очень интересно,
ибо вы, вѣроятно, укажете мнѣ невидимые мною мои грѣхи.
Вы спрашиваете о своихъ грѣхахъ и слабостяхъ. И это
правда, что въ указаніи слабостей и грѣховъ другъ друга
мы больше всего нуждаемся; и въ этомъ прежде всего должва
выражаться наша любовь. Ваша слабость, которую я за.
зз
мѣтплъ, это желакіе отдѣлиться отъ людей гръяшыхъ мірекихъ своей добродѣтелыо и потому осужденіеэтихълюдей..
которое выраясается у васъ сожалѣніемъ къ нимъ. Самое
лучшее, самое желательное, идеалъ, это то, чтобы не только
не находить человѣка дурнымъ, т. е. хуже себя, не только
не находить себя лучше другихъ, яе находить даже себя
лучше, чѣмъ былъ прежде, не видѣть въ себѣ улучшенія,
а до такой степени былъ занятымъ улучшеніемъ себя, чтобы
не видѣть его. Не пишите мнѣ ничего про это свое свойство, про то, такъ ли, вѣрно ли я сужу или нѣтъ, а в ъ отзѣтъ на это пишите мнѣ о моихъ недостаткахъ, которые
замъ бросаются въ глаза.
Здоровье мое слишкомъ хорошо. II какъ ни страпно это
зказать, мнѣ лучше было больному.
Картина Ге лучше, чѣмъ я ожидалъ—прекрасна.
Спасибо вамъ за свѣдѣнія о судѣ штундистовъ. Эго
очень интересно. Знаете ли вы ихъ записку о крещеніи и
[іричащеніи. Пишите намъ. Поклонъвашей сестрѣ и мужу.
Любящій васъ Л . Толетой.
;
Вы спрашиваете покоенъ ли я духомъ. Славу Богу, зе
спокоенъ. Если вы спросите въ томъ смыслѣ, что нѣтъ ли
у меня сомнѣній въ пути, по которому хочу итти, нѣтъ ли
у меня отчаянія, или хоть недовольства на устройство, порядокъ міра, нѣтъ ли у меня страха передъ смертью или
жизнью, то прямо скажу, что нѣтъ, и въ этомъ смыслѣ
спокоенъ, но неспокоенъ въ томъ, что вижу яспо отклоненіе моихъ поступковъ отъ того пути, по которому хочу
итти, и оттого неспокоенъ.
Н. Н. Г е .
( 1 8 9 0 г., Авг.).
Изъ Америки кое-кто отвѣчалъ. Одянъ Гаррисонъ пишетъ, что едва ли ваша картина будетъ имѣть успѣхъ, такъ
какъ фіаско выставки картинъ Верещагина отбило охоту отъ
русскихъ. Вѣдь вездѣ все дѣло рекламы, а тѣмъ болѣе въ
Америкѣ; и успѣхъ, и неуспѣхъ ничего не показываютъ,
какъ только достоинство и мастерство рекламиста. А вы волнуетесь. Сгыдно, дѣдушка голубчикъ. Я говорю: „Стыдно",
а самъ такой же — дорожу славой мірской, но борюсь
сильно п упорно, и вамъ совѣтую. Я живу хорошо, заливаетъ волнами моря мірского, но кое-какъ не захлебываюсь...
Все они устраиваются, и внѣшняя жизнь идетъ такъ, что
похвалиться не чѣмъ, но впутренняя неукоснительно двигается, какъ ростокъ...
Л, Толсѵіой;
Е . II. П о п о в у .
(Ясная Поляна, 1 8 9 0 г . , А з г . , .
...Олова же .„вѣрую, помоги моему иевѣрікг я никогда
не любилъ. Петръ I повторялъ ихъ.
Не надо говорить: пе вѣрю, а хочу вѣрить (то же, только
переставлено), а если чуть чуть не вѣрішь, то сейчасъ же
всѣми силами души, т. е. ума, вниманія, энергіи иттк
по этому открываюідемуся пути невѣрія. Если же искать,
искать извнѣ помощи, то я искалъ бы ея для певѣрія. И
сказалъ бы: ие' вѣрю, помогите всѣ моему невѣрію.
Надо смѣло итти по неизвѣстному пути, который открывается, его узнаешь только, когда пойдешь по неімъ. „Ну,
не вѣрю, ну, все это слова, измышленія людскія. Ничего
нѣтъ разумнаго, совершеннаго внѣ меня. Назначенія мнѣ
нѣтъ никакого. й мои дѣла, и жизнь безразличны и никому не нужны такія или иныя".—Ну, и прекрасно и давай
яшть далыпе съ такими взглядами, давай дѣйствовать, а
если скучно и совсѣмъ ясно, что все—все равно, давай
застрѣлюсь. Г д ѣ пистолетъ, и порохъ, и пуля?
Я хочу сказать, что для познанія истины малоумаижеланія, нужна энергія, послѣдовательность. упорная мысль
чтобы узнать истипу, нужно пробить перегородки, стѣны
лжи. А чтобы пробить ихъ, надо смѣло идти на нихъ въ
нихъ.
„Вѣрую, номоги моему невѣрію", это то разсужденіе, которое поддерживаетъ подобіе вѣры, держитъ на балансѣ
палку, которая должна упасть. Эго та вѣра, которая д ѣ лается, а не та настоящая, которою все остальное, дѣлается.
Такъ: „Господи, милостивъ буде мнѣ грѣшному, я теперь не совсѣмъ люблю, потому что это молитва эгоистичная, молитва слабости личной и потому безполезная.
Опять слабость личности никто не поддержитъ. Еслк
личность, то слабость. Чтобы спастись отъ нея, надо найти
опору внѣ себя—забыться въ работы (какъ мы забываемся
въ тачаніи сапоговъ, въ пахотѣ) въ работѣ всей жизни. А
успокоить личность нельвд. Какъ скоро личность, то она
мечется и страдаетъ, А „Вѣрую, Господи, помоги моему невѣрію* я совсѣмъ не люблю, потому что это прямо дурно.
Если у ж е т а к ъ , то л у ч ш е с к а з а т ь с е б ѣ : не вѣрю,
какъ прекрасно, что я не вѣрю. Давай разрушу въ себѣ
всю эту чепуху, которую я назвалъ вѣрой, и буду жить
весело и свободнс Только этимъ путемъ можно прійти и
не прійти, а сознать, обнажить свою вѣру. Переотать, какъ
тотъ мальчикъ, который упалъ въ колодезь, держаться за
край и прыгнуть внизъ—на дно.
...0 работѣ. Я думаю и думалъ, что работа, производимая
не только для удовлетворенія первыхъ потребностей, жизни
своихъ и другихъ,—грѣхъ, но что идеалъ Христа, какъ и
зз*
въ брачномъ вопросѣ, состоитъ въ томъ, чтобы ке жать, не
сѣять, и что работа, какъ добродѣтель, 1е ігаѵаіі, какъ то
считается въ Европѣ и у насъ трудолюбивыми мужпками,
есть величайпгій и злѣйшій соблазнъ.
Вопросъ этотъ милый другъ Е. И., большой. Не знаю
сумѣю ли отвѣтить нынче, попытаюсь; но это письмо заканчиваю.
...Началъ писать о работѣ, стараясь самому себѣ уяснить
это дѣдо, кажущееся мнѣ требующимъ разрѣшенія (мнѣ
кажется даже, что у меня есть данныя для разрѣшенія),—
но не удалось. Надо еще пожить и подумать.
А вотъ дѣло, какое я вамъ предложилъ бы обоимъ: это
написать краткое исповѣданіе вѣры, взявъ за основу церковные разнообразные символы вѣры, и сказать, во что изъ
этихъ догматовъ мы вѣримъ со всѣми вмѣстѣ (напр. в ъ
Бога Отца и еше что) и во что не вѣримъ, Это можно указать только, какъ напримѣръ: не вѣримъ въ искупленіе, не
вѣримъ въ Анну Ли шекеровъ, въ непогрѣшность папы и
т. п. Это бы лучше всего показало то, что мы со всѣми согласны и не выставляемъ никакого догмата, в ъ который бы
какія бы то ни было христіанекія исповѣданія не вѣровали,
но что они хотятъ быть несогласными съ нами и не потому,
почему они несогласны съ другими исповѣданіями, напримѣръ наши съ папистами, что другія выставляютъ догматы,
въ которые они не вѣрятъ,. а потому что они каждый со
своей стороны требуютъ, что мы вѣрили в ъ ихъ разные
догматы, въ которыхъ они между собой несогласны.—Попытайтесь это сдѣлать.
А вы пишите почаще. Цѣлую васъ..
Мы живы и здоровы. Я пью кумысъ II жду, когда это
кончится, а то слишкомъ здоровъ. Оуета у насъ ужасная.
Гости, гости, гости. Но живемъ не очень дурно, больше
кажется любви между всѣми, чѣмъ прожде.
Л. Толстой..
Л. Ѳ. А н н е н к о в о й .
( 1 3 9 0 г.,. Окт.).
Получилъ ваше хорошее письмо, дорогая Л. Ѳ., дѣло
предстоящее вамъ и смущающее васъ (объ иконѣ) есть то
самое, что я считаю дѣломъ истинной жизни. Именно въ
этой тѣснотѣ, на этомъ узкомъ пути, г д ѣ согрѣшишь, ступивъ іі направо, и налѣво, тутъ-то и совершается самое настоящее Божье дѣло. Одно могу посовѣтовать по опыту, это
то, чтобы хорошенько- при рѣшеніи дѣла освободить себя
отъ заботы о мнѣніи людскомъ. Какъ бы поступилъ, если
бы зналъ, что къ вечеру умру".Такъипоступить. Это одинъ
совѣтъ, другой—тотъ, чтобы сдѣлать такъ, какъ велѣлъ
Христосъ, когда поведутъ васъ къ правит. судьямъ, не дуи
майте, что будете говорить, духъ Божій будетъ говоритьза
васъ. Не дѣлать то, что думаешь, что будетъ хорошо, а то,
дао нельзя не дѣлать, всѣмъ существомъ нельзя. Дольнеру
написалъ, но опъ, кажется, уѣхалъ на Кавказъ. Помоги
вамъ Богъ.
Любящій васъ Л. Толстой.
Н. Н. Г е.
( 1 8 9 0 г., Дек. 2 0 ) .
Извѣстія отъ васъ хороши о томъ, что работается, это
болыиое счастіе, когда работается съ вѣрой въ свою работу,
счастіе, которое, когда дается, чувствуешь, что его не
стоишь.,. У насъ все иослѣднее время посѣтители... Понимаю ваши слова, что человѣкъ дороже полотна и тѣмъ заглушаю свое сожалѣніе о медленномъ движеніи моей работы, которая разростается и затягиваетъ меня. А за ней
стоятъ другія, лучшія—ждутъ очереди, особенно теперь, въ
это зимнее, самое рабочее мое время. Вчера получилъ „Кеѵіеѵ оі Кеѵіе\ѵз, въ которомъ статья Дилона о васъ и вашъ
портретъ Ярошенки, „Тайная Вечеря", „Выходъ съ Тайной
Вечери", „Милосердіе", „Петръ и Алексѣй" и „Что есть
истина?" Дилонъ былъ у насъ и разсказывалъ, что и въ
Англіи послѣдняя картина понравилась... Читаю и теперь въ
свободное время книгу Ренана „ Ь а ѵ е п і г <1е Іа зсіепсе". Это
онъ писалъ въ 1 8 4 8 г., когда еще не былъ эстетикомъ, и
вѣрилъ въ то, что единое на потребу. Теперь же онъ самъ
въ предисловіи съ высоты своего нравственнаго оскопленія,
сиотритъ на свою молодую книгу. А въ книгѣ много хорошаго. Чертковъ проситъ написать или поправить текстъ къ
картйнамъ, и представьте, что, попытавшись это исполнить,
я убѣдился больше, чѣмъ когда - нибудь, что эти выбранныя, лучшія по содержанію картины—пустяки. Къ евангельской картинѣ могу пытаться писать текстъ, выразять то,
какъ понялъ художникъ извѣстное мѣсто, атутъ хоть „Осужденный" или „Повсюду жизнь" очень хорошія картины,
но ненужныя и нечего ппсать о нихъ. Всакій, взглянувъ на
нихъ, получитъ свое какое-либо впечатлѣніе, но одиого
чего-нибудь яснаго, опредѣленнаго она нѳ говоритъ, и объясненіе суживаетъ значеніе ея, а углублять нечего. Вы,
можетъ быть, поймете меня хоть неясно,
Л.
Тп.істой.
И. Б. Ф е й ы е р м а н у .
( 1 8 9 ! г., ІИартъ).
Очень радъ былъ получить извѣстіе о васъ, дорогой
йсаакъ. Я еще прежде вашего письма зналъ о васъ отъ Аркадія Алехина, который заходилъ ко мнѣ, проходя въ
Курскъ и Харьковъ.
Вы слишкомъ строги къ своему прошедшему опыту %
или не совсѣмъ точно опредѣляете то, что оказалось ошибкой. Принципы, разумѣя подъ этимъ словомъ то, что должно
руководить всею жизнью, не виноваты ни въ чемъ, и безъ
принциповъ жить дурно. Ошибка только въ томъ, что в ъ
принципъ возводится то, что не можетъ быть принципомъ,—
какъ крѣпко париться въ банѣ и т. п. Принципомъ даже не
можетъ быть то, чтобы работать хлѣбную работу, какъ говоритъ Бондаревъ.
Принципъ нашъ одинъ, общій, основной—любовь не словомъ только и языкомъ, а дѣломъ и истиною, т. е. тратою
жертвою своей жизни для Вога и ближняго.
Изъ этого общаго принципа вытекаетъ частный принципъ
смиренія, кротости, непротивленія злу.
Послѣдствіемъ этого частнаго принципа, по всѣмъ вѣроятіямъ (я говорю, по всѣмъ вѣроятіямъ, а не всегда, потому
что можетъ же быть человѣкъ посаженъ в ъ тюрьму или подобное этому), будетъ земельный, ремесленный или фабричный даже, но только во всякомъ случаѣ тотъ трудъ, на который менѣе всего конкуррентовъ и вознагражденіе за который самое малое.
Изъ всѣхъ сферъ, г д ѣ конкурренція велика, человѣкъ,
не на словахъ, а на дѣлѣ держащій ученіе Христа, будетъ
всегда выжатъ и невольно очутится ереди рабочихъ. Такъ
что рабочее положеніе христіанина есть послѣдствіе приложенія принципа, а не принципъ, и если люди возьмутъ за
основной принципъ то, чтобы быть рабочимъ, не исполнивъ
того, что приводитъ къ этому, то очевидно, что выйдетъ
путаница.
Вотъ что я думалъ по случаю вашего письма, хотя
вполнѣ понимаю то, что вы въ немъ говорите и вполнѣ
ему ^сочувствую.
У меня были Буткевичи на дняхъ, Анатолій съ женой
и Андрей, и я имъ прочелъ ваше письмо,—оно очень понравилось. Они, Анатолій съ женой, жалѣли, что не знали
вашего адреса въ Полтавѣ, чтобы повидать васъ проѣздомъ.
Ояи теперь в ъ Русановѣ.
Гриссбаха я вамъ не посылаю,—но Тишендорфа, въ которомъ есть в с ѣ варіанты Гриссбаха, Посылаю же Тишендорфа, а не Гриссбаха потому, что Тишендорфъ—мой, а
тотъ чужой. Не увлекайтесь вы этими варіантами. Я это
испыталъ,—ѳто скользкій путь.
Смыслъ каждаго мѣста во всемъ Евангеліи, и кто не
можетъ понять смысла отдѣльнаго мѣста сообразно всему
духу его,—то ничѣмъ не убѣдишь.
Помогай вамъ Богъ. Пишите мнѣ.
Л.
Устройство интеллигентныхъ общинъ.
Тодстой.
Л.
А Е Е Ѳ Е К О Е О "Л.
(1891 г., Мартъ).
Очень радъ быдъ получить ваше шіеьмо, дорогая Леоиила Ѳоминична.—Это вамъ показалось, что я избѣгаю васъ
или отдаляюсь: мнѣ напротивъ съ вами всегда спокойно и
радостно,—то. что вы говорите о моемъ неудовольствіи за
то, что переписываете дневникъ, справедливо. Я себя бранилъ за это и успокоился. Эго ваша дурная, слабая минута,
которыхъ бываетъ все-таки больше, чѣмъ твердыхъ. А у
меня, слава Богу, напротивъ все радостнѣе л радостнѣе въ
семьѣ.
Д—у я тогда же написалъ, но не получилъ отвѣта.
Вчера былъ у насъ Н. (вы вѣрно слышали о немъ—очень
хорошій человѣкъ, женатъ на Засуличъ, сестрѣ знаменитой, II съ 8 человѣкъ дѣтьми живущій трудовой, суровой
жизнью).
Нарочпо подъ конецъ оставилъ самое важное, о вашемъ
братѣ. Я думаю, что и для жены брата, и для васъ, и для
вашего брата, было бы очень хорошо, если бы вы могли
ходить за нимъ. Не думаю, чтобы вашъ мужъ воспротивился, если положеніе брата серьезно опасно, какимъ оно
кажется. Впрочемъ, вамъ виднѣе. И когда отречешься со<
всѣмъ отъ своей воли, что вы вѣроятно и сдѣлаете, прежде
чѣмъ предприпять чтолпбо, то рѣшеніе будетъ принято
то, которое должно. У насъ вчера пріѣхалъ американскій
издатель газеты большой и я ужасно усталъ отъ него; надо
говорить на языкѣ, на которомъ говоришь съ трудомъ, а
человѣкъ по взглядамъ своимъ вполнѣ мірской, мало интересенъ для меня. А между тѣмъ оставить его одного, уйти,
когда онъ ни съ кѣмъ говорить не можетъ и пріѣхалъ для
этого—совѣстно. Ооня и Таня помогаютъ мнѣ. Писанье
мое было стало подвигаться, и это для меня большая—не
радость, а сознаніе жизни; но теперь два дня я не принимался, а былъ у Сергѣя—положеніе его ужасно, но мнѣ
кажется, и Маша вчера была у него и подтверждаетъ мое
мнѣніе, что онъ можетъ поправиться. Онъ очень жалокъ.
Ноклонъ вашему мужу. Любящій васъ.
Л. ТоястоГк
В. В . Р а х м а н о в у
(1891 г., Мартъ).
Послѣ перваго письма прошло больше года. Мы, какъ
было разсказано мновз пробовали полностью провести ві:
въ жизнь принципъ непротивленія злу насиліемъ безъвся^
кихъ компромиссовъ и потерпѣли полную неудачу.
Этотъ жизненвый опытъ заставилъ насъ искать прими-
реніл между нашими взглядами и дѣйствительностью. Одно изъ рѣшеній было то, которое предлагалъ Сютаевъ. „Вы
не можете, говорилъ онъ, отдѣльно отъ другихъ людей
устроить праведную жизнь и потому надо заботиться яе
столько о праведности своей жизни, сколько думать объ
измѣненіи сложившихся формъ общежитія въ такомъ отношеніи, чтобы насиліе стало не нужнымъ".
Но мы понимали, что измѣнить сложившіяся вѣками
отношенія между людьми было еще труднѣе, чѣмъ выполнить заповѣдь непротивленія насилію во всей ея полности,
и потому не могли удовлетвориться рѣшеніемъ Сютаева.
Подъ вліяніемъ всѣхъ этихъ мыслей у меня стало складываться новое пониманіе нагорной проповѣди: именно,
что Христосъ не давалъ заповѣдей какъ Моисей,—съ требованіемъ непремѣннаго ихъ исполненія, а лишь указывалъ путь для достиженія царства небзснаго.
Обовсѣмъ этомъ я написалъ въ письмѣ Льву Николаевичу и получилъ отъ него отв^ть.
Давно ие испытывалъ такой радости, дорогой В . В., какъ
ту, которую мнѣ доставило ваше письмо. Мысли, чувства,
которыя волнуютъ васъ, тѣ новыя горизопты, которыя открываются вамъ, это то самое, что меня волнуетъ, чѣмъ я
живу, чѣмъ жилъ и живетъ послѣднее время Ге (младшій)—(онъ недавно былъ у насъ), чѣмъ живетъ Хилковъ,
съ которымъ мы послѣднее время усердно переписываемся,
что вырастаетъ передъ Бирюковымъ, который на дняхъ пи,
салъ мнѣ.
Единство это не происходитъ отъ внѣшняго общенія, а
отъ^внутренняго.
—*
••—
Едикственное истинное единеніе есть то, которое получается не вслѣдствіе исканія единенія, а вслѣдствіе того,
что истина одна (кто въ истинѣ или близокъ къ ней, тѣ
вмѣстѣ), II потому это единеніе наше особенно радуетъ
меня,
У меня теперь И. И. Горбуновъ и мы съ нимъ вмѣстѣ
читали ваше письмо. Когда мы прочли то мѣсто, г д ѣ вы
говорите о томъ, что у Христа нѣтъ заповѣди (вѣрнѣе бы
сказать, что ученіе его не въ заповѣдяхъ) и что Христосъ
научилъ достиженію царства Божія, которое сдѣлаетъ невозможнымъ нарушеніе заповѣдей, когда я прочелъ это, я
напомнилъ ему то, что я говорйлъ ему то же вчера.
Именно, что ученіе Христа состоитъ въ постановкѣ
идеала царства Божія, для достиженія котораго нужнобыть
совершеннымъ, какъОтецъ, т. е. идеалъ совершенства внѣшняго и внутренняго, а что заповѣди, 5 заповѣдей, суть
только зарубки на этомъ безконечномъ пути того мѣста,
ниже котораго в ъ настоящій періодъ жизнп человѣчества
не слѣдуетъ, желательно, можно не спускаться.
Ойвершюнстао 1) въ томъ что• ^всѣхъ—Зулу, идіота, злодѣя, звѣря—считать равными, братбмъ и любить, какъ люд
бишь любимыхъ. Зарубка заповѣдь, что не можноинедоджШ гнѣваться на брата: 2) въ томъ, чтобы быть вполнѣ чистымъ, зарубка-не прелюбодѣйствуй; 3 ) въ томъ, чтобы
бкть вполнѣ свободнымъ, не связаннымъ ничѣмъ, зарубка—
нё клясться; 4 ) въ томъ, чтобы никогда не приложить наснлія ни для защиты другого и себя, ни противъ животаго,
зарубка—не уничтожать зло силою; 5) не имѣть враговъ,
зарубка—творить добро врагамъ.
Не думайте, что я защищаю прежнюю точку зрѣнія, „зъ
чемъ моя вѣра".
Я не только не защищаю, но радуюсь тому, что мы пережили ее.—Вступивъ на новый путь, нѳльзя не обрадоваться тому, что первое увидалъ впереди себя и просительно принять то, что въ началѣ дороги, на цѣль пути.
Но подойдя ближе и только благодоря. тому, что видѣлъ
сначала, нельзя не радоваться тому, что увидалъ впереди
безконечную свѣтлую даль.—Ваше объясненіе слабаго мѣста
общины совершенно справедливое.
Теперь о государствѣ и отношеніи къ нему. Опять вы
совершенно правы или скорѣе думаете то самое, что я, но
тутъ нужно ограшіченіе. Не„отрицать государства т. е. насилія, мы.не можемъ, какъ не можемъ не отрицать блуда
независимо отъ того, пользуемся ли мы тѣмъ и другимъ.
И, разумѣетсяг, что впрлнѣ свободнымъ отъ государства,
какъ вполнѣ свободнымъ отъ блуда, ^іожетъ считать себя
тольр ^святой и что отвращеніе къ тому и другому есть
стимулъ истинной жизни—стремленіе къ святости. Но опасно
впасть въ обратную ошибку, въ которую вгійдйетъ Сютаевъ,—
сколько я понялъ изъ вашего письма и помпю его взгляды,—сказать себѣ, что я не могу быть чистъ отъ насилія
(потому что пользуюсь имъ) и потому могъ въ извѣстныхъ
предѣлахъ участвовать въ немъ, могу подать становому
(заявленіе объ украденной лошади) и т. п.,—это, все равно,
что сказать себѣ
. . Т". . . .
ѵ
Это тотъ самый страшный путь, который называ.ется: компромиссъ, сдѣлка.
""'Христово ученіе тѣмъ отдичается отъ всѣхъ другихъ.
что она не въ заповѣдяхъ, а въ указаніи идеала полнаго
совершенства и пути къ нему и это стремленіе замѣняетъ
для ученика Хри -това всѣ заповѣди и оно же указываетъ
ему всѣ соблазны. Отступаетъ ученикъ Христа отъ путн,
указаннаго Христомъ не по обдуманному разсужденію, а по
безсилію, или скорѣе по отношенію силъ,—стремящейся къ
идеалу и противодѣйствующей. И потому равнодѣйствующую этихъ двухъ силъ нельзя никогда опредѣлить—какъ
это пытаются дѣлать любктели компромиссовъ—она іісегда
перемѣщающаяса, особенная для каждаго человѣка и даже
для одного и того же человѣка въ разное время.
Всегда, всякую минуту, всякій путь стремится ко всей
•лстинѣ, къ полному освобожденію отъ похоти, къ полному
освобожденію отъ насилія, участья в ъ немъ и пользованія
имъ: а что выйдетъ никто не знаетъ. Но никогда пусть не
содѣйствуетъ ни разврату, ни насилію и в ъ свѣтлую минуту (не въ увлеченіи) не пользуется ими.
Въ прежней вѣрѣ и вообще въ нехристіанскихъ вѣрахъ
заповѣди стоятъ впереди (они такъ стояли для насъ, но
, в ъ чемъ моя вѣра"—отчасти), въ христіанствѣ заповѣди
стоятъ назади, т. е. въ извѣстный періодъ развитія человѣчества сознаніе его говоритъ ему: стремись къ полному совершенству, но, стремясь впередъ, не спускайся ниже извѣстныхъ ступеней. Христосъ сказадъ: не сердись, не блуди,
не клянись, не борись силой, не воюй, 1 8 0 0 лѣтъ тому назадъ, какъ я думаю, 6 0 0 0 лѣтъ тому назадъ сказано было:
не убивай, не ѣшь людей и т . п ,
Христіанство тѣмъ и велико, что оно не выдумано Христомъ, а что оно есть зоконъ вѣчный, которому слѣдовало
человѣчество гораздо прежде, чѣмъ законъ этотъ былъ
выраженъ и которому оно всегда будетъ слѣдоватъ и слѣдуетъ теперь въ лицѣ тѣхъ, которые не знаютъ или не хотятъ знать христіанство. Разница только въ томъ, что для
знающихъ смыслъ христіанства жизнь полна смысла и радости.
Христіанская жизнь не въ слѣдованіи заповѣдямъ, не
въ слѣдованіи ученію даже, а въ движеніи къ совершенству и выясненіи все болыпемъ и большемъ этого совершенства и все большемъ и болыпемъ приближеніи къ нему.
И сила жизни христіанской не въ различной степени совершенства (всѣ степени равны, потому что путь безконеченъ), а въ ускореніи движенія, чѣмъ быстрѣе движеніе,
тѣмъ сильнѣе жизнь. Иэто жизнепониманіе даетъ особуюрадость, соединяя со всѣми людьми, стоящими на самыхъ различныхъ степеняхъ, а не разъединяя, какъ это дѣлаетъ заповѣдь. Разбойникъ на крестѣ и Закхей живутъ болѣе хриетіанской жизнью, чѣмъ апостолы и т. п.
То, что вы говорите объ отношеніи къ государству,
когда отрицаешь его, а самъ пользуешься имъ, совершенно справедливо, но изъ этого не слѣдуетъ, чтобы можно
было признавать его и мириться съ нимъ, а слѣдуетъ только
еознаніе своей слабости, негодности (какъ вы вѣрно говорите), слѣдуетъ смиреніе,смиреніе, приближающеекълюбви.
Цѣлую васъ и люблю всей душой. Привѣтъ вашимъ сожителямъ. Напишите еще.
Л. Толстой.
II. Б. Ф е й н е р м а н у .
(1391
г., Апр.).
Очень радъ былъ получить отъ васъ вѣсть, дорогой
ІІсаакъ Борисовичъ. То письмо ваше я получилъ,—письмо
? дрзшщшахъ. Я ЕѲ отвѣчалъ, потому что нечего было. Отчасті: я слгласенъ съ вами, хотя нахожу, что тутъ есть
елишкомъ тонкое дѣленіе, а все слишкомъ тонкое опасно
не потому, чтобы оно было несправедливо, а потому что
можетъ выродится въ словопреніе.
Вѣрно то, что есть различіе между поступками,вызываемыми разсудкомъ, и поступками, вызываемыми вѣрою, но
и тѣ іі другіе свойственны человѣку, и человѣкъ движется
впередъ, дѣлая и тѣ и другіе.
Впрочемъ, въ этомъ мы согласны, въ сузцественномъ и
яе будемъ письменно разсуждать. Надѣюсь объ этомъ поговорить при свиданіи съ вами, если Богъ приведетъ; а въ
лисьмѣ есть болѣе для обоихъ насъ интерееныя сообщенія.
Письмо ваше очень поразило меня тѣмъ, что выпишете
въ концѣ о томъ шатаніи безпрестанномъ, котороепроисхо-дитъ между нашими друзьями.
Вы пишете: „Считаю это наказаніемъ Божіимъ и вѣрю,.
что оно кончится къ радости и возвышенію духа ... Меня
поразило это, потому что въ этотъ самый день я писалъ
Попову, который живетъ съ Чертковымъ въ Воронежской
губерніи, что, мнѣ кажется, въ нашей жизни,—нашей я разумѣю людей, идущихъ по одному съ нами пути,—наступило тяжелое или, скорѣе, кажущеесятяжелымъврѳмя,требующее напряженія, твердости и лишенное той прежней
радости, восторга, даже просвѣтлѣнія. Наступило время разочарованій въ попыткахъ быстраго и полнаго осуществленія плановъ, время отпаденія, равнодушія и презрѣнія и
даже не гоненій (которыя напротивъ ободряютъ).
Я чувствую эту перемѣну и къ радости своей вижу, что
это положеніе вещей не только не колеблетъ того жизнепониманія,которое сталомоимъ, напротивъ, очищаетъ его отъ
наноснаго, чуждаго ему и утверждаетъ меня въ немъ. Вы,.
вѣрно, поймете меня, какъ я ни плохо выражаюсь, потому
что смыслъ вашей замѣт&и въ концѣ письма этотъ самый.
Анатолій (Вутк.) живетъ съ братомъ въ Русановѣ. Онъ
столярннчаетъ и все также кротокъ и уменъ. Клобскаго
нѣтъ у него. Онъ проходилъ здѣсь, идя въ Москву, и мнѣ
очень радостно было найти въ немъ перемѣну поразительную къ лучшему.
Ругинъ въ Петербургѣ,—ушелъ туда лѣшкомъ. Рахмановъ ушедъ отъ Новоселова къ Таирову. Ге старшій—въ.
Петербургѣ съ картиной Іуды, а младшій—дома, ичайуже
пашетъ.
Пускай шатанье. Только бы каждый дѣлалъ, что ему велитъ Богъ, безъ заботы о людяхъ (о мнѣніи людскомъ) выйдетъ то, что должно быть и чего мы, навѣрно, угадать и
представить себѣ не можемъ.
й
В. В . Р а х м а н о в у .
(1991 г ,
Эктябрь
„Дорогой В . В . На послѣднее письмо ваше л хотѣдъ отвѣчать и откладывалъ, потому что казалось, что занятъ, но
приписка Л. П. побудила отвѣчать. Колебался я отвѣчать*
потому что мнѣ не ясенъ вашъ вопросъ. Вы какъ-то связываете сознаніе того, что вы пользуетесь насиліемъ съ состраданіемъ къ мучащпмся и мученнымъ людямъ. Я связи
этой не вижу. Это первое, а второе не согласенъ съ тѣмъ.
что вы живете насиліемъ. Я сужу по себѣ: я живу в ъ условіяхъ гораздо худшихъ, чѣмъ вы, и все-таки не считаю,
что я живу насиліемъ. Да и вообще не понимаю хорошенько, что разумѣть подъ этими словами. Я не живу насиліемъ
въ томъ смыслѣ, что знаю, что всякій разъ, какъ мнѣ представится вопросъ, употребить ли насиліе или нѣтъ, я не
пожелаю насилія и не употреблю его сознательно. (Примѣръ,
который я всегда для себя употребляю: еслп скажутъ, что
подходитъ Пугачевъ убивающій и насилующій всѣхъ, не
только не приготовлю ружья и порохъ, а утоплю его, чтобы
избавиться отъ искушенія). Но сказать, что я никогда не
употреблю насилія или незамѣтно для себя не воспользуюсь имъ—не могу, потому что сказать это значитъ сказать,
что я святъ. И колебаться и сомнѣваться о томъ, дѣйствительно ли я не участвую въ насиліи, я не могу, потому
что знаю очень хорошо, что было, когда я участвовалъ въ
немъ, знаю, что все мое міросозерцаніе и вся жизнь моя
другія, и что я не обманываю себя, когда думаю, что ненавижу насиліе и всѣми силами души стремлюсь жить
безъ него, т. е. жить по закону Бога—любовью.
Теперь вопросъ о страданіяхъ- людей, производимыхъ
насиліемъ. Я знаю, что они есть. Я ненавижу насиліе и
отрекаюсь отъ него только потому, что знаю, что они есть,
что есть эти страдапія. Мое отречміе отъ насилія, я знаю,
не спасетъ отъ страданія людей. Я этого и не ждалъ. Спасетъ людей отъ страданій установленіе царства Божія, и
оно устанавливается и мною. Средства установленія его
есть любовь. Любовь и руководитъ тѣми поступками, которые надо совершать. А какіе это поступки, которые по
любви надо совершать,—это знаетъ тотъ, кому надо ноступать. Итги ли въ копи и вмѣстѣ работать, увѣіцевать ли
хозяевъ, измѣнить положеніе рабочихъ свою жизнь, чтобы
имъ не нужно было итти? Или еще что, это знаетъ каждый въ своемъ положеніи. И если онъ слушается голоса
любви, а не эгоизма, то онъ сдѣлаетъ, что должно и сдѣлавъ или дѣля не то, что будетъ спокоенъ, но не будетъ
безпокоенъ. Ученіе же Хриота покажетъ ему, чего не надо
дѣлать,—не злить, не злиться, не раздѣлять людей.
Главное же, главное то, что мнѣ очень ясно тенерь к
что бы мпѣ такъ хотѣлось съ тою :ке ясностыо передать
другнмъ: это то, что какъ идеалъ внутренняго совершенства
безкояеченъ, не безконеченъ, а достижимъ только безкояечнымъ приближеніемъ (какъ многоугольникъ въ кругѣ),
такъ и идеалъ внѣшняго совершенства, Царства Божія (Льва
съ ягненкомъ и дальше...) достижимъ только въ безконечности, и что потому повѣрку своихъ поступковъ человѣкъдолженъ искать не во внѣшнемъ сравненіи себя своихъ
достоинствъ съ идеаломъ выутренняго совершенства (будьтееовершенны, какъ Отецъ), ни съ внѣшнимъ идеаломъ Царства Божія, а во внутреннемъ сознаніи паибольшаго возможнаго въ его положеніи исполненіи воли пославшаго. Въ
родѣ, какъ работникъ, которому отъ хозяина велено битьмолотомъ и которому нечего заботиться о томъ, что отъ
его ударовъ не разбивается сразу, что онъ разбиваетъ, и
о томъ, что заводъ, на которомъ онъ работаетъ некончитъ
работу къ празднику, а которому іадо только дѣлать въ
томъ, къ чему онъ приставленъ, все, что онъ можетъ,,
твердо вѣруя, что то, что дѣлаетѣ, нужно и разумно.
Нѣтъ, не сумѣлъ сказать: надо не думать о томъ, какъ
бы мнѣ сдѣлать, какъ можно болѣе важное дѣло, отличиться
и о томъ, что выходитъ изъ того, что я дѣлаю, а только
о томъ, какъ бы мнѣ пе прозѣвать чего, на томъ мѣстѣ,,
къ которому я приставленъ. А дѣло дѣлается, и дѣлается и
безъ меяя,"я же имѣю счастье бытъ участникомъ его. Такъ,
какъ бы мнѣ воспользоваться этимъ счастьемъ и не подгадить.
Наішшите, пожалуйста, о себѣ и о Гастевѣ. Скажите
Л. П., что я благодарю его за книги; я не успѣлъ еще
просмотрѣть ихъ, не просматривалъ и Достоевскаго, какъ
я и ждалъ, мнѣ нравится, хотя Ж І Л К О , ЧТО И З Ъ ОДНОГО„Дневника писателя", а Еп&тііп менѣе нравится—неясностью,
поднятостью выраженій, хотя мысль о вѣчной жизни я
вполны раздѣляю. На дняхъ былъ Дунаевъ и ходилъ къ
Буткевичамъ и вынесъ самое хорошее впечатлѣніе. Я немного нездоровъ—простудился и отъ того не ясно пишу.
Пишите, я буду отвѣчать. Что дѣлаете и собираетесь дѣ-
В. В . Р а х м а н о в у .
(!89І
г.
;
Осень).
.,Очень радъ получить отъ васъ извѣстіе, дорогой Владиміръ Васильевичъ. Если вы хотите открыть столовыя въ
лукояновскомъ уѣздѣ, гдѣ кажется, положеніе народа очень
дурно, то дѣлайте такъ: какъ изберете мѣсто въ серединѣ
самыхъ голодныхъ деревень, припасите въ это мѣсто муки,
отрубей, картофелю, капусты, свеклы, гороху чечевицы,
овсяной муки, соли или хотя то, что можно изъ этого, и
у
потомъ пойдите зъ одну изъ дерезенъ, зыбериге зъ оерединѣ деревни, если она не болѣе 30, 4 0 дворовъ, одну самую бѣдную семью, а тб двѣ, если деревня вдвое болыпе,
и предложите хозяевамъ, получая отъ васъ продовольствіе,
печь хлѣбы и варить для нуждающихся, старыхъ, слабыхъ.
малыхъ, а то и не старыхъ, но голодныхъ, отъ 3 0 до 4 )
человѣкъ. Потомъ перепишите со старостой этихъ дюдей.
выдайте провизію и посѣщайте столовыя, испытывая въ
нихъ наилучшую, болѣе питательную пищу, противодѣйствуя злоупотребленіямъ и принимая тѣхъ, которые пропущены п просятся. Дѣло это такъ просто и такъ легко складывается, какъ какое-то природное явленіе. В ъ лукояновскомъ
уѣздѣ есть учитель Великановъ, который былъ у насъ л ѣ томъ и которому я писалъ недавно, прося его дать мнѣ
свѣдѣнія о состояніи населенія, но такъ какъ я наобумъ
писалъ адресъ, то письмо, видно, не дошло до него.
Хлѣба я думаю не достанетъ, но если сдѣлается то, что
богатые почувствуютъ свою вину передъ народомъ и постараются разрушить стѣну, отдѣляющую ихъ отъ него, то
всѣ вмѣстѣ, дѣлясь добровольно, изживутъ бѣду. Вслк
нѣтъ риса іі пшеницы, есть овесъ, ячмень, кукуруза, картофель. Изъ Америки уже ѣдутъ 7 кораблеіі съ кукурузой.
Меня затянуло это дѣло. Я чувствую, что дѣлаю не то,
что надо, получая пожертвованія, вызванныя письмамп жены, и распредѣляя ихъ все-таки по своей волѣ на покупку
продовольствія и устройства столовыхъ, но не могу, не имѣю
силъ оторваться отъ этого дѣла. устраниться.
Мы живемъ здѣсьвъ имѣніи моего знакомаго, Раевскаго,
очень хорошаго (хорошаго либерала и вмѣстѣ народникаі
и практическаго человѣка съ двумя дочерьми, Тан. и Маш.,
и племянницей В . Кузьм. и онѣ усердно работаютъ.
Устроено у насъ 18 столовыхъ, у сосѣдей нашихъ Философовыхъ 6. Еще па-дняхъ пріѣхали двое—одинъ юрисгъ,
другой естественникъ, кончившій курсъ. Купцы изъ Москвы тоже открываютъ столовыя. Вездѣ это дѣло распространяется, какъ сѣть. И много есть тутъ хорошаго. Всть и
дуряое, именно свой произволъ, котораго нельзя вполнѣ
устранить, и ложная роль, которую играешь.
Привѣтствую вашу сотрудницу, Сытинскую, и цѣлѵю
васъ.
Л . Толстой.
Г - н у N. N.
(1891 г., Май
28и
Очень радъ былъ войти съ вами в ъ прямыя сношенія,
дорогой М. С , хотя и по случаю, не скажу тяжелыхъ, но
требующихъ напряженія условій, въ которыхъ вы паходитесь
т. е. вы и ваша жена. Тяжелыми нельзя принять никакія
условія. потому что гяжесть проистекаетъ ле изъ виыпяихь
условій, а изъ своего отношенія къ нимъ. Тяжело бываетъ
только отгого, что поступаемъ не вполнѣ сообразно со своей
совѣстью, а выше ігли ниже ея требованій. й это мы дѣлаемъ безпрестанно—этого нелься не дѣлать. й наступаетъ
потомъ испытаніе или искушеніе, во время нртораго приходится сосбразовать свои поступки съ совѣстью; есліГ онк
были ниже ея требованій, прігаоднять ихъ до требованій,
шш спустить. Въ такомъ положеніи находитесь и вы теяерь, какъ мнѣ кажется. Вы подвергаетесь искушенііо,к любящему ваше тѣло можетъ быть жалко и страшно за васъ,
н я не могу удержаться отъ этого чувства и мнѣи жалко.
и страшно за васъ, и еще болѣе за вашу жену, которую я
знаю, хотя іі не лично—но болѣе за васъ, но любящему
вашу душу, какъ я преимущественно люблю васъ обоихъ, то.
что вы подвергаетесь искушенію, можегъ быть только радостно. Радостно то, что волей неволей отдѣлится въ огнѣ
чистое золото отъ примѣсей.
Какой бы ни былъ результатъ этого отдѣленія, какой бы
малый % ни получился, это все таки будетъ чистое золото,
и это хорошо. Допустимъ, что вы для избавленія себя и
зкены—главное отъ пепосильныхъ ей страданій—рѣшились
бы обвѣнчаться и потомъ, сознавая, что сдѣлавъ это, вы
сдѣлали дурно, отдались слабости, вы продолжали бы жить,
какь живете, я думаю, что ваша жизнь была бы лучше и
чище, чѣмъ если бы вы жили въ ложной увѣренности, что
вы побѣдили врага и что ничто не можетъ заставлять васъ
уступигь. Даже и въ этомъ худшемъ случаѣ было бы лучше,
правдивѣе и смиреннѣе, въ лучшемъ ясе случаѣ, т. е. что
вы выдержите испытаніе, не поддавшись слабости, ваша
жизнь несомнѣнно будетъ радостнѣе, каковы бы ни были
внѣшпія условія. Мнѣ, сидяшему спокойно, старому, не
подвергающемуся испытаніямъ, жутко давать совѣтъ, но
скажу то, что я всей душой и передъ Богомъ думаю, дамъ
все таки совѣтъ. Оовѣтъ мой въ томъ, чтобы вы, разрѣшая
тѣ вопросы, которые предстоятъ и будутъ предстоять вамъ,
остерегались руководиться мнѣніемъ людей, хотя бы самыхъ
лучшихъ и самыхъ дорогихъ вамъ людей. При каждомъ
разрѣшеніи вопроса, поступить такъ ли этакъ, спросите
себя, какъ бы вы поступили, если бы знали, что вы къ
вечеру умрете и викто никогда не узнаетъ, кагѵь вы поступили.
Поступокъ самаго низшаго порядка, но совершенный
вполнѣ правдиво, только для Бога, безъ сравненія дороже,
т. е. припѳсетъ больше блага оебѣ и другимъ, чѣмъ постушкъ самый возвѣшенпый, самоотверженный, совершенный
длл людей, которнй не сдѣланъ бы былъ, если бы люди не
знали про него. Мнѣ совѣотно ддоать про это, пч, вы все
эт? зшете, шо говоря ето шшоминаю, по моему опыту,
золько зто передъ однимъ Богомъ разрѣшаетъ тѣ дидлемы,
тъ которыхъ и слагаются испытанія.
Помогай вамъ Богъ. Пишите мнѣ пожалуйста о томъ,
что будетъ дальше.
Любящій васъ
$
Л . Толстой.
Б а р о н е с с ѣ Фонъ Сутперъ.
(1891 г., Овт. 9.1.
Милостивая государыня. Я прочелъ вашъ романъ „Долой
оружіе", присланный мнѣ переводчикомъ г-мъ Булгаковымъ. Я очень дѣню ваше произведеніе и думаю, что появленіе вашего романа составляетъ счастливое предзнаменованіе. Отмѣнѣ невольничества предшествовала знаменитая
книга женщины—Бичеръ-Стоу; дай Богъ, чтобы ваша книга
предшествовала отмѣнѣ войны. Я не думаю, чтобы третейскій судъ былъ дѣйствительнымъ средствомъ къ отмѣнѣ
войны. Я теперь какъ разъ оканчиваю объ этомъ предметѣ,
трудъ, въ которомъ говорю о единственномъ средствѣ, которое, по моему мнѣнію, могло бы сдѣлать войны невозможпыми. Тѣмъ не менѣе, всѣ усилія, диктуемыя искреннею
любовью къ человѣчеству, принесутъ плоды, и я убѣжденъ,
что римскій международный конгрессъ парламентскихъ сторонниковъ мира, равно какъ и прошлогодній лондонскій,
очень много посодѣйствуетъ популяризаціи идеи о рѣзкомъ
противорѣчіи между военнымъ стояніемъ народа и исповѣдуемыми этими же народами основами христіанства и гумавюсти. Примите, милостивая государыня, увѣреніе въ
моемъ глубокомъ уваженіи и сюшатіи.
Л . Толстой.
Н. Н. Г е.
(1891 г., Нояб. 6).
Писать некогда и неудобно. Пишу только, чтобы откликяуться. Тутъ много не то, что тутъ должно быть, тутъ
деньги отъ С. А. и жертвованныя, тутъ отношенія кормящихъ къ кормимымъ, тутъ грѣха конца нѣтъ, но не могу
жить дома, писать. Чувствую потребность участвовать, чтото дѣлать. й знаю, что дѣлаю не то, но не могу дѣлать то,
и не могу ничего дѣлать. Славы людской боюсь и каждый
часъ спрашиваю себя, не грѣшу ли этимъ и стараюсь строго
судить себя, и дѣлать передъ Богомъ и для Бога. Написалъ одну статью о голодѣ, въ „Вопросахъ философіи" не
знаю, пропустятъ-ли; другую въ „Русскій Вѣстникъ^. Эго,
вѣроятно, прочтете. Теперь еще пишу. А не хочется писать
объ этомъ, хочется кончить большую статью, которая близка
уже къ концу. Мнѣ кажется, что^съ этимъ голодомъ чтото важное совершается, кончается или начинается.
Л. Толстой.
Гр. С. А. Т о л с т о й .
(Бѣгичевка, Ряза ск. губ. 1891 г., Нояб. 19).
Положеніе становится все напряженнѣе и напряженнѣе:
проѣдаютъ послѣднія средства и количество совсѣмъ неимущихъ все увеличивается: главное—топливо и праздность
мужчинъ и женщинъ. Нынче пишу В. о высылкѣ намъ лыкъ
для работы лаптей. Ленъ на дняхъ получится. Знаменательный признакъ нужды, что по тремъ небольшимъ деревнямъ
въ одинъ день набралось охотниковъ отдать на прокормъ
дошадей 8 0 и приходятъ еще и еще просятъ взять лошадей. Отдаютъ незяакомому человѣку, неизвѣстно куда своихъ лошадей и все хорошихъ, молодыхъ. Очевидно считаютъ этотъ рискъ выгоднѣе, вѣрнѣе погибели, если оставить у себя лошадь...
Тобой полученныя пожертвованія очень хороши. Поразительны 1,500 арш. матеріи и количество вермишели. Ее
надо будетъ раздавать въ болыпіе праздники. Матеріи же
тоже поразительно нужны. Нынче я видѣлъ вдову съ дѣтьми
положительно голыхъ. Только одинъ мальчикъ можетъ выходить. Я еще не видалъ такой бѣдности.
Л. Толетой.
Гр. С. А. Т о л с т ой.
(Бѣгичевка, Рязанск. губ., 1891 г., Нояб. 2 5 ) .
...Столовыя расползаются, какъ сыпь. Теперь уже болѣе
30 іі идутъ хорошо. Я вчера вечеромъ посѣтилъ двѣ. Трогательно видѣтъ, какъ ребята съ ложками бѣгутъ толпой.
Попался нищенка-мальчикъ изъ чужой деревни. Его пригласили и накорми&и, и спать положили въ столовой.
Л. Толстои.
II. Б. Ф е й н е р м а н у .
(Воронежск.
г у б . , 1891 г., Дек.).
Дорогой Исаакъ Борисовичъ!
Спасибо вамъ, что извѣстили о себѣ. Я очень, очень
былъ радъ узнать о всѣхъ васъ, и о томъ, какъ вы живете.
Я живу скверно. Самъ не знаю, какъ меня затянуло въ
эту тягостную для меня работу по кормленію голодныхъ. Не
мнѣ, кормящемуся ими, кормить ихъ. Но затянуло такъ, что
я оказался распредѣлителемъ той блевотины, которой рветъ
богачей.
Чуветвую, что это скверно и противно, но не могу устраниться; не то, что не считаю это нужнымъ,—считаю, что
должно мнѣ устраниться, но недостаетъ силъ.
0
•
Я началъ съ того, что нашгсалъ статью по случаю голода, въ которой высказывалъ главную мысль ту,—что всѳ
нроизошло отъ нашего грѣха—отдѣленія себя отъ братьевъ,
н что спасеніе и поправка дѣлу одна: покаяніе, т. е. измѣненіе жизни, разрушеніе стѣны между нами и народомъ и
сближеніе, сліяніе съ нимъ, невольное, вслѣдствіе отреченія
отъ преимуществъ. Съ статьей этой, которую я отдалъ въ
„Вопросы Психологіи", Гротъ возился мѣсяцъ и теперь возится. Ее и смягчали, и пропускали, и не пропускали,—и
кончилось тѣмъ, что ея до сихъ поръ нѣтъ. Мысди же, вызванныя статьей, заставили меня поселиться ѳреди голодающихъ; а тутъ жена напечатала письмо, вызвавшее пожертвованія, и я самъ не замѣтилъ, какъ я очутился въ положеніи распредѣлителя чужой блевотины и вмѣстѣ съ тѣмъ
сталъ въ извѣстныя обязательныя отношенія къ здѣшнему
народу. Бѣдствіе здѣсь большое и вее растетъ, а помощь
увеличивается въ меныпей прогрессіи, чѣмъ бѣдствіе. И потому, разъ попавши въ это Ъоложеніе, уже невозможно,
прямо не могу отстраниться.
Дѣлармъ мы вотъ что: покупаемъ хлѣбъ и другую пищу
и по деревнямъ у самыхъ бѣдныхъ хозяевъ устраиваемъ,—
не устраиваемъ, потому что все дѣлаютъ сами хозяева, а
только даемъ средства, т. е. продоводьствіе на столовыя и
кормятся слабые, старые, малые, иногда и средніе голодные. Много тутъ и дурного, много и хорошаго, т. е. не въ
смыслѣ нашего дѣла, а въ смыслѣ нроявленія добрыхъ
чувствъ.
На дняхъ калужскій разбогатѣвпгій крестьянинъ предложилъ изъ голодной мѣстности послать на зиму в ъ Масальскій уѣздъ 80 лошадей. Ихъ тамъ прокормятъ зиму и пришлютъ весной. Калужскіе крестьяне предложили, а здѣшніе
(воронежскіе) въ одинъ день набрали в с ѣ 80 лошадей и готовы отправить, довѣряясь чужимъ невиданнымъ братьямъ.
Ну, пока прощайте, передайте мой братскій привѣтъ всѣмъ
вашимъ знакомымъ, женѣ и незнакомымъ сотрудникамъ.
Пишите подробнѣе о себѣ.
Л. Толетой.
Р. 3. Собираемый вами хлѣбъ направте въ болѣе близкія къ вамъ мѣста. Равно и деньги. У насъ избытокъ ихъ
соотвѣтственно не нуждѣ, а силамъ распредѣленія.
В. В . Р а х м а н о в у .
(1892 г., Янв. 21).
Дорогой Владимиръ Васильевичъ. Читалъ и ваше письмо
къ сестрѣ и очень пойкалѣлъ, что вы отступили отъ мысли
столовыхъ. Я думаю, что это ошибка, ошибка очень обыкновенная и многіе ее дѣлаютъ. Мужики тѣ самые, которые
больше говорятъ и которые болыпе замѣтны, всегда про-
тивъ столовыхъ и за выдачу муки. Пойти въ столовую или
послать дѣтей не то, что богатому, а такому, который обходится самъ, и совѣстно и не такъ выгодно, какъ получать
муку, и потому большинство всегда за выдачу. Столовыя
эти, кромѣ того, что онѣ самое лучшее средство распредѣлеяія—безъ нихъ очень трудно разобраться—главное здоровѣе и дешевле.
Не забывайте, что изъ всѣхъ предметовъ питанія ржаной
хлѣбъ теперь самый дорогой. Хлѣбъ стоитъ 2 к. и больше
фунтъ, а капусты, картофеля, гороха, чего хотите, фунтъ
стоитъ 1 к. и меньше. Напримѣръ пшено, которое вездѣ
есть, развариваясь въ четверо, стоитъ 1 к. ф. каши, и нотому, если кормить однимъ хдѣбомъ или хлѣбомъ пополамъ
съ кашей, то второй способъ выйдетъ и дешевле, и сытнѣе,
Эрисманъ пишетъ и читаетъ лекдіи о томъ, какъ ошибочно
кормить хлѣбомъ, преимущественно въ гигіеническомъ отношеніи. То же и въ экономическомъ.
Если вы можете поправить свою ошибку изамѣнитьвыдачу хлѣбомъ столовыми—сдѣлайте это.
Не говоря о всѣхъ другихъ выгодахъ, при столовыхъ
устанавливаются самыя хорошія отношенія, какихъ нѣтъ при
выдачѣ. Больше хлопотъ только, но за то и больше удовлетворенія нравственнаго.
Я далъ вашъ адресъ въ редакціи „Рус. Вѣд." съ тѣмъ,
чтобы они на ваше имя высылали денегъ. Я надѣюсь, что
они сдѣлаютъ это.
Мы пробыли 2 0 дней въ Москвѣ. Ъдемъ завтра назадъ.
Пишите. Алехинъ Арк. былъ здѣсь, и я просилъ его поѣхать
намъ закупать хлѣбъ. Онъ поѣхалъ. У насъ дѣло такъ затянуло насъ, что нельзя отънего уйти, и до сихъ поръ есть
средства, такъ что все распространяется. Теперь около 100
столовыхъ.
Прощайте. Цѣлую васъ. Любящій васъ
Левъ Толстой.
Л. Ѳ. А н н е н к о в о й .
(Яоная Поляна, 1893 г., Февр.).
Благодарствуйтѳ, дорогая Леонила Ѳоминична, за чудесныя рукавицы и перчатки, а больше всего за ваше хорошее
письмо и за вашу любовь ко мнѣ. И если любите любящихъ
васъ, что дѣлаете особаго. То же дѣлаютъ и язычники, т. е.
мнѣ думается, что на эту любовь не стоитъ и обращать
вниманія, подчеркивать ее, а напротивъ, не то, что бороться
съ нею, а скорѣе пренебрегать ею для того чтобы в с ѣ силн
направить на одну нужнѣйшую и сладчайшую любовь къ
ненавидящимъ насъ и, главное, противнымъ намъ; не могу
сказать, чтобы я дѣлалъ это, но имѣю крошечный опытъ
(вѣрно и вы) и когда удастся полюбить того, кто васъ не
,
любигъ и если противенъ,—какъ бываетъ радостно. Я маленькій опытъ этого имѣлъ въ школѣ съ ребятами.—Надняхъ получилъ извѣстіе, что 0. А. Баршева, подруга М.
А. Шмитъ, умерла у ней нарукахъ отъ воспаленія легкихъ.
М. А. очень горюетъ и себя упрекаетъ въ эгоизмѣ. Мы послѣ
завтра ѣдемъ въ Москву. Дай вамъ Богъ всего хорошаго.
Кон. Ник. мой привѣтъ.
Письмо в ъ редакцію.
(1892 г., Февр. 2 2 . ) .
Милостивый государь, господинъ редакторъ!
Въ отвѣтъ наполучаемыя мною отъ разныхъ лицъ письма
съ вопросомъ о томъ, дѣйствительно-лияаписаныипосланы
мною въ англійскія газеты письма, изъ которыхъ сдѣланы
выписки въ № 22 „Московскихъ Вѣдомостей", покорно
прошу помѣстить слѣдующее мое заявленіе.
Писемъ никакихъ я въ англійскіягазеты неписалъ. Выписка же, напечатанная м е л к и м ъ ш р и ф т о м ъ и приписываемая мнѣ, есть очень измѣненное (вслѣдствіе двукратнаго—сначалана англійскій, потомъ на русскій—слишкомъ
вольнаго перевода) мѣсто изъ моей статьи, еще въ октябрѣ
отданной въ Московскій журналъ и напечатанной, и послѣ
того отданной, по моему обыкновенію, въ полное распоряженіе иностранныхъ переводчиковъ.
Мѣсто же в ъ статьѣ„Моск. Вѣдом.",напечатанноевслѣдъ
завыниской изъ перевода моей статьи, к р у п н ы м ъ шрифт о м ъ и выдаваемое за выраженную мною,будто бы, во второмъ письмѣ мысль о томъ, какъ долженъ поступить народъ для избавленія себя отъ голода—есть сплошной вымыселъ.
Въ этомъ мѣстѣ составитель статьи подьзуется моими
словами, употребленными въ совершенно другомъ смыслѣ,
для выраженія совершенно чуждой и противной моимъ убѣжденіямъ мысли.
Съ совершеннымъ уваженіемъ
Левъ Толстой.
Е. И. П о п о в у .
(Москва, 1 8 9 2 г., Мартъ 23).
Письмо ваше, милые друзья, И. й. и Е . И. посланное
вмѣстѣ, и отвѣчать позвольте мнѣ вмѣстѣ. Я получилъ его
только вчера. Оно проѣхало изъ-Чернавы въ Москву.
1) 0 книгахъ для воспитанія. Книгъ такихъ много, и
надо подумать. „ Э м и л ь Р у с с о непремѣннодолженъ стоять въ главныхъ. Эскироса не знаю. Еще не могу вспомнить и многаго не знаю. Но если узнаю и вспомню, напишу.
а
Да, В. Гюго: „Бѣдные люди".
Спасибо, что написали о полякѣ. Буду помнить. Сближеніе съ поляками особенно радостно. Они далыпе отъ насъ,
чѣмъ африканды, а должны бы быть близки. Въ столовыхъ
въ Моршанскомъ уѣздѣ съ Кисеромъ, другомъ Шаховского
Д. И., жилъ и работалъ одинъ полякъ. Я нынче это узналъ
п такъ было пріятно.
Слышалъ я про статыо Щеглова, вспомнилъ про ваше
любовное отношеніе къ нему и порадовался за васъ. Нѣтъ,
Е. И. это хорошо, хорошо и это хорошо. Самому не надо
быть причиной поруганія, а поруганія безъ причины въ
себѣ—баня.
Поша *) пишетъ изъ Самары. Ипописьмамъихъ, Левы *)
и Поши, радуюсь на обоихъ.
Знаете вы разсказъ изъ Прологовъ о томъ, какъ монахъ
взялъ къ себѣ в ъ домъ съ улицы нищаго въ ранахъ и
сталъ ходить за нимъ, обмыватьиперевязыватьраны.Нищій
сначала былъ радъ, но прошло нѣсколько недѣль, во время
которыхъ нищій становился все мрачнѣе и мрачнѣе, раздраженнѣе и раздраженнѣе, и наконецъ когда въ одинъ день
монахъ подошелъ къ нему, чтобы перевязать его раны, нищій съ злостью закричалъ на него: не могу видѣть лица
твоего, уйди ты отъ меня, ненавижу тебя, потому что вижу,
что то, что ты дѣлаешь, ты дѣлаешь не для меня, ты не
любишь меня, а только мной спастись хочешь. Отнесименя
назадъ на уголъ улицы. Мнѣ легче было тамъ, чѣмъ здѣсь
принимать твои услуги.
Вотъ такое же и я чувствую къ вамъ отношеніе народа
и чувствую, что такъ и должно быть что и мы имъ снастись хотимъ, а не его просто любимъ или мало любимъ.
То, что вы думаете о сельской жизни, пишите. Только
не программу, а что есть, то выкладывайте. Сейчасъ увидите, есть ли что выкладывать. Я думаю—да.
Цѣлую васъ всѣхъ и люблю.
Левъ Толстой.
Ж. Б. Ф е й н е р м а н у .
(1892 г., Май 16).
Дорогой Исаакъ Борисовичъ!
Мы собирались одно время за-границу, но совершенно
произвольно и не зависимо отъ гоненій ивозможности ихъ.
Я—грѣшный человѣкъ— желаю ихъ и дѣлаю усилія, чтобы
не вызывать ихъ. Но, видно, я не достоинъ этого и такъ
мнѣ и придется умереть, не поживъ приблизительно ихотя
короткое время такъ, какъ я считаю это должнымъ, и не
*) П. И. Бирюковъ.
2) Сынъ Л-а Н-ча.
придется хоть какими-нибудь страданіями тѣла свидѣтельствовать истину.
Не думаю, чтобы слѣдовало уходить отъ гоненій, скорѣе
цумаю, что надо помнить слова н слѣдовать имъ: „претерпѣвый до конца спасенъ будетъ". Побуждало насъ къ поѣздкѣ за-границу нездоровье женыи ея страшно напряженное душевное состояніе послѣ смерти меныпаго сына В а нички. Я же больше чѣмъ когда-нибудь, теперь, когда она
такъ страдаетъ, чувствую всѣмъ существомъ истину словъ,
что мужъ II жена не отдѣльныя существа, а одно. Сначала
она боялась воспоминаній в ъ Ясной Полянѣ, но теперь рѣшилась ѣхать тудаи поѣздка за границу уже не предвидится.
Ужасно хотѣлось бы передать ей хоть часть того религіознаго сознанія, которое имѣю (хотя и в ъ слабой степени
но все таки въ такой, что даетъ мнѣ возможность подниматься иногда надъ горестями жизни), потому что знаю,
что только оно, это сознаніе Бога и своей сыновности ему,
даетъ жизнь и надѣюсь, что оно передастся ей,—разумѣется,
не отъ меня, но отъ Бога. Хотя очень трудно дается это
сознаніе женщинамъ. Какъ вы живете? Какъ Анна Львовна,
дѣти? Прощайте пока.
Л.
ТОЛУГПОІІ.
М. В . А—ну.
(1892
г., ІЮИЬ).
Сегодня получилъ ваше письмо, дорогой М. В . , а третьяго дня о томъ же письмо Фейнермана. Я ему пишу мой
взглядъ на ваше предложеніе съ одной стороны, вамъ напишу еще другое, что я вижу въ этомъ.
Если мы не поддерживаемъ^ другъ друга ни матеріально,
ни духовно, если мы блуждаемъ, если уходимъ другъ отъ
друга и, главное, нѣтъ у насъ единой общей цѣли, то намъ
не поправить этого искусственнымъ соединеніемъ и словами,
сказанными другъ другу. Единеніе возможно только въ
истинѣ, а чтобы достигнуть истины, надр одно: искать ее
постояннымъ, неперестающимъ духовнымъ усиліемъ, и другое: быть смиреннымъ, откинуть гордость, самолюбіе отдѣльнаго своего мнѣнія, а, главное, всякія соображенія, какъ
напр., о томъ, что вѣруя такъ, я буду с ъ народомъ, или
что, вѣруя такъ, я могу быть оправданнымъ передъ людьми
и собой, или такъ пріятно вѣрить. Надо все это откинуть
и впередъ быть готовымъ къ тому, что познаніе истины
будетъ невыгодно мнѣ,—унизитъ меня.
Собраться же вмѣстѣ не поможетъ познанію истины.
Потомъ, кому да кому собраться для исканія единенія?
й кому да кому помогать матеріально и духовно? Г д ѣ та
печать, по которой мы узнаемъ нашихъ?
Не грѣхъ ли выдѣлять себя отъ остальныхъ и не есть ли
это единеніе съ десятками—разъединеніе съ тысячами и
милліонами?
И потомъ, единеніе то, которое вы ищете, единеніе въ
Богѣ, совершается на такой глубияѣ, въ которую часто и
не проникаетъ нашъ взглядъ. Я увѣренъ, что если спросить на смертномъ одрѣ старика, меня, напр., съ кѣмъ у
меня было истинное самое тѣсное единеніе, то едва ли бы
я назвалъ тѣхъ, которыхъ я бы назвалъ теперь. Единеніе
съ умершими часто больше, чѣмъ съ живыми.
Будемъ дѣлать то, что ведетъ къ единенію,—приближаться къ Богу, а о самомъ единеніи не будемъ заботиться.
Оно будетъ по мѣрѣ нашего совершенства, нашей любви.
Вы говорите сообща легче. Что легче? Пахать, косить, сваи
бить,—да, но приближаться къ Богу можно только по одиночкѣ. Только черезъ Бога, какъ черезъ сердце, есть сообщеніе всѣхъ частей тѣла. А прямое, не черезъ Бога общеніе, только кажущееся. Вы, вѣрно, испытывали ѳто. И я
испытывалъ іі испытываю. II, что можетъ показаться страннымъ, съ лгодьми, съ которыми есть настоящее общеніе черезъ Бога, и говорить нечего, и не за чѣмъ, и не хочется,
а хочется говорить и что-то доказывать и опредѣлять только
съ тѣми, съ кѣмъ еще нѣтъ этого божественнаго общенія,—съ этими стараемся установить какое то общеніе шн
мимо сердца, но этого нельзя, и праздное занятіе.
Надо дѣлать, что велитъ Богъ. Сведетъ вмѣстѣ—прекрасно, разбросаетъ по разнымъ угламъ—тоже хорошо. Надо
дѣлать обратное тому, что вы хотите—не выдѣляться и
оплачиваться, а надо находить наибольшія средства общенія со всѣмъ большимъ міромъ всѣхъ людей, найти такое
общеніе, при которомъ можно не дѣлать уступокъ любить
и быть любимымъ.
Л. Толстой.
Н. Н. Г е.
(Ясная Поляна, 1892
г , Іюнь 18).
... Никогда я не былъ такъ занятъ, какъ теперь. Все работаю свою VIII главу („Царствіе Божіе внутри насъ").
5 часовъ сижу надъ нею, выпущу весь духъ, и ничего ужъ
не остается. А тутъ текущія дѣла и отношенія. Кажется,
кончилъ, но кажется. Не осуждайте за это, милый другъ.
Николай Николаевичъ—отецъ. Вы знаете, какъ для зрителей и читателей кажущееся неважнымъ—важно для насъ.
II важно потому, что читатель говоритъ о себѣ одномъ, а
я долженъ приготовить такое, что годилось бы, подѣйствовало-—если я вѣрю в ъ себя—на милліоны разнообразныхъ
людей. Мысли не кончили своего стралнаго, неожиданнаг^
для меня и нужнаго дѣла.
И. Б. Ф е й н е р м а н у.
(Ясная Поляна, 1 8 9 2 г., Іюнь).
Дорогой Исаакъ Борисовичъ!
Нынче получилъ письмо отъ Митрофана Алехина, который пишетъ о томъ же, о чемъ и вы. Пишу вамъ кратко,
потому что не знаю точнаго адреса и боюсь, что „Полтава"
недостаточно. Письмо Митрофана А. передалъ мнѣ Бодянскій, который нынче съ Скороходовымъ былъ здѣсь и
уѣхалъ.
Бесѣда съ ними, особенно съ милымъ Бодянскимъ, котораго я узналъ только теперь, еще болѣе подтвердила
меня, если бы нужно было подтверждать в ъ моемъ взглядѣ
на ваше предположеніе *).
Я уже много разъ высказывалъ ту мысль, что единеніе
между людьми можно найти только ища единенія съ ИСТЙной, съ Богомъ. Попытки же исканія единенія съ людьми,
съ извѣстными, избранными людьми, или показываютъ,
что дюди не умѣютъ, не хотятъ или устади искать единенія съ Богомъ, или не вѣрятъ, что единеніе съ Бо~
гохмъ дастъ и единеніе съ людьми.—Попытки эти ослабляютъ и самое стремленіе къ единенію съ Богомъ, и потому нежелательны. Кромѣ того, какъ я могу знать, съ кѣмъ
именно мнѣ предстоитъ тѣснѣйшее единеніе? По какимъ
жризнакамъ я узнаю, что мнѣ предстоитъ единеніе съ Иваномъ, а не съ Петромъ, съ монахомъ Антоніемъ, а не съ
крапивенскимъ конокрадомъ или черниговскимъ губернаторомъ.
Самая мысль, проектъ такого единенія внѣшняго, какъ
то, которое вы предлагаете, есть въ сущности проектъ,
разъединенія: мы должны признать, что на пространствѣ
между Харьковомъ и Тулой есть только два, три человѣка, которые могутъ насъ понять, а это грѣхъ, да и не
вѣрно и не нужно.
Простите, милый другъ, что такъ осуждаю вашъ проектъ
но я старъ, и мнѣ нѣкоторыя вещи виднѣе.
Соединяетъ насъ и можетъ соединить еще больше все
болыпе и больше приближеніе наше къ совершенству
Ѳтца, которое намъ указано искать, и я увѣренъ, что вы
такъ же, какъ и я, какъ и в с ѣ мы, испытывали тѣ періоды
настроенія любви, которыхъ близки в с ѣ люди, и единеніё
совергпается легкое, радостное, извнутри. А такое внѣшнее
единеніе, которое вы предлагаете, по всѣмъ вѣроятіямъ,
только разъединитъ тѣхъ, которые этимъ способомъ, затѣятъ
единяться. Какое же единеніе можетъ установиться между
людьми, которые какъ Б. нынче, какъ А. А. или Н. дер*) Пріѣхать въ
лей Л. Н.
По««№г **а предполагавшійся съѣздъ послѣдовате-
жатся за объясяеніе догматовъ, да еще не такъ и г ь понимаютъ обычно, а каждый какъ-то по-своему.
Бдиненіе можетъ быть только тогда, когда мы все, что
разъединяетъ, что можетъ подать поводъ къ искушенію,
все отбросимъ, какъ защищая крѣпость, сжигаютъ предмѣстья,—и оставимъ только то, что вѣчно, всеобще всѣмъ
и прежде всего намъ самимъ нужно. А это мы всѣ знаемъ.
И чѣмъ искренные мы будемъ жить для исполненія этого,
тѣмъ тѣснѣе мы будемъ не только съ извѣстнымъ десяткомъ людей, но всѣми людьми міра.
Буду продолжать о томъ же Митрофану.
Р. 3. Свиданію съ вами и всѣми людьми, признавшими
для себя обязательность закона Христа, надѣвшими эту узду,
каковы вы, Алехинъ и другіе, я всегда радъ и очень радъ
видѣться и всегда воспользуюсь случаемъ повидаться и
буду радъ видѣть у себя, но нарочно собираться на съѣзды
считаю не только лишнимъ, но и вреднымъ.
Л. Толстой.
Н. Н. Г е .
(Ясная Поляна, 1892 г., Іюль 21).
Вы все еще заняты копіями и вѣрно до осени не приступите къ новой картинѣ. Нацо, надо до смерти дѣлать
все, что можешь. Я работаю медленно, но не безуспѣшно.
Портреты ваши отличны,—спасибо. Сюжеты ваши мнѣ нравятся. Не нравится одно, что такъ много нужно для картинъ. Жизни не много намъ осталось. Холсты расписывать
много есть мастеровъ, а выразить тѣ моменты евангельскихъ истинъ, которыя вамъ ясны, я не знаю никого, кромѣ васъ,—это одно... Другое объ ищущихъ людяхъ. Они
тяжелы. Я знаю, что они тяжелы, не говоря, какой и что,
но мнѣ скажутъ: вотъ человѣкъ хочетъ измѣнить жизнь,
жить по Божьи, и хочетъ для этого съ вами видѣться, говорить. Первое чувство непріятное. Думается иногда, что
это дѣло открыто всякому и я тутъ ничего помочь н е м ог у , но потомъ говоришь себѣ; тебѣ непріятно, такъ тѣмъ
болѣе ты долженъ сдѣлать то, что можетъ быть ему нужно. Но что дѣлать не знаешь. И болыпею частью при этомъ
совѣстно... Я пынѣшній годъ очень слабъ физически, занятъ сдоимъ писаніемъ, которое не кончено, но подвигается
и, сверхъ того, одолѣваемъ гостями всякихъ сортовъ. И вы
не можете себѣ представить, какъ теперь, во время уборки,
мнѣ скверно, совѣстно, грустно жить въ тѣхъ подлыхъ мерзкихъ условіяхъ, въ которыхъ я живу. Особенно вспоминая
нрежаіе годы...
Л. Толстой.
Н. Н. Г е .
(Ясная Поляна, 1892 г., Авг. 21).
Вы меня не такъ поняли. Я не о студіи и передѣлкахъ
въ ней говорю, а о томъ, что мнѣ страшно и жалко, что
нынѣ—завтра вы помрете, и все то, что вы передумали и
перечувствовали в ъ художественныхъ образахъ объ евангельской исторіи, останется не высказаннымъ. И даже не
то, что страшно и жалко—это не бѣда—я такъ-то и о себѣ
думаю—что будетъ невысказанно. Если это нужно, то Богъ
вдожитъ это другому въ душу и выскажетъ; но то, что
мнѣ кажется, что высказывая это—радостно будете жить,
т. е. будете имѣть болѣе твердое сознаніе того, что вы д ѣ даете дѣло Божіе. Я разумѣю тѣ картины, которыя вы начали рисовать тогда. Я это хотѣлъ сказать, но сейчасъ же
и отказываюсь, прибавляя, что все таки вы лучше всякаго
другого знаете, что вамъ дѣлать. Меня только пугаетъ про
должительность большихъ картинъ и заставляетъ желать
маленькихъ, то что многое уже почти сдѣлано и сочинено,
и задумано. Ну, да вы это знаете лучше... У насъ много
посѣтителей, и я относительно ихъ всегда стараюсь держаться вашего правила, что „человѣкъ дороже полотна".
И бываютъ за это тяжесть, скука, но бываютъ и награды.
Избавиться отъ этого одно средство—работа, когда же ею
живешь и другихъ кормишь, но намъ не только нельзя
отказываться, но надо радоваться, что мы на это пригодились. Но еще лучше, если и отъ работы можно оторвать
время для человѣка, для болтовни съ нимъ. Крайности всегда сходятся: болтовня — самое пустое и самое великое
дѣло.
Л. Толстой.
В. В. Р а х м а н о в у .
(1892 г„ 0 к / . ) .
Болыпое спасибо вамъ, дорогой Владиміръ Васильевичъ, что написали. Ваше письмо облегчило то чувство
раскаянія, которое осталось во мнѣ послѣ вашего послѣдняго свиданія.
Я слышалъ про васъ, что вы поступили въ Крапивну
на холеру и все хотѣлъ узнать вѣрнѣе. Хотя и жалѣю, что вы
далеко отъ насъ и не удастся скоро личнымъ свиданіемъ сгладить то нелюбовное мое отношеніе къ вамъ изъ за самаго
постыднаго раздраженія, вызваннаго тщеславіемъ или гордостью, я радъ за васъ, что вы на мѣстѣ. Но г д ѣ вы, в ъ
городѣ или деревнѣ? Г д ѣ строитесь? Желалъ бы, чтобы
было второе.—Не помню, говорилъ ли я вамъ о письмѣ, которое я написалъ Прокопенко въ отвѣтъ на его письмо, в ъ
которомъ рѣчь шла * въ неопредѣленныхъ выраженіяхъ о
живомъ и воскресшемъ Христѣ. В ъ отвѣтъ на мое письмо
я получилъ отъ него самое радостное, доброе письмо, в ъ
которомъ онъ пишетъ, что или я не такъ понялъ его, или
онъ не точно выразился; но что онъ согласенъ со мной и
хотѣлъ сначала возражать, но погомъ во имя любви рѣшилъ, что лучше не отвѣчать. Такъ что искренній обмѣнъ
мыслей здѣсь былъ очень радостенъ и привелъ къ боль-
пюму сближенію. Надѣюсь, что тоже будетъ и съ Новос. и
Алех.
Вы правы, что до тѣхъ поръ, пока отношеніе къ вопросамъ жизни не измѣняется, до тѣхъ поръ исканіе и пареніе мистическое безвредно, а до сихъ поръ я въ этихъ
друзьяхъ нашихъ вижу самое строгое отношеніе къ себѣ.
Недавно Митр. Ал. и Бодянскій были арестованы и этапомъ пересланы одинъ въ Полтаву, другой въ Херьковъ.
Бод. ссылается на5 лѣтъ въ Закавказье.
Я все нродолжаю свою работу и не окончилъ еще. Какъ
вдоровье 0 . А.? Передайте ей мой привѣтъ. Нынче получили
извѣстіе, что одна молодая женщина, поѣхавшая въ голодныя тифозныя мѣста ходить за больными, безнадежна. Такъ
телеграфируетъ Бирюковъ: „Безнадежна, ждемъ конца".
Ну, пока прощайте.
Искренно любящій васъ
Л. Толстой.
Л. Е. 0 б о л е н с к о м у.
(Москва, 1 8 9 2 г., Дек).
Давно уже лежитъ у меня ваше послѣднее пасьмо, Леонидъ Егоровичъ, въ числѣ тѣхъ, на которыя намѣренъ отвѣтить. Но вотъ прошло больше мѣсяца и я не удосужился,
и теперь едва ли выскажу, что хотѣлъ. Есть три ступени
жизни: 1 ) для своего животнаго, 2 ) для славы людской,
3) для Бога. И они всегда стоятъ на всѣхъ трехъ. И трудно
разобрать часто, что дѣлаешь для своего животнаго, что
для людей... И еще труднѣе разобраться на двухъ высшихъ
ступеняхъ, что дѣлать для людей, что для Бога. Часто оба
сливаются и можно только разобрать, который преобладаетъ.
Важно главное то, чтобы знать, какая ступень ниже, какая
выше, и желать всегда стоять на высшей или скорѣе стремиться къ ней. Хороши для этого такія положенія—большей частью они считаются самыми страшными несчастьями
—какъ напримѣръ: носъ провалится, присудятъ къ каторгѣ,—всѣ признаки мерзавцевъ. Ничто такъ, какъ эти положенія, не помогаютъ освобожденію отъ заботы о славѣ
людской.
Л, Толстой.
Н. Н. Г е .
(Ясная Поляна 1 8 9 3 г., Іюнь 2 2 )
Радуюсь, что вы довольны картиной своей. Я ее видѣлъ
во снѣ. Объ искусствѣ я все думаю и начинаю писать.
Главное то, что его нѣтъ. Когда я сумѣю это высказать,
то будетъ очень ясно. Теперь же не имѣю права этого говорить. Мысль ваша написать воспоминаніе о Герценѣ прекрасная. Только не торопитесь, постарайтесь поподробнѣе,
т. е. ничего не забыть и посжатѣе написать. Я кончилъ
свое, теперь бросаюсь то на то, то.на другое: статью объ
иекусствѣ не кончилъ и еще написалъ статью о письмахъ
Зола и Дюма о современномъ настроеніи умовъ. Мнѣ показалось очень интересно: глупость Зола и пророческій художественный поэтическій голосъ Дюма. Пошлю в ъ „Сѣверный Вѣстникъ* и въ парижскій журналъ Жюля Симона
„Кеѵие (іе іатШе".
Л. Толстой.
Д. В . Г р и г о р о в и ч у .
(1893 г., Окт. 27).
Отъ всей души поздравляю васъ *), дорогой Дмитрій
Васильевичъ,—вы мнѣ дороги и по воспоминаніямъ почти
сорокалѣтнихъ дружескихъ сношеній, на которыя за все это
время ничто не бросило ни малѣйшей тѣни, и въ особенности по тѣмъ незабвеннымъ впечатлѣніямъ, которыя произвели на меня вмѣстѣ съ „Записками Охотника" Тургенева,
ваши первыя повѣсти.
Помню умиленіе и восторгъ, произведенные на меня,
шестнадцатилѣтняго мальчика, не смѣвшаго вѣрить себѣ,
„Антономъ-Горемыкой", бывшимъ для меня радостнымъ
открытіемъ того, что русскаго мужика, нашего кормильца
и—хочется сказать—учителя, можно и должно описывать,
не глумясь и не для оживленія пейзажа, а можно и должно
писать во весь ростъ, не только съ любовью, но съ уваженіемъ и даже трепетомъ.
Вотъ за это-то благотворное на меня вліяніе вашихъ сочиненій вы особенно дороги мнѣ, и—черезъ сорокъ лѣтъ—
отъ всего сердца благодарю васъ за него.
Отъ всей души желаю вамъ того, что всегда нужно
всѣмъ, но что намъ, старикамъ, нужнѣе всего въ мірѣ: побольше любви отъ людей и къ людямъ, безъ которой еще
кѳе-какъ можно обойтись въ молодости, но безъ которой
жизнь въ старости—одно мученье.
Надѣюсь, что празднованіе вашего юбидея будетъ содѣйствовать исполненію моего желанія. Искренно любящій
васъ.
Л. Толстой.
Н. Б. Ф е й н е р м а н у .
(1893 г., Окт.).
Радостны очень все болѣе и болѣе завязывавшіяся отношенія мои съ шекерами. Сегодня буду отвѣчать 82-лѣтнему старцу Ивенсу, который на дняхъ прислалъ мнѣ свою
автобіографію и другія сочиненія. Если бы не спиртизмъ
и духовенство, это было бы наивысшее до сихъ поръ проявившееся осуществденіе ученія Христа. 1) Непротивленіе
х
) 50-лѣтіемъ литературной дѣятельности.
насиліемъ. 2 ) Отсутствіе частной собственности. 3 ) Отрицаніе священства. 4 ) Равенство половъ. 5 ) Стремленіе къ чистотѣ въ ноловомъ отношеніи.
На вопросъ мой, какъ они удерживаютъ отъ внѣшнихъ
свою общую собственность, онъ отвѣчалъ, что они въ этомъ
отношеніи далеки отъ идеала; но стараются какъ можно
бдиже быть къ нему. Я непремѣнно переведу нѣкоторые
изъ его писаній. Они смѣшаны съ суевѣріемъ спиритизма,
но самаго высокаго духа.
Я очень занятъ работой *), которая идетъ очень медленно,
напряженно, но которая засѣла такъ, что поглощаетъ тѣ
слабыя силы, которыя есть во мнѣ. Что ваша жена? Что
дѣти? Напишите мнѣ все, что вамъ не тяжело. Мнѣ все,
что вамъ близко, важно. Ну, пока прощайте, цѣлую васъ.
Л. Толстой.
II. Б. Ф е й н е р м а н у .
(Москва, 1 8 9 3 г., Апр. 16).
Я получилъ ваше первое письмо, дорогой йсаакъ Борисовичъ, получилъ и послѣднее. Я не отвѣчалъ вамъ, потому что очень занятъ своей работой и не имѣю силъ вечеромъ на письма. А ваше письмо—отвѣтъ не трудный. Вы
знаете, что у меня нѣтъ денегъ и никакого имущества, просить же денегъ у людей, для которыхъ цѣль ваша совершенно чужда ) , значитъ только раздражать людей. А ме*
жду тѣмъ мнѣ ужасно больно, какъ будто отказывать вамъ.
Я говорю: какъ будто, потому что я не отказываю, а заявляю невозможность. Особенно больно, потому что между
нами іфоизошло охлажденіе ) , а это всегда и особенно
теперь когда я чувствую близость смерти, больно, и я не
хочу этого и смѣло пишу, что люблю васъ и увѣренъ, что
вы мнѣ отвѣтите тѣмъ же.
Л. Толстой.
х
2
Л. Ѳ. А н н е н к о в ой.
( 1 8 9 3 г., Окт.).
„Дорогая Леонила Ѳоминична, все думаю о васъ и хочу
вамъ писать и по лѣни своей откладываю..." ). Застаю, Маша
пишетъ вамъ, а я непремѣнно хотѣлъ писать вамъ нынче,
потому что видѣлъ васъ во снѣ нынче и часто о васъ вспоминаю и думаю съ большой любовью. Какъ вы живете?
3
х
) „Царство Божіе внутри насъ*.
*) Предполагалось переселеніе въ Палестину группы христіанъ изъ
евреевъ.
) Изъ-за спора объ общинахъ и необходимости объединенія всѣхъ
послѣдователей Л. Н.
) Эта первая фраза написана рукой Маріи Льв. Толстой, дальше пишетъ Л. Н.
2
8
Легко ли вамъ, радостно ли, хоть иногда? Эти радости выкупаютъ многое. В—въ—первое впечатлѣніе, начавъ горячо и самоувѣренно спорить съ Никифоровымъ, доказывая
содіалистическія теоріи, произвелъ нехорошее, но потомъ,
чѣмъ больше, я его видѣлъ, тѣмъ больше прлюбилъ его.
Оовершенно согласно съ вами повторяю: милый мальчикъ.
И жалко его, и страшно за него. Наши такжѳ полюбили
его. Моя жизнь идетъ лучше и рад^стнѣе, чѣмъ я того
стою. Я послѣдовалъ вашему примѣру и отказался отъ
молока, кофе и чаю уже съ мѣсяцъ, но замѣнилъ это
овсянкой. Сдѣлайте это: утромъ и вечеромъ, когда пьютъ
чай. И прекрасно: меньше сплю и голова свѣжѣй. Привѣтъ Кон. Ник.
Очень любящій васъ Л. Толстой.
Е. И. П о п о в у .
(Яснан Поляна, 1 8 9 3 г , Май 13).
Евгѳній Ивановичъ!
Я заболѣлъ неболыпимъ жаромъ и окончательно рѣшилъ не переправлять больше рукописи. Посылаю вамъ ее,
какая есть. Разумѣется мы опоздали для отправки съ Карсаковымъ, но надѣюсь, что найдется другой случай (спросите у Алсуфьева, про Лугинина, который хотѣлъ ѣхать).
Во всякомъ случаѣ, пожалуйста, перепишите и пошлите,
если будетъ случай, то съ случаемъ, а нѣтъ, то просто
почтой. Пожалуйста не стѣсняйтесь. Если ужъ вы боитесь,
то зайдите въ ред. Русскихъ Вѣдомостей. Соболевскій обѣщалъ переслать корреспонденту, которому онъ безпрестанно
и безпрепятственно пересылаетъ. Можно переслать и въ
Америку, по адресу Янжула, но лучше подождать пока
получится огвѣтъ. Нар^оосі или Янжула съ болѣе точнымъ
адресомъ. Рукопись эту пожалуйста перечтите съ И. И.,
если Страховъ уѣхалъ, и если найдете явную ошибку, пропускъ, поправьте, а если сомнительную пришлите, хотя я
этого бы не желалъ. Когда управитесь, пришлите мнѣ переписанный этотъ конецъ, у меня его нѣтъ.
Передастъ вамъ это Лидія Ивановна Веселитская, авторъ
^Мимочки", очень умная и серьезная женщина. Я пишу—
не посылать въ Америку, пока не получится отвѣтъ, но
если бы не получился, и вы все покончите, то не задерживая посылайте по адресу Янжула. Есть ли у васъ деньги
жа отсылку и всѣ дѣла? Если нѣтъ, возьмите у Дунаева и
напишите мнѣ. Очень, очень благодарю васъ за ваше любовное содѣйствіе нашему общему дѣлу.
Пишите о себѣ дорогой другъ, Цѣлую васъ.
Н. Н. Г е.
(1893 г., Нояб. 7 ) .
Радъ извѣстію, что вы довольны послѣднимъ замысломъ
картины. Я увѣренъ, что это будетъ хорошо, Мнѣ нравится
дрожащій въ лихорадкѣ разбойникъ (я его давно знаю и
жду), нравится и моментъ. Только бы Христосъ не былъ
исключителенъ, и даже исключительно непривлекателенъ,
какимъ онъ былъ на послѣдней картинѣ. И только бы вы
по техникѣ удовлетворили требованіямъ художнической
толпы. Если уже выставка, и большая картина, то надо считаться съ этимъ. Вы меня простите, если то, что я скажу
не то, но я не могу не сказать все, что думаю. Мнѣ кажется въ вашихъ картинахъ, въ работѣ вашихъ картинъ,
происходитъ страшная трата самаго драгоцѣннаго матеріала
въ родѣ—простите за сравненіе—печенья бѣлаго хлѣба изъ
перваго сорта муки, который любятъ господа, ибросаніяотрубей, въ которыхъ самое вкусное и питательное. Вы мнѣ
разсказывали первую мысль картины, и вѣрно она была написана, состоящую въ томъ, что смерть на крестѣ Христа
побѣждаетъ разбойника. И мнѣ это понравилось по своей
ясности, живописвости и по выраженію величія Христа на
впечатлѣніи, произведенномъ имъ на разбойника, какъ Гомеръ, чтобы описать красоту Влены, говоритъ, что, когда
она вошла, старики изумились и встали. Потомъ вы еще
иначе изображали. Прежде еще иначе. И все это были картины важныя по содержанію. То же у васъ было, сколько
я знаю съ Іудой. В с ѣ эти эскизы самыя капитальныя отруби,
и всѣ они пропадаютъ, чтобы дѣлать господскій бѣлый
хлѣбъ. Я первый буду радоваться навашутеперешнюю картину и умиляться ею, но все таки жалѣю про всѣ тѣ, которыя остались по дорогѣи которыхъ теперь, по крайнеймѣрѣ,
никто, кромѣ васъ, написать не можетъ. Я непрестанно жалѣю о томъ, что вы оставили тотъ планъ ряда картинъ евангельскихъ. Можетъ быть трудно ихъ кончать, довести до
извістной нужной степени техническаго совершенства—
этого я не знаю, но знаю, что ,это все то, что вы передумали
и перевидѣли своимъ художествомъ, христіанскимъ зрѣніемъ—все это вы должны сдѣлать. В ъ этомъ ваша прямая
обязанность, ваша служба Богу. Ш і . Если ошибаюсь, простите.
Л. Толетой.
Е. ГІ. П о п о в у.
(Ясная Поляна 1894 г . , Мая 14).
Сейчасъ получилъ ваше письмо, переполненное интересными и важными свѣдѣніями.
Разумѣется надо описывать Дрожжина именно такъ, какъ
вы понимаете его—простымъ, горячимъ, рѣшительнымъ и
добрымъ человѣкомъ, который сдѣлалъ гораздо болыпе того,
что онъ хотѣлъ. Если бы ему сказали: согласенъ ли онъ
умереть за дѣло Божіе? Едва ли бы онъ согласился, но онъ,
не соглашаясь впередъ, дѣлалъ просто и добро все то, что
должно Оыло привести его къ этому. Чѣмъ больше будетъ
подробностей его интимной жизни, подробностей такихъ, какія должна была разсказывать про него мать, такихъ, которыя показываютъ любовь къ нему описывающаго, чѣмъ
меньше будеть подчеркнуто значеніе того, что онъ сдѣлалъ,
яредоставляя это сдѣлать самому чнтателю, тѣмъ сильпѣе
будетъ дѣйствовать на людей его біографія. Мнѣ кажется,
по вашему письму, что вы въ самомъ хорошемъ для этого
настроеніи. И куйте желѣзо, пока горячо, пока впечатлѣнія
свѣжи. Описывайте, какъ вы описывали въ письмѣ, коротко
и то, чго нужно. Вы это умѣете дѣлать и не бойтесь выскашвать всѣ ваши поднятыя въ васъ задушевныя чувства
тѣмъ, что вы узнали и что описываете. В ы в ъ прошломъ
письмѣ говорили, что не довѣряете ему, что вамъ кажется,
что онъ дѣлалъ то, что дѣлалъ, длялюдей—пишитеэто. Гораздо выгоднѣе для произведенія хорошаго впечатлѣнія на
читателя явное осужденіе писателя (особенно, если оно не
совсѣмъ справедливо) описываемаго лица, читатель начинаетъ спорить и ухватывается за свою мысль, чѣмъ не искренное восхваленіе. Кромѣ того часто осуждаешь в ъ душѣ
и кажется, что правъ, начнешь осуждать на бумагѣ и перемѣнишь мнѣніе. Два совѣта даю вамъ: 1) главное быть
вполнѣ, вполнѣ искреннимъ. 2) Избѣгать всякихъ отступленій, всего того, что не рисуетъ его. Чѣмъбольшеподробностей, сценъ,—тѣмъ лучше, Психологическая черта,, напримѣръ, восторга, воздѣйствія письма революціонера, уныпіе,
потомъ письмо Изюмченка и вновь утвержденіе и до конца
въ своемъ рѣшеніи—эта черта безцѣнна. Это показываетъ,
какъ не только не важно и не доказываетъ не вѣрности дѣла
уныніе лри извѣстномъ фазисѣ исполненія его,—то, что у
Колечки,—но какъ напротивъ такой періодъ упынія, легко
вызываемый всякимъ ничтожнымъ обстоятельствомъ, есть
неизбѣжпое условіе совершенія всякаго настоящаго дѣла
жизни. Помогай вамъ Богъ. Дѣло радостное, хорошее, вамъ
по силамъ. Я всей душою радъ чѣмъ могу помогать
вамъ.
Есди я не пишу условнаго эпитета „дорогой", то это не
потому, что я на сколько нибудь измѣнился къ вамъ. Я такъ же
люблю и цѣню васъ, а я рѣшилъ бросить эти условные
эпитеты всегданепріятные. Вчера цѣлый день поминалъ васъ,
потому что былъ нездоровъ и взялся за Лао-дзе. Поправилъ
двѣ главы по новымъ переводамъ. Пишите чаще.
Левъ
Толстой
. И. Б. Ф е й н е р м а н у .
(Ясная Поляна, 1894 г., Іюнь).
Хорошія извѣстія о васъ, дорогой Исаакъ Борисовичъ.
Какъ неожиданно по своему складывается жизнь игораздо
лучше, чѣмъ какъ мы хотимъ устроить ее.
Радуюсь на вашу дѣятельность въ школѣ и на то, что
это вызываетъ подражаніе. Тодько бы не иснортилось кѣмъ
или чѣмъ-нибудь дѣло.
Мнѣ очень больно, что я огорчилъ М. В . Ясказалъему,
что я думаю о той стравной перемѣнѣ убѣжденій, которая
произошла въ немъ. Но, разумѣется, по недостатку именно
того драгоцѣннаго качества смиренія, о которомъ вы говорите, и отъ недостатка котораго происходитъ неуваженіе къ
чужимъ мнѣніямъ,—не умѣлъ сказать этого такъ, чтобыне
оскорбить его.
Передайте Борису Николаевичу письмо, которое мнѣ
нередалъ, кажется, Волькенштейнъ и забылъ у меня. Что
* онъ не принимаетъ участія въ мастерскихъ, устраиваемыхъ
вами? *).
Я теперь въ деревнѣ, куда уѣхалъ отдохнуть отъ мучительнрй суеты Москвы.
Прощайте пока. Привѣтъ вашей женѣ.
Л.
Толшой.
Г-ну NN.
(Ясная Поляна, 3894 г., Іюль).
Я получилъ ваше письмо и очень радъ, что могу отвѣтить на вашъ вопросъ. Я пришелъ къ заключенію—не путемъ размышленій, а опытомъ долгой яшзни, чточеловѣческая жизнь духовна... Человѣкъ есть духъ, частица Божества, заключенная въ извѣстныхъ границахъ, которыя мы
познае^ъ, какъ мать; но жизнь духа не подлежитъ никакому
искаженію, еще меньше страданію. Она растетъ всегда равномѣрно/расширяя границы, въ которыхъ заключена. Однако
людямъ свойственно впадать въ заблужденіе и думать, что
сущность жизни лежитъ именно въ предѣлахъ, ограничивающихъ ее, т. е. въ матеріи. Подъ вліяніемъ этого заблужденія мы смотримъ на матеріальныя страданія и въ особенности на болѣзни и смерть, какъ на несчастье, тогда какъ
страданія (всегда неизбѣжныя, какъ сама смерть) только раз^ушаютъ границы, стѣсняющія нашъ духъ, и возвращаютъ
насъ, уничтожая оболыденіе матеріальности, къ свойственному человѣку пониманію своей жизни,какъ существа ду3
) Столярныя мастсрскія съ общежитіями, устроенныя въ Полтавѣ для
русскихъ и еврейскихъ мальчиховъ.
ховнаго, а не матеріальнаго. Чѣмъ сильнѣе 'матеріальное
страданіе, чѣмъ ближе страданіе, кажущееся намъ величайшимъ—смерть, тѣмъ легче, тѣмъ неизбѣжнѣе освобождается
отъ обольщенія матеріальной жизни и тѣмъ вѣрнѣе познаетъ
онъ себя въ духѣ. Правда, познавая себя въ духѣ, человѣкъ
не получаетъ тѣхъ острыхъ наслажденій, которыя даетъ
животная, матеріальная жизнь, но за то онъ ощущаетъ полную свободу, неуязвимость, неразрушимость, онъ чувствуетъ
свое единеніе съ Богомъ—основаніемъ и сущностью всего.
Тогда смерть уже не существуетъ или представляется освобожденіемъ и возрожденіемъ; испытавшій такое состояніе не
промѣняетъ его ни на какое матеріальное наслажденіе. Я
говорю такъ потому, что самъ испыталъ это съ необычной
силой во время моей болѣзни.
Выздоравливая, я испытывалъ два противоположныя чувства: одно—радость животнаго, возвращающагося къ жизни,
другое—сожалѣвіе духовнаго существа и потерю ясности
духовнаго сознанія, присущаго мнѣ во время болѣзни. Но,
несмотря на всѣ искушенія временной жизни, пробудившіяся съ новой силой при выздоровленіи, я вѣрю, знаю, *
что болѣзнь была для меня высшимъ благомъ. Она дала
мнѣ то, чего не могли дать мнѣ ни мои размышленія, ни
размышлентя другихъ людей, и того, что она мнѣ дала, я
ужъ никогда не утрачу, а возьму это съ собой. Но и помимо болѣзни, вспоминая мою жизнь* я вижу ясно, что
многое, причянявшее мученіе, было для меня истиннымъ
благомъ потому, чтоудаляло меня отъпогонизаматеріальнымъ
благомъ и направляло меня къ пріобрѣтенію истиннаго
блага—духовнаго. Недаромъ народная мудрость говоритъ
по поводу болѣзней, пожаровъ и всего, что не зависитъ
отъ человѣческой воли: „Господь посѣтилъ .
Ничего нѣтъ хуже, в ъ смыслѣ пріобрѣтенія истиннаго
блага, какъ то, что люди желаютъ себѣ и другймъ, а именно:
здоровья, богатства, славы.
Дай Богъ, чтобы вы почувствовали всю благодѣтельность страданій и приближенія неизбѣжной матеріальной
смерти.
Правда, что для этого необходимо вѣрить в ъ свою духовную сущность—въ частицу Бога, которая не подлежитъ
ни измѣыенію, ни умаленію, еще меныпе страданіямъ или
уничтоженію. Но, судя по вашему письму, я имѣю основаніе думать, что вы в ъ это вѣрите, а если еще не вѣрите,
то все же придете къ этому.
„Да поможетъ вамъ Господь, и прежде всего Тотъ,
Который въ васъ самихъ".
л
Левъ
Толстой
Л. Ѳ. А н н е н к о в о й .
(Яоная По/.яна, 1 8 9 4 г., Сент. 4 ) .
Получилъ ваше письмо съ Великановымъ, Леонила Ѳоминична, и очень радъ былъ письму и живымъ свѣдѣніямъ о васъ. Я его тоже очень цѣню. И правда, что онъ
совсѣмъ особенный отъ другнхъ друзей нашихъ. Радуюсь,
тому, что душевное ваше состояніе, какъ это я вижу и по
письму вашему къ Машѣ,—хорошо. Положимъ, что я много
старше васъ, но мнѣ все-таки хочется сказать вамъ, что
пора намъ, старикамъ, утпхать— не волповаться, не негодовать, не отчаиваться (я, къ счастью, этого отчаянія никогда
не зналъ съ тѣхъ поръ, какъ родился вновь, я думаю, и
вы тоже), не восторгаться, не рваться, а мягко влечь въ
хомутъ и не спускать постромки.—Не знаю, удастся ли мнѣ
когданибудь,—ужъ мало осталось времени, описать тѣ различныя фазы, возрасты духовные, которые мы всѣ проходили и проходимъ, и которые я очень живо, всегда вижу
на васъ. Описать это хорошо бы, потому, что если это описать вѣрно, то каждый, проходя 'эти возрасты, эти кризисы,
не будетъ гіугаться, а будетъ ждать слѣдуюшаго состоянія,
будетъ знать, что то же было и съ другими. Надѣюсь, чта
мучительная болѣзнь ваша прошла и что она, какъ и все
для того, кто умѣетъ жить, принесла вамъ благо и что мы
скоро увидимъ васъ. Положеніе наше вотъ к&кое: Лева и
Андр. и Миша *) въ Москвѣ, а съ ними поперемѣнно живетъ одна изъ нащихъ женщинъ, т. е., жена или одна изъ
дочерей. Теперь тамъ Маша. Завтра или послѣ завтра ѣдетъ
туда Соня, а Маша возвращается. Тамъ мы пробудемъ
сколько удастся—сентябрь вѣроятно, такъ что вы заѣдете
въ деревню. Передайтѳ мой привѣтъ К. Н. Прощайте пока.
Любящій васъ Л. Толстой.
Е. И. П о п о в у .
(Москва, 1894 г., Онт.).
Сейчасъ получилъ вашу лосылку, дорогой Е. И., прежде
прочелъ ваше письмо ко мнѣ и испугался, прочтя оговорку
о томъ, что мнѣ можетъ быть непріятно. Читалъ и все
искалъ непріятное, и кромѣ самаго пріятнаго ничего не
нашелъ.
Студепты въ Харьковѣ: Филатовъ и Дидрихсонъ. Я думаю, можно написать имъ въ уяиверситетъ. Одному Дидрихсону или обоимъ вмѣстѣ.
Въ статьѣ все хорошо. Жаль, что вы не помѣстили сейчасъ страдающаго. Я на дняхъ былъ у него и былъ тро*) Сыновья Л-ва Н-ча.
ь
нутъ и пораженъ его простотой, спокойствіемъ и благодушіемъ. У него настоящій внутренній переворотъ, ему хорошо вездѣ. Все, что вы ищите въ письмѣ ко мнѣ и въ
письмѣ Хилкову, мнѣ было очень по душѣ. И письмо Хилкова. Мнѣ это особенно было близко потому, что я теперь
уже недѣли двѣ опять всѣми силами души занятъ тѣмъ же:
выразить, какъ можно проще и безспорнѣе, наше міросамопопиманіе. Ваше дѣленіе на три вопроса я не оспариваю,
но я не люблю дѣленія. Если приходится дѣлать дѣленіе,
то значитъ, что еще не вполнѣ овладѣлъ предметомъ. Будемъ стараться сказать то, что мы знаемъ нужное, радостное намъ и несомнѣнное, и Богъ (тотъ самый. котораго вы
думаете, что надо обходить) намъ поможетъ. Называя Его,
я признаю свою недостаточность, стараюсь, я, слабый, частное вмѣстилище Его раскрыть себя, ту часть себя, которая
принимаетъ Его, чтобы онъ вошелъ въ меня, насколько
я могу и годенъ принять Его. Главное же Онъ мнѣ нуженъ
для того, чтобы выразить то, куда я иду и къ кому приду.
Въ этой однообразной жизни здѣшней я могу не чувствовать Его, обходиться безъ этой формы мысли и выраженія,
но при переходѣ изъ прежней жизни въ эту и изъ этой
въ иную, я не могу не называть ймъ того, откуда я пришелъ и куда иду, нотому что это есть самый близкій къ
истинному смыслу дѣла способъ выраженія:—отъ Бога къ
Богу: изъ внѣвременнаго и внѣ пространственнаго и въ
такое же. Я не спорю съ вами и вполнѣ понимаю васъ и
одобряю, и увѣренъ даже, что это ваша осторожность не
принять своего произведенія за существующее, только придаетъ вамъ твердости и что вы только копаете до материка, на который можно опереться и который не поддастся.
Письмо политическаго очень сильно дѣйствуетъ, но какъ
жалко его, что у него нѣтъ точки опоры. Вотъ гдѣ ужасъ,
пе въ карцерѣ, а в ъ выхолощенной душѣ.
Цѣлую васъ. Вл. Григ. не пишу, потому что не успѣваю. Москва отнимаетъ ужасно много времени. Письмо его
получилъ и жду ихъ. Квартира прекрасная—братніша—дѣвочки вѣрно писали.
Вегетаріанская народная кщтга очень нужна. Если бы
вы не писали, я хотѣлъ писать. Заглавіе: перестань ѣсть
мясо или живое.
Какъ хорошо и вѣрно вы говорите, что надо не обличать, а просвѣщать.
Въ мысляхъ о снѣ и безсознательной жизни много хорошаго, но опасно отрицательное возводить въ положительяое и мѣрять положительное отрицательнымъ. То, что
думаю объ этомъ, скажу в ь другой разъ и другомъ мѣстѣ.
Е. II. П о п о в у .
( 1 8 9 5 г „ Октября 5).
Сажусь отвѣчать на письма и начинаю съ вашего по пунктамъ. 1 ) мѣста ), оспариваемыя В . Г . ) , пожалуй лучше
выкинуть въ виду удержанія безпристрастности, непредвзятости автора. Впрочемъ то или другое рѣшеніе такъ не
важно, что не стоитъ спорить объ этомъ. Не забыть сказать: въ
Тетрз появился отчетъ №. о книгѣ Дрожжина въ двухъ
* ЛіѴе, у меня обѣ вырѣзки, посылаю ихъ. Вторая очепь глупая или хіпрая или то и .зругое вмѣстѣ. 2) Гауфа сводить
съ ІПмитомъ не надо. Я написалъ Шмиту, чтобы онъ яапечаталъ, если хочетъ, мое предисловіе и попросилъ М. прислать его ему. Грунскій и ІПмитъ всю книгу не напечатаютъ, а Гауфъ, я думаю, что найдетъ издателя. 3 ) Письмо
ваше къ обществу очень мнѣ понравилось. Непремѣнно впишите случаи гоненія (у васъ забытъ кажется Б.) и пришлите. Пошлемъ Кенворти, Шмиту ц, во Франдію. 4) Вегетаріанскую книгу хорошо дѣлаете, что пишите. Только бы,
какъ можно короче, яснѣе, доступнѣе Афанасію и ему подобнымъ. Очень меня тяготитъ писаніе для господъ и хочется хоть половину (а то и все) оставшееся время и силы
отдавать на писаніе книгъ Афанасьямъ. 5) Петра Хлѣбника
добавляйте, исправляйте, я передѣлывать теперь не буду.
6) Въ томъ, что вы пишите о диллемахъ, важно, то, чтобы
себя не оправдывать и въ себѣ не отчаиваться. 7) Писмо
С сейчасъ пошлю. Цѣлую васъ.
Л. Толстой.
1
2
Е. И. П о п о в у .
(Ясная Поляна 1895 г . * 0 к т . 14).
Давно уже получилъ ваши письма, дорогой Е. И., и все
не отвѣчалъ, потому что вотъ д в ѣ недѣли ослабѣлъ чрезвычайно и физически, и умственно: ничего не дѣлаю и не
хочется дѣлать. Можетъ быть, это какое-нибудь скрытое нездоровье, а можетъ быть старость и я стараюсь прилаживаться къ этому новому для меня состоянію. Статью можно
послать и къ Гижицкому, хотя его „ЕіЫзЪе Киііиг" очень
чуждый намъ по духу журналъ, но для этого надо закончить: вписать о говеніяхъ. Б. дѣло вы можете описать съ
моихъ словъ. Отъ него потребовали вести лошадей, онъ не
повелъ, его присудили въ тюрьму на двѣ недѣли. Другое
дѣло: отъ него требовали указанія своего мѣста жительства,
онъ его не далъ, зная, что это указаніе включаетъвъ себѣ
1) Въ книгѣ, составленной Е. П. Поповымъ. „Жизнь и смерть- Е. Н.
Дрожжина".
2) В. Г . Чертковъ.
еогласіе на то, что онъ, какъ запасный, пойдетъ, когда его
потребуютъ. Послѣ вторичнаго требованія онъ написалъ,
что не пойдетъ, если его потребуютъ, такъ какъ по закону,
незнаніемъ котораго никто не имѣетъ права отказываться,
онъ не можетъ служить.
Окажите В . Г., что его письма и 7 № в с ѣ получены, что
буду писать. Знаемъ, что у васъ дифтеритъ. Жду ихъ. Мы
живемъ еще въ Ясной. П. и Д. съ нами, но послѣ завтра
намѣрены ѣхать въ Москву. То что вы пишете о моей повѣсти, и справедливо и нѣтъ. Справедливо по отношенію
той, которая была написана: она прескзерная, но не справедлива по отношенію той формы, въ которэй мнѣ теперь
представляется та же повѣсть и въ которой едва ли напишу.
Прощайте пока, дай Богъ вамъ того, чтобы дѣлать Его
волю, какъ свою. Нынче написалъ письмо Шкарвану. Какъ
6ы я его узналъ, еслибы у насъ не было центра общенія—
Бога.
Если что забылъ отвѣтить, простите. Поправки сдѣлалъ
бы въ вашей статьѣ, но ея нѣтъ. Я ее отдалъ харьковскимъ
двумъ студентамъ, пріѣзжавшимъ ко мнѣ. Ничего, что я
далъ имъ? .
Распечатываю письмо, чтобы прннисать о Дрожжинѣ.
М. А. сдѣлала отмѣтки того, что по ея мнѣнію слѣдуетъ выпустить. Я просмотрѣлъ ея отмѣтки и тѣ, съ которыми согласенъ, отчеркнулъ краснымъ. Пожалуйста не вѣрьте мнѣ
на слово, а провѣрьте сами. Посылаю рукопись.—Да, еще
о вашихъ писаніяхъ. Повторяю, что совѣтую вамъ писать.
Въ нихъ есть искренность и потому убѣдительность. й потомъ просто, хорошо написано, многосторонне обдумано. Ну,
до сдѣдующаго письма. Какое славное письмо Петра Веригина, поблагодарите за него И. М. Очень хочется писать
ему и Вер. и И. М.
*
Л . Толстой.
Е. И. П о п о в у.
(Моснва, 1895 г., Ноября 5).
Сейчасъ получилъ ваше письмо, дорогой Е. И., покажу
П. и больше никому. Совѣта я не могу дать> но не могу не
сказать, что я бы обрадовался очень такому предложенію.
Эго та работа, которая предстанетъ предъ каждымъ изъ
насъ, если мы будемъ терпѣливо, покорно и смиренно
ждать ).
Иногда можно сказать, какъ это бываетъ съ атлетами,
1
г
) П. В . Веригинъ предлагалъ мнѣ ѣхать на Кавказъ и замѣстить его,
такъ сказать, среди духоборовъ. Я спрашивалъ совѣта Л . Н. Т. На Кавказъ я не поѣхалъ.
Примѣч. Е. И. П о п о в а .
і
что не готовъ н пропустить эту очередь до другого раза.
Это другое дѣло и вопросъ внутреній и личный: готовъ
или не готовъ. И не думайте, чтобы я ожидалъ успѣха
внѣшняго.отъ вашей поѣздки. Я скорѣе жду неуспѣха и
разочарованія,—жду того, что, войдя въ близкое общеніе
съ ними, вы, а черезъ васъ, мы увидимъ, что мы совсѣмъ
не такъ близки, какъ мы думали,—найдемъ, увидимъ много
слабыхъ (много будетъ и сильныхъ) сторонъ, какъ это
должно быть, когда обращается цѣлая масса подъ вліяніемъ
увлечёніяи довѣрія къ руководителемъ, и масса малообразованная, неумѣющая критически относиться къ своимъвнушеннымъ съ дѣтства вѣрованіямъ; но узнать истину, если
бы она и была для насъ разочарованіемъ, нужно. Нужно и
общеніе болѣе тѣсное, черезъ которое мы позаимствуемъ
многое отъ нихъ, глядя на нихъ, увидимъ свои слабости, а
они кое-чѣмъ позаимствуются отъ насъ. Для такого же общенія я изъ нашихъ друзей никого не зваю болѣе способнаго, чѣмъ вы. У васъ есть потребность анализа, скептицизма и серьезность, которые такъ необходимы для этого дѣла.
Главное, критика, въ которой вы чувствуете такую потребность, тамъ будетъ не только у мѣста, но драгоцѣнна. Я
чувствую, между нами и ими есть различіе, причины раздѣленія, которыя мы взаимно скрываемъ, дорожа любовью
другъ друга и боясь разрыва. Но въ этомъ скрываніи есть
неправда. И эту неправду, если она есть, надо уничтожить,
и яикто лучше васъ не можетъ этого сдѣлать. Аеслинѣтъ
ничего раздѣляющаго насъ или то, что есть, можетъ быть
легко сглажено, разъяснено, то это будетъ тѣмъ большая
радость. Вопросъ въ томъ, какъ вы въ глубинѣ души—хорошенько спросите себя объ этомъ, дорогой другъ,—чувствуете ли полную готовность, радость идти туда, и если
да, то идите, если есть сомнѣніе, колебаніе—воздержитесь.
Очень мнѣ было васъ жаль за то, что вы неречувствовали
о X., узнавъ о ея болѣзни. Не сходить ли мнѣ къ ней?
То, что пишетъ Петръ Вас. о картинѣ, я пытаюсь исполнить
словесной картиной, если Богъ велитъ. Дорогой Ив. Ив.
простите, что не отвѣчалъ вамъ на послѣднія письма. Опасибо, что прощаете. Цѣлую васъ обоихъ.
Любящій васъ точно такъ же Л. Толстои.
М. А. С о п о ц ь к о *)
(1896 г., Марта 16).
Получилъ и продолжаю получать ваши безчисленныя
пи ьма, дорогой М. А. и хотѣлось бы обсгоятельно отвѣтить
на самое для меня главное въ нихъ.
*) Горячій послѣдователь Л. Н. Толстого въ началѣ 90-хъ годовъ, г. Сопоцько, сосланный въ В^логодск. губ., въ срединѣ 90-хъ годовъ радикально измѣнилъ свое шровоззрѣніе и выступалъ ярымъ противникомъ
Л. Н. Толсгого.
Возражать вамъ на несправедливыя ваши предположенія
о томъ, что 1-оея, сержусь на васъ, 2-ое, что ясчитаю, что
жизнь наша кончается здѣсь, 3-е, что я могу и долженъ
озабочиваться денежною помощью нѣкоторымъ (избраннымъ
вами изъ милліоновъ такихъ же людей, окружающихъ
меня),—полагаю излишйимъ, потому что в с ѣ эти возраженія
с^ѣланы мною впередъ въ моихъ писаніяхъ съ тою обстоягельностью, на которую я только способенъ (Собраніе сочиненій посылаю вамъ). В ъ моихъ писаніяхъ не разрѣшенныхъ, какъ вы знаете, находятся эти возраженія.
Сердиться же я на васъ не могу, потому, главное, что я
васъ люблю. П по этому самомумнѣ очень бы хотѣлосьпомочь вамъ въ томъ тяжеломъ и опасномъ положеніи, въкоторомъ вы находитесь. Я говорю про ваше желаніе загипнотизировать себя в ъ церковную вѣру. Это очень опасно, потому что при такой гипнотизаціи утрачивается самое драгоцѣннное, что есть в ъ человѣкѣ—его разумъ.
Начну съ начала. Письмо это началъ до полученія вашего письма объ Исаакѣ Сиринѣ съ копіей заявленія губернатору и это ваше письмо и заявленіе еще болѣе возбудили
во мнѣ желаніе, вызвали во мнѣ сознаніе обязанности попытаться помочь вамъ и не вамъ одному, а многимъ людямъ, находящимся или вступающимъ въ то же положеніе,
какъ и вы. Я говорю про людей искреннихъ, чистыхъ, принимающихъ тѣ или другія убѣжденія не для того, чтобы
оправдать свое выгодное положеніе, а только потому, что
они въ нихъ видятъ истину.
Какъ-то разъ очень богатая важная придворная дама,
говоря о вѣрѣ, сказала мнѣ, что вѣритъ „какъ баба Акулина", и она очевидно, *) что она сказала нѣчто очень тонкое и даже глубокое: такая утонченная особа и удостаиваетъ
вѣрить, какъ баба Акулина. Но вѣдь сказала она нетолько
глупость, не совершенную неправду.
Дама эта знаетъ грамотѣ на разныхъ языкахъ, училась
космографіи, исторіи, знаетъ . про существованіе Вольтера,
Ренана, браминизма, буддизма, конфуціанства, и потому она
не можетъ вѣрить, какъ баба Акулина. Баба Акулина въ
своей вѣрѣ въ матушку Царицу Небесную и в ъ Миколу
Угодника, въ Батюшку Царя Небеснаго, живущаго на~ небѣ,
и прочее,—вѣритъ в ъ то самое высшее, до чего достигло
ея познаніе, и вѣра эта не только не представляетъ никакого противорѣчія съ ея пониманіемъ жизни, но освѣщаетъ
для нея явленіе міра. Для дамы же это невозможно. Она
знаетъ, что міръ былъ сотворенъ не 6 0 0 0 лѣтътому назадъ;
что человѣчество вышло не изъ Адама съ Евой, а изъ
развитія животнаго; знаетъ, что кромѣ христіанъ ея исповѣданія, живутъ в ъ 5 разъ больше, чѣмъ христіанъ, людей
другихъ вѣръ; знаетъ, что христіанство извращалось и из*) Пропущено, вѣроятно, слово: „думала\
вращается и породило сотни, тысячи враждебяыхъ между
собою сектъ, и вырождалось въ инквизидію и дикій фанатизмъ; знаетъ, какъ происходили соборы, на которыхъ установлены догматы; знаетъ, что то же происходило въ буддизмѣ съ своимъ царемъ Асокой и въ другихъ вѣрахъ:
знаетъ, что религіи подлежатъ такому же закону развитія,
какъ организмы и государства: зарождаются, развиваются,
доходятъ до выспгей степени и потомъ старѣются и исчезаютъ, какъ религіи египетская и персидская; знаетъ, что
такъ называемое наше священное писаніе не сошло съ неба,
а писалось людьми, очищалось, извраідалось и потому не
не можетъ имѣть непререкаемаго авторитета... знаетъ, что
всѣ чудеса, которыми хотятъ доказать истинность церковной вѣры, повторяются во всѣхъ разныхъ вѣрахъ... Все это
должна знать дама, потому что всему этому ее учили, и
все это она могла прочесть въ книжкахъ, которыя ей доступны, и все это знаютъ т ѣ господа, которые бываютъ въ
ея гостиной.
II потому она не то, что не имѣетъ права вѣрить, какъ
бабаАкулина,но она н е м о ж е т ъ такъ вѣрить. Онаможетъ
говорить, что она такъ вѣритъ, но вѣрить такъ не можетъ.
Для того, чтобы ей вѣрить, ей надо такую вѣру, въ которую такъ же какъ и для бабы, она вѣрила бы въ то самое
высшее, до чего достигло ея сознаніе, и такую вѣру, которая не только не противорѣчила бы ея пониманію явленій
міра, но освѣщала бы, уясняла, приводила къ единству всѣ
ея знанія.
Дама эта не пойметъ меня, потому что ей нужна вѣра
бабы Акулины для того, чтобы продолжать жить, какъ она
живетъ, т. е. безбожно поглощать ежедневно на свои прихоти и роскошь трудъ сотенъ рабочихъ и вмѣстѣ съ тѣмъ
говорить о Богѣ и Христѣ и своей религіозности. Только
при усвоеніи и при исповѣданіи вѣры бабы Акулины, другими словами—вѣры людей, жившихъ тысячи двѣ лѣтъ тому
назадъ, для н<1я возможна такая безбожная жизнь съ самодовольствомъ религіозности, И потому для дамыяпонимаю,
но вамъ то, сосланному на край свѣта и ходящему по острогамъ съ мѣста на мѣсто за то, что вы хотите проводить
въ жизнь христіанскія истины, вамъ-то зачѣмъ этотъ
ужасный обманъ и это неразрѣшимое противорѣчіе вашихъ вѣрованій съ вашими знаніями и пониманіемъ явленій міра.
Вѣдь вы только подумайте о томъ, что вы исповѣдуете,
и о томъ положеніи, въ которомъ вы находитесь. Я понимаю, что это очень хорошо и пріятно чувствовать себя въ
единеніи вѣры съ окружающими, и когда постомъ уныло
звонятъ къ часамъ, и идутъ говѣльщики, и просятъ другъ
у друга прощенія, и красиво молятся въ красивыхъ церквахъ, вызывая представленіе о древней тихой, торжественной жизни,—очень иріятно бы соединиться съ ними и по-
жить этой жизнью.. Но вѣдь это самообманъ, это только
играніе роли. Вѣдь положеніе не въ томъ, что вы находитесь теперь, великимъ постомъ, въ Пудожѣ, а положеніе
ваше въ томъ, что вы живете въ мірѣ Божіемъ, на планетѣ Земля, обитаемой 1 5 0 0 милліонами жителей разныхъ
расъ, исповѣдующихъ разныя религіи, в ъ какомъ-то 100-тысячномъ году послѣ появленія первыхъ людей.—въ одномъ
изъ уголковъ сѣвернаго полушарія, среди народа, называемаго русскимъ, и живете вы въ этомъ мѣстѣ и в ъ • это
время по волѣ Бога, того самаго, по волѣ Котораго существуетъ не только планета-Земля съ ея обитателями, но и
весь кажущійся мнѣ безконечнымъ міръ. Эго положеніе
свое вы знаете и, соотвѣтственно этому положенію, вы и
должны установить свое отношевіе къ Богу,т. е. установить
такое отношеніе, которое точно такъ же годилось бы для
каждаго человѣка, находящагося въ томъ же положеніи, какъ
и вы,—такое отношеніе, которое было бы ясно, понятно и
обязательно для каждаго мыслящаго человѣка: японца, малайца, зулуса.
И какое же вы, съ вашимъ знаніёмъ, устанавливаете
отношеніе къ Богу? Вы говорите: Богъ открылъ себя п свою
истину 5 0 0 0 лѣтъ тому назадъ только одному маленькому
азіатскому народцу, и то не совсѣмъ; а 1 9 0 0 лѣтъ тому назадъ открылъ ее совсѣмъ тѣмъ, что въ этотъ же народецъ
послалъ своего сына, тоже Бога. И то, что этого сына Бога
убили тогда люди, это сдѣлало то, что грѣхъ первыхъ людей и всѣхъ послѣдующихъ искупленъ. Но кромѣ этого искупленія Богъ установилъ черезъ этого Сына своего церковь,
которая блюдетъ всю истину и помогаетъ спасенію людей...
И эта церковь существуетъ только въ Пудожѣ или въ Россіи. В с ѣ же люди, жившіе до этой церкви и живущіе в н ѣ
ея, не принимаются в ъ расчетъ.
Вѣдь скажите это, да еще многое другое про крещеніе,
иконы, поминаніе и, главное, про Бога, казнящаго и искупляющаго, какому-нибудь свѣжему умному человѣку, никогда не слыхавшему про это,—вѣдь онъ вытаращитъ глаза
на васъ или убѣжитъ отъ васъ, боясь, что вы, бѣснуясь,
начнете бить его, или свяжетъ васъ, какъ опасно безумнаго.
Вѣдь только оттого, что ядъ этотъ привитъ намъ съ дѣтства, мы такъ, какъ будто незамѣтно, переносимъ его. И,—
что ужаснѣе всего,—этотъ страшный, понемногу привитый
намъ ядъ сдѣлалъ для насъ безполезнымъ и недѣйствительнымъ данное намъ Христомъ вѣрованіе, которое отвѣчаетъ
высшимъ требованіямъ людей нашего времени.
Мы прожили послѣ Христа 1 9 0 0 лѣтъ; но ученіе его во
воей его чистотѣ до сихъ поръ отвѣчаетъ вполнѣ налшмъ
требованіямъ установленія нашего отношенія къ Богу,—не
къ Богу израильскому и православной или католическойили протестантской церкви, а къ тому Богу, по волѣ Котораго существуетъ этотъ безконечный міръ и среди него пла-
нета Земля, и на землѣ я, живущій послѣ сотенъ тысячъ
лѣтъ развитія животной жизни въ Пудожѣ, или въ НьюІоркѣ, или въ пустыняхъ Африки.
Главная разница между тѣмъ отношеніемъ частнымъ,
исключительнымъ, которое называютъ своей вѣрой церковники,буддисты, брамины, магометане и другіе, и истинной
хриетіанской вѣрой,—то, что всѣ тѣ вѣры, не говоря объихъ
несоотвѣтствіи знаяію и здравому смыслу, имѣютъ свойство
исключать, отрицать одна другую, тогда какъ вѣра Христова
такова, что не только понятна, доступна всякому, но что и
отрицать ее, не соглашаться съ ней невозможно. Вѣра эта
не только не исключительна, но она, напротивъ, сливается
и совпадаетъ со всѣмъ истиннымъ и высокимъ, что есть во
всѣхъ другихъ вѣрахъ.
Она говоритъ, что начало всего—духовное, разумное и
любовное. И начало это иазывается Вогомъ и Огцомъ. Отцомъ она называетъ это начало потому, что это же начало
человѣкъ сознаетъ въ себѣ. Вступая въ жизнь, человѣку
кажется, что онъ живетъ своимъ животнымъ,—что его животное й есть его „я", но, по мѣрѣ развитія своего разума,
онъ видитъ, что ѳто животное не свободное, страдаетъ и
гибнетъ, а въ оознаніи своемъ онъ чувствуетъ, что есть что то,
на подлежащее ни стѣсненію, ни страданію, ни гибели;
и человѣкъ вступаетъ въ противорѣчіе съ самимъ собой и
въ отчаяніе.
Вотъ на это внутреннее противорѣчіе, развивая его, и
отвѣчаетъ ученіе Хриота. Оно говоритъ человѣку: тебѣ
только кажется, что ты живешь животнымъ, но это только
кажется, какъ кажется, что бѣжитъ берегъ, когда ѣдешь
на лодкѣ,—что ходитъ солнце. Живетъ въ человѣкѣ только'
его духовное, разумное и благое начало, — Сынъ Вога.
Человѣкъ долженъ перенести свое „я изъ животнаго, въ
духовное и удовлетворять требованіямъ не животнаго, а
духовнаго существа. й стоитъ человѣку понять это, какъ
противорѣчіе его жизни исчезаетъ; уничтожается всякое
стѣсненіе, страданіе, онъ становится вполнѣ свободнымъ.
Уничтожается смерть, потому что то, что духовно, — что
есть самъ Вогъ, — не можетъ уничтожиться: оно всегДа
было, есть и будетъ.
В ъ этомъ перенесеніи своего „я" изъ животнаго въ духовное--сущность ученія Христа, подробности же этого ученія, начатыя Христомъ и продолженныя всѣмъ человѣчествомъ, состоятъ въ уничтоженіи, разоблаченіи тѣхъ соблазновъ, которыми люди животной жизни,по инерція преданія,
стараются скрыть отъ человѣка его погибель въ животной
жизни и поддержать его на этомъ ложномъ пути. Разоблаченіе этихъ соблазновъ есть работа жизни людей,—есть то,
чего хочетъ Богъ отъ людей.
Таково, въ самыхъ крупныхъ очертаніяхъ, ученіе Христа,—то ученіе, которымъ устанавливается отношеніе челои
вѣка къ міру. И это учевіе не исключительное, а общее,
высшее, доступное всѣмъ и не только не противорѣчащее
другимъ ученіямъ и современному знанію, но освѣщающее,
уясняющее ихъ. й тутъ то, на мѣсто этого, мы будемъвозвращаться къ пониманію жизни, — съ жертвами, искупленіями, таинствами, злымъ, карающимъ и награждающимъ
личнымъ Богомъ,—за 5 0 0 0 лѣтъ тому назадъ. Зачѣмъ? Из<5ави насъ Богъ отъ этого, милый другъ.
То, чго вы дѣлаете и дѣлаютъ многіе, мнѣ представляется подобнымъ вотъ чему: человѣкъ ѣдетъ напаровомъ
самокатѣ. Онъ не знаетъ дороги или просто усталъ ѣхать
скоро и онъ хочетъ остановить ходъ и пускаетъ въ колеса
прутики. Онъ впустилъ одинъ прутъ, колеса прихватили его,
іі машина еще идѳтъ, но медленнѣе. Онъ впускаетъ другой
съ тонкаго конда. Кажется не бѣда, машина еще идетъ. Но
скоро дойдетъ до котла и машину запретъ и она испортится.
Нельзя безнаказанно допускать въ свою вѣру что-либо неразумное, что либо, не оправдываемое разумомъ. Разумъ
данъ свыхпе, чтобы руководить насъ. Если же мы заглушимъ его, это яе пройдетъ безнаказанно. И гибель разума
самая ужасная гибель.
Вотъ, кое что сказалъ вамъ изъ того, что думалъ,—сказалъ любя. Пожалуйста, не отвѣчайте мнѣ по пунктамъ,
споря противъ какого-нибудь изъ нихъ. Если же не согласны,
то объясните мнѣ, какъ вы связываете свою вѣру съ вашимъ пониманіемъ жизни, и кратко и ясно выразите свое
:шропониманіе.
Прощайте пока. Цѣлую васъ.
Левъ Толстой.
х
М и н и с т р у Ю с т II ц і и ) .
(Москва, 1896 г., Апр. 2 0 ) .
Милостивый Государь.
Обращаюсь къ вамъ, какъ человѣкъ къ человѣку, съ чувствомъ уваженія и доброжелательства, съ которыми прошу
й васъ отнестись къ моему письму. Только при искренности
этихъ чувствъ возможно пониманіе и соглашеніе.
Дѣло касается тѣхъ преслѣдованій, которымъ подвергаются со стороны чиновъ вашего министерства лица, имѣющія мои запрещенныя въ Россіи сочиненія и дающія ихъ
читать тѣмъ, которые ихъ объ этомъ просятъ. Такимъ пре«слѣдованіямъ, сколько мнѣ извѣстно, подвергалось много разлігчныхъ лицъ. Одинъ же изъ послѣднихъ случаевъ былъ
съ женщиной—врачемъ N. въ Тулѣ, обысканной, посаженной
въ острогъ и теперь допрашиваемой слѣдователемъ по обвнненію въ распространеніи моихъ сочиненій.
г
} Н. В. Муравьеву.
ч
Эготъ случай съ г-жой N.. женщиной уже не молодой;.,
слабой здоровьемъ, чрезвычайно нервной и въ выстлей степени почтенной по своимъ душевнымъ качествамъ, заслужившимъ ей всеоЪщую любовь всѣхъ знающихъ ее, осо—
бенно поразителенъ.
Поводомъ.къ этому, сколько мнѣ извѣстно, послужило
слѣдующее: г-жа N. близко знакома и дружна съ моими дочерьми. Одинъ тульскій рабочій нѣсколько разъ писалъ
мнѣ, прося дать ему для прочтевія мое сочиненіе „Въ чемъ
моя вѣра". Не имѣя подъ рукою свободнаго экземпляра и
не зная этого человѣка, я нѣсколько писемъ его оставилъ
безъ отвѣта. Нынѣшней же зимой, получивъ вновь шісьмо
съ той же просьбою, я передалъ его дочери моей, прося ее,
если у насъ есть та книга, о которой онъ просилъ, послать
ее ему. Дочь моя, не имѣя свободнаго экземпляра, но
помня, что въ томъ же городѣ Тулѣ, откуда писалъ проситель, живетъ г-жа Я., имѣющая нѣкоторыя изъ моихъ
запрещенныхъ сочиненій, послала просителю свою карточку
съ просьбой дать подателю ея то, что у нея найдется. Это
обращеніе моей дочери къ г-жѣ N. и послужило поводомъ •
къ ея аресту и всѣмъ тѣмъ истязаніямъ, которымъ ее подвергли.
Я думаю, что такого рода мѣры неразумны, безполезны,
жестоки и, главнымъ образомъ, несправедливы. Неразумны^
опѣ потому, что нѣтъ и не можетъ бытьникакого объясненія, почему изъ тѣхъ тысячъ людей, которые имѣютъ мои
сочиненія и даютъ ихъ читать своимъ знакомымъ, выбрана
для преслѣдованія одна г-жа N.
Безполезны эти мѣры потому, что онѣ не достигаютъ
никакой цѣли: пресѣченія эти мѣры не достигаютъ потому,.
что то зло, которое предполагается прекратить, продолжаетъ
существовать среди тысячъ людей, которыхъ нѣтъ возможности всѣхъ арестовать и держать въ тюрьмахъ. Жестоки
же эти мѣры потому, что .многихъ людей, слабыхъ и нервныхъ, какова г-жа II., обыски, допросы и въ особенности
заключеніе въ тюрьму могутъ быть причинами тяжелыхъ
нервныхъ болѣзней, какъ это и было съ г-жей
и даже
смерти. Главное же—мѣры эти въ высшей степени несправедливы потому, что онѣ не направляются на то лицо, отъ
котораго исходитъ то, что считается правительственнымъ
зломъ.
Такое лицо въ данномъ случаѣ я: я пишу тѣ книги и
письма и словеснымъ общеніемъ распространяю тѣ мысли,
которыя празительство считаетъ зломъ, и потому, если правительство хочетъ противодѣйствовать распространенію этого
зла, то оно должно обратить на меня в с ѣ употребляемыя
имъ теперь мѣры противъ случайно попадающихся подъ
его дѣйствіе лицъ, виновныхъ только въ томъ, что они
имѣють интересующія ихъ запрещенныя книги и даютъ
ихъ для прочтенія своимъ знакомымъ. Правительство должно
доступить такъ еще и потому, что я не только не скрываю
этой своей дѣятельности, но, напротивъ, прямо этимъ самымъ письмомъ заявляю, что я писалъ и распространялъ
тѣ книги, которыя считаются правительствомъ вредными, и
теперь продолжаю писать и распространять и въ книгахъ,
и въ письмахъ, и в ъ бесѣдахъ такія же мысли, какъ и т ѣ ,
которыя выражены въ книгахъ.
Оущность этихъ мыслеіГта, что людямъ открытъ несомнѣнный законъ Бога, стоящій выже всѣхъ человѣческихъ
законовъ, по которымъ мы всѣ должны не враждовать, не
насиловать другъ друга, а, напротивъ, помогать,—должны
лостуаать съ людьми такъ, какъ бы хотѣли, чтобы другіе
доступали съ нами.
Эти-то мысли, съ вытекающими изъ нихъ практическими
выводами, я и выражалъ, какъ умѣлъ, в ъ своихъ книгахъ
и стараясь еще яснѣе и доступнѣе выразить въ книгѣ,
которую пишу теперь. Эти же мысли я высказываю въ
бесѣдахъ и въ письмахъ, которыя я пишу знакомымъ и
незнакомымъ людямъ. Эти ізамыя мысли я выражаю теперь'
и Вамъ, указывая на т ѣ , противныя закону Бога, жестокости и насилія, которыя совершаются чинами вашего мияистерства.
Сказанныя Гамаліиломъ слова о распространеніи христіапскаго ученія, что „если дѣло это человѣковъ, то оно
разрушится, а если оно отъ Бога, то не можете разрушить
его; берегитесь поэтому, чтобы вамъ не оказаться богопротивниками",—остаются всегда урокомъ истинной правительственной мудрости въ ея отношеніяхъ проявленія духовпой
дѣятельности людей. Всли дѣятельность эта ложная, она
падетъ сама собой. Если же дѣятельность эта имѣетъ съ
своимъ содержаніемъ дѣло Божіе, каково то дѣло Божіе
нашего времени—замѣны принципа насилія принципомъ
разумной любви, то никакія внѣшнія усилія не могутъ ни
ускорить, ни задержать совершеніе его. Если правительство
допуститъ безпрепятственно распространеніе этихъ мыслей,
онѣ будутъ распространяться медленно и равномѣрно; если
нравительство будетъ подвергать, какъ оно дѣлаетъ теперь,
преслѣдованіямъ усвоившихъ эти мысли и передающихъ
ихъ другимъ, распространеніе этихъ мыслей равно на столько
уменьшится среди людей робкихъ, слабыхъ и неопредѣлившихся, насколько оно усилится среди сильныхъ, энергичныхъ и убѣжденныхъ. И потому процессъ распространенія
истины не остановится и не задержится и не успокоится,
какъ бы ни поступало правйтельство.
Таковъ, по моему мпѣнію, общій и неизмѣнный законъ
распространенія истины, и потому самое мудрое, что мо*
жетъ дѣлать правительство по отношенію проявленія нежелательныхъ для него идей состоитъ въ томъ, чтобы ничего не предпринимать, а, тѣмъ болѣе, не употреблять такихъ недостойныхъ, жестокихъ и явно несправедливыхъ
мѣръ, какъ истязаніе невинныхъ людей только за то, что
они дѣлаютъ то самое, что дѣлаютъ и дѣлали десятки тысячъ другихъ людей, никѣмъ за это не преслѣдуемыхъ.
Если же правительство хочетъ непремѣнно не бездѣйствовать, а наказывать, угрожать и пресѣкать то, что оно
считаетъ зломъ, то наименѣе неразумное и наименѣе несправедливое, что оно можетъ сдѣлать, состоитъ въ томъ,
чтобы всѣ мѣры наказанія, устрашенія или нресѣченія зла,
направить противъ того, что считается правительственнымъ
источникомъ его, т. е. противъ меня, тѣмъ болѣе, что я
заявляю впередъ, что я буду, не переставая, до самой
смерти, дѣлать то, что правительство считаетъ зломъ, а
что я считаю своей священной передъ Богомъ обязанностью.
И не думайте, пожалуйста, чтобы я, прося обратить противъ себя мѣры насилія, употребляемыя противъ нѣкоторыхъ моихъ знакомыхъ, предполагалъ, что употребленіе
такихъ мѣръ противъ Меня представляетъ какое-либо затрудненіе для правительства,—что моя популярность и мое
общественное положеніе ограждаютъ меня отъ обысковъ,
допрбсовъ, высылокъ, заключенія и другихъ худшихъ насилій. Я не только не думаю этого, но убѣжденъ, что если
правительство поступитъ рѣшительно противъ меня. сошлетъ, посадитъ въ тюрьму или приложитъ еще болѣе
сильныя мѣры, то это не представитъ никакихъ особенныхъ
затрудненій, и общественное мнѣніе не только не возмутится этимъ, но и болыпинство людей вполнѣ одобритъ
такой образъ дѣйствія и скажетъ, что давно пора было это
сдѣлать.
Богъ видитъ, что, пиша это письмо, я не подчиняюсь
желанію бравиров&ть нравственной потребностью, состоящею въ томъ, чтобы снять съ невинныхъ людей отвѣтственность за поступки, совершаемые мною, а, главное,
указать правительственнымъ лицамъ и Вамъ въ томъ числѣ
на жестокость, неразумность и несправедливость употребляемыхъ мѣръ, и просить Васъ, по мѣрѣ возможности, прекратить икъ и освободить себя отъ яравственной за нихъ
отвѣтственности.
Очень буду благодаренъ, если Вы отвѣтите просцріъ неофиціальнымъ письмомъ о томъ, что Вы думаете о высказанномъ мною и о томъ, исполните ли мою просьбу перенести на будущее время всѣ преслѣдованія, если они уже
считаются необходимыми, на меня—главное лицо, съ точки
зрѣнія правительства,—заслуживающаго ихъ.
Съ чувствомъ истиннаго доброжелательства остаюсь уважающимъ Васъ
Е. И. П о п о в у .
(Ясная ГТоляна, 1896 г., іюня 2 8 ) .
Дорогой другъ Евгеній Ивановичъ, уже больше двухъ
недѣль каждый день собираюсь писать вамъ и, какъ видите. только теперь выбралъ время. Писать же мнѣ хочется
затѣмъ, чтобы сказать вамъ, что теперь, когда та маленькая
тѣнь, которая легла на наши отношенія съ вами, съ которой я боролся всѣми силами (но котбрая в с е таки была)—
уничтожилась, я чувствую, что очень люблю васъ и дорожу вами. Я особенно живо почувствовалъ это, когда Г . сказала мнѣ про васъ и про и про то, что вы болѣете.
Разумѣется, болѣзнь и Схмерть не важны для того, кого
они посѣщаютъ, и то не важны въ тѣ минуты, которыя не
непрѳрывно длятся, когда сознаешь в с ю свою жизнь; но
для другихъ, для любви другихъ людей и болѣзнь, и смерть
близкихъ людей важны, какъ важно всякое великое дѣло,
совершаемое близкимъ человѣкомъ, и важно свое участіе
въ немъ.
А участіе въ немъ наше в ъ томъ, чтобы бороться съ болѣзнью нашихъ близкихъ и отдалять ихъ смерть, сколько
можемъ. Смыслъ нашей жизни—дѣло Божіе, и продлить
жизнь и дать здоровье—возможность наибольшаго труда.
не себѣ, а работникамъ, есть тоже дѣло Божіе.
И потому мнѣ хотѣлось бы, чтобы вы поѣхали в ъ Самару на кумысъ. В ъ васъ ужасно много силы внутренней
жизни и могутъ быть сильные приливы и отливы (и были), и потому если вы ослабли теперь, то в с ѣ вѣроятія за
то, что вы поправитесь. Поѣзжайте къ Бибикову. Я вамъ
дамъ письмо ему, и вамъ тамъ навѣрное будетъ хорошо.
А кромѣ моей братской любви къ вамъ, вы (мнѣ думается)
очень хорошій и нужный въ наше время работникъ Божій,
и сдѣлали много и сдѣлаете. Вотъ все, что я хотѣлъ сказать вамъ.
Я все занять изложеніемъ вѣры. Нехорошо, но все таки
знаю, что нужно это дѣлать, и ничего не позволяю себѣ
дѣлать другого и дѣлаю. Стараюсь, главное, не выдумывать, не распредѣлять и, кажется, подвигаюсь въ этомъ
смьтслѣ,
Чѣмъ дальше живу, тѣмъ яснѣе вижу ту страшную нужду въ свѣтѣ и ту власть тьмы, обуявшую міръ, и все
болыпе чувствую, какъ велика жатва и какъ мало дѣятелей и какой я лѣнивый дѣлатель, и молю Господина я^атвы, чтобы выслать больще.
На душѣ у меня довольно хорошо. Все яснѣе чувствую*
ириближеніе смерти и хорошо.
Цѣлую Васъ.
В . В. Р а х м а н о в у .
1896 г. Онт. 18).
Въ 1 8 9 6 году я проѣгдомъ заѣхалъ къ Толстому въ Ясвую Поляну, который въ то время былъ завятъ сочиненіемъ подъ заглавіемъ „Христіанское Ученіе". Онъ хотѣлъ
въ этой книгѣ изложить основы христіанскаго ученія самымъ простымъ, доступнымъ даже для понимаяія дѣтей
языкомъ. Онъ писалъ, впрочемъ, потомъ, что это ему не
удалось.
Левъ Николаевичъ далъ мнѣ прочитать это сочиненіе.
Недоступность изложенія для неподготовленнаго читателя
мнѣ сразу кинулась въ глаза.
Но было тутъ и еще что-то такое, что производило непрзятное впечатлѣніе.
Однако, я не могъ тогда сразу же дать себѣ яснаго отчета о томъ, отчего получается такое впечатлѣніе, и потому я уѣхалъ, не высказавъ своего мнѣнія.
Пріѣхавъ домой, я много думалъ объ этомъ сочиненіи.
Мнѣ не нравился его тонъ—чисто учительскій, тонъ человѣка, познавшаго истину и поучающаго другихъ. Этотъ
тоиъ Епервые звучалъ въ сочиненіяхъ Толстого. Раньше
всегда чувствовалось, что онъ ищетъ истину и сообщаетъ
читателямъ свои лзысканія.
Мнѣ казалось, что познать истину какого-либо ученія
можетъ только тотъ, кто примѣнилъ это ученіе въ жизни
ЕО всей его поляотѣ, подобно тому, какъ научная теорія
только тогда можетъ считаться доказанной, когда она проЕѣрена на опытѣ. Я думалъ, что быть учителемъ можетъ
только тотъ, кто выполняетъ свое ученіе въ жизни во всей
его полнотѣ, подобно Христу, вплоть до крестной смерти.
Не могъ согласиться я и съ самымъ содержаніемъ этого
сочиненія. Въ немъ очень опредѣленно проводится чисто
метафнзическое представленіе о челов&ческой душѣ, съ ея
разъ навсегла давной способностью всеобъемлющей любви.
Я же не могъ и не находилъ основаній отрѣшиться отъ
ученія эволюдіонистовъ, думающихъ, что нравственныя
чувства и, между прочимъ, способность безкорыстной любви и симпатіи есть результатъ эволюціи и потому этп чувства могутъ развиваться и прогрессировать.
Уяснивъ себѣ мое отношеніе къ этому новому сочиненік» Толстого, я написалъ ему письмо, гдѣ откровенно выскаіналъ ему свое мнѣніе, и довольно скоро я получилъ отъ
дего такой отвѣтъ:
Получилъ ваше пиеьмо, дорогой Влад. В а с , и, прочтя
его, сначала инстинктивно огорчился, а потомъ сознательно
обрадовался, какъ я всегда радуюсь, встрѣчая осужд^ніе,
потому что въ осужденіи, особенно исходяшемъ оіъ близкаго по духу человѣка, всегда польза! Въ вашемъ же осу-
жденіи я нашелъ мало пользы. То, что я пишу, холодно, я
знаю и не могу писать того, что я пишу, писать иначе. Не
писать же этого, какъ вы мнѣ совѣтуете, никакъ не могу.
У меня много начатыхъ и задуманныхъ художественныхъ
вещей, которыя манятъ къ себѣ, но я не позволяю себѣ
оставить имъ то короткое время жизни, которое осталось,
до тѣхъ поръ, пока не кончу этой работы, которая, не скажу, мнѣ кажется, но я увѣренъ, нужна и полезна будетъ
многимъ людямъ. Увѣренъ я въ этомъ потому, что тѣ зыводы, къ которымъ я цришелъ, достались мнѣ съ большимъ
трудомъ и даля и даютъ мнѣ много радости духовной и
спокойствія, съ которымъ живу и надѣюсь умереть. Вы
мнѣ совѣтуете не учительствовать и не измѣнять жизнь; а
я какъ разъ не могу не писать то, что пишу.—Только это
писаніе даетъ мнѣ сознаніе нужнаго и должнаго труда.—
й не могу не желать измѣнить жизнь, и зсе мучаюсь и
пытаюсь измѣнить ее, потому что страдаю отъ своей дурной жизни. Такъ что письмо ваше не дало мнѣ той пользы, которую я ожидалъ, но дало мнѣ хорошее чувство къ
вамъ. Я увидалъ по этому письму, что вы, осудивъ меня
въ душѣ евоей и съ другими по своей правдивости и
истинной любовности, хотѣли сказать мнѣ все, что вы думали обо мнѣ. II за это я васъ еще болыпе полюбилъ. То
же, что вы пишите о любви, немножко неясно и, вѣроятно,
вызвано неточносгыо моихъ выраженій и быстротой вашего
чтенія, такъ какъ вы возражаете мнѣ тѣми самыми неясными и недѣйствительными разсужденіями о томъ, какъ
желательно бы увеличить любовь, разсужденія, которыя я,
по крайней мѣрѣ, полагалъ, что совершенно устранилъ, показавъ ихъ тщету тѣмъ, что призналъ не на словахъ только, а со всѣми вытекающими изъ того послѣдствіями, что
Богъ есть любовь и потому и человѣкъ есть любовь, и потому увеличивать любовь никакъ не можетъ человѣкъ своимъ желаніемъ, а можетъ только устранить то, что препятствуетъ ея проявленію.
Ну, покэ прощайте.
Цѣлую васъ. Левъ Толстой.
Начальнику дисциплинарнаго
баталіьона.
(Ясная Поляна, 1896 г., Ноябрь і).
Милостивый государь.
Не зная вашего имени и отчества, не зная даже вашей
фамиліи, не могу обратиться къ вамъ иначе, какъ этой холодной и нѣсколько непріятной, отдаляющей людей другъ
отъ друга, формулой: милостивый государь; а между тѣмъ
я обращаюсь къ вамъ по дѣлу, самому задушевному и желалъ бы обойти в с ѣ тѣ внѣшнія формы, которыя раздѣляютъ людей и, напротквъ, вызвать въ ваеъ къ себѣ,—если
не братское отношеніе, которое свойственно людямъ имѣть
другъ къ другу, то, по крайней мѣрѣ, уничтожить все предвзятое, что можетъ быть вызвано къ вамъ моимъ письмомъ
и именемъ. Я желалъ бы, чтобы вы отнеслись ко мнѣ и
къ моей проеьбѣ, какъ къ человѣку, о которомъ вы ничего
не знаете ни хорошаго, ни дурного и обращеніе котораго
къ вамъ вы готовы выслушать съ доброжелательнымъ вниманіемъ.
Дѣло, о которомъ я хочу просить васъ~-въ слѣдующемъ:
въ вашъ дисциплинарный батальонъ поотупили, или должны въ скоромъ времени поступить два человѣка, присуждеяные бригаднымъ владивостокскимъ судомъ къ тремъ годамъ заключенія. Одинъ изъ нихъ—крестьянинъ Петръ Ольховникъ, отказавшійся исполнять военную службу, потому
что онъ считаетъ ее противную закону Бога, другой— Кириллъ Середа, рядовой, сблизившійся съ Ольховникомъ на
пароходѣ и, узнавъ отъ него причину. ссылки, пришедшій
къ тѣмъ же убѣжденіямъ, какъ и Ольховникъ и отказавшійся отъ продолженія службы.
Я очень хорошо понимаю, что правительство, не выработавъ еще соотвѣтственнаго особенностямъ такихъ случаевъ
закона, не можетъ поступать иначе, какъ такъ, какъ оно
поступило, хотя я и знаю, что въ послѣднее время высшее
правительство, вниманіе котораго было обращено нажестокость и несправедливость наказавія такихъ людей наравнѣ
съ иорочными военными чинами, озабочено тѣмъ, чтобы
найти болѣе справедливыя и легкія средства противодѣйствія такимъ отказамъ. Я знаю также очень хорошо, что,
вы, занимая вашъ постъ и не раздѣляя убѣжденія Ольховника и Середы, не можете ноступать иначе, какъ строго
исполняя то, что вамъ предписываетъ законъ; но все таки
я прошу васъ, какъ христіанина и добраго человѣка пожалѣть этихъ людей, виновныхъ только въ томъ, что они
исполняютъ то, что они считаютъ закономъ Божьимъ предпочтительно передъ закономъ человѣческимъ.
Не скрою отъ васъ того, что я лично вѣрю не только въ
то, что люди эти дѣлаютъ то, что должно, но—что и очень
скоро всѣ люди поймутъ, что эти люди дѣлали великое и
святое дѣло.
Но очень можетъ быть, что такое мнѣніе вамъ кажется
безуміемъ и вы твердо увѣрены въ противяомъ. Я не позволю себѣ убѣждать васъ, зная, что люди серьезные, вашего
возраста приходятъ къ извѣстнымъ убѣжденіямъ не съ чужихъ словъ, а своей внутренней работой мысли. Одно, о чемъ
я умоляю васъ, какъ христіанина, добраго человѣка и брата,
и моего, и Ольховика, и Середы,—какъ человѣка, ходящаго
подъ однимъ съ нами Богомъ и имѣющаго прійти послѣ
смерти туда же, куда пойдемъ и всѣ мы,—-умоляю васъ не
скрывать отъ себя того, чѣмъ отличаются этп люди (Ольховикъ и Серела) отъ другихъ преступниковъ, не требовать отъ
нкхъ исполненія того, отъ чего они отказадись разъ наЕсегда; не искушать ихъ, вводя ихъ зтимъ в ъ ковыя и новыя наказанія, какъ поступали съ несчастнымъ, возбудившимъ всеобщее сочувствіе и въ высшихъ сферахъ,—Дрожжинымъ, до смерти замученкымъ въ Воронежскомъ дисдиплинарномъ батальонѣ. Не отступая отъ закона и отъ
добросовѣстнаго исполненія своихъ обязанностей, вы можете
сдѣлать заключеніе этихъ людей адомъ и погубить ихъ, можете и смягчить в ъ значительной степени ихъ страданія.
Объ этомъ я умоляю васъ, надѣясь, что вы найдете эту
просьбу излишней, и что ваше внутреннее чувство, прежде
меня, ужъ склонитъ васъ къ тому же.
Судя по тому мѣсту, которое вы занимаете, я полагаю,
что ваши взгляды на жизнь и на обязанностй человѣка
совершенно противоположны моимъ. Не могу скрыть отъ
васъ, что я считаю вашу обязанность несовмѣстимой съ
христіанствомъ и желаю вамъ, какъ я желаю всякому человѣку, освобожденія отъ участія въ такихъ дѣлахъ. Но,
зная всѣ свои грѣхи и прежніе, и теперешніе, и в с ѣ свои
слабости, и дѣла, сдѣланныя мною, я не только не позволяю себѣ осуждать ваеъ за вашу должность, но питаю къ
вамъ, какъ ко всякому брату по Христу, совершенное уваженіе и любовь.
Очень буду благодаренъ вамъ, если отвѣтите мнѣ.
Левъ Толстой.
А н г л о-Р у с с к о м у Л и т е р а т у р н о м у 0 б т е с т в у.
(1897 г., Окт. 1 7 ) .
М. Г. Очень благодарю васъ за выраженное вами жела
яіе избрть меня членомъ вашего общества. Я всей душой
сочувствую всякому способу единенія людей, независимо
отъ политическихъ партій, и въ особенности сознательному
единенію, духовному, людей разныхъ національностей и государствъ, которое оъ такой быстротой и энергіей теперь
совершается во всемъ мірѣ. Ваше общество пмѣетъ такую
идею, и потому желаю ему наибольшаго успѣха. Очекь радъ
буду получить болѣе подробныя свѣдѣнія объ его дѣятельности.
Съ совершеннымъ уваженіемъ
Левъ Толетой.
И. Б. Ф е й н е р м э н т .
(1898 г., Янв.
Щ.
Я получилъ ваше письмецо и рукопись, дорогой И. Б.,
и очень сожалѣю, что не могу ничего пріятнаго сказать
вашему знакомому. И по содержанію, и по формѣ этотъ
разсказъ не имѣетъ нихакого достоннства. Тахихъ шгаіутся
и печатаются тысячи ежемѣсячно совершеино непонятно для
чего. И я не могу сочувствовать этому роду писаній. Я получилъ и ваше прежнее письмо—о почеркѣ—и мнѣ было
очень радостно заше доброе чувство ко мнѣ, которое прошу
васъ не утрачивать и которое "ззаимно.
Л. Толстой.
А. Ф. М о о д у .
(3898 г., Дек. 12).
Дорогой другъ Моодь!
Сейчасъ получилъ ваше второе письмо, съ парохода, въ
которомъ зы пишете мнѣ про Ноие1І5 а и др. Ноие11$ мнѣ
особенно симпатиченъ по всему, что я знаю о немъ. Чтовы
знаете и думаете про Спгізйап СоттипаІѵеаЩі? Меня очень
интересуетъ это общество. Чѣмъ больше я живу, тѣмъ
больше убѣждаюсь, что наше чрезмѣрное умственное развитіе
много мѣшаетъ намъ въ дѣлѣ жизяи. Сынъ мой спросилъ
разъ мужика, отчего онъ не сталъ жить у сосѣда помѣщика?
Мужикъ отвѣчалъ: у него нельзя жить. Отчего? Дюже
уменъ. И я думаю, что болышшство иашихъ неудачъ происходитъ отъ того, что мы дюже умны. Какъ просто и дегко
достигаютъ духоборы того, что кажется намъ недосягаемо
съ нашимъ умомъ и ученостью. Боюсь, что въ этомъ будетъ состоять и въ СоттипаІѵеаШі препятствіе къ достиженію
цѣли ихъ. Въ послѣднемъ >й я прочелъ разсужденіе о томъ,
что патріотизмъ можетъ быть хорошимъ. Это грустно. Ч. пишетъ, что онъ нехочетъинеможетъбольше заниматьсядѣдами
духоборовъ, часть которой составляютъ изданіе и продажа переводовъ моей повѣсти. А сколько я помню уѣзжаетъ въ
Канаду и потому невольно мы всѣ возлагаемъ надежду на
васъ. Какъ ни совѣстно просить васъ, послѣ того, какъ вы
только что окончили свой трудъ для общаго дѣла, взять на
себя новый трудъ, мы не можемъ не дѣлать этого.Есдивы
согласитесь, то я буду стараться избавить васъ насколько
могу отъ лишняго труда въ той мѣрѣ, въ которой это мнѣ
здѣсь возможно. Кажется, что теперь самое трудное перейдено и пойдетъ подъ гору.
Такъ вотъ, любезный другъ, пожалуйста не откажите помочь намъ и поскорѣе отвѣтьте, чтобы успокоить насъ.
Передайте мой братскій привѣтъ вашей женѣ.
Любящій васъ
Л.
Толстой.
5
А. Ф. М о о д у .
(1899 г., Янз. 12).
Любезный другъ!
Получилъ три нисьма ваши. 0 вашемъ отказѣ участвовать въ дѣлѣ печатанія перевода „ В о с к р е с е н ь е очень
а
жалѣю, хотя II понимаю мотивы вашего отказа. Во всемъ
этомъ дѣлѣ есть что то неопредѣленное, неясное и к а к ъ
б у д т о несогласное съ исповѣдываемыми намипринципами.
йногда—въ дурныя минуты—это на меня такъ же дѣйствуетъ и мнѣ хочется какъ можно скорѣй ^еі гій оі іі, но
когда я въ хорошемъ серьезномъ настроеніи, я даже радуюсь
всей этой непріятности, к. связана съ этимъ дѣломъ. Я знаю,
что мотивы мои были если не добрые, то самые невинные,
и потому если в ъ глазахъ людей я покажусь за это непослѣдовательнымъ или еще чѣмъ-нибудь хуже, то это только
полезно мнѣ, пріучая меня дѣйствовать независимо отъ
людскихъ суждешй, только соотвѣтственно требованіямъ совѣсти. Случаемъ этимъ надо дорожнть. Они. рѣдки иочень
полезны.
Любящій Васъ Л.
Толстой.
А. В. В л а с о в у .
.[893 г.).
Уважаемый братъ Андрей Васпльевичъ!
Получилъ ваше письмо и радъ былъ узнать изъ пего
про васъ и про вашу вѣру. То, что вы пострадали отъ начальства мірского, доказываетъ то, что вы идете по пути
Христа. Всякій человѣкъ, идущій по этому пути, не минуетъ столкнуться съ княземъ міра сего. И не ставятъ
свѣтъ подъ спудъ, а такъ, чтобы видно было его другимъ.
Князь же міра не можетъ допустить этого, потому что
свѣтъ Христовъ обличаетъ злыя дѣла его. Только т ѣ люди
служатъ дѣлу Божьему, устанавливая Вго царства на землѣ,
которые—обличаютъ обманы князя міра, и несутъ за это
гоненія.—Помогай вамъ въ этомъ Богъ.
Съ тѣмъ, что вы высказываете въ письмѣ вашемъ, я
вполнѣ согласенъ, и духомъ радовался, читая его. Одно
могу посовѣтовать, то, чтобы в ъ обличеніи не терять любви
къ заблудшему брату; и еще то, чтобы в ъ обличеніяхъ лжи
бодьше упирать и полагаться на разумъ и любовь, а не на
стихи изъ писанія. Писанія дѣло рукъ человѣческихъ, в ъ
нихъ могутъ быть ошибки, и толковать, особенно апокалипсисъ, каждый можетъ по своему; разумъ же данъ отъ Бога
и всѣмъ: и татарамъ, и китайцамъ, и всѣмъ народамъ
одинъ и тотъ же, и в ъ то, что говоритъ разумъ, нельзя не
вѣрить. Не вѣрятъ только т ѣ , кто не хочетъ знать истины.
Прилагаю при семъ нѣсколько статеекъ о в ѣ р ѣ , какъ я понимаю. Д в ѣ статьи: „ З а п о в ѣ д и Х р и с т а / * и „ К а к ъ
ч и т а т ь Е в а н г е л і е " , составленныя мною; остальныя не
мои, но я согласенъ съ ними.
Любящій васъ Л.
Толстой.
II. Б. Ф е й н е р м а н у .
Получзглъ ваше письмо, дорогой другъ Исаакъ Борисовичъ, и оно произвело на меня грустное впечатлѣніе.
Ну развѣ можетъ зто быть, чтобы Божье дѣло остановклось и даже вовсе не вышло отъ недостатка денегъ?
Много я думалъ и не только думалъ, но выживалъ ѳтотъ
вопросъ и пришелъ къ тому несомнѣнному положенію, что
потребность въ деньгахъ показываетъ неправильность положенія, и, чѣмъ болыпе потребность, тѣмъ больше неправильность, п что когда испытываешь эту потребность, то
дѣло не въ томъ, чтобы добыть деньгн, а въ томъ, чтобы
уничтожить эту потребность.
Все равао какъ при чесоткѣ, надо не чесать, а прекратить болѣзнь.
II въ самомъ дѣлѣ, развѣ возможно, чтобы люди, не
признаюшде ничего своимъ, хотѣли бы посредствомъ денегъ сдѣлать своей... собственность земельную? Эгу ошибку
дѣлаютъ очень многіе: такъ прстквна жизнь городская,
такъ радоства деревенская, такъ хочется поставить себя въ
такія условія, чтобы можно было учесть себя, установить
свой балансъ съ людьми, сказать себѣ:—я живу своимъ
трудомъ и имъ же служу другимъ,—какъ будто это возможно, какъ будто вездѣ ивсегда мы не будемъ вънеоплатномъ долгу?
Дѣло только въ томъ, чтобъ мы его чувствовали, этотъ
долгъ, всегда и вездѣ. Ахъ, милый другъ, какъ все это
просто и какъ все, казавшееся мнѣ столь трудно разрѣшимымъ, теперь кажется яснымъ!
Въ денежномъ вопросѣ все сводится къ тому, что деньги
есть та злая, антихристіанская сила, которая замѣнила владѣніе рабовъ.
Что же надо дѣлать?
Никогда не пользоваться рабами, т. е. деньгами.
Что дѣлать, чтобъ не было нужды въ пользованіи деньгами?
Уменыпить свои потребностп.
Какія потребности самыя денежныя. т. е. для тдовлетворенія которыхъ нужно болыпе всего денегъ?
Потребность... не свободы (познаете истину, и истина
освободитъ васъ), а того, что называется свободой, возможностью измѣнять свое положеніе.—Эта самая большая роскошь.
И эту-то роскошь дьяволъ представляетъ въ видѣ обратномъ, въ видѣ опрощенія.—Надо не попадаться на это.
Что жъ плохого въ томъ, что христіанинъ живетъ въ
городѣ?
Онъ принимаетъ участіе въ городской эксплоатаціи? Да
вѣдь онъ знаетъ, радуютъ его или нѣтъ выгоды городской
жизни.
Онъ поглощаегъ болыйе, чѣмъ даетъ? Да кто это счелъ?
Развѣ христіанинъ даетъ что-нлбудь матеріальное?
Ояъ даетъ то, что велѣно, чтобы свѣть нашъ свѣтшгь
передъ людьми и они прославляли бы...
Дѣло это для искренняго человѣка всегда будетъ выражаться въ формѣ матеріальныхъ дѣлъ, но само оно не матеріально.
Да вы все знаете, какъ и я.
Нужно одно, что я послѣднее время постоянно позторяю себѣ: радостно исполнять волю Отца въ чистотѣ, сми<
реніи и любви, т. е. 1) жить, избѣгать нечистоты душевной
(похоти, тщеславія и другого грѣха противъ людей); 2) зъ
смиреніи, т. е. какъ бы впередъ готовясь на то, что люди
будутъ презирать, или хоть не понимать и ставить въ неловкое положеніе тебя, и 3) въ любви, т. е. -затшпая зъ
себѣ все то, что можетъ вызвать нерасположеніе, и зозбуждая все, что можетъ вызвать любовь.
И когда удается такъ жить, то въ какихъ бы ты ни
былъ условіяхъ, — радость всегда будетъ непрестанная,
вѣчная.
Л.
Толстой.
А. Ф. М о о д у .
( М о е к з а , 1 9 0 0 г.
Ягів.
27)
Дорогой Алексѣй Францевичъ!
Я, разумѣется, не могъ сказать, и не сказалъ того, что
мнѣ приписываютъ. Произошло это оттого, что пришедшему ко мнѣ подъ видомъ автора, принесшаго своюкнигу,
корреспонденту газеты, я сказалъ, на его вопросъ о моемъ
отношеніи къ войнѣ, что я ужаснулся на себя, поймавъ
себя, во время болѣзни на томъ, что желалъ найти въ газетѣ извѣстій о побѣдѣ Буровъ, и былъ радъ случаю вы*
разить въ письмѣ В . мое истинное отношеніе къ этому
дѣлу, которое состоитъ въ томъ, что я не могу сочувствовать никакимъ военнымъ подвигамъ, хотя бы это было—
Давидъ противъ десятка Голіафовъ, а сочувствую только
тѣмъ людямъ, которые уничтожаютъ причины, престижъ
золота, богатства, престижъ военной славы и главную пркчину всего зла—престижъ патріотизма и ложной религіи,
оправдывающихъ братоубійства.
Я думаю, что не стоитъ того печатать въ газетахъ опроверженіе ложно-приписываемаго мнѣ мнѣнія. На всякое
чиханіе не наздравствуешься. Я н. п. получаю в ъ послѣднее
время письма изъ Америки, в ъ которыхъ одни упрекаютъ,
а другіе одобряютъ меня за то, что я отрекся отъ всѣхъ
своихъ убѣжденій. Стоитъ ли опровергать, когда завтра
могутъ быть выдуманы 20 новыхъ извѣстій, к. будутъ содѣйствовать наподненію столбцовъ газеты и кармановъ
издателей.
Впрочемъ дѣлайте, какъ найдете нужнымъ.
Здоровье мое все нехорошо, но т. к. для того, чтобы
умереть есть только одно средство—быть больнымъ, такъ
же, какъ и для того, чтобы перенестись съ мѣста на мѣсто
одно средство сѣсть въ экішажъ или въ вагонъ, то я ничего не имѣю противъ болѣзни тѣмъ болѣе, что она не
мучительна и даетъ мнѣ возможность и думать и даже
работать. Занятъ я теперь преимущественно статьей о рабочемъ вопросѣ. Я уже писалъ объ этомъ; но мнѣ кажется,.
что имѣю сказать нѣчто новое, и надѣюсь ппосто и ясно.
Пришлите мнѣ пожалуйста книжку ТЬе еііесіз Йіе Ыіоіу
$ у 5 і е т , АНеп сіаеке, и если можно поскорѣе и еще новѣйшія
книги или статьи объ этомъ предметѣ т. е. о положеніи
рабочихъ теперь. Очень обяжете меня. Я уже вышлю вамъ,
что будетъ стоить. Привѣтъ вашей женѣ. Дружески жму
вамъ руки.
Л . Толстой.
А. Ф. К о н и.
(1900 г., Апр. 12).
Благодарю васъ, дорогой Анатолій Федоровичъ, за прпсклку интересныхъ дѣлъ. Возвращаю ихъ съ В . А. Маклаковымъ, котораго вы зяаете и котораго рекомендую вамъ,
какъ очень даровитаго и хорошаго молодого человѣка.
Очень сожалѣю о томъ, что ваша рѣчь вызвала неосновательныя возраженія. То, что вы сказали, было очень естественно и цѣлесообразно. Надо выучиться не обращать на
это вниманія, что вы знаете лучше меня.
Очень радъ буду увидѣть васъ и обо всемъ побесѣдовать.
Неудача по дѣлу Еросова меня очень огорчила, а ему
будетъ очень тяжела.
Онъ прекрасный человѣкъ. Такое-же дѣло Зиновьева
кассировано и вновь судъ обвинилъ. Будемъ толкать, авось
и отверзется.
Любящій васъ Л . Толстой.
Французскому
Пастору.
(1901 г.).'
М. Г. Я получилъ ваше письмо и благодарю васъ за
чувства, которыя вы мнѣ выражаете. Очень благодаренъ
вамъ также за выдержки изъ Огюста Оабатье. Я очень жалѣю, что только по имени и по отзывамъ знакомъ съ этимъ
выдающимся человѣкомъ. Выдержки, приводимыя вами о
его способѣ пониманія христіанства, доказываютъ мнѣ, что
я могъ бы быть съ нимъ въ полномъ общеніи мыслей н
чувствъ, какъ и съ ваші и всѣми тѣми, которые раздѣляютъ его пониманія.
Есть тѣмъ не менѣе одинъ пунктъ, въ которомъ я не
схожусь съ вами: это съ вашимъ представленіемъ о необходимости церкви и—потому пасторовъ (священниковъ), т. е.
лицъ, облеченныхъ извѣстною властью (авторитетомъ). Я
не могу забыть 8 го и 9-го стиховъ изъ 23-й главы хМатфея,—не потому, что эти стихи изъ Евангелія, но потому
что для меня совершенная очевидная истина, что не можетъ быть пасторовъ, учителей, руководителей между христіанами и что именно это нарушеніе евангельскаго закона
до настоящаго времени свело почти къ нулю проповѣдь
истиннаго, христіанскаго ученія.
По моему, главнѣйшій смыслъ христіанскаго ученія,
есть возстановленіе прямого общенія между Богомъ и человѣкомъ. Всякій человѣкъ, который беретъ на себя роль посредника въ этомъ общеніи, мѣшаетъ тому, кѣмъ онъ хочетъ руководить, войти въ прямое общеніе съ Богомъ и,—
что еще хуже,—самъ совершенно удаляется отъ возможности жить по христіански.
По моему,—верхъ гордости, грѣхъ, болѣе всего отдаляющій отъ Бога, это—сказать себѣчто я въ состояніи помогать другимъ жить хорошо и снасать ихъ души. Все,
что можетъ сдѣлать человѣкъ, старавшійся слѣдовать христіанскому ученію, это стараться совершенствоваться столько, сколько возможно. (Мф. V. 48. „Итакъ будьте совершенны, какъ совершенъ Отецъ вашъ небесный"), употреблять на это самосовершенствованіе всѣ свои силы, всю свою
энергію. Это единственный способъ воздѣйствія на своихъ
ближнихъ и помощи имъ на пути добра. Если существуетъ церковь—то никому не дано знать ея предѣловъ и
никто не можетъ знать принадлежитъ ли онъ къ ней или
нѣтъ? Все, что человѣкъ можетъ желать и на что надѣяться, это стремиться стать частью ея, но никто не можетъ
быть увѣренъ, что онъ сталъ таковымъ на саЪюмъ дѣлѣ,
еще менѣе того предполагать, что онъ имѣетъ право, возможность руководить другими. Прошу васъ, милостивый
государь, извинить меня за откровенность, съ которою я
излагаю мое мнѣніе противно вашему, и вѣрить чувствамъ
симпатіи и уваженія, съ которыми я остаюсь готовый къ
услугамъ.
Л. Толстой.
N. N.
ІІ901 г.).
Я радъ былъ случаю высказать и уловить и уяснить
себѣ, что говорить о „толстовствѣ^, искать моего руководительсгва, спрашивать моего рѣшенія вопросовъ—большая
л грубая ошибка.
Никакого м о е г о ученія не было и нѣтъ; есть одно
Бѣчное, всеобщее, всемірное ученіе истины, для меня, для
васъ особенно ясно выраженное въ Евангеліяхъ. Ученіе
это призываетъ человѣка къ признанію своей сыновности
Богу и потому—своей свободной или рабства (какъ хотите
яазовите) —свободы отъ вліянія міра, и рабства Богу, воля
Его; и какъ только человѣкъ понялъ это ученіе, онъ свободно вступаетъ въ непосредственное общеніе съ Богомъ
і! спрашивать ему уже нечего и не у кого.
Это похоже на плаваніе человѣка по рѣкѣ съ огромЕ Ы М Ъ разливомъ.
Пока человѣкъ не въ серединномъ потокѣ, а въ разливѣ, ему нужно самому плыть, грести, тутъ
онъ можетъ руководиться направленіемъ плаванія другихъ
людей. Тутъ и я могъ руководить людей, самъ пршілывая
къ потоку. Но какъ только мы вступили в ъ потокъ, такъ
нѣтъ и не можетъ быть руководителя. В с ѣ мы нессмые
силой теченія, в с ѣ въ одномъ направленіи и тѣ, кто были
назади, могутъ быть впереди.
Если человѣкъ спрашиваетъ, куда ему плыть, то это доказываетъ только то, что онъ не вступилъ еще въ потокъ
II что тотъ, у кого онъ спрашиваетъ, плохой руководитель,
если онъ не умѣлъ довести его до того потока т. е. до того
состоянія, въ которомъ уже нельзя, потому что безполезно
спрашивать. Какъ спрашивать, куда плыть, когда потокъ
съ неотразимой силой влечетъ меня по радостному для*
меня направленію?
Люди, которые подчиняются одному руководителю, в ѣ рятъ ему и слушаютъ его, несомнѣнно бродятъ впотьмахъ
вмѣстѣ съ своимъ руководителемъ.
Л. Толстой.
5
С в я щ е н н и к у N.
(1901 г.).
Любезный братъ. Сожалѣю, что не знаю отчества. Письмо
ваше доставило мнѣ большое удовольствіе. Вы—четвертый
священникъ, въ которомъ я встрѣчаю полное согласіе—не
съ моими взглядами, а съ сущностью ученія-Христа, которое въ настоящемъ его назначеніи доступно младенцамъ и
не можетъ вызвать разногласія. И мнѣ это очень радостно.
Одно въ вашемъ письмѣ немного смутило меня. Это ваше
упоминаніе о метафизикѣ и церковности. Боюсь, что у васъ
составилась своя метафизика, или вы держитесь церковной
метафизики, которая даетъ вамъ возможность съ вашими
взглядами оставаться священникомъ. По тому, что вы служите десять лѣтъ, я заключаю, что вы еще молодой человѣкъ и годитесь мнѣ въ сыновья, если не в ъ внуки и потому я позволяю себѣ дать вамъ непрошеннный совѣтъ о
томъ, какъ по моему мнѣнію, долженъ поступать священникъ, освободившійся отъ суевѣрій и понявшій ученіе Хри-
ста въ его настоящемъ значеніи и желающій слѣдовать ему.
Часто, находясь в ъ положеніи, несоединимомъ съ слѣдованіемъ ученія Христа... люди придумываютъ или усваиваютъ
себѣ какую-нибудь сложную, запутанную систему метафизики, которая должна оправдать .дхъ положеніе. Вотъ отъ
этого соблазна я бы хотѣлъ предостеречь васъ. Для христіанина нѣтъ и не можетъ быть никакой сложной метафизики. Все, что можно назвать метафизикой въ христіанскомъ
ученіи, состоитъ въ простомъ и понятномь всѣмъ положеніи, что в с ѣ люди—дѣти Бога, братья и потому должны
любить отда и братьевъ, вслѣдстіе этого, поступать съ другими такъ же, какъ желаешь, чтобы поступали съ тобой.*Я
думаю, что всякая метафизика сверхъ этого—отъ лукаваго
и придумана только затѣмъ, чтобы примирить свое—непримиримое съ христіанскимъ ученіемъ—положеніе. Есть еще
священники,—я знаю такихъ—которые, чувствуя несовмѣстимость своего положенія съ чистымъ пониманіемъ христіанства, думаютъ оправдаться тѣмъ, что в ъ ихъ положеніи они легче могутъ бороться съ суевѣріями и распространять христіанскую истину. Полагаю, что такое положеніе
еще болѣе неправильно. В ъ религіозномъ дѣлѣ цѣль не
можетъ оправдывать средства, что средства, отступающія
отъ истины, уничтожаютъ всякую возможность достиженія
цѣли, состоящей въ наученіи истины. Главное же то, что
ни одинъ человѣкъ не призванъ къ тому, чтобы поучать
другихъ; (Мф. XXIII, 8, 9) „А вы, не называйтесь учителями, ибо одинъ у васъ Учитель—Христосъ; в с ѣ же вы
братья". И отцомъ себѣ не называйте никого на землѣ:ибо
одинъ у васъ Отецъ, который на небесахъ",—а только къ
тому, чтобы самому совершенствоваться въ истинѣ и любви. И только черезъ это совершенствованіе (безъ всякой мысли о другихъ) можетъ человѣкъ дѣйствовать на
другихъ.
Простите, что возражаю вамъ на то, чего вы не говорили и, можетъ быть, и не думаете. Но, получивъ сильное
и радостное впечатлѣніе отъ вашего письма, мнѣ захотѣлось высказать все, что я думалъ о трагическомъ положеніи священника, познавшаго истину, и о наилучшемъ выходѣ изъ такого положенія и объ опасностяхъ этого положенія.
Лучшій выходъ изъ этого положенія,—героическій выходъ—по моему тотъ, чтобы священникъ, собравъ своихъ
прихожанъ, вышелъ къ нимъ на амвонъ, и вмѣсто службы
и поклоновъ иконамъ, поклонился бы до земли народу,
прося прощенія у него за то, что вводилъ его в ъ заблужденіе. Второй выходъ тотъ, кототорый избралъ 10 лѣтъ тому
назадъ замѣчательный человѣкъ, покойникъ, знакомыймнѣ
изъ Вятской семинаріи, священникъ Апполовъ, служивпгій
въ ставропольской епархіи. Онъ заявилъ архіерею, что не
кожетъ по ИЗМѢЕИВПВШСЯ взглядамъ продолжать священствовать.
Его вызвали въ Ставрополь, к начальство, и семейные
такъ мучили его, что онъ согласился вернуться на свое
&ѣсто, но, пробывъ меньше года, не выдержалъ и опять
отказался и разстригся. Жена оставила его. Всѣ эти страданія такъ повліяли на него, что онъ \ меръ, какъ святой,
ке измѣнивъ своимъ убѣжденіемъ и, главное,—любви.
Это второй выходъ, но я знаю, какъ онъ страшно труденъ, въ виду семейныхъ отношеній всякаго священника,
и окружающей его среды,—потому я вполнѣ понимаю, и
никакъ не осуждаю священника, который по слабости остался священникомъ, не смотря на то, что не вѣритъ въ то,
что дѣлаетъ. Одно, что я говорю и позволяю себѣ совѣтовать—это то, чтобы не употреблять свой разсудокъ на ухищренія, посредствомъ которыхъ представлялось бы, что поступал дурно, я поступаю хорошо. Только бы человѣкъ держалъ передъ собою истину во всей ея чистотѣ, не кривилъ
бы душой и онъ найдетъ средства поступить наилучшимъ,
емотря по своимъ силамъ, образомъ. Священникъ, понимающій истинное христіанское ученіе, долженъ, по моему
инѣнію, какъ и всякій христіанинъ, дѣлать первое—стремиться познать истину во всей ея чистотѣ и полнотѣ,—независимо отъ своего положенія, и второе, по мѣрѣ силъ,
измѣнить свое положеніе, приближая его къ познанной
истинѣ. (Приближеніе это дѣлается само собой, если человѣкъ искрененъ). Насколько же человѣкъ приблизится насколько и какъ онъ приблизится—это дѣло его съ Богомъ,
о которомъ посторонніе судить не могутъ.
Братскл привѣтствую васъ. Любящій васъ братъ
Л. Толстой.
т
Е. И. П о п о в у .
( І 9 0 І г., Апр. 8).
Получилъ ваше хорошее письмо, дорогой Ев. Ив., и
очень былъ радъ почувствовать душевное общеніе съ вами,
гораздо болыпее, чѣмъ, то, какое было въ Москвѣ в ъ в а ш ъ
послѣдній пріѣздъ. Тутъ никто не виноватъ. Духовное
общеніе устанавливается или нѣтъ, независимо отъ нашей
воли.
Ваше душевное состояніе я вполнѣ понимаю и раздѣляю,
но только не пропаганду, какъ созаательную цѣль или
форму жизни.
Пропаганда одна,—своя добрая жизнь, дѣйствительна.
Хотя я не отрицаю того, что сообщеніе того, что знаешь,.
и что нужно другимъ, особенно, если оно совершается съ
усиліями и лишеніями, не составляетъ иногда главное
условіе доброй жизни. Оно мнѣ близко и я самъ з ъ атомъ
ноложеніи.
Не смотрите легко на воспитаніе, хотя бы одного человѣка. Эго великое дѣло. Я писалъ объ этомъ Бирюковымъ,
совѣтуя имъ попытаться устроить наилучшую и свободную
разумную школу. Они въ такихъ для этого выгодныхъ
условіяхъ. А важность этогодѣла не выразишь словами.
Всѣ наши усилія пропадутъ, если молодыя поколѣнія не
будутъ готовы принять истину, будутъ закупорены отъ
нея. Всѣ усилія наши должны быть направлены на торжество истины, когда насъ не будетъ. Это и лучшее для
работы.
Я написалъ — былъ приведенъ къ этому, отвѣтъ Синоду, — пришлю вамъ на-дняхъ, а теперь еще многое хочется
писать. До смерти успѣть, а она, чувствую, близка. Прощайте, братски цѣлую васъ. Передайте мою любовь Вульфамъ.
"
Л. Толстой.
Представителю
Толстовскаго
Манчестерѣ.
общества
въ
(Гастра, 1901 г., Авг. !5;.
Дорогой другъ, вы правы; предполагая что я долженъ
быть заиыте^есованъ „Толстовскимъ обществомъ". Но яжалѣю, что во мнѣ еще сохранилось достаточно тщеславія
для того, чтобы быть заинтересованнымъ имъ. Явсегда былъ
того убѣжденія,—и оно не можетъ измѣниться,—что быть
членомъ стараго общества, учрежденнаго Богомъ при началѣ сознательной жизни человѣчества, болѣе производительно для себя и для человѣчества, чѣмъ быть членомъ
ограниченныхъ обществъ, организуемыхъ нами для/достиженія тѣхъ цѣлей, которыя мы въ состояніи сознать. Я д у маю, что предпочтеніе, оказываемое нами нашимъ собственнымъ обществамъ, происходитъ отъ того, что роль, которую
мы играемъ въ нихъ, представляется намъ гораздо болѣе
важною чѣмъ та, которую мы исполняемъ в ъ великоМъ Божіемъ обществѣ. Но это только самообманъ: в с ѣ три вида
дѣятельности, упомянутые вами въ вашемъ письмѣ, вѣрнѣе
достижимы человѣкомъ, считающимъ себя членомъ великаго
Божьяго общества, нежели членомъ „Толстовскаго общества",
Такой человѣкъ, если онъ искрененъ,—какъ я знаю, что вы
искренни,—будетъ, во гіервыхъ, распространять, насколько
можетъ, тѣ мысли, которыя доставили ему душевное удовлетвореніе и энергію жизни, не заботясь о томъ, Толстого ли
онѣ или кого-либо другого. Во-вторыхъ, онъ будетъ всѣми
силами стараться вызывать людей къ высказыванію ихъ
мнѣній о самыхъ важныхъ вопросахъ жизни. Въ-третьихъ,
онъ будетъ стремиться доставлять каждому, съ кѣмъ онъ
приходитъ въ соприкосяовеніе, столько радости и счастья.
сколько онъ въ состояніи; а также будетъ помогать тѣмъ,
которые впадаютъ въ затрудненіе отъ твердаго слѣдованія
ученію Христа. Человѣкъ, принадлежащій къ великому
Божьему обществу, кромѣ того, исполнитъ и много другихъ
христіанскихъ поступковъ, которые не были ни предвидѣны,
ни опредѣлены ни „Толстовскимъ обществомъ", ни какимъ
бы то ни было другимъ. Я допускаю, что существуютъ нѣкоторыя выгоды въ соединеніи людей одинаковыхъ мыслей въ
общества; но думаю, что невыгоды такихъ организадій гораздо
значительнѣе, чѣмъ ихъ удобства. И потому я сознаю, что
для меня было бы болыпей потерей перемѣнить свое член*
ство великаго Божьяго общества на кажущееся полезнымъ
участіе въ какомъ бы то ни было человѣческомъ обществѣ.
Мнѣ жаль, дорогой другъ, расходиться съ вами вомнѣніи, но я не могу думать иначе.
Л. Толстой.
И. Ф. Н а ж и в и н у .
(Гаопра, ІЭОІ г., Сентябрь).
Рѣшить вашего вопроса не могу. Знаю только, чтоищущій духовнаго блага находитъ его: оно всегда въ нашей
власти. Исканіе его есть уже обрѣтеніе его. А мнѣ кажется,
что вы искренно ищете его. То, что вамъ кажется, что вы
идете назадъ, лучше, чѣмъ если бы вамъ казалось, что вы
быстро идете впередъ. Для меня есть только одна жизнь:
служеніе Богу и людямъ черезъ совершенствованіе (себя)
или совершенствованіе (себя) черезъ служеніе Богу и людямъ; и потому, какъ бы далекъ я ни былъ отъ того, чѣмъ
я хотѣлъ бы быть, я не могу не желать жить тою одной
жизнью, которую я призналъ. То же и для всѣхъ людей,
если они поймутъ, въ чемъ жизнь. Не робѣйте и не уставайте: сначала и опять сначала.
Л. Толстои.
Н. Е. Ф - н у .
(Гаспра, 1901 г., Дѳк. 3 0 ; .
Получилъ ваше письмо и ни минуты не усомнился въ
вашей искренности и серьезности. Чистые молодые люди
вашего возраста, очень часто гораздо яснѣе понимаютъ
основные религіозные вопросы, чѣмъ люди пожилыѳ, въ
особенности люди въ полномъ расдвѣтѣ физической силы
и дѣятельности.
Очень желалъ бы прислать вамъ тѣ книги, которыя вы
желаете имѣть, но у меня ихъ пока одинъ экземиляръ. Если
пріобрѣту болыпе, то пришлю вамъ. Теперь же посылаю бро-
шюру: „какъ читать евангеліе", которую, я надѣюсь, вы прочтете внимательно и сдѣлаете по ней отмѣтки в ъ евангеліяхъ
и прочтете нѣсколько разъ такое евангеліе.
В ъ томъ, что вы искренко и серьезно относитесь къ редигіознымъ вопросамъ, убѣдили меня ваши вопросы—всѣ
самые существенные: 1) признавать ли все евангеліе священнымъ, богодуховнымъ?—Разумѣется, нѣтъ. В ъ этомъ зловреднѣйшій обманъ, лишающій евангеліе всего его значенія.
2) Конфирмироваться ли, не вѣря въ догматы, признаваемые
лютеранскою церковью? Разумѣется, нѣтъ. Бсли дурно дгать
передъ людьми и ложь всегда отзовется дурными послѣдетвіями, то насколько дурно лгать передъ Богомъ (ложь эта
такъ часто совершается, что она не замѣтна лгодямъ, и что
такихъ лгуновъ очень много) и насколько ужаснѣе послѣдствія такой лжи. 3) Вопросъ о цѣломудріи тоже вопросъ,
показывающій вашу искренность. Въ вашемъ возрастѣ,—это
самый существенный вопросъ. Не вѣрьте ни товарищамъ, ни
докторамъ іі знайте, что удержать цѣломудріе до полной
возмужалости, когда возникаетъ вопросъ о бракѣ, легко и
тѣмъ легче, чѣмъ больше убѣжденъ человѣкъ въ томъ, что
это легко, что тутъ нѣтъ никакого и подвига, что это есть
лишь яесовершеніе преступленія, которое не перестаетъ быть
преступленіемъ отъ того, что его всѣ дѣлаютъ.
Вы стоите на добромъ пути, берегитесь всего того, что
кожетъ васъ свести съ него и дорожите этимъ,—тѣмъ, что
вы стоите на этомъ п у т и — б о л ь ш е в с е г о н а с в ѣ т ѣ .
Любящій васъ Л.
Толстой.
Шведскому обществу художниковъ и ученыхъ,
(Гаспра, 1902 г., Янв. 2 0 ) .
Милостивые государи!
Назначеніе немнѣ Нобелевской преміи было мнѣ вдвойнѣ
дріятно: во-первыхъ, тѣмъ, что избавило меня отъ тяжелой
необходимости такъ или иначе распорядиться деньгами, которыя считаются всѣми очень нужнымъ и полезнымъпредметоцъ, мною же -источникомъ всякаго рода зла; во-вторыхъ
тѣмъ, что послужило поводомъ къ выраженію мнѣ своего
сочувствія уважаемыхъ мною людей, за которое отъ всей
души благодарю васъ.
Л.
Вел. Кн. Н и к о л а ю
Толстой.
Михайл о вичу.
(Яская Поляна, 1 9 0 2 г., Авг. 2 0 ) .
Дорогой Николай Михайловичъ.
Благодарю Васъ за участіе. Здоровье мое поправляется.
Но несмотря на то, что я живу съ удовольствіемъ и стараюсв наилучшимъ образомъ употребить остатокъ своей
жизни не могу не испытывать небольшой досады на то, что
мой экипажъ, завязшій въ трясинѣ, черезъ которую мнѣ немішуемо придется переѣзжать—и даже очень екоро—вытащили не на ту, а на эту сторону.
Силы у меня все еще невелики и дѣла очень много. Отъ
этого я и не писалъ Вамъ. Что же касается до всшроса объ
уничтоженіи земельной собственности, то я въ послѣднее
время написалъ объ этомъ—насколько умѣлъ—обстоятельное сочиненіе, которое само собою разумѣется будетъ напечатано не въ Россіи, а в ъ Англін. Заглавіе сочиненія: „Рабочему народу*. Всякое сочиненіе езі ипе Іеіѣге сіе Гаиігеиг
а зез агпіз іпсопгшз.
Оно можетъ служить и отвѣтомъ на Ваши возраженія. И
если предметъ этотъ интересуетъ Васъ—Вы прочтете его.
Теперь я занятъ окончаніемъ давно-начатаго-и все разрастающагося, одного эпизода изъ Кавказской нсгоріи 1 8 5 1 —
5 2 годовъ ) .
Не можете ли Вы помочь мнѣ, указавъ, гдѣ я могъ бы
найти переписку Николая I и Чернышева съ Воронцовымъ за
эти года, такъ же какъ и надписи Николая I на докладахъ
и донесеніяхъ касающихся Кавказа этихъ годовъ?
Простяте, желаю Вамъ всего лучшаго въ Вашей внутренней духовной жизни.
Все истинно хорошее бываегъ только въ этой области.
а
Л
Толстой.
Е. II. П о п о в у .
(Яоная Поляна, ІЭОЗ г., Февр.).
Хотѣлъ отвѣтить длинно на ваше письмо, дорогой Ев~
геній ІІвановичъ, но сейчасъ усталъ, а все таки не хочется
оставлять хорошее письмо ваіпе безъ отвѣта. То, что вы пишете о необходимости бездомовности, бродяжничества для
христіанина, было для меня въ самое первое время моего
обращенія самой радостной мыслью, объясняющей все и
такою, безъ которой истинное христіанство не полно и непонятно. Мы всѣ идемъ каждый своимъ путемъ, и вы почувствовали только теперь то, что меня поразило съ самаго начала, и вѣроятно поняли и почувствовади съ самаго
яачала то, что для меня, можетъ быть, теперь еще не повятно.
Про молитву я думаю, что она единственная форма,
подкрѣпляющая духовныя силы общенія съ Богомъ. Для
меня по крайней мѣрѣ это такъ изъ десяти, двадцати разъ,
можетъ быть одинъ разъ она дѣйствительна, это такъ важно, что далеко превосходитъ тѣ ничтожныя усилія, котоа
) Хаджи Муратъ.
рыя нужно дѣлать, чтобы не забывать каждый день молиться.
Вполнѣ вѣрю вашей искренности в ъ вашихъ отношеніяхъ къ семейству Вульфъ, но все таки, какъ это не трудно
вамъ, совѣтовалъ бы какъ можно . дальше держаться оть
нихъ. Передайте мой привѣтъ и сочувствіе Дудченко и
хоть изрѣдка пишите мнѣ: мнѣ всегда радостно получать
отъ васъ извѣстія. Здоровье мое все слабѣетъ т. е. разрушаются тѣ связи, которыя держатъ меня в ъ этой формѣ
жизни. А это ни хорошо, ни дурно, а то, что должно быть,
и я, слава Богу, такъ и смотрю на это.
Любящій васъ Л.
Толстой.
Г-ну N. N.
(Переведено съ нѣмепкаго).
( 1 9 0 3 г . , Фвв. 2 8 } .
Я получилъ вагпе письмо и полагаю, что вы совершеняо правы.
Исторія моего письма такова. Нѣкій г-нъ Моррисонъ написапъ мнѣ о томъ, что онъ слыхалъ, что моипроизведенія
оказали сильное вліяніе на принцессу Луизу и спросилъ
меня, какъ я смотрю на ея поступокъ. В ъ числѣ другихъ
отвѣтныхъ писемъ, я продиктовалъ своей дочери, т. к. былъ
очень слабъ и въ дурномъ расположеніи духа, также и отвѣтъ на письмо г-на Моррисона, но. имѣлъ намѣреніе еще
разъ просмотрѣть отвѣтъ.
Къ сожалѣнію письмо на слѣдующій деяь оказалось уже
отосланнымъ.
Такъ какъ я самъ былъ очень недоволенъ содержаніемъ
своего письма (къ г. Моррисону) вслѣдствіе его рѣзкости и
несогласнаго съ Евангеліемъ настроенія, я хотя и не предЁИДѢЛЪ, что оно можетъ быть опубликовано, написалъ г.
Моррисону слѣдукицее:
„Я огорченъ тѣмъ, что написалъ письмо, въ которомъ
высказалъ свое мнѣніе объ образѣ дѣйствій принцессы Луизы Тосканской. Я не имѣю нравственнаго права на это/и
какъ человѣкъ, стремящій жить по примѣру Христа, не
долженъ былъ этого дѣлать". Кромѣ того я написалъ въ
тотъ же день одному моему другу въ Англію и просилъ
его, что бы въ случаѣ опубликованія моего письма къ Моррисону, было также яапечатано въ- англійскихъ газетахъ
мое сожадѣніе по поводу его содержанія.
^лагодарю васъ за ваше письмо, и еще разъ говорю, что
я какъ человѣкъ, который стремится жить по завѣту Хриюта, не чувствую себя въ правѣ бросить камень въ несча-
стную женщину п очень огорченъ опубликованіемъ моего
жестокаго и не согласнаго съ Евангеліѳмъ письма.
Предоставляю вамъ распорядиться настоящимъ моиэгь
письмомъ по своему усмотрѣнію.
Л. Толстой.
Г-ну Редактору „ Ю ж н а г о
Края",
(Ясная Поляна, 1903 г., Феар.).
Господинъ редакторъ! Оегодня я получилъ прилагаемое
письмо.
„Графъ! Прочитавши въ газетахъ Ваше письмо относительно принцессы Саксонской Луизы, письмо, вълсоторомъ
вы говорите, что исповѣдуете христіанское ученіе, я осталась въ недоумѣніи: какъ вы можете говорить такимъ ироническимъ и гордо-презрительнымъ тономъ о несчастной
женщинѣ, такъ уже поплатившейся и глубокимъ страданіемъ искупающей свой поступокъ? Вы говорите: „не су~
дите да не судимы будете", и тутъ же произносите свой
судъ. Судъ фарисея надъ мытаремъ: „Влагодарю Тебя, что
я не таковъ, какъ мытарь сей", забывая, что Хригстосъ,
Котораго вы чсите, сказалъ бы въ такомъ случаѣ: „Кто безъ
грѣха, брось въ нее первый камень". Если Вы удостоитѳ
разрѣшить мое недоумѣніе, прошу помѣстить отвѣтъ въ
одномъ изъ № „Южнаго Края". Впрочемъ, отвѣтъ я получить не разсчитываю, т. к. отвѣтомъ можетъ быть и должно
быть ваше самообвиненіе въ нелогичности по меныпей
мѣрѣ, а этого вы не сдѣлаете... изх самолюбія".
Исторія моего письма о принцессѣ слѣдующая: получивъ изъ Берлина письмо англичанина, спрашивавшаго
меня о томъ, насколько можетъ быть справедливо то, что
на поступокъ принцессы могли новліятъ выраженные мною
взгляды, я въ дурную минуту иродиктовадъ своей дочери
отвѣтъ. Обыкновенно, дочь моя даетъ мнѣ просмотрѣть
отправляемыя письма, и я намѣревался пересмотрѣть, исправить или вовсе уничтожить это письмо.
Но случилось такъ, что письмо было отправлено вмѣстѣ
съ другими; это было мнѣ такъ непріятно, что я вскорѣ
послѣ это написалъ моему другу, Черткову, въ Англію,
что, въ случаѣ напечатанія моего письма, чего я не ожидалъ, но что, все таки могло случиться, я прошу его напечатать мое письмо къ нему, въ которомъ я признаю письмо къ берлинскому корреспонденту грубымъ, жестокимъ и
не христіанскимъ. Послѣ этого я получилъ пясьмо отъ нѣкоего саксонца, который точно такъ же какъ и харьковская
корреспондентка, совершенно справедливо упрекалъ меня
въ нелогичности и главное, грубости и жестокости моего
письма, и еще такого же содержанія открытое письмо къ
саксонду. Я отвѣтилъ, описавъ ему всѣ сбстоятельства, прк
которыхъ появилось письмо и выразилъ въ немъ раскаяніе
въ томъ, что допустилъ себя хотя бы въ частномъ письмѣ,
высказать такія жестокости и нехристіанскія сужденія о
несчастной женщннѣ; притомъ предоставилъ ему право если
онъ найдетъ это нужнымъ, опубликовать мое письмо къ
нему. До сихъ поръ, сколько мнѣ извѣстно, ни въ англійскихъ, ни въ нѣмецкихъ газетахъ не появилось ни мое
письмо къ Черткову, ни къ саксонцу и потому, пользуясь
случаемъ письма харьковской корреспондентки, я прошу
васъ, г-нъ редакторъ, напечатать это письмо въ вашей газетѣ.
Л . Толстой.
Е в р е ю N. N.
(Яоная Поляна 1 9 0 3 г.. Апр. 2 7 )
Я получилъ ваше письмо. Такихъ писемъ я получилъ
уже нѣсколько. В с ѣ пишущіе такъ же, какъ и вы, требуютъ отъ меня, чтобы я высказалъ свое мнѣніе о кишиневскомъ событіи. Мнѣ кажется, что въ этихъ обращеніяхъ ко
мнѣ есть какое-то недоразумѣніе. Предполагается, что мой
голосъ имѣетъ вѣсъ, и поэтому отъ меня тре буютъ высказыванія моего мнѣнія о такомъ важномъ н сложномъ по
своимъ причинамъ событіи, какъ злодѣйство, совершенное
въ Кишиневѣ.
Недоразумѣніе состоитъ въ томъ, что отъ меня требуется
дѣятельность публициста, тогда какъ я человѣкъ, весь занятый однимъ очень опредѣленнымъ вопросомъ, не имѣющимъ ничего общаго съ оцѣнкою современныхъ событій:
именно вопросомъ религіознымъ и его приложеніемъ къ
жизни. Требовать отъ меня публичнаго выраженія мнѣнія о
современныхъ событіяхъ такъ же неосновательно, какъ требовать этого отъ какого бы то ни было спеціалиста, пользующагося нѣкоторою извѣстностью. Я могу,—и дѣлалъ
это,—воспользоваться какимъ-либо современнымъ событіемъ
для иллюстраціи проводимой мною мысли, но отзываться на
всѣ современныя, хотя бы и очень важныя событія, какъ
это дѣлаютъ публицисты, я никакъ не могу, если бы даже
считалъ это нужнымъ. Если бы я поступалъ такъ, то я
долженъ бы былъ высказывать мнѣнія необдуманныя или
пошлыя, повторяя то, что было уже сказано другими, и
тогда очевидно, и не существовало бы того значенія моего
мнѣнія, на основаніи котораго требуютъ отъ меня его высказыванія.
Что же касается моего отношенія къ евреямъ и къ ужасному кишиневскому событію, то оно, казалось бы, должно
быть ясно всѣмъ тѣмъ, кто интересовался моимъ міровоззрѣніемъ. Отнощеніе мое къ евреямъ но можетъ быть инымъ,
какъ отношеніе къ братьямъ, которыхъ я люблю не за то,
ѵ
что они евреи, а за то, что мы и они, какъ и всѣ люди,
сыны одного Отца Бога, и любовь эта не требуетъ отъ меня
усилій, такъ какъ я встрѣчалъ и знаю очень хорошихъ
людей евреевъ.
Отношеніе же мое къ кигдиневскому преступленію тожѳ
само собой опредѣляется моимъ религіознымъ міровоззрѣніемъ. Еще не зная всѣхъ ужасныхъ подробностей, которыя стали извѣстны потомъ, по первому газетному сообщенію я понялъ весь ужасъ совершившагося и испыталъ
тяжелое смѣшанное чувство—жалости къ невиннымъ жертвамъ звѣрства толпы, недоумѣнія передъ озвѣреніемъ этихъ
людей, будто бы христіанъ, чувство отвращенія и омерзѳнія къ тѣмъ, такъ называемымъ, образовапнымъ людямъ,
которые возбуждали толпу и сочувствовали ея дѣламъ...
Кишиневское злодѣДртво есть только прямое послѣдствіе
проповѣди лжи и насилія...
Вотъ все, что я могъ бы сказать по случаю кишиневскаго дѣла, но все это я давно уже высказалъ.
Если же вы спросите меня, что по моему нужно дѣлать
евреямъ, то отвѣтъ мой тоже самъ собой вытекаетъ изъ того
христіанскаго ученія, которое я стараюсь понимать и которому стараюсь слѣдовать. Евреямъ, какъ и всѣмъ людямъ,
для ихъ блага нужно одно: какъ можно болѣе въ жизни
слѣдовать всемірному правилу—поступать съ другими такъ,
какъ хочешь, чтобы поступали съ тобой, и бороться съ
правительствомъ не насиліемъ—это средство надо предоставить правительству, а доброю жизнью, исключающей не
только всякое насиліе надъ ближнимъ, но и участіе въ *насиліи и пользованіе для своихъ выгодъ орудіями насилія,
учрежденными правительствомъ.
Вотъ все—очень старое и извѣстное, что я имѣю сказать
по случаю ужаснаго кишиневскаго событія.
Л.
Толетой.
П. Б о р д а к о в у .
*
1903 г., Авг.).
Конецъ вашего письма также сильно огорчилъ меня,
какъ обрадовало его начало. Разубѣждать васъ я не стану,
во 1-хъ потому, что по моему наблюденію, люди вѣрящіе
въ спиритическое общеніе съ душами людей, никогда не
убѣждаются внѣшними доводами, во 2 хъ потому, что всѣ
неопровержимыя опроверженія спиритизма давно уже высказаны и мнѣ пришлось-бы повторять ихъ. Скажу только
про себя, что представленіе или вѣра въ существованіе
душъ и въ возможность общенія ихъ съ живущими, нѳ
дало бы мнѣ какой-либо увѣренности в ъ будущей жизни,
но, напротивъ, разрушило бы то несомнѣнное созданіе Ьнѣ-
временности и внѣпространственности духовной основы
моей жизни, которой я живу и которая даетъ мнѣ радость
и спокойствіе. Вѣра в ъ общеніе съ душами умершихъ до
такой степени, не говоря уже о томъ, что она мнѣ совершенно не нужна, до такой степени нарушаетъ все то основанное на разумѣ мое міровоззрѣніе, что если бы я услышалъ голосъ духовъ или увидалъ бы ихъ проявленіе, я
обратился бы къ психіатру, прося его помочь моему очевидному мозговому разстройству.
Ваше буддійское представленіе о многократныхъ послѣдовательныхъ жизняхъ есть такое же произвольное предположеніе, какъ адъ и рай и в с ѣ религіозныя суевѣрія.
Одно, что мы можемъ утверждать съ полной увѣренноетью, это то, что мы живемъ, что основа этой нашей
жизни есть существо духовное и потому не подлежащее
измѣненіямъ началу, концу, а было,' есть и будетъ „то оѵ"
сущее, и что существо это ограничено и ограниченіе это,
предѣлы этого существа преДставляется намъ в ъ видѣ матеріи въ пространствѣ и движенія во времени. Расширеніе
этихъ предѣловъ, что возможяо черезъ признаніе собою
другихъ существъ (любовью), составляетъ сущность и назначеніе жизни человѣческой. Для чего это ограниченіе и
раздѣленіе на отдѣльныя существа единаго духовнаго существа? Этого мы не можемъ познать нашимъ ограниченнымъ умомъ. Одно, что мы знаемъ несомнѣнно, это то, что
то, что составляетъ основу нашей жизни, не только не можетъ умереть, но всегда было и будетъ существовать. Вопррсъ же о томъ, въ какой формѣ будетъ это существовать
послѣ нашей смерти, неразрѣшимъ для нашего ограниченнаго ума. Мы можемъ предполагать два положенія: первое,
что наша отдѣленная сущность сольется со Всѣмь, и второе, что она такъ же какъ и теперь проявится въ ограниченномъ состояніи и опять также, хотя и в ъ новыхъ формахъ, которыя мы представить себѣ не можемъ, задача ея
будетъ состоять в ъ большемъ и большемъ расширеніи предѣловъ. Такъ что жизнь наша здѣсь съ нашей борьбой со
зломъ и увеличеніемъ любви есть единственная свойственная намъ жизнь, и потому смотрѣть на нее, какъ на приготовленіе къ другой жизни есть грубая и вредная опгабка.
Другой жизни, другого назначенія жизни, не будетъ. Изъ
ѳтихъ двухъ предположеній вѣроятнѣе второе. Ояо вѣроятнѣе потому, что, не зная никакой другой жизни, какъ
жизнь въ ограниченныхъ предѣлахъ, мы не имѣемъ права
ожидать жизни неограниченной в ъ соединеніи со Всѣмъ.
Вотъ вамъ вкратцѣ то мое міровоззрѣніе, при которомъ
вѣра въ спиритизмъ для меня не только излишня, но и
несовмѣстима съ тѣмъ, что я не могу не считать несомнѣннымъ. Согласитесь вы или не согласитесь вы о мною,
яожалуйста, не доказывайте мнѣ справедливость вашихъ
воззрѣній. Вы высказали мнѣ свои взгляды, я свои. И доказывать больше нечего.
Первая часть вашего письма и то опредѣленіе назначенія жизни человѣка, къ которому вы пришли, глубоко
тронуло меня. И я горячо желаю вамъ истиннаго блага,
которое возможно найти только на истинномъ пути. Помогай вамъ Богъ найти.
Любящій васъ Левъ Толстой.
В. В. С т а с о в у .
(Ясная Поляна, 1903 г , Оит.З^
Дорогой Владиміръ Васильевичъ.
Я сейчасъ прочелъ ваше письмо къ Софьѣ Андреевнѣ
(она въ Москвѣ) и пришелъ въ ужасъ. Ради нашей дружбы,
бросьте это дѣло иизбавьте меня отъ этихъ фонографовъ и
кинематогр. Мнѣ это ужасно непріятно, и я рѣшительно не
соглашаюсь позировать и говорить. Если этимъ отказомъ я
ставлю васъ въ необходимость отказать обѣщанное, то, пожалуйста, простите меня, но избавьте. Очень благодарю васъ
за книги и г-на Половцева за свѣдѣнія. Я все копаюсь съ
Шекспиромъ... Думаю надняхъ кончить. Дѣло не въ аристократизмѣ Ш., а въ извращеніи посредствомъ восхваленія
нехудожественныхъ произведеній эстетическаго вкуса. Ну, да
пускай бранятъ. М. б. и Вы, но мнѣ нужно было выскавать
то, что сидитъ во мнѣ полстолѣтія.
Простите. Будьте здоровы и такъ же дѣятельны и добры^
какъ всегда.
Л. Толстой.
Пожалуйста, простите меня, Владиміръ Васильевичъ, за
то, что надѣлалъ вамъ хлопотъ, сначала согласившись, а
потомъ отказавшись отъ всякихъ фоно-кинемато-графовъ. Я
согласился, когда жена спросила меня, но потомъ, когда в ъ
ея отсутствіе прочиталъ ваше письмо, ужаснулся тому, что
сдѣлалъ.
Такъ, ножалуйста, простите.
Л. Толстой.
II. Ф. Н а ж и в и н у .
(Ясная Подяна,
1 9 0 3 г., Нояб. I).
Получилъ ваше письмо, мидый Иванъ Федоровичъ, и
прежде получалъ ваши листки ) , за которые благодарю.
х
1
) Разныя вырѣзки изъ фрянц. газегь.
...Хорошо то, что вы пишете о томъ, какъ люди начинаютъ быть лишаемы воздуха и солнца, но лучше всего то,
что вы пишете про себя, про свое душевное состояніе. Это
особенно радуетъ меня, потому что я искренно полюбилъ
васъ; это душевное состояніе я знаю, потому что испыталъ
его; оно даетъ истинное, неотъемлемое благо...
Вы спрашиваете почему невозможно по моему мнѣнію
исполненіе задуманной вами работы? ) . Невозможно написать біографію, исторію, жизнь Іисуса потому, чтото,чтомы
знаемъ изъ этой жизни есть самое высокое въ духовной
области изъ всего, что мы можемъ знать. Его слова, Его
ученіе есть то божественное откровеніе, которое черезъ Него
стало намъ доступнымъ. Для того. чтобы описать Его жизнь,
надо объяснить источникъ изъ котораго возникло это.
Какъ же я могу сдѣлать это, когдаятолько елееле понимаю
то, что онъ сдѣлалъ это для меня доступнымъ, открылъ мнѣ?
Я не только не желалъ бы прибавить подробности ожизни
Христа, но желалъ бы откинуть и і ѣ , которыя есть...
Можетъ быть, вамъ неясно мое мнѣніе; тогда простите
меня.
Прощайте. Благодарю васъ за любовь и братски цѣлую.
т
Л.
Толстой.
М. С. Д у д ч е н к о.
(Ясная Поляна, 1 9 0 3 г., Дек. 10».
Очень радъ былъ получить ваше письмо, дорогой Митрофанъ Семеновичъ.
Я уже давно думаю о васъ и 6 тѣхъ самыхъ предметахъ,
о которыхъ вы шішете, самыхъ важныхъ въ свѣтѣ предметахъ.
Я не только не измѣнилъ своего взгляда на необходимость удовлетворенія самому своимъ самымъ первымъ потребностямъ, но живѣе, чѣмъ когда-нибудь, чувствую важность этого и свой грѣхъ неисполненія этого. Много было
причинъ, отвлекавшихъ меня отъ этого исполненія, но не
стану перечислять ихъ, потому что главная причина—только
моя слабость, мой грѣхъ. И потому полученіе вашего письма
было для меня духовной радостыо: обличеніе и напоминаніе. Одно меня утѣшаетъ—это то, что, живя дурно, я не обманывалъ, не оправдывалъ себя и никогда не говорилъ себѣ,
что я могу освободить себя отъ этого труда, потому что
пишу книгу. А всегда сознавалъ то, что вы говорите,—что
какъ мнѣ нужно прочесть хорошую книгу, такъ нужно и
тому, кто будетъ за меня работать; и что точно также если
я могу написать хорошую книгу, то есть сотни и тысячи люі) Большой трудъ о Христѣ.
дей, которые написали бы и лучшія книги, если бы не были
задавлены, забиты работой. Такъ что я не только не согласенъ съ вами, но сильнѣе, чѣмъ когда-либо, чувствую свой
грѣхъ и страдая отъ него, признаю первостепеннымъ трудомъ другого человѣка.
Думая и слыша о васъ, я сознавалъ всютяжестьвашего
положенія іі вмѣстѣ съ тѣмъ не переставалъ завидовать
вамъ. Не унывайте, милый другъ. „Претерпѣвый до конца
спасенъ будетъ"—относится именно къ вашему положенію.
Думаю, что никакая суета не можетъ помѣшать правилько
мыслить, (что я вижу по вашему письму). Мѣшаетъ правильному мышленію только праздность и роскошь, и это я
чувствую часто на себѣ.
Какъ ни кажется странно и недобро то, что я живущій
въ роскоши, позволяю себѣ совѣтовать вамъ продолжать
жить въ нуждѣ, я смѣло дѣлаю это, потому что ни на мннуту не могу усомниться въ томъ, что ваша жизнь есть
жиянь хорошая передъ своей совѣстью, передъ Богомъ и
потому самая нужная и полезная людямъ; а что моя дѣятельность, какъ бы она ни казалась полезной людямъ, теряетъ—хочется думать что не все, но уже навѣрное самую
болыпую долю своего значенія вслѣдствіе неисполневія самаго главнаго признака искренности того, чтоя исповѣдую.
На дняхъ былъ у меня умный и религіозный американецъ Брайянъ и спрашивалъ у меня, почему я считаю необходимою ручную, простую работу? Я сказалъ ему почти
то же, что вы пишете: что, во-первыхъ, этопризнакъ искренности признанія равенства людей, во-вторыхъ это сближаетъ
насъ съ большинствомъ людей рабочихъ, отъ которыхъ мы
отгорожены стѣной, если мы пользуемся ихъ нуждой; въ
третьихъ^ это дастъ намъ высшее благо, спокойствіе совѣсти, котораго нѣтъ и не можетъ быть у искренняго человѣка, пользующагося услугами рабовъ.
Такъ вотъ мой отвЪтъ на первый пунктъ вашего письма.
Теперь о второмъ, • самомъ трудномъ — религіозномъ воспитаніи ) .
Какъ безполезно и вредно кормить ребенка, когда ему
ѣсть не хочется или навязывать знанія по предметамъ, которые его не интересуютъ и ему не нужны, такъ тѣмъ болѣе
вредно внушать дѣтямъ какія-нибудь религіозныя понятія, о
которыхъ они не спрашиваютъ ибольшей частью грубо формулировать ихъ и нарушать этимъ то религіозное отношеніе къ жизни, которое въ это время можетъ быть безсознательно возникаетъ и устанавливается въ ребенкѣ.
Нужно, мнѣ кажется, только отвѣчать съ полной правди;
х
х
) Въ воспитаніи вообще, какъ въ физическомъ, такъ и въ умственномъ, я полагаю, что главное,—-не навязывагь ничего пасильно дѣтямъ,
а выжидать и отвѣчать на возникающія въ нихъ требованія; тѣмъ болѣе
это нужно въ главномъ предметѣ воспитанія—въ религіозномъ.
Л. Т.
востью на предлэгаемые ребенкомъ вопросы. Кажетсяочень
просто отвѣчать правдиво на религіозные вопросы ребенка,
но въ дѣйствительности это можетъ сдѣлать только тотъ,
кто самъ себѣ уже отвѣтилъ правдиво на религіозные вопросы о Богѣ, жизни, смерти, добрѣ и злѣ,—тѣ самые вопросы,
которые дѣти всегда ставятъ очень ясно и опредѣленно.
й вотъ тутъ то и подтверждается то, что я всегда думалъ
6 воспитаніи, и что вы говорите въ своемъ письмѣ,—то, что
сущность воспитанія дѣтей состоитъ въ воспитаніи самого
себя. Какъ ни странно это кажется, это воспитаніе самого
себя есть самое могущественное орудіе воздѣйствія родителей на дѣтей. И тотъ первый параграфъ, которцй устроили
себѣ ваши будущія сосѣдки „совершенсгвуйся",—есть самая высокая и, какъ ни странно это кажется, самая практичеекая—въ смыслѣ служенія другимъ людямъ, воздѣйствія
на другихъ людей—дѣятельность человѣка. Такъ же и въ
воспитаніи. Условія вашей суровой жизни, которыя вы навѣрно не цѣните по ихъ значенію, самыя выгодныя для
воспитанія. Ваша жизнь серьезная и дѣти видятъ и понимаютъ это. Если же вы хотите отъ меня болѣе опредѣленнаго указанія о томъ, что именно читать или давать въ
руки ребенку для религіознаго воспитанія, то я думаю, что
надо не ограничиваться религіозными писаніями одного
вѣрованія, у насъ христіанскаго, а наравнѣ съ христіанской учительной литературой пользоваться буддійской,
браминской, конфуціанской, еврейской. Очень, очень радъ
былъ общенію съ вами. Желалъ бы что бы оно было сотою
долею такъ нолезно вамъ, какъ полевно мнѣ, и потому желалъ бы, чтобъ оно чаще повторялось.
Любящій васъ Л. Толстой.
-
И. Ф. Н а ж и в и н у .
(1904 г., Янв. 19).
Оба вопроса ваши, дорогой Иванъ Федоровичъ, мнѣ
очень близки. Я самъ себѣ отвѣтидъ на нихъ и, можетъ
быть, вы прочтете эти отвѣты когда-нибудь, теперь же
отвѣчу кратко, надѣясь, что вы поймете и неполно выраженное. Все живо и во всемъ живетъ одно, и все отдѣлено
одно отъ другого. Предки каждаго сущесгва и насъ самихъ
познаются нами, какъ вещество въ пространствѣ и движеніе во времени. Каждое существо есть органъ Бога и не
только отдѣльно, но есть особенное, единственное въ своемъ
родѣ существо и можетъ производить единственную, только ему свойственную работу. Отъ этого мы своимъ высшимъ
существомъ и противимся убійству и тому, что ведетъ къ
нему. Кромѣ того, когда мы страдаемъ за страданіе другихъ, мы большею частью невольно обманываемъ себя, ду-
кая, что страдаемъ за етрадающихъ, а страдаемъ за заставляющихъ страдать. Мы страдаемъ за нарушеніе закона
единенія, къ которому стремится все, и страданія указываютъ намъ на это нарушеніе и вызываютъ въ насъ борьбу
съ нимъ для установленія единенія любви.
Второй вопросъ я для себя разрѣшилъ такъ: законъ
жизни есть уясненіе, расширеніе, просвѣтлѣніе сознанія
того вѣчнаго начала, которое есть въ каждомъ существѣ.
Съ болѣе высокихъ сгупеней сознанія, наблюдая жизнь
существъ, стоящихъ на нижней ступени, ихъ дѣйствія,
представляющіяся для нихъ добрыми, для высшаго сознанія представляются зломъ. Ворьба съ тѣмъ, что представляется зломъ, т. е. съ болѣе темнымъ сознаніемъ возможно
только черезъ свѣтъ, черезъ все большее и болыпее просвѣтлѣніе своего сознанія. И нотому справедливо, что если
бы не было зла, т. е. темноты, то не было бы добра, свѣта.
Я живу хорошо, здоровъ. Пишу или скорѣе писалъ о войнѣ
и еще кое-что, а теперь почти не работаю. Спасибо вашей
женѣ за ея добрую приписку. Мнѣ было пріятно. Всѣ мои
писанія и письма я всѣмъ предоставляю печатать. Прощайте. Очень радъ, что вы въ Россіи и здоровы и увижу
Васъ.
Л. Толстой. '
Е. й. П о п о в у .
(Ясная Подяна, 1904 г., Февр. 19).
Получилъ сейчасъ ваше письмо изъ Англіи, дорогой
Е. И., и хочется поскорѣе отвѣтить. Насчетъ внесенія или
не внесенія замѣчаній Б., думаю, что если вто не составитъслишкомъ большого труда, то хорошо бы было ими воспользоваться.—Теперь отвѣчу на вашъ вопросъ. Письмо
ваше очень хорошо обдуманное и выраженное стоитъ стоймя
у меня на столѣ. Я поставилъ его, чтобы отвѣчать. Но до
сихъ поръ не отвѣчалъ и едва ли отвѣчу. Не могу отор, вать свое вниманіе отъ того, чѣмъ занятъ, и направитъ его
умышленно на другое, тѣмъ болѣе, что въ послѣдннее время<
самое послѣднее съ войной. Я совсѣмъ зарылся въ замыслы
кажущихся должныхъ работъ передъ Богомъ (не зяаю,
какимъ по вашему но такимъ, исполнять волю котораго
считаю и долгомъ и высшимъ благомъ) и не могу исполнить десятой доли. Какъ бы хотѣлось высказать вамъ все,
что дѣлается на душѣ, но не только въ письмѣ, на еловахъ не могу высказать того, что хочется, замыслы работъ
и состоятъ въ томъ, чтобы это высказать. Можетъ быть,.
тутъ и будутъ отвѣты на ваши вопросы. Очень радъ узнать
что вамъ хорошо и хорошо Ч. Простите. *
ѵ
Любящій Васъ Л. Толстои.
Г р а ф у Л. Л. Т о л с т о м у .
(Ясная Поляна
1 9 0 4 г\, Апр. 15)
Получилъ, милый Лева, твое письмо и, какъ всегда,
-собирался отвѣтить, когда придетъ срокъ отвѣчать на
многія письма. Но нынче получила твое письмо мама, и
спѣшу отвѣтить на твое. Мое мнѣніе всегда, что, особенно
для духовной дѣятельности, движеніе, передвиженіе неьыгодно.
Это справедливо особенно въ духовномъ отношеніи.
Кантъ во всю жизнь не выѣзжалъ изъ Кенигсберга, и оставилъ громадное духовное наслѣдство. Но прямой мой отвѣтъ на твой вопросъ, тотъ, что главное можно уѣхать
только тогда, когда жена искренно согласна на это и не
будетъ страдать или будетъ больше страдать, если ты не
.уѣдешь, чѣмъ если уѣдешь.
Другое то, что не желательно связываться съ... Очень
ужъ оно, т. е. направленіе его, не хорошо. А что интересно
тебѣ и манитъ твои молодые годы и въ состояніи полной
силы, я очень понимаю.
Для меня безуміе, преступность войны, особенно въ послѣднее время, когда я писалъ и потохму много думалъ о
войнѣ, такъ ясно, что кромѣ безумія и преступности ничего
не могу въ ней видѣть, и мнѣ кажется, что по отношенію
къ войнѣ всякій нравственный человѣкъ долженъ устраниться отъ нея, не участвовать въ ней, чтобы не загрязниться ея мерзостью. Прощай пока, цѣлую тебя.
Л.
Толстой.
А. И. Т у р ч а н и н о в у.
(Ясная Поляна, 1 9 0 4 г., Апр. 15).
Алексѣй Ивановичъ, получилъ ваше письмо и былъ
очень радъ найти въ немъ выраженіе мысли, которую я
вполнѣ раздѣляю, и чувство, которое понимаю и считаю
хорошимъ. Хотѣлось бы только замѣтить, что нельзя называть правдой то, что живетъ въ человѣкѣ и составляетъ
основу жизни. Эга основа жизни и есть то, что одни
называютъ разумѣніемъ, другіе Богомъ. Правда же есть
только вѣрное, не извращенное сознаніе этого духовнаго
начала.
Еще хочется мнѣ замѣтить то, что по моему мнѣнію не
слѣдуетъ увлекаться мыслію о пробужденіи къ истинѣ другихъ. Наше дѣло только в ъ томъ, чтобы в ъ себѣ, какъ
можно сильнѣе, установить пониманіе истины и слѣдованіе ей.
Натле дѣло только в ъ томъ, чтобы въ себѣ разжечь
огонь, горѣть самому, тогда окружающіе насъ сами собой
і
будутъ согрѣваться п зажигаться. Вопросъ вашъ объ еван-гельскихъ чудесахъ удивилъ меня. Чудеса евангельскія не
могли быть, потому что они нарушаютъ законы того разума,
посредствомъ котораго мы понимаемъ жизнь, чудеса не
нужны, потому что ни въ чемъ никого не могутъ убѣдить.
Въ той же дикой и суевѣрной средѣ, Звъ которой жилъ и
дѣйствовалъ Христосъ, немогли не сложиться преданія о
чудесахъ, какъ они, не переставая, и въ наше время складываются легко въ суевѣрной средѣ народа. Посытаю вамъ
брошюру ,Какъ читать Евангеліе", которая отчасти отвѣчаетъ на вашъ вопросъ.
Левъ Толстой.
;
С. Л. Б-ву.
(Ясная Поляна, ( 9 0 4 г . ) .
Не могу опредѣленно отвѣтить на вашъ вопросъ, п. ч.
не знаю основной причины въ вашемъ желаніи оставить
корпусъ и начать рабочую жизнь.
Если вами руководитъ желаніе устроить себѣжизнь, болѣе соотвѣтствующую вашимъ вкусамъ, то я думаю, что,
поступивъ такъ, какъ вы намѣреваетесь, вы жестоко ошігбетесь: такая ваша жизнь вызоветъ огорченіе вашихъ родныхъ и не удовлетворитъ васъ и вы не выдержите ея тяжести. Такъ я думаю по своему наблюденію и опыту. й
потому, не совѣтую пеступаіь такъ, если вами руководитътолько разсужденіе о томъ, что такая жизнь будетъ лучше
зтой, къ которой вы готбвитесь въ корпусѣ.
Если же вами руководитъ религіозное чувство, сознаніе
того, что военное дѣло не согласно съ волею Божьей, тогда
другое дѣло. Но и тогда вамъ не надо загадывать впередъ
о той дѣятельности, которую вы изберете. А надо только
сейчасъ, вслкую минуту своей жизни поступать такъ, какъ
требуетъ того^ваша вѣра въ Бога и въ его законы. И это
родъ йоступковъ, соѳтвѣтствующихъ требованіямъ вашей
вѣры, самъ собой приведетъ васъ къ какому-либо (нельзя
опредѣлить его впередъ и не должно) роду жизни.
При этомъ совѣтовалъ бы вамъ для того, чтобы не принять свои разсужденія и соображенія за вѣру, постараться
прежде всего въ такъ называемыхъ мелочахъ обыденной
жизни слѣдовать требованіямъ своей вѣры: въ добрэтѣ ко
всѣмъ людямъ, воздержаніи отъ тщеславія, всякаго рода
похотей, правдивости, самоотверженія, чистотѣ. Только такая внутренняя работа надъ собой покажетъ вамъ и въ
какой степени сильна въ васъ ваша вѣра и въ какой степени, если ваша вѣра приведетъ васъ къ измѣненію вашего положенія, въ какой степени вынуждены измѣнить свою
жизнь.
Вообще думаю, что выходить вамъ изъ корпуса нужнѳ
не тогда, когда вы разсудкомъ рѣшите, что это было бы
хорошо, а тогда, когда вы всѣмъ существомъ почувствуете,
что эта жизнь такъ противна не вашимъ вкусамъ, а вашей
вѣрѣ, что вы не можете продолжать ее. Тогда только это
будетъ прочно и плодотворно. А еоли вы можете продолжать теперешнюю жизнь, то продолжайте ее.
Во всякомъ случаѣ совѣтую вамъ и вашимъ друзьямъ
прежде всего уяснить себѣ смыслъчеловѣческойжизни, религіозное міровоззрѣніе (оно выражено въ Евангеліи) и
внутренно работать надъ собой, чтобы привести къ наиболь*
шему согласію свою жизнь со своей вѣрой. Отъ всей душя
желаю вамъ этого.
Въ этомъ высшее назначеніе и высшее счастье человѣка.
Левъ Толстой.
М. П. Н о в и к о в у.
(Ясная Поляна, 1904 г., Апр. 30).
Получилъ ваше второе письмо, дорогой Михаилъ Петровичъ. Всей душой сочувствую вамъ и всѣмъ тѣмъ несчастнымъ, которые вмѣстѣ съ вами призваны къ этому тяжелому испытанію.
Долго ли вы пробудете въ Тулѣ? Я бы хотѣлъ проѣхать
къ вамъ, чтобы. повидаться. Многаго не хочется передавать
въ письмѣ. Какъ писали вамъ въ первомъ письмѣ, знайте,
что у васъ и вашей семьи есть друзья. Пишите.
Любящій васъ Л. Толстой.
То, что вы пишете о Вогѣ, въ котораго вѣруютъ православные, который дѣлаетъ чудеса и не прекращаетъ жестокости среди людей, не понравилось мнѣ. Что намъ за дѣло
до этого Вога, намъ надосамимъ-товѣровать въ настоящаго
и по-настоящемѵ.
Л. Т.
А. Ф. К о н и .
(Ясная Поляна, 1904 г., Май І).
Письмо ваше и оттискъ получилъ, дорогой Анатолій
Федоровичъ, и благодарю васъ.
Особенно тронула меня ваша заботливость о такихъ пустякахъ, какъ подробности одеждъ при Николаѣ. Жена
утверждаетъ, что она помнитъ плюмажи въ 50-хъ годахъ.
Можетъ быть они оставались у генераловъ, а Государь уже
не носилъ ихъ. Постараюсь при случаѣ справиться по портретамъ Николая въ 50-хъ годахъ. Судебную этику я^прочелъ
и хотя думаю, что эти мысли, исходящія отъ такого авторитетнаго человѣка, какъ вы, должны принести пользу судейекой молодежи, я лично не могу, какъ бы ни желалъ,
отрѣшиться отъ мысли, что какъ скоро признанъ высшій
нравственный религіозн. законъ категорическаго императива
Канта, такъ уничтожается самый судъ передъ его требованіями. Можетъ быть и удастся еще повидаться,—тогда
поговоримъ объ этомъ.
Дружески жму вашу руку.
Левъ Толстой.
Л. 0. П а с т е р н а к у .
(Яская Поляна. 1 9 0 4 г., Ноябрь 22).
Спасибо, любезный Леонидъ Осиповичъ, за присланные
рисунки*). Особенно мнѣ понравились два: „за ужиномъ" и
особенно лицо женщины—это 5 + . Также 5 + за послѣдній
рисунокъ—женщины съ двумя дѣвочками. Хорошъ и баринъ—тотъ трудъ, съ какимъ онъ вытягиваетъ ногу.
Первый рисунокъ не удовлетворилъ меня, потому что
тѣло ангела слишкомъ тѣлесно. Правда, задача невозможная: ангела въ тѣлѣ. То же и въ рисункѣ сапожника—
слишкомъ тѣлесный. Но вообще прекрасны, какъ и всѣ ваши
рисунки, и я вамъ благодаренъ за нихъ.
Поклонъ вашей милой женѣ, надѣюсь, что дѣтки растутъ издравствуютъ.
Вашъ Л . Толстой.
Е. Е. Г о н ч а р е н к о .
(Ясная Поляна, 1 9 0 5 года, Янв. 19).
Получилъ ваше письмо, любезный братъ Евтихій Егоровичъ, и порадовался за васъ, за тѣ хорошія чувства и
мысли, которыя вы въ немъ высказываете, и за ваше твердое и бодрое душевное состояніе. Совѣта о дальнѣйшемъ
вашемъ образѣ дѣйствій я никакого дать вамъ не могу. 0
томъ, въ чемъ дѣло христіанина, вы знаете то же, что и я.
Всѣ мы должпы стремиться къ тому, чтобы быть совершенными, какъ Отецъ Небесный, и всѣ мы, по мѣрѣ своихъ
силъ, доходимъ до той степени совершенства, до которой
насъ допускаютъ наши слабости. Мы всѣ знаемъ, что чѣмъ
дальше мы дойдемъ въ этомъ совершенствѣ, всѣмъ намъ
будетъ лучше. И потому учить намъ другъ друга нечему,
особенно тому, кто не несетъ испытаній того, кто несетъ его.
Могу только радоваться на то, что вы сдѣлали и дѣлаетен
*)
Иллюстрація
къ
„ Ч ѣ м ъ люяи
живы*.
желать вамъ п твердости, которая нужна для того, чтобы
не нарушить воли Бога и той мягкости и доброты, которая
нужнадля того, чтобы не нарушить добрыхъ, любовныхъ
отношеній съ людьми, которые считаютъ себя вашими начальниками. До сихъ поръ я вижу, что вы такъ и поступали, и очень радуюсь этому. Прощайте, если еще напишете,
буду благодаренъ.
Братски цѣлую васъ.
Левъ Толстой.
Кн. II. II. Н а к а ш и д з е .
(Ясная Поляна, 1 9 0 5 года, Февр. 1).
Свѣдѣнія, которыя К. сообщилъ,по моему мнѣнію, огромной важности и непремѣнно надо познакомить людей съ
тѣмъ огромной важности событіемъ, которое происходитъ
въ Гуріи.
Хотя я знаю, что гурійцы не имѣютъ понятія о моемъ
существованіи, мнѣ все-таки очень хочется передать имъ
выраженіе тѣхъ чувствъ и мыслей, ісоторыя вызываютъ
во мнѣ ихъ удивительная дѣятельность. Если вы можете
и найдете это удобнымъ, передайте имъ, что вотъ есть такой старикъ, который двадцать лѣтъ о томъ думаетъ и пишетъ, что всѣ бѣды людскія отъ того, что люди ждутъ себѣ помощи и устройства жизни отъ другихъ, отъ властей,
а когда видятъ, что отъ власти имъ нѣтъ помощи и порядка, то начинаютъ осуждать властителей, бороться противъ нихъ. А что не надо ни того, ни другоію: ни ждать
помощи и порядка отъ властей, ни сердиться на нихъ и
воевать съ ннми. А надо одно: то самое, что дѣлаютъ они,
гурійцы, а именно: устраивать свою жизнь такъ, чтобы не
нуждаться во властяхъ. Для того же, чтобы не нуждаться
во властяхъ, надо дѣлать опять то же, что они дѣлаютъ:
жить по совѣсти, по Христу, короче по-Божыт. Если можно, то передайте имъ, какую великую радость испыталъ
этотъ старикъ, когда узналъ, что то, о чемъ онъ думалъ
и писалъ столько лѣтъ и чего ученые и считающіе себя
мудрыми не понимаютъ и не понимали,—что это самое
сами для себя своимъ умомъ и своей совѣстью рѣшили
тысячи людей и не только рѣшили, но и произвели въ д ѣ ло, и ведутъ это дѣло такъ твердо и хорогпо, что сосѣдніе
люди пристаютъ къ нимъ.
Скажите ішъ, что дѣло это такое важное и хорошее, что
падо в с ѣ силы употребить (духовныя оилы: кротость, разсудительность, терпѣніе) для того, чтобы довести его до конда, чтобы быть примѣромъ для ближнихъ и дальнихъ людей и послужить установленію Царства Божія не силою и
обманомъ^ а разумомъ и любовью.
Скажите имъ, что не я одинъ, но много и много людей
радуются на нихъ, готовы всячески, если возможно и нужно, великое дѣло и такъ много уже сдѣлавъ для него, они
послужить имъ, что всѣ мы увѣрены, что, начавъ такое
не оставятъ его и будутъ вести его все такъ же, показывая
примѣръ людямъ.
Скажите имъ, что старикъ, человѣкъ этотъ, думаетъ, что
главныя ихъ силы должны быть направлены кътому,чтобы
какъ они саміг говорятъ, жить по Христу, по совѣсти, исполняя одинъ II тотъ же законъ и дяя христіанъ, и для
магометанъ, и для всѣхъ людей міра. Законъ этотъ въ томъ,
чтобы любить всякаго человѣка и дѣлать другому то, что
хочешь, чтобы тебѣ дѣлали. Если они будутъ жить такъ,
по-Божыі, то никто имъ ничего не сдѣлаетъ. Если они будутъ съ Богомъ, Богъ буд'етъ съ ними и никто не будетъ
въ сілахъ помѣшать имъ.
Л. Толстой.
II. Ф. Н а ж и в и н у.
(Ясная Поляна, 1 9 0 5 г., Мартъ 2 ) .
Очень жалѣю, милый Иванъ Федоровичъ, что пришлось
такъ долго не отвѣчать вамъ на ваше такое хорошее письмо.
0 забываніи въ себѣ Бога я не огорчаюсь, потому что
поглядѣвъ назадъ, вижу, что было время, когда я никогда
даже и не вепоминалъ/Его. Вѣдь въ этомъ жизнь, чтобы
замѣнять сознаніе своей личной жизни сознаніемъ Бога. И
потому этимъ огорчаться не надо. Очень радуюсь за васъ
обоихъ, что у васъ ожидается ребенокъ. Не слишкомъ только надѣйтесь п готовьтесь на жизнь съ нимъ.
0 воспитаніи можно много сказать, но мнѣ очень понравилось то, что сказалъ объ этомъ, кажется, Эмерсонъ,
что самое вая^ное въ ребенкѣ сознаніе его божественной
природы, заставить наклюнуться этотъ ростокъ. Карпентера )
возвращаю. Все прекрасно, кромѣ Епіоііаііоп.
Л. Толстой.
1
ч
Е. И. П о п о в у .
(Ясная Поляна, 1905 г., Мартъ 3 ) .
Спасибо, милый Евгеній Ивановичъ, за ваше хорошее
письмо, за то, что не сомнѣваясь въ томъ, что я люблю
васъ, пншите мнѣ подробно о себѣ. На то, что тревожитъ
васъ, одно могу сказать, какъ человѣкъ, переплывшій или
скорѣе перенесенный теченіемъ на другую сторону, на
твердую землю, боритесь, не уступая. Еще могу посовѣтоі) „Цивилизація, ея причины и излѣченіе".
вать, не впушайте себѣ, что борьба эта трудная, какъ внушаютъ себѣ запойные пьянпцы, а, яапротивъ, говорите себѣ,
что очень глупо портить себѣ жизнь пустяками и что не
портить ее очень легко.
Разумѣется, это легко говорить переплывшему, но всетаки въ слабости этой есть доля самовнушенія и надо избавиться отъ нея.
Шкарвану я очень радъ буду служить предисловіемъ,
Я сообщу ему черезъ Д. Прощайте, милый другъ.
Л.
Толстой.
х
Я п о н ц у II з о - А б е ) .
(Ясная Поляна, 1 9 0 5 г.).
Дорогой другъ, Изо-Абе! Мнѣ доставило величайшую
радость полученіе вашего письма и газеты съ англійской
замѣткою. Отъ души благодарю васъ за нихъ. Хотя я никогда не сомнѣвался въ томъ, что въ Японіи имѣется не
мало благоразумныхъ, нравственныхъ и религіозныхъ людей,
которые пигаютъ отвращеніе къ настоящей войнѣ, тѣмъ не
менѣе, я былъ очень радъ получить подтвержденіе этого
мнѣнія. Мнъ доставляетъ величайшее удовольствіе, что въ
Японіи у меня есть товарищи и сотрудники, съ которыми
я могу вступить въ дружеское общеніе. Такъ какъ я хотѣлъ
бы быть совершенно откровеннымъ съ вами, какъ со всякимъ другомъ, котораго я искренно уважаю, то и долженъ
признаться, что не могу одобрить соціализма, и я огорчился узнавъ, что наиболѣе просвѣщенная и развитая часть
вашего даровитаго • и энергичнаго народа переняла изъ Е в роны крайне слабую, обманчивую и ложную теорію соціализма. Соціализмъ имѣетъ цѣлью удовлетворить низшую сторону человѣческой природы — потребность матеріальнаго
благополучія. Но даже и этого онъ не можетъ достигнуть
этими средствами, которыя онъ проповѣдуетъ. Истинное
•благо человѣчества,—благо духовное и моральное вклю-,
чаетъ также и матеріальныя благополучія и ѳта высшая
цѣль можетъ быть достигнута лишь религіознымъ и моральнымъ усовершенствованіемъ каждой отдѣльной личности,
такъ какъ изъ отдѣльныхъ личностей состоятъ народы и
все человѣчество. Подъ религіей я подразумѣваю вѣру в ъ
общій законъ, данный Богомъ всѣмъ людямъ и выражающійся на практикѣ в ъ любви каждаго ко всѣмъ остальнымъ
и въ томъ, чтобы дѣлать по отношенію другого такъ, какъ
онъ хочетъ, чтобы поступали съ нимъ. Я знаю, что этотъ
путь считается менѣе цѣлесообразнымъ, чѣмъ соціализмъ
или другая теорія. Однако, это единственный вѣрный путь,
1
) Редакторъ японскаго соціайистическаго журнала.
и в с ѣ тѣ усилія, которыя мы дѣлаемъ, чтобы .осуществить
ошибочныя и невозможныя теоріи, утрачены для единственнаго истиннаго блага, какъ всего человѣчества, такъ и
каждаго отдѣльнаго человѣка. Простите мнѣ дерзость, съ
которой я критикую ваше ученіе и будьте увѣрены въ искренности моей дружбы. Мнѣ доставитъ радостъ полученіе
всякаго извѣстія отъ васъ.
Левъ
Толстой.
Японскому студенту Т а м у р ѣ *).
(Ясная Поляна, 1 9 0 5 г., Мартъ)
Дорогой другъ. Въ книгахъ: „Хріістіанское ученіе" и
„Въ чемъ моя вѣра" вы найдете отвѣтъ на тѣ вопросы, которые вы мнѣ задали. Совершенно неважно: христіанинъ
человѣкъ, буддистъ, конфудіанецъ или мусульманинъ; нѣтъ
такого внѣшняго авторитета, которому человѣкъ былъ бы
обязанъ вѣрить, но у всякаго должна быть своя религія,
т.-е. разумное объясненіе и опредѣленіе его жизненной задачи. Такое разумное объясненіе жизни каждый можетъ
найти въ своей собственной религіи, во всѣхъ религіяхъ это
объяснёніе одно и то же. Заключается оно въ слѣдующемъ:
человѣкъ — слуга высшей силы, которую мы называемъ
Вогомъ, и онъ долженъ исполнять волю этой силы. Воля этой
силы всего человѣчества, которая можетъ быть достигнута—
любовь. Кто выполняетъ эту заповѣдь, тотъ не знаетъ зла
и при жизни, ни по смерти. Истина эта заключается во
всѣхъ религіяхъ: въ браминствѣ, въ буддизмѣ, въ конфудіанствѣ, въ лаотизмѣ, іудействѣ, христіанствѣ, магометанствѣ. Она не нуждается ни въ какомъ авторитетѣ для своего признанія, потому что сама она заключаетъ в ъ себѣ
высшій авторитетъ, какой только можетъ существовать,—
удостовѣреніе собственнымъ сознаніемъ. Только такая религія можетъ избавить людей отъ зла, которое создается ими
самими для себя. Поэтому я убѣжденъ, что разрушеніе
суевѣрій, искажающихъ всякую религію, является первою
іі главною обязанностью каждаго человѣка.
Вашъ другъ
Левъ Толстой.
И. Ф. Н а ж и в и н у .
(Ясная Поляна, 1905 г.. Мартъ 5 >
Получилъ второе письмо ваше, милый И. Ф., и получи;.ъ
отъ него то же впечатлѣніе, какъ и отъ перваго.
*) Молодой японецъ, студентъ токійскаго университета, обратившійся
<къ Л. Н. съ недоумѣніями относительно хріістіанскаго ученія.
Я думаю, что вы ошибаетесь, полагая, что христіанство,
т.-е. религія, имѣетъ какія-либо внѣшнія цѣли и что о немъ
можно судитъ по мѣрѣ достиженія этихъ представляющихся
намъ общихъ цѣлей. Христіанство, истинное христіанство,
по моему мнѣнію, тѣмъ и отличается отъ религій, которыя
можно назвать общественными, какъ католичество, православіе, магометанство, я думаю даже конфуціаяство, что опо
обращается къ душѣ каждаго отдѣльнаго человѣка, для каждаго отдѣльнаго человѣка разрѣшаетъ его вопросы жизни,
указываетъ ему его назначеніе, состоящее въ іісполненііх
воли Бога, въ сліяніи съ ней своей воли, въ служеніи Богу
и людямъ іі тѣмъ даетъ имъ спокойствіе и благо. Правда,
что одно изъ невольныхъ подтвержденій христіанской истипы
и какъ бы маленькое поощреніе къ ней состоитъ въ томъ,
тго исполненіе воли Бога лучшее, что можетъ сдѣлать
для себя человѣкъ, вмѣстѣ съ тѣмъ и осуществляется царетво Божіе (царство Бажіе внутри васъ есть), но сущность
христіанства и то, что привлекаетъ къ нему, и даетъ благо,
не въ этомъ внѣшнемъ осуществленіи царства Божія, которое никогда вполнѣ не осуществится, а къ которому человѣчество всегда будетъ приближаться (какъ асимптота къ
кривой), а въ томъ, что жизнь человѣка въ этомъ мірѣ в ъ
короткій срокъ этой жизни получаетъ вѣчный радостный
емыслъ.
Такъ вотъ я и думаю, что человѣкъ, нонимающій такъ
христіанство,—никакъ не будетъ думать о томъ, что д ѣ лаютъ другіе, хорошо ли это или дурно, приближаетъ ли
зто его близорукій взглядъ къ осуществленію царства Божія, зная, что его задача и смыслъ жизни состоитъ въ работѣ, на той одной части міра, которая составляетъ его тѣло,
будетъ дѣлать всѣми силами это дѣло вполнѣ увѣренный,
что обѣщанное царство Божіе наступитъ, хотя и не такъ,
какъ онъ воображаетъ (царство Божіе наступитъ невидимымъ образомъ), но непремѣнно настуіштъ. Содѣйствовать
же ускоревію этого наступленія онъ будетъ только работой
надъ собой, гдѣ все въ его власти, и сердиться и упрекать никого не будетъ, кромѣ себя, кому в с ѣ упреки—
благо. Такъ вотъ что я думаю, милый Иванъ Федоровияъ.
Всли я ошибаюсь объ опредѣлепіи и вашей ошибки, то простите меня.
Любящій васъ
Леаъ Толстой*
N. N..
(С. Никольсное, 1905 г., Авг. 14.
х
...Я сейчасъ пишу отъ брата ). Ояъ очень тяжело, смертельно боленъ (у него ракъ въ лицѣ) и до сихъ поръ тяжело переноситъ свои страданія и приближеніе къ переходу.
Я надѣюсь, что это пройдетъ, т. е. нужное для перехода
просвѣтлѣніе.
Какъ дурно, не религіозно живутъ безъ сознанія не
сголько смерти, сколько частичности своего здѣшняго существованія. Думать о смерти нечего, но жйть надо въ
виду ея.
Вся жизнь становится торжественна, значительна іг
истинно плодородна и радостна. Въ виду смерти мы не можемъ не работать усердно и потому, что она воякую минуту
можетъ прервать работу, и потому, что въ виду ея смерти
нельзя работать то, что не нужно для всей жизни, т.-е. для
Бога. А когда такъ работаешь, жизнь становится радостнѣе
и нѣтъ этого нугала — страха смерти, которое отравляетъ
жизяь и живущихъ въ виду смерти людей. Страхъ смертк
обратно пропорціоналенъ хорошей жизни. При святой жизни
этотъ страхъ—ноль. И такъ же отношеніе къ жизни и смертк
можетъ быть воспитано—религіозное воспитаніе, но мы не
воспитаны такъ и съ трудомъ должны работать надъ собой
сами. А возможно ли общее релнгіозное воспитаніе и какое
это было бы благо.
Любящій васъ
Левъ Толстой.
А. Ф. М о о д у.
(Ясная Поляна, 1 9 0 5 г., Авг. 2 0 ) .
Очень, очень виноватъ передъ вами, дорогой Моодъ. Два
шісьма ваши давно уже лежатъ у меня безъ отвѣта. Пожалуйста, не сердитесь на меня за это. Причпна та, что у меня
бываютъ времена, слѣдующія одно за другимъ, то упадка
умственной энергіи, при которой я не могу взять на себя
написать самое простое письмо, то особеннаго возбужденія
ея, при которомъ я весь отдаюсь своей работѣ. А работы
очеяь много. Только что пережилъ такіе два періода.
На первое письмо ваше о 6 0 0 фунтахъ, которые в * предлагаете мнѣ я думаю такъ: сейчасъ я не предвижу для себя
возможности хорошо, несомяѣнно хорошо употребить ихъ;
и потому, если вы не найдете имъ такого же несомнѣнно
хорошаго употребленія, и пока не найдете, положите ихъ въ
банкъ. Если же мнѣ представится случай употребленія,—
х
) Старшій братъ Л. Н-ча-Сергѣй Николаевичъ, умершій въ 1905 г
я вамъ напишу. Что касается Стэда, то я особенно радъ
буду его посѣщенію.
бно уничтожитъ то недоразумѣніе, которое случайно и,
вѣроятно, по моей винѣ возникло.
Передайте пожалуйста мои сердечные привѣты вашей
женѣ, свояченицѣ, ея другу и дѣтямъ.
Книгу вашу не читалъ еще, но прочту непремѣнно.
Исторія духоборовъ очень интересна и значительна до
сихъ поръ и, я думаю, будетъ еще интереснѣе и поучительнѣе въ будущемъ.
Дружески жму вамъ руку
Левъ Толстой.
А. Ф. К о н и .
(Ясная Поляна, 1905 г., Авг. 2 6 ) .
Дорогой Анатолій Федоровичъ!
Давно уже пора бы отвѣтить на ваше письмо; простите
что замедлилъ.
Я нынче пишу Л. Я. Гуревичъ и пишу ей, что повѣсть,
которую я пишу, едва ли скоро кончу, а если и кончу, то
отдамъ въ Посредникъ. Очень мнѣ жаль и ее и очень по
моему хорошій журналъ, если онъ въ такомъ шаткомъ положеніи.
Очень, очень мнѣ жаль, что давно не видалъ васъ и
что вы не заѣхали къ намъ проѣздомъ на Кавказъ. Утѣшаю
себя мыслью, что доктора всегда врутъ и что ваше нездоровье не такъ опасно, какъ вы думаете. Впрочемъ, думаю,
II отъ всей души желаю вамъ этогб, если у васъ его нѣтъ:
вѣры въ жизнь вѣчную и потому безстрашія передъ смертыо,
уничтожающаго главное жало всякой болѣзни. Пишу я,
правда, тотъ сюжетъ, который вы разсказывали мнѣ, но я
такъ никогда не знаю, что выйдетъ изъ того, что я пишу,
и куда оно меня заведетъ, что я теперь самъ пе знаю, что
я пишу теперь. Прощайте. Дай Богъ 'вамъ наиболыпей близости къ нему и тогда все будетъ хорощо.
Любящій васъ Л. Толстой.
Редактору „Русскихъ Вѣдомостей".
(Ясная Поляна, 1905 г , Дек. I).
Прилагаю два письма двухъ крестьянъ, христіанъ, второй годъ томящихся въ дисциплинарномъ баталіонѣ за то,
что они по своимъ (думаю никто не станетъ спорить противъ этого) истинно христіанскимъ вѣрованіямъ не могли
вобровольно поступить въ войско и принять запрещенную
дъ Евангеліи присягу.
Полагаю, что въ теперешнее время провозглашена свобода совѣсти, съ другой стороны освобождены всѣ жлитическіе арестанты, пора бы перестать наказывать людей за то,
что они остаются вѣрными своимъ религіознымъ, мирнымъ
братолюбивымъ убѣжденіямъ. Пора бы для такихъ, исключительно высокихъ по своему нравственному складу людей,
найти какой-либо другой выходъ изъ того противорѣчія, въ
которое они поставлены требованіями и законами Христа.
чѣмъ жестокое заточеніе и розги.
Прежде, недавно еще, такіе люди ссылались въ Якутскую
область. Какъ ни тяжела была эта ссылка, она все-таки была
несравненно легче дисциплинарнаго баталіона. Такихъ заключенныхъ теперь в ъ дисциплинарныхъ баталіонахъ я знаю
еще многих2> кромѣ этихъ двухъ.
Левъ Толстой.
П. И. Б и р ю к о в у.
(Ясная Поляка ІЭ06 г., Февр.).
Сначала я думалъ, что не буду въ состояніи помочь
вамъ въ моей біографіи, несмотря на все мое желаніе сдѣлать это. Боялся неискренности, свойственной всякой автобіографіи, но теперь я какъ будто нашелъ форму, въ которой могу исполнить ваше желаніе, указавъ на главный характеръ слѣдовавшихъ одинъ за другимъ періодовъ моей
жизни въ дѣтствѣ, юности и возмужалости. Какъ только
оправлюсь настолько, что буду въ состояніи писать, непремѣнно посвящу на это нѣсколько часовъ и постараюсь сдѣлать это.
Левъ Толстой.
В . А. Ш.
(Ясная Поляна, 10 Февр., Ш06 г.,.
Я васъ вполнѣ понимаю, не только понимаю, но сливаюсь съ вами въ одно и то же сознаніе Бога—основы нашей жизни. На этой глубинѣ сознанія мы всѣ соединяемся
воедино. И такое сознаніе есть великое благо. Но мы не
можемъ оставаться постоянно на этой глубинѣ сознанія.
И главная задача людей, испытавшихъ это состояніе, въ
томъ, чтобы, во-первыхъ, какъ можно большую часть своей
жизни оставаться въ немъ, а во-вторыхъ, остальную жизнь,
происходящую в н ѣ этого сознанія, какъ можно больше приблизить къ нему, в с ѣ поступки пропитать этимъ сознаніемъ
единства со всѣми людьми, со всѣмъ живымъ. И это приводитъ меня къ тѣмъ мыслямъ, которыя вызвало во мнѣ
это ваше второе письмо. Вы семейный человѣкъ, у васъ есть
дѣти и жена, которая, какъ это и не можетъ быть иначе,
не можетъ сочувствовать поступкамъ, вызваннымъ вагпимъ
душевнымъ состояніемъ; не можетъ сочувствовать потому
что кто не со мною, тотъ противъ меня. Сочувствовать измѣненію міросозерцанія, замѣнѣ мірского міросозерцанія хркстіанскимъ—нельзя. Можно раздѣлять или не раздѣлять
его. А не раздѣляя, не только нельзя сочувствовать, но и
нельзя не относиться къ нему враждебно. И таково должно
быть отношеніе вашей жены и вашихъ (по мірскому) близкихъ вамъ. Но вопросъ въ томъ, каково должно быть отношеніе ваше къ нимъ? Само собою разумѣется, что вамъ
должяо всѣми силами стараться поступать такъ, чтобы ваши
поступки не производили бы раздраженія или какъ можно
меныпе раздраженія, но есть поступки, которыхъ вы не можете не дѣлать по требованіямъ своей совѣсЗти, которые,
какъ ваша отдача земли, должны вызвать раздраженіе, не
только семейныхъ, но и постороннихъ. И вотъ тутъ-то надо
быть внимательнымъ къ себѣ, чтобы не заразиться ихъ раз»
драженіемъ, а, понимая ихъ положеніе, хотя и неизбѣжно
раздражая ихъ, не переставать любить ихъ. Пребывающій въ
любви пребываетъ въ Вогѣ и Богъ въ немъ. Вотъ этому-то щебыеанію въ любви надо стараться не измѣнить, несмотря ни
на какіе противъ себя поступки и чувства другихъ людей.
Обыкновенно и самые добрые люди считаютъ, что—главное—
не раздражать людей, сдѣлать имъ пріятное, вызвать ихъ
любовь къ себѣ.
Но это большал ошибка. Поступать надо независимо отъ
того, пріятно ли или непріятно это будетъ людямъ, а только
потому, насколько поступки пріятны Богу. По отношенію
же людей главное дѣло въ томъ, чтобы щебыеать в ъ любви
къ нимъ, т.-е. не испытывать къ нимъ недоброжелательства,
хотя бы они и ненавидѣли и оскорбляли. И главное, что
нужно для этого, это, любя, понимать ихъ и, понимая, любить ихъ. А то часто бываетъ, что для того, чтобы не раздражить людей, угодить имъ, не дѣлаешь того, чего требуетъ отъ тебя Б о г ъ и вмѣстѣ съ тѣмъ чувствуешь недоброе чувство къ тѣмъ людямъ, ради которыхъ ты отступилъ отъ требованій Бога. И выходитъ двойной грѣхъ: и
тотъ, что ты не исполнилъ того, что хотѣлъ Богъ и не
любишь тѣхъ людей, ради которыхъ ты сдѣлалъ это. А надо
было напротивъ: сдѣлать то, чего требуетъ совѣсть и, понимая ихъ положеніе, не переставая любить тѣхъ, кому
непрілтенъ твой поступокъ. Тогда ты навѣрное сдѣлалъ бы
то, что должно для себя, и по всѣмъ вѣроятіямъ добро тѣмъ,
съ кѣмъ имѣлъ дѣло.
Н. Е. Ф-у.
(Ясная Поляна, 1 9 0 6 г., ІИарть І 5 ( ? ) ) .
Милый Ф. Судя по вашему письму, думаю, что вы и не
замѣтили, какъ давно уже перешли на переводнойстрѣлкѣ
съ рельсовъ христіанскаго пути на рельсы революціонные
и катитесь по нимъ, воображая, что вы на христіанекомъ
пути, въ особенности по тому, что печатаете и распространяете книги христіанскаго духа. Вы сравниваете нраветвенныя величины революціонеровъ и правительственныхъ людей. Но вы сравниваете одни числители (это свойство молодости), не знамепатели. А я вижу знаменатели и потому
безъ всякаго сомнѣнія знаю, что солдатъ, офицеръ, чиновпикъ, губернаторъ, выросшіе на этомъ, кормящіе свою семью
и покоряющіеся существующему, т.-е. человѣкъ смиренный,
съ крошечнымъ знаменателемъ несравнепно нравственнѣе
г-жи или г-на X . , твердо знающихъ, что нужно для блага
Россіи, й браунингомъ достигающіе этого блага.
Берегитесь, милый Ф., отъ окружающаго васъ гипноза.
Христіанину надо жить передъ Богомъ и своей совѣстью,
а воздѣйствовать на другихъ не надо и нельзя, потому что
онъ не знаетъ и не можетъ знать, что для нихъ хорошо.
Вы печатаете мои книги и распространяете ихъ, мнѣ это,
каюсь, пріятно, но я не знаю, хорошо ли это, и вамъ слѣдуетъ точно такъ же не знать этого и не класть на этовапшхъ силъ...
Людямъ, желающимъ итти по христіанскому пути въ
наше время, повѣрка въ отношеніи къреволюціи. Нынчеже
съ вашимъ письмомъ получилъ письмо (прежде уже было
нѣсколько такихъ) отъ женщины, которая меня укоряетъ
серьезно и горячо за то, что я не пишу о . . . войнѣ,
возмущаюсь ея мученіями, не сострадаю ей. Вѣдь это
ужасно. Несчастяую дѣвушку, которая страшно жалка тѣмъ
заблужденіемъ и развратомъ душевнымъ, который довелъ ее
до хладнокровнаго убійства, требуетъ, чтобы мы жалѣлиза
ея физическія страданія. Да если бы она опомнилась, поняла, что она сдѣлала, она лросила бы мученій, чтобы чѣмънибудь загладить...
Л. Толстой.
Н. Г. С.
(Ясная Поляна, 1906 г., іюнь 3 0 ) .
Любезный другъ С. (простите, забылъ ваше имя, отчество). Я получилъ ваше письмо, когда былъ нездоровъ,
и потому попросилъ отвѣтить жившаго у насъ Беркенгейма.
Но содержаніѳ вашего письма мнѣ кажется такъ важно, что
хочется отвѣтить самому и выяснить, почему я не согласенъ съ вами.
По слабости своей я радовался на вашу работу расиространенія моихъ мыслей и былъ, и есмь благодаренъ вамъ.
Говорю: по слабости, п. ч. не беру на себя знать, нужно ли
чтобы теперь распространялись мои мысли и даже, чтобы
онѣ вообще распространялись. Знаю, что мнѣ надо было
выражать ихъ, но не болыпе. Про то же, чтобы сознательно
употреблять ихъ на дѣло революціи—насилія, зла—я знаю,
несомнѣнно, что этого не должно. Знаю, что противовоенныя
мои писанія могутъ имѣть значеніе, какъ необходимый выходъ изъ христіанскаго міровоззрѣнія, но никакъ не желаю
давать имъ главное—и еще менѣе служебное значеніе для
цѣлей, не только чуждыхъ, но прямо противныхъ мнѣ. Само
собою разумѣется, что желательно, чтобы солдаты не стрѣляли въ братьевъ и вообще въ людей, но чтобы они воздержались отъ этого ради Бога, а не для того, чтобы содѣйствовать революціи, т.-е. замѣной одной власти другою.
Революціонеры не желаютъ, чтобы солдаты стрѣляли въ нихъ,
но едва ли откажутся отъ того, чтобы солдаты стрѣляли
въ ихъ враговъ. бни могутъ съ моими писаніями дѣлать
что имъ угодно, я не могу препятствовать имъ въ этомъ,
но давать или содѣйствовать имъ, это все равно, что употреблять евангеліе (книжку) на поджогъ деревни.
Простите, если сдѣлалъ вамъ непріятное. Любящій
васъ и Ф.
Левъ Толстой.
В . А. М о л о ч н и к о в у.
(Ясная Поляна, 1906 г., Сент. 2 4 ) .
Въ концѣ вашего письма вы пишете: „или быть можетъ
объ этомъ не нужно думать, а дѣлать свое дѣло и не участвовать въ злѣ". Аминь. Это самое я не то что думаю
только, но въ этомъ я убѣжденъ, какъ въ томъ, что я существую. Добавлю только то, что не думать о Царствіи
Божьемъ, не желать, не искать его нельзя пробудившимся къ
жизни людямъ. Дѣло только въ томъ, что для достиженія
этого царствія Божьяго есть только одно самое могущественное средство, то самое, которое вы говорите: дѣлать свое
дѣло прежде всего вокругъ себя, въ томъ положеніи, въ
которомъ находишься, если только можешь продолжать находиться въ этомъ положеніи и не участвовать въ злѣ.
Этимъ я, или скорѣе вы сами, отвѣчаете на ваши предположенія внѣшнимъ образомъ измѣнить свой образъ жизни.
Я бы скорѣе совѣтовалъ вамъ работать надъ собой, оставаясь въ прежнихъ условіяхъ. Главное, совѣтовалъ бы вамъ
дѣлать только то, что требуетъ отъ васъ Богъ, ваша совѣсть, совершенно независимо отъ сужденій людскихъ.
Левъ
Толстой.
И. Ф . Н а ж и в и н у .
(Яснія Поляяа, 1 9 0 6 г., Се.чт. 2 5 ) .
Спасибо вамъ, милый Иванъ Федоровичъ, за письмо и
за трогательныя свѣдѣнія о Куртышѣ. Не могу жалѣть его.
Могу только радоваться и бояться... Япослалъ выниску изъ
вашего письма солдатамъ, которые обращались ко мнѣ съ
вопросомъ: какъ имъ быть, когда ихъ пошлютъ усмирять.
То, что вы недовольны своей жизнью, только хорошо.
Когда истинно хочешь идти по прямой и видишь свое уклоненіе отъ нея, то неизбѣжно выйдешь опять иа нее. Романъ
вашъ вѣроятно много мѣшалъ, и я радъ, что вы его кончили. Я давно уже думалъ, что эта фэрма отжила,—не вообще отжила, а отжила, какъ нѣчто полезное. Если мнѣ
есть что сказать, то не стану я описывать гостиную, закатъ
солнца и т. п. Какъ забава, невредная для себя и другихъ—да. Я люблю эту забаву. Но прежде на это смотрѣлъ, какъ на что то важное. Это кончилось. Привѣтъ
вашей хорошей женѣ.
Л. Толетой.
П. І і Б и р ю к о в у.
(Ясная ПоАЛна, 1906 г.).
...0 томъ, какъ на меня подѣйствовало 1-е марта, немогу
ничего сказать опредѣленнаго, особеннаго. Но судъ надъ
убійцами и готовящаяся казнь произвели на меня одно изъ
самыхъ сильныхъ впечатлѣній моей жизни. Я не могъ перестать думать о нихъ, но не столько о нихъ, сколько о тѣхъ,
кто готовился участвовать въ ихъ убійствѣ, иособенно объ
Мнѣ такъ ясно было, какое радостное чувство
онъ могъ бы испытать., простивъ ихъ. Я не могъ вѣрить,
что ихъ казнятъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ боялся и мучился за
ихъ убійцъ. Помню, съ этой мыслью я послѣ обѣда легъ
внизу на кожаный диванъ и неожиданно задремалъ и во
снѣ, въ полу-снѣ, подумалъ о нихъ и о готовящемся убійствѣ и почувствовалъ такъ ясно, какъ будто это все было
наяву, что не ихъ казнятъ, а меня и казнятъ не съ палачами и судьями, а я же и казню ихъ, и я съ кошмарнымъ
ужасомъ проснулся.
II тутъ написалъ письмо.
Н. Г. С.
(Ясная Поляна, 1906 г., Ноябрь 4 ) .
Ыилый другъ С. Насчетъ изданій дѣлайте все, какъ хотите. Это ваше, а не мое дѣло, и вы дѣлаете его такъ хорошо, что мнѣ незачѣмъ мѣшаться въ него. Притомъ другія
мысли занимаютъ меня все больше, мысли того же порядка,
какъ и тѣ, о которыхъ вы пишете въ концѣ письма. Мысли
эти до слезъ тронули меня, такъ онѣ близки мнѣ и радостны. „Пребывающій въ любви, пребываетъ в ъ Богѣ и
Богъ въ немъ. Бога никто не видѣлъ нигдѣ, но если мы
любимъ другъ друга, то онъ прзбываетъ в ъ насъ". Любовь
есть та самая живая форма, въ кот. мы можемъ постигнуть
Бога, или, другими словами, въ кот. мы поднимаемся на
высшую доступную степень сознанія. И потому, понимая
такъ жизнь и себя, мы не можемъ расходиться не только
другъ съ другомъ, но ни съ какимъ человѣкомъ в ъ мірѣ.
На счетъ же отношенія къ политикѣ прочтите въ Мыс. М. Л. *)
день 13 ноября Лао-Тзе.
Только въ концѣ прибавить, что въ человѣкѣ, простомъ,
свободномъ отъ страстей и мало разсуждающемъ, неизбѣжно
проявится его супщосгь—любовь.
Много какъ будто хочется сказать вамъ, но думаю, что
то, что хочется сказать, я услышалъ отъ Того, Кто говоритъ
и съ вами и скажетъ вамъ то же самое.
Очень радостно имѣть такихъ друзей, какъ вы и N. и 2. и
слава Богу еще много. Ваша мысль о Дымщицѣ навела
меня на мысль написать' о всѣхъ религіозныхъ людяхъ,
страдающихъ теперь. Знаете ли вы про Куртыша-солдата,
который, понявъ законъ отъ И—ова, отказался служить.
Его отдали въ дисциплинарный батальонъ, и когда его
пугали тѣми муками, кот. его будутъ мучить, онъ говорилъ только: „а я за нихъ буду молиться, какъ нашиучителя".
Левъ Толстой.
Е. II. П о п о в у .
(Ясная Поляна, 1907 г., Январь 11).
На-діяхъ я думалъ и говорилъ про васъ, милый Евгеній
Ивановичъ. й вотъ какъ всегда ваше длинное и какъ всегда
серьезное письмо, живо изобразившее мнѣ ваше душевное
состояніе. Понимаю тѣ ошибки ваши, о которыхъ вы пишете, но удивляюсь, какимъ образомъ, вы в ъ этихъ ошибкахъ, какъ будто умышленно обходя рѣшеніе вопроса, не
пришли къ нему. Заблужденіе всѣхъ насъ, не воспитанныхъ религіозно людей, одно и то же: сначала жизнь для
себя, для своихъ похотей, своего тѣла, потомъ, какъ поправка къ этому, жизнь для блага (опять тѣлеснаго блага)
х
) „Мудрыхъ людей
и
людей іі потомъ обращеніе къ внѣшнему (внѣ себя) Богу
и опять неудовлетвореніе и разочарованіе. А между тѣмъ
теперь мнѣ дѣло жизни представляется столь очевиднымъ
простымъ, что удивляешься (теперь), какъ могъ такъ долго
ходить около, не видя его. Жить, значитъ—желая блага,
двигаться впередъ куда то (невольное представленіе времени). Сначала естественно желать этого блага, какъ у дѣтей
себѣ, своему тѣлу и вытекающимъ изъ него похотямъ, потомъ, когда видишь тщету, неудовлетворенность и неизбѣжность ковца—смерть, ищешь спасенія въ расширеніи предмета, которому желаешь блага (любовь подсказываетъ), и
является служевіе людямъ. Потомъ ясно, что если земное
счастіе одного Льва Николаевича гроша не стоитъ, то такъ
же мало стоитъ счастіе милліардовъ Львовъ Николаевичей
и тогда требуешь, нельзя ли любить того, кто источникъ,
начало всѣхъ этихъ существъ. Но любить того, кого не
знаешь и къ кому не чувствуешь влеченія, нельзя. И выходитъ, что жить не за чѣмъ, а надо доживать, пока живется. А между прочимъ, какъ просто. На первой же ступени, когда понялъ, что любить свое тѣло и улучшать его
и удовлетворять его желанія—тщетно и глупо, надо было
не бросать себя, а только понять себя,—кто настоящее „я".
И, понявъ это, перенести всю ту любовь, какую испытывалъ
къ тѣлесному „я", на это духовное и весь трудъ, в с ѣ усилія, которыя клалъ на улучшеніе этого „я" и на удовлетвореніе его желаній, положить наулучшеніе духовнаго „я"—
освобожденіе его отъ всего скрывающаго его, на удовлетвореніе его желаній и вмѣсто разочарованія получаешь все
большее и большее очарованіе, и не очарованіе, а спокойствіе, твердость и радость. И та смерть, которая была ужасомъ, становится желаемымъ предѣломъ. Для тѣлеснаго
человѣка, старость, угашеніе похотей, страстей, даже чувствъ
считается нехорошимъ, есть уничтоженіе самыхъ обновъ
счастья, смерть же есть ужасный конецъ всего. Дяя духовнаго же человѣка старость есть помощь в ъ его работѣ, есть
освобожденіе отъ всего затемнявшаго его сознаніе; и смерть
есть * самое, къ чему онъ стремится—соединеніе съ тѣмъ
началомъ, которое онъ сознаетъ въ себѣ. Мало того и то,
чѣмъ обыкновенно стараются исправить тѣлесную жизнь:
служеніе людямъ и вѣра и любовь къ Богу сами собой присоединяются къ такой жизни. Чѣмъ больше человѣкъ просвѣщается божественнымъ свѣтомъ, становится лучше, тѣмъ
онъ вѣрнѣе и плодотворнѣе служитъ людямъ и тѣмъ не
только естественнѣе, но необходимѣе становится для него
любовь къ Богу, тому Богу, котораго онъ все болыпе и
болыпе со.ьнаетъ в ъ себѣ. Простите, что такъ длинпо пишу
вамъ то, что вы сами знаете лучше меня, но шісьмо ваше
вызвало во мнѣ эти мысли и захотѣлось сообщить ихъ вамъЛюбящій васъ Левъ
Толеиюй.
Г-ну N. N.
і Ясная Голяна, 1907 г., Мартъ II).
ч
Письмо ваше доставило мнѣ ту радость, которой я боюсь
желать и боюсь предаваться—радость сознанія того, что твоя
дѣятельность приноситъ видимые тебѣ добрые плоды и что
число близкихъ тебѣ по духу людей увеличивается.
Письмо ваше понравилось—не понравилось, а тронуло
меня своей серьезностью, искренностью и простотой. Я согласенъ со всѣмъ, что вы пишите, въ особенности съ тѣмъ,
что главный вопросъ для каждаго, не „что дѣлать", а „какъ
дѣлать", „какъ жить?" Первый вощосъ есть только маленькая частица второго и вытекаетъ изъ него.
Болышшство же людей, желающихъ слѣдовать истинѣ
дѣлаетъ эту ошибку, замѣнивъ вопросъ: к а к ъ жить, вопросомъ: ч т о дѣлать?
Я думаю, что постановленіе себѣ главной задачей жизнь
въ общинѣ, распросіраневіе ученія истины, есть такая ошибка. По письму вашему вижу, что вы понимаете ученіе истины Хриета совершенно такъ же, какъ и я, и говорить про
то, чтобы не ставить мірскихъ, внѣшнихъ цѣлей главнымъ,
говорить это вамъ излишне, естественно избирать тужизнь
и дѣягельность, которая меньше противна своему міросозерцанію и потому понятно желать перемѣнить медиц. ак.
на земледѣлыескую общину. Вы совершенно въ этомъ сходитесь съ бодыпинствомъ изъ моихъ молодыхъ друзей, между прочимъ и съ тѣмъ И., котораго даю вамъ адресъ
и которому прошу васъ передать, что я вчера получилъ
его письмо и буду отвѣчать ему, но боюсь, что не очень
скоро, такъ какъ очень много дѣла и послѣднее время чувствую себя слабымъ. Хотѣлссь бы написать вамъ больше,
но кончаю на этомъ.
Очень радъ общенію съ вами. Полюбившій васъ
Левъ Толстой.
N дастъ вамъ адресъ, но и я пссылаю ихъ и еще списанное для васъ моимъ живущимъ у меня другомъ Маковицкимъ письмо К., полученное мною въ одинъ день съ
вашимъ.
Л. Т.
Г~ну Ф.
(Ясная Поляна, 1907 г., Іюля 9).
Получилъ ваше письмо, милый Ф., и не скажу, что огорченъ, но обезпокоенъ: боюсь за васъ, выдержите ливы, употребите ли на пользу самому себѣ, настоящему с е б ѣ это
тѣлесное лишеніе и страданіе. Надо бы такъ, и по письму
вашему вижу, что вы хотите, чтобъ это было такъ. Держитесь, присматривайтесь, чтобы это было такъ, милый другъ.
Есть то же великое наслажденіе и в ъ этой духовной лодкѣ,
быстро нестись по вѣтру воли Божіей, т.-е. все больше и
больше сливаться такъ, чтобы не чувствовать ее, какъ не
чувствуешь вѣтра, несясь съ нимъ. Поразительна и грустна причина вашего заточенія. То положеніе, которое. Христосъ считалъ в ъ его время уже не только признаннымъ
всѣми, что онъ говорилъ только о дальнѣйшемъ, высшемъ
нравственномъ требованіи,—за это положеніе судятъ и казнятъ теперь.
Хороша ваша роль. Помогай вамъ Богъ.
Цѣлую васъ.
Л.
Толс?пой.
П. А. С т о л ы п II н у.
(Ясная Поляна, 1907 г., Іюль 2 6 ) .
Петръ Аркадьевичъ!
Пишу Вамъ не какъ министру, не какъ сыну моего друга, пишу Вамъ, какъ брату, какъ человѣку, назначеніе котораго, хочетъ онъ этого или не хочетъ, есть только одно:
прожить свою жизнь согласно той волѣ, которая послала
его в ъ жизнь.
Дѣло, о которомъ я пишу Вамъ, вотъ в ъ чемъ:
Причины тѣхъ революціонныхъ ужасовъ, которые происходятъ теперь въ Россіи, имѣютъ очень глубокія основы, но
одна, ближайшая изъ нихъ, это недовольство народа неправильнымъ распредѣленіемъ земли.
Если революціонеры всѣхъ партій имѣютъ успѣхъ, то
только потому, что они опираются на это, доходящее до
озлобленія, недовольство народа.
В с ѣ , и революціонеры, и правительство, сознаютъ это,
но, къ сожалѣнію. до сихъ поръ ничего, кромѣ величайшихъ глупостей и несправедливостей, не придумывали и
не предложили для разрѣшенія этого вопроса. Всѣ эти мѣры—отъ соціалистическаго требованія отдачи всей земли
народу до продажи черезъ банки и отдачи крестьянамъ государственныхъ земель и такъ же, какъ переселенія—все
эго или неосуществимыя фантазіи, или палліативы, имѣющія. тотъ недостатокъ, что только усиливаютъ раздраженіе
Еарбда иризнаніемъ существующей несправедливости и пред^оженіемъ мѣръ, не устраняющихъ ея.
Нужны теперь для успокоенія народа не такія мѣры, коіорыя увеличивали бы количество земли такихъ или друікхъ русскихъ людей, называющихся^ христіанами (какъ
смотрятъ обыкновенно на это дѣдо), а нужно уничтожить
^Ѣковую древнюю несправедливость.
Несправедливость эта—совершенно подобная на моей
памяти уничтоженной несправедливости права владѣнія
человѣкомъ, крѣпостного права, и столь же противная
основнымъ законамъ
такъ
называемое право земельной собственности, чувствуется
теперь всѣми людьми христіанскаго міра, но особенно живо
русскими людъми. Если и не одно сознаніе этой неспра^
ведливости породило русскую революцію, то поддерживаетъ
и даетъ ей главную силу именно эта, смутно сознаваемая*
и большей частью ложно понимаемая несправедливость.
Несправедливость состоитъ въ томъ, что, какъ не можетъ существовать п р а в а одного человѣка владѣть другимъ (рабство), такъ не можетъ существовать пр а в а одного
какого бы то ни было человѣка, богатаго или бѣднаго,
царя или крестьянина, владѣть землею, какъ собствеяностью.
Признается эти или нѣтъ теперь, будетъ ли или не будетъ это установлено въ близкомъ будущемъ, всякій человѣкъ знаетъ, чувствуетъ, что земля не должна, не можетъ
быть собственностью отдѣльныхъ людей, точно такъ же,
какъ когда-то было рабство, несмотря на всю древность
этого установленія, на законы, ограждавшіе рабство, в с ѣ
знали, что этого не должно быть.
То же теперь съ земельной собственностью.
Но для того, чтобы это могло быть сдѣлано, необходимо
дѣйствительно уничтожить ее, а не распространять, перемѣщать это право съ однихъ лицъ на другихъ, не только
признавая это право за извѣстнымъ сословіемъ, за крестьянами, но поощряя ихъ въ пользованіи этимъ правомъ,
какъ это дѣлается по отношенію крестьянъ. Для того, кто понимаетъ этотъ вопросъ въ его истинномъ значеніи, должно
быть ясно, что право владѣнія, какъ собственностью, хотя
бы однимъ осьминникомъ звхмли, будь владѣлецъ распрокрестьянинъ, такъ же незаконно и престуино, какъ владѣніе богачомъ или царемъ милліономъ десятинъ. И потому
вопросъ не въ томъ, кто владѣетъ землей и какимъ количествомъ, а въ томъ, какъ уничтожить право собственности на землю и какъ сдѣлать возможность пользоваться
ею одинаково доступной всѣмъ.
И такое рѣшеніе земельнаго вопроса уничтоженія права
собственности и установленія равнаго для всѣхъ пользованія ею, уже давно ясно и опредѣленно выработано ученіемъ „Единаго Налога" Генри Джорджа.
Не стану излагатъ Вамъ этотъ способъ. Онъ изложенъ
съ совершенной ясностью, неопровержимой убѣдительностью во всѣхъ сочиненіяхъ этого замѣчательнаго человѣка, в ъ особенности кратко и ясно въ его книгѣ: „ З о с і а і
Р г о Ы е т з " . Боюсь, что прочтя то, что я пишу Вамъ, В ы скажете то, что я слышалъ много разъ: „Ахъ, Генри Джорджъ,
знаю". Скажете это и не только не постараетесь узнать и
понять сущности этого способа освобожденія земли, но,
подъ вліяніемъ распространенныхъ отрицательныхъ сужденій о Генри Джорджѣ, людей не знающихъ, но отрицающихъ его, не потрудитесь вникнуть въ то, что предлагаю
Вамъ я, и въ тотъ способъ осуществленія этого предложенія, который выработанъ этимъ писателемъ.
Пожалуйста, не дѣлайте этого, а хоть на короткое время,
освободясь отъ тѣхъ удручающихъ заботъ и дѣлъ, свойственныхъ Вашему положенію, постарайтесь не съ чужихъ
словъ, а сами своимъ умомъ познакомиться съ ученіемъ
Джорджа и подумайте о тотъ, что я предлагаю Вамъ.
Если бы Вамъ хотѣлось болѣе живымъ способомъ познакомиться съ этимъ дѣломъ, я бы посовѣтовалъ Вамъ пригласить къ себѣ моего пріятеля, великаго знатока, едва ли
не лучшаго въ Европѣ, всего сдѣланнаго Генри Джорджемъ,
Николаева. Онъ, я увѣренъ, не откажется съѣздить къ Вамъ
для того, чтобы, по мѣрѣ силъ, содѣйствовать этому великому дѣлу.
Предэіагаю я Вамъ великое по своей важности дѣло.
Отнеситесь теперь Вы, правительство, къ этому земельному
вопросу не съ жалкими, ничего недостигающими палліативами, а какъ должно по существу вопроса, поставить его
такъ, что Вы не задабривать хотите какое-нибудь одно со, словіе, или дѣлать уступки революціоннымъ требованіямъ,
а такъ, что Вы хотите возстановить съ древнѣйшихъ временъ нарушенную справедливость, не думая о томъ, сдѣлано ли это, или не сдѣлано еще въ Европѣ, и Вы сразу,
не знаю, успокоите ли революцію или нѣтъ,—этого никто не
можетъ знать,—но навѣрное будетъ то, что одно изъ тѣхъ
главныхъ и законныхъ поводовъ, которыми вызывается раздраженіе народа, будетъ отнято у революціонеровъ.
Совѣтую это я Вамъ не въ виду какихъ-либо государственныхъ или политическихъ соображеній, а для самаго
важнаго в ъ мірѣ дѣла, если не уничтоженія, то ослабленія
той вражды, озлоблевія, нравственнаго зла, которыя теперь
революціонеры такъ же, какъ и борящееся съ ними правительство, вносятъ в ъ жизнь людей.
В ъ томъ, что все революціонное раздраженіе держится,
ошірается на недовольство крестьянъ звхмельнымъ устройствомъ, кажется, не можетъ быть сомнѣнія. А если это такъ,
то не сдѣлать того, что можетъ уничтожить это раздраженіе, вынувъ почву изъ-лодъ ногъ революціонеровъ, значитъ,
имѣя въ рукахъ воду, которая можетъ потушить зачинающійся пожаръ, не вылить ея на огонь, а пролить мимо и
заняться другимъ дѣломъ.
Думаю, что для энергичнаго человѣка в ъ Вашемъ положеніи это возможно.
Начните эту работу до Думы, и Дума будетъ не врагомъ
Вамъ, а помощникомъ; помощниками, а не врагами, будутъ
4
Вамъ и всѣ лучшіе люди, какъ изъ образованныхъ людей,
такъ и изъ народа.
Пишу Вамъ, Петръ Аркадьевичъ, нодъ вліяніемъ самаго
добраго, любовнаго чувства къ стоящему на ложной дорогѣ
сыну моего друга.
Вамъ предстоятъ двѣ дороги: или продолжать ту, начатую Вами дѣятельность, не только участія, но и руководства въ ссылкахъ, — каторгахъ, казняхъ и, не достигнувъ
дѣли, оставить по себѣ недобрую память, а, главное повредить своей душѣ, или, ставъ при этомъ впередъ европейскихъ народовъ, содѣйствовать уничтоженію давней, великой, общей всѣмъ народамъ, жестокой несправедливости
земельной собственности, сдѣлать истинно доброе дѣло и
самымъ дѣйствительнымъ средствомъ, удовлетвореніемъ законныхъ желаній народа, успокоить его, прекративъ этимъ
тѣ ужасныя злодѣйства, которыя теперь совершаются, какъ
со стороны революціонеровъ, такъ и правительства.
Подумайте объ этомъ, Петръ Аркадьевичъ, подумайте.
Разъ упущепо время, оно уже не возвращается, и остается
одно раскаяніе. Бсли есть хоть одинъ шансъ изъ ста въ
томъ, что Вы успѣете въ этомъ великомъ дѣлѣ, вы обязаны
начать его. Но я думаю, напротивъ, что шансовъ успѣха
больше, чѣмъ неуспѣха. Тблько начните это дѣло и Вы увидите, какъ тотчасъ же примкнуть къ Вамъ всѣ лучшіе люди
всѣхъ партій; съ Вами же будетъ все стомилліонное кре- •
стьянство, которое теперь враждебно Вамъ. Оъ Вами будетъ
могущественнѣйшая сила общественнаго мнѣнія. А когда
эта сила будетъ съ вами, очень скоро, само собою уничто
жится, разсѣется то все растущее озлобленіе и озвѣрѣніе
народа, которое такъ тщетно нытается подавить правительство...
Знаю я, что если Вы изберете предлагаемый мною путь
Вамъ предстоятъ великія трудности.
Всѣ трудности эти облегчитъ Вамъ сознаніе того, что то,
что Вы дѣлаете, Вы дѣлаете не для себя, не для своей выгоды или славы, а для своей души, для Бога.
Помогай Вамъ Богъ, и я увѣренъ, что Онъ поможетъ Вамъ,
если Вы за это возьметесь.
Левъ Толстои.
Р. 5. Посылаю Вамъ при семъ книгу Джорджа „Зосіаі
РгоЫетз" въ русскомъ переводѣ и кромѣ того одяу мою
брошюру, излагающую въ самомъ краткомъ видѣ основныя
положенія Гепри Джорджа.
Л. Т.
Крестьянину М. П. Н о в и к о в у .
(Ясная Поляна, 1907 г., Сентябрі» 4 ) .
М. П., вчера получилъ ваше письмо. Оно вызвало во
мнѣ сложныя чувства. Первое чувство было чувство огорченія и недоброжелательства къ вамъ — осужденія васъ.
II съ вечера, и ночью много думалъ и боролся со своимъ
чувствомъ, и вотъ теперь, сегодня пришелъ въ такое состояніе, въ которомъ могу спокойно и, главное, любовно
отвѣтить вамъ. То недоброе, нехорошее чувство (простите
меня), которымъ проникнуто ваше письмо, заразило было
и меня: мнѣ захотѣлось доказать вамъ вашу неправду, осу- *
дить васъ, но, вникнувъ въ тѣ мотивы, которые руководятъ вами, передумалъ, скорѣе перечувствовалъ и вмѣсто
озлобленія, которымъ заразило меня ваше письмо, чувствую
теперь искреняее, любовное состраданіе къ вамъ ивъэтомъ
настроеніи и пишу теперь. Состраданіе, испытываемое мною,
вызывается никакъ не тѣмъ состояніемъ вашего желудка,
наполненнаго, какъ вы говорите, непитательной пищей, въ
то время, какъ мимо васъ проѣзжаютъ сытые бары на сытыхъ лошадяхъ; а собака ихъ, приказчикъ, брешетъ на народъ, а на тѣ ужасныя, мучительнѣйшія чувства, которыя
вы при этомъ испытываете. Сострадаю и тѣмъ безполезномучительнымъ чувствамъ и, главное, тому душевному состоянію и умственному извращенію, при которомъ возможны
и даже неизбѣжны эти ужасныя чувства ненависти къ
людямъ-братьямъ и зависти къ тѣмъ матеріальнымъ преимущёствамъ, которыми они случайно пользуются. Чувства
эти особенно мучительны еще и потому, чтолюдямъ, испытывающимъ ихъ, свойственно все болыпе и больше разжигать въ себѣ му іительное чувство злобы, преувеличивая
невыгоды своего положенія и выгоды тѣхъ, кто вызываетъ
эти чувства.
Душевное же, приводящее васъ къ этому состоявію, чувство, которое вызываетъ во мнѣ состраданіе къ вамъ, это
то полное невѣріе в ъ духовную, т.-е. истинную жизнь, которое вы много разъ, какъ нѣчто очень вамъ дорогое, высказываете в ъ вашемъ письмѣ. В ы нѣсколько разъ, какъ бы
довольные своимъ открытіемъ, какъ бы подсмѣиваясь, какъ
о дѣлѣ рѣшенномъ, говорите о невѣрности, глупости мысли
о томъ, что „не хлѣбомъ однимъ сытъ человѣкъ*. А между
тѣмъ именно отъ того, что вы не вѣрите в ъ это, не^ізѣрите
въ жизнь духовную, не вѣрите в ъ обязательность требованій духовной жизни, не вѣрите въ Бога, отъ этого и ваше
страданіе, и ваше несчастье. Вы, между прочимъ, пишите,
что вы испытываете нѣкоторыя неудобства отъ того, что вы
нововѣръ. Я думаю, что вы яе нововѣръ, а вы невѣръ. То,
чтобы хоронить дѣтей безъуслугъ духовенства, не поститься,
не ходить в ь церковь, не есть вѣра; у васъ есть отрицаг
яіе предразсудковъ старой вѣры, а нѣтъ вѣры. И в ъ этомъ,
въ томъ, что вы не вѣрите въ духовное начало ж и з н и и в ъ
его требованія, въ этомъ ваше несчастье, а нисколько не
въ недостаткѣ земли и въ неправильности экономическаго
устройства.
Если бы вы вѣрили въ это духовное начало жизниивъ
обязательность его требованій, вы бы не считали, какъ вы
это теперь считаете, иервымъ и неизмѣняымъ условіемъ вашей жизни то, чтобы устраивать и поддерживать свое отдѣльное хозяйство на землѣ. Если бы вы не вѣрили в ъ необходимость именно такой жизни, а вѣрили бы в ъ то, что
жизнь ваша есть проявленіе въ вашей ограниченной формѣ
и въ этомъ мірѣ того внѣпространственнаго, внѣвременнаго
начала всего, которое вы сознаете въ себѣ и что не только
главная, но единственная, свойственная вамъжизнь и дѣятельность есть стремленіе къ единенію со всѣмъ живущимъ, т.-е. любовь, тогда бы не устраивали, какъ теперь,
свою жизнь по составленной и излюбленной вами лично
нрограммѣ (хотя программа эта и хороша), но исполняя
волю Высшаго Начала, предоставили бы судьбѣ, обстоятельствамъ поставить васъ въ тѣ или ин;ыя условія. Можетъ быть, исполняя высшій законъ любви ко всѣмъ, вы
бы остались въ любимыхъ вами условіяхъ, можетъ быть,
пришлось вамъ совсѣмъ иначе устроить свою жизнь, но
какъ бы она ни устроилась, во всѣхъ условіяхъ вы бы
тогда, исполняя высшій законъ любви, навѣрное, поступили бы наилучгпимъ образомъ и, любя, а не ненавидя
людей, нашли б я истинное благо.
Экономическое же неустройство, на которое вы жалуетесь,
къ счастью, столь очевидное теперь всѣмъ, никакъ нѳ можетъ быть устранено ни жалобами, ни ненавистью, ни насиліемъ, вытекающимъ изъ ненависти, а только тѣмъ самымі> сознаніемъ духовности того, что „не хлѣбомъ однимъ
сытъ человѣкъ", которое вамъ кажется столь нелѣпымъ, и
вытекающей изъ этого сознанія, любовью.
Такъ вотъ, милый братъ, Михаилъ Петровичъ, мое откровенно высказанное, можетъ быть, ошибочное, но серьезно
прочувствованное мнѣніе о вашемъ душевномъ состояніи.
Изъ этого моего мнѣнія вы сами можете сдѣлать выводъ о томъ, что если бы я могъ (а я не могу, такъ какъ не
имѣю своихъ денегъ), исполнить ваше желаніе, я не сдѣлалъ бы этого такъ, какъ нашелъ бы и знаю много и много
людей, которые болыпе, чѣмъ вы, нуждаются в ъ денежной
помощи. Я знаю васъ: вы человѣкъ очень умный и очень
гордый, но, думаю, что вмѣстѣ съ тѣмъ в ъ васъ живетъ
и большая нравственная сила—религіозное чувство, и потому, надѣюсь и прошу васъ очень объ этомъ: такъ же
какъ я надъ вашимъ письмомъ, подумайте и вы надъ
моимъ и поработайте надъ недобрымъ чувствомъ, которое
оно можетъ вызвать въ васъ, и во всякомъ сдучаѣ, про5
стите мнѣ то, что можетъ оскорбить васъ. Совершенно
искренно могу повторить то, что сказалъ въ началѣ письма,—что ничего не чувствую къ вамъ, кромѣ самаго добраго, любезнаго чувства.
Отвѣтьте мнѣ, если испытываете то же. Если же нѣтъ—
не отвѣчайте.
Я буду знать, что вы несогласны со мной—думаю, что
только до времени.
Любящій васъ
Левъ Толетой.
А. И. И к о н н и к о в у .
(Яская Поляна, 1907 г., Окт.).
Получилъ нынче ваше письмо, милый, дорогой братъ
Иконниковъ, и въ одно и то же время ваше же письмо къ
И. Ф. Наживину, которое онъ переслалъ мнѣ.
Радуюсь, радуюсь и радуюсь вашему душевному соетоянію и благодарю за него Бога, не за васъ однихъ, а
за всѣхъ тѣхъ людей —первый я, которые находятъ и
найдутъ еще подкрѣпленіе и утвержденіе своей вѣры въ
истину, въ то, что жизнь истинная не въ плоти, а въ духѣ,
которая такъ ясна в ъ вашей жизни. Очень благодарю васъ,
не за вашу жизнь, ѳто дѣло выше всякой благодарности,
а за то,. что вы такъ правдиво и хорошо описали мнѣ и
то, что съ вами было, и ваше душевное состояніе. Помогай
вамъ Богъ, милый братъ, продолжать ту же внутреннюю
духовную жизнь, в ъ какихъ бы условіяхъ. вы ни были: въ
заключеніи или на свободѣ. Хотя и не могу не желать и
надѣяться, что испытавіе ваше кончится же когда-нибудь.
Постараюсь узнать подробнѣе, какъ по отношенію васъ могутъ и должны поступить тѣ, которые властвуютъ надъ
вашимъ тѣломъ.
Любящій васъ братъ
Левъ Толстой.
4
Ныпѣіііпее письмо ваше вызвало у меня в ъ душѣ особенно живое и умиленное чувство благодарности и любви
къ вамъ.
Не могу ли чѣмъ служить вамъ? Не лишайте меня этой
радости.
П. П. К—ну. '
(Яоная Поляна, 1907 г., Дек).
...Я думаю, что
искали пзмѣненія
того, чтобы начать
къ себѣ. Я думаю,
ваша ошибка была въ томъ, что вы
внѣшнихъ формъ и дѣятельности для
ту новую жизнь, которая влечетъ васъ
что надо начинатъ эту новую жизнь
безъ приготовленій вяѣшнихъ, а тотчасъ, въ томъ положеніи и мѣстѣ, въ которомъ находишься: въ тюрьмѣ, въ
вагонѣ, во дворцѣ. Сущность же новой жизни должна состоять въ стремленіи къ едипенію съ другими людьми
(преимущественно съ людьми) и Богомъ, единенію, проявляемому л ю б о в ь ю. На воспитаніе, удержаніе въ
себѣ, увеличеніе, пріученіе себя къ этой любви должны
быть направлены в с ѣ, в с ѣ, силы. Предоставивъ внѣшнимъ условіямъ своей жизни складываться, какъ они хотятъ, и условія эти подъ вліяніемъ жизни, направленной
на усилеяіе любви, сложатся наилучшимъ образомъ.
Пишу вамъ это, милый другъ, не потому, что хочу отвѣтить вамъ и предполагаю, что это можетъ быть и вѣрно,
а потому, что знаю, что это исгина и по внутреннему голосу, и по разуму, и по самому несомнѣнно-убѣдительному опыту, знаю это такъ же вѣрно, нѣтъ, вѣрнѣе, чѣмъ
то, что у меня есть тѣло и что я стою на землѣ.
Испытайте это день, два, недѣлю и вы будете такъ же
убѣждены и такъ же спокойны и въ смерти, и въ жизни,
и не будете ни у кого ничего спрашивать.
Простите. Любящій васъ
Л.
Толстой.
II. Ф. Н а ж и в и н у .
(Ясная. Поляна, 1908 г., марта 12).
...Для иаеъ съ вами не можетъ быть вопроса о томъ,
что важнѣе всегб на свѣтѣ: мы знаемъ очень хорошо, что
важнѣе всего то, чтобы не нарушать любви. А о томъ, насколько нарушается любовь тѣмъ или другимъ поступкомъ,
есть ли возможность выйти изъ того или другого положенія, не нарушая любви—это знаеть тотъ, кому предстоитъ
это испытаніе, и потому судить о немъ не берусь и только
радуюсь на то, что вы вышли изъ того мучительнаго положенія, въ которшъ вы находились...
То, что вы пишете о моемъ ужасномъ юбилеѣ, навѣрное не такъ тяжело для васъ, какъ это тяжело для меня.
Я дѣлаю все, что могу, чтобы прекратить это, но вижу,
что я безсиленъ...
Прибавлю еще къ тому письму, которое писалъ вамъ,
что статья индуса особенно поразила меня. Это необыкновенно хорошо и вся книга прекрасна, только желательно
бы было прибавить къ тѣмъ голосамъ нарбдовъ, которые
есть тамъ.
*
Письмо въ редакцію „ Р у с с к и х ъ В ѣ д о м о с т е й " * )
(Ясная Поляна, 1 9 0 8 г., Мартъ).
Посылаю вамъ прилагаемое письмо. Такихъ писемъ отъ
людей, отрицательно относящихся къ моему предстоящему
юбилею, я получилъ нѣсколько; это же письмо я очень прошу васъ напечатать, какъ желаетъ этого авторъ его. Я , съ
своей стороны, тоже желалъ бы его напечатанія, такъ какъ
въ связи съ этимъ письмомъ я имѣю сказать кое-что относительно этого моего предстоящаго юбилея.
Сказать я имѣю именно то, что готовящійся юбилей этотъ
чрезвычайно тяжелъ для меня. Причинъ этому много. Одна изъ первыхъ та, что я никогда не смотрѣлъ на такого
рода, чествованія съ сочувствіемъ; мнѣ казалось, что выраженіе сочувствія и любви къ дѣятельности человѣка можетъ выразиться никакъ не внѣшнимъ образомъ, а близкимъ соединеніемъ чувствами и мыслями съ тѣмъ, кому
относятся эти мысли и чувства.
Вспоминаю, какъ давно уже, лѣтъ около 30-ти тому назадъ, во время чествованія Пушкина, и поставленія ему
памятника, милый Тургеневъ заѣхалъ ко мнѣ, прося меня
ѣхать съ нимъ на этотъ праздникъ. Какъ ни дорогъ и милъ
мнѣ былъ тогда Тургеневъ, какъ я ни дорожилъ и высоко
цѣнилъ (и цѣню) геній Пушкина, я отказался, потому что
и тогда уже такого рода чествованія мнѣ представлялись
чѣмъ-то неестественнымъ и—не скажу ложнымъ, но не отвѣчающимъ моимъ душевнымъ требованіямъ.
Теперь же, когда это касается лично меня, я чувствую
это еще въ гораздо болыпей степени.
Но это послѣднее соображеніе. Другое, самое важное,
это то, что выражено в ъ этомъ письмѣ и другихъ такого
же рода письмахъ. Именно то, что эти готовящіяся чествованія
даже при своемъ приготовленіи вызываютъ въ большомъ
кбличествѣ людей самыя недобрыя чувства ко мнѣ. Недобрыя чувства эти могли бы лежать безъ выражевія, но выбиваются и развѣваются вслѣдствіе этого. Знаю, что эти
недобрыя чувства вызваны мною самимъ: самъ я виноват^
въ нихъ, виноватъ тѣми неосторожными, рѣзкими словами,
которыми я позволялъ себѣ осуждать вѣрованія другихъ
людей.
Я искренно раскаиваюсь в ъ этомъ и очень радъ случаю
высказать это.
Но это не измѣняетъ самого дѣла. В ъ мои года, стоя
одной ногой в ъ гробу, одно, что желательно, это быть въ
любви съ людьми, насколько это возможяо и разстаться съ
ними в ъ ѳтихъ самыхъ чувствахъ.
Письмо же это и подобныя ему, получаемыя мною, пока^
*) Письмо было написано, но не послано.
зываютъ именно, что приготовленія къ юбилею вызываютъ
въ людяхъ—и совершенно справедливо—самыя обратныя
любви чувства ко мнѣ. И это мнѣ очень тяжело.
Всли бы на одной чашкѣ вѣсовъ лежали самыя мнѣ
пріятныя и лестныя одобренія людей, которыхъ я уважаю,
а на другой—вызванная ненависть хотя бы одного человѣка, я думаю, что я бы не задумался отказаться отъ похвалъ, только бы не увеличивать нелюбовь эгого одного человѣка.
Теперь же я чувствую, что этотъ готовящійся юбилей
вызываетъ недобрыя, нелюбовныя чувства ко мнѣ, которыя
я заслужилъ, не одного, а многихъ и многихъ, очень многихъ. Это мнѣ мучительно и тяжело, и поэтому я бы просилъ всѣхъ тѣхъ добрыхъ людей, любящихъ меня, сдѣлать
все, что возможно, для того, чтобы уничтожитъ всякія попытки чествованія меня.
Не буду говорить о томъ, что я совершенно искренно
не признаю себя заслуживающимъ тѣхъ чествованій, которыя готовятся: все это показалось бы какимъ-то фальшивымъ кокетствомъ. Но не могу не сказать того, чтодумаю,
и былъ бысчастливъ, если бы люди оставили это дѣло и
ничего не дѣлали бы въ этомъ направленіи,
Левъ Толстой.
Болгарину Христо Досеву.
(1908 года. 17 марга).
Милый Досевъ, получилъ ваше письмо и очень радъ
былъ и тому, что вы пшпете про себя и про напшхъ общихъ друзей; но долженъ сказать, что я всегда боюсь приписывать слишкомъ большое значеніе внѣшнимъ явленіямъ.
Это отвлекаетъ отъ заботы о внутренней жизни; а только
въ этомъ внутреннемъ движеніи, единеніи съ Богомъ—и
личное счастье, насколько мы можемъ его испытывать, и
вмѣстѣ съ тѣмъ благотворнѣйшее воздѣйствіе на другихъ
людей.
Вы спрашиваете меня о теософіи. Меня самого интересовало это ученіе, но къ сожалѣнію, оно допускаетъ чудесное; а малѣйшее допущеніе чудеснаго уже лишаетъ религію той простоты и ясности, которыя свойственны истинному отношенію къ Богу и ближнему. И потому в ъ ученіи этомъ можетъ быть много очень хорошаго, какъ в ъ
ученіяхъ мистиковъ, какъ в ъ спиритизмѣ даже, но надо
остерегаться его.
Главное же, думаю, что т ѣ люди, которымъ нужно чудесное, не понимаютъ еще'вполнѣ истиннаго, простого христіанскаго ученія.
Прощайте, милый Досевъ, пишите мнѣ изрѣдка. Всегда
очень радъ общенію съ вами.
5
А. М. Б о д я н с к м у .
(Ясная Поляна, 1908, Мартъ).
Дорогой Александръ Михайловичъ!
Прочелъ ваше письмецо къ Гусеву, въ которомъ вы такъ
прекрасно выразили единственное наилучшее средство чествовать меня, т.-е. сдѣлать мнѣ истинно пріятное и вполнѣ
удовлетворяющее меня, а именно то, чтобы посадить меня
въ тюрьму, за написаніе тѣхъ сочиненій, за распространеніе которыхъ вамъ придется сидѣть шесть мѣсяцевъ и сидитъ такъ много и много людей. Многимъ эта мысль покажется шуткой, парадоксомъ, а между тѣмъ это самая
простая и несомнѣнная истина. Дѣйствительно, ничто бы
такъ вполнѣ не удовлетворило бы меня и не дало бы мнѣ
такой радости, какъ именно то, чтобы меня посадили въ
тюрьму, хорошую, настоящую тюрьму: вонючую, холодную,
голодную. Вы высказали ясно то, чего я только смутно и
неопредѣленно желалъ. Послѣднее время я чувствую себя
до такой степени счастливымъ, что часто задумываюсь,есть
ли что-нибудь, чего бы я желалъ, и никакъ не могъ найти
ничего такого. Теперь не могу воздержаться отъ того, чтобы не желать всей душой того, чтобы то, что вы предлагаете, было принято не какъ шутка, а какъ поступокъ, дѣйствительно могущій успокоить всѣхъ тѣхъ, которымъ мои
писанія и раедространеніе ихъ непріятны, а съ другой стороны, который доставилъ бы мяѣ *на старости лѣтъ передъ
своей смертью искреннюю радость и удовлетвореніе, и вмѣстѣ съ тѣмъ избавилъ бы меня отъ всей предвидѣнной тягости готовящагося юбилея.
Дружески жму вашу руку
Лввъ
Іолстой.
В . А. М о л о ч н и к о в у .
(Ясная Поляна, 1908, Мартъ).
Какъ всегда, съ радостью получилъ Ваше письмо, милый Владиміръ и, какъ всегда нашелъ въ немъ выраженіе
Вашей глубокой, ввутренней работы, которая всегда трогаетъ меня. Нечего Вамъ ^оворить, что эти подъемы и упадки естественное свойство жизни души. Хорошо уже то, когда замѣчаешь и болѣзненно чувствуешь эти упадки; я думаю, что это признакъ того, что понемногу приближаешься
къ тому, къ чему идешь.
Нынче почему-то такъ живо почувствовалось мнѣ то,
что вся жизнь наша, не говоря о моей стариковской, временяо стоящей уже такъ близко къ концу, но всякая жизнь,
какъ жизнь моей трехлѣтней внучки, живущей теперь у
насъ, есть не что иное, какъ постепенное умираніе. Умираніе же есть не что иное, какъ то самое, что мы называемъ
жизнью, т.-е. постепенное освобожденіе духовнаго отъ тѣла.
Скоро буду имѣть радость увидѣть Васъ. Напитлите и
о себѣ, и о семьѣ. Пожалуйста, напишите.
В. А. Ш.
(Ясная Поляна, 1 9 0 8 г., Мартъ 2 5 ) .
Милый В . А.
Мнѣ особенно пріятно было ваше письмо, пріятно тѣмъ,
что, читая его, чувствуешь, какъ одна и та же основа соединяетъ тебя съ людьми, съ которыми ты не видался никогда, которые живутъ далеко отъ тебя, но которые живутъ
духовно однимъ и тѣмъ же, чѣмъ живетль и ты. Вагле отношеніе къ этому смѣшному моему юбилею было точно такое же, какъ и мое къ нему, только съ тою разшщей, что
мнѣ затруднительно было выразить мое отношеніе къ этимъ
людямъ, такъ какъ мѣшало ихъ доброе желаніе.
Вы же этимъ не были стѣснены. Слава Богу, какъ вы,
можетъ быть, прочли въ газетахъ, вся эта затѣя должно
быть прекратится. Очень жалѣю, что до сихъ потэъ не встрѣчался съ вами. Дружески жму вамъ руку.
Левъ Толстой.
М. С. Д у д ч е н к о .
(Ясная Поляна, І 9 0 8 г., Марта 2 5 ) .
Получилъ ваше письмо, милый Митрофанъ Семеновичъ,
и очень порадовался тому выраженію чувствъ и мыслей, которое нашелъ въ приложенномъ при немъ обращеніи. Немного мнѣ показались рѣзкими нѣкоторыя обращенныя къ
устроителямъ с л о в а и поэтому, и нетолько поэтому, но вообще теперь уже оказывается излишнимъ это заявленіе, а
чѣмъ меньше обращать на себя вниманіе, тѣмъ естественно,
лучше. Я уже писалъ и въ комитетъ въ Петербургъ о томъ,
какъ мнѣ больна эта шумиха, дѣлаемая вокругъ меня; то
же самое н а д н я х ъ сдѣлаю и въ Москвѣ. Ожидаю пріѣзда
ко мнѣ, кажется секретаря или предсѣдателя этого комитета. Во всякомъ случаѣ все это было мнѣ очень тяжело и
очень трудно было отнестись къ этому такъ, чтобы не ошибиться, но что же дѣлать.
Очень радъ былъ узнать о васъ и о Шеерманахъ, которыхъ
я не знаю, но отъ всей души люблю и уважаю.
Дружески жму вамъ руку.
Лееъ Толстой.
1
) По поводу 80-тія Л. Н.
А. Ф. М о о д у.
(Ясная Поляна, 1 9 0 8 г., Мартъ 3 0 ) .
Получилъ ваше письмо, любезный Моодъ, объ юбилеѣЯ всѣми силами старался, какъ вы навѣрно предположили*
прекратить эту несоотвѣтствующую ни моимъ вкусамъ, ни
моему достоинству затѣю,-и кажется къ большомууспокоенію моему достигъ этого. Относясь отрицательно къ этой
странной выдумкѣ, я съ самаго начала держался того правила, чтобы не выражать никакого своего мнѣнія о томъ, что
для меня по этому случаю желательно или нежелательно, и
потому сожалѣю, что не могу отнестись и къ вашему вопросу иначе, тѣмъ болѣе, что увѣренъ, что все, что вы предложите, будетъ и разумно и согласно съ моими взглядами...
Здоровье мое вполнѣ хорошб, работаю надъ новымъ кругомъ чтенія и надъ статьей, которая вамъ, къ сожалѣнію,
вѣроятно, не понравится.
Левъ Толстои.
А. И. И к о н н и к о в у .
(Яская Поляна, 1908 г., Маи 27).
Милый и близкій моему сердцу братъ Иконниковъ, получилъ сегодня, 2 7 мая, Ваше письмо, с ъ волненіемъ и любовью прочелъ его, и спѣшу отвѣчать Вамъ. Не могу передать вамъ того см^шаннаго чувства восхищенія передъ Вашей кроткой твердостью, страха за Васъ, жалости къ Вамъ
и, главное, любви къ вамъ, которое испытываю, когда думаю о Васъ. Помогай вамъ Богъ. Тотъ, которыйвъ Васъ и
котораго Вы знаете, и которымъ живете. Какъ ни трудно
то дѣло, которое Вы дѣлаете, оно должно быть сдѣяано п
будетъ сдѣлано не Вами, такъ другими. И какъ ни тяжело
тѣмъ, которые его дѣлаютъ, доля ихъ счастливая. Не даромъ пройдетъ жизнь, какъ она проходитъ для огромнаго
большинства, проходитъ не только даромъ, но только во вредъ
своимъ братьямъ-людямъ. И страдаю, и радуюсь при из<
вѣстіи о томъ, что со всѣхъ сторонъ все чаще и чаще про •
сыпается в ъ людяхъ то сознаніе, которымъ Вы живете и
которое заставляетъ Васъ дѣлать то, что Вы дѣлаете. На
дняхъ получилъ извѣстія объ отказахъ и приговорахъ въ
тюрьмахъ в ъ Болгаріи, въ Венгріи, и все чаще и чаще въ
Россіи.
Вы какъ будто недовольны собой, тѣмъ, какъ вы держали себя на судѣ. Какъ же еще лучше держать себя? Без
ропотно и спокойно принять объявленіе о 4-лѣтнемъ заточеніи, зная, что могъ бы избавиться отъ него? В ъ нерв<
номъ же возбужденіи мы не властны.
Любящій васъ братъ
Левъ Толстой
В . А. М о л о ч н и к о в у .
(Ясная Поляна, 1 9 0 8 г., іюнь 6 ) .
Спасибо вамъ, милый Влацищръ, за ваше письмо мнѣ.
Помогай вамъ Богъ, Тотъ, Который въ васъ, жить Имъ и для
Него и Его пріемами. Вы это и дѣлаете ) . Вотъ истинная
свобода и истинное несокрушимое могущество, потому чтоне
человѣческое, а Божеское, когда человѣкъ говоритъ, какъ
вы: „вы хотите посадить меня въ тюрьму—сдѣлайте одолженіе, я самъ именно этого и желаю. Желаете высѣчь меня
розгами? Очень благодаренъ вамъ за вниманіе. Желаете повѣсить? В ъ какую йетлю прикажете всунуть шею? Какъ это
люди не понимаютъ, что только этимъ отношеніемъ къ насилію можно побѣдить, уничтожить его, и что, въ сущности, опасности, риску, непріятности при этомъ никакъ не
больше, чѣмъ при борьбѣ съ нимъ. А то люди хотятъ насиліемъ побороть осуждаемое ими насиліе, не понимая того,
что, употребляя насиліе противъ насилія, они самымъ
могущественнымъ способомъ содѣйствуютъ тому насилію,
противъ котораго борются.
Помогай, помогай вамъ Богъ. Пишите, чтобы я зналъ
ваше душевное состояніе. И не думайте огорчить меня, если
почувствуете слабость и признаете это. Да, какъ и изъ самаго простого, пустого, и кажущагося непріятнымъ дѣла можно сдѣлать болыпое и радостное дѣло.
Прощайте. Любящій васъ
Левъ Толстой.
х
А. И. И к о н н и к о в у .
(Ясная Поляна, ( 9 0 8 г., Іюнь 2 3 ) .
Письма ваши, милый братъ Антоша, должно быть, в с ѣ
получилъ, Снасибо, что пишете, пожалуйста, если не трудно,
продолжайте. Часто, часто думаю и говорю о васъ. Нынче
читалъ Кругъ Ч/генія, который вамъ не передаютъ и, между
прочимъ, напалъ на мысли, которыя мнѣ дороги и нужны,
и, думаю, и вамъ, в ъ вашемъ испытаніи еще болѣе будутъ
дороги и нужны. Посылаю вамъ ихъ. Я только въ легкихъ
случаяхъ могу провѣрять истинность того, что всякія страданія и лишенія можно обратить въ благо себѣ, вы же можете испытать это в ъ вашемъ тяжеломъ положеніи. Помогай вамъ въ этомъ живущій во всѣхъ насъ Богъ.
Я много знаю баптистовъ, освободивгдихся отъ своихъ
суевѣрій и признавшихъ ученіе блага въ его чистотѣ. Если
бы я говорилъ съ вашимъ собесѣдникомъ-баптистомъ, я бы
1
) В. А. Молочниковъ отбывалъ тюремное накаэаніе
неаіе произведеній Л. Н. Толстого.
за
распростра-
сказалъ ему: ,,не будемъ говорить о томъ, кто Христосъ, о
томъ, что сдѣлалъ и чего не сдѣлалъ Богъ, и что будетъ
послѣ смерти. Во всемъ этомъ мы можемъ ошибиться,
а будемъ говорить о томъ, въ чемъ не можетъ быть ошибки
и что мы вѣрно знаемъ: о томъ, что мы должны дѣлать.
Въ этомъ мы всѣ согласны съ тѣмъ, чему учитъ евангеліе:
что жизнь наша въ любви, что чѣмъ больше мы любимъ
и близкихъ, и чуждыхъ и, главное, враговъ, тѣмъ лучше •
исполняемъ волю Бога, и тѣмъ намъ самимъ лучше и
лучше всѣмъ тѣмъ, съ кѣмъ мы сходимся—въ этомъ мы
всѣ согласны. Такъ и давайте учиться исполнять это и по могать въ этомъ другъ другу".
Прощайте, милый другъ. Братски цѣлую васъ. Пишите....
если вамъ не трудно.
Любящій и благодарный вамъ
Левъ Толстой.
Куртышу передайте привѣтъ и благодарность.
В. А. Молочникову.
(1908 г., 7 Іюля;.
Сейчасъ получилъ второе ваше письмо отъ васъ, милый
братъ Молочниковъ. И радуюсь и не переставая,~простите—
боюсь за васъ и просто непосредственно жалѣю васъ и вашу
милую жену, особенно потому, что возможно бы было облегчить ей ея положеніе. Но видно такъ надо. Помогай ей
Богъ, который въ ней и во всѣхъ насъ. Хочетея помочь
вамъ, но чувствую, что вы на такомъ испытаніі, въ кототоромъ только ваша духовная сущность можетъ помочь.
вамъ.
Хотя вы все это знаете такъ же, какъ и я, хочется сказать вамъ одно единственное и главное, что въ вашемъ положеніи можетъ быть трудно, но въ вашемъ же положеніи
и особенно нужно, это то, чтобы при общенги съ людьми (это
самое трудное) помнить о томъ, что въ немъ, съ кѣмъ.
общаешься, то же самое высшее^ святое, чѣмъ я живу, и
что въ общеніи этомъ важнѣе, главнѣе всѣхъ другихъ
поводовъ общенія, мое духовное единеніе съ нимъ, достигаемое только однимъ: если я могу, любовью, а не могу, то
хоть уваженіемъ. Я пишу это п. ч. самъ страдаю слабостью
въ этомъ. Не успѣешь оглянуться—и сдѣлалъ, что не надо--или, не сказалъ, что надо. И каешься, да поздно. Помогай
вамъ Богъ.
Да давайте порученія: это мнѣ большое бы удовольствія «
доставило.
Братъ вашъ
В. А. М о л о ч н и к о в у .
(Ясная Поляна, 1 9 0 8 г., Сѳнт. 1).
Милый В . Молочниковъ.
Не переставая думаю о васъ, и осебенно живо, когда
получаю ваши письма, за которыя очень благодарю. Знаю
и понимаю, какъ вамъ тяжело, ихочется чѣмъ нибудь облегчить ваше положеніе, но знаю, что все только въ васъ, въ
томъ сознаніи свободнаго, вѣчнаго духовнаго человѣка,
которымъ мы всѣ живемъ. Иногда боюсь за васъ, боюсь за
тѣ минуты, когда внѣшнія условія застилаютъ это сознаніе, боюсь, чтобы въ эти минуты вы со своимъ воспріимчивымъ характеромъ не отдались чувству раздраженія, осужденія людей, чувству, несогласному съ сознаніемъ духовнаго начала, которое проявляется только любовью, какъ вы
это такъ же, какъ и я, знаете.
Я виноватъ передъ вами, что не написалъ до сихъ поръ.
Былъ и слабъ, и много посѣтителей. Здоровье мое лучше.
Есть ли у васъ книги? Можно ли присылать къ вамъ?
Описанія ваши подробностей жизни вашей и сотоварищей
очень всегда интересны. Братски цѣлую васъ.
Левъ Толстой.
В . А. М о л о ч н и к о в у .
(Яоная Поляна, І 9 0 3 г., Ноябрь 2 8 ) .
Иолучилъ, милый братъ Владиміръ, ваше письмо. Спасибо, что пишите. Я часто говорю: люди живутъ на волѣ,
среди кажущейся кипучей дѣятельности, а ни разсказать,
ни написать имъ нечего, а вы въ тюрьмѣ и каждое письмо
ваше одно содержательнѣе другогб.
Былъ радъ узнать изъ письма объ интересномъ вашемъ
прошедшемъ. Какъ сложится теперь ваша жизнь? Знаю,
что не должно безпокоиться объ этомъ, но, по старой привычкѣ, думаю не о васъ лнчно, а о вашей семьѣ. Только бы
жена ваша продолжала быть духомъ близка къ вамъ.
Помогай ей въ этомъ Богъ. Это важнѣе всѣхъ практическихъ соображеній. Передайте ей это съ моимъ сердечнымъ
привътомъ. Не на словахъ, а точно люблю ее за ея любовь
къ вамъ и вѣру в ъ то, чѣмъ мы съ вами живемъ, стараемся жить.
Мнѣ послѣднее время тѣлесно нездоровится, но за все
только благодарю Бога и радуюсь. Пишу на листкахъ, потому что сѣлъ записывать дневникъ и подумалъ: чѣмъ писать для себя, лучше для человѣка. Ему, можетъ быть,
пріятно будетъ, а подъ рукой былъ толйсо маленькій блокъяотъ.
Любящій васъ
Левъ Толстой.
В. А.
Молочникову.
( Я с н а я Поляна,
1 9 0 9 г.,
Ян. 8 ) .
Милый другъ Владиміръ. Получилъ сегодня ваше письмо.
Я не согласенъ съ Арнольдомъ въ его утвержденіи, что
христіанство выросло изъ еврейства. Я полагаю, что христіанство только исторически соединено съ еврействомъ. Основныя религіозныя истины однѣ и тѣ же во всѣхъ вѣрахъ;
и въ Ведахъ, и у Зороастра, и въ Буддизмѣ, и у Конфуція,
и у Лао-Тзе и въ Библіи.
Моя жизнь по-старому съ каждымъ днемъ и часомъ становится радостнѣе, удивительны и жалки люди, которые
могутъ не чувствовать благодарности за благо жизни. Не
могу не сумѣть воспользоваться в|ѣмъ благомъ жизни, но
не могу не знать, что оно предоставлено мнѣ. Иногда чувствуется, что надо бы какъ-нибудь пояснѣе сказать это людямъ, да не умѣю: очевидно, не стою, не по силамъ. Прощайте пока. Можетъ быть и до свиданія.
Левъ Толстой.
А. М. Б о д я н с к о м у.
Получ. въ Хар. губ. Жанд. Управ.
20 янв. 1909 г.
Прокуроръ харьковскаго окружн&го
суда 26 янв. 1909 г.
(Ясная Поляна,
1909
г.,
Янв. 8 ) .
Отправ. прокурор. Суда
23 янв. 1909 г.
Получилъ ваше письмо. милый Александръ Михайловичъ,
и очень оно опечалило меня. Мнѣ всегда, особенно послѣднее время, хотѣлось быть на вашемъ мѣстѣ; но когда живо
представишь себѣ то, что вы описываете, то думаешь: не
обманываешь ли себя? Конечно, намъ свойственно переходить отъ состоянія бодрости и силы духовной къ временамъ
слабости, и вотъ эти-то времена и страшны. Помогай вамъ
та высшая духовная сила, которая живетъ въ насъ, переносить терпѣливо и кротко эти тяжелыя минуты, и дѣлать
ихъ болѣе короткими. Благодарю за то. что написали мнѣ.
Пишите еще, если можете и хотите. Если бы могъ чѣмъ
служить вамъ, то это была бы для меня радость.
Левъ Толстой.
А. Ф. К о н и.
(Ясная Поляна, 1 9 0 9 г . , Февр.
І0).
Получилъ ваше письмо, милый Анатолій Федоровичъ, и
какъ всегда пріятно вспомнить про васъ и про вашу ко мнѣ
дружбу. Сомнительно, чтобы намъ пришлось еще увидаться,
а хорошо бы было. Я тоже испытываю, что и вы, что чѣмъ
старше дѣлаешься, тѣмъ больше дѣла и тѣмъ серьезнѣе
это дѣло и радостнѣе его дѣлать.
0 письмахъ моихъ такъ какъ и всякихъ моихъ писаніяхъ, я разъ навсегда отказался отъ всякихъ на нихъ иритязаній. Одного только желалъ бы, это то, чтобы письма,
какъ къ А. А. Толстой, такъ и къ вамъ, не дѣлались чьей
бы то ни было исключительной собственностью и чтобы копіи съ нихъ были даны моему другу Черткову В . Г., собирающему и издающему все мною написанное.
Дружески жму вашу руку и благодарю за дружбу.
Левъ
Толстой.
М. С. Д у д ч е н к о .
(Ясная Поляна, 1 9 0 9 г., 1 8 Февр).
Получилъ ваше хорошее письмо, милый Митрофаяъ Семеновичъ, и какъ вамъ ни странно это покажется, совершенно согласенъ съ вами в ъ томъ общемъ значеніи, которое вы приписываете общинѣ и въ особенности стремленію
людей къ соединенію, проявляющемуся в ъ общинѣ. Если я
указывалъ на соблазны, присущіе этой формѣ жизни, то это
никакъ не показываетъ, чтобы я находилъ эту форму неправильной и неполезной. Невыгодная сторона и извѣстные соблазны присущи всякому устройству жизни. Очень можетъ
быть, что я съ особенной рѣзкостью указывалъ на эти соблазны, потому что самъ не испыталъ этого рода жизни и
сознаю всю неправильность и ложность той формы жизни,
въ которой продолжаю жить. Одно, на чемъ я настаиваю,
и что мнѣ все яснѣе и яснѣе становится съ годами, это та
опасность ослабленія внутренней духовной работы, при перенесеніи энергіи — усилія — изъ внутренней области во
внѣшнюю.
Вообще же осуждать общинную форму жизни могутъ
только тѣ люди, которые живутъ въ формѣ жизни, болѣе
соотвѣтствующей христіанскому и нравственному складу,
чѣмъ общинная.
Таковой же я не знаю, кромѣ той одной жизни бездомнаго бродяги, которая свойственнѣе всего человѣку, желающему вполнѣ исполнить ученіе Христа.
И потому считаю себя не въ правѣ осуждать общинную
форму; все же, что я говорилъ объ этомъ, было только указаніе на тѣ соблазны, которые свойственны ей.
Левь Толстой.
А.
Соловьеву.
(Ясная Поляна, 1 9 1 0 г „ 2 5 іюля).
Отвѣчаю вамъ, милый братъ Александръ, и на ваше
дисьмо ко мнѣ, и на ваши письма, которыя, спасибо ему,'
яересылаетъ мнѣ Молочниковъ, и на тѣ бесѣды о васъ, которыя ішѣлъ съ вашимъ другомъ Павловымъ. Знаю, что
трудно вамъ, милый братъ ) . Для меня спасенье въ трудныя
минуты одно (да вы это все знаете): забыть о личности,
какъ своей, такъ и другихъ людей и ихъ сужденіяхъ, а
стать передъ требованіями своей высшей души—передъ Богомъ, и тотчасъ легко, пока опять не свернешься. Ііомогай
вамъ Богъ не свертываться, а свернулся—поскорѣе справляться. Мнѣ—да что обо мнѣ говорить—такъ хорошо, пока
не свернулся, что только знаешь благодаришь Того, То, что
дало мнѣ Оебя — жизнь. Посылаю вамъ молитву, которую
люблю повторять, когда свертываешься, и чтобы не свертываться.
Братски цѣлую васъ.
Левъ Толстой.
х
И. В . Г а л а н т ъ.
(Кочеты, 1 9 1 0 г., 9 Сент.).
Илья Владиміровичъ.
Я прочелъ вашу брошюру и нахожу, что несправедливость установленія черты осѣдлости выяснена въ брошюрѣ
съ полной убѣдительностью для людей, доступныхъ доводамъ здраваго смысла.
Мое же отношеніе къ тому распоряженію, по которому
людямъ воспрещается пользоватъся естественными правами
всякаго живого существа и жить на поверхности земного
шара тамъ, г д ѣ ему удобно или же желательно, не можетъ
быть иное, какъ отрицательное, такъ какъ я всегда считалъ
и считаю допущеніе всякаго насилія человѣка надъ человѣкомъ источникомъ всѣхъ бѣдствій, переживаемыхъ человѣчествомъ.
Насиліе же въ ограниченіи мѣста жительства не могу
не считать кромѣ того въ высшей степени нелѣпымъ и не
достигающимъ своей цѣли.
Левъ Толстой.
I. А. М а л и н о в с к о м у .
(Ясная Поляна, 1910 г. Сент.).
Іоанникій Алексѣевичъ, отъ души благодарю васъ за
присылку вашей книги. Я еще не успѣлъ внимательно
прочесть ее всю, но ужъ и пробѣжавъ ее, я порадовался,
такъ какъ увидалъ все ея большое значеніе для освобожденія нашего общества и народа отъ того ужаснаго гипноза...
Книга ваша, какъ я увѣренъ, благодаря импонирующему
1
) С. находился въ тюрьмѣ при исключительно тяжелыхъ условіяхъ.
4#
массамъ авторитету науки, главное же—тому чувству негодованія противъ зла, которымъ она проникнута, будетъ однимъ изъ главныхъ дѣятелей этого освобожденія. Такія
книги, какъ я вчера, шутя, сказалъ моему молодому другу,
а Вашему земляку и знакомому В . Булгакову, могутъ сдѣлать то, что мнѣ казалось невозможнымъ: помирить меня
даже съ офиціальной наукой.
Могъ ли я повѣрить 5 0 лѣтъ тому назадъ, что черезъ
полъ вѣка у насъ въ Россіи висѣлица сганетъ норхмальнымъ
явленіемъ, и „ученые, образованные" люди будутъ доказывать полезность ея. Но какъ и всякое зло неизбѣжно несетъ
и связанное съ нимъ добро, такъ и это: не будь этихъ ужасныхъ послѣднихъ революціонныхъ лѣтъ, ке было бы и
тѣхъ горячихъ выраженій негодованія противъ смертной
казни, тѣхъ и нравственныхъ, и религіозныхъ, и разумныхъ
доводовъ, которые съ такою очевидностью показываютъ преступность и безуміе ея,—что возвращёніе къ ней будетъ
невозможно. И среди этихъ доводовъ одно изъ первыхъ
мѣстъ будетъ занимать ваша книга. Надѣюсь, увѣренъ, что
не ошибаюсь теперь.
Еще разъ благодарю васъ за присылку, а главное, за
написаніе Вами прекрасной книги и отъ дупіи желаю вамъ
лучшаго блага въ мірѣ: продолженія такой же плодотворной дѣятельности.
Съ искреннимъ уваженіемъ и любовью
Левъ Толетой.
М. Д. Ч е л ы ш е в у .
(Ясная Поляна, 1910 г., Сент
Вы знаете мои взгляды. Хотя не отрицаю пользы Вашей
дѣятельности, нр вообще в ъ дѣлахъ совершенствованія,
какь личныхъ, такъ и общественныхъ, полагаю главнымъ
условіемъ измѣненіе внутренняго пониманія жизни, т.-е.
религіозное просвѣщеніе, и поэтому, не отрицая Вашей
дѣятельности и сочувствуя Вашимъ добрымъ намѣреніямъ
и энергіи, сожалѣю, что не могу дѣйствительно участвовать въ Вашей работѣ.
Съ совершеннымъ уваженіемъ
Левъ
Крестьянипу
Толстой.
М. П. Н-ву.
(Ясная Поляна, 1930 г., Окт. 2 4 ) .
Михаидъ Петровичъ. В ъ связи съ тѣмъ, что я говорилъ
вамъ передъ вашимъ уходомъ, обращаюсь къ вамъ еще оъ
слѣдующей просьбой: если бы дѣйствительно случилосьто.
чтобы я пріѣхалъ къ вамъ, то не могли ли бы вы найти
мнѣ у васъ въ деревнѣ хотя бы самую маленькую, но отдѣльную и теплую хату, такъ что васъ съ семьей я бы
стѣснялъ самое короткое время. Еще сообщаю вамъ то, что
если бы мнѣ пришлось телеграфііровать вамъ, то я телеграфировалъ бы вамъ не отъ своего имени, а отъ Т. Николаева.
Буду ждать вашего отвѣта, дружески жму руку.
Левъ Толстой.
Имѣйте ввиду, что все это должно быть извѣстно только
вамъ однимъ.
Л. Т.
Къ Леониду.
(1908 г., 2 Янв.).
Получилъ ваше очень пріятное и интересное письмо,
милый Леонидъ, и хочется получше отвѣтить. На вопросъ
вашъ,—какъ вамъ устроить свою жизнь,—отвѣчаю отрицаніемъ самаго вопроса: устраивать нашу жизнь не въ нашей
власти, и попытки такого устроенія только нарушаютъ то
ея устройство, которое предстоитъ намъ, о которомъ мы не
знаемъ, и которое единое и лучшее и для насъ, и для всѣхъ,
соприкасающихся съ нами. Задача нашей жизни, смыслъ
ея—въ чемъ вы, навѣрно, согласны со мной, — въ томъ,
чтобы проявить во всей доступной намъ силѣ того Бога
любви, Который живетъ въ насъ; а чтобы проявить Его,
намъ много надо работать надъ собою надъ уничтоженіемъ
тѣхъ грѣховъ, которыми мы полны, и которые мѣшаютъ
проявлевію любви,—и тѣлоугодничество, и праздность, и
сладострастіе, и недоброжелательство, и слава людская, и
гордость личная, и сословная, и народная, и несправедливость всякаго рода, всякаго рода суевѣріе и церковное, и
государственное, и научное, и искусства. Все это такъ
въѣлось въ насъ и такъ затемняетъ, заглушаетъ въ насъ
духъ Божій, что нельзя достаточно упорно и напряженно
бороться со всѣмъ этимъ для того, чтобы все болыпе и
больше освобождать духъ Божій, любовь, и пользоваться
тѣмъ благомъ, которое даетъ это все большее и большее
освобожденіе. Только положите в с ѣ силы на это усиліе, —
то усиліе, которымъ берется царство Божіе внутри насъ.
Всякую минуту настоящаго насколько возможно больше
употребляйте на эту внутреннюю работу совершенствованія—
освобожденіе, и жи?нь сложится такъ, какъ она должна
сложиться. И, по всѣмъ вѣроятіямъ, не такъ, какъ вы бы
того хотѣли, но сложится наилучшимъ образомъ. Знаю,
какъ несогласна своими внѣшними формами та жизнь,
которой вы живете теперь, и какъ она тяжела вамъ, но
будьте увѣрены, что вы нигдѣ, ни въ евоей, ни въ чужой
деревнѣ, ни въ общннѣ (въ общинѣ меньше всего) не найдете того положенія, въ которомъ бы ваши внѣшнія отношенія не были тяжелы. Тяжесть этихъ отношеній вездѣ,
всегда есть необходимое условіе нашей жизни. И эти условія
становятся мучительно тяжелы, когда мы думаемъ, что это
такія условія, которыя могутъ быть измѣнены, замѣнены
болѣе легкими. Это заблужденіе. Условія эти не только
облегчаются, но перестаютъ быть мучительны только когда
мы смотримъ на нихъ не какъ на что-то, что можетъ быть
измѣнено, а какъ на матеріалъ, надъ которамъ мы призваны
работать, то есть на ту форму жизни, в ъ которой, какъ и
во всякой другой, у насъ есть одао дѣло—проявлять живущій въ насъ духъ Божій и соединяться имъ посредствомъ
любви со всѣмъ окружающимъ насъ.
В ъ общемъ, совѣтъ мой въ томъ, чтобы не заботиться
о внѣшнемъ, а всѣ силы употреблять на внутреннее. Ищите
царства Божія и правды его, а остальное приложится, т. е.
жизнь сложится, какой она должна быть, соотвѣтственно
внутреннему усилію.
Пишу вамъ тѣ мысли, которыя вызвало во мнѣ ваше
письмо, и то, чѣмъ живу и съ чѣмъ умираю, пишу вамъ
то, думая, что понимаю васъ, понимаю любовью къ вамъ,
пишу то, чего не писалъ бы другому, зная, какъ легко
ложно перетолковать эти мысли. Очень, очень радостно мнѣ
было ваше письмо. Пожалуйста, пишите мнѣ, чтобы я
зналъ, -не то, что вы сдѣлаете (я бы не желалъ, чтобы вы
сдѣлали что-нибудь), а что Богъ сдѣлаетъ съ вами.
Любятцій васъ братъ
Левъ Толстой.
%
* 4
много думалъ
Послѣдніе дни
о васъ, милый братъ
Леонидъ.
Во-первыхъ, получилъ ваше письмо, за которое хочется
упрекнуть васъ за ту неподходяшую роль, которую вы мнѣ
приписываете. Вѣрьте, что это — не желаніе быть смиреннымъ, но совершеяно искреннее сознаніе ничтожности своей
жалкой личности не только в ъ сравненіи съ тѣмъ идеаломъ,
который вижу иногда передъ собой, но в ъ сравненіи с ъ
самыми обыкновенными людьми, которыхъ встрѣчаю. Я все
жду, когда это, какъ это случилось съ голымъ царемъ,
гулявпшмъ по улицамъ, найдется такое дитя, которое скажетъ: „Да на немъ нѣтъ ничего". И в с ѣ поймутъ, что они
видѣли во мнѣ хорошее, и чего не было, и не видали того
плохого, которое ^ие сгеѵе Іез уеих. Отъ этого мнѣ, любя васъ,
было непріятно то, что вы в ъ такомъ же обо мнѣ заблужденіи. Вѣрьте, ч[то говорю то, что думаю и чувствую. То,
что пишете о себѣ, очень порадовало меня. Не скажу, что
работа должна быть поденная, но совершенпо согласенъ,
что это очень хорошая форма работы. Радуюсь, радуюсь
очень тому душевному состоянію, которое чувствуется въ
вашемъ письмѣ. Одно могу желать: чтобы вы держались въ
немъ до смерти. Лучше этого состоянія я ничего не знаю.
Вотъ это ваше письмо былъ одинъ поводъ мыслей о васъ.
Другой поводъ, это—посѣщеніе вчера милаго вашего хозяина, Григорія. Мы много бесѣдовали съ нимъ, но я жалѣю,
что мало. Хотѣлось бы подѣлиться, а главное — попользоваться отъ него многимъ. Какъ я радъ, что умѣю понимать
такихъ людей, ихъ душу. Ояъ много мнѣ сказалъ полезнаго, и много говорилъ о васъ. И все, что узналъ, все
хорошо. Третій поводъ, это — корректурные листы вашего
писанія, которые я получилъ отъ Левинсона и вчера прочелъ вмѣстѣ съ Горбуновымъ и Гусевымъ. Начало слабо:
авторъ хочетъ слишкомъ многое сказать, и не можетъ сказать и ясно, и просто, и сильно. Нѣтъ строгой послѣдовательной мысли, и нѣтъ яркости и художественности, нѣтъ
опредѣленныхъ образовъ. Я не боюсь говорить вамъ, милый
другъ, всю правду. Есть много мыслей, намековъ, много
близкихъ, понятныхъ, но все расплывчато и даже, к а ж е т с я,
многословно. Такъ шло до „Храма". Но тутъ, съ самаго
начала, описаніе заключенныхъ, ихъ душевнаго состоянія
и казни: инженеръ, гимназистъ, священникъ, докторъ, сынъ
дьякона.давсѣ,—все этопревосходно,такъхорошо,чтоне могу
себѣ представить ничего лучше. То же впечатлѣніе произвело и на Горбунова, и Гусева. Я не могъ говорить отъ
слезъ, душившихъ меня. Непремѣнно надо стараться напечатать. Прощайте, милый другъ и братъ. Всей душой люблю
васъ. Мой привѣтъ Григорію.
Левъ
Толстой.
10-го мгя 1908 года.
Спасибо, милый другъ Леонидъ, за ваше хорэшее письмо.
Простите меня за то, что мое письмо и высказанное
мнѣніе о ватлей статьѣ было ддя васъ соблазномъ. Я чувствовалъ, что дѣло дурно. То же, что было написано въ
газетѣ (хотя и справздливо) о моемъ мнѣніи о статьѣ, еще
болыпе огорчило меня.
Простите. Но я все-таки радъ за васъ, что у васъ есть
эта способность выражать свои чувства, заражать этими
чувствами другихъ. Знайте, что она есть въ васъ, держите
въ себѣ эту силу, и, вѣроятно, придетъ время, когда она
понадобится и вамъ и людямъ.
Если вы мнѣ разрѣшаете раопорядиться этой статьей,
то разрѣшите и откинуть все ненужное, лишнее. Вся первая часть. Какъ ни страшно ѳто сказать, а художество
требуетъ еще гораздо большей точности ргёсізіоп, чѣмъ наука,
а это-то отсутствуетъ во всемъ, что называется декадентствомъ, и что въ вашей первой части статьи.
Ну, теперь объ этихъ пустякахъ довольно. Какъ вы
счастливы, милый другъ, что вы въ ваши годы избрали
тотъ путь, который вы избрали. Да, для того, чтобы быть
въ состояніи дѣлать то, въ чемъ сущность всей нашей
жизни—любить Бога и братьевъ-людей,—надо прежде всего
узнать ѳтихъ братьевъ, ихъ жизнь. А любить съ высоты
своихъ палатъ и верховой лошади—или обманъ, или страданіе и стыдъ,—і'еп заіз диеідие сЬаи$е. Вы же благую часть
избрали. Только тогда, когда вмѣстѣ ползаешь на четверенькахъ, станешь въ то положеніе, въ которомъ можно
начинать любить. Помогай вамъ Богъ. Но боюсь, боюсь за
васъ, милый другъ, боюсь и люблю и буду любять, хотя бы
вы и измѣнили свою жизнь. Сердца своего, души своей,
тѣхъ шаговъ, которые она сдѣлала, вы не можете уже
измѣнить. Пишите, хотя изрѣдка и хотя коротко, но чтобы
я чувствовалъ васъ. Прощайте, милый другъ.
Левъ Толстой.
6-го іюня 1908 г.
Очень радъ былъ вашему письму, милый Леонидъ.
Помогай вамъ Богъ подвигаться и, главное, утверждаться въ той внутренней духовной работѣ, которая, судя по
вашему письму, съ особенной силой происходитъ въ васъ.
Кто прошелъ по этому пути хоть немного,—уже не сворачиваетъ съ него. Въ письмѣ вашемъ мнѣ жалко было одно:
ваше мистическое отношеніе къ умершему другу. Эго заставляетъ меня боягься за васъ. Зяаю всю трудаость вашего положенія, но думаю, что облегчить, уничтожить эту
трудность можетъ только сознаніе единства со всѣми, съ
Богомъ, а при этомъ сознаніи должна исчезнуть значительность всего личнаго—какъ своей личности, такъ и всякой
другой, живой или умершей. Спасибо. что написали. Пожалуйста, извѣщайте о себѣ. Я больше, чѣмъ желаю любить всякаго человѣка, полюбилъ васъ.
Левъ Толстой.
1909 г. 8-го августа.
* *
Благодарю васъ, милый Левинсонъ, за ваше письмо. Хотя самая большая радость—любить самому, радостяа и любовь другихъ. А изъ вашего письма я почувствовалъ любовь двоихъ: вашу и милаго Леонида, который, благодаря
своей любви, умѣлъ въ моей плохотѣ найти хорошее.
Я писалъ ему о томъ, чтобы онъ разрѣшилъ мнѣ выпустить въ его превосходной статьѣ все начало. Когда онъ
отвѣтитъ,вѣроятно, согласіемъ,—подумайте, какъ и гдѣ помѣстить. дто во всѣхъ отношеніяхъ нужно. Какъ пріятно
узнать новаго брата и друга.
о
.
Лееъ Толстой.
8-го ш н я
1 9 0 8 г.
Въ послѣднемъ номерѣ журнала „Миссіонерскій сборяикъ" помѣщено слѣдующее иисьмо Л. Н. Толстого:
— Я просматривалъ присланную вами статью обо мнѣ;
такая статья всегда меня интересуетъ въ надеждѣ, что найдется что-нибудь, что могло бы открыть мои ошибки. Но
въ присланной вами статьѣ, къ сожалѣнію, ничего такого
не нашелъ, такъ какъстатья не касается моего пониманія
христіанскаго ученія, а говоритъ только о моемъ отрицаніи
тъхъ положеній церковной вѣры, которыя, по моему маѣнію, мѣшаютъ искревнему пониманію истиннаго христіанскаго ученія. Сущность моего религіознаго міровоззрѣнія—
никакъ не въ отрицаніи законныхъ догматовъ, которыхъ я
очень радъ былъ бы не касаться, если бы эти догматы не
скрывали истиннаго ученія Христа,—а въ положительной
сторонѣ христіанства, отвѣчающей требованію моей души,
думаю, и души всякаго другого, а поѳтому статья, которую
ЕЫ мнѣ прислали, не представляетъ для меня, да и не можетъ представлять для всякаго человѣка, серьезно относящагося къ вопросамъ вѣры, викакого интереса.
Левъ Толстой.
***
Англійскій журналъ сообщаетъ своимъ читателямъ письмо, полученное англичанкой-матерью отъ Льва Толстого, на
тему о релиііозномъ воспитаніи дѣтей. Толстой пишетъ:
„Я получилъ ваше письмо и былъ радъ найти въ немъ
взгляды, вполнѣ соотвѣтствующіе моимъ взглядамъ, аименно, что посѣщеніе церкви и чтеніе Священяаго Писавія въ
дѣтствѣ не имѣетъ желательнаго воспитательнаго вліявія.
Кромѣ примѣра родителей и другихъ лицъ, живущихъ
около дѣтей, оказывающихъ сильнѣйшее вліяніе, необходимо и непосредственное религіозное ученіе. Мое религіозное пониманіе жизни, и вытекающее изъ него мнѣніе ^ о
томъ, въ чемъ должно состоять религіозное воспитаніе,
слѣдующее:
„Бога, духовное первое начало жизни, мы знаемъ только потому, что знаемъ Его въ самихъ себѣ и въ другихъ
людяхъ. Ь о к л о н е н і е Богу въ насъ самихъсостоитъ въпредставленіи идеи о высшемъ совершенствѣ праведности и
стремленіи по возможности ближе достигнуть этого совершенства. Поклоненіе Богу въ другихъ людяхъ состоитъ въ
признаніи въ каждомъ человѣкѣ того самаго Бога. присутствіе котораго мы сознаемъ въ самихъ себѣ,.и поэтому по-
нятно стремленіе къ единенію съ кажцымъ человѣкомъ, а
это единеніе совершается лишь любовью. Считая такое поклоненіе Богу сущяостью всякой религіи, я думаю, что его
можно и должно внушать дѣтямъ. Такое поклоненіе Богу
можетъ быть внушаемо дѣтямъ слѣдующимъ образомъ: я
скаралъ бы имъ. В с ѣ мы знаемъ, что мы не должны никому вредить, "тикого обижать или о с у ж д а т а ко всѣмъ
быть ласковы, всѣмъ желать добра, и если мы такъ будемъ
дѣлать, то это будетъ хорошо для другихъ и для насъ самихъ. Номы все-таки часто осуждаемъ, бранимъ и обижаемъ другихъ, а желаемъ добра лишь самимъ себѣ, и любимъ только тѣхъ, кто любитъ насъ, и когда мы это д ѣ лаемъ, это нехорошо, ни для нихъ, ни для насъ самихъ.
Почему ѳто такъ? Потому, что каждый изъ насъ живетъ
душой и тѣломъ. Душа ничего не требуетъ для себя одной, а желаетъ добра всѣмъ и всему на свѣтѣ и любитъ
всѣхъ, тогда какъ наше тѣло желаетъ добра только самому
себѣ и любитъ только себя. Такъ что, чѣмъ больше вы живете для души и чѣмъ меньше для тѣла, тѣмъ лучше живется и другимъ, и вамъ самимъ. Что намъ дѣлать, чтобы
жить больше для души и меньше для тѣла?
„Чтобы такъ жить, мы прежде всего должны понять, что
душа наша есть духъ Божій въ человѣкѣ и одинакова во
всѣхъ людяхъ, а затѣмъ мы должны привыкать дѣлать то,
что хочетъ душа, а не то, что хочетъ тѣло. Чтобы ясно понять, что наша душа—духъ Божій въ человѣкѣ, хорошо
слушать, повторять или читать ученія мудрыхъ и святыхъ
людей о томъ, что есть Богъ и какъ онъ живетъ в ъ людяхъ. Чтобы привыкнуть дѣлать то, что желаетъ наша душа, а не то, чего желаетъ наше тѣло, хорошо вспоминать
въ концѣ каждаго дня, что мы дѣлали не по требованію
нашей души, а по желанію нашего тѣла, а начиная день—
готовиться не впадать въ тѣ же ошибки". Вотъ, что я сказалъ бы дѣтямъ о поклоненіи Богу въ насъ самихъ. 0 поклоненіи Богу в ъ другихъ я сказалъ бы слѣдующѳе:
„Всегда помните, что в ъ каждомъ человѣкѣ живетъ
тотъ же Богъ, что и въ васъ, и потому при встрѣчѣ съ человѣкомъ, кто бы онъ ни былъ, не забывайте, что нѣтъ на
свѣтѣ ничего выше или важнѣе того, что живетъ в ъ этомъ
человѣкѣ, и потому, какъ бы дурны ни были поступки этого человѣка (и самъ человѣкъ) и кто бы онъ ни былъ, надо поклоняться Богу в ъ немъ, и любить его, какъ вы любите самихъ себя, и поступать съ нимъ, какъ вы сами бы
хотѣли, чтобы поступали съ вами, еслибъ вы были на его
мѣстѣ".
Обучающійся в ъ Новгородской земской школѣ Огнестойкаго Строительства крестьянинъ Василій Некрасовъ написалъ Л. Н. Толстому письмо, в ъ которомъ спрашивалъ ве-
ликаго учителя, обязательно или не обязательно человѣку
отказываться отъ мясоѣденія. Некрасовъ пишетъ, что съ
тѣмъ же вопросомъ обращался къ людямъ, а тѣ въ отвѣтъ
только смѣются: „Нельзя,—говорятъ они,—ѣсть мясо, чтобы
не убивать корову, такъ нельзя и сапоги носить, нельзя и
капусту ѣсть, потому что и растепіе, можетъ быть, чувствует^, нельзя по землѣ ходить, чтобы какъ-нибудь червяка
не раздавить, словомъ, нельзяжить. Нѣтъ, Некрасовъ, если
хочешь жить да жалѣть, такъ лучше же ложись да помирай" іі т. д.
Левъ Николаевичъ отвѣтилъ на вопросъ Некрасова письмомъ отъ 21 сентября 1910 г., изъ „Кочеты", гдѣ въ то
время гостилъ у Сухотиныхъ.
Получилъ ваше умное и хорошее письмо, милый Некрасовъ.
Книги, какія могу, вамъ высылаю. На вашъ вопросъ о
невозможности исполненія вегетаріанства, который обыкновенно дѣлаютъ не желающіе совершенствованія, а отыскивающіе средства оправданія своей распущенной жизни, на
этотъ вопросъ мнѣ часто приходитея отвѣчать, но отвѣчаю
особенно вамъ.
Весь смыслъ христіанскаго ученія въ томъ, что оноставитъ передъ человѣкомъ идеалъ совершенства. Идеалъ
этотъ—полное совершенство—очевидно, недостижимъ. Дѣло
же и призваніе христіанина въ томъ, чтобы, насколько онъ
можетъ, онъ приближался къ этому идеалу. Таково приближеніе въ смиреніи, самоотверженіи, правдивости, въ незлобивости, въ прощеніи обидъ, въ дѣломудріи, а также и
въ любви къ людямъ и ко всему живому. Если можешь не
убивать скотияу и птицъ—еще лучше, можешь не убивать
рыбъ, насѣкомыхъ—еще того лучше. Старайся дойти, до
чего можешь, не разсуждая о томъ, что возможно и что
невозможно. Дѣлай то, что для тебя возможно по твоимъ
силамъ, и все въ этомъ. Тѣ возраженія, которыя вамъ дѣлаютъ, дѣлаются обыкновенно во всѣхъ отрасляхъ ученія
тѣми людьми, которые хртятъ продолжать жить дурной
жизнью, но нужно твердо помнить то, что я сейчасъ писалъ вамъ, что христіанское ученіе не въ томъ, чтобы быть
совершеннымъ, а въ томъ, чтобы приближаться, насколько
можешь, къ совершюяству.
Любящій васъ
Левъ Толстой.
Плоды просвѣщенія.
КОМЕДІЯ В Ъ 4-ХЪ Д Ѣ Й С Т В І Я Х Ъ .
(1890 года).
П л о д ы
К О М Е Д І Я В Ъ
п р о с в ѣ щ е н і я .
4 - Х Ъ Д Ъ Й С Т В І Я Х Ъ .
ДЪЙСТВУІОЩІЯ ЛІЩА.
Л е о н и д ъ Ѳ е д о р о в и ч ъ З в ѣ з д и н ц е в ъ , отставной поручикъ конной гвардіи, владѣтель 2 4 тысячъ десятинъ в ъ разныхъ губерніяхъ. Свѣжій мужчина, около 6 0
лѣтъ, мягкій, пріятный джентльмэнъ. Вѣритъ въ спиритизмъ и любитъ удивлять другихъ своими разсказами.
А н н а П а в л о в н а З в ѣ з д и н ц е в а , его жена, полная, молодящаяся дама, озабоченная свѣтскими приличіями,
презирающая своего мужа и слѣпо вѣрящая доктору. Дама
раздражительная.
Б е т с и, ихъ дочь, свѣтская дѣвица, лѣтъ 20-ти, съ распущенными манерами, подражающими мужскимъ, въ ріпсепег. Кокетка и хохотунья. Говоритъ очень быстро и очень
отчетливо, поджимая губы, какъ иностранка.
В а с и л і й Л е о н и д ы ч ъ , ихъ сынъ, 2 5 ти лѣтъ, кандидатъ юридическихъ наукъ, ,безъ опредѣленныхъ занятій,
членъ общества велосипедистовъ, общества конскихъ ристалищъ и общества поощренія борзыхъ собакъ. Молодой
человѣкъ, пользующійся прекраснымъ здоровьемъ и несокрушимой самоувѣренностью. Говоритъ громко и отрывисто. Либо вполнѣ серьезенъ, почти мрачень, либо шумно
веселъ и хохочетъ громко.
. Алексѣй
Владиміров ичъ
Кругосвѣтловъ,
п р о ф е с с о р ъ . Ученый, лѣтъ 50-ти, съ спокоОными, пріятно
самоувѣренными манерами и такою же медлительною, пѣвучею рѣчыо. Охотно говоритъ. Къ несоглашающимся съ
собой относится кротко-презрительно. Много куритъ. Худой,
подвижпой человѣкъ.
Д о к т о р ъ , лѣтъ 4 0 , здоровый, толстый, красный человѣкъ. Громогласенъ и грубъ. Постоянно самодовольно посмѣивается.
М а р ь я К о н с т а н т и н о в н а , дѣвица лѣтъ 20-ти, воспитанница консерваторіи, учительница музыки, съ махрами
на лбу, въ преувеличенно-модномъ туалеіѣ, заискивающая
и конфузящаяся.
П е т р и щ е в ъ , лѣтъ , 2 8 , кандидатъ филологическихъ
наукъ, ищущій дѣятельности, членъ тѣхъ же обществъ,
какъ и Василій Леонидычъ, и, кромѣ того, общества устройства ситцевыхъ и коленкоровыхъ баловъ. Плѣшивый, быстрый въ движеніяхъ и рѣчи и очень учтивый.
Б а р о н е с с а , важная дама, лѣтъ 50-ти, неподвижная,
говоритъ безъ интонацій.
К н я г и н я , свѣтская дама, гостья.
К н я ж н а , свѣтская дѣвица, гримасница, гостья.
Г р а ф и н я , древняя дама,насилу движущаяся, съ фальшивыми буклями и зубами.
Г р о с м а н ъ , брюнетъ еврейскаго типа, очень подвижный, нервный, говоритъ очень громко.
Толстая барыня, Марья В а с и л ь е в н а Толбух и н а , очень важная, богатая и добродушная дама, знаг.омая со всѣми замѣчательными людьми, прежними и теперешними. Очень толстая, говоритъ поспѣшно, стараясь' переговорить другихъ. Куритъ.
Б а р о н ъ К л и н г е н ъ (Кокб), кандидатъ Петерб. университета, камеръ-юнкеръ, служащій при посольствѣ. Вполнѣ
соггесі и потому спокоенъ душою и тихо веселъ.
Д ама.
Б а р ы н я (безъ словъ).
С а х а т о в ъ , Сергѣй Ивановичъ, лѣтъ 50-ти, бывшій
товарищъ министра, элегантный господинъ, широкаго европейскаго образованія, ничѣмъ не занятъ и всѣмъ интересуется. Держитъ себя достойно и даже нѣсколько строго.
Ѳ е д о р ъ И в а н ы ч ъ , камердинеръ, лѣтъ подъ' 60-тъ.
Образованный и любящій образованіе человѣкъ, злоупотребляющій употребленіемъ ріпсе пег и носового платка, который онъ медленно развертыв&етъ. Слѣдитъ за политикой.
Человѣкъ умный и добрый.
Г р и г о р і й, лакей, лѣтъ 2 8 , красавецъ собой, развратный, завистливый и смѣлый.
Я к о в ъ , лѣтъ 4 0 , буфетчикъ, суетливый, добродушный,
живущій только деревенскими семейными интересами.
С е м е н ъ, буфетный мужикъ, лѣтъ 20. Здоровый, свѣжій
деревенскій малый, бѣлокурый, безъ бороды еще, спокойный, улыбающійся.
К у ч е р ъ , лѣтъ 3 5 . Щеголь, съ усами только, грубый и
рѣшительный.
С т а р ы й п о в а р ъ , лѣтъ 5 5 , лохматый, небритый, раздутый, желтый, трясущійся, въ нанковомъ лѣтнемъ оборванномъ пальто и грязныхъ штанахъ, въ опоркахъ; говоритъ хрипло; слова вырываются изъ него какъ бы черезъ
преграду.
К у х а р к а , говорунья, недовольная, лѣтъ 3 0 .
П І в е й ц а р ъ , отставной солдатъ.
Т а н я , горничная, лѣтъ 19-ти, энергическая, сяльная,
веселая и быстро измѣняющая настроеніе дѣвушка. Въ мин} ты сильнаго возбужденія радости взвизгиваетъ.
1-й м у ж и к ъ , лѣтъ 60-ти, ходилъ старшиной, полагаетъ,
что знаетъ обхожденіе съ господамй, и любитъ себя послушать.
2 й м у ж и к ъ , лѣтъ 4 5 , хозяинъ, грубый и правдивый,
не любитъ говорить лишняго. Отецъ Оемена.
3 й м у ж и к ъ , лѣтъ 70 ти, въ лаптяхъ, нервный, безпокойпый, торопится, робѣетъ и разговоромъ заглушаетъ
свою робость.
1-й в ы ѣ з д н о й л а к е й графини. Старикъ стараго завѣта, съ лакейской гордостью.
2-й в ы ѣ з д н о й л а к е й , огромный, здоровый, грубый.
А р т е л ь щ и к ъ изъ магазина. Въ синей поддевкѣ, с ъ
чистымъ румянымъ лицомъ. Говоритъ твердо, внушительно
и ясно.
:
Дѣйствіе происходгітъ въ столицѣ, въ домѣ Звѣздъьицевыхъ-
Д Ъ Й С Т В І Е
I .
Театръ представляетъ переднюю богатаго дома въ Москвѣ. Три двери
наружныя, въ кабинетъ Леонида Ѳедоровича и въ комнату Василія Леонидыча. Лѣстница на верхъ, во внутреннія покои: сзади нея проходъ
въ буфетъ.
ЯВЛЕНІЕ 1-е.
Григорій (молодой и красгсвый лакей, глядится въ зеркало
и прихорашивается).
Г р и г о р і й . А жаль усовъ! Не годится, говоритъ, лакею
усы! А отчего? Чтобы видно было, что ты лакей. А то какъ
бы не превзошелъ. сынка ея любезнаго. й есть кого! Хоть
и безъ усовъ, а далеко ему... (Вглядывается съ улыбкой). II
сколько ихъ ,за мной волочатся? Только никто вотъ не нравится, какъ Таня эта! Простая горничная! Н-да! А вотъ
лучше барышни. (Улыбается). Да имила! (Прислушивается).
Вотъ, она и есть! (Улыбается). Вишь постукиваетъ каблучками... в-ва!..
ЯВЛЕНІЕ 2-е."
Григорій и Таня (съ шубкой и ботинками).
Г р ит о р і й. Татьянѣ Марковнѣ мое почтеніе!
Т а н я . Что, смотритесь все? Думаете, очень изъ себя
хороши?
Г р и г . А что, непріятенъ?
Т а н я . Такъ, ни пріятенъ, ни непріятенъ, а середка на
половину. Что же это у васъ шубы-то понавѣшены?
Г р и г . Сейчасъ, сударыня, уберу. (Снимаетъ шубу и накрываетъ ею Таню, обнимая ее). Таня, что я тебѣ скажу...
Т а н я . Ну васъ совсѣмъ! И къ чем/ это пристало! (Сердито вырывается). Говорю же, оставьте!
Г р и г . (оглядывается). Поцѣлуйте же.
Т а н я. Да что вы въ самомъ дѣлѣ пристали? Я васъ такъ
поцѣлую!.. (Замахиеается).
В а с и л і й Л е о н . (За сценой слышенъ звонокъ и потомъ
крикъ). Григорій!
Т а н я . Вонъ, идите. Василій Леонидычъ зоветъ.
Г р и г. Подождетъ; онъ только глаза продралъ. Слушай-ка,
отчего не любишь?
Т а н я . И какія такія любови выдумали! Я никого не
люблю.
Г р и г . Неправда, Семку любишь. И нашла же кого, буфетнаго мужика сиволапаго!
Т а н я . Ну, какой ни-на-есть, да вотъ вамъ завидно.
В а с и л. Л е о н. (за сценой). Григорій!
Г р и г. Поспѣешь!.. Есть чему завидовать! Вѣдь ты только
яачала образовываться и съ кѣмъ связываешься? То ли
дѣло меня бы полюбила... Таня...
Т а н я (сердито и строго). Говорю, не будетъ вамъ ничего.
В а с и л . Л е о н . (за щепой). Григорій!!!
Г р и г . Ужъ очень строго себя ведете.
В а с и л. Л е о н. (за сценой, упорно, ровио во всю мочь кри<штъ).. Григорій! Григорій! Григорігі!
(Таня и Григоргй смѣются).
Г р и г . Меня вѣдь какія любили!
(Звонокъ).
Т а н я . Ну, и идите къ нимъ, а меня оставьте.
Г р и г . Глупая ты, посмотрю. Вѣдь я не Семенъ.
Т а н я . Семенъ жениться хочетъ, а не глупости.
ЯВЛЕНІЕ 3-е.
Григорій, Таня и артелыігпкъ (несетъ болыаой картопъ съ
платьемъ).
А р т е л . Съ добрымъ утромъ!
Г р и г . Здравствуйте. бгъ кого?
Арт. Отъ Бурде, съ платьемъ, да вотъ записка барынѣ.
Т а н я (беретъ записпу). Посидите тутъ, я подамъ. (Уходитъ).
ЯВЛЕНШ 4-е
Григорій, артелыцикъ и Василій Леонидычъ (высовывается
изъ двери въ рубашкѣ и туфляхъ).
В а с. Л е о н. Григорій!
Г р и г . Сейчасъ.
В а с . Л е о н . Григорій! Развѣ не слышишь?
Г р и г . Я только пришелъ.
^
В а с . Л е о н . Воды теплой и чаю.
Г р и г. Сейчасъ Семенъ принесетъ.
В а с. Л е о н. А это что? Отъ Бурдье?
А р т е л. Такъ точно съ.
(Басилій Леонидычъ и Григо^гш уходятъ.—Звонокъ).
ЯВЛЕНІЕ 5-е.
Артедыцикъ и Таня (вбѣгаетъ иа звонопъ и огпворяетъ дверь).
Т а н я (артельщику). Подождите.
А р т е л . И такъ дожидаюсь.
ЯВЛЕНІЕ 6-е.
Артельщикъ, Таня и Сахатовъ (входитъ въ дверь).
Т а н я . Извините, сейчасъ вышелъ лакей. Да выпожалуйте. Позвольте! (Снимаетъ шубу).
С а х ат. (оправляясь). Дома Леонидъ Ѳедоровичъ? Встали?
(Звонокъ).
Т а н я . Какъ же, давно ужъ!
ЯВЛЕНІЕ 7-е.
Артелыцикъ, Таня п Сахатовъ. Входитъ докторъ.
Д о к т о р ъ (игцетъ лакея. Увидаеъ Сахатова
съ развязностью). А! мое почтеніе!
С а х а т . (пристально вглядывается). Докторъ, кажется?
Д окт. А я думалъ, что вы заграницей. Къ Леониду Ѳедоровичу?
С а х а т. Да. А вы что же? Боленъ развѣ кто?
Д о к т . (посмѣиваясь). Не то, чтобы боленъ, а знаете, съ
этими барынями бѣда! До трехъ часовъ каждый день сидитъ за винтомъ, а сама тянется въ рюмку. А барыня сырая, толстая, да и годочковъ-то не мало.
С а х а т . Вы такъ и Аннѣ Павловнѣ высказываете вашъ
діагнозъ? Ей не нравится, я думаю.
Д о к т . (смѣясь). Что же, правда. Всѣ эти штуки продѣлываютъ, а потомъ разстройство пищеварительныхъ органовъ, давленіе на печень, нервы,—ну, и пошла писать, а
ты ее подправляй. Б ѣ д а съ ними! (Посмѣиеается). А вы
что? Вы, кажется, спиритъ тоже?
С а х а т . Я? Нѣтъ, я не спиритъ тоже... Ну, мое почтеніе!
(Хочетъ итти, но докторъ останавливаетъ).
Д о к т . Нѣтъ, вѣдь я тоже не отрицаю вполнѣ, какъ такой человѣкъ, какъ Кругосвѣтлэвъ, принимаетъ участіе.
Нельзя же! Профессоръ, европейскал извѣстность. Что-нибудь да есть. Хотѣлось какъ-нибудь посмотрѣть, да все не~
когда, другое дѣло есть.
С а х а т о в ъ . Да, да. Мое почтеніе! (Уходитъ съ легкимъ
поклономъ)Л
Д о к т . (Танѣ). Встали?
Т а н я . В ъ спальнѣ. Да вы пожалуйте.
(Сахатовъ и докторъ расходятся въ разныя стероны).
у
— 641 —
ЯВЛЕНІЕ 8-е.
Артелыцикъ, Таня и Ѳедоръ Ивановичъ (входитъ съ газетой
въ рукахъ).
Ѳед. Ив. (къ артельщику). Вы что?
А р т е л . Отъ Вурде съ платьемъ, да съ запиской. Ве«
лѣли подождать.
Ѳед. Ив. А, отъ Вурде! (Къ Тапѣ). Кто это пришелъ?
Т а н я . Сахатовъ, Сергѣй Иванычъ, и еще докторъ. Они
тутъ постояли, поговорили. Все о спиритичествѣ.
Ѳед. Ив. (поправляя). Объ спиритизмѣ.
, Т а н я . Да я и говорю объ спиритичествѣ. А вы слышали, Ѳедоръ Иванычъ, какъ прошлый раяъ удалось хорошо?
(Смѣется). И стучало и вещи перелетали.
Ѳед. Ив. А ты почемъ знаешь?
Т а н я. А Лизавета Леонидовна сказывали.
;
ЯВЛЕНІЕ 9-е.
Таня, Ѳедоръ Ивановичъ, артелыцикъ и Яковъ - буфетчикъ
(бѣжитъ съ стапапомь чаю).
Я к о в ъ (пъ артельщику). Здравствуйте!
А р т е л. (грустпо). Здравствуйте.
(Яповъ стучитъ въ дверь къ Василію Леопидычу).
ЯВЛЕНІЕ 10-е.
Тѣ же и Григорій.
Г р и г . Давай.
Я к о в ъ . А стаканы вчерашніе все не принесли, да и
подносъ отъ Василія Леонидыча. Вѣдь съ меня спросятъ.
Григ. Подносъ занятъ у него съ сигарками.
Я к о в ъ . Такъ вы переложите. Вѣдь съ меня взыскиваютъ.
Г р и г . Принесу, принесу!
Я к о в ъ. Вы говорите принесу, а его нѣтъ. Намедни хватились, а подавать не на чемъ.
Г р и г . Да принесу, говорю. Эка суета!
Я к о в ъ . Вамъ хорошо такъ говорить, а я вотъ третій
чай подавай, да завтракать собирай. Треплешься, треплешься
день деньской. Есть ли у кого въ домѣ больше моего дѣла?
А все нехорошъ!
Г р и г . Да ужъ чего лучше? Вишь, какъ хорошъ!
Т а н я . Вамъ в с ѣ нехороши, только вы одинъ...
Г р и г . (къ Тапѣ). Тебя не спросили! (Уходишъ).
ЯВЛЕНІЕ 11-е.
Таня, Яковъ, Ѳедоръ Иванычъ и артедыцикъ.
Я к о в ъ . Да что, я не обижаюсь...Татьяна Марковна, барыня не говорила ничего про вчерашнее?
Т а н я . Это объ лампѣ-то?
Я к о в ъ . Іі какъ это она вырвалась изъ рукъ, Богъ ее
знаетъ. Только сталъ обтирать, хотѣлъ перехватить,—вышмьтгнула какъ-то... В ъ мелкіе кусочки! Все мое несчастіе!
Ему хорошо, Григорію-то Михайлычу, говорить, какъ онъ
одинъ головой, а вотъ какъ семья? Вѣдь тоже надо обдумать, да прокормить. Я на труды не смотрю... Такъ ничего
не говорила? Ну, и слава Богу!.. А ложечки у васъ, Ѳедоръ
йванычъ, одна или двѣ?
Ѳ е д . Ив. Одна, одна. (Читаетъ газету).
(Яковъ уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 12-е.
Таня, Ѳедорь Иванычъ и артелыцикъ. Слишепъ звонокъ. Входятъ Григорій съ подносомъ и швейцаръ.
Ш в е й ц . (Григорію). Доложите барину, мужики изъ деревни.
Г р и г . (г/казывая на Ѳедора Иеановича). Дворецкому доложи, а мнѣ некогда. (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 13-е.
Таня, Ѳедоръ Иванычъ, швейцаръ и артедьщнкъ.
Т а н я . Откуда мужики?
Ш в е й ц . Изъ Курской, кажется.
Т а н я (взвизгиеаетъ). Они... Это Семеновъ отецъ о землѣ.
Пойду—встрѣчу. (Б-ѣжитъ).
ЯВЛЕШЕ 14-е.
Ѳедорь Иванычъ, швейцаръ и артельщикъ.
Ш в е й ц . Такъ какъ скажете: пустить ихъ сюда, или
какъ? Ояи говорятъ—объ землѣ, баринъ знаетъ.
Ѳед. И в а н . Да, о покупкѣ земли. Такъ, такъ. Гость у
него теперь. Ты вотъ что: скажи, чтобъ подождали.
І П в е й ц . Гдѣ жъ ждать?
Ѳед. И в а н . Пусть на дворѣ подождутъ; я тогда выгдлю.
(Швейцаръ уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 1 5 е.
Ѳедоръ ІІванычъ, Таня, за ней три мужика, Григорій и артелыцикъ.
Т а н я . Направо. Сюда, сюда!
Ѳед. И в а н . Я не велѣлъ пускать, было, сюда.
Г р и г . То-то, егоза!
Т а н я. Да ничего, Ѳедоръ Иванычъ, они тутъ съ краюшка.
Ѳед. И в а н . Натоичутъ.
Т а н я . Ояи ноги обтерли, да я и подотру. (21ужикамъ).
Вотъ тутъ и станьте.
(Муэюики входятъ, несутъ гостинцы въ платкахъ:
куличъ, яйца, полоупенца, ищутъ на что креститься.
Крестятся иа лѣстницу, кланяются Ѳедору Ивановичу и становятся твердо).
Г р и г о р . (Ѳедору Ивановичху). Ѳедоръ Иванычъ! вотъ говорили, отъ Пироне фасонисты щиблетки, ужъ это чего
лучше у энтаго-то? (Показываетъ на третьяго муэісика въ чуыяхъ).
Ѳ е д . И в а н . Все вамъ только пересмѣивать людей!
.(Григорій уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 16-е.
Таня, Ѳедоръ Иванычъ и три аіужика.
Ѳед. И в а н . (встаетъ и подходитъ къ мужгскамъ). Такъ
вы самые курекіе, о покупкѣ земли?
і-й м у ж . Такъ точно. Происходитъ, примѣрно, наечетъ
свершенія продажи земли мы. Доложить бы какъ?
Ѳед. И в а н . Да, да, знаю, знаю. Подождите здѣсь, я
сейчасъ доложу. (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 17-е.
Тапя и три мужика. Василій Леонидычъ (за сценой). Мужики оглядываются, ѵе знаютъ, куда дѣть гостинцы.
1-й муж. Какъ же, значитъ, это, не знаю, какъ назвать,
на чемъ бы подать? Хворменно, чтобъ предметъ исдѣлать.
Влюдце бы, что ли?
Т а н я . Сейчасъ, сейчасъ. Давайте сюда; покамѣстъ вотъ
такъ. (Ставитъ на диванчикъ).
1-й муж. Это какого званія, примѣрно, почтенный подходилъ-то къ намъ?
Т а н я . Это камердинъ.
1-й м у ж . Прямое дѣло, камардинъ. В ъ распоряженіи,
знаитъ, тоже. (Къ Танѣ). А вы, примѣрно, тоже при услуженіи будете?
Т а н я . Въ горничныхъ я. Вѣдь я тоже Деменская. Я
вѣдь васъ знаю, и васъ знаю, только энтого дяденьку не
знаю. (Указываетъ на третьяго муоюика).
3-й м у ж. Тѣхъ вознала, а меня не вознала?
Т а н я. Вы Ефимъ Антонычъ?
1-й м у ж . Двистительно.
Т а н я . А вы Семеновъ родитель, Захаръ Трифонычъ?
2-й м у ж . Вѣрно!
3-й муж. А я, скажемъ, Митрій Чиликинъ. Вознала
теперь?
Т а н я . Теперь и васъ знать будемъ.
2-й м у ж. Ты чья жъ будешь?
Т а н я . А Аксиньи солдатки, сирота.
1-й и 2-й мужики (съ удивленіемъ). Ну
2-й му ж. Не даромъ говорится: дай за поросенка гропгь.,
посади въ рожь, онъ и будетъ хорошъ.
1-й муж. Двистительно. Сходственно, въ родѣ какъ
мамзель.
.3-й муж. Это какъ есть. 0, Господи!
В а с . Л е о н . (за сценой звоиитъ, а потомъ кричитъ^.ТфИгорій, Григорій!
1-й м у ж. Кто жъ это такъ очень себя безпокоитъ, примѣрно?
Т а н я . Молодой баринъ это.
3-й муж. 0, Господи! Сказывалъ, пока что, лучше бы
наружу подождали. (Молчаніс).
2-й муж. Тебя-то Семенъ замужъ беретъ?
Т а н я . А развѣ онъ писалъ? (Закрывается фартукомъ.)
2<й м у ж . Стало, писалъ! Да не дѣло задумалъ. Избаловался, вижу, малый.
Т а н я (живо). Нѣтъ, онъ ничего не избаловался. Послать его вамъ?
2-й м у ж . Чего посылать-то. Дай срокъ. Успѣемъ!
(Слышны отчаянные крики Васнлія Леонидыча: Григорій?
чортъ тебя возьми!)
ЯВЛЕНІЕ 18-е.
Тѣ же. И изъ двери Василій Леонидычъ (въ рубашкѣ, надѣ*
ваетъ ріпсе-пех).
В а с. Л е о н. Вымерли всѣ?
Т а н я. Нѣтъ его, Василій Леонидычъ... Сейчасъ я пошлкк
(Направляется %ъ двери).
В а с. Л е о н. Вѣдь я слышу, что разговариваютъ. Это
что за чучелы явились? А, что?
Т а н я . Это мужички изъ Курской деревни, Василій
Леонидычъ.
В а с . Л е о н . (на артельщика). А это кто? А, да, отъ.
Бурдье! (Мужики кланяются).
(Басилій Леонидычъ не обращаетъ на нихъ вниманія; ГригорііЬ
встрѣчается съ Таней въ дверяхъ, Таня остается).
ЯВЛВНІВ 19-е.
Тѣ же и Григорій.
В а с Л е о н . Я тебѣ говорилъ,—тѣ ботинки. Не могу м
эти носить!
Г р и г . Да и тѣ тамъ же стоятъ.В а с . Л е о н . Да г д ѣ же тамъ?
Г р и г . Да тамъ же.
В а с . Л е о н . Врешь!
Г р и г . Да вотъ увидите.
(Василій Леонидычъ и Григорііі уходятъ}.
ЯВЛЕНІЕ 2 0 - е .
Таня, три мужика и артелыцикъ.
8-й м у ж . А може, скажемъ, не время таперь, пошли бы
аа фатеру, обождали бы пока что.
Т а н я . Нѣтъ, ничего, подождите. Вотъ я вамъ сейчасъ
тарелки для гостинцевъ принесу. (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 21-е.
Т ѣ же, Сахатовъ, Леонидъ Ѳедоровичъ и за ниші Ѳедоръ
Иванычъ.
(Муоюипи берутъ гостинцы и становятся въ позы).
Л е о н . Ѳед. (муоюипамъ). Оейчасъ, сейчасъ, подождите.
(Еа артельщит). А это кто?
А р т е л ы ц . Отъ Бурде.
. Л е о н. Ѳ е д. А, отъ Бурдье!
С а х . (улыбаясь). Да я не отрицаю; но согласитесь, что,
яе видавъ всего того, что вы говорите, яашему брату, непосвященному, трудно вѣрить.
Л е о н . Ѳ е д . Вы говорите: я не могу вѣрить. Но мы и
не требуемъ вѣры. Мы требуемъ изслѣдованія. Вѣдь не
могу же я вѣрить этому кольцу. А кольцо получено мною
оттуда.
С а х . Какъ оттудаі Откуда?
Л е о н. Ѳ е д. Изъ того міра. Да.
С а х . (улыбаясь). Очень интересно, очень интересно!
Л е о н. Ѳ е д. Но, положимъ, вы думаете, что я увлекающійся человѣкъ, воображающій себѣ то, чего нѣтъ, но вѣдь
вотъ Алексѣй Владиміровичъ Кругосвѣтловъ, кажется, не
зкто-нибудь, а профессоръ, и вотъ признаетъ то же. Да не
онъ одинъ. А Круксъ? А Валласъ?
С а х . Да вѣдь* я не отрицаю. Я говорю только, что это
очень интересно. ІІнтересно знать, какъ Кругосвѣтловъ
объясняетъ?
Л е о н. Ѳ е д. У него своя теорія! Да вотъ пріѣзжайте
нынче вечеромъ; онъ будетъ непремѣнно. Сначала Гросюманъ будетъ... знаете, извѣстный угадыватель мыслей.
С а х . Да, я слышалъ, но ни разу не случилось видѣть.
Л е о н . Ѳед. Ну такъ пріѣзжайте. Сначала Гросманъ, а
потомъ Капчичъ, и нашъ сеансъ медіумическій... (Ѳедору
Лванычу). Не вернулся посланный отъ Капчича?
Ѳ е д. И в а н. Нѣтъ еще.
С а х . Такъ какъ же бы мнѣ узнать?
Л е о н . Ѳед. Да вы пріѣзжайте, все равно—пріѣзжайте.
Если Капчича и не будетъ, мы найдемъ своего медіума.
Марья Игнатьевна—медіумъ; не такой сильный какъ Капчичъ, но все-таки...
ЯВЛВНІЕ 22-е.
Тѣ же и Таия (входитъ еъ тарелками для гостинцевъ. При~
слушивается къ разговору).
С а х . (улыбаясь). Да, да. Но только вотъ обстоятельство:
почему медіумы всегда изъ такъ называемаго образованнаго
круга? И Капчичъ, и Марья Игнатьевна. Вѣдь если это особенная сила, то она должна бы встрѣчаться вездѣ въ народѣ*
въ мужикахъ.
Л е о н . Ѳед. Такъ и бываетъ.. Та&ъ чаето бываетъ, что
у насъ въ домѣ одинъ мужикъ, и тотъ оказался медіумомъ.
На-дняхъ мы позвали его во время сеанса. Нужно было
передвинуть диванъ—и забыли про него. Онъ, вѣроятно, и
заснулъ. И, представьте себѣ, нашъ сеансъ уже кончился,
Капчичъ проснулся, и вдругъ мы замѣчаемъ, что въ другомъ углу комнаты около мужика начинаются медіумическія явленія; столъ двинулся и пошелъ.
Т а н я (въ сторону). Это когда я изъ-подъ стола лѣзла.
Л е о н . Ѳед- Очевидно, что онъ тоже медіумъ. Тѣмъ
болѣе, что лицомъ онъ очень похожъ на Юма... Вы помнитеЮма?—бѣлокурый, наивный.
С а х. (пожимая плечами). Вотъ какъ! Это очень интересноі'
Такъ, вотъ, вы его бы и испытали.
Л е о н . Ѳед. И испытаемъ. Да и не онъ одинъ. Медіумовъ бездна. Мы только не знаемъ ихъ. Вотъ на-дняхъ
одна больная старушка передвинула каменную стѣну.
С а х . Передвинула каменную стѣну?
Л е о н . Ѳед. Да, да, лежала въ постели и совсѣмъ не
знала, что она медіумъ. Улерлась рукой о стѣну, а стѣпа
п отодвинулась.
С а х . И не завалилась?
Л е о н . Ѳед. И не заванилась.
С а х . Странно! Ну, такъ я пріѣду вечеромъ.
Л е о н. Ѳ е д. Пріѣзжайте, пріѣзжайте! Сеансъ будетъ в о
всякомъ случаѣ.
(Сахатовъ одѣвается. Леонидъ Ѳедоровичъ провожаетъ его).
ЯВЛЕНІЕ 2 3 - е .
Тѣ же, безъ Сахатова.
А р т е л . (Танж). Доложите же барынѣ! Что же, мнѣ ночевать, что ли?
Т а н я . Подождите. Онѣ ѣдутъ съ барышней, такъ скоро
сами выйдутъ. (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 24-е.
Т ѣ же, безъ Тани.
Л е о Ш) Ѳ е д. (подходитъ къ мужикамъ тѣ кланяются и
подаютъ гостинцы). Не надо это!
1-й м у ж , (улыбаясь). Да ужъ это первымъ долгомъ вроисходитъ. Какъ и міръ намъ предлегалъ.
г
2-й муж. Ужъ это какъ водится.
3-й муж. йнетолкуй! Потому, какъ мымяого довольны...
Какъ родители напш, скажемъ, вашимъ родителямъ, скажемъ, служили, такъ и мы желаемъ отъ души, а не то,
чтобы какъ... (Нланяется).
Л е о н . Ѳед. Да что вы? Чего вы именнно желаете?
1-й муж. Къ вашей милостй, значитъ.
ЯВЛЕНІЕ 25-е.
Тѣ же и Петрищевъ (быстро вбѣгаепгъ въ шинели).
Петрищ. Василій Леонидычъ проспулся? (Ѵвидѣвъ
Леонида Ѳедоровича, кланяется ему одной головой).
Л е о н . Ѳед. Вы къ сыну?
П е т р и щ . Я?—Да, я на минутку къ Вово.
Л е о н . Ѳед. Пройдите., пройдите.
(Летригцевъ снимаетъ шинель и скоро иЬетъ).
ЯВЛЕНІЕ 26-е.
Тѣ же, безъ Петрищева.
Л е о н. Ѳ е д. (къ муоюикамъ). Да-съ. Ну, такъ вы что жъ?
2-й муж. Прими гостинцы-то.
1-й муж. (улыбаясь). Ьяачитъ деревенскія предложенія.
3-й муж. И не толкуй,—что тамъ! Мы желаемъ какъ
отцу родному. й не толкуй,
Л е о н . Ѳед. Ну что жъ... Ѳедоръ, прими.
Ѳед. Иван. Ну, давайте сюда. (Беретъ гостинцы).
Л е о н . Ѳед. Такъ въ чемъ же дѣло?
1-й м у ж. Да къ вашей милости мы.
Л е о н . Ѳед. Вижу, что ко мнѣ; да чего же вы желаете?
1-й м у ж. А насчетъ свершенія продажи земли движеніе
исдѣлать, Происходитъ...
Л е о н . Ѳед. Что же, вы покупаете землю, что ли?
1-й м у ж . Двистительно, это какъ есть. Происходитъ...
значитъ насчетъ покупки собственности земли. Такъ міръ
насъ примѣрно и вполномочилъ, чтобы взойтить, значитъ,
какъ нолагается, черезъ государственную банку съ приложеніемъ марки узаконеннаго чисяа.
Л е о н . Ѳед. То-есть, вы желаете купить землю черезъ
посредство банка,—такъ, что ли?
1-й м у ж. Это какъ есть, какъ лѣтось вы намъ предлогъ исдѣлали. Происходитъ, значитъ, всей суммы полностью 3 2 , 8 6 4 р. въ покупки собственности земли.
Л е о н. Ѳ е д. Это такъ, но какъ же приплату?
1-й муж. А приплату предлегаетъ міръ, чтобъ, какъ
лѣтось говорено, разсрочить значитъ, въ полученіи въ
наличностяхъ, по законамъ положеній, 4 , 0 0 0 рублей полЕ О С Т Ь Ю .
2-й и у ж. Четыре тысячи получи денежки теперь, значитъ, а остальныя, чтобъ обождать.
3-й м у ж . (пока развертываетъ деиьги). Ужъ это будь в ъ
надеждѣ, себя заложимъ, а того не сдѣлаемъ, чтобъ какънибудь, а скажемъ, какъ-никакъ, а чтобы, скажемъ, того...
какъ должно.
Л е о н . Ѳ е д . Да вѣдь я писалъ вамъ, что я согласенъ
только въ такомъ случаѣ, коли соберете в с ѣ деньги.
1-й м у ж. Это двистительно, пріятнѣе бы, да не въ возможноетяхъ, значитъ.
Л е о н. Ѳ е д. Такъ что же дѣлать?
1-й м у ж. Міръ, примѣрно, на то упѣвалъ, что какъ
лѣтось предлогъ исдѣлали въ отсрочкѣ платежа...
Л е о н. Ѳ е д. То было прошлаго года; тогда я соглашался,
а теперь не могу...
2-й м у ж. Да какъ же такъ? Обнадежилъ,—мы и бумагу
выправили, и деньги собрали.
3-й м у ж . Помилосердствуй, отецъ. Земля наша малая,
не то что скотину,—курицу, скажемъ, и ту выпустить некуда. (Клаияется). Не грѣши, отецъ! (Кланяется).
Л е о н . Ѳед. Эго, поюжимъ, правда, что прошлаго года
я согласился отсрочить, да тутъ вышло обстоятельство...
Такъ. что мнѣ теперь неудобно.
2-й м у ж. Намъ безъ этой земли надо жизни рѣшиться.
1-й м у ж . Двистительно, безъ земли наше жительство
должно ослабнуть и в ъ упадокъ произойти.
3-й м у ж . (кланяется). Отецъ! земля малая, не то что
скотину,—куренка, скажемъ, и того выпустить некуда. Отецъ!
помилосердствуй. Прими денежки, отецъ.
Л е о н . Ѳед. (просматриваетъ бумагу). Я понимаю, мнѣ
самому хотѣлось бы вамъ сдѣлать доброе. Вы подождите.
Я вамъ черезъ полчаса отвѣтъ дамъ... Ѳедоръ, скажи, чтобъ
никого не принимать.
Ѳед. И в а н , Очень хорошо. (Леонидъ Ѳедоровичъ уходитъ).
ЯВЛВНІЕ 27-е.
Тѣ же, безъ Леонида Ѳедоровича. (Мужики въ унынги).
2-й м у ж . Ишь ты дѣло-то! В с ѣ , говоритъ, подавай. А г д ѣ
ихъ возьмешь?
1-й м у ж. Кабы лѣтось не обнадежилъ насъ. А то мы
такъ упѣвали, двистительно, что какъ лѣтось говорено.
3-й м у ж . 0, Господи! Я, было, деньги раскуталъ. (Завертываетъ деньги). Теперь что станемъ дѣлать?
Ѳ е д. й в а н. Да у васъ въ чемъ дѣло состоитъ?
1-й м у ж. Дѣло у насъ, почтенный, зависитъ, примѣрно,
вотъ въ чемъ: предлегалъ онъ намъ лѣтось разсрочить.
Міръ на то и взошелъ мнѣніемъ, и насъ вполномочилъ; а
теперь онъ, примѣрно, предлагаетъ, чтобы всю сумму полностью. А выходитъ дѣло никакъ неспособно.
Ѳед. И в а н . Денегъ-то много ль?
1-й м у ж. Всей суммы въ поступлепіи четыре тысячи
рублей, значитъ.
Ѳ е д. И в а н. Такъ что жъ?—понатужьтесь, соберите еще.
1-й м у ж. И такъ натурно собирали. Пороху въ этихъ
смыслахъ, господинъ, не хватаетъ.
2-й м у ж . Какъ ихъ нѣтъ, зубами не вытянешь.
3-й м у ж. Мы бы всей душой, да, скажемъ, и такъ подъ
метелочку и эти-то собрали.
ЯВЛЕНІЕ 28-е.
Тѣ же, Василій Леонидычъ и Петрищевъ (въ дверяхъ оба еъ
попиросками).
В а с. Л е о н. Да ужъ я сказалъ—буду стараться. Такъ
буду стараться, что какъ только возможно. А, что?
П е т р и щ. Ты пойми, что если ты не достанешь, то это
чортъ знаетъ какая гадость!
В а с. Л е о н. Да ужъ сказалъ—буду стараться и буду.
А, что?
П е т р и щ. Да ничего. Я только говорю, что добудь непремѣнно. Я подожду. (Уходитъ, запирая дверь).
ЯВЛЕНІЕ 2 9 - е .
Тѣ же, безъ Петрищева.
В а с . Л е о н. (махая рукой). Чортъ знаетъ, что такое.
(Мужики кланяются).
В а с . Л е о н. (смотритъ на артельщика. Ѳедору Иваноеичу). Что это вы ѳтого отъ Бурдье не отпустите? Онъ ужъ
совсѣмъ жить къ намъ переѣхалъ. Смотрите, онъ заснулъ.
А, что?
Ѳ е д. И в а н. Да подали записку... Велѣли подождать,
когда Анна Павловна выйдутъ.
В а с , Л е о н. (смотритъ на муоюшовъ и воззривается на
деньги). А, это что? Деньги? Это кому? Намъ деньги? (Еъ
Ѳедору Ивановичу). Эго кто такіе?
Ѳ е д. И в а н. Это крестьяне курскіе, землю покупаютъ.
В а с. Л е о н. Что жъ, продали?
Ѳ е д. И в а н. Да нѣтъ, не сошлись еще. Вотъ скупятся они.
В а с. Л е о н. А? Это надо ихъ уговорить. (Къ мужикамъ). Вы что жъ, покупаете, а?
1-й м у ж. Двистительно, мы предлегаемъ, чтобы какъ
пріобрѣсть собственность владѣнія земли.
В а с. Л е о н. А вы не скупитесь. Вы знаете, я вамъ скажу,
какъ земля мужичку нужна! А, что? Очень нужна?
1-й м у ж. Двистительно, земля мужику пристекаетъ
первая статья. Это какъ есть.
В а с. Л е о н. Ну, вотъ, вы и не скупитесь. Вѣдь земля
что? Можно, вѣдь, на ней пшеницу рядами, я вамъ скажу,
посѣять. Триста пудовъ можно взять, по рублю за пудъ,
триста рублей. А/что?.. А ТО мяту, такъ тысячу рублей, я
вамъ скажу, можно съ десятины слупить!
1-й м у ж . Двистительно, это вполнѣ, всѣ продухты можно
въ дѣйствіе произвесть, кто понятіе имѣетъ.
В а с. Л е о н. Такъ непремѣнно мяту. Вѣдь я учился про
это. Это въ книгахъ напечатано. Я вамъ покажу. А, что?
1-й м у ж. Двистительно, что касающее вамъ по книгамъ
виднѣе. Умственность, значитъ.
В а с. Л е о н. Такъ покупайте, не скупитесь, а давайте
деньги. (Ѳедору Иванычу). Папа гдѣ?
Ѳ е д. И в а н . Дома. Они просили не безпокоить ихъ
теперь.
В а с. Л е о н. Что жъ, вѣроятно, у духа спрашиваетъ—
продать ли землю или нѣтъ? А, что?
Ѳ е д. И в а н. Этого не могу сказать. Знаю, что пошли
въ нерѣшительности.
В а с. Л е о н. Какъ ты думаешь, Ѳедоръ Иванычъ, есть
у него деньги? А, что?
Ѳ е д. И в а н. Ужъ не знаю. Едва ли. А вамъ зачѣмъ?
Вѣдь вы на прошлой недѣлѣ взяли кушъ не маленькій.
В а с. Л е о н. Да вѣдь я за собакъ отдалъ. А теперь
вѣдь ты знаешь: наше новое общество, и Петрищевъ выбранъ, а я бралъ у Петрищева деньги, а теперь надо внести
за него и за себя. А, что?
Ѳ е д. И в а н. Это какое ваше новое общество? Велосипедистовъ?
В а с. Л е о н. Нѣтъ, я тебѣ сейчасъ скажу: это новое
общество. Очень, я тебѣ скажу, серьезное общество. И ты
знаешь, кто предсѣдатель? А, что?
Ѳ е д. И в а н. В ъ чемъ же это новое общество?
В а с. Л е о н. Общесгво поощренія разведенія старинныхъ русскихъ густопсовыхъ собакъ. А, что? И я тебѣ скажу:
нынче первое засѣданіе и завтракъ. А вотъ денегъ-то нѣтъ!
Пойду къ нему, попытаюсь. (Уходитъ въ дверь).
ЯВЛЕНІЕ зо-е:
Мужики, Ѳедоръ Иванычъ и артельщикъ.
1-й м у ж . (Ѳедору Иванычу). Это кто же, почтенный, бубутъ?
Ѳед. И в а н . (улыбаясь). Молодой баринъ.
3-й м у ж . Наслѣдникъ, скажемъ. 0, Господи! (Ирячетъ
дешги). Прибрать, видно, пока что.
1-й м у ж , А намъ сказывали, что военный, въ заслугѣ
кавалеріи, примѣрно.
Ѳед. И в а н . Нѣтъ; онъ, какъ единственный сынъ, уволенъ отъ воинской повинности.
3-й м у ж . Для прокорму, скажемъ, родителевъ оставленъ. Это правильно.
2-й м у ж . (%ачаетъ головой). Этотъ прокормитъ, что и
говорить!
3-й м у ж . 0, Господи!
— 651 —
ЯВЛЕНІЕ 81-е.
Ѳедоръ Иванычъ, три тужнка, Василій Леонндычъ, и за нимъ..
въ дверяхъ Леонидъ Ѳедоровичъ.
В а с . Л е о н . Вотъ это всегда такъ. Право, удивительно.
То говорятъ мнѣ, отчего я ничѣмъ не занятъ, а вотъ когда
я нашелъ дѣятельность и занятъ, основалось общество
серьезное, съ благородными цѣлями, тогда жалко какихънибудь труста рублей!..
Л е о н. Ѳ е д. Сказалъ, что не могу, и не могу. Нѣтъ уменя.
В а с . Л е о н . Да вѣдь вотъ продали землю.
Л е о н . Ѳед. Во-первыхъ, яе продалъ, и главное—оставь.
меня въ покоѣ. Вѣдь тебѣ сказали, что- мнѣ некогда. (Захлопываетъ дверь).
ЯВЛЕНІЕ 32-е.
Тѣ же, безъ Леонида Ѳедоровича.
Ѳед. И в а н . Я вамъ говорилъ, что теперь не время.
В а с . Л е о н . Вотъ, я вамъ скажу, положеніе, а? Пойду
къ мама,—одно спасенье. А то сумасшествуетъ съ своимъ
спиритизмомъ и всѣхъ забылъ. (Идетъ на верхъ).
(Ѳедоръ Иванычъ садится, было^ за газету).
ЯВЛЕНІЕ зз-е.
Тѣ же. Сверху сходятъ Бетси и Марья Еонстантиновна. За
ними Григорій.
Б е т с и. Карета готова?
Г р и г . Выѣзжаетъ.
Б е т с и . (Марьѣ /Сонстантиновнѣ).. Пойдемте,. пойдемге
Я видѣла, что это онъ.
Мар. К о н с т . Кто онъ?
Б е т с и . Очень хорошо знаете, что Петрищевъ.
Мар. К о н с т . Такъ г д ѣ же онъ?
Б е т с и . У Вово сидитъ. Вотъ увидите.
Мар. К о н с т . А вдругъ не опъ?
(Муоюипи и артелыцикъ кланяются).
Б е т с и (пъ артелыципу). А, вы отъ Бурдье, съ нлатьемъ!
А р т . Такъ точно. ІІрикажите отпустить.
Б е т с и. Да я не знаю. Это мама.
А р т . Не могу знать-—кому. Намъ приказано снести и
деньги получить.
Б е т с и. Ну такъ подождите.
Мар. К о н с т . Зто все тотъ же костюмъ для шарады?
Б е т с и . Да, прелестный костюмъ. А мама не беретъ и
не хочетъ платить.
Мар. К о н с т . Отчего же?
Б е т с и . А вотъ спросите у мама. Дая Вово за собакъ
заплатить 5 0 0 рублей не дорого, а платье 1 0 0 рублей дог
рого. А не могу же я играть чучелой! (На мужшовъ). А
это кто такіе?
Г р и г . Мужики, землю покупаютъ какую-то.
Б е т с и . А я думала охотники. Вы не охотники?
1-й м у ж . Ыикакъ нѣтъ-съ, госпожа. Мы насчетъ свер:шенія продажи акта земли, къ Леониду Ѳедоровичу.
Б е т с и . Какъ же къ Вово должны были притти охотники? Да вы навѣрное не охотники? (Мужики молчатъ).
Какіе глупые! (Иодходитъ %ъ двери). Вово! (Хохочетъ)
Мар. К о н с т . Да вѣдь мы его встрѣтили сейчасъ.
Б е т с и . Охота вамъ помнить!.. Вово, ты здѣсь?
ЯВЛЕНІЕ 3 4 - е .
Тѣ же и Петрищевъ.
П е т р и щ . Вово нѣтъ, но я готовъ исполнить за него
все, что потребуется. Здравствуйте! Здравствуйте, Марья
'Константиновна! (Трясетъ руку сильно и долго Бетси, а по-томъ Марьѣ Еонстантиновнѣ).
2-й м у ж . Вишь, ровно воду накачиваетъ.
Б е т с и. Замѣнить не можете, но все-таки лучше, чѣмъ
ничего. (Хохочетъ). Какія это у васъ дѣла съ Вово?
П е т р . Дѣла? Дѣла фи-нансовыя, то-есть они. дѣла
наши—фи! и вмѣстѣ съ тѣмъ нансовыя, и кромѣ еще
финансовыя.
Б е т с и . Что же значитъ нансовыя?
П е т р . Вотъ вопросъ! Въ томъ-то и штука, что ничего
•не значитъ!
Б е т с и . Ну, это не вышло, совсѣмъ не вышло! (Хохочутъ).
П е т р . Нельзя вѣдь, чтобы всякій разъ выходило. Это
въ родѣ аллегри. Аллегри, аллегри, а потомъ и выигрышъ.
(Ѳедоръ Иванычъ уходитъ въ пабинетъ Леонида Ѳедоровича).
л
ЯВЛЕНІЕ 35-е.
Тѣ же, безъ Ѳедора Иваныча.
Б е т с и. Ну, это не вышло; а скажите, вы вчера были у
Мергасовыхъ?
П е т р . Не столько у т ё г е Оаз$оі, сколько у рёге Оаззоі, и
,даже не рёге Оа$$о!, а у Ш$ Оа$$оіі.
Б е т с и. Не можете безъ ]'еи сіе тоі$? Это болѣзнь. И цыгане были? (Смѣетея).
П е т р . (поетъ). На фартучкахъ пѣтушки, золотые гре'бешки!..
Б е т с и . Экіе счастливые! А мы скучали у Фофо.
П е т р . (проЬолжая напѣвать). й божилась, и клялась—
шобывать ко мнѣ... Какъ далыпе? Марья Константиновна.
какъ дальше?
Мар. К о н с т . Ко мнѣ на часъ...
П е т р. Какъ? Какъ, Марья Константиновна? (Хохочетъ).
Б е т с и. Сеззег, ѵоиз сіеѵепег ітроззіЫе!
П е т р. .Гаі се$$6, ]'аі ЬбЬё, з'аі
Б е т с и. Я вижу одно средство избавиться отъ вашихъ
остротъ—это заставить васъ пѣть. Пойдемте къ Вово в ъ
комнату, у него и гитара есть. Пойдемте, Марья Константиновна, пойдемте!
(Ьетси, Марья Констаитииовна и Летрищевъ уходятъ въкомнату Василія
Леонидыча).
ЯВЛЕНІЕ 3 6 - е .
Григорій. три мужика и артелыцнкъ.
1-й м у ж . Это чьи же?
Г р и г. Одна — барышня, а другая — мамзедь, музыки:
учитъ.
1-й м у ж. В ъ науку производитъ, значитъ. А какъ акуратна. Настоящій патретъ.
2 й м у ж. Что же замужъ не выдаютъ? Года-то ужъ^
небось, вышли?
Г р и г. Развѣ какъ у васъ, пятнадцати лѣтъ?
1-й м у ж. А мущинка-то тотъ, примѣрно, изъ музыканщиковъ?
Г р и г. (передразнивая).
Нзъ музыканщиковъ!.. Ничегото вы не понимаете!
1-й м у ж. Это двистительно, глупость наша, значитъ, необразованность.
3-й м у ж . 0, Господи!
(Слишно пѣніе цыганскихъ пѣсенъ съ гитарой изъ комнаты^
Василія
Леопидыча).
ЯВЛЕНІЕ 37 е.
Григорій, три мужика, артелыцикъ, входитъ Семенъ и вслѣдъза нимъ Таня. (Таня наблюдаетъ за встрѣчей отца съ сыномъ).
Г р и г . (къ Семену). Ты чего?
С е м. Къ господину Капчичу посылали.
Г р и г . Ну что?
С е м . На словахъ приказали сказать: нынче никакъбыть>
не могутъ.
Г р и г . Хорошо, я доложу. (Уходитъ}.
ЯВЛЕНІЕ 38-е.
Тѣ же, безъ Григорія.
С е м. (отцу). Здорово, батюшка! Дядѣ Ефиму, дядѣ Ми-.
трію,—почтеніе! Дома здоровы ли?
2-й м у ж . Здорово, Семенъ.
1-й м у ж . Здорово, братецъ.
3-й м у ж . Здорово, малый. Живъ ли?
С е м. (улыбаясь). Что жъ, батюшка, пойдемъ, что ли, чайку
попить?
2-й м у ж . Погоди, отдѣлаемся,—развѣ не видишь, недооугъ таперь?
Сем. Ну, ладно, я у крыльца ждать буду. (Уходитъ).
Т а н я (бѣжитъ за нимъ). Ты что жъ ничего не сказалъ?
Сем. Какъ же теперь говорить при народѣ? Дай срокъ,
пойдемъ чай пить, я и скажу. (Уходитъ).
ЯВЛЕНІВ 39-е.
Тѣ же, безъ Сезіена.
Ѳедоръ И в а н ы ч ъ (выходытъ и садится къ окну съ га.зетой).
1-й муж. Ну что жъ, почтенный, какъ дѣло наше происходитъ?
Ѳед. И в а н . Погодите, сейчасъ выйдетъ, кончаетъ.
Т а н я (къ Ѳедору Лван.). А вы почемъ, Ѳедоръ Иванычъ,
знаете, что кончаетъ?
Ѳед. И в а н . А я знаю, когда онъ вопросы окончитъ, то
онъ вслухъ перечитываетъ вопросъ и отвѣтъ.
Т а н я . Неужели жъ правда, что блюдечкомъ можно разговаривать съ духами?
Ѳ е д. И в а н. Стало быть, можно.
Т а н я . Ну что жъ, они ему скажутъ подписать—онъ и
подпишетъ?
Ѳед. И в а н . А то какъ же?
Т а н я . Да вѣдь они словами не говорятъ?
Ѳед. И в а н . Азбукой. Противъ какой буквы остановится,
онъ и замѣчаетъ.
Т а н я . Ну, а если въ сіансѣ?..
ЯВЛЕНІЕ 40-е. .
Тѣ же и Леонидъ Ѳедоровичъ.
Л е о н. Ѳед. Ну, друзья мои, не могу. Очень бы желалъ,
но никакъ не могу. Если всѣ деньги, то другое дѣло.
1-й муж. Это двистительно, чего бъ лучше. Да маломоченъ народъ, никакъ невозможно.
Л е о н . Ѳед. Не могу, не могу никакъ. Вотъ и бумага
ваша. Не могу подписать.
3-й м у ж . А ты пожалѣй, отецъ, помилосердствуй!
2-й м у ж . Что жь такъ дѣлать? Обида это.
Л е о н . Ѳед. Обиды, братцы, нѣту. Я вамъ тогда лѣтомъ
говорилъ: коли хотите, дѣлайте. Вы не захотѣли, а теперь
мнѣ нельзя.
3-й м у ж . Отецъ! смилосердуйся. Какъ жить таперича?
•Земля малая, не то что скотину,—курицу, скажемъ, и ту
івыпустить некуда.
(Леонидъ Ѳедоровичъ идетъ и останавливается въ дверяхъ).
:
— 655 —
ЯВЛЕНІЕ 41-е.
Тѣ же, барыня и докторъ .сходятъ сверху. За пими Василій
Леонидычъ, въ веселомъ и игривомъ настроеніи духа, укладываетъ деньги въ бумаоюникъ.
Б а р . (затянутая, въ шляпкѣ). Такъ принять?
Д окт. Коли повторныя явленія будутъ, непремѣнно принять. А главное—ведите себя лучше. А то какъ же вы хотите, чтобъ густой сиропъ прошелъ чрезъ тоненькую волосяную трубочку, когда еще мы эту трубочку зажмемъ?
Нельзя? Такъ и желче-проводъ. Все вѣдь это очень просто.
Б а р . Ну, хорошо, хорошо.
Д о к т. То-то хорошо, а все по-старому; а такъ, барыня,
нельзя, нельзя. Ну, прощайте!
Б а р . Не прощайте, а до свиданья. Вечеромъя васъ всетаки жду; безъ васъ я не рѣшусь.
Д о к т . Ладно, ладно. Коли время будетъ, заверну. (Уходгшъ).
ЯВЛЕНІЕ 42-е.
Тѣ же, безъ доктора.
Б а р . {увидавъ муоюиковъ). Это что? Что это? Что это за
люди? (Мужики кланяются).
Ѳ е д. И в а н . Эго крестьяне изъ Курской о покупкѣ земли
къ Леониду Ѳедоровичу.
Б а р . Я вижу, что крестьяне, да кто ихъ пустилъ?
Ѳед. И в а н . Леонидъ Ѳедоровичъ приказали. Они съ
ними сейчасъ говорили о продажѣ земли.
Б а р . И какая продажа? Совсѣмъ не нужно продавать. А
главное—какъ же пускать людей съ улицы въ домъ! Какъ
пускать людей съ улицы! Нельзя пускать въ домъ людей,
которые ночевали Богъ знаетъ гдѣ... (Разгорячается все болѣв и болѣе). Въ одеждахъ, я думаю, всякая складка полна
микробъ: микробы скарлатины, микробы оспы, микробы
дифтерита! Да вѣдь они изъ Курской, изъ Курской губерніи, г д ѣ повальный дифтеритъ!.. Докторъ, докторъ! Воротите доктора!
(Леонидъ Ѳедоровичъ уходитъ, закрывая дверь. Григорій выходитъ за докторомъ).
ЯВЛЕНІЕ 43-е.
Тѣ же, безъ Леонида Ѳедоровича и Григорія.
В а с . Л е о н . (куритъ на мужиковъ). Ничего, мама, хотите
я ихъ окурю такъ, что всѣмъ микробамъ^ капутъ? А, что?
(Барыня строго молчитъ, ожидая возвращенія доктора).
В а с . Л е о н . (къ мужикамъ). А высвинейвыкармливаете?
Вотъ выгодно-тоГ
1-й м у ж . Двистительно, пускаемъ когда и по свиной
части.
В а с . Л е о н . Такихъ... Іу, Іу! (Хрюкаетъ поросешомъ).
Б а р . Вово, Вово! перестань!
В а с . Л е о н . Похоже? А, что?
1-й м у ж . Двистителъно, сходственно.
Б а р . Вово, перестань, я тебѣ говорю!
2-й м у ж . Это къ чему же?
3-й м у ж . Сказывалъ, на фатеру бы пока-что.
. ЯВЛЕНІЕ 44-е.
Тѣ зке, докторъ и Григорій.
Д о к т . Ну, что еще? Что такое?
Б а р . Да вотъ вы говорите, чтобы не волноваться. Ну
какъ тутъ быть спокойной? Я сестру не вижу два мѣсяца,
я остерегаюсь всякаго сомнительнаго посѣтителя. И вдругъ
люди изъ Курска, прямо изъ Курска, гдѣ повальный дифтеритъ,—въ серединѣ моего дома!
Д о к т . То-есть, вотъ эти молодцы-то?
Б а р . Ну да, прямо изъ дифтеритной мѣстности!
Д о к т . Да коли изъ дифтеритной мѣстности, то, разумѣется, неосторожно, но все-таки очень-то волноваться не
зачѣмъ.
В а р . Да вѣдь вы сами же предписываете осторожность?!
Докт„ Ну да, ну да, только волноваться-то очень не
зачѣмъ.
Б ар. Да вѣдь какъ же? Полную дезинфекцію надо.
Д о к т . Нѣтъ, что жъ полную, это дорого слишкомъ,—
рублей триста, а то и больше станетъ. А я вамъ дешево и
сердито устрою. Возьмите-ка на большую бутылку воды...
Б а р . Отварной?
Д о к т . Все равно. Отварной лучше... Такъ на бутылку
воды столовую ложку салициловой кислоты, да и велите
перемыть все, чего касались даже, а ихъ самихъ, молодцовъ
этихъ, разумѣется, вонъ. Вотъ и все. Тогда смѣло. Да того
же состава черезъ пульверизаторъ въ воздухъ пропустите
стаканчика два, три, и посмотрите, какъ хорошо будетъ
Совершенно безопасно!
Б а р . Таня гдѣ? Позовите Таню.
ЯВЛЕНІЕ 45-е.
Т ѣ же и Т а н я .
Т а н я . Что прикажете?
Б а р . Знаешь большую бутылку въ уборной?
Т а н я . Изъ которой прачку вчера брызгали?
Б а р . Ну да, а то какая же! Такъ вотъ возьми ты эту
бутыль и вымой прежде, гдѣ они стоятъ, мыломъ, потомъ
этимъ...
— 657 —
Т а н я . Слушаю-съ. Я знаю какъ.
Б а р . Да потомъ возьми пульверизаторъ... Впрочемъ, я
вернусь, сама сдѣлаю.
Д о к т. Такъ и сдѣлайте, и не бойтесь. Ну, такъ до свиданья, до вечера. (Уходитъ).
• ЯВЛЕНІЕ 46-е.
Тѣ же, безъ доктора.
Б а р . А ихъ вонъ, вонъ, чтобъ ихъ духу не было. Вонъ,
вонъ. Идите, что смотрите?
1-й муж. Двистительно, какъ мы по глупости, какъ намъ
дредлегаить...
Г р и г . (выпроваживая муэюиковъ). Ну, ну, идите, идите.
2-й м у ж . Платокъ-то мой дай!
3-й м у ж . 0 Господи! Говорилъ я — на фатеру бы покуда что.
(Григорій
выталкиваетъ его).
ЯВЛЕНІЕ 4 7 - е .
Барішя, Грмгорій, Ѳедоръ Ивадычъ, Таня, Василій Леоішдычъ и артелыцикъ.
А р т . (нѣсколько разъ порывавгаійся говорить). Будетъ
отвѣтъ какой?
Б а р . А, это отъ Бурдье? (Горячась). Никакого, никакого,
и несите назадъ. Я ей говорила, что я такого костюма не
заказывала и дочери своей носить не позволю.
А р т . Не могу знать, меня послали.
Б а р . Ступайте, ступайте и несите назадъ. Ясама заѣду.
В а с. Л е о н. (торжественно). Господинъ посланпикъ отъ
Бурдье, ступайте!
Арт. Давно бы сказали. Что жъ я пять часовъ сидѣлъ?
В а с . Л е о н . Посланецъ Бурдье, ступайте!
Б а р . Перестань, пожалуйста.
(Артельѵіикъ уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 4 8 - е .
Тѣ же, безъ артелыцика.
Б а р . Бетси! Г д ѣ она? Вѣчно ее ждать!
В а с Л е о н. (кричитъ во все горло). Бетси! Петрищевъ!
Идите скорѣй! Скорѣй! Скорѣй! А, что?
ЯВЛЕНІЕ 49-е.
Тѣ же, Иетрищевъ, Бетси и Марья Еонстантиновна.
Б а р . Вѣчно тебя ждешь!
Б е т с и . Напротивъ, я васъ жду.
(Петрищевъ кланяется одной головой
барынѣ).
и цѣлуетъ рущ
Б а р . Здравствуйте! (Къ Бетси). Всегда отвѣчать!
Б е т с и . Если вы, мама, не въ духѣ, такъ лучше я не
поѣду.
Б а р. ѣдемъ, или не ѣдемъ?
Б е т с и , Да ѣдемте, что жъ дѣлать?
Б ар. Видѣла отъ Бурдье?
Б е т с и . Видѣла, и очень была рада. Я заказывала костюмъ и надѣну, когда заплатятъ за него деньги.
Б а р . Я не заилачу и не позволю надѣть непридичный
костюмъ.
Б е т с и . Отчего онъ сталъ неприличный? То бы.ть приличенъ, а то на васъ ргайегіе нашла.
Б а р . Не ршсіегіе, а передѣлать весь лифъ, тогда можно.
Б е т с и . Мама, право, это невозможно!
Б а р . Ну, одѣвайся же. (Садятся. Григорій
надѣваетъ
ботинки).
В а с . Л е о н . Марья Константиновна! А вы видите, какая
пустота въ передней?
Мар. К о н с т . А что? (Впередъ смѣется).
В а с. Л е о н. А отъ Бурдье ушелъ. А, что? Хорошо?
(Хохочетъ громко).
Б а р. Ну, ѣдемъ. (Выходитъ въ дверь и тотчасъ же возвращается). Таня!
Т а н я , Что прикажете?
Б а р. Фифку безъ меня чтобъ не простудить. Если будетъ проситься выпускать, то непремѣнно надѣть капотецъ
желтенькій. Она не совсѣмъ здорова.
Т а н я. Слушаю-съ.
(Барыня, Бетси и Григорій уходятъ).
ЯВЛЕНІЕ 50-е.
Петрищевъ, Ваеилій Леонидычъ, Таня и Ѳедоръ Иванычъ.
П е т р и щ . Ну, что же, добылъ?
В а с . Л е о н . Я тебѣ скажу, съ трудомъ. Сначала сунулся къ родителю,—зарычалъ и прогналъ. Я къ родительницѣ,—ну, и добился. Тутъ! (Хлопаетъ по карману.) Ужъ
если я возьмусь, отъ меня не уйдешь... Мертвая хватка. А,
что? А нынче вѣдь приведутъ моихъ волкодавовъ.
(Петрищевъ и Василій Леонидычъ одѣваются и уходятъ. Таня идетъ за ними.)
ЯВЛЕНІЕ 51-е.
Ѳедоръ Иванычъ одинъ.
Ѳед. й в а н . Да, все непріятности. II какъ это они не
могутъ въ согласіи жить? Да и правду сказать, молодое
поколѣнье—не то. А царство женщинъ? Какъ, давеча, Леонидъ Ѳедоровичъ хотѣли было вступиться, да увидали, что
она въ экстазѣ. захлопнули дверь. Рѣдкой доброты чело-
вѣкъ! Да, рѣдкой доброты... Это что? Таня-то ихъ опять ведетъ.
ЯВЛЕНІЕ 5 2 - е .
Ѳедоръ Иванычъ, Таня и три мужика.
Т а н я . Идите, идите, дяденьки, ничего.
Ѳед. И в а н . Зачѣмъ же ты ихъ опять привела?
Т а н я . Да какъ же, Ѳедоръ Иванычъ, батюшка, надо же
какъ-нибудь похлопотать за нихъ. А я ужъ вььмою заодно.
Ѳед. И в а н . Да вѣдь не сойдется дѣло, я ужъ вижу.
1-й м у ж . Какъ же, поштенный, наше дѣло въ дѣйствіе
произвесть. Вы, ваше степенство, побезпокойтесь какъ-нибудь, а ужъ мы въ награжденіе хлопотъ отъ міру благодарность представить можемъ вполнѣ.
3-й м у ж . Постарайся, соколикъ, жить намъ нельзя.
Земля малая,—не то, что скотину, а курицу, скажемъ, и ту
выпустить некуда. (Клапяются).
Ѳед. И в а н . И жалко мнѣ васъ, да не знаю, братцы. Я
вѣдь очень понимаю. Да вѣдь отказалъ онъ. Теперь какъ
же? Да и барыня еще несогласна. Едва ли! Ну, да давайте
бумагу,—пойду, попытаюсь, попрошу его. (Уходитъ.)
ЯВЛЕНІЕ 53-е.
Таня и три мужика (вздыхаютъ.)
Т а н я . Да вы мнѣ скажите, дяденьки, в ъ чемъ дѣло-то
стало?
1-й м у ж . Да вотъ только бы подписомъ приложенія
руки.
Т а н я . Только чтобъ баринъ бумагу подписалъ, да?
1-й м у ж . Только всего приложить руку и деньги взять,
вотъ бы и развязка.
3-й м у ж . Написалъ бы только: какъ мужички, скажемъ,
жалаютъ, такъ, скажемъ, и я жалаю. И всего дѣла: взялъ
подписалъ и крышка.
Т а н я . Только подписать? На бумагѣ только чтобъ баринъ подписалъ? (Задумывается.)
1-й м у ж . Двистительно, только всего и зависитъ дѣло.
Подписалъ, значитъ, и больше никакихъ.
Т а н я. Вы погодите, что вотъ Ѳедоръ Иванычъ скажетъ.
Если онъ не уговоритъ, я попытаю одну штуку.
1-й м у ж . Объегоришь?
Т а н я . Попытаю.
3-й м у ж . Ай, дѣушка, хлопотать хочетъ. Только вы^
хлопочи ты дѣло, всю жизнь, скажемъ,' кормить міромъ
обвяжемся. Во-какъ!
1-й м у ж . Кабы в ъ дѣйствіе произвесть такое дѣло, двистительно, озолотить можно.
2-й м у ж . Да ужъ что говорить!
Таня. Вѣрно не обѣщаю; какъ это говорится: попытка—
не шутка, а...
1-й м у ж . А спросъ—не бѣда. Это двистительно.
ЯВЛЕНІЕ 54-е.
Тѣ же и Ѳедоръ Иванычъ.
Ѳед. И в а н . Нѣтъ, братцы, не выходитъ ваше дѣло, не
согласился и не согласится. Берите бумагу. Идите, идите.
1-й м у ж . (беретъ бумагу, къ Танѣ). Такъ ужъ на тебя,
примѣрно, упѣвать станемъ.
Т а н я . Сейчасъ, сейчасъ. Вы идите, на улицѣ подождите,
а я сію минутую выбѣгу, скажу что.
(Мужики уходятъ.)
ЯВЛЕНІЕ 55-е.
Ѳедоръ Иванычъ и Таня.
Т а н я . Ѳедоръ Иванычъ, голубчикъ, доложите барину,
чтобъ онъ ко мнѣ вышелъ. Мнѣ ему словечко сказать нацо.
Ѳед. И в а н . Это что за новости?
Т а н я . Да нужно, Ѳедоръ Ивановичъ. Доложите, пожалуйста, худого ничего, ей-Богу.
Ѳед. И в а н . Какое такое дѣло?
Т а н я . Да секретъ маленькій. Я вамъ послѣ открою.
Вы доложите только.
Ѳед. И в а н . (улыбаясь). й что ты строишь, не пойму!
Да ну, скажу, скажу. (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 56-е.
Таня одна.
Т а н я . Право, сдѣлаю. Вѣдь онъ
сила въ Семенѣ есть, а вѣдь я все
Тогда никто не догадался. А теперь
выйдетъ дѣло—не бѣда. Развѣ грѣхъ
самъ говорилъ, что
знаю, какъ дѣлать.
научу Семена. А не
какой?
ЯВЛЕНІЕ Ы-%.
Таня, Леонидъ Ѳ.едоровичъ и за ними Ѳедорь Иванычъ.
Л е о н . Ѳед. (улыдаясь). Вотъ просительница-то! Что это
у тебя аа дѣло?
Т а н я . Секретъ маленькій, Леонидъ Ѳедоровичъ.' Позвольте мнѣ одинъ-на-одинъ сказать.
Л е с н . Ѳ е д . Что такъ? Ѳедоръ, выдь на минутку.
ЯВЛЕНІЕ 58-е.
Леонидъ Ѳедоровичъ и Таня.
Таня. Какъ я жила, выросла въ вашемъ домѣ, Леонидъ
Ѳедоровичъ, и какъ благодарна вамъ за все, я какъ отцу
родному откроюсь. Живетъ у васъ Семенъ и хочетъ онъ
на мнѣ жениться.
Л е о н . Ѳ е д . Вотъ какъ!
Т а н я . Открываюсь передъ вами. какъ передъ Богомъ.
Посовѣтоваться мнѣ не съ кѣмъ, какъ сирота я.
Л е о н . Ѳед.Что-жъ, отчего же! Онъ, кажется, малый
хорошій.
Т а н я . Это точно, онъ все бы ничего, только одно я
сумлѣваюсь. II спросить хотѣла васъ, что есть за нимъ
одно дѣло, а я и понять не могу... какъ бы не худое что.
Л е о н . Ѳед. Что же, онъ пьетъ?
Т а н я . Нѣтъ, помилуй Богъ! А какъ я знаю, что спиритичество есть...
Л е д . Ѳед. Знаешь?
Т а н я . Какъ же-съ! Я очень понимаю. Другіе, точно, ио
необразованію не понимаютъ этого...
Л е о н . Ѳ е д . Ну, такъ что жъ?
Т а н я . Да вотъ опасаюсь насчетъ Семена. Съ нимъ.это
бываетъ.
Л е о н . Ѳед. Что бываетъ?
Т а н я . Да вотъ въ родѣ какъ спири...тичество. Это улюдей спросите. Какъ только онъ задремлетъ у стола, сейчасъ
столъ затрясется, весь заскряпитъ такъ: тукъ, ту...тукъ!
Всѣ и люди слышали.
Л е о н . Ѳед. Вотъ какъ разъ то, что я утромъ Сергѣю
Ивановичу говорилъ. Ну?
Т а н я . А то... когда это было... Да, въ середу. Сѣли обѣдать. Только онъ сѣлъ за столъ, а ложка сама къ нему въ
руки—прыгъ!
Л е о н. Ѳ е д. А, это интересно! И въ руку прыгъ? Что
жъ, онъ задремалъ?
Т а н я . Вотъ ужъ не примѣтила. Кажется, что задремалъ.
Л е о н . Ѳ е д . Ну?..
Т а н я. Ну, вотъ, я и опасаюсь, и объ этомъ спросить хотѣла, что не будетъ ли отъ этоі^о вреда? Тоже вѣкъ жить,
а въ немъ такое дѣло.
Л е о н . Ѳед. (улыбаясь). Нѣтъ, не бойся, тутъ худого ничего нѣтъ. А это значитъ только то, что онъ медгумъ ~просто медіумъ. Я и нрежде знадъ, что онъ медіумъ.
Т а н я . Вотъ что... А я-то боялась!
Л е о н . Ѳ е д . Нѣтъ, не бойся, ничего. (Самъ съ собой).
Вотъ и прекрасно. Капчича не будетъ, мы его нынче и испытаемъ... Нѣтъ, ты, милая, не бойся, онъ и хорошіймужъ
будетъ, и все... А это особенная сила, она во всѣхъ есть.
Только въ однихъ слабѣй, въ другихъ сильнѣй.
Т а н я . Покорно васъ благодарю. Я теперь и думать не
буду. А то я боялась... Что значитъ неученье-то наше!
Л е о н . Ѳ е д . Нѣтъ, нѣть, не бойся.. Ѳедоръ!
9
ЯВЛЕНІЕ 59-е.
Тѣже и Ѳедоръ Иванычъ.
Л е о н . Ѳед. Я пойду со двора. Къ вечеру приготовить
все для сеанса.
Ѳед. И в а н . Да вѣдь Капчичъ не изволитъ быть.
Л е о н. Ѳ е д. Ничего, все равно. (Надѣваетг
шинель).
Пробный сеансъ будетъ съ свонмъ медіумомъ
(Уходитъ.
Ѳедоръ Иванычъ провожаетъ его).
ЯВЛЕНІЕ 60-е.
Таня одна.
Т а н я . Повѣрилъ, повѣрилъ! (Взвизгиваетъ,
прыгаетъ).
Ей-Богу повѣрилъ! Вотъ чудо-то! (Взвизгиваетъ).
Теперь
сдѣлаю, только бы Семенъ не сробѣлъ.
ЯВЛЕНІЕ 61-е.
Таня и Ѳедоръ Иванычъ (возвращается).
Ѳед. И в а н . Ну, что же, сказала свой секретъ?
Т а н я . Сказала. Да я и вамъ открою, только послѣ... А
у меня и къ вамъ, Ѳедоръ йванычъ, просьба есть.
Ѳ е д. И в а н. Какая же это ко мнѣ-то просьба?
Т а н я (стыдливо). Вы мнѣ какъ второй отецъ были, я
вамъ какъ передъ Богомъ откроюсь.
Ѳед. И в а н . Да ты не виляй, прямо къ дѣлу.
Т а н я . Да что дѣло? Дѣло—то, что Семенъ на мнѣ жениться хочетъ.
Ѳед. И в а н . Вотъ какъ! То-то я примѣчаю...
Т а н я. Да что жъ мнѣ скрываться? Мое дѣло сиротское,
а вы самя знаете здѣпгаее городское заведеніе: вскій пристаетъ; хоть бы Григорій Михайловичъ,—проходу отъ него
нѣту. Тоже и этотъ... знаете? Они думаютъ, что у меня души
нѣтъ; что я только имъ для забавы далась...
Ѳед. И в а н . Умница, хвалю! Ну, такъ что жъ?
Т а н я . Ца Семенъ писалъ отцу, а онъ, отецъ-то, нынче
меня увидалъ, да сейчасъ и говоритъ: избаловался,—нро
сына-то... Ѳедоръ Иванычъ! (Еланяется). Будьте мнѣ замѣсто отца, поговорите съ старикомъ, съ Семеновымъ отцомъ. Я бы ихъ в ъ кухню провела, а вы бы зашли, да и
поговорили старику.
Ѳ е д. И в а н. (улыбаясь). Это сватомъ я, значитъ, буду?
Что жъ, можно.
Т а н я . Ѳедоръ Иванычъ, голубчикъ, будьте замѣсто отца родного, а я вѣкъ за васъ буду Бога молить.
Ѳ е д. И в а н. Хорошо, хорошо; пойду ужо. Обѣщаю—
такъ сдѣлаю. (Беретъ газету).
Т а н я . Второй отецъ мнѣ будете.
Ѳ е д. И в а н. Хорошо, хорошо.
Т а н я. Такъ я буду въ надеждѣ... (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 6 2 - е .
Ѳедоръ Иванычъ одинъ.
Ѳ е д. II в а н. (киваетъ головой). А ласковая дѣвочка,
хорошая. А вѣдь сколько ихъ такихъ пропадаетъ, подумаешь! Только вѣдь промахнись разъ одинъ,—пошла по рукамъ... Потомъ въ грязи ее ужъ не сыщешь. Не хуже какъ
Наталья сердечная... А тоже была хорошая, тоже мать родила, лелѣяла, выращивала... (Веретъ газету). Ну-ка, что
Фердинандъ нашъ, какъ изворачивается...
Занавѣсъ.
Д Ъ Й С Т В І Е
I I .
Театръ представляетъ внутренность людской кухни. Мужики, раздѣвшись
и запотѣвъ, сидятъ у стола и пьютъ чай. Ѳедоръ Иванычъ съ сигарой на
другомъ концѣ сцены. На печкѣ старый поваръ, не видный первыя четыре
явленія.
ЯВЛЕНІЕ 1-е.
Три иуэкика и Ѳедоръ Иванычъ.
Ѳ е д. II в а н. Мой совѣтъ—ты ему не препятствуй. Если
его желаніе есть и ея тоже, такъ и съ Богомъ. Дѣвушка
хорошая, честная. На это не смотри, что она щеголиха. Это
по-городски, нёльзя безъ этого. А дѣвушка умная.
2-й м у ж. Что жъ, коли его охота есть. Ему жить съ
ней, а не мпѣ. Только ужъ оченно чиста. Какъ ее въ избу
введешь? Свекрови-то она и погладиться не дастся.
Ѳ е д. И в а н. Эго, братецъ ты мой, не отъ чистоты, а отъ
характера. Коли добраго характера, такъ будетъ покорна и
уважительна.
2-й м у ж. Да ужъ возьму, коли такъ малый усѣтился,
что-бы безпремѣнно ее взять. Тоже съ немилой жить бѣда!
Со старухой посовѣтуюсь, да и съ Богомъ.
Ѳе д. И в а н . Ну, и по рукамъ.
2-й м у ж. Да ужъ видно, что такъ.
1-й м у ж . И какъ тебѣ фортунитъ, Захаръ: пріѣхалъ за
совершеніемъ дѣла, а глядь—сноху за сына какую кралю
высваталъ. Только бы спрыснуть, значитъ, чтобы хворменно
было.
Ѳед. И в а н . Эгого совсѣмъ не нужно.
(Неловкое молчаніе).
Ѳ е д . І І в а н . Я вѣдь вашу жизнь крестьянскую очень
понимаю. Я , вамъ скажу, самъ подумываю, г д ѣ бы землицы
купить. Домикъ построилъ бы, да крестьянствовалъ. Хоть
бы въ вашей сторонѣ.
2-й м у ж. Разлюбезное дѣло!
1-й м у ж. Двистительно, при деньгахъ можно въ деревнѣ
себѣ всякое удовольствіе получить.
3-й м у ж . Что и говорить! Деревенское дѣло, скажемъ,
во всякомъ разѣ слободно, не то, что въ городу.
Ѳед. И в а н . Что жъ, примете въ общество, коли у васъ
поселюсь?
2-й м у ж. Отчего же не принять? Вина старикамъ выставишь, сейчасъ примутъ.
1-й м у ж . Да питейное заведеніе, примѣрно, или трактиръ откроете, жилье такое будетъ, что умирать не надо.
Царству^, и больше никакихъ.
Ѳед. И в а н . Тамъ видно будетъ. А только хочется на
старости лѣтъ спокойно пожить. Жить мнѣ и здѣсь хорошо,—
жалко и оставить: Леонидъ Ѳедоровичъ, вѣдь, рѣдкой доброты человѣкъ.
1-й м у ж. Это двистительно. Да что же онъ паше-то
дѣло? Ужели жъ такъ безъ послѣдствій?
Ѳед. И в а н . Онъ-то бы радъ.
2-й м у ж. Видно,. онъ жены боится.
Ѳед. Ив ан. Не боится, а тоже согласія нѣтъ.
3-й м у ж. А ты бы, отецъ, постарался, а то какъ намъ
жить? Земля малая...
Ѳед. И в а н . Да вотъ посмотримъ, что выйдетъ отъ
Татьяновыхъ хлопотъ. Вѣдь она взялась.
3-й м у ж. (пьетъ чай). Отецъ, помилосердствуй! Земля
малая, не только скотину,—курицу, скажемъ, и ту выпустить некуда.
Ѳед. И в а н . Да кабы въ моихъ рукахъ дѣло было. (Ко
2-му муэюшу). Такъ, такъ, братецъ, сваты мы съ тобой будемъ. Кончено дѣло о Танѣ-то?
2-й м у ж. Да ужъ сказалъ коли я, и безъ пропою назадъ
не попячусь. Только бы дѣло наше вышло.
ЯВЛЕНІВ 2-е.
Тѣ же, входитъ кухарка, заглядываетъ на печку, діълаеть
туда знапи и тотчаеъ эюе начинаетъ оэюивленно говорить съ
Ѳедоромъ Иванычемъ.
К у х. Оейчасъ изъ бѣлой кухни позвали Семена вверхъ;
баринъ, да эятотъ, что вызываетъ съ нимъ, лысый-то, посадили его, да велѣли на мѣсто Капчича дѣйствовать.
Ѳ е д. И в а н. Что ты врешь!
К у х. Какъ же! сейчасъ Танѣ Яковъ сказывалъ.
Ѳ е д. II в а н. Чудно это!
ЯВЛЕНІБ 3-е.
Т ѣ же и кучеръ.
Ѳед. И в а н . Ты что?
К у ч. (къ Ѳедору Иванычу). Такъ и скажите, чго я не
нанимался съ собаками жить. Пускай другой кто живетъ,
а я съ собаками жить не согласенъ.
Ѳ е д. И в а н. Оъ какими собаками?
К у ч. Да привели отъ Василія Леонидыча трехъ кобелѳй
къ намъ в ъ кучерскую. Напакостили, воютъ, а приступиться
нельзя—кусаются. Злые черти!—того и гляди сожрутъ. II
то хочу полѣномъ ноги имъ иеребить.
Ѳ е д. И в а н. Да когда же это?
К у ч. Да нынче привели съ выставки, какія-то дорогія,
пустопсовыя, что-ль, лѣшій ихъ знаетъ! Либо собакамъ въ
кучерской, либо кучерамъ жить. Такъ и скаяште.
Ѳ е д . И в а н . Да, это не порядокъ. Я пойду спрошу.
К у ч. Ихъ бы сюда, что ль, къ Лукерьѣ.
К у х. (горячо). Тутъ люди обѣдаютъ, а ты кобелей запереть хочешь. Ужъ и такъ...
К у ч. А у меня кафтаны, полости, сбруя. А чистоту
спрашиваютъ. Ну въ дворніщкую, что ль.
Ѳед. И в а н . Надо Василью Леонидычу сказать.
К у ч . (сердито). Повѣсилъ *бы себѣ на шею кобелей
этихъ, да и ходилъ бы съ ними, а то самъ-то, небось, на
лошадяхъ ѣздить любитъ. Красавчика испортилъ ни за что.
А лошядь была!.. Эхъ, житье! (Уходитъ, хлопая дверью).
ЯВЛЕИІЕ 4-е.
Тѣ же, оезъ кучера.
Ѳ е д. И в а н. Да, непорядки, непорядки! (Къ
Ну, такъ такъ-то, пока прощайте, ребята!
М у ж н к и. Съ Богомъ.
(Ѳедоръ ІІванычъ уходитъ).
мужишмъ).
ЯВЛЕЫІЕ 5-е.
Тѣ же, безъ Ѳедора Ивадыча.
Капъ только Ѳедоръ Иванычъ уходитъ.
кряхтіънье.
на печкіъ слышно
2-й м у ж. Ужъ и гладокъ же, ровно-анаралъ.
К у ч. Да что и говорить! Горница особая, стирка на него
вся отъ господъ, чай, сахаръ—это все господское, и пища
со стола.
С т а р . п о в а р ъ . Какъ чорту не жить,—накралъ!
2-й м у ж . Эго чей же, на печкѣ-то?
К у х. Да такъ, человѣчекъ одинъ. (Молчанге).
1-й м у ж. Ну, да и у васъ, посмотрѣлъ я давеча, ужинали, капиталецъ дюже хорошъ.
К у х. Жаловаться нельзя. На это она не скупа. Бѣлая
к
булка по воскресеньямъ, рыба в ъ постные дни по праздникамъ, а кто хошь, и скоромное ѣ ш ь .
2-й м у ж. Развѣ постомъ лопаетъ кто?"
К у х. Э, да в с ѣ почитай! Только и постятся, что кучеръ
(не этотъ, что приходилъ, а старый), да Сема, да я, да
икономка, а то в с ѣ скоромное жрутъ.
2-й м у ж . Ну, а самъ-то?
К у х. Э, хватился! да онъ и думать забылъ, какой такой
постъ есть.
3-й м у ж. 0, Господи!
1-й м у ж. Дѣло господское, по книжкамъ дошли. Потому умственность!
*
3 - й ' м у ж . Ситникъ-то каждый день, я чай?
К у х . 0 , ситникъ! Не видали они твоего ситника! Посмотрѣлъ бы пищу у нихъ: чего, чего нѣтъ!
1-й м у ж . Гослодская пища, извѣстно, воздушная.
К у х. Воздушная-то, воздушная,—ну, да и здоровы жрать!
1-й м у ж . В ъ аппекитѣ, значитъ.
К у х . Потому запиваютъ. Винъ этихъ сладкихъ, водокъ,
наливокъ шипучихъ, къ каждому кушанью—свое. Ъстъ и
запиваетъ, ѣстъ и запиваетъ.
1-й м у ж. Она, значитъ,въпрепорціюиприноситъ пищу-то.
К у х . Да ужъ какъ здоровы жрать, бѣда! У нихъ вѣдь
нѣтъ того, чтобъ сѣлъ, поѣлъ, перекрестился, да всталъ, а
безперечь ѣдятъ.
2-й м у ж . Какъ свиньи, въ корыто ногами. (Жужики
смѣются).
К у х. Только, Господи благослови, глаза продерутъ, сейчасъ самоваръ, чай, кофе, щиколадъ. Только самовара два
отопьютъ, ужъ третій ставь. А тутъ завтракъ, а тутъ обѣдъ,
а тутъ опять кофій. Только отвалятся, сейчасъ опять чай.
А тутъ закуски пойдутъ: конфеты, жамки—и конца нѣтъ.
В ъ постели лежа—и то ѣдятъ.
3-й м у ж . Вотъ такъ такъ! (Хохочетъ).
1-й и 2-й м у ж . Да ты чего?
3-й м у ж . Хоть бы денекъ такъ пожить!
2-й м у ж . Ну, а когда же дѣла дѣлаютъ?
К у х. Какія у пихъ дѣла? В ъ карты, да въ фортепьяны—
только и дѣловъ. Барышня, такъ та, бывало, какъ глаза
продеретъ, такъ сейчасъ къ фортепьянамъ, и валяй! А эта,
что живетъ, учительница, стоитъ, ждетъ, бывало,. скоро ли
опростаются фортепьяны; какъ отдѣлалась одна, давай эта
закатывать. А то двое фортепьянъ поставятъ, да по-двое,
вчетверомъ запузыриваютъ. Такъ-то запузыриваютъ, ажъ
здѣсь слышно.
3-й м у ж . Охъ, Господи!
К у х , Ну, вотъ только и дѣловъ: въ фортепьяны^Ъ то в ъ
карты. Какъ только съѣхались, сейчасъ карты, вішо, закурятъ,—-и пошло на всю ночь. Только встанутъ— поѣсть
опять.
ѵ
ЯВЛЕНІЕ 6 е.
Т ѣ ше и Семелъ.
Сем. Чай да сахаръ!
1 й м у ж. Милости просимъ, садись.
С е м. (подходитъ къ етолу). Благодарю покорно.
(1-й мужикъ наливаетъ ему чай).
2-й м у ж . Г д ѣ былъ?
С е м . Вверху былъ.
2-й м у ж . Что же, какія же тамъ дѣла?
Сем. Да и не поймешь. Не знаю, какъ сказать.
2-й м у ж . Да что же, дѣло какое?
С е м . Да и не знаю, какъ сказать, силу какую-тово кя^
пытали. Да я не пойму. Татьяна говоритъ: дѣлай, мы, говоритъ, нашимъ мужикамъ землю охлопочемъ,—продастъ.
2-й м у ж . Ка какъ же она сдѣлаетъ-то?
С е м . Да не пойму отъ нея, она не сказываетъ. Только,
говоритъ, дѣлай, какъ я велю!
2-й м у ж . Что жъ дѣлать-то?
С е м . Да сейчасъ ничего. Посадили меня, свѣтъ потушили, велѣли спать. А Татьяна тутъ же схоронилась. Они
не видятъ, а я вижу.
2-й м у ж . Что жъ это, къ чему?
Сем- А Богъ ихъ знаетъ,—не поймешь.
1-й м у ж . Извѣстно, для разгулки времени.
2-й м у ж . Ну, видно, этихъ дѣловъ не разберемъ мы съ
тобой. А вотъ ты сказывай: денегъ ты много забралъ?
С е м. Я не бралъ, все зажито; 2 8 рублей, должно.
2-й м у ж . Это ладно. Ну, а коли, Богъ дастъ, о землѣ
сладимся, вѣдь я тебя, Семка, домой возьму.
С е м . Съ моимъ удовольствіемъ.
2-й м у ж . Набаловался ты, я чай. Пахать не захочешь?
С е м . Пахать-то? Давай сеіічасъ. Косить, нахать - это все
изъ рукъ не вывалится.
1-й м у ж . А все, примѣрно, послѣ городского жительства
не поманится.
С е м . Пичего, и въ деревнѣ жить можно.
1-П м у ж . А вотъ дядя Митрій на твое мѣсто охотится,
на великатную жизнь.
С е м . Ну, дядя Митрій, наскучитъ. Оно, глядѣться, легко,
а бѣготни тоже много. Замотаешься.
К у х. Вотъ ты бы, дядя Митрій, посмотрѣлъ балы у нихъ.
Вотъ подивился бы!
3-й м у ж . А что жъ, ѣдятъ все?
К у х . Куды тебѣ? Посмотрѣлъ бы,что было! Меня Ѳедоръ
Иванычъ провелъ. Посмотрѣла я: барыни—страсть! Разряжены, разряжены, что куда тебѣ! А по сихъ мѣстъ голыя,
и руки голыя.
3-й м у ж. 0, Господи!
2-й м у ж . Тьфу, скверность
1-й м у ж . Зяачитъ, клейматъ такъ позволяетъ.
К у х . Такъ-то и я, дяденька, глянула: что жъ это?—всѣ
тѣлешомъ. Вѣришь ли, старыя,—наша барыня, у ней, мотри,
внуки,—тгіѵае оголились.
3-й м у ж . 0, Господи!
К у х / Т а к ъ вѣдь что: какъ вдаритъ музыка, какъ взыграли,—сейчасъ это господа подходятъ каждый къ своей,
обхватитъ, и пошелъ кружить,
2-й м у ж . И старухи?
К у х. И старухи.
С е м . Нѣтъ, старухи сидятъ.
К у х. Толкуй, я сама видѣла!
С е м. Да нѣтъ же.
С т а р . п о в а р ъ (высовываясь, хрипло). Полька-мазурка
это. Э, дура, не знаетъ!—танцуютъ такъ...
К у х . Ну, ты, танцорщикъ, помалкивай, знай. Во, идетъ
кто-то.
ЯВЛЕНІЕ 7-е.
Тѣ же н Григорій.
Стпарый поваръ поспѣшно
скрывается.
Г р и г . (кухаркѣ). Давай капусты кислой!
К у х . Только съ погреба пришла, опятьлѣзть. Кому это?
Г р и г . Барышнямъ тюрю. Живо! Съ Семеномъ пришли,
а мнѣ некогда.
К у х . Вотъ наѣдятся оладкаго такъ, что больше не л ѣ зетъ, ихъ и потянетъ на капусту.
1-й м у ж . Для прочистки, значитъ.
К у х . Н у д а , опростаютъ мѣсто, опять валяй! (Беретъ
чашку и уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 8-е.
Тѣ же, безъ кухарки.
Г р и г . (мужшамъ). Вишь разсѣлись. Вы смотрите:барыня
узнаетъ, она вамъ такую задастъ трепку, не хуже утрешняго. (Смѣется и уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 9-е.
Три яузвиші, Семенъ и старый иоваръ (на псчкѣ).
1-й м у ж. Двистительно, штурму сдѣлала давеча—бѣда!
2-й м у ж . Давеча хотѣлъ онъ, видно, вступиться, апотомъ какъ глянулъ, что она крышу съ избы рветъ, захлопнулъ дверь: будь ты, молъ, неладна.
3-й м у ж. (махая рукой). Все одно положеніе. Тоже моя
отаруха, с&ажемъ, другой разъ распалится—страсть! Ужъ
я изъ избы вонъ иду. Ну ее совсѣмъ! Того гляди, скажемъ,
рогачомъ зашибетъ. 0, Господиі
ЯВЛЕНІЕ Ю е.
ТѢ же и Яковъ (вбѣгаетъ съ рецептомъ).
Я к о в ъ. Сема, бѣги въ аптеку, живо, возьми порошки
вотъ барынѣ!
С е м. Да вѣдь онъ не велѣлъ уходить.
Я к о в ъ. Успѣешь. Твое дѣло еще, поди, послѣ чаю...
Чай да сахаръ!
1-й м у ж. Милости просимъ.
(Семенъ уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 11-е.
Тѣ же, безъ Семена.
Я к о в ъ . Некогда, да ужъ налейте чашечку для компаніи.
1-й м у ж. Да вотъ предлегаетъ разговорка, какъ давеча
ваша госпожа очень какъ себя гордо повела.
Я к о в ъ . 0, эта горячка—страсть! Такъ горяча,—сама
себя не помнитъ. Другой разъ заплачетъ даже.
1-й м у ж . А что, примѣрно, я спросить хотѣлъ? Она
что-то, давеча, предлегала макроту. Макроту, макроту, говоритъ, занесли. Къ чему это приложить, макроту эту
самую?
Я к о в ъ . 0, это макровы. Эго, они говорятъ, такія козявки есхь, отъ нихъ, |молъ, и болѣзни в с ѣ . Такъ вотъ,
молъ, что на васъ онѣ. Ужъ они послѣ васъ мыли-мыли,
брызгали-брызгали, гдѣ вы стояли. Такая спеція есть, отъ
ней дохнутъ онѣ, козявки-то.
2-й м у ж . Такъ гдѣ же онѣ на насъ, козявки-то эти?
Я к о в ъ (пьетъ чай). Да онѣ, сказываютъ, такія махонькія, что и въ стекла не видать.
2-й м у ж. А почемъ она знаетъ, что онѣ на мнѣ? Може,
на ней этой пакости больше моего.
Я к о в ъ . А вотъ поди, спроси ихъ.
2-й м у ж . А я полагаю, пустое это.
Я к о в ъ . Извѣстно, пустое; надо же дохтурамъ выдумывать, а то за что бы имъ деньги платить? Вотъ къ намъ
каждый день ѣздитъ. Пріѣхалъ, поговорилъ,—десятку.
2-й м у ж . Вре?..
Я к о в ъ . А то одинъ есть такой, что сотенпую.
1-й муж. Ну! и сотенную?
Я к о в ъ . Сотенную? Ты говоришь: сотенную—по тысячѣ
беретъ, коли за городъ ѣхать. Давай, говоритъ, тысячу, а
не дашь,—издыхай себѣ!
3-й м у ж . 0, Господи!
2-й м у ж . Что жъ, онъ слово какое знаетъ?
Я к о в ъ. Дожно, что знаетъ. Жилъ я прежде у геяерала,
подъ Москвой, сердитый былъ такой, гордый—страсть, генералъ-то! Такъ заболѣла у него дочка. Сейчасъ послали за
этимъ. Тысячу рублей,—пріѣду... Ну, сговорились, пріѣхалъ.
Такъ что-то не потрафили ему. Такъ, батюгпки мои, какъ
цыкнетъ на генерала. А! говоритъ, такъ такъ-то ты меня
уважаешь, такъ-то? Такъ не стану жъ лѣчить!—Такъ куда
тебѣ! генералъ-то и гордость свою забылъ, всячески улещаетъ. Батюшка! только не бросай!
1-й м у ж . А тысячу-то отдали?
Я к о в ъ . А то какъ же?
2-й м у ж . То-то шальныя деньги-то. Что бъ мужикъ на
эти деньги надѣлалъ!
3-й м у ж . А я думаю, пустое все. Какъ у меня тады
нога прѣла. Лѣчилъ, лѣчилъ, скажемъ, рублей пять пролѣчи-ігъ. Бросилъ лѣчить, а она и зажила.
(Отарый поваръ на печпѣ кашляетъ).
Я к о в ъ . Опять тутъ, сердешный!
1-й м у ж . Какой такой мужчинка будетъ?
Я к о в ъ . Да нашего барина поваръ былъ, къ Лукерьѣ
ходитъ.
1-й м у ж. Кухмистеръ, значитъ. Что жъ, здѣсь проживаетъ?
Я к о в ъ . Нѣ... Здѣсь не в е л я т ъ . А гдѣ день, г д ѣ ночь.
Есть три копейки—въ ночлежномъ домѣ, а пропьетъ все—
сюда придетъ.
2-й м у ж . Какъ же онъ такъ?
Я к о в ъ. Да такъ, ослабъ. А тоже человѣкъ какой былъ,
какъ баринъ! При золотыхъ часахъ ходилъ, по сорока рублей въ мѣсяцъ жалованья бралъ. А теперь давно съ голоду
бы померъ, кабы не Лукерья.
ЯВЛЕНІЕ 12-е.
Тѣ же и кухарка (съ капустой).
Я к о в ъ (къ Лукерьѣ). А я вижу, Павелъ Петровичъ опять
тутъ?
К у х . Куда жъ ему дѣться,—замерзнуть, что ли?
3-й м у ж . Что дѣлаетъ винцо-то! Винцо-то, скажемъ...
(Щелкаетъ языкомъ съ соболѣзнованіемъ).
2-й м у ж . Извѣстно, окрѣпнетъ человѣкъ—крѣпчекамня;
осдабнетъ—слабѣе воды.
С т а р . п о в . (слѣзаетъ съ печи, дрожитъ и ногами и руками). Лукерья! Говорю, дай рюмочку.
К у х. Куда лѣзешь? Я тѣ дамъ такую рюмочку!..
С т а р . п о в . Боишься ты Бога? Умираю. Братцы, пятачокъ...
К у х. Говорю, полѣзай на печь.
С т а р . п о в . Кухарка! пор-рюмочки. Христа ради, говорю,
понимаешь ты—Христомъ прошу!
К у х. Иди, иди. Чаю вотъ на!
С т а р . пов. Что чай? Что чай? Пустое питье, слабое.
Винца бы, только глоточекъ... Лукерья!
3-й м у ж . Ахъ, сердешный, мается какъ.
2-й м у ж . Да дай ему', что ль.
К у х. (достаетъ въ поставиѣ и иаливаетъ рюмку). На, вотъ,
больше не дамъ.
С т ар. по в. (хватаетъ, пьетъ дрожа). Лукерья! Кухарка!
Я выпью, а ты понимай...
К у х. Ну, ну, разговаривай! Лѣзь на печку, и чтобы
духа твоего не слышно было.
(Старый поваръ лѣзетъ покорно и не переставая ворчитъ чтото
себѣ подъ носъ).
2-й м у ж. Что значитъ—ослабъ человѣкъ!
1-й м у ж. Двистительно, слабость-то человѣческая.
3-й м у ж. Да что и говорить.
(Старый поваръ укладывается и все ворчитъ. Молчаніе).
2-й м у ж. Ну, что я хотѣлъ спросить: эта вотъ дѣвушка
живетъ у васъ съ нашей стороны—-Аксиньина-то. Ну что?
Какъ? Какъ она живетъ,—значитъ, честно ли?
Я к о в ъ . Дѣвушка хорошая, похвалить можно.
К у х . Я тебѣ, дядя, истину скажу, к а к ъ ' я здѣшнее заведеніе твердо знаю: хочешь ты Татьяну за сына брать, —
бери скорѣе, пока не изгадилась, а то не миновать.
Я к о в ъ . Да, это истинно такъ. Вотъ, лѣтось, Наталья, у
насъ дѣвушка жила. Хорошая дѣвушка была. Такъ ни за
что пропала, не хуже этого... (показываетъ на повара).
К у х . Потому тутъ нашей сестры пропадаетъ — плотину
пруди. Всякому манится на легонькую работу да на сладкую пищу. Анъ, глядь, со сладкой-то пищи сейчасъ и
свихнулась. А свихнулась, имъ ужъ такая не нужна. Сейчасъ эту вонъ — свѣженькую на мѣсто. Такъ-то Наташа
сердешная: свихнулась, — сейчасъ прогнали. Родила, заболѣла, весною прошлой въ больницѣ и померла. И какая
дѣвушка была!
3-й м у ж . 0, Господи! Народъ слабый. Жалѣть надо.
С т а р . п о в . Какъ же, пожалѣютъ они, черти! (Спускаетъ
съ печи ноги). Я у плиты тридцать лѣтъ прожарился. А вотъ
не нуженъ сталъ: издыхай, какъ собака!.. Какъ же, пожалѣютъ!..
1-й м у ж . Это двистительно, положенія извѣстная.
2-й м у ж . Пили, ѣли, кудрявчикомъ звали; попили, поѣли—прощай, шелудякъ!
3-й м у ж . 0, Господи!
С т а р . п о в . Понимаешь ты много. Что значитъ: сотей!
а ла бамонъ? Что значитъ: бавасари? Что я сдѣлать могъ
Мысли! Ишіераторъ мою работу кушалъ! А теперь не нуженъ сталъ чертямъ. Да не поддамся я!
К у х . Ну, ну, разговорился. Вотъ я тебя!.. Залѣзай въ
уголъ, чтобъ не видать тебя было, а то Ѳедоръ Иванычъ
зайдетъ, или еще кто, и выгонятъ меня съ тобой совсѣмъ.
(Молчаніе).
Я к о в ъ . Такъ знаете мою сторону-то, Вознесенское?
2-й муж. Какъ же не знать. Оть насъ верстъ 17, больше
не будетъ, а бродомъ меньше. Ты, что жъ, землю-то держишь?
Я к о в ъ. Братъ держитъ, а я посылаю. Я самъ хоть здѣсь,
а умираю объ домѣ.
1-й м у ж . Двйстительно.
2-й м у ж . Анисимъ, значитъ, братъ тебѣ?
Я к о в ъ . Какъ же, братъ родный! На томъ концу.
2 П м у ж. Какъ не знать,-—третій дворъ.
ЯВЛЕНІЕ ІЗ^е.
Тѣ же и Таня (вбѣгаетъ).
Т а н я . Яковъ ІІванычъ! Что вы. тутъ прохлаждаетесь?
Зоветъ!
Я к о в ъ . Сейчасъ! Что тамъ?
Т а н я . Фпфка лаетъ, ѣсть хочетъ; а она ругается на
васъ: какой, говоритъ, онъ злой. Жалости, говоритъ,*въ немъ
нѣтъ. Ей давно обѣдать пора, а онъ не несетъ!.. (Смѣетбя).
Я к о в ъ (хочетъ уходить). 0, сердита? Какъ бы чего не
вышло!
К у х . (Якову). Капусту-то возьмите.
Я к о в ъ . Давай, давай! (Беретъ шпусту и уходитъ).
ЯВЛЕІІІЕ
14-е.
Тѣ же, бсзъ Якова.
1-й м у ж . Кому же это обѣдать теперь?
Т а н я . А собакѣ. Собака эта ея... (Присаживается и берется за чайни%ъ). Чай-то есть-лй? — а то я принесла еще.
(Всыпаетъ).
2-й м у ж . Обѣдать собакѣ?
Т а н я . Какъ же! Коклетку особенную дѣлаютъ, чтобы
не жирная была. Я на нее, на собаку-то, бѣлье стираю.
3-й м у ж . 0, Господи!
Т а н я . Какъ тотъ баринъ, что собаку хоронилъ.
2-й м у ж . Эго какъ же такъ?
Т а н я . А такъ,—разсказывалъ одинъ человѣкъ;—издохъ
у него песъ, у барина то. Вотъ онъ и поѣхалъ зимой хоронііть его. Похоронилъ, ѣдетъ и плачетъ, баринъ-то. А морозъ здоровый, у кучера изъ носу течетъ и онъ утирается...
Дайте налью. (Наливаетъ чай). Изъ носу-то течетъ, а онъ
все утирается. Увидалъ баринъ: „что, говоритъ, о чемъ ты
плачешь?" А кучеръ говоритъ; „какъ же, сударь, не плакать, какая собака была!" (Хохочетъ).
2-й м у ж . А самъ, я чай, думаетъ: хоть бы ты и самъ
издохъ, я бы плакать не сталъ... (Хохочетъ).
Стар. пов. (съ печки). Эго правильво, вѣрно!
Т а н я . Хорошо, пріѣхалъ домой баринъ, сейчасъ къ барынѣ: „какой, говоритъ, нашъ кучеръ добрый: онъ всю дорогу плакалъ,—такъ ему жаль моего Дружка. Позовите его...
На, молъ, выпей водки, а вотъ тебѣ награда—рубль". Такъто и она, что Яковъ собаки ея^се жалѣетъ.
(Муоюики хохочутъ).
1-й м у ж . Хворменно!
2-й м у ж . Вотъ такъ такъ.
3-й м у ж . Ай, дѣвушка, насмѣшила!
Т а н я (наливаетъ еще чай). Кушайте еще!.. То-то, оно
такъ кажется, что жизнь хорошая, а другой разъ противно
всѣ эти гадости за ними убирать. Тьфу! В ъ деревнѣ лучше.
(Мужики перевертываютъ чашки).
Т а н я (наливаетъ). Кушайте на здоровье, Ефимъ Антонычъ! Я налью, Митрій Власьевичъ!
3 й м у ж . Ну, налей, налей.
1-й м у ж . Ну какъ же, умница, дѣло наше происходитъ?
Т а н я . Ничего, идетъ...
1-й м у ж . Семенъ сказывалъ...
Т а н я (быстро). Сказывалъ?
2-й м у ж . Да не понять отъ него.
Т а н я . Мнѣ сказать теперь нельзя, а только стараюсь,
стараюсь. Вотъ она—и бумага ваша! (Ііоказываетъ бумагу за
фартукомъ). Только бы одна штука удалась... (Взвизгиваетъ).
Ужъ какъ бы хорошо было!
2-й м у ж . Ты смотри, бумагу-то не затеряй. Занеетоже
денежки плачены.
Т а н я . Будьте покойны. Вѣдь только чтобы подписалъ опъ?
3-й м у ж . А то чего же еще? Подписалъ, скажемъ, и
крышка! (Перевертываетъ чашку). Да будетъ ужъ.
Т а н я (сама съ собой). Подпишетъ, вотъ увидите, подпишетъ... Еще кушайте. (Наливаетъ).
1-й м у ж . Только охлопочи насчетъ совершенія продажи
земли, міромъ и замужъ можемъ отдать. (Отказывается
отъ чая).
Т а н я (наливаетъ и подаетъ). Кушайте.
3-й м у ж . Только сдѣлай: и замужъ отдадгшъ, и па
свадьбу, скажемъ, шіясать приду, Хоть отродясь не плясывалъ, плясать будуП
Т а н я (смѣется). Да ужъ я буду въ надежцѣ. (Молчаніе).
2-й м у ж . (оглядывая Таню). Такъ-то такъ, а не гожаешься
ты для мужицкой работы.
Т а н я .
Я - т о ? Ч т о ж е , в ы д у м а е т е , с и л ы н ѣ т у ? В ы б ы
с м о т р ѣ л и , к а к ъ я б а р ы п ю
з а т я г и в а ю .
Д р у г о й
м у ж и к ъ
н е
п о т я н е т ъ .
2 - й м у ж .
Д а к у д а - ж ъ т ы е е з а т я г и в а е ш ь
Т а н я .
Д а т а к ъ н а к о с т я х ъ
и с д ѣ л а н о , к а
с и х ъ п о р ъ . Н у , н а ш и у р ы
и с т я г и в а е ш ь ,
к а к
г а ю т ъ , еще в ъ р у к и п л ю ю т ъ .
2 - й м у ж .
З а с у п о п и в а е ш ь , з н а ч и т ъ ?
Т а н я .
Д а ,
д а , з а с у п о н и в а ю .
А н о г о й
в ъ
у п р е ш ъ с я . (Смѣется).
2 - й м у ж . З а ч ѣ х м ъ же т ы е е з а т я г и
Т а н я . А в о т ъ з а т ѣ м ъ . \
2 - й м у ж . Что-жъ, о н а о б р е к л а с ь , ч т о л
Т а н я .
Н ѣ т ъ , д л я к р а с о т ы .
1 - й м у ж .
П у з у , з н а ч и т ъ , е й у т я г и в а е т ъ д
Т а н я .
Т а к ъ
т а к ъ с т я н е г а ь , ч т о у н е я г л а з а
а о н а г о в о р и т ъ : „еще". Т а к ъ
в с ѣ р у к и
о б
г о в о р и т е : с и л ы
н ѣ т ъ .
Т а н
З й
1 - й
2 й
п о т а к ъ
?
к ъ
к у р т к а , п о
ъ
в о т ъ
з а п р я -
н е е
в ѣ д ь
н е
в а е ш ь ?
и ?
л я
х в о р м ы .
в о н ъ
л ѣ з у т ъ ,
о ж ж е ш ь , а в ы
(Мужики смѣются ѣ качаютъ головами.)
, я з а б о л т а л а с ь . (Убѣгаетъ, смѣясь.)
я . О д н а к о
м у ж .
В о т ъ
м у ж .
Д а у ж
м у ж . Н и ч е г
т а к ъ д ѣ в у ш к а , н а с м ѣ ш и л а !
ъ
к а к ъ а к к у р а т н а !
о .
Я В Л Е Н І Е
1 5 - е .
Т р и м у ж и к а , к у х а р к а , с т п р ы й л о в а р ъ иа печкѣ. Вход
х а т о в ъ и В а с и л і й Л е о н и д ы т ь . У С а х а т о в а въ рукахъ
ложка
чайная.
В а с .
Л е о н .
Н е
т о , ч т о б ы
о б ѣ д ъ ,
а с і е і е и п е г с И п а і о і г . И
р е к р а с н ы й ,
я в а м ъ
с к а ж у ,
б ы л ъ
з а в т р а к ъ : п о р о с я ч ь и
о к о о ч к а — п р е л е с т ь !
Р у л ь е
о т л и ч н о
к о р м и х ъ .
Я в ѣ д ь
т о л ь к о
е й ч а с ъ п р і ѣ х а л ъ . (Увидѣвъ мужиковъ.) А м у ж и к и о п я т ь
д ѣ с ь ?
С а х а т .
Д а , д а , в с е э т о п р е к р а с н о , н о м ы
п р и ш л и
с п р я т а т ь п р е д м е т ъ . Т а к ъ
к у д а ж е
с п р я т а т ь ?
В а е . Л е о н . В и н о в а т ъ , я с е й ч а с ъ . (Къ кухаркѣ.) А с
б а к и г д ѣ
ж е ?
К у х . В ъ к у ч е р с к о й с о б а к и . Р а з в ѣ м о ж н о
в ъ
л ю д с к у ю ?
В а с . Л е о н . А, в ъ к у ч е р с к о й ?
Ну,
хорошо.
С а х а т .
Я
ж д у .
В а с . Л е о н . В и н о в а т ъ , в и н о в а т ъ . А, ч т о ? с п р я
С е р г ѣ й
И в а н о в и ч ъ ,
т а к ъ в о т ъ ч т о я в а м ъ
с к а ж у ;
м у ж и к у ,
о д н о м у и з ъ э т и х ъ , в ъ к а р м а н ъ . В о т ъ х о т ь э т о м у . Т ы ,
п о с л у ш а й . А, ч т о ? Г д ѣ у т е б я к а р м а н ъ ?
3 - й м у ж . А н а ч т о т е б ѣк а р м а н ъ ? И ш ь т ы , к а р м а н ъ !
м е н я в ъ к а р м а н ѣ
д е п ь г и .
С а х а т . Н у , гдѣ к о ш е л ь ?
3 - й м у ж . А т е б ѣ н а ч т о ?
п
р
с
з
К у х . Что ты! Молодой баринъ это.
В а с . Л е о н . (хохочетъ). А вы знаете, отчего онъ испугался такъ? Я вамъ сейчасъ скажу: у него денегъ пропасть.
А, что?
С а х а т . Да, да, понимаю. Ну, такъ вотъ что: вы поговорите съ ними, а я покамѣстъ незамѣтно положу вонъ въ
эту сумку—такъ, чтобъ и они не знали, не могли ничѣмъ
указать ему. Поговорите съ ними.
В а с . Л е о н . Сейчасъ, сейчасъ. Ну, такъ какъ же, ребятушки, купите землю-то? А, что?
1-й м у ж . Мы-то предлегаемъ, какъ всей душой. Да
вотъ все не происходитъ въ движеніи дѣлу.
В а с. Л е о н. А вы не скупитесь. Земля—дѣло важяое. Я
вамъ говорилъ—мяту. А то можно табакъ еще.
1-Й м у ж . Это двистительно, всякіе продухты можно.
3-й м у ж . А ты, отецъ, попроси батюшку. А то какъ
жить? Земля малая,—курицу, скажемъ, и ту выпустить некуда.
С а х а т . (полооюилъ лооюку въ сумку 3-го мужика). Сезі Гаіі
. Готово. ІІойдемте. (Уходитъ.)
В а с . Л е о н . А вы не скупитесь. А? Ну, прощайте.
(Уходитъ.)
ЯВЛЕНІЕ 1 6 - е .
Три мужика, кухарка и старый новаръ (на печкѣ).
3-й м у ж . Я говорилъ: на фатеру. Ну, по гривнѣ, ска
жемъ, отдали бы, по крайности покойно, а тутъ помилуй
Богъ. Деньги, говоритъ, давай. Къ чему это?
2-й м у ж . Должно выпимши.
(Мужики переворачиваютъ чашки, встаютъ и крестятся.)
1-й м у ж . А ты помни, какъ онъ слово закинулъ, чтобъ
мяту сѣять? Тоже понимать надо.
2-й м у ж . Какъ же, мяту сѣй, вишь. Ты попытайся-ка,
горбомъ поворочай,—запросишь мяты, небось... Ну, благодаримъ покорно!.. А что-жъ, умяица, гдѣ намъ лечь тутъ?
К у х . Ложитесь—на печку одинъ, а то по лавкамъ.
3 й муж. Спаси Христосъ. (Молится Богу.)
1-й м у ж . Кабы Богъ далъ свершенія дѣла.
(Ложится.)
Завтра послѣ обѣда на машину бы закатились, во вторникъ
и дома бы.
2-й м у ж . Свѣтъ-то тушить будете?
К у х . Г д ѣ тушить! Все прибѣгать будутъ: то того, то
другоро... Да вы ложитесь, я заверну.
2-й м у ж . На малой землѣ какъ проживешь? Я нынче
вѣдь съ Рождества хлѣбъ покупаю. И солома овсяная дошла.
А то закатилъ бы четыре десятинки, Семку бы домой взялъ.
1-й м у ж . Твое дѣло семейное. Безъ нужды! Землю уберешъ, только подавай. Только бы свершилось дѣло.
3-й м у ж . Царицу Небесную просить надо. Авось смилосердуется.
ЯВЛЕНІЕ 17-е.
Тишина, вздохи. Иотомъ слышны топотъ шаговъ шумъ
голосовъ, двери растворяются настежъ и стремительно ввалиливаются:
Гросманъ съ завязанными глазами, дероюагцгй за руку Сахатова, црофессоръ и докторъ, толстая барыяя и Леонидъ Ѳедоровичъ, Бетси и Петрищевъ, Василій Леонидычъ п Марья
Константиновна, барыня и баронесса, Ѳедоръ Иванычъ
н Таня.
Три мужика, кухарка и старый поваръ (невидимъ).
Мужики вскакиваютъ. Гросманъ входитъ быстрыми шагами,
потомъ останавливается.
Т о л с т . бар. Вы не заботьтесь: я слѣжу; я взялась слѣдить и строго исполняю свою обязанность. Сергѣй йвановичъ, вы не ведете?
С а х а т . Да нѣтъ же.
Т о л с т . бар. Вы не ведите, но и не противьтесь. (Къ
Леониду Ѳедоровичу.) Я знаю эти опыты. Я сама ихъ дѣлала.
Я, бывало, чувствую истеченіе и какъ только почувствую...
Л е о н . Ѳед. Позвольте попросить соблюдать тишину.
Т о л с т . бар. Ахъ, я это очень понимаю! Я это на себѣ
испытала. Какъ только вниманіе развлеклось, я ужъ не
могу.
Л е о н . Ѳед. Шт...
(Ходятъ, ищутъ около 1-го и 2-го мужика и подходятъ къ
3-му.—Гросманъ спотыкается на скамейку).
у
Б а р О Н. М а і з с і і і е з т о і , о п 1 е р а у е ?
Б а р ы н я. І е п е $ а и г а і $ ѵ о и з с і і г е .
Барон. М а і з с ' е 5 і и и т о п з і е и г ?
Барыня. О Ь ! о и і .
Барон. ^ а і і е п і с і и т і
^и'і1
г а с и і е и х !
М ' е $ і > с е р а з ? С о т т е п і
е 5 і с е
ігоиѵе?
Барыня.
п е 5 а и г а і $ ѵ о и
(Увидавъ муоюиковъ, оглядывастся
Это что?
$ с і і г е . М о п
т а г і ѵ о и $ Г е х р і і ^ и е г
Рагсіоп...
и видитъ кухарку).
(Баронесса подходитъ къ группіъ).
Б а р ы н я (кухаркѣ). Кто пустилъ мужиковъ?
Кух. Яковъ привелъ.
Б а р ы н я . Якову кто приказалъ?
Кух. Не могу знать. Ѳедоръ Иванычъ ихъ видѣли.
Б а р ы н я . Леонидъ!
(Леонидъ Ѳедоровичъ не слышитъ, занятъ отыскиваніемъ
и шикаетъ).
Б а р ы н я . Ѳедоръ Иванычъ! это что значитъ? Развѣ вы
пе видали, что я дезинфицировала всю переднюю, а теперь
вы мнѣ всю кухню заразили, черный хлѣбъ, квасъ...
Ѳ е д. И в а н. Я полагалъ, что здѣсь не опасно; а люди
по дѣлу. Итти имъ далеко, и изъ своей деревни.
В а р ы н я . Въ томъ-то и дѣло, что изъ курской деревни,
гдѣ какъ мухи мрутъ отъ дифтерита. А главное—я приказывала, чтобъ ихъ не было въ домѣ!... Приказывала я или
нѣтъ? (Подходитъ къ кучкѣ, собравшейся около мужиковъ).
Осторожнѣе! Не дотрагивайтесь до нихъ; онп всѣ въ дифтеритной заразѣ!
(Никто ее не слушаетъ\ она съ достоинствомъ отходитъ и неподвижно стоитъ^ дооюидаясь).
П е т р и щ. (сопитъ громко носомъ). Дифтеритная—не знаю,
а нѣкоторая другая зараза въ воздухѣ есть. Вы слышите?
Б е т с и . Полноте врать! Вово, в ъ какой сумкѣ?
В а с . Л е о н . В ь той, той! Подходитъ, подходитъ.
Петрищ. Что это тутъ,—духи или духи?
Б е т с и . Вотъ когда ваши папироски кстати. Курите,
курите, ближе ко мнѣ.
(Петрищевъ нагибается и окуриваетъ).
В а с . Л е о н . Добирается, я вамъ скажу. А, что?
Г р о с м . (съ безпокойствомъ шаритъ около 3-го муоюика).
Здѣсь, здѣсь. Я чувствую, что здѣсь.
Т о л с т . бар. Истеченіе чувствуете?
(Гросманъ нагибается къ сумочкѣ и достаетъ ложку),
В с ѣ . Браво! (Общгй восторгъ).
В а с . Л е о н . А? такъ вотъ гдѣ наша ложечка нашлась!
(На муоюика). Такъ ты такъто?
3 й м у ж . Чего такъ-то? Не бралъ я твоей ложечки. И что
путаетъ? Не бралъ я, и не бралъ, и душа моя не знаетъ.
А вольно ему! Я видѣлъ, онъ приходилъ не за добромъ.
Кошель, говоритъ, давай. А я не бралъ, вотъ-те Христосъ,
не бралъ.
(Молодежь обступаетъ и смѣется).
Л е о н . Ѳед. (сердито на сына). Вѣчно глупости! (З-му
мужику). Да не безпокойся, дружокъ! Мы знаемъ, что ты
не бралъ; это опытъ былъ.
Г р о с м . (снимаетъ повязку и дѣлаетъ видъ какъ бы очнулся). Воды\ если можно... позвольте. (Всѣ хлопочутъ около
него).
В а с . Л е о н . ІІойдемте отсюда въ кучерскую. Я вамъ покажу, какой кобель одинъ тамъ у меня. Ер&апН А, что?
Б е т с и . II какое слово гадкое. Разв.ѣ нельзя сказать:
собака?
В а с . Л еон. Нельзя. Вѣдь нетьзя про тебя сказать: какая
Бетси человѣкъ ёрМапІ? Надо сказать: дѣвица, такъ и это.
у
А, что? Марья Константиновна, правда? Хоропто? (Хохочетъ).
М а р. К о н с т. Ну, пойдемъ.
(Марья Константиновна, Бет.си, Петрищевъ и Василгй
Леонидычъ уходятъ).
ЯВЛЕНІЕ 18 е.
Тѣ же безъ Бетси, Марьи Константияовны, Петрищева и Васплія Леояидыча.
Т о л с т . б а р . (Гросману). Что? Какъ? Отдохкули? (Гросманъ не отвѣчаетъ. Къ Сахатову). Вы, Сергѣй Иванычъ,
чувствовали истеченіе?
С а х а т. Я ничего не чувствовалъ. Да, прекрасно, прекрасно. Вполнѣ удачно,
Б а р о н е с с а . А с і т і г а Ы е . <^а пе 1е ѣіі рав з о и ! Ы г ?
Л е о н . Ѳед. Раз 1е т о і п з сіи т о п с і е .
П р о ф. (Гросману). Позвольте васъ попросить. (Подаетъ
термометръ). П .и началѣ опыта было 3 7 и 2 . (Доктору).
Такъ, кажется? Да будьте добры, пульсъ провѣрьте. Трата
неизбѣжна.
Д о к т. (Гросману). Ну-ка, господинъ, позвольте вашъ
пульсъ. Провѣримъ, провѣримъ. (Вынимаетъ часы и держитъ его за руку).
Т о л с т . б а р . (къ Гросману). Позвольте. Но вѣдь то состояніе, въ которомъ вы находились. нельзя назвать сномъ?
Г р о с м. (устало). Тотъ же гипнозъ.
С а х а т. Стало-быть, надо понимать такъ, что вы сами
гипнотизировали себя?
Г р о с м. А отчего же нѣтъ? Гипнозъ можетъ наступить
не только при ассоціаціи, при звукѣ тамтамъ, напримѣръ,
какъ у Шарко; чо и при одномъ вступлеяіи въ гипногенную зону.
С а х а т . Это такъ, положимъ, но все-таки желательно
точнѣе опредѣлить, что такое гипнозъ?
П р о ф. Гипнозъ есть явленіе превращенія одной энергіи
въ другую.
Г р о с м . Шарко не такъ опредѣляетъ.
С а х а т. Позвольте, позвольте. Таково ваше опредѣленіе,
но Либо мнѣ самъ говорилъ...
Д о к т . (оставляя пульсъ). А, хорошо, хорошо, только
температуру теперь,
Т о л с т. б а р. (емѣхииваясь). Нѣтъ, позвольте! Я согласна
съ Алексѣемъ Владиміровичемъ. И вотъ вамъ лучше всѣхъ
доказательствъ. Когда я послѣ своей болѣзни лежала безъ
чувствъ, то на меня нашла потребность говорить. Я вообще
молчалива, но тутъ явилась потребность говорить, говорить,
и мнѣ говорили. что я такъ говорила, что в с ѣ удивлялись.
(Къ Сахатоеу). Впрочемъ, я васъ перебила, кажется?
;
С а х а т. (достойно). Нисколько. Сдѣлайте одолженіе.
Д о к т. Пульсъ 8 2 , температура повысилась на 0,3.
П р о ф. Ну, вотъ вамъ и доказательство! Такъ и должно
было быть. (Выпимаетъ записную книоюку и
записыеаетъ).
82, такъ? II 3 7 и 5 ? Какъ только вызванъ гипнозъ, такъ
непремѣнно усиленная дѣятельность сердца.
Д о к т. Я, какъ врачъ, могу засвидѣтельствовать то, что
ваше предсказаніе вполпѣ подтвердилось.
П р о ф. (пъ Сахатову). Такь вы говорили?..
С а х а т. Я хотѣлъ сказать, что Либо мнѣ самъ говорилъ, что гипнозъ есть только особенное психическое состояніе, увеличивающее внушаемость.
П р о ф. Это такъ, но все-таки, главное, законъ эквивалентности.
Г р о с м . Кромѣ того, Либо—далеко не авторитетъ, а
Шарко всесторонне изслѣдовалъ и доказалъ, что гипнозъ,
производимый ударомъ, травмою...
С а х а т. Да я и не отрицаю трудовъ Шарко. Я его
тоже знаю; я говорю только то, что говорилъ мнѣ
Либо.
^
Г р о с м. (юрячась). В ъ Сальпетріерѣ 3 000 боль- | §
ныхъ, и я прослушалъ полный курсъ.
П р о ф. Позвольте, господа, не въ этомъ дѣло.
]
Т о л с т. б а р. (вмѣшиваясь). Я въ двухъ словахъ вамъ
объясню. Когда мой мужъ былъ боленъ, то в с ѣ доктора отказались...
Л е о н . Ѳ е д . Пойдемте, одаако, въ домъ. Баронесса, пожалуйте!
(Всѣ уходятъ, говоря вмѣстѣ и перебивая другъ друга).
ЯВЛЕНІЕ 1 9 - е .
Три мужика, ъ*ухарка, Ѳедоръ Иванычъ, Таня, старый поваръ (на печкѣ), Леонидъ Ѳедоровнчъ и барыня.
Б ар ы н я (останавливаетъ за рукавъ Леонида Ѳедоровича).
Сколько разъ я васъ просила не распоряжаться въ домѣ!
Вы знайте только свои глупости, а домъ на мнѣ. Вы заразите всѣхъ.
Л е о н. Ѳ е д. Да кто? Что? Ничего не понимаю.
Б а р ы н я. Какъ? Люди больные въ дифтеритѣ ночуютъ въ кухнѣ, гдѣ постоянное сношеніе съ домомъ.
Л е о н. Ѳ е д. Да я...
Б а р ы н я . Что я!
Л е о н. Ѳ е д. Да я ничего не знаю.
Б а р ы н я. Надо знать, коли вы отецъ семейства. Нельзя
этого дѣлать.
Л е о н. Ѳ е д. Да я не думалъ... Я думалъ...
Б а р ы н я. Олушать васъ противно.
(Леонидъ Ѳедоровичъ молчитъ).
Б а р ы н я (къ Ѳедору Иванычу). Оейчасъ вонъ! Чтобъ
ихъ не было въ моей кухнѣ! Это ужасно. Никто не слушаетъ, все на зло... я оттуда ихъ прогоню, они ихъ сюда пустятъ. (Все больше и больше волнуется и доходитъ до слезъ).
Все на зло! Все на зло! И съ моей болью... Докторъ! Докторъ! Петръ Петровичъ!.. И онъ ушелъ!
(Всхлипываетъ
и уходитъ, за ней Леонидъ
Ѳедоровичъ).
ЯВЛВНШ 20-е.
Три шужика, Таня, Ѳедоръ Нванычъ, кухарка и старый
варъ (на печкѣ).
Картина. Всѣ стоятъ долго молча.
по-
3-й м у ж . Ну ихъ къ Богу совсѣмъ! Тутъ того гляди
въ полицію попадешь. А я въ жизнь не судился. Пойдемъ
на фатеру, ребята!
Ѳ е д. И в а н . (Танѣ)- Какъ же быть-то?
Т а н я. Да ничего, Ѳедоръ Иванычъ. В ъ кучерскую ихъ.
Ѳ е д. И в а н. Да какъ же въ кучерскую? II такъ кучеръ
жаловался,—тамъ полно сабакъ.
Т а н я. Ну, такъ въ дворницкую.
Ѳ е д. И в а н . А какъ узнаютъ?
Т а н я. Ничего не узнаютъ. Ужъ будьте покойны, Ѳедоръ Иванычъ. Развѣ можно ихъ ночью гнать? Они и не
найдутъ тенерь.
Ѳ е д. И в а н. Ну, дѣлай какъ знаешь, только бы тутъ
ихъ не было. (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 2 1 - е .
Три мужика, Таня, кухарка и старый ыоваръ.
Муоюки собираютъ сумки.
С т а р . п о в . Вишь, черти проклятые! Съ жиру-то! Черти!..
К у х . Молчи ужъ ты-то. Спасибо не увидали.
Т а н я. Такъ пойдемте, дяденьки, въ дворницкую.
1-й м у ж. Ну, а что дѣло-то наше? Какъ же, примѣрно, насчетъ иодписки, руки приложенія? Что ясъ, в ъ на*
деждѣ намъ быть?
Т а н я. Вотъ черезъ часъ все узнаемъ.
2-й м у ж. Исхитришься?
Т а н я (смѣется). Какъ Богъ дастъ.
Занавѣсъ.
Д Ъ Й С Т В І Е
I I I .
Дѣйствіе происходитъ вечеромъ того же дня, въ маленькой гостиной, гдѣ
всегда производятся у Леонида Ѳедоровича опыты.
ЯВЛЕНІЕ і-е.
Леонидъ Ѳедоровичъ и нрофессоръ.
Л е о н. Ѳ е д. Такъ какъ же, рискнуть сеансъ съ нашимъ новымъ медіумомъ!
П р о ф. Ненремѣнно. Медіумъ несомнѣнно сильный.
Главное же, желательно, чтобъ медіумическій ееансъ у насъ
былъ нынче же, и съ тѣмъ же персоналомъ. Гросманъ непремѣнно долженъ отозваться на вліяніе медіумической
энергіи, и тогда связь и единство явленій будутъ еще очевиднѣе. Вы увидите, что если медіумъ будетъ такъ же силенъ, какъ сейчасъ, то Гросманъ будетъ вибрировать.
Л е о н. Ѳ е д. Такъ я, знаете, пошлю за Семеномъ и приглашу желающихъ.
'
П р о ф. Да, да, я только сдѣлаю себѣ нѣкоторыя замѣтки.
(Вынимаетъ записную книжку и записываетъ).
ЯВЛЕНІЕ 2-е.
Тѣ же и Сахатовъ.
С а х а т. Тамъ у Анны Павловны сѣли в ъ винтъ, а я,
какъ остающійся за штатомъ... да, кромѣ того, интересующійся сеансомъ, вотъ и являюсь къ вамъ... Что жъ будетъ
сеансъ?
Л е он. Ѳ е д. Вудетъ, непремѣнно будетъ!
С а х а т. Какъ же, и безъ медіумической силы г-на Капчича?
Л е о н. Ѳ е д. Ѵош аѵег 1а таіп Ьеигеизе. Представьте себѣ, тотъ самый мужикъ, о которомъ я вамъ говорилъ, оказался несомнѣнный медіумъ.
С а х а т. Вотъ какъ! 0, да это особенно интересно!
Л е о н. Ѳ е д. Да, Да. Мы послѣ обѣда сдѣлали съ нимъ
маленькій предварительный опытъ.
С а х а т . Успѣли сдѣлать и убЬдиться?
Л е о н. Ѳ е д. Вполнѣ, и оказался замѣчательной силы
медіумъ.
С а х а т . (недовѣрчиво). Вотъ какъ!
Л е о н . Ѳ е д . Оказывается, что въ людской давно ужъ
замѣчали. Ояъ сядетъ къ чашкѣ, ложка сама вскакиваетъ
ему в ъ руку. (Къ щофессору). Вы слышали?
П р о ф. Нѣтъ, этого собственно я не слыхалъ.
С а х а т . (профессору). Но все-таки и вы допускаете возможность такихъ явленій?
П р о ф. Какихъ явленій?
С а х а т . Ну, вообще, сниритическихъ, медіумическихъ,
вообще сверхъестественпыхъ явленій.
П р о ф. Дѣло въ томъ. что мы называемъ сверхъестественнымъ? Когда не живой человѣкъ, а кусокъ камня
прятяяулъ къ себѣ гвоздь, то какимъ показалось это явленіе для наблюдателей: естественнымъ или сверхъестественпымъ?
С а х а т . Да, конечно; но только такія явленія, какъ притяжепіе магнита, постоянно повторяются.
П р о ф . То же самое и здѣсь. Явленіе повторяется, и мы
его подвергаемъ изслѣдованію. Мало того, мы подводимъ
изслѣдуемыя явленія нодъ общіе, другимъ явленіямъ, законы. Явленія вѣдь кажутся сверхъестественными только
потому, чтопричины явленій приписываются самому медіуму.
Но вѣдь это невѣрно. Явленія производимы не медіумомъ,
но духовной энергіей черезъ медіумъ, а это разница большая. Все дѣло—въ законѣ эквивалентности.
С а х а т. Да, конечпо, но...
ЯВЛЕНІЕ 3-е.
Тѣ же и Таня (входитъ и становится за портьеру).
Л е о н . Ѳед. Одно только знайте, что какъ съ Юмомъ и
съ Капчичемъ, такъ и тенерь съ этимъ медіумомъ впередъ
ни на что разсчитывать нельзя. Можетъ быть неудача, а можетъ быть и полная матеріализація.
С а х а т . Даже и матеріализація? Какая же можетъ быть
матеріализація?
^
Л е о н. Ѳ е д. А такая, что придетъ умершій человѣкъ:
отецъ вашъ, дѣдъ, возьметъ васъ за руку, дастѣ вамъ чтонибудь; или кто-нибудъ вдругъ подымется на воздухъ, какъ
нрошлый разъ у насъ съ Алексѣемъ Владиміровичемъ.
П р о ф . Конечно, конечно. Но главное дѣло—въобъясненіи явленій и подведеніи ихъ подъ общіе законы.
ЯВЛЕНІЕ 4-е.
Тѣ же и толстая барьтня.
Т о л с т . б а р . Анна Павловна мпѣ позволпла пройти къ
вамъ.
Л е о н . Ѳед. Милости просимъ.
Т о л с т . б а р . Но какъ, однако, Гросманъ усталъ. Онъ не
могъ чашки держать. Вы замѣтнли, какъ онъ поблѣднѣлъ
(пь профессору) въ ту минуту, какъ приблизился? Я сейчасъ
же замѣтила, я первая сказала Аннѣ Павловнѣ.
П р о ф . Несомнѣнно, трата жизненной энергіи.
Т о л с т. б а р. Вотъ и я говорю, что этимъ злоупотреблять
нельзя. Какъ же, гипнотизаторъ внушилъ одной моей знакомой, Вѣрочкѣ Коншиной,—да вы ее знаете, — чтобъ она
перестала курить, а у нея спина заболѣла.
П р о ф. (хочетъ пачать говорить). йзмѣреніе температуры
и пульсъ очевидно показываютъ...
Т о л с т . б а р . Л сію мийуту, позвольте. Я ей и говорю:
ужъ лучше курить, но не страдать такъ нервами. Разумѣется, что курить вредно, и я бы желала отвыкнуть, но
что хотите, не могу. Я разъ д в ѣ недѣли не курила, а потомъ не выдержала.
Проф. (опять дѣлаетъ поуштку говорить). Показываютъ
несомнѣнно...
Т о л с т . бар. Да, нѣтъ, позвольте! Я въ двухъ словахъ.
Вы говорите, что трата силъ? И я хотѣла сказать, что когда
я ѣздила на почтовыхъ... Дороги тогда были ужасныя, вы
этого не помните, а я замѣчала, и, какъ хотите, наша нервность вся отъ желѣзныхъ дорогъ. Я, напримѣръ, въ дорогѣ
спать не могу,—хоть убейте, а не засну.
П р о ф . (опять начинаетъ, но толстая барыня не даетъ
ему говорить). Трата силъ...
С а х а т . (улыбаясь). Да, да.
(Леонидъ Ѳедоровичъ эвонитъ).
Т о л с т . бар. Я одну, другую, третыо ночь не будуспать,
а все-таки не засну.
ЯВЛЕНІЕ 5-е.
Т ѣ же и Григорій.
Л е о н . Ѳед. Скажите, пожалуйста, Ѳедору приготовить
все для сеанса и позовите Семена сюда,—буфетнаго мужика,
Семена, слышите?
Г р и г . Слушаю-съ! (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 6-е.
Леонидъ Ѳедоровичъ, нрофессоръ, толстая- барыня и Таня
(спрятанная).
П р о ф. (къ Сахатову). Измѣреніе температуры и пульсъ
показали трату жизненной энергіи. То же будетъ ипримедіумическихъ проявленіяхъ. Законъ сохраненія энергіи...
Т о л с т . б а р . Да, да. Я только еще хотѣла сказать, что
я очень рада, что простой мужикъ* окасался медіумъ. Эго
прекрасно. Я всегда говорила, что славянофилы...
Л е о н . Ѳ е д . Пойдемте пока въ гостиную.
Т о л с т . б а р . Позвольте, я въ двухъсловахъ... Славяно-
' филы аравы, но я всегда говорила своему мужу, что ни въ
чемъ не надо преувеличивать. Золотая середина, знаете. А
то какъ же утверждать, что въ народѣ все хорошо, когда
я сама видѣла...
Л е о н . Ѳед. Не угодно ли въ гостиную?
Т о л с т . бар. Вотъ такой мальчикъ и ужъ пьетъ. Я его
сейчасъ же разбранила. И онъ благодаренъ былъ потомъ.
Они—дѣти, а дѣтямъ, я всегда -говорила, нужна и любовь,
лі строгость.
(Всѣ уходяшъу разгоеаривая).
ЯВЛЕНІЕ 7 .
Таня (одна выходитъ изъ-за двери).
Т а н я. Ахъ, удалось бы только! (Заеязываетъ
нитки).
ЯВЛЕНІЕ 8-е.
Таяя и Бетси (входитъ поепѣшно).
Б е т с и . Папа нѣтъ тутъ? (Вглядываясь въ Таню). Ты что
• гутъ?
Т а н я. А я такъ, Лизавета Леонидовна, взошла, хотѣла...
только взошла... (Смущается).
Б е т с и. Да вѣдь тутъ сеансъ сейчасъ будетъ? (Замѣчаетъ, что Таня собираетъ нитки, пристально смотритъ на
-нее и вдругъ заливается хохотомъ). Таня! это вѣдь ты все
дѣлаешь? Да ужъ не отпирайся. И тотъ разъ ты? Вѣдь
ты, ты?
Т а н я. Лизавета Леонидовна, голубушка!
Б е т с и (въ восторгѣ). Ахъ, какъ это хорошо! Вотъ не
ожидала! Зачѣмъ же ты это дѣлала?
Т а н я . Барыпшя, милая, да вы не выдайте!
Б е т с и. Да нѣтъ, ни за что. Я ужасно рада! Да какъ
же ты дѣлаешь?
Т а.н я. Да такъ и дѣлаю: спрячусь, а потомъ, какъ потушатъ, вылѣзу и дѣлаю.
Б е т с и (показывая на нитку). А это зачѣмъ? Да, не говори, понимаю—задѣваешь...
Т а н я . Лизавета Леонидовна, голубушка, я только вамъ
откроюсь! Прежде я такъ шалила, а теперь дѣло хочу
сдѣлать.
Б е т с и . Какъ? Что? Какое дѣло?
Т а н я . Да вотъ, видѣли, мужики пришли, хотятъ землю
купить, а папаша не продаютъ и бумагу не подписали и
имъ назадъ отдали. Ѳѳдоръ Иванычъ говоритъ: духи ему
запретили. Вотъ я и взцумала.
Б е т с и . Ахъ, п к а я же ты умница! Дѣлай, дѣлай... Да
какъ же ты будешь дѣлать?
Т а н я . Да я такъ придумала: какъ они свѣтъ потушатъ,.
еейчасъ я начну стучать, швырять, ниткой ихъ по. головамъ, а подъ конецъ бумагу объ землѣ,—она у меня,—и.
брошу на столъ.
В е т с и. Ну, и что жъ?
Т а н я . А какъ же? Ояи удивятся. Бумага была у мужиковъ, и вдругъ здѣсь. А тутъ же велю...
Б е т с и . Да, вѣдь Семенъ нынче медіумъ!
Т а н я . Такъ я ему велю... (Не можетъ говорить отъсмѣха). Велю давить руками, кто подъ рукой будетъ. Только не папашу,—это онъ не посмѣетъ,—и пусть давитъ кого
другихъ, пока подпишутъ.
Б е т с и (смѣется). Да вѣдь такъ не дѣлаютъ. Медіумъ
самъ ничего не дѣлаетъ.
Т а н я. Да ничего—это все одно,—авось и такъ выйдетъ,.
ЯВЛЕНІЕ 9-е.
Таня и Ѳедоръ Иванычъ.
(Бетси дѣлаетъ знаки Тапѣ и уходитъ).
Ѳед. И в а н . (Танѣ). Ты что тутъ?
Т а н я . Да я къ вамъ, Ѳедоръ Иванычъ, батюшка!..
Ѳед. И в а н . Чего же ты?
Т а н я . Да объ дѣлѣ моемъ, къ вамъ, что я просила.
Ѳед. И в а н . (смѣясь). Соеваталъ, сосваталъ, и по рукамъ
ударили, только не пили.
Т а н я (взвизгиваетъ). Неужто за-правду?
Ѳ е д. И в а н. Да ужъ я тебѣ говорю. Ояъ говоритъ: съ
старухой посовѣтуюсь, да и съ Богомъ.
Т а н я . Такъ и сказалъ?.. (Взвизгивая). Ахъ, голубчикъ,,
Ѳедоръ Иванычъ, вѣкъ за васъ буду Бога молить!
Ѳед. И в а н . Ну, ладно ладно! Теперь некогда. Велѣно
убирать для сеанса.
Т а н я . Дайте я вамъ подсоблю. Какъ же убирать?
Ѳед. И в а н . Да какъ?—Да вотъ: столъ посреди комнаты, стулья, гитару, гармонію. Лампу не надо—свѣчи.
Т а я я (устанавливаетъ все съ Ѳедоромъ Иванычемъ). Такъ,.
что ли? Сюда гитару, сюда чернильшщу... (Ставитъ). Такъ?
Ѳед. Й в а н . Да неужели въ самомъ дѣлѣ Семена посадятъ?
Т а н я . Должно быть. Вѣдь ужъ сажалн.
Ѳед. И в а н . Удивленіе! (Надѣваетъ ріпсе-пег). Да чистъ •
лп онъ?
Т а н я . Почемъ я знаю.
Ѳ е д . И в а н . Такъ ты вотъ что...
Т а н я . Что, Ѳедоръ Иванычъ?
Ѳ е д. Ив ан. Поди ты, возьми щеточку ноггяную и мыла
Тридасъ, хоть у меня возьми.. И всѣ ты ему остриги когти
и вымой чисто-начисто.
Т а я я . Ояъ и самъ вымоетъ.
Ѳ ед. И в а н . Ну такъ скажн только. Да бѣлье вели надѣть чистое.
Т а н я . Хорошо, Ѳедоръ Иванычъ. (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ Ю-ё.
Ѳедоръ Иванычъ одинъ, садится въ пресло.
Ѳед. И в а н . Учены, учены, хоть бы Алексѣй Владиміровичъ, ир)фессоръ онъ, а все другой разъ сильно сомнѣніе беретъ. Народныя суевѣрія, грубыя, истребляются,
суевѣрія домовыхъ, колдуновъ, вѣдьмъ... А вѣдь если
вникнуть, вѣдь это такое же суевѣріе. Ну, развѣ возможно
это, чтобы души умершихъ и говорили бы, и на гитарѣ
играли бы? А дурачитъ ихъ кто-нибудь, или сами себя. А
ужъ это съ Семеномъ и не поймешь что. (Разсматриваетъ
альбомъ). Вѣдь вотъ ихъ альбомъ спиритическій. Ну, возможное ли это дѣло, чтобы фотографію съ духа снять? А
вотъ изображеніе—турокъ и Леонидъ Ѳедоровичъ сидятъ...
Удивительна слабость человѣческая!
ЯВЛЕНІЕ іі-е.
Оедоръ Иванычъ и Леонидъ ведоровячъ.
Л е о н . Ѳед. (входя). Что, готово?
Ѳед. И в а н . (встаетъ ие торопясь). Готово. (Улыбаясь).
Только не знаю, какъ бы вашъ новый медіумъ не скомпрометировалъ васъ, Леонидъ Ѳедоровичъ.
Л е о н . Ѳед. Нѣтъ, мы испытывали съ Алексѣемъ Владиміровичемъ. Удивительно сильный медіумъ!
Ѳ е д . И в а н . Ужъ этого не знаю. Только чистъ ли онъ?
Вы вотъ не позаб>тились руки ему велѣть вымыть. А то
все-таки неудобно.
Л е о н. Ѳ е д. Руки? Ахъ, да! Нечисты, ты думаешь?
Ѳед. И в а н . Да какъ же, мужикъ. А тутъ дамы, и
Марья Васильевна.
Л е о н. Ѳ е д, Ну, и прекрасно.
Ѳед. И в а н . Да еще я хотѣлъ вамъ доложить: Тимоѳей,
кучеръ, приходилъ ясаловаться, что нельзя ему чистоту
еоблюсти отъ собакъ.
Л е о н. Ѳ е д. (устанавливая предметы на столѣ, разсѣянно).
Какихъ собакъ?
Ѳед. И в а н . Да Василью Лѳонидычу нынче борзыхъ
привели тройку, въ кучерскую помѣстили.
Л е о н . Ѳед. (досадливо). Скажи Аннѣ Павловнѣ, какъ
она хочетъ, а мнѣ и некогда.
Ѳед. И в а н . Да вѣдь вы знаете ихъ пристрастіе...
Л е о н . Ѳед. Ну, какъ хочетъ она, такъ и дѣлаетъ. А
отъ него, кромѣ непріятностей... да и некогда.
Я В Л Е Ш Е 12-е.
Тѣ
Семенъ (въ поддевкѣ, входитъ,
улыбается).
С е м . Приказали притти?
Л е о н . Ѳед. Да, да. Нокажи руки. ІІу, и прекрасно,
прекрасно! Такъ вотъ, дружокъ, ты такъ же дѣлай, какъ
давеча, садись и отдавайся чувству. А самъ ничего не
думай.
Сем. Чего жъ думать? Что думатъ, то хуже.
Л е о н . Ѳед. Вотъ, вотъ, вотъі Ч і>мь менѣе созпательно,
тѣмъ сильнѣе. Не зумай, а отдаваПся настроенію: хочется
спать—спи, хочется ходить- ходи; аоиимаешьѴ
С е м . Какъ не понять? Хитрости тутъ нисколько.
Л е о н . Ѳед. И, главное, ве смущаПся. А то ты самъ
можешь удивиться. Ты пойми, что какъ мы живемъ, такъ
невидимый міръ духовъ тутъ же живетъ.
Ѳед. И в а н . (поправляя). Незримыя чувства, поиимаешь?
С е м . (смѣется). Какъ не попять! Какъ вы сказали, такъ
ягто очень просто.
Л е о н. Ѳ е д. Можешь подняться на воздухъ, или еще
что-нибудь, то ты не робѣй.
С е м . Чего жъ робѣть? Это все можно.
Л е о н . Ѳ е д . ІТу, такъ я пойду, позову всѣхъ... Все готово?
Ѳ е д. И в а н. Кажется, все.
Л е о н. Ѳ е д. А грифельпыя доски?
Ѳ е д . И в а н . Вяизу, сейчасъ принесу. (Уходитъ).
Я В Л Е Ш Е 13 е.
Леонидъ Ѳедоровичъ и Семепъ.
Л е о н . Ѳед. Ну, такъ хорошо. Такъ ты не смущайся и
будь свободнѣе.
С е м. Нешто поддевку снять: опо свободпѣе будетъ.
Л е о н. Ѳ е д. Поддевку?—Нѣтъ, нѣтъ, не надо. (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 14-е.
Семенъ одинъ.
С е м . Опять тоже велѣла дѣлать, а она опять будетъ
свое птвырять. И какъ она не боится?
ЯВЛЕНІЕ 15-е.
Семенъ и Таня входитъ безъ ботинокъ, въ платьѣ цвѣта обой,
Семенъ хохочетъ.
Таня
(шикаетъ). ПІш!.. Услышатъ! Вотъ на пальцы
спички наклей, какъ давеча. (Еаклеиваетъ).
Что же, все
помнишь?
Сем. (загибая пальцы). Перво-наперво спички намочитк
Махать—разъ. Другое дѣло—зубами трещать, вотъ такъ...—
два. Вотъ третье забылъ.
Т а н я . А третье-то пущѳ всего. Ты помни: какъ бумага
на столъ падетъ,—я еще въ колокольчикъ позвоню,—такъ
ты сейчасъ же руками вотъ такъ... Разведи шире и захватывай. Кто возлѣ сидитъ, того и захватывай. А какъ захватишь, такъ жми. (Хохочетъ). Варинъ ли, барыня ли, знай—
жми, все жми, да и не выпускай, какъ будто во снѣ, а зубами скрыпи, али рычи, вотъ такъ... (Рычитъ). А какъ я
на гитарѣ заиграю, такъ какъ будто просыпайся, потянись,
знаешь, такъ, и проснись... Все помнишь?
Сем. Все помню, только смѣшно больно.
Т а н я . А ты не смѣйся. А засмѣешься—это еще не
бѣда. Они подумаютъ, что во снѣ. Одно только—взаправду
не засни, какъ они свѣтъ-то потушатъ.
С е м. Небось, я себя за уши щипать буду.
Т а н я . Такъ ты смотри, Семочка, голубчикъ. Только
дѣлай все, не робѣй. ІІодпишетъ бумагу. Вотъ увидишь.
Идутъ... (Лѣзетъ подъ диванъ).
ЯВЛЕНІЕ іб-е.
Семенъ и Таня. Входятъ Гросманъ, профессоръ, Леонидъ
Ѳедоровичъ, толстая барыня, докторъ, Сахатовъ, барыня.
Семенъ стоитъ у двери.
Л е о н. Ѳ е д. Милости просимъ, всѣ невѣрующіе! Несмотря на то, что медіумъ новый, случайный, я нынче жду
очень знамеяательныхъ проявленій.
С а х а т. Очень, очень интересно.
Т о л с т. б а р. (на Семена). Маіз іі езі ігбз Ьіеп.
Б а р ы п я. Какъ буфетный мужикъ, да, но только...
С а х а т. Жены всегда не вѣрятъ въ дѣло своихъ мужей. Вы совсѣмъ не допускаете?
В а р ы н я. Разумѣется, нѣтъ. Въ Капчичѣ, правда^
есть что-то особенное, но ужъ это Богъ знаетъ что такоеГ
Т о л с т. б а р. Нѣтъ, позвольте, Анна Павловна, это
нельзя такъ рѣшать. Когда я еще была не замужемъ, видѣла одинъ замѣчательный сонъ. Сны, знаете, бываютъ
такіе, что вы не знаете, когда ничинается, когда кончается;
такъ я видѣла именно такой сонъ...
ЯВЛЕНІЕ 17-е.
Тѣ же. Васялій Леоиидычъ и Петрищевъ входятъ.
Т о л с т. б а р. И мнѣ многое было открыто этимъ сномъ"
Нынче ужъ эти молодые люди (указываетъ на Петригцева
и на Василія Леонидыча) все отрицаютъ.
В а с. Л е о н. А я никогда, я вамъ скажу, ничего не
отрицаю. А, что?
ЯВЛЕНІЕ 1 8 - е .
Тѣ же. Входятъ Бетси и Марья Константиновна и вступаютъ
въ разговоръ съ Петрищевымъ.
Т о л с т. б а р. А какъ же можно отрицать сверхъестественное? Говорятъ: не согласно съ разумомъ. Да разумъ-то
можетъ быть глупый, тогда что? Вѣдь вотъ на Садовой,—
вы слышали?—каждый вечеръ являлось. Братъ моего мужа,—
какъ это называется?.. не Ъеаи-ігёге, а по-русски,—не свекоръ, а еще какъ-то?.. я никогда не могу запомнить этихъ
русскихъ названій,—такъ онъ ѣздилъ три ночи сряду и
все-таки ничего не видалъ, такъ я и говорю...
Л е о н. Ѳ е д. Такъ кто же да кто остается?
Т о л с т. б а р. Я , я!
С а х а т. Я!
Б а р ы н я (къ доктору). Неужели вы остаетесь?
Д о к т . Да, надо хоть разъ посмотрѣть, что тутъ Алексѣй Владиміровичъ находитъ. Отрицать бездоказательно
теже нельзя.
Б а р ы н я. Такъ рѣшительно принять нынче вечеромъ?
Д о к т . Кого принять?.. Ахъ да, порошокъ. Да, примите,
пожалуй. Да, да, примите... Да я зайду.
Б а р ы н я. Да, пожалуйста. (Громко). Когда кончите,
т е 5 5 і е и г < > еі т е 5 с і а т е 5 , милости просимъ ко мнѣ отдохну
отъ эмоцій, да и винтъ докончимъ.
Т о л с т. б а р. Непремѣнно.
С а х а т. Да, да! (Варыня уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 19-е.
Тѣ же, безъ барыни.
Б е т с и (Петрищеву). Я вамъ говорю, оставайтесь. Я
вамъ обѣщаю необыкновенныя вещи. Хотите пари?
М а р. К о н с т. Да развѣ вы вѣрите?
Б е т с и. Нынче вѣрю.
М а р. К о н с т. (Петрищеву). А вы вѣрите?
П е т р и щ. „Не вѣрю, не вѣрю обѣтамъ коварнымъ".
Ну, да если Елизавета Леонидовна велитъ...
В а с . Л е о н . Останемся, Марья Константиновна. А, что?
Я что-нибудь такое ёраіапі придумаю.
М а р. К о н с т. Нѣтъ, вы не смѣшите. Я вѣдь не могу
удержаться.
В а с . Л е о н . (громко). Я—остаюсь!
Л е о н . Ѳед. (строго). Прошу только тѣхъ, кто остается,
не дѣлать изъ эгого шутки. Это дѣло серьезное.
П е т р и щ . Слышишь? Ну, такъ останемся. Вово, садись
сюда, да, смотри, не робѣй.
Б е т с и . Да вы смѣетесь, а вотъ увидите, что будетъ.
В а с. Л е о н. А что, какъ въ самомъ дѣлѣ? Вотъ штука-то
будетъ! А, что?
П е т р и щ . (дрооюгітъ). Ой, боюсь, боюсь! Марья Константиновна, боюсь!... ножки дрожатъ.
Б е т с и (смгъется). Тише!
(Всѣ садятся).
Л е о н. Ѳ е д. Садитесь, садитесь. Садись, Семенъ!
С е м. Слушаю съ. (Садится на край стула).
Л е о н. Ѳ е д. Садись хорошенько.
П р о ф. Садись правильно на середину стула, совершенно свободно. (Усаживаетъ Семена).
(Бетси^ Марья Константиновна и Василгй Леоиидычъ хохочутъ).
Л е о н. Ѳ е д. (возвышая голосъ). Прошу тѣхъ, кто остается,
не шалить и относиться къ дѣлу серьезно. Могутъ быть
дурныя послѣдствія. Вово, слышишь? Если не будешь сидѣть смирно, уйти.
В а с. Л е о н . Смирно! (Прячется за спину
толстой
барыни).
Л е о н. Ѳ е д. Алексѣй Владиміровичъ, вы усыпите.
П р о ф. Нѣтъ, зачѣмъ же я, когда Антонъ Борисовичъ
тутъ? У него гораздо больше и практики въ этомъ отношеніи, и силы... Антонъ Борисовичъ!
Г р о с м. Господа! я собственно не спиритъ. Я только
изучалъ гипнозъ. Гипнозъ я изучалъ, правда, во всѣхъ его
извѣстныхъ проявленіяхъ, Но то, что называется спиритизмомъ, мнѣ совершенно неизвѣстно. Отъ усыпленія субъекта
я могу ожидать извѣстныхъ мнѣ явленій гипноза: летаргіи,
абуліи, анестезіи, анелгезіи, каталепсіи и всякаго рода внушеній. Здѣсь же предполагаются къ изслѣдованію не эти,
а другія явленія, и потому желательно бы было знать, какого рода эти ожидаемыя явленія и какое они имѣютъ научное значеніе.
С а х а т. Внолнѣ присоединяюсь къ мнѣнію г-на Гросмана. Такое разъябненіе было бы очень интересно.
Л е о н. Ѳ е д. (къ профессору). Я думаю, Алексѣй Владиміровичъ, вы не откажетесь объяснить вкратцѣ.
И р о ф. Отчего жъ, я могу объяснить, если этого желаютъ. (Къ доктору). А вы, пожалуйста, измѣрьте температуру и пульсъ. Объясненіе мое будетъ неизбѣжно, поверхностно и кратко.
Л е о н. Ѳ е д. Да, вкратцѣ, вкратцѣ.
Д о к т. Сейчасъ. (Вынимаетъ термометръ и подаетъ).
Ну-ка, молодецъ!... (Устанавливает,ъ)
я
С е м. Слушаю-сь.
П р о ф. (вставая и обраіцаясь къ толст. дарынѣ, а потомъ
еадясь). Господа! Явленіе, которое мы изслѣдуемъ, представляется обыкновенно съ одной стороны какъ нѣчто новое,
съ другой стороны какъ нѣчто выходящее изъ ряда естественныхъ условій. Ни то, ни другое несправедливо. Явленіе это не ново, а старо какъ міръ, и не сверхъестественно,
а подлежитъ все тѣмъ же вѣчнымъ законамъ, которымъ
подлежитъ и все существующее. Явленіе это опредѣлялось
обыкновенно какъ общеніе съ міромъ духовнымъ. Опредѣленіе это не точно. По опредѣленію этому міръ духовный
противополагается міру матеріальному, но это несправедливо:
противоположенія этого нѣтъ. Оба міра такъ тѣсно соприкасаются, что нѣтъ никакой возможности провести дѳмаркаціонную линію, отдѣляющую одинъ міръ отъ другого.
Мы говоримъ: матерія слагается изъ молекулъ...
П е т р и щ . Скучная матерія! (Шопотъ, хохотъ).
П р о ф. (остановившись и потомъ продолоюая). Молекулы—
изъ атомовъ, но атомы, не имѣя протяженія, суть въ сущности не что иное, какъ точки приложенія силъ. То-есть,
строго говоря, не силъ, а энергіи,—той самой энергіи, которая такъ же едина и неуничтожима, какъ и матерія. Но
какъ матерія одна, а виды ея различны, такъ точно и энергія. До послѣдняго времени намъ были извѣстны только
четыре превращающіеся одинъ въ другой, вида энергіи.
Намъ извѣстны энергіи: динамическая, термическая, электрическая и химическая. Но четыре вида энергіи далеко не
исчернываютъ всего разнообразія ея проявленій. Виды проявленія энергіи многообразны, и одинъ изъ такихъ новыхъ,
мало-извѣстныхъ видовъ энергіи и изслѣдуется нами. Я
говорю объ энергіи медіумизма.
(Опять шопотъ и хохотъ въ углу молодежи).
П р о ф. (останавливается и, строго оглянувшись, продолжаетъ). Медіумическая энергія извѣстна человѣчеству давнымъ-давно: предсказанія, предчувствія, видѣнія и многія
другія—все это не что иное, какъ проявленія медіумической
энергіи.Явленія, производимыя ею, извѣстны давнымъ-давно.
Но самая энергія не признавалась таковою до самаго послѣдняго времени, до тѣхъ поръ, пока не было признано
той среды, колебанія которой и производятъ медіумическія
явленія. й точно такъ же, какъ явленія свѣта былр; не объяснимы до тѣхъ поръ, пока не было признано существованіе невѣсомаго вещества, эѳира, — точно такъ же и медіумическія явленія казались таинственными до тѣхъ поръ,
пока не была признана та, несомнѣнная теперь, истина,
что въ промежуткахъ частицъ ѳѳира находится другое, еще
болѣе тонкое, чѣмъ эѳиръ, невѣсомое вещество, не подлежащее закону трехъ измѣреній...
(Опять шопотъ, хохотъ и повизгиваніе).
П р о ф . (опять оглядывается строго). И точно такъ же
какъ математическія вычиеленія подтвердили неопровержимо
существованія невѣсомаго эѳира, дающаго явленія свѣта и
электричества, точно такъ же блестящій рядъ самыхъ точныхъ опытовъ геніальнаго Германа, ПІмита и Іосифа ІПмацофена несомнѣнно подтвердили существованіе того вещества, которое наполняетъ вселенную и можетъ быть названо
духовнымъ эѳиромъ.
Т о л с т. б а р. Да, теперь я понимаю. Какъ я благодарна...
Л е о н. Ѳ е д. Да; но нельзя ли, Алексѣй Владиміровичъ, нѣсколько... сократить?
П р о ф. (не отвѣчая). И такъ, рядъ строго-научныхъ опытовъ и изслѣдованій, какъ я имѣлъ честь сообщить вамъ,
выясняли намъ законы медіумическихъ явленій. Опыты эти
выяснили намъ то, что погруженіе нѣкоторыхъ личностей
въ гипнотическое состояніе, отличающееся оть обыкновеннаго сна только тѣмъ, что при погруженіи въ этотъ сонъ
дѣятельность физіологическая не только не понижается,
но всегда повышается, какъ это мы сейчасъ видѣли,—оказалось, что погруженіе въ это состояніе какого-бы то ни было
субъекта неизмѣнно влечетъ за собой нѣкоторыя пертурбаціи въ духовномъ эѳирѣ,—пертурбаціи, совершенно подобныя тѣмъ, которыя производитъ погруженіе твердаго тѣла
въ жидкое. Пертурбаціи же эти и суть то, чго мы называемъ медіумическими явленіями...
(Хохотъ, шопотъ).
С а х а т . Это совершенно справедливо и понятно; но позвольте спросить: если, какъ вы изволите говорить, погружевіе медіума въ сонъ производитъ пертурбаціи духовнаго
<*..•.-.- эѳира, то почему же эти пертурбаціи выражаются всегда,
какъ это подразумѣвается обыкновенно въ спиритическихъ
сеансахъ, проявленіемъ дѣятельности душъ умершихъ личностей?
П р о ф . А потому, что частицы этого духовнаго эфира
суть не что иное, какъ души живыхъ, умершихъ и не родившихся, такъ что всякое сотрясеніе этого духовнаго эфира
неизбѣжно вызываетъ извѣстное движеніе его частицъ. Частицы же эти суть не что иное, какъ души людей, входящія этимъ движеніемъ въ общеніе между собою.
Т о л с т . бар. (къ Сахатову). Что же тутъ не понимать?
Это такъ просто... Очень, очень благодарю васъ!
Л е о н. Ѳ е д. Мнѣ кажется, что тепѳрь все ясно, и мы
можемъ приступить.
Д о к т . Малый в ъ самыхъ нормальныхъ условіяхъ:температура 3 7 и 2; пульсъ 7 4 .
П р о ф . (выкимаетъ книжечку и записываетъ). Подвержденіемъ того, что я имѣлъ честь сообщить, можетъ служить
то, что погруженіе медіума въ сонъ неизбѣжно, какъ мы
сейчасъ и увидимъ, вызоветъ подъемъ температуры и пудьса,
точно такъ же, какъ и при гипнозѣ.
Л е о н . Ѳ е д . Да, да, виноватъ, я только хотѣлъ сказать
Сергѣю Ивановичу на то, что онъ спрашивалъ: почему мы
узнаемъ, что съ нами общаются души умершихъ?—Мы узнаемъ это потому, что тотъ духъ, который приходитъ, прямо
намъ говоритъ,—просто, какъ я говорю,—говоритъ намъ,
кто онъ и зачѣмъ пришелъ, и гдѣ онъ, и хорошо ли ему?
Послѣдній сеансъ былъ испанецъ донъ Кастильосъ, и онъ
все сказалъ намъ. Онъ сказалъ намъ, кто онъ, и когда
умеръ, и то, что ему тяжело за то, что онъ участвовалъ
въ инквизиціи. Мало того, онъ сообщилъ намъ то, что съ
нимъ случилось въ то самое время когда онъ говорилъ съ
нами, а именно то, что въ то самое время, какъ онъ говорилъ съ нами, онъ долженъ былъ вновь рождаться на
землю, и потому не могъ докончить начатаго съ нами разговора... Да вотъ вы сами увидите...
Т о л с т . б а р . (перебивая). Ахъ, какъ интересно! Можетъбыть испанецъ у насъ въ домѣ родился и маленькій теперь?
Л е о н. Ѳ е д. Очень можетъ быть.
Проф. Я думаю—пора бы начинать.
Л е о н . Ѳед. Я только хотѣлъ сказать...
П р о ф. Поздно ужъ.
Л е о н . Ѳед. Ну, хорошо. Такъ можемъ приступить. Пожалуйста, Антонъ Борисовичъ, усыпите медіума...
Г р о с м. Какъ вы желаете, чтобъ я усыпилъ субъекта?
Есть много употребительныхъ пріемовъ. Есть способъ Бреда,
есть египетскій символъ, есть способъ Шарко.
Л е о н. Ѳ е д. (къ професору). Это все равно, я думаю.
П р о ф . Безразлично.
Г р о с м . Такъ я употреблю свой способъ, который я
демонстрировалъ въ Одессѣ.
Л е о н . Ѳ е д . Пожалуйста!
(Гросманъ машетъ руками надъ Семеномъ.—Семенъ закрываетъ глаза и попгягивается).
Г р о с м . (приглядывается). Засыпаетъ, заснулъ. Замѣчательно быстрое наступленіе гипноза. Очевидно, субъектъ
уже вступилъ въ анестетическое состояніе. Замѣчательно,
необыкновенно воспріимчивый субъектъ и могъ бы быть
подвергнутъ интереснымъ опытамъ!.. (Садится, встаетъ,
опять садится). Теперь можно бы проколоть ему руки. Если
желаете...
Проф. (къ Леониду Ѳедоровичу). Замѣчаете, какъ сонъ
медіума дѣйствуетъ на Гросмана? Онъ начинаетъ вибрировать.
Л е о н . Ѳ е д. Да, да... Теперь можно тушить?
С а х а т . Но почему же нужна темнота?
П р о ф . Темнота? А потому, что темнота есть одно изъ
условій, при которыхъ проявляется медіумическая энергія,
такъ же, какъ извѣстная температура есть условіе извѣстныхъ проявленій химической или динамяческой энергіи.
Л е о н. Ѳ е д. И не всегда. Многимъ, и мнѣ, являлись и
при свѣчахъ, и при солнцѣ.
П р о ф. (перебивая). Можно тушить?
Л е о н . Ѳ е д. Да, да. (Тушитъ свѣчи). Господа! теперь
прошу вниманія.
(Таня вылѣзаетъ изъ-подъ дивана и беретъ върукинитку,привязанную къ бра).
П е т р и щ. Нѣтъ, мнѣ понравился испанецъ. Какъ онъ:
въ серединѣ разговора, внизъ, головой... что называется,
рі^иег іше Ше.
Б е т с и. Нѣтъ, вы подождите, посмотрите, что будетъі
П е т р и щ. Я одного боюсь, какъ бы Вово не захрюкалъ
поросенкомъ.
В а с Л е о н. Хотите? Я хвачу...
Л е о н. Ѳ е д. Господа! прошу не разговаривать, пожалуйста...
(Тишина.—Семенъ лиоюетъ палецъ, мажетъ имъ косточки на
рукѣ и машетъ ими).
Л е о н. Ѳ е д. Овѣтъ! Видите свѣтъ?
С а х а т . СвѣтъІ Да, да вижу; но позвольте...
Т о л с т. б а р. Гдѣ, гдѣ? Ахъ, пе видала! Вотъ онъ.
Ахъ!..
П р о ф. (къ Леон. Ѳед. шопотомъ указывая на Гросмана^
который двшается). Вы замѣтьте, какъ онъ вибрируетъ.
Двойная сила. (Опять показывается свѣтъ).
Л е о н. Ѳ е д. (къ професору). А вѣдь это онъ.
С а х а т. Кто онъ?
Л е о н. Ѳ е д. Грекъ Николай. Его свѣтъ. Не правда ли,
Алексѣй Владиміровичъ?
С а х а т. Что такое грекъ Николай?
П р о ф. Нѣкій грекъ, монашествовавшій при Константинѣ
въ Царьградѣ и посѣщавпгій насъ послѣднее время.
Т о л с т. б а р. Г д ѣ же онъ, гдѣ же онъ? Я не вижу.
Л е о н. Ѳ е д. Его нельзя еще видѣть... Алексѣй Владиміровичъ, онъ всегда особенно благосклоненъ къ вамъ
Спросите его.
П р о ф . (особеннымъ голосомъ). Николай! ты это?
(Таня стучитъ два раза о стѣну).
Л е о н. Ѳ е д . (радостно). Онъ! онъ!
Т о л с т. б а р. Ай, ай! Я уйду.
С а х а т. Почему же предполагается, что это онъ?
Л е о н. Ѳ е д. А два удара. Утвердительный отвѣтъ:
иначе было бы молчаніе.
(Молчанге. Сдержанный хохотъ въ углу молодежи. Таня брошетъ на столъколпакъ съ лампы,карандашъ,утиралку перьевъ).
Л е о н. Ѳ е д. (шопотомъ). Замѣчайте, господа, вотъ колпакъ съ лампы. Еще что-то. Карандашъ!.. Алексѣй Владиміровичъ, карандашъ!
П р о ф. Хорошо, хорошо. Я слѣжу и за нимъ, и за Гросманомъ. Вы замѣчаете?
(Гросманъ встаетъ и оглядываетъ предметы, упавшге на столъ).
С а х а т . Позвольте, позвольте! Я бы желалъ посмотрѣть,
не производитъ ли всего этого самъ медіумъ?
Л е о н . Ѳед. Вы думаете? Такъ сядьте подлѣ, держите
его за руки. Но будьте увѣрены, онъ спитъ.
С а х а т . (подходитъ, задѣваетъ головой за питку, которую
спускаетъ Таня, и испуганно нагибается). Да... а-а!.. Странно,
странно. (Подходитъ, беретъ за локоть Семена. Семенъ рычитъ).
Проф. (къ Леониду Ѳедор.). Слышите, какъ дѣйствуетъ
присутствіе Гросмана? Новое явленіе,—надо записать... (выбѣгаетъ и записываетъ, потомъ возвращается).
Л е о н . Ѳ е д . Да... Но нельзя же оставлять Николая безъ
отвѣта, надо начинать...
Г р о с м . (встаетъ, подходитъ къ Семену, поднимаетъ и
опускаетъ его руку). Теперь интересно бы произвести контрактуру. Субъектъ въ полномъ гипнозѣ.
П р о ф . (къ Леон. Ѳедор.). Вы видите, видите?
Г р о с м. Если вы желаете...
Д о к т . Да ужъ позвольте, батюшка, Алексѣю Владиміровичу распорядиться,—штука-то выходитъ серьезная.
Проф. Оставьте его. Онъ говоритъ уже во с н ѣ .
Т о л с т. б а р. Какъ я рада теперь, что рѣшилась присутствовать. Страшно, но все-таки я рада, потому что я
мужу всегда говорила...
Л е о н. Ѳ е д. Прошу помолчать.
(Таня проводитъ по головѣ толстой
барыни).
Т о л с т . бар. Ай!
Л е о н. Ѳ е д. Что? что?
Т о л с т . бар. Онъ меня за волосы взялъ.
Л е о н . Ѳед. (шопотомъ). Не бойтесь, ничего, подайте
ему руку. Рука бываетъ холодная, но я это люблю.
Т о л с т. б а р. (прячетъ руки). Ни за что!
С а х а т . Да, странно, странно!
Л е о н . Ѳед. Онъ здѣсь и ищетъ общенія. Кто хочетъ
спросить что-нибудь?
С а х а т . Позвольте я спрошу.
Про ф. Сдѣлайте одолженіе.
С а х а т . Вѣрю я, или нѣтъ?
(Таня стучитъ два раза).
П р о ф . Отвѣтъ утвердительный.
С а х а т . Позвольте, я еще спрошу. Есть у меня въ карманѣ десятирублевая бумажка?
(Таня стучитъ много разъ и проводитъ ниткой по головѣ С я хатова).
С а х а т . Ахъ!.. (Хватаетъ нитку и обрываетъ ее).
П р о ф . Я бы просилъ присутствующихъ не дѣлать неопредѣленныхъ или шутливыхъ вопросовъ. Ему непріятно.
С а х а т . Нѣтъ, позвольте, у меня въ рукѣ нитка.
Л е о н . Ѳ е д . Нитка? Держите ее. Это часто бываетъ; не
только нитка, но шелковые снурки, самые древніе.
С а х а т . Нѣтъ, однако, откуда же нитка?
(Таня бросаетъ въ него подушкой).
С а х а т . Позвольте, позвольте! Что-то мягкое ударило
меня въ голову. Позвольте свѣтъ,—тутъ что-нибудь...
П р о ф . Мы просимъ васъ не нарушать проявленія.
Т о л с т . бар. Ради Бога, не нарушайте! И я хочу спросить. Можно?
Л е о н . Ѳед. Можно, можно. Спрашивайте.
Т о л с т . бар. Я хочу спросить о своемъ желудкѣ. Можно?
Я хочу спросить, что мнѣ принимать — аконитъ или белладону?
(Молчаніе, шопотъ въ сторонѣ молодыхъ людей и вдругъ Василій Леонидычъ кричитъ, какъ грудной ребенокъ: уа! уа! —
Хохотъ. Захватывая носы и рты и фыркая, дѣѳицы съ Петрищевымъ убѣгаютъ).
Т о л с т. б а р. Ахъ, это вѣрно, и этотъ монахъ опять
родился!
Л е о н. Ѳ е д. (въ бѣшенствѣ, гнѣвнымъ шопотомъ). Кромѣ
глупости, отъ тебя ничего! Если не умѣешь держать себя
прилично, то уйди.
(Василій Леонидычъ уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 20-е.
Леонидъ Ѳедоровичъ, профессоръ, толстая барыня, Сахатовъ,
Гросманъ, докторъ, Семенъ и Таня. Темнота и молчанге.
Т о д с т. б а р. Ахъ, какъ жаль! Теперь ужъ нельзя спрашивать. Онъ родился..
Л е о н. Ѳ е д. Нисколько. Это глупости Вово. А онъ тутъ.
Спрашивайте.
П р о ф. Это часто бываетъ; эти шутки, насмѣшки — самое обыкновенное явленіе. Я полагаю, что онъ здѣсь еще.
Впрочемъ, мы можемъ спросить. Леонидъ Ѳедоровичъ, вы?
Л е о н. Ѳ е д. Нѣтъ, иожалуйста, вы. Меня это разстроило.
Такъ непріятно! Эта безтактность!..
П р о ф. Хорошо, хорошо!.. Николай! ты здѣсь еще?
(Таня стучишъ два раза и звоиитъ въ колокольчикъ.—Семенъ
начинаетъ рычать и разводить руками. Захватываетъ
Сахатова и профессора и давитъ ихъ).
П р о ф. Какое неожиданное проявленіе! Воздѣйствіе на
самого медіума. Этого не бывало. Леонидъ Ѳедоровичъ,
наблюдайте, мнѣ неловко. Онъ давитъ меня. Да смотрите,
что Гросманъ? Теперь нужно полное вниманіе.
(Таня бросаетъ мужицкую бумагу на столъ).
Л е о н. Ѳ е д. Что-то упало на столъ.
П р о ф. Смотрите, что упало.
Л е о н. Ѳ е д. Бумага! Сложенный листъ бумаги.
(Таня бросаетъ дорожную чернильницу).
Л е о н. Ѳ е д. Чернильница.
(Таня бр&саетъ перо).
Л е • н. Ѳ е д. Перо!
(Семенъ рычитъ и давитъ).
П р о ф. (задавленный). Позвольте, позвольте, совершенно
новое явденіе; не вызванная медіумическая энергія дѣйствуетъ, а самъ медіумъ. Однако откройте чернильницу и
положите на бумагу перо, онъ напишетъ.
(Таня заходитъ сзади Леонида Ѳедоровича и бьетъ его по головѣ гитарой).
Л е о н . Ѳ е д . Ударилъ меня по головѣ! (Смотритъ на
столъ). Перо не пишетъ еще, и бумага сложена.
П р о ф. Посмотрите, что за бумага, дѣлайте скорѣй;
очевидно двойная сила—его и Гросмана—производитъ пертурбаціи.
Л е о н. Ѳ е Д. (выходитъ съ бумагой въ дверь и тотчасъ возвращается.) Необычайно! Бумага эта—договоръ съ крестьянами, который я нынче утромъ отказался подписать и отдалъ назадъ крестьянамъ. Вѣроятно, онъ хочетъ, чтобы я
подписалъ его?
П р о ф . Разумѣется! Разумѣется! Да вы спросите.
Л е о н. Ѳ е д. Николай! или ты желаешь...
(Таня стучитъ два раза.)
П р о ф . Слышите? Очевидно, очевидно!
(Леонидъ Ѳедоровичъ беретъ перо и выходитъ.—Таня стучитъ,
играетъ на гитарѣ и гармонги, и лѣзетъ опять подъ диванъ.
Леонидъ Ѳедоровичъ возвращается. — Семенъ потягивается и
прокашливается.)
Л е о н . Ѳ е д . Онъ просыпается. Можно зажечь свѣчи.
П р о ф . (поспѣшно). Докторъ, докторъ, пожалуйста, температуру и пульсъ! В ы увидите, что сейчасъ обнаружится
повышеніе.
Л е о н . Ѳед. (зажигаетъ свѣчи). Ну что, господа невѣрующіе?
Д о к т . (подходя %ъ Семену и вставляя тормометръ). Ну
ка, молодецъ. Что, поспалъ? Ну-ка, это вставь и давай руку.
(Смотритъ на часы.)
С а х а т . (пожимаетъ плечами). Могу утверждать, что медіумъ не могъ дѣлать всего того, что происходило. Но
нитка?.. Я бы желалъ объясненіе нитки.
Л е о н. Ѳ е д. Нитка, нитка! Тутъ были явленія посерьезнѣе.
С а х а т . Не знаю. Во всякомъ случаѣ—іе гезегѵе т о п
оріпіоп.
Т о л с т. б а р. (къ Сахатову). Нѣтъ, какъ ж ѳ вы говорите:
Іе гезегѵе топ оріпіоп. А младенецъ-то съ крылышками? Развѣ
вы не видали? Я сначала подумала, что это кажется, но
потомъ ясно, ясно, какъ живой...
Сахат. Могу говорить только о томъ, что видѣлъ. Я не
видалъ этого, не видалъ.
То.л ст. б ар. Ну какъ жеі Совсѣмъ ясно было видно.
А съ лѣвой стороны монахъ въ черномъ одѣяніи еще нагнулся къ нему...
С а х а т . (отходитъ). Какое преувеличеніе!
Т о л с т. б а р. (обращается къ доктору). Вы должны были
видѣть. Онъ съ вашей стороцд поднимался.
(Докторъ, не слушая ее, продолоюаетъ считать пульсъ.)
Т о л с т. б а р. (къ Гросману). И свѣтъ, свѣтъ отъ него,
особенно вокругъ личика. И выраженіе такое кроткое, нѣжное, что-то вотъ этакое небесное! (Сама нѣжно улыбается.)
Г р о с м . Я видѣлъ свѣтъ фосфорическій, предметы измѣняли мѣсто, но болѣе я ничего не видѣлъ.
Т о л с т . бар. Ну, полноте! Это вы такъ. Это оттого, что
вы, ученые школы Шаркб, не вѣрите въ загробную жизнь.
А меня никто теперь, никто въ мірѣ не разувѣритъ въ будущей жизни.
(Гросманъ уходитъ отъ нея.)
Т о л с т . б а р . Нѣтъ, нѣтъ, что ни говорите, а это одна
изъ самыхъ счастливыхъ минутъ въ моей жизни. Когда
Саразате игралъ, и эта... Да! (Никто ее не слушаетъ. Она
подходитъ къ Семену.) Ну, ты мнѣ скажи, дружокъ, ты что
чувствовалъ? Очень тебѣ было тяжело?
С е м . (смѣется). Такъ точно.
Т о л с т . бар. Все-таки терпѣть можно?
С е м . Такъ точно. (Жъ Леониду Ѳедоровичу.) Прикажете
итти?
Л е о н . Ѳед. Иди, иди.
Д о к т . (профессору). Пульсъ тотъ же, но температура ионизилась.
П р о ф . Понизилась? (Задумывается и вдругъ догадывается.)
Такъ и должно было быть,—должно было быть пониженіе!
Двойная энергія, пересѣкаясь, должна была произвести нѣчто въ родѣ интерференціи. Да, да.
Л е о н . Ѳед. Мнѣ одно жалко, что полной матеріао
лизаціи не было. Но все-таки... господа, милости просимъ въ гостиную.
Т о л с т . бар. Особенно меня поразило, когда онъ
взмахнуяъ крылышками и видно было, какъ онъ поднимается.
Г р о с м. (Сахатову). Если бы держаться одного гипноза, можно бы произвести полную эпилепсію. Успѣхъ
могъ бы быть совершенный.
С а х а т. Интересно, но не вполнѣ убѣдительно!—все,
8*
что могу сказать.
ЯВЛЕНІЕ 21-е.
Леонидъ Ѳедоровичъ съ бумагой. Входитъ Ѳедоръ Иваяовичъ.
Л е о н . Ѳед. Ну, Ѳедоръ, какой сеансъ былъ—удивительный! Оказывается, что землю-то надо уступить крестьянамъ
на ихъ условіяхъ.
Ѳ е д. И в а н. Вотъ какъ!
Л е о н . Ѳед. Да какъ же? (Пошзываетъ бумагу.) Представь, бумага, которую я имъ отдалъ, оказалісь на столѣ.
Я подписалъ.
Ѳед. И в а н . Какъ же она попала сюда?
Л е о н . Ѳ е д . Да вотъ поаала. (Уходитъ.)
(Ѳедоръ Иванычъ уходитъ за нимъ.)
ЯВЛЕНІЕ 22-е.
Таня одна, вьслѣзаетъ изъ-подъ дизана и смѣется.
Т а н я . Батюшки мои! Голубчики! Набралась я страху^
какъ онъ за нитку поймалъ. (Визжитъ.) Ну, да все-таки
вышло, подписалъ!
ЯВЛЕНІЕ 2 3 е.
Таня и Григорій.
Г р и г . Такъ это ты ихъ дурачила?
Т а н я . А вамъ что?
Г р и г . А что жъ, думаешь, барыня за это похвалитъ?
Нѣтъ, шалишь, теперь попалась. Разскажу твои плутки,
коли по моему не сдѣлаешь.
Т а н я . И по вашему не сдѣлаю, и ничего вы мнѣ не
сдѣлаете.
Занавѣсъ.
Д Ь Й С Т В І Е
I V .
Театръ представляетъ декорацію 1-го дѣйствія.
ЯВЛЕНІЕ 1-е.
Два выѣздныхъ лакея въ ливреяхъ, Ѳедоръ Иванычъ и
Григорій.
1-й л а к е й (съ сѣдыми бакенбардами). Нынче къ вамъ къ
третьимъ. Спасибо, въ одной сторонѣ пріемные дни. У васъ
прежде по четвергамъ было.
Ѳед. И в а н . Затѣмъ перемѣнили на субботу, чтобы за
одно: у Головкиныхъ, у Граде-фонъ-Грабе...
2-й л а к е й . У Щербаковыхъ такъ то хорошо, что, какъ
балъ, такъ лакеямъ угощеніе.
ЯВЛЕНІЕ 2 е,
Тѣ же. Сверху сходять княгиня съ княжной. Ветси провожаетъ ихъ княгиия глядитъ въ киижечку, иа часы и садится
на ларь. Григорій надѣваетъ ей ботики.
у
К н я ж н а . Нѣтъ, ты пожалуйста, пріѣзжай, А то ты
откажешься, Додо откажется,— ничего и не выйдетъ.
В е т с и . Не знаю. Къ НІубинымъ надо непремѣнно. Потомъ репетиція.
К н я ж н а . Успѣешь. Нѣтъ, ты пожалуйста. Ие поиз іаі«
ра$ іаих Ъоп&. Ѳедя будетъ и Коко.
Б е т с и . Леп аі раг сіеззиз 1а Ше сіе ѵоііе Сосо.
К н я ж н а. Я думада, что я его здѣсь найду. Оггііпаігетепі іі
е$і сі'ипе ехасіііисіе...
Б е т с и . Онъ непремѣнно будетъ,
К н я ж н а . Когда я его вижу съ тобой, мнѣ кажется,
что онъ только что сдѣлалъ или вотъ сдѣлаетъ предложеніе.
Б е т с и . Да ужъ, вѣроятяо, придатся пройти черезъ это.
й такъ непріятно!
К н я ж н а . Бѣдный Коко! Онъ такъ влюбленъ.
Б е т с и . Се$$ег, 1е$ ^еп$.
(Нняжна садится на диванчикъ, разговаривая шопотомъ. Гри~
горііс надѣваетъ ей ботики).
К н я ж н а . Такъ до вечера.
Б е т с и . Постараюсь.
К н я г и н я. Такъ скажите папа, что я ничему не вѣрю,
ио пріѣду посмотрѣть его новаго медіума. Чтобъ онъ далъ
знать. Прощайте, т а іоиіе Ьеііе. (Цѣлуетъ и уходитъ съ
княжной).
(Бетси уходитъ наверхъ).
ЯВЛЕНІВ 3-е.
Два лакея, Ѳедоръ Иванычъ и Григорій.
Г р и г . Не люблю старухъ обувать: не перегнется никакъ,.
отъ живота не видитъ, тычетъ мимо все; то ли дѣло молоденькую—пріятно и ножку въ руки взять.
2- л а к е й . Тоже разбираетъ!
1 й л а к е й . Нашему брату этого разбирать не полагается.
Г р и г . Отчего жъ не разбирать, развѣ мы нѳ люди? Это
они думаютъ, что мы не понимаемъ; какъ сейчасъ разговорились, взглянули на меня, сейчасъ: ле жанъ.
2-й л а к е й . А это что жъ?
Г р и г . А это значитъ по-русски: не говори, поймутъ. За
обѣдомъ тоже; а я понимаю. Вы говорите: разнйда,—никакой нѣтъ.
1-й л а к е й . Разница большая, кто понимаетъ.
Г р и г . Разницы нѣтъ никакой. Нынче я лакей, а завтра,
можетъ, и не хуже ихъ жить буду. И за лакеевъ замужъ
выходятъ, развѣ не бывало? Пойти покурить. (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 4-е.
Тѣ же, безъ Григорія.
2-й л а к е й . А смѣлый этотъ у васъ молодой человѣкъ.
Ѳ е д . И в а н . Пустой малый, неспособенъ къ службѣ: въ
копторщикахъ былдь, — набаловался. Я не и совѣтовалъ
брать, да барынѣ понравился,—виденъ для выѣзда.
1-й л а к е й . Я бы его къ нашему графу: онъ бы его
поставилъ въ точку. Охъ! не любитъ этакихъ вертуновъ..
Лакей, такъ будь лакей, званіе свое оправдай; а эта гордость не пристала.
ЯВЛЕНІЕ 5-е.
Тѣ же, сверху сбѣгіетъ Петрищевъ и достаетъ
папщоску.
П е т р и щ е в ъ (възадумчивости). Да, да. Мое второе тоже,
что „ка". Кар-тожъ-ка. Мое все... Да, да. {Навстрѣчу ем,у
входитъ Коко Клингенъ въ ріпсе-пег). Кокоша. А, Картоша!
Откуда?
К о к о К л и н г . Отъ Щербаковыхъ. Ты вѣчно глупости..П е т р и щ. Нѣтъ, ты слушай, шарада: мое первое то же,
что кинъ", мое второе то же, что „ка", а мое все далеко
гоняетъ телятъ.
К о к о К л и н г . Не знаю, не знаю. И некогда.
П е т р и щ . А куда тебѣ еще?
К о к о К л и н г . Какъ куда? Къ Ивинымъ, спѣвка, надо<
й
быть, Потомъ къ Шубинымъ, нотомъ на репетицію. Вѣдь и
ты долженъ быть?
П е т р и щ . Какъ же, непремѣнно. И на репетиціи, и на
морковетиціи. Вѣдь то я былъ дикій, а теперь я и дикій,
и генералъ.
К о к о К л и н г . Ну, а сеансъ вчерашній что?
П е т р и щ . Умора! Мужикъ былъ; но главное дѣло—все
въ темнотѣ. Вово младенцемъ пищалъ. Профессоръ объяснялъ, а Марья Васильевяа разъясняла. Нотѣха! Жаль, что
ты не былъ.
К о к о К л и н г . Боюсь, топ спег; ты какъ-то это у м ѣ е т ь
пгутками отдѣлываться, а мнѣ все кажется, что чуть скажу
словечко, сейчасъ повернутъ такъ, что я сдѣлалъ предложеніе. Е і са пе т ' а г г а п § е ра$ сіи іоиі, сіи іоиі. Маіз сіи іоиі,
ёи
іоиі!
П е т р и щ . А ты дѣлай предложеніе съ сказуемымъ, вотъ
ничего и не будетъ. Такъ заходи къ Вово, вмѣстѣ поѣдемъ
рѣдькотицію.
на К о к о К л и н г . Не понимаю, какъ ты можешь водиться
съ такимъ дуракомъ. Ужъ такъ глупъ,—вотъ ужъ истинно
шалопай!
П е т р и щ . А я его люблю. Люблю Вово, но—„странною
любовью", „къ нему не зарастетъ народная тропа"... (Уходитъ въ комнату Василія
Леонидыча).
ЯВЛЕНІЕ 6-е.
Два лакея, Ѳедоръ Иванычъ и Коко Клингенъ. Бѳтси провожаетъ далу.
Еоко значительно
кланяется.
Б е т с и (трясетъ ему руку бокомъ, къ дамѣ). Вы не знакомы?
Д а м а . Нѣтъ.
Б е т с и . Баронъ Клингенъ... Что же вы вчера не были?
К о к о К л и н г . Никакъ не могъ,—не успѣлъ.
Б е т с и. Жаль,—оченьбыло интересно. (Смѣется). Вы бы
увидали, какія были т а п # е $ і а і і о п 5 . Ну что же, наша шарада
подвигается?
К о к о К л и н г . 0, да! Стихи на топ $есопсі готовы, Никъ
сочинилъ, а я музыку.
Б е т с и. Какъ же, какъ? Скажите.
К о к о К л и н г . Позвольте, какъ?.. Да! Рыцарь поетъ
Наннѣ. (Лоетль).
„Какъ прекрасма натура,
Льетъ на душу мнѣ мадежду...
Нанна, Нанна! на на, на!
Д а м а . Это т о п зесопсі на, а т о п р г е т і е г что же?
у
К о к о К л и н г . М о п ргетіег—это Аре имя дикарки.
Б е т с и. Аре это, видите, дикарка, которая хочетъ
съѣсть предметъ своей любви... (Хохочетъ). Она ходитъ,
тоскуетъ и поетъ:
„Ахъ, аппетитъ".
К о к о (перебивая). „Меня мутитъ",..
Б е т с и (подхватываетъ). „Кого-то ѣсть желаю".
„Х-хожу, брожу"...
К о к о К л и н г . „Не нахожу"...
Б е т с и . „Кого жевать—не знаю"...
К о к о К л и н г . „Вдали вотъ шіотъ"
Б е т с и. „Сюда плыветъ;
„На немъ два генерала"...
К о к о К л и н г . „Мы два генерала,
„Судьба насъ связала,
„На островъ послала".
II опять геігаіп:
„Судьба насъ связала.
На островъ посла-а-ла".
Д а м а. Сііагтапі!
Б е т с и. Вы поймите, какъ глупо!
К о к о К л и н г . В ъ томъ-то и прелесть.
Д а м а. Кто же Аре?
Б е т с и. Я; я костюмъ сдѣлала, а мама говоритъ: „неприлично". А нисколько не неприличнѣе, чѣмъ на балѣ.
(Къ Ѳедору Ивапычу). Что, здѣсь отъ Бурдье?
Ѳ е д. И в а н. Здѣсь, на кухнѣ сидитъ.
Д а м а . Ну, а арена какъ же?
Б е т с и. Да вы увидите. Не хочу вамъ портить удовольствія. Аи геѵоіг.
Д а м а. Прощайте! (Раскланиваются. Дама уходитъ).
Б е т с и (%ъ Коко Клинг.). Пойдемте къ т а т а п .
9
у
(Ветси и Коко Клингенъ уходятъ наверхъ).
ЯВЛЕНІЕ .7-е.
Ѳѳдоръ Иванычъ, два лакея и Яковъ (выходитъ изъ буфета
съ подносомъ, чаемъ, печеньемъ\ запыхавшись, идетъ черезъ
переднюю).
Я к о в ъ (лакеямъ). Мое почтеніе, мое почтеніе!
(Лакеи кланяются).
Я к о в ъ (Ѳедору Иеанычу). Хоть бы вы приказали Григорью Михайлычу подсобить. Замучился на отдѣлку... (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 8-е.
Тѣ же, безъ Якова.
1-й л а к е й. Старательный это у васъ человѣкъ.
Ѳ е д. II в а н. Хорошій малый, да вотъ не нравится барынѣ,—не виденъ, говоритъ, изъ себя. А тутъ еще наклепали на него вчера, что онъ мужиковъ въ кухню пустилъ.
Какъ бы не разочли! А малый хорошій.
2-й л а к е й. Какихъ мужиковъ?
Ѳ е д. И в а н. Да пришли изъ нашей Курской деревни
землю покупать; дѣло ночное, да и земляки. Одинъ буфетному мужику отецъ. Ну и провели ихъ въ кухню. А тутъ
случись угадыванье мыслей; спрятали вещь в ъ кухню,
пришли всѣ господа, увидала ихъ барыня—бѣда! Какъ,
говоритъ, люди, можетъ-быть, зараженные, а ихъ въ кухню!..
Очень она напугана заразой этой.
ЯВЛЕНІЕ 9-е.
Тѣ же и Григорій.
Ѳ е д. И в а н. Пойдите, Григорій, подсобите Якову Иванычу, а я здѣсь побуду одинъ. Одинъ не поспѣваетъ.
Г р и г . Неловокъ, оттого и не поспѣваетъ. (Уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ Ю-е.
Тѣ же, безъ Григорія.
1-й л а к е й. II что это за новая мода пошла нынче—
эти заразы!.. Такъ и ваша боится?
Ѳ е д. И в а н. Пуще огня! У насъ только заботы теперь,
что окуривать, обмывать, обрызгивать.
1-й л а к е й . То-то я слышу духъ такой тяжелый. (Съ
оживленіемъ). Ни на что не похоже, какіе грѣхи съ этими
заразами. Скверно совсѣмъ! Даже Вога забыли. Вотъ у
нашего барина сестры, княгини Мосоловой, дочка умирала.
Такъ что же? Ни отецъ, ни мать и въ комнату не вошли,
такъ и не простились. А дочка плакала. звала проститься,—
не вошли! Докторъ какую-то заразу нашелъ. А вѣдь ходили же за нею и горничная своя, и сидѣлка,—и ничего,
обѣ живы остались.
ЯВЛЕНІЕ 11-е.
Тѣ же, Василій Леонидычъ и Петрищевъ (выходятъ
двери съ папироспами).
изъ
П е т р и щ. Да пойдемъ же, я только Кокошу-Картошу
эахвачу.
В а с. Л е о н. Болванъ твой Кокоша! Я гебѣ скажу, терпѣть его не могу. Вотъ пустой-то малый, настоящій полотеръ! Ничѣмъ не занятъ, только шляется. А, что?..
П е т р и щ. Ну, такъ погоди, все-таки я прощусь.
В а с. Л е о н. Ну, хорошо. Я пойду собакъ посмотрю,
въ кучерскую. Кобель одинъ такъ такъ золъ, что кучеръ
говоритъ, чуть не съѣлъ его. А, что?
П е т р и щ. Кто кого съѣлъ? Неужели кучеръ съѣлъ
кобеля?
В а с. Л е о н. Ну, ты вѣчно... (Одѣвается и уходитъ).
П е т р и щ . (задумчиво). Ма-кинъ-тожъ, каръ-тожъ-ка..
Да, да. (Идетъ наверхъ).
ЯВЛЕНІЕ 12-е.
Два лакея, Ѳедоръ Иванычъ и Яковъ (пробѣгаетъ
сцену въ началѣ и %онцѣ явленгя).
черезъ
Ѳ е д. И в а н. (Я%ову). Чего еще?
Я к о в ъ. Тартинокъ нѣтъ! Я говорилъ... (Уходитъ).
2-й л а к е й. А вотъ еще у насъ барчукъ заболѣлъ.
Такъ сейчасъ свезли его въ гостиницу съ нянькой, такъ
тамъ безъ матери и померъ.
1-й л а к е й. То-то грѣха не боятся! Я полагаю, что отъ
Бога никуда не уйдешь.
Ѳ е д. И в а н. И я такъ думаю.
(Яковъ бѣжитъ наверхъ съ тартинпами).
1-й л а к е й. И то возьмите во вниманіе, что ежели
теперь такъ всѣхъ бояться, то надо запереться въ четырехъ стѣнахъ, какъ въ тюрьмѣ ровно, да такъ и сидѣть.
ЯВЛЕНІЕ 13-е.
Тѣ же и Таня, потомъ Яковъ.
Т а н я (кланяется ла%еямъ). Здравствуйте!
(Лакеи кланяются).
.
\
Т а н я. Ѳедоръ Иванычъ! мнѣ вамъ два слова сказать.
Ѳ е д. И в а н. Ну, что?
Т а н я . Да пришли, Ѳедоръ Иванычъ, мужички опять...
Ѳ е д. И в а н. Ну, такъ что же? Бумагу-то вѣдь я Семену
отдалъ...
Т а н я. Бумагу я имъ отдала. Ужъ какъ благодарятъ-то,
и не знаю какъ. Теперь только просятъ деньги отъ нихъ
принять.
Ѳ е д. И в а н. Да г д ѣ они?
Т а н я. Тутъ, у крыльца стоятъ.
Ѳ е д. II в а н. 'Ну что жъ, я скажу.
(
Т а н я. Да еще просьба моя къ вамъ, батюшка, Ѳедоръ
Иванычъ.
Ѳ е д. И в а н. Что еще?
Т а н я. Да что, Ѳедоръ йванычъ, мнѣ ужъ оставаться
нельзя здѣсь. Попросите, чтобъ отпустили меня.
(Яковъ вбѣгаетъ).
Ѳ е д. И в а н. (Якову). Что ты?
Я к о в ъ. Самоваръ другой, да апельсины.
Ѳ е д. И в а н. У экономки спроси.
(Яковъ убѣгаетъ).
Ѳ е д. И в а н. Это что жъ такъ?
Т а н я. Да вѣдь какъ же? Теперь мое дѣло такое.
Я к о въ (вбѣгая). Апельсиновъ мало.
Ѳ е д. И в а н. Подай, что есть. (Яковъ убѣгаетъ). Не время
ты выбрала: вѣдь видишь—суета...
Т а н я. Да вѣдь сами знаете, Ѳедоръ Иванычъ, этой
суетѣ угомону не бываетъ, сколько не жди,—вы сами
знаете, — а вѣдь мое дѣло навѣкъ... Вы, батюшка, Ѳедоръ
йванычъ, какъ мнѣ добро такое сдѣлали, будьте отецъ родной, выберите времячко, скажите. А то разсердится—билетъ
не дастъ.
Ѳ е д. И в а н. Да что же тебѣ такъ загорѣлось?
Т а н я . Да какъ же, Ѳедоръ Иванычъ, дѣло теперь сладилось... Я бы къ маменькѣ, къ крестной, поѣхала, приготовилась бы*. А на Красную горку и свадьба. Скажите, батюшка, Ѳедоръ Иванычъ!
Ѳ е д. И в а н. Ступай теперь,—не мѣсто тутъ.
Сверху сходитъ б а р и н ъ п о ж и л о й и молча уходитъ со
2-м ъ л а к е е м ъ.—Т а н я уходитъ.
ЯВЛЕНІЕ 14-е.
Ѳедоръ Яванычъ, 1-й лакей и Яковъ (входитъ).
Я к о в ъ. Что же, Ѳедоръ йванычъ, это обида живая!
Теперь меня расчесть хочетъ. Ты, говоритъ, все колотишь,
Фифку забылъ, и противъ моего приказанія мужиковъ в ъ
крхню пустилъ. А вы сами знаете: я ничего знать не .знаю!
Т&жько сказала мнѣ Татьяна: проведи въ кухню, а я не
знаю по чьему приказу.
Ѳ е д. И в а н. Что жъ, развѣ она говорила?
Я к о в ъ. Сейчасъ говорила. Ужъ вы заступитесь, Ѳедоръ
Иванычъ. А то семейство только стало поправляться, а тутъ
сойдешь съ мѣста, когда то опять попадешь. Ѳедоръ Йванычъ, пожалуйста!
ЯВЛЕНІЕ 1 5 - е .
Ѳедоръ Иванычъ, 1-й дакей и барыяя провожаетъ старую
графиню съ фалыиивыми волосами и зубами. Графяню одѣваетъ 1-й лакей.
Б а р ы н я. Непремѣнно, какъ же? Я такъ истинно тронута.
Г р а ф и н я. Кабы не нездоровье, я бы чаще у васъ
бывала.
Б а р ы н я. Право, возьмите Петра Петровича. Онъ грубъ,
но никто такъ не можетъ успокоить; такъ просто, ясно у
него все.
Г р а ф и н я. Нѣтъ, ужъ я привыкла.
Б а р ы н я. Осторожнѣе.
Г р а ф II н я, М е г с і , т і і і е і о і $ т е г с і .
ЯВЛЕНІЕ 1б-е.
Тѣ же и Грнгорій, растрепанный, въ волненіщ выскакиваетъ
изъ буфета. За нгсмъ виденъ Семенъ.
С е м. А ты къ ней не приставай.
Г р и г. Я тебя, мерзавца, научу—какъ драться! Ахъ ты
негодяй!
Б а р ы н я. Что это такое? Что вы, въ кабакѣ, что ли?
Г р і і г. Не могу жить отъ этого мужика грубаго.
Б а р ы н я (съ досадой). Вы съ ума сошли, развѣ вы не
видите? (Къ графинѣ). М е г с і , т і і і е ! о і $ т е г з і . А т а г с і і .
(Графиня и 1-й лакей уходятъ).
ЯВЛЕНІЕ 1 7 - е .
к
Ѳедоръ Иванычъ, барыня, Григорій и Семенъ.
Б а р ы н я (къ Григорію). Что такое?
Г р и г. Я хоть въ должности лакея, но я имѣю свою
гордость и не позволю всякому мужику меня толкать.
Б а р ы н я. Да что такое случилось?
Г р и г. Да вотъ Семенъ вашъ набрался храбрости, что
онъ съ господами сидѣлъ. Драться лѣзетъ.
Б а р ы н я. Что такое? за что?
Г р и г. А Богъ его знаетъ.
Б а р ы н я (къ Семену). Что это такое значитъ?
С е м. Что жъ онъ къ ней пристаетъ?
Б а р ы н я. Да что у васъ было?
С е м. (улыбаясь). Да такъ, онъ Таню, горничную, все
хватаетъ, а она не хочетъ. Вотъ я его отстранилъ рукой...
такъ, маленечко.
Г р и г. Хоропіо отстранилъ, чуть ребра не сломалъ. й
фракъ разорвалъ. Да, вѣдь, онъ что говоритъ: „на меня,
говоритъ, по-вчерашнему, сила нашла", и началъ давить.
Б а р ы н я (къ Семену). Какъ ты смѣешь драться в ъ моемъ
домѣ?
Ѳ е д. И в а н. Позвольте доложить, Анна Павловна, надовамъ сказать, что Семенъ имѣетъ чувства къ Танѣ, икакъони теперь сосватаны, а Григорій,—что жъ, надо правду
сказать,—обращается нехорошо, неблагородно. Ну, вотъ Семенъ, я полагаю, и обидѣлся на него.
Г р и г. Совсѣмъ нѣтъ; это изъ-за злобы, что я плутовство ихъ все открылъ.
Б а р ы н я. Какое плутовство?
Г р и г. А въ сеансѣ. В с ѣ вчерашнія штуки не Семенъ^
а Татьяна дѣлала. Я самъ видѣлъ, какъ она изъ-подъ дивана лѣзла.
Б а р ы н я . Что такое? изъ-подъ дивана лѣзла?
Г р и г. Чѳстное слово могу дать. Она и бумагу принесла^
и кинула на столъ. Кабы не она, бумагу не подписали бы
и мужикамъ землю не продали бы.
Б а р ы н я . Вы сами видѣли?
Г р и г . Своими глазами. Прикажите позвать ее, она н е
отопрется.
Б а р ы н я. Позовите ее.
(Григорій
уходитъ).
ЯВЛЕНІЕ 18-е.
Тѣ же, безъ Григорія. За сценой шумъ голосъ швейцара:
Нельзя, нельзя! Ноказывается швейцаръ, мимо иего врываютея
3 иужика. Впереди 2 й муж ; 3-й муж. спотыкается
падаетъ
и хватается за носъ.
П І в е й ц . Нельзя, идите!
2-й м у ж. Авось, не бѣда. Развѣ мы за худымъ чѣмъ?—
мы денежки отдать.
1-й м у ж . Двистительно, какъ за подписью руки приложенья, дѣло въ окончаніи, мы только денежки предоставить
съ нашей благодарностью.
Б а р ы н я . Погодите, погодите благодарить, всѳ это былъ
обманъ. Еще не кончено. Не продано еще... Леонидъ!.. Позовите Леонида Ѳедоровича. (Швейцаръ уходитъ).
}
у
ЯВЛЕНІЕ 1 9 - е .
Тѣ же и Леонидъ Ѳедоровичъ выходитъ, н§, увидавъ барыню
и мужиковъ, хочетъ уйти назадъ.
Б а р ы н я . Нѣтъ, нѣтъ, пожалуйте сюда! Я говорила
вамъ, что нельзя продавать землю въ долгъ, и в с ѣ вамъ
говорнли. А васъ обманываютъ, какъ самаго глупаго человѣка.
Л е о н . Ѳ е д . То-есть въ чемъ? Я не понимаю, какой
обманъ.
Б а р ы н я . Стыдились бы вы! Вы, сѣдой, а васъ, какъ
мальчишку, обманываютъ и смѣются надъ вами. Жалѣете
для сына какіе-нибудь 3 0 0 рублей для его общественнаго
положенія, а самихъ васъ, какъ дурака, проводятъ на ты-сячи.
Л е о н . Ѳед. Да ты, Аппеііе, успокойся.
1-й м у ж . Мы только въ полученіи суммы, значитъ...
3-й м у ж. (достаетъ деньги). Отпусти ты насъ, ради
Христа!
Б а р ы н я . Погодите, ногодите.
ЯВЛЕНІЕ 20-е.
Тѣ же, Григорій и Таяя.
Б а р ы н я (строго ш Танѣ). Ты была вчера вечеромъ во
время сеанса въ маленькой гостиной?
{Таня, вздыхая, оглядывается на Ѳедора ІІваныча,
Леонида
Ѳедоровича и Семена).
Г р и г. Да ужъ нечего вилять, когда я самъ видѣлъ..
Б а р ы н я . Говори, была? Я знаю все, признавайся. Я
тебѣ ничего не сдѣлаю. Мнѣ только хочется уличить вотъ
-его (указываетъ на Леонида Ѳедоровича) барина... Ты кинула
бумагу на столъ?
Т а н я. Я не знаю, что и отвѣчать. Одно, что нельзя ли
меня домой отпустить?
Б а р ы н я (къ Леониду Ѳедоровичу). Вотъ видите, васъ
дурачатъ.
9
ЯВЛЕНІЕ 2 і - е .
'Тѣ же. Входитъ Бетси въ началѣ явленгя
ченная.
и стоитъ
незамѣ-
Т а н я. Отпустите меня, Анна Павловна!
Б а р ы н я . Нѣтъ, милая! Ты вѣдь, можетъ-быть, убытку
•сдѣлала на нѣсколью тысячъ. Продали землю, которую не
надо было продавать.
Т а н я , Отпустите меня, Анна Павловна.
Б а р ы н я. Нѣтъ, ты отвѣтишь. Плутовать нельзя. Къ
мировому судьѣ подамъ.
Б е т с и (выстг/пая). Отпустите ее, мама. А коли вы хотите ее судить,- то и меня вмѣстѣ съ ней,—я съ ней вмѣ-стѣ вчера все дѣлала.
Б а р ы н я. Ну, да ужъ когда ты, то, кромѣ самаго гадкаго, ничего и быть не могло.
ЯВЛЕНІЕ 2 2 - е .
Тѣ же и нрофессоръ.
П р о ф е с. Здравствуйте, Анна Павловна! Здравствуйте,
барышня! А я вамъ несу, Леонидъ Ѳедоровичъ, отчетъ о
13-мъ съѣздѣ спиритуалистовъ въ Чикаго. Удивительная
рѣчь ІПмита.
Л е о н . Ѳед. А, очень интересно!
Б а р ы н я . Я вамъ гораздо интереснѣе разскажу. Оказывается, что и васъ, и мужа дурачяла эта дѣвченка. Бетси
на себя говоритъ, но это чтобъ дразнить меня, а дурачила
васъ безграмотная дѣвченка, а вы вѣрите. Вчера никакихъ
вашихъ медіумическихъ явленій не было, а это она (упазыеая иа Таию) все дѣлала.
П р о ф е с. (раздѣваясь). Какъ, то-есть?
Б а р ы н я . Да такъ, что она въ темнотѣ и на гитарѣ
играла, и мужа по головѣ била, и в с ѣ глупости ваши д ѣ лала, и сейчасъ призналась.
П р о ф е с. (улыбаясь). Такъ что же это доказываетъ?
Б а р ы н я. Доказываетъ, что вашъ медіумизмъ—вздоръ?
Вотъ что доказываетъ.
П р о ф е с. Оттого, что эта дѣвушка хотѣла обманывать,
отъ этого медіумизмъ—вздоръ, какъ вы изволите выражаться?
(Улыдаясь). Странное заключеніе! Очень можетъ быть, чпч>
дѣвушка эта хотѣла обманывать: это часто бываетъ; можетъ-быть, она что-нибудь и дѣлала, но то, что она дѣлала,
дѣлала она, а то, что было проявленіемъ медіумической
энергіи, было проявленіемъ медіумической энергіи. Даже
весьма вѣроятно, что то, что дѣлала эта дѣвушка, вызывало,,
соллицитировало, такъ сказать, проявленіе медіумической
энергіи, давало ей опредѣленную форму.
Б а р ы н я . Опять лекція!..
Пр о ф е с (сщрого). Вы говорите, Анна Павловна, что эта
дѣвушка, можетъ-быть, и эта милая барышня что-то д ѣ лали, но свѣтъ, который мы в с ѣ видѣли, а въ первомъ
случаѣ пониженіе, а во второмъ—повышеніе температуры,
а волненіе и вибрированіе Гросмана,—что же, это тоже д ѣ лала эта дѣвушка? А это факты, факты Анна Павловна! Нѣтъ,
Анна Павловна, есть вещи, которыя надо 'изслѣдовать и
вполнѣ пониматъ, чтобы говорить о нихъ,—вещи слишкомъ
серьезныя, слишкомъ серьезныя..,
Л е о н. Ѳ е д. А дитя, которое ясно видѣла Марья В а сильевна. Да и я видѣлъ... Это не могла же сдѣлать эта
дѣвушка.
Б а р ы н я . Вы думаете, что вы умны? а вы—дуракъ!
Л е о н . Ѳ е д . Ну, я уйду... Алексѣй Владиміровичъ,
пойдемте ко мнѣ. (Уходитъ въ кабинетъ).
П р о ф е с. (пожимая плечами, идетъ за нимъ). Да, какъ
мы далеки отъ Европы!
ЯВЛЕНІЕ 23-е.
Барыня, три мужика, Ѳедоръ Иванычъ, Таня, Бетси, Григорій
Семенъ и Яковъ (входитъ).
Б а р ы н я (вслѣдъ Леониду Ѳедоровичу). Обманули его какъ
дурака, а онъ ничего не видитъ. (Якову). Тебѣ что?
Я к о в ъ. На много ли персонъ прикажете накрывать?
Б а р ы н я . На много ли?.. Ѳедоръ йванычъ! принять
отъ него серебро! Вонъ сейчасъ! Отъ него все. Этотъ человѣкъ меня въ гробъ сведетъ. Вчера чуть-чуть не заморилъ
собачку, которая ничего ему не сдѣлала. Мало ему этого,
онъ же зараженныхъ мужиковъ вчера в ъ кухню завелъ, и
опять они здѣсь. Отъ него все! Вонъ, сейчасъ вонъ! Разсчетъ, разсчетъ! (Семену). А если ты себѣ впередъ позволишъ пгумѣть въ моемъ домѣ, я тебя, сквернаго мужика,
выучу!
2-й м у ж. Да что же, коли онъ скверный мужикъ, такъ
и держать его нечего, а давай разсчетъ, вотъ и все.
Б а р ы н я (слушая его, вглядывается въ 3 го мужика). Да
смотрите: у этого сыпь на носу, сыпь! Онъ больной, онъ
резервуаръ заразы! Вѣдь я вчера говорила, чтобы ихъ не
пускать, и вотъ они опять тутъ. Гоните ихъ вонъ!
Ѳ е д. И в а н. Что же, не прикажете деньги принять?
Б а р ы н я. Деньги? Деньги возьми, но ихъ, особенно
этого больного, вонъ, сію минуту вонъ! Онъ совсѣмъ гнилой!
3-й м у ж. Напрасно ты, мать, ей-Богу, напрасно. У моей
старухи, скажемъ, спроси. Какой я гнилой? Я какъ стеклушко, скажемъ.
Б а р ы н я. Еще разговариваетъ!.. Вонъ, вонъ! Все на
зло!.. Нѣтъ, я не могу, не могу!.. Пошлите за Петромъ Петровичемъ. (Убѣгаетъ
всхлипывая).
(Яковъ и Григорій уходятъ).
ЯВЛЕНІЕ 24-е.
Тѣ же, безъ Барыни, Явова и Григорія.
Т а н я къ Бетси... Барышня, голубушка, какъ же мнѣ
быть теперь?
Б е т с и. Ничего, ничего. Поѣзжай съ ними, я устрою,
(Уходитъ).
ЯВЛВНІЕ 25-е.
Ѳедоръ Иванычъ, три мужика, Таня и швейцаръ.
1-й м у ж . Какъ же, почтенный, полученіе суммы теперича?
2-й м у ж . Отпусти ты насъ.
3-й м у ж. (мнется съ деньгами). Кабы знать, я ни в ъ
жизть не взялся бы. Эго засушитъ хуже лихой болѣсти.
Ѳ е д. И в а н. (швейцару). Проводи ихъ ко мнѣ, тамъ и
счеты есть. Тамъ и получу. Идите, идите.
Ш в е й ц. Пойдемте, пойдемте.
Ѳ е д. И в а н. Да благодарите Таню. Кабы не она, быть
бы вамъ безъ земли.
1-й м у ж. Двистительно, какъ исдѣлала предлогъ, такъ
и въ дѣйствіе произвела.
3-й м у ж . Она насъ людьми исдѣлала; а то бы что?
земля малая, не то что скотину,—курицу, скажемъ, и ту
выпустить некуда. Прощевай, умница! Пріѣдешь на село, приходи медъ ѣсть.
2-й м у ж . Дай, домой пріѣду, свадьбу готовить стану,
пиво варить. Только пріѣзжай.
Т а н я . Пріѣду, пріѣду! (Визэюитъ). Семенъ! .то-то хорошо-то!
(Мужши уходятъ.)
ЯВЛЕНІЕ 26-е.
Ѳедоръ Иванычъ, Таня и Селенъ.
Ѳ е д. И в ан. Съ Богомъ. Ну смотри, Таня, когда домкомъ заживешъ, я пріѣду къ тебѣ погостить. Примешь?
Т а н я. Голубчикъ ты мой, какъ отца родного примемъ!
(Обнимаетъ и цѣлуетъ его).
Занавѣсъ.
К о н е ц ъ.
З
е
л
е
н
а
я
п
а
л
о
ч
к
а
.
Въ своихъ дѣтскихъ воспоминаніяхъ, помѣщенныхъ въ
біографіи Л. Н. Толстого, составленной П. Бирюковымъ,
Левъ Николаевичъ Толстой разсказываетъ о томъ, какъ его
братъ Николенька одинъ разъ объявилъ своимъ братьямъ,
когда Льву Николаевичу было 5 лѣтъ, что у него есть тайна, посредствомъ которой, когда она откроется, в с ѣ люди
сдѣлаются счастливыми, не будетъ ни болѣзней, ни непріятностей, никто ни на кого не будетъ сердиться, и всѣ будутъ любить другъ друга, в с ѣ сдѣлаются „муравейными
братьями".—„Вѣроятно, это были моравскіе братья,—говоритъ Левъ Николаевичъ,—о которыхъ братъ Николенька
слышалъ или читалъ, но на нашемъ языкѣ это были „муравейные братья". И я помню, что слово „муравейные" особенно нравилось, напоминая муравьевъ въ кочкѣ. Мы даже
устроили игру въ „муравейныхъ братьевъ", которая состояла въ томъ, что садились подъ стулья, загораживая ихъ
ящиками, завѣшивали платками и сидѣли тамъ въ темнотѣ, прижимаясь другъ къ другу. Я, помню, испытывалъ
особенное чувство любви и умиленія и очень любилъ эту
игру.
— „Муравейные братья" были открыты намъ,—замѣчаетъ
Левъ Николаевичъ,—но главная тайна о томъ, какъ сдѣлать, чтобы в с ѣ люди не знали никакихъ несчастій, никогда не ссорились и не сердились, а были бы постоянно счастливы,—эта тайна была, какъ братъ Николенька намъ говорилъ, написана имъ на зеленой палочкѣ, и палочка эта
зарыта у дороги, на краю оврага Стараго Заказа, въ томъ
мѣстѣ, в ъ которомъ я, такъ какъ надо же гдѣ-нибудь зарыть мой трупъ, просилъ, въ память Николеньки, закопать
меня".
(Въ этомъ мѣстѣ, находящемся въ верстѣ отъ яснополянскаго дома, и былъ похороненъ прахъ Льва Николаевича).
Свое воспоминаніе о таинственной зеленой палочкѣ
Левъ Николаеви^ъ кончаетъ словами:
— „Идеалъ „муравейныхъ братьевъ", льнущихъ любовно
другъ къ другу, толысо не подъ двумя креслами, завѣшанными платками, а подо всѣмъ небеснымъ сводомъ всѣхъ
людей міра, остался для меня тотъ же. И какъ я тогда в ѣ рилъ, что есть та зеленая палочка, на которой написано
то, что должно уничтожить все зло въ людяхъ и дать имъ
великое благо, такъ я вѣрю и теперь, что есть эта истина и что будетъ она открыта людямъ и дастъ имъ т&,
что она обѣщаетъ.
Называя настоящую статью „Зеленой палочкой", Левъ
Николаевичъ, очевидно, находился подъ впечатлѣніемъ
воспоминаній объ описанномъ случаѣ изъ его дѣтства.
Статыо эту Левъ Николаевичъ не считалъ окончательно
обработанной, а потому она и не была напечатана при его
жизни. В ъ настоящее же время она получаетъ особенное
значеніе, какъ обращеніе Льва Николаевича изъ-за гроба
къ людямъ*бр$тьямъ.
I.
Если бы человѣкъ послѣ долгаго сна, во время котораго
онъ,забылъ все, что было прежде, проснулся в ъ новомъ,
незнакомомъ ему жилищѣ, обитаемомъ такими же, какъ и
онъ, существами, людьми и животными, суетящимися, хлопочущими, что-то, не переставая, дѣлающими, то первое,
что сдѣлалъ бы такой человѣкъ,—постарался бы понять,
кто и зачѣмъ помѣстилъ его в ъ это новое, странное мѣсто,
и что ему дѣлать въ этомъ мѣстѣ, какъ употребить тѣ силы, ту потребность дѣятельности, которыя онъ чувствуѳтъ
въ себѣ? Отвѣтъ на эти вопросы и есть то, что называется
религіей. И безъ этихъ отвѣтовъ нельзя хорогпо жить на
свѣтѣ разумному человѣку.
Кто помѣстилъ меня въ это странное мѣсто?
Не знаю и не могу знать, но навѣрное знаю, что этотъ
кто-то есть, и что онъ и помѣстилъ меня в ъ этомъ мірѣ.
Знаю это навѣрное, потому что я не могъ по своей волѣ
явиться въ этотъ міръ, потому что я никогда не хотѣлъ
этого, да и не могъ хотѣть, потому что меня до появленія
въ этотъ міръ какъ будто бы не было, или, по крайней мѣрѣ, я ничего не помню о томъ, чтобы я былъ когда-нибудь
прежде. Если я спрошу, когда начался я, настоящій я, то
я получу еще менѣе удовлетворительный отвѣтъ. Мнѣ говорятъ, что я появился нѣсколько лѣтъ тому назадъ изъ
утробы моей матери. Но то, что появилось изъ утробы моей
матери, есть мое тѣло, то тѣло, которое очень много времени
не знало и не знаетъ о своемъ существо^аніи и которое
очень скоро, можетъ-быть, завтра, будетъ зарыто в ъ землю
и станетъ землею. То же, что я сознаю своимъ я появилось не одновременно съ моимъ тѣломъ. Это мое я началось не въ утробѣ матери и не по в ы х о д ѣ и з ъ нея, когда
}
отрѣзади пуповину, и не тогда, когда отняли отъ груди,
и не тогда, когда я началъ говорить. Я знаю, что это я
началось когда-то, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, я знаю, что это Я
всегда было. Такъ что я во времени не могу найти своего
настоящаго я буду ли я искать его совсѣмъ близко, или
безконечно далеко. Я какъ будто никогда не появлялся, а
всегда былъ и есть и только забылъ свою прежнюю жизнь.
Такъ что я рѣпгительно не могу сказать, что я такое..
Знаю только то, что я и мое тѣло—не одно и то же.
Второй вопросъ: что такое міръ, въ которомъ, входя въ
разумъ, застаю себя?
Міръ этотъ—не моя семья и мой дворъ, Ермилиныхъ
или Толстыхъ въ Ясной Полянѣ, и не домъ и дворъ Бауэровъ въ Баваріи, или Шмитовъ въ Англіи, или Робинзоновъ въ Огайо, Америкѣ, или Фоханчи въ китайской деревнѣ или въ Пекинѣ, а это весь огромный міръ всѣхълюдей, населяющихъ планету землю и въ Сіамѣ, и въ Исландіи, и Мадагаскарѣ, и во всѣхъ мѣстахъ, которыя я знаю и
о которыхъ не знаю. И міръ этотъ составляютъ не только
тѣ 1.500 милліоновъ людей, которые, какъ я слыхалъ, населяютъ теперь землю, но еще и в с ѣ тѣ милліарды людей,
которые жили до меня во времена, извѣстныя мнѣ, и въ
продолженіе еще многихъ тысячъ лѣтъ, во времена, неизвѣстныя мнѣ, а также и тѣ люди, которые теперь рождаются, растутъ и будутъ жить еще безконечное количество
лѣтъ, когда отъ моихъ костей не остается никакого признака. Вотъ эти-то в с ѣ люди, кромѣ того, еще безконечное
количество разнообразныхъ породъ животныхъ, отъ микроскопической козявки до слона и бегемотовъ, итакое же
безконечное количество растеній и безжизненныхъ существъ
не только на планетѣ землѣ, но внѣ ея, на другихъ планетахъ, и на солнцахъ и милліонахъ звѣздъ, на безконечныхъ разстояніяхъ, окружающихъ землю и распространяющихся безъ конца во времени,—вотъ это-то составляетъ
тотъ міръ, въ которомъ я появился и который я увидалъ,
когда во мнѣ пробудился разумъ.
Въ этомъ безконечномъ со всѣхъ сторонъ и по времени,
и по пространству мірѣ я появился вчера, или, по нашему
счету,—10, 2 0 , 30, 40, 50 лѣтъ тому назадъ, какъ я слышалъ отъ людей. Поводомъ моего появленія былъ бракъ
моего отца с і моей матерыо, и, какъ я знаю отъ другихъ
людей, я былъ сначала зародышемъ, потомъ младенцемъ,
потомъ ребенкомъ, юношей, мужчиной. Появился же я,
тотъ я, котораго я сознаю собою,—я не могу сказать когда.
Мнѣ кажется, что я всегда былъ. Кончусь же,—тоже не
знаю когда. По наблюденію надъ людьми и по тому, что
случается со всѣми, я знаю, что умру навѣрное черезъ 70,
80 лѣтъ, знаю, что каждый день, каждый часъ приближаг
юсь къ смерти, знаю, чго могу умереть всякую минуту. Но,
несмотря нато, что знаю это, вижу это на всѣхъ людяхъ,.
у
не вѣрю этому, не вѣрю тому, чтобы мое я могло кончиться.
Но если и такъ, то въ этомъ то мірѣ я не всегда былъ.
•'Зачѣмъ же я явился въ этотъ міръ? II что мнѣ въ немъ
.дѣлать?
Что мнѣ съ своимъ крошечнымъ тѣломъ и крошечнымъ
опредѣленнымъ срокомъ жизни дѣлать въ этомъ безконечномъ по иространству и времени мірѣ?
Самый обыкновенный отвѣтъ на этотъ вопросъ, пред•ставляющійся человѣку, жившему до пробужденія своего
разума животной жизнью,—въ томъ, что живетъ онъ затѣмъ, чтобы ѣсть, пить, спать, веселиться, затѣмъ вообще,
чтобы наслаждаться всѣми тѣми плотскимн наслажденіями,
которыя даетъ жизнь. Но стоитъ человѣку только оглянуть• ся вокругъ себя и подумать о томъ, что ожидаетъ его,
чтобы убѣдиться въ томъ, что назначеніемъ жизни не можетъ быть плотское счасті>е, псЖ)"му что такого счастья не
мо^тъ^быть для существа, обреченнаго на борьбу, всякаго
ррда М д й ^
смерть, Какоё же
можетъ быть счастье при жизни, неизбѣжно ведущей къ
слабости, старости, смерти?! И потому ни наслажденіе, ни
•совершенствованіе своихъ способностей, ни совершеніе великаго дѣла, ни даже содѣйствіе благу общества—не можетъ быть назначеніемъ жизни. Все это могло бы быть,
если бы не было безконечнаго по времени и пространству
міра и не было бы смерти. При той же ограниченности и
краткости моей жизни среди безконечности міра по времени и пространству нѣтъ и не можетъ быть никакого смысла
въ дѣлахъ человѣческихъ. Для чего человѣку трудиться
ради улучшенія жизни, когда вся его дѣятельность есть
незамѣтная точка среди безконечнаго міра, и когда самая
жизнь—только мгновеніе между двухъ вѣчностей? И зачѣмъ трудиться для улучшенія жизни другихъ людей,когда онъ навѣрное умретъ и не увидитъ ни этой лучшей
жизни, ни благодарности за то, что онъ сдѣлалъ для лю.дей? Да и тѣ, для которыхъ онъ дѣлалъ благо, исчезнутъ
такъ же безслѣдноТакъ что отвѣты на мои вопросы „если я серьезно буду
спрашивать и серъезно буду отвѣчать на нихъ, такіе:
1) На первый вопросъ,—что такое я?—отвѣтъ тотъ, что
это что-то такое, какъ будто недавно начавшееся, временное, уничтожающееся и долженствующее совсѣмъ скоро
уничтожиться, а, между тѣмъ, оно несомнѣнно существующее, оно то, безъ чего ничего не существовало бы. И выходитъ, что я не знаю, что такое я, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, это
одно, что я несомнѣнно и лучше всего знаю.
2) Отвѣтъ на второй вопросъ,—что такое тотъ міръ, в ъ
которомъ я застаю себя живущимъ: что-то безсмысленное
по своей безконечности и во времени, и въ пространствѣ,
что-то такое, что непремѣннр по времени когда-нибудь да
началоеь и когда-нибудь кончится, а, между тѣмъ, никогда
не могло начаться и никогда не можетъ .кончиться, и при
этомъ по мѣсту тоже непремѣнно гдѣ-нибудь кончается, а.
вмѣстѣ съ тѣмъ нигдѣ не можетъ кончиться. Однимъ словомъ, что-то или безсмысленное, илидляменя недоступное,
т.-е. я совершенно не знаю, что такое міръ, а, между тѣмъ,.
окруженъ имъ, живу въ немъ и въ немъ долженъ дѣйствовать. Это—на второй вопросъ.
3) На третій вопросъ,—что мнѣ дѣлать.—отвѣтъ тотъ,,
что все, что мнѣ хочется дѣлать для блага того, начавшагося въ этомъ мірѣ и имѣющаго кончиться в ъ немъ существа, которое я считаю собою,—все это напрасно и не
имѣетъникакогосмысла. Длятого же существа, которое никогда не начиналось и всегда есть и не одно и то же съ^
моимъ тѣломъ, съ которымъ оно связано,—для этого существа ничего не нужно. Такъ что жизнь моя для меня,—
для того, что я считаю своимъ я,—не имѣетъ и не можетъ
имѣть никакого смысла; не можетъ имѣть смысла и для
того міра, въ которомъ я живу, и дѣлать мнѣ ни для себя,
ни для міра ничего не нужно, и нельзя сдѣлать ничегополезнаго.
Вѣдь, если только забыть свое званіе царя, работника,
судьй, фабриканта, профессора, ученаго, художника, члена
семейства, а помнить одно, что я—человѣкъ, недавно появившійся въ этомъ непонятномъ мірѣ и очень скоро долженствующій изъ него исчезнуть, то нѣтъ никакой разумной цѣли въ этой жизни, и не стбІГгъ ничего дѣлать. Все
ничтожнбГвсе'ненужно. Все, что будешь дѣлать, все будетъ безсмысленно, а между тѣмъ, пока живъ, необходимо нужно что-то дѣлать. Вся жизнь есть дѣятельность чедовѣка в ъ мірѣ, какъ лошади наколесѣ. Лошади нельзя не итти, этимъ самымъ ходомъ не двигать колеса. И человѣку
нельзя не дѣлать чего-нибудь и этой самой дѣятельностью
не участвовать въ движеніи всего міра. Такъ что, несмотря
на то, что для меня, для человѣка и для всего міра, какъни поверни, жизнь моя безсмысленна, мнѣ всетаки надо
дѣйствовать. Какая-то сила ггоставида меня в ъ такое полоясеніе, что я должёнъ дѣйствова^
и не для
міра,~ а для ^чегб-тоПіЗй^непонятн
этомъ сознаніи—
сущносЖь'Нсякбй йстинноп"религіи;
Созназаіе это говоритъ то, что есть какая-то сила, пославшая меня въ міръ. В ъ этомъ—сущность истинной религіи. И вотъ это-то признаніе той силы, которая послала.
меня в ъ міръ и которую называютъ Богомъ, и распутываетъ все дѣло и даетъ смыслъ человѣческой жизни. Жизнь
м о я сама по себѣ непонятна, такъ же непонятна мнѣ и
жизнь всего міра. Но я живу и долженъ дѣйствовать поволѣ какой-то высшей силы. И если для меня жизнь моя
непонятна, и в с ѣ цѣли, которыя я могу ставить себѣ или
міру, для меня безсмысленны, то жизнь моя- и того міра,.
ѵ
;
въ которомъ я живу, не можетъ и не должна быть безсмысленна для той высшей силы, которая нослала непонятнаго себѣуГ меня, въ міръ и руководитъ непонятной мнѣ
жизнью міра.
Отоитъ только признать эту высшую силу,—все становится ясно: конечныя цѣли моей жизни и жизни міра
•скрыты отъ меня, недоступны мнѣ (онѣ нѳ могутъ быть
доступны ограниченяому существу). Я и весь міръ суть
только орудія достиженія недоступныхъ мнѣ цѣлей. II
смыслъ моей жизни уже не в ъ конечныхъ, недоступныхъ
мнѣ цѣляхъ, а в ъ исполненіи той неизвѣстной мнѣ цѣли,
для которой я существую: въ признаніи этой высшей силы
и въ служеніи ей. В ъ признаніи Бога и в ъ исполненіи
воли Его.
П.
Въ чемъ исполненіе воли Бога? Учатъ, что Богъ открылся
людямъ или черезъ Моисея, или черезъ Христа, черезъ
Будду. . . . •
^
Богъ нигдѣ сразу не открывалъ своей воли, Своего закона одному человѣку или собранію людей. Богъ открывается всегда всѣмъ людямъ, всѣмъ тѣмъ, которые ищутъ
Его. Онъ открывается каждому человѣку въ его сердцѣ.
Всякій человѣкъ чувствуетъ в ъ себѣ Бога, то начало жизни,
которое не есть тѣло, но живетъ въ тѣлѣ человѣка и которое не имѣетъ ни вѣса, ни мѣры, ни цвѣта, ни вкуса, ни
запаха, и которое никогда не начиналось и никогда не кон'чится. Эго начало жизни в ъ человѣкѣ ограничено его т ѣ ломъ и есть только часть Всего. Но по этой части человѣкъ мбж§тъ знать Все. Все — этб и есть Богъ. Человѣкъ
-чувствуетъ въ себѣ часть этого Всего и потому знаетъ
Бога, не можетъ не знать Его.
Ежели же знаетъ Бога, то знаетъ и законъ Его. Законъ
Бога написанъ не въ книгѣ какой-нибудь, а въ самой зкизни,
въ судьбѣ человѣка. Людямъ кажется, что они не знаютъ
закона или ошибаются въ знаніи закона Бога (одни считаютъ одно, другіе—другое закономъ Бога), только потому,
что люди закрываютъ глаза на свое положеніе, не хотятъ
видѣть его или хотятъ видѣть его не такимъ, какое оно
есть. Если человѣкъ придетъ на станцію желѣзной дороги
•и, увидавъ стоящій вагонъ, войдетъ въ него и, вообразивъ,
что это его домъ, станетъ устраивать его для удобнаго
жилья, намѣреваясь провести въ немъ жизнь, то онъ навѣрное будетъ удивленъ и огорченъ, когда вагонъ тронется и доѣдетъ до слѣдующей станціи, и ему велятъ
выйти со всѣмъ его устройствомъ и вещами. Человѣкъ
могъ видѣть и знать, что вагонъ—не домъ, а только средство для переѣзда, и что за переѣздъ надо исполнять положенныя условія: платить и вести себя соотвѣтственно
правиламъ желѣзной дороги. Болыпинство людей такъ же
ложно или совсѣмъ не понимаютъ своего положенія в ъ
жизни. И все дѣло въ томъ, что люди не понимаютъ своего положенія.
Въ Евангеліи есть притча о виноградаряхъ, въ которой
разсказывается о томъ, что одинъ хозяинъ насадилъ садъ
и огородилъ его, вырылъ въ немъ колодецъ, построилъ бапшю,
отдалъ садъ виноградарямъ (садовникамъ) съ тѣмъ, чтобы
они давали ему плоды сады. Садовники же, владѣя садомъ,
вообразили себѣ, что садъ—ихъ собственность, и они ни
передъ кѣмъ ничѣмъ не обязаны, и выгнали и даже убили
тѣхъ пословъ, которыхъ хозяинъ послалъ за плодами. Когда
хозяинъ узналъ объ этомъ, онъ выгналъ садовниковъ. Такъ
что садовники погубили свою жизнь тѣмъ, что не поняли
своего положенія.
То же и съ людьми. Только не кто-либо другой, а они
сами губятъ себя. Только ясное пониманіе своего положенія въ жизни откршШТъ Людямъ * законъ Бога. Человѣкъ
можетъ сказать, что онъ не знаётъ Бога, но не можетъ
сказать, что онъ не знаетъ закона Бога, потому что законъ
Бога управляетъ его жизнью, какъ жизнью всякаго существа, и человѣкъ, если и можетъ умомъ не знать этого
закона, не можетъ не чувствовать его.
III.
Всѣмъ людямъ хочется жить радостно, в ъ любви и в ъ
согласіи, не болѣть, не страдать, не умирать, и в с ѣ ж и в у т ъ
въ раздѣленіи, во враждѣ другъ съ другомъ, в с ѣ болѣютъ,
всѣ страдаютъ и умираютъ. Отчего это? Зачѣмъ Богъ сотворилъ людей такъ, что в с ѣ они желаютъ добра, а в с ѣ мучаются. Отчего это?
Ученіе Христа отвѣчаетъ на это: Христосъ говорилъ,
что ему жалко людей за то, что они изнурены и разъединены, какъ овцы безъ пастуха, и онъ призываетъ ихъ к ъ
себѣ и всѣмъ обѣщаетъ благо. Онъ говоритъ: ІІріидите ко
мнѣ в с ѣ труждающіеся и обремененные, и я успокою васъ.
Возьмите иго мое на себя и научитесь отъ меня в с ѣ , что
я кротокъ и смиренъ сердцемъ, и найдете покой дугаамъ
вашимъ". Христосъ говоритъ людямъ, что в с ѣ ихъ б ѣ д ствія—отъ того, что они не понимаютъ своего положенія^
воображаютъ себѣ ке^то^^Ж^
^М^
и что е с л і ^ и и і > н ^ . л о
свое "Шлбженіе и помнили
его, т о ^ й з н і Г и х ъ была бы не муЧеніё',' а радбсть.
Это в ы с & а з н й б въ" Евангеліи много р а ^ ъ , "это сказано
особенно ясно въ притчѣ о виноградаряхъ: хозяинъ насаж
дилъ садъ, все устроилъ в ъ немъ (садъ, это—міръ, хозяинъ,
это — Богъ) и отдалъ садъ виноградарямъ съ тѣмъ, чтобы
они, работая въ саду, отдавали ему плоды. Но виноградари
забыли то, что садъ не ихъ собственный, и что они могутъ
пользоваться плодами его только съ тѣмъ, чтобы отдавать
уговореняое хозяину. И когда хозяинъ потребовалъ плодовъ
сада, виноградари не дали плодовъ, а выгнали пословъ.
Тогда хозяинъ выгналъ ихъ. И они стали несчастны.
Такъ же несчастны становятся люди, когда они вообразятъ себѣ, что жизнь—ихъ собственность, и каждый можетъ
дѣлать съ ней что хочетъ, не исполняя того, что отъ него
хотѣлъ Богъ, давшій ему жизнь.
Таланты, такъ же, какъ и жизнь, даны только затѣмъ,
чтобы на нихъ работать. Тотъ, кто не работаетъ в ъ жіізни,
лишается всего того, что хочетъ Хозяинъ; тотъ же, кто работаетъ для Бога, тотъ получаетъ все больше и болыпе.
То же сказано въ притчѣ объ управляющемъ, котораго
хозяинъ оставилъ в ъ своемъ домѣ. Управляющій, вмѣсто
того, чтобы заботиться о домѣ хозяина, сталъ веселяться и
тратить на себя хозяйское добро. И хозяинъ наказалъ и
выгналъ его.
Въ этихъ притчахъ сказано то, чѣмъ не должно понимать себя человѣку; въ притчѣ же о рабѣ, вернувшемся съ
поля, показано, какъ и чѣмъ долженъ себя понимать всякій
человѣкъ въ мірѣ.
Кто изъ васъ, — сказано въ этой притчѣ, — имѣя раба
пашущаго или пасущаго, по возвращеніи его съ поля, скажетъ ему: пойди скорѣе, садись за столъ.
Напротивъ, не скажетъ ли ему: приготовь мнѣ поужинать и, подпоясавшись, служи мнѣ, пока буду ѣсть и пить,
и потомъ ѣшь и пей самъ.
Станетъ ли онъ благодарить раба сего за то, что онъ
ітсполнилъ приказаніе? Не думаю.
Такъ и вы, когда исполните все повелѣнное вамъ, говорите: мы рабы, ничего не стоящіе, потому что сдѣлали, что
должны были сдѣлать. (Лука XVII, 7, 8, 9, 1 0 ) .
Все ученіе Христа въ томъ, чтобы человѣкъ понималъ
свое положеніе.
Не понимаетъ его человѣкъ, и, что бы онъ ни дѣлалъ,
какъ бы^ни старался устроить свое счастье, ему не можетъ
"быть хо]ро"ш^^
не можетъ быть хорошо работнйку, не испблняющему условій своего найма.
Только когда человѣкъ пояимаетъ свое положеніе, понимаетъ, что онъ не хозяинъ своей жизни, а и рабъ, и сынъ
Божій и потому долженъ исполнить свои обязанности передъ Богомъ, ему можетъ быть хорошо и в ъ жизнй.
Это же самое сказано в ъ словахъ Евангелія: ищите
Дарствія Божія и правды Его (т.-е. того, чего хочетъ Богъ),
и все остальное приложится вамъ (т.-е. все то, что нужно
людямъ для блага ихъ, все получится ими).
Для того, чтобы человѣкъ получилъ то благо, которое
возможно для него, нужно, чтобы человѣкъ не обманывалъ
самъ себя и понималъ свое положеніе.
В ъ чемъ же истинное положеніе человѣка въ мірѣ и
въ чемъ тотъ обманъ, который дѣлаетъ человѣка несчастнымъ?
Обманъ въ томъ, что люди забываютъ о смерти, о томъ,
что они въ этомъ мірѣ не живугъ, а проходятъ. В ъ этомъ
обманѣ находятся дѣти и очень часто взрослые люди. Очень
часто взрослые люди даже до старости не думаютъ о смерти,
живутъ такъ, какъ будто нѣтъ смерти, какъ будто увѣрены,
что будутъ жить вѣчно.
Единственный смыслъ, который можетъ придать жизни
человѣкъ, не забывающій свою смертность, тотъ, что онъ—
не самостоятельное существо, а только орудіе воли Бога.
По волѣ Его появился въ этотъ міръ съ его безконечностью
во времени и пространствѣ и долженъ пробыть въ немъ
нѣкоторое время и навсегда исчезнуть. Если же это такъ,
то очевидно, что жить для устройства своей- жизни безумно,
и имѣетъ" смйслъ только одно—исполнйть волю Т о г о , к т о
послалъ въ этотъ міръ для цѣлей этой воли. Какая же это
цѣль? Конечной цѣли д знать не могу, такъ какъ она скрывается отъ меня в ъ "безконечности, но средство достиженія
ея я могу знать. Средство достиженія есть то самое стремленіе къ благу, ко?орбе составляетъ сущность моей жизни,
но благо кв жоё а благо всего міра. Цѣль, доступная мнѣ,
есть благо всего міра, мое же стремленіе къ благу есть
только указаніе того, что я долженъ искать для міра.
Такъ что только ясное пониманіе положенія человѣка въ
мірѣ и открываетъ ему истинную вѣру в ъ Бога и въ законъ Его. Изъ этого соэнанія своего положенія само собою
вытекаютъ покорность волѣ Бога, признаніе равенства
всѣхъ людей, любовь къ нимъ и служеніе имъ и осяовные
законы жизни: дѣланіе другимъ того, что хочепгь, чтобы
тебѣ дѣлали.
, /
Весь закон^Еога^ вытекающій изъ сойнанія своего положенія,^въ покорности волѣ Божьей и |^> любви къ ближнему и слуясеніи ему. В ъ этомъ—основа ёсякой вѣры. Это
не значитъ то, что не можетъ быть другихъ, многихъ нужныхъ религіозныхъ правилъ, которыя опредѣляютъ приложеніе этого закона къ разнымъ случаямъ жизни. Такія правила есть въ книгахъ Ведъ и въ буддизмѣ, и въ древнееврейскихъ, и въ Евангеліи, и въ поелѣдующих:ь нравственныхъ ученіяхъ. Таковы заповѣди Моисея, не всѣ, а
заповѣди: не убій, не прелюбодѣйствуй: таковы заповѣди
Ману: не лги, не предавайся пьянству; таковы заповѣди
буддизма о состраданіи къ животнымъ; таковы великія
пять заповѣдей Христа, охватывающія всю жизнь людей:
1) не гнѣвайся; 2) не предавайся похоти; 3) не клянись;
4) не дѣлай насилія; 5 ) люби враговъ.
у
г
Приложенія заповѣдей, вытекающихъ изъ основного
закона покорности волѣ Божьей и любви къ ближнему,
можетъ быть болыпое, постоянно увеличивающееся, по обстоятельствамъ, количество. Тотъ, кто понялъ свое положеніеи
усвоилъ основной законъ, вытекающій изъ этого положенія,
владѣетъ ключемъ къ религіозно-нравственной истинѣ и
самъ будетъ выводить изъ этого начала нужныя ему для
его жизни правила-заповѣди.
Все дѣло в ъ томъ, чтобы не обманывать себя, а знать
свое положеніе в ъ мірѣ. Если только знаешь, понимаешь
это положеніе, знаешь, что нельзя _жить для своего блага,
а жизнь есть жизнь, только Жогда" принимаешь ее какъ
данную тебѣ отъ Бога, для служенія Ему, что ты слуга,
рабъ, орудіе Бога и / вмѣстѣ съ тѣмъ, с ы н ъ Е г о , ~ т о жизнь
перестаетъ быть безсмысленной, перестаетъ быть страдаЁІемъ, а становится благомъ и для себя, и для всего міра. Все
въ этомъ признаніи своего положенія. Изъ него и покорность волѣ Бога, и признаніе равенства, братства и любви
къ ближнимъ, и служеніе имъ, и взаимная помощь, и радость.
Только бы поняли люди, что смыслъ ихъ жизни—въ
служеніи Богу, и вмѣсто ужаса и страданій теперешней
жизни людей установилисьбырадость и благо наступающаго
Царства Божія. И все только отъ того, что люди перестали
заблуждаться и поняли свое настоящее положеніе.
Б^атья и сестры,^^§йи сроей жизни (важнѣе ея, вѣдь,
нѣтъ ничегб) * п ^
этрмъ. Остановитесь жить.
Подумайте о томъ^ чтд^вы," гдѢ вы и что васъ ожидаетъ.
Вѣдь, жизнь, какую мы знаемъ, одна. За что же, зачѣмъ же
погубить ее^ Поймите, что все, ^ Т п р е д с т а в л я е т с я намъ
важн^ъ^—удовольствія, радости и богатства, отечество,
прйлі^ія, привычки, слава,—все это ничто в ъ сравненій съ
главнымъ, истиннымъ назн^зеніёмъ жиЗни,/ съ исполнёніемъ воли Бога. Измѣнйте свою жизнь, и нё потому, что
- это велитъ кто-нибудь, а потому, что въ этомъ благо ваше
и всего міра.
И не вѣрьте ни тѣмъ, которые будутъ говорить вамъ,
что это невозможно, что люди неисправимы, потому что
они пали, ни тѣмъ, еще худшимъ обманщикамъ, которые
скажутъ, что ѳто невозможно, что люди измѣняются и
улучшаютъ свою жизяь по законамъ историческимъ, соціологическимъ, которые они знаютъ или изучаютъ. Не вѣрьте
ни тѣмъ, ни другимъ, а живите во всю силу своей жизни
и своего разума, а остальное предоставьте Богу.
Я жилъ дурно, безумно, такъ, какъ всѣ; но потомъ, почти
30 лѣтъ тому назадъ, мнѣ открылась истина, и съ тѣхъ
поръ жизнь моя стала другая, спокойная, счастливая, радостная; и что дальше, что ближе къ смерти, то лучше.
И повѣрьте, что то же будетъ и съ вами. Не можетъ не
быть, потому что жить трудно только противно закону
ѵ
?
жизни, закону Бога. Жизнь же, согласная съ нимъ, есть
неперестающая радость до самой смерти и в ъ самой смерти,
какъ Онъ и хочетъ этого. Смерть страшна, вѣдь, только
тому, кто не вѣритъ въ Бога, или вѣритъ въ злого Бога,
что то же самое. Для того же, кто вѣритъ въ Бога, въ
благость Его и живетъ въ этой жизни по его закону, кто
испыталъ благость Его, для того смерть есть только переходъ изъ одного опредѣленнаго Имъ состоянія (оказавшагося
благомъ) въ другое, неизвѣстное состояніе, но Имъ же
опредѣленное и потому долженствующее быть такимъ же
благомъ.
О
ж и з н и
и
с м е р т и .
і.
Мы думаемъ о будущемъ, устраиваемъ его, а будущее
совсѣмъ не важно, потому что важно одно: дѣлать дѣло
жизни, а дѣло жизяи въ томъ, чтобы быть в ъ любви со
всѣми. А дѣло это можно дѣлать только сейчасъ и во всякомъ положеніи, а потому совсѣмъ все равно какое будетъ
будущее и даже будетъ ли оно. Важно только сейчасъ в ъ
безвременный моментъ настоящаго дѣлать то, что должно.
Слово сближаетъ людей, и потому надо стараться говорить такъ, чтобы в с ѣ могли понимать тебя и чтобы все,
что ты говоришь, была правда.
Когда мы смотримъ на работу мастера, намъ кажется,
что стоитъ намъ взяться, и мы то же сдѣлаемъ. Тоже бываетъ и тогда, когда мы слушаемъ человѣка, который г о - ^
воритъ правду. Намъ кажется легко говорить правду, но
это только кажется. Для того, чтобы говорить правду, не
лгать, надо много надъ собой работать. Самое же главное
для этого то, чтобы не дорожить мнѣніемъ людей, а поставить свою жизнь такъ, чтобы главная забота была объ
угожденіи своей совѣсти, а не лгодямъ. Только тогда безъ
всякаго усилія будешь говорить правду.
* *
Ложь гораздо легче говорить, чѣмъ правду. Но за то
труднѣе всего остановиться во лжи, перестать лгать. Сказалъ правду и болыпе говорить нечего. Сказалъ ложь—и
надо еще лгать, оправдывая себя.
Ложь достигаетъ только самыхъ ближайшихъ и ничтожныхъ цѣлей и всегда вредитъ самымъ важнымъ, вѣчнымъ
задачамъ человѣка. Ложь тѣмъ и страшна, что она скрываетъ духовное, единое во в с ѣ х ъ , существо и нотому препятствуетъ возможности единенія. Съ человѣкомъ лгущимъ
не можетъ быть никакихъ отношевій, кромѣ животныхъ.
Только истина соединяетъ.
Всякій старается сдѣлать себѣ какъ можно больше
добра. Самое большое добро на свѣтѣ в ъ томъ, чтобы быть
въ любви и согласіи со всѣми людьми. Какъ же сдѣлать
это, когда чувствуешь, что однихъ людей любишь, а другихъ не любишь. Надо научиться любить тѣхъ, кого не
любишь. Человѣкъ учится самымъ труднымъ искусствамъ,
а этому легко научиться, если бы только человѣкъ учился
этому также усердно, какъ онъ учится читать, писать,
всякой наукѣ, ремеслу, игрѣ.
Для того, чтобы научиться любить людей противныхъ
намъ, надо всякій разъ, какъ чувствуешь недоброе чувство
къ человѣку, вспомнить о томъ, чему тебѣ надо учиться:
удерживаться отъ всякаго недобраго слова и поступка.
Когда же ты одинъ самъ съ собою думаешь недоброе о
человѣкѣ, отгоняй отъ себя эти мысли и постарайся найти
то хорошее, что есть въ человѣкѣ, и съ добротой думать
о немъ. Только поступай такъ при всякой встрѣчѣ съ непріятнымъ тебѣ человѣкомъ и при каждой недоброй мысяи
о человѣкѣ, когда ты одинъ. И то, что казалось труднымъ,
съ каждымъ днемъ будетъ казаться все легче и легче и
не замѣтишь какъ привышнешь любить тѣхъ, кого считалъ
врагомъ. А привыкнешь любить враговъ, будешь любить
всѣхъ, и узнаешь самую счастливую жизнь.
Для того, чтобы было легко жить съ каждымъ человѣкомъ, надо думать о томъ, что у насъ общаго, одинаковаго,
а не о томъ, что у насъ отдѣльнаго и разнаго.
Если бы люди понимали, что они живутъ не одной
своей жизнью, а жизнью всѣхъ, то они знали бы, что дѣлая
добро другимъ, они дѣлаютъ его себѣ.
Намъ всегда бываетъ хорошо на душѣ послѣ того, какъ
мы сдѣлаемъ добро другому. Бываетъ это отъ того, что
дѣлая дѣло не для себя, а для другого, мы вѣрнѣе узнаемъ
то, что жизнь наша не в ъ однихъ насъ, а во всѣхъ людяхъ,
во всемъ живомъ. Когда мы живемъ въ одномъ себѣ, для
одного себя, намъ тѣсно и трудно. Когда же мы чувствуемъ,
что живемъ во всемъ, намъ просторно и легко. Для того,
кто живетъ только для себя, в с ѣ люди и весь міръ враги
ему. Для того, кто живетъ для другихъ, в с ѣ люди и весь
міръ друзья ему.
Если слышалъ про худыя дѣла человѣка, не разсказывай
этого другимъ. Разсказывай то, что знаешь про людей хорошаго. Если люди знаютъ про много дурныхъ дѣлъ людей,
они прощаютъ сами себѣ свои дурныя дѣла. Если же люди
слышатъ только про хорошія дѣла, они стараются подражать хорошимъ и стыдятся своихъ дурныхъ дѣлъ.
Старайся не запрятывать въ темные углы постыдныя
воспоминанія своихъ грѣховъ, а, напротивъ, старайся держать ихъ всегда наготовѣ, чтобы воспользоваться ими,
когда тебѣ придется судить о ближнемъ.
Всякая ошибка, всякій грѣхъ, когда ты в ъ первый разъ
его сдѣлалъ, связываетъ тебя. Но когда только что сдѣлалъ
его, онъ связываетъ тебя легко, какъ паутина. Если же
повторишь тотъ же грѣхъ, паутина становится ниткой,
потомъ бичевкой; если еще и еще повторяешь тотъ же
грѣхъ, она затягиваетъ тебя сначала веревкой, а потомъ и
цѣпью.
Сначала грѣхъ в ъ твоей душѣ—чужой, потомъ—гость,
а когда ты привыкъ къ этому грѣху, онъ уже хозяинъ в ъ
твоей душѣ.
II.
Ничего нѣтъ вѣрнѣе смерти, того, что она придетъ для
всѣхъ насъ. Смерть вѣрнѣе, чѣмъ завтрашній день, чѣмъ
наступленіе ночи послѣ дня, чѣмъ зима послѣ лѣта.
Огчего же мы готовимся къ завтрашнему дню, къ ночи,
къ зимѣ, а не готовимся къ смерти. Надо готовиться и къ
ней. А приготовленіе къ смерти одно: добрая жизнь. Чѣмъ
лучше жизнь, тѣмъ меньше страхъ смерти, и тѣмъ легче
смерть. Для святого нѣтъ смерти.
Смерть есть тоже, что рожденіе. Съ рожденіемъ младенецъ вступаетъ в ъ новый міръ, начинаетъ совсѣмъ иную
жизнь, чѣмъ жизнь въ утробѣ матери. Еслибы младенецъ
могъ разсказать, что онъ испытывалъ, когда уходилъ изъ
прежней жизни и готовился къ рожденію в ъ этой жизни,
онъ разсказалъ бы, что испытывалъ такой же страхъ, какъ
мы передъ смертью.
Животное не предвидитъ неминуемой смерти, и поэтому
не знаетъ страха смерти. Человѣкъ же часто боится смерти.
Неужели обладаніе человѣкомъ разумомъ, открывающимъ
ему неизбѣжность смерти, ухудшаетъ, в ъ сравненіи съ
животнымъ, его положеніе? Это было бы такъ, если бы
человѣкъ употреблялъ свой разумъ на предвидѣніе смерти,
а не на улучшеніе своѳй жизни. Чѣмъ больше живетъ
человѣкъ духовной жизнью, тѣмъ менѣе страшна ему смерть.
Если человѣкъ живетъ одной духовной жизнью, то смерть
совсѣмъ не страшна ему. Смерть для такого человѣка—
только освобожденіе духа отъ тѣла. Онъ знаетъ, что то,
чѣмъ онъ живетъ, не можетъ уничтожиться.
Смерть—это перемѣна в ъ нашемъ тѣлѣ, самая большая,
самая послѣдняя. Перемѣны в ъ нашемъ тѣлѣ мы в с ѣ переживаемъ, и переживаемъ самыя болыпія: то мы были
голыми клочками мяса, потомъ стали груднымъ ребеночкомъ, потомъ повыросли волосы, зубы, попадали зубы—
выросли новые, стала расти борода, потомъ стали сѣдѣть,
плѣшивѣть, и всѣхъ этихъ перемѣнъ мы не боялись.
Отчего же мы боимся послѣдней перемѣны?
Оттого, что никто не разсказывалъ намъ, что с ъ нимъ
случилось послѣ этой перемѣны. Но вѣдь^никто не скажетъ
про человѣка, если онъ уѣхалъ отъ насъ," не пишетъ намъ,
что его нѣтъ, или что ему дурно тамъ, куда онъ пріѣхалъ,
а скажетъ только, что нѣтъ о немъ извѣстій. Тоже самое
и объ умершихъ: это значитъ только то, что мы не знаемъ
ничего о томъ, что будетъ съ нами послѣ этой жизни; но
то, что мы не можемъ знать ни того, что будетъ съ нами
послѣ смерти, какъ ни того, что было съ нами до этой
жизни, показываетъ только то, что намъ этого не дано
знать, потому что не нужно знать. Однако мы знаемъ, что
жизнь наша не в ъ перемѣнахъ тѣла, а в ъ томъ, что живетъ
въ этомъ тѣлѣ. А живетъ в ъ этомъ тѣлѣ душа. А душѣ
нѣтъ ни начала, ни конца.
Еще о наукѣ.
Мысль моя о недостаткахъ того свода знаній, который
принято в ъ нашемъ мірѣ признавать и называть наукой,
состоитъ въ томъ, что истинной наукой можно признавать
только такое собраніе знаній, въ которомъ в с ѣ знанія равномѣрно распредѣлены и равномѣрно обработаны. В ъ противоположномъ же случаѣ, какъ это происходитъ теперь
среди нашего христіанскаго міра, когда. считается наукой,
истинной, непогрѣшимой наукой, собраніе, съ одной стороны, знаній, отчасти нужныхъ для практическихъ цѣлей,
отчасти совсѣмъ никому ни на что ненужныхъ, какъ естественныя, біологическія, астрономическія и т. п. науки, доведенныя до высшей степени обработки; и съ другой сто-.
роны—различныя измышленія, оправдывающія существующій порядокъ или скорѣе безпорядокъ жизни, какъ в с ѣ
историческія, экономическія науки и такъ называемыя науки
права; и когда вмѣстѣ съ тѣмъ совершенно не признаются
и не изучаются третьи—самыя важныя и нужныя званія:
религіозныя и нравственныя,—то такое собраніе знаній никакъ не можетъ быть названо „наукой", т. е. предметомъ
важнымъ и заслуживающимъ довѣрія и изученія.
Я нѣсколько разъ высказывалъ эту мысль, сравнивая то,
что, по моему мнѣнію, и можно, и должно считать истинной
наукой,—со сферой, в ъ которой в с ѣ радіусы равной длины
и равномѣрно распредѣлены по своему разстоянію одинъ
отъ другого. Сравненіемъ этимъ я выражалъ то, что какъ
при такомъ только равномѣрномъ расположеніи радіусовъ
и равной длинѣ ихъ можетъ быть опредѣлена сфера, такъ
точно только при равномѣрномъ распредѣленіи одинаковой
степени обработки знаній можетъ быть опредѣлено и то,
что можно считать истинной наукой; и что какъ при большей длинѣ радіусовъ одной стороны и при краткости и
отсутствіи радіусовъ другихъ сторонъ не только не можетъ
быть опредѣлена сфера, но теряется даже понятіе сферы,—
точно такъ же и въ дѣлѣ науки доведеніе до большей степени обработки одной, малой части знаній и пренебреженіе,
игнорированіе всѣхъ другихъ, не только не можетъ составить того, что можетъ быть признано наукой, но есть такое
ложное соединеніе случайныхъ произведеній ума, которое
лишаетъ людей даже самаго понятія о томъ, чѣмъ можетъ
и должна быть истинная наука.
А это-то самое и случилось съ тѣмъ, что въ нашемъ
европейскомъ квази-христіанскомъ мірѣ называется наукой.
И случилось оттого, что (продолжая сравненіе знаній с ъ
радіусами сферы), какъ для того, чтобы опредѣлить сферу,
нужно прежде всего составить три, взаимно перпендикулярные, равной длины діаметра, и потомъ уже изъ образовавшихся изъ перекрещенія этихъ діаметровъ прямыхъ
угловъ проводить равномѣрно отдаленные другъ отъ друга
одинаковой длины діаметры,—точно также и в ъ дѣлѣ науки,
вообще для опредѣленія ея, необходимо прежде всего положить главныя основы всѣхъ знаній, составляющихъ науку.
А такихъ основъ, по мнѣнію не моему, а всѣхъ величайшихъ мудрецовъ и учителей жизни всего міра, также, какъ
и діаметровъ, опредѣляющихъ сферу, тоже три: первая,
ученіе о своемъ „я", отдѣленномъ отъ Всего, т. е. ученіе о
душѣ; вторая, ученіе о томъ, что такое то Все, отъ чего
человѣческое „я" сознаетъ себя отдѣленнымъ, т. е. ученіе
о Богѣ; и третья, ученіе о томъ, каково должно быть отношеніе „я" къ тому Всему, отъ чего оно отдѣлено, т. е.
ученіе о нравственности.
И точно такъ же, какъ только при составленіи трехъ
взаимно перпендикулярныхъ діаметровъ возможно проведеніе дальнѣйшихъ діаметровъ и опредѣленіе дугъ, точно
такъ же и въ д ѣ л ѣ науки, в ъ ея истинномъ смыслѣ, только
при постановкѣ въ основу в с ѣ х ъ знаній этихъ трехъ основныхъ ученій, возможно дальнѣйшее развитіе знаній и рѣшеніе вопроса о томъ, какое изъ всѣхъ знаній должно быть
выбрано прежде и какое послѣ, а также и то, до какой
степени должно быть доведено каждое изъ нихъ.
Такъ что безъ этихъ ученій: о душѣ, о Богѣ и нравственности не можетъ быть разумнаго знанія, т. е. того, что
можетъ быть названо наукой.
А эти-то ученія вполнѣ отсутствуютъ в ъ нашемъ мірѣ,
и оттого (какъ это и должно быть) наукой, считающейся
очень важнымъ дѣломъ, признается въ нашемъ мірѣ случайный сбродъ праздныхъ упражненій и часто вредныхъ
мыслей, не только лишающихъ людей возможности разумнаго представленія о томъ, чѣмъ можетъ и должна быть
наука, но и возможности какого-либо нравственнаго ученія,
связаннаго съ такой наукой. Отъ этого-то и безнравственная
жизнь людей нашего міра, отъ этого—и ложь науки. Безнравственная жизнь поддерживается ложной наукой. Ложная же наука в ъ свою очередь поддерживаетъ безнравственную жизнь людей. И выхода изъ этого ложнаго круга
нѣтъ иного, какъ только полное признаніе ложности существующей науки и попытки установленія истинной,
Истинной же наукой, по моему мнѣнію, можетъ быть и
будетъ только такая наука, въ основу которой будетъположено религіозно-нравственное ученіе о душѣ человѣка, о
Богѣ и нравственности, и когда, вслѣдствіе этого, наука
эта не будетъ, какъ теперь, средствомъ увеселенія, препровожденія времени, удовлетворенія празднаго любопытства,
матеріальныхъ улучшеній одного сословія богатыхъ людей,
а будетъ необходимымъ для всѣхъ всѣхъ, ученіемъ о жизни
и въ нравственномъ духовномъ, и практическомъ смыслѣ,
и доступнымъ всѣмъ, всѣмъ людямъ, а прежде всего трудящемуся сословію, а не одному малому праздному классу
людей. Вслѣдствіе чего, такая наука не будетъ какъ теперь,
продаваться и покупаться, не будетъ мастерствомъ, не будетъ средствомъ улучшенія своего матеріальнаго положенія,
а будетъ естественно, безкорыстно, радостно, какъ все духовное, передаваться отъ людей людямъ.
Какая это будетъ истинная наука, въ какихъ формахъ
она проявится и много ли въ ней останется изъ того, что
теперь считается наукой, мы не знаемъ и не можетъ знать;
но навѣрное можно сказать, что такая наука, наука всего
народа, будетъ совсѣмъ иная, чѣмъ теперешняя наука,
наука одного и самаго развращеннаго сословія.
Но, можетъ быть, люди, вѣрующіе въ науку, скажутъ,
чтр мое опредѣленіе того, что основой всѣхъ знаній должны
быть ученія о душѣ, о Богѣ и нравственности, произвольно,
и что человѣку нужнѣе знать о вѣсѣ солнца, и о микробахъ, и о происхожденіи животныхъ, и о 7 0 0 0 видовъ мухъ
и т. п., чѣмъ знать то, что онъ такое, что то В с е , отъ чего
онъ чувствуетъ себя отдѣленнымъ, и какъ ему надо жить.
Знаю, что многіе люди нашего времени, вѣрующіе въ науку,
такъ же, какъ люди вѣрятъ в ъ церковное ученіе, скажутъ
или подумаютъ это. Точно такъ же, какъ вѣрующіе в ъ церковь совершенно искренно и наивно думаютъ и говорятъ,
что утвержденіе о томъ, что вся вѣра в ъ томъ, чтобы любить Бога и ближняго, произвольна и что гораздо важнѣе
знать, какія иконы исцѣляютъ и в ъ какой именно моментъ
совершается пресуществленіе и т. п., точно такъ же и в ѣ рующіе въ науку совершенно искренно убѣждены в ъ томъ,
что утвержденіе о томъ, что сущность науки в ъ религіознонравственномъ ученіи есть парадоксъ и отсталость, а что
истинная наука в ъ томъ, чтобы знать, какой царь и когда
съ кѣмъ воевалъ, и кто какіе писалъ стихи, и какъ г. Р. опредѣляетъ государственное право совершенно пративно тому.,
какъ его опредѣляетъ г. С , и какъ произошла обезьяна, и
какал и когда придетъ комета и т. п. Люди эти такъ у в ѣ рены в ъ томъ, что посредствомъ памяти, набивъ себѣ голову всякими праздными разсужденіями разныхъ господъ
о самыхъ ненужныхъ людямъ предметахъ, они стоятъ на
высшей точкѣ человѣческаго развитія, что доказывать чтолибо такимъ людямъ совершенно безполезно. Т ѣ х ъ же людей, у которыхъ слѣпая вѣра в ъ науку не загородила совершенно возможность критическаго отношенія къ тому,
что они называютъ наукой, я очень прошу, понявъ сущность моихъ доводовъ, показать мнѣ, в ъ чемъ я ошибаюсь.
у
Для того же, чтобы мои будущіе возражатели не отдалялись бы отъ сущности вопроса, я постараюсь здѣсь еще
разъ, насколько могу, коротко и ясно выразить сущность
моего осужденія и отрицанія того, что в ъ нашемъ мірѣ
признается и называется наукой.
Отрип;аю я то, что среди насъ называется наукой, потому, что все то, что среди насъ называется этимъ именемъ есть случайный подборъ знаній, которыя нужны, или
интересны, или забавны для малаго числа людей, освободившихъ себя отъ тѣлеснаго, нужнаго для жизни, труда и
перенесшихъ этотъ трудъ на шею народа, лишеннаго большей частью самыхъ первобытно нужныхъ для него знаній.
Отрицаю я то, что у насъ называется наукой, еще и
потому, что знанія, которыя в ъ нашемъ мірѣ считаются
наукой, покупаются и продаются, какъ всякій товаръ, и
потому доступны только богатымъ классамъ и немногимъ
людямъ изъ народа, которымъ или особенныя способности,,
преимущественно память для изученія ѳтихъ знаній, или
особенныя жизненныя случайности даютъ возможность,
усвоивъ эту выгодную в ъ житейскомъ смыслѣ науку,
выйти изъ среды рабочаго народа и, благодаря „наукѣ",
сѣсть на его шею.
Отрицаю я, главное, то, что у насъ называется наукой,
потому что эта „наука" не только не включаетъ в ъ себя
самыхъ важныхъ знаній человѣчества о душѣ, Богѣ и нравственности, но, напротивъ, умышленно игнорируетъ эти
знанія, извращаетъ ихъ или проповѣдуетъ ученія, долженствующія замѣнить ихъ.
Такъ, что все то, что у насъ считается и называется
наукой, не только не есть нѣчто несомнѣнно истинное и
благотворное для народа, для всего народа, какъ это внушаютъ жрецы „науки", но есть такой же грубый и зловредный обманъ, какъ и обманъ церковнаго закона Божія,
имѣющій ту же цѣль: съ одной стороны—удовлетвореніе
воображенія, ума и даже сантиментальности праздныхъ
людей, съ другой стороны — оправданіе существующаго^
ложнаго, безнравственнаго устройства жизни.
9 декабря 1909 г. Ясная Поляна.
Оглавленіе 5-го тома.
По поводу присоединенія Босніи
и Герцеговины
О веснѣ жизни
Разговоръ съ революціонеремъ .
О порнографіи . •
О безсмертіи души
•Любите другъ друга
Легенда объ Александрѣ I . . .
Письмо къ индусу
М. М. Дондуковой-Корсаковой .
Письмо къ Оболенскому . . . .
Письмо къ Л. Андрееву
Письмо священнику Соловьеву .
Бесѣда съ епископомъ Порѳеніемъ
Государственная Дума
Письмо И. М. Трегубову . . . .
Предисловіе къ роману Поленца-„Крестьянинъ
Уголокъ избранныхъ мыслей . .
Свобода и насиліе въ школѣ . .
О справедливости и покояніи . .
Воспитаніе и гармоническое развитіе человѣческой личности .
Изъ мыслей объ обученіи и образованіи
О нравственномъ воспитаніи . ,
Отвѣтъ М. С. Д—кну
Бесѣды съ дѣтьми по нравственнымъ вопросамъ
О вѣхахъ
О самоусовершенствованіи . .
О сознаніи духовнаго начала . .
О Мечниковѣ
Письмо православн. священнику .
Предисловіе къ сочиненіемъ Эртеля
Законъ насилія и законъ любви .
О женскомъ равноправіи . . •. .
Смерть Ивана Ильичл
Хозяинъ и работникъ
Власть тьмы
іПисьма графу С. Н. Толстому .
Т. А. Ергольской . . . .
.„
Графу С. Н. Толстому .
Т. А. Ергольской . . . .
Графу С. Н. Толстому . .
.,,
Т. А. Ергольской . . . .
' Графу С. Н. Толстому . .
„
Т. А. Ергольской . . .
а
СТР.
3
16
17
21
24
26
33
37
40
42
47
49
51
54
57
58
59
72
80
82
84
86
98
105
140
142
149
152
153
155
157
160
163
209
252
382
384
391
393
404
405
411
413
СТР.
Письма Н. А. Некрасову . . . . 415
Графу С. Н. Толстому • . 416
Т. А. Ергольской . . . . 417
Графу С. Н. Толстому . . 418
Т. А. Ергольской . . . . 420
Графинѣ А. А. Толстой . 425
А. А. Фету
426
Т. А. Ергольской . . . . 428
Графу С. Н. Толстому . . 429
Д. А. Дьякову
430
А. А. Фету
430
Т. А. Ергольской . . . . 432
А. А. Фету
432
Н. Г. Чернышевскому . . 433
Т. А. Ергольскои . . . . 433
Графинѣ А. А. Толстой . 434
А. А. Фету
435
Графинѣ С. А. ТолстоЙ . 436
А. А. Фету
439
Т. А. Персъ
437
Т. А. Ергольской . . . . 438
А. А. Фету
439
Т. А. Ергольской . . . . 438
А. А. Фету
440
„ Графинѣ С. А. Толстой . 443
А. А. Фету
443
„ Графинѣ С. А. Толстой . 445
А. А. Фету
446
Н. Н. Страхову
447
А. А. Фету
448
А. Ф. Писемскому . . . . 448
Н. Н. Страхову
449
Графинѣ А. А. Толстой . 449
ь Н. Н. Страхову
450
А. А. Фету
450
Издателю „Моск. Вѣд."
45 І
Н. Н. Страхову
452
Г-жѣ Пейкеръ
454
А. А. Фету
455
I. Н. Шатилову
457
А. А. Фету
461
Н. Н. Страхову
462
А. А. Фету
464
Графинѣ С. А. Толстой . . 464
Н. Н. Страхову
464
А. А. Фету . . . . • . . 465
„ П. И. Чайковскому . . . 466
Н. Н. Страхову
466
А. А. Фету
467
Н. Н. Страхову
467
СТР.
Письма А ,А. Фету
468
Н. Н. Страхову
469
Графинѣ С. А. Толстой . 470
А. А. Фету
471
Графинѣ С. А. Толстой . 471
Н. Н. Страхову
472
А. А. Фету
. . 473
Графинѣ С. А. Толстой . 474
В. И. Алексѣеву . . . . 475
Графинѣ С. А. Толстой . 478
В. И. Алексѣеву . . . . 478
М. А. Энгельгардту . . . 479
Графинѣ А. А. Толстой . 481
„
Н. Н. Страхову . . . . 482
Графинѣ С. А. Толстой . 483
М. А. Новоселову . . . . 484
Н. Н. Золотовротскому . 485
„
Н. Н. Ге
485
И. Б. Фейнерману . . . . 486
„
Н. Н. Ге
486
И. Б. Фейнерману . . . 487
„
Н. Н. Ге
488
И. Б. Фейнерману . . . 488
Е. И. Попову
489
„
Н. Н. Ге
490
И. Б. Фейнерману
. . . 491
Л. Э. Оболенскому . . . 491
И. Б. Фейнерману . . . . 493
Ѳ. Анненковой
494
„
Н. Н. Ге
495
Л. Е. Оболенскому . . . 496
М. А. Новоселову . . . . 498
„
Е. И. Попову
498
И. Б. Фейнерману . . . . 499
„
Е. И. Попову
500
„
Н. Н. Ге и Н. Н. Ге (сыну)
502
ПисьмоЛ. Ѳ. Анненковой . .
502
Л. Е. Оболенскому . . . 503
М. А. Новоселову . . . . 504
„
Е. И. Попову
505
„
Н. Н. Ге
505
Л. Ф. Анненковой . . . . 506
М. А. Новоселову . . .
507
Л. Е. Оболенскому . . . 508
В. В. Рахманову . . . . . 509
В. А. Гольцеву
511
Л. Ѳ. Анненковой- . . . 512
„
Е. И. Попову
512
Л. Ѳ. Анненковой . . . . 513
„
Н. Н. Ге . . . . . . . .
514
Е. И. Попову
515
Л. Ѳ. Анненковой . . . . 516
„
Н. Н. Ге . . . . . . . .
517
И. Б. Фейнерману . . . . 517
Л. Ѳ. Анненковой . . . . 519
В. В. Рахманову . . . . 519
И. Г. Фейнерману . . . . 522
В. В. Рахманову
524
NN
526
Баронессѣ фонъ Сутнеръ. 528
„
Н. Н. Ге . . . . . . . .
528
стр..
Письмо Графинѣ С. А. Толстой . 52$
И. Б. Фейнерману . . . . 529
В. В. Рахманову . . . . 530<
Л. Ѳ. Анненковой . . * . 531
Письмо въ редакцію . . . 532
„
Е* И. Попову
532'
И. Б. Фейнерману . . . . 533
,,
М. В. А—ну
534„
Н. Н. Ге
535
И. Б. Фейнерману . . . . 536
„
Н. Н. Ге
537
В. В. Рахманову . . . . 538.
Л. Е. Оболенскому .
. 539
„
Н. Н. Ге
539
Д . В. Григоровичу . . . 540
И. Б. Фейнерману . . . . 540
Л. Ѳ. Анненковой . .
.541
Е. И. Попову
542
„
Н. Н. Ге
. . 543
Е. И. Поиову
543
И. Б. Фейнерману . . . . 545<
„
Г-ну NN
545Л. Ѳ. Анненковой . . . . 547
Е. И. Попову
547
М. А. Сопоцько
551
Министру Юстиціи . . . 556
Е. И. Попову
560
В. В. Рахманову . . . . 561
„
Начальнику дисциплинарнаго баталіона
562'
Письмо Англо-русскому Литературному Обществу
564
Письмо И. Б. Фейнерману . . . . 564
А. Ф. Мооду
565
А. В. Власову
566
И. Б. Фейнерману . . . . 567
.
А. Ф. Мооду . • . . . . 568
Ѳ. Ф. Кони
569
Французскому пастору . . 569
„
NN
. . . 570*
Священнику N
571
„
Е. И. Попову
573
Представителю толстовскаго общества въ Манчестерѣ . 574
Письмо И. Ф. Наживину . . . . 575.
„
Н. Е. Ф - н у
575
„
Шведскому обществу художниковъ ученыхъ
576
Письмо Вел. Кн. Николаю Михаиловичу
576Письмо Е. И. Попову
577
„
Г-ну NN
578
Редактору „ЮжнагоКрая". 579
„
Еврею NN
580П. Бордакову .
. . . . 581
В. В. Стасову
583"
„
И. Ф. Наживину . . . . 583
М. С. Дудченко . .
. . 584
И. Ф. Наживину . . . . 589
„
Е. И. Попову
587
Графу Л. Л. Толстому . . 588
А. И. Турчанинову . . . 588.
п
п
СТР.
СТР.
Письмо С. Л. Б—ву
„ М. И. Новикову . . . .
„ А. Ф. Конк . •
Л. О. Пастернаку . . . .
Е. Е. Гончаренко . . . .
Князю Накашидзе . . . .
И. Ф. Наживину . . . .
„ Е . И. Попову
Японцу Изо-Абе . . . .
Японскому студенту Тамурѣ
- .
Письмо И. Ф. Наживину . . . .
„ NN
А. Ф. Мооду
„ А. Ф. Кони
Редактору „Русскихъ Вѣдомостей"
Письмо П. И. Бирюкову . . . .
„ В. А. Ш. •
„ Н. Е. Ф—ну
Н. Г. С. . "
К. А. Молочникову
И. Ф. Наживину
И. И. Бирюкову
Н. Г. С
Е. И. Попову
. . .
Г-ну NN
Г-ну Ф
П. А. Столыпину
М. П. Новикову
О т ъ
589
520
520
591
591
592
593
593
594
595
595
597
597
598
599
599
599
601
601
602
60Я
603
604
604
606
606
607
611
А. И. Иконникову
П. П. К - н у
И. Ф. Наживину
Письмо въ редакцію „Русскихъ
Вѣдомостей"
олгорину Христо Лосеву . . .
А. М. Бодянскому
В. А. Молочникову . . . . . . .
В. А. Ш
М. С. Дудченко
А. Ф. Мооду
6
1
А. И. Иконникову
В. А. Молочникову
А. М. Бодянскому
А. Ф. Кони
М. С, Дудченко .
А. Соловьеву
.
И. В. Галантъ
I. А. Малиновскому
М. Д. Челышеву
Крестьянину М. П. Н—ву. . . .
Леониду
Левинсону
Редактору .Миссіонерскаго Сборника*
Англичанкѣ—матери
Крестьянину Некрасову
„Плоды просвѣщенія"
Зеленая палочка
Еще о наукѣ
613
613
615
615
616
617
617
618
618
9
619
620
623
623
624
624
625
625
626
626
627
630
631
631
632
633
728
728
р е д а к т о р а - и з д а т е п я .
.Молыиинстѳо писемъ въ пятомъ томѣ заимствовано изъ перваго тома
„Шсьма Л. Н. Толстого",собранныя и редактированныя П. А. Сергѣенко.
Алфпвнтный указатель пятаго томи.
Е.
А.
СТР.
Андрееву Л. (письмо)
47
Алексѣеву В. И. (письма) . . 475, 478
Анненковой Л. Ѳ. (письма) 502, 506,
512, 513, 516, 519, 531, 541, 547.
А -ну М. В. (письмо)
534
Англо - русскому литературному
обществу (письмо)
564
Англичанкѣ—матери (письмо) . . 631
Б.
Бодянскому А. М. (письма) . 617, 623
Болгарину Христо Досеву. . . . 616
Бесѣда съ епископомъ Парфеніемъ . . .
51
Бесѣда съ дѣтьми по нравственнымъ вопросамъ
105
Берсъ Т. А. (письмо)
437
Бордакову П. (письмо)
581
Б—ву С. Л. (письмо)
589
Бирюкову П. И. (письма) . . 599, 603
В.
Воспитаніе и гармоническое развитіе человѣческой личности . 82
„Власть тьмьг
252
Власову (письмо)
566
В. А. Ш. (письма)
599, 618
Г.
Галантъ И. В. Г.
Государственная Дума
Ге Н. Н. (письма) 485, 486, 488,
495, 502, 505, 514, 517, 528, 536,
539, 543.
Гончаренко Е. Е. (письмо) . . .
Г-ну
Ф
625
54
490,
537,
591
606
СТР.
Ергольской Т. А. (письма) 384, 393
413,
417, 420, 428, 432, 433, 438
439.
Еврею NN (письмо)
580
Еще
о наукѣ
728
3 .
Законъ насилія и законъ любви . 157
Злотовратскому Н. Н. (письмо) . 485
Зеленая палочка
728
И.
Индусу (письмо)
37
Изъ мыслей объ обученіи и образованіи
84
Издателю „Московс. Вѣдом". . . 451
Иконникову
613, 619
К.
К—ну, П. К
613
Кони А. Ф. (письмо)
623
Крестьянину М. И. Новикову . . 626
Крестьянину Некрасову
630
Л.
Любите другъ друга
26
Легенда объ Александрѣ Первомъ
. . . . . .
33
Леониду
627
Левинсону
630
ГѴІ.
Министру Юстиціи (письма) . . . 556
Мооду А. Ф. (письма). 565, 568, 597,
619.
Молочникову, В. А. (письма) 602, 617,
620.
Д-
Малиновскому I. А. (письмо) . . 652
Дондуковой-Корсаковой (письмо). 40
Дьякову, Д. А. (письмо)
430
Дудченко Д
584, 618, 624
Н.
Н. Г. С. (письма)
601, 604
Накошидзе князю (письмо) . . . 592
СТР.
СТР.
Новикову М. И. . . ..
590
Некрасову Н. А. (письмо) . . . . 415
Новоселову М. А. (письма) 484^, 498,
504, 507, 570, 576, 526, 545, 596.
NN (письмо)
606
Начальнику дисциплинарнаго баталіона
562
Наживину 575, 583, 586, 593, 595,
602, 614.
Николаю Михаиловичу, Вел. Князю (письмо)
576
Смерть Ивана Ильича"
161
Страхову Н. И. (письма) 447, 449, 450,
452, 462, 464, 466, 467, 469, 472,
482.
Священнику NN. (письмо). . . . 571
Сутнеръ, баронессѣ (письмо). . . 528
Сопоцько, М. А. (письмо) . . . . 551
Стасову, В. В
583
Столыпину П. А. (письмо). . . . 607
О.
Трегубову (письмо)
57
Толстому С. Н. графу (письма) 382,
391, 404, 411, 416, 418, 429.
Толстой А. А., графинѣ (письма) 425,
434.
Толстой С. А. (графинѣ) 436,443, 445,
^70, 471, 474, 478, 483, 529.
Толстому Л. Л. (письмо)
588
Турчанинову А. И. (письмо) . . 588
О веснѣ жизни
О безсмертіи души
Оболенскому (письмо) 42, 491,
496, 503, 508.
О справедливости и наказаніи. .
О нравственномъ воспитаніи. . .
Отвѣтъ М. С. Д—кѣ
О вѣхахъ
О самоусовершѳнствованіи . . .
О сознаніи духовнаго начала . .
О Мечниковѣ
О женскомъ равноправіи . . . .
16
24
80
86
98
140
142
149
152
160
Т.
У.
Уголокъ избранныхъ мыслей.
59
Ф.
П.
„Плоды просвѣщенія"
634
Пастернаку Л. О. (письмо) . . . 591
Предисловіе къ роману Поленца
„Крестьянинъ*
58
По поводу присоединенія Босніи
и Герцеговины3
Пейкеръ (письмо)
454
Попову Е. И. (письма) 489, 498, 500,
505, 512, 515, 532, 542, 543, 547,
560, 577, 587, 593, 604.
Письмо въ редакцію
532
Представителю толстовскаго общества въ Манчестерѣ . . . . 574
Письмо въ редакцію „Русскихъ
Вѣдомостѳй*
615
Р.
Разговоръ съ революціонеромъ .
Рахманову, В. В. (письма) 509,
524, 530, 538, 561.
Редактору <Южнаго Края». . . .
Редактору „Русскихъ Вѣдомостей"
Редактору «Миссіонерскаго Сборника"
Ф—ну Н. Е. (письма) . . . . 575. 601
Французскому пастору (иисьмо) . 569
Фету, А. А. (письма) 426, 430, 432,
435, 436, 438, 440, 443, 446, 448,
450, 456, 462, 464, 465, 467, 468,
471, 473.
Фейнерману И. Б. (письма) 486, 487,
488, 491, 493, 499, 517, 522, 529,
533, 536, 541, 545, 564, 567.
Энгельгардту, М. А. (письмо) . . 479
X.
Хозяинъ и работникъ
206
Ч.
17
519,
579
599
631
С.
Соловьеву. А. (письмо)
624
Соловьеву, священнику (письмо) . 49
Свобода и насиліе въ школѣ . . 72
Челышеву М. Д. (письмо). . . . 626
Чернышевскому, Н. Г. (письмо) . 433
Чайковскому П. И. (письмо). . . 466
Ш.
Шатилову 1. Н. (письмо) . . . . 461
Шведскому обідеству художниковъ-ученыхъ. . . . . . . . .
576
Японцу Изо-Абе (письмо) . . . . 594
Японскому студенту Тамурѣ. . . 595