Автор: Голубков В.В. Алексич А.П. Браиловская С.М.
Теги: детская литература художественная литература
Год: 1968
Текст
РОДНАЯ
ЛИТЕРАТУРА
ХР Е СТ ОМАТИЯ
ДЛЯ 5 КЛАССА
Сосма ъь:
В. В. ГОЛУБКОВ, А.П.АЛЕКСИЧ,
С. М. БРАИЛОВСКАЯ
Утверждена Министерством просвещения РСФСР
'Издание девятое
ИЗДАТЕЛЬСТВО „ПРОСВЕЩЕНИЕ"
Жосхвл • 10 6 й
ГОРЯЧИЙ КАМЕНЬ.
А. П. Гайдар.
I.
Жил на селе одинокий старик. Был он слаб, плёл корзины,
подшивал валенки, сторожил от мальчишек колхозный сад и
тем зарабатывал свой хлеб.
Он пришёл на село давно, издалека, но люди сразу поняли,
что этот человек немало хватил горя.
Был он хром, не по годам сед. От щеки его через губы про-
лёг кривой, рваный шрам. И поэтому, даже когда он улыбался,
лицо его казалось печальным и суровым.
II.
Однажды мальчик Ивашка Кудряшкин полез в колхозный
сад, чтобы набрать там яблок и тайно насытиться ими до от-
вала. Но, зацепив штаниной за гвоздь ограды, он свалился в
колючий крыжовник, оцарапался, взвыл и тут же был сторожем
схвачен.
Конечно, старик мог бы стегануть Ивашку крапивой или, что
ещё хуже, отвести его в школу и рассказать там, как было дело.
Но старик сжалился над Ивашкой. Руки у Ивашки были в
ссадинах, позади, как овечий хвост, висел клок от штанины, а
по красным щекам текли слёзы.
Молча вывел старик через калитку и отпустил перепуган-
ного Ивашку восвояси, так и не дав ему ни одного тычка и
даже не сказав вдогонку ни одного слова.
III.
От стыда и горя Ивашка забрёл в лес, заблудился и попал
на болото. Наконец он устал. Опустился на торчавший из мха
голубой камень, но тотчас же с воплем подскочил, так как ему
3
Аркадий Петрович Гайдар
(1904—1941).
показалось, что он сел на
лесную пчелу и она его
через дыру штанов боль-
но ужалила.
Однако никакой пчелы
на камне не было. Этот
камень был, как уголь, го-
рячий, и на плоской по-
верхности его проступали
закрытые глиной буквы.
Ясно, что камень был
волшебный! Это Ивашка
смекнул сразу. Он сбро-
сил башмак и торопливо
начал обивать каблуком с
надписи глину, чтобы по-
скорее узнать, что с этого
камня может он взять для
себя пользы и толку.
И вот он прочёл такую
надпись:
Кто снесёт этот камень
на гору и там разобьёт его на части, тот вернёт свою молодость
и начнёт жить сначала.
Ниже стояла печать: но не простая, круглая, как в сельсо-
вете, и не такая, треугольником, как на талонах в кооперативе,
а похитрее: два креста, три хвоста, дырка с палочкой и четыре
запятые.
Тут Ивашка Кудряшкин огорчился. Ему было всего восемь
лет — девятый. И жить начинать сначала, то есть опять на вто-
рой год оставаться в первом классе, ему не хотелось вовсе.
Вот если бы через этот камень, не уча заданных в школе
уроков, можно было из первого класса перескакивать сразу в
третий — это другое дело!
Но всем давно уже известно, что такого могущества даже у
самых волшебных камней никогда не бывает.
Проходя мимо сада, опечаленный Ивашка опять увидел ста-
рика, который, кашляя, часто останавливаясь и передыхая, нёс
ведро извёстки, а на плече держал палку с мочальной кистью.
Тогда Ивашка, который был по натуре мальчиком добрым, по-
думал; «Вот идёт человек, который очень свободно мог хлест-
4
нуть меня крапивой. Но он пожалел меня. Дай-ка теперь я его
пожалею и верну ему молодость, чтобы он не кашлял, не хро-
мал и не дышал так тяжко».
Вот с какими хорошими мыслями подошёл к старику благо-
родный Ивашка и прямо объяснил ему, в чём дело. Старик
сурово поблагодарил Ивашку, но уйти с караула на болото
отказался, потому что были ещё на свете такие люди, которые,
очень просто, могли бы за это время колхозный сад от фруктов
очистить.
И старик приказал Ивашке, чтобы тот сам выволок камень
из болота в гору. А он потом придёт туда ненадолго и чем-ни-
будь скоренько по камню стукнет.
Очень огорчил Ивашку такой поворот дела.
Но рассердить старика отказом он не решился. На следую-
щее утро, захватив крепкий мешок и холщовые рукавицы, чтобы
не обжечь о камень руки, отправился Ивашка на болото.
V.
Измазавшись грязью и глиной, с трудом вытянул Ивашка
камень из болота и, высунув язык, лёг у подножия горы на
сухую траву.
«Вот!—думал он. — Теперь вкачу я камень на гору, придёт
хромой старик, разобьёт камень, помолодеет и начнёт жить
сначала. Люди говорят, что хватил он немало горя. Он стар,
одинок, избит, изранен и счастливой жизни, конечно, никогда
не видел. А другие люди её видели». На что он, Ивашка, молод,
а и то уже три раза он такую жизнь видел. Это когда он опаз-
дывал на урок и совсем незнакомый шофёр подвёз его на бле-
стящей легковой машине от конюшни колхозной до самой
школы. Это когда весною голыми руками он поймал в канаве
большую щуку. И, наконец, когда дядя Митрофан взял его с
собой в город на весёлый праздник Первое мая.
«Так пусть же и несчастный старик хорошую жизнь уви-
дит», — великодушно решил Ивашка.
Он встал и терпеливо потянул камень в гору.
VI.
И вот перед закатом к измученному и продрогшему Ивашке,
который, съёжившись, сушил грязную, промокшую одежду
возле горячего камня, пришёл на гору старик.
— Что же ты, дедушка, не принёс ни молотка, ни топора,
ни лома? — вскричал удивлённый Ивашка. — Или ты надеешься
разбить камень рукою?
— Нет, Ивашка, — отвечал старик, — я не надеюсь разбить
его рукой. Я совсем не буду разбивать камень, потому что я не
хочу начинать жить сначала.
Тут старик подошёл к изумлённому Ивашке, погладил его
по голове. И Ивашка почувствовал, что тяжёлая ладонь старика
вздрагивает.
— Ты, конечно, думал, что я стар, хром, уродлив и несча-
стен,— говорил старик Ивашке. — А на самом деле я самый
счастливый человек на свете.
Ударом бревна мне переломило ногу, — но это тогда, когда
мы — ещё неумело — валили заборы и строили баррикады,
поднимая восстание против царя, которого ты видел только на
картинке.
Мне вышибли зубы, — но это тогда, когда, брошенные в
тюрьмы, мы дружно пели революционные песни.
Шашкой в бою мне рассекли лицо, — но это тогда, когда
первые народные полки уже били и громили белую вражескую
армию.
На соломе, в низком холодном бараке метался я в бреду,
больной тифом. И грозней смерти звучали надо мной слова
о том, что наша страна в кольце и вражья сила нас одоле-
вает.
Но, очнувшись вместе с первым лучом вновь сверкнувшего
солнца, узнал я, что враг опять разбит и что мы опять на-
ступаем.
И, счастливые, с койки на койку протягивали мы друг другу
костлявые руки и робко мечтали тогда о том, что пусть хоть
не при нас, а после нас наша страна будет такой вот, как она
сейчас, — могучей и великой. Это ли ещё, глупый Ивашка, не
счастье?! И на что мне иная жизнь? Другая молодость? Когда
и моя прошла трудно, но ясно и честно!
Тут старик замолчал, достал трубку и закурил.
— Да, дедушка!—тихо сказал тогда Ивашка. — Но раз так,
то зачем же я старался и тащил этот камень в гору, когда он
очень спокойно мог бы лежать в своём болоте?
— Пусть лежит на виду, — сказал старик, — и ты посмо-
тришь, Ивашка, что из этого будет.
VII.
С тех пор прошло много лет, но камень тот так и лежит на
той горе неразбитым.
И много около него народу побывало. Подойдут, посмотрят,
подумают, качнут головой и идут восвояси.
6
Был на той горе и я однажды. Что-то у меня была неспо-
койная совесть, плохое настроение. «А что, — думаю, — дай-ка
я по камню стукну и начну жить сначала!»
Однако постоял, постоял и вовремя одумался.
«Э-е! — думаю, скажут, увидав меня помолодевшим, сосе-
ди.— Вот идёт молодой дурак! Не сумел он, видно, одну жизнь
прожить так, как надо, не разглядел своего счастья и теперь
хочет то же начинать сначала».
Скрутил я тогда табачную цигарку. Прикурил, чтобы не тра-
тить спичек, от горячего камня. И пошёл прочь — своей дорогой.
1. Расскажите о жизни старика.
2. Почему он не захотел разбить камень?
3. Почему это произведение называется сказкой?
4. Как вы понимаете слова автора: «... одну жизнь прожить так,
как надо»?
Задания.
1. Проведите обсуждение произведений писателя-бойца А. П. Гай-
дара. Какое из них вам больше всего понравилось? Чем понравились
герои этого произведения?
2. Ответьте на вопросы, данные к сказке «Горячий камень».
3. Организуйте выставку книг А. П. Гайдара.
МОРОЗ ко.
(Русская народная сказка.)
У мачехи была падчерица да родная дочка; родная что ни
сделает, за всё её гладят по головке да приговаривают: умница!
А падчерица как ни угождает — ничем не угодит: всё не так,
всё худо. А надо правду сказать, девочка была золото, — в хоро-
ших руках она бы как сыр в масле каталась, а у мачехи каж-
дый день слезами умывалась. Что делать? Ветер хоть пошумит,
да затихнет, а старая баба расходится — не скоро уймётся, всё
будет придумывать да зубы чесать L
И придумала мачеха падчерицу со двора согнать: «Вези,
вези, старик, её куда хочешь, чтобы мои глаза её не видали,
чтобы мои уши об ней не слыхали; да не вези к родным в тёп-
лую хату, а во чисто поле на трескун-мороз!»
Старик затужил, заплакал; однако посадил дочку на сани,
хотел прикрыть попонкой1 2 — и то побоялся: повёз бездомную
во чисто поле, свалил на сугроб, а сам поскорее домой, чтобы
глаза не видали дочерниной смерти.
Осталась бедненькая, трясётся... Приходит Мороз, попрыги-
вает, поскакивает, на красную девушку поглядывает: «Девушка,
девушка, я Мороз — Красный нос!» — «Добро пожаловать, Мо-
роз, знать, бог тебя принёс по мою душу грешную». Мороз хотел
её тукнуть3 и заморозить, но полюбились ему её речи, жаль
стало: бросил он ей шубку. Оделась она в шубу, поджала ножки,
сидит. Опять пришёл Мороз — Красный нос, попрыгивает, по-
скакивает, на красную девушку поглядывает: «Девушка, де-
вушка, я Мороз — Красный нос!» — «Добро пожаловать, Мороз,
знать, бог тебя принёс по мою душу грешную». Мороз пришёл
совсем не по душу: он принёс красной девушке сундук высокий
1 Зубы чесать — болтать пустяки, пустословить.
2 Попонка, попона — покрывало для лошади.
3 Тукнуть — стукнуть, ударить.
8
да тяжёлый, полный всякого приданого1. Уселась она в шубочке
на сундучке, такая весёленькая, такая хорошенькая! Опять при-
шёл Мороз — Красный нос, попрыгивает, поскакивает, на крас-
ную девушку поглядывает. Она его приветила, а он ей подарил
платье, шитое и серебром и золотом. Надела она и стала такая
красавица, такая нарядница! Сидит и песенки попевает.
А мачеха по ней поминки справляет: напекла блинов. «Сту-
пай, муж! Вези хоронить свою дочь». Старик поехал. А собачка
под столом: «Тяв, тяв! старикову дочь в злате, в серебре везут,
а старухину женихи не берут!» — «Молчи, дура! На блин, ска-
жи: «Старухину дочь женихи возьмут, а стариковой одни ко-
сточки привезут!» Собачка съела блин да опять: «Тяв! Тяв! ста-
рикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину женихи не бе-
рут!» Старуха и блины давала, и била её, а собачка всё своё:
«Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину женихи
не возьмут!»
Скрипнули ворота, растворилися двери, несут сундук высо-
кий, тяжёлый, идёт падчерица — панья-паньей 2, сияет! Мачеха
глянула — и руки врозь! «Старик, старик, запрягай других ло-
шадей, вези мою дочь поскорей! Посади на то же поле, на то
же место». Повёз старик на то же поле, посадил на то же ме-
сто. Пришёл и Мороз — Красный нос, поглядел на свою гостью,
попрыгал, поскакал, а хороших речей не дождался; рассердился,
хватил её и убил.
«Старик, ступай, мою дочь привези, лихих коней запряги, да
саней не повали, да сундук не оброни3!» А собачка под столом:
«Тяв! Тяв! старикову дочь женихи возьмут, а старухиной в ме-
шке косточки везут!» — «Не ври! На пирог, скажи: «Старухину
в злате, в серебре везут!»
Растворились ворота, старуха выбежала встречать дочь, да
вместо неё обняла холодное тело. Заплакала, заголосила, да
поздно!
1. Кто из действующих лиц сказки понравился вам и почему?
Кто и за что вызывает ваше осуждение?
2. Найдите в тексте, прочитайте и объясните слова и выражения,
которые указывают на главные черты характера падчерицы.
3. Что говорится о мачехе? Объясните образные выражения, ко-
торые её характеризуют.
1 Приданое — имущество, которое давалось родителями дочери при вы-
ходе её замуж.
2 Панья — барыня (пан — барин); панья-паньей — барыня-барыней.
3 Не обронй (обронить) — не урони, не потеряй.
9
4. Каким тоном разговаривала мачехина дочь с Морозом? Как
это её характеризует?
5. Кому и как выражено в сказке сочувствие народа?
6. Что волшебного, чудесного в сказке «Морозко»?
Задания.
1. Составьте план сказки. Для заголовков выбирайте предложе-
ния из текста (цитаты) и приготовьте пересказ, близкий к тексту.
2. Передайте своими словами смысл следующих выражений: де-
вочка была золото; как сыр в масле каталась бы; слезами умы-
валась; расходится — не скоро уймётся; глянула — и руки врозь.
3. Обратите внимание: а) на особенности склада сказки:
троекратные повторения (появление Мороза, тявканье собачки); б) на
особенности языка сказки: 1) синонимы — повторы близких по
смыслу слов, выражений (затужил, заплакал)', 2) слова с суффиксами
уменьшительного и ласкательного значения (осталась бедненькая,
поджала ножки, уселась в шубочке и т. д.); 3) определения, какие
всегда применяются в сказках только к одному лицу или предмету,
например: красная девушка, чисто поле.
Найдите такие постоянные определения при чтении сказки «Ца-
ревна-лягушка». Найдите в тексте и выпишите в тетради характер-
ные повторы глаголов, слова с суффиксами уменьшительного и ла-
скательного значения.
4. Подготовьтесь к выразительному чтению сказки по ролям: за
мачеху, за падчерицу, за старика, за Мороза, за рассказчика (ска-
зочника).
Для этого подумайте, где надо сделать паузы большие и малые;
какие слова надо выделить при чтении как главные, ударные; каким
тоном следует прочитать то или иное слово или предложение; каков
должен быть темп чтения.
Обратите внимание, что одной вертикальной чертой обозначается
малая пауза, двумя — большая пауза. Ударные слова подчёркнуты го-
ризонтальной чертой. Вот пример (начало сказки):
Ударные слова и паузы Тон
Темп
У мачехи была | падчерица |
да родная дочка; || родная | что
ни сделает, |за всё её гладят
по головке | да приговаривают:]
умница! ||
А падчерица | как ни угож-
дает, | ничем не угодит: | всё
не так, всё худо.
Спокойный,
приветливый,
ласковый.
Раздражи-
тельный,
злой.
Медленно,
неторопливо.
10
ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА.
(Русская народная сказка.)
В некотором царстве, в некотором государстве жил да был
царь с царицею; у него было три сына — все молодые, холо-
стые, удальцы такие, что ни в сказке сказать, ни пером напи-
сать; младшего звали Иван-царевич. Говорит им царь таково
слово: «Дети мои милые, возьмите себе по стрелке, натяните
тугие луки 1 и пустите в разные стороны; на чей двор стрела
упадёт, там и сватайтесь».
Пустил стрелу старший брат — упала она на боярский
двор2, прямо против девичья терема3; пустил средний брат —
полетела стрела к купцу на двор и остановилась у красного
крыльца, а на том крыльце стояла душа-девица, дочь купече-
ская; пустил младший брат — попала стрела в грязное боло-
то, и подхватила её лягушка-квакушка. Говорит Иван-царе-
вич: «Как мне за себя квакушку взять? Квакушка не ровня
мне!» — «Бери! — отвечает ему царь, — знать, судьба твоя та-
кова».
Вот поженились царевичи: старший на боярышне, средний
на купеческой дочери, а Иван-царевич на лягушке-квакушке.
Призывает их царь и приказывает: «Чтобы жёны ваши испекли
мне к завтраку по мягкому белому хлебу». Воротился Иван-ца-
ревич в свои палаты4 невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
«Ква-ква, Иван-царевич! Почто так кручинен стал? — спраши-
вает его лягушка, — аль услышал от отца своего слово не-
приятное?»—«Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка
приказал тебе к завтраку изготовить мягкий белый хлеб». —
«Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать; утро вечера му-
дренее!» Уложила царевича спать да сбросила с себя лягу-
шечью кожу — и обернулась душой-девицей, Василисою Премуд-
рою; вышла на красное крыльцо и закричала громким голосом:
«Мамки-няньки! Собирайтесь, снаряжайтесь, приготовьте мяг-
кий белый хлеб, каков ела я, кушала у родного моего ба-
тюшки».
Наутро проснулся Иван-царевич, у квакушки хлеб давно го-
1 Луки тугие — старинное оружие в виде гибкой дуги, сильно стянутой
верёвкой.
2 Боярский двор — двор боярина, богатого и знатного человека в старое
время
3 Терем девичий — так называли в Древней Руси жилое помещение
в верхней части дома или дом в виде башни.
4 Палаты — богато отделанное помещение (дом).
11
Рисунок И. Билибина.
тов — и такой славный, что ни вздумать, ни взгадать, только
в сказке сказать! Изукрашен хлеб разными хитростями, по бо-
кам видны города царские с заставами.
Благодарствовал царь на том хлебе Ивану-царевичу и тут
же отдал приказ трём своим сыновьям: «Чтобы жёны ваши
соткали мне за единую ночь по ковру». Воротился Иван-царевич
невесел, ниже плеч буйну голову повесил. «Ква-ква, Иван-ца-
ревич! Почто так кручинен стал? Аль услышал от отца своего
слово жёсткое, неприятное?» — «Как мне не кручиниться? Го-
сударь мой батюшка приказал за единую ночь соткать ему шёл-
ковый ковёр». — «Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-по-
чивать; утро вечера мудренее!» Уложила его спать, а сама
сбросила лягушечью кожу — и обернулась душой-девицей, Ва-
силисою Премудрою; вышла на красное крыльцо и закричала
громким голосом: «Мамки-няньки! Собирайтесь, снаряжайтесь
шёлковый ковёр ткать — чтоб таков был, на каком я сиживала
у родного моего батюшки!»
Как сказано, так и сделано. Наутро проснулся Иван-ца-
ревич, у квакуши ковёр давно готов — и такой чудный, что ни
вздумать, ни взгадать, разве в сказке сказать. Изукрашен ко-
вёр златом-серебром, хитрыми узорами.
Благодарствовал царь на том ковре Ивану-царевичу и тут
же отдал новый приказ, чтобы все три царевича явились к нему
на смотр вместе с жёнами. Опять воротился Иван-царевич не-
весел, ниже плеч буйну голову повесил. «Ква-ква, Иван-царевич!
Почто кручинишься? Аль от отца услышал слово неприветли-
вое?»— «Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка велел,
чтобы я с тобой на смотр приходил, как я тебя в люди пока-
жу!»— «Не тужи, царевич! Ступай один к царю в гости, а я
вслед за тобой буду; как услышишь стук да гром — скажи: это
моя лягушонка в коробчонке едет».
Вот старшие братья явились на смотр с своими жёнами,
разодетыми, разубранными; стоят да над Иваном-царевичем
смеются: «Что ж ты, брат, без жены пришёл? Хоть бы в пла-
точке принёс! И где ты этакую красавицу выискал? Чай, все
болота исходил?» Вдруг поднялся великий стук да гром — весь
дворец затрясся; гости крепко напугались, повскакивали
с своих мест и не знают, что им делать; а Иван-царевич гово-
рит: «Не бойтесь, господа! Это моя лягушонка в коробчонке
приехала».
Подлетела к царскому крыльцу золочёная коляска, в шесть
лошадей запряжена, и вышла оттуда Василиса Премудрая —
такая красавица, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке
13
сказать! Взяла Ивана-царевича за руку и повела за столы ду-
бовые, за скатерти браные1.
Стали гости есть-пить, веселиться; Василиса Премудрая
испила из стакана да последки себе за левый рукав вылила; за-
кусила лебедем да косточки за правый рукав спрятала. Жёны
старших царевичей увидали её хитрости, давай и себе то ж
делать. После, как пошла Василиса Премудрая танцевать с Ива-
ном-царевичем, махнула левой рукой—сделалось озеро, махнула
правой — и поплыли по воде белые лебеди; царь и гости диву
дались. А старшие невестки пошли танцевать, махнули левы-
ми рукавами — гостей забрызгали, махнули правыми — кость
царю прямо в глаза попала. Царь рассердился и прогнал их не-
честно 2.
Тем временем Иван-царевич улучил минуточку, побежал до-
мой, нашёл лягушечью кожу и спалил её на большом огне. При-
езжает Василиса Премудрая, хватилась — нет лягушечьей ко-
жи, приуныла, запечалилась и говорит царевичу: «Ох, Иван-
царевич! Что же ты наделал? Если б немножко ты подождал,
я бы вечно была твоею, а теперь прощай! Ищи меня за
тридевять земель, в тридесятом царстве — у Кощея Бессмерт-
ного». Обернулась белой лебедью и улетела в окно.
Иван-царевич горько заплакал, помолился богу, поклонился
на все четыре стороны и пошёл куда глаза глядят. Шёл он
близко ли, далёко ли, долго ли, коротко ли — попадается ему
навстречу старый старичок. «Здравствуй, — говорит, — добрый
молодец! Чего ищешь, куда путь держишь?» Царевич рассказал
ему своё несчастье. «Эх, Иван-царевич! Зачем ты лягушечью
кожу спалил? Не ты её надел, не тебе и снимать было! Васи-
лиса Премудрая хитрей, мудрёней своего отца уродилась; он за
то осерчал на неё и велел ей три года квакушею быть. Вот тебе
клубок; куда он покатится — ступай за ним смело».
Иван-царевич поблагодарствовал старику и пошёл за клу-
бочком. Идёт чистым полем, попадается ему медведь. «Дай, го-
ворит, убью зверя!» А медведь провещал ему: «Не бей меня,
Иван-царевич! Когда-нибудь пригожусь тебе». Идёт он дальше,
глядь — а над ним летит селезень; царевич прицелился, хотел
было застрелить птицу, как вдруг провещала она человечьим
голосом: «Не бей меня, Иван-царевич! Я тебе сама при-
гожусь». Он пожалел и пошёл дальше. Бежит косой заяц; ца-
ревич опять за тугой лук, стал целиться, а заяц провещал ему
1 Браная скатерть — расшитая шелками и унизанная мелким жемчугом
по краям.
2 В данном случае — грубо.
14
человечьим голосом: «Не бей меня, Иван-царевич! Я тебе сам
пригожусь». Иван-царевич пожалел и пошёл дальше — кси-
лему морю, видит — на песке лежит, издыхает щука-рыба. «Ах,
Иван-царевич, — провещала щука, — сжалься надо мною, пусти
меня в море». Он бросил её в море и пошёл берегом.
Долго ли, коротко ли — прикатился клубочек к избушке;
стоит избушка на курьих ножках, кругом повёртывается. Гово-
рит Иван-царевич: «Избушка, избушка! Стань по-старому, как
мать поставила, — ко мне передом, к морю задом». Избушка
повернулась к морю задом, а к нему передом. Царевич взошёл
в неё и видит: на печи, на девятом кирпиче, лежит Баба Яга,
костяная нога, нос в потолок врос.
«Гой еси, добрый молодец! Зачем ко мне пожаловал?» —
спрашивает Баба Яга Ивана-царевича. «Ах ты, старая хры-
човка! Ты бы прежде меня, доброго молодца, накормила, на-
поила, в бане выпарила, да тогда б и спрашивала».
Баба Яга накормила его, напоила, в бане выпарила, а ца-
ревич рассказал ей, что ищет свою жену Василису Премудрую.
«А, знаю! — сказала Баба Яга, — она теперь у Кощея Бессмерт-
ного; трудно её достать, нелегко с Кощеем сладить; смерть его
на конце иглы, та игла в яйце, то яйцо в утке, та утка в зайце,
тот заяц в сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и то де-
рево Кощей, как свой глаз, бережёт». Указала Яга, в каком
месте растёт этот дуб.
Иван-царевич пришёл туда и не знает, что ему делать, как
сундук достать. Вдруг откуда ни взялся — прибежал медведь
и выворотил дерево с корнем; сундук упал и разбился вдре-
безги, выбежал из сундука заяц и во всю прыть наутёк пу-
стился; глядь — а за ним уж другой заяц гонится, нагнал, ухва-
тил и в клочки разорвал. Вылетела из зайца утка и поднялась
высоко; летит, а за ней селезень бросился, как ударит её —
утка тотчас яйцо выронила, упало то яйцо в море. Иван-ца-
ревич, видя беду неминучую, залился слезами; вдруг подплы-
вает к берегу щука и держит в зубах яйцо; он взял то яйцо,
разбил, достал иглу и отломил кончик: сколько ни бился Ко-
щей, сколько ни метался во все стороны, а пришлось ему поме-
реть! Иван-царевич пошёл в дом Кощея, взял Василису Прему-
друю и воротился домой. После того они жили вместе и долго,
и счастливо.
1. За что был наказан Иван-царевич?
2. Кто помог ему отыскать Василису Премудрую? Почему живые
существа и даже Баба Яга помогали царевичу в беде?
15
3. Найдите в тексте характерные для русских сказок выражения,
как: в некотором царстве, в некотором государстве} ни в сказке
сказать, ни пером описать} долго ли, коротко ли и другие.
4. Подготовьте к вечеру сказок близкий к тексту пересказ. Ис-
пользуйте в нём характерные для сказок выражения.
НИКИТА КОЖЕМЯКА1.
(Русская народная сказка.)
Около Киева появился змей. Много народа потаскал он в
свою берлогу, потаскал и съел. Пришёл черёд царской дочери.
Схватил змей царевну, потащил её к себе в берлогу, а есть не
стал: красавица собой была, так за жену себе взял.
Полетит змей на свои промыслы, а царевну завалит брёв-
нами, чтоб не ушла. У той царевны была собачка, увязалась2
с нею из дому. Напишет, бывало, царевна батюшке с матушкой
записочку, навяжет собачке на шею; а та побежит, куда надо,
да и ответ ещё принесёт.
Вот раз царь и царица пишут царевне: узнай, кто сильнее
змея. Царевна стала у него допытываться, кто его сильнее. Тот
долго не говорил, да раз и проболтался, что живёт в городе
Киеве Никита Кожемяка — тот и его сильнее.
Услыхала про то царевна, написала к батюшке: сыщите в
городе Киеве Никиту Кожемяку да пошлите его меня из неволи
выручать.
Царь сыскал Никиту да сам пошёл просить его, чтобы осво-
бодил его землю от лютого змея и выручил царевну.
В ту пору Никита кожи мял, держал он в руках двенадцать
кож. Как увидал он, что к нему пришёл сам царь, задрожал со
страху, руки у него затряслись, и разорвал он те двенадцать
кож.
Да сколько ни упрашивали царь с царицей Кожемяку, тот
не пошёл супротив змея.
Вот и придумали собрать пять тысяч детей малолетних, да
и заставили их просить Кожемяку со слезами, чтоб шёл он су-
против змея. Прослезился и сам Никита Кожемяка, на их слёзы
глядя. Взял триста пуд3 пеньки, насмолил смолою, весь обмо-
тался, чтобы змей не съел, и пошёл на змея.
1 Кожемяка — мастер, который изготовляет кожи, мнёт их для выделки.
2 Увязалась с нею — ушла вместе с царевной.
3 Трйста пуд — очень много; пуд равен шестнадцати килограммам.
16
Подходит Никита к берлоге змеиной, а змей заперся и не
выходит к нему. «Выходи лучше в чистое поле, а то и берлогу
размечу!» — сказал Кожемяка и стал уже двери ломать.
Змей, видя беду неминучую, вышел к нему в чистое поле.
Долго ли, коротко ли бился с змеем Никита, только повалил
змея. Тут змей стал молить Никиту: «Не бей меня до смерти,
Никита Кожемяка! Сильней нас с тобой в свете нет. Разделим
весь свет поровну: ты будешь жить в одной половине, а я в дру-
гой».— «Хорошо, — сказал Кожемяка, — надо межу проло-
жить, чтобы потом спору промеж 1 нас не было».
Сделал Никита соху в триста пуд, запряг в неё змея и стал
от Киева межу пропахивать.
Никита провёл борозду от Киева до моря Чёрного и прого-
ворил: «Землю разделили — давай море делить, а то ты ска-
жешь, что твою воду берут».
Взъехал змей на середину моря, Никита Кожемяка убил и
утопил его в море.
Никита Кожемяка, сделавши святое дело, не взял за работу
ничего, пошёл опять кожи мять.
Эта борозда и теперь видна. Кругом её пашут, а борозды не
трогают: оставляют её на память о Никите Кожемяке.
1. Почему народ помнит о Никите Кожемяке?
2. Приготовьте к вечеру сказок близкий к тексту пересказ.
МАСТЕР АЛИ.
(Казахская народная сказка.)
I.
Много лет назад жил на свете хан2. Он был такой жестокий
и злой, что люди боялись даже в разговоре произносить его имя.
А если случалось ему проезжать по дорогам, то жители убегали
из селений в степи и прятались где могли, чтобы только не по-
пасть ему на глаза.
Близких слуг своих он казнил без жалости за всякую про-
винность. Друзей у него не было: никто из окрестных ханов не
решался быть в дружбе с таким жестоким и свирепым соседом.
1 Промеж нас (народное выражение) — между нами.
2 Хан — правитель.
17
Жена хана давно умерла с горя и тоски. Но у хана остался
сын — молодой человек замечательной красоты и ума. Звали его
Хусаин. Это было единственное существо на земле, которое лю-
бил жестокий старый хан.
Много друзей и товарищей было у Хусаина. С ними он
скакал по степям, выезжал на соколиную охоту, состязался в
стрельбе из лука.
Но больше всего любил смелый Хусаин уезжать в горы на
охоту за дикими зверями. Сколько раз возвращался он домой
радостный и довольный, а слуги несли за ним его добычу —
туши диких вепрей!
Старый хан беспокоился за сына и не любил, чтобы тот да-
леко уезжал в горы.
— Незачем тебе показывать свою удаль в этих опасных за-
бавах,—повторял он, встречая сына.
Но Хусаин только смеялся. Он был уверен в своей силе и
ловкости.
Долгое время всё шло хорошо. Но вот однажды Хусаин
снова собрался на охоту в горы. На этот раз он отправился
один, не взяв с собой никого из слуг. Только своему старому ко-
нюху он сказал, что едет за диким вепрем, который недавно
показался в этих местах.
Испугался старый конюх:
— Берегись, Хусаин, как бы не напал на тебя вепрь.
Засмеялся юноша:
— Полно, старик, не бойся. Разве в первый раз я отправ-
ляюсь на такую охоту?
Стегнул коня — и ускакал.
Ускакал Хусаин и не вернулся.
II.
Вечер наступил; звёзды зажглись над степью, потянуло за-
пахом цветов и полыни.
Вышел старый хан из своей шёлковой палатки гневный,
хмурый.
— Где Хусаин? Где мой сын?
Молчали слуги, потупили глаза в землю. Боялись они ска-
зать старому хану, куда уехал Хусаин. Снимет с них хан головы
за то, что отпустили юношу одного.
Ночь опустилась над степью. Не находит хан себе места от
тоски. Топнул он ногой в сафьяновом сапоге и взмахнул шёл-
ковой плёткой.
18
— Эй! Слуги!
Сбежались слуги со всех концов. Стоят, глаз поднять не
смеют, ждут, чего от них хан потребует.
— Скачите во все концы: в горы, в степь, вдоль реки. Ищите
моего сына! Помните: кто привезёт мне весть, что с Хусаином
случилось что-нибудь недоброе, тому я залью глотку кипящим
свинцом. Ступайте!
Просвистела ещё раз ханская плётка. Кинулись слуги врас-
сыпную, вскочили на коней, поскакали в степь, в горы искать
Хусаина — ханского сына.
Не скоро нашли они бедного юношу. Лежал Хусаин с рас-
терзанной грудью под большим развесистым деревом. Видно,
напал на него дикий вепрь и вонзил ему в сердце острые
клыки.
В горести и страхе стояли слуги над телом ханского сына.
«Что теперь будет? Как сказать хану о страшном несчастье?»
Плакали слуги и от горести при виде погибшего юноши, и от
страха перед тем, что их ожидает, если принесут они хану
страшную весть.
И сказал тогда старый конюх товарищам:
— Друзья, все вы знаете пастуха Али, что живёт в хижине
у горного ручья. Нищий пастух Али, а ум и искусство его сла-
вятся далеко. Он всё знает и умеет: и кувшины лепит из глины,
и арканы для ловли коней плетёт и новую пастушью свирель 1
придумал. Пойдём к Али и спросим, как нам быть.
III.
Пастух Али сидел у порога своей хижины и плёл корзину
из ивовых прутьев. С горечью выслушал он рассказ старых
слуг.
— Мы пришли к тебе, Али, за помощью, — сказали они,
кончив свою печальную повесть. — Научи, как нам спастись от
страшной казни, которая нас ожидает.
Долго думал Али, поникнув седой головой.
— Хорошо, — сказал он наконец, — до утра ещё далеко. Ло-
житесь и отдохните здесь у костра. Постараюсь помочь вашей
беде.
На куче мягких опавших листьев и степных трав растяну-
лись усталые слуги вокруг огня и быстро заснули.
1 Свирель — народный музыкальный инструмент (дудка, которая делается
из трубчатых стеблей растений или из дерева).
19
А старый Али не спал. Он принёс тонких досок, сухих кон-
ских жил и принялся что-то мастерить ножом.
Наутро слуги были разбужены нежной, грустной и жалоб-
ной музыкой. Они вскочили и увидели старого пастуха.
Рисунок И. Слуцкера.
Али сидел, поджав ноги, и держал в руке не виданный ими
прежде музыкальный инструмент. Тонкие струны были натя-
нуты на нём, Али перебирал их старческими пальцами, и инстру-
мент пел в его руках, как живой.
— Теперь идёмте к хану, — сказал старый пастух.
20
IV.
Окружённый испуганными слугами, вошёл он в палатку
хана.
— Ты принёс мне весть о Хусаине? — грозно спросил хан.
— Да, великий хан, — ответил Али. И заиграл на том музы-
кальном инструменте, который он смастерил ночью.
Застонали, заплакали струны. Словно жалобный шум леса
пронёсся под шёлковым шатром ханской палатки. Резкий свист
ветра смешался с воем дикого зверя. Громко вскрикнули стру-
ны, словно человеческий голос, молящий о помощи. И снова
звериный рёв, и снова жалобный шум леса...
Ужас охватил всех слушавших, — так ясно рассказала му-
зыка о том, что случилось. Хан вскочил с места.
— Ты принёс мне весть о гибели Хусаина? Но ты знаешь,
что я обещал вестнику несчастья залить горло горячим
свинцом?
— Хан, — спокойно отвечал старый пастух, — я ничего не
рассказал тебе. Я не произнёс ни одного слова. Если ты гне-
ваешься, то накажи этот инструмент, который я смастерил и
назвал домброй.
Хан в ярости и горе приказал плеснуть горячим свинцом на
домбру, и свинец выжег круглое отверстие под струнами.
Так старый Али своей находчивостью и мастерством спас
жизнь десятку ханских слуг. А у жителей степей появился с тех
пор новый музыкальный инструмент — домбра.
Очень полюбили его казахи и стали петь под музыку домбры
свои прекрасные песни.
1. Как удалось мастеру Али спасти слуг от ханского гнева?
2. Какие вы ещё знаете музыкальные инструменты других наро-
дов?
СКАЗКА О МЁРТВОЙ ЦАРЕВНЕ И О СЕМИ
БОГАТЫРЯХ.
А. С. Пушкин.
Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Ждёт-пождёт с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда1 очи
Разболелись, глядючи
С белой зори до ночи.
Не видать милого друга!
Только видит: вьётся вьюга,
1 Инда (народное выражение) —даже.
21
Снег валится на поля,
Все белёшенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник1 в самый,
в ночь
Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен:
Год прошёл, как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица2
Уж и впрямь была царица:
Александр Сергеевич Пушкин
(1799—1837).
Бог даёт царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго
жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелёшенько вздохнула,
Восхищенья не снесла
И к обедне умерла.
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива3,
Своенравна и ревнива.
Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
1 Сочельник (устарелое слово) — канун некоторых религиозных праздни-
ков.
2 Молодица — молодая жена.
3 Ломлива — здесь: держала себя заносчиво.
22
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
«Свет мой зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее».
И царица хохотать,
II плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищёлкивать перстами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.
Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась — и расцвела:
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.
Сват приехал, царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.
На девичник 1 собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
«Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?»
Что же зеркальце в ответ?
«Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее».
Как царица отпрыгнёт,
Да как ручку замахнёт,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
«Ах ты, мерзкое стекло!
Это врёшь ты мне назло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Ну скажи: как можно ей
Быть во всём меня милей?
Признавайся: всех я краше;
Обойди всё царство наше,
Хоть весь мир —мне равной нет.
Так ли?» Зеркальце в ответ:
«А царевна всё ж милее,
Всё ж румяней и белее».
Делать нечего. Она,
Чёрной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав её, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.
Чёрт ли сладит с бабой
гневной?
Спорить нечего. С царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась
И до смерти испугалась.
И взмолилась: «Жизнь моя!
В чём, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя2».
Та, в душе её любя,
Не убила, не связала,
1 Девичник — старинный обычай: вечеринка с подругами в доме невесты
перед свадьбой.
2 Пожалую тебя (устарелое слово) — окажу милость, награжу.
23
Отпустила и сказала:
«Не кручинься, бог с тобой».
А сама пришла домой.
«Что? — сказала ей царица,—
Где красавица девица?»
«Там, в лесу, стоит одна,—
Отвечает ей она, —
Крепко связаны ей локти;
Попадётся зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть»..
II.
И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей-душой,
За невестой молодой.
Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем всё шла да шла
И на терем набрела.
Ей навстречу пёс, залая,
Прибежал и смолк, играя;
В ворота вошла она,
На подворье тишина.
Пёс бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась,
И царевна очутилась
В светлой горнице1; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми2 стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой,
Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно.
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Всё порядком убрала,
Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати3 взобралась
И тихонько улеглась.
Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.
Старший молвил:
«Что за диво!
Всё так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица».
И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те спознали,
1 Горница — комната.
2 Здесь: под иконами.
3 Полати — широкие нары для спанья, устраиваемые в избах под потол-
ком.
24
Что царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок,
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зелёного вина
Отрекалася1 2 она;
Пирожок лишь разломила
Да кусочек прикусила,
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх во светлую светлицу
И оставили одну
Отходящую ко сну.
День за днём идёт, мелькая,
А царевна молодая
Всё в лесу; не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарёю
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина 1 в поле спешить,
А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберёт и приготовит,
Им она не прекословит,
Не перечат3 ей они.
Так идут за днями дни.
Братья милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: «Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы рады,
Да нельзя, так бога ради
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам4?»
«Ой вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные,—
Им царевна говорит,—
Коли лгу, пусть бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей».
Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
«Спрос не грех. Прости ты
нас, —
Старший молвил поклонясь,—
Коли так, не заикнуся
Уж о том». — «Я несержуся,—
Тихо молвила она,—
И отказ мой не вина».
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.
1 Отрекалась — отказывалась.
2 Сорочин — здесь: недруг. Спешить — сделать пешим; здесь: сбросить
с коня.
3 Перечить, прекословить — возражать, оспаривать.
4 Товар не по купцам — поговорка: товар дорог, недоступен.
25
III.
Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить её,
А на зеркальце своё
Долго дулась и сердилась;
Наконец об нём хватилась
И пошла за ним, и сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:
«Здравствуй, зеркальце!
скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты прекрасна, спору нет;
Но живёт без всякой славы,
Средь зелёныя дубравы,
У семи богатырей
Та, что всё ж тебя милей».
И царица налетела
На Чернавку: «Как ты смела
Обмануть меня! и в чём!..»
Та призналася во всём:
Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.
Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сердито под крыльцом
Пёс залаял, и девица
Видит: нищая черница 1
Ходит по двору, клюкой2
Отгоняя пса. «Постой,
Бабушка, постой
немножко,—
Ей кричит она в окошко,—
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу».
Отвечает ей черница:
«Ох ты, дитятко девица!
Пёс проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне». — Царевна
хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пёс ей под ноги — и лает,
И к старухе не пускает;
Лишь пойдёт старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. Что за чудо?
«Видно, выспался он худо, —
Ей царевна говорит,—
На ж, лови!» — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала:
«Благодарствую, —сказала,—
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!»
И к царевне наливное,
Молодое, золотое
Прямо яблочко летит...
Пёс как прыгнет, завизжит...
Но царевна в обе руки
Хвать — поймала. «Ради скуки
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед»,—
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала...
И с царевной на крыльцо
Пёс бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце пёсье ноет,
Словно хочет ей сказать:
1 Черница — монахиня.
2 Клюка — палка.
26
Брось! — Она его ласкать,
Треплет нежною рукою;
«Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!» — и в комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Всё на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто мёдом налилось!
Видны семечки насквозь...
Подождать она хотела
До обеда, не стерпела.
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
II кусочек проглотила...
Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала...
Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им навстречу, грозно воя,
Пёс бежит и ко двору
Путь им кажет. «Не к добру! —
Братья молвили, — печали
Не минуем». Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пёс на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился,
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мёртвою царевной
Братья в горести душевной
Все поникли головой,
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить её хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб её к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили
И решёткой оградили;
И, пред мёртвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: «Спи во
гробе;
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному».
В тот же день царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:
«Я ль, скажи мне, всех
милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты, царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее».
27
IV.
За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрён;
Кто в глаза ему смеётся,
Кто скорее отвернётся;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец.
«Свет наш солнышко! ты
ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с тёплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей». — «Свет
ты мой, —
Красно солнце отвечало,—
Я царевны не видало.
Знать, её в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь её да встретил
Или след её заметил».
Тёмной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.
Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
«Месяц, месяц, мой дружок!
Позолоченный рожок!
Ты встаёшь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звёзды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей».—«Братец мой,—
Отвечает месяц ясный,—
Не видал я девы красной.
На стороже я стою
Только в очередь мою.
Без меня царевна, видно,
Пробежала». — «Как
обидно!» —
Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
«Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет,
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай».
Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
«Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе,
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених её». — «Постой, —
Отвечает ветер буйный, —
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места,
В том гробу твоя невеста».
Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошёл к пустому месту,
На прекрасную невесту
Посмотреть ещё хоть раз.
28
Вот идёт; и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг неё страна пустая;
Под горою тёмный вход.
Он туда скорей идёт.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумлёнными глазами.
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
«Как же долго я спала!»
И встаёт она из гроба...
Лх! и зарыдали оба.
В руки он её берёт
И на свет из тьмы несёт,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!
Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним,
Говоря: «Я ль всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты прекрасна, слова нет,
Но царевна всё ж милее,
Всё румяней и белее».
Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут её тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь её похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;
И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мёд, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.
1. Что в сказке Пушкина напоминает вам народную русскую
сказку «Морозко»?
2. Кто главные герои той и другой сказки и что в них сход-
ного?
3. Что и как говорит поэт о царице-мачехе? Ответьте словами
текста. Покажите, как поступки царицы раскрывают черты её ха-
рактера.
4. Что привлекательного в наружности и поступках молодой ца-
ревны?
5. Кто помог царевичу Елисею в поисках невесты? Почему он
встретил такое сочувствие своему горю?
6. Как в обеих сказках показано сочувствие народа обиженным
и вера в победу добра над злом?
7. Что общего в языке и построении сказки Пушкина и «Мо-
розко»?
Для ответа на данный вопрос посмотрите, нет ли в «Сказке о
мёртвой царевне» характерных для русских народных сказок при-
меров:
29
а) троекратного повторения событий;
6) повторения сходных по смыслу слов;
в) образных народных слов, выражений, пословиц.
Задания.
Приготовьте устный рассказ на одну из тем, по вашему выбору:
«Молодая царевна», «Царица-мачеха». Рассказывайте выразительно:
соблюдайте необходимые паузы, выделяйте ударные слова. Исполь-
зуйте в рассказе цитаты из текста сказки.
При пересказе придерживайтесь последовательности описаний и
событий самой сказки.
КАМЕННЫЙ ЦВЕТОК1-
П. П. Бажов.
I.
Не одни мраморские2 на славе были3 по каменному-то делу.
Тоже и в наших заводах, сказывают, это мастерство имели. Та
только различна, что наши больше с малахитом4 вожгались5,
как его было довольно, и сорт — выше нет. Вот из этого мала-
хиту и выделывали подходяще. Такие, слышь-ко, штучки, что
диву дашься: как ему помогло.
Был в ту пору мастер Прокопьич. По этим делам первый.
Лучше его никто не мог. В пожилых годах был.
Вот барин и велел приказчику поставить к этому Прокопьичу
парнишек на выучку. Пущай-де переймут, всё до тонкости.
Только Прокопьич, — то ли ему жаль было расставаться со
своим мастерством, то ли ещё что, — учил шибко худо. Всё у
него с рывка да с тычка. Насадит парнишке по всей голове ши-
шек, уши чуть не оборвёт, да и говорит приказчику:
— Не гож этот... Глаз у него неспособный, рука не несёт.
Толку не выйдет.
Приказчику, видно, заказано было ублаготворять Про-
копьича.
— Не гож так не гож... Другого дадим... — И нарядит дру-
гого парнишку.
1 В сказке много народных выражений, употреблявшихся в старое время
мастерами, рабочими уральских заводов. Некоторые слова они произносили
неправильно.
2 Здесь в смысле: мастера, специалисты по обработке мрамора.
3 На славе были — славились.
4 Малахит — минерал ярко-зелёного цвета.
5 Здесь: возились.
30
Ребятишки прослышали про эту науку... Спозаранку ревут,
как бы к Прокопьичу не попасть. Отцам-матерям тоже не
сладко родного дитёнка на зряшную муку отдавать, — выгора-
живать стали своих-то, кто как мог. И то сказать, нездорово
это мастерство, с малахитом-то. Отрава чистая. Вот и обере-
гаются люди.
Приказчик всё же таки помнит баринов наказ — ставит Про-
копьичу учеников. Тот, по своему порядку, п мытарит1 пар-
нишку, да и сдаст обратно приказчику:
— Не гож этот...
Приказчик взъедаться2 стал:
— До какой поры это будет? Не гож да не гож, когда гож
будет? Учи этого...
Прокопьич знай своё:
— Мне что... Хоть десять годов учить буду, а толку из этого
парнишки не будет.
— Какого тебе ещё?
— Мне хоть и вовсе не ставь — об этом не скучаю...
II.
Так вот и перебрали приказчик с Прокопьичем много ребя-
тишек, а толк один: на голове шишки, а в голове — как бы убе-
жать. Нарочно которые портили, чтобы Прокопьич их прогнал.
Вот так-то и дошло дело до Данилки Недокормыша. Сиротка
круглый был этот парнишечко. Годов, поди, тогда двенадцати,
а то и боле. На ногах высоконький, а худой-расхудой, в чём
душа держится. Ну, а с лица чистенький. Волосёнки кудря-
веньки, глазёнки голубеньки. Его и взяли сперва в казачки3
при господском доме: табакерку, платок подать, бегать куда
и протча4. Только у этого сиротки дарованья к такому делу не
оказалось. Другие парнишки на таких-то местах вьюнами
вьются. Чуть что — навытяжку: что прикажете? А этот Данилко
забьётся куда в уголок, уставится глазами на картину какую, а
то на украшенье, да и стоит. Его кричат, а он и ухом не ведёт.
Били, конечно, поначалу-то, потом рукой махнули:
— Блаженный5 какой-то! Тихоход! Из такого хорошего
слуги не выйдет.
1 Помытарить — помучить.
2 Взъедаться, взъесться (разговорное) — угрожать, накидываться
с бранью.
3 Казачок — в дворянских домах мальчик-слуга, одетый в казакин —
верхнее платье в виде кафтана со сборками сзади.
4 Здесь в смысле: прочее и тому подобное.
5 Блаженный — глуповатый, чудаковатый.
31
На заводскую работу либо в гору всё ж таки не отдали —
шибко жидко место \ на неделю не хватит. Поставил его при-
казчик в подпаски. И тут Данилко не вовсе гож пришёлся. Пар-
нишечке ровно старательный, а всё у него оплошка выходит.
Всё будто думает о чём-то. Уставится глазами на травинку, а
коровы-то вон где! Старый пастух ласковый попался, жалел
сироту, и тот временем ругался:
— Что только из тебя, Данилко, выйдет? Погубишь ты себя,
да и мою старую спину под бой подведёшь. Куда это годится?
О чём хоть думка-то у тебя?
— Я и сам, дедко, не знаю... Так... ни о чём... Засмотрелся
маленько. Букашка по листочку ползла. Сама сизенька, а из-
под крылышек у ней жёлтенько выглядывает, а листок широ-
конький... По краям зубчики вроде оборочки выгнуты. Тут по-
темнее показывает, а серёдка зелёная-презелёная, ровно её сей-
час выкрасили... А букашка-то и ползёт.
— Ну, не дурак ли ты, Данилко? Твоё ли дело букашек раз-
бирать? Ползёт она —и ползи, а твоё дело за коровами гля-
деть. Смотри у меня, выбрось эту дурь из головы, не то при-
казчику скажу!
Одно Данилушке далось: на рожке он играть научился —
куда старику! Чисто на музыке какой. Вечером, как коров при-
гонят, девки-бабы просят:
— Сыграй, Данилушко, песенку.
Он и начнёт наигрывать. И песни всё незнакомые. Не то лес
шумит, не то ручей журчит, пташки на всякие голоса перекли-
каются, а хорошо выходит. Шибко за те песенки стали жен-
щины привечать1 2 Данилушку. Кто пониточек3 починит, кто
холста на онучи 4 отрежет, рубашонку новую сошьёт... Про кусок
и разговору нет — каждая норовит дать побольше да послаще.
Старику пастуху тоже Данилушковы песни по душе пришлись.
Только и тут маленько неладно выходило. Начнёт Данилушко
наигрывать и всё забудет, ровно и коров нет. На этой игре и
постигла его беда.
Данилушко, видно, заигрался, а старик задремал малым
делом. Сколько-то коровёнок у них и отбилось. Как стали на
выгон собирать, глядят — той нет, другой нет. Искать кинулись,
да где тебе! Пасли около Ельничной... Самое тут волчье место,
глухое... Одну только коровёнку и нашли. Пригнали стадо
1 Здесь в смысле: уж очень он слабый.
2 Привечать — приветливо, ласково обходиться, принимать.
3 Понйточек, понйток — верхняя одежда из домотканого сукна.
4 Онучи — обмотки для ног под сапог или лапоть (портянки)»
32
домой... Так и так, обсказали. Ну, из завода тоже побежали-по-
ехали на розыски, не нашли.
Расправа тогда известно какая была. За всякую вину спину
кажи. На грех ещё одна корова-то из приказчичьего двора была.
Тут и вовсе спуску не жди. Растянули сперва старика, потом
и до Данилушки дошло, а он худенький да тощенький. Господ-
ский палач оговорился даже:
— Экой-то, — говорит, — с одного разу сомлеет, а то и во-
все душу выпустит.
Ударил всё ж таки — не пожалел, а Данилушко молчит.
Палач его вдругорядь — молчит, втретьи — молчит. Палач тут
и расстервенился, давай полысать со всего плеча, а сам кричит:
— Я тебя, молчуна, доведу... Дашь голос!.. Дашь!..
Данилушко дрожит весь, слёзы каплют, а молчит. Закусил
губёнки-то и укрепился. Так и сомлел, а словечка от него не
слыхали. Приказчик — он тут же, конечно, был — удивился:
— Какой ещё терпеливый выискался! Теперь знаю, куда его
поставить, коли живой останется.
Отлежался-таки Данилушко. Бабушка Вихориха его на ноги
поставила. Была, сказывают, старушка такая. Заместо лекаря
по нашим заводам на большой славе была. Силу в травах
знала: которая от зубов, которая от надсады1, которая от ло-
моты... Ну, всё как есть. Сама те травы собирала в самое время,
когда какая трава полную силу имела. Из такихтрав да кореш-
ков настойки готовила, отвары варила да с мазями мешала.
Хорошо Данилушке у этой бабушки Вихорихи ложилось.
Старушка, слышь-ко, ласковая да словоохотливая, а трав, да
корешков, да цветков всяких у ней насушено да навешано по
всей избе. Данилушко к травам-то любопытен: как эту зовут?
где растёт? какой цветок? Старушка ему и рассказывает.
Раз Данилушко и спрашивает:
— Ты, бабушка, всякий цветок в наших местах знаешь?
— Хвастаться, — говорит, — не буду, а всё будто знаю, какие
открытые-то.
— А разве, — спрашивает, — ещё и не открытые бывают?
— Есть, — отвечает, — и такие. Папору2 вот слыхал? Она
будто цветёт на Иванов день. Тот цветок колдовской. Клады
им открывают. Для человека вредный. На разрыв-траве цве-
ток— бегучий огонёк. Поймай его — и все тебе затворы от-
крыты. Воровской это цветок. А то ещё каменный цветок есть.
В малахитовой горе будто растёт. На змеиный праздник полную
1 Надсада — повреждение от натуги.
2 Правильно: папоротник.
33
силу имеет. Несчастный тот человек, который каменный цветок
увидит.
— Чем, бабушка, несчастный?
— А это, дитёнок, я и сама не знаю. Так мне сказывали.
III.
Данилушко у Вихорихи, может, и подольше бы пожил, да
приказчиковы вестовщики 1 углядели, что парнишко мало-мало
ходить стал, и сейчас к приказчику. Приказчик Данилушку
призвал, да и говорит:
— Иди-ко теперь ко Прокопьичу — малахитному делу обу-
чаться. Самая по тебе работа.
Ну, что сделаешь, — пошёл Данилушко, а самого ещё ветром
качает. Прокопьич поглядел на него, да и говорит:
— Ещё такого недоставало. Здоровым парнишкам здешняя
учёба не по силе, а с такого что взыщешь — еле живой стоит.
Пошёл Прокопьич к приказчику:
— Не надо такого. Ещё ненароком убьёшь — отвечать при-
дётся.
Только приказчик — куда тебе, слушать не стал:
— Дано тебе — учи, не рассуждай! Он, этот парнишко,
крепкий. Не гляди, что жиденький.
— Ну, дело ваше, — говорит Прокопьич, — было бы сказано.
Буду учить, только бы к ответу не потянули.
— Тянуть некому. Одинокий этот парнишко. Что хочешь с
ним делай, — отвечал приказчик.
Пришёл Прокопьич домой, а Данилушко около станочка
стоит, досочку малахитовую оглядывает. На этой досочке зарез
сделан — кромку2 отбить. Вот Данилушко на это место уста-
вился и головёнкой покачивает. Прокопьичу любопытно стало,
что этот новенький парнишко тут разглядывает. Спросил строго,
как по его правилу велось:
— Ты это что? Кто тебя просил поделку3 в руки брать, а?
Что тут доглядываешь?
Данилушко отвечает:
— На мой глаз, дедушко, не с этой стороны кромку отби-
вать надо. Вишь, узор тут, а его и срежут.
Прокопьич закричал, конечно:
1 Вестовщйк (устарелое слово) — тот, кто приносит какую-либо весть;
здесь в смысле: доносчик.
2 Кромка — здесь: продольный край доски.
3 Поделка — изделие.
34
— Что? Кто ты такой? Мастер? У рук не бывало, а судишь?
Что ты понимать можешь?
— То и понимаю, что эту штуку испортили, — отвечает Да-
нилушко.
— Кто испортил, а? Это ты, сопляк, мне — первому мастеру!..
Да я тебе такую порчу покажу... жив не будешь!
Пошумел так-то, покричал, а Данилушку пальцем не задел.
Прокопьич-то, вишь, сам над этой досочкой думал — с которой
стороны кромку срезать. Данилушко своим разговором в самую
точку попал. Прокричался Прокопьич и говорит вовсе уж
добром:
— Ну-ко ты, мастер, покажи, как, по-твоему, сделать?
Данилушко и стал показывать да рассказывать:
— Вот бы какой узор вышел. А того бы лучше — пустить
досочку поуже, по чистому полю кромку отбить, только бы
сверху плетешок малый оставить.
Прокопьич знай покрикивает:
— Ну-ну... Как же! Много ты понимаешь. Накопил — не про-
сыпь!— А про себя думает: «Верно парнишко говорит. Из та-
кого, пожалуй, толк будет. Только учить-то его как? Стукни ра-
зок — он и ноги протянет».
Подумал так, да и спрашивает:
— Ты хоть чей, экий учёный?
Данилушко и рассказал про себя.
Дескать, сирота. Матери не помню, а про отца и вовсе не
знаю, кто был. Кличут Данилкой Недокормышем, а как отче-
ство и прозванье отцовское — про то не знаю. Рассказал, как он
в дворне был и за что его прогнали, как потом лето с коровьим
стадом ходил, как под бой попал.
Прокопьич пожалел:
— Не сладко, гляжу, тебе, парень, житьишко-то задалось, а
тут ещё ко мне попал. У нас мастерство строгое.
Потом будто рассердился, заворчал:
— Ну, хватит, хватит! Вишь, разговорчивый какой! Язы-
ком-то — не руками, всяк бы работал. Целый вечер лясы да
балясы Ч Ученичок тоже! Погляжу вот завтра, какой у тебя толк.
Садись ужинать, да и спать пора...
Прокопьич одиночкой жил. Жена-то у него давно умерла.
Старушка Митрофановна из соседей с находу у него хозяйство
вела. Утрами ходила постряпать, сварить чего, в избе прибрать,
а вечерами Прокопьич сам управлял, что ему надо. Поели, Про-
копьич и говорит:
1 Лясы да балясы — пустяки болтать, вести шутливую болтовню.
35
— Ложись вон тут на скамеечке!
Данилушко разулся, котомку свою под голову, понитком за-
крылся, поёжился маленько — вишь, холодно уж в избе-то было
по осеннему времени, — всё ж таки вскорости уснул. Прокопьич
тоже лёг, а уснуть не мог: всё у него разговор о малахитовом
узоре из головы нейдёт. Ворочался-ворочался, встал, зажёг
свечку, да и к станку — давай эту малахитову досочку так и сяк
примерять. Одну кромку закроет, другую... прибавит поле, уба-
вит. Так поставит, другой стороной повернёт, и всё выходит, что
парнншко лучше узор понял.
— Вот тебе и Недокормышек! — дивится Прокопьич. — Ещё
ничем-ничего, а старому мастеру указал. Ну и глазок! Ну и
глазок!
Пошёл потихоньку в чулан, притащил оттуда подушку да
большой овчинный тулуп. Подсунул подушку Данилушке под
голову, тулупом накрыл:
— Спи-ко, глазастый!
А тот и не проснулся, повернулся только на другой бочок,
растянулся под тулупом-то — тепло ему стало — и давай насви-
стывать носом полегоньку. У Прокопьича своих ребят не бы-
вало, этот Данилушко и припал ему к сердцу. Стоит мастер,
любуется, а Данилушко знай посвистывает, спит себе спокой-
ненько. У Прокопьича забота — как бы этого парнишку хоро-
шенько на ноги поставить, чтоб не такой тощий да нездоро-
вый был.
— С его ли здоровьишком нашему мастерству учиться!
Пыль — отрава, живо зачахнет. Отдохнуть бы ему сперва, под-
правиться, потом учить стану. Толк, видать, будет.
На другой день и говорит Данилушке:
— Ты спервоначалу по хозяйству помогать будешь. Такой
у меня порядок заведён. Понял? Для первого разу сходи за
калиной. Её инъями прихватило — в самый раз она теперь на
пироги. Да, гляди, не ходи далеко-то. Сколь наберёшь — то и
ладно. Хлеба возьми полишку 1 — естся в лесу-то, — да ещё к
Митрофановне зайди. Говорил ей, чтоб тебе пару яичек испекла
да молока в туесочек2 плеснула. Понял?
На другой день опять говорит:
— Поймай-ка ты мне щеглёнка поголосистее да чечётку по-
бойчее. Гляди, чтобы к вечеру были. Понял?
Когда Данилушко поймал и принёс, Прокопьич говорит:
— Ладно, да не вовсе. Лови других.
1 Полишку хлеба — побольше, лишнего хлеба.
2 Туесочек, туес — коробка из берёсты, верхнего слоя берёзы.
36
Так и пошло. На каждый день Прокопьич Данилушке работу
даёт, а всё забава. Как снег выпал, велел ему с соседом за дро-
вами ездить — пособишь-де. Ну а какая подмога! Вперёд на
санях сидит, лошадью правит, а назад за возом пешком идёт.
Промнётся так-то, поест дома, да и спит покрепче. Шубу ему
Прокопьич справил, шапку тёплую, рукавицы, пимы 1 на заказ
скатали. Прокопьич, видишь, имел достаток. Хоть крепостной
был, а по оброку ходил, зарабатывал маленько. К Данилушке-то
он крепко прилип. Прямо сказать, за сына держал. Ну, и не жа-
лел для него, а к делу своему не подпускал до времени.
В хорошем-то житье Данилушко живо поправляться стал и
к Прокопьичу тоже прильнул. Ну как, понял Прокопьичеву
заботу, в первый раз так-то пришлось пожить. Прошла зима.
Данилушке и вовсе вольготно стало. То он на пруд, то в лес.
Только к мастерству Данилушко присматривался. Прибежит
домой, и сейчас же у них разговор. То, другое Прокопьичу рас-
скажет, да и спрашивает — это что да это как? Прокопьич
объяснит, на деле покажет. Данилушко примечает. Когда и сам
примется: «Ну-ко я...» Прокопьич глядит, поправит, когда надо,
укажет, как лучше.
IV.
Вот как-то раз приказчик и углядел Данилушку на пруду.
Спрашивает своих-то вестовщиков:
— Это чей парнишка? Который день его на пруду вижу...
По будням с удочкой балуется, а уж не маленький... Кто-то его
от работы прячет...
Узнали вестовщики, говорят приказчику, а он не верит.
— Ну-ко, — говорит, — тащите парнишку ко мне, сам до-
знаюсь.
Привели Данилушку. Приказчик спрашивает:
— Ты чей?
Данилушко и отвечает: в ученье, дескать, у мастера по
малахитному делу.
Приказчик тогда хвать его за ухо:
— Так-то ты, стервец, учишься! — Да за ухо и повёл к Про-
копьичу.
Тот видит — неладно дело, давай выгораживать Данилушку:
— Это я сам его послал окуньков половить. Сильно о све-
женьких-то окуньках скучаю. По нездоровью моему другой еды
принимать не могу. Вот и велел парнишке половить.
1 Пимы — валенки.
37
Приказчик не поверил. Смекнул тоже, что Данилушко вовсе
другой стал: поправился, рубашонка на нём добрая, штанишки
тоже и на ногах сапожнёшки. Вот и давай проверку Данилушке
делать:
— Ну-ко покажи, чему тебя мастер выучил?
Данилушко запончик 1 надел, подошёл к станку и давай рас-
сказывать да показывать. Что приказчик спросит — у него на
всё ответ готов.
Пытал-пытал приказчик, да и говорит Прокопьичу:
— Этот, видно, гож тебе пришёлся?
— Не жалуюсь, — отвечает Прокопьич.
— То-то, не жалуешься, а баловство разводишь! Тебе его
отдали мастерству учиться, а он у пруда с удочкой! Смотри!
Таких тебе свежих окуньков отпущу — до смерти не забудешь,
да и парнишке невесело станет.
Погрозился так-то, ушёл, а Прокопьич дивуется:
— Когда хоть ты, Данилушко, всё это понял? Ровно я тебя
ещё и вовсе не учил.
— Сам же, — говорил Данилушко, — показывал да расска-
зывал, а я примечал.
У Прокопьича даже слёзы закапали — до того ему это по
сердцу пришлось.
— Сыночек, — говорит, — милый, Данилушко... Что ещё
знаю, всё тебе открою. Не потаю...
Только с той поры Данилушке не стало вольготного житья.
Приказчик на другой день послал за ним и работу на урок стал
давать. Сперва, конечно, попроще что: бляшки2, какие жен-
щины носят, шкатулочки. Потом с точкой пошло: подсвечники
да украшенья разные. Так и до резьбы доехали. Листочки да
лепесточки, узорчики да цветочки. У них ведь, у малахитчиков,
дело мешкотное3. Пустяковая ровно штука, а сколько он над
ней сидит! Так Данилушко и вырос за этой работой.
А как выточил зарукавье4 — змейку из цельного камня,
так его и вовсе мастером приказчик признал. Барину об этом
отписал.
«Так и так, объявился у нас новый мастер по малахитному
делу — Данилко Недокормыш. Работает хорошо, только, по мо-
лодости, ещё тихо. Прикажете его на уроках оставить али, как
и Прокопьича, на оброк отпустить?»
1 Запончик, — фартук.
2 Бляшка — украшение в виде пластинки, на которой что-нибудь выбито
или вырезано.
3 Мешкотный — медлительный.
4 Зарукавье — браслет.
38
Работал Данилушко вовсе не тихо, а на диво ловко да скоро.
Это уж Прокопьич тут сноровку поимел. Задаст приказчик Да-
ннлушке какой урок на пять дён, а Прокопьич пойдёт, да и го-
ворит:
— Не в силу это. На такую работу полмесяца надо. Учит-
ся ведь парень. Поторопится — только камень без пользы из-
ведёт.
Ну, приказчик поспорит сколько, а дней, глядишь, прибавит,
Данилушко и работал без натуги. Поучился даже потихоньку от
приказчика читать-писать. Так, самую малость, а всё ж таки
разумел грамоте. Прокопьич ему в этом тоже сноровлял Ч Ко-
гда и сам наладился приказчиковы уроки за Данилушку делать,
только Данилушко этого не допускал:
— Что ты! Что ты, дяденька! Твоё ли дело за меня у станка
сидеть! Смотри-ко, у тебя борода позеленела от малахиту, здо-
ровьем скудаться1 2 стал, а мне что делается?
Данилушко и впрямь к той поре выправился. Хоть по ста-
ринке его Недокормышем звали, а он вон какой! Высокий да
румяный, курчавый да весёлый. Прокопьич уж стал с ним про
невест заговаривать, а Данилушко знай головой потряхивает:
— Не уйдёт от нас! Вот мастером настоящим стану, тогда и
разговор будет.
Барин на приказчиково известие отписал:
«Пусть тот Прокопьичев выученик Данилко сделает ещё то-
чёную чашу на ножке для моего дому. Тогда погляжу — на об-
рок отпустить али на уроках держать. Только ты гляди, чтобы
Прокопьич тому Данилке не пособлял. Не доглядишь—с тебя
взыск 3 будет».
Приказчик получил это письмо, призвал Данилушку, да и
говорит:
— Тут, у меня, работать будешь. Станок тебе наладят,
камню привезут, какой надо.
Прокопьич узнал, запечалился: как так? что за штука? По-
шёл к приказчику, да разве он скажет... Закричал только: «Не
твоё дело!»
V.
Ну вот, пошёл Данилушко работать на ново место, а Про-
копьич ему наказывает:
— Ты, гляди, не торопись, Данилушко! Не оказывай4 себя.
1 Сноровлять — помогать.
2 Скудаться здоровьем — здоровье становится хуже, скудней.
3 Взыск — наказание, штраф
4 Не оказывай — не обнаруживай, не показывай свои способности.
39
Данилушко сперва остерегался. Примеривал да прикидывал
больше, да тоскливо ему показалось. Делай не делай, а срок
отбывай — сиди у приказчика с утра до ночи. Ну, Данилушко
от скуки и сорвался на полную силу. Чаша-то у него живой ру-
кой и вышла из дела. Приказчик поглядел, будто так и надо,
да и говорит:
— Ещё такую же делай!
Данилушко сделал другую, потом третью. Вот когда он
третью-то кончил, приказчик и говорит:
— Теперь не увернёшься! Поймал я вас с Прокопьичем. Ба-
рин тебе, по моему письму, срок для одной чаши дал, а ты три
выточил. Знаю твою силу. Не обманешь больше, а тому, ста-
рому псу, покажу, как потворствовать1! Другим закажет!
Так об этом и барину написал и чаши все три предоставил.
Только барин, — то ли на него умный стих нашёл2, то ли он на
приказчика за что сердит был, — всё как есть наоборот повернул.
Оброк Данилушке назначил пустяковый, не велел парня от
Прокопьича брать: может-де вдвоём-то скорее придумают что
новенькое. При письме чертёж послал. Там тоже чаша нарисо-
вана со всякими штуками. По ободку кайма резная, на поясе
лента каменная со сквозным узором, на подножке листочки.
Одним словом, придумано. А на чертеже барин подписал:
«Пусть хоть пять лет просидит, а чтобы такая в точности
сделана была».
Пришлось тут приказчику от своего слова отступить. Объ-
явил, что барин написал, отпустил Данилушку к Прокопьичу и
чертёж отдал.
Повеселели Данилушко с Прокопьичем, и работа у них бойче
пошла. Данилушко вскоре за ту новую чашу принялся. Хитро-
сти в ней многое множество. Чуть неладно ударил — пропала
работа, снова начинай. Ну, глаз у Данилушки верный, рука сме-
лая, силы хватает — хорошо идёт дело. Одно ему не по нраву —
трудности много, а красоты ровно и вовсе нет. Говорил Про-
копьичу, а он только удивился:
— Тебе-то что? Придумали—значит, им надо. Мало ли я вся-
ких штук выточил да вырезал, а куда они — толком и не знаю.
Пробовал с приказчиком поговорить, так куда тебе. Ногами
затопал, руками замахал:
— Ты очумел? За чертёж большие деньги плачены. Худож-
ник, может, по столице первый его делал, а ты пересуживать
выдумал!
1 Потворствовать — потакать, снисходительно относиться к дурному, пло-
хому.
2 Умный стих нашёл — стал рассуждать умно.
40
— Ты вот что... делай эту чашу по барскому чертежу, а если
другую от себя выдумаешь — твоё дело. Мешать не стану. Камня
у нас, поди-ко, хватит. Какой надо — такой и дам.
Тут вот Данилушке думка и запала. Не нами сказано —
чужое охаять мудрости не много надо, а своё придумать — не
одну ночку с боку на бок повертишься. Вот Данилушко сидит над
этой чашей по чертежу-то, а сам про другое думает. Переводит
в голове, какой цветок, какой листок к малахитову камню
лучше подойдёт. Задумчивый стал, невесёлый. Прокопьич заме-
тил, спрашивает:
— Ты, Данилушко, здоров ли? Полегче бы с этой чашей.
Куда торопиться? Сходил бы в разгулку куда, а то всё сидишь
да сидишь.
— И то, — говорит Данилушко, — в лес хоть сходить. Не уви-
жу ли, что мне надо.
VI.
С той поры и стал чуть не каждый день в лес бегать. Время
как раз покосное, ягодное. Травы все в цвету. Данилушко оста-
новится где на покосе либо на полянке в лесу и стоит смотрит.
А то опять ходит по покосам да разглядывает траву-то, как
ищет что.
Людей в ту пору в лесах и на покосах много. Спрашивают
Данилушку — не потерял ли чего? Он улыбнётся этак невесело,
да и скажет:
— Потерять не потерял, а найти не могу.
Ну, которые и запоговаривали:
— Неладно с парнем.
А он придёт домой — и сразу к станку, да до утра и сидит,
а с солнышком опять в лес да на покосы. Листки да цветки вся-
кие домой притаскивать стал. С лица спал !, глаза беспокойные
стали, в руках смелость потерял. Прокопьич вовсе забеспо-
коился, а Данилушко и говорит:
— Чаша мне покою не даёт. Охота так её сделать, чтобы
камень полную силу имел.
Прокопьич давай отговаривать:
— На что она тебе далась? Сыты ведь, чего ещё? Пущай
бары тешатся, как им любо. Нас бы только не задевали. При-
думают какой узор — сделаем, а навстречу им зачем лезть?
Лишний хомут надевать — только и всего.
Ну, Данилушко на своём стоит.
1 С лица спал — сильно похудел.
41
— Не для барина, — говорит, — стараюсь. Не могу из го-
ловы выбросить ту чашу. Вижу, поди-ко, какой у нас камень, а
мы что с ним делаем? Точим, да режем, да полер 1 наводим, и
вовсе ни к чему. Вот мне и припало желанье так сделать, чтобы
полную силу камня самому поглядеть и людям показать.
По времени отошёл Данилушко, сел опять за ту чашу, по
барскому-то чертежу. Работает, а сам посмеивается:
— Лента каменная, с дырками, каёмочка резная...
Потом вдруг забросил эту работу. Другое начал. Без пере-
дышки у станка стоит. Прокопьичу сказал:
— По дурман-цветку свою чашу делать буду.
Прокопьич отговаривать принялся. Данилушко сперва и
слушать не хотел, потом, дня через три-четыре, как у него ка-
кая-то оплошка вышла, и говорит Прокопьичу:
— Ну ладно. Сперва барскую чашу кончу, потом за свою
примусь. Только ты уж тогда меня не отговаривай. Не могу её
из головы выбросить.
Прокопьич отвечает:
— Ладно, мешать не стану, — а сам думает: «Уходится па-
рень, забудет. Женить его надо. Вот что! Лишняя дурь из го-
ловы вылетит, как семьёй обзаведётся».
Занялся Данилушко чашей. Работы с ней много — в один год
не укладёшь. Работает усердно, про дурман-цветок не напоми-
нает. Прокопьич и стал про женитьбу заговаривать.
— Вот хоть бы Катя Летёмина — чем не невеста? Хорошая
девушка... Похаять нечем.
Это Прокопьич-то от ума говорил. Он, вишь, давно заприме-
тил, что Данилушко на эту девушку сильно поглядывал. Ну, и
она не отворачивалась. Вот Прокопьич, будто ненароком2, и за-
водил разговор. А Данилушко своё твердит:
— Погоди! Вот с чашей управлюсь. Надоела мне она. Того
и гляди, молотком стукну, а он про женитьбу! Уговорились мы
с Катей! Подождёт она меня.
Ну, сделал Данилушко чашу по барскому чертежу. Приказ-
чику, конечно, не сказали, а дома у себя гулянку маленькую
придумали сделать. Катя — невеста-то с родителями пришла,
ещё которые... из мастеров же малахитных больше. Катя ди-
вится на чашу.
— Как, — говорит,— только ты ухитрился узор такой вырезать
и камня нигде не обломил! До чего всё гладко да чисто обточено!
Мастера тоже одобряют:
1 Полер — полировка, покрытие особым лаком.
2 Ненароком — случайно.
42
— В аккурат-де по чертежу. Придраться не к чему. Чисто
сработано. Лучше не сделать, да и скоро. Так-то работать ста-
нешь, — пожалуй, нам тяжело за тобой тянуться.
Данилушко слушал-слушал, да и говорит:
— То и горе, что похаять нечем. Гладко да ровно, узор чис-
тый, резьба по чертежу, а красота где? Вон цветок... самый что
ни есть плохонький, а глядишь на него — сердце радуется. Ну,
а эта чаша кого обрадует? На что она? Кто поглядит, всяк, как
вон Катенька, подивится, какой-де у мастера глаз да рука, как
у него терпенья хватило нигде камень не обломить...
— А где оплошал, — смеются мастера, — там подклеил да
полером прикрыл, и концов не найдёшь.
— Вот-вот... А где, спрашиваю, красота камня? Тут про-
жилка прошла, а ты на ней дырочки сверлишь да цветочки ре-
жешь. На что они тут? Порча ведь это камня. А камень-то ка-
кой! Первый камень! Понимаете, первый!
Горячиться стал. Мастера и говорят Данилушке, что ему
Прокопьич не раз говорил:
— Камень — камень и есть. Что с ним сделаешь? Наше дело
такое — точить да резать.
Только был тут старичок один. Он ещё Прокопьича и тех —
других-то мастеров — учил. Все его дедушкой звали. Вовсе вет-
хий старичоночко, а тоже этот разговор понял, да и говорит
Данилушке:
— Ты, милый сын, по этой половице не ходи! Из головы вы-
брось! А то попадёшь к хозяйке в горные мастера.
— Какие мастера, дедушко?
— А такие... в горе живут, никто их не видит... Что хозяйке
понадобится, то они и сделают. Случалось мне раз видеть. Вот
работа! От нашей, от здешней, на отличку.
Всем любопытно стало. Спрашивают, какую поделку видел.
— Да змейку,— говорит, — ту же, какую вы на зарукавье
точите.
— Ну и что? Какая она?
— От здешних, говорю, на отличку. Любой мастер увидит,
сразу узнает — нездешняя работа. У наших змейка, сколь чисто
ни выточат, каменная, а тут как есть живая. Хребтик чёрнень-
кий, глазки... Того и гляди — клюнет. Им ведь что! Они цветок
каменный видали, красоту поняли.
Данилушко, как услышал про каменный цветок, давай спра-
шивать старика. Тот по совести сказал:
— Не знаю, милый. Слыхал, что есть такой цветок. Видеть
его нашему брату нельзя. Кто поглядит, тому белый свет не
мил станет.
43
Данилушко на это и говорит:
— Я бы поглядел.
Тут Катенька, невеста-то его, так и затрепыхалась:
— Что ты, что ты, Данилушко! Неуж тебе белый свет наску-
чил? — да в слёзы.
Прокопьич и другие мастера сметили дело \ давай старого
мастера на смех подымать:
— Выживаться из ума, дедушко, стал. Сказки сказываешь.
Парня зря с пути сбиваешь.
Старик разгорячился, по столу стукнул:
— Есть такой цветок! Парень правду говорит — камень мы
не разумеем. В том цветке красота показана.
Мастера смеются:
— Хлебнул, дедушко, лишка!
А он своё:
— Есть каменный цветок!
Разошлись гости, а у Данилушки тот разговор из головы не
выходит. Опять стал в лес бегать да около своего дурман-
цветка ходить, а про свадьбу и не поминает. Прокопьич уж по-
нуждать стал:
— Что ты девушку позоришь? Который год она в невестах
ходить будет? Того жди — пересмеивать её станут. Мало смот-
ниц-то1 2?
Данилушко одно своё:
— Погоди ты маленько! Вот только придумаю да камень
подходящий подберу.
VII.
И повадился на медный рудник — на Гумёшки-то. Когда в
шахту спустится, по забоям3 обойдёт, когда наверху камни пере-
бирает. Раз как-то поворотил камень, оглядел его, да и говорит:
— Нет, не тот...
Только это промолвил, кто-то и говорит:
— В другом месте поищи... У Змеиной горки.
Глядит Данилушко — никого нет. Кто бы это? Шутят, что
ли... Будто и спрятаться негде. Поогляделся ещё, пошёл домой,
а вслед ему опять:
— Слышишь, Данило-мастер! У Змеиной горки, говорю.
Оглянулся Данилушко — женщина какая-то чуть видна, как
туман голубенький. Потом ничего не стало.
1 Сметили дело — сообразили, в чём дело.
2 Смбтница — сплетница.
3 Забой — место, где производятся горные работы (отбойка полезного
ископаемого или пустой породы).
44
«Что, — думает, — за штука? Неуж сама? А что, если схо-
дить на Змеиную-то?»
Змеиную горку Данилушко хорошо знал. Тут же она была,
недалеко от Гумёшек. Теперь её нет, давно всё срыли, а раньше
камень поверху брали.
Вот на другой день и пошёл туда Данилушко. Горка хоть
небольшая, а крутенькая. С одной стороны и вовсе как срезано.
Глядельце тут первосортное. Все пласты видно, лучше некуда.
Подошёл Данилушко к этому глядельцу, а тут малахитина
выворочена. Большой камень — на руках не унести, и будто
обделан вроде кустика. Стал оглядывать Данилушко эту на-
ходку. Всё, как ему надо: цвет снизу погуще, прожилки на тех
самых местах, где требуется... Ну, всё как есть... Обрадовался
Данилушко, скорей за лошадью побежал, привёз камень домой,
говорит Прокопьичу:
— Гляди-ко, камень какой! Ровно нарочно для моей ра-
боты. Теперь живо сделаю. Тогда и жениться. Верно, заждалась
меня Катенька. Да и мне это не легко. Вот только эта работа
меня и держит. Скорее бы её кончить!
Ну, и принялся Данилушко за тот камень. Ни дня, ни ночи
не знает. А Прокопьич помалкивает. Может, угомонится парень,
как охотку стешит1. Работа ходко идёт. Низ камня отделал.
Как есть, слышь-ко, куст дурмана. Листья широкие кучкой, зуб-
чики, прожилки — всё пришлось лучше нельзя. Прокопьич и то
говорит — живой цветок-то, хоть рукой пощупать. Ну, а как до
верху дошёл — тут заколодило2. Стебелёк выточил, боковые ли-
стики тонёхоньки — как только держатся! Чашку, как у дурман-
цветка, а не то... Неживой стал и красоту потерял. Данилушко
тут и сна лишился. Сидит над этой своей чашей, придумывает,
как бы поправить, лучше сделать, Прокопьич и другие мастера,
кои3 заходили поглядеть, дивятся — чего ещё парню надо?
Чаша вышла — никто такой не делывал, а ему неладно.
Умуется4 парень, лечить его надо. Катенька слышит, что лю-
ди говорят — поплакивать стала. Это Данилушку и образу-
мило.
— Ладно, — говорит, — больше не буду. Видно, не подняться
мне выше-то, не поймать силу камня. — И давай сам торопить
со свадьбой.
Ну, а что торопить, коли у невесты давным-давно всё готово!
Назначили день. Повеселел Данилушко. Про чашу-то приказ-
1 Охотку стешит — удовлетворит своё желание.
2 Заколодило — что-то помешало.
3 Кой (устарелое слово) — который, какой.
4 Умуется — близок к помешательству.
45
чику сказал. Тот прибежал, глядит—вот штука какая! Хотел
сейчас эту чашу барину отправить, да Данилушко говорит:
— Погоди маленько, доделка есть.
Время осеннее было. Как раз около змеиного праздника
свадьба пришлась. К слову кто-то и помянул про это — вот-де
скоро змеи все в одно место соберутся. Данилушко эти слова
на приметку взял1. Вспомнил опять разговоры о малахитовом
цветке. Так его и потянуло: «Не сходить ли последний раз к
Змеиной горке? Не узнаю ли там чего?» — и про камень припо-
мнил: «Ведь как положенный был! И голос на руднике-то... про
Змеиную же горку говорил».
VIII.
Вот и пошёл Данилушко. Земля тогда уже подмерзать
стала, и снежок припорашивал. Подошёл Данилушко ко кру-
тику, где камень брал, глядит, а на том месте выбоина боль-
шая, будто камень ломали. Данилушко о том не подумал, кто
этот камень ломал, зашёл в выбоину. «Посижу, — думает, — от-
дохну за ветром. Потеплее тут». Глядит — у одной стены ка-
мень-серовик, вроде стула. Данилушко тут и сел, задумался, в
землю глядит, и всё цветок тот каменный из головы нейдёт:
«Вот бы поглядеть!»
Только вдруг тепло стало, ровно лето воротилось. Дани-
лушко поднял голову, а напротив, у другой-то стены, сидит
Медной горы хозяйка. По красоте-то да по платью малахитову
Данилушко сразу её признал. Только и то думает: «Может, мне
это кажется, а на деле никого нет». Сидит — молчит, глядит
на то место, где хозяйка, и будто ничего не видит. Она тоже
молчит, вроде как призадумалась. Потом и спрашивает:
— Ну что, Данило-мастер, не вышла твоя дурман-чаша?
— Не вышла, — отвечает.
— А ты не вешай голову-то! Другое попытай. Камень тебе
будет по твоим мыслям.
— Нет, — отвечает, — не могу больше. Измаялся2 весь, не
выходит. Покажи каменный цветок.
— Показать-то, — говорит, — просто, да потом жалеть бу-
дешь.
— Не отпустишь из горы?
— Зачем не отпущу! Дорога открыта, да только ко мне же
ворочаются.
— Покажи, сделай милость!
1 На примётку взял — запомнил.
2 Измаялся — измучился.
46
4J '.F
Рисунок В. Баюскина.
Она ещё его уговаривала:
— Может, ещё попытаешь сам добиться!—Про Прокопьича
тоже помянула: он-де тебя пожалел, теперь твой черёд его по-
жалеть. Про невесту напомнила:
— Души в тебе девка не чает, а ты на сторону глядишь.
— Знаю я, — кричит Данилушко, — а только без цветка мне
жизни нет. Покажи!
— Когда так, — говорит, — пойдём, Данило-мастер, в мой сад.
Сказала и поднялась. Тут и зашумело что-то, как осыпь зем-
ляная. Глядит Данилушко, а стен никаких нет. Деревья стоят
высоченные, только не такие, как в наших лесах, а каменные.
Которые мраморные, которые из змеевика-камня... Ну, всякие...
Только живые, с сучьями, с листочками. От ветру-то покачи-
ваются и голк 1 дают, как галечками кто подбрасывает. Понизу
трава, тоже каменная. Лазоревая, красная... Солнышка не
видно, а светло, как перед закатом. Промеж деревьев змейки
золотенькие трепыхаются, как пляшут. От них и свет идёт.
И вот подвела та девица Данилушку к большой полянке.
Земля тут как простая глина, а по ней кусты, чёрные, как бар-
хат. На этих кустах большие зелёные колокольцы малахитовы и
в каждом сурьмяная2 звёздочка. Огневые пчёлки над теми цвет-
ками сверкают, а звёздочки тонёхонько позванивают, ровно поют.
— Ну, Данило-мастер, поглядел? — спрашивает хозяйка.
— Не найдёшь, — отвечает Данилушко, — камня, чтобы так-
то сделать.
— Кабы ты сам придумал, дала бы тебе такой камень, а те-
перь не могу. — Сказала и рукой махнула.
Опять зашумело, и Данилушко на том же камне, в ямине-то
этой, оказался. Ветер так и свистит. Ну, известно, осень.
IX.
Пришёл Данилушко домой, а в тот день как раз у невесты
вечеринка была. Сначала Данилушко весёлым себя показы-
вал— песни пел, плясал, а потом и затуманился. Невеста даже
испугалась:
— Что с тобой? Ровно на похоронах ты!
А он и говорит:
— Голову разломило. В глазах чёрное с зелёным да крас-
ным. Света не вижу.
1 Голк — отзвук, гул.
2 Сурьмяная — сурьма (сернистая), встречается в виде красной руды, из
которой производится киноварь (красная краска).
47
На этом вечеринка и кончилась.
По обряду, невеста с подружками провожать жениха пошла.
Ночь-то тихая была, и снежок падал. Самое для разгулки
время, а Данилушко идёт, голову повесил. Сколь Катенька ни
старается, не может развеселить. Так и до дому дошли. По-
дружки с холостяжником 1 стали расходиться — кому куда, а
Данилушко без обряду невесту свою проводил и пошёл домой.
Прокопьич давно спал. Данилушко потихоньку зажёг огонь,
выволок свои чаши на средину избы и стоит, оглядывает их. В это
время Прокопьича кашлем бить стало. Так и надрывается. Он,
вишь, к тем годам вовсе нездоровый стал. Кашлем-то этим Да-
нилушку, как ножом, по сердцу резнуло. Всю прежнюю жизнь
припомнил. Крепко жаль ему старика стало. А Прокопьич про-
кашлялся, спрашивает:
— Ты что это с чашами-то?
— Да вот гляжу, не пора ли сдавать?
— Давно, — говорит, — пора. Зря только место занимают.
Лучше всё равно не сделаешь.
Ну, поговорили ещё маленько, потом Прокопьич опять уснул.
И Данилушко лёг, только сна ему нет и нет. Поворочался-пово-
рочался, опять поднялся, зажёг огонь, поглядел на чаши, подо-
шёл к Прокопьичу. Постоял тут над стариком-то, повзды-
хал...
Потом взял балодку2 да как ахнет по дурман-цветку —
только схрупало. А ту чашу — по-барскому-то чертежу — не по-
шевелил! Плюнул только в серёдку и выбежал. Так с той поры
Данилушку и найти не могли.
Кто говорил, что он ума решился, в лесу загинул, а кто
опять сказывал — хозяйка взяла его в горные мастера.
На деле по-другому вышло. Про то дальше сказ будет.
Подготовьте к вечеру сказок ответы на следующие вопросы:
1. Чем интересна эта сказка? Чему она учит?
2. Почему Прокопьич отнёсся к Данилке не так, как ко всем
другим ученикам?
3. Почему Данило не был доволен своей работой? Чего он до-
бивался? Как добивался того, что хотел? Почему он разбил чашу,
которую делал по своему замыслу, а не ту, что сделал по заказу
барина?
4. Какова дальнейшая судьба Данилы-мастера и Кати? Об этом
вы узнаете, прочитав рассказ П. П. Бажова «Горный мастер».
1 С холостяжником — с неженатыми парнями.
2 Балбдка — одноручный молот.
48
О СКАЗКАХ.
Сказка — один из наиболее древних видов на-
родного творчества. Многие из них были созданы в далё-
кую старину неизвестными талантливыми людьми из народа и
потом передавались от дедов к отцам, от отцов к детям. И так
как сказки не записывались, а рассказывались устно, по па-
мяти, то они, естественно, подвергались изменениям и дополне-
ниям.
Среди известных нам сказок следует различать сказки о жи-
вотных, волшебные (фантастические) и сказки бытовые, отра-
жающие повседневную жизнь людей.
Всем с детства знакомы такие сказки о животных, как «Те-
ремок» или о лисе, которая, притворившись мёртвой, крадёт у
мужика рыбу с воза; о глупом волке, который по совету хитрой
лисы ловил рыбу, опустив хвост в прорубь.
В фантастических сказках много чудесного, необыкновенного.
В них действуют добрые и злые волшебники, Баба Яга,
Кощей Бессмертный, ковёр-самолёт, сапоги-скороходы, волшеб-
ное зеркальце и другие существа и предметы, наделённые
сверхъестественной силой. В волшебных сказках люди могут
превращаться в животных, а животные и птицы говорить чело-
веческим языком. Но в основу этих сказок всегда положены
явления подлинной жизни. Например, в «Морозко» Мороз —
Красный нос наделяет бедную девушку богатствами; собачка
разговаривает с мачехой. Однако наряду с этим в сказке дано
правдивое изображение жизни: показаны те отношения между
мачехой и падчерицей, какие действительно часто бывали в ста-
рой семье.
Герои волшебной сказки «Царевна-лягушка» — Василиса
Премудрая, обращённая в лягушку-квакушку, и Иван-царевич,
с которым происходят необыкновенные приключения. Но скром-
ность, доброта и смелость помогают Ивану-царевичу преодолеть
все препятствия и найти красавицу жену, Василису Премудрую.
В чудесных вымыслах фантастических сказок «Морозко»,
«Царевна-лягушка» и других народ воплощал свои мечты о бу-
дущей справедливой, счастливой жизни, о свободном, интерес-
ном, облегчённом человеческом труде, выражал уверенность в
торжестве правды и добра.
В бытовых сказках отражены отношения между богатыми
и бедными.
Сказки отличаются своим построением. Они часто начи-
наются словами: «В некотором царстве, в некотором государ-
стве» или: «Жили-были...» — и заканчиваются словами: «Стали
49
жить-поживать да добра наживать» или: «Устроили пир на
весь мир. И я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, а в рот
не попало».
Характерная особенность в развитии действия сказок —
повторение, обычно троекратное. Например, три раза Морозко
приходит к падчерице, три раза собачка предсказывает её счаст-
ливую судьбу. В сказке «Царевна-лягушка» царь трижды отдаёт
приказания жёнам царевичей.
Язык сказки простой, понятный, образный, т. е. помогающий
нам зрительно представить тот или иной предмет или человека.
В сказках много таких характерных для них выражений, как
добрый молодец, красна девица, мамки-няньки, ела-кушала,
утро вечера мудреней и т. п.
У нашего народа было немало талантливых сказочников и
сказочниц, которые покоряли, увлекали слушателей своими
сказками, воспитывали любовь к красоте, добру, благородным
поступкам, внушали отвращение ко всему дурному, злому, не-
справедливому.
В жизни многих замечательных русских писателей большую
роль играли сказочники и сказочницы из народа. А. С. Пушкин
заслушивался сказками няни Арины Родионовны, А. М. Горь-
кий — сказками бабушки Акулины Ивановны.
Кроме сказок, сложенных народом, есть сказки, созданные
писателями. Таковы сказки А. С. Пушкина, «Конёк-Горбунок»
П. П. Ершова, «Городок в табакерке» В. Ф. Одоевского, немец-
ких писателей — братьев Гримм, датского писателя Г. X. Андер-
сена. Широко известны сказки и советских писателей: А. П. Гай-
дара, П. П. Бажова, С. Я. Маршака и других.
Задания для внеклассного занятия.
Проведите вечер сказки. В его программу включите близкие к
тексту пересказы отрывков из сказок русских, народов СССР и дру-
гих стран; чтение сказок в лицах; краткое изложение вашей люби-
мой сказки.
Организуйте к вечеру выставку книг сказок.
ЗАГАДКИ.
Дом и домашнее хозяйство.
Две галочки сидят на одной палочке.
Маленький, горбатенький всё поле обскакал,
домой прибежал — целый год пролежал.
Утка в море, хвост на заборе.
Поля стеклянные, межи деревянные.
50
Домашние животные.
По горам, по долам ходит шуба да кафтан.
Посередь двора стоит копна, спереди вилы, сзади метла.
Всех я вовремя бужу, хоть часов не завожу.
Не пахарь, не столяр, не кузнец, не плотник,
а первый на селе работник.
По земле ходит, неба не видит, ничего не болит, а всё стонет.
Трудовые процессы.
Ходит щучка по заводи, ищет щучка тепла гнезда,
где бы щучке трава густа.
Летят гуськи, дубовые носки, говорят: то-то-ты, то-то-ты.
Ела-ела дуб-дуб, поломала зуб-зуб.
Явления природы.
Поле не мерено, овцы не считаны, пастух рогат.
Без рук, без ног, а ворота отворяет.
Красное коромысло через речку повисло.
Летит орлица по синему небу, крылья распластала,
солнышко застлала.
Техника.
Летит птица-небылица, а внутри народ сидит,
меж собою говорит.
Конь стальной овса не просит, а пашет и косит.
Без языка живёт, не ест, не пьёт, а говорит и поёт.
Загадка — один из видов народного творчества.
Загадка даёт в скрытом виде (иносказательно)
ряд характерных признаков предмета, по которым
надо его угадать. Например:
Сидит дед, в сто шуб одет,
кто его раздевает, тот слёзы проливает.
Все, конечно, ответят: это лук. В загадке дан ряд его при-
знаков. Когда начинают чистить луковицу, снимают, как будто
верхнюю одежду, один за другим сухие красноватые листочки.
Их много — луковица точно закутана в несколько шуб. А кто
сильно кутается даже в тёплую погоду? Конечно, старый чело-
век. Так возникает образ деда, закутанного в сто шуб. Чтобы
помочь людям догадаться, что это лук, в загадке указывается
и другой его признак — едкий запах. В самом деле, сколько
слёз прольёшь, пока очистишь луковицу!
Чёрненькая собачка, свернувшись, лежит,
не лает, не кусает, а в дом не пускает.
51
Это замок. Отчего он сравнивается с собачкой? Он похож
внешне: свернулся, как собачка. Кроме того, замок делает то
же, что и собачка: стережёт дом.
Загадки строятся не только на основании зрительного сход-
ства, но и на подражании звукам, издаваемым тем предметом,
который требуется отгадать. Таковы, например, в разделе «Тру-
довые процессы» (на стр. 51) загадки о косьбе, о молотьбе,
о пиле.
Загадки создаются народом с самых древних времён. Они
отражают мудрость, одарённость, остроумие народа. Они зна-
комят нас со старым бытом трудового крестьянства, с предме-
тами древнего крестьянского хозяйства.
Почему про петуха загадывается: «Всех я вовремя бужу,
хоть часов не завожу»? А потому, что обычно в дореволюцион-
ное время в деревне петух заменял часы.
Советский народ создаёт много интересных загадок про нашу
жизнь, про современную технику. Часто загадка смешит,
но в то же время она учит наблюдательности, развивает сооб-
разительность, смекалку.
1. Что в загадке помогает разгадать её? Вспомните загадку
«Посередь двора стоит копна, спереди вилы, сзади метла» и пока-
жите, как сравнение двух сходных вещей подводит к её разгадке.
2. Какие из данных загадок знакомят нас с бытом старой дерев-
ни? Какие — отражают современность? Какие из данных загадок мо-
гут относиться и к современной жизни?
3. С чем в загадках о явлениях природы сравнивается небо,
звёзды, месяц, туча, радуга?
4. В каких загадках встречается звукоподражание?
5. Составьте собственные загадки на любые темы: автомобиль,
радио, книга, солнце, туча, спутник, ракета и т. п.
ПОСЛОВИЦЫ.
Русский народ учит: Не сиди сложа руки, так не будет и
скуки. Эти слова нельзя понимать буквально, т. е. в прямом
смысле: скучно, когда сидишь со спокойно сложенными руками.
Мудрое народное изречение имеет более общее значение: без-
делье, леность — вот что порождат скуку.
Возьмём другой пример. Часто приходится слышать: Семь
раз отмерь — один раз отрежь. Так можно сказать не только
тому, кто собирается кроить материю. Народ мудро советует:
52
прежде чем начать любое дело, всесторонне его обдумай, сде-
лай точные расчёты.
Приведённые нами два примера — русские народные посло-
вицы.
Пословицами называются созданные народом
краткие и меткие изречения, которые можно
применять к разным случаям жизни.
В пословицах народ обобщает, подводит итоги наблюдениям
над жизнью.
Следует различать пословицы, созданные нашим народом в
старое, дореволюционное время, и новые, создаваемые в совет-
скую эпоху.
Старые пословицы отражали жизнь и взгляды народа, нахо-
дившегося во власти помещиков, царских чиновников, капита-
листов, попов.
В далёкие времена чиновники назывались воеводами и
подьячими. Среди них было много взяточников. Народ осудил
их в своих пословицах:
Земля любит навоз, лошадь — овёс, а воевода — принос.
Подьячий любит калач горячий.
В суд пойдёшь — правды не найдёшь.
Из суда, что из пруда, — сух не выйдешь.
С такими взяточниками трудно было бороться бедному че-
ловеку, недаром существовали пословицы:
С сильным не борись, с богатым не тягайся.
Коза с волком тягалась, рога да копыта остались.
Немало было сложено в старину пословиц, выражавших не-
нависть трудового крестьянства к помещикам:
Утиного зоба не накормишь, а господского кармана не наполнишь.
Хвали сено в стогу, а барина в гробу.
Крестьянскими мозолями и бары сыты живут.
Служители церкви помогали помещикам, капиталистам дер-
жать народ в бесправии, бедности, нищете, призывали его лю-
бить господ, терпеть, молиться, затемняли его сознание верой в
бога. Народ отрицательно, с насмешкой и презрением отзывался
и об этих обидчиках — священниках, монахах:
Молился, молился, а гол, как родился.
Не бог поможет, а наука.
53
Жить за счёт неба — дело ненадёжное; жить за счёт собственных
рук — дело верное.
Винограднику нужна не молитва, а мотыга.
На бога полагаться — без хлеба остаться.
В ряде замечательных пословиц народ утверждает великую
роль труда в жизни человека, говорит о необходимости тру-
диться. Лентяев, лежебок, людей неорганизованных, недисцип-
линированных русская народная пословица остро и метко вы-
смеивает:
Делу — время, а потехе — час.
Не тот хорош, кто лицом пригож, а тот хорош, кто для дела гож.
Лежебоке и солнце не в пору восходит.
С полплеча работа тяжела, оба подставишь—легче справишь.
Без труда не вынешь и рыбку из пруда.
Лён трудом силён (белорусская).
Не трудиться, так и хлеба не добиться.
Народ сознавал, однако, что работа в одиночку не под силу
человеку. Поэтому многие пословицы учат помогать друг другу,
объединять усилия людей в труде:
В разладицу дело не ладится.
Одна рука и узла не завяжет.
Ум хорошо, а два лучше.
Дружно — не грузно, а врозь — хоть брось.
Народ понимал своё значение для государства и верил, что
светлое будущее принадлежит тому, кто трудится:
Не тот хозяин земли, кто по ней бродит, а тот, кто по ней за
сохой ходит.
Князья — в платье, бояре — в платье, будет платье и на нашей
братье.
Всё мииется — одна правда останется.
Будет и на нашей улице праздник.
Свершилась Великая Октябрьская социалистическая рево-
люция. Советские люди под руководством родной Коммунисти-
ческой партии строят новую, радостную, счастливую жизнь.
И в пословицах, создаваемых в советское время, отражаются те
большие, глубокие изменения, которые происходят в нашей
стране. У нас нет больше помещиков, капиталистов, хозяин в
54
стране — народ; он как зеницу ока бережёт завоевания Октя-
бря, и об этом в пословицах говорится так:
Родина — мать, умей за неё постоять.
Не пускай вора к возу, а кулака — к колхозу.
Один жил — в заплатах ходил, в колхоз пришёл — кафтан нашёл.
В годы Великой Отечественной войны созданы пословицы,
выражающие ненависть советских людей к захватчикам, твёр-
дое намерение отстоять Родину, торжество победы над врагом:
За правое дело стой смело.
Фашисты хотели в Москву в гости, а оставили под ней кости.
Знали, за что били, потому и победили.
Немало сложено новых пословиц, в которых говорится о
большой роли науки, умений, знаний. Народ мудро советует:
никогда не останавливайся на достигнутом, учись, расширяй
кругозор, пополняй свои знания:
Без наук — как без рук.
Богатство сильного — руки, богатство умного — мысли.
Где нет знаний, там нет и смелости.
С мастерством люди не родятся, но добытым мастерством гордятся.
Уменье — в знанье, знанье — в учёбе, учёба — в жизни, жизнь —
в борьбе.
На всём земном шаре смелые, честные люди упорно борются
за мир, против войны. Наш народ возглавляет эту борьбу, и по-
словицы призывают быть бдительными, сплочёнными:
Дружно за мир стоять — войне не бывать!
Великий русский язык богат не только пословицами, создан-
ными народом. Часто мы используем как пословицы меткие и
образные изречения из произведений наших поэтов, писателей.
Например, многие выражения из басен Крылова стали посло-
вицами:
А вы, друзья, как ни садитесь, всё в музыканты не годитесь.
А воз и ныне там.
Слона-то я и не приметил.
Построение пословицы очень складное. Она обычно сложена
в рифму, т. е. последние слова каждой отдельной части посло-
вицы одинаково звучат (рифмуются):
Не тот хорош, кто лицом пригож, а тот хорош, кто для дела гож.
Дружно — не грузно, а врозь — хоть брось.
55
Язык пословиц сжат, образен и меток. Каждый народ со-
здаёт свои пословицы.
Вот примеры пословиц, созданных народами зарубеж-
ных стран:
На свете самое большое богатство — труд (корейская).
Бесчестие не скроешь от глаз народа (монгольская).
Как ни долга ночь, день придёт.
Правда как солнце —её рукою не прикроешь.
Когда кошка оплакивает мышь, не принимай этого всерьёз
(японская).
Умный надеется на свои дела, а глупый полагается на надежду
(арабская).
| (народов Африки)
Задания.
1. Какие стороны жизни прежней России и нашей Советской стра-
ны отражены в пословицах? Приведите примеры из указанных по-
словиц и объясните их.
2. Подберите сами пословицы о книге, об учении, о дружбе, о
труде.
3. Составьте рассказ на какую-нибудь понравившуюся вам посло-
вицу.
УТРО.
И. С. Никитин,
Звёзды меркнут1 и гаснут. В огне облака.
Белый пар по лугам расстилается.
По зеркальной воде, по кудрям лозняка2
От зари алый свет разливается.
Дремлет чуткий камыш. Тишь, безлюдье вокруг.
Чуть приметна тропинка росистая.
Куст заденешь плечом — на лицо тебе вдруг
С листьев брызнет роса серебристая.
Потянул ветерок, воду морщит-рябит.
Пронеслись утки с шумом и скрылися.
Далеко, далеко колокольчик звенит.
Рыбаки в шалаше пробудилися3,
Сняли сети с шестов, вёсла к лодкам несут...
А восток всё горит-разгорается.
Птички солнышка ждут, птички песни поют,
И стоит себе лес, улыбается.
Вот и солнце встаёт, из-за пашен блестит,
За морями ночлег свой покинуло,
На поля, на луга, на макушки ракит4
Золотыми потоками хлынуло.
Едет пахарь с сохой, едет — песню поёт,
По плечу молодцу всё тяжёлое...
Не боли ты, душа! отдохни от забот!
Здравствуй, солнце да утро весёлое!
1 Меркнут — делаются неяркими, еле видными. Сравните: померкнуть,
сумерки, сумрачный.
2 Лозняк — мелкий ивовый кустарник, растущий преимущественно по бе-
регам рек.
3 Пробудиться — проснуться. Сравните: разбудить, добудиться.
4 Ракйты — низкорослые деревья или кусты, растущие чаще всего на бе-
регу реки.
57
1. Стихотворение можно разделить на четыре части. В первых
трёх говорится о постепенном пробуждении природы, в четвёртой —
о чувствах пахаря. Найдите границы каждой части.
2. В первой части стихотворения найдите красочные слова, ри-
сующие конец ночи и наступление утра. Какими словами передана
тишина раннего утра?
3. Какими словами во второй части передано начавшееся пробу-
ждение природы (движения, звуки)? Как при этом надо изменить ин-
тонацию в чтении?
4. Выделите главные слова в третьей части, передающие полное
пробуждение природы и человека. Каким тоном надо читать эту
часть?
5. Объясните в четвёртой части слова: «По плечу молодцу всё
тяжёлое». Чем по интонации эта часть отличается от предшествующей?
6. Подготовьтесь к выразительному чтению стихотворения «Утро».
Задания.
Составьте описание вечера в деревне или в городе.
Примерный план.
1) Первые признаки вечера (солнце склоняется к западу, стано-
вится не так жарко...).
2) Наступление вечера (как изменяется небо, воздух. Что проис-
ходит в лесу, на реке? Что делают люди?).
3) Начало ночи (становится темнее, появляются первые звёзды.
Как постепенно замирает жизнь в лесу, на реке... у птиц, живот-
ных?). Вспомните всё, что вы действительно наблюдали летним вече-
ром, дополните и, если надо, измените план. Опишите свои впечат-
ления правдиво и просто.
ЛЕТНИЙ ДОЖДЬ.
А. Н. Майков.
«Золото, золото падает с неба!» —
Дети кричат и бегут за дождём...
— Полноте, дети, его мы сберём,
Только сберём золотистым зерном
В полных амбарах душистого хлеба!
Объясните выражение ^Золото, золото падает с неба!*.
58
ОСЕНЬ.
А. С. Пушкин.
Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса.
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец1 и в золото одетые леса,
В их сенях2 ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдалённые седой зимы угрозы.
1. Как относится поэт к осенней природе? Ответьте словами
текста.
2. Какими словами А. С. Пушкин рисует красоту осени?
Задания для внеклассного занятия.
1. Прочитайте стихотворение Ф. И. Тютчева «Есть в осени пер-
воначальной...» и сравните, чем любуется осенью Тютчев и чем
Пушкин.
2. Прочитайте стихотворение С. А. Есенина «Нивы сжаты...» и
описание Шолохова «В лесу осенью».
Из чего видно, что Есенин описывает позднюю, а Шолохов — ран-
нюю осень?
3. Соберите фотографии и отпечатанные картины в красках (ре-
продукции), изображающие разные периоды осени.
ОЛИЦЕТВОРЕНИЕ.
Писатели, рисуя природу, часто пользуются олицетворением.
Они изображают весну, лето, осень, зиму, лес, солнце, луну, ве-
тер и т. п. в виде живых лиц, существ, которые могут двигаться,
радоваться, улыбаться, сердиться, грозить и т. д.
Так, в стихотворении И. С. Никитина «Утро» олицетворены
солнце, лес: «Солнце встаёт... За морями ночлег свой покинуло».
Лес, радуясь солнцу и утру, «стоит себе, улыбается».
А. С. Пушкин в стихотворении «Осень» олицетворяет зиму:
она угрожает человеку холодом и метелями. Поэт говорит:
«И отдалённые седой зимы угрозы».
1 Багрец — тёмно-красный цвет, багровый.
2 В сенях — здесь: в листве деревьев.
59
Олицетворением называется изображение неоду-
шевлённых предметов и явлений природы как
живых существ.
Задания.
Найдите олицетворения (по выбору) в четвёртой главе «Сказки
о мёртвой царевне и о семи богатырях» А. С. Пушкина; в стихо-
творениях Ф. И. Тютчева «Есть в осени первоначальной...»; С. А. Есе-
нина «Нивы сжаты...»; в «Листопаде», «Осеннем утре», «Осинкам
холодно» М. М. Пришвина.
ЕСТЬ В ОСЕНИ ПЕРВОНАЧАЛЬНОЙ...
Ф. И. Тютчев.
Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора —
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера...
Где бодрый серп гулял и падал колос,
Теперь уж пусто всё, простор везде,
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.
Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко ещё до первых зимних бурь,
И льётся чистая и тёплая лазурь
На отдыхающее поле...
1. Какие признаки первоначальной осени отмечает поэт?
2. В каких словах и выражениях автор показал, что все полевые
работы окончены?
НИВЫ СЖАТЫ...
С. А. Есенин.
Нивы сжаты, рощи голы,
От воды туман и сырость.
Колесом за сини горы
Солнце тихое скатилось.
60
Дремлет взрытая дорога.
Ей сегодня примечталось,
Что совсем-совсем немного
Ждать зимы седой осталось.
ЛИСТОПАД.
М. М. Пришвин.
Вот из густых ёлок вышел под берёзу заяц и остановился,
увидя большую поляну. Не посмел прямо идти на ту сторону и
пошёл кругом всей поляны от берёзки к берёзке. Вот он остано-
вился, прислушался... Кто боится чего-то в лесу, тот лучше не
ходи, пока падают листья и шепчутся. Слушает заяц; всё ему
кажется, будто кто-то шепчется сзади и крадётся. Можно, ко-
нечно, и трусливому зайцу набраться храбрости и не огляды-
ваться, но тут бывает другое. Ты не побоялся, не поддался об-
ману падающих листьев, а как раз вот тут кто-то воспользо-
вался и тебя сзади под шумок схватил в зубы.
ОСЕННЕЕ УТРО.
М. М. Пришвин.
Листик за листиком падают с липы на крышу, какой листик
летит парашютиком, какой мотыльком, какой винтиком. А между
тем мало-помалу день открывает глаза, и ветер с крыши под-
нимает все листья, и летят они к реке куда-то вместе с перелёт-
ными птичками.
Тут стоишь себе на берегу, один, ладонь к сердцу прило-
жишь и душой вместе с птичками и листьями куда-то летишь.
И так-то бывает грустно, и так хорошо, и шепчешь тихонько:
— Летите, летите!
ОСИНКАМ ХОЛОДНО.
М. М. Пришвин.
В солнечный день осенью на опушке елового леса собрались
молодые разноцветные осинки, густо одна к другой, как будто
им там, в еловом лесу, стало холодно и они вышли погреться
на опушку, как у нас в деревнях люди выходят на солнышко и
сидят на завалинках.
61
ПЕРЕЛЁТ.
М. М. Пришвин.
Ветер несёт аромат тлеющих листьев, но душа отчего-то при
этом ветре бодреет, как будто там везде в природе готовится
удобрение на будущее лето, а в своей душе поднимается озимь.
Жёлтые листья берёзы, как перелётные птички, расселись
отдохнуть на аллее, и так на всех ёлках листья. Но тоже и
птички иногда настоящие садятся: им теперь перелёт.
1. Какие чувства вызывает у Пришвина осень?
2. Как изменяется вид леса, деревьев, листьев с наступлением
осени?
В ЛЕСУ ОСЕНЬЮ.
М. А. Шолохов.
За Доном в лесу прижилась тихая, ласковая осень. С шеле-
стом падали с тополей сухие листья. Кусты шиповника стояли,
будто объятые пламенем, и красные ягоды в редкой листве их
пылали, как огненные язычки. Горький, всепобеждающий запах
сопревшей дубовой коры заполнял лес. Ежевичник — густой и
хваткий — опутывал землю; под сплетением ползучих ветвей
его искусно прятались от солнца дымчато-сизые, зрелые кисти
ежевики. На мёртвой траве в тени до полудня лежала роса,
блестела посеребрённая ею паутина. Только деловитое постуки-
вание дятла да щебетанье дроздов-рябинников нарушало ти-
шину.
Молчаливая, строгая красота леса умиротворяюще подей-
ствовала на Пантелея Прокофьевича. Он тихо ступал меж ку-
стов, разгребая ногами влажный покров опавшей листвы.
Вырвавшийся из-под куста коричневый вальдшнеп заставил
Пантелея Прокофьевича вздрогнуть от неожиданности. Бес-
цельно проследил он за косым, стремительным полётом птицы,
пошёл дальше. Около небольшой музги 1 облюбовал несколько
кустов хвороста, принялся рубить.
Наработавшись, Пантелей Прокофьевич снял куртку и при-
сел на ворох нарубленного хвороста и, жадно вдыхая терпкий
запах увядшей листвы, долго глядел на далёкий горизонт, по-
1 Му зга — небольшое озеро, болотце.
62
Золотая осень. С картины И. И. Левитана.
витый голубой дымкой, на дальние перелески, вызолоченные
осенью, блещущие последней красотой. Неподалёку стоял куст
черноклёна. Несказанно нарядный, он весь сиял под холодным
осенним солнцем. Раскидистые ветви его, отягощённые пурпур-
ной листвой, были распахнуты, как крылья взлетающей сказоч-
ной птицы.
1. Каким настроением проникнуто это описание?
2. Какие звуки услышал и какие краски ранней осени увидел
Шолохов?
3. Покажите, что здесь описана «тихая, ласковая осень».
Задания по картине И. И. Левитана
«Золотая осень».
Рассмотрите внимательно картину И. И. Левитана «Золотая осень».
Замечательный художник глубоко чувствовал красоту русской при-
роды. На этой картине он исключительно свежо, ярко и задушевно
передал прелесть русской осени в её разгаре. Опишите своими сло-
вами картину «Золотая осень» примерно по таким вопросам:
1. Какие чувства вызывает у нас картина И. И. Левитана?
2. Какое время осени, какой осенний день изобразил художник?
3. Каким бывает воздух в такой день?
4. Опишите небо, лес, отдельные берёзки, ковёр опавших листьев,
траву, берега реки и самую реку. Старайтесь точными и выразитель-
ными определениями передать краски осени.
5. Почему так отчётливо видны дали, изображённые на картине?
6. Что особенно нравится вам в картине «Золотая осень»? Какие
строки из стихотворения А. С. Пушкина «Осень» вы могли бы под-
писать под картиной И. И. Левитана?
БОРОДИНО.
Л1. Ю. Лермонтов.
«Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спалённая пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые?
Да, говорят, ещё какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!»
— Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри — не вы!
Плохая им досталась доля:
Не многие вернулись с поля...
Не будь на то господня воля,
Не отдали б Москвы!
Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики:
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют что ли командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?»
И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на воле!
Построили редут1.
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
1 Редут — полевое земляное укрепление с наружным рвом и валом.
64
И леса синие верхушки —
Французы тут как тут.
Забил заряд я в пушку туго
И думал: угощу я друга!
Постой-ка, брат, мусью!
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдём ломить стеною,
Уж постоим мы головою
За родину свою!
Два дня мы были в перестрелке.
Что толку в этакой безделке?
Мы ждали третий день.
Повсюду стали слышны речи:
«Пора добраться до картечи1!»
И вот на поле грозной сечи
Ночная пала тень.
Прилёг вздремнуть я у лафета 2,
И слышно было до рассвета,
Как ликовал француз.
Но тих был наш бивак3 открытый:
Кто кивер 4 чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
Кусая длинный ус.
И только небо засветилось,
Всё шумно вдруг зашевелилось,
Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рождён был хватом:
Слуга царю, отец солдатам...
Да, жаль его: сражён булатом5,
Он спит в земле сырой.
И молвил он, сверкнув очами:
«Ребята! не Москва ль за нами?
Умрёмте ж под Москвой,
1 Картечь — артиллерийский снаряд из мелких пуль.
2 Лафет — станок под артиллерийское орудие.
3 Бивак — стоянка войск под открытым небом.
4 Кивер — военный головной убор из твёрдой кожи.
6 Булат — высококачественная сталь особой закалки с узорчатой поверх-
ностью (изготовляется для клинков, сабель, кинжалов и т. п.). Переносно:
меч, кинжал, изготовленный из булата.
65
Старый солдат. С картины П. Е. Заболотского.
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой.
Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
Французы двинулись, как тучи,
И всё на наш редут.
Уланы 1 с пёстрыми значками,
Драгуны2 с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нами,
Все побывали тут.
Вам не видать таких сражений!..
Носились знамена, как тени,
В дыму огонь блестел,
1 Уланы — лёгкая кавалерия.
2 Драгуны — кавалеристы, сражавшиеся в конном и пешем строю.
66
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел.
Изведал враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась — как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой...
Вот смерилось. Были все готовы
Заутра бой затеять новый
И до конца стоять...
Вот затрещали барабаны —
И отступили басурманы.
Тогда считать мы стали раны,
Товарищей считать.
Да, были люди в наше время,
Могучее, лихое племя:
Богатыри — не вы.
Плохая им досталась доля:
Не многие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
Не отдали б Москвы!
В 1837 году исполнялась 25-я годовщина Бородинского сраже-
ния, и М. Ю. Лермонтов написал стихотворение «Бородино» — о му-
жестве, отваге, стойкости русских солдат-богатырей, грудью защи-
тивших свою родину.
1. Какой вопрос волнует молодого солдата?
2. Какие замечательные свойства проявил русский народ перед
боем, во время боя и после него?
3. Какие строки стихотворения наиболее ярко рисуют пламенный
патриотизм русского народа?
4. Выделите в речи старого солдата образные слова и выражения,
запишите их и объясните устно.
67
Задания.
1. Найдите в стихотворении и прочитайте выразительно описание
Бородинского боя. Покажите интонацией быстроту смены событий,
тяжесть и напряжённость кровопролитного боя. Подумайте, каким
тоном надо прочитать описания, в которых отражается стойкость,
удаль и патриотизм русских солдат. Обратите внимание на темп
чтения.
2. Выучите «Бородино» наизусть.
СТИХОТВОРНАЯ И ПРОЗАИЧЕСКАЯ РЕЧЬ.
Вы прочитали много разных стихотворных произведений:
«Утро» Никитина, «Осень» и «Сказку о мёртвой царевне и о
семи богатырях» Пушкина, «Бородино» Лермонтова.
Вы познакомились и с прозаическими произведениями: сказ-
ками «Морозко», «Царевна-лягушка» и др.
Чем же речь стихотворная отличается от прозаической?
Прочитаем, например, из сказки «Морозко» следующий от-
рывок и подчеркнём в словах ударные слоги:
А л/ачеха по ней поминки справляет: напекла бликов. «Сту-
кай, муж\ Зези хоронить свою дочь». Старик поехал.
Обозначив ударные слоги знаком —, а безударные со-
ставим следующую схему:
Ударения повторяются здесь через разное количество без-
ударных слогов: то через один, то через два, то через три. Речь
получается немерная.
То же мы услышим, если прочитаем начало сказки «Царев-
на-лягушка»:
В некотором царстве, в некотором государстве жил да был
царь с царицею.
А как ударения чередуются в стихах?
Перечитайте из стихотворения «Бородино» две строчки:
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала ...
68
Ударения в каждой строчке этого стихотворения чередуются
в определённом порядке (последовательно): через один не-
ударный слог.
Это — стихотворная речь, мерная, ритмичная.
Таким образом, основное отличие стихотворной речи от про-
заической состоит в чередовании ударных и безударных слогов.
В прозаической речи ударные и безударные слоги повторяются
вне всякого порядка. В стихотворной же речи ударные и без-
ударные слоги чередуются в определённом порядке. Такое чере-
дование придаёт стихотворной речи мерность, или, как принято
говорить, ритмичность.
Кроме мерности, или ритмичности, стихотворная речь отли-
чается от прозаической рифмой.
Рифма — созвучия в стихотворных строках. Например:
Унылая пора! Очей очарованье}
Приятна мне твоя прощальная краса.
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса...
Слова очарованье — увяданье, краса — леса созвучны. Од-
нако рифма для стихов не обязательна. Так, в стихотворении
Кольцова «Косарь» рифмы нет, есть только ритм. Такие стихи
называются белыми.
ВОЛК НА ПСАРНЕ.
И. А. Крылов.
Волк ночью, думая залезть в овчарню,
Попал на псарню.
Поднялся вдруг весь псарный двор —
Почуя серого так близко забияку,
Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку;
Псари кричат: «Ахти, ребята, вор!» —
И вмиг ворота на запор.
В минуту псарня стала адом.
Бегут: иной с дубьём,
Иной с ружьём.
«Огня! —кричат, —огня!» Пришли с огнём.
Мой Волк сидит, прижавшись в угол задом,
Зубами щёлкая и ощетиня шерсть,
Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть.
Но, видя то, что тут не перед стадом
69
Иван Андреевич
Крылов
(1769-1844).
И что приходит наконец1
Ему расчесться за овец, —
Пустился мой хитрец
В переговоры.
И начал так: «Друзья! к чему весь этот шум?
Я, ваш старинный сват и кум,
Пришёл мириться к вам, совсем не ради ссоры;
Забудем прошлое, уставим общий лад2!
А я не только впредь не трону здешних стад,
Но сам за них с другими грызться рад.
И волчьей клятвой утверждаю,
Что я...» — «Послушай-ка, сосед,—
Тут Ловчий3 перервал в ответ, —
Ты сер, а я, приятель, сед,
И волчью вашу я давно натуру4 знаю;
А потому обычай мой —
С волками иначе не делать мировой5,
Как снявши шкуру с них долой».
И тут же выпустил на Волка гончих6 стаю.
1 Приходит наконец — приходится наконец.
2 Уставить лад — помириться, наладить мирную жизнь.
3 Ловчий — главный псарь, управляющий всей псовой охотой.
4 Натура — здесь: характер.
5 Не делать мировой — не мириться.
6 Гончие — порода охотничьих собак, приученных гнать зверя.
70
С рисунка А. Лаптева.
Басня «Волк на псарне» — историческая басня. Она написана
Крыловым по поводу событий Отечественной войны 1812 года.
Наполеон после взятия Москвы предлагал русским мир, но Ку-
тузов отверг это предложение. Подобно Ловчему в крыловской басне,
он считал, что надо «с волками иначе не делать мировой, как снявши
шкуру с них долой».
1. Кого подразумевал Крылов под Ловчим и под Волком?
2. Прочитайте описание Волка. Какие слова в этом описании вы
считаете особенно яркими, выразительными? О каких качествах Волка
они говорят?
3. Что предлагает Ловчему Волк? Каким тоном надо прочитать
его слова?
4. Что отвечает Ловчий? Каким тоном следует читать эти слова?
5. Как показана в басне готовность русского народа к защите
родины?
6. Как эта басня учит поступать с врагами?
Задания.
1. Расскажите, что изображено на рисунке художника Лаптева.
Найдите в басне слова, которым соответствует содержание рисунка.
2. Выучите басню «Волк на псарне» наизусть и прочитайте её
в лицах.
свинья под ДУБОМ.
И. А. Крылов.
Свинья под Дубом вековым
Наелась желудей досыта, до отвала,
Наевшись, выспалась под ним,
Потом, глаза продравши, встала
И рылом подрывать у Дуба корни стала.
«Ведь это дереву вредит, —
Ей с Дубу Ворон говорит, —
Коль корни обнажишь, оно засохнуть может».
«Пусть сохнет, — говорит Свинья, —
Ничуть меня то не тревожит:
В нём проку мало вижу я,
Хоть век его не будь, ничуть не пожалею,
Лишь были б жёлуди: ведь я от них жирею».
72
«Неблагодарная! — промолвил Дуб ей тут.—
Когда бы вверх могла поднять ты рыло,
Тебе бы видно было,
Что эти жёлуди на мне растут».
Невежда 1 также в ослепленье
Бранит науки и ученье
И все учёные труды,
Не чувствуя, что он вкушает их плоды.
1. В каких словах и выражениях Крылов показывает жадность,
грубость и невежество Свиньи?
2. Найдите в тексте строки, в которых Крылов раскрывает пере-
носный смысл басни.
КВАРТЕТ2.
И. А. Крылов.
Проказница Мартышка,
Осёл, Козёл
да косолапый Мишка
Затеяли сыграть Квартет.
Достали нот, баса, альта, две скрипки
И сели на лужок под липки —
Пленять своим искусством свет.
Ударили в смычки, дерут, а толку нет.
«Стой, братцы, стой! —
кричит Мартышка,— погодите!
Как музыке идти? Ведь вы не так сидите.
Ты с басом, Мишенька, садись против альта,
Я, прима, сяду против вторы;
Тогда пойдёт уж музыка не та,
У нас запляшут лес и горы!»
Расселись, начали Квартет;
Он всё-таки на лад нейдет.
«Постойте ж, я сыскал секрет! —
Кричит Осёл. — Мы верно уж поладим,
Коль рядом сядем».
Послушались Осла: уселись чинно в ряд;
А всё-таки Квартет нейдёт на лад.
1 Невежда — необразованный, но самоуверенный человек.
2 Квартет — здесь: музыкальное произведение для четырёх инструментов.
73
Квартет. С рисунка А. Лаптева,
Вот пуще прежнего пошли у них разборы
И споры,
Кому и как сидеть.
Случилось Соловью на шум их прилететь.
Тут с просьбой все к нему, чтоб их решить сомненье:
«Пожалуй, — говорят,— возьми на час терпенье,
Чтобы Квартет в порядок наш привести.
И ноты есть у нас, и инструменты есть —
Скажи лишь, как нам сесть!»
«Чтоб музыкантом быть, так надобно уменье
И уши ваших понежней,—
Им отвечает Соловей.—
А вы, друзья, как ни садитесь,
Всё в музыканты не годитесь».
1. Объясните выражения: пленять своим искусством свет; уда-
рили в смычки; дерут, а толку нет.
2. Почему у крыловских музыкантов «музыка нейдёт на лад»?
3. Почему судьёй этих музыкантов выведен в басне Соловей?
4. В каких словах выражено нравоучение (мораль) басни?
5. Приведите случаи из жизни, к которым можно применить басню
«Квартет».
6. Какие выражения из этой басни можно использовать как по-
словицы?
Задания.
1. Подготовьтесь к инсценировке басни, для чего:
а) заранее наметьте, кто будет исполнять роль Мартышки, Осла,
Соловья, автора;
б) научитесь выразительно читать вашу роль; подумайте, какие
при этом вам придётся делать движения.
2. Выучите басню наизусть.
ОБОЗ.
И. А. Крылов.
С горшками шёл Обоз,
И надобно с крутой горы спускаться.
Вот, на горе других оставя дожидаться,
Хозяин стал сводить легонько первый воз.
Конь добрый на крестце почти его понёс,
Катиться возу не давая.
А лошадь сверху, молодая,
Ругает бедного коня за каждый шаг:
75
«Ай, конь хвалёный, то-то диво!
Смотрите: лепится как рак.
Вот чуть не зацепил за камень; косо! криво!
Смелее! Вот толчок опять.
А тут бы влево лишь принять.
Какой осёл! Добро бы было в гору
Или в ночную пору,
А то и под гору, и днём!
Смотреть, так выйдешь из терпенья!
Уж воду бы таскал, коль нет в тебе уменья!
Гляди-тко нас, как мы махнём!
Не бойсь, минуты не потратим,
И возик свой мы не свезём, а скатим!»
Тут, выгнувши хребет и понатужа грудь,
Тронулася лошадка с возом в путь.
Но только под гору она перевалилась,
Воз начал напирать, телега раскатилась.
Коня толкает взад, коня кидает вбок,
Пустился конь со всех четырёх ног
На славу.
По камням, рытвинам 1 пошли толчки,
Скачки,
Левей, левей, и с возом — бух в канаву!
Прощай, хозяйские горшки!
Как в людях многие имеют слабость ту же:
Всё кажется в другом ошибкой нам;
А примешься за дело сам,
Так напроказишь вдвое хуже.
Чему учит эта басня?
ДВА МАЛЬЧИКА.
И, А. Крылов.
«Сенюша, знаешь ли, покамест, как баранов,
Опять нас не погнали в класс,
Пойдём-ка да нарвём в саду себе каштанов!»
«Нет, Федя, те каштаны не про нас!
1 Рытвина — яма, канава, промытая водой или выбитая на дороге колё-
сами.
76
Ты знаешь ведь, как дерево высоко:
Тебе, ни мне туда не влезть,
И нам каштанов тех не есть!»
«И, милый, да на что ж догадка!
Где силой взять нельзя, там надобна ухватка Ч
Я всё придумал: погоди!
На ближний сук меня лишь подсади,
А там мы сами умудримся
И досыта каштанов наедимся».
Вот к дереву друзья со всех несутся ног.
Тут Сеня помогать товарищу принялся,
Пыхтел, весь потом обливался
И Феде наконец вскарабкаться помог.
Взобрался Федя на приволье:
Как мышке в закроме1 2, вверху ему раздолье!
Каштанов там не только всех не съесть —
Не перечесть!
Найдётся чем и поживиться,
И с другом поделиться.
Что ж! Сене от того прибыток3 вышел мал:
Он, бедный, на низу облизывал лишь губки;
Федюша сам вверху каштаны убирал,
А другу с дерева бросал одни скорлупки.
Видал Федюш на свете я,
Которым их друзья
Вскарабкаться наверх усердно помогали,
А после уж от них скорлупки не видали!
1. Прочитав басню, подумайте, каковы отличительные черты Феди
и Сени.
2. Объясните выражение как мышке в закроме,
3. Каков аллегорический (переносный) смысл басни «Два маль-
чика»?
1 Ухватка — уловка, сноровка, умение ухватить что-нибудь.
2 Закром — место, отгороженное в амбаре для ссыпки зерна.
3 Прибыток — прибыль.
77
ПОЛКАН И ШАВКА.
С. В. Михалков.
Косого по лесу гоняя,
Собаки — Шавка и Полкан
Попали прямо в пасть к волкам —
Им повстречалась волчья стая.
От страха Шавка вся дрожит:
«Полкаша... Некуда деваться...
Я чую смерть свою... Что будем делать?..»
«Драться! —
Полкан в ответ ей говорит. —
Я на себя возьму того, что покрупнее,
А ты бери того, что рядом с ним».
И, до врага достав прыжком одним,
Вцепился храбрый пёс зубами в волчью шею
И наземь Серого свалил, —
Но тут же сам растерзан был.
Что думать Шавке? Очередь за нею!
Тут Шавка взвизгнула и в ноги бух волкам:
«Голубчики мои! Не погубите!
Сродни ведь прихожусь я вам!
Вы на уши мои, на хвост мой посмотрите!
Ну чем не волчья шерсть на мне?
Сбылась мечта моя — попала я к родне!
Пошли за мной, я показать вам рада,
Где у реки пасётся стадо...»
Вот волки двинулись за Шавкою гуськом,
Вначале лесом, после бережком,
Под стадо вышли, на хвосты присели,
Посовещалися на волчьем языке
И, от коров невдалеке,
На всякий случай раньше Шавку съели.
Но сами тож не уцелели —
В жестокой схватке полегли:
Сторожевые псы то стадо стерегли,
И ружья пастухи имели...
Сей басне не нужна мораль.
Мне жаль Полкана. Шавки мне не жаль!
78
Когда Михалков говорит: «Сей басне не нужна мораль», он имеет
в виду, что смысл басни настолько понятен, что она не нуждается
в разъяснении.
1. В чём, по-вашему, смысл этой басни?
2. Почему автору жаль Полкана, а Шавки не жаль?
Задания для внеклассного занятия.
Подготовьте вечер басни. Прочитайте басни Крылова и советских
авторов по ролям. Сделайте сами костюмы; нарисуйте иллюстрации
к понравившимся вам басням.
Организуйте выставку книг басен и иллюстраций.
ОСНОВНЫЕ ОСОБЕННОСТИ БАСНИ.
Каждая басня имеет прямой и иносказательный, т. е. алле-
горический, смысл.
В басне обычно рассказывается о животных, птицах, расте-
ниях, но под ними подразумеваются люди.
Вот басня «Квартет». В прямом смысле это рассказ о Мар-
тышке, Осле, Козле и Медведе, взявшихся за дело, какого они не
знают и к которому не способны. Но для читателя интереснее и
важнее другая сторона басни: её скрытый, переносный смысл.
В образах этих зверей Крылов порицает невежественных и са-
моуверенных людей, которые не понимают, что в любом деле
необходимы знания и умение.
Действующими лицами басни могут быть не только животные
или птицы, но и люди, однако и в этом случае басня, помимо
прямого смысла, имеет смысл аллегорический.
Так, в басне «Волк на псарне» в прямом смысле говорится о
Ловчем, а в аллегорическом — о Кутузове.
Аллегория, или иносказание, — первая, основная осо-
бенность басни.
Вторая особенность басни состоит в том, что
автор всегда помогает читателю понять её об-
щий смысл, учит бороться со злом, отстаивать
добро. Для этого баснописец или начинает, или
заканчивает свой рассказ моралью, т. е. нравоуче-
нием. Обычно нравоучение даётся или от имени автора, или от
имени одного из действующих лиц.
В басне «Квартет» Соловей поучает Мартышку, Осла, Козла
и Медведя, а вместе с тем любого человека, взявшегося не за
своё дело:
79
Чтоб музыкантом быть, так надобно уменье
И уши ваших понежней...
А вы, друзья, как ни садитесь,
Всё в музыканты не годитесь.
А в басне «Волк на псарне» мораль выражена в словах Лов-
чего:
С волками иначе не делать мировой,
Как снявши шкуру с них долой.
Третья особенность басни — исключительная
меткость языка.
Басни Крылова богаты острыми, меткими словами, выраже-
ниями, которые в нашем языке получили широкое распростране-
ние, стали пословицами и поговорками. Вот примеры пословиц и
поговорок из басен Крылова:
Когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдёт.
Кто про свои дела кричит всем без умолку, в том, верно, мало
толку.
Беда, коль пироги начнёт печи сапожник, а сапоги тачать пи-
рожник.
Ай Моська! знать, она сильна, что лает на Слона!
Хоть видит око, да зуб неймёт.
Недаром говорится, что дело мастера боится.
Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума,
оборотиться?
А ларчик просто открывался.
За что же, не боясь греха, Кукушка хвалит Петуха? За то, что
хвалит он Кукушку.
И в сердце льстец всегда отыщет уголок.
А Васька слушает да ест.
Ты всё пела? это дело: так поди же попляши!
У сильного всегда бессильный виноват...
Там речей не тратить по-пустому, где нужно власть употребить.
Припомните, из каких басен взяты эти пословицы.
Составьте рассказ на какую-нибудь из этих пословиц.
С какими пороками людей борется Крылов в известных вам
баснях?
80
МУМУ.
И. С. Тургенев,
I.
В одной из отдалённых улиц Москвы, в сером доме с белыми
колоннами, антресолью 1 и покривившимся балконом, жила не-
когда барыня, вдова, окружённая многочисленною дворней. Сы-
новья её служили в Петербурге, дочери вышли замуж, она вы-
езжала редко и уединённо доживала последние годы своей ску-
пой и скучающей старости. День её, нерадостный и ненастный,
давно прошёл, но и вечер её был чернее ночи.
Из числа всей её челяди2 самым замечательным лицом был
дворник Герасим, мужчина двенадцати вершков роста3, сло-
жённый богатырём и глухонемой от рожденья. Барыня взяла
его из деревни, где он жил один, в небольшой избушке, отдельно
от братьев, и считался едва ли не самым исправным тягловым
мужиком4. Одарённый необычайной силой, он работал за четве-
рых— дело спорилось в его руках, и весело было смотреть на
него, когда он либо пахал и, налегая огромными ладонями на
соху, казалось, один, без помощи лошадёнки, взрезывал упру-
гую грудь земли, либо о Петров день так сокрушительно дей-
ствовал косой, что хоть бы молодой берёзовый лесок смахивать
с корней долой, либо проворно и безостановочно молотил трёх-
аршинным цепом, и как рычаг опускались и поднимались
долговатые и твёрдые мышцы его плечей5. Постоянное безмол-
вие придавало торжественную важность его неистомной ра-
боте6. Славный он был мужик, и не будь его несчастье, всякая
девка охотно пошла бы за него замуж... Но вот Герасима привезли
в Москву, купили ему сапоги, сшили кафтан на лето, на зиму ту-
луп, дали ему в руки метлу и лопату и определили его дворником.
Крепко не полюбилось ему сначала его новое житьё.
С детства привык он к полевым работам, к деревенскому быту.
Отчуждённый несчастьем своим от сообщества людей, он вырос
немой и могучий, как дерево растёт, на плодородной земле...
Переселённый в город, он не понимал, что с ним такое деет-
1 Антресоль — верхний полуэтаж дома.
2 Челядь, холопы, «люди» — крепостные дворовые слуги.
3 Мужчина двенадцати вершков роста — ростом немного меньше двух
метров.
4 Тягловый мужик (тягло — подать) —крестьянин, который имеет земель-
ный надел и «тянет тягло», т. е. платит полную подать.
5 Плечей — устарелая форма слова плеч.
6 Неистбмная работа — работа без устали.
81
Иван Сергеевич Тургенев
(1818—1883).
ся1, скучал и недоумевал, как
недоумевает молодой здоровый
бык, которого только что взя-
ли с нивы, где сочная трава
росла ему по брюхо, взяли, по-
ставили на вагон железной
дороги — и вот, обдавая его
тучное тело2 то дымом с иск-
рами, то волнистым паром,
мчат его теперь, мчат со сту-
ком и визгом, а куда мчат —
бог весть!
Занятия Герасима по новой
его должности казались ему
шуткой после тяжких кре-
стьянских работ; в полчаса
всё у него было готово, и он
опять то останавливался посре-
ди двора и глядел, разинув рот,
на всех проходящих, как бы
желая добиться от них реше-
ния загадочного своего положения, то вдруг уходил куда-нибудь
в уголок и, далеко швырнув метлу и лопату, бросался на землю
лицом и целые часы лежал на груди неподвижно, как пой-
манный зверь. Но ко всему привыкает человек, и Герасим
привык наконец к городскому житью. Дела у него было не-
много: вся обязанность его состояла в том, чтобы двор содер-
жать в чистоте, два раза в день привезти бочку с водой,
натаскать и наколоть дров для кухни и дома да чужих не
пускать и по ночам караулить. И надо сказать, усердно испол-
нял он свою обязанность: на дворе у него никогда ни щепок не
валялось, ни сору; застрянет ли в грязную пору где-нибудь с
бочкой отданная под его начальство разбитая кляча-водовозка,
он только двинет плечом — и не только телегу, самоё лошадь
спихнёт с места; дрова ли примется он колоть, топор так и зве-
нит у него, как стекло, и летят во все стороны осколки и по-
ленья; а что насчёт чужих, так после того, как он однажды но-
чью, поймав двух воров, стукнул их друг о дружку лбами, да
так стукнул, что хоть в полицию их потом не води, все в око-
лотке3 очень стали уважать его; даже днём проходившие, во-
1 Деется — делается, происходит.
2 Тучное тело — жирное, упитанное тело (тук — жир).
3 В околотке — в окружности, в окрестности, в соседних местах.
82
все уже не мошенники, а просто незнакомые люди, при виде
грозного дворника отмахивались и кричали на него, как будто
он мог слышать их крики. Со всей остальной челядью Герасим
находился в отношениях не то чтобы приятельских, — они его
побаивались, — а коротких: он считал их за своих. Они с ним
объяснялись знаками, и он их понимал, в точности исполнял
все приказания, но права свои тоже знал, и уже никто не смел
садиться на его место в застолице1. Вообще Герасим был нрава
строгого и серьёзного, любил во всём порядок; даже петухи при
нём не смели драться, а то беда! Увидит, тотчас схватит за
ноги, повертит раз десять на воздухе колесом и бросит врозь.
На дворе у барыни водились тоже гуси; но гусь, известно,
птица важная и рассудительная; Герасим чувствовал к ним
уважение, ходил за ними и кормил их; он сам смахивал на сте-
пенного гусака. Ему отвели над кухней каморку; он устроил её
себе сам, по своему вкусу: соорудил в ней кровать из дубовых
досок на четырёх чурбанах, истинно богатырскую кровать; сто
пудов можно было положить на неё — не погнулась бы; под
кроватью находился дюжий сундук; в уголку стоял столик та-
кого же крепкого свойства, а возле столика — стул на трёх нож-
ках, да такой прочный и приземистый2, что Герасим, бывало,
поднимет его, уронит и ухмыльнётся. Каморка запиралась на
замок, напоминавший своим видом калач, только чёрный; ключ
от этого замка Герасим всегда носил с собой на пояске. Он не
любил, чтобы к нему ходили.
II.
Так прошёл год, по окончании которого с Герасимом случи-
лось небольшое происшествие.
Старая барыня, у которой он жил в дворниках, во всём сле-
довала древним обычаям и прислугу держала многочисленную:
в доме у ней находились не только прачки, швеи, столяры, порт-
ные и портнихи — был даже один шорник3, он же считался ве-
теринарным врачом и лекарем для людей, был домашний ле-
карь для госпожи, был, наконец, один башмачник, по имени
Капитон Климов, пьяница горький. Климов почитал себя суще-
ством обиженным и не оценённым по достоинству, человеком
образованным и столичным, которому не в Москве бы жить, без
1 Застолица — люди, сидящие за столом (говорят: «Застолица была
большая»).
2 Приземистый — здесь: низкий.
3 Шорник — мастер, изготовляющий ремённую упряжь, сёдла, уздечки и
другие подобные кожаные изделия.
83
дела, в каком-то захолустье, и если пил, как он сам выра-
жался, с расстановкой и стуча себя в грудь, то пил уже именно
с горя. Вот зашла однажды о нём речь у барыни с её главным
дворецким1, Гаврилой, человеком, которому, судя по одним его
жёлтым глазкам и утиному носу, сама судьба, казалось, опре-
делила быть начальствующим лицом. Барыня сожалела об
испорченной нравственности Капитона, которого накануне толь-
ко что отыскали где-то на улице.
— А что, Гаврила, — заговорила вдруг она, — не женить ли
нам его, как ты думаешь? Может, он остепенится2.
— Отчего же не женить-с? Можно-с, — ответил Гаврила,—
и очень даже будет хорошо-с.
— Да; только кто же за него пойдёт?
— Конечно-с. Впрочем, как вам будет угодно-с. Всё же он,
так сказать, на что-нибудь может быть потребен; из десятка его
не выкинешь.
— Кажется, ему Татьяна нравится?
Гаврила хотел было что-то возразить, да сжал губы.
— Да!.. Пусть посватает Татьяну, — решила барыня, с удо-
вольствием понюхивая табачок, — слышишь?
— Слушаю-с, — произнёс Гаврила и удалился.
Возвратясь в свою комнату (она находилась во флигеле и
была почти вся загромождена коваными сундуками), Гаврила
сперва выслал вон свою жену, а потом подсел к окну и заду-
мался. Неожиданное распоряжение барыни его, видимо, озада-
чило. Наконец, он встал и велел кликнуть Капитона. Капитон
явился... Но прежде чем мы передадим читателям их разговор,
считаем не лишним рассказать в немногих словах, кто была эта
Татьяна, на которой приходилось Капитону жениться, и почему
повеление барыни смутило дворецкого.
Татьяна, состоявшая, как мы сказали выше, в должности
прачки (впрочем, ей, как искусной и учёной прачке, поручалось
одно только тонкое бельё), была женщина лет двадцати восьми,
маленькая, худая, белокурая, с родинками на левой щеке. Ро-
динки на левой щеке почитаются на Руси худой приметой —
предвещанием несчастной жизни... Татьяна не могла похва-
литься своей участью. С ранней молодости её держали в чёр-
ном теле; работала она за двоих, а ласки никакой никогда не
видала; одевали её плохо; жалованье она получала самое ма-
ленькое; родни у ней всё равно что не было: один какой-то ста-
1 Дворецкий — старший слуга в барском доме, который заведовал домаш-
ним хозяйством и прислугой.
2 Остепениться — стать более степенным, рассудительным; здесь: испра-
виться.
84
рый ключник1, оставленный за негодностью в деревне, дово-
дился ей дядей, да другие дядья у ней в мужиках состояли,—
вот и все. Когда-то она слыла красавицей, но красота с неё
очень скоро соскочила. Нрава она была весьма смирного, или,
лучше сказать, запуганного, к самой себе она чувствовала пол-
ное равнодушие, других боялась смертельно; думала только о
том, как бы работу к сроку кончить, никогда ни с кем не гово-
рила и трепетала при одном имени барыни, хотя та её почти в
глаза не знала. Когда Герасима привезли из деревни, она чуть
не обмерла от ужаса при виде его громадной фигуры, всячески
старалась не встречаться с ним, даже жмурилась, бывало, ко-
гда ей случалось пробегать мимо него, спеша из дома в прачеч-
ную. Герасим сперва не обращал на неё особенного внимания,
потом стал посмеиваться, когда она ему попадалась, потом и
заглядываться на неё начал, наконец и вовсе глаз с неё не спу-
скал. Полюбилась она ему, кротким ли выражением лица, ро-
бостью ли движений — бог его знает! Вот однажды пробиралась
она по двору, осторожно поднимая на растопыренных пальцах
накрахмаленную барынину кофту... кто-то вдруг сильно схватил
её за локоть; она обернулась и так и вскрикнула: за ней стоял
Герасим. Глупо смеясь и ласково мыча, протягивал он ей пря-
ничного петушка, с сусальным золотом на хвосте и крыльях.
Она было хотела отказаться, но он насильно впихнул прямо ей
в руку, покачал головой, пошёл прочь и, обернувшись, ещё раз
промычал ей что-то очень дружелюбное. С того дня он уж ей
не давал покоя: куда, бывало, она ни пойдёт, он уж тут как тут,
идёт ей навстречу, улыбается, мычит, махает руками, ленту
вдруг вытащит из-за пазухи и всучит ей, метлой перед ней пыль
расчистит. Бедная девка просто не знала, как ей быть и что
делать. Скоро весь дом узнал о проделках немого дворника;
насмешки, прибауточки, колкие словечки посыпались на
Татьяну. Над Герасимом, однако, глумиться2 не все решались:
он шуток не любил; да и её при нём оставляли в покое. Рада не
рада, а попала девка под его покровительство. Как все глухо-
немые, он очень был догадлив и очень хорошо понимал, когда над
ним или над ней смеялись. Однажды за обедом кастелянша3,
начальница Татьяны, принялась её, как говорится, шпынять и
до того её довела, что та, бедная, не знала куда глаза деть и
чуть не плакала с досады. Герасим вдруг приподнялся, протя-
1 Ключник — человек, которому доверены ключи от барских погребов и
кладовых.
2 Глумиться — издеваться, насмехаться.
3 Кастелянша — здесь: женщина, заведующая барским бельём.
85
нул свою огромную ручищу, наложил её на голову кастелянши
и с такой угрюмой свирепостью посмотрел ей в лицо, что та
так и пригнулась к столу. Все умолкли. Герасим снова взялся
за ложку и продолжал хлебать щи. «Вишь, глухой чёрт, ле-
ший!»— пробормотали все вполголоса, а кастелянша встала да
ушла в девичью.
А то в другой раз, заметив, что Капитон, тот самый Капитон,
о котором сейчас шла речь, как-то слишком любезно раскаля-
кался с Татьяной, Герасим подозвал его к себе пальцем, отвёл
в каретный сарай да, ухватив за конец стоявшее в углу дышло,
слегка, но многозначительно погрозился ему им. С тех пор уж
никто не заговаривал с Татьяной. И всё это ему сходило с рук.
Правда, кастелянша, как только прибежала в девичью, тотчас
упала в обморок и вообще так искусно действовала, что в тот
же день довела до сведения барыни грубый поступок Герасима;
но причудливая старуха только рассмеялась, несколько раз,
к крайнему оскорблению кастелянши, заставила её повторить,
как, дескать, он принагнул тебя своей тяжёлой ручкой, и на
другой день выслала Герасиму целковый1. Она его жаловала
как верного и сильного сторожа. Герасим порядком её побаи-
вался, но всё-таки надеялся на её милость и собирался уже от-
правиться к ней с просьбой, не позволит ли она ему жениться
на Татьяне. Он только ждал нового кафтана, обещанного ему
дворецким, чтоб в приличном виде явиться перед барыней, как
вдруг этой самой барыне пришла в голову мысль выдать
Татьяну за Капитона.
Читатель теперь легко сам поймёт причину смущения, овла-
девшего дворецким Гаврилой после разговора с госпожой.
«Госпожа, — думал он, посиживая у окна, — конечно, жалует
Герасима (Гавриле хорошо это было известно, и оттого он сам
ему потакал), всё же он существо бессловесное; не доложить же
госпоже, что вот Герасим, мол, за Татьяной ухаживает. Да и,
наконец, оно и справедливо, какой он муж? А с другой стороны,
стоит этому, прости господи, лешему узнать, что Татьяну вы-
дают за Капитона, ведь он всё в доме переломает, ей-ей. Ведь
с ним не столкуешь; ведь его, чёрта этакого, согрешил я, греш-
ный, никаким способом не уломаешь... право!..
Появление Капитона прервало нить Гаврилиных размышле-
ний. Легкомысленный башмачник вошёл, закинул руки назад и,
развязно прислонясь к выдающемуся углу стены подле двери,
поставил правую ножку крестообразно перед левой и встряхнул
головой. «Вот, мол, я. Чего вам потребно?»
1 Целковый (народное слово) — здесь: рублёвая серебряная монета.
86
Гаврила посмотрел на Капитона и застучал пальцами по ко-
сяку окна. Капитон только прищурил немного свои оловянные
глазки, но не опустил их, даже усмехнулся слегка и провёл
рукой по своим белесоватым волосам, которые так и ерошились
во все стороны. «Ну да, я, мол, я. Чего глядишь?»
— Хорош, — проговорил Гаврила и помолчал. — Хорош, не-
чего сказать!
Капитон только плечиками передёрнул. «А ты небось
лучше?» — подумал он про себя.
— Ну посмотри на себя, ну посмотри, — продолжал с уко-
ризной Гаврила, — ну на кого ты похож?
Капитон окинул спокойным взором свой истасканный и обо-
рванный сюртук, свои заплатанные панталоны, с особенным вни-
манием посмотрел на свои дырявые сапоги, особенно тот, о но-
сок которого так щеголевато опиралась его правая ножка, и
снова уставился на дворецкого.
— А что-с?
— Что-с? — повторил Гаврила. — Что-с? Ещё ты говоришь:
что-с? На чёрта ты похож, согрешил я, грешный, вот на кого ты
похож.
Капитон проворно замигал глазками.
«Ругайтесь, мол, ругайтесь, Гаврила Андреич», — подумал он
опять про себя.
— Ведь вот ты опять пьян был, — начал Гаврила, — ведь
опять? А? Ну отвечай же.
— По слабости здоровья спиртным напиткам подвергался
действительно, — возразил Капитон.
— По слабости здоровья!.. Мало тебя наказывают — вот что;
а в Питере ещё был в ученье... Многому ты выучился в ученье.
Только хлеб даром ешь.
— В этом случае, Гаврила Андреич, один мне судья: сам
господь бог — и больше никого. Тот один знает, каков я человек
на сём свете суть и точно ли даром хлеб ем. А что касается в
соображении до пьянства — то в этом случае виноват не я, а
более один товарищ; сам же меня он сманул, да и сполитико-
вал, ушёл то есть, а я...
— А ты остался, гусь, на улице. Ах ты, забубённый человек!
Ну, да дело не в том, — продолжал дворецкий, — а вот что. Ба-
рыне...— тут он помолчал, — барыне угодно, чтоб ты женился.
Слышишь? Они полагают, что ты остепенишься, женившись. По-
нимаешь?
— Как не понимать-с.
— Ну, да. По-моему, лучше бы тебя хорошенько в руки
взять. Ну, да это уж их дело. Что ж? Ты согласен?
87
Капитон осклабился Ч
— Жениться дело хорошее для человека, Гаврила Андреич;
и я, с своей стороны, с очень моим приятным удовольствием.
— Ну, да, — возразил Гаврила и подумал про себя: «Нечего
сказать, аккуратно говорит человек». — Только вот что, — про-
должал он вслух, — невесту-то тебе приискали неладную.
— А какую, позвольте полюбопытствовать?..
— Татьяну.
— Татьяну?
И Капитон вытаращил глаза и отделился от стены.
— Ну, чего ж ты всполохнулся?.. Разве она тебе не по нраву?
— Какое не по нраву, Гаврила Андреич! Девка она ничего, ра-
ботница, смирная девка... Да ведь вы сами знаете, Гаврила Адре-
ич, ведь тот-то, леший, кикимора-то степная, ведь он за ней...
— Знаю, брат, всё знаю, — с досадой прервал его дворец-
кий, — да ведь...
— Да помилуйте, Гаврила Андреич! ведь он меня убьёт, ей-
богу, убьёт, как муху какую-нибудь прихлопнет; ведь у него
рука, ведь вы извольте сами посмотреть, что у него за рука;
ведь у него просто Минина и Пожарского рука. Ведь он, глухой,
бьёт и не слышит, как бьёт! Словно во сне кулачищами-то ма-
хает. И унять его нет никакой возможности; почему? потому,
вы сами знаете, Гаврила Андреич, он глух и, вдобавок, глуп
как пятка. Ведь это какой-то зверь, идол, Гаврила Андреич,—
хуже идола... осина какая-то: за что же я теперь от него стра-
дать должен? Конечно, мне уж теперь всё нипочём: обдержался,
обтерпелся человек, обмаслился, как коломенский горшок,—
всё ж я, однако, человек, а не какой-нибудь, в самом деле,
ничтожный горшок.
— Знаю, знаю, не расписывай...
— Господи боже мой! — с жаром продолжал башмачник,—
когда же конец? Когда, господи! Горемыка я, горемыка неис-
ходная! Судьба-то, судьба-то моя, подумаешь! В младых летах
был я бит через немца хозяина, в лучший сустав жизни моей
бит от своего же брата, наконец в зрелые годы до чего до-
служился...
— Эх ты, мочальная душа, — проговорил Гаврила. — Чего
распространяешься, право!
— Как чего, Гаврила Андреич! Не побоев я боюсь, Гаврила
Андреич. Накажи меня господин в стенах да подай мне при лю-
дях приветствие, и всё я в числе человеков, а тут ведь от кого
приходится...
1 Осклабился — усмехнулся, показав зубы.
88
— Ну, пошёл вон, — нетерпеливо перебил его Гаврила.
Капитон отвернулся и поплёлся вон.
— А, положим, его бы не было, — крикнул ему вслед дворец-
кий,— ты-то сам согласен?
— Изъявляю, — возразил Капитон и удалился.
Красноречие не покидало его даже в крайних случаях.
Дворецкий несколько раз прошёлся по комнате.
— Ну, позовите теперь Татьяну, — промолвил он наконец.
Через несколько мгновений Татьяна вошла чуть слышно и
остановилась у порога.
— Что прикажете, Гаврила Андреич? — проговорила она ти-
хим голосом.
Дворецкий пристально посмотрел на неё.
— Ну, — промолвил он, — Танюша, хочешь замуж идти? Ба-
рыня тебе жениха сыскала.
— Слушаю, Гаврила Андреич. А кого они мне в женихи на-
значают?— прибавила она с нерешительностью.
— Капитона, башмачника.
— Слушаю-с.
— Он легкомысленный человек, это точно. Но госпожа в этом
случае на тебя надеется.
— Слушаю-с.
— Одна беда... вот этот глухарь-то, Гараська, он ведь за то-
бой ухаживает. И чем ты этого медведя к себе приворожила?
А ведь он убьёт тебя, пожалуй, медведь этакой...
— Убьёт, Гаврила Андреич, беспременно убьёт.
— Убьёт... Ну, это мы увидим. Как это говоришь: убьёт!
Разве он имеет право тебя убивать, посуди сама.
— А не знаю, Гаврила Андреич, имеет ли, нет ли.
— Экая! Ведь ты ему эдак ничего не обещала...
— Чего изволите-с?
Дворецкий помолчал и подумал:
«Безответная ты душа!» — Ну, хорошо, — прибавил он, — мы
ещё поговорим с тобой, а теперь ступай, Танюша; я вижу, ты
точно смиренница.
Татьяна повернулась, оперлась легонько о притолоку и ушла.
«А может быть, барыня-то завтра и забудет об этой свадь-
бе,— подумал дворецкий, — я-то из чего растревожился! Озор-
ника-то мы этого скрутим; коли что — в полицию знать да-
дим...»— Устинья Фёдоровна!—крикнул он громким голосом
своей жене, — поставьте-ка самоварчик, моя почтенная...
Татьяна почти весь тот день не выходила из прачечной.
Сперва она всплакнула, потом утёрла слёзы и принялась по-
прежнему за работу...
89
Между тем ожидания дворецкого не сбылись. Барыню так
заняла мысль о Капитоновой свадьбе, что она даже ночью
только об этом разговаривала с одной из своих компаньонок,
которая держалась у ней в доме единственно на случай бессон-
ницы и, как ночной извозчик, спала днём. Когда Гаврила во-
шёл к ней после чаю с докладом, первым её вопросом было:
«А что наша свадьба, идёт?» Он, разумеется, отвечал, что идёт
как нельзя лучше и что Капитон сегодня же к ней явится с по-
клоном. Барыне что-то нездоровилось; она недолго занималась
делами. Дворецкий возвратился к себе в комнату и созвал со-
вет. Дело точно требовало особенного обсуждения. Татьяна не
прекословила, конечно; но Капитон объявлял во всеуслышание,
что у него одна голова, а не две и не три... Герасим сурово и
быстро на всех поглядывал, не отходил от девичьего крыльца
и, казалось, догадывался, что затевается что-то для него недоб-
рое. Собравшиеся (в числе их присутствовал старый буфетчик,
по прозвищу дядя Хвост, к которому все с почтеньем обраща-
лись за советом, хотя только и слышали от него, что: «Вот оно
как» да: «Да, да, да») начали с того, что на всякий случай, для
безопасности, заперли Капитона в чуланчик с водоочиститель-
ной машиной и принялись думать крепкую думу. Конечно, легко
было прибегнуть к силе; но боже сохрани! выйдет шум, барыня
обеспокоится — беда! Как быть? Думали, думали и выдумали
наконец. Неоднократно было замечено, что Герасим терпеть
не мог пьяниц... Сидя за воротами, он всякий раз, бывало,
с негодованием отворачивался, когда мимо его неверными ша-
гами и с козырьком фуражки на ухе проходил какой-нибудь
нагрузившийся человек. Решили научить Татьяну, чтобы она
притворилась хмельной и прошла бы, пошатываясь и покачи-
ваясь, мимо Герасима. Бедная девка долго не соглашалась, но
её уговорили; притом она сама видела, что иначе она не отде-
лается от своего обожателя. Она пошла. Капитона выпустили
из чуланчика: дело всё-таки до него касалось. Герасим сидел
на тумбочке у ворот и тыкал лопатой в землю... Из-за всех
углов, из-под штор за окнами глядели на него.
Хитрость удалось как нельзя лучше. Увидев Татьяну, он
сперва, по обыкновению, с ласковым мычаньем закивал голо-
вой; потом вгляделся, уронил лопату, вскочил, подошёл к ней,
придвинул своё лицо к самому её лицу... Она от страха ещё
более зашаталась и закрыла глаза... Он схватил её за руку,
помчал через весь двор и, войдя с нею в комнату, где заседал
совет, толкнул её прямо к Капитону. Татьяна так и обмерла...
Герасим постоял, поглядел на неё, махнул рукой, усмехнулся и
пошёл, тяжело ступая, в свою каморку... Целые сутки не вы-
90
ходил он оттуда. Форейтор 1 Антипка сказывал потом, что он
сквозь щёлку видел, будто Герасим, сидя на кровати, приложив
к щеке руку, тихо, мерно и только изредка мыча, пел, то есть
покачивался, закрывал глаза и встряхивал головой, как ям-
щики или бурлаки, когда они затягивают свои заунывные песни.
Антипке стало жутко, и он отошёл от щели. Когда же на другой
день Герасим вышел из каморки, в нём особенной перемены
нельзя было заметить. Он только стал как будто поугрюмее,
а на Татьяну и на Капитона не обращал ни малейшего внима-
ния. В тот же вечер они оба с гусями под мышкой отправились
к барыне и через неделю женились. В самый день свадьбы
Герасим не изменил своего поведения ни в чём; только с реки
он приехал без воды: он как-то на дороге разбил бочку; а на
ночь в конюшне он так усердно чистил и тёр свою лошадь, что
та шаталась, как былинка на ветру, и переваливалась с ноги
на ногу под его железными кулаками.
III.
Всё это происходило весною. Прошёл ещё год, в течение ко-
торого Капитон окончательно спился с кругу и, как человек ре-
шительно никуда не годный, был отправлен с обозом в дальнюю
деревню вместе с своею женой. В день отъезда он сперва очень
храбрился и уверял, что куда его ни пошли, хоть туда, где бабы
рубахи моют да вальки на небо кладут, он всё не пропадёт;
потом упал духом, стал жаловаться, что его везут к необразо-
ванным людям, и так ослабел наконец, что даже собственную
шапку на себя надеть не мог; какая-то сострадательная душа
надвинула её ему на лоб, поправила козырёк и сверху её при-
хлопнула. Когда же всё было готово и мужики уже держали
вожжи в руках и ждали только слова: «с богом!», Герасим вы-
шел из своей каморки, приблизился к Татьяне и подарил ей на
память красный бумажный платок, купленный им для неё же
с год тому назад.
Татьяна, с великим равнодушием переносившая до того
мгновения все превратности2 своей жизни, тут, однако, не вы-
терпела, прослезилась и, садясь в телегу, по-христиански три
раза поцеловалась с Герасимом. Он хотел было проводить её
до заставы и пошёл сперва рядом с её телегой, но вдруг оста-
1 Форейтор (устарелое слово) — кучер, сидевший верхом на одной из пе-
редних лошадей при запряжке цугом (гуськом).
2 Превратности жизни — несчастья, неожиданные неприятные перемены
в жизни.
91
новился на Крымском Броду, махнул рукой и отправился вдоль
реки.
Дело было к вечеру. Он шёл тихо и глядел на воду. Вдруг
ему показалось, что что-то барахтается в тине у самого берега.
Он нагнулся и увидел небольшого щенка, белого с чёрными пят-
нами, который, несмотря на все свои старания, никак не мог
вылезть из воды, бился, скользил и дрожал всем своим мокрень-
ким и худеньким телом. Герасим поглядел на несчастную соба-
чонку, подхватил её одной рукой, сунул её к себе в пазуху и
пустился большими шагами домой. Он вошёл в свою каморку,
уложил спасённого щенка на кровати, прикрыл его своим тяжё-
лым армяком, сбегал сперва в конюшню за соломой, потом в
кухню за чашечкой молока. Осторожно откинув армяк и разо-
стлав солому, поставил он молоко на кровать. Бедной соба-
чонке всего было недели три, глаза у ней прорезались недавно:
один глаз даже казался немножко больше другого; она ещё не
умела пить из чашки и только дрожала и щурилась. Герасим
взял её легонько двумя пальцами за голову и принагнул её
мордочку к молоку. Собачка вдруг начала пить с жадностью,
фыркая, трясясь и захлёбываясь. Герасим глядел, глядел да
как засмеётся вдруг... Всю ночь он возился с ней, укладывал
её, обтирал и заснул, наконец, сам возле неё каким-то радост-
ным и тихим сном.
Ни одна мать так не ухаживает за своим ребёнком, как уха-
живал Герасим за своей питомицей. (Собака оказалась сучкой.)
Первое время она была очень слаба, тщедушна 1 и собой некра-
сива, но понемногу справилась и выровнялась, а месяцев через
восемь, благодаря неусыпным попечениям2 своего спасителя,
превратилась в очень ладную собачку испанской породы, с длин-
ными ушами, пушистым хвостом в виде трубы и большими вы-
разительными глазами. Она страстно привязалась к Герасиму
и не отставала от него ни на шаг, всё ходила за ним, повиливая
хвостиком. Он и кличку ей дал — немые знают, что мычанье их
обращает на себя внимание других, — он назвал её Муму. Все
люди в доме её полюбили и тоже кликали Мумуней. Она была
чрезвычайно умна, ко всем ласкалась, но любила одного Ге-
расима. Герасим сам её любил без памяти... и ему было не-
приятно, когда другие её гладили: боялся он, что ли, за неё,
ревновал ли он к ней — бог весть! Она его будила по утрам,
дёргая его за полу, приводила к нему за повод старую водо-
возку, с которой жила в большой дружбе, с важностью на лице
1 Тщедушная — слабосильная, хилая.
2 Неусыпные попечения — внимательные усердные заботы.
92
отправлялась вместе с ним на реку, караулила его мётлы и
лопаты, никого не подпускала к его каморке. Он нарочно для
неё прорезал отверстие в своей двери, и она как будто чувство-
вала, что только в Герасимовой каморке она была полная хо-
зяйка, и потому, войдя в неё, тотчас с довольным видом вска-
кивала на кровать. Ночью она не спала вовсе, но не лаяла без
разбору, как иная глупая дворняжка, которая, сидя на задних
лапах и подняв морду и зажмурив глаза, лает просто от скуки,
так, на звёзды, и обыкновенно три раза сряду, — нет, тонкий
голосок Муму никогда не раздавался даром: либо чужой близко
подходил к забору, либо где-нибудь поднимался подозритель-
ный шум или шорох... Словом, она сторожила отлично. Правда,
был ещё, кроме неё, на дворе старый пёс жёлтого цвета с бу-
рыми крапинами, по имени Волчок, но того никогда, даже
ночью, не спускали с цепи, да и он сам, по дряхлости своей, во-
все не требовал свободы — лежал себе, свернувшись, в своей
конуре и лишь изредка издавал сиплый, почти беззвучный лай,
который тотчас же прекращал, как бы сам чувствуя всю его
бесполезность. В господский дом Муму не ходила и, когда Ге-
расим носил в комнаты дрова, всегда оставалась назади и не-
терпеливо его выжидала у крыльца, навострив уши и поворачи-
вая голову то направо, то вдруг налево при малейшем стуке
за дверями...
Так прошёл ещё год. Герасим продолжал свои дворнические
занятия и очень был доволен своей судьбой, как вдруг произо-
шло одно неожиданное обстоятельство... А именно: в один пре-
красный летний день барыня со своими приживалками 1 расха-
живала по гостиной2. Она была в духе, смеялась и шутила; при-
живалки смеялись и шутили тоже, но особенной радости они
не чувствовали: в доме не очень-то любили, когда на барыню
находил весёлый час, потому что, во-первых, она тогда требо-
вала от всех немедленного и полного сочувствия и сердилась,
если у кого-нибудь лицо не сияло удовольствием, а во-вторых,
эти вспышки у ней продолжались недолго и обыкновенно заме-
нялись мрачным и кислым расположением духа. В тот день она
как-то счастливо встала; на картах ей вышло четыре валета:
исполнение желаний (она всегда гадала по утрам), — и чай ей
показался особенно вкусным, за что горничная получила на
словах похвалу и деньгами гривенник. С сладкой улыбкой на
сморщенных губах гуляла барыня по гостиной и подошла к
1 Приживалка — бедная женщина, не из крепостных, которую держали
в барском доме для мелких услуг и развлечения.
2 Гостиная — парадная комната в барском доме для приёма гостей.
93
окну. Перед окном был разбит палисадник, и на самой средней
клумбе, под розовым кусточком, лежала Муму и тщательно
грызла кость. Барыня увидала её.
— Боже мой! — воскликнула она вдруг, — что это за собака?
Приживалка, к которой обратилась барыня, заметалась, бед-
ненькая, с тем тоскливым беспокойством, которое обыкновенно
овладевает подвластным человеком, когда он ещё не знает хо-
рошенько, как ему понять восклицание начальника.
— Н... н...е знаю-с, — пробормотала она, — кажется, немого.
— Боже мой! — прервала её барыня,—да она премиленькая
собачка! Велите её привести. Давно она у него? Как же я это её
не видала до сих пор?.. Велите её привести.
Приживалка тотчас порхнула в переднюю.
— Человек, человек! — закричала она, — приведите поскорей
Муму! Она в палисаднике.
— А, её Муму зовут, — промолвила барыня, — очень хоро-
шее имя.
— Ах, очень-с! — возразила приживалка. — Скорей, Степан!
Степан, дюжий1 парень, состоявший в должности лакея2,
бросился сломя голову в палисадник и хотел было схватить
Муму, но та ловко вывернулась из-под его пальцев и, подняв
хвост, пустилась во все лопатки к Герасиму, который в то время
у кухни выколачивал и вытряхивал бочку, перевёртывая её в
руках, как детский барабан. Степан побежал за ней вслед, на-
чал ловить её у самых ног её хозяина; но проворная собачка не
давалась чужому в руки, прыгала и увёртывалась. Герасим
смотрел с усмешкой на всю эту возню; наконец Степан с доса-
дой приподнялся и поспешно растолковал ему знаками, что
барыня, мол, требует твою собаку к себе. Герасим немного
изумился, однако подозвал Муму, поднял её с земли и передал
Степану. Степан принёс её в гостиную и поставил на паркет.
Барыня начала её ласковым голосом подзывать к себе. Муму,
отроду ещё не бывавшая в таких великолепных покоях3, очень
испугалась и бросилась было к двери, но, оттолкнутая услуж-
ливым Степаном, задрожала и прижалась к стене.
— Муму, Муму, подойди же ко мне, подойди к барыне, —
говорила госпожа, — подойди, глупенькая... не бойся...
— Подойди, подойди, Муму, к барыне, — твердили прижи-
валки, — подойди.
Но Муму тоскливо оглядывалась кругом и не трогалась с
места.
1 Дюжий — сильный, крупного телосложения.
2 Лакей — домашний слуга при господах.
3 Покои (устарелое слово) — богато убранные комнаты в барском доме.
94
— Принесите ей чего-нибудь поесть, — сказала барыня.—
Какая она глупая! к барыне не идёт. Чего боится?
— Они не привыкли ещё, — произнесла робким и умильным
голосом одна из приживалок.
Степан принёс блюдечко с молоком, поставил перед Муму,
но Муму даже и не понюхала молока и всё дрожала и озира-
лась по-прежнему.
— Ах, какая же ты! — промолвила барыня, подходя к ней,
нагнулась и хотела погладить её, но Муму судорожно повернула
голову и оскалила зубы. Барыня проворно отдёрнула руку...
Произошло мгновенное молчание. Муму слабо визгнула, как
бы жалуясь и извиняясь... Барыня отошла и нахмурилась. Вне-
запное движение собаки её испугало.
— Ах! — закричали разом все приживалки, — не укусила ли
она вас, сохрани бог! (Муму в жизнь свою никого никогда не
укусила.) Ах, ах!
— Отнести её вон, — проговорила изменившимся голосом
старуха. — Скверная собачонка! Какая она злая!
И, медленно повернувшись, направилась она в свой кабинет.
Приживалки робко переглянулись и пошли было за ней, но она
остановилась, холодно посмотрела на них, промолвила: «Зачем
это? Ведь я вас не зову» — и ушла.
Приживалки отчаянно замахали руками на Степана; тот под-
хватил Муму и выбросил её поскорей за дверь, прямо к ногам
Герасима, — а через полчаса в доме уже царствовала глубокая
тишина и старая барыня сидела на своём диване мрачнее гро-
зовой тучи.
Какие безделицы, подумаешь, могут иногда расстроить чело-
века!
До самого вечера барыня была не в духе, ни с кем не раз-
говаривала, не играла в карты и ночь дурно провела. Вздумала,
что одеколон ей подали не тот, который обыкновенно подавали, что
подушка у ней пахнет мылом, и заставила кастеляншу всё бельё
перенюхать — словом, волновалась и «горячилась» очень. На дру-
гое утро она велела позвать Гаврилу часом ранее обыкновенного.
— Скажи, пожалуйста, — начала она, как только тот, не без
некоторого внутреннего трепетания, переступил порог её каби-
нета, — что это за собака у нас во дворе всю ночь лаяла? Мне
спать не дала!
— Собака-с... какая-с... может быть, немого собачка-с,—
произнёс он не совсем твёрдым голосом.
— Не знаю, немого ли, другого ли кого, только спать мне не
дала. Да я и удивляюсь, на что такая пропасть собак! Желаю
знать! Ведь есть у нас дворная собака?
95
— Как же-с, есть-с. Волчок-с.
— Ну, чего же ещё, на что нам ещё собака? Только одни бес-
порядки заводить. Старшего нет в доме — вот что. И на что не-
мому собака? Кто ему позволил собак у меня на дворе дер-
жать? Вчера я подошла к окну, а она в палисаднике лежит,
какую-то мерзость притащила, грызёт, — а у меня там розы
посажены.
Барыня помолчала.
— Чтоб её сегодня же здесь не было... Слышишь?
— Слушаю-с.
— Сегодня же. А теперь ступай. К докладу я тебя потом
позову.
Гаврила вышел.
Проходя через гостиную, дворецкий для порядка переставил
колокольчик с одного стола на другой, втихомолочку высморкал
в зале свой утиный нос и вышел в переднюю. В передней на
конике 1 спал Степан, в положении убитого воина на батальной
картине, судорожно вытянув обнажённые ноги из-под сюртука,
служившего ему вместо одеяла. Дворецкий растолкал его и
вполголоса сообщил ему какое-то приказание, на которое Сте-
пан отвечал полузевком, полухохотом. Дворецкий удалился, а
Степан вскочил, натянул на себя кафтан и сапоги, вышел и
остановился у крыльца. Не прошло пяти минут, как появился
Герасим с огромной вязанкой дров за спиной, в сопровождении
неразлучной Муму. (Барыня свою спальню и кабинет приказы-
вала протапливать даже летом.) Герасим стал боком перед
дверью, толкнул её плечом и ввалился в дом с своей ношей.
Муму, по обыкновению, осталась его дожидаться. Тогда Сте-
пан, улучив удобное мгновение, внезапно бросился на неё, как
коршун на цыплёнка, придавил её грудью к земле, сгрёб в
охапку и, не надев даже картуза, выбежал с нею на двор, сел
на первого попавшегося извозчика и поскакал в Охотный ряд2.
Там он скоро отыскал покупщика, которому уступил её за пол-
тинник3 с тем только, чтоб он по крайней мере неделю продер-
жал её на привязи, и тотчас вернулся; но, не доезжая до дому,
слез с извозчика и, обойдя двор кругом, с заднего переулка, че-
рез забор перескочил на двор; в калитку-то он побоялся идти,
как бы не встретить Герасима.
Впрочем, его беспокойство было напрасно: Герасима уже не
1 Коник — скамья с находящимся под ней ящиком.
2 Охотный ряд — ныне проспект Маркса, одна из центральных улиц в
Москве; до революции в Охотном ряду находился рынок.
3 Полтинник (устарелое слово) — полрубля, серебряная монета в 50 ко-
пеек.
96
было во дворе. Выйдя из дому, он тотчас хватился Муму; он
ещё не помнил, чтобы она когда-нибудь не дождалась его воз-
вращения, стал повсюду бегать, искать её, кликать по-своему...
бросился в свою каморку, на сеновал, выскочил на улицу —
туда-сюда... Пропала! Он обратился к людям, с самыми отчаян-
ными знаками спрашивал о ней, показывая на пол-аршина от
земли, рисовал её руками... Иные точно не знали, куда девалась
Муму, и только головами качали, другие знали и посмеивались
ему в ответ, а дворецкий принял чрезвычайно важный вид и на-
чал кричать на кучеров. Тогда Герасим побежал со двора
долой.
Уже смеркалось, как он вернулся. По его истомлённому виду,
по неверной походке, по запылённой одежде его можно было
предполагать, что он успел обежать пол-Москвы. Он остано-
вился против барских окон, окинул взором крыльцо, на котором
столпилось человек семь дворовых, отвернулся и промычал ещё
раз: «Муму!» — Муму не отозвалась. Он пошёл прочь. Все по-
смотрели ему вслед, но никто не улыбнулся, не сказал слова...
а любопытный форейтор Антипка рассказывал на другое утро
в кухне, что немой-де всю ночь охал.
Весь следующий день Герасим не показывался, так что вме-
сто его за водой должен был съездить кучер Потап, чем кучер
Потап очень остался недоволен. Барыня спросила Гаврилу, ис-
полнено ли её приказание. Гаврила отвечал, что исполнено. На
другое утро Герасим вышел из своей каморки на работу. К обеду
он пришёл, поел и ушёл опять, никому не поклонившись. Его
лицо, и без того безжизненное, как у всех глухонемых, теперь
словно окаменело. После обеда он опять уходил со двора, но
ненадолго, вернулся и тотчас отправился на сеновал. Настала
ночь, лунная, ясная. Тяжело вздыхая и беспрестанно повора-
чиваясь, лежал Герасим и вдруг почувствовал, как будто его
дёргают за полу; он весь затрепетал, однако не поднял головы,
даже зажмурился; но вот опять его дёрнули, сильнее прежнего;
он вскочил... перед ним, с обрывком на шее, вертелась Муму.
Протяжный крик радости вырвался из его безмолвной груди;
он схватил Муму, стиснул её в своих объятиях; она в одно
мгновенье облизала ему нос, глаза, усы и бороду... Он постоял,
подумал, осторожно слез с сенника, оглянулся и, удостоверив-
шись, что никто его не увидит, благополучно пробрался в свою
каморку.
Герасим уже прежде догадался, что собака пропала не сама
собой, что её, должно быть, свели по приказанию барыни;
люди-то ему объяснили знаками, как его Муму на неё окрыси-
лась,— и он решился принять свои меры. Сперва он накормил
97
Муму хлебушком, обласкал её, уложил, потом начал сообра-
жать, да всю ночь напролёт и соображал, как бы получше её
спрятать. Наконец, он придумал весь день оставлять её в ка-
морке и только изредка к ней наведываться, а ночью выводить.
Отверстие в двери он плотно заткнул старым своим армяком
и чуть свет был уже на дворе, как ни в чём не бывало, сохраняя
даже (невинная хитрость!) прежнюю унылость на лице.
Бедному глухому в голову не могло прийти, что Муму себя
визгом своим выдаст: действительно, все в доме скоро узнали,
что собака немого воротилась и сидит у него взаперти, но, из
сожаления к нему и к ней, а отчасти, может быть, и из страху
перед ним, не давали ему понять, что проведали его тайну. Дво-
рецкий один почесал у себя в затылке, да махнул рукой. «Ну,
мол, бог с ним! Авось до барыни не дойдёт!» Зато никогда немой
так не усердствовал, как в тот день: он вычистил и выскреб весь
двор, выполол все травки до единой, собственноручно повыдер-
гал все колышки в заборе палисадника, чтобы удостовериться,
довольно ли они крепки, и сам же их потом вколотил — словом,
возился и хлопотал так, что даже барыня обратила внимание на
его радение !.
В течение дня Герасим раза два украдкой ходил к своей
затворнице; когда же наступила ночь, он лёг спать вместе с ней
в каморке, а не на сеновале и только во втором часу вышел по-
гулять с ней на чистом воздухе. Походив с ней довольно долго
по двору, он уже было собирался вернуться, как вдруг за забо-
ром, со стороны переулка, раздался шорох. Муму навострила
уши, зарычала, подошла к забору, понюхала и залилась гром-
ким и пронзительным лаем. Какой-то пьяный человек вздумал
там угнездиться на ночь. В это самое время барыня только что
засыпала после продолжительного «нервического волнения»: эти
волнения у ней всегда случались после слишком сытного ужина.
Внезапный лай её разбудил; сердце у ней забилось и замерло.
«Девки! девки! —простонала она. — Девки!» Перепуганные
девки вскочили к ней в спальню. «Ох, ох, умираю! — прогово-
рила она, тоскливо разводя руками. — Опять, опять эта собака!..
Ох, пошлите за доктором. Они меня убить хотят... Собака, опять
собака! Ох!» — и она закинула голову назад, что должно было
означать обморок.
Бросились за доктором, то есть за домашним лекарем Харито-
ном. Этот лекарь, которого всё искусство состояло в том, что он
носил сапоги с мягкими подошвами, умел деликатно браться за
пульс, спал четырнадцать часов в сутки, а остальное время
1 Радение (устарелое слово) — старание.
98
вздыхал да беспрестанно потчевал барыню лавровишневыми
каплями, — этот лекарь тотчас прибежал, покурил жжёными
перьями и, когда барыня открыла глаза, немедленно поднёс ей
на серебряном подносике рюмку с заветными каплями. Барыня
приняла их, но тотчас же слезливым голосом стала опять жало-
ваться на собаку, на Гаврилу, на свою участь, на то, что её, бед-
ную, старую женщину, все бросили, что никто о ней не сожа-
леет, что все хотят её смерти. Между тем несчастная Муму про-
должала лаять, а Герасим напрасно старался отозвать её от
забора. «Вот... вот... опять...» — пролепетала барыня и снова
подкатила глаза под лоб. Лекарь шепнул девке, та бросилась
в переднюю, растолкала Степана, тот побежал будить Гаврилу,
Гаврила сгоряча велел поднять весь дом.
Герасим обернулся, увидал замелькавшие огни и тени в ок-
нах и, почуяв сердцем беду, схватил Муму под мышку, вбежал
в каморку и заперся. Через несколько мгновений пять человек
ломились в его дверь, но, почувствовав сопротивление засова,
остановились. Гаврила прибежал в страшных попыхах, приказал
им всем оставаться тут до утра и караулить, а сам потом ри-
нулся в девичью и через старшую компаньонку Любовь Люби-
мовну, с которой вместе крал и учитывал чай, сахар и прочую
бакалею ’, велел доложить барыне, что собака, к несчастью,
опять откуда-то прибежала, но что завтра же её в живых не
будет и чтобы барыня сделала милость, не гневалась и успо-
коилась. Барыня, вероятно, не так-то бы скоро успокоилась, да
лекарь второпях вместо двенадцати капель налил целых сорок:
сила лавровйшенья и подействовала — через четверть часа ба-
рыня уже почивала крепко и мирно; а Герасим лежал, весь
бледный, на своей кровати и сильно сжимал пасть Муму.
На следующее утро барыня проснулась довольно поздно.
Гаврила ожидал её пробуждения для того, чтобы дать приказ
к решительному натиску на Герасимово убежище, а сам
готовился выдержать сильную грозу. Но грозы не приключи-
лось. Лёжа в постели, барыня велела позвать к себе старшую
приживалку.
— Любовь Любимовна, — начала она тихим и слабым голо-
сом; она иногда любила прикинуться загнанной и сиротливой
страдалицей; нечего и говорить, что всем людям в доме стано-
вилось тогда очень неловко, — Любовь Любимовна, вы видите,
каково моё положение; подите, душа моя, к Гавриле Андреичу,
поговорите с ним: неужели для него какая-нибудь собачонка
дороже спокойствия, самой жизни его барыни? Я бы не желала
1 Бакалея — здесь: съестные припасы.
99
этому верить, — прибавила она с выражением глубокого чув-
ства,— подите, душа моя, будьте так добры, подите к Гавриле
Андреичу.
Любовь Любимовна отправилась в Гаврилину комнату. Не-
известно, о чём происходил у них разговор; но спустя некоторое
время целая толпа людей подвигалась через двор в направлении
каморки Герасима: впереди выступал Гаврила, придерживая
рукой картуз, хотя ветру не было; около него шли лакеи и по-
вара; из окна глядел дядя Хвост и распоряжался, то есть только
так руками разводил; позади всех прыгали и кривлялись маль-
чишки, из которых половина набежала чужих. На узкой лест-
нице, ведущей к каморке, сидел один караульщик; у двери
стояло два других, с палками.
Стали взбираться по лестнице, заняли её во всю длину. Гав-
рила подошёл к двери, стукнул в неё кулаком, крикнул:
— Отвори.
Послышался сдавленный лай; но ответа не было.
— Говорят, отвори! — повторил он.
— Да, Гаврила Андреич, — заметил снизу Степан, — ведь он
глухой — не слышит.
Все засмеялись.
— Как же быть? — возразил сверху Гаврила.
— А у него там дыра в двери, — отвечал Степан, — так вы
палкой-то пошевелите.
Гаврила нагнулся.
— Он её армяком каким-то заткнул, дыру-то.
— А вы армяк пропихните внутрь.
Тут опять раздался глухой лай.
— Вишь, вишь, сама сказывается, — заметили в толпе и
опять рассмеялись.
Гаврила почесал у себя за ухом.
— Нет, брат, — продолжал он наконец, — армяк-то ты про-
пихивай сам, коли хочешь.
— А что ж, извольте!
И Степан вскарабкался наверх, взял палку, просунул внутрь
армяк и начал болтать в отверстии палкой, приговаривая:
«Выходи, выходи!» Он ещё болтал палкой, как вдруг дверь ка-
морки быстро распахнулась — и вся челядь тотчас кубарем ска-
тилась с лестницы, Гаврила прежде всех. Дядя Хвост запер окно.
— Ну, ну, ну, ну, — кричал Гаврила со двора, — смотри у
меня, смотри!
Герасим неподвижно стоял на пороге. Толпа собралась у
подножия лестницы. Герасим глядел на всех этих людишек в
немецких кафтанах сверху, слегка оперши руки в бока; в своей
100
красной крестьянской рубахе он казался каким-то великаном
перед ними. Гаврила сделал шаг вперёд.
— Смотри, брат, — промолвил он,— у меня не озорничай.
И он начал ему объяснять знаками, что барыня, мол, непре-
менно требует твоей собаки: подавай, мол, её сейчас, а то беда
тебе будет.
Герасим посмотрел на него, указал на собаку, сделал знак
рукою у своей шеи, как бы затягивая петлю, и с вопроситель-
ным лицом взглянул на дворецкого.
— Да, да, — возразил тот, кивая головой, — да, непременно.
Герасим опустил глаза, потом вдруг встряхнулся, опять ука-
зал на Л\уму, которая всё время стояла подле него, невинно
помахивая хвостом и с любопытством поводя ушами, повторил
знак удушения над своей шеей и значительно ударил себя в
грудь, как бы объявляя, что он сам берёт на себя уничтожить
Муму.
— Да ты обманешь, — замахал ему в ответ Гаврила.
Герасим поглядел на него, презрительно усмехнулся, опять
ударил себя в грудь и захлопнул дверь.
Все молча переглянулись.
— Что ж это такое значит? — начал Гаврила. — Он заперся?
— Оставьте его, Гаврила Андреич, — промолвил Степан,—
он сделает, коли обещал. Уж он такой... Уж коли он обещает,
это наверное. Он на это не то, что наш брат. Что правда, то
правда. Да.
— Да, — повторили все и тряхнули головами. — Это так. Да.
Дядя Хвост отворил окно и тоже сказал: «Да».
— Ну, пожалуй, посмотрим, — возразил Гаврила, — а ка-
раул всё-таки не снимать. Эй ты, Ерошка! — прибавил он, обра-
щаясь к какому-то бледному человеку в жёлтом нанковом 1 ка-
закине, который считался садовником, — что тебе делать?
Возьми палку да сиди тут, и чуть что, тотчас ко мне беги!
IV.
Ерошка взял палку и сел на последнюю ступеньку лестницы.
Толпа разошлась, исключая немногих любопытных и мальчи-
шек, а Гаврила вернулся домой и через Любовь Любимовну
велел доложить барыне, что всё исполнено, а сам, на всякий
случай, послал форейтора к хожалому2. Барыня завязала в но-
совом платке узелок, налила на него одеколону, понюхала, по-
1 Нанковый — из грубой бумажной ткани.
2 Хожалый (устарелое слово) — рассыльный при полиции.
101
тёрла себе виски, накушалась чаю и, будучи еще под влиянием
лавровишневых капель, заснула опять.
Спустя час после всей этой тревоги дверь каморки раство-
рилась и показался Герасим. На нём был праздничный кафтан;
Рисунок В. Ермолова.
он вёл Муму на верёвочке. Брошка посторонился и дал ему
пройти. Герасим направился к воротам. Мальчишки и все быв-
шие на дворе проводили его глазами, молча. Он даже не обер-
нулся; шапку надел только на улице. Гаврила послал вслед за
ним того же Брошку в качестве наблюдателя. Брошка увидал
издали, что он вошёл в трактир вместе с собакой, и стал дожи-
даться его выхода.
102
В трактире знали Герасима и понимали его знаки. Он спро-
сил себе щей с мясом и сел, опершись руками на стол. Муму
стояла подле его стула, спокойно поглядывала на него своими
умными глазками. Шерсть на ней так и лоснилась: видно было,
что её недавно вычесали. Принесли Герасиму щей. Он накро-
шил туда хлеба, мелко изрубил мясо и поставил тарелку на пол.
Муму принялась есть с обычной своей вежливостью, едва при-
касаясь мордочкой до кушанья. Герасим долго глядел на неё;
две тяжёлые слезы выкатились вдруг из его глаз: одна упала
на крутой лобик собачки, другая — в щи. Он заслонил лицо своё
рукой. Муму съела полтарелки и отошла облизываясь. Герасим
встал, заплатил за щи и пошёл вон, сопровождаемый несколько
недоумевающим взглядом полового1. Брошка, увидав Герасима,
заскочил за угол и, пропустив его мимо, опять отправился вслед
за ним.
Герасим шёл не торопясь и не спускал Муму с верёвочки.
Дойдя до угла улицы, он остановился, как бы в раздумье, и
вдруг быстрыми шагами отправился прямо к Крымскому Броду.
На дороге он зашёл на двор дома, к которому пристраивался
флигель, и вынес оттуда два кирпича под мышкой. От Крым-
ского Брода он повернул по берегу, дошёл до одного места,
где стояли две лодочки с вёслами, привязанными к колышкам
(он уже заметил их прежде), и вскочил в одну из них вместе
с Муму. Хромой старичишка вышел из-за шалаша, поставлен-
ного в углу огорода, и закричал на него. Но Герасим только
закивал головою и так сильно принялся грести, хотя и против
теченья реки, что в одно мгновенье умчался саженей на сто.
Старик постоял, постоял, почесал себе спину сперва левой, по-
том правой рукой и вернулся, хромая, в шалаш.
А Герасим всё грёб да грёб. Вот уже Москва осталась на-
зади. Вот уже потянулись по берегам луга, огороды, поля, рощи,
показались избы. Повеяло деревней. Он бросил вёсла, приник
головой к Муму, которая сидела перед ним на сухой перекла-
динке— дно было залито водой, и остался неподвижным, скре-
стив могучие руки у ней на спине, между тем как лодку вол-
ной помаленьку относило назад к городу. Наконец Герасим
выпрямился, поспешно, с каким-то болезненным озлоблением на
лице, окутал верёвкой взятые им кирпичи, приделал петлю, надел
её на шею Муму, поднял её над рекой, в последний раз посмотрел
на неё... Она доверчиво и без страха поглядывала на него и
слегка махала хвостиком. Он отвернулся, зажмурился и разжал
руки... Герасим ничего не слыхал, ни быстрого визга падающей
1 Половой — слуга в трактире.
103
Муму, ни тяжкого всплеска воды; для него самый шумный
день был безмолвен и беззвучен, как ни одна самая тихая
ночь не беззвучна для нас, и когда он снова раскрыл глаза, по-
прежнему спешили по реке, как бы гоняясь друг за дружкой,
маленькие волны, по-прежнему поплёскивали они о бока лодки,
и только далеко назади к берегу разбегались какие-то широкие
круги.
Ерошка, как только Герасим скрылся у него из виду, вер-
нулся домой и донёс всё, что видел.
— Ну да, — заметил Степан, — он её утопит. Уж можно
быть спокойным. Коли он что обещал...
В течение дня никто не видал Герасима. Он дома не обедал.
Настал вечер; собрались к ужину все, кроме его.
— Экой чудной этот Герасим! — пропищала толстая прач-
ка,— можно ли эдак из-за собаки проклажаться!.. Право!
— Да Герасим был здесь, — воскликнул вдруг Степан, за-
гребая себе ложкой каши.
— Как? Когда?
— Да вот часа два тому назад. Как же. Я с ним в воротах
повстречался; он уж опять отсюда шёл, со двора выходил.
Я было хотел спросить его насчёт собаки-то, да он, видно, не в
духе был. Ну, и толкнул меня; должно быть, он так только от-
сторонить меня хотел: дескать, не приставай, — да такого не-
обыкновенного леща мне в становую жилу поднёс, важно так,
что ой-ой-ой! — И Степан с недовольной усмешкой пожался и
потёр себе затылок. — Да, — прибавил он, — рука у него, благо-
датная рука, нечего сказать.
Все посмеялись над Степаном и после ужина разошлись
спать.
А между тем в ту самую пору, по Т...у шоссе усердно и без-
остановочно шагал какой-то великан, с мешком за плечами и
с длинной палкой в руках. Это был Герасим. Он спешил без
оглядки, спешил домой, к себе в деревню, на родину. Утопив
бедную Муму, он прибежал в свою каморку, проворно уложил
кой-какие пожитки в старую попону, связал её узлом, взвалил
на плечо да и был таков. Дорогу он хорошо заметил ещё тогда,
когда его везли в Москву; деревня, из которой барыня его взяла,
лежала всего в двадцати пяти верстах от шоссе. Он шёл по нём
с какой-то несокрушимой отвагой, с отчаянной и вместе радост-
ной решимостью. Он шёл; широко распахнулась его грудь; глаза
жадно и прямо устремились вперёд. Он торопился, как будто
мать-старушка ждала его на родине, как будто она звала его
к себе после долгого странствования на чужой стороне, в чужих
людях... Только что наступившая летняя ночь была тиха и тепла;
104
с одной стороны, там, где солнце закатилось, край неба ещё
белел и слабо румянился последним отблеском исчезавшего
дня, — с другой стороны уже вздымался синий, седой сумрак.
Ночь шла оттуда. Перепела сотнями гремели кругом, взапуски
перекликались коростели L. Герасим не мог их слышать, не мог
он слышать также чуткого ночного шушуканья деревьев, мимо
которых его проносили сильные его ноги, но он чувствовал зна-
комый запах поспевающей ржи, которым так и веяло с тёмных
полей, чувствовал, как ветер, летевший к нему навстречу — ветер
с родины, — ласково ударял в его лицо, играл в его волосах и
бороде; видел перед собой белеющую дорогу — дорогу домой,
прямую, как стрела; видел в небе несчётные звёзды, светившие
его путь, и как лев выступал сильно и бодро, так что, когда
восходящее солнце озарило своими влажно-красными лучами
только что расходившегося молодца, между Москвой и им легло
уже тридцать пять вёрст...
Через два дня он уже был дома, в своей избёнке, к вели-
кому изумлению солдатки1 2, которую туда поселили. Помолясь
перед образами, тотчас же отправился он к старосте. Староста
сначала было удивился; но сенокос только что начинался: Ге-
расиму, как отличному работнику, тут же дали косу в руки —
и пошёл косить он по-старинному, косить так, что мужиков
только пробирало, глядя на его размахи да загрёбы...
А в Москве, на другой день после побега Герасима, хвати-
лись его. Пошли в его каморку, обшарили её, сказали Гавриле.
Тот пришёл, посмотрел, пожал плечами и решил, что немой либо
бежал, либо утоп вместе со своей глупой собакой. Дали знать
полиции, доложили барыне. Барыня разгневалась, расплакалась,
велела отыскать его во что бы то ни стало, уверяла, что она
никогда не приказывала уничтожить собаку, и, наконец, такой
дала нагоняй Гавриле, что тот целый день только потряхивал
головой да приговаривал: «Ну!» — пока дядя Хвост его не уре-
зонил, сказав ему: «Ну-у!» Наконец пришло известие из дерев-
ни о прибытии туда Герасима. Барыня несколько успокоилась;
сперва было отдала приказание немедленно вытребовать его
назад в Москву, потом, однако, объявила, что такой небла-
годарный человек ей вовсе не нужен. Впрочем, она скоро сама
после того умерла; а наследникам её было не до Герасима: они
и остальных-то матушкиных людей распустили по оброку3.
1 Перепела, коростели — небольшие полевые и луговые птицы.
2 Солдатка — женщина, муж которой служит в солдатах.
3 Оброк — денежный сбор, который взимался помещиками с крепостных,
отпущенных из деревни на заработки.
105
И живёт до сих пор Герасим бобылём1 в своей одинокой
избе; здоров и могуч по-прежнему, и работает за четырёх по-
прежнему, и по-прежнему важен и степенен. Но соседи заме-
тили, что со времени своего возвращения из Москвы он совсем
перестал водиться с женщинами, даже не глядит на них, и ни
одной собаки у себя не держит. «Впрочем, — толкуют мужи-
ки,— его же счастье, что ему не надобеть2 бабья; а собака —
на что ему собака? К нему на двор вора оселом3 не затащишь!»
Такова ходит молва о богатырской силе немого.
1. В рассказе четыре главы. Как их можно озаглавить?
2. На какие части можно разделить третью главу?
3. Кто главные действующие лица в рассказе «Муму»?
4. Почему Тургенев назвал Герасима «самым замечательным че-
ловеком» среди дворовых? Чем Герасим отличался от всех окружа-
ющих?
5. Какие сцены, рисующие Герасима, вы считаете наиболее инте-
ресными? Расскажите близко к тексту одну из них.
6. Что заставило Герасима подчиняться барыне и выполнять её
приказания и капризы?
7. Почему Герасим решил уничтожить Муму сам?
8. Почему после гибели своей любимицы он ушёл в деревню?
9. Какая связь между описаниями летней ночи и состоянием
Герасима?
10. Как показано в рассказе губительное влияние крепостного
права на других дворовых?
11. Найдите, выпишите и объясните слова автора, показывающие
его отношение к барыне, Герасиму, Татьяне, Капитону и Гавриле.
Задания.
1. Напишите о любом из действующих лиц рассказа по следую-
щему план у:
1) Положение в барском доме. 4) Особенности речи.
2) Внешность. 5) Отношение автора.
3) Черты характера. 6) Моё отношение.
2. Рассмотрите внимательно рисунок на странице 102. Обратите
внимание на выражение лица, позу сидящего Герасима. Что этим хотел
сказать художник? Что общего между содержанием рисунка и про-
читанного вами рассказа? Используйте в ответе слова текста.
1 Бобыль — одинокий человек.
2 Не надобеть (устарелое слово) — не надо, не нужно.
3 Оселом — накидной петлей, арканом.
106
СРАВНЕНИЕ.
Писатели пользуются различными средствами языка, чтобы
с помощью слова ярче нарисовать предметы или явления, а
также полнее раскрыть переживания героев. Одно из этих
средств — художественное сравнение. Например, Тургенев заме-
чает, что Герасим после насильственного переселения в город
«бросался на землю лицом и целые часы лежал на груди, не-
подвижно, как пойманный зверь».
Этим сравнением автор подчёркивает подневольное положе-
ние Герасима и помогает понять его тяжёлые переживания.
Сравнением называется сопоставление одного
предмета или явления с другим предметом
или явлением. Цель сравнения — помочь чита-
телю нагляднее представить описываемые
предметы, явления природы, события, пережи-
вания героя и вызвать к ним то или иное чув-
ство.
Найдите сравнения в последней части рассказа «Муму» (Герасим
па пути в деревню) и объясните их.
КОСАРЬ.
А. В. Кольцов.
У меня ль плечо —
Шире дедова,
Грудь высокая —
Моей матушки,
На лице моём
Кровь отцовская
В молоке зажгла
Зорю красную,
Кудри чёрные
Лежат скобкою;
Что работаю—
Всё мне спорится!
Я куплю себе
Косу новую,
Отобью её,
Наточу её —
И прости-прощай,
Село родное!
В края дальние
Пойдет молодец,
Что вниз по Дону,
По набёрежыо:
Хороши стоят
Там слободушки!
Степь раздольная
Далеко вокруг,
Широко лежит,
Ковылём-травой
Расстилается!..
Ах ты, степь моя,
Степь привольная,
Широко ты, степь,
Пораскинулась!
К морю Чёрному
Понадвинулась!
В гости я к тебе
107
Не один пришёл:
Я пришёл сам-друг1
С косой вострою;
Мне давно гулять
По траве степной
Вдоль и поперек
С ней хотелося...
Раззудись, плечо!
Размахнись, рука!
Ты пахни в лицо,
Ветер с полудня2!
Освежи, взволнуй
Степь просторную!
Зажужжи, коса,
Засверкай кругом!
Зашуми, трава,
Подкошённая;
Поклонись, цветы,
Головой земле!
В каком отношении косарь Кольцова напоминает тургеневского
Герасима?
ДЕТИ ПОДЗЕМЕЛЬЯ 3.
В. Г. Короленко.
(В сокращении.)
I. ЗАМОК И ЕГО ОБИТАТЕЛИ.
Моя мать умерла, когда мне было шесть лет. Отец, весь от-
давшись своему горю, как будто совсем забыл о моём существо-
вании. Порой он ласкал мою маленькую сестру и по-своему
заботился о ней, потому что в ней были черты матери. Я же
рос, как дикое деревцо в поле, — никто не окружал меня осо-
бенною заботливостью, но никто и не стеснял моей свободы.
Местечко, где мы жили, называлось Княжье-Вено или, про-
ще, Княж-Городок. С севера и юга городок ограждался широ-
кими водяными гладями и топями. Пруды год от году мелели,
зарастали зеленью, и высокие густые камыши волновались, как
море, на громадных болотах. Посредине одного из прудов на-
ходится остров. На острове — старый, полуразрушенный замок.
Было время, когда старый замок служил даровым убежи-
щем всякому бедняку. Всё, что не находило себе места в го-
роде, всякое выскочившее из колеи существование, потерявшее,
по той или другой причине, возможность платить хотя бы и
1 Сам-друг — вдвоём.
2 Ветер с полудня (устарелое слово) — южный тёплый ветер.
3 В рассказе «Дети подземелья» действие происходит в юго-западной
части царской России, где, кроме русских, жило много поляков. Этим объяс-
няются и имена действующих лиц: Януш, Тыбурций Драб, Валек.
108
жалкие гроши за кров и угол
на ночь и в непогоду, — всё это
тянулось на остров и там, сре-
ди мрачных, грозивших паде-
нием развалин, приклоняло
свои победные головушки,
платя за гостеприимство лишь
риском быть погребёнными под
грудами старого мусора. «Жи-
вёт в замке» — эта фраза стала
выражением крайней степени
нищеты.
Однако настали дни, когда
среди общества, ютившегося
под кровом седых руин !, воз-
никло разделение, пошли раз-
доры. Тогда старый Януш за-
хватил бразды правления1 2. Он
приступил к преобразованиям
и при довольно существенном содействии будочника3 оставил в
замке преимущественно бывших слуг или потомков слуг граф-
ского рода.
Несчастные изгнанники нашли приют где-то на горе, около
часовни4, но как они ухитрились пристроиться там, никто не
мог сказать в точности. Все видели только, что с той стороны,
с гор и оврагов, окружавших часовню, спускались в город по
утрам самые невероятные и подозрительные фигуры, которые в
сумерки исчезали в том же направлении.
Среди этой оборванной и тёмной толпы несчастливцев встре-
чались лица, которые по уму и талантам могли бы сделать честь
избраннейшему обществу замка, но не ужились в нём и пред-
почли демократическое общество часовни.
Если только это была правда, то уже не подлежало спору,
что организатором и руководителем сообщества не мог быть
никто другой, как пан Тыбурций Драб, самая замечательная
личность из всех натур, не ужившаяся в старом замке. Роста он
был высокого; сильная сутуловатость как бы говорила о бре-
мени вынесенных Тыбурцием несчастий; крупные черты лица
были грубо-выразительны. Короткие, слегка рыжеватые волосы
торчали врозь; низкий лоб, несколько выдавшаяся вперёд ниж-
1 Руины — развалины.
2 Захватил бразды правления — захватил власть.
3 Будочник (устарелое слово) — полицейский сторож.
4 Часовня — небольшое церковное здание.
109
няя челюсть и сильная подвижность личных мускулов прида-
вали всей физиономии что-то обезьянье; но глаза, сверкавшие
из-под нависших бровей, смотрели упорно и мрачно, и в них
светились, вместе с лукавством, острая проницательность, энер-
гия и недюжинный ум.
Никто не мог сказать, откуда у пана Тыбурция явились
дети: мальчик лет семи и маленькая трёхлетняя девочка.
Мальчик, по имени Валек, высокий, тонкий, черноволосый,
угрюмо шатался иногда по городу без особенного дела, зало-
жив руки в карманы и кидая по сторонам взгляды, смущавшие
калачниц. Девочку видели только один или два раза на руках
пана Тыбурция, а затем она куда-то исчезла и где находи-
лась— никому не было известно.
Поговаривали о каких-то подземельях на горе около ча-
совни. Гора, изрытая могилами, пользовалась дурной славой.
II. Я И МОЙ ОТЕЦ.
С тех пор как умерла моя мать, а суровое лицо отца стало
ещё угрюмее, меня очень редко видели дома. В поздние летние
вечера я прокрадывался по саду, как молодой волчонок, избе-
гая встречи с отцом, отворял посредством особых приспособ-
лений своё окно, полузакрытое густой зеленью сирени, и тихо
ложился в постель. Если маленькая сестрёнка ещё не спала в
своей качалке в соседней комнате, я подходил к ней, и мы тихо
ласкали друг друга и играли, стараясь не разбудить ворчливую
старую няньку.
А утром, чуть свет, когда в доме все ещё спали, я уже про-
кладывал росистый след в густой, высокой траве сада, переле-
зал через забор и шёл к пруду, где меня ждали с удочками та-
кие же сорванцы-товарищи, или к мельнице, где сонный мель-
ник только что отодвинул шлюзы 1 и вода, чутко вздрагивая на
зеркальной поверхности, кидалась в «лотбки»2 и бодро прини-
малась за дневную работу.
Все меня звали бродягой, негодным мальчишкой, и так ча-
сто, что я наконец и сам проникся этим убеждением. Отец
также поверил этому и делал иногда попытки заняться моим
воспитанием, но попытки эти всегда кончались неудачей. При
виде строгого и угрюмого лица, на котором лежала суровая пе-
чать неизлечимого горя, я робел и замыкался в себе. Я стоял
перед ним, переминаясь, теребя свои штанишки, и озирался по
1 Шлюзы — здесь: водонепроницаемые перегородки.
2 Лоток — открытый жёлоб, канава для стока воды.
ПО
сторонам. Временами что-то как будто подымалось у меня в
груди; мне хотелось, чтоб он обнял меня, посадил к себе на ко-
лени и приласкал. Тогда я прильнул бы к его груди, и, быть
может, мы вместе заплакали бы — ребёнок и суровый муж-
чина— о нашей общей утрате. Но он смотрел на меня отума-
ненными глазами, как будто поверх моей головы, и я весь сжи-
мался под этим непонятным для меня взглядом.
— Ты помнишь матушку?.. — спрашивал отец.
Помнил ли я её? О да, я помнил её! Я помнил, как бывало,
просыпаясь ночью, я искал в темноте её нежные руки и крепко
прижимался к ним, покрывая их поцелуями. Я помнил её, когда
она сидела больная перед открытым окном и грустно огляды-
вала чудную весеннюю картину, прощаясь с нею в последний
год своей жизни.
О да, я помнил её!.. Но на вопрос высокого, угрюмого чело-
века я съёживался и тихо выдёргивал из его руки свою ру-
чонку.
Он слишком любил её, когда она была жива, не замечая
меня из-за своего счастья. Теперь меня закрывало от него тя-
жёлое горе.
И мало-помалу пропасть, нас разделявшая, становилась всё
шире и глубже. Порой, спрятавшись в кустах, я наблюдал за
ним; я видел, как он шагал по аллеям, всё ускоряя походку, и
глухо стонал от нестерпимой душевной муки. Тогда моё сердце
загоралось жалостью и сочувствием. Один раз, когда, сжав ру-
ками голову, он присел на скамейку и зарыдал, я не вытерпел и
выбежал из кустов на дорожку, повинуясь пламенному жела-
нию кинуться на шею отцу. Но он сурово взглянул на меня и
осадил холодным вопросом:
— Что нужно?
Мне ничего не было нужно. Я быстро повернулся, стыдясь
своего порыва, боясь, чтобы отец не прочёл его в моём смущён-
ном лице. Убежав в чащу сада, я упал лицом в траву и горько
заплакал от досады и боли.
С шести лет я испытывал уже ужас одиночества.
Сестре Соне было четыре года. Я любил её страстно, и она
платила мне такою же любовью; но установившийся взгляд на
меня, как на отпетого маленького разбойника, воздвиг и между
нами высокую стену. Всякий раз, когда я начинал играть с нею,
по-своему шумно и резво, старая нянька, вечно сонная и вечно
дравшая, с закрытыми глазами, куриные перья для подушек,
немедленно просыпалась, быстро схватывала мою Соню и уно-
сила к себе, кидая на меня сердитые взгляды. Мне становилось
очень горько и досадно. Немудрено поэтому, что скоро я пре-
111
кратил всякие попытки занимать Соню моими играми, а ещё
через некоторое время мне стало тесно в доме и в садике, где
я не встречал ни в ком привета и ласки. Я начал бродяжить,
притерпелся к упрёкам и выносил их, как выносил внезапно на-
летавший дождь или солнечный зной. Когда все углы города
сделались мне известны до последних грязных закоулков, тогда
я стал заглядывать на видневшуюся вдали, на горе, часовню.
Мне захотелось осмотреть её, заглянуть внутрь, чтобы убедиться
окончательно, что и там нет ничего, кроме пыли. Но так как
одному было бы и страшно, и неудобно принимать подобную
экскурсию, то я навербовал на улицах города небольшой отряд
из трёх сорванцов, привлечённых к предприятию обещанием
булок и яблоков из нашего сада.
III. Я ПРИОБРЕТАЮ НОВОЕ ЗНАКОМСТВО.
Мы вышли в экскурсию после обеда. Помогая друг другу,
мы торопливо взобрались на гору из последнего обрыва. Солнце
начинало склоняться к закату. Косые лучи мягко золотили зе-
лёную мураву старого кладбища, играли на старых покосив-
шихся крестах, переливались в уцелевших окнах часовни. Было
тихо; веяло спокойствием и глубоким миром брошенного клад-
бища.
Мы были одни; только воробьи возились кругом да ласточки
бесшумно влетали и вылетали в окна старой часовни, которая
стояла, грустно понурясь, среди поросших травою могил,
скромных крестов, полуразвалившихся каменных гробниц, на
развалинах которых стлалась густая зелень, пестрели разно-
цветные головки лютиков, кашки, фиалок.
Дверь часовни была крепко заколочена, окна—высоко над
землёю; однако при помощи товарищей я надеялся взобраться
на них и заглянуть внутрь часовни.
— Не надо! — вскрикнул один из моих спутников, вдруг по-
терявший всю свою храбрость, и схватил меня за руку.
— Пошёл ко всем чертям, баба! — прикрикнул на него стар-
ший из нашей армии, с готовностью подставляя мне спину.
Я храбро взобрался на неё, потом он выпрямился, и я стал
на его плечи. В таком положении я без труда достал рукой
раму и, убедись в её крепости, поднялся к окну и сел на него.
— Ну, что же там? — спрашивали меня снизу с живым ин-
тересом.
Я молчал. Перегнувшись через косяк, я заглянул внутрь
часовни. Внутренность высокого, узкого здания была лишена
всяких украшений. Лучи вечернего солнца, свободно врываясь
112
в открытые окна, разрисовывали ярким золотом старые, обо-
дранные стены. Углы были затканы паутиной. От окна до пола
казалось гораздо дальше, чем до травы снаружи. Я смотрел
точно в глубокую яму и сначала не мог разглядеть каких-то
странных предметов, маячивших по полу причудливыми очер-
таниями.
Между тем моим товарищам надоело стоять внизу, ожидая
от меня известий, потому один из них, проделав ту же про-
цедуру1, какую проделал я раньше, повис рядом со мною, дер-
жась за оконную раму.
— А там что такое? — с любопытством указал он на тёмный
предмет.
— Поповская шапка.
— Нет, ведро.
— Зачем же тут ведро?
— Может быть, в нём когда-то были угли.
— Нет, это действительно шапка. Впрочем, можно посмот-
реть. Давай привяжем к раме пояс, и ты по нём спустишься.
— Да, как же, так и спущусь!.. Полезай сам, если хочешь.
— Ну что ж! Думаешь, не полезу?
— И полезай!
Действуя по первому побуждению, я крепко связал два
ремня, задел их за раму и, отдав один конец товарищу, сам по-
вис на другом. Когда моя нога коснулась пола, я вздрогнул; но
взгляд на участливо склонившуюся ко мне рожицу моего прия-
теля восстановил мою бодрость. Стук каблука зазвенел под по-
толком, отдался в пустоте часовни, в её тёмных углах. Не-
сколько воробьёв вспорхнули с насиженных мест на хорах2 и
вылетели в большую прореху в крыше.
Мне было жутко; глаза моего друга сверкали захватываю-
щим дух любопытством и участием.
— Ты подойдёшь? — спросил он тихо.
— Подойду, — ответил я так же, собираясь с духом. Но в
эту минуту случилось нечто совершенно неожиданное.
Сначала послышался стук и шум обвалившейся на хорах
штукатурки. Что-то завозилось вверху, тряхнуло в воздухе
тучею пыли, и большая серая масса, взмахнув крыльями, под-
нялась к прорехе в крыше. Часовня на мгновение как будто по-
темнела. Огромная старая сова, обеспокоенная нашей вознёй,
вылетела из тёмного угла, мелькнула на фоне голубого неба в
пролёте и шарахнулась вон.
1 Процедура — здесь: ряд последовательных действий.
2 Хоры — балкон в верхней части зала для оркестра или хора.
113
Я почувствовал прилив судорожного страха.
— Подымай! — крикнул я товарищу, схватившись за ремень.
— Не бойся, не бойся!—успокаивал он, приготовляясь под-
пить меня на свет дня и солнца.
Но вдруг лицо его исказилось от ужаса; он вскрикнул и
мгновенно исчез, спрыгнув с окна. Я инстинктивно оглянулся и
увидел странное явление, поразившее меня, впрочем, больше
удивлением, чем ужасом.
Тёмный предмет нашего спора, шапка или ведро, оказав-
шийся в конце концов горшком, мелькнул в воздухе и на гла-
зах моих скрылся под престолом. Я успел только разглядеть
смутное очертание небольшой, как будто детской руки.
Трудно передать мои ощущения в эту минуту. Чувство, кото-
рое я испытывал, нельзя даже назвать страхом. Откуда-то,
точно из другого мира, в течение нескольких секунд доносился
до меня быстрою дробью тревожный топот трёх пар детских
ног. Но вскоре затих и он. Я был один, точно в гробу, в виду
каких-то странных и необъяснимых явлений.
Времени для меня не существовало, поэтому я не мог ска-
зать, скоро ли услышал я под престолом сдержанный шёпот:
— Почему же он не лезет назад?
— Видишь, испугался.
Первый голос показался мне совсем детским; второй мог
принадлежать мальчику моего возраста. Мне показалось также,
что в щели старого престола сверкнула пара чёрных глаз.
— Что же он теперь будет делать? — послышался опять
шёпот.
— А вот погоди, — ответил голос постарше.
Под престолом что-то сильно завозилось, он даже как будто
покачнулся, и в то же мгновение из-под него вынырнула фи-
гура. Это был мальчик лет девяти, больше меня, худощавый и
тонкий, как тростинка. Одет он был в грязной рубашонке, руки
держал в карманах узких и коротких штанишек. Тёмные кур-
чавые волосы лохматились над чёрными задумчивыми гла-
зами.
Хотя незнакомец, явившийся на сцену столь неожиданным
и странным образом, подходил ко мне с тем беспечно-задорным
видом, с каким всегда на нашем базаре подходили друг к другу
мальчишки, готовые вступить в драку, но всё же, увидев его,
я сильно ободрился. Я ободрился ещё более, когда из-под того
же престола, или, вернее, из люка 1 в полу часовни, который он
покрывал, сзади мальчика показалось ещё грязное личико, об-
1 Люк — здесь: отверстие в полу.
114
рамлённое белокурыми волосами и сверкавшее на меня детски-
любопытными голубыми глазами.
Я несколько отодвинулся от стены и, согласно рыцарским
правилам нашего рынка, тоже положил руки в карманы. Это
было признаком, что я не боюсь противника и даже отчасти на-
мекаю на моё к нему презрение.
Мы стали друг против друга и обменялись взглядами. Огля-
дев меня с головы до ног, мальчишка спросил:
— Ты здесь зачем?
— Так, — ответил я. — Тебе какое дело?
Мой противник повёл плечом, как будто намереваясь вынуть
руку из кармана и ударить меня.
Я не моргнул и глазом.
— Я вот тебе покажу! — погрозил он.
Я выпятился грудью вперёд.
— Ну, ударь... попробуй!..
Мгновение было критическое ’, от него зависел характер
дальнейших отношений. Я ждал, но мой противник, окинув
меня тем же испытующим взглядом, не шевелился.
— Я, брат, и сам... тоже... — сказал я, но уже более миро-
любиво.
Между тем девочка, упершись маленькими ручонками в пол
часовни, старалась тоже выкарабкаться из люка. Она падала,
вновь приподнималась и наконец направилась нетвёрдыми ша-
гами к мальчишке. Подойдя вплоть, она крепко ухватилась за
него и, прижавшись к нему, поглядела на меня удивлённым и
отчасти испуганным взглядом.
Это решило исход дела; стало совершенно ясно, что в таком
положении мальчишка не мог драться, а я, конечно, был слиш-
ком великодушен, чтобы воспользоваться его неудобным поло-
жением.
— Как твоё имя? — спросил мальчик, гладя рукой белоку-
рую головку девочки.
— Вася. А ты кто такой?
— Я Валек... Я тебя знаю: ты живёшь в саду над прудом.
У вас большие яблоки.
— Да, это правда, яблоки у нас хорошие... не хо-
чешь ли?
Вынув из кармана два яблока, предназначавшиеся для рас-
платы с моею постыдно бежавшей армией, я подал одно из них
Валеку, другое протянул девочке. Но она скрыла своё лицо,
прижавшись к Валеку.
1 Мгновение критическое — момент очень трудный, опасный.
115
•— Боится, — сказал тот и сам передал яблоко девочке.
— Зачем ты влез сюда? Разве я когда-нибудь лазал в ваш
сад? — спросил он затем.
— Что ж, приходи! Я буду рад, — ответил я радушно. Ответ
этот озадачил Валека; он призадумался.
— Я тебе не компания, — сказал он грустно.
— Отчего же? — спросил я, огорчённый грустным тоном, ка-
ким были сказаны эти слова.
— Твой отец — пан судья.
— Ну так что же? — изумился я чистосердечно. — Ведь ты
будешь играть со мной, а не с отцом.
Валек покачал головой.
— Тыбурций не пустит, — сказал он, и, как будто это имя
напомнило ему что-то, он вдруг спохватился: — Послушай... Ты
славный хлопец1, но всё-таки тебе лучше уйти. Если Тыбурций
тебя застанет, будет плохо.
Я согласился, что мне действительно пора уходить. Послед-
ние лучи солнца уходили уже сквозь окна часовни, а до города
было не близко.
— Как же мне отсюда выйти?
— Я тебе укажу дорогу. Мы пойдём вместе.
— А она? — ткнул я пальцем в нашу маленькую даму.
— Маруся? Она тоже пойдёт с нами.
— Как, в окно?
Валек задумался.
— Нет, вот что: я тебе помогу взобраться на окно, а сами
мы выйдем другим ходом.
С помощью моего нового приятеля я поднялся к окну. Отвя-
зав ремень, я обвил его вокруг рамы и, держась за оба конца,
повис в воздухе. Затем, опустив один конец, я спрыгнул на
землю и выдернул ремень. Валек и Маруся ждали меня уже
под стеной, снаружи.
Солнце недавно ещё село за гору. Город утонул в лилово-
туманной тени, и только верхушки тополей на острове резко
выделялись червонным золотом, разрисованные последними лу-
чами заката. Мне казалось, что с тех пор как я явился сюда, на
старое кладбище, прошло не менее суток, что это было вчера.
— Как хорошо! — сказал я, охваченный свежестью насту-
пающего вечера и вдыхая полною грудью влажную прохладу.
— Скучно здесь... — с грустью произнёс Валек.
— Вы все здесь живёте? — спросил я, когда мы втроём
стали спускаться с горы.
1 Хлопец (по-польски и по-украински) — мальчик.
116
— Здесь.
— Где же ваш дом?
Я не мог себе представить, чтобы дети могли жить без
«дома».
Валек усмехнулся с обычным грустным видом и ничего не
ответил.
Мы миновали крутые обвалы, так как Валек знал более
удобную дорогу. Пройдя меж камышей по высохшему болоту
и переправившись через ручеёк по тонким дощечкам, мы очути-
лись у подножия горы, на равнине.
Тут надо было расстаться. Пожав руку моему новому зна-
комому, я протянул её также и девочке. Она ласково подала
мне свою крохотную ручонку и, глядя снизу вверх голубыми
глазами, спросила:
— Ты придёшь к нам опять?
— Приду, — ответил я, — непременно!..
— Что ж, — сказал в раздумье Валек, — приходи, пожалуй,
только в такое время, когда наши будут в городе.
— Хорошо. Я посмотрю, когда они будут в городе, и тогда
приду. А пока прощайте!
— Эй, послушай-ка! — крикнул мне Валек, когда я отошёл
несколько шагов. — А ты болтать не будешь о том, что был
у нас?
— Никому не скажу, — ответил я твёрдо.
— Ну вот, это хорошо! А этим твоим дуракам, когда станут
приставать, скажи, что видел чёрта.
— .Ладно, скажу.
— Ну, прощай.
— Прощай.
Густые сумерки залегли над Княжьим-Веном, когда я при-
близился к забору своего сада. Над замком зарисовался тонкий
серп луны, загорелись звёзды. Я хотел уже подняться на забор,
как кто-то схватил меня за руку.
— Вася, друг! — заговорил взволнованным шёпотом мой бе-
жавший товарищ. — Как же это ты?.. Голубчик!..
— А вот, как видишь... А вы все меня бросили!..
Он потупился, но любопытство взяло верх над чувством
стыда, и он спросил опять:
— Что же там было?
— Что? — ответил я тоном, не допускавшим сомнения,—
разумеется, черти!.. А вы — трусы.
И, отмахнувшись от сконфуженного товарища, я полез на
забор.
Через четверть часа я спал уже глубоким сном.
117
IV. ЗНАКОМСТВО ПРОДОЛЖАЕТСЯ.
С этих пор я весь был поглощён моим новым знакомством.
Вечером, ложась в постель, и утром, вставая, я только и думал
о предстоящем визите на гору. По улицам города я шатался те-
перь с исключительною целью — высмотреть, тут ли находится
вся компания, которую Януш характеризовал словами «дурное
общество»; и если тёмные личности шныряли по базару, я тот-
час же бегом отправлялся через болото, на гору, к часовне,
предварительно наполнив карманы яблоками, которые мог
рвать в саду без запрета, и лакомствами, которые я сберегал
всегда для своих новых друзей.
Валек, вообще очень солидный, принимал эти приношения
просто и по большей части откладывал куда-нибудь, прибере-
гая для сестры, но Маруся всякий раз всплескивала ручонками,
и глаза её загорались огоньком восторга: бледное лицо девочки
вспыхивало румянцем, она смеялась, и этот смех нашей малень-
кой приятельницы отдавался в наших сердцах, вознаграждая
за конфеты, которые мы жертвовали в её пользу.
Это было бледное, крошечное создание, напоминавшее цве-
ток, выросший без лучей солнца. Несмотря на свои четыре
года, она ходила ещё плохо, неуверенно, ступая кривыми нож-
ками и шатаясь, как былинка; руки её были тонки и прозрачны;
головка покачивалась на тонкой шее, как головка полевого
колокольчика; глаза смотрели порой так не по-детски грустно,
и улыбка так напоминала мне мою мать в последние дни, когда
она, бывало, сидела против открытого окна и ветер шевелил
её белокурые волосы, что мне становилось самому грустно, и
слёзы подступали к глазам.
Я невольно сравнивал её с моей сестрой; они были в одном
возрасте, но моя Соня была кругла, как пышка, и упруга, как
мячик. Она так резво бегала, когда, бывало, разыграется, так
звонко смеялась, на ней всегда были такие красивые платья,
и в тёмные косы ей каждый день горничная вплетала алую
ленту.
А моя маленькая приятельница почти никогда не бегала и
смеялась очень редко; когда же смеялась, то смех её звучал,
как самый маленький серебряный колокольчик, которого на
десять шагов уже не слышно. Платье её было грязно и старо,
в косе не было лент, но волосы у неё были гораздо больше и
роскошнее, чем у Сони, и Валек, к моему удивлению, очень
искусно умел заплетать их, что и исполнял каждое утро.
В первые же дни я старался расшевелить и завлечь в свои
игры Валека и Марусю. Однако это удавалось плохо. Валек
118
серьёзно смотрел на меня и на девочку, и раз, когда я заставил
её бегать со мною взапуски, он сказал.
— Нет, она сейчас заплачет.
Действительно, когда я растормошил её и заставил бежать,
Маруся, заслышав мои шаги за собой, вдруг повернулась ко
мне, подняв ручонки над головой, точно для защиты, посмот-
рела на меня беспомощным взглядом захлопнутой пташки и
громко заплакала. Я совсем растерялся.
— Вот видишь, — сказал Валек, — она не любит играть.
Он усадил её на траву, нарвал цветов и кинул ей; она пере-
стала плакать и тихо перебирала растения, что-то говорила, об-
ращаясь к золотистым лютикам, и подносила к губам синие
колокольчики. Я тоже присмирел и лёг рядом с Валеком около
девочки.
— Отчего она такая? — спросил я, наконец, указывая гла-
зами на Марусю.
— Невесёлая? — переспросил Валек и затем сказал тоном
совершенно убеждённого человека: — А это, видишь ли, от се-
рого камня.
— Да-а, — повторила девочка, точно слабое эхо, — это от
серого камня.
— От какого серого камня? — переспросил я, не понимая.
— Серый камень высосал из неё жизнь, — пояснил Валек,
по-прежнему смотря на небо. — Так говорит Тыбурций... Тыбур-
ций хорошо знает.
— Да-а, — опять повторила тихим эхом девочка, — Тыбурций
всё знает.
Я ничего не понимал в этих загадочных словах, приподнялся
на локте и взглянул на Марусю. Она сидела всё в том же по-
ложении, в каком усадил её Валек, и всё так же перебирала
цветы. При взгляде на эту крохотную грустную фигурку мне
стало ясно, что в словах Тыбурция, — хотя я и не понимал их
значения, — заключается горькая правда. Несомненно, кто-то
высасывает жизнь из этой странной девочки, которая плачет
тогда, когда другие на её месте смеются. Но как же может
сделать это серый камень? «Должно быть, это бывает по но-
чам»,— думал я, и чувство щемящего до боли сожаления сжи-
мало мне сердце.
Под влиянием этого чувства я умерил свою резвость. При-
меняясь к тихой солидности нашей дамы, оба мы с Валеком,
усадив её где-нибудь на траве, собирали для неё цветы, разно-
цветные камешки, ловили бабочек, иногда делали из кирпичей
ловушки для воробьёв. Иногда же, растянувшись около неё на
119
траве, смотрели в небо, как плывут облака, рассказывали Ма-
русе сказки или беседовали друг с другом.
Эти беседы с каждым днём всё больше закрепляли нашу
дружбу с Валеком, которая росла, несмотря на резкую проти-
воположность наших характеров. Он внушал мне почтение
своей авторитетностью и независимым тоном, с каким отзывался
о старших. Кроме того, он часто сообщал мне много нового,
о чём я раньше и не думал. Слыша, как он отзывается о Ты-
бурции, точно о товарище, я спросил:
— Тыбурций тебе отец?
— Должно быть, отец, — ответил он задумчиво.
— Он тебя любит?
— Да, любит, — сказал он уже гораздо увереннее. — Он
постоянно обо мне заботится, и, знаешь, иногда он целует меня
и плачет...
— И меня любит и тоже плачет, — прибавила Маруся с вы-
ражением детской гордости.
— А меня отец не любит, — сказал я грустно. — Он никогда
не целовал меня... Он нехороший.
— Неправда, неправда, — возразил Валек. — Ты не пони-
маешь. Тыбурций лучше знает. Он говорит, что судья — самый
лучший человек в городе... потому что не побоится прогнать
богатого, а когда к нему пришла старая Иваниха с костылём,
он велел принести ей стул. Вот он какой!
Всё это заставило меня глубоко задуматься. Валек указал
мне моего отца с такой стороны, с какой мне никогда не при-
ходило в голову взглянуть на него: слова Валека задели в моём
сердце струну сыновней гордости; мне было приятно слушать
похвалы моему отцу, да ещё от имени Тыбурция, который «всё
знает»; но вместе с тем дрогнула в моём сердце и нота щемя-
щей любви, смешанной с горьким сознанием: никогда этот че-
ловек не полюбит меня так, как Тыбурций любит своих детей.
V. СРЕДИ «СЕРЫХ КАМНЕЙ».
Прошло ещё несколько дней. Члены «дурного общества» пе-
рестали являться в город, и я напрасно шатался, скучая, по
улицам, ожидая их появления, чтобы бежать на гору. Я совсем
соскучился, так как не видеть Валека и Марусю стало уже для
меня большим лишением. Но вот, когда я однажды шёл с опу-
щенною головою по пыльной улице, Валек вдруг положил мне
на плечо руку.
— Отчего ты перестал к нам ходить? — спросил он.
120
— Я боялся... Ваших не видно в городе.
— A-а... А я было думал совсем другое, думал, тебе наску-
чило.
— Нет, нет!.. Я, брат, сейчас побегу, — заторопился я,—
даже и яблоки со мною.
При упоминании о яблоках Валек быстро повернулся ко
мне, как будто хотел что-то сказать, но не сказал ничего, а
только посмотрел на меня странным взглядом.
— Ничего, ничего, — отмахнулся он, видя, что я смотрю на
него с ожиданием. — Ступай прямо на гору, а я тут зайду кое-
куда,— дело есть. Я тебя догоню на дороге.
Я пошёл тихо и часто оглядывался, ожидая, что Валек меня
догонит; однако я успел взойти на гору и подошёл к часовне,
а его всё не было. Я остановился в недоумении: передо мной
было только кладбище, пустынное и тихое, без малейших при-
знаков обитаемости, только воробьи чирикали на свободе да
густые кусты черёмухи, жимолости и сирени, прижимаясь к
южной стене часовни, о чём-то тихо шептались густо разрос-
шеюся тёмной листвой.
Я оглянулся кругом. Куда же мне теперь идти? Очевидно,
надо дождаться Валека. А пока я стал ходить между моги-
лами, присматриваясь к ним от нечего делать и стараясь разо-
брать стёртые надписи на обросших мхом надгробных камнях.
Шатаясь таким образом от могилы к могиле, я наткнулся на
полуразрушенный просторный склеп. Крыша его была сбро-
шена или сорвана непогодой и валялась тут же. Дверь была
заколочена. Из любопытства я приставил к стене старый крест,
и, взобравшись по нему, заглянул внутрь. Гробница была
пуста, только в середине пола была вделана оконная рама
со стёклами, и сквозь эти стёкла зияла тёмная пустота под-
земелья.
Пока я рассматривал гробницу, на гору вбежал запыхав-
шийся и усталый Валек. В руках у него была большая бул-
ка, за пазухой что-то оттопыривалось, по лицу стекали капли
пота.
— Ага! — крикнул он, заметив меня. — Ты вот где! Если
бы Тыбурций тебя здесь увидел, то-то бы рассердился! Ну, да
теперь уже делать нечего... Я знаю, ты хлопец хороший и никому
не расскажешь, как мы живём. Пойдём к нам!
— Где же это, далеко? — спросил я.
— А вот увидишь. Ступай за мной.
Он раздвинул кусты жимолости и сирени и скрылся в зе-
лени, под стеной часовни; я последовал туда за ним и очутился
на небольшой плотно утоптанной площадке, которая совер-
121
шенно скрывалась в зелени. Между стволами черёмухи я уви-
дел в земле довольно большое отверстие с земляными ступе-
нями, ведущими вниз. Валек спустился туда, приглашая меня
за собой, и через несколько секунд мы оба очутились в тем-
ноте, под зеленью. Взяв мою руку, Валек повёл меня по како-
му-то узкому, сырому коридору, круто повернув вправо, мы
вдруг вошли в просторное подземелье.
Я остановился у входа, поражённый невиданным зрелищем.
Две струи света резко лились сверху, выделяясь полосами на
тёмном фоне подземелья; свет этот проходил в два окна, одно
в полу склепа, другое, подальше, очевидно, было пристроено
таким же образом; лучи солнца проникали сюда не прямо, а
прежде отражались от стен старых гробниц; стены были сло-
жены из камня. Большие широкие колонны массивно вздыма-
лись снизу и, раскинув во все стороны свои каменные дуги,
крепко смыкались кверху сводчатым потолком. На полу под
окном сидела с кучкой цветов, перебирая их, по своему обыкно-
вению, Маруся. Струя света падала на её белокурую голову,
заливала её всю, но, несмотря на это, она слабо выделялась на
фоне серого камня странным и маленьким туманным пятныш-
ком, которое, казалось, вот-вот расплывётся и исчезнет. Я поне-
воле вспомнил слова Валека о «сером камне», высасывавшем
из Маруси её веселье.
— Валек!—тихо обрадовалась Маруся, увидев брата.
Когда же она заметила меня, в её глазах блеснула живая
искорка.
Я отдал ей яблоки, а Валек, разломив булку, часть подал ей.
Я переминался и ёжился, чувствуя, что меня точно давят эти
серые своды.
— Уйдём... уйдём отсюда, — дёрнул я Валека. — Уведи её...
— Пойдём, Маруся, наверх, — позвал Валек сестру.
И мы втроём поднялись из подземелья. Валек был грустнее
и молчаливее обыкновенного.
— Ты в городе остался затем, чтобы купить булок? — спро-
сил я у него.
— Купить? — усмехнулся Валек. — Откуда же у меня деньги?
— Так как же? Ты выпросил?
— Да, выпросишь!.. Кто же мне даст?.. Нет, брат, я стянул
их на базаре.
Он сказал это обыкновенным тоном, лёжа врастяжку с за-
ложенными под голову руками. Я приподнялся на локте и по-
смотрел на него.
— Ты значит, украл?..
— Ну да!
122
Я опять откинулся на траву, и с минуту мы пролежали
молча.
— Воровать нехорошо, — проговорил я затем в грустном
раздумье.
—- Наши все ушли... Маруся плакала, потому что она была
голодна.
— Да, голодна! — с жалобным простодушием повторила
девочка.
Я не знал ещё, что такое голод, но при последних словах
девочки у меня что-то повернулось в груди, и я посмотрел на
своих друзей, точно увидал их впервые. Валек по-прежнему
лежал на траве и задумчиво следил за парившим в небе ястре-
бом. Теперь он не казался уже мне таким авторитетным, а при
взгляде на Марусю, державшую обеими руками кусок булки,
у меня заныло сердце.
— Почему же, — проговорил я с усилием, — почему ты не
сказал об этом мне?
— Я и хотел сказать, а потом раздумал: ведь у тебя своих
денег нет.
— Ну так что же? Я взял бы булок из дому.
— Как, потихоньку?..
— Да-а.
— Значит, и ты бы тоже украл.
— Я... у своего отца.
— Это ещё хуже! — с уверенностью сказал Валек. — Я ни-
когда не ворую у своего отца.
— Ну, так я попросил бы... Мне бы дали.
— Ну, может быть, и дали бы один раз, — где же запастись
на всех нищих!
— А вы разве... нищие? — спросил я упавшим голосом.
— Нищие! — угрюмо отрезал Валек.
Я замолчал и через несколько минут стал прощаться.
— Ты уже уходишь? — спросил Валек.
— Да, ухожу.
Я уходил потому, что не мог уже в этот день играть с моими
друзьями по-прежнему, безмятежно1. Хотя любовь моя к Ва-
леку и Марусе не стала слабее, но к ней примешалась острая
струя сожаления, доходившая до жгучей сердечной боли. Дома
я рано лёг в постель. Уткнувшись в подушку, я горько плакал,
пока крепкий сон не прогнал своим веянием моего глубокого
горя.
1 Безмятежно — спокойно.
123
VI. НА СЦЕНУ ЯВЛЯЕТСЯ ПАН ТЫБУРЦИЙ.
•— Здравствуй! А уж я думал ты не придёшь более, — так
встретил меня Валек, когда я на следующий день опять явился
на гору.
Я понял, почему он сказал это.
— Нет, я... я всегда буду ходить к вам, — ответил я реши-
тельно, чтобы раз навсегда покончить с этим вопросом.
Валек заметно повеселел, и оба мы почувствовали себя сво-
боднее и принялись за сооружение хитроумной ловушки для
воробьёв, для которой я принёс с собой ниток.
Между тем около полудня небо насупилось, надвинулась
тёмная туча, и под раскаты грома зашумел ливень. Сначала мне
очень не хотелось спускаться в подземелье, но потом, подумав,
что ведь Валек и Маруся живут там постоянно, я победил не-
приятное ощущение и пошёл туда вместе с ними. В подземелье
было темно и тихо, слышно было, как перекатывался гулкий
грохот грозы, точно кто ездил в громадной телеге по мостовой.
Через несколько минут я освоился с подземельем, и мы весело
прислушивались, как земля принимала широкие потоки ливня.
— Давайте играть в жмурки, — предложил я.
Мне завязали глаза; Маруся звенела слабыми переливами
смеха и шлёпала по каменному полу непроворными ножонками,
а я делал вид, что не могу поймать её, как вдруг наткнулся на
чью-то мокрую фигуру и в ту же минуту почувствовал, что
кто-то схватил меня за ногу. Сильная рука приподняла меня
с полу, и я повис в воздухе вниз головой. Повязка с глаз моих
спала. Тыбурций, мокрый и сердитый, страшнее ещё оттого, что
я глядел на него снизу, держал меня за ноги и дико вращал
зрачками.
— Это что ещё, а? — строго спрашивал он, глядя на Ва-
лека. — Вы тут, я вижу, весело проводите время... Завели при-
ятную компанию.
— Пустите меня! — сказал я, удивляясь, что и в таком
необычном положении я всё-таки могу говорить, но рука пана
Тыбурция только ещё сильнее сжала мою ногу.
Пан Тыбурций приподнял меня и взглянул в лицо.
— Эге-ге! Пан судья, если меня не обманывают глаза... За-
чем это изволили пожаловать?
— Пусти! — проговорил я упрямо. — Сейчас отпусти! — и при
этом я сделал инстинктивное 1 движение, как бы собираясь топ-
нуть ногой, но от этого весь только забился в воздухе.
1 Инстинктивный — безотчётный, бессознательный.
124
Тыбурций захохотал.
— Ого-го! Пан судья изволит сердиться... Ну, да ты меня
ещё не знаешь. Я — Тыбурций. Я вот повешу тебя над огонь-
ком и зажарю, как поросёнка.
Отчаянная фигура Валека как бы подтверждала мысль о
возможности такого печального исхода. К счастью, на выручку
подоспела Маруся.
— Не бойся, Вася, не бойся! — ободрила она меня, подойдя
к самым ногам Тыбурция. — Он никогда не жарит мальчиков
на огне... Это неправда!
Тыбурций быстрым движением повернул меня и поставил
на ноги; при этом я чуть не упал, так как у меня закружилась
голова, но он поддержал меня рукой и затем, сев на деревянный
обрубок, поставил меня между колен.
— И как это ты сюда попал? — продолжал он допраши-
вать.— Давно ли?.. Говори ты! — обратился он к Валеку, так
как я ничего не ответил.
— Давно, — ответил тот.
— А как давно?
— Дней шесть.
— Ого, шесть дней! — заговорил он, поворачивая меня ли-
цом к себе. — Шесть дней много времени. И ты до сих пор ни-
кому ещё не разболтал, куда ходишь?
— Никому.
— Правда?
— Никому, — повторил я.
— Похвально!.. Можно рассчитывать, что не разболтаешь и
впредь. Впрочем, я и всегда считал тебя порядочным малым,
встречая на улицах. Настоящий «уличник», хоть и «судья»...
А нас судить будешь, скажи-ка?
Он говорил довольно добродушно, но я всё-таки чувствовал
себя глубоко оскорблённым и потому ответил сердито:
— Я вовсе не судья. Я — Вася.
— Одно другому не мешает: и Вася тоже может быть
судьёй, — не теперь, так после... Твой отец меня судит, — ну,
и ты когда-нибудь будешь судить... вот его!
— Не буду судить Валека, — возразил я угрюмо. — Неправда!
— Он не будет, — вступилась и Маруся, с полным убежде-
нием отстраняя от меня такое ужасное подозрение.
Девочка доверчиво прижалась к ногам этого урода, а он
ласково гладил жилистою рукой её белокурые волосы.
— Ну, этого ты вперёд не говори, — сказал странный че-
ловек задумчиво, обращаясь ко мне таким тоном, точно он
говорил со взрослым. — Каждый идёт своей дорожкой, и кто
125
знает... может, это и хорошо, что твоя дорога пролегла через
нашу. Для тебя хорошо, друг... иметь в груди кусочек человече-
ского сердца, вместо холодного камня, — понимаешь?..
Я не понимал ничего, но всё же впился глазами в лицо
странного человека; глаза пана Тыбурция пристально смотрели
в мои, и в них смутно мерцало что-то, как будто проникавшее
в мою душу.
— Запомни ещё хорошенько вот что: если ты проболтаешься
своему судье или хоть птице, которая пролетит мимо тебя в
поле, о том, что ты здесь видел, то не будь я Тыбурций Драб,
если я тебя не повешу вот в этом камине за ноги и не сделаю
из тебя копчёного окорока.
— Я не скажу никому... я... Можно мне опять прийти?
— Приходи, разрешаю... под условием... Я уже сказал тебе
насчёт окорока. Помни!..
Он отпустил меня и сам растянулся с усталым видом на
длинной лавке, стоявшей около стенки.
— Возьми вон там, — указал он Валеку на большую кор-
зину, которую, войдя, оставил у порога, — да разведи огонь.
Мы будем сегодня варить обед.
Теперь это был уже не тот человек, что за минуту пугал меня,
вращая зрачками. Он распоряжался, как хозяин и глава се-
мейства, вернувшийся с работы и отдающий приказания домо-
чадцам.
Мы с Валеком живо принялись за работу. Через полчаса за-
кипало в горшке какое-то варево, а в ожидании, пока оно по-
спеет, Валек поставил на треногий, кое-как сколоченный столик
сковороду, на которой дымились куски жареного мяса.
Тыбурций поднялся.
— Готово? — сказал он. — Ну, и отлично. Садись, малый,
с нами: ты заработал свой обед...
Марусю Тыбурций держал на руках. Она и Валек ели с жад-
ностью, которая ясно показывала, что мясное блюдо было для
них невиданною роскошью; Маруся облизывала даже свои заса-
ленные пальчики. Тыбурций ел с расстановкой и то и дело обра-
щался с своей беседой. Из странной, запутанной речи я понял,
что способ приобретения был не совсем обыкновенный, и не
удержался, чтобы не вставить вопроса:
— Вы это взяли... сами?
— Малый не лишён проницательности, — продолжал Тыбур-
ций. — Впрочем, — повернулся он вдруг ко мне, — ты всё-таки
ещё глуп и многого не понимаешь. А вот она понимает: скажи,
моя Маруся, хорошо ли я сделал, что принёс тебе жаркое?
126
— Хорошо!—ответила девочка, слегка сверкнув бирюзовыми
глазами. — Маня была голодна.
Под вечер этого дня я с отуманенною головою задумчиво
возвращался к себе. В тёмной аллейке сада я нечаянно наткнул-
ся на отца. Он, по обыкновению, угрюмо ходил взад и вперёд.
Когда я очутился подле него, он взял меня за плечо.
— Откуда это?
— Я... гулял...
Он внимательно посмотрел на меня, хотел что-то сказать, но,
махнув рукой, зашагал по аллее. Я солгал чуть ли не первый
раз в жизни.
Я дрожал при мысли, что он узнает когда-либо о моём зна-
комстве с «дурным обществом», но изменить Валеку и Марусе —
я был не в состоянии. Если бы я изменил им, нарушив данное
слово, то не мог бы при встрече поднять на них глаз от стыда.
VII. ОСЕНЬЮ.
Близилась осень. В поле шла жатва, листья на деревьях жел-
тели. Вместе с тем наша Маруся начала прихварывать.
Она ни на что не жаловалась, только всё худела; лицо её всё
бледнело, глаза потемнели, веки приподнимались с трудом. Де-
вочка большую часть времени проводила, в постели, и мы с Ва-
леком истощали все усилия, чтобы развлечь её и позабавить,
чтобы вызвать тихие переливы её слабого смеха.
Теперь грустная улыбка Маруси стала мне почти так же до-
рога, как улыбка сестры; тут никто не ставил мне вечно на вид
мою испорченность, тут не было ворчливой няньки; тут я был
нужен, — я чувствовал, что каждый раз моё появление вызывает
румянец оживления на щеках девочки. Валек обнимал меня, как
брата, и даже Тыбурций по временам смотрел на нас троих ка-
кими-то странными глазами, в которых что-то мерцало, точно
слеза.
На время небо опять прояснилось; с него сбежали тучи, и над
просыхающей землёй, в последний раз перед наступлением зимы,
засияли солнечные дни. Мы каждый день выносили Марусю на-
верх, и здесь она как будто оживала; девочка смотрела вокруг
широко раскрытыми глазами, на щеках её загорался румянец;
казалось, что ветер, обдававший её своими свежими взмахами,
возвращал ей частицы жизни, похищенные серыми камнями
подземелья. Но это продолжалось недолго...
Между тем над моей головой тоже стали собираться тучи.
Однажды, когда я, по обыкновению, утром проходил по ал-
леям сада, я увидел в одной из них отца, а рядом — старого
127
Януша из замка. Старик подобострастно1 кланялся и что-то гово-
рил, а отец стоял с угрюмым видом, и на лбу его резко обозначи-
лась складка нетерпеливого гнева. Наконец он протянул руку,
как бы отстраняя Януша с своей дороги, и сказал:
— Уходите! Вы просто старый сплетник!
Сердце моё дрогнуло предчувствием. Я понял, что подслу-
шанный мною разговор относился к моим друзьям и, быть мо-
жет, также ко мне.
Тыбурций, которому я рассказал об этом случае, скорчил
ужасную гримасу:
— У-уф, малый, какая это неприятная новость!.. О, прокля-
тая старая гиена2!
— Отец его прогнал, — заметил я в виде утешения.
— Твой отец, малый, самый лучший из всех судей. Он не счи-
тает нужным травить старого беззубого зверя в его последней
берлоге... Но, малый, как бы тебе объяснить это? Твой отец слу-
жит господину, которому имя — закон. У него есть глаза и
сердце только до тех пор, пока закон спит себе на полках; когда
же этот господин сойдёт оттуда и скажет твоему отцу: «А ну-ка,
судья, не взяться ли нам за Тыбурция Драба или как там его зо-
вут?» — с этого момента судья тотчас запирает своё сердце на
ключ, и тогда у судьи такие твёрдые лапы, что скорее мир по-
вернётся в другую сторону, чем пан Тыбурций вывернется из его
рук... Понимаешь ты, малый?.. И за это я и все ещё больше ува-
жаем твоего отца, потому что такие люди редки. Будь у закона
все такие слуги, он мог бы спать спокойно на своих полках и
никогда не просыпаться...
С этими словами Тыбурций встал, взял на руки Марусю и,
отойдя с нею в дальний угол, стал целовать её, прижимаясь к её
маленькой груди. А я остался на месте и долго стоял в одном
положении под впечатлением странных речей.
VIII. КУКЛА.
Ясные дни миновали, и Марусе опять стало хуже. На все
наши ухищрения, с целью занять её, она смотрела равнодушно
своими большими потемневшими и неподвижными глазами, и мы
давно уже не слышали её смеха. Я стал носить в подземелье
свои игрушки, но и они развлекали девочку только на короткое
время. Тогда я решился обратиться к своей сестре Соне.
У Сони была большая кукла, с ярко раскрашенным лицом и
1 Подобострастно — рабски, льстиво.
2 Гиена — хищное животное жарких стран, питающееся главным образом
падалью.
128
роскошными льняными волосами, подарок покойной матери.
На эту куклу я возлагал большие надежды и потому, отозвав
сестру в боковую аллейку сада, попросил дать мне её на время.
Я так убедительно просил её об этом, так живо описал ей бед-
ную больную девочку, у которой никогда не было своих игрушек,
что Соня, которая сначала только прижимала куклу к себе, от-
дала мне её и обещала в течение двух-трёх дней играть другими
игрушками.
Действие этой нарядной барышни на нашу больную превзо-
шло все мои ожидания.
Маруся, которая увядала, как цветок осенью, казалось, вдруг
опять ожила. Она так крепко меня обнимала, так звонко смея-
лась, разговаривая с своей новой знакомой... Маленькая кукла
сделала почти чудо: Маруся, давно уже не сходившая с по-
стели, стала ходить, водя за собою свою белокурую дочку, и по
временам даже бегала, по-прежнему шлёпая по полу слабыми
ногами.
Зато мне эта кукла доставила очень много тревожных минут.
Прежде всего, когда я нёс её за пазухой, направляясь с нею на
гору, в дороге мне попался старый Януш, который долго прово-
жал меня глазами и качал головой.
Потом дня через два старушка няня заметила пропажу и
стала соваться по углам, везде разыскивая куклу. Соня стара-
лась унять её, но своими наивными уверениями, что ей кукла не
нужна, что кукла ушла гулять и скоро вернётся, только вызы-
вала недоумение служанок и возбудила подозрение, что тут не
простая пропажа. Отец ничего ещё не знал, но к нему опять при-
ходил Януш и был прогнан на этот раз с ещё большим гневом;
однако в тот же день отец остановил меня на пути к садовой ка-
литке и велел остаться дома. На следующий день повторилось
то же, и только через четыре дня я встал рано утром и махнул
через забор, пока отец ещё спал.
На горе дела были плохи. Маруся опять слегла, и ей стало
ещё хуже; лицо её горело странным румянцем, белокурые во-
лосы раскидались по подушке; она никого не узнавала. Рядом
с ней лежала злополучная кукла с розовыми щеками и глупыми
блестящими глазами.
Я сообщил Валеку свои опасения, и мы решили, что куклу
необходимо унести обратно, тем более что Маруся этого и не за-
метит. Но мы ошиблись! Как только я вынул куклу из рук ле-
жавшей в забытьи девочки, она открыла глаза, посмотрела перед
собой смутным взглядом, как будто не видя меня, не сознавая,
что с ней происходит, и вдруг заплакала тихо-тихо, но вместе с
тем так жалобно, и в исхудалом лице, под покровом бреда,
129
мелькнуло выражение такого глубокого горя, что я тотчас же
с испугом положил куклу на прежнее место. Девочка улыбнулась,
прижала куклу к себе и успокоилась. Я понял, что хотел лишить
моего маленького друга первой и последней радости её недолгой
жизни.
Валек робко посмотрел на меня.
— Как же теперь будет? — спросил он грустно.
Тыбурций, сидя на лавочке с печально понуренною головой,
также смотрел на меня вопросительным взглядом. Поэтому я
постарался придать себе вид по возможности беспечный и
сказал:
— Ничего! Нянька, наверное, уже забыла.
Но старуха не забыла. Когда я на этот раз возвратился до-
мой, у калитки мне опять попался Януш; Соню я застал с запла-
канными глазами, а нянька кинула на меня сердитый, подавляю-
щий взгляд и что-то ворчала беззубым, шамкающим ртом.
Отец спросил меня, куда я ходил, и, выслушав внимательно
обычный ответ, ограничился тем, что повторил мне приказ ни
под каким видом не отлучаться из дому без его позволения. При-
каз был категоричен 1 и очень решителен; ослушаться его я не
посмел, но не решался также и обратиться к отцу за позволе-
нием.
1 Категоричен — решителен, не допускает никаких возражений.
130
Прошло четыре томительных дня. Я грустно ходил по саду и
с тоской смотрел по направлению к горе, ожидая, кроме того,
грозы, которая собиралась над моей головой. Что будет, я не
знал, но на сердце у меня было тяжело. Меня в жизни никто ещё
не наказывал; отец не только не трогал меня пальцем, но я от
него не слышал никогда ни одного резкого слова. Теперь меня
томило тяжёлое предчувствие.
Наконец меня позвали к отцу, в кабинет. Я вошёл и робко
остановился у притолоки. В окно заглядывало грустное осеннее
солнце. Отец сидел в своём кресле перед портретом матери и не
поворачивался ко мне. Я слышал тревожный стук собственного
сердца.
Наконец он повернулся. Я поднял на него глаза и тотчас же
опустил их в землю. Лицо отца показалось мне страшным. Про-
шло около полминуты, и в течение этого времени я чувствовал
на себе тяжёлый, неподвижный, подавляющий взгляд.
— Ты взял у сестры куклу?
Эти слова упали вдруг на меня так отчётливо и резко, что я
вздрогнул.
— Да, — ответил я тихо.
— А знаешь ты, что это подарок матери, которым ты должен
бы дорожить, как святыней?.. Ты украл её?..
— Нет, — сказал я, подымая голову.
— Как нет? — вскрикнул вдруг отец, отталкивая кресло. —
Ты украл её и снёс!.. Кому ты снёс её?.. Говори!..
Он быстро подошёл ко мне и положил мне на плечо тяжёлую
руку. Я с усилием поднял голову и взглянул вверх. Лицо отца
было бледно. Я весь съёжился.
Отец тяжело перевёл дух. Я съёжился ещё более, горькие
слёзы жгли мои щёки. Я ждал. В эту критическую минуту раз-
дался вдруг за открытым окном резкий голос Тыбурция:
— Эге-ге!.. Я вижу моего молодого друга в затруднительном
положении.
Отец встретил его мрачным, угрожающим взглядом, но Ты-
бурций выдержал этот взгляд спокойно. Он был серьёзен, не
кривлялся, и глаза его глядели как-то особенно грустно.
— Пан судья! — заговорил он мягко. — Вы человек справед-
ливый... отпустите ребёнка. Видит бог, он не сделал дурного
дела, и если его сердце лежит к моим оборванным беднягам, то
лучше велите меня повесить, но я не допущу, чтобы мальчик по-
страдал из-за этого. Вот твоя кукла, малый!..
Он развязал узелок и вынул оттуда куклу.
Рука отца, державшая моё плечо, разжалась. В лице видне-
лось изумление.
131
— Что это значит? — спросил он наконец.
— Отпустите мальчика, — повторил Тыбурций, и его широ-
кая ладонь любовно погладила мою опущенную голову. — Вы
ничего не добьётесь от него угрозами, а между тем я охотно
расскажу вам всё, что вы желаете знать... Выйдем, пан судья,
в другую комнату.
Я всё ещё стоял на том же месте, как дверь из кабинета от-
ворилась, и оба собеседника вошли. Я опять почувствовал на
своей голове чью-то руку и вздрогнул. То была рука отца, нежно
гладившая мои волосы.
Тыбурций взял меня на руки и посадил в присутствии отца
к себе на колени.
— Приходи к нам, — сказал он, — отец тебя отпустит попро-
щаться с моей девочкой... Она... она умерла.
Голос Тыбурция дрогнул, он странно заморгал глазами, но
тотчас встал, поставил меня на пол, выпрямился и быстро ушёл
из комнаты.
Я вопросительно поднял глаза на отца.
Теперь передо мной стоял другой человек, но в этом именно
человеке я нашёл что-то родное, чего тщетно искал в нём прежде.
Он смотрел на меня обычным своим задумчивым взглядом, но
теперь в этом взгляде виднелся оттенок удивления и как будто
вопрос.
Я доверчиво взял его руку и сказал:
— Я ведь не украл... Соня сама дала мне, на время...
— Да-да, — ответил он задумчиво, — я знаю... Я виноват пе-
ред тобой, мальчик, и ты постараешься когда-нибудь забыть
это, не правда ли?
Я с живостью схватил его руку и стал её целовать. Я знал,
что теперь никогда уже он не будет смотреть на меня теми страш-
ными глазами, какими смотрел за несколько минут перед тем, и
долго сдерживаемая любовь хлынула целым потоком в моё
сердце. Теперь я его уже не боялся.
— Ты отпустишь теперь меня на гору? — спросил я, вспом-
нив вдруг приглашение Тыбурция.
— Да-да... Ступай, ступай, мальчик, — ласково проговорил
он всё ещё с тем же оттенком недоумения в голосе. — Да, впро-
чем, постой... пожалуйста, мальчик, погоди немного.
Он ушёл в свою спальню и, через минуту выйдя оттуда, су-
нул мне в руку несколько бумажек.
— Передай это... Тыбурцию... Скажи, что я покорнейше
прошу его... понимаешь?., покорнейше прошу — взять эти
деньги... от тебя... понял?.. Теперь ступай, мальчик, ступай
скорее.
132
Я догнал Тыбурция уже на горе и, запыхавшись, нескладно
исполнил поручение отца.
— Покорнейше просит... отец... — и я стал совать ему в руку
данные отцом деньги. Я не глядел ему в лицо. Деньги он взял.
В подземелье, в тёмном углу, на лавочке лежала Маруся.
Слово «смерть» не имеет ещё полного значения для детского
слуха, и горькие слёзы только теперь, при виде этого безжиз-
ненного тела, сдавили мне горло...
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Вскоре после описанных событий Тыбурций и Валек совер-
шенно неожиданно исчезли, и никто не мог сказать, куда они
направились теперь, как никто не знал, откуда они пришли
в наш город.
Могила, огороженная частоколом, каждую весну зеленела
свежим дёрном, пестрела цветами.
Мы с Соней, а иногда даже с отцом, посещали эту могилу,
мы любили сидеть на ней в тени смутно лепечущей берёзы, в
виду тихо сверкавшего в тумане города. Тут мы с сестрой вместе
читали, думали, делились своими первыми молодыми мыслями,
первыми планами крылатой и честной юности.
Когда же пришло время и нам оставить тихий родной город,
здесь же в последний день мы оба, полные жизни и надежды,
произносили над маленькою могилкой свои обеты.
Общие вопросы.
1. От чьего имени Короленко ведёт повествование?
2. Какие эпизоды в рассказе вам больше всего понравились?
Почему?
3. Объясните слова Тыбурция, сказанные Васе: «...хорошо, что
твоя дорога пролегла через нашу».
Главы I—IV.
1. Расскажите по первой и второй главам о том, где происходит
действие, кто жил в замке, кто был отец Васи и почему мальчик
чувствовал себя одиноким.
2. Найдите в первых двух главах сравнения, рисующие состояние
Васи, и объясните их смысл.
3. Как произошла первая встреча Васи и Валека? Нарисуйте сло-
вами текста портрет Валека. Что можно сказать о характерах маль-
чиков? Что скрепило их дружбу?
4. Что нового о своём отце узнал Вася от Валека?
5. Чем отличались по внешности Соня и Маруся? Выпишите в
два столбика сравнения и красочные определения, какими пользуется
автор для описания этих девочек.
133
Главы V—VI.
1. Опишите близко к тексту подземелье, в котором жили Валек
и Маруся.
2. Какое новое чувство появилось у Васи, когда он ближе позна-
комился с жизнью Валека и Маруси? Ответьте словами Васи.
3. Почему Вася солгал отцу? В конце шестой главы прочитайте
о переживаниях мальчика.
4. Прочитайте сцену: Тыбурций и Вася, Валек и Маруся.
Главы VII—VIII.
1. Какая связь между описаниями осени и состояния Маруси?
2. Какое «чудо» совершила кукла?
3. Почему рассказ Тыбурция сблизил Васю с отцом?
4. Какое значение для Васи имела дружба с Валеком и Марусей
и знакомство с Тыбурцием?
Задания.
1. Напишите сочинение на одну из тем:
1) Вася и Валек.
2) Маруся и Соня.
3) О чём рассказывал Тыбурций судье? Напишите об этом
от имени Тыбурция по следующему плану:
а) Моя первая встреча с Васей. в) История с куклой.
б) Дружба детей. г) Смерть Маруси.
2. На странице 130 рассмотрите иллюстрацию и дайте ей корот-
кое название.
МАЛЬЧИКИ.
А. П. Чехов.
— Володя приехал! —крикнул кто-то на дворе.
— Володечка приехали!—завопила Наталья, вбегая в сто-
ловую.— Ах боже мой!
Вся семья Королёвых, с часу на час поджидавшая своего
Володю, бросилась к окнам. У подъезда стояли широкие роз-
вальни, и от тройки белых лошадей шёл густой туман. Сани
были пусты, потому что Володя уже стоял в сенях и красными
озябшими пальцами развязывал башлык. Его гимназическое
пальто, фуражка, калоши и волосы на висках были покрыты
инеем, и весь он от головы до ног издавал такой вкусный мороз-
ный запах, что, глядя на него, хотелось озябнуть и сказать:
«брр!» Мать и тётка бросились обнимать и целовать его. На-
134
талья повалилась к его но-
гам и начала стаскивать с
него валенки, сёстры подняли
визг, двери скрипели, хлопали,
а отец Володи в одной жилетке
и с ножницами в руках вбе-
жал в переднюю и закричал
испуганно:
— А мы тебя ещё вчера
ждали! Хорошо доехал? Благо-
получно? Господи боже мой,
да дайте же ему с отцом поздо-
роваться! Что я не отец что ли?
— Гав! Гав! — ревел басом
Милорд, огромный чёрный пёс,
стуча хвостом по стенам и по
мебели.
Всё смешалось в один
сплошной, радостный звук, про-
должавшийся минуты две. Ко-
гда первый порыв радости про-
шёл, Королёвы заметили, что,
кроме Володи, в передней на-
Антон Павлович Чехов
(1860—1904).
ходился ещё один маленький человек, окутанный в платки,
шали и башлыки и покрытый инеем; он неподвижно стоял в
углу в тени, бросаемой большою лисьей шубой.
— Володечка, а это же кто? — спросила шёпотом мать.
— Ах, — спохватился Володя. — Это, честь имею предста-
вить, мой товарищ Чечевицын, ученик второго класса... Я при-
вёз его с собой погостить у нас.
— Очень приятно, милости просим! — сказал радостно
отец. — Извините, я по-домашнему, без сюртука... Пожалуйте!
Наталья, помоги господину Черепицыну раздеться! Господи
боже мой, да прогоните эту собаку! Это наказание!
Немного погодя Володя и его друг Чечевицын, ошеломлён-
ные шумной встречей и всё ещё розовые от холода, сидели за
столом и пили чай. В комнате было тепло, и мальчики чувство-
вали, как в их озябших телах, не желая уступать друг другу,
щекотались тепло и мороз.
— Ну, вот скоро и рождество! — говорил нараспев отец,
крутя из тёмно-рыжего табаку папиросу. — А давно ли было
лето и мать плакала, тебя провожаючи? Господин Чибисов, ку-
шайте, прошу вас, не стесняйтесь! У нас попросту.
Три сестры Володи, Катя, Соня и Маша — самой старшей
135
из них было одиннадцать лет, — сидели за столом и не отрывали
глаз от нового знакомого. Чечевицын был такого же возраста
и роста, как Володя, но не так пухл и бел, а худ, смугл, покрыт
веснушками. Волосы у него были щетинистые, глаза узенькие,
губы толстые, вообще был он очень некрасив, и если б на нём
не было гимназической куртки, то по наружности его можно
было бы принять за кухаркина сына. Он был угрюм, всё время
молчал и ни разу не улыбнулся. Девочки, глядя не него, сразу
сообразили, что это, должно быть, очень умный и учёный чело-
век. Он о чём-то всё время думал и так был занят своими мыс-
лями, что когда его спрашивали о чём-нибудь, то он вздраги-
вал, встряхивал головой и просил повторить вопрос.
Девочки заметили, что и Володя, всегда весёлый и разго-
ворчивый, на этот раз говорил мало, вовсе не улыбался и как
будто даже не рад был тому, что приехал домой. Пока сидели
за чаем, он обратился к сёстрам только раз, да и то с какими-
то странными словами. Он указал пальцем на самовар и сказал:
— Ав Калифорнии вместо чаю пьют джин.
Он тоже был занят какими-то мыслями, и, судя по тем взгля-
дам, какими он изредка обменивался с другом своим Чечеви-
цыным, мысли у мальчиков были общие.
После чаю все пошли в детскую. Отец и девочки сели за
стол и занялись работой, которая была прервана приездом
мальчиков. Они делали из разноцветной бумаги цветы и бах-
рому для ёлки. Это была увлекательная и шумная работа. Каж-
дый вновь сделанный цветок девочки встречали восторженными
криками, даже криками ужаса, точно этот цветок падал с неба;
папаша тоже восхищался и изредка бросал ножницы на пол,
сердясь на них за то, что они тупы. Мамаша вбегала в детскую
с очень озабоченным лицом и спрашивала:
— Кто взял мои ножницы? Опять ты, Иван Николаич, взял
мои ножницы?
— Господи боже мой, даже ножниц не дают! —отвечал пла-
чущим голосом Иван Николаич и, откинувшись на спинку
стула, принимал позу оскорблённого человека, но через минуту
опять восхищался.
II.
В предыдущие свои приезды Володя тоже занимался приго-
товлениями для ёлки или бегал на двор поглядеть, как кучер
и пастух делали снеговую гору, но теперь он и Чечевицын не
обратили никакого внимания на разноцветную бумагу и ни разу
даже не побывали в конюшне, а сели у окна и стали о чём-то
136
шептаться; потом они оба вместе раскрыли географический
атлас и стали рассматривать какую-то карту.
— Сначала в Пермь... — тихо говорил Чечевицын... — оттуда
в Тюмень... потом Томск... потом... потом... в Камчатку... Отсюда
самоеды 1 перевезут на лодках через Берингов пролив... Вот тебе
и Америка... Тут много пушных зверей.
— А Калифорния? — спросил Володя.
— Калифорния ниже... — Лишь бы в Америку попасть, а Ка-
лифорния не за горами. Добывать же себе пропитание можно
охотой и грабежом.
Чечевицын весь день сторонился девочек и глядел на них
исподлобья. После вечернего чая случилось, что его минут на
пять оставили одного с девочками. Неловко было молчать. Он
сурово кашлянул, потёр правой ладонью левую руку, поглядел
угрюмо на Катю и спросил:
— Вы читали Майн-Рида?
— Нет, не читала... Послушайте, вы умеете на коньках ка-
таться?
Погружённый в свои мысли, Чечевицын ничего не ответил
на этот вопрос, а только сильно надул щёки и сделал такой
вздох, как будто ему было очень жарко. Он ещё раз поднял
глаза на Катю и сказал:
— Когда стадо бизонов бежит через пампасы, то дрожит зем-
ля, а в это время мустанги, испугавшись, брыкаются и ржут.
Чечевицын грустно улыбнулся и добавил:
— А также индейцы нападают на поезда. Но хуже всего это
москиты и термиты.
— А что это такое?
— Это вроде муравчиков, только с крыльями. Очень сильно
кусаются. Знаете, кто я?
— Господин Чечевицын.
— Нет. Я Монтигомо Ястребиный Коготь, вождь непобе-
димых.
Маша, самая маленькая девочка, поглядела на него, потом
на окно, за которым уже наступал вечер, и сказала в раздумье:
— А у нас чечевицу вчера готовили.
Совершенно непонятные слова Чечевицына и то, что он по-
стоянно шептался с Володей, и то, что Володя не играл, а всё
думал о чём-то, — всё это было загадочно и странно. И обе
старшие девочки, Катя и Соня, стали зорко следить за мальчи-
ками. Вечером, когда мальчики ложились спать, девочки под-
1 Так называли до Великой Октябрьской революции жителей Севера —
ненцев.
137
крались к двери и подслушали их разговор. О, что они узнали!
Мальчики собирались бежать куда-то в Америку добывать зо-
лото; у них для дороги было уже всё готово: пистолет, два
ножа, сухари, увеличительное стекло для добывания огня, ком-
пас и четыре рубля денег. Они узнали, что мальчикам придётся
пройти пешком несколько тысяч вёрст, а по дороге сражаться с
тиграми и дикарями, потом добывать золото и слоновую кость,
убивать врагов, поступать в морские разбойники, пигь джин
и в конце концов жениться на красавицах и обрабатывать
плантации. Володя и Чечевицын говорили и в увлечении пере-
бивали друг друга. Себя Чечевицын называл при этом так:
«Монтигомо Ястребиный Коготь», а Володю «бледнолицый
брат мой».
— Ты смотри же, не говори маме, — сказала Катя Соне,
отправляясь с ней спать. — Володя привезёт нам из Америки
золота и слоновой кости, а если ты скажешь маме, то его не
пустят.
Накануне сочельника Чечевицын целый день рассматривал
карту Азии и что-то записывал, а Володя, томный, пухлый, как
укушенный пчелой, угрюмо ходил по комнатам и ничего не ел.
И раз даже в детской он остановился перед иконой, перекре-
стился и сказал:
— Господи, прости меня грешного! Господи, сохрани мою
бедную, несчастную маму!
К вечеру он расплакался. Идя спать, он долго обнимал отца,
мать и сестёр. Катя и Соня понимали, в чём тут дело, а млад-
шая, Маша, ничего не понимала, решительно ничего, и только
при взгляде на Чечевицына задумывалась и говорила со
вздохом:
— Когда пост, няня говорит, надо кушать горох и че-
чевицу.
III.
Рано утром в сочельник Катя и Соня тихо поднялись с по-
стелей и пошли посмотреть, как мальчики будут бежать в Аме-
рику. Подкрались к двери.
— Так ты не поедешь? — сердито спрашивал Чечевицын.—
Говори: не поедешь?
— Господи! — тихо плакал Володя. — Как же я поеду? Мне
маму жалко.
— Бледнолицый брат мой, я прошу тебя, поедем! Ты же
уверял, что поедешь, сам меня сманил, а как ехать, так вот и
струсил.
— Я... я не струсил, а мне... мне маму жалко.
138
— Ты говори: поедешь или нет?
— Я поеду, только... только погоди... Мне хочется дома
пожить.
— В таком случае я сам поеду! — решил Чечевицын. — И
без тебя обойдусь. А ещё тоже хотел охотиться на тигров, сра-
жаться! Когда так, отдай же мои пистоны!
Володя заплакал так горько, что сёстры не выдержали и
тоже тихо заплакали. Наступила тишина.
— Так ты не поедешь? — ещё раз спросил Чечевицын.
— По... поеду.
— Так одевайся!
И Чечевицын, чтобы уговорить Володю, хвалил Америку,
рычал, как тигр, изображал пароход, бранился, обещал отдать
Володе всю слоновую кость и все львиные и тигровые шкуры.
И этот худенький, смуглый мальчик со щетинистыми воло-
сами и веснушками казался девочкам необыкновенным, заме-
чательным. Это был герой, решительный, неустрашимый чело-
век, и рычал он так, что, стоя за дверями, в самом деле можно
было подумать, что это тигр или лев.
Когда девочки вернулись к себе и одевались, Катя с глазами
полными слёз сказала:
— Ах, мне так страшно!
IV.
До двух часов, когда сели обедать, всё было тихо, но за
обедом вдруг оказалось, что мальчиков нет дома. Послали в
людскую, в конюшню, во флигель к приказчику — там их не
было. Послали в деревню — и там не нашли. И чай потом тоже
пили без мальчиков, а когда садились ужинать, мамаша очень
беспокоилась, даже плакала. А ночью опять ходили в деревню,
искали, ходили с фонарями на реку. Боже, какая поднялась
суматоха!
На другой день приезжал урядник, писали в столовой ка-
кую-то бумагу. Мамаша плакала.
Но вот у крыльца остановились розвальни, и от тройки бе-
лых лошадей валил пар.
— Володя приехал! — крикнул кто-то на дворе.
— В-олодечка приехали! — завопила Наталья, вбегая в сто-
ловую.
Й Милорд залаял басом: «Гав! Гав!» Оказалось, что маль-
чиков задержали в городе, в Гостином дворе (там они ходили
и всё спрашивали, где продаётся порох). Володя, как вошёл
в переднюю, так и зарыдал и бросился матери на шею. Девочки,
139
дрожа, с ужасом думали о том, что теперь будет, слышали, как
папаша повёл Володю и Чечевицына к себе в кабинет и долго
там говорил с ними; мамаша тоже говорила и плакала.
— Разве это так можно? — убеждал папаша. — Не дай бог
узнают в гимназии, вас исключат. А вам стыдно, господин Че-
чевицын! Не хорошо-с! Вы зачинщик, и, надеюсь, вы будете на-
казаны вашими родителями. Разве это так можно? Вы где
ночевали?
— На вокзале! — гордо ответил Чечевицын.
Володя потом лежал, и ему к голове прикладывали поло-
тенце, смоченное в уксусе. Послали куда-то телеграмму, и на
другой день приехала дама, мать Чечевицына, и увезла своего
сына.
Когда уезжал Чечевицын, то лицо у него было суровое, над-
менное, и, прощаясь с девочками, он не сказал ни одного слова;
только взял у Кати тетрадку и написал в знак памяти:
«Монтигомо Ястребиный Коготь».
1. Что смешного в затее мальчиков?
2. Чем отличались они друг от друга? Кто вам больше понра-
вился?
3. Проследите по карте, через какие города, моря, заливы и про-
ливы пришлось бы проезжать мальчикам, чтобы добраться до Америки.
4. Узнайте по словарю или учебникам, что такое пампасы, мо-
скиты, термиты, бизоны, мустанги,
5. О каких путешествиях вы мечтаете?
Задание по картине И. В. Шевандроновой
«В сельской библиотеке. Читатели».
Составьте рассказ по картине И. В. Шевандроновой «В сельской
библиотеке. Читатели».
1. Что изображено на картине?
Кратко опишите комнату, вид из окна. Какое это время года?
Каков возраст читателей?
2. Что привело детей в библиотеку? Как, по-вашему, они отно-
сятся к книге, чтению?
3. Всмотритесь внимательно в фигуру девочки и маленького
мальчика, изображённых в центре. Докажите, что они внешне похожи.
Кем они приходятся друг другу? Кого дети ждут? Каково выражение
их глаз, лица? Что переживает малыш, очевидно впервые пришедший
в библиотеку? О какой книге он мечтает? Каким образом художница
показывает, что девочка находится в состоянии нетерпеливого ожи-
дания?
140
В сельской библиотеке. Читатели. С картины И. В. Шевандроновой.
4. Опишите мальчиков, стоящих слева.
Обратите внимание на их позу. Какую книгу (о каких событиях
и героях) они рассматривают с большим увлечением?
5. Чем занята девочка у окна? Каково выражение её лица? Из
чего видно, что юная читательница не скоро уйдёт из библиотеки?
Какие книги вы любите читать? Где вы берёте книги для чтения?
КАШТАНКА.
А. П. Чехов.
I. ДУРНОЕ ПОВЕДЕНИЕ.
Молодая рыжая собака — помесь такса с дворняжкой,
очень похожая мордой на лисицу, бегала взад и вперёд по тро-
туару и беспокойно оглядывалась по сторонам. Изредка она
останавливалась и, плача, приподнимая то одну озябшую лапу,
то другую, старалась дать себе отчёт: как это могло случиться,
что она заблудилась?
Она отлично помнила, как она провела день и как в конце
концов попала на этот незнакомый тротуар.
День начался с того, что её хозяин, столяр Лука Алексан-
дрыч, надел шапку, взял под мышку какую-то деревянную
штуку, завёрнутую в красный платок, и крикнул:
— Каштанка, пойдём!
Услыхав своё имя, помесь такса с дворняжкой вышла из-под
верстака, где она спала на стружках, сладко потянулась и по-
бежала за хозяином. Заказчики Луки Александрыча жили
ужасно далеко, так что, прежде чем дойти до каждого из них,
столяр должен был по нескольку раз заходить в трактир и под-
крепляться. Каштанка помнила, что по дороге она вела себя
крайне неприлично. От радости, что её взяли гулять, она пры-
гала, бросалась с лаем на вагоны конножелезки \ забегала во
дворы и гонялась за собаками. Столяр то и дело терял её из
виду, останавливался и сердито кричал на неё. Раз даже он с
выражением алчности1 2 на лице забрал в кулак её лисье ухо,
потрепал и проговорил с расстановкой:
— Чтоб... ты... из...дох...ла, холера!
Побывав у заказчиков, Лука Александрыч зашёл на минутку
к сестре, у которой пил и закусывал; от сестры пошёл он к зна-
1 Конножелёзка, конка (устарелое слово) — городская железная дорога
с конной тягой.
2 Алчность — жадность; здесь: сильное желание сделать что-нибудь.
141
комому переплётчику, от переплётчика в трактир, из трактира
к куму и т. д. Одним словом, когда Каштанка попала на незна-
комый тротуар, то уже вечерело и столяр был пьян. Он разма-
хивал руками и глубоко вздыхал. Или же он впадал в добро-
душный тон, подзывал к себе Каштанку и говорил ей:
— Ты, Каштанка, насекомое существо и больше ничего. Су-
против 1 человека ты всё равно, что плотник супротив столяра...
Когда он разговаривал с нею таким образом, вдруг загре-
мела музыка. Каштанка оглянулась и увидела, что по улице
прямо на неё шёл полк солдат.
Не вынося музыки, которая расстраивала ей нервы, она за-
металась и завыла. К великому её удивлению, столяр, вместо
того чтобы испугаться, завизжать и залаять, широко улыбнулся,
вытянулся во фрунт2 и всей пятернёй сделал под козырёк. Видя,
что хозяин не протестует, Каштанка громче завыла и, не помня
себя, бросилась через дорогу на другой тротуар.
Когда она опомнилась, музыка уже не играла и полка не
было. Она перебежала дорогу к тому месту, где оставила хо-
зяина, но, увы! — столяра уже там не было. Она бросилась
вперёд, потом назад, ещё раз перебежала дорогу, но столяр
точно сквозь землю провалился... Каштанка стала обнюхивать
тротуар, надеясь найти хозяина по запаху его следов, но раньше
какой-то негодяй прошёл в новых резиновых калошах, и теперь
все тонкие запахи мешались с острой каучуковою3 вонью, так
что ничего нельзя было разобрать.
Каштанка бегала взад и вперёд и не находила хозяина, а
между тем становилось темно. По обе стороны улицы зажглись
фонари, и в окнах домов показались огни. Шёл крупный, пуши-
стый снег и красил в белое мостовую, лошадиные спины, шапки
извозчиков, и чем больше темнел воздух, тем белее становились
предметы. Мимо Каштанки, заслоняя ей поле зрения и толкая
её ногами, безостановочно взад и вперёд проходили незнакомые
заказчики. (Всё человечество Каштанка делила на две очень
неравные части: на хозяев и на заказчиков; между теми и дру-
гими была существенная разница: первые имели право бить её,
а вторых она сама имела право хватать за икры.) Заказчики
куда-то спешили и не обращали на неё никакого внимания.
Когда стало совсем темно, Каштанкою овладели отчаяние и
ужас. Она прижалась к какому-то подъезду и стала горько пла-
кать. Целодневное путешествие с Лукой Александрычем уто-
1 Супротив — искажённое слово против.
2 Вытянуться во фрунт — стать по-военному прямо, вытянуться.
3 Каучук — смолистое вещество, из которого вырабатывается резина.
142
мило её, уши и лапы её озябли, и к тому же ещё она была
ужасно голодна. За весь день ей приходилось жевать только
два раза: покушала у переплётчика немножко клейстеру да в
одном из трактиров около прилавка нашла колбасную ко-
жицу— вот и всё. Если бы она была человеком, то, наверное,
подумала бы: «Нет, так жить невозможно! Нужно застре-
литься!»
II. ТАИНСТВЕННЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ.
Но она ни о чём не думала и только плакала. Когда мягкий,
пушистый снег совсем облепил её спину и голову и она от изне-
можения погрузилась в тяжёлую дремоту, вдруг подъездная
дверь щёлкнула, запищала и ударила её по боку. Она вскочила.
Из отворенной двери вышел какой-то человек, принадлежащий
к разряду заказчиков. Так как Каштанка взвизгнула и попала
ему под ноги, то он не мог не обратить на неё внимания. Он
нагнулся к ней и спросил:
— Псина, ты откуда? Я тебя ушиб? О, бедная, бедная... Ну
не сердись, не сердись... Виноват.
Каштанка поглядела на незнакомца сквозь снежинки, на-
висшие на ресницы, и увидела перед собой коротенького и тол-
стенького человека с бритым, пухлым лицом, в цилиндре и шубе
нараспашку.
— Что же ты скулишь? — продолжал он, сбивая пальцем
с её спины снег. — Где твой хозяин? Должно быть, ты потеря-
лась? Ах, бедный пёсик! Что же мы теперь будем делать?
Уловив в голосе незнакомца тёплую, душевную нотку, Каш-
танка лизнула ему руку и заскулила ещё жалостнее.
— А ты хорошая, смешная! — сказал незнакомец. — Совсем
лисица! Ну что ж, делать нечего, пойдём со мной! Может быть,
ты и сгодишься на что-нибудь... Ну, фюйть!
Он чмокнул губами и сделал Каштанке знак рукой, который
мог означать только одно: «пойдём». Каштанка пошла.
Не больше как через полчаса она уже сидела на полу в
большой, светлой комнате и, склонив голову набок, с умиле-
нием 1 и любопытством глядела на незнакомца, который сидел
за столом и обедал. Он ел и бросал ей кусочки... Сначала он
дал ей хлеба и зелёную корочку сыра, потом кусочек мяса, пол-
пирожка, куриных костей, а она с голодухи всё это съела так
быстро, что не успела разобрать вкуса. И чем больше она ела,
тем сильнее чувствовала голод.
1 Умиление — нежность; умильно — нежно, трогательно.
143
— Однако плохо же кормят тебя твои хозяева!—говорил
незнакомец, глядя, с какою свирепою жадностью она глотала
неразжёванные куски. — И какая ты тощая! Кожа да кости...
Каштанка съела много, но не наелась, а только опьянела от
еды. После обеда она разлеглась среди комнаты, протянула ноги
и, чувствуя во всём теле приятную истому1, завиляла хвостом.
Пока её новый хозяин, развалившись в кресле, курил сигару,
она виляла хвостом и решала вопрос: где лучше — у незнакомца
или у столяра? У незнакомца обстановка бедная и некрасивая:
кроме кресел, дивана, лампы и ковров, у него нет ничего, и ком-
ната кажется пустою; у столяра же вся квартира битком на-
бита вещами: у него есть стол, верстак, куча стружек, рубанки,
стамески, пилы, клетка с чижом, лохань... У незнакомца не
пахнет ничем, у столяра же в квартире всегда стоит туман и
великолепно пахнет клеем, лаком и стружками. Зато у незна-
комца есть одно очень важное преимущество — он даёт много
есть и, надо отдать ему полную справедливость, когда Каш-
танка сидела перед столом и умильно глядела на него, он ни
разу не ударил её, не затопал ногами и ни разу не крикнул:
«По-шла вон, треклятая!»
Выкурив сигару, новый хозяин вышел и через минуту вер-
нулся, держа в руках маленький матрасик.
— Эй ты, пёс, поди сюда! — сказал он, кладя матрасик в
углу около дивана. — Ложись здесь. Спи!
Затем он потушил лампу и вышел. Каштанка разлеглась
на матрасике и закрыла глаза; с улицы послышался лай, и она
хотела ответить на него, но вдруг неожиданно ею овладела
грусть.
Она вспомнила Луку Александрыча, его сына Федюшку,
уютное местечко под верстаком... Вспомнила она, что в длинные
зимние вечера, когда столяр строгал или читал вслух газету,
Федюшка обыкновенно играл с нею...
И чем ярче были воспоминания, тем громче и тоскливее ску-
лила Каштанка.
Но скоро утомление и теплота взяли верх над грустью. Она
стала засыпать. В её воображении забегали собаки; пробежал,
между прочим, и мохнатый старый пудель, которого она видела
сегодня на улице, с бельмом на глазу и с клочьями шерсти около
носа. Федюшка, с долотом в руке, погнался за пуделем, потом
вдруг сам покрылся мохнатой шерстью, весело залаял и очу-
тился около Каштанки. Каштанка и он добродушно понюхали
друг другу носы и побежали на улицу...
1 Истома — чувство приятного утомления.
144
Рисунок В. Ермолова.
III. НОВОЕ, ОЧЕНЬ ПРИЯТНОЕ ЗНАКОМСТВО.
Когда Каштанка проснулась, было уже светло и с улицы
доносился шум, какой бывает только днём. В комнате не было
ни души. Каштанка потянулась, зевнула и, сердитая, угрюмая,
прошлась по комнате. Она обнюхала углы и мебель, заглянула
в переднюю и не нашла ничего интересного. Кроме двери, кото-
рая вела в переднюю, была ещё одна дверь. Подумав, Каштанка
поцарапала её обеими лапами, отворила и вошла в следующую
комнату. Тут на кровати, укрывшись байковым одеялом, спал
заказчик, в котором она узнала вчерашнего незнакомца.
— Рррр... — заворчала она, но, вспомнив про вчерашний
обед, завиляла хвостом и стала нюхать.
Она понюхала одежду и сапоги незнакомца и нашла, что они
очень пахнут лошадью. Из спальни вела куда-то ещё одна дверь,
тоже затворенная. Каштанка поцарапала эту дверь, налегла на
неё грудью, отворила и тотчас же почувствовала странный,
очень подозрительный запах. Предчувствуя неприятную встречу,
ворча и оглядываясь, Каштанка вошла в маленькую комнатку
с грязными обоями и в страхе попятилась назад. Она увидела
нечто неожиданное и страшное. Пригнув к земле шею и голову,
растопырив крылья и шипя, прямо на неё шёл серый гусь. Не-
сколько в стороне от него, на матрасике, лежал белый кот; уви-
дев Каштанку, он вскочил, выгнул спину в дугу, задрал хвост,
взъерошил шерсть и тоже зашипел. Собака испугалась не на
шутку, но не желая выдавать своего страха, громко залаяла и
бросилась к коту... Кот ещё сильнее выгнул спину, зашипел и
ударил Каштанку лапой по голове. Каштанка отскочила, при-
села на все четыре лапы и, протягивая к коту морду, залилась
громким, визгливым лаем; в это время гусь подошёл сзади и
больно долбанул её клювом в спину. Каштанка вскочила и
бросилась на гуся...
— Это что такое? — послышался громкий, сердитый голос, и
в комнату вошёл незнакомец в халате и с сигарой в зубах. —
Что это значит? На место!
Он подошёл к коту, щёлкнул его по выгнутой спине и
сказал:
— Фёдор Тимофеич, это что значит? Драку подняли? Ах ты,
старая каналья! Ложись!
И, обратившись к гусю, он крикнул:
— Иван Иваныч, на место!
Кот покорно лёг на свой матрасик и закрыл глаза. Судя по
выражению его морды и усов, он сам был недоволен, что пого-
рячился и вступил в драку. Каштанка обиженно заскулила, а
145
гусь вытянул шею и заговорил о чём-то быстро, горячо и от-
чётливо, но крайне непонятно.
— Ладно, ладно! — сказал хозяин, зевая. — Надо жить
мирно и дружно. — Он гладил Каштанку и продолжал: —
А ты, рыжик, не бойся... Это хорошая публика, не обидит. По-
стой, как же мы тебя звать будем? Без имени нельзя, брат.
Незнакомец подумал и сказал:
— Вот что... Ты будешь — Тётка... Понимаешь? Тётка!
И, повторив несколько раз слово «Тётка», он вышел.
Каштанка села и стала наблюдать. Кот неподвижно сидел
на матрасике и делал вид, что спит. Гусь, втягивая шею и топ-
чась на одном месте, продолжал говорить о чём-то быстро и го-
рячо. По-видимому, это был очень умный гусь; после каждой
длинной тирады1 он всякий раз удивлённо пятился назад и де-
лал вид, что восхищается своей речью... Послушав его и отве-
тив ему «ррр...», Каштанка принялась обнюхивать углы. В одном
из углов стояло маленькое корытце, в котором она увидала
мочёный горох и размокшие ржаные корки. Она попробовала
горох — невкусно, попробовала корки и стала есть. Гусь ни-
сколько не обиделся, что незнакомая собака поедает его корм,
а, напротив, заговорил ещё горячее и, чтобы показать своё до-
верие, сам подошёл к корытцу и съел несколько горошинок.
IV. ЧУДЕСА В РЕШЕТЕ.
Немного погодя опять вошёл незнакомец и принёс с собой
какую-то странную вещь, похожую на ворота и на букву П. На
перекладине этого деревянного, грубо сколоченного П висел
колокол и был привязан пистолет; от языка колокола и от курка
пистолета тянулись верёвочки.
Незнакомец поставил П посреди комнаты, долго что-то раз-
вязывал и завязывал, потом посмотрел на гуся и сказал:
— Иван Иваныч, пожалуйте!
Гусь подошёл к нему и остановился в ожидательной позе.
— Ну-с, — сказал незнакомец, — начнём с самого начала.
Прежде всего поклонитесь и сделайте реверанс. Живо!
Иван Иваныч вытянул шею, закивал во все стороны и шарк-
нул лапкой.
—Так, молодец... Теперь умри!
Гусь лёг на спину и задрал вверх лапы. Проделав ещё не-
сколько подобных неважных фокусов, незнакомец вдруг схватил
себя за голову, изобразил на своём лице ужас и закричал:
1 Тирада — речь или отрывок речи, длинная фраза, произносимая обычно
в приподнятом тоне,
146
— Караул! Пожар! Горим!
Иван Иваныч подбежал к П, взял в клюв верёвку и зазво-
нил в колокол.
Незнакомец остался очень доволен. Он погладил гуся по
шее и сказал:
— Молодец, Иван Иваныч! Теперь представь, что ты юве-
лир 1 и торгуешь золотом и брильянтами2. Представь теперь,
что ты приходишь к себе в магазин и застаёшь в нём воров.
Как бы ты поступил в данном случае?
Гусь взял в клюв другую верёвку и потянул, отчего тотчас
же раздался оглушительный выстрел. Каштанке очень понра-
вился звон, а от выстрела она пришла в такой восторг, что за-
бегала вокруг П и залаяла.
— Тётка, на место! — крикнул ей незнакомец. — Молчать!
Работа Ивана Иваныча не кончилась стрельбой. Целый час
потом незнакомец гонял его вокруг себя на корде3 и хлопал
бичом 4, причём гусь должен был прыгать через барьер и сквозь
обруч, становиться на дыбы, то есть садиться на хвост, и махать
лапками. Каштанка не отрывала глаз от Ивана Иваныча, завы-
вала от восторга и несколько раз принималась бегать за ним
со звонким лаем. Утомив гуся и себя, незнакомец вытер со лба
пот и крикнул:
— Марья, позови-ка сюда Хавронью Ивановну!
Через минуту послышалось хрюканье... Каштанка заворчала,
приняла очень храбрый вид и на всякий случай подошла по-
ближе к незнакомцу. Отворилась дверь, в комнату поглядела
какая-то старуха и, сказав что-то, впустила чёрную, очень не-
красивую свинью. Не обращая никакого внимания на ворчанье
Каштанки, свинья подняла вверх свой пятачок и весело за-
хрюкала. По-видимому, ей было очень приятно видеть своего
хозяина, кота и Ивана Иваныча. Когда она подошла к коту и
слегка толкнула его под живот своим пятачком и потом о чём-то
заговорила с гусем, в её движениях, в голосе и в дрожании
хвостика чувствовалось много добродушия. Каштанка сразу
поняла, что ворчать и лаять на таких субъектов — бесполезно.
Хозяин убрал П и крикнул:
— Фёдор Тимофеич, пожалуйте!
1 Ювелир — мастер по изготовлению художественных изделий, украшений
из драгоценных металлов, с драгоценными камнями. Продавец ювелирных
изделий.
2 Брильянт — драгоценный камень, алмаз, особо отшлифованный.
3 Гонять на корде — гонять лошадь по кругу, держа её за верёвку, чтобы
приучить к ровному бегу. Такую же дрессировку применили к гусю.
4 Бич — длинная ремённая плеть.
147
Кот поднялся, лениво потянулся и нехотя, точно делая одол-
жение, подошёл к свинье.
— Ну-с, начнём с египетской пирамиды, — начал хозяин.
Он долго объяснял что-то, потом скомандовал: «раз... два...
три!» Иван Иваныч при слове «три» взмахнул крыльями и вско-
чил на спину свиньи... Когда он, балансируя 1 крыльями и шеей,
укрепился на щетинистой спине, Фёдор Тимофеич вяло и ле-
ниво, с явным пренебрежением и с таким видом, как будто он
презирает и ставит ни в грош своё искусство, полез на спину
свиньи, потом нехотя взобрался на гуся и стал на задние лапы.
Получилось то, что незнакомец называл египетской пирамидой.
Каштанка взвизгнула от восторга, но в это время старик кот
зевнул и, потеряв равновесие, свалился с гуся. Иван Иваныч
пошатнулся и тоже свалился. Незнакомец закричал, замахал
руками и стал опять что-то объяснять. Провозившись целый
час с пирамидой, неутомимый хозяин принялся учить Иван Ива-
ныча ездить верхом на коте, потом стал учить кота курить и т. п.
Ученье кончилось тем, что незнакомец вытер со лба пот и
вышел, Фёдор Тимофеич брезгливо2 фыркнул, лёг на матра-
сик и закрыл глаза. Иван Иваныч направился к корытцу, а
свинья была уведена старухой.
Благодаря массе новых впечатлений день прошёл для Каш-
танки незаметно, а вечером она со своим матрасиком была уже
водворена в комнатке с грязными обоями и ночевала в обще-
стве Фёдора Тимофеича и гуся.
V. ТАЛАНТ! ТАЛАНТ!
Прошёл месяц.
Каштанка уже привыкла к тому, что её каждый вечер кор-
мили вкусным обедом и звали Тёткой. Привыкла она и к незна-
комцу, и к своим новым сожителям. Жизнь потекла как по
маслу.
Все дни начинались одинаково. Обыкновенно раньше всех
просыпался Иван Иваныч и тотчас же подходил к Тётке или
к коту, выгибал шею и начинал говорить о чём-то горячо и убе-
дительно, но по-прежнему непонятно. Иной раз он поднимал
вверх голову и произносил длинные монологи3. В первые дни
знакомства Каштанка думала, что он говорит много потому, что
очень умён, но прошло немного времени, и она потеряла к нему
1 Балансировать — удерживать равновесие.
2 Брезгливо — с отвращением.
3 Монолог — здесь: длинная речь; обычно так называется длинная речь
актёра в пьесе.
148
всякое уважение; когда он подходил к ней со своими длинными
речами, она уже не виляла хвостом, а третировала 1 его, как
надоедливого болтуна, который не даёт никому спать, и без
всякой церемонии2 отвечала ему: «ррр...»
Фёдор же Тимофеич был иного рода господин. Этот, проснув-
шись, не издавал никакого звука, не шевелился и даже не от-
крывал глаз. Он охотно бы не просыпался, потому что, как
видно было, он недолюбливал жизни. Ничто его не интересо-
вало, ко всему он относился вяло и небрежно, всё презирал и
даже, поедая вкусный обед, брезгливо фыркал.
Проснувшись, Каштанка начинала ходить по комнатам и об-
нюхивать углы. Только ей и коту позволялось ходить по всей
квартире; гусь же не имел права переступать порог комнатки
с грязными обоями, а Хавронья Ивановна жила где-то на дворе
в сарайчике и появлялась только во время ученья. Хозяин про-
сыпался поздно и, напившись чаю, тотчас же принимался за
свои фокусы. Каждый день в комнату вносились П, бич, обручи,
и каждый день проделывалось почти одно и то же. Ученье про-
должалось часа три-четыре, так что иной раз Фёдор Тимофеич
от утомления пошатывался, как пьяный, Иван Иваныч раскры-
вал клюв и тяжело дышал, а хозяин становился красным и
никак не мог стереть со лба пот.
Ученье и обед делали дни очень интересными, вечера же
проходили скучновато. Обыкновенно вечерами хозяин уезжал
куда-то и увозил с собой гуся и кота. Оставшись одна, Тётка
ложилась на матрасик и начинала грустить... Грусть подкрады-
валась к ней как-то незаметно и овладевала ею постепенно, как
потёмки комнатой. Начиналось с того, что у собаки пропадала
всякая охота лаять, есть, бегать по комнатам и даже глядеть;
затем в воображении её появлялись какие-то неясные фигуры,
не то собаки, не то люди, с физиономиями симпатичными, ми-
лыми, но непонятными; при появлении их Тётка виляла хво-
стом, и ей казалось, что она их где-то когда-то видела и лю-
била... А засыпая, она всякий раз чувствовала, что от этих
фигур пахнет клеем, стружками и лаком.
Когда она совсем уже свыклась с новой жизнью и из тощей,
костлявой дворняжки обратилась в сытого, выхоленного пса,
однажды перед ученьем хозяин погладил её и сказал:
— Пора нам, Тётка, делом заняться. Довольно тебе бить
баклуши3. Я хочу из тебя артистку сделать... Ты хочешь быть
артисткой?
1 Третировать — обращаться пренебрежительно.
2 Без всякой церемонии — здесь: без всякого стеснения.
3 Бить баклуши (народное выражение) — бездельничать.
149
И он стал учить её разным наукам. В первый урок она учи-
лась стоять на задних лапах, что ей ужасно нравилось. Во вто-
рой урок она должна была прыгать на задних лапах и хватать
сахар, который высоко над её головой держал учитель. Затем
в следующие уроки она плясала, бегала на корде, выла под му-
зыку, звонила и стреляла, а через месяц уже могла с успехом
заменять Фёдора Тимофеича в египетской пирамиде. Училась
она очень охотно и была довольна своими успехами; беганье
с высунутым языком на корде, прыганье в обруч и езда верхом
на старом Фёдоре Тимофеиче доставляли ей величайшее насла-
ждение. Всякий удавшийся фокус она сопровождала звонким,
восторженным лаем, а учитель удивлялся, приходил тоже в
восторг и потирал руки.
— Талант! Талант! — говорил он. — Несомненный талант!
Ты положительно будешь иметь успех!
И Тётка так привыкла к слову «талант», что всякий раз,
когда хозяин произносил его, вскакивала и оглядывалась, как
будто оно было её кличкой.
VI. БЕСПОКОЙНАЯ НОЧЬ.
Тётке приснился собачий сон, будто за ней гонится дворник
с метлой, и она проснулась от страха.
В комнатке было тихо, темно и очень душно. Кусались блохи.
Тётка раньше никогда не боялась потёмок, но теперь почему-то
ей стало жутко и захотелось лаять. В соседней комнате громко
вздохнул хозяин, потом, немного погодя, в своём сарайчике
хрюкнула свинья, и опять всё смолкло. Когда думаешь об еде,
то на душе становится легче, и Тётка стала думать о том, как
она сегодня украла у Фёдора Тимофеича куриную лапку и
спрятала её в гостиной между шкапом и стеной, где очень много
паутины и пыли. Не мешало бы теперь пойти и посмотреть:
цела эта лапка или нет? Очень может быть, что хозяин нашёл
её и скушал. Но раньше утра нельзя выходить из комнатки —
такое правило. Тётка закрыла глаза, чтобы поскорее уснуть,
так как она знала по опыту, что чем скорее уснёшь, тем скорее
наступит утро. Но вдруг недалеко от неё раздался странный
крик, который заставил её вздрогнуть и вскочить на все четыре
лапы. Это крикнул Иван Иваныч, и крик его был не болтли-
вый и убедительный, как обыкновенно, а какой-то дикий, прон-
зительный и неестественный, похожий на скрип отворяемых во-
рот. Ничего не разглядев в потёмках и не поняв, Тётка почув-
ствовала ещё больший страх и проворчала:
— Ррррр-
150
Прошло немного времени, сколько его требуется на то, чтобы
обглодать хорошую кость; крик не повторялся. Тётка мало-по-
малу успокоилась и задремала...
— К-ге! К-ге-ге!—крикнул Иван Иваныч.
Тётка проснулась, вскочила и, не сходя с матрасика, зали-
лась воющим лаем.
Но вот послышалось шарканье туфель, и в комнату вошёл
хозяин в халате и со свечой. Мелькающий свет запрыгал по
грязным обоям и по потолку и прогнал потёмки. Иван Иваныч
сидел на полу и не спал. Крылья у него были растопырены и
клюв раскрыт, и вообще он имел такой вид, как будто очень
утомился и хотел пить. Старый Фёдор Тимофеич тоже не спал.
Должно быть, и он был разбужен криком.
— Иван Иваныч, что с тобой? — спросил хозяин у гуся. —
Что ты кричишь? Ты болен?
Гусь молчал. Хозяин потрогал его за шею, погладил по спине
и сказал:
— Ты чудак. И сам не спишь, и другим не даёшь.
Когда хозяин вышел и унёс с собою свет, опять наступили
потёмки. Тётке было страшно... И почему-то она думала, что
в эту ночь должно непременно произойти что-то очень ху-
дое. Фёдор Тимофеич тоже был неспокоен. Тётка слышала,
как он возился на своём матрасике, зевал и встряхивал го-
ловой.
Где-то на улице застучали в ворота, и в сарайчике хрюкнула
свинья. Тётка заскулила, протянула передние лапы и положила
на них голову. Вот около Тётки на мгновение вспыхнули две
тусклые зелёные искорки. Это в первый раз за всё время зна-
комства подошёл к ней Фёдор Тимофеич. Что ему нужно было?
Тётка лизнула лапу и, не спрашивая, зачем он пришёл, за-
выла тихо и на разные голоса.
— К-ге! — крикнул Иван Иваныч. — К-ге-ге!
Опять отворилась дверь, и вошёл хозяин со свечой. Гусь си-
дел в прежней позе, с разинутым клювом и растопырив крылья.
Глаза у него были закрыты.
— Иван Иваныч! — позвал хозяин.
Гусь не шевельнулся. Хозяин сел перед ним на полу, минуту
глядел на него молча и сказал:
— Иван Иваныч! Что же это такое? Умираешь ты, что ли?
Ах, я теперь вспомнил, вспомнил! — вскрикнул он и схватил
себя за голову. — Я знаю, отчего это! Это оттого, что сегодня на
тебя наступила лошадь! Боже мой, боже мой!
Тётка не понимала, что говорит хозяин, но по его лицу ви-
дела, что и он ждёт чего-то ужасного.
151
— Он умирает, Тётка, — сказал хозяин и всплеснул ру-
ками.— Да, да, умирает! К вам в комнату пришла смерть. Что
нам делать?
Бледный, встревоженный хозяин, вздыхая и покачивая голо-
вой, вернулся к себе в спальню. Тётке жутко было оставаться
в потёмках, и она пошла за ним. Он сел на кровать и несколько
раз повторил:
— Боже мой, что же делать?
Тётка ходила около его ног и, не понимая, отчего это у неё
такая тоска и отчего все так беспокоятся, и стараясь понять,
следила за каждым его движением. Фёдор Тимофеич, редко по-
кидавший свой матрасик, тоже вошёл в спальню хозяина и стал
тереться около его ног. Он встряхивал головой, как будто хотел
вытряхнуть из неё тяжёлые мысли, и подозрительно заглядывал
под кровать.
Хозяин взял блюдечко, налил в него из рукомойника воды и
опять пошёл к гусю.
— Пей, Иван Иваныч! — сказал он нежно, ставя перед ним
блюдечко. — Пей, голубчик.
Но Иван Иваныч не шевелился и не открывал глаз. Хозяин
пригнул его голову к блюдечку и окунул клюв в воду, но гусь
не пил, ещё шире растопырил крылья, и голова его так и оста-
лась лежать на блюдечке.
— Нет, ничего уже нельзя сделать! — вздохнул хозяин. —
Всё кончено. Пропал Иван Иваныч!
И по его щекам поползли вниз блестящие капельки, какие
бывают на окнах во время дождя. Не понимая, в чём дело,
Тётка и Фёдор Тимофеич жались к нему и с ужасом смотрели
на гуся.
— Бедный Иван Иваныч! — говорил хозяин, печально взды-
хая.— А я-то мечтал, что весной повезу тебя на дачу и буду гу-
лять с тобой по зелёной травке. Милое животное, хороший мой
товарищ, тебя уже нет! Как же я теперь буду обходиться без
тебя?
Когда совсем рассвело, пришёл дворник, взял гуся за лапы
и унёс его куда-то. А немного погодя, явилась старуха и вы-
несла корытце.
Тётка пошла в гостиную и посмотрела за шкап: хозяин не
скушал куриной лапки, она лежала на своём месте, в пыли и
паутине. Но Тётке было скучно, грустно и хотелось плакать. Она
даже не понюхала лапки, а пошла под диван, села там и начала
скулить тихо, тонким голоском:
— Ску-ску-ску...
152
VII. НЕУДАЧНЫЙ ДЕБЮТ1.
В один прекрасный вечер хозяин вошёл в комнату с гряз-
ными обоями и, потирая руки, сказал:
— Ну-с...
Что-то он хотел ещё сказать, но не сказал и вышел. Тётка,
отлично изучившая во время уроков его лицо и интонацию, до-
гадалась, что он был взволнован, озабочен и, кажется, сердит.
Немного погодя, он вернулся и сказал:
— Сегодня я возьму с собой Тётку и Фёдора Тимофеича.
В египетской пирамиде ты, Тётка, заменишь сегодня покойного
Ивана Иваныча. Чёрт знает что! Ничего не готово, не выучено,
репетиций было мало! Осрамимся, провалимся!
Затем он опять вышел и через минуту вернулся в шубе и в
цилиндре. Подойдя к коту, он взял его за передние лапы, под-
нял и спрятал его на груди под шубу, причём Фёдор Тимофеич
казался очень равнодушным и даже не потрудился открыть
глаз. Для него, по-видимому, было решительно всё равно: ле-
жать ли или быть поднятым за ноги, валяться ли на матрасике
или покоиться на груди хозяина под шубой...
— Тётка, пойдём, — сказал хозяин...
Ничего не понимая и виляя хвостом, Тётка пошла за ним.
Через минуту она уже сидела в санях около ног хозяина
и слушала, как он, пожимаясь от холода и волнения, бормотал:
— Осрамимся! Провалимся!
Сани остановились около большого, странного дома, похо-
жего на опрокинутый супник. Длинный подъезд этого дома с
тремя стеклянными дверями был освещён дюжиной ярких фо-
нарей. Двери со звоном отворялись и, как рты, глотали людей,
которые сновали у подъезда. Людей было много, часто к подъ-
езду подбегали и лошади, но собак не было видно.
Хозяин взял на руки Тётку и сунул её на грудь, под шубу,
где находился Фёдор Тимофеич. Тут было темно и душно, но
тепло. На мгновение вспыхнули две тусклые зелёные искорки —
это открыл глаза кот, обеспокоенный холодными, жёсткими ла-
пами соседки. Тётка лизнула его ухо и, желая усесться воз-
можно удобнее, беспокойно задвигалась, смяла его под себя
холодными лапами и нечаянно высунула из-под шубы голову,
но тотчас же сердито заворчала и нырнула под шубу. Ей пока-
залось, что она увидела громадную, плохо освещённую комнату,
полную чудовищ; из-за перегородок и решёток, которые тяну-
лись по обе стороны комнаты, выглядывали страшные рожи:
1 Дебют — первый выход актёра на сцену.
153
лошадиные, рогатые, длинноухие и какая-то одна толстая, гро-
мадная рожа с хвостом вместо носа и с двумя длинными обгло-
данными костями, торчащими изо рта.
Кот сипло замяукал под лапами Тётки, но в это время шуба
распахнулась, хозяин сказал «гоп!», и Фёдор Тимофеич с Тёт-
кой прыгнули на пол.
Они уже были в маленькой комнате с серыми дощатыми
стенами; тут, кроме небольшого столика с зеркалом, табурета
и тряпья, развешанного по углам, не было никакой другой ме-
бели, и вместо лампы или свечи горел яркий веерообразный
огонёк, приделанный к трубочке, вбитой в стену. Фёдор Тимо-
феич облизал свою шубу, помятую Тёткой, пошёл под табурет
и лёг. Хозяин, всё ещё волнуясь и потирая руки, стал разде-
ваться... Он разделся так, как обыкновенно раздевался у себя
дома, готовясь лечь под байковое одеяло, то есть снял всё,
кроме белья, потом сел на табурет и, глядя в зеркало, начал
выделывать над собой удивительные штуки. Прежде всего он
надел на голову парик с пробором и с двумя вихрами, похо-
жими на рога, потом густо смазал лицо чем-то белым и сверх
белой краски нарисовал ещё брови, усы и румяна. Затеи его
этим не кончились. Опачкавши лицо и шею, он стал облачаться 1
в какой-то необыкновенный, ни с чем не сообразный костюм,
какого Тётка никогда не видала раньше ни в домах, ни на
улице. Представьте вы себе широчайшие панталоны, сшитые из
ситца с крупными цветами, какой употребляется в мещанских
домах для занавесок и обивки мебели, панталоны, которые за-
стёгиваются у самых подмышек; одна панталона сшита из ко-
ричневого ситца, другая из светло-жёлтого. Утонувши в них,
хозяин надел ещё ситцевую курточку с большим зубчатым во-
ротником и с золотой звездой на спине, разноцветные чулки и
зелёные башмаки.
У Тётки запестрело в глазах и в душе. От белолицей, мешко-
ватой фигуры пахло хозяином, голос у него был тоже знакомый,
хозяйский, но бывали минуты, когда Тётку мучили сомнения, и
тогда она готова была бежать от пёстрой фигуры и лаять. Но-
вое место, веерообразный огонёк, запах, метаморфоза2, случив-
шаяся с хозяином, — всё это вселяло в неё определённый страх
и предчувствие, что она непременно встретится с каким-нибудь
ужасом вроде толстой рожи с хвостом вместо носа. А тут ещё
где-то за стеной далеко играла ненавистная музыка и слышался
временами непонятный рёв. Одно только и успокаивало её —
1 Облачаться — одеваться для какого-нибудь особого случая.
2 Метаморфоза — коренное изменение кого-либо, чего-либо, превращение.
154
это невозмутимость Фёдора Тимофеича. Он преспокойно дремал
под табуретом и не открывал глаз, даже когда двигался табурет.
Какой-то человек во фраке и в белой жилетке заглянул в
комнатку и сказал:
— Сейчас выход1 мисс2 Арабеллы. После неё — вы.
Хозяин ничего не ответил. Он вытащил из-под стола неболь-
шой чемодан, сел и стал ждать. По губам и по рукам его было
заметно, что он волновался, и Тётка слышала, как дрожало его
дыхание.
— М-г3 Жорж, пожалуйте! — крикнул кто-то за дверью.
Хозяин встал и три раза перекрестился, потом достал из-под
табуретки кота и сунул его в чемодан.
— Иди, Тётка, — сказал он тихо.
Тётка, ничего не понимая, подошла к его рукам; он поцело-
вал её в голову и положил рядом с Фёдором Тимофеичем. За-
сим наступили потёмки... Тётка топталась по коту, царапала
стенки чемодана и от ужаса не могла произнести ни звука, а
чемодан покачивался, как на волнах, и дрожал.
— А вот и я! —громко крикнул хозяин. — А вот и я!
Тётка почувствовала, что после этого крика чемодан уда-
рился о что-то твёрдое и перестал качаться. Послышался гром-
кий густой рёв: по ком-то хлопали, и этот кто-то, вероятно, рожа
с хвостом вместо носа, ревел и хохотал так громко, что задро-
жали замочки у чемодана. В ответ на рёв раздался пронзитель-
ный визгливый смех хозяина, каким он никогда не смеялся дома.
— Га!—крикнул он, стараясь перекричать рёв. — Почтен-
нейшая публика! Я сейчас только с вокзала! У меня издохла
бабушка и оставила мне наследство. В чемодане что-то очень
тяжёлое — очевидно, золото. Га-а! И вдруг здесь миллион! Сей-
час мы откроем и посмотрим...
В чемодане щёлкнул замок. Яркий свет ударил Тётку по гла-
зам; она прыгнула вон из чемодана и, оглушённая рёвом, бы-
стро, во всю прыть, забегала вокруг своего хозяина и залилась
звонким лаем.
— Га! —закричал хозяин. — Дядюшка Фёдор Тимофеич!
Дорогая Тётушка! Милые родственники, чёрт бы вас взял!
Он упал животом на песок, схватил кота и Тётку и принялся
обнимать их. Тётка, пока он тискал её в своих объятиях, мель-
ком оглядела тот мир, в который занесла её судьба, и, пора-
1 Выход — здесь: появление артиста на сцене театра или на арене цирка.
2 Мисс — это слово ставится перед именем или фамилией английских и
американских девушек.
3 Сокращённое французское слово: господин.
155
жённая его грандиозностью, на минуту застыла от удивления и
восторга, потом вырвалась из объятий хозяина и от остроты
впечатления, как волчок, закружилась на одном месте. Новый
мир был велик и полон яркого света; куда ни взглянешь, всюду,
от пола до потолка, видны были одни только лица, лица и
больше ничего.
— Тётушка, прошу вас сесть! —крикнул хозяин.
Помня, что это значит, Тётка вскочила на стул и села. Она
поглядела на хозяина. Глаза его, как всегда, глядели серьёзно
и ласково, но лицо, в особенности рот и зубы, были изуродо-
ваны широкой неподвижной улыбкой. Сам он хохотал, прыгал,
подёргивал плечами и делал вид, что ему очень весело в при-
сутствии тысячи лиц. Тётка поверила его весёлости, вдруг по-
чувствовала всем своим телом, что на неё смотрят эти тысячи
лиц, подняла вверх свою лисью морду и радостно завыла.
— Вы, Тётушка, посидите, — сказал ей хозяин, — а мы с
дядюшкой попляшем камаринского.
Фёдор Тимофеич в ожидании, когда его заставят делать глу-
пости, стоял и равнодушно поглядывал по сторонам. Плясал
он вяло, небрежно, угрюмо, и видно было по его движениям, по
хвосту и по усам, что он глубоко презирал и толпу, и яркий свет,
и хозяина, и себя... Протанцевав свою порцию, он зевнул и сел.
— Ну-с, Тётушка, — сказал хозяин, — сначала мы с вами
споём, а потом попляшем. Хорошо?
Он вынул из кармана дудочку и заиграл. Тётка, не вынося
музыки, беспокойно задвигалась на стуле и завыла. Со всех
сторон послышался рёв и аплодисменты.
Хозяин поклонился и, когда всё стихло, продолжал играть...
Во время исполнения одной очень высокой ноты где-то наверху
среди публики кто-то громко ахнул.
— Тятька! — крикнул детский голос.—А ведь это Каштанка!
— Каштанка и есть! — подтвердил пьяненький дребезжащий
тенорок1. — Каштанка! Федюшка, это, накажи бог, Каштанка!
Фюйть!
Кто-то на галёрке2 свистнул, и два голоса, один — детский,
другой — мужской, громко позвали:
— Каштанка! Каштанка!
Тётка вздрогнула и посмотрела туда, где кричали. Два лица:
одно волосатое, пьяное и ухмыляющееся, другое — пухлое,
краснощёкое и испуганное, ударили её по глазам, как раньше
ударил яркий свет...
1 Тенор — высокий, тонкий мужской голос.
2 Галёрка, галерея — в театре верхний ярус с дешёвыми местами.
156
Она вспомнила, упала со стула и забилась на песке, потом
вскочила и с радостным визгом бросилась к этим лицам.
Раздался оглушительный рёв, пронизанный насквозь свист-
ками и пронзительным детским криком:
— Каштанка! Каштанка!
Тётка прыгнула через барьер, потом через чьё-то плечо, очу-
тилась в ложе; чтобы попасть в следующий ярус, нужно было
перескочить высокую стену; Тётка прыгнула, но не допрыгнула
и поползла назад по стене. Затем она переходила с рук на руки,
лизала чьи-то руки и лица, подвигалась всё выше и выше и на-
конец попала на галёрку...
Спустя полчаса Каштанка шла уже по улице за людьми, от
которых пахло клеем и лаком. Лука Александрыч покачивался
и инстинктивно, наученный опытом, старался держаться по-
дальше от канавы.
Рядом с ним шагал Федюшка в отцовском картузе. Каш-
танка глядела им обоим в спины, и ей казалось, что она давно
уже идёт за ними и радуется, что жизнь её не обрывалась ни
на минуту.
Вспомнила она комнату с грязными обоями, гуся, Фёдора
Тимофеича, вкусные обеды, ученье, цирк; но всё это представ-
лялось ей теперь, как длинный, перепутанный, тяжёлый сон...
1. Какими показал
2. Как относились
Александрыч?
3. Чем понравился
Чехов животных, особенно Каштанку?
к животным клоун, Федюшка, столяр
вам этот рассказ?
Лука
МАЛЬЧИКИ.
(Из повести «Детство».)
А. М. Горький.
I.
Строгий и молчаливый дом Овсянникова внушал деду поч-
тение.
Этот одноэтажный, но высокий дом вытянулся во двор, за-
росший дёрном, чистый и пустынный, с колодцем среди его, под
крышей на двух столбиках. Дом точно отодвинулся с улицы,
прячась от неё. Три его окна, узкие и прорезанные арками1,
1 Окна, прорезанные арками — т. е. имеющие форму дуги.
157
были высоко над землёй, и стекла в них — мутные, окрашенные
солнцем в радугу. А по другую сторону ворот стоял амбар, со-
вершенно такой же по фасаду \ как и дом, тоже с тремя ок-
нами, но фальшивыми: на серую стену набиты наличники1 2, и в
них белой краской нарисованы переплёты рам. Эти слепые
окна были неприятны, и весь амбар словно намекал, что дом
хочет спрятаться, жить незаметно. Что-то тихое и обиженное
или тихое и гордое было во всей усадьбе, в её пустых конюш-
нях, в сараях с огромными воротами и тоже пустых.
Иногда по двору ходил, прихрамывая, высокий старик, бри-
тый, с белыми усами, волосы усов торчали, как иголки. Иногда
другой старик, с баками и кривым носом, выводил из конюшни
серую длинноголовую лошадь; узкогрудая, на тонких ногах, она,
выйдя на двор, кланялась всему вокруг, точно смиренная мона-
хиня. Хромой звонко шлёпал её ладонью, свистел, шумно взды-
хал, потом лошадь снова прятали в тёмную конюшню. И мне
казалось, что старик хочет уехать из дома, но не может, закол-
дован.
Почти каждый день на дворе, от полудня до вечера, играли
трое мальчиков, одинаково одетые в серые куртки и штаны, в
одинаковых шапочках, круглолицые, сероглазые, похожие друг
на друга до того, что я различал их только по росту.
Я наблюдал за ними в щели забора, они не замечали меня,
а мне хотелось, чтобы заметили. Нравилось мне, как хорошо,
весело и дружно они играют в незнакомые игры, нравились их
костюмы, хорошая заботливость друг о друге, особенно замет-
ная в отношении старших к маленькому брату, смешному и
бойкому коротышке. Если он падал — они смеялись, как всегда
смеются над упавшим, но смеялись не злорадно, тотчас же по-
могали ему встать, а если он выпачкал руки или колена, они
вытирали пальцы его и штаны листьями лопуха, платками, а
средний мальчик добродушно говорил:
— Вот ус неуклюзый!..
Они никогда не ругались друг с другом, не обманывали один
другого, и все трое были очень ловки, сильны, неутомимы.
Однажды я влез на дерево и свистнул им, — они останови-
лись там, где их застал свист, потом сошлись не торопясь и, по-
глядывая на меня, стали о чём-то тихонько совещаться. Я поду-
мал, что они станут швырять в меня камнями, спустился на
землю, набрал камней в карманы, за пазуху и снова влез на де-
рево, но они уже играли далеко от меня в углу двора и, видимо,
1 Фасад — передняя сторона здания.
2 Наличники — накладные планки в виде рамы.
158
забыли обо мне. Это было груст-
но, однако мне не захотелось
начать войну первому, а вскоре
кто-то крикнул им в форточку
окна:
— Дети, марш домой!
Они пошли не торопясь и по-
корно, точно гуси.
Много раз сидел я на дереве
над забором, ожидая, что вот они
позовут меня играть с ними, —
а они не звали. Мысленно я уже
играл с ними, увлекаясь иногда до
того, что вскрикивал и громко
смеялся; тогда они, все трое, смо-
трели на меня, тихонько говоря о
чём-то, а я, сконфуженный \
спускался на землю.
Однажды они начали игру в
прятки, очередь искать выпала
среднему, он встал в угол за ам-
Алексей Максимович Горький
(1868—1936).
баром и стоял, честно закрыв глаза руками, не подглядывая, а
братья его побежали прятаться. Старший быстро и ловко залез
в широкие пошевни1 2 под навесом амбара, а маленький, расте-
рявшись, смешно бегал вокруг колодца, не видя, куда девать
себя.
— Раз, — кричал средний, — два...
Маленький впрыгнул на сруб колодца3, схватился за ве-
рёвку, забросил ноги в пустую бадью4, и бадья, глухо постуки-
вая по стенкам сруба, исчезла.
Я обомлел 5, глядя, как быстро и бесшумно вертится хорошо
смазанное колесо, но быстро понял, что может быть, и соскочил
к ним во двор, крича:
— Упал в колодезь!..
Средний мальчик подбежал к срубу в одно время со мной,
вцепился в верёвку, его дёрнуло вверх, обожгло ему руки, но
я уже успел перенять верёвку, а тут подбежал старший; помо-
гая мне вытягивать бадью, он сказал:
— Тихонько, пожалуйста...
1 Сконфуженный — смущённый.
2 Пошевни — крестьянские сани.
3 Сруб колодца — здесь: верхняя часть колодца, выступающая над землёй.
4 Бадья — широкое, низкое деревянное ведро.
6 Обомлеть — замереть от испуга, оцепенеть.
159
Мы быстро вытянули маленького, он тоже был испуган;
с пальцев правой руки его капала кровь, щека тоже сильно сса-
жена, был он по пояс мокрый, бледен до синевы, но улыбался,
вздрагивая, широко раскрыв глаза, улыбался и тянул:
— Ка-ак я па-ада-ал...
— Ты с ума сосол, вот сто, — сказал средний, обняв его и
стирая платком кровь с лица, а старший, нахмурясь, говорил:
— Идём, всё равно не скроешь...
— Вас будут бить? — спросил я.
Он кивнул головой, потом сказал, протянув мне руку:
— Ты очень быстро прибежал!
Обрадованный похвалой, я не успел взять его руку, а он уже
снова говорил среднему брату:
— Идём, он простудится! Мы скажем, что он упал, а про
колодезь — не надо!
— Да, не надо, — согласился младший, вздрагивая. — Это
я упал в лужу, да?
Они ушли.
Всё это разыгралось так быстро, что, когда я взглянул на
сучок, с которого соскочил во двор, — он ещё качался, сбрасы-
вая жёлтый лист.
II.
С неделю братья не выходили во двор, а потом явились бо-
лее шумные, чем прежде; когда старший увидал меня на дереве,
он крикнул ласково:
— Иди к нам!
Мы забрались под навес амбара, в старые пошевни, и, при-
сматриваясь друг к другу, долго беседовали.
— Били вас? — спросил я.
— Досталось, — ответил старший.
Трудно было поверить, что этих мальчиков тоже бьют, как
меня, было обидно за них.
— Зачем ты ловишь птиц? — спросил младший.
— Они поют хорошо.
— Нет, ты не лови, пускай лучше они летают, как хотят...
— Ну, ладно, не буду!
— Только ты прежде поймай одну и подари мне.
— Тебе — какую?
— Весёлую. И в клетке.
— Значит — это чиж.
— Коска съест, — сказал младший. — И папа не позволит.
Старший согласился:
— Не позволит...
160
— А мать у вас есть?
— Нет, — сказал старший, но средний поправил его.
— Есть, только — другая, не наша, а нашей — нет, она по-
мерла.
— Другая называется — мачеха, — сказал я; старший кив-
нул головою:
- Да.
И все трое задумались, отемнели.
По сказкам бабушки я знал, что такое мачеха, и мне была
понятна эта задумчивость. Они сидели плотно друг с другом,
одинаковые, точно цыплята; а я вспомнил ведьму-мачеху, ко-
торая обманом заняла место родной матери, и пообещал им:
— Ещё вернётся родная-то, погодите!
Старший пожал плечами:
— Если умерла? Этого не бывает...
— Не бывает? Господи, да сколько же раз мёртвые, даже
изрубленные на куски, воскресали, если их спрыснуть живою
водой, сколько раз смерть была не настоящая, а от колдунов
и колдуний!
Я начал возбуждённо рассказывать им бабушкины истории;
старший сначала всё усмехался и говорил тихонько:
— Это мы знаем, это — сказки...
Его братья слушали молча, маленький — плотно сжав губы
и надувшись, а средний, опираясь локтем в колено, накло-
нился ко мне и пригибал брата рукою, закинутой за шею его.
Уже сильно завечерело, красные облака висели над кры-
шами, когда около нас явился старик с белыми усами, в корич-
невой, длинной, как у попа, одежде и в меховой, мохнатой
шапке.
— Это кто такое? — спросил он, указывая на меня паль-
цем.
Старший мальчик встал и кивнул головою на дедов дом:
— Он — оттуда...
— Кто его звал?
Мальчики, все сразу, молча вылезли из пошевней и пошли
домой, снова напомнив мне покорных гусей.
Старик крепко взял меня за плечо и повёл по двору к воро-
там; мне хотелось плакать от страха перед ним, но он шагал
так широко и быстро, что я не успел заплакать, как уже очу-
тился на улице, а он, остановясь в калитке, погрозил мне паль-
цем и сказал:
— Не смей ходить ко мне!
Я рассердился:
— Вовсе я не к тебе хожу, старый чёрт!
161
Длинной рукою своей он снова схватил меня и повёл по
тротуару, спрашивая, точно молотком колотя по голове моей:
— Твой дед дома?
На моё горе дед оказался дома: он встал перед грозным
стариком, закинув голову, высунув бородку вперёд, и тороп-
ливо говорил, глядя в глаза, тусклые и круглые, как семиш-
ники Ч
— Мать у него — в отъезде, я человек занятый, глядеть за
ним некому, — уж вы простите, полковник!
Полковник крякнул на весь дом, повернулся, как деревян-
ный столб, и ушёл, а меня, через некоторое время, выбросили
на двор, в телегу дяди Петра.
III.
Знакомство с барчуками продолжалось, становясь всё прият-
ней для меня. В маленьком закоулке, между стеною дедова
дома и забором Овсянникова, росли вяз, липа и густой куст бу-
зины; под этим кустом я прорезал в заборе полукруглое отвер-
стие, братья поочерёдно или по двое подходили к нему, и мы
беседовали тихонько, сидя на корточках или стоя на коленях.
Кто-нибудь из них всегда следил, как бы полковник не застал
нас врасплох.
Они рассказывали о своей скучной жизни, и слышать это
мне было очень печально; говорили о том, как живут наловлен-
ные мною птицы, о многом детском, но никогда ни слова не
было сказано ими о мачехе и отце, — по крайней мере я этого
не помню. Чаще же они просто предлагали мне рассказать
сказку; я добросовестно повторял бабушкины истории, а если
забывал что-нибудь, то просил их подождать, бежал к бабушке
и спрашивал её об забытом. Это всегда было приятно ей.
Я много рассказывал им и про бабушку; старший мальчик
сказал однажды, вздохнув глубоко:
— Бабушки, должно быть, все очень хорошие, — у нас тоже
хорошая была...
Он так часто и грустно говорил: было, была, бывало, точно
прожил на земле сто лет, а не одиннадцать. У него были, по-
мню, узкие ладони, тонкие пальцы, и весь он — тонкий, хруп-
кий, а глаза — очень ясные, но кроткие, как огоньки лампадок
церковных. И братья его были тоже милые, тоже вызывали
широкое доверчивое чувство к ним, — всегда хотелось сделать
для них приятное, но старший больше нравился мне.
1 Семишник (устарелое слово) — двухкопеечная монета.
162
1. Как завязалась и крепла дружба между Алёшей и мальчиками
Овсянниковыми?
2. Чем нравился мальчикам Алёша?
3. Что вы узнали из рассказа о жизни Алёши?
4. Почему Алёша сочувствовал мальчикам?
Какими красочными сравнениями автор показывает запуганность,
покорность мальчиков, их большое внешнее сходство?
5. Чем похожи отношения Алёши и мальчиков Овсянниковых на
отношения героев рассказа «Дети подземелья»?
ГАВРИК И ПЕТЯ.
(Из повести «Белеет парус одинокий».)
В. П, Катаев.
I. ВЫСОЧАЙШИЙ МАНИФЕСТ.
Надвигались события Ч Казалось, что они надвигаются
страшно медленно. В действительности они приближались с чу-
довищной быстротой курьерского поезда.
Бродя целыми днями по городу, Гаврик не мог не чувство-
вать приближения событий.
По улицам, качаясь на новеньких костылях, ходили оброс-
шие бородой раненые1 2.
Приезжавшие из центральной России мастеровые3 прино-
сили слухи о всеобщей стачке. В толпах возле университета и
высших женских курсов говорили о свободе. В толпах возле
завода Гена говорили о вооружённом восстании.
Едва Петя, миновав Куликово поле, вышел на Новорыбную,
где находилась гимназия, как он сразу заметил, что в городе
происходит какое-то важное, торжественное и чрезвычайно ра-
достное событие.
1 В повести рассказывается о событиях 1905 года. В октябре под руко-
водством большевиков рабочие провели всеобщую стачку (забастовку). Царь,
сильно напуганный ростом революции, издал манифест (здесь в смысле: тор-
жественное обращение), обещая в нём народу свободу. Большевики призы-
вали рабочих и крестьян не верить в манифест и продолжать борьбу. Во мно-
гих городах во время подготовки к вооружённому восстанию были созданы
боевые отряды и дружины.
2 Автор имеет в виду раненых, вернувшихся с войны 1905 года, которую
вела царская Россия с Японией.
3 Мастеровые — так называли до Великой Октябрьской революции фа-
брично-заводских рабочих.
163
Несмотря на ранний час, улицы были полны народа. Вид
у всех был крайне возбуждённый и деловитый, хотя никто ни-
куда не торопился. По большей части люди стояли кучками
возле ворот и задерживались на углах, окружая киоски. Всюду
разворачивались газеты, сразу становившиеся под мелким до-
ждиком ещё более серыми.
Гимназия оказалась закрытой. Навстречу бежали весёлые
гимназисты. Гимназический дворник в белом фартуке поверх
зимнего пальто с барашковым воротником протягивал вдоль
фасада, между деревьями, тонкую проволоку. Значит, вечером
будет иллюминация!
— Послушайте, — спросил Петя у дворника, — что сегодня?
— Свобода, — ответил дворник, как показалось мальчику,
несерьёзно.
— Нет, кроме шуток.
— Какие могут быть шутки? Говорю — свобода.
— Как это — свобода?
— А так само, что вы сегодня свободно можете идти домой,
потому что уроков не будет. Отменяются.
Петя обиделся.
— Послушайте, дворник, я вас серьёзно спрашиваю,—
строго сказал он, изо всех сил поддерживая достоинство гим-
назиста одесской пятой гимназии.
— А я вам серьёзно говорю, что идите себе домой к роди-
телям, которые вас ждут не дождутся, и не путайтесь у заня-
того человека под ногами.
Вконец обиженный, мальчик побрёл домой.
Людей на улице становилось всё больше и больше. Мель-
кали студенческие фуражки, каракулевые муфточки курсисток,
широкополые шляпы вольнодумцев. Несколько раз Петя услы-
шал не совсем понятное слово «свобода».
Наконец, на углу Канатной его внимание привлекла неболь-
шая толпа возле бумажки, наклеенной на дощатый забор дро-
вяного склада.
Петя пробрался вперёд и прочёл по-печатному следующее:
Высочайший манифест
Мальчик заметил, что почти каждый подходивший к афишке
первым долгом отыскивал в ней в середине место, которое по-
чему-то всем особенно нравилось. Это место каждый непре-
менно читал вслух и с торжеством оборачивался к остальным,
восклицая:
164
— Эге! Действительно — чёрным по белому: даровать... сво-
боду.
При этом некоторые, не стесняясь тем, что находятся на
улице, кричали «ура» и целовались.
II. ТЯЖЁЛЫЙ РАНЕЦ.
Несмотря на объявленную царём «свободу», беспорядки
усиливались. Почта работала плохо. Отец перестал получать
из Москвы газету «Русские ведомости» и сидел по вечерам
молчаливый, расстроенный, не зная, что делается на свете и
как надо думать о событиях.
Приготовительный класс распустили на неопределённое
время. Петя целый день болтался без дела. За это время он
успел проиграть Гаврику в долг столько, что страшно было
подумать L
Однажды пришёл Гаврик и, зловеще улыбаясь, сказал:
— Ну, теперь ты не ожидай так скоро своих ушек. На днях
пойдёт всеобщая.
Может быть, ещё месяц тому назад Петя не понял бы, о чём
говорит Гаврик. Но теперь было вполне ясно: раз «всеобщая» —
значит «забастовка».
Сомневаться же в достоверности Гавриковых сведений не
приходилось. Петя уже давно заметил, что на Ближних
Мельницах всё известно почему-то гораздо раньше, чем в го-
роде. Это был нож в сердце...
— Как же будет насчёт долга? — спросил Гаврик настой-
чиво.
Дрожа от нетерпения поскорее начать игру, Петя поспешно
дал честное благородное слово и святой истинный крест, что
завтра, так или иначе, непременно расквитается.
— Смотри! А то — знаешь... — сказал Гаврик, расставив по-
матросски ноги в широких бобриковых1 2 штанах лилового, си-
ротского цвета.
Ходить по улицам было опасно, но всё же Гаврик обяза-
тельно появлялся и, остановившись посредине двора, заклады-
вал в рот два пальца. Раздавался великолепный свист. Петя
торопливо кивал приятелю в окно и бежал чёрным ходом вниз.
1 В предыдущих главах повести рассказано о том, что Гаврик и Петя
увлекались азартной игрой в ушки (ушками дети называли металлические
пуговицы). Петя, проиграв Гаврику много ушек, написал бабушке письмо
с просьбой прислать дедушкин вицмундир (военный мундир), надеясь срезать
с него пуговицы. С большим нетерпением Петя ожидал посылку.
2 Бобриковые штаны — штаны из грубого сукна.
165
— Получил ушки? — спрашивал Гаврик.
— Честное благородное слово, завтра непременно будут!
Святой истинный крест! Последний раз.
В один прекрасный день Гаврик объявил, что ждать больше
не желает. Это значило, что отныне Петя, как несостоятельный
должник, поступает к Гаврику в рабство до тех пор, пока пол-
ностью не расквитается. Таков был жёсткий, но совершенно
справедливый закон улицы.
Гаврик слегка ударил Петю по плечу, как странствующий
рыцарь, посвящающий своего слугу в оруженосцы.
— Теперь ты скрозь 1 будешь со мною ходить, — добродушно
сказал он и прибавил строго: — Вынеси ранец.
— Зачем... ранец?
— Чудак-человек, а ушки в чём носить?
И глаза Гаврика блеснули весёлым лукавством.
По правде сказать, Пете весьма улыбалась перспектива та-
кого весёлого рабства: ему давно уже хотелось побродяжни-
чать с Гавриком по городу. Но дело в том, что Пете ввиду со-
бытий самым строжайшим образом было запрещено выходить
за ворота. Теперь же совесть его могла оставаться совершенно
спокойной: он здесь ни при чём, такова воля Гаврика, которому
он обязан беспрекословно подчиняться. И рад бы не ходить,
да нельзя. Такие правила.
Петя сбегал домой и вынес ранец.
— Надень, — сказал Гаврик.
Петя послушно надел. Гаврик со всех сторон осмотрел ма-
ленького гимназиста в длинной, до пят, шинели, с пустым ран-
цем за спиной. По-видимому, он остался вполне доволен.
— Билет гимназический есть?
— Есть!
— Покажь!
Петя вынул билет. Гаврик его раскрыл и по складам про-
чёл первые слова: «Дорожа своею честью, гимназист не может
не дорожить честью своего учебного заведения...»
— Верно, — заметил он, возвращая билет. — Сховай. Мо-
жет, сгодится 2.
Затем Гаврик повернул Петю спиной и нагрузил ранец тя-
жёлыми мешочками ушек.
— Теперь мы всюду пройдём очень свободно, — сказал Гав-
рик, застёгивая ранец, и с удовольствием хлопнул по его те-
лячьей крышке.
1 Скрозь — повсюду.
2 Сховай, сгодится — спрячь, пригодится.
166
Петя не вполне понял значение этих слов, но, подчи-
няясь общему уличному закону — поменьше спрашивать и по-
больше знать, — промолчал. Мальчики осторожно вышли со
двора.
Так начались их совместные странствования по городу, охва-
ченному беспорядками.
С каждым днём ходить по улицам становилось всё более
опасно. Однако Гаврик не прекращал своей таинственной увле-
кательной жизни странствующего чемпиона. Наоборот. Чем в
городе было беспокойнее и страшнее, тем упрямее лез Гаврик
в самые глухие, опасные места. Иногда Пете даже начинало
казаться, что между Гавриком и беспорядками существует ка-
кая-то необъяснимая связь.
С утра до вечера мальчики шлялись по каким-то чёрным
дворам, где у Гаврика были с тамошними мальчиками различ-
ные дела по части купли, продажи и мены ушек. В одних дво-
рах он получал долги. В других — играл. В-третьих — вёл зага-
дочные расчёты со взрослыми, которые, к крайнему Петиному
изумлению, по-видимому, так же усердно занимались ушками,
как и дети.
Таща на спине тяжёлый ранец, Петя покорно следовал за
Гавриком повсюду. И опять в присутствии Гаврика город вол-
шебно оборачивался перед изумлёнными глазами Пети про-
ходными дворами, подвалами, щелями в заборах, сараями, дро-
вяными складами, стеклянными галереями, открывая все свои
тайны.
Петя видел ужасающую и вместе с тем живописную нищету
одесских трущоб, о существовании которых до этого времени
не имел ни малейшего представления.
Прячась в подворотнях от выстрелов и обходя опрокинутые
поперёк мостовой конки, мальчики колесили по городу, посе-
щая самые отдалённые его окраины.
Благодаря Петиной гимназической форме им без труда уда-
валось проникать в районы, оцепленные войсками и полицией.
Гаврик научил Петю подходить к начальнику заставы и жа-
лобным голосом говорить:
— Господин офицер, разрешите нам перейти на ту сторону,
мы с товарищем живём вон в том большом сером доме, мама,
наверное, сильно беспокоится, что нас так долго нет.
Вид у мальчика в форменной шинели, с телячьим ранцем
за плечами был такой простодушный и приличный, что обыкно-
венно офицер, не имевший права никого пропускать в подозри-
тельный район, делал исключение для двух испуганных де-
тишек.
167
— Валяйте, только поосторожней! Держитесь возле стен.
И чтоб я вас больше не видел! Брысь!
Таким образом мальчики всегда могли попасть в любую
часть города, совершенно недоступную для других.
Несколько раз они были на Малой Арнаутской в старом
греческом доме с внутренним двором. Там был фонтан в виде
пирамиды губчатых морских камней, с зелёной железной цап-
лей наверху. Из клюва птицы в былые времена била вода.
Гаврик оставлял Петю на дворе, а сам бегал куда-то вниз,
в полуподвал, откуда приносил множество мешочков с необык-
новенно тяжёлыми ушками. Он поспешно набивал ими Петин
ранец, и мальчики быстро убегали из этого тихого двора, окру-
жённого старинными покосившимися галереями.
Мальчики заходили в порт, на Чумку, в Дюковский сад, на
Пересыпь, на завод Гена. Они побывали всюду, кроме Ближних
Мельниц L
На Ближние Мельницы Гаврик возвращался один после
трудового дня. Тётя и папа сошли бы, вероятно, с ума, если бы
только могли себе представить, в каких местах побывал за это
время их Петя.
III. БОМБА.
Но вот однажды настал конец этой восхитительной, но жут-
кой бродячей жизни.
В этот памятный день Гаврик пришёл раньше обыкновен-
ного, и мальчики тотчас отправились в город.
У Гаврика было серое, необычайно собранное, неподвижное
лицо с пёстрыми от холода, крепко сжатыми губами. Он бы-
стро и валко шёл, глубоко засунув руки в карманы своих ши-
роких бобриковых штанов — маленький, сгорбившийся, реши-
тельный. Только в его прозрачных, как у дедушки, стоячих гла-
зах мелькало иногда недоброе оживление. Петя еле поспевал
за своим другом. Мальчики почти бежали по улице, безлюд-
ной, как во сне.
Напряжённое ожидание чего-то висело в сером воздухе.
Шаги звонко раздавались по плитам тротуара. Под каблуком
иногда ломалось оконное стекло льда, затянувшего пустую
лужу.
Вдруг где-то далеко, в центре, раздался лёгкий грохот.
Можно было подумать, что везли на ломовике пирамиду пустых
ящиков и внезапно они развязались и рухнули на мостовую.
1 Рабочие районы г. Одессы, расположенные в разных концах города.
168
— Что это? — шёпотом спросил Петя. — Ящики?
— Бомба, — сухо и уверенно сказал Гаврик. — Когось1 трах-
нули.
Через два квартала навстречу мальчикам из-за угла выбе-
жала женщина с корзиной, из которой сыпались древесный
уголь и айва.
— Ой, господи Иисусе Христе, ой, мать пресвятая богоро-
дица...— бессмысленно повторяла женщина, стараясь дрожа-
щей рукой натянуть сбившийся с головы платок. — Ох, господи,
что же это делается? На кусочки разорвало...
- Где?
— На Полицейской... Вот так я иду, а вот так он едет...
И как рванёт... На мелкие кусочки... Господи, помилуй... Лоша-
дей поубивало, экипаж на мелкие кусочки...
— Кого?
— Пристава2... С Александровского участка... Вот так — я,
а вот так — он... А тот боевик3 — напротив, и у него в руках,
представьте себе, обыкновенный пакетик, даже завёрнутый в
газету...
— Поймали?
— Боевика-то? Куда там! Как бросились все в разные сто-
роны— его и след простыл... боевика-то... Говорят, какой-то
переодетый матрос...
Женщина побежала дальше. Несмотря на всю свою суро-
вую сдержанность, Гаврик схватил Петю за плечо и притопнул
ногами.
— Это того самого, который деда бил кулаком по морде,—
быстро, горячо зашептал он. — А пускай не даёт волю своим
рукам. Верно?
— Верно, — сказал Петя, холодея.
В этот день мальчишки два раза заходили на Малую Арна-
утскую улицу, во двор с фонтаном и цаплей.
В первый раз, забрав «товар», как выразился Гаврик, они
отправились на Александровский проспект, оцепленный вой-
сками. Их без особого труда пропустили.
Пройдя несколько домов, Гаврик втащил Петю в какие-то
ворота.
Мальчики прошли через большой безлюдный двор, мимо
казачьей коновязи, по пустым обоймам и винтовочным гильзам,
вбитым солдатскими сапогами в тугую, промёрзлую землю.
1 Когбсъ — кого-то.
2 Пристав — в царское время начальник полицейского участка в городе.
3 Боевик — член боевой рабочей дружины.
169
Мальчики спустились в подвал и долго шли в сырой тем-
ноте мимо дровяных сараев, пока не вышли на другой двор.
Из этого двора узкой щелью между двумя высокими и мрач-
ными кирпичными стенами можно было пробраться ещё в один
двор.
Как видно, Гаврик хорошо знал здесь все ходы и выходы.
Щель была такая узкая, что Петя, пробираясь за Гаври-
ком, то и дело царапал ранец о стены. Наконец, они выбра-
лись на этот третий двор, узкий, высокий и тёмный, как ци-
стерна.
Судя по тому, как долго пришлось сюда пробираться и
сколько сделали поворотов и зигзагов, дом этого двора выхо-
дил на какую-то другую улицу. Весь двор был усеян битым
стеклом и штукатуркой. Окна дома, окружавшего двор, были
плотно закрыты ставнями. Казалось, что дом необитаем.
Гулкая тишина стояла вокруг.
Но за этой тишиной, по ту сторону дома, на незнакомой
улице, не столько слышался, сколько угадывался тревожный
шум какого-то движения.
Кроме того, сверху, будто с неба, изредка хлопали громкие
выстрелы, наполняя двор колодезным шумом. Петя прижался
ранцем к стене и, дрожа, зажмурился, Гаврик же, не торопясь,
вложил в рот два пальца и свистнул.
Где-то наверху стукнул ставень, и раздался голос:
— Сейчас!
Через минуту, показавшуюся Пете часом, из двери чёрного
хода выскочил красный потный человек без пальто в пиджаке,
испачканном мелом.
Петя увидел и ахнул. Это был Терентий Ч
— Давай, давай, давай! — бормотал Терентий, обтирая
рукавом мокрое лицо.
Не обращая внимания на самого Петю, он бросился к его
ранцу.
— Давай скорей! Спасибо, в самый раз! А то у нас ни черта
не осталось.
Он нетерпеливо расстегнул ремешки, сопя, переложил ме-
шочки из ранца в карманы и бросился назад, успев крикнуть:
— Пущай Иосиф Карлович сей же час присылает ещё. Та-
щите, что есть. А то не продержимся.
— Ладно, — сказал Гаврик, — принесём.
Тут под крышу ударила пуля, и на мальчиков посыпался
розовый порошок кирпича.
1 Терентий — старший брат Гаврика, рабочий-большевик.
170
Они поспешили той же дорогой назад, на Малую Арнаут-
скую, и взяли новую партию «товара». Ранец на этот раз был
так тяжёл, что Петя его еле тащил.
Теперь мальчик, конечно, прекрасно понимал уже, какие это
ушки. В другое время он бросил бы всё и убежал домой. Но в
этот день он, охваченный до самого дна души азартом опасно-
сти, гораздо более могущественным, чем азарт игры, ни за что
не согласился бы оставить товарища одного. К тому же он не
мог отказаться от славы Гаврика. Одна мысль, что он будет
лишён права рассказывать потом о своих похождениях, сразу
заставила его пренебречь всеми опасностями.
Гаврик и Петя отправились обратно. Но как изменился за
это время город. Теперь он кипел.
Улицы то наполнялись бегущим в разные стороны народом,
то вдруг пустели мгновенно, подметённые железной метёлкой
залпа.
Мальчики подходили уже к заставе, как вдруг Гаврик схва-
тил Петю за руку и быстро втащил в ближайшую подворотню.
— Стой!
— Что?
Не выпуская Петиной руки, Гаврик осторожно выглянул из
ворот и тотчас отвалился назад, прижавшись спиной к стене
под чёрной доской с фамилиями жильцов.
— Слышь, Петька... Дальше не пройдём... Там ходит тот
самый чёрт, который мне ухи крутил... Смотри...
Петя на цыпочках подошёл к воротам и выглянул. Возле за-
ставы, мимо вывернутых чугунных решёток сквера и винтовок,
составленных в козлы, по мостовой прогуливался господин в
драповом пальто и каракулевой шляпе пирожком. Он повер-
нулся, и Петя увидел бритое, грубое лицо с мясистым носом.
Что-то было в этом незнакомом лице очень знакомое. Где-то
Петя его уже видел. Но где? Что-то мешало мальчику вспо-
мнить. Может быть, мешала синева над верхней губой? И вдруг
он вспомнил. Конечно, это был тот самый усатый с парохода
«Тургенев», но только бритый, без усов. Он тогда врезался в
память на всю жизнь. Петя узнал бы его из тысячи даже
бритых.
— Усатый, — прошептал Петя, становясь рядом с Гаври-
ком, ранцем к стене. — Который ловил матроса. Только теперь
без усов. Помнишь, я тебе говорил, а ты ещё смеялся.
— Ишь, побрился, чтоб не узнали... Он меня знает, как
облупленного, — сказал Гаврик с досадой. — Ни за что не
пройдём.
— А может, пройдём?
171
— Смеёшься?
Гаврик выглянул из ворот.
— Ходит...
Гаврик сжал кулачок и стал со злостью грызть костяшки
пальцев.
— А они тама сидят и дожидаются... У, дракон!
В наступившей на минуту полной и глубокой тишине восста-
ния слышались отдалённые выстрелы. Их шум перекатывался
где-то по крышам города.
— Слышь, Петька, — сказал вдруг Гаврик, — понимаешь,
они тама сидят и даром дожидаются L. без товара... Их тама
всех перестреляют, очень просто... А я не могу идтить, потому
что этот чёрт непременно за мной прилипнет!
Злые слёзы закипели на глазах Гаврика. Он сильно потя-
нул носом, высморкался в землю и сердито посмотрел Пете в
глаза.
— Чуешь1 2, что я тебе говорю?
— Чую, — одними губами проговорил Петя, бледнея от
этого сердитого, дружеского, настойчивого и вместе с тем умо-
ляющего взгляда товарища.
— Сможешь пойтить один? Не сдрейфишь?
От волнения Петя не мог выговорить ни слова. Он крупно
глотнул, кивнул головой. Воровато озираясь по сторонам и вы-
глядывая из ворот, Гаврик стал набивать Петины карманы
своими мешочками.
— Слышь, всё отдашь, весь товар. И что в ранце, отдашь,
и что в карманах. А если поймаешься, молчи и отвечай, что
нашёл на улице и ничего не знаешь. Понял?
— Понял.
— Как только отдашь, так беги сюда обратно, я тебя буду
тута дожидаться, в воротах. Понял?
— Понял.
С неудобно раздутыми карманами Петя, почти ничего не
сознавая от страха и волнения, подошёл к заставе.
— Куда лезешь, не видишь, что ли? — закричал усатый,
бросаясь к мальчику.
— Дяденька, — захныкал Петя привычным тоненьким голо-
сом Гаврика, — пожалуйста, пропустите, мы живём тут неда-
леко, на Александровском проспекте, в большом сером доме,
мама очень беспокоится: наверное, думает, что меня убили.
1 Даром дожидаются — напрасно, зря дожидаются.
2 Чуешь — слышишь.
172
И совершенно натуральные слёзы брызнули из его глаз, ка-
тясь по замурзанным пухлым щёчкам. Усатый с отвращением
посмотрел на маленькую фигурку приготовишки и взял Петю
за ранец.
Он подвёл мальчика к обочине мостовой и слегка поддал
коленом.
— Жарь!
Не чувствуя под собой ног, Петя побежал к известному
дому.
IV. ШТАБ БОЕВИКОВ.
Мальчик шмыгнул в ворота, стал пробираться через двор.
Проходя здесь час тому назад с Гавриком, Петя не испы-
тывал особенного беспокойства. Тогда он чувствовал себя под
надёжной защитой друга, ловкого и опытного. Избавленный от
необходимости думать самому, он был всего лишь послушным
спутником, лишённым собственной воли. За него думал и дей-
ствовал другой, более сильный.
Теперь мальчик был совершенно один. Он мог рассчитывать
только на самого себя и ни на кого больше.
И тотчас в отсутствие Гаврика мир стал вокруг Пети гроз-
ным, громадным, полным скрытых опасностей.
Опасность пряталась в каменных арках внутренней гале-
реи, среди зловещих ящиков и старой, поломанной мебели. Она
неподвижно стояла посредине двора за шелковицей \ ободран-
ной зубами лошадей. Она выглядывала из чёрной дыры му-
сорного ящика.
Все вещи вокруг мальчика приобретали преувеличенные
размеры. Громадные казачьи лошади теснились, напирая на
Петю золотисто-атласными танцующими крупами. Чудовищные
хвосты со свистом били по ранцу.
Чубатые казаки в синих шароварах с красными лампасами
прыгали на одной ноге, вдев другую в стремя.
— Справа-а по три-и-и! — кричал голос хорунжего1 2.
Вырванная из ножен шашка зеркальной дугой повисла в
воздухе над приплюснутыми набекрень фуражками донцов.
Петя спустился в подвал.
Он долго шёл ощупью в душном, но холодном мраке, дыша
пыльным воздухом сараев. Ужас охватывал мальчика всякий
1 Шелковица — дерево.
2 Хорунжий — до Великой Октябрьской революции младший офицерский
чин в казачьих войсках.
173
раз, когда его ресницы задевала паутина, казавшаяся крылом
летучей мыши.
Наконец он выбрался на второй двор. Здесь было пусто.
Только сейчас, среди этой небывалой пустоты, в полной мере
ощутил Петя своё страшное одиночество. Он готов был бро-
ситься назад, но тысячи вёрст и тысячи страхов отделяли его
от улицы, от Гаврика.
В щели между вторым и третьим дворами стояла такая не-
мыслимая тишина, что хотелось изо всех сил кричать, не щадя
горла. Кричать отчаянно, страстно, исступлённо, лишь бы
только не слышать этой тишины.
Такая тишина бывает лишь в промежутке между двумя вы-
стрелами.
Теперь надо было сунуть в рот пальцы и свистнуть. Но
вдруг Петя сообразил, что не умеет свистеть в два пальца. Пле-
вать сквозь зубы давно научился, а свистеть нет. Не сообразил.
Забыл.
Мальчик неловко вложил в рот пальцы и дунул, но свиста
не вышло. В отчаянии он дунул ещё раз, изо всех сил. Ничего.
Только слюни и шипение.
Тогда Петя собрал все свои душевные силы и, зажмурив-
шись, крикнул:
— Э-э!
Голос прозвучал совсем слабо. Но гулкое эхо тотчас напол-
нило пустую цистерну двора.
Однако никто не откликнулся. Тишина стала ещё страшней.
Вверху что-то оглушительно щёлкнуло, и вниз полетело ко-
лено сбитой водосточной трубы, увлекая за собой куски кир-
пича, костыли, извёстку.
— Э-э! Э-э! Э-э!—закричал мальчик изо всей мочи.
Наверху приоткрылся ставень, и выглянуло незнакомое лицо.
— Чего кричишь? Принёс? Беги сюда наверх! Живенько!
И лицо скрылось.
Петя в нерешительности оглянулся. Но он был совершенно
один, и не с кем было посоветоваться. Вверху опять щёлкнуло,
и вниз полетел большой кусок штукатурки, разбившейся вдре-
безги у самых Петиных ног.
Съёжившись, мальчик бросился в дверь чёрного хода. Пу-
таясь в полах слишком длинной, сшитой «на рост» шинели, он
стал взбираться по гремучей железной лестнице наверх.
— Давай, давай, давай! — кричал сверху сердитый голос.
Тяжёлый ранец больно колотил по спине. Раздутые карманы
стесняли шаг. Сразу стало жарко. Фуражка внутри стала го-
рячая и мокрая. Пот лился на брови, на глаза. Лицо пылало.
174
А раздражённый, умоляющий голос продолжал кричать
сверху:
— Давай! Давай же, ну тебя к чёрту!
Едва Петя, тяжело дыша и даже высунув от напряжения
язык, добрался до площадки четвёртого этажа, как его сразу
схватил за плечи человек в хорошем, но грязном пальто с ба-
рашковым воротником, без шапки, с мокрыми волосами, при-
липшими ко лбу.
Его франтоватые усики и бородка совершенно не соответ-
ствовали воспалённому простому, курносому лицу, осыпанному
извёсткой.
Отчаянные, весёлые и вместе с тем как бы испуганные
глаза жарко блестели под побелевшими от извёстки колоси-
стыми бровями. У него был вид человека, занятого какой-то
очень трудной и, главное, очень спешной работой, от которой
его оторвали.
Он ужасно торопился назад. Он схватил Петю сильными
руками за плечи.
Мальчику показалось, что сейчас его будут трясти, как папа
в минуты ярости. Петя даже присел от страха. Но человек лас-
ково заглянул в глаза.
— Принёс? — торопливым шёпотом спросил он и, не дожи-
даясь ответа, втащил мальчика в пустую кухню какой-то квар-
тиры, в глубине которой — Петя сразу это почувствовал — де-
лалось что-то громадное и страшное, что обычно в квартире
делаться не может.
Человек бегло осмотрел Петю и сразу же, не говоря ни
слова, полез в его оттопыренные карманы. Он торопливо стал
вытаскивать из них грузные мешочки. Петя стоял перед ним,
расставив руки.
Что-то было в этом незнакомом человеке с усиками и бород-
кой очень знакомое. Несомненно, где-то Петя его уже видел. Но
где и когда?
Мальчик изо всех сил напрягал память, но никак не мог
вспомнить. Что-то ему мешало, сбивало с толку. Может быть,
усики и бородка?
Между тем человек проворно вытащил из карманов маль-
чика все четыре мешочка.
— Всё? — спросил он.
— Нет, ещё есть в ранце.
— Молодец мальчик! — закричал человек. — Ай спасибо!
А ещё гимназист!
Он в знак восторга крепко взялся за козырёк Петиной фу-
ражки и глубоко насунул её мальчику на самые уши.
175
И тут Петя увидел возле самого носа закопчённую, тухло
пахнущую порохом коренастую руку с маленьким голубым
якорем.
— Матрос! — воскликнул Петя.
Но в этот же миг в глубине квартиры что-то рухнуло. Рва-
нулся воздух. С полки упала кастрюля. Матрос мягким, ко-
шачьим движением бросился в коридор, успев крикнуть:
— Сиди тут!
Через минуту где-то совсем рядом раздалось подряд шесть
отрывистых выстрелов. Петя поскорей сбросил ранец и стал его
расстёгивать дрожащими пальцами.
В это время из коридора в кухню, шатаясь, вошёл Терентий.
Он был без пиджака, в одной сорочке с оторванным рукавом.
Этим рукавом была перевязана его голова. Из-под перевязки
по виску текла кровь. В правой руке он держал револьвер.
Увидев Петю, он хотел что-то сказать, но махнул рукой и
сперва напился воды, опрокинув лицо под кран.
— Принёс? — спросил он, задыхаясь, между двумя глотками
воды, шумно бившей в его неправдоподобно белое лицо. — Где
Гаврюшка? Живой?
— Живой.
Но, как видно, расспрашивать не было времени. Не выти-
рая с лица воду, Терентий тотчас стал доставать из ранца ме-
шочки.
— Всё равно не удержимся, — бормотал он, еле держась
на ногах. — Будем по крышам уходить... Они тама орудия ста-
вят... А ты, мальчик, тикай, а то тебя здесь подстрелят... Тикай
скорей. Спасибо, будь здоров.
Терентий присел на табурет, но тотчас встал и, обтирая ре-
вольвер о колено, побежал по коридору туда, откуда слыша-
лось беспрерывное хлопанье выстрелов и звон разбивающихся
стёкол.
Петя схватил лёгкий ранец и бросился к двери. Но любо-
пытство всё-таки заставило его на минуту задержаться и по-
смотреть в глубину коридора. В раскрытую настежь дверь
Петя увидел комнату, заваленную сломанной мебелью.
Посредине стены, оклеенной обоями с коричневыми буке-
тами, Петя заметил зияющую дыру с обнажившейся решёткой
дранки.
Несколько человек, припав к подоконникам высаженных
окон, часто стреляли вниз из револьверов.
Петя увидел перевязанную голову Терентия и барашковый
воротник матроса. Мелькали ещё какая-то чёрная косматая
бурка и студенческая фуражка.
176
Рисунок В. Вильнера.
И всё это плыло и тонуло в синеватых волокнах дыма.
Матрос стоял на одном колене у подоконника, на котором
лежала стальная тумбочка, и поминутно высовывал наружу
дёргающуюся от выстрела руку. Он кричал бешеным го-
лосом:
— Огонь! Огонь! Огонь!
И среди всего этого движения, беспорядка, суеты, дыма
лишь один человек — с жёлтым, равнодушным, восковым лицом
и чёрной дыркой над закрытым глазом — был совершенно спо-
коен.
Он неудобно лежал поперёк комнаты лицом вверх, на полу,
среди пустых обойм и гильз.
Разбитое пенсне, зацепившееся чёрным шнурком за его
твёрдое белое ухо, лежало рядом на паркете, запудренном из-
вёсткой. И тут же, на паркете, аккуратно стояла очень старая
техническая фуражка с треснувшим козырьком.
Петя посмотрел на этого человека и вдруг понял, что это —
труп.
Мальчик бросился назад. Он не помнил, как выбрался и
добежал до подворотни, где его ждал Гаврик.
— Ну как, отнёс?
— Отнёс.
Петя, захлёбываясь, рассказал всё, что видел в страшной
квартире.
— Они всё равно не удержатся... Будут уходить по кры-
шам...— шептал Петя, тяжело дыша. — Там против них пушку
ставят...
Гаврик побледнел и перекрестился. Первый раз в жизни
Петя видел своего друга таким испуганным.
Совсем недалеко, почти рядом, ударил орудийный выстрел.
Железное эхо шарахнуло по крышам.
— Пропало! — закричал Гаврик в отчаянии. — Тикай!
Мальчики выскочили на улицу и побежали по городу, в тре-
тий раз изменившемуся за это утро.
Теперь в нём безраздельно хозяйничали казаки. Всюду слы-
шалось льющееся цоканье подков.
Чубатые сотни донцов, спрятанных во дворах, стремительно
выскакивали из ворот, лупя направо и налево нагайками.
От них некуда было спрятаться: все парадные и ворота
были наглухо заперты и охранялись нарядами войск и полиции.
Каждый переулок представлял собой ловушку.
Остатки рассеянных демонстраций бежали врассыпную, куда
глаза глядят, без всякой надежды на спасение. Казаки насти-
гали их и рубили поодиночке.
177
На Малой Арнаутской мимо мальчиков посередине мосто-
вой пробежал кривоногий человек без пальто и шапки. Он дер-
жал под мышкой палку с красным флагом. Это был хозяин тира.
Он бежал, прихрамывая и виляя, бросаясь то туда, то сюда.
Может быть, в другое время это могло бы вызвать в маль-
чиках удивление, но сейчас это вызывало только ужас.
Через каждые десять шагов Иосиф Карлович поворачивал
назад страшно бледное, истерзанное лицо с безумными глазами.
За ним дробной рысью мчались два донца.
Звонко выворачивались подковы, высекая из гранитной мо-
стовой искры, бледные при дневном свете.
Через минуту Иосиф Карлович оказался уже между ло-
шадьми. Он пропустил их, увернулся и, бросившись в сторону,
схватился за ручку парадного.
Дверь была заперта. Он рвал её с отчаянием, он бил в неё
изо всех сил ногами, ломился плечом. Дверь не поддавалась.
Казаки повернули лошадей и въехали на тротуар.
Иосиф Карлович сгорбился, наклонил голову и обеими ру-
ками прижал к груди флаг. Блеснула шашка. Спина покачну-
лась. Пиджак лопнул наискось. Хозяин тира дёрнулся и по-
вернулся.
На один миг мелькнуло его искажённое болью лицо с косо
подрубленными бачками.
— Негодяи! Палачи! — страстно закричал он на всю ули-
цу.— Долой самодержавие!
Но в тот же миг — резко и одновременно — блеснули две
шашки. Он упал, продолжая прижимать знамя к раскрытой во-
лосатой груди с синей татуировкой.
Один из донцов наклонился над ним и что-то сделал.
Через минуту оба казака мчались дальше, волоча за собой
на верёвке тело человека, оставлявшее на мертвенно-серой мо-
стовой длинный красный, удивительно яркий след.
Из переулка хлынула толпа и разъединила мальчиков.
Общие вопросы.
1. Какие события описаны в рассказе?
2. Кто изображён в рассказе, кроме Гаврика и Пети? В какие
противоположные группы можно объединить действующих лиц?
3. Какое участие в революционной борьбе принимали Гаврик и
Петя?
Главы I—II.
1. По каким признакам Гаврик чувствовал приближение важных
событий?
2. Какое важное известие особенно поразило Петю?
178
3. Как Петя попал в полное подчинение к Гаврику? Как он от-
нёсся к этому?
4. Что происходило на улицах во время странствования ребят?
5. Что нового о жизни узнал Петя во время странствований?
6. Каким показал себя Гаврик?
Расскажите кратко содержание второй главы.
Глава III.
1. Какое важное событие описано в этой главе?
2. Какой внешний вид был у Гаврика, когда однажды он пришёл
раньше обыкновенного? О чём говорит выражение его лица, поза?
3. Когда Петя понял, какие «ушки» он носил в своём ранце?
Почему Петя не бросил Гаврика?
4. Какое чувство охватило Гаврика, когда он узнал шпиона?
Прочитайте по тексту.
5. О чём Гаврик умолял Петю? Что нового появилось в поведе-
нии Пети?
6. Расскажите вторую часть главы. Передайте близко к тексту
описания размышлений и переживаний мальчиков.
В каком случае автор говорит о них: осторожно вышли; сов-
местные странствования; колесили по городу; пришлось проби-
раться; они поспешили, не чувствуя под собой ног?
Глава IV.
1. Прочитайте выразительно о том, какие чувства охватили Петю,
когда он очутился во дворе осаждённого дома.
2. Какая картина открылась Пете в осаждённой квартире? Кого
он там увидел? О чём догадался? Расскажите о каждом революцио-
нере отдельно.
Сравните текст с содержанием рисунка к странице 177.
3. Докажите, что революционеры остались верны своим идеям,
хотя восстание и было подавлено.
1. Какими показали себя мальчики во время революционных со-
бытий? Почему главная роль принадлежит Гаврику?
2. Ответьте письменно на вопрос: «Как Петя самостоятельно вы-
полнял боевое задание?»
Задание для внеклассного занятия.
Проведите читательскую конференцию по повести В. П. Катаева
«Белеет парус одинокий».
179
1. Подготовьте небольшие доклады примерно на следующие темы:
а) Как мальчики, Петя и Гаврик, помогали большевикам.
б) История Родиона Жукова (начните рассказ со встречи семьи
Пети с матросом).
в) Расскажите о других действующих лицах, например о Терен-
тии, дедушке, Моте, об «усатом» и т. д.
2. Выразительно перескажите близко к тексту наиболее понра-
вившиеся вам в повести отдельные места, описания природы.
3. Разыграйте в лицах две-три сцены.
4. Сделайте рисунок к какому-либо эпизоду. Предварительно вни-
мательно перечитайте выбранный вами текст, чтобы на рисунке точнее
передать содержание данного отрывка (внешняя обстановка, портрет
героя, выражение его лица, поза и т. д.).
БУРАН1.
(Из повести «Капитанская дочка».)
А. С. Пушкин.
Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня про-
стирались печальные пустыни, пересечённые холмами и овра-
гами. Всё покрыто было снегом. Солнце садилось. Кибитка
ехала по узкой дороге, или, точнее, по следу, проложенному кре-
стьянскими санями. Вдруг ямщик стал посматривать в сторону
и наконец, сняв шапку, оборотился ко мне и сказал:
— Барин, не прикажешь ли воротиться?
— Это зачем?
— Время ненадёжно: ветер слегка подымается — вишь, как
он сметает порошу2.
— Что ж за беда!
— А видишь там что? (Ямщик указал кнутом на восток.)
— Я ничего не вижу, кроме белой степи да ясного неба.
— А вон-вон, это облачко.
Я увидел в самом деле на краю неба белое облачко, которое
принял было сперва за отдалённый холмик. Ямщик изъяснил
мне, что это облачко предвещало буран.
Я слыхал о тамошних метелях и знал, что целые обозы бы-
вали им занесены. Савельич, согласно с мнением ямщика, со-
ветовал воротиться. Но ветер показался мне не силён; я пона-
деялся добраться заблаговременно до следующей станции и ве-
лел ехать скорее.
Ямщик поскакал, но всё поглядывал на восток. Лошади
бежали дружно. Ветер между тем час от часу становился силь-
нее. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело поды-
малась, росла и постепенно облегала небо. Пошёл мелкий
1 Буран — метель в степи.
Герой повести, молодой дворянин Гринёв, едет из имения отца на воен-
ную службу, к месту назначения, в далёкий Оренбург. Семнадцатилетнего
барина сопровождает его верный крепостной слуга Савельич. Весь путь они
должны были проехать в кибитке (крытой повозке). Рассказ ведётся от лица
Гринёва.
2 Пороша — здесь: мелкий снег в виде крупы.
181
снег — и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель.
В одно мгновение тёмное небо смешалось со снежным морем.
Всё исчезло. «Ну, барин, — закричал ямщик, — беда: буран!..»
Я выглянул из кибитки: всё было мрак и вихорь. Ветер выл
с такой свирепой выразительностью, что казался одушевлён-
ным; снег засыпал меня и Савельича; лошади шли шагом —
и скоро стали.
«Что же ты не едешь?» — спросил я ямщика с нетерпе-
нием.— «Да что ехать? — отвечал он, слезая с облучка1,— не-
весть2 и так куда заехали: дороги нет, и мгла кругом». — Я стал
было его бранить. Савельич за него заступился: «И охота было
не слушаться, — говорил он сердито, — воротился бы на по-
стоялый двор, накушался бы чаю, почивал бы себе до утра,
буря б утихла, отправились бы далее. И куда спешим? Добро
бы3 на свадьбу!» — Савельич был прав. Делать было нечего.
Снег так и валил. Около кибитки подымался сугроб. Лошади
стояли, понуря голову и изредка вздрагивая. Ямщик ходил кру-
гом, от нечего делать улаживая упряжь. Савельич ворчал; я
глядел во все стороны, надеясь увидеть хоть признак жила4
или дороги, но ничего не мог различить, кроме мутного круже-
ния метели... Вдруг увидел я что-то чёрное. «Эй, ямщик! — за-
кричал я, — смотри: что там такое чернеется?» Ямщик стал
всматриваться. «А бог знает, барин, — сказал он, садясь на своё
место, — воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится.
Должно быть, или волк, или человек».
Я приказал ехать на незнакомый предмет, который тотчас и
стал подвигаться нам навстречу. Через две минуты мы порав-
нялись с человеком. «Гей, добрый человек! — закричал ему
ямщик. — Скажи, не знаешь ли, где дорога?»
— Дорога-то здесь; я стою на твёрдой полосе, — отвечал до-
рожный 5, — да что толку?
— Послушай, мужичок, — сказал я ему, — знаешь ли ты эту
сторону? Возьмёшься ли ты довести меня до ночлега?
— Сторона мне знакомая, — отвечал дорожный, — слава
богу, исхожена и изъезжена вдоль и поперёк. Да вишь, какая
погода: как раз собьёшься с дороги. Лучше здесь остановиться
да переждать, авось буран утихнет, да небо прояснится: тогда
найдём дорогу по звёздам.
1 Облучок — то же, что и козлы; передок экипажа, на котором сидит
кучер, ямщик.
2 Невесть — неизвестно.
8 Добро бы — хорошо бы.
4 Жило (устарелое слово) — жильё.
5 Дорожный — здесь: человек, встретившийся в пути, по дороге. В даль-
нейшем Гринёв узнаёт, что этот дорожный был Емельян Пугачёв.
182
Его хладнокровие ободрило меня. Я уже решился, предав
себя божией воле, ночевать посреди степи, как вдруг дорожный
сел проворно на облучок и сказал ямщику: «Ну, слава богу,
жило недалеко; сворачивай вправо да поезжай». — «А почему
ехать мне вправо? — спросил ямщик с неудовольствием. — Где
ты видишь дорогу? Небось1 лошади чужие, хомут не свой, пого-
няй не стой». Ямщик казался мне прав. «В самом деле, — ска-
зал я, — почему думаешь ты, что жило недалече?» — «А потому,
что ветер оттоле потянул, — отвечал дорожный, — и я слышу,
дымом пахнуло; знать, деревня близко».
Сметливость его и тонкость чутья меня изумили. Я велел
ямщику ехать. Лошади тяжело ступали по глубокому снегу.
Кибитка тихо подвигалась, то въезжая на сугроб, то обрушаясь
в овраг и переваливаясь то на одну, то на другую сторону. Это
похоже было на плавание судна по бурному морю. Савельич
охал, поминутно толкаясь о мои бока. Я опустил циновку, за-
кутался в шубу и задремал, убаюканный пением бури и качкою
тихой езды.
1. Какова местность, по которой ехали путники?
2. Почему ямщик предложил барину воротиться? Как отнёсся
к этому барин? Прочитайте выразительно разговор (диалог) барина
с ямщиком.
3. Что случилось с путниками? Прочитайте в тексте, какие чув-
ства переживал каждый из них, оказавшись в опасном положении.
4. Что помогло «дорожному» выручить заблудившихся путников?
О каких чертах характера дорожного говорит автор?
5. Какие черты характера проявил молодой Гринёв?
6. Каким показал себя Савельич?
7. Как изображено нарастание бури? Что сказано о ветре, об
облаке, о снеге? Выпишите красочные выражения из этих описаний.
Задания.
1. Найдите в тексте олицетворения.
2. Выучите наизусть описание бурана со слов: «Ветер между
тем ...», кончая словами: «... — и скоро стали».
Предварительно подготовьтесь к выразительному чтению этого
описания: определите паузы, ударные слова, тон и изменения в темпе
чтения.
ПОВЕСТВОВАНИЕ, ОПИСАНИЕ, ДИАЛОГ.
В литературном произведении следует различать повество-
вание, описание и диалог.
1 Неббсъ — ведь.
183
Повествование — рассказ о событиях из жизни
героев и об их переживаниях.
Читая «Буран», мы узнаём о событиях, какие произошли с
действующими лицами. Автор рассказывает (повествует) о том,
как ехали в кибитке Гринёв, его слуга Савельич и ямщик; что
они переживали, когда начался буран; как они встретили незна-
комца и с его помощью направились к постоялому двору.
Описание — перечисление в определённом по-
рядке отдельных признаков предмета, явления
природы, человека или другого живого су-
щества.
В рассказе «Буран» Пушкин даёт описания местности и бу-
рана. Эти описания тесно связаны с повествованием о событиях.
Диалог — разговор между двумя или несколь-
кими лицами в художественном произведении.
В прочитанном рассказе несколько диалогов: Гринёва с
ямщиком и Савельичем, ямщика и Гринёва с незнакомцем.
Речь каждого действующего лица в рассказе «Буран»
отличается своими особенностями. Так, в речи дорожного и
ямщика встречаются характерные для них народные выраже-
ния. Дорожный говорит оттоле вместо оттуда («ветер оттоле
потянул»)> а ямщик произносит слово вишь вместо видишь
(«вишь, как сметает порошу»), невесть вместо неизвестно («не-
весть и так куда заехали»).
Повествование, описание и диалог бывают в большинстве
произведений, но в разной степени: в одних преобладает по-
вествование, в других — описание, а в третьих — диалог.
Выделите в рассказе М. Горького «Мальчики» в какой-нибудь
главе повествование, описание, диалог.
Задание по картине С. Л. Фролова
«К больному».
Напишите сочинение по картине С. Л. Фролова «К больному».
В рассказе придерживайтесь следующего плана:
1. Какая местность нашей Родины изображена на картине?
2. Всмотритесь внимательно в путников: кто они? Докажите, что
действие происходит в наше, советское время. Какова поза путников
и что она выражает?
3. Что предшествовало поездке?
4. Что могло случиться в пути?
5. Чем, по-вашему, окончится поездка?
Введите в свой рассказ описание, повествование и диалог.
184
К больному. С картины С. Л, Фролова.
БЕРЁЗА.
С. А. Есенин.
Белая берёза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром.
На пушистых ветках
Снежною каймой
Распустились кисти
Белой бахромой.
И стоит берёза
В сонной тишине,
И горят снежинки
В золотом огне.
А заря, лениво
Обходя кругом,
Обсыпает ветки
Новым серебром.
Какими красочными определениями, сравнениями, олицетворениями
пользуется поэт в описании берёзы зимой?
ЗАЗИМОК.
М. М. Пришвин.
Сегодня хватил мороз —8. Солнце, открытое на всё небо, и
душа отвечает вся вполне великому торжеству. А началось это
в прошлую ночь: со дня на ночь и всю ночь моросил мельчай-
ший дождь, а к утру пошёл снег — первый зазимок, и подмёрз-
шие капли обращались в дождь, а на северной стороне ветерок
сдувал снег: на юге шёл дождь, на севере снег...
В лесу торжественная тишина. Кусты под высокими де-
ревьями— ольха, жимолость, рябина, черёмуха — мало ли их! —
друг перед другом выставляются, кто больше сохранил на себе
золотых монеток.
На горе стоит лес, по-за лесом солнце восходит. И каждое
чёрное дерево укладывает на белую от мороза землю голубую
тень.
А в белые просветы между деревьями сюда врываются пуч-
ками светлые лучи, и последние золочёные листики лещины го-
рят в них, как и вправду золотые.
На реке ещё, даже у самого берега, нет ни стёклышка.
1. Что привлекло внимание автора в первые зимние дни в лесу?
2. Какими красочными определениями М. М. Пришвин подчёрки-
вает совершающееся в природе торжество?
3. Как вы понимаете выражения:... золотых монеток*, На реке
ещё ... нет ни стёклышка?
185
ЧАРОДЕЙКОЮ-ЗИМОЮ...
Ф. И. Тютчев.
Чародейкою-зимою
Околдован, лес стоит —
И под снежной бахромою,
Неподвижною, немою,
Чудной жизнью он блестит.
И стоит он, околдован, —
Не мертвец и не живой —
Сном волшебным очарован,
Весь опутан, весь окован
Лёгкой цепью пуховой...
Солнце зимнее ли мещет1
На него свой луч косой —
В нём ничто не затрепещет,
Он весь вспыхнет и заблещет
Ослепительной красой.
1. В чём видит поэт ослепительную красу зимнего леса?
2. Какие красочные выражения вам больше всего понравились?
КАК ПОРАБОТАЛА ЗИМА!
С. Я. Маршак.
Как поработала зима!
Какая ровная кайма,
Не нарушая очертаний,
Легла на кровли стройных
зданий.
Вокруг белеющих прудов
Кусты в пушистых полушубках.
И проволока проводов
Таится в белоснежных
трубках.
Снежинки падали с небес
В таком случайном беспорядке,
А улеглись постелью гладкой
И строго окаймили лес.
Задания для внеклассных занятий.
1. Напишите сочинение на одну из тем:
1) Зимой в лесу. 2) На лыжи! 3) На катке.
2. Проведите для октябрят сбор на тему «Зима». Подготовьтесь
к выразительному чтению наизусть (на выбор) стихотворений Пуш-
кина, Тютчева, Есенина, Маршака, описания Пришвина «Зазимок»,
а также других произведений о зиме.
3. Организуйте выставку фотографий и репродукций картин о зиме.
1 Мещет луч (устарелое слово) — мечет луч, бросает луч.
186
НАШ ИЛЬИЧ.
В. Д. Бонч-Бруевич 1.
Ленин отбывал ссылку в далёком сибирском селе Шушен-
ском. Это было в те годы, когда создавалась наша партия. Что-
бы собрать лучших людей в партию, создать её, Владимир
Ильич и в ссылке много работал. Он писал об этом статьи.
Статьи надо было переправлять товарищам, которые находи-
лись на воле и могли их напечатать в нелегальной2 газете. Но
как? — вот был мучительный вопрос. Долго думал Владимир
Ильич, как провести полицию и жандармов, и наконец приду-
мал. Он решил зашить статьи между подмётками валенок и от-
править их старой революционерке Лидии Михайловне Книпо-
вич, которая жила в Астрахани под надзором полиции.
У Книпович было несколько партийных кличек: «Дяденька»,
«Дедов», «Бабушка». Она действительно была старше нас всех.
Владимир Ильич очень уважал её за преданность делу, за сме-
лость в решении самых рискованных партийных дел 3. Он знал,
что «Бабушка» догадается извлечь статьи из валенок и пере-
даст их тем товарищам, которые сумеют их напечатать.
Много позднее Книпович рассказывала мне:
— Был жаркий весенний день. Стучится ко мне почтальон
и вручает извещение о посылке. «От кого это?» — думаю. Со-
бираюсь и бегу на почту. Предъявляю повестку. Через не-
сколько минут выносят посылку. Беру посылку и вижу: она из
Минусинска4. Фамилия отправителя мне неизвестна. Что за
оказия?5 Прихожу домой, торопливо вскрываю посылку и
1 Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич (старый большевик) хорошо знал
Владимира Ильича, долгие годы вместе с ним работал.
2 Нелегальная — не разрешённая по закону правительством.
8 Рискованное партийное дёло — дело, которое трудно осуществить, кото-
рое может быть обнаружено полицией.
4 Минусинск — город в Сибири.
6 Что за оказия? — здесь: что за неожиданность?
187
вынимаю поношенные, но ещё крепкие валенки. Заглядываю
внутрь и достаю письмо, написанное незнакомым мне почерком.
Читаю...
И Книпович подробно пересказала мне своими словами
письмо Владимира Ильича:
— «Дорогая бабушка, очень нас беспокоит ваше заболева-
ние ревматизмом. Доктора советуют при этой серьёзной болезни
всегда держать ноги в тепле. Мы знаем, что у вас нет тёплой
обуви, и боимся, что вы простудитесь. В Астрахани всегда сыро
от моря и туманов, и погода крайне переменчива. Носите, пожа-
луйста, валенки и не простужайтесь. Валенки ещё хорошие,
тёплые, подошвы двойные. Мы здесь в Сибири их всегда носим
и очень довольны. Мы, славу богу, живы, здоровы, чего от всей
души и вам желаем. Надя шлёт вам поклон и привет. Всегда
вспоминает вас, поминая добрым словом. И я желаю вам всего
наилучшего». А дальше подпись с росчерком, которую нельзя
разобрать. Я сразу догадалась, что это посылка от Владимира
Ильича. «Но почему валенки?» — думала я. Тщательно их
осмотрев, я решила отпороть подошву. Заперла комнату на
крючок, отошла в самый дальний угол, чтобы меня не было
видно из окна, и стала бережно отпарывать подшивку. Отво-
рачиваю войлок и вдруг вижу уголок белой бумаги. Я заторопи-
лась и вытащила тоненькие, мелко исписанные листочки.
Я узнала почерк Владимира Ильича. Это были его статьи и
письмо в редакцию газеты. Так вот почему Ильич прислал мне
валенки!.. Я спрятала статьи в потайное место под полом.
А валенки стала носить, объясняя соседям, что так велел док-
тор, чтобы не застудить ноги. Статьи мне удалось переправить
в надёжные руки...
Позднее, когда Владимир Ильич и Надежда Константиновна
были в Женеве, я расспрашивал Надежду Константиновну, по-
чему Владимир Ильич послал свои статьи Книпович, выслан-
ной в Астрахань под надзор полиции. И Надежда Константи-
новна объяснила мне это.
Владимир Ильич знал, что Книпович — умный, опытный кон-
спиратор1. Он был уверен — она догадается, что посылка с «се-
кретом». Сама же посылка с валенками никого не удивит:
у Книпович мог быть ревматизм, это вполне естественно. Если
местная охранка узнает о посылке, то, конечно, ей и в голову
не придёт, что кто-нибудь осмелился послать нелегальные
статьи в адрес лица, находящегося под гласным надзором по-
лиции.
1 Конспиратор — здесь: человек, умеющий скрыть от царских властей
тайны своей партии.
188
Владимир Ильич сам подшил вторые войлочные подмётки,
вложив статьи, написанные на тонкой бумаге. Когда же всё
было готово, прощупать эти листки было невозможно.
Работой своей Владимир Ильич остался доволен. Он даже
шутил, что может стать сапожником и, если круто придётся, за-
рабатывать этим ремеслом на хлеб.
Самым трудным оказалось переправить посылку в Мину-
синск. Владимир Ильич зашил валенки в полотно, изменив по-
черк, написал адрес. Адрес отправителя он выдумал, чтобы
никого не подвести в случае провала. Воспользовавшись про-
ездом через Шушенское каких-то купцов, Владимир Ильич
рискнул попросить ямщика-крестьянина отправить валенки по
почте откуда-нибудь поближе к Минусинску. Он дал ямщику
десять рублей. Ямщик сунул валенки к себе в козлы, сказав,
что сделает всё как надо и что почтовую квитанцию завезёт на
обратном пути.
Вскоре купцы двинулись в путь. Владимир Ильич всё время
наблюдал за их сборами и, когда они выехали, уверенно за-
явил, что всё будет в порядке.
— У ямщика хорошее лицо: без хитринки, — сказал он.
Прошло почти с неделю, как вдруг кто-то постучал в окно
дома, где жил Ленин. Надежда Константиновна накинула
платок и вышла на крыльцо. Перед ней стоял знакомый
ямщик.
— Вы хозяйка будете? — спросил он. — А где ваш хозяин?
Владимир Ильич, увидев в окно, что кто-то разговаривает с
Надеждой Константиновной, тоже вышел на крыльцо.
— А, ваше здоровье! — обрадовался ямщик. — Вот, извольте
получить квитанцию и сдачу.
— За квитанцию благодарю, — сказал Владимир Ильич, —
а сдачи не нужно, это вам за труды.
— Какие же это труды!—возразил ямщик. — Нешто мож-
но за пустяки такую деньгу брать? В Сибири это не полагается.
У нас сосед соседу помогает... А мы как есть с вами соседи —
всего сто двадцать вёрст отсюда моя деревня, — так извольте
получить сдачу... — И он вынул семь с чем-то рублей.
— А у нас, — ответил Владимир Ильич, — принято детиш-
кам посылать подарки. У вас дети есть?
— Как же, конечно, есть — пятеро их у меня. Одни бегают,
другие за мамкину юбку держатся, а махонький на руках
ещё...
— Ну вот и отлично, зайдите к нам чайку попить, а я сей-
час приду.
Надежда Константиновна пригласила ямщика в комнату.
189
Вскоре Владимир Ильич вернулся и принёс с собой всякой
всячины: головной платок хозяйке, связку баранок, конфет-ле-
денцов, ещё какие-то сладости и два букваря.
— Это вашему семейству, передайте жене и деткам с по-
клоном от меня, — сказал Владимир Ильич. — А это вот ма-
ленькому.— И он вытащил из кармана две раскрашенные де-
ревянные куколки. — А это тем, кто постарше. — Он высыпал
из другого кармана десятка два оловянных солдатиков. —
И буквари — старшим.
Всё это Надежда Константиновна завернула, завязала в
узелок и отдала ямщику.
— Благодарим покорно! А как звать-то вас?
— Владимир, а по отчеству Ильич
Ямщик низко поклонился и вышел.
Почтовую квитанцию сейчас же сожгли в печке.
Спустя несколько месяцев Владимир Ильич получил изве-
стие, что «Бабушка» с удовольствием носит валенки «на одной
подошве».
1. Каким показан Ильич в воспоминаниях его товарища по рево-
люционному делу?
2. Вспомните известные вам рассказы и стихи о В. И. Ленине.
3. Прочитайте другие рассказы из сборника «Наш Ильич».
4. Организуйте выставку фотографий и репродукций картин об
Ильиче.
В МУЗЕЕ В. И. ЛЕНИНА.
С. В. Михалков.
В воскресный день
с сестрой моей
Мы вышли со двора.
«Я поведу тебя в музей!» —
Сказала мне сестра.
Вот через площадь мы идём
И входим наконец
В большой, красивый
красный дом,
Похожий на дворец.
Из зала в зал переходя,
Здесь движется народ.
Вся жизнь великого вождя
Передо мной встаёт.
Я вижу дом, где Ленин рос,
И тот похвальный лист,
Что из гимназии принёс
Ульянов-гимназист.
Здесь книжки выстроились
в ряд-
Ои в детстве их читал,
Над ними много лет назад
Он думал и мечтал.
190
Он с детских лет мечтал о том,
Чтоб на родной земле
Жил человек своим трудом
И не был в кабале.
За днями дни, за годом год
Проходят чередой,
Ульянов учится, растёт,
На сходку тайную идёт
Ульянов молодой.
Семнадцать минуло ему,
Семнадцать лет всего,
Но он — борец! И потому
Боится царь его!
Летит в полицию приказ:
«Ульянова схватить!»
И вот он выслан в первый
раз,
В деревне должен жить.
Проходит время. И опять
Он там, где жизнь кипит:
К рабочим едет выступать,
На сходках говорит.
Идёт ли он к своим родным,
Идёт ли на завод —
Везде полиция за ним
Следит, не отстаёт...
Опять — донос, опять —
тюрьма
И высылка в Сибирь...
Долга на Севере зима,
Тайга и вдаль и вширь.
В избе мерцает огонёк,
Всю ночь горит свеча.
Исписан не один листок
Рукою Ильича.
А как умел он говорить,
Как верили ему!
Какой простор он мог открыть
И сердцу и уму!
Немало смелых эта речь
На жизненном пути
Смогла увлечь, смогла зажечь,
Поднять и повести.
И те, кто слушали вождя,
Те шли за ним вперёд,
Ни сил, ни жизни не щадя
За правду, за народ!..
Мы переходим в новый зал,
И громко, в тишине,
«Смотри, Светлана, —
я сказал,—
Картина на стене!»
И на картине — тот шалаш
У финских берегов,
В котором вождь любимый
наш
Скрывался от врагов.
Коса, и грабли, и топор,
И старое весло...
Как много лет прошло
с тех пор,
Как много зим прошло!
Уж в этом чайнике нельзя,
Должно быть, воду греть,
Но как нам хочется, друзья,
На чайник тот смотреть!
Мы видим город Петроград
В семнадцатом году:
Бежит матрос, бежит солдат,
Стреляют на ходу.
Рабочий тащит пулемёт.
Сейчас он вступит в бой.
Висит плакат: «Долой господ!
Помещиков долой!»
191
Несут отряды и полки
Полотна кумача,
И впереди — большевики,
Гвардейцы Ильича.
Пришёл Октябрь. И свергли
власть
Буржуев и дворян.
Так в Октябре мечта сбылась
Рабочих и крестьян.
Далась победа нелегко,
Но Ленин вёл народ,
И Ленин видел далеко,
На много лет вперёд.
И правотой своих идей —
Великий человек —
Он всех трудящихся людей
Объединил навек.
Как дорог нам любой предмет,
Хранимый под стеклом!
Предмет, который был согрет
Его руки теплом!
Подарок земляков своих,
Красноармейцев дар, —
Шинель и шлем. Он принял их
Как первый комиссар.
Перо. Его он в руки брал
Подписывать декрет.
Часы. По ним он узнавал,
Когда идти в Совет.
Мы видим кресло Ильича
И лампу на столе.
При этой лампе по ночам
Работал он в Кремле.
Здесь не один рассвет
встречал,
Читал, мечтал, творил,
На письма с фронта отвечал,
С друзьями говорил.
Крестьяне из далёких сёл
Сюда за правдой шли,
Садились с Лениным за стол,
Беседу с ним вели.
И вдруг встречаем мы ребят
И узнаём друзей:
То юных ленинцев отряд
Пришёл на сбор в музей.
Под знамя Ленина они
Торжественно встают,
И клятву партии они
Торжественно дают:
«Клянемся так на свете жить,
Как вождь великий жил,
И так же Родине служить,
Как Ленин ей служил!
Клянёмся ленинским путём —
Прямее нет пути! —
За мудрым и родным
вождём —
За партией идти!»
1. О чём мечтал Володя Ульянов в детстве?
2. Когда начал молодой Ульянов революционную борьбу?
3. Как царское правительство преследовало В. И. Ленина?
4. В каких строках поэт рассказывает о руководящей роли Ле-
нина в Октябре 1917 года, о крепкой связи вождя с народом?
5. В чём юные ленинцы торжественно клянутся партии? Ответьте
словами текста.
192
ВОССТАНИЕ В ТЮРЬМЕ.
(Из «Рассказов о Феликсе Дзержинском».)
Ю. П. Герман.
I. ДИКАЯ РАСПРАВА.
Пятого января 1902 года Феликс Дзержинский был отправ-
лен из Седлицкой тюрьмы через Варшаву, Москву, Сибирь за
четыреста вёрст от Якутска, в Вилюйск, в котором ему надле-
жало пробыть ровно пять лет.
В мае партия прибыла в Александровск и разместилась в
пересыльном корпусе, неподалёку от главного здания центра-
ла \ построенного в котловине меж гор.
Порядки пересыльного корпуса тоже во многом отличались
от порядков каторжной тюрьмы. Этапникам жилось куда легче,
чем отбывающим срок в централе: начальство ими не очень
интересовалось, да и с какой стати интересоваться, если сего-
дня этапники тут, а завтра или в Вилюйске, или в Качуге, или
ещё где-нибудь, в местах, куда Макар телят не гонял.
Начальником централа был в то время поляк Лятоскевич,
вёл он среднюю линию1 2 и, как говорили про него арестанты,
«жил сам и жить давал другим».
Но в конце апреля, незадолго до прибытия того этапа, с ко-
торым шёл Дзержинский, положение в Александровской пере-
сыльной круто и внезапно изменилось. Причины изменения по-
рядков толком никто не знал: одни говорили, что на Лятоске-
вича кто-то из деятелей написал в Петербург министру письмо;
другие считали, что поводом к новым крутым порядкам послу-
жил задуманный побег, хоть и провалившийся, но всё-таки по-
бег; третьи считали, что виновник неприятных новшеств — стар-
ший надзиратель Токарев, палач по натуре, которого Лятоске-
вич боится.
Когда, измученный весеннею распутицей, дождями со сне-
гом, морозами и буранами, всеми адовыми пытками российских
каторжных дорог, этап входил в ворота пересыльной Алексан-
дровской тюрьмы, надеясь хоть тут перевести дух, поспать, об-
сушиться и поесть, вдруг выяснилось, что здесь теперь орудует
Токарев, палач и убийца по призванию, что бани не будет, ки-
пятку до утра не получить, в село даже с конвойным за покуп-
1 Централ — центральная каторжная тюрьма.
2 Вёл среднюю линию — был не очень жесток с арестованными.
193
ками выйти нельзя и, что самое главное, никаких разговоров
и просьб: за разговоры Токарев бьёт в лицо.
Узнав обо всех этих печальных новостях, матрос Шурпаль-
кин, осуждённый на бессрочную каторгу, человек очень смелый
и спокойный, сам, один, отправился из общей камеры, в кото-
рой размещались арестанты, к Токареву в дежурку.
Услышав обращение не по уставу!, Токарев молча сразу же
ударил матроса тяжёлой связкой ключей по лицу с такой си-
лой, что рассёк Шурпалькину щёку до кости. Брызнула кровь.
Шурпалькин, теряя от боли власть над собой, шагнул к надзи-
рателю, но тот ударил матроса ключами ещё раз, и Шурпаль-
кин упал.
В камеру он вернулся часа через два, никому не сказал ни
слова и повалился на нары. При тусклом свете лампёшки, коп-
тившей у входа, Дзержинский успел заметить, что с матросом,
к которому он очень привязался за месяцы этапного пути, не-
ладно.
— Шура! — позвал он.
Матрос молчал.
— Шура! — вторично окликнул Дзержинский матроса.
Не дождавшись ответа, он подошёл к Шурпалькину, сел
возле него на край нар и спросил, что случилось.
Великан-матрос вместо ответа заплакал.
В тюрьме люди плачут редко, и если уж плачут, то такими
слезами, которых на воле не увидишь.
Тюремные слёзы — особые слёзы.
Невозможно было смотреть на этого белокурого гиганта, не
сморгнувшего тогда, когда ему прочитали смертный приговор с
заменой пожизненной каторгой, весело посвистывающего в лю-
бых обстоятельствах жизни, всегда балагурящего, и вдруг тут,
когда, кажется, самое тяжёлое уже позади...
— Да Шура же! — позвал Дзержинский и стал отрывать от
лица матроса ладони, которыми он закрывал свою разбитую,
кровоточащую щёку.
Но матрос не шевелился.
Наконец, попив воды, он немного успокоился и прерываю-
щимся голосом стал рассказывать, как всё произошло. Говорил
он громко; камера постепенно просыпалась, люди собирались
возле Дзержинского, а матрос, всё ещё плача и не стыдясь
своих слёз, уже во второй, а потом и в третий раз подробно,
точно жалуясь, описывал все подробности избиения.
1 Услышав обращение не по уставу — услышав, что к нему обращаются
не так, как полагается по правилам тюрьмы.
194
— Понимаешь, — говорил он, — я просто зашёл тихо, мирно,
думаю, спрошу у него: дескать, позвольте, ваше благородие,
господин Токарев, арестантики обижаются за баню, так нельзя
ли... А он, он... он...
Тут лицо матроса, не раз битого в тюрьмах и в тёмных кар-
церах, начинало дрожать, на глазах его выступали слёзы и
мелкими круглыми каплями катились по щекам вниз; он заи-
кался и, заикаясь, спрашивал:
— Нет, главное дело — за что? Вы мне только скажите, за
что? Ведь свой же брат, мужик, ведь это как же, а?
Несколько часов провозился Дзержинский с матросом: он
то отпаивал его водой из ржавого жестяного чайника, то клал
ему на голову мокрую тряпку, то силой удерживал его на на-
рах, когда тот вдруг рвался вскочить, найти Токарева и заду-
шить его на месте...
II. СХОДКА.
Утром, чувствуя себя совершенно разбитым после бессонной
ночи, Дзержинский собрал у себя в камере сходку политических.
Дзержинский объявил сходку открытой.
Говорили минут десять, самое большее. Решено было вы-
звать Лятоскевича, предложить ему возвратить старые порядки,
а главное — убрать из пересыльной Токарева.
В случае же отказа Дзержинский предложил план восста-
ния в тюрьме, до того смелый и небывалый, что некоторые
даже сразу не поняли.
— Никакой осечки1 тут быть не может, — говорил Дзер-
жинский.— Всё точно обдумано. И жертв не будет. Расчёт у
меня простой: Лятоскевич пуще всего на свете боится гласно-
сти2 и начальства. Если то, что я предлагаю, мы осуществим,
Лятоскевич должен будет пойти на все уступки по двум причи-
нам: первая причина та, что, попади дело в газеты, — ему надо
уходить, да ещё с таким треском3; вторая причина: узнает на-
чальство по тюремному ведомству — тоже крышка4, да и не
только ему, а даже иркутскому губернатору. У нас таких исто-
рий не было, история прошумит на весь мир, и они её поста-
раются ликвидировать5 во что бы то ни стало мирными пу-
тями. Так или не так?
1 Осечка — здесь: неудача.
2 Бойтся гласности — боится того, чтобы о происшедшем стало всем из-
вестно.
3 Уходить с треском — здесь: уходить со скандалом.
4 Крышка — здесь: конец работе Лятоскевича.
5 Ликвидйровать — прекратить, уничтожить.
195
Около часа пополудни в пересыльную явился Лятоскевич.
Разговаривать с ним уполномочили тульского токаря Бод-
рова, славившегося редкой невозмутимостью.
Лятоскевич молча выслушал Бодрова, щелчком сбил с сюр-
тука пушинку и по пунктам ответил на все просьбы отказом.
Говорил он долго и скучно, а Дзержинский слушал его,
низко опустив красивую голову, и при этом почему-то улыбался.
III. ВТОРАЯ СХОДКА.
Весь день до вечера Дзержинский с Шурпалькиным и с Во-
ропаевым, бывшим межевым техникомосуждённым за вос-
стание в экономии1 2 где-то на юге России, подготовляли точный
план действий на завтрашний день: ходили по двору, стараясь
точно выяснить расположение всех тюремных построек и при-
строек, считали, сколько где конвоя, выясняли вооружение,
время смены караулов. Работать приходилось с осторожностью
так, чтобы Токарев ничего не пронюхал и не заподозрил.
К вечеру всё было кончено, выверено и решено.
Опять собралась сходка.
Говорили шёпотом.
На этой сходке были точно распределены обязанности.
— Ровно в одиннадцать часов всем быть во дворе, — гово-
рил Дзержинский, — всем до одного человека. В одиннадцать
с четвертью я подхожу к привратнику, разоружаю его, и это
служит сигналом к всеобщему восстанию. Бодров к этому вре-
мени собирает уголовных, якобы по делу, в камере номер че-
тыре. Ровно в одиннадцать Дрозд его запирает снаружи на за-
сов вместе с ними и становится на дежурство возле камеры.
Старшего надзирателя Токарева я беру на себя. Ночью Тока-
рев дежурит. До часу дня он будет спать у себя в дежурке, у
него такая привычка. Там я его и возьму.
— Я тоже с вами, — тихо попросил матрос.
— Ни в коем случае, Шура. Если будет хоть одна жертва,
они нам столько крови пустят, что этого нам никто не простит.
Когда сходка кончилась, он позвал Шурпалькина, обнял его
за плечи и, заглянув ему в глаза, повелительно и быстро
спросил:
— Я твёрдо рассчитываю, что вы никого не пораните даже
случайно, Шура. Вы ведь не собираетесь?
Матрос с грустным видом опустил голову.
1 Межевой техник — техник, который занимался делением земли на участ-
ки (межа — граница земельного участка).
2 Экономия — помещичье хозяйство в западных и южных губерниях.
196
IV. АРЕСТ СТАРШЕГО НАДЗИРАТЕЛЯ ТОКАРЕВА.
В этот день тюрьма проснулась очень рано, гораздо раньше
обычного, но до побудки никто не поднялся, чтобы не возбу-
дить подозрений у надзирателя.
Лежали, волновались, но глаза не открывали.
Потом пили кипяток, заваренный брусничным чаем, жевали
мокрый тюремный хлеб и вяло переговаривались, потом вышли
во двор. Вышли не все, многие остались до времени в камерах.
Дзержинский сидел неподалёку от ворот, курил махорку и
зашивал рубашку. Лицо его было совершенно спокойно, только
глаза порою поблёскивали из-под ресниц.
Незадолго до назначенной минуты он встал, потянулся,
оглядел двор — все ли на местах — и ленивой походкой пошёл
к воротам, у которых дремал усатый старик стражник. Лениво
шагая мимо него, Дзержинский вдруг сделал одно короткое,
еле уловимое движение, мгновенное и точное, после которого
стражник очутился на земле, а подбежавшие арестанты уже
вязали ему руки и снимали с него, онемевшего от страха, ста-
рый револьвер. В то время другие арестанты валили и вязали
конвойных и младших надзирателей...
Ни одного крика не было слышно, ни один человек не успел
выстрелить, никто толком даже не понял, в чём дело, а все уже
были повязаны кушаками и стояли, выстроенные возле тюрем-
ной стены.
— Все ли тут? — спросил Дзержинский, пересчитав тюрем-
щиков.
— Как будто все, — сказал матрос, на обязанности которого
была охрана арестованных конвойных и надзирателей.
— Так точно, все, — подтвердил старик стражник со слезя-
щимися глазами. — Все, как есть, ваше благородие, кроме его
благородия старшего господина Токарева. Они, то есть госпо-
дин Токарев, отдыхают, а мы все туточки...
Взяв из кучи оружия, сваленного неподалёку, револьвер по-
новее, Дзержинский пошёл к тюрьме, возле которой в при-
строечке имел обыкновение отдыхать Токарев, рванул дверь и
вошёл в дежурку.
Здесь было темно. Токарев негромко посапывал в углу. Ста-
раясь пока не очень шуметь, Дзержинский сорвал одеяло, ко-
торым было завешено окно, и направил револьвер на Токарева.
— Лежите смирно!
Токарев молчал. Из-под красной подушки выглядывал ре-
вольвер без кобуры. Дзержинский забрал и этот револьвер.
— Одевайтесь!
197
Надзиратель долго не мог попасть ногами в штанины.
— Это китель, — сухо сказал Дзержинский. — Брюки лежат
рядом с вами.
Токарев попробовал улыбнуться, но из этого ничего не вы-
шло. Вместо улыбки на лице его проступило выражение ужаса.
Он только сейчас всё понял.
— Вы меня расстреляете? — хриплым голосом спросил он.
— Одевайтесь, — повторил Дзержинский.
С каждой секундой Токарев зеленел всё больше и больше.
Глядя на него сейчас, никто бы не поверил, что этот человек
способен внушать ужас одним своим видом: эти обвисшие серые
усы, бессмысленные глаза навыкате, трясущийся подбородок,
руки, которые отказывались повиноваться ему. «Как бы он не
умер, чего доброго! — подумал Дзержинский. — Потом от-
вечай!»
— Разрешите взять деньги, — попросил Токарев.
— Возьмите.
— Так сказать, сбережения, — сказал Токарев и достал из-
под подушки грязный мешочек. — Имею привычку брать с со-
бой. Детки ненадёжные...
Дзержинский отвёл взгляд: Токарев был омерзителен со
своими глазами навыкате, с мешочком, с дрожащими руками.
Вышли во двор. Стражники и конвойные по-прежнему стоя-
ли возле стены.
Навстречу, странно улыбаясь, двигался матрос. Он был
бледнее обычного, спокойный, почти весёлый. Токарев замед-
лил шаги.
— Уйди, Шура, — сказал Дзержинский.
Матрос остановился, глядя на Токарева.
Токарев тоже остановился, отступил на шаг к Дзержин-
скому, потом дрожащими пальцами вцепился в рукав его
куртки.
— Он вас не тронет, — сказал Дзержинский, — идите.
— Он хочет меня убить, я знаю, отгоните его.
— Уйдите, Шура! — крикнул Дзержинский.
Матрос медленно отвернулся и пошёл вдоль тюремного за-
бора, в глубь двора. Но Токарев не двигался с места.
— Я не пойду к стенке1, — вдруг сказал он, — вы не смеете!
Вы за это ответите! Вас всех перевешают. Вы разбойники!
Дрозд толкнул его сзади в спину. Токарев пошатнулся и за-
кричал. Дрозд толкнул во второй раз, и Токарев ткнулся в
стену. Теперь он плакал и выкрикивал угрозы и ругательства.
1 Я не пойду к стенке — я не дам себя расстрелять.
198
Опять подошёл матрос, всё та же странная улыбка блуждала
на его лице.
— Беру на себя приведение казни в исполнение, — произ-
нёс он довольно громко, так, чтобы все слышали.
— Убирайтесь отсюда! — потеряв терпение, крикнул Дзер-
жинский.— Сейчас же уходите отсюда.
V. ТЮРЕМЩИКОВ ПРОГНАЛИ.
Но было уже поздно: стража услышала слова матроса и
подняла многоголосый вой. Кричали, вопили, умоляли. Толстяк
конвойный упал на колени; старик со слезящимися глазами
стал хватать за ноги Дрозда; Токарев лихорадочно развязывал
свой мешок с деньгами, решив, видимо, откупиться...
— Молчать! — крикнул Дзержинский. — Никто не будет рас-
стрелян! Тихо! Сейчас откроют ворота, и вы все, не огляды-
ваясь, побежите к главному зданию. Бодров, открывайте! Живо!
Ворота со скрипом отворились.
— Токарев, вперёд! — командовал Дзержинский. — Осталь-
ные за ним. Не задерживайтесь! Шагом марш!
Конвой и охрана не верили ни своим глазам, ни своим ушам.
Но ворота были открыты настежь.
— Прошу покорно! — сказал вежливый Дрозд.
Первым тронулся Токарев. Пятясь от Дзержинского, он по-
шёл к воротам. За ним двинулись остальные. До ворот они шли
медленно, едва-едва переставляя ватные от страха ноги, но за
воротами силы к ним вернулись. Выйдя из острога, Токарев
побежал, приседая и петляя, как заяц. Он и теперь думал, что
арестанты будут стрелять ему в спину. Потом он упал, потом
поднялся, потом опять упал. Ему казалось, что так он их обма-
нет. А они стояли в воротах и покатывались от хохота, смея-
лись до слёз, до колик в животах. Дрозд лаял собачкой. Кто-то
выл. Кто-то кричал поросёнком.
А конвой всё бежал и бежал между пихтами и елями по
сочной зелёной траве, спотыкался, падал, вставал, вновь падал
и петлял между деревьями до тех пор, пока не исчез за холмом
возле главного корпуса.
— Закрыть ворота, — приказал Дзержинский. — Завалить
досками и брёвнами. Возле главного входа в пересыльную
строить баррикады. Начальник по работам Бодров.
— Можно начинать? — спросил Бодров.
— Начинайте, — сказал Дзержинский и подозвал к себе ма-
троса.— Идите в дежурку Токарева, — произнёс он, — там у него
красная наволочка. Вытряхните из неё пух и сделайте флаг. На
199
флаге надо написать: «Свобода». Только быстро, Шура!
И палку найдите подлиннее, чтобы флаг был виден издалека.
Пускай из камер главного здания будет видно... Поняли?
— Есть! — ответил матрос.
VI. ПЕРЕГОВОРЫ.
В три часа пополудни над корпусом пересыльной тюрьмы
взвился красный флаг с надписью «Свобода». К этому времени
Дзержинский, единогласно выбранный председателем револю-
ционной тройки \ открыл митинг. Он объявил, что считает по-
ложение внутри тюрьмы чрезвычайным и требует абсолютной
дисциплины и порядка. В заключение своей речи он поздравил
товарищей с тем, что отныне они — граждане самостоятельной
республики, отвергающей власть и законы Российской империи.
После митинга тройка занялась распределением обязанно-
стей среди граждан новой республики.
В сумерки к тюрьме пришёл Лятоскевич.
— Откройте, господа, ворота, — сказал он.
— Сейчас будет доложено тройке, — ответил дежурный.
Лятоскевич курил сигару, смотрел на облака, ждал. Из всех
щелей на него смотрели заключённые. Это было удивительное
зрелище: начальник тюрьмы просится в тюрьму, а его не
пускают.
Но он чувствовал, что на него смотрят, и вёл себя в общем
спокойно, прогуливался со скучающим видом, насвистывая, из-
редка поглядывая на часы. Дежурный не возвращался.
Лятоскевич начал нервничать.
Неподалёку за частоколом каркнула ворона, потом мяук-
нула кошка, потом тихо и печально захрюкала свинья.
Стараясь не обращать внимания на эти шутки, Лятоскевич
прогуливался возле ворот — десять шагов вперёд, десять назад.
Ещё раз посмотрел на часы. В общем не так-то уж много
прошло времени, самое большее — четверть часа. Если бы
только они не глазели на него из всех щелей!
Теперь за частоколом закричал гусь, вслед за гусем в мир-
ной тишине начал блеять баран. Что они хотят сказать этим
блеянием, чёрт бы их драл?
Наконец в воротах отворился круглый волчок1 2, в волчке по-
казалось лицо дежурного. Дежурный сказал:
1 Революционная тройка — три человека, которым поручено руководить
революционными делами.
2 Волчок — здесь: маленькое круглое отверстие в воротах тюрьмы и в
дверях тюремных камер для наблюдения за арестованными.
200
— Просили передать, чтобы вы завтра наведались. Сегодня
мы занятые.
Это было чудовищно по оскорбительности, но что он мог
ответить? Закричать? Затопать ногами? Выстрелить из револь-
вера в этот проклятый волчок, из которого на него смотрело
какое-то нахальное мальчишеское лицо?
Помедлив, Лятоскевич произнёс:
— Хорошо. Я приду завтра. Но заметьте — в последний раз.
В ответ Лятоскевичу Из-за частокола длинно и глухо замы-
чала корова. Он содрогнулся и зашагал прочь, бледный как
смерть. Он говорил жене прерывающимся голосом:
— Если об этом узнают в министерстве, я пропал. Вы по-
нимаете? Если бы они убили хоть одного надзирателя, всё было
бы иначе, но они никого не убили и не ранили, они просто вы-
гнали вон из тюрьмы всех конвойных, всех стражников, всех
надзирателей. Это неслыханно! Я конченый человек.
Рано утром он опять притащился к воротам тюрьмы, и кара-
ульный с вышки побежал доложить о нём Дзержинскому.
— Пусть подождёт, — был ответ.
Около часа всесильный начальник Александровского ка-
торжного централа гулял возле острога. Утро было холодное,
ветрено, по небу плыли рваные серые тучи. Лятоскевич мёрз.
Ночью он получил телеграмму из Иркутска. Вице-губернатор 1
телеграфировал о том, что Лятоскевичу следует немедленно же
войти в переговоры с восставшими арестантами и в возможно
короткий срок замять дело.
Хорошо ему посылать депеши2, — пусть бы сам попробовал
замять дело.
Он поднял воротник форменной шинели, поправил фуражку.
Чем всё это кончится, интересно знать...
После длительного ожидания в воротах открылся волчок, и
начальнику централа были предъявлены требования арестан-
тов. Требований было много. Стоя возле ворот, Лятоскевич за-
писывал их для памяти в книжку. Переговоры от имени тройки
вёл Бодров.
— Ваши требования слишком серьёзны и слишком много-
численны, для того чтобы я мог ответить на них сразу, — ска-
зал Лятоскевич, — я должен посоветоваться и подумать.
— Думайте, — сухо ответил Бодров.
Опять щёлкнул этот проклятый волчок.
1 Вице-губернатор — помощник начальника губернии в царской России;
губернатор — начальник губернии (губерния — область).
2 Депеша (устарелое слово) — телеграмма, спешное сообщение.
201
В тюремном дворе пели. Лятоскевич прислушивался, это на-
верняка про него.
Он уже шёл к дому по узкой тропинке, протоптанной меж
пихт и елей, а песня догоняла его, тяжёлая и грозная:
«Отольются волку слёзы,
Знать, царю несдобровать...»
Дома Лятоскевич вызвал Токарева — советоваться.
Вечером посланный от Лятоскевича объявил, что господин
Лятоскевич требования заключённых может выполнить только
частично.
— Не все? — спросил Бодров.
— Нет, не все. Господин Лятоскевич очень сожалеет, но по-
ложение таково, что это не в его власти...
Волчок в воротах захлопнулся.
Ночью жгли во дворе тюрьмы костры, пели песни, читали
стихи. Дзержинский ходил от костра к костру, улыбался своей
печальной улыбкой и прислушивался к пению. В золе пекли кар-
тошку и ели тут же, сидя на земле. Было странно, что всё это
в тюрьме, что за тюремной стеной, там, снаружи, стоят и дежу-
рят тюремщики с винтовками.
Тучи ночью разошлись, вызвездило1, небо было чёрное, очень
далёкое, пахло печёным картофелем, дымом, войной. Многие из
арестантов сидели с оружием, отобранным у конвоя, с револьве-
рами, с саблями, с винтовками, и, глядя на них со стороны,
можно было подумать, что это не запертые в остроге арестанты,
а маленькая часть армии, грозной, непобедимой, вечной со вре-
мён Пугачёва и Разина, кусочек того, что всё равно нельзя уни-
чтожить, того, что было, но не исчезло, что есть, что будет, что
останется...
Дзержинский грелся у костра, почти не разговаривал. Думал
ли, мечтал ли — кто знает...
Может быть, рисовались в его воображении ещё неопреде-
лённые, величественные будущие контуры очень далёких лет,
красногвардейские полки, знамёна победившей революции...
VII. ПОБЕДА АРЕСТОВАННЫХ.
Утром пересыльную тюрьму окружили на всякий случай вой-
ска, присланные из Иркутска. С наблюдательной вышки острога
было видно, как Токарев, улыбаясь сладкой улыбкой, разгова-
1 Вызвездило — небо покрылось звездами.
202
ривал с пузатым поручиком, командиром отряда, как он пока-
зывал на острог рукою и что-то стремительно объяснял.
Бодров непрерывно вёл переговоры с Лятоскевичем. Вол-
чок в воротах был открыт, в двух шагах от волчка стоял Ля-
тоскевич, сосал сигару и торговался. За Лятоскевичем стояли
солдаты в белых гимнастёрках, стыли на ветру и ждали. Пе-
ред солдатами прохаживался прихрамывающий на одну ногу
офицер.
Тройка заседала непрерывно. Каждое новое предложение
Лятоскевича специальный связной передавал тройке, тройка
обсуждала и, прежде чем вынести решение, собирала сходку;
сходка решала окончательно.
Настроение держалось всё время решительное, боевое и
бодрое, связной приносил Бодрову одни и те же постановления
тройки и схода:
— Держаться твёрдо, Ии в чём не уступать.
Лятоскевич с каждым часом всё более и более заметно нерв-
ничал.
— Я хочу говорить с вашим коноводом \ — сказал он.
— Я не знаю, о ком вы говорите, — ответил Бодров.
— Я говорю о вашем начальнике или руководителе, как он
там у вас называется... Я желаю говорить непосредственно
с ним!
— Понимаю, — ответил Бодров, — но, к сожалению, ничем
не могу помочь. Тот, кого вы имеете в виду, положил себе за
правило не разговаривать с тюремщиками...
— Ах вот как.
— Да, именно так.
Теряя терпение, Лятоскевич подошёл к поручику и спросил
у него, что он думает обо всём этом деле.
Поручик поднял на Лятоскевича злые глаза и раздельно
ответил:
— Ничего я не думаю. Я натёр себе ногу, солдаты голод-
ны — кончайте скорее.
— Да как кончить-то! — с тоской воскликнул Лятоскевич. —
Я не имею права идти на их требования, понимаете? Меня об-
несли доносом 1 2, вмешалось министерство, я тут ни при чём.
— Ну, и я ни при чём, — ответил офицер. — Меня уж это со-
вершенно не касается.
Лятоскевич с мольбой взглянул на него.
— Дайте залп в воздух, — вполголоса попросил он.
1 Коновод (здесь: презрительное слово) — зачинщик, руководитель.
2 Меня обнесли доносом — на меня донесли.
203
— Никак нет, не могу.
— Почему?
— Инструкция 1 от вице-губернатора оружия не применять!
— Так на кой леший вы сюда пришли?
Через несколько минут к острогу подъехала коляска вице-гу-
бернатора. Рядом с вице-губернатором сидел сухонький, востро-
носый чиновник особых поручений, а против него — прокурор.
— Ну что же это у вас тут происходит? — не вылезая из ко-
ляски и не подавая Лятоскевичу руки, спросил вице-губерна-
тор.— Отставки захотелось, или как прикажете вас понимать?
Вы что —ослепли, оглохли? Ма-ал-чать, я приказываю! —закри-
чал он, хотя Лятоскевич ничего и не говорил.—Ма-алчать и
исполнять мои приказания!
— Слушаюсь, ваше превосходительство, — произнёс Лято-
скевич.
— Приказать солдатам взять винтовки наизготовку.
— Слушаюсь...
— Предложить арестантам немедленно отворить ворота.
— Слушаюсь...
— Пойти на все их требования и немедленно, сейчас же пре-
кратить этот позор, это безобразие... это... чёрт знает что такое...
— Слушаюсь. Но разрешите, ваше превосходительство, в
случае, если они не согласятся, открыть огонь...
— Что?
Лятоскевич повторил своё предложение. Вице-губернатор
ненатурально захохотал и пальцем покрутил возле лба.
— Нет, батенька, наворотили тут чёрт знает каких дел с ва-
шим тюремным ведомством, а теперь я в ответе. Нет, дорогой
мой, нет, не выйдет. Эк чего захотели, чтобы губернатор открыл
стрельбу, а я, дескать, в стороне. Хитёр, батюшка, да и я не
менее. Прошу исполнять мои приказания.
В четыре часа пополудни Лятоскевич объявил Бодрову, что
администрация тюрьмы принимает все требования арестован-
ных и просит спустить красный флаг, убрать баррикады и отво-
рить ворота.
— Передам тройке, — последовал ответ.
Тройка и сход арестантов постановили восстание прекратить
по причине полной и всесторонней победы восставших.
— Снимите красный фраг, Шура, — сказал Дзержинский
матросу.
Матрос взглянул на него, помедлил, потом ответил с грустью
в голосе:
1 Инструкция — указание, подробное наставление.
204
— Есть снять красный флаг, товарищ Феликс!
Он ловко и быстро влез на крышу и на виду у всех снял
красный флаг с шеста. Лёгкий вздох пронёсся по толпе.
Они стояли вместе во дворе тюрьмы, когда заскрипели во-
рота перед Токаревым, Лятоскевичем и остальными тюремными
чинами. В строю стоял Дзержинский, а рядом с ним, плечом к
плечу, те, кто вместе с ним вынесли всю тяжесть восстания, кто
не спал эти ночи, кто не ел и не пил, и не пел песен, потому что
для этого не хватало времени.
Они стояли рядом, вплотную — Дзержинский, Шура Шур-
палькин — балтийский матрос, приговорённый к пожизненной
каторге, — тульский токарь Бодров, межевой техник Воропаев,
длинный Дрозд, прозванный в тюрьмах богом за невероятные
побеги...
Мимо них по тюремному двору медленно и осторожно шли
тюремщики, вооружённые до зубов, подозрительно оглядываю-
щиеся, опозоренные три дня назад и жаждущие мести...
Первым шёл Токарев.
В руке, на всякий случай, он держал револьвер и шёл мед-
ленно, порой отдавая приказания своим подручным, и те расхо-
дились от него во все стороны двора, к своим постам.
Перед толпою арестантов он задержался на секунду, и глаза
его встретились с блистающим взглядом Дзержинского.
— Чего... смотришь? — хриплым голосом спросил вдруг ма-
трос. — Знакомого нашёл?
Токарев промолчал.
1. Каким показал себя Феликс Дзержинский во время восстания
в тюрьме? Что вы читали об этом замечательном революционере?
2. Перечитайте в тексте то место, в котором автор говорит, что
заключённые непременно победят.
РАЗВЕДКА МЕТЕЛИЦЫ.
А. А. Фадеев.
«Разведка Метелицы» — отрывок из романа А. А. Фадеева «Раз-
гром».
В 1918 году враждебные (контрреволюционные) силы, существо-
вавшие ещё внутри Советского государства, объединились с ино-
странными капиталистами для борьбы против молодой Советской рес-
публики.
205
Соединёнными войсками командовали белые генералы и адмиралы.
Советское правительство и Коммунистическая партия призвали
народ к защите социалистического Отечества. Около половины всего
состава партии и комсомола пошло на фронт.
В Сибири действовали контрреволюционные войска, которых под-
держивали японские правящие классы. Руководил наступлением белый
адмирал Колчак.
К концу 1919 года армия Колчака была окончательно разгромлена.
А. А. Фадеев, тогда 18-летний юноша, принимал участие в граж-
данской войне в Сибири.
I.
В сырую полночь в начале августа пришла в отряд Левин-
сона конная эстафета. Прислал её старый Суховей-Ковтун — на-
чальник штаба партизанских отрядов. Старый Суховей писал
о нападении японцев на главные партизанские силы, о смерт-
ном бое под Извёсткой, о том, что сам он прячется в охотничьем
зимовье, раненный девятью пулями...
Левинсон получил эстафету в половине первого ночи, а че-
рез полчаса конный взвод пастуха Метелицы разлетелся по до-
рогам, разнося тревожную весть.
Забравшись в глухие места, Левинсон почти потерял связь с
другими отрядами. Таёжными тропами, где много лет уже не
ступала человеческая нога, вёл он своих партизан.
Вся Улахинская долина была занята японцами и колчаков-
цами L Неприятельская разведка шарила по всем направлениям
и не раз натыкалась на дозорных Левинсона.
Ранним утром Левинсона отрезали от гор, но после двухча-
сового боя, потеряв до тридцати человек, он прорвался сквозь
отряды противника. Колчаковская конница преследовала его по
пятам.
— Дальше держаться в этом районе немыслимо, — сказал
сумрачно Левинсон. — Единственный путь — на север. — Он
расстегнул полевую сумку и вынул карту. — Вот... здесь
можно пройти хребтами... Далеко, правда, но что ж по-
делаешь...
Левинсон решил заночевать в тайге. Он надеялся, прощупав
путь разведкой, пробраться в долину Тудо-Ваки, богатую ло-
шадьми и хлебом.
— В разведку Метелица поедет, ночевать здесь будем,—
1 Колчаковцы — войска контрреволюционного адмирала Колчака.
206
сказал Левинсон своему по-
мощнику Бакланову и отдал
распоряжение.
— Стой!—закричали впе-
реди. Возглас передавался по
цепи, и, в то время как перед-
ние уже стали, задние продол-
жали напирать.
— Метелицу! Метелицу зо-
вут!..— снова побежало по
цепи.
Через несколько секунд, со-
гнувшись по-ястребиному, при-
мчался Метелица, и весь отряд
с гордостью проводил глазами
его цепкую пастушью посадку.
Отправляя Метелицу в раз-
ведку, Левинсон наказал ему
вернуться этой же ночью. Ме-
Александр Александрович Фадеев
(1901—1956).
телица покинул отряд около
четырёх часов пополудни и на
совесть гнал своего жеребца.
Уже совсем стемнело, когда он выбрался из тайги и придер-
жал жеребца возле старого и гнилого, с провалившейся кры-
шей омшаника Ч
Он привязал лошадь и, хватаясь за рыхлые, осыпающиеся
под руками края сруба, взобрался на угол, рискуя провалиться
в тёмную дыру. Приподнявшись на цепких полусогнутых ногах,
стоял он минут десять, не шелохнувшись, зорко вглядываясь
и вслушиваясь в ночь.
Метелица спрыгнул в седло и выехал на дорогу. Её чёрные,
давно не езженные колеи едва проступали в траве. Тонкие
стволы берёз тихо белели во тьме, как потушенные свечи.
Он поднялся на бугор: слева шла чёрная гряда сопок1 2, изо-
гнувшаяся, как хребет гигантского зверя; шумела река; верстах
в двух, должно быть возле самой реки, горел костёр, дальше,
пересекая дорогу, тянулись жёлтые немигающие огни деревни.
Метелице стало холодно: он был в расстёгнутой солдатской
фуфайке поверх гимнастёрки с оторванными пуговицами, с рас-
пахнутым воротом. Он решил ехать сначала к костру. На вся-
1 Омшаник — строение, проконопаченное мхом, предназначенное для зи-
мовки пчёл.
2 Сопка — небольшая гора с округлой вершиной, обычно на Дальнем
Востоке, в Сибири).
207
кий случай вынул из кобуры револьвер и сунул за пояс, под
фуфайку, а кобуру спрятал в сумку за седлом.
Он был уже совсем близко от костра, — вдруг конское тре-
вожное ржанье раздалось во тьме. Жеребец рванулся и, вздра-
гивая могучим телом, прядая ушами \ ответил на ржанье. В то
же мгновение у огня качнулась тень. Метелица с силой ударил
плетью и взвился вместе с лошадью.
У костра, вытаращив испуганные глазёнки, держась одной
рукой за кнут, а другую приподняв, точно защищаясь, стоял
худенький черноголовый мальчишка. Он был в лаптях, в изо-
рванных штанишках, в длинном не по росту пиджаке, обёрну-
том вокруг тела и подпоясанном пенькой.
Метелица свирепо осадил жеребца перед самым носом маль-
чишки, едва не задавив его. Он увидел перед собой испуганные
глаза, штанишки с просвечивающими голыми коленками и убо-
гий, с хозяйского плеча пиджак, из которого так виновато и
жалко смотрела тонкая и смешная детская шея.
— Чего же ты стоишь? Напужался?.. Ах ты, воробей, воро-
бей! Вот дурак-то тоже! — заговорил Метелица. — Стоит, и
крышка. А ежели б задавил тебя?..
Мальчишка от испуга едва перевёл дух.
— А чего же ты налетел, как бузуй1 2? — сказал он, всё ещё
робея. — Напужаисси — тут у меня кони...
— Ко-они? — насмешливо протянул Метелица. — Скажите
на милость! — Он упёрся в бока, откинулся назад, рассматри-
вая парнишку, и вдруг засмеялся.
Парнишка смущённо, недоверчиво шмыгнул носом, но, по-
няв, что страшного ничего нет, а всё, наоборот, выходит ужасно
весело, сморщился так, что нос его вздёрнулся кверху, и тоже —
совсем по-детски — залился озорно и тоненько. От неожиданно-
сти Метелица прыснул ещё громче, и они оба хохотали так не-
сколько минут: один — раскачиваясь в седле взад и вперёд, а
другой — упав на траву, упершись в землю ладонями и откиды-
ваясь назад всем телом при каждом новом взрыве.
— Ну и насмешил, хозяин! — сказал наконец Метелица,
выпрастывая ногу из стремени. — Чудак ты, право... — Он соско-
чил на землю и протянул руки к огню.
Парнишка, перестав смеяться, смотрел на него с серьёзным и
радостным изумлением, как будто ждал от него ещё самых не-
ожиданных чудачеств.
— И весёлый же ты, дьявол! — выговорил он наконец.
1 Прядая ушами — двигая ушами; обыкновенно так говорят о лошадях.
2 Бузуй, бузун (в просторечье) — драчун, забияка.
208
Рисунок О. Верейского.
К стр. 215.
— Я-то? — усмехнулся Метелица. — Я, брат, весёлый...
— А я тут напужался, — сознался парнишка. — Кони тут у
меня. А я картошку пеку.
— Картошку? Это здорово! — Метелица уселся рядом, не
выпуская из рук уздечки. — Где же ты берёшь её, картошку?
— Вона, «где берёшь»... Да тут её гибель! — И парнишка
повёл руками вокруг.
— Воруешь, значит?
— Ворую. Давай я подержу коня-то... Да я, брат, не упущу,
не бойся... Хороший жеребец! — сказал парнишка, опытным
взглядом окинув ладную, худую, с подтянутым животом и му-
скулистую фигуру жеребца. — А ты откуль сам?
— Ничего жеребец, — согласился Метелица. — А ты откуда?
— А вон, — кивнул мальчишка в сторону огней. — Хани-
хеза — село наше... Сто двадцать дворов...
— Так... А я с Воробьёвки, за хребтом. Может, слыхал?
— С Воробьёвки? Не, не слыхал — далеко, видать...
— Далеко...
— А к нам зачем?
— Да как сказать... Это, брат, долго рассказывать... Коней
думаю у вас купить; коней, говорят, у вас тут много... Я, брат,
их люблю, коней-то, — хитро сказал Метелица, — сам всю жизнь
пас, только чужих.
— А я, думаешь, своих? Хозяйские...
Парнишка выпростал из рукава худую, грязную ручонку и
кнутовищем стал раскапывать золу, откуда заманчиво и ловко
покатились чёрные картофелины.
— Может, ты хлеба хочешь? — спросил он. — У меня есть,
только мало...
— Спасибо, я только что нажрался — вот, — сказал Мете-
лица, показав по самую шею.
Парнишка разломил картофелину, подул на неё, сунул в рот
половинку вместе с кожурой, повертел на языке и с аппетитом
стал жевать. Прожевав, он посмотрел на Метелицу и сказал:
— Сирота я, полгода уж, как сирота. Тятьку у еня казаки
вбили, и мамку вбили, и брата тоже!..
— Казаки? — встрепенулся Метелица.
— А кто же? — Вбили почём зря. И двор весь попалили, да
не у нас одних, а дворов двенадцать, и каждый месяц наезжают,
сейчас тоже человек сорок стоит. А волостное село за нами, Ра-
китное, так там целый полк всё лето стоит. Ох, и лютуют L.
Бери картошку-то...
1 Лютуют, лютовать — свирепствуют, жестоко расправляются.
209
— Как же вы так — и не бежали?.. Вон лес у вас какой...—
Метелица даже привстал.
— Что ж лес? Век в лесу не просидишь. Да и болото там —
не вылезешь — такое бучило1...
— Знаешь что, — сказал Метелица, подымаясь. — Попаси-ка
коня моего, а я в село схожу. У вас, я вижу, тут не то что ку-
пить, а и последнего отберут...
— Что ты скоро так? Сиди... — сказал пастушонок, сразу
огорчившись, и тоже встал. — Одному скушно тут, — пояснил он
жалостным голосом, глядя на Метелицу большими просящими
и влажными глазами.
— Нельзя, брат, — Метелица развёл руками. — Самое раз-
ведать, пока темно... Да я вернусь скоро, а жеребца спутаем...
Где у них там самый главный стоит?
Парнишка объяснил, как найти дом попа, где стоит началь-
ник эскадрона, и как лучше пройти задами.
— А собак у вас много?
— Собак хватает, да они не злые.
Метелица, спутав жеребца и попрощавшись, двинулся по
тропинке вдоль реки. Парнишка с грустью смотрел ему вслед,
пока он не исчез во тьме.
II.
Через полчаса Метелица был под самым селом. Тропинка
отвернула вправо, но он продолжал идти по скошенному лугу,
пока не наткнулся на мужицкие огороды.
Село уже спало; огни потухли; чуть видны были при свете
звёзд тёмные соломенные крыши хатёнок.
Метелица, миновав два переулка, свернул в третий. Собаки
провожали его неверным хриплым лаем, точно напуганные
сами, но никто не вышел на улицу, не окликнул его.
Метелица прошёл ещё несколько переулков, кружа возле
церкви, и наконец упёрся в крашеный забор поповского сада.
Метелица пошарил глазами, прислушался и, не найдя ни-
чего подозрительного, бесшумно и быстро перемахнул через
забор.
Сад был густой и ветвистый, но листья уже опали. Метелица,
почти не дыша, пробирался вглубь. Кусты вдруг оборвались, и
налево от себя он увидел освещённое окно. Оно было открыто.
Там сидели люди. Ровный, мягкий свет струился по опавшей
листве, и яблони стояли в нём, как золотые...
1 Бучило — низкое место, залитое водой.
210
Люди играли в карты за столом, в глубине комнаты. По
правую руку сидел маленький старый попик в прилизанных
волосиках; он ловко сновал по столу худыми маленькими руч-
ками, неслышно перебирая карты игрушечными пальцами. Ли-
цом к Метелице сидел красивый полный офицер с трубкой в
зубах. Метелица принял его за начальника эскадрона *. Слева
сидел офицер в чёрной папахе и в бурке без погон, в которую
кутался всякий раз после того, как сбрасывал карту.
Метелица, согнувшись и пятясь боком, полез от окна. Он
только свернул в аллею, как вдруг лицом к лицу столкнулся
с человеком в казачьей шинели, наброшенной на одно плечо;
позади него виднелись ещё двое.
— Ты что тут делаешь? — удивлённо спросил этот человек,
придержав шинель, чуть не упавшую, когда он наткнулся на
Метелицу.
Метелица отпрыгнул в сторону и бросился в кусты.
— Стой! Держи его! Держи! Сюда!.. Эй!.. — закричало не-
сколько голосов.
Резкие, короткие выстрелы затрещали вслед.
Метелица, путаясь в кустах и потеряв фуражку, рвался на-
угад, но голоса стонали, выли уже где-то впереди, и злобный
собачий лай доносился с улицы.
— Вот он, держи! — крикнул кто-то, бросаясь к Метелице
с вытянутой рукой. Пуля визгнула у самого уха.
Метелица тоже выстрелил. Человек, бежавший на него,
споткнулся и упал.
— Врёшь, не поймаешь... — торжественно сказал Метелица,
до самой последней минуты действительно не веривший в то,
что его могут скрутить.
Но кто-то большой и грузный навалился на него сзади и
подмял под себя. Метелица попытался высвободить руку, но
жестокий удар по голове оглушил его... Потом его били подряд,
и, даже потеряв сознание, он чувствовал на себе эти удары ещё
и ещё...
III.
Метелица очнулся в большом тёмном сарае. Он лежал на
голой сырой земле. Он сразу вспомнил всё, что произошло с ним.
Удары, нанесённые ему, ещё шумели в голове, волосы ссохлись
в крови — он чувствовал эту запёкшуюся кровь на лбу и на
щеках.
1 Эскадрон — в кавалерии часть полка.
211
Первая мысль, которая пришла ему в голову, была мысль
о том, нельзя ли уйти. Он обшарил весь сарай, ощупал все ды-
рочки, попытался даже выломать дверь. Он натыкался всюду
на холодное дерево, а щели были так малы, что они с трудом
пропускали тусклый рассвет осеннего утра.
Метелица не успел ещё осмотреть сарай, как за дверями по-
слышалась возня, заскрипел засов, и вместе с серым утренним
светом вошли в сарай два казака с оружием и в лампасах Ч
Метелица, расставив ноги, прищурившись, смотрел на них.
Заметив его, они в нерешительности помялись у дверей. Тот,
что был позади, беспокойно зашмыгал носом.
— Пойдём, землячок, — сказал наконец передний.
Метелица, упрямо склонив голову, вышел наружу.
Через некоторое время он стоял перед знакомым ему челове-
ком — в чёрной папахе и в бурке — в той самой комнате, в ко-
торую засматривал ночью из поповского сада. Тут же, подтянув-
шись в кресле, удивлённо, не строго поглядывая на Метелицу,
сидел красивый полный офицер, которого Метелица принял
вчера за начальника эскадрона. Теперь, рассмотрев обоих, он по-
нял, что начальником был как раз не этот полный офицер, а
другой — в бурке.
— Можете идти, — отрывисто сказал этот другой, взглянув
на казаков, остановившихся у дверей.
Они, неловко подталкивая друг друга, выбрались из ком-
наты.
— Что ты делал вчера в саду? — быстро спросил начальник,
остановившись перед Метелицей, и глядел на него своим точ-
ным, немигающим взглядом.
Метелица молча, насмешливо уставился на него, выдержи-
вая его взгляд, чуть пошевеливая атласными чёрными бровями
и всем своим видом показывая, что он не скажет ничего.
— Ты брось эти глупости, — снова сказал начальник, ни-
сколько не сердясь и не повышая голоса.
— Что же говорить зря? — снисходительно улыбнулся Мете-
лица.
Начальник эскадрона несколько секунд изучал его застыв-
шее рябое лицо, вымазанное засохшей кровью.
— Что ж ты — здешний или прибыл откуда?
— Брось, ваше благородие!.. — решительно сказал Мете-
лица, сжав кулаки и едва сдерживаясь, чтобы не броситься
на него.
1 Лампасы — цветные нашивки по наружному шву брюк (принадлеж-
ность казачьей формы).
212
— Ого! — в первый раз изумлённо и громко воскликнул че-
ловек в бурке. Он вытянул из кобуры револьвер и потряс им
перед носом Метелицы. Метелица, отвернувшись к окну, застыл
в молчании.
После того, сколько ни грозили ему револьвером, сколько
ни упрашивали правдиво рассказать обо всём, обещая полную
свободу, он не произнёс ни одного слова, даже ни разу не по-
смотрел на спрашивающих.
В самом разгаре допроса легонько приоткрылась дверь и
чья-то волосатая голова с большими испуганными и глупыми
глазами просунулась в комнату.
— Ага, — сказал начальник эскадрона, — собрались уже?
Скажи ребятам, чтобы взяли этого молодца.
Те же два казака пропустили Метелицу во двор и, указав
ему на открытую калитку, пошли вслед за ним. Метелица не
оглядывался, но чувствовал, что оба офицера тоже идут по-
зади. Они вышли на церковную площадь. Там, возле бре-
венчатой избы, толпился народ, оцепленный конными каза-
ками.
Метелица вскинул голову и оглядел эту колеблющуюся
пёструю тихую толпу мужиков, мальчишек, напуганных баб в
панёвах \ девушек в цветных платочках, бойких верховых с чу-
бами, таких раскрашенных, подтянутых и чистеньких, как на
лубочной картинке. Он прошёл сквозь толпу и остановился
у избы. Офицеры, обогнав его, взошли на крыльцо.
— Сюда, сюда, — сказал начальник эскадрона, указав ему
место рядом.
Метелица, разом перешагнув ступеньку, стал рядом с
ним.
Теперь он был хорошо виден всем — тугой и стройный, чер-
новолосый, в мягких оленьих улах1 2, в расстёгнутой рубахе, пе-
ретянутой шнурком с густыми зелёными кистями, выпущенными
из-под фуфайки.
— Кто знает этого человека? — спросил начальник, обводя
всех острым, сверлящим взглядом, задерживаясь на секунду то
на одном, то на другом лице.
И каждый, на ком останавливался этот взгляд, суетясь и
мигая, опускал голову.
— Никто не знает? — переспросил начальник. — Это мы сей-
час выясним... Нечитайло! — крикнул он, сделав движение рукой
1 Панёва— цветная шерстяная юбка, какую носили в некоторых местах
замужние женщины-крестьянки.
2 Улы — кожаные мягкие сапоги.
213
в ту сторону, где на кауром1 жеребце гарцевал2 высокий офи-
цер в длинной казачьей шинели.
Толпа глухо заволновалась. Стоящие впереди обернулись
назад. Кто-то в чёрной жилетке решительно проталкивался
сквозь толпу, наклонив голову так, что видна была только его
тёплая меховая шапка.
— Пропустите, пропустите! — говорил он скороговоркой,
расчищая дорогу одной рукой, а другой ведя кого-то вслед.
Наконец он пробрался к самому крыльцу, и все увидели, что
ведёт он худенького черноголового парнишку в длинном пид-
жаке, боязливо упиравшегося и таращившего чёрные глаза то
на Метелицу, то на начальника эскадрона. Толпа заволнова-
лась, громче послышались вздохи и сдержанный бабий говорок.
Метелица посмотрел вниз и вдруг признал в черноголовом пар-
нишке того самого пастушонка, которому он оставил вчера свою
лошадь.
Мужик, державший его за руку, снял шапку и, поклонив-
шись начальнику, начал было:
— Вот тут пастушок у меня...
Но, видимо, испугавшись, что не послушают его, он накло-
нился к парнишке и, указав пальцем на Метелицу, спросил:
— Этот, что ли?
В течение нескольких секунд пастушонок и Метелица смо-
трели прямо в глаза друг другу. Потом парнишка перевёл
взгляд на начальника эскадрона, потом на мужика, державшего
его за руку, вздохнул глубоко и отрицательно покачал головой.
Толпа, притихшая настолько, что слышно было, как возится те-
лёнок в клети у церковного старосты, чуть колыхнулась и снова
замерла.
— Да ты не бойся, дурачок, не бойся, — с ласковой дрожью
убеждал мужик, быстро тыча пальцем в Метелицу. — Кто же
тогда, как не он?.. Да ты признай, признай... A-а, гад!.. — со
злобой оборвал он вдруг и изо всей силы дёрнул парнишку за
руку.—Да он, ваше благородие, кому же другому быть? Только
боится парень, а кому ж другому, когда в седле конь-то и ко-
бура в сумке... Наехал вечор3 на огонёк. «Попаси, — говорит,—
коня моего», а сам в деревню. А парнишка-то не дождал —
светло уж стало, не дождал, да и пригнал коня, а конь в седле,
и кобура в сумке. Кому же другому быть?
— Кто наехал? Какая кобура? — спросил начальник.
1 Каурый — жёлто-рыжий (конская масть).
2 Гарцевать — ездить верхом, показывая свою ловкость.
3 Вечор — вчера вечером.
214
Мужик ещё растерянней засучил шапкой и вновь, сбиваясь и
путаясь, рассказал о том, как его пастух пригнал утром чужого
коня в седле и с револьверной кобурой в сумке.
— Вон оно что, — протянул начальник эскадрона. — Так ведь
он не признаёт? — сказал он, кивнув на парнишку. — Впрочем,
давай его сюда — мы его допросим по-своему.
Парнишка, подталкиваемый сзади, приблизился к крыльцу,
не решаясь, однако, взойти на него.
Офицер сбежал по ступенькам, схватил его за худые вздра-
гивающие плечи и, притянув к себе, уставился в его круглые от
ужаса глаза своими — пронзительными и страшными.
— A-а... а!.. — вдруг завопил парнишка, закатив белки.
— Да что ж это будет? — вздохнула, не выдержав, какая-то
из баб.
В то же мгновение чьё-то стремительное и гибкое тело взмет-
нулось с крыльца. Толпа шарахнулась, всплеснув многоруким
туловищем, — начальник эскадрона упал, сбитый сильным тол-
чком...
— Стреляйте в него!.. Да что же это такое? — закричал кра-
сивый офицер, беспомощно выставив ладонь, забыв, как видно,
что он сам умеет стрелять.
Несколько верховых ринулись в толпу, конями раскидывая
людей.
Метелица, навалившись на врага всем телом, старался
схватить его за горло, но тот извивался, раскинув бурку, похо-
жую на чёрные крылья, и судорожно цеплялся рукой за пояс,
стараясь вытащить револьвер. Наконец ему удалось отстегнуть
кобуру, и в то же мгновение, как Метелица схватил его за
горло, он выстрелил в него несколько раз подряд.
Когда подоспевшие казаки тащили Метелицу за ноги, он
ещё цеплялся за траву, стараясь поднять голову, но она бес-
сильно падала и волочилась по земле.
— Нечитайло! — кричал красивый офицер. — Собрать эска-
дрон!.. Вы тоже поедете? — спросил он начальника. — Лошадь
командиру!
Через полчаса казачий эскадрон в полном боевом снаряже-
нии выехал из села и помчался кверху, по той дороге, по кото-
рой прошлой ночью ехал Метелица.
IV.
Бакланов, вместе со всеми испытывавший сильное беспокой-
ство, наконец не выдержал.
— Слушай, дай я вперёд поеду, — сказал он Левинсону. —
Ведь чёрт его знает, на самом деле!
215
Он пришпорил коня и скорее даже, чем ожидал, выехал на
опушку, к заросшему омшанику. Ему не понадобилось, однако,
влезать на крышу: не дальше как в полуверсте спускалось
с бугра человек пятьдесят конных.
Бакланов задержался, спрятавшись в кусты, желая прове-
рить, не покажутся ли из-за бугра новые отряды. Никто не по-
явился больше; эскадрон ехал шагом, расстроив ряды; судя по
сбитой посадке людей и потому, как мотали головами разыграв-
шиеся лошади, эскадрон только что шёл на рысях.
Бакланов повернул обратно и чуть не налетел на Левинсона,
выезжавшего на опушку. Он сделал знак остановиться.
— Много? — спросил Левинсон, выслушав его.
— Человек пятьдесят.
— Пехота?
— Нет, конные...
— Кубрак, Дубов, спешиться!—тихо скомандовал Левин-
сон.— Кубрак — на правый фланг. Дубов — на левый...
Передав Бакланову командование взводом Метелицы и при-
казав ему остаться здесь, он спешился сам и пошёл впереди
цепи, чуть ковыляя и размахивая маузером. Не выходя из ку-
стов, он положил цепь, а сам в сопровождении одного парти-
зана пробрался к омшанику.
Эскадрон был совсем близко.
По жёлтым околышам и лампасам Левинсон узнал, что это
были казаки. Он разглядел и командира в чёрной бурке.
— Скажи, пусть сюда ползут, — шепнул он партизану,—
только пусть не встают, а то... Ну, чего смотришь? Живо...—
И он подтолкнул его, нахмурив брови.
Эскадрон был уже так близко, что слышен был конский то-
пот и сдержанный говор всадников; можно было различить
даже отдельные лица.
Левинсон видел их выражения, особенно у одного, красивого
и полного офицера, только что выехавшего вперёд с трубкой
в зубах и очень плохо державшегося в седле.
— Взво-о-од!.. — закричал Левинсон вдруг тонким, протяж-
ным голосом. — Пли!..
Красивый офицер, услыхав первые звуки его голоса, уди-
влённо поднял голову.
Но в ту же секунду фуражка слетела с его головы, и лицо
его приняло невероятно испуганное и беспомощное выра-
жение.
— Пли!.. — снова крикнул Левинсон и выстрелил сам, ста-
раясь попасть в красивого офицера.
216
Эскадрон смешался; многие, в том числе и красивый офицер,
попадали на землю. В течение нескольких секунд растерявшиеся
люди и лошади, вздымавшиеся на дыбы, бились на одном месте.
Потом из этой сумятицы вырвался отдельный всадник в чёрной
папахе и в бурке, и заплясал перед эскадроном, сдерживая ло-
шадь, размахивая шашкой. Остальные, как видно, плохо пови-
новались ему — некоторые уже мчались прочь, нахлёстывая ло-
шадей; весь эскадрон ринулся за ними.
Партизаны повскакали с мест, наиболее азартные побежали
вдогонку, стреляя на ходу.
— Лошадей! — кричал Левинсон. — Бакланов, сюда! По
коням!..
Бакланов пронёсся мимо, откинув понизу руку с шашкой,
блестевшей, как слюда; за ним с лязгом и гиком мчался взвод
Метелицы...
Когда бой был кончен и казачий эскадрон, теряя людей и
коней, скрылся в берёзовой роще, партизаны отыскали своего
разведчика. Казаки кинули его в переулке за большой избой,
под изгородью. Метелица лежал на боку, и волосы его перепу-
тались с осенней блёклой травой.
Первым прискакал в село взвод Метелицы. Люди спешились,
плотно обступили тело своего командира, а Бакланов, став на
колени, бережно приподнял с земли черноволосую голову взвод-
ного.
— Ну, что? — спросил подъехавший Левинсон.
— Не дышит... — тихо ответил Бакланов, не подымаясь
с земли.
В это время в толпе партизан показался пастушонок. Он
пробирался сквозь ряды, ведя за собой коня Метелицы.
Люди расступились, пропустили их вперёд.
— Вон он, конь-то его, — сказал мальчишка. — Покарауль,
говорит... А сам не пришёл больше... Ваш конь, берите...
Общие вопросы.
1. Какое историческое событие изображено в рассказе?
2. Где оно происходило?
3. Какой эпизод произвёл на вас особенно сильное впечатление?
Перескажите его.
Главы I—II.
1. Расскажите подробно, в какое положение попал отряд Левин-
сона. Почему Левинсон послал в разведку взводного Метелицу?
2. Какими словами и в каких действиях автор показал, что Мете-
лица — осторожный разведчик?
217
3. Как произошла его встреча с пастушонком? Что во внешности
мальчика привлекло внимание Метелицы?
4. Расскажите от лица пастушонка, как он встретился с Метели-
цей. Опишите то впечатление, которое произвёл на мальчика Мете-
лица. Что поведал ему пастушонок о своей жизни у хозяина во время
господства белых?
5. Изложите содержание иллюстрации к странице 208. Какие
слова можно использовать в качестве заголовка к ней?
Глава III.
1. Придумайте заголовок ко всей главе, разделите её на три
части и озаглавьте их.
2. Расскажите, о чём думал Метелица в сарае и как он вёл себя
на допросе в комнате.
3. Перескажите подробно сцену на площади. Опишите при этом
поведение Метелицы, толпы, выражение глаз, жесты и поведение па-
стушонка.
Глава IV.
1. Придумайте заголовок к этой главе.
2. Как отомстили партизаны за убийство взводного?
1. Каким показал себя пастушонок на протяжении рассказа?
2. Что вы узнали о белых, об их характере, поступках, об отно-
шении населения к врагам? Кто помогал белым?
Задания.
1. Напишите сочинение на одну из следующих тем:
а) Герой разведчик Метелица.
б) Пастушонок.
2. Расскажите содержание понравившегося вам фильма о граж-
данской войне.
СЫН АРТИЛЛЕРИСТА.
К. М. Симонов.
Был у майора Деева
Товарищ — майор Петров,
Дружили ещё с гражданской
Ещё с двадцатых годов.
Вместе рубали белых
Шашками на скаку,
Вместе потом служили
В артиллерийском полку.
А у майора Петрова
Был Лёнька, любимый сын,
218
Без матери, при казарме,
Рос мальчишка один,
И если Петров в отъезде,—
Бывало, вместо отца
Друг его оставался
Для этого сорванца.
Вызовет Деев Лёньку:
— А ну, поедем гулять:
Сыну артиллериста
Пора к коню привыкать! —
С Лёнькой вдвоём поедет
В рысь, а потом в карьер.
Бывало, Лёнька спасует \
Взять не может барьер1 2,
Свалится и захнычет.
— Понятно, ещё малец! —
Деев его поднимает,
Словно второй отец.
Посадит снова на лошадь:
— Учись, брат, барьеры брать!
Держись, мой мальчик:
на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла! —
Такая уж поговорка
У майора была.
Прошло ещё два-три года.
И в стороны унесло
Деева и Петрова
Военное ремесло.
Уехал Деев на Север
И даже адрес забыл.
Увидеться — это б здорово!
А писем — он не любил.
Но оттого, должно быть,
Что сам уж детей не ждал,
О Лёньке с какой-то грустью
Часто он вспоминал.
II.
Десять лет пролетело.
Кончилась тишина,
Громом загрохотала
Над Родиною война.
Деев дрался на Севере;
В полярной глуши своей
Иногда по газетам
Искал имена друзей.
Однажды нашёл Петрова:
«Значит, жив и здоров!»
В газете его хвалили,
На Юге дрался Петров.
Потом, приехавши с Юга,
Кто-то сказал ему,
Что Петров, Николай Егорыч,
Геройски погиб в Крыму.
Спросил: «Какого числа?» —
И с грустью понял, что почта
Сюда слишком долго шла...
А вскоре в один из пасмурных
Северных вечеров
К Дееву в полк назначен
Был лейтенант Петров.
Деев сидел над картой
При двух чадящих свечах.
Вошёл высокий военный,
Косая сажень в плечах3.
В первые две минуты
Майор его не узнал,
Лишь басок у лейтенанта
О чём-то напоминал.
1 Спасовать — остановиться перед препятствием, не уметь преодолеть его.
2 Барьер — преграда, препятствие.
3 Косая сажень в плечах — так говорят о широкоплечем, рослом чело-
веке.
219
— А ну, повернитесь к свету,—
И свечку к нему поднёс.
Всё те же детские губы,
Тот же курносый нос.
А что усы — так ведь это
Сбрить! — и весь разговор.
— Лёнька! — Так точно,
Лёнька,
Он самый, товарищ майор!
— Значит, окончил школу,
Будем вместе служить.
Жаль, до такого счастья
Отцу не пришлось дожить.
У Лёньки в глазах блеснула
Непрошенная слеза.
Он, скрипнув зубами, молча
Отёр рукавом глаза.
И снова пришлось майору,
Как в детстве, ему сказать:
— Держись, мой мальчик:
на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла! —
Такая уж поговорка —
У майора была.
III.
А через две недели
Шёл в скалах тяжёлый бой,
Чтоб выручить всех, обязан
Кто-то рискнуть собой.
Майор к себе вызвал Лёньку,
Взглянул на него в упор.
— По вашему приказанью
Явился, товарищ майор.
— Ну, что ж, хорошо,
что явился,
Оставь документы мне.
Пойдёшь один, без радиста,
Рация1 на спине.
И через фронт, по скалам,
Ночью в немецкий тыл
Пройдёшь по такой тропинке,
Где никто не ходил.
Будешь оттуда по радио
Вести огонь батарей,
Ясно? — Так точно, ясно.
— Ну, так иди скорей.
Нет, погоди немножко,—
Майор на секунду встал,
Как в детстве, двумя руками
Лёньку к себе прижал:
— Идёшь на такое дело,
Что трудно прийти назад.
Как командир тебя я
Туда посылать не рад.
Но как отец... Ответь мне:
Отец я тебе иль нет?
— Отец, — сказал ему Лёнька
И обнял его в ответ.
— Так вот, как отец,
раз вышло
На жизнь и смерть воевать,
Отцовский мой долг и право
Сыном своим рисковать,
Раньше других я должен
Сына вперёд послать.
Держись, мой мальчик:
на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла! —
Такая уж поговорка
У майора была.
Понял меня? — Всё понял.
Разрешите идти? — Иди! —
Майор остался в землянке,
Снаряды рвались впереди.
1 Рация — радиостанция.
220
IV.
Где-то гремело и ухало.
Майор следил по часам,
В сто раз ему было б легче,
Если бы шёл он сам.
Двенадцать... Сейчас, наверно,
Прошёл он через посты.
Час... Сейчас он добрался
К подножию высоты.
Два.... Он теперь, должно
быть,
Ползёт на самый хребет.
Три... Поскорей бы, чтобы
Его не застал рассвет.
Деев вышел на воздух —
Как ярко светит луна,
Не могла подождать до завтра,
Проклята будь она!
Всю ночь, шагая, как маятник,
Глаз майор не смыкал,
Пока по радио утром
Донёсся первый сигнал:
— Всё в порядке, добрался.
Немцы левей меня,
Координаты 1 три, десять,
Скорей давайте огня!
Орудия зарядили,
Майор рассчитал всё сам,
И с рёвом первые залпы
Ударили по горам.
И снова сигнал по радио:
— Немцы правей меня,
Координаты пять, десять,
Скорее ещё огня!
Летели земля и скалы,
Столбом поднимался дым,
Казалось, теперь оттуда
Никто не уйдёт живым.
Третий сигнал по радио:
— Немцы вокруг меня,
Бейте четыре, десять,
Не жалейте огня!
Майор побледнел, услышав:
Четыре, десять — как раз
То место, где его Лёнька
Должен сидеть сейчас.
Но, не подавши виду,
Забыв, что он был отцом,
Майор продолжал
командовать
Со спокойным лицом:
«Огонь!» — летели снаряды.
«Огонь!» — заряжай скорей!
По квадрату четыре, десять
Било шесть батарей.
Радио час молчало,
Потом донёсся сигнал:
— Молчал: оглушило взрывом.
Бейте, как я сказал.
Я верю, свои снаряды
Не могут тронуть меня,
Немцы бегут, нажмите,
Дайте море огня! —
И на командном пункте,
Приняв последний сигнал,
Майор в оглохшее радио,
Не выдержав, закричал:
— Ты слышишь меня, я верю:
Смертью таких не взять.
Держись, мой мальчик:
на свете
Два раз не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла! —
Такая уж поговорка
У майора была.
В атаку пошла пехота —
К полудню была чиста
1 Координаты — здесь: числа, определяющие расположение вражеских
батарей.
221
От убегавших немцев
Скалистая высота.
Всюду валялись трупы,
Раненый, но живой
Был найден в ущелье Лёнька
С обвязанной головой.
Когда размотали повязку,
Что наспех он завязал,
Майор поглядел на Лёньку
И вдруг его не узнал:
Был он как будто прежний,
Спокойный и молодой,
Всё те же глаза мальчишки,
Но только... совсем седой.
Он обнял майора, прежде
Чем в госпиталь уезжать:
— Держись, отец: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла! —
Такая уж поговорка
Теперь у Лёньки была...
V.
Вот какая история
Про славные эти дела
На полуострове Среднем
Рассказана мне была.
А вверху, над горами,
Всё так же плыла луна,
Близко грохали взрывы,
Продолжалась война.
Трещал телефон, и, волнуясь,
Командир по землянке ходил,
И кто-то так же, как Лёнька,
Шёл к немцам сегодня в тыл.
1. Какой подвиг совершил лейтенант Петров? Прочитайте те
строки из четвёртой главы, в которых говорится о его героизме.
2. Почему майор Деев послал именно Петрова на тяжёлое задание?
3. Как майор Деев воспитывал в Лёньке мужество и стойкость?
(Смотрите первую часть.)
4. Как вы понимаете любимую поговорку Деева? В каких случаях
Деев повторяет свою поговорку?
5. Расскажите историю жизни Лёньки.
Задания.
Научитесь выразительно читать всё стихотворение. Выучите на-
изусть понравившийся вам отрывок.
РАССКАЗ О НЕИЗВЕСТНОМ ГЕРОЕ.
С. Я. Маршак.
Ищут пожарные,
Ищет милиция,
Ищут фотографы
В нашей столице,
Ищут давно,
Но не могут найти
Парня какого-то
Лет двадцати.
Среднего роста,
Плечистый и крепкий,
Ходит он в белой
222
Футболке и кепке.
Знак ГТО
На груди у него.
Больше не знают
О нём ничего.
Многие парни
Плечисты и крепки,
Многие носят
Футболки и кепки.
Много в столице
Таких же значков —
Каждый
К труду — обороне
Готов!
Кто же,
Откуда
И что он за птица —
Парень,
Которого
Ищет столица?
Что натворил он
И в чём виноват?
Вот что в народе
О нём говорят.
Ехал
Один
Гражданин
По Москве —
Белая кепка
На голове, —
Ехал весной
На площадке трамвая,
Что-то под грохот колёс
Напевая...
Вдруг он увидел —
Напротив
В окне
Мечется кто-то
В дыму и огне.
Много столпилось
Людей на панели.
Люди в тревоге
Под крышу смотрели:
Там из окошка
Сквозь огненный дым
Руки
Ребёнок
Протягивал к ним.
Даром минуты одной
Не теряя,
Бросился парень
С площадки трамвая —
Автомобилю
Наперерез —
И по трубе
Водосточной
Полез.
Третий этаж,
И четвёртый,
И пятый...
Вот и последний,
Пожаром объятый.
Чёрного дыма
Висит пелена.
Рвётся наружу
Огонь из окна.
Надо ещё
Подтянуться немножко.
Парень,
Слабея,
Дополз до окошка,
Встал,
Задыхаясь в дыму,
На карниз,
Девочку взял
И спускается вниз.
Вот ухватился
Рукой
За колонну.
223
Вот по карнизу
Шагнул он к балкону...
Еле стоит
На карнизе нога,
А до балкона —
Четыре шага.
Видели люди,
Смотревшие снизу,
Как осторожно
Он шёл по карнизу.
Вот он прошёл
Половину
Пути.
Надо ещё половину
Пройти.
Шаг. Остановка.
Другой. Остановка.
Вот до балкона
Добрался он ловко,
Через железный
Барьер перелез,
Двери открыл —
И в квартире исчез...
С дымом мешается
Облако пыли.
Мчатся пожарные
Автомобили,
Щёлкают звонко,
Тревожно свистят,
Медные каски
Рядами блестят.
Миг — и рассыпались
Медные каски.
Лестницы выросли
Быстро, как в сказке.
Люди в брезенте —
Один за другим —
Лезут
По лестницам
В пламя и дым...
Пламя
Сменяется
Чадом угарным.
Гонит насос
Водяную струю.
Женщина,
Плача,
Подходит
К пожарным:
— Девочку,
Дочку
Спасите
Мою!
— Нет,—
Отвечают
Пожарные
Дружно, —
Девочка в здании
Не обнаружена.
Все этажи
Мы сейчас обошли,
Но никого
До сих пор
Не нашли!
Вдруг из ворот
Обгоревшего дома
Вышел
Один
Гражданин
Незнакомый.
Рыжий от ржавчины,
Весь в синяках,
Девочку
Крепко
Держал он в руках.
Дочка заплакала,
Мать обнимая.
Парень вскочил
224
На подножку трамвая,
Тенью мелькнул
За вагонным стеклом,
Кепкой махнул
И пропал за углом...
Ищут пожарные,
Ищет милиция,
Ищут фотографы
В нашей столице,
Ищут давно,
Но не могут найти
Парня какого-то
Лет двадцати.
Среднего роста,
Плечистый и крепкий,
Ходит он в белой
Футболке и кепке,
Знак ГТО
На груди у него.
Больше не знают
О нём ничего.
Многие парни
Плечисты и крепки,
Многие носят
Футболки и кепки.
Много в столице
Таких же
Значков.
К славному подвигу
Каждый
Готов!
1. На сколько частей можно разделить это стихотворение? Расска-
жите кратко, о чём говорится в первой части, во второй, в третьей
и т. д.
2. Прочитайте выразительно сцену, рисующую героизм неизвестного.
3. Почему он скрылся, не назвав себя?
4. Что говорит о таких неизвестных героях С. Я. Маршак в по-
следних десяти строках стихотворения? Ответьте словами текста.
СБОР УРОЖАЯ ’•
(Из повести «Степное солнце».)
П. А. Павленко.
1. НА УБОРОЧНУЮ, В СТЕПЬ!
В середине июля в гараже, где работал Емельянов, состоя-
лось экстренное1 2 собрание. Надо было отправить в степь, на
уборочную, пять грузовиков с водителями. Решали, кому ехать.
Андрей Емельянов вызвался первым. Месяц назад умерла его
1 В этой повести автор изображает жизнь крымских колхозов в первые
годы после Великой Отечественной войны.
2 Экстренное (собрание) — очень срочное, спешное.
225
жена. Андрей и его десятилетний сынишка тяжело переживали
потерю. А тут предложение ехать на уборочную — новые места,
новые люди, — и Андрей вызвался первым.
— А Серёжка как же? — спросила комсорг гаража Вера
Зотова.
— С собой возьму, пусть привыкает к колхозной жизни,—
коротко ответил Емельянов.
Выступать решено было колонной не позже четырёх часов
утра, чтобы успеть пройти зорькой горные дороги и миновать
степную полосу до полдневной жары.
Всю ночь Андрей провозился в гараже, латая камеры, зали-
вая горючее, припасая на всякий случай мешки и верёвки, и за-
бежал к себе собрать вещи всего за час до выступления ко-
лонны.
Серёжа, с вечера предупреждённый об отъезде, спал, не раз-
деваясь, на отцовской постели, положив под голову рюкзачок
с бельём.
Андрей подхватил спящего сына одной рукой, чемодан — дру-
гой и, не запирая комнаты, побежал в гараж.
От шума заводимых и проверяемых моторов и крика води-
телей Серёжа проснулся и захныкал.
Впрочем, он быстро успокоился. Водители все были знако-
мые; они ласково окликали его, хваля за то, что он едет с ними
в дальний рейс, и уверяли, что там, в степных колхозах, куда
они направляются, нынешний урожай скучать не даст.
Заведующий гаражом, Антон Антонович, произнёс напут-
ственную речь. Зотова прибила к борту каждой машины плакат
«Все на уборку урожая!» и к смотровому стеклу своей машины
прикрепила ещё букетик левкоев.
— Ордена и медали надели? — громко спросил Антон Анто-
нович. — Не срамите там себя, держитесь, как подобает. Емель-
янов, веди колонну! Ну, в добрый путь!
Отец отпустил ручной тормоз, включил первую, затем
вторую скорость, а когда выехали на шоссе — перешёл на
третью.
— А ехать нам далеко?—оглядываясь на колонну, уже под-
нимавшуюся по извилистому шоссе в горы, где он ещё никогда
не бывал, спросил Серёжа.
— К Перекопу. Слыхал небось?
— Это где Фрунзе был?
— Вот-вот. Там, брат, и в нынешнюю войну повоевали!
Солнце ещё не взошло, и вокруг было темно, и только на
востоке небо раскалилось докрасна, почти до пламени. Сейчас
оно вспыхнет, задымится. Но горы и море пока дремали. Море
226
точно заледенело, и, казалось, по его ровной глади можно было
пробежаться, как по асфальту.
Горы свернулись калачиком, спрятав свои ущелья, долины и
скалы, и оттого стали маленькими.
Взбираясь на перевал, шоссе запетляло так круто, что до-
рога открывалась всего на каких-нибудь двадцать метров, а по-
том пряталась за выступ горы, и нельзя было ни увидеть встреч-
ные машины, ни уследить за своей колонной.
За Емельяновым шёл Егор Егорыч Петров, которого все в
гараже звали дядей Жорой.
За дядей Жорой шёл Петя Вольтановский, бывший танкист,
с тремя боевыми орденами и множеством медалей, самый ве-
сёлый из знакомых Серёжи. За Вольтановским тянулся пожи-
лой Ерёмушкин, молчаливый и мрачный человек, а замыкала
колонну Вера Зотова, комсорг гаража.
Приближался главный перевал. Сергею было интересно: как
же это они будут перелезать через горы и что окажется по ту
сторону их?
— А там тоже море, куда мы едем? — спросил он.
Отец сказал, что за перевалом пойдут предгорья с широ-
кими долинами в густых фруктовых садах, а за ними, часа через
два, откроются гладкие, как стол, степи, сплошь в золотых
хлебах.
— А как же горы и леса?
— А горы кончатся, и леса не будет, — коротко ответил отец.
— Ну вот и перевал! — произнёс он. — Тут мы, сынок, ма-
ленько передохнём. Устал, а?
Серёже было стыдно сознаться, что он действительно при-
томился, хотя ничего и не делал.
2. СТЕПНОЙ КОЛХОЗ.
Была уже глубокая ночь, когда колонна, поднимая за собой
тучи пыли, въехала на улицы спящего степного колхоза.
Отец с Верой Зотовой пошли разыскивать уполномоченного
по хлебозаготовкам, а Сергей с остальными остался при ма-
шинах.
Долгая тряска по раскалённой степи утомила его ужасно.
Степь в июльский полдень была невыносимо душна, воздух был
горяч и противно дрожал в глазах и ещё противнее верещал го-
лосами цикад1. До сих пор у него звенело в ушах, и хотелось
пить.
1 Цикада — насекомое вроде кузнечика.
227
Осторожно вылезши из кабинки и размяв затёкшие ноги, Се-
рёжа прошёлся вдоль машины. Ночь была сухая, и беспокой-
ный звук цикад ещё стоял в воздухе, сливаясь с отдалённым
лаем псов и криком лягушек. Летучие мыши, как чёрные мол-
нии, мелькали у его лица. Ему стало не по себе.
— Дядя Жора, а дядя Жора! — тихонько позвал он. — Не
знаете, где тут у них напиться?
Из машины никто не ответил, и, обеспокоенный, не оставили
ли его одного, Сергей встал на подножку и заглянул в кабину
Егора Егорыча. Тот мирно спал. Потоптавшись в нерешитель-
ности, Сергей заглянул к Вольтановскому. Положив голову на
баранку руля, тот тоже спал, по-детски поджав ноги.
«Заснули, — недовольно подумал Сергей, — а за машинами
теперь я наблюдай, самый маленький, будто я сам не хочу
спать. Я, может быть, ещё больше хочу, чем они...»
И стал, как часовой, взад и вперёд прохаживаться вдоль ко-
лонны, трогая рукой горячие крылья и скаты и тихонько посви-
стывая для смелости.
На улице раздались шаги. Громкий и, как показалось Сер-
гею, злой голос спросил из темноты:
— Это кто тут? В чём дело?
У Сергея перехватило дыхание.
— Грузовики... на уборку, — сказал он, вглядываясь в под-
ходившего человека.
— A-а, это хорошо, — тотчас же раздалось в темноте уже го-
раздо добрее, и чья-то грузная фигура обозначилась рядом. —
Это замечательно! Сколько?
— Три полуторки, две трёхтонки.
— Очень замечательно! Откуда?
— С Южного берега, — уже гораздо смелее ответил Сергей,
сходя с подножки. — Вовсю торопились. Сейчас так спят, бом-
бой не разбудишь.
— Это ничего, это пускай, часа два можно, — добродушно
согласился подошедший.—А ты у них заместо дежурного,
что ли?
— Ага.
— Толково придумано. Старший кто у вас?
— Емельянов Андрей Васильевич. — Серёжа хотел тут же
добавить, что это отец его, но удержался, посчитав, что незачем
прикрываться роднёй. — Пошёл к уполномоченному какому-то...
за нарядом1, — уже вполне независимо добавил он.
— Эх, вот это зря! — крякнул подошедший. — Надо было
1 За нарядом — за указаниями по работе.
228
сразу же до меня! Что вы, порядка не знаете! Я тут председа-
тель, всё же от меня, через меня... и покормил бы, и спать уло-
жил... А уполномоченный что? Раз-два — и загонит так, что с
милицией не найдёшь. Зря, зря, — и заторопился, что-то бурча
себе под нос.
— Вода тут у вас далеко? — крикнул вслед ему Сергей, де-
лая вид, что ему безразлично, кто тут старший, но ответа не
разобрал.
— Если хотите, я вам принесу воды, — сказал кто-то тонень-
ким голосом, и, оглянувшись, Сергей заметил девочку лет вось-
ми-девяти, в купальном костюмчике, с короткими, торчащими,
как перья лука, косичками. Она стояла у левого крыла отцовой
машины.
— Бадейка есть у вас? Может, свою принести?
— Ведро есть.
И, молодцевато прыгнув в кузов, Серёжа вынул из мешка и
протянул девочке брезентовое дорожное ведро.
— Дежурный я,—ответил Сергей.—Колонну нельзя оставить.
— Уй, такой маленький, а уже дежурный!—удивилась и
даже как будто не поверила его словам девочка.
— А тебе сколько? — небрежно спросил он.
— Мне десять в мае справили.
— А мне десять в ноябре справили, в самые праздники.
Взяв ведро, девочка скрылась, и тотчас послышался шум
воды из уличного крана. Водопровод был, оказывается, в трёх
шагах.
— Будете в машину заливать? — И девочка с трудом при-
подняла ведёрко.
Сергей принял от неё ведёрко и поставил на землю.
— После, — сказал он, не вдаваясь в подробности. — Наго-
тове чтоб была. Пусти-ка, я попью...
И пил долго, с прихлёбом, всем своим существом показывая,
до чего он устал на трудной и важной своей работе.
— Ну, вот и спасибо, — сказал он, напившись.
Девочка не выражала, однако, желания уходить. Опершись
о крыло машины, она внимательно рассматривала Сергея.
— А вы на трудоднях или как? — наконец спросила она.
— Нам зарплата идёт, — небрежно ответил Сергей. — Ну, за
экономию горючего ещё выдают, за километраж набегает кое-
чего... Ну, буду своих будить, — чтобы отвязаться от девчонки,
сказал он. — Пока до свиданья.
— До свиданья, — ответила та, не трогаясь с места.—
А только зачем их будить, когда ещё ночь! Мои тоже ещё не
229
вставали... Мамка у меня в огородной бригаде, отец — завхоз,
а хата вся чисто на мне: и с курами я, и с готовкой я... А тут
ещё пионерская организация, будьте любезны, на уборку колос-
ков вызывает! А Яшка Бабенчиков мне вызов сделал — на шесть
кило колосков. Ну, вы хотите верьте, хотите нет, а я шести кило
за всё лето не соберу. У нас так чисто убирают, прямо на удив-
ление...
Она приготовилась рассказать ещё что-то, но Сергей пре-
рвал её. Девочка ему в общем понравилась, и, чтобы закрепить
знакомство, он спросил:
— Тебя как зовут?
— Меня? — удивилась она. — Зина, — и улыбнулась, почув-
ствовав в его вопросе интерес к себе. — А фамилия наша знаете
какая? Чумаковы. А хата наша — вот она, номер четырнадца-
тый, самый центр.
Вдали послышался голос отца.
— Ну, пока до свиданья, — как можно решительнее произ-
нёс Сергей. Ему совсем не хотелось, чтобы о его новом знаком-
стве стало сразу известно отцу.
— До свиданья, — ответила Зина, продолжая стоять у
крыла.
— Люди добрые, спите? — издали крикнул отец.
— Нет. Я дежурю, папа. Мне тут одна девочка воду при-
несла,— я думал, может, подольём в радиатор... Вот ведро,—
скрывая некоторое смущение перед отцом, скороговоркой доло-
жил Сергей.
— Ты, я вижу, сынок, тут без меня не растерялся, — сказал
отец, не без удивления разглядывая Зину и одновременно гулко
сося воду из ведра, поднесённого им к самым губам. — Ффу!
Здравствуй, хозяюшка!
— Какая же я хозяюшка, я просто девочка! — ответила Зина
Чумакова.—А вот ваш мальчик, знаете, мне даже свою фами-
лию не сказал, а про меня спрашивал.
— Что ж ты, сынок, не представился?
— Да ну! — Сергей стеснялся девочек, знакомых среди них
у него никогда не было. — Ещё представляться... Ну, Серёжа я...
Емельянов... пожалуйста.
Отец, залив воду, распорядился будить водителей. Тут Зина
поняла, что сейчас уже не до неё.
— Пойду и я своих будить, — сказала она. — А ты, мальчик,
завтра приходи с нами колоски собирать.
Сергей не решился вслух ответить ей.
«Колоски ещё собирать! — подумал он недовольно, хотя в
сущности ничего не имел против того, чтобы пойти с ребятами
230
на сбор колосков. — У меня своей работы хватит». Он услышал,
как отец крикнул Чумаковой:
— А ты зайди за ним, хозяюшка! Он же новый у вас, не
найдёт ничего.
— Как с хатой приберусь, зайду, — тоненько донеслось из-
дали.
Водители просыпались нехотя.
— Что там, Андрей, какие новости?
Отец наскоро объяснил, что вся их колонна остаётся в здеш-
нем колхозе, что тут плохо с транспортом, а урожай гигантский
и завтра начнут сдавать первый хлеб.
3. НА ТОКУ.
Включив фары и сразу далеко осветив спящую сельскую
улицу, машины тронулись к току, где предполагалось переспать
до утра. Когда машины, поднявшись на косогор, свернули к
току и свет фар блеснул на лицах работающих у веялки деву-
шек, раздались голоса:
— Браво, шофёры! Спасибо! — и кто-то захлопал в ладоши.
На ворохе соломы была уже разостлана длинная клетчатая
клеёнка, и две молодые колхозницы при свете нескольких «ле-
тучих мышей» 1 расставляли на ней съестное. Россыпью лежали
дыни, помидоры, лук и чеснок, в тарелках — творог, а в баноч-
ках— мёд; сейчас расставляли сковородки с яичницей.
Председатель колхоза, тучный человек с узко прищуренными
и оттого всё время будто улыбающимися глазами, усаживал го-
стей:
— Дружней, ребята, дружней! На обеде все соседи!.. Муся,
Пашенька, что ж вы? Приглашайте!
Серёжа думал, что председатель его не узнает, но тот сразу
догадался, кто перед ним.
— A-а, товарищ ответственный дежурный! — как знакомого,
приветствовал он Сергея. — Садись, садись!.. Твой, значит?
— Мой, — сказал отец, немного дивясь осведомлённости
председателя. — Когда же познакомились?
— Первую ориентировку2 я от него получил!.. Бери, това-
рищ дежурный, самую большую ложку и садись рядом с Му-
сей, вон с той, с красавицей нашей... — и он подтолкнул Сергея
к невысокой худенькой девушке, устало развязывающей белый
платочек, которым было закрыто от солнца её лицо.
1 Летучая мышь — здесь: ручной фонарь.
2 Ориентировку (получил) — здесь: получил первые сведения.
231
— Будет вам, Анисим Петрович, — произнесла она укориз-
ненно и, взяв Серёжу за плечо, усадила рядом с собой.
А председатель, никого не слушая, носился среди гостей.
— Наша передовичка! — говорил он, указывая на Мусю.—
В героини идёт! Гордость наша...
Председатель начал рассказывать об урожае и о том, что
он первый в районе начинает сдавать хлеб и что бригада Муси
Чиляевой — самая передовая во всём районе, что о ней уже
упоминалось в газетах и что дважды приходили из обкома по-
здравительные телеграммы на её имя.
Зотова спросила:
— Комсомолка?
— Ясно, — строго ответила Муся, даже не взглянув на неё.
Отец, Петя Вольтановский и даже дядя Жора разглядывали
Мусю без всякого стеснения. А она, ни на кого не глядя, ела
дыню.
— Ешь, ешь, хлопчик, — сказала Муся, — да на утро что-
нибудь припаси.
— А у меня ничего нет, чтобы припасать, — пожал плечами
Серёжа.
Муся отрезала два больших ломтя хлеба, густо намазала
их мёдом и, положив один на другой, протянула Сергею.
— И батьку своего заправь 1 с утра, а то наш как поднимет
с зорькой...
— И подниму, Мусенька! Ещё до зорьки подниму, — ответил
ей всё умеющий слышать председатель. — Первый в области
сдаю — это раз; а второе — урожай замечательный, с ним нельзя
долго канитель разводить. Да вы сами, мои милые, сна лиши-
тесь, когда завтра наш хлеб увидите.
— А на сдачу кто из нас поедет? — спросила Пашенька.
Председатель долго не отвечал.
— Надо бы, конечно... — вздохнул он, — по всем данным,
надо бы Мусю, конечно, послать, да ведь как же вас с уборки
снять!.. Весь цвет народа будет. Ещё бы: первые в области!
— Я ж сказала — своего участка не оставлю! — раздражённо
ответила Муся.
— Ну вот! Ну опять!.. Муся, поезжай сдавать хлеб!
Отец неожиданно поддержал председателя, сказав, что пер-
вый день сдачи — праздник, и Сергей заметил, как Муся поро-
зовела и смутилась, однако не сдалась.
Только когда председатель обещал выслать на её поле
бригаду пионеров во главе с самим Яшкой Бабенчиковым (этот,
1 Заправь — здесь: накорми.
232
видно, славился своей строгостью), она нерешительно стала
склоняться к отъезду.
— А ты пойдёшь с нашими мне помогать? — спросила она
Серёжу, и тот от счастья, что будет необходим ей, почти ге-
роине, совершенно необдуманно согласился.
И тут же раскаялся: ехать с хлебом на ссыпной было бы,
наверное, куда интересней. Он съел ещё мёду с огурцом, хотел
было попросить дыни, но почувствовал — не осилит, ощупью до-
брёл до соломенного стожка и свалился в его пахучую мякоть.
Ночь в это время была уже тиха. Только изредка где-то
очень далеко, в полях, постреливал мотор. «Ну, завтра посмо-
трю, что у них тут за степь», — ещё мелькнуло у него в созна-
нии, и он уже не слышал, как отец прикрыл его своей курткой
и прилёг рядом.
4. СБОР КОЛОСКОВ.
В мире стояли блеск и тишина.
Сергей не сразу вспомнил, где он и что с ним. Главное, он
был совершенно один, а вокруг него — степь.
Она играла золотыми оттенками убранных и ещё дозреваю-
щих хлебов, стерни \ соломы и ярко-жёлтым, колеблющимся
огнём подсолнухов.
До самого неба, со всех сторон до самого неба шла степь,
как золотое море. Это была совсем другая степь, чем вчера.
Хаты колхозов, будто крадучись, ползли по низу узенькой
балочки, из которой боязливо выглядывали верхушки густых
садов.
Сергей долго сидел, сложа на коленях руки и не зная, за
что приняться. Колонна, должно быть, давно уже снялась на
вывозку хлеба, и кто её знает, когда она будет обратно.
Сергей не знал, идти ли ему на село или поджидать отца на
току. Отцова куртка лежала на месте, но рюкзак с полотенцем
и мылом уехал с машиной. Большой ломоть хлеба, намазанный
мёдом (второй ломоть исчез), лежал на листе лопуха рядом с
курткой.
— Серёжка!.. Емельянов! — раздалось за его спиной, и вче-
рашняя Чумакова, всё в том же купальном костюмчике, заме-
няющем ей летнее платьице, приветливо замахала ему рукой.—
Бабенчиков зовёт! Быстро!
— Бабенчиков? — переспросил Серёжа. — Ну так что?
А Муся где?
1 Стерня — остатки стеблей сжатых злаков на полях; здесь: стерня сжа-
той пшеницы,
233
— Будет тебе Муся колосками заниматься! Муся на хлебо-
сдачу уехала.
— Уехала? Как уехала? — спросил Серёжа. — Она же сама
мне сказала, что останется и чтобы я помогал ей...
— Как же ей оставаться, когда первый день сдачи и товарищ
Семёнов даже нарочно сам приезжал на велосипеде!
— Это кто, председатель?
— Уй какой: без понятий! Семёнов — из райкома комсо-
мола. Ну, побежали, а то Яшка даст нам! — И, взяв Сергея за
рукав курточки, она потянула его за собой.
В конце сельской улицы показался сухощавый парнишка, в
одних трусах на почти кофейном теле. Сомнений быть не могло:
это подходил Яшка Бабенчиков.
— Откуда? — спросил он недружелюбно. — С колонной,
что ли?
— С колонной.
— Пионер?
— Пионер.
— Колоски пойдёшь собирать?
— Конечно, пойду. В чём дело?
Яшка показал глазами следовать за ним.
Пионеры уже были в сборе. В широкополых соломенных
брилях \ в белых матерчатых шляпчонках, в треуголках из га-
зет и лопухов, с сумками через плечо, а некоторые даже с
флягами у поясов, ребята шумно обсуждали предстоящий им
день.
Сергей молодцевато сбросил с себя рубашонку, завязал
узлом подол и повесил эту самодельную сумку через плечо на
связанных рукавах.
— Работает шарик! — на ходу похвалил его Бабенчиков и
скомандовал: — Смирно! Бригада Муси Чиляевой держит пер-
вое место, — сказал он, поводя растопыренными руками. — Надо
стараться, чтоб она всех обогнала.
Закончив речь, Бабенчиков разбил пионеров на тройки. Сер-
гей и Чумакова оказались вместе. Третьим к ним причислил себя
бригадир.
Бестарка1 2, сгрузившая зерно, возвращалась в поле. Ребята
ввалились в неё и понеслись. Никогда не предполагал Серёжа,
что лошади могут мчаться с такой ужасающей быстротой. Спу-
стившись с косогорка в балку, по дну которой кустились невысо-
кие камыши, бестарка вынеслась навстречу комбайну.
1 Бриль (украинское слово) — шляпа.
2 Бестарка — телега, приспособленная для перевозки зерна.
234
Комбайн ходко врезался в стену густого высокого хлеба и
точно смахивал его своей вертящейся мельницей.
В левой части комбайна выдавался длинный брезентовый
рукав. Это была выгрузная труба. Возчики на ходу опускали
рукав в свои бестарки, и зерно, мягко пыля, доверху напол-
няло их.
— Алексей Иванович! — прокричал Бабенчиков комбайнеру,
когда подвода поравнялась с комбайном. — У Муси первое ме-
сто! Первое, первое! — показал он ещё руками, а Гончарук кив-
нул головой, что он понял его, хотя было ясно, что он ничего не
мог разобрать.
Ребята, разделившись на тройки, наметили себе полосы.
Зина Чумакова, ни о чём не расспрашивая, приступила к ра-
боте. Она шла, перегнувшись надвое, едва не касаясь земли
своими косичками, и обеими руками быстро и ловко разгребала
стерню. Сергей стал делать то же самое. Чумакова поднажала,
и расстояние между ними увеличилось.
Идти согнувшись было очень трудно. Тюбетейка не спасала
от солнца. Кроме того, никаких колосков не попадалось. Боясь,
что он просто не замечает их, Сергей терял много времени на
копание в стерне и всё больше и больше отставал от своей
тройки.
Скоро неясные круги заходили в глазах Сергея, и он стал
чаще разгибаться, чтобы отдохнуть, хотя отлично понимал всё
неприличие своего поведения. Когда, скажем, ползут в атаку,
никто ведь не отдыхает, не разминается, это же ясно. Сергей,
тараща глаза, чтобы в них перестали мелькать водянистые
круги, тяжело дышал открытым ртом, торопясь за Зиной, голые
пятки которой мелькали уже далеко впереди. Степь колыха-
лась от зноя.
И вдруг заволокло в глазах. Он придержался рукой о землю.
Холодный пот побежал по его лицу и закапал на руки, тоже по-
чему-то ставшие потными.
Тяжёлая, мокрая, горячая голова не держалась, шея устала
поднимать её.
Ребята, шедшие слева, прокричали «ура». Он хотел узнать,
в чём дело, выпрямился и вдруг упал лицом вниз.
5. «ГЕРОЙСКИЙ ПАРЕНЬ».
— Серёжа!.. Емельянов!.. — услышал он издалека и, ка-
жется, улыбнулся. Чья-то рука теребила его за плечи. Он по-
чувствовал, как его поднимают и несут. Было легко, прохладно
и спокойно. Его положили на что-то сыпучее.
235
— Чумакова, поезжай с ним, присмотришь! — расслышал
он приказание Бабенчикова, и лёгонькая рука Зины коснулась
Серёжиной щеки.
— Какой он бледный! А может, уже помер?
— Да ну! — сказал кто-то. — Солнце ударило, только и
всего. Искупаешь в ставке 1 — и делу конец.
И, точно в сказке, сразу же лёгкая струя откуда-то взяв-
шейся воды высвободила голову из тисков и пробежала по шее.
Сергей удивлённо открыл глаза.
Он полулежал на берегу маленького ставка, по краям зарос-
шего низкой осокой. Несколько белых уток, покрякивая и ше-
веля хвостами, деловито точили носами влажный прибрежный
песок.
Зина Чумакова пригоршнями лила воду на голову Сергея,
а какая-то незнакомая старуха, в синей мужской куртке с бле-
стящими пуговицами и в железнодорожной фуражке, придер-
живала его за спину.
— Живой? — спросила Чумакова и остановилась с пригорш-
нями, полными воды.
— Живой, — ответил Сергей. — Где это мы?
— Да на селе, где же? — удивилась женщина. — Что ж тебя
батька одного бросил?
— Он не бросил, он наш хлеб поехал сдавать, тётя Нюся, —
сказала Чумакова.
Сергей равнодушно оглядел новое место, где он так неожи-
данно очутился. Пруд врезался в гущу старого сада с ябло-
нями на подпорках. Без них им не удержать на себе плоды —
так их было много и так они были крупны.
— Зинка, выбери яблочко, какое получше, дай ему, — ска-
зала женщина.
И, следуя взглядом за девочкой, Серёжа увидел разостлан-
ный под деревом мешок, а на нём горку яблок.
Хрустя сочным и до боли в скулах остро-прохладным ябло-
ком, Сергей рассеянно слушал тётю Нюсю.
— Твой-то когда вернётся? — спросила она Сергея.—
Узнать бы, как хлеб сдали.
— Не знаю, — ответил Сергей. — Как сдаст, так вернётся.
В это время с улицы к пруду съехал на велосипеде молодой
человек в полотняном костюме, с тюбетейкой на бритой голове.
Он ехал, громко распевая.
— Зин, а это кто? — спросил Сергей.
— Это товарищ Семёнов... То-ва-рищ Се-мё-нов! — пронзи-
1 Ставок — небольшой пруд.
236
тельно вскрикнула Чумакова, махая руками. — Вы к нам, да?
Идите купаться, я вам что сейчас расскажу!
Семёнов спрыгнул с велосипеда, осторожно положил его на
траву:
— Чей же ты будешь? — спросил он. — Я всех ваших уже
знаю, только что видел их на ссыпном.
— Он Емельянова сын, — скороговоркой доложила Зина.
— Андрея Васильевича сынок? — переспросил Семёнов.—
Хороший он у тебя человек, замечательный! Десять ездок за
половину дня сделал. Молодец! Здорово нам помогает. Ну, а ты
что делал?
— А я, товарищ Семёнов, — сказал Сергей с тем особенным
чувством доверия к собеседнику, которое возникает у детей,—
а я с утра голодный. А когда я колоски собирал, меня солнцем
ударило, а потом эта Зинка меня в пруд затащила, когда мне
холодно...
— Э-э, да ты, я вижу, геройский парень! — Семёнов схва-
тил Сергея под мышки и, приподняв, поволок на берег. — С утра
голодный, а между тем колоски собирал... Тётя Нюся! Угостите
чем-нибудь голодающих!
Семёнов стал закутывать Сергея в свой полотняный пид-
жачок, одновременно растирая ему ладонью спину и что-то
приговаривая о Серёжиной стойкости.
Показалась Чумакова с миской в руках. За ней шёл Бабен-
чиков.
Не успел Бабенчиков присесть, как Семёнов начал подробно
рассказывать ему о делах в районе.
Семёнов известил Бабенчикова и о завтрашнем приезде
пионеров.
— Но принять их надо будет, Яша, с учётом сегодняшнего
опыта, — закончил он, шутливо погрозив пальцем.
— Какого сегодняшнего? — Бабенчиков подозрительно
стрельнул глазами в сторону Чумаковой.
— А как вы приняли Емельянова?
— А что?
— Хорошо ещё, что парень оказался геройский, — продол-
жал Семёнов, обращаясь теперь уже не только к Бабенчикову,
но и к тёте Нюсе. — Вам ни гу-гу, а он с утра не ел. А вы и не
поинтересовались. Так? А потом вы его, будьте здоровы, на
колоски погнали, голодного-то. Не сообразили, что парень он
городской, степного солнца не пробовал, ну он и свалился.
А вы, вместо того чтобы его к врачу, купать стали. Нескладно,
Яша. Учесть этот опыт на завтра. Есть?
237
— Есть, — сказал Яша Бабенчиков и подмигнул Сергею, но
не зло, а сочувственно.
— А сейчас, ребятки, давайте пойдём на Мусин участок,—
сказал Семёнов, торопливо одеваясь. — Встречу ей небольшую
надо устроить. Она должна вернуться вместе с колонной.
— А не они ли едут? — И тётя Нюся показала рукой на бе-
гущую по горизонту пыль.
Семёнов бросился к велосипеду. Зина Чумакова молча по-
лезла через плетень, чтобы выскочить за село задворками, а
Бабенчиков и Сергей побежали низом балки. Сергей бежал за
Чумаковой и никак не мог её догнать.
А в сущности ведь именно ему нужнее всего было прибе-
жать первым и хоть на минутку прижаться к отцу и самому
рассказать обо всём, что произошло с ним в этот неудач-
ный день.
Задыхаясь, Сергей подбежал к отцу в тот самый момент,
когда Зинка уже, видно, докладывала ему обо всём, и отец, в
мокрой майке, с бурыми, блестящими от пота руками, но ве-
сёлый, задорный, тревожно оглянулся, ища глазами сына.
Нарядная, в новом шёлковом платье и красной шёлковой
косыночке, с букетом цветов в руках, Муся стояла рядом с от-
цом. Она первая увидела Сергея.
— Сергунька! — позвала она его, назвав так, как мог и имел
право называть его только отец. — Сергунька, беги скорее!
И ему сразу стало как-то не по себе. «Они там праздновали,
фотографировались, им музыка играла, — мелькнуло у него,—
а я тут голодный, брошенный, меня тут солнце чуть-чуть не
убило...» Минуя Мусю, он кинулся к отцу и прижался к нему.
Сейчас он особенно чувствовал, какой он маленький, слабый,
как не умеет он переносить лишения.
Но Муся, та самая нарядная Муся, на которую ему даже не хо-
телось сейчас смотреть, подхватила его на руки, подбросила вверх.
— Да ты же геройский парень! — хохоча, вскрикивала она.—
Качайте его, хлопцы, качайте!
И тут же его в воздухе перехватил Петя Вольтановский.
— Молодец, Емельянка, не подвёл!
Выходило, что Сергей сегодня самый ударный человек, и
всё, что недавно огорчало его, вдруг стало каким-то приятным
образом оборачиваться в его пользу. В самом деле, не виноват
же он, что его ударило солнце — это со всяким может случиться,
что он почти не собрал колосков — их вообще было мало.
Главное, он работал.
— Теперь ты, брат, полноправный городской шофёр, — ска-
зал Вольтановский, опуская его на землю.
238
— Правда, пап?
И отец, до сих пор молча и тревожно улыбавшийся, вино-
вато потрепал Сергея по спине.
6. ЧЁРНАЯ СТЕПНАЯ БУРЯ.
Ссыпной пункт был расположен у крохотного полустанка.
Высокие тускло-жёлтые горы пшеницы вздымались вдоль же-
лезнодорожных путей. Длинная очередь грузовиков и бестарок
пересекала пустырь перед ларьками, где суетились сдатчики и
приёмщики зерна.
Среди распряжённых коней, быков, взъерошенных осликов,
бочек с горючим и ящиков с деталями для комбайнов, как на
воскресном базаре, шумела толпа водителей, грузчиков, кол-
хозных завхозов, приёмщиков хлеба и колхозных ребят.
...Сергей жил на ссыпном пункте уже пятый день.
Зотова чинила тут свой грузовик и согласилась, чтоб маль-
чик пока побыл с ней.
Когда Сергей попал на ссыпной, его вначале испугало, что
он потеряется среди взрослых.
Эх, был бы он старше хоть года на два, сколько увлека-
тельных дел выпало бы сейчас на его долю! Местные ребята,
Сергеевы одногодки, не теряли времени зря: они стерегли зерно
и горючее, получали почту, сдавали овощи.
«Откуда они всё знают и всё умеют? — завистливо думалось
Сергею. — И почему я ничего не умею и во всём отстаю, будто
вчера родился?»
В своём родном городе Сергей только издали присматри-
вался к жизни взрослых, а тут ребята были хозяевами наравне
со взрослыми.
И однажды утром Сергей пошёл в агитпункт послушать
сводку, а потом сообщил её Зотовой. На другой день принёс ей
газету и сообщил, какую картину готовит на вечер киноме-
ханик.
С той поры дел у него появилось множество.
— Емельянов, медпункт когда открывается?.. Сергей, сбе-
гай, достань газетку!.. Серёжа, не видал приёмщика? Беги, ска-
жи, что три машины прибыли, ждать некогда... Серёжка, сева-
стопольских никого нет?.. —то и дело слышал Серёжа.
Он уже всех знал. Севастопольские и керченские шофёры,
алуштинские и симеизские школьники 1 — все были у него на
глазах.
1 Алушта, Симейз — небольшие города в Крыму.
239
Сегодня он ожидал отца. Предполагалось, что отец приедет
с зерном в середине дня и останется на ночь, Зотова же поедет
вместо него.
Днём нельзя было ни поесть, ни отдохнуть из-за утомитель-
ной духоты, которая всё время поднималась, как температура
у больного.
Небо запылилось и стало сереть, блёкнуть, над горизонтом
набухала тёмная, быстро нарастающая полоса. Ветер был со-
всем не тот, что у моря, а горячий, как поджаренный; он бил
в лицо крупной пылью пополам с зерном и вдруг точно сва-
лился вниз с высоты и разлился вокруг шумным паводком.
Кто-то странным голосом крикнул:
— Чёрная буря!
Уже несло через пустырь палатки, фуражки и кепки, сту-
чали ставни киосков, звенели разбитые стёкла.
— К хлебу!.. К хлебу!.. — закричали со всех сторон.
Холмы зерна завихрились. Зерно тучей понеслось в воздух.
Народ на мгновение растерялся. Сергей вместе со всеми очу-
тился у ближайшей горы хлеба. Его толкали, наступали ему
на ноги, кто-то кричал ему, но он не заплакал и не испугался,
ему было страшно не за себя, а вместе со всеми.
Вдруг с проходившей мимо дрезины 1 что-то свалилось вниз
по откосу железнодорожного полотна. Свалилось, вскочило и
побежало к зерну. Сергей узнал Тужикова, секретаря райкома
партии, и Семёнова. Они вскарабкались на склон пшеничной
горы и показали куда-то руками: туда, мол, туда, все! Две де-
вушки-колхозницы уже тянули широкий и длинный брезент.
К ним подскочили люди, и десятки рук завели брезент с
подветра. Мало! Тужиков показывал руками, что нужно
искать ещё. Волокли брезенты с машин, фанерные щиты,
одеяла.
Сергей растолкал людей и вынесся за их тесный круг. В ку-
зовах стоящих на ремонте машин он ещё утром видел бре-
зенты.
— Сюда! За мной! — кричал он. За ним побежали ребята
из колхозов. — Берите! Вот он! Ещё один! Тащите!
Удивительно, как его не остановили, не спросили, кто позво-
лил распоряжаться. Чьи-то сильные руки подхватили найден-
ные брезенты и понесли к зерну.
1 Дрезина — четырехколёсная тележка для езды по железнодорожным
рельсам; приводится в движение ручным способом или мотором.
240
С ног до головы вымазанный, до смерти уставший, но бес-
конечно счастливый, долго носился ещё Сергей вокруг хлебных
гор, подтаскивая откуда-то куски фанеры, доски или просто
камни.
Суховей свирепствовал много дней. Шёл жестокий степной
шторм.
7. ДОМОЙ!
Уборка подходила к концу. Колонна Емельянова давно уже
разбрелась по колхозам. Теперь подошли машины из Севасто-
поля, из Керчи, из Феодосии, и ранее прибывших начали по-
немногу возвращать домой.
Первым уехал Ерёмушкин, за ним дядя Жора, на очереди
был Вольтановский, но он уступил свою очередь сначала Зо-
товой, а потом Емельянову.
Емельянов не стал спорить.
— Ладно, оставайся, а я поеду. Серёжка у меня замучился —
перед школой надо ему отдохнуть.
Узнав, что завтра на рассвете они поедут домой, Сергей, как
ни странно, нисколько не обрадовался известию. Он и сам не
мог понять, хочется ли ему домой, или он ещё поездил бы по
этой степи, которой конца нет; но одно было ясно: после всего
пережитого он не мог уже стать прежним Сергеем. Но ведь и
дом-то, наверное, изменился с тех пор, как они выехали с
отцом.
Накануне их возвращения домой стоял тишайший степной
вечер. Стрекозы стаями шныряли над пыльными акациями, раз-
рисовывая воздух зигзагами своих полётов. Сергей любовался
красотой млеющей после трудов степи. Она широко и глубоко
простиралась перед ним.
Отец пересмотрел запасные камеры, почистил свечи в мо-
торе, проверил и подтянул тормоза и долго заливал в бак го-
рючее, что-то записывал и подсчитывал в своём блокноте.
— Интересная, брат, у нас вещь получается, — весело ска-
зал он Сергею. — По всем данным выходит, что литров под
тридцать горючего я сэкономил. Таким образом, можем мы с
вами, Сергей Андреевич, новым путём домой отбыть. Через
другой перевал. Помнишь, рассказывал я о нём?
— Помню, — ответил Сергей.—А может, там дорога плохая,
и резину только запорем?
Но отец хотел сделать приятное Сергею и отмахнулся от его
возражений.
— Дорога там замечательная! — сказал он твёрдо.
241
Вот и конец всему, что пережито.
— Прощай, степь!
Прощайте, короткие ночи и длинные-длинные дни среди но-
вых людей!
Общие вопросы.
1. Как случилось, что десятилетний Серёжа Емельянов стал уча-
стником дальнего рейса?
2. Чему научился Серёжа, присмотревшись к труду своих свер-
стников — колхозных ребят?
Глава I.
1. Что особенно интересовало Серёжу, впервые выехавшего из
родного приморского города?
2. Прочитайте выразительно конец главы, со слов: «Приближался
главный перевал». При подготовке к чтению наметьте паузы, удар-
ные слова, тон и темп чтения.
Глава II.
1. Расскажите подробно о переживаниях Серёжи, оказавшегося
ночью в степном колхозе «заместо дежурного».
2. Прочитайте по ролям один из разговоров: разговор Серёжи
с председателем колхоза; разговор Серёжи с Зиной; разговор Андрея
Емельянова, Зины и Серёжи.
Главы III—V.
1. Какое впечатление произвела на Серёжу степь в июльский пол-
день? Найдите ответ в начале II главы и прочитайте текст с выра-
жением.
2. Какой увидел Серёжа степь наутро при восходе солнца? Най-
дите это описание в начале IV главы и выразительно прочитайте его.
Почему одна и та же степь произвела на мальчика разные впечат-
ления?
3. Как утешал Серёжу, огорчённого неудачами дня, секретарь
райкома комсомола Семёнов?
4. Расскажите подробно, как проходил сбор колосков.
Главы VI—VII.
1. Прочитайте выразительно и перескажите описание чёрной бури.
2. Кто спешно прибыл на ссыпной пункт, когда разразилась чёр-
ная буря? Как товарищ Тужиков организовал растерявшихся людей
на работу по спасению зерна?
3. Как проявил себя Серёжа в общей борьбе со степной бурей?
242
4. Почему известие о предстоящем отъезде домой не обрадовало
Серёжу? Расскажите, что произошло с ним и что он пережил за
время пребывания в степи.
Задания.
1. Ответьте письменно на вопросы: кто из героев рассказа «Сбор
урожая» больше всего понравился вам? Что в этом герое особенно
привлекает вас?
2. Расскажите на пионерском сборе, кому из вас приходилось
принимать участие в полевых работах вашего или соседнего колхоза.
Чему вы научились там?
КЕМ БЫТЬ?
В, В. Маяковский.
У меня растут года,
будет и семнадцать.
Где работать мне тогда,
чем заниматься?
Нужные работники —
столяры и плотники!
Сработать мебель мудрено:
сначала
мы
берём бревно
и пилим доски,
длинные и плоские.
Эти доски
вот так
зажимает
стол-верстак.
От работы
пила
раскалилась добела.
Из-под пилки
сыплются
опилки.
Рубанок
в руки —
работа другая:
сучки, закорюки
рубанком стругаем.
Хороши стружки —
жёлтые игрушки.
А если
нужен шар нам
круглый очень,
на станке токарном
круглое точим.
Готовим понемножку
то ящик,
то ножку.
Сделали вот столько
стульев и столиков!
Столяру хорошо,
а инженеру —
лучше,
я бы строить дом пошёл,
пусть меня научат.
Я сначала
начерчу
дом
такой,
какой хочу.
Самое главное,
чтобы было нарисовано
здание
славное,
живое словно.
243
Это будет
перёд,
называется фасад.
Это
каждый разберёт —
это ванна,
это сад.
План готов,
и вокруг
сто работ
на тыщу рук.
Упираются леса
в самые небеса.
Где трудна работка,
там
визжит лебёдка;
подымает балки,
будто палки.
Перетащит кирпичи,
закалённые в печи.
По крыше выложили жесть.
И дом готов,
и крыша есть.
Хороший дом,
большущий дом
на все четыре стороны,
и заживут ребята в нём
удобно и просторно.
Инженеру хорошо,
а доктору —
лучше.
Я б детей лечить пошёл,
пусть меня научат.
Я приеду к Пете,
я приеду к Поле.
— Здравствуйте, дети!
Кто у вас болен?
Как живёте?
Как животик? —
Погляжу
из очков
кончики язычков.
— Поставьте этот градусник
под мышку, детишки! —
И ставят дети радостно
градусник под мышки.
— Вам бы
очень хорошо
проглотить порошок
и микстуру
ложечкой
пить понемножечку.
Вам
в постельку лечь
поспать бы,
вам —
компрессик на живот,
и тогда
у вас
до свадьбы
всё, конечно, заживёт. —
Докторам хорошо,
а рабочим —
лучше,
я б в рабочие пошёл,
пусть меня научат.
Вставай!
Иди!
Гудок зовёт,
и мы приходим на завод.
Народа — уйма целая,
тысяча двести.
Чего один не сделает —
сделаем вместе.
Можем
железо
ножницами резать,
краном висящим
тяжести тащим;
молот паровой
гнёт и рельсы травой.
Олово плавим,
машинами правим.
244
Работа всякого
нужна одинаково.
Я гайки делаю,
а ты
для гайки
делаешь винты.
И идёт
работа всех
прямо в сборочный цех.
Болты,
лезьте
в дыры ровные,
части
вместе
сбей
огромные.
Там —
дым,
здесь —
гром.
Гро-
мим
весь
дом.
И вот
вылазит паровоз,
чтоб вас
и нас
и нёс
и вёз.
На заводе хорошо,
а в трамвае —
лучше,
я б кондуктором пошёл,
пусть меня научат.
Кондукторам
езда везде.
С большою сумкой кожаной
ему всегда,
ему весь день
в трамваях ездить можно.
— Большие и дети,
берите билетик,
билеты разные,
бери любые —
зелёные,
красные
и голубые! —
Ездим рельсами.
Окончилась рельса,
и слезли у леса мы,
садись
и грейся.
Кондукторам хорошо,
а шофёру —
лучше,
я б в шофёры пошёл,
пусть меня научат.
Фырчит машина скорая,
летит скользя.
Хороший шофёр я —
сдержать нельзя.
Только скажите,
вам куда надо,
без рельсы
жителей
доставлю на дом.
Е-
дем,
ду-
дим:
«С пу-
ти
уй-
ди!»
Быть шофёром хорошо,
а лётчиком —
лучше,
я бы в лётчики пошёл,
пусть меня научат.
Наливаю в бак бензин,
завожу пропеллер.
245
«В небеса, мотор, вези,
чтобы птицы пели».
Бояться не надо
ни дождя,
ни града.
Облетаю тучку,
тучку-летучку.
Белой чайкой паря,
полетел за моря.
Без разговору
облетаю гору.
«Вези, мотор,
чтоб нас довёз
до звёзд
и до луны,
хотя луна
и масса звёзд
совсем отдалены».
Лётчику хорошо,
а матросу —
лучше.
Я б в матросы пошёл,
пусть меня научат.
У меня на шапке лента,
на матроске—якоря.
Я проплавал это лето,
океаны покоря.
Напрасно, волны, скачете —
морской дорожкой
на реях и по мачте
карабкаюсь кошкой.
Сдавайся, ветер вьюжный,
сдавайся, буря скверная, —
открою
полюс Южный,
а Северный — наверное.
Книгу переворошив,
намотай себе на ус —
все работы хороши,
выбирай
на вкус!
1. О каких профессиях говорит в стихотворении В. В. Маяков-
ский?
2. Какая профессия, по его мнению, лучше, нужнее других?
3. Для чего В. В. Маяковский, переходя в стихотворении к рас-
сказу о новой профессии, настойчиво добавляет: «Пусть меня научат»?
4. А какая профессия вам больше всего нравится? Почему?
Задание.
Подготовьтесь к коллективному чтению стихотворения. Для этого
выделите восемь учащихся, которые читают по очереди: первый —
о работе столяра, второй — о работе инженера, третий — о работе
доктора и т. д. Каждый в выразительном чтении подчёркивает, что
наиболее привлекательного в данной профессии.
Так, первый чтец должен стараться убедить товарищей, насколько
интересно работать пилой, рубанком, на токарном станке, как хорошо
делать столы и другую мебель. Второй перебивает его словами:
«Столяру хорошо,
а инженеру —
лучше» —
246
и доказывает, что работа инженера интереснее, так как инженер
чертит план будущего дома, а потом по этому плану выстроит такой
хороший и большущий дом, что «заживут ребята в нём удобно и
просторно».
Вступает в чтение третий ученик, которого увлекает профессия
доктора.
Так сменяют друг друга восемь чтецов.
В заключение один из учеников читает последние четыре строки
стихотворения.
ВЕСЕННИЕ ВОДЫ.
Ф. И. Тютчев.
Ещё в полях белеет снег,
А воды уж весной шумят —
Бегут и будят сонный брег,
Бегут и плещут и гласят...
Они гласят во все концы:
«Весна идёт, весна идёт!
Мы молодой весны гонцы \
Она нас выслала вперёд!»
Весна идёт, весна идёт!
И тихих, тёплых, майских дней
Румяный, светлый хоровод
Толпится весело за ней.
1. Каким настроением проникнуто это стихотворение?
2. Обратите внимание на слова, требующие особого ударения.
Вы можете прочитать стихотворение по-разному, в зависимости от
того, какое слово хотите выделить. Возможны два варианта:
I. «Весна идёт, весна идёт!
Мы молодой весны гонцы,
Она нас выслала вперёд!»
II. «Весна идёт, весна идёт\
Мы молодой весны гонцы,
Она нас выслала вперёд!»
3. Выучите стихотворение наизусть.
1 Гонцы — вестники.
248
Задания для внеклассного занятия.
Подготовьтесь к вечеру на тему «Весна».
1. Составьте список известных вам стихотворений о весне. Ука-
жите фамилии авторов.
2. Прочитайте на вечере ваши любимые стихи о весне.
3. Организуйте выставку фото и репродукций картин художников
на тему «Весна».
ВЕСНА.
Л. Н. Толстой.
Пришла весна, прекрасная, дружная, без ожидания и обма-
нов весны, одна из тех редких вёсен, которым вместе радуются
растения, животные и люди.
Весна долго не открывалась. Последние недели стояла ясная,
морозная погода. Днём таяло на солнце, а ночью доходило до
семи градусов; наст1 был такой, что на возах ездили без до-
роги.
Потом вдруг понесло тёплым ветром, надвинулись тучи, и
три дня и три ночи лил бурный и тёплый дождь.
В четверг ветер затих, и надвинулся густой серый туман,
как бы скрывая тайны совершавшихся в природе перемен. В ту-
мане полились воды, затрещали и сдвинулись льдины, быстрее
двинулись мутные, вспенившиеся потоки, с вечера разорвался
туман, тучи разбежались барашками, прояснело, и открылась
настоящая весна.
Наутро поднявшееся яркое солнце быстро съело тонкий ле-
док, подёрнувший воды, и весь тёплый воздух задрожал от на-
полнивших его испарений ожившей земли.
Зазеленела старая и вылезающая иглами молодая трава, на-
дулись почки калины, смородины и липкой спиртовой берёзы, и
на обсыпанной золотым цветом лозине загудела выставленная
облетавшаяся пчела.
Залились невидимые жаворонки над бархатом зеленей и об-
леденевшим жнивьём, заплакали чибисы над налившимися бу-
рою неубравшеюся водой низами и болотами, и высоко проле-
тели с весенним гоготаньем журавли и гуси. Заревела на выго-
нах облезшая, только местами ещё не перелинявшая скотина,
заиграли кривоногие ягнята вокруг теряющих волну блеющих
матерей, побежали быстроногие ребята по просыхающим, с
1 Наст — твёрдая кора на снегу, которая образуется после оттепели.
249
отпечатками босых ног тропинкам, затрещали на пруду весёлые
голоса баб с холстами, и застучали по дворам топоры мужиков,
налаживающих сохи и бороны. Пришла настоящая весна.
1. Почему Толстой назвал весну дружной?
2. Как само описание подтверждает первые слова автора: «Одна
из тех редких вёсен, которым вместе радуются растения, животные
и люди»?
3. Какие «тайны перемен в природе» скрывал туман? Прочитайте
об этом по тексту.
Задания.
1. Найдите в тексте красочные выражения, которые Толстой упо-
требил в переносном значении.
2. Прочитайте выразительно каждую часть описания.
3. Выучите наизусть понравившийся вам отрывок.
ВЕСНА.
И. 3. Суриков.
Над землёю воздух дышит
День от дня теплее;
Стали утром зорьки ярче,
На небе светлее.
В небо тучка набежала,
Мелкий дождик сеет...
В поле травка показалась,
Поле зеленеет.
Всходит солнце над землёю,
С каждым днём всё выше,
И весь день, кружась, воркуют
Голуби на крыше.
На брединнике !, на ивах
Развернулись почки,
И глядят, как золотые,
Светлые листочки.
Вот и лёд на речке треснул,
Речка зашумела
И с себя зимы оковы
Сбрасывает смело;
Вот и лес оделся, песни
Птичек зазвенели.
Над травой цветов головки
Ярко запестрели.
Берега крутые роет,
Разлилась широко...
Плеск и шум воды бурливой
Слышен издалёка.
Хороша весна-царица,
В плащ цветной одета!
Много в воздухе разлито
И тепла и света...
1 Бредйнник — группа деревьев (ив, ракит).
250
Ранняя весна. С картины И. С. Остроухова.
1. Как автор рисует постепенное наступление весны?
2. Как вы понимаете выражение «Хороша весна-царица, в плащ
цветной оЪетаМ
3. Сравните описание весны у Сурикова и Толстого.
Задания по картине И. С. Остроухова
«Ранняя весна».
Напишите сочинение по картине И. С. Остроухова «Ранняя весна».
1. Какое общее впечатление производит картина И. С. Остро-
ухова?
2. Почему художник назвал свою картину «Ранняя весна»?
3. Как переданы на картине небо, воздух, снег, земля, стволы
деревьев, вода и т. д.?
При описании картин ранней русской весны используйте красоч-
ные определения. Подберите сравнения, олицетворения, раскрываю-
щие состояние природы в это время года.
4. Какие известные вам произведения о весне (стихи, рассказы)
напоминает картина И. С. Остроухова «Ранняя весна»?
МЫ РОДИНУ СЛАВИМ ТРУДОМ.
В. И. Лебедев-Кумач.
Багряное солнце рассеяло тьму,
Готовясь к большому пути, —
Немало придётся трудиться ему,
Чтоб нашу страну обойти!
Громады лесов осветила заря,
Степей бесконечную ширь,
Высокие горы, большие моря,
Кавказ, Ленинград и Сибирь.
На юге — тепло и ни облачка нет,
На севере — тучи и лёд,
На Балтике — ночь,
На Приморье — рассвет,
И всюду работа идёт.
Товарищ, когда ты, проснувшись, встаёшь,—
Встают миллионы с тобой,
Когда ты, спеша на работу, идёшь,—
Идут миллионы с тобой.
251
В лесах, на горах, у морей и у рек —
Повсюду мы братьев найдём.
Везде, где советский живёт человек,
Он Родину славит трудом.
Он уголь и газ достаёт из земли
Великою силой труда.
В местах, где враги всё смели и сожгли,
Из пепла встают города.
Пускай веселей разгорается день,
Минуты не будем терять,
Чтоб Родину к счастью ещё на ступень
Могучим усильем поднять!
Победа в труде, как победа в бою,
Сама к нам, друзья, не придёт.
Работой украсим Отчизну свою,
За счастье, за радость — вперёд!
1. В каких словах и выражениях поэт воспевает нашу Родину?
Найдите в тексте олицетворения.
2. За что славит он советских людей?
3. К чему призывает поэт наш народ?
Задания для внеклассного занятия.
1. Подготовьте хоровое чтение стихотворения В. И. Лебедева-
Кумача «Мы родину славим трудом».
Определите, какие строки лучше прочитать отдельным ученикам,
какие — хором, где возможна в чтении перекличка.
2. Проведите вечер, посвящённый советской поэзии. Подготовьте
чтение любимых стихов советских поэтов. Разучите песни на стихи
советских поэтов.
ОГЛАВЛЕНИЕ
* Горячий камень. А. П. Гайдар........................ 3
I.
Морозко. (Русская народная сказка.)................... 8
* Царевна-лягушка. (Русская народная сказка.)........ 11
* Никита Кожемяка. (Русская народная сказка.)........ 16
* Мастер Али. (Казахская народная сказка.)........... 17
Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях. А. С. Пушкин 21
* Каменный цветок. П. П. Бажов..................... 30
О сказках............................................ 49
Загадки............................................. 50
Пословицы........................................ . 52
II.
У тро. И. С. Никитин................................ 57
* Летний дождь. А. Н. Майков......................... 58
Осень. А. С. Пушкин. ................................ 59
Олицетворение....................................... —
* Есть в осени первоначальной... Ф. И. Тютчев........ 60
* Нивы сжаты... С. А. Есенин.......................... —
* Листопад. Осеннее утро. Осинкам холодно. М. М. Приш-
вин................................................ 61
* Перелёт. М. М. Пришвин............................. 62
* В лесу осенью. М. А. Шолохов........................ —
Задание по картине И. И. Левитана «Золотая осень». ... 63
III.
Бородино. М. Ю. Лермонтов........................... 64
Стихотворная и прозаическая речь..................... 68
Волк на псарне. И. А. Крылов......................... 69
* Свинья под дубом. И. А. Крылов .......... 72
Квартет. И. А. Крылов................ 73
* Звёздочкой отмечен материал для самостоятельного чтения.
253
* Обоз. И. А. Крылов.......................... 75
♦ Два мальчика. И. А. Крылов............. 76
* Полкан и Шавка. С. В. Михалков........... 78
Основные особенности басни. . . .............. 79
Муму. И. С. Тургенев...................... 81
Сравнение................................... 107
* Косарь. А. В. Кольцов.................... —
Дети подземелья. В. Г. Короленко..... . 108
* Мальчики. А. П. Чехов............ ... 134
Задание по картине И. В. Шевандроновой «В сельской библио-
теке. Читатели»............................140
* Каштанка. А. П. Чехов............... 141
* Мальчики. (Из повести «Детство».) А. М. Горький. . . . 157
Гаврик и Петя. (Из повести «Белеет парус одинокий».)
В. П. Катаев.................. 163
IV.
Буран. (Из повести «Капитанская дочка».) А. С. Пушкин. . . 181
Повествование,, описание, диалог..............183
Задание по картине С. Л. Фролова «К больному».184
Берёза. С. А. Есенин......................... 185
♦ Зазимок. М. М. Пришвин............. . —
* Чародейкою-зимою. Ф. И. Тютчев........... 186
* Как поработала зима! С. Я. Маршак............ —
V.
* Наш Ильич. В. Д. Бонч-Бруевич...............187
В музее В. И. Ленина. С. В. Михалков......... 190
* Восстание в тюрьме. (Из «Рассказов о Феликсе Дзержин-
ском».) Ю. П. Герман.............. 193
Разведка Метелицы. А. А. Фадеев...............205
Сын артиллериста. К. М. Симонов........... 218
Рассказ о неизвестном герое. С. Я. Маршак. ....... 222
Сбор урожая. (Из повести «Степное солнце».) П. А. Павленко. 225
Кем быть? В. В. Маяковский.............. 243
VI.
Весенние воды. Ф. И. Тютчев.............. 248
♦ Весна. Л. И. Толстой................ 249
* Весна. И. 3. Суриков. . . ..................250
Задания по картине И. С. Остроухова «Ранняя весна». . . . 251
♦ Мы Родину славим трудом. В. И. Лебедев-Кумач. ... . —
8(075)
Г 62
Василий Васильевич Голубков
Анна Петровна Алексин
Сарра Моисеевна Браиловская
РОДНАЯ ЛИТЕРАТУРА, V КЛАСС
Редактор Г. А. Голованова
Обложка художника Е. А. Десятова
Художественный редактор Б. М. Кисин
Техническ. редактор Н. П. Цирулъницкий
Корректор В. С. Антонова
Сдано в набор 4/VIII 1967 г. Подписано к пе-
чати 19/Х 1967 г. 60X90Vie. Бум. типогр. № 2.
Печ. л. 16+0,5 вкл. Уч.-изд. л. 14,39+0,48 вкл.
Тираж 600 тыс. экз.
Издательство «Просвещение» Комитета по
печати при Совете Министров РСФСР.
Москва, 3-й проезд Марьиной рощи, 41.
Ордена Трудового Красного Знамени
Ленинградская типография № 1 «Печатный
Двор» им. А. М. Горького Главполиграфпро-
ма Комитета по печати при Совете Министров
СССР, г. Ленинград, Гатчинская ул., 26.
Заказ Кг 1122
Вклейки отпечатаны на Ленинградской фаб-
рике офсетной печати № 1, Кронверкская, 7.
Цена без переплёта 24 к. Переплёт бум. 7 к.,
коленкор. 15 к.
6-6
Школьные учебники (((Р
SHEBA.SPB.&U/SHKOLA