Н.Г. Чернышевский в борьбе за социалистическое будущее России - Хессин Н.В.

Введение. Постановка проблемы исследования

Раздел первый О СУЩЕСТВЕННЫХ РАЗЛИЧИЯХ В МЕТОДОЛОГИИ ПОДХОДА И КОНЕЧНЫХ ВЫВОДАХ ПРИ ОЦЕНКЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЧЕРНЫШЕВСКОГО В РАБОТАХ ЛЕНИНА И ПЛЕХАНОВА

Раздел второй ЧЕРНЫШЕВСКИЙ В ПОИСКАХ ОБОСНОВАНИЯ НЕИЗБЕЖНОСТИ ИСТОРИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ В СТОРОНУ СОЦИАЛИЗМА

Глава 4. Чернышевский о роли экономики в общественной жизни

Глава 5. На пути к пониманию процесса подготовления капитализмом объективных предпосылок для социализма

Глава 6. В поисках общественных сил, способных бороться за осуществление социалистического идеала

Раздел третий ЧЕРНЫШЕВСКИЙ ОБ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ СОЦИАЛИЗМА

Глава 8. Система категорий политической экономии социализма

Раздел четвертый ПОСТАНОВКА И РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ НЕКАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ПУТИ РАЗВИТИЯ РОССИИ

Глава 10. Оценка российского капитализма и перспектив его развития

Глава 11. О необходимости переходного состояния на пути к социализму

Глава 12. Маркс и Энгельс о проблеме некапиталистического пути развития, поставленной Чернышевским

Глава 13. В чем утопизм социалистических взглядов Чернышевского?

Автор: Хессин Н.В.

Теги: история экономической мысли история россии

Год: 1982

Похожие

Капитализм и будущее России в идейном наследии Н. Ф. Даниельсона

История русской экономической мысли. Том 1. Эпоха феодализма. Часть 2. 1800-1861 гг

История русской экономической мысли. Том 3. Эпоха империализма и буржуазно-демократических революций в России. Часть 1

В.И. Ленин о сущности и основных признаках товарного производства

Текст

: • i ,'■-:':
' .'ft ' ft '" ■ ft ''
ilt-». vfl
1ЕРНЫШЕВСКИИ
г :;. ъ :--i^:-z _ 'ft
'ft / -•':'. •..;-■■ '- - ft
1 .' "•■;.-^:

Н Г ЧЕРНЫШЕВСКИЙ
в борьбе
за социалистическое
будущее
РОССИИ

н в хессин
Н Г ЧЕРНЫШЕВСКИЙ
в борьбе
за социалистическое
будущее
РОССИИ
МОСКВА
«МЫСЛЬ»
1982

65.02
Х40
РЕДАКЦИИ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Рецензенты:
доктор исторических наук Ф. Я. Полянский,
кандидат экономических наук А. Г. Худокормов
v 0602000000-194
Х 004(01)-82 68"81
© Издательство «Мысль». 1982

Введение
Постановка проблемы исследования
Советский народ, успешно созидающий коммунистическое
общество, с чувством большой признательности относится к тем, кто
своей самоотверженной деятельностью в прошлом подготавливал счастье
будущих поколений. В их ряду одно из первых мест по праву
занимает Николай Гаврилович Чернышевский (1828—1889) —
великий русский революционный демократ и социалист, автор «теории
трудящихся», непосредственный предшественник марксизма в
России, вождь революционно-освободительного движения в эпоху
кризиса феодально-крепостнической системы в России, подготовки и
проведения реформы 1861 г.
Его жизнь и деятельность — яркий образец беззаветного
служения интересам широких трудящихся масс. Он дорог каждому
советскому человеку прежде всего как бесстрашный революционер,
отдавший все свои силы борьбе за освобождение от всякого гнета,
порабощения и эксплуатации.
«Революционер, — писал В. И. Ленин, — не тот, кто становится
революционным при наступлении революции, а тот, кто при
наибольшем разгуле реакции, при наибольших колебаниях либералов
и демократов отстаивает принципы и лозунги революции.
Революционер — тот, кто учит массы бороться революционно...» 1
Именно таким в историю русского революционного движения
вошел Чернышевский. Он начинал свою деятельность в период
разгула реакции, когда царское самодержавие, напуганное ростом
классовой борьбы в Европе и назревающими волнениями в России,
подавляло всякое умственное движение, сажало в тюрьмы
прогрессивно настроенных людей, когда для развертывания
революционной деятельности складывались особенно трудные условия. «Мы
выросли, — писал в то время А. И. Герцен, — под террором, под
черными крыльями тайной полиции, в ее когтях; мы изуродовались под
безнадежным гнетом и уцелели кое-как...» 2
1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 23, с. 309.
Герцен А. И. Избр. философ, произв., т. 2, с. 11.
5

В таких условиях не у всякого хватало гражданского мужества
и личной смелости для вступления на путь решительной борьбы с
царизмом и самодержавно-крепостническим режимом. В рядах
интеллигенции росло неверие в революционные способности народа и
в возможность революционных действий вообще. Многие
переходили на сторону реакции, забывая о своих юношеских увлечениях
передовыми идеями.
В лице одного из персонажей романа «Пролог» Чернышевский
дал едкую, презрительную характеристику такому типу
интеллигента: «...он любил науку. Но какую? — отвлеченную, которая могла
развить ум, доставить ученую репутацию, — только; она не
облагораживала его сердца, и его образ мыслей оставался мелочен, мертв,
гадок. Он не думал о народе, не думал о счастии людей. Отечество
было для пего — официальный механизм, со своею мишурною
стройностью, славою. Этому отечеству он служил, и воображал, что
исполняет весь долг гражданина, стараясь помогать увеличению
силы механизма, который давит народ. Он усердно служил этому
чудовищу своими знаниями — и затем, считал себя вправе не
думать ни о чем, кроме грубых наслаждений» 3.
И как прямая противоположность этому типу интеллигентов,
продавших ум, совесть, способности господствующим классам, —
Чернышевский — новый тип интеллигента, тип
революционера-разночинца, всю свою жизнь посвятившего тому, чтобы, выражаясь
словами Герцена, сказанными о декабристах, «разбудить к новой
жизни молодое поколение и очистить детей, рожденных в среде
палачества и раболепия» 4.
Чернышевский не ожидал «лучших времен», не плелся в хвосте
за событиями. Отражая нарастающий протест и борьбу народных
масс, он с первых же дней своей деятельности выступил как
истинный революционер, великий борец, умевший, по оценке Ленина, и
в условиях жесточайшей царской цензуры воспитывать настоящих
революционеров. Пробудить народ к борьбе, придать этой борьбе
организованный характер, сплотить все передовые силы и
мобилизовать их на ниспровержение существующего режима — такую цель
преследовала его самоотверженная деятельность. И если о Герцене
Ленин писал, что он сыграл великую роль в подготовке русской
революции, то в еще большей степени эта оценка относится к
Чернышевскому, который был более боевым и последовательным
демократом, чем Герцен. «Революционеры 61-го года, — отмечал Ленин, —
остались одиночками и потерпели, по-видимому, полное поражение.
На деле именно они были великими деятелями той эпохи, и, чем
дальше мы отходим от нее, тем яснее нам их величие, тем
очевиднее мизерность, убожество тогдашних либеральных реформистов» 5.
Сказать о Чернышевском, что он был великим
революционером, — это очень много и в то же время недостаточно. И в его вре-
3 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч, т. XIII, с. 28—29.
4 Герцен А. И. Собр. соч., т. XV, с. 280.
5 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 20, с. 179.
6

мя было немало людей, готовых пожертвовать жизнью во имя
освобождения народных масс, было немало талантливых
организаторов и конспираторов. Но от революционеров требуется не только
готовность к самопожертвованию и умение вести революционную
работу. Необходимы еще передовая революционная теория и
программа, освещающие путь в борьбе, необходимо глубокое понимание
законов общественной жизни, классовой борьбы. Роль передового
борца может выполнить тот, кто вооружен передовой теорией.
Чернышевский внес большой вклад в создание такой теории,
подготавливая в России почву для восприятия идей марксизма. Он
воспринимал все лучшие достижения русской и западноевропейской
революционной мысли, подвергал самостоятельному анализу опыт
мировой истории революций и классовой борьбы, ставил и
теоретически решал новые проблемы общественного развития. Он проявил
исключительную оригинальность и самостоятельность в решении
самых сложных общественных проблем своего времени.
Энциклопедический характер знаний Чернышевского отмечается не только
советскими, но и буржуазными исследователями.
Чернышевский был знаком со всеми лучшими достижениями
русской и западноевропейской общественной мысли домарксового
периода. В орбите его научного творчества находились почти все
стороны общественных отношений. Он глубоко и всесторонне изучал
экономические, политические, юридические, правовые,
национальные, религиозные, семейные отношения, исследовал природу и
функцию государства, занимался вопросами педагогики, эстетики,
литературной критики, искусством. Он создавал художественные
произведения, сыгравшие огромную роль в воспитании молодого
поколения и пропаганде новых идей. Достаточно назвать его роман «Что
делать?». Исключительное значение он придавал вопросам
философии, истории, социологии. Он оставил целую систему взглядов,
охватившую весь общественный организм в единстве его базисных и
надстроечных отношений. В лице Чернышевского русская
общественная мысль сделала большой шаг вперед по сравнению с
немецкой классической философией, английской классической
политической экономией, французским утопическим социализмом и достигла
вершины всей домарксовой общественной мысли. Чернышевский
в «Очерках литературы гоголевского периода» с гордостью писал:
«С того времени, как представители нашего умственного движения
самостоятельно подвергли критике гегелеву систему, оно уже не
подчинялось никакому чужому авторитету» 6.
К Чернышевскому применимы слова Ленина о том, что Герцен
сумел подняться на такую высоту, что встал в уровень с
величайшими мыслителями своего времени, усвоил диалектику Гегеля,
понял, что она представляет из себя «алгебру революции». Он пошел
дальше Гегеля, к материализму, вслед за Фейербахом «вплотную
Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. III, с. 224.
7

подошел к диалектическому материализму и остановился перед —
историческим материализмом» 7.
Упорные, кропотливые искания Чернышевского в области
общественных наук объяснялись, конечно, не академическими
интересами. Чернышевский стремился выработать революционную теорию
и программу действий трудящихся масс России, руководствуясь
которыми они смогли бы проложить себе дорогу к социалистическому
будущему. О такой направленности теоретических исканий всех
великих русских революционных демократов, в том числе и
Чернышевского, неоднократно писал в своих работах Ленин. Так, в работе
«Что делать?» он отмечал: «...роль передового борца может
выполнить только партия, руководимая передовой теорией. А чтобы хоть
сколько-нибудь конкретно представить себе, что это означает, пусть
читатель вспомнит о таких предшественниках русской
социал-демократии, как Герцен, Белинский, Чернышевский и блестящая плеяда
революционеров 70-х годов...» 8
В произведении «Детская болезнь «левизны» в коммунизме»
Ленин еще более рельефно оттенил значение теоретических поисков
русских демократов: «В течение около полувека, примерно с 40-х и
до 90-х годов прошлого века, передовая мысль в России, под гнетом
невиданно дикого и реакционного царизма, жадно искала
правильной революционной теории, следя с удивительным усердием и
тщательностью за всяким и каждым «последним словом» Европы и
Америки в этой области. Марксизм, как единственно правильную
революционную теорию, Россия поистине выстрадала полувековой
историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного
героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения,
испытания на практике, разочарований, проверки, сопоставления
опыта Европы» 9.
И как раз в этом отмеченном Лениным стремлении связать
теоретическую деятельность с потребностями революционной практики
лежит один из главнейших источников той глубины и силы русской
революционно-демократической мысли, которая возвышает ее над
всеми теориями оторванных от политической борьбы и классовых
битв кабинетных, созерцательных ученых типа Л. Фейербаха на
Западе.
Ленин относил Чернышевского к тем, кто олицетворял собой
лучшие качества великой русской нации. В статье «О национальной
гордости великороссов» он писал: «Нам больнее всего видеть и
чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу
прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты. Мы
гордимся тем, что эти насилия вызывали отпор из пашей среды, из
среды великорусов, что эта среда выдвинула Радищева, декабристов,
революционеров-разночинцев 70-х годов, что великорусский рабочий
класс создал в 1905 году могучую революционную партию масс...» 10
7 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 21, с. 256.
8 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 6, с. 25.
э Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 41, с. 7—8.
10 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 26, с. 107.
8

Далее Ленин выделял имя Чернышевского: «Мы помним, как
полвека тому назад великорусский демократ Чернышевский,
отдавая свою жизнь делу революции, сказал: «жалкая нация, нация
лабов сверху донизу — все рабы». Откровенные и прикровеиные
рабы-великороссы (рабы по отношению к царской монархии) не
любят вспоминать об этих словах. А, по-нашему, это были слова
настоящей любви к родине, любви, тоскующей вследствие отсутствия
революционности в массах великорусского населения. Тогда ее не
было. Теперь ее мало, но она уже есть. Мы полны чувства
национальной гордости, ибо великорусская нация тоже создала
революционный класс, тоже доказала, что она способна дать человечеству
великие образцы борьбы за свободу и за социализм, а не только
великие погромы, ряды виселиц, застенки, великие голодовки и
великое раболепство перед попами, царями, помещиками и
капиталистами» и.
В статье «Народники о Н. К. Михайловском» В. И. Ленин
назвал Н. Г. Чернышевского не просто великим, а «величайшим» 12
представителем утопического социализма в России. Эпитет
«величайший» употреблен, разумеется, не в том смысле, будто
Чернышевский был самым утопическим из всех утопистов. Он употреблен для
того, чтобы выделить социалистические взгляды Чернышевского из
всех предшествующих утопических систем как высшее достижение
социалистической мысли домарксова периода.
Раскрыть содержание этих ленинских оценок на основе
конкретного анализа совокупности теоретических взглядов
Чернышевского на социализм и разработанной им программы
социально-экономических преобразований России — одна из важнейших задач
настоящей работы.
К тому моменту, когда начался процесс формирования
социалистических взглядов Чернышевского, западноевропейский
утопический социализм уже имел большую историю. От простейших,
неразвитых форм он совершил зосхождение к более сложным,
содержательным и развитым формам. Накануне революций 1848 г., когда
молодой студент Петербургского университета Чернышевский
изучал все последние достижения революционно-демократической и
социалистической мысли, во всех странах Западной Европы
существовало много форм и разновидностей утопического социализма.
В России зарождался свой вариант общинного социализма,
связанный с именем Герцена.
Величие Чернышевского, глубина и содержательность его
теоретических поисков могут быть в полной мере оценены лишь на
общем фоне развития мировой социалистической мысли. Его
концепция — это не узконациональный вариант социализма, а новая,
общезначимая система социалистических взглядов.
Розданная им система социалистических воззрений отличается от
предшествующих не только более глубоким анализом ранее постав^
11 Там же, с. 107—108.
12 См. Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 24, с. 335.
9

ленных проблем, но и тем, что включает в себя новые элементы.
Кроме того, в ней дана иная связь, иная взаимозависимость и тех
элементов, которые были выявлены и проанализированы в
предшествующих системах.
Одна из важнейших задач данного исследования состоит в том,
чтобы раскрыть именно систему социалистических взглядов
Чернышевского, выявить содержащиеся в ней элементы, их взаимосвязи
и зависимости и сравнить ее с системами взглядов его
предшественников.
Всякая попытка оценивать лишь отдельные высказывания
Чернышевского и по некоторым вопросам сравнивать их с
высказываниями его предшественников может привести к ошибочным выводам
и заключениям. Так, в работах Н. Г. Чернышевского можно найти
немало положений, аналогичных положениям А. Сен-Симона,
Ш. Фурье, Р. Оуэна и даже мелкобуржуазных социалистов П. Пру-
дона и Л. Блана. Отправляясь от этого несомненного факта, можно
сделать ошибочное заключение, будто в концепции Чернышевского
нет ничего оригинального, более того, что она носит эклектический
характер. Подход с позиций системы взглядов позволяет избежать
этой ошибки.
Возникает вопрос, какой круг проблем охватывается
социалистическим учением Чернышевского, из каких элементов оно состоит,
что включается в содержание этого учения, а что остается за его
пределами. От решения этого вопроса зависит решение основного
вопроса: что нового внес Чернышевский в развитие социализма от
утопии к науке, чем он обогатил социалистическую мысль, какие
разделы социалистической теории он исследовал особенно глубоко
и тщательно, какие новые элементы включил в ее содержание?
Нередко система социалистических взглядов излагается
упрощенно. В ее содержание включается лишь решение вопроса об
основных чертах будущего социалистического общества. Такой подход
с научной точки зрения тоже правомерен и необходим. Тем не
менее он носит односторонний характер и обедняет социалистическую
концепцию Чернышевского. В этом случае за рамками учения
окажется целый комплекс проблем, которым Чернышевский придавал
огромное значение и выдвигал на первый план, например его
попытки теоретически обосновать неизбежность исторического
развития в сторону социализма, найти общественные силы, способные
бороться за социализм, выявить в объективной действительности
материальные предпосылки социализма. Кроме того, не найдут
отражения его постановки вопроса о путях перехода к социализму и
движущих силах революции, о роли государства в социалистическом
строительстве. За пределами социалистического учения окажутся
его выводы о возможности перехода отсталых стран к социализму,
минуя капитализм, о переходном состоянии на пути к социализму,
разработанная им конкретно-историческая программа социально-
экономических преобразований страны.
Между тем именно этим проблемам Чернышевский уделял
значительно больше внимания, чем внесению корректив в идеал социа-
10

истического строя, разработанный его предшественниками. Он так-
-ке занимался исследованием коренных черт этого идеала и внес
большой вклад в решение данного вопроса. Но основным
направлением его теоретических поисков выступало определение путей
революционного перехода к социализму — наименее разработанного
звена предшествующих утопических социалистических систем.
На первый взгляд расширение или сужение содержания
социалистического учения зависит от субъективной точки зрения того
или иного исследователя. Один может ограничиться рассмотрением
представлений Чернышевского об идеале будущего общества,
другой — включить анализ путей перехода к социализму, третий —
дополнительно исследовать взгляды Чернышевского на
закономерности общественного развития. Однако такой взгляд на вещи является
принципиально ошибочным.
Расширение содержания социалистических учений, включение
в него новых элементов, разделов, проблем — это не прихоть
исследователя, а объективный исторический процесс развития
социалистической мысли. Под влиянием опыта социалистического движения
обогащалось и содержание социалистических учений. Жизнь ставила
новые проблемы и заставляла теоретиков расширять и углублять
анализ. Если мы сравним первые и простейшие формы утопического
социализма с более поздними, то увидим, что они существенно
отличаются друг от друга и по кругу рассматриваемых проблем, и по
глубине анализа, и по направленности поисков.
Общая исходная черта всех утопических социалистических и
коммунистических систем — поиски идеального общественного строя,
при котором была бы ликвидирована эксплуатация человека
человеком, обеспечены свобода, равенство для всех членов общества,
созданы условия для отношений сотрудничества, всестороннего
развития личности, торжества идей справедливости. Перед общественной
мыслью была поставлена задача разработать идеал общественного
строя, соответствующий природе человека, его естественным
склонностям, потребностям, интересам, влечениям.
Эта общая цель определяла и составные элементы первых
социалистических и коммунистических систем. Как правило, в них
решалась двуединая задача: с одной стороны, давалась резкая критика
существующих эксплуататорских систем, показывалось их
противоречие природе человека, идеям равенства и справедливости,
требованиям разума, а с другой стороны, разрабатывались новые принципы
общественного устройства, призванные устранить недостатки и
противоречия прежних эксплуататорских систем. Все первые
утопические социалистические системы создавались по этой схеме. В этом?
легко убедиться, ознакомившись со структурой и содержанием
работ рассматриваемого направления общественной мысли. Возьмем?
дл* примера знаменитую работу Т. Мора «Утопия», написанную*
в lolb г. Это первая работа нового направления, в которой в
зародышевой форме дапы все последующие идеи утопического коммуииз-
а и социализма, развитые в дальнейшем разными авторами в раз-
ix странах. Работа состоит из двух частей. Первая посвящена
Л

критике существующей эксплуататорской системы, вторая —
обоснованию коренных черт нового идеала общественного строя.
Мор — англичанин. Но и во французской литературе мы встретим
подобный подход. Например, труд Морелли — «духовного отца»
французского социализма и коммунизма — «Кодекс природы», так
же как и «Завещание» Мелье (середина XVIII в.), написаны почти
по такой же схеме.
Эти исходные, простейшие формы утопического социализма и
коммунизма являются в то же время его всеобщими формами. Они
воспроизводятся и сохраняются в качестве одного из элементов во
всех последующих утопических социалистических системах. В более
поздних концепциях Сен-Симона, Фурье и Оуэна мы находим тот
же исходный пункт.
Этот же подход сохраняется и в учении Чернышевского.
Созданная им «теория трудящихся» содержит в себе также критику
существующих эксплуататорских систем — феодально-крепостнической
и капиталистической и разработку идеала общественного строя,
соответствующего природе человека. Причем эта задача ставилась
Чернышевским вполне сознательно как необходимый элемент всей
его социалистической концепции. Он тоже не смог преодолеть общих
рамок утопического социализма.
Эту задачу впервые решил марксизм. Лишь после того как было
открыто материалистическое понимание истории, выявлены законы
общественного развития, раскрыта объективная диалектика
производительных сил и производственных отношений, стало возможным
и необходимым отказаться от рассуждений о разработке идеала
общественного строя с позиций природы человека и заняться
изучением объективного хода исторического развития, его действительных
тенденций. Необходимость перехода к социализму обосновывалась
объективным характером развития производительных сил,
требующим и соответствующих революционных изменений в
производственных отношениях. Черты социалистического идеала выводятся уже
из объективных потребностей развития производительных сил,
гигантского процесса обобществления, осуществляемого капитализмом.
Соответствовать природе человека или соответствовать потребностям
развития производительных сил — это два разных критерия,
приводящих к разным выводам. Нередко то, что соответствует так
называемой природе человека, противоречит интересам производительных
сил, и наоборот. В истории долго могут функционировать системы,
противоречащие коренным интересам трудящихся масс. Но эти
системы объективно необходимы на определенном этапе развития
производительных сил, и они не погибают до тех пор, пока дают
достаточно простора для их развития. Одно из центральных положений
открытого Марксом материалистического понимания истории
сводится к следующему: «Ни одна общественная формация не погибает
раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых
она дает достаточно простора, и новые более высокие
производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют
материальные условия их существования в недрах самого старого
12

общества. Поэтому человечество ставит себе всегда только такие
задачи, которые оно может разрешить...» 13
Пока социалистическая и коммунистическая мысль не вышла на
дорогу материалистического понимания истории, она неизбежно
должна была оставаться в рамках утопии. Но это не означает, что
в рамках утопии не могли вызревать новые материалистические и
реалистические тенденции, формироваться элементы исторического
материализма и складываться в систему. В рамках идеалистической
и утопической формы не только могло, но и развивалось новое
содержание — сначала в виде отдельных элементов, а затем и
формирующейся системы элементов.
Учения великих социалистов-утопистов Сен-Симона и Фурье во
Франции, Оуэна в Англии, создававшиеся на рубеже XVIII—XIX вв.
и получившие наиболее широкое распространение в первой трети
XIX в., более содержательны, чем предшествующие им формы. В них
рассматривается более широкий круг вопросов, вовлекаются новые
проблемы и в то же время дается более глубокий анализ ранее
поставленных проблем.
Прежде всего необходимо отметить, что у Сен-Симона и
сенсимонистов, так же как и у Фурье и фурьеристов, ярко выражено
стремление привлечь историю для обоснования необходимости
перехода к социализму. Они искали закономерности исторического
процесса, пытались выявить причины перехода от одних
общественных форм к другим, доказать, что движение к социализму
порождается историческим процессом. Правда, исторический процесс они
оценивали с идеалистических позиций, придавая решающее значение
общественному сознанию.
Более того, их взгляды часто принимали религиозно-мистический
характер. Так, например, по мнению Фурье, мир был создан богом,
который определил последовательность развития природы и
общества, перехода от одних форм к другим. Сен-симонисты также
признавали определяющую роль религиозного начала в развитии общества.
Тем не менее включение в социалистическую теорию вопроса о
закономерностях исторического развития являлось большим
достижением социалистической мысли.
В работах Чернышевского этот новый момент получает дальнейшее
развитие. Им очень много сделано для того, чтобы перейти от
религиозно-мистических и чисто идеалистических трактовок
исторического процесса к трактовке, содержащей идеи материализма и
диалектики, подводящей к восприятию исторического материализма. Тем
самым подготавливался переход социализма от утопии к науке.
Важным и ценным в учениях Сен-Симона, Фурье и Оуэна
являлась более глубокая, развернутая и содержательная критика
капитализма и его противоречий. Эта критика велась еще с
позиций разума и справедливости. В ней преобладали морально-
этические оценки, но был охвачен более широкий комплекс вопросов,
13 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 7.
13

и Чернышевский воспринял и развил дальше это направление
теоретических поисков, основываясь на новых фактах и
явлениях, неизвестных его западноевропейским предшественникам. Он
предпринял важную попытку дать категориальный анализ системы
экономических отношений капитализма. Такого анализа не было
в трудах Сен-Симона и Фурье. Оуэн пытался использовать теорию
стоимости Рикардо для социалистических выводов. Но он не
разработал системы категорий политической экономии капитализма. У
Чернышевского же речь идет о такой системе. Правда,
категориальный анализ политической экономии капитализма был дан задолго
до Чернышевского классиками буржуазной политической экономии
Смитом и Рикардо. Однако у них этот анализ не был связан с
теорией социализма. Он был призван увековечить капитализм.
Чернышевский же использовал этот категориальный анализ для многих
важных выводов в социалистическом направлении и пытался
создать новую систему — систему категорий политической экономии
социализма.
Иногда можно встретить утверждение, будто принципиально новой
является постановка Чернышевским вопроса о необходимости
революционного перехода к социализму. По сравнению с системами
Сен-Симона, Фурье и Оуэна это действительно так. Но еще до
революции 1848 г. французскими утопическими социалистами
Дезами и Бланки была выдвинута идея революционного пути
достижения социалистического идеала, сделаны первые попытки
совершить такой переворот. Новое у Чернышевского заключалось не в
признании необходимости революционных методов борьбы, а в более
глубоком и многостороннем понимании характера революции.
Дезами и Бланки пытались совершить революцию силами небольшой
революционной партии. Чернышевский же ставил вопрос о народной
революции, выступал против заговорщической революционной
деятельности. В его трудах проведен анализ общественных сил,
заинтересованных в социализме и готовых к борьбе за социализм.
Революционная партия, по его мнению, руководит народной революцией,
но главной движущей силой являются трудящиеся массы.
Подобного анализа мы не встретим ни у одного из западноевропейских
представителей социалистической мысли домарксова периода.
Еще до Чернышевского западноевропейскими авторами был
поставлен вопрос о необходимости «переходных мер» на пути к
социализму. У одних авторов, например у Дезами, эта система
переходных мер предлагается после перехода власти в руки
революционной партии. У других — английских социалистов-рикардианцев
Д. Брея и Д. Грэя — переходные меры предлагаются для мирного
преобразования общества на социалистических основах. Но в обоих
случаях эти переходные меры связаны с переходом от капитализма.
к социализму.
Чернышевский же ставил проблему переходных мер в связи с
переходом от современной ему феодальной экономики к экономике
социалистической. Эти переходные меры он рекомендовал новому,
революционному правительству, пришедшему к власти на основе
14

народной революции. У Чернышевского речь шла не просто о
«переходных мерах», а о целом «переходном состоянии», включающем
систему мер и охватывающем более или менее продолжительный
отрезок времени. По существу им создана теоретическая концепция
переходного состояния с очень оригинальным и многосторонним
обоснованием. В паши дни идеи Чернышевского о «переходном
состоянии» получают весьма высокую оценку. Так, П. Н. Федосеев
пишет: «...для нас бесспорный интерес представляют размышления
Чернышевского о «переходном состоянии» от современной ему
экономики к социалистическому обществу, свидетельствующие не
только о проницательности его ума, но и о том, насколько
последовательно и плодотворно он развивал диалектический метод во многих
важных вопросах развития общества» 14.
Идея «переходного состояния» у Чернышевского неразрывно
связана с новой постановкой вопроса о возможности перехода
отсталых стран к социализму, минуя капитализм. Такой постановки
вопроса мы не найдем ни у одного из западноевропейских
предшественников Чернышевского.
Длительное время, начиная с 90-х годов прошлого столетия, когда
Г. В. Плеханов писал свои первые работы о Н. Г. Чернышевском,,
и кончая 40-ми и отчасти 50-ми годами нашего века,
социалистические взгляды Чернышевского не подвергались детальному и
всестороннему рассмотрению. Считалось, что утопический социализм —
самая слабая сторона во взглядах Чернышевского и потому не
заслуживает развернутого научного рассмотрения.
В 90-х годах XIX в. марксисты считали признаком утопизма
всякую попытку теоретически решать вопрос о «деталях» будущего
общества. Главным был вопрос о завоевании власти пролетариатом,
о путях революционного перехода к новому общественному строю,
о движущих силах социалистической революции. По их мнению,
только после того, как рабочий класс придет к власти, он сможет уже
на основе практики определить конкретные пути строительства
нового общества.
Вместе с «мелкими деталями» остались вне поля зрения
исследователей и «крупные детали», которые были уже
основополагающими конструкциями всего социалистического учения
Чернышевского.
Плеханов подверг анализу взгляды Чернышевского на
капитализм, его представления о системе категорий политической экономии
капитализма, но не исследовал складывающуюся, формирующуюся
систему категорий политической экономии социализма, которая
содержится в основных экономических работах Чернышевского. Сама
мысль о политической экономии социализма казалась тогда
неприемлемой, так как многие марксисты считали, что политическая
экономия исследует только капитализм, а с переходом к социализму она
отомрет как особая наука.
14 Н. Г. Чернышевский и современность. М., 1980, с. 26.
15

Чернышевский ставил задачу создать экономическую « теорию
трудящихся» в противовес «теории капиталистов»,
рассматривающей лишь категории политической экономии капитализма.
В его трудах мы находим не хаотический набор отдельных
замечаний по тому или иному вопросу, а систему, в которой имеется
свой исходный пункт, своя логика развертывания категорий из
общего исходного пункта.
Одной из важных задач настоящей работы является анализ и
оценка созданной Чернышевским системы категорий политической
экономии социализма.
После Великой Октябрьской социалистической революции, с
началом мирного социалистического строительства, отношение к
социалистическим системам великих утопистов существенно изменилось.
Многое из того, что раньше оценивалось как «мелкие детали»,
приобрело важное практическое значение. На это указывал Ленин:
«В чем состоит фантастичность планов старых кооператоров, начиная
с Роберта Оуэна? В том, что они мечтали о мирном преобразовании
социализмом современного общества без учета какого основного
вопроса, как вопрос о классовой борьбе, о завоевании политической
власти рабочим классом, о свержении господства класса
эксплуататоров. И поэтому мы правы, находя в этом «кооперативном»
социализме сплошь фантастику, нечто романтическое, даже пошлое
в мечтаниях о том, как простым кооперированием населения можно
превратить классовых врагов в классовых сотрудников и классовую-
войну в классовый мир (так называемый гражданский мир).
Несомненно, что с точки зрения основной задачи современности
мы были правы, ибо без классовой борьбы за политическую власть
в государстве социализм не может быть осуществлен.
Но посмотрите, как изменилось дело теперь, раз государственная
власть уже в руках рабочего класса, раз политическая власть
эксплуататоров свергнута и раз все средства производства... находятся в
руках рабочего класса.
Теперь мы вправе сказать, что простой рост кооперации для нас
тождественен (с указанным выше «небольшим» исключением) с
ростом социализма, и вместе с этим мы вынуждены признать
коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм»15.
Та же мысль выражена Лениным еще более отчетливо: «Теперь
у нас это свержение состоялось, и теперь многое из того, что было
фантастического, даже романтического, даже пошлого в мечтаниях
старых кооператоров, становится самой неподкрашенной
действительностью»16.
Эти строки написаны в первые годы Советской власти в связи
с переходом к нэпу и началом социалистического строительства в
нашей стране, когда встала задача разработки конкретных форм
хозяйствования.
16 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 45, с. 375—376.
16 Там же, с. 369.
16

В данном случае Ленин упоминает имя Оуэна в связи с планом
кооперирования населения, в первую очередь крестьянства. На
можно назвать много других «деталей», которые впервые были
опробованы Оуэном в начале XIX в. и вновь приобрели
практическое значение в первые годы социалистического строительства в
СССР. Весьма ценными, например, оказались его предложения
создавать общественные столовые, детские сады и ясли, помещения
для отдыха, строить жилые дома с квартирами для работников
предприятия. Ничего фантастического в этих «деталях» не было,
они были реализованы после победы Великой Октябрьской
социалистической революции. Нельзя отнести к фантастическим такую
«деталь», как использование принципа материальной
заинтересованности для повышения эффективности производства, примененную
Оуэном на фабрике в Нью-Лэнарке.
Этот принцип был положительно оценен и реализован по
рекомендациям Ленина в первые годы нэпа. Столь же
реалистическими оказались предложения Оуэна в области воспитания детей,
общего и профессионального обучения и образования. Конечно,
марксистско-ленинская теория и практика социалистического
строительства внесли много нового, но следует отметить главное:
непонимание утопистами необходимости революционного перехода власти
к рабочему классу отнюдь не означает, что все их предложения
относятся к чистейшей утопии.
По мере решения задач коммунистического строительства
изменялся подход к утопическим системам предшественников научного
социализма. Это относится и к социалистической системе
Чернышевского. Она заслуживает того, чтобы ее внимательно изучали и
сейчас.
Обоснование социалистической теории и программы в творчестве
Чернышевского неразрывно связано с критикой современной ему
феодально-крепостнической системы и обоснованием
революционных путей ее ликвидации. Антикрепостническая и социалистическая
направленность его деятельности сливаются у него в единое целое.
В этом заключается своеобразие постановок всех его теоретических
вопросов.
При исследовании творчества Чернышевского необходимо
различать эти две его стороны.
Однако такое разграничение представляет определенные
трудности. У Чернышевского нет, с одной стороны, «чисто»
революционно-демократической программы, а с другой — «чисто»
социалистической программы. Например, требование национализации земли,
перехода ее в государственную собственность с общинным
владением без всякого выкупа оценивалось Чернышевским не только как
радикальный способ ликвидации крепостничества, но и как
необходимая мера на пути к социализму. Свою программу народной
революции он также рассматривал не только как средство устранения
крепостничества, но и как необходимое условие начала
социалистических преобразований. Это относится к любому из пунктов его
программы. Поэтому при анализе его социалистической теории и
2 Н. В. Хессии
17

программы мы неизбежно затрагиваем и их антикрепостническую
направленность. Однако рассмотреть все аспекты
антикрепостнической борьбы в рамках данной работы не представляется возможным.
В советской литературе о Чернышевском его борьба в период
подготовки и отмены крепостного права в России получила широкое
освещение. Рассмотрены в специальных работах его аграрная
программа, критика либерально-дворянских проектов отмены
крепостного права, его революционно-практическая деятельность, его
оценки существа проведенной реформы. Автор настоящей работы тоже
высказывался по всем этим вопросам 17.
Советскими исследователями создана обширная литература о
Чернышевском. Различные стороны его мировоззрения и
практической политической деятельности подвергнуты специальному
исследованию в многочисленных монографиях, статьях, коллективных
сборниках, академических изданиях. Имеются солидные
монографии и коллективные работы о философских взглядах
Чернышевского, исследованы экономические воззрения великого демократа и
социалиста, изучены его политические, правовые взгляды, его
эстетические воззрения, исторические, педагогические взгляды. Однако до
сих пор нет развернутого специального исследования, в котором
была бы рассмотрена вся совокупность его социалистических
воззрений и показан его вклад в развитие социализма от утопии к науке.
Это не означает, разумеется, что социалистические воззрения
Чернышевского не рассматривались вообще.
Напротив, в любом исследовании творчества Чернышевского
независимо от того, посвящено ли оно экономическим,
политическим, философским или эстетическим взглядам, обязательно
содержится анализ той или иной стороны его социалистических
воззрений. Отдельные главы и параграфы посвящены утопическому
социализму Чернышевского. Опубликованы статьи, в которых
рассматриваются представления Чернышевского об основных чертах
социалистического общества*. О различных сторонах
социалистических воззрений Чернышевского высказано уже немало глубоких
мыслей. В настоящей работе мы опираемся на тот содержательный
анализ, который проделан советскими исследователями. Вместе с
тем необходимо не только систематизировать то, что имеется в
литературе о социалистических воззрениях Чернышевского, но и
рассмотреть новые проблемы, которые не получили специального
освещения. В то же время мы считаем необходимым вступить в
полемику по некоторым вопросам, которые, на наш взгляд, получили
спорную трактовку в имеющейся литературе, привлечь новые
аргументы в защиту тех или иных уже высказанных другими авторами
точек зрения.
17 См. Хессин Н. В. Аграрная программа Чернышевского, отношение его к
реформе 1861 г. Н. Г. Чернышевский о путях экономического развития
России. — История русской экономической мысли, т. I, ч. 2. М., 1958, с. 707—764.

РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ
О СУЩЕСТВЕННЫХ РАЗЛИЧИЯХ
В МЕТОДОЛОГИИ ПОДХОДА И КОНЕЧНЫХ ВЫВОДАХ
ПРИ ОЦЕНКЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЧЕРНЫШЕВСКОГО
В РАБОТАХ ЛЕНИНА И ПЛЕХАНОВА
Глава 1
Оценка взглядов Чернышевского Плехановым
Плеханов первым среди марксистов выступил с развернутой
оценкой системы взглядов Чернышевского. В 1889 г., в год его
смерти, Плеханов поставил перед собой задачу «сделать по возможности
полную и беспристрастную оценку литературной деятельности Н. Г.
Чернышевского» К В 1890—1892 гг. в «Социал-Демократе» им были
опубликованы 4 большие статьи, а в 1894 г. на основе этих статей
с некоторыми дополнениями и уточнениями вышла на немецком
языке книга «Н. Г. Чернышевский и его время».
В 1909—1910 гг. в связи с двадцатилетием со дня смерти
Чернышевского вышла на русском языке новая книга Плеханова о
Чернышевском. В ней, с одной стороны, были сохранены и
воспроизведены с некоторыми сокращениями, добавлениями и редакционными
уточнениями основные положения первой книги, а с другой —
содержались вновь написанные, и довольно обширные, разделы. Эта
книга была наиболее полным по кругу рассматриваемых проблем
изданием. В ней представлена вся совокупность взглядов
Плеханова на различные стороны воззрений Чернышевского.
Наряду с фундаментальными исследованиями Плеханов
написал юбилейную статью для «Современного мира», опубликованную
в 1909 г. В 1910 г. вышла в свет книга 10. М. Стеклова, в которой
автор полемизировал с рядом плехановских оценок теоретической
деятельности Чернышевского. Плеханов выступил с ответной
статьей «Еще о Н. Г. Чернышевском», в которой отвергал критические
замечания Стеклова и настаивал на своих прежних оценках.
После опубликования ряда писем Чернышевского из ссылки
Плеханов написал в 1913 г. еще одну статью для «Современника» —
«Н. Г. Чернышевский в Сибири». Лейтмотив статьи — вновь
опубликованные письма Чернышевского подтверждают те оценки,
которые давались Плехановым в предшествующих работах.
1 Плеханов Г. В. Соч., т. V, с. 22.
2* 19

Работы Плеханова оказали большое влияние на последующую
марксистскую литературу о Чернышевском. Многое из того, что
написано Плехановым, сохраняет свое научное значение и сегодня.
И в наши дни ни один из исследователей творчества
Чернышевского не может пройти мимо работ Плеханова. Читая их, современный
исследователь, знающий о Чернышевском больше, чем Плеханов,
испытывает чувство удовлетворения, а иногда восхищения тонким
анализом многих теоретических проблем. Эти работы привлекают
содержанием и формой, разносторонностью и глубиной анализа,
огромной эрудицией автора. И это не случайно. Первые работы о
Чернышевском (статью в «Социал-Демократе», книгу о нем в
1894 г.) Плеханов написал в годы расцвета своей теоретической
деятельности, когда он порвал с народничеством и прочно встал на
позиции теории научного социализма. Это были годы, когда
Плеханов внес наибольший вклад в пропаганду идей научного социализма
и борьбу с народничеством.
Особенно сильное впечатление производили его работы в защиту
материалистического понимания истории, а также направленные
против различных вариантов утопического социализма.
Следует особо отметить один очень важный момент,
обусловивший в некоторой степени предвзятый характер оценок Плеханова
по отношению к Чернышевскому.
В период, предшествовавший разбору взглядов Чернышевского,
главной темой работ Плеханова была критика идеалистических
взглядов на ход исторического развития, разъяснение открытого
Марксом материалистического понимания истории и критика на
этой основе всех утопических социалистических учений. В этой
области Плеханов создал наиболее значительные работы, па которых
воспитывались поколения марксистов.
Как это ни покажется странным, именно это обстоятельство
оказало в известном смысле отрицательное влияние на его анализ
взглядов Чернышевского, обусловило односторонний характер всего
исследования. Под влиянием не утихшей еще полемики с
субъективной, идеалистической социологией народничества Плеханов при
оценке творчества Чернышевского главный упор сделал на решении
двух вопросов: был ли Чернышевский материалистом в понимании
законов общественного развития и сумел ли он преодолеть рамки
утопического социализма?
Почти все высказывания Чернышевского анализировались под
этим углом зрения. Плеханова раздражали, как он сам признавал,
высказывания молодых авторов о том, будто Чернышевский стоит
выше Маркса и тому, кто изучил Чернышевского, нет надобности
изучать труды Маркса. В борьбе с такими представлениями
Плеханов и пытался доказать, что Чернышевский не поднялся до Маркса.
Плеханов был совершенно прав в том, что марксизм совершил
качественный переворот во всей системе общественных наук и по
сравнению с ним учение Чернышевского — пройденный этап. Но,
пытаясь доказать это, он анализировал работы Чернышевского
односторонне, неисторически. Он признавал, что его работы о Чер-
20

нышевском в какой-то степени были направлены против
Чернышевского. Он стремился развенчать Чернышевского, а не выявить
его место в прогрессивном движении предшествующей
общественной мысли. В книге о Чернышевском (1894 г.) Плеханов так
формулировал задачу своего исследования: «Поучительно было бы
сравнить век нынешний и век минувший и воочию, на разборе
сочинений Чернышевского, показать читателю, как далеки мы теперь
от лжеучений этого социалиста и революционера. Убедившись в
этом, читатель лишний раз поблагодарил бы небо за быстрое
развитие русской общественной мысли» 2.
Эту резкую pi несправедливую оценку Плеханов не включил в
последующие издания, по-видимому осознав их бестактность по
отношению к великому деятелю русского
революционно-освободительного движения. Но содержание его работ осталось без изменений, и
оно было направлено на доказательство выдвинутого им положения.
Из всей совокупности взглядов Чернышевского Плеханов
выбирал те его высказывания, в которых особенно ярко обнаруживался
исторический идеализм и утопический социализм, и уделял совсем
незначительное внимание тем, не менее многочисленным
высказываниям, в которых выражено движение Чернышевского в сторону
исторического материализма и научного социализма. Об этих
высказываниях Плеханов упоминает вскользь, мимоходом. Но дело не
только в этом. Главное состоит в том, что, сконцентрировав
внимание на теоретических различиях идеалистического и
материалистического взглядов на ход исторического развития, Плеханов
просмотрел революционный демократизм Чернышевского, его практическую
политическую деятельность, а соответственно всю совокупность его
теоретических воззрений, связанных с этой деятельностью.
Плеханов неоднократно отмечал, что его собственное
мировоззрение формировалось под огромным влиянием работ
Чернышевского. Он считал разбор его взглядов «целым событием» в своей
жизни и отмечал, что творчество Чернышевского столь богато и
многосторонне, что его нельзя исчерпать в одной работе, что
многие из его идей еще не получили должного освещения в
литературе, хотя и заслуживают самого серьезного внимания. «В
политической экономии, в истории, даже в этике и литературной критике, —
писал Плеханов, — Чернышевский все-таки высказал мнооюество
таких важных мыслей, которые и до сих пор еще не усвоены во
всем их объеме и не разработаны, как следует, русской
литературой» 3. Казалось бы, после этого вполне справедливого замечания
Плеханов сам попытается решить эту задачу. Однако этого не
произошло.
Главная задача, которую ставил перед собой Плеханов, —
доказать, что Чернышевский не поднялся до исторического
материализма и остался в рамках утопического социализма, — препятствовала
этому. И вместо того чтобы выяснить, что нового дал Чернышев-
2 Там же.
3 Там же, с. 73 (курсив наш. — И. X.).
21

ский по сравнению с предшественниками, чем обогатил
общественную науку домарксова периода, — а такого подхода требует
марксистско-ленинская методология — Плеханов сделал главный акцент
на другом — выяснении того, что отдаляет Чернышевского от
марксизма, чего он не дал по сравнению с марксизмом.
Разумеется, и эта задача требует своего решения. Но если
акцентировать внимание только на этом и забыть о первой стороне
проблемы, то неизбежен неисторический подход к оценке
деятельности Чернышевского, обеднение его взглядов, предвзятость при
систематизации его высказываний. Ошибки будут выдвинуты на
первый план, а процесс развития, движения мысли в правильном
направлении окажется на втором плане и не получит освещения.
И это действительно произошло в работах Плеханова о
Чернышевском. В его изображении Чернышевский оказался совсем не тем
великим революционером и мыслителем, каким его знала передовая
общественность 50—60-х годов и которого высоко оценивали
последующие поколения революционеров. Это был не тот Чернышевский,
каким его видели Маркс, Энгельс и Ленин. Плеханов всячески
отдалял Чернышевского от Маркса и Энгельса, в то время как
классики марксизма давали высокие оценки его творчества, хотя,
разумеется, отмечали и неизбежные для него ошибки и ограниченность
в решении ряда вопросов. Маркс, Энгельс и Ленин видели в
Чернышевском близкого им по духу и направленности поисков
революционера и мыслителя. Плеханов же сделал все возможное для того,
чтобы доказать, насколько далек Чернышевский от марксизма.
Чтобы убедиться в этом, рассмотрим более детально основные
положения концепции Плеханова, а не отдельные, разрозненные оценки.
Плеханов последовательно проводил мысль о том, что
Чернышевский был только просветителем. В этот термин он вкладывает
строго определенный смысл. В статье «Н. Г. Чернышевский»,
написанной в 1909 г. в связи с двадцатилетием со дня его смерти, Плеханов
подчеркивал: «Я недаром называю Чернышевского просветителем.
В литературе всего мира немного можно найти таких выдающихся .
деятелей просвещения, каким он был. И он сам смотрел на себя как
на просветителя, т. е. как на человека, задача которого
заключается не в том, чтобы добывать новые истины, а в том, чтобы
ознакомить своих современников с истинами, уже открытыми
общественной мыслью передовых стран. К этому надо прибавить, что
Чернышевский очень основательно взялся за дело распространения истин,
открытых его, как он выражался, — великими западноевропейскими
учителями» 4.
Плехановская оценка выражена предельно четко:
«выдающийся» Чернышевский знакомит с теориями «великих»
западноевропейских учителей, «великие» открывают новые истины, «выдающийся»
пропагандирует их. Кого же он относил к этим «великим»
открывателям?
4 Плеханов Г. В. Соч., т. VI, с. 338—339 (курсив наш. — Н. X.).
22

В области философии это Фейербах, в области социалистических
учений — Сен-Симон, Фурье и Оуэн. Так считал Плеханов и
дополнял, что Чернышевский не дал ничего нового по сравнению с ними.
Всякие попытки увидеть в творчестве Чернышевского развитие
в сторону марксизма по сравнению с творчеством названных
авторов Плеханов решительно отвергал. Он не отрицал, что в теории
Чернышевского есть зачатки исторического материализма, но тут
же добавлял, что такие зачатки и в таком же объеме есть и у
Фейербаха и ничего нового у Чернышевского нет, так же как и в его
социалистическом учении. «В последнее время, — писал
Плеханов, — в нашей литературе обнаруживается стремление представить
Чернышевского чем-то вроде предтечи научного социализма. Но он
был таким предтечей лишь в тех пределах, в каких был его учитель
Фейербах: не больше и не меньше» 5.
Весьма характерно, что в первых работах о Чернышевском
Плеханов избегал называть его «ученым», а тем более «великим». Лишь
под влиянием критики он вынужден был в последующих изданиях
отнести Чернышевского к «ученым». Однако и в поздних изданиях
он предпочитает термины «выдающийся критик», «талантливый
публицист», «замечательный просветитель». Назвать Чернышевского
«ученым» означало бы признать, что Чернышевский не только
пропагандировал известные истины, но и сам добывал новые. А это
противоречило бы основной оценке Чернышевского как
просветителя, кроме того, привело бы к необходимости детально сравнить
концепции Чернышевского со всеми предшествующими направлениями
общественной мысли, изменить свой подход к изучению творчества
Чернышевского. А этого Плеханов не мог сделать, не отказавшись
от своих представлений о Чернышевском как о просветителе и
пропагандисте идей западноевропейских ученых.
Между тем Маркс счел необходимым с самого начала назвать
Чернышевского «великим русским ученым и критиком». Именно
«великим», а не «выдающимся», «ученым», а не просветителем. Это
было сделано в Послесловии ко второму изданию «Капитала»,
опубликованном в 1873 г., задолго до того, как Плеханов начал
писать свои работы о Чернышевском. Маркс не только назвал
Чернышевского «великим ученым», но и указал ряд конкретных областей,
в которых Черпышевский добился значительных успехов. Первое
из этих достижений, отмеченное Марксом, связано с «мастерским»
выяснением банкротства буржуазной политической экономии6, а
второе — с постановкой и поисками решения проблемы о
возможности перехода к социализму, минуя капитализм. Статьи
Чернышевского по последней проблеме Маркс назвал «замечательными»7.
Плеханов не мог не знать об этих оценках, но, по-видимому, был
не согласен с ними. Решая вопрос об отношении марксистов к воз-
5 Там же, с. 341 (курсив наш. — Н. X.).
6 См. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 17—18.
7 См. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 119.
23

зрениям Чернышевского, Плеханов не учитывал высказываний
Маркса о Чернышевском.
Взгляд на Чернышевского только как на «выдающегося»
просветителя связан у Плеханова с другим принципиальным
положением, ставящим под сомнение революционность великого русского
демократа. По его мнению, Чернышевский в студенческие годы, в
годы пребывания в Саратове и в первые годы самостоятельной
деятельности в «Современнике» не был принципиальным сторонником
революционных методов и рассчитывал на мирный путь решения
социальных проблем путем просвещения, убеждения
господствующих классов и царского правительства. Он не' верил в
революционные настроения народа и только на последнем этапе своей
деятельности стал склоняться к мысли о возможности революционных
выступлений. Плеханов не указывал, когда именно наступило это
изменение во взглядах Чернышевского. Но цитируемые им
высказывания относятся к 1859—1862 гг. Можно предположить, что
признание Чернышевским возможности «взрыва» под влиянием
наметившегося «пробуждения» в общественной жизни Плеханов
связывал именно с этими годами. В отношении же предшествующих лет
Плеханов со всей определенностью писал: «...у нас пет никаких
оснований думать, что в эпоху своего студенчества и в первые годы
по окончании университетского курса он смотрел на «толчки» и
«скачки» иначе, чем во время первого своего сближения с
Добролюбовым. Поэтому мы и полагаем, что молодой Чернышевский далеко
не был принципиальным сторонником революции»9'.
«...Впоследствии взгляд его на «толчки» и «скачки» очень значительно
изменился» 9.
Насколько необоснованны такие выводы и как сильно они
противоречат многим фактам, ставшим известными советским
исследователям после смерти Плеханова, мы покажем в дальнейшем. А
здесь отметим лишь, что самому Плеханову такая трактовка была
крайне необходима, ибо позволяла сближать взгляды
Чернышевского со взглядами западноевропейских социалистов-утопистов, а
тем самым доказывать, что никаких шагов в сторону теории
научного социализма Чернышевский не сделал, оставшись на уровне своих
западноевропейских предшественников, которые также не были
«принципиальными сторонниками революции».
Плеханов был прав, считая, что Чернышевский не поднялся
доисторического материализма и научного социализма. Прав он был и
в том, что Чернышевский не мог подняться до марксизма. Наконец,,
прав он был и в том, что объяснял невозможность для
Чернышевского подняться на уровень Маркса и Энгельса отсталостью
современной ему России. Ленин, так же как и Плеханов, считал, что-
Чернышевский не поднялся до марксизма ввиду отсталости России.
В общей форме Плеханов и Ленин дают совершенно одинаковый
ответ на один и тот же вопрос.
8 Плеханов Г. В. Соч., т. V, с. 158 (курсив наш. — Н. X.).
9 Там же, с. 157—158.
24

Однако за этой общей формой скрывается одна очень
существенная тонкость, которая ярко демонстрирует принципиальные
различия между Лениным и Плехановым в оценке Чернышевского и его
эпохи. Говоря о том, что Чернышевский не сумел, вернее, не мог
подняться до диалектического и исторического материализма Маркса
и Энгельса, Ленин отнюдь не утверждал, что Чернышевский не
делал никаких попыток подниматься к теории научного социализа,
двигаться в направлении к ней.
Плеханов же с самого начала утверждает, что отсталые условия
России мешали и «подняться», и «подниматься». Чернышевский,
по его мнению, остался на уровне популяризатора идей Фейербаха
и великих социалистов-утопистов Запада именно потому, что
русская действительность в тот период не давала никакого
объективного материала для движения в сторону научного социализма. Он
допускал даже такую мысль, что если бы Маркс и Энгельс оказались
в это время в России, то и они не смогли бы совершить движения
в сторону исторического материализма и научного социализма.
Только в условиях развитой западноевропейской буржуазной
действительности было возможно и необходимо такое движение. Вот что
писал по этому вопросу Плеханов: «Исторические и
социалистические взгляды Чернышевского ни в каком случае не могут быть
признаны удовлетворительными с точки зрения современной нам
европейской науки. Тот, кто вздумал бы держаться их в настоящее
время, был бы совершенно отсталым человеком. Но, говоря это, мы
вовсе не хотим осуждать великого русского писателя. Его развитию
сильно помешало то обстоятельство, что он жил в стране, отсталой
во всех отношениях, до которой часто совершенно не доходили
новейшие открытия и направления общественной науки. В
окружавшей же его обстановке не было никаких материалов для
самостоятельных открытий в этом смысле»10.
В этом высказывании существенны два выделенных момента:
во-первых, утверждение Плеханова о том, будто Россия была
отсталой во всех отношениях, и, во-вторых, будто в российской
обстановке того времени не было никаких материалов для
самостоятельных открытий.
В другом месте Плеханов отмечал: «Великая задача,
предуказанная обществозыапию настоящего столетия Гегелем, осталась
не решенной: действительные, внутренние причины исторического
движения остались не открытыми. И само собой разумеется,
Россия не была страной, в которой бы они могли быть открыты.
Общественные отношения России были слишком неразвиты,
общественный застой имел там слишком прочные корни для того, чтобы
искомые причины могли выступить на поверхность общественной
жизни. Эти причины были открыты Марксом и Энгельсом в Западной
Европе в совсем другой социальной обстановке»11.
10 Там же, с. 72 (курсив наш. — Н. X.).
11 Там же, с. 17 (курсив наш. — Н. X.).
25

В этом высказывании существенны утверждения Плеханова о
том, что в русской действительности был «общественный застой»»
внутренние причины исторического развития еще не
обнаруживались тогда на поверхности общественной жизни, а в силу этого
Россия не была той страной, в которой они могли бы быть открыты.
И наконец, еще одно высказывание Плеханова: «Не бытие
определяется мышлением, а мышление бытием. Маркс и Энгельс,
вероятно, тоже не пошли бы дальше усвоенной философии Фейербаха,
если бы им пришлось жить в тогдашних русских условиях»12.
Позиция Плеханова ясна: какой бы степенью гениальности ни
обладал тот или иной мыслитель, оказавшись тогда в России, он
был бы обречен на то, чтобы усваивать и популяризировать лишь
достижения передовых западноевропейских мыслителей — Фейербаха и
утопистов Сен-Симона, Фурье и Оуэна. Никакого самостоятельного
движения в сторону исторического материализма и научного
социализма здесь в принципе нельзя было совершить, ибо Россия не
давала «никаких материалов» для этих целей. Все это выглядит
весьма материалистически. Однако по существу именно в этом
пункте заключена одна из крупнейших методологических,
теоретических и конкретно-исторических ошибок Плеханова, приведших
его к односторонней и потому неправильной оценке роли
Чернышевского в развитии общественных наук.
Хотя Россия и была «отсталой» страной, это была отсталость
не того рода, о которой пишет Плеханов и которая могла бы
помешать движению в сторону научного социализма и исторического
материализма. На этом моменте необходимо остановиться особо,
так как он имеет принципиальное значение для решения вопроса
о значимости направленности теоретических поисков
Чернышевского. Это необходимо и потому, что в наши дни можно встретить
упрощенные трактовки этого вопроса примерно по такой схеме:
«Отсталые условия русской жизни обрекали Чернышевского на
ошибки, а более высокий уровень развития Западной Европы
обусловливал более глубокие и зрелые суждения». Получается, что если
бы не было западноевропейского опыта и западноевропейской
передовой общественной мысли, то в тех отсталых условиях России
можно было бы придерживаться только примитивных и ошибочных
мнений о закономерностях общественного развития. И сейчас еще
дается не всегда убедительный ответ на вопрос, почему же все-таки
Чернышевский добился столь блестящих результатов в своей
теоретической деятельности, если отсталые условия России не
позволяли этого.
Искать причину этих достижений в заимствовании
западноевропейских идей, на наш взгляд, неправомерно. Хотя опыт Запада
сыграл свою роль в развитии воззрений Чернышевского и
игнорировать это обстоятельство тоже было бы неправильно, мы все же
полагаем, что определяющую роль в формировании и развитии
мировоззрения Чернышевского сыграли условия русской жизни: они
12 Плеханов Г. В. Соч., т. VI, с. 341.
26

давали импульс к исследовательской работе, ставили теоретические
и практические проблемы, предопределяли специфику их решения.
Опыт Запада и западноевропейской мысли изучался для того,
чтобы давать ответы на вопросы, поставленные русской
действительностью. Передовая западноевропейская мысль позволяла
преодолевать ошибочные направления мышления; сопоставление опыта
развития Запада с опытом развития России позволяло делать более
обоснованные выводы. Взаимодействие и взаимовлияние передовой
русской и западноевропейской мысли — это несомненный факт. Тем
не менее в этом взаимодействии и взаимовлиянии определяющая
роль принадлежала условиям России. Западноевропейский опыт
использовался Чернышевским для решения специфических проблем
русского революционного освободительного движения.
Для того чтобы правильно ответить на поставленные вопросы,
нужно временно абстрагироваться от западноевропейского опыта и
рассмотреть условия России. Эти условия были отсталыми по
сравнению с западноевропейскими. Но в каком смысле? Решению каких
вопросов они мешали? И во всех ли отношениях Россия времен
Чернышевского была отсталой?
Если ставить вопрос в общей форме, то ответ на него
однозначен: Россия отставала от Запада Европы по уровню развития
производительных сил, по характеру производственных отношений, по
уровню жизни народа. Капиталистическая Западная Европа во всех
отношениях опережала отсталую феодально-крепостническую
Россию. Капитализм — более прогрессивный общественный строй, чем
феодально-крепостнический режим. Однако такая общая
характеристика недостаточна для ответа на вопрос, почему же все-таки в
отсталой феодально-крепостнической системе появлялись мыслители,
достигающие уровня передовых западноевропейских мыслителей.
Основоположникам научного социализма принадлежит
материалистическое положение о том, что незрелым экономическим
отношениям соответствуют незрелые экономические теории, незрелым
общественным отношениям — незрелые теории общественного
развития.
В условиях крепостной России незрелыми были буржуазные
экономические и общественные отношения. Капиталистический уклад
только зарождался. Внутренние противоречия капиталистической
системы не обнажились с достаточной ясностью, «не вышли на
поверхность общественной жизни». Для исследования законов
развития капиталистического способа производства Россия давала мало
материала. Прийти к выводам о всемирно-исторической миссии
пролетариата и о создании капитализмом материальных предпосылок
социализма на российском материале было невозможно. Этим
предопределялась невозможность для Чернышевского подняться до
теории научного социализма Маркса и Энгельса. Не случайно
именно в вопросах политической экономии капитализма Чернышевский
допустил ряд ошибок, отмеченных Марксом.
Поставим вопрос в другом плане: были ли тогдашние условия
«незрелыми» с точки зрения развития феодально-крепостнических
27

экономических и общественных отношений, мешали ли они создавать
зрелые теории о внутреннем строе и законах развития этой системы?
Ответ на этот вопрос носит уже иной характер. В эпоху
Чернышевского внутренние противоречия этой системы обнажились с
предельной ясностью, вышли «на поверхность общественной жизни». Это
были уже не просто «зрелые», а «перезрелые»
феодально-крепостнические отношения. Не было никаких препятствий для глубокого
теоретического понимания этой системы в целом.
Феодально-крепостническая система в России переживала
глубочайший кризис, все ее пороки и противоречия были обнажены. И но
только в России. Если посмотреть на этот же вопрос с позиций
состояния тогдашней мировой системы в целом, то выяснится, что
феодализм находится в состоянии «общего кризиса», если
выражаться современными терминами. Одна страна за другой в результате
революций отпадали от феодализма и вступали на путь буржуазного
развития. В Западной Европе этот процесс выразился в революциях
1848 г. Бывшая «единая» мировая система феодализма распадалась,
теряла одну страну за другой. И только Россия осталась главным
оплотом феодализма, всячески препятствовавшим развитию этого
процесса. Состояние «общего кризиса» феодализма неизбежно
отражалось и на внутреннем положении России, вызывало новое
обострение ее противоречий. Говорить о «незрелости» русских
экономических и общественных отношений того времени с этой точки
зрения было бы неправомерным. Напротив, мы встречаем здесь
условия весьма зрелые и достаточные для постановки и решения
ряда важных теоретических и практических проблем общественного
развития. И они были вполне достаточны, в частности, для тогог
чтобы двигаться в сторону материалистического понимания
внутреннего строя общества, движущих сил его развития.
В этой связи поставим третий вопрос: достаточно ли развиты
были условия, для того чтобы понять особую роль экономических:
отношений в системе общественных отношений, подойти к
правильному пониманию их определяющей роли по отношению к
политическим, юридическим и другим отношениям?
Наконец, четвертый вопрос: достаточны ли были эти условия,,
для того чтобы подойти к диалектике производительных сил и
производственных отношений как движущей силы общественного
развития?
На третий и четвертый вопросы ответы неоднозначны. И пpeждe^
чем на них ответить, рассмотрим некоторые особенности той эпохи,
просмотренные Плехановым или получившие неправильную оценку.
В трактовке Плеханова эпоха Чернышевского делится как бы на
два периода. Первый — это период «общественного застоя», второй —
период «пробуждения». Взгляды Чернышевского формируются в
первый период, затем, с началом «пробуждения», вызванного
поражением России в Крымской войне, изменяются. Сначала, в период
застоя, Чернышевский не видит никаких условий для революции,,
не является сторонником революционных методов и потому
занимается просветительской деятельностью, а затем, по мере «пробуж-
28

дения» общества, «пробуждается» и Чернышевский, изменяет тон
своей критики и даже склоняется к возможности революционного
взрыва.
Но вот что пишет сам Чернышевский в начальные годы своей
деятельности о своей эпохе и о своих задачах.
В 1853 г. он записывает в дневнике: «Неудовольствие народа
против правительства, налогов, чиновников, помещиков все растет.
Нужно только одну искру, чтобы поджечь все это. Вместе с тем
растет и число людей из образованного кружка, враждебных против
настоящего порядка вещей. Вот готова и искра, которая должна
зажечь этот пожар... А если вспыхнет, я... не буду в состоянии
удержаться. Я приму участие»13.
Это написано до Крымской войны — в период, когда, по мнению
Плеханова, был «общественный застой». А Чернышевский четко
фиксирует в своих оценках резкое обострение противоречий,
назревание революционного взрыва и свое желание принять в нем
участие. Он пишет об «искре», которая нужна для начала революцион-
вого пожара. Последовательная революционность молодого
Чернышевского, его настроения, с которыми он приступал к своей
общественной деятельности, и революционные задачи, которые он
перед собой ставил, выражены здесь с предельной ясностью. В то же
время он предупреждал свою будущую жену, что этот образ мыслей
крепнет, усиливается и он не сможет от него отказаться.
Плеханов не знал об этих записях Чернышевского: они были
опубликованы значительно позже. И трудно сказать, изменил бы
он свои оценки, узнав о них. Но не вызывает сомнений одно:
Плеханов и Чернышевский по-разному оценивали тогдашние условия
в России. Отсюда вытекает и другое: Плеханов не смог дать
правильной оценки всей направленности революционного творчества
Чернышевского, просмотрел его революционный демократизм. В
работах Чернышевского он увидел «просветительские» идеи «добра,
правды, справедливости», но не заметил чисто революционных идей,
отмеченных Лениным. Ленин тоже не знал об этих записях
Чернышевского в его дневнике. Но и без дневника, вникая глубоко во все,
что было написано Чернышевским в его опубликованных работах,
Ленин увидел чисто революционную направленность его творчества,
прикрытую эзоповским языком в условиях царской цензуры.
В отличие от Плеханова Ленин оценивал обстановку в 1859—
1861 гг. в России как назревание революционной ситуации. А это
качественно различные оценки. «Пробуждение» общественной мысли в
России было и во времена декабристов, Белинского, Герцена,
петрашевцев. Но революционная ситуация назрела именно в эпоху
Чернышевского. А это означает, что классовые противоречия вышли
«на поверхность» общественной жизни. Все классы и социальные
гРУппы пришли в движение. Различие их экономических и других
интересов выдвинулось на первый план, особенно в связи с
подготовкой реформы 1861 г. Борьба вокруг условий освобождения кре-
13 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. I, с. 418—419.
29

стьян обнажила экономическую основу, вызвала размежевание
борющихся сил, привела к выработке различных программ,
соответствующих интересам различных классов. И если в начале реформы
кое-кому казалось, что главный вопрос реформы — это юридический
вопрос о предоставлении свободы личности крестьянину, то в ходе
обсуждения сразу же обнаружилось, что именно экономическая
сторона — вопрос о собственности на землю, ренте, условиях выкупа —
является центральной, ключевой, решающей.
Чернышевский представлял в этой борьбе коренные интересы
крестьянства, разрабатывал программу социально-экономических
преобразований страны с позиций прежде всего этого класса. И с
этой точки зрения ему было видно очень многое — не только
экономическая основа борьбы, но и роль в этой борьбе различных
социальных групп — помещиков, буржуазных либералов, царского
самодержавия. Можно без преувеличения сказать, что в этот период вся
внутренняя анатомия и физиология русского общества обнажилась
с достаточной ясностью, вскрылся его экономический базис, его
политическая, юридическая, идеологическая надстройка. «Отсталая»
русская действительность давала богатейший материал для
обобщений, ведущих к одному из важнейших положений исторического
материализма об определяющей роли экономики, зависимости
политических, юридических, идеологических отношений от отношений
экономических. Путь движения в сторону исторического
материализма не только не был закрыт, напротив, сама история открывала
простор для такого движения, давала импульс для движения по
этому пути. И все творчество Чернышевского наглядно показывает,
как были им использованы все эти исторические возможности.
Значительно сложнее ответить на последний вопрос: давала ли
русская действительность достаточно материала для выявления
объективной диалектики производительных сил и производственных
отношений? Именно эта диалектика и составляет самую глубокую
сущность открытого Марксом материалистического понимания
истории. Можно установить определяющую роль экономики по
сравнению со всеми остальными общественными отношениями и,
следовательно, сделать важный шаг в сторону исторического материализма.
Однако это еще не исторический материализм. Исторический
материализм начинается лишь с того момента, когда понята внутренняя
связь между производительными силами и производственными
отношениями, дана теория общественно-экономических формаций и
закономерного перехода от одной формации к другой. Выявление
экономического базиса и надстройки само по себе недостаточно.
Важно показать, под влиянием каких факторов происходит
революционный переход от одного экономического базиса к другому, а
соответственно и осуществляется переворот во всей надстройке. Без
открытой Марксом диалектики производительных сил и
производственных отношений дать правильный ответ на этот вопрос нельзя.
Если исходить из плехановской оценки эпохи Чернышевского
как эпохи «общественного застоя», то действительно нельзя ни
понять общества как единство экономического базиса и надстройки,
30

ни тем более увидеть самую глубокую движущую силу
общественного развития — диалектику производительных сил и
производственных отношений. Между тем взгляд на ту же эпоху как эпоху
общего кризиса системы и связанного с ним обострения
противоречий, назревания и возникновения революционной ситуации
приводит к существенно иным выводам. В таких условиях внутренняя
структура общества, его экономические основы и зависящие от
него политические, юридические институты, классовые отношения
обрисовываются четче и передовая общественная мысль, не скованная
в своих суждениях узкокорыстными классовыми интересами,
получает возможность самостоятельно подниматься до глубоких
теоретических обобщений.
Нет сомнения, что объективная диалектика производительных
сил и производственных отношений с наибольшей ясностью
обнаруживается в условиях капиталистического способа производства.
Здесь на протяжении небольшого отрезка времени в
концентрированной форме происходят существенные изменения в общественных
отношениях под влиянием развивающихся производительных сил.
Особенно ярко это проявилось в условиях промышленного
переворота и связанной с ним крутой ломки старых общественных
отношений. Не случайно Маркс открыл материалистическое понимание
истории именно тогда, когда капитализм вступил в стадию
крупного машинного производства. В этом отношении русская
действительность была отсталой. Промышленный переворот здесь только
начинался, и то в весьма ограниченных отраслях. В целом
экономика была феодальной, преобладало натуральное хозяйство с
характерной для него рутинной, примитивной техникой.
Товарно-капиталистический уклад еще не охватил всей экономики и был
скован в своем развитии крепостническими отношениями. Без
привлечения опыта Запада было бы чрезвычайно трудно в тех русских
условиях выявить объективную диалектику производительных сил
и производственных отношений.
Можно было заметить и обнаружить отдельные элементы, формы
проявления объективной диалектики производительных сил и
производственных отношений. Но нельзя было понять и теоретически
выразить эту проблему во всем многообразии ее сущности и форм
проявлений, как это сделал Маркс. Качественный скачок от
идеалистического понимания истории к материалистическому был тогда
в условиях России невозможен. Но зарождение элементов такого
понимания и выстраивание их в определенную систему в рамках
старой идеалистической формы были возможны и осуществлялись
в ходе развития передовой русской общественной мысли.
Чернышевский приблизился к определению способа производства и
попытался объяснить изменения общественных и экономических
отношений изменениями в «производительных процессах» и
потребностями в новой технике.
Такому движению русская действительность не только не
мешала, но и, наоборот, «подсказывала» первые, наиболее простейшие
решения.
31

С позиций нашего сегодняшнего понимания не подлежит
сомнению, что отмена крепостного права в России была вызвана
обострением противоречий между производительными силами и феодально-
крепостнической системой отношений. Но в тех условиях России
это теоретическое положение никто не формулировал и не мог
сформулировать. Однако отдельные существенные стороны этого
противоречия были уловлены представителями различных классов и
социальных групп, они были замечены, описаны и получили то или
иное объяснение и обоснование.
Кризис крепостнической системы и назревшая революционная
ситуация были результатом обострившегося противоречия между
производительными силами и производственными отношениями.
Различные классы и социальные группы по-разному чувствовали
это противоречие, что выражалось не только в тех или иных
мнениях, теориях, но и в практических программах действий.
Острее всего чувствовало этот конфликт крепостное
крестьянство, и потому не случайно, что именно идеолог крестьянства
Чернышевский ближе и глубже всех подошел к его теоретическому
осмысливанию. С развитием товарно-денежных и капиталистических
отношений помещичьи хозяйства стали втягиваться в область
рыночных отношений. Они стали производить сельскохозяйственные
продукты для продажи. Целью их производства становилась
меновая, а не потребительная стоимость. Для того чтобы получить
больше денег, помещики стремились усилить эксплуатацию
крестьянства, увеличить барщину, оброк, денежную ренту. Ненасытная жажда
прибавочного труда в условиях денежных интересов и стимулов
неизбежно приводила к тому, что крестьянин не имел никаких
возможностей для развития производительных сил, улучшения своего
хозяйства, внедрения новых методов. Крестьянское хозяйство
приходило в упадок. Если крестьянину удавалось производить больше,
чем прежде, то все излишки присваивал класс помещиков.
Принудительный крепостной труд был главной причиной, тормозившей
развитие производительных сил в сельском хозяйстве.
Крестьянин не мог развивать свое хозяйство, но он не хотел
работать и на барском поле. Помещики заметили это особенно ясно,
когда попытались в своих имениях использовать
сельскохозяйственные машины, купленные на Западе. Крестьяне, видя в них орудие
эксплуатации, стали сознательно выводить машины из строя.
Крепостной труд оказался несовместимым с прогрессивпой техникой.
С другой стороны, крестьянство тоже втягивалось в
товарно-денежные отношения. И здесь, на рынке, оно сталкивалось с новой
формой отношений, которая существенно отличалась от феодальной.
На рынке все выступают как свободные, независимые друг от
друга, равноправные производители, подчиняющиеся общему закону —
закону стоимости. Крестьянин получал эквивалент своим трудовым
затратам, продавал товары по стоимости. Однако, вернувшись с
рынка, он должен был отдавать помещику в виде денежной ренты,
безвозмездно значительную часть того, что он выручил на рынке.
Перед ним наглядно обрисовывались два противоположных вида
32

отношений. В одном из них он чувствовал себя свободным, рав-
пым, получающим эквивалент за свой труд. В другом он выступал
как зависимый, эксплуатируемый, вынужденный отдавать
значительную часть своего труда, продуктов труда или вырученных
денег паразиту-землевладельцу. Ненависть крестьян к помещикам
возрастала из года в год, и у них зрели мысли о переходе к другой,
более «справедливой» форме. Крестьянин стремился стать
самостоятельным производителем. И это его желание соответствовало
объективным потребностям развития производительных сил. Конфликт
между производительными силами и производственными
отношениями обнаруживался прежде всего в виде обострения классовых
противоречий между помещиками и крестьянами, нарастания
крестьянских волнений, бунтов.
Нарождающаяся русская буржуазия улавливала этот конфликт
в иной форме. Для развития буржуазных форм нужен был
свободный наемный рабочий — свободный в двояком смысле: от земли,
средств производства и лично свободный, не находящийся в
крепостной зависимости. Но контингент таких свободных наемных
рабочих в то время был крайне ограничен. Крестьянин находился в
крепостной зависимости и имел надел земли. Крупные мануфактуры
нередко основывались на принудительном труде, который был
малопроизводительным. Для развития капиталистической
промышленности необходима была отмена крепостного права.
Феодально-крепостнические отношения препятствовали развитию
производительных сил в капиталистической форме.
Царское самодержавие чувствовало этот конфликт в двоякой
форме. С одной стороны, оно боялось нарастающих крестьянских
волнений и считало, что лучше освободить крестьян «сверху»,
прежде чем крестьяне освободятся «снизу» — революционным
путем. Кроме того, Крымская война дала новый повод для
размышлений в этом же направлении. Россия всегда гордилась своим
военным могуществом и при помощи вооруженных сил утверждала
свою особую роль в международных отношениях. Но поражение в
Крымской войне очень ярко показало отсталость России и в
военном отношении. Русское вооружение не выдерживало сравнения с
западноевропейским. Военная промышленность базировалась на
примитивной технике и принудительном труде. Средства сообщения,
связи, транспорта находились в плохом состоянии. Уровень
подготовки офицерских кадров тоже оказался ниже
западноевропейского. Даже для самых закоренелых крепостников стало ясно, что
укрепить военное могущество, создать передовую технику, науку,
транспорт, связь можно лишь на основе развития
капиталистической промышленности и свободного наемного труда. Это
обстоятельство также сыграло весьма важную роль в ускорении отмены
крепостного права.
С разных сторон, по разным каналам объективная диалектика
производительных сил и производственных отношений давала о
себе знать различным классам и социальным группам тогдашнего
русского общества. И этот же объективный закон предопределял
3 Н. В. Хессин
33

неизбежность формирования прогрессивных общественных сил,
призванных привести в соответствие потребности развития
производительных сил с новыми производственными отношениями.
В этих условиях лишь наиболее проницательные мыслители,
выражающие интересы широких трудящихся масс, могли подойти
к выявлению отдельных элементов объективной диалектики
производительных сил и производственных отношений, провозгласить
развитие производительных сил одним из важнейших критериев
экономического прогресса. Такая попытка была сделана
Чернышевским, хотя и в простейшей форме. Правда, для этого вывода
ему потребовался не только опыт России, но и опыт Западной
Европы, всей предшествующей истории. Бесспорно, что русская
действительность эпохи кризиса крепостничества и революционной
ситуации давала толчок и исходный материал для размышлений в этом
направлении. А опыт Запада и мировой истории позволял
приходить к определенным теоретическим обобщениям.
Советской исторической наукой очень многое сделано в области
исследования эпохи Чернышевского, и в частности в изучении
назревания и развития революционной ситуации 1859—1861 гг.,
созданию которой содействовала революционная деятельность
Чернышевского и в рамках которой великий революционер и мыслитель
совершал быстрое восхождение к новым рубежам в развитии
общественных наук и революционной теории. Он выступал в двояком
качестве: своими трудами он как бы подготавливал эту ситуацию
и в то же время сам рос под влиянием поставленных ею
социальных проблем.
Пет, это не была эпоха «общественного застоя», как полагал
Плеханов. Не была она и простым «пробуждением» от длительной
спячки. Это была пора оживления, переходящего в революционный
подъем, когда даже самый осторояшый и трезвый политик
вынужден был признавать опасность революционного взрыва весьма
реальной. Общественная мысль тоже переживала период бурного
подъема. Велись поиски в области теории общественного развития
и выработки программ социально-экономического развития.
Наряду с этим обсуждение условий освобождения крестьян,
начавшееся после опубликования в 1857 г. царских рескриптов,
вскрыло так много оттенков в различных программах, выявило столь
существенные классовые различия в подходах к решению
крестьянского вопроса, что без самостоятельных и глубоких теоретических
обобщений попросту нельзя было выработать обоснованную программу
преобразований страны с позиций крестьянства и трудящихся масс
в целом. Простое заимствование и копирование идей
западноевропейских авторов в специфических русских условиях и при
решении специфических русских проблем были в принципе
неприемлемы для передовых революционно-демократических сил России.
Здесь требовалась полная самостоятельность в постановке и
решении проблем общественного развития России. И тот, кто
ограничился бы в этих условиях простой популяризацией западноевропейских
идей, причем утопического направления, вряд ли смог бы стать
34

общепризнанным вождем русской революционной демократии той
эпохи.
Чернышевский глубже всех своих современников понимал
назревшие потребности развития России, критически изучал и
самостоятельно обобщал опыт Запада и всей мировой истории именно
для того, чтобы ответить на проблемы, поставленные ходом
развития России. Он пропагандировал и популяризировал лишь то, что
давало возможность правильно понять и осмыслить ситуацию,
складывающуюся в России, выработать социально-экономическую
программу преобразований страны с позиций широких трудящихся
масс, и прежде всего многострадального русского крестьянства.
Плеханов совершенно не заметил этого направления деятельности
Чернышевского — в значительной степени потому, что ошибочно
оценил его эпоху как эпоху общественного «застоя», переходящую
к «пробуждению».
До сих пор мы временно абстрагировались от
западноевропейского опыта и западноевропейской общественной мысли, пытаясь
доказать, что сама русская действительность хотя и была
«отсталой», но содержала в себе большие возможности для творческой
постановки и решения ряда принципиальных проблем общественного
развития. Однако в реальной действительности Россия не была
отделена от Запада непреодолимым барьером. Она развивалась,
испытывая на себе влияние западноевропейских теорий и опыта. И важно
выяснить, каков был характер этого влияния на развитие
революционно-демократической мысли, какие ее специфические
особенности он породил.
Ответ на этот вопрос содержится в трудах Ленина.
Характеризуя эпоху Чернышевского, Ленин неоднократно подчеркивал
следующую ее особенность: в ту эпоху «демократизм и социализм
сливались в одно неразрывное, неразъединимое целое...» 14 А эта
особенность связывалась им с влиянием идей французского утопического
социализма. Это было время, «когда Франция разливала по всей
Европе идеи социализма — и когда восприятие этих идей давало в
России теории и учения Герцена, Чернышевского» 15. Эти
высказывания Ленина имеют принципиальный характер для понимания
направленности теоретической деятельности Чернышевского и
масштабов влияния западноевропейских учений на русскую
революционно-демократическую мысль. Остановимся на этом вопросе
несколько подробнее.
Объективно Россия стояла тогда на пороге
буржуазно-демократических преобразований. С точки зрения ее внутренних условий
ясно видна была только одна перспектива: переход от
принудительного, крепостного труда к вольнонаемному, т. е. переход от
феодализма к капитализму. Из внутреннего соотношения борющихся сил
крепостной России вытекали два возможных пути буржуазного
развития — прусский и американский. Для развития специфических
J4 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 280.
15 Там же. с. 271.
3*
35

социалистических идей и программ внутренние условия России
давали чрезвычайно мало материала. И если бы не было
западноевропейского опыта развития, русская передовая общественная мысль
того периода могла бы подняться лишь до последовательно
выраженной революционно-демократической идеологии и программы
американского (крестьянского) пути развития капитализма,
радикальной ломки феодально-крепостнических институтов. Борьба за
демократию не могла бы слиться с борьбой за социализм в единое,
неразрывное целое.
Однако влияние западноевропейского опыта вносило
существенные коррективы в постановку и решение специфических русских
проблем.
Опыт западноевропейского развития убедительно показывал, что
там борьба за демократию была отделена во времени от борьбы за
социализм. Революция 1789—1793 гг. во Франции была буржуазно-
демократической по своему содержанию и привела к утверждению
буржуазного общественного строя. А вот в революциях 1848 г.
обнаружилось уже нечто новое: трудящиеся массы требовали иных,
социалистических преобразований. Рабочий класс выдвигал уже
собственную программу, принципиально отличающуюся от прежних
буржуазных программ. То, что было выгодно буржуазии, оказалось
невыгодным рабочему классу и широким трудящимся массам.
И этот урок истории был внимательно изучен и учтен великими
русскими демократами, особенно Чернышевским. Уже в
дневнике (1848—1853 гг.) ясно прослеживается неудовлетворенность
молодого революционера буржуазно-демократическими лозунгами и
его стремление объединить борьбу за демократию и борьбу за
социализм. Буржуазная демократия принесла трудящимся новые формы
рабства. Она не могла существенно изменить экономических
отношений в пользу трудящихся. Необходимо было вести борьбу за
демократические преобразования одновременно с борьбой за
изменение экономических отношений на социалистических началах для
того, чтобы в России отмена крепостного права и демократизация
общественных отношений были неразрывно связаны с новыми
формами производства — социалистическими. Идеолог русского
крестьянства стремился к тому, чтобы защищаемые им трудящиеся массы,
свергнув феодальный гнет, не угнетались в новом эксплуататорском
режиме — капиталистическом. Программа социально-экономических
преобразований страны разрабатывалась Чернышевским с позиций
слияния борьбы за демократию с борьбой за социализм. Но
революционный демократизм Чернышевского неизбежно выступал в
утопически-социалистической форме. В этом заключается своеобразие
его подхода к решению проблем общественного развития того
времени. В таком подходе была заключена и его сила, глубина,
оригинальность, и его неизбежная историческая ограниченность.
Некоторые исследователи считают, что реальным содержанием
теории и программы Чернышевского была ее
революционно-демократическая часть, а утопически-социалистическая форма была
слабым звеном, не заслуживающим специального рассмотрения. Но
36

Чернышевский был боевым и последовательным революционным
демократом именно потому, что выступал с позиций социализма, а
не буржуазного строя. И он был величайшим представителем
утопического социализма потому, что являлся одновременно
последовательным революционным демократом. Вне этого слияния,
нераздельности демократизма с социализмом нельзя правильно понять
ни одной строчки, написанной Чернышевским. Нельзя механически
делить творчество Чернышевского на две разрозненные части —
революционно-демократическую и социалистическую. Все
революционно-демократическое выступает у него в
утопически-социалистической форме, а все социалистическое наполнено
революционно-демократическим содержанием.
На наш взгляд, в эпоху Чернышевского нельзя было быть
последовательным революционным демократом, пе являясь в то же
время социалистом. Буржуазный демократизм себя уже развенчал,
выродившись в либерально-реформистские концепции, отрицающие
революционные методы и пропагандирующие союз
эксплуататорских классов с самодержавием. Только с позиций социализма, а не
буржуазной идеологии можно было развивать подлинно
революционные и демократические идеи. Крестьянский социализм
Чернышевского неизбежно носил утопический характер, ибо крестьянство
было способно бороться лишь за демократические, а не
социалистические преобразования. При отсутствии рабочего класса, его
руководящей роли такой исход борьбы был неизбежным. Тем не менее
именно эта утопически-социалистическая форма
революционно-демократических программ Чернышевского позволяла ему
подниматься до блестящих теоретических постановок вопроса, оригинального
их решения, не имеющих себе равных во всей мировой общественной
мысли домарксового периода.
Плеханов видел в Чернышевском только утописта-социалиста.
Он не понял специфического. единства и нераздельности
демократизма и социализма в произведениях Чернышевского, не заметил
новых постановок вопроса и новых теоретических решений в его
трудах.
Работы Плеханова о Чернышевском производят впечатление
фундаментального труда, охватывающего всю совокупность его
взглядов и базирующегося на изучении всех основных работ
великого демократа и социалиста. Однако при более внимательном
знакомстве с работами Плеханова обнаруживается, что это далеко
не так. Плеханов не знал многих важных работ Чернышевского и
не мог их использовать в своем анализе, так как они стали
известны значительно позже. Покажем это на конкретных примерах.
Плеханов указывал, что не имел возможности ознакомиться со^
многими работами Чернышевского. Он пользовался в первую
очередь статьями, опубликованными за границей. Но эти статьи, как
отмечает Плеханов, «не составляют и половины всего им
(Чернышевским.— Я. X.) написанного»16. Чтобы восполнить этот пробел,
Плеханов Г. В. Соч., т. V, с. 23.
37

Плеханов обратился к первоначальному источнику — журналу
«Современник», в котором печатались статьи Чернышевского. Однако,
по собственному признанию Плеханова, он не смог «достать
«Современник» за некоторые из тех годов, к которым относится
сотрудничество в нем Чернышевского» 17.
Таким образом, ему не удалось достать не один-два или пять
номеров журнала, а журналы за несколько лет. За какие же
именно годы?
Ознакомление с работой Плеханова показывает, что он почти
совсем не использовал работ Чернышевского, опубликованных
в 1857—1859 гг., т. е. в тот период, когда шло наиболее
оживленное обсуждение самых острых проблем отмены крепостного права.
Обширные материалы по крестьянскому вопросу, в которых
особенно ярко обнаруживалось глубокое понимание Чернышевским
современной ему действительности, остались вне поля зрения
Плеханова. Знаменитые статьи «О поземельной собственности», «Ответ
на замечания г. Провинциала», в которых Чернышевский
обосновывал революционно-демократическую программу решения
крестьянского вопроса, не получили в книге Плеханова никакого отклика.
Нет никаких намеков в его книге и на блестящую статью
Чернышевского «Тюрго». Плеханов не был знаком и с первой
экономической работой Чернышевского «О земле как элементе богатства»,
относящейся к 1854 г., не знал о дневнике Чернышевского, так
же как и о знаменитых Примечаниях Чернышевского на книгу
Гервинуса, написанных уже в заточении, в 1864 г. Конечно, он не
мог знать о первоначальных набросках Дополнений и Примечаний
к Миллю. Из цикла статей Чернышевского об общине Плеханов
использовал лишь одну — «Критика философских предубеждений
против общинного владения». Можно было бы назвать еще много
рецензий Чернышевского, не попавших в поле зрения Плеханова,
но имеющих важное значение для характеристики взглядов
Чернышевского. Некоторые статьи из «Современника» Плеханов
ошибочно приписал Чернышевскому и сделал несколько далеко идущих,
необоснованных выводов о взглядах великого русского демократа.
К тому времени, когда Плеханов готовил второе издание книги
о Чернышевском (1910 г.), уже появилось Собрание сочинений
Чернышевского в 10-ти томах (1906 г.). В нем содержались многие
из тех работ, которых ранее не знал Плеханов. Но Плеханов не
счел нужным подвергнуть специальному исследованию этот новый
материал. Цитируемые им высказывания Чернышевского остались
почти теми же самыми, что и в первой книге (1894 г.).
К тому времени уже было известно о дневнике
Чернышевского, правда с сокращениями существенных его высказываний
революционного характера, и Плеханов проанализировал некоторые из
этих записей. Узнал Плеханов и о статье Чернышевского «О земле,
как элементе богатства» (1854 г.). Об этой статье он написал в
одном из примечаний, что она «очень хорошая», но никакого исследо-
Там же.
38

рания ее не проводил. Осталось неясно, почему же эта статья
принадлежит к разряду «очень хороших».
Между тем в этой статье молодой Чернышевский ясно дает
знать о направленности своей последующей деятельности. Следует
отметить, что Чернышевский с полной определенностью отнес себя
к сторонникам «хирургических», т. е. революционных, путей
решения социальных вопросов, дал блестящую характеристику
классового, партийного характера политической экономии, обнаружил
знакомство с теорией ренты Рикардо, начал обосновывать программу
национализации земли. Статья действительно во всех отношениях
«очень хорошая», но она не подтверждала взглядов Плеханова на
Чернышевского как просветителя, чуждого революционных идей.
Подробный анализ такой статьи заставил бы Плеханова
существенно откорректировать свои оценки Чернышевского.
В работах Плеханова о Чернышевском главным аргументом для
доказательства идеализма Чернышевского в общественных вопросах
являлась статья «О причинах падения Рима», точнее, не вся статья,
а лишь один отрывок из нее. Вот он: «Да подумайте только, что
такое значит прогресс и что такое значит варвар, — восклицает
Чернышевский. — Прогресс основывается на умственном развитии;
коренная сторона его прямо и состоит в успехах и развитии
знаний... Стало быть, основная сила прогресса — наука; успехи
прогресса соразмерны степени совершенства и степени
распространенности знаний. Вот что такое прогресс — результат знания» 18.
Эта цитата являлась своеобразным «дежурным аргументом»,
воспроизводившимся Плехановым во всех его работах, относящихся
к разному времени. К этой цитате Плеханов давал следующие
комментарии: «Ему (Чернышевскому. — Н. X.) даже и в голову не
приходит, что «успехи и развитие знаний» могут зависеть от
социальных отношений, в иных случаях способствующих этому успеху
и этому развитию, а в других — препятствующих им. Социальные
отношения изображаются у него, как простое последствие
распространения известных мнений» 19.
Но что бы сказал Плеханов, если бы узнал о следующих
обобщениях Чернышевского, содержащихся в Примечаниях на книгу Гер-
винуса: «Просим читателя обратить внимание на коренную мысль
Бокля, что история движется развитием знания. Если дополним это
верное понятие политико-экономическим принципом, по которому
и умственное развитие, как политическое и всякое другое, зависит
от обстоятельств экономической жизни, то получим полную истину:
развитие двигалось успехами знания, которые преимущественно
обусловливались развитием трудовой жизни и средств материального
существования»20.
Оказывается, Чернышевскому «приходила в голову» мысль о
зависимости развития идей от социальных отношений. И не мимо-
18 Цит. по: Плеханов Г. В. Соч., т. V, с. 264—265.
2о и же' с- 265 («УРсив наш. — Н. X.).
Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. X, с. 441.
39

летно, не случайно, а в виде блестящего обобщения, что «умственное
развитие, как политическое и всякое другое, зависит от
обстоятельств экономической жизни». При этом во всех опубликованных
работах Чернышевского, начиная с самых первых и до последних,
мы найдем много мыслей о зависимости развития знаний от
«социальных отношений» и от экономического положения. Плеханов в
своей работе писал об этом, но как о чем-то случайном для
направления мышления Чернышевского по общественным вопросам. Он
всюду искал идеализм Чернышевского и просматривал сильную
материалистическую тенденцию в его творчестве. Такая предвзятость
приводила Плеханова к ярко выраженным противоречиям в его
собственной книге о Чернышевском.
Особенно четко это обнаружилось, когда Плеханов попытался
доказать, что у Чернышевского «не больше» элементов, «зачатков»
исторического материализма, чем у Фейербаха.
Для того чтобы доказать это, требовалось дать сравнительный
анализ взглядов Фейербаха и Чернышевского по данному вопросу.
Плеханов сделал попытку такого анализа. И вот что из этого
получилось: взгляды Чернышевского в изложении Плеханова оказались
неизмеримо содержательнее, чем взгляды Фейербаха, но вывод был
сделан совсем иной — будто Чернышевский остался на том же
уровне, что и Фейербах.
В статье «Еще о Н. Г. Чернышевском», написанной в ответ на
книгу Стеклова, в которой подвергалась критике плехановская
трактовка взглядов великого русского демократа и социалиста, Плеханов
попытался доказать, что те зачатки исторического материализма,
которые встречаются у Чернышевского, не выходят за пределы того,
что уже было написано Фейербахом. И в качестве доказательства он
приводит следующие высказывания Фейербаха. Приведем их все,
чтобы читатель сам имел возможность сравнить их со взглядами
Чернышевского.
«И именно потому,—писал Плеханов,—что исторический
материализм заключается an sich* в материалистической философии
Фейербаха, мы подчас встречаем у этого последнего такие
замечания об исторической и общественной жизни человечества, которые
имеют совершенно материалистический характер. Уже Энгельс
отметил некоторые из таких замечаний: «Во дворцах мыслят иначе, чем в
хижинах». «Если у тебя от голода и по бедности нет питательных
веществ в теле, то и в голове твоей, в твоих чувствах и в твоем сердце
нет материала для нравственности». «Политика должна быть нашей
религией». Я прибавляю здесь еще некоторые... «Люди только тогда
люди, когда в их интересах быть людьми, или когда у них нет
никакого интереса быть не людьми. А там, где они могут быть людьми
лишь в противоречии со своей пользой, они скорее становятся
зверями». А вот еще: «...рассудок людей, принадлежащих к высшим
сословиям (или вообще занимающих высокое общественное
положение), обыкновенно не идет дальше границ их сословия (или общест-
* — в себе. — Прим. авт.

енного положения). Их сословие (или общественное положение)
есть та точка зрения, с которой они смотрят на все вещи». Или:
только «голъши» — революционеры! Это естественно: с тяжелым
денежным мешком на спине трудно прыгнуть высоко». Наконец:
«...я думаю лишь как воспитанный историей, обобщенный, связанный
с целым, с родом, с духом всемирной истории субъект; мои мысли
имеют свое начало и свое основание не непосредственно в моей
особенной субъективности, но представляют собою результаты: их
начало и основание есть начало и основание самой всемирной истории»..
Этого, кажется, довольно!»21
На основе приводимых Плехановым высказываний Фейербаха
несомненно напрашивается вывод, что, во-первых, это всего лишь
«зачатки» исторического материализма, а во-вторых, зачатки
разрозненные, не связанные в единую систему. Здесь нет даже попытки
дать конкретный анализ истории и законов ее развития.
Приведенные высказывания — это глубокие и остроумные афоризмы, какие
можно встретить и у известных писателей-беллетристов того
времени. Они материалистичны по своему духу, но как далеко от них до
подлинно материалистического анализа анатомии и физиологии
человеческого общества!
А теперь сравним, что сделал Чернышевский в той же области.
При этом мы будем пользоваться только теми выводами, к которым.
пришел Плеханов при исследовании трудов Чернышевского. В его
книге о Чернышевском есть специальная глава «Материализм в
исторических взглядах Чернышевского». Она невелика по объему —
всего 5 страничек. Но и в ней сказано вполне достаточно, для того что-*
бы понять, насколько значительный шаг вперед по сравнению с
Фейербахом сделал Чернышевский в сторону исторического
материализма, сколько новых связей, зависимостей он увидел в общественных:
системах. Не понятно, каким образом Плеханов на основе приводимых
им же высказываний Чернышевского пришел к выводам, будто
Чернышевский остался на уровне Фейербаха. Исходя из высказываний
Чернышевского, Плеханов заключает, что великий демократ
понимал зависимость правовых учреждений от экономических. «Точно»
так же прав он, — писал Плеханов, — когда объявляет экономическое
развитие общества причиной, вызывающей развитие правовых его*
учреждений»22. Заметим сразу же, что в приводившихся ранее
высказываниях Фейербаха ничего подобного мы не встретили. Проблема
взаимосвязи экономики и права у него вообще не ставилась.
Далее Плеханов приходит к другому важному выводу: «Тут как
нельзя более верно указывается решающее влияние материальной
стороны жизни народов на другие стороны этой жизни»23. И этих
мыслей мы не находим у Фейербаха.
«Но могут заметить, — продолжает Плеханов, — пожалуй, что
здесь у Чернышевского речь идет собственно только о связи между
21 Плеханов Г. В. Соч., т. VI, с. 352—353 (курсив наш. — Н. X.).
Плеханов Г. В. Соч., т. V, с. 256 (курсив наш. — Н. X.).
Там же (курсив наш.— Н. X.).
41

«экономикой и политикой». И это, конечно, так. Однако, когда
выяснена эта связь, тогда понятно в своих главных чертах то, что называв
ется общественным строем» 24. Такой взаимосвязи нет у Фейербаха.
Плеханов отмечает здесь же, «что Чернышевский умел объяснять
развитие философской мысли ходом политической борьбы»25, видел
связь между экономическими теориями и экономическими,
классовыми интересами. А в заключение он приходит к следующему
обобщению: «Нельзя говорить яснее. Не сознание определяет собою
бытие, а бытие определяет собою сознание. Это положение,
составляющее основу философии Фейербаха, прилагается Чернышевским
к объяснению истории экономической науки, политической теории
и даже философии. Чернышевский видит, что в общественном бытии
есть взаимно-противоположные элементы; он видит также, каким
образом борьба этих взаимно-противоположных общественных
элементов вызывает и определяет взаимную борьбу теоретических
идей. Но этого мало. Он видит не только то, что развитие всякой
данной науки определяется развитием соответствующей категории
общественных явлений. Он понимает, что взаимная классовая борьба
должна накладывать свою глубокую печать на всю внутреннюю
историю общества... Тут взгляды нашего автора поразительно
совпадают со взглядами Маркса и Энгельса»26.
Из слов Плеханова можно сделать следующие выводы.
Во-первых, по сравнению с Фейербахом Чернышевский поднимает
совершенно новый круг важных общественных проблем. Во-вторых, у
Чернышевского речь идет уже не об отдельных, разрозненных
«зачатках» или элементах исторического материализма, а о
формирующейся системе этих материалистических элементов. Ведь если
мыслитель обосновывает связь между экономикой и правом, между
экономикой и политикой, между развитием экономики, политики
и теоретических идей, видит классовую борьбу, наличие в обществе
«взаимно-противоположных элементов», то это уже складывающаяся
система воззрений на общество с материалистических позиций.
Остроумные афоризмы Фейербаха не идут ни в какое сравнение с
теми разносторонними постановками вопроса об обществе, которые
Плеханов выявил в творчестве Чернышевского. Но Плеханов
совершенно неожиданно делает следующий вывод: «...Чернышевский на
всю жизнь остался последователем этой философии в том ее виде,
какой она имела у самого Фейербаха»27.
Такая оценка находится в резком противоречии с той
совокупностью взглядов Чернышевского, которая была освещена
Плехановым.
Плеханов справедливо отмечает, что во взглядах Чернышевского
на общество и законы его развития видна борьба двух начал —
материалистического и идеалистического. Но такой борьбы не было и
24 Там же, с. 256—257 (курсив наш. — Н. X.).
25 Там же, с. 257 (курсив наш. — Н. X.).
26 Там же, с. 259—260.
27 Там же, с. 260.
42

могло быть у Фейербаха, который был материалистом «снизу» —
П° ешении вопроса о соотношении бытия и сознания — и идеалистом
В верху» —-в решении вопроса о соотношении общественного бытия
общественного сознания. У него действительно были лишь «зачат-
и» исторического материализма, а такие «зачатки» не могли вести
борьбу с идеалистической системой — они мирно уживались с ней
и были ею подавлены. Борьба материалистического начала с
идеалистическим может осуществляться только тогда, когда это
материалистическое начало начинает выстраиваться в систему, выходит за
пределы отдельных элементов и «зачатков» и в качестве вновь формы-
Дующейся системы противостоит и борется со старой системой.
Именно такой подход характерен для поисков Чернышевского.
Плеханов охарактеризовал этот процесс следующим образом:
«Главный недостаток этих исторических взглядов состоит в том,
что материализм чуть не на каждом шагу уступает в них место
идеализму, и наоборот, причем окончательная победа все-таки
достается идеализму»28.
Мы не решились бы назвать «главным недостатком»
исторических взглядов Чернышевского переплетение и борьбу в них
материалистических и идеалистических начал. Напротив, их переплетение
и борьба свидетельствовали о прогрессе, постепенном накапливании
материалистических элементов, подготавливающем качественный
скачок к материалистическому пониманию истории. Если ступени
развития общественной мысли оценивать исторически, то «главный
недостаток» Чернышевского выступит как одно из крупнейших его
достоинств. Он очень много сделал для того, чтобы подготовить
почву для отрицания старой идеалистической системы взглядов на
общество. И если бы Плеханов попытался вести анализ именно с
такой точки зрения и использовал при этом не половину, а все
работы Чернышевского, то его маленькая пятистраничная глава о
материализме в исторических взглядах Чернышевского переросла
бы в большой раздел, так как материалистическая тенденция в
трудах Чернышевского господствует, преобладает при анализе и оценке
исех конкретно-исторических событий его эпохи. Плеханов
вынужден был признавать, что в своих блестящих политических обзорах
Тернышевский неуклонно придерживался материалистического
положения о том, что ход истории определяется реальным
соотношением борющихся сил, а это соотношение вырастает из
экономического строя общества.
«В этих обозрениях,— писал Плеханов,— с особой силой
сказывается его выдающийся ум и его трезвый взгляд на вещи. В них он
почти никогда не отступает от того бесспорного положения, что «ход
истории определяется реальными отношениями сил», и, исходя из него,
делает точный анализ внутренних пружин современной ему
политической жизни цивилизованных стран»29. Почему бы Плеханову
е прибавить, что ничего подобного нельзя найти в трудах Фейер-
29 £ам же> с- 261 (курсив наш. - Н. X.).
1ам же, с. 87.
43

баха с его культом внеклассового, абстрактного человека,
оторванного от политической борьбы и политических движений?
Но он не мог этого прибавить, не отказавшись от исходного
положения, будто Чернышевский остался на уровне Фейербаха, «не больше
и не меньше».
Объективный исследователь работ Плеханова сможет заметить
определенную эволюцию в его оценках творчества Чернышевского,
но эта эволюция весьма своеобразна: выводы остаются теми же,
а привлекаемый материал приходит во все большее противоречие
с ними и требует уже иных обобщений.
Под влиянием критики и в связи с публикацией новых работ
Чернышевского, с которыми Плеханов не был знаком раньше, он
вынужден был в разных формах расширять ту часть высказываний
великого русского демократа, в которой явственно звучали
материалистические мотивы при оценке общественных явлений.
Если в первых работах Плеханов делал акцент на том, что у
Чернышевского встречаются «отдельные» высказывания
материалистического направления, при оценке «некоторых» и «частных»
исторических фактов и «отдельных» событий, то в последних статьях он
идет значительно дальше. Он писал, что «в его рассуждениях о
жизни и истории человеческого общества встречается много
блестящих и глубоких материалистических замечаний, это не подлежит ни
малейшему сомнению...»30 Плеханов отмечал также, что «в
сочинениях, написанных Чернышевским по возвращении из Сибири, тоже
встречаются поразительно меткие замечания, насквозь
пропитанные духом материалистического объяснения истории»31. И как
жаль, что, признав столь важный факт, Плеханов уклонился от
развернутого рассмотрения этих материалистических высказываний,
переключив все внимание на поиски исторического идеализма.
Предвзятая схема мешала ему правильно и объективно оценивать
действительное содержание взглядов Чернышевского на ход
исторического развития. Желание во что бы то ни стало доказать исторический
идеализм Чернышевского неизбежно приводило к тому, что вся
практическая и революционная деятельность великого демократа,
базировавшаяся на том, что он руководствовался в своей
деятельности материалистическими, а не идеалистическими мотивами,
оставалась вне поля зрения Плеханова.
Глава 2
Ленин о Чернышевском
Ленин не оставил нам таких фундаментальных трудов о
Чернышевском, как Плеханов. Нет у него отдельной книги о великом
русском демократе и социалисте. Более того, им не написано ни одной
специальной статьи о Чернышевском. Тем не менее у нас есть все
30 Плеханов Г. В. Соч., т. VI, с. 354 (курсив наш. — //. X.).
31 Плеханов Г. В. Соч., т. V, с. 302.

основания говорить об особой, ленинской оценке взглядов и
исторического места великого русского революционного демократа. Она
но всех решающих пунктах совпадает с отзывами о Чернышевском
Маркса и Энгельса, но расходится с плехановскими. Можно без
преувеличения сказать, что Ленин понял и оценил своего гениального
предшественника, а Плеханов не смог этого сделать, пытаясь
превратить великого Чернышевского лишь в выдающегося
пропагандиста чужих идей.
Длительное время среди советских исследователей преобладало
мнение, будто между Лениным и Плехановым не было сколько-
нибудь существенных расхождений в оценке деятельности
Чернышевского. Если и выделялись отдельные оттенки в этих оценках,
то они будто бы не носили принципиального характера. Основанием
для подобных заключений служила ленинская статья «Попятное
направление в русской социал-демократии», в которой он
положительно отзывался о первых работах Плеханова о Чернышевском —
статьях в «Социал-Демократе» и книге «Чернышевский и его время».
Полемизируя с «Рабочей Мыслью», Ленин писал в этой статье:
«Р. М. в этом случае так же бессмысленно цитирует Чернышевского,
как бессмысленны надерганные во второй статье «Отдельного
приложения» отрывки цитат из Чернышевского, стремящиеся показать,
будто Чернышевский не был утопистом и будто русские
социал-демократы не оценили всего значения «великого русского социалиста».
Плеханов в своей книге о Чернышевском (статьи в сборнике
«Социал-Демократ», изданные отдельно книгой по-немецки) вполне
оценил значение Чернышевского и выяснил его отношение к теории
Маркса и Энгельса. Редакция же «Раб. Мысли» обнаружила только
свое неумение дать сколько-нибудь связную и всестороннюю оценку
Чернышевского, его сильных и слабых сторон»1.
Ленин разделял взгляды Плеханова на то, что Чернышевский не
поднялся до теории научного социализма Маркса и Энгельса и
остался в рамках утопического социализма. Это мнение Ленин
никогда не менял и воспроизводил во всех своих последующих
отзывах о деятельности Чернышевского. С этой точки зрения между
позициями Ленина и Плеханова не было принципиальных различий.
Но кроме проблемы соотношения теории Чернышевского и теории
Маркса и Энгельса есть другая проблема: положение
Чернышевского в предшествующей домарксовой общественной мысли и его
роль в революционно-освободительном движении.
В этом вопросе между Лениным и Плехановым были
принципиальные разногласия. Важно отметить, что названная статья Ленина
относится к 1899 г., когда Плеханов еще не обнаружил своих
меньшевистских ошибок. К тому моменту Ленин и Плеханов публично
не полемизировали ни по одному из принципиальных вопросов. Это
произошло позднее, в период революции 1905—1907 гг. В письме
°т 9 ноября 1900 г. Ленин сообщал Плеханову о подготовке статьи
«Попятное направление в русской социал-демократии», в которой
1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 4, с. 259.
45

Плеханов был, по-видимому, заинтересован. Ленин писал: «Против
«Рабочей Мысли» — собственно, только против статьи «Наша
действительность» в «Отдельном приложении» —у меня написана была
статья «Попятное направление в русской социал-демократии» еще
год тому назад; теперь мне ее прислали сюда, и я думаю переделать
ее для журнала с добавлением против «Рабочего Дела».
Не совсем представляю себе, о каком «последнем №» «Рабочей
Мысли» Вы говорите? Последний номер газеты был № 8— («с 5-й
страницы» новая редакция), где между прочим напечатано отречение от
знаменитых параллелей в конце статьи о Чернышевском, помещенной
в «Отдельном приложении». Это ли Вы имеете в виду?» 2
Названная статья Ленина хотя и была написана в 1899 г., но
впервые была опубликована лишь в 1924 г. в журнале
«Пролетарская революция». В том же году в Ленинском сборнике I было
впервые опубликовано письмо Ленина к Горькому, которое было
написано в апреле 1911 г. и в котором положительно оценивалась книга
Стеклова о Чернышевском, вышедшая в 1909 г. и направленная
против плехановской трактовки взглядов Чернышевского. Ленин
называет Стеклова автором «хорошей книги о Чернышевском»3. Этот
факт должен был заставить исследователей задуматься: почему
Ленин дает одинаково положительную оценку и работам Плеханова
о Чернышевском, и работе Стеклова, направленной против
Плеханова? Однако в то время еще не были опубликованы замечания
Ленина на книгу Плеханова и на книгу Стеклова. Можно было
лишь строить те или иные догадки по вопросу о том, что же именно
понравилось Ленину в работах Стеклова и что не нравилось в работах
Плеханова. В тот период авторитет Плеханова как выдающегося
теоретика-марксиста был значительно выше, чем Стеклова; многие
исследователи предпочитали плехановские оценки и критиковали
преувеличения и натяжки, встречавшиеся в работе Стеклова.
Плехановская трактовка пересмотру не подвергалась.
В 1933 г. в Ленинском сборнике XXV впервые были
опубликованы, но лишь частично замечания Ленина на книгу Плеханова о
Чернышевском, изданную в 1910 г. Здесь Ленин указывал главные
недостатки плехановской работы: «Из-за теоретического различия
идеалистического и материалистического взгляда на историю
Плеханов просмотрел^ практически-политическое и классовое различие
либерала и демократа»4. Кроме того, он отметил еще один
недостаток. Сначала он выделил следующее место в книге Плеханова:
«Подобно своему учителю, Чернышевский тоже сосредоточивает
свое внимание почти исключительно на «теоретической» деятельности
человечества, вследствие чего умственное развитие и становится в его
глазах самой глубокой причиной исторического движения...»5 Далее
он сделал следующее принципиальное замечание: «Таков же недо-
2 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 46, с. 67.
3 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 48, с. 32.
4 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 560.
5 Там же, с. 550.
46

статок книги Плеханова о Чернышевском»6. Здесь Ленин отметил
недостаток всей книги Плеханова, а не какого-то одного из его
высказываний.
Эти важнейшие оценки Ленина сначала были
прокомментированы весьма узко и односторонне. Некоторые считали, что отмеченные
Лениным недостатки относятся только к книге Плеханова,
вышедшей в 1910 г., но не распространяются на книгу 1894 г. и статьи
в «Социал-Демократе» 1890—1892 гг. Создавалось впечатление,
будто Ленин целиком принимал первые плехановские работы о
Чернышевском, но критиковал последние, написанные в меньшевистский
период. Глубочайший смысл, заключающийся в приводившихся
оценках Ленина, первоначально не был понят во всем его объеме.
В 1958 г. впервые полностью были опубликованы замечания
Ленина на книгу Плеханова, а в 1959 г.—на книгу Стеклова.
Советские исследователи получили возможность точно судить о том, что
именно привлекло Ленина в книге Стеклова, что было неприемлемо
в книге Плеханова и почему обе они тем не менее получили в целом
положительную оценку.
Стало возможным по-иному осмыслить все то, что ранее было
высказано Лениным о Чернышевском в его многочисленных трудах.
Даже в тот начальный период, когда Ленин давал положительную
оценку первым работам Плеханова о Чернышевском, он имел
собственное мнение, отличавшееся от точки зрения Плеханова. Равным
образом, называя книгу Стеклова о Чернышевском «хорошей»,
Ленин не разделял многих ее положений. Ленин возражал против
одностороннего характера и крайностей, допущенных Плехановым
и Стекловым. Впрочем, точнее сказать, еще до появления работ
Плеханова, а тем более Стеклова Ленин имел свои собственные
сложившиеся, глубоко аргументированные, основанные на знании
трудов Чернышевского оценки различных сторон его многогранной
политической деятельности. И в этом нетрудно убедиться, если мы
сравним относящиеся к одному и тому же времени оценки Лениным
и Плехановым одних и тех же высказываний Чернышевского.
Возьмем в качестве примера анализ и оценку высказываний
Чернышевского, содержащиеся в первых статьях «Социал-Демокра-
та» (1890—1892 гг.) и в первой книге Плеханова (1894 г.), и
сравним их с аналогичными анализом и оценкой тех же высказываний
Чернышевского в работе Ленина «Что такое «друзья народа» и как
они воюют против социал-демократов?» (1894 г.).
Ленин цитировал в своей книге те же отрывки из работ
Чернышевского, что и Плеханов в статьях в «Социал-Демократе». Ленин
оговорил, что эти цитаты взяты из работ Плеханова.
Оба они приводили отрывки из двух работ Чернышевского: из
статьи «Критика философских предубеждений против общинного
землевладения» (конец 1858 г.) и из романа «Пролог», написанного
Чернышевским уже в заточении. Но как различны их выводы и
оценки!
Там же.
47

Начнем с выводов и оценок Плеханова.
Оценка первая. «...Чернышевский был первым, по времени,
русским писателем, понявшим некрасивую и лицемерную роль русского
правительства в деле крестьянского освобождения. Уже в 1858 г.
появилась его статья «Критика философских предубеждений против
общинного землевладения»... Статья эта показывает, что уже в
1858 г. Чернышевский потерял всякую надежду на
удовлетворительное Рвение правительством крестьянского поземельного
вопроса»7.
Плеханов считал, что до 1858 г. Чернышевский не видел
«некрасивой» и «лицемерной» роли царского самодержавия, питал надежды
на мирное ^ выгодное для крестьян решение крестьянского вопроса
силами сам()го царского правительства, пытался убедить его в
необходимости такого подхода. По мнению Плеханова, «передовые люди
России» П()лагалИ) что «само правительство без большого труда
могло бы понять, до какой степени его собственные выгоды
совпадают с интересами крестьянства. Подобные надежды довольно долго
питал, меяцу прочим, Герцен. Питал их и Чернышевский. Отсюда
происходил^ и та настойчивость, с которою он возвращался в своих
статьях к крестьянскому вопросу, и то усердие, с которым он
выяснял правитоЛЪСтву его собственные интересы»8.
Оценка вторая. «Поэтому Чернышевский и считал бесполезным
защищать не только общинное землевладение, но и самое наделение
крестьян землею» 9.
Оценка Третья. «Эти рассуждения... о преждевременности
крестьянского освобождения, конечно, ошибочны. Крепостное право было
таким огромным злом, до такой степени стесняло развитие
решительно всех сторон общественной жизни тогдашней России, что
уничтожение его ни в каком случае и ни при каких условиях не
могло быть преждевременным»10.
Оценка Четвертая. «Он питал, как кажется, некоторую надежду
на крестьянские восстания, а в то же самое время он, по-видимому,
считал возможным очень быстрый рост крайней партии, всецело
стоявшей щ стороне крестьянства. Таким образом, освобождение
могло казатЬся ему преждевременным в том смысле, что так как
оно успокаийало волнение крепостных, то гордиев узел помещичьей
власти не м()г уЖе быть разрублен топором крестьянства, а, с другой
стороны, крайняя демократическая партия не имела еще силы для
серьезного Давления на правительство»11.
Вот все, что увидел Плеханов в цитируемых им высказываниях
Чернышевского. А теперь сравним соответствующие оценки
Ленина.
Заметим сразу же, что в этих оценках нет ни слова о том, будто
с 1858 г. Чернышевский отказался от защиты общины и, как выра-
7 Плсханов р. В. Соч., т. V, С. 78.
8 Тал же (курсив паш. — Н. X.).
9 Там же, с. 79.
ю Тан же, с. 81 (курсив наш. — //. -Y.).
и Taw жеч
48

^кался позднее Плеханов, «махнул рукой на общину». Прямой
критики Плеханова по этому вопросу здесь нет, но косвенно Ленин
гал понять, что он не разделяет этих выводов. В более поздних
работах Ленин специально подчеркнул, что защита общины была
характерна для Чернышевского на всех этапах его деятельности и
это было одной из характерных черт его утопического социализма.
Не получила поддержки у Ленина и плехановская оценка, будто-
Чернышевский считал «преждевременным» крестьянское
освобождение. Не найдем мы у Ленина и намеков на то, что Чернышевский
до 1858 г. питал надежды на мирное разрешение крестьянского
вопроса силами самого царского самодержавия и «с усердием» пояснял
правительству его собственные интересы. Ленин принципиальна
л паче решал этот вопрос.
Первое, на что особо указывал Ленин,— «глубокое и
превосходное» понимание Чернышевским современной ему действительности.
С этого он и начинает свои оценки: «Я подчеркиваю те места,
которые рельефнее показывают глубокое и превосходное понимание
Чернышевским современной ему действительности...»12 Это
положение направлено против плехановских оценок, хотя имя Плеханова
не упоминается. Дело в том, что во всех работах Плеханова о
Чернышевском, как в первых статьях и книгах, так и в последующих
изданиях, настойчиво проводится мысль, что труды Чернышевского
носят слишком «отвлеченный» характер, что он отрывается от
действительности и не желает изучать тенденций ее развития. Ленин
придерживался противоположной точки зрения и на конкретных
примерах показывал, в чем именно выразилось «глубокое и
превосходное понимание» современной Чернышевскому действительности.
«Нужна была именно гениальность Чернышевского,—
конкретизировал свою мысль Ленин,— чтобы тогда, в эпоху самого
совершения крестьянской реформы (когда еще не была достаточно
освещена она даже на Западе), понимать с такой ясностью ее основной
буржуазный характер...»13 Эта оценка направлена непосредственно
против точки зрения Плеханова, который не только не применял
к Чернышевскому эпитет «великий», но и избегал называть его даже
«ученым». Ленин видел гениальность Чернышевского в том, что он
понял буржуазный характер реформы вполне самостоятельно, когда
еще не было решений этой проблемы на Западе. Мы не исключаем
того, что здесь Ленин имел в виду не только домарксову
западноевропейскую общественную мысль, но и то, что марксисты тогда
еще не давали точной оценки существа проводившейся в России
Реформы. В оценках Ленина Чернышевский выступает не как
популяризатор известных идей, а как гений, добывающий новые
истины, решающий новые проблемы.
Ленин писал, что для Чернышевского было характерно
«понимание антагонистичности русских общественных классов»14. Разви-
12 Ленин Б. И. Поли. собр. соч., т. 1, с. 290.
13 Там же, с. 291.
14 Там же, с. 290.
4 Н. В. Хессин
49

вая свою мысль, Ленин продолжал: «Нужна была именно
гениальность Чернышевского... чтобы понимать, что уже тогда в русском
«обществе» и «государстве» царили и правили общественные
классы, бесповоротно враждебные трудящемуся и безусловно
предопределявшие разорение и экспроприацию крестьянства»15. Мы видели,
что ничего подобного не заметил Плеханов в тех же высказываниях
Чернышевского.
Завершая свою мысль о гениальности Чернышевского и
превосходном понимании современной ему действительности, Ленин
пришел еще к одному принципиально важному выводу: о понимании
Чернышевским классовой природы царского самодержавия. «И при
этом, — отметил он, — Чернышевский понимал, что существование
правительства, прикрывающего наши антагонистические
общественные отношения, является страшным злом, особенно ухудшающим
положение трудящихся»16.
По мнению Плеханова, заслуга Чернышевского состояла в том,
что он был первым, «понявшим некрасивую и лицемерную роль
русского правительства». Но велика ли эта заслуга? Понять
лицемерие и некрасивую роль правительства мог в то время любой
западноевропейский и российский либерал. К тому времени
обвинение тех или иных правительств в лицемерии на Западе было
достаточно распространенным. Но от таких обвинений до понимания
классового характера государства — огромная дистанция.
Чернышевский же вплотную подходил именно к такому пониманию.
«Чернышевский,— писал Ленин,— понимал, что русское крепостническо-
бюрократическое государство не в силах освободить крестьян, т. е.
ниспровергнуть крепостников, что оно только и в состоянии
произвести «мерзость», жалкий компромисс интересов либералов (выкуп —
та же покупка) и помещиков, компромисс, надувающий крестьян
призраком обеспечения и свободы, а на деле разоряющий их и
выдающий с головой помещикам» 17. И в этом вопросе между Лениным и
Плехановым существовали принципиальные различия.
Еще до выхода на арену активной общественно-политической
деятельности Чернышевский опровергал представления о
«надклассовом» характере царского самодержавия и исключительно глубоко
и образно осветил его классовую природу в своем дневнике. В
статье «Г. Чичерин как публицист», написанной в 1858 г. (ее
Плеханов тоже не анализировал), Чернышевский критиковал положения
о надклассовое™ самодержавия, противопоставляя им положение о
том, что самодержавие на протяжении всей своей истории призвано
было охранять интересы помещиков-крепостников. Следовательно,
задолго до конца 1858 г. Чернышевскому были чужды всякие
надежды на выгодное для крестьян решение вопроса силами самого
царского правительства. Если он давал в это время «советы», то это
были советы не царскому правительству, а правительству, которое
15 Там же, с. 291.
16 Там же.
17 Там же, с. 292.
50

идет к власти в результате революции и классовый состав кото-
го Чернышевский еще в дневнике представлял в следующем
^irie: «Земледельцы + поденщики 4- рабочие». Плеханов слишком
прямолинейно воспринимал эти «советы» — как рекомендации
царскому самодержавию, не учитывая эзоповского языка
Чернышевского. На самом деле это была программа русской революционной
-гемократии, рассчитанная на осуществление силами революционно-
' (»сократического правительства.
Ленин тоже не знал о дневнике Чернышевского и
содержащихся там оценках классовой природы царского самодержавия. Но,
внимательно изучив опубликованные работы Чернышевского, он
сумел увидеть революционную направленность в оценке им царского
самодержавия и его роли в осуществлении крестьянского
«освобождения».
Не случайно поэтому Ленин не поддержал взглядов Плеханова,
будто Чернышевский, так же как и Герцен, «питал надежды» на
удовлетворительное для крестьян решение вопроса силами царского
правительства. Он не вступал с Плехановым в полемику, но давал
принципиально иную оценку, а в более поздних статьях прямо
противопоставил колебаниям Герцена между демократизмом и
либерализмом последовательный и боевой демократизм Чернышевского и
Добролюбова. В 1913 г. в статье «Либералы и свобода союзов» он
давал им такую характеристику: «Последовательные демократы
Добролюбов и Чернышевский справедливо высмеивали либералов
за реформизм...»18 А несколько раньше, в специальной статье
«Памяти Герцена» (1912 г.), Ленин, сравнивая позиции Герцена и
Чернышевского в период отмены крепостного права, писал, что
«Герцен принадлежал к помещичьей, барской среде. Он покинул
Россию в 1847 г., он не видел революционного народа и не мог
верить в него. Отсюда его либеральная апелляция к «верхам». Отсюда
его бесчисленные слащавые письма в «Колоколе» к Александру II
Вешателю, которых нельзя теперь читать без отвращения.
Чернышевский, Добролюбов, Серно-Соловьевич, представлявшие новое
поколение революционеров-разночинцев, были тысячу раз правы, когда
Упрекали Герцена за эти отступления от демократизма к
либерализму» 19.
В первых же своих работах Ленин в отличие от Плеханова
подчеркивал последовательный революционный демократизм
Чернышевского. А с этих позиций он по-иному оценивал и тактику
Чернышевского в период подготовки и проведения реформы.
Плеханов изображал тактику Чернышевского в период проведе-
и,гя реформы в следующем виде: сначала он приветствует начало
Реформы, участвует в общей выработке советов царскому
самодержавию, верит в выгодное для крестьян освобождение силами самого
царского правительства. Затем, в конце 1858 г., он приходит к
выводу о несбыточности своих прежних надежд, склоняется к «ошибоч-
\1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 23, с. ИЗ.
Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 21, с. 259.
4*
51

ному» мнению о «преждевременности» освобождения и начинает
возлагать новые надежды на возможный рост крестьянских
выступлений и быстрое формирование «крайней» партии.
А вот как оценивал позицию Чернышевского на основе тех же
самых его высказываний Ленин: «Еще пример возьмем из области
суждений о крестьянской реформе. Как относился к ней демократ
вышеуказанной эпохи нераздельности демократизма и социализма,
Чернышевский? Не будучи в состоянии открыто заявлять свои
мнения, он молчал, а обиняками характеризовал подготовлявшуюся
реформу таким образом...»20 Далее следует цитата из статьи
Чернышевского «Критика философских предубеждений против общинного
землевладения», а после цитаты Ленин дает наряду с уже
приводившимися оценками еще одну, весьма принципиальную: «Важно
отметить также, что подобные чисто революционные идеи он умел
излагать в подцензурной печати. В нелегальных своих
произведениях он писал то же самое, но только без обиняков»21. И наконец,
вывод: «И он протестовал, проклинал реформу, желая ей неуспеха,
желая, чтобы правительство запуталось в своей эквилибристике
между либералами и помещиками и получился крах, который бы вывел
Россию на дорогу открытой борьбы классов»22.
В этих ленинских оценках нет ни слова о каких-либо колебаниях
Чернышевского, хотя бы и временных, его надеждах на
благоприятный ход освобождения силами царского правительства, Нет здесь
и намека на то, что Чернышевский считал «преждевременным»
начало реформы. Но зато с самого начала подчеркнут революционный
характер идей Чернышевского и его курс на революционный срыв
реформы, развертывание классовой борьбы.
Вопреки Плеханову Чернышевский не ждал, пока возникнут
крестьянские волнения и оформится «крайняя партия», не
откладывал решение крестьянского вопроса до отдаленных времен. Он
сам к этому моменту сделал уже очень многое для создания
революционной партии, стоял во главе передовых революционных сил
того времени, готовил новые кадры революционеров и воспитывал
ненависть к царскому самодержавию и ко всему
феодально-крепостническому, бюрократическому режиму. Он не был пассивным
наблюдателем, ожидавшим лучших времен. Всей своей деятельностью он
содействовал назреванию революционной ситуации, держал курс на
революционное разрешение крестьянского вопроса. Ленин с полным
основанием назвал деятельность Чернышевского одним из важных
факторов создания революционной ситуации той эпохи. В статье
«Гонители земства и аннибалы либерализма» (1901 г.) он писал:
«Оживление демократического движения в Европе, польское
брожение, недовольство в Финляндии, требование политических реформ
всей печатью и всем дворянством, распространение по всей России
«Колокола», могучая проповедь Чернышевского, умевшего и под-
20 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 1, с. 289.
21 Там же, с. 290.
22 Там же, с. 292.
52

цензурными статьями воспитывать настоящих революционеров,
появление прокламаций, возбуждение крестьян, которых «очень
1{асто» приходилось с помощью военной силы и с пролитием крови
заставлять принять «Положение», обдирающее их, как липку,
коллективные отказы дворян — мировых посредников применять такое
«Положение», студенческие беспорядки — при таких условиях самый
осторожный и трезвый политик должен был бы признать
революционный взрыв вполне возможным и крестьянское восстание —
опасностью весьма серьезной»23.
Выделенные нами слова доказывают, насколько важное значение
придавал Ленин революционному демократизму Чернышевского,
всей его революционной теоретической и практической деятельности.
Плеханов же недооценил эту сторону. Лишь в отдельных случаях
он констатировал, что Чернышевский подходил к теории классовой
борьбы. Ленин же подчеркивал, что не только от отдельных
высказываний Чернышевского, но и от всех его произведений «веет
духом классовой борьбы». Обратимся к соответствующим оценкам
Плеханова и Ленина.
Приведя одно из важнейших замечаний Чернышевского,
направленных против сен-симонизма, Плеханов делает следующий вывод:
«Это — в высшей степени важное замечание. Оно показывает, что
в своих рассуждениях о будущности западноевропейского
социализма, Чернышевский очень близко подошел к теории борьбы
классов»24. Заметим предварительно, что эта оценка взята нами не из
ранних работ Плеханова, а из книги о Чернышевском, изданной в
1910 г. Эту книгу внимательно читал Ленин, и слова Плеханова
«очень близко подошел к теории борьбы классов» были им
подчеркнуты. Плеханов подошел здесь к очень важному теоретическому
обобщению. Но сразу же вслед за этими словами он стремится ослабить
их значение и роль в трудах Чернышевского. Он пишет: «Однако
мы уже знаем, какую роль играла эта теория в его исторических
взглядах. Иногда она помогала ему очень удачно объяснять
некоторые отдельные исторические явления; но он смотрел на нее, скорей,
как на весьма важное препятствие для прогресса, нежели на
необходимое его условие в обществе, разделенном на классы... Эта мысль
остается у него одним из тех зачатков материалистического
объяснения истории, на которые мы не раз обращали внимание
читателя...»25
А вот как отвечает на этот же вопрос Ленин в статье «Из
прошлого рабочей печати в России» (1914 г.): «Но Чернышевский...
сделал громадный шаг вперед против Герцена. Чернышевский был
гораздо более последовательным и боевым демократом. От его
сочинений веет духом классовой борьбы. Он резко проводил ту линию
разоблачения измен либерализма, которая доныне ненавистна
кадетам и ликвидаторам» 26.
23 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 5, с. 29—30.
24 Плеханов Г. В. Соч., т. VI, с. 8—9.
25 Там же, с. 9.
26 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 25, с. 94.
53

Эта оценка резко отличается от плехановской. Это был не
«зачаток» исторического материализма, а теоретическая и практическая
платформа всей его деятельности в ту историческую эпоху. Не
отдельные события или факты оценивались им с этих классовых
позиций, а вся совокупность процессов и явлений современной ему
действительности.
В статье ««Крестьянская реформа» и пролетарски-крестьянская
революция», опубликованной в апреле 1911 г., Ленин дал сжатое,
но содержательное понимание им существа деятельности
Чернышевского. Эти ленинские оценки позволяют увидеть, в чем он был
согласен с Плехановым, а в чем решительно расходился, несмотря
на то что имя Плеханова здесь не упоминается. Однако надо принять
во внимание следующее важное обстоятельство. В 1909 г. вышла
книга Стеклова о Чернышевском, в 1910 г.— книга Плеханова, и
обе они внимательно изучались Лениным. Его замечания на эти
книги были сделаны в период, предшествовавший написанию статьи
««Крестьянская реформа» и пролетарски-крестьянская революция».
Из ленинских замечаний на книгу Стеклова следует, что он сделал
их после прочтения книги Плеханова. Институт
марксизма-ленинизма датирует ленинские замечания на обе книги периодом от 1909
до апреля 1911 г. А статья ««Крестьянская реформа» и пролетарски-
крестьянская революция» была написана почти в то же самое время,
когда Ленин делал свои замечания на изучаемые книги Плеханова
и Стеклова о Чернышевском. Ленинская оценка явилась как бы
ответом на обе эти работы.
«Чернышевский, — писал Ленин, — был социалистом-утопистом,
который мечтал о переходе к социализму через старую,
полуфеодальную, крестьянскую общину, который не видел и не мог в 60-х годах
прошлого века видеть, что только развитие капитализма и
пролетариата способно создать материальные условия и общественную силу
для осуществления социализма»27. В этой первой части своих оценок
Ленин разделяет взгляд Плеханова на Чернышевского как
утопического социалиста и не поддерживает попыток Стеклова вывести
Чернышевского за пределы утопического социализма и представить
его чуть ли не идеологом рабочего класса. А вот следующая часть
направлена против Плеханова и разъясняет смысл ленинских
замечаний на его книгу.
«Но Чернышевский, — продолжал Ленин, — был не только
социалистом-утопистом. Он был также революционным демократом, он
умел влиять на все политические события его эпохи в
революционном духе, проводя — через препоны и рогатки цензуры — идею
крестьянской революции, идею борьбы масс за свержение всех
старых властей. «Крестьянскую реформу» 61-года, которую либералы
сначала подкрашивали, а потом даже прославляли, он назвал
мерзостью, ибо оп ясно видел ее крепостнический характер, ясно видел,
что крестьян обдирают г.г. либеральные освободители, как липку.
Либералов 60-х годов Чернышевский называл «болтунами, хвасту-
27 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 20, с. 175.
54

нами и дурачьем», ибо он ясно видел их боязнь перед революцией,
0Х бесхарактерность и холопство перед власть имущими»28.
Для Ленина идеи крестьянской революции и классовой борьбы
не были чем-то случайным, чужеродным в творчестве
Чернышевского, не были они и отдельным «зачатком», как это полагал
Плеханов; они пронизывают всю деятельность Чернышевского — и
теоретическую и практическую, проводятся вполне осознанно и
последовательно во всех его произведениях. Не уклонение от классовой
борьбы и революции, не взгляд на них как на «весьма важное
препятствие для прогресса», которого следовало бы по возможности
избежать, а жажда этой классовой борьбы, могучая революционная
проповедь, стремление революционно просветить народ и сплотить
передовые революционные силы — таким видел Чернышевского
Ленин в отличие от Плеханова. А из этого вытекает принципиально
иной подход и к оценке всего теоретического наследия великого
русского демократа и социалиста, совсем другое прочтение всего
того, что им написано.
Некоторые исследователи считали, что Ленин разделял мнение
Плеханова. По их мнению, если к тому, что написал Плеханов,
добавить главу или раздел о революционном демократизме
Чернышевского и его практической политической деятельности, то
получится книга о Чернышевском, соответствующая ленинской точке
зрения. На наш взгляд, это не так. Проблема значительно сложнее:
потребовалось бы рассмотреть теоретическую деятельность
Чернышевского под иным углом зрения, вовлечь новый материал, дать
ему оценку с позиций исторической значимости того или иного
теоретического положения для решения специфических проблем
тогдашней России.
В истории нередко бывало так, что ложные в теоретическом
отношении идеи оказывались весьма прогрессивными для
определенных исторических условий, играли весьма важную роль в решении
конкретно-исторических задач. Например, положение о природе
человека как верховном мериле истории было ошибочным,
идеалистическим с точки зрения открытого в дальнейшем
материалистического понимания истории. Но оно сыграло исключительно важную
роль во всех буржуазно-демократических революциях, в борьбе с
феодальными монархическими системами и соответствующими им
системами идей и взглядов. Буржуазные идеи о «естественных»
правах человека поднимали на борьбу десятки и сотни тысяч
людей.
Если под этим углом зрения посмотреть на те же самые работы
Чернышевского, которые анализировал Плеханов, то обнаружится,
что Плеханов действительно дал одностороннюю оценку творчеству
великого демократа и социалиста.
Рассмотрим известную статью Чернышевского «О причинах
падения Рима», на которую ссылается во всех своих работах Плеха-
пов. Мы уже отмечали, что эта статья, вернее, одно место из этой
28 Там же, с. 175.
55

статьи служило для Плеханова самым верным доказательством
«чистейшего идеализма» Чернышевского в понимании истории.
Когда читаешь работы Плеханова, то невольно создается
впечатление, будто статья «О причинах падения Рима» специально
посвящена Чернышевским решению теоретического вопроса о
соотношении общественного бытия и общественного сознания. Но это совсем
не так. Эта проблема там вообще не ставилась в качестве само-i
стоятельной. В статье решался иной и тоже принципиально важный
вопрос, имевший для тех условий исключительно важное
теоретическое и практическое значение. Суть его сводилась к следующему.
Герцен в своих работах неоднократно писал о том, что
буржуазный Запад зашел в тупик и что у него нет внутренних сил для
выхода из этого тупика. Россия с ее сохранившейся общиной
призвана «обновить» загнивающий Запад. В качестве аналогии
приводился пример с Древним Римом, который якобы тоже не имел
внутренних сил для выхода из глубокого кризиса и только
нашествие варваров оказало оздоровительное воздействие. Хотя статья
Чернышевского называется -«О причинах падения Рима», она
направлена на решение актуального для той эпохи вопроса:
действительно ли на Западе нет внутренних сил для выхода из тупика и
его может оздоровить только самобытная Россия с ее сохранившей^
ся первобытной общиной?
Выводы Чернышевского при решении этого вопроса далеки от
«чистейшего идеализма» в общественных проблемах.
С одной стороны, он стремился доказать, что в Древнем Риме
были внутренние силы, способные вывести страну из кризиса.
Начавшийся переход от рабства к колонату оценивался Чернышевским
как один из положительных моментов на этом пути. Нашествие
же варваров, с его точки зрения, не было прогрессивным явлением,
не было оно и единственно возможным средством разрешения
внутренних противоречий рабовладельческого Рима. В этой связи он
восклицал: «Да подумайте только, что такое значит прогресс и что
такое значит варвар!»
Прогресс состоит в развитии науки знаний, а варвар ничего
этого не мог дать Риму. Древний Рим стоял в этой области на
неизмеримо более высокой ступени. Любая страна на любом этапе ее
развития имеет внутренние силы для разрешения своих противоречий
и без внешнего вмешательства — это очень глубокая мысль с
методологической и теоретической точки зрения. В ней нет ничего
идеалистического. Применив это положение к современному ему Западу,
Чернышевский сделал ряд еще более конкретных выводов. Он
констатировал, что в Западной Европе на арене
общественно-политической жизни до тех пор наиболее активно и осознанно выступало
«среднее сословие», т. е. буржуазия. Трудящиеся массы еще только
начинали выходить на эту арену.
Но именно они являлись той силой, которая позволила бы
революционным путем вывести Запад из тупика. Россия не могла
обновить Запад, потому что он находился на более высокой ступени
развития, шел к социализму своим путем — на основе более высокой
56

техники и более высокого уровня развития науки и знаний.
Чернышевский считал, что России не следовало гордиться своей общиной —
остатком первобытной древности. Идея «союзного производства»
аа Западе базировалась на более совершенной экономической
основе.
Мысль Чернышевского о том, что на Западе в качестве главной
силы выступают трудящиеся и от их самостоятельных действий
зависит выход из тупика на прогрессивный путь развития, причем
революционным способом, не содержит в себе ничего
идеалистического. Напротив, выявление решающей роли народных масс в
истории — это важный шаг на пути к историческому материализму.
Чернышевский подчеркивал, что «простолюдины» еще не осо-
гшали своих собственных интересов, они малограмотны, не знакомы
с последними достижениями общественной науки (речь идет о
социалистических и коммунистических теориях), и видел свою задачу
в том, чтобы революционно просветить массы, связать движение
трудящихся масс с передовой социалистической теорией. В этих
рассуждениях Чернышевского также нет ничего идеалистического.
Совершенно очевидно, что трудящиеся массы без научной теории
пе могут самостоятельно выработать программу действий. Их
экономическое положение заставляет их остро чувствовать и понимать
недостатки существующего эксплуататорского строя, его
несоответствие их интересам, но без научного осмысливания они не могут
выработать обоснованную программу преобразований. Они уже
знают, что старый строй нужно разрушить, но еще не знают, какой
строй придет ему на смену. Без науки этот вопрос не решить. В
таких условиях положение Чернышевского в данной статье о том, что
прогресс есть результат науки, знания, приобретает иной оттенок.
В тех конкретно-исторических условиях без правильной
революционной теории, без научно обоснованной программы стихийные
выступления масс не дали бы должного эффекта. Нужно было
соединить движение масс с наукой, социалистическими теориями. Когда
идеи овладевают массами, они, по выражению Маркса, становятся
материальной силой. К этому стремился и великий русский
демократ. Если бы он надеялся только на силу идей, то он был бы
идеалистом самого обычного ранга. Но он стремился связать воедино
передовые идеи с революционным движением трудящихся масс,
заинтересованных в переходе к новому строю. А это уже не идеализм,
а материалистический поиск общественных сил, способных бороться
за осуществление социалистических идей.
Однако всему этому не придал должного значения Плеханов,
сконцентрировав все внимание на идеалистическом характере самой
формулы Чернышевского о прогрессе как результате развития
науки и знаний.
Возьмем теперь другой пример — анализ и оценку Плехановым
статьи Чернышевского «Экономическая деятельность и
законодательство». И в этом случае мы убедимся, сколь существенно
различаются оценки этой статьи, если на них смотреть с ленинских, а не
10 плехановских методологических позиций.
57

С внешней стороны Плеханов давал самую высокую оценку
названной статье Чернышевского. Он выражал в своих отзывах
подлинный восторг и восхищение. «Его статья «Экономическая
деятельность и законодательство», — писал он, — не может считаться одним
из самых ловких опровержений теории «laissez faire, laissez passer»
не только в русской экономической литературе, где Чернышевский
до сих пор занимает первое место, но и вообще в литературе
европейского социализма. Наш автор пускает в ней в дело всю свою
диалектическую силу и всю свою полемическую ловкость. Он как бы
забавляется этой борьбой, в которой он с такой легкостью отражает
удары противников» 29.
Но поставим вопрос в другом плане: каково историческое
значение этой статьи, ради каких целей она была написана, какая
конкретная практическая задача в ней решалась? Ответ Плеханова на
эти вопросы весьма узок и одыосторонен. По его мнению, главная
задача Чернышевского заключалась в разоблачении русских
сторонников Бастиа—«русских манчестерцев». Он писал о
Чернышевском: «Хорошо знакомый с экономической и социалистической
литературой, он без всяких усилий, шутя и посмеиваясь, в пух и
прах разбивал всю бастиановскую премудрость» 30. И далее:
«Замечательно, что принцип государственного невмешательства, имевший
у нас таких горячих сторонников в конце пятидесятых и начале
шестидесятых годов, вскоре был почти совершенно оставлен
русскими экономистами... Но, несомненно, много значит в этом случае и
то, что названный принцип уже при самом начале его
распространения в русской литературе встретил такого могучего противника,
как Н. Г. Чернышевский. Раз получивши хороший урок, русские
манчестерцы почли благоразумным смолкнуть, стушеваться и сойти
со сцены» 31.
Итак, Плеханов сводил задачу Чернышевского к разоблачению
бастиановской премудрости о невмешательстве государства в
экономическую деятельность людей и обоснованию необходимости
государственного вмешательства. Но возникает первый вопрос: о каком
государстве идет речь? О царском самодержавии? Оно должно
вмешиваться в экономическую деятельность? Ему дает советы
Чернышевский и оправдывает его вмешательство? Плеханов не дает
ответа на этот вопрос. Но ранее он доказывал, будто на первых этапах
своей деятельности Чернышевский давал «советы» царскому
самодержавию, как выгоднее для него и для крестьянства решить
вопрос об отмене крепостного права. Создается впечатление, что
Чернышевский своими теоретическими работами защищал
правомерность и необходимость вмешательства государства во все сферы
экономической деятельности. Но это совсем не так.
Чернышевский диалектически подходил к оценке принципа
«laissez faire, laissez passer», принципа невмешательства государства.
29 Плеханов Г. В. Соч., т. V, с. 94.
30 Там же.
31 Там же, с. 95.
58

Он видел его прогрессивность на определенном этапе исторического
развития, когда шла борьба с вмешательством
феодально-абсолютистских реакционных государств в экономическую жизнь. И на
вопрос о том, что прогрессивнее: принцип невмешательства или
принцип вмешательства феодальных государств, он отвечал
однозначно — прогрессивнее невмешательство. Но когда вопрос переносился
в иные исторические условия — в условия, когда началось
социалистическое движение трудящихся, Чернышевский давал иной ответ:
для создания новых социалистических форм необходимо
государственное вмешательство. Без государственной помощи эти формы не
могут развиваться и крепнуть. Но это уже не
феодально-бюрократическое государство, а революционно-демократическое
правительство «земледельцев, поденщиков и рабочих», пришедшее к власти
в результате революции, свержения царского самодержавия.
А такая постановка вопроса имела огромное значение в тех
условиях не только для борьбы с русскими «бастиаицами», «манче-
стерцами», либералами разных мастей. Она приобретала
исключительную важность с точки зрения развития социалистический
теории, для борьбы с мелкобуржуазными и анархистскими
концепциями Бакунина и Прудона, отрицавшими роль государства в
строительстве социализма, а также для преодоления ограниченного
характера теорий западноевропейских социалистов-утопистов,
надеявшихся на помощь буржуазных государств при переходе к
социализму.
Вопросу о роли государства Чернышевский уделял много
внимания и в других работах, в том числе в Дополнениях и
Примечаниях к Миллю он скрупулезно решал вопрос о границах
государственного вмешательства, сферах его деятельности и экономических
функциях. Все это имело важное значение для разработки
программы перехода к социализму, минуя господство капитализма, через
особое «переходное состояние».
Плеханов был совершенно прав, когда писал, что у
Чернышевского не было времени, для того чтобы написать
систематизированный научный труд с изложением всех своих основных
теоретических позиций. Он был поглощен повседневной борьбой. Его теория
в значительной мере разбросана по отдельным статьям и работам.
А каждая из этих работ посвящалась решению строго определенных
исторических задач. Он с самого начала своей деятельности
решительно заявил, что будет писать по вопросам, имеющим для того
периода наибольшую важность. Он вел борьбу с либералами,
пытавшимися увести общественную мысль в область второстепенных
проблем, обсуждение которых официально «дозволялось» царской
Цензурой. Он очень быстро реагировал на всякие новые повороты
общественной мысли в условиях назревавшей революционной
ситуации. Каждая его статья имела особый конкретно-исторический
смысл. Это не было «чистое» теоретизирование кабинетного ученого,
оторванного от революционной практики и созерцавшего жизнь
издалека. Он боролся и в борьбе оттачивал свои теоретические
позиции, а с этих позиций вновь вступал в еще более решительные
59

схватки с политическими и идеологическими противниками и вновь
приходил к еще более важным теоретическим обобщениям. Именно
это единство теории и революционной практики позволило ему так
глубоко проникнуть в анатомию и физиологию человеческого
общества, как не проникал в нее никто до Маркса и Энгельса.
Когда Плеханов поставил перед собой задачу ответить на
теоретический вопрос, поднялся ли Чернышевский до Маркса в области
понимания закономерностей исторического процесса, теории
стоимости, капитала, прибавочной стоимости, кризисов, то он с самого
начала облегчил себе работу и затруднил правильное понимание
всего творчества Чернышевского. Доказать, что Чернышевский не
поднялся до Маркса в теоретическом решении всех этих вопросов, не
представляло особых трудностей для такого эрудированного
марксиста, как Плеханов. Но Плеханов по существу абстрагировался от
конкретно-исторических задач революционно-освободительного
движения России, которые решала тогда передовая русская
общественная мысль. Он попытался изобразить Чернышевского как «чистого»
теоретика, исследовавшего те же проблемы, что и Маркс. Между
тем Чернышевский решал совершенно специфические русские
вопросы и развивал общественную науку в том направлении, которое
диктовалось действительностью.
Маркс анализировал переход от капитализма к социализму,
Чернышевский же ставил проблему перехода к социализму от
современной ему феодальной экономики, через переходное состояние.
Решая ее, Чернышевский двигался в сторону марксизма и в то же
время высказал немало самостоятельных, оригинальных и
плодотворнейших мыслей, которые в дальнейшем были поддержаны и
развиты марксистами, но уже с иных методологических и
теоретических позиций. Его неизбежная историческая ограниченность в
решении одного круга вопросов компенсировалась дальновидностью
в решении других.
Плеханов оценивал все творчество Чернышевского как
«пройденный этап», имеющий лишь историческую ценность. Ленин же
использовал работы Чернышевского как сохраняющие научное
значение и в новых, современных Ленину условиях. Он неоднократна
вспоминал имя Чернышевского в самых различных исторических
ситуациях: и в годы создания большевистской партии, и в годы
столыпинской реакции, и при разработке программных положений па
крестьянскому вопросу, и в борьбе с современными ему
либералами, и в годы первой мировой войны, и в первые годы Советской
власти. Н. К. Крупская, как известно, неоднократно подчеркивала
огромную любовь и уважение В. И. Ленина к Н. Г. Чернышевскому.
Собрание его сочинений стояло на полке рядом с Собранием
сочинений Маркса и Энгельса. Почти в каждом томе Полного собрания
сочинений Ленина упоминается имя Чернышевского в связи с
экономическими, политическими, философскими взглядами великога
русского демократа. Для Ленина Чернышевский был не только
предшественником русской социал-демократии, но и современником,,
многие из идей которого сохранили теоретическую и практическую
60

ценность и использовались Лениным в новых исторических уело-
ниях.
Ленин блестяще знал труды Чернышевского и имел более
обширную, х1ем Плеханов, информацию о его
революционно-практической деятельности.
В книге «Н. Г. Чернышевский в воспоминаниях
современников» (1958 г.) один из авторов так передает мнение Ленина о
Чернышевском: «Моим любимейшим автором был Чернышевский. Все
напечатанное в «Современнике» я прочитал до последней строчки
и не один раз» 32.
«Прочитаны были все статьи Чернышевского о крестьянском
[юпросе (заметим в скобках, что именно этих работ не читал
Плеханов, а они как раз давали богатейший материал для ленинских
выводов о «глубоком» и «превосходном» понимании Чернышевским
современной ему действительности. — Я. X), его примечания к
переводу политической экономии Милля, и, так как Чернышевский
хлестал буржуазную экономическую науку, это оказалось хорошей
подготовкой, чтобы позднее перейти к Марксу» 33.
По отзывам современников, о романе «Что делать?» Ленин
говорил: «Под его влиянием сотни людей делались революционерами»
Могло ли это быть, если бы Чернышевский писал бездарно и
примитивно? Он, например, увлек моего брата, он увлек и меня. Он
меня всего глубоко перепахал» 34.
Так излагали современники мнение Ленина о Чернышевском,
Это соответствует тому, что написано Лениным о различных
сторонах теоретической и революционно-практической деятельности
великого демократа и социалиста.
Образ Чернышевского в оценках и высказываниях Ленина
предстает в ином свете, чем в изображении Плеханова. Воссоздать
образ Чернышевского «по Ленину» — одна из важных задач советских
исследователей. И на этом пути уже достигнуты значительные
успехи. Издано много исследований и статей, в которых критикуется
плехановская концепция. Однако вводимый в научный оборот
новый фактический материал дает все больше подтверждений
исторической правоты ленинских оценок и ограниченности
плехановских.
В довоенные годы плехановская оценка воззрений
Чернышевского еще продолжала господствовать в советской литературе. Однако
в то же время начинают вызревать предпосылки для ее пересмотра.
В 1933 г. впервые были опубликованы, хотя и не полностью,
замечания Ленина на книгу Плеханова о Чернышевском. В том же
году Н. Лепешинский публикует статью «В. И. Ленин о
Чернышевском», в которой знакомит читателей с некоторыми из замечаний
Ленина на книгу Стеклова. Ленин выделил и сопроводил положи-
32 Н. Г. Чернышевский в воспоминаниях современников, т. I. Саратов,,
33 Там же.
34 Там же, с. 8.
61

тельными оценками моменты, в которых Стеклов относил Черные
шевского к представителям русской революционной демократии!
противопоставляя их либералам. У Плеханова термин «революци!
онный демократ» по отношению к Чернышевскому ни разу не упот-1
реблялся — ни в первом, ни во втором издании книги о Чернышев'!
ском. Одновременно в ленинских замечаниях на книгу Плеханова!
отмечался ее основной недостаток: Плеханов просмотрел революци-1
онный демократизм Чернышевского. Оба этих документа подтвер-1
ждали, что Ленин оценивал Чернышевского по-иному, чем Плеха-1
нов. Необходимость критического пересмотра плехановской концеп-]
ции назревала все сильнее и сильнее. 1
В предвоенные годы появляется несколько статей, в которых!
предпринимаются серьезные попытки в этом направлении. Среди]
них особого внимания заслуживают статьи И. Д. Удальцова, опуб-1
ликоваииые в журналах «Советская наука» (№ 4, 1939 г.) и «Проб-]
лемы экономики» (№6, 1939 г.) и посвященные критике Н. Г. Чер-j
нышевским буржуазной политической экономии и оценке его эко-1
номических взглядов в целом. В этом же плане была написана и|
статья М. П. Крижанского «Освещение П. Г. Чернышевским
банкротства буржуазной экономии» (1941 г.). Начинался пересмотр]
плехановских оценок эпохи Чернышевского. Важное значение с i
этой точки зрения имела статья М. В. Нечкиной «Н. Г. Чернышев-!
ский в годы революционной ситуации» (1941 г.). ^\<
Сразу же после окончания Великой Отечественной войны в
журнале «Большевик» (№11 — 12, 1945 г.) публикуется статья*
В. Евграфова «Диалектика Чернышевского», в которой дается
важная критика ряда плехановских оценок философских взглядов
Чернышевского. Критика плехановской концепции становится все
более глубокой и многосторонней. Однако решающий перелом
намечается и осуществляется в конце 40-х и середине 50-х годов. С 1949
по 1955 г. была проведена огромная исследовательская работа. Она
велась по всем направлениям — и по дополнительному изучению
эпохи Чернышевского, и по исследованию его
революционно-практической деятельности, и по оценке всей совокупности его взглядов —
экономических, философских, политических, исторических,
эстетических, литературно-критических, правовых, педагогических и др.
Тщательному анализу были подвергнуты все этапы его
жизнедеятельности. В научный оборот вовлекались все новые и новые
материалы. В это время были защищены сотни докторских и
кандидатских диссертаций, опубликованы серьезные монографические
работы, подготовлены фундаментальные академические издания.
Литература о Чернышевском, созданная в этот период, столь
обширна, что нет никакой возможности дать даже простой перечень всех
работ. Отметим авторов лишь наиболее крупных работ, сыгравших
важную роль в пересмотре плехановской концепции.
В исследование философских взглядов Чернышевского в этот
период большой вклад внесли В. Евграфов, М. Розенталь, М. Иовчук,
В. Баскаков, М. Щипанов.
Экономические взгляды Чернышевского были освещены в трудах
62

д. Цаголова, В. Замятнина, Ф. Полянского, А. Реуэля, Н. Карата-
CJJa, M. Рындиной, Е. Филатовой.
Анализ политических и правовых воззрений Чернышевского
содержался в работах С. Покровского и В. Зевина, исторических
взглядов — в работе Б. Иллерицкого, педагогических — в книге
В. Разумовского.
В исследовании эпохи Чернышевского важное значение имели
работы С. Струмилина, Н. Дружинина, М. Нечкиной, А.
Панкратовой, Б. Козьмина, П. Хромова, Н. Цаголова, Ф. Полянского, Н.
Каратаева и др.
В этот же период был создан фундаментальный труд «История
русской экономической мысли» в 6-ти томах под редакцией
А. И. Пашкова. В нем содержался и развернутый анализ
экономических взглядов Чернышевского. Вышла также коллективная
монография «Из истории русской философии», а несколько позднее —
шеститомная «История философии в СССР», в которых давался
анализ философских воззрений Чернышевского. Пересмотр
плехановской концепции осуществлялся одновременно с критикой тех
крайностей, в которые впадали Стеклов и другие авторы, разделявшие его
взгляды.
Важнейшие результаты всех этих многоплановых исследований
можно свести к нескольким ключевым пунктам.
Во-первых, была доказана неправомерность представлений
Плеханова об эпохе Чернышевского как эпохе «общественного застоя»,
переходящей к «пробуждению». На огромном историческом
материале, впервые вовлеченном в научный оборот, были исследованы
различные формы проявления глубочайшего кризиса
феодально-крепостнической системы, нарастания классовой борьбы, созревания и
наступления революционной ситуации, размежевания классовых сил.
Были вскрыты экономические основы и классовые корни различных
программ, предложенных идеологами различных классов. Был четко
замечен тот специфический круг общественных проблем, который был
порожден тогдашними условиями русской жизни, и показаны
основные направления в решении этих проблем.
Во-вторых, на основе многостороннего анализа эпохи и
поставленных ею проблем была убедительно доказана самостоятельность и
оригинальность русской революционно-демократической мысли того
периода. Положения Плеханова о «несамостоятельности» и
подражательном характере русской мысли вообще и взглядов Чернышевского
в особенности были подвергнуты убедительной и многосторонней
критике. Буквально во всех направлениях общественной мысли — в
философии, политической экономии, политических взглядах,
этических и эстетических, литературно-критических и др. —было показано
то новое, что внес Чернышевский по сравнению со своими
западноевропейскими и русскими предшественниками.
В-третьих, с особой тщательностью была исследована
революционная практическая деятельность Чернышевского в период реформы
1861 г. Плеханов, как известно, еще не располагал сколько-нибудь
Значительными фактами, которые бы доказывали непосредственное
63

участие Чернышевского в такой деятельности. Советскими исследо-|
вателями на огромном новом фактическом материале было убедитель-1
но доказано, что Чернышевский являлся вождем революционных сил,!
был связан с различными группами революционеров в разных
районах страны, принимал непосредственное участие в разработке планов
подготовки вооруженного восстания силами крестьянства, армии
и передовой интеллигенции. Попытки Плеханова представить
Чернышевского в виде оторванного от политической борьбы кабинетного
ученого были обоснованно отвергнуты. Исследования, проведенные
советскими учеными в этом же направлении, дали еще более
убедительный материал.
В-четвертых, на основе всех предшествующих исследований был
по-иному поставлен вопрос о тактике Чернышевского в период
подготовки и проведения крестьянской реформы. Положение Плеханова
о том, будто на первом этапе Чернышевский не был сторонником
революционных методов и уповал на мирный путь решения социальных
вопросов силами самого царского самодержавия и господствующих
классов, было пересмотрено в свете новых исторических фактов и
материалов, о которых Плеханов не знал и не мог знать.
Наконец, в-пятых, на большом историческом материале было
показано то влияние, которое оказал Чернышевский на
революционно-освободительное движение народов и на последующее развитие
революционной мысли в России и за ее пределами. Можно было бы назвать
и еще ряд важных пунктов, в которых подвергалась пересмотру
плехановская концепция, по о них мы будем говорить в ходе
последующего анализа.
Из этого, однако, не следует, что критическая оценка
плехановской концепции утратила ныне свою актуальность. Напротив, в
современных условиях еще осталось немало вопросов, по которым
взгляды Плеханова не выдерживают критики в свете новых данных. С
другой стороны, критика Плеханова, проводившаяся в 50-х годах, не
всегда была обоснованной. Незаслуженно отвергались некоторые
правильные его выводы и обобщения. В работах 60-х и 70-х годов
выражено стремление избежать подобных крайностей и дать объективную
оценку исторического значения работ Плеханова о Чернышевском.
Бышедшая в 1965 г. монография Ф. Полянского «Плеханов и русская
экономическая мысль» является важным этапом на этом пути.
В 60-х годах было издано значительно меньше книг о
Чернышевском, чем в 50-х. Кроме указанной работы Ф. Полянского можно
назвать книгу Г. Водолазова «От Чернышевского к Плеханову» (1969 г.),
а также работу Ю. Мелентьева «Русские революционные демократы
и Запад» (1965 г.). Исследовательская работа продолжалась и в этот
период. С одной стороны, уточнялись и углублялись ранее
полученные выводы и обобщения, а с другой — расширялась область
исследований, охватывая наименее изученные сферы жизни и деятельности
Чернышевского.
С начала 70-х годов и вплоть до наших дней в изучении
творчества Чернышевского вновь наблюдается значительное оживление.
Вышли новые книги, посвященные проблемам, которые лишь частично
64

рассматривались в предшествующие периоды. В их числе книги
А.Володина «Гегель и русская социалистическая мысль XIX века»
(1973 г.), М. Новикова «Диалектика русских революционных
демократов и ее место в истории домарксистской диалектики» (1973 г.),
У. Розенфельда «Н. Г. Чернышевский. Становление и
эволюция мировоззрения» (Минск, 1972), М. Федорова «Русская
прогрессивная мысль XIX века от географического детерминизма к
историческому материализму» (Новосибирск, 1972).
Значительно повысился интерес к исследованию социалистических
взглядов Чернышевского. Они рассматриваются в работах И. Пантина
«Социалистическая мысль в России. Переход от утопии к науке»
(1973 г.) и В. Малинина «История русского утопического
социализма» (1980 г.).
Можно назвать еще ряд работ, вышедших в эти годы и
посвященных самым разнообразным проблемам. Под рубрикой «Мастерство
революционных демократов-публицистов» в 1977 г. вышла книга
М. Черепахова «Н. Г. Чернышевский». В 1978 г. изданы книги О. Пи-
ни «Чернышевский в Петербурге», С. Волка и В. Никоненко
«Материализм Н. Г. Чернышевского».
Продолжаются плодотворные исследования деятельности
Чернышевского в период его ссылки в Сибирь. Еще в 50-х и 60-х годах были
изданы монографии И. Романова (1957 г.), М. Научителя и 3. Тага-
рова (1969 г.). В 70-х годах издана книга Н. Травушкина
«Чернышевский в годы каторги и ссылки» (1978 г.).
Имя Чернышевского и его идеи уже давно вышли за пределы
нашей страны. Сегодня мы с полным основанием можем говорить о
мировой литературе о Чернышевском. Его творчество исследуют
идеологи различных классов, школ, направлений.
Ученые Народной Республики Болгарии, Венгерской Народной
Республики, Социалистической Федеративной Республики Югославии,
Германской Демократической Республики и Социалистической
Республики Румынии широко освещают вклад Чернышевского в
развитие передовой общественной мысли.
Особенно значительная литература о Чернышевском создана в
Польской Народной Республике. Великий русский демократ всегда
был искренним другом польского парода. Его труды оказали огромное
влияние на последующее развитие польского революционного
движения и прогрессивной общественной мысли.
В наше время особенно возрос интерес к творчеству
Чернышевского со стороны буржуазных ученых Западной Европы и Америки.
Все больше работ о его взглядах появляется в США, ФРГ, Франции,
Италии и других странах. В этих работах обнаруживаются весьма
противоречивые тенденции, на которые обратил внимание Ю. Мелен-
тьев в своих последних статьях35. С одной стороны, в некоторых
исследованиях чувствуется стремление более всесторонне, многоплано-
во, а иногда и объективно оценить систему взглядов Чернышевского,
а с другой стороны, наблюдаются попытки извратить творчество Чер-
35 См. Н. Г. Чернышевский и современность, с. 158—178.
5 Н. В. Хессин
65

нышевского, дискредитировать не только русскую
революционно-демократическую мысль, но и современную марксистско-ленинскую
теорию, которая сохраняет преемственность с теоретическим наследием
великих русских демократов.
Борьба за теоретическое наследие Чернышевского в наши дни не
только не ослабла, но и, наоборот, усилилась. А с этой точки зрения
еще более актуальной становится критика ошибочных сторон
плехановской концепции. Многие современные буржуазные авторы
используют работы Плеханова для доказательства ложных мыслей о том,
будто Чернышевский был простым популяризатором
западноевропейских идей, сторонником буржуазной демократии и не создал никакой
оригинальной системы взглядов.
В связи со 150-летием со дня рождения Чернышевского в 1978 г.
в Москве, Ленинграде, Саратове, Новосибирске и других городах
страны проводились юбилейные заседания. Советские исследователи
подводили итоги и намечали новые задачи по изучению творчества
великого русского мыслителя. Было подготовлено издание нескольких
юбилейных сборников. Исследовательская работа в этом направлении
продолжается, и каждое новое поколение стремится внести свой
вклад.

РАЗДЕЛ ВТОРОЙ
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ В ПОИСКАХ ОБОСНОВАНИЯ
НЕИЗБЕЖНОСТИ ИСТОРИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ
В СТОРОНУ СОЦИАЛИЗМА
Глава 3
Центральные проблемы,
поставленные эпохой, и их решение
русскими революционными социал-демократами —
предшественниками Чернышевского
Западноевропейский утопический социализм возник и развивался
в условиях назревающих противоречий капиталистического способа
производства. Он явился первым выражением интересов вновь
формирующегося класса — пролетариата, когда этот класс еще не поднялся
до осознания своей всемирно-исторической роли и не был готов
к широким организованным и самостоятельным революционным
действиям.
Иные условия сложились в России. Здесь социалистические идеи
формировались в период кризиса феодально-крепостнической
системы, когда капиталистический уклад еще только начинал развиваться,
рабочий класс был крайне малочисленным, а основную массу
трудящихся составляло крепостное крестьянство. В России впервые возник
вопрос о возможности перехода от феодализма к социализму, минуя
капитализм, силами крестьянства. Ответ на этот вопрос требовал
новых самостоятельных поисков и решений.
Центральной проблемой России того периода бесспорно была проб*
лема ликвидации крепостного строя. «Все общественные вопросы, —
писал об этом периоде Ленин,— сводились к борьбе с крепостным
правом и его остатками»1.
Многогранная кипучая деятельность революционных демократов
была подчинена этой главной цели. Обличение эксплуататорской
природы самодержавно-крепостнического режима, борьба со всеми ре*
акционными силами, поддерживавшими этот режим, разоблачение
предательской роли либерализма в освободительном движении,
срывание масок со всяких проявлений крепостнической идеологии,
революционное просвещение народа, подготовка и воспитание кадров
революционеров, разработка планов крестьянского восстания — все это
составные, неразрывные части борьбы с крепостным правом и его ос^
татками.
Ведя борьбу с крепостничеством, идеологи крестьянства не могли
не задавать себе вопроса: во имя чего идет эта борьба? Для какого
1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 2, с. 520.
S*
67

пути развития будет расчищена почва после ликвидации крепостии-|
чества? Возникнут ли на его развалинах новые формы эксплуататор-1
ских порядков — буржуазные — или Россия имеет возможность уско-|
рить переход к социализму, не испытав всех мук капиталистического*!
развития? Разрушительная сторона — ликвидация крепостничества — \
была неразрывно связана с созидательной — строительством основ- <
нового общественного строя, исключающего эксплуатацию человека
человеком.
Эта проблема глубоко волновала вождей революционной
демократии — она ставилась в работах В. Г. Белинского, А. И. Герцена,,
Н. П. Огарева, Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова.
Русские революционные демократы развертывали свою
деятельность в условиях, когда па Западе уже обнаружились все коренные1
пороки и противоречия капиталистического способа производства ir
началась борьба за социализм. Все они отчетливо видели, что
крушение феодализма па Западе привело к становлению еще более хищного1
эксплуататорского режима — капитализма. Для них было ясно, что,,
несмотря на более прогрессивный характер буржуазного общества по
сравнению с феодальным, оно не могло выступать идеалом в решении:
социальных вопросов. Они понимали, что буржуазный строй обречен
и должен уступить место социалистическому строю. Хотя они еще и?
не могли доказать этого научно, но все же четко улавливали новую
наметившуюся тенденцию развития. Отсюда вытекала аитикаииталис-
тическая направленность всех их теоретических исканий.
Одной из центральных теоретических проблем того периода стал
выбор путей общественного развития. Эта проблема имела большое-
практическое значение, затрагивала коренные интересы всех
основных классов и социальных групп тогдашней России. В ней как в
фокусе собирались основные направления научного творчества
революционных демократов.
Для ее решения было необходимо, во-первых, более глубоко
проникнуть во внутреннюю анатомию и физиологию человеческого
общества, раскрыть закономерности исторического развития вообще, во-
вторых, обосновать историческую обреченность капиталистического-
строя п неизбежность дальнейшего исторического развития в сторону
социализма и, наконец, в-третьих, научно обосновать возможность-
для России при определенных условиях миновать или сократить фазу
капиталистического развития и перейти от России феодальной
к России социалистической.
Научное решение этого комплекса сложнейших задач возможно
лишь на основе марксистско-ленинской методологии и теории. Не
поднявшись до марксизма, русские революционные демократы я&
смогли дать правильного ответа па поставленные вопросы. Но при
решении каждой из составных частей этой проблемы русская
революционно-демократическая мысль продемонстрировала глубину и
силу, движение в сторону единственно правильной революционной
теории — марксизма.
На протяжении 40—60-х годов прошлого века лучшие
представители революционно-демократической мысли (Белинский, Герцен,
68

Чернышевский, Добролюбов) проявляли огромный интерес к
позначно закономерностей исторического развития и пытались творчески
обосновать ответ па коренные вопросы практической революционной
борьбы.
Признавая первостепенную важность социологических вопросов,
Пелииский писал: «История сделалась теперь как бы общим основать
cyi и единственным условием всякого живого знания: без нее стало
невозможно постижение ни искусства, и и философии»2.
Русских революционных демократов уже не удовлетворяли
выводы современных им историков и социологов буржуазных стран. Они
пытались пересмотреть целый ряд важнейших социологических
вопросов. Об этом свидетельствует желание Чернышевского написать
специальный труд по истории человечества. В письме к жене,
посланном в 1862 г. из Петропавловской крепости, он в следующих словах
характеризовал свои планы на будущее: «Я начну многотомною
«Историей) материальной и умственной жизни человечества»,—историею,
какой до сих пор не было, потому что работы Гизо, Бокля (и Вика
даже) деланы по слишком узкому плану и плохи в исполнении»3.
Ограниченность трудов буржуазных историков Гизо, Бокля, Тьер-
ри, Шлоссера Чернышевский видел отнюдь не в частностях и деталях,
а в общем плане, в подходе к изучению исторических явлений.
В одной из рецензий, относящейся к 1856 г., оценивая концепции
названных авторов, он писал: «Но и эти труды, как ни колоссальны
по своему значению, все еще далеко не удовлетворительны.
Недостатки их заключаются не в одних частных несовершенствах исполнения,
по еще более в недостаточности общего плана, односторонности и
неполноте воззрения на жизнь человечества»4.
В силу отсталости русской жизни великие демократы не смогли
подняться до понимания истории как естественноисторического
процесса смены одного способа производства другим, более
прогрессивным на основе внутренней диалектики производительных сил и
производственных отношений, не смогли создать учения об общественно-
экономических формациях и закономерностях их смены. Они не могли
правильно решить вопрос о соотношении общественного бытия и
общественного сознания, хотя и сделали важные шаги в этом
направлении. Идеалистические мотивы чувствовались в их подходах
Довольно сильно. Они преувеличивали роль идей, науки, знания в
общественном развитии, не смогли построить нового здания
социологии на новом фундаменте в отличие от Маркса, который совершил
Революционный переворот в понимании исторического процесса
н его закономерностей. Но они уже ясно увидели недостатки
прежней идеалистической социологии. Белинский, Герцен pi особенно
Чернышевский начинают постепенно подвергать аргументированной
критике безраздельно господствовавшие до них идеалистические
взгляды. Они заменяют целый ряд частей старого здания социологии
новыми элементами. В их социологических концепциях постепенно
2 Белинский Б. Г. Поли. собр. соч., т. 12, с. 332.
3 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч., т. XIV, с. 456.
4 Чернышевский //. Г. Поли. собр. соч., т. III, с. ЗГ)6.
6.0

накапливаются материалистические элементы, что вплотную
подводит общественную мысль к восприятию единственно правильной
марксистской теории общественного развития. Своими
исследованиями Белинский, Герцен, Чернышевский и Добролюбов подорвали веру
в безграничное могущество идей и в то же время указали на важность
материальных, экономических факторов в историческом развитии.
Чернышевский, поднявшийся выше всех русских демократов,
вплотную подошел к пониманию определяющей роли экономики во всех
общественных явлениях.
Между социологическими взглядами Белинского, Герцена,
Чернышевского и Добролюбова нет абсолютного тождества. Белинский
отразил в своем творчестве более ранний этап развития освободительной
борьбы русского народа и был свидетелем иных исторических
событий в Европе. Он не мог поставить и разрешить целого ряда вопросов,
которые возникли значительно позднее и нашли свое глубокое
отражение в творчестве Добролюбова и особенно Чернышевского. Но
между его творчеством и творчеством Чернышевского и Добролюбова —
прямая всесторонняя преемственная связь. Трудно найти хотя бы
один существенный вопрос, по которому между ними были бы
принципиальные разногласия. Все социологические положения Белинского
были восприняты Чернышевским и Добролюбовым, которые в новых
исторических условиях обогатили и подняли их на новую ступень.
Между Чернышевским и Добролюбовым, с одной стороны,
Герценом и Огаревым — с другой, имелся ряд довольно существенных
расхождений, обусловленных тем, что первые были последовательными
революционными демократами и революционерами-разночинцами, а
вторые проявляли колебания между либерализмом и демократизмом
и были представителями дворянских революционеров. Тем не менее в
творчестве всех этих демократов доминируют общие черты, которые
бесспорно преобладают над различиями и обусловлены ненавистью
к крепостничеству и направленностью теоретических поисков. Все
они дают решительный бой идеалистическим буржуазным
конструкциям исторического процесса по самым важным вопросам, стремятся
распространить материализм и диалектику на познание
закономерностей общественного развития, пытаются создать теорию, которая
бы наметила поднимающимся на борьбу народным массам пути их
освободительного движения.
В советской философской и экономической литературе
убедительно доказано, что все революционные демократы, начиная с
Белинского, выступают решительными противниками идеалистических
взглядов на историю как продукт каких-то случайностей, не поддающихся
научному исследованию. «Неужели общество возникло из
случайности и управляется случайностью?» — спрашивал Белинский. «И,
между тем, есть люди, которые думают так... — продолжал он. —
Отвергать возможность истории как науки значит — отвергать в развитии
общественности неизменные законы и в судьбах человека ничего не
видеть, кроме бессмысленного произвола слепого случая. Пока
фактические знания находились еще в колыбели, простительно было так
думать; но когда знание фактов открыло между ними связь и пос-
70

едовательность, а философия открыла смысл и значение этой связи
i последовательности, показав в них развитие и прогресс,— тогда
возможность истории как науки и ее великое значение могут быть
закрыты только для одного слабоумия или наглого шарлатанства...»5
Эта мысль входит в арсенал всей последующей
революционно-демократической мысли и развивается, обогащается в трудах Герцена,
qepHbinieBCKoro и Добролюбова. История рассматривается ими всеми
ие как хаос случайностей, а как объективный, закономерный процесс
развития человечества по восходящей линии.
Они отбрасывают всякие попытки рассматривать историю как
результат деятельности отдельных выдающихся личностей: царей,
полководцев, политических деятелей. Белинский, Герцен, Чернышевский
и Добролюбов совершенно справедливо считали, что выдающиеся
личности могут рассчитывать на успех только в том случае, если их
деятельность отвечает назревшим объективным потребностям
исторического развития.
Великие русские демократы, не отрицая валшой роли выдающихся
личностей в историческом развитии, в то Л\е время правильно
отмечали, что эти личности лишь слуги исторических обстоятельств
и что их деятельность мол^ет быть правильно оценена и понята лишь
после того, как выяснены объективные условия, вызвавшие их к
жизни. «Личность тут,— писал Чернышевский,— является только
слул^ительницею времени и исторической необходимости»6.
В противовес буржуазным и либерально-дворянским концепциям
русские демократы выдвигают тезис о решающей роли народных масс
в истории. Они стремятся обосновать полол^ение, что история — это
прежде всего история трудящихся масс, что главным действующим
лицом и главной двил^ущей силой всех исторических событий
являются народные массы. Для того чтобы понять историю, надо прежде
всего понять законы, управляющие поведением народных масс.
«История,— писал Чернышевский,— должна излагать развитие
внутреннего быта народов, а не рассказывать, подобно летописи, сборнику
анекдотов или дюлшнному роману, разные шумные или эффектные
происшествия»7.
Белинский, Герцен, Чернышевский и Добролюбов подвергали
буржуазную социологию резкой критике за то, что она уделяла главное
внимание описанию политической, нравственной, умственной жизни
общества и совершенно не учитывала роль материальных,
экономических факторов в историческом развитии. Они выдвигали на первый
план вопрос о благосостоянии народных масс, об их экономическом
полол^ении.
В отличие от буржуазных историков Гизо и Тьерри, признававших
классовую борьбу в феодальном обществе, но отрицавших ее наличие
в буржуазном обществе, великие русские демократы ясно видели
классовую борьбу на протял^егши всей предыстории человечества.
5 Белинский В. Г. Поли. собр. соч., т. 8, с. 277.
6 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. III, с. 182.
7 Чернышевский //. Г. Поли. собр. соч., т. II, с. 562.
71

Они констатировали раскол современного им русского и
западноевропейского общества на эксплуататоров и эксплуатируемых, на трудя^
щихся, живущих своим трудом, и паразитов — землевладельцев и
капиталистов, присваивающих продукты чужого труда.
Они не только констатировали раскол общества на классы по
экономическим признакам, но и твердо были убеждены в
антагонистическом, непримиримом характере этих классовых противоречий.
Они глубоко верили, что прогрессивное развитие человечества
возможно лишь в результате классовой борьбы и народной
революции. Народные массы для них не просто страдающие классы, но и
общественная сила, способная на преобразования. Белинский
подчеркивал, что переход к социализму возможен лишь в результате
революции. «Смешно и думать, что это может сделаться само собою,
временем, без насильственных переворотов, без крови...»8
«Тысячелетнее царство божие утвердится на земле не сладенькими и
восторженными фразами идеальной и прекраснодушной Жиронды, а
террористами — обоюдоострым мечом слова и дела Робеспьеров и Сен-
Жюстов»9. К этой же мысли, правда с определенными
колебаниями, приходили Герцен и Огарев. Но особенно отчетливо она
проявилась в произведениях Чернышевского и Добролюбова, для которых
классовая борьба и народная революция — это не зло и разрушение,
а единственный путь к прогрессу.
Социологическая концепция великих русских демократов,
насыщенная материалистическими и реалистическими элементами, уже не
имела ничего общего с либерально-дворянской и буржуазной
социологией: по своей классовой нацеленности и революционности она была
прямо противоположна им. Это была концепция, отвечавшая
потребностям революционно-освободительной борьбы крестьянских масс и
направленная на революционное ниспровержение
самодержавно-крепостнического режима.
Белинский умер до революций 1848 г. па Западе и, естественно,
не мог исследовать те новые факты, которые повлекли за собой эти
революционные события. Герцен был их непосредственным
свидетелем, и это сказалось на его социологических воззрениях.
Чернышевский внимательно изучал произведения Герцена, высоко ценил их.
Его взгляды формировались под влиянием творческого наследия
Белинского и тех новых проблем, которые были поставлены и решены
Герценом в результате революций 1848 г.
Для того чтобы выяснить преемственную связь Чернышевского и
Герцена и показать шаг вперед, сделанный Чернышевским,
необходимо рассмотреть новый круг проблем, которые были поставлены
перед Герценом революционными событиями на Западе и которые
позднее находились в центре внимания Чернышевского.
Для сопоставления мы проанализируем работы Герцена,
известные под названием «Письма с того берега». Выбор именно этого
произведения диктуется следующими обстоятельствами: во-первых, эти
8 Белинский В. Г. Письма, т. 2, с. 289.
9 Там же, с. 305.
72

письма написаны в период 1847—1850 гг., т. е. в то время, когда
мировоззрение Чернышевского еще формировалось, и, во-вторых, в них
j3 наибольшей степени получили отражение те глубокие проблемы,
которые возникли перед Герценом, а в его лице и перед всей русской
революционно-демократической мыслью в результате классовых битв
и революционных выступлений 1848 г.
«...Социализмом,— отмечал Ленин,— называется протест и борьба
против эксплуатации трудящегося, борьба, направленная на
совершенное уничтожение этой эксплуатации...» 10 Именно социализму и
поставили себя на службу Белинский, Герцен, Чернышевский,
Добролюбов. Все они ищут такого решения социальных вопросов, при
котором бы навсегда было покончено с эксплуатацией человека
человеком.
Вполне понятен поэтому тот интерес, с которым русские
революционеры следили за развертыванием борьбы за социализм на Западе,
за развитием социалистических теорий. Революции 1848 г. давали
яркий и поучительный материал: была показана несостоятельность
всех прежних утопически-социалистических теорий, на повестку дня
был поставлен вопрос о выработке научно обоснованной
социалистической теории и программы, о пересмотре всего того теоретического
багажа, которым располагали представители прежних
социалистических теорий.
Практика все ярче показывала банкротство старых утопических
форм социализма, основывавшихся на мирном преобразовании
общества, и в то же время выявляла основу всего общественного развития,
его движущую силу — ожесточенную, непримиримую борьбу классов.
Этот урок истории был проницательно уловлен Герценом и
Чернышевским. Перед ними встала задача выяснить причины краха
западноевропейского утопического социализма и заменить его более
зрелым, научно обоснованным социалистическим учением.
О направлении их теоретических поисков свидетельствуют
«Письма с того берега» Герцена.
«Письма с того берега» Герцен начал писать вскоре после того,
как в 1845—1846 гг. в журнале «Отечественные записки» были
напечатаны его «Письма об изучении природы». По содержанию эти
произведения тесно взаимосвязаны. Центральный замысел обеих работ —
Дать материалистическое и диалектическое истолкование фактам. Но
осли в «Письмах об изучении природы» на первом плане стояло
выяснение закономерностей развития природы, то «Письма с того берега»
Уже целиком посвящены вопросам философии истории.
В «Письмах об изучении природы» Герцен нанес сокрушительный
Удар идеалистическим и метафизическим конструкциям. Он выступил
как материалист и диалектик, вставший, по оценке Ленина, «в
уровень с величайшими мыслителями своего времени».
По справедливой оценке Плеханова, при чтении этого
произведения Герцена можно было подумать, что оно написано «не в начале
J0-x годов, а во второй половине 70-х, и притом не Герценом, а Эн-
10 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 1, с. 281.
73

гельсом. До такой степени мысли первого похожи на мысли второго.
А это поразительное сходство показывает, что ум Герцена работал
в том же самом направлении, в каком работал ум Энгельса, а, стало
быть и Маркса»11.
Проведя борьбу по изгнанию метафизики и идеализма из области
понимания закономерностей природы, Герцен, однако, остался еще
на утопически-просветительских и идеалистических позициях в
области истории. Главным двигателем истории Герцен считал «силу
социальных идей». Хотя он критиковал теории французских
просветителей XVIII в., он верил в могущество разума и считал, что
переход к социализму возможен не в результате ожесточенных классовых
битв и революций, а в результате последовательной социалистической
пропаганды. Он не был свободен от иллюзий, будто идея социализма
приемлема для всех классов общества и встретит с их стороны
поддержку.
Однако в скором времени сама действительность вносит
коррективы в миропонимание Герцена. Отъезд за границу в 1847 г. и первое
же тесное соприкосновение с западноевропейской жизнью наносят
сильный удар его утопически-просветительским иллюзиям.
Революционные события 1848 г., свидетелем которых Герцен оказался,
подорвали его веру в могущество социальных идей; он почувствовал, что
в его взглядах на историю имеются существенные пробелы.
Констатируя, что «демоническое начало истории» «нахохоталось»
над всеми «упованиями теоретических умов», в особенности над
надеждами французских просветителей, и превратило все их самые
красивые лозунги «свободы, равенства и братства» в прямую
противоположность — рабство для большинства трудящихся, Герцен ставит
перед собой вопрос: а не надсмеется ли таким же образом история и
над идеей социализма? «Где лежит необходимость, чтобы будущее
разыгрывало нами придуманную программу?» 12 ■
Он понимал, что с прежних позиций на этот вопрос нельзя дать
ответ. Герцен осознал утопичность прежних социалистических
теорий и приступил к изучению действительности.
В своеобразной форме он подошел к постановке самого
кардинального вопроса социологии — о взаимоотношениях общественного бытия
и общественного сознания. «Но кто же по-вашему прав? Мысль ли
теоретическая, которая точно так же развилась и сложилась
исторически, но сознательно, или факт современного мира, отвергающий
мысль и представляющий, так же как она, необходимый результат
прошедшего?»13
В письме «Перед грозой» (1847 г.) Герцен отвечал на этот вопрос
еще довольно нерешительно: «Оба совершенно правы. Вся эта
запутанность выходит из того, что жизнь имеет свою эмбриогению, не
совпадающую с диалектикой чистого разума» и. В других его работах
11 Плеханов Г. В. Соч., т. 23, с. 377.
у2 Герцен А. И. Избр. философ, произв., т. 2, с. 23.
13 Там же, с. 26.
>4 Там же.
74

эТа мысль проводится более определенно. Герцен отмечал, что
нельзя раскрыть законы истории, оперируя только анализом идей.
Нужно раскрыть анатомию и физиологию всего общества.
Разумеется писал он, законы исторического развития не противоположны
законам логики, но они не совпадают в своих путях с путями мысли,
так как ничто в природе не совпадает с отвлеченными нормами,
которые строит чистый разум. Зная это, устремились бы на изучение, на
открытие этих физиологических влияний.
Призыв к изучению «физиологических влияний», т. е. по существу
тех фактов общественной жизни, которые относятся не к идейной,
а к материальной стороне общественной жизни, выражен здесь
Герценом вполне определенно. Он, конечно, не отказывался от
преувеличения роли сознания, от веры в могущество разума. Он считал, что
главной движущей силой истории является наука, теория. Но вместе
с тем он стремился выяснить те объективные условия, при которых то
пли иное изобретение человеческого разума не оставалось благим
пожеланием, а имело возможность претвориться в жизнь.
По существу, ставя идеи в зависимость от объективных условий,
Герцен уже ограничивал сферу действия социальных идей. Он
подходил к выводу, что мысль может играть решающую роль в
общественном развитии только тогда, когда она родилась из потребностей
самой жизни, если она направлена на решение тех задач, которые
уже намечены самой действительностью. Жизнь подчиняется
сознанию и воле человека только в том случае, если они (сознание и
воля) действуют в том же направлении, в каком идет развитие самой
жизни. «Жизнь и природа, — писал Герцен, — равнодушно идут
своим путем, покоряясь человеку по мере того, как он выучивается
действовать их же средствами» 15~16.
Но если жизнь имеет «свою эмбриогению, не совпадающую с
диалектикой чистого разума», если сознательная деятельность имеет
успех в том случае, когда человек познает потребности
действительной жизни, то вполне естественно заключение Герцена: надо искать
закономерности развития не только в сфере идей, но и в развитии
самой жизни. Свои собственные «верования» Герцен отвергал именно
потому, что в них уделялось мало места анализу физиологических,
материальных условий жизни: «Трудно расставаться с мыслями, с
которыми мы выросли, сжились, которые нас лелеяли, утешали» 17.
Но сознание того, что нельзя вести народ на борьбу без знания
законов исторического развития, выводит его на путь новых
теоретических поисков. Он готов принять истину истории, как бы горька она
пи была. «Я избираю знание, и пусть оно лишит меня последних
Утешений, я пойду нравственным нищим по белу свету, — но с
корнем вон детские надежды, отроческие упования! Все их — под суд
неподкупного разума!» 18
15-16 Там же, с. 21.
17 Там же, с. 41.
18 Там же, с. 40.
75

В этот период, охарактеризованный Лениным как «духовный
крах Герцена», вызванный остановкой перед историческим
материализмом 19, великий русский мыслитель пытается даже на время
отойти от политической деятельности. Это стремление становится
особенно сильным после поражения пролетариата в революции
1848 г. Из этого факта некоторыми исследователями делались
выводы, что Герцен разочаровался в возможности познания законов
истории («в истории — все импровизация»), разуверился в возможности
осуществления социализма и попытался отрешиться от всякой
общественно-политической деятельности. Это, конечно, не так.
Действительно, в 1848—1850 гг. Герцен отошел от революционной
деятельности. Однако это было не бегство от борьбы, а кратковременный
период интенсивного теоретического обобщения новых исторических
фактов. На это указывал сам Герцен: «Рядом с негодованием в душе
является непреодолимое желание противодействия, борьбы,
исследования, изыскания средств, причин. Чувствительностью не
разрешишь этих вопросов, доктора рассуждают о труднобольном не так,
как безутешные родственники: они могут в душе плакать, принимать
участие, но для борьбы с болезнями надобно понимание, а не
слезы» 20.
Революции 1848 г. показали, что мирным путем, «исподволь», по
выражению Герцена, идея социализма восторжествовать не может.
Для пего стало ясно, что нет «общечеловеческого разума», нет идей,
одинаково приемлемых для всех классов общества. Он убедился, что
на Западе общество состоит из классов, интересы которых
совершенно непримиримы и противоположны по отношению к социализму.
«Как вы уговорите, — писал он, — работника терпеть голод и
нужду, пока исподволь переменится гражданское устройство? Как
вы убедите собственника, ростовщика, хозяина разжать руку,
которою он держится за свои монополии и права? Трудно представить
себе такое самоотвержение» 21.
«Никакое перемирие не поможет теперь во Франции, враждебные
партии не могут ни объединиться, ни понять друг друга: у них
разные логики, два разума. Когда вопросы ставятся так, нет выхода,
кроме борьбы: один из двух должен оставаться на месте —
монархия или социализм. Подумайте, у кого больше шансов? Я предлагаю
пари за социализм» 22.
Для торжества социализма па Западе была необходима
ожесточенная классовая борьба, народная революция, сокрушающая
паразитическое меньшинство эксплуататорских классов, — к такому
выводу пришел Герцен: «Человечество не пойдет узким и грязным
проселком — ему надобно широкую дорогу. Для того чтобы расчистить
ее, оно ничего не пожалеет... Природа дозволяет жить старому и
ненужному, пока можно, но она не пожалела мамонтов и мастодон-
19 Ленин Б. И. Поли. собр. соч., т. 21, с. 256.
20 Герцен А. И. Избр. философ, произв., т. 2, с. 66.
21 Там же, с. 55.
22 Там же, с. 58.
76

-гол, для того чтобы уладить земной шар. Для природы гибель
частно го — исполнение той же необходимости, той же игры, как
возникновение его...» 23
По какой класс возьмет в свои руки дело революционного
переустройства общества, кто явится носителем социализма?
Освобождение народных масс не может прийти из рук
«просвещенных либералов», как показала история, оно должно быть
результатом их собственных революционных действий. Герцен резко
критиковал западноевропейский либерализм, доказывая что достижение
целей, которые ставили перед собой либералы, ничего не может дать
народу.
Герцен еще не раскрыл буржуазной природы либерализма, не
понял его экономических и классовых корней, но он увидел, что
революционность либералов уже иссякла, что по своему политическому
поведению они превратились из руководителей народных масс в их
врагов, не гнушающихся никакими самыми безжалостными
способами, вплоть до расстрела безоружных в целях расправы с восставшим
пародом. Герцен понял, что даже самые радикальные либералы
борются не за то, чтобы коренным образом изменить существующие
порядки, а лишь за внесение второстепенных изменений в
политическое устройство. В едкой и образной форме Герцен высмеивал эту
половинчатость либерализма: «Они нашли в себе силу порвать
железные грубые цепи, не замечая того, что стены тюрьмы остались.
Они хотят, не меняя стен, дать им иное назначение, как будто план
острога может годиться для свободной жизни» 24.
Революционные события 1848 г. во Франции привели Герцена
к мысли, что только пролетариат может выступить
последовательным борцом за социализм, что идея социализма может быть
соединена прежде всего с движением рабочего класса. «Сила социальных
идей велика, — писал он, — особенно с тех пор, как их начал
понимать истинный враг, враг по праву существующего гражданского
порядка — пролетарий, работник, которому досталась вся горечь этой
формы жизни и которого миновали все ее плоды» 25.
Герцен пошел еще дальше. Он высказал гениальную догадку о
том, что социалистическое движение увенчается успехом только при
условии союза рабочего класса с крестьянством. «Все дело
остановилось теперь за тем, что работники не сосчитали, своих сил,
крестьяне отстали в образовании; когда они протянут друг другу руки,
тогда вы распроститесь с вашим досугом, с вашей роскошью, с вашей
цивилизацией, тогда окончится поглощение большинства на
вырабатывание светлой и роскошной жизни меньшинству. В идее теперь
уже кончена эксплуатация человека человеком, кончена потому, что
никто не считает это отношение справедливым» 26.
Русские демократы отмечали, что главной движущей силой
истории являются народные массы. Перед Герценом встал вопрос: от
23 Герцен А. И. Собр. соч., т. 2, с. 56.
24 Герцен А. И. Избр. философ, произв., т. 2, с. 46.
25 Там же, с. 48—49.
26 Там же, с. 46. - !1
77

чего зависит поведение народных масс, чем определяется характер
и направленность их действий? Надо выяснить, идет ли в самом деле
масса туда, куда мы думаем, надо узнать ее идеалы, надо изучить
эту самобытную физиологию рода человеческого, понять ее пути, ее
законы. Чтобы ответить на этот вопрос, нужно было обратиться к
анализу всей системы производственных отношений, экономики.
Только такой подход позволил бы учесть настроения и требования
различных классов и социальных групп, их отношение к
социализму. Но до этого Герцен еще не поднимался. Однако он нащупывал
направление, в котором должно вестись дальнейшее исследование.
Он называл вопрос о материальном быте, благосостоянии
«важнейшим вопросом нашего века». Все несчастья прошлых переворотов,
отмечает он, состояли в упущении экономической стороны. Тут одна
из причин, почему великие слова и идеи остались словами и идеями.
Следовательно, ключ к раскрытию законов, управляющих
движением народных масс, Герцен искал в сфере экономики. Признав
огромную роль экономики и материальных интересов в общественном
развитии, он не обратился непосредственно к экономическим
исследованиям. Высказанные им мысли в силу этого во многих случаях
носят характер догадок: они не опираются на глубокий анализ
экономической структуры общества; деление общества на классы еще
не выводится из системы производственных отношений, хотя
определенная связь им отмечалась. Не раскрыв закономерностей
экономического развития, Герцен, естественно, не мог научно обосновать
неизбежность торжества социализма. Неизбежность победы
социализма он усматривал не в том, что к ней ведут внутренние
противоречия капиталистического способа производства, а в том, что «никто
не считает справедливым» эксплуатацию человека человеком.
Морально-этические рассуждения у него преобладали над объективным
экономическим анализом.
Чернышевский в своем научном творчестве начал с того, на чем
остановился Герцен. Взяв у Герцена ценное, он приступил к более
глубокому, фундаментальному исследованию экономических
отношений людей, с тем чтобы на их основе раскрыть взаимоотношения
между классами, объективную экономическую необходимость
социализма. Он пытался связать идею социализма с движением
трудящихся масс, вызываемым экономическими причинами. На базе
глубоких экономических исследований Чернышевский создал наиболее
зрелый вариант социологических воззрений и социалистической тео*
рии домарксова периода.
Воспринимая и продолжая лучшие традиции русской социологии
и социалистических идей, Чернышевский в то же время вскрывал и
отвергал их слабые стороны.
У Герцена революция 1848 г. вызвала серьезные колебания
между либерализмом и демократизмом при решении некоторых важных
вопросов. Особенно ярко это проявилось в его оценке последствий
революции. Он констатировал, что на Западе путь к социализму
лежит через народную революцию. Движение народных масс
представлялось ему в форме необузданных, стихийных, кровопролитных
78

актов, приводящих к уничтожению не только эксплуататорского
меньшинства, но и всех материальных и культурных ценностей, к
сТрашным последствиям для цивилизации. Он сравнивал их с ре-
з\льтатами нашествия варваров на Древний Рим и считал, что после
социалистической революции на Западе придется начинать историю
заново.
Герцен не понимал, что, свергая эксплуататорское меньшинство,
уничтожая старые порядки, пролетариат в то же время является
наследником всех предшествующих достижений человечества, он не
только сохраняет материальные и культурные ценности, но и
способствует их дальнейшему росту и процветанию. Правда, он считал,
что после народной революции возможен расцвет цивилизации снова.
Но этот период представлялся Герцену слишком продолжительным,
нот почему он пытался найти мирный путь решения вопроса. Для
Запада он такого пути не видел. Он писал, что судьба Запада
предрешена: его ожидает гибель. Для России он стремился разработать
мирный путь перехода к социализму. Идеализируя русскую общину,
считая ее готовой формой социалистического производства, Герцен
пришел к выводу, что именно Россия призвана «обновить» Запад.
Достаточно, по его мнению, освободить крестьян от крепостного
права, и развитие общины осуществится в социалистическом
направлении.
Осознав непримиримость классовых противоречий на Западе,
Герцен не сразу выявил такие антагонизмы в России, не сразу понял
классовую природу царского самодержавия.
Чернышевский с самого начала решительно преодолевает эту
ограниченность Герцена. Он призывает к революции народных масс
и считает, что истинный прогресс может осуществляться только на
основе широкого революционного выступления трудящихся.
В то же время, когда Герцен в «Письмах с того берега» выражал
опасения по поводу разрушительных последствий революции,
молодой Чернышевский записывал в своем дневнике: «Вот мой образ
мысли о России: неодолимое ожидание близкой революции... мирное,
тихое развитие невозможно... без конвульсий нет никогда ни одного
шага вперед в истории... Глупо думать, что человечество может идти
прямо и ровно, когда это до сих пор никогда не бывало» 27.
Чернышевского совсем не страшит «необразованность» и
«необузданность» масс: «Пусть народ не приготовленный вступит в свои
права, во время борьбы он скорее приготовится... Пусть начнется
угнетение одного класса другим, тогда будет борьба, тогда
угнетаемые сознают, что они угнетаемы при настоящем порядке вещей, но
что может быть другой порядок вещей, при котором они не будут
Угнетаемы...»28 Чернышевский, следовательно, был убежден, что
развертывание классовой борьбы явится средством воспитания,
образования и организации трудящихся масс. Он критиковал Герцена
за отступления от демократизма к либерализму, противопоставляя
27 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. I, с. 356—357.
28 Там же, с. 356.
79

им боевой и последовательный демократизм, глубокую веру в
творческие, созидательные способности народных масс.
Впоследствии Чернышевский дал резкую отповедь тем
представителям либеральных кругов, которые называли рабочий класс
«бандой грабителей и разрушителей». Анализируя первые выступления
пролетариата в 1830 г. во Франции, Чернышевский пришел к
выводу, что пролетариат не только не разрушал никаких ценностей, но и,
наоборот, самым бережным образом относился к их сохранению.
«Работники, — писал он, — не делали никаких жестокостей во время
боя, сохраняли дисциплину, поступали с пленными солдатами и
фабрикантами ласково и предупредительно, а немедленно по
прекращении битвы восстановилась в городе полная безопасность. Ни о чем,
подобном грабежу или воровству, не могли говорить и самые
ожесточенные противники работников. Когда какие-то два плута вздумали
было воровать во время битвы, работники, поймав их, приговорили
своим судом к смерти и расстреляли. Они охраняли жизнь и
собственность самых враждебных им фабрикантов, как охраняла бы самая
заботливая администрация» 29.
Несмотря на неизбежную историческую ограниченность тех
теоретических доказательств, которые приводил Герцен в обоснование
неизбежности социализма, для своего времени они были весьма
прогрессивными. В сочетании с начавшейся на Западе борьбой
пролетариата за социализм и быстрым распространением
социалистических идей они не могли не вселять в русских революционеров
уверенность в том, что буржуазное общество отнюдь не идеально и не
вечно, что история движется к социализму.
И эта наметившаяся тенденция исторического развития в
сторону социализма неизбежно порождала вопросы: должна ли Россия
прежде чем перейти к социализму, пройти буржуазную стадию?
Должна ли Россия пройти через все фазы европейского развития или
ее жизнь пойдет по иным законам?
Ответ, данный Герценом, сводится к следующему: «Я решительна
отрицаю необходимость подобных повторений. Мы можем и должны
пройти через скорбные, трудные фазы исторического развития
наших предшественников, но так, как зародыш проходит низшие
ступени зоологического существования. Оконченный труд,
достигнутый результат свершены и достигнуты для всех понимающих; эта
круговая порука прогресса, майорат человечества...» ои
Он считал, что Россия может перейти к социализму, минуя
капитализм, через крестьянскую общину: «...русский народ, столь
равнодушный, столь не способный к постановке политических вопросов, —
своим бытом ближе всех европейских народов к новому
социалистическому устройству»31. «Сохранить общину и освободить личность,
распространить сельское и волостное самоуправление..; на города^
на государство в целом, поддерживая при этом национальное един-
29 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 116—117.
30 Герцен А. И. Собр. СОЧ., Т. 12, с. 186.
81 Там же, с. 187. J*
80

ство, развить частные права и сохранить неделимость земли —
основной вопрос русской революции — тот самый, что и вопрос о великом,
социальном освобождении, несовершенные решения которого так вол*
цуют западные умы» 32.
Белинский не ставил вопроса в такой категорической форме. Он
подходил к решению вопроса о путях исторического развития
России осторожнее и в ряде случаев проницательнее.
Для Белинского, как и для всех русских демократов, история —
это объективный процесс развития по восходящей линии. Он
осознавал, что капитализм, несмотря на все свои пороки и противоречия,,
является более прогрессивным строем, чем феодализм. В буржуазной
промышленности он видел не только «источник всяких зол», но и
«источник великих благ в обществе». Буржуазия, по его мнению, —
это явление не «случайное»: она имела свое великое прошлое, свою
блестящую историю, оказала человечеству величайшие услуги.
Он понимал также, что буржуазный строй не вечен — он
сменится социализмом. В письме к Боткину он отмечал: «Я теперь в новой
крайности — это идея социализма, которая стала для меня идеей
идей, бытием бытия, вопросом вопросов, альфою и омегою веры ж
знания» 33.
Но когда ставился вопрос о ближайших перспективах развития
России, Белинский склонялся к мысли, что, прежде чем Россия
придет к социализму, она должна пройти буржуазную фазу развития..
Он указывал: «Теперь ясно видно, что внутренний процесс
гражданского развития в России начнется не прежде, как с той минуты,
когда русское дворянство обратится в буржуазию» 34.
Высказывая догадку о необходимости для России на пути к
социализму пройти через буржуазное развитие, Белинский проявлял
«чутье гениального социолога». У Герцена и Огарева иное отношение
к буржуазии и капитализму. Они предполагали, что капитализм не
только не подготавливает условий для социализма, но и, наоборот,,
затрудняет его осуществление. Господство «индивидуализма» па
Западе, по их мнению, отдаляет создание социализма. У Герцена и
Огарева проводилась мысль, что капитализм воспитывает
частнособственнические, индивидуалистические интересы у всех слоев
населения, в том числе и у пролетариата. «Капитализм, — писал Огарев,—
стоял идеалом для всех стремлений пролетариата» 35. И это
приводило их к мысли, что Россия с ее коллективным общинным началом
ближе к социалистическим преобразованиям, чем Запад.
Герцен, так же как и Огарев, не понимал исторической миссии
капитализма. Он был склонен считать, что буржуазия — это явление
временное, даже случайное. По его мнению, буржуазия не имеет
великого прошлого и не будет иметь будущего, она была мииутио
хороша.
32 Там же, с. 189—190.
33 Белинский В. Г. Поли. собр. соч., т. 12, d 66.
34 Белинский В. Г. Письма, т. 3, с. 339.
35 Огарев II. П. Избранные социально-политические и философские
произведения, т. 2, с. 705.
6 Н, В. Хессин
81

В буржуазии Герцен видел не столько носителя прогресса на
определенном этапе исторического развития, сколько разлагающий
элемент, вносящий самые отвратительные черты в человеческие
отношения. Он образно, глубоко и метко охарактеризовал все
отрицательные качества буржуазии, но, увлекшись разоблачением
буржуазных порядков, просмотрел прогресс, который связан в истории
с этим классом.
Это мнение Герцена относится к 1847 г., когда капитализм
развивался по восходящей линии. Он признавал определенную
прогрессивность буржуазии, но недооценивал буржуазный прогресс, считал его
«минутным» явлением, не видел глубоких социально-экономических
корней буржуазии, недооценивал роль капитализма в общественном
развитии и подготовке им объективных предпосылок для социализма.
Это привело к тому, что Герцен не мог решить и поставленного
им вопроса о возможности для России миновать фазу
капиталистического развития. Он не оценил капитализм как закономерный этап
развития истории. По его мнению, вопрос о буржуазном развитии
России чрезвычайно легко снимается наличием общины и особыми
«социалистическими инстинктами» русского крестьянина. Это
решение не учитывало всей сложности предстоящего развития России, не
опиралось на всесторонний анализ экономической стороны проблемы.
Иной точки зрения придерживался Чернышевский. Он сделал
значительный шаг вперед по сравнению с Герценом и Огаревым,
стремясь подкрепить мысль Белинского о неизбежности для России
капиталистической фазы развития. Он дал развернутый
экономический анализ реально складывающихся тенденций развития,
констатировал начавшийся процесс развития капитализма и пытался
решить вопрос о масштабах и границах этого развития, о возможности
сокращения продолжительности капиталистической фазы и
использования ее прогрессивных моментов для перехода к
социалистическим формам производства.
Чернышевский, так же как и Герцен, уделял большое внимание
учению об общине. Но его оценки общины и возможностей ее
социалистического развития были иными, чем у Герцена или у
народников. Чернышевский понимал, что капитализм более прогрессивен,
чем феодализм, и что в России на определенном этапе разовьются
капиталистические отношения.
Несмотря на неизбежную историческую ограниченность
социологических воззрений Белинского, Герцена, Огарева, Чернышевского
и Добролюбова, нельзя не заметить в них важной для развития
социалистической теории черты, которая отличает всех этих
представителей русской общественной мысли от западноевропейских
утопических социалистов и которая позволила им сделать шаг вперед к
научному социализму. Они пытались перенести вопрос о социализме
из области абстрактно-теоретических построений на
конкретно-историческую почву, стремились разыскать материальные условия и
общественные силы, которые сделали бы возможным претворение
социализма в действительность. Отсталость России затрудняла их
теоретические поиски, обусловливала их ошибки.
82

Западноевропейские социалисты-утописты делали основной упор
на разработку идеала общественного устройства, соответствующего
«природе человека». Вопрос о способах претворения социализма в
жизнь занимал в их трудах незначительное место. По справедливому
мнению Плеханова, развивавшего мысли Маркса и Энгельса, они
придерживались того мнения, что, будучи изобретенным,
социалистический идеал легко покорит своей «разумностью», «гуманностью»
все классы общества и что он легко может быть осуществлен мирным
путем, в результате социалистической пропаганды и при помощи
буржуазных правительств. Оценивая эти замыслы
социалистов-утопистов Запада, Маркс и Энгельс в «Манифесте Коммунистической
партии» писали: «...они постоянно апеллируют ко всему обществу без
различия и даже преимущественно — к господствующему классу. По
их мнению, достаточно только понять их систему, чтобы признать ее
самым лучшим планом самого лучшего из возможных обществ.
Они отвергают поэтому всякое политическое, и в особенности
всякое революционное, действие; они хотят достигнуть своей цели
мирным путем и пытаются посредством мелких и, конечно, не
удающихся опытов, силой примера проложить дорогу новому
общественному евангелию» 36.
Лучшие представители русской революционно-демократической и
социалистической мысли переносят центр тяжести всех
теоретических построений из области разработки идеала общественного
устройства в область поисков реальных общественных сил и
материальных условий, необходимых для его осуществления. С формальной
стороны может показаться, что Чернышевский является
исключением. Его «теория трудящихся» содержит разработку вопросов
идеала будущего общества. Однако было бы неправильно по этим
формальным признакам зачислять его в разряд социалистов-утопистов
на уровне западноевропейских. Разработка идеала социализма в его
трудах была связана с тем, что западноевропейский утопический
социализм не только не дал правильной революционной программы
перехода к социализму, но и его представления о будущем обществе
носили несколько ограниченный характер. Чернышевский строил
свою социалистическую теорию с учетом тех огромных изменений,
которые внесла жизнь в понимание законов общественного
развития. В связи с этим его идеал общественного устройства более
реален, так как основывается па конкретных
общественно-экономических, исторических условиях.
Теоретические поиски русских демократов приближали их к
подлинно научной постановке вопроса. Ленин отмечал, что
социалистическая доктрина имеет успех «именно в том случае, когда она оставляет
рассуждения об общественных условиях, соответствующих
человеческой природе, и берется за материалистический анализ
современных общественных отношений, за выяснение необходимости
теперешнего режима эксплуатации» 37.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 456.
Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 1, с. 188.
6*
83

В несколько иной форме эту мысль проводил Энгельс в работе
«Людвиг Фейербах». Оценивая теорию Фейербаха, которая, так же
как и теории утопических социалистов, основывалась па
представлении о вечной, неизменной, внеклассовой природе человека как
верховном мериле истории, он писал; «По форме он реалистичен, за
точку отправления он берет человека; по о мире, в котором живет этот
человек, у пего пет и речи, и потому его человек остается постоянно
тем же абстрактным человеком, который фигурирует в философии
религии»38. «Но шаг, которого не сделал Фейербах, все-таки надо
было сделать. Надо было заменить культ абстрактного человека, это
ядро повой религии Фейербаха, наукой о действительных людях и
их историческом развитии. Это дальнейшее развитие фейербаховской
точки зрения, выходящее за пределы философии Фейербаха, начато
было в 1845 г. Марксом...»39
Такую же работу в условиях крепостной России проводили и
великие русские демократы — Белинский, Герцен, Чернышевский и
Добролюбов. Все они знали теорию Фейербаха, высоко оценивали
и использовали ее. В то же время все они пытались выйти за
«пределы» философии Фейербаха. Каждый из них внес свой вклад в
дальнейшее развитие теории. Им не удалось подняться до научного
социализма Маркса, но они уже приближались к нему.
В лице Чернышевского русская общественная мысль много
сделала для того, чтобы заменить «культ абстрактного человека»
«наукой о действительных людях» и их историческом развитии.
Материалистические элементы, начиная выстраиваться в систему,
во многих случаях вытесняют старые, идеалистические
представления. Социализм в решающих пунктах обосновывается уже ссылками
не только на естественные стремления человеческой природы, но и
на объективный ход экономического развития и порождаемой им
классовой борьбы.
Глава 4
Чернышевский о роли экономики
в общественной жизни
Чернышевский проявлял огромный интерес к изучению
экономических отношений людей. Уже в студенческие годы он записывал в
своем дневнике: «Решительно меня тянет к современной истории,
политике и политической экономии, поэтому прочитал полкаталога
по политической экономии и все хорошее выписал и хочу
перечитать» К
Эта запись в дневнике относится к 14 октября 1848 г. Ее часто
воспроизводят в экономической, философской, политической
литературе о Чернышевском. Но значительно реже приводится другое, еще
более важное высказывание Чернышевского. В связи с введением
38 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 295.
39 Там же, с. 299.
1 Чернышевский Н. Г. Полп. собр. соч., т. I, с. 148.
84

в Казанском университете курса политической экономии он писал
н одном из своих писем в ноябре 1849 г.: «Что у них прибавили
политическую экономию, это чудесно, потому что теперь она и
история (то есть и то и другое, как приложение философии, и вместе
главные опоры, источники для философии) стоят теперь во главе
-всех паук. Без политической экономии теперь нельзя шагу ступить
и научном мире. И это не то, что мода, как говорят иные, пет,
вопросы политико-экономические действительно теперь стоят на первом
плане и в теории, и па практике, то есть и в пауке, и в жизни
государственной» 2.
Всего лишь год с небольшим отделяет второе высказывание от
первого. По сколь значительный шаг вперед совершил молодой
студент за такой незначительный отрезок времени.
Первая запись отражает растущий интерес Чернышевского к
политической экономии. Он уже тогда увидел связь между историей,
политикой и политической экономией, поставил перед собой задачу
глубоко изучить политическую экономию, для того чтобы понять ход
истории и политических событий. Второе высказывание
свидетельствует о том, что Чернышевский проделал огромную работу по
изучению политико-экономической литературы и пришел к чрезвычайно
важным выводам о внутренней связи между политической
экономией, историей, философией и практикой. К этому времени им были
изучены многочисленные труды русских и западноевропейских
мыслителей разных направлений. В дневнике перечислены и кратко
изложены книги социально-экономического и политико-экономического
характера, которые он прочитал.
Наряду с произведениями русских передовых авторов, которые
пользовались у Чернышевского большим авторитетом, ои
ознакомился и с лучшими достижениями западноевропейской мысли —
философской, экономической и социалистической. Философия, история,
политическая экономия и социализм становятся уже в это время
составными частями его формирующейся системы взглядов. По
мнению Чернышевского, нельзя стать хорошим философом или
историком без знания политической экономии — этой «главной опоры»,
стоящей «во главе всех наук».
По записям в дневнике можно судить не только об авторах и
наименованиях книг, которые были изучены молодым
Чернышевским. В них выражено и его отношение к литературе, то в виде
кратких замечаний, то в виде обширных рассуждений, содержащих и
позитивные оценки, и критику тех или иных положений. Будучи
студентом, ои не был рабом авторитетов, стремился выработать
систему взглядов, учитывающую достижения предшественников и в то же
время содержащую новые элементы и критику старых догм, не
выдержавших проверки временем.
Чернышевский критически изучал труды французских
просветителей и революционеров XVIII в., великих немецких философов
Гегеля и Фейербаха, сначала в чужом изложении, а затем и в пол-
2 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч., т. XIV, с. 167.
85

линниках. Им специально рассмотрены труды Сен-Симона, сен-симо-
нистов, Блана, Прудона и других представителей французской
социалистической мысли. Из политико-экономических работ неоднократно
упоминаются труды Сисмонди и Мальтуса, дается положительная
оценка работам оригинального русского экономиста Милютина,
давшего интересную и глубокую критику мальтузианства, а также
критику буржуазного общества и его противоречий. Много внимания он
уделял произведениям Фурье, в которых содержались яркие и
оригинальные высказывания по экономическим вопросам.
В дневнике, охватывающем период с мая 1848 по 1853 г., нет
анализа работ классиков буржуазной политической экономии
А. Смита и Д. Рикардо. Но одна из первых статей Чернышевского,
помещенная в «Современнике» в 1854 г., показывает, что к тому
времени молодой экономист был знаком с их важнейшими
сочинениями по политической экономии. Уже тогда он заметил и объяснил
принципиальные различия между классической и вульгарной
школами в политической экономии, защищал наследие классиков
буржуазной политической экономии Смита и Рикардо от нападок
вульгарных русских и западноевропейских экономистов. В статье «О земле
как элементе богатства» Чернышевский продемонстрировал знание
трудов Рикардо, кроме того выразил свою точку зрения на ренту.
В 1855—1857 гг. Чернышевский выступил в печати с рядом
статей и рецензий на книги, в которых освещались вопросы
исторического развития народов. В этих статьях и рецензиях проводилась
мысль, что вся предшествующая историческая наука не могла дать
правильного описания и анализа хода исторических событий
потому, что игнорировала или недостаточно освещала материальную,
экономическую сторону жизни народов. В едких, язвительных тонах
Чернышевский критиковал пустоту исторических исследований,
забывающих о материальной стороне быта народов.
Отмечая заслугу буржуазных ученых Гизо- и Шлоссера в том,
что они обратили внимание «па развитие существенно важных
сторон народной жизни: общественных и экономических отношений,
образованности», Чернышевский в то же время констатировал, что
и в их трудах эта сторона «заслоняется шумными или
эффектными событиями». «О материальных условиях быта, — писал он
далее, — играющих едва ли не первую роль в жизни, составляющих
коренную причину почти всех явлений и в других, высших сферах
жизни, едва упоминается, да и то самым слабым и
неудовлетворительным образом, так что лучше было бы, если б вовсе не
упоминалось» 3.
Обратим внимание на терминологическую сторону. В одном и том
же высказывании содержатся две неравнозначные формулировки.
Сначала о материальных условиях быта говорится, что они играют
«едва ли не первую роль в жизни».
Здесь Чернышевский отмечает важное значение экономики в
общественной жизни, но еще не решается говорить об ее определяю-
Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. III, с. 357 (курсив наш. — Н. X.),
86

щей роли. Затем он уточняет, что материальная сторона быта
составляет «коренную причину почти всех явлений и в других, высших
сферах жизни». Две разные формулировки в одном высказывании
показывают, что Чернышевский еще не поднялся до марксистского
понимания определяющей роли производства в общественной жизни
и структуре любого общественного строя, но его мысль развивалась
в этом направлении.
Коренное отличие своих взглядов от взглядов буржуазных
историков Чернышевский показал при оценке исторических работ Гизо,
которые среди буржуазных авторов считались для своего времени
одними из лучших.
По мнению Чернышевского, Гизо часто повторяет, что излагает
«историю «внутренней жизни человека и его отношений к другим
людям»; об истории отношений человека к природе и не упоминается,
а между тем, в природе источник и человеческой жизни и вся жизнь
коренным образом определяется отношениями к природе» 4.
Чернышевский видел коренной недостаток буржуазных
исторических концепций, мешающий раскрыть отношения людей в
обществе, в игнорировании экономики, производства, «отношений людей к
природе». Он нацеливал на исследование экономического быта,
считая, что «вся жизнь коренным образом определяется отношениями
к природе».
Итак, здесь ясно и однозначно сформулировано положение об
«определяющей роли» отношений людей к природе. А эти
отношения, несомненно, представляют собой процесс производства.
Исследуя самые различные проблемы, в том числе классов и
классовой борьбы, политических движений, юридические аспекты или
абстрактные философские вопросы, всюду Чернышевский улавливает
влияние материальных, экономических интересов.
В статье «Капитал и труд», рассматривая историю как историю
борьбы классов, Чернышевский поднимается до обобщения,
представляющего существенный элемент исторического материализма:
политическая борьба имеет в своей основе экономические причины,
политика вытекает из экономики. «...В последнее время, — по словам
Чернышевского, — политические формы главную свою важность
имеют уже не самостоятельным образом, а только по своему отношению
к экономической стороне дела, как средство помочь экономическим
реформам или задержать их» 5.
Нельзя переоценивать эти высказывания и отождествлять их с
марксистскими, как это сделал в свое время Стеклов. Чернышевский
видел определяющую роль экономики в современной ему
действительности, но не распространял такого подхода на всю
предшествующую историю. В этой же статье он отмечал, что в древности борьба
между классами шла в большей степени из-за политических, а не
экономических причин. Это показывает, что, развиваясь по направ-
♦ Чтч шевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. III, с. 357. Примечание (курсив
наш.-// X.).
5 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 31.
87

лению к марксизму, Чернышевский все-таки не мог подняться до
него.
Тем не менее по сравнению со всей предшествующей социологией
и исторической наукой эти мысли были весьма плодотворными. Они
позволяли ориентироваться в практической политической борьбе в
России, осмысливать русскую действительность. Так, например,
Чернышевский отмечал, что при отмене крепостного права за
юридическим вопросом о предоставлении гражданских прав крепостному
крестьянству скрывались более глубокие, экономические причины.
«С переменой юридических отношений, — писал Чернышевский, —
неразрывно соединена экономическая перемена; в юридическом
вопросе является экономическая сторона и оказывается столь
важной, что совершенно заслоняет собой юридическую сторону от
внимания общества. И не думайте, чтобы одно это дело было таково;
ныне во всех делах экономическая сторона очень важна» 6.
Здесь не формулируется положение об определяющей роли
экономики, но с полной очевидностью показано, что юридические
отношения зависят от экономических, как более глубинных.
В статье «Франция при Людовике-Наполеоне» Чернышевский
с исключительной проницательностью ставит и решает вопрос об
экономических причинах начатой пролетариатом борьбы и на этой
основе выражает твердую уверенность в неизбежной победе
пролетариата.
«...Все говорят, — писал он, — что волнения возникли от
недовольства городских работников своим экономическим положением.
Из этого начала не ясен ли конец? Промышленная деятельность во
Франции с каждым годом увеличивается, следовательно, возрастает
и число работников. С тем вместе они становятся год от году
просвещеннее. Не ясно ли, что они приобретают силу предъявить свои
требования с большей настойчивостью, с большей расчетливостьюг
следовательно с большим успехом? Не ясно ли, что победы старого
порядка вещей над ними могут быть только мимолетными
задержками окончательного торжества новых экономических интересов?» 7
Энгельс подчеркивал, что производственные отношения людей
проявляются как их интересы. Эту же связь, хотя и в иной форме:
«экономическое положение» порождает «экономический интерес»,
улавливал Чернышевский и использовал в качестве основы для
вывода о перспективах дальнейшего исторического развития.
В Примечаниях на исторические работы Гервинуса, написанных
в заточении (1864 г.), Чернышевский выдвигал тезис о том, что вся
умственная жизнь общества, развитие науки и знаний обусловлены
экономическим развитием общества: «Просим читателя обратить
внимание на коренную мысль Бокля, что история движется
развитием знания. Если дополнить это верное понятие
политико-экономическим принципом, по которому и умственное развитие, как
политическое и всякое другое, зависит от обстоятельств экономической жиз-
6 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. V, с. 599.
7 Там же, с. 395.
88

ци, то получим полную истину: развитие двигалось успехами знания,
которые преимущественно обусловливались развитием трудовой
жизни и средств материального существования» 8.
Чернышевский подрывал коренные устои старой,
идеалистической социологии. Ставя развитие общественного сознания, а также
политических, юридических и государственных форм в зависимость
от экономического развития, Чернышевский уже стучится в ту
дверь, за которой начинается марксизм. Но было бы преувеличением
сказать, что ему удалось открыть эту дверь и переступить порог.
И дело не только в том, что в творчестве Чернышевского эти
материалистические элементы еще переплетаются с идеалистическими.
Признание Чернышевским решающего, определяющего значения
экономики и экономических интересов еще не означало марксизма, хотя
и представляло научную значимость. Чтобы более детально
разобраться в этом вопросе, надо принять во внимание два весьма
существенных обстоятельства.
Понятия «экономика», «экономическое положение» имеют
широкий смысл. Сюда включаются отношения производства,
распределения, обмена и потребления, материально-вещественная сторона.
Поэтому необходимо выяснить внутреннюю диалектику всех этих
моментов, иначе можно прийти к неправильным выводам при
правильной предпосылке об определяющей роли экономики.
Бесспорно, что обмен — это экономическое явление, так же как
распределение и производство. Если исходить из того, что в
экономике решающая роль принадлежит обмену, то этот тезис
превратится в положение о решающей роли обмена в общественном развитии,
что совершенно неправильно и ведет к ошибочным меновым
концепциям. Если же считать, что главное в экономической жизни —
распределение, то тезис о решающей роли экономики превратится в
утверждение о решающей роли распределения.
Диалектическое единство производства, распределения, обмена и
потребления в условиях определяющей роли производства впервые в
мировой экономической науке раскрыто Марксом. Он имел в виду
не просто определяющую роль экономики, а определяющую роль
общественного производства как единства всех его моментов в
общественном развитии. Положение же о решающей роли экономики само
по себе еще не означает марксизма и даже может быть истолковано
в антимарксистском плане. Вот почему мнение Стеклова о том, что в
приводившихся выше высказываниях Чернышевский якобы уже
поднялся до марксизма и исторического материализма, недостаточно
обосновано и подвергается современными советскими
исследователями критике.
Следует учитывать еще одно важное обстоятельство при оценке
взглядов Чернышевского. Марксизм не только дал решение вопроса
о внутренней диалектике производства, распределения, обмена и
потребления, но и ввел принципиально новое понятие — способ
производства материальных благ как внутреннее единство производи-
8 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. X, с. 441.
89

тельных сил и производственных отношений. В марксистском
понимании диалектика производительных сил и производственных
отношений есть главная движущая сила исторического развития. Причем!
недостаточно указать, что экономика определяет другие отношения,
важно понять, что именно способ производства с его внутренней
диалектикой производительных сил и производственных отношений
обусловливает всю остальную систему общественных отношений данной
формации.
В каком же направлении развивалась мысль Чернышевского —
подошел ли он к пониманию всех этих проблем или нет, наметил ли
он правильный путь движения или его поиски уклонились в сторону?
Начнем с выяснения вопроса, как представлял себе
Чернышевский связь между производством, распределением, обменом и
потреблением. Видел ли он определяющую роль производства или
отдавал предпочтение обмену или распределению? Единого ответа
на этот вопрос в литературе о Чернышевском нет. Длительное время
господствовало мнение, будто Чернышевский считал распределенче-
ские проблемы самыми главными в экономических отношениях.
Такой взгляд впервые был развит Плехановым, а затем
некритически воспроизведен рядом советских исследователей. В частности,,
такая же точка зрения проводится и в книгах М. Розеыталя, К. Нови-
ча, в статьях И. Барсука. Другие авторы — И. Удальцов, Н. Цаго-
лов, В. Замятнин — считают, что Чернышевский был экономистом
производства. На наш взгляд, последняя точка зрения более
обоснованна.
Двойственность оценок взглядов Чернышевского по данному
вопросу вызывается двойственным характером его собственных
высказываний. В одних случаях Чернышевский выдвигает на
первый план проблемы распределения, в других — проблемы
производства.
Можно привести следующие высказывания Чернышевского,
которые дают основания зачислить его в разряд экономистов,
выдвигавших на первый план распределение, а не производство.
В статье «Капитал и труд» Чернышевский писал:
«...производство имеет свою цель не в самом себе, а в потреблении, а
потребление имеет своею основою распределение ценностей, потому и основной
предмет исследований политической экономии находится в теории
распределения; производство занимает ее только как подготовление
материала для распределения» 9.
Итак, по мнению Чернышевского, основной предмет
исследований политической экономии — теория распределения. Такое же
определение предмета политической экономии у классика буржуазной
политической экономии Рикардо. В своем труде «Начала
политической экономии и налогового обложения» он отмечал: «Определить
законы, которые управляют этим распределением, — главная задача
политической экономии» 10.
9 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 21.
10 Рикардо Д. Соч., т. I. M., 1955, с. 30.
90

С точки зрения определения предмета и задач политической
экономии в данном случае Чернышевский стоит на уровне Рикардо.
В работе Дополнения и Примечания к Миллю, написанной в
более поздний период, Чернышевский определял предмет
политической экономии иначе: «Политическая экономия есть наука о
материальном благосостоянии человека, насколько оно зависит от вещей
и положений, производимых трудом» п.
Известно, что определение политэкономии как науки о
«благосостоянии» впервые выдвинул Сисмонди в противовес определению
политэкономии Смитом как науки о «богатстве». Не случайно Маркс,
читавший работы Чернышевского, подчеркнул данное им
определение политической экономии и поставил к нему знак вопроса.
Чернышевский разъяснял свою мысль следующим образом: все,
что содействует народному благосостоянию, необходимо защищать,
все, что вредит ему, — отвергать. Если в данной стране, в данное
время при известных обстоятельствах фабрики нужнее для
благосостояния народа, нежели увеличение цифры заграничной торговли
или дешевизна фабричных продуктов, он выступает за фабрики и
готов быть протекционистом. Если же фабрики в данной стране, в
данное время и при известных обстоятельствах невыгодны для
народного благосостояния, то он — противник этих фабрик и защищает
свободную торговлю, которая уничтожит эти фабрики.
На основе этого высказывания легальный марксист Туган-Бара-
новский относил Чернышевского к экономистам распределения:
«Радикально-утопическое течение, великим представителем которого
был Чернышевский, относилось к фабрике отрицательно и во имя
интересов парода стояло за сохранение отсталых экономических
форм крепостной России» 12.
Если рассматривать формулировки и термины, то высказывания
Чернышевского доказывают его принадлежность к экономистам
распределения. Однако не следует торопиться с выводами. Рассмотрим
каждое из его высказываний по порядку и привлечем
дополнительный материал, раскрывающий позиции Чернышевского во всем их
многообразии. Хотя Чернышевский и высказывался о
распределении как основном предмете политической экономии, это не дает
достаточных оснований для зачисления его в экономисты
распределения. Так, Рикардо тоже видел предмет политэкономии в
распределении, но это не помешало Марксу назвать его «экономистом
производства по преимуществу». Все дело в том, как понимается
Чернышевским распределение.
Если бы Чернышевский понимал в данном случае под
распределением только распределение предметов потребления, то его
можно было бы упрекнуть в преувеличении роли распределительных
отношений. Но он имел в виду прежде всего распределение средств
производства, а не только предметов потребления. Распределение
средств производства между различными классами рассматривалось
11 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч., т. IX, с. 31.
12 Туган-Барановский М. И. Русская фабрика. М., 1934, с. 407.
91

им как фактор, определяющий распределение предметов
потребления. В зависимости от того, в чьих руках находятся средства
производства, осуществляется и последующее распределение предметов
потребления. «Производство, — писал Чернышевский, — имеет три
элемента: землю, труд и капитал; смотря по тому, разделяется
владение этими элементами по разным классам или соединяется в одном
классе, продукт распределяется между разными классами или весь
остается в руках одного класса» 13.
Формально выдвигая на первый план распределение, он по
существу показал определяющую роль производства. Распределение
факторов производства по различным классам, из которого он исходил,
характеризует уже не распределение, а само строение
производства. Но формы собственности на средства производства он
рассматривал в разделе «Распределение», а не «Производство». Это говорит
о том, что внутренняя диалектическая связь между производством
и распределением не была понята им в полной мере. Он писал:
«Из различных систем распределения продуктов в нынешних
цивилизованных обществах владычествует система частной
собственности» 14. Формально он разделял распределение и производство, ло
отмечал, что распределение — зависимый от производства фактор:
«...из .принципа о соединении труда и собственности в одних и тех
же лицах и из права собственности каждого лица иа продукты его
труда прямо следует распределение ценностей, совпадающее с
найденным нами мерилом наивыгоднейшего распределения...» 15
Формально Чернышевский, как и Рикардо, видел предмет
политической экономии в сфере распределения. Но он, как и Рикардо,.
трактовал распределение как один из моментов производства,
указывая на определяющую роль распределения факторов производства
между различными классами по отношению к распределению
предметов потребления и определяющую роль форм собственности на
средства производства. Поэтому к Чернышевскому в полной мере-
применима та оценка, которую дал Маркс Рикардо, назвав его
экономистом производства по преимуществу: «...прежде чем
распределение есть распределение продуктов, оно есть: 1) распределение
орудий производства и 2) ...распределение членов общества по
различным родам производства... Распределение продуктов есть... лишь
результат этого распределения, которое заключено в самом
процессе производства и которое определяет организацию производства...
Рикардо, который стремился понять современное производство в его
определенной социальной организации и который является
экономистом производства par excellence (по преимуществу. — Ред.) именно-
поэтому объявляет не производство, а распределение подлинным
предметом современной политической экономии» 16.
Таким образом, первый аргумент, выдвигаемый некоторыми
авторами в защиту положения, будто Чернышевский был экономистом!
13 Чернышевский II. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 437.
14 Там же, с. 339.
15 Чернышевский II. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 21.
16 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 12, с. 722—723.
9.2

распределения, на наш взгляд, недостаточно обоснован, ибо не
опирается на анализ всей совокупности высказываний Чернышевского
по данному вопросу.
Второй аргумент представляется более серьезным. Маркс
поставил знак вопроса к высказыванию Чернышевского, в котором
предметом политической экономии названо материальное благосостояние.
Такое определение предмета политической экономии, конечно,
недостаточно. Но правомерно ли рассматривать это определение как одно
из доказательств того, что Чернышевский был экономистом
распределения? Вопрос о благосостоянии человека, несомненно, связан и с
распределением. Но разве только с гшм? Чернышевский
подчеркивал, что благосостояние зависит «от вещей и положений,
производимых трудом», признавая зависимость распределения от труда,
производства, связь между ними.
В статье «Капитал и труд» Чернышевский приблизился к
пониманию вопроса о соотношении производства и распределения.
Мысль его сводится к следующему: при капитализме все три
элемента производства — земля, капитал pi труд — находятся в руках
различных собственников. Отсюда антагонистический характер
распределения. Чтобы распределение было выгодным для трудящихся,,
нужно в их руки передать все эти элементы производства, т. е.
изменить характер собственности на средства производства, перейти от
частной собственности к общественной. За преобразованиями в
производстве последуют и изменения в распределении. Поэтому для
Чернышевского производство и распределение являются
выражением одной и той же идеи, стремления к одному и тому же факту,
только с разных сторон.
Следовательно, для Чернышевского производство и
распределение — это две стороны одного и того же процесса, ведущего к
решению проблемы благосостояния. Первый акт на этом пути —
изменения в формах собственности, а второй — производный —
распределение ценностей.
Вот почему и второй аргумент недостаточен для зачисления
Чернышевского в разряд экономистов распределения.
Теперь о третьем аргументе.
Чернышевский отмечал, что для него вопросы благосостояния
трудящихся стоят на первом месте и он готов защищать только те
учреждения, которые способствуют росту этого благосостояния.
В полемике со славянофилами он заявлял, что будет стоять за
общину даже в том случае, если она па первых порах даст менее высокую
производительность труда, чем частное фермерское хозяйство. Но
неправомерно делать отсюда вывод, что Чернышевский в интересах
трудящихся, как утверждал Тугаи-Бараиовский, готов был
выступить против фабрик, промышленного прогресса и отстаивать
рутинные формы ведения хозяйства. Это противоречит всему духу
сочинений великого мыслителя.
Чернышевский никогда не приходил к выводам, будто интересы
благосостояния трудящихся противоречат интересам развития
производства, производительных сил общества. Напротив, он подчерки-
83

вал, что высокий уровень благосостояния может быть достигнут
лишь на основе высокого уровня развития производительных сил.
В его учении гармонично сочетаются развитие производительных
сил и рост благосостояния трудящихся. Во имя прогресса в
развитии производительных сил он призывал не к консервации старины
и не к возврату от крупного производства к мелкому, как Сисмоиди
и Прудон, а к новым, крупным социалистическим формам
производства.
Определяя свой идеал организации общественного производства,
Чернышевский указывал на две его главные черты: соответствие
этого идеала, во-первых, интересам высокой производительности труда
и, во-вторых, интересам роста благосостояния трудящихся. «Первая
черта идеала, — писал он, — относится к успехам сельского
хозяйства, вторая — к национальному благосостоянию. Чем полнее
осуществляются они в действительности, тем при равных условиях
быстрее успехи сельского хозяйства и национального благосостояния» 17.
У Чернышевского вопрос о благосостоянии выступает как момент
общего вопроса о переустройстве всего общественного производства.
Критика капитализма построена им на доказательстве того, что этот
строй на определенном этапе приходит в противоречие не только с
интересами трудящихся масс, но и с интересами развития
производительных сил. Чернышевский при оценке капитализма и других
систем вводил в качестве одного из важнейших критериев интересы
развития производительных сил, что позволило ему раскрыть
ограниченный, исторически преходящий характер этих фаз.
В Дополнениях и Примечаниях к Миллю Чернышевский подверг
резкой критике так называемую меновую концепцию, исходящую из
определяющей роли сферы обмена, обращения по отношению к
сфере производства. Там же он дал комплексную постановку вопроса об
общем соотношении производства, распределения, обмена и
потребления. Воспроизведем некоторые фрагменты из этих рассуждений.
Они позволяют сделать вывод о том, что Чернышевский приблизился
к пониманию определяющей роли производства во всей совокупности
экономических отношений.
Вот, например, как он критиковал ошибочные взгляды об
определяющей роли обмена, торговли, денег в экономической жизни:
«В чем сущность, вредная и нелепая сущность меркантильной
доктрины? Она придает слишком большую важность деньгам, как
средству обмена. Посмотрите же на теорию Смита: она придает
такую же чрезвычайную и исключительную важность самому обмену.
Обмен в ней, как будто нечто самостоятельное, как будто нечто,
составляющее конечную цель всех забот производителя,
владычествует и над производством и над распределением...
Меркантильная система останавливалась на факте заграничной
торговли; смитовская теория идет несколько глубже и находит, что
заграничная торговля только часть обмена вообще. Но собственно на
этом она и останавливается: о факте, который лежит в основе всего,
17 Чернышевский Н. Г. Подн. собр. соч., т. IV, с. 436.
94

о производстве, она говорит много превосходного, но отвращается
от расчета отношений между коренными элементами его:
человеческими потребностями, количеством рабочих сил и количеством
времени, на которое запасено продовольствие... теория распределения
выходит в ней не результатом строгого научного анализа, а просто
изложением довольно безобразной рутины...» 18
В этих высказываниях принципиально важно, во-первых, то, что
именно производство, а не обмен оценивается как «факт», «лежащий
в основе всего», а во-вторых, последовательно проводится мысль о
том, что без научной теории производства не может быть дан и
научный анализ распределения. Не только обмен, но и распределение
ставятся в зависимость от характера производства.
Чернышевский с негодованием и презрением относился к тем
вульгарным экономистам, которые сводили всю проблематику
политической экономии к явлениям обмена, торговли, кредита и боялись
затронуть коренные вопросы характера производства. Вместо того
чтобы подвергать критике основы феодализма и рабства —
принудительный труд и невольничество, они пытались переключить
внимание общественности на второстепенные вопросы, связанные с
денежным обращением, кредитом, пошлинами и т. п.
В статье «Политико-экономические письма к президенту
американских Соединенных Штатов г. Кэри» он писал: «Доставление
таможенного вопроса выше всего на свете, забвение из-за
пристрастия к этому вопросу о самых очевидных и гораздо более важных
фактах, о настоятельнейших потребностях общества, — вот что
делает Кэри мертвым схоластиком, тупым мономаном. Кредит и
заграничная торговля, биржа и банк, курс и фонды — вот заколдованный
кружок, ограничившись которым ученый теряет всякую возможность
понимать общественное положение, важнейшие национальные
нужды, все живые факты и живые мысли» 19.
«Тариф для него альфа и омега всех вопросов, — продолжает
Чернышевский, — он, кажется, готов лечить тарифом лихорадку,
возвращать молодость старухам и давать гений идиотам.
С первого же взгляда каждому, не помешанному в уме человеку
видно, что во всех затруднениях и недостатках Соединенных Штатов
главная причина, а в большей части даже единственная причина —
невольничество» 20.
Аналогичную критику развертывал Чернышевский и по
отношению к русским вульгарным экономистам, пытавшимся отвлечь
общественность от коренных вопросов борьбы с крепостнической
организацией производства и переключить внимание на второстепенные
вопросы, связанные с кредитом, деньгами, финансами, налогами,
пошлинами и т. п.
Чернышевский ставил вопрос о соотношении производства,
распределения, обмена и потребления: «...не мешает подумать о том, в
18 Чернышевский II. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 33—34 (курсив наш.—
Я. X.).
19 Чернышевский II. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 920.
20 Там же, с. 917.
95

чем собственно, состоит экономическая деятельность общества,
В обмене ли состоит она? Нет, обмен ничего не производит; он —
только один из способов, которыми распределяется продукт, —
способ, получающий преобладание над другими способами
распределения при известных формах быта, но вовсе не единственный... Да и
самое распределение — только посредствующее звено между
производством и потреблением, имеющими над ним решительное
преобладание в экономической деятельности народа даже и при нынешнем
устройстве быта, которое, будучи основано на обмене, чрезвычайно
сильно развивает его до ненормальной чрезмерности. Выражение
«торговый народ» — чистая иллюзия. Торговля оглушает нас своею
шумною хлопотливостью, но более тихое дело производства занимает
собою массу каждой нации...» 21
Исходя из вышеизложенного можно сделать следующие выводы:
1) Чернышевский видел огромную роль экономических
отношений во всей системе общественных отношений, вплотную
приблизился к пониманию определяющей роли экономики по отношению к
политическим, юридическим, правовым, идеологическим отношениям,
а следовательно, нащупывал в экономике базис всей общественной
структуры;
2) в системе экономических отношений он обосновал
определяющую роль производства по отношению к распределению, обмену и
потреблению;
3) экономические интересы людей, обусловленные их
экономическим положением, он рассматривал в качестве движущей силы
исторического развития.
Правда, необходимо подчеркнуть, что «производство» нередко
понималось Чернышевским как отношение людей к природе, и
только. Он нигде не формулировал положения о производстве как
единстве отношения людей к природе и друг к другу. Но и в этом
направлении им сделаны важные шаги.
Заслугой Чернышевского является стремление рассматривать
историю как объективный процесс закономерного развития от
низших форм к высшим, носящий прогрессивный характер. В общей
форме таких же взглядов придерживались Белинский и Герцен. Но
Чернышевский вносит в это положение новый важный момент.
Критерием при оценке каждой формы производства служит у
Чернышевского производительность труда, или, как он сам выражается,
«успешность труда», т. е. фактор производственного, а не
распределительного характера. Эти мысли Чернышевского, одобренные
Марксом, развиваются в главе «О большом и малом размерах
производства» в его Дополнениях и Примечаниях к Миллю. Здесь он
приблизился к тому, чтобы дать определение способа производства, хотя
и не смог этого сделать.
Для Чернышевского производительность труда, или «успешность
труда», является отнюдь не узкотехническим, а
социально-экономическим понятием. Рассматривая факторы, от которых зависит произво-
21 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 567—568.
96

дительность труда, он указывал, с одной стороны, на степень
«совершенства производительных операций», т. е. на важный элемент
развития производительных сил, а с другой стороны, на «качество
труда», т. е. на социальную форму труда. «...Успех производства,—
писал он, — является произведением двух факторов: один из
факторов — степень совершенства производительных операций, другой
фактор — качество труда, или, что то же, качество работника,
исполняющего эти операции» 22.
Как же аргументирует Чернышевский необходимость перехода от
одной формы производства к другой? Обоснование, которое он дает
в данном случае, представляет блестящую страницу во всей
экономической литературе домарксова периода и свидетельствует о его
движении в сторону исторического материализма.
Сначала, отмечал Чернышевский, изменяются «производительные
операции», а затем, в соответствии с ними, изменяется и «качество
труда». Технический прогресс порождает необходимость в смене
социальных форм труда: «...если изменился характер
производительных процессов, то непременно изменится и характер труда, и...
следовательно, опасаться за будущую судьбу труда не следует:
неизбежность ее улучшения заключается уже в самом развитии
производительных процессов» 23. Рабский труд сменился трудом наемных
рабочих в связи с развитием техники. Труд наемных рабочих сменится
трудом ассоциированных производителей, потому что этого требуют
интересы крупного машинного производства, — к таким выводам
пришел Чернышевский.
«При грубых процессах производства, — писал Чернышевский,—
какими ограничивалась техника варварских обществ, рабский труд
не представлял несообразности с орудиями, к которым прилагался:
то и другое было одинаково дурно.
Когда техника несколько развилась, когда явились довольно
многосложные и деликатные орудия, грубый труд раба оказался
непригодным: машина не терпит подле себя невольничества; она не
выдерживает тяжелых рук его беспечности. Не выдерживают
невольничества и все те мастерства, в которых введены сколько-нибудь
усовершенствованные инструменты. Для них необходим вольный
человек.
Но когда производство совершенствуется до того, что требует
ведения в широком размере, для него становится недостаточным
одно то условие, чтобы работник был свободен... Тут нужно, чтобы
каждый работник имел побуждение к добросовестному труду не в
постороннем надзоре... а в собственном своем расчете; тут уже
нужно, чтобы вознаграждение за труд заключалось в самом продукте
труда, а не в какой-нибудь плате, потому что никакая плата не
будет тут достаточно вознаграждать за добросовестный труд...» 24
Стремление связать процесс перехода от одних социальных форм
22 Там же, с. 219.
23 Там же, с. 222.
24 Там же, с. 220, 221.

труда к другим с объективными потребностями развития производи*
тельных сил имеет важное методологическое значение.
С точки зрения исторической перспективы Чернышевский
безусловно прав. Только переход всех средств производства в
общественную собственность, устранение наемного труда создают у работника
подлинную заинтересованность в развитии и совершенствовании
производительных сил.
Выводы Чернышевского основывались на условиях современной
ему действительности, и формально он писал о неизбежности
перехода от рабского труда к труду свободных наемных рабочих, но
фактически их можно применить для обоснования перехода от
принудительного крепостного труда в России к вольнонаемному, а затем
и к ассоциированному труду. Говоря о том, что «машина не терпит
подле себя невольничества», Чернышевский имел в виду условия
крепостной России. Он видел, что попытки помещиков ввести
сельскохозяйственную технику на основе принудительного крепостного
труда неизбежно встречали сопротивление крепостного
крестьянства, не заинтересованного в использовании этой техники. С другой
стороны, он понимал, что принудительный крепостной труд в
русских мануфактурах и на фабриках был низкопроизводительным,
расточительным в смысле отношения к средствам производства иг
конечно, требовал неустанного надзора и контроля со стороны
хозяина. Эти реальные процессы и приводили к появлению у
Чернышевского мыслей о необходимости перехода от менее производительных
форм производства к более производительным. С
политико-экономической точки зрения речь шла о кардинальном вопросе—о смене
социальных форм труда под влиянием прогресса в развитии
производительных сил.
Глава 5
На пути к пониманию
процесса подготовления капитализмом
объективных предпосылок для социализма
Ленин обратил внимание на следующее высказывание
Чернышевского, цитируемое Плехановым: «...серьезное значение имеют
только те желания, которые основанием своим имеют действительность;
успеха можно ожидать только в тех надеждах, которые
возбуждаются действительностью, и только в тех делах, которые совершаются
при помощи сил и обстоятельств, представляемых ею» !.
Эти мысли Чернышевского дважды подчеркнуты, и сделана
пометка «NB». Нет сомнения, что они заинтересовали Ленина. Здесь
дано поистине замечательное диалектическое и материалистическое
обобщение, имеющее принципиальное значение для понимания
социалистической теории Чернышевского и нового подхода к
разработке социалистического идеала.
1 Цит. по: Ленин В. Я. Поли. собр. соч., т. 29, с. 551.
98

Из этого обобщения следует, что не всякий идеал общественного
строя имеет право на осуществление, а лишь тот, который,
во-первых, порожден потребностями объективной действительности, для
которого, во-вторых, подготовлены условия самой действительностью
и для осуществления которого, в-третьих, имеются реальные силы в
той же действительности. Такой идеал необходимо выводить из
тенденций развития действительности и объективных условий,
создаваемых ею же. Такая направленность теоретических поисков отличает
идеи Чернышевского от всех предшествующих форм утопического
социализма.
Чернышевский не только провозгласил эти положения; но и
придерживался их в своей теоретической деятельности, при решении
практических вопросов современного ему
революционно-освободительного движения. Это обобщение было для него путеводной нитью
и при анализе тенденций развития западноевропейской экономики,
и при решении конкретных вопросов общественно-экономического
развития России. Он придерживался его, разрабатывая идеал
общественного строя и конкретную программу его претворения в жизнь.
Плеханов знал об этих высказываниях Чернышевского и
цитировал их в своих работах. Однако он не придавал им должного
значения. В лучшем случае он утверждал, что подобные
высказывания, пронизанные духом историзма и диалектики, использовались
Чернышевским лишь в его эстетических воззрениях, но не получили
никакого применения в области исследования
общественно-экономических отношений. Через все работы Плеханова настойчиво
проводится мысль, что Чернышевский не обращал особого внимания на
анализ объективных тенденций общественного развития и
сосредоточивал основные усилия на разработке идеала общественного строя,
соответствующего природе человека. Необходимость перехода к
социализму якобы выводилась Чернышевским из требований разума,
справедливости, а не из наметившихся объективных тенденций
исторического развития.
Полемизируя со Стекловым по вопросу о том, был ли
Чернышевский народником, Плеханов писал: «Очень ошибается Ю. М. Стеклов
и тогда, когда считает Чернышевского родоначальником нашего
народничества. Народничество явилось в истории нашего
социализма первой апелляцией от «сознания» к «бытию», т. е. первой
попыткой найти в нашей общественной экономии ручательство за
торжество социалистического идеала. Таким ручательством была в глазах
народников наша поземельная община. Чернышевский, как
известно, не только не игнорировал общины, но очень удачно защищал ее
от нападок наших вульгарных экономистов. Однако это еще не дает
основания считать его народником. В противность народникам он
вовсе не считал общины необходимым ручательством за торжество
У нас социализма: подобно всем просветителям, он был убежден, что
необходимым и достаточным ручательством этого торжества служит
сила идеи» 2.
2 Плеханов Г. В. Соч., т. VI, с. 360 (курсив наш. — Н. X.).
7* 99

Смысл этого противопоставления очевиден: Чернышевский не
искал никаких материальных предпосылок социализма в
объективной экономической действительности, а всецело полагался на «силу
идей». Народники же впервые попытались в объективной
действительности найти «ручательство» за неизбежность торжества
социализма. Чернышевский не народник потому, что он верил в силу идей,
а народники — в объективный процесс развития экономических
учреждений, в данном случае русской поземельной общины.
Получается, что в общеметодологическом плане народники были ближе к
историческому материализму и научному социализму, чем
Чернышевский, ибо они переносили анализ в область изучения самой
экономики, а он оставался в сфере чистых идей. В плехановских
оценках Чернышевский даже близко не подходил к постановке вопроса
об объективных предпосылках социализма.
Характеризуя особенности новейшего материализма,
«приверженцем которого был и Н. Г. Чернышевский», Плеханов писал: «В своих
исторических взглядах они, как мы сказали, во многом оставались
идеалистами. Они отрицали существование врожденных идей в
голове отдельного человека, но они признавали, так сказать,
самопроизвольное зарождение и развитие идей в человеческом обществе.
Они и не подозревали, что историческое развитие человеческой
мысли совершается под влиянием причин, не имеющих ничего общего
с сознанием и волей человека» 3.
Приписывание Чернышевскому мыслей о «самопроизвольном»
зарождении и развитии идей, не зависящем от объективных условий,
совершенно бездоказательно. Чернышевский глубоко понимал
зависимость тех или иных теорий от экономических интересов разных
классов и политических позиций тех или иных авторов. Но
Плеханову эта натяжка была необходима для сближения взглядов
Чернышевского и западноевропейских просветителей, несмотря на то что
Плеханову была хорошо известна позиция Чернышевского, согласно
которой социалистические идеи появились не «самопроизвольно», а
как отражение открытой ненависти между простолюдинами и
средним сословием на основе капиталистической системы отношений.
В оценке взглядов Чернышевского на капитализм между
Лениным и Плехановым существовали принципиальные различия.
Плеханов полагал, что утопический социализм помешал
Чернышевскому дать правильный анализ капиталистической системы и тенденций
ее развития. Ленин же считал, что Чернышевский дал глубочайшую
критику капитализма, несмотря на свой утопический социализм.
В пылу полемики Плеханов утверждал, будто как экономист
Чернышевский «ничего не стоит», оценивал его экономические взгляды
как наиболее слабую часть воззрений, в которой с наибольшей силой
обнаруживались его исторический идеализм и утопический
социализм.
В этих оценках Плеханов расходился с мнением Маркса. Маркс,
как известно, очень строго относился к оценке научной деятельности
3 Плеханов Г. В. Соч., т. V, с. 37 (курсив наш. — Я. X.).
100

своих предшественников и современников. Если он видел в том или
ином сочинении лишь пересказ старого, то никогда не относил таких
авторов к оригинальным и самостоятельным мыслителям. Между
тем, по свидетельству Лопатина, русского революционера,
общавшегося с Марксом и предпринимавшего в свое время попытки
освободить Чернышевского из ссылки, Маркс считал Чернышевского
оригинальным мыслителем. Маркс «не раз говорил мне, — вспоминает
Лопатин, — что из всех современных экономистов Чернышевский
представляет единственного действительно оригинального
мыслителя, между тем как остальные — только простые компиляторы... Его
произведения «полны оригинальности, силы и глубины мысли» и
«представляют единственные из современных произведений по этой
науке, действительно заслуживающих прочтения и изучения»»4.
Маркс, изучивший русский язык для того чтобы ознакомиться
с русской действительностью из первоисточников, читал Дополнения
и Примечания к Миллю Чернышевского и на полях этой работы
сделал немало замечаний, в том числе и критических. Но есть и
одобрительные, относящиеся как раз к той части рассуждений
Чернышевского, в которой ярко выражено стремление Чернышевского найти
в капиталистической действительности объективные предпосылки и
тенденции социалистического развития.
Чернышевский искал материальные предпосылки для
социализма, подготавливаемые в рамках капитализма. Если он не поднялся
до всестороннего марксистского понимания процесса обобществления
труда и производства капитализмом, то он обратил внимание на
многие существенные элементы этого процесса. Он видел, что уже при
капитализме появляется «нечто похожее на коммунизм». Но его
ограниченность обнаруживалась в том, что, по его мнению, не только
капитализм готовит объективные предпосылки для социализма.
В современной ему отсталой феодальной России он видел
предпосылки для социализма в сохранившейся от прежних времен
крестьянской общине.
Чернышевский считал, что созданы объективные условия для
перехода к социализму и на Западе, и в России, хотя и в разных
формах: на Западе — на основе капитализма, в России — на основе
форм, сохранившихся от прошлого. Материальной базой перехода к
социализму в одном случае оказывалось капиталистическое крупное
машинное производство, а в другом — отсталая крестьянская община.
Это говорит о том, что Чернышевский не понял в полной мере
значения капиталистического обобществления труда и производства для
победы социалистической революции и социалистических
преобразований. Он считал возможным переход к социализму па основе
отсталой крестьянской общины. Именно в этом пункте Ленин видел
утопический характер социализма Чернышевского, обусловленный
отсталостью русской жизни. Чернышевский не мог ввиду
неразвитости русской действительности определить и обосновать
материальные предпосылки социализма. Направление поисков было правиль-
"■■" ■(
4 Лопатин Г. А. Автобиография, показания, письма, т. 2. М., 1922, с. 71.
101

ным, а результат в конечном итоге остался в рамках
утопически-социалистического решения.
При оценке творческого наследия Чернышевского нельзя
упускать из виду, что условия русской жизни, в которых развертывалась
его деятельность, давали чрезвычайно мало материала для выяснения
закономерностей капиталистической экономики. Ленин
неоднократно подчеркивал, что в тех условиях новые, буржуазные противоречия
находились в скрытом, неразвитом состоянии. Капиталистический
уклад, находящийся на стадии формирования, играл относительно
незначительную роль во всей системе общественного производства,
притом он выступал не в чистом виде, а был опутан, скован в своем
развитии крепостным правом. Чернышевский не мог ощутить,
основываясь непосредственно на русских материалах, всех результатов
господства буржуазных порядков. Чернышевский был на
капиталистическом Западе только однажды, в течение нескольких педель. Его
мнение о капитализме составилось главным образом на основе
материалов и фактов, представляемых западноевропейской
литературой и теми прогрессивными русскими авторами, которые либо
находились в эмиграции, либо долго жили за границей. И нужно
было обладать поистине гениальным умом и проницательностью,
чтобы, живя в крепостной России, суметь дать в своих трудах такую
глубокую критику капитализма.
Отсталые условия русской жизни наложили печать
ограниченности на представления Чернышевского о капитализме. Он сделал ряд
ошибок, которые отмечены Марксом.
Во времена Чернышевского в западноевропейской литературе
царила невероятная разноголосица в оценке природы и тенденций
развития буржуазной экономики. Идеологи разных классов
по-разному решали этот вопрос.
Апологеты капитала Бастиа, Кэри, Рошер, Молинари,
беззастенчиво перевирая факты и отрицая явно наметившиеся
антагонистические противоречия капитализма, встали на путь беспардонного
восхваления и идеализации основных устоев и тенденций развития
буржуазной экономики.
Мелкобуржуазные идеологи Луи Блан и Прудон, подвергая
резкой, остроумной, а иногда и глубокой критике вскрывшиеся пороки
и противоречия капитализма, в то же время рьяно защищали его
основы — частную собственность и товарно-денежные отношения.
Они выступали против засилия крупных капиталистических дельцов
и призывали к возврату от крупнокапиталистического производства
к мелкотоварному, т. е. к тем самым условиям производства, из
которых неизбежно должен был рождаться порицаемый ими
капитализм.
Представители утопического социализма Сен-Симон, Фурье, Оуэн
и их последователи давали резко отрицательную оценку всей
капиталистической системе и призывали к реформистскому переходу к
социалистическому обществу силами самих господствующих классов
или буржуазных государств.
Наконец, в рядах идеологов буржуазии появились такие предста-
102

вители, как Милль, которые уже не отрицали выявившихся пороков
0 противоречий капитализма, были не прочь выразить сочувствие
бедственному положению масс, заигрывали с идеей социализма, на
в то же время предлагали вместо борьбы за социализм
«реформировать», «улучшить» капитализм, устранить присущие ему
отрицательные черты, оставив без изменений его основы. Концепция Милля
была самой популярной в буржуазных кругах того времени и
особенно опасной, ибо по своему внешнему виду она производила
впечатление серьезного, многотомного, основательного и объективного
исследования, якобы учитывающего все плюсы и минусы капитализма и
направленного на улучшение положения трудящихся масс. Не
случайно Чернышевский избрал для перевода и своих дополнений и
примечаний именно работу Милля. В его лице выступал один из
опасных и наиболее типичных реформистов-либералов, избравших
более утонченный путь борьбы с социалистическими идеями. К тому
же перевод этого произведения на русский язык не был запрещен
царской цензурой и на основе этой работы можно было познакомить
русских читателей с социалистическими теориями, которые довольно
подробно излагались и рассматривались в сочинении Милля. Под
видом дополнений и примечаний к Миллю можно было подробно
раскрыть и собственную социалистическую теорию и программу.
В наши дни, пользуясь гениальными открытиями классиков
марксизма-ленинизма, оценить направления западноевропейской
экономической мысли значительно проще. Но Чернышевский
выступал в такой период, когда учение Маркса ему не было известно и
приходилось своими силами прокладывать путь к правильному
пониманию и оценке капиталистической действительности. И
следует отдать дань огромного уважения Чернышевскому, который сумел
во многих случаях занять созвучную Марксу позицию по отношению
к различным экономическим теориям, увидеть их классовую
подоплеку и в то же время создать собственное учение о капитализме, во
многих пунктах более зрелое, чем теории классиков буржуазной
политической экономии Смита и Рикардо.
В истории науки не всякое последнее по времени научное
произведение является наиболее содержательным. Иногда наука в своем
развитии не поднимается, а опускается на более низкий уровень. Это
зависит от того, в интересах какого класса ведется исследование, на
каком этапе развития — восходящем или нисходящем — находится
этот класс в данное время, заинтересован ли он в поисках научной
истины или, напротив, стремится всячески скрыть эту истину, ибо
°на для него опасна. Эту внутреннюю связь экономических и других
исследований общественных вопросов с классовыми позициями
глубоко и всесторонне обосновал Маркс. Он показал, например,
неизбежность перехода буржуазных авторов с научных позиций на
позиции вульгаризации и апологетики по мере обострения классовой
борьбы в буржуазном обществе.
Чернышевский независимо от Маркса вполне самостоятельно не
только нащупал эту связь, но и дал ей обоснование, не просто
созвучное марксистскому, а предвосхищающее его. Не случайно эта сторо*
103

на взглядов Чернышевского встретила положительную оценку
Маркса.
Чернышевский не стал детально рассматривать или опровергать
каждую мысль.того или иного буржуазного автора. Опираясь на
глубокое понимание классовой структуры буржуазного общества и видя
в тех или иных теориях отражение определенных классовых
интересов, он сделал попытку четко определить исторические и классовые
границы, в рамках которых могут быть научными теории того или
иного класса.
Он выдвигает и обосновывает глубокий тезис, что с обострением
классовой борьбы между «городскими работниками» и буржуазией,
между «простолюдинами» и «средним сословием» буржуазная
политическая экономия сходит с научного пути и скатывается к
опошлению науки, к апологетике и беззастенчивой вульгаризации.
Он признает научные заслуги только представителей английской
классической буржуазной политической экономии — Смита и Рикар-
до, деятельность которых развертывалась в условиях неразвитых
противоречий буржуазного общества. Они писали в те времена,
когда у «сословия, которому принадлежит труд, не было ни в Англии,
ни во Франции, никаких стремлений к самостоятельному
историческому действованию и оно было обычно в тесном союзе с средним
сословием, с владельцами оборотного капитала, пользовавшимися
помощью простолюдинов для своей борьбы с высшим сословием» 5.
Но вот вскрылись противоречия капитализма, «простолюдины
находят, что для прочного улучшения их состояния нужны вещи,
которые не нужны среднему сословию, которые во многом даже
несовместны с выгодами среднего сословия» 6. «Простолюдины»
начинают активную борьбу с буржуазией, появляются социалистические
и коммунистические теории как выражение интересов трудящихся.
И это обострение классовой борьбы приводит к скатыванию
буржуазной политической экономии на позиции вульгаризации и
апологетики. Это перерождение буржуазной политической экономии
охарактеризовано Чернышевским следующим образом: «Адам Смит и
Рикардо, когда писали свои произведения, вовсе не думали о
коммунистических теориях, которые во время Смита не существовали,
а во время Рикардо казались невинной шуткой, не обращавшей на
себя ничьего серьезного внимания. Нынешний французский
экономист, которому каждая блуза, встречаемая на улице, представляется
символом коммунизма, грозящего разрушением французскому
обществу... не может ни одной буквы написать, не думая о коммунизме.
Как победить этого ненавистного врага? Он сам не одарен такими
умственными силами, чтобы составить теорию, которая
удовлетворяла бы его желанию опровергнуть коммунизм; он может только
переписывать старую теорию. Но при этом он вычеркивает из нее все, что,
по его мнению, может служить подтверждением коммунизму: он
искажает и определения, и факты, чтобы предохранить своих чита-
5 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 38.
6 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 35—36.
104

телей от коммунистической заразы; особенно отличался в этом Бас-
тиа. Адам Смит или Рикардо ужаснулись бы, увидев себя в его
переделках» 7.
Сходство этих высказываний Чернышевского с марксистскими
ие вызывает никаких сомнений.
В одной из своих первых экономических работ, относящихся к
1854 г., когда Чернышевскому было только 26 лет, он ставил
интересующий его вопрос: почему в области политической экономии
царит застой, нет движения вперед и даже наблюдается процесс
«иодвигания науки назад»?
«Почему, в самом деле, — писал он, — политическая экономия
далеко еще не достигла той высокой степени непреложности в своих
основных положениях, на какой стоят естественные и, особенно, хма-
тематические науки?» 8
Ответ, который дал Чернышевский, весьма глубок и
содержателен. Он уличал идеологов господствующих классов в защите ими
узкокорыстных классовых интересов: «...есть другого рода
привязанность, мелочная, жалкая в деле науки: это — привязанность к своим
личным выгодам и к выгодам своих однокашников, хотя б они
находились в противоположности с благом народа и государства. А этим
пристрастием большая часть людей скованы в своих суждениях и
исследованиях» 9.
«Математику все равно, положительное или отрицательное
количество получится в результате; ему всякий вывод хорош и мил, лишь
бы только был истинен. Положение того, кто исследует исторические
и тем более политико-экономические вопросы, совершенно не
таково. Он не может не желать благоприятного ответа. Желание не может
не иметь влияния на вывод» 10.
И далее, иллюстрируя эту мысль, Чернышевский приводит в
качестве примера школу Сэя. Эта теория имела широкое хождение
среди русских либеральных экономистов. Критикуя школу Сэя,
Чернышевский разоблачал русских либеральных политэкономов.
«...Еще лучше, нежели различие между наукой и искусством,—
писал он, — знают они науку о том, что вредно и что полезно — для
них самих, и искусство говорить только о том и только то, что
полезно для них самих и для их однокашников, искусство, состоящее
между прочим, в том, чтобы, для отвлечения науки от других
вопросов, переисследовать уже давно решенное, по мере возможности
сглаживать в решении то, от чего еще могут поперхнуться их
однокашники, и, по мере способностей, доказывать, что фабричному
рабочему жить лучше, нежели фабриканту» и.
Чернышевский обвинял идеологов господствующих классов в том,
что они никогда не смогут дать беспристрастной, объективной
оценки существующей действительности. Классовое положение обязыва-
7 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 40.
8 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. II, с. 389.
9 Там же, с. 391.
10 Там же.
11 Там же, с. 392.
105

ет их искажать и затушевывать действительные факты. Они могут
отделаться ничего не меняющими предложениями мелких реформ,
«паллиативных средств». Но они никогда не смогут заявить о том,
что для исцеления болезней данного общественного строя нужны не
второстепенные лекарства, а нож хирурга.
В этой же статье Чернышевский на конкретном примере показал,
как один из идеологов господствующих классов, Львов, стремился
извратить и опровергнуть теорию ренты Рикардо в интересах
оправдания класса земельных собственников.
Вопрос о ренте, конечно, не случайно избирается Чернышевским
тв качестве предмета исследования в его первой экономической
работе. Проблема ренты фактически собирает в себе как в фокусе
1все вопросы классовых отношений в земледелии. Она ярче всего
вскрывает эксплуататорскую природу класса земельных
собственников, показывает их реакционную, консервативную роль,
противоречие их классовых интересов интересам прогрессивного
экономического развития. В статье шла речь не только о капиталистической
ренте, которую исследовал Рикардо, но и о ренте феодальной,
характерной для России. Чернышевский писал о ренте в форме «оброка»,
давая тем самым понять, что его статья преследует и цели решения
русских вопросов.
Теория рейты Рикардо имела ярко выраженное антифеодальное
содержание. Она являлась оружием западноевропейской буржуазии
в борьбе против феодальной земельной собственности. Под флагом
этой теории буржуазия пыталась мобилизовать народ на борьбу с
классом землевладельцев. Вполне понятно, что такая теория не
могла прийтись по вкусу русским феодалам-крепостникам. Их идеологи
в лице Львова пытались «опровергнуть» ее и тем самым обезвредить
влияние антикрепостнических идей.
Чернышевский понимал эту классовую направленность
рассуждений Львова. Он отметил, что теория ренты Рикардо встречается в
штыки не потому, что она неправильна, а потому, что она
«неудобоварима» для господствующих классов. «...Многим, — писал он,—
теория Рикардо не нравится; почему, — это не наше дело, хотя из их
возражений видпо, почему именно неприятна она им. И эти
возражения— превосходный образчик толков о политической экономии
мнимо-ученых, постигших различие между наукою, ищущей истины,
и искусством «мешать приятное с полезным» для поправления
нарушаемой наукою доброй славы милых и полезных нам людей. Все
эти возражения — или придирки к словам, или нападение на
справедливые, но неудобоваримые стороны теории» 12.
Великий революционер и демократ осторожно, но уверенно
подводил к мысли, что теория ренты Рикардо ненавистна крепостникам
потому, что изобличает класс землевладельцев в паразитизме,
доказывает его никчемность в системе общественного производства.
Нападки Львова на эту теорию Чернышевский совершенно справедливо
расценивал как узкокорыстное стремление реабилитировать русских
12 Там же, с. 397.

крепостников, оправдать их существование, доказать «трудовой»
характер их доходов.
«А из этого... — подробным образом раскрывает Чернышевский
замысел идеологов крепостничества, — следует, что английский
лорд, живущий в Риме или Париже, своими трудами обрабатывает
свою землю, а его фермеры — просто дармоеды, которые
пожинают плоды его трудов, и даже неизвестно, за что предоставляют себе
право отдавать лорду только часть, а не всю целость произведений
с земель, которые не приносили бы ни колоса, если бы не было,
по счастию, лорда, живущего в Риме. Из этого следует, что
завидна участь пахарей, получающих страшные доходы, и достойна
сострадания участь бедного лорда, едва имеющего ныне насущный
хлеб» 13.
Во всех последующих работах Чернышевский улавливает самые
различные оттенки апологетики капитализма в сочинениях Сэя,
Бастиа, Рошера, Молинари и других вульгарных экономистов. В
лагере буржуазии не может быть теоретиков, ищущих истины, — таков
окончательный и бесповоротный вывод Чернышевского. Школа
«рутинных» (так называл Чернышевский представителей
апологетической, вульгарной политической экономии в отличие от Смита if
Рикардо) экономистов «утратила способность иметь в своих рядах
людей великого ума, утратила способность открывать что-нибудь
новое и развивать науку» м. «Мертвые схоласты», «бессовестные
компиляторы», «болтуны», «фаты и шарлатаны»,
«неправдоподобные допотопные чудовища» — уже один этот простой перечень
уничтожающих эпитетов, которыми Чернышевский заклеймил
ненавистных ему вульгаризаторов, показывает, с каким презрением относился
он к этому сорту писак.
Вполне понятно поэтому, что исходным пунктом экономической
теории Чернышевского явились не новейшие и моднейшие концепцию
вульгарных экономистов, а научные достижения классиков
английской буржуазной политической экономии Смита и Рикардо. Он
сделал тот же выбор, что и Маркс.
«...За основание своих понятий,—писал он,—мы берем
экономическую теорию в том виде, какой получила она от своих великих
основателей Смита... и Рикардо, а не в той жалкой переделке, какой
подвергается эта теория у континентальных болтунов или
компиляторов, недобросовестно или бессмысленно... набивающих в нее беа
разбора всякую дрянь» 15.
Но, основываясь на выводах классиков буржуазной политической
экономии, Чернышевский в то же время видел их ограниченность^
их непоследовательность. В трудах Смита наряду с научными
элементами он отмечал и элементы вульгарных, поверхностных
суждений. По его мнению, через всю теорию школы проходит раздвоение
понятий, беспрестанное спутывание одной системы воззрений, чисто
IJ Там же, с. 398—399.
14 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 29.
16 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 496.
107

научной, идущей к корню вещей, с другою системою,
принадлежащей разговорному языку и поверхностному образу мыслей людей.
Это переплетение научных и вульгарных элементов в трудах
Смита Чернышевский связывал с их классовыми позициями. Смит
создавал свою теорию в интересах «капиталистов, банкиров и
фабрикантов». С одной стороны, эта теория направлена на беспристрастное
изучение капиталистической экономики для того, чтобы указать
капиталистам пути к обогащению. С другой стороны, она уже должна
заботиться об оправдании факта присвоения капиталистами
ценностей, созданных чужим трудом. «Первое понятие, — писал
Чернышевский, — говорит науке: ищи истину; второе уже наперед
прибавляет: доказывай необходимость и пользу неравенства» 16.
Глубоко раскрыв классовую ограниченность Смита и Рикардо,
их неспособность дать до конца последовательные выводы,
Чернышевский ставил своей задачей развить дальше научные элементы их
теории. По его мнению, они «не доводили счет до конца»,
останавливались на полпути. Целью своих экономических исследований он
считал пересмотр всего анализа капитализма с точки зрения
«простолюдинов», трудящихся масс. С их позиций он стремился оценить
капитализм уже с учетом новых фактов и явлений, которые
относятся к его времени. Классики буржуазной политической экономии хотя
и видели противоречия капитализма, но все же не понимали их
антагонистического характера. Чернышевский переносит центр тяжести
своих научных изысканий именно на раскрытие антагонистического
характера этих противоречий, на доказательство их неизбежности в
буржуазном обществе.
В настоящее время всеми советскими исследователями
признается, что критика Чернышевским капитализма более обширна,
глубока и содержательна, чем у его западноевропейских
предшественников — Сен-Симона, Фурье и Оуэна. Они затрагивали экономические
вопросы, но не проводили категориального анализа
капиталистической системы. Оуэн пытался использовать теорию стоимости
Рикардо, но у него нет анализа всей системы капиталистических
производственных отношений. Нет такого анализа у Фурье и у сен-симо-
пистов, хотя в их работах и содержится немало положений,
посвященных глубокой критике отдельных, наиболее ярко
проявляющихся пороков капитализма. Чернышевский исследовал систему
категорий политической экономии капитализма (стоимость, деньги,
прибыль, заработную плату, ренту, кризисы, разделение труда,
наемный труд), пытался вскрыть законы движения заработной платы,
прибыли и ренты, показать объективную необходимость при
капитализме роста богатства на одном полюсе и нищеты на другом.
Чернышевский стремился обосновать неизбежность пороков
капитализма.
Западноевропейский утопический социализм критиковал
капитализм с позиций разума, справедливости, вскрывал его противоречия
интересам природы человека с морально-этической точки зрения.
16 Там же, с. 30.
108

Этот подход сохранился и у Чернышевского. Однако внимательное
изучение экономических работ Чернышевского показывает, что
наряду с таким подходом в его поисках проявилась тенденция оценивать
капитализм не только с позиций «должного и разумного», но и с
позиций наметившихся объективных тенденций его развития. Он
последовал в капитализме такие процессы, которые подготавливают
материальную базу для будущего социалистического развития.
Социалистический идеал, разработанный Чернышевским, учитывает
прогрессивные моменты развития капитализма. Чернышевский
критиковал капитализм не только за то, что он противоречит интересам
трудящихся, но и за то, что он противоречит интересам развития
производительных сил общества. Это новый подход, какого мы не
найдем ни у одного из западноевропейских утопических
социалистов.
Для характеристики западноевропейского буржуазного общества
Чернышевский никогда не употреблял термин «капитализм».
Обычно он называл буржуазное общество «системой наемного труда», или
«бытом, основанным на обмене», или «трехчленной системой
распределения», или обществом, основанным на принципе «laissez faire,
laissez passer». И это имеет свое объяснение. Чернышевский не
поднялся до марксистского понимания капитала как определенного
производственного отношения. Капитал получал у него
общеисторическое значение. Он понимал под ним продукты труда,
предназначенные для дальнейшего производства. Сюда включались не только все
средства производства, но и весь фонд средств существования
работников, необходимый для того, чтобы они могли продолжать процесс
производства. Капитал понимался Чернышевским прежде всего как
сумма вещей, а не как специфическое производственное отношение.
Он призывал к росту капитала в этом значении и в будущем
социалистическом обществе. С его точки зрения, рост капитала
тождествен росту благосостояния работников, ибо в понятие капитала
включалась им вся сумма предметов потребления, необходимых для
трудящихся. Наряду с материальным капиталом Чернышевский
выделял особо «нравственный капитал» — совокупность опыта, знаний,
которыми располагают трудящиеся — непосредственные
производители всех материальных благ. Он призывал к увеличению
материального и нравственного капиталов, видя в этом главное условие для
успешного хода общественного производства, роста
производительности труда. Вместе с тем он отчетливо видел специфический
характер отношений между капиталистами и наемными рабочими и
требовал их устранения в будущем обществе. Сохранить и развить
капитал, но в то же время ликвидировать специфическое отношение
между капиталистами и наемными рабочими — такова одна из идей
Чернышевского. Он требовал, чтобы понятие «капитал» не смешивалось
с отношениями между капиталистом и наемным рабочим, и
критиковал Милля за подобное смешение разных понятий: «...вместо того,
чтобы удерживать мысль на понятии капитала, Милль очень часто
говорит уже только о капиталисте, то есть о человеке особенного
разряда, дающем капитал на содержание работников, о человеке,
109

нанимающем работников» 17. Здесь совершенно отчетливо выражено
требование Чернышевского различать понятия «капитал» и
«капиталист». Капитал рассматривается им как один из всеобщих
факторов производства, сохраняющихся на всех этапах развития
человеческого общества, а капиталист — это собственник капитала,
использующий его для найма работников и присвоения результатов чужого
труда, фигура, исторически преходящая. Капиталистов нужно
устранить, а капитал оставить как необходимый фактор всякого
общественного производства.
Если оценивать эти взгляды Чернышевского с чисто
теоретической точки зрения, то сразу напрашивается вывод, что
Чернышевский не понимал капитал как общественное отношение. Для него
капитал — это сумма вещей и знаний, необходимых для
продолжения и развития производства. Он не понимал, что капитал — это
стоимость, приносящая прибавочную стоимость на основе эксплуатации
наемного труда. В его представлении капитал — это не
самовозрастающая стоимость, а совокупность материально-вещественных
факторов производства. Однако следует принимать во внимание ряд
существенных обстоятельств. Во-первых, Чернышевский понимал,
что смысл, вкладываемый им в термин «капитал», существенно
отличается от общепринятых буржуазных представлений. И он
предлагал вместо термина «капитал» употреблять какой-нибудь другой
термин для выражения этого нового смысла. «По-настоящему, —
писал он, — надобно было бы нам и в этом случае поступить также
решительно, как в прежних двух: следовало бы совершенно
отбросить слово «капитал» как слишком двусмысленное и потому
неудовлетворяющее условиям научной терминологии; но оно уже так
утвердилось в науке, что мы не отваживаемся заменить его каким-нибудь
другим термином... нам пришлось бы взять термин совершенно
новый, никому не привычный» 18. Из этих разъяснений
Чернышевского следует, что он осознавал, что употребляемый им термин
«капитал» призван отразить что-то другое, не охватываемое этим
термином в предшествующей политической экономии, а именно
совокупность материально-вещественных факторов производства плюс опыт
и знания, квалификацию самих производителей. Этот термин не
тождествен у него термину «средства производства» или «орудия
труда». Вкладываемый в него смысл приближается к понятию
«производительных сил общества», но тоже не совпадает с ним.
Поскольку в понятие «капитал» включаются все средства производства и
транспорта, опыт, знания, образование трудящихся, то здесь
подразумеваются производительные силы общества. Однако сюда
включаются и все средства существования работников — пища, жилище,
обувь, топливо, одежда, что уже не позволяет поставить знак
равенства между предлагаемым Чернышевским смыслом слова «капитал»
и марксистским термином «производительные силы».
17 Там же, с. 138.
18 Там же, с. 139—140.
ПО

Специфическое употребление термина «капитал» не помешало
Чернышевскому дать глубочайший анализ отношений,
складывающихся между капиталистами — собственниками средств
производства и наемными рабочими, лишенными этих средств производства
и вынужденными подвергаться эксплуатации. И это второе
обстоятельство имеет решающее значение при оценке взглядов
Чернышевского. Хотя анализ этих отношений самим Чернышевским не
включен в содержание понятия «капитал», по существу он дает анализ
именно капиталистической формы производственных отношений.
Не употребляя термина «капитализм», Чернышевский тем не
менее приблизился к пониманию товарного производства как общей
исходной основы капитализма. Он увидел, что главной чертой этого
строя является эксплуатация наемного труда капиталистами в
условиях господства частной собственности на средства производства, что
при капитализме товарами становятся не только продукты труда, но
и труд. Он сделал несколько важных шагов к пониманию того, что
при капитализме продается не труд, а рабочая сила. Он доказывал,
что, хотя труд является источником стоимости, ее созидателем, сам он
стоимости не имеет и труд не может быть объектом купли-продажи.
Он осуждал факт продажи труда, рассматривая его как сохранение
рабства в смягченной форме. Но это морально-этическое осуждение
продажи труда сочеталось у него одновременно с анализом реально
складывающихся отношений наемного труда и капитала как основы
всего экономического строя.
В буржуазном обществе, указывал Чернышевский, «почти
всякий продукт идет в обмен, почти все производимое продается, почти
все потребляемое покупается» 19. «При такой системе быта всякое
возвышение экономической деятельности становится увеличением
обменов между хозяйственными единицами, так что, наконец, при
высоком развитии такого быта торговые обороты владычествуют, по-
видимому, над всею экономической деятельностью» 20.
Чернышевской смог приблизиться к пониманию всеобщего
характера товарного производства при капитализме. Маркс определял
богатство капиталистических обществ как огромное скопление товаров
и рассматривал товар в качестве экономической клеточки
капитализма, его исходного и всеобщего отношения. Он указывал также, что
товарное производство приобретает всеобщий характер лишь с того
момента, когда товаром становится и рабочая сила человека. К этой
же мысли подошел Чернышевский. Когда «поступает в продажу
тРУДт — писал он, — от этого количество продаж и покупок еще
увеличивается вдвое против надобности самого дела...» 21 «...Когда труд —
товар, а работник не хозяин продукта, роль обмена в обществе
расширяется гораздо далее границ, допускаемых принципами
экономической теории... Если работник хозяин, он продает из своего
продукта только то, что у него остается за собственным потреблением,
19 Там же, с. 603.
20 Там же, с. 597.
21 Там же, с. 606.
111

а покупает на свое потребление только те продукты, производством
которых не занимается... Совершенно иное дело, когда работник не
хозяин продукта, а только наемник. Тут он покупает все предметы
своего потребления, а хозяин продает весь продукт, какой
получает» 22.
Чернышевский еще не знал, что рабочий продает не труд, а
рабочую силу. Но он связывал превращение товарного производства во
всеобщую форму производства с появлением наемного труда и
развитием капиталистического производства, основанного на эксплуатации
наемного труда. Он выступил против классиков буржуазной
политической экономии, утверждавших, что труд имеет стоимость, заметив,
что стоимость имеют только вещи, производимые трудом. Труд
является мерилом стоимости, но сам стоимости не имеет. «...Можно
сравнивать между собою продукты труда, — писал он, — но нельзя
сравнивать их с трудом; это предметы несоизмеримые» 23. «Труд не
есть продукт. Оп еще только производительная сила, он только
источник продукта. Он отличается от продукта, как мускул от
поднимаемой мускулом тяжести...» 24
В этих рассуждениях Чернышевского содержатся поистине
гениальные зерна. Если труд есть «производительная сила», «источник
продукта», то напрашивается вывод, что продается уже не сам труд,
а что-то другое — лишь способность к труду. Но именно этого шага
не смог сделать Чернышевский. Его совершил только Маркс, и то не
сразу, а после длительных исследований. Чернышевский же
отклонился от этого пути. Ему кажется противным всякому здравому смыслу
рассуждать о стоимости труда, когда ясно, что продажа труда
противоречит всяким нормам справедливости. «Следует ли человеку быть
товаром, об этом можно думать различно, но политическая экономия
утверждает, что не следует» 25.
На первый взгляд в этих рассуждениях Чернышевский полностью
становится на путь морально-этических рассуждений, типичных для
всех западноевропейских социалистов-утопистов. Однако чувство
реальности берет в нем верх, и он начинает решать вопрос о том, чем
же все-таки определяется меновая стоимость труда, что лежит в
основе заработной платы, получаемой наемным рабочим. Хотя труд не
«должен» продаваться, он все-таки продается, и Чернышевский
стремится выяснить закон, определяющий меновую стоимость труда.
И в этом пункте он вновь приближается к выводу, что фактически
рабочий получает плату не за свой труд. Ему достается лишь
минимум средств существования. Выявляя общие черты и различия
между невольником и наемным рабочим, Чернышевский писал: «...Вся
разница между невольником и наемным работником заключается в
том, что невольник получает вознаграждение натурой, а наемный
работник — деньгами; невольнику дается жилище, работнику даются
22 Там же, с. 604—605.
23 Там же, с. 540.
24 Там же, с. 596.
25 Там же, с. 537.
112

деньги, на которые он сам должен приискать себе жилище; но
количество вознаграждения в обоих случаях совершенно одинаково: она
определяется возможностью поддержать существование. Велика или
мала ценность продуктов, производимых, например, в течение
педели трудом наемного работника, это все равно для него, как и для
невольника: во всяком случае он подобно невольнику получит за свой
труд ни больше, ни меньше того, сколько нужно для поддержания
его существования» 26.
Заработная плата не есть плата за труд — к такому важному
выводу пришел Чернышевский. На этой основе он приблизился к
выяснению тайны капиталистической эксплуатации, к пониманию тогог
что и прибыль, и рейта есть вычет из продукта труда рабочего,
безвозмездное присвоение эксплуататорскими классами чужого труда.
Весь излишек, который рабочий создает сверх стоимости его
собственных средств существования, поступает собственникам земли и
капиталов.
Чернышевский понимал, что эксплуатация наемного труда
капиталом лежит в основе буржуазного общества и, пока сохраняется эта
основа, положение рабочего класса не может быть улучшено.
Необходим переход к принципиально иной основе отношений. Эту мысль
он выражал в следующей форме: «Рабочая плата может иметь
удовлетворительную высоту лишь тогда, когда ход промышленных дел
будет основываться не на наемной работе; иначе сказать, величина
рабочей платы может быть удовлетворительна лишь тогда, когда в
действительности не будет наемного труда, т. е. не будет и рабочей
платы, когда в действительности этот элемент будет сочетаться в
одних руках с прибылью, когда отдельные классы наемных работников
и нанимателей труда исчезнут, заменившись одним классом людей,
у:оторые будут работниками и хозяевами вместе» 27.
Чернышевский поднялся до обобщений о противоположности и
несовместимости интересов рабочего класса и капиталистов,
вызываемой противоположностью их экономического положения. «При
трехчленной системе общество делится на два сословия, интересы
которых оказываются прямо противоположными по вопросу о рабочей
плате... Класс, которому выгодна низкость ее, управляет ходом
экономических дел» 28. «Низкость рабочей платы выгодна для
нанимателей труда; желать, чтобы рабочая плата возвысилась, они не могутг
потому что это было бы противно их выгоде» 29.
Важно подчеркнуть характерную особенность воззрений
Чернышевского на капитализм, которая свидетельствует о диалектической
гибкости его ума, об умении подойти к оценке той или иной системы
глубоко исторически. Он выступал решительным противником как
тех авторов, которые идеализируют капиталистическую систему,
выдавая ее за «вечную» и наиболее разумную, так и тех авторов, кото-
26 Чернышевский II. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 22.
27 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 487 (курсив наш. — II. X).
28 Там же, с. 482.
29 Там же. с. 486.
8 Н. В. Хессин
113

рые видят в ней лишь одни отрицательные черты, просматривают
прогресс, связанный с этой формой производства. Чернышевский
придерживался мнения, что на определенном этапе исторического
развития капитализм играл бесспорно прогрессивную роль и означал
шаг вперед по сравнению с феодализмом. И в то же время он
стремился доказать наличие в капиталистической системе таких
противоречий, развитие которых неизбежно должно привести к
революционной смене этого строя социалистическим.
В статье «Экономическая деятельность и законодательство»
Чернышевский развивал тезис о том, что буржуазный лозунг о
невмешательстве государства в экономическую жизнь страны имел
прогрессивное значение для всех стран, где господствуют
феодально-крепостнические режимы. Цензурные рогатки мешали ему это сказать
прямо. Но он нашел форму изложения, которая доводила до читателя
эту мысль: «Мы пе отвергаем того, что в старину принцип «laissez
faire, laissez passer» был чрезвычайно полезен, что и теперь во многих
странах и во многих случаях он является благотворным» 30. Школа
невмешательства государства оказывается очень благодетельной для
общества в спорах со школою, для которой универсальным
лекарством служит гоголевское правило «распечь их» 31. Нет сомнения, что
под правилом «распечь их» Чернышевский имел в виду порядки
современной ему феодально-крепостнической системы в России. В статье
«Тюрго» Чернышевский уже прямо писал, что этот же лозунг
буржуазии был прогрессивен в то «время, когда человек рвался из
средневековых уз, как птица из клетки» 32. Эти буржуазные идеи в свое
время были «двигательницами прогресса».
Прогрессивность этого буржуазного лозунга он видел в том, что
его осуществление создает возможности для более быстрого развития
«промышленных сил», снимает с промышленности опеку
феодального государства. «Теория, провозглашавшая невмешательство
правительства в экономические отношения, возникла в те времена, когда
самая Англия, не говоря уже о континентальных государствах,
страдала больше всего от обветшалых средневековых регламентации.
Эти регламентации поддерживались общественной властью. Как же
было не говорить тогда умным и честным людям, что вмешательство
общественной власти в экономические отношения вредит развитию
промышленных сил? В самом деле, в большей части случаев оно было
вредно; в самом деле, первой потребностью общества было — изба-
виться от мелочной и нерассудительной опеки» 66.
Говоря о развитии буржуазной промышленности в России,
Чернышевский счел необходимым отметить, что, когда развивается
промышленность, прогресс обеспечен.
Но, признавая прогрессивность капитализма, Чернышевский в то
же время ясно видел его пороки и противоречия. И он неоднократно
30 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. V, с. 577.
31 Там же.
32 Там же, с. 312.
11 Там же, с. 589—590.
114

отмечал, что буржуазные лозунги, являющиеся прогрессивными в
одних исторических условиях, оказываются реакционными в других,
более развитых. «...Одни и те же слова: безусловная независимость
индивидуума, имеют совершенно различный характер у
физиократов и у школы Сэя. Физиократам не мешали они вести общество
вперед; нынешние поклонники формулы laissez faire, laissez passer —
люди старины, не удовлетворяющие требованиям своего времени» 34.
Чернышевский критиковал капиталистическую систему за то, что
она несла трудящимся массам новую форму эксплуатации,
обрекающую их на обнищание, лишения. Но наряду с этим направлением
имеется и другое: Чернышевский уличал капиталистическую
систему в том, что она противоречит интересам развития
производительных сил общества, сдерживает технический прогресс, развитие науки
и знаний, порождает нерациональную растрату общественного труда.
Именно по этому вопросу Чернышевский высказал много глубоких
мыслей, созвучных марксизму. Он вскрыл присущую капитализму
анархию производства и подверг резкой критике апологетические
идеи буржуазных авторов о «гармоничном» развитии буржуазного
общества на основе рынка и его законов.
Капиталистическое производство, указывал он, основано «не на
расчете потребления, а на шансах сбыта». «...Нынешний
производитель трудится в потемках, наудачу, не зная ни того, сколько товара
нужно потребителям, ни того, сколько товара работается другими
производителями. При таком неверном, загадочном размере
нужного производства и действительного потребления сбыт
продукта становится делом многосложным, затруднительным,
рискованным...»35 Анархия производства, противоречие между объемом
производства и объемом потребления в условиях
капиталистического производства, основанного на частной собственности,
неизбежно приводят к периодическим экономическим кризисам.
«...Производство капиталиста, — писал он, — подвержено беспрерывным
застоям, а весь экономический порядок, основанный не на потреблении,
а па сбыте, подвержен неизбежным промышленным и торговым
кризисам, из которых каждый состоит в потере миллионов и десятков
миллионов рабочих дней» 36.
«Беспрерывный застой», «насильственная утрата рабочего
времени», экономические землетрясения, ломающие фирмы, разрушающие
фабрики, оставляющие без куска хлеба тысячи бывших богачей и
миллионы работников, — так характеризовал Чернышевский
неизбежные при капитализме кризисы перепроизводства, справедливо
усматривая в них порочность буржуазного строя, доказательства
невозможности рациональной организации общественного производства в
рамках капиталистргческих отношений.
Пределы росту производительных сил, техническим
усовершенствованиям, развитию науки и знаний Чернышевский видел в харак-
34 Там же, с. 312.
85 Чернышевский II. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 607.
36 Чернышевский П. Г. Полп. собр. соч., т. VII, с. 55—56.
8*
115

терной для буржуазного строя рыночной конкуренции. Он понимал,
что на определенном этапе рыночные отношения и конкуренция
прогрессивны, так как заставляют переводить отсталые, патриархальные
формы производства на рельсы технического прогресса и
усовершенствования. Но вместе с тем он констатировал, что те же рыночные
отношения и конкуренция содержат в себе элементы, тормозящие
технический прогресс. Производство, основанное на частной собственности
и разобщенности, в условиях всеобщей конкуренции, по его
справедливому мнению, держится «метода секретности». Каждый стремится
скрыть свои производственные секреты в интересах более
длительного извлечения выгод. «При соперничестве практическое
искусство — такой же секрет, как и теоретическое знание. Кто выучился
пользоваться изобретением, выгода того требует, чтобы другие как
можно дольше не пользовались им» 37. Товаропроизводитель, введший
технические усовершенствования, оказывается «в положении нашей
знахарки, лекарство которой теряет силу, как только она научит
кого-нибудь другого его употреблению»38. Конкуренция приводит к
враждебным столкновениям между различными производителями,
которые самыми различными способами стараются вредить друг другу.
«Фабрикант старается мешать другому в заведении фабрики,
ремесленник старается расстроить дела другого ремесленника; тут бывают
бесчисленные интриги, обманы и т. д.» 39
Чернышевский, уличив капиталистическую систему в ее
противоречии интересам развития техники, науки и знаний, обрушивался
на буржуазных апологетов за их стремление считать буржуазные
порядки «самым высшим воплощением экономического расчета,
идеалом, совершеннее которого люди не могут ничего ни создать, ни
даже придумать» 40.
Порочность капитализма Чернышевский видел и в характерном
для него отставании сельского хозяйства. Он отмечал, что
капиталистические законы обрекают земледелие на застой или медленные
темпы развития. Излагая теорию земельной ренты, он дал яркую
картину неизбежного отставания сельского хозяйства, обусловленного
капиталистическими отношениями в деревне.
В советской литературе уже подчеркивалось, что учение
Чернышевского о земельной ренте явилось крупным шагом русской
общественной мысли на пути к марксизму.
В капиталистической рейте Чернышевский выделял отношения
трех классов — землевладельцев, фермеров и наемных рабочих.
Последовательно придерживаясь принципа трудовой стоимости, он
рассматривал ренту и прибыль как части прибавочного продукта,
созданного трудом рабочих. Прибыль, по его мнению, — это вычет из
продукта труда рабочего, а рейта — это излишек прибыли,
достающийся землевладельцу.
37 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 419.
38 Там же, с. 420.
89 Там же, с. 419.
40 Там же, с. 413,
116

Именно из создающихся на основе земельной ренты классовых
отношений Чернышевский и выводил неизбежность медленного
развития производительных сил в сельском хозяйстве. «Корень этого
учреждения в интересах праздной ренты и помещения избытычест-
дующих капиталов, а вовсе не з интересах успехов сельского
хозяйства... Своему назначению: с одной стороны, давать праздную ренту,
с другой — давать помещение капиталам, оно очень точно
удовлетворяет; но с точки зрения сельскохозяйственных успехов это самое
неудобное учреждение» 41.
Этот вывод основывается на глубоком проникновении в суть
капиталистических производственных отношений в земледелии. В
земледелии, рассуждает Чернышевский, занято три класса. Но
заинтересован ли хоть один из них в быстром росте долговременных
технических усовершенствований?
«...Собственник, — писал Чернышевский, — при фермерской
системе имеющий средства и охоту с знанием производить прочные
улучшения, — явление редкое до того, что становится почти мечтою.
Охоты и знания у него нет, потому что он отдален фермером от
непосредственных дел сельского хозяйства, — он вообще не сельский хозяин,
а скорее реытьер; средств у него нет, потому что, вообще говоря, он
проживает все, что получает...» 42 Класс, которому выделяется рента,
считал он, всегда был классом консервативным, боровшимся против
усовершенствований. Корень этой исторической его роли лежит в
самой сущности его экономического положения.
Фермер же, продолжал Чернышевский, не может быть
заинтересован во введении прочных, долговременных усовершенствований по
той причине, что в силу краткосрочности заключаемых арендных
договоров все плоды этих усовершенствований 'перейдут в карман
землевладельцев! «Если фермер произвел улучшение долговременное,
какую имеет он перспективу? До окончания контракта он пользуется
увеличением дохода, но время непродолжительно; а при заключении
нового контракта он должен будет повысить плату собственнику на
столько, на сколько увеличилась доходность земли от произведенного
улучшения. Итак, он употребил на улучшение труд и капитал, а
вознаграждение за то через несколько лет ему приходилось платить
большее, нежели прежде. Ясно, что ему невыгодно делать прочное
улучшение» 43.
Наконец, непосредственный производитель — наемный рабочий,
получающий заработную плату и не имеющий никаких средств
производства, при данных общественных отношениях не имеет «ровно
шшакого интереса в успехе или неудаче предприятия» 44.
Если учение Рикардо о ренте было направлено главным образом
против класса землевладельцев, то Чернышевский пошел дальше: он
использовал свое учение для обличения всей капиталистической си-
41 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IV, с. 431—432.
42 Там же, с. 427.
43 Там же, с. 426.
44 Там же, с. 431.
117

стемы. Буржуа Рикардо призывал народ к совместной борьбе вместе;
с буржуазией против феодалов-землевладельцев. Чернышевский же]
призывал трудящиеся массы к ожесточенной борьбе против двух
эксплуататорских классов: земельных собственников и капиталистов.
Призыв к революционным действиям он связывал прежде всего с
необходимостью дать простор развитию производительных сил
общества. «Теория, — писал он, — заботится об устранении препятствий
к промышленному прогрессу. Устройство, отделяющее ренту от
рабочей платы и прибыли, создает в ренте силу, враждебную
прогрессу...»45 «Мы видели, что сами прибыль и рента стремятся разрушить
трехчленное деление продукта — рента стремлением поглотить
прибыль и рабочую плату, прибыль, — стремлением поглотить рабочую
плату и через то самым успехом своим низвергают устройство, через
которое достигают успеха. Мы видим в истории, что за торжеством
сословия, получающего ренту, или сословия, получающего прибыль,
неизбежно следовал каждый раз переворот, низвергавший это
сословие» 46.
Чернышевский подметил, что важнейшей чертой
капиталистического прогресса является быстрая концентрация производства,
переход от мелкого производства к крупному машинному
производству. Он показывал неизбежность вытеснения мелкого производства
крупным как в промышленности, так и в земледелии. И что
особенно характерно, он стремился объяснить этот процесс, исходя из
основных закономерностей товарно-капиталистического производства.
Он писал о законе победы крупного производства над мелким:
технические усовершенствования вводятся капиталистами в погоне за
прибылью, крупное производство позволяет капиталистам при
снижающейся цене продаваемых товаров выигрывать на одновременном
понижении заработной платы рабочих. «...Улучшениями
производительных процессов понижается стоимость производства; а ее
понижение при нынешнем быте обыкновенно влечет за собою понижение
рабочей платы; если же рабочая плата уменьшается, то возрастает
остаток продукта, получаемый капиталистом за вычетом рабочей
платы» 4Т. Это приводит к укрупнению производства и обусловливает
гибель не выдерживающих конкуренции мелких предприятий.
«Коренная черта экономического прогресса с технической
стороны — расширение производительной единицы по мере успехов
сочетания труда; все отрасли производства постепенно принимают
фабричный размер. Ремесленник, работающий при помощи своего
семейства и двух-трех учеников, заменяется фабрикантом;
поселянин-собственник уступает место фермеру-капиталисту. От этого,
соразмерно экономическому прогрессу, увеличивается пропорция
наемных работников и уменьшается пропорция самостоятельных
хозяев в рабочих классах» 48.
45 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 517.
46 Там же, с. 516.
47 Там же, с. 638.
48 Там же, с. 626.
118

Тот же самый процесс Чернышевский видел и в земледелии. Нет
рациональных причин, по его мнению, исключать земледельческое
производство из общих правил. «Скоро исчезнут причины различия
между земледелием и фабричной промышленностью по отношению
j- выгодности производства в большом размере» 49.
Приведенные высказывания особо важны. Чернышевский
выдвигал на первый план и научно обосновывал неизбежность
двоякого процесса, происходящего при капитализме. С одной стороны,
развивается крупное машинное производство, один из важнейших
факторов обобществления труда и производства при капитализме, а
с другой стороны, этот же процесс вызывает пролетаризацию
населения, расширяет масштабы наемного труда, формирует людей, не
удовлетворенных существующим режимом и готовых бороться
против этого режима.
Чернышевский понимал, что крупное машинное производство
будет развиваться и дальше — это объективная необходимость. Он
предвидел процесс дальнейшей концентрации производства,
укрупнения производительных единиц. В первоначальных набросках
Дополнений и Примечаний к Миллю Чернышевский хотел ознакомить
читателей со следующими важными процессами, которые, на его
взгляд, подготавливают переход к социализму и коммунизму.
«В сфере громадных предприятий, — писал он, — стала все сильнее
и сильнее выступать тенденция, противоположная безграничному
праву частной собственности (укажем развитие этой тенденции по
двум направлениям, известным каждому: акционерные общества
захватывают все больше и больше места в промышленной
деятельности; когда частная собственность мешает осуществлению громадных
предприятий, замышляемых акционерными обществами, закон
устраняет ее с пути посредством экспроприации, которая все больше
и больше входит в законное правило и при столкновениях
государственной деятельности с частною собственностью — столкновениях,
прежде разрешавшихся экстренными противозаконными мерами
администрации, а теперь развязываемых против частной
собственности в пользу государственных надобностей правильными
приговорами законных судилищ) ...тут везде — нечто похожее на
коммунизм...» 50
Высказанные здесь мысли можно охарактеризовать как подлинно
гениальные предвосхищения. Чернышевский вплотную подошел к
пониманию, что процесс обобществления, выражающийся в
концентрации производства и его централизации, начинает входить в
конфликт с частнокапиталистической формой собственности — она уже
мешает развитию крупного производства. Далее он проводил мысль,
что форма наемного труда входит в противоречие с потребностями
развития крупного производства. Следовательно, вся
капиталистическая система, основанная на частной собственности и наемном
труде, противоречит потребностям развития крупного машинного про-
49 Там же, с. 217.
" Там же, с. 902.
119

изводства. Капитализм вызвал к жизни и развил крупное производи
ство, которое затем входит в конфликт с капиталистическим обгде-(
ствеиным строем. Это диалектические и материалистически^
постановки вопроса. Здесь Чернышевский вплотную приблизился к"
теории научного социализма Маркса и Энгельса.
Понимание объективной необходимости развития крупного про-
изводства приводило к тому, что при разработке идеала будущего
социалистического общества Чернышевский высказал немало очень,
важных и глубоких мыслей. В его представлениях о социализме-
важная роль отводилась не только коллективным формам
производства, но и государственным. Он понимал, что будущее общество
должно использовать прогрессивную сторону крупного
производства. А для этого нужно создавать социалистические формы, при
которых получит развитие именно крупное машинное производство.
И в тех случаях, когда сил коллективов будет недостаточно,
Чернышевский предлагал организовывать государственные предприятия.
Социалистический идеал Чернышевского, разрабатывавшийся с
учетом объективных потребностей развивающихся производительных
сил общества, был более реалистичным, чем у всех его
предшественников. И вполне понятно, что Маркс чрезвычайно
заинтересовался теми страницами Дополнений и Примечаний к Миллю, на которых
Чернышевский, решая вопрос о тенденциях развития крупного
производства и наемного труда, доказывал, что форма наемного труда
приходит в конфликт с частнокапиталистической формой крупного
производства, и выражал твердую уверенность, что будущее
принадлежит социализму. Все это подчеркнуто Марксом, а концовка
сопровождается пометкой «Браво».
Глава 6
В поисках общественных сил,
способных бороться
за осуществление социалистического идеала
Чернышевского, как и его предшественников, интересовал
вопрос: какие общественные силы, какими путями могут добиться
претворения социализма из мечты в действительность?
Чернышевский был неудовлетворен западноевропейским утопическим
социализмом, призывавшим к мирному решению социальных вопросов,
и искал революционный путь перехода к новому общественному
строю. Он стремился связать идею социализма с революционным
движением определенных классов.
Он не поднялся до обоснования всемирно-исторической роли
пролетариата как могильщика буржуазии и созидателя нового,
социалистического общества, нигде не формулировал положения о
том, что только пролетариат является той общественной силой,
которая объединяет вокруг себя все эксплуатируемые массы
трудящихся и последовательно ведет их на революционный штурм
капитализма. Но Чернышевский ясно видел, что мирной пропаганды
120

,|13цо недостаточно, что идея социализма приемлема не для всех
классов и что только революционное движение трудящихся масс
может привести к торжеству новых, социалистических идей. Он
отвечал, что трудящиеся могут отстаивать неодинаковые интересы.
Он выделял рабочий класс на Западе как наиболее
заинтересованную и организованную силу в борьбе за социализм, отличал его от
.мелкобуржуазных слоев населения. Однако для России
Чернышевский считал главной общественной силой, борющейся за социализм,
крепостное крестьянство, руководимое прогрессивно настроенной
интеллигенцией. Это говорит о том, что преодолеть рамки утопического
социализма он не смог.
Значение его поисков станет особенно ощутимым в свете
высказываний Ленина в статье «Мелкобуржуазный и пролетарский
социализм». «Об уничтожении «сразу» всей и всякой эксплуатации
давно уже, много веков, даже много тысячелетий мечтает
человечество, — писал Ленин. — Но эти мечтания оставались мечтаниями до
тех пор, пока миллионы эксплуатируемых не стали объединяться
во всем мире для выдержанной, стойкой, всесторонней борьбы за
изменение капиталистического общества в направлении
собственного развития этого общества. Социалистические мечтания
превратились в социалистическую борьбу миллионов людей только тогда,
когда научный социализм Маркса связал преобразовательные
стремления с борьбой определенного класса. Вне классовой борьбы
социализм есть пустая фраза или наивное мечтание» 1.
Для Чернышевского было ясно, что «вне классовой борьбы
социализм есть пустая фраза или наивное мечтание». К этому выводу
он пришел на основе своих научных исследований и обобщения
всего опыта мировой истории. Он вполне сознательно искал
общественную силу, с которой можно было бы связать идею
социалистических преобразований.
Чернышевский понимал, что появление социалистических и
коммунистических теорий — объективный процесс, обусловленный
обострением противоречий буржуазного общества, обнажением
противоположности между «простолюдинами» и «средним сословием». Он
писал, что «открытая ненависть между простолюдинами и средним
сословием во Франции произвела в экономической теории
коммунизм»'2.
Он высоко оценивал первые социалистические теории, видя в
них протест против эксплуатации человека человеком. О
Сен-Симоне он отзывался как о человеке «необыкновенного ума и редкого
благородства, полным пламенного сострадания к бедствиям массы» 3.
Но в то же время он констатировал, что теория Сен-Симона не
лишена недостатков. Он объяснял неизбежность ограниченности
воззрений Сен-Симона неразвитостью классовых противоречий
буржуазного общества. Теория Сен-Симона возникла в тот момент,
1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 12, с. 45.
2 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 39.
3 Там же, с. 157.
121

когда классовая борьба между «простолюдинами» и «средним ссь^
словием» только начиналась. «Сен-Симон, — писал
Чернышевский, — умер за пять лет до июльских событий, не дожив до такого
времени, когда сильное возбуждение общественных мыслей могло
бы расположить общество к оценке попыток коренной общественной
реформы, и когда простолюдины, начав предъявлять свои требования,
заставили бы образованное общество обратить внимание на способы
улучшить их судьбу» 4.
Именно в этом пункте Чернышевский усматривал коренную
причину неизбежной исторической ограниченности теории
Сен-Симона. Французский утопист не верил в способность масс
собственными революционными действиями добиться освобождения и потому
рассматривал рабочий класс как «страдающую», «пассивную» массу,
помощь которой должна быть оказана сверху филантропически
настроенными представителями господствующих классов.
Чернышевский видел утопический характер попыток Сен-Симона
найти социальную опору для осуществления социализма в рядах
артистов, ученых и промышленников, доказывая, что только сами
«простолюдины» революционной борьбой смогут добиться коренной
переделки общественного быта. С этих позиций он называл планы
Сен-Симона «наивными», «фантастическими». «Серьезный
человек, — писал Чернышевский, — не станет обращать большого
внимания на ошибочные гипотезы, посредством которых Сен-Симон
развивал свою основную идею, не станет много заниматься
разоблачением фантастичности тех средств, какими он думал осуществить
ее» 5.
Критикуя Сен-Симона, Чернышевский в то же время оценивал
его прогрессивное значение как первого выразителя
социалистических требований «простолюдинов». Он находил историческое
оправдание слабым сторонам его теории. «Первые проявления новых
общественных стремлений, — писал он, — всегда имеют характер
энтузиазма, мечтательности, так что более походят на поэзию,
чем на серьезную науку. Таков был и характер сен-симониз-
ма» 6. «Но, называя притворной ту форму, которую имело первое
проявление мысли о преобразовании общества, мы, конечно, должны .
ценить историческую важность этого первого ее проявления» 7.
Если слабые стороны учения Сен-Симона находят у
Чернышевского историческое оправдание, то значительно строже, а в
некоторых случаях и прямо отрицательно Чернышевский относился к
деятельности его учеников, которые уже видели развернувшуюся
классовую борьбу, но продолжали мирную проповедь социализма. Он
решительно осуждал их попытки организовать нечто вроде
религиозной секты или ордена и удалиться от начавшейся уже
политической борьбы пролетариата. «Салонные герои, подвергавшиеся при-
4 Там же, с. 164.
5 Там же.
6 Там же, с. 156.
7 Там же, с. 185.
122

ггад^У филантропизма», «светские люди, хотевшие не терять своего
щегольства, накидывая на себя мужичество»8 — в таких едких и
язвительных словах оценивал он их деятельность. Более того,
высмеивая и порицая их тактику удаления от политической борьбы
масс, он склонен был видеть в этом предательство интересов
борющегося народа. Вот в каких образных и в то же время весьма
суровых тонах характеризовал он деятельность сен-симонистов:
«Торжественное вступление сен-симонистов в новый порядок происходило
и июле 1832 года, в тот самый день, когда соседние кварталы
Парижа были театром республиканского восстания, возбужденного
процессией похорон Ламарка. Безмятежно приступая к своей
внутренней организации среди грома пушек, истреблявших малочисленные
отряды инсургентов, сеп-симонисты как будто показывали, что нет
им никакого дела до старых радикальных партий, идущих к
преобразованию общества путем, который сен-симонисты считали
ошибочным, и даже не понимающих, какие реформы нужны для общества;
отрекаясь от старого мира, они отреклись даже и от людей, которые
больше всех других в старом мире хотели добра простолюдинам» 9.
От этих деятелей сен-симонизма Чернышевский отмежевывался
самым категорическим образом: «Читатель видит, что мы вовсе не
сочувствуем той форме стремления к общественным реформам,
которая называется сен-симонизмом» 10. «Это учение кажется нам
галлюцинацией), сформировавшеюся из ошибочной идеализации
католицизма и, кроме того, носившею какой-то приторный характер изящной
аристократичности, аффектирующей замашки сантиментального
демократизма» и.
Чернышевский видел вырождение утопического социализма в
реакционное учение по мере роста классовой борьбы и
самостоятельных выступлений пролетариата. Он ярко показывал, как из числа
филантропически настроенных учеников Сен-Симона с обострением
классовой борьбы вырастают самые типичные защитники
господствующих классов. Эти «энтузиасты» обратились в «обыкновенных
людей, действующих по обыкновенным житейским побуждениям».
Они стали «из сен-симонистов купцами и банкирами, как Перейра,
водевилистами, как Дюверье, фабрикантами и администраторами
промышленных предприятий, как Казо и сам Анфантен,
профессорами и учеными, как Мишель Шевалье, Жак Рено, Пьер Леру»12.
Такая характеристика эволюции сен-симонизма поразительно
напоминает оценки «Манифеста Коммунистической партии» Маркса
и Энгельса.
Чернышевский противопоставлял утопическим социалистическим
теориям свое социалистическое учение, базирующееся на глубоком
понимании классовой борьбы и признании необходимости народной
революции для установления новых общественных порядков. Он с
8 Там же.
9 Там же, с. 179.
10 Там же, с. 184.
11 Там же, с. 185.
42 Там же, с. 169.
123

гордостью отмечал, что в его времена уже найдены иные способы
борьбы за социализм, что социалистические теории «стали
проявляться в формах более рассудительных и доходить до людей, у
которых бывают уже не восторженною забавою, а делом собственной
надобности; а когда станет рассудительно заботиться о своем
благосостоянии тот класс, с которым хотели играть кукольную комедию
сен-симонисты, тогда, вероятно, будет лучше ему жить на свете, чем
теперь»13.
Мысль Чернышевского выражена вполне определенно: социализм
победит лишь тогда, когда за его осуществление возьмется тот класс,
которому он необходим. Эта мысль имела большое практическое
значение. Такой подход наносил удар по старым утопическим
социалистическим концепциям и выводил передовую общественную мысль
на путь, ведущий к научному социализму.
Ленин отмечал, что произведения Чернышевского носят ярко
выраженный классовый характер и в этом одна из заслуг великого
революционного демократа в развитии революционной теории.
Но дело не в том, что Чернышевский констатировал раскол
общества на классы. Такая констатация осуществлялась многими его
предшественниками даже из буржуазного лагеря. Величие
Чернышевского состоит в том, что он не ограничился этим, а сделал
плодотворную попытку обнаружить экономические корни и показать
непримиримость классовых противоречий. На этой основе он пришел
к важному выводу, что к социализму можно прийти только в
результате революционного движения трудящихся масс. Он не
поднялся до выяснения всемирно-исторической миссии пролетариата, но
осознал всемирно-историческую роль трудящихся масс в целом.
Чернышевский преодолел целый ряд очень серьезных
препятствий. Во-первых, надо было доказать, что народные массы могут
добиться улучшения своего положения без помощи господствующих
классов — землевладельцев и капиталистов. Идея социализма в
принципе неприемлема для последних в силу их экономического
положения. Сейчас доказывать эту истину кажется совершенно не
нужным. Но в то время социалисты верили, что сами
господствующие классы или их лучшие, «просвещенные» представители будут
помогать в осуществлении социализма. Так, Фурье надеялся, что
какой-нибудь просвещенный фабрикант выдаст ему миллион
франков на осуществление его социалистических замыслов.
Во-вторых, важно было доказать, что социализм не может быть
осуществлен силами буржуазных правительств на Западе и
самодержавного государства в России. В то время широко был
распространен взгляд, согласно которому государство является
надклассовым органом, призванным примирять противоречия между классами и
социальными группами, заботиться о торжестве «справедливости»
для всех. Западноевропейские социалисты верили в то, что
буржуазные правительства помогут реализации социалистических планов.
13 Там же, с. 185.
124

Ла этих позициях стоял, в частности, и Оуэн. Чтобы разрушить веру
!з дадклассовость государства, нужны были серьезные научные
доказательства, понимание действительной природы государства как
органа насилия, призванного охранять интересы господствующих
классов и подавлять сопротивление эксплуатируемых масс.
В-третьих, важно было ответить и на вопрос: а почему,
собственно, сами трудящиеся заинтересованы в социализме и будут бороться
за него? Нет ли у трудящихся интересов, не во всем согласующихся
с социалистическими программами? Пойдет ли народ за
социалистами? Все ли группы трудящихся в равной степени будут
последовательно бороться за осуществление социалистических идеалов?
Это целый комплекс сложнейших вопросов, решение которых
на научной основе принципиально необходимо для выработки
правильной революционной теории. Как же справился с этими
сложными задачами великий русский демократ и социалист?
Западноевропейское общество, указывал Чернышевский, состоит
из трех основных классов: землевладельцев, среднего сословия
(буржуазии) и «простолюдинов» (трудящихся). Интересы этих трех
классов по отношению к планам переустройства общества
противоположны. Каждый из них имеет не только свои специфические
экономические интересы, но и собственную идеологию, создает теории
и вырабатывает политическую линию поведения.
При феодализме господствующим классом являются
землевладельцы, эксплуатирующие труд крестьян. Сообразно этому
складывается их идеал общественного устройства и их теория. «Высшее
сословие,— писал Чернышевский о землевладельцах,— с
экономической стороны представляется сословием поземельных собственников.
При его владычестве господствует теория приобретения богатств
посредством насилия. В отношении к чужим народам эта цель
достигается войною, в своей собственной стране — посредством права
владельца на собственность людей, населяющих его землю, словом
сказать, посредством того, что в Западной Европе называлось
феодальными учреждениями... Те времена имели свою экономическую
теорию. Она выражалась в том, что человеку свободному (свободным
человеком, по-настоящему, был тогда только феодал) не следует
заниматься производством. Он должен быть только потребителем.
Масса его соотечественников и все остальные народы существу ют
только для того, чтобы производить для него, а не для себя
предметы потребления»14.
Блестящая зарисовка коренных основ феодального строя! Из нее
с неизбежностью следовал вывод о противоположности интересов
феодалов и простолюдинов.
Буржуазия, сменив феодалов, создала порядки, наиболее
соответствующие ее интересам, но тоже противоположные интересам
трудящихся. «Среднее сословие,— продолжал Чернышевский,—
составляют хозяева промышленных заведений и торговцы; потому
14 Там же, с. 31—32.
125

важнейшими из экономических явлений школа Адама Смита
признает расширение размера фабрик, заводов и вообще промышленных
заведений, имеющих одного хозяина с толпой наемных работников,
и развитие обмена... Продукты должны принадлежать владельцам
собственности и оборотного капитала, а работникам может быть
выдаваема на продовольствие лишь такая часть из производимых
ими ценностей, какая будет найдена возможной по интересам
собственности и оборотного капитала, под влиянием соперничества»15.
Таким образом, идеалы и стремления двух господствующих
классов выводятся Чернышевским из их экономического положения.
На основе экономического анализа он приходит к мысли о том, что
бесполезно надеяться на неожиданное «перевоспитание» этих
классов в социалистическом духе, на возможность их выступления в
защиту интересов трудящихся масс, на которое рассчитывали
западноевропейские и русские либералы.
Либералы утверждали, что в каждом классе есть «дурные» и
«хорошие» представители. «Хорошие» сами будут беспокоиться об
улучшении положения трудящихся, а «дурных» якобы можно
перевоспитать путем обличений в литературе, высмеивания на страницах
печати, убеждением, просвещением и т. д. Чернышевский нанес
сокрушительный удар по этим либеральным разглагольствованиям. Он
показал, что весь класс землевладельцев и капиталистов в целом
в силу своего экономического положения никогда не сможет иметь
общих интересов с народными массами, так как их благополучие
основывается на эксплуатации этих масс. Не отрицая, что отдельные
представители господствующих классов могут порвать со своим
классом и стать на сторону трудящихся, он в то же время доказывал
невозможность подобного поведения для класса капиталистов и
земельпых собственников в целом. Они живут в обществе, которое
соответствует их идеалам, и не желают расставаться с этим
обществом в пользу социализма, который устранит их эксплуататорские
привилегии и образ жизни.
«Общество уже имеет известное устройство; это устройство,
конечно, для кого-нибудь и выгодно; те люди, кому оно выгодно,
конечно, имеют господствующее положение в обществе; они обязаны
этим господством характеру существующего порядка; господство
для них выгодно; изменение прежнего устройства непременно
повредит тол;у, что они считают за свою выгоду: как же не будуг они
преследовать своею неприязнью новые идеи, противоречащие их
выгодам, как не будут они преследовать людей, высказывающих такие
вредные для них мысли?» 16
Чернышевский понимал, что мея^ду землевладельцами и
капиталистами не только возможна, но и неизбежна борьба за господство и
экономические привилегии. Но в своем отношении к
социалистическим устремлениям трудящихся масс они выступают единым фронтом.
С высшим сословием средний класс, несмотря на взаимную борьбу,
15 Там же, с. 33, 37.
16 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч., т. V, с. 35.
128

находится в отношениях более приязненных, нежели с простым
народом.
Этот важный тезис, проливающий свет на тактику русских
либералов и крепостников в период реформы, Чернышевский
стремился подкрепить экономическим и историческим обоснованием.
Чернышевский анализировал роль каждого класса и их
взаимоотношения в историческом плане. Сначала он охарактеризовал
феодализм и роль феодалов-землевладельцев в экономической и
политической деятельности, затем показал, как рядом с этим классом
вырастает буржуазия и постепенно оттесняет землевладельцев на
второй план. Усиление могущества буржуазии приводит либо к
революционному низвержению крупных земельных собственников,
либо к такому дележу власти, при котором буржуазия все-таки
играет ведущую роль. «Феодальные учреждения,— писал оп,— были
низвергнуты, когда среднее сословие достигло участия в
государственных правах и по своей многочисленности, конечно, стало
преобладать над высшим, лишь только было допущено к разделению
власти»17.
На этом антифеодальном этапе буржуазия в своей борьбе с
землевладельческой аристократией постоянно опиралась на народ и
только благодаря его помощи смогла прийти к власти. Эту мысль
Чернышевский проводит неоднократно, давая ей экономическое
обоснование: «...Интересы ренты противоположны интересам
прибыли и рабочей платы вместе. Против сословия, которому выделяется
рента, средний класс и простой народ всегда были союзниками»18.
Но вот в обществе утверждаются буржуазные порядки. И
вместе с ними появляется противоречие между бывшими союзниками,
раскрывается новая форма классовых противоположностей — между
«простолюдинами» (по существу пролетариатом) и. буржуазией.
«Простолюдины находят, что для прочного улучшения их состояния
нужны вещи, которые не нужны среднему сословию, которые во
многом даже несовместны с выгодами среднего сословия»19.
Если раньше в борьбе с феодализмом народ придерживался тех
же лозунгов, которые выдвигала буржуазия, то в процессе
становления капитализма трудящиеся массы отмежевываются от
буржуазии и выдвигают собственную, социалистическую программу. Борьба
меяеду трудящимися и буржуазией становится движущей силой
всего исторического развития с момента торжества буржуазных
порядков. Основа этой борьбы экономическая. «...Интерес прибыли
противоположен интересу рабочей платы, — писал Чернышевский. — Как
только одерживают в своем союзе верх над получающим ренту
классом сословие капиталистов и сословие работников, история страны
получает главным своим содержанием борьбу среднего сословия с
народом. [Замечательный пример тому — история Франции с 1830 го-
да]»20.
17 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 32.
18 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 516.
19 Там же, с. 35—36.
29 Там же, с. 516.
127

По существу Чернышевский приближался к пониманию
различий между революцией буржуазной и революцией социалистической.
Он считал, что борьба против феодализма и борьба за социализм—
это отнюдь не единовременный акт. Антифеодальная борьба
характеризуется совершенно иной расстановкой классовых сил
(буржуазия вместе со всем народом против землевладельцев) и совершенно
иными результатами (капитализм). Борьба за социализм означает
прежде всего борьбу всех трудящихся масс против буржуазии и
буржуазных порядков. Сначала общая борьба буржуазии и народа с
землевладельцами — это своего рода первый этап; затем борьба
народных масс против буржуазии, за социализм — это второй этап.
Конечно, нельзя отождествлять эти мысли Чернышевского с
ленинскими положениями о необходимости строго разграничивать
антифеодальный, буржуазно-демократический этап революционной
борьбы масс и антикапиталистический, социалистический этап. До
таких обобщений мысль Чернышевского и не могла дойти в тех
исторических условиях. Но нельзя не заметить, что он уже
приближается к выводу о необходимости такого разграничения. Он еще
не знает, что на втором этапе главной революционной силой может
выступить только пролетариат. По его мнению, крестьянство
способно выступить ведущей силой в борьбе за социализм. Но он
констатировал историческую обусловленность таких этапов.
Если в борьбе против феодализма буржуазия вынуждена была
опираться на помощь народных масс, то с началом борьбы
трудящихся за социализм она решительно отмежевывается от трудящихся
и переходит в лагерь своих бывших врагов — землевладельцев для
организации общего отпора выступлениям народных масс.
Неизбежность такого блока капиталистов и землевладельцев в борьбе против
социалистического движения масс находит в трудах Чернышевского
экономическое обоснование.
Оба этих класса живут за счет эксплуатации, присвоения
результатов чужого труда. И хотя их интересы иногда сталкиваются
из-за дележа присваиваемого продукта, они выступают единым
фронтом против революционного движения масс: «С высшим сословием
средний класс, несмотря на взаимную борьбу, находится в
отношениях более приязненных, нежели с простым народом... Банкиры,
купцы и мануфактуристы имеют с высшим сословием много личных
связей... Это слияние дошло уже до того, что множество лиц,
принадлежащих по происхождению к высшему сословию, занялись
промышленной деятельностью, а множество лиц среднего сословия
обратили часть своих движимых капиталов в недвижимую
собственность. Все эти обстоятельства чрезвычайно смягчают враждебность
среднего сословия против высшего; но еще сильнее действует в том
же смысле существенная одинаковость их положения в деле
распределения ценностей при нынешнем порядке... По распределению
ценностей общество распадается на два разряда: экономическое
положение одного из них основывается на том, что в руках каждого из
ого членов остается количество ценностей, производимое трудом
многих лиц второго разряда, экономическое положение людей вто-
128

рого разряда состоит в том, что часть ценностей, производимых
трудом каждого из его членов, переходит в руки лиц первого
разряда. Очевидно, таково должно быть отношение интересов между
этими разрядами: один должен желать увеличения, а другой —
уменьшения и приведения к нулю той части ценностей, которая
переходит от лиц второго разряда к лицам первого. Эта общность
интересов высшего и среднего сословия по отношению к массе служит
самым твердым залогом снисходительности промышленников к
собственникам. Сообразно этой мирной основе, лежащей под оболочкой
враждебности, господствующая теория признает экономическое
достоинство собственности, как наследственного факта, который дает
право на часть произведенных ценностей без всякого деятельного
участия в производстве их со стороны собственника» 2Г.
Здесь в сжатой и вместе с тем образной форме вскрыты
экономические основы отношений основных классов буржуазного
общества.
Данное им обоснование было большим достижением домарксовой
мысли. Оно убеждало всех прогрессивных людей того времени, что
в рядах эксплуататорских классов народ никогда не найдет своих
защитников, так как по своей экономической природе они являются
заклятыми врагами трудящихся. Они смотрят на народ только как
на орудие, которым пользуются для увеличения евоей
собственности и оборотного капитала. Они кровно заинтересованы- в том, чтобы
«уменьшать долю труда, потому что их собственную долю-
составляет сумма продуктов, за вычетом части, отдаваемой труду...»22
Статья Чернышевского «Капитал и труд» по форме была
направлена против западноевропейской действительности, но была
актуальна и для русских условий, так как к тому времени намечался
блок либералов и крепостников против крестьянства. Она давала
русским революционерам глубокое обоснование непримиримости
классовых интересов в России, вселяла в них твердую- уверенность
в том, что только революционный путь может привести к реальному
улучшению положения народа. Не случайно царское самодержавие
использовало статью «Капитал и труд» в качестве обвинительного
материала, как доказательство революционной,
«антигосударственной» деятельности Чернышевского.
Представители передовой революционной общественности России
восприняли эти новые глубокие мысли, расценивая их как яркое
разоблачение феодализма, капитализма и как обоснование
необходимости социализма.
Некоторые представители западноевропейского утопического
социализма разочаровались в возможности прийти к социализму путем
пропаганды и убеждения господствующих классов. Так,
например, Оуэн на определенном этапе своей деятельности признавал,
что капиталисты не станут заботиться об улучшении судьбы народа.
Поэтому он перенес свою социалистическую пропаганду в среду
21 Чернышевский II. Г. Поли. собр. соч., т. VIII, с. 35—36v
22 Там же, с. 37.

пролетарских масс. «Оуэн обратился,— писал Энгельс,— прямо к
рабочему классу, в среде которого он продолжал свою деятельность
еще тридцать лет. Все общественные движения, которые
происходили в Англии в интересах рабочего класса, и все их действительные
достижения связаны с именем Оуэна»23.
Эту сторону деятельности Оуэна одобрял Чернышевский,
который охарактеризовал его как «мыслителя действительно великого».
В руководимом Чернышевским журнале «Современник» была
напечатана специальная статья Добролюбова, в которой давалась
развернутая характеристика деятельности Оуэна и очень высокая оценка
его социалистической концепции.
Однако Оуэн не был свободен от иллюзий, будто буржуазное
государство носит надклассовый характер и может выступить
защитником интересов пролетариата. Он надеялся на парламентский путь
социалистических преобразований.
Чернышевский последовательно преодолевает эту ограниченность
западноевропейского утопического социализма. Он вплотную
подходит к выводу, что современные ему государства в силу своей
классовой природы не смогут ничего дать трудящимся. Вера в
«надклассовый» характер «демократических» правительств подвергается им
беспощадному высмеиванию. Он противопоставляет ей учение о
прямой противоположности буржуазных государств и социалистичес^
ких устремлений «простолюдинов» и о необходимости
революционного низвержения антинародных правительств.
Чернышевский ясно видел мнимый характер буржуазной
демократии и классовую природу современных ему государств.
Он указывал на сущность английского парламентаризма на
протяжении всей его истории, отмечая, что в палате общин из десяти
членов девятеро назначаются вовсе не нацией, а несколькими
лордами и обязаны подавать голоса, как прикажут им хозяева.
Великолепный спектакль парламентского правления почти постоянно
оказывается чистой комедией, смысл которой — полнейший произвол!
придворного управления.
Чернышевский понимал, что буржуазная демократия
ограничивает доступ низших сословий в парламент различными цензами. Ов
осуждал американские методы проведения выборов в конгресс,
основывающиеся на подкупе избирателей, шантаже и терроре со
стороны нанятых господствующими классами «головорезов» и
«авантюристов» и протаскивании в органы власти представителей реакционной;
плантаторской партии, биржевиков и финансистов. «Огрубевшие
в своих нравах, привыкшие к бесстыдным подкупам, ожесточенные
опасениями за свое существование, плантаторы посылали в сенат
Союза и в палату представителей таких депутатов и сенаторов,
которые были достойны своих доверителей»24.
Американский конгресс, по мнению Чернышевского,— это орудие
плантаторской партии, выступавшей вместе с биря^евиками за уве-
23 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 200.
24 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 918.
130

ковечивание рабства. В Америке «вся власть фактически
принадлежит нескольким десяткам тысяч богатых плантаторов, которые
держат в нищете и невежестве не только своих негров, но и массу
белого населения»25.
Эти оценки и сегодня не потеряли своего значения. Если вместо
«плантаторов» написать «монополистов и финансовых тузов», мы
получим вполне реалистическую оценку современной американской
демократии, при которой не только негритянское население, но и
масса белого населения подвергается эксплуатации. Можно внести
и еще одну поправку: вместо упоминаемых Чернышевским
«десятков тысяч плантаторов» назвать 200 крупнейших
семейств-миллиардеров, по существу определяющих всю судьбу американского
народа.
Чернышевский понимал, что буржуазно-демократическое
государство на деле есть орган господствующих классов, а не выразитель
интересов всех слоев населения: «Не только в самодержавных
государствах, но и в Англии и в Соединенных штатах правительство
может издавать множество законов и распоряжений, независимо
от народного желания или участия, встречая одобрение или
осуждение только в партиях высшего и среднего сословий. Но какова бы
ни была государственная политика, она всегда, удовлетворяя одной
части этих сословий, возбуждает неудовольствие в другой, по
неизбежной противоположности различных общественных интересов и
теорий»26.
Чернышевский поднимается до глубокого понимания, что в
эксплуататорском обществе государство есть не что иное, как
«полицейский и военный надзор для усмирения и наказания». «...Ни одно из
государств Западной Европы,—пишет он,—не могло бы сохранить
своего настоящего устройства, если бы не опиралось на
вооруженную силу»27.
Он еще не сумел дать марксистского анализа происхождения и
сущности государства. Но вполне созвучно марксизму он говорил о
классовой природе современных ему государств, видя в них не
защитников трудящихся масс, а важнейшую опору господствующих
классов. Опираясь на глубокое понимание связи государства с
экономическими интересами господствующих классов, Чернышевский
занимал последовательно революционную, непримиримо враждебную
позицию по отношению к русскому царизму и со всей
решительностью разоблачал либеральные иллюзии о возможности выгодного для
крестьян проведения реформы 1861 г. силами самодержавного
государства.
Он не сразу пришел к этим мыслям. В студенческие годы он
•считал, что правительство призвано действовать в интересах всех
членов общества. Но этот период был весьма непродолжителен.
Позднее он выработал более глубокое понимание сущности государ-
25 Там же, с. 228.
26 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. V, с. 265.
27 Там же, с. 592.
9*
131

ства: «С год должно быть назад тому или несколько поменее писал я
о демократии и абсолютизме. Тогда я думал так, что лучше всего,
если абсолютизм продержит нас в своих объятиях до конца
развития в нас демократического духа... Видно, тогда я был еще того
мнения, что абсолютизм имеет естественное стремление препятствовать
высшим классам угнетать низшие, что это противоположность
аристократии. А теперь я решительно убежден в противном — монарх,
и тем более абсолютный монарх, только завершение
аристократической иерархии, душою и телом принадлежащее к ней... Итак, теперь
я говорю: погибни, чем скорее, тем лучше; пусть народ не
приготовленный вступит в свои права, во время борьбы он скорее
приготовится; пока ты не падешь, он не может приготовиться, потому что
ты причина слишком большого препятствия развитию умственному
даже и в средних классах, а в низших, которые ты предоставляешь
на совершенное угнетение, на совершенное иссосание средним, нет
никакой возможности понять себя людьми, имеющими человеческие
права. Пусть начнется угнетение одного класса другим, тогда будет
борьба, тогда угнетаемые сознают, что они угнетаемы при
настоящем порядке вещей, но что может быть другой порядок вещей, при
котором они не будут угнетаемы; поймут, что их угнетает не бог,
а люди; что нет им надежды ни на правосудие, ни на что, и между
угнетателями их нет людей, стоящих за них; а теперь они самого
главного из этих угнетателей считают своим защитником, считают
святым...» 28
Эти слова написаны студентом более 130 лет тому назад. Но
как глубоко и образно излагаются здесь самые существенные
вопросы общественной жизни, как злободневно звучат они при оценке
современных эксплуататорских систем.
Обосновав невозможность и бесполезность надежд на то, что
господствующие классы и государство будут содействовать
осуществлению социалистических программ, Чернышевекий апеллировал к
народным массам, пытаясь именно в них найти опору и носителя
новых социалистических идей.
Величайшим достижением мировой социалистической мысли
явилось гениальное открытие Маркса, что единственным, до конца
последовательным борцом за социализм выступает рожденный
капиталистической промышленностью пролетариат. Маркс впервые
исследовал, что представляет собой «народ». На основе нового, диалек-
тико-материалистического подхода он показал, что отнюдь не все
слои «народа» в равной степени отстаивают социалистические
идеи. Вместо понятия «народ» классики марксизма-ленинизма
ввели более четкие определения, подразделив народ на различные
классы в зависимости от места, занимаемого ими в системе
общественного производства. Это позволило выявить социальную природу
различных общественных групп, раскрыть их действительное
отношение к борьбе пролетариата за социализм. Чернышевскому не
удалось подняться до этого.
28 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. I, с. 355—356.
132

Б понимании Чернышевского народ — это все трудящееся насб--
ление страны, живущее своим собственным трудом. Это понятие
объединяло пролетариат, мелких производителей города и деревни,
крепостное крестьянство. Все они в равной степени представляют
тот элемент производства, который Чернышевский называл трудом
в противоположность земле и капиталу. Он еще не смог выделить из
всей массы трудящихся пролетариат — наиболее сплоченный,
организованный и способный к активной революционной борьбе отряд.
В его представлении все слои — и городские работники, и мелкие
производители города и деревни, и крепостное крестьянство —
почти в равной степени могут выступать борцами за
социалистические преобразования. Социализм для него — это идеал, к которому
стремятся все трудящиеся массы. Эта сторона его взглядов
показывает, что, двигаясь к марксизму, он все же не поднялся до него.
Подчеркивая неизбежную историческую ограниченность
воззрений Чернышевского, необходимо выступить против точки зрение,
высказанной еще Плехановым, будто Чернышевский не видел
никаких различий между пролетариатом и остальными слоями
трудящихся масс. Анализ его произведений показывает, что он улавливал
определенные черты отличий как в экономическом положении
отдельных слоев трудящихся, так и в их политических взглядах.
Еще Герцен высказывал сомнения в том, пойдут ли все слои
населения за социалистами, и ставил задачу более глубоко
исследовать природу народных масс, изучить эту самобытную физиологию
рода человеческого, понять ее пути, ее законы. Дальше этой
постановки Герцен не пошел.
Чернышевский же, основываясь на глубоких экономических
знаниях, получает возможность ближе подойти к решению этой
сложнейшей проблемы. Он признавал в борьбе за социализм главную
роль пролетариата Западной Европы. Наиболее ужасной чертой
западноевропейской действительности Чернышевский считал «язву
пролетариатства». Он видел, что ярмо эксплуатации несут на себе
наемные рабочие, и потому считал, что одной из сил, которые
низвергнут капиталистический строй и заменят его
социалистическим, явится пролетариат. В статье «О поземельной собственности»
он писал: «...возникновение пролетариата произвело много
государственных бедствий и в Англии, и Франции... и грозит этим странам
новыми смутами, жесточайшими прежних, потому что с одной
стороны, требования пролетариев остаются все еще не
удовлетворенными, а с другой стороны, число пролетариев все увеличивается и,
главное, возрастает их сознание о своих силах и проясняется их
понятие о своих потребностях»29. Он расценивал пролетариат как
важную фигуру на арене политического движения в странах
Западной Европы.
Чернышевский исследовал особенности экономического
положения рабочего класса, характеризуя его как класс, лишенный
собственности и вынужденный продавать свой труд. «...Пролетарий,—
Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IV, с. 404—405.
133

писал он, — всегда означает у них (экономистов. — Н. X.) человека,
пе имеющего собственности; это вовсе не то, что просто бедняк...
Бедняк противопоставляется богачу, пролетарий — собственнику.
Французский поселянин, имеющий пять гектаров земли, может жить очень
скудно, если земля его дурна или семейство его слишком
многочисленно, но все-таки он не пролетарий; напротив, какой-нибудь
парижский или лионский мастеровой работник может жить в более
теплой и удобной комнате, может есть вкуснее и одеваться лучше,
нежели этот поселянин, но все-таки он будет пролетарием, если у него
нет ни недвижимой собственности, ни капитала, и судьба его
исключительно зависит от заработной платы» 30.
Чернышевский объяснял различия в экономическом положении
слоев населения различиями в отношениях собственности на
средства производства. Возникновение пролетариата он связывал с
предшествующим процессом отделения производителей от средств
производства, и в первую очередь с процессом обезземеливания
крестьянства: «При переходе всей почти земли (в Западной Европе, особенно
в Англии и Франции),—писал Чернышевский,—в собственность
частных лиц явилось множество людей, не имеющих недвижимой
собственности, таким образом возникло пролетариатство» 3I.
Чернышевский отмечал, что этот процесс отделения
производителей от земли совершался в самых ужасных насильственных, даже
кровопролитных формах. Сказкам буржуазных апологетов о
«мирном», «идиллическом» характере возникновения капиталистического
строя Чернышевский противопоставлял яркую картину грабежа,
насилий, беззаконий, сопровождавших появление буржуазии и
буржуазного строя.
Особенно ярко Чернышевский показывает, что, раз возникнув,
пролетариат в силу присущих капиталистической системе законов
обречен на постоянное пребывание в наемном рабстве. Он не может
освободиться от своей зависимости от капиталиста. Напротив, со
временем эта зависимость становится все сильнее и сильнее. В
своеобразной форме Чернышевский подходит к пониманию неизбежности
воспроизводства пролетариата в расширенных масштабах на базе
законов капитализма. Так, например, в своем учении о ренте,
прибыли и заработной плате он отметил, что сумма ценностей,
выпадающая па долю рабочего класса, все время относительно
понижается и не может превысить минимум средств существования,
следовательно, рабочий никогда не сможет уйти от капиталиста, накопить
денег, завести собственное хозяйство. Он вынужден снова продавать
свой труд капиталисту. С развитием капитализма все большая часть
производителей переходит в разряд наемных работников, усиливает
конкуренцию между рабочими, тем самым влияет на понижение и
без того низкой заработной платы.
Развитие капитализма, по мнению Чернышевского, ведет к
увеличению армии наемных рабочих, к переходу в их ряды все новых
30 Там же, с. 363—364.
31 Там же, с. 363.
134

я новых слоев общества. Неизбежность этого процесса он связывав
с развитием крупного капиталистического производства,
приводящего к разорению мелких производителей как в городе, так и в
деревне.
«В Западной Европе уже оказалось,—писал он,— что если при
новейшем развитии силы капитала вся земля, принадлежащая нации,
обращена в частную собственность, переходящую из рук по закону
безграничной конкуренции капиталов, то большинство земледельцев
превращается в пролетариев, то есть, переставая иметь собственное
хозяйство, делается сословием батраков, выход из которого
чрезвычайно труден даже для отдельных лиц, не только для целого
сословия»32.
Развивая эти же мысли, Чернышевский отмечал: «...чем
обширнее размеры производства, тем дешевле стоимость произведений,
потому большие капиталисты подавляют мелких, которые мало-
помалу уступают им место, переходя в разряд их наемных людей,
а соперничеством между наемными работниками все более и более
понижается заработная плата. Таким образом, с одной стороны,
возникли в Англии и Франции тысячи богачей, с другой — миллионы
бедняков. По роковому закону безграничного соперничества
богатство первых должно все возрастать, сосредоточиваясь все в меньшем
и меньшем числе рук, а положение бедняков должно становиться все
тяжелее и тяжелее»33. Эти положения Чернышевского
перекликаются с 23-й главой первого тома «Капитала» Маркса, где дается
формулировка и обоснование всеобщего закона капиталистического
накопления, выражающегося в росте богатства на одном полюсе и
нищеты на другом.
Созданная Чернышевским «теория трудящихся» базируется
прежде всего на последовательном доказательстве неизбежности роста
числа пролетариев, неотвратимости ухудшения их положения,
вытекающем отсюда быстром росте классового самосознания рабочих.
Центральная идея его теории состоит в том, чтобы доказать
невозможность примирения интересов пролетариата и буржуазии.
Непоколебимая уверенность Чернышевского в гибели капитализма и
торжестве социализма основывается, в частности, на том, что
буржуазная система всем ходом своего развития толкает пролетариат
на революционные, антикапиталистические выступления.
Он очень внимательно следил за политическими выступлениями
народных масс, и особенно пролетариата. И первое, что сразу же
бросается в глаза,— это неоднократное подчеркивание им того
факта, что в лице пролетариата на политической арене выступает класс,
требования которого коренным образом расходятся с прежними,
даже наиболее радикальными буржуазными требованиями. Буржуа
ставили вопрос только об изменении политических форм.
Пролетариат требовал коренной ломки всего экономического быта. Эта
особенность пролетарского движения прослеживается Чернышевским
32 Там же, с. 346.
33 Там же, с. 739—740.

во всех революционных событиях в странах Западной Европы,
анализирует ли он восстание лионских рабочих в 1831 г. или
выступления в революциях 1848 г.
«До сих пор, — писал он, — перед нами происходили события,
имевшие чисто политический характер. Но вот Лион подал первый
пример тех волнений нового рода, которые, постепенно возрастая,
оттеснили на второй план политические вопросы во внутренней
жизни Франции и в 1848 году дали событиям направление,
смущающее ныне столь многих»34.
«Лионские работники поднялись не за Генриха V, не за
Наполеона II, не для провозглашения республики, — зачем же они
восстали, чего хотят? — Чего-то чуждого понятиям всех порядочных
людей, даже самых увлеченных крайними республиканскими
понятиями. «Жить работою или умереть в бою» — это девиз, чуждый
всем партиям: что же будет такое? Могут ли все партии считать
безопасным для себя этот класс, или все должны соединиться
против него?»30
Анализ революций 1848 г. еще более укрепил веру
Чернышевского в новый, социалистический характер выступлений
пролетариата и одновременно показал непримиримо враждебное
отношение господствующих классов к идее социализма. Если раньше все
не прочь были заигрывать с социализмом и выдавать себя даже за
людей, сочувствующих этому новому стремлению, то с началом
практической революционной борьбы пролетариата они все были
повергнуты в панику и смятение. Чернышевский в следующих
ярких выражениях показывал, что революции 1848 г. определили
социалистическую природу только одного пролетариата и убили
все старые буржуазные формы социализма: «До 1848 г. масса
умеренных прогрессистов, в том числе и почти все политико-экономы,
говорили о коммунистах и социалистах с любезной
снисходительностью, как о мечтателях благонамеренных, хотя и заблуждающихся,
но самыми своими заблуждениями отчасти содействовавших им,
умеренным прогрессистам, в разъяснении истины. Над коммунистами
и социалистами при случае подсмеивались с приятными претензиями
на остроумие, без ожесточения, больше для препровождения времени,
но говорилось это о них лишь при случае, не слишком часто и не
слишком помногу. Они казались людьми неважными.
В 1848 году повсюду, где был переворот, бывали в нем более или
менее заметны или у всей массы простонародья или у довольно
больших отделов ее какие-то отчасти неясные тенденции,
клонившиеся к коренному ниспровержению существующего экономического
порядка, тенденции, казавшиеся сходными с коммунизмом... Таким
образом, раскрылось для всех, что между коммунистами,
социалистами и всеми другими партиями есть коренная разница, гораздо
значительнее даже той, какая существует между самыми далекими
друг от друга из остальных партий... Таким образом нынешний
34 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 111.
35 Там же, с. 117.
136

обыкновенный тон отзывов о коммунизме — смесь неистовств с
сладкими улыбочками, проклятий с комплиментами» 36.
Опыт революций 1848 г. показал, что идея социализма
небеспочвенна. Она имеет реальную общественную силу для своего
осуществления в лице городского пролетариата—таков вывод
Чернышевского.
Дальнейший ход развертывания пролетарского движения на
Западе все более убеждал Чернышевского в том, что в его лице
выступает последовательный, революционный борец за социализм. Когда
в 1857 г. один из русских либеральных экономистов, Вернадский,
полемизируя с «Современником» по вопросу об общинном
землевладении, пытался провести апологетическую идею о том, будто с
развитием капитализма положение пролетариата улучшается, а потому
в этом классе нет никаких побуждений к революционным действиям,
никакой «закваски смут», как он выражался, Чернышевский в самой
резкой и едкой форме обрушился на него, подвергнув самому
острому высмеиванию и разоблачению: «Ах, если бы это было так, если
б Англии и Франции вашими устами мед пить... Но как примирить
ваше мнение о безмятежном счастии мирного и скромного
пролетариата со следующими фактами, сообщенными вашим прекрасным
журналом...» 37—здесь Чернышевский приводит многочисленные
цитаты, свидетельствующие о нарастании пролетарских стачек и
забастовок на Западе, а затем заключает: «Эта характеристика
составлена из подлинных слов вашего журнала. Помнили ли вы, что
говорит ваш журнал, и если помнили, понимали ли? Рабочий класс
в Западной Европе волнуется, требуя применения начал
товарищества к своему труду, все резче и резче провозглашая
потребность работы от правительства и общих мастерских», — ясен или
нет смысл движения? Что сказано этим? Сказано то, что в рабочем
классе Западной Европы все более и более разливается убеждение
в необходимости droit au travail, ateliers nationaux (право на труд,
национальные мастерские. — Н. X), разливается идея люксаибург-
ских конференций. Ясно ли это для вас, г. И. В-ский? Но какова
сила этого движения? «Открыт заговор, обнимающий всю восточную
половину Западной Европы, простирающейся от Берлина до
Бельгии и Швейцарии» — не беспримерно ли по громадности такое
явление?» 38
В быстром и непрерывном росте пролетарских выступлений
с требованиями общественной собственности «национальных
мастерских» и «начал товарищества» Чернышевский черпает
непоколебимую уверенность в неизбежном торжестве социализма. Он видит,
что в борьбе за новый общественный порядок предстоят большие
трудности, что силы, охраняющие буржуазный строй, очень велики.
Твржество социализма представляется ему как целый ряд
последовательных ожесточенных классовых битв между буржуазией и про-
Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 348, 350.
Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IV, с. 405.
Там же, с. 407.
137

летариатом, всеми народными массами, в ходе которых возможны
отдельные неудачи и поражения. Но он не сомневается, что
окончательная победа пролетариата и социализма — это историческая
неизбежность.
Это уже мысли не утописта, а зрелого революционера,
политика, ученого, обогащенного арсеналом знаний об обществе и его
законах.
Выделяя особую роль пролетариата среди всех трудящихся в
странах Западной Европы, Чернышевский в то же время начинает
нащупывать отличия пролетариата от других слоев трудящихся по
экономическому положению, политическим взглядам. Он видел
большую последовательность пролетариата в борьбе за социализм
и в то же время непоследовательность мелких
товаропроизводителей города и деревни. Он дал экономическое объяснение тому
факту, что частнособственнические интересы поселян-собственников
выражены сильнее, чем у пролетариата, хотя и те и другие
являются трудящимися. Характеризуя экономический интерес
французских поселян, он указывал, что «для них всех мысль об улучшении
своего состояния срослась с мыслью о полной власти над землею,
которую он обрабатывает» 39. Он видел трудности перевода на рельсы
социалистического производства хозяйства русских крестьян, у
которых была частная собственность на землю. В своей
социалистической программе он учитывал этот частнособственнический интерес.
Мелких производителей города и деревни Чернышевский
разделял на тружеников и частных собственников, подходил к пониманию
их двойственной природы. Правда, частнособственнические
интересы Чернышевский находил и у пролетариата, о чем свидетельствует
его статья «Славянофилы и вопрос об общине». Однако, по его
мнению, эти тенденции проявляются у городских и сельских
пролетариев «несколько иначе», как «мысль о безотчетном распоряжении
своей деятельностью». И хотя он писал о западноевропейском
пролетариате, эти положения в известной степени обусловлены опытом
России, в которой зарождающийся пролетариат состоял из бывших
крестьян, не утративших связей с деревней, стремящихся
обзавестись собственным наделом и хозяйством. Неразвитость российского
пролетариата предопределяла неразвитость представлений
Чернышевского о тенденциях развития. С одной стороны, он фиксировал,
что западноевропейский пролетариат стремится к общественной
собственности, и в этом видел особенность пролетарского движения,
а с другой стороны, все же отмечал частнособственнические
тенденции пролетариата. Однако он видел, что эти тенденции у
пролетариата выражены слабее, чем у мелких производителей города и
деревни.
Чернышевский видел неустойчивость положения мелкого
производителя в условиях товарно-капиталистического хозяйства с
присущей ему конкуренцией. По его мнению, развитие капитализма
неизбежно ведет к переходу большинства мелких производителей
39 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IV, с. 742.
138

города и деревни в ряды пролетариата. «Поселянам-собственникам,—
писал он,— соответствуют те мелкие ремесленники и мастера,
которые работают в своих мастерских поодиночке, при помощи ляшь
своей силы, да разве двух-трех несовершеннолетних учеников... Но
масса работников во всех заводских, фабричных и ремесленных
производствах быстро переходит в состояние наемных работников, а в
отраслях промышленности, где наиболее усовершенствованы
процессы производства, уже вся сполна перешла в это положение» 40.
Аналогичная судьба ожидает и мелких производителей
деревни. Довольно будет заметить, что нет рациональных причин
считать сельское хозяйство исключением из общих законов
промышленной деятельности. «Как скоро... начинает прилагаться к делу
капитал большими массами: никакое усердие... не спасает мелкого
хозяина... Если при нынешнем общественном устройстве поселяне-
собственники еще сохранились на континенте Западной Европы, это
лишь потому, что земледелие в их местах еще сохранило неразвитые
процессы производства и в больших хозяйствах. Когда оно станет
(а оно уже начинает становиться) не патриархальным, а
коммерческим делом, мелкие хозяйства должны погибнуть при нынешнем
экономическом устройстве» 41.
Чернышевский возражал против концепции «устойчивости»,
«живучести» мелкого производства и связывал неизбежность разорения
мелких производителей с переходом от натурального,
патриархального хозяйства к «коммерческому», товарному, когда сказываются
преимущества крупного производства, а мелкие производители
обречены на разорение.
Обоснование этого процесса позволяло приходить к выводам о
том, что мелкие производители могут быть союзниками
пролетариата в борьбе с буржуазией. Чернышевский видел не только
неизбежность разорения большинства мелких производителей, но и
возможность превращения определенной их части в буржуазию,
эксплуатирующую чужой труд. Так, например, оценивая
перспективы развития русских «торговых» крестьян, он указывал, что часть
из них по мере укрупнения масштабов производства будет
применять наемный труд. «Со временем,— писал он,— близко ли, далеко
ли, не знаем, расторговавшийся крестьянин непременно
постарается купить в полную и потомственную собственность порядочный
участок земли... Богатому и еще бодрому крестьянину-торговцу,
имеющему трех взрослых сыновей, удобнее и выгоднее может быть
отпустить всех троих в город, а заведывать хозяйством самому с
помощью наемного работника» 42.
Следовательно, Чернышевский выявил двоякую тенденцию к
превращению мелких производителей либо в пролетариев, либо в
буржуазию. Он видел также в них и собственников, и тружеников.
Подняться до марксистско-ленинского понимания двойственности
40 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 459.
41 Там же, с. 458.
42 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. V, с. 823—824.
139

социальной природы мелких товаропроизводителей, их постоянных
колебаний между буржуазией и пролетариатом Чернышевский был
еще не в силах, хотя находился на пути к этому. Он недооценивал
их частнособственнические тенденции и переоценивал их как тру-*
жеников, стремящихся к социализму. Не поняв в полной мере
двойственности мелких производителей, Чернышевский не смог
понять до конца и того, что в условиях товарно-денежных отношений,
при отсутствии руководящей роли пролетариата мелкие
производители поддержали бы буржуазию и выступили бы за буря^уазно-де-
мократические, а не социалистические преобразования.
Чернышевский писал в таких исторических условиях, когда, по словам
Ленина, мелкобуржуазность крестьянского хозяйства еще не
обнаруживалась в силу неразвитости товарно-денежных отношений и
господства натуральных, патриархальных форм производства. «Две
души» такого крестьянина не раскрылись в полной мере. На первый
план выступал крестьянин-труженик, задавленный крепостнической
эксплуатацией и готовый к борьбе против крепостного права. Но
перспектива его превращения в мелкого буржуа еще только
намечалась. Нужна была прозорливость Чернышевского, чтобы уловить
эту тенденцию. Но он не смог сделать выводов для правильного
понимания расстановки классовых сил в социалистической
революции в отличие от буржуазно-демократической. На
буржуазно-демократическую революцию могло пойти все крестьянство в целом.
В социалистической революции пролетариат опирается прежде
всего на беднейшее крестьянство, ибо крестьянин, ставший мелким
буржуа, может бороться против социалистического движения.
Чернышевский надеялся на то, что все крестьянство в целом пойдет
на социалистическую революцию.
При анализе западноевропейского буржуазного общества
Чернышевский различал три большие общественные группы: класс
земельных собственников, класс капиталистов и трудящиеся массы.
В соответствии с этим он выделял три основные идеологии —
идеологию землевладельцев, капиталистов и трудящихся. Вскрывая
классовое содержание теорий землевладельцев и капиталистов,
Чернышевский не смог дать столь же четкого отличия пролетарской идеологии
от мелкобуржуазной. Однако и в этом вопросе нельзя не отметить
его движение к марксизму. Особенно наглядно это обнаруживается
в отношении Чернышевского к наиболее типичному идеологу
мелкой буржуазии — Прудону.
Как известно, до Маркса никто не смог правильно оценить
взгляды Прудона и дать им классовую характеристику. Представители
русской общественной мысли были склонны иногда даже зачислять
Прудона в разряд мыслителей, близких по направленности своих
теоретических поисков к Марксу.
Чернышевский же, хотя и не смог вскрыть классовых корней
прудонизма, но проницательно уловил, что теория Прудона не может
считаться выражением классовых интересов пролетариата. По его
мнению, теория Прудона выражает интересы «простолюдинов» на
том этапе их развития, когда они еще недостаточно осознали свои
140

\
\
классовые интересы, не получили должного образования и потому
наряду с социализмом защищали и отдельные стороны старого
буржуазного порядка. Он выражал уверенность, что со временем
«простолюдины», бесспорно, ознакомятся с более последовательными
и правильными социалистическими теориями и откажутся от
прудонизма. «Нет никакого сомнения, — писал он,— что и простолюдины
Западной Европы ознакомятся с философскими воззрениями,
соответствующими их потребностям [и, по нашему мнению,
соответствующими истине]. Тогда найдутся у них представители не совсем
такие, как Прудон: найдутся писатели, мысль которых не будет,
как мысль Прудопа, спутываться преданиями или задерживаться
устарелыми формами науки в анализе общественного положения и
полезных для общества реформ» 43.
Чернышевский не разделял взглядов Прудопа на предлагавшиеся
им реформы (а это были чисто мелкобуржуазные проекты
вернуться к мелкому товарному производству и не допустить развития
капитализма), видя в них движение назад, а не вперед. Его теории
он называл «устаревшими».
Чернышевский с замечательной глубиной фиксировал типичную
для Прудона двойственность воззрений, переплетение лозунгов
социалистических с лозунгами буржуазными, бичевание
капитализма и в то же время предложения вернуться к мелкотоварному
производству. «Он еще держится,—писал
Чернышевский,—устарелых принципов, но видит совершенную несостоятельность
выводов, сделанных из них его учителями, людьми старых систем, и
беспрестанно переходит от желчного отрицания их к
подчиненности им. В этом смирении он не может удержаться надолго и
опять изливается в едких тирадах, чтобы опять смириться перед
рутиною. Эта желчная переменчивость, это колебание вовсе не
принадлежит духу новых идей; напротив, шаткость воззрений,
выражающаяся смесью скептицизма с излишнею доверчивостью,
происходит именно от недостаточного знакомства с идеями, выработанными
нынешнею наукой» 44.
Чернышевский не поднялся до Маркса, потому что объяснял
двойственность воззрений Прудона не как отражение положения
мелкого товаропроизводителя, а как результат недостаточного изучения
последних достижений науки (имеются в виду новые
социалистические теории). Но он стоит выше всех своих предшественников,
поскольку подметил в концепции Прудона реакционные черты,
несоответствие его теории интересам пролетариата. Социалистическая
теория и программа Чернышевского коренным образом отличаются от
теории и программы Прудона. Чернышевский движется к научному
социализму, а не тянет назад, к мелкобуржуазному утопическому и
реакционному социализму Прудона.
43 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 254.
44 Там же, с. 253.

/
/
/
/
РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ /
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ
ОБ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ СОЦИАЛИЗМА
Глава 7
Исходные методологические позиции
Свою экономическую теорию Чернышевский назвал «теорией
трудящихся». Главная задача этой теории — обосновать основные
черты нового, социалистического экономического строя. Эта задача
решается им на фоне развернутой критики всех предшествующих
эксплуататорских экономических систем. Поэтому, взятая в широком
смысле слова, «теория трудящихся» — это вся совокупность его
экономических взглядов. Она включает в себя анализ и критику
феодально-крепостнической и капиталистической систем. В ней
содержится и анализ первобытных экономических форм и
рабовладельческих отношений. По существу это политическая экономия в
«широком смысле».
В «узком смысле» «теория трудящихся» — это экономическая
теория социализма. Она содержит развернутый анализ системы
экономических отношений будущего общества. Это то, что мы называем
сейчас политической экономией социализма.
Сбою задачу в области развития социалистической теории
Чернышевский видел в том, чтобы подвергнуть всестороннему анализу
именно экономическую сторону будущего общества. Один из
существенных недостатков предшествующих социалистических учений он
усматривал в том, что в них экономическая сторона не выделена в
качестве самостоятельного предмета, переплетается с другими
видами общественных отношений, не рассматривается отдельно.
«Сущность социализма, — писал он, — относится собственно к
экономической жизни... в сен-симонизме элемент, собственно
называющийся социализмом, был еще под владычеством стремлений,
принадлежащих не экономической жизни, а так называемой жизни
сердца»1.
«Фурьеризм уже прямо занимается всего более экономическою
стороною жизни. Но она в нем рассматривается нераздельно от всех
других научных, нравственных и общественных вопросов: в систему
1 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 828—829.
142

\
фурье входят и теория планетной жизни земного шара с астроно-
миею, геологиею, и психология, и вопрос о семейных отношениях, и
вопрос о воспитании и т. д. Надобно даже сказать, что
экономическая часть системы, хотя и составляет самый обширный предмет
исследования, исследуется у фурьеристов на основании
психологической их теории, которая и служит корнем всего учения...
нынешний социализм все свое содержание ограничивает экономическою
стороною жизни, точно так же, как политическая экономия»2.
Понимание того, что без преобразований экономической системы
нельзя решить проблем, связанных с воспитанием, образованием,
моралью, нравственностью, что система экономических отношений
является центральной, ключевой во всех других отношениях
будущего общества, предпринятая Чернышевским на этой основе
попытка создать систему категорий политической экономии
социализма — одна из ярких страниц в истории домарксовой
социалистической мысли.
В этой связи представляет интерес ряд работ Чернышевского,
в которых затронуты проблемы экономической теории.
Во-первых, цикл статей об общинном землевладении, в которых
Чернышевский раскрывал свои взгляды на социалистическую
форму производства и показывал ее преимущества по сравнению со
всеми предшествующими.
Во-вторых, статья «Капитал и труд», в которой впервые
поставлена задача создать «теорию трудящихся» в противовес теории
капиталистов и намечены основные логические ступени развития этой
теории, провозглашен исходный пункт новой системы.
В-третьих, Дополнения и Примечания к Миллю, в которых
получают подобное развитие мысли, изложенные в ранних работах. Важно
подчеркнуть, что этот фундаментальный труд в полном объеме
впервые опубликован только в наше время. В эпоху Чернышевского
многие из ею важных мыслей не были пропущены царской
цензурой, вполне понятно, что ни Плеханов, ни последующие
исследователи не знали и не могли подвергнуть их научному анализу.
Сохранилось много первоначальных набросков разных вариантов
дополнений к тем или иным главам, которые увидели свет только
в наши дни после публикации Полного собрания сочинений
Чернышевского. Между тем в них содержится много ценнейших мыслей,
проясняющих то, что ранее было недосказано Чернышевским на
страпииах журнала «Современник».
В специально подготавливавшихся построчных примечаниях к
отдельному изданию книги Милля также имеются важные для
понимания социалистической системы Чернышевского теоретические
положения. Отдельные черновые наброски содержат столь
существенные элементы, что они заставляют по-иному оценивать некоторые
из наших прежних представлений о социалистических взглядах
Чернышевского. Особенно это относится к трактовке им вопросов
о форме собственности при социализме, о сознательном экономиче-
2 Там же, с. 829—830.
143

ском расчете, о принципах распределения при социализме и др. Нет
сомнений, что Дополнения и Примечания к Миллю — наиболее
важный документ для суждений о социалистической риетеме Черны-
дпевского. Однако при изучении этого документа встречаются
специфические трудности. Здесь теория социали&ма излагается на
фоне критики основных категорий политической экономии
капитализма. К тому же в расположении категорий Чернышевский
вынужден следовать той логике подачи материала, которая содержалась в
работе Милля, посвященной анализу капитализма. Теорию
социализма в той внутренней связи, как ее представлял сам
Чернышевский, трудно вычленить, если основываться только на Дополнениях
и Примечаниях к Миллю. Чтобы преодолеть эту трудность, автор
избрал следующий путь.
Для суждений о решении Чернышевским вопроса об исходном
пункте системы категорий политической экономии социализма мы
берем в качестве основы его статью «Капитал и труд». В этой статье
Чернышевский сам впервые излагает свою «теорию трудящихся» и
предлагает свою логику рассмотрения категорий. Он не был связан
в данном случае логикой работы Милля и имел возможность дать
свою собственную логику в ее основных, решающих моментах.
Отправляясь от статьи «Капитал и труд», нетрудно понять взаимосвязь
категорий социализма, рассматриваемых в Дополнениях и
Примечаниях к Миллю. С позиций этой же статьи нетрудно понять и
внутреннюю связь всего того, о чем Чернышевский писал и в
упоминавшемся цикле статей об общинном землевладении. Статья «Капитал
и труд», по нашему мнению, дает ключ к пониманию всей системы
категорий социализма, разработанной Чернышевским. Однако если
бы в нашем распоряжении была только эта статья и не было
Дополнений и Примечаний к Миллю, а также статей Чернышевского
об общинном землевладении, то представления о социалистических
взглядах Чернышевского были бы обеднены. В Дополнениях и
Примечаниях к Миллю Чернышевский не просто дает в развернутой
форме то, что было намечено в статье «Капитал и труд». Он
вводит в научный обиход новые понятия и категории, дает более
глубокие и разносторонние обоснования коренных теоретических
проблем политической экономии социализма. Без этой работы нельзя
правильно понять ряда направлений анализа социализма в
статье «Капитал и труд». Цикл статей об общинном землевладении
также принципиально важен для понимания того, как решал
Чернышевский вопрос о конкретных формах социалистического
производства и путях перехода к ним от современной ему
действительности. Следовательно, правильное понимание социалистической
системы Чернышевского возможно лишь на основе изучения всех
его перечисленных работ. Однако ключ к пониманию логики
категорий, на наш взгляд, дает именно статья «Капитал и труд».
Плеханов основывал многие свои выводы о социалистических
взглядах Чернышевского на его романе «Что делать?», в котором
Чернышевский в популярной, общедоступной форме рисовал черты
будущего общественного строя. Мы полагаем, что и этот роман
144

должен быть\ использован для разъяснения и понимания позиции
Чернышевского. Однако основные выводы могут быть получены
лишь на базе изучения его вышеназванных научных трудов.
Общеметодолбгический исходный пункт в системе воззрений
Чернышевского на общественные явления, в том числе и экономические,,
на первый взгляд мало чем отличается от того, что предлагали
его западноевропейские предшественники. Он тоже отправляется от
природы человека, ее потребностей. «...Основанием всему, что мы;
говорим о какой-нибудь специальной отрасли жизни,— писал он,—
действительно должны служить общие понятия о натуре человека,,
находящихся в ней побуждениях к деятельности и ее
потребностях»3.
В статье «Капитал и труд» он исходил из этого же пункта при*
характеристике сущности процессов исторического развития: «...в
истории общества каждый последующий фазис бывает развитием тогог
что составляло сущность предыдущего фазиса, и только отбрасывает
факты, мешавшие более полному проявлению основных стремлений,
принадлежащих природе человека...»4
Если ограничиться только этими высказываниями, как это делал:
Плеханов, то можно сделать вывод о том, что в исходном
методологическом пункте Чернышевский придерживался тех же взглядов,,,
что и его западноевропейские предшественники. Однако для таких
поспешных выводов нет достаточных оснований. Дело в том, что*
Чернышевский принципиально иначе трактует вопрос о природе-
человека, ее основных потребностях и побудительных мотивах. И
выводы, к которым он приходит на основе этого понимания,
существенно отличаются от выводов предшественников. Природа человека,,
из которой он исходит, не только не помешала, но и в известной
степени помогла ему двигаться к историческому материализму.
Чернышевский констатировал, что в классовом обществе нет и не-
может быть единой «общей природы» человека, общих потребностей,,
интересов, побуждений. То, что выгодно капиталисту или феодалу,,
невыгодно рабочему или крестьянину. То, что соответствует
интересам эксплуататорских классов, находится в противоречии с
интересами трудящихся масс. У каждого из этих классов и социальных
групп существуют различные представления о том, что «разумно»
и «неразумно», «выгодно» или «невыгодно», «справедливо» или
«несправедливо», «искусственно» или «естественно», «расчетливо» или
«нерасчетливо». Отсюда возникал и вопрос: чья природа должна
быть взята в качестве исходного пункта для суждений о всех
общественных явлениях и о тенденциях исторического развития? Чья
природа выражает прогрессивные потребности и интересы? Природа
феодала, капиталиста или рабочего и крестьянина?
Чернышевский дал однозначный ответ на этот вопрос: для него<
выразителем общечеловеческих интересов и стремлений являются
трудящиеся массы, а не эксплуататорские классы. Соответствовать
3 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 829.
4 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 49.
10 Н. В. Хессин 145

природе человека — это значит, в его понимании, соответствовать
интересам трудящихся масс. Трудящиеся создают свдим трудом все
ценности. Труд — основа их существования и жизнедеятельности.
Поэтому противоречить природе человека — значив противоречить
интересам труда и производства. В этом главная,мысль
Чернышевского, которая позволяла ему, находясь в рамках идеалистической
формулы о природе человека как верховном критерии
общественного развития, двигаться в сторону исторического материализма.
Если главное в человеке, его жизнедеятельности и образе
жизни — труд, то весь исторический процесс будет представлен как
процесс отвержения трудящимися массами тех общественных форм,
которые препятствуют развитию их производственной, трудовой
деятельности, повышению производства, росту производительности
труда, уровня их жизни и благосостояния. С этих позиций его,
казалось бы, идеалистическая формула сущности исторического
процесса приобретает вдруг материалистическое звучание. Если
сущность исторического процесса состоит в отвержении и смене
общественных форм, мешавших природе человека, а природа человека —
это природа трудящихся, производителей всех материальных благ,
то нетрудно прийти к выводам и о том, что в истории каждый
последующий фазис отвергает все то, что мешало развитию труда
и производства, т. е. развитию производительных сил общества. Когда
Чернышевский, будучи неудовлетворен трудами буржуазных
историков, намеревался писать многотомную историю человечества, то
он, несомненно, хотел представить ее именно в таком виде — как
борьбу трудящихся, народных масс против общественных форм,
мешавших их трудовой деятельности.
Чернышевский критиковал буржуазную политическую экономию
за то, что она смотрела на мир глазами капиталиста, полагала,
«будто именно капиталисты выражают общечеловеческие интересы,
природу человека вообще. «Адам Смит,— писал Чернышевский,—
-был в сущности учеником французских энциклопедистов; и как
они воображали, что народу не нужно ничего иного, кроме тех вещей,
которые были нужны для буржуазии... так и Адам Смит не заметил
разницы между содержанием своей теории, соответствовавшей
экономическому положению среднего сословия, с основным своим
учением о труде как источнике всякой ценности. То были времена, когда
требования среднего сословия выводились из демократических
принципов и оживлялись мыслями, говорившими о человеке вообще, а не
о торговце, фабриканте или банкире))5.
Чернышевский обвинял буржуазную политическую экономию в
полном равнодушии к интересам трудящихся масс и объяснял
этот факт классовым своекорыстием буржуазии. «В таком
равнодушии,— писал он,— виноват не Милль... Виновата теория этой
школы, построенная так, что в ней пет места для факта, ставшего
теперь повсюду главным двигателем истории... Средний класс,
которому принадлежит смитовская теория, думал тогда, что просто-
5 Там же, с. 38 (курсив паш. — П. X.).
148

людину ничег\ особенно не нужно, что полным счастьем для народа^
будет то, когда\ему, среднему классу, удастся осуществить свои
требования... \
Если это не изменится, если теория, созданная средним
сословием, не будет перестроена сообразно потребностям нового,
простонародного элемента жизни и мысли, она будет отвергнута
прогрессом, уже начавшим быть во вражде с нею»6.
Чрезвычайно важно подчеркнуть, что Чернышевский ставил
вопрос о «перестройке» старой теории, а не о второстепенных
дополнениях к ней или частных уточнениях. Он стремился создать
новую теорию. На этом пункте следует остановиться особо.
Плеханов полагал, что в своей «теории трудящихся» Чернышевский
лишь «дополняет» Милля, а не создает качественно новой
концепции.
Однако это неверно. Чернышевский указывал, что система)
Милля — это далеко «не наша система», и пояснял в статье
«Капитал и труд» почему: «Мы никак не думаем, чтобы его теория была
вполне удовлетворительна. Он человек бесспорно очень
замечательного ума и безмерно выше всех французских экономистов; но ум
его силен только в логическом развитии подробностей. Он
превосходно разъясняет частные истины, но создать новую систему,
дойти до поверки основных принципов и пополнить их он не в
состоянии... Почему же он не перестроил всю теорию с самых оснований?
Очевидно, у него нет силы отделить сущность новых мыслей от их
полемической и декламаторской формы, перевести французское
ораторство на холодную теоретическую речь и согласить новые
мысли со старыми»7.
Итак, Милль был способен лишь на частные дополнения к старой
теории, но он не был в состоянии создать «новую систему»,
перестроить старую теорию «с самых оснований». Между тем задача
состоит именно в этом. За решение этой задачи взялся сам
Чернышевский. В этом можно убедиться, ознакомившись с характером
его Дополнений и Примечаний к Миллю. Они направлены против
коренных основ буржуазной теории и имеют целью противопоставить
системе категорий политической экономии капитализма новую
систему категорий политической экономии социализма.
Чернышевский не остановился перед изменением старой
терминологии, полагая, что новые, социалистические отношения
должны получить отражение в теоретической системе в виде
новых категорий, а соответственно и новых терминов. Это
показывает, что он вплотную приблизился к пониманию принципа
историзма экономических категорий. Буржуазная политическая
экономия и система ее категорий не являются всеобщей системой
экономических категорий, применимых к любому экономическому
6 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 35—36 (курсив наш. —
"• Л.).
7 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 39—40 (курсив наш.—»
• ■<*■■) •
Ю* 147

•строю. Она есть лишь выражение «частного исторического факта» —
буржуазной системы отношений. Теория социализма требует
создания новой системы категорий. /
Разрабатывая «теорию трудящихся», Чернышевский уделил
много внимания методологическим вопросам. Им был предложен §
метод, который он сам назвал «гипотетическим методом исследо-^
вания». Этот метод был подвергнут в трудах Плеханова крайае *
резкой критике. Он оценивался как наиболее яркий образец
утопического и идеалистического подхода к исследованию
экономических явлений. Обширная аргументация Плеханова выглядела столь
убедительно, что длительное время многие исследователи не
решались сказать ни одного слова в защиту гипотетического метода.
Плеханова иногда критиковали за некоторые преувеличения, но
основа его резких оценок сохранялась. В работе Замятнина была
предпринята одна из первых попыток выявить рациональные
стороны гипотетического метода. Он пришел к выводам, что этот
метод есть не что иное, как тот же самый метод абстракций,
который применялся Рикардо при исследовании капиталистической
системы отношений. Рикардовский метод абстракций не был
диалектическим, поэтому он носил ограниченный характер. Но в этом
методе были и свои положительные стороны, которые позволили
ему добиться важных результатов при анализе капитализма.
Цаголов предложил различать в творчестве Чернышевского
формально провозглашаемый метод исследования и реально
применяемый. Реально применяемый не совпадает с формально
провозглашаемым, и потому Чернышевскому удалось добиться серьезных
научных результатов вопреки гипотетическому методу или
независимо от пего.
В этом разграничении имеется определенный смысл. Чернышев-
<ский действительно применял в своих исследованиях значительно
больше методологических приемов, чем в формально
провозглашенном им гипотетическом методе. Однако отсюда еще не следует,
что в самом гипотетическом методе не было ничего цепного,
предоставляющего интерес для науки. Рассмотрим этот вопрос более
подробно.
Прежде всего необходимо отметить, что сам Чернышевский
придавал гипотетическому методу большое значение. Об этом
свидетельствует следующий факт. В 1862 г., уже после написания
Дополнений и Примечаний к Миллю, Чернышевский собирался
выступить с публичными лекциями по политической экономии. Им.
была разработана программа чтения лекций для утверждения в
соответствующих цензурных инстанциях. В этой программе
наиболее подробно излагался гипотетический метод. И Чернышевский
разъясняет почему: «Этим предисловием, занимающим лишь
меньшую половину времени, назначенного для первого чтения,
ограничивается вся та доля, в которой можно будет видеть хотя
некоторую самостоятельность изложения со стороны читающего»8.
8 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 881.
148

Здесь Че^ышевский указывает на «самостоятельность»,
проявленную им при изложении методологических вопросов. Правда,
ятот же отрывок можно истолковать и в том смысле, что
Чернышевский сделал акцент на методологических вопросах, для того
чтобы скрыть от царской цензуры свою основную,
социалистическую часть воззрений. Мы не исключаем и такую возможность.
Однако детальное ознакомление с программой чтения первой
лекции показывает, что Чернышевский занимался изложением
гипотетического метода не только с этой целью. По его мнению, применение
гипотетического метода имеет важное значение не только для
политической экономии, но и для успешного развития других
общественных наук.
«Феномены производства, распределения, обмена и потребления
материальных продуктов, — писал Чернышевский, — были в
историческом развитии знаний первыми и до сих пор остаются
единственными явлениями человеческой деятельности, к анализу которых
применен дедуктивный метод, посредством гипотетического приема
отыскивающий с прочною достоверностью законы действия
основных или, так сказать, элементарных сил. Благодаря этому методу
теория экономической деятельности разрабатывается чрезвычайно
быстро... Применение подобного метода к другим нравственным и
общественным наукам значительно облегчается знакомством с
приемами политической экономии, потому она интересна не только сама
по себе, не только для людей, желающих исследовать
экономическую сторону жизни, но и как норма, показывающая успешнейший
метод разработки научных вопросов по другим сторонам
нравственной и общественной жизни» 9.
Трудно предположить, чтобы все это предназначалось только для
царских цензоров. Здесь выражено стремление привлечь внимание
научной общественности к методу познания экономических и других
общественных явлений.
Для того чтобы оценить гипотетический метод, следует сначала
установить, в чем он заключается, из каких элементов состоит,
оценить значение каждого элемента, проследить конкретные пути
применения данного метода при решении определенных
политико-экономических проблем: лишь на этой основе могут быть сделаны
окончательные выводы об его достоинствах и недостатках.
Предварительно необходимо обратить внимание на одну очень
важную деталь. В приводившемся выше высказывании
Чернышевского применяемый им метод называется не гипотетическим, а
дедуктивным методом с использованием «гипотетического приема».
Он писал не о гипотетическом методе, а о гипотетическом приеме,
используемом в рамках дедуктивного метода. Эта редакция
принадлежит самому Чернышевскому и используется им уже после того, как
были опубликованы его Дополнения и Примечания к Миллго, где
употреблялся термин «гипотетический метод» и раскрывалось его
содержание.
9 Там же, с. 880—881.
149

/
Рассмотрим сначала гипотетический метод в том/виде, как он
был предложен Чернышевским в Дополнениях и Примечаниях к
Миллю (1860 г.), а затем вернемся к более позднему документу —
программе чтений по политической экономии (1862 г.).
В Дополнениях и Примечаниях к Миллю Чернышевский
начинает изложение гипотетического метода следующими
вступительными словами: «Мы видели уже много примеров тому, какими
приемами пользуется политическая экономия при решении своих задач..
Эти приемы математические...» 10
Итак, первая черта предлагаемого метода — использование
математических приемов при изучении экономических явлений.
Взятая сама по себе, она не содержит в себе ничего утопического и-
идеалистического. Напротив, с этим согласится и любой из
современных исследователей.
Из этого первого положения, казалось бы, последует другое —
необходимость анализа статистических данных и
конкретно-исторического материала для характеристики экономических процессов.
Однако Чернышевский обращает внимание на другую сторону.
«Цифры, доставляемые статистикой, — отмечает
Чернышевский, — чрезвычайно важны. Но они часто бывают недостаточны
для решения именно самых коренных вопросов, вопросов о вредном
или полезном влиянии каждого из основных элементов
общественной жизни, рассматриваемой со стороны материального
благосостояния. Статистический факт обыкновенно бывает явлением очень,
многосложным, зависящим от действия многочисленных элементов,
перепутывающихся в нем своими влияниями так, что трудно бывает
без особенных, облегчающих дело способов распознать, какая роль
принадлежит в нем известному элементу» п. И в этом случае
Чернышевский тоже прав. Статистика очень важна, но она
недостаточна, так как в статистических данных отражается действие самых
разнообразных общественных сил и процессов. К этому следует
добавить, что в антагонистическом классовом обществе статистические
данные преднамеренно искажаются, извращаются так, что
оперирование ими может привести ученого к ошибочным выводам. При
научном исследовании принципиально важно выяснить, какой круг
следствий вытекает именно из данной экономической причины.
Статистика не всегда дает достоверную основу для ответов на эти
вопросы.
Отсюда вытекает следующее предложение Чернышевского: «...из
области исторических событий мы должны перенестись в область
отвлеченного мышления, которое вместо статистических данных,
представляемых историею, действует над отвлеченными цифрами*
значение которых условно и которые назначаются просто по
удобству» 12. Он предлагает выделить, абстрагировать интересующий
элемент экономической жизни и исследовать его влияпие на другие
10 Там же, с. 58.
11 Там же.
12 Там же, с. 59.
150

элементы посредством «гипотетических» предположений и условных
цифр. От многосложной действительности он рекомендует сначала
дерейти в область исследования более простых форм, изучить их в
чистом виде, а затем вернуться к рассмотрению более сложных
процессов действительности. Несомненно, что здесь он рекомендует
применять уже известный в политической экономии метод
абстракции.
Сущность предлагаемого метода Чернышевский охарактеризовал
следующим образом: «Этот метод состоит в том, что когда нам
нужно определить характер известного элемента, мы должны на время
отлагать в сторону запутанные задачи и приискивать такие задачи,
в которых интересующий нас элемент обнаружил бы свой характер
самым несомненным образом, приискивать задачи самого
простейшего состава. Тогда, узнав характер занимающего нас элемента, мы
можем уже удобно распознать ту роль, какую играет он и в
запутанной задаче, отложенной нами до этой поры» 13.
В этих высказываниях на первый план выдвигается уже не
количественная, а качественная сторона. Количественный и
качественный анализ берутся в единстве, но при определяющей роли
качественного анализа. В упоминавшейся программе чтения лекций
Чернышевский провел эту мысль с большей определенностью:
«Коренная точка зрения науки на экономические феномены.
Облегчаемое гипотетическим методом различение симптомов от причин и
случайного совпадения от внутренней связи. Проникновение в
самую сущность явления по отстранении наружных несущественных
симптомов его» 14.
«Отвлеченное», «абстрактное» мышление при помощи
гипотетических примеров призвано проникнуть в самую сущность явления.
В такой постановке, на наш взгляд, тоже нет ничего ошибочного.
Маркс в «Капитале» сначала «упрощал» капиталистическую
действительность, рассматривал капитализм в его простейшей форме,
прибегая к абстракции «простого товарного производства», а затем
усложнял анализ, двигался от простого к сложному. Он также
пользовался гипотетическими, условными цифрами при анализе,
например, проблем воспроизводства, средней прибыли и цены производства,
ренты. Применение метода абстрагирования и использование
условных цифр при анализе тех или иных элементов экономической
системы — это вполне правомерный научный прием, и критиковать
Чернышевского за это нет оснований.
Чернышевский назвал свой метод гипотетическим в
значительной мере для того, чтобы подчеркнуть, что в научном исследовании
можно пользоваться гипотетическими, условными цифрами, а не
только статистическими данными и что достоверность научных
выводов от этою не страдает. «Эти выводы, — писал он, — сохраняют
свою совершенную бесспорность, полную математическую достовер-
13 Там же.
14 Там же, с. 881 (курсив наш. — Я. X.).
151

ность, хотя цифры брались нами просто «по предположению», просто
сопровождались словом «предположим».
По этому термину, «предположение», «гипотеза», самый метод,
называется гипотетическим» 15.
В программе чтения лекций Чернышевский, по нашему мнению,,
более точно называет свой метод дедуктивным методом с
применением гипотетических приемов. Именно дедуктивным методом
создавалась им система категорий политической экономии социализма.
Из уже доказанных теоретических положений он пытался
логически развернуть систему вытекающих из нее следствий, опираясь,
при эгом не только на чисто гипотетические приемы, но и на
анализ реально происходящих процессов.
Если взятые в общей форме элементы гипотетического метода
не могут вызвать сколько-нибудь серьезных возражений, то иначе*
следует оценивать конкретный опыт применения гипотетического
метода к познанию экономических процессов. Здесь у
Чернышевского действительно встречаются примеры разного характера и
значения.
Плеханов критиковал Чернышевского за то, что при помощи
своего гипотетического метода он отрывался от действительности^
исследовал не то, что есть, а то, что «должно быть», отвлекался от
анализа объективных тенденций экономического развития и уделял
основное внимание тому, что «должно» развиться в соответствии с
требованиями «разума», «здравого смысла», «справедливости».
Таких примеров можно привести немало. Но это не означает, что
подобный отрыв есть неизбежное следствие применения
гипотетического метода, что сам гипотетический метод со всеми его
элементами, рассмотренными выше, требовал именно такого подхода.
Свой гипотетический метод Чернышевский использовал не
только при создании теории социализма, но и при анализе современной
ему российской феодально-крепостнической системы и
западноевропейского капитализма. Во всех случаях им достигнуты двоякого
рода результаты: с одной стороны, дается блестящий анализ
современной ему действительности и тенденций ее развития, а с другой — в
известной степени допускается отрыв от реальности и переход в
область «должного и разумного». Плеханов в основном видел только
вторую сторону. Но можно привести примеры противоположного
характера, когда гипотетический метод не только не мешал, по и
помогал Чернышевскому анализировать объективные тенденции
развития. Так, при исследовании тенденций развития частной
поземельной собственности им использованы все названные элементы
гипотетического метода, а полученные результаты не утрачивают своего
научного значения и сегодня.
Чернышевский поставил перед собой вполне определенную
задачу: выяснить тенденции «естественных действий принципа
частной собственности...» 16 Он использовал для ее решения как стати-
15 Там же, с. 61.
16 Там же, с. 377.
152

этические данные, так и условные, гипотетические примеры. Он
выделял сначала только одну сторону проблемы: влияние принципа
наследственности на движение частной поземельной собственности.
Затем он усложнил анализ, рассматривая влияние других
факторов — принципов приданого, дарения, завещания — и, наконец,
влияние принципов покупки-продажи земли. Итогом всего анализа
явилось обоснование «закона самобытного действия экономических
принципов, управляющих движением частной поземельной
собственности».
Этот закон состоит в том, что «принцип наследственности
постоянно и быстро влечет поземельную собственность к сосредоточению
все в меньшем и меньшем числе рук, все более и более громадными
массами. Действие этой преобладающей силы ускоряется действием
имеющих одинаковое с нею направление принципов приданого,
дарения и завещания. В нормальном ходе экономических отношений
по тому же направлению действует принцип покупки и продажи,
чем еще больше ускоряется ход сосредоточения...
Быстрота и интенсивность их стремления к ее сосредоточению
так велики, что смены немногих поколений достаточно было бы для
соединения почти всей поземельной собственности целой страны в
руках нескольких сот человек, если бы эти законы действовали
беспрепятственно» 17.
Чернышевский указывал, что процесс сосредоточения земли в
руках частных собственников приводит к пролетаризации
населения, появлению наемного труда и капиталистических форм,
ухудшает положение трудящихся масс. Он анализирует
противодействующие факторы, замедляющие процесс сосредоточения земли и в то
же время формулирует важнейшее положение о том, что
противодействие этому процессу может быть осуществлено лишь
революционным пу'хем. «Другое коррективное средство, как известно,
начинает действовать тогда, когда порча общественного организма
вследствие чрезвычайной неравномерности имуществ и ее последствий,
указанных выше, достигает размеров, несовместных с сохранением
общественного порядка. Тогда-то частные кризисы, сливаясь в один
общий кризис, начинают потрясать общественное тело, и этот кри*
зис продолжается до тех пор, пока его потрясениями не будут
разбросаны чрезмерно агломерировавшиеся массы» 18.
Этот блестящий теоретический вывод обосновывает
необходимость антифеодальной революции. В нем обобщен мировой опыт
борьбы с феодальной земельной собственностью, и на его же основе
развертывается программа крестьянской, антифеодальной революции
в России. Революция выступает здесь не как пожелание «разума»
я «справедливости», а как объективно необходимый процесс,
подготавливаемый законами частной собственности на землю.
Но не только против феодальной частной земельной
собственности были направлены все доказательства Чернышевского. Он вы-
17 Там же, с. 389—390.
18 Там же, с. 390 (курсив наш. — Н, X.).

ступал против буржуазной частной собственности. Милль полагал,
что принцип частной собственности может быть
«усовершенствован» и избавлен от связанных с ним отрицательных явлений.
Чернышевский же в принципе отрицал такую возможность и выступал
за революционную замену частной собственности общественной.
Гипотетический метод не помешал, а помог Чернышевскому дать
одно из замечательнейших теоретических обоснований
неизбежности революционного перехода от частной собственности к
общественной исходя из анализа внутренних, объективных тенденций
развития частной собственности. С политико-экономической точки
зрения выдвижение Чернышевским на первый план принципа
наследственности при анализе тенденций развития частной поземельной
собственности вряд ли правомерно: более существенную роль
играла феодальная эксплуатация крестьянских масс, приводившая к
процессам концентрации и централизации земельной собственности.
Но Чернышевский прав в том смысле, что без принципа
наследственности эти результаты эксплуатации не могли бы приводить к
столь быстрой концентрации и централизации богатств в руках
господствующих классов. Общий закон движения частной
собственности раскрыт достаточно глубоко и убедительно.
Можно привести много других примеров того, как
гипотетический метод был использован Чернышевским для исследования
объективных тенденций развития капиталистической экономики.
Например, в анализе «трехчленной системы распределения», т. е.
капитализма, Чернышевский показывал, как эта система стремится к
собственному уничтожению, создает конфликтные, революционные
ситуации.
Применительно к анализу социализма гипотетический метод
действительно во многих, если не в большинстве случаев был
неразрывно связан с анализом того, что «должно быть», а не того, чго
реально существовало и развивалось. В этом случае рассуждения
Чернышевского нередко базировались на тех объективных
процессах, которые уже наметились в развитии буржуазного общества.
Окончательная оценка гипотетического метода возможна лишь
после того, как будут рассмотрены результаты, полученные на его
основе.
Глава 8 !
Система категорий
политической экономии социализма
В статье «Капитал и труд», приступая к изложению «теории
трудящихся», Чернышевский счел необходимым обратиться к
Гегелю. Не все положения классика немецкой философии он принял, но
в то же время заявлял, что без философии Гегеля нельзя серьезно
рассуждать о научных вопросах.
Критикуя вульгарного экономиста Бастиа за то, что тот
«обнаружил совершенное незнакомство с самыми элементарными приема-
154

$iu и терминами гегелевской диалектики», Чернышевский далее
писал: «Мы не говорим, чтобы гегелевская диалектика была хороша;
мы только думаем, что человек, не имеющий понятия о таком
важном факхе, как, например, Гегелева философия, не может считаться
просвещенным человеком, и становится смешон, когда принимается
рассуждать об ученых предметах» \
И сразу же вслед за этим Чернышевский начал излагать свои
взгляды на закономерности развития теории. В развитии теории, по
его мнению, наблюдается определенная закономерность: каждая
последующая теория вбирает в себя все ценное, что содержалось в
предшествующей, в то же время отрицает устаревшие положения и
добавляет новые. Эту мысль, несомненно связанную с идеями
Гегеля, Чернышевский выражал следующим образом: «...в развитии
теории позднейшая школа обыкновенно берет существенный вывод, к
которому пришла прежняя школа, и развивает его, отбрасывая
противоречивые ему понятия, несообразность которых не замечалась
прежнею теорнего» 2.
Таков исходный замысел. В соответствии с ним Чернышевский
сначала фиксирует научные выводы предшествующей теории (в
данном случае буржуазной политической экономии), а затем
использует их в качестве основы для дальнейшего развития теории.
Классики буржуазной политической экономии доказали, что труд является
единственным создателем благ, а наиболее выгодной формой
производства выступает та, при которой продукт присваивается его
производителем. Эти выводы берутся в качестве отправного пункта
«теории трудящихся» и получают более последовательное и
всестороннее развитие.
«Мы видели, — писал Чернышевский, — основные идеи, до
которых дошла теория капиталистов: наивыгоднейшее положение
производства то, в котором продукты труда принадлежат трудившемуся...
теория трудящихся, принимая эти основные идеи, точнейшим
образом развивает понятие о производительном труде...»3
Чернышевский понимал, что в буржуазном обществе все
ценности создаются трудом, но присваиваются не теми, кто трудится.
Такой результат неизбежен в условиях буржуазного строя.
Поэтому оп ставил перед собой задачу разработать систему
экономического устройства, при которой был бы последовательно осуществлен
принцип: «Все, что создается трудом, должно принадлежать тому,
кто трудится».
«Принцип наивыгоднейшего распределения дан словами Адама
Смита, что всякая ценность есть исключительное произведение
груда, и правилом здравого смысла, что произведение должно
принадлежать тому, кто произвел его. Задача состоит только в том, чтобы
открыть способы экономического устройства, при которых
исполнялось бы это требование здравого смысла» 4.
1 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 48—49.
2 Там же, с. 49.
3 Там же.
4 Там же, с. 43—44. ;
155

Взятое в общей форме, это направление теоретических поисков
не является новым. Еще до Чернышевского английские оуэнисты и
социалисты-рикардианцы Брей и Грэй точно так же сформулировав
ли свою задачу — открыть идеальный общественный строй, при
котором каждый получал бы эквивалент тому, что он создал. Теория
трудовой стоимости Рикардо использовалась ими для развития
социалистических выводов. Новое у Чернышевского состоит не в
самом исходном принципе, а в ином решении поставленной задачи.
Социалисты-рикардианцы главную свою цель видели в
преобразовании отношений обмена, полагая, что именно, такое преобразование
позволит каждому получить эквивалент своего труда. Концепция
«внутренней ценности», выдвинутая еще Оуэном, занимает
центральное место во всех их социалистических проектах. Эта же
концепция в ухудшенном варианте развивалась и французским
мелкобуржуазным социалистом Прудоном, который считал, что закон
стоимости станет основным законом будущего общества.
Чернышевский тоже уделял внимание закону «внутренней
ценности». Но главное для него заключается не в преобразовании
отношений обмена, а в преобразовании отношений производства. И это»
коренным образом отличает его концепцию от концепций социали-
стов-рикардианцев и тем более Прудона.
Прудон, а также в известной мере Грэй и Брей пытались
сохранить коренные основы товарного производства, но по-иному
организовать товарный обмен (без денег, по количеству затраченного
труда). Чернышевский же в первую очередь предлагал устранить
коренные основы товарного производства, заменив их сознательна
организованным трудом на базе общественной собственности, и лишь
после этого решать вопрос о роли «внутренней ценности» в рамках
этой новой системы производственных отношений.
Исходной категорией, лежащей в основе «теории трудящихся»
Чернышевского, является труд. При этом труд рассматривается в
трояком качестве: во-первых, как объективно необходимое условие
существования человеческого общества, как отношение человека к
природе; во-вторых, как физиологическая потребность
человеческого организма: в-третьих, как определенная общественная форма
труда, т. е. отношения людей друг к другу в процессе производства.
Каждый из этих аспектов получил в его трудах весьма
оригинальное освещение. Но мы сосредоточим внимание на третьем моменте,
самом важном для понимания взглядов Чернышевского на
социалистическую систему экономических отношений. Первые два аспекта
получили уже достаточное освещение в литературе, в то время как
третий еще до сих пор не имеет однозначной трактовки.
В буржуазной политэкономии господствовала категория
«капитал». И хотя труд объявлялся одним из факторов, создающим
стоимость, определяющая роль отводршась капиталу и обосновывалась
правомерность присвоения капиталистами основной массы
производимых ценностей. Чернышевский же обосновывал противоположный
тезис: сам капитал является произведением труда, он не может
возникнуть и развиваться без труда, а потому и продукты должны
156

присваиваться теми, кто трудится, а не владельцами капитала.
Категория «труд» является в его «теории трудящихся» исходной и
основной. Одновременно вся последующая система категорий — это
развитие понятия о груде в его многочисленных и разнообразных
формах. Собственность, экономический расчет, сознательное
распределение труда по различным сферам, распределение по труду — все
эти категории служат конкретизацией, развитием исходного
понятия о труде.
Исходный пункт системы Чернышевского существенно
отличается от исходных пунктов систем Фурье, сен-симонистов и Оуэна.
У сен-симонистов людей связывает в единую ассоциацию
религиозно-нравственная концепция, чувство любви, братства,
справедливости. У Фурье социалистические фаланги базируются на
«притяжении по страсти». У Чернышевского таким исходным и единым
связующим началом является труд, производство материальных
ценностей. Трудящиеся стремятся к ассоциации именно как
производители материальных благ для улучшения своего материального
благосостояния и повышения успешности производства, развития
техники, науки. Трудящиеся работают не порознь, не поодиночке,,
а совместно, на основе разделения труда. И это связывает их в
единую систему общественного труда. Труд рассматривается им не как
индивидуальный труд и не только как физиологическая потребность
человеческого организма, а как общественный труд, осуществляемый
на основе общественных связей и отношений в системе разделения
труда. Такое понимание обусловливало соответствующее решение
вопроса о формах производства и форме собственности при
социализме.
Вывод классической буржуазной политической экономии о том,
что наилучшей формой производства является та, при которой
собственником продукта является его создатель, Чернышевский берег
за основу своих суждений. Однако это приводит его к иным
выводам, чем у буржуазных авторов.
Из провозглашенного буржуазными экономистами принципа
делался вывод о том, что наилучшей является форма производства,
основанная на частной собственности. Частный собственник сам-
создает продукт, и он же по праву присваивает его. Индивид,
владеющий землей, средствами труда и сам занимающийся производством,
представлял бы наиболее успешную, разумную и идеальную форму
общественного производства. Буржуазная формула, следовательпеу
была призвана обосновать вечность, незыблемость и идеальность
принципа частной собственности и частного производства. Однако
Чернышевский сделал прямо противоположные выводы из, казалось,
бы, одного и того же исходного пункта. Положение о том, что
трудящийся и собственник должны быть соединены в одном лице,
принимается и Чернышевским. Но этот принцип, по его мнению,
необязательно требует частной собственности и частного труда. Напротив,,
он может быть последовательно осуществлен на основе «союзного
производства», «товариществ трудящихся», коллективных форм
труда. Чернышевский отмечал, что мелкий производитель-собственник.
157

'неизбежно разоряется и не имеет никакой будущности. Экономичес- |
дшй прогресс ведет к развитию крупного производства. Поэтому Щ
будущие формы должны быть формами крупного производства, нот
уже не частного, а коллективного, кооперированного, ассоциирован- Щ
ного. Таким образом, в идеал будущего общества, разрабатываемый 1
Чернышевским на основе требований природы человека, включаются ж
черты, которые не основаны на этой природе, а диктуются объектив- Щ
сным процессом развития производительных сил общества. Это г щ
идеал не только не противоречит развитию производительных сил, Щ
по и учитывает тенденции их развития. ж
Обоснование Чернышевским необходимости коллективных форм щ
производства неразрывно связано с решением вопроса о форме соб- щ
ственности при социализме. Исходя из того, что Чернышевский при- щ
аывал к организации «товариществ трудящихся», многие авторы |
полагают, что он имел в виду коллективную форму собственности на
«редстьа производства, был сторонником «кооперативного)) социализ- |
ма. На наш взгляд, такие выводы недостаточно обоснованы, вопрос |
этот еще не изучен и остается пока весьма спорным. Поэтому мы !
•считаем необходимым ввиду его особой важности остановиться на |
нем более подробно, вовлечь в анализ новые материалы, которые 1
еще не рассматривались. I
В первую очередь следует обратить внимание на два черновых
«наброска Дополнений и Примечаний к Миллю — «Распределение»
ж «Правительственное влияние». Эти наброски не были включены
в содержание опубликованного в «Современнике» текста Дополнений
и Примечаний к Миллю. Впервые они были изданы в связи с
подготовкой Полного собрания сочинений Чернышевского.
В этих набросках Чернышевский приближается к признанию
-общенародной, а не коллективно-групповой формы собственности
при социализме. Аргументация его весьма оригинальна и в ряде
пунктов напоминает аргументацию Энгельса в «Анти-Дюринге».
Принимая формулу о том, что продукт должен принадлежать
тому, кто его создавал, Чернышевский пытается решить вопрос:
а кто же, собственно, является создателем продукта? Личность?
.Коллектив? Общество в целом? Кто имеет право присвоить продукт
и в какой доле? Ответ на эти вопросы сопровождается
многочисленными рассуждениями Чернышевского. Он пытается всесторонне
осветить разные аспекты проблемы, рассматривая различные
возможные варианты. Попытаемся в сжатой форме воспроизвести
^ключевые моменты логики.
Он начинает с простейшей формы, когда отдельное лицо
собственными силами создает готовый продукт. В этом случае ответ
однозначен: «Присвоение происходит из труда. Кто же то лицо, которым
присваивается предмет труда, вложенного в предмет? Конечно, то
лицо, которое трудилось над предметом. В некоторых случаях
определить принадлежность предмета известному лицу кажется по этому
правилу очень легко; например, взял человек кусок глины, никому
не нужный, не обращавший на себя еще ничьего труда и сделал из
шето посуду или кирпич. Ничей труд кроме труда этого человека
158

тут не участвовал, следовательно, ничье право не встречается тут
с его правом на принадлежность продукта»5.
Но такой изолированный производитель, работающий вне
общества, представляет исключение из правила. В действительности
поди работают совместно, в системе общественного разделения
труда. Труд по созданию продуктов является общественным
трудом.
«Дело в том,— писал Чернышевский,— что кроме труда
отдельных лиц, прямо или косвенно работавших над производством
известного частного продукта, производству этого частного продукта
содействовала вся национальная жизнь целой страны. Эта пачка иголок
произведена не одним Джонсоном с его работниками и людьми,
помогавшими ему и его работникам в этом деле, она выработана
всей национальной жизнью целой Англии. И в какой пропорции
считать долю этого национального участия в каждом частном
продукте частных лиц? Пропорция тут количества бесконечного к
количеству конечному. Как хотите высоко цените труд отдельного
человека,— его участие в продукте, над которым только он, повидимо-
му, работал, бесконечно меньше того участия, которое принимало
тут же всестороннее влияние всей национальной жизни. Она дала
человеку и возможность вырасти и возможность стать способным
к чему-нибудь, она приготовила ему и материал труда, и орудие
для труда, и обстановку, нужную для труда, и технические
знания,— все, решительно все» 6.
Чернышевский вплотную подошел к мысли, что в условиях
капитализма всякий продукт является общественным продуктом,
результатом общественного труда. Поэтому право на продукт в большею
степени принадлежит обществу, а не отдельному лицу. Приведенные
выше рассуждения напоминают следующие слова Энгельса:
«Подобно средствам производства, и само производство превратилось из
ряда разрозненных действий в ряд общественных действий, а
продукты — из продуктов отдельных лиц в продукты общественные..
Пряжа, ткани, металлические товары, выходящие теперь из фабрик
и заводов, представляют собой продукт совместного труда
множества рабочих, через руки которых они должны были последовательно
пройти, прежде чем стали готовыми. Никто в отдельности не
может сказать о них: «Это сделал я, это мой продукт»» 7.
Общественный характер труда и производимых продуктов
требует перехода их в общенародную, а не коллективно-групповую
собственность при социализме. По этому же пути движется и мысль
Чернышевского. Он пытается теоретически доказать, что будущее
общество стремится к общенародной форме собственности (хотя
этот термин прямо не употребляется), что с экономической точки
зрения общество имеет больше прав на все вновь создаваемые
продукты — как средства производства, так и предметы потребления, —
чем отдельное лицо. По его мнению, продукт объективно, в силу
5 Чернышевский Н. Г.'Поли, собр. соч., т. IX, с. 803.
6 Там же, с. 807.
7 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 280.
159

общественного характера труда, создается всем обществом, а потому
я должен принадлежать всему обществу. И в этом случае в
конструируемый Чернышевским социалистический идеал включаются
объективные экономические тенденции, наметившиеся в
современном ему общественном производстве.
В настоящее время общепризнано, что применительно к
сельскому хозяйству Чернышевский отстаивал принцип государственной
собственности на землю с общинным владением. Земля — это
решающее средство производства в земледелии — национализируется,
становится общенародным достоянием. Община владеет и пользуется
этой землей, но не является ее собственником.
Нам представляется, что и в отношении промышленности
Чернышевский придерживался такого же мнения. В этой сфере он
пытался обосновать необходимость государственной собственности на
решающие средства производства при коллективно-групповом
владении и использовании этих средств. В черновых набросках
содержится много рассуждений с подобной направленностью. Для развития
крупного производства необходимо, чтобы средства производства
находились в пользовании тех или иных коллективов, но собственником
выступало общество, так как все продукты, в том числе и средства
■производства, — продукты общественного производства, продукты
всего общества. Сам экономический процесс не требует того, чтобы
использующий средства производства был обязательно их
собственником. Об этом свидетельствует следующий пример, приводимый
Чернышевским: «Собственно экономический расчет требует только
пользования.,, всякое другое отношение к предмету влечет за собой
«стеснительность, обременительность, невыгоду» 8.
«Купцу надобно перевезти в Ливерпуль массу хлопчатой бумаги,
купленную в Нью-Йорке. Для этого ему нужно, чтобы груз нашел
«себе помещение на пароходе и в целости был доставлен на нем в
-ливерпульскую пристань. Что же нужно купцу в пароходе? Нужно
!на известное время воспользоваться известной частью пароходного
помещения. Нужно ли ему что-нибудь от парохода сверх того?
-Очевидно, нет. Очевидно, что более интимное (если можно так
выразиться), более прочное отношение к пароходу будет только
обременением для купца, только стеснением для его оборотов по
хлопчатобумажной торговле.
Действительно, предположим, что он хозяин парохода.
Очевидно, что этим обстоятельством прибавляется ему очень много хлопот
и неудобств, от которых избавлен он, когда перевозит свой товар
на пароходе, не принадлежащем ему. Он должен заботиться об
исправности парохода. Через это средства купца раздробляются по
двум делам, и, конечно, размер его оборотов хлопчатого бумагою
уменьшается от этого раздробления. Притом же нельзя за двумя
делами наблюдать так хорошо, как за одним»9. Чернышевский
перечислил еще много «неудобств», вытекающих из того, что производи-
8 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 793 (курсив наш. — II. X.).
9 Там же, с. 792.
160

тель не только пользуется, но и становится собственником тех или
иных средств производства. Но для нас важна главная его мысль:
но сущности экономического расчета средства производства должны
быть в пользовании производителей, & не в их собственности. Этот
общий принцип Чернышевский отстаивал неоднократно, и нет
сомнений, что он распространял его и на тот случай, когда производство
осуществляется не частными лицами, а коллективами. По нашему
мнению, есть основания считать, что Чернышевский обосновывал
необходимость государственной собственности на все средства
производства — в земледелии, в промышленности, в других сферах
общественного разделения труда, при одновременном коллективном
владении и использовании этих средств производства. Предлагаемые им
«ассоциации», «товарищества», «союзы» совсем не обязательно
должны быть собственниками средств производства. Это формы крупного
коллективного производства, но не коллективно-групповой
собственности. Хотя в различных конкретно-исторических условиях
Чернышевский не исключал возможности создания «товариществ» за счет
собственных средств и, следовательно, допускал
коллективно-групповую собственность, она не являлась его идеалом. Как мы увидим
в дальнейшем, этот вид собственности имел большое значение для
«переходного состояния» на пути к социализму, а не как всеобщая
форма будущего социалистического производства.
В этом пункте социалистический идеал Чернышевского
существенно отличается от систем Фурье, Сен-Симона и Оуэна.
У Фурье фаланги — это объединения, основанные на паях и
являющиеся коллективно-групповыми собственниками средств
производства. К тому же в этих фалангах распределение
осуществляется не только по труду, но и по капиталу и таланту, следовательно,
сохраняются буржуазные и мелкобуржуазные элементы. У
Сен-Симона и особенно сен-симонистов ясно выражено требование перехода
всех средств производства в общественное владение и распоряжение.
И в этом плане идеи Чернышевского близки к сен-симонизму. Но
у Сен-Симона тоже сохранялась частная собственность и
вознаграждение за капитал. К тому же сен-симонисты полагали достичь
общенародной собственности путем реформ, посредством юридической
отмены буржуазным государством права наследования.
Чернышевский же выступал сторонником революционной национализации.
Обоснование необходимости общественной собственности у
Чернышевского значительно глубже, чем у сеп-симонистов.
Социалистическая система Чернышевского существенно
отличается от «кооперативного социализма» Оуэна, так как базируется пв
на коллективно-групповой, а на общенародной (государственной)
собственности. Оуэн тоже не исключал возможности создания
ассоциаций за счет государственных средств, но в дальнейшем эти
ассоциации должны были расплатиться с государством и
хозяйствовать на принципах коммерческого расчета. Оуэн тоже был
сторонником реформистских путей перехода к социализму.
В проектах Оуэна и Блана ассоциации работают на принципах
коммерческого расчета в условиях товарно-денежных отношений и

конкуренции, имеют целью получение большей прибыли для удов-!
летворения своих потребностей и расширения производства. В
системе Чернышевского предлагается принципиально иной подход.
Он вводит понятие «экономический расчет», противопоставляя его
коммерческому расчету в условиях конкуренции при капитализме.
Категория «экономический расчет» имеет у Чернышевского
многогранное содержание и неразрывно связана с категориями «созпа*
тельность», «распределение по труду», «внутренняя ценность». В ней
переплетаются разные виды отношений. Это синтетическая форма, и,
чтобы понять ее, нужно предварительно ознакомиться с рядом новых
категорий, вводимых Чернышевским. В ряде случаев понятие
«экономический расчет» употребляется им столь широко, что совпадает
со всей системой хозяйствования в будущем социалистическом
обществе. Он включал в него и сознательное распределение рабочих
сил и средств производства по различным отраслям в целях
наиболее эффективного роста благосостояния трудящихся, организацию
обмена по «внутренней ценности», подсчет количества труда,
затраченного на производство тех или иных продуктов, принцип наиболее
выгодного для трудящихся распределения материальных благ. Мы
рассмотрим содержание этой категории в последовательности,
которой придерживался Чернышевский при ее характеристике.
Необходимо начать с анализа понятий «выгодный» и «убыточный
труд», впервые вводимых в научный обиход Чернышевским в era
Дополнениях и Примечаниях к Миллю вместо встречавшегося в
буржуазной политической экономии деления труда на «производи^
тельный труд» и «непроизводительный труд».
С этого деления он начинает свой анализ категории «труд». Оно-
играет у него важнейшую роль при исследовании почти всех
других категорий. Важно отметить, что такого деления еще не было в
статье «Капитал и труд». Там он рассматривал труд
«производительный» и «непроизводительный», следуя терминологии буржуазной
политической экономии. Однако по существу и в этой статье он уже
вплотную подходил к этому новому делению. Об этом свидетельствует
его высказывание в Дополнениях и Примечаниях к Миллю:
«Когда мы писали статью «Капитал и труд», мы, не желая увеличивать
объем ее, не захотели вводить новой терминологии, чтобы не тратить
места на объяснение надобности в ней; изменяя основание
классификации труда, мы оставили прежние термины для обозначения
разрядов.
Но, по справедливому замечанию Милля, старому термину опасна
давать новое значение, потому что иначе произойдет спутанность
понятий между новым и старым значением; лучше давать новый
термин для нового понятия. Мы полагаем, что удобнее всего
приискать для классификации труда и потребления новый термин.
Нам кажется, что сущности дела хорошо соответствуют слова
«выгодный» и «убыточный». Мы думаем постоянно- пользоваться
ими»10.
10 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 69L
162

В статье «Капитал и труд», не употребляя терминов «выгодный»
„л «убыточный труд», Чернышевский по существу подразумевал их.
«Если хотите, — писал он, — вся сущность новой теории
заключается в таком взгляде на различные роды экономической деятельности,
gee остальное служит в ней или развитием этого основного
требования, вовсе не чуждого и прежней теории, или определением средств,
для того чтобы приблизиться к его исполнению»11.
Общим критерием для деления общественного труда на
«выгодный» и «убыточный» выступает у Чернышевского роль того или
идою вида труда в росте благосостояния трудящихся. «Чья выгода
тут разумеется? Наука говорит о нации, об обществе, о
человеческом роде. Потому выгоду и убыточность надобно рассчитывать по
делам общества, нации, человеческого рода. О какой именно выгоде
надобно говорить? В политической экономии, занимающейся
исследованием условий материального благосостояния, конечно, о выгоде
для материального благосостояния» 12. Если труд, занятый в той или
иной сфере, производит средства существования для трудящихся
и обеспечивает рост благосостояния, он является «выгодным»
трудом; если нет, то «убыточным». Этот общий критерий
дополняется другим: «выгодным является тот труд, который производит
и увеличивает капитал нации», «убыточным — труд, не направленный
на производство и увеличение капитала». Под капиталом
Чернышевский подразумевал продукты труда, предназначенные для
дальнейшего производства. Сюда включались не только средства
производства, по и средства существования трудящихся. С этой точки
зрения «выгодным» оказывается, во-первых, труд, увеличивающий
благосостояние трудящихся, а во-вторых, что служит дальнейшей
конкретизацией, труд, создающий капитал, т. е. средства
производства, необходимые для производства средств существования работ-
пиков. Оба этих критерия не противоречат, а дополняют друг друга.
Поэтому Чернышевский часто писал, что рост капитала в этом
смысле тождествен росту благосостояния трудящихся.
В буржуазном обществе многие виды труда и капитала
используются не для производства средств существования трудящихся, а
для производства предметов роскоши для господствующих классов.
Отвлечение значительных масс труда в это подразделение
производства сокращает долю труда, занятого производством средств
существования для трудящихся. Чем значительнее это отвлечение, тем
хуже положение трудящихся. Увеличение «убыточного труда»
сокращает «выгодный труд». В условиях буржуазного общества в связи
с ростом богатства господствующих классов растет спрос на
предметы роскоши. Значительный сектор общественного производства пе
рассчитан на удовлетворение потребностей трудящихся масс и
обслуживает только господствующие классы.
Чернышевский подвергал буря^уазное общество резкой критике
-за такое нерациональное, расточительное распределение обществен-
11 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 43.
12 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 69.
!!•
163

ного труда по различным отраслям. Он видел, что подобное распре*
деление неизбежно в рамках капитализма, где господствуют анархия,
конкуренция, производство ради прибыли. Первое, что он
предполагает в будущем социалистическом обществе,— переход к
сознательному распределению рабочих сил и средств производства по
различным сферам производства с таким расчетом, чтобы было
обеспечено возрастающее удовлетворение потребностей трудящихся масс.
Он выступал за планомерное развитие социалистической экономики
(хотя сам термин «планомерность» Чернышевским не употреблялся
и вместо него использовался термин «сознательное», «расчетливое»
распределение труда и средств производства). Деление труда на
«выгодный» и «убыточный» служит для него основой
«экономического расчета» при социализме. Такого сознательного
«экономического расчета» нет и не может быть в буржуазном обществе. Но он
необходим для социализма, где господствует государственная
собственность с общинно-коллективным владением и использованием
средств производства. Подобный сознательный «экономический
расчет» Чернышевский предлагал осуществлять в масштабе всего
общества, а не только в рамках отдельных товариществ или
ассоциаций. Значительная часть функций по такому распределению
общественного труда и производства возлагается им на государство.
Предложенное Чернышевским деление труда на «выгодный» и
«убыточный» существенно отличается от деления труда на
«производительный» и «непроизводительный» в буржуазной политической
экономии.
Под «производительным трудом» ряд буржуазных экономистов
понимал труд, создающий товары, увеличивающий богатство, или
труд, создающий прибыль, увеличивающий авансированный капитал.
При этом делении было безразлично, производит ли труд средства
существования для трудящихся или предметы роскоши для
господствующих классов,— и в том, и в другом случае создается
«богатство». Точно так же, по их мнению, безразлично, производит ли
труд средства производства для производства средств существования
для трудящихся или средства производства для производства
предметов роскоши.
Чернышевский считал, что предметом политической экономии
является «благосостояние», а не «богатство». Теперь становится
ясно, почему он придавал этому существенное значение.
«Богатство» включает в себя все предметы потребления — и средства
существования, и предметы роскоши. «Благосостояние» же
ограничивается предметами потребления для трудящихся. Труд, создающий
«богатство», по классификации буржуазных экономистов, будет
«производительным трудом» независимо от того, какие виды
товаров им производятся. По Чернышевскому же, «производительный
ТРУД»? создающий предметы роскоши, но не повышающий
благосостояния трудящихся, относится к «убыточному», а не «выгодному»
труду. Равным образом и труд, «увеличивающий капитал», может
быть как «выгодным», так и «убыточным» в зависимости от того,
увеличивается ли при этом благосостояние трудящихся или нет, хотя,
164

по буржуазной классификации, он относится к
«непроизводительному» в любом из этих случаев.
Роскошь господствующих классов и отвлечение труда на
производство предметов роскоши вызывали у Чернышевского ненависть.
Развитие роскоши он связывал с появлением чувства тщеславия у
людей, желающих во что бы то ни стало привлечь внимание
общества, хотя они не обладали никакими другими достоинствами и
способностями и не могли ничем другим выделиться среди остальных.
С экономической точки зрения такие тенденции наносили ущерб
росту благосостояния трудящихся. Чернышевский писал: «Надобно
сказать, что психология причисляет чувство тщеславия к тем
чувствам, которые возникают из патологического состояния души,
которые, принадлежа к душевным болезням, не могут находить себе
реального и прочного удовлетворения и должны быть предметом
лечения, а не поощрения, или хотя бы равнодушного
невмешательства. Доказательств этого читатель должен искать в психологии...
Политическая экономия смотрит на роскошь только со стороны ее
отношений к материальному благосостоянию общества и находит,
что она убыточна для общества, имея свою сущность в том, что
предмет, хорошо удовлетворяющий известному назначению и
производимый небольшим количеством труда, отвергается и заменяется
для удовлетворения чувству тщеславия другим предметом, который
специальному своему назначению удовлетворяет не лучше или даже
гораздо хуже отвергаемого предмета, но стоит обществу гораздо
большего количества труда. Весь этот излишек труда составляет
нерасчетливую растрату его или убыток для общества» 13.
Наряду с делением труда на «выгодный» и «убыточный»
Чернышевский ввел деление потребления на «выгодное» и «убыточное».
В буржуазной политической экономии рассматривалось
«производительное» и «непроизводительное» потребление. С
вышеприведенных позиций Чернышевский считал его недостаточным. Если
«производительное» потребление направлено на создание ненужных
для трудящихся предметов роскоши, то оно будет «убыточным».
Если в процессе «производительного» потребления создается
капитал, предназначенный для производства средств производства для
создания предметов роскоши, то и в этом случае будет иметь место
«убыточное» потребление, ибо благосостояние трудящихся от этого
не только не улучшается, но и может ухудшаться.
К «убыточному» потреблению Чернышевский относил не только
все то, что связано с потреблением предметов роскоши, но и
определенную часть потребления предметов первой необходимости. В
современной ему царской России и в западноевропейских
государствах существовала значительная часть людей, которая была занята
в бюрократическом государственном аппарате, служила в армии,
полиции, жандармерии. Особенно многочисленным был аппарат
чиновников разных уровней. Все они «потребляли» необходимые
средства существования. Однако их потребление Чернышевский
13 Там же, с. 72—73.
165

относил к «убыточному», потому что оно не повышало, а понижало
уровень благосостояния масс, не содействовало увеличению
«капитала» — продуктов труда, предназначенных для дальнейшего
производства. Чем больше таких лиц содержит общество, тем тяжелее
становится участь трудящихся. «Выгодное» потребление — это
потребление, повышающее благосостояние масс и увеличивающее
капитал нации (в данном случае термин «капитал» употреблен в
значении, которое придавал ему Чернышевский).
Введенное Чернышевским деление труда и потребления на
«выгодное» и «убыточное» играло важную роль в решении им вопроса
о том, какими объективными критериями должно руководствоваться
будущее общество при сознательном распределении труда и средств
производства по различным отраслям производства.
Чернышевский критиковал буржуазную политическую экономию
за то, что она не занимается коренными проблемами производства —
расчетом имеющихся рабочих сил, их рациональным распределением
по различным родам деятельности в соответствии с интересами
трудящихся масс. Он предлагал исходить в своей новой системе именно
из такого сознательного экономического расчета и даже составил
примерную схему такого распределения и использования рабочих
сил и средств производства в будущем социалистическом обществе.
Он с самого начала заявлял, что целью нового экономического
устройства является не прибыль, не цена, а удовлетворение
материальных и культурных потребностей трудящихся масс, возвышение
их благосостояния. И предлагаемый им экономический расчет
призван решить именно эту задачу, а не задачу извлечения
прибылей, характерную для буржуазного коммерческого расчета.
Чернышевский делил потребности людей на три группы: 1)
потребность в предметах первой необходимости; 2) потребность в
предметах комфорта; 3) потребность в предметах роскоши. Он полагал,
что при сознательном распределении труда по различным сферам в
первую очередь должны быть удовлетворены потребности первой
группы. Пока общество не обеспечило необходимыми предметами
потребления всех трудящихся, оно не имеет права отвлекать труд
на производство предметов комфорта, а тем более роскоши. С ростом
производства, повышением его успешности и удовлетворением
насущных потребностей общество сможет располагать дополнительным
трудом для организации производства предметов комфорта. В этом
случае труд по производству предметов комфорта будет «выгодным
трудом». Лишь после того как удовлетворены потребности первого
и второго порядка, может быть поставлен вопрос о предметах
роскоши в том случае, если для этого есть высвободившаяся
дополнительная рабочая сила и есть желающие использовать такие предметы.
Если же общество поступает наоборот — сначала направляет рабочую
силу и средства производства в сферу производства предметов
роскоши или комфорта, не удовлетворив потребности всех трудящихся
в предметах первой необходимости, оно поступает нерасчетливо,
расточительно, что ведет к ухудшению положения трудящихся.
Чернышевский провел много гипотетических расчетов, показываю-
166

щих, сколь различным может быть положение трудящихся при раз-
пом распределении рабочих сил и средств производства по отраслям.
Они убедительно обоснованы, хотя и носят гипотетический характер.
Бее эти рассуждепия Чернышевского имеют важное теоретическое
значение и сейчас.
В литературе о Чернышевском встречались высказывания о том,
будто Чернышевский предлагал осуществлять сознательное
распределение рабочих сил и средств производства только в масштабах
отдельных «товариществ» или «ассоциаций», но не в
общегосударственном масштабе. Подобное мнение представляется недостаточно
обоснованным. В определенных случаях он ставил вопрос и в такой
плоскости, например при решении проблем организации
производства внутри общин. Но логика его рассуждений в Дополнениях и
Примечаниях к Миллю показывает, что он ставил эту проблему в
масштабах всей страны, нации, государства. Все его рассуждения
о «выгодном» и «убыточном» труде носят общегосударственный, а
не локальный характер. Предлагаемый им «экономический расчет»
представляет собой расчет в масштабах всего общества, а не
отдельного предприятия. Вопрос о деятельности отдельных предприятий
на первом этапе теоретического анализа у Чернышевского вообще
не ставился. Для него важно решить вопрос о принципах
сознательной организации всего общественного производства, а не отдельных
его элементов. Теоретически он исходит из государственной
(общенародной) собственности и планомерной организации производства
в целях удовлетворения потребностей трудящихся масс. Движение
в сторону теории научного социализма здесь несомненно.
Проблему характера распределения при социализме
Чернышевский исследовал после рассмотрения формы собственности,
принципов сознательной, планомерной организации общественного труда
и исходных форм «экономического расчета» при социализме.
При оценке взглядов Чернышевского на систему распределения
при социализме встречается ряд трудностей, порождаемых тем, что
в разных работах, относящихся почти к одному и тому же
времени, им обосновываются весьма различные на первый взгляд
критерии распределения. В одних случаях прямо и однозначно пишется
о распределении по труду. В других, напротив, этот принцип
подвергается критике и предлагается принцип уравнительного
распределения. В третьих на первый план выдвигается распределение за
счет общественных средств, не связанное непосредственно с
затратами труда. Приведем примеры столь различного подхода.
В статье «Капитал и труд», обосновывая общий принцип
распределения, Чернышевский писал: «...наивыгоднейшее распределение
ценностей то, в котором часть каждого члена общества, по
возможности, близка к средней цифре, получаемой из отношения массы
ценностей к числу членов общества»14.
Здесь предлагается поделить весь общественный продукт между
всеми членами социалистического общества примерно поровну. Из
14 Чернышевский 11. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 49.
167

этого высказывания нередко делается вывод, что Чернышевский был
сторонником уравнительного распределения и даже отстаивал
«неурезанный» продукт, раскритикованный позднее Марксом в его
«Критике Готской программы».
В Дополнениях и Примечаниях к Миллю провозглашается иной
принцип: «Если в создании продукта участвовал труд не одного, а
многих работников, продукт должен распределяться между ними
пропорционально количеству труда, вложенному каждым из них в
создание продукта».
В этом варианте распределение осуществляется пропорционально
количеству труда, «вложенному каждым» в создание продукта. Но
распределение по труду уже исключает уравпительность, так как
все получают не поровну, а в зависимости от трудового вклада.
В статье «Процесс Менильмоптанского семейства», относящейся
к тому же 1860 г., Чернышевский выступает с резкой критикой сен-
симоыистского принципа «от каждого — по его способностям, каждой
способности — по ее делам», полагая, что такой принцип
неблагоприятен для многих членов общества. Из этой критики может быть
сделан вывод, будто Чернышевский в принципе отвергает
правомерность распределения при социализме по труду.
Однако детальный анализ показывает, что между всеми этими
подходами у Чернышевского противоречий нет. Каждый из них
находит свое место в общей схеме распределения совокупного
общественного продукта при социализме. Чернышевский стремится к
тому, чтобы в будущем социалистическом обществе не было резких
различий в уровне благосостояния между различными членами
общества. Он решительный противник социального неравенства,
деления на богатых и бедных, процветающих и нищенствующих. С этой
точки зрения он действительно заботится о том, чтобы уровень
благосостояния каждого приближался к «средней цифре». Каждый
член будущего общества должен быть обеспечен необходимыми
средствами к жизни и деятельности.
Но такое положение не может быть достигнуто, если в
обществе в качестве единственного будет господствовать принцип
распределения по труду. Этот принцип имеет свои недостатки. При нем
сохраняется возможность резких различий в уровне благосостояния
тех или иных групп общества ввиду неодинаковости индивидуальных
качеств людей, их одаренности, состава семьи, физических и
умственных способностей и т. п. Этот принцип распространяется только
на тех, кто трудится, непосредственно занят в производстве. Но в
любом обществе в каждый данный момент кроме непосредственно
работающих имеется и много неработающих, но тоже нуждающихся
в средствах существования. К числу этих неработающих относятся
не только больные, люди пожилого возраста, но и дети, учащиеся,
студенты. Они объективно не могут работать в данный момент и
потому не могут получать по труду. Однако общество должно взять
на себя заботу о благосостоянии и таких групп населения. В этих
целях Чернышевский предлагает создать особые общественные
фонды потребления, которые бы распределялись независимо от труда.
168

Термин «общественные фонды потребления» им не употребляется.
Цо сама необходимость таких фондов им обосновывается с полной
определенностью. Он предлагает весьма оригинальную схему
распределения общественного продукта при социализме. Эта схема
рассматривается им и в общенациональном масштабе, и применительно к
отдельным производительным единицам. В литературе обращают
внимание только на вторую сторону проблемы, но слабо освещаются
разработанные Чернышевским принципы распределения в
общегосударственном масштабе. Такой подход связан с представлением,
будто Чернышевский был сторонником коллективно-групповой
собственности и потому не мог ставить проблему распределения в
общегосударственном масштабе, поскольку она предполагает уже не
коллективно-групповую, а общенародную собственность. Между тем
Чернышевский отстаивал государственную собственность с
коллективным владением и пользованием. Он обосновывал право общества
па весь общественный продукт, а соответственно и право общества
распределять этот продукт между всеми членами общества.
Доля участия отдельного человека в получении продукта,
добываемого трудом этого человека, писал он, совершенно ничтожна
сравнительно с участием общества в этом труде. А право на продукт
соразмерно участию в его приобретении. Поэтому право отдельного
человека на продукт его труда совершенно ничтожно сравнительно
с правом общества на этот продукт. Право общества на
общественные продукты безгранично сравнительно с правом отдельного лица.
Чернышевский констатирует неизбежность столкновения двух
прав при распределении общественного продукта при социализме:
права непосредственного производителя и права всего общества. Он
писал: «Мы видели, что в вопросе о принадлежности продукта
встречаются между собою два противоположные права: право
отдельного человека, непосредственно работавшего над продуктом,
и право общества, имевшего в производстве косвенное, но
несравненно большее участие. Очевидно, что продукт должен быть разделен
между этими участниками его производства. Но в какой пропорции
он должен делиться между ними? Мы видели, что если основанием
раздела принять участие в производстве, доля отдельного лица,
прямо работавшего над продуктом, оказывается чрезвычайно мала, а
доля общества поглощает почти весь продукт за исключением самой
незначительной части. Но сообразна ли такая пропорция с выгодами
самого общества?»15
Итак, борются два права на продукт: право производителя и
прайс» общества. Право общества «поглощает почти весь продукт»,
следовательно, общество имеет право распоряжаться всем продуктом. Но
как оно будет им распоряжаться? Где критерий доли общества и
Доли отдельного лица? Ответ Чернышевского весьма своеобразен. В
Разных ситуациях общество может поступить по-разному. В одних
случаях оно может дать большую часть производителям по труду
15 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 824—825.
169

и меньшую часть оставить для общественных нужд, в других,—
напротив, оно может расширить долю общественных фондов и
сократить долю, распределяемую между производителями по их труду.
«При известном состоянии экономических отношений,— писал
Чернышевский,—чем меньше может брать общество из продукта,
тем выгоднее для общего благосостояния... Наоборот, могут быть
также формы быта, в которых и очень значительный вычет из
продукта на общественные дела нимало не вредит энергии труда, а,
напротив, содействует ее возвышению. Это будет в том случае, если
отдельный человек сам видит, что личное распоряжение, взимаемою
от пего частью продукта, не принесло бы ему самому столько
выгоды, сколько получает он от употребления этой части на дела,
полезные всему обществу, в том числе и лично ему» 16.
Далее Чернышевский приводил конкретные примеры, когда
создание общественных фондов выгодно самим трудящимся,— это
случаи страхования, пенсионного обеспечения, воспитания и обучения
трудящихся и членов их семей. Назначение общественных
фондов Чернышевский определял вполне четко: «...общество может
ставить своим делом заботу о том, чтобы ни один из его членов не
остался без воспитания и без правильных средств к жизни»17.
В приведенных высказываниях Чернышевского ясно выражена
мысль о том, что общество имеет право делать вычет из продукта
труда на общественные нужды и сочетать две формы распределения:
по труду и независимо от него. На уровне производительных
единиц им тоже предлагаются общественные фонды и указывается, как
распределяется оставшаяся часть после вычетов на общественные
нужды.
«Если у фабриканта остается значительная прибыль, за вычетом
.заработной платы и других издержек производства, то остается она
и у товарищества. Одна часть этой прибыли пойдет на содержание
церкви, школы, больницы и других общественных учреждений,
находящихся при товариществе; другая на уплату процентов по ссуде
из казны и на ее погашение; третья на запасный капитал, который
будет служить, так сказать, застрахованием товарищества от разных
случайностей... За покрытием всех этих расходов должна остаться
значительная сумма, которая пойдет в дивиденд всем членам
товарищества, каждому по числу его рабочих дней»18.
Маркс дал схему распределения общественного продукта при
социализме в работе «Критика Готской программы». В ней он исходил
из того, что не весь общественный продукт распределяется между
всеми трудящимися по количеству и качеству труда. Принцип
распределения по труду тоже не рассматривается им в качестве
единственного и всеобъемлющего. Прежде чем распределять по труду,
общество должно сделать вычеты на создание общественных фондов.
К числу этих фондов относятся как фонды, предназначенные для
16 Там же, с. 825 (курсив наш. — Н. X.).
17 Там же, с. 827.
18 Там же, с. 361.
170

восстановления потребленных средств производства и расширения
производства, так и фонды, предназначенные для удовлетворения
личных и общественных потребностей непроизводственного
характера.
У Чернышевского нет такой прямой постановки вопроса — он не
писал о создании фондов возмещения средств производства и
расширения производства, он не знал деления общественного производства'
па два подразделения — производство средств производства и
производство предметов потребления. Он делил общественное производство
па производство предметов первой необходимости и производство
предметов роскоши, иногда дополненное производством предметов
комфорта. Отметим, что когда Маркс анализировал производство
предметов потребления, то он тоже указывал на две подгруппы:
производство предметов роскоши и предметов первой необходимости.
Однако Чернышевский не указывал на два подразделения
общественного производства, открытых Марксом. Этим объясняется, что в
схеме распределения при социализме на общегосударственном уровне
у него не предусматриваются общественные .фонды для возмещения
потребленных средств производства и расширения масштабов
производства. В масштабе отдельной производственной единицы он
приближался к пониманию этого. Он отмечал, что из стоимости продукта
нужно вычесть часть, идущую на покрытие издержек производства
(включающую кроме заработной платы возмещение потребленных
средств производства). Из прибыли он предлагал создать так
называемый «запасный капитал», служащий «застраховаиием
товарищества от разных случайностей». Это, конечно, не фонд расширения
производства, а своеобразный резервный, или «страховой», фонд.
Предприятие использует часть прибыли для удовлетворения
«совместных» общественных потребностей, куда включается
строительство школ, больниц. Но он неоднократно писал о необходимости
«умножения капитала», в который входили и дополнительные средства
производства, предназначенные для расширения масштабов
производства. Он понимал важность этой проблемы. Но в своей
теоретической схеме распределения он нигде не писал о необходимости
выделения особых общественных фондов расширенного
воспроизводства. Все его внимание было сосредоточено на распределении
предметов потребления при социализме. И в этой области он высказал
много мыслей, созвучных марксизму.
Маркс предполагал создать специальный общественный фонд для
удовлетворения совместных потребностей. Такой фонд
предусматривал и Чернышевский. Маркс называл его специальный
«резервный или страховой фонд» 19. Такой же фонд рекомендуется и
Чернышевским. Маркс рекомендует создавать «фонды для
нетрудоспособных». Такие же предложения обосновываются и
Чернышевским. Лишь после того как созданы все эти фонды, оставшаяся часть
предметов потребления поступает в распределение по труду. Анало^-
гичен и взгляд Чернышевского.
19 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 17.
171

Обосновывая объективную необходимость распределения по труду
для социализма — первой фазы коммунистического общества, Маркс
был далек от его идеализации. Он видел его противоречивость,
сохранение в нем «остатков» старого права, возможность развития
неравенства. Он писал о «недостатках» этого принципа, неизбежных
на первой фазе коммунистического общества.
«...Равенство состоит в том,— отмечал Маркс,— что измерение
производится равной мерой — трудом... Это равное право есть
неравное право для неравного труда. Оно не признает никаких
классовых различий, потому что каждый является только рабочим, как
и все другие; но оно молчаливо признает неравную индивидуальную
одаренность, а следовательно, и неравную работоспособность
естественными привилегиями. Поэтому оно по своему содержанию есть
право неравенства, как всякое право. По своей природе право может
состоять лишь в применении равной меры...»20
Для сен-симонистов принцип распределения по труду носил
универсальный для социализма характер. Они учитывали возможный
рост неравенства индивидов и считали его необходимым для
развития материальных стимулов и соревнования. Маркс же, обосновывая
необходимость этого принципа для первой фазы коммунистического
общества, видел его историческую ограниченность и рекомендовал
. постепенно переходить к распределению по потребностям.
В этом же направлении движется и мысль Чернышевского. Он
также критикует сен-симонистов за идеализацию принципа
распределения по труду, видит ограниченность и противоречивость этого
принципа, предлагая корректировать его распределением через
общественные фонды потребления.
У сен-симонистов принцип распределения при социализме имел
две стороны: во-первых, от каждого по его способностям, во-вторых,
каждому по его делам (труду). Чернышевский критиковал и
показывал ограниченность обеих сторон этого принципа. Плеханов в свое
время обратил внимание на то, что Чернышевский критиковал
сенсимонистов за такой подход. Плеханов изложил некоторые из
аргументов Чернышевского, но не дал им никакой оценки. Так и осталось
неясным, прав Чернышевский или нет.
По нашему мнению, в высказываниях Чернышевского содержится
много рационального, возвышающего его над сен-симонизмом и
фурьеризмом. У Фурье предполагалось распределение по капиталу, труду
и таланту. Чернышевский отвергает принцип распределения по
капиталу и по таланту, полагая, что это ведет к социальному
неравенству. Он критикует и сен-симонистов за то, что они не видят
ограниченности принципа распределения по труду и выдвигают его в
качестве единственного и всеобъемлющего для всех этапов их будущей
«всемирной ассоциации». Он предлагает дополнить распределение по
труду распределением из общественных фондов, чтобы избежать
социального неравенства и обеспечить выравнивание уровней
благосостояния у всех членов социалистического общества, включая сюда
20 Там же, с. 19.
172

работающих и неработающих в указанном выше смысле. В то же
время он последовательный защитник принципа материальной
заинтересованности и противник уравниловки в оплате труда.
«В признании принципа личной пользы за основное побуждение
и за последнюю норму всей экономической деятельности человека
мы не уступаем ни одному писателю школы Адама Смита, и идем
гораздо дальше большинства рутинных политико-экономов... Мы
находим, что расчет личной выгоды есть один из главных
руководителей человека, и рассуждаем только о том, что наиболее
сообразно с личною выгодою человека, а желаем лишь того, чтобы люди
стали расчетливее» 21~22.
Важное место в системе категорий политической экономии
социализма Чернышевский отводил категории «внутренняя ценность». Она
играет важную роль в разрабатываемой им системе
социалистических отношений. С нею неразрывно связано новое понимание
Чернышевским системы «экономического расчета» при социализме. Во
«внутренней ценности» он ищет дополнительные объективные
основы системы хозяйствования в новом обществе.
Между тем в трактовке этой категории среди советских
исследователей пока нет единого мнения. Отчасти в этом повинен сам
Чернышевский: его характеристики «внутренней ценности» иногда
весьма противоречивы, нечетки, что порождает возможность и
неизбежность разного толкования его взглядов.
Правильному пониманию взглядов Чернышевского по этой
проблеме мешает, на наш взгляд, и следующее обстоятельство: начиная
с Плеханова, многие исследователи пытаются рассматривать эти
понятия в связи с системой товарного производства и его законами; в
теории «внутренней ценности» ищут нечто похожее на теорию
трудовой стоимости, разработанной в связи с анализом именно этой
системы. Между тем у Чернышевского понятие «внутренняя
ценность» либо вовсе не связано с теорией товарного производства,
либо связано лишь частично. Он ввел это понятие в
политическую экономию социализма с иным содержанием и для решения
других задач. Закон «внутренней ценности» противопоставляется
Чернышевским закону меновой ценности при капитализме, он
приходит ему на смену, а не является какой-то его особой модификацией.
«Внутренняя ценность» лишь терминологически совпадает с
«внутренней ценностью» Оуэна и оуэнистов. Она не имеет ничего общего
и с «конституированной стоимостью» Прудона, хотя Плеханов и
пытался найти некоторые аналогии в этом направлении. У всех
названных авторов проблема внутренней ценности и
конституированной стоимости поднимается в связи с решением вопроса об
организации справедливого обмена. Чернышевский же сохраняет эту
категорию в своей социалистической системе даже в тех случаях,
когда вообще нет товарного обмена. Она нужна ему для правильной
постановки и решения вопроса об «экономическом расчете» при
социализме, о планомерной и эффективной организации общественного
Чернышевский Я. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 559.
173

производства. Эти категории нужны ему для планомерно
организованного труда, по существу непосредственно-общественного труда,
даже при устранении всяких намеков на товарное производство и
товарный обмен.
Общепризнано, что Чернышевский видел одно из существенных
различий между социализмом и капитализмом в том, что социализм —
это производство, рассчитанное на непосредственное
удовлетворение потребностей трудящихся, в то время как капитализм — это
производство для обмена, для продажи. Он вплотную подходил к
пониманию того, что при капитализме товарное производство
становится всеобщей формой. В характерном для товарного
производства и капитализма разрыве между производством и потреблением
он видел одну из причин экономических кризисов и других
отрицательных явлений.
Свою задачу он видел в том, чтобы найти экономическое
устройство, при котором бы производство осуществлялось непосредственно
для потребления, а не для обмена. Но и при таком строе он
сохраняет категорию «внутренняя ценность». В этой новой системе
устраняется закон меновой ценности с характерной для него анархией и
диспропорциональностью, но приобретает особое значение закон
«внутренней ценности».
Правда, Чернышевский не исключал, что и при социализме
какая-то часть продуктов будет поступать в обмен. Об этом
свидетельствует ряд его высказываний. Приведем одно из них: «Мы говорим
вовсе не против обмена продуктов между единицами
производительного хозяйства. Как не быть и зачем не быть между ними обмену?
Ведь происходит же обмен продуктов и между целыми странами,—
тем больше в нем надобности и удобства между отдельными
провинциями, городами, селами. Но количество продуктов, посылаемое
страной в обмен за границу или получаемое в обмен из-за границы,
составляет лишь меньшую половину и вообще лишь незначительную
долю в общей массе потребления и производства страны. Главная
масса ее продуктов производится для внутреннего потребления.
Только вот об этом мы говорим и по отношению к производительным
единицам. Теория требует, чтобы в каждой группе производителей
главная масса продуктов производилась на внутреннее потребление
самой этой группы; а если затем некоторая часть продукта
обменивается, это ничему не мешает,— напротив, может быть очень
полезно»23.
Здесь ясно выражена мысль о сохранении обмена и при
социализме. Но, во-первых, это не индивидуальный обмен, а обмен между
ассоциированными производительными единицами — «провинциями,
городами, селами». Во-вторых, этот обмен не охватывает «главной
массы» продуктов, которая производится.для собственного
потребления. А в-третьих,— и это мы покажем несколько дальше —
категория «внутренняя ценность» распространяется Чернышевским на все
производимые продукты — и на те, которые не обмениваются, а
23 Там же, с. 553.
174

идут сразу в потребление, и на те, которые подлежат обмену. Что
особенно важно подчеркнуть: даже та часть, которая обменивается,
не подчиняется закону меновой ценности, а регулируется тоже
«внутренней ценностью», или, как говорит сам Чернышевский,
«меновая ценность совпадает с внутренней», чего никогда не бывает
в рамках товарно-капиталистического хозяйства. «...Приобретение
меновой ценности продуктом,— пишет он в другом месте,—
предполагается делом случайным, исключительным, потому что масса
продуктов не идет в продажу или в обмен, а прямо служит на
потребление производителя; если же часть продуктов и идет в обмен
на продукты других производителей, меновая ценность не является
различною от внутренней,— внутренняя ценность прямо
превращается в меновую без всякого увеличения или уменьшения»24.
Чтобы правильнее понять смысл этих высказываний — а в данном
случае он выражен Чернышевским недостаточно четко,—
рассмотрим более детально, что он называл «внутренней ценностью» в
отличие от меновой. По этому вопросу в литературе нет ясности. Мы
попытаемся выразить свое мнение, не претендуя на окончательную
истину.
При оценке взглядов Чернышевского на «внутреннюю ценность»
важно иметь в виду, что он дает этой категории не одно, а
несколько разных определений. В каждом из этих определений
схватывается лишь какая-то одна сторона. Лишь взятые в единстве, они дают
понятие внутренней ценности. Если же пользоваться только каким-
то одним определением, то можно прийти к ложным выводам. Сам
Чернышевский неоднократно отмечал, что для правильной
характеристики того или иного предмета нельзя пользоваться выделением
только одного какого-то его признака, нужно брать их совокупность.
Следуя его собственным рекомендациям, рассмотрим интересующий
нас вопрос.
На наш взгляд, «внутренней ценностью» Чернышевский прежде
всего называет то, что Маркс назвал потребительной стоимостью.
Не потребительной стоимостью товара, а потребительной стоимостью
вообще, способностью вещи удовлетворять ту или иную потребность.
Об этом говорят многочисленные его высказывания. Приведем
некоторые из них: «Меновая ценность продукта оставляется без всякого
внимания; продукт прямо подводится под потребности человека,
рассматривается только его годность для их удовлетворения —
внутренняя ценность его...»25 Здесь «внутренней ценностью» прямо
называется «годность предмета» для удовлетворения человеческих
потребностей, т. е. потребительная стоимость. А вот другое
высказывание такого же рода: «Чтобы предмет имел меновую ценность,
нужно, во-первых, быть ему годным на известное употребление,—
по мнению покупателя. Никто ничего не даст за то, что ему ни для
чего непригодно. На языке политической экономии это выражается
24 Там же, с. 595.
25 Там же (курсив наш. — Н. X.).
175

так: меновую ценность имеют лишь те предметы, которые имеют
внутреннюю ценность»26. И в этом случае «внутренней ценностью»
Черньппевский называет то, что в марксистской политической
экономии именуется потребительной стоимостью.
Общеизвестны высказывания Маркса о том, что люди всегда
производили и будут производить потребительные стоимости, но не
всегда они становятся товарами. Лишь при определенной системе
общественного производства — товарном производстве —
потребительная стоимость становится вещественным носителем стоимости.
Продукт труда становится товаром, приобретает двойственный,
противоречивый характер. Эта двойственность товара порождает и
специфический круг следствий. Наряду с понятием «потребительная
стоимость» появляется и понятие «меновая стоимость». Меновая
стоимость носит исторический характер, связана только с
товарно-капиталистическим хозяйством. Переход от товарного производства к
планомерно организованному непосредственно-общественному
социалистическому производству приводит и к отмиранию меновой
стоимости, в то время как потребительная стоимость не только
сохраняется, но и развивается дальше, становясь целью общественного
производства. Если в товарном хозяйстве целью и движущим
мотивом является стоимость, то в социалистическом обществе такой
целью становится потребительная стоимость, всестороннее
удовлетворение материальных и культурных потребностей членов
социалистического общества.
Именно эти мысли, на наш взгляд, и пытается выразить
Чернышевский, вводя понятие закона внутренней ценности в противовес
закону меновой ценности при капитализме. «Внутренняя ценность» —
это специфическая категория социализма, а «меновая ценность» —
специфическая категория товарно-капиталистического хозяйства.
Между ними имеются некоторые общие черты, но в то же время они
принципиально различны и ведут к существенно различным
результатам.
Всякая потребительная стоимость, так же как и стоимость
товара, является продуктом труда, но в потребительной стоимости
воплощен конкретный труд, а в стоимости — абстрактный труд.
Чернышевский не знал учения о двойственном характере труда,
создающего товары, — это великое открытие совершено впервые в истории
экономической науки Марксом. Но он уже почувствовал, что труд,
воплощенный в потребительной стоимости, выражается и измеряется
по-иному, чем труд, воплощенный в меновой стоимости. Связь между
меновой стоимостью и трудом более шаткая, неточная, чем между
трудом и потребительной стоимостью. Труд, затраченный на
производство потребительной стоимости при социализме, общество может
подсчитать и выразить в часах рабочего времени. Труд же,
воплощенный в меновой стоимости в буржуазном обществе, никто не считает
и не может подсчитать. Меновая стоимость изменяется под
воздействием закона спроса и предложения — то повышается, то понижа-
26 Там же, с. 522.
176

ется. Цена продуктов, в которых воплощено одинаковое количества
рабочего времени, может быть то выше, то ниже в зависимости от
спроса и предложения. Связь меновой стоимости с трудом не
является непосредственной, она затемнена, усложнена. Эта связь в
общественном масштабе обнаруживается лишь в конечном итоге, а не в
каждом отдельном акте обмена. «Разумеется, — писал
Чернышевский, — цена предмета почти всегда находится в некоторой связи с
его стоимостью, но связь эта никогда не бывает безусловно точна,
а большею частью бывает вовсе не точна и очень шатка» 27.
Он очень ярко показывает, что в буржуазном обществе, где
господствует закон меновой ценности, нет никакой надобности в томг
чтобы вести точный учет затрат труда на производство той или иной
потребительной стоимости. Производителя интересует цена
продаваемого товара, а не содержащийся в нем труд.
«Смешно требовать, — писал он, — и глупо надеяться, что
взрослые люди, вся деловая жизнь которых руководится только расчетом
надобности и выгоды, стали терять время на верный счет тому, чего
считать им нет надобности или чего не могут они усчитать. Точный
счет рабочих сил, точный счет количеству труда, нужному на
получение известного продукта, на удовлетворение известной
надобности, будет введен лишь тогда, когда на этом счете будет основана
производство, которое теперь основано не на нем, а на слишком
неверной принадлежности его, цене» 28.
Выделенные слова показывают еще одну важную сторону в
понимании Чернышевским категории «внутренняя ценность». В первых
определениях внутренняя ценность характеризовалась как
потребительная стоимость, способность вещи удовлетворять человеческие
потребности. Теперь вводится дополнительный момент: внутренняя
ценность определяется прямо количеством труда, затраченного на ее
производство, без посредства цены и ее колебаний. Общество
составляет баланс рабочего времени, учитывает количество имеющихся в
наличии рабочих сил и существующий объем потребностей и в
соответствии с этим организует общественное производство. На каждую
потребительную стоимость приходится определенная доля
совокупного общественного труда, выражаемого в часах рабочего времени.
Это и есть «внутренняя ценность». Она, следовательно, представляет
единство двух моментов — годности вещи к потреблению и
затраченного на ее производство количества общественного труда. Это уже
не товар. Это продукт социалистического производства, предмет
потребления, содержащий в себе определенное количество
общественного труда. Учет труда важен здесь совсем не для того, чтобы
определять меновые пропорции обмена, а для того, чтобы правильнее
распределить совокупный общественный труд по различным сферам
для наилучшего удовлетворения потребностей людей. Внутренняя
ценность становится одной из объективных основ для осуществления
сознательного экономического расчета в социалистическом обществе.
27 Там же, с. 414.
28 Там же, с. 433—434 (курсив наш.— Я. X.).
12 Н. В. Хессин
177

Будут люди обменивать продукты труда или нет — необходимость
внутренней ценности сохраняется в любом из этих случаев. Но если
обмен будет иметь место, то и в этом случае внутренняя ценность,
а не меновая будет лежать в основе такого обмена. Чернышевский
считал, что в данном случае меновая ценность совпадает с
внутренней. Внутренняя ценность прямо превращается в меновую без
всякого увеличения или уменьшения. Смысл этого положения
становится ясным в свете вышеизложенного. При капитализме меновая
стоимость определяется не только трудом, но и колебаниями спроса и
предложения, причем последний фактор имеет весьма существенное
значение. При социализме меновые пропорции будут прямо
устанавливаться по количеству труда — без «всякого увеличения или
уменьшения». При социализме предполагается пропорциональное
производство, равенство спроса и предложения, сознательное распределение
общественного труда по различным сферам в целях удовлетворения
потребностей. Поэтому в случаях обмена меновая ценность совпадает
с внутренней.
Чернышевский считает отделение внутренней ценности от меновой
весьма «болезненным» явлением, связанным с целым рядом
отрицательных последствий, включая разрыв между производством и
потреблением, диспропорциональность, кризисы, дифференциацию
производителей. Само это отделение, характерное для буржуазного
общества, он связывает с тем, что труд становится товаром, продукт
производится на основе наемного труда для обмена, для продажи.
Чтобы устранить это отделение, нужно устранить систему наемного
труда и ликвидировать товар-труд. Такое преобразование
экономических основ общества позволит обеспечить и «слияние» меновой
ценности с внутренней. «Надобно ли говорить о том,— писал он,— какое
влияние на экономическую жизнь окажет слияние меновой
ценности с внутреннею — слияние, которое возникнет из того, что труд
перестанет быть товаром? Мы видели, каким запутанным способом
устанавливается меновая ценность при своей отдельности от
внутренней. Действие человеческих потребностей организма тут
затемняется и спутывается многосложностью форм, чрез которые идет
к своему результату, так что не только жизнь, но и сама теория
теряет из виду эту первоначальную силу, прячущуюся в денежных
ценах с их колебаниями. Если же дело упрощается через его
подведение под закон внутренней ценности, то есть прямо под расчет
человеческих потребностей, то гораздо легче становится различать в
экономической жизни нужное от ненужного, убыточное от выгодного,
или, что то же самое — глупое от умного, безрассудное от
рассудительного»29.
Для понимания «внутренней ценности» существенно еще одно
важное обстоятельство. У Чернышевского это понятие связано с
введенным им разграничением труда на «выгодный» и «убыточный».
Внутренней ценностью обладают только продукты «выгодного» труда. Если,
например, производятся предметы роскоши при недостатке средств
29 Там же, с. 543.
178

существования, то они не будут иметь внутренней ценности — эта
напрасно затраченный труд, хотя им создана вещь, годная к
употреблению. Внутренней ценностью обладают лишь те полезные вещиг
которые производятся для удовлетворения необходимых потребностей
трудящихся в данное время. Если удовлетворена потребность в
предметах первой необходимости, то производимые дополнительно
предметы комфорта приобретут внутреннюю ценность, если же нет — то они
лишаются ее. Внутренняя ценность, следовательно, предполагает
пропорциональное распределение общественного труда в соответствии с
существующими в данный момент потребностями трудящихся и
степенью их удовлетворения. Не всякий продукт труда, годный к
употреблению, обладает внутренней ценностью, а только тот, в котором
содержится необходимый для общества в данный момент «выгодный»
труд.
Таким образом, на наш взгляд, категория внутренней ценности у
Чернышевского характеризуется' тремя признаками. Во-первых, это
потребительная стоимость, во-вторых, это продукт труда,
в-третьих, продукт «выгодного» труда, т. е. труда, пропорционально
распределенного в соответствии с существующими потребностями
трудящихся. Нет сомнений, что это специфически социалистическая
категория, предполагающая иную систему производства, чем товарное
капиталистическое производство. И сам Чернышевский писал об этом
с полной определенностью: «В излагаемом нами взгляде нет
постороннего ценовщика, усвояющего себе продукт и отделяющего работнику
долю из продукта... Натуральная вещь, что этот взгляд,
предполагающий прямую связь между производством и потреблением, без шо-
средства обмена, предполагающий соединение прибыли с рабочею
платою в руках трудящегося, предполагающий тождество потребителя и
производителя, отрицающий систему наемного труда,— натуральная
вещь, говорим мы, что этот взгляд не был ясно понят ни Адамом
Смитом, ни его последователями, не умевшими представить себе систему
быта, которая была бы выше трехчленного деления продукта между
тремя различными сословиями»30.
В. Н. Замятнин в своей книге «Экономические взгляды Н. Г.
Чернышевского» по-иному трактует категорию «внутренняя ценность».
Он связывает эту категорию с системой товарного производства и
видит в ней стоимость в отличие от меновой стоимости. По его мнениюг
«внутренняя ценность — это то, что лежит в основе меновой
ценности»31. Аналогом этой категории является трудовая стоимость. И в
учении Чернышевского о внутренней ценности Замятнин видит
развитие им теории трудовой стоимости. «...Чернышевский, — пишет
он, — настойчиво проводит принцип трудовой стоимости, и его
«внутренняя ценность» в конечном счете сводится к труду» 32.
Замятнин рассматривал по существу лишь систему категорий
политической экономии капитализма и искал место для внутренней
30 Там же, с. 595.
31 Замятнин В. Н. Экономические взгляды Н. Г. Чернышевского. М., 1951,.
с. 323.
32 Там же, с. 324.
12*
179

ценности именно в этой системе. Но он не анализировал систему
категорий политической экономии социализма, созданную
Чернышевским, и потому не ставил вопроса о том, какое место в этой
системе занимает категория внутренней ценности. Между тем
Чернышевский сам с полной определенностью отмечал, что его внутренняя
ценность приобретает значение лишь после того, как ликвидировано
товарно-капиталистическое производство, когда производство для
обмена уступает место производству для непосредственного потребления.
Из того факта, что у Чернышевского категория внутренней ценности
связана с трудом, делался вывод, что она равнозначна категории
стоимости у Маркса. В действительности же эта категория связана
не со всяким трудом и не с той формой труда, какая характерна
для товарного производства, а с новой системой сознательно
организованного, сознательно распределенного труда, характерного для
социализма. Внутренняя ценность Чернышевского призвана отразить
природу продуктов социалистического производства, а не природу
продуктов товарного производства.
Плеханов во внутренней ценности Чернышевского усмотрел нечто
похожее на «конституированную стоимость» Прудона. Но это
совершенно неверно. У Прудона сохраняются коренные основы товарного
производства и конституированная стоимость призвана обеспечить
справедливый обмен ио количеству труда. У Чернышевского же
внутренняя ценность — это категория другой системы производства —
планомерно организованной и ее назначение совсем не в том, чтобы
обеспечить справедливый обмен, а в том, чтобы дать объективную
основу для планомерного распределения общественного труда по
различным сферам в соответствии с потребностями трудящихся и для
осуществления социалистического «экономического расчета».
Критикуя буржуазное общество за присущее ему отделение
внутренней ценности от меновой, Чернышевский по существу критиковал
систему товарного хозяйства, при которой продукт труда
действительно «раздваивается», приобретает двойственный характер, что
порождает целую систему противоречий.
При социализме эта двойственная природа продукта труда,
порожденная товарно-капиталистическим производством, устраняется,
меновая стоимость совпадает или сливается с внутренней. Продукт
становится потребительной стоимостью, и только, но в этой
потребительной стоимости тоже воплощен труд. Однако это не тот двойственный
труд, который содержится в товаре, а непосредственно-общественный,
сознательно организованный труд. Внутренняя ценность — результат
иной формы общественного труда, чем меновая стоимость и товар. К
этому, по существу, сводится мысль Чернышевского.
«Если же труд не считать продажным товаром, — писал он, —
[каким он и не должен быть], то меновая ценность совпадает с
внутреннею, и понятие запроса, снабжения, стоимости производства
получают точнейший характер, возводясь прямо к основным элементам
экономической деятельности, к потребностям человека. Размер
снабжения тут определяется количеством производительных сил; размер
запроса — интенсивностью надобности производителя в продукте;
180

стоимость производства определяется прямо количеством труда.
Уравнение запроса и снабжения получается через расчет о том, по какой
пропорции должны быть распределены производительные силы по
разным занятиям для наилучшего удовлетворения надобностей
человека» 33.
В этом заключении у Чернышевского мы встречаем еще одну
категорию — «стоимость производства». Она тоже сохраняется им при
социализме. Иногда Чернышевский включает стоимость производства в
характеристику самой внутренней ценности, иногда рассматривает
отдельно. В ряде случаев стоимость производства отождествляется
просто со стоимостью, иногда она получает значение цены
производства при капитализме. Разнообразное употребление одного и того
же термина создает несомненные трудности при выяснении взглядов
Чернышевского. Но и в этом случае возможно определить главные
направления его мыслей.
Прежде всего у Чернышевского ясно выражена мысль, что
стоимость производства в отличие от меновой стоимости, характерной
для товарно-капиталистического хозяйства, сохраняет свое значение
во всех формах экономического быта.
«Этот элемент,— пишет он,—имеет применение не к одной
только системе быта, основанной на соперничестве, в которой одной
существует меновая ценность, отдельная от внутренней ценности,—
он входит основным элементом во всякую систему экономического
устройства; он не есть результат частного исторического факта,
как меновая ценность, а вытекает из неизменной натуры вещей;
потому он должен обратить на себя все наше внимание. Выставить его
с полною силою тем полезнее, что в обыкновенных курсах
политической экономии слишком заслоняется он производною формою меновой
ценности, как вообще коренные законы природы заслоняются в ней
частными случаями действия этих законов при форме, которую она
воображает или единственно возможною, или наилучшею»34.
Совершенно бесспорно, что для социализма Чернышевский понимал
под «стоимостью производства» затраты труда на изготовление той
или иной потребительной стоимости. Об этом свидетельствуют уже
цитированные слова: «стоимость производства определяется прямо
количеством труда». Иногда применительно к социализму
Чернышевский употреблял термин «стоимость» с тем же значением. «Нормою
расчета по требованию теории (т. е. при социализме.— Н. X.) должна
быть самая сущность рассчитываемого дела, то есть стоимость
продукта. Производители, работая сами на себя, будут, конечно,
соображать не случайную принадлежность продукта, цену, потому чт®
главная масса их продуктов вовсе и не пойдет на рынок, не будет
выходить из их рук, стало быть, и не будет искать себе цены;
работая на собственное потребление, они будут соображать коренные
элементы дела: мы располагаем известным количеством рабочего
времени и рабочих сил; в какой пропорции выгоднее всего для нас
8* Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 555.
34 Там же, с. 523.
181

распределить эти силы, это время между разными производствами на
удовлетворение разных своих надобностей? Основанием расчета тут
будет служить классификация надобностей с соображением того,
какая доля труда может быть обращена на удовлетворение известной
надобности без вреда для других надобностей...»35
Здесь термин «стоимость» употребляется не в смысле товарной
стоимости, ибо продукт здесь не становится товаром, а в смысла
затрат общественного труда на производство той или иной
потребительной стоимости. Такая «стоимость» равнозначна у Чернышевского
«стоимости производства» при социализме.
Однако в условиях капитализма «стоимость производства» имеет
несколько иной смысл. С точки зрения отдельного
капиталистического производителя она слагается из издержек производства плюс
средняя прибыль, выраженных в денежной форме. Это по существу то, что-
Маркс называл ценой производства, лежащей в основе рыночных цен
и представляющей собой превращенную форму стоимости. А с точки
зрения всего общества стоимость производства при капитализме в
конечном итоге тоже сводится к труду, затраченному на производства
продуктов.
Чернышевский критикует буржуазных экономистов за то, что,
сосредоточив все свое внимание на «стоимости производства» с точка
зрения отдельного предпринимателя, они просмотрели связь ее с
общественным трудом. Если же исследовать эту же проблему в
масштабе всего общества, то выяснится, что и при капитализме стоимость
производства в конечном итоге определяется трудом. Вот весьма
интересные рассуждения Чернышевского по этому важному вопросу:
«Только односторонняя и узкая привычка забывать о национальной
или общечеловеческой точке зрения по увлечению ходом дел в
частном хозяйстве могла заставить господствующую теорию
ограничиваться тем поверхностным понятием о стоимости труда и
производства для нанимателя-капиталиста, какое мы находим в ней. При
малейшем внимании к национальному хозяйству, как одному
экономическому целому, этот поверхностный взгляд на дело заменился бы
изложенною нами идеею общей нормы ценностей... Национальный
продукт производится национальным трудом. Кажется, очень пе
трудно дойти с этой точки зрения до идеи, что количество труда служит
общею нормою ценности» 36.
Эти высказывания свидетельствуют о том, что и применительно
к капитализму, где господствует «стоимость производства» (цена
производства), Чернышевский увидел внутреннюю связь между ценой
производства и количеством общественного труда, затраченного на
производство товаров. Буржуазные экономисты считали, что продажа
товаров по цене производства отрицает закон стоимости и
определение стоимости трудом. Чернышевский же показывает, что с
общественной точки зрения сумма всех цен производства («стоимостей
производства») совпадает со стоимостью, определяемой общественными
35 Там же, с. 425.
36 Там же, с. 595—596.
182

затратами труда. Пусть эти мысли выражены не в такой прямой
форме. Но они содержатся в рассуждениях Чернышевского и
свидетельствуют о том, что он понимал связь меновой стоимости с трудом
и при капитализме, хотя видел, что эта связь не прямая, шаткая,
неустойчивая, полная колебаний и отклонений. Меновая стоимость,
колеблющаяся вокруг цен производства, рассматривалась им как
«производная форма» от более глубокой сущности — стоимости,
определяемой трудом. И в этом случае он подходил к пониманию сложной
проблемы превращения стоимости в цену производства в условиях
капитализма.
В условиях социализма «стоимость производства» не выступает в
форме цены производства, ибо здесь труд не является товаром, а
производство не рассчитано на продажу. Здесь стоимость
производства прямо определяется затратами труда.
При социализме «стоимость» тождественна «стоимости
производства». Но в каком соотношении они находятся с внутренней ценностью?
По нашему мнению, понятие внутренней ценности более
содержательно, чем понятие стоимости или стоимости производства. Оно включает
в себя и потребительную стоимость, и труд, воплощенный в ней. С этой
точки зрения стоимость и стоимость производства выступают как
одно из существенных определений самой внутренней ценности. У
Чернышевского мы встречаем иногда высказывания, в которых
внутренняя ценность и стоимость производства почти отождествляются.
Вот один из примеров: «Но в словах о труде, как верном мериле чего-
то похожего не на меновую, а на внутреннюю ценность или на
стоимость производства, проглядывает истинный смысл вопроса...»37 Здесь
труд рассматривается как «верное мерило» «внутренней ценности или
стоимости производства», фиксируется если не тождественность, то
несомненная связь внутренней ценности со стоимостью
производства.
Категория внутренней ценности во всем многообразии ее
определений несомненно играет весьма важную роль в системе категорий
политической экономии социализма, созданной Чернышевским. В
законе внутренней ценности он ищет закон, идущий на смену товарно-
капиталистическому закону стоимости и по-иному, чем закон меновой
ценности, регулирующий весь процесс производства. Здесь
проявляется глубокое чувство историзма в подходе Чернышевского к
экономическим категориям.
Современная практика коммунистического строительства
убедительно показывает, что нельзя составить научно обоснованного плана
развития народного хозяйства без учета затрат общественного
труда на производство тех или иных потребительных стоимостей.
Многочисленные рассуждения Чернышевского по этому вопросу ясно
говорят о том, насколько далеко он смотрел в будущее.
В систему категорий политической экономии социализма
Чернышевский включал и деньги, но он считал, что их сфера применения и
роль существенно изменятся. Деньги будут нужны лишь там, где со-
37 Там же, с. 592.
183

хранится обмен. Но поскольку при социализме сфера обмена резко ог*
раничится, то сократится и круг отношений, обслуживаемых
деньгами. По его предположениям, лишь одна пятая всех произведенных
ценностей в социалистическом обществе будет обмениваться при
помощи денег, имеющих особое функциональное назначение.
Чернышевский решительно критикует строй, в котором деньги —
всеобщая форма, господствующая над всеми отношениями. Таким
строем является капитализм. При этом строе «денежная система
более благоприятствует сосредоточению богатства в руках отдельного
человека, способствует росту неравенств имуществ; дает богатому
более власти над другими... В быте, основанном на деньгах,
является экономическая возможность совершенно праздного наслаждения,
[что невозможно без очевидного нарушения всех экономических
понятий в быте, основанном не на деньгах]»38. Общая оценка такого
быта Чернышевским дается решительно и однозначно: «Порядок
дел, при которых над всем господствуют деньги, мы находим
неудовлетворительным не потому, что люди при нем своекорыстны,— они
всегда будут, да и должны больше всего думать о своей личной
выгоде,— а просто потому, что при нем слишком плохо удовлетворяется
потребность материального благосостояния у огромного большинства
людей, что для этого огромного большинства он невыгоден»39.
Однако здесь же Чернышевский делает важную оговорку:
сущность дела не в самих деньгах, а в той роли, какую играет обмен при
капитализме: он занимает господствующие позиции, здесь все
производимое продается, а все потребляемое покупается. Если же
сокращается сфера обмена, то соответственно уменьшается и роль денег.
«...Мы находим, что сущность дела тут вовсе не в деньгах, а в
другом, несравненно более важном факте, из которого возникает и
само преобладание денег,— в том, что нынешний экономический быт
основан на обмене, а не прямо на тождестве производства с
потреблением. Обмен так и должен вестись, как ведется, посредством денег
или какой-нибудь другой общей меры ценностей, равносильной
деньгам. Иначе вестись ему слишком неудобно, и само по себе
употребление денег или равнозначительных им общих законов < знаков >
ценностей — дело очень полезное. Восставать против них значит то
же самое, что вооружаться против носовых платков, которые сами по
себе тоже вещь превосходная и необходимая в порядочном обществе
для дела, к которому предназначена. Мы вовсе не желаем возвратить
людей к тому состоянию, когда они «обходились без посредства
носового платка». Но совершенно иной вопрос то, хорошая ли вещь
насморк, при котором роль носового платка становится очень велика»40.
Итак, Чернышевский предлагает не уничтожить деньги, а
сократить сферу обмена и изменить функциональную роль денег. При
той форме обмена, какую Чернышевский предлагает сохранить в
социалистическом обществе, роль денег существенно изменяется.
38 Там же, с. 558.
39 Там же, с. 559.
40 Там же.
184

Они теперь не являются «мерой стоимости»: такой общей мерой
выступает труд. Они являются лишь «знаком», «представителем»
этой общей меры. И в этом качестве они могут быть заменены и
какими-то другими знаками.
Большое внимание Чернышевский уделил поискам «общей
нормы» ценностей для будущего социалистического общества. Он
критиковал буржуазную политическую экономию за то, что, поставив в
свое время эту проблему, она в дальнейшем не занималась ее
решением, охарактеризовав как неважную для практических дел. В
буржуазном обществе, где господствуют меновая стоимость и деньги,
поиски такой общей нормы ценностей действительно оказываются
маловажными. Но для социалистического общества с его
сознательным экономическим расчетом такая общая мера — норма
ценностей — становится необходимой. Она необходима и для определения
внутренней ценности, и для сравнения производительности труда
в разное время и в разных странах. В качестве этой общей нормы
Чернышевский предлагает взять рабочее время, затраченное на
производство тех или иных потребительных стоимостей. Но время
может измеряться часами, днями, годами. И Чернышевский
рассматривает достоинства и недостатки - каждого из этих измерений.
Для разных целей могут быть использованы разные показатели. Но
общий принцип таков: «Основным элементом для сравнения разных
экономических состояний должна быть успешность труда. Какое
количество труда взять тут за единицу, это в сущности все равно,
и каждый из главных сроков счета времени имеет свои особенные
удобства, так что трудно сказать, который из них заслуживает
безусловного предпочтения перед другими»41.
Выдвижение на первый план производительности труда и
измерение этой производительности количеством времени, затраченного
на производство тех или иных потребительных стоимостей,
представляют несомненный интерес. Производительность труда действительно
является самым важным и самым главным показателем для оценки
преимуществ одного строя над другим. Этот фактор имеет
важнейшее значение и для сознательной организации производства,
распределения, обмена и потребления материальных благ в
социалистическом обществе. Она важна в качестве главного критерия успешности
производства и основы для перспективного планомерного
распределения рабочих сил по различным отраслям.
Общая норма всех ценностей при социализме, по
Чернышевскому,— это общественное рабочее время, требуемое для изготовления
тех или иных потребительных стоимостей. А производительность
труда определяется им как отношение произведенных
потребительных стоимостей ко времени, затраченному на их производство. Такие
измерители, по его мнению, более совершенны и точны, чем меновая
стоимость и деньги, подверженные существенным колебаниям и
изменениям и не дающие точного выражения затрат труда и роста
производительности труда. И в этих рассуждениях Чернышевский
41 Там же, с. 593.
185

прав. Современная практика показывает, что измерение
производительности труда в стоимостных показателях не дает точного
выражения действительного трудового вклада лиц и коллективов.
Стоимостные показатели должны быть дополнены и откорректированы
посредством натурально-вещественных и трудовых, которым
принадлежит определяющая роль. Этот взгляд все более распространяется
в политической экономии социализма.
Свои представления о системе социализма Чернышевский заверь
шает подробным рассмотрением экономической роли государства в
будущем социалистическом обществе. Этот вопрос мы рассмотрим
более подробно после того, как в следующем разделе ознакомимся
с разработанной Чернышевским конкретной программой социально-
экономических преобразований страны на путях к социализму.

РАЗДЕЛ ЧЕТВЕРТЫЙ
ПОСТАНОВКА И РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ
НЕКАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ПУТИ РАЗВИТИЯ
РОССИИ
Глава 9
Чернышевский о возможности перехода
отсталых стран к социализму,
минуя капитализм
Уверенность в том, что все страны рано или поздно придут к
социализму, побуждала русских революционных демократов к
теоретическим поискам «облегченного» и «сокращенного» пути развития
России к социалистическому будущему. Отсюда вытекало и
стремление теоретически решить вопрос о том, можно ли от феодализма
перейти сразу к социализму, не испытав мук капиталистического
развития. Впервые в мировой литературе домарксова периода была
поставлена проблема некапиталистического развития отсталых
стран.
Необходимость постановки такой проблемы усиливалась еще тем
обстоятельством, что накануне крестьянской реформы
Чернышевский констатировал вступление России на путь капитализма. Он не
только обратил внимание на развитие капиталистических отношений
в промышленности, но и указал на возможность развития
капитализма в земледелии. Конечно, капиталистическое развитие
находилось еще на первых ступенях, еще не охватило всей экономики, но
русские революционные демократы уже не могли не считаться с
этим. Им нужно было определить свое отношение к русскому
капитализму и вместе с тем выяснить, каким путем можно обеспечить
переход к социализму в условиях развивающихся товарно-денежных
и капиталистических отношений.
Своеобразие исторических условий выдвигало перед русской
общественной мыслью совершенно новую проблему, которая не стояла
перед западноевропейской. Постановка этой проблемы является
крупной исторической заслугой русских мыслителей. Решение
проблемы хотя и было в целом утопическим, но содержало в себе немало
гениальных догадок и глубоких положений, свидетельствующих о
самостоятельности, оригинальности, силе русской общественной
мысли.
Свое учение о путях развития России революционные демократы
создавали в ожесточенной борьбе с либеральной и крепостнической
187

историографией. На протяжении 40—60-х годов Белинский,
Чернышевский и Добролюбов давали решительный отпор этим двум
направлениям общественной мысли в оценке перспектив предстоящего
развития.
С одной стороны, они подвергали разоблачению
славянофильские концепции о «самобытности» исторического развития России,
с другой стороны, наносили сокрушительные удары по тем
представителям русской общественной мысли, которые преклонялись перед
Западом, сбрасывая со счетов все русское, национальное,
идеализировали западноевропейский капитализм и выступали противниками
социализма.
Чернышевский считал, что Россия не будет копировать Запад,
но и не замкнется в узконациональных рамках. Необходимо
развивать лучшие национальные качества и в то же время учитывать то
ценное, что дал опыт мирового развития. В этом тезисе русских
демократов содержалась достойная отповедь двум вышеуказанным
направлениям.
В оценке представлений Чернышевского о путях
экономического развития России среди исследователей нет единого мнения. Более
того, здесь наметилось несколько различных точек зрения.
Народники утверждали, что они являются наследниками идей
Чернышевского о путях развития России. Чернышевский
противопоставлялся Марксу, а его концепция исторического развития России
выдавалась за концепцию «самобытности» русского пути в духе
народничества. Некоторые представители партии эсеров утверждали
в 1910 г., что учение Чернышевского входит составной частью в
мировоззрение социально-революционного направления русской
общественной мысли, и проводили преемственную связь от Герцена и
Чернышевского к Лаврову и Михайловскому.
Плеханов в своих ранних марксистских работах отмечал, что
народники не только не поняли всего духа произведений
Чернышевского, но и не смогли сохранить результатов его исследований.
В работе «Наши разногласия» он писал: «Строго держась каждой
буквы его писаний, они утратили всякое понятие об их духе.
Вследствие этого, они не сумели сохранить в чистом виде даже
результатов исследований Чернышевского и из смеси их с
славянофильскими тенденциями образовали ту своеобразную теоретическую
амальгаму, из которой выросло потом наше народничество»1.
Однако Плеханов, разделяя Чернышевского и народников,
допустил ошибку, отождествляя его взгляды с учениями
западноевропейских утопических социалистов.
Справедливо возражая против попыток Плеханова
охарактеризовать Чернышевского как последователя западноевропейских
утопистов-социалистов, Стеклов пришел к заключению о тождественности
взглядов Чернышевского с марксистскими. Аналогичное сближение
взглядов Чернышевского и Маркса проводит и Штейн при
рассмотрении представлений Чернышевского о путях развития России.
1 Плеханов Г. В. Собр. соч., т. 2, с. 152.
188

В других исследованиях о Чернышевском содержится критика
названных точек зрения. М. М. Розенталь и В. Н. Замятнин
исходят из того, что Н. Г. Чернышевский не был ни народником, ни
обычным социалистом-утолистом западноевропейского типа, ни
марксистом. Недостатком названных исследований является то, что в них
либо совсем обходится, либо дается вскользь оценка взглядов
Чернышевского о путях развития России. Данная проблема даже не
выдвигается в качестве одной из важнейших проблем, волновавших
Чернышевского. Независимо от желаний этих авторов такой подход
отдает важнейшую часть творческого наследия на хранение
народничеству. Тем самым неизбежно принижается значение вклада,
который внес великий мыслитель в развитие социализма от утопии
к науке.
Нет сомнения, что вырванные из общей концепции Черпышев-
ского отдельные стороны его воззрений послужили исходным
пунктом для народнических взглядов. Это имел в виду Ленин, когда
указывал, что Чернышевский вслед за Герценом развивал
народнические взгляды2. Вместе с тем Ленин отмечал, что народники
сделали шаг назад по сравнению с «наследством 60-х годов» во всех
направлениях: в философии, политике, политической экономии,
тактике, в представлениях о путях экономического развития России,
в отношении к рождающемуся русскому капитализму.
В творчестве Чернышевского необходимо различать три
постановки вопроса о путях перехода к социализму.
Первая касается развитых капиталистических стран Запада.
Эти страны идут к социализму своим путем, отличным от русского
пути. «...Западная Европа,— писал Чернышевский,— идет к
осуществлению этого принципа совершенно независимо от нас... помощи
нашей не нужно ей; и то, что существует у нас по обычаю,
неудовлетворительно для ее более развитых потребностей, более
усовершенствованной техники»3.
Вторая постановка вопроса относится к отсталым странам, в
которых еще сохранились первобытные формы общинного хозяйства.
Эти страны имеют возможность перейти к социализму, минуя
капитализм, при условии, что началась борьба за социализм в передовых
капиталистических странах.
Наконец, третья, конкретно-историческая постановка вопроса
относится непосредственно к России в период отмены крепостнога
права. Здесь речь идет о том, может ли Россия обеспечить переход
к социализму в условиях, когда наметились тенденции
капиталистического развития.
Между второй и третьей постановками вопроса в нашей
литературе не только не проводилось разграничения, но и, наоборот, их
постоянно смешивали. Между тем на необходимость такого
разграничения указывал Чернышевский в статье «Критика философских
предубеждений против общинного землевладения». Он отмечал, что»
2 См. Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 22, с. 304.
3 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 662, 663.
189

в этой статье речь будет идти лишь об общей, абстрактно-теорети-
ческой постановке вопроса. В отношении же того, созрели ли
конкретные условия в России для непосредственного скачка от
феодализма к социализму, Чернышевский писал: «Настоящая статья,
имеющая чисто отвлеченный характер, должна довольствоваться
только логическим развитием понятий...» Что же касается того,
ч<действительно ли достигнута в настоящее время нашею
цивилизацией) та высокая ступень, принадлежностью которой должно быть
общинное владение», то «этот вопрос, разрешаемый уже не
помощью логических наведений и выводов из общих мировых законов,
а анализом фактов, был отчасти рассматриваем нами в прежних
статьях об общинном владении и с большею полнотою будет пере-
ясследован нами в следующих статьях...»4
Эти высказывания Чернышевского не оставляют сомнений в том,
что он наряду с общетеоретическим решением вопроса разрабатывал
конкретную программу преобразования России на социалистических
началах. Исходя из этого необходимо рассматривать сначала
абстрактно-теоретическое решение Чернышевским вопроса о
возможности для отсталых стран перейти к социализму, а затем уже
анализировать его конкретную программу преобразований России.
Статья «Критика философских предубеждений против
общинного землевладения» была написана Чернышевским в самый разгар
полемики между журналами «Современник» и «Экономический
указатель» по поводу оценки перспектив развития русской сельской
общины.
Либералы из «Экономического указателя», ссылаясь на опыт
истории, стремились доказать, что общинная собственность на
землю не имеет никакой будущности: повсюду она была вынуждена
уступить место более прогрессивной частной собственности на
землю. Русская община, по их мнению, превратилась в главный
тормоз развития всего сельского хозяйства, и в интересах прогресса
необходимо установить частную собственность на землю.
Нападая на русскую общину, либералы преследовали более
глобальные цели — теоретически развенчать идею социализма и
защитить капитализм. Не случайно поэтому Чернышевский с
такой силой обрушился на либеральных экономистов. Для него
защита общины приобретала особый смысл, ибо речь шла не просто
о защите русской общины, а о защите социалистического идеала
вообще.
В статье Чернышевский исследовал два основных вопроса,
взаимно связанных друг с другом. Во-первых, он стремился показать,
что историческое развитие не может остановиться на частной
собственности, что на определенном этапе частная собственность
изживает себя и необходим переход снова к общинной собственности,
но уже на более высоком уровне развития. Во-вторых, он стремился
обосновать возможность для отсталых стран при определенных
условиях совершить переход от первобытнообщинной собственности к раз-
4 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. V, с. 379.
190

витой социалистической собственности, минуя или сокращая фазу
капитализма.
При решении обоих вопросов Чернышевский выступает как
материалист и диалектик. Диалектический подход к анализу
общественных отношений сочетается здесь с экономическим обоснованием.
Плеханов отмечал, что данная статья «была и остается самым
блестящим в нашей литературе опытом приложения диалектики к
анализу общественных явлений»5. С общеметодологической точки
зрения самого пристального внимания заслуживает исходная позиция-
Чернышевского, с которой он развертывает весь свой последующий
конкретно-экономический анализ. Здесь ярко видно, как «великий
русский гегельянец»6 использовал на материалистической основе
ваяшейшие положения диалектики Гегеля.
Чернышевский уделял много внимания исходным
общефилософским воззрениям и подчеркивал: «...как много зависит тот или
другой взгляд на какой-нибудь, по-видимому, чисто практический и>
очень специальный вопрос от общего философского воззрения»7.
Отправляясь от этого, он счел необходимым особо отметить
заслуги Гегеля в понимании «общих форм, по которым движется
процесс развития». А из этих общих форм развития он особо выделил
следующую «аксиому»: «По форме высшая степень развития сходна
с началом, от которого она отправляется». «Эта мысль,—
продолжает он,— заключает в себе коренную сущность Шеллинговой системы;
еще точнее и подробнее раскрыта она Гегелем, у которого вся
система состоит в проведении этого основного принципа чрез все
явления мировой жизни от ее самых общих состояний до мельчайших
подробностей каждой отдельной сферы бытия»8.
Чернышевский оговаривается: «...мы не последователи Гегеля,
а тем менее последователи Шеллинга».
Но этот диалектический принцип он берет на вооружение и уже
с материалистических позиций использует его в последующем
анализе. Материалистическая основа этого подхода ясно видна из
положения Чернышевского о том, что высшая степень по форме сходна
с его началом,— это видно во всех сферах жизни. На
многочисленных примерах явлений природы и общества он показывает, что это
не априорная логическая конструкция, навязываемая объективной
действительности, а общий принцип и даже закон развития самой
объективной действительности. «Мы хотим показать всеобщее
господство излагаемого закона во всех проявлениях жизни, и, окончив
обзор материальных явлений с этой точки зрения, обратимся к
такому же очерку нравственно-общественной жизни...»9 Примечателен
и общий вывод Чернышевского: «Какую бы сторону жизни ни взяли
мы, везде увидим господство общей нормы, открытой новой немец*-
5 Плеханов Г. В. Соч., т. 2, с. 115.
6 См. Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 381.
7 Чернышевский //. Г. Поли. собр. соч., т. V, с. 365.
8 Там же, с. 363—364.
9 Там же, с. 368.
191

<кой философиею, и, приведя наудачу несколько примеров, мы просили
<бы людей, которые захотели бы сомневаться в общем владычестве
этой нормы, указать хотя один факт, на развитии которого не
отпечатлевалась бы она»10.
Для понимания исходного методологического принципа
Чернышевского необходимо привести еще одно высказывание, в котором
делается существенное дополнение к ранее изложенной «аксиоме»:
«Мы обозрели все сферы материальной жизни... и повсюду видели
неизменную верность развития одному и тому же закону: высшая
-степень развития представляется по форме возвращением к
первобытному началу развития. Само собою разумеется, что при сходстве
формы содержание в конце безмерно богаче и выше, нежели в
начале...»11
Итак, «высшая степень развития» по форме сходна с начальной.
По содержанию же она значительно богаче. Развитие идет по
восходящей линии — от менее богатых и содержательных форм к более
богатым и содержательным. Но в этом поступательном движении
наблюдается специфический процесс: первоначальная форма
сменяется другой, противоположной ей формой, а затем происходит
возврат к начальной форме, но уже на более высокой и содержательной
ступени развития. Здесь Чернышевский вплотную подходит к
диалектическому закону отрицания отрицания, хотя и не формулирует
«го. Но весь последующий конкретно-экономический анализ
базируется на этом.
Начав с первобытнообщинной собственности, Чернышевский
показывает, как и почему эта форма собственности на определенном
этапе заменяется своей противоположностью — частной
собственностью. Необходимо снова вернуться к общинной собственности, но
уже на более высокой ступени развития. Сначала частная
собственность закономерно отрицает первобытнообщинную, затем более зрелая
форма общественной собственности отрицает частную. По этой линии
ведется обоснование Чернышевским исторической ограниченности
частной собственности и неизбежности перехода к более развитым
формам общественной собственности. В тот период (конец 50-х годов
XIX в.) подобного обоснования неизбежности перехода к социализму
не было ни в русской, ни в западноевропейской социалистической
литературе. Позднее, в известной работе Энгельса «Анти-Дюринг»,
написанной в 1878 г., мы встречаем такую же постановку вопроса,
но, разумеется, с более глубоким обоснованием. Эти положения
Чернышевского принадлежат к числу лучших достижений домарксовой
социалистической мысли. Рассмотрим теперь подробно характер его
доказательств уже с политико-экономической точки зрения.
В противоположность буржуазным апологетическим выдумкам о
вечности частной собственности Чернышевский выдвигал тезис о
том, что частная собственность преходяща. Одно из доказательств
10 Там же, с. 368—369.
11 Там же, с. 368.
192

этому он видел в том, что у всех народов, в том числе и у русского,
на первоначальной стадии развития господствовала общинная, т. е.
общественная собственность.
Буржуазные экономисты уверяли, что каждый человек по своей
природе является эгоистом и этому эгоизму более всего
соответствует частная собственность. Все остальные формы собственности
являются лишь отклонениями от «естественного порядка».
Необходимость частной собственности выводилась из природы человека.
Чернышевский же связывал неизбежность той или иной формы
собственности уже не столько с природой человека, сколько с теми
экономическими условиями, в которых человек ведет борьбу с
природой. При одних объективных экономических условиях
господствует общественная собственность, при других — частная
собственность. С этой точки зрения он пришел к выводу, что частная
собственность становится возможной лишь на определенной стадии
экономического развития. Что касается первобытного общества, то
здесь «была невозможна и была бы разорительна для этого племени
частная поземельная собственность...»12
Пастушеские племена, указывал Чернышевский, которые не
занимались земледелием, нуждались в общей хозяйственной
территории для «прокормления стад». Поэтому у них могла быть только
общинная собственность на землю. Земледельческие же племена на
ранних этапах применяли мало «капиталов», и у них также не было
надобности переходить к частной собственности на землю. В
своеобразной зачаточной форме Чернышевским улавливалась здесь
связь между тем или иным уровнем развития производительных
сил и формами собственности на землю. Чернышевский
формулировал свой тезис в следующих словах: «Первобытное состояние
(начало развития). Общинное владение землей. Оно существует
потому, что человеческий труд не имеет прочных и дорогих связей
с известным участком земли. Номады не имеют земледелия, не
производят над землею никакой работы. Земледелие сначала также не
соединено с затратою почти никаких капиталов собственно на
землю»13.
Считая, что общинное владение землей является исходным
пунктом, Чернышевский вместе с тем отмечал, что общинный принцип
прошел в своем развитии через две фазы. Наиболее древней формой
является общинное владение землей с общинным производством,
или, иначе говоря, коллективный труд на базе коллективной
собственности на землю. Здесь «возделывание земли» производится «об-
шинным порядком без раздробления на отдельные участки».
Следующая фаза — общинное владение землей, но с индивидуальной
обработкой отдельных участков. Здесь «земля разделяется на
участки, обрабатываемые каждым хозяйством совершенно независимо от
других хозяйств»14.
12 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IV, с. 388.
13 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. V, с. 377.
14 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IV, с. 341—342.
13 Н. В. Хессин
193

Чернышевский видел, что именно эта форма общины с
индивидуальным хозяйством является господствующей в современных ему
условиях России. Он понимал, что от такой общины до частной
собственности незначительная дистанция, которая уже давно пройдена
Западом, что общинное владение с индивидуальным хозяйством есть
переходная форма от общинного к частнособственническому
производству. Однако Чернышевский надеялся, что при определенных
условиях общинное владение землей не разложится, а послужит
исходным пунктом для возврата к общинному производству, но уже
на базе высокоразвитой техники.
Он отнюдь не был склонен считать, что частная собственность на
землю является «регрессом» по сравнению с первобытнообщинной.
Напротив, он показывал, что при определенных условиях частная
собственность благоприятствует интересам экономического развития
в большей степени, чем общинная. Смена общинной собственности
частной оценивалась им как закономерный и прогрессивный
исторический процесс.
Частная собственность приносит пользу тогда, указывал
Чернышевский, когда собственником земли является тот, кто ее
обрабатывает, когда собственность на землю, капитал и труд соединяется в
одном лице, когда результаты труда принадлежат трудящемуся.
Только в таком случае частная собственность способствует развитию
производства и росту благосостояния. Именно с этой точки зрения
и привлекал Чернышевского быт «поселянина-собственника».
Вместе с тем Чернышевский указывал, что быт «поселянииа-
собствеииика» имеет свои преимущества только при условии
неразвитости товарно-денежных отношений, при господстве
«патриархального» быта. «Эта форма,— писал он,— достигает своей цели,
потому что землевладение не есть предмет спекуляции...»15
С переходом от патриархальных отношений к «коммерческим»
мелкая крестьянская собственность на землю начинает быстро
терять свои преимущества и неизбежно превращается в тормоз
экономического развития. Она перестает содействовать успехам
земледелия и интересам благосостояния народа, превращается в оковы
производства.
При господстве капитализма и товарно-денежных отношений
мелкое крестьянское хозяйство обречено на разорение. Оно не
выдерживает конкуренции крупных капиталистических форм. Боль*
шинство «поселян-собственников» переходит в ряды пролетариев.
Этот процесс Чернышевский иллюстрировал фактическим
материалом из опыта западноевропейских стран. Он показывал, что мелкое
крестьянское хозяйство приходит в упадок, деградирует, не имеет
возможностей совершенствовать производство, применять новые
машины. Мелким крестьянским хозяйствам не под силу применение
последних достижений науки и техники. Единственный путь —
переход к «союзному производству», к крупной общественной
собственности.
15 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. V, с. 378.
194

Но тормозом для развития, по мнению Чернышевского,
становится не только мелкая частная собственность на землю, но и
крупная поземельная собственность.
При капитализме крупная поземельная собственность приводит
к «фермерству по контракту». При этом, указывал Чернышевский,
в земледелии имеются три класса (землевладельцы, фермеры и
наемные рабочие), из которых ни один не заинтересован в
быстром развитии сельскохозяйственного производства. Земельные
собственники в силу своего экономического положения являются
наиболее консервативным классом. Они не принимают никаких мер к
усовершенствованию производства и ограничиваются паразитическим
существованием за счет ренты. Фермер также не заинтересован в
улучшениях, так как результаты от них после окончания срока
аренды перейдут в собственность землевладельца, а не фермера.
Наемный рабочий также не заинтересован в развитии производства,
так как его потребление ограничено минимумом средств
существования.
Давая общую оценку «фермерству по контракту», Чернышевский
приходил к выводу, что с точки зрения сельскохозяйственных
успехов это самое неудобное учреждение.
Завершая анализ частной собственности, Чернышевский отмечал,
что в условиях капитализма при «громадном развитии спекуляции»
и мелкая, и крупная частная поземельная собственность
демонстрируют свою историческую ограниченность. «Этими переменами,—
писал он,— уничтожаются те причины преимущества частной
поземельной собственности перед общинным владением, которые
существовали в прежнее время»16. Причины, обусловившие превращение
частной собственности в тормоз развития сельскохозяйственного
производства, требуют перехода от нее снова к общественной соб«
ственности. Этот переход необходим и для мелких, и для крупных
частных хозяйств. К этому побуждают развитие техники и
интересы трудящихся.
«Таким образом,— заключал Чернышевский,— общинное
владение представляется нужным не только для благосостояния
земледельческого класса, но и для успехов самого земледелия; оно
оказывается единственным разумным и полным средством соединить
выгоду земледельца с улучшением земли и методы производства с
добросовестным исполнением работы. А без этого соединения
невозможно вполне успешное производство»17.
Конечно, экономическое обоснование неизбежности перехода от
частной собственности к общественной, данное Чернышевским, не
может быть отождествлено с марксистским. Но нельзя не отметить,
насколько высоко Чернышевский поднимался над всеми своими
предшественниками в решении данного вопроса. Вполне
самостоятельно, не зная учения Маркса, он двигался в том же направлении,
что и основоположники научного социализма.
16 Там же.
17 Там же, стр. 378—379.
13*
195

Это движение в сторону марксизма выражается в том, что:
1. Чернышевский искал закономерность смены одной формы
земельной собственности другой.
2. Эту закономерность оп видел не в области психологических
факторов, а в развитии самой экономики, в условиях, в которых
человек ведет борьбу с природой.
3. При анализе данной проблемы Чернышевский пытался
применить диалектику к познанию общественных явлений.
После обоснования неизбежности перехода от частной
собственности к общественной Чернышевский решал вопрос, обязательно ли
каждая страна должна пройти через фазу частной собственности,
или при определенных условиях отсталая страна может перейти
от первобытной общины к социалистической собственности, миновав
или по крайней мере сократив фазу господства частной
собственности.
«Каждое ли отдельное проявление общего процесса,— писал
он,—должно проходить в действительности все логические моменты
с полной их силой, или обстоятельства, благоприятные ходу
процесса в данное время и данном месте, могут в действительности
приводить его к высокой степени развития, совершенно минуя
средние моменты или по крайней мере чрезвычайно сокращая их
продолжительность и лишая их всякой ощутительной
интенсивности?»18
Маркс и Энгельс не отрицали правомерности такой постановки
для тех условий развития России и Запада. Маркс констатировал,
что для решения этого сложнейшего вопроса необходимо
дополнительное изучение конкретных исторических данных. И Маркс, и
Энгельс неоднократно обращались к изучению русских вопросов, а
в предисловии к русскому изданию «Манифеста Коммунистической
партии» сочли необходимым высказать свое принципиальное мнение
по данному вопросу: «...рядом с быстро развивающейся
капиталистической горячкой и только теперь образующейся буржуазной
земельной собственностью мы находим в России большую половину
земли в общинном владении крестьян. Спрашивается теперь: может
ли русская община — эта, правда, сильно уже разрушенная форма
первобытного общего владения землей — непосредственно перейти в
высшую, коммунистическую форму общего владения? Или, напротив,
она должна пережить сначала тот же процесс разложения, который
присущ историческому развитию Запада?
Единственно возможный в настоящее время ответ на этот вопрос
заключается в следующем. Если русская революция послужит
сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они
дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность
на землю может явиться исходным пунктом коммунистического
развития»19.
18 Там же, с. 379.
*9 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 305.
196

В этом положении отмечено, что на той стадии развития
единственным условием, при котором русская община смогла бы
развиться в социалистическую форму производства, является победа
пролетарской революции на Западе и революция в самой России.
Чернышевский приближался к такой точке зрения. Говоря об
условиях, при которых отсталые страны могут перейти к
социализму, миновав или сократив фазу капиталистического развития, он
отмечал: «Когда известное общественное явление в известном народе
достигло высокой степени развития, ход его до этой степени в
другом, отставшем народе может совершиться гораздо быстрее, нежели
как совершался у передового народа...
Это ускорение совершается через сближение отставшего народа с
передовым»20.
Эти высказывания Чернышевского в литературе встречают самую
противоречивую оценку.
Некоторые авторы (Стеклов, Штейн) ставят Чернышевского в
один ряд с основоположниками научного социализма Марксом и
Энгельсом. Другие (Замятнин) оценивают эти взгляды Чернышевского
как «явно утопические». Третьи считают, что в общефилософской
постановке вопроса Чернышевский поднимался на огромную высоту,
но при решении конкретно-исторических задач России делал ложные
выводы.
Необходимо более детально вникнуть в аргументацию Черны-
шевского, при этом не ограничиваться анализом лишь одной его
статьи «Критика философских предубеждений», а рассмотреть
другие статьи, в которых затрагивается данная проблема.
Для уяснения взглядов Чернышевского следует остановиться на
двух моментах. Во-первых, необходимо установить, какой смысл
вкладывает Чернышевский в свой тезис о том, что для перехода
отсталых стран к социализму необходимо достижение
передовыми странами «высокой степени развития». Равнозначна ли, по
Чернышевскому, «высокая степень развития» с торжеством
социализма?
Во-вторых, необходимо уточнить, как понимал Чернышевский
«влияние передового народа» на отсталый народ.
По мнению Чернышевского, развитие человеческого общества
проходит три стадии, или три периода: первый период развития —
первобытнообщинная собственность, второй период — частная
собственность, третий период — снова общественная собственность, но
уже на более высоком этапе развития. При условии, что в передовых
странах наступил третий период развития, отсталые страны,
опираясь на опыт передовых стран, могут миновать второй период и от
первого сразу перейти к третьему.
На первый взгляд «третий период», или возврат снова к
общественной собственности, по мнению Чернышевского, тождествен с
победой социализма на Западе. Именно на этом основывают все
свои выводы Стеклов и Штейн. А между тем у Чернышевского иная
Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. V, с. 388.
197

постановка вопроса. Вступление Запада в «третий период развития»
он не был склонен отождествлять с торжеством там социализма.
Социализма на Западе еще нет, констатировал он, но в то же время
он писал, что Запад уже вступил в «третий период» развития.
Именно с этим Чернышевский и связывал свои надежды на возможность
для отсталых стран перейти к социализму, минуя фазу частной
собственности. Поэтому прежде всего нужно выяснить, какой смысл
вкладывал Чернышевский в свой тезис о том, что для Англии и
Франции «настал уже третий период поземельной
собственности»21. А
Этот тезис впервые был выдвинут Чернышевским в его статье
«Славянофилы и вопрос об общине» (1857 г.). Известно также, что
издатель журнала «Экономический указатель» Вернадский
решительно протестовал против этого. «Неужели, — писал он, —
«Современник» в самом деле думает, что Запад стремится к общинной
поземельной собственности? В чем, в каких учреждениях, в каких
решениях и где это видит г. критик?» 22
В ответ на это замечание Вернадского Чернышевский в статье
«О поземельной собственности» развертывает свою аргументацию,
доказывая, что для «западных государств и начался третий период, в
котором не только для благосостояния большинства земледельцев,
но и для успехов самого земледелия общинное владение было бы
выгоднее частной поземельной собственности»23.
На первый взгляд может показаться, что «начало третьего
периода» на Западе Чернышевский понимал лишь в том смысле, что
«ученые» признали невыгодность частной собственности и
«изобрели» идею социализма. Однако в действительности у него речь
идет не только об этом. Фактически он стремится доказать, что идея
социализма не только «изобретена», но и уже началось широкое
движение трудящихся масс и имеется практический опыт
организации первых ассоциаций. На большом конкретном материале он
старался показать, что и в сельском хозяйстве, и в
промышленности передовых стран Запада проявляется стремление к «союзному
производству». Это стремление находит выражение в быстром росте
активных выступлений народных масс под социалистическими
лозунгами.
Для Чернышевского, следовательно, вступление Запада в «третий
период» означает начало «вековой борьбы» за социализм, но отнюдь
еще не торжество социализма. Он глубоко убежден в неизбежности
победы социализма на Западе, однако свои надежды на возможность
для России миновать фазу частной собственности он не ставил в
прямую зависимость от этой победы. Для него достаточно, что на
Западе обострились противоречия капитализма, началась борьба за
социализм, обнаружилась тормозящая роль частной собственности,
21 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IV, с. 395.
22 Цит. по: там же, с. 371.
23 Там же, с. 389.
198

предприняты первые попытки организации производства на
коллективных началах.
Для правильной оценки взглядов Чернышевского необходимо
рассмотреть далее, в каком смысле понимал он «влияние
передового народа на отсталый», с которым он связывал возможность
перехода к общественной собственности, минуя частную. У Штейна
«влияние передового народа» трактуется как всесторонняя —
материальная, техническая, политическая, идейная — помощь стран
победившего социализма отсталым странам. Но Чернышевский не
выдвигал в качестве главного условия перехода России к общественной
собственности победу социализма на Западе. Следовательно, он не
мог говорить о такой всесторонней помощи социалистических стран
Запада отсталым странам. «Влияние передового народа» понимается
им в другом смысле, а именно в том, что отсталый народ
пользуется «опытностью и наукой передового народа». Чернышевский считал
достаточным уже то, что отсталый народ на примере передового
народа убедился в выгодности и неизбежности перехода к социализму.
На первый план он выдвигал идейно-теоретическое воздействие
передовых стран и влияние их опыта развития.
Это положение подтверждает пример, приводимый
Чернышевским для расшифровки тезиса о «влиянии передового народа». В
примере речь идет о переходе отсталого народа к свободной
торговле, минуя протекционизм, но сам пример приведен для того, чтобы
раскрыть мысль о возможности для отсталых стран перейти к
общественной собственности, минуя частную. Поэтому правомерно
рассматривать приводимую им аргументацию и как выражение его
взглядов на возможность отсталых стран перейти к общественной
собственности, минуя частную. Вот что он пишет: «Под влиянием
англичан новозеландцы прямо от свободной торговли, которая
существует у дикарей, переходят к принятию политико-экономических
понятий о том, что свободная торговля — наилучшее средство
к оживлению их промышленной деятельности, минуя
протекционную систему, которая некогда казалась англичанам необходимостью
для поддержки промышленной деятельности»24.
Выделенные слова выражают существо мысли Чернышевского в
наибольшей степени. Передовой народ оказывает влияние на
отсталые народы в том смысле, что доказывает своим опытом большую
выгодность свободной торговли над протекционизмом (читай:
общественной собственности над частной.—Я. X.). Благодаря такому
воздействию отсталые народы «переходят к принятию политико-
экономических понятий», по которым общественная собственность
более выгодна, чем частная.
«Людрг с эксцентрическими наклонностями,— развивает свою
мысль Чернышевский,— существуют и в Новой Зеландии, как
повсюду; из них некоторым, вероятно, вздумается быть приверженцами
протекционной системы (читай: частной собственности. — Н. X.); но
таких людей будет один на тысячу или на десять тысяч... а их мнение
Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. V, с. 388 (курсив наш. — Н. X.).
199

не будет иметь никакого веса при решении вопросов о заграничной
торговле»25.
У Чернышевского чувствуется переоценка роли идей в
общественном развитии. Он считал, что широкого распространения
социалистических идей и начала борьбы за социализм народных масс в
передовых странах уже достаточно для того, чтобы отсталые страны
усвоили себе новые, социалистические «политико-экономические
понятия» и начали борьбу за их осуществление в своих странах.
Нет никаких оснований отождествлять его взгляды с
марксистскими.
Если Чернышевский и не связывал возможность
некапиталистического развития отсталых стран с победой социалистической
революции в передовых странах, то он связывал ее все же с началом
социалистического движения на Западе. Он полагал, что русский народ
в своей борьбе за социализм не будет одинок. Чернышевский стоял
на глубоко интернационалистических позициях по отношению к
революционным движениям трудящихся других стран. Он считал, что
социализм — это цель трудящихся всех стран. В этой борьбе
трудящиеся массы должны не замыкаться в узконациональных рамках,
а, напротив, крепить тесный контакт между собой. Свержение
эксплуататорского режима в одной стране послужит облегчению
революционной борьбы в других странах. Этим объясняется то
пристальное внимание, с которым Чернышевский следил за развертыванием
революционного движения на Западе, стремясь в то же время всеми
силами поднять русский народ на решительную борьбу с
эксплуататорскими классами.
В этом аспекте его точка зрения была созвучна марксистской.
Объективно признание принципа интернационализма, взаимной
связи и помощи борющихся народов означало бы не что иное, как союз
пролетариата Запада с крестьянством России. Чернышевский был
глубоко убежден в том, что победа социализма на Западе облегчит
и социалистические преобразования в России. Но его ограниченность
сказывалась в том, что он не считал победу социализма на Западе
непременным условием для перехода в России от феодализма к
социализму. Он предполагал, что даже при отсутствии
социалистической революции на Западе русские народные массы, свергнув
крепостничество, смогут осуществить социалистические преобразования.
Именно в этом плане и разрабатывалась им конкретная программа
социально-экономических преобразований России.
При постановке вопроса о некапиталистическом пути развития
отсталых стран Чернышевский предусматривал две возможности:
1) отсталые страны совершенно минуют фазу частной собственности
и 2) отсталые страны сокращают фазу господства частной собствен-
ыости и не допускают ее господства в экономике страны. В обоих
случаях речь идет о переходе к социализму, минуя капитализм, но
в первом случае в стране совершенно не развиваются
капиталистические отношения, во втором случае развитие капиталистических
25 Там же, с. 389.
200

отношений допускается, но в определенных рамках. В статье
«Критика философских предубеждений» Чернышевский неоднократно
повторяет такую постановку вопроса и каждый раз стремится
подчеркнуть обе указанные возможности.
Эти возможности оговаривались Чернышевским и в
окончательном решении, в котором предусматривался такой случай: «Если же
эти средние степени достигают и реального осуществления, то разве
только самого ничтожного по размеру и еще более ничтожного по
отношению к важности для практической жизни»26.
Упоминание Чернышевским этой второй возможности отнюдь не
случайно. Оно вытекает из того, что великий демократ
констатировал факт вступления России на путь капитализма. При этих
условиях он не мог вести речь о совершенном миновании частной
собственности. Нужно было учитывать, что капиталистическая
собственность уже получила в России определенное развитие. И
здесь проблема для Чернышевского заключалась в том, чтобы, во-
первых, «сократить продолжительность» развития капитализма и,
во-вторых, лишить это развитие «всякой ощутительной
интенсивности».
Глава 10
Оценка российского капитализма
и перспектив его развития
С гениальной прозорливостью великий демократ уже в 50—60-х
годах XIX в. отметил факт развития капитализма в России и вместе
с тем дал ему оценку, которая возвышает его над Герценом и тем
более над последующими народниками. В оценке русского
капитализма Чернышевский выступает предшественником марксизма.
Разработка программы революционных преобразований России
велась Чернышевским с учетом того, что капитализм в России
начал развиваться до реформы и это развитие будет продолжаться
и после реформы и даже после крестьянской революции. Весь
предлагаемый им комплекс экономических мероприятий зиждется на
глубоком понимании того, что развивающийся капитализм нельзя
«задержать», «закрыть» какими-либо декретами или пожеланиями.
Чернышевский многократно подчеркивал, что в его эпоху вопрос
об оценке капитализма встал с такой остротой, с какой он не
проявлялся в 40-х годах. В этом отношении весьма примечательна его
рецензия на речь Бабста, относящаяся к 1857 г. Там
Чернышевский указывал, что вопрос о западноевропейской экономике
поднимался в русской печати еще Милютиным. Но тогда произведения
Милютина не встретили надлежащего внимания, так как многим
казалось, будто вопросы капитализма не являются актуальными для
России. Теперь же, писал Чернышевский, «каждому из нас легко
26 Там же.
201

видеть, как ошибался он тогда, думая, что эти предметы не
касаются прямым образом его собственного быта»1.
На протяжении 1857 г. Чернышевский поместил в
«Современнике» цикл статей, в которых специально останавливался на оценке
предстоящих путей экономического развития России. В каждой из этих
статей исходным, отправным пунктом является констатация
важнейшего факта, что Россия уже вступает на путь капитализма и что
с течением времени капиталистическое развитие будет охватывать
различные отрасли, в том числе и земледелие.
«...Каждому очевидно,— писал он,— что с окончанием нашей
последней войны начинается для России более деятельное, нежели
когда-либо, участие в общем европейском экономическом движении.
Каждый видит, что наша промышленная деятельность начинает
очень быстро усиливаться. Наши собственные капиталы,
нравственные и материальные, выходят из своего летаргического бездействия:
иноземные капиталы начинают находить у нас выгодное и
безопасное помещение... Россия вступает в тот период экономического
развития, когда к экономическому производству прилагаются
капиталы»2.
Чернышевский неоднократно отмечал неизбежность для России
иерехода от патриархальных форм производства к
товарно-денежным отношениям, к производству на коммерческих основаниях, к
конкуренции, к крупным капиталистическим предприятиям,
основанным на вольнонаемном труде.
Он справедливо считал, что развитие капитализма имело место
не только в промышленности, но и в земледелии. Русское
'крестьянство вовлечется в товарно-денежные отношения и будет подвержено
конкуренции. В земледелии появятся капиталистические фермеры.
Фермерство, указывал он, «совпадает с эпохой, при которой
становится выгодным приложение к земледелию больших оборотных
капиталов. Эта пора начинается при известной степени развития
торговли сельскими продуктами. У пас она еще не настала, но каждый
вникавший в быстроту, с которой начала развиваться наша
экономическая деятельность в последние годы, хорошо видит, что мы
разве несколькими десятилетиями, вероятно не более как двадцатью
пятью или двадцатью годами, удалены от той эпохи... Эта
будущность от нас не за горами»3.
Развитие товарно-денежных и капиталистических отношений,
по мнению Чернышевского, неизбежно приведет к серьезным
изменениям в положении различных классов. «Последствия такого
движения,— писал он,— не могут подлежать сомнению... Характер
деятельности производящих классов и самый быт их необходимо
должен подвергнуться оттого великим изменениям» 4.
1 Чернышевский II. Г. Поли. собр. соч., т. IV, с. 470.
2 Там же, с. 303, 304.
3 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. V, с. 152—153.
4 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IV, с. 303, 304.
202

Констатация факта вступления России на путь капитализма
неизбежно побуждала его к более глубокому и всестороннему
изучению законов капиталистической системы. Анализ
западноевропейского капитализма был нужен Чернышевскому не только для того,
чтобы оценить смысл классовой борьбы на Западе и выявить
тенденции развития в сторону социализма, но и для того, чтобы понять
содержание тех процессов, которые намечались в русской жизни в
связи с развитием капитализма. Нужно было глубоко изучить
особенности развития капитализма, с тем чтобы более правильно
ориентироваться при выработке конкретной революционной программы
преобразований.
В отличие от народников, объявлявших капитализм «регрессом»,
«упадком» и призывавших «задержать» его развитие, Чернышевский
стремился доказать, что развитие капитализма — это прогрессивное
явление, способствующее подъему производительных сил страны,
оживлению экономической деятельности. Он говорил о неизбежности
и благотворности великих изменений. Для него капитализм —это
более прогрессивный этап развития по сравнению с феодальной
экономикой, ибо он способствует искоренению рутины, развитию
производства, науки, техники и знаний. Именно на эту сторону он и
обращал прежде всего внимание.
Примечательно в этом отношении «Современное обозрение»,
напечатанное в №11 журнала «Современник» за 1857 г. Там
Чернышевский развивал мысль о том, что социализм более прогрессивен
по сравнению с капитализмом и, конечно, желательнее было бы
перейти прямо к социализму. Но «чего нет, того нет». А из того, что
есть и развивается, нужно предпочесть капитализм феодализму.
«Дельное» направление промышленников Чернышевский
безоговорочно предпочитал «праздному» направлению крепостников. Не
впадая ни в какие апологетические славословия по адресу капитализма,
Чернышевский в то же время видел его прогрессивную сторону и
историческую необходимость для тех условий России.
«...В наше время главная движущая сила жизни, промышленное
направление, все-таки гораздо разумнее, нежели тенденции многих
прошлых эпох. Начать хотя с того, что это стремление дельное, а не
праздное... Быть может, иным из нас приятнее было бы господство
какого-нибудь более возвышенного стремления,— но чего нет, того
нет, а из того, что есть, более всего добра приносит промышленное
направление. Из него выходит и некоторое содействие просвещению,
потому что для промышленности нужна наука и умственная
развитость; из него выходит и некоторая забота о законности и
правосудии, потому что промышленности нужна безопасность; из него
выходит и некоторая забота о просторе для личности, потому что для
промышленности нужно беспрепятственное обращение капиталов и
людей. Победы Наполеона в Испании и Германии принесли
некоторую пользу этим странам, как же не принесут некоторой пользы
победы фабрикантов и инженеров, купцов и технологов?
Когда развивается промышленность, прогресс обеспечен. С этой
точки зрения мы преимущественно и радуемся усилению промыш-
203

ленного движения у нас. С каждым новым месяцем нам приходится
записывать новые факты этого возрастания»5.
Это высказывание Чернышевского свидетельствует о его умении
диалектически подойти к оценке того или иного общественного
явления. Если развитый западноевропейский капитализм с его
обнажившимися пороками и противоречиями вызывал у Чернышевского
негодование и он требовал его смены социализмом, то для России
Чернышевский считал необходимым использовать прогрессивные стороны
нарождающегося капитализма в интересах развития
производительных сил, науки и знаний. При этом он не закрывал глаза на то, что
это развитие будет связано с тяжелыми бедствиями для трудящихся
масс. Об этом говорит его сравнение: «Если войны, дипломатические
соперничества приносили свою пользу... как же не принесет пользы
мирное и трудолюбивое промышленное направление нашего века?» 6
Он отмечал, что это направление «губит многих», и тем не менее он
не боялся этого, так как видел связанный с ним прогресс.
Особое внимание обращал Чернышевский на развитие
капиталистических предприятий в России, на появление крупных
акционерных компаний — железнодорожных, пароходных, угольных. Он
приветствовал их возникновение, так как они располагали крупными
капиталами и могли осуществлять крупное строительство. Он
подчеркивал, что если бы не было акционерных обществ в России с
привлечением своих и иностранных капиталов, то невозможно было бы
строительство широкой сети железных дорог. Он считал, что
акционерные общества в наибольшей степени ускоряют технический
прогресс страны.
Во многих статьях Чернышевский выступал за развитие
товарно-денежных отношений, улучшение торговли в стране, что, по его
мнению, будет способствовать оживлению экономической жизни
страны, техническому прогрессу, усилению экономических связей
между отдаленными уголками России. Конкуренция, указывал он, с
силой «физической необходимости» заставит всех производителей
становиться на путь технических усовершенствований. «При форме
соперничества расчет выгоды приобретает силу физической
необходимости; в этой форме он довольно быстро одолевает и рутину, и
фальшивое самолюбие»7. «Являясь на базар, на ярмарку, на биржу,
производитель видит свой товар сравниваемым с подобными
товарами всех производителей целого обширного округа или целой страны,
целого света; формою сравнения успешности производства тут
служит цена. Производитель возбуждается к заботе об
усовершенствованиях уже не одними своими личными наблюдениями и
знакомствами, а всяким усовершенствованием у кого бы то ни было, где бы то
ни было достигнутым» 8.
Чернышевский считал бесспорным, что патриархальное,
натуральное хозяйство несовместимо с интересами быстрого прогрессив-
5 Там же, с. 860—861.
6 Там же, с. 861.
7 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 418.
8 Там же, с. 417.
204

иого развития. Одну из причин отсталости России он видел в
господстве натурального хозяйства и слабом развитии рыночных связей.
Отвечая на вопрос, почему в России до сих пор держатся
трехпольное хозяйство, плохие породы скота, первобытные орудия обработки
почвы, плохо удобряется земля, Чернышевский заявил, что причиной
этому является крепостническая система, при которой «внутренний
запрос на хлеб был мал, по слабому развитию городского населения;
внешний сбыт был мал по неудобству путей сообщения... Законность
и правосудие были в жалком состоянии, потому капиталы прятались;
в нации было мало предприимчивости и энергии в труде... и, какая
бы форма поземельного владения ни существовала... все равно
земледелие не могло делать успехов, потому что не было ни
потребности, ни выгодности делать улучшения» 9.
В развитии рыночных связей Чернышевский видел один из
стимулов к расширению и улучшению производства. Улучшения,
писал он, «являются тогда только, когда затрата капиталов становится
выгодна. Для этого нужно земледелию развитие рынков и известная
густота населения... Производство расширяется с расширением
рынков, а улучшенные способы являются только тогда, когда
необходимы для увеличения производства» 10.
Чернышевский был глубоко убежден в том, что внутренний
рынок будет расширяться, по мере того как будет расти
промышленность, увеличится городское население, а соответственно будет
возрастать и спрос на сельскохозяйственную продукцию. Он не только не
возражал против вовлечения крестьянства в товарно-денежные
отношения, но и, наоборот, считал его неизбежным и весьма
плодотворным для более быстрого экономического развития. Он предвидел, что
крестьянство неизбежно перейдет от натурального хозяйства к
товарному. Если в настоящее время, указывал он, крестьянская семья в
основном обеспечивает сама себя всеми необходимыми предметами
в своем собственном хозяйстве, не прибегая к рынку, то «скоро будет
не то: домашнее сукно сменится на поселянине покупным
фабричным... льняные и посконные ткани домашнего изделия сменятся
хлопчатобумажными... Все это совершится еще на глазах нашего
поколения в селах, как до сих пор совершилось только в больших
городах» и.
Во многих высказываниях Чернышевского проводится глубокая
мысль о том, что развитие капитализма в России осуществляется
независимо от воли и желаний людей, что бесполезно надеяться, будто
его можно «закрыть» или что он «не привьется». «Достоверно, что
развитие экономического движения, заметным образом
начинающееся у нас пробуждением духа торговой и промышленной
предприимчивости, построением железных дорог, учреждением компании
пароходства и т. д., необходимо изменит наш экономический быт, до
сих пор довольствовавшийся простыми формами и средствами ста-
9 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IV, с. 434—435.
10 Там же, с. 435.
11 Там же, с. 745.
295

рины. Волею или неволею, мы должны будем в материальном быте-
жить, как живут другие цивилизованные народы» 12.
Все это не оставляет никаких сомнений в том, что Чернышевский
видел историческую неизбежность развития капитализма в России.
Он верил в прогрессивность общественного развития, проявлял
исторический оптимизм. Не случайно Ленин, характеризуя
просветителей 60-х годов, счел необходимым в самой решительной форме
противопоставить их взгляды на капитализм народническим.
«Признание русского капитализма «уклонением с пути», упадком и т. п.,—
писал он, — ведет к извращению всей экономической эволюции;
России... «Наследство» 60-х годов с их горячей верой в
прогрессивность данного общественного развития, с их беспощадной враждой,
всецело и исключительно направленной против остатков старины, с
их убеждением, что стоит только вымести дочиста эти остатки, и
дела пойдут как нельзя лучше, — это «наследство» не только ни при
чем в указанных воззрениях народничества, но прямо противоречит
им» 13.
Всякое учение о «самобытности» России находится в полном
несоответствии с духом всего творчества Чернышевского. Он был
сторонником всего прогрессивного, что дал капиталистический Запад..
««60-е годы», — отмечал Ленин, — напротив, стремились
европеизировать Россию, верили в приобщение ее к общеевропейской культуре,
заботились о перенесении учреждений этой культуры и на нашу,
вовсе не самобытную, почву» 14.
На первый взгляд может создаться впечатление, что признание-
Чернышевским неизбежности и прогрессивности развития
капитализма в России противоречит его стремлению обосновать
возможность для отсталых стран перейти к социализму, минуя капитализм.
Однако это противоречие мнимое. Мировоззрение Чернышевского-
носит исключительно цельный и стройный характер. Все стороны его-
воззрения взаимно связаны, а конкретная программа весьма
последовательна. Для того чтобы разобраться в этой программе,
необходимо принять во внимание своеобразие постановки Чернышевским
вопроса о капитализме вообще и русском капитализме в особенности.
Идеалом Чернышевского является такой общественный строй,
который обеспечивает, с одной стороны, быстрое развитие производи^
тельных сил, науки, техники, знаний, а с другой стороны, рост
благосостояния народных масс. Единственным общественным строем,,
который обеспечивает и быстрое развитие производства, и рост
народного благосостояния, Чернышевский считал социализм.
Крепостничество противоречило интересам развития производства и
повышения благосостояния народа. Капитализм открывал известный
простор для улучшения производства, но вместе с тем неизбежно повлек
за собой нищету и бедствия трудящихся масс.
12 Там же.
13 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 2, с. 532—533.
14 Там же, с. 533. i
206'

Если бы Россия могла сразу же перейти к социализму, то
вопрос о капитализме не привлекал бы такого внимания
Чернышевского. Но он видел, что капитализм уже развивался и демонстрировал
свои преимущества перед феодализмом. В таких условиях перед
Чернышевским возникала проблема, можно ли использовать
прогресс, который приносит развивающийся капитализм, и в то же
время избежать связанных с ним бедствий и страданий народных масс.
Именно так понимал направленность поисков Чернышевского
внимательно изучавший его произведения Маркс. В Письме в редакцию
«Отечественных записок» он следующим образом характеризовал
проблему, которую решал великий русский демократ: «Этот ученый
в своих замечательных статьях исследовал вопрос — должна ли
Россия, как того хотят ее либеральные экономисты, начать с разрушения
•сельской общины, чтобы перейти к капиталистическому строю, или
же, наоборот, она может, не испытав мук этого строя, завладеть
всеми его плодами, развивая свои собственные исторические
данные» 15.
Чернышевский понимал, что, если капитализм займет
господствующие позиции в экономике страны, мечта о повышении
благосостояния народных масс — пустая утопия. Он потратил немало
усилий, чтобы доказать, что на Западе никакие паллиативные меры не
принесут трудящимся избавления от гнета, никакие декреты
правительства не обуздают эксплуататорских вожделений буржуазии.
Но в России, где капитализм еще только начинал свое развитие,
Чернышевский надеялся революционными мерами
воспрепятствовать процессу разорения, нищеты и бедствий трудящихся масс. Одну
из главнейших причин тяжелого положения трудящихся при
капитализме Чернышевский усматривал в том, что трудящиеся лишены
средств производства и вынуждены жить продажей своего труда.
Он видел, что появление «язвы пролетариатства» на Западе было
связано с обезземеливанием сельского населения. Вполне понятно
поэтому, что все его помыслы направлены к тому, чтобы в России
ликвидация крепостничества произошла на таких условиях, которые
<бы сохранили каждого поселянина в «звании земельного
собственника», чтобы в России не произошло типичного для Запада грабежа
и обезземеливания крестьянства. Но что особенно важно,
Чернышевский стремился сохранить землю в руках крестьянства не в форме
мелкой частной собственности, а в форме государственной
собственности с общинным владением.
Он понимал, что переход всей земли в частную крестьянскую
собственность в условиях развивающихся товарно-денежных и
капиталистических отношений приведет к быстрому разорению
большинства мелких поземельных собственников и переходу их в ряды
пролетариата. Он не строил никаких иллюзий на счет так называемой
«устойчивости», «живучести» мелкокрестьянского хозяйства, его
способности выдержать капиталистическую конкуренцию. Он не видел
15 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 119.
207

никакой будущности за мелкокрестьянским хозяйством и заявлял
о его неизбежном разорении.
Он в категоричной форме возражал против утопических и
реакционных попыток Сисмонди и Прудоыа избежать бедствий
капитализма путем возврата к мелкотоварному производству, ибо видел
неотвратимость появления пролетариата на базе такого
производства. По его мнению, следует ориентироваться не на эти реакционные
утопии, не на идеализацию мелкокрестьянского хозяйства, а на
переход к крупному коллективному социалистическому производству.
Он считал, что только такие крупные товарищества трудящихся,
поддерживаемые народной государственной властью, смогут устоять в
конкурентной борьбе с крупными капиталистическими хозяйствами
и обеспечить высокий уровень благосостояния народа. Он
противопоставлял экономически сильным капиталистическим предприятиям
еще более мощную экономическую силу в форме коллективного
общественного сектора. Он стремился не к тому, чтобы какими-то
декретами «закрыть» капитализм, а к тому, чтобы, создавая
общественные формы производства в экономике страны, помешать
развивающимся капиталистическим формам превратиться в господствующие.
Неразвитость капитализма в России создавала у Чернышевского
уверенность в том, что крестьянская революция, устранив
крепостничество и открыв путь для дальнейшего развития капитализма,
вместе с тем позволит начать создание крупных коллективных форм
производства. С одной стороны, стихийно развивающийся капитализм,
с другой — сознательно, при помощи народного государства
создаваемый коллективный, социалистический сектор. Конечно, мысли
Чернышевского выражены не в такой форме, но содержание их,
несомненно, таково. Об этом свидетельствуют высказывания
Чернышевского о необходимости «переходного состояния» от современной ему
экономики к экономике социалистической.
Несмотря на то что мысль Чернышевского о «переходном
состоянии» ярко выражена и обстоятельно обоснована в целом ряде его
произведений, в нашей литературе она еще не получила должного
освещения. А между тем именно здесь ярче всего обнаруживаются
сильные стороны социалистического учения Чернышевского и его
историческая ограниченность.
Глава И
О необходимости переходного состояния
на пути к социализму
Герцен считал, что социализм коренится в самых основаниях
русского сельского быта. По его мнению, русский крестьянин —
социалист «по инстинкту». Достаточно лишь устранить
крепостничество, и русская сельская община в силу своей внутренней организации
станет социалистической формой производства. Главное состоит в
том, чтобы предоставить крестьянским общинам полную
самостоятельность, и это приведет к установлению социализма. Проблема
208

русского капитализма у Герцена снималась и построение
социализма являлось единовременным актом: ликвидация крепостничества
есть в то же время и становление социализма.
Иначе решал эти проблемы Чернышевский. Для него построение
социализма — это большая, сложная задача, которая требует
длительного исторического периода. Он полагал, что русская община
может облегчить переход к социализму, но сама по себе она еще не
является формой социалистического производства. Социализма в
России нет, он не появится и сразу же после свержения феодализма,
его нужно еще строить, пройдя при этом путь борьбы с
развивающимся русским капитализмом. «...Мы не думаем, — писал
Чернышевский, — чтобы и самый социализм скоро приобрел господство в
экономической жизни. Мы видим в истории, что очень долгого
времени требовало порядочное осуществление перемен, совершенно
ничтожных перед этою» 1.
Борясь против крепостничества в России, провозглашая курс на
народную революцию, Чернышевский отнюдь не предполагал, что эта
революция сразу же приведет к социализму. Напротив, он даже
высмеивал тех, кто надеялся на успех социализма с первого раза,
«силою одной попытки». Исключительно трезво оценивая обстановку,
Чернышевский учил «в данное время предлагать только такие
реформы, которые возможны» 2, а не спешить с выдвижением самых
лучших, но необоснованных пожеланий.
Чернышевский понимал, что свержение феодализма поставит
перед народными массами новую задачу борьбы с развивающейся
буржуазией. Но он считал, что уже в тех условиях России можно
было начать осуществление мер, которые бы приближали торжество
социализма. «Близка или далека цель, все равно, нельзя выпускать
ее из мысли, нельзя, потому что как бы далеко ни была она,
ежеминутно представляются и в нынешний день случаи, в которых надобно
поступить одним способом, если вы имеете эту цель, и другим
способом, если вы не имеете ее» 3.
Он выдвигал исключительно интересную и оригинальную идею
о необходимости «переходного состояния» от современной ему
феодальной экономики к экономике социалистической. Исходным
пунктом всей его программы было обоснование необходимости
крестьянской революции, перехода власти в руки народного правительства,
национализации земли, демократизации всех общественных
учреждений. После ликвидации феодализма дальнейшее развитие России
мыслилось Чернышевским через «переходное состояние» к
господству коллективных форм производства. Наиболее отчетливо мысль
о переходном состоянии выражена в напечатанных в «Современнике»
статьях «О поземельной собственности», «Ответе на замечание
г. Провинциала» и в «Замечании на статью «О поземельной собствен-
гтости»» 4.
1 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 832.
2 Там же, с. 830.
3 Там же, с. 353.
4 Эта статья за подписью «Провинциал» была напечатана в ноябрьском
номере «Современника» за 1857 г. Первоначально ее авторство приписывалось Чер^
14 Н, В. Хесскн
209

Автор «Замечания на статью «О поземельной собственности»»,
выразив согласие с развиваемым Чернышевским взглядом, что
будущее принадлежит общинным формам производства, со своей
стороны замечал: «...не надо ласкать себя обманчивой надеждой, что
переход в эту будущность из настоящего состояния возможен скоро и
возможен без переходного состояния. Развить эту мысль можно бы
очень подробно, но здесь неуместно» 5.
В своем «Ответе на замечание г. Провинциала» Чернышевский
поддерживал мысль о переходном состоянии и одновременно
указывал, что эту мысль он имел в виду и сам, но не смог провести с до-
Статочной ясностью.
«Если мы действительно, — писал он, — подали нашим читателям
повод думать, что мы упускаем из виду неизбежность довольно
долгого переходного состояния от настоящих способов обработки
отдельных участков общинной земли частными силами отдельного хозяина
к общинной обработке мирской дачи, — если мы дали повод к
такому мнению о наших понятиях, как на то, по-видимому, указывает
одно из замечаний, делаемых нашим корреспондентом, мы
выразились неудачно или неполно в том месте наших статей, которое
подало повод к такому заключению» 6.
нышевскому. В «Избранных экономических произведениях», изданных в 1948 г.,
в специальном примечании оговорено: «Замечание на статью «О поземельной
собственности»» и «Ответ на замечание г. Провинциала» написаны
Чернышевским» (см. Чернышевский Н. Г. Избранные экономические произведения, т. I,
с. 750).
При подготовке Полного собрания сочинений Чернышевского было
установлено, что статья за подписью «Провинциал» не принадлежит перу
Чернышевского: гонорар за эту статью получил псковский либеральный помещик
А. С. Зеленый. Поэтому в Полное собрание сочинений эта статья не включена.
Однако сохранилась переписка Чернышевского с Зеленым, яз которой следует,
что эта статья была подготовлена Зеленым по просьбе Чернышевского. В
письме, относящемся к июню 1857 г., Чернышевский рекомендует ему
откликнуться на опубликованную в «Современнике» статью «О поземельной
собственности»: «У меня тут есть разные цели, между прочим, и те, которыми заняты Вы.
Прямо говорить нельзя, будем говорить как бы о посторонних предметах, лишь
бы связанных с идеею о преобразовании сельских отношений. Ваши
возражения я напечатал бы в «Совр.» с радостью (и конечно, за статью заплатил бы
«Совр.» Вам), если бы Вы были так добры, что вздумали бы написать
возражения» (Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. XIV, с. 348). И далее
Чернышевский рекомендует круг проблем, которые связаны с общиной и
тенденциями развития экономики и которые следовало бы осветить в предполагаемых
«Замечаниях».
Нет никаких сомнений, что все три статьи — «О поземельной
собственности», «Ответ на замечание г. Провинциала» (Чернышевский) и «Замечание
на статью «О поземельной собственности»» — внутренне связаны между собой,
объединены общим замыслом. Поэтому статья за подписью «Провинциал», хотя
и не принадлежит Чернышевскому, но с полным основанием может быть
использована при выяснении позиции Чернышевского. Поднятый в этой статье
вопрос о необходимости «переходного состояния» поддерживается и
всесторонне развивается Чернышевским в его «Ответе на замечание г.
Провинциала».
6 Чернышевский Н. Г. Избранные экономические произведения, т. I, с. 478*
6 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. V, с. 151.
210

Уже сама постановка вопроса о необходимости «переходного
состояния» возвышает Чернышевского над народничеством. Но еще
более примечательны в этом отношении его рассуждения о
характере переходного состояния, о его экономической сути. «Переходное
состояние» мыслилось им как период сосуществования и развития
двух секторов — общинного, коллективного и частного,
капиталистического.
В статье за подписью «Провинциал» основное содержание
переходного состояния формулировалось следующим образом: «...принцип
частного владения, хотя бы он и вытеснялся постепенно общинным,
будет еще долго и долго господствовать и как переходное состояние
неизбежен. Если это так, то первый вопрос, мне кажется, состоит
только в том, как единовременно совместить возможно мирное
господство обоих способов владения и как распоряжение частной
собственностью сделать наивозможыо плодотворным и нестеснительным
для соприкасающегося с ним общинного владения. Затем уже может
подлежать к разрешению другой вопрос: как оградить навсегда
благодетельное для большинства общинное владение от возможности
вторжения в его область частного и какой лучший и мирный путь к
постепенному расширению этой области и усовершенствованию
самого распоряжения общественной собственностью? Время сделает
остальное» 7.
В своем ответе Чернышевский еще более отчетливо раскрыл
сущность переходного состояния и акцентировал внимание на том, что
общинный сектор должен постепенно вытеснять частный сектор из
экономики страны: «Признавая вместе с почтенным
корреспондентом необходимость для настоящего времени в том, чтобы подле
общинного владения существовала и частная поземельная
собственность, мы, конечно, с полным согласием принимаем его мысли о том,
что общинное владение, огражденное от вторжения частной
собственности в свою область, может и должно расширять эту область...» 8
Мысль о сосуществовании и развитии двух секторов в несколько
иной форме проводится и в ранее написанной статье
Чернышевского «О поземельной собственности». «Нация, — писал он, — имеет два
интереса:
1) Люди особенно даровитые, особенно счастливые или особенно
деятельные, которые могут успешно выдерживать конкуренцию,
любят рисковать.
2) Люди обыкновенные желают жить безбедно и обеспеченно.
Для первых существует огромное поприще частной собственности,
в которой все предоставлено счастию, дарованию, силе или ловкости.
Вторым нужно обеспеченное достояние, независимое от
превратностей счастия, так чтобы трудящийся всегда имел средства к труду...
Это дается государственною поземельною собственностью с
общинным владением» 9.
7 Чернышевский Н. Г. Избранные экономические произведения, т. I, с. 478.
8 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч., т. V, с. 152.
9 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч., т. IV, с. 437—438.
14*
211

Оценивая соотношения между частным и общинным секторами,
Чернышевский в этой же статье указывал, что «государственные
земли должны преобладать в стране над выделенными в частную
собственность» 10.
В приведенных высказываниях у Чернышевского шла речь о двух
секторах развития сельского хозяйства. Но у него есть
высказывания о необходимости двух секторов развития промышленности. В
городах он предлагал создавать крупные товарищества трудящихся,
которые при помощи государства смогли бы выдержать
конкуренцию со стороны капиталистических предприятий, а с течением
времени и совершенно вытеснить их.
Из каких элементов должен был складываться, по мнению
Чернышевского, частный сектор?
В статье «О поземельной собственности», где им впервые
выдвигалась идея двухсекториого развития экономики, Чернышевский
писал о предоставлении земли в частную собственность
«коммерческим людям» — буржуазным предпринимателям, имеющим
достаточные средства для ведения крупного хозяйства.
Он говорил и о частной поземельной собственности зажиточного
крестьянства, купившего землю на свои деньги и обрабатывающего
ее с помощью наемного труда.
Чернышевский полагал, что частный сектор в земледелии будет
представлен частично и обуржуазившимися дворянами, ведущими
хозяйство на базе вольнонаемного труда, т. е. капиталистическими
методами.
Все это позволяет сделать вывод, что частная поземельная
собственность понималась Чернышевским как собственность буржуазная,
а не помещичья. И весь частный сектор в земледелии трактовался
им как частнокапиталистический.
Экономика сельского хозяйства после ликвидации
крепостничества представлялась ему в следующем виде: «Огромная масса земель
будет тогда в частной собственности, будет подлежать продаже и
покупке по закону конкуренции, и, таким образом, для людей особенно
предприимчивых и оборотливых повсюду будет открыто
неизмеримое поприще к приобретению наследственной и полновластной
собственности... Но эти участки рассеяны подобно островам, и мелким,
и огромным, среди еще огромнейшей массы земли, находящейся в
государственной собственности и в общинном владении... Таким
образом общее благосостояние массы, основанное на общинном
владении, будет совмещаться с полным простором для отдельных людей
до безграничности увеличивать свою поземельную собственность...» п
Этот отрывок еще раз свидетельствует о том, что Чернышевский
считался с исторической необходимостью развития капитализма в
России и вместе с тем представлял себе движение к социализму не
иначе как через период сосуществования общинных форм
производства с капиталистическими.
10 Там же, с. 468.
11 Там же, с. 329.
212

Общественный сектор в экономике страны мыслился им как
совокупность общин в земледелии, товариществ трудящихся в городах
и отчасти государственных предприятий.
Чрезвычайно интересно проследить, каким же путем думал
Чернышевский осуществить создание этого общественного сектора.
Наибольшее внимание в своих статьях Чернышевский уделял
преобразованиям в сельском хозяйстве. И это вполне понятно, ибо
большинство трудящихся страны тогда составляло крестьянство и именно
его интересы в первую очередь защищал великий русский демократ.
В этой связи вопрос об общине, ее роли и перспективах развития
привлекает его самое пристальное внимание.
Взгляды Чернышевского на общину резко отличны от
народнических. Он не идеализировал русскую деревню, не закрывал глаза
на присущую ей рутину и отсталость. Он не был склонен видеть в
русской общине что-то особое, только России присущее и
возвышающее русский экономический быт над западноевропейской
экономикой. Ленин отмечал эту особенность его взглядов в отличие от
народнических.
«Эта фальшивая идеализация, — писал Ленин, — желавшая во что
бы то ни стало видеть в нашей деревне нечто особенное, вовсе
непохожее на строй всякой другой деревни во всякой другой стране в
период докапиталистических отношений, — находится в самом
вопиющем противоречии с традициями трезвого и реалистического
наследства» 12.
Нетрудно проиллюстрировать эту ленинскую характеристику
целым рядом высказываний самого Чернышевского. В статье
«Критика философских предубеждений против общинного землевладения»
он указывал, что для «хвастовства перед другими народами» русская
община «никуда не годится». «Нечего нам считать общинное
владение особенной прирожденною чертою нашей национальности, а
надобно смотреть на него как на общую человеческую принадлежность
известного периода в жизни каждого народа. Сохранением этого
остатка первобытной древности гордиться нам тоже нечего, как
вообще никому не следует гордиться какою бы то ни было стариною,
потому что сохранение старины свидетельствует только о
медленности и вялости исторического развития» 13.
Когда Герцен попытался доказать, что Россия с общинным
устройством ближе к социализму, чем Запад, и что она призвана
«обновить» загнивающий западноевропейский мир, Чернышевский,
подобно Марксу и Энгельсу, выступил с резкой критикой этих мыслей.
«Мы, — писал он, — далеко не восхищаемся нынешним состоянием
Западной Европы, но все-таки полагаем, что нечем ей позаимство-
ваться от нас. Если сохранился у нас от патриархальных (диких)
времен один принцип, несколько соответствующий одному из условий
быта, к которому стремятся передовые народы, то ведь Западная
12 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 2, с. 533.
13 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. V, с. 362.
213

Европа идет к осуществлению этого принципа совершенно
независимо от нас» м.
Чернышевский был весьма далек от народнических иллюзий,
будто современная ему крестьянская община уже является
социалистической формой производства. Напротив, он был глубоко убежден,
что лишь в будущем община станет социалистической формой, а в
своем нынешнем виде она и по уровню производительных сил, и по
характеру отношений еще не может считаться социалистической
формой производства.
Социалистическое производство в представлении
Чернышевского — это производство, базирующееся на общественной
собственности, коллективном труде, с одной стороны, и на высоком уровне
производительных сил, с другой стороны. С обеих этих точек зрения
современная ему крестьянская община не выдерживала критики.
Техника была исключительно примитивной. Общинное же владение
землей не подкреплялось общинным производством, а базировалось
на мелком индивидуальном хозяйстве. И Чернышевский вполне
справедливо отмечал, что между русской общиной и социализмом
такая же разница, как между веревочными китайскими мостами и
совершенными висячими мостами, сконструированными
западноевропейскими инженерами. «Принцип, — отмечал он, — положим,
действительно один и тот же. Но форма, до какой развивается вещь,
порождаемая принципом, совершенно не та, и китайцам без помощи
европейской цивилизации никак нельзя было бы дойти до висячего
моста, действительно прочного, удобного, удовлетворяющего
надобностям цивилизованного общества» 15.
Прежде чем община сможет стать социалистической формой
производства, ей предстоит еще существенная реорганизация, переход
от общинного владения к общинному производству на базе
развитой техники — таков вывод Чернышевского.
Но поскольку Чернышевский не считал современную ему
крестьянскую общину уже готовой формой социализма, постольку он и не
мог противопоставлять ее капитализму, как это делали народники.
В литературе нередко выдвигается тезис о том, что якобы община
защищается Чернышевским как средство против капитализма.
Подтверждение этому взгляду видят в том, что он защищал общину как
средство избежать «язвы пролетариатства».
Однако эта точка зрения неправомерна. Капитализму
Чернышевский противопоставлял не современную ему крестьянскую общину
с ее индивидуальным хозяйством, а общину, которая появится в
результате дальнейшего развития старой общины, при переходе к
передовой технике и коллективному труду. Суть дела, на наш взгляд,
состоит в следующем.
Чернышевский не был противником развития русского
капитализма, он выступал лишь за то, чтобы его развитие не
сопровождалось страданиями трудящихся, «язвой пролетариатства». Сохранение
14 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. VII, с. 661—662.
15 Там же, с. 662.
214

общины, по его мнению, призвано предотвратить обезземеливание
крестьянства, его пролетаризацию. Но это не значит, что сохранение
общины направлено против вольнонаемного труда вообще. По мысли
Чернышевского, и при сохранении общины будет иметь место
наемный труд — эта основа капитализма. Различие состоит только в том,
что при господстве общинного принципа наемный труд на частных
предприятиях будет оплачиваться выше и соответственно выше будет
благосостояние трудящихся.
Если народники считали, что полуразложившаяся крестьянская
община прогрессивнее капитализма, то Чернышевский
придерживался иного мнения.
Примечательна в этом отношении его полемика с
«Экономическим указателем». Либералы из «Экономического указателя»
выдвигали тезис, что крестьянская община менее благоприятствует
успехам сельскохозяйственного производства, чем частная собственность
при фермерском хозяйстве. Фермерское хозяйство дает больше
продукции, чем крестьянская община. Чернышевский готов был сделать
им уступку в том, что современная ему крестьянская община даст
меньше продукции, чем фермерское хозяйство. Но при этом он
выступал за общину по той причине, что она позволяет обеспечить
более высокий уровень благосостояния трудящихся, чем фермерство.
«...Общинное пользование, — писал он, — мы считаем выгодным для
нации сохранить на втором участке даже во время того периода,
когда оно задерживает успехи производства» 16.
Это не значит, конечно, что Чернышевский полагал, будто
всегда и при всех условиях община будет меньше содействовать
успехам производства, чем капиталистическое хозяйство. В этой же
статье он указывал, что при известных условиях и общинное
пользование землей приведет к не меньшим успехам, чем
частнокапиталистическое хозяйство. Но для нас сейчас важно отметить, что
современную ему общину Чернышевский отнюдь не рассматривал как
форму более высокую, чем капиталистические хозяйства. Такими
бесспорными преимуществами она будет обладать лишь в
дальнейшем, при переходе к общинному производству на базе высокого
уровня техники.
С чрезвычайной осторожностью он подходил к выяснению
вопроса о возможности для русской общины в условиях развивающихся
товарно-денежных и капиталистических отношений перерасти в
социалистическую форму производства. В отличие от народников он
не считал, что крестьянская община в силу своей внутренней
организации неизбежно превратится в социалистическую. Напротив, он
видел, что отсталая русская община, предоставленная сама себе, в
условиях развивающегося капитализма подвергнется разложению.
Он подмечал, что уже в современных ему условиях в общине
наметилось расслоение. «И между общинниками, — писал он, — иные
служат наемщиками у других домохозяев, не имея своего
хозяйства...» 17 Он предвидел, что с развитием товарно-денежных отношений
16 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IV, с. 751.
17 Там же, с. 386.
215

многие крестьяне предпочтут частное хозяйство и выход из общины,
что может привести к разрушению всего общинного устройства.
«...Мы скажем про общинное землевладение: для целого
общества оно > полезно, но каждому из членов общества может
представляться временная выгода от превращения своего пользования частью
общественной земли в полную собственность над этою частью ее.
Эта мимолетная выгода несомненно приведет в худшее положение
почти каждого из людей, которые соблазнились бы ею, но она может
иметь столько соблазнительности, что приведет к разрушению
выгоднейшего для всех порядка...» 18
Чернышевский не видел в общине самостоятельных сил,
способных воспрепятствовать этому процессу. Только при помощи и
поддержке народного правительства она может быть укреплена и
превращена в социалистическую форму хозяйства. «...Если это
учреждение на самом деле полезно, то для его сохранения нужна
правительственная забота, потому что без законодательного охранения
оно не может удержаться против частных интересов» 19.
Весьма примечательно, что даже в своих показаниях
следственной комиссии после ареста Чернышевский указывал на возможность
разложения русской общины. ««Знамя», о котором упоминается в
письме, — наше обычное общинное землевладение, которое я
постоянно защищал, но относительно которого все-таки выражал
сомнение, удержится ли оно против расположения к потомственному
землевладению,— это объясняется в статье «Современника» (моей)г
которой Герцен остался недоволен» 20.
Все это свидетельствует о том, насколько реалистически
относился Чернышевский к русской общине, насколько чужда была ему
фальшивая идеализация полуразложившейся крестьянской общины.
Если народники верили в социалистическое развитие
полуразложившейся, обремененной выкупными обязательствами
пореформенной общины, то Чернышевский отрицал такую возможность и
отмечал, что только революция, расширение крестьянского землевладения
без всякого выкупа позволят перевести общину на рельсы
социализма.
Чернышевский считал, что вопрос о жизненности русской
общины может быть решен только на практике, что следовало бы сделать
попытку и не прежде отчаяться в успехе, как тогда, когда
несостоятельность этого порядка была бы доказана несомненным опытом.
В его времена расслоение внутри общины было еще недостаточно
заметным. И вполне естественно, что ему казалось, будто
крестьянство в своем подавляющем большинстве пожелает сохранить
общинное устройство. В то же время весь дух его сочинений показывает,
что он отнюдь не был склонен отстаивать общину и в том случае,
если бы сама жизнь показала историческую обреченность этой
формы землевладения. В этом он также отличается от своих последова-
телей — народников, которые преднамеренно закрывали глаза на раз-
18 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 725.
19 Там же.
20 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. XIV, с. 726.
216

ложение общины, осуществлявшееся быстрыми темпами, и
продолжали твердить о «социалистических инстинктах» русского
крестьянина.
Тот факт, что Чернышевский уже улавливал начавшийся
процесс расслоения общины, побуждал его к поискам таких мер,
которые в какой-то мере предотвратили бы разложение общинного строя.
У него имеются высказывания о том, что наиболее зажиточные и
разбогатевшие члены общины должны выделиться из нее и вести
самостоятельное частное хозяйство буржуазного типа. В общине
останутся лишь лица, ведущие хозяйство своим личным трудом. «Только
человек, — писал он, — фактически занимающийся земледелием,
должен иметь участок общинной земли. Выходит человек из сословия,
возделывающего землю своими руками, он тем самым отказывается
от участия в государственной земле»21.
Это дает основание полагать, что опорой, костяком общины
Чернышевский считал трудовое крестьянство, а не зажиточных
хозяйчиков буржуазного типа. Сторонником социалистического развития он,
по-видимому, считал не все крестьянство, а лишь его трудовые слои.
Эта позиция подтверждается вышеприведенными отрывками статьи
«О поземельной собственности», в которых говорится о двух
секторах развития экономики страны. В ней общинное владение
предназначается Чернышевским для большинства земледельческого
населения, «желающего жить безбедно» и не имеющего средств к тому,
чтобы «рисковать» и «выдерживать конкуренцию».
Чернышевский боролся не за то, чтобы примирить интересы
различных слоев крестьянства в рамках общины, а за то, чтобы
очистить общину от элементов, которые уже прониклись
частнособственническими, буржуазными интересами и стремились вести
самостоятельное хозяйство. «Государственная земля, — пишет он, — есть
обеспечение жизни в сословии земледельцев. Потому, как скоро у
меня есть уже обеспечение вне этой земли, я не имею на нее права.
Итак, владеющий по праву частной собственности достаточным для
жизни куском земли перестает участвовать в общинном владении.
Точно так же владеющий известным капиталом, движимым или
недвижимым. Поселянин выходит в купцы или покупает 100 десятин
земли, — ему не нужно общинного участка» 22.
Таким образом, в планы Чернышевского входила известная
реорганизация русской общины. Зажиточное крестьянство переходит в
частнокапиталистический сектор, а в общине остается лишь трудовое
крестьянство. Из частного сектора вернуться в общину могут лишь
те, кто разорился в результате конкуренции и не имеет средств к
существованию. «Но купец разорился: он, если хочет, всегда найдет
себе кусок земли в сельской общине» 23.
Чернышевский предусматривал полную свободу выхода из
общины: «Если я хочу заниматься другим промыслом, это моя добрая
воля и мой риск. Нация представляет меня моим собственным силам,
21 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IV, с. 439.
22 Там же, с. 439—440.
23 Там же, с. 440.
217

но приют мне будет готов в случае надобности» 24. Он понимал, что
развитие капитализма потребует и свободы передвижения людей и
капиталов и что община не будет этому препятствовать.
Отсюда ясно, что, ратуя за общину, Чернышевский отнюдь не
предполагал, что она сразу же воспрепятствует развитию
капитализма. Напротив, существование общины мыслилось им наряду с
существованием капитализма. Провозглашение свободы выхода из
общины по существу означает буржуазное требование. Любой общинник,
по мнению Чернышевского, может стать и вольнонаемным рабочим,
и частным предпринимателем. Но все же большинство, по его
мнению, предпочтет общину.
Чернышевский предусматривал три этапа в развитии общины:
общинное владение, общинное производство и общинное
потребление. Последний этап он относил к далекому коммунистическому
будущему. А два первых этапа исследовались им с особенной
тщательностью как имеющие жизненное практическое значение уже в тех
условиях и в ближайшем будущем.
На первом этапе Чернышевскому особенно важно было сохранить
общинное владение землей как средство обеспечить всех поселян в
«звании поземельных собственников» и тем самым не допустить
типичной для Запада пролетаризации масс. Вместе с тем общинное
владегше в условиях развивающегося капитализма будет играть и
другую роль. Оно создаст для крестьянства более выгодные условия
при найме к частным предпринимателям. Он считал, что в условиях
господства общинного владения капиталисты-фермеры не смогут
найти дешевой рабочей силы и будут вынуждены нанимать рабочих
лишь па выгодных для самих рабочих условиях.
«Положение работника, — писал он, — было бы несравненно
лучше, если бы поселянин мог свободно выбирать между работой на
участке своего семейства и работою на ферме; именно этого выбора
нет в Англии, потому что вся земля занята фермерами. Но свобода
выбора сохраняется, если фермы будут занимать гораздо меньшее
пространство земли, нежели участки поселян. Потому, если
сохранится общинное владение в его настоящем размере и даже... будет
расширяться по мере надобности, то и введение фермерства на
землях больших собственников не будет невыгодно для поселян,
которые будут наниматься тогда в работники к фермерам не иначе как
на выгодных для себя условиях» 25.
По мере развития товарно-денежных и капиталистических
отношений произойдет переход от общинного владения к общинному
производству. Чернышевский отчетливо видел, что современная ему
община основывается на мелком, индивидуальном производстве,
которое в случае усиления конкурентной борьбы будет побеждено
крупиокапиталистическими хозяйствами. Отсюда вытекает и его
предложение о переходе от обработки отдельных участков общинной
земли частными силами отдельного хозяина к общинной обработке
24 Там же, с. 439.
25 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. V, с. 154.
218

«целой мирской дачи». «Через тридцать или двадцать пять лет, —
указывал он, — общинное владение будет доставлять нашим
поселянам другую, еще более важную выгоду, открывая им чрезвычайно
легкую возможность к составлению земледельческих товариществ
для обработки земли; не можем сказать, чтобы это соображение не
оказывало сильного влияния на нашу приверженность к общинному
владению...» 26
Чернышевский считал, что общинное владение облегчит переход
к крупному производству на базе развитой техники, позволит резко
повысить производительность труда.
«Вот например, — писал он, — если уральцы доживут в
нынешнем своем устройстве до того времени, когда введены будут в
хлебопашество машины... то уральцы будут тогда очень рады, что
сохранилось у них устройство, допускающее употребление таких машин,
требующих хозяйств в огромных размерах, на сотнях десятин» 27.
Таким образом, по мнению Чернышевского, на первом этапе
общинное владение необходимо для того, чтобы предохранить
крестьянство от нищеты и разорения. С точки зрения развития
производства община играет сравнительно незначиаельную роль.
Земледельческий прогресс идет в первую очередь по линии частного
предпринимательства. Капиталистические фермы одобряются Чернышевским
именно в том отношении, что они могли бы служить крестьянам
примером земледельческих усовершенствований.
На втором этапе, с развитием капитализма и переходом к
общинному производству, община как крупное коллективное хозяйство
будет играть большую роль в развитии земледельческого
производства. «...Между общинным владением без общинного производства,—
указывал Чернышевский, — и общинным владением с общинным
производством разница неизмеримая. Первое только предотвращает
пролетариат, второе кроме того и содействует возвышению
производства» 28. Эти коллективные крестьянские хозяйства, имеющие
возможность использовать высокоразвитую технику, должны, по
мнению Чернышевского, явиться средством против капитализма.
Расширение этих предприятий позволит не допустить господства
капитализма в стране, а с течением времени даст возможность
обеспечить построение социализма.
«Много раз, — писал Чернышевский, — положительно и
подробно говорили мы о том, что при быстром развитии механических и
других средств для обработки и улучшения земли, при быстром
развитии других промышленностей и торговли, при улучшении
средств сообщения и т. д. нашему земледелию предстоит вступить
в новую эпоху, когда потребуются от него улучшенные способы
производства, в которых оно еще не нуждается теперь или довольно
мало нуждается; к тому времени относили мы осуществление
многих наших понятий, исполнение которых вовсе не требуется
настоящим; также положительно говорили мы о том, что все эти улучше-
26 Там же, с. 151.
27 Чернышевский II. Г. Поли. собр. соч., т. IV, с. 345.
28 Там же, с. 414.
219

ния, относимые нами к будущему, будут происходить постепенно,
сообразно развитию потребностей в них. Из этого почтенный
корреспондент, конечно, увидит, что нам должны казаться совершенно
справедливыми его слова, что полнейшее развитие общинного
принципа должно быть делом будущего, а для настоящего достаточно
желать сохранения в общинном владении той части земли, которая
в нем находится» 29.
Если в земледелии Чернышевский связывал свои
социалистические надежды с преобразованием крестьянской общины, то в
промышленности им предлагалась организация товарищества
трудящихся. Городские ассоциации призваны обеспечить благосостояние
трудящихся и вместе с тем не допустить господства капитализма.
Возможность организации товариществ трудящихся в городах
Чернышевский связывал прежде всего с переходом власти в руки
народа. В романе «Что делать?» он убедительно показывал, что в
рамках крепостнического государственного аппарата такие ассоциации
не имеют шансов на успех. Равным образом он отрицал возможность
беспрепятственного развития ассоциаций и при наличии
буржуазных государств. Он подвергал резкой критике Милля за то, что этот
буржуазный реформист надеялся на мирное развитие городских
ассоциаций в рамках капиталистического экономического и
политического строя. По мысли Чернышевского, только правительство
«земледельцев, поденщиков и рабочих» способно обеспечить быстрое
развитие коллективных форм производства в промышленности.
Чернышевский выдвигал несколько проектов создания
товариществ трудящихся. Эти коллективные предприятия могут быть
созданы либо за счет объединения средств самих трудящихся, либо за
счет государственной помощи, либо путем объединения средств
трудящихся и государственных средств. Но нигде Чернышевский не
высказывался за организацию товариществ трудящихся на базе
экспроприации буржуазной собственности. И это не случайно. Дело
не только в том, что буржуазная собственность в тех условиях
России еще только начинала развиваться и не достигла значительных
размеров. Главное, что Чернышевский считал для тех условий
России развитие частнокапиталистических предприятий «исторической
неизбежностью», прогрессивным явлением. Поэтому создание
коллективных предприятий в городах предлагалось им не за счет
буржуазной собственности. На каком-то историческом этапе выступает
необходимым сосуществование и развитие как частных
предприятий, так и коллективных. Конечно, в будущем, по мнению
Чернышевского, социалистические формы производства восторжествуют и
в городе, и в деревне, обеспечат себе безраздельное господство. Но
для того исторического периода им предлагалось двухсекторное
развитие экономики и в городах.
Отстаивая коллективные формы производства, великий демократ
в то же время не только не был противником, но и выступал
защитником предприятий, находящихся в государственной собственности.
Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. V, с. 151—152.
220

Он постоянно подчеркивал, что государственные предприятия не
оправдывают себя лишь в рамках «дурной администрации», т. е.
эксплуататорских, антинародных правительств. Но они смогут
принести большую пользу при переходе власти к трудящимся.
Чернышевский выступал против тех буржуазных авторов,
которые пытались доказывать, что частные предприятия ведутся более
эффективно, нея^ели государственные. «Если правительственные
предприятия идут хуже частных, причина разницы находится не в
сущности отношений, а в каких-нибудь случайных недостатках,
которые могут быть устранены» 30. «Тут все дело в том, чтобы
администрация добросовестно соблюдала интересы государства и не
могла делать злоупотреблений» 31.
Он отдавал предпочтение государственным предприятиям перед
частными по той причине, что при наличии народной власти эти
предприятия будут использоваться в целях повышения
благосостояния, что «невозможно для частного собственника, обязанного
заботиться прежде всего о собственных выгодах, которые далеко не
всегда одинаковы с общественными» 32.
Чернышевский видел, что в рамках буржуазных государств идея
ведения экономических дел государством не только не встречает
одобрения, но и, наоборот, подвергается нападкам. Он считал, что
при переходе власти в руки народа эта идея, несомненно, должна
была получить широкое распространение. И Чернышевский глубоко
верил, что за государственными предприятиями большое будущее.
«Вопрос о правительственном ведении экономических дел,
сообразном с принципами науки, — писал он, — вопрос новый, и немудрено^
что еще не приобретено достаточно опытности для хорошего
практического его решения» 33.
Весь общественный сектор в экономике страны мыслился
Чернышевским как совокупность реорганизованных сельских общин,
городских ассоциаций и государственных предприятий,
поддерживаемых всеми средствами государственной власти трудящихся.
Именно этот сектор, основное звено которого составляли сельские
общины, и должен был, по мнению Чернышевского, выступить в роли той
экономической силы, которая, с одной стороны, не даст
развивающемуся капитализму занять господствующие позиции в стране, а с
другой стороны, позволит трудящимся массам России избежать мук,
связанных с развитием капитализма.
Как же он представлял себе развитие частнокапиталистического
сектора?
Чернышевский считал, что частный сектор будет представлен
капиталистическими предприятиями как в деревне, так и в городе. Это
предприятия, основанные на вольнонаемном труде и развивающиеся
на базе товарно-денежных отношений, конкуренции.
30 Чернышевский Н.Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 710.
31 Чернышевский II. Т. Поли. собр. соч., т. IV, с. 675.
32 Там же, с. 680.
33 Чернышевский II. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 710.
221

Как относился Чернышевский к этому частному сектору,
расцениваемому им как «историческая неизбежность»? Считал ли он
необходимым оказывать ему государственную помощь и содействовать
русским капиталистам? Или он выступал за то, чтобы как-то затор^
мозить или совсем «закрыть» буржуазное развитие?
Ответ на этот вопрос содержится в следующем его
высказывании: «Не знаем, понимает ли автор под словами «нужно образовать
сословие фермеров» необходимость принятия в этом отношении
каких-либо особых правительственных мер. В таком случае с ним
согласиться трудно. Фермерство, конечно, образуется в свое время и,
может быть, довольно скоро само собой: найдутся люди, готовые
посвятить земледелию свои труды и капиталы — и в землях им у нас
недостатка не будет. Все, чего можно желать в этом отношении,
это — содействия правительства и высших сословий к
распространению между лицами среднего состояния агрономических сведений, а
возможности принять какие-либо правительственные меры
собственно для образования особого сословия фермеров мы не понимаем...
никак нельзя желать, чтобы фермы заменили крестьянские
хозяйства, т. е. чтобы вместо крестьян образовались два сословия:
фермеров, или хозяев, и бездомных батраков. С этим, конечно, согласится
сам автор разбираемой нами статьи» 34.
Чернышевский первоначально не ставил вопроса ни о содействии
развитию фермеров-капиталистов, ни о «задержании» их развития.
Они разовьются с неизбежностью, стихийно, сами по мере развития
товарно-денежных отношений. При этом он глубоко сознавал
прогрессивность буржуазного развития по сравнению с
крепостничеством. Следующие его высказывания показывают, насколько
Чернышевский превосходил своим пониманием действительности
последующее либеральное народничество, представители которого извратили
дух его сочинений.
«Мне всегда было тошно, — писал он, — читать рассуждения о
«гнусности буржуазии» и обо всем тому подобном: тошно, потому что
эти рассуждения, хоть и внушаемые «любовью к народу», вредят
народу, возбуждая вражду его друзей против сословия, интересы
которого хоть и могут часто сталкиваться с интересами его... но в
сущности одинаковы с теми условиями национальной жизни, какие
необходимы для блага народа, потому в сущности тождественны с
интересами народа» 35.
На первый взгляд такое высказывание, провозглашающее
«тождественность» интересов буржуазии и народа, казалось бы,
противоречит всему духу мировоззрения Чернышевского, давшего немало
убийственных характеристик «своекорыстным» эксплуататорам
Запада, насквозь пропитанным жаждой прибыли, духом обмана,
плутовства, надувательства. Однако внимательное изучение
произведений Чернышевского убеждает, что мысль об известном совпадении
«интересов народа и буржуазии не случайна и свидетельствует о его
Чернышевский II. Г. Поли. собр. соч., т. V, с. 814.
Чернышевский II. Г. Поли. собр. соч., т. I, с. 749.
222

глубоком историческом чутье. Несколько иначе та же мысль звучит
в написанной им в 1857 г. рецензии на вышедшие в свет «Губернские
очерки» Салтыкова-Щедрина. В ней Чернышевский давал оценку
выведенным в «Губернских очерках» образам нарождающегося
русского купечества и пришел к выводам, что не следует безоговорочно
их порицать, так как они обладают качествами, которые могут
развиваться в положительном направлении.
Оговорившись предварительно («мы нимало не расположены
считать купеческий, или мещанский, или крестьянский быт идеалом
русской жизни» и «мы совершенно признаем верность тех красок,
какими рисуются купцы в «Ревизоре» и «Женитьбе» Гоголя, в
комедии Островского «Свои люди — сочтемся» и в сцене Салтыкова-
Щедрина «Что такое коммерция»»), Чернышевский в то же время,
оценивая образ купца Ижбурдина и его компаньонов, писал: «Если
вы незнакомы с ним ни по каким другим делам, кроме коммерции,
вы можете вообразить, что он человек без души и совести. Но когда,
узнав его поближе как человека, вы найдете в нем очень много
хороших качеств и еще больше прекрасных зародышей, остающихся
неразвитыми и ожидающих только благоприятной поры для своего
развития, вы, быть может, посовеститесь думать о нем так
презрительно, как привыкли думать» 36.
В каком же смысле Чернышевский говорит о тождественности
интересов буржуазии и народа? Что это за характерные для купцов
«прекрасные зародыши», остающиеся неразвитыми и ожидающими
только «благоприятной поры» для своего развития?
После того как мы рассмотрели отношение Чернышевского к
русскому капитализму вообще, становится ясным и его отношение к
нарождающейся русской буржуазии.
Чернышевский понимал, что на Западе буржуазия уже
обнаружила свою антинародную сущность и реакционную роль по
отношению к техническому прогрессу. Кризисы перепроизводства,
нерациональное использование производительных сил, нищета масс — все
эти факты Чернышевский связывал с господством буржуазии и
буржуазных порядков. Он нисколько не сомневался, что при господстве
капитализма и русская буржуазия неизбежно претерпит такую
эволюцию. Но в современных ему условиях русская буржуазия еще не
исчерпала своей прогрессивной роли. Скованная в своем развитии
феодальным строем и опекой крепостнического государства, она еще-
не могла полностью развернуть свои силы. Она была заинтересована
в ликвидации крепостного права, в устранении экономической
отсталости страны, в техническом прогрессе. Именно в этом смысле
следует понимать слова Чернышевского об известном «совпадении»
интересов буржуазии и народа. Никаких апологетических ноток в
защиту буржуазии вообще у него нет, он сторонник социализма. Но^
прежде чем Россия придет к социализму, на определенном этапе
и в определенных границах в ней осуществится буржуазный
прогресс.
36 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IV, с. 285—286.
223

Чернышевский выступал за развертывание частной
предпринимательской деятельности в тех условиях России, ибо видел, что с
развитием капитализма может быть связан рост производительных
сил страны, переход от отсталых, патриархальных форм
производства к крупным, технически оснащенным предприятиям, ведущимся
на «коммерческих основаниях». Однако он полагал, что народное
правительство, опираясь на рост и укрепление общественного
сектора, не даст разрастись этой инициативе до вредных для народа
последствий. Он считал, что на основе системы экономических,
политических и юридических мероприятий государство сумеет заставить
работать этих лиц с «охотой поневоле», т. е. вынудит их
развертывать свою деятельность в направлении, выгодном всему обществу.
В рецензии на «Губернские очерки» Салтыкова-Щедрина
Чернышевский описывал, как профессор Казанского университета юрист
Мейер сумел отучить одного из коммерсантов от жульнических
махинаций с целью обогащения. Методы действий Мейера одобрялись
Чернышевским, и вполне правомерно предположить, что под ними он
имел в виду строжайшую экономическую и юридическую политику,
которую с еще большей последовательностью будет проводить
народное правительство. «Наш банкрот, — писал Чернышевский, —
считал себя непобедимым хитрецом — Мейер, раскрыв все его уловки,
жесточайшим образом оскорбил его самолюбие; Мейер разорил его,
надолго лишил его свободы, подверг жестоким страданиям
продолжительного ареста...» 37
Эти рассуждения Чернышевского и в условиях царской цензуры
давали возможность понять, что заставить буржуа действовать на
пользу общества можно лишь установлением постоянного контроля
правительственных органов за деятельностью частных лиц.
В качестве одной из экономических мер Чернышевский
предлагал на протяжении «переходного состояния» ввести прогрессивный
подоходный налог, имеющий целью изъять прибыли у капиталистов
и перераспределить их в интересах всего общества. Характерно, что,
когда Милль предлагал прогрессивный налог в условиях господства
капитализма, Чернышевский считал эту меру совершенно
бесполезной, неспособной излечить буржуазное общество от его вопиющих
пороков. Но он считал возможным и необходимым введение
прогрессивного налога на весь тот период, когда народное государство будет
осуществлять преобразования в социалистическом направлении.
Прогрессивный налог, по его мнению, «годится как переходная мера,
прилагаемая к такому быту, который не соответствует условиям
экономической выгоды и который нельзя же в один день заменить
бытом, соответственным требованию теории» 38.
После ликвидации крепостничества Чернышевский предвидел
неизбежность развития в России наряду с крестьянской общиной и
мелких крестьянских самостоятельных хозяйств, основанных на
частной собственности на землю. Он полагал, что по сравнению с круп-
37 Там же, с. 288.
38 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 672.
224

ной помещичьей собственностью на землю мелкая крестьянская соб-
ственность будет более прогрессивной, ибо создаст у свободного
крестьянина стимулы к расширению и усовершенствованию
производства, к улучшению благосостояния трудящихся. Но вместе с тем
Чернышевский полагал, что мелкая крестьянская собственность
имеет преимущества лишь в условиях, когда еще недостаточно
развиты товарно-денежные отношения и хозяйство носит
патриархальный характер. При усилении рыночных связей и развитии крупных
капиталистических хозяйств мелкое крестьянское хозяйство
обречено на разорение и гибель. Из этого исходил Чернышевский,
предлагая постепенно подготавливать переход мелкого крестьянского
хозяйства на рельсы крупного общинного, или «союзного»,
производства.
Считая необходимым переход всего крестьянства к
коллективному производству, Чернышевский, однако, был непримиримым
противником того, чтобы это объединение происходило немедленно и
насильственными средствами. Он считал, что к мелким крестьянам
нужно подходить с большой осторожностью, постепенно
воспитывать их, убеждать в преимуществах коллективного хозяйства на
конкретных примерах и только таким путем подготавливать их переход
на рельсы социализма. Он видел их частнособственническую
психологию и приверженность к земле. Этим обстоятельством и были
вызваны следующие его практические предложения: вводить
общинное владение постепенно, и притом преимущественно объяснениями
поселянам выгод общинного владения и наглядными примерами.
Меры должны идти вслед за убеждением большинства, а не
предшествовать ему.
Таковы в общих чертах конкретные представления
Чернышевского о путях экономического развития России после революционной
ликвидации крепостничества.
Главным борцом за социализм на Западе Чернышевский
считал рабочий класс. В лице пролетариата он увидел новую
политическую силу, выступающую с требованиями, которые кардинально
отличались от требований буржуазии. Его союзниками являются
крестьяне, мелкие производители города и деревни.
В России основной силой ему представлялось крестьянство,
руководимое революционно настроенной интеллигенцией. Русское
крепостное крестьянство, по его мнению, значительно легче и быстрее
воспримет идею социализма, чем западноевропейские «поселяне-
собственники». Причину этого он видел в сохранении в России
общин. «Порядок дел, к которому столь трудным и долгим путем
стремится теперь Запад, еще существует у нас в могущественном
народном обычае нашего сельского быта» 3^. Чернышевский неоднократно
выдвигал тезис о том, что русский народ является «чрезвычайно
расположенным к общинному порядку экономического
производства» 40.
39 Чер)1ышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IV, с. 743.
40 Там же, с. 340—341.
15 Н. В. Хессин
225

Неразвитость противоречий внутри общины приводила
Чернышевского к преувеличению «общинного духа» русского крестьянства
и к переоценке его социалистической природы. Здесь сказывался
утопизм Чернышевского. Но сейчас важно отметить, что он
стремился отыскать материальные условия и общественные силы для
осуществления социализма на практике, в реальной русской
действительности.
В отличие от Герцена, не придававшего особого значения
государству в деле строительства социализма, Чернышевский был
убежден, что только при помощи народного государства, созданного в
ходе революции, возможно применение социалистических форм
хозяйства. Если капитализм, по его мнению, развивается стихийно, то
социалистическое производство может быть претворено в жизнь
только посредством сознательной деятельности людей.
Чернышевский полагал, что в результате крестьянской
революции к власти придет народное правительство, классовый состав
которого он выражал формулой: «земледельцы + поденщики + рабочие».
Именно такое правительство трудящихся сможет последовательно
осуществить социалистические преобразования в стране.
«Политическая экономия, — писал он, — достаточно разъяснила ту истину, что
реформы могут быть производимы только теми классами, для
которых они выгодны»41. И народное правительство, по его мнению,
явится органом трудящихся, который осуществит их коренные
требования.
Чернышевский решительно выступал против лозунга о
невмешательстве государства в экономическую жизнь. Он указывал, что
такое вмешательство постоянно имеет место в буржуазном обществе.
Но особенно оно необходимо при построении общества,, выгодного
трудящимся. Эти мысли наиболее последовательно проводятся им
в статье «Экономическая деятельность и законодательство».
Чернышевский понимал, с одной стороны, необходимость
использования государственной власти для подавления сопротивления
свергнутых эксплуататорских классов, а с другой стороны, большую
экономическую роль государства в деле строительства социализма.
В своих многочисленных политических обзорах он неоднократно
проводил мысль, что если реакционные правительства не
гнушаются никакими средствами для подавления революционного
движения, то и будущее народное правительство не должно
останавливаться перед проведением самых решительных мер по отношению ко всем
классовым врагам. Еще в студенческие годы он называл себя
«монтаньяром» — сторонником партии, которая в период французской
революции 1789—1793 гг. стояла на последовательно революционных
позициях по отношению к реакционерам.
Великий революционер едко высмеивал тех, кто полагал, будто
в период революции можно обойтись без решительных мер со
стороны народа по отношению к реакционерам-эксплуататорам.
Политические перевороты, по мнению Чернышевского, никогда
Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. IX, с. 871.
226

не совершались без фактов самоуправства, нарушающего формы той
юридической справедливости, какая соблюдается в спокойные
времена. Народная революция волнует народное чувство, взволнованное
чувство забывает о формах. Человек, который принимает участие
в политическом перевороте, воображая, что не будут при нем много
раз нарушаться юридические принципы спокойных времен, должен
быть назван идеалистом.
Примечательно, что у Чернышевского политическая власть
выступала не как самоцель, а как средство для обеспечения
экономического переустройства общества. Он считал, что с построением
социализма надобность в государстве либо совсем отпадет, либо будут
изменены его функции. В Дополнениях и Примечаниях к Миллю он
указывал: «Нет на свете ничего вечного, и могут возникнуть со
временем такие формы быта, в которых или не будет вовсе ничего
соответствующего нынешнему понятию о правительстве, или этот вид
общественной силы и деятельности будет иметь гораздо меньшее
значение, чем теперь» 42.
Важное значение придавал Чернышевский экономической роли
государства. В статье «Экономическая деятельность и
законодательство» он ставил вопрос о необходимости самого решительного
вмешательства государства в экономическую жизнь.
Направление деятельности государства обусловлено конкретной
программой социально-экономических преобразований страны,
предложенной Чернышевским. Речь должна идти об осуществлении
национализации земли, ликвидации помещичьей собственности,
создании социалистических форм хозяйства в земледелии и
промышленности. Таким образом, основной политической предпосылкой для
осуществления социально-экономических преобразований страны
Чернышевский считал крестьянскую революцию, переход власти в руки
трудящихся, использование государственной власти для подавления
■свергнутых классов.
Разрабатывая политические предпосылки осуществления
социализма в России, Чернышевский всесторонне обосновывал
необходимость широкой демократизации всех общественных учреждений
страны. Его центральным принципом было народовластие, «чтобы
народ всему головой был». С особенной силой этот принцип
подчеркнут им в его прокламации «К барским крестьянам».
Крестьянская община защищалась им не только как исходный
пункт для построения социалистической экономики, но и как
демократическое учреждение, позволяющее последовательно провести
принцип народовластия на местах. Крестьянское общинное
самоуправление противопоставлялось им самодержавному бюрократизму.
И с этой точки зрения защита общинного устройства имела
демократическое содержание.
Ленин, решительно отвергая всякие попытки защищать общину
как средство социалистического преобразования, одновременно
подчеркивал необходимость защиты общины как демократического ин-
42 Там же, с. 658.
15*
227

ститута. «Общину, как демократическую организацию местного
управления, — писал он, — как товарищеский или соседский союз, мы
безусловно будем защищать от всякого посягательства
бюрократов...» 43
Для того чтобы оценить объективное содержание и историческое
значение программы Чернышевского, необходимо подробно
рассмотреть, как относились к этим воззрениям Чернышевского Маркс и
Энгельс в различные периоды их деятельности.
Глава 12
Маркс и Энгельс о проблеме
некапиталистического пути развития,
поставленной Чернышевским
Проблема некапиталистического пути развития отсталых стран,
поставленная еще Герценом, но получившая в дальнейшем
всестороннее и оригинальное обоснование в многочисленных работах
Чернышевского, вызвала большой интерес у основоположников научного
социализма Маркса и Энгельса. Об этом свидетельствуют
многочисленные факты.
В 1872 г. в Женеве были изданы «Статьи об общинном владении
землей», написанные в свое время Чернышевским и опубликованные
в журнале «Современник» с 1856 по 1859 г. Этот сборник имелся в
личной библиотеке Маркса. Многочисленные пометки, сделанные
Марксом, убедительно доказывают, насколько внимательно он
изучал весь цикл работ Чернышевского об общине.
В 1877 г. Маркс подготовил Письмо в редакцию «Отечественных
записок», в котором высоко оценивал труды Чернышевского по
рассматриваемой проблеме. Он назвал изученные им статьи
«замечательными» и одобрительно отнесся к теоретической правомерности
и важности поставленной Чернышевским проблемы.
К февралю — марту 1881 г. относятся три наброска письма
К. Маркса В. И. Засулич, специально посвященного вопросу о
возможности перехода русской общины к социалистическим формам
производства. Каждый из этих набросков имеет свои особенности.
Позиция Маркса уточняется от одного варианта письма к другому,
В то же время во всех вариантах сохраняются многие общие
аргументы и выводы.
В 1882 г. Маркс и Энгельс в предисловии к «Манифесту
Коммунистической партии» выражают свое окончательное мнение по воп^
росу о возможности перехода России к социализму, минуя
капитализм.
В 1894 г., уже после смерти Маркса, в последние годы своей
жизни, Энгельс вновь возвращается к этому вопросу. В Послесловии
к работе «О социальном вопросе в России» он дает более
развернутую и аргументированную постановку вопроса о возможности для
43 Ленин В. И. Поли, собр. соч., т. 6, с. 344.
228

России некапиталистического пути развития. Эта постановка связана
с оценкой трудов Чернышевского, которого Энгельс называет здесь
«великим мыслителем», «которому Россия обязана бесконечно
многим и чье медленное убийство долголетней ссылкой среди сибирских
якутов навеки останется позорным пятном на памяти Александра II
«Освободителя»» *. Высоко оценивая Чернышевского, Энгельс в то
же время подвергает критике «панславистские» взгляды на русскую
общину, развивавшиеся Герцепом и Ткачевым.
Начиная с 1872 г., когда Маркс впервые ознакомился с работами
Чернышевского об общине, и до последних дней своей жизни
классики марксизма много размышляли над проблемой
некапиталистического развития и искали свое решение данной проблемы с позиций
уже материалистического понимания истории. Не сразу они
сформулировали свои окончательные выводы. Но с самого начала ими
была признана теоретическая правомерность и практическая
важность подобной направленности научных поисков. Возглавляемый
ими I Интернационал объединял представителей различных стран,
находящихся на разных этапах исторического развития. Для
революционеров, представлявших капиталистические страны Западной
Европы, актуальной была проблема социалистической революции и ее
задач в условиях развитого капитализма. Для других гораздо важнее
была проблема социалистических преобразований на основе менее
развитых общественных условий, при слабом развитии
капиталистических отношений и сохранении остатков общинных отношений.
Для руководителей Интернационала важно было дать ответ на
вопрос не только о том, как перейти от капитализма к социализму, но
и о том, возможен ли переход к социализму, минуя капитализм.
Многообразие исторических условий того периода требовало и более
разносторонних теоретических постановок вопроса, учитывающих
специфику тех или иных стран. Поэтому интерес Маркса и Энгельса к
проблеме некапиталистического пути развития приобретал не
академический, а практический, революционный характер. Необходимость
решения этих проблем определялась задачами
революционно-освободительной борьбы разных народов.
Эта проблема была сложной даже для Маркса и Энгельса, уже
открывших законы общественного развития. Маркс блестяще
обосновал историческую роль капитализма в подготовке материальных
условий и общественных сил для социалистической революции,
подверг развернутой критике западноевропейских
социалистов-утопистов, их представления о том, будто социализм можно строить на
любой материальной базе и при любых исторических условиях. Но
тогда он еще не только не решил, но и не ставил вопроса о
возможности некапиталистического пути развития отсталых стран. Анализ
высказываний Маркса, относящихся к 1877 и даже 1881 г.,
показывает, что и в эти годы он еще не пришел к окончательному выводу.
Он был дан лишь в 1882 г. в предисловии к «Манифесту
Коммунистической партии».
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 441.
229

Проследим шаг за шагом, как двигалась мысль классиков к этому
общему выводу. По нашему мнению, исходным пунктом для
размышлений о возможности для отсталых стран перейти к социализму,
минуя капитализм, явилось ознакомление Маркса с циклом статей
Чернышевского об общинном владении. В личной библиотеке Маркса
сохранился экземпляр этой работы с его пометками.
В 1929 г. в «Архиве К. Маркса и Ф. Энгельса» была опубликована
статья «Русские книги в библиотеках К. Маркса и Ф. Энгельса».
В статье дается характеристика важнейших пометок Маркса на
сборнике статей Чернышевского об общине.
По мнению автора статьи, больше всего Маркса заинтересовала
«аргументация Чернышевского в защиту общины». А в самой этой
аргументации «особое внимание Маркса привлекла сделанная
Чернышевским (в статье «Критика философских предубеждений против
общины») попытка связать свои надежды на общину как возможную
ячейку социалистического переустройства общества с философской
схемой Гегеля. Все основные моменты этой аргументации Марксом
подчеркнуты — видно, что он с интересом следит за ходом мыслей
Чернышевского. А та аксиома, которую Чернышевский кладет в
основу своих рассуждений: «по форме высшая степень развития
сходна с началом, от которого она отправляется» — Марксом
подчеркнута даже в двух местах. Отчеркнута также и та оговорка, которой
Чернышевский устраняет возможность лжетолкований этой аксиомы:
«Само собой разумеется, что при сходстве формы содержание в
конце безмерно богаче и выше, нежели в начале» 2.
Не ускользнули от внимания Маркса, указывает автор статьи, и
моменты реализма в подходе к общине. «Сохранение его (т. е.
общинного духа) у нас есть следствие невыгодных обстоятельств
нашего развития», «он сохранился у нас довольно неприкосновенным»
«вследствие исторических обстоятельств, надолго задержавших
Россию в состоянии, близком к патриархальному быту» — эти фразы и
все связанные с ними рассуждения Чернышевского Марксом
подчеркнуты. Равным образом отмечает Маркс положения
Чернышевского о том, что «промышленная деятельность начинает очень быстро
усиливаться», что «изменяется и самый порядок производства» 3.
В упомянутой статье, к сожалению, ничего не говорится о том,
как отнесся Маркс к рассуждениям Чернышевского о возможности
перейти от общинной к социалистической собственности, минуя
частную собственность, т. е. к решению им проблемы
некапиталистического пути развития. Но в работах современных советских
исследователей, знакомых в подлиннике с пометками Маркса (а эти
пометки пока еще не опубликованы и не вовлечены в научный оборот),
содержится ответ на этот вопрос. Так, например, Р. П. Конюшая,
занимавшаяся изучением вопроса об отношении Маркса и Энгельса
к трудам Чернышевского, в одной из своих статей писала: «Важно
отметить, что главное внимание Маркс обращает не на утопиче-
2 Цит. по: Архив К. Маркса и Ф. Энгельса, IV. М.—Л., 1929, с. 390—391.
3 Там же, с. 391.
230

ские черты в воззрениях Чернышевского... а на чрезвычайно
определенно сформулированные положения о преимуществах коллективной
собственности на землю и вообще на средства производства по
сравнению с частной собственностью. По пометкам Маркса видног
папой интерес и сочувствие вызвали у него соображения автора о
теоретической возможности при обеспечении определенных условий
перехода к социалистическому строю, не проходя через все
мытарства капиталистической стадии, высказывания о значении «духа
коллективизма и товарищеской ассоциации» для успешного построения
нового общества, о необходимости использования в коллективном
сельском хозяйстве усовершенствованных орудий и машин» 4.
На основе этих материалов мы можем сделать первый вывод:
весь цикл статей Чернышевского об общине и перспективах ее
развития вызвал несомненный интерес со стороны Маркса. Его
внимание привлекла и общетеоретическая постановка вопроса о
закономерностях общественного развития от первобытной общинной
собственности через частную к общественной, и постановка вопроса о
возможности перехода при определенных условиях от первобытной
общины к более зрелым формам общественной собственности, минуя
частную собственность. Отсутствие вопросительных знаков в
пометках Маркса позволяет предполагать, что он не видел ничего
ошибочного в подобных постановках вопроса, а отсутствие
восклицательных знаков или других прямых положительных оценок еще не
позволяет сделать вывод о том, что эти рассуждения вызвали его
одобрение. «Проявлен значительный интерес к поставленной
проблеме» — вот все, что можно сказать на основе анализа пометок
Маркса.
Нередко бывает так, что мысли того или иного ученого,
вызывавшие интерес на каком-то этапе, не получают последующего развития,
не вовлекаются в научный оборот. Однако совсем иначе произошло
в рассматриваемом случае. Маркс не только не забыл об этих
мыслях Чернышевского, но подвергал их всестороннему рассмотрению,
и уже в 1877 г. появились оценочные высказывания Маркса,
дополненные его собственными взглядами на поставленную проблему.
Маркс назвал работы Чернышевского об общине
«замечательными», а постановку вопроса о возможности развития, минуя
капитализм, при определенных условиях правомерной с теоретической точ-
ки зрения. В январе 1871 г. в письме к 3. Мейеру, еще до
ознакомления с циклом статей Чернышевского об общине, Маркс называл
его экономические работы «превосходными» 5. Эта оценка относилась
к его основным экономическим произведениям — Дополнениям и
Примечаниям к Миллю, статье «Капитал и труд». Теперь же
эпитетом «замечательные» наделяются особо все статьи об общинном
владении. Маркс формулирует проблему, поставленную
Чернышевским, и включается в обсуждение этой проблемы, наметив свои
первые подходы. Проблема некапиталистического пути развития при-
4 Н. Г. Чернышевский и современность, с. 336—337.
5 См. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 33, с. 147.
231

обрела новое звучание и вызвала новые теоретические поиски. Во
всем этом легко убедиться, ознакомившись с письмом Маркса в
редакцию журнала «Отечественные записки», написанным в 1877 г.
Непосредственным поводом для письма Маркса послужила
полемика, разгоревшаяся на страницах журнала «Отечественные
записки» в связи с оценкой «Капитала». В этой полемике приняли участие
представители различных направлений русской общественной мысли
того периода, начиная с буржуазных авторов и кончая
представителями народничества. Взгляды Маркса в ряде случаев в
значительной степени извращались. Маркс счел необходимым выступить
против трактовки его взглядов, которая давалась народником Н.
Михайловским в статье «Карл Маркс перед судом г. Ю. Жуковского».
По мнению Михайловского, в «Капитале» Маркса в главе о
первоначальном накоплении капитала дана общая
«историко-философская концепция» о закономерностях общественного развития, соглас^
но которой якобы каждая страна может перейти к социализму лишь
через буржуазную стадию развития. Михайловский оценивал эту
концепцию как «фаталистическую», исключающую возможность
иных путей развития других стран, игнорирующую роль
общественного сознания. Против такой трактовки его взглядов Маркс выступил
со всей решительностью и в очень резкой форме. В упомянутом
письме он отметил, что данный им в «Капитале» очерк развития
капитализма и его тенденций ограничивается развитыми странами
Западной Европы, но ни в коем случае не претендует на «всеобщую»
теорию о «всеобщем пути» развития всех стран и всех народов
независимо от исторических условий, в которых они развиваются.
Маркс заявил, что нельзя достигнуть правильного понимания
общественных процессов, «пользуясь универсальной отмычкой в виде
какой-нибудь общей историко-философской теории, наивысшая
добродетель которой состоит в ее надысторичности» 6. Он считал
необходимым конкретно-исторический подход. А по поводу
приписывания ему Михайловским всеобщей теории о всеобщем пути развития
для всех народов он отвечал: «Ему непременно нужно превратить
мой исторический очерк возникновения капитализма в Западной
Европе в историко-философскую теорию о всеобщем пути, по
которому роковым образом обречены идти все народы, каковы бы ни
были исторические условия, в которых они оказываются... Но я
прошу у него извинения. Это было бы одновременно и слишком лестно
и слишком постыдно для меня» 7.
Из этих высказываний Маркса следует, что он не только не
исключал, но и, напротив, предполагал возможность особых путей
движения тех или иных стран к социализму в зависимости от
сложившихся конкретно-исторических условий. Именно в этой связи им
поднимался вопрос о теоретических поисках Чернышевским путей
перехода России к социализму, минуя капитализм. Одобряя
постановку вопроса Чернышевским, Маркс в то же время специально ого-
6 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 121.
7 Там же, с. 120.
232

варивал, что из его уважения к «великому русскому ученому и
критику» еще не следует, что он разделяет взгляды последнего на этот
вопрос. Казалось бы, Маркс отрицательно относится к мнению
Чернышевского. Но следующее его добавление не позволяет делать
такого вывода. Указав на свою полемику с Герценом, Маркс
подчеркивал, что нельзя из его полемики против «беллетриста» и
панслависта сделать вывод, что он эти взгляды отвергает 8.
Итак, в 1877 г. Маркс еще не выразил своего окончательного
мнения по поводу взглядов Чернышевского о возможности
некапиталистического пути развития России. С одной стороны, он не писал,
что «разделяет их», а с другой — не утверждал, что «отвергает их».
Его собственный ответ на этот вопрос в тот период был недостаточно
определен, но направленность его поисков начала обозначаться
более четко.
«Впрочем, — писал Маркс, — так как я не люблю оставлять
«места для догадок», я выскажусь без обиняков. Чтобы иметь
возможность со знанием дела судить об экономическом развитии России,
я изучил русский язык и затем в течение долгих лет изучал
официальные и другие издания, имеющие отношение к этому предмету.
Я пришел к такому выводу. Если Россия будет продолжать идти по
тому пути, по которому она следовала с 1861 г., то она упустит
наилучший случай, который история когда-либо предоставляла какому-
либо народу, и испытает все роковые злоключения
капиталистического строя» 9.
Таков собственный ответ Маркса. Из него следует, что с
общетеоретической и конкретно-исторической точки зрения Маркс уже
тогда допускал возможность некапиталистического развития
отсталых стран. Он отмечал, что история предоставляла России
«наилучший случай» для подобного развития. Однако он не утверждал, что
этот «случай» уже упущен Россией. Она может упустить этот случай,
если развитие России пойдет по капиталистическому пути развития,
который обозначился после реформы 1861 г.
В рассматриваемом письме еще нет специальной постановки воп*
роса о необходимости пролетарской социалистической революции на
Западе для обеспечения возможности некапиталистического
развития России. К такому выводу Маркс тогда еще не пришел, но его
теоретические поиски на это направлены. Три наброска писем к
Засулич свидетельствуют об этом. Рассмотрим их несколько
подробнее. В них содержится ряд новых теоретических вопросов и их
решений и в то же время конкретизируется ряд положений, намеченных
еще в Письме в редакцию «Отечественных записок».
Предварительно, однако, необходимо сделать одно отступление весьма важного
характера.
В 1878 г. вышла в свет книга Энгельса «Анти-Дюринг»,
выражавшая взгляды обоих основоположников научного социализма.
Рассуждения Энгельса в ней поразительно напоминают рассужде-
8 См. там же, с. 110.
9 Там же.
233

ния Чернышевского в его статье «Критика философских
предубеждений против общинного владения» (1858 г.).
В главе XIII «Диалектика. Отрицание отрицания» написано: «Все
культурные народы начинают с общей собственности на землю.
У всех народов, перешагнувших уже через известную ступень
первобытного состояния, эта общая собственность становится в ходе
развития земледелия оковами для производства. Она уничтожается,
подвергается отрицанию и, после более или менее долгих
промежуточных стадий, превращается в частную собственность. Но на более
высокой ступени развития земледелия, достигаемой благодаря самой
же частной собственности на землю, частная собственность,
наоборот, становится оковами для производства, как это наблюдается
теперь и в мелком и в крупном землевладении. Отсюда с
необходимостью возникает требование — подвергнуть отрицанию теперь уже
частную земельную собственность, превратить ее снова в общую
собственность. Но это требование означает не восстановление
первобытной общей собственности, а установление гораздо более высокой,
более развитой формы общего владения, которая не только не
станет помехой для производства, а, напротив, впервые освободит
последнее от стесняющих его оков и даст ему возможность полностью
использовать современные химические открытия и механические
изобретения» 10.
Можно проследить определенное совпадение логики рассуждений
Энгельса и Чернышевского в его статьях об общине. Энгельс
высказал эти мысли на 20 лет позже Чернышевского. И невольно
рождается догадка: а не возникли ли эти идеи у Энгельса под влиянием
идей Чернышевского, с которыми Маркс ознакомился еще в 1872 г.,
о которых он много размышлял в 1877 г., в то время, когда они
вместе с Энгельсом готовили к изданию «Анти-Дюринг»? Энгельс не
ссылается здесь на Чернышевского. Но бесспорно, он, как и Маркс,
хорошо знал о нем. Историки, возможно, найдут когда-нибудь
новые материалы, проливающие свет на этот вопрос. А пока мы
ограничимся лишь одним выводом: Маркс и Энгельс считали
теоретически правомерной трактовку вопроса о развитии человеческого
общества от первобытнообщинной собственности через частную вновь
к общественной, но на более высокой ступени развития.
Чернышевский независимо от Маркса и Энгельса пришел к этим выводам и дал
им развернутое обоснование с привлечением известных ему тогда
исторических фактов. В «Анти-Дюринге» Энгельс не ставит вопроса
о возможности минования частной собственности при определенных
условиях, как это сделал Чернышевский, и, естественно, не дает
ответа на этот вопрос. Но бесспорно, что изучение этой проблемы
продолжалось.
Об этом свидетельствуют наброски пис^м Маркса к Засулич
(февраль — март 1881 г.). Они различаются и по объему, и по кругу
поставленных проблем, и по выводам. Первый набросок наиболее
значителен: он насчитывает 11 страниц печатного текста, в то время
10 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 142.
234

как во втором наброске — 4,5 страницы, а в третьем — 5,5. В первом
особенно сильно чувствуется влияние на Маркса той аргументации,
[которая развивалась Чернышевским. Да и выводы почти полностью
совпадают с выводами Чернышевского. Во втором и третьем
набросках наряду с сохранением старой аргументации вводятся и новые
аргументы. Но влияние идей Чернышевского обнаруживается во всех
трех вариантах. Ни в одном из них Маркс еще не приходит к
выводам о том, что единственным условием для некапиталистического
пути развития России является совпадение революции в России с
социалистической революцией в развитых капиталистических
странах.
Но уже в первом наброске указывается необходимость революции
в России, для того чтобы обеспечить возможность превращения
русской общины в социалистическую форму производства. Маркс
формулирует свой вывод так: «Чтобы спасти русскую общину, нужна
русская революция... Если революция произойдет в надлежащее
время, если она сосредоточит все свои силы, чтобы обеспечить
свободное развитие сельской общины, последняя вскоре станет элементом
возрождения русского общества и элементом превосходства над
странами, которые находятся под ярмом капиталистического строя» п.
Этот вывод полностью соответствует выводу, к которому пришел
и Чернышевский. Великий русский демократ тоже связывал свои
надежды на социалистическое развитие общины с народной
революцией в России и всесторонней помощью ей со стороны народного
государства.
Маркс, как и Чернышевский, в то время еще не связывал
возможность некапиталистического развития России с победой
социалистических революций на Западе. Он допускал возможность, что
революция в России может осуществиться даже в условиях сохранения
других стран «под ярмом капиталистического строя». Как и Черньь
шевский, он полагал, что и при наличии капиталистического Запада
Россия, совершив революцию, может превратить общину в
социалистическую форму производства.
Однако важен не только этот вывод Маркса, но и характер его
научной аргументации. А она очень близка к аргументации
Чернышевского. Рассмотрим важнейшие из этих аргументов.
С самого начала Маркс фиксирует двоякую особенность
исторического развития России. С одной стороны, он констатирует, что в
силу исторических обстоятельств сельская община сохранилась в
России как господствующая форма. С другой стороны, эта община
является «современницей» капиталистического способа производства.
И это стечение исторических обстоятельств позволяет сельской
общине «усвоить» все положительные стороны капитализма, «не про^
ходя через все его ужасные перипетии» 12.
Сохранившееся в России общинное владение, «артельный дух»,
коллективные формы труда позволят использовать на новых, социа-
11 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 410.
12 Там же, с. 401.
235

листических началах те развившиеся производительные силы,
пауку, технику и знания, которые дал капиталистический Запад.
Россия не изолирована от капиталистического мира. Она связана с
ним мировым рынком и на этой основе может приобрести
передовую западноевропейскую технику, передовой опыт крупного,
технически оснащенного производства.
«Россия, — писал Маркс, — единственная европейская страна, в
которой «земледельческая община» сохранилась в национальном
масштабе до наших дней. Она не является, подобно Ост-Индии, добычей
чужеземного завоевателя. В то же время она не живет изолированно
от современного мира. С одной стороны, общая земельная
собственность дает ей возможность непосредственно и постепенно превращать
парцеллярное и индивидуалистическое земледелие в земледелие
коллективное, и русские крестьяне уже осуществляют его на лугах, не
подвергающихся разделу. Физическая конфигурация русской почвы
благоприятствует применению машин в широком масштабе.
Привычка крестьянина к артельным отношениям облегчает ему переход
от парцеллярного хозяйства к хозяйству кооперативному, и, наконец,
русское общество, так долго жившее на его счет, обязано
предоставить ему необходимые авансы для такого перехода. С другой
стороны, одновременное существование западного производства,
господствующего на мировом рынке, позволяет России ввести в общину все
положительные достижения, добытые капиталистическим строем, не
проходя сквозь его кавдинские ущелья» 13.
Почти все эти рассуждения, как мы уже отмечали, содержатся и в
работах Чернышевского, с которыми был знаком Маркс.
Не менее очевидно почти полное тождество взглядов Маркса
и Чернышевского по вопросу о том, при каких условиях возможны
социалистические преобразования России. Маркс указывал, что если
бы в момент освобождения крестьян (реформа 1861 г.) сельской
общине были созданы условия для развития, если бы затем громадный
государственный долг, выплачиваемый главным образом за счет
крестьян, вместе с другими огромными суммами, предоставленными
государством (опять-таки за счет крестьян) «новым столпам
общества», превращенным в капиталистов, «если бы все эти затраты были
употреблены на дальнейшее развитие сельской общины, то никто не
стал бы теперь раздумывать насчет «исторической неизбежности»
уничтожения общины: все признавали бы в ней элемент возрождения
русского общества и элемент превосходства над странами, которые
еще находятся под ярмом капиталистического строя» и.
Но ведь именно за такие условия освобождения боролся
Чернышевский в период реформы. Он неоднократно отмечал, что при тех
условиях освобождения, которые намечались царским
самодержавием, сельская община не могла бы развиваться в социалистическом
направлении — ее ожидало бы разорение. Но только после перехода
власти к народу и всесторонней материальной, финансовой помощи
13 Там же, с. 405.
14 Там же, с. 401.
236

со стороны нового государства такая возможность существовала и
могла превратиться в действительность. В такой логике рассуждений
Маркс в тот период не видел ничего утопического, напротив, он
подчеркивал вероятность и реальность такого хода событий.
Уже в первом наброске Маркс обратил внимание на дуализм,
свойственный русской общине: сочетание в ней, с одной стороны,
коллективистских начал, а с другой — индивидуалистических. То же
самое отмечал ранее и Чернышевский. По оценкам Маркса, этот
дуализм играет двоякую роль, выступает источником двух возможных
процессов: он «может служить для нее источником большой
жизненной силы» и он же «может со временем стать источником
разложения» 15.
Маркс обстоятельно проанализировал обе эти возможности. Но
если в первом наброске он обращал внимание на ту сторону
дуализма, которая является «источником большой жизненной силы»
общины, то во втором и особенно третьем набросках акцент сделан на
анализе заложенных в ней тенденций к разложению.
Указав, что «со временем тот же дуализм может стать зародышем
разложения», Маркс подробно обосновывает, почему «община носит
в своих собственных недрах элементы своей гибели» 16.
«Но самое существенное, — писал он, — это — парцеллярный труд
как источник частного присвоения. Он дает почву для накопления
движимого имущества, например скота, денег, а иногда даже рабов
или крепостных. Эта движимая собственность, не поддающаяся
контролю общины, объект индивидуальных обменов, в которых хитрость
и случай играют такую большую роль, будет все сильнее и сильнее
давить на всю сельскую экономику. Вот элемент, разлагающий
первобытное экономическое и социальное равенство. Он вносит
чужеродные элементы, вызывая в недрах общины столкновение интересов и
страстей, способное подорвать общую собственность сперва на
пахотные земли, а затем и на леса, пастбища, пустоши и пр., которые,
будучи однажды превращены в общинные придатки частной
собственности, со временем достанутся последней» 17.
Чернышевский также констатировал опасность разложения
общины под влиянием частнособственнических интересов. Он отмечал, что
только при помощи государства община сможет удержаться против
частных интересов. Но в целом аргументация Маркса по этому
вопросу значительно глубже и разностороннее. Она предвосхитила
последующий анализ процесса разложения общины в послереформен-
ный период, осуществленный Лениным на большом фактическом
материале и конкретизирующий многообразие процессов разложения.
Тем не менее, отметив дуализм общины и содержащиеся в ее недрах
внутренние тенденции к разложению, Маркс в третьем наброске
предостерегал против поспешных заключений о неизбежности
разложения общины при любых конкретно-исторических условиях. Он
опять подчеркивал два возможных варианта. «Но значит ли это, —
15 Там же, с. 404.
16 Там же, с. 419.
17 Там же.
237

задавал он вопрос, — что исторический путь земледельческой общинь?
должен неизбежно привести к этому исходу? Вовсе нет. Ее
врожденный дуализм допускает альтернативу: либо собственническое начала
одержит в ней верх над началом коллективным, либо же последнее
одержит верх над первым» 18. По мнению Маркса, все зависит ог
исторической среды, в которой она находится.
Исторические условия, в которых находилась община в 60—70-х
годах XIX в., отличались от условий 80—90-х годов, когда Ленин
и Плеханов боролись с народническими трактовками вопроса о
судьбах русской общины. То, что было возможно в 60—70-х годах, когда
русская община сохранялась «более или менее нетронутой», когда
процесс разложения в ней хотя и начинался, но еще не достиг
значительных масштабов, оказывалось чистейшей утопией в более
поздние, 80—90-е годы, когда под влиянием быстро развивающегося
капитализма рушились общинные устои, частнособственническая
мелкобуржуазная природа крестьянства обнаруживалась с большей
определенностью. Если защита общины во времена Чернышевского»
сыграла прогрессивную роль, то защита разложившейся русской
общины либеральным народничеством 80—90-х годов носила не
только утопический, но и реакционный характер.
В Набросках писем к Засулич Маркс продвинулся в решении
данной проблемы по сравнению с Письмом в редакцию
«Отечественных записок». Он более конкретно ставил вопрос о возможности
некапиталистического развития и указал условия, при которых
возможно социалистическое развитие общины. Этих условий два: революция
в России и существование рядом с Россией развитых
капиталистических стран Запада. При этом важно подчеркнуть, что Маркс писал
не просто о наличии наряду с Россией развитого капитализма, а
такого капитализма, который вступил в полосу обострения всех
противоречий, переживал глубокий кризис и нарастание революционных
выступлений масс. Об этом свидетельствуют следующие его
рассуждения: «Другое обстоятельство, благоприятное для сохранения
русской общины (путем ее развития), состоит в том, что она не только
является современницей капиталистического производства, но и
пережила тот период, когда этот общественный строй сохранялся еще
в неприкосновенности; теперь, наоборот, как в Западной Европе, так
и в Соединенных Штатах, он находится в борьбе и с наукой, и с
народными массами, и с самими производительными силами, которые
он порождает. Словом, перед ней капитализм — в состоянии кризиса,
который окончится только уничтожением капитализма,
возвращением современных обществ к «архаическому» типу общей
собственности...» 19
Нетрудно заметить, что и в этом вопросе мысли Маркса почти
полностью совпадают с рассуждениями Чернышевского по данной
проблеме. И Чернышевский, обосновывая свою концепцию
некапиталистического пути развития России, указывал на те же два условия.
18 Там же.
19 Там же, с. 401—402.
238

В 1882 г. Маркс и Энгельс в предисловии к «Манифесту
Коммунистической партии» в качестве обязательного условия
некапиталистического пути развития выдвинули победу социалистической
революции в развитых капиталистических странах Запада. Одной лишь
революции в России, по их мнению, было недостаточно, необходимо,
чтобы эти революции дополнили друг друга. Этот вывод базировался
на глубоком анализе наметившихся тенденций развития не только в
России, но и на Западе.
В 1894 г. Энгельс написал Послесловие к работе «О социальном
вопросе в России». Эта работа имеет очень важное значение для
понимания процесса становления, развития и окончательного
оформления марксистской теории некапиталистического пути развития. Он
подчеркивал, с одной стороны, преемственность его постановок
вопроса с теми решениями, которые приводились в предисловии к
«Манифесту Коммунистической партии», а с другой стороны,
обосновывал ряд новых положений, критически переосмысливал и уточнял
ранее выдвигавшиеся положения. Аргументация стала более
глубокой, так как опиралась на обобщение новых фактов и явлений за
17 лет, прошедшие с тех пор, когда Маркс писал Письмо в редакцию
«Отечественных записок».
В России в то время шел бурный процесс развития капитализма,
на политической арене появился промышленный пролетариат,
который во времена Чернышевского еще только зарождался и был
крайне малочисленным. В то же время под влиянием развивающихся
капиталистических отношений русская община находилась в стадии
ярко выраженного разложения. Исследования общины и тенденций
ее развития, проведенные Энгельсом в ряде работ, позволили
по-новому поставить вопрос о внутренних тенденциях, заложенных в
общине. Следует дополнить, что русскими марксистами — сначала
группой «Освобождение труда» во главе с Плехановым, а затем
Лениным была проведена огромная исследовательская работа на
большом фактическом материале по изучению наметившихся
тенденций экономического развития России. На Западе уже
сформировались партии пролетариата, усилилось революционное движение масс.
Все это давало много материала для новых теоретических обобщений.
Эта работа была выполнена Энгельсом. Остановимся на ее
важнейших результатах.
Исторически проблема некапиталистического пути развития
впервые была поставлена в России. И первоначально она решалась
прежде всего как проблема возможности для России миновать капитализм
на основе использования сохранившейся сельской общины. Она
тогда не выступала в качестве общетеоретической проблемы для всех
остальных стран, находящихся на докапиталистической стадии
развития. Даже в предисловии к «Манифесту Коммунистической
партии» Маркс и Энгельс отвечали на конкретный исторический вопрос
о возможности развития русской общины в социалистическом
направлении. Здесь еще не ставится непосредственно общая проблема
некапиталистического пути развития, хотя предпосылки для такой
постановки уже были созданы. Однако в анализируемой работе
239

Энгельса, относящейся к 1894 г., мы встречаем четкую и однозначную
постановку вопроса, относящуюся уже не только к России, но и ко
всем странам, находящимся на докапиталистических стадиях
развития, безотносительно к тому, в какой степени сохранились там
первобытнообщинные формы производства. «И это относится, — писал
Энгельс, — не только к России, но и ко всем странам, находящимся
на докапиталистической ступени развития» 20.
Здесь же Энгельс еще более конкретно ставил вопрос о решающем
условии, которое делает возможным такой путь развития, — это
победа пролетариата в развитых капиталистических странах и его
помощь отсталым народам. «Только тогда, когда капиталистическое
хозяйство будет преодолено на своей родине и в странах, где оно
достигло расцвета, только тогда, когда отсталые страны увидят на этом
примере, «как это делается», как поставить производительные силы
современной промышленности в качестве общественной
собственности на службу всему обществу в целом, — только тогда смогут эти
отсталые страны встать на путь такого сокращенного процесса
развития. Но зато успех им тогда обеспечен» 21.
В 1877—1881 гг. Маркс придерживался точки зрения, согласно
которой для некапиталистического пути развития России достаточны
два условия: революция в России и наличие рядом с ней развитых
капиталистических стран Запада в условиях обострения классовой
борьбы между пролетариатом и буржуазией. В предисловии к
«Манифесту Коммунистической партии» дается несколько иное решение:
«Если русская революция послужит сигналом пролетарской
революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная
русская общинная собственность на землю может явиться исходным
пунктом коммунистического развития» 22.
Здесь наряду с русской революцией, которая «послужит
сигналом» для европейской, в качестве обязательного условия ставится и
пролетарская революция на Западе. Но импульсом послужит
революция в России.
Разъясняя позицию Маркса, относящуюся к 1877 г., Энгельс
одновременно объяснял и причины, которые ее обусловливали в тот
период: «В России в те времена было два правительства:
правительство царя и правительство тайного исполнительного комитета...
заговорщиков-террористов. Власть этого второго, тайного
правительства возрастала с каждым днем. Свержение царизма казалось
близким; революция в России должна была лишить всю европейскую /?е-
акцию ее сильнейшего оплота, ее великой резервной армии, и тем
самым дать также новый могучий толчок политическому движению
Запада, создав для него вдобавок несравненно более благоприятные
условия борьбы. Неудивительно, что Маркс в своем письме советует
русским не особенно торопиться с прыжком в капитализм» 23.
Итак, надежда на революцию в России в самое ближайшее время
20 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 446.
21 Там же.
22 Там же.
23 Там же, с. 449 (курсив наш. — Н. X.).
240

(конец 70-х годов), на то, что эта революция, покончив с царизмом,
создаст условия и для революции на Западе, что русская революция
послужит сигналом для западноевропейской, обусловливалась
тогдашними условиями развития России и Запада. Подавление
Парижской коммуны объединенными усилиями Германии и Франции при
поддержке России приводило к мыслям о том, что если совершится
революция в России, то это облегчит социалистическую революцию
и на Западе. Многочисленные факты, на которые Маркс обращал
внимание в то время, свидетельствовали о ярко выраженном
нарастании революционных настроений в России и близости
революционного взрыва. Если учесть, что к концу 70-х годов процесс
разложения общины еще не зашел далеко, то станет ясной позиция Маркса,
который рассматривал революцию в России как «сигнал» для
пролетарской революции на Западе.
Но в 1894 г., когда Энгельс писал свою работу, обстановка
существенно изменилась. «Революции в России не произошло. Царизм
восторжествовал...»24 В то же время «капитализм в России бойко
шел вперед и все больше и больше достигал той цели, которой не
удалось достичь террористам: принудить царизм к капитуляции» 2Б.
Далее: «Так и идет во все более ускоряющемся темпе превращение
России в капиталистически-промышленную страну, пролетаризация
значительной части крестьян и разрушение старой
коммунистической общины» 26. На первый план выдвигалась уже не проблема
некапиталистического пути развития, а задача социалистической
революции в условиях развивающегося капитализма на основе
революционного движения пролетариата в союзе с крестьянством.
Энгельс оценивал значение постановки вопроса о
некапиталистическом пути развития с тех же позиций, что и Чернышевский. «Вера
в чудодейственную силу крестьянской общины, из недр которой
может и должно прийти социальное возрождение, — вера, от которой не
был совсем свободен, как мы видели, и Чернышевский, — эта вера
сделала свое дело, подняв воодушевление и энергию героических
русских передовых борцов» 27 — так писал Энгельс.
В своей работе он подчеркивал, что сама по себе первобытная
община внутри себя не содержит никаких тенденций развития в
сторону зрелых социалистических форм. «В самом деле, — писал
Энгельс, опираясь на огромный изученный им исторический
материал, — нигде и никогда аграрный коммунизм, сохранившийся от
родового строя, не порождал из самого себя ничего иного, кроме
собственного разложения. Сама русская крестьянская община уже в
1861 г. представляла собой сравнительно ослабленную форму этого
коммунизма...» 28
Энгельс выражал сомнения и по вопросу о том, сможет ли
крестьянская община использовать передовую технику, созданную ка-
24 Там же.
25 Там же, с. 451.
20 Там же, с. 452.
27 Там же, с. 451.
28 Там же, с. 444.
| 6 И. В. Хессин
241

питализмом. «Каким образом, — спрашивал он, — община может
освоить гигантские производительные силы капиталистического
общества в качестве общественной собственности и общественного
орудия, прежде чем само капиталистическое общество совершит эту
революцию? Каким образом может русская община показать миру,
как вести крупную промышленность на общественных началах, когда
она разучилась уже обрабатывать на общественных началах свои
собственные земли?» 29
Но если в общине не заложены внутренние тенденции развития
в сторону социализма, если она в своем прежнем виде не способна
использовать производительные силы, созданные капитализмом, то
развитие общины в социалистическом направлении может быть
осуществлено только при условии помощи победившего пролетариата
развитых капиталистических стран. «...Инициатива подобного
преобразования русской общины может исходить исключительно лишь
от промышленного пролетариата Запада, а не от самой общины.
Победа западноевропейского пролетариата над буржуазией и связанная
с этим замена капиталистического производства общественно
управляемым производством, — вот необходимое предварительное условие
для подъема русской общины на такую же ступень развития» 30.
Таков итоговый вывод Энгельса. Он преемствен с решениями
Маркса и в то же время содержит ряд новых элементов,
обогащающих марксистскую теорию некапиталистического пути развития.
На основе предшествующего анализа можно ответить и на
поставленный ранее вопрос: правомерно ли считать, что уже в 1853 г.
Маркс решал проблему некапиталистического пути развития
отсталых стран?
В качестве основного аргумента в защиту такого взгляда
ссылаются на следующие работы Маркса: «Британское владычество в
Индии» (10 июня 1853 г.) и «Будущие результаты британского
владычества в Индии» (22 июля 1853 г.).
В первой работе Маркс ставил вопрос о разрушительном влиянии
британского капитала на социально-экономический строй Индии,
в том числе о подрыве индийской общины. «Эти маленькие
стереотипные формы социального организма большей частью разрушены и
исчезают навсегда не столько вследствие грубого вмешательства
британского налогового чиновника и британского солдата, сколько в
результате действия английской паровой машины и английской
свободы торговли» 31, — констатировал Маркс.
Развитие капиталистических отношений в Индии разрушило
общинный строй — таково первое положение.
Как же Маркс оценивал этот процесс?
«Однако, — писал он, — как ни печально с точки зрения чисто
человеческих чувств зрелище разрушения и распада на составные
элементы этого бесчисленного множества трудолюбивых, патриар-
хальных, мирных социальных организаций, как ни прискорбно ви-
29 Там же, с. 444—445.
30 Там же, с. 444.
81 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 9, с. 135.
242

деть их брошенными в пучину бедствий... мы все же не должны
забывать, что эти идиллические сельские общины, сколь безобидными
они бы ни казались, всегда были прочной основой восточного
деспотизма, что они ограничивали человеческий разум самыми узкими
рамками, делая из него покорное орудие суеверия, накладывая на
него рабские цепи традиционных правил, лишая его всякого величия,
и о GO
всякой исторической инициативы» az.
Итак, разрушение общины и связанные с ним бедствия
трудящихся вызывали глубокое сочувствие Маркса. Но с исторической
точки зрения этот же процесс рассматривался им как прогрессивный
и неизбежный. Маркс называл его «социальной революцией».
«Английское вмешательство... разрушило эти маленькие
полуварварские, полуцивилизованные общины, уничтожив их экономический
базис, и таким образом произвело величайшую и, надо сказать правду,
единственную социальную революцию, пережитую когда-либо
Азией» 33.
Маркс не призывал к сохранению этой общины, не ставил вопроса
о возможностях ее развития в социалистическом направлении. Он
констатировал факт ее разложения под влиянием капиталистических
отношений и относился к нему как весьма болезненному и
мучительному, но исторически неизбежному. Об этом свидетельствуют
следующие строки: «Вопрос заключается в том, может ли человечество
выполнить свое назначение без коренной революции в социальных
условиях Азии. Если нет, то Англия, несмотря на все свои
преступления, была бессознательным орудием истории, вызывая эту
революцию» 34.
Здесь не содержится никаких наметок не только на решение, но
даже и на постановку вопроса о возможности некапиталистического
пути развития отсталых стран.
В статье «Будущие результаты британского владычества в
Индии» Маркс ставил задачу подвести итог своим замечаниям об
Индии. Он отмечал достигнутое в условиях господства английской
буржуазии развитие производительных сил страны — строительство
железных дорог и связанное с ним создание крупной
промышленности. А «современная промышленность, которая явится результатом
проведения железных дорог, приведет к разложению системы
наследственного разделения труда, на которой покоятся индийские
касты — это основное препятствие на пути прогресса и могущества
Индии» 35. Поскольку этот прогресс осуществляется на основе
буржуазных производственных отношений, постольку он не принесет
свободы народным массам и не улучшит существенно их
социального положения, ибо «и то и другое зависит не только от развития
производительных сил, но и от того, владеет ли ими народ» 36.
Мысль Маркса сводилась к тому, что, пока производительные
32 Там же.
33 Там же.
34 Там же, с. 136.
35 Там же, с. 228.
36 Там же.
16*
243

силы не перейдут в общественную, народную собственность, их
прогресс не принесет улучшения условий жизни трудящихся. Им
ставился вопрос о необходимости перехода к социализму на основе
достижений буржуазного прогресса, а не минуя капитализм. Здесь
также отсутствует проблема некапиталистического пути развития.
Он исследовал, при каких условиях результаты буржуазного
прогресса могут быть использованы в интересах народа. Этих условий два:
либо в Англии власть перейдет в руки пролетариата, либо индийцы
собственными силами сбросят иго английского капитала. В этой
связи Маркс писал: «Население Индии не сможет пожать плодов
созревания тех элементов нового общества, которые посеяла среди него
британская буржуазия, пока в самой Великобритании ныне
правящие классы не будут вытеснены промышленным пролетариатом, или
пока сами индийцы не станут достаточно сильными, чтобы навсегда
сбросить с себя английское иго» 37.
Наконец, рассмотрим выводы Маркса, которые служат главным
доказательством, будто в этой статье уже дана в зародыше теория
некапиталистического пути развития: «Буржуазный период истории
призван создать материальный базис нового мира... Буржуазная
промышленность и торговля создают эти материальные условия нового
мира подобно тому, как геологические революции создали
поверхность земли. Лишь после того как великая социальная революция
овладеет достижениями буржуазной эпохи, мировым рынком и
современными производительными силами и подчинит их общему
контролю наиболее передовых народов, — лишь тогда человеческий
прогресс перестанет уподобляться тому отвратительному языческому
идолу, который не желал пить нектар иначе, как из черепов
убитых» 38.
Выделенные нами слова в отрыве от предшествующих и
последующих цитируются иногда для доказательства, что это и есть зародыш
теории некапиталистического развития. Но если эти слова взять в
их подлинном контексте, то для подобных выводов не останется
оснований. Мысль Маркса о том, что победа социалистической революции
в передовых капиталистических странах позволит развивать
производительные силы в более отсталых странах без характерных для
буржуазного строя мучений трудящихся масс, выражена вполне
определенно. Из нее может быть сделан вывод о том, что победа
социализма в развитых капиталистических странах облегчит процесс
социалистических преобразований во всех остальных странах. Но
«облегчить» процесс социалистических преобразований не означает
миновать капиталистическую фазу развития. Маркс констатировал,
что в Индии развивается капитализм и он создает там «материальные
условия нового мира». Следовательно, вопрос ставится не о
миновании капитализма, а об использовании того, что уже создано
капитализмом для последующих социалистических преобразований.
Мысль Маркса о необходимости социалистической революции в
37 Там же, с. 228—229.
38 Там же, с. 230 (курсив наш. — Н. Х.)щ
244

развитых капиталистических странах Запада для облегчения
социалистических преобразований в странах, находящихся на более низких
-ступенях общественного развития, несомненно, была использована и
развита им впоследствии, при решении проблемы
некапиталистического пути развития. Но сама проблема некапиталистического
развития в качестве самостоятельной и практически важной задачи
впервые была поставлена в России и решалась Марксом с учетом того
теоретического и фактического материала, который был дан
русскими условиями. Маркс был противником голого теоретизирования,
•оторванного от практики. Он решал проблемы, поставленные самой
жизнью, опытом революционно-освободительной борьбы народов.
Индийский опыт того времени не выдвигал проблему развития
общины в социалистическую форму, минуя капитализм. Эта проблема
наиболее отчетливо проявилась в России накануне отмены
крепостного права и в первые послереформенные годы. Она получила
содержательное, многостороннее и глубокое освещение в трудах
Чернышевского. Об этой проблеме Маркс узнал от русских представителей,
находящихся в эмиграции, еще до ознакомления с циклом работ
Чернышевского об общине. От них же он узнал и об основных
направлениях поисков Чернышевского еще в 60-х годах. Однако с
собственной аргументацией Чернышевского Маркс ознакомился
впервые лишь в 1872 г., изучив цикл его статей об общине. Эти статьи
вызвали интерес и к самой проблеме, и к ее решению. Кроме того,
следует учесть еще одно немаловажное обстоятельство. В 1870 г.
Маркс дал согласие быть представителем русской секции I
Интернационала, а для того чтобы отстаивать интересы этой секции, нужно
было знать конкретные условия развития России в тот период и
развертывающиеся в ней революционные процессы. Маркс изучил
русский язык и на протяжении десятилетий анализировал по
первоисточникам тенденции развития России.
Было бы ошибкой полагать, будто бы с самого начала своей
общественно-политической деятельности Маркс имел готовые ответы на
все сложнейшие вопросы эпохи. Формирование его мировоззрения
осуществлялось в определенной последовательности. На каждой из
ступеней общественного развития он решал конкретные задачи.
И если до 70-х годов на первом плане стояло обоснование
неизбежности гибели капитализма и перехода к социализму на основе
предшествующего буржуазного развития, то с 70-х годов важное место
начинает занимать проблема перехода к социализму, минуя
капитализм. Теория научного социализма обогащается, включает новые
разделы. Это обогащение являлось ответом на новые проблемы,
выдвигаемые ходом революционно-освободительного движения не только в
развитых капиталистических странах Запада, но и в странах,
находящихся на докапиталистических ступенях развития.
Не менее ошибочны утверждения народника Михайловского,
будто в 70-х годах Маркс «пересмотрел» свою прежнюю
историко-философскую концепцию под влиянием работ самого Михайловского.
В письме к Энгельсу (июнь 1894 г.) Плеханов сообщал, что
Михайловский «до смешного гордится» письмом Маркса в редакцию
245

«Отечественных записок». По словам Плеханова, Михайловский
«следующим образом изображает весь этот инцидент: до прочтения его
статьи «Карл Маркс перед судом Ю. Жуковского» Маркс думал, что
Россия должна пройти через капитализм; но, прочитав эту
замечательную статью, он изменил мнение» 39.
Претензии Михайловского на то, что под влиянием именно его
работ Маркс «изменил» свое мнение, конечно, несостоятельны. Еще
задолго до знакомства со статьей Михайловского Маркс размышлял
о возможности некапиталистического пути развития России. Его
пометки на статьях Чернышевского об общине, относящиеся к 1872 г.,
свидетельствуют об этом. Очевидно и другое: признание возможности
некапиталистического пути развития отсталых стран отнюдь не
требовало от Маркса «пересмотра» открытого им материалистического
понимания истории. Напротив, именно с позиций такого понимания
поставленная проблема получала исходные основы для правильного
решения. Теория научного социализма конкретизировалась,
обогащалась, развивалась, становилась все более всесторонней и
содержательной. В свое время Плеханова упрекали в том, что он оценивал
Чернышевского значительно ниже, чем Маркс. В этой связи
Плеханов писал: «Мне говорили, что Маркс ставил Чернышевского гораздо
выше, нежели ставлю его я. Но откуда же собственно известно, как
именно смотрел Маркс на экономические взгляды Чернышевского?
Тот факт, что он называл его великим ученым и что он собирался
писать о нем, «чтобы вызвать сочувствие к нему в Западной Европе»г
еще отнюдь не показывает тождества его точки зрения на
экономическую науку с точкой зрения Чернышевского» 40.
Здесь Плеханов допускает явную логическую ошибку: он ставит
один вопрос, а отвечает на другой. Конечно, между взглядами
Чернышевского и Маркса не было тождества. Но ведь вопрос поставлен
не о тождестве, а о том, оценивал ли Маркс Чернышевского выше,
чем его оценивал Плеханов. А для того чтобы дать такую оценку,
вовсе не требовалось доказывать тождества взглядов Чернышевского
и Маркса. Маркс вполне мог оценить воззрения Чернышевского
выше, чем Плеханов, не прибегая к отождествлению его взглядов
со своими. На основе известных нам сегодня новых материалов и
фактов мы с полным основанием можем утверждать, что Маркс
действительно оценивал Чернышевского выше, чем Плеханов. Плеханов
полагал, что Маркс собирался ознакомить Западную Европу с
идеями Чернышевского лишь по политическим и тактическим
соображениям, для того чтобы вызвать сочувствие к жертве царского
самодержавия, но не потому, что Чернышевский внес вклад в экономическую
науку и в социалистическую теорию.
Но Маркс оценивал Чернышевского совсем иначе. Уже в
послесловии ко второму изданию «Капитала» он назвал его великим
русским ученым и критиком в связи с его заслугами в освещении бан-
39 Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса с русскими политическими
деятелями. М., 1951, с. 332.
40 Плеханов Г. В. Соч., т. V, с. 128.
246

кротства буржуазной политической экономии. А в дальнейшем его
исключительно заинтересовала новая, творческая постановка вопроса
о возможности некапиталистического пути развития. И в этом
вопросе Чернышевский зарекомендовал себя как мыслитель,
самостоятельно ставящий новые крупные проблемы общественно-исторического
и экономического развития, дающий им глубокое теоретическое
обоснование. Эти проблемы на Западе никем не ставились, и Маркс хотел
ознакомить научную общественность Запада с идеями
Чернышевского не только из политических соображений, но и потому, что эти
идеи представляли большой научный интерес. Хотя Маркс дал иное
решение, чем Чернышевский, но это не мешало ему оценивать
Чернышевского выше Плеханова, потому что он увидел в великом
русском демократе «единственного, действительно оригинального
мыслителя, труды которого заслуживают прочтения и изучения».
Проблемы общины поднимались и до Чернышевского — Герценом и
Бакуниным, но они не дали ее теоретического обоснования. Маркс, так же
как и Чернышевский, критиковал «панславистские» идеи Герцена,
его представления о том, будто Россия призвана обновить
загнивающий Запад. В трудах Чернышевского он увидел глубокую постановку
проблемы — и с методологической, и с теоретической, и с
исторической точки зрения. Многие положения Чернышевского в
последующем были критически восприняты и развиты в марксистской
концепции некапиталистического пути развития.
Отмечая заслуги Чернышевского в постановке проблемы
некапиталистического развития отсталых стран, вице-президент АН СССР
П. Н. Федосеев на торжественном заседании, посвященном
150-летию со дня рождения великого демократа, говорил: «Современный
опыт мирового социализма убедительно показал возможность
ускоренного общественного развития на некапиталистическом пути...
Ныне проблема некапиталистического пути развития как способа
ускорения экономического и социального развития является одной из
центральных проблем теории и практики социально-экономического
развития молодых национальных государств» 41.
Глава 13
В чем утопизм
социалистических взглядов Чернышевского?
Ленинская оценка Чернышевского как последовательного
революционного демократа и в то же время утопического социалиста в
наши дни стала общепризнанной. Однако на вопрос о том, в чем же
утопизм Чернышевского, даются неоднозначные ответы.
Если социалист рассчитывает на то, что социализм будет
осуществлен мирным путем, силами самих господствующих классов и
защищающих их интересы государств, — это один вид утопизма. Если
41 Федосеев П. Н. Н. Г. Чернышевский — великий русский мыслитель и
революционер. — Н. Г. Чернышевский и современность, с. 28.
247

же социалист понимает необходимость революции для
социалистических преобразований, но мыслит эту революцию в виде заговора
небольшой партии революционеров — это другой вид утопизма.
Если социалист обосновывает необходимость народной революции,
которая вовлекает широкие народные массы и при которой партия
революционеров играет роль руководителя народных масс, то это
третий вид утопизма, который содержит в себе еще больше
реалистических элементов, и его никак нельзя отождествлять с
первоначальными формами. Последний вариант тоже утопичен, поскольку в нем
еще не осознана особая историческая роль пролетариата во всех
социалистических преобразованиях. Но он является наиболее зрелым
вариантом среди всех предшествующих и наиболее последовательно
он развит Чернышевским.
Корень утопизма Чернышевского состоит в том, что он не понял
исторической миссии пролетариата в создании нового
социалистического общественного строя, недооценил роль капитализма в
подготовке материальных предпосылок для социализма. Хотя Чернышевский
уже улавливал отдельные стороны процесса обобществления,
происходящего при капитализме, видел особую роль пролетариата в
социалистическом движении на Западе, — он не поднялся и не мог
подняться до теоретических обобщений Маркса и Энгельса. Он
предполагал осуществить социалистические преобразования в России на
основе народной (по существу крестьянской) революции. Силами
одного класса — крестьянства он надеялся осуществить и
общедемократические, и социалистические преобразования. Борьба за
демократию у него сливалась с борьбой за социализм. Это требование
само по себе не носило утопического характера. Пролетариат тоже
стремился к единству общедемократических и социалистических
преобразований. Но претворение этих требований в жизнь на основе
крестьянской революции, без руководящей роли пролетариата в тех
исторических условиях России, без социалистических революций в
Западной Европе было невозможным. Крестьянство как основной,,
наиболее страдающий, угнетенный класс
феодально-крепостнического общества было способно на решительную борьбу со всеми
проявлениями крепостничества, на борьбу за общедемократические
преобразования, но без руководящей роли пролетариата оно не могло
бы вступить на путь социалистического строительства. Само по себе
сохранение общины еще не гарантировало, что крестьянство
стремилось к коллективным формам производства. Чернышевский в тот
период ясно видел, что в общине проявились тенденции разложения
под влиянием частнособственнических интересов и что для ее
сохранения нужна народная революция и помощь со стороны народного
государства.
Предположим, что народная революция совершилась и к власти
пришло правительство, которое возглавляют сторонники
социалистического пути развития. Такое предположение не содержит в себе
ничего утопического, так как революционный взрыв в эпоху
Чернышевского был вполне реален, как отмечал Ленин. Могла ли победа
народной революции без помощи победившего пролетариата Западной
248

Европы создать условия для осуществления разработанной
Чернышевским программы социалистического развития страны?
Он предлагал после народной революции двухсекторное развитие
экономики страны: с одной стороны, стихийный частный и
частнокапиталистический сектор, а с другой — организованный при помощи
государства мощный социалистический сектор в виде преобразуемых
сельских общий, коллективных и государственных предприятий в
городах. Эта идея переходного состояния весьма плодотворна и в
абстрактно-теоретической форме вполне реалистична. Но в условиях
современной Чернышевскому действительности для развития
капиталистического уклада были созданы предпосылки, а для создания
социалистических форм не было тогда ни необходимых материальных
предпосылок, ни общественных сил.
Для того чтобы оказать помощь возникающим социалистическим
формам и обеспечить их развитие и подрыв частнокапиталистических
форм, народному государству нужны были значительные финансовые
средства. Но откуда могло государство взять эти средства? За счет
каких источников?
Чернышевский не предлагал национализировать средства
производства, находящиеся в частной собственности, создавать
социалистические предприятия за счет обобществления капиталистической
собственности. Правда, этот вид собственности тогда еще не достиг
больших масштабов. Тем не менее развивающаяся
капиталистическая промышленность при условии ее национализации могла бы
стать экономической основой социалистических преобразований как
в городе, так и в деревне.
Чернышевский предлагал создавать государственные и
коллективные предприятия в городе и в деревне. Но за счет каких источников?
Откуда государство могло взять необходимые средства? Средств
самих трудящихся, и это понимал Чернышевский, было недостаточно.
Нужна была государственная помощь. Государство могло выделить
юпределенную сумму на организацию первых ассоциаций, но эти
средства могли быть получены либо за счет налогов, либо в
отдельных случаях за счет дополнительного выпуска бумажных денег.
По мнению Чернышевского, необходимо было национализировать
землю. Такой акт национализации мог бы служить источником
социалистических преобразований. Однако сама по себе
национализация земли еще не является специфически социалистической мерой.
И при национализации земли вполне возможно развитие
капитализма. Более того, в тех конкретно-исторических условиях, по словам
Ленина, именно национализация земли вызвала бы наиболее
быстрое развитие капитализма, поскольку она снимала феодальные
преграды и в то же время обеспечивала условия для быстрого развития
самостоятельного крестьянского хозяйства, вовлекаемого в товарно-
денежные и капиталистические отношения.
Чернышевский считал, что при национализации земли рента
будет поступать государству и оно использует этот источник для
преобразований в интересах трудящихся масс. Но его было бы
недостаточно для быстрого и повсеместного создания крупных социалисти-
249

ческих форм производства. Ведь в городе таких форм во времена
Чернышевского вообще не было, их нужно было создавать, а для
этого требовались, во-первых, колоссальные средства, а во-вторых,
социальные группы, которые были бы заинтересованы в этих
формах и стремились к ним. Но эти условия отсутствовали в тогдашней
России. Он надеялся, что передовая интеллигенция выступит
инициатором создания таких ассоциаций на основе привлечения в них
трудящихся масс и возглавит эти новые формы производства.
Однако такие формы, если бы даже их удалось создать, не смогли бы
выдержать конкуренции с крупными капиталистическими
предприятиями, располагающими и более прочной материальной базой, и
большим опытом организации крупного производства, и лучшими
условиями для применения новой техники.
В этой связи возникает еще один принципиальный вопрос.
Народное правительство могло быть последовательным
сторонником социалистических форм производства, оно могло широко
пропагандировать преимущества этих форм. Но означало ли это, что у
самих народных масс было ярко выражено стремление к новым
формам производства?
Народное правительство может удержаться у власти лишь при
помощи и поддержке всего народа, если выдвигаемые им программы
соответствуют требованиям трудящихся масс и их различных слоев.
Во времена Чернышевского основную массу трудящихся составляла
крестьянство и именно его экономические интересы нужно было
принять во внимание в первую очередь. Он полагал, что сохранение
общины усилит тягу крестьянства к коллективным формам
производства, следовательно, деятельность народного правительства в
этом направлении получит полную поддержку. Он переоценивал
общинные устремления крестьянства, что обусловило утопический
характер его программы. Он недоучел частнособственнических
тенденций, нарастающих в условиях сохранения денежных и
капиталистических отношений. Правда, в его времена мелкобуржуазность
крестьянского хозяйства, по характеристике Ленина, еще не
обнаруживалась в полном объеме. В условиях сохранения
товарно-денежных отношений, как показал пореформенный опыт развития России,
эта мелкобуржуазность стала проявляться во все более ярких
формах. Крестьянин-собственник, крестьянин-товаропроизводитель
требовал уже не коллективных, а частных форм хозяйства. Он ставил
вопрос о создании благоприятных экономических условий для
развития его собственного самостоятельного хозяйства. Его
частнособственнические устремления выдвигались на первый план, а
«артельный дух» отходил в прошлое. Народное правительство вынуждено
было бы считаться с этим процессом. И хотя оно называлось бы
социалистическим, оно проводило бы буржуазно-демократическую
программу преобразований. Кроме того, растущие мелкобуржуазные
тенденции крестьянства слились бы с требованиями развивающейся
русской буржуазии. Все это привело бы к тому, что
социалистическая программа оказалась бы неосуществимой, а
буржуазно-демократический путь развития стал бы объективной реальностью. Вот
250

почему Ленин отмечал, что реальным содержанием всей программы
Чернышевского был ее последовательный
революционно-демократический, а следовательно, и буржуазно-демократический характер, в
то время как социалистическая форма его программы носила
утопический характер.
Объективными предпосылками создания социалистических форм
производства выступают не только революция, но и определенный
уровень обобществления производства, достигаемый при
капитализме. Капитализм развивает крупное машинное производство и
создает кооперативную форму процесса труда, но эта форма сочетается с
частнокапиталистической формой присвоения. Рабочий класс
приучается к кооперативной форме труда самим капитализмом и ему не
нужно придумывать каких-то новых форм производства. Совершая
социалистическую революцию, рабочий класс устраняет
частнокапиталистическую форму присвоения, национализирует решающие
средства производства, но не отказывается от кооперативной формы
процесса труда, а развивает ее как форму, соответствующую его
интересам и интересам развития производительных сил общества.
Рабочему классу не нужно навязывать кооперативную форму
производства, ибо он неразрывно связан с ней уже при капитализме и она
является «естественной» формой его производственной деятельности
и после социалистической революции. Совместный, коллективный,
кооперированный труд для рабочего класса выступает привычным,
необходимым способом его деятельности.
Во времена Чернышевского кооперативная форма процесса
труда развивалась на всех капиталистических предприятиях — и
мелких, и средних, и крупных. Она уже становилась привычной формой
труда для рабочего класса, занятого на этих предприятиях.
Чернышевский видел в крупных акционерных предприятиях нечто
«похожее на коммунизм». Но в тех условиях России он не предлагал
ликвидировать капиталистическую собственность, рассматривая ее как
необходимую и прогрессивную форму. Это относилось не только к
мелким и средним предприятиям, но и к крупнейшим акционерным
капиталистическим компаниям. Чернышевский возлагал главные
надежды на те кооперативные формы труда, которые еще сохранялись
в современной ему крестьянской общине, и на те формы,
коллективные и государственные, которые будут созданы народным
государством после революции. А на этом пути неизбежно возникли бы самые
серьезные трудности. Создание коллективных форм труда на основе
объединения труда мелких ремесленников, работников «на дому»,
не привыкших к кооперативным формам труда, было бы
труднейшей задачей. Ведь Чернышевский понимал, что насильственное
навязывание таких коллективных форм лицам, ведущим собственное
хозяйство, не могло бы привести к успеху. Массовое
распространение таких форм встретило бы серьезные препятствия со стороны
мелких хозяйчиков города и деревни, ибо такая форма не была для
них привычной и единственно возможной. Если бы такие
добровольные объединения трудящихся возникли и им была бы оказана
помощь со стороны государства, то и в этом случае перспективы их
251

развития в условиях сохранения крупных капиталистических форм
были бы не всегда благоприятными. Без должного опыта,
технической оснащенности, умения вести хозяйство на коммерческих
основах им трудно было бы выдерживать конкуренцию
капиталистических предприятий.
Чернышевский знал о многочисленных опытах организации
товариществ трудящихся в Западной Европе, о том, что многие из;
этих товариществ либо вскоре разорялись, либо влачили жалкое
существование. Лишь некоторым из них, после длительных лишений
и тяжелых испытаний, удавалось добиться хороших результатов,,
стать конкурентоспособными. Переводя сочинения Милля на
русский язык, Чернышевский знакомил читателей с тем, как
складывалась судьба этих товариществ за границей. У Милля имелась
специальная глава «О вероятной будущности рабочих сословий», в
которой рассматривались многочисленные факты создания рабочих
ассоциаций в Западной Европе. Все эти факты использовались
Чернышевским для доказательства того, что, с одной стороны, форма,
товарищества не является в принципе надуманной и
бесперспективной формой, напротив, к ней стремятся сами трудящиеся массы, а
с другой стороны, в условиях господства эксплуататорских классов
и государств эти формы не могут получить должного развития.
Отсюда и делался вывод, что лишь при помощи народного государства
все эти формы получат возможность быстрого, беспрепятственнога
и эффективного развития. Однако и при этой предпосылке в России
в тех конкретно-исторических условиях возникли бы трудности.
Воспринять кооперативные формы труда мог только рабочий класс.
Мелкие же ремесленники города и деревни потребовали бы развития
частных форм труда. И это лишний раз доказывает, что даже при
совершении народной революции и переходе власти в руки
трудящихся масс развитие социалистических форм производства в тех
конкретно-исторических условиях, при предполагаемом
Чернышевским сохранении капиталистического сектора имело мало шансов на
успех, в то время как развитие капиталистических форм
осуществлялось бы беспрепятственно. Он не понимал, что только пролетариат
в силу особенностей его экономического положения при
капитализме заинтересован в сохранении и развитии кооперативных форм
труда, тогда как мелкобуржуазные слои трудящихся, составлявшие
большинство, не стремились к таким формам. Попытки народного
правительства навязать такие формы всаретили бы широкое
сопротивление даже со стороны слоев трудящихся, чьи интересы
представлял Чернышевский. Для создания мощного социалистического
сектора в тех условиях не было ни материальной базы, ни
общественных сил. Вот почему программа социально-экономических
преобразований, предложенная Чернышевским, с социалистической
точки зрения была утопической, но ее осуществление сыграло бы
прогрессивную роль, так как революционная ликвидация всех
крепостнических институтов привела бы к быстрому развитию
капитализма.
Утопический характер социалистических взглядов Чернышев-
252

ского в наши дни не подлеяшт сомнению. Но никогда не следует
забывать, что для того, чтобы вскрыть корни этого утопизма,
потребовался длительный период развития марксистской мысли и опыт
конкретно-исторического развития России.
Этот вывод, как известно, был сделан и обоснован лишь на
рубеже 80—90-х годов прошлого столетия, более чем два десятилетия
после того, как Чернышевский впервые выдвинул свою программу
и теоретически обосновал ее. Только к этому моменту в полной
мере выявилась бесперспективность развития русской общины в
социалистическую форму без помощи победившего пролетариата
Западной Европы. В 70-х и даже в начале 80-х годов Маркс не оценивал
взгляды Чернышевского на общину как утопические, а тем более
явно утопические. Напротив, он видел в рассуждениях
Чернышевского весьма серьезные научные подходы и решения.
Энгельс, который в первой половине 70-х годов резко критиковал
взгляды русского революционного народника Ткачева, надеявшегося
па социалистическое развитие русской общины без помощи
победившего пролетариата Запада, в отношении эпохи Чернышевского
делал некоторые оговорки, смысл которых заключался в том, что в
те времена русская община была еще более или менее не тронутой
процессом разложения и ее развитие в социалистическую форму при
помощи пролетариата Запада было вполне реальным. «Будь
Западная Европа зрелой в 1860—70 гг. для такого переворота (речь вдет
о социалистической революции. — Н. X.), — писал Энгельс, — будь
этот переворот начат тогда Англией, Францией и т. д., — тогда
русские действительно были бы призваны показать, что могло быть
сделано из их общины, в то время еще более или менее
нетронутой» К
Но в 80—90-х годах процесс разложения русской общины зашел
настолько далеко, что все надежды на ее социалистическое
преобразование исчезли, проблема некапиталистического пути развития
была снята для тех исторических условий, так как капитализм уже
развивался бурными темпами и завоевывал господствующее положение
в системе экономических отношений. Лишь после победы Великой
Октябрьской социалистической революции была поставлена эта
важная теоретическая и практическая проблема. Принципиальная
возможность такого пути развития была отмечена Лениным: «...с
помощью пролетариата передовых стран отсталые страны могут
перейти к советскому строю и через определенные ступени
развития — к коммунизму, минуя капиталистическую стадию
развития» 2.
* * *
Мы рассмотрели социалистическую концепцию Чернышевского»
в единстве всех ее составных частей и элементов. На каждом этапе
1 Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса с русскими политическими
деятелями, с. 144.
2 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 41, с. 246.
253

анализа мы стремились подчеркнуть то новое, что он внес в
развитие социалистической мысли по сравнению со своими русскими и
западноевропейскими предшественниками. Теперь можно подвести
ябщий итог.
На фойе развития всей мировой общественной мысли домарксово-
го периода концепция Чернышевского выделяется богатством
содержания, постановкой и оригинальным решением новых вопросов,
более глубоким анализом ранее поставленных проблем. Она
отличается и своей практической направленностью, неразрывной связью с
запросами революционно-освободительного движения той эпохи.
В общетеоретическом плане Чернышевский нередко поднимается до
таких высот, что и сегодня многие из его положений сохраняют
свою ценность.
Теоретическое наследие Чернышевского — не только прошлое
науки, но и, в какой-то мере, ее сегодняшний день. Как бы много не
писали работ о Чернышевском, — всеща остается нечто такое, что
заслуживает дополнительного изучения. Подлинно великие научные
произведения опережают свою эпоху и содержат в себе значительно
больше идей, чем в них видели современники. Чем успешнее
советский народ осуществляет коммунистическое строительство, чем
больше новых практических проблем он решает, тем с большим
уважением он относится к тем великим деятелям, которые еще в
прошлом столетии гениально предвосхищали последующий путь
развития, задумывались над вопросами, которые в полном объеме
могут быть оценены только с позиций нашей современной практики
коммунистического строительства. А потому Чернышевский был и
остается не только далеким предшественником, но и нашим
современником. Он и сегодня живет вместе с нами, участвуя в общей
работе по созиданию нового общества — того общества, к которому
он стремился, за которое боролся и которому отдал всю свою жизнь.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение. Постановка проблемы исследования . . . 5
Раздел первый
О СУЩЕСТВЕННЫХ РАЗЛИЧИЯХ В МЕТОДОЛОГИИ ПОДХОДА И
КОНЕЧНЫХ ВЫВОДАХ ПРИ ОЦЕНКЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
ЧЕРНЫШЕВСКОГО В РАБОТАХ ЛЕНИНА И ПЛЕХАНОВА 19
Глава 1. Оценка взглядов Чернышевского Плехановым —
Глава 2. Ленин о Чернышевском 44
Раздел второй
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ В ПОИСКАХ ОБОСНОВАНИЯ НЕИЗБЕЖНОСТИ
ИСТОРИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ В СТОРОНУ СОЦИАЛИЗМА .... 67
Глава 3. Центральные проблемы, поставленные эпохой, и их решение
русскими революционными социал-демократами — предшественниками
Чернышевского —
Глава 4. Чернышевский о роли экономики в общественной жизни . . 84
Глава 5. На пути к пониманию процесса подготовления капитализмом
объективных предпосылок для социализма 9$
Глава 6. В поисках общественных сил, способных бороться за
осуществление социалистического идеала 120
Раздел третий
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ ОБ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ СОЦИАЛИЗМА 142
Глава 7. Исходные методологические позиции —
Глава 8. Система категорий политической экономии социализма . . 154
Раздел четвертый
ПОСТАНОВКА И РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ НЕКАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО
ПУТИ РАЗВИТИЯ РОССИИ . 187
Глава 9. Чернышевский о возможности перехода отсталых стран к
социализму, минуя капитализм —
Глава 10. Оценка российского капитализма и перспектив его развития 201
Глава И. О необходимости переходного состояния на пути к социализму 208
Глава 12. Маркс и Энгельс о проблеме некапиталистического пути
развития, поставленной Чернышевским 228
Глава 13. В чем утопизм социалистических взглядов Чернышевского? 247

а Хессин Н. В.
т Н. Г. Чернышевский в борьбе за социалистическое будущее
з Х40 России. — М.: Мысль, 1982. — 255 с.
40 В пер.: 1 р. 30 к.
г В книге дается развернутый анализ экономических взглядов Н. Г.
Чернышевского, выясняется его роль в подготовке почвы для восприятия идей
д научного социализма, исследуется то новое, что внес Н. Г. Чернышевский в
~ обоснование неизбежности перехода к социализму, его экономических основ.
О Автор анализирует конкретную программу социально-экономических преоб-
£ разований России на путях к социализму, разработанную Н. Г. Чернышевским.
3 0602000000-194 ББК 65.02
I X —-ГГ7Г--Т1—■ 68-81
т
с
Е
п
3
D
б
С
б
У
п
р
м
к
о
ъ\
р
о
004(01)-82
33.049
Николай Владимирович Хессин
Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ В БОРЬБЕ
ЗА СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЕ БУДУЩЕЕ
РОССИИ
ИБ № 1332
Заведующий редакцией Б. А. Мясоедов
Редактор 3. А. Басырова
Младшие редакторы:Т. В. Медведева, А. В. Киселева
Оформление художника В. Д. Медведева
Художественный редактор Т. В. Иваншина
Технический редактор Л. П. Гришина
Корректор Ч. А. Скруль
Сдано в набор 07.08.81. Подписано в печать 11.03.82. А-06923. Формат 60X907ie. Бумага
типографская № 2. Обыкновенно-новая гарнитура. Высокая печать. Усл. печ. л. 16. Уч.-
изд. л. 18,91. 16 усл. кр.-отт. Тираж 13 000 экз. Заказ 2024. Цена 1 р. 30 к.
Издательство «Мысль». 117071. Москва, В-71, Ленинский проспект, 15.
Московская типография Хя 11 Союзполиграфпрома при Государственном комитете СССР
по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Москва, 113105, Нагатинская ул., 1.